Автор: Щетинов Ю.А.
Теги: художественная литература история повести романы источниковедение издательство молодая гвардия новейшая история серия история отечества в романах повестях документах
ISBN: 5-235-00050-1
Год: 1988
Похожие
Текст
Scan Kreyder - 09.01.2019 - STERLITAMAK
история отечества
в романах,
повестях,
документах
ВЕК
XX
огненном
кольце
Л .С.Серафимович
ЖС71СЗНЫЙ ПОТОП
Роман
М.Л.Бул гаков
Белля ГВЛРЛИЯ
Роман
злшитнини революиии
в етлне противни нов
советской вллети
лело труляшихся
всего 7иирл
Москва
•МОЛОДЯ ГдЛРАИЯ
1988
ББК 84Р7
В 11
редакционный совет библиотеки
«ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА В РОМАНАХ,
ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ»:
Алимжанов Л. ТБондарев Ю. В., Деревянко А. П.,
Десятерик В. ИКуанецов Ф. Ф., Кузьмин А. Г., Лихачев Д, С.г
Машовец Я. Я., Новиченко Л. Я., Осетров Е. И.х
Рыбаков Б. Л., Сахаров А. Я., Севастьянов Я. Я.г
Хромов С. <7., Юркин В. Ф.
Составление, предисловие,
вступительные статьи к документам
и комментарии
кандидата исторических наук
Ю. А. ЩЕТИНОВА
Рецензент
академик
ю. с. кукушкин
Оформление библиотеки
ю. боярского
Иллюстрации
А. ТАМБОВКИНА
4702010200—229
В 078(02)—88 136—88
© Издательство
«Молодая
ISBN 5-235-00050-1 iglS'VT*'
ПРЕДИСЛОВИЕ
Никогда в мировой истории накал классовых сражений но
был так велик, человеческие страсти так глубоки и яростны, как
в годы гражданской войны в России. Нигде в острой классовой
борьбе не сталкивалось такое множество людей, а арена сраже¬
ний не была столь широка. Приблизить к современному чита¬
телю героические и вместе с тем трагические события того от¬
даленного от нас уже семью десятилетиями грозового времени,
помочь понять и правильно оценить их — такова основная цель
этой книги.
...Власть Советов с самых первых своих часов утверждалась
в России под лозунгами мира между народами и коренного пере¬
устройства общества на справедливых, социалистических нача¬
лах. Это сразу же обеспечило ей поддержку многомиллионных
масс трудящихся. Но одновременно в стране нарастало сопротив¬
ление тех, кому социалистическая революция наносила смертель¬
ные и бескомпромиссные удары, кого она лишала власти, дохо¬
дов и привилегий. Классовая борьба быстро достигла своих выс¬
ших пределов, и Россия переступила порог гражданской войны.
Еще до Октября В. И. Ленин дал классическое определение
гражданской войны как острейшей формы классовой борьбы,
«когда ряд столкновений и битв экономических и политических,
повторяясь, накапливаясь, расширяясь, заостряясь, доходит до
превращения этих столкновений в борьбу с оружием в руках од¬
ного класса против другого класса» \ Такой ярко выраженный
классовый характер вооруженного противоборства неизбежно
придает гражданской войне особое напряжение и ожесточен¬
ность. В ней, по словам В. И. Ленина, невозможно провести
грань между числящимися в рядах воюющих и не числящими-
1 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 215.
5
сяВ эту разрушительную и кровопролитную войну прямо или
косвенно вовлекается практически вся масса населения, претер¬
певая при этом неисчислимые страдания и горе, неся огром¬
ные невосполнимые потери.
Когда гражданская война стала в России явью, вожди контр¬
революции приложили исключительные старания, чтобы обви¬
нить в ее развязывании Советскую власть. Изначально лживый
тезис «большевики обещали народу мир, а принесли войну» стал
общим местом в пропаганде всех враждебных Октябрю сил. И
ныне этот тезис не забыт, он продолжает активно использовать¬
ся в психологической войне против социализма. Отталкиваясь
от послеоктябрьских событий в России, современные буржуаз¬
ные идеологи распространяют версию, будто гражданская вой¬
на является неизбежным следствием любой социалистической ре¬
волюции, что победа идей социализма может быть обеспечена
лишь путем вооруженного насилия, путем братоубийственной
войны. Всячески внушая таким образом мысль о «высокой цене
революции», они пытаются отвратить народные массы от борьбы
эа устранение эксплуататорского строя, за социализм.
Но, как известно, факты — упрямая вещь. А свидетель¬
ствуют они совсем не в пользу авторов подобных псевдоисто¬
рических обобщений. Рабочий класс, взявший в свои руки госу¬
дарственную власть, не может быть заинтересован в граждан¬
ской войне, ибо она неизбежно и самым серьезным образом за¬
трудняет решение главных, созидательных задач социалистиче¬
ской революции. Поэтому он делает все от него зависящее,
дабы ее предотвратить. И в большинстве социалистических стран
новый строй утверждался без гражданской войны. А там, где
она все же была, виновников ее надо искать отнюдь не в рядах
революционных сил. Весь опыт борьбы за социализм, накоплен¬
ный в мире, подтверждает правильность ленинского вывода: ре¬
акционные классы первыми «ставят в порядок дня штык» 2. Имен¬
но так развивались события и в нашей стране.
Тотчас после свержения Временного правительства россий¬
ские помещики и капиталисты, реакционная часть офицерского
корпуса и генералитета бывшей царской армии, различные поли¬
тические партии, от откровенно черносотенных до называвших
себя «социалистическими», предпринимали лихорадочные усилия,
чтобы огнем и мечом остановить революционный поток. Уже
27 октября 1917 года бывший министр-председатель Временного
правительства А. Ф. Керенский и генерал П. Н. Краснов подпя-
ли мятеж, намереваясь с помощью переброшенных в Гатчину
1 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 13, с. 72—73.
2 Там же, т. 41, с. 375.
6
частей конного корпуса захватить Петроград. Ставка верховного
главнокомандующего во главе с генералом Н. Н. Духониным в
Могилеве, казачьи правительства Дона, Кубани и Оренбурга от¬
казались признать Советскую власть и открыли против нее воен¬
ные действия. В тылу у казаков, в Новочеркасске, два бывших
верховных главнокомандующих М. В. Алексеев и JI. Г. Корнилов
формировали из бежавших на Дон антисоветски настроенных
офицеров, юнкеров, чиновников и студентов первые отряды ре¬
гулярной белогвардейской армии, получившей потом название
Добровольческой. Тогда же начали оформляться местные нацио¬
налистические «правительства» на Украине, в Белоруссии, За¬
кавказье, Туркестане. Роль координатора всероссийской контрре¬
волюции пыталась взять на себя ведущая буржуазная полити¬
ческая партия России — партия кадетов. В блоке с ней дей¬
ствовали основные мелкобуржуазные партии: эсеров и меньше¬
виков.
Советская власть в короткий срок отбила первый вооружен¬
ный натиск своих противников и к марту 1918 года утвердилась
на большей части территории страны. Объясняя причины этой
быстрой и решительной победы над врагами революции,
В. И. Ленин подчеркивал: «...Соглашательские элементы, белая
гвардия, сынки помещиков оказались лишенными всякой опоры
в населении. Война с ними постепенно, с переходом на сторону
большевиков широких масс и войсковых частей, двигавшихся
против нас, превратилась в победное триумфальное шествие ре¬
волюции... По всей России вздымалась волна гражданской вой¬
ны, и везде мы побеждали с необыкновенной легкостью именно
потому, что плод созрел... Наш лозунг «Вся власть Советам»,
практически проверенный массами долгим историческим опытом,
стал их плотью и кровью» 1.
Разгром авангардных сил контрреволюции был столь сокру¬
шительным для ее вдохновителей, что вызвал в стане врагов
Советской власти разброд и шатания. Некоторые из них открыто
признали бесполезность дальнейшей борьбы. «Положение паше
безнадежно, — заявил, например, атаман А. М. Каледин в своем
выступлении на заседании Донского казачьего правительства
29 января 1918 года. — Население не только нас не поддержи¬
вает, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротив¬
ление бесполезно». В тот же день он застрелился. По свидетель¬
ству очевидцев, начал подумывать о самоубийстве и другой, по¬
жалуй, наиболее авторитетный, вождь российской контрреволю¬
ции, генерал JI. Г. Корнилов. Но здесь судьба распорядилась
иначе: в середине апреля 1918 года генерал был сражен оскол-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 5.
7
нами снаряда в штабе Добровольческой армии, безуспешно осаж¬
давшей Екатеринодар. «Неприятельская граната попала в дом
только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и
убила только его одного», — вспоминал позднее его преемник по
командованию армией генерал А. И. Деникин, усматривая в этой
почти символичной гибели мрачное предзнаменование для буду¬
щего всего «белого дела».
Положение противников Советской власти к весне 1918 года
было действительно тяжелым, можно сказать, критическим. Ноне
следует его излишне драматизировать. Внутренние ресурсы
контрреволюции были использованы тогда еще далеко не полно¬
стью, ее активные силы в своей массе отнюдь не собирались
отказываться от дальнейшей борьбы за власть. Напротив, они
продолжали готовиться к ее развертыванию в значительно более
широких масштабах, формировали регулярные воинские части,
насаждали сеть подпольных диверсионных и террористических
грунп в основных центрах Советской республики. Кроме того, в
движение приходил такой значительный резерв контрреволюции,
как крестьянская буржуазия — кулачество. Начиная с лета
1918 года, когда поверженным оказался вековечный враг всего
крестьянства — помещик, кулаки резко активизировали борьбу с
Советской властью, встречая в штыки все ее действия по даль¬
нейшему развитию и углублению социалистической революции.
И все же можно смело утверждать: полный разгром россий¬
ской контрреволюции не потребовал бы от Республики Советов
тех огромных жертв, о которых мы знаем из истории, если бы не
прямое вмешательство в противоборство внутренних сил силы
внешней — мировой буржуазии. Именно правящие круги веду¬
щих империалистических держав стали, по определению
В. И. Ленина, «руководителями, двигателями, толкателями» в
гражданской войне ].
В основе вмешательства держав Запада во внутренние дела
России лежали классовые интересы. Международный империа¬
лизм стремился в первую очередь ликвидировать прорыв его
цепи, совершенный Великим Октябрем, «потушить пожар социа¬
листической революции, начавшийся у нас и все более грозя¬
щий перекинуться на весь мир»2. Чувство классовой общности
с лишенными власти российскими помещиками и капиталистами
неразрывно связывалось у мировой буржуазии с защитой ее гос¬
подствующих позиций в собственных странах.
Но классовая солидарность империалистических хищников
имела и свои, только ей присущие особенности. Капиталисты не
1 JI е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 15.
2 Там же, с. 39.
8
были бы капиталистами, если одновременно не пытались бы
использовать слабость бывшего партнера по международному
разбою в своих захватнических, корыстных целях. В глубокой
тайне они замышляли не только низвержение Советской власти,
но и раздробление России, закабаление населяющих ее народов.
Первый шаг на этом пути был сделан уже в конце 1917 года.
Союзники России по мировой войне, Англия и Франция, заклю¬
чили 10 декабря секретное соглашение о разделе нашей страны
на «зоны действия». В английскую зону вошли Дон, Кубань,
Кавказ, Средняя Азия и северная часть европейской территории
России, во французскую — Украина, Крым и Бессарабия. Не¬
сколько позже была достигнута договоренность, что Сибирь и
Дальний Восток являются преимущественно «зонами действий»
США и Японии.
Страны австро-германского блока, которые к тому времени
фактически проиграли мировую войну, также стремились не
упустить благоприятного момента и удовлетворить за счет рево¬
люционной России свои экспансионистские интересы. 18 февраля
1918 года германские и австро-венгерские войска вторглись на
советскую территорию по всей линии фронта от Балтийского мо¬
ря до Карпат.
Нависшую над революцией смертельную угрозу удалось от¬
вести лишь благодаря энергичным и мужественным действиям
большевистской партии. Она подняла трудящихся на отпор аг¬
рессору, срыв его планов «молниеносной войны» и одновремен¬
но, учитывая, что молодая республика не располагала тогда воз¬
можностями для ведения длительной фронтовой борьбы, пошла
на заключение в марте 1918 года грабительского Брестского ми¬
ра. В результате наша страна временно утратила Прибалтику,
Белоруссию, Украину, Крым, часть Кавказа, но сохранила глав¬
ное — власть Советов.
Подписание Брестского мирного договора не устраняло пол¬
ностью военной угрозы извне. Теперь ее основным источником
становились державы Антанты. Захватническая политика Герма¬
нии и ее союзников дала им желанный повод для перехода к
открытой военной интервенции. Под предлогом ликвидации «гер¬
манской опасности», «защиты» от нее российской территории
6 марта 1918 года в Мурманске с борта английского крейсера
«Глори» был высажен первый десант морской пехоты. Спустя
короткое время туда же с десантами прибыли французские и
американские крейсеры. В апреле 1918 года высадкой отрядов
японской и английской морской пехоты во Владивостоке был
создан плацдарм Антанты на советском Дальнем Востоке. Не¬
сколько позже там появились французские и американские вой¬
сковые части. В июле английские экспедиционные подразделе¬
9
ния вторглись из Ирана в Закаспийскую область, а в начале
августа 1918 года — в Баку.
К интервенционистскому обручу, который все плотнее сжи¬
мал Республику Советов с окраин, вскоре добавился своего рода
интервенционистский клин, вбитый Антантой в ее глубинные
районы: 25 мая 1918 года вспыхнул мятеж 45-тысячного чехо¬
словацкого корпуса. Эшелоны с его частями, перебрасываемыми
Верховным Советом Антанты в Западную Европу через Дальний
Восток, к началу вооруженного выступления растянулись по си¬
бирской железнодорожной магистрали на 7 тысяч километров от
Пензы до Владивостока. И на всем этом огромном пространстве
мятежниками при поддержке местных контрреволюционных эле¬
ментов была свергнута Советская власть. Затем основные силы
корпуса повернули на запад и к середине августа 1918 года за¬
хватили Симбирск, Екатеринбург, Казань. Одновременно в тылу
республики кулачество, ободренное успехами чехословацких ле¬
гионеров, подняло многочисленные антисоветские мятежи.
Военно-политическое положение пролетарского государства
резко обострилось. К исходу лета уже три четверти его террито¬
рии находилось в руках белогвардейцев и интервентов. В ре¬
зультате объединения с конца мая 1918 года усилий империа¬
листов Антанты и внутренней контрреволюции, подчеркивал
В. И. Ленин, «война гражданская у нас... слилась с войной внеш¬
ней в одно неразрывное целое» *. Республика оказалась в огнен¬
ном кольце фронтов. На первый план выдвинулся военный во¬
прос как главный, коренной вопрос революции. Именно он стал
определять все стороны деятельности партии и правительства в
течение долгих двух с половиной лет, вплоть до ликвидации в
ноябре 1920 года последнего белого фронта в европейской части
страны 2.
Сложившаяся обстановка властно требовала быстрой пере¬
стройки всей жизни республики на военный лад, всемерного
укрепления ее обороноспособности. «...Раз дело дошло до вой¬
ны, указывал В. И. Ленин, — то все должно быть подчинено
интересам войны», страна «должна быть единым военным лаге¬
рем не на словах, а на деле» 3.
В январе 1918 года Совнарком принял декреты об организации
1 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 13.
2 Это время (с конца мая 1918 г. по ноябрь 1920 г.) совет¬
ские историки называют периодом гражданской войны, особо
выделяя его в общей полосе гражданской войны как острейшей
формы классовой борьбы, в состоянии которой страна находилась
более длительный срок: с октября 1917 г. по октябрь 1922 г.,
то есть до полного изгнания с территории Дальнего Востока бе¬
логвардейцев и интервентов.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 45; т. 41, с. 117.
10
Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Красного Флота. Воору¬
женные Силы республики строились тогда на добровольческих
началах. Но с развертыванием военных действий все очевиднее
становилась необходимость массовой, а главное — регулярной, стро¬
го дисциплинированной армии. Переход к ее формированию на¬
чался с конца мая 1918 года, когда было принято решение о
первой мобилизации призывных возрастов рабочих и крестьян.
На основе регулярно проводившихся в дальнейшем мобилизаций
численность армии быстро росла. Если в добровольческий период
в рядах Красной Армии сражалось до 300 тысяч человек, то к
концу 1918 года — свыше 1 миллиона, а осенью 1920 года — уже
около 5,5 миллиона человек 1.
С июня 1918 года стала проводиться мобилизация военных
специалистов, без которых невозможно было создать современ¬
ную регулярную армию. К середине 1920 года в Советских Во¬
оруженных Силах служило уже около 50 тысяч бывших офице¬
ров и генералов старой армии (из них 9 тысяч вступило туда
добровольно), а также свыше 50 тысяч военных чиновников и
медиков. Военспецы в своем большинстве были так или иначе
связаны со свергнутой эксплуататорской верхушкой России. Не¬
которые из них, движимые чувством классовой ненависти к ра¬
бочим и крестьянам, изменяли Советской власти. Но большая
часть старых офицеров и генералов служила своему народу
честно, пе жалея сил. Из их числа вышли такие крупные совет¬
ские военные деятели, как И. И. Вацетис, А. И. Егоров, С. С. Ка¬
менев, Д. М. Карбышев, М. Н. Тухачевский, Б. М. Шапошников,
B. И. Шорин и другие.
Вся деятельность военспецов проходила под строгим контро¬
лем со стороны представителей Коммунистической партии и Со¬
ветской власти в Красной Армии — военных комиссаров. В по¬
становлении V съезда Советов (июль 1918 г.) подчеркивалось,
что «на посты военных комиссаров, которым поручается судьба
армии, должны ставиться лишь безупречные революционеры,
стойкие бойцы за дело пролетариата и деревенской бедноты»2.
И этот принцип выдерживался неукоснительно. На комиссар¬
скую, политическую работу в армии обычно назначались кадро¬
вые рабочие — коммунисты с большим дооктябрьским партий¬
ным стажем, а также профессиональные революционеры. В чис¬
ле последних были многие видные деятели большевистской пар¬
тии: А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, С. И. Гусев, М. С. Кедров,
C. М. Киров, В. В. Куйбышев, Г. К. Орджоникидзе, Н. И. Под¬
войский, И. В. Сталин и другие.
1 Из них свыше 3 миллионов человек находилось во внут¬
ренних военных округах и запасных частях.
2 Съезды Советов в документах, т. 1. М., 1959, с. 68.
11
Наряду с использованием специалистов старой армии и фло¬
та, командные кадры широко выдвигались непосредственно из
гущи народа, из солдатской и унтер-офицерской массы, из числа
партийных работников, готовились в советских военных учебных
заведениях. Многие из них — С. М. Буденный, В. К. Блюхер,
Б. М. Думенко, Г. И. Котовский, А. Я. Пархоменко, С. К. Тимо¬
шенко, М. В. Фрунзе, В. И. Чапаев, Н. А. Щорс — стали леген¬
дарными героями гражданской войны, ее выдающимися полко¬
водцами.
Так в короткий срок был выкован грозный меч революции —
созданы ее регулярные Вооруженные Силы. Но нужен был и
надежный щит — прочный, во-военному налаженный тыл.
В. И. Ленин неоднократно указывал, что «для ведения войны
по-настоящему необходим крепкий организованный тыл. Самая
лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут
немедленно истреблены противником, если они не будут в до¬
статочной степени вооружены, снабжены продовольствием, об¬
учены» 1.
Экономическое положение республики было исключительным
по своей тяжести. К осени 1918 года в руках интервентов и бе¬
логвардейцев находились районы, которые до войны давали от
75 до 90 процентов железной руды, угля, чугуна и стали, почти
всю нефть, большую часть продовольствия. Республика лиши¬
лась и 3500 заводов из 5400, выполнявших ранее военные зака¬
зы. В подобных условиях выход был один: сконцентрировать все
имеющиеся материалы и трудовые ресурсы в руках пролетар¬
ского государства для наиболее эффективного использования их
в интересах обороны. С этой целью в жизнь был проведен ряд
чрезвычайных, вынужденных войной мер, позднее объединен¬
ных названием политики «военного коммунизма».
Советское правительство запретило частную торговлю и вве¬
ло плановое распределение продовольствия населению по ску¬
пым нормам военного времени. В сельском хозяйстве была уста¬
новлена продразверстка — обязательная сдача крестьянами го¬
сударству всех хлебных, а затем и ряда других продовольствен¬
ных излишков фактически без вознаграждения. Разверстка про¬
водилась по сформулированному В. И. Лениным классовому
принципу: с бедных крестьян — ничего, с середняка — умерен¬
но, с богатого — много. В сфере промышленности национализа¬
ция была распространена на средние и мелкие предприятия.
Промышленность в целом стала управляться на основе жесткой
централизации, не допускавшей какой-либо хозяйственной само¬
стоятельности на местах. Железные дороги перешли на военное
1 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 35, с. 408.
12
положение. На положение милитаризированных были переведе¬
ны и основные оборонные заводы. Все трудоспособное взрослое
население было привлечено к работе в народном хозяйстве в по¬
рядке обязательной трудовой повинности. Заработная плата при¬
нимала все более натуральный характер: рабочим и служащим
выдавался продпаек, государство бесплатно предоставляло квар¬
тиры, транспорт, коммунальные и другие услуги. Шла непрерыв¬
ная натурализация хозяйственных отношений. Деньги к концу
гражданской войны почти полностью обесценились.
Политика «военного коммунизма», отмечал В. И. Ленин, не
являлась неизбежной фазой в развитии социалистической рево¬
люции. Это была временная, но единственно возможная в тех
условиях экономическая политика. И она успешно «выполнила
свое историческое задание: спасла пролетарскую диктатуру в
разоренной и отсталой стране» К
Налаживание военной экономики, как и создание армип,
проходило под руководством Коммунистической партии. В. И. Ле¬
нин задолго до революции сформулировал мысль, что «в эпоху
гражданской войны идеалом партии пролетариата является вою¬
ющая партия»2, И РКП (б), самоотверженно отдав все свои силы
разгрому врага, на деле стала такой партией. Коммунисты по¬
следними покидали цехи работающих на оборону заводов и пер¬
выми уходили на фронт. Уже в середине 1918 года в Красную
Армию вступили около 40 тысяч большевиков. В самые напря¬
женные моменты борьбы, когда положение республики станови¬
лось особенно грозным, ЦК объявлял партийные мобилизации,
и новые десятки тысяч коммунистов направлялись в действую¬
щую армию. В 1920 году примерно половина всех членов
РКП (б) — более 300 тысяч человек — находилась в Вооружен¬
ных Силах республики, вдохновляя своим мужеством и отвагой
красноармейские массы. «Будущий историк с изумлением отме¬
тит, — говорилось в одном из документов той поры, — что, ста¬
раясь предусмотреть шансы победы, ответственные лица иной
раз считали более тщательно количество имеющихся налицо
коммунистов, чем количество пушек и пулеметов». 50 тысяч
большевиков погибли на полях сражений, до конца выполнив
долг перед революцией. На их место встали свыше 350 тысяч
новых партийцев из передовых рабочих и крестьян.
Активным и самоотверженным помощником большевистской
партии был рожденный в огне гражданской войны Российский
Коммунистический Союз Молодежи. Только по комсомольским
мобилизациям в Красную Армию в 1918—1920 годах пришло бо¬
1 JI е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 9.
2 Там же, т. 14, с. 8.
13
лее 75 тысяч членов РКСМ. Всего же в борьбе с белогвардейца¬
ми и интервентами участвовало до 200 тысяч комсомольцев. Ге¬
роически сражались с врагом 19-летний командир дивизии А. Ла¬
пин, будущие писатели Н. Островский и А. Гайдар, командир
бронепоезда Л. Макиевская, комиссары А. Кондратьев и А. По¬
пов, вожак дальневосточных комсомольцев В. Баневур (Бони-
вур) и многие другие. С молодым задором и революционной
стойкостью работали комсомольцы в промышленности, на заго¬
товке хлеба и топлива, участвовали в борьбе с эпидемиями, спе¬
куляцией, бандитизмом, были энергичными бойцами культурно¬
го фронта.
Единой волей миллионов трудящихся, руководимых партией
большевиков, их беспримерным боевым и трудовым героизмом
рабоче-крестьянское государство было превращено в подлинный
монолит. И о него разбились все накатывавшиеся одна за дру¬
гой волны вражеского нашествия.
В полосе ожесточенных сражений, сотрясавших страну с
конца мая 1918 года по ноябрь 1920 года, можно различить не¬
сколько этапов. Во многом они определяются тактикой антисо¬
ветской борьбы российской и мировой буржуазии, которая, ка¬
залось, перепробовала за эти годы все мыслимые способы воору¬
женного сокрушения ненавистного ей нового общественного
строя.
Время с начала лета до конца осени 1918 года историки
часто называют этапом «демократической контрреволюции». И не
случайно. В авангарде антисоветских сил шли тогда эсеры,
меньшевики и другие «социалисты». Все они опирались на щед¬
рую поддержку буржуазно-монархической контрреволюции. Эта
ставка откровенных реакционеров на почти что «революционе¬
ров» объяснялась довольно просто. Помещики и капиталисты все
еще не оправились от разгрома своего послеоктябрьского воору¬
женного натиска на Советскую власть, и им важно было выиг¬
рать время для стягивания собственных сил в новый ударный
кулак. С другой стороны, буржуазные лидеры не могли игнори¬
ровать тот очевидный факт, что массы, победившие в двух рево¬
люциях, впервые за долгие века получившие подлинную свобо¬
ду, с ненавистью встречали все посягательства на их права, вы¬
ступали против откровенных попыток реставрировать дореволю¬
ционные порядки. Обмануть широкие слои трудящихся, сплотить
их под знаменами буржуазно-монархической реставрации, откры¬
то выставляя лишь лозунг «борьбы за демократию», — таков
был в тот момент политический расчет империалистических
стратегов.
«Социалисты» с начала лета 1918 года заметно оживили свою
14
подрывную деятельность. Они поднимали в республике кулацкие
мятежи, организовывали покушения на руководящих деятелей
Коммунистической партии. Немалые свои силы они сосредоточи¬
вают и на оккупированной интервентами территории. Под кры¬
лышком иноземных захватчиков одно за другим появляются на
свет «демократические правительства». В Самаре в июне 1918 го¬
да возник «Комитет членов Учредительного Собрания» (Комуч),
состоявший в основном из эсеров при участии меньшевиков.
Эсеры и прочие «социалисты» преобладали также в томском
«Временном Сибирском правительстве», в архангельском «Вре¬
менном правительстве Северной Области», в «Закаспийском пра¬
вительстве» в Асхабаде (Ашхабаде) и других.
И везде, где «социалисты» оказывались у власти, они
изображали ее как воплощение «третьего пути» в русской рево¬
люции. Этот путь, по их мнению, пролегал между диктатурой
пролетариата и буржуазно-монархической контрреволюцией и
вел в царство некой «чистой демократии». Но, как известно, в
огне брода нет. В ожесточенной классовой борьбе никакой се¬
редины не было и не могло быть — в этом один из главных
уроков революции и гражданской войны в пашей стране. Наде¬
ле «третий путь» неотвратимо приводил всех вступивших на
него в стан самой злобной и кровавой реакции. «Защитни¬
ки» демократии встали в нашей памяти в один ряд с белока¬
зачьими генералами, офицерами-монархистами, помещиками и
фабрикантами, другими угодливыми прислужниками интер¬
вентов.
Правительства «социалистов» повсеместно отменяли декреты
Советской власти, возвращали бывшим владельцам национали¬
зированные предприятия и банки, не препятствовали помещи¬
кам всеми правдами и неправдами отбирать у крестьян землю,
хотя формально помещичье землевладение в «демократиях» не
реставрировалось. Они комплектовали «народные армии», нахо¬
дящиеся целиком и полностью в руках черносотенного офицер¬
ства. И все это происходило под плотной завесой слов о «восста¬
новлении попранных большевиками демократических свобод», а
в Самаре даже осенялось красным «государственным» флагом
Комуча, который приводил в неописуемую ярость местную бур¬
жуазию и офицерство.
Жонглирование демократическими атрибутами не принесло,
однако, «социалистам» желаемых результатов. Народные массы,
судившие не по словам, а по делам, все круче отворачивались
от них. И как прямое следствие этого — вооруженные формиро¬
вания «демократий» быстро утрачивали боевую упругость. В сен¬
тябре — ноябре 1918 года войска Восточного фронта под коман¬
дованием И. И. Вацетиса и С. С. Каменева освободили Казань,
15
Симбирск, Самару, Ижевск. Это были первые крупные победы
советского оружия в гражданской войне.
С ноября 1918 года начинается новый этап вооруженной
борьбы. К этому времени серьезно изменилась международная
обстановка. Германия и ее союзники потерпели полное пораже¬
ние в мировой войне и сложили оружие перед Антантой. В Гер¬
мании и Австро-Венгрии произошли революции. Лоскутная Ав¬
стро-Венгерская империя рассыпалась на ряд самостоятельных
государств. Совет Народных Комиссаров РСФСР аннулировал
грабительский Брестский мирный договор, и новое германское
правительство было вынуждено эвакуировать свои быстро разла¬
гавшиеся войска с оккупированных территорий России. В Поль¬
ше, Прибалтике, Белоруссии, на Украине возникли буржуазно¬
националистические правительства, которые тут же приняли сто¬
рону Антанты.
Крах германского империализма высвободил значительные
боевые контингенты Антанты и одновременно открыл для нее
удобную и короткую дорогу к Москве из южных районов. В этих
условиях в руководящих антантовских кругах возобладало на¬
мерение разгромить Советскую Россию силами собственных ар¬
мий. «Если вы хотите подчинить своей власти бывшую русскую
империю... — воинственно заявлял в обращении к правитель¬
ствам союзных стран верховный главнокомандующий войсками
Антанты маршал Ф. Фош, — вам нужно дать мпе соответствую¬
щий приказ, особых трудностей нам не представится и вряд ли
придется долго воевать. Несколько сот тысяч американцев, дей¬
ствуя совместно с добровольческими отрядами британских и
французских армий, с помощью современных железных дорог
могут легко захватить Москву».
И вот в конце ноября 1918 года объединенная англо-фран¬
цузская эскадра в 32 вымпела (12 линкоров, 10 крейсеров и
10 миноносцев) появилась у черноморских берегов России. В Ба-
туме и Новороссийске высадились английские десанты, в Одессе
и Севастополе — французские. Общая численность сосредоточен¬
ных на юге России боевых сил интервентов была доведена к
февралю 1919 года до 130 тысяч человек. Значительно увеличи¬
лись контингенты Антанты на Дальнем Востоке и в Сибири
(до 150 тысяч человек), а также на Севере (до 20 тысяч че¬
ловек) .
Одновременно и без особых церемоний Антанта подтолкнула
российскую контрреволюцию к перегруппировке собственных ря¬
дов. Словно по команде, в разных районах страны происходит
смена декораций: падают «демократические» ширмы, «социали¬
сты», к тому времени полностью обанкротившиеся и дискреди¬
тированные в глазах народа, уступают свое место — где мирно, а
16
где в результате военного переворота — открытой белогвардей¬
ской диктатуре. В Сибири 18 ноября 1918 года к власти пришел
ставленник Антанты адмирал А. В. Колчак, провозгласивший
себя «верховным правителем» России. На севере с января 1919 го¬
да главенствующую роль начал играть генерал Е. К. Миллер.
На юге укрепляется диктатура командующего Добровольческой
армии генерала А. И. Деникина, который в январе 1919 года
подчинил себе Донскую армию атамана П. Н. Краснова и
создал так называемые «вооруженные силы Юга России».
На северо-западе опять же с января 1919 года и при помощи
представителей Антанты начал сколачивать действовавшие там
белогвардейские формирования в единую регулярную армию ге¬
нерал Н. Н. Юденич.
Ход событий показал, однако, полную безнадежность планов
антантовских стратегов опереться в России преимущественно на
собственные штыки. Некоторых успехов интервенты добились
лишь на юге, и то они были весьма скромными. Встречая упор¬
ное сопротивление местного населения и красноармейских ча¬
стей, французские подразделения смогли продвинуться к весне
1919 года вдоль железнодорожных магистралей не более чем на
100—150 километров. Красная Армия успешно отбила предпри¬
нятое тогда же при поддержке интервентов наступление бе¬
логвардейцев на Восточном и Южном фронтах. Серьезное пора¬
жение потерпела и националистическая контрреволюция. В на¬
чале 1919 года Советская власть утвердилась в республиках При¬
балтики и на большей части Украины.
Ряды Антанты дрогнули. Оттуда стали раздаваться предло¬
жения о созыве мирной конференции с приглашением на нее
белогвардейских лидеров и представителей Советского правитель¬
ства. Были сделаны даже некоторые практические шаги в этом
направлении, но их без особого труда блокировали те мощные
силы в антантовском руководстве, которые без устали изыски¬
вали все новые возможности для продолжения войны с Совет¬
ской Россией.
С весны 1919 года в истории гражданской войны начинается
новый, самый тяжелый этап. К этому времени главное командо¬
вание Антанты разработало план очередного военного похода.
На сей раз, как отмечалось в одном из секретных докумен¬
тов Верховного Совета Антанты, интервенция должна была
ч<выражаться в комбинированных военных действиях русских
антибольшевистских сил и армий соседних союзных госу¬
дарств».
Ведущая роль в предстоящем наступлении отводилась бе¬
логвардейским армиям, а вспомогательная — войскам малых по¬
граничных буржуазных государств, прежде всего Финляндии,
2 В «огненном кольце
17
Эстонии, Латвии, Литвы, Польши. Все они получили щедрую эко¬
номическую и военную помощь Англии, Франции и США. Только
колчаковцам и деникинцам было передано за зиму 1918/19 года
немногим менее миллиона винтовок, несколько тысяч пулеметов,
до 1200 орудий, танки и самолеты, боеприпасы и обмундирова¬
ние на несколько сотен тысяч человек. Руководитель снабжения
колчаковской армии английский генерал А. Нокс имел все осно¬
вания заявлять, что «каждый патрон, выстреленный русским
солдатом в большевиков, сделан в Англии». Да и как могло быть
иначе, если другой подданный британской короны, военный ми¬
нистр У. Черчилль, без обиняков разъяснял: «Ошибочно ду¬
мать, что... мы сражались на фронтах за дело враждебных боль¬
шевикам русских. Напротив, русские белогвардейцы сражались за
наше дело».
Воепно-стратегическая обстановка с веспы 1919 года замет¬
но обострилась на всех фронтах.
На северо-западе буржуазные правительства Латвии, Эстонии
и Литвы к началу года удерживали лишь незначительные тер¬
ритории. Но, опираясь на поддержку западных держав, они смог¬
ли быстро реорганизовать свои армии и перейти к активным
наступательным действиям против революционных сил. В тече¬
ние 1919 года Советская власть в Прибалтике была задушена.
18-тысячная белогвардейская армия Н. Н. Юденича обрела в по¬
добных условиях достаточно надежный тыл для операций против
Петрограда. Но это не помогло генералу. Н. Н. Юденич дважды
(весной и осенью 1919 года) пытался захватить город, но всякий
раз неудачно. Его армия была отброшена от ворот Петрограда,
а затем остатки ее интернированы в Эстонии.
В начале марта 1919 года хорошо вооруженная 300-тысячная
армия А. В. Колчака развернула наступление с востока, наме¬
реваясь соединиться с деникинцами для совместного удара на
Москву. Захватив Уфу, колчаковцы рвались к Симбирску, Сама¬
ре, Воткинску, но были вскоре остановлены Красной Армией.
В конце апреля советские войска под командованием С. С. Каме¬
нева и М. В. Фрунзе перешли в контрнаступление и в ряде по¬
следовательных операций нанесли тяжелое поражение белогвар¬
дейцам. Летом 1919 года, с выходом Красной Армии в Сибирь,
опасность со стороны А. В. Колчака как главная перестала су¬
ществовать. К началу 1920 года колчаковцы были окончательно
разбиты, а сам адмирал арестован и в феврале 1920 года рас¬
стрелян по приговору Иркутского ревкома.
Летом 1919 года центр вооруженной борьбы переместился на
Южный фронт. 3 июля генерал А. И. Деникин издал свою из¬
вестную «московскую директиву», и его армия в 100 тысяч шты¬
ков и сабель начала движение к сердцу республики. Наступил
18
кульминационный момент в ходе гражданской войны. Никогда
еще белогвардейцы не подходили так близко к центру страны.
К середине осени они захватили Курск, Орел и стали угрожать
Туле. Но дальше враг не прошел. Уже к концу октября силами
Южного фронта под командованием А. И. Егорова белые полки
были наголову разбиты под Орлом и Воронежем. Затем началось
общее наступление красноармейских частей по всему фронту, за¬
кончившееся поражением деникинской армии. Остатки ее, во
главе которых в апреле 1920 года встал генерал П. Н. Врангель,
укрепились в Крыму.
С разгромом основных белогвардейских формирований в ходе
боев с весны 1919 года по начало весны 1920 года наступил пе¬
релом в гражданской войне. Кольцо фронтов, окружавшее Совет¬
скую Россию с мая 1918 года, распалось.
Однако наиболее реакционные и воинственные круги Антан¬
ты не унимались. Они лихорадочно сколачивали силы для оче¬
редного раунда вооруженной борьбы, невзирая на то, что их
возможности в России резко сократились. Истощилась и страте¬
гическая мысль антантовских боевых штабов. За основу в но¬
вом антисоветском походе был взят прежний план, точнее его
обломки. Исчезли наголову разбитые Красной Армией колчаков¬
ская, юденическая и деникинская армии, белые формирования
генерала К. Е. Миллера. Выпали из боевой обоймы прибалтий¬
ские государства и Финляндия, опасавшиеся открыто воевать с
Советской Россией. В распоряжении Антанты остались только
вооруженные силы белопанской Польши и недобитые войска
«черного барона» П. Н. Врангеля в Крыму. Их и стали гото¬
вить к новому походу, который закончился для его вдохно¬
вителей и исполнителей столь же бесславно, как и все преды¬
дущие.
Война Польши против Советской России продолжалась с ап¬
реля по октябрь 1920 года и завершилась подписанием в марте
1921 года мирного договора на условиях более выгодных для
РСФСР, чем предлагало полякам Советское правительство до на¬
чала военных действий. А за несколько месяцев до того красные
войска под командованием М. В. Фрунзе покончили с «черным
бароном». 16 ноября 1920 года последний корабль под трехцвет¬
ным флагом бывшей Российской империи покинул Керчен¬
скую бухту, увозя на чужбину остатки разбитых врангелевских
войск.
В европейской части России с освобождением Крыма был
ликвидирован последний белый фронт. Закончился период граж¬
данской войны. И хотя в ряде районов страны, преимущественно
на Дальнем Востоке, еще до осени 1922 года тлели ее отдель¬
2*
19
ные очаги, молодое пролетарское государство, обессиленное 1, но
не сломленное врагом, уверенно вступило в полосу мирного со¬
циалистического строительства.
В чем же причины победы советского народа в войне, что
дало силы измученной и обескровленной, осажденной со всех
сторон рабоче-крестьянской республике устоять под мощным на¬
тиском классового врага, в десятки, сотни раз превосходившего
ее по своему военному и экономическому потенциалу? Нет ли
эдесь какой-либо случайности, сцепления каких-то невероятных
факторов и самых неожиданных обстоятельств?
Именно в таком ключе ведут поиск ответов на занимающий
нас вопрос многие буржуазные историки-советологи, иногда ссы¬
лаясь для вящей убедительности на ленинские слова о победе
в войне как чуде.
Действительно, В. И. Ленин не раз говорил о победе Совет¬
ской России над внешней контрреволюцией как о чуде, никогда
не скрывал, что «самого ничтожного напряжения сил» империа¬
листических держав «было бы вполне достаточно, чтобы в не¬
сколько месяцев, если не несколько недель, одержать победу над
нами»2. «Вы знаете, — говорил он в марте 1921 года делегатам
Всероссийского съезда транспортных рабочих, — что против нас
в течение трех с половиной лет воевали все богатейшие державы
мира. Та военная сила, которая стояла против нас и которая
поддерживала Колчака, Юденича, Деникина и Врангеля... во мно¬
го раз, безмерно и безусловно превышала наши военные силы...
Как же это могло случиться, что они ставили задачу победить
Советскую власть и не победили? Как это могло быть?» И добав¬
лял: «Ответ мы имеем точный» 3.
Ответ вождя революции, содержащийся в этом докладе, как
и в других его выступлениях, раскрывает перед нами истинную
природу чуда, сотворенного народами России в испепеляющие
годы острейшей классовой борьбы, выявляет его не случайный
и тем более мистический, а земной, глубоко закономерный ха¬
рактер.
В гражданской войне исход сражений решался не только
1 Ущерб, нанесенный войной и интервенцией народному хо¬
зяйству страны, составил около 50 миллиардов золотых рублей.
Промышленное производство сократилось в 1920 г. по сравне¬
нию с 1913 г. в 7 раз, сельскохозяйственное — на 40 процентов.
Примерно вдвое уменьшилась численность рабочего класса.
От голода, болезней, белого террора и в боях погибло 8 миллио¬
нов человек, в том числе бойцов Красной Армии — около 1 мил¬
лиона человек.
2 JI в н и н В. И. Полл. собр. соч., т, 42, с, 22—23; см. также:
там же, т. 40, с. 168, 173.
8 Там же, т. 43, с. 134.
20
силой оружия, но и главным образом силой идей, овладевших
народными массами и объединивших их в сражениях, силой
патриотизма. Это обстоятельство В. И. Ленин выделял особо.
Поражению отечественного и международного империализма
на фронте боевых действий с необходимостью должно было
предшествовать на деле другое сокрушительное поражение: на
фронте идеологическом. Линия этого незримого, не имеющего
четких географических границ фронта проходила через каждый
город и село России. Здесь не раздавались орудийные и ружей¬
ные залпы, но ни на минуту не затихала самая неприми¬
римая, небывалая по своему размаху и накалу битва между
утверждавшимся социализмом и не желавшим уступать своих
позиций капиталистическим строем — битва за умы и сердца
десятков миллионов людей.
Подавляющее большинство населения России к 1917 году со¬
ставляло мелкое и среднее крестьянство, ремесленники и куста¬
ри, торговцы, другие мелкие собственники —• все те, кого в на¬
учной литературе объединяют понятием мелкой буржуазии.
По условиям жизни и мировоззрению к ней примыкали и широ¬
кие слои демократической интеллигенции.
Марксисты неизменно рассматривали мелкую буржуазию
как естественного и необходимого союзника пролетариата в
борьбе с помещиками и капиталистами. Лишь вызволив непроле¬
тарские слои трудящихся из-под влияния буржуазии и устано¬
вив с ними классовый союз, рабочие могли выполнить свою
историческую миссию — освободить общество от эксплуататоров
и построить социализм. Но на пути установления такого союза
пролетариату предстояло преодолеть значительные трудности,
определяемые в конечном счете социальной природой самого бу¬
дущего классового союзника. Дело в том, что мелкая буржуазия
города и деревни является одновременно и тружеником и соб¬
ственником некоторых средств производства. Оставаясь особым
и в целом неэксплуататорским классом, она через множество пе¬
реходных ступеней тесно связана как с пролетариатом, так и с
буржуазией, постоянно колеблется между ними.
Двойственная социальная природа мелких собственников, их
духовная зависимость от эксплуататоров не устраняет, однако,
общность их коренных классовых интересов с интересами про¬
летариата. В этом как раз и заложена объективная возможность
прочного союза рабочих и крестьян. Для того чтобы эта возмож¬
ность реализовалась, нужны были по крайней мере два условия:
во-первых, политическое руководство со стороны рабочего класса
и его партии; во-вторых, приобретение мелкой буржуазией соб¬
ственного практического опыта борьбы — через сумму колеба¬
ний между буржуазией и пролетариатом. «О решении наперед со
21
стороны мелкобуржуазной или полумелкобуржуазной массы тру¬
дящихся сложнейшего политического вопроса: «быть вместе с ра¬
бочим классом или с буржуазией» нечего и думать, — предуп¬
реждал В. И. Ленин. —- Неизбежны колебания непролетарских
трудящихся слоев, неизбежен их собственный практический
опыт Лишь в долгой и жестокой борьбе тяжелый опыт ко¬
леблющейся мелкой буржуазии приводит ее, после сравнения
диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу,
что первая лучше последней» !.
Ход социалистической революции и гражданской войны в
России полностью подтвердил взгляды марксистов на мелкую
буржуазию, ее роль и место в противоборстве пролетариата и
буржуазии за государственную власть.
В октябре 1917 года рабочий класс России взял власть в сою-
ве с беднейшим крестьянством сельским полупролетариатом.
Многомиллионное среднее крестьянство с энтузиазмом поддер¬
жало первые мероприятия Советской власти. Но затем, с весны
1918 года, в условиях нарастания экономических, политических и
военных трудностей оно стало колебаться, иногда весьма резко.
Там, где в борьбе за крестьянские резервы чаша весов склоня¬
лась на сторопу буржуазии, революционным силам приходилось
отступать. В этом коренилась одна из главных причин успехов
контрреволюции весной и летом 1918 года. В. И. Ленин много¬
кратно указывал, что в гражданской войне «в последнем счете
именно эти колебания крестьянства, как главного представителя
мелкобуружазной массы трудящихся, решали судьбу Советской
власти и власти Колчака — Деникина» 2.
С осени 1918 года колебания мелких собственников стали за¬
метно затихать. Они все решительнее переходили к поддержке
Советской власти. Огромное значение в завоевании крестьянских
резервов на сторону революции имела твердая и последователь¬
ная политика диктатуры пролетарита в интересах всех трудя¬
щихся. Сыграла здесь свою роль и та «школа», которую про¬
шла почти половина населения страны на территории, где хо¬
зяйничали белогвардейцы и интервенты.
Буржуазная пропаганда в годы гражданской войны сделала
немало, чтобы затемнить, исказить подлинный смысл событий
в контролируемых контрреволюцией районах. Отголоски этих
идеологических усилий сейчас можно встретить на страницах
книг западных историков. Они пытаются истолковать «белое де¬
ло» как борьбу «за национальную Россию», «за спасение нереа¬
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 15—17.
2 Там же, с. 17.
22
лизованных достижений февральской революции», а вождей бе¬
логвардейцев представить выразителями «воли русского народа»,
«либералами» и даже «носителями традиций русского идеа¬
лизма».
Но присмотримся поближе к делам этих «идеалистов» и «ли¬
бералов». Один из них, генерал А. И. Деникин, позднее не скры¬
вал, что целью белого движения являлось «возвращение к поло¬
жению, существовавшему до февральской революции». Практи¬
ческие действия его, как и других лидеров военных буржуазно¬
помещичьих диктатур, были соответствующими. Фабрики и за¬
воды возвращались их прежним владельцам, земля — помещи¬
кам. Под лозунгом «единой и неделимой России» беспощадно
душились стремления народных масс национальных окраин к са¬
моопределению. Организации трудящихся разгонялись, городская
и сельская беднота вновь, только с особой мстительностью и
озлобленностью, третировалась как «чернь» и «быдло». Повсемест¬
но был установлен режим самого дикого произвола и необуздан¬
ного насилия. Десятки, сотни тысяч расстрелянных, повешенных,
запоротых, сожженных — таков был кровавый след интервентов
я белогвардейцев на русской земле. «Жестокости были такого
рода, — признавал командующий американскими экспедицион¬
ными войсками в Сибири генерал Гревс, — что они, несомненно,
будут вспоминаться и пересказываться среди русского народа
через 50 лет после их свершения». Тут генерал немного ошиб¬
ся. Мы не забыли о белом терроре и сегодня, его не вытеснили
из нашей памяти даже злодеяния фашистских оккупантов в
годы Великой Отечественной войны.
Оборачивалось против «белого дела» и то, что поначалу да¬
вало ему главную силу — блок с зарубежной реакцией. В ходе
войны этот блок, основанный на началах подчинения и зависи¬
мости, все серьезнее подрывал позиции российской контрреволю¬
ции. Она начинала борьбу под лозунгами единства и независи¬
мости России, защиты ее суверенитета, якобы попираемого боль¬
шевиками, демагогически обыгрывала в своих целях факт вы¬
нужденного заключения Советской властью грабительского и
ущемляющего патриотические чувства широких слоев населения
Брестского мирного договора. Но эта попытка белогвардейцев
повернуть патриотизм русского народа и других народов Рос¬
сии в свою сторону была заранее обречена на провал, ибо нахо¬
дилась в разительном противоречии с их собственными делами.
Во имя корыстных классовых интересов буржуазно-помещичья
контрреволюция с первых же дней беззастенчиво и повсеместно
предавала общенациональные интересы, фактически соглашаясь на
раздел страны, принимала финансовые и политические обязатель¬
ства, ведшие к закабалению. Вот только некоторые факты.
23
Под покровительством А. И. Деникина на Украине активно
действовали торговые и экономические миссии западных стран.
Предприимчивые англичане успели скупить за бесценок ряд са¬
харных заводов, примеривались к заводам чугунолитейным и су¬
достроительным. Преемник «царя Антона», как называли
А. И. Деникина в народе, генерал П. Н. Врангель в качестве
«компенсации» за помощь позволил интервентам вывезти с Юга
3 миллиона пудов хлеба, сотни тысяч пудов соли, рыбы, табака,
шерсти. Суда с награбленным добром караванами шли и из
дальневосточных портов. США, к примеру, учредили даже
специальную комиссию по эксплуатации богатств этого района
России. Только за три месяца 1919 года иноземные захватчики
вывезли более 3 миллионов шкурок пушнины, много других цен¬
ностей. Всего же ущерб, нанесенный ими народному хозяйству
Дальнего Востока, составил свыше 300 миллионов рублей зо¬
лотом.
Интервенты широко воспользовались также золотым запа¬
сом России, который был захвачен в Казани Комучем, а затем
«наследован» А. В. Колчаком (по неуточненным данным, он рав¬
нялся 40 тысячам пудов золота и платины). В обеспечение поставок
и займов «верховный правитель» официально передал американ¬
ским, английским, французским и японским империалистам око¬
ло 9 тысяч пудов золота в монетах и слитках. Много золота бес¬
следно исчезло в карманах белогвардейских деятелей и нахо¬
дившихся в Сибири иностранцев. А в сумятице колчаковского
разгрома главный представитель Антанты в Сибири французский
генерал М. Жанен попытался наложить руку сразу на весь еще
внушительный остаток государственного запаса (21442 пуда зо¬
лота) и вывезти его из пределов России. Лишь самые энергич¬
ные и смелые действия красноармейских частей и партизан со¬
рвали этот преступный замысел интервентов и белогвардейцев,
позволили вернуть золото его подлинному хозяину — народам
России.
Антинациональная политика военных буржуазно-помещичьих
диктатур в международных делах, распродажа ими России оп¬
том и в розницу, их реставраторская внутренняя политика, лю¬
тый террор и беззаконие — эти и другие реальности «белого
дела» отталкивали от него колеблющиеся, заблуждавшиеся эле¬
менты, в том числе из среды интеллигенции, с неумолимой ло¬
гикой приводили их в лагерь защитников революции. Патриоти¬
ческие силы различных слоев населения на собственном опыте
убеждались, что Советская власть не несет с собой гибели Рос¬
сии, а ведет к ее возрождению на новой, социалистической
основе.
Современные буржуазные историки не прочь порассуждать
24
о том, можно ли было предотвратить это роковое для контррево¬
люции течение событий. Как правило, они сходятся в ответе:
можно, если бы не «экстремистские ошибки» лидеров «белого де¬
ла», не отсутствие у них «конструктивной программы в духе по¬
литических и социальных чаяний масс». Между тем выработка
такой программы была невозможна уже в принципе. Белогвар¬
дейцы преследовали цель полного уничтожения завоеваний Ве¬
ликого Октября, восстановления капитализма и даже такого оче¬
видного феодального пережитка, как монархия. Подобная цель
являлась по своему характеру глубоко антинародной, реакцион¬
ной. В связи с этим все сетования об «упущенных возможно¬
стях» полностью лишены смысла. Речь здесь идет не об ошиб¬
ках, а о целенаправленной классовой политике, изменить кото¬
рую ее творцы не могли, не изменяя одновременно самой вдох¬
новляющей их идее «белого дела».
Начавшийся осенью 1918 года массовый и неотвратимый пе¬
реход многомиллионных непролетарских слоев трудящихся к ак¬
тивной, глубоко осознанной поддержке Советской власти завер¬
шился в основном к весне следующего года, что позволило ра¬
бочему классу в соответствии с решением VIII съезда партии
(март 1919 г.) перейти к политике союза с ними. Этот прочный
классовый союз, сложившийся к началу решающих битв на
фронтах гражданской войны, явился главной внутренней причи¬
ной ее победоносного завершения. Именно он дал возможность
диктатуре пролетариата собрать 5-миллионную боеспособную ар¬
мию, в своем большинстве крестьянскую, обеспечил в войне на¬
дежный тыл.
И напротив, белогвардейские режимы при таких обстоятель¬
ствах уподобились холмам зыбкого песка. При первых же серь¬
езных встрясках они расползались, погребая под собой незадач¬
ливых «диктаторов». Их армии действовали фактически во
враждебной среде. Более того, эта среда все шире проникала в
белые формирования, разлагала их изнутри.
В первое время белогвардейцы имели перед Красной Армией
явное преимущество в количестве опытных военных кадров. До¬
статочно сказать, что только в деникинской армии находилось око¬
ло двух третей всех генералов, полковников и подполковников
старой русской армии, в своем большинстве, по словам самого
А. И. Деникина, убежденных монархистов. Все это позволило
свергнутым эксплуататорам в начале гражданской войны создать
свои вооруженные силы почти исключительно на классовой осно¬
ве. В их составе преобладали офицеры, юнкера, добровольцы из
имущих слоев населения. Эти части были хорошо организованы,
обучены, дисциплинированы, проявляли большую стойкость и
упорство в боях. Но война затягивалась, расширялась, и белые
25
вожди были поставлены перед необходимостью формировать мас¬
совые армии — главным образом за счет принудительного при¬
зыва крестьян. Это неизбежно вело к потере социальной одно¬
родности, к возникновению и обострению антагонизма внутри
белых армий, что, в свою очередь, снижало их боеспособность.
Крестьянство не просто отказывалось от службы у белогвар¬
дейцев, дезертировало или сдавалось в плен при каждом удобном
случае. Оно охотно бралось за оружие и обращало его против
врагов Советской власти. «В тылу разрастаются восстания, —
записывал 23 июня 1919 года в своем дневнике колчаковский
штабной генерал А. П. Будберг. — Так как их районы отме¬
чаются на 40-верстной карте красными точками, то постепенное
их расползание начинает походить на быстро прогрессирующую
сыпную болезнь. Какой толк нам в стоянии вдоль линии (же¬
лезных дорог. — Ю. Щ.) разных союзников, когда весь организм
охват?,хвается постепенно этой красной сыпью». Такая картина
отмечалась на штабных картах не только в Сибири, но и в дру¬
гих тыловых районах белых армий. Всего в массовом партизан¬
ском движении, руководимом подпольными большевистскими ор¬
ганизациями, участвовало несколько сотен тысяч человек.
Рабочий класс выиграл у буржуазии решающую битву —
битву за крестьянские резервы. И все же одного этого внутрен¬
него условия было недостаточно, чтобы одержать окончательную
победу в гражданской войне, ведь она теснейшим образом пере¬
плеталась с иностранной интервенцией, выходя тем самым за
чисто национальные рамки и являясь «войной против всемир¬
ного капитала» 1. В связи с этим Советская власть могла устоять,
лишь завоевав поддержку народных масс ведущих капиталисти¬
ческих стран, лишь выбив оружие из рук международной бур¬
жуазии.
Правящие империалистические круги огромные усилия на¬
правляли на изоляцию пролетариата своих стран от российского
рабочего класса, всячески старались не допускать распростране¬
ния в мире правды о событиях в Советской республике, клевет¬
нически их интерпретировали. Только так они могли создать
благоприятные условия для собственного вооруженного вмеша¬
тельства на стороне контрреволюции.
Но стоило солдатам и матросам Антанты очутиться в рево¬
люционной России, как злостный антисоветский дурман у них
быстро выветривался. Идеи социализма, поднявшие на борьбу ра¬
бочих и крестьян России, единство и беззаветная отвага трудя¬
щихся в защите власти Советов не могли не оказывать на них
интенсивного революционизирующего воздействия. Рядовые воен¬
1 JI е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 243.
26
нослужащие антантовских контингентов начали в массовом по¬
рядке отказываться от участия в борьбе с Красной Армией. Де¬
ло дошло до их революционных выступлений против интервен¬
ции, открытых восстаний. Смертельно опасаясь полной боль¬
шевизации своих войск, Верховный Совет Антанты был вынуж¬
ден в апреле 1919 года приступить к их срочной эвакуации.
Через год на территории нашей страны — и то на дальних ее
окраинах — оставались лишь японские интервенты. Была одер¬
жана самая главная, как ее оценил В. И. Ленин, победа над
Антантой: Советская власть отвоевала у нее ее собственную ар¬
мию. «Мы добились того, что ни английских, ни французских
солдат к нам повести не смеют, потому что по опыту знают, что
подобная попытка оборачивается против них. Вот это — одно из
тех чудес, которые совершились в Советской России» !.
Рабоче-крестьянская республика, успешно отбивавшая атаки
внешней и внутренней контрреволюции, приобретала все более
глубокие симпатии трудящихся зарубежных стран. Влияние идей
и опыта Великого Октября сказывалось в быстром подъеме ре¬
волюционного движения в капиталистических странах. Вслед за
провозглашением в январе 1919 года Бременской советской рес¬
публики возникли Баварская, Венгерская и Словацкая совет¬
ские республики. Весной 1919 года Д. Ллойд Джордж в секрет¬
ном меморандуме с тревогой признавал: «Народные массы Евро-
ны, от края и до края, подвергают сомнению весь существующий
порядок, все нынешнее политическое, социальное и экономиче¬
ское устройство».
Империализму удалось подавить очаги пролетарской револю¬
ции в странах Западной Европы, но движение солидарности с
Советской Россией — единственной страной, где власть продол¬
жала оставаться в руках рабочих, — нельзя было остановить.
Оно неуклонно продолжало развиваться, охватывая все новые
слои и группы народных масс, сковывая антисоветскую актив¬
ность правящих верхов, их попытки расширить помощь россий¬
ской контрреволюции.
Интернациональная солидарность рабочего класса Запада со¬
рвала и намерение Антанты двинуть против Советской респуб¬
лики пограничные с ней малые буржуазные государства. Сыгра¬
ло тут свою роль и другое важное обстоятельство — противоре¬
чия в самом антисоветском лагере. Финляндия, Латвия, Литва,
Эстония с большой настороженностью и тревогой взирали на
один из основополагающих постулатов «белого дела» — лозунг
«единой и неделимой России». Правящие круги этих стран опа¬
сались полной победы белогвардейцев и возрождения великодер¬
1 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 40, с. 172.
27
жавной царистской политики, не спешили оказывать им под¬
держку, особенно в условиях, когда Советское правительство от¬
крыто и без колебаний признало право данных стран на неза¬
висимое государственное существование. «Они, — говорил
В. И. Ленин, — не смели прямо отказать: они — в зависимости
от Антанты... они выжидали, оттягивали, писали ноты, посылали
делегации, устраивали комиссии, сидели на конференциях, и
просидели до тех пор, пока Юденич, Колчак и Деникин оказа¬
лись раздавленными, и Антанта оказалась бита и во второй кам¬
пании» К
Правящие круги держав Антанты долго и безуспешно пыта¬
лись снять это противоречие между белогвардейским лагерем и
национальной буржуазией Финляндии и Прибалтийских респуб¬
лик. Тем более они оказались не в состоянии ослабить острей¬
шие межимпериалистические противоречия в своих собственных
рядах, погасить междоусобную борьбу, разгоравшуюся всякий
раз, когда дело доходило до политических и экономических инте¬
ресов различных национальных групп мировой буржуазии, их
практических попыток установить контроль над российским рын¬
ком, народным хозяйством и природными богатствами страны.
Имперские цели Англии, например, побуждали ее последова¬
тельно выступать за раздробление России, отрыв от нее нацио¬
нальных окраин, образование там мелких, легко подверженных
нажиму извне государств. Франция, хотя и шла в целом в годы
интервенции в русле этой политики, испытывала здесь весьма
серьезные колебания: в ее правящих кругах было довольно много
влиятельных сторонников возрождения в будущем единой и мощ¬
ной России как потенциального союзника в Европе против Гер¬
мании. Но, с другой стороны, именно французские капиталисты,
чьи материальные интересы особенно ощутимо пострадали в ре¬
зультате аннулирования внешних долгов царского и Временного
правительств, национализации иностранной собственности в ре¬
волюционной России, стояли тогда на наиболее воинственных и
непримиримых позициях в отношении Советской власти, в то
время как аналогичные интересы их английских коллег побуж¬
дали последних все энергичнее искать пути к возобновлению тор¬
говых операций со своим традиционным восточноевропейским
партнером. Одновременно и Англия и Франция с большим неудо¬
вольствием и плохо скрываемой завистью следили за действиями
США и Японии в богатых природными ресурсами районах Сиби¬
ри и советского Дальнего Востока. Они не без оснований усматри¬
вали в этом опасность значительного укрепления позиций своих
конкурентов на мировом рынке. Подобные же соображения рез¬
1 JI е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 40, с. 175.
28
ко обостряли соперничество между США и Японией, их борьбу
за господство на Тихом океане и его побережье. Эти и немало
других противоречий неустранимо сталкивали интересы различ¬
ных империалистических держав, затрудняли единство их дей¬
ствий против Советской России.
В совокупности отмеченных факторов, которые умело исполь¬
зовала в интересах обороны большевистская партия, коренились
причины постоянных сбоев в, казалось бы, отлаженном военном
механизме Антанты. На всем протяжении гражданской войны
мировой империализм не смог организовать общий поход всех
активных антисоветских сил против пролетарского государства и
на каждом отдельном этапе борьбы выступала только их часть.
Эти силы были достаточно весомы, чтобы создавать серьезные,
подчас смертельно опасные угрозы для Советской России, но ока¬
зывались слишком слабы, чтобы довести борьбу до победного
конца.
Здесь опять нельзя не вспомнить наших западных оппонентов.
У них до сего времени в большом ходу тезис о поражении рос¬
сийской контрреволюции как следствии «нерешительности» ин¬
тервентов, их «недостаточной» помощи белогвардейцам. «Надо бы¬
ло, — пишет один из буржуазных историков, — или уже со¬
всем не начинать интервенцию, или идти до конца, воевать до
полного уничтожения Советской Республики».
Как и в большинстве других случаев, эти суждения совето¬
логов не оригинальны. Они прямиком перекочевали со страниц
белоэмигрантских изданий, авторы которых винили в постигшем
их тяжком поражении всех и вся, кроме, естественно, себя са¬
мих. Но что интересно: даже в этой озлобленной сверх всякой
меры среде находились трезвые головы, судившие о недавнем
прошлом более взвешенно и точно, чем некоторые современные
историки на Западе.
Одним из таких людей был член ЦК кадетской партии, быв¬
ший посол Временного правительства в Париже В. А. Маклаков.
Приведем фрагмент его письма от 12 февраля 1924 года. Написан¬
ное спустя несколько дней после установления дипломатических
отношений между СССР и Великобританией, оно было адресовано
Е. Д. Кусковой — известной белоэмигрантской публицистке. По¬
следняя уже успела сообщить В. А. Маклакову о своем возму¬
щении этим «новым предательством англичан», которое напомни¬
ло ей о другой их «измене белому делу»: отмене странами Ан¬
танты по инициативе Ллойд Джорджа экономической блокады
Советской России еще в годы гражданской войны.
«Деникин, — писал в ответ В. А. Маклаков, вспоминая собы¬
тия недавних лет, —■ чуть-чуть не победил. Можно сказать, что
он мог победить; но если это было возможно, то только благода¬
29
ря англичанам. Без их помощи, достаточно бескорыстной {оста¬
вим это утверждение на совести белоэмигрантского дипломата. —
Ю. Щ.) и очень широкой, Деникин не вышел бы за пределы Бой-
ска Донского... А по Вашему описанию выходит так: увидав, что
белые движения могут победить, англичане изменили курс и, про¬
рвав экономическую блокаду, помешали Деникину. Такое объяс¬
нение было бы глубоким недоразумением... Англичане действи¬
тельно прорвали блокаду, но прорвали ее тогда, когда неудача
Деникина была уже несомненна. Апогей Деникина был в октябре
1919 года, прорыв блокады — в январе 1920 года, а за этот про¬
межуток времени стало ясно, что Деникин зарвался и погиб; он
уже покатился назад с быстротой, которую превышала разве
только быстрота колчаковского отступления. А для людей, кото¬
рые были там и наблюдали, не могло не быть ясно, что это на¬
стоящий конец, а не временная неудача... Англичане, бывшие
около Деникина, все это видели. Видели они и то, чего не видели
многие из наших знаменитых государственных умов, являвшихся
все это время политическими советниками Деникина. Видели,
что отношения Деникина к национальностям создало такую об¬
становку, в которой он не мог не погибнуть. Они (даже) посы¬
лали специально одного английского парламентария к Деникину
затем, чтобы уговорить его изменить эту тактику...
Вот почему у меня нет никаких сомнений, что у многих анг¬
личан, в том числе у Ллойд Джорджа, явилась мысль, что белая
интервенция не может ничего достигнуть, что на этом пути не
выйдет ничего, что нужно попробовать что-то иное. Этим иными
было вовлечение большевиков в экономическое общение с Евро¬
пой». В последних словах В. А. Маклаков намекал на планы эко¬
номического закабаления и удушения Советской России, которые
стали определять политику западных государств после провала
военной интервенции.
Дело, как видим, вовсе не в отсутствии у лидеров капитали¬
стического мира «воли и энергии» в антисоветской борьбе. По¬
степенно они на собственном опыте убеждались в неэффектив¬
ности взятого ими с первых послеоктябрьских дней курса в от¬
ношении Советской России. Становилось все яснее, что методы
борьбы и люди, на которых была сделана ставка, не оправдали
затраченных на них денег, причем денег совсем немалых. По да¬
леко не полным данным, только содержание белых армий обо¬
шлось английской и французской казне в 340 миллионов фунтов
стерлингов, японской — в 160 миллионов иен. Многие десят¬
ки, если не сотни миллионов долларов затратило и правитель¬
ство США. В этих условиях мировой империализм вынужден
был искать новые способы борьбы с Советской властью, впро¬
30
чем также совсем не окупившие израсходованного на них зо¬
лота.
Для всякого непредвзято смотрящего на исторические фак¬
ты совершенно очевидно, что правящие империалистические кру¬
ги того времени явно переоценили свои собственные силы. Глав¬
ное же — они роковым образом просчитались в оценке возмож¬
ностей нового общественного строя, его внутренней прочности,
его огромной притягательности для сотен миллионов людей во
всем мире. И эти кардинальные просчеты империализма носили
закономерный, а отнюдь не случайный характер. Они были свя¬
заны с непониманием самой природы социализма.
Это глухое непонимание и отсутствие сколько-нибудь замет¬
ного желания преодолеть его, осознать реальности сегодняшнего
мира характерны, к сожалению, и для многих представителей
нынешнего поколения буржуазных лидеров. Они продолжают но¬
ситься с идеями «отбрасывания социализма», вынашивают пла¬
ны взрыва его изнутри. Поэтому и сейчас актуально звучат сло¬
ва В. И. Ленина, сказанные им в самые тяжелые дни граждан¬
ской войны и иностранной интервенции: «Никогда не победят
того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем
узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Со¬
ветскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело,
победа которого им и их детям обеспечит возможность пользо¬
ваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого
труда» К
* * *
Коротко о составе тома. Его открывают два романа, по пра¬
ву вошедшие в золотой фонд советской художественной летописи
гражданской войны.
В основу романа «Железный поток» А. С. Серафимовича лег¬
ла история легендарного прорыва красной Таманской армией
вражеского окружения летом — осенью 1918 года. Однако автор
не ставил своей целью создать документально-художественный
очерк конкретных исторических событий, а стремился, по его
словам, передать «правду синтетическую, обобщенную». В центре
романа находится образ главного героя Октября — образ народа,
писателем раскрывается его преображение в ходе жестокой борь¬
бы за революцию, выковка им в огне этой борьбы единства и
сплоченности. Под пером А. С. Серафимовича в ярких и запоми¬
нающихся образах оживает, обретает плоть и кровь стержневой
процесс гражданской войны — превращение неорганизованной,
1 JI е н и п В. И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 315.
31
пропитанной анархическими и собственническими предрассудка¬
ми крестьянской массы в закаленную и сознательную силу со¬
циалистической революции, союзника рабочего класса.
Роман М. А. Булгакова «Белая гвардия» при внешней ка¬
мерности и локальности описываемых событий также является
произведением широкого обобщающего характера. Писатель как
бы изнутри анализирует противостоящий революции мир во всей
его пестроте и сложности. Им беспощадно разоблачается реак¬
ционная сущность, бездуховность и озверение верхушки контрре¬
волюции, непримиримой в своей ненависти к рабочим и крестья¬
нам, поднявшимся на освободительную, по сути, отечественную
войну. Одновременно М. А. Булгаков с болью и горечью показал
трагедию той части русского общества, которая оказалась вовле¬
ченной в белое движение во многом стихийно, силою своего про¬
шлого, своих классовых и житейских связей. На фоне военного
поражения контрреволюции в романе прослеживается и ее духов¬
ное поражение. С каждой страницей очевиднее становится полная
бесперспективность обращенных в прошлое идеалов героев рома-
па. И все неотвратимее встает перед ними вопрос о поиске
выхода — выхода, лежащего для большинства из них в сто¬
роне от защиты антинародного «белого дела».
Два основных мотива, столь определенно обозначенных худо¬
жественными произведениями — крепнущей силы и всепобеж¬
дающей убежденности в правоте своего дела трудящихся, с од¬
ной стороны, и растущей внутренней слабости, обреченности за¬
щитников неправого дела, мучительного поиска верного пути
людьми, трагически заблудившимися в железном буране револю¬
ции, с другой, — найдут дальнейшее развитие и углубление в
документальном разделе тома. Его материалы помогут читателю
войти в атмосферу тех грозовых лет истории нашего Отечества,
почувствовать накал борьбы, более четко увидеть ее основные
направления, позицию классов и партий, настроение народных
масс.
Ю. А. Щетинов
Л .С.Серафимович
железный ПОТОК
Роман
Щ В огненном кольце
I
В неоглядно знойных облаках пыли, задыхаясь, пото¬
нули станичные сады, улицы, хаты, плетни, и лишь ост¬
ро выглядывают верхушки пирамидальных тополей.
Отовсюду многоголосо несется говор, гул, собачий лай,
лошадиное ржанье, бабьи переклики, охриплые забубен¬
ные песни под пьяную гармонику. Как будто громадный
невиданный улей, потерявший матку, разноголосо-расте¬
рянно гудит нестройным больным гудом.
Эта безграничная горячая муть поглотила и степь до
самых ветряков на кургане, — и там несмолкаемо тыся¬
чеголосое царство.
Только пенисто-клокочущую реку холодной горной
воды, что кипуче несется за станицей, не в силах покрыть
удушливые облака. Вдали за рекой синеющими громада¬
ми загораживают полнеба горы.
Удивленно плавают в сверкающем зное, прислушива¬
ясь, рыжие степные разбойники-коршуны, поворачивая
кривые носы, и ничего не могут разобрать, — не было
еще такого.
Не то это ярмарка. Но отчего же нигде ни палаток, ни
торговцев, ни наваленных товаров?
Не то — табор переселенцев. Но откуда же тут ору¬
дия, зарядные ящики, двуколки, составленные винтовки?
Не то — армия. Но почему же со всех сторон плачут
дети; на винтовках сохнут пеленки; к орудиям подве¬
шены люльки; молодайки кормят грудью; вместе с ар¬
тиллерийскими лошадьми жуют сено коровы, и загоре¬
лые бабы, девки подвешивают котелки с пшеном и са¬
лом над пахуче дымящимися кизяками?
35
Смутно, неясно, запыленно, нестройно; перепутано га¬
мом, шумом, невероятной разноголосицей.
В станице только казачки, старухи, дети. Казаков *
ни одного, как провалились. Казачки поглядывают в ха¬
тах в оконца на содом и гоморру*, разлившиеся по ши¬
роким, закутанным облаками пыли улицам и пере¬
улкам:
— Щоб вам повылазило!
II
Выделяясь из коровьего мычанья, горластого петуши¬
ного крика, людского говора, разносятся то обветренные,
хриплые, то крепкие степные звонкие голоса:
— Товарищи, на митинг!..
— На собрание!..
— Гей, собирайся, ребята!..
— До громады!
— До витряков!
Вместе с медленно остывающим солнцем медленно са¬
дится горячая пыль, и во всю громадную вышину откры¬
ваются пирамидальные тополя.
Сколько глаз хватает, проступили сады, белеют хаты,
и все улицы и все переулки от края до края заставлены
повозками, арбами, двуколками, лошадьми, коровами, —
и в садах и за садами, до самых ветряков, что на степном
кургане растопыривают во все стороны длинные перепон¬
чатые пальцы.
А вокруг ветряков с возрастающим гомоном всё шире
растекается людское море, неохватимо теряясь пятнами
бронзовых лиц. Седобородые старики, бабы с измучен¬
ными лицами, веселые глаза дивчат; ребятишки шныря¬
ют между ногами; собаки, торопливо дыша, дергают
высунутыми языками, — и всё это тонет в громадной,
всё заливающей массе солдат. Лохмато-воинственные па¬
пахи, измызганные фуражки, войлочные горские шляпы
с обвисшими краями. В рваных гимнастерках, в вылиняв¬
ших ситцевых рубахах, в черкесках, а иные до пояса го¬
лые, и по бронзово-мускулистому телу накрест пулемет¬
ные ленты. Нестройно, как попало, глядят во все сторо¬
ны над головами темно-вороненые штыки. Потемнелые от
старости ветряки с удивлением смотрят: никогда не бы¬
ло такого.
На кургане возле ветряков собрались полковники,
батальонные, ротные, начальники штаба* Кто же эти
36
полковники, батальонные, ротные? Есть дослужившиеся
до офицера солдаты царской армии, есть парикмахеры,
бондари, столяры, матросы, рыбаки из городов и станиц.
Всё это начальники маленьких красных отрядов, кото¬
рые они организовали на своей улице, в своей станице,
в своем хуторе, в своем поселке. Есть и кадровые офи¬
церы, примкнувшие к революции.
Командир полка Воробьев с аршинными усами, косая
сажень, взобрался на заскрипевший под ним поворотный
брус с колесом на конце, и его голос зычно прозвучал в
толпе:
— Товарищи!
Какой же он крохотный, этот голос, перед тысячами
бронзовых лиц, перед тысячами устремленных глаз. Око¬
ло столпился весь остальной командный состав.
— Товарищи!
— Пошел к черту!..
— Долой!..
— К бисовой матери!
— Ня ннадо...
— Начальник, мать вашу!..
— Али в погонах не ходил?!
— Та вин давно сризав их...
— Чего гавкаешь?
— Бей его, разэтак их!
Неохватимое человеческое море взмыло лесом рук.
Да разве можно разобрать, кто что кричал!
У ветряка стоит низкий, весь тяжело сбитый, точно
из свинца, со сцепленными четырехугольными челюстя¬
ми. Из-под низко срезанных бровей, как два шила, по¬
сверкивают маленькие, ничего не упускающие глазки,
серые глазки. Тень от него лежит короткая, — голову ей
оттаптывают кругом ногами.
А с бруса с большими усами, надсаживаясь, зычко
кричит:
— Да подождите, выслушайте!.. Надо же обсудить по¬
ложение...
— Пошел к такой матери!
Шум, ругань потопили его одинокий голос.
Среди моря рук, среди моря голосов поднялась исху¬
далая, длинная, сожженная солнцем и работой, горем,
костлявая бабья рука, и замученный бабий голос заме¬
тался:
— И слухать не будемо, не вякай, стерьво ты коня-
37
чее... A-а! Корова була, та дви пары быкив, та хата, та
самовар — де воно всэ?
И опять исступленно забушевало над толпой — каж¬
дый кричал свое* не слушая:
— Да я б теперь с хлебом был, коли б убрал.
— Сказывали, на Ростов надо пробиваться.
— А почему гимнастерок не выдали? Ни портянок,
ни сапог?
А с бруса:
— Так зачем же вы все потянулись, ежели...
Толпу взорвало:
— Через вас же. Вы же, сволочи, завели, вы сману-
ли! Вси дома сидели, хозяйство було, а теперь як непри¬
каянные по степу шаландаем.
— Знамо, завели, — густо отдались солдатские го¬
лоса, темно колыхнувшись штыками.
— Куды жа мы теперь?!
— До Екатеринодара *.
— Та там кадеты *.
— Никуды податься...
У ветряка стоит с железными челюстями и тоненько
смотрит острыми, как шило, серыми глазками.
Тогда над толпой непоправимо проносится:
— Прода-али!
Этот голос услышался во всех концах, а которые и
не расслышали, так догадались, среди повозок, колыбе¬
лей, лошадей, костров, зарядных ящиков. Судорога по¬
бежала по толпе, и стало тесно дышать. Высоко метнул¬
ся истерический бабий голос, но кричала не баба, а ма¬
ленький солдатик с птичьим носом, голый до пояса, в
огромных, не по нем, сапогах:
— Торгуют нашим братом, як дохлою скотиною!..
Из толпы, на целую голову выше ее, расталкивая
локтями, молча к ветрякам пробирается с неотразимо
красивым лицом, с едва пробивающимися черненькими
усиками, в матросской шапочке, и две ленточки бьются
сзади по длинной загорелой шее. Он продирается, не
спуская глаз с кучки командиров, зажимая в руках злоб¬
но сверкающую винтовку.
«Ну... шабаш!»
Человек с железными челюстями еще больше их стя¬
нул. С тоской оглядел бушевавшее человеческое море до
самых краев: черно-кричащие рты, темно-красные ли¬
ца, и из-под бровей искрятся злобно-кричащие глаза.
«Где жена?..»
38
В матросской шапочке с прыгающими ленточками
был уже недалеко, всё так же сжимая винтовку, не спу¬
ская глаз, как будто боялся потерять из виду, упустить,
и так же расталкивая густо зажимавшую его толпу, в
шуме и криках шатавшуюся в разные стороны.
Человеку с стянутыми челюстями особенно горько:
ведь с ними плечо в плечо дрался пулеметчиком на ту¬
рецком фронте *. Моря крови... Тысячи смертей над голо¬
вой... Последние месяцы вместе дрались против кадетов,
казаков, генералов: Ейск, Темрюк, Тамань, кубанские
станицы...
Он разжал челюсти и сказал железно-мягким голосом,
но в шуме и гуле было всюду слышно:
— Меня, товарищи, вы знаете. Вмистях кровь про¬
ливали. Сами выбрали в командиры. А теперь, колы так
будэ, все ведь пропадем. Козачье с кадетами со всих сто¬
рон навалилось. Одного часа упускать нельзя.
Он говорил с украинским говором, и это подкупало.
— Та хиба ж ты погонов не носил?! — пронзительно
закричал голый до пояса, маленький.
— Чи я их искал, погоны? Сами знаете, дрался на
фронте, начальство и привесило. Разве ж я не ваш? Раз¬
ве ж однаково не нес хребтом бедность та работу, як
вол?.. Не пахал с вами, не сиял?..
— Що правда, то правда, — загудело в мечущемся
шуме, —- наш!
Высокий, в матроске, наконец выдрался из толпы,
в два скачка очутился около и, всё так же молча, не
спуская глаз, изо всей силы размахнулся штыком, задев
кого-то сзади прикладом. Человек с железными челю¬
стями не сделал ни малейшей попытки отклониться,
лишь судорога, похожая на улыбку, дернула мгновенно
пожелтевшие, как кожа, черты.
Сбоку, нагнув, как бычок, голову, изо всей силы под¬
дал плечом низенький, голый под локоть матросу:
— Та цю тебе!
И размахнувшийся штык, сбитый в сторону, вместо
человека с стянутыми челюстями по самую шейку вбе¬
жал в живот стоявшему рядом молоденькому батальон¬
ному. Тот шумно, точно вырвавшийся пар, выдыхнул и
повалился на спину. Высокий остервенело старался вы¬
дернуть застрявшее в позвоночнике острие.
Ротный, с безусым, девичьим лицом, ухватился за
крыло ветряка и покарабкался вверх. Крыло со скрипом
опустилось, и он опять очутился на земле. Остальные,
39
кроме человека с четырехугольными челюстями, вынули
револьверы, — и на изуродованных бледных лицах тоска.
Из толпы к ветряку выдиралось еще несколько че¬
ловек с безумно разинутыми глазами, судорожно зажи¬
мая винтовки:
— Собакам собачья смерть!
— Бей их! Не оставляй для приплоду!..
Внезапно всё смолкло. Все головы повернулись, все
глаза потянулись в одну сторону.
По степи, стелясь к самому жнивью, вытягиваясь
в нитку, скакал вороной, а на нем седок в красно-пест¬
рой рубахе навалился грудью и головой на лошадиную
гриву, спустив по обеим сторонам руки. Ближе, ближе...
Видно, как изо всех сил рвется обезумевшая лошадь. Бе¬
шено отстает пыль. Хлопьями пены белоснежно занесена
грудь. Потные бока взмылились. А седок, всё также уро¬
нив на гриву голову, шатается в такт скоку.
В степи опять зачернелось.
По толпе побежало:
— Другий скаче!
— Бачьте, як поспишае...
Вороной доскакал, храпя и роняя белые клочья, и
сразу перед толпой осел, покатившись на задние ноги;
всадник в полосато-красной рубахе, как куль, перевер¬
нулся через лошадиную голову и глухо плюхнулся
о землю, раскинув руки и неестественно подогнув го¬
лову.
Одни кинулись к упавшему, другие к вздыбившейся
лошади, черные бока которой были липко-красны.
— Та це Охрим! — закричали подбежавшие, бережно
расправляя стынущего. На плече и груди кроваво рази-
нулась сеченая рана, а на спине черное запекшееся пят¬
нышко.
А уж по всей толпе, за ветряками и между повозка¬
ми, по улицам и переулкам бежало непотухающей тре¬
вогой:
— Охрима порубалы, козаки!..
— Ой, лишепько мени!..
— Якого Охрима?
— Тю, сказывся, не знаешь! Та с Павловской. По-
над балкою хата.
Подскакал второй. Лицо, потная рубаха, руки, босые
ноги, порты — всё было в пятнах крови, — своей или чу¬
жой? А глаза круглые. Он спрыгнул с шатающейся ло¬
шади и бросился к лежащему, по лицу которого неот¬
40
вратимо потекла прозрачно восковая желтизна и по
глазам ползали мухи.
— Охрим!
Потом быстро стал на четвереньки, приложил ухо к
залитой кровью груди, и сейчас же поднялся, и стоял над
ним, опустив голову:
— Сынку... сыне мий!..
— Вмер, — сдержанным гулом отозвалось вокруг.
Тот опять постоял и вдруг хрипуче закричал навек
простуженным голосом, который отдался у самых край¬
них хат, среди повозок:
— Славянская станица пиднялась, и Полтавская, и
Петровская, и Стиблиевская! И зараз поперед церкви
на площади в кажной станице виселицу громадят, всих
вишают подряд, тилько б до рук попался. В Стиблиев-
скую пришли кадеты, шашками рубают, вишают, стре¬
ляют, конями в Кубань загоняют. До иногородних нэма
жалости, — стариков, старух — всих под одно. Воны ка-
жуть: вси болшевики. Старик Опанас, бахчевник, хата
его противу Явдохи Переперечицы...
— Знаемо! — загудело коротким гулом.
— ...просил, в ногах валялся, — повисили. Оружия у
них тьма. Бабы, ребятишки день и ночь копают на ого¬
родах, в садах из земли винтовки, пулеметы, тягают из
скирдов цилии ящики со снарядами, с патронами, —
всего наволокли с турецкого фронту, нэма ни копьца, ни
краю. Орудия мают. Чисто сказылись *. Як пожар. Вся
Кубань пылае. Нашего брата з армии дуже мучуть, так
и висять по деревьях. Которые отряды отдельно в раз¬
ных мистах пробиваются, хто на Екатеринодар, хто до
моря, хто на Ростов, да вси ложатся пид шашками.
Опять постоял над мертвецом, сронив голову.
И в недвижимой тишине все глаза глядели на него.
Он пошатнулся, хватаясь впустую руками, потом
схватил уздечку и стал садиться на всё так же носив¬
шую потными боками лошадь, судорожно выворачивав¬
шую в торопливом дыхании кровавые ноздри.
— Куды? Чи с глузду зьихав?! * Павло!..
— Стой! Куды?! Назад!..
— Держить его!..
А уже топот пошел по степи, удаляясь. Во всё плечо
ударил плетью, и лошадь, покорно вытянув мокрую шею,
прижав уши, пошла карьером. Тени ветряков косо и
длинно погнались за ним через всю степь,
— Пропадэ ни за грош.
41
— Та у него семейства там осталась. А тут сын,
вишь, лежить.
С железными челюстями разжал их и, тяжело воро¬
чая, медлительно заговорил:
— Видали?
И толпа мрачно:
— Не слепые.
— Слыхали?
Мрачно:
— Слыхали.
А железные челюсти неумолимо перемалывали:
— Нам, товарищи, теперь нэма куды податься: спе-
реду, сзаду — всэ смерть. Энти вон, — он кивнул на по¬
розовевшие казачьи хаты, на бесчисленные сады, на гро¬
мадные тополя, от которых длинно легли косые те¬
ни, — може, сегодняшнюю ночь кинутся нас ризать, а у
нас ни одного часового, ни одного дозора, некому рас¬
порядиться. Надо отступать. Куда? Прежде надо пере¬
строить армию. Выберите начальников, но только раз, а
потом они будут над жизнью и смертью вольны — дисци¬
плина шоб железная, тогда спасение. Пробьемось к на¬
шим главным силам, а там и из России руку подадут. Со¬
гласны?
— Согласны! — дружным взрывом охнула степь, и
между повозками по улицам и переулкам, и между са¬
дов, и по всей станице до самого края, до самой до реки.
— Так добре. Зараз выбирать. А потом сейчас пере¬
формировать части. Обов отделить от строевых частей.
Командиров распределить по частям.
— Согласны! — опять дружно отдалось в бескрай¬
ной, узко-желтеющей степи.
В передних рядах стояла благообразная борода. Без
особенных усилий, густым, слегка хриповатым голосом
он покрыл всех:
— Та куды мы идэмо? Чого шукаты?.. * Это ж разо¬
рение: всэ бросилы — и скотину и хозяйство.
Будто камень кто кинул — расступилась, зашаталась,
зашумела толпа, и пошло кругами:
— А тебе куды? назад? шоб перебилы всих?..
А благообразная борода:
— Зачем бить, як сами придэмо, оружие сдадим —
не звери ж воны. Вон моркушинские сдались, пятьдесят
чоловик, и оружие выдалы, винтовки, патроны, козаки
волоса не тронулы, и посейчас пашуть,
— Та це кулачье ж и сдалось.
42
Загудело, замелькало над головами, над разгорячен¬
ными лицами:
— Та ты понюхай черного кобеля пид хвост.
— Нас без слов вишать начнуть.
— Кому пахать-то пийдемо?! — закричали тонкими
голосами бабы. — Опять же козакам та ахвицерам.
— Чи опять в хомут?
— Пид козачий кнут?., пид ахвицеров та генералов!..
— Уходи, бисова душа, поки цел.
— Бей его! Свои продают...
А борода:
— Та вы послухайте... що ж лаетесь, як кобели?..
— Та и слухать нэма чого. Одно слово — хферт!
Возбужденные, красные лица оборачивались друг к
другу, злобно блестели глаза, над головами мотались ку¬
лаки. Кого-то били. Кого-то гнали по шее в станицу.
— Помолчите, граждане!
— Та постойте... куды вы меня! Що я вам дался, чи
сноп, чи що?
С железными челюстями разжал их:
— Товарищи, бросьте, — треба делом заниматься. Вы¬
брать командующего, а уж он остальных сам назначит.
Кого выбираете?
Секунду неподвижное молчание: степь, и станица, и
бесчисленная толпа — всё замерло. Потом поднялся лес
мозолистых, заскорузлых рук, и по степи до самых кра¬
ев, и в станице вдоль бесконечных садов, и за рекой гря¬
нуло одно имя:
— Кожу-ха-а-а!..
И покатилось, и долго еще под самыми под синею¬
щими горами стояло:
— а-а-а-а!..
Кожух сомкнул каменные челюсти, сделал под козы¬
рек, и видно было, как под скулами играли желваки.
Подошел к мертвецам, снял грязную соломенную шля¬
пу. И, как ветром, поднялись все шапки, обнажились
все головы, сколько их тут ни было, а бабы всхлипнули.
Кожух, опустив голову, постоял над мертвыми:
— Похороним наших товарищей со всеми почестями.
Подымайте.
Разостлали две шинели. К батальонному, у которого
на груди по гимнастерке кровавилось широкое застыв¬
шее пятно, подошел высокий красавец в матросской ша¬
почке, — по шее спускались ленточки, — молча нагнул¬
43
ся, осторожно, точно боясь сделать больно, поднял. Под¬
няли и Охрима. Понесли.
Толпа расступилась, потом свертывалась и текла бес¬
конечным потоком с обнаженными головами. И за каж¬
дым неотступно шла длинная косая тень, и идущие ее
топтали.
Молодой голос запел мягко, печально:
Вы жер-тво-ю па-а-ли в борь-бе-е ро-ко-вой...
Стали присоединяться другие голоса, грубые и не¬
умелые, невпопад, розня и перевирая слова, и нестрой¬
но и разноголосо, кто куда попало, но всё шире расплы¬
валось:
,..люб-ви без-за-ве-е-етной к на-ро-о-ду...
Разноголосо, невпопад, но отчего же впивается тон¬
кая печаль, которая странно вяжется в одно и с одино¬
кой смутно задумчивой степью, и с старыми почернелы¬
ми ветряками, и с высокими, чуть тронутыми позолотой
тополями, и с белыми хатами, мимо которых идут, и с
бесконечными садами, мимо которых несут, — как будто
здесь всё родное, близкое, будто здесь родились, тут и
умирать.
И засинели густою вечерней синевой горы.
Баба Горпина, та самая, которая подняла среди леса
рук и свою костлявую руку, вытирает захлюстанным по¬
долом красные глаза, мокрые, набитые пылью морщин¬
ки и шепчет, всхлипывая и неустанно крестясь:
— Святый боже, святый крепкий, святый бессмерт¬
ный, помилуй нас... святый боже, святый крепкий... — и
горько сморкается в тот же подол.
Дружно идут солдаты, размашистым шагом, с замкну¬
тыми лицами, насунутыми бровями, и стройно колыха¬
ются рядами темные штыки.
...вы от-да-а-ли все, что могли, за не-е-го...
Задремавшая на ночь пыль опять вечерне подымает¬
ся ленивыми клубами, все заволакивая.
И ничего не видно, только слышен густой гул шагов,
да —
„.святый крепкий, святый бессмертный...
...из-ны-ва-ли... в тюрь-мах сы-рых...
Потемневшие на покой ночи траурные громады гор за¬
гораживают первые робкие звезды.
44
Вот и кресты. Одни упали, другие покосились. Тя¬
нутся пустыри, поросшие кустами. Мягко пролетела со¬
ва. Беззвучно запорхали нетопыри. Иногда смутно за¬
белеет мрамор, пробьется сквозь вечернюю мглу золото
надписей, — памятники над богатеями казаками, торгов¬
цами, памятники над крепкой хозяйской жизнью, над
нерушимым укладом, — а над ними идут и поют:
...па-дет про-из-вол, и вос-ста-нет народ...
Вырыли рядом две могилы. Тут же торопливо скола¬
чивали смутно белевшие свежим пахучим тесом гробы.
Положили покойников.
Кожух встал на свеженасыпанную землю с обнажен¬
ной головой:
— Товарищи! Я хочу сказать... погибли наши товари¬
щи. Да... мы должны отдать им честь... они погибли за
нас... Да, я хочу сказать... G чого ж воны погибли?.. То¬
варищи, я хочу сказать, Советская Россия не погибла,
она будэ стоять до скончания вика. Мы тут, товарищи,
я хочу сказать, зажаты, а там — Россия, Москва, Россия
возьмет свое. Товарищи, в России, я хочу сказать, рабоче-
крестьянская власть... От этого всё образуется. На нас
идут кадеты, то есть, я хочу сказать, генералы, помещи¬
ки и всякие капиталисты, одним словом, я хочу сказать,
живодеры, сволочь! Но мы им не дадимся, мать их так,
да! Мы им покажем. Товарищи, э-э... мм... я хочу ска¬
зать, засыпем наших товарищей и поклянемся на их мо¬
гилах, постоим за Советску власть...
Стали опускать. Баба Горпина, зажимая рот, начала
всхлипывать, тихонько, по-щенячьи, повизгивая, потом
заголосила; за ней другая, третья. Всё кладбище замета¬
лось бабьими голосами. И каждая старалась протолк¬
нуться, нагнуться, черпнуть рукой земли и кинуть в мо¬
гилу. Земля глухо сыпалась.
Кожуха на ухо спросили:
— Сколько патронов дать?
— Штук двенадцать.
— Жидко будет.
— Знаешь, патронов нет. Каждую штуку приходится
беречь.
Рванул негустой залп, другой, третий. Мгновенно,
раз за разом ярко выхватывались лица, кресты, быстро
работавшие лопаты.
И когда смолкло, все вдруг почувствовали: стоит
ночь, тишина, пахнет теплой пылью, и немолчный шум
45
воды нагоняет дрему, не то смутные воспоминания, —
не вспомнишь о чем, а за рекой, на краю далеко протя¬
нувшись, лежит тяжелыми изломами густая чернота гор.
III
Ночные оконца черно смотрят в темноту, и в их не¬
подвижности зловещая затаенность.
От жестяной, без стекла, лампочки на табурете бе¬
жит к потолку, торопливо, колеблясь, черный траур. Гу¬
сто накурено. На полу фантастический ковер с бесчис¬
ленными знаками, линиями, зелеными, синими пятнами,
черными извивами — громадная карта Кавказа.
В распоясанных рубахах, босые, осторожно ползают
по ней на четвереньках — командный состав. Одни ку¬
рят, стараясь не уронить на карту пепел; другие, не от¬
рываясь, всё лазят по ней. Кожух с сжатыми челюстя¬
ми сидит на корточках, смотрит мимо крохотными свет¬
ло-колючими глазками, а на лице — своё. Всё тонет в
сизом табачном дыму.
В черноту окошечек, ни на секунду не смолкая, на¬
катывается полный угрозы шум реки, который днем за¬
бывается.
Осторожно, полушепотом, хотя из этой и из сосед¬
них хат все выселены, перекидываются:
— Мы все тут пропадем: ни один боевой приказ не
выполняется. Разве не видите?..
— С солдатами ничего не поделаешь.
— Так и они все подло пропадут — всех казаки из¬
рубят.
— Гром не грянет, мужик не перекрестится.
— Какой черт — не грянет, коли кругом пожаром
всё пылает.
— Ну пойди расскажи им.
— А я говорю — Новороссийск надо занять и там
отсиживаться.
— О Новороссийске не может быть и речи, — ска¬
зал в чисто вымытой подпоясанной рубахе, гладко выбри¬
тый, — у меня донесение товарища Скорняка. Там не¬
вылазная каша: там и немцы, и турки, и меньшевики *,
и эсеры *, и кадеты *, и наш ревком. И все митингуют,
без конца обсуждают, толкаются с собрания на собрание,
вырабатывают тысячи планов спасения, — и всё это пе¬
реливание из пустого в порожнее. Ввести армию туда —
значит, окончательно ее разложить.
46
В непотухающем шуме реки явственно отпечатался
выстрел. Он был далекий, но сразу ночные оконца своей
таящей неподвижностью и чернотой сказали: «Вот... на¬
чинается...»
Все внутренне напряженно вслушивались, а внешне,
не выпуская папирос и отчаянно дымя, продолжали ез¬
дить пальцами по изученной до последней черточки
карте.
Но, сколько ни езди, было всё то же: налево, не пус¬
кая, синеет синей краской море; направо и кверху пе¬
стреет множество враждебных надписей станиц и хуто¬
ров; книзу, на юге, рыже-желтой краской загораживают
дорогу непроходимые горы, — как в западне.
Огромным табором стоят вот у этой черной извиваю¬
щейся по карте реки, шум которой всё время вкатывает¬
ся в черные окошечки. А в помеченных всюду на кар¬
те балках, в камышах, лесах, степях, в хуторах и стани¬
цах собираются казаки. До сих пор еще кое-как
подавляли порознь восставшие станицы, хутора, а теперь
пылает в восстании вся громада Кубани. Советская власть
всюду сметена; представители ее по хуторам, по стани¬
цам изрублены, и, как кресты на кладбище, всюду густо
стоят виселицы: вешают большевиков, а их больше всего
среди иногородних, но есть и казаки-большевики; те и
другие болтаются на виселицах. Куда же отступать? Где
спасение?
—• Ясно дело, на Тихорецкую пробираться, а там —
на Святой Крест; а там — в Россию уйдем...
— Умная голова — Святой Крест! Как же ты до него
доберешься через всю восставшую Кубань, без патронов,
без снарядов?
— А я говорю, к главным силам пробиваться...
— Да где они, главные-то силы? Ты эстафету полу¬
чил, что ли? Так скажи нам.
— Я говорю, Новороссийск занять и отсиживаться,
пока из России не подойдет помощь.
Они говорят, а за словами у каждого стоит:
«Если б мне поручили всё дело, я бы отличный план
составил и всех бы спас...»
Снова зловеще, покрывая ночной шум реки, раздался
далекий выстрел; немного погодя сдвоило, потом еще раз,
да вдруг посыпало из решета — и смолкло.
Все повернули головы к неподвижно черным оконцам.
Не то за стенкой очень близко, не то на чердаке за¬
орал петух.
47
*— Товарищ Приходько, — разжал челюсти Кожух, >—
пойдите узнайте там.
Молодой невысокий кубанский казак, с красивым,
слегка прихваченным оспой лицом, в тонко перетяну¬
том бешмете *, вышел, осторожно ступая босыми но¬
гами,
— А я говорю...
— Извините, товарищ, совершенно недопустимо... —
перебивает гладко выбритый, спокойно стоя и глядя на
них сверху: всё это — выбившиеся на войне в офицеры
солдаты из крестьян, либо бондари, столяры, парик¬
махеры, а он — с военным образованием и давнишний
революционер, — ...совершенно недопустимо вести ар¬
мию в таком состоянии, это значит — погубить ее: не
армия, а митингующий сброд. Необходимо реорганизо¬
вать. Кроме того, десятки тысяч беженских повозок со¬
вершенно связывают по рукам и ногам. Их необходимо
оторвать от армии — пусть идут куда хотят или возвра¬
щаются домой; армия должна быть совершенно свобод¬
на и не связана. Пишите приказ: «Остаемся в станице
на два дня для реорганизации...»
Он говорил, и слова заслоняли ход и язык мысли:
«У меня широкие знания, соединение теории с прак¬
тикой, глубоко историческое изучение военного дела, —
почему же он, а не я? Толпа слепа, и всегда толпа...»
— Чого ж вы захотели? — голосом ржавого железа
заговорил Кожух. — У каждого солдата в обозе мать,
отец, невеста, семейство, — та разве ж он покинет их?
Коли будемо сидеть тут, дождемся — вырежут до одно¬
го. Идтить надо, идтить и идтить! На ходу переформи¬
руемся. Надо скорее мимо города, не останавливаться, а
идтить берегом моря. Дойдем до Туапсе, там по шоссе
перевалим через Главный хребет и соединимся с глав¬
ными силами. Они далеко не ушли. А тут кажный день
смерть обступает.
Тогда все разом заговорили, и у каждого был отлич¬
ный для него и никуда не годный для других проект.
Кожух поднялся, заиграл железными желваками и,
тоненько покалывая крохотными глазками отлива серой
стали, сказал:
— Завтра выступать... с рассветом.
И думал: «Не выполнят, сволочи!..»
Все нехотя замолчали, и за этим молчанием стояло:
«Дураку закон не писан».
48
IV
Когда Приходько вышел, шум воды вырос, наполняя
всю темноту. У дверей на черной земле темный и низ¬
кий пулемет. Возле две темные фигуры с темными шты¬
ками.
Приходько идет, присматриваясь. Небо сплошь заго¬
рожено теплыми невидимыми тучами. Далеко собаки ла¬
ют в разных концах, упорно, без устали, на разные го¬
лоса. Замолчат, послушают: шумит река, и опять — упор¬
но, надоедливо.
Смутно белеющими пятнами проступают неугадывае-
мые хаты. На улице черно наворочено; присмотришься —
повозки; густо несется храп и заливистое сонное дыхание,
и из-под повозок и с повозок, — везде навалены люди.
Высоко чернеет посреди улицы: тополь — не тополь и
не колокольня: присмотришься — оглобля поднята. Мер¬
но и звучно жуют лошади, вздыхают коровы.
Алексей осторожно шагает через людей, освещая на
секунду папиросой. Мирно и тихо, а чего-то ждешь, —
далекого выстрела, что ли, и чтобы опять сдвоило?
— Хто идет?
— Свой.
— Хто идет... тудды тебе!
Слабо различимые, легли на руки два штыка.
— Командир роты, — и, нагнувшись, шепотом: —
«Лафет».
— Верно.
— Отзыв?
Солдат, щекотно влезая жесткими усами в ухо, хри-
повато шепчет:
— «Коновязь», — и из-под усов густо расплывается
винный дух.
Он идет, и опять черно-неразличимые повозки, звуч¬
но жующие лошади, сонное дыхание, ни на минуту не
прерывающийся шум воды, упорный, надсадистый со¬
бачий лай. Осторожно переступает через руки, ноги.
Кое-где под повозками незаснувший говорок — солдаты
с женами; а под плетнями — тайный смех, задавленные
взвизги — с любезными.
«Спохватились-таки, да и то пьяные, канальи. Всё
вино у казаков небось вылакали. Да это что ж: пей, да
ума не пропивай... Как это казаки не вырезали нас до
сих пор? Дурачье!»
4 В огненном кольце
49
Забелелось... не то узкая хата, не то блеснул в тем¬
ноте белизной холст.
«Да и сейчас не поздно: на брата с десяток патро¬
нов наберется, нет ли, на орудие десятка полтора сна¬
рядов, а у них всего...»
Белое шевельнулось.
— Ты, Анка?
— А ты чего по ночам блукаешь*?
Темная, должно быть вороная, лошадь жует навален¬
ное в оглоблях сено... Он стал свертывать другую папи¬
росу. Она, держась за повозку, почесала босую ногу о
ногу. Под повозкой разостланная полсть, и слышится здо¬
ровенный храп — отец спит.
— Долго мы будем проклаждаться?
— Скоро, — и иыхнул папиросой.
Озаренно проступил кусок его носа, коричневато-та¬
бачные концы пальцев, искорки в глазах девушки, креп¬
ковыбегающая из белой рубахи шея, монисто, потом
опять — мгновенная тьма, уродливые очертания пово¬
зок; коровы вздыхают, жуют лошади, и шумит река.
Отчего не слыхать выстрела?
«Взять да жениться на ней...»
И сейчас же, как это всегда бывало, проступает то¬
ненькая, как стебелек, шейка незнаемой девушки, голу¬
бые глаза, нежное голубовато-сквозное платье... Гимна¬
зию кончила... И даже не жена, а невеста... девушка, ко¬
торую он никогда не видал, но которая где-то есть.
— Я, если козаки до нас приступят, заколюсь.
Она полезла за пазуху, вытащила оттуда тускло по¬
блескивавшее:
— Во — острый... попробуй.
Тил-ли-ли-ли...
Странный ночной удаляющийся голос, тонко хватаю¬
щий за душу, только не детский плач; должно быть,
филин.
— Ну, надо уходить, нечего тут валандаться...
И никак не отдерет ног, приросли. И, чтобы отодрать
их, думает: «Как корова, почесалась ногой за ухом...»
Но это не помогает, и он стоит, затягивается, — и,
опять мгновенно из тьмы кусок носа, пальцы, крепкая
девичья шея с ямочкой, монисто и молодая грудь, обли¬
тая белой, с вышивкой рубахой... снова тьма, шум реки,
людское дыхание.
Лицо близко около ее глаз. Иглы, кольнув, разбежа¬
лись, он берет за локоть:
50
— Анка!
От него пахнет табаком, молодым, здоровым телом.
— Анка, пойдем до садов, посидим...
Она уперлась обеими руками ему в грудь, рванулась
так, что он пошатнулся, наступая сзади кому-то на ноги,
на руки. Белое торопливо мелькнуло в заскрипевшую
повозку, покатился подмывающий смешок, и угомони¬
лось; а баба Горпина подняла голову с подушки, села
в повозке и отчаянно заскреблась:
— У-у, полуношница!.. И коли тоби угомон возьме?
Хтось такий?
— Я, бабо.
— A-а, Алешенька. Це ты? Не спизнала. Що таке
буде, солодкий мий? Ой, горя-несчастя выпьемо. Чуе
мое сердце. Як выизжалы, перше кошка дорогу пере-
бигла, така здорова та брюхата, а писля того — заяц
як стриканё, боже ж ты мий милосердный! Що ж таке
балшавики думають: усе добро оставилы. Як замуж
мене за старика отдавалы, мамо и каже: от тоби само¬
вар, береги ёго, як свой глаз; будешь помирать, шоб
дитям твоим и внукам. Як Анку буду выдавать, ей
отдам. А теперь усе бросилы, худобу усю бросилы. Що
балшавики думають? И що буде Совитска власть робиты?
Та нэхай ция власть подохне, як пропадэ мий самовар!
На три дня, казалы, выизжайте, через три дня усе на
место стане, а от уж цилу недилю блукаем, як неприка¬
янные. Яка ж вона Совитска власть, як не може ничого
для нас робиты? Кобелю власть. Геть козаки пиднялись,
як оглашеннии. Жалко наших, Охрима тай того... моло¬
денький такий. О боже ж мий милий!..
Баба Горпина всё скребет себя, и, когда замолчала,
забывшаяся река напомнила о себе: шумит, наполняя всю
громаду ночи.
— Э-э, бабо, що скулить, — с того добра нэ будэ.
Опять пыхнул папиросой, думая о своем: не то с ро¬
той остаться, не то при штабе. Где же и когда встретит
голубые глаза, тоненькую шейку?
Но баба уж не угомонится. Как тень, за нею долгая
жизнь, — трудно. Два сына на турецком фронте легли;
два тут в армии под ружьем. Старик под повозкой хра¬
пит, а эта сорока тыхесенько притулилась, должно спит,
да разве ее узнаешь? Ой, трудно! Жилы все повытягала
за свою долгую жизнь — шестой десяток пошел. И ста¬
рик и сыновья — хребтина трещала от работы. А на кого
работали? На Козаков та на ихних генералов, ахвице-
4*
51
ров. У них вся земля, а иногородний — как собака... Ой,
лишенько! Так и работали, глядя в землю, як быки.
Утром, вечером, каждый день царя в молитвах поми¬
нала, — родителей, потом царя, потом детей, потом всех
православных христиан. А он — не царь, а кобель се¬
рый, его и спихнули. Ой, лишенько, аж поджилки за¬
тряслись, страшно стало, как услыхала, что царя спих¬
нули. А потом так и надо — кобель и кобель.
— Блох нонче сила.
И баба опять зачухалась. Потом глянула в темно¬
ту, — шумит река, —■ покрестилась:
— Должно, утро скоро.
Прилегла, да не спится, вся жизнь стоит, как тень
над человеком, и никуда не уйдешь, —* стоит, молчит,
как нету ее, а сама вся тут...
— Балшавики в бога не верють. Шо ж, мабуть, зна-
ють, свое делають: пришлы, усе сразу як повалялы.
Ахвицера, помещики утеклы швидко *. От козаки и озве-
ринилысь... Дай им, господи, здоровья, даром шо в бога
не верють. Опять же свои, не басурманы... Як бы по¬
раньше объявилысь, не було б цией проклятой войны,
живы були б мои сыночки. У Туретчине сплять. И от¬
куда ции балшавики взялысь? Кажуть, у Москви наро¬
дились, а которы кажуть, у Германии, германьский
царь породил та на Россию наслав. А воны, як прииха-
лы, в одно горло: землю и землю людям, щоб над той
землей робилы на себе, а не на Козаков. Хороший чоло-
вики, тильки чого воны мий само... спл... сплять... сы...
сыно... доб... добра... кошка... ди... ты...
Задремала старая, уронила голову, — должно быть,
заря скоро.
У каждого свое. Под повозкой, придвинутой к само¬
му плетню, как будто горлинка воркует. И откуда бы
горлинке ночью ворковать под повозкой у плетня, вор¬
ковать и делать гулюшки и пускать пузыри маленьким
ротиком? «Вввв-ва» и «уа-вва-ва...» Но, должно быть, ко¬
му-то это сладко, и милый грудной материнский моло¬
дой голос тоже воркует:
— Та що ж ты, мое квиточко, мий цветочек? Та по¬
кушай ще. Ну, на, на! Та що ж ты нэ берэшь? От як
мы умием — головой верть та языком геть мамкину
сиську.
52
И она смеется таким заразительно-счастливым сме¬
хом, что кругом посветлело. Не видать, но, наверное,
черные брови и мутные серебряные серьги в маленьких
ушах.
— Не хочешь? Що ж ты, мое шишечко? Ой, якии сер¬
дитый! Як мамкину сиську тискае рученятками. А ногот¬
ки як бумага папиросна... Дай поцелую кажный пальчик:
раз! та ще два! та три!.. О-о, яки велики пузыри пускае!
Великий чоловик будэ. А мамка будэ старёнька тай без¬
зуба, а сын скаже: «Ну стара, садись до стола, буду тебе
кашей тай саламатой годуваты» *. Степан, Степан, та що
ж ты спишь? Та проснись, сын гуляе...
— Постой!.. Фу-у... не трожь, пусти... спать хочу...
— Та, Степане, проснись же, сын гуляе. Який же ты
неповоротливый! От я тоби сына кладу. Таскай его, сын¬
ку, за нос та за губу, — от так! от так!.. Батько твий не
нагуляв ще бороды соби и усив, так ты ёго за губу, за
губу таскай.
А в темноте сначала заспанный, а потом такой же ра¬
достно улыбающийся голос:
— Ну, ложись, ложись, сынку, до мене, нечего тоби
с бабой возиться, будемо мужыковаты. Зараз на вой¬
ну пидемо, а там работать с тобой у паре будемо,
землю годуваты... Э-э, та що ж ты пид мене моря пу¬
щаешь?
А мать смеется неизъяснимо радостным, звенящим
смехом.
Приходько идет, осторожно шагая через ноги, дыш¬
ла, хомуты, мешки, временами освещая папиросой.
Уже всё замолкло. Всюду темно. И даже под повоз¬
кой у плетня тихо. Собаки молчат. Только река шумит,
но и ее шум присмирел, куда-то отодвинулся, и громад¬
ный сон мерным дыханием покрывает десятки тысяч
людей.
Приходько шагает, уже не ждет вздваивающихся
выстрелов; слипаются глаза: чуть начинают угадываться
неровные края гор.
«А ведь на самой на заре и нападают...»
Пошел, доложил Кожуху, потом разыскал в темноте
повозку, влез, и она заскрипела и закачалась. Хотел
думать... о чем, бишь?! Завел слипающиеся глаза и стал
сладко засыпать.
53
V
Звон железа, лязг, треск, крики... Та-та-та-та...
— Куды?! куды?! постой!..
Что это пылает во всё небо: пожар или заря?
— Первая рота, бего-ом!
Черные полчища грачей без конца мелькают по крас¬
ному небу с оглушительным криком.
Всюду в предрассветной серости надеваемые хому¬
ты, вскидываются дуги. Беженцы, обозные, роняя оглоб¬
ли, задевают друг друга, неистово ругаются...
...бумм! бумм!..
...лихорадочно запрягают, цепляются осями, секут ло¬
шадей и с треском, с гибелью, с отлетающими колесами
бесшумно несутся по мосту, поминутно закупоривая.
...тра-та-та-та... бум... бумм!..
Утки несутся в степь на кормежку. Отчаянно голосят
бабы...
...та-та-та-та...
Артиллеристы лихорадочно прихватывают к валькам
постромки.
С выпученными глазами, в одной коротенькой гим¬
настерке, без штанов, мелькает волосатыми ногами сол¬
датик, волоча две винтовки, и кричит:
— Иде наша рота?., иде наша рота?..
А за ним, истошно голося, простоволосая, расхри¬
станная баба:
— Василь!., та Василь!., та Василь!..
Та-та-тррра-та-та!.. бумм!.. бумм!..
Вон уже началось: в конце станицы над хатами, над
деревьями быстро поднимаются клубящимися громада¬
ми столбы дыма. Ревет скотина.
Да разве кончилась ночь? Разве только что не была
разлита темнота, и сонное дыхание десятков тысяч, и
неумирающий шум реки, и разве не лежали на краю
невидимой чернотой горы?..
А теперь они не черные и не голубые, а розовые.
И, заслоняя их, заслоняя померкший шум реки, грохот,
треск, скрип подымающихся обозов, раскатывается, на¬
полняя холодком сжимающееся сердце: ррр... трра-та-
та-та...
Но всё это кажется маленьким, ничтожным, когда из
расколотого воздуха вываливается сотрясающий грохот:
бба-бах!!
...Кожух сидит перед хатой. Лицо спокойно-желтое, —
54
как будто кто-то собирается уезжать по железной до¬
роге, и все суетятся, спешат; а вот уйдет поезд, и опять
всё будет тихо, спокойно обыкновенно. Поминутно к не¬
му прибегают или скачут на взмыленной лошади с до¬
несениями. Около наготове адъютант и ординарцы.
Выше подымается солнце, нестерпимо раскатывается
ружейная и пулеметная трескотня.
А у него на все донесения одно:
— Берегти патроны, берегти, як свой глаз; расходо¬
вать только в самом крайнем случае. Подпускать близ¬
ко, и в атаку. Не допускать до садов, до садов не допу¬
скать! Возьмите две роты из первого полка, отбейте вет¬
ряки, поставьте пулеметы.
К нему со всех сторон бегут с тревожными донесе¬
ниями, а он всё такой же, спокойно-желтый, лишь жел¬
ваки перекатываются на щеках и кто-то, сидя внутри, ве¬
село приговаривает: «Добре, хлопьята, добре!..» Может
быть, через час, через полчаса казаки ворвутся и будут
всех наповал рубить! Да, он это знает, но он и видит,
как послушно и гибко рота за ротой, батальон за ба¬
тальоном выполняют приказания, как яростно дерутся
те батальоны и роты, которые еще вчера анархически
орали песни, в грош не ставили и командиров и его и
лишь пили да возились с бабами; видит, как точно при¬
водят в исполнение все его распоряжения командиры,
те самые командиры, которые еще этой ночью так друж¬
но презрительно помыкали им.
Привели солдата, захваченного и отпущенного каза¬
ками. У него отрезаны нос, уши, язык, обрублены паль¬
цы, и на груди его же кровью написано: «С вами со все¬
ми то же будет, мать вашу...»
«Добре, хлопьята, добре...»
Яростно наседают казаки.
Но когда прибежали из тыла и, задыхаясь, сказали:
«Там, перед мостом, идет бой...» — он пожелтел, как ли¬
мон, — идет бой промеж обозных и беженцев... Кожух
бросился туда.
Перед мостом — свалка: рубят топорами друг у друга
колеса, возят друг дружку кнутами, кольями... Рев, крик,
бабий смертный вой, детский визг... На мосту громад¬
ный затор, сцепившиеся осями повозки, запутавшиеся
в постромках храпящие лошади, зажатые люди, в ужасе
орущие дети... Тра-та-та... —* из-за садов... Ни взад, ни
вперед.
— Сто-ой!.. стой!.. — хрипучим, с железным лязгом,
55
голосом ревел Кожух, но и сам себя не слышал. Выстре¬
лил в ухо ближайшей лошади.
На него кинулись с кольями:
— Га-а, бисова душа! Животину портить!.. Бей его!!
Кожух с адъютантом, с двумя солдатами отступал,
прижатый к реке, а над ними гудели колья.
— Пулемет... — прохрипел Кожух.
Адъютант, как вьюн, скользнул под повозки, под ло¬
шадиные пуза. Через минуту подкатили пулемет и прибе¬
жал взвод солдат.
Мужики заревели, как раненые быки.
— Бей их, христопродавцев! — и стали кольями вы¬
бивать винтовки из рук.
Солдаты отбивались прикладами — не стрелять же
в отцов, матерей и жен.
Кожух прыгнул, как дикий кот, к пулемету, заложил
ленту и: та-та-та... веером поверх голов, и ветер смерти
с пением зашевелил волосы. Мужики отхлынули. А по-за
садами по-прежнему: та-та-та...
Кожух перестал стрелять и, надсаживаясь, стал вы¬
крикивать трехэтажные матерные ругательства. Это
сразу успокоило. Приказал повозки на мосту, которые
нельзя было расцепить, скинуть в реку. Мужики пови¬
новались. Мост расчистили. Перед мостом стал взвод с
винтовками на руку, а адъютант стал пропускать по
очереди.
Повозки неслись вскачь через мост по три в ряд;
бежали, мотая рогами, привязанные коровы; отчаянно
визжа и натягивая веревки, карьером неслись свиньи, и
грохотал настил моста, прыгали доски, как клавиши, и
в грохоте тонул шум реки.
Солнце всё выше. Расплавленным блеском нестерпи¬
мо играет вода.
За рекой широчайшей полосой несутся обозы, теря¬
ясь в облаках пыли, всё больше и больше пустеют пло¬
щади, улицы, переулки, вся станица.
Огромной, поминутно вспыхивающей выстрелами ду¬
гой охватили казаки станицу, упираясь концами в реку.
Всё уже дуга: веё теснее в ней станице, садам, обозам,
которые непрерывно сыплются через мост. Бьются сол¬
даты, отстаивают каждую пядь, бьются за своих детей,
отцов, матерей, берегут каждый патрон, редко стреляют,
но каждый выстрел родит казачьих сирот, слезы и плач
в казачьих семьях.
Остервенело наваливаются казаки, близко, совсем
56
близко мелькает их цепь, уже заняли окраину садов,
мелькают из-за деревьев, из-за плетней, из-за кустов.
Залегли, шагов с десяток, между цепями. Стихло, —
берегут солдаты патроны: караулят друг друга. Крутят
носами: чуют — несет из казачьей цепи густым сивуш¬
ным перегаром. Завистливо тянут раздувшиеся ноздри:
— Нажрались, собаки... Эх, кабы достать!..
И вдруг не то возбужденно-радостный, не то по-зве-
риному злобный голос из казачьей цепи:
— Бачь! та це ж ты, Хвомка!! Ах ты, ммать ттвою
крый, боже!..
И сейчас же из-за дерева воззрился говяжьими гла¬
зами молодой гололицый казачишка, весь вылез, хоть
стреляй в него.
А из солдатской цепи также весь вылез такой же го¬
лолицый Хвомка:
— Це ты, Ванька?! Ах ты, ммать ттвою, байстрюк*
скаженний!..
Из одной станицы, с одной улицы, и хаты рядом под
громадными вербами. А утром, как скотину гнать, ма¬
тери сойдутся у плетня и калякают. Давно ли мальчиш¬
ками носились вместе верхами на хворостинках, лови¬
ли раков в сверкающей Кубани, без конца купались.
Давно ли вместе спивалы с дивчатами ридны украин¬
ски песни, вместе шли на службу, вместе, окруженные
рвущимися в дыму осколками, смертельно бились с тур¬
ками.
А теперь?
А теперь казачишка закричал:
— Шо ж ты тут робишь, лахудра вонюча?! Спизнал-
ся с проклятущими балшевиками, бандит голопузый?!
— Хто?! Я бандит?! А ты що ж, куркуль поганый..,
Батько твий мало драл с народу шкуру с живово и с
мертвово... И ты такий же павук!..
— Хто?! Я — павук?! Ось тобий!! — откинул вин¬
товку, размахнулся — рраз!
Сразу у Хвомки нос стал с здоровую грушу. Размах¬
нулся Хвомка — рраз!
— На, собака!
Окривел казак.
Ухватили друг дружку за душу — и ну молотить!
Заревели быками казаки, кинулись с говяжьими гла¬
зами в кулаки, и весь сад задохся сивушным духом. Точ¬
но охваченные заразой, выскочили солдаты и пошли ра¬
57
ботать кулаками, о винтовках — помину нет, — как
не было их.
Ох, и дрались же!.. В морду, в переносье, в кадык,
в челюсть, с выдохом, с хрустом, с гаком — и нестерпи¬
мый, не слыханный дотоле матерный рев над ворочав¬
шейся живой кучей.
Казачьи офицеры, командиры солдат, надрываясь от
хриплого мата, бегали с револьверами, тщетно стараясь
разделить и заставить взяться за оружие, не смея стре¬
лять, — на громадном расстоянии ворочался невиданный
человеческий клубок своих и чужих и несло нестерпи¬
мым сивушным перегаром.
— A-а, с... сволочи!.. — кричали солдаты. — Нажра¬
лись, так вам море по колено... мать, мать, мать!..
— Хиба ж вам, свиньям, цию святую воду травить...
мать, мать, мать!.. — кричали казаки.
И опять кидались. Исступленно зажимали в горячих
объятиях — носы раздавливали, и опять без конца били
кулаками куда и как попало. Дикая, остервенелая не¬
нависть не позволяла ничего иметь между собой и вра¬
гом, хотелось мять, душить, жать, чувствовать непо¬
средственно под ударом своего кулака хлюпающую
кровью морду врага, и всё покрывала густая — не про-
дыхнешь — матерная ругань и такой же густой, непере¬
носный водочный дух.
Час, другой... всё — исступленный мордобой, всё —
исступленный матерный рев. Никто не заметил — стало
темно.
Два солдата долго в темноте старательно лупили друг
друга, кряхтя, матюкая, да на минутку оторвались, всмот¬
релись друг в друга:
— Це ты, Опанас?! Та що ж ты, мать твою в душу,
лупишь мене, як сноп на току!
— Ты, Миколка? А я думав — казак. Що ж ты, утро¬
ба поганая, усю морду мени расковыряв, що я тоби сдав-
ся, чи казенный, чи що?
Отирая кровавые лица, переругиваясь, медленно от¬
ходят в цепь и в темноте ищут свои винтовки.
А рядом два казака, долго крякая, возили друг друга
кулаками, по очереди сидели друг на друге верхом,
потом вгляделись:
— Та що ж ты на мени ездишь, туды и растуды тебе,
як на старом мерине?!
— Це ты, ты, Гараська?! Та що ж ты не кричав?
Тильки матюкается, як скаженний, а я думав — солдат.
68
И, вытирая кровь, пошли в казачий тыл. Смолкла
наконец подлая матерная ругань, и стало слышно: шу¬
мит река да бесконечно барабанит досками мост — не¬
скончаемо катятся обозы, да чуть багрово шевелятся
края черных туч от догорающего пожара. Вдоль садов
залегла цепь солдат, а кругом в степи — казачья цепь.
Молчали, перевязывая вспухшие, в фонарях, рожи. Всё
тарахтит мост, шумит река. Перед самым утром стани¬
цу очистили. Последний эскадрон перешел, стуча по на¬
стилу, и мост запылал, а вслед уходящим со всей стани¬
цы посыпались залпы, затрещали пулеметы.
VI
По станичным улицам идут с песнями, мотая длип-
нополыми перетянутыми черкесками, казаки, пластун¬
ские * батальоны; на лохматых черных папахах белеют
ленточки. А лица изукрашены: у одного глаз сине-ба-
грово заплыл; у другого вместо носа кровавый бугор;
вздулась щека; как подушки, губошлепые губы, — ни
одного казака, чтоб у него не глядели с лица самые гус¬
тые фонари.
Но идут весело, густо, и над вздымающейся взрыва¬
ми из-под ног пылью — рубленым железом марш в такт
дружно отдающемуся в земле шагу:
Як не всхо-ти-лы,
за-бун-то-ва-лы... —
густо, сильно, отдаваясь в садах, за садами, в степи, над
станицей:
...тай у-те-ря-лы Вкра-и-ну!
Казачки встречают, высматривают каждая своего, —
бросается радостно или вдруг заломит руки, заголосит,
покрывая песни, а старая мать забьется, вырывая седые
волосы, и понесут ее дюжие руки в хату.
...за-бун-то-ва-лы...
Бегут казачата... Сколько их! И откуда только они
повылезли, ведь не видать было всё время; бегут и
кричат:
— Батько!.. батько!..
— Дядько Микола!., дядько Микола!..
— А у нас красные бычка зъилы.
— А я одному с самострела глаз вышиб, — он пья¬
ный в саду спал.
59
На месте прежнего по улицам, по переулкам раски¬
нулся другой и, видно, свой лагерь. Уже задымились по
всем дворам летние кухоньки. Суетятся казачки. При¬
гнали откуда-то из степи спрятанных коров; привезли
птицу; идет и варево и жарево.
А на реке жаркая своя работа — в обгонку стучат
топоры, заглушая даже шум реки, летит во все стороны,
сверкая на солнце, белая щепа, — рвутся казаки, на¬
водят мост вместо сгоревшего, чтоб поспеть нагнать
врага.
А в станице — свое. Идет формирование новых ка¬
зачьих частей. Офицеры с записными книжками. Прямо
на улице за столами писаря составляют списки. Идет
перекличка.
Казаки поглядывают на похаживающих офицеров, —
поблескивают на солнце погоны. А давно ли, каких-ни¬
будь шесть-семь месяцев назад, было совсем другое: на
площадях, на станичных улицах, по переулкам крова¬
вым мясом валялись вот такие же офицеры с сорван¬
ными погонами. А по хуторам, в степях, по балкам
ловили прятавшихся, привозили в станицу, беспощадно
били, вешали, и они висели по нескольку дней, чтоб
вороньё растаскивало.
И началось это около году назад, когда на турецкий
фронт докатился пожар, полыхавший в России.
Кто такое?! Что такое?..
Ничего не известно. Только объявились неведомые
большевики, и — точно у всех с глаз бельма слизнуло —
вдруг все увидали то, что века не видали, но века чув¬
ствовали: офицерьё, генералитет, заседателей, атама¬
нов, великую чиновную рать и нестерпимую военную
службу, дотла разорявшую. Каждый казак должен был
на свой счет справлять сыновей на службу: а три,
четыре сына — каждому купить лошадь, седло, обмун¬
дирование, оружие, — вот и разорился двор. Мужик
же приходит на призыв голый: всё дадут, оденут с го¬
ловы до ног. И казацкая масса постепенно беднела,
разорялась и расслоялась: слой богатого казачества
всплывал, креп, обрастал, остальные понемногу тонули.
Нестерпимо, ослепительно глядит крохотное солнце
на весь развернувшийся под ним край. Марево трепещет
знойным трепетанием.
60
А люди говорят:
— Та нэма ж края найкращего, як наш край...
Слепящий блеск играет в плоскодонном море. Чуть
приметно набегают стекловидные зеленые морщины,
лениво моют прибрежные пески. Рыба кишмя кишит.
Рядом другое море — бездонно-голубое, и до дна, до
самого дна отражается опрокинутая синева. Бесчислен¬
но дробится нестерпимое сверкание больно смотреть.
Далеко по голубому дымят пароходы, черно протянув
тающие хвосты, — за хлебом идут, гроши везут.
А от моря густо-синею громадой громоздятся горы;
верхи завалены первозданными снегами, глубоко залегли
в них голубые морщины.
В бесконечных горных лесах, в ущельях, в низинах
и долинах, на плоскогорьях и по хребтам — всякой пти¬
цы, всякого зверя, даже такого, которого уже нигде не
сыщешь во всем свете, — зубр.
В утробе диких громад, размытых, загроможденных,
навороченных, — и медь, и серебро, и цинк, и свинец, и
ртуть, и графит, и цемент, и чего-чего только нет, —
а нефть, как черная кровь, сочится по всем трещинам, и
в ручьях, в реках тонко играют радугой расплывающие¬
ся маслянистые пленки и пахнут керосином...
«Найкращий край...»
А от гор, а от морей потянулись степи, потянулись
степи и потеряли границы и пределы.
«Та нэма ж им конца и краю нэма!..»
Безгранично лоснится пшеница, зеленеют покосы,
либо без конца шуршат камыши над болотами. Белыми
пятнами белеют станицы, хутора, села в неоглядной гу¬
стоте садов, и остро вознеслись над ними в горячее небо
пирамидальные тополя, а на знойно трепещущих курга¬
нах растопырили крылья серые ветряки.
По степи сереют отары неподвижно уткнувшихся
друг в друга овец; густо колышется над ними с гуде¬
нием миллионно-кишащее царство оводов, мошкары, ко¬
маров.
Лениво по колено отражается в зеркале степных вод
красный скот. Тянутся к балкам, мотая головами, лоша¬
диные косяки.
А над всем —* изнеможенно звенящий, неумирающий
зной.
На бегущих по дороге в запряжке лошадях соломен¬
ные шляпы — иначе падают от смертельно-пристально¬
61
го взгляда крохотного солнца. И люди, неосторожно
обнажившие голову, пораженные, с внезапно побагровев¬
шим лицом, валятся на обжигающую пыль дороги, стек-
леют глаза... Тонко звенящий, всюду трепещущий зной.
Когда запряженный тремя, четырьмя парами круто¬
рогих быков тяжелый плуг режет в бескрайной степи бо¬
розду, отбеленный лемех отваливает такую жирную, мас¬
лянистую землю, что не земля, а намазал бы, как чер¬
ное масло, да ел. И сколько вглубь ни забирай тяжелым
плугом, как ни взрезывай отбеленным лемехом, — всё
равно до мертвой глины не доберешься, всё равно сияю¬
щая сталь отворачивает нетронутые, девственные, един¬
ственные в мире пласты — чернозем — местами до са¬
жени.
И какая же сила, какая же нечеловечески родящая
сила! Заткнет в землю, балуясь, мальчишка валяю¬
щуюся жердь — глядь, побеги выбросила, глядь, уж
дерево шатром ветки раскинуло. А виноград, арбузы,
дыни, груши, абрикосы, помидоры, баклажаны, — да раз¬
ве перечесть! И всё — громадное, невиданное, противо¬
естественное.
Заклубятся облака в горах, поползут над степями, по¬
льют дожди, напьется жадная земля, а потом начинает
работать безумное солнце — и засыпается страна неви¬
данным урожаем:
— Та нэма ж края найкращего, як цей край!
Кто же хозяева этого чудесного края?
Кубанские казаки — хозяева этого чудесного края.
И есть у них работники, народ-работник, и столько же
его, сколько самих казаков; и так же поют украинские-
песни и говорят родным украинским языком.
Братья родные два народа, — и те и другие пришли
с милой Украины.
Не пришли казаки — пригнала их царица Катька
полтораста лет назад; разрушила вольную Запорож¬
скую Сечь и пригнала сюда; пожаловала им этот дикий
тогда, страшный край. От ее пожалования плакали за¬
порожцы кровавыми слезами, тоскуя по Украине. Повы¬
лезали из болот, из камышей скрюченные пожелтевшие
лихорадки, впились в казаков, не щадили ни старого, ни
малого, много выпили народу. В острые кинжалы да в
меткие пули приняли невольных пришельцев черкесы, —
кровавыми слезами плакали запорожские казаки, поми¬
нали родную Сечь и день и ночь бились с желтыми ли¬
хорадками, с черкесами, с дикой землей, — нечем было
62
поднять ее вековых, не тронутых человеком за¬
лежей.
А теперь... теперь:
— Та нэма ж края найкращего, як наш край!
А теперь все зарятся на этот край, как чаша пере¬
полненный невиданными богатствами. Потянулись го¬
нимые нуждой из Харьковской губернии, из Полтавской,
из Екатеринославской, с Киевщины, потянулись голь и
беднота со скарбом, с детьми, расселились по станицам
и щелкают, как голодные волки, зубами на чудесную
землю.
— На-кось! съешь фигу, — землю захотели!
И стали батраками переселенцы у казаков, дали им
имя — «иногородние». Всячески теснили их казаки, не
пускали их детей в казацкие народные школы, драли
с них по две шкуры за каждую пядь земли под их хата¬
ми, садами, за аренду земли, взвалили на них все ста¬
ничные расходы и с глубоким презрением называли их:
«бисовы души», «чига гостропуза», «хамсел» (то есть
хамом сел на казацкую землю).
А иногородние, упорные, как железо, без своей зем¬
ли поневоле бросающиеся на всякие ремесла, на про¬
мышленную деятельность, изворотливые, тянущиеся к
знанию, к культуре, к школе — платят казакам тою
же монетой: «куркуль» (кулак), «каклук», «пугач»... Так
горит взаимная ненависть и презрение, а царское пра¬
вительство, генералы, офицеры, помещики радостно раз¬
дувают эту звериную вражду.
Прекрасный край, дымящийся, как горькой желчыо,
едкой злобой, ненавистью и презрением.
Но не все казаки, не все иногородние так относятся
друг к другу. Выбившиеся из нищеты, выбившиеся из
нужды сметкой, упорством, железным трудом иногород¬
ние в почете у богатых казаков. Держат они мельницы
на откупу, много держат казацкой земли в аренде, дер¬
жат батраков из своей же иногородней бедноты, и ле¬
жат у них в банках деньги, ведут торговлю хлебом. Ува¬
жают их те казаки, у которых дома под железными
крышами и амбары ломятся от хлеба, — ворон ворону
глаз не выклюет.
Отчего это с гиком и посвистом скачут по улицам
казаки в черкесках, заломив папахи, скачут взад и впе¬
ред, раскидывая лошадиными копытами глубокую мар¬
63
товскую грязь, и блестят выстрелы в весеннее синее не¬
бо? Праздник, что ли? И колокола, надрываясь, мечут
веселый синий звон по станицам, по хуторам, по селам.
А люди в праздничной одежде, и казаки, и иногородние,
и дивчата, и подростки, и седые старики, и старухи с за¬
валившимся ртом — все, все на весенних праздничных
улицах.
Уж не пасха ли? Да нет же, не поповский праздник!
Человечий праздник, первый праздник за века. За века,
сколько земля стоит^ первый праздник.
Долой войну!..
Казаки обнимают друг друга, обнимают иногород¬
них, иногородние — казаков. Уже нет казаков, нет ино¬
городних — есть только граждане. Нет «куркулей», нет
«бисовых душ» — есть граждане.
Долой войну!..
В феврале согнали царя, в октябре что-то произошло
в далекой России; никто толком не знал, что произошло,
одно только врезалось в сердце:
Долой войну!..
Врезалось и было безумно понятно.
И повалили полки за полками с турецкого фронта.
Повалила казацкая конница, шли плотно батальоны
пластунов-кубанцев, шли иногородние пехотные полки,
погромыхивала конная артиллерия, — и всё это непре-
рывающимся потоком к себе на Кубань, в родные ста¬
ницы, со всем оружием, с припасами, с военным снаря¬
жением, с обозами. А по дороге разбивали водочные
заводы, склады, опивались, тонули, горели живьем в вы¬
пущенном море спирта, уцелевшие валили к себе в ста¬
ницы и хутора.
А на Кубани уж Советская власть. А на Кубань уж
налетели рабочие из городов, матросы с потопленных
кораблей *, и от них всё вдруг стало ясно, отчетливо: по¬
мещики, буржуи, атаманы, царское разжигание ненави¬
сти между казаками и иногородними, между всеми на¬
родами Кавказа. И пошли лететь головы с офицеров, и
полезли они в мешки и в воду.
А пахать надо, а сеять надо, а солнце, чудесное юж¬
ное солнце разгоралось на урожай всё больше и больше.
— Ну, як же ж нам пахаты? Треба землю делить, а
то время упустишь, — сказали иногородние казакам.
— Землю вам?! — сказали казаки и потемнели.
Стала меркнуть радость революции.
64
— Землю вам, злыдни?!
И перестали бить своих офицеров, генералов, и по¬
ползли они изо всех щелей, и на тайных казацких сбо¬
рищах стучали себе в грудь, и говорили зажигательно:
— У большевиков постановлено: отобрать у Козаков
всю землю и отдать иногородним, а Козаков повернуть в
батраки. Несогласных — высылать в Сибирь, а всё иму¬
щество отбирать и передавать иногородним.
Потемнела Кубань, тайно низом пополз загораю¬
щийся пожар по степям, по оврагам, по камышам, по за¬
дворкам станиц и хуторов.
— Та нэма найкращего края, як наш край!
И опять стали казаки «куркули», «каклуки», «пу¬
гачи».
— Та нэма же пайкращего края, як цей край!
И опять стали иногородние «бисовы души», «хам-
селы», «чига гостропуза».
Заварилась каша веселая в марте восемнадцатого
года; стали расхлебывать ее, до слез горячую, в августе,
когда в этом крае еще знойно солнце и видимо-невиди¬
мо ходят облака горячей пыли.
Не потечь Кубани вспять в гору, не воротить старо¬
го; не козыряют казаки офицерам, а когда и в зубы им
заглядывают, помнят, как ездили те на них, и они де¬
лали из офицерья кровавое мясо. Но к речам офицер¬
ским теперь прислушиваются и приказания их испол¬
няют.
Звенят топоры, летит белая щепа, приткнулся мост
в другой берег. Быстро и гулко переходит его коипица,
пластуны; спешат нагнать уходящего красного врага
казаки.
VII
Скрипят обозы, идут солдаты, поматывают руками.
У этого — заплыли глаза. У этого нос здоровенной сли¬
вой. У этого запеклись скулы, — ни одного нет, чтобы
не синели фонари. Идут, поматывают руками и весело
рассказывают:
— Я его у самую у сапатку я-ак кокну, — он так
ноги и задрав.
— А я сгреб, зажал голову промеж ног и давай мо¬
лотить по ж... а он, сволочь, ка-ак тяпнет за...
— Го-го-го!.. ха-ха-ха!.. зареготали ряды.
— Як же ж ты до жидки теперь?
5 В огненном кольце
65
Весело рассказывают, и никак никто не вспомнит,
как же это случилось, что вместо того, чтоб колоть и
убивать, они в диком восторге упоения лупили по морде
один другого кулаками.
Ведут четырех захваченных в станице казаков и до¬
прашивают их на ходу. У них померкшие глаза, лица в
синяках, кровоподтеках, и это сближает с солдатами.
— Що ж вы, кобылятины вам у зад, вздумали по
морде? Чи у вас оружия нэма?
— Та що ж, як выпилы, — виновато ссутулились
казаки.
У солдат заблестели глаза:
— Дэ ж вы узялы?
— Та ахвицеры, як прийшлы до блищей станицы,
найшлы у земли закопани в саду двадцать пять бочон-
кив, мабуть, с Армавиру привезлы наши, як завод с го¬
рилкою громилы, тай закопалы. Ахвицеры построили
нас тай кажуть: «Колы возьмете станицу, то горилки
дадим». А мы кажем: «Та вы дайте зараз, тоди мы их
разнесем, як кур». Ну, воны дали кажному по дви бу¬
тылки, мы выпилы, —■ а йисты не позволилы, щоб ду-
щей забрало. Мы и кинулись, а винтовки мешають.
— Э-э, сволочи!! — подскочил солдат. — Як свы-
ньи, — и со всего плеча размахнулся, чтоб в зубы.
Его удержали:
— Посто-ой! Ахвицеры стравилы, а его бьешь!
За поворотом остановились, и казаки стали рыть
себе общую могилу.
А бесконечные обозы, вздымая всё закрывающие
клубы пыли, двигались, скрипя, извиваясь на десятки
верст по проселку, и синели впереди горы. В повозках
краснели накиданные подушки, торчали грабли, лопа¬
ты, кадушки, блестели ослепительно зеркала, самовары,
а между подушками, между ворохами одёжи, полстей,
тряпья виднелись детские головенки, уши кошек, кудах¬
тали в плетеных корзинках куры, на привязи шли сзади
коровы, и, высунув языки и торопливо дыша, тащились,
держась в тени повозок, лохматые, в репьях, собаки.
Скрипели обозы с наваленным на них скарбом, — бабы
и мужики жадно и впопыхах кидали на телеги всё, что
попадалось под руки, когда пришлось бежать из своей
хаты от восставших казаков.
Не в первый раз так подымались иногородние.
Вспышки отдельных казачьих восстаний против Совет¬
ской власти за последнее время уже не раз выгоняли
66
их из насиженных гнезд, но это продолжалось два-три
дня; приходили красные войска, водворяли порядок, —
и все возвращались назад.
А теперь это тянется слишком долго — вторую не¬
делю. А хлеба захватили всего на несколько дней. И каж¬
дый день, каждый день ждут — вот-вот скажут: «Ну,
теперь можно возвращаться», — а оно всё дальше, всё
запутаннее, всё злее подымаются казаки; отовсюду
вести: по станицам стоят виселицы, вешают иногород¬
них. И когда этому будет конец? И что теперь с остав¬
ленным хозяйством?
Скрипят телеги, повозки, фургоны; поблескивают
на солнце зеркала; качаются между подушек детские
головенки; и разношерстными толпами идут солдаты
по дороге, по пашням вдоль дороги, по бахчам, с кото¬
рых начисто, как саранча, снесли все арбузы, дыни, тык¬
вы, подсолнухи. Нет рот, батальонов, полков — всё пе¬
ремешалось, перепуталось. Идет каждый где и как
попало. Одни поют песни, другие спорят, кричат, матю-
каются, третьи забрались на повозки и сонно мотают
головами во все стороны.
Об опасности, о враге никто не думает. И о коман¬
дирах никто не думает. Когда пробуют этот текучий по¬
ток хоть как-нибудь организовать, — командиров посы¬
лают к такой матери и, закинув на плечи винтовки, как
дубины, прикладами кверху, раскуривают люльки либо
орут срамные песни, — «это вам не старый прижим».
Кожух тонет в этом непрерывно льющемся потоке,
и как сжатая пружина теснит грудь: если навалится
казачьё, все лягут под шашками. Одна надежда — гля¬
нет смерть, и все, как вчера, дружно и послушно вста¬
нут в ряды, только не будет ли поздно? И ему хочется,
чтоб скорей тревога.
А в дико шумящем потоке идут и идут демобилизо¬
ванные из царской армии и мобилизованные Советской
властью; идут добровольно вступившие в красные вой¬
ска, в большинстве мелкие ремесленники — бондари,
слесаря, лудильщики, столяры, сапожники, парик¬
махеры, и особенно много рыбаков. Всё это перебивав¬
шиеся с хлеба на квас иногородние, всё это трудовой
люд, для которого приход Советской власти внезапно
приоткрыл краешек над жизнью, — вдруг почуялось,
что она может быть и не такой собачьей, как была. По¬
давляющая масса всё-таки крестьянская. Эти подня¬
лись со своих хозяйств почти сплошь. Остались бога¬
5*
67
теи — офицерство и хозяйственные казаки их не тро¬
гали.
Странно поражая глаз, колыхаясь стройными, пере¬
тянутыми в черкесках фигурами, едут на добрых конях
кубанские казаки, — нет, не враги, а революционные
братья, казачья беднота, в большинстве — фронтовики,
в сердца которых среди дыма, огня, тысяч смертей ре¬
волюция заронила непотухающую искру.
Эскадрон за эскадроном в мохнатых папахах, на ко¬
торых красные ленточки. И винтовки за плечами, и
сияют черные с серебром кинжалы, шашки, — стройно,
в порядке, среди текучего разброда.
Мотают головами добрые кони.
Будут биться с отцами и братьями. Дома бросили
всё: хаты, скотину, домашность, — хозяйство разорено.
Едут стройные, ловкие, ало краснеют алые банты, завя¬
занные милой рукой на папахе, и поют молодыми, силь¬
ными голосами украинские песни.
Любовно смотрит на них Кожух: «Добрег хлопцы!
на вас вся надия». Любовно смотрит, но еще любов¬
нее — на эту бредущую в облаках пыли, как попало,
отрепанную, босую иногороднюю орду, — ведь он —
кость от кости, плоть от плоти ее.
И неотступно тянется за ним его жизнь длинной ко¬
сой тенью, которую можно забыть, но от которой нельзя
уйти. Самая обыкновенная степная, трудовая, голодная,
серая, безграмотная, темная-темная, косая тень. Мать
еще молодая, а сама с изрезанным морщинами лицом,
как замученная кляча, — куча ребятишек на руках, за
подол цепляются. Отец — вековечный казачий батрак,
жилы вытянул: да сколько ни бейся, всё равно — ни
кола ни двора.
Кожух с шести лет — общественный пастушонок.
Степь, балки, овцы, лес, коровы, облака бегут, а понизу
бегут тени — вот его учеба.
Потом сметливым, расторопным мальчишкой у ста¬
ничного кулака в лавке, — потихоньку и грамоте вы¬
учился; потом в солдаты, война, турецкий фронт... Он —
великолепный пулеметчик. В горах забрался с пулемет¬
ной командой в тыл туркам, в долину, — турецкий
фронт тянулся по хребту. Когда турецкая дивизия, от¬
ступая, стала спускаться на него, он заработал пулеме¬
том, стал косить; люди, как трава, — рядами, и побежа¬
ла на него, дымясь, горячая кровь, и никогда он прежде
68
не думал, что человечья кровь может бежать вполколе-
на, — но это была турецкая кровь и забывалась.
За невиданную храбрость его послали в школу пра¬
порщиков. Как трудно было! Голова лопалась. Но он
с бычьим упорством одолевал учебу, и... срезался. Офи¬
церы хохотали над ним, офицеры-воспитатели, офице¬
ры-преподаватели, юнкера: мужик захотел в офицеры!
Экая сволочь... мужик... тупая скотина! Ха-ха-ха..*
в офицеры!
Он их ненавидел молча, стиснув зубы, глядя испод¬
лобья. Его возвратили в полк как неспособного.
Опять шрапнели, тысяча смертей, кровь, стоны и
опять его пулеметы (у него изумительный глаз) режут,
и ложится рядами человечья трава. Среди нечелове¬
ческого напряжения, среди смертей, поминутно летаю¬
щих вокруг головы, не думалось, во имя чего кровь
вполколена, — царь, отечество, православная вера? Мо¬
жет быть, но как в тумане. А близко, отчетливо —
выбиться в офицеры, выбиться среди стонов, крови, смер¬
тей, выбиться, как он выбился из пастушоиков в лавоч¬
ные мальчики. И он — спокойно, с каменными челюстя¬
ми, в безумно рвущихся шрапнелями местах, как у себя
в хозяйстве, за сенокосом; и ложится кругом покошен¬
ная трава.
Его во второй раз посылают в школу прапорщи¬
ков, — офицеров-то нехватка, в боях всегда офицеров
нехватка, а он фактически исполняет обязанности офи¬
цера, иногда командуя довольно крупными отрядами, и
еще не знал поражения. Ведь для солдат он свой, зем¬
ляной, такой же хлебороб, как они, и они беззаветно
идут за ним, за этим корявым, с каменными челюстями,
идут в огонь и в воду. Во имя чего? Царя, отечества,
православной веры? Может быть. Но это — как в кро¬
вавом тумане, а возле — идти-то надо, идти неизбежно:
сзади — расстрел, так веселей идти за ним, за своим, за
корявым, за мужиком.
Как трудно, как мучительно трудно! Голова лопает¬
ся. Куда труднее усвоить десятичные дроби, чем спокой¬
но идти на смерть под пулеметным огнем.
А офицеры покатываются, — офицеры, набившиеся
в школу нужно и не нужно, а больше не нужно: тыл
ведь всегда укромное местечко и загроможден спасаю¬
щимися от фронта, и для спасающихся создаются тыся¬
чи ненужных тыловых должностей. Офицеры покаты¬
вались: мужик, растопыра, грязная сволочь!.. Как изде¬
вались, как резали на ответах, в конце концов вполне
правильных, — овладел-таки.
И отослали, и отослали в полк за... неспособностью.
Огневые вспышки орудий, взрывы шрапнелей, без¬
душное татаканье, кроваво-огненный ураган, «и смерть,
и ад со всех сторон», а он как дома — хозяйственный
мужичок.
Хозяйственный мужичок тяжело-упрям, как бык, на
всё наваливается каменной глыбой; недаром — украи¬
нец, и череп насунулся на самые глаза — маленькие
колючие глаза.
За хозяйственность среди смертной работы его в тре¬
тий раз, в третий раз посылают в школу.
А офицеры покатываются: опять? Мужик... сволочь...
раскоряка!.. И... и отсылают в полк — за неспособно¬
стью.
Тогда из штаба раздраженно: выпустить прапорщи¬
ком — в офицерах громадная убыль.
Хе-хе! В офицерах громадная убыль — и в боях,
и в бегах в тыл.
Презрительно выпустили прапорщиком. Явился в
роту, а па плечах поблескивает, — добился. И радостно
и не радостно.
Радостно: добился-таки, добился своего страшной
тяжестью, нечеловеческим напором. И не радостно: по¬
блескивавшее на плечах отделило от своих, от близких,
от хлеборобов, от солдат, — от солдат отделило, а к
офицерам не приблизило: вокруг Кожуха замкнулся пу¬
стой круг.
Офицеры вслух не говорили: «мужик», «сволочь»,
«раскоряка», но на биваках, в столовой, в палатках,
всюду, где сходились два-три человека в погонах, во¬
круг него — пустой круг. Они не говорили словами, но
молча говорили глазами, лицом, каждым движеньем:
«сволочь, мужик, вонючая растопыра...»
Он ненавидел их спокойно, каменно, глубоко запря-
танно. Ненавидел. И презирал. И от этой ненависти и
от своей отделенности от солдат закрывался холодным
бесстрашием среди тысяч смертей.
И вдруг всё покачнулось: и горы Армении, и турец¬
кие дивизии, и солдаты, и генералы с изумленно-расте¬
рянными лицами, и смолкшие орудия, и мартовские
снега на вершинах, точно треснуло пространство и ра-
зинулось невиданно-чудовищное — невиданное, но все¬
гда жившее тайно в тайниках, в глубине; не называемое,
70
но — когда сделалось явным — простое, ясное, неиз¬
бежное.
Приехали люди, обыкновенные, с худыми желтыми
фабричными лицами, и стали раздирать эту треснувшую
расщелину, всё шире и шире раскрывая ее. Забила от¬
туда вековая ненависть, вековая угнетенность, возму¬
тившееся вековое рабство.
Кожух в первый раз пожалел, что на плечах блестит
то, чего так каменно добивался: он оказался в одних
рядах с врагами рабочих, с врагами мужиков, с врагами
солдат.
После докатившихся Октябрьских дней с отвраще¬
нием сорвал и закинул погоны и, подхваченный неудер¬
жимо шумящими потоками войск, устремившимися
домой, запрятавшись в темный угол, стараясь не пока¬
зываться, ехал в набитой тряской теплушке. Пьяные
солдаты орали песни и охотились на скрывавшихся офи¬
церов, — не доехать бы ему, если б его заметили.
Когда приехал, всё валялось кусками, весь старый
строй, отношения, а новое было смутно и неясно. Каза¬
ки обнимались с иногородними, ловили офицеров и рас¬
правлялись.
Как зернышки дрожжей, упали в ликующее населе¬
ние приехавшие с заводов рабочие, привалившие с по¬
топленных кораблей матросы, и Кубань революционно
поднялась, как опара. В станицах, в хуторах, в селах —
Советская власть.
Кожух хотя словами не умел сказать: «Классы, клас¬
совая борьба, классовые отношения», — но глубоко по¬
чуял это из уст рабочих, схватил ощущением, чувством.
И то, что наполняло его каменной ненавистью, — офи¬
церьё, — теперь оказалось крохотным пустяком пред
ощущением, пред этим чувством неизмеримой классовой
борьбы: офицерье — только жалкие лакеи помещика и
буржуя.
А следы добытых когда-то с таким нечеловеческим
упорством погонов жгли плечи, — хоть и знали его за
своего, а косились. И так же каменно, с таким же ук¬
раинским упорством он решил каленым железом, своей
кровью, своей жизнью выжечь эти следы и так послу¬
жить, — нет, неизмеримо больше послужить громаде
бедноты, кость от кости которой он был.
А тут как раз подошло. Беднота искореняла бур¬
жуев. А так как под это подходили все, у кого была
лишняя пара штанов, то хлопцы ходили по дворам, раз¬
71
бивали у всех сундуки, вытаскивали и делили, тут же
напяливая на себя: потому — надо сделать между все¬
ми уравнение.
Заглянули и к Кожуху в его отсутствие, выбрали,
какое оказалось, платье, и приехавший Кожух, как
был — в рваной гимнастерке, в старой, обвислой со¬
ломенной шляпе, в опорках, так и остался, а жена его —
в одной юбке. Махнул Кожух рукой, весь переполнен¬
ный одним ощущением, одной упорной мыслью.
Стали уравнивать хлопцы и казаков, а когда добра¬
лись до уравнения земли, закипела Кубань — и Совет¬
скую власть смахнуло.
И Кожух едет теперь среди скрипа, говора, шума,
лошадиного фырканья и бесконечных облаков пыли.
VIII
На последней станции перед горами столпотворение
вавилонское: шум, крики, плач, матерная отборная ру¬
гань, разрозненные воинские части, отдельные группы
солдат, а за станицей выстрелы, крики, смятенье.
От времени до времени бухают орудия.
Тут и Кожух со своей колонной и своими беженцами.
Подошел и Смолокуров со своей колонной и беженца¬
ми. Непрерывно подходят и другие отряды, — тянулись
отовсюду, теснимые и гонимые казаками. И на этом по¬
следнем клочке сбились десятки тысяч обреченных лю¬
дей: кадеты и казаки никому не дадут пощады, ни
старому, ни малому, — все лягут под шашками, под пу¬
леметами или повиснут на деревьях, либо, сваленные
в глубоких оврагах, будут живьем засыпаны камнями
и землей.
И в отчаянии уже разносится неоднократно разда¬
вавшееся: «Продали... пропили нас командиры!» И когда
усилилась орудийная пальба, вдруг вспыхнуло:
— Спасайся, кто может!.. Разбегайся, ребята!
Хлопцы из колонны Кожуха кое-как сдерживали
казаков и панику, но — чуялось — ненадолго.
Командиры поминутно совещались, но из пустого
в порожнее, и никто не знал, что произойдет в следую¬
щую минуту.
Кожух заявил:
— Единственное спасение — перевалить горы и по
берегу моря усиленными маршами идтить в обход на
72
соединение с нашими главными силами. Я сейчас вы¬
ступаю.
— Если попробуешь выступить, открою по тебе
огонь, — сказал Смолокуров, гигант с черной оклади¬
стой бородой, ослепительно сверкая зубами, — надо с
честью защищаться, а не бежать.
Через полчаса колонна Кожуха выступила, никто не
осмелился ее задержать. И как только выступила — де¬
сятки тысяч солдат, беженцев, повозок, животных в
панике кинулись следом, теснясь, загромождая шоссе,
стараясь обогнать друг друга, сбросить мешающих в
канавы.
И поползла в горы бесконечная живая змея.
IX
Шли весь день, шли всю ночь. Перед зарей, не вы¬
прягая, остановились, заняв много верст шоссе. Над пе¬
ревалом, совсем близко, играли крупные звезды. Не¬
умолчно звенела в ущелье говорливая вода. Всюду мгла
и молчание, как будто ни гор, ни лесов, ни обрывов.
Только лошади звучно жуют. Не успели завесть глаза —
стали меркнуть звезды, проступили дальние лесистые
отроги, в ущельях потянули молочные туманы. Опять
зашевелились, и поползло на десятки верст шоссе.
Из-за далеких хребтов ослепительно брызнуло вы¬
плывающее солнце и длинно погнало по горам голубые
тени. Голова колонны выбралась на перевал. Выбра¬
лась на перевал, и ахнуло у каждого: неизмеримым про¬
валом обрывается хребет, и, как несбыточный намек,
неясно белеет внизу город. А от города, поражая неожи¬
данностью, неохватимой синей стеной подымается море,
такой невиданно-огромной стеной, что от ее синей гу¬
стоты поголубели у всех глаза.
— О, бачь, море!
— А чого ж воно стиной стоить?
— Це придеться лизти через стину.
— А чому, як на берегу стоишь, воно лежить ривно
геть до самого краю?
— Хиба ж не чул, як Моисей выводив евреев с еги¬
петского рабства, от як мы теперь, море встало стиною,
и воны прошли як по суху?
— А нам, мабуть, загородило, не пускае.
— Та це через Гараську, у ёго новые чоботы, так
щоб не размочило.
73
— Треба попа, вин зараз усе смаракуе.
— Положи его, волосатого, себе в портки...
Размашистей идут под гору ряды, веселей мотаются
руки, говор и смех разбегаются по рядам, ниже и ниже
спускается колонна, и никто не думает о черном гигант¬
ском утюге, что зловеще неподвижен, угрюмо дымит,
уродуя голубое лицо бухты, — немецкий броненосец.
Вокруг него тоненькими черточками, — турецкие мино¬
носцы, и от них тоже черные дымкй.
А из-за гребня вываливаются всё новые и новые
ряды весело шагающих солдат, и всех одинаково пора¬
жает густая синяя стена до неба, и голубеют глаза, и
возбужденно мотаются руки в размашистом спуске по
белому петлистому шоссе.
А там и обозы. Потряхивают лошади с насунутыми
на уши хомутами. Грациозно рысцой бегут коровы.
С визгом несутся на хворостинках ребятишки. У торо¬
пленно поспешают взрослые, поддерживая накатываю¬
щиеся повозки. И все вместе, поминутно виляя по пет¬
лям направо-налево, весело торопятся навстречу неве¬
домой судьбе.
Сзади поднялся гребень перевала, закрыл полнеба.
Спустившаяся голова, бесконечной змеей обогнув го¬
род между бухтой и цементными заводами, далеко втя¬
нулась в узкую полосу. С одной стороны к самому
берегу придвинулись каменные лысые горы, с другой —
сердце ахнуло: такой голубоглазой нежностью пустынно
лег морской простор.
Ни дымка, ни белеющего паруса. Только сквозные
тающие кружева без конца и меры прозрачно всплы¬
вают и исчезают на влажных камнях. И в бездонном
молчании, слышимая только сердцем, звучит первоздан¬
ная песнь.
— Бачь, море опять лягло.
— А ты думав, воно так и буде стиной стоять? То
с горы воно обманывало. А то як же ж бы по йому
йиздиты?
— Эй, Гараська, теперь пропали твои чоботы, на-
скрозь промокнуть, як побредешь через море.
А Гараська весело шагает под винтовкой босиком.
Дружный смех катится по рядам, и задние, ничего
не слышавшие и не знающие в чем дело, весело ре¬
гочут.
А мрачный голос:
— Всё одно нам тепереча никуды не вывернуться:
74
отцеда вода, оттеда горы, а сзади — козаки. И рад свер¬
нуть, да некуды. При вперед, больше никаких!
Голова потянулась далеко по узкому берегу, скры¬
лась за морской извилиной, середина бесконечно огиба¬
ла город, а хвост всё еще весело извивался по шоссе,
спускавшемуся белыми петлями с хребта.
Немецкий комендант, пребывавший на броненосце,
заметил непредусмотренное движение в чужом, но под
его кайзеровскими пушками, городе, а это уже беспоря¬
док: отдал распоряжение, чтобы неизвестные люди, обо¬
зы, солдаты, дети, женщины — всё это торопливо ухо¬
дившее мимо города, чтобы немедленно остановилось и
чтобы сдали оружие, запасы, фураж, хлеб и ждали даль¬
нейших распоряжений.
Но пыльная серая змея всё так же поспешно упол¬
зала; всё так же торопливо, иноходью трусили озабо¬
ченные коровы; ухватившись за повозки, мелькая
ножонками, семенили ребятишки; взрослые молча нахле¬
стывали вытягивавшихся лошадей, и от рядов шел гу¬
стой, размашистый, дружный гул, отдававшийся в глу¬
бине; клубами всплывала ослепительно белая пыль.
В этот нескончаемый поток с треском, с матерной
руганью просоленных морскими ветрами голосов, ломая
чужие оси и колеса, стал вливаться из города другой
поток груженых повозок. На этих нескончаемых повоз¬
ках виднелись кряжистые, плотно сбитые, проспирто¬
ванные фигуры матросов; синели на белых матросках
отложные воротники, полоскались свешивавшиеся с
круглых шапочек черно-желтые — полосками — ленточ¬
ки. Больше тысячи повозок, бричек, дрожек, фаэтонов,
колясок влилось в проползавшие обозы, а на них кра¬
шеные бабы и тысяч пять матросов, ругающихся самы¬
ми солеными матерными ругательствами.
Немецкий комендант подождал и не дождался оста¬
новки.
Тогда, вдруг разорвавши голубое спокойствие, ах¬
нуло с броненосца, и пошло ломаться и грохотать по
горам, ущельям, будто валились гигантские обломки.
А через секунду отдалось в тридесятом царстве, за не¬
движимо потерявшейся голубой далью.
Над уползающей змеей загадочно и мягко родился
белый клубочек, лопнул с тяжелым треском и, медлен¬
но относимый, стал таять.
Гнедой мерин, казавшийся ночью вороным, неожи¬
данно вскинулся на дыбы и с размаху грохнулся, ломая
75
оглобли. Человек двадцать бросились к нему, ухватили
кто за гриву, кто за хвост, за ноги, за уши, за челку,
сразу сволокли с шоссе в канаву, опрокинули туда же
и повозку, и громада обоза, ни на секунду не запнув¬
шись, во всю ширину шоссе, повозка в повозку, неудер¬
жимо катилась вперед. Горпина и Анка с плачем вы¬
хватили, что попалось под руку, с опрокинутой повозки,
рассовали по чужим и пошли пешком, а старик тороп¬
ливо срезал дрожащими руками шлею и стаскивал хо¬
мут с мертвой лошади.
Второй раз с броненосца ослепительно блеснуло гро¬
мадным языком, опять грохнуло в городе, покатилось в
горах, через секунду глухо отозвалось за морской гла¬
дью; опять родился в сверкающей голубой высоте снеж¬
ный комочек, в разных местах со стоном попадали
люди, а на повозке, на руках у молодки, с черными бро¬
вями и серьгами в ушах, торопливо сосавший грудь
ребенок обмяк, отвалились ручонки, и губки, холодея,
раскрылись, выпустив сосок.
Она закричала диким, звериным голосом. К ней ки¬
нулись, она не давалась, злобно вырываясь и суя в хо¬
лодеющий ротик грудь, из которой белыми каплями ка¬
пало молоко. Маленькое личико с полузаведенными
глазками погасало, наливаясь желтизной.
А змея всё ползла, всё ползла, огибая город. Высоко
на перевале, под самым солнцем, показались люди, ло¬
шади. Они были крохотны, едва различимы — меньше
ноготка. Что-то делали, отчаянно суетились около ло¬
шадей, а потом вдруг замерли.
И тотчас же там ахнуло раз за разом четыре раза и
пошло ломаться и перекатываться по горам, а внизу,
по сторонам шоссе, в разных местах в воздухе стали то¬
ропливо рождаться белые комочки и лопаться сначала
высоко, потом всё ниже и ниже, всё ближе к шоссе, и то
там, то тут стали падать со стоном люди, лошади, ко¬
ровы. Людей, не слушая их стонов, быстро клали
на повозки, лошадей и скотину сволакивали в сто¬
рону, и змея ползла и ползла, не размыкаясь — повозка
в повозку.
Кайзеровский комендант обиделся. Женщин, детей
он мог расстреливать — этого требовал порядок, но дру¬
гие этого не смели делать без его, коменданта, разреше¬
ния. Длинный хобот орудия на броненосце поднялся и
ахнул огромным языком. Высоко над голубой бездной,
над обозом, над горами долетело, торопливо ударяясь:
76
клы-клы-клы... и грохнуло там, у перевала, где были
крохотные, с ноготок, люди, лошади, орудия. Люди там
опять засуетились. Четырехорудийная батарея очередь
за очередью стала посылать коменданту, и уже над
«Гебеном» стали рождаться в голубом воздухе белые
комочки. «Гебен» сердито замолчал. Из трубы его густо
повалили громадные черные клубы. Угрюмо двинулся,
медленно вышел из голубой бухты в густую синеву
моря, повернулся, и...
...потрясающе взорвало море и небо. Морская синева
померкла. Под ногами с нечеловеческой силой содрог¬
нулось; мучительно отдалось в груди, в мозгу; в домах
распахнулись окна, двери, и все на минуту оглохли.
У перевала, не пробиваемая солнцем, подымалась не¬
человеческая громада, траурно-зеленоватая, медленно
клубясь. И в ядовитых парах ее кучки уцелевших каза¬
ков озверело секли плетьми смертельно рвавшихся карье¬
ром в гору лошадей с оставшимся орудием и через мину¬
ту пропали за гребнем. И всё стояла зеленовато-траур¬
ная громада, медленпо-медленно расплываясь.
От нечеловеческого сотрясения расселась земля, рас¬
крылись могилы: по всем улицам появились мертвецы.
Восковые, с черно-провалившимися ямами вместо глаз, в
рваном вонючем белье, они тащились, ползли, шканды¬
бали, и все в одном направлении — к шоссе. Одни молча,
сосредоточенно, не спуская глаз, мучительно передвигали
ноги, другие размашисто перекидывали за костылями без¬
ногое тело, обгоняя идущих, третьи бежали, крича не¬
понятными, хриплыми, срывающимися голосами.
И тоненько, как подстреленная птица, где-то стояло:
— Пи-ить... пи-ить... пи-и-ить, — тонко, как раненая
птица над сухим голодным лугом.
Совсем молоденький, в рваном белье, сквозь которое
желтеет тело, равнодушно переставляет мертвые ноги,
глядя и не видя перед собой горячечными глазами:
— Пи-и-ить... пи-и-ить...
Сестра, с мальчишеской, наголо остриженной головой,
с полинялым крестом на драном рукаве, босая, бежит за
ним:
— Постой, Митя... Куда ты?.. Сейчас дам воды, чаю,
постой же... Пойдемте назад... не звери же они.
— Пи-и-ить... пи-и-ить...
В обывательских домах торопливо закрываются окна,
двери. С чердаков, из-за заборов стреляют в спины. А из
лазаретов, из госпиталей, из частных домов всё вылезают,
77
вываливаются из окон, падают из верхних этажей и тя¬
нутся и ползут за уходящим обозом.
Вот и цементные заводы и шоссе... А по шоссе утороп-
ленно проходят коровы, лошади, собаки, люди, повозки,
арбы, — уползает змеиный хвост.
Безногие, безрукие, с раздробленными, грязно обмо¬
танными челюстями, с накрученными из кровавых тряпок
чалмами на головах, с забинтованными животами, спе¬
шат, не спуская горячечных глаз с шоссе, а повозки все
уходят, и у людей, шагающих возле повозок, лица замк¬
нутые, нахмуренные, смотрят только перед собой. И сто¬
ит, не падая, умоляющее:
— Братцы!., братцы!., товарищи!..
Несутся отовсюду то охриплые, то срывающиеся го¬
лоса, то пронзительно-звонко слышно у самых гор:
— Товарищи, я — не тифозный, я — не тифозный, я —
раненый, товарищи!..
— Ия — не тифозный... товарищи!
— Ия — не тифозный...
— И я...
— И я...
Уползают повозки.
Один ухватился за нагруженную доверху скарбом и
детьми арбу и, держась обеими руками, прыгает на од¬
ной ноге. Седоусый хозяин арбы, с почернелым выдублен¬
ным солнцем и ветром лицом, нагибается, хватает его за
единственную ногу и всовывает в арбу на голову отчаян¬
но завизжавших детей...
—- Та цю! Схаменыся, дитей передушив! — кричит ба¬
ба с сбившимся платком.
У безногого лицо счастливейшего в мире человека.
А вдоль шоссе все идут и идут, спотыкаясь, падая, поды¬
маясь или оставаясь белеть неподвижно на обочине.
— Родпые мои, та всих бы забралы, як бы можно,
та куды ж? Скильки своих раненых, а йисты нэма чого,
пропадете вы з нами, и жалко вас... — Бабы сморкают¬
ся и вытирают упрямо пабегающие слезы.
Громадного роста солдат, с нахмуренным лицом и
одной ногой, сосредоточенно глядя перед собой, далеко
закидывает вперед костыли, потом сильное тело, без
отдыху широко отмеривая шоссе, и приговаривает:
— Мать вашу так и так... так вас, разэтак!..
А обоз уходит и уходит. Последние колеса уже дале¬
ко подымают пыль, и слабо доносится постукивание же¬
лезных осей. Город, бухта — позади. Только пустынное
78
шоссе, а по нему, далеко растянувшись, медленно дви¬
гаются за скрывшимся обозом восковые мертвецы.
Мало-помалу бессильно останавливаются, садятся и ло¬
жатся по обочине. И все одинаково тянутся померкши¬
ми глазами в ту сторону, где скрылась последняя по¬
возка. Тихо садится тронутая закатом пыль.
А высокий безногий солдат всё так же перекидывает
костылями сильное тело по безлюдному шоссе и бор¬
мочет:
— Матть вашу так!! Кровь за вас проливали... Так
вас и так!..
С противоположной стороны в город входят казаки.
X
Тянется усталая ночь, и, ни на минуту не прерывая
шумящего, неутихающего движения, льется черный че¬
ловеческий поток.
Уже изнеможенно бледнеют звезды. Проступают бу¬
рые пустынно-сожженные горы, промоины, ущелья.
Светлеет и светлеет небо. Неизмеримо открывается
непрерывно меняющееся море, то нежно-фиолетовое или
дымчато-белесоватое, то подернутое голубизной потонув¬
шего в нем неба.
Верхи гор осветились. Осветились темные, бесчис¬
ленно колыхающиеся штыки.
По скалистым обрывам, надвинувшимся к самому
шоссе, — виноградники, белеют дачи, пустые виллы. Из¬
редка там стоят люди с лопатами, с кирками, в соло¬
менных самоделковых шляпах, стоят, смотрят: мимо без
конца, мотая руками, идут солдаты, и бесчисленно остро
колышутся штыки.
Кто они? Откуда они? Куда так безостановочно
идут, устало мотая руками? Желтые, как дубленая ко¬
жа, лица. Запыленные, изодранные. Черные круги во¬
круг глаз. Скрипят повозки, глухо постукивают усталые
копыта. Выглядывают из повозок дети. Должно быть,
без отдыху, и лошади опустили морды.
Опять вскидывают землю лопаты. Какое им дело!..
Но когда от усталости разгибают спины, по шоссе, по¬
слушно изгибаясь по извилинам берега, всё идут и
идут, и бесчисленно колышутся штыки.
А уж солнце куда выше гор, и земля наливается
зноем, и на блеск моря больно смотреть. Час, два,
79
пять — всё идут и идут. Люди стали шататься, лошади
останавливаться.
— Чи вин с глузду зъихав, цей Кожух!
Всплывает матерная брань.
Кожуху доложили, что от его колонны оторвались
присоединившиеся две колонны Смолокурова со своими
обозами и заночевали в селении на пути и теперь ме¬
жду ними верст на десять свободное шоссе. Он сузил
маленькие глазки, пряча не к месту насмешливые огонь¬
ки, и ничего не сказал. И всё шли и шли.
— Он нас загоняет, — глухо стало всплывать по
колонне.
—* А чево гонит: отседа море, отседа горы, кто нас
тронет? А так и без казаков все с натуги пропадем. Вон
уже пять лошадей бросили, не идут. И люди ложатся по
обочинам.
— Чего вы смотрите на него! — кричат матросы, об¬
вешанные револьверами, бомбами, пулеметными лен¬
тами, обходя двигавшиеся повозки, вмешиваясь в иду¬
щие ряды. — Не видите, свое гнет. Али не он был офи¬
цером? Золотопогонщик и есть. Вот попомните: заведет
он вас. Будете локотки кусать, да поздно.
Когда солнце сделало тени страшно короткими,
остановились на четверть часа, папоили лошадей, напи¬
лись взмокшие от пота люди и опять двинулись по рас¬
каленному шоссе, тяжело передвигая свинцовые ноги,
и струился обжигающий воздух. Невыносимо-ослепи¬
тельно сверкает море. И всё идут, и глухой ропот уже
явственно и грозно расстраивает ряды. Некоторые
командиры рот и батальонов заявили Кожуху, что вы¬
делят свои части на остановку и пойдут самостоя¬
тельно.
Кожух потемнел, ничего не ответил. Колонна всё
идет и идет.
Ночыо остановились. В темноте на десятки верст
вдоль шоссе заблистали костры. Рубили корявое, низ¬
корослое, сухое, цепкое держидерево — в этой пустыне
нет лесов, — растаскивали заборы в попадающихся да¬
чах, выламывали рамы, вытаскивали мебель, жгли. Над
огоньком кипели котелки с варевом.
Казалось, от нечеловеческой усталости все должны
свалиться пластом и спать как убитые. Но озаренная
кострами темнота красно шевелилась, была странно
оживлена. Слышался говор, смех, звуки гармошки. Сол¬
даты баловались, пихали друг друга на огонь. Уходили
80
в обоз, играли с дивчатами. В котелках кипела каша.
Огонь больших костров лизал черные ротные котлы.
Редко дымили военные кухни.
Этот бесконечный табор, похоже, расположился
надолго.
XI
Ночь, пока шла со всеми, была едина. А как только
остановились, распалась на кусочки, и каждый кусочек
жил по-своему.
Около небольшого огонька с висевшим над ним ко¬
телком, который вместе с другими вещами и с про¬
визией успели выхватить из брошенпой повозки, на
корточках сидела растрепанная, похожая при красно¬
ватом освещении на ведьму, баба Горпина. Возле на
разостланном по земле суконном архалуке, несмотря на
теплую ночь, прикрыв лицо углом, спал старик. Баба,
сидя у огня, причитала:
— Як нэма ни чашки, ни ложки... И кадушечка оста¬
лась; кому вона достанеться? Така славна та крепка,
кленовая. Чи буде у нас коняка, як тый Гнедко? Який
бегучий — кнута николи не просив. Старик, идиснидать.
Из-под свиты хрипло:
— Нэ хочу.
— Та що ж ты робишь! Нэ исты, занедужишь, —
що ж тебе на руках нести тоди?
Старик молча лежит на земле с закрытым в темноте
лицом.
Недалеко возле повозки на шоссе стройно белеет
в темноте девичья фигура. И девичий голос:
— Та лышечко мое, та сердеиько, та отдай же!
Нельзя ж так...
Бабы смутно белеют вокруг повозки, в несколько го¬
лосов:
— Та отдай же, треба похорониты андельскую душ¬
ку. Господь его приме...
Молча стоят мужики.
А бабы:
— Сиськи набрякли, не удавишь.
Суют руки и пробуют выпятившиеся, не поддающие¬
ся под пальцами груди. Простоволосая голова с блестя¬
щими в темноте, как у кошки, глазами наклоняется над
выпукло белеющей из разорванной рубахи грудью, и
6 В огненном кольце
81
привычные пальцы, перехватив сосок, нежно вклады¬
вают, в неподвижно открытый холодный ротик.
— Як каменная.
— Та уж смердить, нельзя стоять.
Мужичьи голоса:
— Та шо з ей балакаты, — узять, тай квит.
— Зараза. Як же ж так можно! Треба похорониты.
И двое мужиков, здоровые, сильные, берут ребенка,
разжимают материнские руки. Темноту пронизывает
исступленно-звериный визг — слышно у костров, уходя¬
щих цепочкой вдоль шоссе; пронеслось над смутно
невидимым морем, и в пустынных услышали горах, если
Кто там затаился. Повозка скрипит и качается от остер¬
венелой борьбы.
— Куса-аться!..
— Та чертяка з ей — уси зубы у руку загнала.
Мужики отступаются. Опять, пригорюнясь, стоят
бабы. Понемногу расходятся. Подходят другие. Щупают
набрякшие груди:
— И вона помре, спеклося молоко.
А на повозке всё так же сидит расхристанная, поми¬
нутно поворачивает во все стороны простоволосую го¬
лову, осторожно блестит сухим звериным глазом, каж¬
дую секунду готовая остервенело защищаться. В про¬
межутках нежно кормит грудью окостенелый, холодный
ротик.
Дрожат огни, далеко пропадая в темноте.
— Та серденько, та отдай же его, отдай бо вин мерт¬
вый. А мы похороним, а ты поплачь. Чого ты не пла¬
чешь?
Девушка прижимает к груди эту растрепанную ведь¬
мину голову с горящими в темноте волчьими глазами.
А та говорит, заботливо отстраняя, говорит хриплым
голосом:
— Тыхесенько, Анка, шш... вин спить, не баламуть
его. От всю ночь спить, а пид утро будэ гуляты, пиджи-
дае Степана. Як Степан прийдэ, зараз зачне пузыри
пускаты, та ноженятки раскоряче, та гулюшки пускае.
Ой, така мила дитына та понятлива, така разумна!..
И она тихонечко смеется милым сдавленным смеш¬
ком.
— Тссс...
— Анка! Анка!.. — доносится от костра, — що ж ты
не идешь вечеряты... Старик неийде, и ты погибла... От,
коза востроглаза... Усе засухарилось.
82
Бабы всё приходят, пощупают, поболезнуют и ухо¬
дят. Или стоят, подперев подбородок и поддерживая
локоток, смотрят. Смутно раскуривают люльки мужики,
на секунду красновато озаряя заросшие лица.
— Треба за Степаном послаты, а то вин сгние у нэи
на руках, черви заведуться.
— Та вже ж послалы.
— Микитка хромый побиг.
XII
Эти огни особенные. И говор особенный, и смех,
и женские игривые взвизги, и густая матерная брань,
и звон бутылок. То вдруг разом ударят несколько ман¬
долин, гитар, балалаек — целый оркестр зазвучит
струнно-упруго, совсем не похоже на тьму, на цепочку
огней во тьме. Неподвижны черные горы; невидимое
море молчаливо, чтоб не мешать своей громадой.
И люди — особенные, крупные, широкоплечие, с уве¬
ренными движениями. Когда попадают в красно-коле-
бающийся круг костра, — отъевшиеся, бронзовые, в чер-
но-болтающихся штанах клеш, в белых матросках,
с низко открытой бронзовой шеей и грудью, и на спине
с круглых шапочек болтаются ленточки. Ни одного сло¬
ва, ни одного движения без матерной ругани.
Женщины, выхваченные из темноты мигающим от¬
светом костра, мелькают крикливыми пятнами. Смех,
взвизги — любезные балуются. Подобрав цветные юбки,
на корточках готовят па огне костров, подпевая подо¬
зрительно хриплыми голосами, а на четырехугольпо бе¬
леющих на земле скатертях — коробки с икрой, сар¬
дины, шемая *, бутылки вина, варенье, пироги, конфеты,
мед. Этот табор далеко тянется во тьме гомоном, зво¬
ном, разухабистым смехом, бранью, перекликами, не¬
ожиданно тройными, странно-звенящими звуками ман¬
долин и балалаек. Или вдруг мощно заполнит темноту
пьяный, но спевшийся, дружный хор, да оборвут: вот
видели, мол, нас? всё можем. И опять то же — звон,
смех, говор, взвизги, шуточная, любя, матерщина.
— Товарищи!
— Есть.
— Отдавай концы.
— Играй, растак вашего отца, прадеда до седьмого
колена!..
6*
83
— Ой, Камбуз! Браслетку оборвал.,, да ну тебя!..
Браслетка поте...
Голос перехватился.
— Товарищи, на каком мы тут основании?.. Али
офицерские времена ворочаются?.. Почему Кожух рас¬
поряжается?.. Кто его в генералы производил? Товари¬
щи — это эксплуатация трудового народа. Враги и экс¬
плуататоры...
— Бей их, так-растак..,
И дружно и стройно:
Сме-ло, то-вари-щи, в но-огу,
Ду-хом окре-е-пне-ем в борь-бе-е...
XIII
Он сидит, озаренный костром, охватив колени, и не¬
подвижен. Из темноты за спиной выставилась в краспо
озаренный круг лошадиная голова. Мягкие губы тороп¬
ливо подбирают брошенное на землю сено; звучно жует;
большой черный глаз поблескивает умно и внимательно
фиолетовым отливом.
— Та так, — говорит он, всё так же задумчиво охва¬
тывая колени, не мигая глядит в этот шевелящийся
огонь, рассказывает: — Пригнали полторы тыщи матро¬
сов, собрали всех, кого захватили. Та и они дураки: мы
на воде, наше дело морское, нас не тронуть. А их при¬
гнали, поставили та и кажуть: «Ройте». А кругом пуле¬
меты, два орудия, козаки с винтовками. Иу энти, небо-
ги, роють, кидають лопатами. Молодые все, здоровые.
На полугорье народу набилось. Бабы плачуть. Ахвицеры
ходють с левольверами. Которые нешвыдко лопатами
кидають, стреляють ему у животи, щоб довго мучився.
Энти роють соби, а которые с пулями у животи — пол-
зають у крови вси, стогнуть. Народ вздыхает. Ахвицеры:
«Мовчать, вы, сукины диты!»
Он рассказывает это, а все молча прислушиваются
к тому, что он не рассказывает, но что все откуда-то
знают.
Стоят вокруг, красно освещенные, без шапок, опи¬
раясь о штыки; иные лежат на животе, слушают, и из
темноты выступают лохматые, внимательные головы,
подпертые кулаками. Старики — уткнув бороды. И ба¬
бы белеют, пригорюнившись. А когда огонь замирает,
сидит только один, охватив колени; лошадиная голова
на минуту опускается за спиной, подымается и звучно
84
жует, черно блестит умный слушающий глаз. И кажется,
кроме одного — никого, беспредельная темь. И перед
глазами: степь, ветряки, и по степи вороной стелется,
карьером доскакал и плюхнулся, как мешок, кроваво
порубанный. А за ним другой, соскочил, ухо к груди:
«Сынку мий... сынку...»
Кто-нибудь подбросит на тлеющие угли корявое,
сухое, цапастое держидерево. Закорежится, вспыхнет,
отодвинет темноту, — и опять стоят, опираясь о штыки;
уткнулись в бороду старые; бабы пригорюнились; оза-
ренно проступают подпертые кулаками внимательные
головы.
— Дуже дивчину мучилы, ой як мурдовалы. Козаки,
цила сотня... один за одним сгнушалысь над ней, так и
умерла пид ими. Сестрой у наших у госпитали була,
стрижена, як хлопец, босиком все бигала, работница
с заводу; конопата та ризва така. Не схотила тикать от
раненых: никому присмотреть, никому воды подать.
У тифу богато лижало. Всих порубилы — тысяч с два¬
дцать. Со второго этажа кидалы на мостовую. Ахви-
церы, козаки с шашками но всиму городу шукалы, всих
до одного умертвилы. Богато залило увись город.
И уже нет звездной ночи, нет чернеющих гор, а сто¬
ит: «Товарищи! товарищи!., я — не тифозный, я — ране¬
ный...» — немеркнуще стоит перед глазами.
Опять темь, и над тьмой звезды, и он спокойно рас¬
сказывает, и все опять чувствуют то, о чем молчит: две¬
надцатилетнему сыну прикладом размозжили голову;
старуху мать засекли плетьми; жену насиловали
сколько хотели, потом вздернули петлей на колодезный
журавль, а двое маленьких неведомо куда пропали, —
молчит, но все это откуда-то знают.
В странной связи стоит великое молчание в таин¬
ственной черноте гор, в заслоненном темнотой морском
просторе — ни звука, ни огонька.
Мигает красный отсвет, колебля сузившийся круг
темноты. Сидит озаренный человек, охватив колени.
Звучно жует лошадь.
Да вдруг засмеялся молодой, который опирался
о штык, и белые зубы розовато блеснули на безусом
лице.
— У нашей станицы, як прийшлы с фронта козаки,
зараз похваталы своих ахвицеров, тай геть у город
к морю. А у городи вывелы на пристань, привязалы ка-
менюки до шеи тай сталы спихивать с пристани в море.
85
От булькнуть у воду, тай все ниже, ниже, все дочиста
видать — вода сы-ыня та чиста, як слеза, — ей-бо. Я
там был. До-овго идуть ко дну, тай все руками, ногами
дрыг-дрыг, дрыг-дрыг, як раки хвостом.
Он опять засмеялся, показал белые, чуть подернутые
краснотой зубы. Перед костром сидел человек, охватив
колени. Стояла красно мигающая темнота, а в темноте
нарастала слушающая толпа.
— А як до дна дойдуть, аж в судорогах ущемляются
друг с дружкой тай замруть клубком. Все дочиста ви¬
дать, — вот чудно.
Прислушались: далеко-далеко, и мягко, и говоря
о чем-то сердцу, плыли стройные струнные звуки.
— Матросня! — сказал кто-то.
— А у нашей станицы козаки ахвицеров у мешок
заховалы. Сховають у мешок, увяжуть та айда у море.
— Як же ж то можно людэй у мешках топить... —
печально проговорил заветренный, степной голос, помол¬
чал, и не видно, кто потом невесело сказал: — Мешкив
дэ теперь достанешь, нэма, без мишкив в хозяйстве хоть
плачь, — з России не везуть.
Опять молчание. Может быть, потому, что сидит пе¬
ред костром человек, недвижно охватив колени.
— В России Совитска власть.
— У Москви-и!
— Та дэ мужик, там и власть.
— А до нас рабочие приизжалы, волю привезлы, Со-
витов наробыли по станицам, землю казалы отбирать.
— Совесть привезлы, а буржуев геть.
— Та хиба ж не мужик зробыв рабочего? Бачь,
скильки наших на цементном работав, а на маслобой¬
ном, на машинном, та скризь по городам на заводах.
Откуда-то слабо доносилось:
— Ой, мамо...
Потом младенец заплакал. Бабий голос уговаривал.
Должно быть, на шоссе, в смутно чернеющих повозках.
Человек рознял колени, поднялся, по-прежнему крас¬
новато освещенный с одной стороны, дернул за холку
опустившуюся было лошадиную голову, взнуздал, подо¬
брал с земли в притороченный мешок остатки сена,
вскинул на плечи винтовку, вскочил в седло и разом
потонул. Долго, удаляясь и слабея, цокали копыта и
тоже погасли.
И опять чудилось: будто нет темноты, а бескрайно
степь и ветряки, и от ветряков пошел топот, и тени косо
и длинно погнались, а вдогонку: «Куды? Чи с глузду
зъихав?.. назад!..» — «Та у него семейства там, а тут
сын лежить...»
— Эй, вторая рота!..
Сразу опять темь, и далекой цепочкой горят огни.
— Пойихав до Кожуха докладать, — все чисто у Ко¬
заков знае.
— Ой, скильки вин их поризав, и дитэй и баб!
— Та у него ж все козацкое — и черкеска, и газы¬
ри, и папаха. Козаки за свово приймають. «Какого пол¬
ка?» — «Такого-то», — и ийде дальше; баба попадеться,
шашкой голову снесе, малая дитына — кинжалом ткнэ.
Дэ мисто припадэ, с-за скирды або с-за угла козака
з винтовки рушить. Все дочиста у них знае, яки части,
дэ скильки, все Кожуху докладае.
— Диты чим провипилысь, несмыслени? — вздохну¬
ла баба, опираясь горько на ладонь и поддерживая ло¬
коть.
— Эй, вторая рота, чи вам уши позатыкало!..
Кто лежал, не спеша поднялись, потянулись, зевнули
и пошли. Звезды над горой высыпали новые. Возле кот¬
лов расселись по земле, стали хлебать варево.
Торопливо носят ложками из ротного котла, жгутся,
а каждый спешит, чтобы не отстать от других. Во рту
всё сварилось, тряпки на языке и с нёба свесились, и
горло обожжено, больно глотать, и спешит, торопливо
ныряя в дымящийся котел. Да вдруг цап с ложки — мя¬
со поймал и в карман, после съест, и опять торопливо
пыряет под завистливые искоса взгляды ныряющих лож¬
ками солдат.
XIV
Даже в темноте чувствовалось — шли толпой, буй¬
ной, шумной, и смутно белели. И говор шел с ними, воз¬
бужденный, не то обветренных, не то похмельных голо¬
сов, пересыпаемый неимоверно завертывающейся ру¬
ганью. Те, что носили ложками из котелков, на минуту
повернули головы:
— Матросня.
— Угомону на них нэма.
Подошли, и разом отборно посыпалось:
— Расперетак вас!.. Сидите тут — кашу жрете, а что
революция гинет, вам начхать... Сволочи! Буржуи!..
— Та вы що лаетесь!., брехуны!..
87
На них косо глядят, но они с ног до головы обвеша¬
ны револьверами, пулеметными лентами, бомбами.
— Куды вас ведет Кожух?! подумали?.. Мы револю¬
цию подымали... Вон весь флот ко дну пустили, не по¬
смотрели на Москву. Большевики там шуры-муры
с Вильгельмом * завели, а мы никогда не потерпим пре¬
дательства интересов народных. Ежели интересы народа
пренебрег — на месте!.. Кто такой Кожух? Офи¬
цер. А вы — бараны. Идете, уткнув лбами. Эх, без¬
рогие!..
Из-за костра, на котором чернел ротный котел, го¬
лос:
— Та вы со шкурами до нас присталы. Цилый бар¬
дак везетэ!
— А вам чево?! Завидно?.. Не суй носа в чужую
дверь: оттяпают. Мы свою жизнь заслужили. Кто поды¬
мал революцию? Матросы. Кого царь расстреливал, то¬
пил, привязывал к канатам? Матросов. Кто с заграницы
привозил литературу? Матросы. Кто бил буржуев и по¬
пов? Матросы. Вы глаза только продираете, а матросы
кровь свою лили в борьбе. А как мы свою революцион¬
ную кровь лили, вы же нас пороли царскими штыками.
