АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ
В. В. СТОКЛИЦКАЯ-ТЕРЕН1КОВИЧ
ОЧЕРКИ
ПО СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИ
НЕМЕЦКОГО ГОРОДА
В XIY—XY ВЕКАХ
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА 193 6 ЛЕНИНГРАД

Напечатано по распоряжению Академии Наук СССР
Непременный секретарь акад. Н. Горбунов
1936 г.
Редактор издания Е. А, Косминекий

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Очерк I
Об имущественной структуре городского населения Германии
в XIV —XV вв
Обрисовка имущественных группировок города как центральная задача
очерка (17—18). Данные о количестве населения немецких городов (18 — 20).
Возникновение в 70-х годах взгляда об особой имущественной структуре населения
средневековых городов Германии (20—21). Социальные корни этого взгляда (21).
Роль Шенберга, Зома, Бюхера в выработке этой теории (22—24). Характеристика
книги К. Бюхера «Население Франкфурта-на-Майне в XIV—XV вв.» (24—28).
Взгляды Г. Белова (28). Критики теории Зома-Бюхера: А. Дорен, Ф. Боте
(28—30). Концепция Г. Иехта (31). Характеристика имущественной структуры
населения Франкфурта-на-Майне в XIV—XV вв. по статистическим данным (31—42).
Имущественная структура населения Базеля, Галле, Мюльгаузена (42—49).
Распределение собственности в Констанце и Равенсбурге и эволюция этого
распределения (49—54). Имущественная структура населения Герлица и ее эволюция
(55—57). Пауперизация значительной части городского населения в XV в. (57—58).
Имущественная структура населения более мелких городов — Дрездена, Эсслин-
гена, Шлетшгадта (58—60). Выводы (60—63).
Очерк II
Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. . .
Основная задача очерка и значение его как базы для дальнейшего
исследования (64—65). Характеристика торговли ,и торговых путей в XIV—XV вв.
(65—66). Значение Германии в системе международной торговли этой эпохи
'(67—69). Значение и функции цеховой организации (70—72). Уравнительные,
тенденции цеховых статутов (72—74). Идеализация средневекового цеха у Шенберга
(74—76). Несоответствие взглядов Шенберга истинному характеру ремесленной
среды (76). Различное общественное положение разных цехов (76—80). Отношения
экономической--зЯвишмости между разными цехами шерстяной промышленности
и роль в ней торгового капитала (80—88). Роль торгового капитала в
хлопчатобумажной промышленности и дифференциация цеховой среды в этой отрасли
производства-(88—91). Положение ремесленников иьноткацкой промышленности
(91—-92). Дифференциация шелкоткацкого цеха в Кельне (93). Коллективный
договор""(93—95). Цеховые статуты как отражение социальной борьбы внутри
цеха (95—97). Примеры разложения цеха в конце XV в. (97—98). Расслоение
кельнских цехов (98—99). Элементы рассеянной мануфактуры, в смысле
определения В. Ленина, в немецких городах XV в. (100—103). Выводы (104).

4
Содержание
Очерк III
Немецкий подмастерье XIV—XV вв 105
Историография вопроса (105—110). Характеристика подмастерья как
социальной категории (110—113). Основные факторы образования слоя постоянных
подмастерьев (113—116). Данные о вечных подмастерьях (117). Положение
подмастерьев: заработная плата (117—123); рабочий день (123—124), ночная и
воскресная работа (124—126); личная зависимость подмастерья от мастера (127—130); —
отсутствие у подмастерья права участия в управлении цехом (130—132);
постановления цеховых статутов о договоре найма (132—135); отсутствие социального
страхования (135—137). Задачи, диктовавшиеся подмастерьям их экономическим
и юридическим положением (138). Два типа союзов подмастерьев — братство и
содружество (138—139). Братства — их организация и функции (139—145).
Содружества (145—150). Отношение мастеров к организациям подмастерьев (151).
. Движение подмастерьев-сапожников на верхнем Рейне в 1407 г. (151—152).
Подавление организаций подмастерьев (152—154). Движение
подмастерьев-портных, съезды мастеров-портных и их постановления (154—163). Движение
подмастерьев-скорняков (163—166). Обычай странствовать у подмастерьев (167—169).
Общая характеристика движения подмастерьев (169—170). Выводы (170—171).
Очерк IV
Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв 172
Отличительные особенности положения строительных рабочих (172—173).
Строительная деятельность Нюрнберга и организация в нем строительного дела
(173—174). Положение штатбаумейстера, веркмейотера, надсмотрщиков (174—178).
Положение рядовых рабочих: заработная плата (178—184). Дифференциация
строительных рабочих в Нюрнберге в течение второй половины XV в. (184—187).
Пр одолжительность рабочего дня (187—189). Отсутствие цеховых элементов в
организации строительных рабочих Нюрнберга (190—191). Организация
строительных рабочих во Франкфурте и их заработная плата (191—195). Участие цехов
в организации строительного дела во Франкфурте (195). Расслоение
строительных рабочих во Франкфурте (196—200). Организация строительных рабочих
в Регенсбурге (200—201). Выводы (201—203).
Очерк V
Продовольственная политика города XV в 204
Значение проблемы продовольственной политики для истории города
(204—207). Процесс снабжения города сельскохозяйственными продуктами по схеме
К. Бюхера (207—208). Условия снабжения города сельскохозяйственными
продуктами в юго-западной Германии (209). Продовольственная политика Нюрнберга
(210—211). Продовольственная политика южТяонемецких городов в голодные годы
(212—213). Продовольственная политика и район снабжения Кельна, Базеля
(214—219), условия снабжения Шдетшта&та (219), продовольственная политика
Юберлингена (219—220). Обилие зерна в северной Германии и особенности
продовольственной политики северонемецких городов (221—225). Снабжение города
скотом (225—228). Складочное право и его значение в области продовольственной
политики (228). Критика теории К. Бюхера (228—232). Данные из истории
продовольственного дела во французских городах XIV—XV вв., подтверждающие эту
критику (233—234). Выводы (234—235).

Содержание
5
Очерк VI
Продовольственная политика города в XIV—XV вв 236
Система зерновых запасов (236—238). Регламентация торговли
продовольствием (238). Рынки (239—240). Присяжные маклера (240). Система
преимущественного удовлетворения потребителя (241—242). Борьба с посредничеством и
спекуляцией предметами питания (242—245). Мероприятия города в области
распределения зерна в голодные годы (245—250). Регламентация деятельности
цехов, изготовляющих предметы питания (250—254). Вопрос о допущении
нецеховых элементов к производству предметов питания (254—258). Фальсификация
съестных продуктов и комиссии для надзора за их доброкачественностью
(258—260). Таксы на съестные припасы (260—264). Продовольственные волнения
в Кельне (265—267). Гамбургское восстание 1483 г. (267—273). Выводы (273—274).
Очерк VII
Политическая борьба в Кельне в XIV—XV вв • . . . . 275
Значение цеховых восетаниий в истории средневековых городов (275—276).
Общие данные по истории Кельна и характеристика его торговых сношений
(276-283). Патрициат и его политическое господство в XIV в. (283—294).
Восстание ткачей (294—302). Характеристика политической борьбы в Кельне в
период времени с 1371 по 1396 гг.; борьба мемду архиепископом и городом; партии
патрициата — «Греффены» и «Друзья» (302—312). Причины раскола патрициата
как социального целого (312—316). Падение политической власти патрициата в
Кельне в 1396 г. и характеристика нового строя по «Союзной грамоте» (316—318).
Политическое господство купеческих слоев в Кельне в XV в. (318—319).
Переворот 1513 г. и его социальный смысл (319). Выводы (320—321).
Заключение 822
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 883

ВВЕДЕНИЕ
предлагаемая книга посвящена социальной истории
немецкого города второй половины XIV и всего XV вв.
Факты, из которых складывается история этих полутора
веков, пестры и разнообразны. Это эпоха сословной монархии
и роста государственной централизации; эпоха столетней войны
между Францией и Англией из-за обладания промышленной
Фландрией; эпоха больших крестьянских восстаний — Уота Тай-
лера в Англии, Жакерии во Франции — и ряда мелких
крестьянских восстаний, предтеч крестьянской войны в Германии; эпоха
глубокого социального брожения в городах и оформления новых
идеологических течений. Авторитет католической церкви —
этого оплота средневековой идеологии— уже поколеблен. В лице
Гуса и Уиклефа уже подняла голову реформация, а движение
таборитов уже предвещает появление левых анабаптистских
сект XVI в.
Эта пестрая и сложная масса фактов прочно объединена
в одном крепком узле. Все они отражают один из крупнейших
социально-экономических сдвигов, происшедших на протяжении
европейской истории, а именно — ранние стадии процесса
разложения феодализма.1 Это не тот еще бурно-стремительный распад
феодализма, который характерен для двух последующих
столетий — XVI и XVII. Но все же феодальное общество уже
заметно подточено и продолжает подтачиваться элементами
товарного производства, которые, начиная с эпохи крестовых походов,
играют все возрастающую роль в экономической жизни
Европы, в противоположность раннему средневековью — этой эпохе
решительного господства натурального хозяйства.
1 Ср. статью Ф. Энгельса о разложении феодализма в
«Пролетарской революции», 1935 г., № 6. Ф. Энгельс утверждает, что в середине
XY в. разложение феодального общества вполне определилось.

8
Введение
Указанной причиной объясняется беспокойно-волнующийся
характер эпохи, отмежеванной нами для исследования.
Разложение старого общества, созревание в его недрах элементов
нового общества неминуемо должны были умножить и усилить
проявления социальной розни, обострить классовую борьбу,
повлечь изменение государственных форм, поставить перед
государством новые задачи, выдвинуть новые международные
конфликты, поколебать значение старых авторитетов веры. Конечно,
величайшие социальные движения этой эпохи исходят из среды
крестьянства. Бго расслоение, рост сеньериальных повинностей,
обезземеленье части крестьянства — все эти явления, связанные
с развитием товарного производства, делали крестьянскую
массу очагом восстаний. Но и в городе этой эпохи ярко
обнаруживаются социальные конфликты. Это тем более понятно, что
город с первых же шагов своего развития был центром
производства для продажи, центром товарного производства,
разъедавшего феодальный мир. В городе складывались новые
производственные отношения, видоизменявшие и разлагавшие
средневековое ремесло. Здесь зрели ростки капитализма. Ремесленная
масса города, подобно крестьянской массе, все глубже
расслаивалась. Менялось внутреннее соотношение отдельных ее частей,
одни слои ее опускались, другие подымались, и уже многие
ремесленники, несмотря на сохранение мастерской и кажущуюся
неизменность своего положения, фактически утратили
экономическую самостоятельность, а мпогие утратили даже возможность
когда-либо приобрести средства производства. Конечно, эти
глубокие сдвиги отражались на политической жизни города, на
борьбе в нем партий, на политическом строе, на внешних
сношениях, порождая во всех указанных сферах ту же
напряженность классовой борьбы, ту же неустойчивость и потрясенность,
печать которых лежит на всей истории интересующей нас эпохи.
Предлагаемая книга ставит своей задачей осветить, исходя
из материала источников, через конкретные зигзаги и извилины
развития, различные сферы городской жизни во второй
половине XIV и в XV вв. Подчеркиваем, что в большей части
исследования нас интересовала не статика исторического явления, а
его сложная динамика. На протяжении полутора веков
процесс разложения феодализма углубился, и проявления его

Введение
9
приняли более резкий характер. К сожалению, вследствие
недостатка материалов и особенпо статистических данных,
реконструкции поддаются далеко - не все этапы социальной
истории города. Необходимо учитывать, что часто итоги
эволюции всплывают совершенно отчетливо, между тем как
промежуточные стадии ее ускользают от наблюдения историка.
Огромный размер задачи, стоявшей перед нами, требовал
самоограничения, и поэтому для нас заранее не могло быть речи
о том, чтобы охватить исследованием все типичные проявления
городской жизни, или большую часть их. Мы отказались от
освещения проблемы взаимоотношений между городом и деревней,
проблемы настолько сложной, что она одна требует
специального большого исследования; мы не касаемся вопроса об
отношениях между городом и государством, тоже крайне своеобразного,
ибо в XIV и XV вв. город обладал гораздо большими
политическими правами, чем в последующую эпоху, и был единственным
носителем внешней торговли — государство в этом смысле не
играло роли. Мы остановились лишь на нескольких узловых
проблемах истории города во второй половине XIV и в XVвв., которые
мы считаем особенно характерными для этой истории. Таковы:
вопрос об имущественной структуре городского населепия, о
разложении цеха, о положении ремесленных рабочих, о характере
и объеме торговых связей, о продовольственной политике города
и о политической борьбе в нем в эпоху цеховых восстаний.
^Основным стержнем работы явилась обрисовка классовой борьбы,
развертывавшейся в городе; Рисуя ее, мы стремились выявить
разрозненные элементы капиталистических отношений,
складывавшихся в недрах этого еще феодального, еще средневекового
общества и в конечном итоге разлагавших его. Мы осуществляли
эту задачу, тщательно избегая модернизации, стремясь сохранить
все характерные особенности, весь своеобразный колорит эпохи,
все сложное сплетение в пей элементов старого и нового.
Работа базируется, как мы указали, главным образом на
немецких материалах, что отнюдь не является случайностью.
Социальная история немецкого города XIV—XV вв.
представляет, в силу причин, которых мы коснемся ниже,
исключительный интерес, но в то же время она в большей мере подверглась
искажению, чем история французского и английского городов

10
Введение
этой эпохи. Процесс разложения феодализма протекал
неравномерно, начинаясь в одних странах раньше, в других позже. В
рассматриваемую эпоху Германия не была экономически отсталой
страной. Через нее проходили важнейшие артерии европейской
торговли, значительная часть произведений ее промышленности
становилась объектом широкого торгового оборота. Именно
поэтому процесс разложения феодализма должен был
всколыхнуть жизнь немецкого города в не меньшей степени, чем он
всколыхнул жизнь французского и английского города. Это
представление вполне гармонирует с материалом источников и
с основными фактами городской истории, дошедшими до нас от
той эпохи.. Материал хроник, актов, цеховых статутов громко
вопиет о том, что XIV—XV вв. были в истории немецкого города
временем социальных переворотов, резких общественных
сдвигов, острой класс овой борьбы. Во второй половине XIV и в XV вв.
но Германии прокатилась волна цеховых восстаний. Их история
в цэлом еще не написана. Но и отрывочных описаний некоторых
из них достаточно, чтобы понять, какое потрясение переживали,
в то время маленькие общественные организмы немецких городов,
и как резко и ожесточенно поднимались там слой против слоя.
А с другой стороны необходимо учесть, что исследуемая эпоха
непосредственно подводит нас к Крестьянской войне,
всколыхнувшей сверху-донизу все общество Германии и столь
значительной по силе социального эффекта, что Ф. Энгельс счел
возможным провести аналогию между социальными
группировками, сложившимися в ходе этой войны, и ее итогами и между
группировками и итогами революции 1848 г. в Германии. Город
сыграл крупную роль в Великой крестьянской войне. В целом
ряде городов низшие слои населения оказали крестьянству
активную поддержку, солидарно выступая вместе с ним. Эти факты
бросают яркий луч света на социальную историю города в эпоху,
предшествовавшую Великой крестьянской войне, т. е., другими
словами, в исследуемую нами эпоху. Совершенно очевидно,
что в эту именно эпоху в городе складывались те социальные
противоречия, которые в начале XVI в. толкнули городскую
бедноту па союз с восставшим крестьянством.
В каком же виде рисует эту эпоху в истории немецкого города
буржуазная историография?

Введение
11
Она трактовала ее с точки зрения двух противоположных
концепций.
Монографии, посвященные разработке отдельных частей
истории города и непосредственно базирующиеся на материале
источников, частично отражают характер эпохи,—не всегда
одинаково полно и не всегда одинаково точно, но все же отражают
его. Общие концепции истории этого периода далеко
отклоняются от непосредственного живого смысла фактов. Этот упрек
особенно верен по отношению к наиболее распространенной из
этих общих концепции, получившей чрезвычайно резкую
формулировку в трудах К. Бюхера. Ее сторонники рисуют немецкий
город XIV—XV вв. как маленький обособленный мирок,
расцвечиваемый ими всеми красками социального благополучия. Эта
тихая социальная заводь, утверждают они, не знает ни
значительного имущественного неравенства, ни резких социальных
различий, ни классовой борьбы. На всей социальной жизни этого
города лежит печать устойчивости и спокойствия. Это одна из
сторон концепции К. Бюхера. Другой стороной ее является
известная теория «замкнутого городского хозяйства». Она
односторонне, схематично изображает экономическую жизнь города
XIV—XV вв. замкнутой в узком кругу меновых сношений с
непосредственно примыкающей к нему округой.
Трудно представить себе теорию, в большей мере
противоречащую фактической истории города XIV—XV вв., чем только
что охарактеризованная нами. Тем не менее она оказалась
крепкой и живучей. Несмотря на выдвигавшиеся и выдвигающиеся
против нее возражения, она продержалась до наших дней и
оказывает влияние как на обобщающие работы по истории города,
так и на монографические исследования в этой области, толкая
последние на путь слащавого искажения исторических фактов.
Особенно широкое распространение получила чисто
экономическая сторона ее — теория «замкнутого городского хозяйства».
В то время как «теория стадий» экономического развития, также
связанная с именем К. Бюхера, уже давно изжита даже в
буржуазной историографии, теория «замкнутого городского
хозяйства», претендующая на приложимость к экономическому
развитию всех стран Западной Европы, продолжает порождать
массу заблуждений.

12
Введение
Чтобы совлечь покровы, в которые историческая ромаптика-
облекла историю немецкого города эпохи XIV—XV вв., и
восстановить истинный социальный образ этого города,
генетически связанного с городом эпохи крестьянской войны, плебейская
масса которого боролась в рядах крестьянства, существует один
лишь путь, а именно: нужно вновь обратиться к
источникам, на которые ссылаются произведения этой романтики, и
последовательно пересмотреть их в плоскости интересующих пас
проблем. В предлагаемой книге мы вступили на путь такого<
пересмотра.
Из сказанного явствует, что в нашу
исследовательски-конструктивную работу по необходимости должна была вплетаться
критико-полемическая струя.
Здесь необходима одна существенная оговорка. Предлагаемая
книга полемически заострена против К. Бгохера. Следует ли
отсюда, что точки зрепия, защищаемые ею, совпадают с взглядами
другого представителя буржуазной историографии, обычно
противопоставляемого К. Бюхеру, как его антипод,— Допша? Ни
в коем случае. Все предпосылки, из которых мы исходим в нашем
исследовании, диаметрально противоположны допшианским.
Допш отстаивает точку зрения непрерывного существования
города от римских времен через раннее средневековье к
новому времени.,-Мы же разделяем точку зрения К. Маркса и
Ф. Энгельса, считая, что западно-европейские города «не
перешли в средневековье в готовом виде из прошлой истории, а
образовались заново освободившимися крепостными» (см.
«Немецкая идеология»;*' стр. 41, Партиздат, 1933 г.)/ и ведем историю
немецкого города с XI в.- Допш доказывает, что и в раннее
средневековье (он специально подчеркивает это для каролингской
эпохи) существовали не только большие города, но и развитой
капитализм./В его концепции не только отсутствует марксистское
понятие общественной формации, — в ней исчезает само понятие
исторического развития. Он находит капитализм в древней Иудее
и стирает различие между натуральным и денежным хозяйством.
Все эпохи многовековой европейской истории вытягиваются им
в одну ровную линию. Мы стоим на твердой почве
марксистской теории о смене общественных формаций в процессе
исторического развития. Средние века мы понимаем как эпоху господ-

Введение
U
■ства феодальной формации. Это равносильно отрицанию того, что
капитализм мог существовать в средние века как определенная
•система производственных отношений. Капитализма не было
в Западной Европе не только в раннее средневековье, до эпохи
крестовых походов, но и в период времени от XI и до XVI вв.
Но если, как мы указали уже выше, в раннее средпевековье
западноевропейское общество покоится на неоспоримом господстве
натурально-хозяйственной системы, то, начиная с эпохи
крестовых походов, все сильнее сказывается роль товарного
производства, разлагающего феодализм. XVI век — это грань в истории
Западной Европы. В XVI в. общество ее вступает в полосу
быстрого и интенсивного разложения феодализма. Оборотной
стороной этого процесса является формирование раннекапитали-
стических отношений — напомним, что К. Маркс относит начало
капиталистической эры к XVI в. (см. Капитал, т. I, стр. 574,
Партиздат, 1935 г.). Мы сделали объектом нашего исследования
историю немецкого города, стоящего на самом рубеже феодальной
.эпохи и эпохи интенсивного разложения феодализма,
подчеркнули наличие значительного обмена в эту эпоху, по сравнению
•с ранним средневековьем, и выдвинули в числе других вопросов
проблему созревания элементов капиталистических отношений
в недрах еще феодального города. Такова основная задача
нашей работы. Легко понять, что она диаметрально
противоположна допшианству.
Обращаемся к вопросу об источниках и литературе,
использованных нами.
В смысле материалов мы находились в благоприятных
условиях. По истории немецких городов имеется большое
количество документального материала, извлеченного из архивов и
опубликованного в печати. Напомним хотя бы о многочисленных
изданиях рейнского и ганзейского исторических обществ.
Историк итальянских, французских и фландрских городов, пе
имеющий возможности работать в архивах Италии, Франции и
Бельгии, находится в менее благоприятном положении, чем
находились мы, ибо он располагает гораздо меньшим количеством
опубликованных первоисточников. Благоприятной
предпосылкой успешности нашей работы являлось обилие
монографических исследований, посвященных истории немецкого города

14
Введение
XIV—XV вв. Хотя многие из них носят на себе, как мы
указали, отпечаток неправильной общей концепции, но, при
критическом отношении к ним и при проверке их
источниками и другими монографиями, они все же дают основу,
опираясь на которую можно сделать ряд твердых выводов общего
характера.
Резюмируем наши положения. Мы стремились восстановить-
конкретный социальный образ немецкого города во второй половине
XIV и в XV вв. во всем его своеобразии. С этой целью мы
остановились на нескольких узловых проблемах истории города. Основным
стержнем исследования явилась классовая борьба,
развертывавшаяся в городе. Рисуя ее, мы выявляли разрозненные элементы
капиталистических отношений, формировавшиеся в городе
указанной эпохи. Мы стремились устранить разрыв между
конкретной историей немецкого города и тем освещением ее, которое
дается концепцией К. Бюхера. Мы предполагаем, что наше
исследование дает некоторую основу для суоюдения о роли города
в Великой крестьянской войне.
Работа построена по следующему плану. Очерк I освещает-
на основе статистического материала в эволюционном разрезе
имущественную структуру городского населения Германии
в XIV—XV вв. Этот очерк образует в известном смысле
схематическую основу, которая в дальнейшей части книги наполняется
конкретным содержанием. Очерк II выполняет одну из частей
этого последнего задания. Он рисует внутреннее расслоение
ремесленной массы. Очерк III продолжает эту работу, рисуя
возникновение социальных противоречий между подмастерьями и
мастерами, экономическое и юридическое положение
подмастерьев и постепенное развитие их движения. Очерк IV
содержит дополнительную характеристику одного из элементов
рабочей массы той эпохи — строительных рабочих. В тесной связи
с предыдущим содержанием книги находятся очерки V и VI,
разрабатывающие проблему продовольственной политики города.
Очерк V оттеняет в плоскости продовольственной политики
города характер торговых связей в XV в. Очерк VI
рассматривает в той же плоскости продовольственный вопрос и рисует
социальную борьбу, разгоравшуюся на почве
продовольственных нужд. И, наконец, очерк VII освещает, на примере

Введение
15
Кельна, политическую борьбу в немецком городе в эпоху
цеховых восстаний.
Использованные нами источники относятся к трем основным
категориям: во-первых—хроники, во-вторых-^-цеховые грамоты,
в-третьих—акты. Но на ряду с указанными материалами нами
использованы и другие сборники документов, не подходящие под
указанные категории, как, например, материалы,
характеризующие организацию строительных работ в городе. Мы
использовали как старые, давно известные источники, так и сборники
материалов, появившиеся в печати в десятых и двадцатых годах
текущего столетия. Для примера укажем трехтомное издание
К. Бгохера и В. Шмидта о франкфуртских цехах, вышедшее
в 1914 г., и трехтомное же издание В. Куске, содержащее ряд
материалов по истории Кельна и появившееся в 1918—1923 гг. Нами
использована новая и новейшая литература вопроса в той мере,
в какой это можно было сделать, работая в Москве. Интересный
отдел новой литературы, широко использованный нами,
представляют диссертации по разным вопросам городской истории.
Этот материал, так сказать, полусырого характера, часто давал
нам опору для борьбы с бюхерианством. Гамбургские хроники,
использованные нами для описания восстания 1483 г., были
выписаны библиотекой МГУ из публичной библиотеки Берлина.

Очерк I
ОБ ИМУЩЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ ГОРОДСКОГО
НАСЕЛЕНИЯ ГЕРМАНИИ В XIV—XV вв.
Мы приступаем к нашей работе с обрисовки имущественных
группировок города. Центральная проблема, рассматриваемая
в предлагаемом очерке, заключается в том, каким образом
распределялась собственность между различными группами
городского населения и в каком направлении постепенно
эволюционировало это распределение. Ответ на эти вопросы даст нам
некоторо е представление о пределах и характере имущественных
различий в среде городского населения. Выражаясь фигурально,
данные этого очерка должны обрисовать имущественный остов
города. В дальнейшем мы облечем его в плоть и кровь фактов,
и тогда перед нами предстанут конкретный облик города и его
классовые группировки. Сведения об имущественной
дифференциации населения, сообщаемые в очерке, должны осветить путь
предстоящей нам конкретно-исследовательской работы, придав
т с самого начала вполне определенный уклон.
Предлагаемый очерк базируется на статистических данных.
Такая постановка работы требует пояснения.
Метод больших чисел применим к изучению социальных
явлений средневековой жизни в весьма ограниченной степени.
Статистические данные редко встречаются в документах раннего
средневековья, и та картина движения европейского населения,
в средние века, которую набрасывает в одной из своих работ
Велох, почти целиком покоится на догадках и предположе-,
ниях.1 Только в конце средних веков статистический материал
вачинает появляться в более значительном количестве, особенно
в городах. В XIV и XV вв. в немецких городах неоднократно
производятся переписи населения, всегда с чисто утилитарной
целью: либо чтобы выяснить количество жизненных припасов,
1 В е 1 о с h. Die Bevolkerung' Europas im Mittelalter. Zeitschr.
fur Socialwissenschaft, 1900, стр. 405 и ел.
^ Стоклицкая-Терешкович

18
Очерк I
необходимых городу в случае осады (в Нюрнберге),1 либо чтобы
привести в известпость население, обязаппое принести присягу
(во Франкфурте),2 либо, чаще всего, для целей обложения.
В этом последнем случае население классифицируется по
размеру имущества или по высоте налоговой ставки. В основу
нашего очерка положен главным образом материал последнего
рода. Техническая неумелость тех, кто производил переписи, и
узко практическая цель их работы наложили на наш материал
свой отпечаток. В нем нет ни всесторонности, ни полноты,
которые отличают современные статистические исследования,
произведенные на научной основе. Тем не менее он все же обладает
всеми преимуществами, свойственными такого рода материалу.
Еще одно замечание. Податные списки, на которых базируется
предлагаемый очерк, опубликованы в разных изданиях. Мы
нашли их в более или менее обработанном виде. Но в большинстве
случаев статистический материал подвергнут нами дальнейшей
обработке. Лишь немногие таблицы сохранились в том
первоначальном виде, в каком они даны авторами.
Приведем несколько цифр, характеризующих населенность
немецких городов позднего средневековья. Эти данные
необходимы, без них дальнейшее изложение может быть
неправильно понято. Немецкая историография первой половины XIX в.
имела на этот счет сильно преувеличенное представление.
Оживленность и блеск старинных немецких городов, особенно прирейн-
ских, отдаленность и размер их торговых сношепий рождали и
поддерживали этот, так сказать, исторический обман зрения. Под
его влиянием историк Арнольд, исходящий из численности
городских ополчений и количества домов, исчисляет население
средневекового Вормса в 60 тыс. чел., Майнца и Страсбурга —
в 90 тыс. чел., Кельна — в 120 тыс. чел.3 60-е годы принесли
перелом в этой области. В 1864 г. Гегель опубликовывает
подлинную перепись нюрнбергского населения, произведенную в 1449 г.4
1 См. Die Chroniken der deutschen Stadte, т. II, стр. 317 и 318, а также
прил. IV.
2 См. К. В iicher. Die Bevolkerung von Frankfurt a. Main, 1866.
3 W. Arnold. Geschichte der deutschen Freistadte, 1854.
4 Chroniken der deutschen Stadte (см. прим. 1), также в статье
К. Bucher в Tubinger Zeitschrift, т. 37.

Дмуществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 19
Ее относительная точность вполне обеспечена, принимая во
внимание практическую цель, ради которой она была предпринята.
Нюрнберг вел войну с маркграфом Альбрехтом и находился
в ожидании осады. Необходимо было выяснить количество
населения, чтобы соответственно этому запастись жизненными
припасами. На основе этой переписи удалось установить, что в
середине XV в. Нюрнберг насчитывал примерно 20 тыс. жителей. Эта
относительно точная цифра сразу опрокидывает гипотетические
расчеты старых историков. Под ее влиянием происходит
массовый пересмотр старых утверждений о количестве городского
населения. В 1876 г. Шенберг устанавливает, что Базель
насчитывал в середине XV в. 8—10 тыс. жителей.1 Такой же
приблизительно цифрой определяет К.' Вюхер население Франкфурта
в конце XIV и начале XV в. (в 1387 г. — 10 тыс., в 1440 г. —
8 тыс.);2 Пааше доказывает, что население Ростока в конце
XIV в. и,начале XV в. определялось цифрой 11—14 тыс. чел.
(10 785 в 1378 г. и 13 935—в 1410 г.).3 Рихтер устанавливает,
что население Дрездена колебалось в конце XIVи начале XV вв.
от 2500 до 3700 чел.4 Гегель определяет население Майнца в 5—■
6 тыс. чел.5 Эхеберг, которому в 80-х годах удалось найти среди
архивных документов Страсбурга материалы, аналогичные
нюрнбергским, пришел к выводу, что в конце XV в. постоянное
население Страсбурга доходило до 20 тыс. чел.6
Правда, уже в 90-х годах против Шенберга, Вюхера, Пааше
и других представителей только что упомяпутой группы
историков было выдвинуто утверждение, что, борясь с преувеличен-
1 G. Schonberg. Die Finanzverhaltnisse^ der Stadt Basel im
XIV und XV,Jahrhundert, 1876.
2 K. Biicher. Die Bevolkerung vim Frankfurt a. M.
3 H. Paasche. Stadtische Bevolkerung fruhererj Jahrhundert.
Jahrbticher fur Nationalokonomie und Statistik, т. V, 1882.
* О. Richter. Zur Bevolkerungs- und Vermogenstatistik Dres-
dens. Neues Arch, f. sachs. Geschichte, B. II.
5 Die Chroniken der deutschen Stadte.
6 Eheberg. Strassburgs Bevolkerungszahl seit Ende des XV Jahr-
hundertsbis zur Gegenwart. Jahrbticher f. Nationalokonomie und Statistik,
XLI (1883) undXLII (1884). Ср. также по вопросу о|количестве населения
средневековых городов Германии: J. J astrow. Die Volkszahl deutscher
Stadte zu Ende des Mittelalters, 1886.
2*

20
Очерк I
пыми представлениями о количестве городского населения, они
впадают в противоположную крайность, преуменьшая его
численность. Эта мысль была высказана Генигером.1 Но доводы
последнего не подрывают радикального значения происшедшего
сдвига и не опровергают цитированных выводов. Они лишь
вносят в них некоторый корректив в смысле незначительного
увеличения указанных цифр.
В общем, историография последних десятилетий по вопросу
о населенности городов Германии в интересующий нас период
стоит на почве достижений 60—80-х годов XIX в. Новые
исторические труды подтверждают их. Так, Рейснер в книге,
вышедшей в 1903 г., устанавливает, что население Любека в середине
XIV в. достигало 19 тыс., а в копце XV в. — 22 тыс. чел.2 Арно
Феттер в работе, появившейся в 1910 г., определил население
Мюльгаузена в Тюрингии (в свое время довольно значительного
городского центра) в начале XV в. в 9 тыс. чел.3
Вслед за критическим пересмотром мнений о количестве
городского населения начался пересмотр другого рода.
Историография середины XIX в., преимущественно в лице Арнольда,
полагала, что политическое и экономическое значение
средневековых городов Германии покоилось на их значительных
размерах и громадном населении. Но когда стало общепризнанным,
что даже население крупнейших средневековых городов было
незначительно, естественно возникал вопрос, на чем же оспована
была их сила. И вот буржуазная историография 70-х и 80-х
годов все более склоняется к тому, что источником этой мощи была
особая структура населения средневековых городов,
специфически им свойственная, структура, которая предохраняла
их от бурных взрывов социальной борьбы и объединяла все
население — как говорили сторонники этой точки зрения — в
планомерном преследовании общих творческих задач. Эта мысль
1 R. Н б n i g е г. Die Volkszahl deutscher Stadte im Mittelalter.
Jahrbticher f. Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, т. XV, 1891.
стр. 109 и ел.
2 W. R e i s n e r. Die Einwolmerzahl deutscher Stadte in frtiheren
Jahrhunderten, 1903.
3 A. V e 11 e r. Bevolkerungsverhaltnisse Miihlhausens im XV und
XVI Jahrhundert, 1910.

tj существ, структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 21
была совершенно нова в историографии. У Арнольда мы не
встречаем ни малейшего намека на нее. Он просто описывает группы
городского, населения: патрициат, ремесленников, духовенство
с присущими им своеобразными и колоритными особенностями.
Вопрос о том, как распределялась между ними собственность,
нисколько его не интересует. В 70—80-х годах эта проблема
выдвигается на передний план, и ее решают в том смысле, что
структура городского общества отличалась отсутствием резких
имущественных различий и решительным преобладанием
собственнических элементов. Впрочем, эта формула была найдена
не сразу.
Какими причинами обусловлено это новое течение
исторической мысли? Выло бы наивным предполагать, что отмеченный
идейный сдвиг был порожден новыми материалами,
извлеченными в 70-х годах из немецких архивов, — материалы были
лишь поводом. Сдвиг этот в самом деле определялся резким
переломом в структуре общественной среды, окружавшей самих
историков, переломом, под влиянием которого найденным
материалам было дано особое истолкование. Промышленный
переворот явился основой, исходя из которой указанная
историография путем противопоставления прошлого современности создала
теорию социального благополучия средневекового города. Эта
концепция исходила в своем противопоставлении из грандиозных
банковских крахов и кризиса, разоривших множество буржуа,
особенно мелких. Мелкая буржуазия охвачепа страхом перед
пролетаризацией. Вся буржуазия боится классовой борьбы,
получившей яркое выражение в развитии рабочего движения.
Первый период расцвета промышленного капитализма
характеризуется массовой безработицей и большими стачками. Социальная
атмосфера насыщепа недовольством, неуверенностью в
завтрашнем дне, страхом имущих перед выступлением неимущих. Под
влиянием указанных фактов буржуазная историография —
особенно ее представители, отражающие идеологию мелкой
буржуазии — усугубляет противоположность прошлого настоящему.
В ней зреет мысль, что средневековью были чужды те черты
современности, которые так болезненно отражаются на ее
существовании, рождается иллюзия, что в то отдаленное время город
совершенно не знал ни массовой бедноты, ни резких различий

22
Очерк I
между крайними имущественными полюсами, ни жуткого страха
перед завтрашним днем.
Работа Шенберга «Zur wirtschaftlichen Bedeutung der deut-
schen Ztmfte im Mittelalter» оказала влияние на выработку в
буржуазной немецкой историографии определенного взгляда на
структуру городского общества XIV—XV вв. Мы оговариваемся:
о непосредственном влиянии в данном случае не могло быть
речи. Шенберг не ставит в своей статье вопроса о
профессиональной и имущественной группировке городского населения и не
приводит соответствующих данных. В его работе существенно
было другое: основная концепция экономической жизни города
и, в частности, апология цеха. Существенно было то, что Шенберг
дал яркое и сильное выражение той экономической романтике
в понимании города интересующей нас эпохи, к которой так
склонно было современное ему поколение буржуазных
историков. Если вся система цехового законодательства с его запретами
и разрешениями в конечном счете направлена была к
осуществлению права каждого производителя на труд и к подавлению
неравенства между ними,— а ведь такова основная мысль
Шенберга, — то не равносильно ли это признанию, что одна из
главных социальных сил средневекового города — ремесленные
цехи — стремилась, по возможности, поддержать равномерное
распределение собственности среди ремесленного населения.1
Естественно, что исходные точки зрения цитированной работы
неминуемо наталкивали Шенберга на вопрос о распределении
собственности в городе XIV—XV вв. Этому вопросу в
значительной степени посвящена его книга «Die Finanzverhaltnisse der
Stadt Basel im XIV und XV Jahrhundert», появившаяся 9 лет
спустя после означенной выше статьи (1876 г.). Ниже мы
остановимся на разборе статистического материала, использованного
в этом труде, и на вытекающих из него выводах в смысле
соотношения различных имущественных групп города. Сейчас же
отметим, что сам автор на основе своих данных приходит к
заключению, что Базель XIV и XV вв. был богатым городом. Это,
в сущности мало говорящее, утверждение, сделанное примени-
1 Jahrbucher f. Nationalokonomie undStatistik, 1867, т. XI, стр. 1—72
и 97—169.

ймуществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 23
тельно к одному только городу, получает дальнейшее развитие
у Зома. В статье «О городском хозяйстве XV в.»,1
представляющей собой рецензию на труд Шенберга, Зом, основываясь на этом
труде, делает ряд выводов о социальной структуре немецкого
города вообще. Патрициат рисуется ему носителем духовной силы
города, цехи — физической. Ремесленники, сгруппированные
в цехи, представляются ему очень состоятельной группой
городского населения. Это — «крепкое деятельное среднее сословие,
образовавшееся в результате равномерного распределения
собственности в городе», говорит автор "(«Die Gimstige Vermogens-
verteilung in der Stadt, welche einen starken, leistungsjahigen
Mittelstand erzeugte»).
В оценке Зома уже ясно выступают основные элементы той
социальной характеристики города позднего средневековья,
которая некоторое время спустя дана была Бюхером, а именно —
признание преобладающего значения ремесленных элементов
в этом городе и отсутствия в нем резких имущественных
различий.
Чрезвычайно важно, однако, что не все рецензенты книги
Шенберга пришли на основании ее данных к выводу, сделанному
Зомом. Так, например, в совершенно ином виде вырисовывается
город у Гирке, также давшего отзыв о труде Шенберга. Исходя из
невозможности установить правильный критерий богатства для
того времени, Гирке отказывается судить о состоятельности
базе льского населения. Он считает лишь возможным утверждать, что
по сравнению с современными городами распределение
собственности в Базеле в XIV и XV вв. носило более равномерный
характер и что там преобладали мелкие и средние состояния. Но при
этом Гирке, однако, подчеркивает наличие в Базеле большого
количества неимущих или почти неимущих элементов.2
Еще более отклонился от Зома в смысле оценки структуры
базе льского населения в XIV—XV вв. историк Пааше.3
Базируясь на тех же статистических данные работы Шенберга, он
1 L. S о h m. Stadtische Wirtschaft im XV Jahrhundert." Jahrb. f.
Nationalokonomie und Statistik, 1879.
2 См. рецензию Гирке на книгу Шенберга в Zeitschrift fur die
gesamte Staatswissenschaft, т. XXXVI, 1880, стр. 175 и ел.
3Н. Paasche, Stadtische Bevolkerung fruherer Jahrhunderte.

24
Очерк I
решительно отказывается видеть признаки материального
благосостояния в городе, в котором, как он утверждает, 20% основного^
населения, т. е. ремесленников, владеет лишь ничтожным
домашним скарбом, 50% обладает лишь домиками и только 25% может-
быть названо состоятельным.
Сам Пааше обработал статистический материал, относящийся
к средневековому Роштоку, и пришел на основании его к весьма
пессимистическим выводам о благосостоянии жителей этого
города.
Но господствующее течение пошло не по следам Гирке и
Пааше, а по руслу восторженного апофеоза специфической
имущественной структуры города XIV—XV вв., проложенному
Зомом.
Мысль Зома получила последовательное развитие и
приобрела характер своего рода научной формулы. Самые крайние
выводы из нее сделал К. Вюхер, приложивший последнюю
печать к теории замкнутого городского хозяйства. Его труд «О
населении Франкфурта-на-Майне в XIV и XV вв.»1 должен был, по
его мысли, подвести документальную основу под теорию
благосостояния городского населения этой эпохи. Эта работа требует
того, чтобы вкратце остановиться на ней. Центр тяжести и сила
книги К. Вюхера заключается в основанном на списках бюргеров
анализе профессиональной группировки городского населения.
Итоги его заключаются в ряде выразительных цифр. Во
Франкфурте XIV и XVвв. занято было населения (см. табл. на стр. 25).
Таким образом в добывающей и обрабатывающей
промышленности было занято 76.6% населения, а в торговой и родственных
ей профессиях 12.8%. На самом же деле процент занятых
торговлей, как доказывает Вюхер, был еще ниже, ибо многие,
отнесенные списками в этот разряд, являлись в сущности не
торговцами, а городскими служащими. Это были маклеры, мерильщики
и весь прочий штат городских чиновников, контролировавших
торговлю частных лиц. Выключив этих служащих из
упомянутой категории, К. Вюхер приходит к выводу, что собственно
1 К. В и с h е г. Die Bevolkerung von Frankfurt a. Main, 1866. Gp.
также статью К. Lamprecht: Zur Socialstatistik der deutschen Stadfc
im Mittelalter, Archivf. sociale Gesetzgebung u. Statistik, т. I, 1888,
представляющую собой развернутый отзыв о работе Бюхера.

Имуществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV в.в 25
Таблица I1
Отрасли деятельности В %
Обрабатывающая промышленность
Торговля и родственные ей профессии
Городская служба . .
Добывающая промышленность
Наемные рабочие без определенной специальности
Свободные профессии
Различные отрасли деятельности ,
58.3
12.8
3.3
18.3
3.3
1.7
2.3
100
торговлей в средневековом Франкфурте занималось не больше
5% населения. Значение этих цифр, продолжает Бюхер,
предстанет ярко, если мы сопоставим их с соответствующими данными,
касающимися современности. В 1907 г. в Гермапии в
обрабатывающей и добывающей промышленности работало 47%
населения, в торговле 17%. Отсюда вытекает,— говорит Бюхер,—
естественный вывод о сильном преобладании во Франкфурте XIV—
XV вв. населения, занятого в промышленности.
На ряду с этим Бюхер выдвигает и другую, столь же
специфическую особенность социальной структуры средневекового
города: он констатирует, что процент лиц, занимавших в
обрабатывающей промышленности самостоятельное положение, был
очень высок. На 1000 человек мужского ремесленного населения
старше 12 лет в 1384 г. приходилось 343 самостоятельных
мастера, между тем как в 80-х годах XIX в. в том же Франкфурте
на 1000 чел. мужского пола старше 12 лет, занятых в
соответствующих отраслях промышленности, приходилось всего лишь
80 самостоятельных владельцев предприятий. Справедливость
своего второго вывода К. Бюхер теоретически старается
обосновать в других своих работах. Он доказывает, что в
настоящее время разделение труда ведет к увеличению количества
функций, необходимых для изготовления какого-либо одного
1 Таблица приведена в книге «Die Volkswirtschaft» (изд. 1919 г.),
в очерке «Die sociale Gliederung einer mittelalterlichen Stadt», стр. 4137
и составлена на основании данных книги о населении Франкфурта.

■26
Очерк I
предмета, что в конечном счете приводит к увеличению
количества рабочих, лишенных средств производства. В средние же
века, — говорит он, — разделение труда заключалось в том, что
из одной обширной области производства постепенно выделялся
ряд других, более мелких областей, однако таким образом, что
в каждой из этих последних ремесленник все-таки занят был
изготовлением не части, а всего предмета. Так, например,
кузнечное ремесло с течением времени распалось на: 1)
выделывание подков, 2) металлических чаш, 3) шпаг и т. д. В конечном
счете, — говорит К. Бгохер, — этот процесс вел к образованию
новых профессий и к увеличению числа самостоятельных
производителей. Ниже, в очерке III, однако, мы увидим, что одна из
наиболее распространенных в Германии отраслей производства,
шерстоткацкая, совершенно опровергает утверждение К. Бюхера,
что разделение труда в городах указанной эпохи всегда вело
к увеличению количества самостоятельных производителей,
занятых изготовлением не части, а всего предмета. Теперь же
продолжим мысль Бюхера. Этим специфическим характером
разделения труда, — говорит он, — объясняется великое множество
ремесленных специальностей во Франкфурте XIV—XV вв. По
данным 1384 г. их насчитывается 114, по данным 1440 г. — 170.
Дальнейшей особенностью социальной структуры населения
Франкфурта XIV—XV вв. К. Бюхер считает заметное
распространение в нем сельскохозяйственной деятельности. Большая
часть профессиональных обозначений, принятых во Франкфурте,
указывает лишь на основную профессию. Но помимо основной
профессии у многих ремесленников были дополнительные
средства существования с участка пахотной земли, небольшого
огорода, виноградника или небольшого стада. Были и лица, для
которых огородничество, виноградарство и скотоводство
являлись основными занятиями.
Книга К. Бюхера о населении Франкфурта-на-Майне в XIV
и XV вв. дает конкретный образ города с очень значительным
ремесленным населением и большим количеством мелких
производителей. В этом городе еще живо ощущается аграрная
атмосфера: дома идут не сплошными рядами, а перемежаются с садами,
огородами, виноградниками, и несмотря на ярмарку и
связанное с нею торговое движение, на улице часто можно встретить

Цмуществ. структура еородск. населения Германии в XIV—XV вв. 27
стадо скота, которое гонят на пастбище. Конечно, получается
живая, насыщенная содержанием, картина. И только. Но в этот
конкретный образ привносился и вплетался из области
чистейшего предположения еще ряд других черт, которые пе
диктовались документальным материалом, обследованным К. Бюхером,
и не могли им диктоваться по самому свойству этого материала.
Документы, положенные в основу «Население Франкфурта -
на-Майне», содержат лишь данные, характеризующие
профессиональную группировку населения. Эта группировка хорошо
изображена К. Бюхером. Но материалы, использованные им,
ровно ничего не говорят о другой стороне социальной
структуры — об имущественной группировке городского населения.
Между тем К. Бюхер идет дальше; базируясь почти
исключительно на франкфуртском материале бюргерских списков, он
изображает и имущественное расслоение города. Вот как он
характеризует в одном из своих очерков — «Происхождение народного
хозяйства»—социальную структуру города: «Городское хозяйство
помогало большинству населения приобрести
самостоятельность. Оно благоприятствовало производительным классам
населения, оно не допускало слишком резких различий в смысле
распределения собственности и доходов».1 И в другом месте:
«Чем отличается распределение собственности (в средневековом
городе) от современного, можно выразить немногими словами:
преобладанием мелких и средних состояний, незначительным
числом лиц, не способных к уплате податей, и незначительным
числом очень крупных собственников».2 Эта фраза в первой
своей части почти дословно повторяет мысль Гирке (см. выше),
однако без тех ограничений, которыми обставил ее последний,
оттеняющий, как мы видели, наличие значительного процента
неимущих в городе XIV—XV вв. и относительность понятия
«равномерное распределение собственности». Конец цитируемого
очерка К. Бюхера проливает свет на истинную подкладку
идеализации города: «В настоящее время город не является больше
замкнутым общественным целым; это — подчиненная часть.
более крупного целого, общества, организованного в государство.
1 Op. cit., стр. 421.
2 Op. cit., стр. 418.

28
Очерк I
И если город, в качестве такового, объединяет в себе самые
блестящие результаты общественной работы, то не следует забывать,
что вместе с тем в нем резче всего выражены и социальные
противоречия этого общества, его беспокойство и
неудовлетворенность. Кто не пожелает нашему современному обществу
выработать такую организацию труда, которая в равной мере
соответствовала бы интересам отдельной личности и народного целого,
подобно тому как социальная организация средневекового
города соответствовала интересам всех своих бюргеров».1
Только что изложенная концепция города была принята и
' почти дословно повторена одним из самых известных
представителей новой немецкой историографии, который, по другим
вопросам, неоднократно выступал противником К. Вюхера. Мы
имеем в виду Георга Белова. В своей работе о «Городском строе и
городской жизни средневековойГермании» он пишет: «Таким
образом, социальная структура населения по профессиям и
имущественным категориям носит вполне здоровый отпечаток. Городское
хозяйство помогало большинству граждан приобрести
самостоятельность; оно благоприятствовало производительным классам
населения; оно не допускало резких различий в распределении
имущества и доходов. Счастливая социальная организация давала
городам возможность бросить на весы в случае опасности
единую сплоченную народную силу...»,2 и дальше: «...Социальное
расчленение получило яркое выражение в равномерном
распределении собственности. Характерной чертой последнего
являлось преобладание мелких и средних состояний, незначительное
количество лиц, не подлежащих обложению, и незначительное
количество очень крупных собственников».3
Но несмотря на авторитет двух виднейших представителей
буржуазной историографии, подписавшихся под формулой о
социальном благоденствии средневекового города, теория эта,
вооружившая против себя пекоторых историков уже при самом
своем возникновении, в начале XX в. стала вызывать еще
большие возражения. Причина этого сдвига заключается в эволюции
• г Op. cit., стр. 426.
2 СЗг. V. Below. Das altere deutsche Stadtewesen und Burgertum,
1888.
3 Op. cit., стр. 125.

Имуществ. структура еородск. населения Германии в XIV—XV вв. 29
капиталистического строя в сторону империализма,
содействовавшей преодолению в буржуазной историографии
идиллических представлений о социальной структуре города позднего
•средневековья. В 90-х годах XIX в. Германия переживала
огромный промышленный подъем, побудивший даже мелкую
буржуазию примириться с капитализмом. В буржуазной
историографии появилась тенденция изображать капитализм как некую
вечную категорию. Его стали находить и в древности и в средние
века. Эта тепдепция вела к полному извращению прошлого. Но,
с другой стороны, она создавала благоприятную предпосылку
для критики теории благоденствия и имущественного равенства
городского населения XIV—XV вв. К числу решительных
противников последней теории принадлежит Альфред Дорен.
Рецензируя книгу Вуомбергера о населении г. Фрейбурга в Юхтланде г
и отмечая, что концентрация собственности достигла в этом
небольшом городе очень больших размеров, он восклицает: «Перед
лицом этих итогов статистического исследования рушатся
•смутные представления общего характера об относительной
однородности населения средневековых городов; перед лицом этих
простых цифр стушевываются конструкции, способные
поставить втупик».2 В таком же духе высказывается Дорен в статье,
посвященной разбору новых работ Ф. Эйленбурга о населении
некоторых местностей Германии в XV и XVI вв.3 «Во всяком
случае для позднего средневековья можно считать
установленным, что в то время уже существовала значительная
имущественная дифференциация, которая, естественно, получала наиболее
резкое выражение в крупных торговых центрах, но проявлялась
и в городах, едва затронутых торговым движением и даже в
сельских местностях». И в другом месте: «В городах уже в то время,
несмотря на их сельскохозяйственный характер, несмотря на
наличие цехового строя и надзора за промышленностью,
наблюдаются гораздо большие имущественные различия, чем
1 F. Buomberger. Bevolkerungs- und Vermogensstatistik in der
Stadt und Landschaft Freiburg in Uchtland. Bern, 1900.
2 См. указанную рецензию в Historische Vierteljahrschrift, т. IV,
1901.
3 D о r e n. Neuere Arbeiten zur Bevolkerungs- und Sozialstatistik
des XV und XVI Jahrhundert, 1896/97.

30
Очерк I
в деревне; с одной стороны, мы встречаем там накопление
капитала, с другой — пролетарскую бедность».
А. Дореп судит па основании чужих исследований. Фридрих
Боте приходит к отличающимся от К. Бюхера выводам на
основании собственного исследования и — что интереснее всего —
данных, относящихся к Франкфурту.
В книге, посвященной истории развития прямого обложения
во Франкфурте (вышла в 1906 г.), Боте пишет: «Если таблица,,
относящаяся к 1354 г., несмотря на относительно небольшое
число неимущих, дает право утверждать, что уже в середине
XIV в. существовала имущественная дифференциация, то все же
материальное положение бюргеров может еще считаться довольно
сносным в тот момент. Но в 1476 г. ... наблюдается уже
значительное ухудшение их материального положения, а в 1495 г.
вновь наступает несомненный поворот к худшему».1 И дальше:
«Невидимому, Франкфурт немногим отличался от других
городов; тяжелые материальные заботы угнетали большую часть
бюргеров. Значительная часть населения если не была нищей,
то во всяком случае нуждалась. Лишь с трудом она могла
добывать средства, необходимые для существования».2
Правда, выводы по отношению к Франкфурту XIV—XV вв.
сделаны Боте мимоходом, больше на основании общего
впечатления от материала, чем на основании его подробного анализа.
Главная задача Боте в другой плоскости. Его интересует не
имущественная структура населения Франкфурта, а развитие
в нем прямого обложения и преимущественно в новое время.
Но и данные по XIV—XV вв., приводимые Боте, несмотря на
свою количественную незначительность, настолько ценны для
наших целей, что мы подвергли их подробному рассмотрению во
второй части предлагаемого очерка.
1 F. В о t h e. Die Entwickelung der direkten Besteuerung in der
Stadt Frankfurt, 1906, стр. 144.
2 Op. cit., стр. 149. В статье «Frankfurts Wirtschaftsleben im Mittelalter»,
напечатанной в «Zeitschr. f. die gesamte Staatswissenschaften», 1932,
Боте повторяет высказанный им взгляд, прибавляя: «следствием
экономического развития было социальное брожение. Еще прежде чем появился
М. Лютер и раздалось его возбуждающее умы учение о свободе,
социальные волнения стали обычным явлением в городах, в том числе и во
Франкфурте».

Имуществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 31
К числу противников теории К. Вюхера о социальном
благоденствии населения интересующего нас города принадлежит и
Вехтель. В книге «DerWirtschaftsstil des deutschen Spatmittel-
alters» автор подчеркивает, что в конце средних веков (Вехтель
исследует вторую половину XIVиXVвв.) 60% населения
немецких городов принадлежало к несостоятельным элементам. С новой
концепцией средневекового города, существенно отличающейся
от формулы Зома — Вюхера — Белова, выступил недавно Горст
Иехт.1 Базируясь на ряде статистических данных, он приходит
к различению трех структурных типов города позднего
средневековья: 1) город земледельческого типа с незначительной
социальной дифференциацией и преобладанием средних имущественных
категорий; 2) промышленный город средней величины с
ограниченным рынком сбыта; в нем замечается уже значительная
имущественная дифференциация, причем средние владельческие
группы не всегда являются преобладающими, и значительный
процент населения стоит на более низкой ступени; оба эти типа,
как говорит автор, отличаются большой, даже многовековой
устойчивостью, и, наконец, 3) крупный городской центр с какой-
либо развитой отраслью экспортной промышленности. Разница
между крайними имущественными группами в нем еще более
значительна, чем в промышленном городе средней величины.
Города третьего типа подвержены частым и глубоким
социальным колебаниям.
Ознакомившись с постановкой интересующей нас проблемы
в историографии, переходим к рассмотрению ее по существу.
Мы видели, что К. Бюхер изобразил профессиональную, а
отнюдь не имущественную группировку населения Франкфурта.2
1 Н. J e с h t. Studien zur gesellschaftlichen Struktur der mittel-
alterlichen Stadte. Vierteljahrschrift f. Sozial- u. Wirtschaftsgeschichte,
B. XIX, 1926.
2 Соединение профессиональной группировки с имущественной мы
встречаем в работе Th. Neubauer. Die sozialen und wirtschaft-
lichen Verhaltnisse der Stadt Erfurt. Mitt. d. Ver. f. Geschichte und Alter-
tumskunde von Erfurt, H. 34 und 35, 1913. См. также статью того же автора
«Wirtschaftsleben im mittelalterlichen Erfurt». Vierteljahrschrift f. Social-
und Wirtschaftsgeschichte», B. XII (1914) und XIII (1915).

32
Очерк I
Он имел в виду продолжить свою работу, обследовав в
предполагаемом II томе данные по имущественному расслоению города.
Это начинание осталось неосуществленным, и II том «Население
Франкфурта-на-Майне» остался ненаписанным. К. Вюхер дал
лишь маленький фрагмент по имущественной группировке
франкфуртского населения в виде таблицы, относящейся к концу XV в.
и помещенной в том очерке «Происхождения народного
хозяйства», который мы рассмотрели выше. Как мы вскоре увидим,
эта таблица не только не подтверждает взглядов К. Бюхера,
но находится с ними в резком противоречии. Пробел,
оставленный К. Вюхером, до некоторой степени восполнен Ф. Боте,
в указанной выше книге о «Развитии прямого обложения
в г. Франкфурте». Хотя центр тяжести исследования Боте
составляют XVI в. и начало XVII в., однако у него имеются и кое-
какие данные податных списков, относящиеся к XIV и XV вв.,
частью в самом тексте книги, но главным образом в приложениях
к ней; анализ этих данных бросает некоторый свет на
имущественную дифференциацию населения города (см. табл. 2 и 3).
Присмотримся прежде всего к цифрам податного обложения
по 1354 и 1475 гг.
Приведенные таблицы нуждаются в некоторых пояснениях.
Подоходно-поимущественный налог, взимавшийся в XIV—XV вв.
в Франкфурте под названием «Bede», носил чрезвычайно
своеобразный характер. При обложении учитывались все составные
части имущества плательщика, но не по одному тарифу, а по
разным. Так, например, пахотная земля облагалась по более
низкой ставке, чем виноградники и сады; торговый капитал,
купеческая прибыль и излишки движимости — по еще более
высокой ставке. Вдовам и сиротам делались податные льготы.
После учета отдельных частей имущества частичные ставки
складывались, и получалась общая ставка данного плательщика.
Таким образом, налоговый тариф, под который подводился
плательщик, представлял собой сумму ряда слагаемых, сильно ва-
риировавших в каждом отдельном случае. Вторая характерная
особенность «Bede» заключалась в признании прожиточного
минимума, свободного от обложения. Но минимум этот понимался
не в смысле современного законодательства, т. е. как
определенная точно зафиксированная сумма. Прожиточный минимум «Bede»

ИмуЩеств- структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 33
Таблица 2 (Франкфурт) г
Таблица 3 (Франкфурт)
1354 г.
1475 г.
Налоговая ставка
3 шилл. — 4 шилл.
4 »
5 »
6 »
8 »
12 »
1 ф.
2 »
4 »
8 »
12 »
20 »
30 »
40 »
— 5
— 6
— 8
— 12
- 1ф.
ст. — 2 »
» — 4 >>
» — 8»
» —12»
» —20»
» —30»
» —40»
» —60»
>>
»
»
>>
ст.
»
»
»
»
>>
»
»
»

Количество

тельщиков
564
283
86
176
183
246
321
243
163
86
69
37
14
10
2481
Налоговая ставка

Количество

тельщиков
6 шилл.
6
10
12
14
16
18
20
1гульд.
2 »
4
6
8 шилл.
10 »
12 »
14 »
16 »
18 »
20 »
— 1 гульд.
10
12
20
30
40
50
60
70
80
» —
» —
>> —
» —
» —
>> —
» —
» —
» —
» —
» —
» —
свыше
2
4
6
8
10
12
20
30
40
50
•60
70
80
90
90
823
526
247
126
90
88
54
42
66
161
118
47
25
14
17
32
22
8
6
2
5
1
2
1
2 523
колебался в зависимости от размеров семьи и социального
положения плательщиков. Чем больше была семья и чем выше
социальное положение данного лица, тем большей суммой
определялся прожиточный минимум. Таким образом, это была
податная привилегия для многосемейных и богатых. Отсюда следует,
что градация налоговых ставок является не точным, а лишь
приблизительным отражением градации имущественных
различий.
С этой оговоркой мы приступим к рассмотрению наших таблиц.
С первого же взгляда на них бросается в глаза
значительная степень имущественной дифференциации населения города.
1 F. В о the, op. cit., прил. II, № 5, стр. 101.
2 F. Both e, op cit., прил. II, № 6, стр. 102—103.
о

и
Очерк I
Тариф 1354 г. различает 14 категорий плательщиков, а тариф
1475 г. — 24. Увеличение коснулось высших разрядов
плательщиков; в 1475 г. прибавилось несколько новых ставок, более
высоких, чем самые высокие ставки 1354 г., что, конечно,
свидетельствует о появлении более богатых плательщиков, о
накоплении богатства. В пользу этого вывода говорит и ряд других
данных, рисующих концентрацию собственности во Франкфурте.
Так, например, выясняется, что в 1354 г. 94.2% общего
количества плательщиков налога, т. е. громадное большинство,
вносило лишь 48% всей суммы налога, т.е. меньше половины его,
между тем как остальные 5.8°/0 плательщиков уплачивало 52%
этой суммы. Эти цифры рисуют значительную степень
концентрации собственности. Но по данным 1475 г. она оказывается
еще более возросшей. Теперь 54% общей суммы налога вносится
3% плательщиков, а 46% налога — 97% плательщиков.1
Одновременно с накоплением богатств в руках крупных
собственников имеет место другой, обратный процесс. Чтобы его
выяснить, обратим внимание на низшие разряды плательщиков.
Из данных самого материала известно, что ставки не свыше
10 шилл. применялись к лицам либо совсем неимущим (как,
например, в 1475 г. ставка 6 шилл.), т. е. живущим единственно
своим трудом, либо очень мало имущим.2 Исходя из этого
указания, мы сложили количество плательщиков низших разрядов
и определили их процентное отношение к общему количеству
всех плательщиков. При этом, в целях сопоставления данных
по 1354 г. с данными по 1475 г., мы принуждены были допустить,
некоторую неточность. Так как в таблице по 1354 г. нет ставки,
пределом которой было бы 10 шилл., но имеется ставка, пределом
которой является 12 шилл. (5-я группа), то нам пришлось по
обоим годам подсчитать количество лиц, уплачивающих не свыше
12 шилл. налога. Другими словами, мы захватили при подсчете
некоторое количество более имущих элементов, чем если бы
взяли за предел 10 шилл. Наше исчисление дало следующие
результаты. В 1354 г. группа неимущих и группа очень мелких
собственников, взятые вместе, составляли 51.5% общего количества лиц,
1 Op. cit, стр. 54—68.
2 Op. cit., стр. 145а, стр. 144 текста и соответствующие таблицы
в приложении.

14мущсств. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 35
подвергшихся обложению, а в 1475 г.— 68 Уо.1 Таким образом,
формула: «средневековый город характеризуется преобладанием
средней и мелкой собственности», приложила лишь с большой
натяжкой даже к Франкфурту 1354 г.; с равным правом ее можпо
заменить утверждением, что Франкфурт середины XIV в.
характеризуется преобладанием неимущих и очень мелких
собственников.
Что же касается структуры Франкфурта в 1475 г., то для
этого момента взгляд Вюхера уже совершенно не верен. В этом
году почти 7До лип-> подвергшихся обложению, принадлежало
либо к числу неимущих, либо к числу малоимущих.
Итак, с одной стороны, происходила концентрация богатства,
с другой — обеднение массы городского населения. Мы имеем
основание думать, что второй процесс доминировал и сказывался
на общем фоне франкфуртской жизни гораздо более резко, чем
первый. Чтобы выяснить общую тенденцию развития, мы
сгруппировали плательщиков по 1354 г. и 1475 г. в шесть категорий
таким образом, что каждая группа 1354 г. по размерам
обложения совпадает с соответствующей группой 1475 г., — первая
с первой, вторая со второй и т. д. Не совсем полное соответствие
представляют только крайние группы — самые высшие (потому
что, как мы указывали, в 1475 г. появились гораздо более
крупные плательщики, чем в 1354 г.) и самые низшие (потому что
в 1354 г. существовали две более мелкие ставки, чем самая мелкая
ставка 1475 г.).2 При этом расчете мы, конечно, привели
различную монету к единому знаменателю (1 фунт =20 шилл.;
1 гульден=24 шилл.). В итоге группировки получилась
следующая таблица (см. табл. 4).
В этой таблице нас интересует не сравнительное соотношение-
отдельных групп по обоим годам: такие дробные и точные выводы
невозможны в данном случае как по свойству материала,
охарактеризованному нами выше, так и по свойству его группировки.
Нас интересует общая линия развития, которую не трудно
уловить.
1 Для 1354 г. мы определили количество плательщиков первых
5 групп, для 1457 г. — первых 4 групп. См. приведенные выше
таблицы 2 и 3.
2 Ср. табл. 2 и 3.

36
Очерк I
Таблица 4 (Франкфурт)
Категория плательщиков
по размеру обложения
I (низшая категория) . .
II
III
IV
V
VI (высшая категория) . .
Процентное отношение
плательщиков каждой
категории к общему
числу их
1354 г.
37.37
24.23
29.12
7.68
1.20
0.40
100.00
1475 г.
32.35
46.68
15.60
4.37
0.56
0.44
100.00
Две низшие категории плательщиков нашей таблицы
составляют в 1354 г. 61.60% общего количества их, в 1475 г.—
79.03%., Три низших категории в 1354 г. составляют 90.72%,
в 1475 г. — 94.63%. Три высшие категории в 1354 г. охватывают
9.28%, в 1475 г. — 5.37%. Таким образом, совершается
очевидное количественное перемещение массы плательщиков вниз, в
ряды тех, кто меньше платит, т.е. обладает меньшим имуществом.
Отмеченная тенденция развития предстанет перед нами в еще
более ясном виде, если мы привлечем данные по 1495 г. В этом
году во Франкфурте была произведена радикальная податная
реформа. В данный момент для нас важна лишь одна ее сторона:
было постановлено, что все разнородные статьи, из которых
составляется имущество плательщика, оцениваются на деньги;
суммы, полученные путем такой оценки, складываются, и с этой
общей суммы взимается одна налоговая ставка. Эта реформа
дает возможность сгруппировать плательщиков в категории не
по налоговым ставкам, а по размерам имущества. Сделав это и
определив процентное отношение количества каждой категории
к общему их количеству, мы получаем гораздо более
непосредственное и яркое представление об имущественном расслоении
франкфуртского населения, чем этого можно было достигнуть
на основании статистических данных по 1354 и 1475 гг. Мы были
избавлены от необходимости производить указанные
вычисления по группировке плательщиков, ибо эта работа уже выпол-

Лмущеспгв. структура городск. населения Германии в XIV—XV ев. 37
иена как Боте,1 так и самим Вюхером,2 представляя у
последнего тот единственный имеющийся в его трудах фрагмент по
имущественной статистике Франкфурта, о котором мы
упомянули выше. Результаты этих вычислений предстают в
следующем виде:
Таблица 5 (Франкфурт)3
1495
Имущество в гульденах
Меньше 20. . .
20— 100 . .
100— 200 . .
200— 400 . .
400— 600 . .
600— 1000 . .
1000— 2 000 . .
2 000— 5 000 . .
5 000— 10 000 . .
Свыше 10 000 . .
•
В современной
германской
валюте в марках
Меньше 140
140— 700
700— 1400
1400— 2 800
2 800— 4 200
4 200— 7 000
7 000—14 000
14 000—35 000
35 000—70 000
Свыше 70 000
Процентное
отношение плательщиков
данной категории
к общему
количеству плательщиков
45.7
26.8
8.2
5.9
2.9
3.2
2.2
2.3
1.1
1.7
К анализу этой таблицы, как и в предыдущих случаях, мы
опять-таки подойдем с имуществ наименьшего размера, рискуя
таким образом меньше всего ошибиться. Решающим является
вопрос: что представляло собой в 1495 г. в смысле реальной
ценности имущество в 20 гульденов. Для ответа на этот вопрос мы
располагаем очень надежными данными из авторитетных
источников. Все они показывают, что 20—25—30 гульденов в
приложении к имуществу представляли незначительную величину.
По исчислению Нуглиша, основанному на ценах на съестные
припасы, минимальная стоимость годового содержания 1
человека в XV в. равнялась 20 гульденам.4 По вычислениям Боте,
1 F. В о the, op. cit., прил. II, № 7, стр. 106—107.
2 См. цит. выше очерк в книге «Entstehung der Volkswirtschaft».
3 Привожу таблицу в том виде, как она дана К. Бюхером.
4 A. Nuglisch. Die wirtschaftliche Leistungsfahigkeit deutscher
Stadte im Mittelalter. Zeitschr. f. Socialwissenschaft, B. IX, 1906,
стр. 366.

38
Очерк I
базирующимся на документальных дапных о размере
заработной платы различных категорий франкфуртских ремесленников
и рабочих в XV в., средний годовой заработок совершенно
неквалифицированного строительного рабочего (подручного)
равнялся 23 гульденам,1 плотник зарабатывал в среднем в год 58г/8
гульденов золотом, каменщик—48г/2 гульденов. И, наконец,
самое веское доказательство: из материалов, приложенных к
книге Боте, мы узнаем, что к имуществу не свыше 20 гульденов в
1495 г. применялась та же налоговая ставка в 6 шилл., которой в
1475 г. облагались совсем неимущие, существовавшие лишь своим
трудом.2 Это весьма ценное указание дает нам право
приравнивать самую низшую категорию плательщиков 1495 г. к самой
низшей категории плательщиков 1354 и 1475 гг. О роли их
в жизни города в тот период времени мы уже .осведомлены. Те
же приложения к книге Боте проливают свет и на реальную
ценность имущества от 20 до 100 гульденов (2-я сверху
категория) . Оказывается, что к имуществу стоимостью не свыше 70
гульденов применялась ставка не свыше 10 шилл., т. е., другими
словами, обладатели такого имущества представляли слой самых
мелких собственников, роль которых в жизни Франкфурта
в предыдущие годы уже оценена нами. Вспомним, что при этой
оценке, в силу необходимости, мы допустили некоторую
неточность, немного расширив разряд мельчайших собственников
в смысле включения в него некоторого количества более имущих
элементов (плательщиков налога в Ш шилл.). Такое же
приблизительно расширение мы допустим и сейчас, оперируя со 2-й
сверху категорией таблицы 1495 г., т. е. с категорией
собственников, владевших имуществом стоимостью не от 20 до 70, а от
20 до 100 гульденов (предельная ставка на имущество стоимостью
до 100 гульденов в 1495 г. равнялась 14 шилл.). Таким образом
мы приобретаем право поставить знак равенства между второй
сверху категорией 1495 г. и соответствующей, образованной нами,
категорией 1354 и 1475 гг.
После этих предварительных замечаний эволюция
имущественных группировок населения Франкфурта на протяжении
1 F. В о t h e, op. cit., стр. 174 и приложение III, За, 1 и 2.
2 F. В о t h e, op. cit., стр. 144 текста и приложение II, 7,
стр. 106—107.

ЙмуЩеств- структура городок, населения Германии в XIV—XV вв. 39
второй половины XIV в. и всего XV в. предстанет в
совершенно ясных очертаниях:
Таблица б (Франкфурт)
Годы
1354
1475
1495
Неимущие
или почти
неимущие
Самые
мелкие
собственники
Те и
другие
в %
45.7
25.8
51.5
68.0
72.5
Ясно, что статистические данные об имущественном
расслоении Франкфурта в 1495 г. доказывают прямо противоположное
тому, что хотел доказать ими К. Вюхер. Они свидетельствуют
о том, что в конце XV в. Франкфурт был в значительной степени
городом пауперов.
Следует ли отсюда, что К. Вюхер ошибся в изображении
профессиональной группировки Франкфурта в XIV и XV вв.?
Безусловно нет. Новые исследования в этой области
подтверждают, что многие черты, которыми он наделил Франкфурт,
являются типичными для немецких городов этой эпохи. Таковы
в частности: преобладание ремесленного элемента в составе
населения, крайняя дробность ремесленных специальностей и наличие
заметного количества лиц, занятых в добывающей
промышленности. Так, например, обстояло дело в г. Бауцене, имевшем
в начале XV в. 5 тыс. с лишним жителей и насчитывавшем в это
время 116 ремесленных специальностей.1 Так оно обстояло и
в крупном торгово-промышленном центре Эрфурте с населением
свыше 18 тыс. чел. в конце XV в. В обрабатывающей
промышленности здесь занято было 55.60% населения; в добывающей —
23.33,%, в торговле —12.90%, — цифры, весьма близко напоми-
1 Для Бауцена см. диссертацию Jakob Jatzwauk, Die Bevol-
kerungs- und Vermogensverhaltnisse der Stadt Bautzen zu Anfang des XV
Jahrhunderts, 1912, и G. A u b i n, Die Berufe der Stadt Bautzen im
Handel und Gewerbe vom XV bis XVIII J ahrhundert. Данные о количестве
ремесленных специальностей мы почерпнули из этой последней работы

40 Очерк 1
нающие профессиональную группировку Франкфурта.1
Пони обилие ремесленников, ни даже обилие среди них лиц,
занимавших, по определению К. Вюхера, самостоятельное
положение, т. е. работавших в собственной мастерской (мы
увидим в третьем очерке, что это определение неправильно,
ибо фактически обладание своей мастерской и своими орудиями
производства было отнюдь не равносильно экономической
самостоятельности), абсолютно не свидетельствуют о материальном
благосостоянии массы городского населения. В том же Эрфурте
в конце XV в. 75% населения принадлежали к двум известным
нам разрядам: пауперов и мельчайших собственников.2
Самостоятельность, в смысле обладания орудиями производства, не
спасала ремесленную среду ни от расслоения, ни от пауперизации.
Уже в первой половине XV в. (1432 в.) во Франкфурте была
установлена для мастеров шерстоткацкого цеха предельная норма
выработки, но не в одинаковом для всех размере: норма колеблется
от 4 до 30 кусков, причем максимальный размер предоставлен
только 11 мастерам из 133; минимальной же нормой принуждены
были ограничиваться 49 человек 3 — факт, ясно
свидетельствующий о внутренней дифференциации этого крупнейшего цеха во
Франкфурте и о преобладании в нем бедного населения. Вместе
с тем на переломе XIV и XV вв. в ремесленной среде
Франкфурта происходит другой социальный процесс, совершенно
игнорируемый, больше того, даже затушевываемый К. Вюхером.
Мы имеем в виду заметное уменьшение количества лиц,
занимавших в промышленности, по определению К. Вюхера,
самостоятельное положение. В 1387 г. они составляли 80.2% общего
количества лиц, занятых в промышленности, в 1440 г. только 66.8%,4—
опять-таки яркое доказательство обеднения ремесленной среды.
Впрочем, мы располагаем и более прямым свидетельством
того, что громадное большинство франкфуртских
ремесленников в XV в. лишь с трудом перебивалось. Из табл. 7 видно,
1 См. вышеупомянутую работу J. Neubauer. Wirtschaftsleben
im mittelalterlichen Erfurt.
2 Там же.
3 См. «Frankfurter Amts- und Zunf turkunden», hrsg. vom К. Biicher
und Benno Schmidt, 1914, т. II, стр. 197 и «л.
4 К. В ii с h е г. Die Bevolkerung von Frankfurt a. Main, стр. 212.

0муществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 42
Таблица 7 (Франкфурт)
Имущество в золотых
гульденах
100— 200
400— 600
600— 1 000
1 000— 2 000
2 000— 5 000
Свыше 10 000
% ремесленников,
обладающих
указанным имуществом по
отношению к
общему количеству их
32.7
32.6
12.5
10.6
4.3
4.3
2.0
0.8
—
0.2
что 65.3% ремесленников уплачивало налог по двум низшим
разрядам.
Картина отмеченной нами эволюции имущественных
отношений Франкфурта на протяжении XIV—XV вв., изображенная
прошедшими перед нами рядами цифр, вполне подтверждается
новыми фактическими данными по истории этого города.2
Они свидетельствуют о том, что в этот период, особенно в XV в.,
экономическое развитие Франкфурта характеризуется двумя
основными явлениями: упадком ремесла, особенно
шерстоткацкого, игравшего доминирующую роль в промышленной жизни
Франкфурта, и сильным ростом ярмарочных оборотов. Между
обоими фактами существовала некоторая зависимость в том
смысле, что развитие ярмарки, служившей центральным пунктом
сношений между средней, южной, северной Германией и
заграницей, содействовало снабжению местного населения
привозными продуктами. Местное ремесло в незначительной степени
работало на ярмарку и в гораздо большей степени подавлялось
ею. В той жестокой борьбе за существование, которая
развивается в ремесленной среде под влиянием указанных явлений,
некоторые ремесленники берут верх, но гораздо большее коли-
1 К. В u cher. Entstelmng der Volkswirtschaft, цит. выше очерк.
2 F. Во the. Geschichte der Stadt Frankfurt a. Main, особенно
стр. 178 и ел.

42
Очерк I
чество их терпит поражение; многие подмастерья лишены уже
возможности стать самостоятельными мастерами. Развивается
сильное движение подмастерьев. Богатеет же во Франкфурте
небольшая кучка лиц, деятельность которых так или иначе
связана с ярмарочными оборотами.
Как видим, при ближайшем рассмотрении документальных
данных имущественная структура населения Франкфурта
в XIV—XV вв. приобретает совершенно другой смысл, чем тот,
который приписывается ей господствующей теорией. Она
отражает не благосостояние большинства, не равномерное
распределение имущества и спокойную уверенность в завтрашнем дне,
а бедность и все более возрастающее обеднение масс, глубокие
и все более углубляющиеся социальные противоречия.
Мы остановились так подробно на имущественной структуре
населения Франкфурта в XIV—XV вв. по двум причинам: во-
первых, потому, что именно этот город послужил прообразом
для того социального Эльдорадо, которое, якобы, представляли
все немецкие города той эпохи; во-вторых, потому, что материал,
почерпнутый из двух различных но характеру источников, дал
возможность проверки старых взглядов.
Обращаясь к другим городам, мы констатируем отсутствие
соответствующего материала для самых крупных промышленно-
торговых центров средневековой Германии — Кельна, Любека,
Нюрнберга. Зато мы располагаем статистическими данными об
имущественной структуре населения Констанца и Равенсбурга,
представлявших также заметные величины в ряду промыш-
ленно-торговых городов Германии в XIV—XV вв., и о
структуре населения целого ряда средних, ниже средних и мелких
городов (см. табл. 8 и 9).
В интересующем нас отношении Базель в XV в. (Базель,
как и Франкфурт, город средней величины, с населением
в 8—10 тыс. чел.) занимает среднее место между Франкфуртом
середины XIV в. и Франкфуртом второй половины XV в.
По степени концентрации собственности он приближается
к Франкфурту XIV в., по количеству бедноты и малоимущих —
к Франкфурту конца XV в.
Из приводимых таблиц видно, что 4—5% населения
сосредоточивали в своих руках от 46 до 69% имущества; самый низкий

ШмуЩеств- стРУктУРа городск. населения Германии в XIV—XV вв. 43
,сЛой плательщиков — неимущие и почти неимущие —
охватывал около половины или немного больше половины населения,
я оба низших слоя вместе — неимущие и очень мелкие
собственники — составляли от 66 до 69%.
Таблица 8 (Базель)1
Годы
1429
1454
1471
% иму- ■
щества
53
59
46
%
плательщиков
5
4.3
4.1
Базель XV в. — город оскудевший. В XIV в. он ведет
широкие торговые сношения, в XV в. торговля падает, круг ее
■сношений суживается; город, ремесло которого обслуживает
местного потребителя, беднеет, мельчает и принимает более
захолустный характер. Картина социальной дифференциации Базеля,
рисуемая нашими статистическими данными, отражает этот
именно момент в жизни города.
Таблица 9 (Базель) 2
Имущество в гульденах
0 — 30'
30—100
100—200
200—1000
1000 —2 000
Свыше 2 000
% плательщиков
1446 г.
51.9
16.7
11.2
14.8
2.4
3.0
1453—1454 гг.
50.9
17.2
10.6
14
3
4.3
1475—1476 гг.
44.5
21.6
8.8
17.5
3.4
4.1
Приблизительно тот же характер, что в Базеле, носит
имущественное расслоение в Галле (близ Инсбрука), городе
средней величины, не выдававшемся как крупный центр
промышленности и торговли.
1 На основании статистических данных книги G. Schonberg, Die
Finanzverhaltnisse der Stadt Basel im XIV und XV Jahrtmndert.
2 По той же книге, стр. 253, 383, 477.

Очерк I
Таблица 10 (Галль, близ Инсбрука) г
Имущество в
золотых гульденах
Свыше 1 600 ....
800—1600 ....
200— 800 ... .
100— 200 ... .
До 100
1449—1450 гг.
%
плательщиков
4.7
5.9
19.1
15.6
54.7
100.0
%
имущества
52.0
15.8
20.0
6.2
6.0
100.0
Степень концентрации собственности та же, что и в Базеле:
4.7% плательщиков владеет 52% имуществ. Но народная масса
богаче, чем в Базеле, ибо на долю лиц, владеющих имуществом
до 100 гульденов (что соответствует двум низшим категориям
франкфуртского и базельского населения), в Галле приходится
54.7% плательщиков.
Очень интересные результаты дает обработка богатого
статистического материала, относящегося к г. Мюльгаузену в
Тюрингии. Извлеченный из местных архивов Феттером, этот
материал опубликован им в специальной монографии, посвященной
истории этого города,2 рассматриваемой под углом зрения
движения народонаселения.
К сожалению, экономическая история Мюльгаузена мало
еще разработана, и фактические сведения о ней настолько
скудны, что мы не всегда находим опорные пункты для объяснения
имеющихся у нас статистических данных. Достоверно известно,
что, будучи расположен на пути, ведущем из Нюрнберга и Аугс-
бурга в Бремён и Гамбург, Мюльгаузен стал довольно крупным
торговым пунктом и членом Ганзейского союза. В XIV—XV вв.
он составлял в Ганзе одну группу с Эрфуртом и Нордгаузеном,
Торговля была тесно связана с местной промышленностью и куль-
1 A. Nuglisch.
schen Stadte.
2 А. V е 11 е г. Bevolkerungsverhaltnisse
und XVI Jahrhundert, 1910.
Die wirtschaftliche Leistungsfahigkeit der deut-
Muhlhausens im XV

0мущесте. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 45
-турой вайды (красящее растение). Последняя являлась главным
предметом мюльгаузенского экспорта, причем вывозилась не
только та вайда, которая произрастала в пределах города и в его
окрестностях, но и та, которая скупалась жителями Мюльгау-
зеиа у соседей. Вывозились еще сукно и льняные изделия. Пред-
летами ввоза являлись; вино, тонкие сукна, пряности и сельди.
Люльгаузенское купечество регулярно посещало две ярмарки:
франкфуртскую и нордгаузенскую. Помимо культуры вайды,
население занималось еще другими отраслями земледелия,
а также скотоводством, так что сельскохозяйственная атмосфера
ощущалась в средневековом Мюльгаузене не менее живо, чем
в средневековом Франкфурте.
Феттер утверждает, что момент высшего расцвета Мюльга-
узена относится к XIV в., а XV в. знаменует уже начало
экономического упадка.1
При рассмотрении имущественных отношений в
Мюльгаузене наблюдается громадная разница между внутренним городом
и предместьями. Само по себе различие между городом и
предместьями не представляет собой чего-либо специфически
свойственного Мюльгаузену. Наоборот, это общая черта всех
средневековых городов Германии, с которыми нам удалось
ознакомиться. Повсюду внутренний город богаче, предместья беднее.
В городах старой культуры, имеющих за собой
продолжительное прошлое, город состоит из отдельных частей, каждая
из которых имеет свою особую социальную физиономию, либо
в смысле профессиональной группировки, либо в отношении
степени зажиточности. Таковы в Базеле: Gross-Bazel, Klein-Bazel,
St. Alban, St-Peter. Но в Мюльгаузене указанная черта выражена
особенно резко. Облик города и облик предместья настолько здесь
различны, в смысле распределения имущества, что если свести
воедино соответствующие статистические данные по тому и другому,
то эти сводные таблицы не дадут правильной картины
имущественной структуры населения города и ее эволюции. Поэтому
мы рассматриваем их отдельно.
1 О Мюльгаузене см. также Jordan, Zur Geschichte der Stadt
Muhlhausen in Thuringen, главным образом Heft 3, и заметку R. В е-
m a n n, Die Hanse und die Reichsstadt Muhlhausen in Thuringen в Han-
sische Geschichtsblatter, 1910.

46
Очерк I
В табл. 11 и табл. 12 сгруппированы соответствующие данные.
Таблица 11 (Мюльгаузен) г
Имущественная дифференциация населения внутреннего города
(в марках)
Годы
1418/19
1471/72
1473/74
1504/05
1518/19
1552/53
Свыше
500
0.67
0.69 ~
0.58
0.76
0.14
0.70
100—500
10.31
12.05
11.74
16.13
16.02
18.03
50—100
12.66
24.36
22.48
20.68
28.15
22.16
10—50
33.53
20.17
18.82
24.49
23.03
20.05
о
<гЧ
29.34
20.94
18.30
24.41
22.95
23.66
Lares
0.92
10.60
4.49
13.68
6.26
15.22
Nihil
12.74
11.19
18.90
1.01
2.46
0.18
Таблица 12 (Мюльгаузен) 2
Имущественная дифференциация населения предместий
(в марках)
Годы
1418/19
1471/72
1473/74
1504/05
1518/19
1552/53
100—500
0.94
0.58
0.84
1.02
1.52
0.55
50—100
4.23
5.85
5.88
3.48
3.48
3.47
10—50
23.35
16.96
16.38
28.78
17.17
15.15
72-ю
38.37
25.15
19.61
41.84
32.21
27.19
Lares
0.00
22.51
16.81
22.04
33.04
52.75
Nihil
1.03
24.58
32.49
2.45
7.61
0.91
Таблицы нуждаются в некоторых пояснениях. К категории
Nihil принадлежат абсолютно неимущие, не имеющие даже
квартиры в городе. По всем признакам это пришлые элементы,
слабо связанные с жизнью города и привлекаемые туда какими-
нибудь случайными причинами, о характере которых
высказаться не решаемся за отсутствием твердых данных. Этот
случайный характер категории Nihil ясно отражается в факте ее крайней
количественной изменчивости. Составляя временами почти 40%
населения предместий, она в иные моменты падает до нуля.
Вторая группа Lares представляет собой низший слой постоян-
1 A. Vetter, op. cit, стр. 76.
2 Op. cit., стр. 77.

$муществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 47
ного населения города. Это тоже неимущие элементы, но все же
прочно связанные с городом. Единственное их достояние — свой
очаг, т.е. домашний скарб. Третью категорию составляют лица,
владеющие собственностью от % до 10 марок. Автор монографии
о Мюльгаузене Феттер утверждает, что заметный процент лиц,
вошедших в эту категорию, также принадлежал к неимущим.
Мы полагаем, что весь этот слой населения представлял
собой очень малоимущих, ибо из обработки данных по
внутреннему городу для нас выяснилось, что, составляя там в XV в'. 20—
30% населения, они владеют лишь 1—2—5% оценки
собственности горожан.1 Что касается высших групп внутреннего
города, то несомненно, что обе эти группы представляли в
Мюльгаузене слой богатых. Это видно из того, что, составляя в 1417—
1419 гг. во внутреннем городе 10.98% плательщиков, они
сосредоточивали в своих руках 59.74% собственности. Остаются группы,
владеющие собственностью в размере 60—100 марок и 10—60
марок. Повидимому, это средние и очень мелкие собственники.
Ло количеству населения Мюльгаузен XV в. принадлежит
к той же категории средних городов, что иВазель XV в.
(население Мюльгаузена колебалось в XV в. от 7 до 9 тыс. чел.). Однако
во внутреннем городе распределение собственности носит здесь
более равномерный характер, чем в Базеле и Франкфурте. Мы
только что видели, что 10.98% плательщиков Мюльгаузена
владеет 59.74% собственности, т. е. что концентрация
собственности здесь ниже, чем в Базеле и Франкфурте. Вместе с тем и
относительное количество неимущих, постоянно живущих в городе
(Lares и владельцев собственности от г/2 марки до 10 марок),
здесь также меньше, чем в Базеле, — от 23 до 39%. Тем не
менее категория неимущих представляет все-таки в Мюльгаузеце
заметную величину, возрастающую еще больше в годы притока,
пришлых неимущих. Так, например, обстоит дело в 1471—72 гг.,
когда все три низшие категории, вместе взятые, составляли во
внутреннем городе свыше 41%.
В другом виде рисуется имущественная структура населения
в предместьях Мюльгаузена. При первом же взгляде на таблицу
1 Эти цифры, как и приводимые нами далее для характеристики
степени концентрации собственности в средневековом Мюльга}7зене, выведены
нами на основании данных А. V е 11 е г, op. cit., стр. 64—65 и 76—77.

48
Очерк I
бросается в глаза их относительная бедность. Высшая категория
плательщиков (свыше 500 марок) в них совершенно отсутствует,
а обе следующие по размерам собственности категории (от 100
до 500 марок и от 50 до 100 марок) представлены значительно
слабее, чем во внутреннем городе. К тому же и пришлые неимущие
обнаруживают тенденцию к преимущественному скоплению в
предместьях. Тем не менее концентрация собственности
выражена здесь сильнее, чем во внутреннем городе. В 1418—19 гг.
в руках 5.17%плательщиков сосредоточено было 55,05%
имущества — степень концентрации собственности, в точности
соответствующая базельским отношениям. Это значит, что население
предместий значительно беднее населения внутреннего города.
Вместе с тем необеспеченная часть жителей предместий и
количественно превышает соответствующие категории внутреннего
города. В наиболее благоприятные годы (1373—74) Lares и лица,
владеющие собственностью с оценкой У2 марки —10 марок,
составляют в предместьях 36% населения, в начале XVI в. 65.66%
и в середине 80%. Последние цифры положительно подавляют.
Это подавляющее впечатление от роста бедноты еще более
усилится, если мы систематически рассмотрим наши данные
в эволюционном разрезе, опять-таки отдельно для города и
для предместья.
По отношению к внутреннему городу линия развития за
135 лет (1418—1553) рисуется следующим образом. Группа самых
крупных богачей (свыше 600 марок) в процентном отношении по-
прежнему остается незначительной. Зато почти вдвое возрастают
две следующие категории (имущество в 100—500 марок) и
названные нами средним слоем владельцев Мюльгаузена (имущество
в 50—100 марок). Следующие две категории: очень мелких
собственников (10—15 марок) и почти неимущих (У2—10 марок) —
уменьшаются в процентном отношении, причем первая очень
значительно, в 1г/2 раза, вторая немного. И, наконец, очень сильно
возрастает слой Lares — с 0.92 до 15.22%. Итоги этого развития
совершенно ясны. Они сводятся к уменьшению средних и
увеличению крайних групп: с одной стороны, зажиточных людей,
с другой—круглых бедняков.
Иначе дело обстоит в предместьях. Здесь все категории
собственников, вплоть до мельчайших, сильно уменьшаются. Зато

jfсуществ, структура городсп. населения Германии в XIV—XV вв. 49
значительно возрастает слой Lares, владеющих лишь очагом..
В 1518—19 гг. он охватывает 33.04% населения предместий, а
вместе с почти неимущими, как мы только что видели, 65.66%.
В 1552—53 гг. он составляет уже 52.75% населения предместий,
а вместе с почти неимущими — свыше 80%. Такого обширного слоя
неимущих мы не встречали ни в одном из рассмотренных городов.
Последние цифры бросают яркий свет на роль Мюльгаузена
в крестьянской войне. Известно, что Томас Мюнцер обосновался
в предместьях Мюльгаузена, опираясь там на льноткацкий цех—
беднейшую часть населения средневековых городов Германии
(см. очерк II), составлявшую, повидимому, очень заметную,
величину в указанных предместьях. Из наших данных следует,
■что Мюльгаузен не только представляет полную аналогию
■с Франкфуртом в смысле непрерывного возрастания элементов
бедноты на протяжении XV в., но что по размерам и
интенсивности этого процесса он даже превосходит Франкфурт.
Посмотрим теперь, какова была имущественная структура
населения городов, игравших более крупную экономическую
роль, чем рассмотренные до сих пор.
Констанц — один из интереснейших городов немецкого
средневековья. В течение нескольких веков внутренняя жизнь
его наполнена интенсивной классовой борьбой, выливающейся
в форму драматических столкновений.1 Патрициат, купечество,
ремесленные цехи Констанца вступают между собой в
разнообразные соединения. Моментами представители патрициата, в борьбе
■с поднимающимся крестьянством, заключают союзы даже с
ремесленниками (см. очерк VII). Капитал рано проникает здесь
в промышленность, и производственные отношения рано эволю-
цинируют в направлении установления зависимости массы
производителей от владельца капитала (см. очерк II). Уже в XVв. мы
встречаем здесь в области изготовления льняных изделий
домашнюю форму крупной промышленности. Предприниматель в
большом количестве скупает пряжу, раздает ее для дальнейшей
обработки на дом ткачам констанцским и окрестным, а затем
экспортирует готовую продукцию2 (см. очерк II). ВXIV и XV вв. Кон-
1 Gothein. Wirtschaftsgeschichte des Sohwarzwald.es, 1892,
стр. 366 и ел.; 518 и ел.
2 Там же.

50
Очерк I
станц ведет широкие торговые сношения с отдаленными частями
Европы— Фландрией, Испанией и Италией, вывозя в эти страны
полотняные изделия своего производства.1 Тот же экспорт
полотна, опирающийся на местное производство его, играет
существенную роль и в торговых операциях Равенсбурга. На этом базисе
возникла в XV в. так называемая Большая Равенсбургская
Компания, в деятельности которой принимало участие купечество
многих южнонемецких городов.2 По мнению такого
компетентного исследователя, как Нуглиш, Констанц в эпоху своего
расцвета превосходил богатством Аугсбург начала XVI в.3
Распределение собственности в Констанце и Равенсбурге рисуется
следующим образом:
Таблица'13 (Констанц)4
Имущество в
фунтах геллеров
2000 и более . .
1000—2000 . . .
500—1000 . . .
200— 500 .. .
100— 200 .. .
0— 100 .. .
1418 г.
%
плательщиков
8.9
6.8
9.6
' 17.7
12.3
44.7
100.0
Общая сумма
имуществ в
фунт, геллеров
741 900
142 800
99 800
83 600
22 600
15 000
1105 700
%
имущества
67.1
12.9
9.0
7.6
2.0
1.4
100.0
Присмотримся прежде всего к верхнему ряду цифр,
выражающему степень концентрации собственности. В 1418 г. 8.8%
плательщиков Констанца сосредоточивает в своих руках 67.1%
собственности. Эта степень концентрации богатства меньше, чем
1 Gothein, op. cit., и A. Schulte, Geschichte des mittelal-
terlichen Handels und Verkehrs zwischen Westdeutschland und Italien,
1900, стр. 602—622.
2 A.Schulte. Geschichte des mittelalterlichen Handels, стр. 622—
639, и его же Geschichte der grossen Ravensburger Handelsgesellschaft,
1923.
3 A. Nuglisch. Die wirtschaftliche Leistungsfahigkeit der deut-
schen Stadte.
4 Там же.

Имуществ- структура еородск. населения Германии в XIV—XV вв. 51
в Базеле и Франкфурте конца XV в. и даже меньше, чем во
Франкфурте середины XIVb. Но за промежуток времени от 1418 до 1464г.
происходит заметный сдвиг. В 1464 г. концентрация имущества
Таблица 14 (Констанц) 1
1454 г.
Имущество в фунтах
геллеров
1000 — 2000
500— 1000
100— 200 :
0—100
Не поддающиеся определению
%•
плательщиков
■ 6.05
5.27
5.61
11.57
9.84 '
41.63
20.03
100.00
Сумма
имущества в фунтах
геллеров
784 400
145 400
76 500
69 600
29 000
16 900
1 117 400
%
имущества
70;2 ■ ■
13.0
6.0
6.2
2.3
1.5
■ 100.0
в Констанце характеризуется уже следующими цифрами: 6.05%
плательщиков владеют 70.2% имущества. Констанц успел
опередить Базель в смысле концентрации собственности,
хотя все еще уступает в этом отношении Франкфурту конца XV в.
В то же время возросла и общая сумма богатств в Констанце:
с 1105 700 фунт, геллеров до 1117 400. Это высший момент
средневекового развития Констанца; 44 года спустя, в 1498 т., мы
констатируем уже регресс в развитии: концентрация
собственности опять стала менее интенсивной (см. табл. 15 на. стр. 52).
Теперь она выражается такими цифрами: 7.05% плательщиков
владеет 69.7% имущества. Вместе с тем значительно уменьшилась
и общая сумма капитала, принадлежащего городскому населению:
с 1117 400 фунт, геллеров до 769 300. Отмеченная эволюция
предстанет в еще более рельефном виде, если мы сведем воедино данные
по двум высшим группам констащгеких плательщиков. Тогда
окажется, что в 1418 г. 15.7% населения владело 80%о имущества,
в 1454 г. 11.32% —83.2% имущества, в 1498 г. 11.4%—81.7%
имущества. Это движение цифр соответствует тому факту, что
1 Там же.

52
Очерк I
Таблица 15 (Констанц) 1
1498 г.
Имущество в фунтах
геллеров
2000 и более
1000 — 2000 .
500— 1000 .
200— 500 .
100— 200 .
0— 100 .
• •
. .
• - t
. . ,
Не поддающиеся определению
%
плательщиков
7.05
4.33
5.99
10.78
9.38
50.36
12.05
100.00
Сумма
имущества в фунтах
геллеров
536 000
92 300
60 500
46 100
17 300
15 100
769 300
%
имущества
69.7
12.0
7.9
6.2
2.2
2.0
100.00
высший момент экономического развития Констанца относится
к периоду времени от 1351 до 1460 г. и что позднее начинается
заметный экономический упадок города. Совершенно тот же
Таблица 16 (Равенсбург) 2
1473 г.
Имущество в фунтах
геллеров
2000 и более
1000 — 2000 . . .
500—1000
200— 500
100— 200
0.2—100
Пе поддающиеся определению
%
плательщиков
4.38
3.58
6.03
11.94
59.88
9.68
4.51
100.00
Сумма
имущества в фунтах
геллеров
607 000
75 400
58 000
56 000
20 400
17 500
—
%
имущества
72.7
9.0
7.0
6.8
2.4
2.1
100.00
смысл имеют соответственные данные по Равенсбургу. В 1473 г.
4.38% плательщиков сосредоточивало в своих руках 72.7%
имущества. Это чрезвычайно высокая степень концентрации
1 Там же.
2 Там же.

Имуществ. структура еородск. населения Германии в XIV—XV вв. 53
собственности. В этот момент Равенсбург в указанном
отношений не уступает Франкфурту конца XV в. Обе высшие
категории равенсбургских плательщиков, составляющие в 1473 г.
всего лишь 7.96% общего количества плательщиков, владеют
81.7% имущества. По данным 1521 г. концентрация
собственности ослабела: 6.7% плательщиков владеет 76.8% имущества,
а обе высшие категории вместе, составляющие 11.66%
населения, — 84.8% имущества.
Таблица 17 (Равенсбург) х
1521 г.
Имущество в фунтах
геллеров
%
плательщиков
Сумма
имущества в фунтах
геллеров
%
имущества
2000 и более
1000 — 2000
500— 1000
200— 500
100— 200
0— 100
Не поддающиеся определению
6.70
4.85
8.08
12.68
10.66
51
5
78
25
100.00
728 800
86 700
67 200
50 800
13 100
15 000
75.8
9.0
7.0
5.2
1.4
1.6
961 600
100.00
Движение цифр, относящихся к Равенсбургу, соответствует
тому, что торговые обороты этого города, основанные на экспорте
произведений промышленности, достигли наивысшего подъема
в последние десятилетия XV в. и что начало XVI в. знаменует
для Равепсбурга уже экономический упадок.
Не трудно уловить и истинный смысл нижних рядов наших
таблиц. С первого же взгляда на таблицы по Констанцу,
относящиеся к 1418 и 1454 гг., мы констатируем, что низшие
имущественные категории населения города были в этот момент не более
многочисленны, чем низшие слои Базеля, Франкфурта и Мюль-
гаузена. Скорее можно констатировать обратное. В первую
половину XV в. в Констанце было меньше неимущих элементов,
чем в только что указанных городах. Дело в том, что низшие ряды
1 Там же.

64
Очерк I
таблиц по Констанцу охватывают владельцев имущества от О до
100 фунт, геллеров, т. е. от 0 до 35 гульденов (фунт геллеров
равен 3/5 гульдена), между тем как в Базеле соответствующая
категория охватывает владельцев имущества до 30 гульденов, а
вгр Франкфурте в 1495 г. даже только до'20 гульденов. Это значит,
что в низшей категории констанцских плательщиков, в том виде,
как она дана нашим материалом, имеется большое
количество мелких собственников, т. е. меньшее количество круглых
бедняков, чем в соответствующей категории по Франкфурту и
Базелю.
Итак, зажиточная часть населения Констанца богатеет в
первой половине XV в. как абсолютно, так и относительно. Но
вместе с тем относительное количество очень бедных элементов в эту
пору здесь меньше, чем в городах менее крупных и уже
перешагнувших через зенит своего расцвета. Тот же вывод еще более
настойчиво выдвигается равенсбургским материалом. Мы
видели, что в 1473 г. капитал Равенсбурга очень сильно
сконцентрирован. Тем не менее мы здесь впервые встречаемся с тем фактом,
что огромное большинство населения (59.88%) состоит не в самой
низшей категории плательщиков, а во второй снизу, т. е. в разряде
очень мелких собственников, владеющих имуществом в размере
100 — 200 фунт., т. е. 35—70 гульд., низший же разряд
насчитывает всего лишь 9.68% плательщиков.
Но вот грань расцвета пройдена, и начался экономический
упадок. Капитал не стекается уже с такой силой в узкий
фарватер группы богатых, состояния этих последних стали мельче.
Следует ли отсюда, что распределение собственности приняло более
равномерный характер, чем в предыдущий период, и что процент
неимущих сократился? Цифры говорят нам обратное. По данным
1498 г. процент плательщиков самых низших категорий в
Констанце повысился по сравнению с предыдущей эпохой (50.36%
против 44.74—41.53%). В Равенсбурге это явление принимает
стремительно бурную форму. 5/6 основной массы населения,
фигурировавшей среди мелких собственников (2-я снизу категория),
передвигается в самый низший разряд. По данным 1521 г. в этом
разряде числится 51.78% плательщиков, а в ближайшем к нему
(2-м снизу) 10.66: обе низшие категории как бы поменялись
местами.

Лмуществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 55
Городское общество Констанца и Равенсбурга обеднело все,
сверху-донизу. Этот процесс совершался параллельно захирению
промышленности и основанной на ней торговли. Но
имущественный разрыв между группами населения благодаря этому не
уменьшился, и имущественные грани не стали менее резки. Наоборот,
масса неимущих и малоимущих количественно возросла, и
■социальное расслоение выступает в еще более резких
очертаниях.
Рассмотрим еще эволюцию имущественной структуры
населения г. Герлица (в Восточной Пруссии). Герлицкий материал
относится, главным образом, к XVI в., и он интересен для нас именно
•тем, что освещает ранние стадии развития экономически
расцветающего города, тогда как по отношению к Констанцу и Равенсбургу
мы лишены этой возможности. Разработка герлицкого материала
начата совсем недавно Иехтом,1 но то, что удалось выявить,
чрезвычайно интересно. Гер лиц, насчитывавший в XV в. 5.5 тыс.
жителей, был крупным центром шерстоткацкой промышленности,
работавшей для экспорта. Рынок его, вначале ограниченный,
сильно расширяется, начиная с середины XV в., что влечет за
собой рост производства. Высший момент экономического
развития Герлица — 1-я четверть XVI в. В то время главным
рынком сбыта его продукции являлись Венгрия и Польша. По
размерам продукции Герлиц в то время во много раз превосходил
средневековые Кельн и Страсбург и стоял на одном уровне с
крупнейшими центрами текстильной промышленности средневековой
Европы: Флоренцией, Генуей, Венецией, Ульмом и Аугсбургом.
Но в течение XVI в. происходит постепенное сокращение рынка,
а вместе с тем и упадок промышленности. Промышленность
Герлица уже в XV в. подверглась сильному воздействию капитала.
Широкое разделение труда соединяется здесь с формой
централизованной мануфактуры. В пределах одного большого
предприятия выполняются все частичные и мелкие операции, которые
необходимы для изготовления шерстяной материи; мастер же,
стоящий во главе этого дела, является руководителем его, но
непосредственного участия в производстве не принимает. Ярко
1 Н. Yecht. Studien zur gesellschaftlichen Struktur der mittelalterli-
•chen Stadte f. Vierteljahrschrift f. Social und Wirtschaftsgeschichte,
B. XIX, 1926.

56
Очерк I
вырисовывается и фигура купца, экспортирующего сукно.
Развитие имущественных отношений в Герлице за период
времени 1443—1496 гг. рисуется в следующем виде:
Таблица 18 (Герлиц)
Имущество в
марках
0.4— 10 . .
11 — 100 . .
101 — 500 . .
501 —1000 . .
1001 —5000 . .
выше 5000 ....
Процент плательщиков
1443 г.
27.8
54.9
16.7
0.6
—
—
1528 г.
39
32.4
19.9
4.8
3.3
0.6
1592 г.
39.5
44.4
11.1
4.6
0.4
—
Сравнение данных по 1443 г. с данными по 1528г. представит-
итоги периода расцвета. Сравнение данных по 1528 г. с данными
по 1592 г.— итоги периода упадка. Мы видим, что за время
экономического подъема в городе заметно выросла категория
низших плательщиков и колоссально возросла категория богатых.
Количество богатых людей старого типа (т. е. владельцев
имущества в 500—1000 марок) увеличилось в 8 раз, и, сверх того,
появились две новые группы еще более крупных богачей, в общей
сложности составляющие 4% общего количества плательщиков.
Что касается средних слоев, то стоящий ближе к зажиточным
средний слой (100—500 марок) немного увеличился, а
приближающийся к неимущим категориям средний слой мелких
собственников сильнейшим образом уменьшился. Перед нами определенно
выраженная картина имущественного расслоения населения с той
характерной особенностью, что усиление крайних полюсов
совершается за счет среднего слоя. Если отвлечься от самого низшего
ряда цифр, то таблица 1528 г. представит липию стремительного
движения вверх. К совершенно иным итогам приводит полоса
упадка. Одной из характернейших ее особенностей является
умаление роли богатых и даже просто имущих. Категория самых
крупных богачей совершенно исчезает. Вторая по значению
категория богатых сокращается в 8 раз. И только третья категория-
люди умеренно богатые — сохраняется в том же виде, какой она
имела в 1528 г. Заметно уменьшается и более зажиточная средняя

0муществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 57
группа (100—500 марок) — с 19.9 до 11.1%. Зато сильно
вырастает категория очень мелких собственников (11 —-100 марок) —
с 32.4 до 44.4%. Группа оке неимущих сохраняется почти в
неизмененном виде (с 39 до 39.5%). Этот факт представляет вторую
особенность полосы упадка. Богатство тает, но %адры
неимущих, созданные полосой торгово-промышленного расцвета, упорно
держатся. Общество перестроилось, но отнюдь не в сторону
более равномерного распределения среднего достатка, а в сторону
резкого обеднения.
Картина социальной эволюции Герлица, только что
прошедшая перед нами, наводит нас на мысль, что если бы мы
располагали материалом по ранним стадиям развития Констанца и Ра-
венсбурга, то изменения в структурном типе обоих этих городов
предстали бы перед нами, вероятно, в том же виде, как и в
истории Герлица. Расцвет торговых сношений Констанца и Равенс-
бурга на основе местной промышленности дал, вероятно, сильный
толчок развитию имущественной дифференциации и увеличению
категорий неимущих и малоимущих. Упадок же торговли, как
мы имели возможность убедиться, подорвал значение
зажиточных категорий, в полной мере сохранив и даже увеличив кадры
неимущих.
Таким образом, в конечном итоге, история Герлица приводит
к тому же явлению, к которому привела социальная эволюция
Франкфурта и Мюльгаузена и к которому явно тяготеет и
социальная структура Констанца и Равенсбурга в конце XV в.,—
к пауперизации масс. Развитие целого ряда городов, различных по
величине, экономическому значению и самым тенденциям
эволюции, приводит при различном значении средней прослойки и
высшего слоя к одному общему явлению. Растет промышленность и
торговля, и ряды неимущих возрастают; падает город в
промышленном и торговом отношении, и кадры неимущих еще более
возрастают. И в этом последнем случае материальное положение
массы городского населения, сжатой в тесных рамках среды,
в которой все более иссякают источники труда и пропитания,
зачастую оказывается еще более тяжелым, чем положение
низших слоев расцветающего города. Об этом достаточно
красноречиво свидетельствует сравнение имущественной структуры
населения Франкфурта и Констанца, в конце XV в.