Сволочи! Куда вы годитесь, туды вас растуды!
Несколько солдат отложили деревянные ложки, взя¬
ли винтовки, поднялись, и темнота разом налилась, а
костры куда-то провалились.
— Хлопцы, бери их!..
Винтовки легли на изготовку.
Матросы вынули револьверы, другой рукой торопли¬
во отстегивали бомбы.
Седоусый украинец, проведший всю империалисти¬
ческую войну на западном фронте, бесстрашием и хлад¬
нокровием заслуживший унтера, в начале революции
перебивший в своей роте офицеров, забрал губами го¬
рячую кашу, постучал ложкой, отряхивая о край котел¬
ка, вытер усы.
— Як петухи: ко-ко-ко! Що ж вы не кукарекаете?
Кругом засмеялись.
— Та що ж воны глумляються! —* сердито поверну¬
лись к седоусому хлопцы.
Сразу стали видны далеко уходящие костры.
Матросы засовывали револьверы в кобуры, присте¬
гивали бомбы:
— Да нам начхать на вас, так вас растак!..
И пошли такой же шумной, взбудораженной вата¬
гой, смутно белея в темноте, потом потонули, и уходила
цепочка огней.
Ушли, но что-то от них осталось.
— Бочонкив с вином у их дуже богато.
— У Козаков награбилы.
— Як, награбилы? За усэ илатилы.
— Та у них грошей — хочь купайся.
— Вси корабли обобралы.
— Та, що ж, пропадать грошам треба, як корабли
потопли? Кому от того прибыль?
— К нам у станицу як прийшлы, зараз буржуазов
всих дочиста пид самый пид корень тай бедноти распре-
делилы, а буржуазов разогналы, ково пристрелилы, ково
на дерево вздернулы.
— У нас поп, — торопливо, чтобы не перебили, ото¬
звался веселый голос, — тильки вин с паперти, а воны
его трах! — и свалывся поп. Довго лижав коло церкви,
аж смердить зачав, — нихто не убирае.
И веселый голос весело и поспешно засмеялся, точно
и тут боялся, чтобы не перебили. И все засмеялись.
— О, бачь — звезда покатылась.
Все прислушались: оттуда, где никого не было, где
была ночная неизмеримая пустыня, принесся звук, или
всплеск, или далекий неведомый голос, принесся с не¬
видимого моря.
Подержалось молчание.
— Та воны правду говорять, матросы. Ось хочь бы
мы: чого мы блукаем? Жили соби, у каждого було и
хлиб и скотина, а теперь...
— Та правду ж и я говорю: пийшлы за ахвицером
неположенного шукаты...
— Який вин ахвицер? Такий же, як и мы с тобою.
— А почему Совитска власть подмоги ниякой не
дае? Сидять соби у Москви, грають, а нам хлебать, що
воны заварылы.
Далеко где-то у слабо горевших костров слышались
ослабленные расстоянием голоса, шум — матросы буше¬
вали, — так и шли от костра к костру, от части к части.
XV
Ночь начала одолевать. В разных местах стали гас¬
нуть костры, пока совсем не пропала золотая цепочка, —
всюду черный бархат да тишина. Нет голосов. Только
одно наполняет темноту — звучно жуют лошади.
89
Кто-то темный торопливо пробирается среди черных
неподвижных повозок, а где возможно, бежит сбоку
шоссе, перепрыгивая через спящие фигуры. За ним
с трудом поспевает другой, такой же неузнаваемо чер¬
ный, припадая на одну ногу. Возле повозок кто-нибудь
проснется, подымет голову, проводит в темноте быстро
удаляющиеся фигуры:
— Чого им туточка треба? Хто такие? Або шпиёны...
Надо бы встать, задержать, да уж очень сон долит,
и опускается голова.
Всё та же черная ночь, тишина, а те двое бегут и бе¬
гут, перепрыгивая, продираясь, когда тесно, и лошади,
сторожко поводя ушами, перестают жевать, прислуши¬
ваются.
Далеко впереди и справа, должно быть, под чернею¬
щими горами, выстрел. Одиноко и ненужно, в виду
этого покоя, мирного звука жующих лошадей, в виду
пустынности; отпечатался в темноте, и уже опять ти¬
шина, а этот неслышный отпечаток всё еще чудился, не
растаял. Двое побежали еще быстрей.
Раз, раз, раз!.. Всё там же, справа под горами. Да¬
же среди темноты различишь, как густо чернеет разину¬
тая пасть ущелья. Да вдруг пулемет, сам за собою не
поспевая: та-та-та!.. и еще немного, договаривая недо¬
сказанное: та... та!
Подымается, чернея, одна голова, другая. Кто-то
сел. Один торопливо встал и, не попадая, стал нащупы¬
вать в составленных пирамидой винтовках свою. Да так
и не нащупал.
— Эй, Грицько, слышь... та слышь ты!
— Отчепысь!
—■ Та слышь ты, — козаки!
— Фу-у, бисова душа... а то в зубы дам!., ей-бо,
дам...
Тот покрутил головой, поскреб поясницу, зад, потом
подошел к разостланной на земле шинели, лег, подви¬
гал плечами, чтобы ладнее лежать...
...та-та-та...
...раз!., раз!., раз!..
Тоненькие, как булавочные уколы, рождаются на
мгновение огоньки в разинутой темноте ущелья.
— А, матть их суку! спокою нэма. Тильки люди
прийшлы с устатку, а они на! як собаки. Нехай же вам
у животи такое скорежится! Анахвемы! Ну, бейся, як
90
умиешь — до упаду, со злом, аж зубами грызи, а як на
спокой люды полягалы, не трожь, всё одно — ничего не
зробите, так тильки патроны потратите, и квит! — а лю¬
дям отдыху нэма.
Через минуту в звучное мерное лошадиное жевание
вплетается звук еще одного сонного человеческого ды¬
хания.
XVI
Тот, что бежал впереди, переводя дух, сказал:
— Та дэ ж воны?
А другой, тоже на бегу:
— Туточки. Аккурат дерево, а воны на шаше, — и
закричал: — Ба-бо Горпино-о!
А из темноты:
— Що?
— Чи вы тут?
— Да тут.
— Дэ повозка?
— Да тут же, дэ стоите, вправо через канаву.
И сейчас же в темноте голос воркующей горлинки,
вдруг зазвеневший слезами:
— Степане!.. Степане! ёго вже нэма...
Она протянула, покорно отдавая. Он взял заверну¬
тый, странно холодный, подвижной, как студень, комо¬
чек, от которого, поражая, шел тяжелый дух. Она при¬
жала голову к его груди, и темнота вдруг засветилась
звенящими, хватающими слезами, невозвратными сле¬
зами.
— Ёго вже нэма, Степане...
А бабы тут как тут, — на них ни устали, ни сна.
Мутно проступают вокруг повозки, крестятся, вздыхают,
подают советы:
— Перший раз заплакала.
— Легше буде.
— Треба молоко отсосаты, а то у голову вдарить.
Бабы наперебой щупают набрякшие груди:
— Як камень.
Потом, крестясь, шепча молитвы, прижимаются гу¬
бами к ее соскам, сосут, молитвенно сплевывают на три
стороны, закрещивая.
Рыли во тьме среди цепких низкоросло-колючих ку¬
стов держидерева, в темноте бросали лопатами землю.
Потом что-то завернутое положили, потом заровняли.
91
— Ёго вже нэма, Степане...
Смутно видно, как чернеющий в темноте человек об¬
хватил обеими руками колючее дерево, засопел носом,
сдавленно, не то икая, не то гыгыкая, как мальчишки,
когда давят друг из друга масло. А горлинка обвила
шею руками:
— Степане!.. Степане!.. Степане!..
И опять засветились звенящие в темноте слезы:
— Нэма ёго... нэма, нэма, Степане!..
XVII
Ночь одолела. Ни огонька, ни говора. Лишь звук
жующих лошадей. А потом и лошади перестали. Неко¬
торые легли; заря скоро.
Вдоль молчаливых черных гор немо чернеет беско¬
нечно протянувшийся лагерь.
Только в одном месте сеявшая неодолимую пред¬
утреннюю дремоту ночная темнота не могла одолеть:
сквозь деревья спящего сада виднеется огонек — кто-то
не спит за всех.
В громадной столовой, отделанной под дуб, с про¬
ткнутыми и разорванными по стенам дорогими карти¬
нами, в слабом озарении приклеенной восковой свечи
видны наваленные по углам седла, составленные пира¬
миды винтовок; солдаты в мертвых странных позах хра¬
пят на разостланных по полу дорогих, с окон, занавесях
и портьерах, и стоит тяжелый потный человечий и лоша¬
диный дух.
Узко и черно смотрит в дверях пулемет.
Нагнувшись над великолепным дубовым резным сто¬
лом, длинной громадой протянувшимся посреди столо¬
вой, Кожух вцепился маленькими глазками, от которых
не вывернешься, в разостланную на столе карту. Мер¬
цает церковный огарок, капая стынущим воском, и жи¬
вые тени торопливо шевелятся по полу, по стенам, по
лицам.
Над синим морем, над хребтами, похожими на лох¬
матых сороконожек, наклоняется адъютант, вгляды¬
ваясь.
Стоит в ожидании ординарец с подсумком, с винтов¬
кой за спиной, с шашкой сбоку, и на нем всё шевелится
от шевелящихся теней.
Огарок на минутку замирает, и тогда всё неподвижно.
92
— Вот, — тычет адъютант в сороконожку, — с этого
ущелья еще могут насесть.
— Сюда не прорвутся: хребет стал высокий, неперехо-
димый, и им с той стороны до нас не добраться.
Адъютант капнул себе на руку горячим воском.
— Только бы дойти нам до этого поворота, там уж
не долезут. Идтить треба з усией силы.
— Жрать нечего.
— Всё одно, стоять —* хлеба не родим. Ходу — одно
спасение. За командирами послано?
— Зараз вси придуть, — шевельнулся ординарец, и
лицо его, шея быстро заиграли мерцающими тенями.
Только в громадных окнах неподвижно чернела ноч¬
ная темнота.
Та-та-та-та... — где-то далеко перекликнется в чер¬
неющих ущельях, и опять ночь наливается угрозой.
Тяжелые шаги по ступеням, по веранде, потом в сто¬
ловой; казалось, несут эту угрозу или известие о ней.
Даже скудно мерцающий огарок озарил, как густо за¬
пылены вошедшие командиры, и от усталости, от жары,
от непрерывного похода всё на лицах у них высовывалось
углами.
— Що там? — спросил Кожух.
— Прогнали.
В громадной, едва озаренной столовой было смутно,
неясно.
— Да им взяться нечем, —- сказал другой заветрен¬
ным, сиповатым голосом. — Кабы орудия имели, а то
один пулемет вьюком.
Кожух окаменел, надвинул на глаза ровный обрез
лба, и все поняли — не в нападении казаков дело.
Сгрудились около стола, кто курил, кто жевал кор¬
ку, кто, не вникая, устало глядел на карту, так же смут¬
но и неясно расстилавшуюся на столе.
Кожух процедил сквозь зубы:
— Приказы не сполняете.
Разом зашевелились мигающие тени по усталым ли¬
цам, по запыленным шеям; столовая наполнилась рез¬
кими, привыкшими к приказаниям на открытом воздухе
голосам:
— Загнали солдат...
— Та у меня часть, не подымешь ее теперь...
— А у меня, как пришли, завалились и костров не
разводили, как мертвые.
93
— Разве мыслимо идти такими переходами, — этак
и армию погубить невдолге...
— Плевое дело...
Лицо Кожуха неподвижно. Из-под насунутого черепа
маленькие глаза не глядели, а ждали, прислушиваясь.
В громадно распахнутых окнах неподвижная чернота,
а за ней ночь, полная усталости, задремавшего тревож¬
ного напряжения. Выстрелов со стороны ущелья не
слышно. Чувствовалось, что там темнота еще гуще.
— Я, во всяком случае, не намерен рисковать своей
частью! — гаркнул полковник, как будто скомандовал. —
На мне моральная ответственность за жизнь, здоровье,
судьбу вверенных мне людей.
— Совершенно верно, — сказал бригадный, выделя¬
ясь своей фигурой, уверенностью, привычкой отдавать
приказания.
Он был офицер армии и теперь чувствовал — настал
наконец момент проявить всю силу, всё заложенное в
нем дарование, которое так неразумно, нерасчетливо
держали под спудом заправилы царской армии...
— ...совершенно верно. К тому же план похода со¬
вершенно не разработан. Расположение частей должно
быть совсем иное: нас каждую минуту могут перерезать.
— Да приведись до меня, — запальчиво подхватил
стройно и тонко перетянутый в черкеске с серебряным
кинжалом наискосок у пояса, в лихо заломленной па¬
пахе командир кубанской сотни, — приведись до меня,
будь я от Козаков, зараз налетел бы з ущелья, черк! —
и орудия нэма, поминай как звали.
— Наконец, ни диспозиций, пи приказов, — что же
мы — орда ли банда?
Кожух медленно сказал:
— Чи я командующий, чи вы?
И это нестираемо отпечаталось в громадной ком¬
нате, — маленькие тонко-колючие глазки Кожуха жда¬
ли, — только нет, не ответа ждали.
И опять зашевелились тени, меняя лица, выражения.
И опять заветренные, излишне громкие в комнате го¬
лоса:
— На нас, командирах, тоже лежит ответственность —
и пе меньшая.
— Даже в царское время с офицерами совещались
в трудные моменты, а теперь революция.
А за словами стояло:
«Ты прост, приземист, нескладно скроен, земляной
94
человек, не понимаешь, да и не можешь понять всей
сложности положения. Дослужился до чина на фронте.
А на фронте, за убылью настоящих офицеров, хоть ме¬
рина произведут. Массы поставили тебя, но массы ведь
слепы...»
Так говорили глазами, выражением лица, всей своей
фигурой бывшие офицеры армии. А командиры — бон¬
дари, столяры, лудильщики, парикмахеры — говорили:
«Ты из нашего же брата, а чем ты лучше нас? По¬
чему ты, а не мы? Мы еще лучше тебя управимся с де¬
лом...»
Кожух слушал и тот и другой разговор, и словами и
за словами, и с всё так же сощуренными глазками при¬
слушивался к темноте за окнами — ждал.
И дождался.
Среди ночи где-то далеко родился слабый глухой
звук. Больше и больше, яснее и яснее; медленно, все на¬
растая, глухо, тяжело и неуклюже наполнилась ночь
отдававшимся шагом шедших во мраке. Вот шаги дока¬
тились до ступеней, на минуту потеряли ритм, расстрои¬
лись и стали вразбивку, как попало, подыматься на ве¬
ранду, залили ее, и в смутно озаренную столовую че¬
рез широко распахнутые, черно глядевшие двери непре¬
рывным потоком полились солдаты. Они всё больше а
больше наполняли столовую, пока не залили ее всю.
Их с трудом можно было разглядеть, чувствовалось
только — было их много и все одинаковы. Командиры
сгрудились у того конца стола, где разостлана карта.
С трудом мерцает огарок.
Солдаты в полумгле откашливаются, сморкаются,
сплевывают на пол, затирают ногой, курят цигарки, во¬
нючий дым невидимо расползается над смутной толпой.
— Товарищи!..
Громадная комната, полная людей и полутьмы, на¬
ливалась тишиной.
— Товарищи!..
Кожух с усилием протискивал сквозь зубы слова:
— Вы, товарищи представители рот, и вы, товарищи
командиры, щоб вы знали, в яком мы положении. Сзади
город и порт заняты козаками. Красных солдат там
оставалось раненых и больных двадцать тысяч, и все
двадцать тысяч истреблены козаками по приказанию
офицеров; то же готовят и нам. Козаки наседают на
наш арьергард в третьей колонне. С правой стороны у
нас море, с левой — горы. Промежду ними — диря, мы
95
в дире. Козаки бегут за горами, в ущельях прорываются
до нас, а нам отбиваться каждую минуту. Так и будут
наседать, пока не уйдем до того миста, где хребет пово¬
рачивает от моря, — там горы высоко и широко разляг-
лысь, козакам до нас не добраться. Так дойтить нам
коло моря до Туапсе, от сего миста триста верст. Там
через горы проведено шоссе, по нем и перевалим опять
на Кубань, а там — наши главные силы, паше спасение.
Надо идтить з усией силы. Провианту у нас тильки на
пять дней, вси подохнем с голоду. Идтить, идтить, ид¬
тить, бежать, бегом бежать, ни спаты, ни питы, ни исты,
тильки бежать з усией силы — в этом спасение, и про¬
бивать дорогу, колы хтось загородить!..
Он замолчал, не обращая ни на кого внимания.
Стояла тишина в комнате, наполненной людьми и
последними тенями догорающего огарка; стояла такая
же тишина в громаде ночи за черными окпами и над
громадой невидимого и неслышимого моря.
Сотня глаз невидимым, но чувствуемым блеском
освещала Кожуха. И опять сквозь стиснутые зубы бе¬
лела у него слегка пузырившаяся слюна.
— Хлеба и фуража по дороге нэмае, треба бигты бе¬
гом до выхода на равнину.
Он опять замолчал, опустив глаза, потом сказал,
протискивая:
— Выбирайте соби другого командующего, я слагаю
командование.
Огарок догорел, и покрыла ровная темь. Осталась
только неподвижная тишина.
— Нету, что ли, больше свечки?
— Есть, — сказал адъютант, чиркая спички, которые
то вспыхивали, и тогда выступала сотня глаз, так же не¬
подвижно, не отрываясь, смотревших на Кожуха, то
гасли — и всё мгновенно тонуло. Наконец тоненькая во¬
сковая свечка затеплилась, и это как будто развязало:
заговорили, задвигались, опять стали откашливаться,
сморкаться, харкать, растирать ногой, оглядываясь друг
на друга.
— Товарищ Кожух, — заговорил бригадный голосом,
которым как будто никогда не командовал, — мы все
понимаем, какие трудности, огромные препятствия у пас
на пути. Сзади — гибель, но и спереди гибель, если мы
задержимся. Необходимо идти с наивозможной быстро¬
той. И только вы вашей энергией и находчивостью смо¬
96
жете вывести армию. Это, надеюсь, и мнение всех моих
товарищей.
— Верно!., правильно!., просим!.. —- поспешно отклик¬
нулись все командиры.
Сотня блестящих в полутьме солдатских глаз так же
упорно смотрела на Кожуха.
— Як же вам отказуваться, — сказал командир кон¬
ного отряда, убедительно сдвигая папаху на самый за¬
тылок, так что она почти сваливалась, — як вас выбрала
громада.
Блестящими глазами, молча, смотрели солдаты.
Кожух глянул непримиримо из-под всё так же насу¬
нутого черепа:
— Добре, товарищи. Ставлю одно непременное усло¬
вие, подпишитесь: хоть трошки неисполнение приказа¬
ния — расстрел. Подпишитесь.
— Так что ж, мы...
— Да зачем?..
— Да отчего не подписаться...
— Мы и так всегда... — на разные голоса замялись
командиры.
— Хлопцы! — железно стискивая челюсти, сказал
Коя^ух. — Хлопцы, як вы мозгуете?
— Смерть! — грянула сотня голосов и не помести¬
лась в столовой — гаркнуло за распахнутыми черными
окнами, только никто там не слыхал.
■— К расстрелу!.. Мать его так... Хиба ж ему у зубы
смотреть, як вин не сполняе приказания... Бей их!
Солдаты, точно обруч расскочился, опять зашевели¬
лись, поворачиваясь друг к другу, размахивая руками,
сморкаясь, толкая один другого, торопливо докуривая и
задавливая ногами цигарки.
Кожух, сжимая челюсти, сказал, втискивая в мозги:
— Кажный, хтось нарушит дисциплину, хочь коман¬
дир, хочь рядовой, подлежит расстрелу.
— К расстрелу!., расстрелять сукиных сынов, хочь
командир, хочь солдат, однаково!.. — опять с азартом
гаркнула громадная столовая, и опять тесно — не по¬
местились голоса и вырвались в темноту.
— Добре. Товарищ Иванько, пишите бумажку, нехай
подписуются командиры: за самое малое неисполнение
приказа али за рассуждение — к расстрелу без суда.
Адъютант достал из кармана обрывок бумажки и,
примостившись у самого огарка, стал писать.
— А вы, товарищи, по местам. Объявите в ротах о
7 В огненном кольце
97
постановлении: дисциплина — железная, пощады ни¬
кому...
Солдаты, толпясь, толкаясь и приканчивая цигарки,
стали вываливаться на веранду, потом в сад, и голоса¬
ми их всё дальше и дальше оживала темнота.
Над морем стало белеть.
Командиры вдруг почувствовали — с них свалилась
тяжесть, всё определилось, стало простым, ясным и точ¬
ным; перекидывались шутками, смеялись, по очереди
подходили, подписывались под смертным приговором.
Кожух, с всё так же ровно надвинутым на глаза че¬
репом, коротко отдавал приказания, как будто то, что
сейчас происходило, не имело никакого отношения к
тому важному и большому, что он призван делать:
— Товарищ Востротин, возьмите роту и...
Послышался топот скачущей лошади и прервался у
веранды. Слышно, как лошадь — должно быть, ее при¬
вязывали — фыркала и громко встряхивалась, звеня
стременами.
В смутной мерцающей полумгле показался кубанец
в папахе.
— Товарищ Кожух, — проговорил он, — вторая и
третья колонны остановились на ночлег в десяти вер¬
стах сзади. Командующий приказывает, щоб вы дожи¬
дались, як их колонны пидтянутся до вас, щоб вмистях
идтить...
Кожух глядел на него неподвижно-каменными чер¬
тами:
— Ще?
— Матросы ходють кучками по солдатам, по обо¬
зам, горлопанят, сбивають, щоб не слухали командиров,
щоб сами солдаты командували; кажуть, треба убить
Кожуха...
— Ще?
— Козаки выбиты из ущелья. Наши стрелки пидня-
лись по ущелью, погналы их на ту сторону, теперь тихо.
Наших трое ранены, один убитый.
Кожух помолчал.
— Добре. Иды.
А уж в столовой стали яснее и лица и стены. В раме
картины тронулось синевой чудесно сотворенное кистью
море; в раме окна чуть тронулось чудесное засиневшее
живое море.
— Товарищи командиры, через час выступить всем
частям. Идтить наискорейше. Останавливаться тильки,
98
щоб людям напиться и лошадей напоить. В кажном
ущелье выставлять цепь стрелков с пулеметом. Не да¬
вать частям отрываться одна от другой. Наистрого сле¬
дить, щоб жителей не обижали. Доносить мне наичаще
верховыми о состоянии частей!..
— Слушаем! — загудели командиры.
— Вы, товарищ Востротин, выведите вашу роту в
тыл, отрежьте матросов и не допускайте идтить с нами,
пехай с тими колоннами идуть.
— Слухаю.
— Захватите пулеметы и, колы що, — строчите по
них.
— Слухаю.
Командиры гурьбой пошли к выходу.
Кожух стал диктовать адъютанту, кого из них со¬
всем отставить от командования, кого переместить, кому
дать высшее назначение.
Потом адъютант сложил карту и вышел вместе с Ко¬
жухом.
В громадной опустелой комнате с заплеванным, в
окурках, полом забито мигал, краснея огарок и стоя¬
ла тишина и тяжелый после людей дух, и дерево под
светильней начинало чернеть и коробиться и легонько
дымиться. Ни винтовок, ни седел уже не было.
В громадно распахнутых дверях тонко курилось
предутренним синеватым куревом море.
Вдоль берега, вдоль гор, далеко впереди и назади,
как горох, сыпались барабаны, будя. Где-то заиграли
трубы, точно странное гоготание стаи медных лебедей,
и медь отозвалась под горами, и в ущельях, и у берега
и умерла на море, потому что оно открылось безбрежно.
Над только что брошенной чудесной виллой подымался
громадный столб дыма — забытый огарок не зевал.
XVIII
Вторая и третья колонны, шедшие за колонной Ко¬
жуха, далеко отстали. Никто не хотел напрягаться —
жара, усталость. Рано становились на ночлег, поздно
выступали утром. Пусто белевший простор по шоссе меж¬
ду головной и задними колоннами становился всё боль¬
ше и больше.
Когда останавливались на ночлег, лагерь точно так
7*
99
же протягивался на много верст вдоль шоссе между го¬
рами и берегом. Точно так же запыленные, усталые, за¬
моренные зноем люди, как только дорывались до отды¬
ха, весело раскладывали костры; слышался смех, шутки,
говор, гармоника; разливались милые украинские песни,
то ласковые, задушевные, то грозные и гневные, как
история этого народа.
Точно так же между кострами ходили увешанные
бомбами, револьверами прогнанные из первой колонны
матросы, площадно ругаясь, говорили:
— Бараны вы ай кто? За кем идете? За золотопо-
гонщиком царской службы. Кто такой Кожух? Царю
служил? Служил, а теперь в большевики переделался.
А вы знаете, кто такие большевики? Из Германии в за¬
пломбированных их привезли на разведку, а в России
дураков нашлось, лезут за ними, как из квашни опара.
А вы знаете, у них тайное соглашение с Вильгельмом?
A-а, то-то, бараны стоеросовые! Россию губите, народ
губите. Нет, мы, социалисты-революционеры, ни на что
не посмотрели: нам большевистское правительство из
Москвы распоряжение — выдать немцам флот*. А мы
его потопили, накось, выкуси! ишь чего захотели... Вы вот,
шпана, стадо, ничего не знаете, идете, нагнув голову.
А у них тайное соглашение. Большевики продали Виль¬
гельму Россию со всей требухой; цельный поезд золота
из Германии получили. Сволочь вы шелудивая, так вас,
разэтак!
— Так вы чого лаетесь, як псы! Подите вы вон пид
такую мать...
Солдаты ругались, но когда матросы уходили, начи¬
нали по их следам:
— Та що ж, що правда, то правда... Матросня хочь
брехливый народ, а правду говорить. Чого ж балшевики
нам не помогають? Козаки навалились, чого ж з Мос¬
квы подмоги не шлють — об себе тильки думають.
Из чернеющего даже среди темноты ущелья точно
так же послышались выстрелы, и в разных местах на
секунду вспыхивали и гасли огоньки, немножко потре¬
щал пулемет, и лагерь медленно и громадно стал погру¬
жаться в тишину и покой.
И точно так же в пустой даче, выходившей веран¬
дой на невидимое море, собрался командный состав
обеих колонн. Не открывали собрания, пока верховой
во весь опор не прискакал и не подал стеариновых све¬
100
чей, добытых на поселке. Так же на обеденном столе ра¬
зостлана карта, паркетный пол в окурках, па стенах
сиротливо и разорванно дорогие картины.
Смолокуров, громадный, чернобородый, добродушный,
не знающий, куда девать физическую силу, сидит в бе¬
лой матроске, расставив ноги, прихлебывает чай. Коман¬
диры частей кругом.
По тому, как курили, перебрасывались, давили
ногой папиросы, чувствовалось — не знали, с чего на¬
чать.
И точно так же каждый из собравшихся считал себя
призванным спасти эту громадную массу, вывести ее.
Куда?
Положение смутное, неопределенное. Что ждет впе¬
реди? Одно знали: сзади — гибель.
— Нам необходимо выбрать общего начальника над
всеми тремя колоннами, — сказал один из командиров.
— Верно!., правильно! — загудели.
Каждый хотел сказать:
«Разумеется, меня выбрать», — и не мог сказать.
А так как все этого хотели, то молчали, не глядя друг
на друга, и курили.
— Надо ж в конце концов что-нибудь делать, надо
же кого-нибудь выбирать. Я Смолокурова предлагаю.
— Смолокурова!.. Смолокурова!..
Вдруг из неопределенности был найден выход. Каж¬
дый думал: «Смолокуров — отличный товарищ, рубаха-
парень, беззаветно предан революции, голосище у него
за версту, уж больно хорошо на митингах ревет, а на
этом деле голову свернет, тогда... тогда, конечно, ко мне
обратятся...»
И все опять дружно закричали:
— Смолокурова!.. Смолокурова!..
Смолокуров растерянно развел громадными руками:
— Да я что ж... я... сами знаете, я по морской ча¬
сти, там хоть дредноут сверну, а тут сухопутье.
— Смолокурова!.. Смолокурова!..
— Ну да что, я... хорошо... возьмусь, только помо¬
гайте вы все, братцы, а то что ж это выходит, я — один...
Ну, хорошо. Завтра выступать — пишите приказ.
Все отлично знали, пиши не пиши приказы, а больше
делать нечего, как волочиться дальше, — не стоять же
на месте и не идти назад к казакам, на гибель. И все
понимали, что и им делать нечего, разве только дожи¬
101
даться, когда Смолокуров запутается и своими распоря¬
жениями свернет себе шею. Да и свернуть-то нечем —
тащись и тащись за Кожуховой колонной.
И кто-то сказал:
— Кожуху надо приказ послать — выбран новый ко¬
мандующий.
— Да ему всё одно, он свое будет, — загудели кру¬
гом.
Смолокуров треснул кулаком, и под картой засто¬
нали доски стола.
— Я заставлю подчиниться, я заставлю! Он и к го¬
роду ушел с своей колонной, позорно бежал. Он дол¬
жен был остаться и биться, чтобы с честью лечь
костьми.
Все па него смотрели. Он поднялся во весь свой гро¬
мадный рост, и не столько слова, сколько могучая фи¬
гура с красиво протянутой рукой были убедительны.
Вдруг почувствовали — выход найден: кругом виноват
Кожух. Он бежит вперед, не дает никому проявить себя,
использовать вложенные в нем силы, и всё напряжение,
всё внимание нужно на борьбу с ним.
Закипела работа. К Кожуху поскакал, догоняя среди
ночи, ординарец. Сорганизовали штаб. Извлекли машин¬
ки, составили канцелярию, заработала машина.
Стали выстукивать на машинках обращение к солда¬
там с целью их воспитания и организации: «Мы, сол¬
даты, не боимся врага...», «Помните, товарищи, что на¬
шей армии трудности нипочем...».
Эти приказы размножались, читались в ротах, эскад¬
ронах. Солдаты слушали неподвижно, не сводя глаз,
потом с большими усилиями, всякими хитростями, ино¬
гда с дракой доставали приказ, расправляли на колене,
свертывали собачью ножку и закуривали.
Кожуху тоже посылали приказы, но он каждый день
уходил всё дальше и дальше и всё больше пустым про¬
странством ложилось между ними безлюдное шоссе.
И это раздражало.
— Товарищ Смолокуров, Кожух вас в грош не ста¬
вит, прет себе и прет, — говорили командиры, — и в ус
пе дует на все ваши приказы.
— Да что вы с ним поделаете, — добродушно сме¬
ялся Смолокуров, — я что ж, я по сухопутному не могу,
я по морской части...
— Да вы ж командующий всей армией, вас же ведь
выбрали, а Кожух — ваш подчиненный.
402
Смолокуров с минуту молчит, потом вся его громад¬
ная фигура наливается гневом:
— Хорошо, я его сокращу!.. Я ссокращу!..
— Что же мы плетемся у него в хвосте! Нам необ¬
ходимо самим выработать план, наш собственный план.
Он хочет берегом дойти до перевальной шоссейной до¬
роги, которая от моря через горы в кубанские степи
идет, а мы двинемся сейчас вот отсюда, через хребет,
через Дофиновку, — тут старая дорога через горы, и бу¬
дет короче.
— Послать немедленно приказ Кожуху, — загремел
Смолокуров, — чтобы ни с места с своей колонной, а са¬
мому немедленно явиться сюда на совещание! Движе¬
ние армии пойдет отсюда через горы. Если не оста¬
новится, прикажу артиллерией разгромить его ко¬
лонну.
Кожух не явился и уходил всё дальше и дальше и
был недосягаем.
Смолокуров приказал сворачивать армии в горы. Тог¬
да его начальник штаба, бывший в академии и учи¬
тывавший положение, когда не было командиров, при
которых Смолокуров становился на дыбы, осторожно —
Смолокуров был невероятно упрям — сказал:
— Если мы пойдем тут через хребет, потеряем в не¬
вылазных горах все обозы, беженцев и, главное, всю ар¬
тиллерию, — ведь тут тропа, а не дорога. А Кожух пра¬
вильно поступает: идет до того места, где через хребет
шоссе. Без артиллерии казаки нас голыми руками забе¬
рут, да к тому же разобьют по частям — отдельно Ко¬
жуха, отдельно нас.
Хоть это было ясно, но не это было убедительно.
Было убедительно то, что начальник штаба говорил
очень осторожно и предупредительно по отношению
к Смолокурову, что за начальником — военная акаде¬
мия и что он этим не кичится.
— Отдать распоряжение двигаться дальше по шос¬
се, — нахмурился Смолокуров.
И опять шумными беспорядочными толпами потекли
солдаты, беженцы, обозы.
XIX
Как всегда, в Кожуховой колонне, остановившейся
на ночлег среди темноты, вместо сна и отдыха — говор,
балалайки, гармоники, девичий смех. Или, заполняя
103
ночь и делая ее живой, разольются стройные, налажен¬
ные голоса, полные молодой упругости, тайного смысла,
расширяющей силы.
Ре-вуть, сто-гнуть го-оры хви-и-ли
В си-не-сень-ким мо-о-ри...
Пла-чуть, ту-жать ко-за-чень-ки
В ту-рец-кий не-во-о-ли...
То вздымаясь, то опускаясь. И не море ли мерно по¬
дымается и опускается волнами молодых голосов? И не
в темноте ли ночи разлилась нудьга, — тужать коза-
ченьки, тужать молодые. И не про них ли, не они ли
вырвались из неволи офицерья, генералов, буржуев, и
не они ли идут биться за волю? И не печаль ли разли¬
лась, печаль-радость в живой, переполненной напряже¬
нием темноте?
В си-не-сень-ким мо-о-ри...
А море тут же, внизу, под ногами, но молчит и неви¬
димо.
И, сливаясь с этой радостью-печалью, тонко зазоло¬
тились края гор. От этого еще чернее, еще траурнее
стоят их громады, — тонко зазолотились зубчатые из¬
ломы гор.
Потом через седловины, через расщелины, через уще¬
лья длинно задымился лунный свет, и еще чернее, еще
гуще потянулись рядом с ним черные тени от деревьев,
от скал, от вершин, — еще траурнее, непрогляднее.
Тогда из-за гор вышла луна, щедро глянула, и мир
стал иной, а хлопцы перестали петь. И стало видно —
на камнях, на сваленных деревьях, на скалах сидят
хлопцы и дивчата, а под скалами море, и на него не
можно смотреть — до самого до края бесконечно стру¬
ится, переливается холодное расплавленное золото. Не¬
стерпимо смотреть.
— Хтось дыше, — сказал кто-то.
— А вот кажуть, всё это бог сделал.
— А почему такое: поедешь прямо — в Румынию
приедешь, а то в Одест, а то в город Севастополь, —
куда конпас повернул, туда и приедешь?
— А у нас, братцы, на турецком, бывалыча, как бой,
так поп молебны зараз качает. А сколько ни служил,
нашего брата горы клали.
Прорываются всё новые дымчато-синеватые полосы,
ложатся по крутизне, ломаются по уступам, то выхва¬
104
тят угол белой скалы, то протянутые руки деревьев или
обрыв, изъеденный расщелинами, и всё резко, отчетлив
во, живое.
По шоссе шум, говор, гул шагов и, как проклятие,
брань, густая матерная брань.
Все подняли головы, повернули...
— Хтось такие? Какая там сволочь матюкается,
матть их так!
— Та матросня неположенного ищет.
Матросы шли огромной беспорядочной гурьбой, то
заливаемые лунным светом, то невидимые в черной
тени, и, как смрадное облако, шла над ними, не продых-
нешь, подлая ругань. Стало скучно. Хлопцы, дивчата
почувствовали усталость и, потягиваясь и зевая, стали
расходиться.
— Треба спаты.
С гамом, с шумом, с ругней пришли матросы к ска¬
листому уступу. В мрачной лунной теня стояла повозка,
а на ней спал Кожух.
— Куды вам?! — загородили дорогу винтовками два
часовых.
— Где командующий?
А Кожух уже вскочил, и над повозкой в черноте за¬
горелись два волчьих огонька. Часовые взяли на изго¬
товку:
— Стрелять будем!
— Што вам надо? — голос Кожуха.
— А вот мы пришли до вас, командующий. У нас
вышел весь провиянт. Что же нам — с голоду изды¬
хать?! Нас пять тысяч человек. Всю жизнь на револю¬
цию положили, а теперь с голоду издыхать!
Не видно было лица Кожуха, в такой черной тени
стоял, но все видят — горят два волчьих огонька.
— Становитесь в ряды армии, выдадим винтовки,
зачислим на довольствие. Продовольствие у нас на ис¬
ходе. Мы не можем никого кормить, кроме бойцов под
ружьем, иначе не пробьемся. Бойцам — и тем всем пор¬
ции уменьшены.
— А мы не бойцы? Что вы нас силком загоняете?
Мы сами знаем, как поступать. Когда надо будет драть¬
ся, не хуже, а лучше вас будем биться. Не вам учить
нас, старых революционеров. Где вы были, когда мы
царский трон раскачивали? В царских войсках вы офи¬
церами служили. А теперь нам издыхать, как отдали
всё революции, — кто палку взял, тот у вас и капрал!
105
Вон в городе наших полторы тысячи легло, офицерьё
живыми в землю закопали, а...
— Ну, да ведь энти легли, а вы тут с бабами...
Заревели матросы, как стадо диких быков:
— Нам, борцам, глаза колоть!..
Ревут, машут перед часовыми руками, да волчьи
огоньки не обманешь, — видят, всё видят они: тут ревут
и машут руками, а по сторонам, с боков, сзади пробира¬
ются отдельные фигуры, согнувшись, перебегая мутно¬
голубые лунные полосы, а на бегу отстегивают бомбы.
И вдруг ринулись со всех сторон на окруженную по¬
возку.
В ту же секунду: та-та-та-та...
Пулемет в повозке засверкал. И как он послушен
этому звериному глазу в этих перепутавшихся полосах
черноты и дымно-лунных пятен, — ни одна пуля не за¬
дела, а только страшно зашевелил ветер смерти мат¬
росские фуражки. Все кинулись врассыпную:
— Вот дьявол!.. Ну и ловок!.. Таких бы пулеметчи¬
ков...
На громадном пространстве спит лунно-вздымленный
лагерь. Спят задымленные горы. И через всё море судо¬
рожно переливается дорога.
XX
Не успело посветлеть небо, а уже голова колонны да¬
леко вытянулась, поползла по шоссе.
Направо всё тот же голубой простор, налево густо
громоздятся лесистые горы, а над ними пустынные
скалы.
Из-за скалистых хребтов выплывает разгорающийся
зной. По шоссе те же облака пыли. Тысячные полчища
мух неотступно липнут к людям, к животным, — свои,
кубанские степные мухи преданно сопровождают отсту¬
пающих от самого дома, ночуют вместе и, чуть зорька,
подымаются вместе.
Извиваясь белой змеей, вползает клубящееся шоссе
в гущу лесов. Тишина. Прохладные тени. Сквозь дере¬
вья — скалы. Несколько шагов от шоссе, а не проде¬
решься — непролазные дебри; все опутано хмелем, лиа¬
нами. Торчат огромные иглы держидерева, хватают
крючковатые шипы невиданных кустарников. Жилье
медведей, диких кошек, коз, оленей, да рысь по ночам
108
отвратительно кричит по-кошачьи. На сотни верст ни
следа человеческого. О казаках и помину нет.
Когда-то разбросанно по горам жили тут черкесы.
Вились по ущельям и в лесах тропки. Изредка, как зер¬
нышки, серели под скалами сакли. Среди девственных
лесов попадались маленькие площадки кукурузы либз
в ущельях у воды небольшие, хорошо возделанные сады.
Лет семьдесят назад царское правительство выгнало
черкесов в Турцию. С тех пор дремуче заросли тропин¬
ки, одичали черкесские сады, на сотни верст распро¬
стерлась голодная горная пустыня, жилье зверя.
Хлопцы подтягивают всё туже веревочки на шта¬
нах, — всё больше съеживаются выдаваемые на прива¬
лах порции.
Ползут обозы, тащатся, держась за повозки, ране¬
ные, качаются ребячьи головенки, натягивают постром¬
ки единственного орудия тощие артиллерийские кони.
А шоссе, шаловливо свернувшись петлей, извилисто
спускается к самому морю. По голубой беспредельности
легла — смотреть больно — ослепительно переливаю¬
щаяся солнечная дорога.
Прозрачные, стекловидные, еле приметные морщины
неуловимо приходят откуда-то издалека и влажно моют
густо усыпанную по берегу гальку.
Громада ползет по шоссе, не останавливаясь ни на
минуту, а хлопцы, дивчата, ребятишки, раненые, кто мо¬
жет, сбегают под откос, сдергивают на берегу тряпье
штанов, рубашонки, юбки, торопливо составляют в коз¬
лы винтовки, с разбегу кидаются в голубоватую воду.
Тучи искр, сверкание, вспыхивающая радуга. И взрывы
такого же солнечио-искрящегося смеха, визг, крики, вос¬
клицания, живой человеческий гомон, — берег осмыс-
лился.
Море — нечеловечески-огромный зверь с ласково¬
мудрыми морщинами — притихло и ласково лижет жи¬
вой берег, живые желтеющие тела в ярком движении
сквозь взрывы брызг, крика, гоготанья.
Колонна ползет и ползет.
Одни выскакивают, хватают штаны, рубахи, юбки,
винтовки и бегут, зажав под мышкой провонялую одё¬
жу, и капли жемчужно дрожат на загорелом теле, и,
догнав своих, под веселое улюлюканье, гоготанье, ско¬
ромные шутки, торопливо вздевают, на шоссе, пропоте¬
лое тряпье.
Другие жадно сбегают вниз, на ходу раздеваются,
107
кидаются в гомон, брызги, сверканье, и притихший зверь
теми же набегающими старыми прозрачными морщи¬
нами ласково лижет их тела.
А колонна ползет и ползет.
Забелели дачи, забелели домики местечка, редко
разбросанные по пустынному берегу, сиротливо растя¬
нулись вдоль шоссе. Всё жмется к узкому белому по¬
лотну — единственная возможность передвижения сре¬
ди лесов, скал, ущелий, морских обрывов.
Хлопцы торопливо забегают на дачи, всё обшарят —
пусто, безлюдно, заброшенно.
В местечке коричневые греки, с большими носами,
черносливовыми глазами, замкнуты, молчат с затаенной
враждебностью.
— Нету хлеба... Нету... сами сидим голодные...
Они не знают, кто эти солдаты, откуда, куда и зачем
идут, не расспрашивают и замкнуто враждебны.
Сделали обыск — действительно нет. А по роже вид¬
но, что спрятали. За то, что это не свои, а грекосы, по¬
забрали всех коз, как ни кричали черноглазые гре¬
чанки.
В широком, отодвинувшем горы ущелье русская де¬
ревня, неведомо как сюда занесенная. По дну извили¬
сто поблескивает речонка. Хаты. Скот. По одному склону
желтеет жнивье, пшеницу сеют. Свои, полтавцы, бала¬
кают по-нашему.
Поделились, сколько могли, и хлебом и пшеном. Рас¬
спрашивают, куда и зачем. Слыхали, что спихнули царя
и пришли большевики, а як воно, що — не знают. Рас¬
сказали им всё хлопцы, и хоть и жалко было, ну да ведь
свои — и позабрали всех кур, гусей, уток под вой и при¬
читанье баб.
Колонна тянется мимо, не останавливаясь.
— Жрать охота, — говорят хлопцы и еще туже за¬
тягивают веревочки на штанах.
Шныряют эскадронцы по дачам, шарят, и на послед¬
ней даче нашарили граммофон и целую кучу пластинок.
Приторочили к пустому седлу, и среди скал, среди
лесной тишины, в облаках белой пыли понеслось:
— ...бло-ха... ха-ха!.. бло-ха... — чей-то шершавый
голос, будто и человеческий и нечеловеческий.
Ребята шагали и хохотали как резаные:
— А ну, ну, ще! Закруты ще блоху!
Потом ставили по порядку: «Выйду ль я на речень¬
108
ку...», «Не искушай...», «На земле весь род людской...»«
А одна пластинка запела: «Бо-оже, ца-ря храпи...»
Кругом загалдели:
— Мать его в куру совсем и с богом!..
— Надень его себе на... !
Пластинку выдрали и кинули на шоссе под бесчис¬
ленные шаги идущих.
С этих пор граммофон не знал ни минуты покоя и,
хрипя и надрываясь, с ранней зари и до глубокой ночи
верещал романсы, песни, оперы. Переходил он по оче¬
реди от эскадрона к эскадрону, от роты к роте, и, когда
задерживали, дело доходило до драки. Общим любим¬
цем стал граммофон, и к нему относились, как к жи¬
вому.
XXI
Пригнувшись к седлу, сбив папаху на самый заты¬
лок, скакал по краю шоссе навстречу двигающимся ку¬
банец, крича:
— Дэ батько?
А лицо потное, и лошадь тяжело носит мокрыми бо¬
ками.
Облака над лесистыми горами вылезли огромные,
круглые, блестяще-белые и глядят на шоссе.
— Мабуть, гроза буде.
Где-то за поворотом шоссе стала голова колонны.
Ряды пехоты, сходясь и густея, останавливались; наез¬
жая на задки телег и задирая лошадям морды, останав¬
ливался обоз, и эта остановка побежала, передаваясь
в хвост.
— Що таке?! Ще рано привал.
Бегучее потное лицо кубанца, торопливо носящая
боками лошадь, неурочная остановка разлились трево¬
гой, неопределенностью. Разом придавая всему злове¬
щий смысл и значение, где-то далеко впереди слабо раз¬
дались выстрелы — смолкли. Звук их отпечатался в
наступившей тишине и уже не стирался.
Граммофон смолк. Торопливо проехал в бричке в го-»
лову колонны Кожух. Потом оттуда прискакали кон¬
ные и, нечеловечески матерно ругаясь, загородили до¬
рогу:
— Геть назад!., стрелять будемо!.. Щоб вы подохли
тут до разу!..
109
— ...Вам говорять... Там бой зараз буде, а вы лизите.
Не приказано. Кожух стрелять до вас звелив.
Сразу всё налилось тревогой. Бабы, старики, старухи,
дивчата, ребятишки подняли плач и крик:
— Та куда же мы?! Та що ж вы нас гоните, що нам
робыты? И мы з вами. Колы смерть, так одна.
Но конные были неумолимы:
— Кожух звелив, щоб пьять верстов було промеж
вами и солдатами, а то мешаете, драться не даете.
— Та чи мы не ваши? Там же мий Иван.
— А мий Микита.
— А мий Опанас.
— Вы уйдете, а мы останемся, — спокинете нас.
— Та вы задом думаете, чи як? Вам сказано: за вас
же бьются. Як расчистють дорогу, то и вы пийдете по
шашё за нами. А то мешаете, бой буде.
Повозки, сколько видно, грудятся друг на друга.
Столпились пешие, раненые; мечется бабий вой. Запру¬
живая всё шоссе на десятки верст, замер обоз. Мухи
обрадовались и густо чернеют на лошадиных спинах, бо¬
ках, шеях; облепили ребятишек; и лошади отчаяпно мо¬
тают головами, бьют копытом под пузо. Сквозь листву
синеет море. Но все видят только кусок шоссе, загоро¬
женный конными, а за конными стоят солдатики, свои
же хлопцы с винтовками, такие близкие, такие родные.
То сидят, то свертывают цигарки из листьев широкой
травы и насыпают сухую же траву.
Вот шевельнулись, лениво подымаются, тронулись, и
всё шире и шире открывается шоссе, и эта уширяю¬
щаяся полоса, над которой пустынно садится пыль, таит
угрозу и несчастье.
Конные неумолимы. Проходит час, другой. Пустое
шоссе впереди тягостно белеет, как смерть. Бабы с на¬
брякшими глазами всхлипывают и причитают. Сквозь
деревья голубеет море, а на море из-за лесных гор смот¬
рят облака.
Неведомо где упруго и кругло всплывает орудийный
удар, другой, третий. Загрохотал залп и пошел раска¬
лываться и грохотать по горам, по лесам, по ущельям.
Мертво и бесстрастно потянул дробную строчку пу¬
лемет.
Тогда все, сколько ни было кнутов, стали отчаянно
хлестать лошадей. Лошади рванулись, но конные,
сверхъестественно ругаясь, со всего плеча стали крестить
нагайками лошадей по морде, по глазам, по ушам. Ло¬
110
шади, храпя, крутя головами, раздувая кровавые нозд¬
ри, выкатив круглые глаза, бились в дышлах, вскиды¬
вались на дыбы, брыкались. А сзади подбегали от дру¬
гих повозок, нечеловечески улюлюкали, брали в десятки
кнутов; ребятишки визжали как резаные, секли хворо¬
стинами по ногам, по пузу, стараясь побольнее; бабы
истошно кричали и изо всех сил дергали вожжами, ра¬
неные возили по бокам костылями.
Обезумевшие лошади бешено рванули, смяли, опро¬
кинули разметали конных и, вырываясь из худой сбруи,
в ужасе храпя, понеслись по шоссе, вытянув шеи, при¬
жав уши. Мужики вскакивали в телеги; раненые, дер¬
жась за грядки, бежали, падали, волочились, отрыва¬
лись, скатывались в шоссейные канавы.
В белесо крутящихся клубах несся грохот колес, не¬
стерпимое дребезжание подвешенных ведер, отчаянное
улюлюканье. Сквозь листву мелькало голубое море.
Остановились и медленно поползли только когда на¬
гнали пехотные части.
Никто ничего не знал. Говорили, что впереди казаки.
Только казакам неоткуда взяться — громады гор давно
отгородили их. Говорили, будто черкесы, не то калмыки,
не то грузины, не то народы неизвестного звания, и сила-
рать их несметная. От этого еще неотступнее наседа¬
ли беженские телеги на войсковые части, — ничем
нельзя было отодрать, разве перестрелять всех до еди¬
ного.
Казаки ли, грузины ли, черкесы ли, калмыки ли, а
жить надо. Опять граммофон на лошади запел:
Уй-ми-и-тесь, вол-не-ния страс-ти...
В разных концах хлопцы заспивали. Шли, как по¬
пало, по шоссе. С шоссе карабкались в гору, драли о
сучья, шипы, иглы последние лохмотья, искали одичав¬
шие, нестерпимо кислые мелкие яблоки и, сморщившись
и по-звериному перекосив рожу, набивали живот кис¬
лицей. Под дубом собирали желуди, жевали их, и
горькая, едкая слюна обильно бежала. Потом вылез¬
ли из лесу — голые, с кроваво-изодранной в лох¬
мотья кожей — и обвязывали остатками тряпья стыд¬
ное место.
Бабы, девки, ребятишки —- все продираются в лесу.
Крики, смех, плач — впиваются в тело иглы, дерут ши¬
пы, цепко обвиваются лианы, и пи взад ни вперед: да го¬
лод не тетка, все лезут.
111
Иногда раздвинутся горы, и по склону зажелтеет
небольшое поле недозрелой кукурузы, — где-нибудь под
берегом приткнулась деревенька. Поле разом, как са¬
ранчой, покрывается народом. Солдаты ломают куку¬
рузные метелки, потом идут по шоссе, растирают на ла¬
дони, выбирают сырое зерно — и в рот и долго и жадно
жуют.
Матери, набрав зерен, тоже долго жуют, но не гло¬
тают, а теплым языком впихивают в ротик детям раз¬
жиженную слюной кашку.
А там впереди опять выстрелы, опять строчит пуле¬
мет, но никто уж не обращает внимания — привыкли.
Смолкает. Птичьим голосом тянет граммофон:
Уж я-а-а не ве-рю у-ве-р-е-э-нья-ам...
Перекликаются, смеются в лесу, с разных сторон до¬
носятся песни солдат. Обоз беженцев нераздельно сли¬
вается с последними пехотными частями, и всё вместе
без отдыха течет по шоссе в безбрежных облаках пыли.
XXII
В первый раз враги перегородили дорогу, новые
враги.
Зачем? Что им надо?
Кожух понимает — тут пробка. Слева — горы, спра¬
ва — море, а между ними — узкое шоссе. По шоссе че¬
рез пенистую горную речку мост железнодорожного
типа, — мимо него нигде не пройдешь. А перед мостом
врагами поставлены пулеметы и орудия. В этой сквоз¬
ной, сплетенной из стальных балок дыре можно оста¬
новить любую армию. Эх, кабы развернуться можно!
То ли дело в степях!
Ему подают приказ штаба Смолокурова, как дей¬
ствовать против неприятеля. Пожелтев, как лимон, и
сжав челюсти, сминает приказ, не читая, и швыряет на
шоссе. Солдаты бережно подбирают, расправляют па
колене и крутят цигарки, насыпая сухими листьями.
Войска вытянулись вдоль шоссе. Кожух смотрит на
них: оборванные, босые; у половины по два, по три пат¬
рона на человека, а у остальной половины одни винтов¬
ки в руках. Одно орудие, и к нему всего шестнадцать
снарядов. Но Кожух, сжав челюсти, смотрит на солдат
так, как будто у каждого в сумке по триста патронов,
грозно глядят батареи, и переполнены снарядами заряд-
112
В огненном кольце
ные ящики, а кругом родная степь, по которой привычно
развернется вся колонна до последнего человека.
И с такими глазами и лицом он говорит:
— Товарищи! Бились мы с козаками, с кадетами.
Знаемо, за що з ими бились — за тэ, що воны хотять за¬
душить революцию.
Солдаты пасмурно смотрят на него и говорят гла¬
зами:
«Без тебя знаем. Що ж с того?.. А в дирочку на мо¬
сту все одно не полиземо...»
— ...от Козаков мы оторвались, — горы нас отгоро¬
дили, есть у нас передышка. Но новый враг заступил
дорогу. Хтось такие? Це грузины-меньшевики *, а мень¬
шевики — одна цена с кадетами, однаково еднаются
с буржуями, сплять и во сне видють, щоб загубить Со-
витску власть...
А солдатские глаза:
«Та цилуйся с своей Совитской властью. А мы босы,
голи, и йисты нема чого».
Кожух понимал их глаза, понимал, что это — гибель.
И он, ставя последнюю карту, обратился к кавале¬
ристам:
— Ваша, товарищи, задача: взять мост с маху на
коне.
Кавалеристы, все как один, поняли, что сумасброд¬
ную задачу ставит им командующий: скакать гуськом
(на мосту не развернешься) под пулеметным огнем —
это значит, половина завалит мост телами, а вторая по¬
ловина, не имея возможности через них проскочить, бу¬
дет расстреляна, когда кинется назад.
Но на них были такие ловкие черкески, так блестело
серебром отцовское и дедовское оружие, так красиво-
воинственны папахи и барашковые кубанки, так ожив¬
ленно мотают головами, выдергивая повода, чудесные
степные кубанские кони, и, видимо, любуясь, все смот¬
рят на них, — и они дружно гаркнули:
— Возьмем, товарищ Кожух!..
Скрытое орудие, наполняя ущелье, скалы, горы чу¬
довищно разрастающимся эхом, раз за разом стало бить
в то место за мостом, где притаились в гнездах пулеме¬
ты, а кавалеристы, поправив папахи, молча, без крика и
выстрела, вылетели из-за поворота, и, в ужасе прижав
уши, вытянув шеи, с кроваво-раздувшимися поздрями,
лошади понеслись к мосту и по мосту.
Грузинские пулеметчики, прижавшиеся под всныхи-
114
вавшими поминутно клубочками шрапнели, оглушенные
дико разраставшимися в горах раскатами, не ожидав¬
шие такой наглости, спохватились, застрочили. Упала
лошадь, другая, третья, но уже середина моста, конец
моста, шестнадцатый снаряд, и... побежали.
— Урра-а-аП — пошли рубить.
Грузинские части, стоявшие поодаль от моста, от¬
стреливаясь, бросились уходить по шоссе и скрылись за
поворотом.
А те, что стояли у моста, отрезанные, кинулись к бе¬
регу. Но грузинские офицеры успели раньше вскочить
в шлюпки, и шлюпки быстро ушли к пароходам. Из
труб густо повалили клубы дыма: пароходы стали уда¬
ляться в море.
Стоя по горло в воде, грузинские солдаты протяги¬
вали руки к уходящим пароходам, кричали, проклинали,
заклинали жизнью детей, а им рубили шеи, головы,
плечи, и по воде расходились кровавые круги.
Пароходы чернелись на синеющем краю точками, ис¬
чезли, и на берегу уже никто не молил, не проклинал.
XXIII
Над лесами, над ущельями стали громоздиться ска¬
листые вершины. Когда оттуда ветерок — тянет холод¬
ком, а внизу, па шоссе — жара, мухи, пыль.
Шоссе потянулось узким коридором — по бокам
стиснули скалы. Сверху свешиваются размытые корни.
Повороты поминутно скрывают от глаз, что впереди и
сзади. Ни свернуть, ни обернуться. По коридору не¬
умолчно течет всё в одном направлении живая масса.
Скалы заслонили море.
Замирает движение. Останавливаются повозки, люди,
лошади. Долго, томительно стоят, потом опять двига¬
ются, опять останавливаются. Никто ничего не знает, да
и не видно ничего — одни повозки, а там — поворот и
стена; вверху кусочек синего неба.
Тоненький голосок:
— Ма-а-мо, кисле-ицы!..
И на другой повозке:
— Ма-а-мо!..
И на третьей:
—Та цытьте вы! Дэ ии узяты?.. Чи на стину лизты?
Бачишь, стины?
8*
115
Ребятишки не унимаются, хнычут, потом, надрыва¬
ясь, истошно кричат:
— Ма-амо!.. дай кукурузы!., дай кислицы... ки-ис-
ли-цы!.. ку-ку-ру-узы... дай!..
Как затравленные волчицы с сверкающими глазами,
матери, дико озираясь, колотят ребятишек:
— Цыть! пропасти на вас нету. Когда только подох¬
нете, усю душу повтягалы, — и плачут злыми, бессиль¬
ными слезами.
Где-то глухо далекая перестрелка. Никто не слышит,
никто не знает.
Стоят час, другой, третий. Двинулись, опять остано¬
вились.
— Ма-амо, кукурузы!..
Матери так же озлобленно, готовые перегрызть каж¬
дому горло, роются в телегах, переругиваются друг с
другом; надергивают из повозки стеблей молодой ку¬
курузы, мучительно долго жуют, с силой стискивают
зубы, кровь сочится из десен; потом наклоняются к жад¬
но открытому детскому ротику, всовывают теплым язы¬
ком. Детишки хватают, пробуют проглотить, солома
колет горло, задыхаются, кашляют, выплевывают,
ревут:
— Не хо-очу! Не хб-очу!
Матери в остервенении колотят:
— Та якого же вам биса?
Дети, размазывая грязные слезы по лицу, давятся,
глотают.
Кожух, сжав челюсти, рассматривает в бинокль из-за
скалы позиции врага. Толпятся командиры, тоже глядя
в бинокли; солдаты, сощурившись, рассматривают не
хуже бинокля.
За поворотом ущелье раздалось. Сквозь его широ¬
кое горло засинели дальние горы. Громада лесов густо
сползает за массив, загораживающий ущелье. Голова
массива кремниста, а самый верх стоит отвесно четы¬
рехсаженным обрывом, — там окопы противника, и ше¬
стнадцать орудий жадно глядят на выбегающее из
коридора шоссе. Когда колонна двинулась было из ска¬
листых ворот, батарея и пулеметы засыпали, — места
живого не осталось; солдаты отхлынули назад, за ска¬
лы. Для Кожуха ясно — тут и птица не пролетит. Раз¬
вернуться негде, один путь — шоссе, а там — смерть. Он
116
смотрит на белеющий далеко внизу городок, на голубую
бухту, на которой чернеют грузинские пароходы. Надо
придумать что-то новое, — но что? Нужен какой-то иной
подход, — но какой? И он становится на колени и начи¬
нает лазать по карте, разостланной на пыльном шоссе,
изучая малейшие изгибы, все складки, все тропинки.
— Товарищ Кожух!
Кожух подымает голову. Двое стоят веселыми но¬
гами.
«Канальи!., успели...»
Но на них молча смотрит.
— Так что, товарищ Кожух, не перескочить нам по
шашё, — всех перебьет Грузия. Зараз мы были, как ска¬
зать, на разведке... добровольцами.
Кожух, так же не спуская глаз:
— Дыхни. Да не тяни в себе, дыхай на мене. Зна¬
ешь, за это расстрел?
— И вот те Христос, это лесной дух, — лесом про¬
бирались всё время, пу, иадыхали в себе.
— Хиба ж тут шинки, чи що! — подхватывает с хит¬
ро-веселыми украинскими глазами другой. — В лиси
одни дерева, билын ничого.
— Говори дело.
— Так что, товарищ Кожух, идем это мы с им, и
разговор у нас серьезный: али помирать нам тут усем
на шашё, али ворочаться в лапы козакам. И помирать
не хотится, и в лапы не хотится. Как тут быть? Гля-а,
за деревьями — духан. Мы подползли — четверо грузин
вино пьют, шашлык едят; звестно: грузины — пьяницы.
Так и завертело у носе, так и завертело, мочи нету. Ли-
ворверты у них. Выскочили мы, пристрелили двоих:
«Стой, ни с места! Окружены, так вас растак!.. Руки
кверху!..» Энти обалдели — не ждали. Мы еще одного
прикололи, а энтого связали. Ну, духанщик спужался
до скончания. Ну, мы, правда сказать, шашлык доели,
оставшийся от грузин, которые заплатить должны, —
жалованье большое получают, — а вина и не пригубили,
как вы, одно слово, приказ дали.
— Та нэхай воно сказыться, це зилье прокляте... Нэ-
хай мени сковородить на сторону усю морду, колы
я хоть нюхнул ёго. Нэхай вывернэ мени усю тре¬
буху...
— К делу.
— Грузин оттащили в лес, оружие забрали, а остат¬
него грузина приволокли сюды и духанщика, чтобы не
417
распространял. Опять же ветрели пять мужчинов с ба¬
бами и с девками, — здешние, с-под городу, нашинские,
русские, у них абселюция под городом, а грузины азия-
ты, опять же черномазые и не с нашей нации, до белых
баб дюже охочи. Ну, всё бросили, до нас идут, сказы¬
вают, по тропкам можно обход городу сделать. Чижало,
сказывают — пропасти, леса, обрывы, щели, но можно.
А в лоб, сказывают, немысленно. Тропинки они все знают
как пять пальцев. Ну, трудно, несть числа, одно слово,
погибель, а всё-таки обойтись можно.
— Где они?
— Здеся.
Подходит командир батальона:
— Товарищ Кожух, сейчас мы были у моря, там ни¬
как нельзя пройти: берег скалистый, прямо обрывом
в воду.
— Глубоко?
— Да у самой скалы по пояс, а то и по шею, а то и
с головой.
— Та що ж, — говорит внимательно слушавший сол¬
дат, в лохмотьях, с винтовкой в руке, — що ж, с голо¬
вой... А если каменюки наворочены, с гор попадали у
море, можно скочить зайцами с камень на камень.
К Кожуху со всех сторон ползут донесения, указа¬
ния, разъяснения, планы, иногда неожиданные, остроум¬
ные, яркие, — и общее положение выступает отчетливо.
Собирает командный состав. У него сжаты челюсти,
колкие, под насунутым черепом, недопускающие глаза.
— Товарищи, вот как. Все три эскадрона пойдут в
обход города. Обход трудный: по тропинкам, лесам,
скалами, ущельями, да еще ночью, но его во что бы то
ни стало выполнить!
«Пропадем... ни одной лошади не вернется...» — стоя¬
ло запрятанное в глазах, чего бы не сказал язык.
— Имеется пять проводников — русские, здешние
жители. Грузины им насолили. У нас их семьи. Провод¬
никам объявлено — семьи отвечают за них. Обойти с
тыла, ворваться в город...
Он помолчал, вглядываясь в наползающую в ущелье
ночь, коротко уронил:
— Всех уничтожить!
Кавалеристы молодецки поправили на затылках па¬
пахи:
— Будет исполнено, товарищ Кожух, — и лихо стали
садиться на лошадей.
118
Кожух:
— Пехотный полк... товарищ Хромов, ваш полк спу¬
стите с обрыва, проберетесь по каменьям к порту. С рас¬
светом ударить без выстрела, захватить пароходы на
причале.
И, опять помолчав, уронил:
— Всех истребить!
«На море грузины поставят одного стрелка, весь полк
поснимают с каменюков поодиночке...»
А вслух дружно сказали:
— Слушаем, товарищ Кожух.
— Два полка приготовить к атаке в лоб.
Одна за одной стала тухнуть ал ость дальних вершин:
однообразно и густо засинело. В ущелье вползала ночь.
— Я поведу.
Перед глазами у всех в темпом молчании отпечата¬
лось: дремучий лес, за ним кремнистый подъем, а над ним
одиноко, как смерть с опущенным взором, отвес скалы...
Постояло и растаяло... В ущелье вползала ночь. Кожух
вскарабкался на уступ. Внизу смутно тянулись ряды
тряпья, босые ноги, выделялось колко множество теснив¬
шихся штыков.
Все смотрели, не спуская глаз, на Кожуха, — у него
был секрет разрешить вопрос жизни и смерти: он обя¬
зан указать выход, выход — все это отчетливо видели —<
из безвыходного положения.
Подмываемый этими тысячами устремленных на него
требующих глаз, чувствуя себя обладателем неведомого
секрета жизни и смерти, Кожух сказал:
— Товариство! Нам нэма с чого выбираты: або тут
сложим головы, або козаки сзаду всих замучут до од¬
ного. Трудности неодолимые: патронов нэма, снарядов
к орудию нэма, брать треба голыми руками, а на нас
оттуда глядят шестнадцать орудий. Но колы вси, как
один... — Он с секунду перемолчал, железное лицо ока¬
менело, и закричал диким, непохожим голосом, и у всех
захолонуло: — Колы вси, как один, ударимо, тоди до¬
рога открыта до наших!
То, что он говорил, знал и без него каждый послед¬
ний солдат, но, когда закричал странным голосом, всех
поразила неожиданная новизна сказанного, и солдаты
закричали:
— Як один!!! Або пробьемось, або сложим головы!
Пропали последние пятна белевших скал. Ничего не
видно: ни массива, ни скал, ни лесов. Потонули зады
119
последне уходящих лошадей. Не видать сыпавших мел¬
кими камнями солдат, спускавшихся, держась за тряпье
друг друга, по промоине к морю. Скрылись последние
ряды двух полков в непроглядном лесу, над которым,
как смерть с закрытыми глазами, чудилась отьесная
скала.
Обоз замер в громадном ночном молчании: ни ко¬
стров, ни говора, ни смеха, и детишки беззвучно лежат
с голодно ввалившимися личиками.
Молчание. Темь.
XXIV
Грузинский офицер с молодыми усами, в тонко пере¬
тянутой красной черкеске, в золотых погонах, с черны¬
ми миндалевидными глазами, от которых (он это знал)
захлебывались женщины, похаживал по площадке мас¬
сива, изредка взглядывал. Окопы, брустверы, пулемет¬
ные гнезда.
В двадцати саженях недоступно отвесный обрыв, под
ним крутой каменистый спуск, а там непролазная те¬
мень лесов, а за лесами — скалистое ущелье, из кото¬
рого выбегает белая пустынная полоска шоссе. Туда
скрыто глядят орудия, там — враг.
Около пулеметов мерно ходят часовые — молодцева¬
тые, с иголочки.
Этим рваным свиньям дали сегодня утром жару, ко¬
гда они попробовали было высунуться по шоссе из-за
скал, — попомнят.
Это он, полковник Михеладзе (такой молодой и уже
полковник!), выбрал позицию на этом перевале, настоял
на ней в штабе. Ключ, которым заперто побережье.
Он опять глянул на площадку массива, на отвесный
обрыв, на береговые скалы, отвесно срывавшиеся в
море, — да, всё, как по заказу, сгрудилась, чтобы оста¬
новить любую армию.
Но этого мало, мало их не пустить, — их надо истре¬
бить. И у него уже составлен план: отправить пароходы
им в тыл, где шоссе спускается к морю; обстрелять
с моря, высадить десант, запереть эту вонючую рвань
с обоих концов, и они подохнут, как крысы в мыше¬
ловке.
Это он, князь Михеладзе, владелец небольшого, но
прелестного имения под Кутаисом, он отсечет одним уда¬
120
ром голову ядовитой гадине, которая ползет по побе-
режыо.
Русские — враги Грузии, прекрасной, культурной, ве¬
ликой Грузии, такие же враги, как армяне, турки, азер-
байджане, татары, абхазцы. Большевики — враги чело¬
вечества, враги мировой культуры. Он, Михеладзе, сам
социалист, но он... («Послать, что ли, за этой девчон¬
кой, за гречанкой?.. Нет, не стоит... не стоит на по¬
зиции, ради солдат...») ...но он истинный социалист,
с глубоким пониманием исторического механизма собы¬
тий, и кровный враг всех авантюристов, под маской
социализма разнуздывающих в массах самые низменные
инстинкты.
Он не кровожаден, ему претит пролитая кровь, но
когда вопрос касается мировой культуры, касается ве¬
личия и блага родного народа, — он беспощаден, и эти
поголовно все будут истреблены.
Он похаживает с биноклем, посматривает на страш¬
ной крутизны спуск, на темень непроходимых лесов, на
извилисто выбегающую из-под скал белую полоску
шоссе, на которой никого нет, на алеющие вечерней ало-
стью вершины и слышит тишину, мирную тишину мягко
наступающего вечера.
И эта стройно охватывающая его красивую фигуру
великолепного сукна черкеска, дорогие кинжал и ре¬
вольвер, выложенные золотом с подчернью, белоснеж¬
ная папаха единственного мастера, знаменитости Кавка¬
за, Османа, — всё это его обязывает, обязывает к по¬
двигу, к особенному, что он должен совершить; оно отде¬
ляет его ото всех — от солдат, которые вытягиваются
перед ним в струнку, от офицеров, у которых нет его
опытности и знаний, и когда он стройно ходит, чув¬
ствует — носит в себе тяжесть своего одиночества.
— Эй!
Подбегает денщик, молоденький грузин, с неправиль¬
но-желтым приветливым лицом и такими же, как у пол¬
ковника, влажно-черными глазами, вытягивается в
струнку, берет под козырек:
— Чего изволите?
«...Эту девчонку... гречанку... приведи...» Но не вы¬
говорил, а сказал, строго глядя:
— Ужин?
— Так точно. Господа офицеры ждут.
Полковник величественно прошел мимо вскакивав¬
ших и вытягивавшихся в струнку солдат с худыми лица-
121
ми: не было подвоза — солдаты получали только
горсточку кукурузы и голодали. Они отдавали честь, про¬
вожая глазами, и он небрежно взмахивал белой пер¬
чаткой, слегка надетой на пальцы. Прошел мимо ти¬
хонько, по-вечернему дымивших синеватым дымком ко¬
стров, мимо артиллерийских коновязей, мимо пирамид
составленных винтовок пехотного прикрытия и вошел
в длинно белевшую палатку, в которой ослепительно тя¬
нулся из конца в конец стол, заставленный бутылками,
тарелками, рюмками, икрой, сыром, фруктами.
Разговор в группах таких же молодых офицеров, так
же стройно перетянутых, в красивых черкесках, тороп¬
ливо упал; все встали.
— Прошу, — сказал полковник, и стали все усажи¬
ваться.
А когда ложился в своей палатке, приятно шла кру¬
гом голова, и, подставляя ногу денщику, стаскивавше¬
му блестяще лакированный сапог, думал:
«Напрасно не послал за гречанкой... Впрочем, хо¬
рошо, что не послал...»
XXV
Ночь так громадна, что поглотила и горы и скалы,
колоссальный провал, который днем лежал перед мас¬
сивом, в глубине которого леса, а теперь ничего не
видно.
По брустверу ходит часовой — такой же бархатно¬
черный, как и всё в этой бархатной черноте. Он медлен¬
но делает десять шагов, медленно поворачивается, мед¬
ленно проходит назад. Когда идет в одну сторону —*
смутно проступают очертания пулемета, когда в дру¬
гую —■ чувствуется скалистый обрыв, до самых краев
ровно залитый тьмой. Невидимый отвесный обрыв все¬
ляет чувство спокойствия и уверенности: ящерица не
взберется.
И опять медленно тянутся десять шагов, медленный
поворот, и опять...
Дома маленький сад, маленькое кукурузное поле.
Пина, и на руках у нее маленький Серго. Когда он ухо¬
лил, Серго долго смотрел на него черносливовыми гла¬
зами, потом запрыгал на руках матери, протянул пух¬
лые ручонки и улыбнулся, пуская пузыри, улыбнулся
чудесным беззубым ртом. А когда отец взял его, он об¬
122
слюнявил милыми слюнями лицо. И эта беззубая улыб¬
ка, эти пузыри не меркнут в темноте.
Десять медленных шагов, смутно угадываемый пу¬
лемет, медленный поворот, так же смутно угадываемый
край отвесного обрыва, опять...
Большевики зла ему не сделали... Он будет в них
стрелять с этой высоты. По шоссе ящерица не проско¬
чит... Большевики царя спихнули, а царь пил Грузию, —
очень хорошо... В России, говорят, всю землю крестья¬
нам... Он вздохнул. Он мобилизован и будет стрелять,
если прикажут, в тех, что там, за скалами.
Ничем не вызываемая, выплывает беззубая улыбка
и пузыри, и в груди теплеет, он внутренне улыбается,
а на темном лице серьезность.
Тянется всё та же тишина, до краев наполненная
тьмой. Должно быть, к рассвету — и эта тишина густо
наваливается... Голова неизмеримой тяжести, ниже, ни¬
же... Да разом вздернется. Даже среди ночи особенно
непроглядна распростершаяся неровная чернота — горы;
в изломах мерцают одинокие звезды.
Далеко и непохоже закричала ночная птица. Отчего
в Грузии таких не слыхал?
Всё налито тяжестью, всё недвижимо и медленно
плывет ему навстречу океаном тьмы, и это не странно,
что недвижимо и неодолимо плывет ему навстречу.
— Нина, ты?.. А Серго?..
Открыл глаза, а голова мотается на груди, и сам
прислонился к брустверу. Последние секунды оторван¬
ного сна медленно плыли перед глазами ночными про¬
странствами.
Тряхнул головой, всё замерло. Подозрительно вгля¬
делся: та же недвижимая темь, тот же смутно видимый
бруствер, край обрыва, пулемет, смутно ощущаемый, по
невидимый провал. Далеко закричала птица. Таких не
бывает в Грузии...
Он переносит взгляд вдаль. Та же излохманная чер¬
нота, и в изломах слабо мерцают побелевшие и ужо
в ином расположении звезды. Прямо — океан молчали¬
вой тьмы, и он знает — на дне его дремучие леса. Зе¬
вает и думает: «Надо ходить, а то опять...» — да не до¬
думал, и сейчас же опять поплыла неподвижная тьма
из-под обрыва, из провала, бесконечная и неодолимая,
и у него тоскливо стало задыхаться сердце.
Он спросил:
«Разве может плыть ночная темь?»
123
А ему ответили:
«Может».
Только ответили не словами, а засмеялись одними
деснами.
Оттого, что рот был беззубый и мягкий, ему стало
страшно. Он протянул руку, а Нина выронила голову
ребенка. Серая голова покатилась (у него замерло),
но у самого края остановилась... Жена в ужасе — ах!.,
но не от того, а от другого ужаса: в напряженно-пред¬
рассветном сумраке по краю обрыва серело множество
голов, должно быть скатившихся... Они всё повыша¬
лись: показались шеи, вскинулись руки, приподнялись
плечи, и железно-ломаный, с лязгом голос, как будто
протиснутый сквозь неразмыкающиеся челюсти поломал
оцепенение и тишину:
— Вперед!., в атаку!!
Нестерпимо звериный рев взорвал всё кругом. Гру¬
зин выстрелил, покатился, и в нечеловечески раздираю¬
щей боли разом погас прыгавший на руках матери с
протянутыми ручонками, пускающий пузыри улыбаю¬
щимся ртом, где одни десны, ребенок.
XXVI
Полковник вырвался из палатки и бросился вниз,
туда, к порту. Кругом, прыгая через камни, через упав¬
ших, летели в яснеющем рассвете солдаты. Сзади, на¬
седая, катился нечеловеческий, никогда не слышанный
рев. Лошади рвались с коновязи и в ужасе мчались,
болтая обрывками...
Полковник, как резвый мальчишка, прыгая через
камни, через кусты, несся с такой быстротой, что сердце
не поспевало отбивать удары. Перед глазами стояло
одно: бухта... пароходы... спасенье...
И с какой быстротой он несся ногами, с такой же
быстротой, — нет, не через мозг, а через всё тело —
неслось:
«...Только б... только б... только б... не убили... толь¬
ко б пощадили. Всё готов сделать для них... Буду пасти
скотину, индюшек... мыть горшки... копать землю... уби¬
рать навоз... только б жить... только б не убили... Гос¬
поди!.. жизнь-то — жизнь...»
Но этот сплошной, потрясающий землю топот несет¬
ся страшно близко, сзади, с боков. Еще страшнее, на¬
полняя умирающую ночь, безумно накатывается сзади,
124
охватывая, дикий, нечеловеческий рев: а-а-а! и отбор¬
ные, хриплые, задыхающиеся ругательства.
И в подтверждение ужаса этого рева то там, то там
слышится: кррак!.. кррак!.. Он понимает: это прикла¬
дом, как скорлупу, разбивают череп. Взметываются
заячьи вскрики, мгновенно смолкая, и он понимает:
это — штыком.
Он несется, каменно стиснув зубы, и жгучее дыха¬
ние, как пар, вырывается из ноздрей.
«...Только б жить... только б пощадили... Нет у меня
пи родины, ни матери... ни чести, ни любви... только
уйти... а потом всё это опять будет... А теперь — жить,
жить, жить...»
Казалось, израсходованы все силы, но он напружил
шею, втянул голову, сжал кулаки в мотающихся руках
и попесся с такой силой, что навстречу побежал ветер,
а безумно бегущие солдаты стали отставать, и их смерт¬
ные вскрики несли на крыльях бежавшего полковника.
Кррак!.. кррак!..
Заголубела бухта... Пароходы... О, спасение!..
Когда подбежал к сходням, на секунду остановился:
на пароходах, на сходнях, на набережной, па молу что-
то делалось и отовсюду: кррак... кррак!..
Его поразило: и тут стоял неукротимый, потрясаю¬
щий рев и неслось: кррк!.. кррк!.. и вспыхивали и гасли
смертные вскрики.
Он мгновенно повернул и с еще большей легкостью
и быстротой понесся прочь от бухты, и в глаза на мгно¬
вение блеснула последний раз за молом бесконечная
синева...
«...Жить... жить... жить!..»
Он летел мимо белых домиков, бездушно глядев¬
ших черными немыми окнами, летел на край города,
туда, где потянулось шоссе, такое белое, такое спокой¬
ное, потянулось в Грузию. Не в великодержавную Гру¬
зию, не в Грузию, рассадницу мировой культуры, не
в Грузию, где он произведен в полковники, а в милую,
единственную, родную, где так чудесно пахнет весною
цветущими деревьями, где за зелеными лесными гора¬
ми белеют снега, где звенящий зной, где Тифлис, Во-
ронцовская, пенная Кура и где он бегал мальчишкой...
«...Жить... жить... жить!..»
Стали редеть домики, прерываясь виноградниками,
а рев, страшный рев и одиночные выстрелы остались
далеко назади, внизу, у моря.
125
«Спасен!!»
В ту же секунду все улицы наполнились потрясающе
тяжелым скоком; из-за угла вылетели на скакавших
лошадях, и вместе с ними покатился такой же отврати¬
тельный смертельный рев: рры-а-а... Вспыхивали узкие
полосы шашек.
Бывший князь Михеладзе, когда-то грузинский пол¬
ковник, мгновенно бросился назад.
«...Спаси-ите!»
И, зажав дыхание, полетел по улице к центру горо¬
да. Раза два ударился в калитку, — калитки и ворота
были наглухо заперты железными засовами, никто не
подавал и признаков жизни: там чудовищно было всё
равно, что делалось на улице.
Тогда он понял: одно спасение — гречанка. Она ждет
с черно-блестящими жалостливыми глазами. Она — един¬
ственный в мире человек... Он на ней женится, отдаст
имение, деньги, будет целовать край ее одеж...
Голова взрывом разлетелась на мелкие части.
А на самом деле не на мелкие части, а рассеклась
под наискось вспыхнувшей шашкой надвое, вывалив
мозги.
XXVII
Зной разгорается. Невидимый, мертвый туман тя¬
жело стоит над городом. Улицы, площади, набережная,
мол, дворы, шоссе завалены. Груды людей неподвижно
лежат в разнообразных позах. Одни страшно подвер¬
нули головы, у других шея без головы. Студнем тря¬
сутся на мостовой мозги. Запекшаяся, как на бойне,
кровь темно тянется вдоль домов, каменных заборов,
подтекает под ворота.
На пароходах, в каютах, в кубрике, на палубе, в трю¬
ме, в кочегарке, в машинном отделении — всё они, с
тонкими лицами, чернепькими молодыми усиками.
Неподвижно перевешиваются через парапет набереж¬
ной, и, когда глянешь в прозрачно-голубую воду, спо¬
койно лежат на ослизло-зеленоватых камнях, а над ни¬
ми неподвижно виснут серые стаи рыб.
Только из центра города несутся частые выстрелы и
торопливо татакает пулемет: вокруг собора засела гру¬
зинская рота и геройски умирает. Но и эти замолчали.
Мертвые лежат, а живые переполнили город, ули¬
цы, дворы, дома, набережную, и около города, по шоссе,
126
на склонах и в ущельях — всё повозки, люди, лошади.
Суета, восклицания, смех, гомон.
По этим мертво-живым местам проезжает Кожух:
— Победа, товарищи, победа!!
И как будто нет ни мертвых, ни крови, — буйно-ра¬
достно раскатывается:
— Урра-а-а!!
Далеко откликается в синих горах и далеко умирает
за пароходами, за бухтой, за молом, во влажной синеве.
А на базарах, в лавках, в магазинах идет уже мель¬
кающая озабоченная работа: разбивают ящики, рвут
штуки сукна, сдергивают с полок белье, одеяла, гал¬
стуки, очки, юбки.
Больше всего налетело матросов, — они тут как тут.
Всюду крепкие, кряжистые фигуры в белых матросках,
брюках клеш, круглые шапочки, и ленточки полощутся,
и зычно разносится:
— Греби!
— Причалива-ай!
— Кро-ой!
— Выгребай с энтой полки!
Орудовали быстро, ловко, организованно. Один при¬
правил на голове роскошную дамскую шляпу, обмотал
морду вуалью, другой — под шелковым кружевным зон¬
тиком.
Суетились и солдаты в невероятных отрепьях, с чер¬
ными, босыми, полопавшимися ногами, забирали ситец,
полотно, парусину для баб и детей.
Вытаскивает один из картонного короба крахмале¬
ную рубаху, растопырил за рукава и загоготал во всё
горло:
— Хлопьята, бачь: рубаха!.. Матери твоей по поты¬
лице...
Полез, как в хомут, головой в ворот:
— Та що ж вона не гнеться! Як лубок.
И он стал нагибаться и выпрямляться, глядя себе
на грудь, как баран:
— Ей-бо, не гнеться! Як пружина.
— Тю, дура! Це крахмал.
— Що таке?
— Та с картофелю папы у грудях соби роблють, щоб
у грудях у их выходыло.
Высокий, костлявый — почернелое тело сквозит в
тряпье — вытащил фрак. Долго рассматривал со всех
сторон: решительно скинул тряпье и голый полез длин¬
127
ными, как у орангутанга, руками в рукава, но рука¬
ва — по локоть. Надел прямо на голое тело. На животе
застегнул, а книзу вырез. Хмыкнул:
— Треба штанив.
Полез искать, но брюки забрали. Полез в бельевое
отделение, вытащил картон, — в нем что-то странное.
Развернул, прицелился, опять хмыкнул:
— Чудно! Штани не штаии, а дуже тонко. Хведор,
що таке?
Но Хведору было не до того — он вытаскивал ситец
бабе и ребятам: голые.
Опять прицелился и вдруг хмуро и решительно на¬
дернул на длинные, жилистые, почернелые от солнца
и грязи иоги. Оказалось, то, что надел, болталось выше
колеи кружевами.
Хведор глянул и покатился:
— Хлопьята, гляньте! Опаиас!..
Магазин дрогнул от хохота:
— Та це ж бабьи портки!
А Оданас мрачно:
— А що ж, баба нэ чоловик?
— Як же ты будешь шагать, — разризано, усе ви¬
дать, и тонина.
— А мотня здоровая!..
Опанас сокрушенно посмотрел:
— Правда. То-то дурни, штани з якой тонины роб-
лять, тильки материал портють.
Вытащил из короба всё, что там было, и стал молча
надевать один за другими, — шесть штук надел; кружева
пышным валом повыше колена.
Матросы на секунду прислушались и вдруг бешено
ринулись в двери, в окна. А за окнами улюлюканье,
матерная ругань, конский топот, хруст нагаек о челове¬
ческое тело. Солдаты — к окнам. По площади, что было
силы, бежали матросы, стараясь спасти захваченное.
Эскадронцы, шпоря лошадей, нещадно пороли их, про¬
секая одежду, и синие вздувшиеся жгуты опоясывали
лица — кровь брызгала.
Матросы, озверело оглядываясь, побросали набитые
сумки — невтерпеж стало, — рассыпались кто куда.
XXVIII
Тревожно, торопливо трещал барабан. Играл горнист.
Через двадцать минут на площади шеренгами стоя¬
128
ли солдаты с строгими лицами. И этой строгости стран¬
но не соответствовала одежда. Одни были в прежнем
пропотелом тряпье, другие — в крахмаленых, расстег¬
нутых, подпоясанных веревочками сорочках — на груди
стояли коробом. Иные — в дамских ночных кофтах или
в лифах, и странно торчали из них черные руки, шеи.
А правофланговый третьей роты, высокий, костлявый и
сумрачный, стоял в черном фраке на голом теле, с ру¬
кавами до локтя; густо белели выше голых колен кру¬
жева.
Подошел Кожух, железно зажимая челюсти, а глаза
серые, острого блеска. За ним командный состав в кра¬
сивых грузинских офицерских папахах, малиновых чер¬
кесках, на которых серебряные с чернью кинжалы.
Кожух постоял, всё так же посылая вдоль шеренги
острый блеск стали крохотных глаз.
— Товарищи!
Голос такого же ржаво-ломаного железа, как тот,
что ночью: «Вперед!., в атаку!..»
— Товарищи! Мы — революционная армия, бьемось
за наших дитэй, за жен, за наших старых матерей, от¬
цов, за революцию, за нашу землю. А землю хто дал?
Он замолчал и ждал ответа, зная, что не будет от¬
вета: стояли в строю.
— Хто дал? Совитска власть. А вы що сделали?
А вы разбойниками стали — пошли грабить.
Стояла такая тишина напряженная, что вот лопнет.
А ржавое железо, ломаясь, гремело:
— Я, командующий колонной, я назначаю двадцать
пять розог кажному, хто взял хоть нитку.
Все неподвижно смотрели на него не спуская глаз:
он был отрепан; штаны висели клочьями; как блин, об¬
висла грязная соломенная шляпа.
— У кого хочь трошки есть награбленного, три шага
вперед!
Прошла тягостная секунда молчания — никто не
тронулся...
И вдруг земля глухо и дружно: раз! два! три!.. Не¬
много осталось стоять в тряпье. А в новой шеренге гу¬
сто стояли одетые кто во что горазд.
— Що взято у городе, пойдет в общий котел, вашим
же дитям и бабам. Кладите на землю, хто що взял. Все!
Вся передняя шеренга шевельнулась и стала класть
перед собой куски ситца, полотна, парусины, а другие
стали снимать крахмаленые рубахи, дамские кофточ¬
9 В огненном кольце
129
ки, лифчики; сложили на земле кучками и стояли, го¬
лые и загорелые. Снял и правофланговый фрак и пан¬
талоны и тоже стоял, костлявый и голый.
Подъехала повозка. Из повозки вынули розги.
Кожух подошел к фланговому:
— Лягай!
Тот стал на четвереньки, потом неуклюже лег лицом
в панталоны, и солнце жгло ему голый зад.
Кожух ржаво закричал:
— Лягайте вси!
И все легли, подставляя зады и спины горячему
солнцу.
Кожух смотрел, и лицо было каменное. Разве не
эти люди, шумя буйной ордой, выбирали его в началь¬
ники? Разве не они кричали ему. «Продал... пропил
нас?» Разве не они играли им, как щепкой? Разве не
они хотели поднять его на штыки?
А теперь покорно лежат голые.
И волна силы и мощи, подобная той, что взносила
его, когда честолюбиво добивался офицерства, подня¬
лась в душе. Но это была другая волна, другого често¬
любия, — он спасет, он выведет вот этих, которые так
покорно лежат, дожидаясь розог. Покорно лежат, но
если бы он заикнулся сказать: «Хлопцы, завертывайте
назад, до Козаков, до офицеров», — его бы подняли на
штыки.
И опять ржавый Кожухов голос разнесся над лежав¬
шими:
— Одевайсь!
Все поднялись и стали одеваться в крахмаленые
рубахи, в кофточки, а правофланговый опять напялил
фрак и надернул шесть штук панталон.
Кожух сделал знак, и два солдата с засветившими¬
ся лицами забрали нетронутую кучу розог и положили
назад в повозку. Потом повозка поехала вдоль шерен¬
ги, и в нее радостно кидали куски ситцу, полотна, са¬
тину.
XXIX
В бархатно-черном океане красновато шевелятся
костры, озаряя лица, плоские, как из картона, фигуры,
угол повозки, лошадиную морду. И вся ночь наполнена
гомоном, голосами, восклицаниями, смехом; песни ро¬
130
дятся близко и далеко; гаснут; зазвенит балалаечка;
заиграет вперебивку гармоника. Костры, костры...
Ночь полна еще чем-то, о чем не хочется думать.
Над городом синевато озаренный свет электрического
сияния.
Заглядывает красноватый отсвет потрескивающего
костра в старое лицо. Знакомое лицо. Э-э, будь здорова,
бабуся! Бабо Горпино! Дид в сторонке лежит молча на
тулупе. Кругом костра сидят солдатики, и лица красно
озарены, — из своей же станицы. Котелки подвешены,
а в котелках, почитай, вода одна.
А баба Горпина:
— Господи, царица небесная, що ж воно таке? Йш-
лы, йшлы, йшлы, а ничого нэма, хочь подыхай, нэма
чого пойисты. Що ж воно таке за начальство — по¬
жрать ничого не може дать? Якое же то начальство...
Анки нэма. Дид мовчить.
Вдоль шоссе неровная цепочка уходящих костров.
За костром лежит на спине солдатик (его не видно),
закинул за голову руки, смотрит в темное небо и не
видит звезд. Не то вспомнить что-то хочется, не то то¬
ска. Лежит, заломив руки, о чем-то о своем думает и,
как думы, плывет его голос — молодой, мягко-задум¬
чивый:
...Возьми-ми сво-ю жи-и-ин-ку...
Бьет ключом в котелке голая водица.
— Що ж воно таке... — это баба Горпина. — Заве-
лы, тай подыхать нам тут. От одной воды тильки живот
пучить, хочь вона наскрозь прокипить.
— Во!.. — говорит солдат, протягивая к костру крас¬
но озаренную ногу в новом английском штиблете и в
новых рейтузах.
У соседнего костра игриво заиграла гармоника. Пре¬
рывисто тянулась цепочка огней.
— И Анки нэма... Лахудра! Дэсь вона? Що з ей
робиты? Хочь бы ты, диду, ее за волосья потягал. И чого
ты мовчишь, як колода?..
...От-дай мою лю-уль-ку, не-о-ба-чный... —
продолжал свою песню солдатик да повернулся на жи¬
вот, подпер подбородок и с красно озаренным лицом
стал смотреть в костер.
Затейливо выделывала гармошка. В озаренно шеве¬
9*
131
лящейся темноте смех, говор, песни и у ближних и у
дальних костров.
— И все были люди, и у каждого — мать...
Он это сказал, ни к кому не обращаясь, молодым
голосом, и сразу побежало молчание, погашая гармош¬
ку, говор, смех, и все почувствовали густой запах тле¬
ния, наплывавший с массива, — там особенно их много
лежало.
Пожилой солдат поднялся, чтоб разглядеть говорив¬
шего... Плюнул в костер, зашипело. Должно быть, мол¬
чание в этой вдруг почувствовавшейся темноте долго бы
стояло, да неожиданно ворвались крики, говор, брань.
— Что такое?
— Що таке?
Все головы повернули в одну сторону. А оттуда из
темноты:
— Иди, иди, сволочь!..
В освещенный круг взволнованно вошла толпа сол¬
дат, и костер неверно и странно выхватывал из темноты
то часть красного лица, то поднятую руку, штык. А в
середине, поражая неожиданностью, блеснули золотые
погоны на плечах тоненько перехваченной черкески мо¬
лоденького, почти мальчика, грузина.
Он затравленно озирался огромными, прелестными,
как у девушки, глазами, и на громадных ресницах, как
красные слезы, дрожали капли крови. Так и казалось,
он скажет: «Мама...» Но он ничего не говорил, а только
озирался.
— У кустах спрятался, — всё никак не справляясь
с охватившим волнением, заговорил солдат. — Это ка¬
ким манером вышло. Пошел я до ветру у кусты, а
наши еще кричат: «Пошел, сукин сын, дальше». Я это
в самые кусты сел — чего такое черное? Думал —
камень, хвать рукой, а это — он. Ну, мы его в при¬
клады.
— Коли его, так его растак!.. — подбежал малень¬
кий солдат со штыком наперевес.
— Постой... погоди... — загомонили кругом, — надо
командиру доложить.
Грузин заговорил умоляюще:
— Я по мобилизации... я по мобилизации, я не мог...
меня послали... у меня мать...
А на ресницах висли новые красные слезы, сползая
с разбитой головы. Солдаты стояли, положив руки на
дула, хмуро глядя.
132
Тот, что лежал по ту сторону на животе и всё время
озаренный, смотрел в костер, сказал:
— Молоденький... Гляди, и шестнадцати нету...
Разом взорвали голоса:
— Та ты хто такий? Господарь?.. Мы бьемось с ка¬
детами, а грузины чого под ногами путаются? Просили
их сюда? Мы не на живот, на смерть бьемось с коза-
ками, третий не приставай. А хто вставит нос у щель,
оттяпаем совсем с головой.
Отовсюду слышались возбужденно-озлобленные голо¬
са. Подходили и от других костров:
— Та хто-сь такий?
Вон лежит молокосос... Ще и молоко на губах не
обсохло.
— Та мать его так!
Солдат грубо выругался и стал снимать котелок.
Подошел командир. Мельком глянул на мальчика и, по¬
вернувшись, пошел прочь, уронив так, чтобы грузин не
слышал:
— В расход!
— Пойдем, — преувеличенно сурово сказали два сол¬
дата, вскинув винтовки и не глядя на грузина.
— Куда вы меня ведете?
Трое пошли, и из темноты донеслось с той же пре¬
увеличенной серьезностью:
— В штаб... на допрос... там будешь ночевать...
Через минуту выстрел. Он долго перекатывался, ло¬
маясь в горах, наконец смолк... А ночь всё была полна
смолкшими раскатами. Вернулись двое, молча сели к
огню, ни на кого не глядя... А ночь всё была полна не¬
умирающим последним выстрелом.
Точно желая стереть нестираемый отзвук его, все
заговорили оживленно и громче обычного. Заиграла
гармошка, затренькала балалайка.
— Мы лесом як продирались тай подошли к скале,
чуем, пропало дило: и к ним не влизим и не уйдем, —
день настане, всих расстреляють...
— Ни туды, ни суды, — засмеялся кто-то.
— А тут думка: притворились сукины диты, що
сплять; зараз начнуть поливать. А там наверху по краю
поставь десять стрелков — обои полки смахнут, як мух.
Ну, лизим, один одному на плечи тай на голову ста¬
новимся...
— А батько дэ був?
*— Та и батько ж с нами лиз. Як долизлы до верху,
133
осталось сажени дви, прямо стиной: нияк не можно, ни
взад, ни вперед, — затаились вси. Батько вырвав у од¬
ного штык, устромив в скалу и полиз. И вси за им на¬
чали штыки в щели втыкать, так и пидтягалысь до са¬
мого верху.
— А у нас цельный взвод захлебнулся у мори. Ска¬
чем, як зайцы, с камня на камень. Темь. Они оборва¬
лись, один за одним, в воду —и потопли.
Но как оживленно ни стоял говор, как весело ни го¬
рели костры, темноту напряженно наполняло то, что
каждый хотел забыть, и всё так же неотвратимо наплы¬
вал запах тления.
А баба Горпина сказала:
— Що таке? — и показала.
Стали глядеть туда. В темноте, где невидимо стоял
массив, мелькали дымные факелы, передвигались, на¬
клонялись.
Знакомый молодой голос в темноте сказал:
— Это же наши команды и наряды из жителей под¬
бирают. Целый день подбирают.
Все молчали.
XXX
Опять солнце. Опять блеск моря, иссиня-дымчатые
очертания дальних гор. Всё это медленно опускается, —
шоссе петлями идет всё выше и выше.
Крохотно далеко внизу белеет городок, постепенно ис¬
чезая. Синяя бухта, как карандашом, прямолинейно
очерчена тоненькими линиями мола. Чернеют черточки
оставленных грузинских пароходов. Вот только жаль —
нельзя было прихватить и их с собою.
Впрочем, и без того много набрали всякой всячи¬
ны. Везут шесть тысяч снарядов, триста тысяч патро¬
нов. Напрягая масляно-черные постромки, отличные
грузинские лошади везут шестнадцать грузинских ору¬
дий. На грузинских повозках тянется множество вся¬
кого военного добра — полевые телефоны, палатки, ко¬
лючая проволока, медикаменты; тянутся санитарные по¬
возки — всего хоть засыпься. Одного нет: хлеба и сена.
Терпеливо идут лошади, голодно поматывая голо¬
вами. Солдаты туго затянули животы, но все веселы —
у каждого по двести, по триста патронов у пояса, бодро
шагают в веселых горячих облаках белой пыли, и ку¬
134
чами носятся свыкшиеся с походом, неотстающие му¬
хи. Дружно в шаг разносится в солнечном сверкании:
Чи-и у шин-кар-ки-и ма-ло го-рил-ки,
Ма-ло и пи-ва и мэ-э-ду-у...
Бесконечно скрипят арбы, повозки, двуколки, фур¬
гоны. Между красными подушками мотаются исхудалые
детские головенки.
По тропинкам, сокращенно между шоссейными пет¬
лями, нескончаемо гуськом тянутся пешеходы и всё в
тех же картузах, истрепанных, обвислых соломенных и
войлочных шляпах, с палками в руках, а бабы в рваных
юбках, босые. Но уже никто не подгоняет хворостиной
живность — ни коровы, ни свиньи, ни птицы, даже со¬
баки с голоду куда-то попропали.
Бесконечно извивающаяся змея, шевелясь бесчислен¬
ными звеньями, вновь поползла в горы к пустынным
скалам мимо пропастей, обрывов, расщелин, поползла
к перевалу, чтобы перегнуться и сползти снова в степи,
где хлеб и корм, где ждут свои.
Вда-арим о зем-лю, ли-хом, жур-бою тай
бу-дем пить, вес-с-се-ли-и-ться...
То-рре-а-дор, сме-ле-е-е! То-рре-а-дор...
Новых пластинок набрали в городе.
Высятся в голубом небе недоступные вершины.
Городок утонул внизу в синеве. Расплылся берег.
Море встало голубой стеной и постепенно закрылось
обступившими шоссе верхушками деревьев. Жара, пыль,
мухи, осыпи вдоль шоссе и леса, пустынные леса, жилье
зверей.
К вечеру над бесконечно скрипевшим обозом стояло:
— Мамо... исты... исты... дай... исты!..
Матери, исхудалые, с почерневшими лицами, похожи¬
ми на птичьи клювы, вытянув шеи, смотрели воспален¬
ными глазами на уходившее петлями всё выше шоссе,
торопливо мелькая босыми ногами около повозок, —
им нечего было сказать ребятишкам.
Подымались всё выше и выше, леса редели, наконец
остались внизу. Надвинулась пустыня скал, ущелий,
расщелин, громады каменных обвалов. Каждый звук,
стук копыт, скрип колес отовсюду отражались, дико,
разрастаясь, заглушая человеческие голоса. То и дело
приходилось обходить павших лошадей.
Вдруг разом зной упал; потянуло с вершин; всё по¬
135
серело. Без промежутка наступила ночь. С почернелого
неба хлынули потоки. Это был не дождь, а, шумя, сби¬
вая с ног, неслась вода, наполняя бешеным водяным
вихрем крутящуюся темноту. Неслась сверху, снизу, с
боков. Вода струилась по тряпью, по прилипшим воло¬
сам. Потерялось направление, связь. Люди, повозки, ло¬
шади тянулись отъединенные, как будто между ними
было бушующее пространство, не видя, не зная, что и кто
кругом.
Кого-то унесло... Кто-то кричал... Да разве возмо¬
жен тут человеческий голос?.. Клокотала вода, не то
ветер, не то черно-бушующее небо, или горы валились...
А может быть, понесло весь обоз, лошадей, повозки...
— Помоги-ите!
— Ра-а-туйте!.. кинец свита!..
Они думали, что кричат, а это, захлебываясь, шеп¬
тали посинелые губы.
Лошади, сбитые несущимся потоком, увлекали по¬
возку с детьми в провал, но люди долго шли около пу¬
стого места, думая, что идут за повозкой.
Дети зарылись в насквозь промокшие подушки и
одежду:
— Ма-а-мо!.. ма-амо!.. та-а-ту!..
Им казалось — они отчаянно кричат, а это ревела
несшаяся вода, катились с невидимых скал невидимые
камни, бешено горланил живыми голосами ветер, не¬
прерывно выливая ушаты.
Кто-то, распоряжавшийся в этом сумасшедшем доме,
разом отдернул колоссальную завесу, и нестерпимо
остро затрепетало синим трепетанием всё, что помеща¬
лось до этого в черноте необъятной ночи. Режуще-сине
затрепетали извилины дальних гор, зубцы нависших
скал, край провала, лошадиные уши, и, что ужаснее,
в этом безумно трепещущем свете всё было мертво¬
неподвижно: неподвижны косые полосы воды в возду¬
хе, неподвижны пенистые потоки, неподвижны лошади
с поднятым для шага коленом, неподвижны люди на
полушаге, открыты чернеющие рты на полуслове, и блед¬
ны синие ручонки детишек меж мокрых подушек. Всё
недвижно в молчаливо судорожном трепетании.
Это трепетание смертельной синевы продолжалось
всю ночь; а когда так же неожиданно мгновенно завеса
задернулась, оказалось — только долю секунды.
Громада ночи всё поглотила, и тотчас же, покрывая
эту ведьмину свадьбу, треснула гора, и из недр выка¬
136
тился такой грохот, что не поместился во всей громаде
ночи, раскололся на круглые куски и, продолжая ло¬
паться, покатился в разные стороны, всё разрастаясь,
заполняя невидимые ущелья, леса, провалы, —- люди
оглохли, а ребятишки лежали, как мертвые.
Среди ливших потоков, поминутно моргающей сине¬
вы,. без перерыва разрастающихся раскатов остановился
обоз, войска, орудия, зарядные ящики, беженцы,, дву¬
колки, больше не было сил. Всё стояло, отдаваясь на
волю бешеных потоков, ветра, грохота и нестерпимо тре¬
пещущего мертвого света. Вода неслась выше лошадиных
колен. Разыгравшейся ночи не было ни конца, ни края.
А наутро опять сияющее солнце; как умытый, про¬
зрачен воздух; легко-воздушны голубые горы. Только
люди черны, осунулись, ввалились глаза; напрягая по¬
следние силы, помогают тянуть лошадям.. А у лошадей
костлявые головы, выступили, хоть считай, ребра, чисто
вымыта шерсть.
Кожуху докладывают:
— Так что, товарищ Кожух, три повозки смыло в
пропасть совсем с людьми. Одну двуколку разбило кам¬
нем с горы. Двух убило молнией. Двое из третьей роты
пропали без вести. А лошади десятками падают, по всея
шашё лежат.
Кожух смотрит на чисто вымытое шоссе, на скалы,
которые сурово громоздятся, и говорит:
— На ночлег не останавливаться, идтить безостано¬
вочно, день и ночь идтить!
— Лошади не выдержат, товарищ Кожух. Сена ни
клочка. Через леса шли — хочь листьями кормили, а те¬
перь голый камень.
Кожух помолчал.
— Идтить безостановочно! Будем останавливаться —
все лошади пропадут. Напишите приказ.
Чудесный, чистый горный воздух, так бы и дышал
им. Десяткам тысяч людей не до воздуха; молча глядя
себе под ноги, шагают возле повозок,, по обочинам, око¬
ло орудий. Спешившиеся кавалеристы ведут тянущих
назад повод лошадей.
Кругом одичало и голо громоздятся скалы. Узко тем¬
неют расщелины. Бездонные пропасти, ожидающие ги¬
бели. В пустынных ущельях бродят туманы.
И темные скалы, и расщелины, и ущелья полны ни
па секунду не затихающего скрипа повозок, звука ко¬
лес, топота копыт, громыхания, лязга. И всё это, тысячу
137
раз отовсюду отраженное, разрастается в дикий, несмол¬
каемый рев. Все идут молча, но если бы кто-нибудь за¬
кричал исступленно, всё равно человеческий голос бес¬
следно потонул бы в этом на десятки верст скрипуче-
ревущем движении.
Детишки не плачут, не просят хлеба, только в по¬
душках мотаются бледные головенки. Матери не угова¬
ривают, не ласкают, не кормят, а идут возле повозок,
исступленно глядя на петлями уходящее к облакам, бес¬
конечно шевелящееся шоссе; и сухи глаза.
Загорается неподавимый дикий ужас, когда остано¬
вится лошадь. Все с звериным исступлением хватаются
за колеса, подпирают плечами, разъяренно хлещут
кнутом, кричат нечеловеческими голосами, но всё их на¬
пряжение, всю надрывность спокойно, не торопясь, гло¬
тает ненасытный, стократ отраженный, стократ повто¬
ренный, бесчисленный скрип колес.
А лошадь сделает шаг-другой, пошатнется, валится
наземь, ломая дышло, и уже не поднять: вытянуты но¬
ги, оскалена морда, и живой день меркнет в фиолетовых
глазах.
Снимают детей; постарше мать исступленно колотит,
чтоб шли, а маленьких берет на руки или сажает на
горб. А если много... если много — одного, двух, самых
маленьких, оставляет в неподвижной повозке и уходит,
с сухими глазами, не оглядываясь. А сзади, не глядя,
идут так же медленно, обтекают движущиеся повоз¬
ки — неподвижную, живые лошади — мертвую, живые
дети — живых, и незамирающий, тысячекрат отражен¬
ный, бесчисленный скрип спокойно глотает совершив¬
шееся.
Мать, несшая много верст ребенка, начинает ша¬
таться; подкашиваются ноги, плывет кругом шоссе, по¬
возки, скалы.
— Ни... нэ дойду.
Садится в сторонке на куче шоссейного щебня и смот¬
рит и качает свое дитя, и мимо бесконечно тянутся по¬
возки.
У ребенка открыт иссохший, почернелый ротик, гля¬
дят неподвижно васильковые глазки.
Она в отчаянии:
— Та нэма ж молока, мое сердце, мое ридне, моя
квиточка...
Она безумно целует свое дитя, свою жизнь, свою
последнюю радость. А глаза сухи.
138
Неподвижен почернелый ротик; неподвижно смотрят
остановившиеся молочно-подернутые глазки. Она прижи¬
мает этот милый, беспомощно холодеющий ротик к
груди:
— Доню моя ридня, не будэшь мучиться, в муках
ждаты своей смерти.
В руках медленно остывающее тельце.
Разрывает щебень, кладет туда свое сокровище, сни¬
мает с шеи нательный крест, надевает через отяжелев¬
шую холодную головенку пропотелый гайтан, зарывает
и крестит, крестит без конца и края.
Мимо, не глядя, идут и идут. Неукротимо тянутся по¬
возки, и стоит тысячеголосый, тысячекрат отраженный
голодный скрип в голодных скалах.
Далеко впереди, в голове колонны, идут спешенные
эскадронцы, насильно тянут за повод еле ступающих
коней, и уши у лошадей отвисли по-собачьему.
Становится жарко. Полчища мух, которых во время
грозы ни одной не было — все укромно прилипли под
повозками к дрожинам, — теперь носятся тучами.
— Гей, хлопцы! Та що ж вы, як коты, що почуялы,
що зъилы чуже мясо, вси хвосты спустилы. Грай писни!..
Никто не отозвался. Так же утомленно-медленно ша¬
гали, тянули за собой лошадей.
— Эх, матери вашей требуху! Заводи грахомон, не-
хай хочь вин грае...
Сам полез в мешок с пластинками, вытащил наобум
одну и стал по складам разбирать:
— Б...66...6... и... бби... мм, бб...о — бим-бом... Шо
таке за чудо?., кк... ллл... кл... о... н... кло-у-ны... арти¬
сты сме-ха... Чудно! А ну, грай.
Он завел качавшийся на вьюке притороченный грам¬
мофон, вставил пластинку и пустил.
С секунду на лице подержалось неподдельное изум¬
ление, потом глаза сузились в щелочки, рот разъехался
до ушей, блеснули зубы, и он покатился подмывающе
заразительным смехом. Вместо песни из граммофонного
раструба вырвался ошеломляющий хохот: хохотали
двое, то один, то другой, то вместе дуэтом. Хохотали
самыми неожиданными голосами, то необыкновенно тон¬
кими — как будто щекотали мальчишек, то по-бычье-
му — и всё дрожало кругом; хохотали, задыхаясь, отма¬
хиваясь; хохотали, как катающиеся в истерике женщи¬
ны; хохотали, надрывая животики, исступленно; хохота¬
ли, как будто уже не могли остановиться.
139
Шедшие кругом кавалеристы стали улыбаться, глядя
на трубу, которая дико, как безумная, хохотала на все
лады. Пробежал смех по рядам; потом не удержались
и сами стали хохотать в тон хохотавшей трубе, и хохот,
разрастаясь и переходя по рядам, побежал дальше и
дальше.
Добежал до медленно шагавшей пехоты, и там за¬
смеялись, сами не зная чему, — тут не слышно было
граммофона; хохотали подмываемые хохотом передних.
И этот хохот неудержимо покатился по рядам в тыл.
— Та чого воны покатываются? якого им биса? — и
сами начинали хохотать, размахивая руками, крутя го¬
ловой.
— От его батькови хвоста у ноздрю...
Шли, и хохотала вся пехота, хохотал обоз, хохотали
беженцы, хохотали матери с безумным ужасом в глазах,
хохотали люди на полтора десятка верст сквозь неумолч¬
ный голодный скрип колес среди голодных скал.
Когда этот хохот добежал до Кожуха, он побледнел,
стал желтый, как дубленый полушубок, в первый раз
побледнел за все время похода.
— Шо такое?
Адъютант, удерживаясь от разбиравшего его смеха,
сказал:
— А черт их знает! Сказились. Я сейчас поеду,
узнаю.
Кожух вырвал у него нагайку и поводья, неуклюже
ввалился на седло и стал нещадно сечь лошадиные реб¬
ра. Исхудалый конь медленно шел с повисшими ушами,
а нагайка стала просекать кожу. Он с трудом затрусил,
а кругом катился хохот.
Кожух чувствовал, как у него начинает подергивать
щеки, стиснул зубы. Наконец добрался до покатывающе¬
гося от хохота авангарда. Матерно выругался и вытянул
по граммофону нагайкой:
— Замолчать!
Лопнувшая пластинка крякнула и смолкла. И мол¬
чание побежало по рядам, погашая хохот. Стоял дово¬
дящий до безумия безграничный, тысячекрат отражен¬
ный скрип, треск, грохот. Мимо отходили темные скали¬
стые зубцы голодных ущелий.
Кто-то сказал:
— Перевал!
Шоссе, перегнувшись, петлями пошло вниз.
140
XXXI
— Сколько их?
— Пятеро.
Пустынно и знойно струились лес, небо, дальние
горы.
— Подряд?
— Подряд...
Кубанец из разъезда с потным лицом не договорил,
сдернутый лошадью к гриве, — лошадь с мокрыми бо¬
ками азартно отбивалась от мух, мотала головой, ста¬
раясь выдернуть из рук поводья.
Кожух сидел в бричке с кучером и адъютантом —
мутно-красные, как из бани, разваренные. Кругом без¬
людно.
— Далеко от шоссе?
Кубанец показал плетью влево:
— Верст с десяток або с пятнадцать, за перелеском.
— Сверток с шоссе туда есть?
— Есть.
— Козаков не видать?
— Ни-и, нэма. Наши верстов на двадцать проихалы
вперед, и не воняе козаками. По хуторам говорять, ко-
заки верстов за тридцать за речкой окопы роють.
Кожух поиграл желваками на сделавшемся вдруг
спокойным желтом лице, как будто оно не было перед
этим вареное, как мясо.
— Задержать голову армии, повернуть на сверток,
пропустить мимо них все полки, беженцев, обозы!
Слегка нагнулся кубанец над лукой и осторожно,
чтоб это не было принято за нарушение субординации,
сказал:
— Крюк большой... падають люди... жара... не йилы.
Маленькие глазки Кожуха впились в знойно дрожав¬
шую даль, стали серыми. Третьи сутки... Лица завали¬
лись, голодный блеск в глазах. Третьи сутки не ели.
Горы сзади, но нужно идти изо всей мочи, выйти из пу¬
стынных предгорий, добраться до станиц, накормить лю¬
дей и лошадей. И нужно спешить, не дать укрепиться
казакам впереди. Нельзя терять ни минуты, нельзя те¬
рять эти десять — пятнадцать верст крюку.
Он посмотрел на молодое, почернелое от голодания
и жары лицо кубанца. Глаза засветились сталью, и,
протискивая слова сквозь зубы, сказал:
141
— Повернуть армию на сверток, пропустить мимо!
— Слушаю.
Поправил на голове круглую барашковую мокрую от
нота шапку, вытянул плетью ни в чем не повинную ло¬
шадь, и она разом повеселела, будто не было нестерпимо
звенящего зноя, тучи оводов и мух, затанцевала, повер¬
нулась и весело поскакала к шоссе. Но шоссе не было,
а бесконечно тянулись клубящимся валом серовато-бе¬
лые облака пыли, подымаясь выше верхушек деревьев,
и неоглядно терялись сзади в горах. И в этих клубящих¬
ся облаках — чуялось — движутся тысячи голодных.
Бричка Кожуха, в которой нельзя дотронуться до
деревянных частей, покатилась, и за ней покатилось не¬
стерпимое знойно-звенящее дребезжание. Из-за сиденья
выглядывал обжигающий пулемет.
Кубанец въехал в непроглядно волнующиеся удуш¬
ливые облака. Ничего нельзя разобрать, но слышно —
утомленно, бестолково и разрозненно идут разбившиеся
ряды, едут конные, скрипят обозы. Черно-сожженные
лица мутно отсвечивают капающим потом.
Ни говора, ни смеха, — тяжкое, плывущее вместе со
всеми молчание. И в нем, в этом жарко переполненном
молчании, те же разомлелые, разваренные, как попало,
шаги, звуки копыт, скрип осей.
Понуро ступают лошади с бессильно свесившимися
ушами.
Головенки детей переваливаются в повозках из сто¬
роны в сторону, и мутно белеют оскаленные зубы.
— Пи-ить... пи-ить...
Плывет удушливая, белесая, всё покрывающая мгла,
а в ней невидимо идут ряды, едут конные, со скрипом
тянутся обозы. А может быть, это не зной, не плывущая
белесая мгла, а налитое отчаяние, и нет надежды, нет
мысли, лишь одна неизбежность. То, что железно сце¬
пило, когда вошли в узкую дыру между морем и гора¬
ми, затаенно шло всё время вместе с ними, — теперь
грозно глянуло концом: голодные, босые, изнуренные,
в отрепьях, и солнце доканывает. А впереди жадно ждут
сытые, приготовившиеся, окопавшиеся казачьи полки,
хищные генералы.
Кубанец ехал в этих молчаливо-скрипучих удушли¬
вых облаках, только по окрикам разбираясь, где какая
часть.
Временами разрывается серая мгла, и в просвете
волнисто дрожат очертания холмов, млеет лес, струится
142
голубое небо, и в воспаленные лица солдат исступленно
глядит солнце. И опять медленно ползет, всё покрывая
нестройным гулом шагов, разрозненными звуками ко¬
пыт, скрипучей музыкой обозов, безнадежностью. По
обочинам, неясно выступая в плывущих облаках, сидят
и лежат обессилевшие, запрокинув головы, чернея от¬
крытыми иссохшими ртами, и вьются мухи.
Кубанец, натыкаясь на людей и лошадей, доехал до
головного отряда, слегка нагнулся с седла, переговорил
с командиром. Тот нахмурился, глянул на смутно иду¬
щих, поминутно проступающих и теряющихся солдат,
приостановился и чужим, не похожим на свой, хриплым
голосом скомандовал:
— По-олк, стой!..
Душная мгла сейчас же, как вата, проглотила его
слова, но, оказывается, где нужно, услышали и, всё уда¬
ляясь и всё слабея, прокричали на разные голоса:
— Батальон, стой!.. Ро-ота... стой!
И где-то совсем далеко, едва уловимо подержалось
и мягко погасло:
— ...сто-о-ой!..
Гул шагов в головной колонне смолк, и всё дальше
и дальше побежало замирание движения, и в остановив¬
шейся мутно-горячей мгле на секунду наступило не
только молчание, но и тишина, великая тишина бесконеч¬
ной усталости, беспощадного зноя. Потом разом на¬
полнилась многочисленным сморканием; откашливали
набившуюся пыль; поминали матерей; крутили из ли¬
стьев и травы цигарки, — и медленно оседающая пыль
открывала лица, лошадиные морды, повозки.
Сидели на обочинах, в шоссейных канавах, держа
между колен штыки. Неподвижно под палящим солнцем
лежали, вытянувшись на спине.
Бессильно стояли лошади, свесив морды, не отгоняя
густыми тучами липнувших мух.
— Вста-ва-ай!.. Эй, подымай-ся-а-а!..
Никто не шевельнулся, не тронулся: так же было не¬
подвижно шоссе с людьми, лошадьми, повозками. Каза¬
лось, не было силы поднять людей, как груду камней,
налитых зноем.
— Вставайте же... так вас и так... Какого дьявола!
Как приговоренные, поднимались по одному, по два
и, не строясь и не дожидаясь команды, шли как попало,
положив давящие винтовки на плечи, глядя воспален¬
ными глазами.
143
Шли вразброд, по шоссе, по обочинам, по косого»
рам. Заскрипели повозки, и бесчисленно затолклись ту¬
чи мухг
Обугленные лица, сверкающие белки. Вместо шапок
под страшным солнцем на головах лопухи, ветки, жгу¬
ты навернутой соломы. Шагают босые, истрескавшиеся,
почернелые ноги. Иной, как арап, чернеет голым телом,
и лишь бахромой болтаются тряпки около причинного
места. Сухие мышцы исхудало выступают под почерне¬
лой кожей, и шагают, закинув голову, с винтовками на
плечах, крохотно сузив глаза, раскрыв пересохшие рты.
Лохматая, оборванная, почернелая, голая, скрипучая
орда, и идет за ней зной, и идут за ней голод и отчая¬
ние. Снова нехотя, изнеможенно подымаются белые об¬
лака, и с самых гор сползает в степь бесконечно клубя¬
щееся шоссе.
Вдруг неожиданно и странно:
— Правое плечо вперед!
И каждый раз, как подходит новая часть, с недоуме¬
нием слышит:
— Правое плечо... правое... правое!..
Сначала удивленно, потом оживленной гурьбой сбе¬
гают на проселок. Он кремнист, без пыли, и видно, как
торопливо сворачивают части, спускаются конные, и, со
скрипом и грузно покачиваясь, съезжает обоз, двуколки.
Открываются дали, перелески, голубые горы. Все судо¬
рожно-знойно трепещет безумное солнце. Мухи черными
полчищами тоже сворачивают. Медленно оседающие об¬
лака пыли и удушливое молчание остаются на шоссе, а
проселок оживает голосами, восклицаниями, смехом:
— Та куда нас?
— Мабуть, в лес отведуть, трохи горло перемочить,
дуже пересмякло.
— Голова!.. В лиси тоби перину сготовилы, растя-
гайся.
— Та пышок с каймаком напеклы.
— С маслом...
— Со смитаной...
— С мэдом...
— Та кавуна холодненького...
Высокий, костлявый, в изорванном, мокром от пота
фраке, — и болтаются грязные кружевные остатки, из
которых всё лезет наружу, —- сердито сплюнул тягучую
слюну:
— Та цытьте вы, собаки... замолчить!..
144
Злобно перетянув ремень, загнал живот под самые
ребра и свирепо переложил с плеча на плечо отдавив¬
шую винтовку.
Хохот колыхнул густую тучу носившихся мух:
— Опанас, та що ж ты зад прикрыв, а передницу
усю напоказ? Сдвинь портки с заду на перед, а то бабы
у станицы не дадут варэникив, — будут вид тебе мор¬
ды воротить.
— Го-го-го... Хо-хо-хо...
— Хлопцы, а ей-бо, должно, днёвка.
— Та тут нияких станиц нэма, я же знаю.
— Що брехать. Вон от шашё столбы пишлы, теле¬
граф. А куда ж вин, як не в станицу?
— Гей, кавалерия, що ж вы задаром хлеб едите, —•
грайте.
С лошади, покачивавшей на вьюке притороченный
граммофон, с хрипотой понеслось:
Ку-да, куда-а-а... шп.. .пш... вы уда-ли-лись...
пш... пш... ве-ес-ны-ы...
Понеслось среди зноя, среди черных колеблющихся
мушиных туч, среди измученно, но весело шагающих, по¬
крытых потом и белою мукою, изодранных, голых лю¬
дей, и солнце смотрело с исступленным равнодушием.
Горячим свинцом налитые, еле передвигающиеся ноги, а
чей-то пересмякший высокий тенор начал:
A-а хо-зяй-ка до-бре зна-ла...
Да оборвалось — перехватило сухотой горло. Другие,
такие же зноем охриплые голоса подхватили:
...Чо-го мо-скаль хо-че,
Тильки жда-ла ба-ра-оа-на,
Як вин за-тур-ко-че...
Почернелые лица повеселели, и в разных концах
хоть и хрипло, но дружно подхватили тонкие и толстые
голоса:
Як дож-да-лась ба-ра-ба-на,
«Слава ж то-би, бо-же!»
Та и ка-же мос-ка-ле-ви:
«Ва-ре-ни-кив, може?»
Аж пид-скочив мос-каль,
Та ни-ко-ли жда-ти;
«Лав-рении-ки, лав-рении-ки!»
Та по-биг из ха-ты...
Ю В огненном кольце
145
И долго вразбивку, нестройно, хрипло над толпой
носилось:
...Ва-ре-яики!.. ва-ре-ни-ки...
Ку-у-да-а... ку-у-да... ве-ес-ны-ы мо-ей зла-ты-е дни-и...
— Э-э, глянь: батько!
Все, проходя, поворачивали головы и смотрели: да,
он, всё такой же: небольшой, коренастый, гриб с обвис¬
шей грязной соломенной шляпой. Стоит, смотрит на них.
И волосатая грудь смотрит из рваной, пропотелой, с от¬
висшим воротом гимнастерки. Обвисли отрепья, и вы¬
глядывают из рваных опорок потрескавшиеся ноги.
— Хлопцы, а наш батько дуже на бандита похож:
в лиси встренься — сховаешься от его.
С любовью глядят и смеются.
А он пропускает мимо себя нестройные, ленивые,
медленно гудящие толпы и сверлит маленькими неупу¬
скающими глазками, которые стали сини на железном
лице.
«Да... орда, разбойная орда, — думает Кожух. —
Встренься зараз козаки, всё пропало... Орда!..»
Ку-да-а... ку-да-а вы уда-ли-лись... пшш.... пшш...
... Ва-ре-ни-ки!... в а-p е-ни-ки!..
— Що таке? що таке? — побежало по толпам, пога¬
шая и «куда, куда...» и «вареники...».
Водворилось могильное молчание, полное гула шагов,
и все головы повернулись, все глаза потянулись в одну
сторону, - в ту сторону, куда, как по нитке, уходили
телеграфные столбы, становясь всё меньше и меньше и
пропадая в дрожащем зное тоненькими карандашами.
На ближних четырех столбах неподвижно висело четыре
голых человека. Черно кишели густо взлетающие мухи.
Головы нагнуты, как будто молодыми подбородками
прижимали прихватившую их петлю; оскаленные зубы;
черные ямы выклеванных глаз. Из расклеванного живо¬
та тянулись ослизло-зеленые внутренности. Палило солн¬
це. Кожа, черно-иссеченная шомполами, полопалась. Во¬
роньё поднялось, рассеялось по верхушкам столбов, по¬
глядывало боком вниз.
Четверо, а пятая... а на пятом была девушка с вы¬
резанными грудями, голая и почернелая.
— Полк, сто-ой!..
На первом столбе белела прибитая бумага.
— Батальон, сто-ой... Рота, сто-ой!..
146
Так и пошло по колонне, замирая.
От этих пятерых плыло безмолвие и сладкий, при¬
торный смрад.
Кожух снял изодранную, обвислую шляпу. И все, у
кого были шапки, сняли. А у кого не было, сняли навер¬
нутую на голове солому, траву, ветки.
Палило солнце.
И смрад, сладкий смрад.
— Товарищи, дайте сюда.
Адъютант сорвал белевшую на столбе около мертве¬
ца бумагу и подал. Кожух стиснул челюсти, и сквозь
зубы пролезали слова:
— Товарищи, — и показал бумагу, которая на солнце
ослепительно вырезалась белизной, — от генерала до
вас. Генерал Покровский* пишет: «Такой жестокой каз¬
ни, как эти пятеро мерзавцев с Майкопского завода, бу¬
дут преданы все, кто будет замечен в малейшем отноше¬
нии к большевикам». — И стиснул челюсти. Помолчав,
добавил: — Ваши братья и... сестра.
И опять стиснул, не давая себе говорить, — не о чем;
было говорить.
Тысячи блестящих глаз смотрели не мигая. Билось
одно нечеловечески огромное сердце.
Из глазных ям капали черные капли. Плыл смрад.
В безмолвии погас звенящий зной, тонкое зуденье
мушиных полчищ. Только могильное молчание да пря¬
ный смрад. Капали капли.
— Сми-ир-но!.. Шагом арш!..
Гул тяжелых шагов сразу сорвал тишину, ровно и
мерно заполнил зной, как будто идет один человек не¬
сказанного роста, несказанной тяжести, и бьется одно
огромное, нечеловечески огромное сердце.
Идут и, не замечая того, всё ускоряют тяжело от¬
дающийся шаг, идут всё размашистее. Безумно смотрит
солнце.
В первом взводе с правого фланга покачнулся с чер¬
ненькими усиками, выронил винтовку, грохнулся. Лицо
багрово вздулось, напружились жилы на шее, и глаза
красные, как мясо, закатились. Исступленно глядит
солнце.
Никто не запнулся, не приостановился, — уходили
еще размашистее, еще торопливее, спеша и глядя впе¬
ред блестящими глазами, глядя в знойно трепещущую
даль.
— Санитар!
10*
147
Подъехала двуколка, подняли, положили, — солнце
убило.
Прошли немного, повалился еще один, потом два*
— Двуколку!
Команда:
— Накройсь!
Кто имел, накрылись шапками. Иные развернули
дамские зонтики. Кто не имел, на ходу хватали сухую
траву, наворачивали вокруг маковки. На ходу рвали с
себя потное, пропитанное пылью тряпье, стаскивали шта¬
ны, рвали на куски, покрывались по-бабьи платочками и
шли гулко, тяжело, размашисто, мелькая голыми ногами,
пожирая уходившее под ногами шоссе.
Кожух в бричке хочет догнать головную часть. Ку¬
чер, вывалив рачьи от жары глаза, сечет, оставляя пот¬
ные полосы на крупах. Лошади, в мыле, бегут, но никак
не могут обогнать, — всё быстрее, всё размашистее идут
тяжелые ряды.
— Що воны, сказылись? Як зайцы, скачуть...
И опять сечет и дергает заморенных лошадей.
«Добре, диты, добре... — из-под насунутого на глаза
черепа поглядывает Кожух, а глаза — голубая сталь. —
Так по семьдесят верстов будэмо уходить в сутки...»
Он слезает и идет, напрягаясь, чтобы не отстать, и
теряется в быстро, бесконечно, тяжело идущих рядах.
Столбы уходят вдаль, пустые, одинокие. Голова ко¬
лонны свертывает вправо. И когда поднимается на
пустынное шоссе, опять неотвратимо встают и окутывают
душные облака. Ничего не видно. Только тяжелый гул
шагов, ровный, мерный, наполняет громадой удушливо
волнующиеся облака, которые быстро катятся вперед.
А к оставленным столбам часть за частью подходит,
останавливается.
Как мгла, наплывает, погашая звуки, могильная ти¬
шина. Командир читает генеральскую бумагу. Тысячи
блестящих глаз глядят, не мигая, и бьется одним биени¬
ем сердце, бьется одно невиданно огромное сердце.
Все так же неподвижны пятеро. Под петлями разлез¬
лось почернелое мясо, забелели кости.
На верхушке столбов сидит вороньё, бочком блестя¬
щим глазом поглядывает вниз. Стоит густой, сладкий
до тошноты запах жареного мяса.
Потом мерным гулом отбивают шаг всё быстрее; сами
не замечая, без команды постепенно выравниваются в
тяжелые тесные ряды. И идут, позабыв, с обнаженными
148
головами, не видя ни уходящих, как по нитке, столбов,
ни страшно коротких, резких до черноты полуденных
теней, впиваясь искрами мучительно суженных глаз в
далекое знойное трепетанье.
И команда:
— Накройсь!..
Идут всё быстрее, всё размашистее, тяжелыми ров¬
ными рядами, сворачивая вправо, вливаясь в шоссе, и
облака глотают и катятся вместе с ними.
Проходят тысячи, десятки тысяч людей. Уже нет
взводов, нет рот, батальонов, нет полков, — есть одно
неназываемое, громадное, единое. Бесчисленными шага¬
ми идет, бесчисленными глазами смотрит, множеством
сердец бьется одно неохватимое сердце.
И все как один, не отрываясь, впились в знойную
даль.
Легли длинные косые тени. Синё затуманились на¬
зади горы. Завалилось за край ослабевшее, усталое, по¬
добревшее солнце. Тяжело тянутся повозки, арбы с деть¬
ми, с ранеными.
Их останавливают на минуту и говорят:
— Ваши братья... Генеральские дела...
Потом двигаются дальше, и лишь слышен скрип ко¬
лес. Только ребятишки испуганно шушукаются:
— Мамо, а мертвяки до нас ночью не придут?
Бабы крестятся, сморкаются в подол, вытирают глаза:
— Жалкие вы наши...
Старики смутно идут у повозок. И всё становится
иеугадываемо. Уже нет столбов, а стоят в темноте гро¬
мады, подпирающие небо. И небо все бесчисленно за¬
играло, но от этого не стало светлей. И будто горы кру¬
гом чернеют, а это, оказывается, косогоры, и горы давно
заслонила ночь, и чудится кругом незнаемая, таинствен¬
ная, смутная равнина, на которой всё возможно.
Проносится такой темный женский вскрик, что иг¬
равшие звезды все полыхнулись в одну сторону.
— Ай-яй-яй... що воны зробыли з ими!.. Та зверюки...
Та скаженнии... Ратуйте, добрии людэ... Смотрите ж
на их!..
Она хватается за столб, обнимает холодные ноги,
прижимаясь молодыми растрепавшимися волосами.
Дюжие руки с трудом отдирают от столба и волокут
к повозке. Она по-змеиному вывертывается, опять бро¬
149
сается, обнимая, и опять само испуганно заигравшее не¬
бо безумно мечется.
— ...Та дэ ж ваша мамо? дэ ж ваши сэстры?! Чи вы
не хотилы житы... Дэ ж ваши очи ясные, дэ ж ваша си¬
ла, дэ ж ваше слово ласкаве?.. Ой, нэбоги! ой, бесталан¬
ны! Никому над вами поплакаты, никому погорюваты...
никому сльозьми вас покропиты...
Ее опять хватают, она скользко вырывается, и сно¬
ва безумная ночь мечется.
— Та чего ж воны наробилы!.. Сына зйилы, Степана
зйилы, вас пойилы. Так йишты всих до разу, с кровью,
с мясом, йишты, шоб захлебнуться вам, шоб набить
утробу человечиной, костями, глазами, мозгами...
— Тю-уН Та схаменися...
Повозки не стоят, скрипят дальше. Ушла и ее повозка.
Ее хватают другие, она вырывается, и опять не крики, а
исступленно рвется темнота, мечется безумная ночь.
Только арьергард, проходя, силой взял ее. Привяза¬
ли на последней повозке. Ушли.
И было безлюдно, и стоял смрад.
XXXII
У выхода шоссе из гор жадно ждут казаки. С тех
пор как по всей Кубани разлился пожар восстания,
большевистские силы повсюду отступают перед казацки¬
ми полками, перед офицерскими частями добровольче¬
ской армии, перед «кадетами», нигде не в состоянии за¬
держаться, упереться, остановить остервенелый напор
генералов, — и отдают город за городом, станицу за ста¬
ницей.
Еще при начале восстания часть большевистских сил
выскользнула из железного кольца восставших и не¬
стройной громадной разложившейся оравой с десятками
тысяч беженцев, с тысячами повозок побежала по узкой
полосе между морем и горами. Их не успели догнать: так
быстро они бежали, а теперь казацкие полки залегли и
дожидаются.
У казаков сведения, что потоком льющиеся через го¬
ры банды везут с собой несметно награбленные богат¬
ства — золото, драгоценные камни, одежду, граммофо¬
ны, громадное количество оружия, военных припасов, но
идут рваные, босые, без шапок, — очевидно, в силу ста¬
рой босяцкой привычки бездомной жизни. И казаки, от
генерала до последнего рядового, нетерпеливо облизы-
150
ваются, — всё, все богатства, все драгоценности, всё не¬
удержимо само плывет им в руки.
Генерал Деникин поручил генералу Покровскому
сформировать в Екатеринодаре части, окружить ими
спускающиеся с гор банды и не выпустить ни одного
живым. Покровский сформировал корпус, прекрасно
снабженный, перегородил дорогу по реке Белой, белой
от пены, несущейся с гор. Часть отряда послал навстречу.
Весело едут, лихо заломив папахи, казаки на сытых,
добрых лошадях, поматывающих головами и просящих
повода. Звенит чеканное оружие, блестит на солнце;
стройно покачиваются перехваченные поясами черкески,
и белеют ленточки на папахах.
Проезжают через станицы с песнями, и казачки вы¬
носят своим служивым и пареное и жареное, а старики
выкатывают бочки с вином.
— Вы же нам хочь одного балшевика приведите на¬
показ, хочь посмотреть его, нового, с-за гор.
— Пригоним, готовьте перекладины.
Лихо умели казаки пить и лихо рубиться.
Вдали бело заклубились гигантские облака пыли.
— Ага, вот они!
Вот они — рваные, черные, в болтающихся лохмоть¬
ях, в соломе и траве вместо шапок.
Поправили папахи, выдернули блеснувшие с мгно¬
венным звуком шашки, пригнулись к лукам, и полетели
казацкие кони, ветер засвистел в ушах.
— Эх, и рубанем же!
— Урр-а!..
В полторы-две минуты произошло чудовищно-неожи¬
данное: налетели, сшиблись, и пошли бешено лететь с
лошадей казаки с разрубленными папахами, с переруб¬
ленными шеями, либо сразу на штыки подымают и ло¬
шадь и всадника. Повернули коней, полетели, так при¬
гнулись, что и не видать, и ветер еще больше засви¬
стел в ушах, а их стали снимать с лошадей певучими пу¬
лями. Наседают проклятые босяки, гонят две, три, пять,
десять верст, — одно спасение: кони у них мореные.
Пролетели казаки через станицу, а те ворвались, ста¬
ли рвать свежих лошадей, рубить направо-налево, если
не сразу выводили их из конюшен, и опять погнали:
и много казацких папах с белыми ленточками раскати¬
лось по степи, и много черкесок, тонко перехваченных
серебряными с чернью поясами, зачернело по синеющим
курганам, по желтому жнивью, по перелескам.
152
Только тогда отодрались от погони, когда домчались
казаки до своих передовых сил, залегших в окопах.
А спустившиеся с гор босые, голые банды бежали
что есть духу за своими эскадронами. И заговорили ору¬
дия, застрекотали пулеметы.
Не захотел Кожух развертывать свои силы днем:
знал — большой перевес у врага, не хотел обнаружить
свою численность, дождался темноты. А когда густо
стемнело, произошло то же, что и днем: не люди, а дья¬
волы навалились на казаков. Казаки их рубили, кололи,
рядами клали, из пулеметов, а казаков становилось всё
меньше и меньше, всё слабее ухали, изрыгая длинные
полосы огня, их орудия, реже стрекотали пулеметы, и
уже не слышно винтовок, — ложатся казаки.
И не выдержали, побежали. Но и ночь не спасала:
полосой ложились казаки под шашками и штыками.
Тогда бросились врассыпную, кто куда, отдав орудия,
пулеметы, снаряды, рассыпались среди ночи по перелес¬
кам, по оврагам, не понимая, что за дьявольскую силу
нанесло на них.
А когда солнце длинно глянуло из-за степных ува¬
лов, по бескрайной степи много черноусых казаков: ни
раненых, ни пленных — все недвижимы.
В тылу, в обозе, среди беженцев курились костры,
варили в котелках, жевали лошади сено и овес. Вдали
гремела канонада, никто не обращал внимания, — при¬
выкли. Только когда смолкло, показались с фронта —
то конный ординарец с приказаниями, то фуражир, то
солдатик, тайком пробирающийся повидать семью. И со
всех сторон женщины, с почернелыми, измученными ли¬
цами кидались к нему, хватались за стремена, за по¬
водья:
— Што с моим?
— А мой?
— Жив ай нет?
С молящими полными ужаса и надежды глазами.
А тот едет рысцой, слегка помахивая нагайкой, ро¬
няет навстречу то одной, то другой:
— Жив... Живой... Раненый... Ранены... Убитый, за¬
раз привезут...
Он проезжает, а за ним либо радостно, облегченно
крестятся, либо заголосит, либо ахнет и повалится за¬
мертво, и льют на нее воду.
Привезут раненых — матери, жены, сестры, невесты,
соседки ухаживают. Привезут мертвых — бьются на
153
груди у них, и далеко слышны невозвратимые слезы, вой.
рыдания.
А конные уже поехали за попом.
— Як скотину хороним, без креста, без ладана.
А поп ломается, говорит — голова болит.
— А-а, голова-a...a, не хочешь... задницу будем ле¬
чить.
Вытянули нагайкой раз, другой, — вскочил поп как
встрепанный, засуетился. Велели ему облачиться. Про¬
сунул голову в дыру, надел черную с белым позумен¬
том ризу, — книзу разошлась, как на обруче, — такую
же траурную епитрахиль. Выпростал патлы. Велели
взять крест, кадило, ладан.
Пригнали дьякона, дьячка. Дьякон — огромный про¬
спиртованный мужчина, тоже весь траурный, черный с
позументами, рожа — красная. Дьячок — поджарый.
Обрядились. Погнали всех троих. Лошади идут ино¬
ходью. Торопится поп с дьяконом и дьячком. Лошади
поматывают мордами, а всадники помахивают нагай¬
ками.
А за обозом, возле садов на кладбище, уже неисчис¬
лимо толпится народ. Смотрят. Увидали:
— Бачь, попа гонють.
Закрестились бабы:
— Ну, слава богу, як треба похоронють.
А солдаты:
— Бачь — и дьякона пригналы и дьяка.
Подошли те торопливо, не отдышатся, пот ручьем.
Дьячок живой рукой раздул кадило. Мертвые неподвиж¬
но лежали со сложенными руками.
— Благословен господь...
Дьякон устало слегка забасил, а дьячок слабо всплыл
скороговоркой, гундося в нос:
Свя-а-тый бо-же, свя-а-тый крепкий, свя-а-тый бесс...
Синевато струится кадильный дымок. Бабы приду¬
шенно всхлипывают, зажимая рты. Солдаты стоят су¬
рово, с черными исхудалыми лицами, — им не слышно
усталых поповских голосов.
Сидевший без шапки на высокой гнедой лошади ку¬
банец, пригнавший причт, слегка толкнул лошадь — она
переступила; он набожно нагнулся к попу и сказал ше¬
потом, который разнесся по всему кладбищу:
— Ты, ммать ттвою, колы будэшь як некормлена
свыня, усю шкуру...
154
Поп, дьякон, дьячок в ужасе скосили на него глаза.
И сейчас же дьякон заревел потрясающим ревом, — во¬
роны шумно поднялись со всего кладбища; поп залился
тенором, а дьячок, приподнявшись на цыпочки и закатив
глаза, пустил тонкую фистулу, — в ушах зазвенело:
Со-о свя-а-ты-ми у-у-по-ко-ой...
Кубанец оттянул назад лошадь и сидел неподвижно,
как изваяние, мрачно нахмурив брови. Все закрестились
и закланялись.
Когда закапывали, дали три залпа. И бабы, сморка¬
ясь и вытирая набрякшие глаза, говорили:
— Дуже хорошо служил батюшка — душевно.
XXXIII
Ночь поглотила громаду степи и увалы, и синевшие
весь день на краю проклятые горы, и станицу на вра¬
жеской стороне, — там ни одного огонька, ни звука, как
будто ее нет. Даже собаки молчат, напуганные дневной
канонадой. Лишь шумит река.
Целый день за невидимой теперь рекой, из-за серею¬
щих казацких окопов, потрясающе ухали орудия. Не
жалея снарядов, били они. И бесчисленные клубочки бе¬
ло вспыхивали над степью, над садами, над оврагами.
Им отсюда отвечали редко, устало, нехотя.
— А-а-а... — злорадно говорили казацкие артиллери¬
сты, — за шкуру берет... — подхватывали орудия, нака¬
тывали, и опять звенел снаряд.
Для них было ясно: на той стороне подорвались,
ослабли, уже не отвечают выстрелом на выстрел. Перед
вечером босяки повели было наступление из-за реки, да
так зашпарили им — цепи все разлезлись, позалегли
кто куда. Жалко, что ночь, а то бы дали им. Ну, да еще
будет утро.
Шумит река, наполняет шумом всю темноту. А Ко¬
жух доволен, и серой сталью тоненькой посвечивают кро¬
хотные глазки. Доволен: армия в руках у него, как ин¬
струмент, послушный и гибкий. Вот он пустил перед
вечером цепи, велел наступать вяло и залечь. И теперь,
когда среди ночи, среди бархатной тьмы пошел прове¬
рить, — все на местах, все над самой рекой, а под шести¬
саженным обрывом шумит вода; шумит река и напоми¬
нает ту шумящую реку и ночь, когда всё это началось.
Каждый из солдат проползал в темноте, щупал, ме¬
155
рил обрыв. Каждый солдат залегших полков знал, изу¬
чил свое место. Не ждал, как баран, куда и как пихнут
командиры.
В горах пошли дожди: днем река неслась бешеной
пеной, а теперь шумит. Знают солдаты — уже ухитри¬
лись вымерить, — река сейчас два-три аршина глубиной,
придется местами плыть, — ничего, и поплавать можно.
Еще засветло, лежа в углублениях, в промоинах, в ку¬
стах, в высокой траве под непрерывно рвущимся шрап¬
нельным огнем, высмотрели, каждый на своем участке,
кусок окопа, на той стороне реки, на который он ударит.
Влево перекинулось два моста: железнодорожный и
деревянный; теперь их не видно. Казаки навели на них
батарею и поставили пулемет, — этого тоже не видно.
В ночной темноте, полной шума реки, недвижимо
стоят против мостов, по приказу Кожуха, кавалерийский
и пехотный полки.
Ночь медленно течет без звезд, без звуков, без дви¬
жения, лишь шум невидимо бегущей воды монотонно на¬
полняет ее пустынную громаду.
Казаки сидели в окопах, слушали шум несущейся
воды, не выпуская винтовок, хотя знали, что босяки но¬
чью не сунутся через реку, — достаточно им насыпа¬
ли, — и ждали. Ночь медленно плыла.
Солдаты лежали на краю обрыва, как барсуки, све¬
сив в темноте головы, слушали вместе с казаками шум
несущейся воды и ждали. И то, чего ждали и что, каза¬
лось, никогда не наступит, стало наступать: медленно,
трудно, как намек, стал рождаться рассвет.
Ничего еще не видно — ни красок, ни линий, ни очер¬
таний, но темнота стала больной, стала прозрачпеть.
Разморенно предрассветное бдение.
Что-то неуловимое пробежало по левому берегу —
не то электрическая искра, не то промчалась беззвучно
стайка ласточек.
С шестисаженной высоты, как из мешка, посыпались
солдаты вместе с грудой просыпавшейся глины, песка
и мелкого камня... Шумит река...
Тысячи тел родили тысячи всплесков, тысячи заглу¬
шенных шумом реки всплесков... Шумит река, монотон¬
но шумит река...
Лес штыков вырос в серой мгле рассвета пред изум¬
ленными казаками, закипела работа в реве, в кряканье,
в стоне, в ругательствах. Не было людей — было кишев¬
шее, переплетшееся кровавое зверье. Казаки клали де¬
156
сятками, сами ложились сотнями. Дьявольская, непонят¬
но откуда явившаяся сила опять стала на них навали¬
ваться. Да разве это те большевики, которых они гнали
по всей Кубани? Нет, это что-то другое. Недаром они
все голые, почернелые, в лохмотьях.
Как только по всему пространству дико заревел пра¬
вый берег, артиллерия и пулеметы через головы своих,
стали засыпать станицу, а кавалерийский полк исступ¬
ленно понесся через мосты; за ним, надрываясь, бежала
пехота. Захвачена батарея, пулеметы, и по всей станице
разлились эскадроны. Видели, как из одной хаты вы¬
рвалось белое и с поразительной быстротой пропало на
неоседланной лошади во мгле рассвета.
Хаты, тополя, белеющая церковь — всё проступало
яснее и яснее. За садами краснела заря.
Из поповского дома выводили людей с пепельными
лицами, в золотых погонах — захватили часть штаба.
Возле поповской конюшни им рубили головы, и кровь
впитывалась в навоз.
За гомоном, криками, выстрелами, ругательствами,
стонами не слышно было, как шумит река.
Разыскали дом станичного атамана. От чердака до
подвала всё обыскали — нет его. Убежал. Тогда стали
кричать:
— Колы нэ вылизишь, дитэй сгубим!
Атаман не вылез.
Стали рубить детей. Атаманша на коленях волочи¬
лась с разметавшимися косами, неотдираемо хватаясь
за их ноги. Один укоризненно сказал:
— Чого ж кричишь, як ризаная? От у мене аккурат
як твоя дочка, трехлетка... В щебень закопалы там, у
горах, — та я ж не кричав.
Срубил девочку, потом развалил череп хохотавшей
матери.
Около одной хаты, с рассыпанными по земле стек¬
лами, собралась кучка железнодорожников:
— Генерал Покровский ночевал. Трошки не засту¬
кали. Как услыхал вас, высадил окно совсем с рамой,
в одной рубахе, без подштанников, вскочил на неосед¬
ланную лошадь и ускакал.
Эскадронец хмуро:
— Чого ж вин без порток? Чи у бани був?
— Спал.
— Як же ж то: спал, а сам без порток? Чи так бу-
вае?
157
— Господа завсегда так: дохтура велять.
— От гады! И сплять як нелюди.
Плюнул и пошел прочь.
Казаки бежали. Семьсот лежало их, наваленных в
окопах и длинной полосой в степи. Только мертвые.
И опять у бежавших над страхом и напряжением поды¬
малось неподавимое изумление перед этой неведомой
сатанинской силой.
Всего два дня тому назад эту самую станицу зани¬
мали главные большевистские силы; казаки их выбили
с налету, гнали и теперь гонят посланные части. Откуда
же эти? И не сатана ли им помогает?
Показавшееся над далеким степным краем солнце
длинно и косо слепило бегущих.
Далеко раскинулся обоз и беженцы по степи, по пе¬
релескам, по увалам. Всё те же синие дымкй над ко¬
страми; те же нечеловеческие костлявые головенки дет¬
ские не держатся на тоненьких шеях. Так же на белею-
ще-разостланных грузинских палатках лежат мертвые
со сложенными руками, и истерически бьются женщины,
рвут на себе волосы, — другие женщины, не те, что
прошлый раз.
Около конных толпятся солдаты:
— Та вы куды?
— Та за попом.
— Та ммать его за ногу, вашего попа!.*
— А як же ж! Хиба без попа?
— Та Кожух звелив оркестр дать, шо у Козаков за-
бралы.
— Шо ж оркестр? Оркестр — меднии трубы, а у по¬
па жива глотка.
— Та на якого биса его глотка? Як зареве, аж у жи¬
вота болить. А оркестр — воинска часть.
— Оркестр! оркестр!..
— Попа!., попа!..
— Та пойдите вы с своим попом пид такую мать!..
И «оркестр» и «поп» перемешивались с самой соле¬
ной руганью. Прослышавшие бабы прибежали и оже¬
сточенно кричали:
— Попа! попа!
Подбежавшие молодые солдаты:
— Оркестр! оркестр!..
Конные стали слезать с лошадей.
— Ну што ж, зовите оркестр.
Оркестр одолел,
158
Нескончаемо идут беженцы, солдаты, и торжествен¬
но, внося печаль и чувство силы, мрачно и медленно
звучат медные голоса, и медно сияет солнце.
XXXIV
Казаки были разбиты, но Кожух не трогался с ме¬
ста, хотя надо было выступать во что бы то ни стало.
Лазутчики, перебежчики из населения, в один голос го¬
ворили — казаки снова сосредоточивают силы, органи¬
зуются. Непрерывно от Екатеринодара подходят под¬
крепления; погромыхивая, подтягиваются батареи; гроз¬
но и тесно идут офицерские батальоны; всё новые и
новые прибывают казачьи сотни, — темнеет кругом
Кожуха, темнеет всё гуще огромно скопляющаяся сила.
Ох, надо уходить! Надо уходить; еще можно прорваться,
еще недалеко ушли главные силы, а Кожух... стоит.
Не хватает духу двинуться, не дождавшись отстав¬
ших колонн. Знает: не боеспособны они; если предоста¬
вить их своим силам, казаки разнесут их вдребезги —-
все будут истреблены. И тогда в славе, которая должна
осенить будущее Кожуха как спасителя десятков тысяч
людей, это истребление будет меркнущим пятном.
И он стал ждать, а казаки накапливали темно гу¬
стеющие силы. Железный охват совершался с неодоли¬
мой силой, и в подтверждение, тяжко потрясая и степь
и небо, загремела вражеская артиллерия, и без переры¬
ва стала рваться шрапнель, засыпая людей осколка¬
ми, — а Кожух не двигался, только отдал приказание
открыть ответный огонь. Днем над теми и другими око¬
пами поминутно вспыхивали белые клубочки, нежно
тая; ночью чернота поминутно раззевалась огненным зе¬
вом, и уже не слышно было, как шумит река.
Прошел день, прошла ночь; гремят, нагреваясь, ору¬
дия, а задних колонн нет, всё нет. Прошел второй день,
вторая ночь, а колонн всё нет. Стали таять патроны,
снаряды. Велел Кожух бережней вести огонь. Приобод¬
рились казаки; видят — реже отвечать стали и не идут
дальше, — ослабли, думают, и стали готовить кулак.
Три дня не спал Кожух; стало лицо как дубленый по¬
лушубок; чует будто по колена уходят в землю ноги.
Пришла четвертая ночь, поминутно вспыхивающая ору¬
дийными вспышками. Кожух говорит:
— Я на часок ляжу, но ежели что, будите сейчас же.
Только завел глаза, бегут:
159
— Товарищ Кожух! Товарищ Кожух!., плохо дело...
Вскочил Кожух, ничего не поймет, где он, что с ним.
Провел рукой по лицу, паутину снимает, и вдруг его
поразило молчание, — день и ночь раскатами гремевшие
орудия молчали, только винтовочная трескотня напол¬
няла темноту. Плохо дело — значит, сошлись вплотную.
Может, уже и фронт проломан. И услыхал он, как шу¬
мит река.
Добежал до штаба — видит: лица переменились у
всех, стали серые. Вырвал трубку — пригодились гру¬
зинские телефоны.
— Я — командующий.
Слышит, как мышь пищит в трубку:
— Товарищ Кожух, дайте подкрепление. Не могу
держаться. Кулак. Офицерские части...
Кожух каменно в трубку:
— Подкрепления не дам, нету. Держитесь до послед¬
него.
Оттуда:
— Не могу. Удар сосредоточен на мне, не выд...
— Держитесь, вам говорят! В резерве — ни одного
человека. Сейчас сам буду.
Уже не слышит Кожух, как шумит река: слышит,
как в темноте раскатывается впереди, вправо и влево
ружейная трескотня.
Велел Кожух... да не успел договорить: а-а-а!..
Даром что темь, разобрал Кожух: казаки ворвались,
рубят направо-налево, — прорыв, конная часть влетела.
Кинулся Кожух: прямо на него набежал командир,
который только что говорил.
— Товарищ Кожух...
— Вы зачем здесь?
— Я не могу больше держаться... там прорыв...
— Как вы смели бросить свою часть?!
— Товарищ Кожух, я пришел лично просить под¬
крепления.
— Арестовать!
А в кромешном мраке крики, хряст, выстрелы.
Из-за повозок, из-за тюков, из-за черноты изб вонзаются
в темноту мгновенные огоньки револьверных, винтовоч¬
ных выстрелов. Где свои? где чужие? сам черт не раз¬
берет... А может, друг друга свои же бьют... А может,
это снится?
Бежит адъютант, в темноте Кожух угадывает его фи¬
гуру.
160
— Товарищ Кожух...
Взволнованный голос, — хочется малому жить.
И вдруг адъютант слышит:
— Ну... что ж, конец, что ли?
Неслышанный голос, никогда не слышанный Кожу¬
хов голос. Выстрелы, крики, хряст, стоны, а у адъютанта
где-то глубоко, полуосознанно, мгновенно, как искра,
и немножко злорадно:
«Ага-а, и ты такой же, как все... жить-то хочешь...»
Но это только доля секунды. Темь, не видно, но чув¬
ствуется каменное лицо у Кожуха, и ломано-железный
голос сквозь стиснутые челюсти:
— Немедленно от штаба пулемет к прорыву. Со¬
брать всех штабных, обозных; сколько можно, отожмите
казаков к повозкам. Эскадрон с правого фланга!..
— Слушаю.
Исчез в темноте адъютант. Всё те же крики, выстре¬
лы, стоны, топот. Кожух — бегом. Направо, налево вспы¬
хивающие язычки винтовок, а саженей на пятьдесят
темно — тут прорвались казаки, но солдаты не разбе¬
жались, а только попятились, залегли где как попало и
отстреливались. В черноте можно разглядеть перебегаю¬
щие спереди сгустки людей, всё ближе и ближе... зале¬
гают, и оттуда начинают вонзаться вспыхивающие языч¬
ки, а солдаты стреляют по огонькам.
Подкатили штабной пулемет. Кожух приказал пре¬
кратить стрельбу и стрелять только по команде. Сел за
пулемет и разом почувствовал себя как рыба в воде.
Направо, налево трескотня, вспышки. Вражеская цепь,
как только солдаты прекратили стрельбу, бросилась:
ура-а-а!.. Уже близко, уже различимы отдельные фигу¬
ры: согнувшись, бегут, винтовки наперевес.
Кожух:
— Пачками!
И повел пулеметом.
Тырр-тырр-тырр-тыр...
И, как темные карточные домики, стали валиться
черные сгустки. Цепь дрогнула, подалась... Побежали
назад, редея. Снова непроглядная темь. Реже выстрелы,
и, постепенно нарастая, стал слышен шум реки.
А позади, в глубине, тоже стали стихать выстрелы,
крики; казаки, не поддержанные, постепенно рассеялись,
бросали лошадей, залезали под повозки, забирались в
черные избы. Человек десять взяли живьем. Их рубили
шашками через рот, из которого пахло водкой.
11 В огненном кольце
lei
Чуть посерел рассвет, взвод повел на кладбище аре¬
стованного командира. Вернулись без него.
Поднялось солнце, осветило неподвижно-ломаную
цепь мертвецов, точно неровно отхлынувший прибой
оставил. Местами лежали кучами, — там, где ночью был
Кожух. Прислали парламентера. Кожух разрешил по¬
добрать: гнить будут под жарким солнцем — зараза.
Подобрали, и опять заговорили орудия, опять нечело¬
веческий грохот сотрясает степь, небо и тяжко отдается
в груди и мозгу.
Рвутся в синеве чугунно-свинцовые осколки. Живые
сидят и ходят с открытыми ртами — легче ушам; мерт¬
вые неподвижно ждут, когда унесут в тыл.
Тают патроны, пустеют зарядные ящики. Не дви¬
гается Кожух, не слыхать подходящих колонн. Созыва¬
ет совещание, не хочет брать на себя: остаться — всем
погибнуть, пробиться — задним колоннам погибнуть.
XXXV
Далеко в тылу, где бескрайно по степи — повозки,
лошади, старики, дети, раненые, говор, гомон, — заси¬
нели сумерки. Засинели сумерки, засинели дымкй от
костров, как это каждый вечер.
Нужды нет, что это десятка за полтора верст, за да¬
леким краем степи, а земля целый день поминутно тя¬
жело вздрагивает под ногами от далекого грохота; вот
и сейчас... да привыкли, не замечают.
Синеют сумерки, синеют дымкй, синеет далекий лес.
А между лесом и повозками синеет поле, пустынное, за¬
таенное.
Говор, лязг, голоса животных, звук ведер, детский
плач и бесчисленно краснеющие пятна костров.
В эту домашность, в эту мирную смутность долетело,
родившись в лесу, такое чуждое, далекое в своей чуж¬
дости.
Сначала потянулось отдаленное: а-а-а-а!.. оттуда, из
мути сумерек, из мути леса: а-а-а-а!..
Потом зачернелось, отделившись от леса, — сгусток
другой, третий... И черные тени развернулись, слились
вдоль всего леса в черную колеблющуюся полосу, и по¬
катилась она к лагерю, вырастая, и покатилось с нею,
вырастая, всё то же полное смертельной тоски: ра-а-а!..
Все головы, сколько их ни было, — и людей и жи¬
вотных, — повернулись туда, к смутному лесу, от кото-
162
11*
рого катилась на лагерь неровная полоса, и по ней мгно¬
венно вспыхивали и никли узкие взблески.
Головы были повернуты, костры краснели пятнами.
И все услышали: земля вся, в самой утробе своей,
тяжело наполнилась конским топотом, и заглушились
вздрагивающие далекие орудийные удары.
— A-a-aaL
Между колесами, оглоблями, кострами заметались го¬
лоса, полные обреченности:
— Козаки!., козаки!.. ко-за-а-ки-и!..
Лошади перестали жевать, навострили уши, откуда-то
приставшие собаки забились под повозки.
Никто не бежал, не спасался; все непрерывно смот¬
рели в сгустившиеся сумерки, в которых катилась черная
лавина.
Это великое молчание, полное глухого топота, пронзил
крик матери. Она схватила ребенка, единственное остав¬
шееся дитя, и, зажав его у груди, кинулась навстречу на¬
растающей в топоте лавине.
— Сме-ерть... сме-ерть! сме-ерть идет!..
Как зараза, это полетело, охватывая десятки тысяч
людей:
— Сме-ерть!.. сме-ерть!..
Все, сколько их тут ни было, схватив, что попалось
под руку — кто палку, кто охапку сена, кто дугу, кто
кафтан, хворостину, раненые — свои костыли, — все в
исступлении ужаса, мотая этим в воздухе, бросились на¬
встречу своей смерти:
— Сме-ерть!.. сме-ерть!..
Ребятишки бежали, держась за подолы матерей, и то¬
ненько кричали:
— Смелть!.. сме-елть!..
Скакавшие казаки, сжимая не знающие пощады по¬
блескивавшие шашки, во мгле сгустившейся ночи разли¬
чили бесчисленно колеблющиеся ряды пехоты, колос¬
сальным океаном надвигающиеся на них, бесчисленно
поднятые винтовки, черно-колышущиеся знамена и не¬
скончаемо перекатывающийся звериный рев: сме-ерть!..
Совершенно непроизвольно, без команды, как стру¬
ны, натянулись поводья, лошади со всего скоку, крутя
головами и садясь на крупы, остановились. Казаки за¬
молчали, привстав на стремена, зорко всматривались в
черно-накатывавшиеся ряды. Они знали повадку этих
дьяволов — без выстрела сходиться грудь с грудью, а
потом начинается сатанинская штыковая работа. Так
164
было с появления их с гор и кончая ночными атаками,
когда сатаны молча появлялись в окопах, — много каза¬
ков полегло в родной степи.
А из-за повозок, из-за бесчисленных костров, где ка¬
заки думали встретить беспомощные толпы безоружных
стариков, женщин и отсюда, с тыла, пожаром зажечь
панику во всех частях врага, — всё выливались новые и
новые воинские массы, и страшно переполнял потемнев¬
шую ночь грозный рев:
— Смерть!!
Когда увидали, что не было этому ни конца, ни края,
казаки повернули, вытянули лошадей нагайками, и за¬
трещали в лесу кусты и деревья.
Передние ряды бегущих женщин, детей, раненых,
стариков с смертным потом на лице остановились: перед
ними немо чернел пустой лес.
XXXVI
Четвертый день гремят орудия, а лазутчики донес¬
ли — подошел от Майкопа к неприятелю новый генерал
с конницей, пехотой и артиллерией. На совещании реше¬
но в эту ночь пробиваться и уходить дальше, не дожида¬
ясь задних колонн.
Кожух отдает приказ: к вечеру постепенно прекра¬
тить ружейную стрельбу, чтоб успокоить неприятеля.
Из орудий произвести тщательную пристрелку по око¬
пам неприятеля, закрепить наводку и совершенно при¬
остановить стрельбу на ночь. Полки цепями подвести
в темноте возможно ближе к высотам, на которых око¬
пы неприятеля, но так, чтобы не встревожить, залечь.
Все передвижения частей закончить к часу тридцати ми¬
нутам ночи; в час сорок пять минут из всех наведен¬
ных орудий выпустить беглым огнем по десять снаря¬
дов. С последним снарядом в два часа общая атака, пол¬
кам ворваться в окопы. Кавалерийскому полку быть в
резерве для поддержки частей и преследования против¬
ника.
Пришли черные, низкие, огромные тучи и легли непо¬
движно над степью. Странно стихли орудия с обеих сто¬
рон; смолкли винтовки, и стало слышно — шумит река.
Кожух прислушался к этому шуму, — скверно.
Ни одного выстрела, а прошлые дни и ночи орудийный и
ружейный огонь не смолкал. Не собирается ли неприя¬
тель сделать то, что он, — тогда встретятся две атаки,
165
будет упущен момент неожиданности, и они разобьются
одна о другую.
— Товарищ Кожух...
В избу вошел адъютант, за ним два солдата с винтов¬
ками, а между ними безоружный бледный низенький
солдатик.
— Что такое?
— От неприятеля. От генерала Покровского письмо.
Кожух остро влез крохотно сощуренными глазами в
солдатика, а он, облегченно вздохнув, полез за пазуху
и стал искать.
— Так что взятый я в плен. Наши отступают, ну,
мы, семь человек, попали в плен. Энтих умучили...
Он на минуту замолчал: слышно — шумит река, и
за окнами темь.
— Во письмо. Генерал Покровский... дюже уж матю-
кал мене... — И застенчиво добавил: — И вас, товарищ,
матюкал. Вот, говорит, так его растак, отдай ему.
Играющие искорки Кожуха хитро, торопливо и до¬
вольно бегали по собственноручным строчкам генерала
Покровского:
«...Ты, мерзавец, мать твою... опозорил всех офицеров рус¬
ской армии и флота тем, что решился вступить в ряды больше¬
виков, воров и босяков; имей в виду, бандит, что тебе и твоим
босякам пришел конец; ты дальше не уйдешь, потому что окру¬
жен моими войсками и войсками генерала Геймана. Мы тебя,
мерзавец, взяли в цепкие руки и ни в коем случае не выпу¬
стим. Если хочешь пощады, то есть за свой поступок отделаться
только арестантскими ротами, тогда я приказываю тебе исполнить
мой приказ следующего содержания: сегодня же сложить все
оружие на ст. Белореченской, а банду, разоруженную, отвести
на расстояние 4—5 верст западнее станции; когда это будет вы¬
полнено, немедленно сообщи мне, на 4-ю железнодорожную
будку».
Кожух посмотрел на часы и на темь, стоявшую в ок¬
нах. Час десять минут. «Так вот почему прекратили
огонь казаки: генерал ждет ответа». То и дело прихо¬
дили с донесениями от командиров — все части благо¬
получно подошли вплотную к позиции противника и за¬
легли.
«Добре... добре...» — говорил про себя Кожух и мол¬
ча, спокойно, каменно смотрел на них, сощурившись.
В темноте за окном в шум реки ворвался торопли¬
вый лошадиный скок. У Кожуха екнуло сердце: «Опять
что-нибудь... четверть часа осталось...»
Слышно, соскочил с фыркавшей лошади.
166
— Товарищ Кожух, — говорил, с усилием переводя
дыхание, кубанец, стирая пот с лица, — вторая колон¬
на подходит!..
Неестественно-ослепительным светом загорелась и
ночь, и позиция неприятеля, и генерал Покровский, и
его письмо, и далекая Турция, где его пулемет косил
тысячи людей, а он, Кожух, среди тысячи смертей, уце¬
лел, — уцелел, чтобы вывести, спасти не только своих,
но и тысячи беспомощно следующих сзади и обреченных
казаков.
Две лошади, казавшиеся вороными, неслись среди
ночи, ничего не разбирая. Черные ряды каких-то войск
входили в станицу.
Кожух спрыгнул и вошел в ярко освещенную избу
богатого казака.
У стола, стоя во весь богатырский рост, не нагиба¬
ясь, прихлебывал из стакана крепкий чай Смолокуров;
черная борода красиво оттенялась на свежем матрос¬
ском костюме.
— Здорово, братушка, — сказал он бархатно-густым,
круглым басом, глядя сверху вниз, вовсе не желая этим
обидеть Кожуха. — Хочешь чаю?
Кожух сказал:
— Через десять минут у меня атака. Части залегли
под самыми окопами. Орудия наведены. Подведи вто¬
рую колонну к обоим флангам — и победа обеспечена...
— Не дам.
Кожух сомкнул челюсти и выдавил:
— Почему?
— Да потому, что не пришли, — добродушно и весе¬
ло сказал Смолокуров и насмешливо посмотрел сверху
на низкого, в отрепьях, человека.
— Вторая колонна входит в станицу, я сам сейчас
видел.
— Не дам.
— Почему?
Почему, почему! Започемукал, — густым краси¬
вым басом сказал тот. — Потому что устали, надо от¬
дохнуть людям. Только родился, не понимаешь?
У Кожуха, как сжатая пружина, упруго вытеснило
все ощущения: «Если разобью, так один...»
И сказал спокойно:
— Ну, хоть введи на станцию резерв, а я сниму свой
резерв и усилю атакующие части.
167
— Не дам. Слово мое свято, сам знаешь.
Он прошелся из угла в угол, и на всей громадной
фигуре и на добродушном пред этим лице легло выра¬
жение бычьего упорства, —- теперь его хоть оглоблей
расшибай. Кожух это понимал и сказал адъютанту:
— Пойдемте.
— Одну минутку, — поднялся начальник штаба и,
подойдя к Смолокурову, сказал в одно и то же время
мягко и веско: — Еремей Алексеич, на станцию-то мож¬
но послать, ведь в резерве будут.
А за этим стояло: «Кожуха разобьют — нас выре¬
жут».
— Ну что ж... да ведь я-то... собственно, ничего не
имею... что ж, бери, какие части подошли.
Смолокурова ничем нельзя было сдвинуть, если он
на чем-нибудь уперся. Но перед маленьким нажимом
со стороны, с которой не ожидал, сразу растерянно сда¬
вался.
Лицо с черной бородой добродушно отмякло. Он хлоп¬
нул огромной лапой по плечу приземистого человека:
— Ну что, братуха, как дела, а? Мы, брат, морское
волчьё, там мы можем, — самого черта наизнанку вы¬
вернем, а на сухопутье как свинья в апельсинах.
И захохотал, показывая ослепительные зубы под чер¬
ными усами.
*— Хочешь чаю?
— Товарищ Кожух, — дружески сказал начальник
штаба, — сейчас напишу приказ, и колонна будет дви¬
нута на станцию вам в резерв.
А за этим стояло: «Что, брат, как ни вертелся, а без
нашей помощи не обошлось...»
Кожух вышел к лошадям и в темноте тихо сказал
адъютанту:
— Останьтесь. Вместе с колонной дойдете на станцию
и тогда доложите мне. Тоже недорого возьмут и сбрехать.
Солдаты лежали, прижимаясь к жесткой земле длин¬
ными цепями, а их придавливала густая и низкая ночь.
Тысячи по-звериному острых глаз наполняли тьму, по в
казачьих окопах неподвижно и немо. Шумела река.
У солдат не было часов, но у каждого всё туже сво¬
рачивалась упругость ожидания. Ночь стояла тяжелая,
неподвижная, но каждый чувствовал, как медленно и не¬
168
уклонно наползает два часа. В непрерывно бегущем шуме
воды текло время.
И хотя все этого именно ждали, совершенно неожи¬
данно вдруг раскололась ночь, и в расколе огненно за¬
мигали багровые клубы туч. Тридцать орудий горласто
заревели без отдыха. А невидимые в ночи казачьи окопы
огненно обозначились прерывисто рвущимся ожерельем
ослепительных шрапнельных разрывов, которые повтор¬
ным треском тоже обозначали невидимо извилистую ли¬
нию, где умирали люди.
«Ну, будет... довольно!..» — мучительно думали каза¬
ки, влипнув в сухие стенки окопов, каждую секупду
ожидая, что перестанут мигать багровые края черных
туч, сомкнется расколотая ночь, можно будет передох¬
нуть от этого утробно-потрясающего грохота. Но всё то
же багровое мигание, тот же тяжко отдающийся в земле,
в груди, в мозгу рев, так же то там, то там стоны кор¬
чащихся людей.
И так же внезапно, как разомкнулась, темнота сомк¬
нулась, погасив мгновенно наступившей тишиной и ба¬
грово мерцающие облака, и нечеловеческий горластый
рев орудий. На окопах вырос черный частокол фигур, и
вдоль покатился другой, уже живой звериный рев. Каза¬
ки было шатнулись из окопов — вовсе не хотелось иметь
дело с нечистой силой, и опять поздно: окопы стали за¬
валиваться мертвыми. Тогда мужественно обернулись ли¬
цом к лицу и стали резаться.
Да, дьяволова сила: пятнадцать верст гнали, и пят¬
надцать верст пробежали в полтора часа.
Генерал Покровский собрал остатки казачьих сотен
пластунских, офицерских батальонов и повел обессилен¬
ных и ничего не понимающих на Екатеринодар, совершен¬
но очистив «босякам» дорогу.
XXXVII
Напрягая все силы, глухо отбивая землю, размашис¬
тым шагом тесно идут опаленные порохом ряды в тря¬
пье, с густо занесенными пылью, насунутыми бровями.
А под бровями остро светятся точечки крохотных зрач¬
ков, не отрываются от знойного трепещущего края пу¬
стынной степи.
Тяжело громыхают спешащие орудия. В клубах пыли
нетерпеливо мотают головами кони... Не отрываются от
далекой синеющей черты артиллеристы.
109
В огромном, не теряющем ни одной минуты гуле бес¬
конечно тянутся обозы. Идут у чужих повозок, торопли¬
во вспыливая босыми ногами дорожную пыль, одинокие
матери. На почернелых лицах блестят сухим блеском на¬
веки невыплаканные глаза и не отрываются от той же
далекой степной синевы.
Захваченные общей торопливостью, тянутся раненые.
Кто прихрамывает на грязно обмотанную ногу. Кто, при¬
подымая плечи, широко закидывают костыли. Кто изнемо¬
женно держится за край повозки костлявыми руками, —
но все одинаково не отрываются от синеющей дали.
Десятки тысяч воспаленных глаз напряженно глядят
вперед: там — счастье, там — конец мукам, усталости.
Палит родное кубанское солнце.
Не слышно ни песен, ни голосов, ни граммофона.
И всё это: и бесконечный скрип в облаках торопливо по¬
дымающейся пыли, и глухие звуки копыт, и густые шаги
тяжелых рядов, и тревожные полчища мух — всё это на
десятки верст течет быстрым потоком к заманчиво синею¬
щей таинственной дали. Вот-вот откроется она, и сердце
радостно ахнет: наши!
Но сколько ни идут, сколько пи проходят станиц,
хуторов, поселений, аулов — всё одно и то же: синяя
даль отступает дальше и дальше, такая же таинственная,
такая же недоступная. Сколько ни проходят, везде слы¬
шат одно и то же:
— Были, да ушли. Еще позавчера были, да заспеши¬
ли, засуетились, поднялись все и ушли.
Да, были. Вот коновязи; везде натрушено сено; везде
конский навоз, а теперь — пусто.
Вот стояла артиллерия, седой пепел потухших кост¬
ров, и тяжелые следы артиллерийских колес за станицей
сворачивают на большак.
Старые пирамидальные тополя при дороге глубоко бе¬
леют ранами содранной коры — обозы цепляли осями.
Всё, всё говорит за то, что были недавно, были не¬
давно те, ради кого шли под шрапнелями немецкого бро¬
неносца, бились с грузинами, ради кого в ущельях остав¬
ляли детей, бешено дрались с казаками, — но неотступно,
недостижимо уходит синяя даль. По-прежиему спеш¬
ные звуки копыт, торопливый скрип обоза, торопливо на¬
гоняющие тучи мух, несмолкающий бесконечный гул ша¬
гов, и пыль, едва поспевая, клубится над потоками десят¬
ков тысяч и по-прежнему неумирающая надежда в де¬
сятках тысяч глаз, прикованных в краю степи.
170
Кожух, исхудалый — кожа обуглилась, — угрюмо
едет в тарантасе и, как все, день и ночь не отрывается
тоненько сощуренными серыми глазками от далекой об¬
легающей черты. И для него она таинственно и непонят¬
но не размыкается. Крепко сжаты челюсти.
Так уходят назад станица за станицей, хутор за хуто¬
ром, день за днем, изнемогая.
Казачки встречают, низко кланяясь, и в ласково за¬
таенных глазах — ненависть. А когда уходят, с удивле¬
нием смотрят вслед: никого не убили, не ограбили, а ведь
ненавистные звери.
На ночлегах к Кожуху являются с докладом: всё то
же — впереди казачьи части без выстрела расступаются,
давая дорогу. Ни днем, ни ночью ни одного нападения
на колонны. А сзади, не трогая арьергарда, опять смы¬
каются.
— Добре!.. Обожглись... — говорит Кожух, и играют
желваки.
Отдает приказание:
— Разошлите конных по всем обозам, по всем частям,
щоб ни одной задержки. Не давать останавливаться.
Идтить и идтить. На ночлег не больше трех часов...
И опять, напрягаясь, скрипят обозы, натягивают ве¬
ревочные постромки измученные лошади, с тяжелой то¬
ропливостью громыхают орудия. И в знойную полуден¬
ную пыль, и в засеянную звездною россыпью ночную
темноту, и в раннюю, еще не проснувшуюся зорьку тя¬
желый незамирающий гул тянется по кубанским степям.
Кожуху докладывают:
— Лошади падают, в частях отсталые.
А он, сцепив, цедит сквозь зубы:
— Бросать повозки. Тяжести перекладывать на дру¬
гие. Следить за отсталыми, подбирать. Прибавить ходу,
идтить и идтить!
Опять десятки тысяч глаз не отрываются от далекой
черты, и днем и ночью облегающей жестко желтеющую
после снятых хлебов степь. И по-прежнему по станицам,
по хуторам, пряча ненависть, говорят ласково казачки:
— Были, да ушли, — вчера были.
Глядят с тоской — да, всё то же: похолоделые кост¬
ры, натрушенное сено, навоз.
Вдруг по всем обозам, по всем частям, среди жен¬
щин, среди детей поползло:
— Взрывают мосты... уходят и взрывают после себя
мосты...
171
И баба Горпина, с остановившимся в глазах ужасом,
шепчет спекшимися губами:
— Мосты рушать. Уходють и мосты по себе рушать.
И солдаты, держа в окостенелых руках винтовки,
глухо говорят:
— Мосты рвуть... уходють вид нас, рвуть мосты...
И — когда голова колонны подходит к речке, ручью,
обрыву или топкому месту — все видят; зияют разрушен¬
ные настилы; как почернелые зубы, торчат расщеплен¬
ные сваи, — дорога обрывается, и веет безнадежностью.
А Кожух с надвинутым на глаза черепом приказы¬
вает:
— Восстанавливать мосты, наводить переправы. Со¬
ставить особую команду, которые половчей с топором.
Пускать вперед на конях с авангардом. Забирать у насе¬
ления бревна, доски, брусья, свозить в голову!
Застучали топоры, полетела, сверкая на солнце, белая
щепа. И по качающемуся, скрипучему, на живую нитку,
настилу снова потекли тысячные толпы, бесконечные
обозы, грузная артиллерия, и осторожно храпят кони,
испуганно косясь по сторонам на воду.
Без конца льется человеческий поток, и по-прежнему
все глаза туда, где всё та же недосягаемая черта отделя¬
ет степь и небо.
Кожух собирает командный состав и спокойно гово¬
рит, играя желваками:
— Товарищи, от нас наши уходять з усией силы...
Мрачно ему в ответ:
— Мы ничего не понимаем.
— Уходять, рвуть мосты. Долго так мы не сдюжаем,
лошади падають десятками. Люди выбиваются, отстають,
а отсталых козаки всех порубають. Пока мы им учебу
дали, козаки боятся, расступаются, все их части генера¬
лы отводять с нашей дороги. Но всё одно мы в железном
кольце, и, если так долго буде, оно нас задушить, — пат¬
ронов небогато, снарядов мало. Треба вырваться.
Он поглядел острыми, крохотно суженными глазками.
Все молчали.
Тогда Кожух сказал раздельно, пропуская сквозь
зубы слова:
— Треба прорваться. Если послать кавалерийскую
часть — кони у нас плохие, не выдержуть гоньбы, козаки
всех порубають. Тогда козаки осмелеють и навалятся на
нас со всех сторон. Треба инако. Треба прорваться и дать
знать.
172
Опять молчание. Кожух сказал:
— Кто охотник?
Поднялся молодой.
— Товарищ Селиванов, возмить двох солдат, берите
машину и гайда. Прорывайтесь во что бы то ни стало.
Скажите им там: мы это. Чего ж они уходять? На гибель
нас, что ли?
Через час у штабной хаты, залитой косыми лучами,
стоял автомобиль. Два пулемета смотрели с него: один
вперед, другой назад. Шофер в замасленной гимнастерке,
как все шоферы, сосредоточенный, замкнутый, не выпус¬
кая из зубов папиросы, возился около машины, заканчи¬
вая проверку; Селиванов и два солдата — с лицами моло¬
дыми и беззаботными, а в глазах далеко запрятанное на¬
пряжение.
Запорскала, вынеслась и пошла чертить воздух, запы¬
лила, засверлила, всё делаясь меньше, сузилась в точку
и пропала.
А бесконечные толпы, бесконечные обозы, бесконеч¬
ные лошади текли, ничего не зная об автомобиле, текли
безостановочно и мрачно, то с надеждой, то с отчаянием
вглядываясь в далекую синеющую даль.
XXXVIII
Гудит несущаяся навстречу буря. Косо падают по сто¬
ронам, мгновенно улетая, хаты, придорожные тополя,
плетни, дальние церкви. По улицам, в степи, в станицах
по дороге люди, лошади, скот не успевают выразить испу¬
га, а уже никого нет, и только бешено крутится по доро¬
ге пыль, да сорванный с деревьев лист, да подхваченная
солома.
Казачки качают головами:
— Должно, сбесился. Чей такой?
Казачьи разъезды, патрули, части пропускают беше¬
но несущийся автомобиль, — первый момент принимают
за своего: кто же полезет в самую гущу их! Иногда спо¬
хватятся, — выстрел, другой, третий, да где там! Лишь
посверлит воздух вдали, растает, и всё.
Так в гуле и свисте уносится верста за верстой, де¬
сяток за десятком. Если лопнет шина, поломка — пропа¬
ли. Напряженно смотрят вперед и назад два пулемета, и
напряженно ловят несущуюся навстречу дорогу четыре
пары глаз.
В грохоте, сливая безумное дыхание в тонкий вой,
173
неслась и неслась машина. Было жутко, когда подлета¬
ли к реке, а там, расщепленными зубами глядели сваи.
Тогда бросались в сторону, делали громадный крюк и
где-нибудь натыкались на сколоченную населением из
бревен временную переправу.
К вечеру вдали забелелась колокольня большой ста¬
ницы. Быстро разрастались сады, тополя, бежали навст¬
речу белые хаты.
Солдатик вдруг завизжал, обернув неузнаваемое
лицо:
— На-аши!!
— Где?., где?! что ты!!
Но даже рев несущейся машины не мог сорвать, за¬
глушить голос.
— Наши! наши!! вон!..
Селиванов злобно, чтоб не поддаться разочарованию
ошибки, приподнялся и:
— Уррр-а!!
Навстречу ехал большой разъезд, — на шапках, как
маки, алели звезды.
В ту же секунду над самым ухом знакомо, тоненько,
певуче: дзи-и-и... ти-и... ти-и... И еще, еще, как комари¬
ное удаляющееся пение. А от зеленых садов, из-за плет¬
ней, из-за хат прилетели звуки винтовочных выстрелов.
У Селиванова екнуло: «свои... от своих...» И он маль¬
чишески тонко закричал сорвавшимся голосом, отчаянно
мотая фуражкой:
— Свои!., свои!!
Чудак... Как будто в этой буре несущейся машины
что-нибудь можно услышать. Он и сам это понял, вце¬
пился в плечо шофера:
— Стой, стой!.. Задержись!..
Солдатики попрятали головы за пулеметы. Шофер со
страшно исхудавшим в эти несколько секунд лицом за¬
тормозил вдруг окутавшуюся дымом и пылью машину, и
всех с размаху ссунуло вперед, а в обшивку впились две
цокнувшие пули.
— Свои!., свои!.. — орали четыре человеческих глотки.
Выстрелы продолжались. Разъезд, срывая из-за плеч
карабины, скакал, сбив лошадей в сторону от дороги, что¬
бы дать свободу обстрела из садов, и стреляя на скаку.
— Убьют... — сказал окостенелыми губами шофер,
отшатываясь от руля, и совсем остановил машину.
Подлетели карьером. С десяток дул зачернелось в
упор. Несколько кавалеристов с искаженными страхом
174
лицами смахнулись с лошадей, сверхъестественно ру¬
гаясь:
— Долой с пулеметов!., руки вверх!., вылезай!..
Другие, скидываясь с лошадей, кричали с побледнев¬
шими лицами:
—- Руби их! чаво смотришь... ахвицерьё, туды их рас¬
ту ды!
Режуще сверкнули выдернутые из ножен сабли.
«Убьют...»
Селиванов, оба солдата, шофер моментально высыпа¬
лись из машины. Но как только очутились среди взвол¬
нованных лошадиных морд, среди занесенных сабель,
прицелившихся винтовок, разом отлегло — отделились от
приводивших в неистовство пулеметов.
И тогда в свою очередь посыпали отборной руганью:
— Очумели... своих... в заднице у вас глаза. В доку¬
менты не глянули, уложили б, потом не воротишь... рас-
перетак вас так!..
Кавалеристы остыли:
— Да кто такие?
— Кто-о!.. Сначала спроси, а потом стреляй. Веди в
штаб.
— Да как же, — виновато заговорили те, садясь на
лошадей, — на прошлой неделе так-то подлетел брониро¬
ванный автомобиль ды давай поливать. Такой паники на¬
делал! Садитесь.
Сели опять в машину. К ним влезли двое кавалерис¬
тов, остальные осторожно окружили с карабинами в
руках:
— Товарищи, вы только не пущайте дюже машину в
ход, а то не поспеем, кони мореные.
Добежали до садов, завернули по улицам. Встречав¬
шиеся солдаты останавливались, отборно ругаясь:
— Перебейте, так их растак! Куды волокете?
Косо тянулись неостывшие вечерние тени. Где-то ора¬
ли пьяные песни. По дороге из-за деревьев зияли выса¬
женными окнами разбитые казачьи хаты. Павшая неуб¬
ранная лошадь распространяла зловоние. Всюду по ули¬
цам ненужно наваленное, раскиданное сено. За плетнями
оголенные, обезображенные, с переломанными ветвями
фруктовые деревья. Сколько ни ехали по станице — на
улице, на дворах ни одной курицы, ни одной свиньи.
Остановились у штаба — большой поповский дом.
В густой крапиве около крыльца храпели двое пьяных.
На площади возле орудий солдаты играли в трынку.
175
Гурьбой ввалились к начальнику отряда.
Селиванов, волнуясь от счастья, от пережитого, рас¬
сказывал о походе, о боях с грузинами, с казаками, не
успевая всего рассказывать, что просилось, перескакивая
с одного на другое:
— ...Матери... дети в оврагах... повозки по ущельям...
патроны до одного... голыми руками...
И вдруг осекся: начальник, забрав длинные усы и ще¬
тинистый подбородок в ладонь, сидел, сгорбившись, не
прерывая и не спуская с него чужих глаз.
Командный состав, все молодые, загорелые, кто стоял,
кто сидел, без улыбки, с каменными лицами, чуждо слу¬
шали.
Селиванов, чувствуя, как наливается шея, затылок,
уши, резко оборвал и сказал вдруг охрипшим голосом:
— Вот документы, — и сунул бумаги.
Тот, не глядя, отодвинул к помощнику, который не¬
хотя и предрешенно стал рассматривать. Начальник раз¬
дельно сказал, не спуская глаз:
— У нас совершенно противоположные сведения.
— Позвольте, —* всё лицо и лоб Селиванова налились
кровью, — так вы нас... вы нас принима...
— У нас совершенно иные сведения, — спокойно а
настойчиво сказал тот, всё так же держа в щепоти длин¬
ные усы, подбородок, не давая себя перебить и не спус¬
кая глаз, — у нас точные сведения: вся армия, вышед¬
шая с Таманского полуострова, погибла на Черноморском
побережье, вся перебита до единого человека.
В комнате стало тихо. В распахнутые окна из-за церк¬
ви доносилась густая брань и пьяные солдатские голоса.
«А у них — разложение...» * — со странным удов¬
летворением подумал Селиванов.
— Так позвольте... вам мало документов... Что же это,
наконец, такое: с неимоверными усилиями, после нечело¬
веческой борьбы прорваться к своим — и тут...
— Никита, — сказал опять спокойно начальник, вы¬
пустил из рук подбородок и поднялся, расправляя тело,
длинный, с длинными, обвисшими по сторонам усами.
— Что?
— Найди приказ.
Помощник порылся в портфеле, достал бумагу, про¬
тянул. Начальник положил на стол и, не нагибаясь, как
с колокольни, стал читать. Тем, что стал читать с такой
высоты, как бы небрежно подчеркивал предрешенность
своего и всех присутствующих мнения.
176
Приказ командующего № 73
Перехвачена радиотелеграмма генерала Покровского к ге¬
нералу Деникину. В ней сообщается, что с моря, с туапсинского
направления, идет неисчислимая орда босяков. Эта дикая орда
состоит из русских пленных, вернувшихся из Германии, и мо¬
ряков. Они превосходно вооружены, множество орудий, припа¬
сов, и везут с собой массу награбленных драгоценностей. Эти
бронированные свиньи на своем пути всех бьют и все сметают:
лучшие казачьи и офицерские части, кадет, меньшевиков, боль¬
шевиков.
Длинный прикрыл, опираясь о стол, ладонью бумагу,
пристально посмотрел на Селиванова, повторяя раз¬
дельно:
— И боль-ше-ви-ков!
Потом принял ладонь, и все так же стоя, стал читать:
Ввиду этого приказываю: продолжать безостановочное от¬
ступление. Рвать за собою мосты; уничтожать все средства пе¬
реправы; лодки перегонять на нашу сторону и сжигать без
остатка. За порядок отступления отвечают начальники частей.
Он опять пристально посмотрел в лицо Селиванову и,
не дав ему раскрыть рта, сказал:
— Вот что, товарищ. Я ни в чем не хочу вас подо¬
зревать, но войдите же и в наше положение: мы видим¬
ся... в первый раз, а сведения складываются, вы сами ви¬
дите... Не имеем же мы права... ведь нам вверены массы,
и мы были бы преступниками...
— Да ведь там ждут! — с отчаянием вскрикнул Се¬
ливанов.
— Я понимаю, понимаю, не волнуйтесь. Вот что: пой¬
демте перекусим — чай, голодны, и ваши ребята пусть...
«Порознь допросить хочет...» — подумал Селиванов и
вдруг почувствовал: неодолимо захотелось спать.
За обедом красивая степенная казачка поставила на
голый стол горячую миску с подернутыми жиром щами,
от которых и пар не шел, и низко поклонилась:
— Кушайте, родимые.
— Ну, ты, ведьма, пожри-ка сначала сама.
— Да что вы, батюшка!
— Но, но!
Она перекрестилась, взяла ложку, черпнула вдруг за¬
дымившиеся щи и, дуя, стала осторожно схлебывать.
— Жри больше!.. Какую моду взяли: несколько че¬
ловек отравили наших. Зверье! Подать вина...
После обеда условились: Селиванов на машине едет
назад, а с ним для проверки отправляется эскадрон.
Сдержанно бежит машина, отходят в обратном поряд¬
12 В огненном кольце
177
ке знакомые станицы, хутора. Сидит Селиванов с двумя
кавалеристами, — у них напряженные лица и наготове
револьверы. А кругом — спереди, сзади, с боков — то
дружно в один раз, то вразнобой грузно подымаются и
падают солдатские зады на широкие седла, и бегут под
ними, мелькая копытами, кавалерийские лошади.
Сдержанно порскает машина, не спеша бежит с нею
подымаемая пыль.
У сидящих в машине кавалеристов понемногу напря¬
женность отпускает лица, и они начинают доверчиво рас¬
сказывать Селиванову под сдержанный гул неторопливо
бегущей машины горестную повесть. Все ослабло, раз¬
болталось, боевые приказы не выполняются, бегут пред
небольшими кучками казаков; из разлагающихся частей
пачками разбегаются куда глаза глядят.
Селиванов никнет головой.
«Если наскочим на казаков, все пропало...»
XXXIX
Ни одной звезды, и от этого мягкий бархат все гло¬
тает, — не видно ни плетней, ни улиц, ни пирамидаль¬
ных тополей, ни хат, ни садов. Булавочными уколами рас¬
сыпаны огоньки.
В мягкой темной громаде чуется невидимо раскинув¬
шаяся живая громада. Не спят. То загремит задетое в
темноте ведро, то загрызутся, затопают разодравшиеся
кони и: «Тпру-у, сто-ой, дьяволы!..» То материнский го¬
лос мерно, однотонно качает двумя нотами: а-ы-ы!..
а-ы-ы!.. а-ы-ы!..
Далекий выстрел, но знаешь — свой, дружеский. Раз¬
растается гомон, голоса, не то ссора, не то дружеская
встреча; уляжется — опять только темь.
— По-сле-едний но-неш-ни-ий... — сонно, с усталой
улыбкой.
Отчего не спится?
Далекое, не то под окном, шуршанье, песка, хруст
колес.
— Эй, та ты ж куды? Наши вон иде стали.
А никого не видно — черный бархат.
Странно, разве не устали? Разве уже не всматриваются
день и ночь в далекую черту неотрывающиеся глаза?
Как будто и этот сентябрьский бархат, и невидимые
плетни, и запах кизяка — как будто свое, домашнее, род¬
ное, кровное, так долго жданное.
178
Завтра за станицей братская встреча с войсками глав¬
ных сил. Оттого ночь полна текучего движения, звука
копыт, голосов, шороха, хруста колес и улыбки, сонно
засыпающей улыбки.
Полоса света из приотворенной двери узко ложится
по земле, ломается через плетень, далеко убегает по вы¬
топтанному огороду.
А в казачьей хате кипит самовар. Белеют стены. Рас¬
ставлена посуда. Белый хлеб. Чистая скатерть.
Кожух без пояса на лавке: волосатая грудь видна.
Посунулся плечами, повисли руки, опустилась голова.
Так хозяин вернется с поля, — целый день шагал, отва¬
ливая отбеленным лемехом черные жирные пласты, и
теперь удовлетворенно гудят руки, ноги, и женщина го¬
товит ужин, и на столе еда, и со стенки, слегка коптя,
светит жестяная лампочка, — по-хозяйски устал, трудо¬
вой усталостью устал.
Брат возле, тоже без оружия. Беззаботно снял сапоги
и сосредоточенно рассматривает совершенно развалив¬
шийся сапог. Домовитым движением жена Кожуха при¬
поднимает крышку над самоваром, — вырывается бун¬
тующий пар; вынимает тяжелое, горячо дымящееся по¬
лотенце, выбирает яйца, разложила на тарелке, и они
кругло белеют. В углу темнеют иконы. На хозяйской по¬
ловине тихо.
— Ну, садитесь!
И, точно резнуло, все трое повернули головы: в поло¬
се света знакомо мелькнули одна, другая, третья круг¬
лые шапочки с ленточками. Матерщинная ругань. Грох¬
нули приклады.
Алексей, не теряя ни секунды («эх, револьвер
куды!..»):
— За мной!!!
Как буйвол, ринулся. Приклад пришелся в плечо. По¬
качнулся, но удержался на ногах, и под его литым кула¬
ком хрустнула переносица, и со стоном и остервенелой
бранью рухнуло чье-то тело.
Алексей перескочил.
— За мной!!
Вырвался из света, разом окунулся в тьму и понесся
саженными скачками по грядкам, ломая высокие стволы
подсолнечника.
По ринувшемуся за ним Кожуху без промаха при¬
шлись приклады. Он свалился за плетнем, а кругом за¬
ветренные морские голоса:
12*
179
— Ага!., вот он, лупи!..
Непогасимым криком стояло сзади остро пронизы¬
вающе:
— Помогите!..
Кожух удесятерил силы, избиваемый, выкатился из
полосы света в темноту, вскочил и понесся за братом,
на слух. А за самой спиной, наседая, катился тяжелый
топот, и сквозь торопливо-хриплое дыхание:
— Не стрелять, а то сбегутся... бей прикладами!.*
Вот он, гони!..
Чернее темноты вырос забор. Затрещали доски. Алек¬
сей перемахнул. Упруго, как юноша, перемахнул Кожух,
и оба разом свалились в невыразимую кашу криков, уда¬
ров, ругани, прикладов, штыков, — с той стороны ждали.
— Бей ахвицерье!.. подымай на штыки!..
— Ня трожь!.. ня трожь!..
— Попались, сволочи!.. Коли на месте!..
— Беспременно в штаб, там допросить... Пятки под¬
жарим...
— Бей зараз!..
— В штаб! В штаб!
Голоса Кожуха и Алексея смыло бушующе-черным
водоворотом, они сами себя не слышали в буйно ворочав¬
шемся клубе.
С непадающим криком, шумом, говором, бранью по¬
вели, сгрудившись, толкаясь в тесноте; лязг, колыхание
темных штыков, матерная ругань.
«Никак, выплыл?» — жадно стояло в голове Кожуха:
он не отрывался от света, который лился из окон боль¬
шого двухэтажного дома училища — штаб.
Вошли в полосу света — все разинули рты и вытара¬
щили глаза:
— Та це ж батько!!
Кожух спокойно, только желваки играли:
— Шо ж вы, сбесились?!
— Та мы... та як же ж воно!.. Та це ж матросня.
Приходять, сказывають: двоих ахвицерьев открыли,
шпиёны козацкие. Кожуха хочуть убить, треба их засту-
каты. Мы, кажуть, выгоним ахвицерьев, а вы караульте
позадь забора. Як воны зачнуть сигать, вы им пид зад
штыки, нэхай сядуть. А в штаб не треба водить — там
изменыцики есть, отпустють. А вы их тихомолком, тай
годи. Ну, мы поверилы, а темь...
Кожух спокойно:
— В приклады матросню.
180
Солдаты бешено ринулись в разные стороны, а из
темноты спокойный голос:
— Разбежались. Чи дураки — будут ждать соби
смерти.
— Пойдем чай пить, — сказал Кожух брату, выти¬
рая с разбитого лица кровь. — Поставить караул!
— Слухаем.
XL
Кавказское солнце — даром что запоздалое — горячо.
Только степи прозрачны, только степи сини. Тонко блес¬
тит паутина. Тополя задумчиво стоят с редеющей лист¬
вой. Чуть тронулись желтизной сады. Белеет колокольня.
А за садом в степи бесчисленное людское море, как
тогда, при начале похода, такое же необозримое людское
море. Но что-то новое покрывает его. Те же бесчислен¬
ные повозки беженцев, но отчего же на лицах, как отра¬
жение, как живой отблеск, печать непотухающей уверен¬
ности?
Те же бесчисленные отрепанные, рваные, голые, бо¬
сые солдатские фигуры, — но отчего, как по нитке, мол¬
чаливо вытянулись в бесконечные шеренги, и выкованы
из почернелого железа исхудалые лица, и стройно, как
музыка темнеют штыки?
И отчего лицом к этим шеренгам стоят такие же бес¬
конечные ряды одетых и обутых солдатских фигур, но
врозь, куда попало, покачнулись штыки и оттиснулись
на лицах растерянность и жадное ожидание?
Как тогда, необозримая громада пыли, но теперь она
осела осенней отяжелелостью, и отчетливо прозрачная
степь, и отчетливо видна каждая черта на лицах.
Тогда среди безграничного взбаламученного людского
моря зеленел пустой курган и чернели на нем ветряки;
а теперь среди людского моря пустая поляна и на ней
темнеет повозка.
Только тогда буйное разливалось по степи человече¬
ское море, а теперь затаилось и молча стояло в железных
берегах.
Ждали. И молчаливая, без звуков, без слов, торже¬
ственная музыка разливалась над необозримой толпой в
синем небе, в синей степи, в золотом зное.
Показалась небольшая толпа людей. И те, что стояли
в шеренгах с железными лицами, узнали в этой подхо¬
дившей кучке своих командиров, таких же исхудалых,
181
почернелых, как и они сами. И те, что стояли рядами
против них, узнали своих командиров, одетых, с здоровы¬
ми обветренными лицами, как и у них самих.
И шел среди первых Кожух, небольшого роста, по¬
чернелый до самых костей, исхудалый до самых костей,
оборванный, как босяк, и на ногах шмурыгали разбитые,
с разинутыми почернелыми пальцами опорки. На голове
замызганно обвисла рваными полями когда-то соломенная
шляпа.
Они подошли и сгрудились около повозки. Кожух
взобрался на повозку, стащил с головы ошметку соломы
и оглядел долгим взглядом и железные шеренги своих, и
бесчисленно терявшиеся в степи повозки, и множество
печальных безлошадных беженцев, и ряды главных сил.
Было в них что-то расшатавшееся. И у него шевельну¬
лось глубоко запрятанное, в чем и сам бы себе не при¬
знался, удовлетворение: «Разлагаются...»
Все, сколько их тут ни было, все смотрели на него.
Он сказал:
— Товарищи!..
Все знали, о чем здесь будут говорить, но мгновенная
искра пронизала смотревших.
— Товарищи, пятьсот верст мы йшлы, голодные, хо¬
лодные, разутые. Козаки до нас рвались як скаженнии.
Нэ було ни хлеба, ни провианту, ни фуража. Мерли
люди, валились под откосы, падали под вражьими пулями,
нэ було патронов, голыми руками...
И, хоть знали это — сами всё вынесли, и знали дру¬
гие по тысячам их рассказов, — слова Кожуха блеснули
неиспытанной новизной.
— ...дитэй оставляли в ущельях...
И над головами, над всем над громадным морем про¬
неслось и впилось в сердце, впилось и задрожало:
— Ой, лишенько, диты наши!..
От края до края колыхнулось человеческое море.
— ...диты наши!., диты наши!..
Он каменно смотрел на них, выждал и сказал:
— А сколько полягло наших под пулями в степях, в
лесах, горах, поляглы навик вики!..
Все головы обнажились, и до самого края бесчисленно
поплыло могильное молчание, и, как надгробная память,
как могильные цветы, в этой тишине тихие женские ры¬
дания.
Кожух постоял с опущенной головой, потом поднял,
оглядел эти тысячи и поломал молчание:
182
— Так за що ж терпели тысячи, десятки тысяч людей
цыи муки?., за що?!
Он опять посмотрел на них и вдруг сказал неожи¬
данное:
— За одно: за Совитску власть, бо вона одна кре¬
стьянам, рабочим, нэма у них билш ничого...
Тогда вырвался из груди неисчислимый вздох, стало
нестерпимо, и скупо поползли одинокие слезы по желез¬
ным лицам, медленно поползли по обветренным лицам
встречавших, по стариковским лицам, и засияли слезами
дивочьи очи...
— ...за крестьянскую и рабочую...
«Так вон оно що! так вот за що мы билысь, падалы,
мерлы, погибалы, терялы дитэй!»
Точно широко глаза разинулись, точно в первый раз
услышали тайную тайну.
— Та дайте ж, людэдобрии, мениказаты! — кричала,
горько сморкаясь, баба Горпина, продираясь к самой по¬
возке, цапаясь за колеса, за грядку. — Та дайте же мени...
— Та постой, бабо Горпино, нэхай же батько кончав,
нэхай росказуе, а тоди ты!
— Та не трожьте мене, — отбивалась локтями ста¬
рая и цепко лезла — никак ее не стянешь.
И закричала, расхристанная, с выбившимися седыми
клочковатыми волосами, с сбившимся платком, закри¬
чала:
— Ратуйте, добрии людэ, ратуйте! Самовар у дома
вкинулы. Як мени замуж выходить, мамо в приданое
дала тай каже: «Береги ёго, як свет очей», а мы вкину¬
лы. Та цур ёму, нэхай пропадав! нэхай живе наша власть,
наша ридна, бо мы усю жисть горбы гнулы та радости не
зналы. А сыны мои... сыны мои...
И захлюпала старая старыми слезами не то неизбыв¬
ного горя, не то смутной, самой ей непонятно блеснув¬
шей радости.
И опять по всему людскому морю взмыло тяжким и
радостным вздохом и побежало до самых до степных до
краев. А на повозку хмуро, молча лез Горпинин старик.
Ну, этого не стянешь, — здоровенный старина, насквозь
проеденный дегтем, земляной чернотой, и руки как ко¬
пыта.
Вылез и удивился, что высоко, и сейчас же забыл
это и, обветренный, стоеросый, как немазаная телега, за¬
хрипел голос:
— Во!., старый коняка, а добрый був возовик. Цыга-
183
ны, сами знаете, наскрозь лошадей видють, скрозь ему
лазили, и у роти, и пид хвост, кажуть, дэсять годив, а ему
два-ад-цать три!.. Смоляной зуб!..
Засмеялся старик, в первый раз засмеялся, собрал
вокруг глаз множество морщинок-лучинок и хитро за¬
смеялся детским, шаловливым, так не вязавшимся с его
глыбисто-земляной фигурой смехом.
А баба Горпина потерянно хлопнула себя по бедрам:
— Боже ж мий милий! Бачьте, добрии людэ, чи ска-
зився, чи що! Мовчав, мовчав, цилый вик мовчав; мовч-
ки мене замуж узяв, мовчки, любив, мовчки бив, а тут
забалаков. Що таке буде? Чи с глузду зьихав, бодай ёго,
чи що!..
Старик сразу согнал морщинки, насунул обвисшие
брови, и опять на всю степь заскрипела немазаная телега:
— Побилы коняку, сдох!.. Всё потеряв, що на возу,
пропало. Ногами шли. Шлею зризав и ту покинув; само¬
вар у бабы и вся худоба дома пропала, а я, як перед
истинным, — и заревел стоеросовым голосом: — Не жа-
ли-ю!.. нэхай, нэ жалко, пххай!.. бо це наша хрестьянска
власть. Без нэи мы дохлятина, як та падаль пид тыном,
воняемо... — и заплакал скупыми собачьими слезами.
Валом взмыло, бурей прошлось из конца в конец:
— Га-а-а-а!.. Це ж наша громада-а! наша ридиа
власть!.. Нэхай живе... бувай здорова, Совитска власть!..
Из конца в конец.
«Так от воно, счастя?!» — огненно обожгло в груди
Кожуха, и челюсти дрогнули.
«Так от яке воно!.. — нестерпимо-радостно своей не¬
ожиданностью зажглось в железных шеренгах исхуда¬
лых, в тряпье людей. — Так от за вищо мы голоднии, хо-
лоднии, замученнии, нэ за шкуру тилыш свою!..»
И матери с незаживающим сердцем, с невысыхающи¬
ми слезами, — нет, не забыть им никогда голодно-оска¬
ленных ущелий, никогда! Но и эти страшные места,
страшная о них память претворялась в тихую печаль и
тоже находили свое место в том торжественном и огром¬
ном, что беззвучно звучало над бескрайно раскинувшейся
по степи человеческой громадой.
А те, что стояли одетые и сытые множеством рядов
лицом к лицу с железными шеренгами исхудалых, голых
людей, те чувствовали себя сиротами в этом неиспытан¬
ном торжестве и, не стыдясь просившихся на глаза слез,
поломали ряды и, всё смывая, двинулись всесокрушающей
лавиной к повозке, на которой стоял оборванный, полу-
184
босой, исхудалый Кожух. И покатилось до самых до степ¬
ных до краев:
— Оте-ец наш!!! Веди нас куды знаешь... и мы свои
головы сложим!
Тысячи рук протянулись к нему, стащили его, тысячи
рук подняли его над плечами, над головами и понесли.
И дрогнула степь на десятки верст, всколыхнутая бес¬
численными человеческими голосами:
— Урра-а! урра-а! а-а-а... батькови Кожуху!..
Кожуха несли и там, где стояли стройные ряды; нес¬
ли и там, где стояла артиллерия; пронесли и между ло¬
шадьми эскадронов, и всадники оборачивались на седлах
и с восторженно изменившимися лицами, темнея откры¬
тыми ртами, без перерыва кричали.
Несли его среди беженцев, среди повозок, и матери
протягивали к нему детей.
Принесли назад и бережно поставили опять на повоз¬
ку. Кожух раскрыл рот, чтоб заговорить, и все ахнули,
как будто увидели его в первый раз:
«Та у ёго глаза сыни!»
Нет, не закричали, потому что не умели назвать сло¬
вами свои ощущения, а у него глаза действительно ока¬
зались голубые, ласковые и улыбались милой детской
улыбкой, — не закричали так, а закричали:
— Уррра-а-а нашему батькови!.. Нэхай живе!.. Пидемо
за им на край свита... Будемо биться за Совитску власть.
Будемо биться с панами, с генералами, с ахвицерьём...
А он ласково смотрел на них голубыми глазами, а в
сердце выжигалось огненным клеймом:
«Нэма у меня ни отца, ни матери, ни жены, ни брать¬
ев, ни близких, ни родни, тильки одни эти, которых вывел
я из смерти... Я, я вывел... А таких миллионы, и округ их
шеи петля, и буду биться за их. Тут мой отец, дом, мать,
жена, дети... Я, я, я спас от смерти тысячи, десятки тысяч
людей... Я спас от смерти в страшном положении...»
Выжигалось огненно в сердце, а уста говорили:
— Товарищи!..
Но не успел сказать. Раздвигая толпу солдат напра¬
во-налево, бурно рвалась матросская масса. Всюду круг¬
лились шапочки, трепетали ленты. Могуче работая лок¬
тями, лилась матросская лавина всё ближе и ближе к по¬
возке.
Кожух спокойно глядел на них серыми, с отблеском
стали, глазами, и лицо железное, и стиснутые челюсти.
Уже близко, уже тонкий слой расталкиваемых солдат
186
только отделяет. Вот наводнили всё кругом; всюду, куда ни
глянешь, круглые шапочки, и ленты полощутся, и, как
остров, темнеет повозка, а на ней — Кожух.
Здоровенный, плечистый матрос, весь увешанный
ручными бомбами, двумя револьверами, патронташем,
ухватился за повозку. Она накренилась, затрещала. Влез,
стал рядом с Кожухом, снял круглую шапочку, махнул
лентами, и хриповато-осипший голос — в котором и мор¬
ской ветер, и соленый простор, и удаль, и пьянство, и бес¬
путная жизнь — разнесся до самых краев:
— Товарищи!.. Вот мы, матросы, революционеры, ка¬
емся, виноваты пред Кожухом и пред вами. Чинили мы
ему врякий вред, когда он спасал народ, просто сказать,
пакостили ему, не помогали, критиковали, а теперь ви¬
дим — неправильно поступали. От всех матросов, кото¬
рые тут собрались, низко кланяемся товарищу Кожуху
и говорим сердечно: «Виноваты, не серчай на нас».
Такими же просоленными морскими голосами гаркну¬
ла матросская братва:
— Виноваты, товарищ Кожух, виноваты не серчай!
Сотни дюжих рук сволокли его и стали отчаянно ки¬
дать. Кожух высоко взлетал, падал, скрывался в руках,
опять взлетал — и степь, и небо, и люди шли колесом.
«Пропал, — всю требуху, сукины сыны, вывернут!»
А от края до края потрясающе гремело:
— Уррра-а-а-а-а нашему батькови!.. уррр-а-а-а-а!..
Когда опять поставили на повозку, Кожух слегка ша¬
тался, а глаза голубые сузились, улыбаются хитрой улыб¬
кой: «Ось, собаки брехливые, выкрутылысь. А попадись в
другом мисти, шкуру спустють...»
А громко сказал своим железным, слегка проржавев¬
шим голосом:
— Хто старое помяне, того по потылице.
— Го-го-го!.. хха-ха-ха!.. Урра-а-а!..
Много ораторов дожидаются своей очереди. Каждый
несет самое важное, самое главное, и если он не ска¬
жет, так всё рухнет. А громада слушает. Слышат те, ко¬
торые густо разлились вокруг повозки. Дальше долетают
только отдельные обрывки, а по краям ничего не слыш¬
но, но все одинаково жадно, вытянув шею, наставив ухо,
слушают. Бабы суют ребятишкам пустую грудь, либо то¬
ропливо покачиваются с ними, похлопывая, и тянут шеи,
боком наставляя ухо.
И странно, хотя не слышат или хватают с пятого на
десятое, но в конце концов схватывают главное:
187
— Слышь, чехословаки до самой до Москвы навали¬
лись, а им там морды дуже набилы, у Сибирь побиглы.
— Паны сызнову заворушилысь, землю им отдай.
— Поцилуй мени у зад, и тоди нэ отдам.
— Слыхал, Панасюк: в России Красна Армия.
— Яка така?
— Та красна: и штани красны, и рубаха красна, и
шапка красна, сзаду, спереду, скрозь красный, як рак
вареный.
— Буде брехать.
— Та ей-бо! Зараз аратор балакав.
— И я слыхав: солдатив там вже нема — вси красно¬
армейцами прозываються.
— Мабуть, и нам красни штани выдадуть?
— И дуже, балакають, строго — дисциплина.
— Тай куды дущей, як у нас: як батько схотив всы¬
пать пид шкуру, вси як взнуздании стали ходить. Гля,
як идуть в шеренге — аж як по нитке. А по станицам
проходилы, никто вид нас не плакав, не стонав.
Перекидывались, хватая у ораторов обрывки, не умея
высказать, но чувствуя, что, отрезанные неизмеримыми
степями, непроходимыми горами, дремучими лесами, они
творили — пусть в неохватимо меньшем размере, — но то
самое, что творили там, в России, в мировом, — творили
здесь, голодные, голые, босые, без материальных средств,
без какой бы то ни было помощи. Сами. Не понимали,
но чувствовали и не умели это выразить.
До самой до синевы вечера, сменяя друг друга, гово¬
рили ораторы; по мере того как они рассказывали, у всех
нарастало ощущение неохватимого счастья неразрывности
с той громадой, которую они знают и не знают и которая
зовется Советской Россией.
Неисчислимо блестят в темноте костры, так же не¬
исчислимы над ними звезды.
Тихонько подымается озаренный дымок. Солдаты в
лохмотьях, женщины в лохмотьях, старики, дети сидят
кругом костров, сидят усталые.
Как на засеянном небе тает дымчатый след, так над
всей громадой людей неощутимым утомлением замирает
порыв острой радости. В этой мягкой темноте, в отсвете
костров, в этом бесчисленном людском море погасает мяг¬
кая улыбка, — тихонько наплывает сон.
Костры гаснут. Тишина. Синяя ночь,
1924 г,
188
МАБужаков
В€7ИЯ ГВЙМИЯ
Роман
Посвящается
Любови Евгеньевне Белозерской
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пошел мелкий снег и вдруг повалил
хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель.
В одно мгновение темное небо смешалось
с снежным морем. Все исчезло. — Ну,
барин, — закричал ямщик, — беда: бу¬
ран!
«Капитанская дочка»
И судимы были мертвые по написан¬
ному в книгах сообразно с делами свои¬
ми... *
1
Велик был год и страшен год по рождестве Христо¬
вом 1918, от начала же революции второй. Был он оби¬
лен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в
небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя
Венера и красный, дрожащий Марс.
Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стре¬
ла, и молодые Турбины не заметили, как в крепком мо¬
розе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дер
наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая ко¬
ролева, где же ты?
Через год после того, как дочь Елена повенчалась с
капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, и в ту не-<
делю, когда старший сын, Алексей Васильевич Турбин,
после тяжких походов, службы и бед вернулся на Украи¬
ну в Город, в родное гнездо, белый гроб с телом матери
снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол, в ма¬
ленькую церковь Николая Доброго, что на Взвозе.
Когда отпевали мать, был май, вишневые деревья
191
и акации наглухо залепили стрельчатые окна. Отец Алек¬
сандр, от печали и смущения спотыкающийся, блестел
и искрился у золотеньких огней, и дьякон, лиловый ли¬
цом и шеей, весь ковано-золотой до самых носков саног,
скрипящих на ранту, мрачно рокотал слова церковного
прощания маме, покидающей своих детей.
Алексей, Елена, Тальберг и Анюта, выросшая в доме
Турбиной, и Николка, оглушенный смертью, с вихром,
нависшим на правую бровь, стояли у ног старого корич¬
невого святителя Николы. Николкины голубые глаза, по¬
саженные по бокам длинного птичьего носа, смотрели
растерянно, убито. Изредка он возводил их на иконостас,
на тонущий в полумраке свод алтаря, где возносился пе¬
чальный и загадочный старик бог, моргал. За что такая
обида? Несправедливость? Зачем понадобилось отнять
мать, когда все съехались, когда наступило облегчение?
Улетающий в черное, потрескавшееся небо бог ответа
не давал, а сам Николка еще не знал, что все, что ни
происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.
Отпели, вышли на гулкие плиты паперти и проводи¬
ли мать через весь громадный город на кладбище, где
под черным мраморным крестом давно уже лежал отец.
И маму закопали. Эх... эх...
*
Много лет до смерти, в доме № 13 по Алексеевскому
спуску, изразцовая печка в столовой грела и растила
Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошеч¬
ного Николку. Как часто читался у пышущей жаром
изразцовой площади «Саардамский Плотник», часы игра¬
ли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей, и раз¬
ноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ
бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери, а ныне
Еленки, били в столовой черные стенные башенным бо¬
ем. Покупал их отец давно, когда женщины носили смеш¬
ные, пузырчатые у плеч рукава. Такие рукава исчезли,
время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все вы¬
росли, а часы остались прежними и били башенным боем.
К ним все так привыкли, что, если бы они пропали как-
нибудь чудом со стены, грустно было бы, словно умер
родной голос и ничем пустого места не заткнешь. Но ча¬
сы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Са-
ардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая
скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий.
192
Вот этот изразец, и мебель старого красного бархата,
и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры,
пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михай¬
ловича *, с Людовиком XIV *, нежащимся на берегу шел¬
кового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными
завитушками на восточном поле, что мерещились малень¬
кому Николке в бреду скарлатины, бронзовая лампа под
абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущи¬
ми таинственным старинным шоколадом, с Наташей Рос¬
товой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро,
портреты, портьеры, — все семь пыльных и полных ком¬
нат, вырастивших молодых Турбиных, все это мать в са¬
мое трудное время оставила детям и, уже задыхаясь и
слабея, цепляясь за руку Елены плачущей, молвила:
— Дружно... живите.
*
Но как жить? Как же жить?
Алексею Васильевичу Турбину, старшему — молодо¬
му врачу — двадцать восемь лет. Елене — двадцать че¬
тыре. Мужу ее, капитану Тальбергу, — тридцать один, а
Николке — семнадцать с половиной. Жизнь-то им как
раз перебило на самом рассвете. Давно уже начало мести
с севера, и метет, и метет, и не перестает, и чем дальше,
тем хуже. Вернулся старший Турбин в родной город пос¬
ле первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, ду¬
мается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пи¬
шется в шоколадных книгах, но она не только не начи¬
нается, а кругом становится все страшнее и страшнее.
На севере воет и воет вьюга, а здесь под ногами глухо
погромыхивает, ворчит встревоженная утроба земли. Во¬
семнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все
грознее и щетинистей.
*
Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой
рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитан¬
скую Дочку сожгут в печи. Мать сказала детям:
— Живите.
А им придется мучиться и умирать.
Как-то, в сумерки, вскоре после похорон матери, Алек¬
сей Турбин, придя к отцу Александру, сказал:
— Да, печаль у нас, отец Александр. Трудно маму
13 В огненном кольце
193
забывать, а тут еще такое тяжелое время... Главное, ведь
только что вернулся, думал, наладим жизнь, и вот...
Он умолк и, сидя у стола, в сумерках, задумался и
посмотрел вдаль. Ветви в церковном дворе закрыли и
домишко священника. Казалось, что сейчас же за стеной
тесного кабинетика, забитого книгами, начинается весен¬
ний, таинственный спутанный лес. Город по-вечернему
глухо шумел, пахло сиренью.
— Что сделаешь, что сделаешь, — конфузливо за¬
бормотал священник. (Он всегда конфузился, если при¬
ходилось беседовать с людьми.) — Воля божья.
— Может, кончится все это, когда-нибудь? Далыпе-то
лучше будет? — неизвестно у кого спросил Турбин.
Священник шевельнулся в кресле.
— Тяжкое, тяжкое время, что говорить, — пробор¬
мотал он, — но унывать-то не следует...
Потом вдруг наложил белую руку, выпростав ее из
темного рукава ряски, на пачку книжек и раскрыл верх¬
нюю, там, где она была заложена вышитой цветной за¬
кладкой.
— Уныния допускать нельзя, — конфузливо, но как-
то очень убедительно проговорил он. — Большой грех —
уныние... Хотя кажется мне, что испытания будут еще.
Как же, как же, большие испытания, — оп говорил все
увереннее. — Я последнее время все, знаете ли, за кни¬
жечками сижу, по специальности, конечно, больше все бо¬
гословские...
Он приподнял книгу так, чтобы последний свет из
окна упал на страницу, и прочитал:
— «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источ¬
ники вод; и сделалась кровь» *.
2
Итак, был белый, мохнатый декабрь. Он стремительно
подходил к половине. Уже отсвет рождества чувствовал¬
ся на снежных улицах. Восемнадцатому году скоро конец.
Над двухэтажным домом № 13, постройки изумитель¬
ной (на улицу квартира Турбиных была во втором этаже,
а в маленький, покатый, уютный дворик — в первом),
в саду, что лепился под крутейшей горой, все ветки на
деревьях стали лапчаты и обвисли. Гору замело, засы¬
пало сарайчики во дворе — и стала гигантская сахарная
голова. Дом накрыло шапкой белого генерала, и в ниж¬
нем этаже (на улицу — первый, во двор под верандой
Турбиных — подвальный) засветился слабенькими жел¬
тенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатич¬
ный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем — сильно
и весело загорелись турбинские окна.
В сумерки Алексей и Николка пошли за дровами в
сарай.
— Эх, эх, а дров до черта мало. Опять сегодня выта¬
щили, смотри.
Из Николкниого электрического фонарика ударил го¬
лубой конус, а в нем видно, что обшивка со стены явно
содрана и снаружи наскоро прибита.
— Вот бы подстрелить чертей! Ей-богу. Знаешь что:
сядем на эту ночь в караул? Я знаю — это сапожники
из одиннадцатого номера. И ведь какие негодяи! Дров
у них больше, чем у нас.
— А ну их... Идем. Бери.
Ржавый замок запел, осыпался на братьев пласт, по¬
волокли дрова. К девяти часам вечера к изразцам Саар-
дама нельзя было притронуться.
Замечательная печь на своей ослепительной поверхно¬
сти несла следующие исторические записи и рисунки, сде¬
ланные в разное время восемнадцатого года рукою Ни-
колки тушью и полные самого глубокого смысла и зна¬
чения:
Если тебе скажут, что союзники * спешат к нам
на выручку, — не верь. Союзники — сволочи.
Он сочувствует большевикам.
Рисунок: рожа Момуса *.
Подпись:
«Улан Леонид Юрьевич».
Слухи грозные, ужасные,
Наступают банды красные!
Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в па¬
пахе с синим хвостом.
Подпись:
«Бей Петлюру! *»
Руками Елены и нежных и старинных турбинских
друзей детства — Мышлаевского, Карася, Шервинско-
го — красками, тушью, чернилами, вишневым соком за¬
писано:
195
Елена Васильевна любит нас сильно.
Кому — на, а кому — не.
Леночка, я взял билет на Аиду.
Бельэтаж № 8, правая сторона.
1918 года, мая 12 дня я влюбился.
Вы толстый и некрасивый.
После таких слов я застрелюсь.
(Нарисован весьма похожий браунинг.)
Да здравствует Россия!
Да здравствует самодержавие!
Июнь. Баркаролла.
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина.
Печатными буквами, рукою Николки:
Я таки приказываю посторонних вещей на печ¬
ке не писать под угрозой расстрела всякого то¬
варища с лишением прав. Комиссар Подоль¬
ского райкома. Дамский, мужской и женский
портной Абрам Пружииер.
1918 года, 30-го января
Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы
ходят, как тридцать лет назад: тоик-танк. Старший Тур¬
бин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с
25 октября 1917 года, во френче с громадными кармана¬
ми, в синих рейтузах и мягких новых туфлях, в люби¬
мой позе — в кресле с ногами. У ног его на скамеечке
Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета, —
столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками. Никол-
кина подруга, гитара, нежно и глухо: трень... Неопреде¬
ленно трень... потому что пока что, видите ли, ничего
еще толком не известно. Тревожно в Городе, туманно,
плохо...
На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с бе¬
лыми нашивками, а на левом рукаве остроуглый трех¬
цветный шеврон. (Дружина первая, пехотная, третий ее
196
отдел. Формируется четвертый день, ввиду начинающих¬
ся событий.)
Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущ¬
ности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы
задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.
Старший бросает книгу, тянется.
— А ну-ка, сыграй «Съемки»...
Трень-та-там... Трень-та-там...
Сапоги фасонные,
Бескозырки тонные,
То юнкера-инженеры идут!
Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них
зажигается огонек, в жилах — жар. Но тихонько, гос¬
пода, тихонько, тихонечко.
Здравствуйте, дачники,
Здравствуйте, дачницы...
Гитара идет маршем, со струн сыплет рота, инженеры
идут — ать, ать! Николкины глаза вспоминают:
Училище. Облупленные александровские колонны,
пушки. Ползут юнкера на животиках от окна к окну,
отстреливаются. Пулеметы в окнах.
Туча солдат осадила училище, ну форменная туча.
Что поделаешь. Испугался генерал Богородицкий и сдал¬
ся, сдался с юнкерами. Па-а-зор...
Здравствуйте, дачницы,
Здравствуйте, дачники,
Съемки у нас уж давно начались.
Туманятся Николкины глаза.
Столбы зноя над червонными украинскими полями.
В пыли идут пылью пудренные юнкерские роты. Было,
было все это, и вот не стало. Позор. Чепуха.
Елена раздвинула портьеру, и в черном просвете по¬
казалась ее рыжеватая голова. Братьям послала взгляд
мягкий, а на часы очень и очень тревожный. Оно и по¬
нятно. Где же, в самом деле, Тальберг? Волнуется се¬
стра.
Хотела, чтобы это скрыть, подпеть братьям, но вдруг
остановилась и подняла палец.
— Погодите. Слышите?
Оборвала рота шаг на всех семи струнах: сто-ой!
Все трое прислушались и убедились — пушки. Тяжело,
далеко и глухо. Вот еще раз: бу-у... Николка положил ги-
197
тару и быстро встал, за ним, кряхтя, поднялся Алексей.
В гостиной — приемной совершенно темно. Николка
наткнулся на стул. В окнах настоящая опера «Ночь
под рождество» — снег и огонечки. Дрожат и мерцают.
Николка прильнул к окошку. Из глаз исчез зной и учи¬
лище, в глазах — напряженнейший слух. Где? Пожал
унтер-офицерскими плечами.
— Черт его знает. Впечатление такое, что будто под
Святошиным стреляют. Странно, не может быть так
близко.
Алексей во тьме, а Елена ближе к окошку, и видно,
что глаза ее черно-испуганны. Что же значит, что Таль-
берга до сих пор нет? Старший чувствует ее волнение
и поэтому не говорит ни слова, хоть сказать ему и очень
хочется. В Святошине. Сомнений в этом никаких быть
не может. Стреляют в двенадцати верстах от города, не
дальше. Что за штука?
Николка взялся за шпингалет, другой рукой прижал
стекло, будто хочет выдавить его и вылезть, и нос рас¬
плющил.
— Хочется мне туда поехать. Узнать, в чем дело...
— Ну да, тебя там не хватало...
Елена говорит в тревоге. Вот несчастье. Муж должен
был вернуться самое позднее, слышите ли, — самое позд¬
нее, сегодня в три часа дня, а сейчас уже десять.
В молчании вернулись в столовую. Гитара мрачно
молчит. Николка из кухни тащит самовар, и тот поет
зловеще и плюется. На столе чашки с нежными цветами
снаружи и золотые внутри, особенные, в виде фигурных
колонок. При матери, Анне Владимировне, это был
праздничный сервиз в семействе, а теперь у детей пошел
на каждый день. Скатерть, несмотря на пушки и на все
это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна. Эго
от Елены, которая не может иначе, это от Анюты, вырос¬
шей в доме Турбиных. Полы лоснятся, и в декабре, те¬
перь, на столе, в матовой, колонной, вазе голубые гор¬
тензии и две мрачных и знойных розы, утверждающие
красоту и прочность жизни, несмотря на то, что на под¬
ступах к Городу — коварный враг, который, пожалуй,
может разбить снежный прекрасный Город и осколки по¬
коя растоптать каблуками. Цветы. Цветы — приношение
верного Елениного поклонника, гвардии поручика Леони¬
да Юрьевича Шервинского, друга продавщицы в конфет¬
ной знаменитой «Маркизе», друга продавщицы в уютном
цветочном магазине «Ниццкая флора». Под тенью гор¬
198
тензий тарелочка с синими узорами, несколько ломтиков
колбасы, масло в прозрачной масленке, в сухарпице пи-
ла-фраже и белый продолговатый хлеб. Прекрасно мож¬
но было бы закусить и выпить чайку, если б не все эти
мрачные обстоятельства... Эх... эх...
На чайнике верхом едет гарусный пестрый петух, и
в блестящем боку самовара отражаются три изуродован¬
ных турбинских лица, и щеки Николкины в нем, как у
Момуса.
В глазах Елены тоска, и пряди, подернутые рыжева¬
тым огнем, уныло обвисли.
Застрял где-то Тальберг со своим денежным гетман¬
ским поездом и погубил вечер. Черт его знает, уж не
случилось ли, чего доброго, что-нибудь с ним?.. Братья
вяло жуют бутерброды. Перед Еленою остывающая чашка
и «Господин из Сан-Франциско» *. Затуманенные глаза,
не видя, глядят на слова:
«...мрак, океан, вьюгу».
Не читает Елена.
Николка, наконец, не выдерживает:
— Желал бы я знать, почему так близко стреляют?
Ведь не может же быть...
Сам себя прервал и исказился при движении в само¬
варе. Пауза. Стрелка переползает десятую минуту и —
тонк-танк — идет к четверти одиннадцатого.
— Потому стреляют, что немцы — мерзавцы, — не¬
ожиданно бурчит старший.
Елена поднимает голову на часы и спрашивает:
— Неужели, неужели они оставят нас на произвол
судьбы? — Голос ее тосклив.
Братья, словно по команде, поворачивают головы и
начинают лгать.
— Ничего не известно, — говорит Николка и обкусы¬
вает ломтик.
— Это я так сказал, гм... предположительно. Слухи.
— Нет, не слухи, — упрямо отвечает Елена, — это не
слух, а верно: сегодня видела Щеглову, и она сказала,
что из-под Бородянки вернули два немецких полка.
— Чепуха.
— Подумай сама, — начинает старший, — мыслимое
ли дело, чтобы немцы подпустили этого прохвоста близко
к городу? Подумай, а? Я лично решительно не представ¬
ляю, как они с ним уживутся хотя бы одну минуту. Пол¬
нейший абсурд. Немцы и Петлюра. Сами же они его на¬
зывают не иначе, как бандит. Смешно.
199
— Ах, что ты говоришь. Знаю я теперь немцев. Сама
уже видела нескольких с красными бантами. И унтер*
офицер пьяный с бабой какой-то. И баба пьяная.
— Ну мало ли что? Отдельные случаи разложения
могут быть даже и в германской армии.
— Так, по-вашему, Петлюра не войдет?
— Гм... По-моему, этого не может быть.
— Апсольман *. Налей мне, пожалуйста, еще одну ча¬
шечку чаю. Ты не волнуйся. Соблюдай, как говорится,
спокойствие.
— Но, боже, где же Сергей? Я уверена, что на их
поезд напали и...
— И что? Ну, что выдумываешь зря? Ведь эта линия
совершенно свободна.
— Почему же его нет?
— Господи, боже мой! Знаешь же сама, какая езда.
На каждой станции стояли, наверное, по четыре часа.
— Революционная езда. Час едешь — два стоишь.
Елена, тяжело вздохнув, поглядела на часы, помолча¬
ла, потом заговорила опять:
— Господи, господи! Если бы немцы не сделали этой
подлости, все было бы отлично. Двух их полков доста¬
точно, чтобы раздавить этого вашего Пеглюру, как муху.
Нет, я вижу, немцы играют какую-то подлую двойную
игру. И почему же нет хваленых союзников? У-у, него¬
дяи. Обещали, обещали...
Самовар, молчавший до сих пор, неожиданно запел, и
угольки, подернутые седым пеплом, вывалились на под¬
нос. Братья невольно посмотрели на печку. Ответ — вот
он. Пожалуйста:
Союзники сволочи.
Стрелка остановилась на четверти, часы солидно хрип-
нули и пробили — раз, и тотчас же часам ответил зали¬
вистый, тонкий звон под потолком в передней.
— Слава богу, вот и Сергей, — радостно сказал стар¬
ший.
— Это Тальберг, — подтвердил Николка и побежал
отворять.
Елена порозовела, встала.
*
Но это оказался вовсе не Тальберг. Три двери прогре¬
мели, и глухо на лестнице прозвучал Николкип удивлен¬
ный голос. Голос в ответ. За голосами но лестнице стали
200
переваливаться кованые сапоги и приклад. Дверь в пе¬
реднюю впустила холод, и перед Алексеем и Еленой очу¬
тилась высокая, широкоплечая фигура в шинели до пят
и в защитных погонах с тремя поручичьими звездами хи¬
мическим карандашом. Башлык заиндевел, а тяжелая
винтовка с коричневым штыком заняла всю переднюю.
— Здравствуйте, — пропела фигура хриплым тено¬
ром и закоченевшими пальцами ухватилась за башлык.
— Вигя!
Николка помог фигуре распутать концы, капюшон
слез, за капюшоном блин офицерской фуражки с потем¬
невшей кокардой, и оказалась над громадными плечами
голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского.
Голова эта была очень красива, странной и печальной и
привлекательной красотой давней, настоящей породы и
вырождения. Красота в разных по цвету, смелых глазах,
в длинных ресницах. Нос с горбинкой, губы гордые, лоб
бел и чист, без особых примет. Но вот, один уголок рта
приспущен печально, и подбородок косовато срезан так,
словно у скульптора, лепившего дворянское лицо, роди¬
лась дикая фантазия откусить пласт глины и оставить
мужественному лицу маленький и неправильный жен¬
ский подбородок.
— Откуда ты?
— Откуда?
— Осторожнее, — слабо ответил Мышлаевский, — не
разбей. Там бутылка водки.
Николка бережно повесил тяжелую шинель, из кар¬
мана которой выглядывало горлышко в обрывке газеты.
Затем повесил тяжелый маузер в деревянной кобуре, по¬
качнув стойку с оленьими рогами. Тогда лишь Мышла¬
евский повернулся к Елене, руку поцеловал и сказал:
— Из-под Красного Трактира. Позволь, Лена, ноче¬
вать. Не дойду домой.
— Ах, боже мой, конечно.
Мышлаевский вдруг застонал, пытался подуть на паль¬
цы, но губы его не слушались. Белые брови и поседев¬
шая инеем бархатка подстриженных усов начали таять,
лицо намокло. Турбин-старший расстегнул френч, про¬
шелся по шву, вытягивая грязную рубашку.
—■ Ну, конечно... Полно. Кишат.
— Вот что, — испуганная Елена засуетилась, забыла
Тальберга на минуту, — Николка, там в кухне дрова.
Беги зажигай колонку. Эх, горе-то, что Анюту я отпусти¬
ла. Алексей, снимай с него френч, живо.
201
В столовой у изразцов Мышлаевский, дав волю сто¬
нам, повалился на стул. Елена забегала и загремела клю¬
чами. Турбин и Николка, став на колени, стягивали с
Мышлаевского узкие щегольские сапоги с пряжками на
икрах.
— Легче... Ох, легче...
Размотались мерзкие пятнистые портянки. Под ними
лиловые шелковые носки. Френч Николка тотчас
отправил на холодную веранду — пусть дохнут вши.
Мышлаевский, в грязнейшей батистовой сорочке, пере¬
крещенной черными подтяжками, в сипих бриджах со
штрипками стал тонкий и черный, больной и жалкий.
Посиневшие ладони зашлепали, зашарили по изразцам.
Слух... грозн...
наст... банд...
Влюбился... мая...
— Что же это за подлецы! — закричал Турбин. —•
Неужели же они не могли дать вам валенки и полу¬
шубки?
— Ва...аленки, — плача, передразнил Мышлаев¬
ский, — вален...
Руки и ноги в тепле взрезала нестерпимая боль. Услы¬
хав, что Еленины шаги стихли в кухне, Мышлаевский
яростно и слезливо крикнул:
— Кабак!
Сипя и корчась, повалился и, тыча пальцем в носки,
простонал:
— Снимите, снимите, снимите...
Пахло противным денатуратом, в тазу таяла снежная
гора, от винного стаканчика водки поручик Мышлаев¬
ский опьянел мгновенно до мути в глазах.
— Неужели же отрезать придется? Господи... — Он
горько закачался в кресле.
— Иу, что ты, погоди. Ничего... Так. Приморозил
большой. Так... отойдет. И этот отойдет.
Николка присел на корточки и стал натягивать чис¬
тые черные носки, а деревянные, негнущиеся руки Мыш¬
лаевского полезли в рукава купального мохнатого халата.
На щеках расцвели алые пятна, и, скорчившись, в чис¬
том белье, в халате, смягчился и ожил помороженный по¬
ручик Мышлаевский. Грозные матерные слова запрыгали
в комнате, как град по подоконнику. Скосив глаза к носу,
ругал похабными словами штаб в вагонах первого класса,
какого-то полковника Щеткина, мороз, Петлюру, и нем-
202
цев, и метель и кончил тем, что самого гетмана * всея
Украины обложил гнуснейшими площадными словами.
Алексей и Николка смотрели, как лязгал зубами со¬
гревающийся поручик, и время от времени вскрикивали:
«Ну-ну».
— Гетман, а? Твою мать! — рычал Мышлаевский. —
Кавалергард? * Во дворце? А? А нас погнали, в чем были.
А? Сутки на морозе в снегу... Господи! Ведь думал —
пропадем все... К матери! На сто саженей офицер от
офицера — это цепь называется? Как кур чуть не заре¬
зали!
— Постой, — ошалевая от брани, спрашивал Тур¬
бин, — ты скажи, кто там под Трактиром?
— Ат! — Мышлаевский махнул рукой. — Ничего не
поймешь! Ты знаешь, сколько нас было под Трактиром?
Со-рок человек. Приезжает эта лахудра — полковник
Щеткин и говорит (тут Мышлаевский перекосил лицо,
стараясь изобразить ненавистного ему полковника Щет¬
кина, и заговорил противным, тонким и сюсюкающим
голосом): «Господа офицеры, вся надежда Города на вас.
Оправдайте доверие гибнущей матери городов русских, в
случае появления неприятеля — переходите в наступле¬
ние, с нами бог! Через шесть часов дам смену. Но патро¬
ны прошу беречь...» (Мышлаевский заговорил своим обык¬
новенным голосом) — и смылся на машине со своим
адъютантом. И темно, как в ж...! Мороз. Иголками берег.
— Да кто же там, господи! Ведь не может же Петлю¬
ра под Трактиром быть?
— А черт их знает! Веришь ли, к утру чуть с ума
не сошли. Стали это мы в полночь, ждем смены... Ни рук,
ни ног. Нету смены. Костров, понятное дело, разжечь
пе можем, деревня в двух верстах, Трактир — верста.
Ночью чудится: поле шевелится. Кажется — ползут...
Ну, думаю, что будем делать?.. Что. Вскинешь винтовку,
думаешь — стрелять или не стрелять? Искушение.
Стояли, как волки выли. Крикнешь, — в цепи где-то от¬
зовется. Наконец, зарылся в снег, нарыл себе прикладом
гроб, сел и стараюсь не заснуть: заснешь — каюк. И под
утро не вытерпел, чувствую — начинаю дремать. Знаешь,
что спасло? Пулеметы. На рассвете, слышу, верстах в
трех по-ехало! И ведь, представь, вставать не хочется.
Ну, а тут пушка забухала. Поднялся, словно на ногах по
пуду, и думаю: «Поздравляю, Петлюра пожаловал». Стя¬
нули маленько цепь, перекликаемся. Решили так: в слу¬
чае чего, собьемся в кучу, отстреливаться будем и отхо¬
204
дить па город. Перебьют — перебьют. Хоть вместе, по
крайней мере. И, вообрази, — стихло. Утром начали по
три человека в Трактир бегать греться. Знаешь, когда
смена пришла? Сегодня в два часа дня. Из первой дру¬
жины человек двести юнкеров. И, можешь себе предста¬
вить, прекрасно одеты — в папахах, в валенках и с пу¬
леметной командой. Привел их полковник Най-Турс.
— А! Наш, наш! — вскричал Николка.
— Погоди-ка, он не белградский гусар? * — спросил
Турбин.
— Да, да, гусар... Понимаешь, глянули они на пас
и ужаснулись: «Мы думали, что вас тут, говорят, роты
две с пулеметами, как же вы стояли?»
Оказывается, вот эти-то пулеметы, это на Серебрянку
под утро навалилась банда, человек в тысячу, и повела
наступление. Счастье, что они не знали, что там цепь
вроде нашей, а то, можешь себе представить, вся эта
орава в Город могла сделать визит. Счастье, что у тех
была связишка с Постом-Волынским, — дали зпать, и от¬
туда их какая-то батарея обкатила шрапнелью, ну, пыл
у них и угас, понимаешь, не довели наступление до кон¬
ца и расточились куда-то к чертям.
— Но кто такие? Неужели же Петлюра? Не может
этого быть.
— А, черт их душу знает. Я думаю, что это местные
мужички-богоносцы достоевские!.. у-у... вашу мать!
— Господи боже мой!
— Да-с, — хрипел Мышлаевский, насасывая папиро¬
су, — сменились мы, слава те, господи. Считаем: три¬
дцать восемь человек. Поздравьте: двое замерзли. К сви¬
ньям. А двух подобрали, ноги будут резать...
— Как! Насмерть?
— А что ж ты думал? Один юнкер да один офицер.
А в Попелюхе, это под Трактиром, еще красивее вышло.
Поперли мы туда с подпоручиком Красиным сани взять,
везти помороженных. Деревушка словно вымерла, — ни
одной души. Смотрим, наконец, ползет какой-то дед в ту¬
лупе, с клюкой. Вообрази, — глянул на нас и обрадовал¬
ся. Я уж тут сразу почувствовал недоброе. Что такое,
думаю? Чего этот богоносный хрен возликовал: «Хлопчи¬
ки... хлопчики...» Говорю ему таким сдобным голоском:
«Здорово, дид. Давай скорее сани». А он отвечает: «Не¬
ма. Офицерня уси сани угнала на Пост». Я тут мигнул
Красину и спрашиваю: «Офицерня? тэк-с. А дэ ж вси ва¬
ши хлопци?» А дед и ляпни: «Уси побиглы до Петлюры».
205
А? Как тебе нравится? Ои-то сослепу не разглядел, что
у нас погоны под башлыками, и за петлюровцев нас при¬
нял. Ну, тут, понимаешь, я не вытерпел... Мороз... Остер¬
венился... Взял деда этого за манишку, так что из него
чуть душа не выскочила, и кричу: «Побиглы до Петлю-
ры? А вот я тебя сейчас пристрелю, так ты узнаешь, как
до Петлюры бегают! Ты у меня сбегаешь в царство не¬
бесное, стерва!» Ну тут, понятное дело, святой землепа¬
шец, сеятель и хранитель (Мышлаевский, словно обвал
камней, спустил страшное ругательство), прозрел в два
счета. Конечно, в ноги и орет: «Ой, ваше высокоблагоро¬
дие, извините меня, старика, це я сдуру, сослепу, дам
коней, зараз дам, тильки не вбивайте!» И лошади на¬
шлись и розвальни.
— Нуте-с, в сумерки пришли на Пост. Что там дела¬
ется — уму непостижимо. На путях четыре батареи на¬
считал, стоят неразвернутые, снарядов, оказывается, пет.
Штабов нет числа. Никто ни черта, понятное дело, не
знает. И главное — мертвых некуда деть! Нашли, нако¬
нец, перевязочную летучку, веришь ли, силой свалили
мертвых, не хотели брать: «Вы их в Город везите». Тут
уж мы озверели. Красин хотел пристрелить какого-то
штабного. Тот сказал: «Это, говорит, петлюровские при¬
емы». Смылся. К вечеру только нашел наконец вагон
Щеткина. Первого класса, электричество... И что ж ты
думаешь? Стоит какой-то холуй денщицкого типа и не
пускает. А? «Они, говорит, сплять. Никого не велено при¬
нимать». Ну, как я двину прикладом в стену, а за мной
все наши подняли грохот. Из всех купе горошком выско¬
чили. Вылез Щеткин и заегозил: «Ах, боже мой. Ну, ко¬
нечно же. Сейчас. Эй, вестовые, щей, коньяку. Сейчас
мы вас разместим. П-полный отдых. Это геройство. Ах,
какая потеря, но что делать — жертвы. Я так измучил¬
ся...» И коньяком от него на версту. А-а-а! — Мышлаев¬
ский внезапно зевнул и клюнул носом. Забормотал, как
во сне:
— Дали отряду теплушку и печку... О-о! А мне свез¬
ло. Очевидно, решил отделаться от меня после этого гро¬
хота. «Командирую вас, поручик, в город. В штаб гене¬
рала Картузова. Доложите там». Э-э-э! Я на паровоз...
окоченел... замок Тамары... водка...
Мышлаевский выронил папиросу изо рта, откинулся
и захрапел сразу.
— Вот так здорово, — сказал растерянный Николка.
206
— Где Елена? — озабоченно спросил старший. —
Нужно будет ему простыню дать, ты веди его мыться.
Елена же в это время плакала в комнате за кухней,
где за ситцевой занавеской, в колонке, у цинковой ванны,
металось пламя сухой наколотой березы. Хриплые кухон¬
ные часишки настучали одиннадцать. И представился
убитый Тальберг. Конечно, на поезд с деньгами напали,
конвой перебили, и на снегу кровь и мозг. Елена сидела
в полумгле, смятый венец волос пронизало пламя, по ще¬
кам текли слезы. Убит. Убит..,
И вот тоненький звоночек затрепетал, наполнил всю
квартиру. Елена бурей через кухню, через темную книж¬
ную, в столовую. Огни ярче. Черные часы забили, зати¬
кали, пошли ходуном.
Но Николка со старшим угасли очень быстро после
первого взрыва радости. Да и радость-то была больше за
Елену. Скверно действовали на братьев клиновидные,
гетманского военного министерства погоны на плечах
Тальберга. Впрочем, и до погон еще, чуть ли не с самого
дня свадьбы Елены, образовалась какая-то трещина в
вазе турбинской жизни, и добрая вода уходила через нее
незаметно. Сух сосуд. Пожалуй, главная причина этому
в двухслойных глазах капитана генерального штаба Таль¬
берга, Сергея Ивановича...
Эх-эх... Как бы там ни было, сейчас первый слой мож¬
но было читать ясно. В верхнем слое простая человече¬
ская радость от тепла, света и безопасности. А вот по¬
глубже — ясная тревога, и привез ее Тальберг с собою
только что. Самое же глубокое было, конечно, скрыто,
как всегда. Во всяком случае, на фигуре Сергея Иванови¬
ча ничего не отразилось. Пояс широк и тверд. Оба знач¬
ка — академии и университета — белыми головками сия¬
ют ровно. Поджарая фигура поворачивается под черными
часами, как автомат. Тальберг очень озяб, но улы¬
бается всем благосклонно. И в благосклонности тоже ска¬
залась тревога. Николка, шмыгнув длинным носом, пер¬
вый заметил это. Тальберг, вытягивая слова, медленно и
весело рассказал, как на поезд, который вез деньги в про¬
винцию и который он конвоировал, у Бородянки, в соро¬
ка верстах от Города, напали — неизвестно кто! Елена в
ужасе жмурилась, жалась к значкам, братья опять вскри¬
кивали «ну-ну», а Мышлаевский мертво храпел, показы¬
вая три золотых коронки.
— Кто ж такие? Петлюра?
— Ну, если бы Петлюра, — снисходительно и в то
207
же время тревожно улыбнувшись, молвил Тальберг, —
вряд ли я бы здесь беседовал... э... с вами. Не знаю кто.
Возможно, разложившиеся сердюки *. Ворвались в ваго¬
ны, винтовками взмахивают, кричат: «Чей конвой?» Я от¬
ветил: «Сердюки», — они потоптались, потоптались, по¬
том слышу команду: «Слазь, хлопцы!» И все исчезли.
Я полагаю, что они искали офицеров, вероятно, они ду¬
мали, что конвой не украинский, а офицерский, — Таль¬
берг выразительно покосился на Николкин шеврон, гля¬
нул на часы и неожиданно добавил: — Елена, пойдем-ка
на пару слов...
Елена торопливо ушла вслед за ним па половину
Тальбергов, в спальню, где на стене над кроватью сидел
сокол на белой рукавице, где мягко горела зеленая лам¬
па на письменном столе Елены и стояли на тумбе крас¬
ного дерева бронзовые пастушки на фронтоне часов, иг¬
рающих каждые три часа гавот.
Неимоверных усилий стоило Николке разбудить Мыш¬
лаевского. Тот по дороге шатался, два раза с грохотом
зацепился за двери и в ванне заснул. Николка дежурил
возле него, чтобы он не утонул. Турбин же старший, сам
не зная зачем, прошел в темную гостиную, прижался
к окну и слушал: опять далеко, глухо, как в вату, и без¬
обидно бухали пушки, редко и далеко.
Елена рыжеватая сразу постарела и подурнела. Гла¬
за красные. Свесив руки, печально она слушала Таль¬
берга. А он сухой штабной колонной возвышался над
ней и говорил неумолимо:
— Елена, никак иначе поступить нельзя.
Тогда Елена, помирившись с неизбежным, сказала
так:
— Что ж, я понимаю. Ты, конечно, прав. Через дней
пять-шесть, а? Может, положение еще изменится к луч¬
шему?
Тут Тальбергу пришлось трудно. И даже свою вечную
патентованную улыбку он убрал с лица. Оно постарело,
и в каждой точке была совершенно решенная дума. Еле¬
на... Елена. Ах, неверная, зыбкая надежда... Дней пять...
шесть... И Тальберг сказал:
— Нужно ехать сию минуту. Поезд идет в час
ночи...
...Через полчаса все в комнате с соколом было ра¬
зорено. Чемодан на полу и внутренняя матросская крыш¬
ка его дыбом. Елена, похудевшая и строгая, со складка¬
ми у губ, молча вкладывала в чемодан сорочки, кальсо¬
208
ны, простыни. Тальберг, на коленях у нижнего ящика
шкафа, ковырял в нем ключом. А потом... потом в ком¬
нате противно, как во всякой комнате, где хаос уклад¬
ки, и еще хуже, когда абажур сдернут с лампы. Никогда.
Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур свя¬
щенен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неиз¬
вестность от опасности. У абажура дремлите, читайте —
пусть воет вьюга — ждите, пока к вам придут.
Тальберг же бежал. Он возвышался, попирая обрывки
бумаги, у застегнутого тяжелого чемодана в своей длин¬
ной шинели, в аккуратных черных наушниках, с гетман¬
ской серо-голубой кокардой и опоясан шашкой.
На дальнем пути Города I, Пассажирского уже стоит
аоезд — еще без паровоза, как гусеница без головы. В со¬
ставе девять вагонов с ослепительно-белым электрическим
светом. В составе в час ночи уходит в Германию штаб
генерала фон Буссова. Тальберга берут: у Тальберга на¬
шлись связи... Гетманское министерство — это глупая и
пошлая оперетка (Тальберг любил выражаться тривиаль¬
но, но сильно), как, впрочем, и сам гетман. Тем более
пошлая, что...
— Пойми (шепот), немцы оставляют гетмана на про¬
извол судьбы, и очень, очень может быть, что Петлюра
войдет... а это, знаешь ли...
О, Елена знала! Елена отлично знала. В марте 1917 го¬
да Тальберг был первый, — поймите, первый, — кто при¬
шел в военное училище с широченной красной повязкой
на рукаве. Это было в самых первых числах, когда все
еще офицеры в Городе при известиях из Петербурга ста¬
новились кирпичными и уходили куда-то, в темные ко¬
ридоры, чтобы ничего не слышать. Тальберг как член
революционного военного комитета, а не кто иной, арес¬
товал знаменитого генерала Петрова. Когда же к концу
знаменитого года в Городе произошло уже много чудес¬
ных и странных событий и родились в нем какие-то лю¬
ди, не имеющие сапог, но имеющие широкие шаровары,
выглядывающие из-под солдатских серых шинелей, и лю¬
ди эти заявили, что они не пойдут ни в коем случае из
Города на фронт, потому что на фронте им делать нечего,
что они останутся здесь, в Городе, Тальберг сделался
раздражительным и сухо заявил, что это не то, что нуж¬
но, пошлая оперетка. И он оказался до известной степени
прав: вышла действительно оперетка, но не простая, а с
большим кровопролитием. Людей в шароварах в два счета
выгнали из Города серые разрозненные полки, которые
14 В огненном кольце
201)
пришли откуда-то из-за лесов, с равнины, ведущей к Мос¬
кве. Тальберг сказал, что те в шароварах — авантюрис¬
ты, а корни в Москве, хоть эти корни и большевист¬
ские.
Но однажды, в марте, пришли в Город серыми шерен¬
гами немцы, и на головах у них были рыжие металли¬
ческие тазы, предохранявшие их от шрапнельных пуль, а
гусары ехали в таких мохнатых шапках и на таких ло¬
шадях, что при взгляде на них Тальберг сразу понял,
где корни. После нескольких тяжелых ударов германских
пушек под Городом московские смылись куда-то за сизые
леса есть дохлятину, а люди в шароварах притащились
обратно, вслед за немцами. Это был большой сюрприз.
Тальберг растерянно улыбался, но ничего не боялся,
потому что шаровары при немцах были очень тихие,
никого убивать не смели и даже сами ходили по улицам
как бы с некоторой опаской, и вид у них был такой,
словно у неуверенных гостей. Тальберг сказал, что у них
нет корней, и месяца два нигде не служил. Николка
Турбин однажды улыбнулся, войдя в комнату Тальберга.
Тот сидел и писал на большом листе бумаги какие-то
грамматические упражнения, а перед ним лежала тонень¬
кая, отпечатанная на дешевой серой бумаге книжонка:
«Игнатий Перпилло — Украипская грамматика».
В апреле восемнадцатого, на пасхе, в цирке весело
гудели матовые электрические шары и было черно до ку¬
пола народом. Тальберг стоял на арене веселой, боевой
колонной и вел счет рук —* шароварам крышка, будет
Украина, но Украина «гетьманская», — выбирали «геть-
мана всея Украины».
— Мы отгорожены от кровавой московской оперет¬
ки, — говорил Тальберг и блестел в странной, гетманской
форме дома, на фоне милых, старых обоев. Давились
презрительно часы: тонк-танк, и вылилась вода из сосу¬
да. Николке и Алексею не о чем было говорить с Таль-
бергом. Да и говорить было бы очень трудно, потому что
Тальберг очень сердился при каждом разговоре о поли¬
тике и, в особенности, в тех случаях, когда Николка со¬
вершенно бестактно начинал: «А как же ты, Сережка, го¬
ворил в марте...» У Тальберга тотчас показывались
верхние, редко расставленные, но крупные и белые зубы,
в глазах появлялись желтенькие искорки, и Тальберг на¬
чинал волноваться. Таким образом, разговоры вышли из
моды сами собой.
Да, оперетка... Елена знала, что значит это слово на
210
припухших прибалтийских устах. Но теперь оперетка гро¬
зила плохим, и уже не шароварам, не московским, не
Ивану Ивановичу какому-нибудь, а грозила она самому
Сергею Ивановичу Тальбергу, У каждого человека есть
своя звезда, и недаром в средние века придворные астро¬
логи составляли гороскопы, предсказывали будущее.
О, как мудры были они! Так вот, у Тальберга, Сергея
Ивановича, была неподходящая, неудачливая звезда. Таль-
бергу было бы хорошо, если бы все шло прямо, по одной
определенной линии, но события в это время в Городе
не шли по прямой, они проделывали причудливые зиг¬
заги, и тщетно Сергей Иванович старался угадать, что
будет. Он не угадал. Далеко еще, верст сто пятьдесят,
а может быть, и двести, от Города, на путях, освещен¬
ных белым светом, — салон-вагон. В вагоне, как зерно
в стручке, болтался бритый человек, диктуя своим писа¬
рям и адъютантам. Горе Тальбергу, если этот человек
придет в Город, а он может прийти! Горе. Номер газеты
«Вести» всем известен, имя капитана Тальберга, выбирав¬
шего гетмана, также. В газете статья, принадлежащая пе¬
ру Сергея Ивановича, а в статье слова:
«Петлюра — авантюрист, грозящий своею опереткой
гибелью краю...»
— Тебя, Елена, ты сама понимаешь, я взять не могу
на скитанья и неизвестность. Не правда ли?
Ии звука не ответила Елена, потому что была горда.
— Я думаю, что мне беспрепятственно удастся про¬
браться через Румынию в Крым и на Дои. Фон Буссов
обещал мне содействие. Меня ценят. Немецкая оккупация
превратилась в оперетку. Немцы уже уходят. (Шепот.)
Петлюра, по моим расчетам, тоже скоро рухнет. Настоя¬
щая сила идет с Дона. И ты знаешь, мне ведь даже нель¬
зя не быть там, когда формируется армия права и поряд¬
ка. Не быть — значит погубить карьеру, ведь ты знаешь,
что Деникин был начальником моей дивизии. Я уверен,
что ие пройдет и трех месяцев, ну самое позднее — в мае,
мы придем в Город. Ты ничего не бойся. Тебя ни в коем
случае не тронут, ну, а в крайности, у тебя же есть пас¬
порт на девичью фамилию. Я попрошу Алексея, чтобы
тебя не дали в обиду.
Елена очнулась.
— Постой, — сказала она, —- ведь нужно братьев
сейчас предупредить о том, что немцы нас предают?
Тальберг густо покраснел.
14*
211
«— Конечно, конечно, я обязательно... Впрочем, ты им
сама скажи. Хотя ведь это дело меняет мало.
Странное чувство мелькнуло у Елены, но предаваться
размышлению было некогда: Тальберг уже целовал жену,
и было мгновение, когда его двухэтажные глаза прониза¬
ло только одно — нежность. Елена не выдержала и
всплакнула, но тихо, тихо, — женщина она была силь¬
ная, недаром дочь Анны Владимировны. Потом произо¬
шло прощание с братьями в гостиной. В бронзовой лам¬
пе вспыхнул розовый свет и залил весь угол. Пианино по¬
казало уютные белые зубы и партитуру Фауста там, где
черные нотные закорючки идут густым черным строем
и разноцветный рыжебородый Валентин поет:
Я за сестру тебя молю,
Сжалься, о, сжалься ты над ней!
Ты охрани ее.
Даже Тальбергу, которому не были свойственны ни¬
какие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг
и черные аккорды, и истрепанные страницы вечного Фа¬
уста. Эх, эх... Не придется больше услышать Тальбергу
каватины про бога всесильного, не услышать, как Елена
играет Шервинскому аккомпанемент! Все же, когда Тур¬
биных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат кла¬
виши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ло¬
жах будет пахнуть духами, и дома будут играть акком¬
панемент женщины, окрашенные светом, потому что
Фауст, как Саардамский Плотник, — совершенно бес¬
смертен.
Тальберг все рассказал тут же у пианино. Братья
вежливо промолчали, стараясь не поднимать бровей.
Младший из гордости, старший потому, что был человек-
тряпка. Голос Тальберга дрогнул.
— Вы же Елену берегите, — глаза Тальберга в пер¬
вом слое посмотрели просительно и тревожно. Он помял¬
ся, растерянно глянул на карманные часы и беспокойно
сказал: — Пора.
Елена притянула к себе за шею мужа, перекрестила
его торопливо и криво и поцеловала. Тальберг уколол
обоих братьев щетками черных подстриженных усов.
Тальберг, заглянув в бумажник, беспокойно проверил
пачку документов, пересчитал в тощем отделении укра¬
инские бумажки и немецкие марки и, улыбаясь, напря¬
женно улыбаясь и оборачиваясь, пошел. Дзинь... дзинь...
в передней свет сверху, потом на лестнице громыханье
212
чемодана. Елена свесилась с нерил и в последний раз
увидела острый хохол башлыка.
В час ночи с пятого пути из тьмы, забитой клад¬
бищами порожних товарных вагонов, с места взяв боль¬
шую грохочущую скорость, пыша красным жаром подду¬
вала, ушел серый, как жаба, бронепоезд и дико завыл.
Он пробежал восемь верст в семь минут, попал на Пост-
Волынский, в гвалт, стук, грохот и фонари, не задержи¬
ваясь, по прыгающим стрелкам свернул с главной линии
вбок и, возбуждая в душах обмерзших юнкеров и офице¬
ров, скорчившихся в теплушках и в цепях у самого Пос¬
та, смутную надежду и гордость, смело, никого реши¬
тельно не боясь, ушел к германской границе. Следом за
ним через десять минут прошел через Пост сияющий де¬
сятками окон пассажирский, с громадным паровозом.
Тумбовидные, массивные, запакованные до глаз часовые-
немцы мелькнули на площадках, мелькнули их широкие
черные штыки. Стрелочники, давясь морозом, видели, как
мотало на стыках длинные пульманы, окна бросали в
стрелочников снопы. Затем все исчезло, и души юнкеров
наполнились завистью, злобой и тревогой.
— У... с-с-волочь!.. — проныло где-то у стрелки, и на
теплушки налетела жгучая вьюга. Заносило в эту ночь
Пост.
А в третьем от паровоза вагоне, в купе, крытом поло¬
сатыми чехлами, вежливо и заискивающе улыбаясь, си¬
дел Тальберг против германского лейтенанта и говорил
по-немецки.
— О, ja, — тянул время от времени толстый лейте¬
нант и пожевывал сигару.
Когда лейтенант заснул, двери во всех купе закрылись
и в теплом и ослепительном вагоне настало монотонное
дорожное бормотанье, Тальберг вышел в коридор, отки¬
нул бледную штору с прозрачными буквами «Ю.-З. ж. д.»
и долго глядел в мрак. Там беспорядочно прыгали искры,
прыгал снег, а впереди паровоз нес и завывал так грозно,
так неприятно, что даже Тальберг расстроился.
3
В этот ночной час в нижней квартире домохозяина,
инженера Василия Ивановича Лисовича, была полная ти¬
шина, и только мышь в маленькой столовой нарушала
ее по временам. Мышь грызла и грызла, назойливо и де¬
ловито, в буфете старую корку сыра, проклиная ску¬
213
пость супруги инженера, Ванды Михайловны. Проклина¬
емая костлявая и ревнивая Ванда глубоко спала во тьме
спаленки прохладной и сырой квартиры. Сам же инженер
бодрствовал и находился в своем тесно заставленном, за¬
навешенном, набитом книгами и, вследствие этого, чрез¬
вычайно уютном кабинетике. Стоячая лампа, изображаю¬
щая египетскую царевну, прикрытую зеленым зонтиком
с цветами, красила всю комнату нежно и таинственно, и
сам инженер был таинствен в глубоком кожаном кресле.
Тайна и двойственность зыбкого времени выражалась
прежде всего в том, чго был человек в кресле вовсе не
Василий Иванович Лисович, а Василиса... То есть сам-
то он называл себя — Лисович, многие люди, с которыми
он сталкивался, звали его Василием Ивановичем, но ис¬
ключительно в упор. За глаза же, в третьем лице, никто
не называл инженера иначе, как Василиса. Случилось
это потому, что домовладелец с января 1918 года, когда
в городе начались уже совершенно явственно чудеса *,
сменил свой четкий почерк и вместо определенного
«В. Лисович», из страха перед какой-то будущей ответ¬
ственностью, начал в анкетах, справках, удостоверениях,
ордерах и карточках писать «Вас. Лис.».
Николка, получив из рук Василия Ивановича сахар¬
ную карточку восемнадцатого января восемнадцатого го¬
да, вместо сахара получил страшный удар камнем в спину
на Крещатике и два дня плевал кровью. (Снаряд лоп¬
нул как раз над сахарной очередью, состоящей из бес¬
страшных людей.) Придя домой, держась за стенки и зе¬
ленея, Николка все-таки улыбнулся, чтобы не испугать
Елену, наплевал полный таз кровяных пятен и на вопль
Елены:
— Господи! Что же это такое?!
Ответил:
— Это Василисин сахар, черт бы его взял! — и после
этого стал белым и рухнул на бок. Николка встал через
два дня, а Василия Ивановича Лисовича больше не было.
Вначале двор номера тринадцатого, а за двором весь го¬
род начал называть инженера Василисой, и лишь владе¬
лец женского имени рекомендовался: председатель домо¬
вого комитета Лисович.
Убедившись, что улица окончательно затихла, не слы¬
шалось уже редкого скрипа полозьев, прислушавшись
внимательно к свисту из спальни жены, Василиса отпра¬
вился в переднюю, внимательно потрогал запоры, болт,
цепочку и крюк и вернулся в кабинетик. Из ящика сво¬
214
его массивного стола он выложил четыре блестящих ан¬
глийских булавки. Затем на цыпочках сходил куда-то
во тьму и вернулся с простыней и пледом. Еще раз при¬
слушался и даже приложил палец к губам. Снял пиджак,
засучил рукава, достал с полки клей в банке, аккуратно
скатанный в трубку кусок обоев и ножницы. Потом
прильнул к окну и под щитком ладони всмотрелся в ули¬
цу. Левое окно завесил простыней до половины, а правое
пледом при помощи английских булавок. Заботливо опра¬
вил, чтобы не было щелей. Взял стул, влез на него и ру¬
ками нашарил что-то, над верхним рядом книг на полке,
провел ножичком вертикально вниз по обоям, а затем
под прямым углом вбок, подсунул ножичек под разрез и
вскрыл аккуратный, маленький, в два кирпича, тайничок,
самим же им изготовленный в течение предыдущей почи.
Дверцу — тонкую цинковую пластинку —- отвел в сто¬
рону, слез, пугливо поглядел на окна, потрогал простыню.
Из глубины нижнего ящика, открытого двойным звеня¬
щим поворотом ключа, выглянул на свет божий аккурат¬
но перевязанный крестом и запечатанный пакет в газет¬
ной бумаге. Его Василиса похоронил в тайнике и закрыл
дверцу. Долго на красном сукне стола кроил и вырезал
полоски, пока не подобрал их как нужно. Смазанные
клейстером, они легли на разрез так аккуратно, что пре¬
лесть: полбукетик к полбукетику, квадратик к квадрати¬
ку. Когда инженер слез со стула, он убедился, что на
стене нет никаких признаков тайника. Василиса вдохно¬
венно потер ладони, тут же скомкал и сжег в печурке
остатки обоев, пепел размешал и спрятал клей.
На черной безлюдной улице волчья оборвапная серая
фигура беззвучно слезла с ветви акации, на которой пол¬
часа сидела, страдая на морозе, но жадно наблюдая че¬
рез предательскую щель над верхним краем простыни
работу инженера, навлекшего беду именно простыней
на зелено окрашенном окне. Пружинно прыгнув в суг¬
роб, фигура ушла вверх по улице, а далее провалилась
волчьей походкой в переулках, и метель, темнота, сугро¬
бы съели ее и замели все ее следы.
Ночь. Василиса в кресле. В зеленой тени он чистый
Тарас Бульба. Усы вниз, пушистые — какая, к черту,
Василиса! — это мужчина. В ящиках прозвучало нежно,
и перед Василисой на красном сукне пачки продолгова¬
тых бумажек — зеленый игральный крап:
«Знак державно! скарбниц!
50 карбованщв
215
ходит HapiBHi з кредитовыми 6iлетами».
На крапе — селянин с обвисшими усами, вооружен¬
ный лопатою, и селянка с серпом. На обороте, в овальной
рамке, увеличенные, красноватые лица этого же селянина
и селянки. И тут усы вниз, по-украински. И надо всем
предостерегающая надпись:
«За фалыпування караетъся тюрмою»,
уверенная подпись:
«Директор державно! скарбниц!' Леб1дъ-Юрчик».
Конно-медный Александр II в трепаном чугунном
мыле бакенбард, в конном строю, раздраженно косился
на художественное произведение Лебщя-Юрчика и ласко¬
во — на лампу-царевпу. Со стены на бумажки глядел в
ужасе чиновник со Станиславом на шее — предок Васи¬
лисы, писанный маслом. В зеленом свете мягко блестели
корешки Гончарова и Достоевского и мощным строем сто¬
ял золото-черный конногвардеец Брокгауз-Ефрон *. Уют.
Пятипроцентный прочно спрятан в тайнике под обоя¬
ми. Там же пятнадцать «катеринок», девять «петров», де¬
сять «Николаев первых» *, три бриллиантовых кольца,
брошь, Анна и два Станислава *.
В тайнике № 2 — двадцать «катеринок», десять «пет¬
ров», двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с
цепью, три портсигара («Дорогому сослуживцу», хоть
Василиса и не курил), пятьдесят золотых десяток, со¬
лонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное
ситечко (большой гайник в дровяном сарае, два шага от
двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне
стены. Всё в ящиках зйнемовского печенья, в клеенке,
просмоленные швы, два аршина глубины),
Третий тайник — чердак: две четверти от трубы на
северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто
восемьдесят три золотых десятки, на двадцать пять ты¬
сяч процентных бумаг.
Лебщь-Юрчик — на текущие расходы.
Василиса оглянулся, как всегда делал, когда считал
деньги, и стал слюнить крап. Лицо его стало боговдох¬
новенным. Потом он неожиданно побледнел.
— Фалыпування, фалыпування, — злобно заворчал
он, качая головой, — вот горе-то. А?
Голубые глаза Василисы убойно опечалились. В тре¬
тьем десятке — раз. В четвертом десятке — две, в шес¬
том — две, в девятом — подряд три бумажки несомненно
216
таких, за которые Лебщь-Юрчик угрожает тюрьмой. Все¬
го сто тринадцать бумажек, и, извольте видеть, на восьми
явные признаки фалынування. И селянин какой-то мрач¬
ный, а должен быть веселый, и нет у снопа таинствен¬
ных, верных — перевернутой запятой и двух точек, и
бумага лучше, чем лебщевская. Василиса глядел на свет,
и Лебщь явно фальшиво просвечивал с обратной сто¬
роны.
— Извозчику завтра вечером одну, — разговаривал
сам с собой Василиса, — все равно ехать, и, конечно, на
базар.
Он бережно отложил в сторону фальшивые, предна¬
значенные извозчику и на базар, а пачку спрятал за зве¬
нящий замок. Вздрогнул. Над головой пробежали шаги по
потолку, и мертвую тишину вскрыли смех и смутные го¬
лоса. Василиса сказал Александру II:
— Извольте видеть: никогда покою не г...
Вверху стихло. Василиса зевнул, погладил мочальные
усы, снял с окон плед и простыню, зажег в гостиной,
где тускло блестел граммофонный рупор, маленькую лам¬
пу. Через десять минут полная тьма была в квартире.
Василиса спал рядом с женой в сырой спальне. Пахло мы¬
шами, плесенью, ворчливой сонной скукой. И вот, во сне,
приехал Лебщь-Юрчик верхом на коне и какие-то Ту¬
шинские Воры с отмычками вскрыли тайник. Червон¬
ный валет влез на стул, плюнул Василисе в усы и вы¬
стрелил в упор. В холодном поту, с воплем вскочил Ва¬
силиса и первое, что услыхал — мышь с семейством, тру¬
дящуюся в столовой над кульком с сухарями, а затем уже
необычайной нежности гитарный звон через потолок и
ковры, смех...
За потолком пропел необыкновенной мощности и стра¬
сти голос, и гитара пошла маршем.
— Единственное средство — отказать от квартиры, —
забарахтался в простынях Василиса, — это же немысли¬
мо. Ни днем, ни ночью нет покоя.
Идут и поют юнкера
Гвардейской школы!
— Хотя, впрочем, на случай чего... Оно верно, вре¬
мя-то теперь ужасное. Кого еще пустишь, неизвестно, а
тут офицеры, в случае чего — защита-то и есть...
Брысь! — крикнул Василиса на яростную мышь.
Гитара... гитара... гитара...
217
$
Четыре огня в столовой люстре. Знамена синего дыма.
Кремовые шторы наглухо закрыли застекленную веран¬
ду. Часов не слышно. На белизне скатерти свежие буке¬
ты тепличных роз, три бутылки водки и германские уз¬
кие бутылки белых вин. Лафитные стаканы, яблоки в
сверкающих изломах ваз, ломтики лимона, крошки, крош¬
ки, чай...
На кресле скомканный лист юмористической газеты
«Чертова кукла». Качается туман в головах, то в сторону
несет на золотой остров беспричинной радости, то броса¬
ет в мутный вал тревоги. Глядят в тумане развязные
слова:
Голым профилем на ежа не сядешь!
— Вот веселая сволочь... А пушки-то стихли. А-стра-
умие, черт меня возьми! Водка, водка и туман. Ар-ра-
та-там! Гитара.
Арбуз не стоит печь на мыле,
Американцы победили.
Мышлаевский, где-то за завесой дыма, рассмеялся.
Он пьян.
Игривы Брейтмана остроты,
И где ж сенегальцев роты?
— Где же? В самом деле? Где же? — добивался мут¬
ный Мышлаевский.
Рожают овцы иод брезентом,
Родзянко * будет президентом.
— Но талантливы, мерзавцы, ничего не поделаешь!
Елена, которой не дали опомниться после отъезда
Тальберга... от белого вина не пропадает боль совсем,
а только тупеет. Елена на председательском месте, на
узком конце стола, в кресле. На противоположном —
Мышлаевский, мохнат, бел, в халате и лицо в пятнах
от водки и бешеной усталости. Глаза его в красных
кольцах — стужа, пережитый страх, водка, злоба.
По длинным граням стола, с одной стороны Алексей и
Николка, а с другой — Леонид Юрьевич Шервинский,
бывшего лейб-гвардии уланского полка поручик, а ныне
адъютант в штабе князя Белорукова, и рядом с ним под-
218
поручик Степанов, Федор Николаевич, артиллерист, он
же по александровской гимназической кличке — Карась.
Маленький, укладистый и действительно чрезвычайно
похожий на карася, Карась столкнулся с Шервинским
у самого подъезда Турбиных, минут через двадцать по¬
сле отъезда Тальберга. Оба оказались с бутылками.
У Шервинского сверток — четыре бутылки белого вина,
у Карася — две бутылки водки. Шервинский, кроме то¬
го, был нагружен громаднейшим букетом, наглухо запа¬
кованным в три слоя бумаги, — само собой попятно, ро¬
зы Елене Васильевне. Карась тут же у подъезда
сообщил новость: на погонах у него золотые пушки, —
терпенья больше нет, всем нужно идти драться, потому
что из занятий в университете все равно ни пса не вы¬
ходит, а если Петлюра приползет в город — тем более
не выйдет. Всем нужно идти, а артиллеристам непремен¬
но в мортирный дивизион. Командир — полковник Ма¬
лышев, дивизион — замечательный, так и называется —
студенческий. Карась в отчаянии, что Мышлаевский
ушел в эту дурацкую дружину. Глупо. Сгеройствовал,
поспешил. И где он теперь, черт его знает. Может быть,
даже и убили под Городом...
Ан, Мышлаевский оказался здесь, наверху! Золотая
Елена в полумраке спальни, перед овальной рамой в
серебряных листьях, наскоро припудрила лицо и вышла
принимать розы. Ур-ра! Все здесь. Карасевы золотые
пушки на смятых погонах были форменным ничтожест¬
вом рядом с бледными кавалерийскими погонами и си¬
ними выутюженными бриджами Шервинского. В наглых
глазах маленького Шервинского мячиками запрыгала
радость при известии об исчезновении Тальберга. Ма¬
ленький улан сразу почувствовал, что он, как никогда,
в голосе, и розоватая гостиная наполнилась действитель¬
но чудовищным ураганом звуков, пел Шервинский эпи¬
таламу богу Гименею, и как пел! Да, пожалуй, все вздор
на свете, кроме такого голоса, как у Шервинского. Ко¬
нечно, сейчас штабы, эта дурацкая война, большевики, и
Петлюра, и долг, но потом, когда все придет в норму,
он бросает военную службу, несмотря на свои петербург¬
ские связи, вы знаете, какие у него связи — о-го-го... и
на сцену. Петь он будет в La Sea la и в Большом театре
в Москве, когда большевиков повесят в Москве на фона¬
рях на Театральной площади. В него влюбилась в Жме¬
ринке графиня Лендрикова, потому что, когда он пел эпи¬
таламу, то вместо fa взял 1а и держал его пять тактов.
219
Сказав — пять, Шервинский сам повесил немного голову
и посмотрел кругом растерянно, как будто кто-то другой
сообщил ему это, а не он сам.
— Тэк-с. Ну ладно, идемте ужинать.
И вот знамена, дым...
— И где же сенегальцев роты? отвечай, штабной,
отвечай. Леночка, пей вино, золотая, пей. Все будет бла¬
гополучно. Он даже лучше сделал, что уехал. Проберет¬
ся на Дон и приедет сюда с деникинской армией.
— Будут! — звякнул Шервинский, — будут. По¬
звольте сообщить важную новость: сегодня я сам видел
на Крещатике сербских квартирьеров, и послезавтра, са¬
мое позднее, через два дня, в Город придут два сербских
полка.
— Слушай, это верно?
Шервинский стал бурым.
— Гм, даже странно. Раз я говорю, что сам видел,
вопрос этот мне кажется неуместным.
— Два полка-а... что два полка...
— Хорошо-с, тогда не угодно ли выслушать. Сам
князь мне говорил сегодня, что в одесском порту уже
разгружаются транспорты: пришли греки и две дивизии
сенегалов. Стоит нам продержаться неделю, — и нам на
немцев наплевать.
— Предатели!
— Ну, если это верно, вот Петлюру тогда поймать
да повесить! Вот повесить!
— Своими руками застрелю.
— Еще по глотку. Ваше здоровье, господа офицеры!
Раз — и окончательный туман! Туман, господа. Ни¬
колка, выпивший три бокала, бегал к себе за платком
и в передней (когда никто не видит, можно быть самим
собой) припал к вешалке. Кривая шашка Шервинского
со сверкающей золотом рукоятью. Подарил персидский
принц. Клинок дамасский. И принц не дарил, и клинок
не дамасский, но верно — красивая и дорогая. Мрачный
маузер на ремнях в кобуре, Карасев «стейер» — воро¬
неное дуло. Николка припал к холодному дереву кобу¬
ры, трогал пальцами хищный маузеров нос и чуть не за¬
плакал от волнения. Захотелось драться сейчас же, сию
минуту, там за Постом, на снежных полях. Ведь стыдно!
Неловко... Здесь водка и тепло, а там мрак, буран, вью¬
га, замерзают юнкера. Что же они думают там в шта¬
бах? Э, дружина еще не готова, студенты не обучены, а
сингалезов все нет и нет, вероятно, они, как сапоги, чер-
220
иые... Но ведь они же здесь померзпут, к свиньям? Они
ведь привыкли к жаркому климату?
— Я б вашего гетмана, — кричал старший Тур¬
бин, — повесил бы первым! Полгода он издевался над
всеми нами. Кто запретил формирование русской армии?
Гетман. А теперь, когда ухватило кота поперек живота,
так начали формировать русскую армию? В двух шагах
враг, а они дружины, штабы? Смотрите, ой, смотрите!
— Панику сеешь, — сказал хладнокровно Карась.
Турбин обозлился.
— Я? Панику? Вы меня просто понять не хотите.
Вовсе не панику а я хочу вылить все, что у меня на¬
кипело на душе. Панику? Не беспокойся. Завтра, я уже
решил, я иду в этот самый дивизион, и если ваш Малы¬
шев не возьмет меня врачом, я пойду простым рядовым.
Мне это осточертело! Не панику, — кусок огурца за¬
стрял у него в горле, он бурно закашлялся и задохся,
и Николка стал колотить его по спине.
— Правильно! — скрепил Карась, стукнув по сто¬
лу. — К черту рядовым — устроим врачом.
— Завтра полезем все вместе, — бормотал пьяный
Мышлаевский, — все вместе. Вся Александровская им¬
ператорская гимназия. Ура!
— Сволочь он, — с ненавистью продолжал Тур¬
бин, — ведь он же сам не говорит на этом языке! А?
Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора Куриць-
кого, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-рус¬
ски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Ку-
рицький... Так вот спрашиваю, как по-украински «кот»?
Он отвечает «кит». Спрашиваю: «А как кит?» А он оста¬
новился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кла¬
няется.
Николка с треском захохотал и сказал:
— Слова «кит» у них не может быть, потому что
на Украине не водятся киты, а в России всего много.
В Белом море киты есть...
— Мобилизация, — ядовито продолжал Турбин, —
жалко, что вы не видели, что делалось вчера в участках.
Все валютчики знали о мобилизации за три дня до при¬
каза. Здорово? И у каждого грыжа, у всех верхушка
правого легкого, а у кого нет верхушки, просто пропал,
словно сквозь землю провалился. Ну, а это, братцы, при¬
знак грозный. Если уж в кофейнях шепчутся перед мо¬
билизацией, и пи один не идет — дело швах! О, каналья,
каналья! Да ведь если бы с апреля месяца он начал бы
221
формирование офицерских корпусов, мы бы взяли те¬
перь Москву. Поймите, что здесь, в Городе, он набрал
бы пятидесятитысячную армию, и какую армию! Отбор¬
ную, лучшую, потому что все юнкера, все студенты, гим¬
назисты, офицеры, а их тысячи в Городе, все пошли бы
с дорогою душой. Не только Петлюры бы духу не было
в Малороссии, но мы бы Троцкого прихлопнули в Моск¬
ве, как муху. Самый момент: ведь там, говорят, кошек
жрут. Он бы, сукин сын, Россию спас.
Турбин покрылся пятнами, и слова у него вылетали
изо рта с тонкими брызгами слюны. Глаза горели.
—- Ты... ты... тебе бы, знаешь, не врачом, а мини¬
стром быть обороны, право, — заговорил Карась. Он
иронически улыбался, но речь Турбина ему правилась и
зажигала его.
— Алексей на митинге незаменимый человек, ора¬
тор, — сказал Николка.
— Николка, я тебе два раза уже говорил, что ты ни¬
какой остряк, — ответил ему Турбин, — пей-ка лучше
вино.
— Ты пойми, — заговорил Карась, — что немцы не
позволили бы формировать армию, они боятся ее.
— Неправда! — тоненько выкликнул Турбип. —
Нужно только иметь голову на плечах, и всегда можно
было бы столковаться с гетманом. Нужно было бы нем¬
цам объяснить, что мы им не опасны. Кончено. Война
нами проиграна! У нас теперь другое, более страшное,
чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас — Троц¬
кий. Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен
сахар, хлеб? — Берите, лопайте, корхмите солдат. Пода¬
витесь, но только помогите. Дайте формироваться, ведь
это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок
на Украине, чтобы наши богоносцы не заболели москов¬
ской болезнью. И будь сейчас русская армия в Городе,
мы бы железной стеной были отгорожены от Москвы.
А Петлюру... к-х... — Турбин яростно закашлялся.
— Стой! — Шервинский встал. — Погоди. Я должен
сказать в защиту гетмана. Правда, ошибки были допу¬
щены, но план у гетмана был правильный. О, он дип¬
ломат. Край украинский... Впоследствии же гетман сде¬
лал бы именно так, как ты говоришь: русская армия, и
никаких гвоздей. Не угодно ли? — Шервинский торже¬
ственно указал куда-то рукой. — На Владимирской ули¬
це уже развеваются трехцветные флаги
— Опоздали с флагами!
222
— Гм, да. Это верно. Несколько опоздали, но киязь
уверен, что ошибка поправима.
— Дай бог, искренне желаю, — и Турбин перекре¬
стился на икону божией матери в углу.
— План же был таков, — звучно и торжественно
выговорил Шервинский, — когда война кончилась бы,
немцы отправились бы и оказали бы помощь в борьбе
с большевиками. Когда же Москва была бы занята, гет¬
ман торжественно положил бы Украину к стопам его
императорского величества государя императора Ни¬
колая Александровича.
После этого сообщения в столовой наступило гробо¬
вое молчание. Николка горестно побелел.
— Император убит, — прошептал он.
— Какого Николая Александровича? — спросил оше¬
ломленный Турбин, а Мышлаевский, качнувшись, искоса
глянул в стакан к соседу. Ясно: крепился, крепился и
вот напился, как зонтик.
Елена, положившая голову на ладони, в ужасе по¬
смотрела на улана.
Но Шервинский не был особенно пьян, он поднял
руку и сказал мощно:
— Не спешите, а слушайте. Н-но, прошу господ офи¬
церов (Николка покраснел и побледнел) молчать пока
о том, что я сообщу. Ну-с, вам известно, что произошло
во дворце императора Вильгельма, когда ему представ¬
лялась свита гетмана?
— Никакого понятия не имеем, — с интересом со¬
общил Карась.
— Ну-с, а мне известно.
— Тю! Ему все известно, — удивился Мышлаев¬
ский. — Ты ж не езди...
— Господа! Дайте же ему сказать.
— После того, как император Вильгельм милостиво
поговорил со свитой, он сказал: «Теперь я с вами про¬
щаюсь, господа, а о дальнейшем с вами будет гово¬
рить...» Портьера раздвинулась, и в зал вошел наш госу¬
дарь. Он сказал: «Поезжайте, господа офицеры, на Ук¬
раину и формируйте ваши части. Когда же настанет мо¬
мент, я лично стану во главе армии и поведу ее в сердце
России — в Москву», — и прослезился.
Шервинский светло обвел глазами все общество, зал¬
пом глотнул стакан вина и зажмурился. Десять глаз
уставились на него, и молчание царствовало до тех пор,
пока он не сел и не закусил ветчиной.
223
—* Слушай... это легенда, — болезненно сморщив¬
шись, сказал Турбин. — Я уже слышал эту историю.
— Убиты все, — сказал Мышлаевский, — и госу¬
дарь, и государыня, и наследник.
Шервинский покосился на печку, глубоко набрал воз¬
духу и молвил:
— Напрасно вы не верите. Известие о смерти его
императорского величества...
Несколько преувеличено, — спьяна сострил Мыш¬
лаевский.
Елена возмущенно дрогнула и показалась из тумана.
— Витя, тебе стыдно. Ты офицер.
Мышлаевский нырнул в туман.
— ...вымышлено самими же большевиками. Государю
удалось спастись при помощи его верного гувернера...
то есть, виноват, гувернера наследника, мосье Жильяра
и нескольких офицеров, которые вывезли его... э... в
Азию. Оттуда они проехали в Сингапур и морем в Евро¬
пу. И вот государь ныне находится в гостях у императо¬
ра Вильгельма.
— Да ведь Вильгельма же тоже выкинули? —* на¬
чал Карась.
— Они оба в гостях в Дании, с ними же и августей
шая мать государя, Мария Федоровна *. Если ж вы мне
не верите, то вот-с: сообщил мне это личпо сам князь.
Николкина душа стонала, полная смятепия. Ему хо¬
телось верить.
— Если это так, — вдруг восторженно заговорил он
и вскочил, вытирая пот со лба, — я предлагаю тост: здо¬
ровье его императорского величества! — Он блеснул
стаканом, и золотые граненые стрелы пронзили герман¬
ское белое вино. Шпоры загремели о стулья. Мышлаев¬
ский поднялся, качаясь и держась за стол. Елена встала.
Золотой серп ее развился, и пряди обвисли на висках.
— Пусть! Пусть! Пусть даже убит, — надломленно
и хрипло крикнула она. — Все равно. Я пью. Я пыо.
— Ему никогда, никогда не простится его отречение
на станции Дно. Никогда. Но все равно, мы теперь на¬
учены горьким опытом и знаем, что спасти Россию мо¬
жет только монархия. Поэтому, если император мертв,
да здравствует император! —* Турбин крикнул и поднял
стакан.
— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра-а!! — трижды в грохоте про¬
неслось по столовой.
Василиса вскочил внизу в холодном поту. Со сна
224
ои за попил истошным голосом и разбудил Ванду Ми¬
хайлову.
— Боже мой... бо... бо... — бормотала Ванда, цепля¬
ясь за его сорочку.
— Что же это такое? Три часа ночи! — завопил,
плача, Василиса, адресуясь к черному потолку. — Я жа¬
ловаться наконец буду!
Ванда захныкала. И вдруг оба окаменели. Сверху
явственно, просачиваясь сквозь потолок, выплывала гу¬
стая масляная волна и над ней главенствовал мощный,
как колокол, звенящий баритон:
...си-ильный, де-ержавпый
царрр-ствуй на славу.
Сердце у Василисы остановилось, и вспотели цыган¬
ским потом даже ноги. Сукопно шевеля языком, он за¬
бормотал:
— Нет... они, того, душевнобольные... Ведь они нас
под такую беду могут подвести, что не расхлебаешь.
Ведь гимн же запрещен! Боже ты мой, что же они
делают? На улице-то, на улице слышно!!
Но Ванда уже свалилась как камень и опять заспу-
ла. Василиса же лег лишь тогда, когда последний аккорд
расплылся наверху в смутном грохоте и вскрикиваньях.
— На Руси возможно только одно: вера православ¬
ная, власть самодержавная! — покачиваясь, кричал
Мышлаевский.
— Верно!
— Я... был па «Павле Первом» *... педелю тому на¬
зад... — заплетаясь, бормотал Мышлаевский, — и когда
артист произнес эти слова, я не выдержал и крикнул:
«Верр-по!» — и что ж вы думаете, кругом зааплодирова¬
ли. И только какая-то сволочь в ярусе крикнула:
«Идиот!»
— Жи-ды, — мрачно крикнул опьяневший Карась.
Туман. Туман. Туман. Тонк-танк... тонк-танк... Уже
водку пить немыслимо, уже вино пить пемыслимо, идет
в душу и обратно возвращается. В узком ущелье малень¬
кой уборной, где лампа прыгала и плясала на потолке,
как заколдованная, все мутилось и ходило ходуном. Блед¬
ного, замученного Мышлаевского тяжко рвало. Турбин,
сам пьяный, страшный, с дергающейся щекой, со слип¬
шимися на лбу волосами, поддерживал Мышлаевского.
— А-а...
Тот, наконец, со стоном откинулся от раковины, му-
15 В огненном кольце
225
чителыю завел угасающие глаза и обвис на руках у Тур¬
бина, как вытряхнутый мешок.
— Ни-колка, — прозвучал в дыму и черпых полосах
чей-то голос, и только через несколько секунд Турбин
понял, что этот голос его собственный. — Ни-колка! —
повторил он. Белая стенка уборной качнулась и пре¬
вратилась в зеленую. «Боже-е, боже-е, как тошно и про¬
тивно. Не буду, клянусь, никогда мешать водку с ви¬
ном». Никол...
— А-а, — хрипел Мышлаевский, оседая к полу.
Черная щель расширилась, и в ней появилась Ни-
колкина голова и шеврон.
— Никол... помоги, бери его. Бери так, под руку.
— Ц... ц... ц... Эх, эх, — жалостливо качая головой,
бормотал Николка и напрягался. Полумертвое тело мо¬
талось, ноги, шаркая, разъезжались в разные стороны,
как на нитке, висела убитая голова. Тонк-танк. Часы
ползли со степы и опять на нее садились. Букетами
плясали цветики на чашках. Лицо Елены горело пятна¬
ми, и прядь волос танцевала над правой бровью.
— Так. Клади его.
— Хоть халат-то запахни ему. Ведь неудобно, я тут.
Проклятые черти. Пить пе умеете. Витька! Витька! Что
с тобой? Вить...
— Брось. Не поможет. Николушка, слушай. В каби¬
нете у меня... на полке склянка, написано Liquor ammo-
nii*, а угол оборван к чертям, видишь ли... нашатырным
спиртом пахнет.
— Сейчас... сейчас... Эх-эх.
— И ты, доктор, хорош...
— Ну, ладно, ладно.
— Что? Пульса пету?
— Нет, вздор, отойдет.
— Таз! Таз!
— Таз извольте.
— А-а-а...
— Эх вы!
Резко бьет нашатырный отчаянный спирт. Карась и
Елена раскрывали рот Мышлаевскому. Николка поддер¬
живал его, и два раза Турбин лил ему в рот помутив¬
шуюся белую воду.
— А... хрр... у-ух... Тьф... фэ...
— Снегу, снегу.
— Господи боже мой. Ведь это нужно ж так...
Мокрая тряпка лежала на лбу, с нее стекали на про¬
226
стыни капли, под тряпкой виднелись закатившиеся под
набрякшие веки воспаленные белки глаз, и синеватые
тени лежали у обострившегося носа. С четверть часа,
толкая друг друга локтями, суетясь, возились с побеж¬
денным офицером, пока он не открыл глаза и не про¬
хрипел:
— Ах... пусти...
— Так-с, ну ладно, пусть здесь и спит.
Во всех комнатах загорелись огни, ходили, приготов¬
ляя постели.
— Леонид Юрьевич, вы тут ляжете, у Николки.
— Слушаюсь.
Шервинский, медно-красный, но бодрящийся, щелк¬
нул шпорами и, поклонившись, показал пробор. Белые
руки Елены замелькали над подушками на диване.
— Не затрудняйтесь... я сам.
— Отойдите вы. Что подушку за ухо тянете? Ваша
помощь не нужпа.
— Позвольте ручку поцеловать...
— По какому поводу?
— В благодарность за хлопоты.
— Обойдется пока... Николка, ты у себя на кровати.
Ну, как он?
— Ничего, отошел, проспится.
Белым застелили два ложа и в комнате, предшест¬
вующей Николкииой. За двумя тесно сдвинутыми шка¬
фами, полными книг. Так и называлась комната в семье
профессора — кпюкиая.
*
И погасли огни, погасли в книжной, в Николкиной,
в столовой. Сквозь узенькую щель, между полотнищами
портьеры в столовую вылезла темно-красная полоска из
спальни Елены. Свет ее томил, поэтому на лампочку,
стоящую на тумбе у кровати, надела она темно-красный
театральный капор. Когда-то в этом капоре Елена езди¬
ла в театр вечером, когда от рук и меха и губ пахло ду¬
хами, а лицо было тонко и нежно напудрено и из короб¬
ки капора глядела Елена, как Лиза глядит из «Пиковой
Дамы». Но капор обветшал, быстро и странно, в один
последний год, и сборки ссеклись и потускнели, и по¬
терлись ленты. Как Лиза «Пиковой Дамы», рыжеватая
Елена, свесив руки на колени, сидела на приготовлен¬
ной кровати в капоте. Ноги ее были босы, погружены в
227
старепькую, вытертую медвежью шкуру. Недолговечный
хмель ушел совсем, и черная, громадная печаль одевала
Еленину голову, как капор. Из соседней комнаты, глухо,
сквозь дверь, задвинутую шкафом, доносился тонкий
свист Николки и жизненный, бодрый храп Шервинского.
Из книжной молчание мертвенного Мышлаевского и Ка¬
рася. Елена была одна и поэтому не сдерживала себя и
беседовала то вполголоса, то молча, едва шевеля губами,
с капором, налитым светом, и с черными двумя пятна¬
ми окон.
— Уехал...
Она пробормотала, сощурила сухие глаза и задума¬
лась. Мысли ее были непонятны ей самой. Уехал и в
такую минуту. Но позвольте, он очень резонный человек
и очень хорошо сделал, что уехал... Ведь это ж к луч¬
шему...
— Но в такую минуту... — бормотала Елена и глу¬
боко вздохнула.
— Что за такой человек? — Как будто бы она его
полюбила и даже привязалась к нему. И вот сейчас
чрезвычайная тоска в одиночестве комнаты, у этих окон,
которые сегодня кажутся гробовыми. Но ии сейчас, ни
все время — полтора года, — что прожила с этим че¬
ловеком, и не было в душе самого главного, без чего не
может существовать ни в коем случае даже такой бле¬
стящий брак между красивой, рыжей, золотой Еленой и
генерального штаба карьеристом, брак с капорами, с ду¬
хами, со шпорами, и облегченный, без детей. Брак с ге¬
нерально-штабным, осторожным прибалтийским челове¬
ком. И что это за человек? Чего же это такого нет глав¬
ного, без чего пуста моя душа?
— Знаю я, знаю, — сама сказала себе Елена, — ува¬
жения нет. Знаешь, Сережа, нет у меня к тебе уваже¬
ния, — значительно сказала она красному капору и под¬
няла палец. И сама ужаснувшись тому, что сказала,
ужаснулась своему одиночеству и захотела, чтобы он тут
был сию минуту. Без уважения, без этого главного, но
чтобы был в эту трудную минуту здесь. Уехал. И братья
поцеловались. Неужели же так пужно? Хотя позволь-ка,
что ж я говорю? А что бы они сделали? Удерживать его?
Да ни за что. Да пусть лучше в такую трудную минуту
его и нет, и не надо, но только не удерживать. Да ни за
что. Пусть едет. Поцеловаться-то они поцеловались, но
ведь в глубине души они его ненавидят. Ей-богу. Так
вот все лжешь себе, лжешь, а как задумаешься — все
228
ясно — ненавидят. Николка, тот еще добрее, а вот стар¬
ший... Хотя нет. Алеша тоже добрый, но как-то он боль¬
ше ненавидит. Господи, что же это я думаю? Сережа,
что это я о тебе думаю? А вдруг отрежут... Он там оста¬
нется, я здесь...
— Мой муж, — сказала она, вздохнувши, и начала
расстегивать капотик. — Мой муж...
Капор с интересом слушал, и щеки его осветились
жирным красным светом. Спрашивал:
— А что за человек твой муж?
*
— Мерзавец он. Больше ничего! — сам себе сказал
Турбин, в одиночестве через комнату и переднюю от
Елены. Мысли Елены передались ему и жгли его уже
много минут. — Мерзавец, а я, действительно, тряпка.
Если уж не выгнал его, то, по крайней мере, нужно бы¬
ло молча уйти. Поезжай к чертям. Не потому даже мер¬
завец, что бросил Елену в такую минуту, это в конце
концов, мелочь, вздор, а совсем по-другому. Но вот по¬
чему? А черт, да понятен он мне совершенно. О, чертова
кукла, лишенная малейшего понятия о чести! Все, что
ни говорит, говорит, как бесструнная балалайка, и это
офицер русской военной академии. Это лучшее, что дол¬
жно было быть в России...
Квартира молчала. Полоска, выпадавшая из спальни
Елены, потухла. Она заснула, и мысли ее потухли, но
Турбин еще долго мучился у себя в маленькой комнате,
у маленького письменного стола. Водка и германское
вино удружили ему плохо. Он сидел и воспаленными
глазами глядел в страницу первой попавшейся ему кни¬
ги и вычитывал, бессмысленно возвращаясь к одному и
тому же:
«Русскому человеку честь — одно только лишнее
бремя...»
Только под утро он разделся и уснул, и вот во сне
явился к нему маленького роста кошмар в брюках в
крупную клетку и глумливо сказал:
— Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая
Русь — страна деревянпая, нищая и... опасная, а рус¬
скому человеку честь — только лишнее бремя.
— Ах ты! —■ вскричал во сне Турбин, — г-гадина,
да я тебя. — Турбин во сне полез в ящик стола доста¬
229
вать браунинг, сонный, достал, хотел выстрелить в кош¬
мар, погнался за ним, и кошмар пропал.
Часа два тек мутный, черный, без сновидений сон,
а когда уже начало светать бледно и нежно за окнами
комнаты, выходящей на застекленную веранду, Турбину
стал сниться Город.
4
Как многоярусные соты, дымился и шумел и жил
Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над
Днепром. Целыми днями винтами шел из бесчисленных
труб дым к небу. Улицы куршшсь дымкой, и скрипел
сбитый гигантский снег. И в пять, и в шесть, и в семь
этажей громоздились дома. Днем их окна были черны, а
ночью горели рядами в темно-синей выси. Цепочками,
сколько хватало глаз, как драгоценные каАмни, сияли
электрические шары, высоко подвешепные на закорюч¬
ках серых длинных столбов. Днем с приятным ровпым
гудением бегали трамваи с желтыми соломенными пух¬
лыми сиденьями, по образцу заграничных. Со ската па
скат, покрикивая, ехали извозчики, и темные воротни¬
ки — мех серебристый и черный — делали женские ли¬
ца загадочными и красивыми.
Сады стояли безмолвные и спокойные, отягченные
белым, нетропутым снегом. И было садов в Городе так
много, как ни в одном городе мира. Они раскинулись
повсюду огромными пятнами, с аллеями, каштанами,
оврагами, клепами и липами.
Сады красовались на прекрасных горах, нависших
над Днепром, и, уступами поднимаясь, расширяясь, по¬
рою пестря миллионами солнечных пятен, порою в неж¬
ных сумерках царствовал вечный Царский сад. Старые
сгнившие черные балки парапета не преграждали пути
прямо к обрывам на страшной высоте. Отвесные стены,
заметенные вьюгою, падали на нижние далекие террасы,
а те расходились все дальше и шире, переходили в бере¬
говые рощи, над шоссе, вьющимся по берегу великой
реки, и темная, скованная лента уходила туда, в дымку,
куда даже с городских высот не хватает человеческих
глаз, где седые пороги, Запорожская Сечь, и Херсоиес, и
дальнее море.
Зимою, как ни в одпом городе мира, упадал покой на
улицах и переулках и верхнего Города, на горах, и Го¬
230
рода нижнего, раскинувшегося в излучине замерзшего
Днепра, и весь машинный гул уходил внутрь каменных
зданий, смягчался и ворчал довольно глухо. Вся эпергия
Города, накопленная за солнечное и грозовое лето, вы¬
ливалась в свете. Свет с четырех часов дня начинал
загораться в окнах домов, в круглых электрических ша¬
рах, в газовых фонарях, в фонарях домовых, с огненны¬
ми номерами, и в стеклянных сплошных окнах электри¬
ческих станций, наводящих на мысль о страшном и
суетном электрическом будущем человечества, в их спло¬
шных окнах, где были видны неустанно мотающие свои
отчаянные колеса машины, до корня расшатывающие
самое основание земли. Играл светом и переливался,
светился и танцевал и мерцал Город по ночам до самого
утра, а утром угасал, одевался дымом и туманом.
Но лучше всего сверкал электрический белый крест
в руках громаднейшего Владимира на Владимирской
горке, и был он виден далеко, и часто летом, в черной
мгле, в путаных заводях и изгибах старика-реки, из
ивняка, лодки видели его и находили по его свету водя-
пой путь на Город, к его пристаням. Зимой крест сиял
в черной гуще небес и холодно и спокойно царил над
темными пологими далями московского берега, от кото¬
рого были перекинуты два громадных моста. Один
цепной, тяжкий, Николаевский, ведущий в слободку, на
том берегу, другой — высочепный, стреловидный, по ко¬
торому прибегали поезда оттуда, где очень, очень дале¬
ко сидела, раскинув свою пеструю шапку, таинственная
Москва.
*
И вот, в зиму 1918 года, Город жил странною, не¬
естественной жизнью, которая, очень возможпо, уже не
повторится в двадцатом столетии. За каменными стенами
все квартиры были переполнены. Свои давнишние искон¬
ные жители жались и продолжали сжиматься дальше,
волею-неволею впуская новых пришельцев, устремляв¬
шихся на Город. И те как раз и приезжали по этому
стреловидному мосту оттуда, где загадочные сизые
дымки.
Бежали седоватые банкиры со своими женами, бе¬
жали талантливые дельцы, оставившие доверенных по¬
мощников в Москве, которым было поручено не терять
связи с тем новым миром, который нарождался в Мос¬
231
ковском царстве, домовладельцы, покинувшие дома вер¬
ным тайным приказчикам, промышленники, купцы, адво¬
каты, общественные деятели. Бежали журналисты, мос¬
ковские и петербургские, продажные, алчные, трусливые.
Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий.
Их нежные дочери, петербургские бледные развратницы
с накрашенными карминовыми губами. Бежали секрета¬
ри директоров департаментов, юные пассивные педера¬
сты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики,
жандармы и актрисы императорских театров. Вся эта
масса, просачиваясь в щель, держала свой путь на
Город.
Всю весну, начиная с избрания гетмана, он напол¬
нялся и наполнялся пришельцами. В квартирах спали
на диванах и стульях. Обедали огромными обществами
за столами в богатых квартирах. Открылись бесчислен¬
ные съестные лавки-паштетные, торговавшие до глубо¬
кой ночи, кафе, где подавали кофе и где можно было
купить женщину, новые театры миниатюр, на подмост¬
ках которых кривлялись и смешили народ все наиболее
известные актеры, слетевшиеся из двух столиц, открыл¬
ся знаменитый театр «Лиловый негр» и величественный,
до белого утра гремящий тарелками, клуб «Прах» (поэ¬
ты режиссеры — артисты — художники) на Нико¬
лаевской улице. Тотчас же вышли новые газеты, и луч¬
шие перья в России начали писать в них фельетоны и в
этих фельетонах поносить большевиков. Извозчики це¬
лыми днями таскали седоков из ресторана в ресторан, и
по ночам в кабаре играла струнная музыка, и в табачном
дыму светились неземной красоты лица белых, истощен¬
ных закокаиненных проституток.
Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка.
До самого рассвета шелестели игорные клубы, и в них
играли личности петербургские и личности городские,
играли важные и гордые немецкие лейтенанты и майоры,
которых русские боялись и уважали. Играли арапы из
клубов Москвы и украинско-русские, уже висящие на
волоске помещики. В кафе «Максим» соловьем свистал
на скрипке обаятельный сдобный румын, и глаза у него
были чудесные, печальные, томные, с синеватым белком,
а волосы — бархатные. Лампы, увитые цыганскими ша¬
лями, бросали два света — вниз белый электрический,
а вбок и вверх — оранжевый. Звездою голубого пыльного
шелку разливался потолок, в голубых ложах сверкали
крупные бриллианты и лоснились рыжеватые сибирские
232
меха. И пахло жженым кофе, потом, спиртом и фран¬
цузскими духами. Все лето восемнадцатого года по Ни¬
колаевской шаркали дутые лихачи, в иаваченных кафта¬
нах, и в ряд до света конусами горели машины. В окнах
магазинов мохнатились цветочные леса, бревнами золо¬
тистого жиру висели балыки, орлами и печатями томпо
сверкали бутылки прекрасного шампанского вина
«Абрау».
И все лето, и все лето напирали и напирали новые.
Появились хрящевато-белые с серенькой бритой щетин¬
кой на лицах, с сияющими лаком штиблетами и наглы¬
ми глазами тенора-солисты, члены Государственной ду¬
мы в пенсне, б... со звонкими фамилиями, биллиардные
игроки... водили девок в магазины покупать краску для
губ и дамские штаны из батиста с чудовищным разре¬
зом. Покупали девкам лак.
Гнали письма в единственную отдушину, через смут¬
ную Польшу (ни один черт не знал, кстати говоря, что
в ней творится и что это за такая новая страна — Поль¬
ша) * в Германию, великую страну честных тевтонов,
запрашивая визы, переводя деньги, чуя, что, может быть,
придется ехать дальше и дальше, туда, куда ни в коем
случае не достигнет страшный бой и грохот большевист¬
ских боевых полков. Мечтали о Франции, о Париже, тос¬
ковали при мысли, что попасть туда очень трудно, почти
невозможно. Еще больше тосковали во время тех страш¬
ных и не совсем ясных мыслей, что вдруг приходили в
бессонные ночи на чужих диванах.
— А вдруг? а вдруг? а вдруг? лопнет этот железный
кордон... И хлынут серые. Ох, страшно...
Приходили такие мысли в тех случаях, когда далеко,
далеко слышались мягкие удары пушек — под Городом
стреляли почему-то все лето, блистательное и жаркое,
когда всюду и везде охраняли покой металлические нем¬
цы, а в самом Городе постоянно слышались глухопькие
выстрелы на окраинах: па-па-пах.
Кто в кого стрелял — никому не известно. Это по
ночам. А днем успокаивались, видели, как временами по
Крещатику, главной улице, или по Владимирской про¬
ходил полк германских гусар. Ах, и полк же был! Мох¬
натые шапки сидели над гордыми лицами, и чешуйча¬
тые ремни сковывали каменные подбородки, рыжие усы
торчали стрелами вверх. Лошади в эскадронах шли одна
к одной, рослые, рыжие четырехвершковые лошади, и
серо-голубые френчи сидели на шестистах всадниках, как
233
чугунные мундиры их грузных германских вождей на
памятниках городка Берлина.
Увидав их, радовались и успокаивались и говорили
далеким большевикам, злорадно скаля зубы из-за колю¬
чей пограничной проволоки:
— А ну, суньтесь!
Большевиков ненавидели. Но не ненавистью в упор,
когда ненавидящий хочет идти драться и убивать, а не¬
навистью трусливой, шипящей, из-за угла, из темноты.
Ненавидели по ночам, засыпая в смутной тревоге, днем
в ресторанах, читая газеты, в которых описывалось, как
большевики стреляют из маузеров в затылки офицерам
и банкирам и как в Москве торгуют лавочники лоша¬
диным мясом, зараженным сапом. Ненавидели все —
купцы, банкиры, промышленники, адвокаты, актеры, до¬
мовладельцы, кокотки, члены государственного совета,
инженеры, врачи и писатели...
*
Были офицеры. И они бежали и с севера, и с за¬
пада — бывшего фронта — и все направлялись в Город,
их было очень много и становилось все больше. Рискуя
жизнью, потому что им, большею частью безденежным
и носившим на себе неизгладимую печать своей профес¬
сии, было труднее всего получить фальшивые документы
и пробраться через границу. Они все-таки сумели про¬
браться и появиться в Городе с травлеными взорами,
вшивые и небритые, беспогонные, и начинали в нем
приспосабливаться, чтобы есть и жить. Были среди них
исконные старые жители этого Города, вернувшиеся с
войны в насиженные гнезда с той мыслью, как и Алек¬
сей Турбин, — отдыхать и отдыхать и устраивать заново
не военную, а обыкновенную человеческую жизнь, и бы¬
ли сотни и сотни чужих, которым, нельзя было уже
оставаться ни в Петербурге, ни в Москве. Одни из них —
кирасиры, кавалергарды, конногвардейцы и гвардейские
гусары — выплывали легко в мутной пене потревоженного
Города. Гетманский конвой ходил в фантастических по¬
гонах, и за гетманскими столами усаживались до двух¬
сот масленых проборов людей, сверкающих гнилыми
желтыми зубами с золотыми пломбами. Кого не вместил
конвой, вместили дорогие шубы с бобровыми воротника¬
ми и полутемные, резного дуба квартиры в лучшей части
Города — Липках, рестораны и номера отелей...
234
Другие, армейские штабс-капитаны конченых и раз¬
валившихся полков, боевые армейские гусары, как пол¬
ковник Най-Турс, сотни прапорщиков и подпоручиков,
бывших студентов, как Степанов — Карась, сбитых с
винтов жизни войной и революцией, и поручики, тоже
бывшие студенты, но конченые для университета навсе¬
гда, как Виктор Викторович Мышлаевский. Они, в серых
потертых шинелях, с еще не зажившими ранами, с обод¬
ранными тенями погон на плечах, приезжали в Город
и в своих семьях или в семьях чужих спали на стульях,
укрывались шинелями, пили водку, бегали, хлопотали
и злобно кипели. Вот эти последние ненавидели боль¬
шевиков ненавистью горячей и прямой, той, которая мо¬
жет двинуть в драку.
Были юпкера. В Городе к началу революции оста¬
валось четыре юнкерских училища — инженерное, ар¬
тиллерийское и два пехотных. Они кончились и разва¬
лились в грохоте солдатской стрельбы и выбросили на
улицы искалеченных, только что кончивших гимнази¬
стов, только что начавших студентов, не детей и не
взрослых, не военных и не штатских, а таких, как сем¬
надцатилетний Николка Турбин...
*
— Все зто, конечно, очень мило, и над всем царст¬
вует гетман. Но, ей-богу, я до сих пор не знаю, да и
зпать не буду, по всей вероятности, до конца жизни, что
собой представляет этот невиданный властитель с наиме¬
нованием, свойственным более веку семнадцатому, неже¬
ли двадцатому.
— Да кто он такой, Алексей Васильевич?
— Кавалергард, генерал, сам крупный богатый по¬
мещик, и зовут его Павлом Петровичем...
По какой-то странной насмешке судьбы в истории
избрание его, состоявшееся в апреле знаменитого года,
произошло в цирке. Будущим историкам это, вероятно,
даст обильный материал для юмора. Гражданам же, в
особенности оседлым в Городе и уже испытавшим пер¬
вые взрывы междоусобной брани, было не только не до
юмора, но и вообще не до каких-либо размышлений. Из¬
брание состоялось с ошеломляющей быстротой — и сла¬
ва богу. Гетман воцарился — и прекрасно. Лишь бы
только на рынках было мясо и хлеб, а на улицах не бы¬
ло стрельбы, и чтобы, ради самого господа, не было
большевиков, и чтобы простой народ не грабил. Ну что
235
ж, все это более или менее осуществилось при гетмане,
пожалуй, даже в значительной степени. По крайней ме¬
ре, прибегающие москвичи и петербуржцы и большин¬
ство горожан, хоть и смеялись над страпной гетманской
страной, которую они, подобно капитану Тальбергу, на¬
зывали опереткой, невсамделишним царством, гетмана
славословили искренне... и... «Дай бог, чтобы это про¬
должалось вечно».
Но вот могло ли это продолжаться вечно, никто бы
не мог сказать, и даже сам гетман. Да~с.
Дело в том, что Город — Городом, в нем и поли¬
ция — варта, и министерство, и даже войско, и газеты
различных наименований, а вот что делается кругом, в
той настоящей Украине, которая по величине больше
Франции, в которой десятки миллионов людей, — это¬
го не знал никто. Не знали, ничего не знали, не только
о местах отдаленных, но даже, — смешно сказать, —
о деревнях, расположенных в пятидесяти верстах от са¬
мого Города. Не знали, но ненавидели всею душой.
И когда доходили смутные вести из таинственных обла¬
стей, которые носят название — деревня, о том, что нем¬
цы грабят мужиков и безжалостно карают их, расстре¬
ливая из пулеметов, не только ни одного голоса возму¬
щения ие раздалось в защиту украинских мужиков, но
не раз, под шелковыми абажурами в гостиных, скали¬
лись по-волчьи зубы и слышно было бормотание:
— Так им и надо! Так и надо; мало еще! Я бы их
еще не так. Вот будут они помнить революцию. Выучат
их немцы — своих не хотели, попробуют чужих!
— Ох, как неразумны ваши речи, ох, как неразумны.
— Да что вы, Алексей Васильевич!.. Ведь это такие
мерзавцы. Это же совершенно дикие звери. Ладно. Нем¬
цы им покажут.
Немцы!!
Немцы!!
И повсюду:
Немцы!!!
Немцы!!
Ладно: тут немцы, а там, за далеким кордоном, где
сизые леса, большевики. Только две силы.
5
Так вот-с, нежданно-негаданно появилась третья си¬
ла на громадной шахматной доске. Так плохой и неум¬
ный игрок, отгородившись пешечным строем от страшно¬
236
го партнера (к слову говоря, пешки очень похожи на
немцев в тазах), группирует своих офицеров около игру¬
шечного короля. Но коварная ферзь противника внезап¬
но находит путь откуда-то сбоку, проходит в тыл и на¬
чинает бить по тылам пешки и коней и объявляет
страшные шахи, а за ферзем приходит стремительный
легкий слон — офицер, подлетают коварными зигзагами
кони, и вот-с, погибает слабый и скверный игрок — по¬
лучает его деревянный король мат.
Пришло все это быстро, но не внезапно, и предше¬
ствовали тому, что пришло, некие знамения.
Однажды, в мае месяце, когда Город проснулся сия¬
ющий, как жемчужина в бирюзе, и солнце выкатилось
освещать царство гетмана, когда граждане уже двину¬
лись, как муравьи, по своим делишкам, и заспанные при¬
казчики начали в магазинах открывать рокочущие шторы,
прокатился по Городу страшный и зловещий звук. Он
был неслыханного тембра — и не пушка и не гром, —
но настолько силен, что многие форточки открылись са¬
ми собой и все стекла дрогнули. Затем звук повторился,
прошел вновь по всему верхнему Городу, скатился вол¬
нами в Город нижний — Подол, и через голубой краси¬
вый Днепр ушел в московские дали. Горожане просну¬
лись, и на улицах началось смятение. Разрослось оно
мгновенно, ибо побежали с верхнего Города — Печерска
растерзанные, окровавленные люди с воем и визгом.
А звук прошел и в третий раз и так, что начали с гро¬
мом обваливаться в печерских домах стекла, и почва
шатнулась под ногами.
Многие видели тут женщин, бегущих в одних сороч¬
ках и кричащих страшными голосами. Вскоре узнали,
откуда пришел звук. Он явился с Лысой Горы за Горо¬
дом, пад самым Днепром, где помещались гигантские
склады снарядов и пороху. На Лысой Горе произошел
взрыв.
Пять дней жил после того Город, в ужасе ожидая,
что потекут с Лысой Горы ядовитые газы. Но удары
прекратились, газы не потекли, окровавленные исчезли,
и Город приобрел мирный вид во всех своих частях, за
исключением небольшого угла Печерска, где рухнуло не¬
сколько домов. Нечего и говорить, что германское коман¬
дование нарядило строгое следствие, и нечего и говорить,
что город ничего не узнал относительно причин взрыва.
Говорили разное.
237
— Взрыв произвели французские шпионы.
— Нет, взрыв произвели большевистские шпионы.
Кончилось все это тем, что о взрыве просто забыли.
Второе знамение пришло летом, когда Город был по¬
лон мощной пыльной зеленью, гремел и грохотал, и гер¬
манские лейтенанты выпивали море содовой воды. Вто¬
рое знамение было поистине чудовищно!
Среди бела дня, на Николаевской улице, как раз
там, где стояли лихачи, убили не кого иного, как глав¬
нокомандующего германской армией на Украине, фельд¬
маршала Эйхгорна *, неприкосновенного и гордого гене¬
рала, страшного в своем могуществе, заместителя самого
императора Вильгельма! Убил его, само собой разумеет¬
ся, рабочий и, само собой разумеется, социалист. Немцы
повесили через двадцать четыре часа после смерти гер¬
манца не только самого убийцу, но даже извозчика, ко¬
торый подвез его к месту происшествия. Правда, это по
воскресило нисколько знаменитого генерала, но зато по¬
родило у умных людей замечательные мысли по поводу
происходящего.
Так, вечером, задыхаясь у открытого окна, рассте¬
гивая пуговицы чесучовой рубашки, Василиса сидел за
стаканом чая с лимоном и говорил Алексею Васильеви¬
чу Турбину таинственным шепотом:
— Сопоставляя все эти события, я не могу не прийти
к заключению, что живем мы весьма непрочно. Мне
кажется, что под немцами что-то такое (Василиса поше¬
велил короткими пальцами в воздухе) шатается. Поду¬
майте сами... Эйхгорпа... и где? А? (Василиса сделал ис¬
пуганные глаза.)
Турбин выслушал мрачно, мрачно дернул щекой и
ушел.
Еще предзнаменование явилось на следующее же утро
и обрушилось непосредственно на того же Василису.
Раненько, раненько, когда солнышко заслало веселый луч
в мрачное подземелье, ведущее с дворика в квартиру
Василисы, тот, выглянув, увидал в луче знамение. Оно
было бесподобпо в сиянии своих тридцати лет, в блеске
монист на царственной екатерининской шее, в босых
стройных ногах, в колышущейся упругой груди. Зубы
видения сверкали, а от ресниц ложилась на щеки лило¬
вая тень.
— Пятьдэсят сегодня, — сказало знамение голосом
сирены, указывая на бидон с молоком.
— Что ты, Явдоха? — воскликнул жалобно Васи¬
238
лиса, — побойся бога. Позавчера сорок, вчера сорок пять,
сегодня пятьдесят. Ведь этак невозможно.
— Що ж я зроблю? Усе дорого, — ответила сире¬
на, — кажут на базаре, будэ и сто.
Ее зубы вновь сверкнули. На мгновение Василиса
забыл и про пятьдесят, и про сто, про все забыл, и слад¬
кий и дерзкий холод прошел у него в животе. Сладкий
холод, который проходил каждый раз по животу Васили¬
сы, как только появлялось перед ним прекрасное виде¬
ние в солнечном луче. (Василиса вставал раньше своей
супруги.) Про все забыл, почему-то представил себе по¬
ляну в лесу, хвойный дух. Эх, эх...
— Смотри, Явдоха, — сказал Василиса, облизывая
губы и кося глазами (не вышла бы жена), — уж очень
вы распустились с этой революцией. Смотри, выучат вас
немцы. «Хлопнуть или не хлопнуть ее по плечу?» —
подумал мучительно Василиса и не решился.
Широкая лента алебастрового молока упала и запе¬
нилась в кувшине.
— Чи воны нас выучуть, чи мы их разучимо, —
вдруг ответило знамение, сверкнуло, сверкнуло, прогре¬
мело бидоном, качнуло коромыслом и, как луч в луче,
стало подниматься из подземелья в солнечный дворик.
«Н-ноги-то — а-ах!!» — застонало в голове у Василисы.
В это мгновение донесся голос супруги, и, повернув¬
шись, Василиса столкнулся с ней.
— С кем это ты? — быстро шнырнув глазом вверх,
спросила супруга.
— С Явдохой, — равнодушно ответил Василиса, —
представь себе, молоко сегодня пятьдесят.
— К-как? — воскликнула Вайда Михайловна. — Это
безобразие! Какая наглость! Мужики совершенно взбе¬
сились... Явдоха! Явдоха! — закричала она, высовываясь
в окошко. — Явдоха!
Но видение исчезло и не возвращалось.
Василиса всмотрелся в кривой стан жены, в желтые
волосы, костлявые локти и сухие ноги, и ему до того
вдруг сделалось тошно жить на свете, что он чуть-чуть
не плюнул Ванде на подол. Удержавшись и вздохнув, он
ушел в прохладную полутьму комнат, сам не понимая,
что именно гнетет его. Не то Ванда — еАму вдруг пред¬
ставилась она, и желтые ключицы вылезли вперед, как
связанные оглобли, — не то какая-то неловкость в сло¬
вах сладостного видения.
— Разучимо? А? Как вам это нравится? — сам себе
239
бормотал Василиса. — Ох, уж эти мне базары! Нет, что
вы на это скажете? Уж если они немцев перестанут
бояться... последнее дело. Разучимо. А? А зубы-то у
нее — роскошь...
Явдоха вдруг во тьме почему-то представилась ему
голой, как ведьма на горе.
— Какая дерзость... Разучимо? А грудь...
И это было так умопомрачительно, что Василисе
сделалось нехорошо, и он отправился умываться холод¬
ной водой.
Так-то вот, незаметно, как всегда, подкралась осень.
За наливным золотистым августом пришел светлый и
пыльный сентябрь, и в сетябре произошло уже не зна¬
мение, а само событие, и было оно на первый взгляд
совершенно незначительно.
Именно, в городскую тюрьму однажды светлым сен¬
тябрьским вечером * пришла подписанная соответствую¬
щими гетманскими властями бумага, коей предшюыва-
лось выпустить из камеры № 666 содержащегося в озна¬
ченной камере преступника. Вот и все.
Вот и все! И из-за этой бумажки, — несомненно,
из-за нее! — произошли такие беды и несчастья, такие
походы, кровопролития, пожары и погромы, отчаяние и
ужас... Ай, ай, ай!
Узник, выпущенный па волю, носил самое простое
и незначительное наименование — Семен Васильевич
Петлюра. Сам он себя, а также и городские газеты пе¬
риода декабря 1918 — февраля 1919 годов называли на
французский несколько манер — Симон. Прошлое Симо¬
на было погружено в глубочайший мрак. Говорили, что
он будто бы бухгалтер.
— Нет, счетовод.
— Нет, студент.
Был на углу Крещатика и Николаевской улицы боль¬
шой и изящный магазин табачных изделий. На продол¬
говатой вывеске был очень хорошо изображен кофейный
турок в феске, курящий кальян. Ноги у турка были
в мягких желтых туфлях с задранными носами.
Так вот нашлись и такие, что клятвенно уверяли,
будто видели совсем недавно, как Симон продавал в этом
самом магазине, изящно стоя за прилавком, табачные
изделия фабрики Соломона Когена. Но тут же находи¬
лись и такие, которые говорили:
— Ничего подобного. Он был уполномоченным союза
городов.
240
— Не союза городов, а земского союза *, — отвечали
третьи, — типичный земгусар *.
Четвертые (приезжие), закрывая глаза, чтобы лучше
припомнить, бормотали:
— Позвольте,., позвольте-ка...
И рассказывали, что будто бы десять лет назад...
виноват... одиннадцать, они видели, как вечером он шел
по Малой Бронной улице в Москве, причем под мышкой
у него была гитара, завернутая в черный коленкор. И да¬
же добавляли, что шел он на вечеринку к землякам, вот
поэтому и гитара в коленкоре. Что будто бы шел он на
хорошую интересную вечеринку с веселыми румяными
землячками-курсистками, со сливянкой, привезенной
прямо с благодатной Украины, с песнями, с чудным
Грицем...
...Ой, не хо-д-и...
Потом начинали путаться в описаниях наружности,
путать даты, указания места...
— Вы говорите, бритый?
— Нет, кажется... позвольте... с бородкой.
— Позвольте... разве он московский?
— Да нет, студентом... он был...
— Ничего подобного. Иван Иванович его знает. Он
был в Тараще народным учителем...
Фу ты, черт... А может, и не шел по Бронной. Моск¬
ва город большой, на Бронной туманы, изморозь, тени...
Какая-то гитара... турок под солнцем... кальян... гита¬
ра — дзипь-трень... неясно, туманно... ах, как туманно
и страшно кругом.
...Идут и пою-ют...
Идут, идут мимо окровавленные тени, бегут видения,
растрепанные девичьи косы, тюрьмы, стрельба, и мороз,
и полночный крест Владимира.
Идут и поют
Юнкера гвардейской школы...
Трубы, литавры,
Тарелки гремят.
Гремят торбаны, свищет соловей стальным винтом,
засекают шомполами насмерть людей, едет, едет черно-
шлычная конница на горячих лошадях.
Вещий сои гремит, катится к постели Алексея Тур¬
бина. Спит Турбин, бледный, с намокшей в тепле прядью
16 В огненном кольце
241
волос, и розовая лампа горит. Спит весь дом. Из книж¬
ной храп Карася, из Николкиной свист Шервинского...
Муть... ночь... Валяется на полу у постели Алексея не¬
дочитанный Достоевский, и глумятся «Бесы» отчаянны¬
ми словами... Тихо спит Елена.
Ну, так вот что я вам скажу: не было. Не было!
Не было этого Спмона вовсе на свете. Ни турка, ни гита¬
ры под кованым фонарем на Бронной, ни земского сою¬
за... ни черта. Просто миф, порожденный на Украине в
тумане страшного восемнадцатого года.
...И было другое — лютая ненависть. Было четыреста
тысяч немцев, а вокруг них четырежды сорок раз четы¬
реста тысяч мужиков с сердцами, горящими неутоленной
злобой. О, много, много скопилось в этих сердцах. И уда¬
ры лейтенантских стеков по лицам, и шрапнельный
беглый огонь по непокорным деревням, спины, исполосо¬
ванные шомполами гетманских сердюков, и расписки на
клочках бумаги почерком майоров и лейтенантов герман¬
ской армии:
«Выдать русской свинье за купленную у нее свинью
25 марок».
Добродушный, презрительный хохоток над теми, кто
приезжал с такой распискою в штаб германцев в Город.
И реквизированные лошади, и отобранный хлеб, и
помещики с толстыми лицами, вернувшиеся в свои по¬
местья при гетмане, — дрожь ненависти при слове
«офицерня».
Вот что было-с.
Да еще слухи о земельной реформе, которую намере¬
вался произвести пан гетман,
— увы, увы! Только в ноябре восемнадца¬
того года, когда под Городом загудели пушки,
догадались умные люди, а в том числе и Ва¬
силиса, что ненавидели мужики этого самого
пана гетмапа, как бешеную собаку — и му¬
жицкие мыслишки о том, что никакой этой
панской сволочной реформы пе нужпо, а нуж¬
на та вечная, чаемая мужицкая реформа:
— Вся земля мужикам.
— Каждому по сто десятин.
— Чтобы никаких помещиков и духу не
было.
— И чтобы на каждые эти сто десятин
верная гербовая бумага с печатью — во вла-
242
денис вечное, наследственное, от деда к отцу,
от отца к сыну, к внуку и так далее.
— Чтобы никакая шнана из Города не при¬
езжала требовать хлеб. Хлеб мужицкий, нико¬
му его не дадим, что сами не съедим, закопаем
в землю.
— Чтобы из Города привозили керосин.
— Ну-с, такой реформы обожаемый гетман произве¬
сти не мог. Да и никакой черт ее не произведет.
Были тоскливые слухи, что справиться с гетманской
и немецкой напастью могут только большевики, но у
большевиков своя напасть:
— Жиды и комиссары.
— Вот головушка горькая у украинских мужиков!
Ниоткуда нет спасения!!
Были десятки тысяч людей, вернувшихся с войны
и умеющих стрелять...
— А выучили сами же офицеры по приказанию на¬
чальства!
Сотпи тысяч винтовок, закопанных в землю, упря¬
танных в клунях и каморах и пе сданных, несмотря на
скорые на руку военно-полевые немецкие суды, порки
шомполами и стрельбу шрапнелями, миллионы патронов
в той же земле и трехдюймовые орудия в каждой пятой
деревне и пулеметы в каждой второй, во всяком горо¬
дишке склады снарядов, цейхгаузы с шинелями и па¬
пахами.
И в этих же городишках народные учителя, фельд¬
шера, однодворцы, украинские семинаристы, волею судеб
ставшие прапорщиками, здоровенные сыны пчеловодов,
штабс-капитаны с украинскими фамилиями... все говорят
на украинском языке, все любят Украину волшебную,
воображаемую, без панов, без офицеров-москалей, — и
тысячи бывших пленных украинцев, вернувшихся из Га¬
лиции.
Это в довесочек к десяткам тысяч мужичков?.. О-го-го!
Вот это было. А узник... гитара...
Слухи грозные, ужасные...
Наступают на нас...
Дзинь... трень... эх, эх, Николка.
Турок, земгусар, Симон. Да не было его. Не было.
Так, чепуха, легенда, мираж.
И напрасно, напрасно мудрый Василиса, хватаясь за
голову, восклицал в знаменитом ноябре: «Quos vult per-
16*
243
dere, dementat!» 1 — и проклинал гетмана за то, что тот
выпустил Петлюру из загаженной городской тюрьмы.
— Вздор-с все это. Не он — другой. Не другой — тре¬
тий.
Итак, кончились всякие знамения и наступили собы¬
тия... Второе было не пустяшное, как какой-то выпуск
мифического человека из тюрьмы, — о нет! — оно было
так величественно, что о нем человечество, наверное, бу¬
дет говорить еще сто лет... Галльские петухи в красных
штанах, на далеком европейском Западе, заклевали тол¬
стых кованых немцев до полусмерти. Это было ужасное
зрелище: петухи во фригийских колпаках, с картавым
клекотом налетали на бронированных тевтонов и рвали
из них клочья мяса вместе с броней. Немцы дрались
отчаянно, вгоняли широкие штыки в оперенные груди,
грызли зубами, но не выдержали, — и немцы! немцы!
попросили пощады.
Следующее событие было тесно связано с этим и вы¬
текло из него, как следствие из причины. Весь мир, оше¬
ломленный и потрясенный, узнал, что тот человек, имя
которого и штопорные усы, как шестидюймовые гвозди,
были известны всему миру и который был-то уж навер¬
няка сплошь металлический, без малейших признаков
дерева, он был повержен. Повержен в прах — он пере¬
стал быть императором. Затем темный ужас прошел вет¬
ром по всем головам в Городе: видели, сами видели, как
линяли немецкие лейтенанты и как ворс их серо-небес¬
ных мундиров превращался в подозрительную вытертую
рогожку. И это происходило тут же, на глазах, в тече¬
ние часов, в течение немногих часов линяли глаза, и в
лейтенантских моноклевых окнах потухал живой свет, и
из широких стеклянных дисков начинала глядеть дыря¬
вая реденькая нищета.
Вот тогда ток пронизал мозги наиболее умных из тех,
что с желтыми твердыми чемоданами и с сдобными жен¬
щинами проскочили через колючий большевистский ла¬
герь в Город. Они поняли, что судьба их связала с по¬
бежденными, и сердца их исполнились ужасом.
— Немцы побеждены, — сказали гады.
— Мы побеждены, — сказали умные гады.
То же самое поняли и горожане.
О, только тот, кто сам был побежден, знает, как вы¬
глядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором
1 Кого (бог) захочет погубить, того он лишает разума (лат.).
244
испортилось электрическое освещение. Оно похоже на
комнату, в которой по обоям ползет зеленая плесень,
полная болезненной жизни. Оно похоже на рахитиков де¬
монов ребят, на протухшее постное масло, на матерную
ругань женскими голосами в темноте. Словом, оно похо¬
же на смерть.
Кончено. Немцы оставляют Украину. Значит, зна¬
чит — одним бежать, а другим встречать новых, удиви¬
тельных, незваных гостей в Городе. И, стало быть, кому-
то придется умирать. Те, кто бегут, те умирать не будут,
кто же будет умирать?
— У мигать — не в помигушки иг’ать, —
вдруг, картавя, сказал неизвестно откуда-то
появившийся перед спящим Алексеем Турби¬
ным полковник Най-Турс.
Он был в странной форме: на голове свето¬
зарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался
он на меч, длинный, каких уже нет ни в одной
армии со времен крестовых походов. Райское
сияние ходило за Наем облаком.
— Вы в раю, полковник? — спросил Тур¬
бин, чувствуя сладостный трепет, которого ни¬
когда не испытывает человек наяву.
— В гаю, — ответил Най-Турс голосом чи¬
стым и совершенно прозрачным, как ручей в
городских лесах.
— Как странно, как странно, — заговорил
Турбин, — я думал, что рай это так... мечта¬
ние человеческое. И какая странная форма.
Вы, позвольте узнать, полковник, остаетесь и
в раю офицером?
—* Они в бригаде крестоносцев теперича,
господин доктор, — ответил вахмистр Жилин,
заведомо срезанный огнем вместе с эскадроном
белградских гусар в 1916 году на Виленском
направлении.
Как огромный витязь возвышался вахмистр,
и кольчуга его распространяла свет. Грубые
его черты, прекрасно памятные доктору Тур¬
бину, собственноручно перевязавшему смер¬
тельную рану Жилина, ныне были неузнавае¬
мы, а глаза вахмистра совершенно сходны с
глазами Най-Турса — чисты, бездонны, осве¬
щены изнутри.
Больше всего на свете любил сумрачной ду~
245
шой Алексей Турбин женские глаза. Ах, сле¬
пил господь бог игрушку — женские глаза!..
Но куда ж им до глаз вахмистра!
— Как же вы? — спрашивал с любопытст¬
вом и безотчетной радостью доктор Турбин, —
как же это так, в рай с сапогами, со шпорами?
Ведь у вас лошади, в конце концов, обоз, пики?
— Верите слову, господин доктор, — загу¬
дел виолончельным басом Жилин-вахмистр,
глядя прямо в глаза взором голубым, от кото¬
рого теплело в сердце, — прямо-таки всем эс¬
кадроном, в конном строю и подошли. Гармо¬
ника опять же. Оно верно, неудобно... Там, са¬
ми изволите знать, чистота, полы церковные.
— Ну? — поражался Турбин.
— Тут, стало быть, апостол Петр. Штат¬
ский старичок, а важный, обходительный.
Я, конечно, докладаю: так и так, второй эскад¬
рон белградских гусар в рай подошел благо¬
получно, где прикажете стать? Докладывать-
то докладываю, а сам, — вахмистр скромно
кашлянул в кулак, — думаю, а ну, думаю, как
скажут-то они, апостол Петр, а подите вы к
чертовой матери... Потому, сами изволите
знать, ведь это куда ж, с конями, и... (вах¬
мистр смущенно почесал затылок) бабы, гово¬
ря по секрету, кой-какие пристали по дороге.
Говорю это я апостолу, а сам мигаю взво¬
ду — мол, баб-то турните временно, а там
видно будет. Пущай пока, до выяснения об¬
стоятельства, за облаками посидят. А апостол
Петр, хоть человек вольный, по, знаете ли,
положительный. Глазами — зырк, и вижу я,
что баб-то он и увидал на повозках. Известно,
платки на них ясные, за версту видно. Клюк¬
ва, думаю. Полная засыпь всему эскадрону...
«Эге, говорит, вы что ж, с бабами?» — и
головой покачал.
«Так точно, говорю, но, говорю, не извольте
беспокоиться, мы их сейчас по шеям попро¬
сим, господин апостол».
«Ну нет, говорит, вы уж тут это ваше ру¬
коприкладство оставьте!»
А? что прикажете делать? Добродушный
старикан. Да ведь сами понимаете, господин
доктор, эскадрону в походе без баб невоз¬
можно.
И вахмистр хитро подмигнул.
— Это верно, — вынужден был согласить¬
ся Алексей Васильевич, потупляя глаза. Чьи-
то глаза, черные, черные, и родинки на правой
щеке, матовой, смутно сверкнули в сонной
тьме. Он смущенно крякнул, а вахмистр про¬
должал:
— Ну те-с, сейчас это он и говорит — до¬
ложим. Отправился, вернулся и сообщает: лад¬
но, устроим. И такая у нас радость сделалась,
невозможно выразить. Только вышла тут ма¬
ленькая заминочка. Обождать, говорит апостол
Петр, потребуется. Одначе ждали мы не более
минуты. Гляжу, подъезжает, — вахмистр ука¬
зал на молчащего и горделивого Най-Турса,
уходящего бесследно из сна в неизвестную
тьму, — господин эскадронный командир
рысыо на Тушинском Воре. А за ним немного
погодя неизвестный юнкерок в пешем строю, —
тут вахмистр покосился на Турбина и поту¬
пился на мгновение, как будто хотел что-то
скрыть от доктора, но не печальное, а, наобо¬
рот, радостный, славный секрет, потом опра¬
вился и продолжал: — Поглядел Петр на них
из-под ручки и говорит: «Ну, теперича, грит,
все!» — и сейчас дверь настежь, и пожалте,
говорит, справа по три.
...Дунька, Дунька, Дунька я!
Дуня, ягодка моя, —
зашумел вдруг, как во сне, хор железных голосов и за¬
играла итальянская гармоника.
— Под ноги! — закричали на разные голоса взводные.
Й-эх, Дуня, Дуня, Дуня, Дуня!
Полюби, Дуня, меня, —
и захмер хор вдали.
— С бабами? Так и вперлись? — ахнул
Турбин.
Вахмистр рассмеялся возбужденно и радо¬
стно взмахнул руками.
— Господи боже мой, господин доктор.
Мёста-то, мёста-то там ведь видимо-невидимо.
247
Чистота... По первому обозрению говоря, пять
корпусов еще можно поставить и с запасными
эскадронами, да что пять — десять! Рядом с
нами хоромы, батюшки, потолков не видно!
Я и говорю: «А разрешите, говорю, спросить,
это для кого же такое?» Потому оригинально:
звезды красные, облака красные в цвет наших
чакчир отливают... «А это, — говорит апостол
Петр, — для большевиков, с Перекопу кото¬
рые».
— Какого Перекопу? — тщетно напрягая
свой бедный земной ум, спросил Турбин.
— А это, ваше высокоблагородие, у них-то
ведь заранее все известно. В двадцатом году
болыпевиков-то, когда брали Перекоп, видимо-
невидимо положили. Так, стало быть, помеще¬
ние к приему им приготовили.
— Большевиков? — смутилась душа Тур¬
бина, — путаете вы что-то, Жилин, не может
этого быть. Не пустят их туда,
— Господин доктор, сам гак думал. Сам.
Смутился и спрашиваю господа бога...
— Бога? Ой, Жилин!
— Не сомневайтесь, господин доктор, верно
говорю, врать мне нечего, сам разговаривал
неоднократно.
— Какой же он такой?
Глаза Жилина испустили лучи, и гордо
утончились черты лица.
— Убейте — объяснить не могу. Лик оси¬
янный, а какой — не поймешь... Бывает, взгля¬
нешь — и похолодеешь. Чудится, что он на
тебя самого похож. Страх такой проймет, ду¬
маешь, что же это такое? А потом ничего,
отойдешь. Газиообразное лицо. Ну, уж а как
говорит, такая радость, такая радость... И сей¬
час пройдет, пройдет свет голубой... Гм... да
нет, не голубой (вахмистр подумал), не могу
знать. Верст на тысячу и скрозь тебя. Ну вот-с
я и докладываю, как же так, говорю, господи,
попы-то твои говорят, что большевики в ад
попадут? Ведь это, говорю, что ж такое? Они
в тебя не верят, а ты им, вишь, какие казармы
взбодрил.
«Ну, не верят?» — спрашивает.
«Истинный бог», — говорю, а сам, знаете
ли, боюсь, помилуйте, богу этакие слова! Толь¬
ко гляжу, а он улыбается. Чего ж это я, ду¬
маю, дурак, ему докладываю, когда он лучше
меня знает. Однако любопытно, что он такое
скажет. А он и говорит:
«Ну не верят, говорит, что ж поделаешь.
Пущай. Ведь мне-то от этого ни жарко, ни
холодно. Да и тебе, говорит, тоже. Да и им,
говорит, то же самое. Потому мне от вашей
веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, дру¬
гой не верит, а поступки у вас у всех одинако¬
вые: сейчас друг друга за глотку, а что касает¬
ся казарм, Жилин, то тут так надо понимать,
все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле
брани убиенные. Это, ?Килин, понимать надо,
и не всякий это поймет. Да ты, в общем, Жи¬
лин, говорит, этими вопросами себя не расстра¬
ивай. Живи себе, гуляй».
Кругло объяснил, господин доктор? а? «По¬
пы-то», — я говорю... Тут он и рукой махнул:
«Ты мне, говорит, Жилин, про попов лучше и
не напоминай. Ума не приложу, что мне с ни¬
ми делать. То есть таких дураков, как ваптп
попы, нету других на свете. По секрету скажу
тебе, Жилин, срам, а не попы».
«Да, говорю, уволь ты их, господи, вчи¬
стую! Чем дармоедов-то тебе кормить?»
«Жалко, Жили и, вот в чем штука-то», го¬
ворит.
Сияние вокруг Жилина стало голубым, и
необъяснимая радость наполнила сердце спя¬
щего. Протягивая руки к сверкающему вахми¬
стру, он застонал во сне:
— Жилин, Жилин, нельзя ли мне как-ни¬
будь устроиться врачом у вас в бригаде ва¬
шей?
Жилин приветно махнул рукой и ласково
и утвердительно закачал головой. Потом стал
отодвигаться и покипул Алексея Васильевича.
Тот проснулся, и перед ним, вместо Жилина,
был уже понемногу бледнеющий квадрат рас¬
светного окна. Доктор отер рукой лицо и по-
249
чувствовал, что оно в слезах. Он долго вздыхал
в утренних сумерках, но вскоре опять заснул,
и сон потек теперь ровный, без сновидений...
Да-с, смерть не замедлила. Она пошла по осенним, а
потом зимним украинским дорогам вместе с сухим вею¬
щим снегом. Стала постукивать в перелесках пулеАмета-
ми. Самое ее не было видно, но явственно видный пред¬
шествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал
по метели и холоду, в дырявых лаптишках, с сеном в
непокрытой свалявшейся голове и выл. В руках он нес
великую дубину, без которой не обходится никакое на¬
чинание на Руси. Запорхали легонькие красные петушки.
Затем показался в багровом заходящем солнце повешен¬
ный за половые органы шинкарь-еврей. И в польской кра¬
сивой столице Варшаве было видно видение: Генрик Сен-
кевич * стал в облаке и ядовито ухмыльнулся. Затем на¬
чалась просто форменная чертовщина, вспучилась и
запрыгала пузырями. Попы звонили в колокола под зеле¬
ными куполами потревоженных церквушек, а рядом, в
помещении школ, с выбитыми ружейными пулями стек¬
лами, пели революционные песни.
Нет, задохнешься в такой стране и в такое время.
Ну ее к дьяволу! Миф. Миф Петлюра. Его не было вовсе.
Это миф, столь же замечательный, как миф о никогда не
существовавшем Наполеоне, но гораздо менее красивый.
Случилось другое. Нужно было вот этот самый мужиц¬
кий гнев подманить по одной какой-нибудь дороге, ибо
так уж колдовски устроено на белом свете, что, сколько
бы он ни бежал, он всегда фатально оказывается на од¬
ном и том же перекрестке.
Это очень просто. Была бы кутерьма, а люди найдутся.
И вот появился откуда-то полковник Торопец. Оказа¬
лось, что он ни более ни менее, как из австрийской
армии... *
— Да что вы?
— Уверяю вас.
Затем появился писатель Винниченко *, прославивший
себя двумя вещами — своими романами и тем, что лишь
только колдовская волна еще в начале восемнадцатого
года выдернула его на поверхность отчаянного украинско¬
го моря, его в сатирических журналах города Санкт-
Петербурга, не медля ни секунды, назвали изменником.
— И поделом...
— Ну, уж это я не знаю. А затем-с и этот самый
таинственный узник из городской тюрьмы.
250
Еще в сентябре никто в Городе не представлял себе,
что могут соорудить три человека, обладающие талантом
появиться вовремя, даже и в таком ничтожном месте,
как Белая Церковь. В октябре об этом уже сильно дога¬
дывались, и начали уходить, освещенные сотнями огней,
поезда с Города I, Пассажирского в новый, пока еще
широкий лаз через новоявленную Польшу и в Германию.
Полетели телеграммы. Уехали бриллианты, бегающие гла¬
за, проборы и деньги. Рвались и на юг, на юг, в примор¬
ский город Одессу. В ноябре месяце, увы! — все уже
знали довольно определенно. Слово
— Петлюра!
— Петлюра!!
— Петлюра! —
запрыгало со степ, с серых телеграфных сводок. Утром
с газетных листков оно капало в кофе, и божественный
тропический напиток немедленно превращался во рту в
неприятнейшие помои. Оно загуляло по языкам и засту¬
чало в аппаратах Морзе у телеграфистов под пальцами.
В Городе начались чудеса в связи с этим же загадочным
словом, которое немцы произносили по-своему:
— Пэтурра.
Отдельные немецкие солдаты, приобретшие скверную
привычку шататься по окраинам, начали по ночам исче¬
зать. Ночью они исчезали, а днем выяснялось, что их
убивали. Поэтому заходили по ночам немецкие патрули
в цирюльных тазах. Они ходили, и фопарики сияли — не
безобразпичать! Но никакие фонарики не могли рассеять
той мутной каши, которая заварилась в головах.
Вильгельм. Вильгельм. Вчера убили трех немцев. Бо¬
же, немцы уходят, вы знаете?! Троцкого арестовали рабо¬
чие в Москве!!! Сукины сыны какие-то остановили поезд
под Бородянкой и начисто его ограбили. Петлюра послал
посольство в Париж. Опять Вильгельм. Черные сингале-
зы * в Одессе. Неизвестное таинственное имя — консул
Энно. Одесса. Одесса. Генерал Деникин. Опять Виль¬
гельм. Немцы уйдут, французы придут.
— Большевики придут, батенька!
— Типун вам на язык, батюшка!
У немцев есть такой аппарат со стрелкой — поставят
его на землю, и стрелка показывает, где оружие зарыто.
Это штука. Петлюра послал посольство к большевикам.
Это еще лучше штука. Петлюра. Петлюра. Петлюра. Пэ¬
турра.
251
*
Никто, ни один человек не знал, что, собственно, хо¬
чет устроить этот Пэтурра на Украине, но решительно
все уже знали, что он, таинственный и безликий (хотя,
впрочем, газеты время от времени помещали на своих
страницах первый попавшийся в редакции снимок като¬
лического прелата, каждый раз разного, с подписью —
Симон Петлюра), желает ее, Украину, завоевать, а для
того, чтобы ее завоевать, он идет брать Город.
6
Магазин «Парижский Шик» мадам Анжу помещался
в самом центре Города, на Театральной улице, проходя¬
щей позади оперного театра, в огромном многоэтажном
доме, и именно в первом этаже. Три ступеньки вели с
улицы через стеклянную дверь в магазин, а по бокам
стеклянной двери были два окна, завешенные тюлевыми
пыльными занавесками. Никому не известно, куда делась
сама мадам Анжу и почему помещение ее магазина бы¬
ло использовано для целей вовсе не торговых. На левом
окне была нарисована цветная дамская шляпа, с золоты¬
ми словами «Шик паризьен», а за стеЕ<лом правого окна
большущий плакат желтого картона с нарисованными
двумя скрещенными севастопольскими пушками, как на
погонах у артиллеристов, и надписью сверху:
«Героем можешь ты не быть, но добровольцем
быть обязан».
Под пушками слова:
«Запись добровольцев в Мортирный Дивизион,
имени командующего, принимается».
У подъезда магазина стояла закопченная и развин¬
ченная мотоциклетка с лодочкой, и дверь на пружине
поминутно хлопала, и каждый раз, как она открывалась,
над ней звенел великолепный звоночек — бррынь-
бррррынь, напоминающий счастливые недавние времена
мадам Анжу.
Турбин, Мышлаевский и Карась встали почти одно¬
временно после пьяной ночи и, к своему удивлению, с
совершенно ясными головами, но довольно поздно, около
полудня. Выяснилось, что Николки и Шервинского уже
нет. Николка спозаранку свернул какой-то таинственный
красненький узелок, покряхтел — эх, эх... и отправился
252
к себе в дружину, а Шервинский недавно уехал на служ¬
бу в штаб командующего.
Мышлаевский, оголив себя до пояса в заветной комна¬
те Ашоты за кухней, где за занавеской стояла колонка
и ванна, выпустил себе на шею и спину и голову струю
ледяной воды и, с воплем ужаса и восторга вскрикивая:
— Эх! Так его! Здорово! — залил все кругом на два
аршина. Затем растерся мохнатой простыней, оделся, го¬
лову смазал бриолином, причесался и сказал Турбину:
— Алеша, эгм... будь другом, дай свои шпоры надеть.
Домой уж я не заеду, а не хочется являться без шпор.
— В кабинете возьми, в правом ящике стола.
Мышлаевский ушел в кабинетик, повозился там, по¬
звякал и вышел. Черноглазая Анюта, утром вернувшаяся
из отпуска от тетки, шаркала петушиной метелочкой по
креслам. Мышлаевский откашлялся, искоса глянул на
дверь, изменил прямой путь на извилистый, дал крюку
и тихо сказал:
— Здравствуйте, Апюточка...
— Елене Васильевне скажу, — тотчас механически и
без раздумья шепнула Анюта и закрыла глаза, как обре¬
ченный, над которым палач уже занес нож.
— Глупень...
Турбин неожиданно заглянул в дверь. Лицо его стало
ядовитым.
—* Метелочку, Витя, рассматриваешь? Так. Красивая.
А ты бы лучше шел своей дорогой, а? А ты, Ашота,
имей в виду, в случае, ежели он будет говорить, что же¬
нится, так не верь, не женится.
— Иу что, ей-богу, поздороваться нельзя с человеком.
Мышлаевский побурел от незаслуженной обиды, вы¬
пятил грудь и зашлепал шпорами из гостиной. В столо
вой он подошел к важной рыжеватой Елене, и при этом
глаза его беспокойно бегали.
— Здравствуй, Лена, ясная, с добрым утром тебя
Эгм... (Из горла Мышлаевского выходил вместо металли¬
ческого тенора хриплый низкий баритон.) Лена, ясная, —
воскликнул он прочувствованно, — не сердись. Люблю те¬
бя, и ты меня люби. А что я нахамил вчера, не обращай
внимания. Лена, неужели ты думаешь, что я какой-ни¬
будь негодяй?
С этими словами он заключил Елену в объятия и
расцеловал ее в обе щеки. В гостиной с мягким стуком
упала петушья корона. С Анютой всегда происходили
странные вещи, лишь только поручик Мышлаевский по¬
253
являлся в турбинской квартире. Хозяйственные предме¬
ты начинали сыпаться из рук Анюты: каскадом падали
ножи, если это было в кухне, сыпались блюдца с буфет¬
ной стойки; Аннушка становилась рассеянной, бегала без
нужды в переднюю и там возилась с калошами, вытирая
их тряпкой до тех пор, пока не чвакали короткие, спу¬
щенные до каблуков шпоры и не появлялся скошенный
подбородок, квадратные плечи и синие бриджи. Тогда
Аннушка закрывала глаза и боком выбиралась из тесно¬
го, коварного ущелья. И сейчас в гостиной, уронив ме¬
телку, она стояла в задумчивости и смотрела куда-то
вдаль, через узорные занавеси, в серое, облачное небо.
— Витька, Витька, — говорила Елена, качая головой,
похожей на вычищенную театральную корону, — посмот¬
реть на тебя, здоровый ты. парень, с чего ж ты так осла¬
бел вчера? Садись, пей чаек, может, тебе полегчает.
— А ты, Леночка, ей-богу, замечательно выглядишь
сегодня. И капот тебе идет, клянусь честью, — заиски¬
вающе говорил Мышлаевский, бросая легкие, быстрые
взоры в зеркальные недра буфета, — Карась, глянь, ка¬
кой капот. Совершенно зеленый. Нет, до чего хороша.
— Очень красива Елена Васильевна, — серьезно и
искренне ответил Карась.
— Это электрйк, — пояснила Елена, — да ты, Ви¬
тенька, говори сразу — в чем дело?
— Видишь ли, Лена, ясная, после вчерашней истории
мигрень у меня может сделаться, а с мигренью воевать
невозможно...
— Ладно, в буфете.
— Вот, вот... Одну рюмку... Лучше всяких пирами¬
донов.
Страдальчески сморщившись, Мышлаевский один за
другим проглотил два стаканчика водки и закусил их
обмякшим вчерашним огурцом. После этого он объявил,
что будто бы только что родился, и изъявил желание
пить чай с лимоном.
— Ты, Леночка, — хрипловато говорил Турбин, —
не волнуйся и поджидай меня, я съезжу, запишусь и вер¬
нусь домой. Касательно военных действий не беспокойся,
будем мы сидеть в городе и отражать этого миленького
президента — сволочь такую.
— Не послали бы вас куда-нибудь?
Карась успокоительно махнул рукой.
— Не беспокойтесь, Елена Васильевна. Во-первых,
должен вам сказать, что раньше двух недель дивизион ни
254
в коем случае и готов не будет, лошадей еще нет и сна¬
рядов. А когда и будет готов, то, без всяких сомнений,
останемся мы в Городе. Вся армия, которая сейчас фор¬
мируется, несомненно, будет гарнизоном Города. Разве
в дальнейшем, в случае похода на Москву...
— Ну, это когда еще там... Эгм...
— Это с Деникиным нужно будет соединиться рань¬
ше...
— Да вы напрасно, господа, меня утешаете, я ничего
ровно не боюсь, напротив, одобряю.
Елена говорила действительно бодро, и в глазах ее
уже была деловая будничная забота. «Довлеет дневи
злоба его».
— Анюта, — кричала она, — миленькая, там на ве¬
ранде белье Виктора Викторовича. Возьми его, детка,
щеткой хорошенько, а потом сейчас же стирай.
Успокоительнее всего на Елену действовал уклади¬
стый маленький голубоглазый Карась. Уверенный Карась
в рыженьком френче был хладнокровен, курил и щурил¬
ся.
В передней прощались.
— Ну, да хранит вас господь, — сказала Елена строго
и перекрестила Турбина. Также перекрестила она и Ка¬
рася и Мышлаевского. Мышлаевский обнял ее, а Карась,
туго перепоясанный по широкой талии шинели, покрас¬
нев, нежно поцеловал ее обе руки.
*
— Господин полковник, — мягко щелкнув шпорами
и приложив руку к козырьку, сказал Карась, — разреши¬
те доложить?
Господин полковник сидел в низеньком зеленоватом
будуарном креслице на возвышении вроде эстрады в пра¬
вой части магазина за маленьким письменным столиком.
Груды голубоватых картонок с надписью «Мадам Анжу.
Дамские шляпы» возвышались за его спиной, несколько
темня свет из пыльного окна, завешенного узористым
тюлем. Господин полковник держал в руке перо и был
на самом деле не полковником, а подполковником в ши¬
роких золотых погонах, с двумя просветами и тремя звез¬
дами, и со скрещенными золотыми пушечками. Господин
полковник был немногим старше самого Турбина — бы¬
ло ему лет тридцать, самое большое тридцать два. Его ли¬
цо, выкормленное и гладко выбритое, украшалось черны¬
256
ми, подстриженными по-американски усиками. В высшей
степени живые и смышленые глаза смотрели явно уста¬
ло, но внимательно.
Вокруг полковника царил хаос мироздания. В двух
шагах от него в маленькой черной печечке трещал огонь,
с узловатых черных труб, тянущихся за перегородку и
пропадавших там в глубине магазина, изредка капала
черная жижа. Пол, как на эстраде, так и в остальной
части магазина переходивший в какие-то углубления,
был усеян обрывками бумаги и красными и зелеными
лоскутками материи. На высоте, над самой головой пол¬
ковника, трещала, как беспокойная птица, пишущая ма¬
шинка, и когда Турбин поднял голову, увидал, что пела
она за перилами, висящими под самым потолком магази¬
на. За этими перилами торчали чьи-то ноги и зад в синих
рейтузах, а головы не было, потому что ее срезал пото¬
лок. Вторая машинка стрекотала в левой части магазина,
в неизвестной яме, из которой виднелись яркие погоны
вольноопределяющегося и белая голова, но не было ни
рук, ни ног.
Много лиц мелькало вокруг полковника, мелькали зо¬
лотые пушечные погоны, громоздился желтый ящик с те¬
лефонными трубками и проволоками, а рядом с картон¬
ками грудами лежали, похожие на банки с консервами,
ручные бомбы с деревянными рукоятками и несколько
кругов пулеметных лент. Ножная швейная машина стоя¬
ла под левым локтем г-на полковника, а у правой ноги
высовывал свое рыльце пулемет. В глубине и полутьме,
за занавесом на блестящем пруте, чей-то голос надрывал¬
ся, очевидно, в телефон: «Да... да... говорю. Говорю: да,
да. Да, я говорю». Бррынь-ынь... — проделал звоночек...
Пи-у, — спела мягкая птичка где-то в яме, и оттуда мо¬
лодой басок забормотал:
— Дивизион... слушаю... да... да.
— Я слушаю вас, — сказал полковник Карасю.
— Разрешите представить вам, господин полковник,
поручика Виктора Мышлаевского и доктора Турбина.
Поручик Мышлаевский находится сейчас во второй пе¬
хотной дружине, в качестве рядового, и желал бы пере¬
вестись во вверенный вам дивизион по специальности.
Доктор Турбин просит о назначении его в качестве врача
дивизиона.
Проговорив все это, Карась отнял руку от козырька,
а Мышлаевский козырнул. «Черт... надо будет форму
скорее одеть», — досадливо подумал Турбин, чувствуя
17 В огненном кольце
257
себя неприятно без шапки, в качестве какого-то оболту¬
са в черном пальто с барашковым воротником. Глаза
полковника бегло скользнули по доктору и переехали па
шинель и лицо Мышлаевского.
— Так, — сказал он, — это даже хорошо. Вы где, по¬
ручик, служили?
— В тяжелом N дивиЗионе, господин полковник, —
ответил Мышлаевский, указывая таким образом свое по¬
ложение во время германской войны.
— В тяжелом? Это совсем хорошо. Черт их знает:
артиллерийских офицеров запихнули чего-то в пехоту.
Путаница.
— Никак нет, господин полковник, —* ответил Мыш¬
лаевский, прочищая легоньким кашлем непокорный го¬
лос, — это я сам добровольно попросился ввиду того, что
спешно требовалось выступить под Пост-Волынский.
Но теперь, когда дружина укомплектована в достаточной
мере...
— В высшей степени одобряю, хорошо, — сказал пол¬
ковник и, действительно, в высшей степени одобрительно
посмотрел в глаза Мышлаевскому. — Рад познакомить¬
ся... Итак... ах, да, доктор? И вы желаете к нам? Гм...
Турбин молча склонил голову, чтобы не отвечать «так
точно» в своем барашковом воротнике.
— Гм... — полковник глянул в окно, — знаете, это
мысль, конечно, хорошая. Тем более, что на днях возмож¬
но... Тэк-с... — он вдруг приостановился, чуть прищурил
глазки и заговорил, понизив голос: — Только... как бы
это выразиться... Тут, видите ли, доктор, один вопрос...
Социальные теории и... гм... вы социалист? Не правда ли?
Как все интеллигентные люди? — Глазки полковника
скользнули в сторону, а вся его фигура, губы и сладкий
голос выразили живейшее желание, чтобы доктор Турбин
оказался именно социалистом, а не кем-нибудь иным. —
Дивизион у нас так и называется — студенческий, —
полковник задушевно улыбнулся, не показывая глаз. —
Конечно, несколько сентиментально, но я сам, знаете ли,
университетский.
Турбин крайне разочаровался и удивился. «Черт...
Как же Карась говорил?..» Карася он почувствовал в этот
момент где-то у правого своего плеча и, не глядя, понял,
что тот напряженно желает что-то дать ему понять, но
что именно — узнать нельзя.
— Я, — вдруг бухнул Турбин, дернув щекой, — к со¬
жалению, не социалист, а... монархист. И даже, должен
253
сказать, не могу выносить самого слова «социалист».
А из всех социалистов больше всех ненавижу Александра
Федоровича Керенского *.
Какой-то звук вылетел изо рта у Карася сзади, за
правым плечом Турбина. «Обидно расставаться с Кара¬
сем и Витей, — подумал Турбин, — но шут его возьми,
этот социальный дивизион».
Глазки полковника мгновенно вынырнули на лице, и
в них мелькнула какая-то искра и блеск. Рукой он взмах¬
нул, как будто желая вежливенько закрыть рот Турби¬
ну, и заговорил:
— Это печально. Гм... очень печально... Завоевания
революции и прочее... У меня приказ сверху: избегать
укомплектования монархическими элементами, ввиду то¬
го, что население... необходима, видите ли, сдержанность.
Кроме того, гетман, с которым мы в непосредственной и
теснейшей связи, как вам известно... печально... печаль-
по...
Голос полковника при этом не только не выражал ни¬
какой печали, но, наоборот, звучал очень радостно, и
глазки находились в совершеннейшем противоречии с
тем, что он говорил.
«Ага-а? — многозначительно подумал Турбин, — ду¬
рак я... а полковник этот не глуп. Вероятно, карьерист,
судя по физиономии, но это ничего».
— Не знаю уж, как и быть... ведь в настоящий мо¬
мент, — полковник жирно подчеркнул слово «настоя¬
щий», — так, в настоящий момент, я говорю, непосред¬
ственной нашей задачей является защита Города и гет¬
мана от банд Петлюры и, возможно, большевиков. А там,
там видно будет... Позвольте узнать, где вы служили,
доктор, до сего времени?
— В тысяча девятьсот пятнадцатом году, по оконча¬
нии университета экстерном, в венерологической клини¬
ке, затем младшим врачом в Белградском гусарском
полку, а затем ординатором тяжелого трехсводного гос¬
питаля. В настоящее время демобилизован и занимаюсь
частной практикой.
— Юнкер! — воскликнул полковник, — попросите ко
мне старшего офицера.
Чья-то голова провалилась в яме, а затем перед пол¬
ковником оказался молодой офицер, черный, живой и на¬
стойчивый. Он был в круглой барашковой шапке, с мали¬
новым верхом, перекрещенным галуном, в серой, длин¬
ной а 1а Мышлаевский шинели, с туго перетянутым
17*
259
поясом, с револьвером. Его помятые золотые погоны по¬
казывали, что он штабс-капитан.
— Капитан Студзинский, — обратился к нему полков¬
ник, — будьте добры отправить в штаб командующего
отношение о срочном переводе ко мне поручика... э...
— Мышлаевский, — сказал, козырнув, Мышлаевский.
— ...Мышлаевского, по специальности, из второй дру¬
жины. И туда же отношение, что лекарь... э?
— Турбин...
— Турбин мне крайне необходим в качестве врача
дивизиона. Просим о срочном его назначении.
— Слушаю, господин полковник, — с неправильными
ударениями ответил офицер и козырнул. «Поляк», — по¬
думал Турбин.
— Вы, поручик, можете не возвращаться в дружину
(это Мышлаевскому). Поручик примет четвертый взвод
(офицеру).
— Слушаю, господин полковник.
— Слушаю, господин полковник.
— А вы, доктор с этого момента на службе. Предла¬
гаю вам явиться сегодня через час на плац Александров¬
ской гимназии.
— Слушаю, господин полковник.
— Доктору немедленно выдать обмундирование.
— Слушаю.
— Слушаю, слушаю! — кричал басок в яме.
— Слушаете? Нет. Говорю: нет... Нет, говорю, — кри¬
чало за перегородкой.
Брры-ынь... Пи... Пи-у, — пела птичка в яме.
— Слушаете?..
*
— «Свободные вести»! «Свободные вести»! Ежеднев¬
ная новая газета «Свободные вести»! — кричал газетчик-
мальчишка, повязанный сверх шапки бабьим платком. —
Разложение Петлюры. Прибытие черных войск в Одессу.
«Свободные вести»!
Турбин успел за час побывать дома. Серебряные пого¬
ны вышли из тьмы ящика в письменном столе, помещав¬
шемся в маленьком кабинете Турбина, примыкавшем к
гостиной. Там белые занавеси на окне застекленной две¬
ри, выходящей на балкон, письменный стол с книгами и
чернильным прибором, полки с пузырьками лекарств и
260
приборами, кушетка, застланная чистой простыней. Бед¬
но и тесновато, но уютно.
— Леночка, если сегодня я почему-либо запоздаю и
если кто-нибудь придет, скажи — приема нет. Постоян¬
ных больных нет... Поскорее, детка.
Елена торопливо, оттянув ворот гимнастерки, приши¬
вала погоны... Вторую пару, защитных зеленых с черным
просветом, она пришила на шинель.
Через несколько минут Турбин выбежал через парад¬
ный ход, глянул на белую дощечку:
ДОКТОР А. В. ТУРБИН.
Венерические болезни и сифилис.
606—914.
Прием с 4-х до 6-ти.
Приклеил поправку «С 5-ти до 7-ми» и побежал вверх,
по Алексеевскому спуску.
— «Свободные вести»!
Турбин задержался, купил у газетчика и на ходу раз¬
вернул газету:
«Беспартийная демократическая газета.
Выходит ежедневно.
13 декабря 1918 года».
«Вопросы внешней торговли и, в частности, торговли
с Германией заставляют нас...»
— Позвольте, а где же?., руки зябнут.
«По сообщению нашего корреспондента, в Одессе ве¬
дутся переговоры о высадке двух дивизий черных коло¬
ниальных войск. Консул Энно не допускает мысли, чтобы
Петлюра...»
— Ах, сукин сын, мальчишка!
«Перебежчики, явившиеся вчера в штаб нашего ко¬
мандования на Посту-Волынском, сообщили о все ра¬
стущем разложении в рядах банд Петлюры. Третьего дня
конный полк в районе Коростеня открыл огонь по пехот¬
ному полку сечевых стрельцов. В бандах Петлюры наблю¬
дается сильное тяготение к миру. Видимо, авантюра Пет¬
люры идет к краху. По сообщению того же перебежчика,
полковник Болботун, взбунтовавшийся против Петлюры,
ушел в неизвестном направлении со своим полком и
261
4-мя орудиями:. Болботун склоняется к гетманской ори¬
ентации.
Крестьяне ненавидят Петлюру за реквизиции. Моби¬
лизация, объявленная им в деревнях, не имеет никакого
успеха. Крестьяне массами уклоняются от нее, прячась
в лесах».
— Предположим... ах, мороз проклятый... Извините.
— Батюшка, что ж вы людей давите? Газетки дома
надо читать...
— Извините...
«Мы всегда утверждали, что авантюра Петлюры...»
— Вот мерзавец! Ах ты ж, мерзавцы...
Кто честен и не волк,
идет в добровольческий полк...
— Иван Иванович, что это вы сегодня не в духе?
— Да жена напетлюрила. С самого утра сегодня бол-
ботунит...
Турбин даже в лице изменился от этой остроты, злоб¬
но скомкал газету и швырнул ее на тротуар. Прислу¬
шался.
Бу-у, — пели пушки. У-уух, — откуда-то, из утробы
земли, звучало за городом.
— Что за черт?
Турбин круто повернулся, поднял газетный ком, рас¬
правил его и прочитал еще раз на первой странице вни¬
мательно:
«В районе Ирпеня столкновения наших разведчиков
с отдельными группами бандитов Петлюры.
На Серебрянском направлении спокойно».
«В Красном Трактире без перемен.
В направлении Боярки полк гетманских сердюков
лихой атакой рассеял банду в полторы тысячи человек.
В плен взято 2 человека».
Гу...гу...гу...Бу...бу...бу... — ворчала серенькая зимняя
даль где-то на юго-западе. Турбин вдруг открыл рот и
побледнел. Машинально запихнул газету в карман.
От бульвара, по Владимирской улице чернела и ползла
толпа. Прямо по мостовой шло много людей в черных
пальто... Замелькали бабы на тротуарах. Конный, из Дер¬
жавной вартъг*, ехал, словно предводитель. Рослая ло¬
шадь прядала ушами, косилась, шла боком. Рожа у всад¬
ника была растерянная. Он изредка что-то выкрикивал,
282
помахивая нагайкой для порядка, и выкриков его никто
пе слушал. В толпе, в передних рядах, мелькнули золо¬
тые ризы и бороды священников, колыхнулась хоругвь.
Мальчишки сбегались со всех сторон.
— «Вести»! — крикнул газетчик и устремился к
толпе.
Поварята в белых колпаках с плоскими донышками
выскочили из преисподней ресторана «Метрополь». Тол¬
па расплывалась по снегу, как чернила по бумаге.
Желтые длинные ящики колыхались над толпой. Ко¬
гда первый поравнялся с Турбиным, тот разглядел уголь¬
ную корявую надпись на его боку:
«Прапорщик Юцевич».
На следующем:
«Прапорщик Иванов».
На третьем:
«Прапорщик Орлов».
В толпе вдруг возник визг. Седая женщина, в сбив¬
шейся на затылок шляпе, спотыкаясь и роняя какие-то
свертки на землю, врезалась с тротуара в толпу.
— Что это такое? Ваня?! — залился ее голос. Кто-то,
бледнея, побежал в сторону. Взвыла одна баба, за нею
другая.
— Господи Исусе Христе! — забормотали сзади Тур¬
бина. Кто-то давил его в спину и дышал в шею.
— Господи... последние времена. Что ж это, режут
людей?.. Да что ж это...
— Лучше я уж не знаю что, чем такое видеть.
— Что? Что? Что? Что? Что такое случилось? Кого
это хоронят?
— Ваня! — завывало в толпе.
— Офицеров, что порезали в Попелюхе, — торопливо,
задыхаясь от желания первым рассказать, бубнил го¬
лос, — выступили в Попелюху, заночевали всем отрядом,
а ночью их окружили мужики с петлюровцами и начисто
всех порезали. Ну, начисто... Глаза повыкалывали, на
плечах погоны повырезали. Форменно изуродовали.
— Вот оно что? Ах, ах, ах...
«Прапорщик Коровин»,
«Прапорщик Гердт», —
проплывали желтые гробы.
— До чего дожили... Подумайте.
— Междоусобные брани.
— Да как же?..
— Заснули, говорят...
263
— Так им и треба... — вдруг свистнул в толпе за
спиной Турбина черный голосок, и перед глазами у него
позеленело. В мгновение мелькнули лица, шапки. Слов¬
но клещами, ухватил Турбин, просунув руку между дву¬
мя шеями, голос за рукав черного пальто. Тот обернулся
и впал в состояние ужаса.
— Что вы сказали? — шипящим голосом спросил
Турбин и сразу обмяк.
— Помилуйте, господин офицер, — трясясь в ужасе,
ответил голос, — я ничего не говорю. Я молчу. Что
вы-с? — голос прыгал.
Утиный нос побледнел, и Турбин сразу понял, что он
ошибся, схватил не того, кого нужно. Под утиным бараш¬
ковым носом торчала исключительной благонамеренности
физиономия. Ничего ровно она не могла говорить, и круг¬
лые глазки ее закатывались от страха.
Турбин выпустил рукав и в холодном бешенстве на¬
чал рыскать глазами по шапкам, затылкам и воротни¬
кам, кипевшим вокруг него. Левой рукой он готовился
что-то ухватить, а правой придерживал в кармане ручку
браунинга. Печальное пение священников проплывало
мимо, и рядом, надрываясь, голосила баба в платке. Хва¬
тать было решительно некого, голос словно сквозь землю
провалился. Проплыл последний гроб,
«Прапорщик Морской»,
пролетели какие-то сани.
— «Вести»! — вдруг под самым ухом Турбина рез¬
нул сиплый альт.
Турбин вытащил из кармана скомканный лист и, не
помня себя, два раза ткнул им мальчишке в физиономию,
приговаривая со скрипом зубовным:
— Вот тебе вести. Вот тебе. Вот тебе вести. Сволочь!
На этом припадок его бешенства прошел. Мальчишка
разронял газеты, поскользнулся и сел в сугроб. Лицо
его мгновенно перекосилось фальшивым плачем, а глаза
наполнились отнюдь не фальшивой, лютейшей нена¬
вистью.
— Ште это... что вы... за что мине? — загнусил он,
стараясь зареветь и шаря по снегу. Чье-то лицо в удив¬
лении выпятилось на Турбина, но боялось что-нибудь
сказать. Чувствуя стыд и нелепую чепуху, Турбин вобрал
голову в плечи и, круто свернув, мимо газового фонаря,
мимо белого бока круглого гигантского здания музея,
мимо каких-то развороченных ям с занесенными пленкой
264
снега кирпичами, выбежал на знакомый громадный
плац — сад Александровской гимназии.
— «Вести»! «Ежедневная демократическая газета»! —
донеслось с улицы.
*
Стовосьмидесятиоконным, четырехэтажным громад¬
ным покоем окаймляла плац родная Турбину гимназия.
Восемь лет провел Турбин в ней, в течение восьми лет
в весенние перемены он бегал по этому плацу, а зимами,
когда классы были полны душной пыли и лежал на пла¬
цу холодный важный снег зимнего учебного года, видел
плац из окна. Восемь лет растил и учил кирпичный по¬
кой Турбина и младших — Карася и Мышлаевского.
И ровно восемь же лет назад в последний раз видел
Турбин сад гимназии. Его сердце защемило почему-то от
страха. Ему показалось вдруг, что черная туча заслонила
небо, что налетел какой-то вихрь и смыл всю жизнь, как
страшный вал смывает пристань. О, восемь лет учения!
Сколько в них было нелепого и грустного и отчаянного
для мальчишеской души, но сколько было радостного. Се¬
рый день, серый день, серый день, ут консекутивум *, Кай
Юлий Цезарь, кол по космографии и вечная ненависть
к астрономии со дня этого кола. Но зато и весна, весна
и грохот в залах, гимназистки в зеленых передниках на
бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впере¬
ди — университет, значит, жизнь свободная, — понимае¬
те ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, во¬
ля, деньги, сила, слава.
И вот он все это прошел. Вечно загадочные глаза учи¬
телей, и страшные, до сих пор еще снящиеся, бассейны,
из которых вечно выливается и никак не может вылиться
вода, и сложные рассуждения о том, чем Ленский отли¬
чается от Онегина, и как безобразен Сократ, и когда осно¬
ван орден иезуитов, и высадился Помпей, и еще кто-то
высадился, и высадился и высаживался в течение двух
тысяч лет...
Мало этого. За восемью годами гимназии, уже вне вся¬
ких бассейнов, трупы анатомического театра, белые пала¬
ты, стеклянное молчание операционных, а затем три года
метания в седле, чужие раны, унижения и страдания, —
о, проклятый бассейн войны... И вот высадился все там
же, на этом плацу, в том же саду. И бежал по плацу до¬
статочно больной и издерганный, сжимал браунинг в кар¬
265
мане, бежал черт знает куда и зачем. Вероятно, защищать
ту самую жизнь — будущее, из-за которого мучился над
бассейнами и теми проклятыми пешеходами, из которых
один идет со станции «А», а другой навстречу ему со
станции «Б».
Черные окна являли полнейший и угрюмейший по¬
кой. С первого взгляда становилось понятно, что это по¬
кой мертвый. Странно, в центре города, среди развала,
кипения и суеты, остался мертвый четырехъярусный ко¬
рабль, некогда вынесший в открытое море десятки тысяч
жизней. Похоже было, что никто уже его теперь не охра¬
нял, ни звука, ни движения не было в окнах и под сте¬
нами, крытыми желтой николаевской краской. Снег дев¬
ственным пластом лежал на крышах, шапкой сидел на
кронах каштанов, снег устилал плац ровно, и только
несколько разбегающихся дорожек следов показывали,
что истоптали его только что.
И главное: не только никто не знал, но и никто не
интересовался — куда же все делось? Кто теперь учится
в этом корабле? А если не учится, то почему? Где сто¬
рожа? Почему страшные, тупорылые мортиры торчат под
шеренгою каштанов у решетки, отделяющей внутренний
палисадник у внутреннего парадного хода? Почему в
гимназии цейхгауз? Чей? Кто? Зачем?
Никто этого не знал, как никто не знал, куда девалась
мадам Анжу и почему бомбы в ее магазине легли рядом
с пустыми картонками?..
— Накати-и! — прокричал голос. Мортиры шевели¬
лись и ползали. Человек двести людей шевелились, пере¬
бегали, приседали и вскакивали около громадных кова¬
ных колес. Смутно мелькали желтые полушубки, серые
шинели и папахи, фуражки военные и защитные, и си¬
ние, студенческие.
Когда Турбин пересек грандиозный плац, четыре мор¬
тиры стали в шеренгу, глядя на него пастью. Спешное
учение возле мортир закончилось, и в две шеренги стал
пестрый новобранный строй дивизиона.
— Господин кап-пи-тан, — пропел голос Мышлаев¬
ского, — взвод готов.
Студзинский появился перед шеренгами, попятился
и крикнул:
— Левое плечо вперед, шагом марш!
2G6
Строй хрустнул, колыхнулся и, нестройно топча снег,
поплыл.
Замелькали мимо Турбина многие знакомые и типич¬
ные студенческие лица. В голове третьего взвода мельк¬
нул Карась. Не зная еще, куда и зачем, Турбин захрус¬
тел рядом со взводом...
Карась вывернулся из строя и, озабоченный, идя за¬
дом, начал считать:
— Левой. Левой. Ать. Ать.
В черную пасть подвального хода гимназии змеей
втянулся строй, и пасть начала заглатывать ряд за ря¬
дом.
Внутри гимназии было еще мертвеннее и мрачнее,
чем снаружи. Каменную тишину и зыбкий сумрак бро¬
шенного здания быстро разбудило эхо военного шага.
Под сводами стали летать какие-то звуки, точно просну¬
лись демоны. Шорох и писк слышался в тяжком шаге —
это потревоженные крысы разбегались по темным закоул¬
кам. Строй прошел по бесконечным и черным подвальным
коридорам, вымощенным кирпичными плитами, и при¬
шел в громадный зал, где в узкие прорези решетчатых
окошек, сквозь мертвую паутину, скуповато притекал
свет.
Адовый грохот молотков взломал молчание. Вскрыва¬
ли деревянные окованные ящики с патронами, вынимали
бесконечные ленты и похожие на торты круги для льюи¬
совских пулеметов. Вылезли черные и серые, похожие на
злых комаров, пулеметы. Стучали гайки, рвали клещи,
в углу со свистом что-то резала пила. Юнкера вынимали
кипы слежавшихся холодных папах, шинели в железных
складках, негнущиеся ремни, подсумки и фляги в сукне.