■58
Очерк 1
Грозный факт пауперизации 50% и более городского населения
■обреченных либо на оюестокую борьбу за существование, либо на
полную безвыходность, в достаточной мере объясняет те чувства
страха, тревоги и глубокого социального недовольства,
которыми так полнынемецкие города той эпохи и которые с такой силой
вылились в революционных движениях городских масс Германии
в конце XV и начале XVI в. и в конечном итоге толкнули городскую
бедноту на тесный союз с крестьянством во время Великой
крестьянской войны. ■'
На всем протяжении нашего очерка мы встречали города,
далекие от идиллической схемы, связанной с именами Зома и Бю-
хера. Везде мы наталкивались на сильное имущественное
расслоение, на ощутительную разницу между верхними и нижними
имущественными группировками, на наличие широкого, местами
даже угрожающе большого слоя неимущих. Даже социальный
образ Франкфурта середины XIV в. наименее резкий в своих
очертаниях, все же не укладывается в прокрустово ложе
указанной схемы. Лишь путем ухищрений его можно подвести под
формулу: преобладание мелкой и средней собственности. С равным
правом, как мы видели, к нему приложима другая формула:
преобладание неимущих и малоимущих элементов. Структура
псех городов, с которыми мы ознакомились, отличается
текучестью и изменчивостью. Города мало значительные, как Гер-
лиц, в первой половине XV в. превращались в крупные
торгово-промышленные центры, и, наоборот, города, уже успевшие
завоевать крупное положение в области международной
торговли, как Базель XIV в. и Констанц первой половины
XV в., утрачивали широкое значение, падали и хирели.
Конечно, наличие в городе какой-либо отрасли промышленности,
работавшей для экспорта, стимулирующим образом действовало
па имущественное расслоение. В этом отношении мы вполне
согласны с Иехтом, так же как согласны с ним в том, что ни в
больших, ни в средних городах Германии в XIV—XV вв. средне-
зажиточные группы горожан не были преобладающими. Но все
наши наблюдения, собранные в предлагаемом очерке,
совершенно разбивают то представление о многовековой устойчивости
структурного типа среднего города, которым оперирует Иехт.
Городская жизнь интересующей нас эпохи не знала устойчивости

0муЩеств- структура городсп. населения Германии в XIV—XV вв. 59
форм, и между структурным типом среднего и крупного города
яе было в то время твердой грани.
Переходим к рассмотрению более мелких городов. Здесь
грани не так резки. Расслоение не так глубоко. Однако
0б однородности структуры и здесь не приходится говорить.
Вот, например, Дрезден, город, лишенный торгового
значения и лишь с самого конца XV в. начавший подниматься
как административный центр. В последней четверти этого века
он насчитывал около 4 тыс. жителей.1
Имущественное расслоение населения его рисуется в 1489 г.
в следующем виде:
Таблица 19 (Дрезден) 2
Имущество в
гульденах
Свыше 1000 ....
200—1000 . .
100— 200 .....
25— 100
Меньше 25
0
1489
г.
%
плательщиков
0.68
8.77
11.04
20.86
30.91
27.74
100.00
%
имущества
16.37
44.59
19.40
13.81
5.83
0
100.00
Степень концентрации собственности здесь меньше, чем в
Базеле, но количество неимущих и почти неимущих (владельцы
имущества до 25 гульд.) больше: 58.66%. Дифференциация
общества значительна.
Вот город Эсслинген (в современном Вюртемберге), также
не игравший большой экономической роли (см. табл. 20).
И здесь мы наблюдаем значительное имущественное
расслоение. Распределение собственности носит в Эсслингене довольно
равномерный характер, но процент неимущих и малоимущих
1 См. О. Richter. Zur BeVolkerung- und Vermogensstatistik
Dresdens. Neues Archiv f. Sachs. Geschichte u. Altertumskunde, т. II, 1381-
2 Составлена на основании данных Рихтера; op. cit.. стр. 285.

60
Очерк I
(от 0—100 фунт., т. е. от 0—35 гульд.) все же очень велик:
в 1362 г. 76.4%, в 1425 г. — 49.86%.
Таблица 20 (Эсслинген) *
Имущество в
фунтах геллеров
2000 и свыше . . .
1000—2000
500— 1000
200— 500
100— 200 .... .
0—100
1362 г.
%
плательщиков
0.9
2.0
2.2
8.0
10.5
76.4
100.00
%
имущества
23.9
20.1
11.5
19.3
11.3
13.9
100.0
1425 г.
%
плательщиков
1.50
3.41
6.71
18.86
19.66
49.86
100.0
%
имущества
20.4
18.8
18.6
23.4
10.5
8.3
100.0
Ближе подходит к схеме Бюхера Шлетштадт. Это был
совершенно незначительный городок в области Нижнего Эльзаса,
с сильно выраженными чертами города, носящего аграрный
отпечаток.
Таблица 21 (Шлетштадт) 2
Имущество в
фунтах геллеров
От 1000—1500 . . .
500—1000 . . .
200— 500 .. .
100— 200 .. .
0— 100 .. .
1465 г.
%
плательщиков
1.23
3.49
14.78
26.80
53.70
100.00
%
имущества
9.87
15.79
29.14
22.67
22.53
100.00
Богатых людей здесь почти нет, и роль их ничтожна.
Распределение собственности между имущими более равномерно, чем
1 A. Nuglisch. Die wirtschaftliche Leistungsfahigkeit der deutschen
Stadte.
2 Там же

0мществ. структура городск. населения Германии в XIV—XV вв. 61
в ДРУГИХ городах, прошедших перед нами. Однако и в Шлет-
щтадте имеется значительное количество представителей низшей
категории—53.7%.
Исследование статистического материала, относящегося к
немецким городам XIV—XV вв., раскрывает в общем следующую
картину. Чем меньше город по количеству населения, чем
слабее развиты в нем промышленность и торговля, чем большую роль
играют земледелие и родственные с пим занятия, тем более
равномерный характер носит распределение собственности между
отдельными слоями его населения и тем более приложима к нему
схема К. Бюхера. Предел ее приложимости передвигался. Но
можно с уверенностью сказать, что роль такой предельной черты
всегда принадлежала городам, в экономическом отношении
недалеко ушедшим от типа деревни. Подобных «городов» было
в Германии в XIV—XV вв. очень много, несравненно больше,
чем городов, заслуживающих с экономической точки зрения
этого названия. Но очевидно, что смысл, значение и сила
городского развития как фактора, разлагающего феодализм, лежали
не в этих «городах» аграрного типа, а в настоящих городах
различной величины, имущественную структуру населения которых
мы стремились охарактеризовать.
На этом мы заканчиваем наш очерк. Немецкий город XIV—
XV вв. прошел перед нами в бесконечно изменчивом виде. От
маленького захолустного городка, почти деревушки, до крупного
центра экспортной промышленности. Однородности
имущественного состояния и преобладания средних владельческих слоев
мы не обнаружили ни в одном более или менее заметном городе.
Только городки совершенно ничтожные в экономическом
отношении тяготели к этому «идеалу». Чем больше было значение
города, чем шире круг экономической жизни, в которую он был
втянут промышленностью и торговлей, тем резче проявлялись
в нем различия между имущественными полюсами, тем глубже
была пропасть между богатством и бедностью, тем меньшую
роль играла средняя прослойка. Приведенных нами
статистических данных, несмотря на их сравнительное обилие,
недостаточно для обрисовки всех структурных типов города XIV—XV вв.

62
Очерк I
Но их вполне достаточно для того, чтобы убедиться в
несостоятельности того стилизованного произведения
экономической романтики, которое представляют собой схемы Зома
и Бюхера.1
Общая тенденция имущественной дифференциации,
совершавшейся внутри города, отмечена нами выше. Как мы указали,
она заключается в том, что в конце средних веков более или ме.
нее значительная часть городского населения пауперизируется.
Зтот факт находит чрезвычайно яркое выражение в тех глубоких
социальных волнениях, которые вспыхивают в целом ряде
немецких городов в конце XV и в начале XVI вв., а также в участии
многих немецких городов в Великой крестьянской войне 1525 г,
К сожалению, эти движения городских масс населения
чрезвычайно мало исследованы с точки зрения классовой борьбы. На
одном из них (гамбургском восстании 1483 г.) мы останавливаемся
ниже, в связи с характеристикой продовольственной политики
города.
Прежде чем перейти к дальнейшему изложению, укажем еще
вкратце на одну существенную особенность добытых нами выводов.
Они не претендуют на абсолютную точность. Такой точности не
допускает самый характер использованных материалов, сложность
и многообразие налоговых систем в немецких городах позднего
средневековья, различие в них монетных систем и значительные
колебания реальной ценности монеты, в зависимости от момента
взимания налога. В силу всех этих причин выводам настоящего
очерка принадлежит лишь условное значение. Однако это
обстоятельство все же не лишает их ценности. Градация
имущественных состояний, рисуемая каждой из приведенных нами таблиц,
конечно, вполне реальна,— иначе она не могла бы служить
основой для городского обложения. Условность начинается лишь при
сравнении данных, относящихся к разным годам и городам. Пусть
1 Г: Б е х т е л ь, op. cit., приводит следующие цифры о составе
немецких городов в конце средних веков и численности городского населен
ния. Из 12 миллионов населения Германии 1х/4—13Д млн., т. е. 10—15 %,
жило в городах.,Из 3 тыс. немецких городов того времени 2800 с населением
от 100 до 1 тыс. человек были городами аграрного типа. Городов с
населением от 2 до 10 тыс. человек насчитывалось 15—20. Городов с населением,
превышавшим 10 тыс. человек, было 12—15 (цит!, соч., стр. 34—38).
Необходимо отметить, что эти цифры не могут претендовать на точность.

■ммществ. структура городок, населения Германии в XIV—XV вв. 63'
эТо сравнение дает не вполне твердые, а лишь колеблющиеся кон-
туры имущественной структуры населения города XIV—XV вв.
й ее эволюции. Все же оно бросает яркий луч света в темную
гущу социальной жизни средневекового города. Многие явления
ее, сами по себе недостаточно ясные и отчетливые, благодаря
поддержке приведенных нами цифр, приобретают определенность и
четкость. Укажем для примера на факты социального
расслоения внутри цеха, приводимые в следующем очерке. С другой же
стороны, конкретное содержание дальнейших очерков и
выясняемые ими тенденции социального развития города в XIV—
XV вв. подтверждают выводы настоящего очерка. Характер
имущественных группировок города бросает свет на классовую
борьбу, развертывавшуюся внутри его, а классовая борьба в
городе подтверждает общие тенденции развития,
констатированные нами на основании данных имущественных группировок.
Таким образом, настоящий очерк, являясь введением к
предлагаемой книге, органически связан со всеми ее частями.

Очерк II
ЭВОЛЮЦИЯ ЦЕХОВОГО РЕМЕСЛА В НЕМЕЦКИХ
ГОРОДАХ XIV—XY вв.
Настоящим очерком мы приступаем к конкретно
историческому изучению социальной жизни города. Главное внимание
мы уделяем при этом ее экономической стороне. Частичной
характеристике политического строя города посвящен лишь
последний очерк.
Основная задача предлагаемого очерка заключается в
характеристике производственных отношений, господствовавших
в цеховом ремесле, и их эволюции в XIV—XV вв. Характеризуя
способ производства, мы одновременно касаемся и роли обмена
в указанную эпоху. В виду важности проблем, затрагиваемых
данным очерком, содержание его создает в известном смысле
базис, на который опирается дальнейшая характеристика
социального строя города.
В XIV—XV вв. мир для европейцев был теснее, чем в
настоящее время, хотя, быть может, благодаря отсутствию
современных способов передвижения казался неизмеримо шире. Америка
была открыта в 1492 г., западный берег Австралии —
впервой половине XVI в., остальные части ее — в течение XVII в.
Материк Азии был известен далеко не весь. До конца XV в.
сведения о нем покоились на ограниченных данных, шедших
из двух источников: от арабов и от венецианского
путешественника Марко Поло, посетившего внутреннюю Азию во второй
половине XIII в. Подробное исследование азиатского материка
началось после того, как португальский мореплаватель Васко
де Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, пашел морской путь
в Индию (1497—1498 гг.). По преданию, финикияне за 600 лет
до нашей эры объехали всю Африку, но их открытия были
забыты средневековой Европой. Об южной части Африки
средневековье имело самое смутное представление. На Птоломеевой карте
мира Африка изображена значительно расширяющейся к югу.
В течение XV в. западные и южные берега ее постепенно были

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 65
исследованы португальцами, исследование же восточных берегов
дфрики и внутренней ее части производились в течение XVI—
XVII вв. и последующих столетий. Таким образом, в
интересующую нас эпоху для европейцев мир состоял из Европы, передней,
центральной и частично южной Азии, а также северной и
частично западной Африки.
Но этот мир не представлял собой конгломерата
разрозненных частей. Поток товарного движения шел из конца в конец
его, с востока и юга на запад и север, и в обратном направлении,
преодолевая, несмотря на все трудности, пространство и связывая
отдаленные части света.1 Товары Леванта2 продавались в
западной и северной Европе, а произведения северноевропейских и
западноевропейских стран проникали на юг и восток. Главным
предметом экспорта восточных стран на запад были пряности,
употребляющиеся в средние века в гораздо большем количестве,
чем в настоящее время. Из Венеции ежегодно вывозились в
западную Европу 420 тыс. фунтов 3 перца, который Венеция
приобретала у египетского султана, скупавшего этот товар на
Цейлоне, Суматре и в западной Индии. Из этих же областей шла
корица. Имбирь шел из Аравии, Индии, Китая. Мускатные
орехи и гвоздика с Малайских и Молуккских- островов. Цейлон,
Персия и Индия были поставщиками драгоценных камней для
Европы. Из той же Индии шла краска индиго, употреблявшаяся
в промышленности. Из Аравии же и Персии шел такой
существенный предмет питания, как тростниковый сахар, незаменимый
в виду отсутствия в средневековой Европе свекловичного сахара.
Очень важным предметом вывоза левантийских стран в Европу
1 Очерк международной торговли в XIV—XV вв. составлен на
основании: Н е у d. Geschichte des Levantehandels im Mittelalter, 2 т., 1879.—
S с h u 11 e. Geschichte des mittelalterlichen Handels und Verkehrs zwi-
schen Westdeutschland und Italien, 2 т., 1900.—Simon sfeld.
«Fondaco dei Tedeschi», 2 т., 1887.—E. D a n e 1 1. Die Bliitezeit der
■deutschen Hanse, 2 т., 1905, и другие работы по Ганзе (см. литературу,
приведенную в нашем очерке «Ганза» в БСЭ, т. XIV).— R. H a p k е.
Die Entwicklung Briigges zum mittelalterlichen Weltmarkt. 1908.
2 Под Левантом в узком смысле слова подразумевали берега
Малой Азии, Сирии и Египта. В широком смысле слова — все страны,
расположенные на восток от Италии у Средиземного моря до Евфрата и Нила.
3 Имеются в виду меры веса сыпучих и жидких тел того времени.

66
Очерк II
был хлопок, приобревший особое значение, начипая с XIV в.
Помимо этого, из Азии экспортировались в Европу фабрикаты,
которыми азиатские страны издавна славились: стекло, фарфор,
дамасский атлас, кашемировые шали. Европа платила за
указанные произведения, главным образом, металлами: ртутью,
цинком, медью, оловом, а также мышьяком, сурьмою и сукном,
но торговый баланс всегда был не в пользу европейцев, и им
приходилось доплачивать Азии золотом и серебром.
Торговых путей было множество, но сквозь это многообразие
можно уловить основные направления мировой торговли.
Из Азии в Европу товары шли тремя главными путями.
Центральный путь совпадал с долиной Тигра. Из Китая,
Индии и с Молуккских островов товары перевозились по морю
вдоль берега, от остановки до остановки, до устьев Тигра, а затем
по Тигру до Багдада. Из Багдада же отправлялись караваны
купцов с товарами либо в Алеппо и Антиохию, либо через пустыню
в Дамаск, либо в Каир и Александрию. В Александрии, Яффе
и Антиохии караваны встречались с венецианскими
кораблями, принимавшими у них груз. Второй путь — южный — шел
через Красное море. Затем купеческие караваны перевозили
товары в Каир и Александрию. Третий — северный путь — шел
из Индии и Китая в Самарканд и Бухару. Здесь он разветвлялся:
одни пути шли через Астрахань до гаваней Азовского моря,
другие проходили берегом Каспийского моря, затем через Тавриз и
Армению в Трапезупд, расположенпый у Черного моря, третьи
шли севернее Каспийского моря вглубь России.
До XIII в. через Россию проходила очень важпая торговая
магистраль — от Черного моря по «Великому водному пути»,
т. е. от Киева до Великого Новгорода, а затем к Балтийскому
морю. Монгольское нашествие на Россию подорвало значение
этого пути.
Обращаясь к торговым путям, проходившим через западную
Европу, отмечаем, что до начала XIV в. товарное движение
совершалось здесь по двум основным артериям. Первая проходила
через Средиземное море. С XII в. и до самого открытия морского
пути в Индию оно являлось артерией для торговых сношений
между городами Италии, южной Франции и Каталонии, с одной
стороны, и странами Востока — Египтом, Палестиной, Сирией, Мало!

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 67
Дзией, Византией—с другой. Вторая торговая артерия проходила
через Балтийское море и Северное. Россия, страны
Скандинавского полуострова, Англия, Фландрия, Врабапт, северная
Франция с давних пор вели между собою торговые сношения,
пользуясь этим путем. С XII до начала XIV в. роль центрального
пункта мировой торговли, где соединялись нити ее, шедшие
из разных стран, играли шампанские ярмарки. Шампань—
область во Франции, расположенная но верхнему течению Сены и
между Сеной и Марной. Сюда стекались караваны купцов из
северной и южной Франции, Савойи, Швейцарии, Фландрии,
Брабанта, Германии и Англии, и здесь происходил обмен
произведениями разных страп. В середине XIV в. значение
шампанских ярмарок падает. Они становятся излишпими благодаря
тому, что устанавливается плавание из Средиземного моря через
Гибралтарский пролив в Атлантический океан. Эта третья
большая торговая артерия Европы служила связующим звеном между
двумя первыми торговыми магистралями ее, т. е. Средиземным
и Немецким морями. Она соединяла Италию с Фландрией.
В интересующую нас эпоху система международных торговых
путей Европы рисуется в следующем виде. На севере Европы
сильнейшим образом вырастает значение той торговой
магистрали, основной стержень которой проходит через Балтийское и
Северное моря. Носителем этой торговли является Ганзейский
союз городов, окончательно оформившийся, как нечто единое,
в середине XIV в. Торговля ганзейцев опиралась на три
основных пункта. На востоке Европы крайним пунктом ее служил
Великий Новгород, к которому сходилось множество
торговых путей, шедших из Германии и через Германию, а на западе
Европы, во Фландрии, центральным пунктом ее был город
Брюгге. Главное значение ганзейской торговли заключалось
в ее международпо-посреднических функциях. Ганза снабжала
западную Европу продуктами восточноевропейской равнины,
мехами, воском, шкурами, кожами, салом, медом, коноплей,
льном и продуктами лесоводства, а восточную Европу —
произведениями Запада, главным образом сукном. Но вместе с тем
Ганзейский союз экспортировал и многие товары немецких
городов, как, например, сукно, полотно и пиво. Бассейн
Средиземного моря продолжал сохранять свое прежнее значение.

68
Очерк II
Наиболее активную роль в международной торговле играла здесь
до середины XV в. Венеция, но на ряду с нею выступает Генуя,
а начиная с XV в. и Флоренция. Торговый флот Венеции совер>
шал плавания в двух направлениях — в Сирию и Александрию,
откуда привозил товары Востока, и через Гибралтар и
Атлантический океан в Брюгге, куда он доставлял эти товары. На этом
пути некоторую роль играл французский город Марсель и
довольпо большое значение имело южное побережье Англии.
Таким образом, главным средоточием мировой торговли
в XIV—XV вв. был Брюгге. Здесь соединялись пути, шедшие
с одной стороны с европейского Востока и из промежуточных
стран, с другой стороны — из Леванта и промежуточных стран,
и в единый узел завязывались торговые нити, охватывающие
весь мир. Это было, так сказать, сердце мировой торговли. Здесь
временно останавливался поток движущихся товаров,
происходил обмен произведениями самых отдаленных стран, а затем
начинался дальнейший поток их в направлении, удаляющем их
от родины. Русская пушнина и предметы сельского хозяйства
и лесоводства растекались отсюда по западной и южной Европе,
а товары Леванта проникали в Россию. Здесь встречались
итальянцы, испанцы, португальцы, немцы, французы, жители
Скандинавского полуострова и другие национальности, и здесь,
в противоположность другим средневековым городам, где между
одним и другим гостем дела велись через посредников,
происходила непосредственная торговля между приезжими.1
На ряду с основными направлениями международной
торговли, только что охарактеризованной нами, существовало
и множество побочных течений ее. Купцы ганзейских городов
ездили на Скандинавский полуостров, вплоть до отдаленного
Бергена, а в Англию, минуя Брюгге. Нижнерейнские области
сильно тяготели в торговом отношении к Нидерландам. Между
городами верхней Германии — Аугсбургом, Нюрнбергом, Уль-
мом—и городами Италии существовали непосредственные
торговые сношения через горные перевалы Швейцарии — Симплон,
1 R. Н арке, op. cit., стр. 244—253, подчеркивает, что торговля
в Брюгге приобрела международный характер, лишь начиная
с XIV в. До того там происходила торговля между Фландрией и остальной
Европой.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 69
Сен-Бернар, Сен-Готард и др. Главным контрагентом
верхненемецких городов была Венеция, где с начала XIII в.
существовала знаменитая «Fondaco dei Tedescni», торговые ряды немецкого
купечества. Там купцам, приезжавшим из Германии,
предоставлялось помещение и там же сосредоточивались все их
торговые сделки. О значительных размерах немецко-венецианской
торговли можно судить по тому, что во второй половине XV в.
современники оценивали ежегодный оборот пемцев в Венеции
з 1 млн. дукатов. Одновременно происходила и оживленная
торговля между Германией и Генуей. Те же горные перевалы
Швейцарии и, как естественное продолжение этого торгового пути,
р. Рейн связывали Италию с Фландрией, являясь заменой
морского пути из Италии в Фландрию через Гибралтарский пролив
и Атлантический океан.
Приведенные факты ясно характеризуют большое значение
Германии в общей системе международной торговли в XIV—
XV вв. Ганзейский союз городов, р. Рейн и пути, соединявшие
группу верхненемецких городов с Италией, придавали Германии
значение неотъемлемого звена в этой системе, одного из трех
столпов, .на которых она покоилась. Двумя другими столпами
являлись фландрские и итальянские города. Германия представляла
собой в эту эпоху широкую арену, по которой во все стороны
расползались торговые пути, заводившие в глубь других стран,
и без содействия которых соединение Левапта с Европой было бы
не так полно, а соединение восточной Европы с западной, т. е.
осуществление одной из центральных задач, стоявших перед
международной торговлей, совершенно невыполнимо.
Широкое развитие внутренней торговли в Германии, а также
в значительной степени и роль ее в международном обмене имели
под собой прочную производственную основу. Они покоились на
широком базисе товарного производства, представляющего
характерную черту городского ремесла в рассматриваемую эпоху.
«Размер, в котором производство входит в торговлю через
руки купцов, находится в зависимости от способов
производства и достигает максимальной величины при полном
развитии капиталистического способа производства, при котором
продукт производится только в виде товара, а не в виде
непосредственных средств существования», говорит Маркс («Капитал»,

70
Очерк II
т. Ill, гл. «Исторические данные о купеческом капитале»).
Способ производства в немецких городах конца XIV—XV вв.
далеко не был таков еще, чтобы производство могло входить
в торговлю с отдаленными местностями в максимальном
размере. Но оно входило в нее в значительном размере.
Ремесленное производство было организовано в средние века
в форме цеховых союзов. Цехи встречаются в Германии уже
в XII в.; в XIII в. число их увеличивается; в XIV и XV вв.
их становится еще больше. Большая часть цеховых статутов,
дошедших до нас, относится к этим последним двум векам.1
Что представлял собою цех в XIV—XV вв.? Это
монопольно принудительный союз ремесленников одной специальности,
в принципе обладающих полной экономической независимостью.
Мы говорим «монопольно-принудительный союз», ибо цеховая
организация принуждает к вступлению в нее всех представителей
данного ремесла и, следовательно, стремится монополизировать
данную отрасль промышленности. Эта черта составляет
неотъемлемый признак всякого развитого сложившегося цеха.
Основной смысл и значение цеховой организации в
рассматриваемый период заключаются в том, что она стремится
регулировать наиболее существенные стороны определенной отрасли
производства, составляющей специальность ее членов. Цех
устанавливает правила, касающиеся качества продукта, входя
при этом во все технические детали производства. Так, например,
статуты шерстяных и других текстильных цехов предписывали,
каким образом должна быть натянута основа, какой ширины
должен быть каждый сорт материи, какую краску нужно
употреблять для окрашивания ее.2 Статуты шелкоткацкого цеха в
Кельне запрещают прясть шелк из узлов.3 Статуты кельнского цеха
ткачей бумазеи запрещают смешивать бумагу с льном и белить
материю зимой.4 Золотых дел мастера в Кельне при вступлении
1 О начальных стадиях цехового развития см. G. В е 1 о w. Probleme
der Wirtschaftsgeschichte, 1920. Очерк V: «Die Motive der Zimftbildung
im deutschen Mittelalter», стр. 268—301.
2 H. Losch. Kolner Zunfturkunden, т. II, стр. 478, п. 1;1,стр. 167,
пя. 9 и 13, и другие места.
3 Н. L о s с h, op. cit., I, п. 15.
4 Op. cit., I, стр. 148, п. 8, и стр. 149, п. 12.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 71
3 цех дают присягу чеканить золото и серебро только по
установленному образцу, оправлять золотом только настоящие,
отнюдь не поддельные камни, употреблять медь только для
церковной утвари и притом каждый раз с разрешения цеховых
властей.1 Цех организует осмотр готового продукта и не
допускает к продаже товары, не соответствующие установленным
требованиям.2 Контроль за качеством продукта особенно
развит в ремеслах, работающих для экспорта. Некоторые цехи
устанавливают цепы на ремесленные изделия.3 Цех
постановляет, где п каким образом должна производиться продажа
готового товара — в торговых ли рядах или на дому у
ремесленника.4 В некоторых статутах мы находим описание того, каким
образом должна быть устроена выставка — в окне мастерской или
перед входом ь нее.5 Цеховые статуты устанавливают распорядок
работы в мастерской: в какие часы она должна начинаться и
кончаться, в каких случаях допускается вечерняя и ночная работа.6
Как организация принудительно-монопольного характера, цех
преследует и подавляет деятельность впецеховых элементов,
городских и сельских. В некоторых цехах правящие органы
оптом закупают сырой материал, нужный для производства, и
распределяют его между отдельными мастерскими. Таков был
обычай, принятый многими любекскими цехами.7 Цеховые статуты
определяют размер производства, устанавливая, на скольких
станках в праве работать мастер, сколько подмастерьев и
учеников он в праве держать.8 Цех обладает денежным фондом,
1 Op. cit., I, стр. 81, пп. 3 и 6; стр. 75, отд. III, п. 1, стр. 84, п. 1;
стр. 88, п. 16, т. II, стр. 236, п. 1, и другие места.
2 Op. cit., I, стр. 105, п. 5 (цех панцырников), и многие другие места.
3 Так, например, цех бочаров в Кельне, см. Losch, op. cit., I, стр.
14, п. 9.
4 Losch, op. cit., т. II, стр. 485, п. 6—запрет продажи сукна на улице.
5 Много подобных постановлений влюбекских статутах. См., напр.,
статут обручников (Reifer) у Wehrmann. Lubecker altere Zunftrollen,
стр. 385,-—запрещается выставлять товары по обе стороны двери, и
многие другие статуты.
6 Подробно об этом в нашем очерке о подмастерьях.
7 Wehrmann, op. cit., стр. 230 и др.
8 Подобные постановления мы находим в большей части известных
нам цеховых статутов.

72
Очерк II
образуемым путем членских взносов и штрафов. Правящими
органами цеха являются общие собрания членов, решающие наиболее
важные вопросы цеховой жизни, и выборные органы в лице
старшины и казначеев.1 В основе деятельности цеха лежат
экономические функции. Однако организация стремится охватить
и остальные стороны жизни ремесленников. В больших городах
крупные цехи обладают своими домами, в которых протекает вся
общественная жизнь цехов. Там устраиваются собрания,
пирушки, происходит регистрация учеников, экзамены на звание
мастера, торжественные обеды и угощения, связанные с приемом
в цехи, и т. д. Таким домом обладал кельнский цех мясников,
аугсбургский цех пекарей и многие другие цеховые союзы.2
Цех выполняет также военные и политические функции
в жизни города. Этой стороны деятельности цеховой
организации мы коснемся в последнем очерке.
Мы отметили главные принципы, лежавшие в основе
деятельности цехов. Но глубже этих отдельных проявлений лежит некая
общая тенденция, красной нитью проходящая через пеструю
массу многообразного и обильного статутарного материала
XIV—XV вв. Мы имеем в виду стремление цеха сохранить
мелкий характер ремесленного предприятия и поддержать
равенство между членами организации. В одних местах, как, например,
в Кельне, это стремление звучит довольно глухо. В других же,
как, например, в Любеке, оно проявляется в резких формах. Но
в общем оно представляет собой на ряду с монопольными
тенденциями наиболее распространенную и яркую черту цеховых
уставов. Почти все статуты ограничивают количество станков и число
подмастерьев и учеников, которых в праве держать мастер.
Обычно дозволенное количество орудий и рабочих очень
незначительно: два, три, четыре станка и столько же человек.
Ограничивается размер продукции. Некоторые цехи разрешают
вырабатывать не больше определенного количества кусков
1 Подробное описание внутренней организации цеха см. у L б s с h,
op. cit., I, введение; yWehrmann, op-cit., введение; у В. Schmidt
und R. Bucher, Frankfurter Amts- imd Zunfturkimfden, т. I,
введение, 1917.
2 См., напр., Julie Schmidt. Die Zunft der Fleischer zu Koln.
Diss. Bonn. Koln. 1917, S, 67. — L. Haider, Geschichte des Backer-
gewerbes der Stadt Augsburg, 1925.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 73
сукна в год.1 Ограничивается количество сырого материала,
которое в праве приобретать и обрабатывать мастер.2 Если покупка
материала производится цеховыми органами, то материал этот
равномерно распределяется между отдельными мастерами. В
некоторых цехах принят другой обычай, а именно: при покупке
мастером большего количества сырого материала, чем ему нужно, он
обязан часть его уступить нуждающемуся собрату. Все указанные
меры имеют целью поставить всех членов цеха в совершенно
одинаковые условия в смысле приобретения сырого материала.3
Дальше других цехов идут в этом отношении любекские мечники,
постановляющие, что мастер, который собирается поехать куда-
нибудь для покупки сырого материала, должен за три дня до
своей поездки известить о своем намерении остальных членов
цеха, чтобы они имели возможность сопровождать его и принять
участие в его покупках.4 Ремесленникам запрещается
объединять свои мастерские, создавая таким образом единые
укрупненные предприятия.5 Цех стремится создать одинаковые для всех
ремесленников условия не только в смысле приобретения сырого
материала, но и по отношению к сбыту готовых изделий. Это
достигается указанными выше правилами о выставках товаров
или постановлениями, предписывающими торговать только в
рядах. По общему правилу, каждому мастеру там предоставляется
лишь одно место или одна палатка.6 Некоторые статуты
запрещают своим членам переманивать к себе заказчиков.7
1 Интересно отметить, что в Кельне мы совершенно не встречаем
подобного рода ограничений производства. Они очень часто встречаются
в Любеке, особенно в кожевенной промышленности (см. Wehrmann,
op. cit., стр. 314—315 и другие места.
2 Очень часто в Любеке. Wehrmann, op. cit., стр. 314—315 и др.
3 Массу постановлений этого рода мы находим в любекских
статутах у бочаров, токарей и многих других ремесленников. См.
Wehrmann, op. cit., стр. 173, 200 и мн. др.
4 Wehrmann, op. cit., стр. 456.
5 Очень часты подобные запреты в Любеке. См., напр. ,W e h r m a n n ,
op. cit., стр. 294 и др.
6 L 6 s с h, op. cit., т. I, стр. 66, п. 47. Торговля в двух палатках
подвергалась сильным ограничениям. См. там же, стр. 67, пп. 52 и 53;
там же, стр. 81, п. 4—запрет держать торговые помещения, не выходящие
на улицу (золотых дел мастера).
7 L б s с h, т. II, стр. 174, п. 1—статут портных и стригальщиков
первой половины XIV в.

74
Очерк II
Таким образом, основные принципы цехового законодатель
ства в области создания экономического равенства сводятся
к следующему: одинаковый и притом мелкий размер
предприятий, одинаковое количество рабочей силы и одинаковая степень
ее использования (последнее достигается путем нормирования
рабочего дня и заработной платы), равное для всех членов цеха,
количество сырого материала и одинаковая покупная цена,
твердые и одинаковые цены на готовую продукцию,
одинаковые для всех членов цеха возможности в смысле сбыта готовых
изделий.
Центральный вопрос, встающий перед историком при изучении
цехового строя, заключается в том, отражает ли лозунг
равенства, проводимый цеховыми статутами XIV—XV вв., подлинную
историческую действительность, или же отношения, фактически
сложившиеся в то время (подчеркиваем — касаемся только
XIV—XV вв.) внутри цеха, существенно расходились с ним?
От решения этого вопроса зависит наше понимание внутренней
структуры ремесла в эту эпоху и соотношения между разными
социальными элементами, принимавшими участие в процессе
производства.
Мы имели уже случай познакомиться (в очерке «Об
имущественной структуре городского населения Германии в XIV—
XV вв.») с концепцией, идеализирующей городское общество
средних веков, и отметили, что краеугольным камнем ее явилась
апология цеха. Теперь нам предстоит в связи с пашей
непосредственной темойближе подошя к идее прославления и возвеличения
цеха, впервые выдвинутой и обоснованной неоднократно
упоминавшимся в нашей работе Густавом Шенбергом.1 Шенберг
представлял собой город интересующей нас эпохи как яркую антитезу
капиталистического общества. Век капитализма, — говорит он,—
век хаоса и анархии, неравенства и угнетения. Сферы
производства и распределения произведенных благ не согласованы между
собой. При капитализме царит никем пе сдерживаемая
конкуренция, подавление слабого сильным, обогащение одних за счет
других, крупные предприятия растут за счет мелких и одно-
1 G. Schonberg. Zur wirtschaftlichen Bedeutung des deutschen
Zunftwesens im Mittelalter. Jahrb. fur Nationalokonomie und Statistik,
т. IX, 1867, особенно стр. 17—18, 98, 101—110 и др.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 75
временно усиливается пролетаризация масс.Город bXIV—XVbb.,
до мнению Шенберга, пе знал ничего подобного. Как
«самостоятельная корпорация, преследующая нравственные цели»,
город вносил регулирующее начало в экономическую жизнь
общества. Это достигалось путем признания за каждым
производителем «права на труд». Органом осуществления этого
принципа был цех — организация самостоятельных мелких
предпринимателей. Преследуя нецеховые элементы и заставляя таким
образом городское население приобретать ремесленные
изделия исключительно у членов своей организации, цех таким
образом, т. е. путем осуществления монополии на производство
определенного рода товаров, гарантирует каждому
ремесленнику независимость и источник пропитания. Другими же мерами
(охарактеризованными нами выше) цех устраняет конкуренцию
между ремесленниками и утверждает в их среде начало
социального равенства и братства. Впрочем, Шенберг не решается
говорить о полном равенстве цеховых ремесленников: он признает
социальные различия между разными категориями
производителей. Но, по его мнению, грани эти так незначительны, что ни
в какой мере не нарушают общей гармонии интересов всех слоев
ремесленного населения. Полная экономическая свобода
индивидуума, представляющая лозунг капиталистического общества,
приводит к растущему углублению социального неравенства,
между тем как ограничение индивидуальной свободы в интересах
общества содействует исчезновению социальных различий.
Стараниями цехов в «средневековом» городе (Шенберг оперирует
материалами, относящимися к XIV—XV вв., но говорит о
«средневековом» городе вообще) достигнуто было, по мнению Шенберга,
сочетание условий, нигде больше не повторяющееся в истории,
а именно: несмотря на высокое развитие промышленности,
масса производителей пользовалась там очень значительным
благосостоянием.
Со времени появления работы Шенберга прошло больше
60 лет, в течение которых беспрестанно происходило накопление
материалов, в корне подтачивающих охарактеризованную им
концепцию.
Тем не менее отзвуки ее в буржуазной историографии мы
можем обнаружить и в настоящее время. Конечно, вряд ли

76
Очерк II
теперь найдется историк, который решился бы полностью
повторить вслед за Шенбергом тезис о ненарушимой гармонии
интересов всех слоев ремесленной массы. Но историки, которые недо-
оценивают значение социальной дифференциации внутри этой
части городского населения и роль социальной борьбы,
происходившей в ее недрах, все еще оказывают влияние на развитие
взглядов буржуазной историографии, как мы имели возможность
убедиться из данных, приведенных в предыдущем очерке. Новый
фазис развития капитализма, в который Германия вступила
в 90-х годах XIX в., содействовал, как мы уже неоднократно
указывали, изживанию исторической романтики, отразившейся
в представлениях Шенберга — Бюхера — Зома — Белова о
городе интересующей нас эпохи. Однако старая струя исторической
мысли, порожденная эпохой промышленного переворота и
ближе всего отразившая интересы и психологию мелкой буржуазии,
все еще продолжает сказываться. Ниже мы постараемся, по мере
возможности, доказать ее полную несостоятельность.
Мы упомянули о материалах, свидетельствующих против
Шенберга. Частично мы уже познакомились с ними.
Статистические данные, рассмотренные нами в очерке «Об
имущественной структуре городского Населения», разрушают
представление о мнимой однородности ремесленной среды и мнимой
зажиточности всех ее представителей. Нам предстоит облечь
теперь в плоть и кровь конкретных фактов некоторую часть того
комплекса исторических явлений, который нашел там, где мы
говорили об имущественной структуре городского населения,
выражение в сухой форме статистических таблиц.
Факты подтверждают то, о чем столь ясно говорят цифры,
а именно, что ремесленное население города XIV—XV вв.
представляло пеструю массу элементов различного достатка и
различной высоты социального положения. Уже одного поверхностного
знакомства с этим населением достаточно, чтобы убедиться, как
глубоко неравны были по социальному весу и значению разные
цехи. Очень почетное положение занимали золотых дел мастера.11
Профессия эта требовала • значительного капитала и широких
1 R. Karcher. Das deutsche Goldschmiedehandwerk. Leipzig, 1911, и
статуты цеха кельнских золотых дел мастеров у Losch, op. cit., т. I,
стр. 72—91, и т. II, стр. 211—261.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 77
торговых сношений, ибо металл был дорог и шел большей
частью издалека. Промышленная и торговая деятельность тесно
переплеталась у золотых дел мастеров, и представители их
сливались с купечеством. Торгуя своими изделиями у себя
дома, золотых дел мастера одновременно вели и широкие
торговые обороты, разъезжая по соседним и отдаленным городам
и посещая известные ярмарки не только в пределах Германии,
но и за границей ее. Так, например, кельнские золотых дел
мастера, которые славились своим мастерством во всей Европе,
посещали Брюгге, Антверпен, Скандинавский север, Англию
и Италию, особенно Венецию, а также Милан и Сардинию.
Кельн же посещался золотых дел мастерами, приезжавшими
из отдаленных частей Германии и даже из других государств —
Саксонии, Тюрингии, Баварии, Богемии, Польши и Венгрии.
Цех носил строго аристократический характер. Молодой
человек, желавший стать его членом, должен был ""доказать, что
он происходит от законного брака и не сын ткача льняных
изделий, бегарда, цырюльника, музыканта и .бродяги.1 Честь
ремесла так строго оберегалась золотых дел мастерами, что
мастер, женившийся на женщине, рожденной вне законного
брака, терял право быть избранным на руководящие или
почетные должности. Отдаленность торговых сношений, широта
оборотов и роль капитала привели к тому, что уже в XIV в.
в этом аристократическом цехе успел образоваться слой
особо аристократический и особо привилегированный. Это так
называемые «заслуженные братья» — «Verdiente Bruder». По всей
видимости то были самые зажиточные элементы цеха. Их дети
пользовались большими привилегиями при приеме в мастера,
и с течением времени они добились права проводить в цех
своих малолетних сыновей. Таким образом, «заслуженные»
превратились в наследственную касту. Составляя не больше 1/i—ХД
части общего числа членов цеха (с течением времени число их,
сравнительно с общим количеством членов, все уменьшалось,
между тем как влияние их все возрастало), они играли очень
крупную роль в управлении им и пользовались правом на
особые торжественные угощения.
1 Losch, op. cit., II, №428, стр. 213—214; II, № 433, стр. 214—218.
Бегарды — полумонашеский орден, пользовавшийся дурной репутацией.