— Па-а-живей, — послышался голос Студзинского.
Человек шесть офицеров, в тусклых золотых погонах,
завертелись, как плауны на воде. Что-то выпевал выздо¬
ровевший тенор Мышлаевского.
— Господин доктор! — прокричал Студзинский из
тьмы, — будьте любезны принять команду фельдшеров и
дать ей инструкции.
Перед Турбиным тотчас оказались двое студентов.
Один из них, низенький и взволнованный, был с красным
крестом на рукаве студенческой шинели. Другой — в се¬
ром, и папаха налезала ему на глаза, так что он все вре¬
мя поправлял ее пальцами.
— Там ящики с медикаментами, — проговорил Тур¬
бин, — выньте из них сумки, которые через плечо, и мне
267
докторскую с набором. Потрудитесь выдать каждому из
артиллеристов по два индивидуальных пакета, бегло объ¬
яснив, как их вскрыть в случае надобности.
Голова Мышлаевского выросла над серым копоша¬
щимся вечем. Он влез на ящик, взмахнул винтовкой,
лязгнул затвором, с треском вложил обойму и затем, це¬
лясь в окно и лязгая, лязгая и целясь, забросал юнкеров
выброшенными патронами. После этого как фабрика за¬
стучала в подвале. Перекатывая стук и лязг, юнкера за¬
рядили винтовки.
— Кто не умеет, осторожнее, юнкера-а, — пел Мыш¬
лаевский, — объясните студентам.
Через головы полезли ремни с подсумками и фляги.
Произошло чудо. Разношерстные пестрые люди пре¬
вращались в однородный, компактный слой, над кото¬
рым колючей щеткой, нестройно взмахивая и шевелясь,
поднялась щетина штыков.
— Господ офицеров попрошу ко мне, — где-то про¬
звучал Студзинский.
В темноте коридора, под малиновый тихонький звук
шпор, Студзинский заговорил негромко.
— Впечатления?
Шпоры потоптались. Мышлаевский, небрежно и ловко
ткнув концами пальцев в околыш, пододвинулся к штабс-
капитану и сказал:
— У меня во взводе пятнадцать человек не имеют по¬
нятия о винтовке. Трудновато.
Студзинский, вдохновенно глядя куда-то вверх, где
скромно и серенько сквозь стекло лился последний жи¬
денький светик, молвил:
— Настроение?
Опять заговорил Мышлаевский:
— Кхм... кхм... Гробы напортили. Студентики смути¬
лись. На них дурно влияет. Через решетку видели.
Студзинский метнул на него черные упорные глаза.
— Потрудитесь поднять настроение.
И шпоры зазвякали, расходясь.
— Юнкер Павловский! — загремел в цейхгаузе Мыш¬
лаевский, как Радамес в «Аиде».
— Павловского... го!., го!., го!! — ответил цейхгауз ка¬
менным эхом и ревом юнкерских голосов.
— Ия!
— Алексеевского училища?
— Точно так, господин поручик.
268
— А ну-ка, двиньте нам песню поэнергичнее. Так,
чтобы Петлюра умер, мать его душу...
Один голос, высокий и чистый, завел под каменными
сводами:
Артиллеристом я рожден...
Тенора откуда-то ответили в гуще штыков:
В семье бригадной я учился.
Вся студенческая гуща как-то дрогнула, быстро со
слуха поймала мотив, и вдруг, стихийным басовым хора¬
лом, стреляя пушечным эхом, взорвало весь цейхгауз:
Ог-неем-ем картечи я крещен
И буйным бархатом об-ви-и-и-ился.
Огне-е-е-е-е-е-ем...
Зазвенело в ушах, в патронных ящиках, в мрачных
стеклах, в головах, и какие-то забытые пыльные стаканы
на покатых подоконниках тряслись и звякали...
И за канаты тормозные
Меня качали номера.
Студзинский, выхватив из толпы шинелей, штыков
и пулеметов двух розовых прапорщиков, торопливым ше¬
потом отдавал им приказание:
— Вестибюль... сорвать кисею... поживее...
И прапорщики унеслись куда-то.
Идут и поют
Юнкера гвардейской школы!
Трубы, литавры,
Тарелки звенят!!
Пустая каменная коробка гимназии теперь ревела и
выла в страшном марше, и крысы сидели в глубоких но¬
рах, ошалев от ужаса.
— Ать... ать!.. — резал пронзительным голосом рев
Карась.
— Веселей!.. — прочищенным голосом кричал Мыш¬
лаевский. — Алексеевцы, кого хороните?..
Не серая, разрозненная гусеница, а
Модистки! кухарки! горничные! прачки!
Вслед юнкерам уходящим глядят!!! —
одетая колючими штыками валила по коридору шеренга,
и пол прогибался и гнулся под хрустом ног. По беско¬
нечному коридору и во второй этаж в упор на гигантский,
270
залитый светом через стеклянный купол вестибюль шла
гусеница, и передние ряды вдруг начали ошалевать.
На кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом
с вензелями, поднимая аргамака на дыбы, сияя улыбкой,
в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лы¬
соватый и сверкающий Александр вылетал перед артил¬
леристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные
коварного шарма, Александр взмахивал палашом и ост¬
рием его указывал юнкерам на Бородинские полки. Клу¬
бочками ядер одевались Бородинские поля, и черной
тучей штыков покрывалась даль на двухсаженном по¬
лотне.
...ведь были ж....
схватки боевые?!
— Да говорят... — звенел Павловский,
Да говорят, еще какие!! —
гремели басы.
Не да-а-а-а-ром помнит вся Россия
Про день Бородина!!
Ослепительный Александр несся на небо, и оборван¬
ная кисея, скрывавшая его целый год, лежала валом у
копыт его коня.
— Императора Александра Благословенного не виде¬
ли, что ли? Ровней, ровней! Ать. Ать. Леу. Леу! — выл
Мышлаевский, и гусеница поднималась, осаживая лест¬
ницу грузным шагом александровской пехоты. Мимо по¬
бедителя Наполеона левым плечом прошел дивизион в
необъятный двусветный актовый зал и, оборвав песню,
стал густыми шеренгами, колыхнув штыками. Сумрачный
белесый свет царил в зале, и мертвенными, бледными
пятнами глядели в простенках громадные, наглухо заве¬
шенные портреты последних царей.
Студзинский попятился и глянул на браслет-часьг.
В это мгновение вбежал юнкер и что-то шепнул ему.
— Командир дивизиона, — расслышали ближайшие.
Студзинский махнул рукой офицерам. Те побежали
между шеренгами и выровняли их. Студзинский вышел
в коридор навстречу командиру.
Звеня шпорами, полковник Малышев по лестнице,
оборачиваясь и косясь на Александра, поднимался ко
входу в зал. Кривая кавказская шашка с вишневым тем¬
ляком болталась у него на левом бедре. Он был в фураж¬
271
ке черного буйного бархата и длинной шинели с огром¬
ным разрезом назади. Лицо его было озабочено. Студзин¬
ский торопливо подошел к нему и остановился, откозы¬
ряв.
Малышев спросил его:
— Одеты?
— Так точно. Все приказания исполнены.
— Ну, как?
— Драться будут. Но полная неопытность. На сто
двадцать юнкеров восемьдесят студентов, не умеющих
держать в руках винтовку.
Тень легла на лицо Малышева. Он помолчал.
— Великое счастье, что хорошие офицеры попа¬
лись, — продолжал Студзинский, — в особенности этот
новый, Мышлаевский. Как-нибудь справимся.
— Так-с. Ну-с, вот что: потрудитесь, после моего
смотра, дивизион, за исключением офицеров и караула
в шестьдесят человек из лучших и опытнейших юнкеров,
которых вы оставите у орудий, в цейхгаузе и на охране
здания, распустить по домам с тем, чтобы завтра в семь
часов утра весь дивизион был в сборе здесь.
Дикое изумление разбило Студзинского, глаза его не¬
приличнейшим образом выкатились на господина полков¬
ника. Рот раскрылся.
— Господин полковник... — все ударения у Студзин¬
ского от волнения полезли на предпоследний слог, —
разрешите доложить. Это невозможно. Единственный спо¬
соб сохранить сколько-нибудь боеспособным дивизион —
это задержать его на ночь здесь.
Господин полковник тут же, и очень быстро, обна¬
ружил новое свойство — великолепнейшим образом сер¬
диться. Шея его и щеки побурели и глаза загорелись.
— Капитан, — заговорил он неприятным голосом, —
я вам в ведомости прикажу выписать жалованье не как
старшему офицеру, а как лектору, читающему команди¬
рам дивизионов, и это мне будет неприятно, потому что
я полагал, что в вашем лице я буду иметь именно опыт¬
ного старшего офицера, а не штатского профессора. Ну-с,
так вот: лекции мне не нужны. Па-а-прошу вас советов
мне не давать! Слушать, запоминать. А запомнив — ис¬
полнять!
И тут оба выпятились друг на друга.
Самоварная краска полезла по шее и щекам Студ¬
зинского, и губы его дрогнули. Как-то скрипнув горлом,
он произнес:
272
— Слушаю, господин полковник.
— Да-с, слушать. Распустить по домам. Приказать
выспаться, и распустить без оружия, а завтра чтобы яви¬
лись в семь часов. Распустить, и мало этого: мелкими
партиями, а не взводными ящиками, и без погон, чтобы
не привлекать внимания зевак своим великолепием.
Луч понимания мелькнул в глазах Студзинского, а
обида в них погасла.
— Слушаю, господин полковник.
Господин полковник тут резко изменился.
— Александр Брониславович, я вас знаю не первый
день как опытного и боевого офицера. Но ведь и вы меня
знаете? Стало быть, обиды нет? Обиды в такой час не¬
уместны. Я неприятно сказал — забудьте, ведь вы то¬
же...
Студзинский залился густейшей краской.
— Точно так, господин полковник, я виноват.
— Ну-с, и отлично. Не будем же терять времени,
чтобы их не расхолаживать. Словом, все на завтра. Зав¬
тра яснее будет видно. Во всяком случае, скажу заранее:
на орудия — внимания ноль, имейте в виду — лошадей
не будет и снарядов тоже. Стало быть, завтра с утра
стрельба из винтовок, стрельба и стрельба. Сделайте мне
так, чтобы дивизион завтра к полудню стрелял, как при¬
зовой полк. И всем опытным юнкерам — гранаты. По¬
нятно?
Мрачнейшие тени легли на Студзинского. Он напря¬
женно слушал.
Господин полковник, разрешите спросить?
— Знаю-с, что вы хотите спросить. Можете не спра¬
шивать. Я сам вам отвечу — погано-с. Бывает хуже, но
редко. Теперь понятно?
— Точно так!
— Ну, так вот-с, — Малышев очень понизил голос, —
понятно, что мне не хочется остаться в этом каменном
мешке на подозрительную ночь и, чего доброго, угробить
двести ребят, из которых сто двадцать даже не умеют
стрелять!
Студзинский молчал.
—* Ну так вот-с. А об остальном вечером. Все успеем.
Валите к дивизиону.
И они вошли в зал.
— Смир-р-р-но. Га-сааа офицеры! — прокричал Сту¬
дзинский.
— Здравствуйте, артиллеристы!
18 В огненном кольце
273
Студзинский из-за спины Малышева, как беспокойный
режиссер, взмахнул рукой, и серая колючая стена рявк¬
нула так, что дрогнули стекла.
— Здр...рра...жла...гсин... полковник...
Малышев весело оглядел ряды, отнял руку от козырь¬
ка и заговорил:
— Бесподобно... Артиллеристы! Слов тратить не буду,
говорить не умею, потому что на митипгах не выступал,
и потому скажу коротко. Будем мы бить Петлюру, су¬
кина сына, и, будьте покойны, побьем. Среди вас влади-
мировцы, константиновцы, алексеевцы, орлы их ни разу
еще не видали от них сраму. А многие из вас воспитан¬
ники этой знаменитой гимназии. Старые ее стены смотрят
на вас. И я надеюсь, что вы не заставите краснеть за
вас. Артиллеристы мортирного дивизиона! Отстоим Го¬
род великий в часы осады бандитом. Если мы обкатим
этого милого президента шестью дюймами, небо ему
покажется не более, чем его собственные подштанники,
мать его душу через семь гробов!!!
— Га...а-а... Га-а... — ответила колючая гуща, по¬
давленная бойкостью выражений господина полковника.
— Постарайтесь, артиллеристы!
Студзинский опять, как режиссер из-за кулис, испу¬
ганно взмахнул рукой, и опять громада обрушила пласты
пыли своим воплем, повторенным громовым эхо:
Ррр...Ррррр...Стра...Рррррр!!!
*
Через десять минут в актовом зале, как на Бородин¬
ском поле, стали сотни ружей в козлах. Двое часовых
зачернели на концах поросшей штыками паркетной
пыльной равнины. Где-то в отдалении, внизу, стучали
и перекатывались шаги торопливо расходившихся, со¬
гласно приказу, новоявленных артиллеристов. В коридо¬
рах что-то ковано гремело и стучало, и слышались офи¬
церские выкрики — Студзинский сам разводил караулы.
Затем неожиданно в коридорах запела труба. В ее
рваных, застоявшихся звуках, летящих по всей гимназии,
грозность была надломлена, а слышна явственная тревога
и фальшь. В коридоре над пролетом, окаймленным двумя
рамками лестницы в вестибюль, стоял юнкер и раздувал
щеки. Георгиевские потертые ленты свешивались с
тусклой медной трубы. Мышлаевский, растопырив ноги
циркулем, стоял перед трубачом, и учил, и пробовал его.
274
— Не доносите... Теперь так, так. Раздуйте ее, раз¬
дуйте. Залежалась, матушка. А ну-ка, тревогу.
«Та-та-там-та-там», — пел трубач, наводя ужас и
тоску на крыс.
Сумерки резко ползли в двусветный зал. Перед полем
в козлах остались Малышев и Турбин. Малышев как-то
хмуро глянул на врача, но сейчас же устроил на лице
приветливую улыбку.
— Ну-с, доктор, у вас как? Санитарная часть в по¬
рядке?
— Точно так, господин полковник.
— Вы, доктор, можете отправляться домой. И фельд¬
шеров отпустите. И таким образом: фельдшера пусть
явятся завтра в семь часов утра, вместе с остальными...
А вы... (Малышев подумал, прищурился.) Вас попрошу
прибыть сюда завтра в два часа дня. До тех пор вы
свободны. (Малышев опять подумал.) И вот что-с: по¬
гоны можете пока не надевать. (Малышев помялся.)
В наши планы не входит особенно привлекать к себе
внимание. Одним словом, завтра прошу в два часа сюда.
— Слушаю-с, господин полковник.
Турбин потоптался на месте. Малышев вынул портси¬
гар и предложил ему папиросу. Турбин в ответ зажег
спичку. Загорелись две красные звездочки, и тут же
сразу стало ясно, что значительно потемнело. Малышев
беспокойно глянул вверх, где смутно белели дуговые
шары, потом вышел в коридор.
— Поручик Мышлаевский. Пожалуйте сюда. Вот
что-с: поручаю вам электрическое освещение здания пол¬
ностью. Потрудитесь в кратчайший срок осветить. Будьте
любезны овладеть им настолько, чтобы в любое мгнове¬
ние вы могли его всюду не только зажечь, но и потушить.
И ответственность за освещение целиком ваша.
Мышлаевский козырнул, круто повернулся. Трубач
пискнул и прекратил. Мышлаевский, бренча шпорами —
топы-топы-топы, — покатился по парадной лестнице с
такой быстротой, словно поехал на коньках. Через минуту
откуда-то снизу раздались его громовые удары кулаками
куда-то и командные вопли. И в ответ им, в парадном
подъезде, куда вел широченный двускатный вестибюль,
дав слабый отблеск на портрет Александра, вспыхнул
свет. Малышев от удовольствия даже приоткрыл рот и
обратился к Турбину:
— Нет, черт возьми,., Это действительно офицер. Ви¬
дали?
13*
275
А снизу на лестнице показалась фигурка и медленно
полезла по ступеням вверх. Когда она повернула на пер¬
вой площадке, и Малышев и Турбин, свесившись с пе¬
рил, разглядели ее. Фигурка шла на разъезжающихся
больных ногах и трясла белой головой. На фигурке была
широкая двубортная куртка с серебряными пуговицами
и цветными зелеными петлицами. В прыгающих руках у
фигурки торчал огромный ключ. Мышлаевский подни¬
мался сзади и изредка покрикивал:
— Живее, живее, старикан! Что ползешь, как вошь
по струне?
— Ваше... ваше... — шамкал и шаркал тихонько ста¬
рик. Из мглы на площадке вынырнул Карась, за ним
другой, высокий офицер, потом два юнкера и, наконец,
вострорылый пулемет. Фигурка метнулась в ужасе, со¬
гнулась, согнулась и в пояс поклонилась пулемету.
— Ваше высокоблагородие, — бормотала она.
Наверху фигурка трясущимися руками, тычась в по¬
лутьме, открыла продолговатый ящик на стене, и белое
пятно глянуло из него. Старик сунул руку куда-то,
щелкнул, и мгновенно залило верхнюю площадь вести¬
бюля, вход в актовый зал и коридор.
Тьма свернулась и убежала в его концы. Мышлаев¬
ский овладел ключом моментально и, просунув руку в
ящик, начал играть, щелкая черными ручками. Свет,
ослепительный до того, что даже отливал в розовое, то
загорался, то исчезал. Вспыхнули шары в зале и погасли.
Неожиданно загорелись два шара по концам коридора,
и тьма, кувыркнувшись, улизнула совсем.
— Как? эй! — кричал Мышлаевский.
— Погасло, — отвечали голоса снизу из провала ве¬
стибюля.
— Есть! Горит! — кричали снизу.
Вдоволь наигравшись, Мышлаевский окончательно
зажег зал, коридор и рефлектор над Александром, запер
ящик на ключ и опустил его в карман.
— Катись, старикан, спать, — молвил он успокоитель¬
но, — всё в полном порядке.
Старик виновато заморгал подслеповатыми глазами:
— А ключик-то? ключик... ваше высокоблагородие...
Как же? У вас, что ли, будет?
— Ключик у меня будет. Вот именно.
Старик потрясся еще немножко и медленно стал
уходить.
— Юнкер!
276
Румяный толстый юнкер грохнул ложей у ящика
и стал неподвижно.
— К ящику пропускать беспрепятственно командира
дивизиона, старшего офицера и меня. Но никого более.
В случае надобности, по приказанию одного из трех,
ящик взломаете, но осторожно, чтобы ни в коем случае
не повредить щита.
— Слушаю, господин поручик.
Мышлаевский поравнялся с Турбиным и шепнул:
— Максим-то... видал?
— Господи... видал, видал, — шепнул Турбин.
Командир дивизиона стал у входа в актовый зал,
и тысяча огней играла на серебряной резьбе его шашки.
Он поманил Мышлаевского и сказал:
— Ну, вот-с, поручик, я доволен, что вы попали к
нам в дивизион. Молодцом.
— Рад стараться, господин полковник.
— Вы еще наладите нам отопление здесь в зале, что¬
бы отогревать смены юнкеров, а уж об остальном я по¬
забочусь сам. Накормлю вас и водки достану, в количе¬
стве небольшом, но достаточном, чтобы согреться.
Мышлаевский приятнейшим образом улыбнулся гос¬
подину полковнику и внушительно откашлялся:
— Эк... км...
Турбин более не слушал. Наклонившись над балю¬
страдой, он не отрывал глаз от белоголовой фигурки,
пока она не исчезла внизу. Пустая тоска овладела Тур¬
биным. Тут же, у холодной балюстрады, с исключитель¬
ной ясностью перед ним прошло воспоминание.
...Толпа гимназистов всех возрастов в пол¬
ном восхищении валила по этому самому ко¬
ридору. Коренастый Максим, старший педель,
стремительно увлекал две черные фигурки, от¬
крывая чудное шествие.
—- Пущай, пущай, пущай, пущай, — бормо¬
тал он, — пущай, по случаю радостного приез¬
да господина попечителя, господин инспектор
полюбуется на господина Турбина с господи¬
ном Мышлаевским. Это им будет удовольствие.
Прямо-таки замечательное удовольствие!
Надо думать, что последние слова Максима
заключали в себе злейшую иронию. Лишь че¬
ловеку с извращенным вкусом созерцание гос¬
под Турбина и Мышлаевского могло доставить
277
удовольствие, да еще в радостный час приезда
попечителя.
У господина Мышлаевского, ущемленного
в левой руке Максима, была наискось рассе¬
чена верхняя губа, и левый рукав висел на
нитке. На господине Турбине, увлекаемом
правою, не было пояса, и все пуговицы отлете¬
ли не только на блузе, но даже на разрезе
брюк спереди, так что собственное тело и
белье господина Турбина безобразнейшим об¬
разом было открыто для взоров.
— Пустите нас, миленький Максим, доро¬
гой, — молили Турбин и Мышлаевский, обра¬
щая по очереди к Максиму угасающие взоры
на окровавленных лицах.
— Ура! Волоки его, Макс Преподобный! —
кричали сзади взволнованные гимназисты. —
Нет такого закону, чтобы второклассников без¬
наказанно уродовать!
Ах, боже мой, боже мой! Тогда было солнце, шум
и грохот. И Максим тогда был не такой, как теперь, —
белый, скорбный и голодный. У Максима на голове была
черная сапожная щетка, лишь кое-где тронутая нитями
проседи, у Максима железные клещи вместо рук, и на
шее медаль величиною с колесо на экипаже... Ах, колесо,
колесо. Все-то ты ехало из деревни «Б», делая N оборо¬
тов, и вот приехало в каменную пустоту. Боже, какой
холод. Нужно защищать теперь... Но что? Пустоту? Гул
шагов?.. Разве ты, ты, Александр, спасешь Бородинскими
полками гибнущий дом? Оживи, сведи их с полотна! Они
побили бы Петлюру.
Ноги Турбина понесли его вниз сами собой. «Мак¬
сим!» — хотелось ему крикнуть, потом он стал останав¬
ливаться и совсем остановился. Представил себе Максима
внизу, в подвальной квартирке, где жили сторожа. На¬
верное, трясется у печки, все забыл и еще будет плакать.
А тут и так тоски по самое горло. Плюнуть надо на все
это. Довольно сентиментальничать. Просентиментальни-
чали свою жизнь. Довольно.
*
И все-таки, когда Турбин отпустил фельдшеров, оп
оказался в пустом сумеречном классе. Угольными пят¬
нами глядели со стен доски. И парты стояли рядами.
278
Он не удержался, поднял крышку и присел. Трудно,
тяжело, неудобно. Как близка черная доска. Да, клянусь,
клянусь, тот самый класс или соседний, потому что вон
из окна тот самый вид на Город. Вон черная умершая
громада университета. Стрела бульвара в белых огнях,
коробки домов, провалы тьмы, стены, высь небес...
А в окнах настоящая опера «Ночь под рождество»,
снег и огонечки, дрожат и мерцают... «Желал бы я знать,
почему стреляют в Святошине?» И безобидно, и далеко,
пушки, как в вату, бу-у, бу-у...
— Довольно.
Турбин опустил крышку парты, вышел в коридор
и мимо караулов ушел через вестибюль на улицу. В па¬
радном подъезде стоял пулемет. Прохожих на улице было
мало, и шел крупный снег.
*
Господин полковник провел хлопотливую ночь. Много
рейсов совершил он между гимназией и находящейся
в двух шагах от нее мадам Анжу. К полуночи машина
хорошо работала и полным ходом. В гимназии, тихонько
шипя, изливали розовый свет калильные фонари в шарах.
Зал значительно потеплел, потому что весь вечер и всю
ночь бушевало пламя в старинных печах в библиотечных
приделах зала.
Юнкера, под командою Мышлаевского, «Отечествен¬
ными записками» и «Библиотекой для чтения» за
1863 год разожгли белые печи и потом всю ночь непре¬
рывно, гремя топорами, старыми партами топили их.
Студзинский и Мышлаевский, приняв по два стакана
спирта (господин полковник сдержал свое обещание и
доставил его в количестве достаточном, чтобы согреться,
именно — полведра), сменяясь, спали по два часа впо¬
валку с юнкерами, на шинелях у печек, и багровые огни
и тени играли на их лицах. Потом вставали, всю ночь
ходили от караула к караулу, проверяя посты. И Карась
с юнкерами-пулеметчиками дежурил у выходов в сад.
И в бараньих тулупах, сменяясь каждый час, стояли
четверо юнкеров у толстомордых мортир.
У мадам Анжу печка раскалилась, как черт, в трубах
звенело и несло, один из юнкеров стоял на часах у двери,
не спуская глаз с мотоциклетки у подъезда, и пять юнке¬
ров мертво спали в магазине, расстелив шинели. К часу
ночи господин полковник окончательно обосновался у ма¬
279
дам Анжу, зевал, но еще не ложился, все время беседуя
с кем-то по телефону. А в два часа ночи, свистя, подъ¬
ехала мотоциклетка, и из нее вылез военный человек в
серой шинели.
— Пропустить. Это ко мне.
Человек доставил полковнику объемистый узел в про¬
стыне, перевязанный крест-накрест веревкою. Господин
полковник, собственноручно запрятал его в маленькую
каморочку, находящуюся в приделе магазина, и запер ее
на висячий замок. Серый человек покатил на мотоциклет¬
ке обратно, а господин полковник перешел на галерею и
там, разложив шинель и положив под голову груду
лоскутов, лег и, приказав дежурному юнкеру разбудить
себя ровно в шесть с половиной, заснул.
7
Глубокою ночью угольная тьма залегла на террасах
лучшего места в мире — Владимирской горки. Кирпич¬
ные дорожки и аллеи были скрыты под нескончаемым
пухлым пластом нетронутого снега.
Ни одна душа в Городе, ни одна нога не беспокоила
зимою многоэтажного массива. Кто пойдет на Горку
ночью, да еще в такое время? Да страшно там просто!
И храбрый человек не пойдет. Да и делать там печего.
Одно всего освещенное место: стоит на страшном тяжелом
постаменте уже сто лет чугунный черный Владимир и
держит в руке, стоймя, трехсаженный крест. Каждый
вечер, лишь окутают сумерки обвалы, скаты и террасы,
зажигается крест и горит всю ночь. И далеко виден, верст
за сорок виден в черных далях, ведущих к Москве.
Но тут освещает немного, падает, задев зелено-черный
бок постамента, бледный электрический свет, вырывает
из тьмы балюстраду и кусок решетки, окаймляющей
среднюю террасу. Больше ничего. А уж дальше, дальше!..
Полная тьма. Деревья во тьме, странные, как люстры в
кисее, стоят в шапках снега, и сугробы кругом по самое
горло. Жуть.
Ну, понятное дело, ни один человек и не потащится
сюда. Даже самый отважный. Незачем, самое главное.
Совсем другое дело в Городе. Ночь тревожная, важная,
военная ночь. Фонари горят бусинами. Немцы спят, но
вполглаза спят. В самом темпом переулке вдруг рож¬
дается голубой конус.
- Halt!
280
Хруст... Хруст... посредине улицы ползут пешки в та¬
зах. Черные наушники... Хруст... Винтовочки не за пле¬
чами, а на руку. С немцами шутки шутить нельзя, пока
что... Что бы там ни было, а немцы — штука серьезная.
Похожи на навозных жуков.
— Докумиэнт!
— Halt!
Конус из фонарика. Эгей!..
И вот тяжелая черная лакированная машина, впереди
четыре огня. Не простая машина, потому что вслед за
зеркальной кареткой скачет облегченной рысью конвой —
восемь конных. Но немцам это все равно. И машине
кричат:
— Halt!
— Куда? Кто? Зачем?
— Командующий, генерал от кавалерии Белоруков.
Ну, это, конечно, другое дело. Это пожалуйста. В стек¬
лах кареты, в глубине, бледное усатое лицо. Неясный
блеск на плечах генеральской шинели. И тазы немецкие
козырнули. Правда, в глубине души им все равно, что
командующий Белоруков, что Петлюра, что предводитель
зулусов в этой паршивой стране. Но тем не менее...
У зулусов жить — по-зулусьи выть. Козырнули тазы.
Международная вежливость, как говорится.
*
Ночь важная, военная. Из окон мадам Анжу падают
лучи света. В лучах дамские шляпы, и корсеты, и панта¬
лоны, и севастопольские пушки. И ходит, ходит маятник-
юнкер, зябнет, штыком чертит императорский вензель.
И там, в Александровской гимназии, льют шары, как на
балу. Мышлаевский, подкрепившись водкой в количестве
достаточном, ходит, ходит, на Александра Благословен¬
ного поглядывает, на ящик с выключателями посматри¬
вает. В гимназии довольно весело и важно. В караулах
как-никак восемь пулеметов и юнкера —■ это вам не
студенты!.. Они, знаете ли, драться будут. Глаза у Мыш¬
лаевского, как у кролика, — красные. Которая уж ночь
и сна мало, а водки много и тревоги порядочно. Ну, в Го¬
роде с тревогою пока что легко справиться. Если ты че¬
ловек чистый, пожалуйста, гуляй. Правда, раз пять оста¬
новят. Но если документы налицо, иди себе, пожалуйста.
Удивительно, что ночью шляешься, но иди...
А на Горку кто полезет? Абсолютная глупость.
281
Да еще и ветер там на высотах... пройдет по сугробным
аллеям, так тебе чертовы голоса померещатся. Если бы
кто и полез на Горку, то уж разве какой-нибудь совсем
отверженный человек, который при всех властях мира
чувствует себя среди людей, как волк в собачьей стае.
Полный мизерабль, как у Гюго. Такой, которому в Город
и показываться-то не следует, а уж если и показываться,
то на свой риск и страх. Проскочишь между патрулями —
твоя удача, не проскочишь — не прогневайся. Ежели бы
такой человек на Горку и попал, пожалеть его искренне
следовало бы по человечеству.
Ведь это и собаке не пожелаешь. Ветер-то ледяной.
Пять минут на нем побудешь и домой запросишься, а...
— Як часов с пьять? Эх... Эх... померзнем!..
Главное, ходу нет в верхний Город мимо панорамы
и водонапорной башни, там, изволите ли видеть, в Ми¬
хайловском переулке, в монастырском доме, штаб князя
Белорукова. И поминутно — то машины с конвоем, то
машины с пулеметами, то...
— Офицерня, ах твою душу, щоб вам повылазило!
Патрули, патрули, патрули.
А по террасам вниз в нижний Город — Подол —
и думать нечего, потому что на Александровской улице,
что вьется у подножья Горки, во-первых, фонари цепью,
а во-вторых, немцы, хай им бис! патруль за патрулем!
Разве уж под утро? Да ведь замерзнем до утра. Ле¬
дяной ветер — гу-у... — пройдет по аллеям, и мерещит¬
ся, что бормочут в сугробах у решетки человеческие го¬
лоса.
— Замерзнем, Кирпатый!
— Терпи, Немоляка, терпи. Походят патрули до утра,
заснут. Проскочим на Ввоз, отогреемся у Сычихи.
Пошевелится тьма вдоль решетки, и кажется, что три
чернейших тени жмутся к парапету, тянутся, глядят
вниз, где, как на ладони, Александровская улица. Вот она
молчит, вот пуста, но вдруг побегут два голубоватых
конуса — пролетят немецкие машины или же покажутся
черные лепешечки тазов и от них короткие острые тени...
И как на ладони видно...
Отделяется одна тень на Горке, и сипит ее волчий
острый голос:
— Э... Немоляка... Рискуем! Ходим. Может, проско¬
чим...
Нехорошо на Горке.
282
*
И во дворце, представьте себе, тоже нехорошо. Ка¬
кая-то странная, неприличная ночью во дворце суета.
Через зал, где стоят аляповатые золоченые стулья,
по лоснящемуся паркету мышиной побежкой пробежал
старый лакей с бакенбардами. Где-то в отдалении про¬
звучал дробный электрический звоночек, прозвякали чьи-
то шпоры. В спальне зеркала в тусклых рамах с коронами
отразили странную неестественную картину. Худой, се¬
доватый, с подстриженными усиками на лисьем бритом
пергаментном лице человек, в богатой черкеске с сереб¬
ряными газырями, заметался у зеркал. Возле него шеве¬
лились три немецких офицера и двое русских. Один в
черкеске, как и сам центральный человек, другой во
френче и рейтузах, обличавших их кавалергардское про¬
исхождение, но в клиновидных гетманских погонах. Они
помогли лисьему человеку переодеться. Была совлечена
черкеска, широкие шаровары, лакированные сапоги. Че¬
ловека облекли в форму германского майора, и он стал
не хуже и не лучше сотен других майоров. Затем дверь
отворилась, раздвинулись пыльные дворцовые портьеры
и пропустили еще одного человека в форме военного
врача германской армии. Он принес с собой целую груду
пакетов, вскрыл их и наглухо умелыми руками забин¬
товал голову новорожденного германского майора так,
что остался видным лишь правый лисий глаз да тонкий
рот, чуть приоткрывавший золотые и платиновые ко¬
ронки.
Неприличная ночная суета во дворце продолжалась
еще некоторое время. Каким-то офицерам, слоняющимся
в зале с аляповатыми стульями и в зале соседнем, вы¬
шедший германец рассказал по-немецки, что майор фон
Шратт, разряжая револьвер, нечаянно ранил себя в шею
и что его сейчас срочно нужно отправить в германский
госпиталь. Где-то звенел телефон, еще где-то пела птич¬
ка — пиу! Затем к боковому подъезду дворца, пройдя
через стрельчатые резные ворота, подошла германская
бесшумная машина с красным крестом, и закутанного
в марлю, наглухо запакованного в шинель таинственного
майора фон Шратта вынесли на носилках и, откинув
стенку специальной машины, заложили в нее. Ушла ма¬
шина, раз глухо рявкнув на повороте при выезде из
ворот.
Во дворце же продолжалась до самого утра суетня и
283
тревога, горели огни в залах портретных и в залах
золоченых, часто звенел телефон, и лица у лакеев стали
как будто наглыми, и в глазах заиграли веселые огни...
В маленькой узкой комнатке, в первом этаже дворца
у телефонного аппарата оказался человек в форме ар¬
тиллерийского полковника. Он осторожно прикрыл дверь
в маленькую обеленную, совсем не похожую на дворцо¬
вую, аппаратную комнату и лишь тогда взялся за трубку.
Он попросил бессонную барышню на станции дать ему
номер 212. И, получив его, сказал «мерси», строго и
тревожно сдвинув брови, и спросил интимно и глухо¬
вато:
— Это штаб мортирного дивизиона?
*
Увы, увы! Полковнику Малышеву не пришлось спать
до половины седьмого, как он рассчитывал. В четыре
часа ночи птичка в магазине мадам Анжу запела чрез¬
вычайно настойчиво, и дежурный юнкер вынужден был
господина полковника разбудить. Господин полковник
проснулся с замечательной быстротой и сразу и остро
стал соображать, словно вовсе никогда и не спал. И в пре¬
тензии на юнкера за прерванный сон господин полковник
не был. Мотоциклетка увлекла его в начале пятого утра
куда-то, а когда к пяти полковник вернулся к мадам
Анжу, он так же тревожно и строго в боевой нахмуренной
думе сдвинул свои брови, как и тот полковник во дворце,
который из аппаратной вызывал мортирный дивизион.
*
В семь часов на Бородинском поле, освещенном розо¬
ватыми шарами, стояла, пожимаясь от предрассветного
холода, гудя и ворча говором, та же растянутая гусеница,
что поднималась по лестнице к портрету Александра.
Штабс-капитан Студзинский стоял поодаль ее в группе
офицеров и молчал. Странное дело, в глазах его был тот
же косоватый отблеск тревоги, как и у полковника Ма¬
лышева, начиная с четырех часов утра. Но всякий, кто
увидал бы и полковника и штабс-капитана в эту знаме¬
нитую ночь, мог бы сразу и уверенно сказать, в чем раз¬
ница: у Студзинского в глазах — тревога предчувствия,
а у Малышева в глазах тревога определенная, когда все
уже совершенно ясно, понятно и погано. У Студзинского
284
из-за обшлага его шинели торчал длинный список артил¬
леристов дивизиона. Студзинский только что произвел
перекличку и убедился, что двадцати человек не хватает.
Поэтому список носил на себе след резкого движения
штабс-капитанских пальцев: он был скомкан.
В похолодевшем зале вились дымки — в офицерской
группе курили.
Минута в минуту, в семь часов перед строем появил¬
ся полковник Малышев, и, как предыдущим днем, его
встретил приветственный грохот в зале. Господин пол¬
ковник, как и в предыдущий день, был опоясан серебря¬
ной шашкой, но в силу каких-то причин тысяча огней
уже не играла на серебряной резьбе. На правом бедре
у полковника покоился револьвер в кобуре, и означенная
кобура, вероятно, вследствие несвойственной полковнику
Малышеву рассеянности, была расстегнута.
Полковник выступил перед дивизионом, левую руку
в перчатке положил на эфес шашки, а правую без пер¬
чатки нежно наложил на кобуру и произнес следующие
слова:
— Приказываю господам офицерам и артиллеристам
мортирного дивизиона слушать внимательно то, что я им
скажу! За ночь в нашем положении, в положении ар¬
мии, и, я бы сказал, в государственном положении на
Украине произошли резкие и внезапные изменения. По¬
этому я объявляю вам, что дивизион распущен! Предла¬
гаю каждому из вас, сняв с себя всякие знаки отличия и
захватив здесь в цейхгаузе все, что каждый из вас по¬
желает и что он может унести на себе, разойтись по
домам, скрыться в них, ничем себя не проявлять и ожи¬
дать нового вызова от меня!
Он помолчал и этим как будто бы еще больше под¬
черкнул ту абсолютно полную тишину, что была в зале.
Даже фонари перестали шипеть. Все взоры артиллеристов
и офицерской группы сосредоточились на одной точке в
зале, именно на подстриженных усах господина полков¬
ника.
Он заговорил вновь:
— Этот вызов последует с моей стороны немедленно,
лишь произойдет какое-либо изменение в положении.
Но должен вам сказать, что надежд на него мало... Сей¬
час мне самому еще неизвестно, как сложится обстанов¬
ка, но я думаю, что лучшее, на что может рассчитывать
каждый... э... (полковник вдруг выкрикнул следующее
слово) лучший! из вас — это быть отправленным на Дон.
285
Итак: приказываю всему дивизиону, за исключением
господ офицеров и тех юнкеров, которые сегодня ночью
несли караулы, немедленно разойтись по домам!
— А?! А?! Га, га, га! — прошелестело по всей гро¬
маде, и штыки в ней как-то осели. Замелькали растерян¬
ные лица, и как будто где-то в шеренгах мелькнуло не¬
сколько обрадованных глаз...
Из офицерской группы выделился штабс-капитан
Студзинский, как-то иссиня-бледноватый, косящий гла¬
вами, сделал несколько шагов по направлению к полков¬
нику Малышеву, затем оглянулся на офицеров. Мыш¬
лаевский смотрел не на него, а все туда же, на усы пол¬
ковника Малышева, причем вид у него был такой, словно
он хочет, по своему обыкновению, выругаться скверными
матерными словами. Карась нелепо подбоченился и за¬
моргал глазами. А в отдельной группочке молодых пра¬
порщиков вдруг прошелестело неуместное разрушитель¬
ное слово «арест»!..
— Что такое? Как? — где-то баском послышалось
в шеренге среди юнкеров.
— Арест!..
— Измена!!
Студзинский неожиданно и вдохновенно глянул на
светящийся шар над головой, вдруг скосил глаза на руч¬
ку кобуры и крикнул:
— Эй, первый взвод!
Передняя шеренга с краю сломалась, серые фигуры
выделились из нее, и произошла странная суета.
—■ Господин полковник! — совершенно сиплым голо¬
сом сказал Студзинский. — Вы арестованы.
— Арестовать его!! — вдруг истерически звонко вы¬
крикнул один из прапорщиков и двинулся к полковнику.
— Постойте, господа! — крикнул медленпо, но прочно
соображающий Карась.
Мышлаевский проворно выскочил из группы, ухватил
экспансивного прапорщика за рукав шипели и отдернул
его назад.
— Пустите меня, господин поручик! — злобно дернув
ртом, выкрикнул прапорщик.
— Тише! — прокричал чрезвычайно уверенный голос
господина полковника. Правда, и ртом он дергал не хуже
самого прапорщика, правда, и лицо его пошло красными
пятнами, но в глазах у него было уверенности больше,
чем у всей офицерской группы. И все остановились.
— Тише! — повторил полковник. — Приказываю вам
стать на места и слушать!
Воцарилось молчание, и у Мышлаевского резко на¬
сторожился взор. Было похоже, что какая-то мысль уже
проскочила в его голове, и он ждал уже от господина
полковника вещей важных pi еще более интересных, чем
те, которые тот уже сообщил.
— Да, да, — заговорил полковник, дергая щекой, —
да, да... Хорош бы я был, если бы пошел в бой с таким
составом, который мне послал господь бог. Очень был бы
хорош! Но то, что прострггельно добровольцу-студенту,
юноше-юнкеру, в крайнем случае, прапорщику, ни в
коем случае не простительно вам, господин штабс-ка¬
питан!
При этом полковник вонзил в Студзинского исключи¬
тельной резкости взор. В глазах у господина полковника
по адресу Студзинского прыгали искры настоящего раз¬
дражения. Опять стала тишина.
— Ну, так вот-с, — продолжал полковник. —
В жизнь свою не митинговал, а, видно, сейчас придется.
Что ж, помитингуем! Ну, так вот-с: правда, ваша попытка
арестовать своего командира обличает в вас хороших
патриотов, но опа же показывает, что вы э... офицеры,
как бы выразиться? неопытные! Коротко: времени у меня
нет, и, уверяю вас, — зловеще и значительно подчеркнул
полковник, - и у вас тоже. Вопрос: кого желаете защи¬
щать?
Молчание.
— Кого желаете защищать, я спрашиваю? — грозно
повторил полковник.
Мышлаевский с искрами огромного и теплого инте¬
реса выдвинулся из группы, козырнул и молвил:
— Гетмана обязаны защищать, господин полковник.
— Гетмана? — переспросил полковник. — Отлич-
но-с. Дивизион, смирно! — вдруг рявкнул он так, что
дивизион инстинктивно дрогнул. — Слушать!! Гетмап
сегодня около четырех часов утра, позорно бросив нас
всех на произвол судьбы, бежал! Бежал, как последняя
каналья и трус! Сегодня же, через час после гетмана,
бежал туда же, куда и гетман, то есть в германский
поезд, командующий нашей армией генерал от кавалерии
Белоруков. Не позже чем через несколько часов мы будем
свидетелями катастрофы, когда обманутые и втянутые в
авантюру люди вроде вас будут перебиты, как собаки.
Слушайте: у Петлюры на подступах к городу свыше чем
287
стотысячная армия, и завтрашний день... да что я гово¬
рю, не завтрашний, а сегодняшний, — полковник указал
рукой на окно, где уже начинал синеть покров над горо¬
дом, — разрозненные, разбитые части несчастных офи¬
церов и юнкеров, брошенные штабными мерзавцами и
этими двумя прохвостами, которых следовало бы пове¬
сить, встретятся с прекрасно вооруженными и превышаю¬
щими их в двадцать раз численностью войсками Петлю¬
ры... Слушайте, дети мои! — вдруг сорвавшимся голосом
крикнул полковник Малышев, по возрасту годившийся
никак не в отцы, а лишь в старшие братья всем стоящим
под штыками, — слушайте! Я, кадровый офицер, вынес¬
ший войну с германцами, чему свидетель штабс-капитан
Студзинский, на свою совесть беру и ответственность
все!., все! вас предупреждаю! Вас посылаю домой!! По¬
нятно? — прокричал он.
— Да... а... га, — ответила масса, и штыки ее закача¬
лись. И затем громко и судорожно заплакал во второй
шеренге какой-то юнкер.
Штабс-капитан Студзинский совершенно неожиданно
для всего дивизиона, а вероятно, и для самого себя,
странным, не офицерским, жестом ткнул руками в пер¬
чатках в глаза, причем дивизионный список упал на пол,
и заплакал.
Тогда, заразившись от него, зарыдали еще многие
юнкера, шеренги сразу развалились, и голос Радамеса-
Мышлаевского, покрывая нестройный гвалт, рявкнул
трубачу:
— Юнкер Павловский! Бейте отбой!!
*
— Господин полковник, разрешите поджечь здание
гимназии? — светло глядя на полковника, сказал Мыш¬
лаевский.
— Не разрешаю, — вежливо и спокойно ответил ему
Малышев.
— Господин полковник, — задушевно сказал Мыш¬
лаевский, — Петлюре достанется цейхгауз, орудия и
главное, — Мышлаевский указал рукою в дверь, где в
вестибюле над пролетом виднелась голова Александра.
— Достанется, — вежливо подтвердил полковник.
— Но как же, господин полковник?..
Малышев повернулся к Мышлаевскому, глядя на него
внимательно, сказал следующее:
288
— Господин поручик, Петлюре через три часа доста¬
нутся сотни живых жизней, и единственно, о чем я жа¬
лею, что я ценой своей жизни и даже вашей, еще более
дорогой, конечно, их гибели приостановить не могу.
О портретах, пушках и винтовках попрошу вас более
со мною не говорить.
— Господин полковник, — сказал Студзинский, оста¬
новившись перед Малышевым, — от моего лица и от
лица офицеров, которых я толкнул на безобразную вы¬
ходку, прошу вас принять наши извинения.
— Принимаю, — вежливо ответил полковник.
*
Когда над Городом начал расходиться утренний ту¬
ман, тупорылые мортиры стояли у Александровского
плаца без замков, винтовки и пулеметы, развинченные
и разломанные, были разбросаны в тайниках чердака.
В снегу, в ямах и в тайниках подвалов были разбросаны
груды патронов, и шары больше не источали света в
зале и коридорах. Белый щит с выключателями разло¬
мали штыками юнкера под командой Мышлаевского.
*
В окнах было совершенно сине. И в синеве на пло¬
щадке оставались двое, уходящие последними — Мыш¬
лаевский и Карась.
— Предупредил ли Алексея командир? — озабочен¬
но спросил Мышлаевский Карася.
— Конечно, командир предупредил, ты ж видишь,
что он не явился? — ответил Карась.
— К Турбиным не попадем сегодня днем?
— Нет уж, днем нельзя, придется закапывать... то
да се. Едем к себе на квартиру.
В окнах было сине, а на дворе уже беловато, и вставал
и расходился туман.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
8
Да, был виден туман. Игольчатый мороз, косматые
лапы, безлунный, темный, а потом предрассветный снег,
за Городом в далях маковки синих, усеянных сусальными
19 В огненном кольце
289
звездами церквей и не потухающий до рассвета, прихо¬
дящего с московского берега Днепра, в бездонной высоте
над городом Владимирский крест.
К утру он потух. И потухли огни над землей. Но день
особенно не разгорался, обещал быть серым, с непрони¬
цаемой завесой не очень высоко над Украиной.
Полковник Козырь-Лешко проснулся в пятнадцати
верстах от Города именно на рассвете, когда кисленький
парный светик пролез в подслеповатое оконце хаты
в деревне Попелюхе. Пробуждение Козыря совпало со
словом:
— Диспозиция.
Первоначально ему показалось, что он увидел его
в очень теплом сне и даже хотел отстранить рукой, как
холодное слово. Но слово распухло, влезло в хату вместе
с отвратительными красными прыщами на лице орди¬
нарца и смятым конвертом. Из сумки со слюдой и сеткой
Козырь вытащил под оконцем карту, нашел на ней де¬
ревню Борхуны, за Борхунами нашел Белый Гай, прове¬
рил ногтем рогулю дорог, усеянную, словно мухами, точ¬
ками кустарников по бокам, а затем и огромное черное
пятно — Город. Воняло махоркой от владельца красных
прыщей, полагавшего, что курить можно и при Козыре и
от этого война ничуть не пострадает, и крепким второ¬
сортным табаком, который курил сам Козырь.
Козырю сию минуту предстояло воевать. Он отнесся
к этому бодро, широко зевнул и забренчал сложной
сбруей, перекидывая ремни через плечи. Спал он в ши¬
нели эту ночь, даже не снимая шпор. Баба завертелась
с кринкой молока. Никогда Козырь молока не пил и сей¬
час не стал. Откуда-то приползли ребята. И один из них,
самый маленький, полз по лавке совершенно голым задом,
подбираясь к Козыреву маузеру. И не добрался, потому
что Козырь маузер пристроил на себя.
Всю свою жизнь до 1914 года Козырь был сельским
учителем. В четырнадцатом году попал на войну в дра¬
гунский полк и к 1917 году был произведен в офицеры.
А рассвет четырнадцатого декабря восемнадцатого года
под оконцем застал Козыря полковником петлюровской
армии, и никто в мире (и менее всего сам Козырь) не
мог бы сказать, как это случилось. А произошло это
потому, что война для него, Козыря, была призванием,
а учительство лишь долгой и крупной ошибкой. Так,
впрочем, чаще всего и бывает в нашей жизни. Целых лет
290
двадцать человек занимается каким-нибудь делом, на¬
пример, читает римское право, а на двадцать первом —
вдруг оказывается, что римское право ни при чем, что
он даже не понимает его и не любит, а на самом деле
он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происхо¬
дит это, надо полагать, от несовершенства нашего со¬
циального строя, при котором люди сплошь и рядом по¬
падают на свое место только к концу жизни. Козырь
попал к сорока пяти годам. А до тех пор был плохим
учителем, жестоким и скучным.
— А ну-те, скажить хлопцам, щоб выбирались с хат,
тай по коням, — произнес Козырь и перетянул хруст¬
нувший ремень на животе.
Курились белые хатки в деревне Попелюхе, и выез¬
жал строй полковника Козыря сабелюк на четыреста.
В рядах над строем курилась махорка, и нервно ходил
под Козырем гнедой пятивершковый жеребец. Скрипели
дровни обоза, на полверсты тянулись за полком. Полк
качался в седлах, и тотчас же за Попелюхой развернулся
в голове конной колонны двухцветный прапор — плат
голубой, плат желтый, на древке.
Козырь чаю не терпел и всему на свете предпочитал
утром глоток водки. Царскую водку любил. Не было ее
четыре года, а при гетманщине появилась на всей Ук¬
раине. Прошла водка из серой баклажки по жилам Ко¬
зыря веселым пламенем. Прошла водка и по рядам из
манерок, взятых еще со склада в Белой Церкви, и лишь
прошла, ударила в голове колонны трехрядная итальян¬
ка и запел фальцет:
Гай, за гаем, гаем,
Гаем зелененьким...
А в пятом ряду рванули басы:
Там орала дивчиненька
Воликом черненьким...
Орала... орала,
Не вмша гукаты.
Тай наняла казаченька
На скрипочке граты.
— Фью... ах! Ах, тах, тах!.. — засвистал и защелкал
веселым соловьем всадник у прапора. Закачались пики,
и тряслись черные шлыки * гробового цвета с позумен¬
том и гробовыми кистями. Хрустел снег под тысячью
кованых копыт. Ударил радостный торбан.
19*
291
— Так его! Не журись, хлопцы, — одобрительно ска¬
зал Козырь. И завился винтом соловей по снежным
украинским полям.
Прошли Белый Гай, раздернулась завеса тумана,
и по всем дорогам зачернело, зашевелилось, захрустело.
У Гая на скрещении дорог пропустили вперед себя тыся¬
чи с полторы людей в рядах пехоты. Были эти люди
одеты в передних шеренгах в синие одинакие жупаны
добротного германского сукна, были тоньше лицами, по¬
движнее, умело несли винтовки — галичане. А в задних
рядах шли одетые в длинные до пят больничные халаты,
подпоясанные желтыми сыромятными ремнями. И на го¬
ловах у всех колыхались германские разлапанные шлемы
поверх папах. Кованые боты уминали снег.
От силы начали чернеть белые пути к Городу.
— Слава! — кричала проходящая пехота желто-бла-
китному прапору.
— Слава! — гукал Гай перелесками.
Славе ответили пушки позади и на левой руке.
Командир корпуса облоги *, полковник Торопец, еще в
ночь послал две батареи к Городскому лесу. Пушки ста¬
ли полукругом в снежном море и с рассветом начали
обстрел. Шестидюймовые волнами грохота разбудили
снежные корабельные сосны. По громадному селению
Пуще-Водице два раза прошло по удару, от которых в
четырех просеках и домах, сидящих в снегу, враз выле¬
тели все стекла. Несколько сосен развернуло в щепы и
дало многосаженные фонтаны снегу. Но затем в Пуще
смолкли звуки. Лес стал, как в полусне, и только потре¬
воженные белки шлялись, шурша лапками, по столетним
стволам. Две батареи после этого снялись из-под Пущи
и пошли на правый фланг. Они пересекли необъятные
пахотные земли, лесистое Урочище, повернули по узкой
дороге, дошли до разветвления и там развернулись уже
в виду Города. С раннего утра на Подгородней, на Сав-
ской, в предместье Города, Куреневке, стали рваться вы¬
сокие шрапнели.
В низком снежном небе било погремушками, словно
кто-то играл. Там жители домишек уже с утра сидели
в погребах, и в утренних сумерках было видно, как из¬
зябшие цепи юнкеров переходили куда-то ближе к серд¬
цевине Города. Впрочем, пушки вскоре стихли и смени¬
лись веселой тарахтящей стрельбой где-то на окраине,
на севере. Затем и она утихла.
292
*
Поезд командира корпуса облоги Торопца стоял на
разъезде верстах в пяти от занесенного снегом и оглу¬
шенного буханьем и перекатами мертвенного поселка
Святошино, в громадных лесах. Всю ночь в шести ваго¬
нах не гасло электричество, всю ночь звенел телефон на
разъезде и пищали полевые телефоны в измызганном
салоне полковника Торопца. Когда же снежный день со¬
всем осветил местность, пушки прогремели впереди по
линии железной дороги, ведущей из Святошина на Пост-
Волынский, и птички запели в желтых ящиках, и худой,
нервный Торопец сказал своему адъютанту Худяков-
скому:
— Взялы Святошино. Запропонуйте, будьте ласковы,
пане адъютант, нехай потяг передадут на Святошино.
Поезд Торопца медленно пошел между стенами строе¬
вого зимнего леса и стал близ скрещенья железнодорож¬
ной линии с огромным шоссе, стрелой вонзающимся в
Город. И тут, в салоне, полковник Торопец стал выпол¬
нять свой план, разработанный им в две бессонных ночи
в этом самом клоповом салоне № 4173.
Город вставал в тумане, обложенный со всех сторон.
На севере от Городского леса и пахотных земель, на за¬
паде от взятого Святошина, на юго-западе от злосчастного
Поста-Волынского, на юге за рощами, кладбищами, вы¬
гонами и стрельбищем, опоясанными железной дорогой,
повсюду по тропам и путям и безудержно просто по
снежным равнинам чернела и ползла и позвякивала кон¬
ница, скрипели тягостные пушки и шла и увязала в
снегу истомившаяся за месяц облоги пехота петлюриной
армии.
В вагон-салоне с зашарканным суконным полом по¬
минутно пели тихие нежные петушки, и телефонисты
Франько и Гарась, не спавшие целую ночь, начинали
дуреть.
— Ти-у... пи-у... слухаю! пи-у... ти-у...
План Торопца был хитер, хитер был чернобровый,
бритый, нервный полковник Торопец. Недаром послал
он две батареи под Городской лес, недаром грохотал в
морозном воздухе и разбил трамвайную линию на лохма¬
тую Пуще-Водицу. Недаром надвинул потом пулеметы
со стороны пахотных земель, приближая их к левому
флангу. Хотел Торопец ввести в заблуждение защитни¬
ков Города, что он, Торопец, будет брать Город с его,
293
Торопца, левого фланга (с севера), с предместья Куре-
невки, с тем, чтобы оттянуть туда городскую армию,
а самому ударить в Город в лоб, прямо от Святошина
по Брест-Литовскому шоссе, и, кроме того, с крайнего
правого фланга, с юга, со стороны села Демиевки.
Вот в исполнение плана Торопца двигались части
петлюрина войска по дорогам с левого фланга на правый,
и шел под свист и гармонику со старшинами в голове
черношлычный полк Козыря-Лешко.
— Слава! — перелесками гукал Гай. — Слава!
Подошли, оставили Гай в стороне и, уже пересекши
железнодорожное полотно по бревенчатому мосту, увида¬
ли Город. Он был: еще теплый со сна, и над ним курился
не то туман, не то дым. Приподнявшись на стременах,
смотрел в цейсовские стекла Козырь туда, где громозди¬
лись кровли многоэтажных домов и купола собора старой
Софии.
На правой руке у Козыря уже шел бой. Верстах в
двух медно бухали пушки и стрекотали пулеметы. Там
петлюрина пехота цепочками перебегала к Посту-Волын¬
скому, и цепочками же отваливала от Поста, в достаточ¬
ной мере ошеломленная густым огнем, жиденькая и раз¬
ношерстная белогвардейская пехота...
*
Город. Низкое густое небо. Угол. Домишки на окраи¬
не, редкие шинели.
— Сейчас передавали, что будто с Петлюрой заклю¬
чено соглашение *, выпустить все русские части с ору¬
жием на Дон к Деникину...
— Ну?
Пушки... Пушки... бух... бу-бу-бу...
А вот завыл пулемет.
Отчаяние и недоумение в юнкерском голосе:
— Но, позволь, ведь тогда же нужно прекратить со¬
противление?..
Тоска в юнкерском голосе:
— А черт их знает!
*
Полковника Щеткина уже с утра не было в штабе,
и не было по той простой причине, что штаба этого более
не существовало. Еще в ночь под четырнадцатое число
294
штаб Щеткина отъехал назад, на вокзал Города I, и эту
ночь провел в гостинице «Роза Стамбула», у самого
телеграфа. Там ночью у Щеткина изредка пела телефон¬
ная птица, но к утру она затихла. А утром двое адъютан¬
тов полковника Щеткина бесследно исчезли. Через час
после этого и сам ГЦеткин, порывшись зачем-то в ящиках
с бумагами и что-то порвав в клочья, вышел из запле¬
ванной «Розы», но уже не в серой шинели с погонами,
а в штатском мохнатом пальто и в шляпе пирожком.
Откуда они взялись — никому не известно.
Взяв в квартале расстояния от «Розы» извозчика,
штатский Щеткин уехал в Липки, прибыл в тесную, хо¬
рошо обставленную квартиру с мебелью, позвонил, поце¬
ловался с полной золотистой блондинкой и ушел с нею
в затаенную спальню. Прошептав прямо в округлившиеся
от ужаса глаза блондинки слова:
— Все кончено! О, как я измучен... — полковник Щет¬
кин удалился в альков и там уснул после чашки черного
кофе, изготовленного руками золотистой блондинки.
*
Ничего этого не знали юнкера первой дружины.
А жаль! Если бы знали, то, может быть, осенило бы их
вдохновение, и, вместо того чтобы вертеться под шрап¬
нельным небом у Поста-Волынского, отправились бы они
в уютную квартиру в Липках, извлекли бы оттуда сон¬
ного полковника Щеткина и, выведя, повесили бы его на
фонаре, как раз напротив квартирки с золотистою особой.
*
Хорошо бы было это сделать, но они не сделали, по¬
тому что ничего не знали и не понимали.
Да и никто ничего не понимал в Городе, и в будущем,
вероятно, не скоро поймут. В самом деле: в Городе же¬
лезные, хотя, правда, уже немножко подточенные немцы,
в Городе усостриженный тонкий Лиса Патрикеевна гет¬
ман (о ранении в шею таинственного майора фон Шратта
знали утром очень немногие), в Городе его сиятельство
князь Белоруков, в Городе генерал Картузов, формирую¬
щий дружины для защиты матери городов русских,
в Городе как-никак и звенят и поют телефоны штабов
(никто еще не знал, что они с утра уже начали разбе¬
гаться), в Городе густо-погонно. В Городе ярость при
295
слове «Петлюра», и еще в сегодняшнем же номере газе¬
ты «Вести» смеются над ним блудливые петербургские
журналисты, в Городе ходят кадеты, а там, у Караваев-
ских дач, уже свищет соловьем разноцветная шлычная
конница и заходят с левого фланга на правый облегчен¬
ною рысью лихие гайдамаки. Если они свищут в пяти
верстах, то спрашивается, на что надеется гетман? Ведь
по его душу свищут! Ох, свщцут... Может быть, немцы
за него заступятся? Но тогда почему же тумбы-немцы
равнодушно улыбаются в свои стриженые немцевы усы
на станции Фастов, когда мимо них эшелон за эшелоном
к Городу проходят петлюрины части? Может быть, с Пет-
люрой соглашение, чтобы мирно впустить его в Город?
Но тогда какого черта белые офицерские пушки стреляют
в Петлюру?
Нет, никто не поймет, что происходило в Городе днем
четырнадцатого декабря.
Звенели штабные телефоны, но, правда, все реже,
и реже, и реже...
Реже!
Реже!
Дрррр!..
— Тиу...
— Что у вас делается?
— Тиу...
— Пошлите патроны полковнику...
— Степанову...
— Иванову.
— Антонову!
— Стратонову!..
— На Дон... На Дон бы, братцы... что-то ни черта
у нас не выходит.
— Ти-у...
— А, к матери штабную сволочь!
— На Дон!..
Все реже и реже, а к полудню уже совсем редко.
Кругом Города, то здесь, то там, закипит грохот, по¬
том прервется... Но Город еще в полдень жил, несмотря
на грохот, жизнью, похожей на обычную. Магазины были
открыты и торговали. По тротуарам бегала масса прохо¬
жих, хлопали двери, и ходил, позвякивая, трамвай.
И вот в полдень с Печерска завел музыку веселый
пулемет. Печерские холмы отразили дробный грохот,
и он полетел в центр Города. Позвольте, это уже совсем
296
близко!.. В чем дело? Прохожие останавливались и на¬
чали нюхать воздух. И кой-где на тротуарах сразу поре¬
дело.
Что? Кто?
— Арррррррррррррррррр-па-па-па-па-па! Па! Па! Па!
рррррррррррррррррррр!!
— Кто?
— Як кто? Шо ж вы, добродию, не знаете? Це пол-
ковник Болботун.
*
Да-с, вот тебе и взбунтовался против Петлюры!
Полковник Болботун, наскучив исполнением трудной
генерально-штабной думы полковника Торопца, решил
несколько ускорить события. Померзли болботуновы
всадники за кладбищем на самом юге, где рукой уже
было подать до мудрого снежного Днепра. Померз и сам
Болботун. И вот поднял Болботун вверх стек, и тронулся
его конный полк справа по три, растянулся по дороге
и подошел к полотну, тесно опоясывающему предместье
Города. Никто тут полковника Болботуна не встречал.
Взвыли шесть болботуновых пулеметов так, что пошел
раскат по всему урочищу Нижняя Теличка. В один миг
Болботун перерезал линию железной дороги и остановил
пассажирский поезд, который только прошел стрелу
железнодорожного моста и привез в Город свежую пор¬
цию москвичей и петербуржцев со сдобными бабами и
лохматыми собачками. Поезд совершенно ошалел, но
Болботуну некогда было возиться с собачками в этот
момент. Тревожные составы товарных порожняков с Го¬
рода II, Товарного, пошли на Город I, Пассажирский,
засвистали маневровые паровозы, а болботуновы пули
устроили неожиданный град на крышах домишек на Свя¬
тотроицкой улице. И вошел в Город и пошел, пошел ко
улице Болботун и шел беспрепятственно до самого воен¬
ного училища, во все переулки высылая конные разведки.
И напоролся Болботун именно только у Николаевского
облупленного колонного училища. Здесь Болботуна
встретил пулемет и жидкий огонь пачками какой-то цепи.
В головном взводе Болботуна в первой сотне убило каза¬
ка Буценко, пятерых ранило и двум лошадям перебило
ноги. Болботун несколько задержался. Показалось ему
почему-то, что невесть какие силы стоят против него.
А на самом деле салютовали полковнику в синем шлыке
297
тридцать человек юнкеров и четыре офицера с одним
пулеметом.
Шеренги Болботуна по команде спешились, залегли,
прикрылись и начали перестрелку с юнкерами. Печерск
наполнился грохотом, эхо заколотило по стенам, и в райо¬
не Миллионной улицы закипело, как в чайнике.
И тотчас болботуновы поступки получили отражение
в Городе: начали бухать железные шторы на Елисаветин-
ской, Виноградной и Левашовской улицах. Веселые ма¬
газины ослепли. Сразу опустели тротуары и сделались
неприютно-гулкими. Дворники проворно закрыли во¬
рота.
И в центре Города получилось отражение: стали поту¬
хать петухи в штабных телефонах.
Пищат с батареи в штаб дивизиона. Что за чертов¬
щина, не отвечают! Пищат в уши из дружины в штаб
командующего, чего-то добиваются. А голос в ответ бор¬
мочет какую-то чепуху.
— Ваши офицеры в погонах?
— А, что такое?
— Ти-у...
— Ти-у...
— Выслать немедленно отряд на Печерск!
— А, что такое?
— Ти-у...
По улицам поползло: Болботун, Болботун, Болботун,
Болботун...
Откуда узнали, что это именно Болботун, а не кто-ни¬
будь другой? Неизвестно, по узнали. Может быть, вот
почему: с полудня среди пешеходов и зевак обычного
городского тина появились уже какие-то в пальто, с ба¬
рашковыми воротниками. Ходили, шныряли. Юнкеров,
кадетов, золотопогонных офицеров провожали взглядами,
долгими и липкими. Шептали:
— Це Бовботун в мисце прийшов.
И шептали это без всякой горечи. Напротив, в глазах
их читалось явственное — «Слава!».
— Сла-ва-ва-вав-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва... — хол¬
мы Печерска.
Поехала околесина на дрожках:
— Болботун — великий князь Михаил Александ¬
рович *.
— Наоборот: Болботун — великий князь Николам
Николаевич *.
— Болботун — просто Болботун,
298
— Будет еврейский погром.
— Наоборот: они с красными бантами.
— Бегите-ка лучше домой.
— Болботун против Петлюры.
— Наоборот: он за большевиков.
— Совсем наоборот: он за царя, только без офицеров.
— Гетман бежал?
— Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? Неуже¬
ли? Неужели?
— Ти-у. Ти-у. Ти-у.
*
Разведка Болботуна с сотником Галаньбой во главе
пошла по Миллионной улице, и не было ни одной души
на Миллионной улице. И тут, представьте себе, открылся
подъезд и выбежал навстречу пятерым конным хвостатым
гайдамакам не кто иной, как знаменитый подрядчик
Яков Григорьевич Фельдман. Сдурели вы, что ли, Яков
Григорьевич, что вам понадобилось бегать, когда тут
происходят такие дела? Да, вид у Якова Григорьевича
был такой, как будто он сдурел. Котиковый пирожок
сидел у него на самом затылке и пальто нараспашку.
И глаза блуждающие.
Было от чего сдуреть Якову Григорьевичу Фельдма¬
ну. Как только заклокотало у военного училища, из
светлой спаленки жены Якова Григорьевича раздался
стон. Он повторился и замер.
— Ой, — ответил стону Яков Григорьевич, глянул
в окно и убедился, что в окне очень нехорошо. Кругом
грохот и пустота.
А стон разросся и, как ножом, резнул сердце Якова
Григорьевича. Сутулая старушка, мамаша Якова Гри¬
горьевича, вынырнула из спальни и крикнула:
— Яша! Ты знаешь? Уже!
И рвался мыслями Яков Григорьевич к одной цели —
на самом углу Миллионной улицы у пустыря, где на угло¬
вом домике уютно висела ржавая с золотом вывеска:
ПОВИВАЛЬНАЯ БАБКА
Е. Т. Шадурская
На Миллионной довольно-таки опасно, хоть она и
поперечная, а бьют вдоль с Печерской площади к Киев¬
скому спуску.
Лишь бы проскочить. Лишь бы... Пирожок на затыл¬
299
ке, в глазах ужас, и лепится под стенками Яков Гри¬
горьевич Фельдман.
— Стый! Ты куды?
Галаньба перегнулся с седла. Фельдман стал темный
лицом, глаза его запрыгали. В глазах запрыгали зеленые
галунные хвосты гайдамаков.
— Я, панове, мирный житель. Жинка родит. Мне до
бабки треба.
— До бабки? А чему ж це ты под стеной ховаешься?
а? ж-жидюга?..
— Я, панове...
Нагайка змеей прошла по котиковому воротнику и по
шее. Адова боль. Взвизгнул Фельдман. Стал не темным,
а белым, и померещилось между хвостами лицо жены.
— Подсвидченя!
Фельдман вытащил бумажник с документами, развер¬
нул, взял первый листок и вдруг затрясся, тут только
вспомнил... ах, боже мой, боже мой! Что ж он наделал?
Что вы, Яков Григорьевич, вытащили? Да разве вспо¬
мнишь такую мелочь, выбегая из дому, когда из спальни
жены раздастся первый стон? О, горе Фельдману! Га¬
ланьба мгновенно овладел документом. Всего-то тонень¬
кий листик с печатью, — а в этом листике Фельдмана
смерть.
«Предъявителю сего господину Фельдману Якову
Григорьевичу разрешается свободный выезд и въезд из
Города по делам снабжения броневых частей гарнизона
Города, а равно и хождение по городу после 12 час. ночи.
Ыачснабжения генерал-майор Илларионов.
Адъютант — поручик Лещинский».
Поставлял Фельдман генералу Картузову сало и ва-
зелин-полусмазку для орудий.
Боже, сотвори чудо!
— Пан сотник, це не тот документ!.. Позвольте...
— Нет, тот, — дьявольски усмехнувшись, молвил
Галаньба, — не журись, сами грамотны, прочитаем.
Боже! Сотвори чудо. Одиннадцать тысяч карбован¬
цев... Все берите. Но только дайте жизнь! Дай! Шмаис-
роэль!
Не дал.
Хорошо и то, что Фельдман умер легкой смертью.
Некогда было сотнику Галаиьбе. Поэтому он просто от¬
махнул шашкой Фельдману по голове.
300
9
Полковник Болботун, потеряв семерых казаков уби¬
тыми и девять ранеными и семерых лошадей, прошел
полверсты от Печерской площади до Резниковской улицы
и там вновь остановился. Тут к отступающей юнкерской
цепи подошло подкрепление. В нем был один броневик.
Серая неуклюжая черепаха с башнями приползла по
Московской улице и три раза прокатила по Печерску
удар с хвостом кометы, напоминающим шум сухих
листьев (три дюйма). Болботун мигом спешился, коново¬
ды увели в переулок лошадей, полк Болботуна разлегся
цепями, немножко осев назад к Печерской площади,
и началась вялая дуэль. Черепаха запирала Московскую
улицу и изредка грохотала. Звукам отвечала жидкая
трескотня пачками из устья Суворовской улицы. Там
в снегу лежала цепь, отвалившаяся с Печерской под
огнем Болботуна, и ее подкрепление, которое получилось
таким образом:
— Др-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р...
— Первая дружина?
— Да, слушаю.
—■ Немедленно две офицерских роты дайте на Пе¬
черск.
— Слушаюсь. Дррррр... Ти... Ти... ти... ти...
И пришло на Печерск: четырнадцать офицеров, три
юнкера, один студент, один кадет и один актер из театра
миниатюр.
*
Увы. Одной жидкой цепи, конечно, недостаточно.
Даже и при подкреплении одной черепахой. Черепах-то
должно было подойти целых четыре. И уверенно можно
сказать, что, подойди они, полковник Болботун вынужден
был бы удалиться с Печерска. Но они не подошли.
Случилось это потому, что в броневой дивизион гет¬
мана, состоящий из четырех превосходных машин, попал
в качестве командира второй машины не кто иной, как
знаменитый прапорщик, лично получивший в мае
1917 года из рук Александра Федоровича Керенского
Георгиевский крест, Михаил Семенович Шполянский.
Михаил Семенович был черный и бритый, с бархат¬
ными баками, чрезвычайно похожий на Евгения Онегина.
Всему Городу Михаил Семенович стал известен немед¬
301
ленно по приезде своем из города Санкт-Петербурга.
Михаил Семенович прославился как превосходный чтец
в клубе «Прах» своих собственных стихов «Капли Са¬
турна» и как отличнейший организатор поэтов и пред¬
седатель городского поэтического ордена «Магнитный
Триолет». Кроме того, Михаил Семенович не имел себе
равных как оратор, кроме того, управлял машинами как
военными, так и типа гражданского, кроме того, содер¬
жал балерину оперного театра Мусю Форд и еще одну
даму, имени которой Михаил Семенович, как джентль¬
мен, никому не открывал, имел очень много денег и щед¬
ро раздавал их взаймы членам «Магнитного Триолета»;
пил белое вино,
играл в железку,
купил картину «Купающаяся венецианка»,
ночью жил на Крещатике,
утром в кафе «Бильбокэ»,
днем — в своем уютном номере лучшей гостиницы
«Континенталь»,
вечером — в «Прахе»,
на рассвете писал научный труд «Интуитивное у Го¬
голя».
Гетманский Город погиб часа на три раньше, чем ему
следовало бы, именно из-за того, что Михаил Семенович
второго декабря 1918 года вечером в «Прахе» заявил
Степанову, Шейеру, Слоных и Черемшину (головка
«Магнитного Триолета») следующее:
— Все мерзавцы. И гетман, и Петлюра. Но Петлюра,
кроме того, еще и погромщик. Самое главное, впрочем,
не в этом. Мне стало скучно, потому что я давно не бро¬
сал бомб.
По окончании в «Прахе» ужина, за который уплатил
Михаил Семенович, его, Михаила Семеновича, одетого
в дорогую шубу с бобровым воротником и цилиндр, про¬
вожал весь «Магнитный Триолет» и пятый — некий
пьяненький в пальто с козьим мехом. О нем Шполян-
скому было известно немного: во-первых, что он болен
сифилисом, во-вторых, что он написал богоборческие
стихи, которые Михаил Семенович, имеющий большие
литературные связи, пристроил в один из московских
сборников, и, в-третьих, что он — Русаков, сын библио¬
текаря.
Человек с сифилисом плакал на свой козий мех под
электрическим фонарем Крещатика и, впиваясь в бобро¬
вые манжеты Шполянского, говорил:
302
— Шполянский, ты самый сильный из всех в атом
городе, который гниет так же, как и я. Ты так хорош,
что тебе можно простить даже твое жуткое сходство с
Онегиным! Слушай, Шполянский... Это неприлично
походить на Онегина. Ты как-то слишком здоров... В тебе
нет благородной червоточины, которая могла бы сделать
тебя действительно выдающимся человеком наших дней...
Вот я гнию и горжусь этим... Ты слишком здоров, но ты
силен, как винт, поэтому винтись туда!.. Винтись ввысь!..
Вот так...
И сифилитик показал, как нужно это делать. Обхватив
фонарь, он действительно винтился возле него, став ка¬
ким-то образом длинным и тонким, как уж. Проходили
проститутки мимо, в зеленых, красных, черных и белых
шапочках, красивые, как куклы, и весело бормотали
винту:
— Занюхался, — т-твою мать?
Очень далеко стреляли пушки, и Михаил Семеныч
действительно походил на Онегина под снегом, летящим
в электрическом свете.
— Иди спать, — говорил он винту-сифилитику, не¬
много отворачивая лицо, чтобы тот не кашлянул на не¬
го, — иди. — Он толкал концами пальцев козье пальто в
грудь. Черные лайковые перчатки касались вытертого
шевиота, и глаза у толкаемого были совершенно стеклян¬
ными. Разошлись.
Михаил Семенович подозвал извозчика, крикнул ему!
«Мало-Провальная», — и уехал, а козий мех, пошаты¬
ваясь, пешком отправился к себе на Подол.
*
В квартире библиотекаря, ночью, на Подоле, перед
зеркалом, держа зажженную свечу в руке, стоял обна¬
женный до пояса владелец козьего меха. Страх скакал
в глазах у него, как черт, руки дрожали, и сифилитик
говорил, и губы у него прыгали, как у ребенка.
— Боже мой, боже мой, боже мой... Ужас, ужас,
ужас... Ах, этот вечер! Я несчастлив. Ведь был же со
мной и Шейер, и вот он здоров, он не заразился, потому
что он счастливый человек. Может быть, пойти и убить
эту самую Лельку? Но какой смысл? Кто мне объяснит,
какой смысл? О, господи, господи... Мне двадцать четыре
года, и я мог бы, мог бы... Пройдет пятнадцать лет,
может быть, меньше, и вот разные зрачки, гнущиеся
303
ноги, потом безумные идиотские речи, а потом — я гни¬
лой, мокрый труп.
Обнаженное до пояса худое тело отражалось в пыль¬
ном трюмо, свеча нагорала в высоко поднятой руке, и на
груди была видна нежная и тонкая звездная сыпь. Слезы
неудержимо текли по щекам больного, и тело его тряс¬
лось и колыхалось.
— Мне нужно застрелиться. Но у меня на это нет
сил, к чему тебе, мой бог, я буду лгать? К чему тебе я
буду лгать, мое отражение?
Он вынул из ящика маленького дамского письменно¬
го стола тонкую книгу, отпечатанную на сквернейшей
серой бумаге. На обложке ее было напечатано красными
буквами:
ФАНТОМИСТЫ —
ФУТУРИСТЫ.
Стихи:
М. Шполянского.
Б. Фридмана.
В. Шаркевича.
И. Русакова.
Москва, 1918
На странице тринадцатой раскрыл бедный больной
книгу и увидел знакомые строки:
Ив. Русаков
БОГОВО ЛОГОВО
Раскинут в небе
Дымный лог.
Как зверь, сосущий лапу,
Великий сущий папа
Медведь мохнатый
Бог.
В берлоге
Логе
Бейте бога.
Звук алый
Боговой битвы
Встречаю матерной молитвой.
— Ах-а-ах, — стиснув зубы, болезненно застонал
больной. — Ах, — повторил он в неизбывной муке.
Он с искаженным лицом вдруг плюнул на страницу
со стихотворением и бросил книгу на пол, потом опустил¬
ся на колени и, крестясь мелкими дрожащими крестами,
кланяясь и касаясь холодным лбом пыльного паркета,
304
стал молиться, возводя глаза к черному безотрадному
окну:
— Господи, прости меня и помилуй за то, что я на¬
писал эти гнусные слова. Но зачем же ты так жесток?
Зачем? Я знаю, что ты меня наказал. О, как страшно ты
меня наказал! Посмотри, пожалуйста, на мою кожу. Кля¬
нусь тебе всем святым, всем дорогим на свете, памятью
мамы-покойницы — я достаточно наказан. Я верю в тебя!
Верю душой, телом, каждой нитью мозга. Верю и при¬
бегаю только к тебе, потому что нигде на свете нет ни¬
кого, кто бы мог мне помочь. У меня нет надежды ни на
кого, кроме как на тебя. Прости меня и сделай так, чтобы
лекарства мне помогли! Прости меня, что я решил, будто
бы тебя нет: если бы тебя не было, я был бы сейчас
жалкой паршивой собакой без надежды. Но я человек и
силен только потому, что ты существуешь, и во всякую
минуту я могу обратиться к тебе с мольбой о помощи.
И я верю, что ты услышишь мои мольбы, простишь меня
и вылечишь. Излечи меня, о господи, забудь о той гнус¬
ности, которую я написал в припадке безумия, пьяный,
под кокаином. Не дай мне сгнить, и я клянусь, что я
вновь стану человеком. Укрепи мои силы, избавь меня от
кокаина, избавь от слабости духа и избавь меня от Ми¬
хаила Семеновича Шполянского!..
Свеча наплывала, в комнате холодело, под утро кожа
больного покрылась мелкими пупырышками, и на душе
у больного значительно полегчало.
*
Михаил же Семенович Шполянский провел остаток
ночи на Малой Провальной улице в большой комнате
с низким потолком и старым портретом, на котором
тускло глядели, тронутые временем, эполеты сороковых
годов. Михаил Семенович без пиджака, в одной белой
зефирной сорочке, поверх которой красовался черный
с большим вырезом жилет, сидел на узенькой козетке и
говорил женщине с бледным и матовым лицом такие
слова:
— Ну, Юлия, я окончательно решил и поступаю к
этой сволочи — гетману в броневой дивизион.
После этого женщина, кутающаяся в серый пуховый
платок, истерзанная полчаса тому назад и смятая поце¬
луями страстного Онегина, ответила так:
20 В огненном кольце
305
— Я очень жалею, что никогда я не понимала и не
могу понимать твоих планов.
Михаил Семенович взял со столика перед козеткой
стянутую в талии рюмочку душистого коньяку, хлебнул
и молвил:
— И не нужно.
*
Через два дня после этого разговора Михаил Семеныч
преобразился. Вместо цилиндра на нем оказалась фу¬
ражка блином, с офицерской кокардой, вместо штатского
платья — короткий полушубок до колен и на нем смятые
защитные погоны. Руки в перчатках с раструбами, как
у Марселя в «Гугенотах», ноги в гетрах. Весь Михаил
Семенович с ног до головы был вымазан в машинном
масле (даже лицо) и почему-то в саже. Один раз, и имен¬
но девятого декабря, две машины ходили в бой под Го¬
родом и, нужно сказать, успех имели чрезвычайный.
Они проползли верст двадцать по шоссе, и после первых
же их трехдюймовых ударов и пулеметного воя петлю¬
ровские цепи бежали от них. Прапорщик Страшкевич,
румяный энтузиаст и командир четвертой машины, клял¬
ся Михаилу Семеновичу, что все четыре машины, ежели
бы их выпустить разом, одни могли бы отстоять Город.
Разговор этот происходил девятого вечером, а одинна¬
дцатого в группе Щура, Копылова и других (наводчики,
два шофера и механик) Шполянский, дежурный по диви¬
зиону, говорил в сумерки так:
— Вы знаете, друзья, в сущности говоря, большой
вопрос, правильно ли мы делаем, отстаивая этого гет¬
мана. Мы представляем собой в его руках не что иное,
как дорогую и опасную игрушку, при помощи которой
он насаждает самую черную реакцию. Кто знает, быть
может, столкновение Петлюры с гетманом исторически
показано, и из этого столкновения должна родиться
третья историческая сила и, возможно, единственно
правильная.
Слушатели обожали Михаила Семеныча за то же,
за что его обожали в клубе «Прах», — за исключительное
красноречие.
— Какая же это сила? — спросил Копылов, пыхтя
козьей ножкой.
Умный коренастый блондин Щур хитро прищурился
и подмигнул собеседникам куда-то на северо-восток.
306
Группа еще немножечко побеседовала и разошлась. Две¬
надцатого декабря вечером произошла в той же тесной
компании вторая беседа с Михаилом Семеновичем за
автомобильными сараями. Предмет этой беседы остался
неизвестным, но зато хорошо известно, что накануне
четырнадцатого декабря, когда в сараях дивизиона дежу¬
рили Щур, Копылов и курносый Петрухин, Михаил Се¬
менович явился в сараи, имея при себе большой пакет
в оберточной бумаге. Часовой Щур пропустил его в са¬
рай, где тускло и красно горела мерзкая лампочка, а Ко¬
пылов довольно фамильярно подмигнул на мешок и
спросил:
— Сахар?
— Угу, — ответил Михаил Семенович.
В сарае заходил фонарь возле машин, мелькая, как
глаз, и озабоченный Михаил Семенович возился вместе
с механиком, приготовляя их к завтрашнему выступ¬
лению.
Причина: бумага у командира дивизиона капитана
Плешко — «четырнадцатого декабря, в восемь часов
утра, выступить на Печерск с четырьмя машинами».
Совместные усилия Михаила Семеновича и механика
к тому, чтобы приготовить машины к бою, дали какие-то
странные результаты. Совершенно здоровые еще нака¬
нуне три машины (четвертая была в бою под командой
Страшкевича) в утро четырнадцатого декабря не могли
двинуться с места, словно их разбил паралич. Что с ними
случилось, никто понять не мог. Какая-то дрянь осела
в жиклерах, и сколько их ни продували шинными насо¬
сами, ничего не помогало. Утром возле трех машин в
мутном рассвете была горестная суета с фонарями. Ка¬
питан Плешко был бледен, оглядывался, как волк, и тре¬
бовал механика. Тут-то и начались катастрофы. Механик
исчез. Выяснилось, что адрес его в дивизионе, вопреки
всем правилам, совершенно неизвестен. Прошел слух,
что механик внезапно заболел сыпным тифом. Это было
в восемь часов, а в восемь часов тридцать минут капита¬
на Плешко постиг второй удар. Прапорщик Шполянский,
уехавший в четыре часа ночи после возни с машинами
на Печерск на мотоциклетке, управляемой Щуром, не
вернулся. Возвратился один Щур и рассказал горестную
историю. Мотоциклетка заехала в Верхнюю Теличку,
и тщетно Щур отговаривал прапорщика Шполянского от
безрассудных поступков. Означенный Шполянский, из¬
вестный всему дивизиону своей исключительной храб¬
20*
307
ростью, оставив Щура и взяв карабин и ручную гранату,
отправился один во тьму на разведку к железнодорож¬
ному полотну. Щур слышал выстрелы. Щур совершенно
уверен, что передовой разъезд противника, заскочивший
в Теличку, встретил Шполянского и, конечно, убил его
в неравном бою. Щур ждал прапорщика два часа, хотя
тот приказал ждать его всего лишь один час, а после
этого вернуться в дивизион, дабы не подвергать опасности
себя и казенную мотоциклетку № 8175.
Капитан Плешко стал еще бледнее после рассказа
Щура. Птички в телефоне из штаба гетмана и генерала
Картузова вперебой пели и требовали выхода машин.
В девять часов вернулся на четвертой машине с позиций
румяный энтузиаст Страшкевич, и часть его румянца
передалась на щеки командиру дивизиона. Энтузиаст
повел машину на Печерск* и она, как уже было сказано,
заперла Суворовскую улицу.
В десять часов утра бледность Плешко стала неизмен¬
ной. Бесследно исчезли два наводчика, два шофера и
один пулеметчик. Все попытки двинуть машины остались
без результата. Не вернулся с позиции Щур, ушедший
по приказанию капитана Плешко на мотоциклетке.
Не вернулась, само собою понятно, и мотоциклетка, пото¬
му что не может же она сама вернуться! Птички в теле¬
фонах начали угрожать. Чем больше рассветал день, тем
больше чудес происходило в дивизионе. Исчезли артил¬
леристы Дуван и Мальцев и еще парочка пулеметчиков.
Машины приобрели какой-то загадочный и заброшенный
вид, возле них валялись гайки, ключи и какие-то ведра.
А в полдень, в полдень исчез сам командир дивизиона
капитан Плешко.
10
Странные перетасовки, переброски, то стихийно бое¬
вые, то связанные с приездом ординарцев и писком штаб¬
ных ящиков, трое суток водили часть полковника Най-
Турса по снежным сугробам и завалам под Городом,
на протяжении от Красного Трактира до Серебрянки на
юге и до Поста-Волынского на юго-западе. Вечер же на
четырнадцатое декабря привел эту часть обратно в Город,
в переулок, в здание заброшенных, с наполовину выби¬
тыми стеклами, казарм.
Часть полковника Най-Турса была странная часть.
И всех, кто видел ее, она поражала своими валенками.
308
При начале последних трех суток в ней было около ста
пятидесяти юнкеров и три прапорщика.
К начальнику первой дружины генерал-майору Бло¬
хину в первых числах декабря явился среднего роста
черный, гладко выбритый, с траурными глазами кавале¬
рист в полковничьих гусарских погонах и отрекомендо¬
вался полковником Най-Турсом, бывшим эскадронным
командиром второго эскадрона бывшего Белградского
гусарского полка. Траурные глаза Най-Турса были
устроены таким образом, что каждый, кто ни встречался
с прихрамывающим полковником с вытертой георгиев¬
ской ленточкой на плохой солдатской шинели, внима¬
тельнейшим образом выслушивал Най-Турса. Генерал-
майор Блохин после недолгого разговора с Наем поручил
ему формирование второго отдела дружины с таким
расчетом, чтобы оно было закончено к тринадцатому де¬
кабря. Формирование удивительным образом закончилось
десятого декабря, и десятого же полковник Най-Турс,
необычайно скупой на слова вообще, коротко заявил гене¬
рал-майору Блохину, терзаемому со всех сторон штабны¬
ми птичками, о том, что он, Най-Турс, может выступить
уже со своими юнкерами, но при непременном условии,
что ему дадут на весь отряд в сто пятьдесят человек
папахи и валенки, без чего он, Най-Турс, считает войну
совершенно невозможной. Генерал Блохин, выслушав
картавого и лаконического полковника, охотно выписал
ему бумагу в отдел снабжения, но предупредил полков¬
ника, что по этой бумаге он наверняка ничего не получит
ранее, чем через неделю, потому что в этих отделах
снабжения и в штабах невероятнейшая чепуха, кутерьма
и безобразье. Картавый Най-Турс забрал бумагу, по свое¬
му обыкновению, дернул левым подстриженным усом и,
не поворачивая головы ни вправо, ни влево (он не мог
ее поворачивать, потому что после ранения у него была
сведена шея, и в случае необходимости посмотреть вбок
он поворачивался всем корпусом), отбыл из кабинета
генерал-майора Блохина. В помещении дружины на
Львовской улице Най-Турс взял с собою десять юнкеров
(почему-то с винтовками) и две двуколки и направился
с ними в отдел снабжения.
В отделе снабжения, помещавшемся в прекраснейшем
особнячке на Бульварно-Кудрявской улице, в уютном
кабинетике, где висела карта России и со времен Крас¬
ного Креста оставшийся портрет Александры Федоровны *,
полковника Най-Турса встретил маленький, румяный
309
странненьким румянцем, одетый в серую тужурку, из-под
ворота которой выглядывало чистенькое белье, делавшее
его чрезвычайно похожим на министра Александра И,
Милютина, генерал-лейтенант Макушин.
Оторвавшись от телефона, генерал детским голосом,
похожим на голос глиняной свистульки, спросил у Ная:
— Что вам угодно, полковник?
— Выступаем сейчас, — лаконически ответил Най, —
пгошу сгочно ваэнки и папахи на двести человек.
— Гм, — сказал генерал, пожевав губами и помяв в
руках требование Ная, — видите ли, полковник, сегодня
дать не можем. Сегодня составим расписание снабжения
частей. Дня через три прошу прислать. И такого количе¬
ства все равно дать не могу.
Он положил бумагу Най-Турса на видное место под
пресс в виде голой женщины.
— Валенки, — монотонно ответил Най и, скосив гла¬
за к носу, посмотрел туда, где находились носки его
сапог.
— Как? — не понял генерал и удивленно уставился
на полковника.
— Валенки сию минуту давайте.
— Что такое? Как? — генерал выпучил глаза до пре¬
дела.
Най повернулся к двери, приоткрыл ее и крикнул
в теплый коридор особняка:
— Эй, взвод!
Генерал побледнел серенькой бледностью, переметнул
взгляд с лица Ная на трубку телефона, оттуда на икону
божьей матери в углу, а затем опять на лицо Ная.
В коридоре загремело, застучало, и красные околыши
алексеевских юнкерских бескозырок и черные штыки за¬
мелькали в дверях. Генерал стал приподниматься с
пухлого кресла.
— Я впервые слышу такую вещь... Это бунт...
— Пишите тгебование, ваше пгевосходительство, —
сказал Най, — нам некогда, нам чегез час выходить. Не-
пгиятель, говогят, под самым гогодом.
— Как?.. Что это?..
— Живей, — сказал Най каким-то похоронным го¬
лосом.
Генерал, вдавив голову в плечи, выпучив глаза, вытя¬
нул из-под женщины бумагу и прыгающей ручкой наца¬
рапал в углу, брызнув чернилами: «Выдать».
310
Най взял бумагу, сунул ее за обшлаг рукава и сказал
юнкерам, наследившим на ковре:
— Ггузите валенки. Живо.
Юнкера, стуча и гремя, стали выходить, а Най задер¬
жался. Генерал, багровея, сказал ему:
— Я сейчас звоню в штаб командующего и поднимаю
дело о предании вас военному суду. Эт-то что-то...
— Попгобуйте, — ответил Най и проглотил слюну, —
только попгобуйте. Ну, вот попгобуйте гади любопыт¬
ства. — Он взялся за ручку, выглядывающую из расстег¬
нутой кобуры. Генерал пошел пятнами и онемел.
— Звякни, гвупый стагик, — вдруг задушевно сказал
Най, — я тебе из кольта звякну в голову, ты ноги пго-
тянешь.
Генерал сел в кресло. Шея его полезла багровыми
складками, а лицо осталось сереньким. Най повернулся
и вышел.
Генерал несколько минут сидел в кожаном кресле,
потом перекрестился на икону, взялся за трубку телефо¬
на, поднес ее к уху, услыхал глухое и интимное «стан¬
ция» ...неожиданно ощутил перед собой траурные глаза
картавого гусара, положил трубку и выглянул в окно.
Увидал, как на дворе суетились юнкера, вынося из чер¬
ной двери сарая серые связки валенок. Солдатская рожа
каптенармуса, совершенно ошеломленного, виднелась на
черном фоне. В руках у него была бумага. Най стоял
у двуколки, растопырив ноги, и смотрел на нее. Генерал
слабой рукой взял со стола свежую газету, развернул ее
и на первой странице прочитал:
«У реки Ирпеня столкновения с разъездами против¬
ника, пытавшимися проникнуть к Святошину...» —
бросил газету и сказал вслух:
-- Будь проклят день и час, когда я ввязался в это...
Дверь открылась, и вошел похожий на бесхвостого
хорька капитан — помощник начальника снабжения. Он
выразительно посмотрел на багровые генеральские склад¬
ки над воротничком и молвил:
— Разрешите доложить, господин генерал.
— Вот что, Владимир Федорович, — перебил генерал,
задыхаясь и тоскливо блуждая глазами, — я почувство¬
вал себя плохо... прилив... хем... я сейчас поеду домой,
а вы будьте добры без меня здесь распорядитесь.
— Слушаю, — любопытно глядя, ответил хорек, —
как же прикажете быть? Запрашивают из четвертой дру¬
311
жины и из конно-горной валенки. Вы изволили распоря¬
диться двести пар?
— Да. Да! —- пронзительно ответил генерал. — Да,
я распорядился! Я! Сам! Изволил! У них исключение!
Они сейчас выходят. Да. На позиции. Да!!
Любопытные огоньки заиграли в глазах хорька.
— Четыреста пар всего...
— Что ж я сделаю? Что? — сипло вскричал гене¬
рал, — рожу я, что ли?! Рожу валенки? Рожу? Если бу¬
дут запрашивать — дайте — дайте — дайте!!
Через пять минут на извозчике генерала Макушина
отвезли домой.
♦
В ночь с тринадцатого на четырнадцатое мертвые
казармы в Брест-Литовском переулке ожили. В громад¬
ном заслякощенном зале загорелась электрическая лампа
на стене между окнами (юнкера днем висели на фона¬
рях и столбах, протягивая какие-то проволоки). Полто¬
раста винтовок стояли в козлах, и на грязных нарах
вповалку спали юнкера. Най-Турс сидел у деревянного
колченогого стола, заваленного краюхами хлеба, котелка¬
ми с остатками простывшей жижи, подсумками и обойма¬
ми, разложив пестрый план Города. Маленькая кухонная
лампочка отбрасывала пучок света на разрисованную
бумагу, и Днепр был виден на ней разветвленным, сухим
и синим деревом.
Около двух часов ночи сон стал морить Ная. Он
шмыгал носом, клонился несколько раз к плану, как буд¬
то что-то хотел разглядеть в нем. Наконец негромко
крикнул:
— Юнкег?!
— Я, господин полковник, — отозвалось у двери,
и юнкер, шурша валенками, подошел к лампе.
— Я сейчас лягу, — сказал Най, — а вы меня газбу-
дите чегез тги часа. Если будет телефоног’амма, газбуди-
те пгапогщика Жагова, и в зависимости от ее содегжания
он будет меня будить или нет.
Никакой телефонограммы не было... Вообще в эту
ночь штаб не беспокоил отряд Ная. Вышел отряд на рас¬
свете с тремя пулеметами и тремя двуколками, растянул¬
ся по дороге. Окраинные домишки словно вымерли.
Но, когда отряд вышел на Политехническую широчай¬
шую улицу, па ней застал движение. В раненьких сумер¬
312
ках мелькали, погромыхивая, фуры, брели серые отдель¬
ные папахи. Все это направлялось назад в Город и часть
Ная обходило с некоторой пугливостью. Медленно и вер¬
но рассветало, и над садами казенных дач над утоптан¬
ным и выбитым шоссе вставал и расходился туман.
С этого рассвета до трех часов дня Най находился на
Политехнической стреле, потому что днем все-таки при¬
ехал юнкер из его связи на четвертой двуколке и привез
ему записку карандашом из штаба.
«Охранять Политехническое шоссе и, в случае появ¬
ления неприятеля, принять бой».
Этого неприятеля Най-Турс увидел впервые в три
часа дня, когда на левой руке, вдали, на заснеженном
плацу военного ведомства показались многочисленные
всадники. Это и был полковник Козырь-Лешко, согласно
диспозиции полковника Торопца пытающийся войти на
стрелу и по ней проникнуть в сердце Города. Собственно
говоря, Козырь-Лешко, не встретивший до самого под¬
хода к Политехнической стреле никакого сопротивления,
не нападал на Город, а вступал в него, вступал победно
и широко, прекрасно зная, что следом за его полком
идет еще курень* конных гайдамаков полковника Сос-
ненко, два полка синей дивизии, полк сечевых стрельцов
и шесть батарей. Когда на плацу показались конны з
точки, шрапнели стали рваться высоко, по-журавлипому,
в густом, обещающем снег небе. Конные точки собрались
в ленту и, захватив во всю ширину шоссе, стали пухнуть,
чернеть, увеличиваться и покатились на Най-Турса.
По цепям юнкеров прокатился грохот затворов, Най вы¬
нул свисток, пронзительно свистнул и закричал:
— Пгямо по кавагегии!.. залпами... о-гонь!
Искра прошла по серому строю цепей, и юнкера от¬
правили Козырю первый залп. Три раза после этого рвало
штуку полотна от самого неба до стен Политехнического
института, и три раза, отражаясь хлещущим громом,
стрелял най-турсов батальон. Конные черные ленты вдали
сломались, рассыпались и исчезли с шоссе.
Вот в это-то время с Наем что-то произошло. Соб¬
ственно говоря, ни один человек в отряде еще ни разу не
видел Ная испуганным, а тут показалось юнкерам, будто
Най увидал что-то опасное где-то в небе, не то услыхал
вдали... одним словом, Най приказал отходить на Город.
Один взвод остался и, перекатывая рокот, бил по стреле,
313
прикрывая отходящие взводы. Затем перебежал и сам.
Так две версты бежал, припадая и будя эхом великую
дорогу, пока не оказались на скрещении стрелы с тем
самым Брест-Литовским переулком, где провели прошлую
ночь. Перекресток умер совершенно, и нигде не было ни
одной души.
Здесь Най отделил трех юнкеров и приказал им:
— Бегом на Полевую и на Богщаговскую, узнать, где
наши части и что с ними. Если встгетите фугы, двукол¬
ки или какие-нибудь сгедства пегедвижения, отступающие
неогганизованно, взять их. В случае сопготивления
уг’ожать оружием, а затем его и пгименить...
Юнкера убежали назад и налево и скрылись, а спе¬
реди вдруг откуда-то начали бить в отряд пули. Они
застучали по крышам, стали чаще, и в цепи упал юнкер
лицом в снег и окрасил его кровью. За ним другой,
охнув, отвалился от пулемета. Цепи Ная растянулись
и стали гулко рокотать по стреле беглым непрерывным
огнем, встречая колдовским образом вырастающие из
земли темненькие цепочки неприятеля. Раненых юнкеров
подняли, размоталась белая марля. Скулы Ная пошли
желваками. Он все чаще и чаще поворачивал туловище,
стараясь далеко заглянуть во фланги, и даже по его лицу
было видно, что он нетерпеливо ищет посланных юнкеров.
И они, наконец, прибежали, пыхтя, как загнанные гон¬
чие, со свистом и хрипом. Най насторожился и потемнел
лицом. Первый юнкер добежал до Ная, стал перед ним
и сказал, задыхаясь:
— Господин полковник, никаких наших частей нет
не только на Шулявке, но и нигде нет, — он перевел
дух. — У нас в тылу пулеметная стрельба, и неприятель¬
ская конница сейчас прошла вдали по Шулявке, как буд¬
то бы входя в Город...
Слова юнкера в ту же секунду покрыл оглушительный
свист Ная.
Три двуколки с громом выскочили в Брест-Литовский
переулок, простучали по нему, а оттуда по Фонарному
и покатили по ухабам. В двуколках увезли двух раненых
юнкеров, пятнадцать вооруженных и здоровых и все три
пулемета. Больше двуколки взять не могли. А Най-Турс
повернулся лицом к цепям и зычно и картаво отдал юн¬
керам никогда ими не слыханную, странную команду...
В облупленном и жарко натопленном помещении быв¬
ших казарм на Львовской улице томился третий отдел
первой пехотной дружины, в составе двадцати восьми
314
человек юнкеров. Самое интересное в этом томлении было
то, что командиром этих томящихся оказался своей пер¬
соной Николка Турбин. Командир отдела, штабс-капитан
Безруков, и двое его помощников — прапорщики, утром
уехавши в штаб, не возвращались. Никола — ефрейтор,
самый старший, шлялся по казармеу то и дело подходя
к телефону и посматривая на него.
Так дело тянулось до трех часов дня. Лица у юнке¬
ров, в конце концов, стали тоскливыми. Эх... эх...
В три часа запищал полевой телефон.
— Это третий отдел дружины?
— Да.
—- Командира к телефону.
— Кто говорит?
— Из штаба...
— Командир не вернулся.
— Кто говорит?
— Унтер-офицер Турбин.
— Вы старший?
— Так точно.
— Немедленно выведите команду по маршруту.
И Николка вывел двадцать восемь человек и повел
по улице.
*
До двух часов дня Алексей Васильевич спал мертвым
сном. Проснулся он словно облитый водой, глянул на
часики на стуле, увидел, что на них без десяти минут
два, и заметался по комнате. Алексей Васильевич натя¬
нул валенки, насовал в карманы, торопясь и забывая то
одно, то другое, спички, портсигар, платок, браунинг и
две обоймы, затянул потуже шинель, потом припомнил
что-то, но поколебался, — это показалось ему позорным
и трусливым, но все-таки сделал, — вынул из стола свой
гражданский врачебный паспорт. Он повертел его в руках,
решил взять с собой, но Елена окликнула его в это время,
и он забыл его на столе.
— Слушай, Елена, — говорил Турбин, затягивая пояс
и нервничая; сердце его сжималось нехорошим предчув¬
ствием, и он страдал при мысли, что Елена останется
одна с Анютою в пустой большой квартире, — ничего
не поделаешь. Не идти нельзя. Ну, со мной, надо пола¬
гать, ничего не случится. Дивизион не уйдет дальше
окраин Города, а я стану где-нибудь в безопасном месте.
315
Авось бог сохранит и Николку. Сегодня утром я слышал,
что положение стало немножко посерьезнее, ну, авось
отобьем Петлюру. Ну, прощай, прощай...
Елена одна ходила по опустевшей гостиной от пиани¬
но, где, по-прежнему не убранный, виднелся разноцвет¬
ный Валентин, к двери в кабинет Алексея. Паркет по¬
скрипывал у нее под ногами. Лицо у нее было несчастное.
*
На углу своей кривой улицы и улицы Владимирской
Турбин стал нанимать извозчика. Тот согласился везти,
ко, мрачно сопя, назвал чудовищную сумму, и видно
было, что он не уступит. Скрипнув зубами, Турбин сел
в сани и поехал по направлению к музею. Морозило.
На душе у Алексея Васильевича было очень тревожно.
Он ехал и прислушивался к отдаленной пулеметной
стрельбе, которая взрывами доносилась откуда-то со сто¬
роны Политехнического института и как будто бы по
направлению к вокзалу. Турбин думал о том, что бы это
означало (полуденный визит Болботуна Турбин про¬
спал), и, вертя головой, всматривался в тротуары. На них
было хоть и тревожное и сумбурное, но все же большое
движение.
— Стой... ст... — сказал пьяный голос.
— Что это значит? — сердито спросил Турбин.
Извозчик так натянул вожжи, что чуть не свалился
Турбину на колени. Совершенно красное лицо качалось
у оглобли, держась за вожжу и по ней пробираясь к си¬
денью. На дубленом полушубке поблескивали смятые
прапорщичьи погоны. Турбина на расстоянии аршина
обдал тяжелый запах перегоревшего спирта и луку. В ру¬
ках прапорщика покачивалась винтовка.
— Пав... пав... паварачивай, — сказал красный
пьяный, — выса... высаживай пассажира... — Слово «пас¬
сажир» вдруг показалось красному смешным, и он хи¬
хикнул.
— Что это значит? — сердито повторил Турбин, —
вы не видите, кто едет? Я на сборный пункт. Прошу
оставить извозчика. Трогай!
— Нет, не трогай... — угрожающе сказал красный и
только тут, поморгав глазами, заметил погоны Турби¬
на. — А, доктор, ну, вместе... и я сяду...
— Нам не по дороге... Трогай!
— Па... а-звольте...
316
— Трогай!
Извозчик, втянув голову в плечи, хотел дернуть, но
потом раздумал; обернувшись, он злобно и боязливо по¬
косился на красного. Но тот вдруг отстал сам, потому
что заметил пустого извозчика. Пустой хотел уехать, но
не успел. Красный обеими руками поднял винтовку и
погрозил ему. Извозчик застыл на месте, и красный,
спотыкаясь и икая, поплелся к нему.
— Знал бы, за пятьсот не поехал, — злобно бурчал
извозчик, нахлестывая круп клячи, — стрельнет в спину,
что ж с него возьмешь?
Турбин мрачно молчал.
«Вот сволочь... такие вот позорят все дело», — злобно
подумал он.
На перекрестке у оперного театра кипела суета и
движение. Прямо посредине на трамвайном пути стоял
пулемет, охраняемый маленьким иззябшим кадетом,
в черной шинели и наушниках, и юнкером в сером. Про¬
хожие, как мухи, кучками лепились по тротуару, любо¬
пытно глядя на пулемет. У аптеки, на углу, Турбин
уже в виду музея отпустил извозчика.
— Прибавить надо, ваше высокоблагородие, — злоб¬
но и настойчиво говорил извозчик, — знал бы, не поехал
бы. Вишь, что делается!
— Будет.
— Детей зачем-то ввязали в это... — послышался
женский голос.
Тут только Турбин увидал толпу вооруженных у му¬
зея. Она колыхалась и густела. Смутно мелькнули меж¬
ду полами шинелей пулеметы на тротуаре. И тут
кипуче забарабанил пулемет на Печерске.
Вра... вра... вра... вра... вра... вра... вра...
«Чепуха какая-то уже, кажется, делается», — расте¬
рянно думал Турбин и, ускорив шаг, направился к музею
через перекресток.
«Неужели опоздал?.. Какой скандал... Могут подумать,
что я сбежал...»
Прапорщики, юнкера, кадеты, очень редкие солдаты
волновались, кипели и бегали у гигантского подъезда
музея и у боковых разломанных ворот, ведущих на плац
Александровской гимназии. Громадные стекла двери дро¬
жали поминутно, двери стонали, и в круглое белое здание
музея, на фронтоне которого красовалась золотая над¬
пись:
«На благое просвещение русского народа»,
317
вбегали вооруженные, смятые и встревоженные юнкера.
— Боже! — невольно вскрикнул Турбин, — они уже
ушли.
Мортиры безмолвно щурились на Турбина и одинокие
и брошенные стояли там же, где вчера.
«Ничего не понимаю... что это значит?»
Сам не зная зачем, Турбин побежал по плацу к пуш¬
кам. Они вырастали по мере движения и грозно смотрели
на Турбина. И вот крайняя. Турбин остановился и за¬
стыл: на ней не было замка. Быстрым бегом он перерезал
плац обратно и выскочил вновь на улицу. Здесь еще
больше кипела толпа, кричали многие голоса сразу,
и торчали и прыгали штыки.
— Картузова надо ждать! Вот что! — выкрикивал
звонкий встревоженный голос. Какой-то прапорщик пе¬
ресек Турбину путь, и тот увидел на спине у него желтое
седло с болтающимися стременами.
— Польскому легиону отдать.
— А где он?
— А черт его знает!
— Все в музей! Все в музей!
— На Дон!
Прапорщик вдруг остановился, сбросил седло на тро¬
туар.
— К чертовой матери! Пусть пропадет все, — яростно
завопил он, — ах, штабные!..
Он метнулся в сторону, грозя кому-то кулаками.
«Катастрофа... Теперь понимаю... Но вот в чем ужас —
они* наверно, ушли в пешем строю. Да, да, да... Несо¬
мненно. Вероятно, Петлюра подошел неожиданно. Лоша¬
дей нет, и они ушли с винтовками, без пушек... Ах ты,
боже мой... к Анжу надо бежать... Может быть, там
узнаю... Даже наверно, ведь кто-нибудь же да остался?»
Турбин выскочил из вертящейся суеты и, больше ни
на что не обращая внимания, побежал назад к опер¬
ному театру. Сухой порыв ветра пробежал по асфальтовой
дорожке, окаймляющей театр, и пошевелил край полу-
оборванной афиши на стене театра, у чернооконного бо¬
кового подъезда. Кармен. Кармен.
И вот Анжу. В окнах нет пушек, в окнах нет золотых
погон. В окнах дрожит и переливается огненный, зыбкий
отсвет. Пожар? Дверь под руками Турбина звякнула,
но не поддалась. Турбин постучал тревожно. Еще раз
постучал. Серая фигура, мелькнув за стеклом двери, от¬
крыла ее, и Турбин попал в магазин. Турбин, оторопев,
31S
всмотрелся в неизвестную фигуру. На ней была студен¬
ческая черная шинель, а на голове штатская, молью
траченная, шапка с ушами, притянутыми на темя. Лицо
странно знакомое, но как будто чем-то обезображенное и
искаженное. Печь яростно гудела, пожирая какие-то
листки бумаги. Бумагой был усеян весь пол. Фигура,
впустив Турбина, ничего не объясняя, тотчас же метну¬
лась от него к печке и села на корточки, причем багро¬
вые отблески заиграли на ее лице.
«Малышев? Да, полковник Малышев», — узнал
Турбин.
Усов на полковнике не было. Гладкое синевыбритое
место было вместо них.
Малышев, широко отмахнув руку, сгреб с полу листы
бумаги и сунул их в печку.
«Ага...а».
— Что это? Кончено? — глухо спросил Турбин.
— Кончено, — лаконически ответил полковник, вско¬
чил, рванулся к столу, внимательно обшарил его гла¬
зами, несколько раз хлопнул ящиками, выдвигая и за¬
двигая их, быстро согнулся, подобрал последнюю пачку
листков на полу и их засунул в печку. Лишь после этого
он повернулся к Турбину и прибавил иронически спо¬
койно: — Повоевали — и будет! — Он полез за пазуху,
вытащил торопливо бумажник, проверил в нем докумен¬
ты, два каких-то листка надорвал крест-накрест и бросил
в печь. Турбин в это время всматривался в него. Ни на
какого полковника Малышев больше не походил. Перед
Турбиным стоял довольно плотный студент, актер-лю-
битель с припухшими малиновыми губами.
— Доктор? Что же вы? — Малышев беспокойно
указал на плечи Турбина. — Снимите скорей. Что вы
делаете? Откуда вы? Не знаете, что ли, ничего?
— Я опоздал, полковник, — начал Турбин.
Малышев весело улыбнулся. Потом вдруг улыбка сле¬
тела с лица, он виновато и тревожно качнул головой
и молвил:
— Ах ты, боже мой, ведь это я вас подвел!
Назначил вам этот час... Вы, очевидно, днем не выходили
из дому? Ну, ладно. Об этом нечего сейчас говорить.
Одним словом: снимайте скорее погоны и бегите, прячь¬
тесь.
— В чем дело? В чем дело, скажите, ради бога?..
— Дело? — иронически весело переспросил Малы¬
шев, — дело в том, что Петлюра в городе. На Печерске,
319
если не на Крещатике уже. Город взят. — Малышев
вдруг оскалил зубы, скосил глаза и заговорил опять не¬
ожиданно, не как актер-любитель, а как прежний Ма¬
лышев: — Штабы предали нас. Еще утром надо было раз¬
бегаться. Но я, по счастью, благодаря хорошим людям,
узнал все еще ночью, и дивизион успел разогнать. Док¬
тор, некогда думать, снимайте погоны!
— ...а там, в музее, в музее...
Малышев потемнел.
— Не касается, — злобно ответил он, — не касается!
Теперь меня ничего больше не касается. Я только что
был там, кричал, предупреждал, просил разбежаться.
Больше сделать ничего не могу-с. Своих я всех спас.
На убой не послал! На позор не послал! — Малышев
вдруг начал выкрикивать истерически, очевидно, что-то
нагорело в нем и лопнуло, и больше себя он сдерживать
не мог. —* Ну, генералы! — Он сжал кулаки и стал гро¬
зить кому-то. Лицо его побагровело.
В это время с улицы откуда-то в высоте взвыл пуле¬
мет, и показалось, что он трясет большой соседний дом.
Малышев встрепенулся, сразу стих.
— Ну-с, доктор, ходу! Прощайте. Бегите! Только
не на улицу, а вот отсюда, через черный ход, а там
дворами. Там еще открыто. Скорей.
Малышев пожал руку ошеломленному Турбину, кру¬
то повернулся и убежал в темное ущелье за перегород¬
кой. И сразу стихло в магазине. А на улице стих пулемет.
Наступило одиночество. В печке горела бумага. Тур¬
бин, несмотря на окрики Малышева, как-то вяло и мед¬
ленно подошел к двери. Нашарил крючок, спустил его
в петлю и вернулся к печке. Несмотря на окрики, Тур¬
бин действовал не спеша, на каких-то вялых ногах, с вя¬
лыми, скомканными мыслями. Непрочный огонь пожрал
бумагу, устье печки из веселого пламенного преврати¬
лось в тихое красноватое, и в магазине сразу потемнело.
В сереньких тенях лепились полки по стенам. Турбин
обвел их глазами и вяло же подумал, что у мадам Анжу
еще до сих пор пахнет духами. Нежно и слабо, но
пахнет.
Мысли в голове у Турбина сбились в бесформенную
кучу, и некоторое время он совершенно бессмысленно
смотрел туда, где исчез побритый полковник. Потом,
в тишине, ком постепенно размотался. Вылез самый
главный и яркий лоскут — Петлюра тут. «Пэтурра, Пэ-
320
турра», — слабенько повторил Турбин и усмехнулся, сам
не зная чему. Он подошел к зеркалу в простенке, затя¬
нутому слоем пыли, как тафтой.
Бумага догорела, и последний красный язычок, по¬
дразнив немного, угас на полу. Стало сумеречно.
— Петлюра, это так дико... В сущности, совершенно
пропащая страна, — пробормотал Турбин в сумерках ма¬
газина, но потом опомнился: — Что же я мечтаю? Ведь,
чего доброго, сюда нагрянут?
Тут он заметался, как и Малышев перед уходом,
и стал срывать погоны. Нитки затрещали, и в руках оста¬
лись две серебряных потэмневших полоски с гимнастерки
и еще две зеленых с шинели. Турбин поглядел на них,
повертел в руках, хотел спрятать в карман на память,
но подумал и сообразил, что это опасно, решил сжечь.
В горючем материале недостатка не было, хоть Малышев
и спалил все документы. Турбин нагреб с полу целый
ворох шелковых лоскутов, всунул его в печь и поджег.
Опять заходили уроды по стенам и по полу, и опять
временно ожило помещенье мадам Анжу. В пламени се¬
ребряные полоски покоробились, вздулись пузырями, ста¬
ли смуглыми, потом скорчились...
Возник существенно важный вопрос в турбинской
голове — как быть с дверью? Оставить на крючке или
открыть? Вдруг кто-нибудь из добровольцев, вот так же,
как Турбин, отставший, прибежит, — ан укрыться-то
и негде будет! Турбин открыл крючок. Потом его обо¬
жгла мысль: паспорт? Он ухватился за один карман,
другой — нет. Так и есть! Забыл, ах, это уже скандал.
Вдруг нарвешься на них? Шинель серая. Спросят — кто?
Доктор... а вот докажи-ка! Ах, чертова рассеянность!
«Скорее», — шепнул голос внутри.
Турбин, больше не раздумывая, бросился в глубь ма¬
газина и по пути, по которому ушел Малышев, через
маленькую дверь выбежал в темноватый коридор, а от¬
туда по черному ходу во двор.
11
Повинуясь телефонному голосу, унтер-офицер Турбин
Николай вывел двадцать восемь человек юнкеров и че¬
рез весь Город провел их согласно маршруту. Маршрут
привел Турбина с юнкерами на перекресток, совершенно
мертвенный. Никакой жизни на нем не было, но грохоту
21 В огненном кольце
321
было много. Кругом — в небе, по крышам, по стенам —
гремели пулеметы.
Неприятель, очевидно, должен был быть здесь, потому
что это был последний, конечный пункт, указанный теле¬
фонным голосом. Но никакого неприятеля пока что не
показывалось, и Николка немного запутался — что де¬
лать дальше? Юнкера его, немножко бледные, но все же
храбрые, как и их командир, разлеглись цепью на снеж¬
ной улице, а пулеметчик Ивашин сел на корточки возле
пулемета, у обочины тротуара. Юнкера настороженно
глядели вдаль, подымая головы от земли, ждали, что,
собственно, произойдет?
Предводитель же их был полон настолько важных и
значительных мыслей, что даже осунулся и побледнел.
Поражало предводителя, во-первых, отсутствие на пере¬
крестке всего того, что было обещано голосом. Здесь, на
перекрестке, Николка должен был застать отряд третьей
дружины и «подкрепить его». Никакого отряда не было.
Даже и следов его не было.
Во-вторых, поражало Николку то обстоятельство, что
боевой пулеметный дробот временами слышался не толь¬
ко впереди, но и слева, и даже, пожалуй, немножко
сзади. В-третьих, он боялся испугаться и все время про¬
верял себя: «Не страшно?» —• «Нет, не страшно», —
отвечал бодрый голос в голове, и Николка от гордости,
что он, оказывается, храбрый, еще больше бледнел.
Гордость переходила в мысль о том, что если его, Ни¬
колку, убьют, то хоронить будут с музыкой. Очень
просто: плывет по улице белый глазетовый гроб, и в гро¬
бу погибший в бою унтер-офицер Турбин с благородным
восковым лицом, и, жаль, что крестов теперь не дают,
а то непременно с крестом на груди и георгиевской лен¬
той. Бабы стоят у ворот. «Кого хоронят, миленькие?» —
«Унтер-офицера Турбина...» — «Ах, какой красавец...»
И музыка. В бою, знаете ли, приятно помереть. Лишь бы
только не мучиться. Размышления о музыке и лентах
несколько скрасили неуверенное ожидание неприятеля,
который, очевидно, не повинуясь телефонному голосу,
и не думал показываться.
— Ждать будем здесь, — сказал Николка юнкерам,
стараясь, чтобы голос его звучал поувереннее, но тот не
очень уверенно звучал, потому что кругом все-таки было
немпожко не так, как бы следовало, чепухозато как-то.
Где отряд? Где неприятель? Странно, что как будто бы
в тылу стреляют?
322
*
И предводитель со своим воинством дождался. В по¬
перечном переулке, ведущем с перекрестка на Брест-
Литовскую стрелку, неожиданно загремели выстрелы и
посыпались по переулку серые фигуры в бешеном беге.
Они неслись прямо на Николкиных юнкеров, и винтовки
торчали у них в разные стороны.
«Обошли?» — грянуло в Никол киной голове, он мет¬
нулся, не зная, какую команду подать. Но через мгнове¬
ние он разглядел золотые пятна у некоторых бегущих на
плечах и понял, что это свои.
Тяжелые, рослые, запаренные в беге, константинов-
ские юнкера в папахах вдруг остановились, упали на одно
колено и, бледно сверкнув, дали два залпа по переулку
туда, откуда прибежали. Затем вскочили и, бросая вин¬
товки, кинулись через перекресток, мимо Николкиного
отряда. По дороге они рвали с себя погоны, подсумки
и пояса, бросали их на разъезженный снег. Рослый, се¬
рый, грузный юнкер, равняясь с Николкой, поворачивая
к Николкиному отряду голову, зычно, задыхаясь, кричал:
— Бегите, бегите с нами! Спасайся, кто может!
Николкины юнкера в цепи стали ошеломленно под¬
ниматься. Николка совершенно одурел, но в ту же се¬
кунду справился с собой и, молниеносно подумав:
«Вот момент, когда можно быть героем», — закричал
своим пронзительным голосом:
— Не сметь вставать! Слушать команду!!
«Что они делают?» — остервенело подумал Николка.
Константиновцы, — их было человек двадцать, — вы¬
скочив с перекрестка без оружия, рассыпались в попе¬
речном же Фонарном переулке, и часть из них бросилась
в первые громадные ворота. Страшно загрохотали желез¬
ные двери, и затопали сапоги в звонком пролете. Вторая
кучка в следующие ворота. Остались только пятеро,
и они, ускоряя бег, понеслись прямо по Фонарному и
исчезли вдали.
Наконец на перекресток выскочил последний бежав¬
ший, в бледных золотистых погонах на плечах. Николка
вмиг обострившимся взглядом узнал в нем командира
второго отделения первой дружины, полковника Най-
Турса.
— Господин полковник! — смятенно и в то же время
обрадованно закричал ему навстречу Николка, — ваши
юнкера бегут в панике.
21*
323
И тут произошло чудовищное. Най-Турс вбежал на
растоптанный перекресток в шинели, подвернутой с двух
боков, как у французских пехотинцев. Смятая фуражка
сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под
подбородком. В правой руке у Най-Турса был кольт,
и вскрытая кобура била и хлопала его по бедру. Давно
не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза ско¬
шены к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно
видны гусарские зигзаги. Най-Турс подскочил к Николке
вплотную, взмахнул левой свободной рукой и оборвал
с Николки сначала левый, а затем правый погон. Воще¬
ные лучшие нитки лопнули с треском, причем правый
погон отлетел с шинельным мясом. Николку так мотнуло,
что он тут же убедился, какие у Най-Турса замечатель¬
но крепкие руки. Николка с размаху сел на что-то не¬
твердое, и это нетвердое выскочило из-под него с воплем
и оказалось пулеметчиком Ивашиным. Затем заплясали
кругом перекошенные лица юнкеров, и все полетело к
чертовой матери. Не сошел Николка с ума в этот момент
лишь потому, что у него на это не было времени, так
стремительны были поступки полковника Най-Турса.
Обернувшись к разбитому взводу лицом, он взвыл коман¬
ду необычным, неслыханным картавым голосом. Николка
суеверно подумал, что этакий голос слышен на десять
верст и, уж наверно, по всему городу.
— Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны,
кокагды, подсумки, бгосай огужие! По Фонагному пеге-
улку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол!
На Подол!! Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гас-
сыпьтесь, всех по догоге гоните с собой-о-ой!
Затем, взмахнув кольтом, Най-Турс провыл, как кава¬
лерийская труба:
— По Фонагному! Только по Фонагному! Спасайтесь
по домам! Бой кончен! Бегом магш!
Несколько секунд взвод не мог прийти в себя. Потом
юнкера совершенно побелели. Ивашин перед лицом Ни¬
колки рвал погоны, подсумки полетели на снег, винтовка
со стуком покатилась по ледяному горбу тротуара. Через
полминуты на перекрестке валялись патронные сумки,
пояса и чья-то растрепанная фуражка. По Фонарному
переулку, влетая во дворы, ведущие на Разъезжую улицу,
убегали юнкера.
Най-Турс с размаху всадил кольт в кобуру, под¬
скочил к пулемету у тротуара, скорчился, присел, повер¬
нул его носом туда, откуда прибежал, и левой рукой
324
поправил ленту. Обернувшись к Ииколке с корточек, он
бешено загремел:
— Оглох? Беги!
Странный пьяный экстаз поднялся у Николки отку¬
да-то из живота, и во рту моментально пересохло.
— Не желаю, господин полковник, — ответил он су¬
конным голосом, сел на корточки, обеими руками ухва¬
тился за ленту и пустил ее в пулемет.
Вдали, там, откуда прибежал остаток най-турсова
отряда, внезапно выскочило несколько конных фигур.
Видно было смутно, что лошади под ними танцуют, как
будто играют, и что лезвия серых шашек у них в руках.
Най-Турс сдвинул ручки, пулемет грохнул — ар-ра-паа,
стал, снова грохнул и потом длинно загремел. Все крыши
на домах сейчас же закипели и справа и слева. К кон¬
ным фигурам прибавилось еще несколько, но затем одну
цз них швырнуло куда-то в сторону, в окно дома, другая
лошадь стала на дыбы, показавшись страшно длинной,
чуть не до второго этажа, и несколько всадников вовсе
исчезли. Затем мгновенно исчезли, как сквозь землю,
все остальные всадники.
Най-Турс развел ручки, кулаком погрозил небу, при¬
чем глаза его налились светом, и прокричал:
— Ребят! Ребят!.. Штабные стегвы!..
Обернулся к Николке и выкрикнул голосом, который
показался Николке звуком нежной кавалерийской трубы:
— Удигай, гвупый мавый! Говогю — удигай!
Он переметнул взгляд назад и убедился, что юнкера
уже исчезли все, потом переметнул взгляд с перекрестка
вдаль, на улицу, параллельную Брест-Литовской стреле,
и выкрикнул с болью и злобой:
— А, чегт!
Николка повернулся за ним и увидал, что далеко,
еще далеко на Кадетский улице, у чахлого, засыпанного
снегом бульвара, появились темные шеренги и начали
припадать к земле. Затем вывеска тут же над головами
Най-Турса и Николки, на углу Фонарного переулка:
ЗУБНОЙ ВРАЧ
Берта Яковлевна Принц-Металл
хлопнула, и где-то за воротами посыпались стекла. Ни¬
колка увидал куски штукатурки на тротуаре. Они
прыгнули и поскакали. Николка вопросительно вперил
взор в полковника Най-Турса, желая узнать, как нужно
понимать эти дальние шеренги и штукатурку. И полков¬
325
ник Най-Турс отнесся к ним странно. Он подпрыгнул
на одной ноге, взмахнул другой, как будто в вальсе,
и по-бальному оскалился неуместной улыбкой. Затем
полковник Най-Турс оказался лежащим у ног Ни¬
колки. Николкин мозг задернуло черным туманцем, он
сел на корточки и неожиданно для себя, сухо, без слез
всхлипнувши, стал тянуть полковника за плечи, пытаясь
его поднять. Тут он увидел, что из полковника через ле¬
вый рукав стала вытекать кровь, а глаза у него зашли
к небу.
— Господин полковник, господин...
— Унтег-цег, — выговорил Най-Турс, причем кровь
потекла у него изо рта на подбородок, а голос начал вы¬
текать по капле, слабея на каждом слове, — бгосьте ге¬
ройствовать к чегтям, я умигаю... Мало-Пговальная...
Больше он ничего не пожелал объяснить. Нижняя его
челюсть стала двигаться. Ровно три раза и судорожно,
словно Най давился, потом перестала, и полковник стал
тяжелый, как большой мешок с мукой.
«Так умирают? —- подумал Николка. — Не может
быть. Только что был живой. В бою не страшно, как
видно. В меня же почему-то не попадают...»
«Зуб...
...врач», —
затрепетало второй раз над головой, и еще где-то лопнули
стекла. «Может быть, он просто в обмороке?» — в смя¬
тении вздорно подумал Николка и тянул полковника.
Но поднять того не было никакой возможности.
«Не страшно?» — подумал Николка и почувствовал, что
ему безумно страшно. «Отчего? Отчего?» — думал Ни¬
колка и сейчас же понял, что страшно от тоски и одино¬
чества, что, если бы был сейчас на ногах полковник Най-
Турс, никакого бы страха не было... Но полковник Най-
Турс был совершенно недвижим, больше никаких команд
не подавал, не обращал внимания ни на то, что возле
его рукава расширялась красная большая лужа, ни на то,
что штукатурка на выступах стен ломалась и крошилась,
как сумасшедшая. Николке же стало страшно от того,
что он совершенно один. Никакие конные не наскакивали
больше сбоку, но, очевидно, все были против Николки,
а он последний, он совершенно один... И одиночество
погнало Николку с перекрестка. Он полз на животе,
перебирая руками, причем правым локтем, потому что
в ладони он зажимал най-турсов кольт. Самый страх
наступает уже в двух шагах от угла. Вот сейчас попадут
326
в ногу, и тогда не уползешь, наедут петлюровцы и изру¬
бят шашками. Ужасно, когда лежишь, а тебя рубят...
Я буду стрелять, если в кольте есть патроны... И всего-то
полтора шага... подтянуться, подтянуться... раз... и Ни¬
колка за стеной в Фонарном переулке.
«Удивительно, страшно удивительно, что не попали.
Прямо чудо. Это уж чудо господа бога, — думал Николка,
поднимаясь, —- вот так чудо. Теперь сам видел — чудо.
Собор Парижской богоматери. Виктор Гюго. Что-то те¬
перь с Еленой? А Алексей? Ясно — рвать погоны, зна¬
чит, произошла катастрофа».
Николка вскочил, весь до шеи вымазанный снегом,
сунул кольт в карман шинели и полетел по переулку.
Первые же ворота на правой руке зияли, Николка
вбежал в гулкий пролет, выбежал на мрачный, сквер¬
ный двор с сараями красного кирпича по правой и клад¬
кой дров по левой, сообразил, что сквозной проход по¬
средине, скользя, бросился туда и напоролся на человека
в тулупе. Совершенно явственно. Рыжая борода и малень¬
кие глазки, из которых сочится ненависть. Курносый,
в бараньей шапке, Нерон. Человек, как бы играя в весе¬
лую игру, обхватил Николку левой рукой, а правой уце¬
пился за его левую руку и стал выкручивать ее за спину.
Николка впал в ошеломление на несколько мгновений.
«Боже. Он меня схватил, ненавидит!.. Петлюровец...»
— Ах ты, сволочь! — сипло закричал рыжебородый
и запыхтел, — куды? стой! — потом вдруг завопил: —
Держи, держи. Юнкерей держи. Погон скинул, думаешь,
сволота, не узнают? Держи!
Бешенство овладело всем Николкой, с головы до ног.
Он резко сел вниз, сразу, так что лопнул сзади хлястик
на шинели, повернулся и с неестественной силой вы¬
летел из рук рыжего. Секунду он его не видел, потому
что оказался к нему спиной, но потом повернулся и
опять увидал. У рыжебородого не было никакого оружия,
он даже не был военным, оп был дворник. Ярость проле¬
тела мимо Николкиных глаз совершенно красным одеялом
и сменилась чрезвычайной уверенностью. Ветер и мороз
залетел Николке в жаркий рот, потому что он оскалился,
как волчонок. Николка выбросил руку с кольтом из
кармана, подумав: «Убью гадину, лишь бы были патро¬
ны». Голоса своего он не узнал, до того голос был чужд
и страшен.
— Убью, гад! — Николка просипел, шаря пальцами
в мудреном кольте, и мгновенно сообразил, что он забыл,
327
как из него стрелять. Желто-рыжий дворник, увидавший,
что Николка вооружен, в отчаянии и ужасе пал на коле¬
ни и взвыл, чудесным образом превратившись из Нерона
в змею:
— А, ваше благородие! Ваше...
Все равно Николка непременно бы выстрелил, но кольт
не пожелал выстрелить. «Разряжен. Эх, беда!» — вихрем
подумал Николка. Дворник, рукой закрываясь и пятясь,
с колен садился на корточки, отваливаясь назад, и выл
истошно, губя Николку. Не зная, что сделать, чтобы за¬
крыть эту громкую пасть в медной бороде, Николка в
отчаянии от нестреляющего револьвера, как боевой пе¬
тух, наскочил на дворника и тяжело ударил его, рискуя
застрелить самого себя, ручкой в зубы. Николкина злоба
вылетела мгновенно. Дворник же вскочил на ноги и по¬
бежал от Николки в тот пролет, откуда Николка появил¬
ся. Сходя с ума от страху, дворник уже не выл, бежал,
скользя по льду и спотыкаясь, раз обернулся, и Николка
увидал, что половина его бороды стала красной. Затем он
исчез. Николка же бросился вниз, мимо сарая, к воротам
на Разъезжую и возле них впал в отчаяние. «Кончено.
Опоздал. Попался. Боже, и не стреляет». Тщетно он тряс
огромный болт и замок. Ничего сделать было нельзя.
Рыжий дворник, лишь только проскочили най-турсовы
юнкера, запер ворота на Разъезжую, и перед Николкой
была совершенно неодолимая преграда — гладкая до¬
верху, глухая железная стена. Николка обернулся, гля¬
нул на небо, чрезвычайно низкое и густое, увидал на
брандмауэре легкую черную лестницу, уходившую на
самую крышу четырехэтажного дома. «Полезть разве?» —
подумал он, и при этом ему дурацки вспомнилась пест¬
рая картинка: Нат Пинкертон в желтом пиджаке и
с красной маской на лице лезет по такой же самой лест¬
нице. «Э, Нат Пинкертон, Америка... а я вот влезу и по¬
том что? Как идиот буду сидеть на крыше, а дворник
сзовет в это время петлюровцев. Этот Нерон предаст...
Зубы я ему расколотил... Не простит!»
И точно. Из-под ворот в Фонарный переулок Николка
услыхал призывные отчаянные вопли дворника: «Сюды!
Сюды!» — и копытный топот. Николка понял: вот что —
конница Петлюры заскочила с фланга в Город. Сейчас
она уже в Фонарном переулке. То-то Най-Турс и кри¬
чал... на Фонарный возвращаться нельзя.
Все это он сообразил уже, неизвестно каким образом
оказавшись на штабеле дров, рядом с сараем, под стеной
328
соседнего дома. Обледеневшие поленья зашатались под
ногами, Николка заковылял, упал, разорвал штанину,
добрался до стены, глянул через нее и увидал точь-в-
точь такой же двор. Настолько такой, что он ждал, что
опять выскочит рыжий Нерон в полушубке. Но никто не
выскочил. Страшно оборвалось в животе и в пояснице,
и Николка сел на землю, в ту же секунду его кольт
прыгнул в руке и оглушительно выстрелил. Николка
удивился, потом сообразил: «Предохранитель-то был за¬
перт, а теперь я его сдвинул. Оказия».
Черт. И тут ворота на Разъезжую глухие. Заперты.
Значит, опять к стене. Но, увы, дров уже нет. Николка
запер предохранитель и сунул револьвер в карман. Полез
по куче битого кирпича, а затем, как муха по отвесной
стене, вставляя носки в такие норки, что в мирное время
не поместилась бы и копейка. Оборвал ногти, окровенил
пальцы и всцарапался на стену. Лежа на ней животом,
услыхал, что сзади, в первом дворе, раздался оглуши¬
тельный свист и Неронов голос, а в этом, третьем, дворе,
в черном окне из второго этажа на него глянуло иска¬
женное ужасом женское лицо и тотчас исчезло. Падая
со второй стены, угадал довольно удачно: попал в сугроб,
но все-таки что-то свернулось в шее и лопнуло в черепе.
Чувствуя гудение в голове и мелькание в глазах, Ни¬
колка побежал к воротам...
О, ликование! И они заперты, но какой вздор! Сквозная
узорная решетка. Николка, как пожарный, полез по ней,
перелез, спустился и оказался на Разъезжей улице. Уви¬
дал, что она была совершенно пуста, пи души. «Четверть
минутки подышу, не более, а то сердце лопнет», — думал
Николка и глотал раскаленный воздух. «Да... докумен¬
ты...» Николка вытащил из кармана блузы пачку замас¬
ленных удостоверений и изорвал их. И они разлетелись,
как снег. Услыхал, что сзади со стороны того перекрест¬
ка, на котором он оставил Най-Турса, загремел пулемет
и ему отозвались пулеметы и ружейные залпы впереди
Николки, оттуда, из Города. Вот оно что. Город захвати¬
ли. В Городе бой. Катастрофа. Николка, все еще зады¬
хаясь, обеими руками счищал снег. Кольт бросить? Най-
турсов кольт? Нет, ни за что. Авось удастся проскочить.
Ведь не могут же они быть повсюду сразу?
Тяжко вздохнув, Николка, чувствуя, что ноги его
значительно ослабели и развинтились, побежал по вымер¬
шей Разъезжей и благополучно добрался до перекрестка,
откуда расходились две улицы: Лубочицкая на Подол и
330
Ловская, уклоняющаяся в центр Города. Тут увидал лужу
крови у тумбы и навоз, две брошенных винтовки и синюю
студенческую фуражку. Николка сбросил свою папаху и
ЭТУ фуражку надел. Она оказалась ему мала и придала
ему гадкий, залихватский и гражданский вид. Какой-то
босяк, выгнанный из гимназии. Николка осторожно из-за
угла заглянул в Ловскую и очень далеко на ней увидал
танцующую конницу с синими пятнами на папахах.
Там была какая-то возня и хлопушки выстрелов. Дернул
по Лубочицкой. Тут впервые увидал живого человека.
Бежала какая-то дама по противоположному тротуару,
и шляпа с черным крылом сидела у нее на боку, а в ру¬
ках моталась серая кошелка, из нее выдирался отчаян¬
ный петух и кричал на всю улицу: «пэтурра, пэтурра».
Из кулька, в левой руке дамы, сквозь дыру, сыпалась на
тротуар морковь. Дама кричала и плакала, бросаясь в
стену. Вихрем проскользнул какой-то мещанин, крестился
на все стороны и кричал:
— Господисусе! Володька, Володька! Петлюра идет!
В конце Лубочицкой уже многие сновали, суетились
и убегали в ворота. Какой-то человек в черном пальто
ошалел от страха, рванулся в ворота, засадил в решетку
свою палку и с треском ее сломал.
А время тем временем летело и летело, и, оказывает¬
ся, налетали уже сумерки, и поэтому, когда Николка с
Лубочицкой выскочил в Вольский спуск, на углу вспых¬
нул электрический фонарь и зашипел. В лавчонке бух¬
нула штора и сразу скрыла пестрые коробки с надписью
«мыльный порошок». Извозчик на санях вывернул их
в сугроб совершенно, заворачивая за угол, и хлестал
зверски клячу кнутом. Мимо Николки прыгнул назад
четырехэтажный дом с тремя подъездами, и во всех трех
лупили двери поминутно, и некий, в котиковом воротни¬
ке, проскочил мимо Николки и завыл в ворота:
— Петр! Петр! Ошалел, что ли? Закрывай! Закры¬
вай ворота!
В подъезде грохнула дверь, и слышно было, как на
темной лестнице гулкий женский голос прокричал:
— Петлюра идет. Петлюра!
Чем дальше убегал Николка на спасительный Подол,
указанный Най-Турсом, тем больше народу летало,
и суетилось, и моталось по улицам, но страху уже было
меньше, и не все бежали в одном направлении с Никол¬
кой, а некоторые проносились навстречу.
У самого спуска на Подол, из подъезда серокамен¬
331
ного дома вышел торжественно кадетишка в серой ши¬
нели с белыми погонами и золотой буквой «В» на них.
Нос у кадетика был пуговицей. Глаза его бойко шныряли
по сторонам, и большая винтовка сидела у него за спиной
на ремне. Прохожие сновали, с ужасом глядели на во¬
оруженного кадета и разбегались. А кадет постоял на
тротуаре, прислушался к стрельбе в верхнем Городе с
видом значительным и разведочным, потянул носом и
захотел куда-то двинуться. Николка резко оборвал
маршрут, двинул поперек тротуара, напер на кадетика
грудью и сказал шепотом:
— Бросайте винтовку и немедленно прячьтесь.
Кадетишка вздрогнул, испугался, отшатнулся, но по¬
том угрожающе ухватился за винтовку. Николка же
старым испытанным приемом, напирая и напирая, вдавил
его в подъезд и там уже, между двумя дверями, внушил:
— Говорю вам, прячьтесь. Я — юнкер. Катастрофа.
Петлюра Город взял.
— Как это так взял? — спросил кадет и открыл рот,
причем оказалось, что у него нет одного зуба с левой
стороны.
— А вот так, — ответил Николка и, махнув рукой
по направлению верхнего Города, добавил: — Слышите?
Там конница петлюрина на улицах. Я еле спасся. Бегите
домой, винтовку спрячьте и всех предупредите.
Кадет окоченел, и так окоченевшим его Николка и
оставил в подъезде, потому что некогда с ним разго¬
варивать, когда он таком непонятливый.
На Подоле не было такой сильной тревоги, но суета
была, и довольно большая. Прохожие учащали шаги,
часто задирали головы, прислушивались, очень часто
выскакивали кухарки в подъезды и ворота, наскоро ку¬
таясь в серые платки. Из верхнего Города непрерывно
слышалось кипение пулеметов. Но в этот сумеречный
час четырнадцатого декабря уже нигде, ни вдали, ни
вблизи, не было слышно пушек.
Путь Николки был длинен. Пока он пересек Подол,
сумерки совершенно закутали морозные улицы, и суету
и тревогу смягчил крупный мягкий снег, полетевший в
пятна света у фонарей. Сквозь его редкую сеть мелькали
огни, в лавчонках и в магазинах весело светилось, но не
во всех: некоторые уже ослепли. Все больше начинало
лепить сверху. Когда Николка пришел к началу своей
улицы, крутого Алексеевского спуска, и стал поднимать¬
ся по ней, он увидел у ворот дома № 7 картину: двое
332
мальчуганов в сереньких вязаных курточках и шлемах
только что скатились на салазках со спуска. Один из
них, маленький и круглый, как шар, залепленный сне¬
гом, сидел и хохотал. Другой, постарше, тонкий и серьез¬
ный, распутывал узел на веревке. У ворот стоял парень
в тулупе и ковырял в носу. Стрельба стала слышнее. Она
вспыхивала там, наверху, в самых разных местах.
— Васька, Васька, как я задницей об тумбу! — кри¬
чал маленький.
«Катаются мирно так», — удивленно подумал Никол¬
ка и спросил у парня ласковым голосом:
— Скажите, пожалуйста, чего это стреляют там на¬
верху?
Парень вынул палец из носа, подумал и сказал в нос:
— Офицерню бьют наши.
Николка исподлобья посмотрел на него и машиналь¬
но пошевелил ручкой кольта в кармане. Старший маль¬
чик отозвался сердито:
— С офицерами расправляются. Так им и надо. Их
восемьсот человек на весь Город, а они дурака валяли.
Пришел Петлюра, а у него миллион войска.
Он повернулся и потащил салазки.
*
Сразу распахнулась кремовая штора — с веранды в
маленькую столовую. Часы... тонк-танк...
— Алексей вернулся? — спросил Николка у Елены.
— Нет, — ответила она и заплакала.
*
Темно. Темно во всей квартире. В кухне только лам¬
па... сидит Анюта и плачет, положив локти на стол. Ко¬
нечно, об Алексее Васильевиче... В спальне у Елены в
печке пылают дрова. Сквозь заслонку выпрыгивают пятна
и жарко пляшут на полу. Елена сидит, наплакавшись
об Алексее, на табуреточке, подперев щеку кулаком,
а Николка у ее ног на полу в красном огненном пятне,
расставив ноги ножницами.
Болботун... полковник. У Щегловых сегодня днем го¬
ворили, что это не кто иной, как великий князь Михаил
Александрович. В общем, отчаяние здесь в полутьме и
огненном блеске. Что ж плакать об Алексее? Плакать —
это, конечно, не поможет. Убили его, несомненно. Все
ясно. В плен они не берут. Раз не пришел, значит,
333
попался вместе с дивизионом, и его убили. Ужас в том,
что у Петлюры, как говорят, восемьсот тысяч войска,
отборного и лучшего. Нас обманули, послали на смерть...
Откуда же взялась эта страшная армия? Соткалась
из морозного тумана в игольчатом синем и сумеречном
воздухе... Туманно... туманно...
Елена встала и протянула руку.
— Будь прокляты немцы. Будь они прокляты. Но
если только бог не накажет их, значит, у него нет спра¬
ведливости. Возможно ли, чтобы они за это не ответили?
Они ответят. Будут они мучиться так же, как и мы,
будут.
Она упрямо повторяла «будут», словно заклинала.
На лице и на шее у нее играл багровый цвет, а пустые
глаза были окрашены в черную ненависть. Николка, рас¬
топырив ноги, впал от таких выкриков в отчаяние и
печаль.
— Может, он еще и жив? — робко спросил он. —
Видишь ли, все-таки он врач... Если даже и схватили,
может быть, не убьют, а заберут в плен.
— Будут кошек есть, будут друг друга убивать, как
и мы, — говорила Елена звонко и ненавистно грозила
огню пальцами.
«Эх, эх... Болботун не может быть великий князь. Во¬
семьсот тысяч войска не может быть, и миллиона тоже...
Впрочем, туман. Вот оно, налетело страшное времечко.
И Тальберг-то, оказывается, умный, вовремя уехал.
Огонь на полу танцует. Ведь вот же были мирные вре¬
мена и прекрасные страны. Например, Париж и Людовик
с образками на шляпе, и Клонен Трульефу полз и грел¬
ся в таком же огне. И даже ему, нищему, было хорошо.
Ну, нигде, никогда не было такого гнусного гада, как
этот рыжий дворник Нерон. Все, конечно, нас ненавидят,
но ведь он шакал форменный! Сзади за руку».
*
И вот тут за окнами забухали пушки. Николка вско¬
чил и заметался.
— Ты слышишь? слышишь? слышишь? Может быть,
это немцы? Может быть, союзники подошли на помощь?
Кто? Ведь не могут же они стрелять по Городу, если они
его уже взяли.
Елена сложила руки на груди и сказала:
334
— Никол, я тебя все равно не пущу. Не пущу. Умо¬
ляю тебя никуда не выходить. Не сходи с ума.
— Я только дошел бы до площадки у Андреевской
церкви и оттуда посмотрел бы и послушал. Ведь виден
весь Подол.
— Хорошо, иди. Если ты можешь оставлять меня
одну в такую минуту — иди.
Николка смутился.
— Ну, тогда я выйду только во двор послушаю.
— И я с тобой.
— Леночка, а если Алексей вернется, ведь с парад¬
ного звонка не услышим?
— Да, не услышим. И это ты будешь виноват.
— Ну, тогда, Леночка, я даю тебе честное слово, что
я дальше двора шагу не сделаю.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Ты за калитку не выйдешь? На гору лезть не
будешь? Постоишь во дворе?
— Честное слово.
— Иди.
*
Густейший снег шел четырнадцатого декабря 1918 го¬
да и застилал Город. И эти странные, неожиданные пуш¬
ки стреляли в девять часов вечера. Стреляли они только
четверть часа.
Снег таял у Николки за воротником, и он боролся
с соблазном влезть на снежные высоты. Оттуда можно
было бы увидеть не только Подол, но и часть верхнего
Города, семинарию, сотни рядов огней в высоких домах,
холмы и на них домишки, где лампадками мерцают окна.
Но честного слова не должен нарушать ни один человек,
потому что нельзя будет жить на свете. Так полагал Ни¬
колка. При каждом грозном и отдаленном грохоте он
молился таким образом: «Господи, дай...»
Но пушки смолкли.
«Это были наши пушки», — горестно думал Николка.
Возвращаясь от калитки, он заглянул в окно к Щегло¬
вым. Во флигельке, в окошке, завернулась беленькая
шторка и видно было: Марья Петровна мыла Петьку.
Петька голый сидел в корыте и беззвучно плакал, по¬
тому что мыло залезло ему в глаза. Марья Петровна
выжимала на Петьку губку. На веревке висело белье,
335
а над бельем ходила и кланялась большая тень Марьи
Петровны. Николке показалось, что у Щегловых очень
уютно и тепло, а ему в расстегнутой шинели холодно.
*
В глубоких снегах, верстах в восьми от предместья
Города, на севере, в сторожке, брошенной сторожем и
заваленной наглухо белым снегом, сидел штабс-капитан.
На столике лежала краюха хлеба, стоял ящик полевого
телефона и малюсенькая трехлинейная лампочка с за¬
копченным пузатым стеклом. В печке догорал огонек.
Капитан был маленький, с длинным острым носом, в ши¬
нели с большим воротником. Левой рукой он щипал и
ломал краюху, а правой жал кнопки телефона. Но теле¬
фон словно умер и ничего ему не отвечал.
Кругом капитана, верст на пять, не было ничего,
кроме тьмы, и в ней густой метели. Были сугробы снега.
Еще час прошел, и штабс-капитан оставил телефон в
покое. Около девяти вечера он посопел носом и сказал
почему-то вслух:
— С ума сойду. В сущности, следовало бы застре¬
литься. — И, словно в ответ ему, запел телефон.
— Это шестая батарея? — спросил далекий голос.
— Да, да, — с буйной радостью ответил капитан.
Встревоженный голос издалека казался очень радост¬
ным и глухим:
— Откройте немедленно огонь по урочищу... — Дале¬
кий смутный собеседник квакал по нити, — ураган¬
ный... — Голос перерезало. — У меня такое впечатле¬
ние... — И на этом голос опять перерезало.
— Да, слушаю, слушаю, — отчаянно скаля зубы,
вскрикивал капитан в трубку. Прошла долгая пауза.
— Я не могу открыть огня, — сказал капитан в труб¬
ку, отлично чувствуя, что говорит он в полную пустоту,
но не говорить не мог. — Вся моя прислуга и трое пра¬
порщиков разбежались. На батарее я один. Передайте это
на Пост.
Еще час просидел штабс-капитан, потом вышел. Очень
сильно мело. Четыре мрачных и страшных пушки уже
заносило снегом, и на дулах и у замков начало наметать
гребешки. Крутило и вертело, и капитан тыкался в хо¬
лодном визге метели, как слепой. Так в слепоте он долго
возился, пока не сиял на ощупь, в снежной тьме первый
замок. Хотел бросить его в колодец за сторожкой, но
336
раздумал и вернулся в сторожку. Выходил еще три раза
и все четыре замка с орудий снял и спрятал в люк под
полом, где лежала картошка. Затем ушел в тьму, пред¬
варительно задув лампу. Часа два он шел, утопая в снегу,
совершенно невидимый и темный, и дошел до шоссе,
ведущего в Город. На шоссе тускло горели редкие фона¬
ри. Под первым из этих фонарей его убили конные с
хвостами на головах шашками, сняли с него сапоги и
часы.
Тот же голос возник в трубке телефона в шести
верстах от сторожки на запад, в землянке.
— Откройте... огонь по урочищу немедленно. У меня
такое впечатление, что неприятель прошел между вами
и нами на Город.
— Слушаете? Слушаете? — ответили ему из зем¬
лянки.
— Узнайте на Посту... — перерезало.
Голос, не слушая, заквакал в трубке в ответ:
— Беглым по урочищу... по коннице...
И совсем перерезало.
Из землянки с фонарями вылезли три офицера и три
юнкера в тулупах. Четвертый офицер и двое юнкеров
были возле орудий у фонаря, который метель старалась
погасить. Через пять минут пушки стали прыгать и
страшно бить в темноту. Мощным грохотом они напол¬
нили всю местность верст на пятнадцать кругом, донесли
до дома № 13 по Алексеевскому спуску... Господи, дай...
Конная сотня, вертясь в метели, выскочила из тем¬
ноты сзади на фонари и перебила всех юнкеров, четырех
офицеров. Командир, оставшийся в землянке у телефона,
выстрелил себе в рот.
Последними словами командира были:
— Штабная сволочь. Отлично понимаю большевиков.
*
Ночью Николка зажег верхний фонарь в своей угло¬
вой комнате и вырезал у себя на двери большой крест
и изломанную надпись под ним перочинным ножом:
«п. Туре. 14-го дек. 1918 г. 4 ч. дня».
«Най» откинул для конспирации на случай, если при¬
дут с обыском петлюровцы.
22 В огненном кольце
337
Хотел не спать, чтобы не пропустить звонка. Елене
в стену постучал и сказал:
— Ты спи, — я не буду спать.
И сейчас же после этого заснул как мертвый, одетым,
на кровати. Елена же не спала до рассвета и все слу¬
шала и слушала, не раздастся ли звонок. Но не было
никакого звонка, и старший брат Алексей пропал.
*
Уставшему, разбитому человеку спать нужно, и уж
одиннадцать часов, а все спится и спится... Оригинально
спится, я вам доложу! Сапоги мешают, пояс впился под
ребра, ворот душит, и кошмар уселся лапками на груди.
Николка завалился головой навзничь, лицо побагро¬
вело, из горла свист... Свист!.. Снег и паутина какая-то...
Ну, кругом паутина, черт ее дери! Самое главное про¬
браться сквозь эту паутину, а то она, проклятая, на¬
растает, нарастает и подбирается к самому лицу. И чего
доброго, окутает так, что и не выберешься! Так и за¬
дохнешься. За сетью паутины чистейший снег, сколько
угодно, целые равнины. Вот на этот снег нужно вы¬
браться, и поскорее, потому что чей-то голос как будто
где-то ахнул: «Никол!» И тут, вообразите, поймалась
в эту паутину какая-то бойкая птица и застучала...
Ти-ки-тики, тики, тики. Фью. Фи-у: Тики! Тики. Фу ты,
черт! Ее самое не видно, но свистит где-то близко,
и еще кто-то плачется на свою судьбу, и опять голос:
«Ник! Ник! Николка!!»
— Эх! — крякнул Николка, разодрал паутину и ра¬
зом сел, всклокоченный, растерзанный, с бляхой на боку.
Светлые волосы стали дыбом, словно кто-то Николку
долго трепал.
— Кто? Кто? Кто? — в ужасе спросил Николка,
ничего не понимая.
— Кто. Кто, кто, кто, кто, кто, так! так! Фи-ти!
Фи-у! Фьюх! — ответила паутина, и скорбный голос ска¬
зал, полный внутренних слез:
— Да, с любовником!
Николка в ужасе прижался к стене и уставился на
видение. Видение было в коричневом френче, коричневых
же штанах-галифе и сапогах с желтыми жокейскими
отворотами. Глаза, мутные и скорбные, глядели из глу¬
бочайших орбит невероятно огромной головы, коротко
остриженной. Несомненно, оно было молодо, видение-то,
338
но кожа у него была на лице старческая, серенькая,
и зубы глядели кривые и желтые. В руках у видения
находилась большая клетка с накинутым на нее черным
платком и распечатанное голубое письмо...
«Это я еще не проснулся», — сообразил Николка и
сделал движение рукой, стараясь разодрать видение,
как паутину, и пребольно ткнулся пальцами в прутья.
В черной клетке тотчас, как взбесилась, закричала птица,
и засвистала, и затарахтела.
— Николка! — где-то далеко-далеко прокричал Еле¬
нин голос в тревоге.
«Господи Иисусе, — подумал Николка, — нет, я про¬
снулся, но сразу же сошел с ума, и знаю отчего —
от военного переутомления. Боже мой! И вижу уже че¬
пуху... а пальцы? Боже! Алексей не вернулся... ах, да...
он не вернулся... убили... ой, ой, ой!»
— С любовником на том самом диване, — сказало
видение трагическим голосом, — на котором я читал ей
стихи.
Видение оборачивалось к двери, очевидно, к какому-то
слушателю, но потом окончательно устремилось к Ни¬
кол ке:
— Да-с, на этом самом диване... Они теперь сидят
и целуются... после векселей на семьдесят пять тысяч,
которые я подписал не задумываясь, как джентльмен.
Ибо джентльменом был и им останусь. Пусть целуются!
«О, ей, ей», — подумал Николка. Глаза его выкати¬
лись и спина похолодела.
— Впрочем, извиняюсь, — сказало видение, все более
и более выходя из зыбкого, сонного тумана и превра¬
щаясь в настоящее живое тело, — вам, вероятно, не со¬
всем ясно? Так не угодно ли, вот письмо, — оно вам все
объяснит. Я не скрываю своего позора ни от кого, как
джентльмен.
И с этими словами неизвестный вручил Николке
голубое письмо. Совершенно ошалев, Николка взял его
и стал читать, шевеля губами, крупный, разгонистый и
взволнованный почерк. Без всякой даты, на нежном
небесном листке было написано:
«Милая, милая Леночка! Я знаю ваше доброе сердце
и направляю его прямо к вам, по-родственному. Те¬
леграмму я, впрочем, послала, он все вам сам расскажет,
бедный мальчик. Лариосика постиг ужасный удар, и я
долго боялась, что он не переживет его. Милочка Руб¬
22*
339
цова, на которой, как вы знаете, он женился год тому
назад, оказалась подколодной змеей! Приютите его, умо¬
ляю, и согрейте так, как вы умеете это делать. Я аккурат¬
но буду переводить вам содержание. Житомир стал ему
ненавистен, и я вполне это понимаю. Впрочем, не буду
больше ничего писать, — я слишком взволнована, и сей¬
час идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет.
Целую вас крепко, крепко и Сережу!»
После этого стояла неразборчивая подпись.
— Я птицу захватил с собой, — сказал неизвестный,
вздыхая, — птица — лучший друг человека. Многие,
правда, считают ее лишней в доме, но я одно могу ска¬
зать — птица уж, во всяком случае, никому не де¬
лает зла.
Последняя фраза очень понравилась Николке. Не ста¬
раясь уже ничего понять, он застенчиво почесал непонят¬
ным письмом бровь и стал спускать ноги с кровати,
думая: «Неприлично... спросить, как его фамилия?.. Уди¬
вительное происшествие...»
— Это канарейка? — спросил он.
— Но какая! — ответил неизвестный восторженно, —
собственно, это даже и не канарейка, а настоящий кенар.
Самец. И таких у меня в Житомире пятнадцать штук.
Я перевез их к маме, пусть она кормит их. Этот негодяй,
наверное, посвертывал бы им шеи. Он ненавидит птиц.
Разрешите поставить ее пока на ваш письменный стол?
— Пожалуйста, — ответил Николка. — Вы из Жито¬
мира?
— Ну да, — ответил неизвестный, — и, представьте,
совпадение: я прибыл одновременно с вашим братом.
— Каким братом?
— Как с каким? Ваш брат прибыл вместе со мной, —
ответил удивленно неизвестный.
— Какой брат? — жалобно вскричал Николка, —
какой брат? Из Житомира?!
— Ваш старший брат...
Голос Елены явственно выкрикнул в гостиной: «Ни¬
колка! Николка! Илларион Ларионыч! Да будите же его!
Будите!»
— Трики, фит, фит, трики! — протяжно заорала
птица.
Николка уронил голубое письмо и пулей полетел че¬
рез книжную в столовую и в ней замер, растопырив
руки.
Алексей Турбин в черном чужом пальто с рваной
340
подкладкой, в черных чужих брюках лежал неподвижно
на диванчике под часами. Его лицо было бледно синева¬
той бледностью, а зубы стиснуты. Елена металась возле
него, халат ее распахнулся, и были видны черные чулки
и кружево белья. Она хваталась то за пуговицы на груди
Турбина, то за руки, крича: «Никол! Никол!»
Через три минуты Николка в сдвинутой за затылок
студенческой фуражке, в серой шинели нараспашку
бежал, тяжело пыхтя, вверх по Алексеевскому спуску и
бормотал: «А если его нету? Вот, боже мой, история
с желтыми отворотами! Но Курицкого нельзя звать ни
в коем случае, это совершенно ясно... Кит и кот...» Птица
оглушительно стучала у него в голове — кити, кот,
кити, кот!
Через час в столовой стоял на полу таз, полный
красной жидкой водой, валялись комки красной рваной
марли и белые осколки посуды, которую обрушил с бу¬
фета неизвестный с желтыми отворотами, доставая ста¬
кан. По осколкам все бегали и ходили с хрустом взад
и вперед. Турбин бледный, но уже не синеватый, лежал
по-прежнему навзничь на подушке. Он пришел в созна¬
ние и хотел что-то сказать, но остробородый, с засучен¬
ными рукавами, доктор в золотом пенсне, наклонившись
к нему, сказал, вытирая марлей окровавленные руки:
— Помолчите, коллега...
Анюта, белая, меловая, с огромными глазами, и Елена,
растрепанная, рыжая, подымали Турбина и снимали с
него залитую кровью и водой рубаху с разрезанным ру¬
кавом.
— Вы разрежьте дальше, уж нечего жалеть, — ска¬
зал остробородый.
Рубаху на Турбине искромсали ножницами и сняли
по кускам, обнажив худое желтоватое тело и левую ру¬
ку, только что наглухо забинтованную до плеча. Концы
дранок торчали вверху повязки и внизу. Николка стоял
на коленях, осторожно расстегивая пуговицы, и снимал
с Турбина брюки.
— Совсем раздевайте и сейчас же в постель, — го¬
ворил клинобородый басом. Анюта из кувшина лила ему
на руки, и мыло клочьями падало в таз. Неизвестный
стоял в сторонке, не принимая участия в толкотне и суе¬
те, и горько смотрел то на разбитые тарелки, то, краснея,
на растерзанную Елену — капот ее совсем разошелся.
Глаза неизвестного были увлажнены слезами.
Несли Турбина из столовой в его комнату все, и тут
341
неизвестный принял участие: он подсунул руки под ко¬
ленки Турбину и нес его ноги.
В гостиной Елена протянула врачу деньги. Тот от¬
странил рукой...
— Что вы, ей-богу, — сказал он, — с врача? Тут по¬
важней вопрос. В сущности, в госпиталь надо...
— Нельзя, — донесся слабый голос Турбина, — нель¬
зя в госпит...
— Помолчите, коллега, — отозвался доктор, — мы и
без вас управимся. Да, конечно, я сам понимаю... Черт
знает что сейчас делается в городе... — Он кивнул на
окно. — Гм... пожалуй, он прав: нельзя... Ну, что ж,
тогда дома... Сегодня вечером я приеду.
— Опасно это, доктор? — заметила Елена тревожно.
Доктор уставился в паркет, как будто в блестящей
желтизне и был заключен диагноз, крякнул и, покрутив
бородку, ответил:
— Кость цела... Гм... крупные сосуды не затронуты...
нерв тоже... Но нагноение будет... В рану попали клочья
шерсти от шинели... Температура... — Выдавив из себя
эти малопонятные обрывки мыслей, доктор повысил голос
и уверенно сказал: — Полный покой... Морфий, если бу¬
дет мучиться, я сам впрысну вечером. Есть — жидкое...
НУ, бульон дадите... Пусть не разговаривает много...
— Доктор, доктор, я очень вас прошу... он просил,
пожалуйста, никому не говорить...
Доктор искоса закинул на Елену взгляд хмурый и
глубокий и забурчал:
— Да, это я понимаю... Как это он подвернулся?..
Елена только сдержанно вздохнула и развела руками.
— Ладно, — буркнул доктор и боком, как медведь,
полез в переднюю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
12
В маленькой спальне Турбина на двух окнах, выходя¬
щих на застекленную веранду, упали темненькие шторы.
Комнату наполнил сумрак, и Еленина голова засветилась
в нем. В ответ ей светилось беловатое пятно на подуш¬
ке — лицо и шея Турбина. Провод от штепселя змеей
сполз к стулу, и розовенькая лампочка в колпачке заго¬
342
релась и день превратила в ночь. Турбин сделал знак
Елене прикрыть дверь.
— Анюту сейчас же предупредить, чтобы молчала...
— Знаю, знаю... Ты не говори, Алеша, много.
— Сам знаю... Я тихонько... Ах, если рука пропадет!
— Ну что ты, Алеша... лежи, молчи... Пальто-то этой
дамы у нас пока будет?
— Да, да. Чтобы Николка не вздумал тащить его.
А то на улице... Слышишь? Вообще, ради бога, не пускай
его никуда.
— Дай бог ей здоровья, — искренне и нежно сказала
Елена, — вот, говорят, нет добрых людей на свете...
Слабенькая краска выступила на скулах раненого, и
глаза уперлись в невысокий белый потолок, потом он пе¬
ревел их на Елену и, поморщившись, спросил:
— Да, позвольте, а что это за головастик?
Елена наклонилась в розовый луч и вздернула пле¬
чами.
— Понимаешь, ну, только что перед тобой, минутки
две, не больше, явление: Сережин племянник из Житоми¬
ра. Ты же слышал: Суржанский... Ларион... Ну, знаме¬
нитый Лариосик.
— Ну?..
— Ну, приехал к нам с письмом. Какая-то драма у
них. Только что начал рассказывать, как она тебя при¬
везла.
— Птица какая-то, бог его знает...
Елена со смехом и ужасом в глазах наклонилась к
постели:
— Что птица!.. Он ведь жить у нас просится. Я уж
не знаю, как и быть.
— Жи-ить?..
— Ну, да... Только молчи и не шевелись, прошу тебя,
Алеша... Мать умоляет, пишет, ведь этот самый Лариосик
кумир ее... Я такого балбеса, как этот Лариосик, в жизнь
свою не видала. У нас он начал с того, что всю посуду
расхлопал. Синий сервиз. Только две тарелки осталось.
— Ну, вот. Я уж не знаю, как быть...
В розовой тени долго слышался шепот. В отдалении
звучали за дверями и портьерами глухо голоса Николки
и неожиданного гостя. Елена простирала руки, умоляя
Алексея говорить поменьше. Слышался в столовой
хруст — взбудораженная Анюта выметала синий сервиз.
Наконец, было решено в шепоте. Ввиду того, что теперь в
городе будет происходить черт знает что и очень возмож¬
343
но, что придут реквизировать комнаты, ввиду того, что
денег нет, а за Лариосика будут платить, — пустить Ла-
риосика. Но обязать его соблюдать правила турбинской
жизни. Относительно птицы — испытать. Ежели птица
несносна в доме, потребовать ее удаления, а хозяина ее
оставить. По поводу сервиза, ввиду того, что у Елены, ко¬
нечно, даже язык не повернется и вообще это хамство и
мещанство — сервиз предать забвению. Пустить Ларио¬
сика в книжную, поставить там кровать с пружинным
матрацем и столик...
Елена вышла в столовую. Лариосик стоял в скорбной
позе, повесив голову и глядя на то место, где некогда на
буфете помещалось стопкой двенадцать тарелок. Мутно¬
голубые глаза выражали полную скорбь. Николка стоял
напротив Лариосика, открыв рот и слушая какие-то речи.
Глаза у Николки были наполнены напряженнейшим лю¬
бопытством.
— Нету кожи в Житомире, — растерянно говорил
Лариосик, -— понимаете, совершенно нету. Такой кожи,
как я привык носить, нету. Я кликнул клич сапожникам,
предлагая какие угодно деньги, но нету. И вот при¬
шлось...
Увидя Елену, Лариосик побледнел, переступил на ме¬
сте и, глядя почему-то вниз на изумрудные кисти капота,
заговорил так:
— Елена Васильевна, сию минуту я еду в магазины,
кликну клич, и у вас будет сегодня же сервиз. Я не знаю,
что мне и говорить. Как перед вами извиниться? Меня,
безусловно, следует убить: за сервиз. Я ужасный неудач¬
ник, — отнесся он к Николке. — Я сейчас же в магази¬
ны, — продолжал он Елене.
— Я вас очень прошу ни в какие магазины не ездить,
тем более, что все они, конечно, закрыты. Да позвольте,
неужели вы не знаете, что у нас в Городе происходит?
—• Как же не знать! — воскликнул Лариосик. —
Я ведь с санитарным поездом, как вы знаете из теле¬
граммы.
-— Из какой телеграммы? — спросила Елена. — Мы
никакой телеграммы не получили.
— Как? — Лариосик открыл широкий рот. — Не по-
лу-чили? А-га! То-то я смотрю, — он повернулся к Ни¬
колке, — что вы на меня с таким удивлением... Но по¬
звольте... Мама дала вам телеграмму в шестьдесят три
слова.
— Ц... Ц... Шестьдесят три слова! — поразился Ни-
344
колка. — Какая шалость. Ведь телеграммы теперь так
плохо ходят. Совсем, вернее, не ходят.
— Как же теперь быть? — огорчился Лариосик. —
Вы разрешите мне у вас? — Он беспомощно огляделся, и
сразу по глазам его было видно, что у Турбиных ему
очень нравится и никуда он уходить бы не хотел.
— Все устроено, — ответила Елена и милостиво кив¬
нула, — мы согласны. Оставайтесь и устраивайтесь. Ви¬
дите, у нас какое несчастье...
Лариосик огорчился еще больше. Глаза его заволокло
слезной дымкой.
— Елена Васильевна! — с чувством сказал он. — Рас-»
полагайте мной, как вам угодно. Я, знаете ли, могу не
спать по три и четыре ночи подряд.
— Спасибо, большое спасибо.
— А теперь, — Лариосик обратился к Николке, — не
могу ли я у вас попросить ножницы?
Николка, взъерошенный от удивления и интереса,
слетал куда-то и вернулся с ножницами. Лариосик взялся
за пуговицу френча, поморгал глазами и опять обратился
к Николке:
— Впрочем, виноват, на минутку в вашу комнату...
В Николкиной комнате Лариосик снял френч, обнару¬
жив необыкновенно грязную рубашку, вооружился нож¬
ницами, вспорол черную лоснящуюся подкладку френча
и вытащил из-под нее толстый зелено-желтый сверток де¬
нег. Этот сверток он торжественно принес в столовую и
выложил перед Еленой на стол, говоря:
— Вот, Елена Васильевна, разрешите вам сейчас же
внести деньги за мое содержание.
— Почему же такая спешность, — краснея, спросила
Елена, — это можно было бы и после...
Лариосик горячо запротестовал:
— Нет, нет, Елена Васильевна, вы уж, пожалуйста,
примите сейчас. Помилуйте, в такой трудный момент
деньги всегда остро нужны, я это прекрасно понимаю! —
Он развернул пакет, причем изнутри выпала карточка
какой-то женщины. Лариосик проворно подобрал ее и со
вздохом спрятал в карман. — Да оно и лучше у вас бу¬
дет. Мне что нужно? Мне нужно будет папирос купить и
канареечного семени для птицы...
Елена на минуту забыла рану Алексея, и приятный
блеск показался у нее в глазах, настолько обстоятельны
и уместны были действия Лариосика.
«Он, пожалуй, не такой балбес, как я первоначально
345
подумала, — подумала она, — вежлив и добросовестен,
только чудак какой-то. Сервиза безумно жаль».
«Вот тип», — думал Николка. Чудесное появление
Лариосика вытеснило в нем его печальные мысли.
— Здесь восемь тысяч, — говорил Лариосик, двигая
по столу пачку, похожую на яичницу с луком, — если
мало, мы подсчитаем, и сейчас же я выпишу еще.
— Нет, нет, потом, отлично, — ответила Елена. — Вы
вот что: я сейчас попрошу Анюту, чтобы она истопила
вам ванну, и сейчас же купайтесь. Но скажите, как же
вы приехали, как же вы пробрались, не понимаю? —
Елена стала комкать деньги и прятать их в громадный
карман капота.
Глаза Лариосика полнились ужасом от воспоми¬
нания.
— Это кошмар! —■ воскликнул он, складывая руки,
как католик на молитве. —■ Я ведь девять дней... нет, ви¬
новат, десять?., позвольте... воскресенье, ну да, понедель¬
ник... одиннадцать дней ехал от Житомира!..
— Одиннадцать дней! — вскричал Николка. — Ви¬
дишь! — почему-то укоризненно обратился он к Елене.
— Да-с, одиннадцать... Выехал я, поезд был гетман¬
ский, а по дороге превратился в петлюровский. И вот
приезжаем мы на станцию, как ее, ну, вот, ну, господи,
забыл... все равно... и тут меня, вообразите, хотели рас¬
стрелять. Явились эти петлюровцы, с хвостами...
— Синие? — спросил Николка с любопытством.
— Красные... да, с красными... и кричат: слазь! Мы
тебя сейчас расстреляем! Опи решили, что я офицер и
спрятался в санитарном поезде. А у меня протекция прос¬
то была... у мамы к доктору Курицкому.
— Курицкому? — многозначительно воскликнул Ни¬
колка. — Тэк-с, — кот... и кит. Знаем.
— Кити, кот, кити, кот, — за дверями глухо отозва¬
лась птичка.
— Да, к нему... он и привел поезд к нам в Житомир.
Боже мой! Я тут начинаю богу молиться. Думаю, всё про¬
пало! И, знаете ли? птица меня спасла. Я говорю, я не
офицер. Я ученый птицевод, показываю птицу... Тут,
знаете, один ударил меня по затылку и говорит так наг¬
ло — иди себе, бисов птицевод. Вот наглец! Я бы его
убил, как джентльмен, но сами понимаете...
— Еле... — глухо послышалось из спальни Турбина.
Елена быстро повернулась и, не дослушав, бросилась
туда.
346
*
Пятнадцатого декабря солнце по календарю угасает в
три с половиной часа дня. Сумерки поэтому побежали
по квартире уже с трех часов. Но на лице Елены в три
часа дня стрелки показывали самый низкий и угнетен¬
ный час жизни — половину шестого. Обе стрелки про¬
шли печальные складки у углов рта и стянулись вниз к
подбородку. В глазах ее началась тоска и решимость бо¬
роться с бедой.
На лице у Николки показались колючие и нелепые
без двадцати час оттого, что в Николкиной голове был
хаос и путаница, вызванная важными загадочными сло¬
вами «Мало-Провальная...», словами, произнесенньши
умирающим на боевом перекрестке вчера, словами, кото¬
рые было необходимо разъяснить не позже, чем в бли¬
жайшие дни. Хаос и трудности были вызваны и важным
падением с неба в жизнь Турбиных загадочного и инте¬
ресного Лариосика, и тем обстоятельством, что стряс¬
лось чудовищное и величественное событие: Петлюра
взял Город. Тот самый Петлюра и, поймите! — тот са¬
мый Город. И что теперь будет происходить в нем, для
ума человеческого, даже самого развитого, непонятно и
непостижимо. Совершенно ясно, что вчера стряслась от¬
вратительная катастрофа — всех наших перебили, за¬
хватили врасплох. Кровь их, несомненно, вопиет к
небу — это раз. Преступники-генералы и штабные мерзав¬
цы заслуживают смерти — это два. Но, кроме ужаса, на¬
растает и жгучий интерес, — что же, в самом деле, будет?
Как будут жить семьсот тысяч людей здесь, в Городе,
под властью загадочной личности, которая носит такое
страшное и некрасивое имя — Петлюра? Кто он такой?
Почему? Ах, впрочем, все это отходит пока на задний
план по сравнению с самым главным, с кровавым... Эх...
эх... ужаснейшая вещь, я вам доложу. Точно, правда, ни¬
чего не известно, но, вернее всего, и Мышлаевского и
Карася можно считать кончеными.
Пиколка на скользком и сальном столе колол лед
широким косарем. Льдины или раскалывались с хрустом,
или выскальзывали из-под косаря и прыгали по всей кух¬
не, пальцы у Николки занемели. Пузырь с серебристой
крышечкой лежал под рукой.
— Мало... Провальная... — шевелил Николка губахми,
и в мозгу его мелькали образы Най-Турса, рыжего Неро¬
на и Мышлаевского. И как только последний образ, в
347
разрезной шинели, пронизывал мысли Николки, лицо
Анюты, хлопочущей в печальном сне и смятении у жар¬
кой плиты, все явственней показывало без двадцати пяти
пять — час угнетения и печали. Целы ли разноцветные
глаза? Будет ли еще слышен развалистый шаг, прихло¬
пывающий шпорным звоном — дрень... дрень...
— Неси лед, — сказала Елена, открывая дверь в
кухню.
— Сейчас, сейчас, — торопливо отозвался Николка,
завинтил крышку и побежал.
— Анюта, милая, — заговорила Елена, — смотри ни¬
кому ни слова не говори, что Алексея Васильевича ра¬
нили. Если узнают, храни бог, что он против них воевал,
будет беда.
— Я, Елена Васильевна, понимаю. Что вы! — Анюта
тревожными, расширенными глазами поглядела на Еле¬
ну. — Что в городе делается, царица небесная! Тут на
Боричевом Току, иду я, лежат двое без сапог... Крови,
крови!.. Стоит кругом народ, смотрит... Говорит какой-то,
что двух офицеров убили... Так и лежат, головы без ша¬
пок... У меня и ноги подкосились, убежала, чуть корзину
не бросила...
Анюта зябко (передернула плечами, что-то вспомнила,
и тотчас из рук ее косо поехали на пол сковородки...
— Тише, тише, ради бога, — молвила Елена, прости¬
рая руки.
На сером лице Лариосика стрелки показывали в три
часа дня высший подъем и силу — ровно двенадцать.
Обе стрелки сошлись на полудне, слиплись и торчали
вверх, как острие меча. Происходило это потому, что
после катастрофы, потрясшей Лариосикову нежную ду¬
шу в Житомире, после страшного одиннадцатидневного
путешествия в санитарном поезде и сильных ощущений
Лариосику чрезвычайно понравилось в жилище у Турби¬
ных. Чем именно — Лариосик пока не мог бы этого объ¬
яснить, потому что и сам себе этого не уяснил точно.
Показалась необычайно заслуживающей почтения и
внимания красавица Елена. И Пиколка очень понравил¬
ся. Желая это подчеркнуть, Лариосик улучил момент,
когда Николка перестал шнырять в комнату Алексея и
обратно, и стал помогать ему устанавливать и раздвигать
пружинную узкую кровать в книжной комнате.
— У вас очень открытое лицо, располагающее к се¬
бе, — сказал вежливо Лариосик и до того засмотрелся на
открытое лицо, что не заметил, как сложил сложную
848
гремящую кровать и ущемил между двумя створками
Николкину руку. Боль была так сильна, что Николка
взвыл, правда, глухо, но настолько сильно, что прибежа¬
ла, шурша, Елена. У Николки, напрягающего все силы,
чтобы не завизжать, из глаз сами собой падали крупные
слезы. Елена и Лариосик вцепились в сложенную автома¬
тическую кровать и долго рвали ее в разные стороны,
освобождая посиневшую кисть. Лариосик сам чуть не за¬
плакал, когда она вылезла мятая и в красных полосах.
— Боже мой! — сказал он, искажая свое и без того
печальное лицо. — Что же это со мной делается? До че¬
го мне не везет!.. Вам очень больно? Простите меня, ради
бога.
Николка молча кинулся в кухню, и там Анюта пусти¬
ла ему на руку, по его распоряжению, струю холодной
воды из крана.
После того, как хитрая патентованная кровать рас¬
щелкнулась и разложилась и стало ясно, что особенного
повреждения Николкиной руки нет, Лариосиком вновь
овладел приступ приятной и тихой радости по поводу
книг. У него, кроме страсти и любви к птицам, была еще
и страсть к книгам. Здесь же на открытых многополоч¬
ных шкафах тесным строем стояли сокровища. Зелены¬
ми, красными, тисненными золотом и желтыми обложка¬
ми и черными папками со всех четырех стен на Лариоси¬
ка глядели книги. Уж давно разложилась кровать и
застелилась постель и возле нее стоял стул и на спинке
его висело полотенце, а на сиденье среди всяких необхо¬
димых мужчине вещей — мыльницы, папирос, спичек, ча¬
сов, утвердилась в наклонном положении таинственная
женская карточка, а Лариосик все еще находился в
книжной, то путешествуя вокруг облепленных книгами
стен, то присаживаясь на корточки у нижних рядов зале¬
жей, жадными глазами глядя на переплеты, не зная, за
что скорее взяться — за «Посмертные записки Пиквик-
ского клуба» или за «Русский вестник 1871 года». Стрел¬
ки стояли на двенадцати.
Но в жилище вместе с сумерками надвигалась все бо¬
лее и более печаль. Поэтому часы не били двенадцать
раз, стояли молча стрелки и были похожи на сверкающий
меч, обернутый в траурный флаг.
Виною траура, виною разнобоя на жизненных часах
всех лиц, крепко привязанных к пыльному и старому
турбинскому уюту, был тонкий ртутный столбик. В три
часа в спальне Турбина он показал 39,6. Елена, поблед-
349
нев, хотела стряхнуть его, но Турбин повернул голову,
повел глазами и слабо, но настойчиво произнес: «Пока¬
жи». Елена молча и неохотно подала ему термометр. Тур¬
бин глянул и тяжело и глубоко вздохнул.
В пять часов он лежал с холодным, серым мешком на
голове, и в мешке таял и плавился мелкий лед. Лицо
его порозовело, а глаза стали блестящими и очень похо¬
рошели.
— Тридцать девять и шесть... здорово, — говорил он,
изредка облизывая сухие, потрескавшиеся губы. — Та-
ак... Все может быть... Но, во всяком случае, практике
конец... надолго. Лишь бы руку-то сохранить... а то что я
без руки...
— Алеша, молчи, пожалуйста, — просила Елена,
оправляя у него на плечах одеяло... Турбин умолкал, за¬
крывая глаза. От раны вверх у самой левой подмышки
тянулся и расползался по телу сухой, колючий жар. По¬
рой он наполнял всю грудь и туманил голову, но ноги
неприятно леденели. К вечеру, когда всюду зажглись
лампы и давно в молчании и тревоге отошел обед трех —
Елены, Николки и Лариосика, —• ртутный столб, раз¬
бухая и рождаясь колдовским образом из густого сереб¬
ряного шарика, выполз и дотянулся до деления 40,2.
Тогда тревога и тоска в розовой спальне вдруг стали та¬
ять и расплываться. Тоска пришла, как серый ком, рас¬
севшийся на одеяле, а теперь она превратилась в желтые
струны, которые потянулись, как водоросли в воде. Забы¬
лась практика и страх, что будет, потому что все заслони¬
ли эти водоросли. Рвущая боль вверху, в левой части
груди, отупела и стала малоподвижной. Жар сменялся
холодом. Жгучая свечка в груди порою превращалась в
ледяной ножичек, сверлящий где-то в легком. Турбин тог¬
да качал головой и сбрасывал пузырь и сползал глубже
под одеяло. Боль в ране выворачивалась из смягчающе¬
го чехла и начинала мучить так, что раненый невольно
сухо и слабо произносил слова жалобы. Когда же ножи¬
чек исчезал и уступал опять свое место палящей свече,
жар тогда наливал тело, простыни, всю тесную пещеру
под одеялом, и раненый просил — «пить». То Николки-
но, то Еленино, то Лариосиково лица показывались в
дымке, наклонялись и слушали. Глаза у всех стали
страшно похожими, нахмуренными и сердитыми. Стрел¬
ки Николки сразу стянулись и стали, как у Елены, —
ровно половина шестого. Николка поминутно выходил в
столовую — свет почему-то горел в этот вечер тускло и
350
тревожно — и смотрел на часы. Тонкрх... тонкрх... серди¬
то и предостерегающе ходили часы с хрипотой, и стрелки
их показывали то девять, то девять с четвертью, то де¬
вять с половиной...
— Эх, эх, — вздыхал Николка и брел, как сонная
муха, из столовой через прихожую мимо спальни Турби¬
на в гостиную, а оттуда в кабинет и выглядывал, отвер¬
нув белые занавески, через балконную дверь на улицу...
«Чего доброго, не струсил бы врач... не придет...» — ду¬
мал он. Улица, крутая и кривая, была пустыннее, чем
все эти дни, но все же уж не так ужасна. И шли изредка
и скрипели понемногу извозчичьи сани. Но редко... Ни¬
колка соображал, что придется, пожалуй, идти... И ду¬
мал, как уломать Елену.
— Если до десяти с половиной он не придет, я пойду
сама с Ларионом Ларионовичем, а ты останешься дежу¬
рить у Алеши... Молчи, пожалуйста... Пойми, у тебя юн¬
керская физиономия... А Лариосику дадим штатское
Алешино... И его с дамой не тронут...
Лариосик суетился, изъявлял готовность пожертво¬
вать собой и идти одному и пошел надевать штатское
платье.
Нож совсем пропал, но жар пошел гуще — поддавал
тиф на каменку, и в жару пришла уже не раз не совсем
ясная и совершенно посторонняя турбинской жизни
фигура человека. Она была в сером.
— А ты знаешь, он, вероятно, кувыркнулся? Се¬
рый? — вдруг отчетливо и строго молвил Турбин и по¬
смотрел на Елену внимательно. — Это неприятно... Во¬
обще, в сущности, все птицы. В кладовую бы в теплую
убрать, да посадить, в тепле и опомнились бы.
— Что ты, Алеша? — испуганно спросила Елена, на¬
клоняясь и чувствуя, как в лицо ей веет теплом от лица
Турбина. — Птица? Какая птица?
Лариосик в черном штатском стал горбатым, широ¬
ким, скрыл под брюкахми желтые отвороты. Он испугал¬
ся, глаза его жалобно забегали. На цыпочках, баланси¬
руя, он выбежал из спаленки через прихожую в столо¬
вую, через книжную повернул в Николкину и там, строго
взмахивая рукахми, кинулся к клетке на письменшш сто¬
ле и набросил на нее черный плат... Но это было лиш¬
нее — птица давно спала в углу, свернувшись в оперен¬
ный клубок, и молчала, не ведая никаких тревог. Ларио¬
сик плотно прикрыл дверь в книжную, а из книжной в
столовую.
351
— Неприятно... ох, неприятно, — беспокойно говорил
Турбин, глядя в угол, — напрасно я застрелил его... Ты
слушай... — Он стал освобождать здоровую руку из-под
одеяла... — Лучший способ пригласить и объяснить, че¬
го, мол, мечешься, как дурак?.. Я, конечно, беру на себя
вину... Все пропало и глупо...
— Да, да, — тяжко молвил Николка, а Елена пове¬
сила голову. Турбин встревожился, хотел подниматься,
но острая боль навалилась, он застонал, потом злобно
сказал:
— Уберите тогда!..
— Может быть, вынести ее в кухню? Я, впрочем, за¬
крыл ее, она молчит, — тревожно зашептал Елене Ла¬
риосик.
Елена махнула рукой: «Нет, нет, не то...» Николка
решительными шагами вышел в столовую. Волосы его
взъерошились, он глядел на циферблат: часы показывали
около десяти. Встревоженная Анюта вышла из двери в
столовую.
— Что, как Алексей Васильевич? — спросила она.
— Бредит, — с глубоким вздохом ответил Николка.
— Ах ты, боже мой, — зашептала Анюта, — чего же
это доктор не едет?
Николка глянул на нее и вернулся в спальню. Он
прильнул к уху Елены и начал внушать ей:
— Воля твоя, а я отправляюсь за ним. Если нет его,
надо звать другого. Десять часов. На улице совершенно
спокойно.
— Подождем до половины одиннадцатого, — качая
головой и кутая руки в платок, отвечала Елена шепо¬
том, — другого звать неудобно. Я знаю, этот придет.
Тяжелая, нелепая и толстая мортира в начале один¬
надцатого поместилась в узкую спаленку. Черт знает что!
Совершенно немыслимо будет жить. Она заняла все от
стены до стены, так, что левое колесо прижалось к посте¬
ли. Невозможно жить, нужно будет лазить между тяже¬
лыми спицами, потом сгибаться в дугу и через второе,
правое колесо протискиваться, да еще с вещами, а вещей
навешано на левой руке бог знает сколько. Тянут руку к
земле, бечевой режут подмышку. Мортиру убрать невоз¬
можно, вся квартира стала мортирной, согласно распоря¬
жению, и бестолковый полковник Малышев, и ставшая
бестолковой Елена, глядящая из колес, ничего не могут
предпринять, чтобы убрать пушку или, по крайней мере,
самого-то больного человека перевести в другие, сносные
352
условия существования, туда, где нет никаких мортир.
Самая квартира стала, благодаря проклятой, тяжелой и
холодной штуке, как постоялый двор. Колокольчик на
двери звонит часто... бррынь... и стали являться с визита¬
ми. Мелькнул полковник Малышев, нелепый, как лопарь,
в ушастой шапке и с золотыми погонами, и притащил с
собой ворох бумаг. Турбин прикрикнул на него, и Малы¬
шев ушел в дуло пушки и сменился Николкой, суетли¬
вым, бестолковым и глупым в своем упрямстве. Николка
давал пить, но не холодную, витую струю из фонтана, а
лил теплую противную воду, отдающую кастрюлей.
— Фу... гадость эту... перестань, — бормотал Турбин.
Николка и пугался и брови поднимал, но был упрям и
неумел. Елена не раз превращалась в черного и лишнего
Лариосика, Сережина племянника, и, вновь возвращаясь
в рыжую Елену, бегала пальцами где-то возле лба, и от
этого было очень мало облегчения. Еленины руки, обыч¬
но теплые и ловкие, теперь, как грабли, расхаживали
длинно, дурацки и делали все самое ненужное, беспокой¬
ное, что отравляет мирному человеку жизнь на цейхгауз¬
ном проклятом дворе. Вряд ли не Елена была и причиной
палки, на которую насадили туловище простреленного
Турбина. Да еще садилась... что с ней?., на конец этой
палки, и та под тяжестью начинала медленно до тошно¬
ты вращаться... А попробуйте жить, если круглая палка
врезывается в тело! Нет, нет, нет, они несносны! и как
мог громче, но вышло тихо, Турбин позвал:
— Юлия!
Юлия, однако, не вышла из старинной комнаты с зо¬
лотыми эполетами на портрете сороковых годов, не вняла
зову больного человека. И совсем бы бедного больного
человека захмучили серые фигуры, начавшие хождение
по квартире и спальне, наравне с самими Турбиными, ес¬
ли бы не приехал толстый, в золотых очках — настойчи¬
вый и очень умелый. В честь его появления в спаленке
прибавился еще один свет — свет стеариновой трепетной
свечи в старом тяжелом и черном шандале. Свеча то мер¬
цала на столе, то ходила вокруг Турбина, а над ней хо¬
дил по стене безобразный Лариосик, похожий на летучую
мышь с обрезанными крыльями. Свеча наклонялась,
оплывая белым стеарином. Маленькая спаленка пропах¬
ла тяжелым запахом йода, спирта и эфира. На столе воз¬
ник хаос блестящих коробочек с огнями в никелирован¬
ных зеркальцах и горы театральной ваты — рождествен¬
ского снега. Турбину толстый, золотой, с теплыми
23 В огненном кольце
353
руками, сделал чудодейственный укол в здоровую руку,
и через несколько минут серые фигуры перестали безоб¬
разничать. Мортиру выдвинули на веранду; причем сквозь
стекла, завешенные, ее черное дуло отнюдь не казалось
страшным. Стало свободнее дышать, потому что уехало
громадное колесо и не требовалось лазить между спица¬
ми. Свеча потухла, и со стены исчез угловатый, черный,
как уголь, Ларион, Лариосик Суржанский из Житомира,
а лик Николки стал более осмысленным и не таким раз¬
дражающе упрямым, быть может, потому, что стрелка,
благодаря надежде на искусство толстого золотого, разо¬
шлась и не столь непреклонно и отчаянно висела на ост¬
ром подбородке. Назад от половины шестого к без двадца¬
ти пять пошло времечко, а часы в столовой, хоть и не со¬
глашались с этим, хоть настойчиво и посылали стрелки
все вперед и вперед, но уже шли без старческой хрипоты
и брюзжания, а по-прежнему — чистым, солидным бари¬
тоном — били — тонк! И башенным боем, как в игрушеч¬
ной крепости прекрасных галлов Людовика XIV, били на
башне — бом!.. Полночь... слушай... полночь... слушай...
Били предостерегающе, и чьи-то алебарды позвякивали
серебристо и приятно. Часовые ходили и охраняли, ибо
башни, тревоги и оружие человек воздвиг, сам того не
зная, для одной лишь цели — охранять человеческий по¬
кой и очаг. Из-за него он воюет, и, в сущности говоря,
ни из-за чего другого воевать ни в коем случае ие
следует.
Только в очаге покоя Юлия, эгоистка, порочная, но
обольстительная женщина, согласна появиться. Она и по¬
явилась, ее нога в черном чулке, край черного, оторочен¬
ного мехом ботика мелькнул на легкой кирпичной ле¬
сенке, и торопливому стуку и шороху ответил плещущий
колокольчиками гавот оттуда, где Людовик XIV нежился
в небесно-голубом саду на берегу озера, опьяненный сво¬
ей славой и присутствивхМ обаятельных цветных женщин.
*
В полночь Николка предпринял важнейшую и, ко¬
нечно, совершенно своевременную работу. Прежде всего
он пришел с грязной влажной тряпкой из кухни, и с гру¬
ди Саардамского Плотника исчезли слова:
Да здравствует Россия...
Да здравствует самодержавие!
Бей Петлюру!
354
Затем при горячем участии Лариосика были произве¬
дены и более важные работы. Из письменного стола Тур¬
бина ловко и бесшумно был вытащен Алешин браунинг,
две обоймы и коробка патронов к нему. Николка прове¬
рил его и убедился, что из семи патронов старший шесть
где-то расстрелял.
— Здорово... — прошептал Николка.
Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы Лариосик
оказался предателем. Ни в коем случае не может быть
на стороне Петлюры интеллигентный человек вообще, а
джентльмен, подписавший векселей на семьдесят пять
тысяч и посылающий телеграммы в шестьдесят три сло¬
ва, в частности... Машинным маслом и керосином наилуч¬
шим образом были смазаны и най-турсов кольт и Алешин
браунинг. Лариосик, подобно Николке, засучил рукава и
помогал смазывать и укладывать все в длинную и высо¬
кую жестяную коробку из-под карамели. Работа была
спешной, ибо каждому порядочному человеку, участво¬
вавшему в революции, отлично известно, что обыски при
всех властях происходят от двух часов тридцати минут
ночи до шести часов пятнадцати минут утра зимой и от
двенадцати часов ночи до четырех утра летом. Все же
работа задержалась, благодаря Лариосику, который, зна¬
комясь с устройством десятизарядного пистолета системы
Кольт, вложил в ручку обойму не тем концом, и, чтобы
вытащить ее, понадобилось значительное усилие и поря¬
дочное количество масла. Кроме того, произошло второе
и неожиданное препятствие: коробка со вложенными в
нее револьверами, погонами Николки и Алексея, шевро¬
ном и карточкой наследника Алексея, коробка, выложен¬
ная внутри слоем парафиновой бумаги и снаружи по
всем швам облепленная липкими полосами электрической
изоляции, не пролезала в форточку.
Дело было вот в чем: прятать так прятать!.. Не все
же такие идиоты, как Василиса. Как спрятать, Николка
сообразил еще днем. Стена дома № 13 подходила к стене
соседнего 11-го номера почти вплотную — оставалось не
более аршина расстояния. Из дома № 13 в этой стене бы¬
ло только три окна — одно из Николкиной угловой, два
из соседней книжной, совершенно ненужные (все равно
темно), и внизу маленькое подслеповатое оконце, забран¬
ное решеткой, из кладовки Василисы, а стена соседне¬
го № 11 совершенно глухая. Представьте себе великолеп¬
ное ущелье в аршин, темное и невидное даже с улицы, и
не доступное со двора ни для кого, кроме разве случай¬
23*
355
ных мальчишек. Вот как раз и будучи мальчишкой, Ни¬
колка, играя в разбойников, лазил в него, спотыкаясь на
грудах кирпичей, и отлично запомнил, что по стене три¬
надцатого номера тянется вверх до самой крыши ряд ко¬
стылей. Вероятно, раньше, когда 11-го номера еще не
существовало, на этих костылях держалась пожарная
лестница, а потом ее убрали. Костыли же остались. Вы¬
сунув сегодня вечером руку в форточку, Николка и двух
секунд не шарил, а сразу нащупал костыль. Ясно и прос¬
то. Но вот коробка, обвязанная накрест тройным слоем
прекрасного шпагата, так называемого сахарного, с приго¬
товленной петлей, не лезла в форточку.
— Ясное дело, надо окно вскрывать, — сказал Ни¬
колка, слезая с подоконника.
Лариосик отдал дань уму и находчивости Николки,
после чего приступил к распечатыванию окна. Эта ка¬
торжная работа заняла не менее полчаса, распухшие ра¬
мы не хотели открываться. Но, в конце концов, все-таки
удалось открыть сперва первую, а потом и вторую, при¬
чем на Лариосиковой стороне лопнуло длинной извили¬
стой трещиной стекло.
— Потушите свет! — скомандовал Николка.
Свет погас, и страшнейший мороз хлынул в комнату.
Николка высунулся до половины в черное обледенелое
пространство и зацепил верхнюю петлю за костыль. Ко¬
робка прекрасно повисла на двухаршинном шпагате.
С улицы заметить никак нельзя, потому что брандмауэр
13-го номера подходит к улице косо, не под прямым уг¬
лом, и потому, что высоко висит вывеска швейной мастер¬
ской. Можно заметить только, если залезть в щель.
Но никто не залезет ранее весны, потому что со двора на¬
мело гигантские сугробы, а с улицы прекраснейший за¬
бор и, главное, идеально то, что можно контролировать,
не открывая окна; просунул руку в форточку, и готово:
можно потрогать шпагат, как струну. Отлично.
Вновь зажегся свет, и, размяв на подоконнике замаз¬
ку, оставшуюся с осени у Анюты, Николка замазал окно
наново. Даже если бы каким-нибудь чудом и нашли, то
всегда готов ответ: «Позвольте? Это чья же коробка?
Ах, револьверы... наследник?..
— Ничего подобного! Знать не знаю и ведать не ве¬
даю. Черт его знает, кто повесил! С крыши залезли и по¬
весили. Мало ли кругом народу? Так то-с, Мы люди мир¬
ные, никаких наследников...»
356
— Идеально сделано, клянусь богом, — говорил Ла¬
риосик.
Как не идеально! Вещь под руками и в то же время
вне квартиры.
*
Было три часа ночи. В эту ночь, по-видимому, никто
не придет. Елена с тяжелыми истомленными веками вы¬
шла на цыпочках в столовую. Николка должен был ее
сменить. Николка с трех до шести, а с шести до девяти
Лариосик.
Говорили шепотом.
— Значит, так: тиф, — шептала Елена, — имейте в
виду, что сегодня забегала уже Ванда, справлялась, что
такое с Алексеем Васильевичем. Я сказала, может быть,
тиф... Вероятно, она не поверила, уж очень у нее глазки
бегали... Все расспрашивала, — как у нас, да где были
наши, да не ранили ли кого. Насчет раны ни звука.
— Ни, ни, ни, — Николка даже руками замахал, —
Василиса такой трус, какого свет не видал! Ежели в слу¬
чае чего, он так и ляпнет кому угодно, что Алексея рани¬
ли, лишь бы только себя выгородить.
— Подлец, — сказал Лариосик, — это подло!
В полном тумане лежал Турбин. Лицо его после уко¬
ла было совершенно спокойно, черты лица обострились и
утончились. В крови ходил и сторожил успокоительный
яд. Серые фигуры перестали распоряжаться, как у себя
дома, разошлись по своим делишкам, окончательно убра¬
ли пушку. Если кто даже совершенно посторонний и по¬
являлся, то все-таки вел себя прилично, стараясь свя¬
заться с людьми и вещами, коих законное место всегда в
квартире Турбиных. Раз появился полковник Малышев,
(посидел в кресле, по улыбался таким образом, что все,
мол, хорошо и будет к лучшему, а не бубнил грозно и
зловеще и не набивал комнату бумагой. Правда, он жег
документы, но не посмел тронуть диплом Турбина и кар¬
точки матери, да и жег на приятном и совершенно си¬
неньком огне от спирта, а это огонь успокоительный, по¬
тому что за ним, обычно, следует укол. Часто звонил зво¬
ночек к мадам Анжу.
— Брынь... —- говорил Турбин, намереваясь передать
звук звонка тому, кто сидел в кресле, а сидели по очере¬
ди то Николка, то неизвестный с глазами монгола (не
смел буянить вследствие укола), то скорбный Максим, се¬
357
дой и дрожащий. — Брынь... — раненый говорил ласко¬
во и строил из гибких теней движущуюся картину, мучи¬
тельную и трудную, но заканчивающуюся необычайными
радостным и больным концом.
Бежали часы, крутилась стрелка в столовой, и, когда
на белом циферблате короткая и широкая пошла к пяти,
настала полудрема. Турбин изредка шевелился, открывал
прищуренные глаза и неразборчиво бормотал:
— По лесенке, по лесенке, по лесенке не добегу, осла¬
бею, упаду... А ноги ее быстрые... ботики... по снегу...
След оставишь... волки... Бррынь... бррынь...
13
«Брынь» в последний раз Турбин услыхал, убегая по
черному ходу из магазина неизвестно где находящейся и
сладострастно пахнущей духами мадам Анжу. Звонок.
Кто-то только что явился в магазин. Быть может, такой
же, как сам Турбин, заблудший, отставший, свой, а может
быть, и чужие — (преследователи. Во всяком случае, вер¬
нуться в магазин невозможно. Совершенно лишнее ге¬
ройство.
Скользкие ступени вынесли Турбина во двор. Тут он
совершенно явственно услыхал, что стрельба тарахтела
совсем недалеко, где-то на улице, ведущей широким ска¬
том вниз к Крещатику, да вряд ли и не у музея. Тут же
стало ясно, что слишком много времени он потерял в
сумеречном магазине на печальные размышления и что
Малышев был совершенно нрав, советуя ему поторопить¬
ся. Сердце забилось тревожно.
Осмотревшись, Турбин убедился, что длинный и бес¬
конечно высокий желтый ящик дома, приютившего мадам
Анжу, выпирал на громадный двор и тянулся этот двор
вплоть до низкой стенки, отделявшей соседние владения
управления железных дорог. Турбин, прищурившись,
огляделся и пошел, пересекая пустыню, прямо на эту
стенку. В ней оказалась калитка, к великому удивлению
Турбина, не запертая. Через нее он попал в противный
двор управления. Глупые дырки управления неприятно
глядели, и ясно чувствовалось, что все управление вы¬
мерло. Под гулким сводом, пронизывающим дом, по ас¬
фальтовой дороге доктор вышел на улицу. Было ровно
четыре часа дня на старинных часах на башне дома на¬
против. Начало чуть-чуть темнеть. Улица совершенно пу¬
ста. Мрачно оглянулся Турбин, гонимый предчувствием,
358
и двинулся ке вверх, а вниз, туда, где громоздились, при¬
сыпанные снегом в жидком сквере, Золотые ворота.
Один лишь пешеход в черном пальто пробежал навстречу
Турбину с испуганным видом и скрылся.
Улица пустая вообще производит ужасное впечатле¬
ние, а тут еще где-то под ложечкой томило и сосало
предчувствие. Злобно морщась, чтобы преодолеть нере¬
шительность — ведь все равно идти нужно, по воздуху
домой не перелетишь, —■ Турбин приподнял воротник ши¬
нели и двинулся.
Тут он понял, что отчасти томило — внезапное мол¬
чание пушек. Две последних недели непрерывно они гуде¬
ли вокруг, а теперь в небе наступила тишина. Но зато в
городе, и именно там, внизу, на Крещатике, ясно пере¬
сыпалась пачками стрельба. Нужно было бы Турбину по¬
вернуть сейчас от Золотых ворот влево по переулку, а
там, прижимаясь за Софийским собором, тихонечко и вы¬
брался бы к себе, переулками, на Алексеевский спуск.
Если бы так сделал Турбин, жизнь его пошла бы по-ино¬
му совсем, но вот Турбин так не сделал. Есть же такая
сила, что заставляет иногда глянуть вниз с обрыва в го¬
рах.,. Тянет к холодку... к обрыву. И так потянуло к
музею. Непременно понадобилось увидеть, хоть издали,
что там возле него творится. И, вместо того чтобы свер¬
нуть, Турбин сделал десять лишних шагов и вышел на
Владимирскую улицу. Тут сразу тревога крикнула внут¬
ри, и очень отчетливо малышевский голос шепнул: «Бе¬
ги!» Турбин повернул голову вправо и глянул вдаль, к
музею. Успел увидать кусок белого бока, насупившиеся
купола, какие-то мелькавшие вдали черные фигурки...
больше все равно ничего не успел увидеть.
В упор на него, по Прорезной покатой улице, с Кре-
щатика, затяпутого далекой морозной дымкой, поднима¬
лись, рассыпавшись во всю ширину улицы, серенькие
люди в солдатских шинелях. Они были недалеко — ша¬
гах в тридцати. Мгновенно стало понятно, что они бегут
уже давно и бег их утомил. Вовсе не глазами, а каким-то
безотчетным движением сердца Турбин сообразил, что
это петлюровцы.
«По-пал», — отчетливо сказал под ложечкой голос
Малышева.
Затем несколько секунд вывалились из жизни Турби¬
на, и, что во время их происходило, он не знал. Ощутил
он себя лишь за углом, на Владимирской улице, с голо¬
вой, втянутой в плечи, на ногах, которые его несли быстро
359
от рокового угла Прорезной, где конфетница «Маркиза».
«Ну-ка, ну-ка, ну-ка, еще... еще...» — застучала в
висках кровь.
Еще бы немножко молчания сзади. Превратиться бы
в лезвие ножа или влипнуть бы в стену. Ну-ка... Но мол¬
чание прекратилось — его нарушило совершенно неиз¬
бежное.
— Стой! — прокричал сиплый голос в холодную спи¬
ну — Турбину.
«Так», — оборвалось под ложечкой.
— Стой! — серьезно повторил голос.
Турбин оглянулся и даже мгновенно остановился, по¬
тому что явилась короткая шальная мысль изобразить
мирного гражданина. Иду, мол, по своим делам... Оставь¬
те меня в покое... Преследователь был шагах в пятнадца¬
ти и торопливо взбрасывал винтовку. Лишь только доктор
повернулся, изумление выросло в глазах преследователя,
и доктору показалось, что это монгольские раскосые гла¬
за. Второй вырвался из-за угла и дергал затвор. На лице
первого ошеломление сменилось непонятной, зловещей
радостью.
— Тю! — крикнул он, — бачь, Петро: офицер. —
Вид у него при этом был такой, словно внезапно он, охот¬
ник, при самой дороге увидел зайца.
«Что так-кое? Откуда известно?» — грянуло в тур-
бинской голове, как молотком.
Винтовка второго превратилась вся в маленькую чер¬
ную дырку, не более гривенника. Затем Турбин (почув¬
ствовал, что сам он обернулся в стрелу па Владимирской
улице и что губят его валенки. Сверху и сзади, шипя,
ударило в воздухе — ч-чах...
— Стой! Ст... Тримай! — Хлопнуло. — Тримай офи¬
цера!! — загремела и заулюлюкала вся Владимирская.
Еще два раза весело трахнуло, разорвав воздух.
Достаточно погнать человека под выстрелами, и он
превращается в мудрого волка; на смену очень слабому
и в действительно трудных случаях ненужному уму вы¬
растает мудрый звериный инстинкт. По-волчьи обернув¬
шись на угонке на углу Мало-Провальной улицы, Тур¬
бин увидал, как черная дырка сзади оделась совершенно
круглым и бледным огнем, и, наддав ходу, он свернул в
Мало-Провальную, второй раз за эти пять минут резко
повернув свою жизнь.
Инстинкт: гонятся настойчиво и упорно, не отстанут,
настигнут и, настигнув, совершенно неизбежно — убьют.
360
Убьют, потому что бежал, в кармане нн одного документа
и револьвер, серая шинель; убьют, потому что в бегу раз
свезет, два свезет, а в третий раз — попадут. Именно в
третий. Это с древности известный раз. Значит, кончено;
еще полминуты — и валенки погубят. Все непреложно,
а раз так — страх прямо через все тело и через ноги вы¬
скочил в землю. Но через ноги ледяной водой вернулась
ярость и кипятком вышла изо рта на бегу. Уже совершен¬
но по-волчьи косил на бегу Турбин глазами. Два серых, за
ними третий, выскочили из-за угла Владимирской, и все
трое вперебой сверкнули. Турбин, замедлив бег, скаля зу¬
бы, три раза выстрелил в них, не целясь. Опять наддал
ходу, смутно впереди себя увидел мелькнувшую под
самыми стенами у водосточной трубы хрупкую черную
тень, почувствовал, что деревянными клещами кто-то рва¬
нул его за левую подмышку, отчего тело его стало бежать
странно, косо, боком, неровно. Еще раз обернувшись, он,
не спеша, выпустил три пули и строго остановил себя на
шестом выстреле:
«Седьмая — себе. Еленка рыжая и Николка. Конче¬
но. Будут мучить. Погоны вырежут. Седьмая себе».
Боком стремясь, чувствовал странное: револьвер тя¬
нул правую руку, но как будто тяжелела левая. Вообще
уже нужно останавливаться. Все равно нет воздуху,
больше ничего не выйдет. До излома самой фантастиче¬
ской улицы в мире Турбин все же дорвался, исчез за по¬
воротом и ненадолго получил облегчение. Дальше безна¬
дежно: глуха запертая решетка, вон, ворота громады
заперты, вон, заперто... Он вспомнил веселую дурацкую
пословицу: «Не теряйте, куме, силы, опускайтеся на
дно».
И тут увидал ее в самый момент чуда, в черной мши¬
стой стене, ограждавшей наглухо смежный узор деревьев
в саду. Она наполовину провалилась в эту стену и, как в
мелодраме, простирая руки, сияя огромнейшими от ужаса
глазахми, прокричала:
— Офицер! Сюда! Сюда...
Турбин, на нвхмного скользящих валенках, дыша ра¬
зодранным и полным жаркого воздуха ртом, подбежал
медленно к спасительным рукам и вслед за ними прова¬
лился в узкую щель калитки в деревянной черной стене.
И все изменилось сразу. Калитка под руками женщины в
черном влипла в стену, и щеколда захлопнулась. Глаза
женщины очутились у самых глаз Турбина. В них он
смутно прочитал решительность, действие и черноту.
361
— Бегите сюда. За мной бегите, — шепнула женщи¬
на, повернулась и побежала по узкой кирпичной дорож¬
ке. Турбин очень медленно побежал за ней. На левой
руке мелькпулп стены сараев, и женщина свернула.
На правой руке какой-то белый, сказочный многоярусный
сад. Низкий заборчик перед самым носом, женщина про¬
никла во вторую калиточку, Турбин, задыхаясь, за ней.
Она захлопнула калитку, перед глазами мелькнула нога,
очень стройная, в черном чулке, подол взмахнул, и ноги
женщины легко понесли ее вверх по кирпичной лесенке.
Обострившимся слухом Турбин услыхал, что там, где-то
сзади за их бегом, осталась улица и преследователи. Вот...
вот, только что они проскочили за поворот и ищут его.
«Спасла бы... спасла бы... — подумал Турбин, — но, ка¬
жется, не добегу... сердце мое». Он вдруг упал на левое
колено и левую руку при самом конце лесенки. Кругом
все чуть-чуть закружилось. Женщина наклонилась и
подхватила Турбина под правую руку...
— Еще... еще немного! — вскрикпула она; левой тря¬
сущейся рукой открыла третью низенькую калиточку,
протянула за руку спотыкающегося Турбина и бросилась
по аллейке. «Ишь лабиринт... словно нарочно», — очень
мутно подумал Турбин и оказался в белом саду, но уже
где-то высоко и далеко от роковой Провальной. Он чув¬
ствовал, что женщина его тянет, что его левый бок и ру¬
ка очень теплые, а все тело холодное, и ледяное сердце
еле шевелится. «Спасла бы, но тут вот и конец — кон¬
чик... ноги слабеют...» Увиделись расплывчато купы дев¬
ственной и нетронутой сирени, под снегом, дверь, стек¬
лянный фонарь старинных сеней, занесенный снегом.
Услышан был еще звон ключа. Женщина все время была
тут, возле правого бока, и уже из последних сил, в нитку
втянулся за ней Турбин в фонарь. Потом через второй
звон ключа во мрак, в котором обдало жилым, старым за¬
пахом. Во мраке, над головой, очень тускло загорелся ого¬
нек, пол поехал под ногами влево... Неожиданные, ядови¬
то-зеленые, с огненным ободком клочья пролетели вправо
вперед глазами, и сердцу в полном мраке полегчало
сразу...
$
В тусклом и тревожном свете ряд вытертых золотых
шляпочек. Живой холод течет за пазуху, благодаря это¬
му больше воздуху, а в левом рукаве губительное, влаж-
362
ное и неживое тепло. «Вот в этом-то вся суть. Я ранен».
Турбин понял, что он лежит на (полу, больно упираясь
головой во что-то твердое и неудобное. Золотые шляпки
перед глазами означают сундук. Холод такой, что духу не
переведешь — это она льет и брызжет водой.
— Ради бога, — сказал над головой грудной слабый
голос, — глотните, глотните. Вы дышите? Что же теперь
делать?
Стакан стукнул о зубы, и с клокотом Турбин глотнул
очень холодную воду. Теперь он увидал светлые завитки
волос и очень черные глаза близко. Сидящая на корточ¬
ках женщина поставила стакан на пол и, мягко обхватив
затылок, стала поднимать Турбина.
«Сердце-то есть? — подумал он. — Кажется, ожи¬
ваю... может, и не так много крови... надо бороться».
Сердце било, но трепетное, частое, узлами вязалось в бес¬
конечную нить, и Турбин сказал слабо:
— Нет. Сдирайте всё и чем хотите, но сию минуту за¬
тяните жгутом...
Она, стараясь понять, расширила глаза, поняла, вско¬
чила и кинулась к шкафу, оттуда выбросила массу ма¬
терии.
Турбин, закусив губу, подумал: «Ох, нет пятна на по¬
лу, мало, к счастью, кажется, крови», — извиваясь при
ее помощи, вылез из шинели, сел, стараясь не обращать
внимания на головокружение. Она стала снимать френч.
— Ножницы, — сказал Турбин.
Говорить было трудно, воздуху не хватало. Та исчез¬
ла, взметнув шелковым черным подолом, и в дверях со¬
рвала с себя шапку и шубку. Вернувшись, она села на
корточки и ножницами, тупо и мучительно въедаясь в ру¬
кав, уже обмякший и жирный от крови, распорола его и
высвободила Турбина. С рубашкой справилась быстро.
Весь левый рукав был густо пропитан, густо-красен и
бок. Тут закапало на пол.
— Рвите смелей...
Рубаха слезла клоками, и Турбин, белый лицом, голый
и желтый до пояса, вымазанный кровью, желая жить, не
дав себе второй раз упасть, стиснув зубы, правой рукой
потряс левое плечо, сквозь зубы сказал:
— Слава бо... цела кость... Рвите полосу или бинт.
— Есть бинт, — радостно и слабо крикнула она. Ис¬
чезла, вернулась, разрывая пакет со словами: — И нико¬
го, никого... Я одна...
Она опять присела. Турбин увидал рану. Это была
364
маленькая дырка в верхней части руки, ближе к внутрен¬
ней поверхности, там, где рука прилегает к телу. Из нее
сочилась узенькой струйкой кровь.
— Сзади есть? — очень отрывисто, лаконически, ин¬
стинктивно сберегая дух жизни, спросил.
— Есть, — она ответила с испугом.
— Затяните выше... тут... спасете.
Возникла никогда еще не испытанная боль, кольца
зелени, вкладываясь одно в другое или переплетаясь, за¬
танцевали в передней. Турбин укусил нижнюю губу.
Она затянула, он помогал зубами и правой рукой, и
жгучим узлом, таким образом, выше раны обвили руку.
И тотчас перестала течь кровь...
*
Женщина перевела его так: он стал на колени и пра¬
вую руку закинул ей на плечо, тогда она помогла ему
стать на слабые, дрожащие ноги и повела, поддерживая
его всем телом. Он видел кругом темные тени полных су¬
мерек в какой-то очень низкой старинной комнате. Когда
же она посадила его на что-то мягкое и пыльное, под ее
рукой сбоку вспыхнула лампа под вишневым платком.
Он разглядел узоры бархата, край двубортного сюртука
на стене в раме и желто-золотой эполет. Простирая к
Турбину руки и тяжело дыша от волнения и усилий, она
сказала:
—- Коньяк есть у меня..* Может быть, нужно?..
Коньяк?..
Он ответил:
— Немедленно..*
И повалился на правый локоть.
Коньяк как будто помог, по крайней мере, Турбину
показалось, что он не умрет, а боль, что грызет и режет
плечо, перетерпит. Женщина, стоя на коленях, бинтом за¬
вязала раненую руку, сползла ниже к его ногам и стащи¬
ла с него валенки. Потом принесла подушку и длинный,
пахнущий сладким давним запахом японский с диковин¬
ными букетами халат.
— Ложитесь, — сказала она.
Лег покорно, она набросила на него халат, сверху
одеяло и стала у узкой оттоманки, всматриваясь ему в
лицо.
Он сказал:
— Вы... вы замечательная женщина. — После молча-
365
чания: — Я полежу немного, пока вернутся силы, подни¬
мусь и пойду домой... Потерпите еще немного беспокой¬
ство.
В сердце его заполз страх и отчаяние: «Что с Еленой?
Боже, боже... Николка. За что Николка погиб? Наверно,
погиб...»
Она молча указала на низенькое оконце, завешанное
шторой с помпонами. Тогда он ясно услышал далеко и
ясно хлопушки выстрелов.
— Вас сейчас же убьют, будьте уверены, — сказа¬
ла она.
— Тогда... я вас боюсь... подвести... Вдруг придут.,
револьвер... кровь... там в шинели, — он облизал сухие
губы. Голова его тонко кружилась от потери крови и от
коньяку. Лицо женщины стало испуганным. Она приза¬
думалась.
— Нет, — решительно сказала она, ■— нет, если бы
нашли, то уже были бы здесь. Тут такой лабиринт, что
никто не отыщет следов. Мы пробежали три сада. Но вот
убрать нужно сейчас же...
Он слышал плеск воды, шуршанье материи, стук в
шкафах...
Она вернулась, держа в руках за ручку двумя паль¬
цами браунинг так, словно он был горячий, и спросила:
— Он заряжен?
Выпростав здоровую руку из-под одеяла, Турбин ощу¬
пал предохранитель и ответил:
— Несите смело, только за ручку.
Она еще раз вернулась и смущенно сказала:
— На случай, если все-таки появятся... Вам нужно
снять и рейтузы... Вы будете лежать, я скажу, что вы
мой муж больной...
Он, морщась и кривя лицо, стал расстегивать пугови¬
цы. Она решительно подошла, стала на колени и из-под
одеяла за штрипки вытащила рейтузы и унесла. Ее не
было долго. В это время он видел арку. В сущности гово¬
ря, это были две комнаты. Потолки такие низкие, что, ес¬
ли бы рослый человек стал на цыпочки, он достал бы до
них рукой. Там, за аркой в глубине, было темно, но бок
старого пианино блестел лаком, еще что-то поблескива¬
ло, и, кажется, цветы фикусы. А здесь опять этот край
эполета в раме.
Боже, какая старина!.. Эполеты его приковали. Был
мирный свет сальной свечки в шандале. Был мир, и вот
мир убит. Не возвратятся годы. Еще сзади окна низкие,
366
маленькие, и сбоку окно. Что за странный домик? Она
одна. Кто такая? Спасла... Мира нет... Стреляют там...
*
Она вошла, нагруженная охапкой дров, и с громом
выронила их в углу у печки.
— Что вы делаете? Зачем? — спросил он в сердцах.
— Все равно мне нужно было топить, — ответила
она, и чуть мелькнула у нее в глазах улыбка, — я сама
топлю...
— Подойдите сюда, — тихо попросил ее Турбин. —
Вот что, я и не поблагодарил вас за все, что вы... сдела¬
ли... Да и чем... — Он протянул руку, взял ее пальцы,
она покорно придвинулась, тогда он поцеловал ее худую
кисть два раза. Лицо ее смягчилось, как будто тень тре¬
воги сбежала с него, и глаза ее показались в этот момент
необычайной красоты.
— Если бы не вы, — продолжал Турбин, — меня бы,
наверное, убили.
— Конечно, — ответила она, — конечно... А так вы
убили одного...
Турбин приподнял голову.
— Я убил? — спросил он, чувствуя вновь слабость и
головокружение.
— Угу. — Она благосклонно кивнула головой и по¬
глядела на Турбина со страхом и любопытством. — Ух,
как это страшно... они самое меня чуть не застрелили. —
Она вздрогнула...
— Как убил?
— Ну да... Они выскочили, а вы стали стрелять, и
первый грохнулся... Ну, может быть, ранили... Ну, вы
храбрый... Я думала, что я в обморок упаду... Вы отбе¬
жите, стрельнете в них... и опять бежите... Вы, наверное,
капитан?
— Почему вы решили, что я офицер? Почему крича¬
ли мне — «офицер»?
Она блеснула глазами.
— Я думаю, решишь, если у вас кокарда на папахе.
Зачем так бравировать?
— Кокарда? Ах, боже... это я... я... — Ему вспомнил¬
ся звоночек... зеркало в пыли... — Все снял... а кокарду-
то забыл! Я не офицер, — сказал он, — я военный врач.
Меня зовут Алексей Васильевич Турбин... Позвольте мне
узнать, кто вы такая?
367
— Я — Юлия Александровна Рейсс.
— Почему вы одна?
Она ответила как-то напряженно и отводя глаза в сто¬
рону:
— Моего мужа сейчас нет. Он уехал. И матери его
тоже. Я одна... — Помолчав, она добавила: — Здесь хо¬
лодно... Брр... Я сейчас затоплю.
*
Дрова разгорались в печке, и одновременно с ними
разгоралась жестокая головная боль. Рана молчала, все
сосредоточилось в голове. Началось с левого виска, потом
разлилось по темени и затылку. Какая-то жилка сжалась
над левой бровью и посылала во все стороны кольца ту¬
гой отчаянной боли. Рейсс стояла на коленях у печки и
кочергой шевелила в огне. Мучаясь, то закрывая, то от¬
крывая глаза, Турбин видел откинутую назад голову, за¬
слоненную от жара белой кистью, и совершенно неопре¬
деленные волосы, не то пепельные, пронизанные огнем,
не то золотистые, а бровн угольные и черные глаза.
Не понять — красив ли этот неправильный профиль и
нос с горбинкой. Не разберешь, что в глазах. Кажется,
испуг, тревога, а может быть, и порок... Да, порок.
Когда она так сидит и волна жара ходит по ней, она
представляется чудесной, привлекательной. Спаситель¬
ница.
*
Многие часы ночи, когда давно кончился жар в печке
и начался жар в руке и голове, кто-то ввинчивал в темя
нагретый жаркий гвоздь и разрушал мозг. «У меня
жар, — сухо и беззвучно повторял Турбин и внушал се¬
бе: — Надо утром встать и перебраться домой...» Гвоздь
разрушал мозг и, в конце концов, разрушил мысль и о
Елене, и о Николке, о доме и Петлюре. Все стало — все
равно. Пэтурра... Пэтурра... Осталось одно — чтобы пре¬
кратилась боль.
Глубокой же ночью Рейсс в мягких, отороченных ме¬
хом туфлях пришла сюда и сидела возле него, и опять,
обвив рукой ее шею и слабея, он шел через маленькие
комнаты. Перед этим она собралась с силами и сказа¬
ла ему:
— Вы встаньте, если только можете. Не обращайте
на меня никакого внимания. Я вам помогу. Потом ляже¬
те совсем... Ну, если не можете...
Он ответил:
— Нет, я пойду... только вы мне помогите...
Она привела его к маленькой двери этого таинствен¬
ного домика и так же привела обратно. Ложась, лязгая
зубами в ознобе и чувствуя, что сжалилась и утихает го¬
лова, он сказал:
— Клянусь, я вам этого не забуду... Идите спать...
— Молчите, я буду вам гладить голову, — ответи¬
ла она.
Потом вся тупая и злая боль вытекла из головы, стек¬
ла с висков в ее мягкие руки, а по ним и по ее телу — в
пол, крытый пыльным пухлым ковром, и там погибла.
Вместо боли по всему телу разливался ровный, притор¬
ный жар. Рука онемела и стала тяжелой, как чугунная,
поэтому он и не шевелил ею, а лишь закрыл глаза и от¬
дался на волю жару. Сколько времени он так пролежал,
сказать бы он не сумел: может быть, пять минут, а мо¬
жет быть, и много часов. Но, во всяком случае, ему каза¬
лось, что так лежать можно было бы всю вечность, в ог¬
не. Когда он открыл глаза тихонько, чтобы не вспугнуть
сидящую возле него, он увидел прежнюю картину: ровно,
слабо горела лампочка под красным абажуром, разливая
мирный свет, и профиль женщины был бессонный близ
него. По-детски печально оттопырив губы, она смотрела
в окно. Плывя в жару, Турбин шевельнулся, потянулся
к ней...
— Наклонитесь ко мне, — сказал он. Голос его стал
сух, слаб, высок. Она повернулась к нему, глаза ее ис¬
пуганно насторожились и углубились в тенях. Турбин
закинул правую руку за шею, притянул ее к себе и поце¬
ловал в губы. Ему показалось, что он прикоснулся к че¬
му-то сладкому и холодному. Женщина не удивилась по¬
ступку Турбина. Она только пытливее вглядывалась в
лицо. Потом заговорила:
— Ох, какой жар у вас. Что же мы будем делать?
Доктора нужно позвать, но как же это сделать?
— Не надо, — тихо ответил Турбин, — доктор не ну¬
жен. Завтра я поднимусь и пойду домой.
— Я так боюсь, — шептала она, — что вам сделается
плохо. Чем тогда я помогу. Не течет больше? — Она
неслышно коснулась забинтованной руки.
— Нет, вы не бойтесь, ничего со мной не сделается.
Идите спать.
24 В огненном кольце
369
— Не пойду, — ответила она и погладила его по ру¬
ке. — Жар, — повторила она.
Он не выдержал и опять обнял ее и притянул к себе.
Она не сопротивлялась. Он притягивал ее до тех пор, по¬
ка она совсем не склонилась и не прилегла к нему. Тут
он ощутил сквозь свой больной жар живую и ясную теп¬
лоту ее тела.
— Лежите и не шевелитесь, — прошептала она, — а
я буду вам гладить голову.
Она протянулась с ним рядом, и он почувствовал при¬
косновение ее коленей. Рукой она стала водить от виска
к волосам. Ему стало так хорошо, что он думал только об
одном, как бы не заснуть.
И вот он заснул. Спал долго, ровно и сладко. Когда
проснулся, узнал, что плывет в лодке по жаркой реке,
что боли все исчезли, а за окошком ночь медленно блед¬
неет да бледнеет. Не только в домике, но во всем мире и
Городе была полная тишина. Стеклянно жиденько-синий
свет разливался в щелях штор. Женщина, согревшаяся и
печальная, спала рядом с Турбиным. И он заснул.
*
Утром, около девяти часов, случайный извозчик у вы¬
мершей Мало-Провальной принял двух седоков — муж¬
чину в черном штатском, очень бледного, и женщину.
Женщина, бережно поддерживая мужчину, цеплявшегося
за ее рукав, привезла его на Алексеевский спуск. Движе¬
ния на Спуске не было. Только у подъезда дома № 13
стоял извозчик, только что высадивший странного гостя с
чемоданом, узлом и клеткой.
14
Они нашлись. Никто не вышел в расход, и нашлись в
следующий же вечер.
«Он», — отозвалось в груди Анюты, и сердце ее прыг¬
нуло, как Лариосикова птица. В занесенное снегом окон¬
це турбинской кухни осторожно постучали со двора. Аню¬
та прильнула к окну и разглядела лицо. Он, но без
усов... Он... Анюта обеими руками пригладила черные во¬
лосы, открыла дверь в сени, а из сеней в снежный двор,
и Мышлаевский оказался необыкновенно близко от нее.
Студенческое пальто с барашковым воротником и фу¬
ражка... исчезли усы... Но глаза, даже в полутьме сеней,
370
можно отлично узнать. Правый в зеленых искорках, как
уральский самоцвет, а левый твхмный... И меньше ростом
стал...
Анюта дрожащею рукой закинула крючок, причвхМ ис¬
чез двор, а полосы из кухни исчезли оттого, что пальто
Мышлаевского обвило Анюту и очень знакомый голос
шепнул:
— Здравствуйте, Анюточка... Вы простудитесь... А в
кухне никого нет, Анюта?
— Никого нет, — не помня, что говорит, и тоже поче¬
му-то шепотом ответила Анюта. — «Целует, губы сладкие
стали», — в сладостнейшей тоске подумала она и зашеп¬
тала: — Виктор Викторович... пустите... Елене...
— При чем тут Елена... — укоризненно шепнул голос,
пахнущий одеколонохм и табаком, — что вы, Анюточка...
— Виктор Викторович, пустите, закричу, как бог
свят, — страстно сказала Анюта и обняла за шею Мыш¬
лаевского, — у нас несчастье — Алексея Васильевича ра¬
нили...
Удав мгновенно выпустил.
— Как ранили? А Никол?!
— Никол жив-здоров, а Алексей Васильевича ранили.
Полоска света из кухни, двери.
В столовой Елена, увидев Мышлаевского, заплакала
и сказала:
— Витька, ты жив... Слава богу... А вот у нас... —
Она всхлипнула и указала на дверь к Турбину. — Сорок
у него... скверная рана...
— Мать честная, — ответил Мышлаевский, сдвинув
фуражку на самый затылок, — как же это он подвер¬
нулся?
Он повернулся к фигуре, склонившейся у стола над
бутылью и какими-то блестящими коробками.
— Вы доктор, позвольте узнать?
— Нет, к сожалению, — ответил печальный и туск¬
лый голос, — не доктор. Разрешите представиться: Ла-
рион Суржанский.
Гостиная. Дверь в переднюю заперта и задернута
портьера, чтобы шум и голоса не проникали к Турбину.
Из спальни его вышли и только что уехали остробородый
в золотохМ пенсне, другой бритый — молодой, и, нако¬
нец, седой и старый и умный в тяжелой шубе, в боярской
24*
371
шапке, профессор, самого же Турбина учитель. Елена
провожала их, и лицо ее стало каменным. Говорили —
тиф, тиф... и накликали.
— Кроме раны, — сыпной тиф...
И ртутный столб на сорока и... «Юлия»... В спаленке
красноватый жар. Тишина, а в тишине бормотанье про
лесенку и звонок «бр-рынь»..,
*
— Здоровеньки булы, пане добродзию, — сказал Мы¬
шлаевский ядовитым шепотом и расставил ноги. Шервин-
ский, густо-красный, косил глазом. Черный костюм сидел
на нем безукоризненно; белье чудное и галстук бабоч¬
кой; на ногах лакированные ботинки. «Артист оперной
студии Крамского». Удостоверение в кармане. — Чому ж
це вы без погон?.. — продолжал Мышлаевский. —
«На Владимирской развеваются русские флаги... Две ди¬
визии сенегалов в одесском порту и сербские квартирье¬
ры... Поезжайте, господа офицеры, на Украину и форми¬
руйте части»... за ноги вашу мамашу!..
— Чего ты пристал?.. — ответил Шервинский. —
Я, что ль, виноват?.. При чем здесь я?.. Меня самого чуть
не убили. Я вышел из штаба последним ровно в полдень,
когда с Печерска показались неприятельские цепи.
— Ты — герой, — ответил Мышлаевский, — но наде¬
юсь, что его сиятельство, главнокомандующий, успел
уйти раньше... Равно как и его светлость, пан гетман...
его мать... Льщу себя надеждой, что он в безопасном мес¬
те. Родине нужны их жизни. Кстати, не можешь ли ты
мне указать, где именно они находятся?
— Зачем тебе?
— Вот зачем. — Мышлаевский сложил правую руку
в кулак и постучал ею по ладони левой. — Ежели бы
мне попалось это самое сиятельство и светлость, я бы од¬
ного взял за левую ногу, а другого за правую, перевернул
бы и тюкал бы головой о мостовую до тех пор, пока мне
это не надоело бы. А вашу штабную ораву в сортире нуж¬
но утопить...
Шервинский побагровел.
— Ну, все-таки ты поосторожней, пожалуйста, — на¬
чал он, — полегче... Имей в виду, что князь и штабных
бросил. Два его адъютанта с ним уехали, а остальные на
произвол судьбы.
— Ты знаешь, что сейчас в музее сидит тысяча чело¬
872
век наших, голодные, с пулеметами... Ведь их петлюров¬
цы, как клопов, передушат... Ты знаешь, как убили пол¬
ковника Нал?.. Единственный был...
— Отстань от меня, пожалуйста!.. — не на шутку сер¬
дись, крикнул Шервинский. — Что это за тон?.. Я такой
же офицер, как и ты!
— Ну, господа, бросьте, — Карась вклинился между
Мышлаевским и Шервинским, — совершенно нелепый
разговор. Что ты в самом деле лезешь к нему... Бросим,
это ни к чему не ведет...
— Тише, тише, — горестно зашептал Николка, — к
нему слышно...
Мышлаевский сконфузился, помялся.
— Ну, не волнуйся, баритон. Это я так... Ведь сам по¬
нимаешь...
— Довольно странно...
— Позвольте, господа, потише... — Николка насторо¬
жился и потыкал ногой в пол. Все прислушались. Снизу
из квартиры Василисы донеслись голоса. Глуховато рас¬
слышали, что Василиса весело рассмеялся и немножко
истерически как будто. Как будто в ответ, что-то радост¬
но и звонко прокричала Ванда. Потом поутихло. Еще не¬
много и глухо побубнили голоса.
— Ну, вещь поразительная, — глубокомысленно ска¬
зал Николка, — у Василисы гости... Гости. Да еще в та¬
кое время. Настоящее светопреставление.
— Да, тих ваш Василиса, — скрепил Мышлаевский.
*
Это было около полуночи, когда Турбин после впрыс¬
кивания морфия уснул, а Елена расположилась в кресле
у его постели. В гостиной составился военный совет.
Решено было всем оставаться ночевать. Во-первых,
ночью, даже с хорошими документами, ходить не к чему.
Во-вторых, тут и Елене лучше — то да се... помочь. А са¬
мое главное, что дома в такое времечко именно лучше не
сидеть, а находиться в гостях. А еще, самое главное, и
делать нечего. А вот винт составить можно.
— Вы играете? — спросил Мышлаевский у Ларио¬
сика.
Лариосик покраснел, смутился и сразу все выговорил,
и что в винт он играет, но очень, очень плохо... Лишь бы
его не ругали, как ругали в Житомире податные инспек¬
тора... Что он потерпел драму, но здесь, у Елены Василь¬
373
евны, оживает душой, потому что это совершенно исклю¬
чительный человек Елена Васильевна и в квартире у них
тепло и уютно, в особенности замечательны кремовые
шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя
оторванным от внешнего мира... А он, этот внешний
мир, согласитесь сами, грязен, кровав и бессмыслен.
— Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете? — спро¬
сил Мышлаевский, внимательно всматриваясь в Лари¬
осика.
— Пишу, — скромно, краснея, произнес Лариосик.
— Так... Извините, что я вас перебил... Так бессмыс¬
лен, вы говорите... Продолжайте, пожалуйста...
— Да, бессмыслен, а наши израненные души ищут
покоя вот именно за такими кремовыми шторами...
— Ну, знаете, что касается покоя, не знаю, как у вас
в Житомире, а здесь, в Городе, пожалуй, вы его не найде¬
те... Ты щетку смочи водкой, а то пылишь здорово. Свечи
есть? Бесподобно. Мы вас выходящим в таком случае
запишем... Впятером именно покойная игра...
— И Николка, как покойник, играет, — вставил
Карась.
— Ну, что ты, Федя. Кто в прошлый раз под печкой
проиграл? Ты сам и пошел в ренонс. Зачем клевещешь?
— Блакитный петлюровский крап...
— Именно за кремовыми шторами и жить. Все сме¬
ются почему-то над поэтами...
—- Да храни бог... Зачем же вы в дурную сторону
мой вопрос приняли. Я против поэтов ничего не имею.
Не читаю я, правда, стихов...
— И других никаких книг, за исключением артил¬
лерийского устава и первых пятнадцати страниц римско¬
го права... На шестнадцатой странице война началась, он
и бросил...
— Врет, не слушайте... Ваше имя и отчество — Ла-
рион Иванович?
Лариосик объяснил, что он Ларион Ларионович, но
что ему так симпатично все общество, которое даже не
общество, а дружная семья, что он очень желал бы, что¬
бы его называли по имени «Ларион» без отчества... Если,
конечно, никто ничего не имеет против.
— Как будто симпатичный парень... — шепнул сдер¬
жанный Карась Шервинскому.
— Ну, что ж... сойдемся поближе... Отчего ж... Врет:
если угодно знать, «Войну и мир» читал... Вот, действи¬
тельно, книга. До самого конца прочитал — и с удоволь¬
374
ствием. А почему? Потому что писал не обормот какой-
нибудь, а артиллерийский офицер. У вас десятка? Вы со
мной... Карась с Шервинским... Николка, выходи.
— Только вы меня, ради бога, не ругайте, — как-то
нервически попросил Лариосик.
— Ну, что вы, в самом деле. Что мы, папуасы какие-
нибудь? Это у вас, видно, в Житомире такие податные
инспектора отчаянные, они вас и напугали... У нас при¬
нят тон строгий.
— Помилуйте, можете быть спокойны, — отозвался
Шервинский, усаживаясь.
— Две пики... Да-с... вот-с писатель был граф Лев Ни¬
колаевич Толстой, артиллерии поручик... Жалко, что бро¬
сил служить... пас... до генерала бы дослужился... Впро¬
чем, что ж, у него имение было... Можно от скуки и роман
написать... зимой делать не черта... В имении это просто.
Без козыря...
— Три бубны, — робко сказал Лариосик.
— Пас, — отозвался Карась.
— Что же вы? Вы прекрасно играете. Вас не ругать,
а хвалить нужно. Ну, если три бубны, то мы скажем —
четыре пики. Я сам бы в имение теперь с удовольствием
поехал...
— Четыре бубны, — подсказал Лариосику Николка,
заглядывая в карты.
— Четыре? Пас.
— Пас.
При трепетном стеариновом свете свечей, в дыму па¬
пирос, волнующийся Лариосик купил. Мышлаевский,
словно гильзы из винтовки, разбросал партнерам по
карте.
—- М-малый в пиках, — скомандовал он и поощрил
Лариосика, — молодец.
Карты из рук Мышлаевского летели беззвучно, как
кленовые листья. Шервинский швырял аккуратно, Ка¬
рась —- не везет, — хлестко. Лариосик, вздыхая, тихонько
выкладывал, словно удостоверения личности.
— «Папа-мама», видали мы это, — сказал Карась.
Мышлаевский вдруг побагровел, швырнул карты на
стол й, зверски выкатив глаза на Лариосика, рявкнул:
— Какого же ты лешего мою даму долбанул? Ла-
рион?!
— Здорово. Га-га-га, — хищно обрадовался Карась, —
без одной!
Страшный гвалт поднялся за зеленым столом, и языки
375
на свечах закачались. Николка, шипя и взмахивая рука¬
ми, бросился прикрывать дверь и задергивать портьеру.
— Я думал, что у Федора Николаевича король, —
мертвея, вымолвил Лариосик.
— Как это можно думать... — Мышлаевский старался
не кричать, поэтому из горла у него вылетало сипение,
которое делало его еще более страшным, — если ты его
своими руками купил и мне прислал? А? Ведь это черт
знает, — Мышлаевский ко всем поворачивался, — ведь
это... Он покоя ищет? А? А без одной сидеть — это по¬
кой? Считанная же игра! Надо все-таки вертеть головой,
это же не стихи!
— Постой. Может быть, Карась...
— Что может быть? Ничего не может быть, кроме
ерунды. Вы извините, батюшка, может, в Житомире так
и играют, но это черт знает что такое!.. Вы не сердитесь...
но Пушкин или Ломоносов хоть стихи и писали, а такую
штуку никогда бы не устроили... или Надсон, например.
— Тише, ты. Ну, что налетел? Со всяким бывает.
— Я так и знал, — забормотал Лариосик... — Мне не
везет...
— Стой. Ст...
И разом наступила полная тишина. В отдалении за
многими дверями в кухне затрепетал звоночек. Помолча¬
ли. Послышался стук каблуков, раскрылись двери, по¬
явилась Анюта. Голова Елены мелькнула в передней.
Мышлаевский побарабанил по сукну и сказал:
— Рановато как будто? А?
— Да, рано, — отозвался Николка, считающийся са¬
мым сведущим специалистом по вопросу обысков.
— Открывать идти? — беспокойно спросила Анюта.
— Нет, Анна Тимофеевна, — ответил Мышлаев¬
ский, — повремените, — он, кряхтя, поднялся с крес¬
ла, — вообще теперь я буду открывать, а вы не затруд¬
няйтесь...
— Вместе пойдем, — сказал Карась.
— Ну, — заговорил Мышлаевский и сразу поглядел
так, словно стоял перед взводом, — тэк-с. Там, стало
быть, в порядке... У доктора — сыпной тиф и прочее. Ты,
Лена, — сестра... Карась, ты за медика сойдешь — сту¬
дента... Ушейся в спальню... Шприц там какой-нибудь
возьми... Много нас. Ну, ничего...
Звонок повторился нетерпеливо, Анюта дернулась, и
все стали еще серьезнее.
— Успеется, — сказал Мышлаевский и вынул из
376
заднего кармана брюк маленький черный револьвер, по¬
хожий на игрушечный.
— Вот это напрасно, — скаэал, темнея, Шервин¬
ский, — это я тебе удивляюсь. Ты-то мог бы быть поосто¬
рожнее. Как же ты по улице шел?
— Не беспокойся, — серьезно и вежливо ответил
Мышлаевский, — устроим. Держи, Николка, и играй к
черному ходу или к форточке. Если петлюровские архан¬
гелы, закашляюсь я, сплавь, только чтоб потом найти.
Вещь дорогая, под Варшаву со мной ездила... У тебя все
в порядке?
— Будь покоен, — строго и гордо ответил специалист
Николка, овладевая револьверОхМ.
— Итак, — Мышлаевский ткнул пальцем в грудь
Шервинского и сказал: — Певец, в гости пришел, — в
Карася, — медик, — в Николку, — брат, — Лариоси-
ку, — жилец-студент. Удостоверение есть?
— У меня паспорт царский, — бледнея, сказал Лари¬
осик, — и студенческий харьковский.
— Царский под ноготь, а студенческий показать.
Лариосик зацепился за портьеру, а потом убежал.
— Прочие — чепуха, женщины... — продолжал Мыш¬
лаевский, — нуте-с, удостоверения у всех есть? В карма¬
нах ничего лишнего?.. Эй, Ларион!.. Спроси там у него,
оружия нет ли?
— Эй, Ларион! — окликнул в столовой Николка, —
оружие?
— Нету, нету, боже сохрани, —- откликнулся откуда-
то Лариосик.
Звонок повторился отчаянный, долгий, нетерпеливый.
— Ну, господи благослови, — сказал Мышлаевский и
двинулся. Карась исчез в спальне Турбина.
— Пасьянс раскладывали, — сказал Шервинский и
задул свечи.
Три двери вели в квартиру Турбиных. Первая из пе¬
редней на лестницу, вторая стеклянная, замыкавшая соб¬
ственно владение Турбиных. Внизу за стеклянной две¬
рью темный холодный парадный ход, в который выходила
сбоку дверь Лисовичей; а коридор замыкала уже послед¬
няя дверь на улицу.
Двери прогремели, и Мышлаевский внизу крикнул:
— Кто там?
Вверху за своей спиной на лестнице почувствовал ка¬
кие-то силуэты. Приглушенный голос за дверью взмо¬
лился:
377
— Звонишь, звонишь... Тальберг-Турбина тут?.. Теле¬
грамма ей... Откройте...
— «Тэк-с», — мелькнуло в голове у Мышлаевского,
и он закашлялся болезненным кашлем. Один силуэт сза¬
ди на лестнице исчез. Мышлаевский осторожно открыл
болт, повернул ключ и открыл дверь, оставив ее на це¬
почке.
— Давайте телеграмму, — сказал он, становясь боком
к двери, так, что она прикрывала его. Рука в сером про¬
сунулась и подала ему маленький конвертик. Поражен¬
ный Мышлаевский увидал, что это действительно теле¬
грамма.
— Распишитесь, — злобно сказал голос за дверью.
Мышлаевский метнул взгляд и увидал, что на улице
только один.
— Анюта, Анюта, — бодро, выздоровев от бронхита,
вскричал Мышлаевский. — Давай карандаш.
Вместо Анюты к нему сбежал Карась, подал.
На клочке, выдернутом из квадратика, Мышлаевский на¬
царапал: «Тур», шепнул Карасю:
— Дай двадцать пять...
Дверь загремела... Заперлась...
Ошеломленный Мышлаевский с Карасем поднялись
вверх. Сошлись решительно все. Елена развернула квад¬
ратик и машинально вслух прочла слова:
«Страшное несчастье постигло Лариосика точка Актер
оперетки Липский...»
— Боже мой, — вскричал багровый Лариосик, — это
она!
— Шестьдесят три слова, — восхищенно ахнул Ни¬
колка, — смотри, кругом исписано.
— Господи! — воскликнула Елена. — Что же это
такое? Ах, извините, Ларион... что начала читать. Я со¬
всем про нее забыла...
— Что это такое? — спросил Мышлаевский.
— Жена его бросила, — шепнул на ухо Николка, —
такой скандал...
Страшный грохот в стеклянную дверь, как обвал с го¬
ры, влетел в квартиру. Анюта взвизгнула. Елена поблед¬
нела и начала клониться к стене. Грохот был так чудови¬
щен, страшен, нелеп, что даже Мышлаевский переме¬
нился в лице. Шервинский подхватил Елену, сам
бледный... Из спальни Турбина послышался стон.
— Двери... — крикнула Елена.
По лестнице вниз, спутав стратегический план, побе¬
378
жали Мышлаевский, за ним Карась, Шервинский и на¬
смерть испуганный Лариосик.
— Это уже хуже, — бормотал Мышлаевский.
За стеклянной дверью взметнулся черный одинокий
силуэт, оборвался грохот.
— Кто там? — загремел Мышлаевский, как в цейх¬
гаузе.
— Ради бога... Ради бога... Откройте, Лисович — я...
Лисович!! — вскричал силуэт. — Лисович — я... Лисо¬
вич...
Василиса был ужасен... Волосы с просвечивающей ро¬
зоватой лысинкой торчали вбок. Галстук висел на боку и
полы пиджака мотались, как дверцы взлохманного шкафа.
Глаза Василисы были безумны и мутны, как у отравлен¬
ного. Он показался на последней ступеньке, вдруг кач¬
нулся и рухнул на руки Мышлаевскому. Мышлаевский
принял его и еле удержал, сам присел к лестнице и сип¬
ло, растерянно крикнул:
— Карась! Воды...
15
Был вечер. Время подходило к одиннадцати часам.
По случаю событий, значительно раньше, чем обычно,
опустела и без того не очень людная улица.
Шел жидкий снежок, пушинки его мерно летали за
окном, а ветви акации у тротуара, летом темнившие окна
Турбиных, все более обвисали в своих снежных гре¬
бешках.
Началось с обеда и пошел нехороший тусклый вечер с
неприятностями, с сосущим сердцем. Электричество за¬
жглось почему-то в полсвета, а Ванда накормила за обе¬
дом мозгами. Вообще говоря, мозги пища ужасная, а в
Вандином приготовлении — невыносимая. Был перед
мозгами еще суп, в который Ванда налила постного мас¬
ла, и хмурый Василиса встал из-за стола с мучительной
мыслью, что будто он и не обедал вовсе. Вечером же была
масса хлопот, и все хлопот неприятных, тяжелых. В сто¬
ловой стоял столовый стол кверху ножками и пачка Ле-
бщь-Юрчиков лежала на полу.
— Ты дура, — сказал Василиса жене.
Ванда изменилась в лице и ответила:
— Я знала, что ты хам, уже давно. Твое поведение в
последнее время достигло геркулесовых столбов.
Василисе мучительно захотелось ударить ее со всего
379
размаху косо по лицу так, чтоб она отлетела и стукну¬
лась об угол буфета. А потом еще раз, еще и бить ее до
тех пор, пока это проклятое, костлявое существо не
умолкнет, не признает себя побежденным. Он — Васили¬
са, измучен ведь, он, в конце концов, работает как вол, и
он требует, требует, чтобы его слушались дома. Васили¬
са скрипнул зубами и сдержался, нападение на Ванду
было вовсе не так безопасно, как это можно было предпо¬
ложить.
— Делай так, как я говорю, — сквозь зубы сказал
Василиса, — пойми, что буфет могут отодвинуть, и что
тогда? А это никому не придет в голову. Все в городе так
делают.
Ванда повиновалась ему, и они вдвоем взялись за ра¬
боту — к столу с внутренней стороны кнопками пришпи¬
ливали денежные бумажки.
Скоро вся внутренняя поверхность стола расцветилась
и стала похожа на замысловатый шелковый ковер.
Василиса, кряхтя, с налитым кровью лицом, поднялся
и окинул взором денежное поле.
— Неудобно, — сказала Ванда, — понадобится бу¬
мажка, нужно стол переворачивать.
— И перевернешь, руки не отвалятся, — сипло отве¬
тил Василиса, — лучше стол перевернуть, чем лишиться
всего. Слышала, что в городе делается? Хуже, чем боль¬
шевики. Говорят, что повальные обыски идут, всё офице¬
ров ищут.
В одиннадцать часов вечера Ванда принесла из кухни
самовар и всюду в квартире потушила свет. Из буфета
достала кулек с черствым хлебом и головку зеленого сы¬
ра. Лампочка, висящая над столом в одном из гнезд трех-
гнездной люстры, источала с неполно накаленных нитей
тусклый красноватый свет.
Василиса жевал ломтик французской булки, и зеле¬
ный сыр раздражал его до слез, как сверлящая зубная
боль. Тошный порошок при каждом укусе сыпался вмес¬
то рта на пиджак и за галстук. Не понимая, что мучает
его, Василиса исподлобья смотрел на жующую Ванду.
— Я удивляюсь, как легко им все сходит с рук, — го¬
ворила Ванда, обращая взор к потолку, — я была увере¬
на, что убьют кого-нибудь из них. Нет, все вернулись, и
сейчас опять квартира полна офицерами.
В другое время слова Ванды не произвели бы на Васи¬
лису никакого впечатления, но сейчас, когда вся его ду¬
380
ша горела в тоске, они показались ему невыносимо под¬
лыми.
— Удивляюсь тебе, — ответил он, отводя взор в сто¬
рону, чтобы не расстраиваться, — ты прекрасно знаешь,
что, в сущности, они поступили правильно. Нужно же ко¬
му-нибудь было защищать город от этих (Василиса пони¬
зил голос) мерзавцев... И притом напрасно ты думаешь,
что так легко сошло с рук... Я думаю, что он...
Ванда впилась глазами и закивала головой.
— Я сама, сама сразу это сообразила.*, Конечно, его
ранили...
— Ну, вот, значит, нечего радоваться — «сошло, со¬
шло»...
Ванда лизнула губы.
— Я не радуюсь, я только говорю «сошло», а вот мне
интересно знать, если, не дай бог, к нам явятся и спросят
тебя, как председателя домового комитета, а кто у вас
наверху? Были они у гетмана? Что ты будешь говорить?
Василиса нахмурился и покосился:
— Можно будет сказать, что он доктор... Наконец, от¬
куда я знаю? Откуда?
— Вот то-то, откуда...
На этом слове в передней прозвенел звонок. Василиса
побледнел, а Ванда повернула жилистую шею.
Василиса, шмыгнув носом, поднялся со стула и
сказал:
— Знаешь что? Может быть, сейчас сбегать к Турби¬
ным, вызвать их?
Ванда не успела ответить, потому что звонок в ту же
минуту повторился.
— Ах, боже мой, — тревожно молвил Василиса, —
нет, нужно идти.
Ванда глянула в испуге и двинулась за ним. Открыли
дверь из квартиры в общий коридор. Василиса вышел в
коридор, пахнуло холодком, острое лицо Ванды, с тре¬
вожными, расширенными глазами, выглянуло. Над ее го¬
ловой в третий раз назойливо затрещало электричество в
блестящей чашке.
На мгновенье у Василисы пробежала мысль постучать
в стеклянные двери Турбиных — кто-нибудь сейчас же
бы вышел, и не было бы так страшно. И он побоялся это
сделать. А вдруг: «Ты чего стучал? А? Боишься чего-
то?» — и, кроме того, мелькнула, правда слабая, надеж¬
да, что, может быть, это не они, а так что-нибудь...
— Кто,., там? — слабо спросил Василиса у двери.
381
Тотчас же замочная скважина отозвалась в живот
Василисы сиповатым голосом, а над Вандой еще и еще
затрещал звонок.
— Видчиняй, — хрипнула скважина, — из штабу.
Та не отходи, а то стрельнем через дверь...
— Ах, бож... — выдохнула Ванда.
Василиса мертвыми руками сбросил болт и тяжелый
крючок, не помнил и сам, как снял цепочку.
— Скорийш... — грубо сказала скважина.
Темнота с улицы глянула на Василису куском серого
неба, краем акаций, пушинками. Вошло всего трое, но
Василисе показалось, что их гораздо больше.
— Позвольте узнать... по какому поводу?
— С обыском, — ответил первый вошедший волчьим
голосом и как-то сразу надвинулся на Василису. Коридор
повернулся, и лицо Ванды в освещенной двери показа¬
лось резко напудренным.
— Тогда, извините, пожалуйста, — голос Василисы
звучал бледно, бескрасочно, — может быть, мандат есть?
Я, собственно, мирный житель... не знаю, почвхму же ко
мне? У меня — ничего, — Василиса мучительно хотел
сказать по-украински и сказал, — нема.
— Ну, мы побачимо, — ответил первый.
Как во сие двигаясь под напором входящих в двери,
как во сне их видел Василиса. В первом человеке все бы¬
ло волчье, так почему-то показалось Василисе. Лицо его
узкое, глаза маленькие, глубоко сидящие, кожа серень¬
кая, усы торчали клочьями, и небритые щеки запали
сухими бороздами, он как-то странно косил, смотрел ис¬
подлобья и тут, даже в узком пространстве, успел пока¬
зать, что идет нечеловеческой, ныряющей походкой при¬
вычного к снегу и траве существа. Он говорил на страш¬
ном и неправильном языке — смеси русских и украин¬
ских слов — языке, знакомом жителям Города, бываю¬
щим на Подоле, на берегу Днепра, где летом пристань
свистит и вертит лебедками, где летом оборванные люди
выгружают с барж арбузы... На голове у волка была па¬
паха, и синий лоскут, обшитый сусальным позументом,
свисал набок.
Второй — гигант, занял почти до потолка переднюю
Василисы. Он был румян бабьим полным и радостным
румянцем, молод, и ничего у него не росло на щеках.
На голове у него был шлык с объеденными молью уша¬
ми, на плечах серая шинель, и на неестественно малень¬
ких ногах ужасные скверные опорки.
382
Третий был с провалившимся носом, изъеденньш сбо¬
ку гноеточащей коростой, и сшитой и изуродованной шра¬
мом губой. На голове у него старая офицерская фураж¬
ка с красным околышем и следом от кокарды, на теле
двубортный солдатский старинный мундир с медными
позеленевшими пуговицами, на ногах черные штаны, на
ступнях лапти, поверх пухлых, серых казенных чулок.
Его лицо в свете лампы отливало в два цвета — восково¬
желтый и фиолетовый, глаза смотрели страдальчески-
злобно.
— Побачимо, побачимо, — повторил волк, — и
мандат есть.
С этими словами он полез в карман штанов, вытащил
смятую бумагу и ткнул ее Василисе. Один глаз его по¬
разил сердце Василисы, а второй, левый, косой, проткнул
бегло сундуки в передней.
На скомканном листке — четвертушке со штампом:
«Штаб 1-го сичевого куреня»
было написано химическим карандашом косо крупными
каракулями:
«Предписуется зробить обыск у жителя Василия Ли-
совича, по Алексеевскому спуску, дом № 13. За сопротив¬
ление карается расстрилом.
Начальник Штабу Проценко.
Адъютант Миклун».
В левом нижнем углу стояла неразборчивая синяя
печать.
Цветы букетами зелени на обоях попрыгали немного
в глазах Василисы, и он сказал, пока волк вновь овладе¬
вал бумажкой:
— Прохаю, пожалуйста, но у меня ничего...
Волк вынул из кармана черный, смазанпый машин¬
ным маслом браунинг и направил его на Василису. Ван¬
да тихонько вскрикнула: «Ай». Лоснящийся от машинно¬
го масла кольт, длинный и стремительный, оказался в ру¬
ке изуродованного. Василиса согнул колени и немного
присел, став меньше ростом. Электричество почему-то
вспыхнуло ярко-бело и радостно.
— Хто в квартире? — сипловато спросил волк.
— Никого нету, — ответил Василиса белыми губа¬
ми, — я та жинка.
383
— Нуте, хлопцы, смотрите, та швидче, — хрипнул
волк, оборачиваясь к своим спутникам, — нема часу.
Гигант тотчас тряхнул сундук, как коробку, а изуро¬
дованный шмыгнул к печке. Револьверы спрятались.
Изуродованный кулаками постучал по стене, со стуком
открыл заслонку, из черной дверцы ударило скуповатым
теплом.
— Оружие е? — спросил волк.
— Честное слово... помилуйте, какое оружие...
— Нет у нас, — одним дыханием подтвердила тень
Ванды.
— Лучше скажи, а то бачил — расстрил? — внуши¬
тельно сказал волк...
— Ей-богу... откуда же?
В кабинете загорелась зеленая лампа, и Александр II,
возмущенный до глубины чугунной души, глянул на
троих. В зелени кабинета Василиса в первый раз в жизни
узнал, как приходит, грозно кружа голову, предчувствие
обморока. Все трое принялись первым долгом за обои.
Гигант пачками, легко, игрушечно сбросил с полки ряд
за рядом книги, и шестеро рук заходили по стенам, вы¬
стукивая их... Туп... туп... глухо постукивала стена. Тук,
отозвалась внезапно пластинка в тайнике. Радость сверк¬
нула в волчьих глазах.
— Що я казав? — шепнул он беззвучно. Гигант про¬
драл кожу кресла тяжелыми ногами, возвысился почти
до потолка, что-то крякнуло, лопнуло под пальцами ги¬
ганта, и он выдрал из стены пластинку. Бумажный пере¬
крещенный пакет оказался в руках волка. Василиса по¬
шатнулся и прислонился к стене. Волк начал качать го¬
ловой и долго качал, глядя на полумертвого Василису.
—- Что же ты, зараза, — заговорил он горько, — що
ж ты? Нема, нема, ах ты, сучий хвост. Казал, нема, а сам
гроши в стенку запечатав? Тебя же убить треба!
— Что вы! — вскрикнула Ванда.
С Василисой что-то странное сделалось, вследствие
чего он вдруг рассмеялся судорожным смехом, и смех
этот был ужасен, потому что в голубых глазах Василисы
прыгал ужас, а смеялись только губы, нос и щеки.
— Декрета, панове, помилуйте, никакого же не было.
Тут кой-какие бумаги из банка и вещицы... Денег-то ма¬
ло... Заработанные... Ведь теперь же все равно царские
деньги аннулированы...
Василиса говорил и смотрел на волка так, словно тот
доставлял ему жуткое восхищение.
384
— Тебя заарестовать бы требовалось, — назидатель¬
но сказал волк, тряхнул пакетом и запихнул его в без¬
донный карман рваной шинели. — Нуте, хлопцы, бери¬
тесь за ящики.
Из ящиков, открытых самим Василисой, выскакивали
груды бумаг, печати, печатки, карточки, ручки, портсига¬
ры. Листы усеяли зеленый ковер и красное сукно стола,
листы, шурша, падали на пол. Урод перевернул корзину.
В гостиной стучали по стенам поверхностно, как бы не¬
хотя. Гигант сдернул ковер и потопал ногами в пол, отче¬
го на паркете остались замысловатые, словно выжженные
следы. Электричество, разгораясь к ночи, разбрызгивало
веселый свет, и блистал цветок граммофона. Василиса
шел за тремя, волоча и шаркая ногами. Тупое спокой¬
ствие овладело Василисой, и мысли его текли как будто
складнее. В спальне мгновенно — хаос: полезли из зер¬
кального шкафа, горбом, одеяла, простыни, кверху нога¬
ми встал матрас. Гигант вдруг остановился, просиял за¬
стенчивой улыбкой и заглянул вниз. Из-под взбудоражен¬
ной кровати глянули Василисины шевровые новые ботин¬
ки с лакированными носами. Гигант усмехнулся, огля¬
нулся застепчиво на Василису.
— Яки гарны ботинки, — сказал он тонким голо¬
сом, — а что они, часом, на мене не придутся?
Василиса не придумал еще, что ему ответить, как ги¬
гант наклонился и нежно взялся за ботинки. Василиса
дрогнул.
— Они шевровые, панове, — сказал он, сам не пони¬
мая, что говорит.
Волк обернулся к нему, в косых глазах мелькнул
горький гнев.
— Молчи, гнида, — сказал он мрачно. — Молчать! —
повторил оп, внезапно раздражаясь. — Ты спасибо скажи
нам, що мы тебе не расстреляли, як вора и бандита, за
утайку сокровищ. Ты молчи, — продолжал он, наступая
на совершенно бледного Василису и грозно сверкая гла¬
зами. — Накопил вещей, нажрал морду, розовый, як сви¬
нья, а ты бачишь, в чем добрые люди ходют? Бачишь?
У него ноги мороженые, рваные, он в окопах за тебя
гнил, а ты в квартире сидел, на граммофонах играл.
У-у, матери твоей, — в глазах его мелькнуло желание
ударить Василису по уху, он дернул рукой. Ванда
вскрикнула: «Что вы...» Волк не посмел ударить предста¬
вительного Василису и только ткнул его кулаком в грудь.
25 В огненном кольце
385
Бледный Василиса пошатнулся, чувствуя острую боль и
тоску в груди от удара острого кулака.
«Вот так революция, — подумал он в своей розовой
и аккуратной голове, — хорошенькая революция. Вешать
их надо было всех, а теперь (поздно...»
— Василько, обувайсь, — ласково обратился волк к
гиганту. Тот сел на пружинный матрас и сбросил опорки.
Ботинки не налезали на серые, толстые чулки. — Выдай
казаку носки, — строго обратился волк к Ванде. Та мгно¬
венно присела к нижнему ящику желтого шкафа и выну¬
ла носки. Гигант сбросил серые чулки, показав ступни с
красноватыми пальцами и черными изъединами, и натя¬
нул носки. С трудом налезли ботинки, шнурок на левом
с треском лопнул. Восхищенно, по-детски улыбаясь, ги¬
гант затянул обрывки и встал. И тотчас как будто что
лопнуло в натянутых отношениях этих странных пяте¬
рых человек, шаг за шагом шедших по квартире. Появи¬
лась простота. Изуродованный, глянув на ботинки на ги¬
ганте, вдруг проворно снял Василисины брюки, висящие
на гвоздике, рядом с умывальником. Волк только еще
раз подозрительно оглянулся на Василису, — не скажет
ли чего, — но Василиса и Ванда ничего не говорили, и
лица их были совершенно одинаково белые, с громадны¬
ми глазами. Спальня стала похожа на уголок магазина
готового платья. Изуродованный стоял в одних полоса¬
тых, в клочья изодранных подштанниках и рассматривал
на свет брюки.
— Дорогая вещь, шевиот... — гнусаво сказал он, при¬
сел в синее кресло и стал натягивать. Волк сменил гряз¬
ную гимнастерку на серый пиджак Василисы, причем
вернул Василисе какие-то бумажки со словами: «Якись
бумажки, берите, пане, може, нужные». — Со стола взял
стеклянные часы в виде глобуса, в котором жирно и чер¬
но красовались римские цифры.
Волк натянул шинель, и под шинелью было слышно,
как ходили и тикали часы.
— Часы нужная вещь. Без часов — як без рук, —
говорил изуродованному волк, все более смягчаясь по от¬
ношению к Василисе, — ночью глянуть, сколько вре¬
мени, — незаменимая вещь.
Затем все тронулись и пошли обратно через гостиную
в кабинет. Василиса и Ванда рядом молча шли позади.
В кабинете волк, кося глазами, о чем-то задумался, потом
сказал Василисе:
386
— Вы, пане, дайте нам расписку... (Какая-то дума
беспокоила его, он хмурил лоб гармоникой.)
— Как? — шепнул Василиса.
— Расписку, що вы нам вещи выдалы, — пояснил
волк, глядя в землю.
Василиса изменился в лице, его щеки порозовели.
— Но как же... Я же... (Он хотел крикнуть: «Как, я
же еще и расписку?!» — но у него не вышли эти слова,
а вышли другие.) вы... вам надлежит расписаться, так
сказать...
— Ой, убить тебе треба, як собаку. У-у, кровопийца...
Знаю я, что ты думаешь. Знаю. Ты, як бы твоя власть
была, изничтожил бы нас, як насекомых. У-у, вижу я,
добром с тобой не сговоришь. Хлопцы, ставь его к стенке.
У, як вдарю...
Он рассердился и нервно притиснул Василису к стене,
ухватив его рукой за горло, отчего Василиса мгновенно
стал красным.
— Ай! — в ужасе вскрикнула Ванда и ухватила за
руку волка, — что вы. Помилуйте... Вася, напиши, на¬
пиши...
Волк выпустил инженерово горло, и с хрустом в сто¬
рону отскочил, как на пружине, воротничок. Василиса и
сам не заметил, как оказался сидящим в кресле. Руки его
тряслись. Он оторвал от блокнота листок, макнул перо.
Настала тишина, и в тишине было слышно, как в кармане
волка стучал стеклянный глобус.
— Как же писать? — спросил Василиса слабым,
хрипловатым голосом.
Волк задумался, поморгал глазами.
— Пышить... по предписанию штаба сичевого куре¬
ня... вещи... вещи... в размере... у целости сдал...
— В разм... — как-то скрипнул Василиса и сейчас же
умолк.
— ...Сдал при обыске. И претензий нияких не маю.
И подпишить...
Тут Василиса собрал остатки последнего духа и спро¬
сил, отведя глаза:
— А кому?
Волк подозрительно посмотрел на Василису, но сдер¬
жал негодование и только вздохнул.
— Пишить: получив... получили у целости Немоляка
(он задумался, посмотрел на урода) ...Кирпатый и отаман
Ураган.
Василиса, мутно глядя в бумагу, писал под его
25*
387
диктовку. Написав требуемое, вместо подписи поставил
дрожащую «Василис», протянул бумагу волку. Тот взял
листок и стал в него вглядываться.
В это время далеко на лестнице вверху загремели
стеклянные двери, послышались шаги и грянул голос
Мышлаевского.
Лицо волка резко изменилось, потемнело. Зашевели¬
лись его спутники. Волк стал бурым и тихонько крикнул:
«Ша». Он вытащил из кармана браунинг и направил его
на Василису, и тот страдальчески улыбнулся. За дверями
в коридоре слышались шаги, перекликанья. Потом слыш¬
но было, как прогремел болт, крюк, цепь — запирали
дверь. Еще пробежали шаги, донесся смех мужчины.
После этого стукнула стеклянная дверь, ушли ввысь за¬
мирающие шаги, и все стихло. Урод вышел в переднюю,
наклонился к двери и прислушался. Когда он вернулся,
многозначительно переглянулся с волком, и все, теснясь,
стали выходить в переднюю. Там, в передней, гигант по¬
шевелил пальцами в тесноватых ботинках и сказал:
— Холодно буде.
Он надел Василисины галоши.
Волк повернулся к Василисе и заговорил мягким го¬
лосом, бегая глазами:
— Вы вот що, пане... Вы молчите, що мы были у вас.
Во як вы накапаете на нас, то вас наши хлопцы вбьють.
С квартиры до утра не выходите, за це строго взыску-
еться...
— Прощении просим, — сказал провалившийся нос
гнилым голосом.
Румяный гигант ничего не сказал, только застенчиво
посмотрел на Василису и искоса, радостно — на сияющие
галоши. Шли они из двери Василисы по коридору к улич¬
ной двери, почему-то приподымаясь на цыпочки, быстро,
толкаясь. Прогремели запоры, глянуло темное небо, и
Василиса холодными руками запер болты, голова его
кружилась, и мгновенно ему показалось, что он видит
сон. Тотчас сердце его упало, потом заколотилось часто,
часто. В передней рыдала Ванда. Она упала на сундук,
стукнулась головой об стену, крупные слезы залили ее
лицо.
— Боже! Что же это такое?.. Боже. Боже. Вася...
Среди бела дня. Что же это делается?..
Василиса трясся перед ней, как лист, лицо его было
искажено.
388
— Вася, — вскричала Ванда, — ты знаешь... Это ни¬
какой не штаб, не полк. Вася! Это были бандиты!
— Я сам, сам понял, — бормотал Василиса, в отчая¬
нии разводя руками.
— Господи! — вскрикнула Ванда. — Нужно бежать
скорей, сию минуту, сию минуту заявить, ловить их. Ло¬
вить! Царица небесная! Все вещи. Все! Все! И хоть бы
кто-нибудь, кто-нибудь... А?.. — Она затряслась, ска¬
тилась с сундука на пол, закрыла лицо руками. Волосы
ее разметались, кофточка расстегнулась на спине.
— Куда ж, куда? — спрашивал Василиса.
— Боже мой, в штаб, в варту! Заявление подать.
Скорей. Что ж это такое?!
Василиса топтался на месте, вдруг кинулся бежать
в дверь. Он налетел на стеклянную преграду и поднял
грохот.
Все, кроме Шервинского и Елены, толпились в квар¬
тире Василисы. Лариосик, бледный, стоял в дверях. Мы-
шлаевский, раздвинув ноги, поглядел на опорки и лох¬
мотья, брошенные неизвестными посетителями, повернул¬
ся к Василисе.
— Пиши пропало. Это бандиты. Благодарите бога, что
живы остались. Я, сказать по правде, удивлен, что вы
так дешево отделались.
— Боже... что они с нами сделали! — сказала Вайда.
— Они угрожали мне смертью.
— Спасибо, что угрозу не привели в исполнение. Пер¬
вый раз такую штуку вижу.
— Чисто сделано, — тихонько подтвердил Карась.
— Что же теперь делать?.. — замирая, спросил Ва¬
силиса. — Бежать жаловаться?.. Куда?.. Ради бога, Вик¬
тор Викторович, посоветуйте.
Мышлаевский крякнул, подумал.
— Никуда я вам жаловаться не советую, —■ молвил
он, — во-первых, их не поймают — раз. — Он загнул
длинный палец, — во-вторых...
— Вася, ты помнишь, они сказали, что убьют, если
ты заявишь?
— Ну, это вздор, — Мышлаевский нахмурился, — ни¬
кто не убьет, но, говорю, не поймают их, да и ловить
никто не станет, а второе, — он загнул второй палец, —
ведь вам придется заявить, что у вас взяли, вы говорите,
389
царские деньги... Нуте-с, вы заявите там в штаб этот их¬
ний или куда там, а они вам, чего доброго, второй обыск
устроят.
— Может о'ыть, очень может быть, — подтвердил вы¬
сокий специалист Николка.
Василиса, растерзанный, облитый водой после обмо¬
рока, поник головой, Ванда тихо заплакала, прислонив¬
шись к притолоке, всем стало их жаль. Лариосик тяжело
вздохнул у дверей и выкатил мутные глаза.
— Вот оно, у каждого свое горе, — прошептал он.
— Чем же они были вооружены? — спросил Ни¬
колка.
— Боже мой. У обоих револьверы, а третий... Вася,
у третьего ничего не было?
— У двух револьверы, — слабо подтвердил Василиса.
— Какие, не заметили? — деловито добивался Ни¬
колка.
— Ведь я ж не знаю, — вздохнув, ответил Васили¬
са, — не знаю я систем. Один большой черный, другой
маленький черный с цепочкой.
— Цепочка, — вздохнула Ванда.
Николка нахмурился и искоса, как птица, посмотрел
на Василису. Он потоптался на месте, потом беспокойно
двинулся и проворно отправился к двери. Лариосик по¬
плелся за ним. Лариосик не достиг еще столовой, когда
из Николкиной комнаты долетел звон стекла и Николкин
вопль. Лариосик устремился туда. В Николкиной комнате
ярко горел свет, в открытую форточку несло холодом и
зияла огромная дыра, которую Николка устроил коленя¬
ми, сорвавшись с отчаяния с подоконника. Николкины
глаза блуждали.
— Неужели? — вскричал Лариосик, вздымая руки. —
Это настоящее колдовство!
Николка бросился вон из комнаты, проскочил сквозь
книжную, через кухню, мимо ошеломленной Анюты, кри¬
чащей: «Никол, Никол, куда ж ты без шапки? Господи,
а ль еще что случилось?..» И выскочил через сени во двор.
Анюта, крестясь, закинула в сенях крючок, убежала
в кухню и припала к окну, но Николка моментально про¬
пал из глаз.
Он круто свернул влево, сбежал вниз и остановился
перед сугробом, запиравшим вход в ущелье между сте¬
нами. Сугроб был совершенно нетронут. «Ничего не по¬
нимаю», — в отчаянии бормотал Николка и храбро ки¬
нулся в сугроб. Ему показалось, что он задохнется. Он
390
долго месил снег, плевался и фыркал, прорвал, наконец,
снеговую преграду и весь белый пролез в дикое ущелье,
глянул вверх и увидал: вверху, там, где из рокового окна
его комнаты выпадал свет, черными головками видне¬
лись костыли и их остренькие густые тени, но коробки
не было.
С последней надеждой, что, может быть, петля обо¬
рвалась, Николка, поминутно падая на колени, шарил по
битым кирпичам. Коробки не было.
Тут яркий свет осветил вдруг Николкину голову:
«А-а», — закричал он и полез дальше к забору, закры¬
вающему ущелье с улицы. Он дополз и ткнул руками,
доски отошли, глянула широкая дыра на черную улицу.
Все понятно... Они отшили доски, ведущие в ущелье,
были здесь и даже, п-о-нимаю, хотели залезть к Василисе
через кладовку, но там решетка на окне.
Николка, весь белый, вошел в кухню молча.
— Господи, дай хоть почищу... — вскричала Анюта.
— Уйди ты от меня, ради бога, — ответил Николка и
прошел в комнаты, обтирая закоченевшие руки об шта¬
ны. — Ларион, дай мне по морде, — обратился он к Ла-
риосику. Тот заморгал глазами, потом выкатил их и
сказал:
— Что ты, Николаша? Зачем же так впадать в от¬
чаяние? — Он робко стал шаркать руками по спине Ни-
колки и рукавом сбивать снег.
— Не говоря о том, что Алеша оторвет мне голову,
если, даст бог, поправится, — продолжал Николка, — но
самое главное... най-турсов кольт!.. Лучше б меня убили
самого, ей-богу!.. Это бог наказал меня за то, что я над
Василисой издевался. И жаль Василису, но ты понима¬
ешь, они этим самым револьвером его и отделали. Хотя,
впрочем, его можно и без всяких револьверов обобрать,
как липочку... Такой уж человек. — Эх... Вот какая ис¬
тория. Бери бумагу, Ларион, будем окно заклеивать.
*
Ночью из ущелья вылезли с гвоздями, топором и мо¬
лотком Николка, Мышлаевский и Лариосик. Ущелье бы¬
ло короткими досками забито наглухо. Сам Николка
с остервенением вгонял длинные, толстые гвозди с таким
расчетом, чтобы они остриями вылезли наружу. Еще
позже на веранде со свечами ходили, а затем через хо¬
лодную кладовую на чердак лезли Николка, Мышлаев-
391
ский и Лариосик. На чердаке, над квартирой, со злове¬
щим топотом они лазили всюду, сгибаясь между теплы¬
ми трубами, между бельем, и забили слуховое окно.
Василиса, узнав об экспедиции на чердак, обнаружил
живейший интерес и тоже присоединился и лазил между
балками, одобряя все действия Мышлаевского.
— Какая жалость, что вы не дали нам как-нибудь
знать. Нужно было бы Ванду Михайловну послать к нам
через черный ход, — говорил Николка, капая со свечи
стеарином.
— Ну, брат, не очень-то, — отозвался Мышлаев-
ский, — когда уже они были в квартире, это, друг, дело
довольно дохлое. Ты думаешь, они не стали бы защи¬
щаться? Еще как. Ты прежде чем в квартиру бы влез,
получил бы пулю в живот. Вот и покойничек. Так то-с.
А вот не пускать, это дело другого рода.
— Угрожали выстрелить через дверь, Виктор Викто¬
рович, — задушевно сказал Василиса.
— Никогда бы не выстрелили, — отозвался Мышла-
евский, гремя молотком, — ни в коем случае. Всю бы
улицу на себя навлекли.
Позже ночью Карась нежился в квартире Лисови-
чей, как Людовик XIV. Этому предшествовал такой
разговор:
— Не придут же сегодня, что вы! — говорил Мыш-
лаевский.
— Нет, нет, нет, — вперебой отвечали Ванда и Ва¬
силиса на лестнице, — мы умоляем, просим вас или Фе¬
дора Николаевича, просим!.. Что вам стоит? Ванда Ми¬
хайловна чайком вас напоит. Удобно уложим. Очень про¬
сим и завтра тоже. Помилуйте, без мужчины в квартире!
— Я ни за что не засну, — подтвердила Ванда, ку¬
таясь в пуховый платок.
— Коньячок есть у меня — согреемся, — неожидан¬
но залихватски как-то сказал Василиса.
— Иди, Карась, — сказал Мышлаевский.
Вследствие этого Карась и нежился. Мозги и суп
с постным маслом, как и следовало ожидать, были лишь
симптомами той омерзительной болезни скупости, которой
Василиса заразил свою жену. На самом деле в недрах
квартиры скрывались сокровища, и они были известны
только одной Ванде. На столе в столовой появилась бан¬
ка с маринованными грибами, телятина, вишневое ва¬
ренье и настоящий, славный коньяк Шустова с колоко¬
392
лом. Карась потребовал рюмку для Ванды Михайловны
и ей налил.
— Не полную, не полную, — кричала Ванда.
Василиса, отчаянно махнув рукой, подчиняясь Кара¬
сю, выпил одну рюмку.
— Ты не забывай, Вася, что тебе вредно, — нежно
сказала Ванда.
После авторитетного разъяснения Карася, что никому
абсолютно не может быть вреден коньяк и что его дают
даже малокровным с молоком, Василиса выпил вторую
рюмку, и щеки его порозовели, и на лбу выступил пот.
Карась выпил пять рюмок и пришел в очень хорошее
расположение духа. «Если б ее откормить, она вовсе не
так уж дурна», — думал он, глядя на Ванду.
Затем Карась похвалил расположение квартиры Ли-
совичей и обсудил план сигнализации в квартиру Тур¬
биных: один звонок из кухни, другой из передней. Чуть
что — наверх звонок. И, пожалуйста, выйдет открывать
Мышлаевский, это будет совсем другое дело.
Карась очень хвалил квартиру: и уютно, и хорошо
меблирована, и один недостаток — холодно.
Ночью сам Василиса притащил дров и собственноруч¬
но затопил печку в гостиной. Карась, раздевшись, ле¬
жал на тахте между двумя великолепнейшими простыня¬
ми и чувствовал себя очень уютно и хорошо. Василиса
в рубашке, в подтяжках пришел к нему и присел на
кресло со словами:
— Не спится, знаете ли, вы разрешите с вами немно¬
го побеседовать?
Печка догорела, Василиса, круглый, успокоившийся,
сидел в креслах, вздыхал и говорил:
— Вот-с как, Федор Николаевич. Все, что нажито
упорным трудом, в один вечер перешло в карманы ка¬
ких-то негодяев... путем насилия... Вы не думайте, чтобы
я отрицал революцию, о нет, я прекрасно понимаю исто¬
рические причины, вызвавшие все это.
Багровый отблеск играл на лице Василисы и застеж¬
ках его подтяжек. Карась в чудесном коньячном расслаб¬
лении начинал дремать, стараясь сохранить на лице веж¬
ливое внимание...
— Но, согласитесь сами. У нас в России, в стране,
несомненно, наиболее отсталой, революция уже выроди¬
лась в пугачевщину... Ведь что ж такое делается... Мы
лишились в течение каких-либо двух лет всякой опоры
393
в законе, минимальной защиты наших прав человека и
гражданина. Англичане говорят...
— М-ме, англичане... они, конечно, — пробормотал
Карась, чувствуя, что мягкая стена начинает отделять его
от Василисы.
— ...А тут, какой же «твой дом — твоя крепость»,
когда вы не гарантированы в собственной вашей квартире
за семью замками от того, что шайка, вроде той, что
была у меня сегодня, не лишит вас не только имущества,
но, чего доброго, и жизни?!
— На сигнализацию и на ставни наляжем, — не
очень удачно, сонным голосом ответил Карась.
— Да ведь, Федор Николаевич! Да ведь дело, голуб¬
чик, не в одной сигнализации! Никакой сигнализацией вы
не остановите того развала и разложения, которые свили
теперь гнездо в душах человеческих. Помилуйте, сигна¬
лизация — частный случай, а предположим, она испор¬
тится?
— Починим, — ответил счастливый Карась.
— Да ведь нельзя же всю жизнь строить на сигна¬
лизации и каких-либо там револьверах. Не в этом дело.
Я говорю вообще, обобщая, так сказать, случай. Дело
в том, что исчезло самое главное, уважение к собствен¬
ности. А раз так, дело кончено. Если так, мы погибли.
Я убежденный демократ по натуре и сам из народа. Мой
отец был простым десятником на железной дороге. Все,
что вы видите здесь, и все, что сегодня у меня отняли
эти мошенники, все это нажито и сделано исключительно
моими руками. И, поверьте, я никогда не стоял на стра¬
же старого режима, напротив, признаюсь вам по секрету,
я кадет, но теперь, когда я своими глазами увидел, во
что все выливается, клянусь вам, у меня является
зловещая уверенность, что спасти нас может только од¬
но... — Откуда-то из мягкой пелены, окутывающей Кара¬
ся, донесся шепот... — Самодержавие. Да-с... Злейшая
диктатура, какую можно только себе представить... Само¬
державие...
«Эк разнесло его, — думал блаженный Карась. —
М-да, самодержавие — штука хитрая». Эхе-мм... — про¬
говорил он сквозь вату.
— Ах, ду-ду-ду-ду — хабеас корпус*, ах, ду-ду-ду-
ду... Ай, ду-ду... — бубнил голос через вату, — ай, ду-ду-
ду, напрасно они думают, что такое положение вещей
может существовать долго, ай ду-ду-ду, и восклицают
394
многие лета. Нет-с! Многие лета это не продолжится, да
и смешно было бы думать, что...
— Крепость Ивангород *, — неожиданно перебил Ва¬
силису покойный комендант в папахе,
— многая лета!
— И Ардаган и Карс *, — подтвердил Карась в ту¬
мане,
— многая лета!
Реденький почтительный смех Василисы донесся из¬
дали.
— Многая лета!! —
радостно спели голоса в Карасевой голове.
16
Многая ле-ета. Многая лета.
Много-о-о-о-га-ая ле-е-е-т-а... —
вознесли девять басов знаменитого хора Толмашевского.
Мн-о-о-о-о-о-о-о-о-гая л-е-е-е-е-е-е-та... —
разнесли хрустальные дисканты.
Многая... Многая... Многая... —
рассыпаясь в сопрано, ввинтил в самый купол хор.
— Бач! Бач! Сам Петлюра...
— Бач, Иван...
— У, дурень... Петлюра уже на площади...
Сотни голов на хорах громоздились одна на другую,
давя друг друга, свешивались с балюстрады между древ¬
ними колоннами, расписанными черными фресками. Кру¬
тясь, волнуясь, напирая, давя друг друга, лезли к балю¬
страде, стараясь глянуть в бездну собора, но сотни го¬
лов, как желтые яблоки, висели тесным, тройным слоем.
В бездне качалась душная тысячеголовая волна, и над
ней плыл, раскаляясь, пот и пар, ладанный дым, нагар
сотен свечей, копоть тяжелых лампад на цепях. Тяжкая
завеса серо-голубая, скрипя, ползла по кольцам и закры¬
вала резные, витые, векового металла, темного и мрач¬
ного, как весь мрачный собор Софии, царские врата.
Огненные хвосты свечей в паникадилах потрескивали,
колыхались, тянулись дымной ниткой вверх. Им не хва¬
тало воздуха. В приделе алтаря была невероятная кутерь¬
ма. Из боковых алтарских дверей, по гранитным, истер¬
тым плитам сыпались золотые ризы, взмахивали орари.
Лезли из круглых картонок фиолетовые камилавки, со
395
стен, качаясь, снимались хоругви. Страшный бас прото¬
диакона Серебрякова рычал где-то в гуще. Риза, безго¬
ловая, безрукая, горбом витала над толпой, затем утонула
в толпе, потом вынесло вверх один рукав ватной рясы,
другой. Взмахивали клетчатые платки, свивались
в жгуты.
— Отец Аркадий, щеки покрепче подвяжите, мороз
лютый, позвольте, я вам помогу.
Хоругви кланялись в дверях, как побежденные зна¬
мена, плыли коричневые лики и таинственные золотые
слова, хвосты мело по полу.
— Посторонитесь...
— Батюшки, куда ж?
— Манька! Задавят...
— О ком же? (бас, шепот.) Украинской народной
республике?
— А черт ее знает (шепот).
— Кто ни поп, тот батька...
— Осторожно...
Многая лета!!! —
зазвенел, разнесся по всему собору хор... Толстый, баг¬
ровый Толмашевский угасил восковую, жидкую свечу и
камертон засунул в карман. Хор, в коричневых до пят
костюмах, с золотыми позументами, колыша белобрысы¬
ми, словно лысыми, головенками дискантов, качаясь ка¬
дыками, лошадиными головами басов, потек с темных,
мрачных хор. Лавинами из всех пролетов, густея, давя
друг друга, закипел в водоворотах, зашумел парод.
Из придела выплывали стихари, обвязанные, словно
от зубной боли, головы с растерянными глазами, фиолето¬
вые, игрушечные, картонные шапки. Отец Аркадий, на¬
стоятель кафедрального собора, маленький, щуплый чело¬
век, водрузивший сверх серого клетчатого платка само¬
цветами искрящуюся митру, плыл, семеня ногами в по¬
токе. Глаза у отца были отчаянные, тряслась бороденка.
— Крестный ход будет. Вали, Митька.
— Тише вы! Куда лезете? Попов подавите...
— Туда им и дорога.
— Православные!! Ребенка задавили...
— Ничего не понимаю...
— Як вы не понимаете, то вы б ишлы до дому, бо
тут вам робыть нема чого...
— Кошелек вырезали!!!
396
— Позвольте, они ше социалисты. Так ли я говорю?
При чем же здесь попы?
— Выбачайте.
— Попам дай синенькую* так они дьяволу обедню от¬
служат.
— Тут бы сейчас на базар, да по жидовским лавкам
ударить. Самый раз...
— Я на вашей мови не размовляю.
— Душат женщину, женщину душат..,
— Га-а-а-а,„ Га-а-а-а...
Из боковых заколонных пространств, с хор, со ступе¬
ни на ступень, плечо к плечу, не повернуться, не шелох¬
нуться, тащило к дверям, вертело^ Коричневые с толсты¬
ми икрами скоморохи неизвестного века неслись, при¬
плясывая и наигрывая на дудках, на старых фресках ка
стенах. Через все проходы, в шорохе, гуле несло полу-
задушенную, опьянеппую углекислотой, дымом и ладаном
толпу. То и дело в гуще вспыхивали короткие болезнен¬
ные крики женщин. Карманные воры с черными кашне
работали сосредоточенно, тяжело, продвигая в слипших¬
ся комках человеческого давленого мяса ученые вирту¬
озные руки. Хрустели тысячи ног, шептала, шуршала
толпа.
— Господи, боже мой...
— Иисусе Христе... Царица небесная, матушка...
— И не рад, что пошел. Что же это делается?
— Чтоб тебя, сволочь, раздавило...
— Часы, голубчики, серебряные часы, братцы род¬
ные. Вчера купил...
— Отлитургисали, можно сказать..,
— На каком же языке служили, отцы родные, не
пойму я?
— На божественном, тетка.
— От строго заборонютъ, щоб не було билын москов¬
ской мови.
— Что ж это, позвольте, как же? Уж и на право¬
славном, родном языке говорить не разрешается?
— С корнями серьги вывернули. Пол-уха оборвали...
— Большевика держите, казаки! Шпион! Болыпевиц-
кий шпиен!
— Це вам не Россия, добродию.
— Ох, боже мой, с хвостами... Глянь, в галунах, Ма-
руся.
— Дур... но мне...
— Дурно женщине.
397
— Всем, матушка, дурно. Всему народу чрезвычайно
плохо. Глаз, глаз выдушите, не напирайте. Что вы взбе¬
сились, анафемы?!
— Геть! В Россию! Геть с Украины!
— Иван Иванович, тут бы полиция сейчас наряды,
помните, бывало, в двунадесятые праздники... Эх, хо, хо.
— Николая вам кровавого давай? Мы знаем, мы все
знаем, какие мысли у вас в голове находятся.
— Отстаньте от меня, ради Христа. Я вас не трогаю.
— Господи, хоть бы выход скорей... Воздуху живого
глотнуть.
— Не дойду. Помру.
Через главный выход напором перло и выпихивало
толпу, вертело, бросало, роняли шапки, гудели, крести¬
лись. Через второй боковой, где мгновенно выдавили два
стекла, вылетел, серебряный с золотом, крестный, задав¬
ленный и ошалевший, ход с хором. Золотые пятна плыли
в черном месиве, торчали камилавки и митры, хоругви
наклонно вылезали из стекол, выпрямлялись и плыли
торчком.
Был сильный мороз. Город курился дымом. Соборный
двор, топтанный тысячами ног, звонко, непрерывно хру¬
стел. Морозная дымка веяла в остывшем воздухе, под¬
нималась к колокольне. Софийский тяжелый колокол на
главной колокольне гудел, стараясь покрыть всю эту
страшную, вопящую кутерьму. Маленькие колокола тяв¬
кали, заливаясь, без ладу и складу, вперебой, точно са¬
тана влез на колокольню, сам дьявол в рясе и, забавля¬
ясь, поднимал гвалт. В черные прорези многоэтажной
колокольни, встречавшей некогда тревожным звоном ко¬
сых татар, видно было, как метались и кричали малень¬
кие колокола, словно яростные собаки на цепи. Мороз
хрустел, курился. Расплавляло, отпускало душу на по¬
каяние, и черным-черно разливался по соборному двору
народушко.
Старцы божии, несмотря на лютый мороз, с обнажен¬
ными головами, то лысыми, как спелые тыквы, то кры¬
тыми дремучим оранжевым волосом, уже сели рядом по-
турецки вдоль каменной дорожки, ведущей в великий
пролет старо-софийской колокольни, и пели гнусавыми
голосами.
Слепцы-лирники тянули за душу отчаянную песню о
Страшном суде, и лежали донышком книзу рваные кар¬
тузы, и падали, как листья, засаленные карбованцы, п
глядели из картузов трепаные гривны.
398
Ой, когда конец века искончается,
А тогда Страшный суд приближается...
Страшные, щиплющие сердце звуки плыли с хрустя¬
щей земли, гнусаво, пискливо вырываясь из желтозубых
бандур с кривыми ручками.
— Братики, сестрички, обратите внимание на убоже¬
ство мое. Подайте, Христа ради, что милость ваша будет.
— Бегите на площадь, Федосей Петрович, а то опоз¬
даем.
— Молебен будет.
— Крестный ход.
— Молебствие о даровании победы и одоления рево¬
люционному оружию народной украинской армии.
— Помилуйте, какие же победы и одоление? Побе¬
дили уже.
— Еще побеждать будут!
— Поход буде.
— Куды поход?
— На Москву.
—- На какую Москву?
— На самую обыкновенную.
—- Руки коротки.
— Як вы казалы? Повторить, як вы казалы? Хлопцы,
слухайте, що вин казав!
— Ничего я не говорил!
—- Держи, держи его, вора, держи!!
— Беги, Маруся, через те ворота, здесь не пройдем.
Петлюра, говорят, на площади. Петлюру смотреть.
~ Дура, Петлюра в соборе.
— Сама ты дура. Он на белом коне, говорят, едет.
— Слава Петлюри! Украинской Народной Республи¬
ке слава!!!
— Дон... дон... дон... Дон-дон-дон... Тирли-бом-бом.
Дон-бом-бом, — бесились колокола.
— Воззрите на сироток, православные граждане, доб¬
рые люди... Слепому... Убогому...
Черный, с обшитым кожей задом, как ломаный жук,
цепляясь рукавицами за затоптанный снег, полез безно¬
гий между ног. Калеки, убогие выставляли язвы на по¬
синевших голенях, трясли головами, якобы в тике и
параличе, закатывали белесые глаза, притворяясь слепы¬
ми. Изводя душу, убивая сердце, напоминая про нищету,
обман, безнадежность, безысходную дичь степей, скри¬
пели, как колеса, стонали, выли в гуще проклятые лиры.
— Вернися, сиротко, далекий свит зайдешь...
399
Косматые, трясущиеся старухи с клюками совали впе¬
ред иссохшие пергаментные руки, выли:
— Красавец писаный! Дай тебе бог здоровечка!
— Барыня, пожалей старуху, сироту несчастную.
— Голубчики, милые, господь бог не оставит вас...
Салопницы на плоских ступнях, чуйки в чепцах
с ушами, мужики в бараньих шапках, румяные девушки,
отставные чиновники с пыльными следами кокард, по¬
жилые женщины с выпяченным мысом животом, юркие
ребята, казаки в шинелях, в шапках с хвостами цветного
верха, синего, красного, зеленого, малинового с галуном,
золотыми и серебряными, с кистями золотыми с углов
гроба, черным морем разливались по соборному двору,
а двери собора все источали и источали новые волны.
На воздухе воспрянул духом, глотнул силы крестный ход,
перестроился, подтянулся, и поплыли в стройном чине и
порядке обнаженные головы в клетчатых платках, митры
и камилавки, буйные гривы дьяконов, скуфьи монахов,
острые кресты на золоченых древках, хоругви Христа-спа-
сителя и божьей матери с младенцем, и поплыли разрез¬
ные, кованые, золотые, малиновые, писанные славянской
вязью хвостатые полотнища.
То не серая туча со змеиным брюхом разливается по
городу, то не бурые, мутные реки текут по старым ули¬
цам — то сила Петлюры несметная на площадь старой
Софии идет на парад.
Первой, взорвав мороз ревом труб, ударив блестящи¬
ми тарелками, разрезав черпую реку народа, пошла гу¬
стыми рядами синяя дивизия.
В синих жупанах, в смушковых, лихо заломленных
шапках с синими верхами, шли галичане. Два двуцвет¬
ных прапора, наклоненных меж обнаженными шашками,
плыли следом за густым трубным оркестром, а за прапо¬
рами, мерно давя хрустальный снег, молодецки гремели
ряды, одетые в добротное', хоть немецкое сукно. За пер¬
вым батальоном валили черные в длинных халатах, опоя¬
санных ремнями, и в тазах на головах, и коричневая
заросль штыков колючей тучей лезла на парад.
Несчитанной силой шли серые обшарпанные полки
сечевых стрельцов. Шли курени гайдамаков *, пеших,
курень за куренем, и, высоко танцуя в просветах батальо¬
нов, ехали в седлах бравые полковые, куренные и ротные
командиры. Удалые марши, победные, ревущие, выли
золотом в цветной реке.
За пешим строем, облегченной рысью, мелко прыгая
400
в седлах, покатили конные полки. Ослепительно резнули
глаза восхищенного народа мятые, заломленные папахи
с синими, зелеными и красными шлыками с золотыми
кисточками.
Пики прыгали, как иглы, надетые петлями на правые
руки. Весело гремящие бунчуки метались среди конного
строя, и рвались вперед от трубного воя кони командиров
и трубачей. Толстый, веселый, как шар, Болбо-тун катил
впереди куреня, подставив морозу блестящий в сале
низкий лоб и пухлые радостные щеки. Рыжая кобыла,
кося кровавым глазом, жуя мундштук, роняя пену, под¬
нималась на дыбы, то и дело встряхивая шестипудового
Болботуна, и гремела, хлопая ножнами, кривая сабля, и
колол легонько шпорами полковник крутые нервные
бока.
Бо старшины з нами,
3 нами, як з братами! —
разливаясь, на рыси пели и прыгали лихие гайдамаки, и
трепались цветные оселедцы.
Трепля простреленным желто-блакитным знаменем,
гремя гармоникой, прокатил полк черного, остроусого, на
громадной лошади, полковника Козыря-Лешко. Был пол¬
ковник мрачен и косил глазом и хлестал по крупу же¬
ребца плетью. Было от чего сердиться полковнику — по¬
били най-турсовы залпы в туманное утро на Брест-Ли-
товской стреле лучшие Козырины взводы, и шел полк
рысью и выкатывал на площадь сжавшийся, поредевший
строй.
За Козырем пришел лихой, никем не битый черно¬
морский конный курень имени гетмана Мазепы *. Имя
славного гетмана, едва не погубившего императора Петра
под Полтавой, золотистыми буквами сверкало на голубом
шелке.
Народ тучей обмывал серые и желтые стены домов,
народ выпирал и лез на тумбы, мальчишки карабкались
на фонари и сидели на перекладинах, торчали на кры¬
шах, свистали, кричали: ура... ура...
— Слава! Слава! — кричали с тротуаров.
Лепешки лиц громоздились в балконных и оконных
стеклах.
Извозчики, балансируя, лезли на козлы саней, взмахи¬
вая кнутами.
— Ото казалы банды... Вот тебе и банды. Ура!
— Слава! Слава Петлюри! Слава нашему Батько!
2 В огненном кольце
401
— Ур-ра...
— Маня, глянь, глянь... Сам Петлюра, глянь, на се¬
рой. Какой красавец...
— Що вы, мадам, це полковник.
— Ах, неужели? А где же Петлюра?
— Петлюра во дворце принимает французских пос¬
лов с Одессы.
— Що вы, добродию, сдурели? Яких послов?
— Петлюра, Петр Васильевич, говорят (шепотом),
в Париже, а, видали?
— Вот вам и банды... Меллиен войску.
— Где же Петлюра? Голубчики, где Петлюра? Дайте
хоть одним глазком взглянуть.
— Петлюра, сударыня, сейчас на площади принимает
парад.
— Ничего подобного. Петлюра в Берлине президенту
представляется по случаю заключения союза.
— Якому президенту? Чего вы, добродию, распростра¬
няете провокацию.
— Берлинскому президенту... По случаю республики...
— Видали? Видали? Який важный... Вин по Рыль-
скому переулку проехал у кареты. Шесть лошадей...
— Виноват, разве они в архиереев верят?
— Я не кажу, верят — не верят... Кажу — проехал,
и больше ничего. Самы истолкуйте факт...
— Факт тот, что попы служат сейчас...
— С попами крепче...
— Петлюра. Петлюра. Петлюра. Петлюра. Петлюра...
Гремели страшные тяжкие колеса, тарахтели ящи¬
ки, за десятью конными куренями шла лентами беско¬
нечная артиллерия. Везли тупые, толстые мортиры, кати¬
лись тонкие гаубицы; сидела прислуга на ящиках, весе¬
лая, кормленая, победная, чинно и мирно ехали ездовые.
Шли, напрягаясь, вытягиваясь, шестидюймовые, сытые
кони, крепкие, крутокрупые, и крестьянские, привычные
к работе, похожие на беременных блох, коняки. Легко
громыхала конно-горная легкая, и пушечки подпрыгива¬
ли, окруженные бравыми всадниками.
— Эх... эх... вот тебе и пятнадцать тысяч... Что же
это наврали нам. Пятнадцать... бандит... разложение... Гос¬
поди, не сочтешь. Еще батарея... еще, еще...
Толпа мяла и мяла Николку, и он, сунув птичий нос
в воротник студенческой шинели, влез, наконец, в нишу
в стене и там утвердился. Какая-то веселая бабенка в ва¬
402
ленках уже находилась в нише и сказала Николке ра¬
достно:
— Держитесь за меня, панычу, а я за кирпич, а то
звалимся.
— Спасибо, — уныло просопел Николка в заиндевев¬
шем воротнике, — я вот за крюк буду.
— Де ж сам Петлюра? — болтала словоохотливая ба¬
бенка, — ой, хочу побачить Петлюру. Кажуть, вин кра¬
савец неописуемый.
— Да, — промычал Николка неопределенно в бараш¬
ковом мехе, — неописуемый. «Еще батарея... Вот, черт...
Ну, ну, теперь я понимаю...»
— Вин на автомобиле, кажуть, проехав, — тут... Вы
не бачили?
— Он в Виннице, — гробовым и сухим голосом отве¬
тил Николка, шеЕеля замерзшими в сапогах пальцами.
«Какого черта я валенки не надел. Вот мороз».
— Бач, бач, Петлюра.
— Та який Петлюра, це начальник варты.
— Петлюра мае резиденцию в Билой Церкви. Теперь
Била Церковь буде столицей.
— А в Город они разве не придут, позвольте вас
спросить?
— Придут своевременно.
— Так, так, так...
Лязг, лязг, лязг. Глухие раскаты турецких барабанов
неслись с площади Софии, а по улице уже ползли, грозя
пулеметами из амбразур, колыша тяжелыми башнями,
четыре страшных броневика. Но румяного энтузиаста
Страшкевича уже не было внутри. Лежал еще до сих
пор не убранный и совсем уже не румяный, а грязно¬
восковой, неподвижный Страшкевич на Печерске, в Ма¬
риинском парке, тотчас за воротами. Во лбу у Страшке¬
вича была дырочка, другая, запекшаяся, за ухом. Босые
ноги энтузиаста торчали из-под снега, и глядел остек¬
левшими глазами энтузиаст прямо в небо сквозь клено¬
вые голые ветви. Кругом было очень тихо, в парке ни
живой души, да и на улице редко кто показывался, му¬
зыка сюда не достигала от старой Софии, поэтому лицо
энтузиаста было совершенно спокойно.
Броневики, гудя, разламывая толпу, уплыли в поток
туда, где сидел Богдан Хмельницкий и булавой, чернея
на небе, указывал на северо-восток*. Колокол еще йлыл
густейшей масляной волной по снежным холмам и кров¬
лям города, и бухал, бухал барабан в гуще, и лезли
26*
403
остервеневши© от радостного возбуждения мальчишки
к копытам черного Богдана. А по улицам уже гремели
грузовики, скрипя цепями, и ехали на площадках в ук¬
раинских кожухах, из-под которых торчали разноцветные
плахты,, ехали с соломенными венками на головах де¬
вушки и хлопцы в синих шароварах под кожухами, пели
стройно и слабо...
А в Рыльском переулке в то время грохнул залп. Пе¬
ред залпом закружились метелицей бабьи визги в толпе.
Кто-то побежал с воплем:
— Ой, лышечко!
Кричал чей-то голос, срывающийся, торопливый, си¬
поватый:
— Я знаю. Тримай их! Офицеры. Офицеры. Офице¬
ры... Я их бачив в погонах!
Во взводе десятого куреня имени Рады, ожидавшего
выхода на площадь, торопливо спешились хлопцы, вре¬
зались в толпу, хватая кого-то. Кричали женщины. Сла¬
бо, надрывно вскрикивал схваченный за руки капитан
Плепшо:
— Я не офицер. Ничего подобного. Ничего подобного.
Что вы? Я служащий в банке.
Хватили с ним рядом кого-то, тот, белый, молчал и
извивался в руках...
Потом хлынуло по переулку, словно из прорванного
мешка, давя друг друга. Бежал ошалевший от ужаса па¬
род. Очистилось место совершенно белое, с одним только
пятном — брошенной чьей-то шапкой. В переулке сверк¬
нуло и трахнуло, и капитан Плешко, трижды отрекший¬
ся,, заплатил за свое любопытство к парадам. Он лег
у палисадника церковного софийского дома навзничь,
раскинув руки, а другой, молчаливый, упал ему на ноги
и откинулся лицом в тротуар. И тотчас лязгнули тарел¬
ки с угла площади, опять попер народ, зашумел, забухал
оркестр. Резнул победный голос: «Кроком рушь!» И ряд
за рядом, блестя хвостатыми галунами, тронулся конный
курень Рады.
*
Совершенно внезапно лопнул в прорезе между купо¬
лами серый фон, и показалось в мутной мгле внезапное
солнце. Было оно так велико, как никогда еще никто па
Украине не видал, и совершенно красно, как чистая
кровь. От шара, с трудом сияющего сквозь завесу обла¬
404
ков, мерпо и далеко протянулись полосы запекшейся
крови и сукровицы. Солнце окрасило в кровь главный ку¬
пол Софии, а на площадь от него легла странная тень,
так что стал в этой тени Богдан фиолетовым, а толпа
мятущегося народа еще чернее, еще гуще, еще смятеннее.
И было видно, как по скале поднимались на лестницу
серые, опоясанные лихими ремнями и штыками, пытались
сбить надпись, глядящую с черного гранита. Но бес¬
полезно скользили и срывались с гранита штыки. Ска¬
чущий же Богдан яростно рвал коня со скалы, пытаясь
улететь от тех, кто навис тяжестью на копытах. Лицо
его, обращенное прямо в красный шар, было яростно, и
по-прежнему булавой он указывал в дали.
И в это время над гудящей растекающейся толпой
папротив Богдана, на замерзшую, скользкую чашу фон¬
тана, подняли руки человека. Он был в темном пальто
с меховым воротником, а шапку, несмотря на мороз, снял
и держал в руках. Площадь по-прежнему гудела и ки¬
шела, как муравейник, но колокольня на Софии уже
смолкла, и музыка уходила в разные стороны по мороз¬
ным улицам. У подножия фонтана сбилась огромная
толпа.
— Петька, Петька. Кого это подняли?..
— Кажись, Петлюра.
— Петлюра речь говорит...
— Що вы брешете... Це простый оратор...
— Маруся, оратор. Гляди... Гляди...
— Декларацию объявляют...
— Ни, це Универсал будут читать.
— Хай живе вильна Украина!
Поднятый человек глянул вдохновенно поверх тысяч¬
ной гущи голов куда-то, где все явственнее вылезал
солнечный диск и золотил густым, красным золотом
кресты, взмахнул рукой и слабо выкрикнул:
— Народу слава!
— Петлюра... Петлюра.
— Да який Петлюра. Що вы, сказились?
— Чего на фонтан Петлюра полезет?
— Петлюра в Харькове.
— Петлюра только что проследовал во дворец на
банкет...
— Не брешить, никаких банкетов не буде.
— Слава народу! — повторял человек, и тотчас прядь
светлых волос прыгнула, соскочила ему на лоб.
— Тише!
405
Голос светлого человека окреп и был слышен ясно
сквозь рокот и хруст ног, сквозь гуденье и прибой, сквозь
отдаленные барабаны.
— Видели Петлюру?
— Как же, господи, только что.
— Ах, счастливица. Какой он? Какой?
— Усы черные кверху, как у Вильгельма, и в шлеме.
Да вот он, вот он, смотрите, смотрите, Марья Федоровна,
глядите, глядите — едет...
— Що вы провокацию робите! Це начальник Город¬
ской пожарной команды.
— Сударыня, Петлюра в Бельгии.
— Зачем же в Бельгию он поехал?
— Улаживать союз с союзниками...
— Та ни. Вин сейчас с экспортом поехал в Думу.
— Чого?..
— Присяга...
— Он будет присягать?
— Зачем он? Ему будут присягать.
— Ну, я скорей умру (шепот), а не присягну...
— Та вам и не надо... Женщин не тронут.
— Жидов тронут, это верно...
— И офицеров. Всем им кишки повыпустят.
— И помещиков. Долой!!
— Тише!
Светлый человек с какой-то страшной тоской и в то
же время решимостью в глазах указал на солнце.
— Вы чулы, громадяне, браты и товарищи, — загово¬
рил он, — як козаки пели: «Во старшины з нами, з на¬
ми, як с братами». 3 нами. 3 нами воны! — человек
ударил себя шапкой в грудь, на которой алел громадной
волной бант, — з нами. Бо тии старшины з народу, з ним
родились, з ним и умрут. 3 нами воны мерзли в снегу
при облоге Города и вот доблестно узяли его, и прапор
червонный уже висит над теми громадами...
— Ура!
— Який червонный? Що вин каже? Жовто-блакитный.
— У большаков тэ ж червонный.
— Тише! Слава!
— А вин погано размовляе на украинской мови...
— Товарищи! Перед вами теперь новая задача —
поднять и укрепить новую незалежну Республику, для
счастия усих трудящих элементов — рабочих и хлебо¬
робов, бо тильки воны, полившие своею свежею кровью и
потом нашу ридну землю, мають право владеть ею!
406
— Верно! Слава!
— Ты слышишь, «товарищами» называет? Чудеса-а...
— Ти-ше».
— Поэтому, дорогие граждане, присягнем тут в ра¬
достный час народной победы, — глаза оратора начали
светиться, он все возбужденнее простирал руки к густому
небу и все меньше в его речи становилось украинских
слов, — и дадим клятву, що мы не зложим оружие, доки
червонный прапор — символ свободы — не буде разве¬
ваться над всем миром трудящихся.
— Ура! Ура! Ура!.. Интер...
— Васька, заткнись. Что ты, сдурел?
— Щур, что вы, тише!
— Ей-богу, Михаил Семенович, не могу выдержать —
вставай... прокл...
Черные онегинские баки скрылись в густом бобровом
воротнике, и только видно было, как тревожно сверкну¬
ли в сторону восторженного самокатчика, сдавленного
в толпе, глаза, до странности похожие на глаза покой¬
ного прапорщика Шполянского, погибшего в ночь на че¬
тырнадцатое декабря. Рука в желтой перчатке протяну¬
лась и сдавила руку Щура...
— Ладно. Ладно, не буду, — бормотал Щур, въеда¬
ясь глазами в светлого человека.
А тот, уже овладев собой и массой в ближайших ря¬
дах, вскрикивал:
— Хай живут Советы рабочих, селянских и казачьих
депутатов. Да здравствует...
Солнце вдруг угасло, и на Софии и куполах легла
тень; лицо Богдана вырезалось четко, лицо человека то¬
же. Видно было, как прыгал светлый кок над его лбом...
— Га-а. Га-а-а, — зашумела толпа...
— ...советы рабочих, крестьянских и красноармейских
депутатов. Пролетарии всех стран, соединяйтесь...
— Как? Как? Что?! Слава!!
В задних рядах несколько мужских и один голос тон¬
кий и звонкий запели «Як умру, то...».
— Ура-ра! — победно закричали в другом месте.
Вдруг вспыхнул водоворот в третьем.
— Тримай його! Тримай! — кричал в ответ первому
второй тонкий треснутый и злобный и плаксивый го¬
лос. — Тримай! Це провокация. Большевик! Москаль!
Тримай! Вы слухали, що вин казав...
Всплеснули чьи-то руки в воздухе. Оратор кинулся
407
набок, затем исчезли его ноги, живот, потом исчезла и
голова, покрываясь шапкой.
— Тримай! — кричал в ответ первому второй тонкий
тенор. — Це фальшивый оратор. Бери его, хлопцы, бе-
рить, громадяне.
— Га, га, га. Стой! Кто? Кого поймали? Кого? Та ни¬
кого!!!
Обладатель тонкого голоса рванулся вперед к фонта¬
ну, делая такие движения руками, как будто ловил
скользкую большую рыбу. Но бестолковый Щур в дубле¬
ном полушубке и треухе завертелся перед ним с воплем:
«Тримай!» — и вдруг гаркнул:
— Стой, братцы, часы срезали!
Какой-то женщине отдавили ногу, и она взвыла
страшным голосом.
— Кого часы? Где? Врешь —- не уйдешь!
Кто-то сзади обладателя тонкого голоса ухватил за
пояс и придержал, в ту минуту большая, холодная ла¬
донь разом и его нос и губы залепила тяжелой оплеухой
фунта в полтора весом.
— Уп! — крикнул тонкий голос и стал бледный как
смерть, и почувствовал, что голова его голая, что на ней
нет шапки. В ту же секунду его адски резнула вторая
оплеуха, и кто-то взвыл в небесах:
— Вот он, ворюга, марвихер, сукин сын. Бей его!!
— Що вы?! — взвыл тонкий голос. — Що вы меня
бьете?! Це не я! Не я! Це большевика держать треба!
О-о! — завопил он...
— Ой, боже мой, боже мой, Маруся, бежим скорей,
что же это делается?
В толпе, близ самого фонтана, завертелся и взбесился
винт, и кого-то били, и кто-то выл, и народ раскиды¬
вало, и, главное, оратор пропал. Так пропал чудесно, кол-
довски, что словно сквозь землю провалился. Кого-то
вынесло из винта, а впрочем, ничего подобного, оратор
фальшивый был в черной шапке, а этот выскочил в па¬
пахе. И через три минуты винт улегся сам собой, как
будто его и не было, потому что нового оратора уже под¬
нимали на край фонтана, и со всех сторон слушать его
лезла, наслаиваясь на центральное ядро, толпа мало¬
мало не в две тысячи человек.
*
В белом переулке у палисадника, откуда любопытный
народ уже схлынул вслед за расходящимся войском,
408
смешливый Щур не вытерпел и с размаху сел прямо на
тротуар.
— Ой, не могу, — загремел он, хватаясь за живот.
Смех полетел из него каскадами, причем рот сверкал бе¬
лыми зубами, — сдохну со смеху, как собака. Как же они
его били, господи Иисусе!
— Не очень-то рассаживайтесь, Щур, — сказал спут¬
ник его, неизвестный в бобровом воротнике, как две кап¬
ли воды похожий на знаменитого покойного прапорщика
и председателя «Магнитного Триолета» Шполянского.
— Сейчас, сейчас, — затормошился Щур, приподни¬
маясь.
— Дайте, Михаил Семенович, папироску, — сказал
второй спутник Щура, высокий человек в черном пальто*
Он заломил папаху на затылок, и прядь волос светлая
налезла ему на брови. Он тяжело дышал и отдувался,
словно ему было жарко на морозе.
— Что? Натерпелись? — ласково спросил неизвест¬
ный, отогнул полу пальто и, вытащив маленький золо¬
той портсигар, предложил светлому безмундштучную не¬
мецкую папироску; тот закурил, поставив щитком руки,
от огонька на спичке и, только выдохнув дым, молвил:
— Ух! Ух!
Затем все трое быстро двинулись, свернули за угол и
исчезли.
В переулочек с площади быстро вышли две студен¬
ческие фигуры. Один маленький, укладистый, аккурат¬
ный, в блестящих резиновых галошах. Другой высокий,
широкоплечий, ноги длинные циркулем и шагу чуть не
в сажень.
У обоих воротники надвинуты до краев фуражек, а
у высокого даже и бритый рот прикрыт кашне-: не муд¬
рено — мороз. Обе фигуры словно по команде повернули
головы, глянули на труп капитана Плешко и другой, ле¬
жащий ничком, уткнувши в стороны разметанные коле¬
ни, и, ни звука не издав, прошли мимо.
Потом, когда из Рыльского студенты повернули
к Житомирской улице, высокий повернулся к низкому и
молвил хрипловатым тенором:
— Видал-миндал? Видал, я тебя спрашиваю?
Маленький ничего не ответил, но дернулся так и так
промычал, точно у него внезапно заболел зуб.
— Сколько жив буду, не забуду, — продолжал вы¬
сокий, идя размашистым шагом, — буду помнить.
409
Маленький молча шел за ним.
— Спасибо, выучили. Ну, если когда-нибудь встретит¬
ся мне эта самая каналья... гетман... — Из-под кашне
послышалось сипение, — я его, — высокий выпустил
страшное трехэтажное ругательство и не кончил. Вышли
на Большую Житомирскую улицу, и двум преградила
путь процессия, направляющаяся к Старо-Городскому
участку с каланчой. Путь ей с площади был, в сущности
говоря, прям и прост, но Владимирскую еще запирала
не успевшая уйти с парада кавалерия, и процессия дала
крюк, как и все.
Открывалась она стаей мальчишек. Они бежали и
прыгали задом и свистали пронзительно. Затем шел по
истоптанной мостовой человек с блуждающими в ужасе
и тоске глазами в расстегнутой и порванной бекеше и без
шапки. Лицо у него было окровавлено, а из глаз текли
слезы. Расстегнутый открывал широкий рот и кричал
тонким, но совершенно осипшим голосом, мешая русские
и украинские слова:
— Вы не маете права! Я известный украинский поэт.
Моя фамилия Горболаз. Я написал антологию украинской
поэзии. Я жаловаться буду председателю Рады и ми¬
нистру. Це неописуемо!
— Бей его, стерву, карманщика, — кричали с тро¬
туаров.
— Я, — отчаянно надрываясь и поворачиваясь во все
стороны, кричал окровавленный, — зробив попытку за¬
держать болыневика-провокатора...
— Что, что, что, — гремело на тротуарах.
— Кого это?!
— Покушение на Петлюру.
— Ну?!
— Стрелял, сукин сын, в нашего батько.
— Так вин же украинец.
— Сволочь он, не украинец, — бубнил чей-то бас, —
кошельки срезал.
— Ф-юх, — презрительно свистали мальчишки.
— Что такое? По какому праву?
— Болыневика-провокатора поймали. Убить его, па¬
даль, на месте.
Сзади окровавленного ползла взволнованная толпа,
мелькал на папахе золотогалунный хвост и концы двух
винтовок. Некто, туго перепоясанный цветным поясом,
шел рядом с окровавленным развалистой походкой и из¬
редка, когда тот особенно громко кричал, механически
410
ударял его кулаком по шее; тогда злополучный аресто¬
ванный, хотевший схватить неуловимое, умолкал и начи¬
нал бурно, но беззвучно рыдать.
Двое студентов пропустили процессию. Когда она ото¬
шла, высокий подхватил под руку низенького и зашеп¬
тал злорадным голосом:
— Так его, так его. От сердца отлегло. Ну, одно тебе
скажу, Карась, молодцы большевики. Клянусь честью —
молодцы. Вот работа, так работа! Видал, как ловко ора-
теля сплавили? И смелы. За что люблю — за смелость,
мать их за ногу.
Маленький сказал тихо:
— Если теперь не выпить, повеситься можно.
— Это мысль. Мысль, — оживленно подтвердил вы¬
сокий. — У тебя сколько?
— Двести.
— У меня полтораста. Зайдем к Тамарке, возьмем
полторы...
— Заперто.
— Откроет.
Двое повернули на Владимирскую, дошли до двух¬
этажного домика с вывеской:
«Бакалейная торговля», а рядом «Погреб — замок Та¬
мары». Нырнув по ступеням вниз, двое стали осторожно
постукивать в стеклянную, двойную дверь.
17
Заветной цели, о которой Николка думал все эти три
дня, когда события падали в семью, как камни, цели,
связанной с загадочными последними словами распростер¬
того на снегу, цели этой Николка достиг. Но для этого
ему пришлось весь день перед парадом бегать по горо¬
ду и посетить не менее девяти адресов. И много раз
в этой беготне Николка терял присутствие духа, и падал
и опять поднимался, и все-таки добился.
На самой окраине, в Литовской улице, в маленьком
домишке он разыскал одного из второго отделения дру¬
жины и от него узнал адрес, имя и отчество Ная.
Николка боролся часа два с бурными народными вол¬
нами, пытаясь пересечь Софийскую площадь. Но площадь
нельзя было пересечь, ну просто немыслимо! Тогда около
получаса потерял иззябший Николка, чтобы выбраться
из тесных клещей и вернуться к исходной точке —
к Михайловскому монастырю. От него по Костельной пы¬
411
тался Николка, дав большого крюку, пробраться на Кре-
щатик вниз, а оттуда окольными, нижними путями на
Ыало-Провальную. И это оказалось невозможным!
По Костельной вверх, густейшей змеей, шло, так же* как
и всюду, войско на парад. Тогда еще больший и выпук¬
лый крюк дал Николка и в полном одиночестве оказался
на Владимирской горке. По террасам и аллеям бежал
Николка, среди стен белого снега, пробираясь вперед. По¬
падал и на площадки, где снегу было уже не так много.
С террас был виден в море снега залегший напротив на
горах Царский сад, а далее, влево, бесконечные черни¬
говские пространства в полном зимнем покое за рекой
Днепром — белым и важным в зимних берегах.
Был мир и полный покой, но Николке было не до по¬
коя. Борясь со снегом, он одолевал и одолевал террасы
одну за другой и только изредка удивлялся тому, что
снег кое-где уже топтан, есть следы, значит, кто-то бро¬
дит по Горке и зимой.
По аллее спустился, наконец, Николка, облегченно
вздохнул, увидел, что войска на Крещатике нет, и устре¬
мился к заветному, искомому месту. «Мало-Провальная,
21». Таков был Николкой добытый адрес, и этот незапи¬
санный адрес крепко врезан в Николкином мозгу.
❖
Николка волновался и робел... «Кого же и как спро¬
сить получше? Ничего не известно...» Позвонил у двери
флигеля, приютившегося в первом ярусе сада. Долго не
откликались, но, наконец, зашлепали шаги, и дверь при¬
открылась немного под цепочкой. Выглянуло женское
лицо в пенсне и сурово спросило из тьмы передней:
— Вам что надо?
— Позвольте узнать... Здесь живут Най-Турс?
Женское лицо стало совсем неприветливым и хмурым,
стекла блеснули.
— Никаких Туре тут нету, — сказала женщина низ¬
ким голосом.
Николка покраснел, смутился и опечалился...
— Это квартира пять...
— Ну да, — неохотно и подозрительно ответила жен¬
щина, — да вы скажите, вам что.
— Мпе сообщили, что Туре здесь живут...
Лицо выглянуло больше и пытливо шмыгнуло по са¬
дику глазом, стараясь узнать, есть ли еще кто-нибудь за
442
Николкой... Николка разглядел тут полный, деойной под¬
бородок дамы.
— Да вам что?.. Вы скажите мне.
Николка вздохнул и, оглянувшись, сказал?
— Я насчет Феликс Феликсовича... у меня сведения.
Лицо резко изменилось. Женщина моргнула и спро¬
сила:
— Вы кто?
— Студент.
— Подождите здесь, — захлопнулась дверь, и шаги
стихли.
Через полминуты за дверью застучали каблуки, дверь
открылась совсем и впустила Николку. Свет проникал
в переднюю из гостиной, и Николка разглядел край пу¬
шистого мягкого кресла, а потом даму в пенсне. Ни¬
колка снял фуражку, и тотчас перед ним очутилась су¬
хонькая другая невысокая дама, со следами увядшей
красоты на лице. По каким-то незначительным и неопре¬
деленным чертам, не то на висках, не то по цвету волос,
Николка сообразил, что это мать Ная, и ужаснулся —
как же он сообщит... Дама на него устремила упрямый,
блестящий взор, и Николка пуще потерялся. Сбоку еще
очутился кто-то, кажется, молодая и тоже очень похожая.
— Ну, говорите же, иу... — упрямо сказала мать...
Николка смял фуражку, взвел на даму глазами и
вымолвил:
— Я... я...
Сухонькая дама — мать метнула в Николку взор чер¬
ный и, как показалось ему, ненавистный и вдруг крик¬
нула звонко, так, что отозвалось сзади Николки в стекле
двери:
— Феликс убит!
Она сжала кулаки, взмахнула ими перед лицом Ни¬
колки и закричала:
— Убили... Ирина, слышишь? Феликса убили!
У Николки в глазах помутилось от страха, и он от¬
чаянно подумал: «Я ж ничего не сказал... Боже мой!»
Толстая в пенсне мгновенно захлопнула за Николкой
дверь. Потом быстро, быстро подбежала к сухонькой да¬
ме, охватила ее плечи и торопливо зашептала:
— Ну, Марья Францевна, ну, голубчик, успокой¬
тесь... — Нагнулась к Николке, спросила: — Да, может
быть, это не так?.. Господи... Вы же скажите... Не¬
ужели?.,
413
Николка ничего на это не мог сказать... Он только от¬
чаянно глянул вперед и опять увидал край кресла.
— Тише, Марья Францевна, тише, голубчик... Ради
бога... Услышат... Воля божья... — лепетала толстая.
Мать Най-Турса валилась навзничь и кричала:
— Четыре года! Четыре года! Я жду, все жду...
Жду! — Тут молодая из-за плеча Николки бросилась
к матери и подхватила ее. Николке нужно было бы по¬
мочь, но он неожиданно бурно и неудержимо зарыдал
и не мог остановиться.
*
Окна завешаны шторами, в гостиной полумрак и пол¬
ное молчание, в котором отвратительно пахнет лекар¬
ством...
Молчание нарушила наконец молодая — эта самая
сестра. Она повернулась от окна и подошла к Николке.
Николка поднялся с кресла, все еще держа в руках фу¬
ражку, с которой не мог разделаться в этих ужасных
обстоятельствах. Сестра поправила машинально завиток
черных волос, дернула ртом и спросила:
— Как же он умер?
— Он умер, — ответил Николка самым своим луч¬
шим голосом, — он умер, знаете ли, как герой... Настоя¬
щий герой... Всех юнкеров вовремя прогнал, в самый по¬
следний момент, а сам, — Николка, рассказывая, пла¬
кал, — а сам их прикрыл огнем. И меня чуть-чуть не
убили вместе с ним. Мы попали под пулеметный огонь, —
Николка и плакал и рассказывал в одно время, — мы...
только двое остались, и он меня гнал и ругал и стрелял
из пулемета... Со всех сторон наехала конница, потому
что нас посадили в западню. Положительно, со всех
сторон.
—- А вдруг его только ранили?
— Нет, — твердо ответил Николка и грязным плат¬
ком стал вытирать глаза и нос и рот, — нет, его убили.
Я сам его ощупывал. В голову попала пуля и в грудь.
*
Еще больше потемнело, из соседней комнаты не доно¬
силось ни звука, потому что Мария Францевна умолкла,
а в гостиной, тесно сойдясь, шептались трое: сестра
414
Ная — Ирина, та толстая в песне — хозяйка квартиры
Лидия Павловна, как узнал Николка, и сам Николка.
— У меня с собой денет нет, — шептал Николка, —
если нужно, я сейчас сбегаю за деньгами, и тогда по¬
едем.
— Я денег дам сейчас, — гудела Лидия Павлов¬
на, — деньги-то это пустяки, только вы, ради бога... до¬
бейтесь там. Ирина, ей ни слова не говори, где и что...
Я прямо и не знаю, что и делать...
— Я с ним поеду, — шептала Ирина, — и мы до¬
бьемся. Вы скажете, что он лежит в казармах и что нуж¬
но разрешение, чтобы его видеть.
— Ну, ну... Это хорошо... хорошо...
Толстая тотчас засеменила в соседнюю комнату, и от¬
туда послышался ее голос, шепчущий, убеждающий:
— Мария Францевна, ну, лежите, ради Христа... Они
сейчас поедут и все узнают. Это юнкер сообщил, что он
в казармах лежит.
— На нарах?.. — спросил звонкий и, как показалось
опять Николке, ненавистный голос.
— Что вы, Марья Францевна, в часовне он, в ча¬
совне...
— Может, лежит на перекрестке, собаки его грызут.
— Ах, Марья Францевна, ну, что вы говорите... Ле¬
жите спокойно, умоляю вас...
— Мама стала совсем ненормальной за эти три
дня... — зашептала сестра Ная и опять отбросила непо¬
корную прядь волос и посмотрела далеко куда-то за Ни¬
колку, — а впрочем, теперь все вздор.
— Я поеду с ними, — раздалось из соседней ком¬
наты...
Сестра моментально встрепенулась и побежала.
— Мама, мама, ты не поедешь. Ты не поедешь. Юн¬
кер отказывается хлопотать, если ты поедешь. Его могут
арестовать. Лежи, лежи, я тебя прошу...
— Ну, Ирина, Ирина, Ирина, Ирина, — раздалось из
соседней комнаты, — убили, убили его, а ты что ж? Что
же?.. Ты, Ирина... Что я буду делать теперь, когда Фе^
ликса убили? Убили... И лежит на снегу... Думаешь ли
ты... — Опять началось рыдание, и заскрипела кровать,
и послышался голос хозяйки:
— Ну, Марья Францевна, ну, бедная, ну, терпите,
терпите...
— Ах, господи, господи, — сказала молодая и быст¬
415
ро пробежала через гостиную. Николка, чувствуя ужас
и отчаяние, подумал в смятении: «А как не найдем, что
тогда?»
*
У самых ужасных дверей, где, несмотря на мороз,
чувствовался уже страшный тяжелый запах, Николка
остановился и сказал:
— Вы, может быть, посидите здесь... А... А то там
такой запах, что, может быть, вам плохо будет.
Ирина посмотрела на зеленую две-рь, потом на Ни-
колку и ответила:
— Нет, я с вами пойду.
Николка потянул за ручку тяжелую дверь, и они во¬
шли. Вначале было темно. Потом замелькали бесконеч¬
ные ряды вешалок пустых. Вверху висела тусклая
лампа.
Николка тревожно обернулся на свою спутницу, по
та — ничего — шла рядом с ним, и только лицо ее было
бледно, а брови она нахмурила. Так нахмурила, что на¬
помнила Николке Най-Турса, впрочем, сходство мимолет¬
ное — у Ная было железное лицо, простое и мужествен¬
ное, а эта — красавица, и не такая, как русская, а, по¬
жалуй, иностранка. Изумительная, замечательная де¬
вушка.
Этот запах, которого так боялся Николка, был всюду.
Пахли полы, пахли стены, деревянные вешалки. Ужасен
этот запах был до того, что его можно было даже ви¬
деть. Казалось, что степы жирные и липкие, а вешалки
лоснящиеся, что полы жирные, а воздух густой и сыт¬
ный, падалью пахнет. К самому запаху, впрочем, при¬
выкнешь очень быстро, но уже лучше не присматривать¬
ся и не думать. Самое главное не думать, а то сейчас
узнаешь, что значит тошнота. Мелькнул студент в паль¬
то и исчез. За вешалками слева открылась со скрипом
дверь, и оттуда вышел человек в сапогах. Николка по¬
смотрел на него и быстро отвел глаза, чтобы не видеть
его пиджака. Пиджак лоснился, как вешалка, и руки че^
ловека лоснились.
— Вам что? — спросил человек строго...
— Мы пришли, — заговорил Николка, — по делу,
нам бы заведующего... Нам нужно найти убитого. Здесь
он, вероятно?
— Какого убитого? — спросил человек и поглядел
исподлобья...
416
— Тут вот на улице, три дня, как его убили...
— Ага, стало быть, юнкер или офицер... И гайдамаки
попадали. Он — кто?
Николка побоялся сказать, что Най-Турс именно офи¬
цер, и сказал так:
— Ну да, и его тоже убили...
— Он офицер, мобилизованный гетманом, — сказала
Ирина, — Най-Турс, — и пододвинулась к человеку.
Тому было, по-видимому, все равно, кто такой Най-
Турс, он боком глянул на Ирину и ответил, кашляя и
плюя на пол:
— Я не знаю, як тут быть. Занятия уж© кончены, и
никого в залах нема. Другие сторожа ушли. Трудно ис¬
кать. Очень трудно. Во трупы перенесли в нижние кла¬
довки. Трудно, дуж© трудно...
Ирина Най расстегнула сумочку, вынула денежную
бумажку и протянула сторожу. Николка отвернулся,
боясь, что честный человек сторож будет протестовать
против этого. Но сторож н© протестовал...
— Спасибо, барышня, — сказал он и оживился, —
найти можно. Только разрешение нужно. Если профессор
дозволит, можно забрать труп.
— А гд© же профессор?.. — спросил Николка.
— Они здесь, только они заняты. Я не знаю... доло¬
жить?..
— Пожалуйста, пожалуйста, доложите ему сейчас
же, — попросил Николка, — я его сейчас же узнаю,
убитого...
— Доложить можно, — сказал сторож и повел их.
Они поднялись по ступенькам в коридор, гд© запах стал
еще страшнее. Потом по коридору, потом влево, и запах
ослабел, и посветлело, потому что коридор был под стек¬
лянной крышей. Здесь и справа и слева двери были белы.
У одной из них сторож остановился, постучал, потом
снял шапку и вошел. В коридоре было тихо, и через
крышу сеялся свет. В углу вдали начинало смеркаться.
Сторож вышел и сказал:
— Зайдите сюда.
Николка вошел туда, за ним Ирина Най... Николка
снял фуражку и разглядел первым долгом черные пятна
лоснящихся штор в огромной комнате и пучок страшного
острого света, падавшего на стол, а в пучке черную бо¬
роду и изможденное лицо в морщинах и горбатый нос.
Потом, подавленный, оглянулся по стенам. В полутьме
поблескивали бесконечные шкафы, и в них мерещились
27 В огненном кольце
417
какие-то уроды, темные и желтые, как страшные китай¬
ские фигуры. Еще вдали увидал высокого человека
в жреческом кожаном фартуке и черных перчатках. Тот
склонился над длинным столом, на котором стояли, как
пушки, светлея зеркалами и золотом в свете спущенной
лампочки, под зеленым тюльпаном, микроскопы.
— Что вам? — спросил профессор.
Николка по изможденному лицу и этой бороде узнал,
что он именно профессор, а тот жрец меньше — какой-то
помощник.
Николка кашлянул, все глядя на острый пучок, ко¬
торый выходил из лампы, странно изогнутой — блестя¬
щей, и на другие вещи — на желтые пальцы от табаку,
на ужасный отвратительный предмет, лежащий перед
профессором, — человеческую шею и подбородок, состоя¬
щие из жил и ниток, утыканных, увешанных десятками
блестящих крючков и ножниц...
— Вы родственники? — спросил профессор. У него
был глухой голос, соответствующий изможденному лицу
и этой бороде. Он поднял голову и прищурился на Ири¬
ну Най, на ее меховую шубку и ботики.
— Я его сестра, — сказала Най, стараясь не смот¬
реть на то, что лежало перед профессором.
— Вот видите, Сергей Николаевич, как с этим труд¬
но. Уж не первый случай... Да, может, он еще и не у нас.
В чернорабочую ведь возили трупы?
— Возможно, — отозвался тот высокий и бросил ка¬
кой-то инструмент в сторону...
— Федор! — крикнул профессор...
*
— Нет, вы туда... Туда вам нельзя... Я сам... — робко
молвил Николка...
— Сомлеете, барышня, — подтвердил сторож. —
Здесь, — добавил он, — можно подождать.
Николка отвел его в сторону, дал ему еще две бумаж¬
ки и попросил его посадить барышню на чистый табу¬
рет. Сторож, пыхтя горящей махоркой, вынес табурет
откуда-то, где стояли зеленая лампа и скелеты.
— Вы не медик, панычу? Медики, те привыкают сра¬
зу, — и, открыв большую дверь, щелкнул выключателем.
Шар загорелся вверху под стеклянным потолком. Из ком¬
наты шел тяжкий запах. Цинковые столы белели ряда¬
ми. Они были пусты, и где-то со стуком падала вода
в раковину. Под ногами гулко звенел каменный пол. Ни-
418
колка, страдая от запаха, оставшегося здесь, должно
быть, навеки, шел, стараясь не думать. Они со сторожем
вышли через противоположные двери в совсем темный
коридор, где сторож зажег маленькую лампу, затем про¬
шли немного дальше. Сторож отодвинул тяжелый засов,
открыл чугунную дверь и опять щелкнул. Холодом об¬
дало Николку. Громадные цилиндры стояли в углах чер¬
ного помещения и доверху, так, что выпирало из них,
были полны кусками и обрезками человеческого мяса,
лоскутами кожи, пальцами, кусками раздробленных ко¬
стей. Николка отвернулся, глотая слюну, а сторож ска¬
зал ему:
— Понюхайте, панычу.
Николка закрыл глаза, жадно втянул в нос нестерпи¬
мую резь — запах нашатыря из склянки.
Как в полусне, Николка, сощурив глаз, видел вспых¬
нувший огонек в трубке Федора и слышал сладостный
дух горящей махорки. Федор возился долго с замком
у сетки лифта, открыл его, и они с Николкой стали на
платформу. Федор дернул ручку, и платформа пошла
вниз, скрипя. Снизу тянуло ледяным холодом. Платфор¬
ма стала. Вошли в огромную кладовую. Николка мутно
видел то, чего он никогда не видел. Как дрова в штабе¬
лях, одни на других, лежали голые, источающие неснос¬
ный, душащий человека, несмотря на нашатырь, смрад
человеческие тела. Ноги, закоченевшие или расслаблен¬
ные, торчали ступнями. Женские головы лежали со
взбившимися и разметанными волосами, а груди их были
мятыми, жеваными, в синяках.
— Ну, теперь будем ворочать их, а вы глядите, —
сказал сторож, наклоняясь. Он ухватил за ногу труп
женщины, и она, скользкая, со стуком сползла, как по
маслу, на пол. Николке она показалась страшно краси¬
вой, как ведьма, и липкой. Глаза ее были раскрыты и
глядели прямо на Федора. Николка с трудом отвел глаза
от шрама, опоясывающего ее, как красной лентой, и гля¬
дел в стороны. Его мутило, и голова кружилась при мыс¬
ли, что нужно будет разворачивать всю эту многослит¬
ную груду слипшихся тел.
— Не надо. Стойте, — слабо сказал он Федору и су¬
нул склянку в карман, — вон он. Нашел. Он сверху.
Вон, вон.
Федор тотчас двинулся, балансируя, чтобы не по¬
скользнуться на полу, ухватил Най-Турса за голову и
сильно дернул. На животе у Ная ничком лежала плос¬
27*
419
кая, широкобедрая женщина, и в волосах у нее тускло,
как обломок стекла, светился в затылке дешевенький, за¬
бытый гребень. Федор ловко, попутно выдернул его, бро¬
сил в карман фартука и перехватил Ная под мышки. Го¬
лова того, вылезая со штабеля, размоталась, свисла, и
острый, небритый подбородок задрался кверху, одна рука
соскользнула.
Федор не швырнул Ная, как швырнул женщину, а
бережно, под мышки, сгибая уже расслабленное тело, по¬
вернул его так, что ноги Ная загребли по полу, к Никол¬
ке лицом, и сказал:
— Вы смотрите — он? Чтобы не было ошибки...
Николка глянул Наю прямо в глаза, открытые, стек¬
лянные глаза Ная отозвались бессмысленно. Левая щека
у него была тронута чуть заметной зеленью, а по груди,
животу расплылись и застыли темные широкие пятна,
вероятно, крови.
— Он, — сказал Николка.
Федор так же под мышки втащил Ная на платформу
лифта и опустил его к ногам Николки. Мертвый раски¬
нул руки и опять задрал подбородок. Федор взошел сам,
тронул ручку, и платформа ушла вверх.
*
В ту же ночь в часовне все было сделано так, как
Николка хотел, и совесть его была совершенно спокойна,
но печальна и строга. При анатомическом театре в часов¬
не, голой и мрачной, посветлело. Гроб какого-то неиз¬
вестного в углу закрыли крышкой, и тяжелый, неприят¬
ный и страшный чужой покойник сосед не смущал покоя
Ная. Сам Най значительно стал радостнее и повеселел
в гробу.
Най — обмытый сторожами, довольными и словоохот¬
ливыми, Най — чистый, во френче без погон, Най с вен¬
цом на лбу под тремя огнями, и, главное, Най с аршином
пестрой георгиевской ленты, собственноручно Николкой
уложенной под рубаху на холодную его вязкую грудь...
Старуха мать от трех огней повернула к Николке трясу¬
щуюся голову и сказала ему:
— Сын мой. Ну, спасибо тебе.
И от этого Николка опять заплакал и ушел из часов¬
ни на снег. Кругом, над двором анатомического театра,
была ночь, снег, и звезды крестами, и белый Млечный
Путь.
420
18
Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря.
День этот был мутноват, бел и насквозь пронизан отбле¬
ском грядущего через два дня рождества. В особенности
этот отблеск чувствовался в блеске паркетного пола в го¬
стиной, натертого совместными усилиями Анюты, Никол¬
ки и Лариосика, бесшумно шаркавших накануне. Так же
веяло рождеством от переплетиков лампадок, начищенных
Анютиными руками. И, наконец, пахло хвоей и зелень
осветила угол у разноцветного Валентина, как бы навеки
забытого над открытыми клавишами...
Я за сестру...
Елена вышла около полудня из двери турбинской
комнаты не совсем твердыми шагами и молча прошла че¬
рез столовую, где в совершенном молчании сидели Ка¬
рась, Мышлаевский и Лариосик. Ни один из них не ше¬
вельнулся при ее проходе, боясь ее лица. Елена закрыла
дверь к себе в комнату, а тяжелая портьера тотчас улег¬
лась неподвижно.
Мышлаевский шевельнулся.
— Вот, — сиплым шепотом промолвил он, — все хо¬
рошо сделал командир, а Алешку-то неудачно пристро¬
ил...
Карась и Лариосик ничего к этому не добавили. Ла¬
риосик заморгал глазами, и лиловатые тени разлеглись
у него на шеках...
— Э... черт, — добавил еще Мышлаевский, встал и,
покачиваясь, подобрался к двери, потом остановился в
нерешительности, повернулся, подмигнул на дверь Еле¬
ны. — Слушайте, ребята, вы посматривайте... А то...
Он потоптался и вышел в книжную, там его шаги за¬
мерли. Через некоторое время донесся его голос и еще
какие-то странные ноющие звуки из Николкиной комна¬
ты.
— Плачет Никол, — отчаянным голосом прошептал
Лариосик, вздохнул, на цыпочках подошел к Елениной
двери, наклонился к замочной скважине, но ничего не
раэглядел. Он беспомощно оглянулся на Карася, стал де¬
лать ему знаки, беззвучно спрашивать. Карась подошел
к двери, помялся, но потом стукнул все-таки тихонько
несколько раз ногтем в дверь и негромко сказал:
Елена Васильевна, а Елена Васильевна...
421
— Ах, не бойтесь вы, — донесся глуховато Еленин го¬
лос из-за двери, — не входите.
Карась отпрянул, и Лариосик тоже. Они оба верну¬
лись на свои места — на стулья под печкой Саардама —
и затихли.
Делать Турбиным и тем, кто с Турбиными был тесно
и кровно связан, в комнате Алексея было нечего. Там
и так стало тесно от трех мужчин. Это был тот золотогла¬
зый медведь, другой, молодой, бритый и стройный, боль¬
ше похожий на гвардейца, чем на врача, и, наконец, тре¬
тий, седой профессор. Его искусство открыло ему и тур-
бинской семье нерадостные вести, сразу, как только он
появился шестнадцатого декабря. Он все понял и тогда
же сказал, что у Турбина тиф. И сразу как-то сквозная
рана у подмышки левой руки отошла на второй план. Он
же час всего назад вышел с Еленой в гостиную и там, на
ее упорный вопрос, вопрос не только с языка, но и из су¬
хих глаз и потрескавшихся губ и развитых прядей, ска¬
зал, что надежды мало, и добавил, глядя в Еленины гла¬
за глазами очень, очень опытного и всех поэтому жалею¬
щего человека, — «очень мало». Всем хорошо известно
и Елене тоже, что это означает, что надежды вовсе ни¬
какой нет и, значит, Турбин умирает. После этого Еле¬
на прошла в спальню к брату и долго стояла, глядя ему
в лицо, и тут отлично и сама поняла, что, значит, нет на¬
дежды. Не обладая искусством седого и доброго старика,
можно было знать, что умирает доктор Алексей Турбин.
Он лежал, источая еще жар, но жар уже зыбкий и не¬
прочный, который вот-вот упадет. И лицо его уже начало
пропускать какие-то странные восковые оттенки, и нос
его изменился, утончился, и какая-то черта безнадежно¬
сти вырисовывалась именно у горбинки носа, особенно
ясно проступившей. Еленины ноги похолодели, и стало
ей туманно-тоскливо в гнойном камфарном, сытном воз¬
духе спальни. Но это быстро прошло.
Что-то в груди у Турбина заложило, как камнем, и
дышал он с присвистом, через оскаленные зубы притяги¬
вая липкую, не влезающую в грудь струю воздуха. Давно
уже не было у него сознания, и он не видел и не пони¬
мал того, что происходило вокруг него. Елена постояла,
посмотрела. Профессор тронул ее за руку и шепнул:
— Вы идите, Елена Васильевна, мы сами все будем
делать.
Елена повиновалась и сейчас же вышла. Но профессор
ничего не стал больше делать.
422
Он снял халат, вытер влажными ватными шарами ру¬
ки и еще раз посмотрел в лицо Турбину. Синеватая тень
сгущалась у складок губ и носа.
— Безнадежен, — очень тихо сказал на ухо бритому
профессор, — вы, доктор Бродович, оставайтесь-ка возле
него.
— Камфару? — спросил Бродович шепотом.
— Да, да, да.
— По шприцу?
— Нет, — глянул в окно, подумал, — сразу по три
грамма. И чаще. — Он подумал, добавил: — Вы мне про¬
телефонируйте в случае несчастного исхода, — такие
слова профессор шептал очень осторожно, чтобы Тур¬
бин даже сквозь завесу бреда и тумана не воспринял
их, — в клинику. Если же этого не будет, я приеду сей¬
час же после лекции.
*
Из года в год, сколько помнили себя Турбины, лампадки
зажигались у них двадцать четвертого декабря в сумерки,
а вечером дробящимися, теплыми огнями зажигались в
гостиной зеленые еловые ветви. Но теперь коварная ог¬
нестрельная рана, хрипящий тиф все сбили и спутали,
ускорили жизнь и появление света лампадки. Елена, при¬
крыв дверь в столовую, подошла к тумбочке у кровати,
взяла с нее спички, влезла на стул и зажгла огонек в тя¬
желой цепной лампаде, висящей перед старой иконой в
тяжелом окладе. Когда огонек созрел, затеплился, венчик
над смуглым лицом богоматери превратился в золотой,
глаза ее стали приветливыми. Голова, наклоненная на¬
бок, глядела на Елену. В двух квадратах окон стоял бе¬
лый декабрьский, беззвучный день, в углу зыбкий язычок
огня устроил предпраздничный вечер. Елена слезла со
стула, сбросила с плеч платок и опустилась на колени.
Она сдвинула край ковра, освободила себе площадь глян¬
цевитого паркета и, молча, положила первый земной пок¬
лон.
В столовой прошел Мышлаевский, за ним Николка
с поблекшими веками. Они побывали в комнате Турби¬
на. Николка, вернувшись в столовую, сказал собеседни¬
кам:
— Помирает... — набрал воздуху.
— Вот что, — заговорил Мышлаевский, — не позвать
ли священника? А, Никол?.. Что ж ему так-то, без покая¬
ния...
— Лене нужно сказать, — испуганно ответил Никол¬
ка, — как же без нее. И еще с ней что-нибудь сделает¬
ся...
— А что доктор говорит? — спросил Карась.
— Да что тут говорить. Говорить более нечего, — про¬
сипел Мышлаевский.
Они долго тревожно шептались, и слышно было, как
вздыхал бледный отуманенный Лариосик, Еще раз ходи¬
ли к доктору Бродовичу. Тот выглянул в переднюю, за¬
курил папироску и прошептал, что это агония, что, ко¬
нечно, священника можно позвать, что ему это безразлич¬
но, потому что больной все равно без сознания и ничему
это не повредит.
— Глухую исповедь...
Шептались, шептались, но не решились пока звать,
а к Елене стучали, она через дверь глухо ответила: «Уй¬
дите пока... я выйду...»
И они ушли.
Елена с колен исподлобья смотрела на зубчатый ве¬
нец над почерневшим ликом с ясными глазами и, протя¬
гивая руки, говорила шепотом:
— Слишком много горя сразу посылаешь, мать-за¬
ступница. Так в один год и кончаешь семью. За что?..
Мать взяла у нас, мужа у меня нет и не будет, это я
понимаю. Теперь уж очень ясно понимаю. А теперь и
старшего отнимаешь. За что?.. Как мы будем вдвоем с
Николом?.. Посмотри, что делается кругом, ты посмотри...
Мать-заступница, неужто ж не сжалишься?.. Может быть,
мы люди и плохие, но за что же так карать-то?
Она опять поклонилась и жадно коснулась лбом пола,
перекрестилась и, вновь простирая руки, стала просить:
— На тебя одна надежда, пречистая дева. На тебя.
Умоли сына своего, умоли господа бога, чтоб послал чу¬
до...
Шепот Елены стал страстным, она сбивалась в сло¬
вах, но речь ее была непрерывна, шла потоком. Она все
чаще припадала к полу, отмахивала головой, чтоб сбить
назад выскочившую на глаза из-под гребенки прядь.
День исчез в квадратах окон, исчез и белый сокол, неслы¬
шным прошел плещущий гавот в три часа дня, и совер¬
шенно неслышным пришел тот, к кому через заступниче¬
ство смуглой девы взывала Елена. Он появился рядом у
развороченной гробницы, совершенно воскресший, и бла¬
424
гостный, и босой. Грудь Елены очень расширилась, па
щеках выступили пятна, глаза наполнились светом, пере¬
полнились сухим бесслезным плачем. Она лбом и щекой
прижалась к полу, потом, всей душой вытягиваясь, стре¬
милась к огоньку, не чувствуя уже жесткого пола иод
коленями. Огонек разбух, темное лицо, врезанное в ве¬
нец, явно оживало, а глаза выманивали у Елены все но¬
вые и новые слова. Совершенная тишина молчала за две¬
рями и за окнами, день темнел страшно быстро, и еще
раз возникло видение — стеклянный свет небесного ку¬
пола, какие-то невиданные, красно-желтые песчаные глы¬
бы, масличные деревья, черной вековой тишью и холо¬
дом повеял в сердце собор.
— Мать-заступница, — бормотала в огне Елена, —
упроси его. Вон он. Что же тебе стоит. Пожалей нас. По¬
жалей. Идут твои дни, твой праздник. Может, что-нибудь
доброе сделает он, да и тебя умоляю за грехи. Пусть Сер¬
гей не возвращается... Отымаешь, отымай, но этого смер¬
тью не карай... Все мы в крови повинны, но ты не карай.
Не карай. Вон он, вон он...
Огонь стал дробиться, и один цепочный луч протянул¬
ся длинно, длинно к самым глазам Елены. Тут безумные
ее глаза разглядели, что губы на лике, окаймленном зо¬
лотой косынкой, расклеились, а глаза стали такие неви¬
данные, что страх и пьяная радость разорвали ей сердце,
она сникла к полу и больше не поднималась.
*
По всей квартире сухим ветром пронеслась тревога,
на цыпочках, через столовую пробежал кто-то. Еще кто-
то поцарапался в дверь, возник шепот: «Елена... Елена...
Елена...» Елена, вытирая тылом ладони холодный скольз¬
кий лоб, отбрасывая прядь, поднялась, глядя перед собой
слепо, как дикарка, не глядя больше в сияющий угол,
с совершенно стальным сердцем прошла к двери. Та, не
дождавшись разрешения, распахнулась сама собой, и Ни¬
кол предстал в обрамлении портьеры. Николкины глаза
выпятились на Елену в ужасе, ему не хватало воздуху.
— Ты знаешь, Елена... ты не бойся... не бойся... иди
туда... кажется...
*
Доктор Алексей Турбин, восковой, как ломаная, мя-
тая в потных руках свеча, выбросив из-под одеяла кости¬
429
стые руки с нестриженными ногтями, лежал, задрав квер¬
ху острый подбородок. Тело его оплывало липким потом,
а высохшая скользкая грудь вздымалась в прорезах ру¬
бахи. Он свел голову книзу, уперся подбородком в груди¬
ну, расцепил пожелтевшие зубы, приоткрыл глаза. В них
еще колыхалась рваная завеса тумана и бреда, но уже в
клочьях черного глянул свет. Очень слабым голосом, си¬
плым и тонким, он сказал:
— Кризис, Бродович. Что... выживу?.. А-га.
Карась в трясущихся руках держал лампу, и она ос¬
вещала вдавленную постель и комья простынь с серыми
тенями в складках.
Бритый врач не совсем верной рукой сдавил в щипок
остатки мяса, вкалывая в руку Турбину иглу маленько¬
го шприца. Мелкие капельки выступили у врача на лбу.
Он был взволнован и потрясен.
19
Пэтурра. Было его жития в Городе сорок семь дней.
Пролетел над Турбиными закованный в лед и снегом за¬
порошенный январь 1919 года, подлетел февраль и за¬
вертелся в метели.
Второго февраля по турбинской квартире прошла чер¬
ная фигура, с обритой головой, прикрытой черной шелко¬
вой шапочкой. Это был сам воскресший Турбин. Он резко
изменился. На лице, у углов рта, по-видимому, навсегда
присохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали
в тенях и навсегда стали неулыбчивыми и мрачными.
В гостиной Турбин, как сорок семь дней тому назад,
прижался к стеклу и слушал, и, как тогда, когда в окнах
виднелись теплые огонечки, снег, опера, мягко слышны
были дальние пушечные удары. Сурово сморщившись,
Турбин всею тяжестью тела налег на палку и глядел на
улицу. Он видел, что дни колдовски удлинились, свету
было больше, несмотря на то, что за стеклом валилась,
рассыпаясь миллионами хлопьев, вьюга.
Мысли текли под шелковой шапочкой, суровые, яс¬
ные, безрадостные. Голова казалась легкой, опустевшей,
как бы чужой на плечах коробкой, и мысли эти приходи¬
ли как будто извне и в том порядке, как им самим было
желательно. Турбин рад был одиночеству у окна и гля¬
дел...
«Пэтурра... Сегодня ночью, не позже, свершится, не
426
будет больше Пэтурры... А был ли он?.. Или это мне все
снилось? Неизвестно, проверить нельзя. Лариосик очень
симпатичный. Он не мешает в семье, нет, скорее нужен.
Надо его поблагодарить за уход... А Шервинский? А, черт
его знает... Вот наказанье с бабами. Обязательно Елена
с ним свяжется, всенепременно... А что хорошего? Раз¬
ве что голос? Голос превосходный, но ведь голос, в кон¬
це концов, можно и так слушать, не вступая в брак, не
правда ли... Впрочем, неважно. А что важно? Да, тот же
Шервинский говорил, что они с красными звездами на
папахах... Вероятно, жуть будет в Городе? О да... Итак,
сегодня ночью... Пожалуй, сейчас обозы уже идут по ули¬
цам... Тем не менее я пойду, пойду днем... И отнесу...
Брынь. Тримай! Я убийца. Нет, я застрелил в бою. Или
подстрелил... С кем она живет? Где ее муж? Брынь. Ма¬
лышев. Где он теперь? Провалился сквозь землю. А Мак¬
сим... Александр Первый?»
Текли мысли, но их прервал звоночек. В квартире ни¬
кого не было, кроме Анюты, все ушли в Город, торопясь
кончить всякие дела засветло.
— Если это пациент, прими, Анюта.
— Хорошо, Алексей Васильевич.
Кто-то поднялся вслед за Анютой по лестнице, в пе¬
редней снял пальто с козьим мехом и прошел в гостиную.
— Пожалуйте, — сказал Турбин.
С кресла поднялся худенький и желтоватый молодой
человек в сереньком френче. Глаза его были мутными и
сосредоточенны. Турбин в белом халате посторонился и
пропустил его в кабинет.
— Садитесь, пожалуйста. Чем могу служить?
—- У меня сифилис, -- хрипловатым голосом сказал
посетитель и посмотрел на Турбина и прямо, и мрачно.
— Лечились уже?
— Лечился, но плохо и неаккуратно. Лечение мало
помогало.
— Кто направил вас ко мне?
— Настоятель церкви Николая Доброго, отец Алек¬
сандр.
— Как?
— Отец Александр.
— Вы что же, знакомы с ним?..
— Я у него исповедовался, и беседа святого старика
принесла мне душевное облегчение, — объяснил посети¬
тель, глядя в небо. — Мне не следовало лечиться... Я
так полагал. Нужно было бы терпеливо снести испытание,
427
ниспосланное мне богом за мой страшный грех, но настоя¬
тель внушил мне, что я рассуждаю неправильно. И я
подчинился ему.
Турбин внимательнейшим образом вгляделся в зрач¬
ки пациенту и первым долгом стал исследовать рефлек¬
сы. Но зрачки у владельца козьего меха оказались обык¬
новенные, только полные одной печальной чернотой.
— Вот что, — сказал Турбин, отбрасывая молоток, —
вы человек, по-видимому, религиозный.
— Да, я день и ночь думаю о боге и молюсь ему.
Единственному прибежищу и утешителю.
— Это, конечно, очень хорошо, — отозвался Турбин,
не спуская глаз с его глаз, — и я отношусь к этому с
уважением, но вот что я вам посоветую: на время лече¬
ния вы уж откажитесь от вашей упорной мысли о боге.
Дело в том, что она у вас начинает смахивать на идею
фикс. А в вашем состоянии это вредно. Вам нужны воз¬
дух, движение и сон.
— По ночам я молюсь.
— Нет, это придется изменить. Часы молитвы придет¬
ся сократить. Они вас будут утомлять, а вам необходим
покой.
Больной покорно опустил глаза.
Он стоял перед Турбиным обнаженным и подчинялся
осмотру.
— Кокаин нюхали?
— В числе мерзостей и пороков, которым я предавал¬
ся, был и этот. Теперь нет.
«Черт его знает... а вдруг жулик., притворяется; надо
будет посмотреть, чтобы в передней шубы не пропали».
Турбин нарисовал ручкой молотка на груди у больно¬
го знак вопроса. Белый знак превратился в красный.
— Вы перестаньте увлекаться религиозными вопроса¬
ми. Вообще поменьше предавайтесь всяким тягостным
размышлениям. Одевайтесь. С завтрашнего дня начну
вам впрыскивать ртуть, а через неделю первое вливание.
— Хорошо, доктор,
— Кокаин нельзя. Пить нельзя. Женщин тоже...
— Я удалился от женщин и ядов. Удалился и от злых
людей, — говорил больной, застегивая рубашку, — злой
гений моей жизни, предтеча антихриста, уехал в город
дьявола.
— Батюшка, нельзя так, — застонал Турбин, — ведь
вы в психиатрическую лечебницу попадете. Про какого
антихриста вы говорите?
428
— Я говорю про его предтечу Михаила Семеновича
Шполинского, человека с глазами змеи и с черными ба¬
ками. Он уехал в царство антихриста в Москву, чтобы
подать сигнал и полчища аггелов * вести на этот Город в
наказание за грехи его обитателей. Как некогда Содом и
Гоморра...
— Это вы большевиков аггелами? Согласен. Но все-
таки так нельзя... Вы бром будете пить. По столовой
ложке три раза в день...
— Он молод. Но мерзости в нем, как в тысячелет¬
нем дьяволе. Жен он склоняет на разврат, юношей на
порок, и трубят уже, трубят боевые трубы грешных пол¬
чищ, и виден над полями лик сатаны, идущего за ним.
— Троцкого *?
— Да, это имя его, которое он принял. А настоящее
его имя по-еврейски Аваддон*, а по-гречески Аполлион,
что значит губитель.
— Серьезно вам говорю, если вы не прекратите это,
вы, смотрите... у вас мания развивается...
— Нет, доктор, я нормален. Сколько, доктор, вы бе¬
рете за ваш святой труд?
— Помилуйте, что у вас на каждом шагу слово «свя¬
той». Ничего особенно святого я в своем труде не вижу*
Беру я за курс, как все. Если будете лечиться у меня,
оставьте задаток.
— Очень хорошо.
Френч расстегнулся.
— У вас, может быть, денег мало, — пробурчал Тур-»
бин, глядя на потертые колени. — «Нет, он не жулик..*
нет... но свихнется».
— Нет, доктор, найдутся. Вы облегчаете по-своему
человечество.
— И иногда очень удачно. Пожалуйста, бром прини¬
майте аккуратно.
— Полное облегчение, уважаемый доктор, мы полу¬
чим только там, — больной вдохновенно указал в белень¬
кий потолок. — А сейчас ждут нас всех испытания, коих
мы еще не видали... И наступят они очень скоро.
— Ну, покорнейше благодарю. Я уже испытал доста¬
точно.
— Нельзя зарекаться, доктор, ох, нельзя, — бормотал
больной, напяливая козий мех в передней, — ибо сказа¬
но: третий ангел вылил чашу в источники вод, и сдела¬
лась кровь.
«Где-то я уже слыхал это... Ах, ну конечно, со свя¬
429
щенником всласть натолковался. Вот подошли друг к
ДРУГУ ~ прелесть».
—■ Убедительно советую, поменьше читайте апокалип¬
сис... Повторяю, вам вредно. Честь имею кланяться. Зав¬
тра в шесть часов, пожалуйста. Анюта, выпусти, пожа¬
луйста...
*
— Вы не откажетесь принять это... Мне хочется, что¬
бы спасшая мне жизнь хоть что-нибудь на память обо
мне... это браслет моей покойной матери...
— Не надо... Зачем это... Я не хочу, —■ ответила Рейсс
и рукой защищалась от Турбина, но он настоял и застег¬
нул на бледной кисти тяжкий, кованый и темный брас¬
лет. От этого рука еще больше похорошела и вся Рейсс
показалась еще красивее... Даже в сумерках было видно,
как розовеет ее лицо.
Турбин не выдержал, правой рукой обнял Рейсс за
шею, притянул ее к себе и несколько раз поцеловал ее
в щеку... При этом выронил из ослабевших рук палку, и
она со стуком упала у ножки стола.
— Уходите... —■ шепнула Рейсс, — пора... Пора. Обо¬
зы идут на улице. Смотрите, чтоб вас не тронули.
— Вы мне милы, — прошептал Турбин. — Позвольте
мне прийти к вам еще.
— Придите...
— Скажите мне, почему вы одни и чья это карточка
на столе? Черный, с баками.
— Это мой двоюродный брат... — ответила Рейсс и по¬
тупила свои глаза.
— Как его фамилия?
— А зачем вам?
— Вы меня спасли... Я хочу знать.
— Спасла и вы имеете право знать? Его зовут Шпо-
лянский.
— Он здесь?
— Нет, он уехал... В Москву. Какой вы любопытный.
Что-то дрогнуло в Турбине, и он долго смотрел на чер-
пые баки и черные глаза... Неприятная, сосущая мысль
задержалась дольше других, пока он изучал лоб и губы
председателя «Магнитного Триолета». Но она была не¬
ясна... Предтеча. Этот несчастный в козьем меху... Что
беспокоит? Что сосет? Какое мне дело. Аггелы... Ах, все
430
равно... Но лишь бы прийти еще сюда, в странный и тихий
домик, где портрет в золотых эполетах.
— Идите. Пора.
*
— Никол? Ты?
Братья столкнулись нос к носу в нижнем ярусе та¬
инственного сада у другого домика. Николка почему-то
смутился, как будто его поймали с поличным.
— А я, Алеша, к Най-Турсам ходил, — пояснил он
и вид имел такой, как будто его поймали на заборе во
время кражи яблок.
— Что ж, дело доброе. У него мать осталась?
— И еще сестра, видишь ли, Алеша... Вообще.
Турбин покосился на Николку и более расспросам его
не подвергал.
Полпути братья сделали молча. Потом Турбин прервал
молчание.
— Видно, брат, швырнул нас Пэтурра с тобой на Ма¬
ло-Провальную улицу. А? Ну, что ж, будем ходить. А
что из этого выйдет — неизвестно. А?
Николка с величайшим интересом прислушался к
этой загадочной фразе и спросил в свою очередь:
— А ты тоже кого-нибудь навещал, Алеша? В Мало-
Провальной?
— Угу, — ответил Турбин, поднял воротник пальто,
скрылся в нем и до самого дома не произнес более ни
одного звука.
*
Обедали в этот важный и исторический день у Тур¬
биных все — и Мышлаевский с Карасем, и Шервинский.
Это была первая общая трапеза с тех пор, как лег ране¬
ный Турбин. И все было по-прежнему, кроме одного — не
стояли на столе мрачные, знойные розы, ибо давно уже
не существовало разгромленной конфетницы «Маркизы»,
ушедшей в неизвестную даль, очевидно, туда, где поко¬
ится и мадам Анжу. Не было и погон ни на одном из
сидевших за столом, и погоны уплыли куда-то и раство¬
рились в метели за окнами.
Открыв рты, Шервинского слушали все, даже Анюта
пришла из кухни и прислонилась к дверям.
431
— Какие такие звезды? — мрачно расспрашивал
Мышлаевский.
— Маленькие, как кокарды, пятиконечные, — расска¬
зывал Шервинский, — на папахах. Тучей, говорят, идут...
Словом, в полночь будут здесь...
— Почему такая точность: в полночь...
Но Шервинскому не удалось ответить — почему, так
как после звонка в квартире появился Василиса.
Василиса, кланяясь направо и налево и приветливо по¬
жимая руки, в особенности Карасю, проследовал, скрипя
рантом, прямо к пианино. Елена, солнечно улыбаясь, про¬
тянула ему руку, и Василиса, как-то подпрыгнув, прило¬
жился к ней. «Черт его знает, Василиса какой-то симпа¬
тичный стал после того, как у него деньги поперли, —
подумал Николка и мысленно пофилософствовал: — Мо¬
жет быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь,
например, ни у кого нет денег, и все симпатичные».
Василиса чаю не хочет. Нет, покорнейше благодарит.
Очень, очень хорошо. Хе, хе. Как это у вас уютно все
так, несмотря на такое ужасное время. Э... хе... Нет, по¬
корнейше благодарит. К Ванде Михайловне приехала се¬
стра из деревни, и он должен сейчас же вернуться домой.
Он пришел затем, чтобы передать Елене Васильевне пись¬
мо. Сейчас открывал ящик у двери, и вот оно. «Счел сво¬
им долгом. Честь имею кланяться». Василиса, подпрыги¬
вая, попрощался.
Елена ушла с письмом в спальню...
«Письмо из-за границы? Да неужели? Вот бывают же
такие письма. Только возьмешь в руки конверт, а уже
знаешь, что там такое. И как оно пришло? Никакие пись¬
ма не ходят. Даже из Житомира в Город приходится по¬
сылать почему-то с оказией. И как все у нас глупо, дико
в этой стране. Ведь оказия-то эта самая тоже в поезде
едет. Почему же, спрашивается, письма не могут ездить,
пропадают? А вот это дошло. Не беспокойтесь, такое пись¬
мо дойдет, найдет адресата. Вар... Варшава. Варшава..
Но почерк не Тальберга. Как неприятно сердце бьется».
Хоть на лампе и был абажур, в спальне Елены стало
так нехорошо, словно кто-то сдернул цветистый шелк и
резкий свет ударил в глаза и создал хаос укладки. Лицо
Елены изменилось, стало похоже на старинное лицо ма¬
тери, смотревшей из резной рамы. Губы дрогнули, но
сложились презрительные складки. Дернула ртом. Вышед¬
ший из рваного конверта листок рубчатой, серенькой бу¬
маги лежал в пучке света.
432
«...Тут только узнала, что ты развелась с мужем. Остро¬
умовы видели Сергея Ивановича в посольстве — он уез¬
жает в Париж, вместе с семьей Герц; говорят, что он же¬
нится на Лидочке Герц; как странно все делается в этой
кутерьме. Я жалею, что ты не уехала. Жаль всех вас, ос¬
тавшихся в лапах у мужиков. Здесь в газетах, что будто
бы Петлюра наступает на Город. Мы надеемся, что немцы
его не пустят...»
В голове у Елены механически прыгал и стучал Ни-
колкин марш сквозь стены и дверь, наглухо завешенную
Людовиком XIV. Людовик смеялся, откинув руку с тро¬
стью, увитой лентами. В дверь стукнула рукоять палки,
и Турбин вошел, постукивая. Он покосился на лицо сест¬
ры, дернул ртом так же, как и она, и спросил:
— От Тальберга?
Елена помолчала, ей было стыдно и тяжело. Но потом
сейчас же овладела собой и подтолкнула листок Турбину:
«От Оли... из Варшавы...» Турбин внимательно вцепился
глазами в строчки и забегал, пока не прочитал все до кон¬
ца, потом еще раз обращение прочитал:
«Дорогая Леночка, не знаю, дойдет ли...»
У него на лице заиграли различные краски. Так —
общий тон шафранный, у скул розовато, а глаза из го¬
лубых превратились в черные.
— С каким бы удовольствием... — процедил он сквозь
зубы, — я б ему по морде съездил...
— Кому? — спросила Елена и шмыгнула носом, в
котором скоплялись слезы.
— Самому себе, — ответил, изнывая от стыда, доктор
Турбин, — за то, что поцеловался тогда с ним.
Елена моментально заплакала.
— Сделай ты мне такое одолжение, — продолжал Тур¬
бин, — убери ты к чертовой матери вот эту штуку, — он
рукоятью ткнул в портрет на столе. Елена подала, всхли¬
пывая, портрет Турбину. Турбин выдрал мгновенно из
рамы карточку Сергея Ивановича и разодрал ее в клочья.
Елена по-бабьи заревела, тряся плечами, и уткнулась
Турбину в крахмальную грудь. Она косо, суеверно, с ужа¬
сом поглядывала на коричневую икону, перед которой все
еще горела лампадочка в золотой решетке.
«Вот помолилась... условие поставила... ну, что ж... не
сердись... не сердись, матерь божия», — подумала суевер¬
ная Елена. Турбин испугался:
28 В огненном кольце
433
— Тише, ну тише... услышат они, чего хорошего?
Но в гостиной не слыхали. Пианино под пальцами
Николки изрыгало отчаянный марш: «Двуглавый орел»,
и слышался смех.
20
Велик был год и страшен год по рождестве Христовом
1918, но 1919 был его страшней.
В ночь со второго на третье февраля у входа на Цеп¬
ной Мост через Днепр человека в разорванном и черном
пальто с лицом синим и красным в потеках крови волок¬
ли по снегу два хлопца, а пан куренной бежал с ним ря¬
дом и бил его шомполом по голове. Голова моталась при
каждом ударе, но окровавленный уже не вскрикивал, а
только ухал. Тяжко и хлестко впивался шомпол в разод¬
ранное в клочья пальто, и каждому удару отвечало сип¬
ло:
— Ух... а...
— А, жидовская морда! — исступленно кричал пан
куренной, — к штабелям его, на расстрел! Я тебе покажу,
як по темным углам ховаться. Я т-тебе покажу! Что ты
робив за штабелем? Шпион!..
Но окровавленный не отвечал яростному пану курен¬
ному. Тогда пан куренной забежал спереди, и хлопцы
отскочили, чтобы самим увернуться от взлетевшей, бле¬
стящей трости. Пан куренной не рассчитал удара и мол¬
ниеносно опустил шомпол на голову. Что-то в ней кряк¬
нуло, черный не ответил уже «ух»... Повернув руку и мот¬
нув головой, с колен рухнул на бок и, широко отмахнув
другой рукой, откинул ее, словно хотел побольше захва¬
тить для себя истоптанной и унавоженной земли. Пальцы
крючковато согнулись и загребли грязный снег. Потом в
темной луже несколько раз дернулся лежавший в судо¬
роге и стих.
Над поверженным шинел электрический фонарь у вхо¬
да на мост, вокруг поверженного метались встревожен¬
ные тени гайдамаков с хвостами на головах, а выше было
черное небо с играющими звездами.
И в ту минуту, когда лежащий испустил дух, звез¬
да Марс над Слободкой под Городом вдруг разорвалась
в замерзшей выси, брызнула огнем и оглушительно уда¬
рила.
Вслед звезде черная даль за Днепром, даль, ведущая
434
к Москве, ударила громом тяжко и длинно. И тотчас хлоп¬
нула вторая звезда, но ниже, над самыми крышами, пог¬
ребенными под снегом.
И тотчас синяя гайдамацкая дивизия тронулась с мо¬
ста и побежала в Город, через Город и навеки вон.
Следом за синей дивизией волчьей побежкой прошел
на померзших лошадях курень Козыря-Лешко, пропляса¬
ла какая-то кухня... потом исчезло, как будто никогда
и не было. Остался только стынущий труп еврея в чер¬
ном у входа на мост, да утоптанные хлопья сена, да кон¬
ский навоз.
И только труп и свидетельствовал, что Пэтурра не
миф, что он действительно был... Дзынь... Трень... гитара,
турок... кованный на Бронной фонарь... девичьи косы, ме¬
тущие снег, огнестрельные раны, звериный вой в ночи,
мороз... Значит, было.
Он, Гриць, до работы...
В Гриця порваны чоботы...
А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-
нибудь за кровь?
Нет. Никто.
Просто растает снег, взойдет зеленая украинская тра¬
ва, заплетет землю... выйдут пышные всходы... задрожит
зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева
кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет.
Никто.
*
С вечера жарко натопили Саардамские изразцы, и до
сих пор, до глубокой ночи, печи все еще держали тепло.
Надписи были смыты с Саардамского Плотника, и оста¬
лась только одна:
...Лен... я взял билет на Аид.
Дом на Алексеевском спуске, дом, накрытый шапкой
белого генерала, спал давно и спал тепло. Сонная дрема
ходила за шторами, колыхалась в тенях.
За окнами расцветала все победоноснее студеная ночь
и беззвучно плыла над землей. Играли звезды, сжимаясь
и расширяясь, и особенно высоко в небе была звезда
красная и пятиконечная — Марс.
В теплых комнатах поселились сны.
435
Турбин спал в своей спаленке, и сон висел над ним,
как размытая картина. Плыл, качаясь, вестибюль, и им¬
ператор Александр I жег в печурке списки дивизиона...
Юлия прошла и поманила и засмеялась, проскакали тени,
кричали: «Тримай! Тримай!»
Беззвучно стреляли, и пытался бежать от них Турбин,
но ноги прилипали к тротуару на Мало-Провальной, и
погибал во сне Турбин. Проснулся со стоном, услышал
храп Мышлаевского из гостиной, тихий свист Карася и
Лариосика из книжной. Вытер пот со лба, опомнился,
слабо улыбнулся, потянулся к часам.
Было на часиках три.
— Наверно, ушли... Пэтурра... Больше не будет ни¬
когда.
И вновь уснул.
*
Ночь расцветала. Тянуло уже к утру, и погребенный
под мохнатым снегом спал дом. Истерзанный Василиса
почивал в холодных простынях, согревая их своим поху¬
девшим телом. Видел Василиса сон нелепый и круглый.
Будто бы никакой революции не было, все была чепуха
и вздор. Во сне. Сомнительное, зыбкое счастье наплывало
на Василису. Будто бы лето, и вот Василиса купил огород.
Моментально выросли на нем овощи. Грядки покрылись
веселыми завитками, и зелеными шишами в них выгляды¬
вали огурцы. Василиса в парусиновых брюках стоял и
глядел на милое, заходящее солнышко, почесывая жи¬
вот...
Тут Василисе приснились взятые круглые, глобусом,
часы. Василисе хотелось, чтобы ему стало жалко часов,
но солнышко так приятно сияло, что жалости не получа¬
лось.
И вот в этот хороший миг какие-то розовые, круглые
поросята влетели в огород и тотчас пятачковыми своими
мордами взрыли грядки. Фонтанами полетела земля. Ва¬
силиса подхватил с земли палку и собирался гнать поро¬
сят, но тут же выяснилось, что поросята страшные — у
них острые клыки. Они стали наскакивать на Василису,
причем подпрыгивали на аршин от земли, потому что вну¬
три у них были пружины. Василиса взвыл во сне. Чер¬
ным боковым косяком накрыло поросят, они провалились
в землю, и перед Василисой всплыла черная, сыроватая
его спальня..,
*
Ночь расцветала. Сонная дрема прошла над городом,
мутной белой птицей пронеслась, минуя сторонкой крест
Владимира, упала за Днепром в самую гущу ночи и по¬
плыла вдоль железной дуги. Доплыла до станции Дарни-
цы и задержалась над ней. На третьем пути стоял броне¬
поезд. Наглухо, до колес, были зажаты площадки в се¬
рую броню. Паровоз чернел многогранной глыбой, из брю¬
ха его вываливался огненный плат, разлетаясь на рель¬
сах, и со стороны казалось, что утроба паровоза набита
раскаленными углями. Он сипел тихонько и злобно, со¬
чилось что-то в боковых стенках, тупое рыло его молча¬
ло и щурилось в приднепровские леса. С последней пло¬
щадки в высь, черную и синюю, целилось широченное
дуло в глухом наморднике верст на двенадцать и прямо
в полночный крест.
Станция в ужасе замерла. На лоб надвинула тьму,
и светилась в ней осовевшими от вечернего грохота глаз¬
ками желтых огней. Суета на ее платформах была непре¬
рывная, несмотря на предутренний час. В низком жел¬
том бараке телеграфа три окна горели ярко, и слышался
сквозь стекла непрекращающийся стук трех аппара¬
тов. По платформе бегали взад и вперед, несмотря на жгу¬
чий мороз, фигуры людей в полушубках по колено, в ши¬
нелях и черных бушлатах. В стороне от бронепоезда и
сзади, растянувшись, не спал, перекликался и гремел две¬
рями теплушек эшелон.
А у бронепоезда, рядом с паровозом и первым желез¬
ным корпусом вагона, ходил, как маятник, человек в
длинной шинели, в рваных валенках и остроконечном ку¬
коле-башлыке. Винтовку он нежно лелеял на руке, как
уставшая мать ребенка, и рядом с ним ходила меж рель¬
сами, под скупым фонарем, по снегу, острая щепка чер¬
ной тени и теневой беззвучный штык. Человек очень
сильно устал и зверски, не по-человечески озяб. Руки его,
синие и холодные, тщетно рылись деревянными пальцами
в рвани рукавов, ища убежища. Из окаймленной белой
накипью и бахромой неровной пасти башлыка, открывав¬
шей мохнатый, обмороженный рот, глядели глаза в снеж¬
ных космах ресниц. Глаза эти были голубые, страдальче¬
ские, сонные, томные.
Человек ходил методически, свесив штык, и думал
только об одном, когда же истечет, наконец, морозный час
пытки и он уйдет с озверевшей земли вовнутрь, где
438
божественным жаром пышут трубы, греющие эшелоны,
где в тесной конуре он сможет свалиться на узкую кой¬
ку, прильнуть к ней и на ней распластаться. Человек и
тень ходили от огненного всплеска броневого брюха к
темной стене первого боевого ящика, до того места, где
чернела надпись:
Бронепоезд «Пролетарий».
Тень, то вырастая, то уродливо горбатясь, но неизмен¬
но остроголовая, рыла снег своим черным штыком. Го¬
лубоватые лучи фонаря висели в тылу человека. Две го¬
лубоватые луны, не грея и дразня, горели на платформе.
Человек искал хоть какого-нибудь огня и нигде не нахо¬
дил его; стиснув зубы, потеряв надежду согреть пальцы
ног, шевеля ими, неуклонно рвался взором к звездам.
Удобнее всего ему было смотреть на звезду Марс, сияю¬
щую в небе впереди над Слободкой. И он смотрел на нее.
От его глаз шел на миллионы верст взгляд и не упускал
ни на минуту красноватой живой звезды. Она сжималась
и расширялась, явно жила и была пятиконечная. Изред¬
ка, истомившись, человек опускал винтовку прикладом в
снег, остановившись, мгновенно и прозрачно засыпал, и
черная стена бронепоезда не уходила из этого сна, не
уходили и некоторые звуки со станции. Но к ним присое¬
динялись новые. Вырастал во сне небосвод невиданный.
Весь красный, сверкающий и весь одетый Марсами в их
живом сверкании. Душа человека мгновенно наполнялась
счастьем. Выходил неизвестный, непонятный всадник в
кольчуге и братски наплывал на человека. Кажется, сов¬
сем собирался провалиться во сне черный бронепоезд, и
вместо пего вырастала в снегах зарытая деревня — Ма¬
лые Чугры. Он, человек, у околицы Чугров, а навстречу
ему идет сосед и земляк.
— Жилин? — говорил беззвучно, без губ, мозг чело¬
века, и тотчас грозный сторожевой голос в груди высту¬
кивал три слова:
— Пост... часовой... замерзнешь...