78
Очерк II
Диаметрально противоположное положение занимал во
дгногих^городах льпоткащшй цех. Это ремесло не требовало
большоТогкапитала; лен шел большей частью из близких мест-
ностей, орудия производства были примитивные. Ткачи льняных
изделий обычно жили в кварталах, населенных беднотой. Часто
ремесло это процветало в сельских местностях, часто им занимав
лись монахини и бегинки. К тому же оно еще не совсем
выделилось из сферы домашнего хозяйства. Льноткацкому цеху не везде
даже удавалось отстоять то, что составляло самую важную
прерогативу каждой цеховой организации — право цеховой
монополии на производство полотна. В силу указанных причин льно-
ткачество стало «презренной» профессией, занимавшей одну из
низших ступеней на социальной лестнице труда,
организованного в форме цеха. Мы видели на примере золотых дел мастеров,
что уважающие себя цехи не допускали в свою среду лиц,
родители которых были ткачами льняных изделий. По кельнским
законам XV в. ткачи эти, а равно цырюльники, также
являвшиеся представителями «презренной профессии», лишены были
права участия в городском совете.1 Впрочем, в некоторых
верхнешвабских городах льноткацкий цех пользовался уважением
и почетом. Это объясняется, вероятно, тем, что так как полотно
составляло там предмет широкого экспорта, то в льноткацкую
промышленность в верхней Швабии были вложены довольно
значительные по тому времени капиталы.2
Приведенные примеры достаточно выразительны. Сила
капитала проводит резкую грань между отдельными цехами,
поднимая одни из них и подавляя другие. Высшее положение занимают
повсюду купеческие цехи: цех розничных торговцев привозным
сукном, «G-ewandsclmeider», игравший видную роль в городах
северной Германии, цех торговцев вайдой, идущей на окраску
сукна. Деятельность тех и других требовала вложения довольно
крупных капиталов и широких торговых оборотов. В своей
внутренней организации эти цехи обнаруживали черты, родствен-
1 Stein. Akten z. Geschichte d. Verfassung und Verwaltung der
Stadt Koln, 1893, т. I, стр. 293, стр. 477—478.— L б s с h, т. II, № 559,
стр. 328—329.
2 L. Klaiber. Beitrage zur Wirtsehaftspolitik oberschwabisehen
Reiehsstadte im ausgehenden Mittelalter, 1927, особенно стр. 7.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 79
gbie цеху золотых дел мастеров. Они проявляли ту же
замкнутость и аристократичность, то же выделение группы особо
привилегированных «заслуженных братьев»; у них приняты были
те же роскошные дорогие угощения.1 Местами выше всех
других стоят пивовары.2 Примером может служить гамбургский
пивоваренный цех, который, подобно цеху золотых дел
мастеров, совмещал функции ремесленной и купеческой организации.
Гамбургское пиво издавна славилось и уже в XIV в. успело
завоевать нидерландский рынок; гамбургские пивовары совершали
отдаленные поездки со своим товаром. Менее высокое, чем
указанные цехи, но местами все же значительное положение
занимали цехи мясников и пекарей, ремесло которых тоже
требовало капитала в виду того, что мясо было дорого, а цены
на зерно подвержены были сильным колебаниям.
Сравнительное значение и вес цехов колебались в разных
городах, но повсюду между цехами существовала определенная
градация, признанная законом и общественным мнением. Об
этом свидетельствует тот факт, что в так называемых Eimmgs-
briefe — конституционных грамотах, в которых
восторжествовавшие цеховые восстания формулировали основы нового
политического строя, цехи перечислялись в строго определенном порядке,
и этот порядок (часто повторявшийся при перечне цехов в
важных правительственных актах) отражал сравнительный их вес
и значение. Не нужно, конечно, забывать, что, устанавливая
известную цеховую иерархию, средневековый законодатель
руководился не только признаком относительного богатства цехов»
но и признаком их относительной древности, т. е. времени
возникновения той или другой цеховой организации. Не безинте-
ресно будет привести несколько примеров подобной иерархии.
В Шпейере цехи перечислялись в следующем порядке:
сукноделы, розничные торговцы сукном и портные, мясники, пекари
и др.В Аугсбурге в городской кпиге на первом месте упоминаются
золотых дел мастера, за ними следуют дубильщики, сапожники,
шившие обувь из воловьей кожи, кожевники, содержатели
1 L о s с h, op. cit. См. статуты этих цехов, т. I, стр. 50—72 и стр.
194—200; т. III, стр. 163—210.
2 Н. Ltiders. Hamburgs Handel und Gtewerbe am Ausgang des
Mittelalters. Diss. 1910, стр. 20—23.

80
Очерк II
постоялых дворов, торговцы солью, мельники, рыбаки. В Базеле
первое место занимали купеческие цехи, среди них торговцы вином
и лавочники; затем следовал цех сукноделов, вырабатывавших
некрашеное сукно; затем пекари, кузнецы, дубильщики и
сапожники, портные и огородники, мясники, строительные рабочие,
маляры, седельники и др.1 Было бы чрезвычайно интересно
проследить, не вносило ли время каких-либо изменений в иерархию,
установленую в разных городах. Е сожалению, наши материалы,
при всем своем обилии, все же недостаточно обширны для
разрешения этого вопроса.
Цеховая иерархия означает, что цехи занимали различное
общественное положение, но она не означает, прямой
зависимости одного цеха от другого. Процесс социальной
дифференциации в среде ремесленников шел гораздо глубже. Он совершался
по двум направлениям. Либо неравенство возникало в недрах
самого цеха и там закипала борьба, либо между разными цехами
одной и той же отрасли промышленности устанавливались
отношения экономического господства и зависимости. Ряд типичных
примеров того и другого рода можно проследить на развитии
текстильной промышленности, условия существования которой
изучены полнее и лучше, чем другие отрасли производства в
средние века.
Текстильная и особенно шерстяная промышленность едва
ли не самые распространенные отрасли промышленной
деятельности в средние века, В Германии не было города, в котором не
существовало бы шерстоткацкого цеха,' и этот факт считался
одним из главных доказательств того положения, что
средневековый город сам удовлетворял свои насущные потребности,
На самом же деле широкое распространение текстильной
промышленности свидетельствует во многих случаях об обратном,
т. е. о взаимной зависимости разных местностей и наличии
обширных торговых сношений. Существовали, конечно, города,
шерстоткацкие цехи которых употребляли для производимых
ими тканей исключительно местную шерсть и работали
единственно для местного потребителя. Но, как общее правило, это
1 Много данных этого рода находим у Maslcher. Das ,deutsche
Gewerbewesen von d. friihesten Zeit bis auf d. Gegenwart, 1855, стр. 151 и ел.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 81
производство в процессе своего развития вовлекло город в круг
Широкого торгового оборота благодаря тому, что лучшие сорта
щерсти, употреблявшиеся для высоких сортов сукна, шли из
отдаленных стран, главным образом из Англии, но также и из
Испании, Малой Азии и северной Африки. К тому же многие
города уже в XIV—XV вв. производили сукно для отдаленных
рынков. Последовательность социальных явлений была такова:
рост населения давал толчок развитию сукноделия, что в свою
очередь стимулировало развитие торговли, выходившей за
пределы узкой области, ибо для лучших сортов сукна нужна была
привозпая шерсть; к тому же в самом ходе взаимных отношений
различные города, и до того производившие разные сорта
шерстяных материй, еще более специализировались на выработке этих
разных сортов, и производимая ими материя становилась
предметом экспорта. Факт взаимных сношений городов на почве
торговли шерстяной материей был хорошо известен уже в
исторической литературе 60-х гг. XIX в. Уже Бруно Гильдебранд,
один из основоположников теории замкнутого городского
хозяйства, набросал в своей работе о шерстяной индустрии
Германии широкую картину торговли сукном в этой стране
в XIV—XV вв., что представляло вопиющую несогласованность
с теорией, им же провозглашенной.1 С тех пор историческое
исследование беспрерывно накопляло новый материал для
характеристики торгового движения, возникавшего в интересующую нас
эпоху в связи с приобретением шерсти в отдаленных странах
и сбытом произведений шерстяной промышленности на
отдаленных рынках.
Мировыми центрами шерстяной промышленности являлись
в те века Флоренция и области современной Бельгии и северной
Франции — Фландрия, Брабант, Геннегау и города Гент,
Брюгге, Ипр, Лувеп, Мехельн и др. Эти области представляли
сплошной район сукноделия, дававшего заработок значительной части
населения. Флорентийское и фландрское сукно в большей мере
удовлетворяли изысканным вкусам зажиточной части населения,
чем грубые немецкие сукна. Главным рынком флорентийского
1 В. Hildebrand. Zur Gescbichte der deutschen Wollindustrie,
Jahrb. fur Nationalokonomie und Statistik, тт. 6 и 7, 1866.

82
Очерк II
сукна был Восток, но оно расходилось и по Европе, во все^
городах, где был платежеспособный покупатель: в Брюгге и
Антверпене, Париже и Лондоне. Флорентийское сукно ткалось из
английской шерсти. Стоимость провоза последней из Англии
во Флоренцию превышала от полутора до девяти раз стоимость
самой шерстиг что соответственным образом отражалось на цене
продукта.1 Но сукно это ценилось так высоко, что, несмотря на
дороговизну, спрос на него не прекращался. Фландрское сукно
в большом количестве продавалось в Германии, Франции,
Англии, Италии. Множество фландрских, брабантскихи французских
сукон привозилось в некрашеном и нестриженом виде во
Флоренцию и там получало окончательную отделку. Как
фландрская, так и в особенности флорентийская шерстяная
промышленность в значительной степени опирались на эксплоатащщ
мастера предпринимателем. Яркую характеристику суконной
промышленности Флоренции мы находим в трудах Дорена,
рисующих флорентийских ремесленников как эксплоатируемую
порабощенную массу, всецело зависевшую от предпринимателя,
обладавшего капиталом.2
В Германии сплошным районом сукноделия являлись
нижнерейнские области — особенно Кельн и Аахен и их окрестности.*
Аахенские торговцы скупали шерсть в Гессене, Тюрингии, Меи-
сене. Аахенское сукно продавалось в Кобленце, Трире, Гессене,
Оснабрюке, Страсбурге, Регенсбурге на франкфуртской и лейп-
цигской ярмарках. Через посредство Любека оно вывозилось
в Ригу и на Шонен. Есть данные, свидетельствующие о том, что
оно попадало в Венецию и Швейцарию! Но, несмотря на
массовый экспорт сукна из Аахена, город этот в то же самое время
ввозил к себе лучшие сорта его из Фландрии. Суконная
промышленность и торговля сукном процветали во всей северной и
средней Германии. «От Вестфалии до Силезии и Пруссии, от
Дортмунда до Вреславля и Данцига торговля сукном составляла центр
1 A. D о г е п. Studien z. Florentiner Wirtschaftsgeschichte, 1901,
т. I, стр. 110—111.
2 Там же.
3 Кельнского шерстяного цеха мы касаемся в другом очерке. Об
ахенском у Н. К 1 е у, Gescbichte und Verfassung des Aachener Wollen-
ambachts, 1916, стр. 1—33 и другие.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 83
тяжести всей торговой жизни городов»,— правильно отмечает
дорен.1
Исследования последних лет обнаружили существование
большого центра шерстяной промышленности, работавшей в конце
средних веков для дальнего сбыта в так называемом верхнем
Лаузице 2 (в восточной Пруссии). Носителем этой отрасли
промышленности являлись там три города — Цитау, Лаубан,
Герлиц- Среди них первое место по размерам продукции и экспорта
занимал Герлиц, стоявший в этом отношении, по утверждению
Цехта, на одном уровне с крупными центрами текстильной
индустрии в средние века— Флоренцией, фландрскими городами,
Ульмом и Аугсбургом. Получая шерсть из Богемии и Силезии,
города верхнего Лаузица вырабатывали сукно, вывозившееся
ими в ту же Богемию и Силезию и дальше — в Польшу, Россию,
Венгрию, на Балканский полуостров и даже в Малую Азию.
Архивные документы герлицского совета содержат указания на то,
что купцы Нарвы и Пскова охотно покупали герлицское сукно,
так как великий князь московский отдавал ему предпочтение
перед всеми другими сортами сукна.3
В северной Германии развитию сукноделия способствовало
очень распространенное там овцеводство. Но и в южной и
средней Германии, где овцеводство не было распространено, многие
города производили сукно для экспорта. Таковы, например,
были: Страсбург, Франкфурт-на-Майне и ряд городов,
расположенных в области верхнего Мозеля, между Ланом и Майном,
в некоторых частях Франконии и Швабии. Города Ульм и Аугс-
бург, которые в XIV и XV вв. приобрели значение
первоклассных центров хлопчатобумажной промышленности, в более
раннее время вырабатывали шерстяные материи. Сырой материал,
употреблявшийся швабскими сукноделами, только частично
приобретался в Швабии. Другая часть его шла из Ломбардии,
Милана, Венеции, Фландрии, Брабанта, Франции и Англии;
1 A. D о г е п. Untersuchungen z. Geschichte d. Kaufmannsgilden
des Mittelalters, 1893 (Staats- u. sozialwissenschaftl. Forschungen, B. XII,
H. 3), стр. 178.
2 H. J e с h t. Beitrage z. Geschichte des ostdeutschen WaidhandeJs
und Tuchmachergewerbes, Gorlitz, 1923.
3 H. Jecht, op. cit., особенно стр. 88—90.

84
Очерк II
Шерстяная промышленность Швабии работала также для
отдаленного рынка.1 Большие партии немецкого сукпа — особенно
из верхней Германии — сбывались в придунайские земли и
Венгрию. Вместе с тем в южной Германии часто можно встретить
ломбардское сукно.
Закупка сырого материала в областях, отдаленных от места
производства сукна, и сбыт готовой продукции на отдаленных
рынках оказали влияние на структуру цехов, участвовавших
в выработке шерстяных материй, и на взаимные их отношения.
Как для закупки шерсти, так и для сбыта сукна нужно было
обладать капиталами и знанием рынка. Не все ремесленники
удовлетворяли указанным требованиям, и это обстоятельство
содействовало выделению из их среды мастеров-предпринимателей,
обладавших нужными средствами, и возвышению их над массо!
мелких производителей, которых они поставили в экономическую
от себя зависимость. Однако, прежде чем мы перейдем к
рассмотрению тех конкретных форм, в которые вылилась указанная
зависимость, мы должны отметить следующее.
Мы говорим, что широкое развитие обмена между разными
местностями содействовало указанной дифференциации
ремесленной среды. Не нужно, однако, забывать, что взаим-!
ная связь явлений была очень сложна. Гемесленная масса!
города, как и весь город, входила составной частью в
разлагающееся феодальное общество, где и деревня все
больше втягивалась в оборот товарного производства,
выражением чего являлась все растущая замена в сельском хозяйстве
отработочной и продуктовой ренты денежной и такое неизмеримо
важное последствиями явление, как начинающееся образование
слоя безземельных батраков. Процесс расслоения,
развертывавшийся под влиянием широкого обмена и его носителя—торгового
капитала—в среде представителей шерстоткацкого производства
(как и в среде представителей других отраслей
промышленности), был связан, с процессами, переживавшимися
всем обществом, с природой этого последнего и отражал
принцип развития, сжато формулированный Марксом в III томе
«Капитала»: «Конечно, торговля оказывает большее или мень-
1 A. Kaiser. Die Wollenweberei in Schwaben bis zur Wende
des XV Jahrh. Diss., Freiburg, 1914.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 85
щее воздействие на те общества, меоюду которыми она ведется:
она все более и более подчиняет производство меновой
стоимости вследствие того, что средства существования она ставит
Б большую зависимость от продажи, чем от
непосредственного потребления продуктов. Этим она разлагает старые
отношения. Она увеличивает денежное обращение. Она захватывает
уже не только избыток, но мало-по-малу поглощает все
производимое и ставит в зависимость от себя целые отрасли
промышленности. Но все-таки разлагающее влияние находится в
значительной зависимости от природы производящего общества»
(гл. «Исторические данные о купеческом капитале»).
Посмотрим, в какие конкретные формы выливался указанный
процесс разложения ремесленной среды и как эволюционировала
под его влиянием структура цехового ремесла.
Чтобы понять сущность отношений, сложившихся между
разными цехами, занятыми в шерстоткацкой промышленности,
нужно принять во внимание техническую структуру этой отрасли
производства. Выработка шерстяных материй представляет
сложный технический процесс, состоящий из ряда отдельных
моментов. Сперва шерсть промывают, освобождая от приставшей к ней
грязи, и распределяют ее по сортам. Затем ее треплют и
расчесывают. Затем ее прядут, а изготовленную пряжу наматывают
на шпульки, причем шерсть, предназначенная для основы,
наматывается иначе, чем шерсть, предназначенная для утка. Затем
пряжа, идущая на основу, со шпули натягивается на навой, чем
предопределяются длина, ширина и плотность ткани. Затем
следует стадия собственно ткачества; затем последовательно
материю валяют, ворсуют, красят. За крашением следует
окончательная отделка материи, так называемая аппретура.
В рассматриваемую эпоху разделение труда в области
шерстоткацкого производства так далеко продвинулось в городах, что
каждая из указанных стадий процесса производства сукна
составляет функцию особого разряда специалистов-ремесленников,
во многих случаях особого цеха. Но деятельность указанных0
специалистов требует координации и направления, и эту функцию
во многих случаях, хотя и не всегда, выполняет тот же мастер,
обладавший капиталом, который ведет торговые сношения с
другими городами и местностями.

86
Очерк II
Возникает вопрос, из какого именно разряда специалистов,
участвующих в выделке шерстяных материй, обычно выходят
предприниматели? В этом отношении наблюдаются большие
пестрота и разнообразие. Порою во главе процесса производства
сукна становится представитель одной из начальных стадий
его — шерстобит. Порою эту функцию берет на себя ткач.
Порою — представитель одной из конечных стадий процесса
производства,—например, красильщик. Иногда отношения
складываются таким образом, что процессом производства
руководит купец, обладающий капиталом и совершенно не
принимающий непосредственного участия в этом процессе.
История шерстяной промышленности представляет картину
сплошной борьбы между различными категориями ремесленников,
выполняющими какую-либо функцию в процессе производства
из-за права возглавлять его и руководить им. Во Фландрии
и Брабанте предприниматель, руководивший изготовлением
шерстяной материи, так называемый сукнодел (в Германии —
Tucher, во Франции — drapier), вышел из среды красильщиков.
Он дает ремесленникам сырой материал и денежный аванс,
а затем, проведя продукт через все стадии производства,
получает его в готовом виде. Во Фландрии нет резкой грани между
сукноделом, как мы только что охарактеризовали его, и купцом,
покупающим оптом шерсть и экспортирующим сукно.
Во многих немецких городах сукноделы вышли из среды
шерстобитов (Wollschlager). Типичный пример подобной эволюции
представляет шерстяная промышленность Страсбурга.1
Развитие протекало здесь следующим образом: шерстобиты,
приобретая шерсть, раздают ее для обработки ткачам, а затем, получая
от них ткань, проводят ее через дальнейшие стадии обработки
и продают. Таким образом цех ткачей представляет организацию,
члены которой работают сдельно на предпринимателя и
экономически зависят от него. В дальнейшем расслоение происходит
в среде самих шерстобитов. Более богатые шерстобиты
совершенно бросают работу, сохраняя за собой одну только функцию
организации производства и торговли. Бедную же свою братию
они превращают в своих рабочих. К 1400 г. эта эволюция может
1 G. Schmoller. Die Strassburger Tucher und Weberzunft,
особенно гл. IV.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 87
.считаться завершенной. Самостоятельный мастер-шерстобит
исчезает; шерстобиты — все подмастерья, работающие на дому
у сукнодела. В некоторых городах северной Германии
шерстобиты превращаются в розничных торговцев привозным сукном,
так называемых Gewandsclmeider—цех, игравший видную роль
3 экономической жизни немецкого города. Однако,
превратившись в розничного торговца сукном, шерстобит не только
перестает непосредственно участвовать в производстве, но в
большинстве случаев отстает и от руководства последним.
В Силезии сукноделы вышли из среды ткачей. Это означает,
что ткацкий цех дифференцировался. Богатые ткачи стали
предпринимателями и еще больше разбогатели, бедные спустились
до роли наемных рабочих.
Такова же, повидимому, была эволюция шерстоткацкой
промышленности в Гер лице. Здесь сукнодел, будучи уже
предпринимателем, в то же время продолжает работать на станке. Но
главную роль в шерстяной промышленности этого города играли
в XIV—XV вв. приезжие бреславльские и тюрингенские купцы,
привозившие вайду и шерсть и экспортировавшие сукно. Часто
наблюдается, что приезжий купец или его уполномоченный,
живущий в Герлице, заключает договор о поставке сукна
с ткачом и выдает ему вперед, в счет платы, известную
денежную сумму.1
Таким образом, совокупное действие двоякого рода причин:
-с одной стороны, необходимости обладать капиталом для
приобретения сырого материала, получаемого из отдаленных мест, и
для сбыта готового товара на отдаленные рынки; с другой
стороны, значительной технической расчлененности производства и
'необходимости координировать отдельные его стадии,
выполняемые представителями разных специальностей, — действие,
развертывающееся на фоне уже наличной дифференциации
ремесленной среды, — приводит большей частью к тому, что один
из цехов, работающих по изготовлению шерстяных материй,
присваивает себе предпринимательские функции, превращая
членов других цехов в своих наемных рабочих. В Германии
отмеченный процесс проникновения капитала в шерстяную
промышленность принимает в XIV—XV вв. в громадном большинстве
1 Н. J е с h t, op. cit., стр. 92—93 и др.

88
Очерк II
случаев домашнюю форму крупной индустрии. Ткач и красиль-
щик, зависящие от сукнодела, работают у себя дома и могут
иметь своих подмастерьев, сохраняя за своей мастерской вида,
мость самостоятельного мелкого предприятия. Но фактически,
повторяем, не они хозяева своего дела; настоящий хозяин
его тот, кто владеет капиталом.
В самом конце интересующего нас периода в Германии
встречаются случаи объединения под одной кровлей ремесленников
всех или почти всех специальностей, участвовавших в
изготовлении шерстяных материй. Есть основание думать, что так
обстояло дело в Герлице. Все стадии производства, за исключением
прядения, выполнявшегося сельскими прядильщиками, и, быть
может, крашения, совершались на дому у сукноделов в
больших мастерских, объединявших большое количество рабочих.1
Эволюция шерстяпой промышленности представлена нами
схематически упрощенно. На самом деле она протекала гораздо
сложнее, с рядом зигзагов и уклонений от основной линии
развития. Так, например, работая на предпринимателя,
ремесленник одновременно может работать и на непосредственного
потребителя; шерстобиты добиваются права ставить у себя дома
ткацкие станки и т. д.
В других отраслях текстильпой промышленности Германии,
а именно в области производства хлопчатобумажных, льняных
и шелковых материй, этот процесс протекает в более
однообразных формах, совершаясь, одпако, не менее интенсивно.
В XIV—XV вв. в Германии распространилось производство'
бумазеи — ткани, изготовлявшейся из льна и хлопка. Культура
хлопка, родиной которого является Индия, равпо как и
обработка его в древности были распространены в Передней Азии,
Китае и Египте. В Европу хлопчатобумажная промышленность
была принесена арабами. В Испании она достигла высокого
развития уже в XII в., в Италии — в начале XIV в. Главным
рассадником производства хлопчатобумажных изделий стала здесь
Венеция, откуда оно было перенесено в южную Германию.
Здесь главными центрами его стали города Аугсбург и Ульм.
Первоначальная история хлопчатобумажной промышленности
1 Н. J е с h t, op. cit., стр. 75—76.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 89'
$ Аусгсбурге мало исследована. Зато мы располагаем очень,
подробными данными о ходе развития этой отрасли
производства в XIV—XV вв. в Ульме и Меммипгене.1 Приобретая
хлопок в Италии, куда его привозили из Азии, Ульм
экспортировал бумазею, производимую им из этого хлопка, в
разные части Германии, в Италию, Швейцарию, Нидерланды,
Англию. Так как экспорт этот играл очень большую роль в
экономической жизни Ульма, то производство бумазеи протекало под
строжайшим контролем городских властей, содержавших для
этого штат специалистов. Этими мерами поддерживалось
высокое качество товара и создавалось такое большое
доверие к нему, что тюки ульмской бумазеи и в нераспаковашюм
виде продавались на европейских рынках. Больше того, они
принимались в международных торговых оборотах наравне
с деньгами. Так как у Ульма, в виду широкого развития его
торговых оборотов, часто нехватало денег для расчета с
Нидерландами и'Левантом, то при расчетах принимались кипы бумазеи.
Единицей считался при этом так называемый Barchentfardel.
(fardeau), что означало количество тюков, могущих быть
погруженными на одного мула.2
Дороговизна хлопка и затруднения, связанные с его
получением, дали сильный толчок проникновению торгового
капитала в хлопчатобумажную промышленность южпонемецких
городов. Во главе ее в Ульме стояли Wollherren — купцы,
покупавшие хлопок большими партиями и раздававшие его в кредит
для обработки ткачам, которые им же сдавали готовый товар.
Одно время с этими купцами-оптовиками конкурировал другой
разряд ульмского купечества, так называемые «лавочники»
(Kramer), покупавшие на ряду с пряностями и другими
товарами, привозимыми с Востока, и хлопок и раздававшие его для
1 Об ульмской промышленности см.: Е. Nubling. Ulms Baumwoll-
weberei im Mittelalter. Staats- u. socialwissenschaftl. Forschungen, Bd. IX,
— E. Nubling. Die Reichsstadt Ulm am Ausgang , des Mit-
telalters, 2 т., 1904 и 1907. О меммингенской хлопчатобумажной
промышленности см. F u r g е г. Zum Verlagssystem als Organisationsform des
Mhkapitalismus im Textilgewerbe, Beihefte z. Vierteljahrschrift f.
Socially Wirtschaftsgeschichte, 1.927, стр. 334.
2 E. Nubling. Die Reichsstadt Ulm, стр. 334.

90
Очерк II
обработки тем же ткачам. Но городское законодательство стало
в этой борьбе на сторону купцов-оптовиков и доставило им пере*
вес, наложив большие ограничения па торговые операции лавоч-
ников. Кроме того, совет Ульма ограничивал и торговлю
приезжих купцов, привозивших хлопок. Однако Wollherren не удалось
удержать за собой монополию предпринимательской
деятельности в области производства бумазеи. В среде самих ткачей
бумазеи происходит сильнейшая дифференциация, и подобно
тому, как это имело место в шерстяных цехах Силезии, в Ульме
выделяется группа разбогатевших ткачей, которые оптом заку.
нают хлопок и раздают его в кредит для обработки своим
бедным собратьям.
Чрезвычайно характерной чертой хлопчатобумажной
промышленности в южнонемецких городах является наличие
большого количества сельских ткачей, конкурирующих с городскими,
Ткачи Ульма и Меммингена приложили не мало усилий к тому,
чтобы закрепить за своими цехами право монопольного
производства бумазеи. В течение десятков лет вели они на этой почве
борьбу с советами означенных городов, требуя запрета работы
нецеховых сельских ткачей. Но городская власть настойчиво
отвергала эти притязания, мотивируя свое поведение тем, что
производство бумазеи представляет монополию города, а не цеха,
и что труд сельских ткачей необходим для процветания этой
отрасли промышленности. Всецело поддерживая интересы
предпринимателей, отождествляемые ею с интересами экспортной
промышленности, городская власть Ульма и Меммингена
сознательно рассматривала сельских ткачей как резервную армии
труда.1 Доставать хлопок было трудно. Каждая заминка в
торговых сношениях немецких городов с Венецией или Венеции
•с Левантом, — а благодаря войнам такие заминки были
довольно часты, — тотчас же отражалась на количестве получаемого
в Германии хлонка, вызывая соответствующее сокращение
производства. Вывали момепты, когда в Ульме подвергались осмотру
изделия 600 сельских ткачей, в другие же моменты через осмотр
проходило всего только 300 человек. Если бы сельские ткачн
принуждены были из-за цеховой монополии переселиться
1 Е. Nubling. Ulms Baumwollgewerbe, стр. 148 и др. — Его же.
Die Reichsstadt Ulm, стр. 49—50 и стр. 330—333.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 91
3 город, то в периоды хлопчатобумажных кризисов это привело
бы к увеличению армии безработных, явлению, нежелательному
с точки зрения городских властей. Безработные представляли
угрозу общественному спокойствию и бремя для общественной
благотворительности, т. е. для городского бюджета. Наличие же
сельских ткачей давало возможность избегнуть этих неудобств
и вдобавок понизить заработную плату ткача, ибо прожиточный
минимум деревенского рабочего, имеющего свое хозяйство, был
яяже прожиточного минимума городского ткача.
Такое сочетание условий, т.е. полная зависимость от
предпринимателя и конкуренция низко оплачиваемого рабочего, должно
было тяжело отозваться на экономическом положении ткачей
бумазеи в южной Германии. К сожалению, мы не располагаем
непосредственными данными о положении этого слоя ульмского
и меммингенского населения. Но документы содержат массу
яркого материала, характеризующего общую нужду в Ульме —
множество нищих и большой наплыв бедноты в городские
госпитали, явления, составляющие резкий контраст с пышностью
и роскошью жизни ульмского патрициата и купечества.1 То, что
мы знаем об условиях работы ульмских ткачей, наводит на мысль,
что временами, особенно в периоды сжатия производства, в этот
поток бедноты могли вливаться и ткачи.
Положение ремесленников льноткацкой промышленности
Германии в XIV—XV вв. во многих отношениях напоминает только
что изображенное положение ткачей бумазеи. Мы имеем в виду
не льноткацкую промышленность, взятую в целом, ■— в средние
века много полотна ткалось дома, и очень часто ткали его в
монастырях, — а лишь экспортные центры льноткацкой
промышленности. Новейшими исследованиями доказано, что в XIV—
XV вв. в северной и восточной Германии производилось много
полотна для вывоза за границу, главным образом в
скандинавские страны и в Россию.2 Но самые крупные центры льноткацкой
промышленности, работавшие для экспорта, были расположены
в южной Германии. Таковы были в Швабии — Мемминген
1 Е. Nubling. Die Reichsstadt Ulm, стр. 372, 386.
2 H о h 1 s. Der Leinwandhandel in Norddeutschland vom Mittelal-
ter bis zum XVII Jahrhundert (Hans. Geschichtsblatter, т. XXI, 1926,
■стр. 116, 155; особенно стр. 125 и ел.).

92
Очерк II
ж Исни, у Боденского озера — Еопстанц и Равенсбург.1 Так
как бумазея ткалась из льна и бумаги, то местами, напр^
мер в Ульме, одип и тот же ткацкий цех вырабатывал и була«
зею и полотно. Благодаря этому обстоятельству судьба ткаче|
обеих специальностей сложилась в этих городах одинаково,
В льноткацкой промышленности, как и при выработке бумазе^
широко применялся труд сельских рабочих. Полотно выраба-
тывалось не только в указанных нами городах, но и в
прилегающих к ним округах. Первое место в ряду городов,
производивших полотно для экспорта, заняли Еонстанц и Равепсбург. Там,
на почве этого экспорта, выросли громадные по средневековые
понятиям состояния. Еонстанц был родиной семьи Муптпратов,
состояние которой в 30-х гг. XV в. достигало почти 100,тыс.
геллеров, а в конце 90-х гг. значительно превысило эту цифру.
а Равенсбург — местопребыванием знаменитой Равенсбургско|
торговой компании, к которой принадлежали те же Мунтпраты
и другие крупные негоцианты Германии, как, например, Мет-
тели и Гумписы. Равенсбургская компания экспортировала
полотно главным образом в северо-западную Италию (Милан и
Геную) и в Испанию, но частью также в Рим, Сиенну, Неаполь,
Венецию и даже на север Европы. В начале XV в. домашняя
форма крупной промышленности была весьма распространенно!
формой производства в области льноткачества. Известно, что
в Констанце предприниматели, раздававшие ткачам льняную
пряжу для обработки, часто выходили из среды красильщиков.
Таков был некий Ульрих Гольц. Уже в начале XV в. он
производил широкие операции: скупал в большом количестве
льняную пряжу в Еонстанце и его окрестностях и раздавал ее
ткачам разных мест. Ткацкий цех Еонстанца восстал против такого
образа действий, усмотрев в нем парушение своей цеховой
монополии. Городской совет пошел навстречу ткачам, но принятые
им меры носили настолько половинчатый характер, что не поме-
1 О льноткацкой промышленности см. цит. выше сочинение I. Klai-
be г. Далее: G о t h e i n. Wirtsehaftsgesehichte des Schwarzwald.es, 1892,
особенно стр. 518—565. — A. S с h u I t e. Geschichte des mittel alter
lichen Handels und Verkehrs zwischen Westdeutschland und Italien, 1900,
стр. 602—638, и A. S с h и 1 t e. Geschichte der grossen Ravensburger
Handelsgesellschaft, 1923, 3- тома.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 93
;1цалй красильщику продолжать свою деятельность, пока он пе
.обанкротился на сумму в 80 тыс. гульденов. Величина этой суммы
,дСно свидетельствует о размерах производившихся им операций
й о количестве ткачей, зависевших от него как от работодателя.1
Чрезвычайно глубокая социальная дифференциация
наблюдается в среде шелкоткацкого цеха в Кельне. Особое влияние на
.этот процесс оказала дороговизна сырого материала и
отдаленность его источников. Шелк-сырец шел преимущественно из
Венеции, выписка его требовала больших средств и отдаленных
торговых сношений. В XV в. шелк-сырец все больше становился
предметом спекуляции, в которой принимало участие не только
купечество, но даже лица княжеского и духовного звания.
В шелкоткацком цехе закупка шелка-сырца стала привилегией
#учки немногих предпринимателей; остальные же члены цеха
не занимали в конце XV в. положения полноправных мастериц,
ибо не имели права держать учениц и торговать своими
произведениями, что составляло, по смыслу цеховых статутов,
отличительный признак самостоятельного мастера. Работали они,
повидимому, у себя дома, но ткали шелк из пряжи, данной
им главными мастерицами, каждая из которых тратила на
пряжу от 2 до 3 тыс. гульденов в год.2
Мы проследили процесс превращения самостоятельного
ремесленного предприятия в подчиненный орган домашней формы
крупной промышленности в том виде, как процесс этот
развертывался в различных отраслях текстильного производства. Во
всех приведенных нами случаях ремесленник сам единолично
договаривался с предпринимателем об условиях работы,
цеховая же организация оставалась в стороне от этого соглашения.
Параллельно с охарактеризованной формой возникновения
домашней крупной промышленности в XV в. наблюдается еще
другая разновидность того же процесса, когда в качестве стороны,
договаривающейся с предпринимателем, выступает не мастер-
одиночка, а цех как целое. Это так называемый коллективный
договор — «Kollektivvertrag».
Коллективный договор, подобно индивидуальному, в
конечном итоге всегда приводит к закабалению ремесленника и
1 G о t h e i n, op. cit., стр. 523—524.
2 H. L б s с h, op. cit., т. II, стр. 426, п. 1.

94
Очерк II
к утрате им экономической самостоятельности. Но этот эффект
достигается не всегда сразу.
В льноткацкой промышленности верхней Швабии принят
был в некоторых местах следующий вид коллективного договора;
ткачи самостоятельно, за свой страх и риск, покупают льняную
пряжу и ткут полотно. Цех же как целое выступает лишь в
момент сбыта готовых изделий. Продажа последних осуществляется
через цеховые органы. Купцы, желающие купить полотно,
обращаются к цеховым старшинам, которые договариваются с ними
о цене товара, повышая или понижая ее в зависимости от
конъюнктуры рынка.1 Ткачи, участвующие в подобных сделках,
сохраняют, еще как производители свою экономическую
самостоятельность. Дешевизна и доступность льна облегчают
эту последнюю возможность. Эта форма коллективного договора
применялась в Равенсбурге. Но среди ткачей льняных изделий
были лица, настолько бедные, что они не в состоянии были
работать в расчете на один только будущий заработок, не получив
вперед пекоторой суммы на жизнь и покупку сырого материала.
Наличие среди ткачей таких элементов привело к
распространению другой формы коллективного договора, при которой все
члены цеха, или большая часть их, одновременно, через посреди
ство цеховых органов, переходили на службу к
купцу-предпринимателю. В том же Равенсбурге это происходило следующим
образом. Осенью па св. Мартина (11 ноября) купец давал
правящим органам ткацкого цеха заказ и некоторую денежную сумму.
То и другое равномерно распределялось между членами цеха,
к весне же на «сретение господне», 2 февраля, полотно должно
было быть готово и сдано купцу. При этой форме коллективного
договора работа на купца поглощала все время ткача.2
Только что охарактеризованный^вид коллективного договора
применялся в хлопчатобумажной промышленности Швабии и
в шерстоткацкой и льноткацкой промышленности верхнего Ла-
узица. У герлицских сукноделов коллективный договор
применялся иногда в несколько иной, более смягченной форме, а
именно: купец давал шерстоткацкому цеху сырой материал в виде
1_ L. К 1 a i b е г, 3ор. cit., особенно 'стр, ,31—32.
2 Op. cit., стр. 35.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 95
^ерсти и вайды, цех же обязывался в обусловенный срок
доставить купцу определенное количество кусков сукна. Остальным
сукном, произведенным ими в течение указанного срока, ткачи
могли распоряжаться по своему усмотрению.1 В этом случае
ткач отдавал работе на предпринимателя лишь часть своего
времени.
С точки зрения интересов ткача, теряющего свою
самостоятельность и фактически становящегося зависимым кустарем,
коллективный договор представлял большие преимущества по
сравнению с индивидуальным. Он устранял конкуренцию между
членами цеха и, противопоставляя их крупным
предпринимателям как единое организованное целое, давал им таким
образом возможность добиться более высокой платы за труд. Но
подобный результат достигался лишь при строго последовательном
проведении коллективного договора, исключающем всякие
индивидуальные сделки между ткачом и предпринимателем.
Допущение индивидуальных договоров с ткачами,на ряду с
коллективным договором, подрывало положительное, с точки зрения
интересов производителя, значение последнего. В верхней Швабии
подобные отступления от коллективного договора
практиковались очень часто. Договариваясь о поставке полотна с цехом,
купец одновременно заключал подобное же соглашение с рядом
отдельных ткачей, городских и сельских. Иначе обстояло дело
в верхнем Лаузице. Здесь льноткацкий цех настойчиво
осуществлял свое монопольное право договора с предпринимателем
о поставке полотна, благодаря чему экономическое положение
ткачей, работавших в верхнем Лаузице на купца, здесь было
лучше, чем положение мастеров близлежащих мест,
производящих полотно за свой счет.2
Перед нами прошел ряд фактов, характеризующих
превращение самостоятельных ремесленников (в области текстильного
производства) в органы домашней формы крупной
промышленности. Приведенные нами факты отражают не единичные и
разрозненные явления, а определенную линию развития, все более
укреплявшуюся и принимавшую характер сильного, хотя далеко
1 Н. J е с h t, op. cit., стр. 92—93.
2 F u r g e г, op. cit., стр. 64.

Очерк II
•еще не господствующего течения. «Несмотря на массу запретов ц
'предупредительных мер, — пишет о шерстоткацкой
промышленности Германии на основе большого материала Стевен, — мы
находим первые следы домашней формы крупной промышленности
уже в XIV в., а на переломе XIV и XV вв. она становится общищ
правилом если не во всех, то во многих местах».1 В глухих
городах, где ткани производились из недорогой местной шерсти
и шерстяной цех обслуживал исключительно местный рынок,
ремесленник мог сохранить свою самостоятельность. Но тор.
говля предметами текстильного производства представляла
собой в XIV—XV вв., как мы видели, явление настолько
распространенное, что вряд ли таких оазисов было много.
Как согласовать с охарактеризованной нами эволюцией,
■с этим подъемом и обогащением одних членов цеха и упадком
и обеднением других представителей его, низводимых до
положения кустарей, работающих на предпринимателя, статьи
цеховых статутов XIV—XV вв., направленные к укреплению
экономического равенства в пределах цеха? Обе тенденции:
тенденция, восторжествовавшая в жизни, и тенденция цехового
законодательства проявляются одновременно„ Устав шерстоткацкого
цеха в Кельне определяет, что ткач в праве работать не больше
чем на 2—3 станках и держать не больше такого же числа
подмастерьев. Между тем достоверно известно, что в это время
в Кельне были очень богатые ткачи.2 Аналогичные правила
издает страсбургский цех ткачей.3
И ульмские ткачи бумазеи, принадлежавшие к беднейшим
слоям ремесленной массы Германии, тяжко эксплоатируемые
крупными предпринимателями, живущие под постоянной
угрозой кризиса и безработицы, также постановляют, что городском
ткач может работать не больше, чем на четырех станках,
деревенский не больше, чем на двух.4
1 М. S t б v e n. Der Gewandschnitt in den deutschen Stadten des
Mitlelalters. Abhandlungen z. mittleren und neueren Geschichte^ H. 59,
1915,. стр. 24—26.
2 Об этом см. последний (VII) очерк нашей работы — о социальной
истории города XIV—XV вв.
3 G. Schmoller. Strassburger Tucher - und Weberzunft, гл. V,
4 E. N u b 1 i n g. Die Reichsstadt Ulm, т. II, стр. 534.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 97
Цеховые статуты — законодательный памятник. Как всякий
•юридический документ,' они не дают точного отражения
общественной структуры. В них отражаются лишь стремления и
■борьба определенных общественных групп и классов. Если бы
цех XIV—XV вв. представлял собой однородную по своему
составу массу, то не было бы надобности утверждать принцип
экономического равенства при помощи цеховых статутов. Вся
суть в том, что усиление роли капитала в промышленности
влекло за собой непрерывное и резкое нарушение равенства
ремесленных предприятий. Отсюда и родились уравнительные тенденции
цеховых статутов. Носителями идеи равенства явились те слои
ремесленной массы, которые страдали от происходивших
сдвигов. То были мастера, не располагавшие ни капиталом, ни
знанием рынка и все больше попадавшие в зависимость от лиц,
которые обладали нужными средствами и вели широкую
торговлю. Эта ремесленная мелкота стремилась повернуть назад колесо
исторического развития. Насколько успешно — мы видели выше.
Тот факт, что слой этот сумел наложить на статуты печать
своей .воли, свидетельствует о его численном преобладании
в составе цехов.
Таким образом, внутренняя структура цеха определялась
в рассматриваемую эпоху борьбой антагонистических тенденций.1
Ремесленная мелкота, экономической самостоятельности которой
угрожал напор капитала, выдвигает лозунг сплочения
ремесленной массы в рамках цеха на началах уравнительности. Формально
она остается победительницей. Но в то же время богатая
верхушка цеха, опираясь па растущее вложение капитала в
промышленность и торговлю, расшатывает изнутри цеховую организацию.
Фактически она торжествует, превращая ремесленную массу
в своих наемных рабочих.
В некоторых случаях момент образования цеха и момент
разложения или даже полного распадения возникшей организации
под напором капитала чрезвычайно быстро следуют друг за
другом. Очень яркий пример этого рода представляет
шелкоткацкий цех в Кельне, о котором речь шла уже выше. Точный момент
возникновения его не известен, как, впрочем, неизвестно и
1 Подчеркиваем, что речь идет только о рассматриваемой, а не
о более ранней эпохе.

98
Очерк II
точное время образования большей части цехов. Но не подлежит
сомнению, что это цех очень позднего происхождения.
Характерно то обстоятельство, что первый (не дошедший до нас) статут
его датирован 1437 г.,1 между тем как большая часть кельнских
цехов обладала уставами уже в XIV в.
Статут шелкоткацкого цеха, датированный 1469 г., ставит
мастерицу в железные рамки, разрешая ей держать не больше
четырех подмастерьев.2 Из данных, относящихся к 1490 г.,
видно, что действительность совершенно не соответствовала этим
постановлениям.3 Цех уже в то время состоял из четырех
предпринимательниц, приобретавших шелк-сырец и раздававших
пряжу для обработки ткачам-одиночкам, которые, как мы
видели, не обладали даже обычными правами, присвоенными
всякому самостоятельному члену цеха. Такое быстрое разложение
цеховых форм объясняется большим размером капитала,
мобилизованного в этой отрасли промышленности.
Мы проследили влияние капитала на эволюцию
производственных отношений в области текстильной промышленности
Германии в конце XIV и в XV вв. К сожалению, другие отрасли
промышленности гораздо менее обследованы, чем текстильная, и
не допускают по отношению к себе таких обоснованных выводов.
Но не подлежит сомнению, что во всех тех отраслях
промышленности, которые обслуживали очень широкий или очень
отдаленный рынок, т. е. в которых товарное производство приняло
широкие размеры, или же производство которых зависело от сырого
материала, привозимого издалека, или по каким-либо другим
причинам требовало вложения более или менее значительного
капитала, ремесленная масса переживала эволюцию,
аналогичную охарактеризованной нами. Она подвергалась процессу
глубокого внутреннего расслоения, приводившего к утрате массою
мастеров их экономической самостоятельности или к полному
перерождению цеха.
Обильные доказательства отмеченного процесса дает Кельн
в XIV—XV вв. Многие отрасли кельнской промышленности
работали для экспорта, что привело к образованию в ряде цехов
1 L б s с h, op.-cit., т. I, стр. 163.
2 L б s с h, op. cit., т. I, стр. 165.
3 L б s с h, op. cit., т. II, стр. 425—428.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 99
цеховой олигархии в виде особой группы так называемых
«заслуженных братьев» — «Verdiente Briider». Пример подобного
образования мы видели выше у кельнских золотых дел мастеров.
Подобные же явления мы встречаем у шапочпиков, скорняков,
пекарей, портных, сапожников, в шерстоткацком и бумаготкац-
ком и некоторых других цехах.1 Цеховая олигархия
первоначально составилась, повидимому, из лиц, несших в течение
определенного срока почетную службу в качестве цеховых
старшин. Затем в эту группу стали включаться и члены цеха, никогда
не бывшие старшинами, но обладавшие достаточными средствами,
чтобы, подобно старшинам, устроить для своих товарищей
«заслуженных» богатый обед или внести в цеховую кассу сумму,
соответствующую стоимости подобного обеда. На ряду со
старшинами, «заслуженные» представляли правящий орган цеха.
У портных и сапожников старшины обязаны были давать им
отчет в поступивших и израсходованных суммах, у плотников
«заслуженные» вместе со старшипами принимали новых членов.
У каменотесов и золотых дел мастеров постановления коллегии
«заслуженных» приравнены были к решениям общего собрания
членов цеха. Во многих цехах звание «заслуженных» с течением
времени стало передаваться по наследству. Привилегированное
положение «заслуженных» базировалось, конечно, на их
экономическом преобладании. Уже одно то обстоятельство, что
первоначальное ядро этой группы составилось из лиц, несших
бесплатную службу, свидетельствует о том, что «заслуженные»
составляли денежную аристократию цеха. К сожалению, у пас
пет данных, конкретно характеризующих экономические
отношения аристократии цеха к его рядовым членам.
Однако, на ряду с кодексом правил о «заслуженных» статуты
всех указапных цехов содержат постановления,
ограничивающие размер ремесленных предприятий определенным количеством
помощников и рабочей силы.
Это наличие двух раздельных струй в цеховом
законодательстве Кельна ясно указывает на борьбу двух общественных слоев,
1 L о s с h. Статуты указанных цехов, т. I, стр. 55, п. 1; т. II,
стр. 165—171; стр. 11—15; т. I, стр. 108, п. 3; стр. 112, п. 2; т. И, стр. 308
и ел.; стр. 309, п. 2 и др.; т. I, стр. 42 и ел. (стр. 72, п. 1; стр. 80,
п. 2 и др.); т. I, стр. 203, п. 1 и другие места.

100
Очерк II
развертывавшуюся в рамках одних и тех же организаций. В то
время как цеховой середняк стремился задержать развитие
крупных предприятий, богатая верхушка цеха все более закрепляла
достигнутые ею привилегии.
Мы надеемся, что будущие исследования в области
промышленной истории Германии XIV—XV вв. дадут возможность
углубить и точнее обрисовать линии развития, намеченные в
настоящем очерке.
Сторонники исторической романтики базировались при
изображении внутренней структуры цеха XIV—XV вв.
исключительно или главным образом па цеховых статутах, понимаемых ими
как точное отражение исторического прошлого, что приводило
к переоценке социальной однородности и благосостояния
ремесленной среды. Но постепенно накопляющийся конкретный
материал историко-экономического характера, освещающий условия
снабжения промышленности сырым материалом, условия сбыта
товара, отношения между ремесленниками разных категорий
и между ремесленными и купеческими элементами, в корне
подрывает старую точку зрения и рисует совершенно иную картину
производственных отношений.1
Судя по имеющимся данным, ремесленная масса немецкого
города представляла в XIV—XV вв. очень пеструю среду. В
глухих городах, где ремесло обслуживало лишь местный рынок,
она являлась более или менее однородным целым. В городах,
вовлеченных в широкий поток товарного производства, и
особенно в центрах экспортной промышленности, она была сильно
дифферзнцирована и кипела острой внутренней борьбой.
Впрочем, и в очень крупных промышленных торговых центрах
возможно было одновременное существование различных типов
ремесла.2
Наиболее высокую степепь социальной дифференциации
обнаруживала ремесленная масса в тех отраслях промышленности,
1 На таком конкретно-экономическом материале базируются цит.
выше работы Н. Jecht, L. Klaiber, Furger, A. Kaiser и др.
3 G. E s p i n a s, La vie urbaine de Douai au moyen age (4 тома,
1913), ярко характеризует два разных типа промышленности в этом
крупном городе — экспортную и обслуживающую местного потребителя.
См. т. II, в частности стр. 28—29.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV ее. 101
которые работали для экспорта; здесь скорее всего развивалась
домашняя форма капиталистической промышленности. Но и
отдаленность сырого материала или даже одна только дороговизна
его, или, наконец, частое колебание цен на сырой материал,
как это, например, имело место по отношению к зерну, также
могли действовать сильно дифференцирующим образом. В одном
и том же городе могли существовать разные типы цеховой
организации: цехи, работавшие для экспорта и так глубоко
дифференцированные по своему социальному строению, что рядовые
члены их уже успели совершенно утратить свою экономическую
самостоятельность, как, например, шелкоткацкий цех;
дифференцированные цехи, обслуживающие местного потребителя, как,
например, пекари и мясники, и цехи мало дифференцированные
по своей внутренней структуре, также работавшие для местного
рынка, как, например, сапожники, изготовлявшие деревянную
обувь. Последний тип ремесла самый убогий и жалкий, по он
же вместе с тем ближе всего стоит к идеалу социальной
гармонии, так ярко разрисованному Шенбергом.
В интересующую нас эпоху формы управления цехом носят
внешне демократический характер. Власть принадлежит
общему собранию членов цеха и оргапам, выбираемым на этом
собрании. Таково общее правило. Центробежные силы, действующие
внутри цеха, т. е. борьба между элементами различного
материального достатка, обычно еще не приводят к распадению
цеховой демократии. Но в некоторых случаях, при особо
интенсивном действии капитала на ремесло, в рамках формальной
демократии уже намечаются признаки олигархического
перерождения цеха и даже полного его вырождения. Первый процесс мы
наблюдали в Кельне. Картину полного вырождения цеховой
организации представляет цех Аахена (Wollenambacht),
объединявший, подобно шерстоткацкому цеху Флоренции, все
специальности, занятые при выработке шерстяных материй, причем власть
управления сосредоточена в руках малочисленного
купеческого элемента; остальные же члены цеха представляют
пассивную подчиненную массу.1
Иной случай перерождения цеховой организации
вызывается коллективным договором. В этом случае меняется сама
1 Н. К 1 е у. Das Aachen Wollenambacht, 1915, стр. 55—59.

102
Очерк II
сущнсть указанной организации при сохранении ее формы. Цех,
заключивший с предпринимателем коллективный договор,
отказывается от того, что составляло одну из основных целей его
существования,— от защиты экономической независимости
мелкого производителя. Коллективный договор — это полная
капитуляция цеха перед капиталом. Но, переходя in corpore па службу
к предпринимателю, цеховая масса сохраняет созданные ею
организационные формы. Организация мелких самостоятельных
мастеров автоматически превращается в организацию рабочих
домашней промышленности, имеющую черты сходства с
аналогичными организациями кустарей в XVI—XVII вв.1
Резюмируем содержание этого очерка. Ленин дает
следующее определение капиталистической мануфактуры: «По научно!
классификации форм промышленности, в их последовательном
развитии, работа на скупщика принадлежит большею частью
капиталистической мануфактуре, ибо она: 1) основана на ручном
производстве и на широком базисе мелких заведений; 2) вводит
между этими заведениями разделение труда, развивая его внутри
мастерской; 3) ставит во главе производства торговца, как это
всегда бывает в мануфактуре, предполагающей производства
в широких размерах, оптовую закупку сырья и сбыт продуктов;
4) низводит трудящихся на полооюение наемных рабочих, занятых
в мастерской хозяина или у себя на дому. Именно этими
признаками, как известно, характеризуется научное понятие
мануфактуры, как особой ступени развития капитализма в
промышленности» (Ленин, т. II, стр. 657).
Вглядываясь в прошедшие перед нами разнообразные формы
утраты ремесленной массой немецкого города своей
экономической самостоятельности в XIV—XV вв., мы констатируем
наличие в них большей части черт, отмечаемых Лениным как признаки
капиталистической мануфактуры. Система производственных
отношений, складывавшихся в результате разложения цеха,
основана на ручном труде и широком базисе мелких заведений;
она вводит между этими заведениями разделение труда
(шерстоткацкая промышленность), она предполагает производство в
широких размерах и оптовую закупку сырья и сбыт продуктов не
1 И. М. К у л и ш е р. История экономического быта Зап. Европы,
т. II, 1931 г., стр. 104.

Эволюция цехового ремесла в немецких городах XIV—XV вв. 103
мастером-производителем, а стоящим над ним
предпринимателем, и, наконец, она низводит трудящихся на положение
наемных рабочих. В немецких городах XIY—XV вв. мелкие мастера
работают преимущественно у себя на дому при помощи
собственных орудий производства. Они — кустари. Лишь в очень
редких случаях мы встречаем их в мастерской, принадлежащей
предпринимателю. Но это обстоятельство нисколько не меняет
характера их отношений к этому последнему,— по существу
они все же его наемные рабочие. Черта, существенно
отличающая капиталистическую мануфактуру в том определении,
которое дает последней Ленин, от системы производственных
отношений, которая складывалась в немецких городах XV в.
в результате разложения цеха, заключается в том, что при
этой системе во главе производства, стоит в большинстве случаев
не просто купец, а лицо, соединяющее функции торговца с более
или менее значительным непосредственным участием в процессе
производства.
Охарактеризованная система производственных отношений
энергично пробивает себе дорогу в немецком городе XV в., но
она далеко еще не является господствующей там. С ней успешно
борется другая, старая система этих отношений, основанная на
экономической самостоятельности мелкого производителя и
иерархии должностей. Мелкий мастер, хотя и изнемогает под
напором капитала, продолжает отстаивать цеховую организацию.
Еще не созрели условия для преобладания капиталистической
системы — капитал еще недостаточно сконцентрирован, а рынок
недостаточно обширен. Существуют обширные отрасли
промышленности, где старая система производственных отношений
сохранилась всецело. Только громадные сдвиги, происшедшие
в эпоху великих географических открытий, и позднее: создание
обширного мирового рынка, широкое обезземеление крестьянства,
первоначальное накопление капитала — создали прочные
предпосылки для распространения капитализма, как системы
производственных отношений, становящейся все более преобладающей.
Не нужно, однако, забывать, что благодаря частичной
натурально-хозяйственной реакции, наступившей в Германии во
второй половине XVI в., развитие в ней капитализма
происходило неровно и с большим опозданием.

104
Очерк II
Такой клубок противоречивых тенденций представляю?
производственные отношения городского ремесла в Германии
в XV в.
Мы проследили троякого рода дифференциацию ремесленного
населения в городе в XIV—XV вв.: 1) дифференциацию между
разными цехами, друг от друга не зависящими (например,
золотых дел мастера и льноткацкий цех), 2) дифференциацию между*
цехами, из которых один экономически подчинен другому и где
на основе этого подчинения мастера одного цеха становятся
предпринимателями, мастера другого цеха" опускаются до
положения рабочих, и 3) глубокое социальное расслоение массы
самостоятельных мастеров (т. е. обладающих званием мастера и имек>
щих свою мастерскую), в рамках одного и того же цеха (примеры
см. из истории кельнской промышленности).
Но на ряду с охарактеризованными видами социальной
дифференциации в XIV—XV вв. развертывался еще один процесс
социального расслоения, процесс яркий и сильный,
породивший богатую драматическими эпизодами историю. Мы имеем
в виду выделение из ремесленной среды более или менее
постоянного слоя подмастерьев и борьбу этих последних с мастерами
за улучшение условий труда.

Очерк III
НЕМЕЦКИЙ ПОДМАСТЕРЬЕ XIV—XV вв.
История немецких подмастерьев XIV—XV вв. неразрывно
связана со всей историей ремесла в эту эпоху. Последняя,
как нечто целое, еще не написана, и материалы, необходимые
для осуществления этой задачи, далеко еще не собраны. Поэтому
совершенно очевидно, что еще не создана научная почва,
опираясь на которую можно было бы осветить прошлое немецких
подмастерьев в указанный период во всей его широте и
выяснить все его движущие силы. Наша задача скромнее. Исходя из
наличных материалов, мы обрисовали основные черты
юридического и экономического положения немецких подмастерьев
в XIV—XV вв. и основные типы их движения, т.е. борьбы с
мастерами. Но необходимой предпосылкой движения подмастерьев
является образование более или менее постоянных кадров их.
Таким образом, в связи с историей подмастерьев неминуемо
встает вопрос о том, какие факторы способствовали созданию
слоя «вечных подмастерьев»?
Не задаваясь целью специального исследования этого
вопроса, что потребовало бы расширения рамок работы за пределы
истории города, мы стремились, характеризуя положение и
движение подмастерьев, хотя бы бегло осветить его в тесной
связи с выводами, к которым привел нас предыдущий очерк.
Подмастерью не повезло в исторической литературе.
Монографическое исследование истории средних веков сильно шагнуло
вперед в конце XIX и начале XX вв. Особенно в Германии.
Каждый год выбрасывал на книжный рынок множество книг и
брошюр, посвященных разработке мелких и мельчайших
проблем социальной и экономической истории средневековья.
Каждый год в стенах университетов созревали десятки диссертаций
на подобные темы. Основанные либо на материале местных
архивов, либо на кропотливом и детальном исследовании ранее
опубликованных данных, они вносили новую струю в общий источ-

106
Очерк III
пик фактов, проливающих свет на прошлое и служащих базисом,
для общих исторических концепций.
Но эта исследовательская работа протекала по
ограниченному, определенно очерченному руслу. У историографии есть
свой излюбленный круг движения, диктуемый социальной средо|
историка и всей совокупностью окружающих его социальных
условий. То, что не попадает в орбиту этого круга, остается
в тени. В конце прошлого и начале нынешнего века центром
внимания немецкой историографии была проблема происхождения
городского строя. Ей посвящены десятки книг и теорий, она
вызвала живейшую перекрестную полемику между
представителями разных течений. Все факты, относящиеся к ней, приведены
в известность; разноречия, вплоть до тончайших, отточены в
отшлифованы.1 В 10-х и 20-х годах текущего столетия много
писали о продовольственной политике отдельных городов,
усиленно разрабатывали местную историю ремесла. Но прошлое
подмастерья оставалось в сторопе от дороги, проложенной
историческим исследованием. В немецкой исторической литературе
оно становилось объектом специального рассмотрения всего два-
три раза. Прошло слишком пятьдесят лет с тех пор, как
появилась работа Георга Шанца о движении немецких подмастерьев.2
Автор извлек из немецких архивов большой материал по истории
подмастерьев Рейпской области и посильно, хотя и не до конца,
проанализировал его.
Но то, что было еще возможно в 60-х и 70-х годах, оказалось
невозможным в последующие десятилетия.
Труд Шанца констатирует наличие глубокой внутренней
розни в среде немецких ремесленников XIV, XV и XVI вв. и
истолковывает движение подмастерьев в терминах борьбы двух, как
он выражается, «сословий» (Stande). Но мыслима ли была такая
постановка вопроса буржуазной историографией в среде, где
борьба рабочего с капиталистом вес шире разливалась, все
глубже взрыхляла самые осповы провинциального, тихого житья, все
настойчивее рождала в некоторых кругах буржуазии
потребность в таком понимании прошлого, которое было бы резкой
1 Работы Белова, Кейтгена, Зома и других историков.
2 S с h a n z. Zur Geschichte der deutschen Gesellenverbande im
Mitiielalter, 1876.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
107
а2ТИтезой настоящего в облечении его в радужные покровы
социальной идиллии? (см.об этом подробно в I очерке).Но факты,
приводимые Шанцем, и материалы, собранные им5 так ясно
говорили в пользу его точки зрепия, что историографии, не
желающей принять эту последнюю, оставалось одно лишь—не касаться
истории подмастерьев.
Единственным продолжателем работы Шанца явился Бруно
0енланк. В своей известной книге «Soziale Kampfe vor 300 Jah-
ren» (первое издание вышло в 1894 г.), которой предшествовали
.статьи на ту же тему в одном из немецких экономических
журналов,1 Шенланк осветил, по архивным данным, движение
нюрнбергских подмастерьев конца XV в. и главным образом XVI в.
Написанная доступно и живо, на основе совершенно свежего
материла, и притом освещающая историю с точки зрения
классовой борьбы, книга Шенланка представляет несомненную
ценность, но хронологически она почти целиком выходит за пределы
интересующего пас периода.
Быт средневекового подмастерья до некоторой степени
освещен в диссертации Дирке о юридическом положении подмастерья,
вышедшей в 1914 г.,2 — единственной монографической работе
на эту тему. Работа Дирке представляет интерес как сводка
юридических данных по вопросу о подмастерьях. К сожалению, она
не полна и игнорирует некоторые очень существенные стороны
быта подмастерьев, как, например, вопрос о продолжительности
рабочего дня.
Обычно все сочинения по истории средневекового ремесла
и цехов уделяют мимоходом некоторое внимание вопросу
о положении подмастерья.3 Но эти небольшие отделы мало
дают для уразумения проблемы.
Недостаток внимания к нашей теме и скудость посвященной
•ей литературы повлекли за собой определенные последствия.
1 Jahrbticher fur Nationalokon. u. Statistik, 1889, стр. 337—395.
2 A. v. D i г k e. Die Rechtsverhaltnisse der Handwerkslehrlinge
und Gesellen nach den deutschen Stadtrechten und Zunftstatuten des Mit-
telalters, 1914.
3 См., напр., К 1 e у, Geschichte und Verfassung des Aachener Wol-
len ambachts, 1916. — K. Htiseler. Das Amt der Hamburger Rot-
:giesser, 1922, и много других монографий, посвященных местной история
.ремесла.

108
Очерк III
Новые работы по экономической истории, игнорируя труд Щщ^
ца, голословно утверждают, что отношения между мастером и под.
мастерьем в XV в. чужды были признаков социальной борьбц
и представляли все особенности патриархального мирного
сожительства. Такова точка зрения Генке.1 Отступление от этого
правила представляет появившаяся в последнее время и ущ
цитированная нами работа Г. Вехтеля 2, признающего, что во
второй половине XIV в. и в XV в. отношения между мастерок
и подмастерьем отнюдь не носили патриархального характеру
Но Бехтель не развивает и не обосновывает своей мысли.
Благодаря игнорированию указанной проблемы основные
и существеннейшие стороны быта подмастерья остаются
необследованными. Не собран воедино материал, нужный для
такого задания, и не произведена его предварительная
обработка .
Иллюстрируем нашу мысль примером. Трехчленное деление
состава цеха — ученик, подмастерье, мастер — обычно
принимается немецкими авторами как нечто неоспоримое. Между тещ
оно складывалось исторически. Вполне мыслим и
действительно существовал непосредственный переход от ученичества к
званию мастера. Во Франции двухчленное деление цеха — ученик,
мастер — встречалось довольно часто,3 оно не было, повидимому,
чуждо и Германии. Во всяком случае понятие подмастерья
сильно эволюционировало в Германии. Это следует из того, что даже
в эпоху наивысшего оформления здесь цеха, в XIV и XV вв., statu»
подмастерья в разных городах характеризуется различным!
признаками. В Кельне это чисто фактическое состояние.
Кельнские цеховые статуты не устанавливают обязательного стажа
для подмастерья.4 Он становится мастером, когда получает
материальную возможность открыть мастерскую и выполнить
прочие условия, требуемые для получения звания мастера.
Иначе обстоит дело в Любеке. Там подмастерье должен
прослужить минимальное количество лет в качестве такового
1 R. H a p k е. Wirtschaftsgeschichte, 2-е изд., 1928, стр. 66 и №
2 Der Wirtschaftsstil des deutschen Spatmittel alters.
3 См., напр., Н a u s e r, Ouvriers du temps passe, 1899.
4 Это явствует из цеховых статутов Кельна. См. L о s с h. Kolnef
Zunftstatuten 1907. Подробный анализ их дан ниже.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
109
ia года и т. д., смотря по ремеслу), без чего он не может стать
мастером.1
Было бы очень важно проследить, не отразилась ли в
указанном различии последовательная смена стадий в процессе разви-
тйя немецких подмастерьев как особого общественного слоя —
сперва фактическое состояние, затем юридическое закрепление
€Го. Такая работа могла бы пролить свет на самый генезис
института подмастерьев и объяснить очень многое в его эволюции
й общественной роли. Но для выполнения подобного задания
нужно теснейшим образом связать историю подмастерьев и
ремесла со всей экономической историей немецких городов,
а б этом последнем направлении абсолютно ничего не сделано.
Обращаемся к вопросу об источниках. В этом смысле наше
положение несколько более благоприятно, чем в смысле
литературных обработок. Цеховые статуты, которыми мы располагаем
в большом количестве для разных частей Германии, дают
надежную опору для уяснения юридического и частью
экономического положения подмастерьев.2
Основным источником для знакомства с движением
подмастерьев продолжают оставаться документы, собранные Шанцем
и напечатанные им в виде приложения к его книге;3 но в 1914 г.
появился новый сборник материалов по истории подмастерьев,
существенно дополняющий Шанца. Он входит в состав так
называемых «Цеховых грамот Франкфурта», изданных в трех томах
Карлом Бюхером и Бенно Шмидтом.4 Они содержат данные не
только по Франкфурту, но и по многим другим рейнским
городам. О северных городах можно почерпнуть кое-какие сведения
в соответствующем сборнике Рюдигера,5 о Нюрнберге имеются
некоторые данные у Шенланка,6 но последние очень незначительны.
1 Wehrmann. Die altera lubeckischen Zunftrollen, 1864.
Подробный анализ их ниже.
2 См. сборники документов, цитируемые ниже при характеристике
социального положения немецкого подмастерья.
3 G. Schanz, op. cit., приложения.
4 К. Biicher u. В. Schmidt. Frankfurter Amts- und Zunft-
urkunden. В трех томах, 1914 (Veroffentlichungen der historischen Kommis-
sion der Stadt Frankfurt a. M.).
5 Rtidiger. Die altera hamburgischen Zunftrollen, 1874.
6B. Schonlank. Sociale Kampfe vor 300 Jahren, 2-е изд., 1907.

110
Очерк III
Неприязнь буржуазной историографии к истории подма*
стерьев, вызванная социальной остротой этой темы, приведу
к тому, что материалы для нее собирались вяло и скупо, де
в планомерном порядке, как для основной задачи, а лищь
попутно.
В результате, как и 50 лет назад, мы имеем теперь возмог
ность изобразить, хотя и на основе более обширного материала
только движение подмастерьев Рейнской области.
Однако и эта тема заслуживает научной разработки. Прежде
всего потому, что материал чрезвычайно ярок и выразителен,
хотя'И ограничен локально. Кроме того, о быте французски*
и фламандских подмастерьев в средние века мы знаем по цеховыц
статутам этих стран не меньше, чем о быте их немецких со-
братьев. Но движение средневековых подмастерьев Франции \
Фландрии — их столкновения с хозяевами, их стремление
улучшить условия труда, их борьба за право коалиции — еще в
гораздо меньшей степени освещено исторической наукой, чем
движение немецких подмастерьев, за отсутствием опубликованных
материалов. Работы по французскому компаньонажу
(движение подмастерьев) затрагивают в сущности лишь эпоху XVI в,
и более позднее время.1
Таким образом, идя но стопам Шанца, мы углубляемся
в малоизвестную область средневековой жизни.
Что представлял собой средневековый подмастерье как
социальная категория?
В немецких документах он почти неизменно фигурирует под
названием Knecht—работник. Термин Gesellen—товарищи—в то
время означал сотоварищей по ремеслу, т. е. мастеров,
принадлежащих к одному и тому же цеху. В применении к
подмастерьям он всплывает лишь в самом конце средних веков и чаще
начинает употребляться в XVI в. и в последующее время.
Слово «работник» передает сущность отношений подмастерья
к мастеру. В противоположность ученику, который поступает
к мастеру для обучения ремеслу и платит ему за это,2 подма-
1 См., напр., Martin St. Leon. Le compagnonnage, 1901.
2 Таково общее правило. Обычно ученик получает плату за свой
труд только в строительных ремеслах, иногда у скорняков.