Человек уже совершенно нечеловеческим усилием от¬
рывал винтовку, вскидывал на руку, шатнувшись, отди¬
рал ноги и шел опять.
Вперед — назад. Вперед — назад. Исчезал сонный
небосвод, опять одевало весь морозный мир синим шел¬
ком неба, продырявленного черным и губительным хобо¬
439
том орудия. Играла Венера красноватая, а от голубой лу¬
ны фонаря временами поблескивала на груди человека от¬
ветная звезда. Она была маленькая и тоже пятиконеч¬
ная.
*
Металась и металась потревоженная дрема. Летела
вдоль Днепра. Пролетала мертвые пристани и упала над
Подолом. На нем очень давно погасли огни. Все спали.
Только на углу Волынской в трехэтажном каменном зда¬
нии, в квартире библиотекаря, в узенькой, как дешевый
номер дешевенькой гостиницы, комнате сидел голубогла¬
зый Русаков у лампы под стеклянным горбом колпака.
Перед Русаковым лежала тяжелая книга в желтом ко¬
жаном переплете. Глаза шли по строкам медленно и тор¬
жественно:
«И увидал я мертвых* и великих,стоящих перед бо¬
гом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, ко¬
торая есть книга жизни; и судимы были мертвые по на¬
писанному в книгах, сообразно с делами своими.
Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть
и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был
каждый по делам своим.
И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в
озеро огненное.
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо
и прежняя земля миновали, и моря уже нет» *.
По мере того как он читал потрясающую книгу, ум
его становился как сверкающий меч, углубляющийся в
тьму.
Болезни и страдания казались ему неважными, несу¬
щественными. Недуг отпадал, как короста с забытой в
лесу отсохшей ветви. Он видел синюю, бездонную мглу
веков, коридор тысячелетий. И страха не испытывал, а
МУДРУЮ покорность и благоговение. Мир становился в ду¬
ше, и в мире он дошел до слов:
«...слезу с очей, и смерти не будет, уже ни плача, ни
вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».
440
*
Смутная мгла расступилась и пропустила к Елене по¬
ручика Шервинского. Выпуклые глаза его развязно улы¬
бались.
— Я демон, — сказал он, щелкнув каблуками, — а
он не вернется, Тальберг, — и я пою вам...
Он вынул из кармана огромную сусальную звезду и
нацепил ее на грудь с левой стороны. Туманы сна ползли
вокруг него, его лицо из клубов выходило ярко-куколь¬
ным. Он пел пронзительно, не так, как наяву.
— Жить, будем жить!!
— А смерть придет, помирать будем... — пропел Ни-
колка и вошел.
В руках у него была гитара, но вся шея в крови, а
на лбу желтый венчик с иконками. Елена мгновенно по¬
думала, что он умрет, и горько зарыдала и проснулась с
криком в ночи:
— Николка. О, Николка?
И долго, всхлипывая, слушала бормотание ночи.
И ночь все плыла.
*
И наконец, Петька Щеглов во флигеле видел сон.
Петька был маленький, поэтому он не интересовался
ни большевиками, ни Петлюрой, ни Демоном. И сон при¬
виделся ему простой и радостный, как солнечный шар.
Будто бы шел Петька по зеленому большому лугу, а
на этом лугу лежал сверкающий алмазный шар, больше
Петьки. Во сне взрослые, когда им нужно бежать, при¬
липают к земле, стонут и мечутся, пытаясь оторвать но¬
ги от трясины. Детские же ноги резвы и свободны. Петь¬
ка добежал до алмазного шара и, задохнувшись от радо¬
стного смеха, схватил его руками. Шар обдал Петьку све¬
ркающими брызгами. Вот весь сон Петьки. От удовольст¬
вия он расхохотался в ночи. И ему весело стрекотал свер¬
чок за печкой. Петька стал видеть иные, легкие и радост¬
ные сны, а сверчок все пел и пел свою песню, где-то в
щели, в белом углу за ведром, оживляя сонную, бормочу¬
щую ночь в семье.
Последняя ночь расцвела. Во второй половине ее вся
тяжелая синева, занавес бога, облекающий мир, покры¬
лась звездами. Похоже было, что в неизмеримой высоте
за этим синим пологом у царских врат служили всенотц-
441
ную. В алтаре зажигали огоньки, и они проступали на за¬
весе целыми крестами, кустами и квадратами. Над Днеп¬
ром с грешной и окровавленной и снежной земли подни¬
мался в черную, мрачную высь полночный крест Влади¬
мира. Издали казалось, что поперечная перекладина ис¬
чезла — слилась с вертикалью, и от этого крест превра¬
тился в угрожающий острый меч.
Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки,
кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся,
когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет
ни одного человека, который бы этого не знал. Так поче¬
му же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему-'*
Москва,
1923-1924
ЗЛШИТНИКИ РЕВОЛЮЦИИ
Плакат Д. С. Моора. 1920 г.
Документальный раздел сборника открывается работами
В. И. Ленина. Многогранной и напряженной была деятельность
вождя революции в годы гражданской войны. В. И. Ленин руко¬
водил заседаниями ЦК РКП (б) и Совнаркома, возглавлял учреж¬
денный в конце 1918 года Совет Рабоче-Крестьянской Обороны.
Занимаясь вопросами партийного и государственного строитель¬
ства, внешней политики, организации социалистической экономи¬
ки и культуры, В. И. Ленин направлял все силы и возможности
Советской Республики на решение основной задачи — разгром
интервентов и белогвардейцев. Большое внимание он уделял и
непосредственно военному делу.
Еще в ходе революции 1905—1907 годов В. И. Ленин руко¬
водил военными организациями большевистской партии, состав¬
лял практические инструкции по боевой подготовке рабочих от¬
рядов, намечал планы вооруженной борьбы. Но наиболее ярко и
широко полководческое искусство В. И. Ленина развернулось
именно в суровые годы защиты завоеваний Октября. На основе
глубокого изучения военно-политической обстановки он точно
определял главную опасность и направление главного удара про¬
тивника, намечал стратегию действий Красной Армии, что неиз¬
менно приносило победу. В эти годы В. И. Ленин внес огромный
вклад в развитие марксистского учения о войне и армии, зало¬
жил основы советской военной науки.
Несмотря на тяжелейшую обстановку войны, В. И. Ленин
продолжал разработку теоретических и практических вопросов
строительства социализма, стратегии и тактики международного
рабочего движения. Эта сторона деятельности вождя находила
отражение в его книгах, докладах и выступлениях на съездах
партии, съездах Советов, конгрессах Коммунистического Интер¬
национала*
445
В. И. Ленин находил время и для встреч с трудящимися. On
часто бывал на заводах, посещал военные школы и курсы, вы¬
ступал на рабочих и красноармейских митингах. Отчеты об этих
встречах публиковались в газетах, становились известными на¬
родным массам во всех концах огромной страны.
Литературное наследие В. И. Ленина эпохи гражданской вой¬
ны занимает более десяти томов его Полного собрания сочине¬
ний. Понятно, что здесь мы можем привести лишь очень не¬
большую часть этого наследия. В публикуемых ниже ленинских
документах раскрывается сущность империалистической интер¬
венции и гражданской войны, оцениваются изменения в расста¬
новке классовых сил в стране, характеризуются источники по¬
беды советского народа.
Далее читатель найдет некоторые документы Российской
Коммунистической партии (большевиков) за 1918—1920 годы. Во¬
оруженная научным пониманием законов общественного разви¬
тия, партия на всех этапах войны вырабатывала политику, вы¬
ражавшую интересы народных масс и отвечавшую сложившейся
международной и внутренней обстановке. ЦК РКП (б) во главе
с В. И. Лениным осуществлял общее руководство деятельностью
всех ведомств и учреждений, всей борьбой советского народа
против внутренней и внешней контрреволюции. Неразрывная
связь партии с народом, умение мобилизовать массы, способность
критически оценивать свою собственную деятельность по руковод¬
ству обществом, оперативно и без колебаний исправлять допу¬
щенные ошибки — все это имело решающее значение для исхо¬
да гражданской войны и закрепления победы Октября.
Ленинские работы и документы Коммунистической партии
составляют методологическое ядро всего тома. Они дают читате¬
лю ключ к правильному пониманию сложной и драматической
истории острейшей классовой борьбы в нашей стране.
В годы гражданской войны партия воспитала и выдвинула
на ведущие командные должности славную плеяду советских
полководцев. Ниже публикуются воспоминания и другие мате¬
риалы некоторых из них.
М. Н. Тухачевский в своей небольшой статье рассказывает о
боевых операциях возглавляемой им с лета 1918-го до января
1919 года 1-й армии Восточного фронта — одного из самых пер¬
вых регулярных соединений Советских Вооруженных Сил.
Созданная 19 июня 1918 года из добровольческих отрядов и ча¬
стей, эта армия стойко сражалась против чехословацких и бело¬
гвардейских войск в Поволжье, участвовала в борьбе с колчаков¬
цами, оказывала в 1920 году помощь народам Хивы и Бухары в
установлении власти Советов. Далее помещены выдержки из
воспоминаний Е. И. Ковтюха — командующего 1-й колонной Та-
446
майской армии, а затем всей армией, прототипа главного героя
романа «Железный поток». Впервые опубликованные в 1926 го¬
ду и выдержавшие в дальнейшем несколько изданий, они прав¬
диво воссоздают незабываемую картину героического похода
красных таманцев (преимущественно бойцов 1-й колонны), яв¬
ляются, пожалуй, лучшим историческим комментарием к рома¬
ну А. С. Серафимовича. Из книги командующего войсками Юж¬
ного и Юго-Западного фронтов А. И. Егорова публикуется глава,
где автор рассматривает состояние боевых сил противоборствую¬
щих сторон накануне решающих сражений 1919 года. Глава
включает и сжатый, но содержательный исторический очерк об
организации Красной Армии, а также белогвардейских «Воору¬
женных сил Юга России». В статье М. В. Фрунзе рассказывает¬
ся о ликвидации последнего белого фронта в европейской части
России — врангелевского.
В годы гражданской войны боевые действия по защите со¬
циалистической революции проходили не только на фронтах, где
сражались подразделения регулярной Красной Армии, но и на
захваченной белогвардейцами и интервентами территории стра¬
ны — в форме партизанского движения. Коммунистическая пар¬
тия уделяла серьезное внимание развитию народной борьбы в
тылу врага и стремилась придать ей организованный и целена¬
правленный характер, согласовать ее с операциями Вооруженных
Сил Республики. С этой целью в январе 1918 года при Наркома¬
те по военным делам РСФСР был учрежден Центральный штаб
партизанских отрядов (позже — Особое разведывательное отде¬
ление Полевого штаба). Напряженную работу по развертыванию
партизанского движения, руководству стихийно возникавшими
повстанческими отрядами и группами проводили местные под¬
польные большевистские комитеты. Ряд документов, помещенных
ниже, отражает и эту важную сторону вооруженной борьбы на¬
родных масс против сил контрреволюции.
Заключают первую часть документального раздела материа¬
лы об организации советской военной экономики, трудовом ге¬
роизме рабочих и крестьян — яркие свидетельства единства
фронта и тыла в годы гражданской войны.
В. И. ЛЕНИН О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
И ВОЕННОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ
«ТОВАРИЩИ РАБОЧИЕ! ИДЕМ В ПОСЛЕДНИЙ,
РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ!» *
Советская республика окружена врагами. Но она побе¬
дит и внешних и внутренних врагов. Виден уже подъем
среди рабочей массы, обеспечивающий победу. Видно уже,
как участились искры и взрывы революционного пожара
в Западной Европе, дающие нам уверенность в недалекой
победе международной рабочей революции.
Внешний враг Российской Советской Социалистиче¬
ской Республики, это — в данный момент англо-француз¬
ский и японо-американский империализм. Этот враг на¬
ступает на Россию сейчас, он грабит наши земли, он за¬
хватил Архангельск и от Владивостока продвинулся (если
верить французским газетам) до Никольска-Уссурий-
ского. Этот враг подкупил генералов и офицеров чехосло¬
вацкого корпуса *. Этот враг наступает на мирную Рос¬
сию также зверски и грабительски, как наступали гер¬
манцы в феврале, с тем, однако, отличием, что англо-
японцам нужен не только захват и грабеж русской
земли, но и свержение Советской власти для «восстанов¬
ления фронта», т. е. для вовлечения России опять в им¬
периалистскую (проще говоря: разбойничью) войну Анг¬
лии с Германией.
Англо-японские капиталисты хотят восстановить
власть помещиков и капиталистов в России, чтобы вме¬
сте делить добычу, награбленную в войне, чтобы закаба¬
лить русских рабочих и крестьян англо-французскому ка¬
питалу, чтобы содрать с них проценты по многомиллиард¬
ным займам, чтобы потушить пожар социалистической
революции, начавшийся у нас и все более грозящий пере¬
кинуться на весь мир.
У зверей англо-японского империализма не хватит сил
занять и покорить Россию. Таких сил не хватает даже у
соседней с нами Германии, как доказал ее «опыт» с Ук¬
раиной. Англо-японцы рассчитывали захватить нас врас¬
плох. Это им не удалось. Рабочие Питера, за ним — Мос¬
квы, а за Москвой и всей промышленной центральной
области поднимаются все более дружно, все настойчивее,
все большими массами, все беззаветнее. В этом залог
нашей победы.
Англо-японские капиталистические хищники, пойдя в
поход на мирную Россию, рассчитывают еще на свой со¬
юз с внутренним врагом Советской власти. Мы знаем
хорошо, кто этот внутренний враг. Это — капиталисты,
помещики, кулаки, их сынки, ненавидящие власть рабо¬
чих и трудовых крестьян, крестьян, не пьющих крови
своих односельчан.
Волна кулацких восстаний * перекидывается по Рос¬
сии. Кулак бешено ненавидит Советскую власть и готов
передушить, перерезать сотни тысяч рабочих. Если бы
кулакам удалось победить, мы прекрасно знаем, что они
беспощадно перебили бы сотни тысяч рабочих, входя в
союз с помещиками и капиталистами, восстановляя катор¬
гу для рабочих, отменяя 8-часовой рабочий день, возвра¬
щая фабрики и заводы под иго капиталистов.
Так было во всех прежних европейских революциях,
когда кулакам, вследствие слабости рабочих, удавалось
повернуть назад от республики опять к монархии, от
власти трудящихся опять к всевластию эксплуататоров,
богачей, тунеядцев. Так было у нас на глазах в Латвии,
в Финляндии, на Украине, в Грузии. Везде жадное, обо¬
жравшееся, зверское кулачье соединялось с помещиками
и с капиталистами против рабочих и против бедноты во¬
обще. Везде кулачье с неслыханной кровожадностью рас¬
правлялось с рабочим классом. Везде оно входило в союз
с иноземными капиталистами против рабочих
своей страны. Так поступали и поступают кадеты, правые
эсеры, меньшевики; стоит вспомнить только их подвиги
в «чехословакии» *. Так поступают, по крайней глупости
и бесхарактерности, и левые эсеры *, своим мятежом в
Москве оказавшие помощь белогвардейцам в Ярославле,
чехословакам и белым в Казани; недаром эти левые эсе¬
ры заслужили похвалу Керенского и его друзей, француз¬
ских империалистов.
Никакие сомнения невозможны. Кулаки — бешеный
враг Советской власти. Либо кулаки перережут бесконеч¬
но много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят
29 В огненном кольце
449
восстания кулацкого, грабительского меньшинства наро¬
да против власти трудящихся. Середины тут быть не
может. Миру не бывать: кулака можно и легко можно
помирить с помещиком, царем и попом, даже если они
поссорились, но с рабочим классом никогда.
И поэтому бой против кулаков мы называем послед -
ним, решительным боем. Это не значит, что не может
быть многократных восстаний кулаков, или что не мо¬
жет быть многократных походов чужеземного капитализ¬
ма против Советской власти. Слово: «последний» бой
означает, что последний и самый многочисленный из эк¬
сплуататорских классов восстал против нас в нашей
стране.
Кулаки — самые зверские, самые грубые, самые ди¬
кие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории
других стран власть помещиков, царей, попов, капитали¬
стов. Кулаков больше, чем помещиков и капиталистов.
Но все же кулаки — меньшинство в народе.
Допустим, что у нас в России около 15 миллионов кре¬
стьянских земледельческих семей, считая прежнюю Рос¬
сию, до того времени, когда хищники оторвали от нее
Украину и прочее. Из этих 15 миллионов, наверное,
около 10 миллионов бедноты, живущей продажей своей
рабочей силы или идущей в кабалу богатеям или не име¬
ющей излишков хлеба и особенно разоренной тяготами
войны. Около 3-х миллионов надо считать среднего кре¬
стьянина, и едва ли больше 2-х миллионов кулачья, бо¬
гатеев, спекулянтов хлебом *. Эти кровопийцы нажились
на народной нужде во время войны, они скопили тысячи
и сотни тысяч денег, повышая цены на хлеб и другие
продукты. Эти пауки жирели на счет разоренных войною
крестьян, на счет голодных рабочих. Эти пиявки пили
кровь трудящихся, богатея тем больше, чем больше голо¬
дал рабочий в городах и на фабриках. Эти вампиры под¬
бирали и подбирают себе в руки помещичьи земли, они
снова и снова кабалят бедных крестьян.
Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им!
Ненависть и презрение к защищающим их партиям: пра¬
вым эсерам, меньшевикам и теперешним левым эсерам!
Рабочие должны железной рукой раздавить восстания ку¬
лаков, заключающих союз против трудящихся своей стра¬
ны с чужеземными капиталистами.
Кулаки пользуются темнотой, раздробленностью, рас¬
пыленностью деревенской бедноты. Они натравливают ее
на рабочих, они подкупают иногда ее, давая ей на сотен¬
450
ку рубликов «поживиться» от спекуляции хлебом (и в
то же время грабя бедноту на многие тысячи). Кулаки
стараются перетянуть на свою сторону среднего крестья¬
нина, и иногда им это удается.
Но рабочий класс вовсе не обязан расходиться со
средним крестьянином. Рабочий класс не может поми¬
риться с кулаком, а с средним крестьянином он может
искать и ищет соглашения. Рабочее правительство т. е.
большевистское правительство доказало это делом, а не
словами.
Мы доказали это, приняв и строго проводя закон о
«социализации земли» *; в этом законе есть много усту¬
пок интересам и воззрениям среднего крестьянина.
Мы доказали это, утроив (на днях) хлебные це¬
ны *, ибо мы вполне признаем, что заработок среднего
крестьянина часто не соответствует теперешним ценам на
промышленные продукты и должен быть повышаем.
Всякий сознательный рабочий будет разъяснять это
среднему крестьянину и терпеливо, настойчиво, много¬
кратно доказывать ему, что социализм бесконечно вы¬
годнее для среднего крестьянина, чем власть царей, по¬
мещиков, капиталистов.
Рабочая власть никогда не обижала и не обидит сред¬
него крестьянина. А власть царей, помещиков, капиталис¬
тов, кулаков всегда не только обижала среднего кресть¬
янина, а прямо душила, грабила, разоряла его во всех
странах, везде без исключения, в России в том числе.
Теснейший союз и полное слияние с деревенской бед¬
нотой; уступки и соглашение с средним крестьянином;
беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вам¬
пиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся
на голоде; — вот какова программа сознательного рабо¬
чего. Вот политика рабочего класса.
ИЗ «ПИСЬМА К РАБОЧИМ И КРЕСТЬЯНАМ ПО ПОВОДУ
ПОБЕДЫ НАД КОЛЧАКОМ» *
Товарищи! Красные войска освободили от Колчака
весь Урал и начали освобождение Сибири. Рабочие и кре¬
стьяне Урала и Сибири с восторгом встречают Совет¬
скую власть, ибо она выметает железной метлой всю по¬
мещичью и капиталистическую сволочь, которая замучи¬
ла народ поборами, издевательствами, поркой, восстанов¬
лением царского угнетения.
29*
451
Наш общий восторг, наша радость, по поводу осво¬
бождения Урала и вступления красных войск в Сибирь
не должны позволить нам успокоиться. Враг далеко еще
не уничтожен. Он даже не сломлен окончательно.
Надо напрячь все силы, чтобы изгнать Колчака и
японцев с другими иноземным разбойниками из Сибири,
и еще большее напряжение сил необходимо, чтобы унич¬
тожить врага, чтобы не дать ему снова и снова начинать
своего разбойничьего дела.
Как добиться этого?
Тяжелый опыт, пережитый Уралом и Сибирью, так
же как и опыт всех стран, измученных четырехлетней им¬
периалистской войной, не должен пройти для нас даром.
Вот главные пять уроков, которые все рабочие и кре¬
стьяне, все трудящиеся должны извлечь из этого опыта,
чтобы застраховать себя от повторения бедствий колча¬
ковщины.
Первый урок. Чтобы защитить власть рабочих и кре¬
стьян от разбойников, то есть от помещиков и капита¬
листов, нам нужна могучая Красная Армия. Мы доказа¬
ли не словами, а делом, что мы можем создать ее, что
мы научились управлять ею и побеждать капиталистов,
несмотря на получаемую ими щедрую помощь оружием
и снаряжением от богатейших стран мира. Большевики
доказали это делом. Поверить им все рабочие и крестья¬
не, — если они сознательны, — должны не на слово (на
слово верить глупо), а на основании опыта миллионов и
миллионов людей на Урале и в Сибири. Задача соеди¬
нить вооружение рабочих и крестьян с командованием
бывших офицеров, которые большей частью сочувствуют
помещикам и капиталистам, есть труднейшая задача. Ее
можно решить только при великолепном уменье организо¬
вать, при строгой и сознательной дисциплине, при дове¬
рии широкой массы к руководящему слою рабочих ко¬
миссаров. Эту труднейшую задачу большевики решили:
измен бывших офицеров у нас очень много, и тем не ме¬
нее Красная Армия не только в наших руках, но и на¬
училась побеждать генералов царя и генералов Англии,
Франции и Америки.
Поэтому всякий, кто серьезно хочет избавиться от кол¬
чаковщины, должен все силы, все средства, все уменье
целиком отдать делу создания и укрепления Красной Ар¬
мии. Не за страх, а за совесть исполнять все законы о
Красной Армии, все приказы, поддерживать дисциплину
в ней всячески, помогать Красной Армии всем, чем толь¬
452
ко может помогать каждый, — таков первый, основной и
главнейший долг всякого сознательного рабочего и кре¬
стьянина, не желающего колчаковщины.
Как огня надо бояться партизанщины, своеволия от¬
дельных отрядов, непослушания центральной власти, ибо
это ведет к гибели: и Урал, и Сибирь, и Украина доказа¬
ли это...
С крепкой Красной Армией мы непобедимы. Без креп¬
кой армии мы — неминуемая жертва Колчака, Деники¬
на, Юденича *.
Второй урок. Красная Армия не может быть крепкой
без больших государственных запасов хлеба, ибо без это¬
го нельзя ни передвигать армию свободно, ни готовить
ее как следует. Без этого нельзя содержать рабочих, ра¬
ботающих на армию.
Всякий сознательный рабочий и крестьянин должен
Обложка брошюры В. И. Ленина. 1919 г.
Российская Социалистическая Федератшая Советски Республика.
„Пролетарии ееех стран, соединяйтесь!"
№ 6. речи х беседы агитатора- № б.
В. И. Ленин.
ПИСЬМО К РАБОЧИМ
И КРЕСТЬЯНАМ
по поводу победы над Колчаном.
Государственное Издательство.
Москва-1919.
знать и помнить, что главная причина недостаточно бы¬
стрых и прочных успехов нашей Красной Армии состоит
теперь именно в недостатке государственных запасов хле¬
ба. Кто не сдает излишков хлеба государству, тот помо¬
гает Колчаку, тот изменник и предатель рабочих и кре¬
стьян, тот виновен в смерти и мучениях лишних десят¬
ков тысяч рабочих и крестьян в Красной Армии...
Третий урок. Чтобы до конца уничтожить Колчака и
Деникина, необходимо соблюдать строжайший революци¬
онный порядок, необходимо соблюдать свято законы и
предписания Советской власти и следить за их исполне¬
нием всеми.
На примере колчаковских побед в Сибири и на Ура¬
ле мы все видели ясно, как малейший беспорядок, ма¬
лейшее нарушение законов Советской власти, малейшая
невнимательность или нерадение служат немедленно к
усилению помещиков и капиталистов, к их победам. Ибо
помещики и капиталисты не уничтожены и не считают
себя побежденными: всякий разумный рабочий и кре¬
стьянин видит, знает и понимает, что они только разбиты
и попрятались, попритаились, перерядились очень часто в
«советский» «защитный» цвет. Многие помещики пролез¬
ли в советские хозяйства, капиталисты — в разные
«главки» и «центры», в советские служащие; на каждом
шагу подкарауливают они ошибки Советской власти и
слабости ее, чтобы сбросить ее, чтобы помочь сегодня че¬
хословакам, завтра Деникину.
Надо всеми силами выслеживать и вылавливать этих
разбойников, прячущихся помещиков и капиталистов, во
всех их прикрытиях, разоблачать их и карать бес¬
пощадно, ибо это — злейшие враги трудящихся, искус¬
ные, знающие, опытные, терпеливо выжидающие удобного
момента для заговора; это — саботажники, не останав¬
ливающиеся ни перед каким преступлением, чтобы повре¬
дить Советской власти. С этими врагами трудящихся, с
помещиками, капиталистами, саботажниками, белыми, на¬
до быть беспощадным.
А чтобы уметь ловить их, надо быть искусным, осто¬
рожным, сознательным, надо внимательнейшим образом
следить за малейшим беспорядком, за малейшим отступ¬
лением от добросовестного исполнения законов Совет¬
ской власти. Помещики и капиталисты сильны не только
своими знаниями и своим опытом, не только помощью
богатейших стран мира, но также и силой привычки и
темноты широких масс, которые хотят жить «по старин¬
454
ке» и не понимают необходимости соблюдать строго и
добросовестно законы Советской власти.
Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советско¬
го порядка есть уже дыра, которую немедленно использу¬
ют враги трудящихся, — есть зацепка для побед Колча¬
ка и Деникина. Преступно забывать, что колчаковщина
началась с маленькой неосторожности по отношению к
чехословакам, с маленького неповиновения отдельных
полков.
Четвертый урок. Преступно забывать не только о том,
что колчаковщина началась с пустяков, но и о том, что
ей помогли родиться на свет и ее прямо поддерживали
меньшевики («социал-демократы») и эсеры («социалис¬
ты-революционеры»). Пора научиться оценивать полити¬
ческие партии по делам их, а не по их словам.
Называя себя социалистами, меньшевики и эсеры на
деле — пособники белых, пособники помещиков и капи¬
талистов. Это доказали на деле не отдельные только фак¬
ты, а две великие эпохи в истории русской революции:
1) керенщина и 2) колчаковщина. Оба раза меньшевики
и эсеры, на словах будучи «социалистами» и «демократа¬
ми», на деле сыграли роль пособников белогвардейщины.
Неужели мы окажемся так глупы, чтобы поверить им те¬
перь, когда они предлагают нам еще раз позволить им
«попробовать», называя это позволение «единым социа¬
листическим (или демократическим) фронтом»? Неужели
после колчаковщины останутся еще крестьяне, кроме оди¬
ночек, не понимающие, что «единый фронт» с меньшеви¬
ками и эсерами есть единение с пособниками Колчака?
Возразят: меньшевики и эсеры увидели свою ошибку
и отреклись от всякого союза с буржуазией. Но это не¬
правда. Во-первых, правые меньшевики и эсеры даже и
не отреклись от такого союза, а грани с этими «правыми»
определенной пет, и нет по вине «левых» меньшевиков и
эсеров; на словах «осуждая» своих «правых», даже луч¬
шие из меньшевиков и эсеров остаются на деле бессиль¬
ными рядом с ними и вопреки всем их словам. Во-вторых,
даже лучшие из меньшевиков и эсеров защищают как
раз колчаковские идеи, помогающие буржуазии и Колча¬
ку с Деникиным, прикрывающие их грязное и кровавое
капиталистическое дело. Эти идеи: народовластие, всеоб¬
щее, равное, прямое избирательное право *, Учредитель¬
ное собрание *, свобода печати и прочее. Во всем мире
видим мы капиталистические республики, оправдываю¬
щие именно этой «демократической» ложью господство
455
капиталистов и войны из-за порабощения колоний. У нас
мы видим, как и Колчак, и Деникин, и Юденич, и любой
генерал раздают охотно такие «демократические» обеща¬
ния. Можно ли верить тому человеку, который из-за сло¬
весных обещаний помогает заведомому бандиту? Мень¬
шевики и эсеры, все без изъятия, помогают заведомым
бандитам, всемирным империалистам, прикрашивая лже¬
демократическими лозунгами их власть, их поход на Рос¬
сию, их господство, их политику...
Пятый урок. Чтобы уничтожить Колчака и колчаков¬
щину, чтобы не дать им подняться вновь, надо всем кре¬
стьянам без колебаний сделать выбор в пользу рабочего
государства. Крестьян пугают (особенно меньшевики и
эсеры, все, даже «левые» из них) пугалом «диктатуры од¬
ной партии», партии болыневиков-коммунистов.
На примере Колчака крестьяне научились не боять¬
ся пугала.
Либо диктатура (т. е. железная власть) помещиков и
капиталистов, либо диктатура рабочего класса.
Середины нет. О середине мечтают попусту барчата,
интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим
книжкам. Нигде в мире середины нет и быть не может.
Либо диктатура буржазии (прикрытая пышными эсеров¬
скими и меньшевистскими фразами о народовластии,
учредилке, свободах и прочее), либо диктатура пролета¬
риата. Кто не научился этому из истории всего XIX ве¬
ка, тот — безнадежный идиот. А в России мы все виде¬
ли, как мечтали о середине меньшевики и эсеры при ке¬
ренщине и под Колчаком.
Кому послужили эти мечты? Кому помогли они? —
Колчаку и Деникину. Мечтатели о середине — пособни¬
ки Колчака.
На Урале и в Сибири рабочие и крестьяне сравнили
на опыте диктатуру буржуазии и диктатуру рабочего
класса. Диктатура рабочего класса проводится той парти¬
ей большевиков, которая еще с 1905 г. и раньше слилась
со всем революционным пролетариатом.
Диктатура рабочего класса, это значит: рабочее госу¬
дарство без колебаний подавит помещиков и капиталис¬
тов, подавит изменников и предателей, помогающих этим
эксплуататорам, победит их.
Рабочее государство —- беспощадный враг помещика и
капиталиста, спекулянта и мошенника, враг частной соб¬
ственности на землю и на капитал, враг власти денег.
Рабочее государство — единственный верный друг и
456
помощник трудящихся и крестьянства. Никаких колеба¬
ний в сторону капитала, союз трудящихся в борьбе с ним,
рабоче-крестьянская власть, Советская власть — вот что
значит на деле «диктатура рабочего класса».
Меньшевики и эсеры хотят испугать крестьян этими
словами. Не удастся. После Колчака рабочие и крестьяне
даже в захолустье поняли, что эти слова означают как
раз то, без чего от Колчака не спастись.
Долой колеблющихся, бесхарактерных, сбивающихся
на помощь капиталу, плененных лозунгами и обещания¬
ми капитала! Беспощадная борьба капиталу и союз тру¬
дящихся, союз крестьян с рабочим классом — вот по¬
следний и самый важный урок колчаковщины.
24 августа 1919 г.
ИЗ СТАТЬИ «ВЫБОРЫ В УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ
И ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА»*
...Пролетариат может завоевать государственную
власть, осуществить советский строй, удовлетворить эко¬
номически большинство трудящихся на счет эксплуата¬
торов.
Достаточно ли этого для полной и окончательной
победы?
Нет.
Только иллюзия мелкобуржуазных демократов, «со¬
циалистов» и «социал-демократов», как их главных со¬
временных представителей, может воображать, что при
капитализме трудящиеся массы в состоянии приобрести
столь высокую сознательность, твердость характера, про¬
ницательность и широкий политический кругозор, чтобы
иметь возможность одним голосованием решить или во¬
обще как бы то ни было наперед решить, без долгого опы¬
та борьбы, что они идут за таким-то классом или за та¬
кой-то партией.
Это иллюзия. Это слащавая побасенка педантов и сла¬
щавых социалистов типа Каутских *, Лонге *, Макдо¬
нальдов *.
Капитализм не был бы капитализмом, если бы он, с
одной стороны, не осуждал массы на состояние забито¬
сти, задавленности, запуганности, распыленности (дерев¬
ня!), темноты; — если бы он (капитализм), с другой
стороны, не давал буржуазии в руки гигантского аппара¬
457
та лжи и обмана, массового надувания рабочих и кресть¬
ян, отупления их и т. д.
Поэтому вывести трудящихся из капитализма к ком¬
мунизму способен только пролетариат. О решении напе¬
ред со стороны мелкобуржуазной или полумелкобуржуаз-
ной массы трудящихся сложнейшего политического
вопроса: «быть вместе с рабочим классом или с буржуази¬
ей» нечего и думать. Неизбежны колебания непролетар¬
ских трудящихся слоев, неизбежен их собственный прак¬
тический опыту позволяющий сравнить руководство бур¬
жуазии и руководство пролетариата.
Вот это обстоятельство и упускают постоянно из ви¬
ду поклонники «последовательной демократии», вообра¬
жающие, что серьезнейшие политические вопросы могут
быть решены голосованиями. На деле эти вопросы, если
они остры и обострены борьбой, решает гражданская вой¬
на, а в этой войне гигантское значение имеет опыт не¬
пролетарских трудящихся масс (крестьян в первую голо¬
ву), опыт сравнения, сопоставления ими власти пролета¬
риата с властью буржуазии.
Выборы в Учредительное собрание в России в ноябре
1917 года, сопоставленные с двухлетней гражданской
войной 1917—1919 годов, чрезвычайно поучительны в
этом отношении.
Посмотрите, какие районы оказались наименее боль¬
шевистскими. Во-первых, Восточно-Уральский и Сибир¬
ский: 12% и 10% голосов за большевиков. Во-вторых,
Украина: 10% голосов за большевиков. Из остальных
районов наименьший процент голосов за большевиков да¬
ет крестьянский район Великороссии, Поволжско-Черно¬
земный, но в нем за большевиков подано 16% голосов.
И вот именно в тех районах, где процент большевист¬
ских голосов в ноябре 1917 года был наименьший, мы
наблюдаем наибольший успех контрреволюционных дви¬
жений, восстаний, организации сил контрреволюции.
Именно в этих районах держалась месяцы и месяцы
власть Колчака и Деникина.
Колебания мелкобуржуазного населения там, где
меньше всего влияние пролетариата, обнаружились в этих
районах с особенной яркостью:
сначала — за большевиков, когда они дали землю и
демобилизованные солдаты принесли весть о мире. По¬
том — против большевиков, когда они, в интересах ин¬
тернационального развития революции и сохранения ее
очага в России, пошли на Брестский мир, «оскорбив» са¬
458
мые глубокие мелкобуржуазные чувства, патриотические.
Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам осо¬
бенно там, где больше всего излишков хлеба, когда боль¬
шевики показали, что будут строго и властно добиваться
передачи этих излишков государству по твердым ценам.
Крестьянство Урала, Сибири, Украины поворачивает к
Колчаку и Деникину.
Далее, опыт колчаковской и деникинской «демократии»,
о которой любой газетчик в колчакии и деникии кричал
в каждом номере белогвардейских газет, показал кресть¬
янам, что фразы о демократии и об «учредиловке» слу¬
жат на деле лишь прикрытием диктатуры помещика и ка¬
питалиста.
Начинается новый поворот к большевизму: разраста¬
ются крестьянские восстания в тылу у Колчака и у Де¬
никина. Красные войска встречаются крестьянами как
освободители.
В последнем счете именно эти колебания крестьян¬
ства, как главного представителя мелкобуржуазной мас¬
сы трудящихся, решали судьбу Советской власти и вла¬
сти Колчака — Деникина. Но до этого «последнего счета»
проходил довольно продолжительный период тяже¬
лой борьбы и мучительных испытаний, которые не за¬
кончены в России в течение двух лет, не закончены как
раз в Сибири и на Украине. И нельзя ручаться, что они
будут окончательно закончены еще, скажем, в течение
года и тому подобное.
Сторонники «последовательной» демократии не вду¬
мывались в значение этого исторического факта. Они
рисовали и рисуют себе детскую сказочку, будто пролета¬
риат при капитализме может «убедить» большинство тру¬
дящихся и прочно завоевать их на свою сторону голосо¬
ваниями. А действительность показывает, что лишь в
долгой и жестокой борьбе тяжелый опыт колеблющейся
мелкой буржуазии приводит ее, после сравнения диктату¬
ры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу,
что первая лучше последней.
Теоретически все социалисты, учившиеся марксизму
и желающие учитывать опыт политической истории пере¬
довых стран в течение XIX века, признают неизбежность
колебаний мелкой буржуазии между пролетариатом и
классом капиталистов. Экономические корни этих ко¬
лебаний с очевидностью вскрываются экономической на¬
укой, истины которой миллионы раз повторялись в га¬
459
зетах, листках, брошюрах социалистов II Интернацио¬
нала *.
Но применить эти истины к своеобразной эпохе дик¬
татуры пролетариата люди не умеют. Мелкобуржуазно¬
демократические предрассудки и иллюзии (насчет «ра¬
венства» классов, насчет «последовательной» или «чис¬
той» демократии, насчет решения великих исторических
вопросов голосованиями и т. п.) они ставят на место
классовой борьбы. Не хотят понять, что завоевавший го¬
сударственную власть пролетариат не прекращает этим
свою классовую борьбу, а продолжает ее в иной форме,
иными средствами. Диктатура пролетариата есть клас¬
совая борьба пролетариата при помощи такого орудия,
как государственная власть, классовая борьба, одной из
задач которой является демонстрирование на долгом
опыте, на долгом ряде практических примеров, демон¬
стрирование непролетарским трудящимся слоям, что им
выгоднее быть за диктатуру пролетариата, чем за дикта¬
туру буржуазии, и что ничего третьего быть не может...
ИЗ ДОКЛАДА НА I ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ ТРУДОВЫХ
КАЗАКОВ 1 МАРТА 1920 г. *
...Когда мы начинали Октябрьскую революцию, свер¬
гая власть помещиков и капиталистов, объявляя призыв
кончить войну, и с этим призывом обратились к нашим
врагам, когда мы после этого подпали под иго герман¬
ских империалистов, когда затем в октябре — ноябре
1918 года Германия была раздавлена, и Англия, Фран¬
ция, Америка и другие страны Антанты стали господами
над всей землей, — каково было наше положение? Гро¬
маднейшее большинство говорило так: разве не ясно те¬
перь, что дело большевиков безнадежно? А многие при¬
бавляли: мало того что безнадежно, но большевики ока¬
зались обманщиками, они обещали мир, а вместо этого,
после немецкого ига, когда Германия была побеждена,
они оказались врагами всей Антанты, т. е. Англии, Фран¬
ции, Америки и Японии — могущественнейших госу¬
дарств всего мира, и Россия, разоренная, ослабленная,
измученная после империалистической войны еще и
гражданской войной, должна выдержать борьбу против
самых передовых стран мира. Легко было поверить это¬
му, и неудивительное дело, что на почве недоверия рав¬
нодушие и очень часто самая реальная враждебность
460
против Советской власти распространялись все шире и
шире. Это неудивительно. Удивительнее то, что мы из
борьбы против Юденича, Колчака и Деникина, которых
поддерживали все богатейшие державы мира всем, чем
могли, такие державы, против которых ни одной военной
силы, даже приблизительно равной им, на земле нет, —
что мы из этой борьбы вышли победоносно. А что это
так, это видят все люди, даже слепые, видят и те, кото¬
рые хуже слепых, которые не хотят ни за что видеть, и
все же они видят, что мы вышли победоносно из этой
борьбы.
Как же произошло такое чудо? На этом вопросе я
больше всего хотел пригласить вас сосредоточить свое
внимание, потому что в этом вопросе вскрываются основ¬
ные движущие силы всей международной революции с
самой большой ясностью. Разбирая деловым образом этот
вопрос, мы можем дать на него ответ, потому что перед
нами уя^е пережитое: мы можем сказать о том, что было,
задним числом.
Мы одержали победу потому, что мы были и могли
быть едиными, потому, что мы могли присоединять со¬
юзников из лагеря наших врагов. А наши враги, беско¬
нечно более могущественные, потерпели поражение по¬
тому, что между ними не было, не могло быть и не будет
единства, и каждый месяц борьбы с нами для них озна¬
чал распад внутри их лагеря...
Надо отметить, что они вышли из европейской борь¬
бы с миллионной армией, с могущественным флотом, про¬
тив которых мы не могли поставить и подобия флота и
сколько-нибудь сильной армии. И достаточно было бы,
чтобы несколько сот тысяч солдат из этой миллионной
армии были употреблены на войну с нами так же, как
они были употреблены на войну с Германией, чтобы Ан¬
танта задавила нас военным путем. В этом нет ни ма¬
лейшего сомнения для тех, кто теоретически рассуждал
об этом вопросе, и особенно для тех, кто проделывал эту
войну, кто знает это из собственного опыта и наблю¬
дения.
И Англия и Франция попробовали таким путем
взять Россию. Они заключили договор с Японией, кото¬
рая в империалистической войне почти не принимала
участия и которая дала сотню тысяч солдат, чтобы заду¬
шить Советскую республику с Дальнего Востока, Англия
высадила тогда солдат на Мурмане и в Архангельске, не
говоря о двия^ении на Кавказе, а Франция высадила сво¬
их солдат и матросов на юге. Это была первая истори¬
ческая полоса той борьбы, которую мы выдержали...
И вот, когда Англия высадила войска на севере, Фран¬
ция на юге, то тут наступила решительная проба и окон¬
чательная развязка. Тут выяснялся вопрос, кто был прав?
Правы ли большевики, которые говорили, что, чтобы вый¬
ти из этой борьбы, надо рассчитывать на рабочих, или
правы меньшевики, когда они говорили, что попытка сде¬
лать революцию в одной стране будет безумием и аван¬
тюрой, потому что ее раздавят другие страны. Эти речи
вы слышали не только от партийных людей, но и от всех,
только что начинающих рассуждать о политике. И вот
наступила решительная проба. Мы долгое время не зна¬
ли, каков будет результат. Долгое время мы этого резуль¬
тата учесть не могли, но теперь, задним числом, мы этот
результат знаем; уже и в английских газетах, несмотря
на бешеную ложь, которая сыпалась на большевиков во
всех буржуазных газетах, уже и там стали появляться
письма английских солдат из-под Архангельска, в кото¬
рых говорится, что они встречали на русской земле лист¬
ки на английском языке, в которых объяснялось, что их
обманули, что их ведут воевать против рабочих и кре¬
стьян, которые основали свое государство. Эти солдаты
писали, что они воевать не согласны. Мы знаем относи¬
тельно Франции, что там было восстание матросов *, за
которое теперь еще десятки, сотни, а может быть, и ты¬
сячи французов сидят на каторге. Эти матросы заявили,
что они не пойдут против Советской республики. Теперь
мы видим, почему в настоящее время ни войска Фран¬
ции, ни войска Англии не идут на нас, почему англий¬
ские солдаты уведены из-под Архангельска и английское
правительство не смеет вести их на нашу почву.
...Оказалось, что правы были русские большевики, ко¬
торые успели во время царизма создать единение среди
рабочих, а рабочие успели создать маленькие ячейки, ко¬
торые всех верящих им людей, и французских рабочих, и
английских солдат, встречали агитацией на их родном
языке *. Правда, у нас были только ничтожные листки,
в то время, как в печати английской и французской аги¬
тацию вели тысячи газет, и каждая фраза опубликовы¬
валась в десятках тысяч столбцов, у нас выпускалось
всего 2—3 листка формата четвертушки в месяц, в луч¬
шем случае приходилось по одному листку на десять ты¬
сяч французских солдат. Я не уверен, что и столько по¬
падало. Почему же все-таки и французские и английские
462
солдаты доверяли этим листкам? Потому, что мы гово¬
рили правду, и потому, что, когда они приходили в Рос¬
сию, то видели, что они обмануты. Им говорили, что спи
должны защищать свое отечество, а когда они приходили
в Россию, то оказывалось, что они должны защищать
власть помещиков и капиталистов, должны душить рево¬
люцию. Если в течение двух лет мы успели завоевать
этих людей, то это потому, что, несмотря на то, что они
уже забыли, как они казнили своих королей, — с тех пор,
как они вступили на русскую почву, русская революция
и победы русских рабочих и крестьян напомнили солда¬
там Франции и Апглии об их революциях, и благодаря
событиям в России в них всплыли воспоминания о том,
что было когда-то и у них.
Здесь и подтвердилось, что большевики были правы,
что наши надежды оказались более солидными, чем на¬
дежды капиталистов, несмотря на то, что у нас не было
ни средств, ни оружия, а у Антанты были и оружие, и
непобедимая армия. Вот эти непобедимые армии мы от¬
воевали себе. Мы добились того, что ни английских, ни
французских солдат к нам повести не смеют, потому что
по опыту знают, что подобная попытка оборачивается
против них. Вот это — одно из тех чудес, которые совер¬
шились в Советской России...
После того, как державы провалились с походом про¬
тив России, они испробовали другое оружие: там буржу¬
азия имеет сотни лет опыта и она смогла переменить соб¬
ственное ненадежное оружие. Прежде давили, душили
Россию ее солдаты. Теперь она пробует душить Россию
при помощи окраинных государств.
Царизм, помещики, капиталисты душили целый ряд
окраинных народов — Латвию, Финляндию и т. д. Они
вызвали здесь ненависть вековым угнетением. Слово «ве¬
ликоросс» стало самым ненавистным словом для всех этих
народов, залитых кровью. И вот, провалившись на борьбе
против большевиков собственными солдатами, Антанта
ставит ставку на маленькие государства: попробуем ими
задушить Советскую Россию!
Черчилль *, который ведет такую же политику, как
Николай Романов *, хочет воевать и воюет, не обращая
никакого внимания на парламент. Он хвастал, что пове¬
дет на Россию 14 государств * — это было в 1919 г.
и что в сентябре будет взят Петроград, а в декабре —
Москва. Немножко чересчур расхвастался. Он ставил
ставку на то, что в этих маленьких государствах вез¬
463
де — ненависть к России, но забыл, что в этих малень¬
ких государствах ясно представляют себе, что такое
Юденич, Колчак, Деникин. Было время, когда они стоя¬
ли в нескольких неделях от полной победы. Во время по¬
хода Юденича, когда он был недалеко от Петрограда, в
газете «Таймс», самой богатой английской газете, была
помещена статья, — я сам читал эту передовицу, — ко¬
торая умоляла, приказывала Финляндии, требовала: по¬
могите Юденичу, на вас смотрит весь мир, вы спасете
свободу, цивилизацию, культуру во всем мире — идите
против большевиков. Это говорила Англия Финляндии,
Англия, у которой вся Финляндия в кармане, которая в
долгу, как в шелку, которая не смеет пикнуть, потому что
она не имеет без Англии на неделю хлеба.
Вот какие настояния были, чтобы все эти маленькие
государства боролись против большевиков. И это прова¬
лилось два раза, провалилось потому, что мирная поли¬
тика большевиков оказалась серьезной, оказалась оцени¬
ваемой ее врагами, как более добросовестная, чем мирная
политика всех остальных стран, потому, что целый ряд
стран говорили себе: как мы ни ненавидим Великорос¬
сию, которая нас душила, но мы знаем, что душили нас
Юденич, Колчак, Деникин, а не большевики. Бывший
глава белогвардейского финского правительства не забыл,
как в ноябре 1917 г. он лично у меня из рук брал доку¬
мент *, в котором мы, ничуть не колеблясь, писали, что
безусловно признаем независимость Финляндии.
Тогда это казалось простым жестом. Думали, что вос¬
стание рабочих Финляндии заставит забыть это. Нет, та¬
кие вещи не забываются, когда их подтверждает вся по¬
литика определенной партии. И финляндское буржуазное
правительство, и оно даже говорило: «Давайте рассуж¬
дать: мы кой-чему научились все-таки за 150 лет гнета
русских царей. Если мы выступим против большевиков,
значит, мы поможем посадить Юденича, Колчака и Де¬
никина. А что они такое? Разве мы не знаем? Разве это
не те же царские генералы, которые задушили Финлян¬
дию, Латвию, Польшу и целый ряд других народностей?
И мы этим нашим врагам будем помогать против боль¬
шевиков? Нет, мы подождем».
Они не смели прямо отказать: они — в зависимости
от Антанты. Они не пошли на прямую помощь нам, они
выжидали, оттягивали, писали ноты, посылали делега¬
ции, устраивали комиссии, сидели на конференциях, и
просидели до тех пор, пока Юденич, Колчак и Деникин
464
оказались раздавленными, и Антанта оказалась бита и
во второй кампании. Мы оказались победителями.
Если бы все эти маленькие государства пошли про¬
тив нас, — а им были даны сотни миллионов долларов,
были даны лучшие пушки, вооружение, у них были ан¬
глийские инструктора, проделавшие опыт войны, — если
бы они пошли против нас, нет ни малейшего сомнения,
что мы потерпели бы поражение. Это прекрасно каждый
понимает. Но они не пошли, потому что признали, что
большевики более добросовестны. Когда большевики го¬
ворят, что признают независимость любого народа, что
царская Россия была построена на угнетении других на¬
родов и что большевики за эту политику никогда не сто¬
яли, не стоят и не будут стоять, что войну из-за того,
чтобы угнетать, большевики никогда не предпримут, —
когда они говорят это, им верят. Об этом мы знаем не от
большевиков латышских или польских, а от буржуазии
польской, латышской, украинской и т. д.
В этом сказалось международное значение большеви¬
стской политики. Это была проверка не на русской почве,
а на международной. Это была проверка огнем и ме¬
чом, а не словами. Это была проверка в последней реши¬
тельной борьбе. Империалисты понимали, что у них сол¬
дат своих нет, что задушить большевизм можно, только
собрав международные силы, и вот все международные
силы были побиты...
СРАЖАЮЩАЯСЯ ПАРТИЯ
ИЗ РЕЗОЛЮЦИИ VII СЪЕЗДА РКП (б)
«О ВОЙНЕ И МИРЕ» *
8 марта 1918 г.
...Исторически неизбежны в настоящий период начав¬
шейся эры социалистической революции многократные во¬
енные наступления империалистских государств (как с
Запада, так и с Востока) против Советской России. Исто¬
рическая неизбежность таких наступлений при тепереш¬
нем крайнем обострении всех внутригосударственных,
классовых, а равно международных отношений, может
в каждый, самый близкий момент, даже в несколько
дней, привести к новым империалистическим наступа¬
тельным войнам против социалистического движения во¬
30 В огненном кольце
465
обще, против Российской Социалистической Советской
Республики в особенности.
Поэтому съезд заявляет, что первейшей и основной за¬
дачей и нашей партии, и всего авангарда сознательного
пролетариата, и Советской власти съезд признает приня¬
тие самых энергичных, беспощадно решительных и дра¬
коновских мер для повышения самодисциплины и дисци¬
плины рабочих и крестьян России, для разъяснения не¬
избежности исторического приближения России к
освободительной, отечественной, социалистической войне,
для создания везде и повсюду строжайше связанных и
железной единой волей скрепленных организаций масс,
организаций, способных на сплоченное и самоотвержен¬
ное действие как в будничные, так и особенно в крити¬
ческие моменты жизни народа, — наконец, для всесто¬
роннего, систематического, всеобщего обучения взрослого
населения, без различия пола, военным знаниям и воен¬
ным операциям.
ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЦК РКП (б) О ПОЛИТИКЕ
ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА
25 декабря 1918 г.
Ввиду того, что в некоторых рядах партии распро¬
страняется мнение, будто политика военного ведомства
есть продукт личных воззрений отдельных товарищей или
отдельной группы, причем такого рода заявления прони¬
кают на страницы партийной печати, Центральный Ко¬
митет Российской Коммунистической партии считает не¬
обходимым в самой категорической форме подтвердить
то, что для наиболее ответственных и опытных работни¬
ков в партии не могло вообще стоять под сомнением,
именно, что политика военного ведомства, как и всех дру¬
гих ведомств и учреждений, ведется на точном основании
общих директив, даваемых партией в лице ее Централь¬
ного Комитета и под его непосредственным контролем...
ИЗ РЕЗОЛЮЦИИ VIII СЪЕЗДА РКП (б) «ОБ ОТНОШЕНИИ
К СРЕДНЕМУ КРЕСТЬЯНСТВУ *
23 марта 1919 г.
По вопросу о работе в деревне VIII съезд, стоя на
почве принятой 22 марта 1919 года партийной програм¬
466
мы и всецело поддерживая проведенный уже Советской
властью закон о социалистическом землеустройстве и пе¬
реходных мерах к социалистическому земледелию *,
признает, что в настоящий момент особо важное значе¬
ние имеет более правильное проведение партийной линии
по отношению к среднему крестьянству, в смысле более
внимательного отношения к его нуждам, устранения про¬
извола со стороны местных властей и стремления к со¬
глашению с ним.
1) Смешивать средних крестьян с кулачеством, рас-*
простраиять на них в той или иной степени меры, на¬
правленные против кулачества, значит нарушать самым
грубым образом не только все декреты Советской власти
и всю ее политику, но и все основные принципы комму¬
низма, указывающие на соглашение пролетариата с сред¬
ним крестьянством, в период решительной борьбы проле¬
тариата за свержение буржуазии, как на одно из условий
безболезненного перехода к устранению всякой эксплуа*
тации.
2) Среднее крестьянство, имеющее сравнительно креп¬
кие экономические корни, в силу отсталости сельскохо¬
зяйственной техники от промышленной даже в передовых
капиталистических странах, не говоря уже о России, бу¬
дет держаться довольно долгое время после начала проле¬
тарской революции. Поэтому тактика советских работни¬
ков в деревне, равно как и деятелей партии, должна быть
рассчитана на длительный период сотрудничества с сред¬
ним крестьянством.
3) Партия должна во что бы то ни стало добиться пол¬
ной ясности и твердого сознания всеми советскими работ¬
никами деревни той, вполне установленной научным со¬
циализмом, истины, что среднее крестьянство не принад¬
лежит к эксплуататорам, ибо не извлекает прибыли из
чужого труда. Такой класс мелких производителей не
может потерять от социализма, а, напротив, выигрывает
в очень сильной степени от свержения ига капитала, эк¬
сплуатирующего его тысячью способами во всякой, даже
самой демократической республике.
Вполне правильная политика Советской власти в де¬
ревне обеспечивает, таким образом, союз и соглашение
победоносного пролетариата со средним крестьянством.
4) Поощряя товарищества всякого рода, а равно сель¬
скохозяйственные коммуны средних крестьян, представи¬
тели Советской власти не должны допускать ни малей¬
30*
467
шего принуждения при создании таковых. Лишь те объ¬
единения ценны, которые проведены самими крестьянами
по их свободному почину и выгоды коих проверены ими
на практике. Чрезмерная торопливость в этом деле вред¬
на, ибо способна лишь усиливать предубеждения средне¬
го крестьянства против новшеств.
Те представители Советской власти, которые позволя¬
ют себе употреблять не только прямое, но хотя бы и кос¬
венное принуждение, в целях присоединения крестьян к
коммупам, должны подвергаться строжайшей ответствен¬
ности и отстранению от работы в деревне.
5) Всякие произвольные реквизиции, т. е. не опираю¬
щиеся на точные указания законов центральной власти,
должны беспощадно преследоваться. Съезд настаивает на
усилении контроля Народного комиссариата земледелия,
Народного комиссариата внутренних дел, а равно ВЦИК *
в этом отношении...
7) Социалистическое государство должно развернуть
широчайшую помощь крестьянству, заключающуюся,
главным образом, в снабжении средних крестьян продук¬
тами городской промышленности и в особенности улуч¬
шенными сельскохозяйственными орудиями, семенами и
всяческими материалами для повышения сельскохозяй¬
ственной культуры и для обеспечения труда и жизни
крестьян...
ТЕЗИСЫ ЦК РКП (б) В СВЯЗИ С ПОЛОЖЕНИЕМ
ВОСТОЧНОГО ФРОНТА *
И апреля 1919 г.
Победы Колчака на Восточном фронте создают чрез¬
вычайно грозную опасность для Советской республики.
Необходимо самое крайнее напряжение сил, чтобы раз¬
бить Колчака.
Центральный Комитет предлагает поэтому всем пар¬
тийным организациям в первую очередь направить все
усилия на проведение следующих мер, которые должны
быть осуществляемы как организациями партии, так и в
особенности профессиональными союзами для привлече¬
ния более широких слоев рабочего класса к активному
участию в обороне страны.
1. Всесторонняя поддержка объявленной 11 апреля
1919 г. мобилизации *.
Все силы партии и профессиональных союзов дол¬
жны быть мобилизованы немедленно, чтобы именно в
ближайшие дни, без малейшего промедления мобилиза¬
ции, декретированной Совнаркомом 10 апреля 1919 г.,
была оказана самая энергичная помощь.
Надо сразу добиться того, чтобы мобилизуемые виде¬
ли деятельное участие профессиональных союзов и чув¬
ствовали поддержку их рабочим классом.
Надо в особенности добиться уяснения всяким и каж¬
дым мобилизуемым, что немедленная отправка его на
фронт обеспечит ему продовольственное улучшение, во-
первых, в силу лучшего продовольствия солдат в хлебной
прифронтовой полосе; во-вторых, вследствие распределе¬
ния привозимого в голодные губернии хлеба между мень¬
шим количеством едоков; в-третьих, вследствие широкой
организации продовольственных посылок из прифронто¬
вых мест на родину семьям красноармейцев.
От каждой партийной и от каждой профессиональной
организации Центральный Комитет требует еженедельно¬
го, хотя бы самого краткого, отчета о том, что сделано
ею для помощи мобилизации и мобилизуемым.
2. В прифронтовых местностях, особенно в Поволжье,
надо осуществить поголовное вооружение всех членов
профессиональных союзов, а в случае недостатка ору¬
жия, поголовную мобилизацию их для всяческих видов
помощи Красной Армии, для замены выбывающих из
строя и т. п.
Пример таких городов, как Покровск, где профессио¬
нальные союзы сами постановили мобилизовать немед¬
ленно 50% всех своих членов, должен послужить нам
образцом. Столицы и крупнейшие центры фабрично-за¬
водской промышленности не должны отстать от Покров-
ска.
Профессиональные союзы должны всюду, своими си¬
лами и средствами, произвести проверочную регистрацию
своих членов для отправки всех, не безусловно необходи¬
мых на родине, для борьбы за Волгу и за Уральский
край.
3. На усиление агитации, особенно среди мобилизуе¬
мых, мобилизованных и красноармейцев, должно быть об¬
ращено самое серьезное внимание. Не ограничиваться
обычными приемами агитации, лекциями, митингами и
пр., развить агитацию группами и одиночками рабочими
среди красноармейцев, распределить между такими груп¬
469
пами рядовых рабочих, членов профессионального союза,
казармы, красноармейские части, фабрики. Профессио¬
нальные союзы должны организовать проверку того, что¬
бы каждый член их участвовал в обходе домов для аги¬
тации, в разносе листков и в личных беседах.
4. Заменить всех мужчин-служащих женщинами. Про¬
вести для этого новую перерегистрацию как партийную,
так и профессиональную.
Ввести особые карточки для всех членов профессио¬
нальных союзов и всех служащих с пометкой о личном
участии в деле помощи Красной Армии.
5. Учредить немедленно, через профессиональные со¬
юзы, фабрично-заводские комитеты, партийные организа¬
ции, кооперативы и т. п., как местные, так и центральные
бюро помощи или комитеты содействия. Их адреса дол¬
жны быть опубликованы. Население оповещено о них са¬
мым широким образом. Каждый мобилизуемый, каждый
красноармеец, каждый желающий отправиться на юг, на
Дон, на Украину для продовольственной работы должен
знать, что в таком близком и доступном для рабочего и
для крестьянина бюро помощи или в комитете содействия
он найдет совет, получит указания, ему облегчено будет
сношение с военными учреждениями и т. д.
Особой задачей таких бюро должно быть поставлено
содействие делу снабжения Красной Армии. Мы можем
очень сильно увеличить нашу армию, если улучшим ее
снабжение оружием, одеждой и пр. А среди населения
есть еще немало оружия, спрятанного или неиспользован¬
ного для армии. Есть немало фабричных запасов раз¬
ного имущества, необходимого для армии, и требуется
быстрое нахождение его и направление в армию. Воен¬
ным учреждениям, заведующим снабжением армии, дол¬
жна быть оказана немедленная, широкая, деятельная по¬
мощь со стороны самого населения. За эту задачу надо
взяться изо всех сил.
6. Через профессиональные союзы должно быть орга¬
низовано широкое вовлечение крестьян, особенно кресть¬
янской молодежи неземледельческих губерний, в ряды
Красной Армии и для формирования продовольственных
отрядов и продармии па Дону и на Украине.
Эту деятельность можно и должно во много раз рас¬
ширить, она служит одновременно и для помощи голод¬
ному населению столиц и неземледельческих губерний
и для усиления Красной Армии.
470
7. По отношению к меньшевикам и эсерам линия
партии, при теперешнем положении, такова: в тюрьму
тех, кто помогает Колчаку сознательно и бессознательно.
Мы не потерпим в своей республике трудящихся людей,
не помогающих нам делом в борьбе с Колчаком. Но есть
среди меньшевиков и эсеров люди, желающие оказать та¬
кую помощь. Этих людей надо поощрять, давая им прак¬
тические работы преимущественно по техническому со¬
действию Красной Армии в тылу, при строгой проверке
этой работы.
Центральный Комитет обращается ко всем организа¬
циям партии и ко всем профессиональным союзам с прось¬
бой взяться за работу по-революционному, не ограничи¬
ваясь старыми шаблонами.
Мы можем победить Колчака. Мы можем победить
быстро и окончательно, ибо наши победы на юге и еже¬
дневно улучшающееся, изменяющееся в нашу пользу
международное положение гарантируют нам окончатель¬
ное торжество.
Надо напрячь все силы, развернуть революционную
энергию, и Колчак будет быстро разбит. Волга, Урал, Си¬
бирь могут и должны быть защищены и отвоеваны.
Плакат В. Н. Дени. 1919 г.
НМ СМЕРТЬ КЯПИТДЯУ» ИАН СМЕРТЬ ТОЮ ПЯТОЙ КАПИТАЛА!
471
ИЗ ПРОТОКОЛА ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП (б)
15 октября 1919 г.
Вопрос о положении на фронтах
I. Признавая наличность самой грозной военной опас¬
ности, добиться действительного превращения Советской
России в военный лагерь, для чего:
а) провести через партийные и профессиональные ор¬
ганизации поголовный учет членов партии, советских
работников и работников профессиональных союзов и
классификацию их с точки зрения их военной пригод¬
ности;
б) снять с общесоветской работы (за исключением
Наркомпути, Наркомпрода и ЧК) в центре и на местах
максимальное количество коммунистов и сочувствующих.
Для детальной разработки проведения этой меры и для
учета территориальных различий при ее проведении из¬
брать комиссию под руководством т. Ленина;
в) поручить той же комиссии подготовить проект де¬
крета об упрощении гражданского управления в целях
освобождения наибольшего количества пригодных для во¬
енной работы лиц;
г) поручить той же комиссии срочно составить план
мобилизации добровольцев (коммунистов и рабочих-не-
коммунистов) для обороны г. Тулы;
д) принять энергичные меры по улучшению полити¬
ческой работы в формируемых в московском секторе пя¬
ти дивизиях путем политических командировок из Мос¬
квы лучших работников и ораторов.
II. Устроить на днях торжественное соединенное засе¬
дание ВЦИК, Московского Совета и других московских
рабочих организаций для большой массовой агитации и
подготовки проведения решений, указанных в I-м пункте.
III. Тулы, Москвы и подступов к ним не сдавать и
подготовить в течение зимы общее наступление. Петрогра¬
да не сдавать. Снять с Беломорского фронта максималь¬
ное количество людей для обороны петроградского райо¬
на. Помочь Петрограду посылкой некоторого количества
кавалерии.
Вопрос о Северном и Западном фронтах рассматри¬
вать лишь под углом зрения безопасности московско-туль¬
ского района в первую очередь, Петрограда — во вторую
очередь.
472
Еще раз пересмотреть вопрос о возможности сня¬
тия с Запфронта и Туркфронта для усиления Южного
фронта.
Обеспечить линию обороны на восток от Урала и
связь с Туркестаном.
На Юго-Восточном фронте временно перейти к оборо¬
не с задачей: а) не позволить Деникину соединиться с
уральскими казаками; б) освободить часть живой силы
для защиты Тулы и Москвы...
V. Немедленно приступить к созданию военных снаб¬
женческих и продовольственных баз на Урале и в Тур¬
кестане.
VI. Запросить Реввоенсовет Юго-Востфронта и Дон¬
ской исполком о способах использования в военно-поли¬
тических целях антагонизма донцов и кубанцев с Дени¬
киным... *
Плакат В. Н. Дени. 1920 г.
473
ОБРАЩЕНИЕ ЦК РКП (б) КО ВСЕМ ПАРТЙНЫМ,
ПРОФСОЮЗНЫМ И РАБОЧИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ
10 июля 1920 г.
Белогвардейские банды мятежника ген. Врангеля *
продолжают держаться на юге России. В самый тяжелый
момент борьбы русских и украинских рабочих и кресть¬
ян с польской шляхтой ген. Врангель ввел свои войска
в самые плодородные уезды Украины и пытается ныне
прорваться на Дон. Его движение уже нанесло неисчис¬
лимый вред Советской республике. Каждый даже времен-
пый и незначительный успех врангелевских мятежников
грозит еще большими бедами. Хлеб, уголь и нефть, пред¬
назначавшиеся для спасения рабочих и крестьян Рос¬
сии, находятся под угрозой. Донецкий бассейн, Дон и
Кубань, кровью лучших сынов трудового народа осво¬
божденные от Деникина, находятся под ударами Вранге¬
ля. В глубоком тылу Красной Армии, победоносно про¬
двигающейся на Западном фронте, белогвардейские
бандиты производят разрушения и грозят сделать бли¬
жайшую зиму не менее тяжелой, чем зима 1919 г.
Победа над Польшей не будет действительно победой,
если Врангель не будет разгромлен; наступление Вранге¬
ля есть только часть польского наступления.
На крымском фронте мы теперь расплачиваемся
только за то, что зимой не добили остатков деникинских
белогвардейцев. Голод, разруха транспорта, нехватка топ¬
лива будут длиться дольше, потому что в свое время не
было проявлено достаточно энергии, настойчивости и ре¬
шительности в доведении до конца уничтожения южной
контрреволюции.
Далее медлить нельзя! Врангель должен быть унич¬
тожен, как уничтожены были Колчак и Деникин!
Величайшим преступлением каждого коммуниста и
каждой рабочей организации будет, если они не употре¬
бят всех сил, чтобы немедленно прекратить продвижение
Врангеля и уничтожить крымское белогвардейское гнездо.
Партия должна понять, что если Врангелю удались
его первые шаги, то только и исключительно потому, что
партия не обратила на крымский гнойник достаточного
внимания и не срезала его единым и решительным
ударом.
Центральный Комитет призывает все партийные ор¬
ганизации и всех членов партии, все профессиональные
союзы и все вообще рабочие организации поставить на
474
очередь дня и немедленно принять меры к усилению борь¬
бы с Врангелем. В ближайшие дни внимание партии дол¬
жно быть сосредоточено на крымском фронте! Мобилизо¬
ванные товарищи, добровольцы должны направляться на
юг. Каждому рабочему, красноармейцу должно быть разъ¬
яснено, что победа над Польшей невозможна без победы
над Врангелем. Последний оплот генеральской контрре-
волюциии должен быть уничтожен!
Над Крымом должен взвиться красный флаг рабочей
революции!
К оружию, товарищи!
ЗАПИСКИ КРАСНЫХ КОМАНДАРМОВ
М. Н. ТУХАЧЕВСКИЙ. ПЕРВАЯ АРМИЯ В 1918 ГОДУ
Вместе с ликвидацией фронтов окончила свое суще¬
ствование 1-я Революционная армия. Связанный с этой
армией работой в ней в самые тяжелые времена созда¬
ния нашей Красной Армии, я не могу не посвятить это¬
му славному соединению нескольких страниц воспоми¬
наний.
1-я армия не только по номеру, но и на деле шла
первой как в области организационных успехов, так и в
деле выявления и создания широкого и смелого маневра
гражданской войны.
Формирование Красной Армии, как известно, долгое
время носило стихийный характер. Сотни и тысячи отря¬
дов самой разнообразной численности, физиономии, дис¬
циплины и боеспособности — вот внешний вид нашей
Красной Армии до осени 1918 г. Только с этого момента
начинается перелом. Отряды переформировываются в
полки, полки начинают сводиться в бригады и дивизии,
и в 1919 г. мы уже видим почти окончательно сформи¬
ровавшуюся армию.
1-я армия шла по этому пути гораздо скорее. Уже в
начале июля ее многочисленные отряды были сведены
в три стрелковые дивизии: Пензенскую (начдив тов. Бо¬
гоявленский), Инзенскую (начдив тов. Лацис) и Сим¬
бирскую (начдив тов. Иванов, потом тов. Гай*). В даль¬
нейшем Пензенская дивизия получила 20-й номер, Ин-
зенская — 15-й и Симбирская — 24-й и название
Железная. Был сформирован отдельный кавалерийский
дивизион под командой тов. Боревича.
Но до правильной организации было еще далеко.
475
Когда 27 июня я прибыл на ст. Инза для вступления
в командование 1-й армией, штаб армии состоял только
из пяти человек: начальника штаба Шимупича, началь¬
ника оперативного отдела Шабича, комиссара штаба Ма¬
зо, начальника снабжения Штейнгауза и казначея Разу-
мова. Никаких аппаратов управления еще не существо¬
вало; боевой состав армии никому не был известен;
снабжались части только благодаря необычайной энер¬
гии п изобретательности Штейнгауза, который перехва¬
тывал все грузы, шедшие через район армии, как-то сор¬
тировал их и всегда вовремя доставлял в части.
Сами части, почти все без исключения, жили в эше¬
лонах и вели так называемую «эшелонную войну».
Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно
спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое
свое существование. И начальники, и красноармейцы
страдали необычайным эгоцентризмом.
Операцию или бой они признавали лишь постольку,
поскольку участие в них отряда было обеспечено всевоз¬
можными удобствами и безопасностью. Ни о какой серь¬
езной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая
из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но
слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при
малейшей неудаче или даже при одном случае обхода эти
отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной
«кишкой» удирали иногда по нескольку сотен верст (на¬
пример, от Сызрани до Пензы).
Ни о какой отчетности или внутреннем порядке не
было и речи. Были и такие части (особепно некоторые
бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командо¬
ванию приходилось бояться чуть ли не так же, как и
противника.
Такова была та тяжелая обстановка, в которой при¬
шлось работать весной и летом 1918 г.
Однако революционно настроенные массы красноар¬
мейцев легко поддавались обработке, как только начина¬
лись применяться правильные методы организации; бро¬
шенные на фронт коммунисты окончательно закрепили
это дело.
Война с чехословаками
В такой обстановке пришлось начать войну с чехо¬
словаками весной 1918 г.
Подняв восстание в Пензе, чехословаки двинулись на
476
Сызрань — Самару и здесь обосновались. Другая их часть
обосновалась в Челябинске.
Слабые советские отряды со всех сторон облепили эти
два контрреволюционных гнезда, и первое время бело¬
гвардейцы были изолированы.
В Самаре появилась «учредилка».
В первое время военный руководитель Высшего воен¬
ного совета * тов. Бонч-Бруевич * считал восстание чехо¬
словаков пустяковым делом. Однако очень скоро собы¬
тия приняли столь серьезные размеры, что нам пришлось
образовать Восточный фронт. Главнокомандующим был
назначен Муравьев *, а членами Революционного военно¬
го совета — товарищи Кобозев * и Благонравов *.
Группировка сил
Восточный фронт составляли четыре армии: Особая,
действовавшая в районе Саратова, 1-я, действовавшая в
районе Кузнецк — Сенгилей — Бугульма, 2-я, действо¬
вавшая в Уфимском районе фронтами на восток и на за¬
пад, и 3-я, действовавшая в Екатеринбургском районе.
Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета
Советов о формуле торжественного обещания при вступлении
в рабоче-крестьянскую Красную армию, 22 (?) апреля 1918 г.1
1. Я сын трудовою народа» гражданин Советской Республики» при¬
нимаю на себя звание воина рабочей к крестьянской армии.
2. Перед лицом трудящихся классов России и всего мира Я обязуюсь
Носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и как
зеницу ока/ охранять народное и военное имущество от порчи и расхи¬
щения.
3. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать революционную дисцип¬
лину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, поставлен*
ных властью Рабочего и Крестьянского правительстве/.
4. Я обязуюсь воздерживаться сам и удерживать товарищей от вся¬
ких поступков, унижающих достоинство гражданина Советской Респуб¬
лики, и все свои действия и мысли направлять к великой цели осво¬
бождения всех трудящихся.
5. Я обязуюсь по первому зову Рабочего и Крестьянского правитель¬
ства выступить на защиту Советской Республики от всяких опасностей
и покушений со стороны всех ев врагов и в борьбе за Российскую
Советскую Республику, за дело социализма и братства народов не
щадить ни своих сил, ни самой жизни.
6. Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного
обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение и да покарает
меня суровая рука революционного закона.
Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного
Комитет Советов Я, Свердлов.
Секретарь Аванесов.
477
Чехословацкие войска, на которые быстро налипали
белогвардейские части, базировались во всех отношениях
на захваченные ими центры и снабжались оставшимися
еще от империалистической войны значительными запа¬
сами вооружения, снаряжения, обмундирования и проче¬
го. Первое время оба контрреволюционных центра — и
Самара, и Челябинск — были изолированы от остального
буржуазного мира советской территорией. Только ураль¬
ские казаки примыкали к Самарскому району.
Таким образом, задача Красной Армии сводилась к
тому, чтобы быстрыми ударами разбить далеко разбро¬
санные части контрреволюционных войск и занять цент¬
ры с диктатурой буржуазии («учредилки»).
Но такая простая задача вылилась у Муравьева в
сложный, фантастический и совершенно невыполнимый
план.
Муравьев
Муравьев отличался бешеным честолюбием, замеча¬
тельной личной храбростью и умением наэлектризовы¬
вать солдатские массы. Теоретически Муравьев был
очень слаб в военном деле, почти безграмотен. Однако
знал историю войн Наполеона и наивно старался копиро¬
вать их, когда надо и когда не надо. Мысль «сделаться
Наполеоном» преследовала его, и это определенно скво^
зило во всех его манерах, разговорах и поступках.
Обстановки он не умел оценить. Его задачи бывали
совершенно нежизненны. Управлять он не умел. Вмеши¬
вался в мелочи, командовал даже ротами.
У красноармейцев он заискивал. Чтобы снискать их
любовь, он им безнаказанно разрешал грабить, применял
самую бесстыдную демагогию и проч. Был чрезвычайно
жесток.
В общем, способности Муравьева во много раз уступа¬
ли масштабу его притязаний. Это был себялюбивый аван¬
тюрист, и ничего больше. «Левоэсерство» его было совер¬
шенно фальшивое, служило ему лишь ярлыком...
Организационная работа
Прежде чем перейти к описанию дальнейших дей¬
ствий 1-й армии, необходимо остановиться на той орга¬
низационной работе, которая в ней проводилась.
478
Я уже упомянул, что отряды были сведены в три ди¬
визии (в дальнейшем была сформирована и четвертая —
Вольская). Но для того чтобы эти соединения не оста¬
лись только оформленными на бумаге, необходимо было
создать прочные штабы и регулярную штабную работу.
Этот вопрос был трудноразрешим, так как добровольно
в армию поступили лишь четыре бывших офицера.
По соглашению с председателем Симбирского губко-
ма тов. Варейкисом * приказом по 1-й армии 4 июля
1918 г. была объявлена первая в Республике мобилиза¬
ция бывших офицеров. Через две недели такая же моби¬
лизация была произведена в Пензенской губернии.
Эта мера дала возможность быстро создать полевые
управления дивизий, бригад и полков. Проведение стро¬
гой отчетности мгновенно изменило анархический вид
частей. Они стали быстро втягиваться в регулярную рабо¬
ту, а вместе с тем произошел резкий перелом в пользу
установления строгой дисциплины.
Точно так лее впервые в 1-й армии были введены ар¬
мейский и дивизионные военно-революционные трибуна¬
лы. Учреждение трибуналов окончательно закрепило
утверждение дисциплины.
После измены Муравьева в армию из центра стали
поступать в большом числе мобилизованные коммунисты.
Это окончательно укрепило и одухотворило создавшийся
армейский организм.
Началась правильная работа политического отдела.
Появилась армейская газета «Набат революции».
После измены Муравьева для усиления армии была
объявлена мобилизация людей и лошадей в Пензенской
губернии и в части Симбирской.
Было начато формирование трех кавалерийских
полков.
В Саранске были созданы пехотные, артиллерийские и
инженерные части.
В Сердобске был организован Отдел военных загото¬
вок армии, ибо из центра 1-я армия почти ничего не по¬
лучала.
Таким образом, еще в первую половину июля 1-я ар¬
мия уже представляла мощный, организованный строевой
и хозяйственный аппарат. Этот аппарат быстро креп и
разрастался, и к 13—15 июля были определенные данные,
дававшие надежду на разгром самарской группы чехо¬
словаков и русских белогвардейцев.
479
Подготовка операции
Верный своей привычке вмешиваться в дела подчинен¬
ных, Муравьев расписал подробный план наступления
1-й армии на Самару, где в то время концентрировались
главные силы белогвардейцев и источники для ведения с
нами войны.
По этому плану 1-я армия должна была поделить свои
силы (около 8 тыс. штыков) на семь колонн, которые
должны были одновременно паступать на фронте около
300 верст. Главный удар должна была наносить мусорк-
ская колонна, силою немногим более 800 штыков. Все
остальные силы демонстрировали и «обходили» радиусом
верст в 150-
Я не мог проводить сознательно этот сумасшедший
план в жизнь и поневоле должен был внести коррек¬
тивы.
Наши войска того времени почти не были способны
двигаться без железных дорог, так как вовсе не имели
транспорта, а пользоваться обывательским транспортом
еще не умели.
Поэтому двинуть большие силы по кратчайшему на¬
правлению от Мелекесса на Самару было затруднительно.
Пришлось остановиться на направлении Симбирск —
Самара, как на направлении, по которому был обеспечен
подвоз по Волге.
В Симбирске быстро оборудовались четыре парохода
и несколько барж под артиллерию. Были навербованы
достаточные команды матросов.
На это направление перебрасывалось два полка с сы-
зранского направления, и, кроме того, оно усиливалось за
счет соседних колонн. Сюда же сосредоточивались все
технические войска армии. Этими мерами достигалось со¬
средоточение в этой, так сказать, волжской, группе глав¬
ных сил армии...
Порядок следования главных сил намечался такой:
главная масса войск двигалась до соприкосновения с
значительными силами противника на пароходах. В аван¬
гарде должна была идти флотилия, а по берегам наряду
с ней должны были двигаться все броневые автомобили и
отряды пехоты на обывательских подводах.
Белогвардейцы располагались довольно беспечно и,
кроме чехословаков, легко поддавались панике. В Самаре
было подготовлено восстание рабочих.
Таким образом, намеченная операция, позволявшая
480
неожиданно и быстро появиться перед противником, да¬
вала все шансы на успех. Численно силы противника точ¬
но не были известны, но, во всяком случае, не могли
многим превышать наши, так как главные силы чехосло¬
ваков со взятием Уфы уже успели соединиться с челя¬
бинской группой.
В виде демонстрации была предпринята атака Сызра¬
ни, которая и увенчалась успехом.
Все приготовления к операции уже заканчивались, ко¬
гда было получено сведение о том, что Муравьев выез¬
жает в Симбирск для личного руководства операцией. Это
было чрезвычайно неприятно, так как, во-первых, Му¬
равьев наглядно бы увидел, что его планы не были точно
выполнены, а во-вторых, он мог изменить почти уже за¬
конченные приготовления.
Восстание Муравьева
11 июля Муравьев прибыл на пароходе в Симбирск.
Я им был вызван для доклада, но как только явился на
пристань, то тотчас же был арестован. С сумасшедшими,
горящими глазами Муравьев после ареста заявил мне:
«Я поднимаю знамя восстания, заключаю мир с чехосло¬
ваками и объявляю войну Германии».
Так дико и неожиданно было начато это шутовское
восстание Муравьева. Приехавшие с ним красноармей¬
цы были взяты им наскоком. Он огорошил их, и они ни¬
чего не понимали и шли за Муравьевым, считая его ста¬
рым «советским воякой». Так же бессознательно пере¬
шел на сторону Муравьева и броневой дивизион,
стоявший в Симбирске.
В первую минуту, после того как Муравьев уехал
осаждать Совет, красноармейцы хотели меня тотчас же
расстрелять, но были крайне удивлены, когда на вопрос
некоторых, за что я арестован, я им ответил: «За то, что
большевик». Они были сильно огорошены и отвечали:
«Да ведь мы тоже большевики». Началась беседа. Услы¬
шав о левоэсеровском восстании в Москве и получив
объяснение измены Муравьева, оставшиеся красноармей¬
цы тотчас же избрали делегацию и отправили ее в бро¬
невой дивизион для обсуждения вопроса.
В это время Муравьев, осадив здание Симбирского
губисполкома, начал вести с последним переговоры о
власти. Между прочим, симбирские левые эсеры ему ока¬
зали полную моральную поддержку. Эти переговоры и по¬
31 В огненном кольце
481
служили главной причиной столь быстрой гибели Муравь¬
ева. Товарищ Варейкис проявил колоссальную энергию
и находчивость. Им были наспех отпечатаны воззвания к
красноармейцам, а в их массу, кроме того, было направ¬
лено большое число коммунистов. Началась деятельная
работа, н уже через час-полтора на стороне Муравьева
почти никого не было. А тем временем в зале заседаний
губисполкома шел горячий разговор тов. Варейкиса с
Муравьевым. Наконец, взбешенный отказом сдать власть,
Муравьев стукнул кулаком по столу и сказал: «Тогда я
иначе с вами поговорю!» — и направился к двери. При
выходе из двери он был остановлен солдатами, которые
объявили ему, что он арестован. Вскрикнув: «Предатель¬
ство!», Муравьев выхватил маузер и открыл стрельбу, но
был немедленно же убит (первое время некоторые гово¬
рили, что он сам застрелился последней пулей).
Влияние измены на войска
Эта измена, так быстро и удачно ликвидированная,
тем не менее принесла колоссальный вред для армии.
За время своего господства Муравьев разослал во все
войсковые части телеграммы о заключении мира с чехо¬
словаками, войне с Германией и проч. Через несколько
часов после расстрела Муравьева эти же части получили
телеграммы об измене Муравьева, о его расстреле и проч.
Это все произвело колоссальное впечатление на не сфор¬
мировавшиеся еще окончательно части. Началась паниче¬
ская боязнь предательств, развилось недоверие части к
части, красноармейцев к командному составу и проч.
Эсеры, меньшевики и прочие белогвардейцы еще более
усиливали это настроение. Начались непрерывные лож¬
ные слухи об обходах, изменах и проч. Войска стали от¬
ходить даже без боя.
Поход тов. Гая
Пошедшая быстро па лад организация войск стала
быстро разлагаться. Быстро нами были оставлены Бугуль-
ма, Мелекесс, Сенгилей и, наконец, Симбирск. Послед¬
ний был взят налетом чехословаков со стороны. Сызрани
тогда, когда в районе Сенгилея еще действовала сенгиле-
евская группа тов. Гая. Благодаря личному влиянию тов.
Гая это была единственная часть, сохранившая дисципли¬
ну и боеспособность.
482
Отрезанный со всех сторон, тов. Гай собрал и при¬
соединил к своей группе рассеянные и бродившие отряды,
забрал в Сенгилее все народное имущество и с громадным
обозом двинулся через Ясачная-Ташла на ст. Чуфарово.
Все белогвардейские атаки были отбиты. Совершив
марш до 150 верст по району, занятому противником, тов.
Гай, ничего не потеряв, вывел свою колонну на ст. Чу¬
фарово, где и соединился с остальными войсками армии.
За этот героизм колонна тов. Гая была названа «Сим¬
бирской Железной дивизией», и это название она сохра¬
нила и после получения ею 24-го номера.
После падения Симбирска мы производили на него
три наступления.
Наше первое наступление на Симбирск
Первое, по приказу нового главкома тов. Вацетиса *,
вел отряд тов. Толстого тотчас же после падения Сим¬
бирска. Попытка была неудачная. Зато на ст. Чуфарово
произошло соединение отрядов тов. Толстого и тов. Гая.
К этому времени мы потеряли и Казань, а Вольск был
захвачен белогвардейцами. Против последнего пункта на-*
чалось формирование Вольской дивизии.
Второе наступление
Товарищ Вацетис прислал на подкрепление бригаду
пехоты под командой ветеринарного врача Азарха и при*
казал вновь перейти в наступление на Симбирск.
В это время велось наступление на Казань и необхо¬
димо было перехватить в Симбирске вывозимый оттуда
по Волге золотой запас.
Наше второе наступление на Симбирск также окон¬
чилось неудачей. На правом фланге, в районе Белого
Гремячего Ключа, мы перехватили уже Волгу, но зато
на левом фланге, из-за неумения тов. Азарха управлять
бригадой, последняя у него расползлась и была разбита
каким-то небольшим чешским отрядом. Несмотря на все
старания тов. Гая, положение не удалось спасти, и 16 ав¬
густа наши войска вновь отошли на линию ст. Чуфа¬
рово.
Подготовка 3-й операции
Последние две симбирские операции окончательно до¬
казали главкому малую боеспособность войск и необхо¬
483
димость дать им успокоиться и устроиться. Мне было
разрешено наконец вновь заняться усиленной подготов¬
кой армии.
Раньше уже говорилось о той организационной рабо¬
те, которая была предпринята в армии. К середине ав¬
густа эти все мероприятия начали уже давать положи¬
тельные результаты.
Штабная работа наладилась отлично.
Войска начали получать пополнения.
Продовольствие и обмундирование доставлялись пра¬
вильно.
Только в одном — в винтовках — чувствовался острый
недостаток. Это очень затрудняло подачу пополнений.
Артиллерия была приведена в полный порядок, све¬
дена в дивизионы и вообще была доведена до штата.
Инженерные части точно так же уже были созданы.
К этому времени менее всего удалось доформировать
Вольскую дивизию, которая непрерывно передавалась из
армии в армию и была очень оторвана от штаба армии.
В таких благоприятных условиях работа коммунис¬
тов, брошенных в части, дала колоссальные результаты.
В частях появилась определенно твердая дисциплина,
исполнительность и бодрый дух.
К концу августа 1-я армия организационно и духов¬
но была уже готова к решительным операциям и ожидала
только подкреплений, обещанных главкомом Вацетисом с
Западной завесы.
Для содействия Вольской дивизии в Саратове нача¬
лась постройка речной боевой флотилии.
К первым числам сентября в армию прибыл только
что сформированный батальон связи и коммунистический
авиационный отряд. Это значительно технически укре¬
пило армию.
Средств связи, конечно, все-таки не хватало, и потому
зачастую в операциях маневр встречал большие затруд¬
нения.
Правда, войска уже поспели обзавестись обозом, а
главным образом, научились использовать обывательский
транспорт, и потому хорошие части уже не держались за
железные дороги; но плохая связь долго еще себя давала
чувствовать, и мы хотя и бросили «движение по желез¬
ным дорогам», но долго еще придерживались «движения
по проводам».
484
Кстати, скажу несколько слов о командном составе
того времени.
В подавляющем большинстве строевой командный со¬
став был из «низов». Это был командный состав, руково¬
димый революционным экстазом, безгранично смелый,
склонный неизменно наступать. У красноармейцев он
пользовался большим авторитетом.
Первое время гражданской войны этому командному
составу было трудно справляться с обстановкой. Обста¬
новка эта действительно требовала, даже от командира
батальона, умения действовать, совершенно не имея ни¬
какой связи с соседями, не рассчитывая ни на какую их
помощь (такова была редкость боевых порядков).
Эта обстановка требовала, следовательно, от каждого
комбата всех качеств полководца.
Уставы Красной Армии,
утвержденные в 1918—1919 гг.
Энергия, смелость, наступательный порыв в значи¬
тельной степени разрешали эту трудную задачу, но зато
отсутствие теоретической подготовки делало наш команд¬
ный состав того времени маловыдержанным, непрестан¬
но оглядывающимся, отступающим, как только на фланге
появится противник. Почти все командиры проделали всю
империалистическую войну. Опыт у них был значитель¬
ный, но новый фактор, отсутствие соседей, сильно сму¬
щал их.
Однако опыт и в гражданской войне научил их вое¬
вать. С частыми ошибками, но с постоянной энергией они
постепенно приучались и втягивались в маневр и созда¬
вали тот незаменимый кадр коммунистического команд¬
ного состава, на котором держится наша Красная Армия.
Красноармейцы первой половины 1918 г. состояли из
добровольцев, в большей части из рабочих. Это была мас¬
са требовательная, но глубоко проникнутая классовым
самосознанием и революционным духом. Поэтому боевая
дисциплина быстро проникала в их ряды.
Противная сторона также была классового состава,
из кулаков, белоофицерства и проч. Поэтому бои носили
ожесточенный характер. Долгое время пленным не было
пощады ни на той, ни на другой стороне.
Возвращаюсь к обстановке на фронте 1-й армии в
конце августа 1918 г. Как уже говорилось выше, органи¬
зационно, в административном и хозяйственном отноше¬
нии 1-я армия уже была готова к решительным действи¬
ям. Ожидалось только прибытие подкреплений, чтобы
начать новое наступление.
...Главкомом были обещаны значительные подкрепле¬
ния примерно к 25 августа. Однако в начале сентября я
получил от него извещение, что подкрепления несколько
запоздают.
В связи с этим, а также с тем, что обстановка на
фронте армии слагалась благоприятно, пришлось отка¬
заться от мысли ожидать подкреплений. Необходимо бы¬
ло начать операцию наличными силами.
Для усиления симбирского направления и обеспече¬
ния здесь нашего превосходства сил пришлось ослабить
участки Пензенской и Инзеиской дивизиий, оставив здесь
лишь слабые заслоны.
Первоначально я предполагал нанести удар на Сим¬
бирск двумя дивизиями: Инзенской и Симбирской, но за¬
труднения в организации связи и тыла заставили все
486
предназначенные для атаки Симбирска силы передать
начдиву Симбирской Гаю.
В основу плана операции была положена идея кон¬
центрического наступления.
Пензенской дивизии была поставлена задача активной
обороны занимаемых рубежей.
Инзенской дивизии на фронте также была поставлена
оборонительная задача. Зато кавалерии левого фланга
ставилась задача занять с. Тереньга и перервать теле¬
графное сообщение Сызрань — Симбирск. Кроме того, по¬
ставлена задача непрерывно освещать кавалерийской раз¬
ведкой район Тромбетчино — Собакино — Назайково —
Тереньга и участок тракта Тереньга — Горюшки.
Силы ударной симбирской группы тов. Гая достигали
примерно 8 тыс. штыков. Противник небольшими силами
занимал передовые линии и имел довольно значительные
резервы в районе Симбирска (что было выяснено после
взятия последнего). С этими резервами, как выяснилось
после, белогвардейцы лишь немногим уступали в числен¬
ности, при составлении же плана наши силы представля¬
лись значительно превосходящими силы противника.
Исходное положение для симбирской группы было на¬
мечено по линии Поповка — Анненково — Прислониха.
Кроме того, 5-й Курский полк на грузовиках перебра¬
сывался со ст. Чуфарово в район ст. Алгаим для наступ¬
ления в обход правого фланга противника, вдоль боль¬
шака ст. Алгаим — Ногаткино — Симбирск. Таким об-
зом, исходная линия достигала почти 100 верст по
фронту.
Первые серьезные силы противника мы могли встре¬
тить на линии Елшанка — Выры — Петровка и отдельные
отряды — в районе с. Шумовка. Главные силы группы
двигались по большакам Поповка — Елшанка и Присло¬
ниха — Тетюшское и между ними.
Таким образом, ко времени серьезных боев фронт ата¬
кующих частей сокращался до 60 верст к вечеру первого
же дня наступления.
Приказом по армии за номером 7 начало наступления
было назначено на утро 9 сентября и взятие Симбирска
было рассчитано на третий день наступления.
В основу этих расчетов было положено: во-первых,
превосходство наших сил, во-вторых, выгодность обхода
при намеченном концентрическом движении и, в-третьих,
быстрота движения и внезапность.
На линии расположения противника наши части уже
487
достигали полного взаимодействия, широко обходили рас¬
положение противника и тем предрешали быстрое его по¬
ражение.
Все эти расчеты полностью оправдались на деле. К ве¬
черу первого же дня белогвардейские войска охватила па¬
ника. В центре они оказывали ожесточенное сопротивле¬
ние, но бесконечный обход их флангов совершенно рас¬
строил последние, и отступление приняло беспорядочный
характер. На подступах к Симбирску они попробовали
устроиться и оказать последнее сопротивление, но друж¬
ным натиском наших воодушевленных войск они были
быстро сбиты и опрокинуты за Свиягу, а далее — за
Волгу.
Таким образом, основательно подготовленная опера¬
ция одним ударом решила чрезвычайно важную задачу.
Сильная симбирская группа противника была разбита, и
была перерезана Волга, а стало быть, и наилучший путь
отступления для белогвардейцев из-под Казани, павшей
почти одновременно с Симбирском.
Этот успех был настолько неожидан для противника,
что когда мы прибыли в Симбирск и там расположился
штаб Симбирской дивизии, то к тов. Гаю вдруг явился с
донесением какой-то прапорщик, посланный из Сенгилея
к белогвардейскому начальнику дивизии. Прибыв вечером
в город и спросив, где штаб дивизии, этот прапорщик пря¬
мо отправился к начальнику дивизии и совершенно нео¬
жиданно для себя явился к тов. Гаю.
В Симбирске нами были захвачены колоссальные во¬
енные трофеи...
Е. И. КОВТЮХ. «ЖЕЛЕЗНЫЙ ПОТОК» В ВОЕННОМ
ИЗЛОЖЕНИИ
...Главнокомандующий Сорокин * ушел с войсками, не
дав никаких распоряжений. С войсками выехали и руко¬
водящие советские органы. Когда известие об этом дошло
до нас, среди отрезанных войск поднялся ропот. Они бы¬
стро теряли боевую устойчивость, которая и так была не¬
велика, стали разлагаться не по дням, а по часам.
Казаки, узнав, что Екатеринодар взят белыми и что
Сорокин с войсками ушел из Кубани в Терскую область,
восстали почти поголовно и начали во всех станицах раз¬
гонять, преследовать и публично вешать иногородних. Та¬
ким образом, войска, оставшиеся в Таманском отделе,
488
были не только отрезаны от главных сил войск Север¬
ного Кавказа, но и оказались в густо насыщенном стане
контрреволюции. Жестокая расправа казаков с иногород¬
ними толкнула к войскам беженцев: сначала к нам соби¬
рались семьи красноармейцев, а потом и все рабочие.
Беженцы ежедневно прибывали тысячами, сильно обре¬
меняя и еще более разваливая части. Пришлось задумать¬
ся о судьбе не только войсковых частей, но и беженцев,
потому что поступили сведения, что противник, заняв
станицу Тимошевскую, в первые же два дня повесил до
полуторы тысячи мужчин, женщин и детей.
Создание первой Таманской колонны и начало
ее похода
Эту огромную массу трудящихся, переносящих такие
тяжкие невзгоды и всевозможные лишения, необходимо
было во что бы то ни стало спасти от нечеловеческой рас¬
правы со стороны белых. Спасти этих погибающих лю¬
дей можно было только при условии — ни минуты не
медля, взяв в твердые руки разлагающиеся войсковые
части, использовать их как вооруженную силу и быстро
двинуться но линии наименьшего сопротивления в более
безопасное место, где окончательно привести в полный
порядок части, изгнать из их среды всякий негодный эле¬
мент и после этого начать планомерное движение на со¬
единение с главными силами войск Северного Кавказа, а
если последних постигла еще худшая участь, двигаться
на соединение с войсками центра, причем, не оставляя бе¬
женцев, использовать их подводы в качестве войскового
обоза...
Отход к станице Крымской
24 августа на совещании командного состава было
решено отвести колонну в станицу Крымскую. Вечером
того же дня, оставив небольшое количество конницы и
погрузив под прикрытием темноты все войска в поезда,
колонна двинулась в станицу Крымскую. Здесь мы заста¬
ли ужасную панику. Белые, потеснив Крымский полк,
подтянули артиллерию и громили станицу, не позволяя
высадиться нашим эшелонам. Поэтому их пришлось дви¬
нуть дальше. Появившийся бронепоезд белых заставил
нас отойти до ст. Верхне-Баканской (Тоннельная), где
колонна и выгрузилась.
Прибытие в Верхне-Баканскую
На этой станции собрались деморализованные части
со всего Таманского отдела...
Здесь же, на ст. Верхне-Баканская, группировались с
громадными обозами беженцы, которых насчитывалось
до 25 ООО. Среди разлагавшихся частей с особенной си¬
лой возобновился ропот. Неслись крики: «Бей команди¬
ров!», «Разбегайся кто куда может!» Злостная провока¬
ция работала вовсю. Начались расправы с оставшимся
командным составом.
План прорыва из окружения
Несмотря на крайне тяжелое положение, общими уси¬
лиями командного состава вверенной мне колонны наши
части удалось удержать от развала. Моя колонна состо¬
яла в это время из 3 пехотных полков, 1 пехотного от¬
дельного батальопа и 3 отдельных эскадронов кавалерии
(общей численностью до 12 ООО штыков, 600 сабель, при
одном полевом орудии). Рассчитывая на эти силы, мы
решили, ни минуты не медля, продолжать осуществление
ранее задуманного плана, т. е. вести войска на соедине¬
ние с главными силамр! войск Северного Кавказа или с
войсками центра Республики.
Будучи знаком с территорией Кубанской области и
Черноморской губернией, их географическими особенно¬
стями и имея опыт войны в горах, приобретенный в им¬
периалистическую войну на Кавказе, я избрал путь по
берегу Черного моря через Новороссийск — Геленджик —
Туапсе — Белореченская — Армавир, а если явится не¬
обходимость, то и дальше: станция Кавказская — Ти¬
хорецкая — Царицын. Преимуществом этого пути дви¬
жения являлось то, что здесь имелось вполне исправное
шоссе Новороссийск — Туапсе — ст. Белореченская, от¬
куда начинались хорошие грунтовые дороги. Большое
значение имела также железнодорожная ветка, идущая
от г. Туапсе на Армавир. Путь до Туапсе, прикрытый с
севера Кавказским хребтом, с юга Черным морем, был
занят слабым противником — грузинской дивизией (мень¬
шевиков) и, кроме того, окончательно отрывал массу от
домашних влияний.
Отрицательные стороны выбранного направления за¬
ключались в том, что почти до ст. Белореченской лежа¬
ла бесплодная территория, на которой трудно было най¬
490
ти продовольствие и фураж, между тем как части войск
никаких запасов не имели. Путь пролегал по узкому,
скалистому берегу моря, с трудными подъемами и спус¬
ками, и почти до ст. Белореченской не давал простора для
действий; наконец, положение осложнялось тем, что с
не подготовленными даже к обыкновенной войне войска¬
ми приходилось вести горную войну.
Наметив этот путь следования и решив немедленно
двигаться, чтобы спасти части колонны от развала, ца¬
рившего среди других частей, и не оказаться опять на¬
стигнутыми противником, я предварительно созвал
командный состав колонны и оставшихся командиров
других частей и предложил им это решение. Командный
состав колонны большинством поддержал мое решение и
приступил к погрузке частей в поезда.
При погрузке слышались возражения со стороны раз¬
ложившихся частей. Раздавались протесты: «Куда уди¬
раешь и нас оставляешь?» Некоторые растерянно спра¬
шивали: «А нам как же быть?» Тогда еще раз были со¬
браны командиры частей, не пожелавших примкнуть к
нашей колонне. Наконец было принято общее решение
объединиться вокруг уцелевших двух полков (2-й Севе-
ро-Кубанский и 4-й Днепровский), сорганизовать по об¬
разцу моей колонны еще 2 колонны войск и двинуться
вслед за мной. Колонны должны управляться каждая сво¬
им командующим, но в бою обязаны друг другу помо¬
гать. После этого решения части были наспех сведены в
2 колонны под командой тт. Сафонова * и Матвеева *.
Численностью эти вновь созданные колонны равнялись
моей.
Общая численность 3 колонн составляла около
27 ООО шт., до 3500 сабель и 15 орудий разных калибров,
но без достаточного количества боевых припасов. На бой¬
ца приходилось от 5 до 10 патронов, но у некоторых не
было и этого; точно так же отсутствовали запасы продо¬
вольствия и фуража, так как части не имели ни кухонь,
ни обоза. Обоз был только беженцев, переполненный ра¬
неными и детьми. В таком виде вся эта масса двинулась
в наступление на Новороссийск...
Город Новороссийск, через который, по выработан¬
ному плану, должны были проследовать все 3 колонны,
находился в руках немцев и турок. Необходимы были пе¬
реговоры с ними о пропуске наших войск. Ходили слу¬
хи, что немцы, зная, что почти вся Кубанская область за¬
нята белыми и что отрезанные и расстроенные советские
491
войска приближаются к Новороссийску, намеревались
разоружить их и интернировать.
Между тем казаки подошли со стороны станицы
Крымской почти вплотную к ст. Тоннельной и начали об¬
стреливать ее с бронепоездов тяжелой артиллерией.
Начало похода 26 августа
Обстановка диктовала не вступать ни в какие пере¬
говоры, а действовать смело. В ночь на 26 августа, поль¬
зуясь темнотой, я погрузил свою колонну в поезда.
В 12 часов ночи эшелон за эшелоном направились в Но¬
вороссийск; войска были вполне подготовлены на случай
боя с немцами и турками. Все эшелоны, по прибытии
на ст. Новороссийск, быстро выгрузились и через V2 ча¬
са стройными рядами двинулись через Новороссийск на
Геленджик. Немцы и турки просто опешили при появле¬
нии в городе войск. Колонна двигалась стройно и дисци¬
плинированно. Возможно, благодаря этому немцы и тур¬
ки не рискнули чинить каких-либо препятствий. Колонна
проследовала через город и вытянулась по шоссейной до¬
роге, идущей от Новороссийска к Туапсе.
За моей колонной точно так же проследовала вто¬
рая, которой в это время командовал т. Лисунов * (коман¬
дующий 2-й колонной, т. Сафонов, по какой-то причине
остался в Новороссийске). За второй колонной уже ут¬
ром, 26 августа, пришла и третья колонна, преследуемая
казаками. Хвост этой колонны обстреливался артиллерий¬
ским и пулеметным огнем, даже тогда, когда вошел в
город. Тогда немецкий капитан, начальник гарнизона
г. Новороссийска, приказал своим и турецким войскам
немедленно погрузиться на пароходы, на которых они
прибыли в Новороссийск. Выйдя в море и отойдя на не¬
которое расстояние, пароходы открыли сильный артил¬
лерийский огонь из тяжелых пушек сначала по спуска¬
ющимся с гор в город белым, а потом и по нашей треть¬
ей колонне, выходившей из города (большая часть ее
уже вышла на шоссе и была прикрыта от обстрела го¬
рами). Затем немцы вновь перенесли огонь по белым, и
вскоре у них завязалась сильная перепалка. Пока они
дрались, наши части успели уйти на порядочное рассто¬
яние от города.
Немцы и турки покинули Новороссийск и ушли в Се¬
вастополь. Белые заняли город и принялись за расправу
492
с оставшимися там красноармейцами, моряками и совет¬
скими работниками.
В Новороссийске часть раненых краснорамейцев, те,
кто мог ходить, присоединились к нашим войскам; тя¬
жело раненные были погружены в обоз беженцев, а
остальные остались в городе, так как произвести полную
эвакуацию было не на чем. Кроме того, в городе задер¬
жалось много беженцев, советских работников и матро¬
сов, надеявшихся где-нибудь скрыться. Белые, заняв го¬
род, построили на самых видных местах и площадях
большое количество виселиц, ловили всех оставшихся и
под конвоем рядами подводили к виселицам. Стоя в строю
перед виселицами, они должны были наблюдать, как рас¬
правляются с их товарищами, и ждать своей очереди. Тут
же городские извозчики через некоторое время собирали
трупы повешенных и свозили в море. Так как обречен¬
ных оказалось слишком много, белые использовали вме¬
сто виселиц телеграфные столбы. Это было только в Но¬
вороссийске. Бежавшие от казни сообщили и такой слу¬
чай. Когда белые заняли г. Майкоп, то захватили в нем
около 800 пленных красноармейцев. Их пригнали под
конвоем к начальнику гарнизона, какому-то полковнику,
который приказал вывести пленных за город и ждать
распоряжения. Их вывели за город. Вскоре появился и
полковник; подойдя к конвою, он приказал построить
всех пленных в две шеренги, одна от другой на 20 шагов,
лицом к лицу. Когда перестроение было закончено, он
подал команду всем пленным стать на колени и накло¬
нить головы вперед, а конвою — рубить «этим босякам
головы», что конвой и исполнил. Трупы полковник при¬
казал не убирать несколько дней — для острастки мест¬
ному населению. Таких случаев было немало.
Ужасающая расправа белых в г. Новороссийске про¬
должалась 3 дня. Офицеры и казаки, перепившись, пре¬
вратились в каких-то разъяренных хищных зверей, наси¬
ловавших тысячи невинных женщин и детей. В эти 3 дня
белым командованием было разрешено вступившим в
Новороссийск частям делать что кому нравится. Впослед¬
ствии выяснилось, что белые за эти дни изрубили всех
оставшихся раненых красноармейцев как в лазаретах,
так и эшелонах, находившихся на станции, матросов и
советских работников, которым не удалось скрыться.
Почти такую же расправу белые учинили над оставши¬
мися беженцами, отпустив только некоторых женщин,
раздетых и изнасилованных.
493
После 3-дневного разгула и такой расправы белые бро¬
сились в погоню за нами.
Пройдя благополучно через город Новороссийск, мы
думали, что дальше путь будет свободнее, хотя и имели
сведения, что в районе Туапсе находится грузинская ди¬
визия, место расположения которой оставалось неизвест¬
ным. На полпути от Новороссийска до Геленджика из
авангарда донесли, что со стороны Геленджика появились
какие-то разъезды и обстреляли его ружейным и пуле-*
метным огнем. Авангарду было приказано продолжать
движение дальше и постараться выяснить, кто его об¬
стрелял; через некоторое время авангард доставил двух
пленных, из опроса коих выяснилось, что встречные разъ¬
езды входят в состав меньшевистской грузинской диви¬
зии, которая, прибыв недавно из города Тифлиса на по¬
мощь белым, заняла город Туапсе, а передовые ее
части расположились по берегу Черного моря до Гелен¬
джика (включительно).
Дивизия состояла из 4 пехотных полков, 1 конного
полка и 1 артиллерийской бригады с 16 орудиями.
Положение войск моей колонны было в высшей степе¬
ни тяжелое: колонна была сосредоточена по шоссейной
дороге, вьющейся по узкому ущелью; справа — море,
слева — непроходимые отроги кавказского хребта. Свер¬
нуть было некуда. Поэтому единственным выходом оста¬
валось движение вперед по ранее намеченному пути, ко¬
торый нужно очистить как для собственного движения,
так и для движения 2-й и 3-й колонн.
Занятие Геленджика
После того как авангардный полк отбросил разъезды
противника, колонна беспрепятственно подошла почти
вплотную к мест. Геленджик. Противник, численностью
около 1 кавалерийского дивизиона в 250 сабель, залег на
небольшом хребте и, подпустив передовые части аван¬
гардного полка, открыл ружейный и пулеметный огонь.
Авангардный полк (1-й Полтавский) под командой бывш.
фельдфебеля т. Литвиненко, почти не разворачиваясь, ко¬
ротким ударом сбил противника с занимаемого им гребня
и очистил путь главным силам. 26 августа, ночью, части
колонны достигли мест. Геленджик, где и расположились
на ночлег.
За эту ночь в Геленджике скопились все беженцы, ко¬
торых насчитывалось до 25 ООО чел., и окончательно за¬
494
прудили как местечко, так и окружающие его ущелья.
Беженцы, раненые красноармейцы и матросы (до
5000 матросов), следовавшие за колонной, но отказав¬
шиеся вступить в ее ряды, страшно обременяли части ко¬
лонны...
Бой под Туапсе 1 сентября
К вечеру 31 августа части нашей конницы, после не¬
большого столкновения с конным полком противника,
подошли к Михайловскому перевалу.
2-я и 3-я колонны отстали почти на два перехода.
Противник, подпустив части колонны близко к своей по¬
зиции, встретил их сильным артиллерийским огнем. К пе¬
ревалу подходящих подступов не оказалось, за исключе¬
нием узкого ущелья, по которому тянется шоссейная до¬
рога, образующая в 3 км от этого перевала узкие ворота,
на которые противник направил огонь целой батареи.
Выхода, казалось, не было.
Рассмотрев карту и тщательно изучив район этой ме¬
стности, было решено взять укрепленный перевал ночной
атакой, так как подойти к нему днем не представлялось
возможности, — перевал был высок, обрывист и с него
противник мог поражать все ближайшее пространство.
Да откровенно говоря, перевал и брать-то было нечем: мы
располагали одной полевой пушкой и 16 снарядами. Об¬
становка требовала прибегнуть к хитрости.
Вечером, собрав и опросив проводников из местных
жителей, я составил следующий план действий: 3 эскад-
дронам за ночь во что бы то ни стало обойти незаметно
для противника Михайловский перевал и к рассвету до¬
стигнуть восточной стороны г. Туапсе, откуда ворваться в
город, занять его и захватить расположенный в нем штаб
грузинской дивизии. Эскадроны сопровождали проводни¬
ки, хорошо знающие все окружающие хребты и возвы¬
шенности.
Один пехотный полк должен был с наступлением тем¬
ноты спуститься по обрывистому скалистому берегу к
морю и, перебираясь по камням, к рассвету добраться до
Туапсинской бухты, атаковать ее и захватить пароходы.
С остальными 3 полками я решил под прикрытием ноч¬
ной темноты атаковать перевал в лоб.
Части, обходящие перевал справа и слева, достигли
своих пунктов, а полки, назначенные для лобовой атаки
противника, с наступлением темноты скрытно пробрались
495
по густому лесу и по каменистому крутому подъему и по¬
дошли к почти отвесному подъему, высотой 8—10 м. Ка¬
залось, здесь уже тупик, но таманцы, полные самоотвер¬
женности, нашли исход — они стали помогать друг другу
взбираться, а где не было и этой возможности, пуска¬
ли в ход имеющиеся у некоторых штыки, втыкая их в
трещины скалы, и так постепенно накоплялись перед са¬
мым носом спящего в окопах противника. Когда боль¬
шая часть наших войск скопилась в удобных для атаки
местах, перед рассветом была подана общая команда: «В
атаку, вперед». По всему перевалу поднялся громкий и
несмолкаемый крик «ура». Без стрельбы (потому что не
было патронов) полки ворвались в окопы противника,
избивая его прикладами и штыками. В это время обходя¬
щие части, услышав громкое «ура» на перевале, тоже пе¬
решли в атаку и ворвались в город. Неожиданная атака
захватила противника врасплох; он растерялся, бросил
свои позиции и, спускаясь с перевала, направился к мор¬
ской бухте, имея в виду сесть на пароходы и уплыть в
море. Но бухта оказалась уже занятой пущенным в об¬
ход полком, который всех бегущих забирал в плен. Часть
противника бросилась в город, но там его встретили сабли
таманцев, которые, обойдя перевал слева, ворвались в го¬
род с восточной стороны. В этой ожесточенной схватке
почти вся грузинская дивизия была уничтожена (чис¬
ленность ее доходила до 7000 штыков и сабель), за ис¬
ключением начальника дивизии и некоторых офицеров,
которые еще накануне вечером уехали в Сочи. Наши по¬
тери составляли несколько сот человек убитыми и ране¬
ными.
Занятие г. Туапсе
1 сентября части колонны расположились в городе на
ночлег. Тут представилась возможность свободнее вздох¬
нуть, так как с занятием Туапсе и разгромом целой ди¬
визии противника нам досталось 16 пушек, 6000 снарядов,
800 000 русских патронов, 10 пулеметов, 1 паровоз,
100 вагонов и много очень ценного военного имущества.
Части колонны были вооружены, и, кроме того, был обра¬
зован запас боевых припасов. Продовольствие по-преж¬
нему отсутствовало. Грузины, находясь в городе Туапсе,
голодали так же, как и таманцы; но хотя мы продолжали
голодать, зато стали хорошо вооружены. Теперь каждый
таманец имел 200—300 патронов.
49(3
Победа над грузинской дивизией еще более воодуше¬
вила части колонны, и они, приняв вполне воинский вид,
были способны на самые трудные операции, имея перед
собой даже во много раз превосходившего их против¬
ника...
Голод
Здесь необходимо остановиться на той трагической об¬
становке, которая сложилась в этот период похода. Для
войск, а также и для беженцев, большинство которых дви¬
галось при частях 1-й колонны, наступила вторая неделя
голода. Голод принял самые широкие размеры. Войска,
питаясь исключительно кукурузой, желудями и кислица¬
ми, выбились из сил. В их среде начались сильные за¬
болевания; было много отсталых, не только одиночек, но
и целых групп; ряды войск заметно редели. Еще боль¬
шие бедствия испытывали беженцы, так как с ними были
дети, которым родители ввиду быстрого следования войск
не могли добывать даже самой скудной пищи. Поэтому
среди беженцев развилась большая смертность; умирали
от голода дети, но были случаи смерти и взрослых. Не¬
обычайный падеж постиг лошадей. Беженцы лишались
перевозочных средств для дальнейшего следования. Их де¬
ти обрекались на гибель, ибо родители брали с собой
только тех, которые могли идти, а остальных бросали
вместе с подводами. Были и такие исключительные слу¬
чаи, когда мать, не желая оставлять своего ребенка на
муки голодной смерти, умерщвляла его и закапывала в
щебень скалистых гор или бросала малютку в глубокий
овраг. Наплыв пеших беженцев еще больше обременил
войска. Отделить беженцев от войск было трудно, так как
в рядах войск находились их сыновья или отцы. Между
тем присутствие беженцев среди войск подрывало дух и
настроение войск и, кроме того, страшно мешало им в
выполнении боевых задач.
Непосредственно соприкасаясь со всеми этими бед¬
ствиями, постигшими как войска, так и беженцев, я дол¬
жен был задуматься над тем, как же быть дальше? Ведь
путь еще велик, что же будет впереди? Тогда я пришел
к решению не делать никаких дневок, двигаться не толь¬
ко днем, но и ночью и во что бы то ни стало в кратчай¬
ший срок вывести колонну на территорию, где можно до¬
быть средства для питания людей и лошадей.
Части 1-й колонны двигались теперь днем и ночью и
32 В огненном кольце
497
через 3 суток вновь вступили в Кубанскую область, где,
хотя с большим трудом, стали добывать немного продук¬
тов и фуража, благодаря чему как люди, так и лошади
были избавлены от смерти. Кроме того, ночные передви¬
жения войск дали возможность окончательно подготовить
войска к ночным боевым действиям, которые сыграли
решающую роль в достижении полного успеха. Со вступ¬
лением частей колонны в Кубанскую область в районе
Хадыжинской высокие отроги главного Кавказского хреб¬
та остались позади и вместе с тем миновали все те труд¬
ности, которые пришлось испытывать при переходе через
гребень главного хребта, когда силы войск растрачивались
в борьбе с природой. Здесь мы имели перед собою некото¬
рый простор действий, могли свободнее вздохнуть и изба¬
виться от шума, грохота и треска повозок громадного обо¬
за, двигающегося по узкому и глубокому ущелью среди
гор. Этот шум и треск наводил на многих особый ужас...
Бой у ст. Белореченской в ночь на 12 сентября
11 сентября генерал Покровский успел получить под¬
крепление из Майкопа от генерала Геймана и укрепился
в районе ст. Белореченской, на правом берегу реки Бе¬
лой, от устья реки Пшехи до ст. Ханской. Здесь он нас¬
пех вырыл окопы и, прикрываясь рекой Белой, вероятно,
предполагал задержать нас. Противник не проявил актив¬
ности в течение всего дня: сосредоточив большое коли¬
чество артиллерии в районе ст. Белореченской, он вел
беспорядочную стрельбу, не принесшую нам никакого
вреда.
Произведя лично разведку местности, я решил вновь
повторить ночной бой с атакой на рассвете. Чтобы про¬
тивник не ожидал ночного боя, решено было вечером, с
наступлением темноты, повести демонстративное наступ¬
ление по всему фронту мелкими частями, которые долж¬
ны были дойти до берега реки и залечь, а с наступлени¬
ем темноты прекратить всякую перестрелку, чтобы про¬
тивник вполне успокоился...
Части 1-й колонны получили следующий приказ: 2 пе¬
хотным полкам (Славянский и Полтавский) за ночь со¬
вершенно незаметно подойти к самому обрыву левого бе¬
рега реки, на участке ст. Ханская и железнодорожный
мост, а на рассвете одновременно броситься с обрыва в
реку, быстро переплыть ее и атаковать противника, нахо¬
дившегося в окопах. 3-му пехотному полку (1-й Совет¬
498
ский) оставаться на самом краю берега, откуда открыть
сильный ружейный и пулеметный огонь по ст. Белоре¬
ченской, дабы противник не мог дать частям, атакован¬
ным нами в окопах, подкрепления из станицы. 4-му пе¬
хотному полку (Анастасьевский) и артиллерийскому ди¬
визиону с орудиями оставаться в резерве. Кавалерийскому
полку во время атаки, когда наши пехотные части до¬
стигнут правого берега, быстро проскочить по железнодо¬
рожному мосту, ворваться в ст. Белореченскую и захва¬
тить резерв противника. Артиллерии в момент атаки раз¬
вить сильный огонь по северной части ст. Белореченской.
Противник, отразив наше вечернее демонстративное
наступление, к рассвету совершенно успокоился. Части
1-й колонны за ночь ознакомились со своими участками.
Как только начало светать, 2 полка, предназначенные
для атаки, дружно бросились с отвесного 12-метрового
обрыва в реку, быстро, без выстрела, переплыли ее и во¬
рвались в окопы противника. Одновременно кавалерий¬
ский полк проскочил по железнодорожному мосту и с на¬
лета ворвался в ст. Белореченскую, где захватил часть
штаба ген. Покровского и около 300 пластунов. Вслед за
кавалерийским полком вошел в станицу 3-й пехотный
полк, который и занял ее окончательно. Противник в
беспорядке отступил к ст. Гиагинской. Он потерял около
700 раненых и убитых; сам генерал Покровский едва
успел ускакать на неоседланной лошади и почти разде¬
тый. На ст. Белореченской было захвачено до 400 ваго¬
нов подвижного состава и 4 исправных паровоза под па¬
рами...
Занятие ст. Гиагинской и ДондуковскоЗ
Вечером 15 сентября части колонны, отбросив против¬
ника в западном направлении, достигли ст. Гиагинской,
где и расположились на ночлег, а к глубокой ночи подо¬
шли 2-я и 3-я колонны.
Утром 16 сентября я приказал частям 1-й колонны
выступить по направлению ст. Дондуковской; подходя к
самой станице, авангардный полк отбросил те части бе¬
лых, которые преследовали нашу главную группу войск
Северного Кавказа. Белые отступили: колонна, заняв ста¬
ницу, расположилась на ночлег. К утру 17 сентября к
станице Дондуковской подошли и части 2-й и 3-й колонн.
Здесь выяснилось, что некоторые части войск Север¬
ного Кавказа находятся в станицах Михайловской, Кур¬
32*
499
ганной и Лабинской. Эти части согласно приказу глав¬
нокомандующего Сорокина должны 17 сентября покинуть
занимаемые ими станицы и уйти дальше в Терскую об¬
ласть. Получив эти сведения, я вызвал охотников, чтобы
связаться с этими частями и попросить их задержаться
до соединения с нами.
Эту отважную задачу взял на себя мой помощник
бывш. подпрапорщик т. Смирнов; он поместил в легковой
автомобиль пулемет и с 2 красноармейцами в ночь на
17 сентября проехал через расположение противника до
ст. Лабинской, где захватил уже готовые к уходу наши
части и сообщил им о нашем приближении. Они задержа¬
лись, но прислали эскадрон кавалерии в ст. Дондуков-
скуго, чтобы убедиться в точности сообщений т. Смирно¬
ва, так как у них были сведения, что мы совершенно
уничтожены противником на берегу Черного моря.
Противник в эту же ночь ушел в западном направле¬
нии, очистив нам путь. Возвращаясь обратно, т. Смирнов
сообщил о нашем прибытии частям, расположенным в ста¬
ницах Михайловской и Курганной, которые тоже при¬
слали свои эскадроны, чтобы проверить эти сведения.
Выход из окружения
Здесь произошла встреча таманцев с войсками глав¬
ных сил Северного Кавказа.
Впервые таманцы почувствовали, что они наконец
вырвались из тесного, созданного коварным врагом, сталь¬
ного кольца, которым шли около 500 км, голодные, бо¬
сые и раздетые, преодолев трудно одолимые скалистые
горы главного Кавказского хребта, разбив на своем пути
крупные полчища белогвардейцев и меньшевистскую
дивизию грузин, и выйдя на широкий простор, вновь
встретились со своими братьями по классу, крови, идее,
такими же революционными бойцами. Войска в упоении
кричали: «Да здравствует Советская власть!» Это была
картина торжества п ликования, каких, наверно, ни одип
из таманцев в своей жизни не видел...
А. И. ЕГОРОВ. РАЗГРОМ ДЕНИКИНА.
Характеристика вооруженных сил сторон
При рассмотрении всякой кампании вопрос о состоя¬
нии вооруженных сил, о качественном и количественном
их соотношении всегда носит несколько условный харак¬
500
тер. Даже при наличии богатого архивного материала
трудно установить истинную картину соотношения сил
и абсолютную их численность. По вполне понятным при¬
чинам определение вооруженных сил революции и
контрреволюции к 1919 г. встречает еще большие трудно¬
сти в силу резко своеобразных черт гражданской войны.
Это своеобразие гражданской войны в основном опре¬
деляется следующими моментами:
1. Объекты действия для войск революции возникали
в процессе самой борьбы. Ленин и Компартия на другой
же день после захвата власти пролетариатом отлично
уяснили всю тяжесть и длительность предстоящей борь¬
бы, но не было достаточных данных для определения про¬
тивника с чисто военной стороны. Почти сразу после
Октября перед рабочим классом встали две угрозы: гер¬
манский империализм (оккупация Украины) и силы
внутренней контрреволюции. После Бреста вместо гер¬
манского империализма Советская власть получила еще
более грозного и мощного врага в лице империализма
англо-французского. Последний в значительной мере
определял и направлял деятельность сил внутренней
контрреволюции. И если германская оккупация вполне
активно содействовала организации донской армии
ген. Краснова *, то державы Антанты должны быть при¬
знаны в такой же мере создателями Добровольческой
армии.
2. Условия ведения гражданской войны резко отлича¬
ются от империалистической войны. Это наталкивало обе
стороны на искание новых организационно-оперативных
форм и методов строительства вооруженных сил. Первые
периоды этого строительства характеризуются отсутстви¬
ем твердой системы формирований. Иначе, впрочем, и не
могло быть, ибо одновременно с этим шло оформление и
нарастание самой пролетарской государственности.
3. Обе стороны при ведении боевых действий ставили
перед собой совершенно отчетливые классовые цели. Крас¬
ная Армия и по своему составу носила резко выражен¬
ный классовый характер; классовое единство в ее рядах
нарушалось сравнительно небольшой прослойкой пред¬
ставителей зажиточной части крестьянства в красноар¬
мейском составе и некоторыми группами командного со¬
става. Иначе обстояло дело в белых армиях. Различные
интересы донцов, кубанцев и белого офицерства и посте¬
пенное обволакивание кадровых групп армий элемен¬
тами крестьянства, иногда побывавшего уже в Красной
501
Армии, сыграли роковую роль для всего белого движения
Юга.
Наиболее крупным фактором являлось вовлечение ши¬
рочайших слоев населения всей территории Советской
России и южных ее областей в орбиту борьбы. Отноше¬
ние отдельных категорий народных масс, в первую оче¬
редь крестьянства, и характер самой борьбы в огромной
степени влияли на строительство вооруженных сил сто¬
рон. Нельзя обойти молчанием того факта, что вооружен¬
ные силы белых, прибегавших к повторным мобилиза¬
циям, возрастали весьма значительно по мере их продви¬
жения на север. Захватывая все новые и новые территории,
с мая по октябрь 1919 г. состав вооруженных сил
Юга возрастает последовательно от 64 до 150 тысяч.
Совершенно ясно, что именно обволакивание реакци¬
онных кадров белых широкими массами крестьянства, ко¬
торое все более революционизировалось, явилось весьма
важной причиной в развале деникинщины. Поэтому пара¬
доксом в устах самого Деникина звучит утверждение:
«Мы расширили фронт на сотни верст и становились от
этого не слабее, а крепче». По его словам, происходило
не только «усиление рядов, но и моральное укрепление
белых армий». И тут же он сам задает себе вопрос: «Из¬
жит ли в достаточной степени народными массами боль¬
шевизм и сильна ли воля к его преодолению? Пойдет ли
народ с нами или по-прежнему останется инертным и
пассивным между двумя набегающими волнами, между
двумя смертельно враждебными станами?»
Трудовые массы, как известно, не остались пи инерт¬
ными, ни пассивными, и «набегающая волна» ненависти
захлестнула и сбросила с исторической скалы Деникина
с его кликой.
Красная Армия
Строительство вооруженных сил революции прошло
через два этапа: попытка построения армии на добро¬
вольных началах и переход к обязательной военной
службе трудящегося населения.
Первый период характеризуется широкой самодея¬
тельностью местных организаций, сколачиванием воору¬
женных отрядов Красной гвардии, главным образом из
рабочих, которым сперва поручались ограниченные за¬
дачи местного характера, а в дальнейшем — и разреше¬
ние задач по борьбе с силами нарастающей контрреволю¬
502
ции. Несмотря на выдающуюся роль, которую Красная
гвардия сыграла, в особенности на Южном фронте, ста¬
новилось очевидным, что пестрота и бессистемность фор¬
мирований, неопределенность условий и форм строитель¬
ства вооруженных сил, при почти полном отсутствии
материальных средств в руках местных формирующих ор¬
ганов, клали отпечаток крайней медлительности и кустар¬
ничества на все начинания в этом направлении. Между
тем потребность в мощной, единой и твердой организа¬
ции надежных вооруженных сил росла параллельно
с ростом и оформлением сил, враждебных рабочему клас¬
су. Поэтому уже в начале лета 1918 г. был решен пере¬
ход к обязательной воинской повинности. Это сразу
поставило в другие условия все дело создания вооружен¬
ных сил.
К сентябрю 1918 г. определился и характер управле¬
ния армией. Вся вооружепная сила разбивалась на трех¬
бригадные дивизии, которые входили в состав 10 армий.
Последние образовали фронты — Восточный, Северный и
Южный...
Несмотря на все усилия центрального военного аппа¬
рата, к началу 1919 г. войсковые части Южного фронта
Форма одежды военнослужащих
Красной Армии: красноармеец;
помощник командира взвода;
командир взвода.
503
е>ще не имели однотипной организации. Можно, однако,
с уверенностью сказать, что и впоследствии в армии не
было ни одной дивизии, построенной и насыщенной
в точном соответствии с штатами дивизии по приказу
РВСР № 220 *. По своей громоздкости, колоссальным
тылам, при слабом насыщении техникой эта организация
явно противоречила маневренному характеру граждан¬
ской войны, и части сами стремились к постепенному
приспособлению организации дивизий к жизненным усло¬
виям. Громадный некомплект штатного состава был са¬
мым характерным явлением. Тем не менее при недостат¬
ке транспортных средств нельзя было отказаться от
идеи — иметь на фронтах по крайней мере кадры круп¬
ных соединений с пополнением их из центра и из мест¬
ных источников.
Общее руководство практическим строительством,
боевой работой и обучением вооруженных сил республи¬
ки сосредоточивалось в образованном 2 сентября 1918 г.
Революционном военном совете Республики и его испол¬
нительном органе — Полевом штабе.
Вопросы комплектования армий командным составом
находили свое разрешение по следующим направлениям:
а) использование офицерского и унтер-офицерского со¬
става старой армии; б) выдвижение на командные долж¬
ности наиболее активных бойцов из рабочих; в) выдвиже¬
ние бывших солдат старой армии, проявивших на прак¬
тике свою преданность революции и необходимые спо¬
собности. Само собой разумеется, что первая категория
лиц обладала и большими знаниями, и достаточным
опытом для занятия командных должностей в Красной
Армии. Однако наряду с многочисленной группой честно
решивших работать в рядах новой революционной армии,
связавших свою судьбу с пролетариатом находилось не¬
малое количество колеблющихся, случайно или под дав¬
лением различного рода обстоятельств попавших в ар¬
мию, стремившихся при первом удобном случае изме¬
нить и перейти на сторону белых или же проводивших
свою изменническую работу тайно, продолжая оставать¬
ся в рядах Красной Армии.
Вторая и третья категории представляли из себя то
пролетарское ядро командного состава армии, которое
затем, развиваясь в процессе самой борьбы или окан¬
чивая ускоренные командные курсы, составило массу
командиров, классовыми узами связанных со всей ар¬
мией.
504
Таким образом командный состав Красной Армии и
по своему багажу военных знаний и опыта, и по своей
классовой принадлежности был далеко не однороден.
Это — именно та своеобразная черта, с которой приходи¬
лось считаться во все периоды боевой работы и жизни
армии. Требовалась колоссальная работа всей партии
в целом и представителей ее в рядах армии для того,
чтобы при наличии такого состава командного аппарата
армия была боеспособна. Влияние на армию партия осу¬
ществляла через свои ячейки, возникавшие во всех мель¬
чайших войсковых подразделениях, и через особо упол¬
номоченных лиц — комиссаров, ответственных перед пар¬
тией за поручаемую им работу. Красная Армия, не имея
однородно-классового командного состава, находилась
под постоянным бдительным контролем и живым руко¬
водством партии, представители которой с напряжением
всех своих сил работали в войсковых частях, политорга-
нах и штабах. Руководимая Коммунистической партией
Красная Армия сумела в конечном счете выйти по¬
бедительницей из всей гигантской и ожесточенной
борьбы, какую она вела в течение трех лет гражданской
войны.
Форма одежды военнослужащих
Красной Армии: командир роты;
командир батальона; летчик.
* # *
Остановимся вкратце на вопросе о тактике и подго¬
товке частей Красной Армии в гражданскую войну.
Армия обучалась (коротко и наспех) по старым уста¬
вам и наставлениям, в которых даже опыт мировой
войны ни в какой степени не нашел своего отражения.
Но в умах былых участников этой войны ее опыт не про¬
шел бесследно, и наиболее яркие выводы из опыта войны
1914—1918 гг. практически проникали и в тактику и
в стратегию гражданской войны. И что вполне естествен¬
но — эти выводы находились в явном противоречии
с природой последней. Неповоротливость фронтов, флан¬
ги которых упирались в Балтийское и Черное моря; фор¬
тификационные сооружения; обилие техники; позицион¬
ность; кордонные расположения; крайнее умаление роли
и значения конницы — таковы характерные черты ми¬
ровой войны. Если же принять во внимание, что на во¬
сточный фронт мировой войны механически пересажива¬
ли инструкции и наставления французской и английской
армий периода 1917 г., то этим еще резче будут подчерк-
путы искусственность и несоответствие наследия миро¬
вой войны в отношении подготовки высшего и старшего
командного состава для ведения гражданской войны. По¬
ложение это верпо и для противной стороны — влияние
его скажется также и на польском командном составе
в польско-советской войне. Мы видим, таким образом, ту
значительную пестроту в подготовке различных групп
командного состава Красной Армии, в условиях которой
она вела борьбу с силами контрреволюции.
Рядовой состав бойцов Красной Армии в значительном
числе состоял из солдат старой армии, новые же молодые
кадры вливались в боевые ряды войск со слабой, кратко¬
временной подготовкой и сравнительно невысокой боевой
устойчивостью, которую затем быстро приобретали в про¬
цессе самой борьбы. И здесь, как и всюду, требовалась
напряженная деятельность большевистской партии по
поддержанию и воспитанию в войсках боевого духа и ре¬
волюционного энтузиазма.
$ $ *
Несколько слов — о технике и снабжении Красной
Армии. Основными ресурсами питания армии инженер¬
ным, артиллерийским и техническим довольствием явля-
506
лись запасы и склады старой армии. Широкое разверты¬
вание вооруженных сил и ограниченность старых запасов
при невысокой производительности военной промышлен¬
ности поставили наши войска уже к середине лета
1919 г. в крайне тяжелое положение. Приходилось при¬
бегать к установлению предельных норм расходования
боеприпасов всех видов. Снабжение* армий техническими
средствами и в количественном и в качественном отноше¬
нии стояло на очень низкой ступени. Интендантское, про¬
довольственное и санитарное снабжение не удовлетворяло
самым скромным потребностям армий.
* $ «
Подытоживая сказанное, приходим к следующим вы¬
водам:
1. Красная Армия строилась по классовому признаку
как мощная опора диктатуры пролетариата. Коммунисти¬
ческая партия, охватывая созданным ею политаппаратом
все войсковые организации, пронизывая своим руковод¬
ством и влиянием всю толщу армии, сплотила Красную
Армию в непобедимую силу.
2. Командный состав, по существу, не был однороден.
Основная масса офицерства устремилась к очагам контрре¬
волюционных формирований. Однако немалая его часть
осталась с пролетариатом, честно и преданно отдавая ему
все свои силы, знания и опыт.
3. Армия проделала труднейшую работу организаци¬
онного порядка: от отдельных разрозненных, мелких от¬
рядов до стройной однотипной организации дивизий, объ¬
единенных в армии и фронты.
Вооруженные силы юга России
Действовавшие против Южного фронта силы контрре¬
волюции организационно и политически разделялись на
армии Донскую, Кубанскую и Добровольческую. Все три
имели свою обособленную организацию и свои характер¬
ные черты, почему мы и рассматриваем их в отдель¬
ности.
Донская армия. Донская армия первая противостояла
революционным войскам. В конце 1918 г. она одна вела
борьбу с армиями Южного фронта. Зарождение этой ар¬
мии можно отнести еще к концу 1917 г., когда ген. Ка¬
ледин * снимал казачьи части с австро-германского
507
фронта и сосредоточивал их на границах с Великорос¬
сией. К началу июля 1918 г. ему удалось сконцентриро¬
вать в своих руках более 10 казачьих полков с артилле¬
рией. Последовательным развертыванием сил Донская
армия, пользуясь германской ориентацией ген. Краснова,
под прикрытием и надежным обеспечением германских
оккупационных войск к середине лета 1918 г. достигла
численности в 46—50 тысяч бойцов при 272 пулеметах и
92 орудиях, в том числе около 26 ООО конницы. Органи¬
зационно силы Донармии сводились к 30 пехотным и
60 кавалерийским полкам.
8 января 1919 г. по соглашению, заключенному на
ст. Торговая между Деникиным и Красновым, Донармия
входит в состав вооруженных сил Юга России, и Дени¬
кин становится во главе этих сил.
Донская армия по своему составу, идеологии и сущ¬
ности отражала классовые противоречия Донской обла¬
сти. Кулацкая идеология «домовитых» казаков определя¬
ла собой и состав этой армии. Однако наличие в области
«иногородних» нарушало эту однородность армии, а по¬
тому Донармия не всегда обладала одинаковой устойчи¬
востью.
Полки Донармии сводились в 4 полковые дивизии
(конные) с 1 конно-саперной сотней и 2 батареями кон¬
ного артиллерийского дивизиона. 5—6 дивизий составля¬
ли корпус, входящий в состав армии. Армий сначала бы¬
ло три, но к лету 1919 г. они были сведены в одну ар¬
мию в составе 5—8 корпусов.
Армия комплектовалась частными мобилизациями ка¬
заков и иногородних Донской области, причем эти моби¬
лизации проходили всякий раз с большим трудом. Казаки
шли в армию охотнее всего в периоды подъема и раз¬
вивающихся успехов на фронте. Общее настроение при¬
званных бывало далеко не воинственным. Показателем
этого являются многочисленные наказы и приговоры о не-
вводе частей Красной Армии в пределы Донской области
с обещаниями, в свою очередь, не переступать своих гра¬
ниц. Следует отметить также, что эти настроения, с не¬
ясными симпатиями к Советам, наблюдались и у доволь¬
но широкого слоя казачьего офицерства. В силу этого
в январе и феврале 1919 г. казачество целыми полками
сдавалось и переходило на сторону красных. Так, 31 ян¬
варя в районе станицы Алексеевской на участке 15-й ди¬
визии сдались добровольно в полном составе 23, 24 и
39-й казачьи полки с 5 орудиями и 6000 снарядами. В на¬
508
чале января в районе ст. Вешенской вспыхнуло восста¬
ние в пользу Советской России, разлившееся по всему
Хоперскому округу.
Командный состав Донской армии был далеко не
в полном составе, но был на высоте положения в отно¬
шении предварительной подготовки. Для пополнения сво¬
их знаний большинство офицеров проходило краткие
курсы обучения на созданных повторительных курсах.
Кубанская армия. Зарождение Кубанской армии на¬
чалось в самом начале 1918 г., параллельно с возникно¬
вением идеи «самостийности» Кубани. Но, как было уже
отмечено выше, кубанские части вливались в Доброволь¬
ческую армию, и, кроме того, кубанскими казаками по¬
полняли ряды добровольческих частей. Поэтому Кубань
не получила своей армии *, как это было на Дону, что
отразилось и на судьбах кубанского казачества.
Организационно кубанские части строились так же,
как и донские. К 1 мая 1918 г. в состав Добровольческой
армии входили следующие кубанские части: сводная гор¬
ская дивизия, отдельная дивизия, кубанский корпус. Как
и донские части, Кубанская армия была преимуществен¬
но конная.
Форма одежды белогвардейцев:
юнкер; солдат в летней походной форме (пехота);
солдат в зимней походной форме; казак.
509
Сравнительно о Донской армией кубанские части отли¬
чались большей боеспособностью и стойкостью, главным
образом благодаря обилию офицерского состава, имевше¬
го к тому же высокий уровень знаний, подготовки и
опыта.
Добровольческая армия. Зарождение этой армии отно¬
сится еще к ноябрю 1917 г., когда офицерство, лишенное
погон и командных должностей, стало перед дилеммой:
за или против Октябрьской революции. Значительная
часть склонилась ко второму решению; но далеко не вся
эта часть решила активно бороться с оружием в руках.
Белая литература свидетельствует о том, что многочис¬
ленные группы офицерства предпочитали торговать газе¬
тами и в магазинах, прислуживать в ресторанах, зани¬
маться спекуляцией, но не драться ни на той, ни на дру¬
гой стороне.
Тяга офицерства на Дон началась с конца 1917 г.
Офицерство прибывало в Новочеркасск небольшими
группами. К концу ноября их сосредоточилось там около
200 человек. Первым их «делом» было нападение на ча¬
сти красного новочеркасского гарнизона, — «дело», от
которого казачьи части решительно отказались. 26 декаб¬
ря 1917 г. — налет на Ростов и первое кровавое дело.
Докладывая об этом войсковому кругу, прославленный
своей «кротостью» и «мягкосердечием» атаман Каледин
цинично заявил: «Страшно пролить первую кровь». На¬
до, однако, отметить, что все эти кровавые выступления
добровольцев отнюдь не встречали одобрения со стороны
трудовой части казачества. Некоторые полки, по свиде¬
тельству белой литературы, прямо указывали, что они
«порицают выступление буржуазного генерала Каледина
и приветствуют товарищей солдат, крестьян, рабочих и
матросов, борющихся с буржуазией». Подобное положе¬
ние вынуждало добровольцев существовать нелегально.
Съезд иногородних 8 января 1918 г. прямо потребовал
«разоружения и роспуска Добрармии, борющейся против
наступающего войска революционной демократии».
Еще 6 декабря 1917 г. в Новочеркасск прибыл «цвет
русской армии» — Деникин, Корнилов *, Лукомский *
и др. генералы. Формируется штаб и выделяются части:
Георгиевский полк, Офицерский батальон, Корниловский
полк и ряд других. 27 декабря Добровольческая армия
объявляет во всеуслышание о своем существовании, вы¬
пускает ряд деклараций, в которых, объявляя себя «вне¬
партийной» и «внеклассовой», ставит цели: верность
510
союзникам, единство и целость России, борьба с больше¬
виками, борьба за Учредительное собрание. В половине
января 1918 г. в армии уже около 4—5 тыс. Начало гер¬
манской оккупации части Донской области заставило
Добровольческую армию (2500 чел.) пробираться па Ку¬
бань. Поход этот, названный белыми «ледяным» и «же¬
стоким», был действительно не из легких, ибо значитель¬
ная часть трудового крестьянства Кубани встретила
офицерские отряды в штыки. У станции Калужской про¬
изошло соединение с Кубанским отрядом (около
2000 чел.). Попытка в конце марта совместными усилия¬
ми занять Екатеринодар не удалась, и армия, уже под
командованием Деникина (Корнилов был убит 31 мар¬
та *), перешла к границам Ставропольской губернии. Да¬
лее следует период занятия Кубани и борьба на Север¬
ном Кавказе против героических разрозненных отрядов
революционных войск. Осенью 1918 г. армия уже развер¬
нута в 4 дивизии и достигает численности 8000 штыков,
1300 сабель, 12 легких и 5 тяжелых орудий. К началу
лета, имея общую численность 15 000 штыков и 2500 са¬
бель, Добровольческая армия строилась по следующей
схеме:
Форма одежды белогвардейцев:
горский казак-офицер; полковник
(деникинец, пехота); подпоручик (корниловец)«
511
Все дивизии, и конные и пешие, — четырехполковые
с артдивизионами из 3 легких четырехорудийных батарей
и одной инженерной ротой. Корпуса имели свою корпус¬
ную тяжелую и гаубичную артиллерию в количестве 5—
6 батарей. Кроме того, каждая дивизия имела один за¬
пасный батальон, а каждый пехотный полк — одну за¬
пасную роту, куда поступало приходящее пополнение для
двух-трехнедельного обучения.
* * *
В первые периоды своего существования Доброволь¬
ческая армия сплошь состояла из добровольцев-офицеров.
При дальнейшем своем развитии Добровольческая армия
перестала быть «добровольческой» с маленькой буквы,
ибо пополнение ее шло за счет обычных контингентов
призванных. Однако во все периоды своей боевой жизни
она всегда имела огромные кадры офицерства в своих ря¬
дах. Исключение представляет лишь Орловский период *,
когда значительный рост Добрармии за счет бывших
красноармейцев нарушил традиционное соотношение и
еще более резко изменил классовое лицо этой органи¬
зации.
Вот что сам Деникин пишет по этому поводу:
«Название «добровольческих» армии сохраняли уже
только по традиции. Ибо к правильной мобилизации бы¬
ло приступлено в кубанских казачьих частях с весны,
а в регулярных — со 2 августа 1918 г. При последова¬
тельных мобилизациях этого года подняли на Северном
Кавказе десять возрастных классов (призывн. возр.
1910—1920 гг.), в Приазовском крае — пока два (1917,
1918 и частью 1915, 1916 гг.), в Крыму один (1918 г.)...
По приблизительным подсчетам, цифра уклонившихся
для Северного Кавказа определялась в 20—30%. Моби¬
лизованные поступали в запасные части, где подверга¬
лись краткому обучению, или — в силу самоуправства
войсковых частей — в большом числе непосредственно
в их ряды. Число прошедших через армейский приемник
в 1918 г. определялось в 33 тыс. чел. К концу 1918 г.
был использован широко другой источник пополнения —
пленные красноармейцы, уже многими тысячами начав¬
шие поступать в армию обоими этими путями. Весь этот
новый элемент, вливавшийся в добровольческие кадры,
давал им и силу и слабость. Увеличивались ряды, но
512
тускнел облик, и расслаивались монолитные ряды старого
добровольчества... И дезертирство на фронте значительно
увеличивалось». Ниже Деникин говорит, что «основные
добровольческие части успели переплавить весь разно¬
родный элемент в горниле своих боевых традиций, и
по общему отзыву начальников мобилизованные сол¬
даты вне своих губерний в большинстве дрались добле¬
стно». Но это как общий вывод не вяжется с изложен¬
ным.
Остается добавить, что господствующее настроение
контингента офицерства было в огромном большинстве
случаев монархическое. Об этом свидетельствуют много¬
численные записи белых же литераторов и историков.
Ген. Лукомский в своих «Воспоминаниях» указывает:
«...в 1918 и 1919 гг. провозглашение монархического ло¬
зунга не могло встретить сочувствия не только среди ин¬
теллигенции, но и среди крестьян и рабочей массы».
И далее: «...провозглашение же республиканских лозунгов
не дало бы возможности сформировать мало-мальски при¬
личную армию, так как кадровое офицерство, испытавшее
на себе все прелести революционного режима, за ними
не пошло бы...»
# * *
Стратегия и тактика Добровольческой армии, равно
как и обучение в ней, полностью вытекали из опыта ста¬
рой царской армии, — однако, надо признать, с большим
(особенно в первые периоды борьбы) учетом особенно¬
стей борьбы на широких фронтах и с учетом описанных
выше особенностей гражданской войны. Этому, впрочем,
соответствовали и естественные условия: Дон и Ку¬
бань — базы комплектования армии конными частями —
были в руках у белых и на стороне белых, и наличие
в руках главного командования вооруженными силами
Юга России крупных кавалерийских масс, чего не было
у нас, давало первому несравнимое преимущество в отно¬
шении использования обширных пространств театра, ма¬
невренности и стремительности ударов.
Появление впоследствии крупных кавалерийских масс
в наших армиях и умелое использование их сыграло весь¬
ма крупную роль в деле разгрома белых сил.
В отношении снабжения армии мы уже указывали на
создание державами Антанты военно-экономического ба¬
33 в огненном кольце
513
зиса для Деникина. Конкретно это выражалось в при¬
сылке Англией (Франция приняла на себя 50% стоимо¬
сти всего привезенного Англией) предметов вооружения,
снаряжения, боевых припасов, инженерного и авиацион¬
ного имущества и обмундирования по расчету на
250 ООО человек. Если принять во внимание, что все бе¬
лые армии Юга России по своей численности не достига¬
ли 85—90 тысяч, то, даже учитывая значительную теку¬
честь армии (дезертиры, пленные, больные, раненые и
убитые), все же снабжение армий Юга России можно
считать вполне удовлетворительным. Однако с «неболь¬
шой» оговоркой. Эта оговорка состоит в том, что в белой
армии по части, как выражается ген. Лукомский, зло¬
употреблений дело обстояло далеко не благополуч¬
но, и частично запасы обмундирования, поступавшие от
Англии и разгружавшиеся в Новороссийском порту, ока¬
зывались неведомыми путями на местных «барахол¬
ках».
Вторым источником снабжения была самозаготовка
войсковых частей и захват ими «военной добычи». Одна¬
ко и здесь дело обстояло явно неблагополучно. Вместо
планового заготовления и распределения с учетом вой¬
сковых нужд практиковался простой грабеж отдельными
войсковыми частями, которые предпочитали все награб¬
ленное оставлять у себя, но не отправлять его куда-то
в тыл. При этом элемент личного обогащения также иг¬
рал колоссальную роль. Мы увидим дальше, как именно
этот фактор сыграл громадную роль в деле разложения
белой армии и ее боевой мощи.
Деникин следующим образом характеризует состояние
снабжения: «Главным источником снабжения до февраля
1919 г. были захватываемые большевистские запасы.
При этом войска, не доверяя реакционным комиссиям,
старались использовать захваченное для своих нужд без
плана и системы. Часть запасов намечалась с бывшего
Румынского фронта. Все это было случайно и недоста¬
точно. В ноябре (1918 г. — Ю. Щ.), к приходу союзников,
официальный отчет штаба рисовал такую картину паше-
го снабжения: «недостаток руж. патронов принимал не
раз катастрофические размеры... такое же положение бы¬
ло с артиллерийскими патронами: к 1 ноября весь запас
армейского склада состоял из 7200 легких, 1520 горных,
2770 гаубичных и 220 тяж. снарядов. Обмундирование —
одни обноски. Санитарное снабжение можно считать не¬
существующим...» С начала 1919 года, после ухода нем¬
514
цев из Закавказья, нам удалось получить несколько
транспортов арт. и инж. грузов из складов Батума, Кар¬
са, Трапезунда. А с февраля начался подвоз английского
снабжения. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы
испытывали редко. С марта по сентябрь 1919 г. мы по¬
лучили от англичан 558 орудий, 12 танков, 1 685 522 сна¬
ряда и 160 миллионов руж. патронов. Санитарная часть
улучшилась. Обмундирование же и снаряжение, хотя и
поступало в размерах больших, но далеко не удовлетво¬
ряющих потребности фронтов (в тот же период мы по¬
лучили 250 тысяч комплектов). Оно, кроме того, поне¬
многу расхищалось на базе, невзирая на установление
смертной казни за кражу предметов казенного вооруже¬
ния и обмундирования, таяло в пути и, поступив наконец
на фронт, пропадало во множестве, уносилось больными,
ранеными, посыльными и дезертирами...»
Деникин обращает при этом внимание на тот заме¬
чательный факт, что всякого рода хищения военного иму¬
щества и распродажи его встречали безразличное, а ча¬
сто и покровительственное отношение в «обществе».
* * *
Сравнивая все три белые войсковые организации, мы
приходим к следующим заключениям:
а) Белая армия формировалась и строилась по клас¬
совому признаку, представляя собою буржуазию и поме*-
щиков (Доброволия), кулаков и зажиточную часть ка¬
зачества с эсеровской прослойкой (Дон и Кубань).
б) В области политических целей борьбы имелись
серьезные разногласия. Добровольческая армия, рассмат¬
ривая себя как организацию общегосударственного ха¬
рактера, ставила целью борьбу с большевизмом до пол¬
ного его уничтожения (это мыслилось с захватом Мо¬
сквы). Дон и Кубань таких широких намерений не
питали. Их стремления ограничивались обеспечением су¬
веренитета и самостийности собственной государственно¬
сти на основах хотя бы договоренности с большевиками.
Такие исключающие друг друга ориентации делали су¬
ществование трех организаций в рамках одного режима
мало жизненным.
в) Военно-экономический базис — за счет иностран¬
ных держав: Германия для Дона (в период до ноябрь¬
ской революции в Германии) и Антанта для Деникина.
515
г) Обучение и тактика — полностью по опыту цар¬
ской армии с учетом особенностей и своеобразия граж¬
данской войны.
д) Командный состав — всюду за исключением Дон¬
ской армии на достаточной высоте.
е) Наибольшей боеспособностью обладала Доброволь¬
ческая армия. По нашим архивным данным, армия счи¬
талась белыми надежной на 98%, тогда как Донская
армия оценивалась так: открытые возмущения — 16%, пе¬
решедшие на сторону красных — 28,5% и расформиро¬
ванные вследствие своей неблагонадежности — 27%.
Выводы
Параллельная оценка сил революции на Южном
фронте и вооруженных сил контрреволюции на Юге Рос¬
сии приводит к следующим основным выводам:
1. Сила Красной Армии заключалась в несравненно
большей однородности ее и в смысле контингента, и
в смысле политических целей. Повседневное руководство
партии определило собой и единство поведения Красной
Армии на всех этапах ее боевой жизни. Конечной целью
действий Красной Армии на Южном фронте было очи¬
щение территории Советского Юга от белых контррево¬
люционных сил и установление там диктатуры пролета¬
риата. Такой ясности и общности политических целей
у белых армий не было; наоборот, наличие внутренней
политической борьбы между правительствами различных
государственных образований, внутренние противоречия
общего, а иногда и личного характера (борьба за
власть) — ослабляли стратегию белого командования.
2. Сепаратизм Дона создавал ряд трудностей для опе¬
ративной деятельности вооруженных сил Юга России.
3. Наличие крупных конных соединений у белых де¬
лало их стратегию более подвижной и более отвечающей
природе гражданской войны. Поэтому их наступления
были всегда стремительны, решительны и дерзки, что при
слабой обороноспособности красных сил имело громадное
значение и давало в руки белых неоценимые преимуще¬
ства.
4. Численно наш Южный фронт превышал силы бе¬
лых до середины апреля 1919 г. на 50 000 с лишним бой¬
цов, на 800 (приблизительно) пулеметов и 286 орудий.
Донская армия, боровшаяся тогда против красных, зна¬
516
чительно уступала нашим войскам в политико-моральном
отношении. После этого периода противник значительно
усиливается за счет перебросок с Северного Кавказа, тог¬
да как войска нашего Южного фронта, неся крупные
потери и не получая пополнений, заметно ослабевали.
К 1 мая 1919 г. противник уже на 3000 с лишним бой¬
цов превышает силы красных, причем конница белых
в это время почти в три раза превышает конницу
красных.
5. Командным составом белые силы были обеспечены
и в количественном и в качественном отношении.
6. В смысле подготовки и обучения рядового состава
заметных различий между той и другой сторонами не
было: большинство рядовых бойцов служило солдатами
в рядах старой армии и прошло школу мировой войны.
7. В отношении комплектования армий красные на¬
ходились в более благоприятных условиях, ибо влитие
в белые армии широких слоев крестьянства все более и
более нарушало классовое единство этих армий.
8. В отношении насыщения армий техническими сред¬
ствами значительной разницы не было: фактически обе
стороны располагали незначительной техникой.
9. Снабжение белых армий несравнимо превосходило
таковое у красных. Войска Южного фронта несли вели¬
чайшие тяготы ввиду недостаточности обеспечения всех
видов, начиная с хлеба и кончая винтовочными и артил¬
лерийскими припасами, тогда как Англия и Франция
в достаточной мере снабжали белых.
М. В. ФРУНЗЕ. ВРАНГЕЛЬ
Четвертой и последней (Колчак, Деникин, Юденич,
Врангель) возглавляющей российскую контрреволюцию
фигурой является барон Петр Врангель.
Его репутация как одного из виднейших представите¬
лей белого лагеря впервые начинает создаваться на Ку¬
бани и Тереке в течение конца 1918 г. Поставленный во
главе Кавказской армии, Врангель развивает кипучую
деятельность и в короткое время успевает создать из
контрреволюционных элементов казачества и бежавшей
на юг огромной массы белых серьезную военную силу.
Одновременно с этим под его руководством шла энергич¬
ная работа по организации и объединению всех недоволь¬
517
ных Советской властью местных элементов Северо-Кав¬
казского края.
В результате этой работы мы теряем на Северном Кав¬
казе одну позицию за другой, и, в конце концов, наши
войска Северо-Кавказского фронта, потеряв почти всю
материальную часть и понеся огромный урон (главным
образом от болезней) в людском составе, с трудом про¬
бились к концу 1918 г. в район Астрахани.
Эта операция, а также последовавшее за ней занятие
белыми всей Ставропольской губернии и восточной части
Области войска Донского, вплоть до Царицына, составили
Врангелю репутацию энергичного, смелого и решитель¬
ного боевого начальника, а также идейного организатора.
Ликвидация нами к началу 1920 г. деникинского фронта
открыла Врангелю новые перспективы дальнейшего воз¬
вышения.
Еще в 1919 г., в самый разгар ожесточенной борьбы
с наступавшими с севера нашими войсками, барон Вран¬
гель выступает в качестве соперника и конкурента тог¬
дашнему главе южнорусской контрреволюции — Дени¬
кину. В руководящих верхушках белого лагеря разго¬
рается ожесточенная борьба за власть, полная взаимных
интриг, подкопов и сплетен. Здесь ярко выявилось все
внутреннее разложение российской белогвардейщины.
Вместо тесно сплоченного, организованного и сознающего
свою социальную силу класса буржуазии мы видим от¬
дельных претендентов на власть, действующих в своих
личных целях и не сдерживаемых в склоке между собой
организованным воздействием представляемого ими
класса.
Общая обстановка благоприятствует Врангелю. Раз¬
гром армии, потеря Новочеркасска, Ростова, а в марте
1920 г. и Кубани с Екатеринодаром и Новороссийском
окончательно дискредитируют Деникина в глазах уцелев¬
ших от разгрома белых войск. Как обычно бывает в по¬
добных случаях, на него взвалилась главная вина за по¬
несенные поражения. Последовавшие за этим ожесточен¬
ная склока и грызня в «высших сферах» белого лагеря
закончились, под давлением Антанты, отказом от власти
генерала Деникина и передачей им всех своих прав ба¬
рону Врангелю.
В апреле 1920 г. последний становится, таким обра¬
зом, «правителем юга России» и главнокомандующим все¬
ми вооруженными силами. Начинается новый, но в то же
518
время и последний и заключительный аккорд долгой и
кровавой борьбы труда с капиталом в России. К этому
моменту в руках белогвардейцев оставался только ни¬
чтожный клочок российской территории — Крымский
полуостров. Сюда в конце декабря 1919 г. и в начале
января 1920 г., под прикрытием судов Черноморского
флота, сумели отойти войска средней группы Деникина,
находившиеся под командой генерала Слащова *. После
использования всех стратегических и тактических воз¬
можностей, создаваемых фактом господства на море и
трудностью вторжения в Крым с суши, генералу Слащо-
ВУ удается в результате упорных сражений в течение
января, февраля и марта 1920 г. удержаться на Перекоп¬
ском и Сивашском перешейках. Это дало возможность
перевести весной 1920 г. в Крым остатки белых войск из
Кубани и Одесского района и обеспечить сохранение и
развитие нового центра активной контрреволюции. Нет
Плакат Д. С. Моора. 1920 г.
519
сомнения, что этому в значительной мере помогла недо¬
статочная оценка нами оперативно-политической важно¬
сти крымского направления. Для действий на подступах
к Крыму первоначально были выделены совершенно не¬
достаточные силы, что и привело вместо быстрого овла¬
дения им сначала к длительному беспомощному топта¬
нию на месте у перешейка, а впоследствии к отходу на
север и необходимости нового, огромного напряжения на¬
ших сил.
Сделавшись главнокомандующим белой армией и гла¬
вой правительства, барон Врангель, начиная с апреля
месяца, развертывает в Крыму колоссальнейшую работу.
Расправившись прежде всего решительно с оппозицией со
стороны ряда генералов, в свою очередь метивших
в «правители», Врангель, опираясь на помощь Антанты,
взялся за реорганизацию всего военного аппарата.
Число крупных войсковых соединений сокращается;
освободившиеся благодаря этому людские и материальные
ресурсы идут на пополнение остальных частей. Упраздня¬
ются многочисленные мелкие части. Производится тща¬
тельный подбор командного состава как старшего, так и
низшего, причем не обращается внимание на чины и воз¬
растной ценз. С тыловых учреждений снимается в строй
кадровое офицерство. Путем суровых репрессивных мер
(до массовых повешений включительно) производится
основательная чистка всего состава армии. Так, в ставке
генерала Слащова целыми днями на виду у всех болта¬
лись на виселицах трупы повешенных им офицеров, чи¬
новников и солдат.
Щедрые подачки союзников позволяют улучшить об¬
мундирование, питание армии и снабжение ее матери¬
альной частью. В результате этой лихорадочной деятель¬
ности Врангелю удается превратить разложившиеся,
деморализованные, утратившие боеспособность банды
в крепко сколоченные, хорошо снабженные и руководи¬
мые опытным командным составом войсковые части.
К началу июня 1920 г. эта реформаторская деятельность
в основных чертах заканчивается, и в распоряжении
Врангеля оказывается внушительная боевая сила, при¬
близительно в 30 ООО штыков и сабель. С этой армией
в начале июня месяца он и переходит от обороны к на¬
ступлению.
6 июня в 10 часов утра у юго-западной окраины озе¬
ра Молочное, в районе к югу от г. Мелитополя, высажи¬
вается в качестве десанта армейский корпус генерала
520
Слащова. Движение десанта по большаку село Кириллов¬
на — Мелитополь ставит под удар единственную ком¬
муникационную железнодорожную линию Сиваш — Ме¬
литополь — Александровой, одновременно создавая ве>-
личайшую угрозу левому флангу всего нашего боевого
расположения, тянувшегося от г. Геническа до Перекопа
и Хорлов по северному побережью Сивашского озера.
С рассветом 7 июня тяжелая и легкая артиллерия белых
открыла ураганный огонь по нашим укрепленным пози¬
циям на крымских перешейках и, разрушив их, подгото¬
вила штурм своей пехоте, которую поддерживают мно¬
гочисленные броневики, танки и бронепоезда. Вся линия
нашего фронта опрокидывается, и командование белых
обеспечивает себе плацдарм на континенте для развития
дальнейших действий.
Только по линии р. Днепр (начиная от устья до
г. Никополя) — Днепровские плавни — Ногайск окон¬
чательно останавливаются наши части и приступают
к подготовке дальнейшей борьбы.
В связи с изменением стратегической обстановки ме¬
няется и характер ближайших целей боевых операций
с нашей стороны. Занятое нами охватывающее положение
по отношению к армии белых позволяет первоначально
поставить задачу уничтожения белых войск к северу от
перешейка и потом уже овладение Крымом. Эта идея и
становится руководящей для последующих наших опера¬
ций. Что касается Врангеля, то его задачей являются
дальнейшее расширение занятой им территории и под¬
готовка сил и средств для окончательного доведения
борьбы до конца. Особенное внимание обращается им
на области с казачьим населением — Дон, Кубань, Те¬
рек. В течение лета 1920 г. организуются и выполняются
две десантные операции, имеющие целью поднятие вос¬
стания на Дону и Кубани и захват этих областей. Пер¬
вый десант во главе с полковником Назаровым произво¬
дится на побережье Азовского моря в районе Таганрога;
второй под начальством генерала Улагая * на побережье
Кубани. Обе попытки, после некоторых первоначальных
успехов, кончаются крахом, и большинство высадивших¬
ся гибнет. Остатки перевозятся обратно в Крым, и борь¬
ба, таким образом, опять локализируется к северу от пе¬
решейков.
Наступление поляков, начавшееся весной, в значи¬
тельной степени облегчило задачи Врангеля. Отвлечение
наших сил на польский фронт не позволило быстро со¬
521
брать достаточные силы и ликвидировать в самом начале
внезапно выросшую угрозу новой серьезной контррево¬
люционной опасности.
Две наши попытки разгрома армии Врангеля в Се¬
верной Таврии, предпринятые в июле и августе, кончают¬
ся неудачей. После этого принимается решение подго¬
товить для ликвидации врангелевщины вполне достаточ¬
ный кулак и тогда уже обрушиться на него. В сентябре
месяце из состава Юго-Западного фронта выделяется
Южный фронт. Начинается интенсивная подготовка об¬
щего наступления. Врангель, чувствуя надвигающуюся
опасность, со своей стороны развивает кипучую боевую
деятельность. Неблагоприятная для белых политическая
обстановка, создававшаяся с заключением нами переми¬
рия с Польшей, заставляет Врангеля на время отказать¬
ся от выполнения широких планов и в ожидании более
благоприятной обстановки поставить задачей обеспече¬
ние занимаемого им положения. Им принимается пра¬
вильное решение достичь обеспечения путем активных
отдельных операций, ставящих своей целью уничтожение
наших сил по частям, недопущение перегруппировок и
срыв нашей наступательной операции крупного, решаю¬
щего масштаба.
Сентябрь 1920 г. и начало октября заполнены как раз
операциями подобного рода. В середине сентября Вран¬
гелем наносится сильный удар на севере в александров¬
ском направлении. В результате ряда упорных боев наши
части, прикрывающие это направление, опрокидываются
и к 20 сентября с большими потерями, оставив г. Алек-
сандровск, переправляются на правый берег Днепра.
С занятием станции Синельниково Врангелю открывается
беспрепятственный путь на север, где у нас не было тог¬
да совершенно войск. Но, не соблазняясь этим, его даль¬
нейший удар направляется на восток, против наших ча¬
стей, прикрывающих подступы к Донбассу. В общем ито¬
ге бои в этом направлении окончились с несомненным
тактическим перевесом на стороне белых, но в то же
время с полным удержанием нами способности к актив¬
ной деятельности. По-видимому, Врангелем здесь была
допущена известная переоценка своих успехов. Об этом
заставляет думать начало третьего удара, предпринятого
лучшими его силами 8 октября в западном направлении
на правый берег Днепра. Удар этот мог быть предпри¬
нят лишь при наличии абсолютной уверенности в том,
что никакой серьезной опасности ни с севера, ни с во¬
522
стока не угрожает. Это оказалось неверным, и в резуль¬
тате — бои на правом берегу Днепра 8—14 октября
в районе Кичкас — Никополь — ст. Ток — Грушевка
кончились полным поражением Врангеля.
Именно в этот момент определилось стратегическое
крушение Врангеля. Удайся ему этот удар, тогда поколе*-
балось бы все наше положение на Правобережье и стя-
гивавшиеся здесь ударные массы могли бы быть опроки¬
нутыми. Конечно, этим исход борьбы в пользу Врангеля
не решался, но самый процесс ликвидации мог затянуть¬
ся на неопределенно долгое время.
С момента же крушения этой попытки разгрома на¬
шей правобережной группы стало ясно, что песенка
Врангеля спета. Инициатива из его рук уходит оконча¬
тельно, он едва успевает совершить соответствующие пе¬
регруппировки, как началось наше последнее решающее
наступление, предпринятое всеми силами фронта.
Начавшись 25 октября нажимом с востока и севера,
поддержанное далее ударом от Никополя, оно завершает¬
ся стремительным наступлением от Каховки, ведшимся
в двух направлениях: к югу на Перекоп и к северо-во¬
стоку для окружения всех войск, действовавших к севе¬
ру от перешейков. К 3 ноября генеральное сражение за¬
кончилось. Только ядро врангелевской армии проскольз-
Телеграмма М. В. Фрунзе В. И. Ленину
о ликвидации Южного фронта.
Ноябрь 1920 г.
523
нуло в Крым, все остальное или осталось на месте боя,
или попало к нам.
8 ноября начинается заключительный аккорд «врапге-
лиады». Наши части начинают штурм Перекопа и Чон-
гара. 11 мы врываемся в Крым. 13 садятся на суда по¬
следние остатки белой армии * во главе с Врангелем, и
этим кончается страшная и грозная эпопея вооруженной
борьбы труда с капиталом.
Оглядываясь сейчас на минувшие дни славной борьбы
и пытаясь дать им историческую оценку, невольно при¬
ходишь к выводу, что в лице Врангеля и руководимой
им армии наша родина, несомненно, имела чрезвычайно
опасную силу. Во всех операциях полугодичной борьбы
Врангель как командующий в большинстве случаев про¬
явил и выдающуюся энергию, и понимание обстановки.
Что касается подчиненных ему войск, то и о них при¬
ходится дать безусловно положительный отзыв.
Особенно замечательным приходится признать отход
основного ядра в Крым 2 и 3 ноября. Окруженные нами
со всех сторон, отрезанные от перешейков, врангелевцы
все-таки не потеряли присутствия духа и хотя бы с ко¬
лоссальными жертвами, но пробились на полуостров. Тем
более чести приходится па долю славных бойцов Юж¬
ного фронта, сумевших раздавить опасного и сильного
врага...
НАРОДНАЯ ВОЙНА В ТЫЛУ БЕЛЫХ АРМИЙ
ИЗ ДОКЛАДА ЦК РКП (б) СИБИРИ В ЦК РКП (б)
О ПОДПОЛЬНЫХ ПАРТИЙНЫХ ОРГАНИЗАЦИЯХ В СИБИРИ
Не ранее ноября 1918 г.
Во всех крупных центрах в Сибири имеются органи¬
зации Коммунистической партии, в некоторых местах
охватывающие обширные, вне города, районы заводов,
копей, рудников и деревень. Связь и объединение пар¬
тийных организаций достигнуты главным образом в За¬
падной Сибири.
В городах почти всюду конференциями партийных
ячеек выдвинуты комитеты, которые, однако, крайне бед¬
ны активными и опытными работниками. Комитеты ор¬
ганизуют вооруженные восстания; средств нет, возмож¬
ности широко поставить военную организацию, наладить
разведку, организовать подрывные отряды из-за хрони¬
524
ческого безденежья нет. В крупных центрах партийные
организации насчитывают до 250 членов...
Первые инициативные группы коммунистов появились
уже в июне. В конце августа в Томске была созвана
партийная Западно-Сибирская конференция Сибири, ко¬
торая создала Западно-Сибирский областной комитет
РКП.
В половине ноября была созвана в Томске Сибирская
конференция, избрали ЦК РКП Сибири *...
ИЗ ДОКЛАДОВ ДЕЛЕГАТОВ I СЪЕЗДА КП(б) УКРАИНЫ *
О ПАРТИЙНОЙ РАБОТЕ И БОРЬБЕ ТРУДЯЩИХСЯ
НА ОККУПИРОВАННОЙ ТЕРРИТОРИИ РЕСПУБЛИКИ
3 июля 1918 г.
Одесса. После ухода советских властей партийная ра¬
бота на некоторое время замерла. Затем собралась груп¬
па в 8 человек из разных районов. Было созвано общее
собрание, на котором присутствовало 80 человек. Был из¬
бран временный комитет и восстановлены районные ко¬
митеты. Приступили к изданию листовок...
Николаев. Через неделю после ухода советских войск
произошло стихийное восстание, которое было жестоко
подавлено. Партийная работа долго не налаживалась.
Все заводы в Николаеве стоят. Только в последнее вре¬
мя удалось создать активную группу, которая выпустила
листовку и начала создавать организацию. Налажены
связи с окрестными селами.
Дополнительный доклад делает т. Исаков от Одес¬
ской обл.
Он сообщает, что в последние дни начали налажи¬
ваться связи со всей областью. Крестьянское движение
усиливается. В Елизаветградском * у[езде] повстанче¬
ское движение приняло широкие размеры, но организа¬
ций, которые бы руководили им, нет...
В Ананьеве и Тирасполе организаций нет, а только
отдельные товарищи. Связи с этими городами пока нет.
В самой Одессе среди австрийских войск удалось найти
партийных, почти коммунистов, которые ведут довольно
плодотворную работу среди солдат. В Березани Анань¬
евского у. удалось найти несколько рабочих Николаев¬
ского завода, сохранивших свою приверженность к Со¬
ветской власти, но они не организованы и ни с кем не
связаны. Интересно отметить, что во всех деревнях
Херсонской губ. была объявлена крестьянами тайная
525
мобилизация, когда появились слухи о приближении со¬
ветских войск...
Екатеринославская губ. В самом Екатеринославе * все
заводы закрыты, рабочие получили бессрочный отпуск и
разъехались по домам; поэтому рабочие силы распы¬
лены.
Перед эвакуацией Совета было оставлено несколько
товарищей, составивших временный комитет. Остались
ячейки и в некоторых районах...
Ново-Московский у. (4 волости) Екатеринославской
губ. Оккупационные войска вводились сначала только
в города, в деревню стали присылать карательные отря¬
ды только после того, как крестьяне отказывались вос¬
станавливать помещичьи имения. В одной из волостей
они приготовились даже к восстанию, и их едва удалось
удержать от изолированного, обреченного заранее на не<-
удачу выступления.
Настроение в селах таково, что при первом призыве
все владеющие оружием станут под ружье...
Киевская губ. После ухода Совета из Киева все остав¬
шиеся советские работники ушли в подполье и стали
строить нелегальные организации. Но это было очень
трудно сделать потому, что в столице репрессии были
больше, чем где бы то ни было. Через некоторое время
удалось все же восстановить районы и избрать времен¬
ный комитет. Сначала связей с селами и волостями не
было. Но недели 3 тому назад удалось создать губерн¬
ское организационное бюро и заложить организационные
ячейки в ряде мест (Черкасы, Ржищев и др.). Завязаны
связи и с восставшими Звенигородским, Таращанским и
Васильковским уездами *.
В Черкасах, Чигирине, Ходоркове имеются прежние
партийные ячейки, в селах же пришлось закладывать
новые.
В самом Киеве организация значительно выросла,
восстановлены все районы: в Демиевском — 300 членов,
Подольском — 150, Шулявском — 60, Лукьяновском —
45, в Городском — пока 50 и в Печерском — 50 членов.
За все время было выпущено несколько воззваний и
листков: обращение к железнодорожникам, к селянам,
во время взрывов на Зверинце и пожара на Подоле. Го¬
товились было издавать свой орган, но не могли этого
сделать по техническим условиям; могли купить типо¬
графию, но ее негде было поставить.,*
526
ИЗ ИНФОРМАЦИОННОГО ПИСЬМА СЕКРЕТАРЯ СИБИРСКОГО
ОБЛАСТНОГО ПОДПОЛЬНОГО КОМИТЕТА РКП (б)
П. Ф. ПАРНЯКОВА В ЦК РКП (б) О ПАРТИЗАНСКОМ
ДВИЖЕНИИ В СИБИРИ
Апрель 1919 г.
Положение дел в партии
В марте состоялась II Всесибирская конференция
Коммунистической партии, на которой присутствовали:
Владивосток, Благовещенск, Чита, Верхнеудинск, Ир¬
кутск, Красноярск, Тюмень, Новониколаевск, Омск, Че¬
лябинск, Томск. Доклады с мест констатировали настоя¬
щий революционный подъем рабочих и крестьянских
масс, принявший реальные формы в следующих рай¬
онах:
1. В районе Благовещенска мелкие непрекращающие-
ся восстания развились в настоящий момент в одно боль¬
шое, руководимое организацией. Ведутся правильные бои
с японцами, действует до 60 тыс.
2. В районе Канско-Заманской Советской республи¬
ки * ведут правильную фронтовую войну. Совдепом мо¬
билизованы 3 тыс., резерв — 3. Около Енисейска, два
раза занятого нами, действуют отряды на трактах Ачин¬
ском, Тасеевском и Енисейском. В последнее время эти
отряды соединяются уже в один сплошной фронт. Около
Ачинска действуют два партизанских отряда до 400.
В районе Читы действует партизанский отряд красно¬
армейцев в 650. В районе Тюмени отряд Лобкова, раз¬
бив белых, отошел в тайгу. Наготове мелкие крестьян¬
ские отряды. В районе Омска отряд в 100 (человек) ор¬
ганизовали) четыре волости, ожидается взятие Тары.
К югу от Омска организовано 18 деревень,
Доклады также констатировали, что благодаря ряду
провалов в городах создание крупного единовременного
восстания невозможно. В ближайшее время внимание пе¬
реносится на партизанскую войну, которая должна, рас¬
пространяясь, вовлекать все большие и большие районы.
Связи с казаками, новобранцами и иностранными вой¬
сками имеются почти везде, но ослаблены провалами.
В районах Читы, Благовещенска и Омска ведется широ¬
кая работа в крестьянстве. Ячейки среди рабочих не
везде охватывают широкие массы, но весь сибирский
пролетариат стоит теперь за восстание и за Советскую
власть. Эсеры и меньшевики окончательно потеряли
влияние на массы. Всюду, кроме Тюмени и Ачинска, из¬
527
даются лист(ов)ки. Система связи хорошо налажена
лишь в Челябинске. Все организации, кроме Челябинска,
сильно нуждаются в средствах и работниках...
Принята резолюция об организации Уральского и Во¬
сточного бюро областного комитета. Центральный коми¬
тет Сибири переименовывается в Сибирский областной
комитет...
Открытие более четырех фронтов в Енисейской губ.,
рост в ней широкого партизанского движения, необхо¬
димость быть ближе к месту важных действий заставили
облаком переехать в Красноярск...
В данный момент фронты растут и численно и по
размерам. Отряды заявляют требования на деньги, ма¬
териалы, поэтому для дела восстания деньги необходи¬
мы вне всякой сметы, возможно больше.
Пр имечание. Колчаковские тысячные билеты
более удобны, поэтому просим вас отпечатать их и по¬
слать вместе с керенками.
Секретарь областного комитета Парняков *
ИЗ СВОДКИ ЦК КЩб) УКРАИНЫ В ЦК РКП (б)
О БОРЬБЕ ТРУДЯЩИХСЯ В ТЫЛУ ДЕНИКИНЦЕВ
16 сентября 1919 г.
Лозово-Сипельниковский район (сообщение штаба по¬
встанческих войск* от 15 августа). Сил в тылу у не¬
приятеля мало. Власть восстановлена только в больших
селах в лице старшины. В местечках стоят карательные
отряды человек по 40 в каждом. Репрессии применяются
преимущественно против рабочих, по отношению к кре¬
стьянам слабее, но усиленная реквизиция скота и лоша¬
дей озлобляет крестьян и восстанавливает их против вла¬
сти казаков. Объявленная мобилизация проходит слабо:
является приблизительно треть призываемых.
Повстанческими отрядами произведены следующие
операции:
На перегоне линии Чаплино — Ульяновка (вблизи
Васильевки) был спущен неприятельский поезд со сна¬
ряжением, обстрелянный нами караул разбежался. Нами
взято около 1 тыс. 3-дюймовых снарядов, около 40 тыс.
патронов, пулеметные ленты и 42 баллона с газом. Боль¬
ше забрать не удалось, т. к. обоз, обстреливаемый с бро¬
невика, вынужден был скрыться.
В с. Межеричах нами обезоружен отряд казаков
в 13 человек.
528
В с. Михайловне (возле Лозовой) нами обезоружен
отряд казаков в 40 человек, на мосту у Новомосковска
перебит караул в 6 человек, захвачен 1 пулемет.
Изюмский район (сообщение ответственного товари¬
ща). Между казаками сильное брожение в пользу за¬
ключения мира с большевиками; были произведены аре¬
сты среди рядовых казаков и офицеров. Чувствуется не¬
достаток в наших агитаторах и литературе; при усилении
того и другого можно было бы добиться перехода каза¬
ков на нашу сторону. Рабочие мобилизуются поголовно
все до 35 лет, крестьян не мобилизуют. Среди рабочих
производятся массовые расстрелы, но расстреливают
ночью, тайно. После ухода большевиков открылось много
чудотворных икон, как-то: в Святых Горах, в Борках,
Купянске. Дороговизна отчаянная: хлеба, керосина, са¬
хара нет, спекуляция растет не по дням, а по часам; жа¬
лованье всем сократили...
Екатеринослав (доклад парткома от 9 августа). Пар¬
тия организована в группы по 5 человек. На собрании
представителей групп избран комитет из 6 человек. Ве¬
дется работа среди профсоюзов. Комитетом выпущено
3 воззвания, из них одно к казакам. Выпущен 1 номер
газеты «Молот». За все время было несколько провалов.
Парткомом рассылаются работники по губернии. Уста¬
новлена связь почти со всеми уездами. Тормозит работу
отсутствие средств.
Губревком в первое время благодаря близости фронта
посылает важные военные сведения в штаб Красной Ар¬
мии. После удаления фронта губревком приступил к ор¬
ганизации ревкомов по уездам. Берется на учет оружие,
люди и пр. Работа ревкома тормозится из-за отсутствия
средств, паспортов и военных работников.
Александровск (сообщение товарища от 14 сентября).
Месяц тому назад было расстреляно до 680 человек.
В Александровске у деникинцев очень хорошо налажена
охранка.
Заведующий информационным отделом
ТЕЛЕГРАММА Г. К. ОРДЖОНИКИДЗЕ В. И. ЛЕНИНУ
О ПОВСТАНЧЕСКОМ ДВИЖЕНИИ ТРУДЯЩИХСЯ
ПРИЧЕРНОМОРЬЯ И СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Грозный 2 апреля 1920 г.
Освобождение от белых всего Северного Кавказа, Ку¬
бани, Ставрополья, Черноморья, Терской и Дагестанской
ГИ В огненном кольце 529
областей стало совершившимся фактом. Осетины, ингу¬
ши, кабардинцы, дагестанцы, балкарцы проникнуты пол¬
ным сознанием могущественности Советской власти и
безграничным доверием к ней. Революционное настроение
масс во многих местах достигает такого напряжения, что
еще задолго до прихода к ним Красной Армии население
по собственной инициативе сбрасывает власть белых, из¬
бирает ревкомы, всегда состоящие исключительно из од¬
них коммунистов. Владикавказ, Грозный, Дербент изгна¬
ли белогвардейцев, создав свои повстанческие ревкомы
ранее прихода Красной Армии. Старые работники выхо¬
дят из подполья и руководят повстанческим движением.
Население жаждет прибытия представителей центральной
Советской власти, требуя распоряжений и инструкций от
центра и только центра. Командующему повстанческими
войсками Гикало вручен орден Красного Знамени. По¬
встанческий отряд, великолепно дисциплинированная
войсковая часть, влился в регулярную армию, представ¬
лен к ордену Красного Знамени. В Черноморье все
время действовал организованный повстанческий от¬
ряд во главе с Ревсоветом из старых наших партийных
товарищей. С отрядом поступлено на общих основа¬
ниях.
Предсевкавказа Орджоникидзе *.
НА ТРУДОВОМ ФРОНТЕ
СООБЩЕНИЕ ГАЗЕТЫ «ПРАВДА» О БОРЬБЕ РАБОЧИХ
ЗА УКРЕПЛЕНИЕ ТРУДОВОЙ ДИСЦИПЛИНЫ
16 июня 1918 г.
Необходимость трудовой дисциплины и поднятия про¬
изводительности труда все острее сознается рабочими
различных отраслей производства, и из ряда городов
приходят вести о мерах, принимаемых для борьбы с не¬
дисциплинированностью и разгильдяйством.
В Саратове техническая секция союза архитектурно-
строительных рабочих утвердила особую инструкцию по
поднятию производительности труда. Инструкция, между
прочим, признает необходимость замены поденной пла¬
ты сдельной работой.
На съезде Смоленского почтово-телеграфного округа
особому обсуждению подвергся вопрос о трудовой дис¬
530
циплине. Принят ряд постановлений и мер, способствую¬
щих увеличению производительности труда.
В Бугуруслаиском у. Самарской губ. выработан по¬
дробный временный устав коммуны на посев до осени
1918 г. Здесь характерно постановление коммун, что ли¬
ца, препятствующие проведению в жизнь коммунистиче¬
ских правил, будут привлекаться к революционному
суду.
В Новониколаевске 19 мая состоялось общее собрание
членов профсоюза рабочих и служащих фабрично-завод¬
ских предприятий. Собрание постановило:
В интересах поднятия народного хозяйства при введе¬
нии рабочего контроля вводится во всех промышленных,
торговых и ремесленных учреждениях трудовая дисцип-
Плакат П. Абрамова. 1920 г.
Р, С. Ф. С. Р. П|Мшри ltd tqi«, cwitirtuoj
Дез е рти в»
трудового фронта раэрушаеттыл красной армии.
До зортир
трудового Фронта, предатель точкам крестьян.
Не Укрывай, не цеди дезертира!
31*
лина. Регулирование и наблюдение за исполнением трудо¬
вой дисциплины со стороны рабочих и служащих возла¬
гается на фабрично-заводские комитеты и другие коми¬
теты или контрольные комиссии.
1. Все рабочие, уклоняющиеся без уважительных при¬
чин от регулярного выхода на работу, подвергаются пер¬
вый раз товарищескому выговору, второй — порица¬
нию, третий — бойкоту и четвертый увольнению с ра¬
боты.
2. Все рабочие, которые не вышли на работу три дня
в течение месяца и не представившие удостоверения
о причине своего невыхода фабрично-заводскому комите¬
ту или контрольной комиссии, считаются нарушителями
правил трудовой дисциплины, а посему подвергаются на¬
казанию, указанному в пункте первом.
3. Всякое нарушение порядка на фабриках, заводах,
(В) магазинах, конторах и проч. во время работы: игра
в карты, устройство летучих или вообще митингов, бесед,
разговоров — недопустимо.
Примечание. Собрания во время работы допускаются
только в особо важных случаях, не требующих ни малей¬
шего отлагательства.
4. Все рабочие и служащие, кои являются для испол¬
нения работ в нетрезвом виде, удаляются с работ орга¬
низациями рабочих и служащих и местными рабочими
комитетами или контрольными комиссиями и подвергают¬
ся товарищескому выговору.
5. Самовольные отлучки с работ не допускаются; каж¬
дый раз рабочий должен заявить своим исполнительным
органам — фабрично-заводским комитетам или контроль¬
ным комиссиям рабочих и служащих.
6. Систематическое опаздывание на работу, если это
превышает 10 мин., после трехкратного опаздывания счи¬
тается нарушением трудовой дисциплины и подвергается
товарищескому выговору.
7. За умышленную порчу станков, машин, инструмен¬
тов или неисполнение возложенных на (них) обязанно¬
стей все рабочие и служащие, позволившие это сделать,
увольняются с работы.
8. Фабрично-заводские или местные рабочие комитеты,
не исполняющие трудовой дисциплины, равно и рабочие,
подвергаются со стороны государственных регулирующих
органов по пункту инструкции рабочего контроля нака¬
занию.
532
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
ОБ ОБРАЗОВАНИИ КОМИССИИ
ПРИ ВСНХ ПО ВОЕННОМУ
ПРОИЗВОДСТВУ
17 августа 1918 г.
Совет Народных Комиссаров постановляет:
При ВСНХ * учреждается комиссия, под председатель¬
ством т. Красина *, из представителей военного ведомства
и совета профессиональных союзов.
Задания комиссии — максимальное ускорение произ¬
водства предметов военного снаряжения по зада¬
ниям военного ведомства и принятие для этого всех мер,
включая и посылку комиссаров от ВСНХ и от военно¬
го ведомства на каждый отдельный завод. Комис¬
сия обязана подробным отчетом перед ВСНХ и СНК,
и каждый член ее имеет право вносить свое недоволь¬
ство в СНК.
Постановления ее обязательны для всех советских
учреждений, а равно для всех частных лиц и учреж¬
дений.
Комиссии предлагается приступить к работе зав¬
тра же.
РЕЗОЛЮЦИЯ
ОБЩЕГО СОБРАНИЯ РАБОЧИХ И СЛУЖАЩИХ
ВЛАДИМИРСКОГО ПОРОХОВОГО ЗАВОДА
ОБ УСКОРЕНИИ
ПУСКА ЗАВОДА
26 сентября 1918 г.
Мы, рабочие национализированного Владимирского
порохового завода, приветствуем выступление правления,
организованного правительством рабочих и крестьян, на¬
деясь в будущем на его всяческое содействие как по пус¬
ку завода в ход, так и удовлетворению наших потребно¬
стей и духовных нужд.
Рабочие и служащие завода со своей стороны все уси¬
лия приложат к тому, чтобы наш труд был сознателен и
полезен и чтобы Советская республика могла извлечь из
нашего труда всю ту пользу для нашего социалистиче¬
ского отечества, которая требуется.
533
ДЕКРЕТ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
«О РАЗВЕРСТКЕ МЕЖДУ ПРОИЗВОДЯЩИМИ ГУБЕРНИЯМИ
ЗЕРНОВЫХ ХЛЕБОВ И ФУРАЖА, ПОДЛЕЖАЩИХ
ОТЧУЖДЕНИЮ В РАСПОРЯЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВА»
11 января 1919 г.
В целях срочной поставки хлеба для нужд Красной
Армии и бесхлебных районов и в развитие декретов Все¬
российского Центрального Исполнительного Комитета
Советов о хлебной монополии* («Собрание узаконений
1918 г.» № 38, ст. 498) и о натуральном налоге* («Со¬
брание узаконений 1918 г.» № 82, ст. 864 и № 99
ст. 1012) устанавливается нижеследующий порядок от¬
чуждения излишков зерновых хлебов и фуража в распо¬
ряжение государства.
1. Все количество хлебов и зернового фуража, необ¬
ходимое для удовлетворения государственных потребно¬
стей, разверстывается для отчуждения у населения меж¬
ду производящими губерниями.
2. Губернии, на которые распространяется разверст¬
ка, равно как и количество хлебов и зернового фуража,
подлежащее отчуждению в каждой губернии, устанавли¬
ваются Народным комиссариатом продовольствия, в соот¬
ветствии с размерами урожая, запасами и нормами по¬
требления.
3. В разверстку зачисляется все количество семенного
и продовольственного хлеба, а также зернового фуража,
уже заготовленных продовольственными органами по на¬
рядам Народного комиссариата продовольствия.
4. К разверстке, установленной Народным комисса¬
риатом продовольствия, распоряжением губернских про¬
довольственных комитетов прибавляется количество хле¬
ба и зернового фуража, необходимого для нужд местно¬
го, как городского, так и крестьянского населения, не
имеющего в потребной норме своего хлеба.
5. Общие основания разверстки устанавливаются На¬
родным комиссариатом продовольствия.
6. Все количество хлеба и зернового фуража, причи¬
тающееся на губернию по разверстке, согласно ст. 4,
должно быть отчуждено у населения по установленным
твердым ценам и поставлено к 15 июня 1919 г.
7. 70% всего количества хлеба и фуража, причитаю¬
щегося на губернию по разверстке, должно быть постав¬
лено к 1 марта 1919 г.
8. Народному комиссару продовольствия предостав¬
ляется право, в зависимости от видов на предстоящий
534
урожай, уменьшать количество, подлежащее допоставке
после 1 марта.
9. Сельские хозяева, сдавшие к 1 марта не менее
70% и к 15 июня остальное количество затребованного
от них по разверстке хлеба и зернового фуража, освобож¬
даются от обложения натуральным налогом.