Немецкий подмастерье XIV— XV вв.
111
стерье представляет собой взрослого обученного рабочего,
долуяающего за свой труд определенную плату. Впрочем, грань
между понятиями ученик и работник не отчетлива. Ученик,
приближающийся к окончанию учения и изучивший ремесло,
с успехом может заменять взрослого работника. Вывали
случаи, когда мастера намеренно пользовались бесплатно рабочей
силой учеников для частичного вытеснения ими подмастерьев,
Я на этой почве возникали конфликты между мастерами и
подмастерьями. Такого рода столкновение произошло в 1363 г.
у страсбургских ткачей.1 Любекские столяры, которые часто
оказывались в затруднительном положении из-за того, что
подмастерья бросали их и уходили за город работать, в XV в. провели
изменение своего цехового устава в том смысле, что мастерам
разрешалось держать двух учеников, тогда как раньше только
одного.2 Для мастера было очень соблазнительно продлить
срок обучения ученика и тем гарантировать себе на будущее
время бесплатного рабочего. Несостоятельный же ученик
стремился освободиться от платы за ученье хотя бы ценой продления
срока его. Получалось совпадение интересов обеих сторон, и
заключались договоры, в силу которых срок учения
увеличивался в полтора или в два раза против времени, установленного
цеховыми статутами данного ремесла, но зато мастер обязывался
обучить поступающего к нему юношу бесплатно. Такого рода
случаи мы знаем у кельнских цьтрюлышков: обычно обучение
этому ремеслу продолжалось четыре года,3 но с бесплатных
учеников требовали, чтобы они учились, т. е. бесплатно работали
на мастера, восемь лет.4 То же самое практиковалось у люнебург-
ских сапожников: срок учения для платных учеников был
установлен в два года, для бесплатных — в три года.5 Из этих
фактов выясняется, что ученик был не только младшим помощником
подмастерья, но вместе с тем и возможным конкурентом его.
1 G. Schmoller. Strassburger Tucher - und Weberzunft, 1879,
стр. 9—10.
2Wehrmann. Die altera lubecker. Zunftrollen, стр. 297 (устав 1422 г.).
3 L б s с h. Kolner Zunfturkunden, I, № 2 и 3.
4 Op. cit., т. П, № 229.
s Bodemann. Die altera Zunfturkunden der Stadt Luneburg ,
1883, № XXVIII, стр. 232.

ггг
Очерк 111
В течение какого времени подмастерье оставался таковым?
Господствующий взгляд выражался в том, что существен,
нейшая черта отличия средневекового подмастерья от совре.
менного рабочего заключалась в кратковременности этого
состояния. Согласно этого взгляда подмастерье занимал подчи-
ненное положение только в течение своего служебного стажа,
но, прослужив два-три года, он сам становился мастером, т. е.
самостоятельным хозяином, и сам начинал держать
подмастерьев;1 только в самом конце средних веков затруднения,
которые ставились цехом подмастерью при переходе в мастера,
в виде высокого взноса, трудпого экзамена и других условий,
стали так значительны, что начал складываться слой так
называемых «вечных» подмастерьев.
Мы уже указали, что отсутствие опубликованных
материалов и неразработанность вопроса о подмастерьях не дают
возможности восстановить во всей полноте историю
возникновения и развития этого слоя ремесленников. Заметным слой
постоянных подмастерьев становится в половине XIV и в XV вв.
С другой стороны, несомненно, что цеховые статуты
рассматривают состояние подмастерья как переходную ступень к званию
мастера. Все это подтверждает общепринятый взгляд, что, однако,
не устраняет вопроса о том, какова была продолжительность
этой переходной стадии и в силу каких причин подмастерье
становится «вечным».
Мы настойчиво подчеркиваем, что продолжительность
переходного периода от подмастерья к мастеру ни в коем случае не
должна быть отождествляема с продолжительностью служебного
стажа подмастерья, требуемого обычаями и статутами
некоторых цехов. Стаж для нодмастерья, как и все вообще содержание
цеховых статутов, устанавливался мастерами и в интересах
мастеров, а отнюдь не подмастерьев. Он имел в виду
гарантировать мастеру нужную ему и покорную рабочую силу и,
может быть, несколько ослабить наплыв новых элементов в цех.
Но не стаж, установленный цехом, создавал категорию
подмастерьев, а нечто другое. Мы видели, что кельнские цехи совер-
1 R. Н арке, op. cit. и цит. стр. Впрочем, Нарке излагает эту
мысль в несколько неуверенной форме.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 113
щенно не знали обязательного стажа для подмастерья, а между
тел они были превосходно знакомы с подмастерьем как с рабо-
qjjjvr.1 Если молодой человек, прошедший ученье у
ремесленника, не обладал средствами для открытия мастерской, то он,
естественно, оставался подмастерьем. Сколько времени он
оставался им, зависело исключительно от его материальных
ресурсов. Стаж для подмастерья, устанавливаемый некоторыми
цехами, означал лишь то, что подмастерье может выйти в мастера
Зе раньше двух, трех и т. д. лет. Но отсюда не следовало, что по
истечении законного срока подмастерье должен немедленно стать
мастером. Состоятельный подмастерье проходил в мастера,
несостоятельный долго оставался подмастерьем. Многое
зависело в этом случае от характера ремесла, составлявшего его
специальность. Легче было стать хозяином мастерской по
изготовлению деревянных башмаков, чем приобрести
самостоятельность в скорняжьем ремесле, где для ведения дела нужно было
обладать средствами, ибо материал был дорог, так как шел
издалека. В ремеслах, требовавших капитала, процент
подмастерьев, застревавших на пути к званию мастера, должен был
быть выше, чем в ремеслах, не требовавших его.
Резюмируем. Средневековый подмастерье — это платный
рабочий. Первоначальное возникновение этого слоя, как
постоянной категории, вызвано было экономическими
причинами.
Однако стеснения, которые ставились цехом подмастерью
при переходе его в мастера, также сыграли несомненную роль
в процессе дальнейшего пополнения слоя подмастерьев и
наложили специфический отпечаток на весь его быт.
Какие причины побуждали цехи к закрытию доступа
новым членам? Причины эти представляют сложнейший комплекс
общественных явлений, отразивших узловые проблемы эпохи
разложения феодализма. Проблема такого объема не может быть
трактована мимоходом. Не задаваясь целью исчерпывающим
образом обрисовать совокупность указанных явлений, что
вывело бы нас далеко за рамки не только настоящего очерка,
1 Вывод сделан на основании кельнских цеховых статутов. Losch,
°Р- cit., введение к нему.

114
Очерк III
но и всего нашего исследования, мы ограничимся бегм
и схематической характеристикой их, соответствующей нау^,
ным данным и необходимой для понимания истории подща,
стерья.
Связь фактов рисуется в следующем виде. Отлив сельское
населения в города, вызываемый развитием товарного про%
водства, интенсивно совершается в течение всей 2-й половищ
средних веков, начиная с X—XI вв. Устремляющаяся в ropoj
масса крестьянства быстро растворяется среди городского насе.
ления, находя себе средства к жизни в занятии ремеслами j
торговлей. Тяга в город еще более усиливается по мере того,
как рост товарного производства вызывает социальную диф<|е.
ренциацию в деревне и образование в крестьянской среде семе|
лишенных земли. Ко второй половине XIV в. колонизация
заэльбских областей заканчивается. Закрывается канал, щ
которому отливало из деревни избыточное сельское население,
что еще более способствует устремлению крестьянства в города,
Но как-раз в это время в городе и в частности в цехах отношени
к пришлым элементам меняется. Не все причины этого сдвига
исследованы, но вряд ли мы ошибемся, приняв, что он был
в значительной мере обусловлен той эволюцией цехового ремесла,
которую мы проследили в предыдущем очерке. Теряя
экономическую самостоятельность и становясь кустарем, работающим на
предпринимателя, мелкий цеховой мастер начинает обострен!
реагировать на наплыв новых конкурентов. Чем больше
ухудшается его экономическое положение, тем сильнее проявляется
у него стремление подавить или, по крайней мере, ограничить
конкуренцию пришлых элементов. Крепче сплачиваясь со своим
товарищами по ремеслу под лозунгом поддержания
экономического равенства, цеховой мастер, с другой стороны, предъявляет
все более суровые требования к новым претендентам на звание
мастера.
И вот, одновременно с разложением цеха (см. предыдущий
очерк) все более ограничивается прием в него новых членов. Оба
явления представляют две стороны одного и того же социального
процесса.Документысвидетельствуют о том,чтоуже в XIV—XVbb,
получить звание мастера в Германии можно было, только
преодолев большие и все возрастающие трудности, особенно в некоторых

Немецкий подмастерье XW—XV вв.
115
-городах. Очень выразительную позицию заняли в этом смысле
дюбекские цехи. Помимо указанного выше стажа, к кандидату в
мастера предъявлялся там еще ряд других требований. Иногда от
#его требовали, чтобы он весь служебпый стаж проводил у одного
мастера.1 В большинстве случаев требовалось доказательство
того, что он произошел от законного брака.2 Требовалось, чтобы
кандидат превосходно владел ремеслом, что он во многих случаях
должен был доказать выполнением шедевра (Meistersttick).
у шапочников шедевр заключался в изготовлении из куска фетра
различпых шляп,3 у шпажников — в изготовлении двух шпаг.4
Далее, кандидат в мастера должен был быть бюргером, что
сводилось к обладанию некоторым имуществом.5 Он должен был
уплатить определенный взнос в пользу цеха.6 И, наконец, он
обязан был угостить мастеров и их жен обедом.7 В XVI и
XVII вв. указанные требования еще более возрастают. Экзамен
становится крайне сложным, почти непреодолимо трудным,
взносы увеличиваются, обед превращается в неоднократные
угощения с обильными возлияниями Бахусу. Такое богатое
угощение требовалось в XVI в. гамбургскими медниками и
многими другими цехами.8 Но уже в интересующую нас эпоху
указанные условия способны были закрыть многим доступ
к званию мастера.
Впрочем, как мы указали, тенденция к замыканию цеха не
везде проявлялась с одинаковой силой. Кельнские цехи XIV
и XV вв. были в этом отношении гораздо либеральнее любек-
ских, что, вероятно, объясняется тем, что, работая для экспорта
(см. очерк II), кельнская промышленность обладала большей
емкостью и нуждалась в большем количестве рабочих рук.
1 Wehrmann, op.jfcit., стр. 190, цех скорняков, устав 1386 г.
2 Почти во всех любекских цехах.
3 Wehrmann утверждает, что устав шапочников, содержащий
указанное требование, возник в XIV в. См. Wehrmann, op. cit.
4 Устав 1473 г. См. Wehrmann, op. cit., стр. 455.
5 Wehrmann op. cit., введение, стр. 125.
6 Op. cit., стр. 186 и другие места.
7 Op. cit., стр. 329, цех маляров, устав 1425 г.
8 См. К. Н u s е 1 е г. Das Amt der Hamburger Rotgiesser. 1922,
стр. 8—9.

116
Очерк III
До XIV в. в Кельне от кандидата в мастера не требовали даже
доказательства того, что он прошел ученичество. В XIV в. это
требование начинает предъявляться кельнскими цехами,1 но
о стаже, обязательном для подмастерья, как мы также указали,
нет упоминания в течение всего средневековья. Требование
шедевра выдвигается в Кельне лишь с половины XV в. Раньше
всего появляется оно у стригальщиков сукна, затем у портных,
панцырников, сапожников, столяров и мечников.2 Позднее
появляется там и требование происхождения от законного брака.
В XIV в. оно фигурирует только в уставах самых
аристократических цехов: двух купеческих — розничных торговцев сукном
(Gewandschneider) и торговцев вайдой, и одного ремесленного
цеха — золотых дел мастеров.3 Последние проявляют
исключительно аристократическую тенденцию в этом смысле. Желающий
стать золотых дел мастером должен был не только происходить
от законного брака, но сверх того не должен был быть сыном
представителя какой-либо из следующих профессий: ткача
льняных изделий, цырюльника, флейтиста или вообще
музыканта, бродяги и члена монашествующего ордена бегинов.4
Начиная с середины XV в. требование происхождения от
законного брака, предъявляемое к претендентам на звание
мастера, становится в Кельне всеобщим. Оно появляется в
уставах поясников, плотников, бочаров, стригальщиков сукна и др.5
Все указанпые требования предъявлялись в сущности лишь
к новым кандидатам в мастера. Родственники мастеров,
особенно сыновья их, находились в привилегированном положении.
Уже в XIV и XV вв. им делаются льготы при приеме в
мастера. Для них вступительный взнос меньше, служебный стаж
короче и т. д.6 Эта тенденция к преимущественному допущению
своих принимает особенно крупные размеры в XVI—XVII вв.,
1 См. L 6 s с h, op. cit., введение, стр. 76.
2 L 6 s с h, op. cit., т. II, № 511, 612, 631, 642А, 649, § 5.
3 Op. cit., т. I, стр. 80, п. 1.
4 Op. cit., т. II, Л» 428 и 433.
5 Op. cit., т. II, № 244, 578С, 683, 706.
6 Подобные послабления делайись уже в указанную эпоху даже в
Кельне. Почти все цеховые статуты Кельна требуют со своих значительно
меньший вступительный взнос, чем с чужих.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 117
когда некоторые цехи превратились как бы в органы
призрения родственников.1
В результате указанных причин, т. е. скопления в городах
несостоятельных подмастерьев, и тех затруднений, которые цехи
ставили новым кандидатам в мастера, в немецких городах
узке в конце XIV и в XV вв. явно выделяется более или
ленее постоянный слой подмастерьев. Как ни
консервативны по содержанию и внешней форме цеховые статуты,
однако они отразили косвенным образом этот факт. Цеховой
обычай требовал от подмастерья, чтобы он был холост и жил
в семье мастера. Такое условие применимо, конечно, по самой
своей сути, лишь к временному рабочему. В принципе от
указанного правила не делалось никаких отступлений, и даже в
поздних статутах XVI в. мы не находим прямого разрешения
подмастерью жениться и селиться отдельно. Но жизненная
практика временами уже расходилась с цеховым законом, и в тех же
статутах, утверждающих тот общий принцип, что подмастерье
не должен иметь своего дома, одновременно мелькают указания
на наличие подмастерьев, живущих своим домом. В Кельне
такие подмастерья встречались у кошелечников,2 золотопрядиль-
щиц,3 поясников,4 в Страсбурге в шерстоткацком цехе.5 Скорее
всего это были лица, принадлежавшие к типу постоянных
подмастерьев, не могущих рассчитывать на быстрое продвижение в
мастера. О женатых подмастерьях упоминают страсбургские грамоты
ткачей льняных изделий,6 франкфуртские грамоты шапочников.7
Женатые подмастерья часто встречались среди строительных
рабочих.Очень много «вечных» подмастерьев знала кельнская
шелкоткацкая промышленность.8 Но есть ли надобность ссылаться
на эти мелкие факты в доказательство мысли о наличии контин-
1 Ср. Neuburg. Zunftgerichtsbarkeit und Zunftverfassung vom
13-ten bis zum 16-ten Jahrlmndert. Сказано применительно к гамбургскому
цеху золотых дел мастеров.
2 Losch, op. cit., т. I, 4 и 5.
3 Op. cit.., т. I, № 29, п. 14.
4 Op. cit., т. II, стр. 274.
5 См. 0\ Schan z, op. cit., стр. 49.
6 См. материалы, собранные Шанцем, стр. 221.
7 Frankf. Amts- u. Zunfturkunden, т. II, стр. 379 (докум. 1477 г.).
8 Losch, op. cit., т. II, № 661. Подробно об этом см. ниже.

118
Очерк III
гента постоянных подмастерьев в немецких городах XIV—XVbb.?
Ведь об этом говорит такой крупный и значительный
факт, как движение подмастерьев, факт, как мы увидим ниже,
неоспоримый. Совершенно ясно, что временный рабочий не мог
быть заинтересован в создании касс взаимопомощи или союзов
борьбы с мастерами, стремившихся к улучшению условий труда.
Обращаемся к вопросу об экономическом и юридическом
положении подмастерья. Живя в доме мастера, подмастерье
пользовался его столом и сверх того получал заработную плату.
Обычно ему давалось полное довольствие, но в некоторых
случаях статут оговаривал, что подмастерье получает у мастера лишь
часть пропитания, невидимому то, что требовало изготовления
на кухне; другую же часть его, могущую быть купленной в
готовом виде, он приобретает сам. Так обстояло дело у страсбургских
ткачей-бумазейщиков. Мастер давал подмастерью помещение
и горячую пищу, но хлеб, пиво и свечи подмастерье покупал
за свой счет.1 В других случаях, как, например, у любекских
колесников, статут оговаривал обратное, а именно что хозяин
обязан не только кормить подмастерье, но даже давать ему
на пиво.2
Очень редко бывало, чтобы, живя у мастера, подмастерье не
пользовался его столом. Такой случай мы наблюдаем у
любекских корабельных плотников.3 Объясняется он, вероятно, тем,
что вся работа этих ремесленников протекала вне дома. Но
в подтверждение того, что подобное положение является
уклонением от нормы и что нормальным было пользование хозяйскими
харчами, мастер по пятницам давал каждому подмастерью хлеб
и селедку. Аналогичным образом составлялась плата
строительных рабочих Франкфурта-на-Майне. Здесь подмастерья имели
возможность выбора: либо хозяйский стол и сокращенная плата,
либо полная плата на своих харчах.4 Имеются факты, дающие
основание думать, что обычно вся заработная плата подмастерья
1 G. Schmoller. Strassburger Tuch.- und Weberzunft, стр. 161,
статуты 1537—1541 гг.
2 Wehrmann, op. cit., стр. 307.
3 Op. cit., стр. 406.
4 Frankf. Amts- und Zunfturkunden, т. I, стр. 5 и след., стр. Зи
след. и другие места.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 119
йСчи:слялась в деньгах, но из нее делался вычет за пользование
хозяйским столом и на руки выдавалась лишь остающаяся
сумма.
Что касается способа исчисления денежной платы, то в основу
еГо был положен один из двух признаков: либо время — тогда
возникала форма платы поденной, понедельной, годовой, либо
количество изготовленных предметов — тогда возникала форма
сдельной оплаты труда. Применялась еще третья форма
заработной платы, учитывавшая знания и умелость подмастерья и
степень производительности его труда. Она обычно создавалась
путем установления максимальной ставки заработной платы
(поденной, понедельной или сдельной). По этой ставке
оплачивался труд лучшего рабочего. Работавшие хуже получали
соответственно меньше. Мы коснемся еще максимальных ставок
заработной платы. В рассматриваемый период они приобретали
все большую популярность среди хозяев, ибо давали широкий
простор понижению оплаты труда и являлись действительной
мерой давления на работника.
Трудно говорить о преобладании какой-либо формы
заработной платы, ибо в статутах они фигурируют все.
Поденную плату применяли в форме максимальных ставок
нюрнбергские сапожники2 и др. Недельная плата в форме
максимальных ставок была принята у любекских золотых дел
мастеров и др.3 Обыкновенная форма недельной платы встречается
у гамбургских медников.4 Форма годовой платы принята была
любекскими пергаментщиками (притом в виде максимальных
ставок), кельнскими поясниками5 и др. Полугодичная плата
применялась любекскими скорняками.6 Сдельная плата была
излюбленной формой оплаты труда у бочаров, шапочников,
1 Эта система была принята вендскими скорняками (В о d e m a n п-
Lubecker Zunfturk., стр. 180, докум. 1540 г.) и страсбургскими ткачами-
бумазейщиками (см. G. Schm oiler, op. cit.).
2 См. ниже очерк «О положении строительных рабочих».
3 Wehrmann, op. cit., стр. 120.
4 Н ti s e ] е г. Das Amt d. Hamburger Rotgiesser, стр. 1.
6 W e h r m a n n, op. cit., стр. 364.—Los ch, op. cit, т. II, № 498, n.2.
6 Wehrmann, стр. 356 (устав относится к времени,
предшествовавшему 1409 г.).

120
Очерк III
четочников и др.1 Любекские шапочники оплачивали, например
сдельно каждую дюжину шляп определенного сорта; за высщм
сорт платили 20 пф., за следующий 15 пф. и т. д., понижая щ^
ту до 8 пф. Любекские четочпики оплачивали определенно}
суммой каждую тысячу четок. Но любопытно, что некотор^
ремесла, как, например, золотых дел мастера,2 строжайше
запрещали поштучную плату, исходя, невидимому, из желании
поддержать высокое качество продукта.
В очерке, посвященном положению строительных рабочих
мы указали, как сильно колебалась оплата труда этой категор^
рабочих в зависимости от времени года. Другие ремесла обычщ
не знают подобных колебаний. Только у любекских скорняко{
мы нашли нечто подобное системе, господствовавшей в строи.
тельных ремеслах. Они оплачивали труд подмастерьев по полу.
го дням — от св. Мартина (11 ноября) до сретепия господня
(2 февраля) и от сретепия господня до св. Мартина, причем з3
зиму платили меньше, чем за лето.3
До сих пор мы говорили о депежной оплате труда. Но уже
в рассматриваемую эпоху встречались случаи оплаты его товароц
вместо денег — Trucksystem. Эта система пустила корни, главный
образом, в текстильной и кожевенной промышленности. Так,
обычай этот применялся кельнским шелкоткацким и
шелкопрядильным цехом (конец XV в., женские цехи), шпейерскимн
ткачами (середина XIV в.), любекскими ременщиками (устав
1396 г.), кельнскими дубильщиками и заготовщиками.4 В средние
века, как и в XIX и в XX вв., система оплаты труда товарами
прикрывала собою понижение заработной платы. О степеш
эксплоатации подмастерья путем применения такой системы
оплаты труда можно судить по одному интересному документу
конца XV в. Это доклад известного в свое время в Кельне
общественного деятеля Гергарда фон-Везеля, представленный кельн-
1 Op. cit., стр. 472; L б s с h, т. I, № 5, п. 9.
2 Losch, I, op. cit., № 28, п. 6 и 8; т. II, № 498, п. 2.
3 Wehrmann, op. cit., стр. 356.
4 L б s с h, op. cit., т. II, № 661, п. 6; M о n e. Zeitschrift fur die
Geschichte des Oberrheins, XVII, стр. 56. Ср. D i г k e, op. cit., стр. 83;
Wehrmann, стр. 375; R ti d i g e r, Altere Hamburgische Zunftrol-
len, стр. 276; Losch, op. cit., т. I, стр. 135; там же, т. II, № 549,п.2.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
121
скому совету и трактующий об отрицательных сторонах кельн-
сКого шелкового производства. Гергард фон-Везель пишет:
«Перед нашими глазами проходят примеры бедняков,
принимающихся за прядильную и ткацкую работу, чтобы спасти себя
от голода и жажды. Они принуждены брать вместо заработной
платы у мастериц шелковую материю, оцениваемую мастерицей
в 19 кельнских марок, между тем как за нее нельзя выручить
до 14%—15 марок; норой же их заставляют брать сукно,
оцениваемое мастерицей в 6 марок, которое они рады сбыть затем
с уступкой третьей части цены».1 Шелкопрядильное и
шелкоткацкое ремесло, игравшее крупнейшую роль в жизни средневекового
Кельна, было сильно капитализировано. Шелк-сырец был дорог
и привозился преимущественно из Венеции либо сухим путем,
либо на венецианских кораблях через Брюгге или Антверпен.2
Нужно было обладать большим по тому времени капиталом,
чтобы иметь самостоятельное предприятие в этой отрасли
промышленности. Тот же Гергард фон-Везель сообщает, что
самостоятельная мастерица должна была тратить не меньше 2—3 тыс.
гульденов в год на покупку шелка-сырца. Этим объясняется
сильная внутренняя дифференциация шелкоткацкого цеха
в Кельне, отразившаяся на его юридической структуре, а также
высокая степень экснлоатации рабочего в этом цехе. Небольшое
количество так называемых главных мастериц (Гергард фон-
Везель говорит, что их было не больше 4—5) покупало шелк-
сырец и обрабатывало его при помощи учениц. «А почтенные
лица,—как выражается фон-Везель,—изучившие ремесло и
владевшие им не хуже главных мастериц, лишены были нрава
держать учениц и принуждены были работать на богатых
мастериц».3 Отсутствие права обучать других — один из
юридических признаков средневекового подмастерья.4 Таким образом,
весь шелкоткацкий цех рисуется нам состоящим из немногих
1 L о s с Ь, op. cit., т. II, № 661, п. 6.
2 Koch. Gescbichte des Seidengewerbes in Koln, 1904 (Staats"und
socialwissenscb. Forsch., herausgeg. von G. Schmoller, Heft 128).
3 L о s с h, op. cit., т. II, № 661, n. 1. Гергард фон-Везель говорит,
что пряжа принадлежит не им.
4 См., напр., устав кельнских стригальщиков шерсти 1397 г. —
Losch, т. I, № 72, п. 8.

122
Очерк III
«капиталисток» и массы «вечных» женщин-подмастерьев,
заработная плата которых, вероятно, с самого начала была понижена
широким применением ученического труда и еще больше
понижалась системою оплаты труда товаром. Очевидно, применение
этой системы повсеместно влекло недовольство подмастерьев
и волнения, ибо власти — цеховые или городские — стараются
подавить ее везде, где она всплывает.1 Насколько успешно -~.
мы не знаем.
Мы указали на формы заработной платы средневекового
подмастерья. Возникает вопрос о ее реальной ценности. В другом
очерке, посвященном рабочему вопросу в конце средних веков;
«О положении строительных рабочих», мы сделали попытку
посильно ответить на этот вопрос и пришли к тому выводу, что
заработная плата едва покрывала нужды рабочей семьи в начале
XV в. и совершенно не покрывала их в конце его. Но что было
возможно в применении к одной категории ремесленников,
работавших в одном-двух городах, то становится чрезвычайно
сложным — при современном состоянии исследования но
интересующему нас вопросу — применительно к разным отраслям труда
и разным городам. Первая трудность, встающая на этом пути,
это — многообразие денежных систем Германии и постоянная
норча монеты, меняющая ее ценность даже в течение
короткого периода времени. Вторая трудность — колебания цен на
предметы первой необходимости в разных местах и в
разные годы. Третья — неизвестность того, как строился бюджет
работника, что стояло на первом плане, что на втором и т. д. Но
если бы монографическому исследованию и удалось пролить свет
на все указанные вопросы и выдвинуть ряды цифр, выражающих
номинальную и реальную заработную плату подмастерьев
разных ремесл в разных городах, то оставался бы еще
последний икс, наиболее трудный для преодоления. Мы видели, что
заработная плата подмастерья, выдаваемая деньгами, составляла
лишь дополнение к другой части его платы, получаемой им
натурой в виде квартиры и стола. Как учесть реальную ценность
этой составной части? Живя у мастера, подмастерье пользовался,
вероятно, тем же, чем и остальные члены семьи мастера. Но при
1 См. источники, цитируемые на стр. 121.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 123
0g сильной социальной дифференциации, которая
существовала в среде цехового ремесла (ср. оба предыдущих очерка),
сТоимость пропитания подмастерья должна была заметно
колебаться в отдельных случаях. Конечно, можно вывести средние
д^фры стоимости жизни, как это, например, практикуется в
настоящее время при определении ставок заработной платы домаш-
ййх работниц, но эти цифры заключали бы в себе еще больше
гипотетических элементов, чем исчисления, указанные нами на пер-
в0м месте. Исчисление реальной стоимости заработной платы
сТроительных рабочих облегчалось, помимо того, что эти рабочие
принадлежали к немногим профессиям, еще некоторой
специфичностью их положения: представители этого вида труда
получали свою заработную плату по выбору — либо целиком
деньгами, либо деньгами и столом.
Итак, мы отказываемся от разрешения проблемы о реальной
ценности заработной платы немецкого подмастерья,
поставленной в таком широком объеме. Что подмастерья часто были
недовольны своей заработной платой, видно из неоднократно
выдвигавшегося ими требования о повышении ее и из жалоб на
плохой стол.
Подробными данными располагаем мы но вопросу о
продолжительности рабочего дня. Особенно много сведений этого рода
имеется по Кельну. Почти каждый цеховой статут содержит их.
Порой в форме категорического определения продолжительности
рабочего дня, порой в виде указания максимальной
продолжительности его. Так, иголыцики постановляют (устав 1397 г.) начинать
работу не раньше 5 час. утра, кончать ее не позже 8 час. вечера.1
Буквально то же постановление содержится в уставе медников
(устав 1421 г.).2 Ткачи.льняных,изделии.(устав 1490 г.) в
категорической форме постановляют начинать в 5 час. утра и кончать
в 8 час. вечера.3 Кузнецы устанавливают для зимнего времени —
от св. Ремигия (1 октября) до заговения (воскресенье перед
началом великого поста)—рабочий день от 5 час. утра до 8 час.
вечера. Летом, повидимому, работали больше (устав 1397 г.).4
1 L 6 s ch, op. cit., т. I, № 53, п. 14.
2 Op. cit., т. I, № 43, п. 10.
3 Op. cit.. т. I, № 54a n. 16.
4 Op. cit., т. I, № 56, n. 15.

124
Очерк III
Еще длиннее бътл рабочий день у столяров. Они постановляю^>
начинать работу не раньше 4 час. утра, кончать не позже 8 час
вечера, т. е. работа продолжается 16 часов (устав 1397 r.)i
У сумочников та же продолжительность рабочего дня, т. е
16 часов, а именно—с 5 час. утра до 9 час. вечера, установлен
в категорической форме для зимы; летом работали, повидимоцу
больше.2 Наиболее продолжительный рабочий день встречаем
мы у кельнских шапочников. Их уставом предписано начина^
работу не раньше 4 час. утра, кончать ее не позже 10 час. вечеру
т. е. устанавливается максимальная продолжительность рабо-
чего дня в 18 часов (устав 1397 г.).3 У кельнских прядильщиц
работа начиналась и кончалась со звоном колоколов на городских
башнях (устав 1397 г.).4 15-часовой рабочий день мы встречаец
у любекских сундучников — с 4 час. утра до 7 час. вечера (ycTas
1608 г.).5 Как видно из приведенных данных,
продолжительность рабочего дня в некоторых ремеслах колебалась в
зависимости от времени года. Очень точное соответствие между
естественной продолжительностью дня и длиной рабочего дня мы нашли
у строительных рабочих. Уставы других ремесл меньше
распространяются на эту тему. Очень ясные постановления имеются
у любекских четочников, у которых зимой— от св. Михаила
до Пасхи — работали от 6 час. утра до 8 час. вечера, летом -
от пасхи до св. Михаила — от 5 час. утра до 8 час. вечера (устав
1510 г.), т. е. зимой 14 часов, летом 15 часов.6
Посмотрим, как обстоит дело с работой при свечах. Есть
цехи, безусловно запрещающие ее. Таковы кельнские
текстильщики (ткачи-бумазейщики и шерстоткацкий цех), стекольщики,
маляры и резчики. Установленное ими правило гласит, что
работа должна производиться исключительно при дневном свете
(устав 1420 г.).7 Но таких цехов мало. Большая часть
уставов лишь более или менее ограничивает вечернюю работу. Обычнс
1 Op. cit., т. I, .№ 59, п. 1.
2 Op. cit., т. I, № 70, п. 16.
3 Op. cit., т. I, № 39, пп. 14 и 15.
4 Op. cit., т. I, № 22, п. 11.
5 Wehrmann, op. cit., стр. 253.
6 Op. cit., стр. 349.
7 Losch, op. cit т. I, № 54, n. 16; № 78, n. 8.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
125
постановляют, что работа может производиться при свечах
только зимой, как, например, в Кельне у иголыциков, медников, по-
дсяиков и др.1 При этом зимний сезон определялся временем
оТ св. Ремигия (1 октября) до понедельника или вторника после
прощеного воскресенья или до сретения господня (2 февраля).2
Очень подробно нормирована вечерняя и ночная работа у
кельнских стригальщиков сукна и золотых дел мастеров. Первые
постановляют, что при свечах можно работать от св. Андрея до
рождества, т. е. от 30 ноября до 25 декабря. После рождества
лрй свечах можно стричь лишь небольшие сукна, меньше 4
локтей, т. е., очевидно, менее дорогой товар. На стрижку же больших
сукои при свечах нужно иметь специальное разрешение цехового
старшины (устав 1293 г.).3
Устав цеха золотых дел мастера гласит, что между св. Реми-
гием и великим заговением (понедельник или вторник после
прощеного воскресенья) запрещается работать после 8 час.
вечера. Момент окончания работы возвещается боем колоколов
у церквей св. Лаврентия и св. Альбина. За две недели до
рождества и в течение двух недель после рождества вечерняя и
ночная работа разрешается в неограниченном размере (устав 1397г.).4
Представление о социальной гигиене чуждо цеховому
законодательству, и, конечно, запрет ночной работы диктовался
отнюдь пе соображениями гигиенического свойства. Только
что приведенные постановления ясно указывают, что,
запрещая ночной труд, цех в первую очередь заботился о
доброкачественности продукта. Поэтому ночной труд совершенно
запрещается там, где требуется дневной яркий свет, как в
ткачестве и при резьбе, и особенно тщательно регламентируется
в отраслях, изготовляющих ценные товары — дорогое сукно и
золотые изделия. Некоторую роль в деле ограничения ночной
работы могли играть и соображения пожарного порядка.5 Впрочем,
как видно из того же устава золотых дел мастеров, сообра-
1 Op. cit., т. I, № 53, п. 17; № 43, п. 11; № 32, п. 8.
2 Op. cit., т. I, № 56, п. 15; № 32, п. 8.
3 Op. cit., т. I, № 73, п. 16.
4 Op. cit., т. I, № 28, п. 13.
Б Меры противопожарного свойства играли большую роль в^еятель-
ности средневекового города. См. Endres Tuchers Baumeisterbuch
и Frankfurter Amts- und Zunfturkunden.

126
Очерк III
жения наживы перевешивали страх перед порчей продукта, ибо
в горячий для ремесла период (золотые изделия шли для праз».
ничных подарков) запрет ночной работы отпадает. И в друг^
ремеслах, где существовала сезонная и срочная работа, ночно|
труд применялся в неограниченном размере, например у порт.
вых. Кельнские портные постановляют, что по субботам и накд.
нуне праздников нельзя работать позднее полуночи.1 Следов^
тельно, в остальные дни работали и позднее. Яркий пример
неограниченного применения ночного труда мы увидим шщ
у страсбургских портных.
Как общее правило, работа накануне воскресенья и
праздников кончалась раньше. В Кельне во многих ремеслах принято
было кончать работу в эти дни засветло. Так, у сапожников,
сумочников, шапочников и др., у кузнецов накануне праздников
кончали работу зимой в 5 час, летом в 7 часов.2
По воскресеньям и праздничным дням обычно не работали.3
Но запрет воскресной работы, как и ночной, имел лишь
относительный характер. Мы увидим ниже, что у портных во время
сезона праздники не соблюдались. И золотых дел мастера в
принципе допускали работу в праздники. Требовалось только, чтобы
подмастерье, исполняющий в эти дни чей-либо заказ, имел на
это разрешение мастера.4 Другими словами, преследовалась не
воскресная работа, а работа подмастерья за собственный счет,
Пример систематического нарушения воскресного отдыха
представляет цех пекарей и мельников в Шпейере.5 И в тех ремеслах,
где по воскресеньям и праздникам производство
останавливалось, праздничный отдых был все-таки пе всегда полным.
Продажа готовых изделий часто производилась и по праздникам,
хотя и в сокращенном размере. Так, шляпы разрешалось
продавать только на дому у шапочника (не в торговых рядах и не на
рынке), причем нельзя было устраивать выставку на окнах ж
перед дверью. То же постановление действовало у иголыциков.&
1 L о s с h, op. cit., т. I, № 57, п. 1.
2 Там же, I, № 60, п. 12; № 70, п. 17; № 39, п. 14; № 56, п. 16;
3 Почти во всех уставах.
4 L о s с h, op. cit., т. I, № 27, п. 10.
5 Документы, собранные Шанцем, стр. 177, внизу.
6 L о s с h, op. cit., т. I, № 38, п. 16; № 39, п. 12, № 53, п. 16.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 127
Непомерно длинный рабочий день и общая перегруженность
работой делают понятной интенсивную жажду отдыха у
средневекового подмастерья, зачастую принимавшую бурные формы
я выливавшуюся в своеобразное требование свободного или
так называемого «голубого» понедельника (подробно об этом
ниже).
Тяжесть положения подмастерьев заключалась не только
в продолжительном рабочем дне и порой недостаточной плате,
по и в социальной приниженности представителей этого слоя,
в тяжелой личной зависимости от мастера, в отсутствии свободы
собраний и нрава коалиции.
Сохранился интересный документ, проливающий свет на то,
как далеко простирались вожделения хозяев в смысле личного
подчинения себе подмастерьев. Это страсбургский «Регламент
о рабочих» — Knecnteordnung, — датированный 1465 г. Он
одинаково касается и домашних слуг и ремесленных подмастерьев,
устанавливая для обеих категорий работников одни и те же
правила поведения. Подмастерье не имеет права отлучаться
поздно из дома. Летом (летним сезоном считается время от
пасхи до св. Михаила) он обязан быть дома не позже 10 час.
вечера, зимой не позже 9 часов. После этого часа он не имеет права
больше выходить из дому. Подмастерьям строжайше
запрещается посещение таверн и увеселительных заведений. За
соблюдением этого правила должны следить сами хозяева таверн,
обязанные в любой момент впускать к себе для контроля слуг
аммейстера, тайную стражу и патруль, ходящий по городу
дозором. Как домашним слугам, так и подмастерьям безусловно
запрещено устройство собраний и заключение союзов. Они не
имеют права совместно разбирать какие-либо дела и принимать
решения. Исключение делается лишь для вопросов, связанных
с религиозным культом. Для их обсуждения слуги и подмастерья
могут собираться по воскресеньям и, кроме того, еще один
раз каждую четверть года. Запрещается подмастерьям носить
одинаковые шляпы, сюртуки и брюки или одинаковые знаки.
Запрещается носить в пределах города и бургбана оружие —
длинные мечи, ножи и кинжалы. Вооружаться можно лишь,
уезжая в сельские местности. Как домашние слуги, так и
подмастерья приносят присягу в повиновении хозяевам и совету.