10. Сельские хозяева, не сдавшие к установленному
сроку причитающееся на них количество хлебофуража,
подвергаются безвозмездному принудительному отчужде¬
нию обнаруженных у них запасов. К упорствующим из
них и злостно скрывающим свои запасы применяются су¬
ровые меры, вплоть до конфискации имущества и лише¬
ния свободы по приговорам народного суда.
Примечание. Порядок и право обжалования непра¬
вильностей разверстки устанавливается Народным комис¬
сариатом продовольствия.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)
Заместитель народного комиссара продовольствия
Брюханов*
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
В. Бонч-Бруевич*
ИЗ СООБЩЕНИЯ ГАЗЕТЫ «ПРАВДА» О ПЕРВОМ
КОММУНИСТИЧЕСКОМ СУББОТНИКЕ
17 мая 1919 г.
Письмо ЦК РКП о работе по-революционному дало
сильный толчок коммунистическим организациям и ком¬
мунистам. Общий подъем направил многих коммунистов-
железнодорожников на фронт, но большинству их нельзя
было оставить ответственные посты и отыскать новые
способы для работы по-революционному. Сведения с мест
о медлительности работы по мобилизации и канцелярская
волокита заставили подрайон Московско-Казанской же¬
лезной дороги обратить внимание на механизм железно¬
дорожного хозяйства. Оказалось, что по недостатку ра¬
бочей силы и слабой интенсивности труда задерживаются
срочные заказы и спешный ремонт паровозов. 7 мая на
общем собрании коммунистов и сочувствующих подрайо¬
на Московско-Казанской дороги был поставлен вопрос
о переходе от слов о содействии победе над Колчаком
к делу.
Вынесенное предложение гласило:
535
«Ввиду тяжелого внутреннего и внешнего положения
для перевеса над классовым врагом коммунисты и сочув¬
ствующие вновь должны пришпорить себя и вырвать из
своего отдыха еще час работы, т. а увеличить свой ра¬
бочий день на час, суммировать его и в субботу сразу
отработать 6 час. физическим трудом, дабы произвести
немедленно реальную ценность.
Считая, что коммунисты не должны щадить своего
здоровья и жизни для завоеваний революции, — работу
производить бесплатно. Коммунистическую субботу вве»-
сти во всем подрайоне до полной победы над Кол¬
чаком».
После некоторых колебаний это предложение было
принято единогласно.
В субботу, 10 мая, в 6 час. вечера как солдаты яви¬
лись коммунисты и сочувствующие на работу, построи¬
лись в ряды и без толкотни были разведены мастерами
по местам.
Результаты работы по-революционному налицо...
Общая стоимость работы по нормальной оплате
5 тыс. руб., сверхурочной — в IV2 раза больше. Интен¬
сивность труда по нагрузке выше обыкновенных работ
на 270%. Остальные работы приблизительно такой же
интенсивности.
Устранена задерживаемость заказов (срочных) по не¬
достатку рабочей силы и волоките от 7 дней до 3 меся¬
цев...
По окончании работ присутствующие были свидете¬
лями невиданной картины: сотни коммунистов, уставших,
но с радостным огоньком в глазах, приветствовали успех
дела торжественными звуками «Интернационала» — и
казалось, что эти победные волны победного гимна пе^
рельются за стены по рабочей Москве и, как волны от
брошенного камня, разойдутся по рабочей России и рас¬
качают уставших и расхлябанных.
ИЗ ОБРАЩЕНИЯ VII ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ *
КО ВСЕМУ ТРУДОВОМУ КРЕСТЬЯНСТВУ
9 декабря 1919 г.
Великая крестьянская революция свергла иго поме¬
щиков, капиталистов и других дармоедов в России. Она
передала власть, фабрики, заводы и землю трудовому
народу. Она провозгласила землю общенародной и пере¬
дала землю в пользование крестьянству. Из 23 млн. па-
536
f fe* iuS^h
^ C
<- 4p4pA+9*+* ^&6»«««*
Ac^±*4?*l+ ^«^Л,
^<м^ли
y^>. 1^в^Чм
Apf*Z" ^hJW{^ ^jrV.
^t^A ♦Л« ^ ^jy /i«!e^
^*И /«** A* ^». ^И^ЛЛл^с^,
/е-. /*7^** ***<&(n. <*~v*'‘*/y~.^
<й^ *»• •*^^»
^««^m^oiif ^ ^*->W* ^*,‘4*lJy Af
>C« ^
^(миу ^ g *^*У Aot^yt^^ ^«»uv^^ra
&****. ezyjCtfr**»**/’. /&Л*.
&**»£• f ^ ^ /Ь^&ъи+4и+*~^
7^»—*о*Л~£‘ dhZb ^/«^А,,,
Первая страница рукописи В. И. Ленина
«Великий почин». 28 июня 1919 г.
хотных десятин земельного фонда, отобранных у поме¬
щиков в 31 советской губернии, к крестьянству в поль¬
зование перешли 20 млн. десятин, а 3 млн. остались под
советские и другие общественные хозяйства. Леса стали
свободными. Никто не теснит теперь крестьянина в его
жизни, и Советская власть принимает все меры, дабы
поднять крестьянское хозяйство, развить благосостояние
земледельца.
Великие завоевания революции геройски обороняет
Красная Армия. Своей грудью она прикрыла землю и
волю, она разбила врагов на всех фронтах, освободила
Урал, Туркестан, освобождает Сибирь, Украину, продол¬
жает победоносно свою борьбу в навязанной нам граж¬
данской войне...
Столь же самоотверженно, как сражается наша Крас¬
ная Армия, рабочие фабрик и заводов в неслыханно тяж¬
ких условиях голода и холода борются с проклятым на¬
следием империалистической бойни. И все созданное ра¬
бочими распределяется Советской властью между всеми
трудящимися по справедливой разверстке. Крестьянство
уже получило за два года Советской власти разных изде¬
лий фабрично-заводского труда более чем на 3 млрд. руб.
по твердой цене. И Советская власть принимает все меры,
чтобы подогнать нерадивых, организовать промышлен¬
ность, поднять производительность труда, дабы предоста¬
вить крестьянину все необходимое для его хозяйства и
для прожития.
Велика доля и трудового крестьянства в этих усилиях
Советской республики —- побороть капиталистов и выйти
пз войны и разрухи к прочному благосостоянию в мире и
трудовой свободе. Крестьянство послало в Красную Ар¬
мию лучших своих сынов. Крестьянство дало республике
в прошлом году 110 млн. п(удов) хлеба, немало сена,
мяса, поставило на армию десятки тысяч лошадей. Кре¬
стьянство взрастило, вскормило Красную победоносную
Армию, а рабочие обули и одели и вооружили эту армию
крестьян и рабочих. Общим усилием трудящихся создана
она, наша краса и гордость — родная Красная Армия...
Перед лицом этого великого творческого порыва тру¬
дящихся масс Советской России, VII съезд Советов ра¬
бочих, крестьянских, красноармейских и трудовых ка¬
зачьих депутатов торжественно заявляет:
Все тяготы гражданской войны — слишком малая
плата за великие завоевания революции, крестьянство го¬
тово вместе с рабочими нести эти тяготы до конца, до
538
полной победы. Спаянное с братьями-рабочими в общем
труде, в общей борьбе, крестьянство напряжет все силы
для поддержки Красной Армии и голодающих рабочих.
Сильные этой поддержкой, рабочие поднимут до неви¬
данной высоты производительность труда. Будет положен
победный конец войне и разрухе.
VII съезд Советов провозглашает незыблемым твер¬
дый братский союз рабочих и крестьян, спаянный про¬
литой кровью в тяжкой общей борьбе с царизмом и
капиталом. Съезд объявляет врагами трудового народа
тех, кто прячет излишки, кто спекулирует, кто не сдает
их полностью по твердой цене трудовой республике и
тем усиливает муки голода, затягивает войну и раз¬
руху. Крестьянство сломит этих врагов в своей среде.
Крестьянство выполнит честно свой долг перед респуб¬
ликой, выполнит в срок без задержки всю разверстку,
все наряды.
Братья-крестьяне, верните излишки на советские
пункты республики.
Да здравствует твердый братский союз крестьян и ра¬
бочих — залог полной победы трудящихся!
Да сгинет навсегда власть капиталистов и помен
щиков!
Да здравствует Советская власть во всем мире!
Плакат периода гражданской войны.
539
КРАТКАЯ СПРАВКА СОВЕТА ВОЕННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
О ПРОИЗВОДСТВЕ ПЕРВОГО РУССКОГО ТАНКА
30 ноября 1920 г.
Летом 1919 г. на юге захвачены у белых два малых
танка системы «Рено»: один из них доставлен в Сормово
для ремонта.
Осенью 1919 г. принято Советом военной промышлен¬
ности решение изготовить 15 штук танков по образцу
захваченного, с распределением работ по заводам: Ижор-
скому — броня, «АМО» — двигатель, Сормоводу — шас¬
си и сборка.
Фактические сроки: чертежи шасси разработаны Сор-
моводом, а двигателя — заводом «АМО» к 1 января
1920 г.; производственные работы начаты в феврале
1920 г.; броня доставлена в Сормово в июне; двигатели
в июле. Сборка первого пробного танка закончена в ав¬
густе 1920 г.
После первого предварительного испытания обнаруже¬
но много недочетов конструкции и производства, на
устранение коих потребовалось два месяца — сентябрь
и октябрь.
Испытание по полной программе Совета военной про¬
мышленности произведено в ноябре. Сдача первого танка
назначена 15 декабря. Выпуск по четыре штуки в месяц
в дальнейшем, с окончанием заказа в марте 1921 г.
Таким образом, весь период строительства 15 танков
исчисляется с октября 1919 г. по март 1921 г., из них:
подготовительные работы — 5 месяцев, производствен¬
ные — 10 месяцев, испытание и переделки — 3 месяца,
итого — 18 месяцев.
В результате испытаний, произведенных технической
частью Совета военной промышленности с 13-го по 21 но¬
ября, выяснилось, что танк выполнил всю программу
испытаний и ныне представляет надежную боевую еди¬
ницу.
Характеристика танка: вес в боевом порядке — 7 т.;
размеры в метрах: а) длина с хвостом — 4 + 1 = 5 м.,
б) ширина — 1,75 м., в) высота — 2,25 м.; двигатель
4/ц (100 X 140) — 34 HP; скорость — 8V2 км. ч.; воору¬
жение — 37-мм. пушка Гочкиса — 1; запас снарядов —
около 250 штук; команда — два человека.
В CT7IHC ПРОТИВНИКОВ
советской В7171СТИ
АНТАНТА
по пояс утопая в крови,
ЛЭТЛИТЫ ЗЛОБНАЯ ОРДА
ГЛЯ0НГ, НАСУПИВ МРАЧНО врсви.
НА ВСМЛЮ ВОЛЬНОГО ПУЛА.
И ЗАЛАХ ЗОЛОТА ПОЧУЯ
ПО BCTW НАВОСТРИВ носы,
В ЗАЩИТУ МИРОВЫХ БУРЖУЕВ
остервенело лезут псы.
НА-ПСОВ НАДЕЖЫ ОЧЕНЬ МАЛО.
ПОБЕДЫ ПУТЬ не ТАК УЖ ПРОСТ;.
КОЛЧАК РАСШИБСЯ БЛИЗ УРАЛА,
БЕДНЯГЕ ОТДАВИЛИ ХВОСТ.
ТАИТ АНТАНТА МЫСЛИ ЗЛЯ,
МКТАЯ 8ЛСЖНО ПО ЧАСАМ
ошть оовеюою Россию
НА РАСТЯР9АНМ ХИЩНЫМ ПСАМ.
НО МОЩНАЯ РУКА РАВОЧИХ,
ПОДНЯВ ВЫСОКО КРАСНЫЙ стяг,
КАК СОР ОТСАСЫВАЕТ ПРОЧЬ ИХ.
скрепляя воем каждый шаг.
ПОДШИБЛИ ГЛАЗ ПОМЯЛИ ЛАП*
скулит облезлый пес колчак;
глядят основные сатрапы,
на красный зАповеаный «лаг.
В УГОДУ РАЕЖМИВШЕЙ клике.
своеэаы растоПташей «лаг,
РЫЧАГ ЮДЕНИЧ И ДЕНИКИН,
РЫЧИТ ГОЛОДНЫЙ ПК КОЛЧАК.
ТРЕЩАТ ПО ШВАМ АНТАНТЫ ПЛАНЫ
БОРЬБА ЧТО ДЕНЬ ТО ГОРЯЧЕЙ;
пустеют ВЕЗ ТОЛКУ КАРМАНЫ
ГОСПОД СОЮЗНЫХ БОГАЧЕЙ.
и с грудой рент и облигаций,
РЕШАЯ все ДЕЛА ВТРОЕМ,
СИДИТ УНЫЛО .лига наций»
В СОБАЧМ'М ОМЦРСТВЕ СВОЕМ
Плакат В. И. Дени. 1919 г.
Во второй части документального раздела помещены мате¬
риалы, вышедшие из-под пера тех, кто в годы гражданской
войны сражался по ту сторону баррикад. Открывается она гла¬
вами из книги воспоминаний И. М. Майского «Демократическая
контрреволюция». Читатели знают И. М. Майского как видного
дипломата, ученого-историка, действительного члена Академии
наук СССР. Но в данной книге повествуется о другом, раннем
этапе жизненного пути советского академика. С 1903 года
И. М. Майский — меньшевик, затем член ЦК этой партии, ак¬
тивно выступившей против Октябрьской революции. Критикуя
с правоэкстремистских позиций недостаточно решительные и по¬
следовательные, по его мнению, действия ЦК партии меньше¬
виков в антисоветской борьбе, И. М. Майский в августе 1918 го¬
да вошел в состав Самарского Комуча в качестве управляющего
ведомством труда. Однако за немногие месяцы своей «прави¬
тельственной» деятельности он на собственном опыте убедился в
гибельности политики, которую проводило в условиях граждан¬
ской войны руководство мелкобуржуазных партий. В 1920 году
И. М. Майский покинул ряды меньшевиков, официально заявил
о принятии платформы Советской власти и в феврале 1921 года
вступил в РКП (б). О коренной ломке своего мировоззрения, о
том, что он видел и пережил за годы гражданской войны,
И. М. Майский открыто и честно рассказал в своих воспомина¬
ниях.
Далее публикуются выдержки из мемуаров белогвардей-
цев-монархистов. Их авторы занимали различное положение в
белом движении. А. И. Деникин — один из организаторов Добро¬
вольческой армии, командующий всеми «Вооруженными силами
Юга России». Генерал барон А. П. Будберг некоторое время слу¬
жил управляющим военным министерством в колчаковской адми¬
543
нистрации. Имя третьего автора — В. В. Шульгина — было в
отличие от первых двух широко известно в дореволюционной
России как лидера правого крыла Государственной думы, публи¬
циста, выражавшего мнения монархически настроенного крупно¬
го дворянства. После Октября В. В. Шульгин стал одним из
главных идеологов «белого дела».
Различным оказался и дальнейший жизненный путь мемуа¬
ристов. А. П. Будберг еще долгое время вел подрывную антисо¬
ветскую работу в рядах «Русского обще воинского союза»
(РОВС) — организации, объединившей в эмиграции остатки раз¬
громленных белых армий. В 20—30-е годы он возглавлял один
из двух отделов РОВСа в США. А. И. Деникин, напротив, нахо¬
дился в определенной оппозиции к РОВСу. В дальнейшем разно¬
гласия между ними углубились. Руководители РОВСа шли на
все более тесное сотрудничество с германским фашизмом.
A. И. Деникин же, оставаясь убежденным противником Совет¬
ской власти, вместе с тем в условиях резкого обострения меж¬
дународной обстановки в начале 30-х годов занял в целом пат¬
риотическую позицию. В выступлениях перед эмигрантской об¬
щественностью он не раз высказывал уверенность, что Крас¬
ная Армия сумеет отстоять Родину от полчищ Гитлера — этого
злейшего, по его мнению, врага России, призывал эмиграцию
оказать помощь народу Советского Союза в борьбе с фашизмом.
B. В. Шульгин в конце своей долгой жизни (он умер во Влади¬
мире в 1976 г.) нашел в себе мужество признать, что Советская
власть, против которой он в свое время активно боролся, дей¬
ствительно выражает мысли и чаяния русского народа. В нача¬
ле 60-х годов В. В. Шульгин обратился с двумя открытыми
письмами к остаткам белой эмиграции, убеждая ее отказаться
от враждебного отношения к СССР.
Отличаются друг от друга, естественно, и воспоминания этих
людей. Но есть общее, что объединяет их: это попытки выявить
и объяснить причины поражения белого движения. Выводы
мемуаристов, по сути, близки друг к другу. Представляя белое
движение выражением и защитой интересов всего народа, они
видят главных виновников его гибели в тех примкнувших к не¬
му силах, которые В. В. Шульгин иносказательно называет «се¬
рыми», «грязными», а прямо — «растлителями белой армии»,
«убийцами белой мечты» и прочими нелестными словами.
В изображении белых мемуаристов эти «роковые силы» носят
как вполне конкретный, осязаемый характер (в виде разных
атаманов-самостийников, всякого рода людей, «забывших честь и
совесть», вплоть до чисто уголовных элементов и вчерашних
аристократов, выродившихся в «апашей» и «сиятельнейших
хулиганов»), так и характер отвлеченно-философский. К примеру,
544
А. И. Деникин не прочь вывести «грехи системы», которую он
возглавлял, из некоих «исконных черт нации». Авторы вос¬
поминаний убеждают читателей, что именно под влиянием этих
внешних по отношению к «белому делу» факторов, которые
можно было бы устранить или ослабить, будь больше времени
для устройства «национальной власти», больше твердости в на¬
ведении «порядка», больше «надежных людей», белое движение
утратило поддержку народа и погибло.
В обличении разнообразных и многочисленных «грехов» своих
подчиненных, начальников и сослуживцев белогвардейские авто¬
ры (особенно А. П. Будберг) неудержимы. Порывы «праведного»
гнева поднимают их до таких неожиданных высот сарказма и
злой иронии, что в случае принадлежности подобных страниц
советским мемуаристам или историкам читатели могли бы за¬
подозрить последних в нарочитом сгущении красок. Уже один
этот саморазоблачительный пафос воспоминаний белогвардейцев
служит достаточным основанием для их перепечатки в нашем
сборнике. Но более ценное качество этих документов в другом.
Сами того не замечая, авторы повествований опровергают
свой базовый, исходный тезис — о «народной» и «общенацио¬
нальной» природе «белого дела». Они обнажают истинную (и,
казалось бы, надежно укрытую под потоком заверений о своей
«любви к России» и клеветнических, злопыхательских рассужде¬
ний об ужасах «большевистской неволи») классовую сущность
белогвардейской власти, с первых и до последних дней отстаивав¬
шей интересы не народных масс, а свергнутых и до умопомра¬
чения озлобленных эксплуататоров.
Вот лишь несколько примеров, число которых читатель мо¬
жет без труда умножить сам.
А. И. Деникин в «Очерках русской смуты» много и охотно
пишет о «соборной воле народа» в определении государствен¬
ного устройства страны после свержения Советской власти, о
своей «непредрешенческой» (т. е. не провозглашенной заранее и
не навязываемой) позиции в этом вопросе. Но одновременно в
его воспоминаниях местами проскальзывает то, о чем в годы
гражданской войны, да и в эмиграции, говорить вслух не пола¬
галось. «Непредрешенчество», признает А. И. Деникин, давало
различным антибольшевистским силам «возможность сохранять
плохой мир и идти одной дорогой, хотя и вперебой, подозри¬
тельно оглядываясь друг на друга, враждуя и тая в сердце —
одни республику, другие монархию». Удобная и легковесная,
ни к чему не обязывающая «непредрешенческая» кладь, надеял¬
ся генерал, не обременит армию на ее пути к Москве, а «если
там, — следует еще одно, и, пожалуй, самое любопытное, при¬
знание А. И. Деникина, — при разгрузке произошло бы столкно¬
35 В огненном кольце
545
вение разномыслящих элементов, даже кровавое, то оно было бы,
во всяком случае, менее длительным и изнурительным для стра¬
ны, чем большевистская неволя». Если мы учтем, что все без
исключения белые вожди «таили в сердце» монархию (это, в
частности, видно из документов, приводимых самим А. И. Де¬
никиным на других страницах книги), то смысл этих несколь¬
ко туманных слов станет совершенно ясным: лидеры белогвардей¬
ской контрреволюции в случае победы были готовы сразу же,
не останавливаясь перед новым кровопролитием, надеть на
«освобожденный» ими народ прежнее царское ярмо.
Показательна аграрная политика белых режимов. Тот же
А. И. Деникин клянет «классовый эгоизм» помещиков, которые,
по его словам, насильно восстанавливали «при поддержке воин¬
ских команд свои имущественные права, сводя личные счеты и
мстя крестьянам», до предела накалив тем самым обстановку в
деревне. Но фактически вся вина помещиков заключалась лишь
в одном: они слишком торопились провести в жизнь то, что
провозглашено было самим «царем Антоном». Достаточно ука¬
зать на декларацию главнокомандующего по аграрному вопросу,
где признавалась необходимость «сохранения за собственниками
их прав на землю» и допускалось предоставление крестьянам
лишь малой части помещичьих земель и то «обязательно за вы¬
куп». В том или ином виде этот главный тезис присутствовал в
аграрных документах всех белогвардейских правительств, вклю¬
чая врангелевское. «Черный барон» в стремлении спасти свой
режим пошел по пути демагогического заигрывания с крестьян¬
ством дальше других, но и он все же не решался серьезно за¬
тронуть помещичье землевладение. В его «Земельном законе» от
25 мая 1920 года за прежними владельцами сохранялась «часть
земли», но ее точный размер не устанавливался, а должен был
«в каждом отдельном случае» определяться «местными земель¬
ными учреждениями», фактически находившимися в руках тех
же помещиков.
Как видим, ни в официальных документах, ни тем более на
практике военные буржуазно-помещичьи диктатуры были не в
состоянии утаить от народа свои реставраторские цели. В этих
целях и заключалась главная причина банкротства «белого де¬
ла», которое сразу же натолкнулось на массовое противодействие
трудящихся. Что же касается якобы погубивших его «серых» и
«грязных» сил, то их вовлечение в орбиту контрреволюционного
движения было лишь естественным и неустранимым следствием
его изначально антинародного, антинационального и потому пре¬
ступного характера. Отсутствие прочной опоры под ногами, все
более ясное осознание пустоты за спиной порождали в белогвар¬
дейском стане чувства отчаяния и безнадежности, ощущение
546
глухого тупика, углубляли его морально-политический кризис.
В таких условиях добровольческие и иные «соколы» повсемест¬
но взвивались, как с горечью по разбитой «белой мечте» писал
В. В. Шульгин, не «орлами», а «ворами»...
Немалой силой саморазоблачения обладают и документы
Верховного совета Антанты. Уже отмечалось, что империалисти¬
ческая политика экспорта контрреволюции в нашу страну тща¬
тельно прикрывалась лживыми заверениями правящих кругов
антантовских держав о демократии, «спасении русского народа
от немцев», заявлениями о том, что в стране царит «хаос и бес¬
порядок», угрожающие жизни не только русских граждан, но и
иностранных подданных в России. Истинные же задачи интервен¬
ции откровенно и цинично формулировались на закрытых засе¬
даниях Верховного совета Антанты, в его секретных докумен¬
тах. Многие из них в годы второй мировой войны были вывезе¬
ны фашистскими оккупантами из Франции в Германию и там в
1945 году в качестве трофеев оказались в распоряжении коман¬
дования Советской Армии. Часть этих документов, а также неко¬
торые другие материалы интервентов публикуются ниже.
35*
«СОЦИАЛИСТЫ» В УСЛУЖЕНИИ У БУРЖУАЗИИ
И. М. МАЙСКИЙ. ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Идеологические обоснования
31-го июля 1918 года я выехал из Москвы, направля¬
ясь в Самару.
Мотивы, которые побудили мепя к этому шагу, сей¬
час, почти пять лет спустя, мне было бы, пожалуй, труд¬
но воспроизвести с полной объективностью: слишком
много с тех пор воды утекло, слишком сильно изменил¬
ся я сам за протекшее время.
К счастью, в моем распоряжении имеется беспри¬
страстный свидетель — один документ, который с точ¬
ностью отражает мои тогдашние взгляды и настроения.
Этот документ — мое письмо Центральному Комите¬
ту РСДРП, вызванное моим устранением из ЦК, со¬
стоявшимся осенью 1918 г. Письмо было писано в кон¬
це октября, т. е. после падения Самары, но еще до
воцарения Колчака. Оно являлось ответом на репрес¬
сии ЦК по отношению ко мне за участие в правитель¬
стве Комитета членов Учредительного собрания и содер¬
жит идеологические обоснования моих политических
действий...
«Когда в октябре 1917 года, — говорил я в этом
письме, — большевики захватили власть и открыто взя¬
ли курс на социальную революцию, перед с(оциал)-
д(емократической) партией стал вопрос: что делать?
Мыслимы были, очевидно, три позиции: поддержка
большевиков, борьба с большевиками или, наконец, ней¬
тралитет. После некоторых первоначальных колебаний
наша партия, отвергнув первую и третью возможности,
официально высказалась за борьбу против «коммунисти¬
ческой» диктатуры, как ведущей страну к гражданской
войне, политическую свободу — к смерти, народное хо-
548
зяйство — к разрушению. «Коммунистической» диктату¬
ре социал-демократия противопоставляла идею демокра¬
тии, ярче всего олицетворяемую ^Всероссийским Учреди¬
тельным собранием. Была ли, однако, наша партия
последовательна в проведении этой официально провоз¬
глашенной общей линии ее политики?
Я утверждаю, что нет. Ее непоследовательность не¬
однократно и по различным поводам проявлялась в
течение всей минувшей зимы, но с особенной рельеф¬
ностью она стала обнаруживаться начиная с весны те¬
кущего года... С конца мая начались военные действия
чехословаков, и вслед затем в Самаре создался Комитет
членов Учредительного собрания. Одновременно шла
ликвидация большевистской власти в Сибири. Обще¬
ственная атмосфера с часу на час накалялась, и партия
должна была дать своим сторонникам ясный и недву¬
смысленный ответ на вопрос: что же делать? Участво¬
вать или не участвовать в подымающем голову движе¬
нии против большевизма? И если участвовать, то в ка¬
ких формах, на каких условиях, с какими лозунгами?
Дать такой ответ был прямой долг ЦК, — исполнил ли
он свой долг?
Нет, не исполнил. Я вспоминаю многочисленные за¬
седания ЦК мая — июля настоящего года, посвященные
перманентному обсуждению «текущего момента», и у ме¬
ня родится при этом только одно чувство — чувство глу¬
бокого недовольства и протеста. Это была какая-то
сплошная вакханалия двусмысленных фраз и каучуко¬
вых резолюций*. Сказать членам партии прямо: «будь¬
те с большевиками» — большинство ЦК не считало воз¬
можным, ибо большевистское господство считалось ги¬
белью для России. Сказать: «устраивайте восстания
против большевиков, поддерживайте чехословаков, ищи¬
те союзнической ориентации» —• оно также не решалось,
ибо его смущало присутствие в антисоветском лагере
явно реакционных элементов, и оно боялось, как бы ак¬
тивность партии в конечном счете не пошла на пользу
реставрации...
Выбор, па мой взгляд, не представлял особых за¬
труднений. С самого начала революции мы считали, что
наша революция есть не социалистическая революция,
ибо для последней у нас отсутствуют почти все объек¬
тивные предпосылки, а революция буржуазно-демокра¬
тическая (включающая, конечно, передачу помещичьих
земель крестьянству и широкую программу социальных
549
реформ для защиты пролетариата). Она неизбежно
должна была бы остаться таковой даже и в том случае,
если бы в некоторых странах Западной Европы вспых¬
нула революция, приближающаяся к социальной. Ибо
характер революции в каждой данной стране в конечном
счете определяется уровнем ее экономклзсксго развития,
и что мыслимо и возможно, скажем, в Германии или
Англии, несомненно, окажется немыслимым и невоз¬
можным в России. Исходя именно из этих соображений,
мы с первого же дня революции стояли на платформе
демократии, а не «диктатуры пролетариата4, полагая,
что хорошая демократия — это максимум, на который
может рассчитывать Россия при современном уровне ее
исторического развития. Не ясно ли, что теперь, когда
перед нами стоял выбор между диктатурой пролетариа¬
та и демократией, между Советской властью и Учреди¬
тельным собранием, наше место было па стороне демо¬
кратии и Учредительного собрания?..
Отсюда ясны и практические выводы: решительная
борьба с большевизмом, подготовка и организация на¬
родных восстаний против Советской власти, активная
поддержка чехословаков и Комитета членов Учредитель¬
ного собрания, участие в строительстве демократической
государственности, продолжение войны с Германией в
тесном контакте с союзниками во имя восстановления
единой и независимой России — таковы должны были бы
быть директивы ЦК, направляемые по адресу местных
организаций...»
Центральный Комитет не решался сделать этих прак¬
тических выводов, но вместе с тем вся его позиция была
такова, что позволяла каждому отдельному члену пар¬
тии сделать такие выводы для себя. Я эти выводы сделал
и отправился в Самару.
Теперь, пять лет спустя, представляется просто не¬
вероятной та степень политической наивности, которой
продиктовано приведенное письмо. Но тогда я твердо
верил в непреложность моих теоретических построений.
И таких, как я, среди меньшевиков было много, — не
все лишь находили в себе достаточно решимости и после¬
довательности согласовать свое дело с своим словом или,
вернее, с своей мыслью. Понадобился ужасный опыт
гражданской войны, понадобились кровавые письмена
Поволжья, Сибири, Архангельска, Дона, Украины для
того, чтобы излечить мечтателей 1918 г. от их опасных
иллюзий...
550
В Самаре
Первые впечатления от Самары были очень благо¬
приятны. Пароход пришел около 7-ми часов утра
(10 августа 1918 г. —■ Ю. Щ.). Все учреждения еще были
закрыты, все друзья и знакомые еще спали. Но так как
приехавшим не сиделось на месте, то они, в ожидании
начала присутственных часов, решили сделать неболь¬
шую рекогносцировочную прогулку по Самаре. Вместе
с несколькими товарищами по путешествию я отправил¬
ся бродить по улицам города, в котором работал лет за
пятнадцать перед тем, на заре моей революционной дея¬
тельности.
День был яркий и солнечный. По улицам сновало
много народу, громыхали телеги с какими-то грузами,
стояли разносчики с лотками, продававшие съестные
припасы и всякую мелочь, бегали газетчики с только что
выпущенными из типографии номерами. Выставки мага¬
зинов были полны всевозможными товарами, являя рез¬
кий контраст с товарной пустотой, зиявшей в то время
в московских магазинах. Вся картина города носила хо¬
рошо знакомый, привычный, «старый» характер, еще не
нарушенный горячим дыханием социалистической рево¬
люции. И это невольно ласкало наш глаз, глаз против¬
ников советского режима.
Высшего пункта наше настроение достигло, когда мы
пришли на рынок. Эти горы белого хлеба, свободно про¬
дававшегося в ларях и на телегах, это изобилие мяса,
битой птицы, овощей, масла, сала и всяких иных про¬
довольственных прелестей нас совершенно ошеломило.
После Москвы 1918 г. самарский рынок казался какой-
то сказкой из «Тысячи и одной ночиь Притом цены на
продукты были сравнительно очень умеренны. Наша
компания тут же накупила всякой всячины и отправи¬
лась пить чай в расположенное па рынке довольно гряз¬
ное и заплеванное «Чайпое зало».
Напившись и наевшись, мы двинулись на розыски
знакомых. Кое-кто отправился по делам. Весь первый
день прошел в каком-то розовом чаду. Наш приезд слу¬
чайно совпал с открытием Самарского университета.
По этому поводу было устроено большое торжество. Го¬
род был разукрашен флагами, арками и гирляндами, га¬
зеты выпустили специальные номера, ученые и обще¬
ственные учреждения посвятили новорожденному бле¬
стящие собрания, на которых выступали с речами члены
551
правительства и видные партийные деятели. Особенным
именинником чувствовал себя министр народного про¬
свещения, член Учредительного собрания Е. Е. Лаза¬
рев *, большой охотник поговорить и поиграть в офици¬
альность. В этот день старик вполне удовлетворил свою
страсть к красноречию. После обеда на главной улице
города происходило катание местной буржуазии. Лошади
были сытые и хорошие, пролетки блестяще-лакирован-
ные, дамы, сидевшие в пролетках, все в золоте и брил¬
лиантах. По тротуарам толпилась пестро разряженная
публика и подобострастно передавала из уст в уста име¬
на самарских богатеев, проносившихся по улицам, и
суммы принадлежавших им состояний. И здесь картина
была так хорошо знакомая, привычная, «старая». Ника¬
кого намека на социалистическую революцию! И опять-
таки нам, противникам советского режима, это казалось
милым и приятным...
14 августа я был официально назначен управляющим
ведомством труда и с этого момента тесно связал свою
судьбу с судьбой Комитета членов Учредительного со¬
брания.
Что же представлял из себя названный Комитет?
Возникновение и развитие Комитета
членов Учредительного собрания
Как известно, партия социалистов-революционеров
после октябрьского переворота, особенно после разгона
Учредительного собрания 5 января 1918 г., вступила на
путь ожесточенной борьбы с Советской властью. В этой
борьбе партия применяла все доступные ей средства:
агитацию, пропаганду, устройство стачек, саботаж, тер¬
рор, заговоры, восстания. Впоследствии эсеровские лиде¬
ры не раз пытались доказать, что они вовсе не так
плохи и что в войне с рабоче-крестьянским государством
они добровольно налагали на себя известные ограниче¬
ния в выборе методов уничтожения противника: удуш¬
ливых газов не применяли, бомб на мирные города не
сбрасывали. Особенно категорически эти лидеры откло¬
няют от себя ответственность за убийства и покушения на
убийства коммунистических вождей революции. Однако
справедливость требует признать, что все эти попытки,
не исключая и самой последней — на московском про¬
цессе 1922 г. *, — неизменно являлись попытками с не¬
годными средствами. Для всякого объективного наблю¬
552
дателя не подлежит сомнению, что партия эсеров еп
masse в борьбе с Советской властью пользовалась всеми
способами, включительно до террора. И будущий исто¬
рик, вероятно, с большим недоумением констатирует тот
факт, что партия, именующая себя социалистической, не
останавливалась решительно ни перед чем для нанесе¬
ния смертельного удара первой в истории человечества
социалистической республике.
Но если партия эсеров готова была применять все и
всяческие средства борьбы для ниспровержения Совет¬
ской власти, то это не значит, что все они расценивались
ею одинаково. Конечно, нет. Усиленнее всего партия
мечтала о широком вооруженном выступлении, с по¬
мощью которого можно было бы опрокинуть рабоче-
крестьянскую республику, и принимала все меры к под¬
готовке такого выступления: всякую стачку, всякое мест¬
ное восстание, всякий заговор, кем бы и с какими бы
целями он ни устраивался, партия стремилась сделать
исходным пунктом для желанного ей массового дей¬
ствия. Несмотря на жестокие уроки действительности,
среди эсеров в тот период жила какая-то «мистическая»
уверенность, что «большевистская диктатура» держится
лишь насилием, что «народ» ждет не дождется прихода
«спасителя» (странный «народ», которого всегда кто-то
должен спасать!) и что достаточно в толпу бросить
«искру» для того, чтобы она сразу вспыхнула всепожи¬
рающим, неудержимым «пламенем». Раз так, не надо
жалеть усилий! И подготовка вооруженных выступлений
и всякие попытки вызвать таковые шли не только в
центре, не только в Петрограде и Москве, но и по всему
широкому пространству России. Подобной работой за¬
нимался каждый губернский и даже каждый уездный
комитет партии. Не составляла исключения из общего
правила и Самара.
Как-то в начале сентября 1918 г. мне пришлось быть
в Самаре на митинге, где В. К. Вольский *, И. М. Бруш-
вит * и П. Д. Климушкин * — все трое видные деятели
Комитета членов Учредительного собрания — вспомина¬
ли об истории самарского переворота. Не полагаясь на
память, приведу несколько любопытных данных, каса¬
ющихся этого события, на основании газетного отчета о
митинге. Вот что между прочим говорил Климушкин:
«Самарский переворот не явился стихийно... Вскоре
после нашего возвращения (из Петрограда после разгона
Учредительного собрания) мы поставили себе задачей
553
подготовить условия для ниспровержения большевист¬
ской власти, ибо мы видели, что власть эта переменно
приведет или к монархизму, или к германскому за¬
силью...
Нужно было создать обстановку, при которой можно
было бы совершить переворот. И мы занялись этой ра¬
ботой. Вначале она была очень трудна. Армия была раз¬
вращена, рабочий класс тоже... Наша задача сводилась
к тому, чтобы раскрыть глаза и армии и рабочему
классу. Мы устроили ряд лекций среди солдат. Настрое¬
ние их стало подниматься. Подтягивание большевиками
армии также создало благоприятную обстановку. И вот
вскоре после разгона Учредительного собрания гарнизон
выступил с требованием переизбрания Совета, а затем
это вызвало вооруженное столкновение между войсками,
преданными большевикам и преданными нашему тече¬
нию. И уже в то время можно было вызвать граждан¬
скую войну, но мы понимали, что это кончилось бы пе¬
чально, ибо реальных сил для поддержки движения со
стороны населения и рабочих не было. Нельзя было на¬
деяться и на самих солдат».
Тогда Климушкин и товарищи решили заняться сис¬
тематической подготовкой «реальных сил». Произошло
разделение труда: Брушвит взял на себя собирание де¬
нежных средств, Фортунатов * — военное дело, а Кли¬
мушкин — общее политическое руководство. Дальше бы¬
ло вот что.
«Мы начали усиленную агитацию, — продолжал
Климушкин, — мы убедились, однако, что среди рабо¬
чих таких сил создать нельзя. Мы обратили внимание
на солдатскую, главным образом, офицерскую массу. Но
сил было мало, ибо никто не верил в возможность свер¬
жения большевистской власти. Все были убеждены, что
она будет царствовать долго. И когда я обратился по
этому поводу к одному генералу, он ответил, что счи¬
тает большевистскую власть прочной и свержение ее
считает авантюрой...
Итак, на город надежды было мало. Наше внимание
все больше стало переноситься на деревню... Работа бы¬
ла медленная, но неуклонная. В то же время, однако, мы
видели, что если в ближайшее время не будет толчка
извне, то на переворот надеяться нельзя. Апатия стала
захватывать все большие и большие слои. Дружины на¬
чали разлагаться».
Картина, нарисованная Климушкиным, была поисти-
554
не трагична для врагов Советской власти. Видный эсер и
один из главных деятелей Комитета членов Учредитель¬
ного собрания совершенно определенно свидетельствует,
что противники Октябрьской революции не имели ника¬
кой почвы, никаких корней в массах. Ни рабочие, ни
крестьяне, ни солдаты не хотели вести борьбы с Совета¬
ми. «Народ» ниоткуда не ожидал пришествия «спасите¬
ля» от «большевистской диктатуры». Даже буржуазия
и офицерство классовым инстинктом чувствовали проч¬
ность нового режима и рассматривали попытки его свер¬
жения с нескрываемым скепсисом. Казалось, все окру¬
жающее сговорилось для того, чтобы обескуражить, раз¬
ложить боевой дух антисоветских заговорщиков, чтобы
лишить их мужества и веры в исповедуемое ими дело.
Казалось, еще месяц, другой, и они, покорившись неиз¬
бежности, должны будут сложить оружие.
И вот как раз в этот момент на сцене неожиданно
появились чехословаки...
После захвата Самары чехословаками власть в горо¬
де перешла в руки Комитета членов Учредительного со¬
брания. Совершилось это таким образом. В то время, ко¬
гда Брушвит вел переговоры с чехами в Пензе *, его
партийные товарищи, остававшиеся в Самаре, лихора¬
дочно готовились к предстоящему перевороту. Мобили¬
зовались наличные военные силы, формировалось и бу¬
дущее «правительство». Решено было, что власть возь¬
мут в свои руки наличные члены Учредительного
собрания. Сначала их было трое (Климушкин, Брушвит и
Фортунатов — все от Самарской губ.), потом к ним при¬
бавилось еще двое (Вольский — от Тверской и Несте¬
ров * — от Минской губ.). Эта пятерка и образовала
Комитет членов Учредительного собрания, который по
предначертаниям самарских эсеров должен был стать
наследником Советской власти. Намеченный план был в
точности исполнен: когда Самара 8 июня была захваче¬
на чехами, вышепоименованная пятерка в чешском авто¬
мобиле и под чешской охраной была доставлена в здание
городской думы и здесь объявила себя «правитель¬
ством». Так произошло рождение той власти, которая
противопоставляла себя, как единственно законного
представителя русского народа, Советской власти, как
прямому «агенту германского империализма». В первый
день своего существования Комитет именовался «Самар¬
ским Комитетом членов Учредительного собрания», но
со второго дня слово «самарский» было выброшено, как
555
знамение того, что задачи Комитета имеют не местный,
а всероссийский характер.
Комитету пришлось броситься с головой в военную и
административную работу. Началось формирование «На¬
родной армии» (подробнее о ней ниже) и создание аппа¬
рата управления. Одновременно шла война с большеви¬
ками, и день ото дня удлинялась линия фронта. В тече¬
ние июня, июля и первой половины августа победа была
на стороне Комитета, и «территория Учредительного со¬
брания» непрерывно расширялась. В начале июля пала
Уфа, что имело очень важное и военное и политическое
значение, так как тем самым устанавливалось непосред¬
ственное сообщение с Западной Сибирью, где Советская
власть с помощью тех же самых чехов уже была низ¬
вергнута. Падение Уфы связано с одним весьма любо¬
пытным эпизодом. Еще за несколько месяцев до Самары
полковник генерального штаба Махин *, партийный
эсер, получил от своего ЦК задание проникнуть в каче¬
стве «лазутчика» в начавшую формироваться Красную
Армию. Он добросовестно исполнил задание и, как хо¬
роший специалист, скоро занял видное место в рядах со¬
ветских войск. Ко времени возникновения Комитета чле¬
нов Учредительного собрания Махин оказался в Уфе в
качестве начальника штаба Красной Армии, и, когда
чехи повели наступление на Уфу, он своими приказами
намеренно спутал действия большевистских отрядов, а
затем перебежал с частью своего штаба к противнику.
В результате Уфа оказалась в руках Комитета членов
Учредительного собрания.
22 июля войсками Комитета был занят Симбирск,
а 7 августа — Казань. Одновременно шло продвижение
на юг к Саратову, причем комитетским войскам удалось
подойти к Вольску, который раза два переходил из рук
в руки. В тот момент, когда я очутился в Самаре, Коми¬
тет находился в зените своих военных успехов, и подчи¬
ненная ему территория охватывала Самарскую губер¬
нию, большую часть Уфимской, части Симбирской, Ка¬
занской и Саратовской, а также области Оренбургского
и Уральского казачьих войск. Впрочем, подчинение ка¬
зачьих областей было больше номинальным...
Август месяц явился переломным моментом в исто¬
рии Комитета. С первых чисел сентября на фронте нача¬
лись неудачи, и «территория Учредительного собрания»
стала быстро сокращаться. 14 сентября была потеряна
Казань, вскоре за ней последовал Симбирск, а 7 октяб¬
556
ря пала и сама Самара. В последующие недели линия
фронта все больше передвигалась на восток, пока нако¬
нец в руках Комитета (или, вернее, его наследников) не
осталась одна Уфа с прилежащим к ней районом. В кон¬
це декабря и Уфа была занята большевиками, но она
была отвоевана ими не у Комитета, а у Колчака. Коми¬
тета членов Учредительного собрания в это время уже
не существовало: незадолго перед тем он пал под уда¬
рами сибирского диктатора.
Конструкция и партийный состав власти
Подобно объему территории, менялась в течение
7-месячного существования Комитета и конструкция его
власти. Первоначально, как уже упоминалось выше, Ко¬
митет состоял лишь из пяти членов, соединявших в сво¬
ем лице все и всяческие функции власти: законодатель¬
ную, исполнительную, судебную, военную. В острый мо¬
мент борьбы иначе и не может быть. Но затем начался
процесс дифференциации власти. Прежде всего был ор¬
ганизован военный штаб в составе подполковника Гал¬
кина * и эсеров Фортунатова и Боголюбова, к которому
и перешло непосредстве иное руководство военными опе¬
рациями. Позднее «Приказом № 114» от 17 июля началь¬
ник 1-й чехословацкой Гуситской стрелковой дивизии
полковник Чечек (до войны мирный фармацевт) был на¬
значен «командующим всеми войсками Народной армии
и мобилизованными частями Оренбургского и Уральско¬
го казачьих войск», т. е. фактически командующим всем
«фронтом Учредительного собрания».
За отделением военной последовало отделение и за¬
конодательной власти от исполнительной. С самого воз¬
никновения Комитета членов Учредительного собрания
партия эсеров, стоявшая во главе этого предприятия, за¬
далась целью стянуть в Самару возможно большее коли¬
чество депутатов Учредительного собрания различных
партий с тем, чтобы, когда их наберется достаточное
число (в определении потребного кворума мнения рас¬
ходились), официально открыть заседания разогнанного
5 января 1918 года «хозяина земли русской». В этих
видах эсеровские организации в других частях России,
по специальному распоряжению ЦК, не жалели ни сил,
ни средств для «транспортировки» на Волгу всех нахо¬
дившихся в районе их работы «народных представите¬
лей», Старания не пропали даром, и число членов Учре¬
557
дительного собрания в Самаре стало довольно быстро
увеличиваться. К началу августа число их достигло не¬
скольких десятков, а к концу сентября — приблизитель¬
но 100 человек. Выше последней цифры оно так и не
поднялось.
Для руководства различными отраслями государ¬
ственной деятельности при Комитете очень скоро были
образованы отделы, в основных чертах соответствовав¬
шие министерствам: отделы финансов, продовольствия,
труда, торговли и промышленности и т. д. Особым «При¬
казом № 72» от 3 июля был вызван к жизни «иностранный
отдел», в задачи которого входили «сношения с прави¬
тельствами внутри России, признающими Учредительное
собрание, и с представителями дружественных и ней¬
тральных держав». Управляли отделами на первых по¬
рах те же самые члены Комитета, которые выполняли и
всякие иные функции. Когда число наличных членов
Учредительного собрания возросло до 50—60, решено
было произвести реорганизацию. Отделы были переиме¬
нованы в «ведомства», и для руководства ими выделена
особая группа лиц, ответственных пред пленумом Коми¬
тета, причем к занятию постов управляющих ведомства¬
ми были допущены и нечлены Учредительного собра¬
ния. Создались как бы парламент и кабинет министров...
Выше я уже говорил, что Комитет был создан исклю¬
чительно эсерами, воспользовавшимися для этой цели
силой чехословацких штыков. Надо отдать справедли¬
вость эсерам, что в дальнейшем они очепь старались о
расширении партийной базы Комитета. Им чрезвычайно
хотелось придать своему предприятию «всенародный»
характер, и потому они не останавливались ни перед чем
для привлечения в свой лагерь инопартийных элемен¬
тов. Особенно важно было для них вступление в состав
Комитета депутатов, принадлежавших к другим полити¬
ческим направлениям. Однако в этом отношении поло¬
жение эсеров было в высшей степени затруднительным:
как известно, в Учредительном собрании 1917 г. по чис¬
ленности доминировали две партии — эсеры и больше¬
вики. Кадеты и меньшевики попали в Учредительное
собрание в совершенно ничтожном количестве, притом
меньшевики были посланы почти сплошь с Кавказа.
Кроме перечисленных партий, в Учредительном собра¬
нии имелось еще некоторое число представителей раз¬
личных национальностей, главным образом тюрко-татар,
киргизов, башкир и др. При таком составе Учредитель¬
558
ного собрания эсерам было очень нелегко создать в
Самаре хотя бы некоторое подобие «всероссийского пред¬
ставительства». Действительно, из 100 депутатов, состо¬
явших членами Комитета, около 80 были эсеры, 18 пред¬
ставляли различные мусульманские национальности (по
партийной принадлежности они были также по преиму¬
ществу эсеры), 1 был левый кадет и 1—2 депутаты от
казаков. В числе последних находился знаменитый ата-
ман Дутов
Политическая программа Комитета
Официальных целей, которые преследовал Комитет,
было две:
1) Созыв разогнанного 5 января 1918 г. Учредите ль-*
ного собрания.
2) Восстановление на Волге антигерманского фронта
для ликвидации Брестского мира и доведения совместно
с союзниками до победоносного конца борьбы против
прусского милитаризма...
Но для достижения поставленных Комитетом целей в
качестве предпосылки необходимы были две вещи: силь¬
ная власть и многочисленная армия, которые смогли бы
уничтожить большевиков и изгнать немцев из России..
Поэтому вполне естественно, что Комитет видел свою
непосредственную и главную задачу в создании этих
предпосылок. Они целиком приковывали к себе его вни-
мание и поглощали все его силы. Конкретно это озна¬
чало, что центр тяжести всей работы Комитета перено¬
сился в область внутрироссийских проблем или, еще точнее,
в область вопросов борьбы с большевиками. Прус¬
ский милитаризм, Брестский мир, антигерманский
фронт — все это как-то естественно и неизбежно ухо¬
дило в туманную даль неопределенного будущего, а сего-*
дня, сейчас на первый план выдвигались Советская
власть, революционный пролетариат, Ленин и Троцкий...
Построить государственную власть без какой-либо
политической и экономической программы невозможно*
И потому как нимало был расположен Комитет к выра-
ботке детальных связывающих платформ, все-таки ему
волей-неволей приходилось то там, то здесь делать раз¬
личные программные заявления, из суммы которых по¬
степенно складывалась его общественно-политическая
физиономия. Каковы были ее наиболее характерные
черты?
559
В сфере политической позиция Комитета была совер¬
шенно ясная и определенная. Комитет стоял на почве
демократической федеративной республики со всем пола¬
гающимся ей антуражем гражданских свобод и конститу¬
ционных гарантий...
Экономическая и социальная программа Комитета
Впрочем, для определения истинного характера пра¬
вительства важна не столько его политическая, сколько
его экономическая и социальная программа. Какова бы¬
ла эта последняя у Комитета?
Начнем с основы хозяйственного бытия России —
с земли... В своей декларации от 24 июля Комитет кате¬
горически заявлял:
«Земля бесповоротно перешла в народное достояние
и никаких попыток к возврату ее в руки помещиков Ко¬
митет не допустит. Сделки купли-продажи и залога на
землю сельскохозяйственного значения и лесные угодья
запрещаются, а тайные и фиктивные сделки объявляют¬
ся недействительными. Виновные в нарушении сего бу¬
дут подлежать строжайшей ответственности».
Таким образом, формально Комитетом была признана
национализация земли, однако в практическом проведе¬
нии этого принципа он далеко не всегда обнаруживал
необходимую последовательность. Так, он не принимал
никаких мер для конфискации тех поместий, которые
еще оставались в руках своих владельцев. Больше того,
«Приказом № 124» от 22 июля Комитет даже санкцио¬
нировал существование таких поместий, признав, что
«право снятия озимых посевов, произведенных в 1917 г.
па 1918 г. как в трудовых, так и в нетрудовых хозяй¬
ствах, принадлежит тому, кто их произвел». Иными сло¬
вами, помещикам было предоставлено право собирать
урожай, несмотря на то, что их земля представляла «на¬
родное достояние». Правда, эту операцию они должны
были производить под контролем органов местного само¬
управления, причем за государством оставалось преиму¬
щественное право на приобретение помещичьего хлеба,
однако ни о какой конфискации частновладельческого
зерна Комитет не думал. За каждый пуд он расплачи¬
вался чистоганом, как это полагается в самых лучших
буржуазных государствах. Деликатность обращения с
поволжскими Марковыми и Крупенскими * была поисти-
560
не трогательная! Невольно создается впечатление, что
национализация земли, полученная по наследству от
прошлого, являлась слишком тяжелым мечом для сла¬
бых сил Комитета и что ему не иод стать было носить
такие грозные доспехи.
Это впечатление еще более укрепляется, когда от
земли переходишь к сфере финансов, промышленности и
торговли. Здесь Комитет ставил себе вполне определен¬
ную цель — полностью восстановить сломанные больше¬
виками капиталистические отношения. Доказательств
тому сколько угодно. Так, напр., председатель Комитета
Вольский в речи, произнесенной им 14 августа на съез¬
де представителей городов и земств «территории Учреди¬
тельного собрания», категорически заявил:
«Не может быть и речи о каких бы то ни было со¬
циалистических экспериментах. Капиталистический строй
не может быть уничтожен в настоящее время...»
Уже 12 июня, т. е. через четыре дня после ниспро-
Плакат периода гражданской войны.
36 В огненном кольце
вершения Советской власти, Комитетом был издан «При¬
каз № 16» о денационализации банков.
9 июля «Приказом № 93» была учреждена специаль¬
ная комиссия по денационализации предприятий в со¬
ставе 30 человек, из которых по 13 человек приходилось
на долю представителей от обеих заинтересованных сто¬
рон (рабочих и предпринимателей), а 4 являлись ней¬
тральным элементом (от местного самоуправления)...
В интересах справедливости необходимо отметить,
что, проводя политику реставрации капитализма, Коми¬
тет стремился вносить в этот процесс известную плано¬
мерность и организованность, способные предупредить
худшие проявления озверелой жадности и мести со сто¬
роны буржуазии. Так, напр., несмотря на всю вражду
Комитета к «большевистским опытам», он временно
впредь до завершения денационализации промышленно¬
сти оставил существовать Самарский Губсовнархоз, про¬
должавший даже публиковать свой официальный орган
«Известия Самарского Губернского Совета Народного
Хозяйства». Правда, руководителями совнархоза теперь
вместо большевиков стали меньшевики. Точно так же
сохранены были в силе все распоряжения Советской
власти о кожевенной монополии («Приказ № 41»), а все
реквизированные большевиками дома, бани, гостиницы,
кинематографы, промышленные предприятия местного
значения и пр., впредь до окончательного разрешения
вопроса о них, передавались в ведение органов городско¬
го и земского самоуправления («Приказы» № 21 и
101). Все это, конечно, было очень разумно, но все это
нисколько не меняло того основного факта, что Комитет
стремился к полному восстановлению капиталистической
системы хозяйства.
В тесной связи с экономической политикой Комитета
находилась и его социальная политика. Опять-таки и
здесь необходимо отметить, что Комитет различными
мерами пытался несколько смягчить для рабочих остро¬
ту перехода от советских условий к условиям капитали¬
стическим. Так, в «Приказе № 4», опубликованном в
день захвата власти Комитетом, говорилось:
«Самарский Комитет Всероссийского Учредительного
собрания предлагает всем организациям, руководящим
деятельностью различных предприятий, как-то фабрич¬
но-заводским комитетам и пр., оставаться на своих мес¬
тах. Приказывается предпринимателям и населению
насильственно не смещать таковых. Виновные будут при¬
562
влекаться к ответственности по законам военного вре¬
мени».
В дальнейшем фабрично-заводские комитеты были
сохранены, хотя функции их против советских времен,
конечно, сильно изменились. Был снова введен в дей¬
ствие закон Временного правительства о рабочих комите¬
тах в промышленности от 23 апреля 1917 г.
«Приказом № 88» от 7 июля локауты были призна¬
ны незаконными, и лицам, их объявившим, угрожал во¬
енный суд. «Приказом № 89» от того же 7 июля все
декреты по охране труда, изданные Советской властью,
а также все заключенные при пей коллективные догово¬
ры признавались действующими впредь до отмены или
пересмотра их в законном порядке. В «Декларации» Ко¬
митета от 24 июля указывалось, что «определенные за¬
коном права профессиональных союзов полностью сохра¬
няют свою силу впредь до пересмотра законоположений
о них». Вместе с тем «ведомству труда, ныне заменивше¬
му комиссариат труда», вменялось в строгую обязан¬
ность «иметь неослабное наблюдение за исполнением...
закопов и постановлений (о труде)», а «властям судеб¬
ным и следственным» предлагалось «беззамедлительно
расследовать и разрешать дела по нарушениям законов
о труде».
Как видим, предупредительность Комитета по отно¬
шению к рабочим была очень велика: Комитет согла¬
шался сохранить большевистское законодательство о
труде впредь до пересмотра его новой властью (а это
должно было занять порядочное количество времени).
Чего же больше?! Притом не все из этих обещаний оста¬
вались лишь на бумаге. Комитет, усиленно искавший
поддержки пролетариата, прилагал немало усилий к то¬
му, чтобы в данной области его слова не слишком резко
расходились с его делами.
Мало того. Комитет решился на еще более рискован¬
ную, с его точки зрения, меру: он согласился терпеть
существование Совета рабочих депутатов. «Большевист¬
ский» Совет, бывший в Самаре до прихода чехов, тотчас
после переворота был распущен. Затем в июне месяце
состоялась так называемая «рабочая конференция», на
которой были установлены формы и сроки выборов в но¬
вый Совет. В августе этот Совет начал функционировать
с тем, чтобы в конце сентября умереть от «независящих
причин». Совет рабочих депутатов времен Комитета был,
конечно, совсем не то, что Совет рабочих депутатов боль¬
563
шевистского периода. Тогда он был властью, теперь он
представлял из себя лишь орган «общественного мнения
пролетариата», т. е. говорильню, решения которой ни
для кого не были обязательны. Разница весьма суще¬
ственная. Но все-таки для Комитета, организовавшего
гражданскую войну против большевиков, согласие на
существование даже такого Совета было настоящим по¬
двигом. Буржуазия и офицерство самого слова «Совет» не
могли произносить без скрежета зубовного, а Комитет
официально допускал его заседания! В этом лежала одна
из главных причин ссоры между Комитетом и поддер¬
живавшими его вначале правыми элементами — ссоры,
сыгравшей решающую роль в судьбах всей самарской
эпопеи...
Суммируем все сказанное выше, и для нас станет со¬
вершенно ясен один не подлежащий сомнению вывод:
программа Комитета являла собой довольно точное во¬
площение программы обыкновенной буржуазной демокра¬
тии, не больше...
Но осуществлялась ли в действительности хотя бы
эта куцая и половинчатая программа? Творилась ли на
«территории Учредительного собрания», по крайней ме¬
ре, хорошая буржуазная демократия?
Нет, и этого не было!
Для того чтобы понять причины столь поразительной
политической импотеитности Комитета, необходимо озна¬
комиться с тем соотношением общественных сил, которое
сложилось во второй половине 1918 г. на востоке
России.
Соотношение социальных сил
Эсеры неоднократно пытались доказывать, что за Ко¬
митетом стояли широкие народные массы. Некоторые
даже утверждали, что самый Комитет явился продуктом
стихийного движения антибольшевистски настроенных
рабочих и крестьянских низов. Из предыдущего ясно,
как мало соответствует истине это последнее утвержде¬
ние. Но все-таки стояли ли за Комитетом широкие на¬
родные массы?
Посмотрим, что говорят факты.
Обратимся сначала к городу. Как относится к Коми¬
тету фабрично-заводской пролетариат?
Я уже упоминал, что большевистский Совет рабочих
депутатов тотчас по занятии Самары чехословацкими
564
войсками был распущен. Однако вскоре после переворота
была созвана общегородская рабочая конференция, на
которой присутствовали представители от всех промыш¬
ленных, торговых и транспортных предприятий города
Самары. В это время сотни большевиков уже сидели в
тюрьмах, большевистской прессы не существовало, сво¬
бода слова и собраний для большевиков была уничтоже¬
на. В руках эсеров и меньшевиков находились все ле¬
гальные средства воздействия на массы, и, однако,
конференция в подавляющем большинстве оказалась
антикомитетской. Она не решилась, правда, открыто вы¬
кинуть коммунистического знамени, да это при господ¬
стве чехословаков в городе было невозможно, но она
обнаружила свое враждебное к Комитету отношение на¬
столько очевидно, что эсеровские и меньшевистские ли¬
деры невольно хватались за голову. Уже знакомый нам
член Учредительного собрания Климушкин в своей речи
на митинге, посвященном истории самарского переворо¬
та, вполне определенно заявил: «Рабочие нас совершен¬
но не поддержали». А Брушвит на том же митинге
прибавил: «Поддержка нам была оказана только со сто¬
роны крестьян, небольшой кучки интеллигенции, офи¬
церства и чиновничества. Все остальные стояли в сто¬
роне». Пролетариат, как видим, и здесь не упомянут. Его
настроение сразу и очень резко определилось.
В начале августа был создан новый Совет рабочих
депутатов, о котором упоминалось выше. Политическое
руководство в нем принадлежало меньшевикам, однако
руководители никак не могли совладать с руководимыми.
Это выявилось в самом же начале работы нового учреж¬
дения при обсуждении вопроса о задачах Совета. Чув¬
ствуя враждебное настроение большинства делегатов,
меньшевики с помощью разных хитростей пытались от¬
тянуть принятие решения по столь кардинальному пунк¬
ту. Однако наступил момент, когда оттягивать дольше
было нельзя. Тогда случилось то, что было неизбежно,
но что совсем не входило в расчеты Комитета: Совет
рабочих депутатов в заседании 30 августа принял боль¬
шевистскую резолюцию. Она гласила следующее:
«Принимая во внимание поход реакции, расчища¬
ющей дорогу военной диктатуре, Совет считает своим
долгом для предотвращения ее провозгласить:
1. Всеобщее вооружение рабочих.
2. Снятие военного положения.
565
3. Немедленное прекращение политических арестов,
расстрелов, самосудов и пр.
4. Немедленное освобождение из тюрьмы всех поли¬
тических заключенных.
5. Отстаивание всех декретов, изданных Совнарко¬
мом, как-то: 8-часовой рабочий день, контроль рабочих
над производством, страхование от болезни, безработицы,
инвалидности за счет предпринимателя и т. д.
6. Отстаивание постановления III Всероссийского
съезда Советов о земле.
7. Неприкосновенность личности и жилищ, свобода
слова, печати, собраний, стачек, профессиональных сою¬
зов и партийных организаций.
Провозглашенные выше лозунги СРД Самары будет
отстаивать всеми имеющимися у него средствами».
Кажется, достаточно определенно. Неудивительно, что
после принятия резолюции меньшевики, стоявшие во
главе Совета, пришли в полное смятение, а эсеры (мно¬
гие из них относились к возрождению Совета с большим
опасением) набросились на меньшевиков как на глав¬
ных виновников всей этой «неудачной затеи».
Такое же настроение господствовало и среди проф¬
союзов. С пришествием Комитета профсоюзы не исчез¬
ли. Как я уже указывал выше, Комитет оставил в силе
все рабочее законодательство большевиков, впредь до
пересмотра его новой властью. Остались в силе все ста¬
рые коллективные договоры, остались существовать и
работать, правда, в иной роли, и профессиональные
союзы. Я, с своей стороны, как управляющий ведомством
труда, стремился всеми мерами обеспечить нормальную
работу профсоюзов в том духе, как это понимается мень¬
шевиками, и могу констатировать, что мои усилия не
оставались безуспешными. Тем не менее большинство
профсоюзов относилось с самой нескрываемой враждеб¬
ностью к Комитету. В правлениях профсоюзов почти вез¬
де работали большевики, скрывавшиеся под ширмой
«интернационалистов» или беспартийных, на профессио¬
нальных собраниях вечно подымались вопросы о сидя¬
щих в тюрьме коммунистах и красноармейцах, в профес¬
сиональной прессе то и дело проскальзывали статьи,
направленные против смертной казни, расстрелов, репрес¬
сий и т. п., и прямые и косвенные восхваления поряд¬
ков, установленных в Советской России...
Итак, совершенно ясно, что пролетариат не стоял за
Комитетом. Да и что удивительного? Что мог предло¬
566
жить Комитет пролетариату? В лучшем случае 8-часовой
рабочий день, который у него уже был. А большевики
давали ему власть, власть в государстве, которая делала
его хозяином страны, всемогущим творцом ее жизни.
Сравнение было слишком не в пользу Комитета, и рабо¬
чие, естественно, мечтали о большевиках...
Менее определенно было настроение крестьянства.
Крестьянин по натуре анархичен. Он большой индиви¬
дуалист и очень не любит, когда кто-нибудь вмешивает¬
ся в его дела, особенно когда кто-нибудь пытается нало¬
жить руку на его хозяйство. Не подлежит сомнению, что
продовольственная политика, проводившаяся Советской
властью в 1918 году, вызывала немалое раздражение в
рядах деревенского населения. При том объективном
положении, в котором тогда находилась рабоче-крестьян¬
ская республика, эта политика, может быть, и была
неизбежна, но ее психологический эффект в сознании зем¬
ледельца от этого не менялся. Раздражение подчас при¬
нимало острые формы, чем ловко пользовались различ¬
ные контрреволюционные элементы. То там, то сям
вспыхивали крестьянские восстания, шедшие под лозун¬
гом: «Долой Советскую власть!» Подобные настроения,
несомненно, имелись и в районе Поволжья и, конечно,
облегчили возможность появления Комитета. Насколько
знаю, однако, крестьянство особенной активности в этом
отношении не проявило. Еще до самарского переворота
эсерам кое-где удалось сформировать небольшие кресть¬
янские дружины, не игравшие, впрочем, крупной роли
при низвержении Советской власти в Самарской губер¬
нии. После прихода чехословаков кулацкие элементы де¬
ревни подняли голову, повсюду стали уничтожать Сове¬
ты и восстанавливать прежнее сельское управление. Од¬
нако сколько-нибудь значительного притока доброволь¬
цев в войска Комитета из крестьянской среды не наблю¬
далось, и так как вскоре после самарского переворота
наступил период полевых работ, то деревня, забывши
про политику, целиком погрузилась в свои хозяйствен¬
ные дела. Крестьяне были довольны, что никто их не
тревожит, и на первый взгляд могло казаться, что они
глубоко сочувствуют власти Комитета*
Однако такое положение продолжалось недолго.
30 июня Комитет объявил призыв на военную службу
родившихся в 1897 и 1898 годах, и это сразу испортило
отношения между деревней и новой властью. Данное
мероприятие было воспринято крестьянством как поку¬
567
шение на свободу от всяких государственных повинно¬
стей, которая, казалось им, только что была завоевана.
Деревня стала отказываться давать своих сыновей, Ко¬
митет вынужден был принимать репрессивные меры —
это, конечно, обостряло положение. И так как репрессии
осуществлялись руками старых царских генералов и
офицеров, то очень часто они принимали характер диких
расправ и издевательств над беззащитным деревенским
населением. Тем больше масла подливалось в огонь...
Чем дольше продолжалось господство Комитета, тем
сильнее росло оппозиционное настроение в деревне.
В середине сентября в Самаре происходил губернский
крестьянский съезд — на нем положение эсеров оказа¬
лось воистину критическим. Приехавшие делегаты не
скрывали своего враждебного отношения к Комитету и в
резких речах давали волю своему негодованию по поводу
различных мероприятий новой власти. Я сам был раза
два на заседаниях съезда и видел, что ситуация стано¬
вится определенно угрожающей. Эсеровские руководите¬
ли съезда были в большом смущении. Многие боялись,
чтобы крестьянский съезд не вырвался так же из-под
опеки эсеров, как вырвался из-под опеки меньшевиков
Совет рабочих депутатов. На счастье эсеров, в самый
трудный момент в Самаре появился Виктор Чернов *.
Его, как тяжелое оружие, немедленно бросили в зал за¬
седаний крестьянского съезда. Маневр оказался удач¬
ным, и эсерам маленьким большинством голосов удалось
кое-как провести резолюцию поддержки Комитету чле¬
нов Учредительного собрания. Однако это была пиррова
победа. В рядах лидеров Комитета она вызвала лишь
мрачные предчувствия в отношении будущего.
Как видим, и крестьянство не могло считаться опо¬
рой Комитета. В лучшем случае оно было нейтрально,
чаще — враждебно новой власти.
Таким образом, то, что принято называть народными
массами, было не за, а против Комитета.
Но, может быть, Комитету сочувствовали имущие
классы? Может быть, его поддерживала буржуазия и
те остатки поместного дворянства, которые еще имелись
налицо?
Обратимся опять к фактам.
Самарский переворот буржуазия встретила с нескры¬
ваемым восторгом. Более дальновидные из ее политиков
с самого возникновения Комитета понимали, что господ¬
ство «демократии» явится лишь переходной ступенью к
568
господству черной сотни, которая, собственно, и явля¬
лась основной целью их стремлений. Однако из тактиче¬
ских соображений они считали необходимым до поры до
времени скрывать свои истинные намерения под защит¬
ным цветом Учредительного собрания. Широкая масса
буржуазии рассуждала проще. Она ненавидела больше¬
виков, которые поставили ее в положение гонимого
класса, и готова была приветствовать низвержение Со¬
ветской власти, откуда бы оно ни пришло. Так как это
низвержение пришло со стороны чехословаков и эсеров,
то буржуазный обыватель на первых порах готов был
целовать и тех и других. Действительно, в начале гос¬
подства Комитета городские имущие классы оказывали
ему нескрываемую поддержку, что ярче всего проявля¬
лось в ассигновании торгово-промышленниками значи¬
тельных сумм на содержание армии и государственного
аппарата Комитета. В тот период и политические пред¬
ставители буржуазии в лице кадетской партии дружески
похлопывали эсеров по плечу и обещали им вполне ло¬
яльное отношение к новой власти. С своей стороны, Ко¬
митет принимал все меры к привлечению буржуазных
элементов в правительство. Переговоры об этом велись
как до моего приезда в Самару, так и во время моего
там пребывания. Беда была только в том, что кадеты
упрямились. Если в Самаре, таким образом, не состоя¬
лась «коалиция» направо, то вина в том падает не на
Комитет, а на буржуазию. Комитет-то, с своей стороны,
сделал все возможное для достижения этой цели.
Однако именины буржуазного сердца продолжались
недолго. Буржуазия как класс очень мстительна, она не
прощает попрания своих прав. Она не забывает убытков,
причиненных ей восстанием народных масс. Это доказа¬
но июньскими днями 1848 года в Париже, это доказано
историей Коммуны, это доказано подавлением Венгер¬
ской и Финляндской революций в 1918 году. Буржуазия,
напуганная призраком социального переворота, приходит
в бешенство. Она теряет рассудок и в своем кровавом
безумии часто действует во вред своим же собственным,
правильно понятым, классовым интересам. Она требует
военного диктатора тогда, когда, в сущности, для нее
было бы выгоднее помириться на умеренной демократии.
Но такова уж логика буржуазной психики.
Выше мы видели, что программа Комитета членов
Учредительного собрания была не чем иным, как про¬
граммой буржуазной демократии. В рамках ее капитал
569
совершенно свободно мог бы заниматься эксплуатацией
труда и беспрепятственным накоплением прибылей и
процентов. Выйдя из полосы бурь, комитетская государ¬
ственность, конечно, значительно поправела бы и в
конечном счете дала бы политический режим, напомина¬
ющий режим Франции или Германии. За спиной у Ко¬
митета буржуазия могла бы жить, как у Христа за пазу¬
хой, и, рассуждая здраво, она должна была бы употре¬
бить всю свою силу и влияние на укрепление его власти.
Но толстосум, переживший унижения эпохи конфиска¬
ций и выселений 1918 года, жаждал мести и крови. «Де¬
мократический» Комитет его не удовлетворял, он хотел
белого генерала, который стер бы с лица земли все «со¬
веты» и «комитеты» и покарал бы большевиков и сочув¬
ствующих большевикам вплоть до седьмого колена. По¬
этому естественно, что, когда медовый месяц увлечения
Комитетом прошел, буржуа стал ворчать и с каждым
днем находить все больше недостатков в деятельности
новой власти. Решающим моментом в переломе настрое¬
ния имущих классов явилось, как уже упоминалось вы¬
ше, постановление Комитета о созыве нового Совета ра¬
бочих депутатов в Самаре.
— Как, опять Совет? — раздраженно вопрошали люди
торгово-промышленного и вообще капиталом владеющего
класса.
Сторонники Комитета пытались им доказать, что это
будет «Федот, да не тот». Однако буржуа ничего не хо¬
тел слушать и огорченно восклицал:
— Стоило ли свергать большевиков для того, чтобы
на их место посадить полуболыневиков?
Приблизительно с конца июля буржуазия «террито¬
рии Учредительного собрания» перешла в открытую оп¬
позицию к Комитету...
Армия
Бессилие Комитета осуществлять на практике свою
демократическую программу прежде всего сказалось в
области военного дела...
Как мы знаем, самарский переворот был произведен
силами чехословаков. Однако тотчас после образования
Комитета членов Учредительного собрания началось фор¬
мирование антибольшевистских войск русского происхож¬
дения. Уже 8 июня, т.е. в первый день своего существова¬
570
ния, Комитет опубликовал «Приказ № 2» об организации
«Народцой Армии».
В осноду «Народной Армии» был положен принцип
добровольчества. Одновременно были выпущены обраще¬
ния к «Храбрым Солдатам», к «Гражданам г. Самары»,
к «Крестьянам Самарской губ.» и некоторые другие с
призывом вступать в войска Комитета «на защиту пору¬
ганных прав народа и Учредительного собрания». Отли¬
чительным знаком «Народной Армии» была принята
георгиевская ленточка, о чем было особо объявлено в
следующем витиеватом приказе:
«Воин, добровольно принявший на себя обязатель¬
ство защищать свободу и родину от насилия, является
выразителем идеи беззаветного мужества. Поэтому Ко¬
митет членов Учредительного собрания постановляет
установить для добровольцев «Народной Армии» отли¬
чительный знак — Георгиевскую ленту наискось око¬
лыша».
Формирование армии началось, и с первого же мо¬
мента Комитет — этот пламенный рыцарь прекрасной
дамы «демократии» — стал сдавать без боя одну демо¬
кратическую позицию за другой.
Прежде всего необходимо было решить вопрос о ли¬
це, которое возглавляло бы всю военную работу. Если бы
лидеры Комитета были настоящими революционерами,
они, конечно, поставили бы на это, в тот момент наибо¬
лее ответственное, место вполне своего надежного чело¬
века. Такой человек имелся налицо — это был уже упо¬
минавшийся выше полковник Махин. Правда, в момент
самарского переворота он находился в Уфе, но уже к на¬
чалу июля, после падения Уфы, Махин оказался в ря¬
дах своих партийных товарищей и мог бы быть назна¬
чен начальником штаба «Народной Армии». Сделал ли
это Комитет? Нет, не сделал. И вот по какой причине.
Та небольшая военная сила, на которую самарские
эсеры опирались до свержения большевиков, состояла
из подпольной офицерской организации, руководимой
полковником Галкиным. Организация слыла «беспар¬
тийной», на самом деле она была переполнена черносо¬
тенцами и монархистами. Эта организация сыграла роль
кадра при формировании «Народной Армии». Галкинские
офицеры не могли простить Махину его «сотрудничества
с большевиками», несмотря на то, что, как мы уже зна¬
ем, Махин попал в Красную Армию по прямому приказу
эсеровского ЦК и что он сдал Уфу Комитету. Они счи¬
571
тали его недостойным своего общества и отказывались
работать вместе с ним. Конечно, это были ни на чем не
основанные претензии, и вначале их было довольно
легко переломить. Надо было только обнаружить твер¬
дость и решительность. Но ведь Комитет состоял из эсе¬
ров, из благовоспитанных интеллигентов и прекраснодуш¬
ных болтунов, и, конечно, он не сумел вовремя показать
кому следует кулак. Наоборот, сам Комитет капитулиро¬
вал пред офицерством: Махин был отправлен командо¬
вать фронтом в Вольском направлении, а во главе «На¬
родной Армии» был поставлен полковник Галкин, ти¬
пичный солдафон царского времени, скрытый монархист
и враг демократии, открыто заявлявший:
— С рабочими нечего миндальничать!..
Забронировав себя от слишком явного вмешательства
Комитета в военные дела, полковник Галкин упрямо по¬
вел свою линию. Все командные места в частях «Народ¬
ной Армии» он заполнял офицерами старого закала,
отливавшими всеми цветами монархической окраски. Наи¬
более ответственные места были даны махровым черно¬
сотенцам, не перестававшим мечтать о возвращении цар¬
ских времен. Комитет неоднократно предъявлял Галкину
требования представлять ему на утверждение важней¬
ших кандидатов на командные должности, но Галкин
систематически игнорировал эти требования. В результа¬
те вся головка армии оказалась составленной из врагов
демократии, с трудом переносивших господство Комите¬
та. Даже наиболее популярный из военачальников самар¬
ского правительства, ставший впоследствии столь из¬
вестным, Каппель *, не скрываясь, говорил, что по
взглядам он, собственно, монархист и что он идет с Ко¬
митетом только до тех пор, пока не будет свергнута
власть большевиков.
Для характеристики положения в высшей степени
показателен следующий красноречивый эпизод. Над зда¬
нием Комитета развевался красный флаг. Как-то раз, во
второй половине августа, в Самару ночью приехала груп¬
па сибирских офицеров. Отправившись бродить по горо¬
ду, они наткнулись на здание Комитета и с удивлением,
во мгле предрассветных сумерек, увидали реющее над
головой красное знамя. Вызвавши дежурного комендан¬
та, офицеры в весьма нахальном тоне задали ему вопрос:
— Что это за красная тряпка болтается над зда¬
нием?
Комендант пытался их урезонить, но напрасно. Про¬
572
изошла перебранка. Комендант хотел арестовать офице¬
ров, но вместо того сам был ими арестован. Инцидент
привлек внимание других лиц, находившихся в это время
в здании Комитета. Затрещали звонки телефонов, явил¬
ся управделами Комитета и, узнав, в чем дело, отправил¬
ся к Галкину с предложением немедленно арестовать си¬
бирских офицеров. Однако Галкин заявил:
— Я сам неоднократно говорил, что эту тряпку надо
убрать.
Конечно, никаких действительных мер к обузданию
сибирских офицеров Галкиным принято не было. Узнав
обо всей этой истории, члены Комитета сильно вспыли¬
ли. На заседании Комитета 18 августа управляющему во¬
енным ведомством было выражено неодобрение за про¬
явленные им во время описанного инцидента слабость и
нераспорядительность. Галкин взбеленился и пригрозил
своей отставкой. Это подействовало: на другой день,
19 августа, постановлением того же самого Комитета
Галкин был произведен из полковников в генерал-майо¬
ры, и на этом весь инцидент был признан исчерпанным...
До сих пор я говорил лишь о добровольческих эле¬
ментах «Народной Армии», но она не исчерпывалась
только ими. Правда, в начале Комитет надеялся, что смо¬
жет ограничиться одним добровольным набором, однако
надежда эта не оправдалась. Добровольцев объявилось
всего лишь 5—6 тысяч, и так как потребности борьбы
требовали значительно больших военных сил, то Коми¬
тету уже 30 июня пришлось объявить мобилизацию двух
годов — 1897-го и 1898-го. Предполагалось, что таким
путем будет получено около 50 тысяч человек. Мобили¬
зация с самого начала пошла туго — крестьяне не же¬
лали давать своих сыновей в армию, и вместо ожида¬
емых 50 тысяч было набрано не больше 12—15 тысяч.
Их заперли в казармы и начали обучать военному ис¬
кусству по методам царского времени. Результат полу¬
чился весьма плачевный. Мобилизованные крестьяне и
рабочие сражаться против большевиков не желали; они
либо разбегались при первом удобном случае по домам,
либо сдавались в плен советским войскам, предваритель¬
но перевязав своих офицеров. Как боевая единица, эти
мобилизованные войска оказались никуда не годными, и
Комитет в конце концов вынужден был держать их в
тылу в расчете, что дальнейшая «учеба» выбьет у них
дурь из головы. На фронте дрались чехи и добро¬
вольцы...
573
БЕЛОГВАРДЕЙЦЫ О СЕБЕ
А. П. БУДБЕРГ. ДНЕВНИК. 1919 ГОД
29 апреля. Прибыл в Омск... В ставке невероят¬
ная толчея, свойственная неналаженному учреждению:
в работе не видно системы и порядка; старшие должно¬
сти заняты молодежью, очень старательной, но не име¬
ющей ни профессиональных знаний, ни служебного опы¬
та, но зато очень гоноровой и обидчивой. На один такт
верный приходится девять неверных или поспешных; все
думают, что юношеский задор и решительность доста¬
точны, чтобы двигать крайне сложную и деликатную ма¬
шину центрального управления.
30 апреля... По просьбе адмирала (А. В. Колча¬
ка. — Ю. Щ.) рассказал ему свои впечатления о харбин¬
ской и владивостокской военной, политической и обще¬
ственной жизни; высказал свое credo *, что атаман и ата-
манщина — это самые опасные подводные камни на на¬
шем пути к восстановлению государственности и что не¬
обходимо напрячь все силы, но добиться того, чтобы или
заставить атаманов перейти на законное положение и ис¬
кренне лечь на курс общей государственной работы, или
сломать их беспощадно, не останавливаясь ни перед чем.
Адмирал ответил, что он давно уже начал эту борь¬
бу, но он бессилен что-либо сделать с Семеновым *, ибо
последнего поддерживают японцы, а союзники решитель¬
но отказались вмешаться в это дело и помочь адмиралу;
при этом Колчак подчеркнул, что за Семенова заступают¬
ся не только японские военные представители, но и япон¬
ское правительство...
2 мая. Читал пространное донесение полевого конт¬
роля при отряде атамана Анненкова *, работающего к югу
от Семипалатинска на границах Семиречья; порядки те
же, что и у нас в Приамурье; те же беззакония, тот же
произвол, то же нежелание перейти на легальные усло¬
вия существования и хозяйства...
На запрос контроля об оплате произведенных рекви¬
зиций, Анненков ответил: «Я реквизирую, а кто будет
платить — не мое дело».
К делу поставок в этом отряде примазались разные
проходимцы и мошенники, выгнанные со службы и суди¬
мые за подлоги и растраты; всюду для грязных опера¬
ций нужны грязные люди...
574
Вернулся с фронта начальник штаба верховного глав¬
нокомандующего генерал Лебедев *, выдвинутый ноябрь¬
ским переворотом на эту исключительно важную долж¬
ность. Что побудило адмирала взять себе в помощники
этого случайного юнца, без всякого стажа и опыта? Одни
говорят, что таково было желание устроителей переворо¬
та; другие объясняют это желанием адмирала подчерк¬
нуть связь с Деникиным, который прислал сюда Лебеде¬
ва для связи.
Впечатление от первой встречи с наштаверхом не¬
важное: чересчур он надут и категоричен и по этой ча¬
сти очень напоминает всех революционных вундеркиндов,
знающих, как пишется, но не знающих, как выговари¬
вается...
Из ознакомления с донесениями с фронта убедился,
что дела там совсем неважны и что оптимизм ставки ни
на чем не основан. Достаточно разобраться по карте и
проследить последние события, чтобы убедиться, что наше
наступление уже захлебнулось и подкрепить его уже не¬
чем. Здесь этого не хотят понять и злятся, когда это го¬
воришь: слишком все честолюбивы, жаждут успехов и
ими избалованы...
3 мая... Утром поехал к члену местной японской во¬
енной миссии майору Мике, который в 1914—1915 годах
состоял при штабе X армии, когда я был начальником
штаба армии; приказа о моем назначении еще нет, и я
решил воспользоваться своим неофициальным положени¬
ем и прежним знакомством с Мике, чтобы резко, опреде¬
ленно и без всяких экивоков высказать ему свое удивле¬
ние по поводу того, что своим вмешательством в наши
дела с Семеновым они не дают нам возможности спра¬
виться с опасной смутой и утвердить незыблемый авто¬
ритет новой государственной власти. Какими фиговыми
листами ни прикрывай они дерзости и бунтарства Семе¬
нова, истина для всех ясна, и дерзость есть дерзость,
бунт есть бунт...
Все это я высказал Мике, причем подчеркнул, что сей¬
час главная задача правительства — возможно скорее
восстановить законность, порядок, уважение к власти и
внушить населению уверенность, что народившаяся
власть — это власть крепкая* честная, законная и силь¬
ная, способная заставить себя слушаться; нельзя позво¬
лять населению края продолжать жить в атмосфере про¬
извола и насилий, ибо это делает его анархическим и тол¬
кает в объятия большевиков и злостных агитаторов. На
575
Дальнем Востоке одним из крупнейших препятствий
к водворению порядка и законности являются атаманы и
окружающие их банды насильников, интриганов и тем¬
ных жуликов, прикрывающих высокими и святыми ло¬
зунгами всю разводимую ими грязь и преследование лич¬
ных, шкурных, честолюбивых, корыстолюбивых, чрево- и
плотоугодных интересов. Для этих гадин восстановле¬
ние порядка и закона все равно, что появление солнца
для ночных пресмыкающихся, ибо с восстановлением за¬
кона приходит конец их вольному, разгульному и раз¬
вратному житью и кончается приток в их бездонные кар¬
маны безотчетных сумм, добываемых самыми темными
путями...
Я указал Мике, что у них достаточно агентов при Се¬
менове и Калмыкове *, чтобы знать, что делается в Чите,
Даурии и Хабаровске, в атаманских юридических отделах
и чрезвычайках; как грабится казенное добро, как про¬
даются вагоны и какого сорта люди окружают Семенова
и являются его советниками, представителями и уполно¬
моченными.
Было тяжело говорить это иностранцам, но я считал,
что это мой тягостный долг. Мике и пришедший затем
полковник Фукуда хакали и изображали на своих лицах
удивление, как будто бы я сообщал им что-нибудь новое
и чрезвычайно странное; оба заявили, что ничего подоб¬
ного им неизвестно, на что я порекомендовал затребовать
от своих агентов необходимые сведения и выразил надеж¬
ду, что, разобравшись, японцы помогут нам обратить Се¬
менова в законное русло и сумеют очистить его от обле¬
пивших его гадов, ибо по всему, что известно о Семенове,
опасен не он, а окружающая и пленившая его клика,
о которой выражаются, что в ней никого и заподозрить
в порядочности нельзя.
Свой разговор с японцами я передал Бурлину* и Ле¬
бедеву; доложил о нем и адмиралу; все были как-то удив¬
лены и ничего не сказали.
Вред атаманщины — это мое credo; я считаю, что она
работает на большевизм... На это явление надо смотреть
в широком масштабе, беспристрастно, объективно и ана¬
литически. Мальчики думают, что из-за того, что они уби¬
ли и замучили несколько сотен и тысяч большевиков и
замордовали некоторое количество комиссаров, то сдела¬
ли этим великое дело, нанесли большевизму решитель¬
ный удар и приблизили восстановление старого порядка
вещей. Обычная психология каждого честолюбивого
576
взводного, который считает, что он решил исход боя всей
войны. Но зато мальчики не понимают, что если они без
разбора и удержа насильничают, порют, грабят, мучают
и убивают, то этим они насаждают такую ненависть
к представляемой ими власти, что московские самодерж¬
цы могут только радоваться наличию столь старатель¬
ных, ценных и благодетельных для них сотрудников...
(7 мая автор вместе с А. В. Колчаком отправились
в Екатеринбург на съезд представителей фабрично-завод¬
ской промышленности.)
11 мая... Вечером узнал от генерала Касаткина при¬
чины, побудившие ставку выбрать северное направле¬
ние для развития решительного наступления против
красных. Для нас, сидевших в тылу, выбор этого направ¬
ления был всегда непонятен, так как казалось, что по
всей обстановке следовало двигаться через Уфу и Орен¬
бург на Самару и Царицын на скорейшее соединение
с уральцами и Деникиным...
Маленькие люди в ставке говорят, что северное на¬
правление избрано под влиянием настойчивых советов
генерала Нокса *, мечтавшего о возможно скорой подаче
английской помощи и снабжении через Котлас, где суще¬
ствовало прямое водное сообщение с Архангельском, ку¬
да уже прибыли значительные английские запасы.
Все это было очень заманчиво, но не могло быть по¬
ставлено во главу угла, ибо в конце концов имело за со¬
бой больше «нет», чем «да»; все это пришло бы само со¬
бой при хороших успехах у Самары и при соединении
с Деникиным к западу от Царицына.
Все горе в том, что у нас нет ни настоящего главно¬
командующего, ни настоящей ставки, ни сколько-нибудь
грамотных старших начальников. Адмирал ничего не по¬
нимает в сухопутном деле и легко поддается советам и
уговорам; Лебедев безграмотный в военном деле и прак¬
тически случайный выскочка; во всей ставке нет ни од¬
ного человека с мало-мальски серьезным боевым и штаб¬
ным опытом; все это заменено молодой решительностью,
легкомысленностью, поспешностью, незнанием войсковой
жизни и боевой службы войск, презрением к противнику
и бахвальством.
Нокс очень хорошо к нам настроен, но он очень мало
понимает в стратегии, да еще в русской обстановке; он
искренне хочет нам блага, но надо же уметь корректи¬
ровать проявления этого хотения. Он, например, упрямо
стоит на том, чтобы самому распределять приходящие
37 В огненном кольце
577
к нему запасы английского снабжения, и делает при
этом много ошибок, дает не тому, кому это в данное вре¬
мя надо; появились любимые части вроде каппелевского
корпуса, отлично до последней нитки и с запасом снаб¬
женного, в то время, когда имеются голые и босые ча¬
сти, на которые эта неравномерность действует очень
скверно...
13 мая. Утром разбирался с заказами, распределен¬
ными здесь уполномоченными министерства снабжения,
после чего высказал товарищу министра Мельникову, что
в этом деле нужны прокурор, сенаторская ревизия и во¬
енно-полевой суд, ибо, несомненно, многие заказы распре¬
делены или сумасшедшими идиотами, или заинтересован¬
ными в заказах мошенниками. Контракты составлены
так, что все выгоды и преимущества даны подрядчикам,
а за казной оставлены обязанности платить и отвечать за
все случайности, без обеспеченной даже надежды и на
срочность исполнения, и на самое исполнение. В общем
то же самое, что и во Владивостоке. Крупные заказы роз¬
даны демократически по мелким, маломощным, неизвест¬
ным и совершенно безнадежным подрядчикам без зало¬
гов, штрафов и с выдачей вперед авансов, ничем абсолют¬
но не обеспеченных; эти подрядчики брались выполнить
заказы в любое время, ибо, очевидно, никогда и не соби¬
рались выполнять принимаемые на себя обязательства.
Большие заводы отказались от этих поставок, так как их
невозможно было выполнить в указанные в условиях сро¬
ки, особенно по новым для Урала видам производства, по
которым надо было ставить новые отделы.
В результате ни один заказ к сроку не выполнен, и
армия сидит без обоза и без походных кухонь, а подряд¬
чикам розданы многие десятки миллионов казенных аван¬
сов под фиговое обеспечение...
Местные обыватели говорят, что эти подряды были
предметом беззастенчивой спекуляции и продавались из
рук в руки; был заключен договор на поставку пяти ты¬
сяч повозок стоимостью свыше 12 миллионов рублей
с каким-то кондуктором подводного плавания, весь ка¬
питал которого состоял из знакомств с уполномоченными
министерства и в носильном платье, а все техническое
оборудование — в карманном ноже...
15 мая. Вернулись в пыльный и душный Омск. Был
на оперативном докладе в ставке; последние сводки мне
очень не нравятся, так как несомненно на фронте За¬
падной армии инициатива перешла в руки красных, на¬
578
ше наступление выдохлось, и армия катится назад, не¬
способная уже за что-нибудь зацепиться. Наступление
красных обозначилось уже определенно по двум направ¬
лениям: вдоль Самаро-Златоустовской железной дороги и
в разрез между Сибирской и Западной армиями. Ставка
не понимает положения и позволяет Сибирской армии на¬
ступать на Глазовском направлении. Одна лошадь в па¬
ре пятится назад, другая прет вперед. Направление в раз¬
рез армий ничем не прикрыто, и по мере продвижения
сибиряков вперед их положение делается все опаснее.
Когда я указал это генерал-квартирмейстеру ставки, то
тот сослался на наличие в Екатеринбурге больших ре¬
зервов и добавил, что с введением в дело резерва Каппе-
ля на фронте Западной армии все перевернется опять
в нашу выгоду.
Таким образом вся судьба зауральской кампании ви¬
сит на двух кучах совершенно неготового к бою сырья,
без артиллерии, без средств связи, не обстрелянного, не
умеющего маневрировать; я не видел войск группы Кап-
пеля, но и без того понимаю, что за несколько зимних си¬
бирских месяцев и при условиях современной стоянки
было абсолютно невозможно сформировать годные для
боя части. Как подкрепление успеха такие части могли
еще пригодиться, но, вдвинутые в расшатанный и катя¬
щийся назад фронт Западной армии, они не в состоянии
помочь делу; фронт же Западной армии и расшатан и
катится неудержимо назад, что ясно чувствуется из ту¬
манных, загримированных и старающихся сохранить лицо
донесений штаба этой армии; не подлежит сомнению, что
потеряна способность сопротивления, что хуже крупно¬
го поражения...
Временами пытаюсь поймать себя в ошибочности сво¬
их мрачных расчетов, но действительность не дает мне
по этой части никакой лазейки; вижу перед собой не¬
померно растянутый фронт; растрепанные, полуголые и
босые, истомленные и вымотанные вконец части; моло¬
дое, очень храброе, но неопытное и неискусное в управ¬
лении войсками и в маневрировании начальство; самоуве¬
ренные, враждующие между собой и не особенно грамот¬
ные по полководческой части штабы армий, автономные,
завистливые, неспособные друг другу помочь; самонаде¬
янную, бездарную, безграмотную по стратегии и органи¬
зации ставку, далекую от армии и неспособную разо¬
браться в происходящем; никаких ресурсов по части го¬
товых для боя резервов; никаких планов текущей опера¬
37*
579
ции, кроме задорного желания изменить неуспех в ус¬
пех, и очень мало надежды на то, что все сие преходя¬
ще и может измениться в лучшую сторону...
То же, что делает сейчас ставка, есть безнадежное
цеплянье за возможность какого-то чудесного переворота
в нашу пользу; идет игра на авоську: а вдруг красные
выдохнутся или подброшенные резервы сразу изменят по¬
ложение?
Все эти приемы, недостойные крупной игры, показы¬
вающие, что вместо мастеров игру ведут авоськи да не-
боськи самого мизерного калибра...
29 мая... Восстания в близком и глубоком тылу раз¬
растаются; весна и листва дают огромные преимущества
повстанческим бандам; средств противодействия у нас
нет, так как все годное притянул фронт, а те импровизи¬
рованные части, которые посылаются в тыл, способны
только на то, чтобы поднимать новые восстания. Обобрав
тыл, ставка учинила огромный и, быть может, непопра¬
вимый промах, ибо без спокойного тыла нам никогда не
выгресть.
Мой «пессимизм» считает, что сейчас военными сред¬
ствами нам уже не справиться с тыловыми восстаниями
и что для этого надо или какое-нибудь чудесное измене¬
ние настроения населения, созданное экстреннейшими и
шкурнополезными мерами, или же немедленная оккупа¬
ция тыла союзными войсками и введение там смешанного
русско-союзного управления, в котором союзная его часть
должна гарантировать населению безопасность от атаман-
щины и беззаконий.
К сожалению, оккупация en masse возможна только
за счет Японии и ее войсками, а между тем то покро¬
вительство, которое оказывается японскими начальника¬
ми Семенову и Калмыкову, не дает никакой возможно¬
сти надеяться на нужную для нас политику японской
оккупации.
Желая дать вооруженную силу начальникам губерний
и областей, министерство внутренних дел стало формиро¬
вать отряды особого назначения; забыли, что служба та¬
ких отрядов требует отборных людей строго законного
порядка, и получилось нечто очень мрачное и нелепое,
ничтожное по своему военному значению, неспособное
справляться с крупными восстаниями, но зело вредонос¬
ное по своей распущенности, жажде стяжания и легко¬
сти по части насилий.
В отряды попало немало старых, опытных полицей¬
580
ских и жандармских ярыжек, которые по старой привыч¬
ке надувать начальство заваливают его донесениями об
успехах, разгроме повстанцев и покорении под-нози, а са¬
ми бегают от повстанцев и отводят душу над беззащит¬
ным населением...
15 июня. ...Беспорядки в тылу подбираются ближе
к Омску; вчера под Петропавловском спустили под откос
пассажирский поезд.
Невеселое впечатление производят омские улицы, ки¬
шащие праздной, веселящейся толпой; бродит масса офи¬
церов, масса здоровеннейшей молодежи, укрывающейся
от фронта по разным министерствам, управлениям и уч¬
реждениям, работающим якобы на оборону; целые толпы
таких жеребцов примазались к разным разведкам и осве-
домлениям. С этим гнусным явлением надо бороться со¬
вершенно исключительными мерами, но на это мы, к со¬
жалению, неспособны...
17 июня. ...После обеда имел длинный разговор
с Лебедевым; высказал ему свои взгляды на положение
и свои опасения за будущее; нарисовал ему грозность
слагающейся обстановки и надвигающуюся со всех сто¬
рон катастрофу; указал на тот общий развал, который
на моих уже глазах прогрессирует с ужасающей быстро¬
той и грозит погубить все наше дело. Высказал, что для
авторитета власти нужно, чтобы она была кристально
чиста и честна; в наличной обстановке легкомыслия, не¬
радивости и падения нравственного уровня, в вакханалии
наживы и эгоизма естественно рождение и процветание
всяких гадов и пресмыкающихся, которые облепили орга¬
ны власти и своей грязью грязнят и порочат эту самую
власть.
Указал на прогрессирующий развал фронта, на рас¬
пухшие штабы; рассказал, что по сведениям приезжаю¬
щих с фронта строевых офицеров высшие и низшие шта¬
бы переполнены законными и незаконными женами, пле¬
мянницами и детьми, о которых начальники заботятся
больше, чем о подведомственных им частях; что солдат
заброшен; что штабы доносят заведуемую неправду; что
при эвакуации Уфы раненых бросили на красные муки,
а штабы уходили, увозя обстановку, мебель, ковры, при¬
чем некоторые лица торговали вагонами и продавали их
за большие деньги богатым уфимским купцам; что за по¬
следнее время грабеж населения вошел в обычай и вызы¬
вает глухую ненависть самых спокойных кругов населе¬
ния; что общая апатия и чувство безнаказанности родили
581
и развили чисто формальное исполнение своих обязан¬
ностей, лишь бы не попасть под ответ; что постепенно
гибнут последние остатки того самопожертвования и ве¬
ликого подвижнического служения идее, с коими было
начато сибирское белое движение и без которых невоз¬
можно торжество того, за что мы боремся.
Указал на дряблость и бессилие власти, признаваемой
фиктивно «постольку-посколько», но реально беспомощ¬
ной и убиваемой атаманщиной; указал на разброд, вя¬
лость, бесцветность, бессистемность и никчемность пра¬
вительственной программы, на отсутствие каких-либо ос¬
новных и твердых идей в строительной и созидательной
работе правительства, пытающегося взгромоздиться на
всероссийские ходули и неспособного удовлетворить при¬
митивные нужды населения; высказал, что в такой обста¬
новке я не в состоянии нести обязанности его помощника,
ибо я привык работать, а не кипятиться в соусе подо¬
зрительной по качеству омской политики, совещаний, ко¬
миссий и быть рабом каких-то голосований, компромис¬
сов и таинственных комбинаций глубоко противных мне,
по их внутреннему содержанию, лиц.
Видимо, разговор произвел на Лебедева большое впе¬
чатление; он как-то осунулся и потерял свой лоск и само¬
уверенность, обещал разобраться в сообщенном мной ма¬
териале и принять нужные меры...
21 июня. ...Написал министру финансов письмо,
в коем ориентирую его в настроениях фронта, крайне
враждебных всему, что делается в тылу, и особенно ост¬
рых к состоятельной буржуазии и спекулятивным кру¬
гам, жиреющим от доходов и барышей, но не желающим
ничем жертвовать и реально помочь армии; указал, что
в теперешнее больное время такое настроение может при¬
вести к очень печальным результатам и что необходимы
какие-нибудь особые меры, чтобы заставить состоятель¬
ные классы понять, что фронт спасает их жизнь, достоя¬
ние и привилегии и имеет право рассчитывать, чтобы по¬
думали об его нуждах и ему помогли.
Но так как горький опыт показывает, что нет никакой
надежды на то, что богатые буржуи раскачаются и от¬
кроют свои туго затянутые жадностью и узкомыслием
кошели, то я очень прошу обсудить мое предложение
о принудительном обложении богатых классов и крупных
доходов большим прогрессивным налогом в пользу инва¬
лидов и семей убитых и умерших на службе государству
и на устройство инвалидных домов, ферм, учебных заве¬
582
дений для сирот и пр. и пр. Я полагаю, что в распоря¬
жении министерства финансов имеются данные для опре¬
деления суммы, которую можно будет назначить; эту сум¬
му надо разложить затем между биржевыми комитетами
всей Сибири и Дальнего Востока, а те пускай уже раз¬
бираются, сколько с кого взять. Печально идти по этой
части по стопам комиссаров, но нет иных способов рас¬
шевелить нашу богатую буржуазию, не испытавшую еще,
как следует, всех прелестей большевистской выездки.
Я помню так называемые «дни армии» в Харбине, ко¬
гда путем благотворительного выжимания собрали около
полутораста тысяч рублей, а между тем в Харбине име¬
лись сотни обывателей, сделавшихся во время войны
миллионерами, и многие сотни богачей, наживших за то
же время десятки миллионов; люди, близкие торговле, го¬
ворили мне, что прибыль Владивостока и Харбина за
время войны и смуты можно подвести к миллиарду
рублей.
Такой же жалкий сбор был произведен и во Владиво¬
стоке...
24 июня. Полупочтенное всегда учреждение контр¬
разведки, впитавшей в себя функции охранного отделе¬
ния, распухло теперь до чрезвычайности и создало себе
прочное и жирное положение, искусно использовав для
сего атмосферу гражданской войны, политических заго¬
воров и переворотов и боязни многих представителей пре¬
держащей власти за свою драгоценную жизнь и за удер¬
жание власти.
Все это сделало главарей контрразведки большими и
нужными людьми, телохранителями многих сильных ми¬
ра сего и открыло самые широкие и бесконтрольные го¬
ризонты для их темной, грязной и глубоко вредной дея¬
тельности.
Здесь мне нет времени углубляться в деятельность
этих господ, но в Харбине я видел достаточно, как рас¬
пухло это гнусное учреждение и как крепко оно опутало
верхи власти, грязня их своей грязью. Здесь контрраз¬
ведка — это огромнейшее учреждение, пригревающее це¬
лые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покой¬
ной охранки, ничтожное по производительной работе, но
насквозь пропитанное худшими традициями прежних
охранников, сыщиков и жандармов.
Все это прикрывается самыми высокими лозунгами
борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят
разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый ди¬
583
кий произвол. И во всем этом нет ничего удивительного,
ибо довлеет дневи злоба его; контрразведка и охранка
всегда требовали особого контроля и умелого наблюде¬
ния, ибо при малейшем ослаблении надзора они делались
скопищем всякой грязи и преступлений. Кто-то сказал,
что во всей охранной деятельности нужно, чтобы чистые
головы руководили грязными руками и сдерживали пре¬
ступные похоти этих грязных рук. Теперь чистых голов
уже не осталось и на верхи контрразведки залезли вы¬
скочки или разные авантюристы, развращенные теми воз¬
можностями, которые им дает современная неурядица.
Если мое краткое соприкосновение с чинами преж¬
ней охранки дало мне такие случаи, как подполковник
Заварицкий и ротмистр Фиотин, посылавшие людей на
виселицу и на каторгу ради отличия и получения внеоче¬
редной награды, то что же должно быть теперь, когда
ослаб донельзя контроль и наблюдение?..
28 июня. Видел прибывшего с фронта командующе¬
го Западной армией генерала Ханжина *, заменяемого
генералом Сахаровым*; говорят, что это назначение про¬
водится Лебедевым и поддерживается генералом Ноксом,
которые в решительности Сахарова видят исход из того
положения, в котором находится сейчас Западная армия.
По тому, что я слышал о Сахарове, он подходит больше
всего к начальнику карательной экспедиции или коман¬
диру дисциплинарного батальона...
16 июля. Разговаривал с полковником Зубковским,
только что прибывшим с фронта; по его мнению, положе¬
ние совсем скверное; огромная часть личного состава пря¬
мо не хочет воевать; не хочет рисковать жизнью и тер¬
петь разные невзгоды и лишения; набранные наспех
уральские пополнения во время отхода армий разошлись
по домам, унося с собой все снабжение, частью и винтов¬
ки. В частях остались штабы, офицеры и очень немного
солдат, преимущественно из стариков и из тех, кому не¬
куда уйти. Вся эта редкая паутина ползет на восток, не
оказывая уже никакого сопротивления...
29 июля. Состоялось совместное заседание министров
правительства и высоких союзных комиссаров по вопросу
разверстки между союзниками оказываемой нам матери¬
альной помощи. Со стороны союзников прибыли Эллиот *,
Моррис, граф Мартель * и Мацусима, генералы Нокс,
Гревс*, Жанен* и Такаянаги*; мы сидели в очень жал¬
ком положении бедных родственников персидской ка¬
тегории, ожидающих решения своей участи.
584
Нокс высказался очень резко, что, собственно говоря,
нам не стоит помогать, так как у нас нет никакой орга¬
низации и большая часть оказываемой нам материаль¬
ной помощи делается в конце концов достоянием крас¬
ных. Нокс очень обижен, что после разгрома каппелевско-
го корпуса, одетого в новое, с иголочки, английское об¬
мундирование и снаряжение, перешедшее к красным, ту¬
поумные омские зубоскалы стали называть его интен¬
дантом Красной Армии...
9 августа. Вчера состоялась публичная лекция пол¬
ковника Котомина, бежавшего из Красной Армии; при¬
сутствующие не поняли горечи лектора, указавшего на
то, что в комиссарской армии много больше порядка и
дисциплины, чем у нас, и произвели грандиозный скан¬
дал, с попыткой избить лектора, одного из идейнейших
работников нашего национального Центра; особенно оби¬
делись, когда К. отметил, что в Красной Армии пьяный
офицер невозможен... У нас же в Петропавловске идет та¬
кое пьянство, что совестно за русскую армию.
17 августа... В совете министров Сукин* сделал
первый доклад о деятельности своего министерства. Меж¬
ду прочим, доклад подтвердил то, о чем я мельком слы¬
шал раньше и что оказалось ужасным по своим послед-
Плакат В. Н. Дени. 1919 г.
585
ствиям; это было самодовольное, с подчеркиванием его
величия и значения, заявление нашего дипломатическо¬
го руководителя о том, что два месяца тому назад гене¬
рал Маннергейм * предлагал верховному правителю дви¬
нуть на Петроград стотысячную финскую армию, и про¬
сил за это заявить об официальном признании нами не¬
зависимости Финляндии.
С сияющим и гордым видом Сукин заявил, что Ман-
нергейму был послан такой ответ, который отучил его
впредь обращаться к нам с такими дерзкими и неприем¬
лемыми для великодержавной России предложениями; по
сияющей физиономии и по всему тону сообщения было
видно, что главную роль в эгом смертельно-гибельном для
нас ответе сыграл наш дипломатический вундеркинд.
Я не выдержал и громко сказал: «какой ужас и какой
идиотизм», чем вызвал изумленные взгляды своих со¬
седей...
21 августа... За завтраком у адмирала видел весь¬
ма юного генерала Косьмина, из недавних поручиков,
убежденного сторонника того, чтобы все старшие началь¬
ники сами ходили с винтовками в штыковые атаки или
прикрывали отступление.
Этот абсурд самым прочным образом укрепился на
фронте, и им так нафаршировали адмирала, что он сам
готов взять винтовку и драться наравне с солдатами;
я уверен, что он проклинает омскую работу, которая ме¬
шает ему устремиться на фронт и показать тот идеал
начальника, который ему рисовали и рисуют; это объяс¬
няет его частые поездки на фронт, ибо он боится, чтобы
его не упрекнули в отсиживании в тылу.
Вечером адмирал разговорился на политические темы
и выказал свою детскую искренность, полное непонима¬
ние жизни и исторической обстановки и чистое увлечение
мечтой о восстановлении великой и единой России; он
смотрит на свое положение, как на посланный небом под¬
виг, и непоколебимо убежден, что ему или тому, кто его
заменит, удастся вернуть России все ее величие и славу
и возвратить все отпавшие и отторженные от нас земли...
23 сентября... Если подсчитать наш актив и пас¬
сив, то получается самый мрачный вывод «every item
dead against you» *; за нас офицеры, да и то не все, ибо
среди молодежи много неуравновешенных, колеблющих¬
ся и честолюбивых, готовых поискать счастья в любом пе¬
ревороте и выскочить наверх, на манер многих это уже
проделавших; за нас состоятельная буржуазия, спекулян¬
586
ты, купечество, ибо мы защищаем их материальные бла¬
га; но от их сочувствия мало реальной пользы, ибо ни¬
какой материальной и физической помощи от него нет.
Все остальное против нас, частью по настроению, частью
активно...
А. И. ДЕНИКИН. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ
Национальная диктатура
На юге России, на территории, освобождаемой Доб¬
ровольческой армией, без какой-либо прокламации, са¬
мым ходом событий установилась диктатура в лице
главнокомандующего.
Основной целью ее было свергнуть большевиков, вос¬
становить основы государственности и социального мира,
чтобы создать тем необходимые условия для строитель¬
ства земли соборной волею народа...
* * *
Программа правительства не объявлялась. Две речи,
сказанные мною в Ставрополе и на открытии Кубан¬
ской рады, исчерпывали официальное изъявление нашей
идеологии и политического курса; они служили темой
для пропаганды, политических дискуссий и экспорта за
границу1.
В их неопределенности и «непредрешениях» различ¬
ные секторы русской общественности, одни с тревогой и
подозрительностью, другие с признанием и надеждой ви¬
дели маскировку, скрывающую «истинные» побуждения
и намерения. Из кругов умеренно социалистических и
либеральных, из Крыма, Киева, Одессы, от «Русского по¬
литического совещания» * из Парижа шли все более на¬
стойчивые предл!)жеиия «раскрыть лицо Добровольческой
армии». Между тем «непредрешения» являлись результа¬
том столько же моего убеждения, сколько и прямой необ¬
ходимости.
1 В телеграмме Сазонову * от 2 января 1919 года я писал:
«Мы боремся за самое бытие России, не преследуем никаких
реакционных целей, не поддерживаем интересов какой-либо одной
политической партии и не покровительствуем никакому отдель¬
ному сословию. Мы не предрешаем ни будущего государственно¬
го устройства, ни путей, ни способов, коими русский народ объ¬
явит свою волю».
587
В самом деле: «Борьба с большевизмом до конца»,
«Великая, Единая и Неделимая», «автономии и само¬
управления», «политические свободы» — вся эта ценная
кладь могла быть погружена на государственный воз яв¬
но при общем или почти общем (кроме федералистов и
самостийников) сочувствии. Казалось, что с одной этой
кладью под трехцветным национальным флагом можно
будет довести его до Москвы, а если там при разгрузке
произошло бы столкновение разномыслящих элементов,
даже кровавое, то оно было бы, во всяком случае, менее
длительным и изнурительным для страны, чем больше¬
вистская неволя. Но идти дальше этого было уже труд¬
нее: в некоторых случаях пришлось бы вскрывать разъ¬
едавшее нас разномыслие...
Все три политические группировки противоболыпе-
вистского фронта — правые, либералы и умеренные соци¬
алисты — порознь были слишком слабы, чтобы нести
бремя борьбы на своих плечах. «Непредрешение» давало
им возможность сохранять плохой мир и идти одной до¬
рогой, хотя и в перебой, подозрительно оглядываясь друг
на друга, враждуя и тая в сердце — одни республику,
другие монархию; одни Учредительное собрание, другие
Земский собор, третьи «законопреемствзнность»...
* * *
С большими еще трудностями проходил другой важ¬
ный вопрос — аграрный. После долгих мук, споров,
взаимных уступок Ос[обое] совещание] * подошло на¬
конец к основным его положениям. В двадцатых числах
марта 1919 г. состоялись заседания под моим председа¬
тельством, окончательно установившие руководящие осно¬
вания. Это было еще очень немного, но по крайней мере
дело сдвигалось с мертвой точки. Когда возник вопрос —
в какой форме объявить о принятом решении во всеоб¬
щее сведение, один из членов Совещания высказал взгляд,
что объявлять не следует вовсе; к нему присоединилась
большая часть правых членов Совещания. Я выразил свое
удивление и заявил, что принятые положения считаю
обязательными, и они будут опубликованы в ближайший
день. «Декларация», как результат этого обсуждения, со¬
ставлялась в Национальном] центре* и принадлежит пе¬
ру Н. И. Астрова *. Я изменил ее редакцию, оставив сущ¬
ность, и придал форму предписания на имя председателя
Особого совещания. Оно гласило:
588
«Государственная польза России властно требует воз¬
рождения и подъема сельского хозяйства.
Полное разрешение земельного вопроса для всей стра¬
ны и составление общего для всей необъятной России зе¬
мельного закона будет принадлежать законодательным
учреждениям, через которые русский народ выразит свою
волю.
Но жизнь не ждет. Необходимо избавить страну от
голода и принять неотложные меры, которые должны
быть осуществлены незамедлительно. Поэтому Особому
совещанию надлежит теперь же приступить к разработ¬
ке и составлению положений и правил для местностей,
находящихся под управлением главнокомандующего во¬
оруженными силами Юга России.
Считаю необходимым указать те начала, которые
должны быть положены в основу этих правил и поло¬
жений:
1. Обеспечение интересов трудящегося населения.
2. Создание и укрепление прочных мелких и средних
хозяйств за счет казенных и частновладельческих земель.
3. Сохранение за собственниками их прав на земли.
При этом в каждой отдельной местности должен быть
определен размер земли, которая может быть сохранена
в руках прежних владельцев, и установлен порядок пе¬
рехода остальной частновладельческой земли к малозе¬
мельным. Переходы эти могут совершаться путем добро¬
вольных соглашений или путем принудительного отчуж¬
дения, но обязательно за плату. За новыми владельцами
земля, не превышающая установленных размеров, укреп¬
ляется на правах незыблемой собственности...»
Так или иначе провозглашен был столь страшный
для многих принцип принудительного отчужде¬
ния.
Первым последствием издания аграрной декларации
было крупное столкновение между Государственным объ¬
единением * и Национальным центром. Я уехал в Чеч¬
ню, а декларация не появлялась в печати целую неделю.
Задержка, по-видимому, произошла потому, что в это вре¬
мя в совместном заседании обеих групп шел горячий
спор о целесообразности и своевременности издания дек¬
ларации. Совет государственного объединения устами
главным образом Кривошеина * доказывал: «Неправиль¬
но усиливать вновь рознь в антибольшевистском лагере,
где и без того элементы мщения играют большую и фа¬
тальную роль... Одни будут обвинять власть в демаго¬
589
гии, в стремлении их ущемить в угоду демократическим
течениям, будут доказывать антигосударственность и эко¬
номическую нецелесообразность меры, которую будут счи¬
тать направленной против их классовых и личных инте¬
ресов. А так как влияние этих элементов в армии и чи¬
новничестве значительно, то последствием будет будиро¬
вание против власти среди лагеря, на который она вы¬
нуждена опираться... С другой стороны, официальный до¬
кумент, который не может обещать больше, чем уже дано
большевистским декретом о земле, дает оружие для аги¬
тации и пропаганды с левой стороны — социалистов-ре-
волюционеров и тайных агентов большевиков»... Пред¬
ставители Национального центра возражали, что «с одни¬
ми офицерами воевать больше нельзя, что нужно при¬
влечь на свою сторону солдата или сделать его, по
крайней мере, не враждебным... Необходимо немедлен¬
но парализовать агитацию, которую ведут большевики,
будто новая власть идет восстанавливать старый режим,
возвращать земли помещикам, мстить и наказывать... На¬
конец, что нужны доверие и поддержка европейских де¬
мократий...»
Обе стороны не пришли к соглашению и расстались
еще большими врагами...
* * *
Несравненно легче проходил рабочий вопрос, не вызы¬
вая ни такой страстности, ни такого разномыслия, как
аграрный. В тот же день, 23 марта, на имя председателя
Особого совещания было мною послано предписание:
«Русская промышленность разрушена совершенно, чем
подорвана государственная мощь России, разорены пред¬
приятия и лишены работы и хлеба миллионы рабочего
люда.
Предлагаю Особому совещанию приступить немедлен¬
но к обсуждению мер для возможного восстановления
промышленности и к разработке рабочего законодатель¬
ства, приняв в основу его следующие положения:
1. Восстановление законных прав владельцев фабрич¬
но-заводских предприятий и вместе с тем обеспечение ра¬
бочему классу защиты его профессиональных интересов.
2. Установление государственного контроля за произ¬
водством в интересах народного хозяйства.
3. Повышение всеми средствами производительности
труда.
590
4. Установление 8-часового рабочего дня в фабрично-
заводских предприятиях.
5. Примирение интересов работодателя и рабочего и
беспристрастное решение возникающих между ними спо¬
ров (примирительные камеры, промысловые суды).
6. Дальнейшее развитие страхования рабочих.
7. Организованное представительство рабочих в связи
с нормальным развитием профессиональных обществ и
союзов.
8. Надежная охрана здоровья трудящихся, охрана
женского и детского труда, устройство санитарного над¬
зора на фабриках, заводах и в мастерских; улучшение
жилищных и иных условий жизни рабочего класса...»
В результате обеих деклараций образованы были две
комиссии: для разработки земельного вопроса — под
председательством начальника управления земледелия
Колокольцева *, и для разрешения рабочего вопроса —
под председательством М. М. Федорова *.
* * *
С апреля шли работы по составлению двух важней¬
ший социальных законопроектов.
Комиссия М. М. Федорова к июлю разработала ряд
либеральных законопроектов о профессиональных сою¬
зах, рабочих комитетах, об органах охраны труда, о 8-ча¬
совом рабочем дне, о примирительных камерах и страхо¬
вании рабочих... Работы эти протекали в обстановке
ведомственных трений. Причем, по словам Федорова, «об¬
наружилась тенденция членов комиссии... к пересмотру
законопроектов по существу... и ко внесению поправок,
направленных к ограничению прав рабочих; и в этом от¬
ношении замечания представителей ведомств шли зна¬
чительно дальше пожеланий промышленников».
В результате часть законопроектов была утверждена
мною только в конце ноября, другая не была закончена
до эвакуации Ростова. Рабочее законодательство постигла
та же участь, что и многие другие наши начинания: они
осуществились слишком поздно.
* * *
...Колокольцевская комиссия закончила свои работы
в начале июля. «Земельное положение», составленное ею,
в общих чертах имело следующие основания: помещичья
591
земля свыше известной нормы продается добровольно или
отчуждается в собственность крестьян — за выкуп; нор¬
ма не подлежащих отчуждению частновладельческих
земель, в зависимости от местности, — от 300 до 500 де¬
сятин; целый ряд изъятий в отношении культурных и
заводских хозяйств еще больше уменьшал общую пло¬
щадь переходящих к крестьянам земель; отчуждению не
подлежали земли городов, земств, монастырей, церков¬
ные, духовных учреждений, ученых и просветительных
обществ. По мере занятия отдельных местностей долж-
пы были немедленно вступать в распоряжение своими
угодьями казна, банки, города, церкви, монастыри, пере¬
численные выше учреждения, а также, во многих случа¬
ях, частные собственники — как, например, землями, не¬
использованными захватчиками, или «находившимися в
чужом пользовании, в течение времени не большего, чем
необходимо для одного озимого и одного ярового уро¬
жая».
Наконец, положение предусматривало, что земель¬
ные органы приступят к отчуждению только
п о и с т е ч е н и и т р е х л е т с о дня восстановле¬
ния гражданского мира во всей России!
Проект этот был мною отвергнут. Колокольцев оста¬
вил пост. Проект передан на рассмотрение новой комис¬
сии под председательством начальника управления юсти¬
ции Челищева *.
Замечательно, что даже это творение — акт отчаян¬
ной самообороны класса — вызвало смятение в пра¬
вых организациях...
А тем временем за войсками следовали владельцы
имений, не раз насильно восстанавливавшие, иногда при
поддержке воинских команд, свои имущественные права,
сводя личные счеты и мстя. И мне приходилось грозить
насильникам судом и напоминать властям их долг —
предупреждать новые захваты прав, но не допускать са¬
мочинного разрешения вопроса о старых. В местностях,
где уже наступило некоторое успокоение, некоторые зем¬
левладельцы возвращались в свои поместья и вносили
вновь элементы брожения непомерным вздутием аренд¬
ной платы...
«Земельное положение» было выработано в начале
ноября, и я приказал отдать его к печати, чтобы подверг¬
нуть критике широких общественных кругов. Положение
отличалось от колокольцевского лучшей юридической
592
формулировкой, осторожностью и стиранием острых уг¬
лов, но основные его мысли были те же. Вот некоторые
из его основ: добровольные сделки в течение двух лет;
принудительное отчуждение по истечении этого срока;
оставление за частными владельцами усадеб, лесов, от¬
крытых недр и земли от 150 до 400 десятин...
Для характеристики общественных настроений могут
послужить те отзывы по поводу проекта, которыми пол¬
на была печать. Правые органы видели в нем «огульное
уничтожение помещичьего землевладения», и Н. Н. Че¬
бышев *, бывший член Особого совещания, писал в «Ве¬
ликой России» *: «отнять землю от хозяйственно-образо¬
ванного человека, любовно удесятерившего долгим тру¬
дом и затратами производительность земли, и отдать ее
невежде, развращенному бездельем, сельскому хулига¬
ну — тяжкая несправедливость, ничем не оправдываемый
грех». И грозил, что «в придачу к Махно мы получим
Дубровских».
«Свободная Речь» * признавала «общую схему», спо¬
рила о деталях и решительно уклонялась от моральной
ответственности: «...можно ли спасти хоть что-нибудь и
что именно — это может решить только власть... Если
она признает, что во имя будущей России нужно санкци¬
онировать ликвидацию чуть не всего помещичьего зем¬
левладения — пусть будет так».Харьковский съезд пар¬
тии кадетов * также уклонился от конкретного определе¬
ния своих взглядов на земельную реформу.
Умеренно-социалистические органы видели в проекте
«стремление сохранить помещичье землевладение, и при¬
том не в виде исключения, а как общее правило». И сто¬
яли твердо против проведения аграрной реформы до
Учредительного собрания...
Таким образом, вся обстановка, создавшаяся на Юге
России в 1919 году, психология общественности, соотно¬
шение сил и влияний решительно не способствовали про¬
ведению в жизнь в молниеносном революционном поряд¬
ке радикальной аграрной реформы. Не было
ни идеологов, ни исполнителей...
Только новороссийская катастрофа *, нанеся оглуши¬
тельный удар белому движению, открыла многим людям
глаза на тот геологический сдвиг, который совершился в
России. Только тогда стало слагаться впечатление, будто
«у многих землевладельцев зреет сознание необходимо¬
сти жертвенного подвига...» Возможно. У одних, быть
38 В огненном кольце
693
может, искреннее, у других — продиктованное безнадеж¬
ностью положения и поисками новых, хотя бы «демаго¬
гических», средств для продолжения борьбы.
Только после этого несчастья у многих разверзлись
уста, и они свидетельствуют наперерыв, что «знали»,
«предвидели», «предостерегали» — они, ничего не пред¬
видевшие, слепые и глухие.
Моральный облик армии. «Черные страницы»
Армии преодолевали невероятные препятствия, герой¬
ски сражались, безропотно несли тягчайшие потери и
освобождали шаг за шагом от власти Советов огромные
территории. Это была лицевая сторона борьбы, ее геро¬
ический эпос.
Армии понемногу погрязали в больших и малых гре¬
хах, набросивших густую тень на светлый лик освободи¬
тельного движения. Это была оборотная сторона борьбы,
ее трагедия. Некоторые явления разъедали душу армии
и подтачивали ее мощь. На них я должен остановиться.
Войска были плохо обеспечены снабжением и день¬
гами. Отсюда — стихийное стремление к самоснаб¬
жению, к использованию военной добычи. Непри¬
ятельские склады, магазины, обозы, имущество красно¬
армейцев разбирались беспорядочно, без системы. Армии
скрывали запасы от центрального органа снабжения,
корпуса — от армий, дивизии — от корпусов, полки —
от дивизий. Тыл не мог подвезти фронту необходимого
довольствия, и фронт должен был применять широко рек¬
визиции в прифронтовой полосе — способ естественный
и практикуемый всеми армиями всех времен, но требу¬
ющий строжайшей регламентации и дисциплины.
Пределы удовлетворения жизненных потребностей ар¬
мий, юридические нормы, определяющие понятие «воен¬
ная добыча», законные приемы реквизиций — все это
раздвигалось, получало скользкие очертания, преломля¬
лось в сознании военной массы, тронутой общенародны¬
ми недугами. Все это извращалось в горниле граждан¬
ской войны, превосходящей во вражде и жестокости вся¬
кую войну международную.
Военная добыча стала для некоторых снизу —
одним из двигателей, для других сверху — одним из
демагогических способов привести в движение иногда
инертную, колеблющуюся массу...
594
* * *
За гранью, где кончается «военная добыча» и «рекви¬
зиция», открывается мрачная бездна морального падения:
Насилия и грабежа.
Они пронеслись по Северному Кавказу, по всему Югу,
по всему российскому театру гражданской войны...
Боролись ли с недугом?
Мы писали суровые законы, в которых смертная
казнь была обычным наказанием. Мы посылали вслед
за армиями генералов, облеченных чрезвычайными пол¬
номочиями, с комиссиями, для разбора на месте совер¬
шаемых войсками преступлений. Мы — и я, и военачаль¬
ники — отдавали приказы о борьбе с насилиями, грабе¬
жами, обиранием пленных и т. д. Но эти законы и
приказы встречали иной раз упорное сопротивление сре¬
ды, не воспринявшей их духа, их вопиющей необходимо¬
сти. Надо было рубить с голов, а мы били по хвостам.
* * *
За войсками следом шла контрразведка. Никогда еще
этот институт не получал такого широкого применения,
как в минувший период гражданской войны. Его созда¬
вали у себя не только высшие штабы, военные губерна¬
торы, почти каждая воинская часть, политические орга¬
низации, донское, кубанское и терское правительства, на¬
конец, даже... Отдел пропаганды. Это было какое-то
поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стра¬
не взаимным недоверием и подозрительностью.
Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывав¬
ших морально в тяжелой атмосфере контрразведыватель¬
ных учреждений, но должен сказать, что эти органы,
покрыв густою сетью территорию Юга, были иногда оча¬
гами провокации и организованного грабежа. Особенно
прославились в этом отношении контрразведки Киева,
Харькова, Одессы, Ростова (донская). Борьба с ними
шла одновременно по двум направлениям — против са¬
мозваных учреждений и против отдельных лиц. Послед¬
няя была мало результатна, тем более что они умели
скрывать свои преступления и зачастую пользовались
защитой своих, доверявших им начальников. Надо было
или упразднить весь институт, оставив власть слепой и
беззащитной в атмосфере, насыщенной шпионством, бро¬
жением, изменой, большевистской агитацией и организо-
38*
595
ванной работой разложения, или же совершенно изме¬
нить бытовой материал, комплектовавший контрразведку.
Генерал-квартирмейстер штаба, ведавший в порядке над¬
зора контрразведывательными органами армий, настоя¬
тельно советовал привлечь на эту службу бывший жан¬
дармский корпус. Я на это не пошел и решил оздоро¬
вить больной институт, влив в него новую струю в ли¬
це чинов судебного ведомства. К сожалению, практиче¬
ски это можно было осуществить только тогда, когда от¬
ступление армий подняло волны беженства и вызвало
наплыв «безработных» юристов. Тогда, когда было уже
поздно...
Поистине нужен был гром небесный, чтобы заставить
всех оглянуться на себя и свои пути.
Развал тыла
Развал так называемого «тыла» — понятие, обнимаю¬
щее, в сущности, народ, общество, все невоюющее насе¬
ление, — становился поистине грозным. Слишком узко
и элементарно было бы приписывать «грехам системы»
все те явления, которые, вытекая из исконных черт на¬
ции, из войны, революции, безначалия, большевизма, со¬
ставляли непроницаемую преграду, о которую не раз раз¬
бивалась «система».
Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не
склонный не только к жертвам, но и к уступкам... Все
требовали от власти защиты своих прав и интересов,
но очень немногие склонны были оказать ей реальную
помощь. Особенно странной была эта черта в отношениях
большинства буржуазии к той власти, которая восстанав¬
ливала буржуазный строй и собственность. Материальная
помощь армии и правительству со стороны имущих клас¬
сов выражалась ничтожными в полном смысле слова
цифрами. И в то же время претензии этих классов бы¬
ли весьма велики...
Долго ждали мы прибытия видного сановника — од¬
ного из немногих, вынесших с пожарища старой бюрокра¬
тии репутацию передового человека. Предположено бы¬
ло привлечь его в Особое совещание. Прибыв в Екате¬
ринодар, при первом своем посещении он представил мне
петицию крупной буржуазии — о предоставлении ей,
под обеспечение захваченных Советской властью капита¬
лов, фабрик и латифундий, широкого государственного
кредита. Это значило принять на государственное содер¬
596
жание класс крупной буржуазии, в то время как нищая
казна наша не могла обеспечить инвалидов, вдов, семьи
воинов и чиновников...
Чувство долга в отношении отправления государствен¬
ных повинностей проявлялось очень слабо. В частности,
дезертирство приняло широкое, повальное распростране¬
ние. Если много было зеленых * в плавнях Кубани, в
лесах Черноморья, то не меньше «зеленых» — в пиджа¬
ках и френчах — наполняло улицы, собрания, кабаки
городов и даже правительственные учреждения. Борьба
с ними не имела никакого успеха. Я приказал одно вре¬
мя принять исключительные меры в пункте квартирова¬
ния ставки (Екатеринодар) и давать мне на конфирма¬
цию все приговоры полевых судов, учреждаемых при
главной квартире, о дезертирах. Прошло два-три месяца;
регулярно поступали смертные приговоры, вынесенные
каким-нибудь заброшенным в Екатеринодар ярослав¬
ским, тамбовским крестьянам, которым я неизменно смяг¬
чал наказание; но, несмотря на грозные приказы о ра¬
венстве классов в несении государственных тягот, несмот¬
ря на смену комендантов, ни одно лицо интеллигентно¬
буржуазной среды под суд не попадало. Изворотливость,
беспринципность — вплоть до таких приемов, как при¬
нятие персидского подданства, кумовство, легкое покро¬
вительственное отношение общественности к уклоняю¬
щимся, — служили им надежным щитом.
Не только в «народе», но и в «обществе» находили
легкий сбыт расхищаемые запасы обмундирования ново¬
российской базы и армейских складов...
Спекуляция достигла размеров необычайных, захва¬
тывая в свой порочный круг людей самых разнообразных
кругов, партий и профессий: кооператора, социал-демо¬
крата, офицера, даму общества, художника и лидера по¬
литической организации. Несомненно, что не в людях, а
в общих явлениях народной жизни и хозяйства корени¬
лись причины бедствия — дороговизны и неразрывно
связанной с ней спекуляции. Их вызвало общее расстрой¬
ство денежного обращения и товарообмена, сильное па¬
дение труда и производительности и множество других
материальных и моральных факторов, привнесенных вой¬
ной и революцией...
Обыватель не углублял причин постигшего его бед¬
ствия. Он видел их только в спекуляции и спекулянтах,
против которых нарастало сильнейшее и справедливое
возбуждение. Под влиянием этих общественных настрое-
597
еий я предложил управлению юстиции выработать за¬
коноположение о суровых карах за злостную спекуля¬
цию. В. Н. Челищев затруднялся выполнить это поруче¬
ние, считая, что самое понятие «спекуляция» имеет столь
неясные, расплывчатые формы, что чрезвычайно трудно
регламентировать его юридически, что в результате мо¬
гут получиться произвол и злоупотребления. Я провел
все-таки через военно-судебное ведомство, в порядке вер¬
ховного управления, «временный закон об уголовной от¬
ветственности за спекуляцию», каравший виновных
смертной казнью и конфискацией имущества. Бесполез¬
но: попадалась лишь мелкая сошка, на которую не сто¬
ило опускать карающий меч правосудия.
Лишь оздоровление народного хозяйства могло очис¬
тить его от паразитов. Но для этого, кроме всех прочих
условий, пужно было время.
Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явле¬
ниями обычными, целые корпорации страдали этим не¬
дугом. Ничтожность содержания и задержка в его
получении были одной из причин этих явлений. Так, же¬
лезнодорожный транспорт стал буквально оброчной ста¬
тьей персонала. Проехать и отправить груз нормальным
путем зачастую стало невозможным...
В городах шел разврат, разгул, пьянство и кутежи, в
которые очертя голову бросалось и офицерство, приез¬
жавшее с фронта.
— Жизни — грош цена. Хоть день, да мой!
Шел пир во время чумы, возбуждая злобу или от¬
вращение в сторонних зрителях, придавленных нуж¬
дой, — в тех праведниках, которые кормились голодным
пайком, ютились в тесноте и холоде реквизированной
комнаты, ходили в истрепанном платье, занимая иногда
очень высокие должности общественной или государст¬
венной службы и неся ее с величайшим бескорыстием.
Таких было немало, но не они, к сожалению, давали об¬
щий тон жизни Юга.
В. В. ШУЛЬГИН. 1920 ГОД
Новогодняя ночь
Вечером 31 декабря 1919 года я был у А. М. Драго-
мирова *. Мы сидели с ним вдвоем в его вагоне, в его
поезде. Поезд стоял в порту, в Одессе. Днем из окна
видно было море. Дальше поезду некуда было идти.
598
Он сказал:
— Я все-таки убежден, что сопротивление начнется...
Сейчас есть еще кое-что... Но когда останется только
смерть в бою или смерть в воде — будет вспышка энер¬
гии... Сейчас вся масса хочет одного — уходить... Но ко¬
гда некуда будет уходить? Неужели же не проснется
решимость? Вы как думаете?
— Я все надеюсь, что еще здесь начнется... Потому
что и здесь ведь уже некуда уходить. Ведь вся эта мас¬
са, что сюда отступает, она же не сядет на пароходы
и в Крым не попадет. Следовательно, и ей придется вы¬
бирать между боем и морем. Беда только в том, что
здесь совсем не то делается, что нужно.
— Вы думали, когда мы вышли из Киева, что будем
сидеть с вами в порту в Одессе?
— Нет, я почему-то думал, что мы задержимся около
Казатина... Но я понял положение, когда мы получили
в Якутском полку приказ — это было, кажется, где-
то около Фастова... Я тогда же развил своим молодым
друзьям так называемую «крымскую теорию»...
— Это что?
— Крымская теория — это реставрация доекатери-
нинских времен... Сидел же хан столетия в Крыму. Бла¬
годаря Перекопу взять его нельзя было, а жил он на¬
бегами... Он добывал себе набегами «ясырь», то есть
живой товар — пленных, а мы, засев в Крыму, будем
делать набеги за хлебом. Впрочем, и «ясырь» будем
брать... Для «пополнений»... Вы уезжаете в Севастополь?
— Я каждый день «уезжаю»... Но пока что еще не
уехал, потому что пароход все задерживается. Здесь я
ничем не могу помочь. Скорее я только мешаю... Я лег¬
ко могу прослыть центром каких-нибудь интриг... Чего
я вовсе не желаю. «Главноначальствующий областью»
без «области» —- фигура неудобная... Ну а скажите,
очень ругают?
— Вас? Ругают, конечно... При этих обстоятельствах
это неизбежно. Одни бранят вас за то, что «допустили»
погромы, а другие за то, что вы не позволили «бить жи¬
дов»... Конечно, вы взяли миллионы за последнее...
— Неужели и это говорят?
— Говорят... Вас это удивляет? А я привык... Меня
столько раз «покупали» — жиды, немцы, масоны, англи¬
чане, — что это меня не волнует... Но больше всего, ко¬
нечно, зла гвардия...
— За что? За мой приказ? Вам он известен?
599
— Да Вы, покидая «область» и сдавая командова¬
ние, благодарите войска и затем кончаете, приблизитель¬
но так: «не объявляю благодарности»... первое — волчан-
цам*, за всякие безобразия, а на втором месте стоит в при¬
казе гвардия, которая «покрыла позором свои славные
знамена грабежами и насилиями над мирным населени¬
ем»... Что-то в этом роде...
А. М. Драгомиров человек очень добрый. Но у него
бывают припадки гнева. Так было и сейчас.
— Я об этом не могу спокойно говорить... Я с очень
близкими людьми перессорился из-за этого. Я пробовал
собрать командиров полков, уговаривал, взывал к их со¬
вести. Но я чувствую, что не понимают... А я не могу с
этим помириться. Я к этой гражданской войне никак не
могу приладиться...
— Да, я помню. Вы, может быть, забыли, но я пом¬
ню... Вы мне говорили больше года тому назад, еще в
Екатеринодаре... Что вы тяготитесь «гражданской» вашей
деятельностью, что вы хотели бы делать свое прямое де¬
ло, то есть воевать... Но что условия войны таковы...
Словом, вы сказали тогда, в октябре 1918 года: «мне ино¬
гда кажется, что нужно расстрелять половину армии,
чтобы спасти остальную...»
— Половину не половину... Но я и сейчас так ду¬
маю. Но как за это взяться... Я отдавал самые строгие
приказы... Но ничего не помогает... Потому что покрыва¬
ют друг друга... Какие-нибудь особые суды завести?
И это пробовал, но все это не то...
— Мое мнение такое. Вслед за войсками должны дви¬
гаться отряды, скажем, «особого назначения»... Тысяча
человек на уезд отборных людей или, по крайней мере,
в «отборных руках». Они должны занимать уезд; на¬
чальник отряда становится начальником уезда... При нем
военно-полевой суд... Но трагедия в том, откуда набрать
этих «отборных»...
— В том-то и дело... Нет, я часто думаю, что без ка¬
кого-то внутреннего большого процесса все равно ничего
не будет. Хоть бы орден какой-нибудь народился... Ка¬
кое-нибудь рыцарское сообщество, которое бы возродило
понятие о чести, долге — ну, словом, основные вещи, ну,
что хоть грабить — стыдно. Или религиозное это долж¬
но быть движение... Словом, это должно быть массовое,
большое, психологическое...
— И будет... «Покаяния отверзи ми двери»... Этим
мы отличаемся от Польши... Я убежден, что, если на этой
600
равнине, что называется Восточной Европой... если усто¬
яли мы, а не поляки, то только благодаря нашей спо¬
собности «каяться»... Поляки — нераскаянные... Они
не могут каяться... Ведь, в сущности говоря, у поляков
было больше шансов на гегемонию... Они раньше вышли
к культуре, потому что ближе к Западу... Но они нерас¬
каянные... Мы говорили «земля наша... но порядка в ней
нет, — приходите володеть и княжить нами»... А они
говорили: «Polska stoi nierzadem»...
— Это что значит?
— Это старинная польская поговорка, которая упот¬
реблялась еще в XVI веке и значит: «Польша стоит бес¬
порядком»... То есть они не только не хотели каяться во
всех своих безобразиях, в вечной своей легкомысленной
«мазурке», но, так сказать, «канонизировали» свою анар¬
хию... Были отдельные голоса, которые кричали: «братья!
что вы делаете! губите себя»... На одно мгновение «кар¬
навал» останавливался... Но потом кто-нибудь вспоминал:
ведь «Polska stoi nierzadem!»... И традара... та... трада-
ра... та... традара... та... tempo di mazurka... И все про¬
должалось по-старому, пока не «промазурили» свою «ко¬
ролевскую республику»... А мы каялись... Набезобразим
во всю «ширину русской натуры» и потом каемся...
«Придите володеть и княжить»... и приходят и княжат...
И тогда отправляемся, укрепляемся, возвеличиваемся —
пока опять не расхулиганимся... Волна... То «сарынь на
кичку», то «волим под царя восточного православного»...
Так и живем... И будем жить.
Принесли бутылку красного вина.
И мы, «главноначальствующий областью» — без об¬
ласти и редактор «Киевлянина» * — без Киева, чокну¬
лись...
В данную минуту мы равно были «бывшие люди»...
И с одинаковым основанием могли пожелать друг другу
«Нового Счастья», ибо «старое» изменило...
* ж *
Как-то случилось, что в эту новогоднюю ночь я был
совершенно один... От А. М. я пришел рано, — до «Но¬
вого года» было еще далеко... Я пришел к себе и никуда
не пошел.
«Встречать Новый год»... При этих обстоятельствах
это было бы слишком печально... И я предпочел «встре-
601
че» — «проводы». Я уселся у изголовья умирающего
Старого года и читал ему отходную...
Где-то, на каком-то горном перевале, стоит заинде¬
вевший придорожный столб... К этому столбу всегда про¬
бивается умирать Старый год... На столбе сидит
«крук» * — одинокая птица... Воет вьюга, и крук карка¬
ет умирающему, его дела — Добрые и Злые...
Я чувствовал себя в этом роде: в роли крука...
Ф Н* Н*
Личное перемешивалось с общим в эту новогоднюю
одинокую ночь.
Отчего не удалось дело Деникина? Отчего мы здесь,
в Одессе? Ведь в сентябре мы были в Орле... Отчего этот
страшный тысячеверстный отход, великое отступление
«орлов» от Орла?..
Орлов ли?..
«Взвейтесь, соколы, орлами»... (солдатская песня).
Я вспомнил свою статью в «Киевлянине» в двухлет¬
нюю годовщину основания Добровольческой армии... два
месяца тому назад...
«Орлы, бойтесь стать коршунами. Орлы победят, но
коршуны погибнут».
Увы, орлы не удержались на «орлиной» высоте.
II коршунами летят они на юг, вслед за неизмеримыми
обозами с добром, взятым... у «благодарного населения».
«Взвейтесь, соколы... ворами» («Единая, неделимая»
в кривом зеркале действительности).
^ ф ^
Я помню, какое сильное впечатление произвело на
меня, когда я в первый раз услышал знаменитое выра¬
жение:
«От благодарного населения»...
Это был хорошенький мальчик, лет семнадцати-восем-
надцати. На нем был новенький полушубок.
Кто-то спросил его:
— Петрик, откуда это у вас?
Он ответил:
— Откуда? «От благодарного населения», конечно.
И все засмеялись.
602
* * *
Петрик из очень хорошей семьи. У него изящный,
тонкокостный рост и красивое, старокультурное, чуть
тронутое рукою вырождения лицо. Он говорит на трех
европейских языках безупречно и потому по-русски вы¬
говаривает немножко, как метис, с примесью всевозмож¬
ных акцентов. В нем была еще недавно гибко-твердая
выправка хорошего аристократического воспитания...
«Была», потому что теперь ее нет, вернее — ее как
будто подменили. Приятная ловкость мальчика, кото¬
рый, несмотря на свою молодость, знает, как себя дер¬
жать, перековалась в какие-то... вызывающие, наглые
манеры. Чуть намечавшиеся черты вырождения страшно
усилились. В них сквозит что-то хорошо знакомое... Что
это такое? Ах да, — он напоминает французский каба¬
чок... Это «апаш»... Апашизмом тронуты... этот обострив¬
шийся взгляд, обнаглевшая улыбка... А говор. Этот ме¬
тисный акцент в соединении с отборнейшими русскими
«в бога, в мать, в веру и Христа» дают диковинный ме¬
ланж «сиятельнейшего хулигана»...
Когда он сказал: «От благодарного населения», все
рассмеялись. Кто это «все»?
Такие же, как он. Метисно-изящные люди русско-
европейского изделия. «Вольноперы», как Петрик, и по¬
старше — гвардейские офицеры, молоденькие дамы
«смольного» воспитания...
Ах, они не понимают, какая горькая ирония в этих
словах. Они — «смолянки». Но почему? Потому ли, что
кончили «Смольный» под руководством княгини NN,
или потому, что Ленин-Ульянов, захватив «Смольный»,
незаметно для них самих привил им «ново-смольные»
взгляды...
— Грабь награбленное *.
Разве не это звучит в словах этого болыпевизирован-
пого Рюриковича, когда он небрежно-нагло роняет:
— От благодарного населения.
Они смеются. Чему?
Тому ли, что, быть может, последний отпрыск тысяче¬
летнего русского рода прежде, чем бестрепетно умереть
за Русский Народ, стал вором? Тому ли, что, вытащив из
мужицкой скрыни под рыдания Марусек и Ганок этот
полушубок, он доказал насупившемуся Грицьку, что па¬
ны только потому не крали, что были богаты, а как обед¬
нели, то сразу узнали дорогу к сундукам, как настоящие
603
«злодии», — этому смеются? «Смешной» ли моде гра¬
бить мужиков, которые «нас ограбили», — смеются?
Нет, хуже... Они смеются над тем, что это население,
ради которого семьи, давшие в свое время Пушкиных,
Толстых и Столыпиных *, укладывают под пулеметами
всех своих сыновей и дочерей в сыпнотифозных палатах,
что это население «благодарно» им...
«Благодарно» — т. е. ненавидит...
Вот над чем смеются. Смеются над горьким круше¬
нием своего «белого» дела, над своим собственным паде¬
нием, над собственной «отвратностью», смеются — ужас¬
ным апашеским смехом, смехом «бывших» принцев, «за¬
делавшихся» разбойниками.
* * *
Я видел...
Я видел, как почтенный полковой батюшка в больших
калошах и с зонтиком в руках, увязая в грязи, бегал
по деревне за грабящими солдатами:
— Не тронь!.. Зачем!.. Не тронь, говорю... Оставь!
Грех, говорю... Брось!
Куры, утки и белые гуси разлетались во все стороны,
за ними бежали «белые» солдаты, за солдатами батюшка
с белой бородой.
Но по дороге равнодушно тянулся полк, вернее, пяти¬
сотподводный обоз. Ни один из «белых» офицеров не
шевельнул пальцем, чтобы помочь священнику... единст¬
венному, кто почувствовал боль и стыд за поругание
«христолюбивого» воинства.
Зато на стоянке офицеры говорили друг другу:
— Хороший наш батюшка, право, но комик... Пом¬
нишь, как это он в деревне... за гусями... в калошах... с
зонтиком... Комик!
* * *
Я видел, как артиллерия выехала «на позицию». По¬
зиция была тут же в деревне — на огороде. Приказано
было ждать до одиннадцати часов. Пятисотподводный
обоз стоял готовый, растянувшись по всей деревне.
Ждали...
Я зашел в одну хату. Здесь было, как и в других...
Половина семьи лежала в сыпном тифу. Другие ожидали
604
своей очереди. Третьи, только что вставшие, бродили, по¬
шатываясь, с лицами снятых с креста.
— Хоть бы какую помощь подали... Бросили народ
совсем... Прежде хоть хвелыпера пришлют... лекарства...
а теперь... качает... всех переберет... Бросили народ сов¬
сем, бросили... пропадем... хоть бы малую помощь...
Дом вздрогнул от резкого, безобразно-резкого нашего
трехдюймового... Женщина вскрикнула...
— Это что?
Это было одиннадцать часов. Это мы подавали «по¬
мощь» такой же «брошенной», вымирающей от сыпного
тифа деревне, за четыре версты отсюда...
Там случилось вот что. Убили нашего фуражира. При
каких обстоятельствах — неизвестно. Может быть, фура¬
жиры грабили, может быть, нет... В каждой деревне есть
теперь рядом с тихими, мирными, умирающими от тифа
хохлами — бандиты, гайдамаки, ведущие войну со всеми
на свете. С большевиками столько же, сколько с нами.
Они ли убили? Или просто большевики? Неизвестно. Ни¬
кто этим и не интересовался. Убили в такой-то дерев¬
не — значит, наказать...
— Ведь как большевики действуют? Они ведь не це¬
ремонятся, батенька... Это мы миндальничаем... Что там
с этими бандитами разговаривать!
— Да не все же бандиты.
— Не все? Ерунда! Сплошь бандиты, — знаем мы
их! А немцы как действовали?
— Да ведь немцы оставались, а мы уходим.
— Вздор! Мы придем — пусть помнят, сволочи!..
Деревне за убийство приказано было доставить к
одиннадцати часам утра «контрибуцию» — столько-то
коров и т. д.
Контрибуция не явилась, и ровно в одиннадцать ча¬
сов открылась бомбардировка.
— Мы как немцы — сказано, сделано... Огонь!
Безобразный, резкий удар, долгий, жутко удаляю¬
щийся, затихающий вой снарядов, и, наконец, чуть слыш¬
ный разрыв.
Кого убило? Какую Маруську, Евдоху, Гапку, Прис-
ку, Оксану? Чью хату зажгло? Чьих сирот сделало наве¬
ки непримиримыми, жаждущими мщения... «бандитами»?
—- Они все, батенька, бандиты — все. Огонь!
Трехдюймовки работают точно, отчетливо. Но отчего
так долго?
— Приказано семьдесят снарядов.
605
— Зачем так много?
— А куда их деть? Все равно дальше не повезем...
Мулы падают...
Значит, для облегчения мулов. По всей деревне. По
русскому народу, за который мы же умираем...
* * *
Я хочу думать, что это ложь. Но мне говорили люди,
которым надо верить.
В одной хате за руки подвесили... «комиссара»... Под
ним разложили костер. И медленно жарили... человека...
А кругом пьяная банда «монархистов»... выла: «боже,
царя храни».
Если это правда, если они есть на свете, если рука
Немезиды* не поразила их достойной их смертью, пусть
совершится над ними страшное проклятие, которое мы
творим им, им и таким, как они, — растлителям белой
аомии... предателям Белого Дела... убийцам Белой
Мечты...
* * *
Так думалось в одинокую Новогоднюю Ночь...
* * *
Конечно, в этих мыслях был перехват... И одиночест¬
во, и горечь... ретушируют больше, чем нужно... Бессон¬
ная ночь плохой советник... Не так уж безнадежно. Вы¬
ход есть, выход где-то есть...
* * *
Ведь вот везде, и в том полку, где я был, есть люди.
Есть «комик» батюшка, есть и другие... «комики». Вот
тот полковник, например, — разве не золотой полков¬
ник... Шесть лет воюет, а все полон огня. Есть же такие
бессносные люди. И у него не грабят в батальоне. Па¬
мятники при жизни таким ставить.
Есть они, есть всюду. Только разрозненно все это.
Если бы как-нибудь объединиться — подать друг дру¬
гу... перекликнуться...
Да, перекликнуться. Подать друг о друге голос. Что¬
бы человек, который борется за Белое Дело не только
против Красных, но и против Серых и Грязных, знал,
606
что он не одинок. Что есть и другие, такие же, как он,
которые где-то там, в своих углах, в своих батальонах
и ротах «гребут против течения»:
...Други, гребите!
С верою в ваше святое значение,
Дружно гребите, во имя прекрасного —
против течения...
(Алексей Толстой*)
«Отрядомания»
Все чувствовали тогда в Одессе, что так дальше нель¬
зя. Разложение армии по тысяча и одной причине —
был® ясно. Ясно было, что именно потому она и отсту¬
пает, что наступила осень и зима не только в природе...
В душе моей зима царила,
Уснули светлые мечты...
(Романс барона Врангеля) *.
Что делать?
Прямой путь был ясен. Надо было встряхнуть полки
железной рукой. Но для этого надо было, во-первых, где-
то их собрать. На бесконечных «отступательных» доро¬
гах этого нельзя было сделать. Ибо можно было писать
сколько угодно приказов, и они писались, но исполнять
их было некому. Командиры частей частью сами «заболе¬
ли», частью были бессильны. Надо было иметь возмож¬
ность, опершись на какую-нибудь дисциплинированную
часть, привести остальных «в христианскую веру»...
Таких «мест», центров, куда стекала отступающая
стихия, было, собственно, три: Кубань, Крым и район
Одессы.
В каждом из этих центров было одно несомненное
данное: дальше было море. Дойдя до моря, надо было
или сдаваться, или «драться»... Но был еще третий вы¬
ход — корабли... Конечно, ясно было, что всем не сесть
на пароходы, но каждый думал про себя, что он-то сядет,
а остальные... ну что остальные — chacun pour soi, dier
pour tous! *
Однако, конечно, везде были элементы, которые не
желали садиться на пароходы. Они готовы были драться
и уже поняли, что спасение в покаянии и в дисциплине.
Были такие элементы и в Одессе.
Если бы в Одессе оказался «человек», сопротивление
было бы... Но человек этот непременно должен был быть
607
получен «иерархическим» путем, т. е. сверху. Короче го¬
воря, это должен был бы быть назначенный главнокоман¬
дующим Деникиным генерал. Естественным генералом
был бы, конечно, главнокомандующий Новороссийской
областью генерал Шиллинг *.
Но генерал Шиллинг ни в какой мере нужным «че¬
ловеком» быть не мог.
Я совершенно не касаюсь всего того дурного, что о
генерале Шиллинге говорили. Все это я слышал, все это
я впускал в одно ухо и выпускал в другое, твердо памя¬
туя, что человеческая гуща вообще легкомысленно-лжи¬
ва, «отступающая» стихия непременно озлобленно-не¬
справедлива, а «Одесса-мама», сверх того, всегда была
виртуозно изобретательна в смысле сочинения всяких
мерзостей... Этому мутному потоку вообще не следует
поддаваться.
Но что генерал Шиллинг не был «человеком» в нуж¬
ном смысле, человеком момента — это для меня совер¬
шенно ясно. Он не мог решиться на то, что должен был
сделать: расстрелять нескольких командиров полков для
того, чтобы привести остальных в сознание действитель¬
ности. Не мог он и собрать около себя дисциплинирован¬
ного кулака, который сумел бы внушить расхлябавшейся
массе, что главноначальствующий имеет возможность за¬
ставить себе повиноваться.
Раз генерал Шиллинг, т. е. естественный «человек»,
человек «сверху», не мог ничего сделать, а революцион¬
ный путь, т. е. путь нахождения «неестественного» чело¬
века «снизу» или «сбоку», был исключен, то мысль зара¬
ботала еще в каком-то третьем направлении.
Это, «еще какое-то» направление действительно было
«какое-то», т. е. несуразное.
Возникла мысль почти у всех одновременно такая: ес¬
ли старые части разложились, значит надо формировать
новые.
В сущности говоря, это было повторение пройденно¬
го: ведь когда погибла старая Русская армия, генерал
Алексеев * сейчас же взялся за формирование новой —
Добровольческой армии. Но существенная разница со¬
стояла в том, что тогда во главе стал бывший верховный
главнокомандующий, старый техник, хорошо знавший
свое ремесло. Теперь же здесь, в Одессе, за негодностью
«генералов», за дела схватились кто как мог, и получи¬
лась эпоха одесской «отрядомании».
Кто только не формировал отряды! И «Союз Возрож¬
дения» *, и «немцы-колонисты», и владыка митрополит
высокопреосвященнейший Платон, и экс-редактор «Киев¬
лянина»...
Генерал Шиллинг помогал этим начинаниям так, как
говорят хохлы: «як мокре горыть»... Шаг вперед, два на¬
зад, а в это время большевики делали три шага к Одессе.
* * *
Я пошел к митрополиту Платону.
Я люблю бывать у владыки иногда.
Во-первых, уже самое настроение этих митрополичьих
покоев действует как-то утешающе... Ну, что такое, что
придут большевики! Они уже были и ушли. Еще придут
и еще уйдут. А митрополичьи покои стоят и будут сто¬
ять. И так же в них будет, как было. Государства валят¬
ся, троны рушатся, а Церковь устоит... Устоит Русская
Церковь, устоит Русский Язык... Эти две силы создадут
третью: Единого Двуглавого Орла... Одной головой он бу¬
дет смотреть на наше Великое (да, великое, безумцы)
Прошлое, другой зорко искать путей к Великому (верю,
господи, помоги моему неверью) Будущему...
Владыка митрополит был очень увлечен своим «Свя¬
щенным Отрядом». И митрополит Платон, как тогда в
Одессе было обязательно, тоже «формировал» что-то...
Но до меня уже дошли кое-какие сведения о том, что там
делалось. Увы, в «Священный Отряд» вошли каким-то
образом... «уголовные элементы». Я в осторожной фор¬
ме предупредил владыку, как легко погубить дело и как
особенно на виду отряд, создаваемый под покровитель¬
ством митрополита.
Все-таки стало легче на душе, когда я ушел оттуда.
Я почти был убежден, что из Священного Отряда ничего
не выйдет священного. Я получил достаточные сведения
о «священных людях», которые туда пошли... И все же...
И все-таки соприкосновение с «духовным» миром все¬
гда освежает. Я вовсе ничего не идеализирую... Я знаю и
вижу нашу Русскую Церковь... И все-таки среди этого
расцвета Зла, когда поля и нивы заросли махровыми,
буйными, красными будяками *, церковь уже потому уте¬
шает, что она молится...
Молитва богу всегда Белая. Белая — вековечно...
А бог — сама Вечность.
39 В огненном кольце
609
* * *
Очень большой какой-то дом. Не помню, где это.
Тут формируется «самый важный» отряд. Этот отряд,
кажется, находится под «сильным покровительством»...
Но чьим? Хорошенько не разберу.
Кажется, он называется... впрочем, оставим это.
Nomina sunt odiosa *.
Словом, это должен быть «полк»... Первый батальон
такой-то организации, второй — такой-то общины, тре¬
тий — такого-то учреждения... четвертый — мог бы быть
наш «отряд особого назначения»...
Я добираюсь до командира полка. Двигаюсь посте¬
пенно из этажа в этаж, из комнаты в комнату. Внизу
меня слегка коснулся запах спирта. Затем этот запах
все усиливался по мере того, как я двигался выше, по
всяким «отросткам» мгновенно сформировавшегося шта¬
ба... Вообще мы двигались беспрепятственно. Мой спут¬
ник называл меня. И тогда пьяные и полупьяные лица,
перед этим скользившие по моим «подпоручицким» по¬
гонам полупрезрительным взглядом, делались любезными
и милыми, поскольку они могли быть милыми. Потому
что... ведь так много разрушено за это время. Разруша¬
лось и искусство быть любезным...
Запах спирта достиг наивысшего напряжения, когда
я достиг командира полка.
Этот полковник был пьян. Он был молод, и лицо у
него было тонкое. Бритое, худощавое, оно носило отпеча¬
ток энергии. Но какой «энергии»? Это было почти оче¬
видно.
Полковник принял меня в высшей степени любезно.
Но из его «повышенных» объяснений я понял, что денег
ему еще не дано — раз, и что полк его еще не «утверж¬
ден» — два. Что кто-то (кто, неизвестно, но какие-то
люди или «силы») мешает... Что генерал Шиллинг со¬
чувствует, но...
— Впрочем, мы их зажмем! В два счета! Церемонить¬
ся не станем... Нет, уж не до церемоний... Куда же даль¬
ше... ведь штабы будут на пароходе... а мы? Нас, как
цыплят, угробят? Нет! Довольно!
Запах спирта усилился, потому что пришел кто-то с
докладом...
— Господин полковник, разрешите доложить...
Офицер тянулся, хотя был пьян...
010
Полковник, приняв доклад, продолжал громить...
кого-то.
Я его плохо слушал. Я понял.
Все пьяны, денег нет, разрешения нет... и это при
сильном «покровительстве».
А большевики в этот день опять сделали большой
скачок.
Мы «драпанули» — «в два счета»...
Севастополь
Надо подняться по характерной для Севастополя кру¬
той каменной лестнице, которая заменяет улицу. Там на¬
верху — дом-особняк. У дверей почетные часовые — ка¬
заки конвоя, — эмблема Ставки.
В небольшой приемной много народа. Происходит не¬
сколько встреч. Вот А. М. Драгомиров, экс-премьер де¬
никинского периода и бывший наместник киевский... Че¬
ловек долга, органически неспособный к интриге, он не
побоялся взять ответственность, когда его позвали, и
ушел в мирную тень, когда оказалось, что его «не требу¬
ется»...
После установленных трансцендентальных удивлений
и приветствий мы обмениваемся несколькими фразами по
существу.
—- Чем более я думаю обо всем, — говорит А. М. Дра¬
гомиров, — тем более я прихожу к убеждению, что все
только... этапы. Деникин был этап. Боюсь быть плохим
пророком, но мне кажется, то, что сейчас, — тоже этап...
К нам подходит «посеребренный» человек в чесуче и
с шрамом на щеке... Он чуть постарел, но такой же...
Это А. В. Кривошеин... Помощник главнокомандующего,
теперешний премьер, гражданский правитель Крыма.
Я жадно всматриваюсь в его лицо. Когда-то правая
рука Столыпина, этот человек сделал много в грандиоз¬
ном деле Петра Аркадьевича, в той земельной реформе *,
которая одна только могла спасти Россию от социализ¬
ма, — как он сейчас? Осталась ли былая энергия?
У меня остается смутное чувство. И верится, и нет.
Кажется, надломилось что-то в нем... Выдержит ли?
Вот М. В. Бернацкий *...
Петр Бернгардович Струве *.
Он только что вернулся из Парижа, где удалось «при¬
знать Врангеля».
— Мне нужно с ним поговорить... как следует.
39*
611
Мне тоже нужно, но я уже чувствую, какое напря¬
жение здесь у всех. Знакомое напряжение... Так живут
все люди, которым надо властвовать.
Ах, друзья «управляемые»,., если бы вы знали, что это
за подлое ремесло, «ремесло правителей»... Самые не¬
счастные люди в свете. Это так нестерпимо утомитель¬
но, — нужно быть вечным сторожем своего времени и
своих сил, иначе вас разорвут или задавят алчущие и
жаждущие «поговорить».
Для власти нужно быть рожденным.
«Рождена, не сотворенна...»
И так как люди забыли, как «выводить породу власти¬
телей», то поэтому они и встречаются так редко.
Отворяется дверь, и на пороге появляется высокая
фигура того, кого со злости большевики называют «крым¬
ским ханом».
* * sjc
Генерал Врангель встретил меня очень приветливо.
— Пожалуйте, пожалуйте... ужасно рад вас видеть...
Мы ведь вас похоронили... Ну, позвольте вас поздравить...
Я не видел генерала Врангеля около года. Тогда (это
было в Царицыне) он нервничал. Он только что пережил
Exanthematicus *, у него были сильно запавшие глаза,
но еще что-то кроме этого. Какое-то беспокойство, недо¬
вольство «общего порядка». Он сдерживался, привычный
к дисциплине, но что-то в нем кипело. Мне казалось то¬
гда, что он недоволен стратегией «влево» *, т. е. на Укра¬
ину, и хочет правофланговой ориентации — на Волгу,
на соединение с Колчаком, но, может быть, дело было
глубже.
Меня поразила перемена в его лице. Он помолодел,
расцвел. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него
теперь, несравнима с той, которую он нес там, в Цари¬
цыне. Но нет, именно сейчас в нем чувствовалась не нер¬
вничающая энергия, а спокойное напряжение очень силь¬
ного, постоянного тока.
Я ответил:
— Нет, позвольте мне вас поздравить... я спас только
свою собственную персону, а вы спасли... я не знаю, как
это выразить... нечто...
Я растрогался и не нашел слов.
Он пришел мне на помощь.
— Я всегда думал —- так... Если уж кончать, то, по
612
крайней мере, без позора... Когда я принял командова¬
ние, дело было очень безнадежно... Но я хотел хоть оста¬
новить это позорище, это безобразие, которое происходи¬
ло... Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью... И спасти,
наконец, то, что можно... Словом, прекратить кабак... Вот
первая задача... Давайте сядем...
Мы сели.
— Ну, эта первая задача более или менее удалась... и
тогда вдруг оказалось, что мы можем еще сопротивлять¬
ся... Оказалось то, на что, в сущности говоря, очень труд¬
но было рассчитывать. Мы их выгнали из Крыма и те¬
перь развиваем операции... Но я должен сейчас же ска¬
зать, что я не задаюсь широкими планами... Я считаю,
что мне необходимо выиграть время... Я отлично пони¬
маю, что без помощи русского населения нельзя ничего
сделать... Политику завоевания России надо оставить...
Ведь я же помню... Мы же чувствовали себя, как в за¬
воеванном государстве... Так нельзя... Нельзя воевать со
всем светом... Надо на кого-то опереться... Не в смысле
демагогии какой-нибудь, а для того, чтобы иметь, преж¬
де всего, запас человеческой силы, из которой можно чер¬
пать: если я разбросаюсь, у меня не хватит... Того, что у
меня сейчас есть, не может хватить на удержание боль¬
шой территории... Для того, чтобы ее удержать, надо
брать тут же на месте людей и хлеб... Но для того, что¬
бы возможно было это, требуется известная психологиче¬
ская подготовка. Эта психологическая подготовка, как
она может быть сделана?
Не пропагандой же, в самом деле... Никто теперь сло¬
вам не верит. Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в
Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь воз¬
можной.... Ну, словом, чтобы, так сказать, — показать
остальной России... вот у вас там коммунизм, то есть
голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа,
вводится волостное земство, заводится порядок и воз¬
можная свобода... Никто тебя не душит, никто тебя не
мучает — живи, как жилось... Ну, словом, опытное по¬
ле... До известной степени это удается... Конечно, людей
не хватает... я всех зову... я там не смотрю, на полгра¬
дуса левее, на полградуса правее, — это мне безразлич¬
но... Можешь делать — делай. И так мне надо выиграть
время... чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Кры¬
му можно жить. Тогда можно будет двигаться вперед, —
медленно, не так, как мы шли при Деникине, медленно,
закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у боль-
613
гаевиков губернии будут источником нашей силы, а не
слабости, как было раньше <...>
Сейчас нам, конечно, очень помогают поляки... На¬
ше наступление возможно потому, что часть сил обра¬
щена на Польшу.
— А они не подведут по своему обыкновению?
— Могут, конечно... Но нельзя же не пользоваться
этим благоприятным обстоятельством.
— А если подведут, что тогда?
— Тогда, конечно, будет трудно... я надеюсь удержать
Крым...
— И зимовать?..
— Да, зимовать, конечно. Надо обеспечиться хлебом...
хлеб будет. Я сделал так: я дал возможность людям на¬
живаться. Я разрешаю им экспорт зерна в Константино¬
поль, что страшно для них выгодно. Но за это все осталь¬
ное они должны отдавать мне. И хлеб есть. Я стою за
свободную торговлю. Надоели мне эти крики про доро¬
говизну смертельно. Публика требует, чтобы я ввел
твердые цены! Вздор! Это испробовано, от твердых цен
цены только растут. Я иду другим путем: правительство
выступает как крупный конкурент, выбрасывая на ры¬
нок много дешевого хлеба. Этим я понижаю цены. И хлеб
у меня, сравнительно с другими предметами, не дорог.
А это главное. Но кричат они о дороговизне нестерпимо.
Если бы вы написали что-нибудь об этом...
— Хорошо, я напишу... Но позвольте вас спросить...
Тут я спросил главнокомандующего об одном предме¬
те, о котором я пока считаю излишним распространять¬
ся. Скажу только, что тут наши мнения несколько разо¬
шлись.
В конце разговора мы перешли к будущему. Нельзя
же без этого...
— Как вы себе представляете будущую Россию?..
Она будет централизована?
— Отнюдь нет... я себе представляю Россию в виде
целого ряда областей, которым будут предоставлены ши¬
рокие права. Начало этому — волостное земство, кото¬
рое я ввожу в Крыму. Потом из волостных земств надо
строить уездные, а из уездного земства — областные
собрания.
— Если уже мечтать, то мечтать... Как вы относитесь
к тому, что когда-то раньше называлось «завершением
реформ», то есть как установится государственный строй
России?
G14
— Да все так же. Когда области устроятся, тогда
вот от этих самых волостных или уездных собраний бу¬
дут посланы представители в какое-то Общероссийское
Собрание. Вот оно и решит...
Тут я спросил о другом предмете, о котором пока то¬
же считаю излишним распространяться. Тут наши мне¬
ния сошлись.
* * *
Прошло три дня... Мы сидели на Приморском буль¬
варе... Было так, как может быть в этих случаях: стар¬
ший сын — Ляля — уезжал в полк.
* * *
Народу было тьма... Толпа нарядная, красивая, вся
в белом, переливалась самолюбующейся жидкостью...
И казалось, что кто-то собрал сюда, на этот красивый
клочок земли у моря, какую-то дорогую эссенцию — «пе¬
ну сладких вин», — самый «цимес», как сказали бы у
нас, в Одессе.
Что поразило многих в Севастополе — это здоровье,
переходящее в красоту, женщин.
Обычная русская культурная толпа — «интеллиген¬
ция», как говорили во время Чехова, «буржуи», как ста¬
ли говорить вместе с Максимом Горьким, — поражала
своей болезненностью... Редко, редко можно было встре¬
тить яркие краски безусловности... Обычно это все были
лица в «блеклых тонах»... блеклых тонах условного пет¬
роградского изящества, — alias * вырожденчества... Серо-
желтовато-зеленое — вот колорит чеховско-блоковской
красоты. Литературность манер, поза на изысканность,
неестественная веселость, от которой грустно, — все это
только подчеркивало бледную немочь догоревших родов
и благоприобретенно-обреченных существ...
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым.
Хочу одежды с тебя сорвать...
Ах, Бальмонт*, не надо...
Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман *...
К чему обнажать хилое, измотанное, больное...
615
* * *
Здесь, в Севастополе, не то.
Ярко пульсирующая жизнь, молодость и здоровье, —
нащупывающие красоту.
Ведь так шли греки: они отыскали красоту через здо¬
ровье.
Но откуда здоровье после всех этих ужасов, трех ар¬
хангелов *: Abdominalis, Exanthematicus, Recurrens...
После бесконечных эвакуаций —• всех этих нечеловечес¬
ких лишений... Откуда?..
Очень просто. Все слабое вымерло в ужасах граждан¬
ской войны. Остались самые выносливые экземпляры, ко¬
торые расцвели здесь «под дыханием солнца и моря»...
Солнце и море соперничают и сейчас одно перед дру¬
гим... Красивая толпа переливается самовлюбленной эс¬
сенцией, и хотелось бы, чтобы некто «эстетный», но ум¬
ный, одновременно восторженный и насмешливый, сказал
бы про нее стихотворение в прозе...
* * *
Мои сыновья сумрачны оба. Мальчикам не нравится
Севастополь.
Молодость не понимает компромиссов жизни.
Там, в Одессе, за пять месяцев * они привыкли к су¬
ровости... всегда полуголодные, всегда на пределе ни¬
щеты, всегда в опасности, — они научились легко выно¬
сить все это.
Но почему они какими-то недружелюбными глазами
смотрят на эту несомненную красивость?
Да, почему?..
Это у них совершенно бессознательно. Они инстинк¬
тивно чувствуют, должно быть, что пока там, за гор¬
лышком Перекопа, лежит море нищеты, этому пленитель¬
ному полуострову нельзя разнеживаться. Нельзя — рано.
Рано потому, что суровые смоют изнеженных. Суро¬
вых могут остановить только те, кто, если нужно, отка¬
жется от всего «этого»...
А в этой самовлюбленной толпе чувствуется, что они
не смогут отказаться... Даже перед угрозой смерти.
Меня немножко поразила Ирина *. Ее синтез был
категорический:
— Это не удержится...
016
Константинополь
(Из дневника. 18/31 декабря)
...Если стоять вечером на мосту через Золотой Рог,
знаменитом мосту между Галатой и Стамбулом, то вдруг
припоминается что-то живо-знакомое.
Что?..
Вот что... так стоится на Троицком или, вернее, на
Николаевском мосту в Петрограде. Золотой Рог — будто
Нева. По одну сторону — как будто бы Петроградская
сторона, там — набережные. Не очень похоже, но есть
что-то общее.
Красиво... Очень красива эта симфония огней...
Толпа непрерывно струится через мост.
Тепло-
Как в теплый вечер в начале октября в Петрограде.
Боже, где все это...
«Твой щит на вратах Цареграда...» *.
Плакат В. Н. Дени. 1920 г.
НД МОГИЛЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ.
617
* * *
Увидев впервые в жизни этот неистовый, но такой
красивый беспорядок, эту галиматью с минаретами, име¬
нуемую Константинополем, я сказал своему спутнику
по вагону:
— Боже мой!.. Теперь я только понял, что я давным-
давно страстный, убежденный... туркофил.
Я думаю, что это несколько утрированное утвержде¬
ние в значительной мере применимо ко всем русским, во¬
лей судьбы здесь очутившимся.
В летописях 1920 год будет отмечен как год мирного
завоевания Константинополя русскими.
«Твой щит на вратах Цареграда...»
Щит этот в образе бесчисленных русских вывесок,
плакатов, афиш, объявлений... Эти щиты — эмблема
мирного завоевания — проникли во все переулки этого
чудовищного хаоса, именуемого столицей Турции, и уди¬
вительно к нему подошли.
Недаром:
«Земля наша велика и обильна...» *.
Тут тоже никакого порядку. Наоборот, этот город про¬
изводит впечатление узаконенного, хронического, веково¬
го беспорядка. Поэтому, вероятно, когда русские, голод¬
ные и нищие, обрушились огромной массой на эту абра¬
кадабру, вместо естественной ненависти, которую всегда
во всех странах и веках вызывают такие нашествия, —
вдруг, на удивление «всей Европе», к небу взмыл совер¬
шенно неожиданный возглас:
— «Харош урус, харош...»
Точно нашли друг друга... Русские и турки сейчас
словно переживают медовый месяц... Случаев удивитель¬
но доброго, сердечного отношения — не перечесть... Од¬
ного почтенного деятеля остановил на улице старый ту¬
рок и, спросив «урус»?, дал ему лиру. Русскому офицеру
сосед по трамваю представился как турецкий офицер,
предложил быть друзьями, потащил к себе и предложил
ему половину комнаты за бесценок, лишь бы жить с
«урусом». Третьего хозяин кофейни угощал, как дорогого
гостя, и наотрез отказался взять плату. Все это часто
очень наивно, но это есть... Русским уступают очереди,
с русских меньше берут в магазинах и парикмахерских,
выказывают всяческие знаки внимания и сочувствия, и
над всем этим, как песнь торжествующей любви, вместе
с минаретами вьется к небу глас народа — глас божий.
618
— «Харош урус, харош...»
Чем все это объясняется?
Объяснений много. Во-первых, объяснение прозаиче¬
ское: русские, несмотря на всю свою бедность, по обычаю
предков, не торгуются в магазинах и не останавливаются
перед тем, чтобы из последних пятидесяти пиастров де¬
сять бросить на чай.
«На последнюю пятерку...». И только русские щедры.
Все остальные, несмотря на свое богатство (сказочное в
сравнении с русскими), скупы, как и полагается куль¬
турной западной нации. А между тем турки сейчас так
бедны, в особенности чиновничество, которое, бог знает,
сколько времени не получало жалованья, что еще неиз¬
вестно, чье положение хуже: этой бездомной русской
толпы, которая залила все улицы и переулки гостепри¬
имного города-галиматьи, или же самих хозяев, нахо¬
дящихся на краю голодной бездны.
Другое объяснение — «Сытый голодного не разуме¬
ет». Значит, голодный разумеет голодного. Обе нации —«
русские и турки — почти одинаково несчастны. Обе поч¬
ти лишены отечества. Обе включены, втоптаны в разряд
побежденных «державами-победительницами».
Я помню, как профессор Петр Михайлович (междуна¬
родник) во всю мощь своего великолепного баритона воз¬
мущался на улицах одного города этим термином.
— «Державы-победительницы»!.. Кажется, в миро¬
вой истории не было случая, чтобы в официальных до¬
говорах или трактатах употреблялась такая терминоло¬
гия. Всегда все державы обозначались по имени: Анг¬
лия, Франция, Италия... Да ведь мирный договор потому
и называется мирным, что война кончилась... И нет
уже войны — нет побед... Мирным договором устанавли¬
ваются «дипломатические отношения» со всем изыскан¬
ным ритуалом международной вежливости. И вдруг —
« державы-победительницы...».
— Дичь! Средневековье!..
И вот, по-видимому, на фоне общей обиды разыгры¬
вается эта русско-турецкая любовь...
«Chaque vilain trouve sa vilaine» *, — скажут фран¬
цузы...
Ладно... «Униженные и оскорбленные», — скажем мы.
И если турки еще более унижены, то ведь мы еще бо¬
лее оскорблены.
Да, мы оскорблены, прежде всего оскорблены... Эти
константинопольские русские, эти дети бесконечных
619
эвакуаций, живее всего чувствуют оскорбление... Ибо это
те, которые, несмотря ни на что, оставались верными
Антанте... Это те, которые хранить союзный договор, за¬
ключенный государем императором, почитали своей свя¬
щенной обязанностью... Это те, которые, если не были
уверены в помощи и благодарности, то все же были убеж¬
дены, что их будут уважать...
Вместо уважения...
Вот на Grand’rue de Рёга французский «городовой»
останавливает русских офицеров, проверяя документы...
Тон, манеры, это наглое хватание за рукав, или, что еще
хуже, похлопывание по плечу, этот покровительственно¬
небрежный тон, жест, когда — полуграмотный — он, на¬
конец, найдет на документе французское рукоприкладст¬
во: «Vue a Tarrivee» * — все это заставляет стиснуть
зубы...
На каком основании этот господин не обращается ко
мне так, как полагается солдату обращаться к офицеру?
Разве я не офицер?
Но ведь я выдержал все офицерские экзамены... Я по¬
терял все решительно на свете для родины, «кроме
чести»...
«Sauf Thonneur» *... так почему же меня оскорбляют,
за что?
Ах, ведь они «державы-победительницы»...
Но, наконец, кого же они победили?.. Ведь Россия
была с ними, и если она не дошла до бруствера, то по¬
тому, что была тяжело ранена в бою... Почему ее зачис¬
лили в разряд побежденных?..
Потому что...
Потому что французы и другие не доросли еще до то¬
го, чтобы щадить «больную нацию». В международных
отношениях царит средневековье — век звериный.
* * *
С непривычки кипяток большого города как будто бы
пьянит. Все куда-то несется... Непрерывной струей бежит
толпа... трудно выдержать столько лиц... Тем более что
половина из них кажутся знакомыми, потому что они
русские... Где я их видел всех, когда?.. В Петрограде,
Киеве, Москве, Одессе... Одно время в 1914 году, во вре¬
мя мировой войны, я их видел всех в Галиции — во
Львове. Когда большевики захватили власть в Петрогра¬
де и Москве, я видел их всех в Киеве, под высокой ру-
620
кой гетмана Скоропадского... Потом их можно было ви¬
деть в Екатеринодаре... Позже они заливали улицы Ро¬
стова... В 1919 году они разбились между Ростовом, Ки¬
евом и Харьковом, но в начале 1920 года столпились
в Одессе и Новороссийске... Наконец, последнее их при¬
бежище был Севастополь.
И вот теперь здесь...
«Твой щит на вратах Цареграда...».
* * *
Все куда-то несется... Люди, экипажи, неистово зве¬
нящие трамваи, воющие на все голоса ада автомобили...
Все блестит, все сверкает... уличные фонари, пьяня¬
щие голодный русский дух витрины, слепящие глаза фа¬
ры моторов.
Все кричит... все тревожит воздух нестройной смесью
языков... но чаще всего слышен русский...
Или мне так только кажется?..
Нет, русских действительно неистовое количество...
А если зайти в посольство или, упаси боже, в консуль¬
ский двор, — тут сплошная русская толпа... Все это дви¬
жется, куда-то спешит, что-то делает, о чем-то хлопочет,
что-то ищет...
Больше всего — «визы» во все страны света...
ИЗ ДОКУМЕНТОВ АНТАНТЫ
ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ АМЕРИКАНСКОГО ПОСЛА В РОССИИ
Д. ФРЕНСИСА * ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ США
Р. ЛАНСИНГУ* С ПРЕДЛОЖЕНИЕМ ОБ ОККУПАЦИИ
ВЛАДИВОСТОКА, МУРМАНСКА И АРХАНГЕЛЬСКА
Петроград 21 февраля 1918 г.
...Я серьезно настаиваю на необходимости взять Вла¬
дивосток под наш контроль, а Мурманск и Архангельск
передать под контроль Великобритании и Франции...
История показывает, что русские не способны на
крупные движения и большие завоевания... если только
они не осуществляются под иностранным влиянием и ру¬
ководством. Для союзников теперь пришло время дейст¬
вовать...
621
ИЗ СООБЩЕНИЯ Р. ЛАНСИНГА ПРЕЗИДЕНТУ США
В. ВИЛЬСОНУ * О ПЕРЕГОВОРАХ С ЯПОНСКИМ ПОСЛОМ
В ВАШИНГТОНЕ ОБ ИНТЕРВЕНЦИИ В СИБИРИ
29 апреля 1918 г.
...Вчера днем (в воскресенье) я имел беседу с викон¬
том Ишии. В течение часа мы обсуждали различные во¬
просы, связанные с положением на Дальнем Востоке и
особенно в Сибири...
Допуская необходимость или желательность интервен¬
ции, я спросил его, каково будет отношение Японии к
участию США или других союзников в экспедиции. Он
ответил, что, насколько он осведомлен, такое участие не¬
сомненно будет приветствоваться... Япония, заявил он,
может выставить 400 тыс. солдат, из которых, в случае
необходимости, 250 тыс. уже сейчас могут быть посланы
в Сибирь. Он заявил также, что, по его мнению, непрак¬
тично было бы углубляться далее Иркутска в связи с
трудностями коммуникационного порядка.
ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА В РОССИИ
Д. НУЛАНСА * ФРАНЦУЗСКОМУ ВОЕННОМУ
ПРЕДСТАВИТЕЛЮ ПРИ ЧЕХОСЛОВАЦКОМ КОРПУСЕ А. ГИИЭ
С ОДОБРЕНИЕМ АНТИСОВЕТСКИХ ПЛАНОВ КОМАНДОВАНИЯ
КОРПУСА
18 мая 1918 г.
Французский посол сообщает майору Гииэ, что он
может от имени всех союзников поблагодарить чехосло¬
ваков за их действия. Союзники решили начать интервен¬
цию в конце июня и рассматривают чешскую армию вме¬
сте с (прикомандированной к ней) французской миссией
в качестве авангарда союзной армии...
ИЗ ЗАПИСКИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ГЛАВНОГО
КОМАНДОВАНИЯ СОЮЗНЫМИ АРМИЯМИ АНТАНТЫ
О ДЕЙСТВИЯХ ВОЙСК ПОСЛЕ ПЕРЕМИРИЯ С ГЕРМАНИЕЙ
12 ноября 1918 г.
После заключения перемирия, подписанного 11 нояб¬
ря с Германией, роль союзных армий не заканчивается.
Она состоит:
а) прежде всего в обеспечении выполнения условий
перемирия на всех фронтах;
622
в) затем в предоставлении молодым национальностям
Центральной Европы сил, необходимых для их образо¬
вания, организации в условиях порядка и спокойствия;
с) наконец, в урегулировании русского вопроса...
Необходимо уничтожить большевизм и поощрять соз¬
дание в России режима порядка, устанавливаемого после
чистосердечного всенародного опроса.
Листовка. 1918 г.
*
„Пролетарии щсел апраи соединяйтесь4,.
ЧЕГО ТОТ АНГЛИЧАНЕ,ФРЩЩ=-
-= ИДУЩИЕ ПРОТИВ НАС ВОЙНОЙ?
ОНИ ЗАХВАТИЛИ дорогу на Мудаке, аесь берег Белаго мора, Оне¬
гу, Архангельск.
НАШЛИСЬ ПРЕДАТЕЛИ, которые им. помогли.
Они ПУШКАШ с крейсеров ГРОМИЛИ МИРНОЕ НАСЕИЕНИЕ-за
что, что мы им сделали?
Ш(яак АНГЛИИ К ФРАНЦИИ: РАВОМВДРАТБЯ,
Они скажут. Ш МИРА ХОТИМ, МЫ КЮАВИАИМ БОЙНУ, но нет
еще силы у вас; чтобы сброеить тех, кто шлет нас ч& бойнкЯ 7
Него же котите вы, король, президент, лоты и герцоги, иупцы и
«еяккры, помещики Америки, Англии, Франции^ Японии?
— Ха**ха! Него мы хоти*# МЫ ХОТИМ СОЖРАТЬ ВАС, мы
хотим залвагкгь ваши леса на севере, ваши гавани, ваши дороги.
МА ХОТИМ, чтобы лен и пенька, лее и хлеб, все, чем богата ваша
гаана, мели й железу свинец, серебро, платина, золото,-ВСЕ МЫ ХОТИГС
ЗАХВАТИТЬ.
ЧЕГО МЫ ХОТИМ?—скажут эти господа: мы хсггим.захвэтить и оевеа
и Волгу, и Урал, и Кавказ. Нам нужны ваши источники не*™, ваши
рудники и шахты, ваши рыбиыа ловаи, еее заберем!
ЧЕГО НМ ШИИР-скащуг они: ЗЛЫ ХОТИМ ПОСАДИТЬ ВАМ НА
ЗИШЦЙ^штшу чгомв вашей стране король Георг.—родственник Романова,
потому что наша буржуазия— родная вашей, каши помещики-родные вашим.
Вы свергли ДВОРЯНСТВО,-МЫ ВАМ снова ПОСАДИМ U ШЕЮ его
Бы свергли ПОМЕЩИКА МЫ ЗАМ снова РОСАДКМ НА ШЕЮ его
Вы згошяи унт одыюА свободной ЖИЗНЬЮ? А мы СНОВА ЗА¬
ГОНИМ ВАС В РАБСТВО,
—Вот чею хотят зги люди.
-ГОНИТЕ ИХ ВОН!
НШЬСТЙ ВйАШЙШ КШРЩЩГ0 ЙОЮЯМГ КвККША
«кто» пт тати, даом * шш лтт
Ммни, ?««»•«« /а. д. яЬЦ.
623
Важно также заручиться солидным залогом за долги,
взятые Россией у Антанты.
Отсюда вытекает необходимость:
1. Сохранения положения, достигнутого на Востоке
(генерал Жанен).
2. Развития действий, начатых с Севера в направле¬
нии Петрограда, и действий, начатых к Каспию в направ¬
лении Волги. (На этих двух направлениях действия на¬
чаты и должны быть продолжены англичанами.)
3. Интервенции в Южную Россию (Украина — До¬
нец) одновременно:
через Румынию
и через Черное море.
Эти действия, руководство которыми можно было бы
возложить на генерала, главнокомандующего союзными
армиями на Востоке, постепенно заменят действия гер¬
манских и австрийских сил и будут развертываться в со¬
трудничестве с частями режима порядка, уже объединен¬
ными под командованием генералов Краснова и Де¬
никина...
ИЗ МЕМОРАНДУМА ЧЛЕНА РУССКОГО ОТДЕЛА
АМЕРИКАНСКОЙ ДЕЛЕГАЦИИ НА ПАРИЖСКОЙ МИРНОЙ
КОНФЕРЕНЦИИ * А. БЕРЛА ОБ ИНТЕРВЕНЦИИ США
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
10 декабря 1918 г.
...В июле (1918 г.) президент заявил, что Соединен¬
ные Штаты попытаются осуществить экономическую ин¬
тервенцию, которую рассматривают в качестве своей
основной политики. Эта интервенция должна сопровож¬
даться военной, что необходимо для ее осуществления...
В начале августа во взаимодействии с Великобрита¬
нией мы высадили войска на Кольском полуострове, в
Архангельске и Владивостоке, начав тем самым актив¬
ные враждебные действия против русского правительства
де факто... Тем временем департаменту торговли под ру¬
ководством Редфильда была Цоручена организация эко¬
номической миссии в России... Неблагоприятное положе¬
ние, которое, однако, сложилось к этому времени, исклю¬
чало какие-либо надежды на ее успех. В начале августа
представители чехов прибыли в Вашингтон с просьбой
оказать помощь теснимой и голодающей чешской армии.
Президент официально заявил, что, хотя идея экономи¬
ческой интервенции не оставлена, отправка миссии от¬
624
кладывается на неопределенное время, но, несмотря на
это, департамент торговли продолжает подготовитель¬
ную работу по ее организации...
В это время союзные войска установили контакт с че¬
хами у Читы и открыли, таким образом, всю Транссибир¬
скую железную дорогу. Были выработаны конкретные
условия оказания помощи чешским войскам и экономиче¬
ской помощи Сибири. В результате этого на Военно-торго¬
вую палату (США) было официально возложено дело
помощи чехословакам и неофициально поручено осуще¬
ствление программы экономической интервенции. В соот¬
ветствии с этим было организовано русское бюро, кото¬
рому было предоставлено 5 млн. долларов из личных
фондов президента...
ИЗ СОГЛАШЕНИЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ АНТАНТЫ
С А. В. КОЛЧАКОМ
16 января 1919 г.
1. Генерал Жанен является главнокомандующим все¬
ми союзными войсками, действующими на востоке Рос¬
сии и Сибири к западу от Байкала...
2. В целях обеспечения единства действий на всем
фронте высшее русское командование будет согласовы¬
вать ведение операций с общими директивами, сообщае¬
мыми ген. Жаненом, представителем высшего между-
союзного командования...
4. Для этих целей ген. Жанен будет иметь штаб, ко¬
торый будет работать совместно с русским штабом по во¬
просам общих операций и, с другой стороны, непосред¬
ственно руководить операциями союзных войск.
5. В целях обеспечения плодотворной совместной ра¬
боты русских и союзных войск... ген. Жанен будет иметь
право производить общий контроль как на фронте, так и
в тылу...
ИЗ МАТЕРИАЛОВ ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ АРМИЯМИ
АНТАНТЫ ОБ ИНТЕРВЕНЦИИ В РОССИИ
6 марта 1919 г.
...II. Особенности необходимой интервенции
Сначала могло казаться, что для свержения больше¬
визма было бы достаточно политических и экономических
действий, направленных к тому, чтобы изолировать и ли¬
40 6 огненном кольце 025
шить его путем блокады средств, необходимых для его
развития.
Такой метод оказался явно недостаточным после то¬
го, как правительство Советов захватило основные ресур¬
сы страны и [перенесло за пределы своих границ дей¬
ствия своей анархистской пропаганды.
Чтобы обуздать его, необходимы военные действия.
Необходимо прежде всего раздробить на части Красную
Армию — костяк режима и основной орган его дей¬
ствий.
Как только большевизм будет разгромлен, реставра¬
ция режима порядка в России, являющаяся сугубо нацио¬
нальным делом, должна быть в принципе осуществлена
самим русским народом. Однако этот народ, в котором
произошел глубокий раскол и который потерял ориенти¬
ровку, не сможет осуществить ее, если его предоставить
самому себе и если ему не будет оказано благожелатель¬
ное содействие союзников, чтобы помочь ему восстано¬
вить, в условиях порядка и спокойствия, свое политиче¬
ское и социальное равновесие.
Задача Антанты в России, следовательно, состоит в
первую очередь в военных действиях, затем в оказании
поддержки политического характера.
III. Военные действия — средства
Не может быть и речи об использовании в борьбе про¬
тив большевизма германских сил.
Далекие от мысли привлечь Германию к возрожде¬
нию Российской империи, мы должны, наоборот (в част¬
ности, путем реставрации Польши), создать барьер меж¬
ду этими двумя державами, чтобы сделать невозможным
установление германского влияния в России.
Следовательно, мы можем рассчитывать только на:
1) русские силы,
2) силы великих держав Антанты,
3) силы соседних с Россией государств.
1. Русским антибольшевистским силам
пе хватает организации и прочности.
Лишенные руководства и материальной поддержки со
стороны центрального правительства, эти силы, изолиро¬
ванные территориально, разделены на независимые труп*
пировки и лишены необходимых средств,
626
Подчиняясь приказам руководителей, насквозь пропи¬
танных партикуляристскими идеями, они не в состоянии
найти во все еще неясных национальных чувствах духа
солидарности, необходимого для координирования своих
действий.
Они распыляют слабые усилия, на которые они спо¬
собны.
Командование, организация, финансовые ресурсы, ма¬
териальная часть — все это подлежит созданию или до¬
ставке.
В конечном счете русские силы при своем нынешнем
состояния бессильны обеспечить возрождение своей стра¬
ны. Нет также никакой уверенности, чтобы восстановле¬
ние этих сил, что легло бы тяжелым бременем на Антан¬
ту и потребовало бы от нее длительных усилий, могло бы
когда-нибудь создать им возможности для выполнения
этой задачи.
2. Силы великих держав Антанты
На другой день после изнурительной войны, которую
выдержала Антанта, трудно требовать от нее мощной во¬
енной интервенции в России.
По соображениям морального порядка общественное
мнение с трудом согласилось бы на отправку крупных
контингентов войск в то время, когда оно требует скорей¬
шей их демобилизации.
По соображениям материального порядка (расстоя¬
ние, тоннаж) вступление в действие этих контингентов
войск происходило бы медленно и с опозданием.
Державы Антанты могут, следовательно, наметить от¬
правку только командного состава, соединений доброволь¬
цев, а также поставки большого количества современных
военных материалов.
3. Силы соседних с Россией государств
Следовало бы обратиться к соседним или близлежа¬
щим союзным государствам с тем, чтобы они оказали рус¬
ским силам поддержку, которая им необходима.
Большинство этих государств принадлежит к великой
славянской семье и не может поэтому не интересоваться
судьбой России.
Для всех их представляет жизненно важный интерес
восстановление порядка у своего соседа на востоке: для
одних — в целях охраны своего собственного существо¬
вания, для других — в целях обеспечения своего эконо¬
мического будущего...
40*
627
IV, План действий
Силы, использование которых намечено выше, в на¬
стоящее время не в состоянии действовать: одни (Фин¬
ляндия, Польша, Чехословакия) еще полностью не созда¬
ны; другие (Румыния, Греция) располагают только не¬
значительными материальными средствами.
Наконец, в большинстве участвующих стран неопре¬
деленность политической ситуации или соперничество с
соседними национальностями йоглощают значительную
часть имеющихся материальных средств.
Следовало бы поэтому прежде всего:
1. Предоставить этим государствам путем окончатель¬
ного установления их границ гарантии безопасности, что
позволило бы им затем перенести свои усилия на восток.
2. Предусмотреть организацию единого межсоюзниче¬
ского командования, приказы которого распространялись
бы на все без какого бы то ни было различия союзные и
русские силы на фронтах в России таким образом, чтобы
осуществлялась координация усилий.
3. Предоставить различным армиям, с одной стороны,
необходимый командный состав, чтобы хорошо осуще¬
ствить организацию сил и ведение операций, и, с другой
стороны, оказать финансовую, экономическую и матери¬
альную поддержку, в которой они будут нуждаться, что¬
бы оснастить их в достатке современным вооружением.
Если это тройное условие будет выполнено, то только
тогда намеченные для использования силы смогут пред¬
принять общее наступление, начатое со всех границ Рос¬
сии и направленное концентрически к самому сердцу
большевизма — к Москве.
До начала наступления эти силы по мере своей орга¬
низации смогут быть использованы только для усиления
уже созданного барьера, чтобы задержать любое новое
продвижение вперед Красной Армии...
VI. Заключение
Итак, интервенция Антанты против большевистского
режима является необходимой и не может откладывать¬
ся, если мы не хотим нанести ущерб делу всеобщего
мира.
Помимо неослабных политических действий, которые
она включает в себя, эта интервенция должна выражать¬
628
ся в комбинированных военных действиях русских ан¬
тибольшевистских сил и армий соседних союзных госу¬
дарств, заинтересованных в возрождении России.
Однако эти действия смогут быть предприняты только
после установления территориального статута воюющих
государств и организации их вооруженных сил.
Поэтому важно, чтобы державы Антанты в срочном
порядке достигли необходимого соглашения о принципах
и условиях своей совместной интервенции.
СВОДКА ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ
25 апреля 1919 г.
Материальная помощь, оказанная Англией Деникину
(Материалы уже полученные или находящиеся в
стадии транспортировки)
5 пехотных диви¬
зий, 1 кавалерий¬
ская дивизия и
11 тыс. человек кор¬
пусных и армейских
соединений
Артиллерия: 10 батарей (т. е. 40 орудий на дивизию и
артиллерийский дивизион кавалерийской
дивизии, т. е.: 205 пушек, 75 гаубиц,
60 мортир «Штока», 2 тыс. пулеметов,
100 тыс. винтовок русского образца, 12 тан¬
ков, 100 самолетов (с парками), 1 тыс. те¬
лефонов, 2 тыс. мулов.
Интендантская служба на 100 тыс. человек об-
Санитарная служба 1 служивающего персо-
Ветеринарная служба J нала
Кроме этих материалов, в Англии готовится отправка
новой партии материалов на 150 тыс. человек.
Таким образом, Англия вооружит, снарядит и обеспе¬
чит питанием армию в 250 тыс. человек.
ТЕЛЕГРАММА НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ ГЕН. АЛЬБИ ГЕН. ЖАНЕНУ
О ПОДДЕРЖКЕ СОЮЗНИКАМИ НАСТУПЛЕНИЯ
НА ПЕТРОГРАД
Париж 16 марта 1919 г.
Французское правительство считает весьма желатель¬
ным, чтобы силы ген. Юденича действовали целиком в
Эстонии с целью последующего наступления на Петро¬
град. Эстонское правительство, лишившееся большей ча¬
сти контингента финских добровольцев, которые недав¬
но возвратились в Финляндию, и обеспокоенное создав¬
шимся положением ввиду серьезного наступления боль¬
шевиков, по-видимому, можно будет заставить отказаться
от противодействия проектам ген. Юденича, которое
оно оказывало до сих пор.
Начальники военных миссий в Финляндии и Эстонии
недавно получили задание действовать в том направле¬
нии, чтобы рассеять недоверие эстонского правительства
и подвести его к прямому соглашению с Юденичем про¬
тив большевиков. Это соглашение будет преследовать
чисто военные цели, в то время как решение территори¬
альных проблем оставляется за мирным конгрессОхМ,
Вооружение 1 на 100 тыс.
Снаряжение j человек
Обмундирование
630
НОТА ДЕРЖАВ АНТАНТЫ НЕЙТРАЛЬНЫМ СТРАНАМ
И ГЕРМАНИИ ОБ УСИЛЕНИИ БЛОКАДЫ СОВЕТСКОЙ
РОССИИ
10 октября 1919 г.
Председателю мирной делегации поручено конферен¬
цией поставить в известность правительства нейтраль¬
ных стран о решениях, принятых Верховным советом *
союзных и объединенных держав, по поводу способов
экономического давления на большевистскую Россию.
Германскому правительству предлагается принять ме¬
ры, соответственные тем, которые указаны ниже.
Ясно выраженная вражда большевиков по отноше¬
нию ко всем правительствам и распространяемая ими за
границей интернационалистская программа революции
представляют собой опасность для национального суще¬
ствования решительно всех держав. Всякий рост силы
большевиков увеличил бы опасность и противоречил бы
желанию всех народов, ищущих восстановления мира и
социального порядка.
Исходя из этих соображений, союзные и объединен¬
ные державы, изучив вопрос о торговых сношениях с
большевистской Россией, находят, что эти сношения на
деле могли бы происходить только при посредстве глава¬
рей большевистского правительства; располагая по свое¬
му усмотрению теми продуктами и ресурсами, которые
принесла бы с собой свобода торговли, они достигли бы
тем самым значительного роста той тиранической силы,
которую они осуществляют над русским населением.
При таких обстоятельствах союзные и объединенные
правительства просят шведское, норвежское, датское,
голландское, финляндское, испанское, швейцарское, мек¬
сиканское, чилийское, аргентинское, колумбийское и ве¬
несуэльское правительства не отказать вступить в немед¬
ленное соглашение с ними о мерах к тому, чтобы воспре¬
пятствовать всякой торговле их граждан с большевист¬
ской Россией и чтобы обеспечить строгое проведение
этой политики.
Не будет кларироваться * ни одно судно, идущее в те
русские порты, которые находятся в руках большевиков,
или которое приходит из этих портов.
Будут применяться такие же меры ко всем тем това¬
рам, которые намечаются к отправке в большевистскую
Россию всяким другим путем.
631
Будет отказываться в паспорте всем лицам, направ¬
ляющимся в большевистскую Россию или прибывающим
из нее, за исключением отдельных случаев, с согласия
союзных и объединенных правительств.
Решено просить, в видах предупреждения того, чтобы
банки совершали операции с большевистской Россией,
чтобы каждое правительство по мере возможности отка¬
зывало своим гражданам в разрешении сноситься с боль¬
шевистской Россией по почте, по телеграфу и по радио¬
телеграфу.
Британские и французские военные суда в Финском
заливе будут по-прежнему изменять курс тех судов, бу¬
маги которых выписаны на порты большевистской России.
ДОГОВОР МЕЖДУ ВРАНГЕЛЕМ И ФРАНЦУЗСКИМ
ПРАВИТЕЛЬСТВОМ
30 августа 1920 г.
Врангель обязуется:
1. Признать все обязательства России и ее городов по
отношению к Франции с приоритетом и уплатой процен¬
тов на проценты.
2. По свержению Советского правительства, Франция
конворсирует все русские долги и новый 672-процентный
заем, с частичным годовым погашением, на протяжении
35 лет.
3. Уплата процентов и ежегодного погашения гаран¬
тируется:
а) передачей Франции права эксплуатации всех же¬
лезных дорог Европейской России на известный срок;
б) передачей Франции права взимания таможенных и
портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского мо¬
рей; в) предоставлением в распоряжение Франции из¬
лишка хлеба на Украине и в Кубанской обл. в течение
известного количества лет, причем за исходную точку бе¬
рется довоенный экспорт; г) предоставлением в распоря¬
жение Франции трех четвертей добычи нефти и бензина
на известный срок, причем в основание кладется добыча
довоенного времени; д) передачей четвертой части добы¬
того угля в Донецком районе в течение известного коли¬
чества лет. Указанный срок будет установлен специаль¬
ным соглашением, еще не выработанным.
Пункты «б», «в» и «д» вступают в силу немедленно по
занятии войсками ген. Врангеля соответствующих терри¬
632
торий. Суммы, вырученные благодаря экспорту сырья,
имеют быть использованы для уплаты процентов по ста¬
рым долгам.
4. При русских министерствах финансов, торговли и
промышленности в будущем учреждаются официальные
французские финансовые и коммерческие канцелярии,
права которых должны быть установлены специальным
договором.
5. Франция берет на себя задачу восстановления рус¬
ских оружейных и снарядных заводов, причем в первую
очередь вооружается новая армия. Франция и Россия за¬
ключают наступательный и оборонительный союз сроком
на 20 лет.
ТЕЛЕГРАММА ИЗ ШТАБА ФРАНЦУЗСКОГО
ОККУПАЦИОННОГО КОРПУСА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ
В ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО ФРАНЦИИ О ПЛАНЕ
СОЗДАНИЯ ЕДИНОГО ПОЛЬСКО-ВРАНГЕЛЕВСКОГО ФРОНТА
15 сентября 1920 г.
Майор Этьеван, на короткое время выехавший на тав¬
рический фронт, мне поручил сообщить вам следующий
план Врангеля относительно создания единого русско-
польского фронта.
1. Врангель не верит в заключение мира между Поль¬
шей и Советами и настаивает на затягивании мирных пе¬
реговоров с тем, чтобы добиться создания и отправки в
Крым одной армии в 80 тыс. человек, набранных из чи¬
сла красных пленных в Польше, причем польское прави¬
тельство дает согласие на ее формирование. Это прави¬
тельство во избежание трудностей с переброской войск
и задержек с их отправкой на таврический фронт пред¬
лагает использовать эту армию на польском фронте.
Врангель согласился с оговоркой, что она образует собой
правый фланг польской армии, будет названа 3-й Рус¬
ской армией и будет находиться под командованием гене¬
рала, назначенного по выбору Врангеля. Эта армия пе¬
рейдет под его непосредственное командование, когда в
результате операций она соединится с силами, располо¬
женными в Тавриде.
2. Командующий украинскими вооруженными сила¬
ми* заключил 8 августа военное соглашение с Польшей
и ведет переговоры о заключении соглашения с Вранге¬
лем, который просит французское правительство, чтобы
633
операции армий Польши, Украины и России координиро¬
вались французским генералом.
3. В случае, если эти проекты будут приняты, Вран¬
гель мог бы начать наступление на правобережье Днеп¬
ра. Он мог бы начать с захвата районов Очакова, Нико¬
лаева и Херсона, дошел бы до линии Никополь — Воз-
несенск, повернул бы своим правым крылом на Черкас¬
сы, где произошло бы слияние с украинскими войсками...
4. Чтобы сделать успех возможным, Врангель просит:
а) для армии зимнее обмундирование для 110 тыс. бой¬
цов на фронте и обычное обмундирование для 200 тыс.
служащих и военнослужащих в тылу; б) как минимум
80 орудий, чтобы сохранить артиллерию на нынешнем
уровне, с запасами снарядов, поскольку запасы англий¬
ских снарядов иссякают; в) восполнить ощущающуюся в
настоящее время нехватку огнестрельного оружия пу¬
тем поставок материальной части с румынского фронта
при поддержке Франции; г) самолеты, танки, бронеавто¬
мобили, телеграфные и телефонные аппараты и срочно
кабели.
5. Прекращение Польшей военных действий и вступ¬
ление в переговоры с Советами поставило бы Врангеля в
критическое положение, и, наоборот, если переговоры за¬
тянутся и если, кроме того, будет ускорена отправка по¬
сле соответствующей проверки красных солдат, попав¬
ших в плен в Польше или разоруженных в Германии, а
также войсковых контингентов, оставшихся от армии ге¬
нералов Миллера * и Юденича, то Врангель окажется в
состоянии продолжить эффективную борьбу.
6. Помимо военных поставок, осуществление проекта
Врангеля потребовало бы значительной финансовой по¬
мощи в виде займа.
7. Майор Этьеван настаивает на том, чтобы француз¬
ское правительство срочно предприняло демарш перед
польским правительством с целью добиться осуществле¬
ния в возможно кратчайший срок намеченных в п. 1 ме¬
роприятий, относительно которых уже достигнута догово¬
ренность между Польшей и Врангелем.
ДС7Ю ТРУДЯЩИХСЯ
ВССГО 7ИИРД
КОШ/НИСШЧЕСКИИ
ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Обложка журнала
«Коммунистический Интернационал»,
Последняя часть документального раздела посвящена движе¬
нию международной солидарности с советским народом в годы
гражданской войны.
В передовых рядах этого движения были иностранные трудя¬
щиеся, находившиеся в 1917 году непосредственно в России. Они
включали в себя прогрессивно настроенные слои военнопленных,
рабочих-отходников из Китая, Кореи, Персии (Ирана), высококва¬
лифицированных рабочих и техников из развитых капиталисти¬
ческих государств. Зарубежные интернационалисты содействова¬
ли установлению Советской власти в различных районах стра¬
ны, участвовали в разгроме первых контрреволюционных мяте¬
жей. В дальнейшем, благодаря политике большевистской партии,
стремившейся сплотить под лозунгами пролетарского интерна¬
ционализма иностранных трудящихся с рабочими и крестьянами
России, движение солидарности быстро набирало силу. В 1917—
1918 годах начали выходить предназначенные для интернациона¬
листов газеты, журналы, брошюры на ряде западных и восточных
языков. В апреле 1918 года в Москве состоялся 1-й Всероссийский
съезд военнопленных, который призвал к формированию интер¬
национальных воинских частей в составе Красной Армии для за¬
щиты Советской республики. Энергичную работу в этом направ¬
лении развернула учрежденная вскоре Центральная федерация
иностранных групп РКП (б) при ЦК партии. Ее первым предсе¬
дателем стал венгерский коммунист Бела Кун.
Всего за период гражданской войны было создано свыше
370 таких отрядов, рот, батальонов, полков и дивизий. В них и в
других подразделениях Красной Армии в разное время служило
до 300 тысяч зарубежных интернационалистов: австрийцев, бол¬
гар, венгров, итальянцев, китайцев, корейцев, немцев, поляков,
румын, сербов, словаков, чехов, финнов...
637
Еще бодыпе трудящихся участвовало в борьбе за прекраще¬
ние антисоветской интервенции у себя дома, в своих странах.
Во главе их стояли члены коммунистических и рабочих партий,
сложившихся под влиянием идей Октябрьской революции в За¬
падной Европе, Азии и Америке. В марте 1919 года в Москве
представители этих партий образовали III Коммунистический Ин¬
тернационал, который сыграл огромную роль в срыве интервен¬
ционистских замыслов мировой буржуазии.
Вот скупой перечень лишь части фактов, свидетельствующих
о небывалом размахе и глубине движения пролетарской соли¬
дарности с Советской Россией с первых месяцев гражданской
войны.
В Англии осенью 1918 года прошли массовые рабочие митин¬
ги и собрания, участники которых угрожали всеобщей стачкой,
если правительство не откажется от попыток подавить русскую
революцию военной силой. В январе 1919 года на конференции в
Лондоне был избран Национальный комитет движения «Руки
прочь от России», к лету того же года развернули деятельность
его местные комитеты. В совместном «Манифесте», принятом
29 января 1920 года, лейбористская партия и профсоюзы потре¬
бовали от английских правящих кругов заключения мира с Со¬
ветской Россией.
Во Франции к борьбе против антисоветской интервенции
призвали Общество друзей русского народа, большинство Фран¬
цузской социалистической партии, Всеобщая конфедерация тру¬
да, многие деятели культуры, в тм числе А. Франс и А. Бар-
бюс. В декабре 1919 года портовики Бордо отказались грузить
военное снаряжение для интервентов и белогвардейцев.
В Италии требование вывода инострапных войск из Совет¬
ской России было выдвинуто в декабре 1918 года Итальянской
социалистической партией. В дальпейшвхм оно заняло видное ме¬
сто в массовых выступлениях рабочего класса страны.
В США в июне 1919 года была основана Лига друзей Со¬
ветской России. Ее протест против интервенции поддержали
участники многочисленных рабочих собраний в различных шта¬
тах страны. Только в Нью-Йорке летом и осенью 1919 года эти
собрания охватили 1 миллион человек.
В июле 1919 года в ряде европейских государств состоялась,
несмотря на противодействие реформистских социал-демократи¬
ческих и профсоюзных лидеров, забастовка солидарности с Со¬
ветской Россией и Советской Венгрией.
Новый подъем международного движения в защиту Совет¬
ской России произошел после нападения на нее буржуазной
Польши в апреле 1920 года. Особый размах движение приобре¬
ло в Англии. В мае докеры Лондона отказались грузить оружие,
638
предназначенное для Польши. В августе на совместном заседа¬
нии парламентской фракции лейбористов, исполкома лейборист¬
ской партии и парламентского комитета Конгресса тред-юнионов
был учрежден Центральный совет действия. Созванная им обще¬
английская рабочая конференция потребовала дипломатического
признания Советской России и пригрозила всеобщей забастовкой
в случае продолжения антисоветской интервенции. В стране раз¬
вернули работу около 350 местных Советов действия. Междуна¬
родный союз транспортных рабочих 17 августа 1920 года призвал
железнодорожников, докеров и моряков всего мира срывать
перевозку военных материалов, которые могут быть использованы
против революционной России. В ряде европейских стран на уз¬
ловых и пограничных станциях, в портах стали действовать ра¬
бочие контрольные посты, что существенно ограничивало до¬
ставку в Польшу и белый Крым боевого снаряжения.
Некоторые документы этой поистине международной борьбы
за Республику Советов публикуются ниже. Они красноречиво
свидетельствуют о том, что сила сплоченности и солидарности
трудящихся всех стран оказалась крепче союза капиталистов.
И в этом заключалась одна из главных причин полного краха
нашествия империалистов на первое в мире социалистическое го¬
сударство.
ИЗВЕЩЕНИЕ О СОЗДАНИИ I РЕВОЛЮЦИОННОГО
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО ОТРЯДА
24 февраля 1918 г.
Отдел формирования и обучения при Всероссийской
коллегии организации и управления Красной Армии
объявляет, что им разрешено формирование при одной
из воинских частей Петрограда I революционного ин¬
тернационального отряда Красной Армии из иностранцев
(разговорный язык английский).
Запись производится на добровольческих началах.
Условия жизни волонтеров общие с условиями жизни
красноармейцев. Организовано бюро по записи иностран¬
цев различных национальностей. Отряды предположено
формировать при гвардии Гренадерском полку (Петро¬
градская сторона, Б. Вульфова ул.).
При сем отдел прилагает перевод воззвания инициа¬
торов формирования отряда, товарищей американских
социалистов — Альберта Вильямса * и Самуэля Агурско-
го, стоящих во главе бюро по записи волонтеров.
Члены коллегии отдела формирования и обучения.
Воззвание
В эту страшную мировую войну всей демократии
угрожала оЦасность, интернациональные силы были раз¬
рознены и рабочий класс повсюду скован империалиста¬
ми всех стран. Из всеобщей тьмы внезапно запылал свет
русской революции, пробуждая великие надежды чело¬
вечества. Советская власть сделала героическое усилие
положить конец войне и удержать факел цивилизации от
потопления в море крови.
Она обратилась с воззванием к рабочим всего мира:
до сих пор рабочий класс не пришел на помощь русской
640
революции, и в настоящий момент надвигающиеся гер¬
манские армии заносят удар в самое сердце Советов.
Глаза революционеров всех стран обращены на этот
революционный центр всего мира с надеждой на его спа¬
сение. Наш долг принять участие в борьбе за сохранение
Петрограда. Сейчас формируется особая часть из всех го¬
ворящих по-английски людей, которая будет присоедине¬
на к гвардии Гренадерскому полку.
Всех эмигрантов, особенно эмигрантов Англии и Аме¬
рики, не входящих в состав Красной Армии и коим доро¬
ги интересы русской революции, просят присоединиться
Призыв Коммунистической партии Австрии
к всеобщей забастовке солидарности
с Советской Россией и Советской Венгрией.
Листовка. 1919 г.
Proletaries
DtM АаМкгщ М 4сг Wknc» wafctw» янмма
Am 21. fuJi win) auch in Deutsch&sterreich die Arbeit ruheni
Own IMnrrva 4«r KmimanteKicben fVstef dm <tir lit. iш R«MUn4 <m4 (.44pm mertmo»
Jm dmiuMrl.r.». <мсЬ$«4ймт «rcnttn Cine »**«Пс Strung 4c* УИем ICr«t%*rbehe<Y»«** *unk «rrw.agcn. 4er шМмЬс
Buriil.t dar «гам rfekjMc't 4ft*n Vcr*4H^wu«tcrM*'**» мим l«4 Met 4tc tlcwmbcwaMr ААМаМИ
■Pudcti+cwnnrb. 4N at«r« Aral* 4e* КмкчинмМЫАеп «яфмммифгп
41 В огненном кольце
641
к этому отряду. Желающих записаться в оный просят об¬
ращаться в Мариинский дворец, 3-й этаж, вход с Возне¬
сенского проспекта. Если вы хотите участвовать в защите
Советской власти от угрожающего ей удара, присоединяй¬
тесь к нам!
Альберт Вильямс
Самуэлъ Агурский
Ф. Небут
ИЗ ВОЗЗВАНИЯ РЕВОЛЮЦИОННОГО ЦЕНТРА ВЕНГЕРСКИХ
ВОЕННОПЛЕННЫХ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ В ОМСКЕ
К ВЕНГЕРСКИМ РАБОЧИМ И КРЕСТЬЯНАМ С ПРИЗЫВОМ
ВСТАТЬ НА ЗАЩИТУ СОВЕТСКОЙ РОССИИ
10 марта 1918 г.
К оружию!
Общая родина социалистов в опасности!
Наша родина, наше сокровище, наше будущее, един¬
ственное наследство нашим детям и внукам — это рево¬
люция!
Разбойничья банда империалистов хочет ее отнять у
нас.
Они хотят, чтобы их наемники подавили революцию
рабочих и крестьян, посадили царя на его кровавый трон,
помещиков — на земли крестьян, чтобы заводы снова от¬
нять у рабочих, чтобы из нае, венгерских, немецких,
австрийских рабочих, выбить даже мысль, даже на¬
дежду, что мы когда-либо можем освободиться из-под
их ига.
К оружию! Вот воззвание правительства русских ра¬
бочих и крестьян.
К оружию! Это также и наше воззвание, революцион¬
ного центра венгерских военнопленных.
Каждый человек, каждый венгерский рабочий — в
ряды Красной Армии, каждый венгерский крестьянин —
в нашу Красную Гвардию, в путь за землю, за завод, за
свободу! Мы, бездомные, идем добывать себе родину.
Мы, безземельные, идем добывать себе землю и хлеб с
оружием в руках.
Дьердь Дожа* — наш руководитель, руководитель
каждого крестьянина, каждого рабочего.
Сюда — под наше Красное знамя! На нем междуна¬
родный лозунг рабочих и крестьян: землю — крестьянам,
642
завод — рабочим, мир — всем освобожденным эксплуати¬
руемым мира!
Все в революционную венгерскую армию; революцион¬
ные венгерские части должны остановить в пути стаи
грабителей...
СПРАВКА НАЧАЛЬНИКА ЧЕХОСЛОВАЦКОГО ОТРЯДА
КРАСНОЙ АРМИИ В САМАРЕ Я. ГАШЕКА *
27 мая 1918 г.
Отряд начал формироваться 15 апреля с. г. из чехосло¬
ваков и сербов, не желающих выехать во Францию с кор¬
пусом. Все поступили в отряд по своему убеждению и
сознанию для углубления революции и полной победы про¬
летариата в лице Советов Народных Комиссаров и ра¬
бочих, солдатских, крестьянских депутатов вне и внут¬
ри Российской Социалистической Федеративной Респуб¬
лики.
Число членов к 27 мая с. г. — 120 товарищей. Из них
две трети чехословаков и одна треть сербов, но я убеж¬
ден, что в течение месяца мы сформируем несколько
рот — полк, т. к. наша агитация теперь успешно дей¬
ствует (приложено одно из наших воззваний).
Все члены участвовали в боях против немцев на
Украине.
СООБЩЕНИЕ ГАЗЕТЫ «КРАСНАЯ АРМИЯ» О КИТАЙСКИХ
ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТАХ
13 июня 1918 г.
Русская революция трудящихся имеет громадное зна¬
чение, ибо она явилась толчком в деле революции трудя¬
щихся всех стран.
Действительно, французские, английские, германские
и австрийские бедняки уже образовали интернациональ¬
ные батальоны.
Пробудила революция и забитого бедняка-китайца.
По сообщению «Моршанских известий», китайцами так¬
же образован особый интернациональный полк, который
сражается на Юге за общее дело социализма.
Организатор китайских красных батальонов Сан Фу-
ян происходит из бедной семьи пограничного комендан¬
та. Испытавший с детства нужду и горе, он примкнул к
41*
643
социалистической китайской партии, принимая участив
в революционных выстуцлениях.
Находясь в России во время наступления румын на
советские войска, он предложил заседавшему в г. Тирас¬
поле съезду 2-й революционной армии сформировать ки¬
тайские красные батальоны.
Красные китайские отряды набираются исключитель¬
но из бедняков, рабочих и шахтеров. Главная масса со¬
стоит из так называемых кули (грузчиков). Торговцев,
несмотря на их желание, в отряды не принимают.
Строгая дисциплина и выдержанность дают отрядам
непоколебимую стойкость и силу: из боев они уходят
последними.
Численность китайских красноармейцев превышает
1800, но это число постоянно возрастает.
Формируются батальоны особенно успешно в Самаре
и Сибири, откуда ожидается не менее 10 тыс. человек.
Китайцы очень интересуются ходом русской револю¬
ции. Почти каждый день у них происходят митинги.
Ожидается выход в скором времени китайской больше¬
вистской газеты, которая будет обслуживать эти красные
батальоны.
Из разговоров с китайскими красноармейцами выяс¬
няется, что последние надеются на помощь русского про¬
летариата для совершения революции в Китае.
«У нас в Китае, — говорят они, — часто бывали ре¬
волюции, но все мы, бедняки, оставались ни при чем:
торжествовали лишь мандарины (родовая энать и зажи¬
точные классы)».
ИЗ ВОЗЗВАНИЯ ИСПОЛКОМА БРИТАНСКОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ КО ВСЕМ РАБОЧИМ
ОРГАНИЗАЦИЯМ С ОСУЖДЕНИЕМ ИНТЕРВЕНЦИИ
29 августа 1918 г.
...Британская социалистическая партия * настаивает,
чтобы все организации, члены которых сознают, что по¬
ражение русского социализма явится поражением рабо¬
чего класса повсюду, приняли бы и довели по возможно¬
сти до всеобщего сведения следующую революцию:
«Рабочие на настоящем митинге протестуют против
вооруженной интервенции в России, осуществляемой во¬
преки ясно выраженным желаниям Советского прави¬
тельства и в прямом противоречии с заявлениями союз-
644
THE COMMUNIST PARTY
OF GREAT BRITAIN
21a Maiden Lane, Strand, London, W.C2
Fellow Workers
WAR.WITH RUSSIA
DO you want to fight for big business ?
|0 you want to fight for Imperialism ?
О you want to tight against the working cfess 9
Haven t you had enough of it?
4? THEN STOP IT
Russia was wantonly attacked by Poland.
Poland was egged on by Prance and Britain
Russia has beaten the aggressor
Russia,guaта ntees the independence of Poland
Russia offers peace to Poland on even better terms than the
Allies demand
But the Allies do not went peace
Beaten in Poland, they conspire with WraiigS§i
"Who isthis Wrangd in the Crimea?
He is & subsidised traitor against the Soviet Government
Why do the Allies «cognise Wnmgd ?
Because, in their own words, he is an anti Bolshevik leader
Because THEY WANT war with Russia
Why do thay Want war with Russia?
Becadse IN RUSSIA THE WORKERS ARE TOP DOG
Because they have done away with Dokesand lords, profiteers
and parasites. Because they have doneaway with loafers
and slackers and all the pestilent crew that force up the
prise of food, of fares, of Tents, Of everything Because
they have done away with all the people who tod uso£
our liberties and want to bleed ua ot О UR. LIVES
In Russia they have SACKED THE LOT. No Wonder
Churchill ahd his like want to fight Russia
They see their number is up
But that’s no reason for YOU to-fight
Of course, Churchill & Co mean to crush Russia at all costs
WHOSE COSTS? TOURS
These backers of Poland and Wrangel are involyine us in
another WORLD WAR 7
•a? WE ARE BACK IN 1914
YOUR, money will be spent
YOUR, blood will be shed
YOUR wives may become widows •
YOU will have to oo through the hell ot the trenches
NOT CHURCHILL, but YOU
RUSSIA WANTS PEACE, WE WANT PEACE and
POLAND MUST BE COMPELLED TO MAKE $EACE
WRANGBL MUST SURRENDER TO RUSSIA
REFUSE TO FIGHT
REFUSE TO MAKE OR HANDLE MUNITIONS
STAND BY YOUR OWN CLASS
Ism* for A* ef lht Commttttf Party of G*»t Вьпт by
AbfACMANUS Chairman '. A Ih/KPLN Staitaty
fhunttrtn. Afini A»> (T.VJfbi: Ckr**»v SwnfC.
Призыв Коммунистической партии Великобритании
к борьбе против антисоветской интервенции.
Листовка. 1920 г.
ников, сделанными в пользу самоопределения всех
наций. Участники настоящего митинга уверены, что свер¬
жение Советского правительства явится бедствием для
организованного рабочего движения во всем мире и мо¬
жет быть истолковано как доказательство намерения
правительств вести войну против рабочего класса. Участ¬
ники митинга призывают английское правительство отка¬
заться от своей теперешней политики в отношении Рос¬
сии и вместо этого предложить России техническую и
экономическую помощь, которая требуется для ее вос¬
становления».
РЕЗОЛЮЦИЯ КОНГРЕССА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
ФРАНЦИИ С ОСУЖДЕНИЕМ ИНТЕРВЕНЦИИ
15 октября 1918 г.
Социалистическая партия Франции * клеймит пред¬
принятые официальной Францией и ее союзниками дей¬
ствия в России и Сибири, которые представляют покуше¬
ние на право русского народа. Социалистическая партия
считает это преступное вмешательство очень опасным.
Оно должно вызвать ненависть русских народных масс
против милитаризма. Социалистическая партия проте¬
стует против отношения руководящих кругов Франции и
союзных государств Европы к русской революции.
ИЗ ЗАЯВЛЕНИЯ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Д. ЛЛОЙД ДЖОРДЖА * НА ЗАСЕДАНИИ СОВЕТА ДЕСЯТИ *
В ПАРИЖЕ
21 января 1919 г.
Британская империя имеет в настоящее время в Рос¬
сии от 15 до 20 тыс. солдат. М. де Скавениус * подсчи¬
тал, что необходимо дополнительно послать около
150 тыс. солдат для того, чтобы предотвратить разло¬
жение антибольшевистских правительств. Генерал
Франше д’Эспере * также настаивал на необходимости
союзной поддержки. В настоящее время Канада решила
вывести свои войска, т. к. канадские солдаты не согласи¬
лись бы остаться и воевать против русских. Такого же
рода затруднения наблюдаются и среди других союзных
войск... Если Британия попытается послать новые вой¬
ска в Россию, они восстанут.
646
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ АМЕРИКАНСКОГО СЕНАТОРА БОРА*
В СЕНАТЕ США ПРОТИВ УЧАСТИЯ АМЕРИКАНСКИХ ВОЙСК
В ИНТЕРВЕНЦИИ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ
5 сентября 1919 г.
Г-н президент.
Мы не находимся в состоянии войпы с Россией. Кон¬
гресс не объявлял войны русскому правительству или
русскому народу. Народ Соединенных Штатов не желает
войны с Россией. Если бы народ нашей страны спросили
об этом, он единодушно высказался бы против войны с
Россией или какой-либо частью или группировкой рус¬
ского парода. Но хотя конгресс не объявлял войны, мы
ведем войну против русского народа. Мы держим армию
в России; мы снабжаем боеприпасами и спаряжением во¬
оруженные силы в этой стране; мы настолько глубоко
вмешались в конфликт, как будто имеем на то конститу¬
ционные полномочия, как будто была объявлена война
и в ее целях нация призвана к оружию... Что бы ни про¬
исходило в этой стране, мы не шмеем конституционных
полномочий на вооруженную интервенцию. Иными сло-
«Перепиши ес заново, Джордж...»
Совет действия требует, чтобы
Ллойд Джордж отказался от ультиматума
Советскому правительству.
Рисунок из американского
журнала «Либеррейтер». 1920 г.
вами, если говорить честно и ясно, пребывание войск в
России в настоящее время представляет собой открытую
узурпацию власти. Жертвуя жизнью наших солдат, мы
не имеем на то ни легального, ни морального права. Это
является открытым нарушением принципов свободного
правительства.
ПРОТЕСТ ДЕЯТЕЛЕЙ ФРАНЦУЗСКОЙ КУЛЬТУРЫ ПРОТИВ
АНТИСОВЕТСКОЙ ПОЛИТИКИ ПРАВИТЕЛЬСТВ
СТРАН АНТАНТЫ
26 октября 1919 г.
Большая страна, несчастная, разорванная, изнурен¬
ная внешними и внутренними войнами, вскоре познает
страдания еще более великие, чем те, которые ее до сих
пор подавляли: Россия вскоре почувствует, как вокруг
нее сожмется преступная блокада — беспримерная и
неоправданная. Миллионы невинных существ, которые
даже не всегда могут понять причины их глубокого бед¬
ствия, но которые из-за этого не меньше измучены, ста¬
нут испытывать еще более жестокий, чем всегда, голод и
все материальные и моральные лишения, которые он вле¬
чет за собой.
Союзные правительства, для того чтобы осуществить
эту бесчеловечную цель, объединились со своими недав¬
ними врагами и не поколебались, чтобы оказать нажим
на нейтральные страны. Для нас дело идет не о полити¬
ке. Дело даже не в том, чтобы знать, ставит ли современ¬
ный режим России под угрозу, как говорят, порядок в
мире. Совершается великое преступление против людей,
преступление, которое не может породить ничего хоро¬
шего ни для кого. Мы отказываемся участвовать в этом
преступлении, участвовать в нем хотя бы нашим молча¬
нием. Мы протестуем всей силой нашего сердца и наше¬
го ума против этого акта, не достойного человеческого
сознания вообще и традиций нашей страны в частности.
Анатолъ Франс*, Жан-Ришар Блок*,
Шарль Вильдрак*, Анри Барбюс*,
Виктор Маргерит*, г-жа Отан-Лара
и г-н Отан-Лара, Этьен Антонелли,
Фердинан Бюиссон, Л. Мартинэ,
А. Предан и др.
m
ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ИСПОЛКОМА КОМИНТЕРНА *
К ПРОЛЕТАРИАТУ ВСЕХ СТРАН В СВЯЗИ С НОВЫМ
АНТИСОВЕТСКИМ ПОХОДОМ АНТАНТЫ
18 мая 1920 г.
Рабочие всех стран! На востоке снова льется кровь.
Снова громадные области разоряются военными действи¬
ями; снова трудящиеся массы России, жаждущие мира,
жаждущие творческой работы воссоздания и возрожде¬
ния, принуждены взяться за оружие. Наступление кайи-
талистической и помещичьей Польши на Советскую Рос¬
сию прерывает работу мирного строительства, за кото¬
рую взялись рабочие и крестьяне России после того, как
они разбили Колчака, Деникина и Юденича, этих агентов
мирового капитализма, и отстояли свою землю, свои
фабрики и заводы...
Но виновниками этой войны являются не только поль¬
ские помещики и капиталисты. Виновниками являются
Плакат С. В. Малютина. 1920 г.
КРЕПНЕТ Н0ЖУНА ПОД ЛУЛЬ РOEM.
ТОВАРИЩИ, ПОД ВИНТОВКОЙ ШЫ УТР0ИМ1
одновременно и правительства Антанты. Это они воору¬
жили и вооружают белогвардейскую Польшу. Вступая с
Советской Россией в переговоры о возобновлении торго¬
вых сношений, они в то же время не перестают надеять¬
ся, что им удастся сломить рабочих и крестьян России.
Торговля с Советской Росеией должна, по их мнению,
разложить ее изнутри; и в то же время они лелеют на¬
деж ду на сокрушение Советской республики извне: им
кажется, что, когда снова выступят какие-нибудь
контрреволюционные силы против рабоче-крестьянской
России, ИхМ, союзникам, удается при помощи этих
контрреволюционных сил снова надеть ярхмо на русский
(пролетариат и крестьянство...
От вас, рабочие всех стран, зависит, чтобы эта война
в самый кратчайший срок окончилась разгромом поль¬
ских капиталистов и помещиков.
Рабочие амуниционных заводов Франции, Англии,
Италии и Америки! Не производите ни одного патрона,
ни одной винтовкщ ни одной пушки для Польши!
Рабочие транспорта, железнодорожники, грузчики,
матросы! Не отправляйте в Польшу ни снаряжения, ни
продовольствия, ибо все это должно служить делу войны
против рабоче-крестьянской России!
Рабочие всех союзных стран! Выходите на улицу,
устраивайте демонстрации и забастовки под лозунгом:
«Долой поддержку белогвардейской Польше! Союзники
должны привязать на цепь свою собаку — польских ка¬
питалистов и помещиков — и заключить честный мир с
Советской Россией!»
Рабочие Германии и Австрии! Вы знаете, что Совет¬
ская Россия является столпом мировой революции, кото¬
рая одна только может освободить вас от ига ваших соб¬
ственных капиталистов и от петли, наброшенной на вашу
шею Версальским* и Сен-Жерменским мирах\ш *! Гер¬
манские железнодорожники! Не пропускайте поездов из
Франции в Польшу! Портовые рабочие Данцига! Не вы¬
гружайте пароходов, предназначенных для Польши! Ав¬
стрийские железнодорожники! Ни один поезд из Италии
не должен быть пропущен в Польшу!
Рабочие Румынии, Финляндии и Латвии! Ваши белые
правительства, связанные тайными договорами с поль¬
скими помещиками, могут втянуть и вас в эту войну.
Будьте настороже, сделайте все, что в ваших силах сде¬
лать, чтобы не допустить этого позора.
650
Рабочие Польши! Вам, связанным с русским пролета¬
риатом тридцатилетней совместной борьбой, не нужно на¬
поминать о ваших обязанностях. Вы исполняете свой
долг, устраивая демонстрации и забастовки во имя мира
с Советской Россией. Вы боретесь, платя за свою борьбу
тысячами жертв. С гордостью смотрит на вас III Интер¬
национал, среди основателей которого были славные вож¬
ди ваши — Роза Люксембург* и Ян Тышка*. Интерна¬
ционал убежден, что вы напряжете теперь все свои силы,
чтобы ударить в тыл белой Польше, чтобы совместно с
рабочими России одержать победу над польскими поме¬
щиками и капиталистами. Вы знаете, что Советская Рос¬
сия несет Польше не угнетение, а национальную свобо¬
ду, освобождение от цепей союзного капитала, помощь в
борьбе против собственных капиталистов. Победа рабоче-
крестьянской России будет победой польского пролета¬
риата, брата и союзника русских рабочих и крестьян.
В атаку, польские рабочие! Начинается последний ваш
бой. Приближается день, когда судьями будем мы.
Долой польских помещиков и капиталистов! Да здрав¬
ствует Советская рабоче-крестьянская Россия! Долой вой¬
ну! Да здравствует мир между трудящимися массами
Польши и России! Долой преступную игру союзных пра¬
вительств! Да здравствует международная пролетарская
революция!
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ К ХУДОЖЕСТВЕННЫМ
ПРОИЗВЕДЕНИЯМ
А. С. СЕРАФИМОВИЧ. ЖЕЛЕЗНЫЙ ПОТОК.
Публикуется по изданию: Серафимович А. С. Собр.
соч. в семи томах, т. 6. М., 1959. Впервые роман напечатан в аль¬
манахе «Недра», М., 1924, кн. 4.
Серафимович Александр Серафимович (настоящая фамилия —
Попов; 1863—1949) — русский советский писатель, член Коммуни¬
стической партии с 1918 г. Родился в семье есаула войска Дон¬
ского. После окончания гимназии учился в 1883—1887 гг. на фи¬
зико-математическом факультете Петербургского университета,
сблизился с революционно настроенными студентами. Сослан в
Архангельскую губернию под надзор полиции. Вернувшись на
Дон (1890 г.), продолжал революционную деятельность. Печа¬
таться начал с 1889 г. Активно сотрудничал в руководимом
М. Горьким издательстве «Знание». С полной убежденностью при¬
нял Октябрьскую революцию, заведовал литературно-художе¬
ственным отделом газеты «Известия», агитмассовым отделом Мос¬
совета, был военным корреспондентом газеты «Правда». Затем
ряд лет возглавлял журнал «Октябрь». Один из организаторов
Союза писателей СССР.
«Железный поток» — главная книга А. С. Серафимовича.
В ее основу легла история легендарного похода Таманской армии
в августе — сентябре 1918 г. Для более полного понимания дей¬
ствия романа коротко познакомимся с историческими событиями
того времени.
В первые послеоктябрьские месяцы из красногвардейских от¬
рядов и революционных солдат была образована Красная армия
Северного Кавказа (первоначально называлась Юго-Восточной ре¬
волюционной армией). Она успешно действовала против белых
добровольческих сил, освободив в марте 1918 г. Екатеринодар —
главный город Кубани. Но к лету 1918 г. положение советских
войск заметно осложнилось: в крае множилось число контррево¬
люционных выступлений и мятежей казачества, в этих условиях
активизировались действия деникинцев. 16 августа они вновь за¬
хватили Екатеринодар.
Многочисленные советские части, сражавшиеся на Таманском
полуострове, оказались отрезанными от Красной армии Северного
652
Кавказа, которая отступила из Кубани в Терскую область. 25 ав¬
густа на совещании командиров этих частей в поселке Верхнеба-
канском было решено пробиваться на соединение с главными си¬
лами по берегу Черного моря на Туапсе и далее горными доро¬
гами — на Армавир. По образцу 1-й колонны, организованной из
отдельных красноармейских подразделений Е. И. Ковтюхом, со¬
здаются еще две колонны: 2-я (командир Д. Е. Лисунов) и 3-я
(командир И. И. Матвеев). 26 августа колонны таманцев прошли
через Новороссийск и двинулись дальше к Геленджику. Их отход
прикрывали бронепоезда, оборудованные новороссийскими рабо¬
чими.
27 августа 1918 г. в Геленджике состоялся совет командиров
таманских частей, партийных и советских работников Екатерино-
дара, Новороссийска, Геленджика. На нем было принято решение
создать единую Советскую Таманскую армию. Ее командующим
избрали бывшего морского прапорщика И. И. Матвеева, началь¬
ником штаба -- бывшего штабс-капитана, коммуниста Г. Н. Бату¬
рина. Политическим комиссаром был назначен большевик с 1905 г.
Н. К. Кича. Общая численность всех трех колонн армии достига¬
ла приблизительно 27 тысяч штыков и 3,5 тысячи сабель (при
15 орудиях). Основную массу красноармейцев составляли вчераш¬
ние крестьяне малоземельных станиц Тамани, многие из которых
незадолго до того добровольно вступили в ряды революционных
частей для защиты Советской власти. Среди таманцев находи¬
лось также около 5 тысяч моряков Черноморского флота. За бое¬
выми колоннами шла большая масса беженцев (до 25 тысяч че¬
ловек), спасавшихся от белоказачьего террора.
Поход Таманской армии совершался в трудных условиях гор¬
ной местности, при острой нехватке продовольствия, боезапасов,
медикаментов. Продвигаться вперед приходилось с тяжелыми, по¬
чти непрерывными боями. Тем не менее поставленная цель была
достигнута. Пройдя свыше пятисот верст в тылу противника, Та¬
манская армия 17 сентября 1918 г. в станице Дондуковской встре¬
тилась с передовой группой войск Красной армии Северного Кав¬
каза.
Спустя три года после этих событий А. С. Серафимович по¬
знакомился с Е. И. Ковтюхом, и его рассказ о походе таманцев
захватил писателя. Он стал записывать воспоминания команди¬
ров и красноармейцев Таманской армии, собирал их дневники и
письма. Через два с половиной года напряженного труда роман
был закончен и вскоре увидел свет. Позднее А. С. Серафимович
любил вспоминать доходившие до него рассказы о том, как уча¬
стники похода, прочитав «Железный поток», спрашивали: «А то¬
варищ Серафимович в какой части у нас был?» — «Значит, правди¬
во написано», — добавлял при этом писатель. «Мне хотелось, —
говорил он, — дать повествование, возможно более близкое к жи¬
вой действительности... В «Железном потоке» у меня выдумки ма¬
ло. События в большинстве случаев представлены тан, как бы¬
ли». Многие герои романа имеют своих реальных прототипов из
числа участников похода.
Верность правде истории, точность в фактах и вместе с тем
их яркое художественное обобщение позволили писателю со-»
здать, говоря словами А. В, Луначарского, «исключительной си¬
лы поэму» — поэму о мужестве и стойкости народа, открывшее
го для себя смысл жизни в борьбе за новое общество. Появление
653
«Железного потока» было сразу же оценено критикой как круп¬
ное достижение молодой советской литературы.
К с. 36. Казачество — военное сословие в России. Службу
(главным образом — в кавалерии) несло на особых условиях —
со своим обмундированием, снаряжением, холодным оружием и
строевыми лошадьми. К октябрю 1917 г. было 13 казачьих войск:
Донское, Кубанское, Оренбургское, Забайкальское, Терское, Си¬
бирское, Уральское, Амурское, Семиреченское, Астраханское, Ус¬
сурийское, Енисейское, Иркутское. Казачество насчитывало око¬
ло 4,4 миллиона человек, ему принадлежало свыше 65 миллионов
десятин земли.
Все казачьи войска и области, населенные казаками в цар¬
ской России, подчинялись в административном отношении Глав¬
ному управлению казачьих войск военного министерства во гла¬
ве с атаманом всех казачьих войск, которым с 1827 г. являлся
наследник императорского престола. Во главе каждого войска
стоял его наказной (т. е. назначаемый центральной властью)
предводитель — войсковой атаман. При нем находился штаб,
управлявший делами войска через назначенных атаманов отде¬
лов или (в Донском и Амурском войсках) окружных атаманов.
Кроме того, избирались кошевые, походные и другие атаманы.
В станицах и хуторах имелись станичные и хуторские атаманы,
избиравшиеся на сходах.
Казачество было гораздо зажиточнее крестьянства: кулаки и
середняки в нем составляли больший, а бедняки меньший про¬
цент. Для аграрных отношений в казачьих областях характерны
были также острые противоречия между казаками и иногородни¬
ми — крестьянами, которые поселились там после отмены кре¬
постного права в 1861 г. и не имели никаких прав, в том числе
на землю. Однако развитие капиталистических отношений при¬
вело к тому, что в начале XX века главным противоречием
в казачьих областях стал не сословный, а классовый антаго¬
низм.
В период Октябрьской революции трудовое казачество в мас¬
се своей не поддержало Временное правительство, и в этом одна
из основных причин быстрого разгрома первых антисоветских
мятежей. Углубление социалистической революции весной
1918 г. обострило классовую борьбу, вызвало серьезные колебания
казаков-середняков в сторону контрреволюции. Известную нега¬
тивную роль сыграли и ошибки, допущенные органами Советской
власти по отношению к средпему казачеству. Буржуазно-поме¬
щичьи элементы и иностранные интервенты, используя эти коле¬
бания, а также наличие сильной кулацкой прослойки и сослов¬
ных предрассудков, организовали свержение Советской власти в
казачьих областях и создали там опорную базу контрреволюции.
Значительная часть казаков оказалась в белогвардейских арми¬
ях. Одновременно казачьи подразделения (преимущественно из
бедноты) создаются в Красной Армии. Их численность неуклон¬
но увеличивалась по мере перехода основной массы среднего ка¬
зачества на сторону Советской власти. Этот переход завершился
в конце 1919-го — весной 1920 г. В 1920 г. казачество как особое
военное сословие фактически прекратило свое существование.
...содом и гоморра... — Здесь: крайний беспорядок, сумато¬
ха, шум.
654
К с. 38. Екатеринодар — с 1920 г. Краснодар.
Кадеты. — Здесь: просторечное название военнослужащих
(главным образом офицеров) белой Добровольческой армии.
К с. 39. Турецкий фронт — один из фронтов первой мировой
войны. Развернут (с 20 октября 1914 г.) Россией против Турции
в Закавказье.
К с. 41. ...сказылись — взбесились, сошли с ума.
...с елузду зъихав -— сбился с толку, сошел с ума.
К с. 42. Шукать — искать, отыскивать.
К с. 46. Меньшевики — члены мелкобуржуазной реформист¬
ской партии в России. Как течение в российской социал-демо¬
кратии меньшевизм оформился на II съезде РСДРП (1903 г.),
после того как противники ленинских принципов построения
пролетарской партии оказались в меньшинстве при выборах
центральных партийных органов. После февраля 1917 г. меньше¬
вики резко выступили против курса на социалистическую рево¬
люцию, проводили политику соглашения с буржуазией. В мао
1917 г. представители партии вошли в состав Временного прави¬
тельства.
Мепыпевизм никогда не являлся единой, сплоченной партий¬
ной организацией. За 1917 г. его идейная и политическая неодно¬
родность еще более усилилась. На крайне правом фланге стояла
группа «Единство» (лидер Г. В. Плеханов). Основное течение
представляли центристы (лидеры Ф. И. Дан, Н. С. Чхеидзе,
И. Г. Церетели). Левый фланг занимали меныцевики-интерна-
ционалисты (лидер Л. Мартов) и группа «Новая жизнь» во гла¬
ве с Н. Н. Сухановым. Общая численность меньшевиков не пре¬
вышала 200 тысяч человек.
Октябрьскую революцию меньшевики встретили враждебно,
принимали участие в организации первых антисоветских выступ¬
лений. Вместе с эсерами они стали прямыми пособниками бело¬
гвардейцев и интервентов, возглавили «демократическую контр¬
революцию». Начавшийся с осени 1918 г. поворот непролетарских
слоев трудящихся к активной поддержке Советской власти, про¬
вал «демократической контрреволюции», массовый отход рядовых
членов меньшевистской партии от ее лидеров заставили последних
лавировать, вносить определенные изменения в свою тактиче¬
скую линию. Но фактически опа никогда не меняла своей анти¬
советской направленности. Враждебность социализму и антиболь¬
шевизм неотвратимо вели меньшевизм к потере остатков влия¬
ния в массах, организационному развалу. К 1923 г. меньшевики
были практически полностью вытеснены из Советов, профсою¬
зов, кооперации. Отдельные малочисленные группы еще некото¬
рое время (до конца 20-х гг.) продолжали свою антисоветскую
деятельность в подполье. Центр меньшевизма переместился в
эмиграцию, где обосновалось несколько десятков партийных
функционеров. Их враждебная СССР деятельность окончательно
замерла к концу 30-х гг.
Эсеры (социалисты-революциоцеры) — члены крупнейшей
мелкобуржуазной партии в России. Опа возникла в конце
1901-го — начале 1902 гг. в результате объединения различных
народнических групп и кружков. Взгляды эсеров представляли
655
собой эклектическую смесь идей русского народничества и запад¬
ноевропейского ревизионизма. После февральской революции пар¬
тия эсеров (около 500 тысяч членов) вместе с меньшевистской
партией была главной опорой буржуазного Временного прави¬
тельства. В партии к середине 1917 г. определились три основные
группировки: правые (во главе с А. Ф. Керенским), центристы
(во главе с В. М. Черновым) и левые (во главе с М. А. Спиридо¬
новой). Лидеры правых и центристов входили в состав Времен¬
ного правительства. Группа Спиридоновой в конце ноября
■1917 г. оформилась в самостоятельную партию левых эсеров.
В послеоктябрьский период партия эсеров выступила одним
из вдохновителей вооруженной борьбы с Советской властью. Эсе¬
ры активно поддерживали интервентов и белогвардейцев, уча¬
ствовали в контрреволюционных заговорах, организовывали тер¬
рористические акты против деятелей Коммунистической партии
и Советского государства. Как и у меньшевиков — под воздей¬
ствием тех же факторов — тактика эсеров в ходе гражданской
войны менялась (вплоть до отказа на словах от вооруженной
борьбы с Советской властью). Но неизменным оставался опреде¬
лявший ее антисоветизм и антибольшевизм эсеровских вождей.
В начале полосы мирного социалистического строительства
партия эсеров, полностью дискредитировав себя в глазах трудя¬
щихся, переживала глубокий идейно-политический и организаци¬
онный кризис. Однако ее немногие сохранившиеся организации
продолжали враждебную деятельность в глубоком подполье, под¬
держивали связи с эсеровской эмиграцией. С выявлением и лик¬
видацией в мае 1925 г. нелегального Центрального бюро партии
эсеров малочисленное и слабо организованное эсеровское под¬
полье окончательно утрачивает единое руководство, связь с эмиг¬
рантскими центрами и быстро сходит на нет. Собравшийся в
1928 г. в Париже «съезд заграничных организаций партии соци-
ал-революционеров» (на нем было представлено 12 групп общей
численностью в 120 человек) констатировал отсутствие в СССР
каких-либо эсеровских организаций. К началу 30-х гг. распались
и эмигрантские партийные группы.
Кадеты — члены конституционно-демократической партии
(партии «народной свободы»), ведущей партии либерально-монар¬
хической буржуазии в России, основанной в октябре 1905 г. В ее
состав входили преимущественно представители буржуазной ин¬
теллигенции и либеральных помещиков. Видными деятелями пар¬
тии были П. Н. Милюков, В. А. Маклаков, И. И. Петрункевич,
П. Б. Струве, Ф. И. Родичев, А. И. Шингарев и другие.
В дни февральской революции кадеты старались спасти мо¬
нархию, затем заняли руководящее положение в буржуазном
Временном правительстве. Численность партии в это время —
около 50 тысяч человек. После Октябрьской революции кадеты
встали на путь развязывания гражданской войны. В связи с
этим 28 ноября (И декабря) 1917 г. они были объявлены партией
врагов народа. Уйдя в подполье, сотрудничали со всеми внутрен¬
ними и внешними врагами Советской власти, наряду с монархи¬
стами играли главную роль в белом движении, установлении на
захваченной белогвардейцами территории военно-диктаторских ре¬
жимов. К концу гражданской войны в стране практически не
оставалось организаций кадетской партии. В эмиграции, где обо¬
сновалась значительная часть партийных руководителей, кадеты
не прекращали своей антисоветской деятельности. К середине
656
20-х гг. все кадетские эмигрантские группы (в 1921 г. их было
8 общей численностью около 200 человек) распались, за исключе¬
нием одной — «республиканско-демократической группы» во гла¬
ве с П. Н. Милюковым. Последняя существовала до конца 30-х гг.
К с, 48. Бешмет — верхняя распашная одежда у некоторых
народов Средней Азии и Северного Кавказа; в талии собирается
в складки и подпоясывается.
К с. 50. Блукать — блуждать, бродить, шататься.
К с. 52. Швидно — быстро, проворно, спешно.
К с. 53. ...саламатой году ваты... — угощать, кормить салама¬
той — киселем или жидкой кашей из муки с маслом, салом.
К с. 57. Байстрюк (бастрюк) — внебрачный ребенок.
К с. 59. Пластуны — военнослужащие пеших команд и ча¬
стей Кубанского казачьего войска в XIX — начале XX вв.
К с, 64. ...матросы с потопленных кораблей... — В связи с
угрозой захвата австро-германскими интервентами Черноморского
флота Советское правительство 23 апреля 1918 г. предписало ему
перебазироваться из Севастополя в Новороссийск. 11 мая 1918 г,
главнокомандующий германскими войсками на Востоке ультима¬
тивно потребовал вернуть корабли в Севастополь. Ради сохране¬
ния мирной передышки Советское правительство было вынужде¬
но формально согласиться на это, но одновременно, не желая от¬
давать корабли врагу, негласно распорядилось их уничтожить.
В середине июня это распоряжение исполнили команды линкора
«Свободная Россия», 8 эсминцев и 2 миноносцев, составлявших
большую часть действующего боевого ядра Черноморского флота.
К с. 83. Шемая — промысловая рыба семейства карповых,
распространенная в бассейнах Черного, Азовского, Каспийского
и Аральского морей.
К с. 88. Вильгельм II Гогенцоллерн (1859—1941) — герман¬
ский император и прусский король в 1888—1918 гг. Свергнут но¬
ябрьской революцией 1918 г.
К с. 100. ...из Москвы распоряжение — выдать немцам
флот. — См. примечание к с. 64.
К с. 114. Грузинские меньшевики — члены мелкобуржуазной
националистической партии Грузии, образовавшейся в ноябре
1918 г. после отделения ее организаций от российских меньшеви¬
ков. Лидеры: Н. Н. Жордания, Н. В. Рамишвили, И. Г. Церетелн
и другие. После создания в мае 1918 г. Грузинской буржуазной
республики местные меньшевики стали правящей партией.
Правительство республики вначале возглавлял Рамишвили,
затем Жордания. Грузинские меньшевики были послушными ис¬
полнителями воли имущих классов, преследовали большевиков,
проводили проимпериалистический внешнеполитический курс. Ан¬
тинародное меньшевистское правительство было свергнуто в фев¬
42 В огненном кольце
657
рале 1921 г. вооруженным восстанием трудящихся Грузии при
поддержке частей Красной Армии. Партия самораспустилась в
августе 1923 г.
К с. 147. Покровский Виктор Леонтьевич (1889—1923) — бело¬
гвардейский генерал (1919 г.). Участник первой мировой войны,
военный летчик, капитан. В январе 1918 г. сформировал на Куба¬
ни контрреволюционный отряд, с марта 1918 г. — в составе Доб¬
ровольческой армии. Командовал кавалерийской бригадой, диви¬
зией, корпусом, с декабря 1919 г. по февраль 1920 г, — белой
Кавказской армией. С 1920 г. белоэмигрант.
К с. 176. ...а у них — разложение... — Красной армией Север¬
ного Кавказа, в которую в середине сентября влились колонны
таманцев, командовал с августа 1918 г. И. Л. Сорокин (1884—
1918) — левый эсер по партийной принадлежности и авантюрист
по складу характера. Пользуясь слабостью комиссарского контро¬
ля, он постепенно превратил штаб армии в антисоветское эсе¬
ровское гнездо, которое разлагающе действовало на войска. В ар¬
мии начались репрессии против верного революции командного
состава. Под предлогом невыполнения приказа Сорокин расстре¬
лял 8 октября 1918 г. командующего таманцев И. И. Матвеева.
21 октября Сорокин встал на путь открытой измены Советской
власти, отдав приказ о расстреле партийных и советских руково¬
дителей Северного Кавказа. 27 октября 1918 г. Сорокин и его под¬
ручные были объявлены вне закона и вскоре ликвидированы.
М. А. БУЛГАКОВ. БЕЛАЯ ГВАРДИЯ.
Публикуется по изданию: Бултаков М. А. Избраппая
проза. М., 1966. Первая, вторая и две главы третьей части рома¬
на впервые были напечатаны в 1925 г. в московском журнале
«Россия» (№ 4, 5). Полностью роман увидел свет в 1929 г. в Па¬
риже, где печатался под наблюдением М. А. Булгакова через по¬
средство Управления по охране авторских прав.
Булгаков Михаил Афанасьевич (1891—1940) — русский совет¬
ский писатель. Родился в Киеве в семье профессора духовной
академии. В 1909 г. окончил Киевскую первую гимназию, в
1916 г. — медицинский факультет Киевского университета. Ра¬
ботал земским врачом в Смоленской губернии. В 1918—1919 гг.
жил в Киеве, где, по собственным словам, «пачал заниматься ли¬
тературой одновременно с частной медицинской практикой». По¬
сле захвата Киева деникинцами мобилизован как врач в сентяб¬
ре 1919 г. в белую армию. В 1920 г. во Владикавказе, находясь
на советской службе, сочинил и поставил в местном театре свои
первые пьесы (текст их не сохранился). С 1921 г. жил в Москве.
В 1921—1924 гг. работал в литературном отделе Главполитпро¬
света, был хроникером и фельетонистом в ряде московских га¬
зет, сотрудничал в сменовеховской газете «Накануне» (Берлин).
В эти же годы начинает публиковать художественные произве¬
дения. С 1930 г. работал в Московском Художественном театре в
качестве режиссера-ассистента, с 1936 г. — в Большом театре в
должности либреттиста и консультанта. Большинство крупных
произведений писателя (в том числе пьесы, часть из которых
658
была поставлена в московских театрах в 20—30-е гг.) опублико¬
ваны после его смерти.
Роман «Белая гвардия» — первое крупное произведение, на¬
писанное М. А. Булгаковым. Действие его развертывается в Кие¬
ве зимой 1918—1919 гг. Для того чтобы лучше понять содержа¬
ние романа, вспомним события, которые произошли в Городе
(так М. А. Булгаков называет в романе Киев) с октябрьских дней
1917 г., тем более что они сменяли друг друга с калейдоскопиче¬
ской быстротой.
27 октября (9 ноября) 1917 г. состоявшееся в Киеве заседа¬
ние Совета рабочих и солдатских депутатов приняло большевист¬
скую резолюцию о поддержке восстания в Петрограде. В ходе
боев войска Временного правительства были разбиты, но побе¬
дой революционных масс воспользовалась украинская буржуазия.
Центральная Рада — объединенный орган буржуазных и мелко¬
буржуазных националистических партий Украины во главе с
В. К. Винниченко и С. В. Петлюрой — успела стянуть в Киев
свои военные формирования и 7(20) ноября объявила себя вер¬
ховным органом «Украинской народной республики». Однако уже
в конце января 1918 г. под ударами восставших киевских рабо¬
чих, а также красноармейских частей Украинской Советской рес¬
публики (провозглашена на I Всеукраинском съезде Советов в
Харькове в декабре 1917 г.) буржуазно-националистическое пра¬
вительство бежало из Киева на Волынь. Там оно вскоре заклю¬
чило предательский договор с державами австро-германского бло¬
ка, который давал последним право на оккупацию Украины и
вывоз с ее территории 1 миллиона тонн хлеба.
В марте 1918 г. Центральная Рада в арьергарде австро-гер¬
манских оккупационных войск (всего около 450 тысяч человек)
вернулась в Киев. Советская власть на большей части Украины
была свергнута, там началась вакханалия грабежей и насилия
со стороны оккупантов, от которых не отставали и местные на¬
ционалисты. Вызвавшее и благословившее эту вакханалию пра¬
вительство Центральной Рады быстро утратило остатки своего
влияния среди населения и вынуждено было уступить место но¬
вому марионеточному правительству во главе с бывшим царским
флигель-адъютантом генералом П. П. Скоропадским. На созван¬
ном немцами 29 апреля 1918 г. в зале Киевского цирка поме-
щичье-кулацком съезде «хлеборобов» его торжественно провоз¬
гласили гетманом «Украинской державы». Это была попытка ок¬
купантов, сохраняя удобный им «самостийный» антураж, утвер¬
дить у власти буржуазно-помещичьи круги.
Под гетманской булавой П. П. Скоропадского Украина быстро
стала одним из центров всероссийской монархической контрре¬
волюции. «Украинская культура, украинский язык подвергались
самому омерзительному оплевыванию со стороны российских
черносотенцев, ставших неожиданно для себя «самостийника¬
ми», — писал видный большевик Д. 3. Мануильский, посетивший
Киев летом 1918 г. — Чтобы понять весь комизм положения,
нужно представить толпу старых околоточных, приставов, зем¬
ских начальников, матерых волкодавов националистического мра¬
кобесия на службе у бедной «очебереченной Неньки» (обездолен¬
ной Матери-Украины. — Ю. Щ.), Для российского черносотенно¬
го сословия идея «независимой» Украины, родившаяся в Киев¬
42*
659
ском цирке, была лишь тактическим маневром в борьбе за еди¬
ную, неделимую монархическую Россию».
Главной задачей правительства П. П. Скоропадского, с точки
эрения оккупационных властей, было поддержание «порядка» на
Украине, что предполагало беспощадное подавление революцион¬
но-освободительной борьбы народных масс и создание благопри¬
ятных условий для эксплуатации богатств края иноземными за¬
хватчиками. Но как и Центральная Рада в свое время, гетманат
оказался не в состоянии решить эту задачу.
В Киеве и в других украинских городах активно действова¬
ло большевистское подполье, возглавляемое А. С. Бубновым,
В. П. Затонским и Н. А. Скрыпником. В июне 1918 г. оно вклю¬
чало в себя уже около 140 нелегальных партийных организаций
и групп. Повсеместно возникали красные повстанческие отряды,
которые наносили болезненные удары по оккупантам и гетман-
цам. В ряде районов Украины вспыхнули открытые массовые
восстания.
Прогрессирующая беспомощность правительства «Украинской
державы», с одной стороны, ослабление позиций его хозяев —
государств австро-германского блока в результате поражения в
мировой войне и начавшейся 3 ноября 1918 г. революции в Гер¬
мании, с другой, все заметнее определяли ход дальнейших собы¬
тий на Украине и вокруг нее.
Многие лидеры украинских буржуазных националистов на
первых порах поддерживали П. П. Скоропадского. Лишившись
после гетманского переворота выгодных государственных постов,
они проглотили обиду и униженно обивали пороги главного шта¬
ба германских войск на Украине и «державных установ» (госу¬
дарственных учреждений) в надежде получить министерские
портфели. 24 октября 1918 г. пять представителей националисти¬
ческих кругов вошли в состав гетманского кабинета министров.
Но вскоре их тактика изменилась. С середины ноября верх в
этих кругах взяли те, кто предпочитал не связывать свою судьбу
с судьбой гибнущего гетманского режима. В обстановке краха
австро-германской интервенции украинские буржуазные нацио¬
налисты решили опереться на массовое народное движение про¬
тив оккупантов и скоропадчины с целью захвата власти в свои
руки. В ночь на 14 ноября они образовали Директорию (предсе¬
датель В. К. Винниченко, «главный атаман» С. В. Петлюра) и
начали вооруженную борьбу против гетманской администрации.
Основной ударной силой Директории стал дислоцированный в Бе¬
лой Церкви полк галицийских «сечевых стрельцов» под командо¬
ванием Б. Коновальца.
Не оставалась без изменений и позиция германских властей
на Украине. По условиям перемирия, подписанного государства¬
ми Антанты с побежденной стороной И ноября 1918 г., Герма¬
ния обязывалась держать свои войска в оккупированных районах
России до особого распоряжения союзников или прибытия туда
их армейских подразделений. Учитывая это, германские империа¬
листы решили не терять времени и так или иначе закрепиться
на Украине, чтобы не упустить своей доли в ее колониальном
грабеже «державами-победительницами». Поначалу они попыта¬
лись сделать из своей марионетки П. П. Скоропадского фигуру,
приемлемую для Антанты. Гетман по указке немцев отказался
от притязаний на создание самостоятельной «Украинской держа¬
вы» под эгидой Германии и в середине ноября в особой грамоте
660
объявил о готовности активно участвовать в «воссоздании едино¬
го российского государства». Одновременно реорганизованное в
правомонархическом духе гетманское правительство (во главе
его встал бывший царский министр земледелия С. Н. Гербель)
принимало спешные меры к налаживанию военно-политических
связей с командованием белой Добровольческой армии, опекае¬
мой Англией и Францией. В помощь гетманским вооруженным
силам с разрешения местных властей генералы Голембиовский,
Кирпичев, Рубанов, полковник Святополк-Мирский стали формиро¬
вать в Киеве дружины из царских офицеров, юнкеров и учащей¬
ся молодежи. А. И. Деникин дал этим формированиям добро¬
вольческий флаг и поставил над ними своего представителя ге¬
нерала Ломновского. Тогда же Скоропадский передал верховное
командование над «державной» армией генералам антантовской
ориентации: графу Келлеру (с 5 ноября), а затем князю Долго¬
рукову (с 12 ноября).
Лихорадочные усилия по укреплению вооруженных сил как
главной опоры прогнившего гетманского режима не давали ожи¬
даемого результата. Революционное движение на Украине не¬
уклонно нарастало, и П. П. Скоропадский окончательно обнару¬
жил свою полную неспособность справиться с ним. А это, как
предвидели немецкие покровители Скоропадского, могло вызвать
возражения Антанты против сохранения на Украине гетманата.
«В таком случае, — сообщал германский консул из Киева в Бер¬
лин, — было бы в интересах Германии, чтобы украинскую госу¬
дарственную власть возглавили люди, приемлемые для Антанты,
но тем не менее не настроенные враждебно к Германии».
Такие люди, готовые служить одновременно империалистам
и Германии, и Антанты, были под рукой у оккупантов: ими яв¬
лялись украинские буржуазные националисты. Вооруженные от¬
ряды последних, в отличие от гетманских, росли довольно бы¬
стро, поскольку им удалось на какое-то время привлечь нацио¬
налистической демагогией часть украинского крестьянства. И сна¬
чала тайно, за спиной П. П. Скоропадского, а затем открыто гер¬
манские оккупационные власти стали помогать Директории ору¬
жием и боевым снаряжением для борьбы с гетманом. Узнав об
этом, французский консул Э. Энно, прибывший в ноябре 1918 г.
с первым отрядом антантовских войск в Одессу, потребовал от
германского командования приостановить наступление петлюров¬
цев на Киев. Местные газеты опубликовали запись беседы по пря¬
мому проводу с консулом, который заявил о скором прибытии в
Киев значительных контингентов французских и английских экс¬
педиционных войск. Все это было 28 ноября. Но уже через не¬
сколько дней отношение к гетману со стороны аптантовских кру¬
гов в корне изменилось, и они также сделали ставку на един¬
ственную реальную, как им казалось, антисоветскую силу на Ук¬
раине — буржуазных националистов. Гетманский режим был об¬
речен и доживал последние дни.
12 декабря 1918 г. между уполномоченными Директории и
германским высшим командованием на Украине было заключено
соглашение, которое открывало петлюровцам дорогу на Киев.
О последовавших за этим событиях А. И. Деникин рассказывает
так: «Первого декабря (14 декабря по новому стилю. — 10. Щ.)
галицийские сечевики Коновальца сбили киевские дружины и в
тот же день к вечеру вошли в город. Гетман первого декабря
подписал акт об отречении и скрылся в Германию. Правитель¬
661
ство рассеялось. Князь Долгоруков сдал войска на капитуляцию
без всяких условий и отбыл в Одессу. Трагически пал на улицах
Киева ген. граф Келлер, заколотый петлюровскими солдатами.
Дружинники рассеялись по городу, и значительная часть их, бо¬
лее тысячи, засела в здании Педагогического музея под охраной
германских караулов. Благодаря заступничеству киевских орга¬
низаций, консулов, телеграммам Энно — Директории и моим —
главнокомандующим союзными армиями, правительство Винни¬
ченко приняло меры к освобождению части интернированных и
к выводу остальных в Германию».
Скупость и известная «деликатность» деникинского описания
бросается в глаза. Да это и понятно. Уж слишком неприглядной
для «белого дела» была правда. Не только гетманские воена¬
чальники, но и все крупные добровольческие чины в Киеве, спа¬
сая свою жизнь, разбежались, бросив на произвол судьбы тех
людей, преимущественно зеленую молодежь, которых они же
сагитировали встать под «белые» знамена...
Недолго, всего 47 дней, продержалась Директория в городе.
На рассвете 5 февраля 1919 г. Киев был освобожден от петлю¬
ровцев Красной Армией.
События, о которых коротко рассказано выше, нашли прав¬
дивое отображение на страницах романа «Белая гвардия».
История работы М. А. Булгакова над этим произведением, к
сожалению, еще не изучена, неизвестно в точности, какими ис¬
точниками он пользовался. Одно можно сказать определенно: пи¬
сатель широко опирался на свои собственные наблюдения и впе¬
чатления. С марта 1918 г. по сентябрь 1919 г. он жил в Киеве в
родительском доме на Андреевском спуске, занимаясь частной
врачебной практикой. И многое из того, что позднее нашло худо¬
жественное воплощение в романе, М. А. Булгаков видел сам или
узнал из рассказов близких ему людей.
В «Белой гвардии» действует или просто упоминается целый
ряд конкретных исторических лиц: П. П. Скоропадский,
С. В. Петлюра, В. К. Винниченко, А. И. Деникин, А. Ф. Керен¬
ский, М. В. Родзянко, фельдмаршал Г. Эйхгорн, консул Э. Энно
и другие. Кроме того, в романе немало персонажей, за более или
менее прозрачными фамилиями-псевдонимами которых угадыва¬
ются их реальные прототипы. Достаточно сопоставить хотя бы
несколько имен (например, князя Белорукова и подлинного глав¬
нокомандующего армией «Украинской державы» князя В. А. Дол¬
горукова, бывшего свитского кавалерийского генерала последнего
царя; петлюровского полковника Торопца с опять же реальным
полковником Е. Коновальцем — командиром полка «сечевых
стрельцов»), чтобы убедиться в этом.
По всей видимости, в романе нет или почти нет героев, пол¬
ностью вымышленных автором. Каждый из них в той или пной
мере наделен чертами людей, которых М. А. Булгаков знал лич¬
но или понаслышке. Даже в образе такого загадочного, «демо¬
нического» персонажа, как Михаил Семенович Шполянский, —
бывшего прапорщика, литератора, члена поэтического ордена
«Магнитный Триолет» и, одновременно, механика, понимающего
толк в бронемашинах — легко усматриваются реальные факты
из богатой на разные события и даже приключения биографии
писателя и литературоведа В. Б. Шкловского. Последний в пе¬
риод гетманата также находился в Киеве и некоторое время слу¬
жил в бронедивизионе (где, кстати сказать, вывел броневики из
662
строя способом, описанным потом в «Белой гвардии»). На то, что
он оказался «одним из дальних персонажей» романа М. А. Бул¬
гакова, указывал позднее и сам В. Б. Шкловский (см.: Советские
писатели. Автобиографии, т. IV. М., 1972, с. 692).
Признавая совершенно очевидный факт, что в персонажах
булгаковского романа имеется немалая доля живой портретности,
не следует упускать из виду и другую, не менее очевидную ис¬
тину: перед нами все же не историческая хроника или автобио¬
графические записки (хотя элементы и того, и другого налицо),
а литературное произведение, созданное в согласии с законами
художественного творчества.
Роман «Белая гвардия» писался в 1923—1924 гг. в Москве и
был частично опубликован в первой половине 1925 г. Вскоре ав¬
тору стал известен отзыв поэта и литературного критика
М. А. Волошина: «Эта вещь представляется мне очень крупной
и оригинальной; как дебют начинающего писателя ее можно
сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого» (см.: «Но¬
вый мир», 1987, № 2, с. 138). Однако тон других выступлений
критиков по поводу романа «Белая гвардия» и написанной вско¬
ре на его основе пьесы «Дни Турбиных» резко контрастировал с
благожелательным заключением коктебельского отшельника. Осо¬
бенно неистовствовали представители вульгарно-социологической
критической школы напостовцев (по названию журнала «На по¬
сту»). Они грубо и несправедливо обвинили произведения
М. А. Булгакова в «полуапологии белого дела», идеализации бе¬
лых офицеров, а его самого объявили «внутренним эмигрантом».
Сейчас можно определенно сказать: современная М. А. Бул¬
гакову критика оказалась не готовой воспринять и правильно
оценить то, что стало общеочевидным много позже — глубоко
новаторский подход М. А. Булгакова к художественной разра¬
ботке темы столкновения сил революции и контрреволюции в
гражданской войне.
Как и другие советские писатели, его предшественники и со¬
временники по литературному освоению этой темы, М. А. Булга¬
ков по-своему сильно сказал об исторической бесперспективно¬
сти белого движения, о закономерности его краха, но не оста¬
новился па этом. «Если у Тренева и Вс. Иванова персонажи,
представляющие лагерь контрреволюции, были нацело спаяны с
ней, то отношения героев Булгакова с белым движением слож¬
ны, — справедливо замечают авторы современной «Истории рус¬
ской советской литературы». — Не для всех крах этого движения
означает человеческий крах. И если для одних это эпилог, то для
других — пролог. Булгаков увидел тех, кто способен был из¬
влечь тяжелые уроки из истории, и дал им право на драму».
Это не было «полуапологией белогвардейщины». Булгаков не
амнистировал участников белого движения, он показывал гума¬
низм революции, способной оторвать человеческие судьбы от свя¬
зи со старой Россией и сохранить все здоровые и честные силы
нации для жизни в новом мире. И в этом М. А. Булгаков был
верен правде истории. Еще не открылись в трагических изломах
судьбы толстовского Рощина, шолоховского Григория Мелехова,
когда М. А. Булгаков вступил на путь, обещавший эти открытия
(см.: История русской советской литературы. М., 1986, с. 149—
Как и другие подлинно талантливые произведения молодой
советской художественной культуры, «Белая гвардия» и «Дни
663
Турбиных» сыграли свою роль в острой идейно-политической
борьбе 20-х — начала 30-х годов, отстаивая и пропагандируя су¬
ровую правду революции. Борьба же эта шла тогда не только
внутри страны, но и за ее границами, где в качестве ударной
силы интернациональной реакции выступала белая эмиграция.
Впервые за рубежом роман «Белая гвардия» был опублико¬
ван в 1927 г. в Риге. Вскоре там же вышло его второе издание.
В 1929 г. в Париже увидел свет полный авторский текст романа.
К этому же времени в эмигрантских кругах широко разошелся
и текст пьесы «Дни Турбиных», поставленной на сцене Москов¬
ского Художественного театра в 1926 г. Эти произведения
М. А. Булгакова сразу стали значительным и ярким событием в
застойной эмигрантской жизни.
Напрасны были заклинания правомонархических органов
эмигрантской прессы, предупреждавших, что пьеса «производит
тяжелое впечатление», что в ее «жутких картинах, пусть даже
фотографически верных», «рисуется наравне с доблестью отдель¬
ных лиц общий развал, поголовное предательство начальников,
их беспринципность и никчемность», и на этом основании при¬
знававших ее вредной для эмигрантской публики (статья В. Да-
ватца «Двуликая пьеса» в белградской газете «Новое время» от
14 декабря 1929 г.). В короткий срок спектакли по булгаковским
произведениям (в ряде случаев это была произвольная компо¬
новка романа и пьесы) были поставлены во всех крупных цент¬
рах белой эмиграции: в Париже, Праге, Берлине, Риге, в некото¬
рых других европейских столицах, а затем и в США. Очевидцы
отмечают, что в зрительных залах не было равнодушных, мно¬
гие выходили после спектакля потрясенные увиденным, не скры¬
вали своих слез.
Для того чтобы правильно оценить причины глубокого воз¬
действия булгаковских произведений на русского зрителя и чи¬
тателя за рубежом, надо помнить о неоднородности белоэмиг¬
рантской среды. Там были не только замшелые «зубры», ничего
не забывшие и ничему не научившиеся, не скрывавшие своей
ненависти к революционному народу и продолжавшие плести се¬
ти новых антисоветских интриг. С первых же дней определилась
в зарубежье и другая группа людей, в том числе среди бывших
офицеров белых армий. Об их настроении представление дает
письмо одного из эмигрантов, опубликованное 14 декабря 1922 г.
на страницах газеты «Правда» под заголовком «Тяга в Совет¬
скую Россию». «Было бы ошибочно думать, — писал бывший
кадровый офицер русской армии, — что здесь, в общей массе
всего эмигрантства, собрались одни враги России, жаждущие ее
гибели и на ее развалинах стремящиеся строить былое здание.
Не должно быть неясности сейчас в оценке прошлых событий,
не должно быть и сомнения в том, что среди белого движения,
среди случайного и наносного элемента жила большая группа лю¬
дей — глубоких патриотов, самоотверженно по-своему любивших
родину и народ, вступивших в ряды антисоветского фронта или
в силу неизбежно сложившихся обстоятельств, или потому, что
не считали возможным для себя участие в том разрушающем, как
казалось, родину течении, каковое было присуще концу 17-го и
всему 18-му году. Внутреннего содержания и всю глубину чая¬
ния российского народа мы не рассмотрели: горесть побежден¬
ных и унижение закрыли все. В этом было начало дальнейшей
трагедии. Белое течение вылилось в уродливую форму произвола
664
и насилия: власть сменилась вымогательством, порядок — раз¬
вратом; за убогой мишурой многообещающих деклараций тесни¬
лись честолюбивые физиономии их составителей, да и сонм по¬
мещиков — жадных и мстительных. Уйти было некуда, да и позд¬
но. Да и не вязалось это в понятии людей, никогда не изменяв¬
ших данному слову; и в данном случае, несмотря на полное
разочарование, невзирая на то, что итог всему в последний год
борьбы был слишком ясен, — тяжелый крест был вынесен до
конца». Заключалось письмо словами о горячем желании автора
и его единомышленников вернуться на родину и «служить в ря¬
дах своей народной армии».
Конечно, далеко не все белоэмигранты приходили к такому
выводу, мужественно и бесповоротно рвали со своим прошлым.
Но в той или иной степени подобные настроения были созвучны
горьким размышлениям многих добровольных изгнанников. Имен¬
но среди них и находили прежде всего сочувственный, глубоко
взволнованный отклик произведения М. А. Булгакова. Далекие
от схематизма и упрощенчества, однокрасочного плакатного изоб¬
ражения трагических событий гражданской войны, они не могли
не пробуждать в эмигрантской массе острых воспоминаний о поки¬
нутой родине, усиливали тоску по ней, заставляли еще и еще раз
оценить правильность сделанного когда-то выбора. Но не только
воспоминания прошлого вызывал у своих зарубежных читателей
М. А. Булгаков. Своими книгами он побуждал белоэмигрантскую
аудиторию пристальнее вглядеться и в окружавшее ее настоящее.
Периодически на поверхность эмигрантской жизни всплыва¬
ли скандальные факты, которые тщетно пытались утаить от об¬
щественности белые лидеры. То выяснялось, например, что су¬
щественная часть средств, всеми правдами и неправдами выби¬
вавшихся по грошам из бедствующей эмигрантской массы на так
называемую «активную (то есть подрывную) работу в России»,
оседала в карманах вождей, а сама эта «раоота» на деле прохо¬
дила под контролем советских чекистов и фактически полностью
обезвреживалась ими. То становилось известно о тесной преступ¬
ной и антинациональной по своей сути связи вождей «белого де¬
ла» с иностранными разведками, которым продавалась различная
информация о Советском Союзе. То вскрывалась вся глубина мо¬
рального падения руководителей различных «активистских» бе¬
лых организаций: они систематически сбивали с толку, будора¬
жили эмигрантскую молодежь призывами к антисоветскому тер¬
рору и диверсиям, причем — не в последнем счете в своеко¬
рыстной надежде погреть на этом руки, показать заинтересован¬
ным иностранным «наблюдателям» свои якобы большие «возмож¬
ности» в ОССР и получить под это доллары, фунты, франки...
На фоне всех этих скандальных провалов особенно остро и
злободневно воспринималась оценка белых вождей и их действий
в годы недавней гражданской войны, данная в «Белой гвардии» и
«Днях Турбиных». В новых условиях и на новом историческом
материале подтверждалась правильность булгаковского вывода о
неизбежном трагическом финале для тех, кто продолжал верить
этим вождям и идти за ними, а главное — о безнадежности са¬
мой борьбы с Советской властью, необходимости смены вех.
За первые десять лет после окончания гражданской войны
па Родину с повинной вернулось свыше 180 тысяч человек, то
есть 18—20 процентов всего количества эмигрантов. Среди них
было немало офицеров и других активных в прошлом врагов Со¬
665
ветской власти, тех, кто отходил от работы в белоэмигрантских
«боевых» центрах. Генерал А. А. Лампе, возглавлявший герман¬
ский отдел «Русского общевоинского союза» (РОВС был создан
П. Н. Врангелем в 1924 г. и объединял бывших военнослужащих
белых армий), с горечью записал в своем дневнике в 1928 г.:
«Решительно все падает... Наша организация становится все бо¬
лее и более бумажной».
На распад белой эмиграции влияло слишком много факторов,
чтобы пытаться выделить и определить удельный вес какого-ли¬
бо одного из них. Тем ценнее дошедшее до нас прямое свиде¬
тельство о том, что булгаковские произведения о гражданской
войне сыграли роль своего рода боевого снаряда, выбив в конце
20-х гг. одну из опор замышляемого лидерами эмиграции нового
и опасного антисоветского альянса. Коротко расскажем об этой
интересной страничке истории (см. об этом также в статье
Г. 3. Иоффе, опубликованной в сборнике «Исторический опыт Ве¬
ликого Октября». М., 1986, с. 344—348).
По мере разложения активных сил белой эмиграции, отхода
от РОВСа массы рядового офицерства, его лидеры все настойчи¬
вее стремились компенсировать это укреплением своих связей с
крайней мировой реакцией и прежде всего с возрождавшимся
германским милитаризмом. Еще в начале 20-х годов П. Н. Вран¬
гель пришел к выводу, что «русский узел будет развязан в Бер¬
лине», и стал с присущей ему энергией действовать в духе но¬
вой для него «германской ориентации». В 1926—1928 гг. предсе¬
датель РОВСа при помощи своего представителя в Германии
А. А. Лампе провел серию негласных встреч с различными гер¬
манскими деятелями правого толка, в том числе с генералом
М. Гофманом, который без устали продолжал ратовать за органи¬
зацию вооруженной интервенции против СССР. Немаловажную
роль в планах нового политического блока П. Н. Врангель отво¬
дил П. П. Скоропадскому. Проживавший тогда под Берлином быв¬
ший гетман сохранил давние прочные связи с немецкими нацио¬
налистами и монархистами, а за годы эмиграции сумел устано¬
вить новые — с германскими фашистами. Так антисоветизм
сближал «самостийников» со сторонниками «единой и неделимой
России», не снимая, впрочем, до конца ни старых обид, ни изве¬
стной настороженности в отношениях.
После смерти П. Н. Врангеля в марте 1928 г. новый руково¬
дитель РОВСа генерал А. П. Кутепов рекомендовал А. А. Лампе
продолжать развитие контактов с правыми кругами Германии и
выразил желание лично встретиться с П. П. Скоропадским. Но эта
многообещающая встреча так и не состоялась.
Сейчас не совсем ясно, что побудило А. А. Лампе взять на
себя труд консультанта спектакля по роману «Белая гвардия»
в Берлине, где он готовился силами эмигрантского комитета по¬
мощи студентам. Сыграла ли здесь свою роль определенная «до¬
работка» булгаковского текста в сторону усиления «внутренней
белизны» героев романа и пьесы? Или сочувствие консультанта
вызвало то, что в спектакле «гетманщина поносилась сильно» и,
по его мнению, «очень справедливо» (из записей в дневнике
А. А. Лампе)? Так или иначе, генерал оказался причастен к по¬
становке спектакля, и расплата за это наступила без промедле¬
ния. Разъяренный П. Г1. Скоропадский, сторонники которого без¬
успешно пытались помешать постановке, навсегда порвал отно¬
шения не только с А. А. Лампе, но и с РОВСом в целом.
666
До настоящего времени роман «Белая гвардия» издавался и
у нас, и за рубежом без конкретно-исторического комментария.
Сказанное выше, а также некоторые примечания к тексту рома¬
на можно рассматривать как попытку, хотя бы отчасти, воспол¬
нить существующий и с каждым новым изданием все более до¬
садный пробел.
К с. 191. И судимы были мертвые... сообразно с делами сво¬
ими... — цитата из Апокалипсиса (20, 12).
К с. 193. Алексей Михайлович Романов (1629—1676) — рус¬
ский царь с 1645 г.
Людовик XIV Бурбон (1638—1715) — французский король с
1643 г.
К с. 194. «Третий ангел...» — цитата из Апокалипсиса (16, 4).
К с. 195. ...союзники... — имеются в виду державы Антанты,
являвшиеся союзниками царской России в первой мировой войне.
Антанта (фр. Entente, буквально — согласие) оформилась в
1904—1907 гг. как империалистический блок Великобритании,
Франции и России. В 1914—1918 гг. объединяла против австро¬
германской коалиции 25 государств, в том числе США, Италию,
Японию. После октября 1917 г. Антанта заняла позицию непри¬
знания и бойкота Советского правительства. В то же время она
не отозвала своих представителей (многие из них оставались на
территории России до конца 1918 г., а английское и французское
посольства — до сентября 1919 г.). Последние оказывали актив¬
ную поддержку силам внутренней контрреволюции. В дальней¬
шем Антанта выступила организатором военной интервенции
против Советского государства. Провал интервенции и обостре¬
ние противоречий между участниками Антанты привели к ее
распаду.
Мом (Момус) — в древнегреческой мифологии божество зло¬
словия.
Петлюра Симон Васильевич (1879—1926) — один из главарей
контрреволюционного буржуазно-националистического движения
на Украине. Родился в семье извозчика. Учился в духовной се¬
минарии. Был членом мелкобуржуазной националистической Ук¬
раинской социал-демократической рабочей партии. После фев¬
ральской революции — один из руководителей Центральной Ра¬
ды. Во время гетманщины был председателем Киевского губерн¬
ского земства и Всеукраинского союза земств. За антиправитель¬
ственную деятельность летом 1918 г. арестован, содержался в
Лукьяновской тюрьме в Киеве. В начале ноября освобожден.
14 ноября 1918 г, вошел в Украинскую директорию. Командую¬
щий войсками «Украинской народной республики», с 10 февраля
1919 г. председатель Директории. После разгрома ее войск Крас¬
ной Армией бежал в Варшаву. В мае 1920 г. создал в Киеве, вре¬
менно захваченном польскими и петлюровскими войсками, ма¬
рионеточное правительство. С лета 1920 г. белоэмигрант.
К с. 199. «Господин из Сан-Франциско» — рассказ писателя
И. А. Бунина (1870—1953).
К с. 200. Апсолъман — безусловно (от франц. absolument).
К с. 204. Гетман — в XVI—XVII вв. выборный начальник
667
украинского казацкого войска. В XVII—XVIII вв. — верховный
правитель Украины. Здесь: имеется в виду Скоропадский Павел
Петрович (1873—1945), лидер украинской буржуазно-помещичьей
контрреволюции. Из родовитой дворянской фамилии, крупный по¬
мещик Черниговской и Полтавской губерний. Флигель-адъютант
свиты Николая И. Во время первой мировой войны командовал
кавалерийской дивизией. Во время австро-германской оккупации
Украины 29 апреля 1918 г. избран гетманом «Украинской держа¬
вы». С падением гетманского режима 14 декабря 1918 г. бежал
в Германию.
Кавалергард — солдат или офицер особого полка царской ар¬
мии, входившего в состав гвардейской тяжелой кавалерии. Здесь
подразумевается П. П. Скоропадский.
К с. 205. ...белградский гусар — военнослужащий одного из
18 армейских полков легкой кавалерии царской армии.
К с. 208. ...сердюки — казаки наемных пехотных полков на
Левобережной Украине в конце XVII — начале XVIII в., затем
гвардия украинских гетманов. Здесь: военнослужащие гвардей¬
ской сердюцкой дивизии, набранной весной — летом 1918 г. пре¬
имущественно из сыновей крупных и средних украинских кре-
стьян-собственников и являвшейся одной из основных частей
вооруженных сил гетмана П. П. Скоропадского.
К с. 214. ...в городе начались... чудеса... — 16 (29) января
1918 г. в Киеве под руководством большевистского ревкома
вспыхнуло вооруженное восстание киевского пролетариата про¬
тив Центральной Рады. Опорным пунктом восставших был завод
«Арсенал». Центральная Рада, отозвав с фронта петлюровские
части, жестоко подавила восстание. 22 января (4 февраля) в Ки¬
ев ворвались советские войска. 26 января (8 февраля) 1918 г. по¬
сле упорных уличных боев город был очищен от петлюровцев.
К с. 216. ...золото-черный... Брокгауз — Ефрон. — Имеется в
виду «Энциклопедический словарь» изд-ва Ф. А. Брокгауза и
И. А. Ефрона (Лейпциг — Петербург, 1890—1907 гг.) в 82 полу¬
томах с богатым золотым тиснением по черным кожаным ко¬
решкам переплетов.
...пятнадцать «катеринок», десять «петров», десять «Николаев
первых»... — кредитные билеты, выпущенные в России после де¬
нежной реформы 1895—1897 гг. достоинством соответственно в
100, 500 и 25 рублей. Назывались в обиходе по изображенным
на них портретам Екатерины И, Петра I, Николая I.
...Анна и два Станислава <— золотые знаки российских орде¬
нов святой Анны с мечами и святого Станислава с мечами и ко¬
роной.
К с. 218. Родзянко Михаил Владимирович (1859—1924) — рус¬
ский политический деятель, один из лидеров буржуазной партии
октябристов, монархист. Крупный помещик Екатеринославской
губернии, депутат Государственной думы (1907—1917 гг.), с
1911 г. — ее председатель. В период гражданской войны находил¬
ся при деникинской армии. С 1920 г. белоэмигрант.
К с. 222. ...трехцветные флаги — государственные флаги Рос¬
сийской империи с тремя продольными полосами белого, синего
и красного цветов.
668
К с. 224. Мария Федоровна Романова (урожденная Дагмара
Датская; 1847—1928) — российская императрица, супруга Алек¬
сандра III.
К с. 225. «Павел Первый» — драма писателя Д. С. Мережков¬
ского (1866—1941) ♦
К с. 226. ...Liquor ammonii — водный раствор аммиака, или
нашатырный спирт.
К с. 233. ...новая страна — Польша... — 29 января 1918 г. Со¬
ветское правительство приняло декрет об отказе от договоров и
актов, заключенных правительством бывшей Российской империи
о разделах Польши. После краха германской оккупации в нояб¬
ре 1918 г. власть в независимой Польше была захвачена поль¬
ской буржуазией.
К с. 238. ...убили... Эйхгорна... — Убит левым эсером Б. Дон¬
ским в Киеве 30 июля 1918 г.
К с. 240. ...сентябрьским вечером... — По имеющимся в лите¬
ратуре сведениям, С. В. Петлюра был освобожден из тюрьмы в
начале ноября 1918 г.
К с. 241. Союз городов, земский союз — всероссийские орга¬
низации либеральной буржуазии и помещиков, созданные летом
1914 г. в целях помощи царизму в организации тыла для веде¬
ния империалистической войны. Сотрудников этих организаций и
их служб (банно-прачечных отрядов, питательных пунктов, по¬
шивочных мастерских и др.) иронически называли земгусарами.
К с. 250. Сенкевич Генрик (1846—1916) — польский писатель.
...из австрийской армии... — Полк галицийских «сечевых
стрельцов», командир которого в романе получил имя полковни¬
ка Торопца, состоял из военнослужащих австро-венгерской армии
(Галиция входила до середины ноября 1918 г. в состав Австро-
Венгерской империи). С лета 1918 г. этот полк находился на тер¬
ритории Украины.
Винниченко Владимир Кириллович (1880—1951) — один из
идеологов буржуазного национализма и руководителей национа¬
листической контрреволюции на Украине, писатель. С 1907 г. член
ЦК Украинской социал-демократической рабочей партии. С мар¬
та 1917 г. был в числе лидеров Центральной Рады. Во время не¬
мецкой оккупации вел переговоры о сотрудничестве с герман¬
скими войсками и гетманом. В ноябре 1918-го — феврале 1919 г.
глава Директории. После ее разгрома эмигрировал. В 1920 г. со¬
здал так называемую зарубежную группу «Украинской коммуни¬
стической партии». Летом 1920 г. приезжал на Украину и вел пе¬
реговоры о вхождении в состав правительства Советской Украи¬
ны и Политбюро ЦК КП(б)У; был назначен заместителем пред¬
седателя Совнаркома УССР. В том же году вновь уехал за гра¬
ницу, где выступил как открытый противник Советской власти.
К с. 251. Сингалезы (сингалы) — основное население острова
Цейлон. Здесь имеются в виду сенегальцы, входившие в состав
669
французских экспедиционных войск в Одессе (Сенегал в те годы
был одной из колоний Франции в Африке).
К с. 259. Керенский Александр Федорович (1881—1970) —
русский политический деятель, адвокат. Лидер фракции трудови¬
ков в 4-й Государственной думе. С марта 1917 г. эсер; во Времен¬
ном правительстве: министр юстиции (март — май), военный и
морской министр (май — сентябрь), с 8 (21) июля — миыистр-
председатель, с 30 августа (12 сентября) — верховный главно¬
командующий. После Октября организатор одного из первых ан¬
тисоветских мятежей. С 1918 г. белоэмигрант.
К с. 262. Державная варта — гетманская полиция.
К с. 265. ...ут консекутивум... — Ut consecutium (лат.) грам¬
матический оборот в латинском языке.
К с. 291. Шлык — шапка, головной убор конической формы.
К с. 292. Облога — здесь; осада.
К с. 294. ...с Петлюрой заключено соглашение... — Последний
председатель гетманского кабинета министров С. Н. Гербель пы¬
тался (при содействии секретаря французского консульства Муле-
еа) договориться с Директорией о том, чтобы белогвардейским
офицерам был разрешен проезд с оружием из Киева на Дон или
Кубань к деникинцам. Д01 оворенности этой достигнуть не уда¬
лось.
К с. 298. Великий князь Михаил Александрович Романов
(1878—1918) — младший брат Николая II.
Великий князь Николай Николаевич Романов (1856—1929) —
внук Николая I, генерал от кавалерии, во время первой мировой
войны (с 20 июля 1914 г. по 23 августа 1915 г.) — верховный
главнокомандующий. С 1919 г. белоэмигрант, претендовал пароль
высшего руководителя буржуазно-монархической части эмиг¬
рации.
К с. 309. Александра Федоровна Романова (урожденная Али¬
са Гессенская; 1872—1918) — российская императрица, супруга
Николая II.
К с. 313. Курень — отдельная часть Запорожского войска, а
также военный стан такой части (в XVII—XVIII вв.). Здесь:
подразделение вооруженных сил Директории.
К с. 394. ...хабеас корпус... — Habeas corpus (лат.) началь¬
ные слова закона о неприкосновенности личности, принятого
английским парламентом в 1679 г.
К с. 395. Крепость Ивангород... Ардаган и Карс... — названия
городов, так или иначе связанных с заключенным в марте 1918 г.
Брестским мирным договором: Ивангород — город на правом бе¬
регу реки Нарва, ставшей пограничной между РСФСР и оккупи¬
рованной германскими войсками территории Эстонии; Ардаган
и Карс (а также Батум) — города, которые отошли к Турции.
670
К с. 400. Гайдамаки — участники освободительного движения
против польских помещиков в XVIII в. на Правобережной Украи¬
не. Здесь: название пехотных подразделений вооруженных сил
Директории.
К с. 401. Мазепа Иван Степанович (1644—1709) — гетман Ук¬
раины. Стремился к отделению Украины от России. Во время Се¬
верной войны 1700—1721 гг. перешел на сторону вторгшихся на
Украину шведов. После Полтавской битвы (1709 г.) бежал вместе
с Карлом XII.
К с. 403. ...булавой... указывал на северо-восток. — Булава на
памятнике Богдану Хмельницкому (скульптор М. О. Микеппш,
1888 г.) указывает в сторону Москвы. Сам памятник — символ
единства русского и украинского народов.
К с. 429. Аггелы — злые духи.
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович (1879—1940) — полити¬
ческий деятель. В социал-демократическом движении с 1897 г.
На II съезде РСДРП (1903 г.) примкнул к меньшевикам. В мае
1917 г. вернулся из эмиграции в Россию, примкнул к «межрайон-
цам», в числе которых на VI съезде РСДРП (б) принят в больше¬
вистскую партию и избран членом ЦК. После Октябрьской рево¬
люции — нарком по иностранным делам (октябрь 1917-го — фев¬
раль 1918-го), нарком по военным и морским делам, председатель
Реввоенсовета Республики (1918—1924), был членом ЦК больше¬
вистской партии и членом Исполкома Коминтерна. В. И. Ленин в
«Письме к съезду», отмечая способности и деловые качества
Л. Д. Троцкого, указывал одновременно на его «неболыпевизм»
(Поли. собр. соч., т. 45, с. 345). В 1918 г. он был противником
заключения Брестского мира, в 1920—1921 гг. выступал против
В. И. Ленина в дискуссии о профсоюзах. С 1923 г. возглавлял
троцкистскую (затем троцкистско-зиновьевскую) оппозицию про¬
тив генеральной линии партии. В 1929 г. Л. Д. Троцкий выслан
из СССР. За рубежом активно включился в борьбу против
ВКП(б), СССР и Коминтерна.
Аваддон (Аполлион) — в Апокалипсисе (9, И): «ангел безд¬
ны», ведет против человечества в конце времен карающую рать
чудовищной «саранчи».
К с. 440. «И увидал я мертвых...» — неточная цитата из Апо¬
калипсиса (20, 12—13, 15; 21, 1). Надо: «И увидел я мертвых, ма¬
лых и великих, стоящих пред богом...». Далее как в тексте ро¬
мана.
КОММЕНТАРИИ К ДОКУМЕНТАЛЬНОМУ РАЗДЕЛУ
В. И. ЛЕНИН О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ И ВОЕННОЙ
ИНТЕРВЕНЦИИ
К с. 448. Статья «Товарищи-рабочие! Идем в последний реши¬
тельный бой!» написана В. И. Лениным в первой половине авгу¬
ста, позднее 6, 1918 г. Впервые напечатана 17 января 1925 г. в
газете «Рабочая Москва» № 14. Публикуется по изданию: Ле¬
нин В. И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 38—42.
671
Чехословацкий корпус. — Сформирован в России еще до ок¬
тября 1917 г. из военнопленных чехов и словаков, служивших в
австро-венгерской армии. К лету 1918 г. в нем насчитывалось
свыше 60 тысяч человек (всего в России находилось около
200 тысяч пленных чехов и словаков). После установления Со¬
ветской власти финансирование корпуса взяли на себя державы
Антанты, решившие использовать его для борьбы с Советской
Россией. Корпус был объявлен частью французской армии, и
представители Антанты поставили вопрос об его эвакуации во
Францию. По соглашению от 26 марта 1918 г. Советское прави¬
тельство предоставило корпусу возможность выехать из России
через Владивосток при условии сдачи его военнослужащими ору¬
жия и удаления из командного состава контрреволюционных рус¬
ских офицеров. Но командование корпуса нарушило это согла¬
шение и по указке Антанты спровоцировало в конце мая 1918 г.
антисоветский мятеж (первоначально в нем участвовало около
45 тысяч человек). В дальнейшем чехословацкие легионеры при¬
нимали активное участие в гражданской войне на стороне бело¬
гвардейцев. С их разгромом на востоке страны началась эвакуа¬
ция корпуса из России. Последний транспорт с чехословацкими
подразделениями покинул Владивосток 2 сентября 1920 г.
К с. 449. Волна кулацких восстаний... — По неполным дан¬
ным, с июля по конец 1918 г. в 16 губерниях европейской части
РСФСР в деревне произошло 129 крупных кулацких мятежей.
...в «Чехословакию/. — В. И. Ленин имеет в виду занятые
белочехами города и районы России, в которых образовались, с
участием меньшевиков и эсеров, белые правительства.
Левые эсеры — члены мелкобуржуазной партии социалистов-
революционеров (интернационалистов). Партия организационно
оформилась на своем I Всероссийском съезде в ноябре 1917 г. (в
июле 1918 г. ее численность — 80 тысяч человек). До этого ле¬
вые эсеры существовали как левое крыло партии эсеров, кото¬
рое начало складываться в годы первой мировой войны. Лиде¬
ры — Б. Д. Камков, М. А. Натансон, М. А. Спиридонова и дру¬
гие. Левые эсеры участвовали в Октябрьском вооруженном вос¬
стании, в работе II Всероссийского съезда Советов 25—27 ок¬
тября (7—9 ноября) 1917 г., голосовали за его декреты. В декаб¬
ре 1917 г. представители партии вошли в состав Советского пра¬
вительства, возглавили ряд наркоматов. Став на путь сотрудниче¬
ства с большевиками, левые эсеры продолжали расходиться с ни¬
ми по коренным вопросам социалистической революции, отверга¬
ли диктатуру пролетариата, ведущей силой революции считали
крестьянство. В январе — феврале 1918 г. ЦК левых эсеров по¬
вел борьбу против заключения Брестского мирного договора, а
после его подписания и ратификации в марте 1918 г. левые эсе¬
ры вышли из Совнаркома. С развертыванием социалистической
революции в деревне среди левых эсеров стали расти антисовет¬
ские настроения, они все более превращались в выразителей ин¬
тересов кулачества.
С целью сорвать Брестский мирный договор и вовлечь Совет¬
скую страну в войну с Германией левые эсеры по решению
своего ЦК убили в Москве 6 июля 1918 г. германского посла
Мирбаха. Вслед за этим в городе был поднят мятеж. Благодаря
энергичным мерам, принятым Советским правительством, и еди¬
нодушным действиям московских рабочих и гарнизона мятеж
672
был подавлен 7 июля. Значительная часть рядовых членов пар¬
тии выступила против авантюристической политики своих руко¬
водителей. Партия левых эсеров раскололась на несколько груп¬
пировок, незначительных по численности и быстро терявших под¬
держку трудящихся. В стремлении спасти остатки партии часть
руководства левых эсеров создала в 1920 г. Центральное бюро
(председатель И. 3. Штейнберг), выступившее с призывом к во¬
зобновлению сотрудничества с Советской властью. В сентябре
1922 г. действовавшие легально левые эсеры («штейнберговцы»)
совместно с максималистами создали «Объединение партии ле¬
вых эсеров и союза эсеров-максималистов». Это объединение пре¬
кратило деятельность в СССР в 1925 г. Еще раньше распались
нелегальные активистские группки левых эсеров.
К с. 450. Приведенные В. И. Лениным данные о социально¬
классовых группах сельского населения характеризуют положе¬
ние на конец 1917 г. В результате проведения в жизнь Декрета
о земле соотношение групп существенно изменилось: удельный
вес кулачества уменьшился с 15 до 5 процентов, бедноты —
с 65 до 35 процентов, а среднего крестьянства возрос с 20 до
60 процентов. Деревня осереднячилась. К концу гражданской
войны удельный вес кулачества снизился до 3,3 процента.
К с. 451. «Основной закон о социализации земли». — Одоб¬
рен III Всероссийским съездом Советов, утвержден ВЦИК 27 ян¬
варя (9 февраля) 1918 г. Он конкретизировал принципиальные
положения Декрета о земле (принят II Всероссийским съездом
Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г.), согласно которому более
150 миллионов десятин (1 десятина — 1,0925 гектара) земли, ра¬
нее находившейся в собственности помещиков, капиталистов, мо¬
настырей, церквей, царской семьи, перешло в бесплатное пользо¬
вание крестьянства. Последнее освобождалось от уплаты 700 мил¬
лионов рублей золотом ежегодно за аренду земли и от долгов
за землю, достигших к тому времени 3 миллиардов рублей. Зем¬
ля обращалась во всенародное достояние, что фактически озна¬
чало национализацию всех земель в стране. Подавляющая их
часть подлежала распределению среди крестьян на уравнитель¬
ных началах. Это была уступка мелкобуржуазным иллюзиям
крестьянина-собственника, его утопическим представлениям о
социализме. Декрет обеспечил поддержку Советской власти со
стороны трудящихся крестьян и заложил экономическую основу
их союза с рабочим классом. В последующем крестьяне на соб¬
ственном опыте убедились в недостаточности уравнительного раз¬
дела и в необходимости перехода к общественной обработке
земли.
...утроив... хлебные цены... — Имеется в виду постановление
Совнаркома от 6 августа 1918 г. «О твердых ценах на хлеб уро¬
жая 1918 года», по которому заготовительные цены на хлеб были
повышены в три раза.
«Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Кол¬
чаком» написано В. И. Лениным 24 августа 1919 г. Впервые на¬
печатано 28 августа 1919 г. в газетах «Правда» № 190 и «Изве¬
стия ВЦИК» № 190. Публикуется по изданию: Ленин В. И.
Поли. собр. соч., т. 39, с. 151—159.
Колчак Александр Васильевич (1873—1920) — один из глав¬
ных руководителей российской контрреволюции, адмирал
43 В огненном кольце
673
(1916 г.). В 1900—1902 гг. участвовал в северной полярной экс¬
педиции Э. В. Толля на судне «Заря» в качестве гидролога; в
1903 г. совершил самостоятельную экспедицию на о. Беиетта.
Участник русско-японской и первой мировой войн, в 1916—
1917 гг. — командующий Черноморским флотом. После февраль¬
ской революции был командирован Временным правительством
в Англию и США. В октябре 1918 г. Колчак прибыл в Омск,
18 ноября 1918 г. при поддержке интервентов взял власть в свои
руки, установив в Сибири режим военной диктатуры; принял ти¬
тул «верховного правителя Российского государства» и звание
«верховного главнокомандующего» (до 4 января 1920 г.). В ноябре
1919 г. с остатками белогвардейских войск бежал из Омска к Ир¬
кутску. 15 января 1920 г. на станции Инпокентьевская арестован
и 7 февраля 1920 г. расстрелян по постановлению Иркутского
ревкома.
К с. 453. Юденич Николай Николаевич (1862—1933) — руково¬
дитель российской контрреволюции на северо-западе России, ге¬
нерал от инфантерии (1915 г.). Участник русско-японской и пер¬
вой мировой войн. В марте — апреле 1917 г. — главнокомандую¬
щий войсками Кавказского фронта. С января 1919 г. формировал
в Финляндии белогвардейские части. Руководитель весенне-лет¬
него 1919 г. наступления белогвардейских войск на Петроград.
10 июня назначен Колчаком главнокомандующим белогвардей¬
скими войсками на северо-западе России. Возглавил новый «по¬
ход на Петроград» в октябре — ноябре 1919 г., закончившийся
полным разгромом белой армии. С 1920 г. белоэмигрант,
К с. 455. ...всеобщее, равное, прямое избирательное право... —
В условиях ожесточенного сопротивления свергнутых классов
первая Советская Конституция 1918 г. устанавливала ограниче¬
ния в правах для нетрудящихся групп паселения. Право изби¬
рать и быть избранным в Советы предоставлялось рабочим, слу¬
жащим, солдатам, крестьянам и казакам, «не пользующимся на¬
емным трудом с целью извлечения прибыли». Эксплуататорские
элемепты были лишены избирательных прав. Устанавливались
преимущества рабочего класса по сравнению с крестьянством в
нормах представительства при выборах в Советы и на съезды
Советов, а также многостепенность самих выборов (непосред¬
ственно населением избирались только городские и сельские Со¬
веты). Все эти исторически обусловленные ограничения совет¬
ской демократии были сняты в Конституции СССР 1936 г.
Учредительное собрание в России — представительное учреж¬
дение, созданное на основе всеобщего избирательного права и
предназначенное в соответствии с буржуазно-правовыми взгляда¬
ми для установления формы правления и выработки конститу¬
ции. Было избрано в ноябре — декабре 1917 г. Участвовало в го¬
лосовании немногим больше половины всех избирателей. Из них
23,9 процента голосовали за большевиков, 40 процентов за эсе¬
ров, 2,3 процента за меньшевиков, 4,7 процента за кадетов, ос¬
тальные — за прочие мелкобуржуазные и буржуазные партии.
За большевиков (добившихся успеха в Петрограде, Москве, на
Северном и Западном фронтах, Балтийском флоте, во многих
округах Северо-Западного и Центрально-Промышленного райо¬
нов) проголосовало подавляющее большинство рабочих и около
половины солдат. На открывшемся 5 (18) января 1918 г. заседа¬
674
нии Учредительного собрания его контрреволюционное большин¬
ство отказалось признать Советскую власть, олицетворявшую, с
точки зрения трудящихся, более высокую форму демократии, чем
буржуазно-демократическая республика. Рано утром 6 (19) янва¬
ря первое заседание Учредительного собрания было закрыто, а в
ночь на 7 (20) января оно было распущено декретом ВЦИК.
К с. 457. Статья «Выборы в Учредительное собрание и дикта¬
тура пролетариата» написана В. И. Лениным 16 декабря 1919 г.
Впервые напечатана в декабре 1919 г. в журнале «Коммунисти¬
ческий Интернационал», № 7—8. Публикуется по изданию: Ле¬
нин В. И. Поли. собр. соч., т. 40, с. 15—18.
Каутский Карл (1854—1938) — один из лидеров германской
социал-демократии и II Интернационала, вначале марксист, позд¬
нее ренегат марксизма, идеолог наиболее опасной разновидно¬
сти оппортунизма — центризма (каутскианства). После Октябрь¬
ской революции в России занял открыто антисоветскую позицию.
Лонге Жан (1876—1938) — один из лидеров Французской со¬
циалистической партии и II Интернационала, центрист. Осуждал
военную интервенцию против Советской России. В 30-е гг. анти¬
фашист.
Макдональд Джеймс Рамсей (1866—1937) — один из лидеров
лейбористской партии Англии. Оппортунист, проповедовал тео¬
рию классового сотрудничества и постепенного врастания капи¬
тализма в социализм. В 1918—1920 гг. пытался помешать борьбе
английских рабочих против антисоветской интервенции.
К с. 460. 11 Интернационал — международное объединение
социалистических партий. Основан в Париже в 1889 г. при бли¬
жайшем участии Ф. Энгельса. После его смерти в Интернацио¬
нале стали усиливаться правооппортунистические тенденции,
взявшие верх с наступлением эпохи империализма. Им противо¬
стояло революционное направление, ведущей силой которого бы¬
ла партия большевиков во главе с В. И. Лениным. С началом
первой мировой войны оппортунистические лидеры Интернацио¬
нала встали на защиту своих буржуазных правительств. В об¬
становке идейно-политического краха II Интернационала партия
большевиков приступила к сплочению левых интернационалисти¬
ческих элементов в международном рабочем движении. После
победы Октябрьской революции в России во многих странах ста¬
ли складываться марксистско-ленинские партии, основавшие в
1919 г. III, Коммунистический Интернационал.
Текст доклада В. И. Ленина на I Всероссийском съезде тру¬
довых казаков впервые напечатан 2, 3 и 4 марта 1920 г. в газете
«Правда» № 47, 48 и 49. Публикуется по изданию: Ленин В. И.
Полн. собр. соч., т. 40, с. 167—176.
1 Всероссийский съезд трудовых казаков состоялся 29 февра¬
ля — 6 марта 1920 г. На съезде присутствовали 339 делегатов,
представлявших почти все казачьи области. Повестка дня: о со¬
ветском строительстве в казачьих областях, о продовольственной
политике, об организации народного хозяйства и др. Съезд резко
осудил попытки казачьей верхушки, связанной с помещиками и
капиталистами, оторвать казаков от общего дела всех трудящих¬
ся, культивировать сепаратизм и национализм. В резолюции под¬
черкивалось, что основная задача трудового казачества — спло¬
чение в союзе с рабочими и крестьянами Советской России.
43*
675
Съезд высказался за участие трудящихся казаков в органах Со¬
ветской власти на общих основаниях со всеми рабочими и кре¬
стьянами, призвал сосредоточить усилия на преодолении хозяй¬
ственной разрухи в стране.
К с. 462. ...восстание матросов... — Имеется в виду восстание
матросов на кораблях французского военно-морского флота (ап¬
рель 1919 г.), участвовавших в интервенции против Советского
государства и стоявших на рейде у Одессы и Севастополя. Оно
явилось самым значительным революционным выступлением в
войсках интервентов. Проникшие в печать сведения об арестах
активных участников восстания вызвали новые революционные
выступления французских матросов военных кораблей на базах
в Тулоне, Бизерте.
...встречали агитацией на... родном языке, — Имеются в виду
газеты, которые издавались в 1918—1919 гг. иностранными комму¬
нистическими группами, созданными при ЦК РКП (б), на англий¬
ском, немецком и французском языках для распространения в
войсках интервентов и среди военнопленных.
К с. 463. Черчилль Уинстон (1874—1965) — английский поли¬
тический деятель, консерватор. В 1918—1921 гг., будучи военным
министром, являлся одним из вдохновителей военной интервен¬
ции против Советской России.
Романов Николай Александрович (1868—1918) — последний
российский император. Отрекся от престола 2 (15) марта 1917 г.
Расстрелян 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге по решению Ураль¬
ского областного Совета.
...поведет... 14 государств... — Имеются в виду переговоры Анг¬
лии и Франции с малыми буржуазными государствами о совме¬
стном и одновременном наступлении на Советскую Россию в
1919 г. По словам У. Черчилля в нем должны были принять уча¬
стие «14 государств» — США, Англия, Франция, Япония, Италия,
Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Украина, Грузия,
Азербайджан, Армения. Однако общий «поход» не состоялся из-
за острых противоречий между его предполагаемыми участника¬
ми и борьбы народных масс этих стран против антисоветской
интервенции.
К с. 464. ...лично у меня из рук брал документ... — Имеется
в виду вручение 18 (31) декабря 1917 г. В. И. Лениным главе
финляндского буржуазного правительства П. Э. Свинхувуду по¬
становления Советского правительства о признании независимо¬
сти Финляндии.
СРАЖАЮЩАЯСЯ ПАРТИЯ
Документы публикуются по изданиям: Коммунистическая
партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, кон¬
ференций и Пленумов ЦК. Издание девятое, т. И. М., 1983, с. 109—
111; Из истории гражданской войны в СССР. Сборник документов
и материалов в трех томах. 1918—1922. М., 1960—1961, т. 1,
с. 187—188, 171; т. 2, с. 96—98, 533—534; т. 3, с. 214—215.
К с. 465. Текст резолюции «О войне и мире» написан В. И. Ле¬
ниным. VII съезд РКП (б) (экстренный) состоялся в Петрограде
676
о 6 по 8 марта 1918 г. Присутствовало 106 делегатов от 170 тысяч
членов партии (многие партийные организации не смогли при¬
слать делегатов ввиду спешности созыва съезда и оккупации
части территории страны германскими войсками). Порядок дня:
организационный отчет ЦК; политический отчет ЦК; доклад о
войне и мире; пересмотр программы и наименования партии; ор¬
ганизационные вопросы; выборы ЦК. Съезд одобрил заключение
Брестского мира, отвергнув авантюристическое требование так
называемых «левых коммунистов» о «революционной войне» про¬
тив Германии, переименовал РСДРП (б) в РКП (б), избрал комис¬
сию во главе с В. И. Лениным по подготовке новой Программы
партии.
К с. 466. Текст резолюции «Об отношении к среднему кре¬
стьянству» написан В. И. Лениным. VIII съезд РКП (б) состоялся
в Москве с 8 по 23 марта 1919 г. Присутствовали 403 делегата от
более чем 300 тысяч членов партии. Порядок дня: отчет ЦК; Про¬
грамма РКП (б) ; создание Коммунистического Интернационала;
военное положение и военная политика; работа в деревне; орга¬
низационные вопросы; выборы ЦК. Съезд принял вторую Про¬
грамму партии — программу строительства социализма, указал
на необходимость перехода от политики нейтрализации среднего
крестьянства к прочному союзу с ним, при опоре на бедноту.
Съезд осудил взгляды так называемой «военной оппозиции», вы¬
ступившей против железной дисциплины в армии и использова¬
ния старых военных специалистов, подчеркнул важность созда¬
ния регулярной армии.
К с. 467. «О социалистическом землеустройстве и о мерах пе¬
рехода к социалистическому земледелию» — постановление
ВЦИК, принятое в феврале 1919 г. В нем подчеркивалась необхо¬
димость перехода от единоличных форм землепользования к то¬
варищеским, определялись цели и задачи организации совхозов и
коммун, меры содействия трудовым сельскохозяйственным объ¬
единениям.
К с. 468. Всероссийский Центральный Исполнительный Коми¬
тет (ВЦИК) — высший законодательный, распорядительный и
контролирующий орган государственной власти РСФСР в 1917—
1938 гг. Избирался Всероссийским съездом Советов и действовал
в период между съездами.
Текст «Тезисов ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного
фронта» написан В. И. Лениным.
...объявленной 11 апреля 1919 г. мобилизации. — Имеется в
виду декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР от 10 апреля
1919 г. о призыве на действительную службу в Красную Армию
рабочих и крестьян 1886—1890 гг. рождения в Петрограде, Мо¬
скве и ряде губерний. В дополнение к этому декрету ЦК РКП (б)
13 апреля 1919 г. объявил массовую партийную мобилизацию на
Восточный фронт. Она была третьей по счету (первая массовая
партийная мобилизация была проведена в июле — октябре
1918 г. на Восточный фронт, вторая — в декабре 1918-го — ян¬
варе 1919 г. на Южный фронт). К маю 1919 г. на фронт было
отправлено не менее 10 процентов членов партии, в прифронто¬
вых же местностях и в угрожаемых районах — от 50 до 100 про¬
центов. Последняя массовая партийная мобилизация прошла ле¬
677
том 1920 г. на Западный и Юго-Западный фронты. Всего за годы
гражданской войны по массовым и персональным партийным мо¬
билизациям в Красную Армию было направлено свыше 200 ты¬
сяч коммунистов.
К с. 473. ...антагонизм донцов и кубанцев с Деникиным... —
Имеются в виду противоречия, существовавшие между деникин¬
ским командованием с его великодержавной политикой и авто¬
номистскими устремлениями казачьих верхов Дона, Терека и осо¬
бенно Кубани. Подчас эти противоречия резко обострялись, сви¬
детельством чему служат убийство одного пз лидеров кубанцев-
автономистов (Н. Рябовола) добровольческими офицерами и
казнь другого (Н. Калабухова) по приказу деникинских властей.
К с. 474. Врангель Петр Николаевич (1878—1928) — один из
главных руководителей контрреволюции на Юге России, генерал-
лейтенант (1918 г.). Участник русско-японской и первой мировой
войн. В августе 1918 г. вступил в Добровольческую армию. Ко¬
мандовал конной дивизией и конным корпусом, с января
1919 г. — Кавказской добровольческой армией, с мая 1919 г. —
Кавказской армией, в декабре 1919-го — январе 1920 г. — Добро¬
вольческой армией. Во время отступления белогвардейских войск
выступал с требованием смены главкома, за что был выслан Де¬
никиным за границу. С 4 апреля 1920 г. преемник Деникина на
посту главкома Вооруженных сил Юга России, с И мая — глав¬
ком реорганизованной «Русской армии»; установил в Крыму и
на Юге Украины режим военной диктатуры. С 16 ноября 1920 г.
белоэмигрант.
ТУХАЧЕВСКИЙ М. Н. ПЕРВАЯ АРМИЯ В 1918 г.
Публикуется по изданию: Тухачевский М. Н. Избран¬
ные произведения. Том I. М., 1964. Впервые опубликовано в
1921 г. В настоящем томе текст печатается с незначительными
сокращениями.
Тухачевский Михаил Николаевич (1893—1937) — советский
военачальник и военный теоретик. Член Коммунистической пар¬
тии с апреля 1918 г. Из дворян. Окончил Александровское воен¬
ное училище и в составе лейб-гвардии Семеновского полка уча¬
ствовал в первой мировой войне, поручик. С февраля 1915 г. по
август 1917 г. находился в плену в Германии, затем бежал в Рос¬
сию. В начале 1918 г. добровольно вступил в Красную Армию,
С июля 1918 г. по ноябрь 1919 г. командовал рядом армий
(1-й армией Восточного фронта; 8-й армией Южного фронта;
5-й армией Восточного фронта). С февраля по апрель 1920 г,
командовал Кавказским фронтом, с конца апреля 1920 г. по июль
1921 г. — Западным фронтом. Руководил войсками при подавле¬
нии антисоветских мятежей в Кронштадте (март 1921 г.) и в
Тамбовской губернии (май — июнь 1921 г.). Затем на различных
командных должностях, заместитель наркома обороны. Маршал
Советского Союза (1935 г.). Необоснованно репрессирован. Реа¬
билитирован посмертно.
К с. 475. Гай Гая Дмитриевич (наст, имя и фамилия — Гайк
Бжишкян; 1887—1937) — командир Красной Армии. Член Комму-
678
иистической партии с 1918 г. Участник первой мировой войны,
прапорщик. В годы гражданской войны командовал различными
частями Красной Армии (дивизиями, конным корпусом, армией).
В дальнейшем на военно-педагогической и научной работе. Не¬
обоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
К с. 477. Высший Военный Совет — оперативный орган воен¬
ного управления Вооруженными Силами Советской Республики.
Образован Советским правительством не позднее 4 марта 1918 г.
для организации обороны государства и формирования кадровой
Красной Армии. В сентябре 1918 г, упразднен.
Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870—1956) — советский
военачальник. Из дворян. Участник первой мировой войны, гене¬
рал-лейтенант. В августе — сентябре 1917 г. главнокомандующий
войсками Северного фронта. После Октября одним из первых ге¬
нералов перешел на сторону Советской власти, в марте — авгу¬
сте 1918 г. военный руководитель Высшего Военного Совета.
В дальнейшем на других командных должностях в Красной Ар¬
мии, на административной и научно-педагогической работе.
Муравьев Михаил Артемьевич (1880—1918) — подполковник
царской армии; из крестьян. В 1917 г. примкнул к левым эсерам.
После Октябрьской революции перешел на сторону Советской
власти и, будучи командующим Петроградским военным окру¬
гом, участвовал в подавлении мятежа Керенского — Краснова.
13 июня 1918 г. был назначен командующим Восточным фрон¬
том. Получив известие о левоэсеровском мятеже в Москве,
10 июля 1918 г. арестовал ряд партийных и советских руководи¬
телей Симбирска, затем разослал провокационные телеграммы, в
которых объявил, что он разрывает Брестский мир, объявляет
войну Германии и приказывает всем частям фронта двигаться
на Запад, в сторону Москвы. Войска фронта не поддержали мя¬
теж, симбирские коммунисты организовали его быструю ликви¬
дацию. 11 июля Муравьев оказал сопротивление при аресте и
был убит.
Кобозев Петр Алексеевич (1878—1941) — государственный и
партийный деятель; в социал-демократическом движении с 1898 г.,
с 1903 г. — большевик; из рабочих. Участник Октябрьского во¬
оруженного восстания в Петрограде. В июне — сентябре 1918 г.
член Реввоенсовета Восточного фронта. С 1919 г. на ответствен¬
ной работе в Туркестане и на Дальнем Востоке; с 1923 г. на на¬
учно-преподавательской работе.
Благонравов Георгий Иванович (1895—1938) — государствен¬
ный и партийный деятель; член Коммунистической партии с
марта 1917 г.; из служащих. В 1917 г. член Военной организации
при ЦК РСДРП (б). Участник Октябрьского вооруженного вос¬
стания в Петрограде. В июне — июле 1918 г. член Реввоенсове¬
та Восточного фронта. С конца 1918 г. в органах ВЧК — ОГПУ,
на другой государственной работе. Необоснованно репрессиро¬
ван. Реабилитирован посмертно.
К с. 479. Варейкис Иосиф Михайлович (1894—1939) — пар¬
тийный деятель; член Коммунистической партии с 1913 г.; из
рабочих. С января 1918 г. на ответственной партийной работе,
в том числе: в июне 1918-го — августе 1920 г. — председатель
Симбирского губкома РКП (б). В дальнейшем был секретарем
Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б), зав. отделом печати
679
ЦК ВКП(б), секретарем Дальневосточного крайкома ВКП(б). Не¬
обоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
К с. 483. Вацетис Иоаким Иоакимович (1873—1938) — совет¬
ский военачальник; из крестьян. Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. После начала Октябрьской революции вместе с
полком, которым командовал, перешел на сторону Советской вла¬
сти. Один из руководителей подавления левоэсеровского мятежа
в Москве в июле 1918 г. В июле — сентябре 1918 г. командую¬
щий Восточным фронтом. В сентябре 1918 г. — июле 1919 г.
главнокомандующий Вооруженными Силами Республики, затем
на военно-преподавательской работе. Необоснованно репрессиро¬
ван. Реабилитирован посмертно.
КОВТЮХ Е. И. «ЖЕЛЕЗНЫЙ ПОТОК» В ВОЕННОМ
ИЗЛОЖЕНИИ.
Публикуется по изданию: Ковтюх Е. И. «Железный по¬
ток» в военном изложении. М., 1931. В настоящем томе текст
печатается в извлечениях.
Ковтюх Епифан Иович (1890—1938) — советский военный
деятель. Член Коммунистической партии с 1918 г.; из крестьян.
В 1-й мировой войне участвовал в боях на Кавказском фронте,
окончил школу прапорщиков (1916 г.), последний чин — штабс-
капитан. В 1917 г. был избран в полковой комитет. В 1918 г.
командовал группой войск в боях с белогвардейцами на Север¬
ном Кавказе. Во время героического похода Таманской армии
(август — сентябрь 1918 г.) возглавлял первую колонну, шед¬
шую в авангарде; стал прототипом главного героя романа
А. С. Серафимовича «Железный поток» Кожуха. В октябре —
декабре 1918 г. командовал (с перерывом по болезни) Таманской
армией, затем другими частями Красной Армии. В 1922 г.
окончил Военную академию, командовал дивизией, корпусом.
С 1936 г. — заместитель командующего Белорусского военного
округа. Необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
К с. 488. ...Главнокомандующий Сорокин... — см. примечание
к настоящему тому с. 176.
К с. 491. Сафонов — весной и летом 1918 г. командовал 2-м
революционным Северо-Кубанским полком. Во время отхода Та¬
манских войск остался в Новороссийске. Дальнейшая его судьба
неизвестна.
Матвеев Иван Иванович (1890—1918) — командир Красной
Армии. Член Коммунистической партии с февраля 1917 г. Из се¬
мьи матроса. Участник первой мировой войны, морской прапор¬
щик. В качестве командира отрядов моряков и красногвардей¬
цев сражался с контрреволюцией в январе — июле 1918 г. под
Николаевом, Херсоном, на Перекопском перешейке и Таманском
полуострове. Командовал 3-й колонной Таманских войск, отхо¬
дивших из района Анапы. 27 августа избран командующим Та¬
манской армией. Расстрелян по приказу авантюриста И. JI. Соро¬
кина 8 октября 1918 г.
К с. 492. Лисунов Д. Е. — командир 2-й колонны Таманской
армии. С сентября 1918 г. командир артиллерийской бригады Та¬
манской армии.
680
ЕГОРОВ А. И. РАЗГРОМ ДЕНИКИНА
Характеристика вооруженных сил сторон
Публикуется по изданию: Егоров А. И. Разгром Деники¬
на. М., 1931. В настоящем томе с незначительными сокращения¬
ми и без справочного аппарата печатается 4-я глава книги.
Егоров Александр Ильич (1883—1939) — советский военачаль¬
ник. Член Коммунистической партии с июля 1918 г.; из рабочих.
В революционном движении с 1904 г., был эсером. В 1905 г. окон¬
чил Казанское пехотное училище. Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. В 1917 г. примыкал к левым эсерам, с которыми
порвал летом 1918 г. После Октябрьской революции перешел на
сторону Советской власти, занимал ряд командных должностей в
Красной Армии. С октября по декабрь 1919 г. командовал войска¬
ми Южного фронта, в январе — декабре 1920 г. — войсками
Юго-Западного фронта. В дальнейшем на руководящей военной
работе в Советских Вооруженных Силах. С 1931 г. — начальник
Генштаба Красной Армии, в 1937 г. назначен первым заместите¬
лем наркома обороны. Маршал Советского Союза (1935 г.). Необо¬
снованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
К с. 501. Краснов Петр Николаевич (1869—1947) — один из
руководителей контрреволюции на Дону. Участник первой миро¬
вой войны, генерал-лейтенант. В октябре 1917 г. вместе с
А. Ф. Керенским возглавил антисоветский мятеж. В 1918 г. ~
атаман Войска Донского и командующий белоказачьей армией,
опиравшейся на поддержку немецких оккупантов. В 1919 г. эмиг¬
рировал в Германию. Во время Великой Отечественной войны
сотрудничал с гитлеровцами. По приговору советского суда
казнен.
К с. 504. Приказ РВСР № 220, — Согласно этому приказу от
13 ноября 1918 г. в стрелковой дивизии предусматривалось иметь
около 60 тысяч человек, 382 пулемета и 116 орудий. Фактически
численность этих дивизий составляла, как правило, от 7 до 15 ты¬
сяч человек, пулеметов — от 50 до 250, орудий — от 18 до 46.
Революционный военный совет Республики (РВСР) — колле¬
гиальный орган высшей военной власти в РСФСР в годы граж¬
данской войны. Создан 2 сентября 1918 г., расформирован в
1923 г. Ему подчинялись Всероссийский главный штаб, Полевой
штаб РВСР, Всероссийское бюро военных комиссаров и другие
центральные органы военного управления.
К с. 507. Каледин Алексей Максимович (1861—1918) — один
из руководителей контрреволюции на Дону. Участник первой ми¬
ровой войны, генерал от кавалерии. С 1917 г. — атаман Войска
Донского. Возглавил антисоветский мятеж в конце 1917-го — на¬
чале 1918 г., после подавления которого застрелился.
К с. 509. ...Кубань не получила своей армии.,. — Такая бело¬
гвардейская армия из кубанских частей и соединений была со¬
здана 21 мая 1919 г. под названием Кавказской; 8 февраля 1920 г.
переименована в Кубанскую армию. В мае 1920 г, прекратила
свое существование.
681
К с. 510. Корнилов Лавр Георгиевич (1870—1918) — один из
главных руководителей российской контрреволюции. Участник
русско-японской и первой мировой войн, генерал от инфантерии.
С 1916 г. командовал корпусом, армией, фронтом. В июле — авгу¬
сте 1917 г. верховный главнокомандующий, поднял контрреволю¬
ционный мятеж. С конца 1917 г. возглавлял белогвардейскую
Добровольческую армию; в апреле 1918 г. погиб под Екатерино-
даром (Краснодар).
Лукомский Александр Сергеевич (1868—1939) — один из ру¬
ководителей контрреволюции на Юге России. Участник первой
мировой войны, генерал-лейтенант. В июле — августе 1917 г. на¬
чальник штаба верховного главнокомандующего. В годы граж¬
данской войны сподвижник генералов JI. Г. Корнилова и А. И. Де¬
никина. С марта 1920 г. в Константинополе, представитель
П. Н. Врангеля при Союзном командовании. Затем белоэмигрант.
К с. 511. ...убит 31 марта... — По старому стилю.
К с. 512. ...Орловский период... — Имеется в виду время наи¬
больших успехов деникинской армии на пути к Москве (с сере¬
дины лета по октябрь 1919 г.), когда ей удалось захватить город
Орел.
ФРУНЗЕ М. В.
Врангель
Публикуется по изданию: Фрупзе М. В. Избранные про¬
изведения в двух томах, т. II. М., 1957. Впервые опубликовано в
1921 г. В настоящем томе текст печатается с незначительными
сокращениями.
Фрунзе Михаил Васильевич (1885—1925) — партийный, госу¬
дарственный и военный деятель, военный теоретик. Член Комму¬
нистической партии с 1904 г. Из семьи военного фельдшера.
Учился в Петербургском политехническом институте. За рево¬
люционную деятельность дважды приговаривался к смертной
казни, оба раза замененной пожизненной ссылкой, откуда бежал.
В 1917 г. активно участвовал в революционном движении, затем
па ответственной партийной и советской работе. С декабря 1918 г.
командовал 4-й армией, Южной группой войск Восточного фрон¬
та, Восточным фронтом, с августа 1919 г. — Туркестанским фрон¬
том. В сентябре 1920 г. был назначен командующим Южным
фронтом, освободившим от врангелевцев Крым. В 1924—1925 гг.
заместитель председателя и председатель PBG СССР, замести¬
тель наркома и нарком по военным и морским делам.
К с. 519. Слащов Яков Александрович (1885—1929) — контр¬
революционный военный деятель. Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. С 1918 г. в Добровольческой армии, генерал-лей¬
тенант (1920 г.). Командовал бригадой, корпусом. В августе
1920 г. из-за разногласий с П. Н. Врангелем отстранен послед¬
ним от командования. Белоэмигрант, разжалован П. Н. Вранге¬
лем в рядовые. Осенью 1921 г. с группой офицеров вернулся в
Советскую Россию с повинной, был амнистирован. Преподавал
па курсах «Выстрел» в Москве,
682
К с. 521. Улагай Сергей Георгиевич (1875 — после 1945) —
белогвардейский генерал (1919 г.). Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. С весны 1918 г. в Добровольческой армии, коман¬
дир казачьего корпуса. Руководил десантом врангелевских войск
на Кубани в августе — сентябре 1920 г. Белоэмигрант,
К с. 524. ...садятся на суда последние остатки белой ар¬
мии... — Эвакуация врангелевских войск из разных районов Кры¬
ма продолжалась с 13 по 16 ноября 1920 г%
НАРОДНАЯ ВОЙНА В ТЫЛУ БЕЛЫХ АРМИЙ
Документы публикуются по изданию: Из истории граждан¬
ской войны в СССР. Сборник документов и материалов в трех
томах. 1918—1922. М., 1960—1961, т. 1, с. 445, с, 627—631; т. 2,
с. 276—277, 618—619, 632.
К с. 525. ...избрали ЦК РКП Сибири... — В марте 1919 г.
ЦК РКП (б) Сибири был переименован в Сибирский областной
комитет РКП (б).
I съезд КП(б) Украины — состоялся 5—12 июля 1918 г. в Мо¬
скве. Съезд положил организационное начало существованию
Коммунистической партии Украины как составной части РКП (б),
Елизаветград — ныне Кировоград.
К с. 526. Екатеринослав — ныне Днепропетровск.
...с восставшими... уездами. — Имеется в виду одно из круп¬
нейших на Украине вооруженных выступлений трудящегося кре¬
стьянства в ряде уездов Киевской губернии в июне — июле
1918 г. против германских оккупантов и гетманщины. Подготов¬
лено большевистским подпольем. Восстание началось 3 июня;
вскоре общая численность повстанческих отрядов достигла 40 ты¬
сяч человек при 12 орудиях и 200 пулеметах. В конце июля
командование повстанцев приняло решение часть сил оставить
для продолжения партизанской борьбы, а основные силы вывести
на территорию РСФСР.
К с. 527. Канско-Заманская Советская республика (более из¬
вестна под названием Степно-Баджейской партизанской респуб¬
лики) — территория нескольких волостей Канского и Краснояр¬
ского уездов Енисейской губернии с центром в селе Степной
Баджей, которая контролировалась партизанами и где в марте —
июне 1919 г. существовала Советская власть. После разгрома кол¬
чаковщины в Сибири здесь была вновь восстановлена власть Со¬
ветов (январь 1920 г.).
К с. 528. Парняков Пантелеймон Федорович (1895—1919) —
активный участник борьбы за установление Советской власти в
Иркутске. С января 1919 г. работал в большевистском подполье
в Омске. 3 апреля 1919 г. кооптирован в состав Сибирского об¬
ластного комитета РКП (б). 20 апреля арестован колчаковской
контрразведкой, умер в тюрьме И июля 1919 г.
...штаб повстанческих войск. — Имеется в виду Лозово-Си-
нельниковский (Екатеринославский) районный полевой штаб по¬
встанческих войск, объединявших около 35 тысяч бойцов.
683
К с. 530. Орджоникидзе Григорий Константинович (1886—
1937) — партийный и государственный деятель. Член Коммуни¬
стической партии с 1903 г. Активный участник Октябрьского во¬
оруженного восстания в Петрограде. В годы гражданской войны
член Реввоенсовета 16-й и 14нй армий, Кавказского фронта.
В 1920—1921 гг. один из организаторов борьбы за Советскую
власть в Закавказье. В дальнейшем на руководящей партийной
и государственной работе.
НА ТРУДОВОМ ФРОНТЕ
Документы публикуются по изданию: Из истории граждан¬
ской войны в СССР. Сборник документов и материалов в трех
томах. 1918—1922. М., 1960—1961, т. 1, с. 241—243, 247—248, 255—
256, 335—336; т. 2, с. 787-789, 808; т. 3, с. 247—249.
К с. 533. Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ) — выс¬
ший центральный орган по управлению промышленностью в Со¬
ветском государстве в 1917—1932 гг.
Красин Леонид Борисович (1870—1926) — партийный и госу¬
дарственный деятель. В социал-демократическом движении уча¬
ствовал с 1890 г., с 1903 г. — большевик. В 1918—1919 гг. член
Президиума ВСНХ, нарком торговли и промышленности, путей
сообщения. С 1920 по 1923 г. нарком внешней торговли, полпред
в Англии и Франции.
К с. 534. Декретом ВЦИК о хлебной монополии (9 мая 1918г.),
а также декретами ВЦИК о чрезвычайных полномочиях народ¬
ного комиссара по продовольствию (13 мая 1918 г.) и о реорга¬
низации Наркомата продовольствия и местных продовольствен¬
ных органов (27 мая 1918 г.) в стране устанавливалась продо¬
вольственная диктатура — система чрезвычайных мер по обес¬
печению хлебом Красной Армии, рабочего класса, населения го¬
родов и беднейшего крестьянства в условиях острой нехватки
продовольствия. Этими декретами запрещалась свободная прода¬
жа хлеба; Наркомпрод получал неограниченные полномочия для
закупки хлеба по твердым государственным ценам; предусматри¬
вались меры по организации похода рабочих за хлебом, помощи
бедноте в борьбе с кулачеством, укрывавшим излишки продо¬
вольствия. Большую роль в преодолении кулацкого сопротивле¬
ния политике Советской власти в деревне сыграли комитеты бед¬
ноты, созданные в июне 1918 г.
Декрет о натуральном налоге принят ВЦИК 30 октября
1918 г. Он заменял в целях сокращения хлебных излишков, на¬
ходившихся в распоряжении крестьян (главным образом, кула¬
ков), денежный налог на сельских хозяев натуральным.
К с. 535. Брюханов Николай Павлович (1878—1942) — госу¬
дарственный и партийный деятель; член РСДРП с 1902 г., с
1904 г. — большевик. После октября 1917 г. член коллегии Нар-
компрода, с июня 1918 г. — зам. наркома. Затем нарком продо¬
вольствия, нарком финансов, на другой государственной работе.
Необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873—1955) — государ¬
ственный и партийный деятель; в социал-демократическом дви¬
жении участвовал с 1895 г., с 1903 г. — большевик. В 1917—
1920 гг. управляющий делами Совнаркома. Затем па научной ра¬
боте.
К с. 536. VII Всероссийский съезд Советов состоялся в Москве
5—9 декабря 1919 г. Принял постановление «О советском строи¬
тельстве», резолюции по топливному и продовольственному во¬
просам, предложение странам Антанты начать мирные перегово¬
ры с Советской Россией.
МАЙСКИЙ И. М. ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Публикуется по изданию: Майский И. Демократическая
контрреволюция. М.—Пг., 1923. В настоящем томе текст печата¬
ется в извлечениях.
Майский Иван Михайлович (1884—1975) — советский исто¬
рик, дипломат, публицист; действительный член Академии наук
СССР с 1946 г. Член Коммунистической партии с 1921 г. Учился
в Петербургском университете. В 1903 г. вступил в ряды РСДРП,
примкнув в дальнейшем к меньшевикам; член ЦК этой партии.
За революционную деятельность подвергался репрессиям.
С 1908 г. в эмиграции; возвратился в Россию после февральской
революции. В 1920 г. порвал с меньшевиками. С 1922 г. — на со¬
ветской дипломатической работе. В 1929—1932 гг. полномочный
представитель СССР в Финляндии, в 1932—1943 гг. посол в Вели¬
кобритании, в 1943—1946 гг. заместитель наркома иностранных
дел. Затем на научно-педагогической работе.
К с. 549. ...вакханалия... каучуковых резолюций. — И. М. Май¬
ский здесь затушевывает открыто антисоветский курс, вырабо¬
танный лидерами меньшевистской партии (или, как они сами ее
называли, Российской социал-демократической рабочей партии).
Всероссийское совещание РСДРП (май 1918 г.) однозначно по¬
требовало «замены Советской власти властью, сплачивающей си¬
лы всей демократии», и меньшевики в своей массе в 1918 г. на¬
стойчиво действовали в этом направлении, не отказываясь па
практике и от методов вооруженной борьбы с Советами.
К с. 552. Лазарев Егор Егорович (1853—?) — видный член
партии эсеров, в Комитете членов Учредительного собрания в Са¬
маре (Комуч) — управляющий ведомством просвещения. Позднее
белоэмигрант.
...на московском процессе 1922 г. ... — Имеется в виду судеб¬
ный процесс над членами ЦК партии эсеров и рядом других ее
активных работников, проходивший в Москве 8 июня — 7 авгу¬
ста 1922 г. На нем было документально установлено участие эсе¬
ров в вооруженных восстаниях, контрреволюционных заговорах
против Советской власти и террористической деятельности.
К с. 553. Вольский Владимир Казимирович (1877—?) — эсер,
член бюро эсеровской фракции в Учредительном собрании, пред¬
седатель Комуча. После колчаковского переворота в Сибири (но¬
ябрь 1918 г.) с небольшой группой эсеров прекратил борьбу с
Советской властью, вошел в Центральное бюро меньшинства пар¬
тии эсеров, издававшее в Москве в 1920—1922 г. журнал «На¬
685
род». С распадом этой эсеровской группировки в 1923 г. отошел
от политической деятельности.
Брушвит Иван Михайлович — эсер, до октября 1917 г. член
самарского губернского Совета рабочих и солдатских депутатов,
член Учредительного собрания. В Комуче занимался финансовы¬
ми делами. Позднее белоэмигрант.
Климушкин Прокопий Диомидович (1889—?) — эсер, член
Учредительного собрания. В Комуче — управляющий ведомством
внутренних дел. Позднее белоэмигрант.
К с. 554. Фортунатов Борис Константинович — эсер, член
Учредительного собрания, один из активных деятелей Комуча.
Позднее белоэмигрант.
К с. 555. ...вел переговоры... в Пензе... — И. М. Брушвит просил
командование чехословацких подразделений в Пензе, открыто вы¬
ступивших в конце мая 1918 г. против Советской власти, оказать
срочную военную поддержку эсерам-заговорщикам в Самаре.
Нестеров Иван Петрович (1886—?) — эсер, член Учредитель¬
ного собрания. В Комуче — управляющий ведомством путей со¬
общения. Позднее белоэмигрант.
К с. 556. Махин Федор Евдокимович (1882—?) — эсер, пол¬
ковник. С 26 июня по 3 июля 1918 г. — командующий 2-й арми¬
ей советского Восточного фронта, защищавшей от белочехов Уфу;
изменник. Один из командиров «Народной армии» Комуча. В даль¬
нейшем белоэмигрант.
К с. 557. Галкин Н. А. — подполковник, потом генерал. В Ко¬
муче — управляющий военным ведомством, командующий «На¬
родной армией». Затем служил в колчаковской армии.
К с. 559. Дутов Александр Ильич (1879—1921) — один из ру¬
ководителей казачьей контрреволюции па Урале. Участник первой
мировой войны, полковник С сентября 1917 г. атаман Оренбург¬
ского казачьего войска. В ноябре 1917 г. поднял в Оренбурге мя¬
теж против Советской власти. В дальнейшем командовал армией
в колчаковских войсках; генерал-лейтенант (1919 г.). В 1920 г.
эмигрировал в Китай; убит в феврале 1921 г.
К с. 560. ...с Марковыми и Крупенскими... ■— Марков Николай
Евгеньевич (1876—?) — крупный помещик, реакционер и монар¬
хист, один из руководителей черносотенного «Союза русского на¬
рода», после Октябрьской революции белоэмигрант; Крупепский
Павел Николаевич (1863—?) — крупный помещик, монархист-чер¬
носотенец, после Октябрьской революции белоэмигрант.
К с. 568. Чернов Виктор Михайлович (1873—1952) — русский
политический деятель, один из лидеров партии эсеров, ее теоре¬
тик. В революционном движении с конца 80-х гг. В мае — ав¬
густе 1917 г. министр земледелия Временного правительства.
5 (18) января избран председателем Учредительного собрания.
Активно участвовал в борьбе с Советской властью, с 1920 г. бе¬
лоэмигрант. В годы второй мировой войны — участник движе¬
ния Сопротивления во Франции.
К с. 572. Каппель Владимир Оскарович (1883—1920) — контр¬
революционный военный деятель. Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. Один из командиров «Народной армии» Комуча,
затем служил в колчаковской армии, генерал-лейтенант (1919 г.).
БУДБЕРГ А. П. ДНЕВНИК. 1919 ГОД
Публикуется по изданию: Гражданская война в Сибири и Се¬
верной области. Мемуары. Сост. С. А. Алексеев. М.—JL, 1927. Све¬
рено с первой публикацией (Архив русской революции, тт. XIV,
XV. Берлин, 1924). В настоящем томе текст печатается в извле¬
чениях.
Будберг Алексей Павлович — контрреволюционный военный
деятель, барон. По политическим взглядам — монархист. Уча¬
стник первой мировой войны, генерал-лейтенант. В 1917 г. коман¬
довал одним из корпусов Северного фронта. После октября 1917 г.
некоторое время находился на советской службе в Петрограде.
В начале 1918 г. уехал в Харбин. С апреля по октябрь 1919 г.
начальник снабжения колчаковской армии, управляющий воен¬
ным министерством. В дальнейшем белоэмигрант.
К с. 574. Gredo (лат.) — исповедание, символ веры, убеж¬
дения.
Семенов Григорий Михайлович (1890—1946) — один из руко¬
водителей контрреволюции в Забайкалье. Участник первой миро¬
вой войны, есаул. В результате мятежа белочехов утвердился в
Забайкалье и установил там кровавый режим. В начале 1919 г.
объявил себя атаманом Забайкальского казачества. Колчак после¬
довательно назначает Семенова командующим войсками Читин¬
ского военного округа, помощником командующего войсками При¬
амурского края, главкомом всеми белогвардейскими силами в
тылу; присваивает ему звание генерал-лейтенанта. С 1921 г. бе¬
лоэмигрант. В сентябре 1945 г. захвачен советскими войсками в
Маньчжурии. По приговору Верховного суда СССР казнен.
Анненков Борис Владимирович (1889—1927) — один из руко¬
водителей контрреволюции в Сибири. Участник первой мировой
войны, хорунжий. С марта 1918 г. участвовал в организации
контрреволюционных выступлений в Сибири, затем командую¬
щий Семиреченской белой армией. С мая 1920 г. белоэмигрант.
В 1926 г. оказался в СССР; был осужден Верховным судом СССР
и расстрелян.
К с. 575. Лебедев Дмитрий Антонович (1883—1929) — контр¬
революционный военный деятель. Участник первой мировой вой¬
ны, полковник. С конца 1917 г. в Добровольческой армии. В 1918 г.
направлен Деникиным личным представителем к Колчаку.
В мае — августе 1919 г. начальник штаба колчаковской армии и
одновременно военный министр; генерал-майор. С 1921 г. бело¬
эмигрант.
К с. 576. Калмыков Иван Павлович — контрреволюционный
военный деятель. Участник первой мировой войны, есаул.
В 1918 г. объявил себя атаманом Уссурийского казачества.
687
В феврале 1920 г. под ударами красных партизан бежал в Маньч¬
журию, где был арестован и расстрелян китайскими властями.
Бур лип Петр Гаврилович — контрреволюционный военный
деятель, генерал-майор. В 1919 г. помощник начальника штаба
колчаковской армии. С 1921 г. белоэмигрант.
К с. 577. Нокс Альфред (1870—?) — английский бригадный
генерал. С 1911 г. по 1918 г. был военным атташе в России.
С 1918 г. по 1920 г. глава британской военной миссии в Сибири,
главный советник А. В. Колчака по вопросам тыла и снабжения
армии.
К с. 584. Хапжин Михаил Васильевич (1872—?) — генерал,
командующий Западной армией Колчака, потом — военный ми¬
нистр колчаковского правительства. С 1920 г. белоэмигрант.
Сахаров Константин Вячеславович (1881—?) — контрреволю¬
ционный военный деятель. Участник первой мировой войны, пол¬
ковник. В 1918 г. направлен Деникиным к Колчаку. В мае — но¬
ябре 1919 г. начальник штаба, а затем командующий Западной
армией; командующий 3-й армией, командующий колчаковским
Восточным фронтом; генерал-лейтенант. С 1921 г. белоэмигрант.
Эллиот — член британской военной миссии в Сибири.
Граф де Мартель — верховный комиссар Франции в Сибири
с января по сентябрь 1919 г.
Гревс Вильям Сидней (1865—1940) — американский генерал,
командующий экспедиционными войсками США в Сибири, со¬
ветник Колчака.
Жанен Пьер Морис (1862—?) — французский генерал.
В июле 1918 г. назначен главнокомандующим чехословацкими
войсками на Западном фронте и в России. В конце 1918-го — на¬
чале 1920 г. находился при правительстве Колчака в качестве ру¬
ководителя войск Антапты в Сибири.
Такаянаги — японский генерал, один из эмиссаров Антанты
в Сибири.
К с. 585. Сукин Иван Иванович — министр иностранных дел
колчаковского правительства.
К с. 586. Мапнергейм Карл (1867—1951) — барон, финлянд¬
ский государственный и военный деятель. До 1917 г. служил в
русской армии, участпик первой мировой войны, генерал-лейте¬
нант. Главнокомандующий белофинской армией, подавившей со¬
вместно с германскими интервентами революцию 1918 г. в Фин¬
ляндии. В декабре 1918-го — июле 1919 г. регент (временный
глава государства) Финляндской республики. В войнах Финлян¬
дии против СССР в 1939—1940 гг. и 1941—1944 гг. являлся глав¬
нокомандующим финляндской армией. В августе 1944-го — мар¬
те 1946 гг. президент Финляндии.
...every item dead against you... (англ.) — решительно всё про¬
тив нас.
ДЕНИКИН А. И. ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ
Публикуется по изданию: Деникин А. И. Поход на Мо¬
скву. М., 1928. Сверено с первой публикацией (Деникин А. И.
Очерки русской смуты., т. 4, 5. Берлин, 1925, 1926). В настоящем
томе текст печатается в извлечениях.
688
Деникин Аптон Иванович (1872—1947) — одип из главных
руководителей российской контрреволюции, генерал-лейтенант
(1916 г.). По политическим взглядам примыкал к кадетам. Уча¬
стник первой мировой войны, в апреле — мае 1917 г. начальник
штаба верховного главнокомандующего, затем командовал вой¬
сками Западного и Юго-Западного фронтов. За участие в мятеже
JL Г. Корнилова был арестован, бежал на Дон, где в конце
1917 г. вместе с генералами М. В. Алексеевым и JI. Г. Корнило¬
вым организовал Добровольческую армию. Возглавил ее после
гибели JI. Г. Корнилова (13 апреля 1918 г.). С 8 января 1919 г.
главком «Вооруженными силами Юга России». 4 января 1920 г.
указом А. В. Колчака объявлен «верховным правителем» Рос¬
сии. После разгрома белогвардейцев с остатками армии эвакуиро¬
вался в Крым. 4 апреля 1920 г. передал командование П. Н. Вран¬
гелю и эмигрировал за границу.
К с. 587. Сазонов Сергей Дмитриевич (1860—1927) — русский
государственный деятель, дипломат. В 1910—1916 гг. министр
иностранных дел России. В 1919—1920 гг. был представителем
Колчака и Деникина в Париже.
«Русское политическое совещание» — антисоветская органи¬
зация, созданная в Париже в конце 1918 г. Претендовала на
роль «правомочного представительства» России за рубежом, ори¬
ентировалась на Антанту и добивалась расширения интервенции
против Советской России. Состав: бывший глава Временного пра¬
вительства Г. Е. Львов (председатель), С. Д. Сазонов, бывший
посол Временного правительства во Франции В. А. Маклаков и
др. Прекратила существование в августе 1919 г.
К с. 588. «Особое совещание» — совещательный орган в об¬
ласти законодательства и гражданского управления при верхов¬
ном руководителе Добровольческой армии генерале М. В. Алек¬
сееве (с августа до октября 1918 г.), затем — при генерале
А. И. Деникине. Объединяло генеральско-монархические круги,
членов буржуазных партий. В декабре 1919 г. упразднено Дени¬
киным.
«Национальный центр» — одна из наиболее крупных и актив¬
ных белогвардейских организаций, нелегально созданная в Мо¬
скве в июне 1918 г. Претендовал па роль главного штаба, направ¬
ляющего деятельность антисоветских сил внутри страны. Объеди¬
нял в основном членов партии кадетов, финансировался Антан¬
той. Вскоре большинство руководителей НЦ переместилось на
юг к А. И. Деникину. Представители НЦ находились также на
территории, захваченной контрреволюцией на Северо-Западе и в
Сибири. В Москве и в Петрограде оставались подпольные груп¬
пы НЦ, которые вели шпионско-диверсионную работу в тесном
контакте со штабами А. И. Деникина и Н. Н. Юденича. В июле —
августе 1919 г. они были ликвидированы органами ВЧК.
Астров Николай Иванович (ум. 1934 г.) — буржуазный обще¬
ственный деятель, гласный Московской городской думы, член ЦК
партии кадетов. В годы гражданской войны — член деникинского
«Особого совещания». С 1920 г. белоэмигрант.
К с. 589. Государственное объединение («Совет государствен¬
ного объединения России») — монархическая организация, со-
44 В огненном кольце
689
здапиая в Киеве в октябре 1918 г. из представителей дореволю¬
ционных учреждений (Государственной думы и Государственно¬
го совета), земств, городского самоуправления, торгово-промыш¬
ленных, академических и церковных кругов, землевладельцев.
Ставила своей целью свержение Советской власти и восстановле¬
ние в России монархии. С разгромом врангелевщины прекрати¬
ла свое существование.
Кривошеип Александр Васильевич (1857—1923) — русский
государственный деятель. Ближайший сотрудник председателя
Совета министров России П. А. Столыпина по осуществлению
аграрной реформы в 1906—1911 гг. В годы гражданской войны
товарищ председателя «Совета государственного объединения
России», глава врангелевского правительства. С конца 1920 г. бе¬
лоэмигрант.
К с. 591. Колокольцев В. II. — мопархист, начальник управ¬
ления земледелия в деникинском «Особом совещапии» до сере¬
дины июля 1919 г.
Федоров Михаил Михайлович (1860—?) — бывший министр
торговли и промышленности царского правительства, после фев¬
раля 1917 г. член кадетской партии. В годы гражданской войны
председатель «Национального центра», члеп деникинского «Осо¬
бого совещания». С конца 1920 г. белоэмигрант.
К с. 592. Челищев Виктор Николаевич — кадет, бывший
председатель Московской судебной палаты. В годы гражданской
войны начальник управления юстиции в деникинском «Особом со¬
вещании», член «Национального центра». С конца 1920 г. бело¬
эмигрант.
К с. 593. Чебышев Николай Николаевич (1865—1937) — мо¬
нархист, один из руководителей «Совета государственного объеди¬
нения России», начальник управления внутренних дел в дени¬
кинском «Особом совещании». С конца 1920 г. белоэмигрант.
«Великая Россия» («Россия») — белогвардейская газета, офи¬
циоз «Совета государственного объединения России». Издавалась
в 1918—1920 гг. в Ростове-на-Допу, затем в Севастополе.
«Свободная речь» — белогвардейская газета, официоз кадет¬
ской партии на Юге России в 1918—1920 гг.
...Харьковский съезд партии кадетов — конференция кадет¬
ской партии, собравшаяся в ноябре 1919 г. в Харькове. Прошла
под знаком единения вокруг военной буржуазно-помещичьей
диктатуры генерала А. И. Деникина.
...новороссийская катастрофа... — В начале марта 1920 г. под
ударами Красной Армии деникинские войска откатились к Ново¬
российску. В условиях неразберихи и паники, охватившей бело¬
гвардейцев, лишь малой их части удалось эвакуироваться в Крым.
К с. 597. «Зеленые» — название прятавшихся в лесах в годы
гражданской войны лиц, которые уклонялись от службы в бе¬
лых (что носило массовый характер) или красных армиях. «Крас¬
но-зеленые» под руководством большевиков вливались в общий
поток массовой партизанской борьбы против белогвардейцев и
интервентов. «Бело-зеленые» (кулацкие банды и остатки разгром¬
690
ленных белых армий) преследовались Красной Армией в ходе
гражданской войны и полностью ликвидированы вскоре после ее
окончания.
ШУЛЬГИН В. В. 1920 ГОД
Публикуется по изданию: Шульгин В. В. 1920 год. Очер¬
ки. Л., 1927. Сверено с первой публикацией (Шульгин В. В.
1920 год. Очерки. София, 1922). В настоящем томе текст печата¬
ется в извлечениях; все отточия — автора.
Шульгин Василий Витальевич (1878—1976) — русский по¬
литический деятель, публицист. Депутат И—IV Государственных
дум, где был лидером правого крыла. Выражал настроения мо¬
нархического крупного дворянства. После октября 1917 г. стал
одним из организаторов борьбы против Советской власти, уча¬
ствовал в создании Добровольческой армии. Идеолог «белого де¬
ла». С конца 1920 г. находился в эмиграции, занимался контрре¬
волюционной политической и литературной деятельностью.
В 1944 г. арестован в Югославии, препровожден в СССР, где за
многолетнюю антисоветскую деятельность был приговорен су¬
дом к тюремному заключению. В 1956 г. освобожден.
К с. 598. Драгомиров Абрам Михайлович — контрреволюцион¬
ный военный деятель. Участник первой мировой войны, генерал
от кавалерии. В 1916 г. командующий Северным фронтом.
В 1919 г. командовал группой деникинских войск в районе Кие¬
ва, главнокомандующий Киевской областью. С конца 1920 г. бе¬
лоэмигрант.
К с. 600. ...волчанцам... — Имеется в виду одна из частей де¬
никинской армии, особенно «прославившаяся» насилиями над
мирным населением.
К с. 601. «Киевлянин» — литературно-политическая газета,
выходившая в Киеве с 1864 г. Основана отцом автора В. Я. Шуль¬
гиным. Была органом великодержавных националистов и руси¬
фикаторов. Во время занятия Киева деникинскими войсками в
1919 г. В. В. Шульгин возобновил издание газеты.
К с. 602. Крук —- черный ворон, каркун.
К с. 603. ...грабь награбленное... — Так противники социали¬
стической революции переводили с латинского, при этом злона¬
меренно извращая содержание, марксистское понятие «экспропри¬
ация экспроприаторов», означающее принудительное лишение экс¬
плуататорских классов собственности на средства производства
и передачу их в собственность трудящихся. Экспроприация экс¬
проприаторов — начальный этап социалистического обобществле¬
ния. Ее правомерность определяется тем, что крупная собствен¬
ность эксплуататорских классов — результат длительного ограб¬
ления и эксплуатации трудящихся масс. Поэтому ее изъятие
есть законный, справедливый акт, представляющий собой возвра¬
щение трудящимся того, что принадлежит им по праву как под¬
44*
691
линным создателям богатства, насильственно отнятого (экспро¬
приированного) у них.
К с. 604. Столыпин Петр Аркадьевич (1862—1911) — русский
государственный деятель; в 1906—1911 гг, председатель Совета
министров России. В эпоху реакции 1907—1911 гг. определял пра¬
вительственный курс. Убит агентом охранки.
К с. 606. Немезида — в древнегреческой мифологии богиня
возмездия.
К с. 607. Толстой Алексей Константинович (1817—1875) —
русский писатель и поэт. Процитированный В. В. Шульгиным
стихотворный фрагмент на деле представляет произвольную ком¬
поновку следующих строк из стихотворения А. К. Толстого «Про¬
тив течения»: «Други, не верьте! <...> Дружно гребите, во имя
прекрасного, Против течения!»; «Други, гребите! <...> Верою в
наше святое значение Мы же возбудим течение встречное Про¬
тив течения!»
Врангель Василий Георгиевич (1862—1901) — русский ком¬
позитор и автор романсов.
...chacum... tousf (фр.) — Каждый за себя, один бог за всех!
К с. 608. Шиллинг Николай Николаевич (ум. в 1945 г.) —*
контрреволюционный военный деятель. Участник первой мировой
войны, генерал. В 1919 г. командовал группой деникинских войск
в районе Одессы, главнопачальствующий Новороссийской (Одес¬
ской) областью. С конца 1920 г. белоэмигрант.
Алексеев Михаил Васильевич (1857—1918) — русский воена¬
чальник, один из главных руководителей российской контррево¬
люции. Из семьи солдата. Участник русско-японской и первой
мировой войн, генерал от инфантерии. Начальник штаба и
командующий фронтом, начальник штаба верховного главно¬
командующего (1915—1917 гг.), верховный главнокомандующий
(март — май 1917 г.). После октября 1917 г. вместе с Корнило¬
вым и Деникиным создал Добровольческую армию.
К с. 609. «Союз возрождения России» — контрреволюционная
организация, образовавшаяся в 1918 г. из кадетов, правых эсеров,
народных социалистов, меньшевиков; была связана с иностран¬
ными миссиями и разведками. «Союз» ставил своей задачей во¬
оруженное свержение Советской власти и восстановление буржу¬
азного строя. Распался в конце 1920 г.
Будяк (бодяк) — чертополох, репейник.
К с. 610. ...Nomina sunt odiosa (лат.) — буквально: «имена не¬
навистны»; не будем называть имен.
К с. 611. ...в той земельной реформе... — Имеется в виду сто¬
лыпинская аграрная реформа — буржуазная реформа крестьян¬
ского надельного землевладения в России, проводившаяся само¬
державием с 1906 г. Разрешение выходить из крестьянской общи¬
ны на хутора и отруба, укрепление Крестьянского банка, прину¬
дительное землеустройство и переселенческая политика имели
целью ликвидацию малоземелья у части крестьян при сохранении
помещичьего землевладения, в основном за счет самой же кре¬
692
стьянской массы, создание в лице кулачества дополнительной со¬
циальной опоры самодержавия. Реформа потерпела неудачу: рас¬
колоть единый общекрестьянский фронт против помещиков, не
затрагивая их землевладения, оказалось невозможным; посягнуть
же на помещичьи земли царизм был не в состоянии, не отрицая
своей классовой природы.
Бернацкий Михаил Владимирович (1876—1944) — русский
профессор-экономист. В годы гражданской войны начальник
управления финансов в деникинском «Особом совещании», затем
министр финансов в правительстве П. Н. Врангеля. С конца
1920 г. белоэмигрант.
^Струве Петр Бернгардович (1870—1944) — русский буржуаз¬
ный экономист, историк, публицист, член ЦК партии кадетов.
Один из идеологов российского империализма. В годы граждан¬
ской войны входил в состав деникинского «Особого совещания»,
был министром в правительстве П. Н. Врангеля. С конца 1920 г.
белоэмигрант.
К с. 612. ...Exanthematicus — сыпной тиф.
...недоволен стратегией «влево»... — Между генералами
А. И. Деникиным и П. Н. Врангелем после захвата Царицына
(июнь 1919 г.) возникли разногласия о направлении дальнейших
военных действий. А. И. Деникин считал необходимым идти на
Москву, Ц. Н. Врангель выдвигал, как основную задачу, смычку
с колчаковскими войсками, подходившими тогда к Волге. В ре¬
зультате одержала победу точка зрения А. И. Деникина.
К с. 615. ...alias (лат.) — иначе.
Бальмонт Константин Дмитриевич (1867—1942) — русский
поэт-символист.
...Тьмы низких истин... обман... — строки из стихотворения
А. С. Пушкина «Герой» (1830 г.), процитированные В. В. Шульги¬
ным с ошибкой (у А. С. Пушкина: «мне», а не «нам»),
К с. 616. ...трех архангелов... — Имеется в виду брюшной,
сыпной и возвратный тиф. Первая мировая война, гражданская
война и интервенция, голод, разруха резко ухудшили санитарное
состояние России. В 1918—1923 гг. было зарегистрировано свыше
7,5 миллиона случаев заболеваний сыпным тифом; умерло от не¬
го свыше 700 тысяч человек. Регистрация, однако, не могла быть
полной. По оценочным данным, в этот период сыпным тифом бо¬
лело около 20—30 миллионов человек, возвратным — около
10 миллионов человек. Значительное распространение получили
также холера, малярия и др. Благодаря настойчивым действиям
советского здравоохранения поражение населения этими инфек¬
ционными заболеваниями было снижено к 1927 г. в среднем в
100 раз, а затем полностью устранено.
...в Одессе, за пять месяцев... — После освобождения Одессы
Красной Армией в феврале 1920 г. В. В. Шульгин вместе с одной
из групп отступивших белогвардейских войск пытался пробиться
в Румынию. После неудачи этой попытки он с сыновьями неле¬
гально вернулся в Одессу, где возглавил антисоветскую организа¬
цию «Азбука» (о деятельности В. В. Шульгина в этот период см.
серию статей Н. Брыгина «Азбука», опубликованную в декабре
1983 г. в газете «Вечерняя Одесса»). Одесские чекисты вскоре
693
вышли па ее след. В. В. Шульгин, скрываясь от ареста, в начале
августа 1920 г. вновь уходит из Одессы, на этот раз на шлюпе в
белый Крым.
...Ирина — спутница В. В. Шульгина.
К с. 617. ...«Твой щит... Цареграда...» — строка из «Песни о
вещем Олеге» А. С. Пушкина.
К с. 618. «Земля... обильна...» — фрагмент из «Повести вре¬
менных лет» (запись от 862 г.) о легендарном «призвании варя¬
гов». Полностью летописный текст «приглашения» звучит так:
«Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите
княжить и владеть нами».
К с. 619. «Chaque... vilaine» — французская поговорка, соот¬
ветствующая русской: «рыбак рыбака видит издалека».
К с. 620. ...«Vue a Tarrivee» ((фр.) — разрешение на въезд.
...«Sauf Vhonneur» (фр.) — кроме чести.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ АНТАНТЫ
Документы публикуются по изданию: Из истории граждан¬
ской войны в СССР. Сборник документов и материалов в трех
томах. 1918—1922. М., 1960—1961, т. 1, с. 8, 16—17, 57—58, 74;
т. 2, с. 3, 8-12, 43, 46, 426-427; т. 3, с. 149-150.
К с. 621. Френсис Дэвид (1850—1927) — посол США в Рос¬
сии в 1916—1918 гг.; в 1918 г. старшина дипломатического корпу¬
са. Принимал активное участие в организации интервенции и
антисоветских заговоров.
Лансинг Роберт (1864—1928) — государственный секретарь
США в 1915—1920 гг.; один из организаторов интервенции про¬
тив Советской России.
К с. 622. Вильсон Вудро (1856—1924) — президент США в
1913—1920 гг.; один из организаторов интервенции против Со¬
ветской России.
Нуланс Жозеф (Джозеф) (1864—1939) — посол Франции в
России в 1917—1918 гг. Принимал активное участие в организа¬
ции интервенции и антисоветских заговоров.
К с. 624. Парижская мирная конференция. — Проходила с ян¬
варя 1919 г. по январь 1920 г. Она была созвана державами-по-
бедительницами в первой мировой войне (Великобританией,
США, Францией, Италией, Японией и др.) для выработки мир^
ных договоров с побежденными странами. Наряду с подготовкой
этих договоров конференция сыграла роль главного штаба по ор¬
ганизации антисоветской интервенции.
К с. 631. ...Верховный совет... — Верховный военный совет
держав Антанты. Создан в Париже 8 ноября 1917 г. Явился од^
ним из основных центров по выработке планов антисоветской
интервенции на протяжении всего периода гражданской войны в
России.
694
...кларироваться — получать разрешение таможни на выход
судна из порта.
К с. 633. ...командующий... вооруженными силами... — Имеет¬
ся в виду С. В. Петлюра.
К с. 634. Миллер Евгений Карлович (1867—1937) — один из
руководителей контрреволюции на Севере России, генерал-лейте¬
нант (1915 г.). Участник первой мировой войны. В январе 1919г.
вошел (как генерал-губернатор) в антисоветское «Временное пра¬
вительство Северной области». В мае назначен А. В. Колчаком
главнокомандующим войсками, затем — главным начальником
области. С февраля 1920 г. белоэмигрант.
ДЕЛО ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕГО МИРА
Документы публикуются по изданию: Из истории граждан¬
ской войны в СССР. Сборник документов и материалов в трех
томах. 1918—1922. М., 1960—1961, т. 1, с. 87—88, 745—758; т. 2,
с. 839—841; т. 3, с. 798—801.
К с. 640. Вильямс Альберт Рис (1883—1962) — американский
интернационалист. Работал в России в 1917—1918 гг. в качестве
корреспондента газеты «Йыо-Йорк ивнинг пост».
К с. 642. Дьердь Дожа — вождь антифеодального восстания
венгерских крестьян в 1514 г.
К с. 643. Гашек Ярослав (1883—1923) — чехословацкий интер¬
националист, писатель. С 1915 г. в австро-венгерской армии, сдал¬
ся в русский плен. В феврале 1918 г. примкнул к левым социал-
демократам, создавшим Чехословацкую группу РКП (б). Весной
1918 г. стал командиром интернационального отряда, затем ру¬
ководил формированием чехословацких частей Красной Армии в
Самаре, работал в политотделе 5-й армии Восточного фронта.
В 1920 г. вернулся в Чехословакию.
К с. 644. Британская социалистическая партия. — Создана в
1911 г. Вела борьбу против империалистической войны, весной
1918 г. съезд партии приветствовал социалистическую революцию
в России. Была инициатором создания Коммунистической пар¬
тии Великобритании (1920 г.) и сыграла большую роль в борьбе
английских рабочих против антисоветской интервенции.
К с. 646. Французская социалистическая партия. — Создана
в 1905 г. Под влиянием Октябрьской революции в партии значи¬
тельно усилилось левое, революционное крыло. В декабре 1920 г.
произошел раскол партии, большинство которой образовало Ком¬
мунистическую партию Франции. Меньшинство, сохранившее ста¬
рое название, осталось на позициях социал-реформизма.
Ллойд Джордж Дэвид (1863—1945) — премьер-министр Ве¬
ликобритании в 1916—1922 гг.; лидер Либеральной партии. Один
из организаторов интервенции против Советской России.
Совет десяти, г— Образован в начале работы Парижской мир¬
695
ной конференции. В качестве постоянных членов в него входили
главы правительств и министры иностранных дел США, Англии,
Франции, Италии и Японии. Являлся одним из главных органов
по разработке планов интервенции против Советской России.
Скавениус М. — бывший датский посланник в России.
Франше д'Эспере Луи Феликс (1856—1942) — французский
генерал; в 1918 г. командовал Восточной армией в Македонии, за¬
тем был главнокомандующим всеми союзными войсками на Бал¬
канах.
К с. 647. Бора Уильям Эдгар (1865—1940) — политический
деятель США, выступал за установление отношений с СССР.
К с. 648. Франс Анатоль (1844—1924) — французский писа¬
тель, лауреат Нобелевской премии (1921 г.).
Блок Жан-Ришар (1884—1947) — французский писатель и
общественный деятель; член Французской компартии с 1921 г.
Бильдрак Шарль (1882—1971) — французский писатель.
Барбюс Анри (1873—1935) — французский писатель и обще¬
ственный деятель; член Французской компартии с 1923 г., ан¬
тифашист.
Маргерит Виктор (1866—1942) — французский писатель.
К с. 649. Коммунистический Интернационал (Коминтерн,
III Интернационал) — международная революционная пролетар¬
ская организация, объединявшая компартии различных стран;
исторический преемник I Интернационала (1864—1876) и наслед¬
ник лучших традиций II Интернационала (1889—1914). Образо¬
ван в Москве в 1919 г. Содействовал формированию коммунисти¬
ческих партий, разрабатывал в меняющихся условиях стратегию
и тактику коммунистического движения. К 1935 г. в Коминтерн
входило 76 партий и групп общей численностью в 3141 000 ком¬
мунистов. Повышение уровня зрелости компартий, растущее раз¬
нообразие условий их деятельности обусловили роспуск Комин¬
терна, выполнившего свою историческую миссию (1943 г.).
К с. 650. Версальский мирный договор. — Подписан в Верса¬
ле 28 июня 1919 г. державами-победительницами (США, Англией,
Францией, Италией, Японией и др.), с одной стороны, и Германи¬
ей — с другой. Имел целью закрепление передела капиталисти¬
ческого мира в пользу победивших империалистических госу¬
дарств и в ущерб Германии.
Сен-Жерменский мирный договор. — Подписан 10 сентября
1919 г. в городе Сен-Жермен-ан-Ле державами — победительни¬
цами в первой мировой войне и Австрией. Подтвердил рампад
Австро-Венгерской монархии.
К с. 651. Люксембург Роза (1871—1919) — деятель польского
и немецкого рабочего движения; один из организаторов и руко¬
водителей Коммунистической партии Германии. В январе 1919 г.
арестована и зверски убита контрреволюционерами.
Тышка Ян (1867—1919) — деятель польского и немецкого
рабочего движения. Участвовал в создании Коммунистической
партии Германии. В марте 1919 г. арестован и убит в берлин¬
ской тюрьме.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ленин В. И. Об иностранной военной интервенции и
гражданской войне в СССР (1918—1920). М., 1956.
Ленин В. И. Военная переписка. 1917—1922 гг. М., 1987.
ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ
КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и
Пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 1—2. М., 1983.
Партия в период иностранной военной интервенции и граж¬
данской войны (1918—1920). Документы и материалы. М., 1962.
Боевое содружество трудящихся зарубежных стран с наро¬
дами Советской России (1917—1922). Документы. М., 1957.
Боевые подвиги частей Красной Армии (1918—1922). Сборник
документов. М., 1957.
В кольце фронтов. Молодежь в годы гражданской войны.
Сборник документов. М., 1963.
Директивы Главного Командования Красной Армии (1917—
1920). Сборник документов. М., 1969.
Документы внешней политики СССР. Т. 1—4. М., 1957—1960.
Документы трудового героизма. Сборник документов о борьбе
рабочего класса за повышение производительности труда в
1918—1920 гг. М., 1960.
Из истории ВЧК. 1917—1921. Сборник документов. М., 1958.
Из истории гражданской войны в СССР. Сборник документов
и материалов в трех томах. 1918—1922. М., 1960—1961.
Пламенное слово. Листовки гражданской войны. М., 1967.
Советское содружество народов. Сборник документов. 1917—
1922. М., 1972.
Хлеб и революция. Продовольственная политика Коммуни¬
стической партии и Советского государства в 1917—1922 гг. М.,
1972.
ЗАПИСКИ УЧАСТНИКОВ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Воспоминания о Ленине, 2-е изд. Т. 1—5. М., 1979.
Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне.
Т. 1—4. М.—Л., 1924—1933.
697
Блюхер В. К. Статьи и речи. М., 1963.
Буденный С. М. Пройденный путь (Кн. 1—3). М., 1959—
1973.
Каменев С. С. Записки о гражданской войне и военном
строительстве. Мм 1963.
Постышев П. П. Гражданская война на востоке Сибири.
М., 1957.
Сказание о гражданской. Записки участников гражданской
войны. М., 1987.
Тухачевский М. Н. Избранные произведения. Т. 1—2.
М., 1964.
Фрунзе М. В. Избранные произведения в двух томах. М.,
1957.
Я к и р И. Э. Воспоминания о гражданской войне. М., 1957.
Этапы большого пути. Воспоминания о гражданской войне.
М., 1963.
* * *
Серия «Революция и гражданская война в описаниях бело¬
гвардейцев»:
Начало гражданской войны. Мемуары. Составитель С. А. Алек¬
сеев. М.—Л., 1927;
Гражданская война в Сибири и Северной области. Мемуары.
Составитель С. А. Алексеев. М.—JL, 1927;
Деникин, Юденич, Врангель. Мемуары. Составитель
С. А. Алексеев. М.—JI., 1931.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Антисоветская интервенция и ее крах. 1917—1922. М., 1987.
Воскобойников Г. JL, Прилепский Д. К. Казачество
и социализм. Исторические очерки. Ростов на Дону, 1986.
Гармиза В. В. Крушение эсеровских правительств. М., 1970.
Гимпельсон Е. Г. «Военный коммунизм»: политика, прак¬
тика, идеология. М., 1973.
Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в
СССР, кн. 1-2. М., 1980.
Гражданская война в СССР. В двух томах. М., 1980—1986.
Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энцикло¬
педия. 2-е изд. М., 1987.
Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного револю-
ционаризма к контрреволюции. М., 1975.
Д у м о в а Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром
(октябрь 1917—1920 гг.). М., 1982.
Изменение социальной структуры советского общества. Ок¬
тябрь 1917—1920 гг. М., 1976.
Интернационалисты. Трудящиеся зарубежных стран — участ¬
ники борьбы за власть Советов на Юге и Востоке Республики.
Т. 1—2. М., 1967—1971.
Иоффе Г. 3. Крах российской монархической контрреволю¬
ции. М., 1977.
И р о ш н и к о в М. П. Председатель Совнаркома и Совета Обо¬
роны В. Ульянов (Ленин). М., 1980.
История гражданской войны в СССР. 1917—1922. Т. 1—5. М.,
1938—1960.
История Коммунистической партии Советского Союза. Том
третий. Коммунистическая партия — организатор победы Вели¬
кой Октябрьской социалистической революции и обороны Совет¬
ской Республики. Март 1917—1920 гг. Книга вторая (март 1918—
1920). М., 1968.
История национально-государственного строительства в СССР.
1917—1978. Т. 1. М., 1979.
Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Рес¬
публики Советов. 1917—1920 гг. М., 1988.
К а н е в С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма.
(Борьба партии большевиков против анархизма. 1917—1922 гг.)
М., 1974.
Малашко А. М. К вопросу об оформлении однопартийной
системы в СССР. Минск, 1969.
Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984.
Плаксин Р. Ю. Крах церковной контрреволюции. 1917—
1923. М., 1968.
Славный путь Ленинского комсомола. История ВЛКСМ. М.,
1978.
Советские Вооруженные Силы. История строительства. М.,
1978.
Софинов П. Г. Подвиги комсомольцев в годы гражданской
войны. М., 1959.
Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в
России (1917—1920 гг). М., 1968.
Федюкин С. А. Великий Октябрь и интеллигенция. Из
истории вовлечения старой интеллигенции в строительство со¬
циализма. М., 1972.
Ч у б а р ь я н А. О. В. И. Ленин и формирование советской
внешней политики. М., 1972.
Яковлев Л. И. Очерки по истории международной соли¬
дарности трудящихся. М., 1974.
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Бабель И. Э. Конармия. Избранное. М., 1966,
Веселый А. Россия, кровью умытая. Избранная проза. Л.,
1983.
Иванов Вс. Партизанские повести. М., 1987.
Островский Н. А. Как закалялась сталь. Рожденные бу¬
рей. Собрание сочинений. Т. 1—2. М., 1974.
Толстой А. Н. Хождение по мукам. Собрание сочинений.
Т. 5, 6. М., 1972.
Фадеев А. А. Разгром. Собрание сочинений. Т. 1. М., 1979.
Фурманов Д. А. Чапаев. Мятеж. М., 1964,
Шолохов М. А. Тихий Дон. Л., 1981,
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие. Ю. А. Щетинов 5
А. С. Серафимович. Железный поток. Роман .... 33
М. А. Булгаков. Белая гвардия. Роман 189
Защитники революции
В. И. Ленин о гражданской войне и военной интер¬
венции 448
Сражающаяся партия 465
Записки красных командармов 475
Народная война в тылу белых армий 524
На трудовом фронте 530
В стане противников Советской власти
«Социалисты» в услужении у буржуазии 548
Белогвардейцы о себе 574
Из документов Антанты 621
Дело трудящихся всего мира 635
Комментарии
Комментарии к художественным произведениям . . . 652
Комментарии к документальному разделу . . • • « 671
Рекомендуемая литература 697
В огненном кольце / Сост., предисл., вступ. ста-
В 11 тьи к документам и коммент. Ю. А. Щетинова. —
М.:Мол. гвардия, 1988. — 698[6] с., ил. — (Исто¬
рия Отечества в романах, повестях, документах.
Век XX).
ISBN 5-235-00050-1
Очередной том библиотеки, посвященный гражданской
войне, включает в себя романы А. Серафимовича «Железный
Поток» и М. Булгакова «Белая гвардия», а также воспомина¬
ния современников и исторические документы.
4702010200—229
В 078(02)—88 136-88 ББК 84Р7+63.3(2)712
ИБ № 6243
В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ
*
Заведующий редакцией
С. Дмитриев
Редактор
С. Дмитриев
Художественный редактор
А. Романова
Технический редактор
Т. Шельдова
Корректоры
Н. Овсяникоза, В. Назарова,
Л. Четыркмна, И. Ларина,
Е. Дмитриева
*
Сдано в набор 26.02.88. Подписано
в печать 23.06.88. Формат
84Х1087з2- Бумага типографская
№ 1. Гарнитура «Обыкновенная
новая». Печать высокая. Уел. печ.
л. 36,96. Уел. кр.-отт. 37,38. Учетно-
изд. л. 39,7. Тираж 200 ООО экз.
(1-й завод 100 000 экз.). Цена
2 р. 60 к. Заказ 3243.
*
Типография ордена Трудового
Красного Знамени издательско-
полиграфического объединения
ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
Адрес НПО: 103030, Москва, Су¬
щевская, 21.
БИБЛИОТЕКА
«ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА В РОМАНАХ,
ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ»
НАЧАТА В 1982 ГОДУ
ТОМОМ «СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ».
В 1983—1988 годах
библиотека пополнилась
следующими томами:
«Откуда есть пошла Русская земля»
кн. 1, 2
(века VI-X)
«Злато слово»
(век XII)
«За землю Русскую»
(век XIII)
«Государство всё нам держати»
(век XV)
«Все народы едино суть»
(века XV—XVI)
«Московское государство»
(век XVI)
«Бунташный век»
(век XVII)
«Встречь солнцу»
(век XVII)
«Стояти заодно»
(век XVII)
«Россию поднял на дыбы»
кн. 1, 2
(века XVII-XVIII)
«Столетье безумно и мудро»
(век XVIII)
«Жажда познания»
(век XVIII)
«Наука побеждать»
(век XVIII)
«Седой Урал»
(век XVIII)
«Горные ветры»
(века XIX—XX)
«На крутом переломе»
(век XX)
«Октябрьская буря»
(век XX)
«Коммуны будущей творцы»
(век XX)
«Обновление земли»
(век XX)
«Священная война»
(век XX)
Scan Kreyder- 09.01.2019 - STERLITAMAK