128
Очерк III
Столкновения между подмастерьями и мастерами разбираются
в первой инстанции цеховыми старшинами, во второй — город,
скими властями. Нанимая работника, мастер представляет его
цеховому старшине, который приводит нанимаемого к присяге
и вносит его в списки подмастерьев данного ремесла. Наем
считается законным лишь при выполнении этого условия.1
Был ли этот регламент когда-либо осуществлен в жизни?
Вряд ли в течение долгого времени. Изданный в период
жестоких столкновений между подмастерьями и мастерами на верхнем
Рейне (подробно см. ниже) регламент о рабочих ярко отразил
взволнованную атмосферу напряженной социальной борьбы.
Кое-что в нем утрировано, кое-что вызвано потребностью
момента. Запрет ношения одинакового платья, одинаковых
знаков и оружия рожден страхом перед заговором подмастерьев
против хозяев и городских властей. Угроза постоянного обыска
таверн вряд ли могла систематически проводиться в жизнь.
Однако, общие линии «Регламента» не представляют чего-
либо фантастического. Они вполне реальны. Принципы,
выраженные в «Регламенте», служили руководящими началами
цехового законодательства о подмастерьях. Характерно уже одно
сравнение ремесленных подмастерьев и домашних слуг. Оно
создает некое единое представление о служащей челяди — Ge-
sinde (кстати, этот термин довольно часто употребляется в
документах применительно к подмастерьям).
XV век в Германии был эпохой усиленной регламентации
труда сельскохозяйственных рабочих: очень многие уставы
князей Тюрингии и Саксонии в интересах работодателей запрещают
рабочим переселение из мест постоянной работы в другие места
и так называемое безделье (Mtissiggang), под которым
подразумевался перерыв между одной службой и другой больше чем на
12 дней. Чтобы гарантировать исполнение этого правила,
городским советам Саксонии в 1442 г. было предписано принуждать
к работе и городскую челядь.2 Аналогичное распоряжение
1 Документы, собранные Шанцем, стр. 193—201.
2 О регламентации труда сельскохозяйственных рабочих в Саксонии
и Тюрингии см. R. Wuttke. Gesindeordnungen und Gesindezwangs-
dienst in Sachsen bis zum Jahre 1835. 1893.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
129
издано было страсбургским городским советом еще в 1411 г.1
других постановлении, принуждающих городских рабочих к
работе, мы не встретили. Это понятно, ибо в городах, в
противоположность сельским местностям, как видно по всему,
недостатка в рабочих руках пе наблюдалось. Но дух зависимости,
дух закабаления рабочей «челяди» был достаточно силен и
3 городах.
Страсбургский «Регламепт о рабочих» предписывает
подмастерьям возвращаться домой летом в 10 час. вечера, зимой в 9
часов. Это требование отражает, общий.принцип цеховых уставов,
^бдмастерье всегда и неизменно должен ночевать дома. Люнебург-
ские шапочники постановляют, что подмастерье должен быть
дома не позже 10 час. вечера.2 Люнебургские медники требуют,
чтобы он возвращался к 8 часам; если же он пе вернется к 10
часам, то мастер имеет право пе пускать его в дом.3 Кельнские
сапожники штрафуют подмастерьев за отлучку по ночам без ведома
н согласия мастера.4 И в том же смысле высказываются
десятки других статутов. В некоторых цехах установлено такое
строгое наблюдение за исполнением этого правила, что на самого
мастера возлагается обязанность доводить до сведения цеховых
мастей о каждом случае невозвращения подмастерьев вечером
домой. Мастер, пе исполнивший требований закона, платит
штраф. Так обстояло дело у люнебургских сапожников (устав
1389 г.),5 любекских скорняков6 и др. Но если рабочий день
обычпо кончался не раньше 8 часов (см. выше), а в 8—9, самое
позднее в 10 часов, подмастерье неукоснительно должен был быть
дома, то совершенно очевидно, что для отдыха, развлечений и
общения с товарищами у него в будни времени не оставалось. Цеховые
статуты нормировали не только времяпровождение подмастерья,
но и каждый шаг его личной и общественной жизни. О запрете
жениться мы уже говорили. Он представляет собой естественное
1 См. Н eg el. Chroniken der deutschen Stadte, B. II, стр. 1029.
2Bodemann. Luneburger alteste Zunfturkunden, т. XIII, 3,
стр. 114.
3 Op, cit., т. XIII, стр. 189, устав 1573 г.
4 L о s с h, op. cit., т. II, № 644, n. 1, устав 1491 г.
5 В о d e m a n n, op. cit., XXVIII, I, стр. 233, устав 1389 г.
6 W eh r man n, op. cit., устав скорняков, стр. 357.

no
Очерк III
последствие совместной жизпи с мастером. Но вместе с тем строго,
преследовалось и простое сожительство с женщиной, так пазьь
ваемая wilde Ehe.1 Статуты обязывают подмастерьев бывать щ
воскресеньям в церкви и выслушивать проповеди пасторов
Случалось, особенно в XV в., что это правило нарушалось ц
что вместо церкви подмастерье отправлялся в клубы и таверны
проводя время в игре и попойках.2 Цеховые власти следят за
нравственностью подмастерьев; им запрещается напиваться
участвовать в азартных играх; выходя на улицу, они должны
были всегда быть прилично одеты.3 Запрет собраний и союзов.
настолько безусловен и ясен, что в большинстве случаев он даже
не упоминается; появление его в статуте обычно свидетельствует
о начавшемся движении подмастерьев,4 как видно из
цитируемого страсбургского «Регламента о рабочих». В сущности,
подмастерье .рассматривается цеховым законодательством только
как рабочая сила, призванная выполнять определенные
технические функции в производстве. Как общественная единица, о%,
либо игнорируется, либо подавляется.
Согласно господствующего в литературе взгляда, немецкий
подмастерье^ие нрипимал активного участия в цеховой жизни7
и управление цехом и цеховое законодательство складывались
и функционировали помимо его желания и воли. Мы
присоединяемся к этому взгляду, ибо, перелистывая статуты том за томом,
страница за страницей, мы повсюду встречаем подтверждение'
его. Цеховые органы выбираются мастерами из состава
мастеров, все обязательные постановления принимаются мастерами.
Мастера претендуют на неограниченную юрисдикцию по
вопросам, касающимся внутренней жизни цеха и взаимоотношений
хозяев и подмастерьев. Активное участие подмастерья в
организации и законодательной деятельности цеха встречается лишь
как редкое исключение. Шанц приводит некоторое количество
фактов подобного рода. Но большая часть их относится к XVI в.5
1 Frankf. Amts- und Zunfturkunden, стр. 373, п. 2.
2 Документы, собранные Шанцем, стр. 271, п. 26.
3Wehrmann, op. cit., 363. — Rtidiger. Zunftrollen, стр. 46,
§ 27. — В odem an n, там же, т. II, 1, стр. 23.
4 См. выше.
5 Schanz, op. cit., стр. 118 и ел.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
131
Только четыре случая имеют отношение к средним векам. Из них
два относятся к XIV в. Оба касаются шерстоткацкого ремесла:
додмастерья-ткачи и страсбургские подмастерья-ткачи и
-шерстобиты (первые по уставу 1351 г., вторые по документам 1350
и 1356 гг.) фигурируют как участники в постановлениях и
юрисдикции цеха. Но шерстоткацкий цех в южных прирейн-
ских городах отнюдь не типичен для отношений между
мастерами и подмастерьями в средневековой Германии. Мастер-
ткач и порою шерстобит находились там в полной
экономической зависимости от так называемого сукнодела (Tucker),
дававшего им сырой материал и получавшего от них готовый
продукт. Шмоллер, посвятивший специальное исследование
состоянию шерстоткацкой промышленности в средневековом
Страсбурге, приходит к выводу, что социальная борьба
протекала там не между мастером и подмастерьем, а между
мастером и подмастерьем, с одной стороны, и сукноделом и
торговцем шерстью — с другой.1 Страсбургский мастер-ткач
экономически так был близок к подмастерью, что
равноправие обоих элементов в цеховой жизни не представляет ничего
удивительного. Третий приводимый Шанцем случай
равноправия подмастерья в цеховой жизни относится к XV в. и касается
каменщиков, т. е. опять-таки цеха, где мастера и подмастерья,
в силу зависимости обоих от предпринимателя, руководившего
постройкой, были экономически ближе друг к другу, чем в
других ремеслах.2 И только четвертый „случай, цитированный
Шанцем и имеющий отношение к средневековой жизни, касается
ремесла обычного типа мельников (устав 1429 г.). К фактам,
приводимым Шанцем в доказательство активного участия
подмастерьев в цеховых собраниях, мы, с своей стороны, можем
прибавить еще один факт, оставшийся ему неизвестным. Мы имеем
в виду подмастерьев-шапочников Франкфурта-на-Майне.3 У них
1 Schm oiler. Die Strassburger Tucher- und Weberzunft, стр. 452-
«Der sociale Gegensatz lautete nicht Webermeister und Weberknechte,
sondern grosse Tuchmacher und Wollhandler einerseits, Webermeister
und Knechte andererseits».
, 2 См. ниже очерк «Строительные рабочие в немецких городах
XIV—XV вв.».
3 Frankfurter Zunft- und Amtsurkunden, т. I, стр.261—267, особенно
п. 21 устава 1407 г.

132
Очерк III
приняты были общие собрания мастеров и подмастерьев (хотя
на ряду с ними функционировали, новидимому, и отдельные
собрания тех и других), и они все вместе выбирали цеховых
старшин. Но эта совершенно исключительно цеховая организация
нисколько не помешала яростным столкновениям между обоими
элементами и объединению мастеров-шапочников Франкфурта
с мастерами - шапочниками других рейнских городов для
борьбы с подмастерьями - шапочниками. Все это мы увидим ниже.
Последний случай наводит нас на ряд размышлений. Не являлись
ли редкие случаи активного участия подмастерьев в
функционировании цеховых органов фактами вторичного порядка,
продуктом предшествовавшей борьбы между мастерами и
подмастерьями? Другими словами, не представляли ли они вынужденную
уступку мастеров подмастерьям?1 Каково бы пи было
происхождение статутов, подобных уставу франкфуртских шапочников,
они не меняют общего тона цеховой жизни Германии. Повторяем,
в громадном большинстве случаев подмастерье не участвует ни
в создании цехового права, ни в цеховом суде.
Этот факт оказал сильнейшее влияние на весь характер
цеховых постановлений. Они защищают интересы мастера и лишь
в ничтожной степени ограждают интересы подмастерья.
Посмотрим, например, как цеховые статуты регулируют
отношения, вытекающие из договора найма. Поступить или не
поступить на службу к мастеру зависело от подмастерья. Но
условия найма, заработная плата, продолжительность рабочего
дня, срок найма в большинстве случаев определялись не
свободным соглашением сторон, а обычаями и предписаниями
цехового статута,2 т. е., другими словами, совокупностью мастеров.
Припцип свободного соглашения между сторонами по вопросам
1 Des Marez, L'organisation du travail aBruxelles au XV siecle,
1904, стр. 415 и ел., отмечает, что во Фландрии в некоторых случаях
подмастерья принимали активное участие в законодательной и
судебной деятельности цеха, но одновременно подчеркивает, что вопрос этот
мало обследован.
2 Отсюда не следует, что каждый статут содержит все условия найма.
Такая систематичность противоречила бы самому характеру
законодательного памятника средних веков. Запись появляется по мере надобности
в случае разногласий относительно того, что предписывает обычай.
Этим объясняется чрезвычайно характерный факт, отмеченный нами

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 133
трудового договора выдвигается статутами очень редко и лишь
применительно к заработной плате, а отнюдь не к рабочему
времени.1 Больше того, статуты строго карают мастеров за
всякое отступление от установленных правил договора. Так,
например, запрещается платить, подмастерью больше, чем ему
полагается по ставке, или давать сверх заработной платы так
называемый могарыч.2 Срок найма также нормируется обычаем,
отражающимся в статутах. В большинстве случаев наем
подмастерьев производится дважды в год, иногда один раз. Кельнские
пекари постановляют, что работников следует нанимать только
в день св. Екатерины. Нарушение этого правила влечет за собой
денежный штраф в одинаковом размере для обеих сторон, т.е. для
нанимателя и для нанимаемого.3 В Любеке в большей части
ремесл принято было нанимать подмастерьев дважды в год: за
две педели до пасхи и за две недели до св. Михаила.4 Те же
сроки найма припяты были в других северных городах: в Люне-
бурге5 и Гамбурге.6
Очень много внимания уделяют статуты вопросу о
нарушении договора найма, и в этой области односторонний
характер защищаемых ими интересов выступает особенно резко.
Вопрос чрезвычайно детализирован и породил громадное
количество статей, но если присмотреться к ним, то окажется, что
большая часть их требует ответственности подмастерья за
нарушение договора, об ответственности же мастера за те же
нарушения речь заходит очень редко.
ниже, а именно, почему подмастерья, добиваясь лучших условий труда,
ссылаются на,',обычай, якобы освящающий их требования.
1 См. устав^ кельнски^ ткачей. Заработная плата за выработку
обойной материи шириною в 3 локтя устанавливается по соглашению.
Заработная плата за выработку обойной материи уже или шире 3 локтей
устанавливается статутом, см. Losch, I, № 12, п. 9.
2 L 6 s с h, op. cit., т. I, № 2, п. 7.
3Wehrmann, op. cit., стр. 162. — Riidiger. Zunftrollen,
стр. 181.
4 Wehrmann, стр. 367. Статут любекских колесников.
5 В о d e m a n n, op. cit., XX, I, стр. 121; XXVIII, т. I, стр. 232.
«Riidiger. Altere hamburgische und hansestadtische Hand-
wcrksgesellendokumente, 1875; Rolle der Fast- und Weissbackerge-
sellen, стр. 1—6.

134
Очерк III
Статуты предусматривают разнообразные виды нарушения
договора подмастерьем, а именно: подмастерье самовольно
бросает службу до истечения срока найма; подмастерье,
подрядившись с мастером, не является на работу или поступает
одновременно к двум хозяевам; подмастерье самовольно не является
на работу (прогул); подмастерье участвует в забастовке, и т. д.
Каждый из указанных проступков влечет за собой
соответствующее наказание. Наиболее слабое из них —■ денежный штраф, затем
следует по силе воздействия временный запрет другим
мастерам принимать данного подмастерья к себе на службу; запрет
давать ему работу, пока он не доставит соответствующего
удовлетворения мастеру; полное исключение подмастерья из данного
цеха, т. е. полная утрата им права на работу, и т. д.1 Как видно,
наказания крайне чувствительные, подрывающие основу
экономического существования подмастерья. Мастер же, досрочно
уволивший подмастерье, — упоминания об этом очень редки,—
не платит даже штрафа. Закон вменяет ему лишь в обязанность
уплатить увольняемому жалованье за весь срок найма.2 Но
так как значительная часть вознаграждения за труд получается
подмастерьем натурою, то очевидно, что мастер, досрочно
уволивший подмастерье, не несет тяжелых жертв. Лишь
в одном случае указанный проступок мастера несет за собой
тяжелое наказание для него, а именно —■ когда досрочное
увольнение подмастерья произошло за границей, куда он вывезен
был мастером для работы. В этом случае мастер платит штраф
и исключается из цеха.3
Интересы подмастерья, связанные с договором пайма,
получают более или менее действительную защиту в статутарном
законодательстве лишь в одном пункте — в отношении уплаты
жалованья. Есть статуты, наказывающие мастера за несвое-
1 Losch, op. cit., I, стр. 33, 36,108, 47 и мн. др.—В о d em ann,
op. cit., стр. 57 и др.—R u d i g e r. Die altesten hamburgischen Zunft.
rollenj стр. 181, 250 и'др.— W e h r m a n n, op. cit., стр. 198, 205, 247,
328, 367 и др„ Вопрос о последствиях, вытекающих из нарушения
трудового договора, подробно разработан D i r k e, op. cit., см.
стр. 88 и ел.
2 Примеры см. у D i r к е, op. cit., стр. 99.
3 Так у любекских бочаров.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
135
решенную выдачу его подмастерью.1 Подмастерье,
взыскивающий с мастера заработную плату, ставится статутом в
привилегированное положение по сравнению с другими кредиторами,
gro претензии идут впереди претензий других кредиторов, и,
выиграв по суду дело, он имеет право немедленного
удовлетворения их.2
Мастер пользуется защитой закона во всех случаях, когда
драва его нарушены. Очепь многие статуты устанавливают
наказания за хищение и присвоение подмастерьем хозяйского
материала, за порчу им хозяйских орудии.3 Между тем жизнь и
здоровье подмастерья не пользуются никакой защитой закона.
Цеховые статуты чужды всякого представления о том, что принято
называть теперь социальным страхованием. Если
подмастерье приобретает болезнь или увечье во время исполнения им
обязанностей, то единственное, на что он может заявить
притязание по закону,—это выплата ему хозяином жалованья до
окончания срока найма.4 Ни о какой ответственности мастера, пи
о каком возмещений убытков, ни о каком пособии на лечение,
ни о какой пенсии инвалидам — пет и речи.
Неразвитость элементов страхования в цеховом
законодательстве особенно ярко проявляется в том факте, что если
болезнь или увечье причинены подмастерью третьим лицом,
независимо от процесса производства, то юридические последствия
этого факта для подмастерья совершенно те же, что и в
первом случае, т. е. ив этом случае хозяин обязан выплатить ему
жалованье до окончания срока найма. При этом хозяину дается
право взыскать понесенные убытки с виновника несчастья.5
Тем менее могли подмастерья рассчитывать на регулярную
помощь в случаях болезни, увечья и инвалидности, приобретенных
независимо от процессов труда. Принципы социального
страхования так же чужды были представлению тех, кто творил
законы о промышленном труде, как и принципы охраны труда.
1Rudiger. Zunf troll en, стр. 26, 98 .
2 D i г k e, op. cit., стр. 84—88.
3 Очень часто встречается в кельнских статутах. См. еще Wehr-
fflann, op. cit., стр. 162.—Rudiger r, Zunftrollen, стр. 181 и др.
4 D i r k e, op. cit., стр. 78.
5 D i r к е, op. cit., стр. 78.

136
Очерк III
Эти пробелы порой порождали оригинальные попытки их
восполнения. В средневековых городах существовала довольно
обширная категория людей, исполнявших различные функции
высшего и низшего свойства на службе у города, или, как бы
мы сказали в настоящее время, категория городских
служащих и рабочих. В Кельне их было в конце средних веков около
500 человек, а с семьями, конечно, больше. Их деятельность
сосредоточивалась в сфере торговли и транспорта, и особенно
заметную величину составляли они в городах крупных (по
понятиям того времени), торговых, обладавших так называемым
складочным правом, т. е. где провозимые в разные стороны товары
оставались в течение некоторого времени, впредь до дальнейшего
продвижения.1 Таким правом обладали Кельн и другие города. Но
представители этой категории труда имелись и в городах средне!
величины, как, например, Трир. Чрезвычайно развитый в
средние века контроль городских властей над торговым оборотом,
о котором мы подробно говорим в другом месте, порождал
необходимость в такого рода работниках. Здесь были присяжные
маклеры и комиссионеры, посредничавшие при торговых
сделках, надзиратели у подъемных кранов и весов, мерильщики ржи,
соли, вина и других товаров, весовщики, грузчики, носильщики,
возчики и многие другие. Большая часть их принадлежала к
деклассированным элементам. Чаще всего они вербовались из рядов
ремесленников, потерпевших неудачу на первоначальном
жизненном пути, как, например, подмастерья, не сумевшие пробиться
в мастера, и разорившиеся мелкие мастера; часть их вышла из
среды мелких торговцев, чернорабочих и потомков тех, кто
принадлежал к так называемым «позорящим» профессиям —
цирюльников, ткачей полотна и др. Городские рабочие и служащие
были организованы не в цехи, а в более свободные союзы, так
называемые Glenossenschaften. Они, особенно низшие их разряды,
были подвержены профессиональным и другим заболеваниям не
в меньшей, если не в большей степени, чем ремесленные
подмастерья, и не менее остро, чем последние, должны были испытывать
в моменты нужды отсутствие организованной помощи. Частью
они восполняли этот недостаток организацией взаимопомощи на i
1 Так называемый Stapelrecht.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 137
сЛучай болезни, как делали — это мы увидим ниже — и
ремесленные подмастерья, частью выработали исключительно
оригинальный мет0Д социального страхования.
Заключался он в следующем. Городской совет назначал
заместителя вместо больного и неспособного к труду
старика или инвалида, а замещающий брал на себя обязательство
выплачивать половину жалованья тому, кого он заменял.
Подобного рода обязательства могли простираться и на вдову
g на сирот того, чья должность была передана другому. Но
вдовы получали лишь половину того, что получил бы их муж,
т, е. четвертую часть, фактического заработка, а сиротам
оказывалась помощь лишь до совершеннолетия. В некоторых случаях
заместителя назначал пе город, а сам пострадавший; в иных
случаях лицо, которому передавалась должность другого,
договаривалось с этим последним об уплате ему единовременной
суммы вместо заработка. Охарактеризованные формы
взаимопомощи часто влекли за собой тяжелое обремепепие для рабочего,
но зато давали ему уверенность, что в случае несчастья или
инвалидности и он и его семья не останутся без помощи. Но система
заместительства, как своего рода пенсионная касса, покоилась
на определенной предпосылке, а именно, что должность того,
кто временно или навсегда утратил трудоспособность,
составляла, как источник дохода, его достояние или, оставаясь в пределах
средневековых попятий и средневековой терминологии, его лен.
Городская служба, действительно, рассматривалась в средние
века таким образом. Охарактеризованные нами категории
работников, состоявших на городской службе, смотрели па свои
служебные функции как на некое право, порой пожизненное, по-
рой наследственное.1 В кругах цехового ремесла такого взгляда
на службу пе могло быть, и цеховым подмастерьям, беспомощным
перед такими превратностями судьбы, как болезнь и увечье,
предстояло выработать другие методы социальной защиты
против них, методы, покоящиеся на основе взаимопомощи и
борьбы с мастерами.
1 Быт городских рабочих подробно^ освещен в работе В. К u-s k е.
Die stadtischen Handels-und Verkehrsarbeiter und die Anfange stadti-
scher Socialpolitik in Koln, 1914, см. особенно стр. 107—115.

,138
Очерк III
Из характеристики быта подмастерьев XIV—XV вв., данноц
нами в настоящем очерке, ясно вытекает, какие задачи стояли
перед этим общественным слоем. Закон, создаппыи мастерам^
и поддерживаемый городскими властями, обрекал
подмастерьев на исключительно пассивную роль в общественной
жизни цеха и не давал гарантии его насущным интересам. Пере-
груженный работой, живя в атмосфере, где каждый шаг был
регламентирован какими-либо правилами, подмастерье не имел
времени для отдыха и общения с товарищами. Законами о тру.
довом договоре он лишен был возможности в любой момент
свободно менять хозяина. Заболев и потеряв трудоспособность, он
не мог рассчитывать па регулярную помощь. Изменить
отрицательные стороны своего быта подмастерье мог лишь
собственными усилиями. Первым этапом на этом пути должно было
явиться создание крепкой организации подмастерьев. В эту
именно сторону и направилось первое движение массы
подмастерьев.
Интересующая нас эпоха (XIV—XV вв.) дает очень
много для характеристики раннего периода организационного
строительства подмастерьев в Германии. В эту эпоху заложены были
краеугольные камни того союза подмастерьев, который,
развиваясь и укрепляясь, перешел в XVI—XVII вв., все время
служа основным носителем борьбы подмастерьев за улучшение
условий своего существования.
В пестрой массе материала, относящегося к ранним стадиям
движения подмастерьев, уловимы очертания двух
организационных типов: союза взаимопомощи и союза борьбы с
мастерами за улучшение условий труда. Назовем по традиции первый
братством, второй—содружеством. Первый тип выступает
неприкрыто, второй маскируется целями одного лишь общения и
совместного времяпровождения. Но различие между обоими типами
носит лишь относительный характер. Уже в ранний период
развития элементы того и другого типа смешиваются, па поздних
же стадиях происходит еще более полное их слияние, и все
чаще всплывает единый союз подмастерьев, несущий функции
как братства, так и содружества.
Собственно говоря, первоначальным лозунгом, вокруг
которого произошло сплочение подмастерьев, послужили не органи-

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
139
ация клубов и не задачи взаимопомощи, а чисто религиозные
еЛн. Подмастерья объединялись для совместного культа свя-
ь1Х. Праздновались дни этих последних. Устраивались пронес-
пш с хоругвями и иконами, зажигались свечи перед алтарями.
Мастера не противились этому виду общения подмастерьев.
5 документах, отразивших борьбу мастеров с подмастерьями,
яы неоднократно находим подтверждение того, что для
религиозных целей подмастерьям разрешается собираться. К культу
святых очень рано присоединилась еще одна цель: совместные
похороны товарищей, также не встречавшие возражений со
сТороны хозяев. Но, допуская культ святых, мастера зорко
сЛедили за тем, чтобы временная организация, созданная для
приготовления к празднествам, не превращалась в постоянную.
Имеются интересные примеры этого рода. У лгобекских
подмастерьев-портных принят был культ св. Вальпургия. Уже в XIV в.,
за неделю до дня этого святого, подмастерьям разрешалось
выбрать представителей для устройства праздничных развлечений,
но немедленно по окончании двух праздничных дней выборные
должны были слагать свои обязанности, и организация,
созданная по этому случаю, прекращала свое существование.1 Однако,
не так легко было подавить возникшие организационные ячейки
6 среде подмастерьев, где так много было оснований для
недовольства и так сильна должна была быть жажда перемен.
Несмотря на меры предупреждения, раз возникшая
организация продолжала развиваться. В XV в. культ святых и
похороны товарищей часто являются функциями союзов
взаимопомощи.
La confrerie des pauvres — братство бедных. Так окрестил
эти союзы взаимопомощи бельгийский историк Des Marez,
обрисовавший их развитие и деятельность в Брюсселе в XV в.2 Это
обозначение удачно выражает сущность братств взаимопомощи.
Они объединяют элементы экономически слабые и нуждающиеся.
в помощи. Изредка они прибегают для этой цели к институту
заместительства, порой связывают функцию взаимопомощи
1 Wehrmann, op. cit., стр. 166.
2 Des Marez. L'Organisation du travail a-Bruxelles au XV
siecle, 1904.

uo
Очерк III
с деятельностью обществ сотрапезников (Gaffelgesellschaften) \
Но чаще всего носителями этой функции становятся ремесленные
братства. В Брюсселе в XV в. в них обычно участвуют подмастеру
и мастера, виды помощи ясно и отчетливо дифференцированы
и техника ее сравнительно развита.2 Брюссельские братства
различают три вида неспособности к труду, дающие право щ
помощь: болезнь, несчастный случай и старость. Установлен ми%
малыши срок членства и регулярной уплаты взноса, до исте-
чения которого участники братства не могут претендовать щ
помощь, а в некоторых уставах точно определеп размер пособи!
выдаваемых получившим увечье. Но и эти сравнительно совер.
шенные организации так мало знакомы с принципами, лежащими
в основе современного социального страхования, что не уста-
павливают никакого соответствия между размером взноса и
опасностью профессии.
Братства взаимопомощи немецких подмастерьев не достигли
того совершенства в смысле установки целей и технической
стороны дела, как брюссельские союзы взаимопомощи. Их
деятельность ограничивается помощью больным и субсидиями на
похороны. Но в противоположность брюссельским братствам,
организация которых соответственно тому, как их рисует Des
Marez, еще в XV и XVI вв. покоилась на мирном объединении
мастеров и подмастерьев и своими целями не выходила за
пределы круга взаимопомощи членов,—немецкие братства уже
в XV в. проявили социально агрессивные тенденции.
Брюссельские братства взаимопомощи, судя по описанию Des Marez,
всегда состояли из мастеров и подмастерьев. В немецких
организациях этого типа иногда также участвуют мастера, но прием
последних происходит по требованию и настоянию подмастерьев,
которые представляют единственную активную и движущую
силу немецкого союза взаимопомощи. Легко понять, какие
мотивы руководили подмастерьями в деле привлечения мастеров
к участию в кассах взаимопомощи. Это означало увеличение
1 Примеры см. у Kuske, op. cit., стр. Ill—112.
2 Характеризуя деятельность брюссельских братств
взаимопомощи, мы базируемся на цит. соч. Des Marez, стр. 439 и след. Des Магег
утверждает, что братства взаимопомощи стали боевыми организациями
класса подмастерьев лишь в новое время.

Немецкий подмастерье XIV—XV ев.
141
ен:ежных фондов и косвенное привлечение мастера к
ответственности за увечья и болезни рабочих. Но так как немецкие братства
riaHO проявили характер боевых организаций, то тенденция
привлечения мастершз не получила у пах полного развития
й участие мастера в союзах взаимопомощи пе стало общим
явлением.
Типичный пример немецкой организации, преследующей
дели взаимопомощи, представляет братство, основанное в 1404 г.
страсбургскими подмастерьями - скорняками.1 Оно состоит из
подмастерьев и учеников. Устав его определяет систему
взносов, круг деятельности общества и устойчивую финансовую
организацию. Различаются три категории взносов: взносы
вступительные, еженедельные и уплачиваемые по четвертям года.
Подмастерье, желающий стать членом общества, вносит при
вступлении три страсбургских пфеннига; затем еженедельно
один тельбелинг. Такой же размер взносов устанавливается для
учеников, получающих более трех гульденов в год. Ученики,
получающие меньше трех гульденов в год, вносят при
вступлении два пфеннига и столько же каждые три месяца. Отсюда
явствует, что у страсбургских скорняков ученики занимали особое
положение, являясь регулярными платными работниками, так
сказать, младшими работниками, между тем как обычно они
платы не получают. Время уплаты взносов точно определено:
еженедельные взносы уплачиваются по воскресеньям; взносы,
производимые по четвертям года,— в постные пятницы, в начале
каждой четверти года. Член братства, не уплативший
своевременно причитающихся с него взносов, платит штраф.
Подмастерье, уехавший из Страсбурга и отсутствующий больше чем
полгода, считается выбывшим из братства. Чтобы стать членом
его, он должен вновь уплатить вступительный взнос.
Деятельность страсбургского братства подмастерьев - скорняков
определяется, с одной стороны, религиозными фупкциями, с другой —
систематической помощью членам. В сущности, указаны только
два вида помощи — на случай похорон и на случай болезни.
Братство хоронит на свой счет несостоятельных членов и дает
денежное пособие больным. Подмастерье, воспользовавшийся
1 Документы, собранные Шанцем, стр. 167.

142
Очерк III
во время болезни ссудой от братства, обязан по выздоровлении
вернуть ее. Не сделавший этого лишается права работать в СтраСч
бурге — строжайший вид наказания, применяемый братство^
Отсюда следует, что виды помощи мало детализированы
Размер ее тоже не определен. Зато финансовая организация разра-
ботана очень детально. Общее собрание членов выбирает казна-
чеев, сменяемых каждые три месяца; они обязаны взаимно кон-
тролировать друг друга и при выходе в отставку представляю?
общему собранию членов отчет в поступивших и истраченных
суммах. Принадлежность к братству носит принудительный
характер,— этот пункт мы считаем самой примечательной черто§
устава. Подмастерья и ученики, не желающие примкнуть к
союзу и подчиниться его требованиям, не имеют права работать
в Страсбурге. Каким образом достигается осуществление этой
угрозы? Путем систематического распределения свободных мест
между безработными членами братства, или путем снятия" с ра-
боты непокорных подмастерьев, бойкотирующих братство? Устав,
чрезвычайно лаконичный в этом пункте, молчит. Исходя из
совокупности имеющихся у нас данных, мы склоппы думать, что
скорее применялся второй способ, чем первый. Как мы увидим
ниже, организации подмастерьев лишь с громадными усилиями
добились права распределять работу между своими членами и
обычно достигали этого лишь в поздней стадии своего развития,
будучи уже союзами ярко выраженного боевого типа. Но если
даже братство ограничивалось одним лишь снятием с работы
подмастерьев, отказывавшихся примкнуть к нему, то и этот метод
воздействия далеко выводил его за пределы узкой сферы
функций взаимопомощи и создавал почву для столкновений с
мастерами. Легко представить себе, в какой форме протекают такие
копфликты. Мастер панимает подмастерьев, считая их для себя
пригодными; но братство не согласно с выбором мастера, ибо
нанимающийся подмастерье не состоит его членом, и вот почва
для столкновений готова.
Однако братство вовлекается на путь борьбы с мастерами еще
иным способом. В только что охарактеризованном нами уставе
страсбургских подмастерьев-скорняков экономический бойкот
в форме лишения работы рассчитан лишь на подмастерьев. Но
еще один шаг — и он с равпым успехом может обратиться

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
143.-
против мастеров. Такой шаг делает Фрейбургское братство,
пекарей, устав которого отпосится к 1420 г.1 Он принуждает
jj вступлению в братство не только подмастерьев, но и мастеров,
запрещая подмастерьям работать у тех мастеров, которые пе-
Присоединились к братству. По отношению же к подмастерьям,
#е вступившим в братство, фрейбургские пекари проявляют еще
большую строгость, чем страсбургские скорняки. Подобные
подмастерья подвергаются фрейбургскими пекарями не только
экономическому, но и общественному бойкоту. Подмастерья,
которые осмелятся поддерживать сношения с такими
отщепенцами, платят штраф.2
В более позднем братстве страсбургских слесарей и шорников,
(устав 1464 г.) связь между вступлением подмастерья в
братство и получением им работы принимает уже довольно
отчетливые организационные формы, напоминающие союзы борьбы
и развитое право посредничества по приисканию работы, а имеп-
но: подмастерье, приехавший в Страсбург, должен обратиться
к казначеям братства. Если он изъявляет согласие вступить
в братство, казначеи подыскивают для него работу, в противном
случае казначеи не делают этого.3
Параллельно с утверждением принципа принудительного
членства путем экономического и общественного бойкота уставы
развивают статьи, касающиеся взаимопомощи, и укрепляют
финансовую организацию. То и другое совершается в двояком
направлении: в форме требования регулярной уплаты
взносов и в форме неукоснительного взыскания ссуд. В обоих
случаях применяются строгие санкции, вплоть до общественного,
бойкота. Братство подмастерьев-пекарей в Фрейбурге4
постановляет, что ссуды нуждающимся членам могут даваться только
в ограниченном размере. Желающий получить большую ссуду,
чем допускается уставом, должен испросить на это
специальное разрешение общего собрания членов и сверх того дать
залог. Благодаря ограниченному кругу членов материальная
основа, на которой зиждятся финансовые операции братства.
1 Документы-, собранные Шанцем, стр. 188—189-
2 Op. cit., стр. 201—202.
3 Op. cit., стр. 222.
4 Op. cit., стр. 188—189.

144
Очерк III
носит узкий характер, и это обстоятельство выпуждает к
ограничению помощи. На ряду с последней тенденцией ведете^
ярая борьба с неплательщиками. Так, братство подмастерьев,
кожевников в Страсбурге (устав 1477 г.), совмещающее, подобно
скорнякам, цели религиозные с целями взаимопомощи, поста-
повляет бойкотировать членов, пе вернувших ссуду, взятую
из братской казны. Устав запрещает есть и пить с такими
подмастерьями.1 Существуют братства, возлагающие
ответственность за невозвращение взятых ссуд на самих казначеев
организации. Так поступают указанные выше страсбургские братства
подмастерьев - кожевников (1477 г.). Они требуют, в виде
общего правила, залога от всякого, кто желает получить во время
болезни ссуду из братской казны в размере одного гульдена.
Кто не может дать залога, получает ссуду только в размере
полугульдена, причем залог берется с того казначея, который выдал
ссуду, и, как следует предположить, переходит в собственность
общества в случае невозвращения взятых денег. Если ссуда была
выдана без залога двумя казначеями братства, то они совместно
песут ответственность за этот акт и, в случае невозвращения
ссуды, восполняют ее из собственных средств.2 Все уставы
строго регулируют размер и время уплаты взносов. Некоторые
уставы постановляют, что лицо, выбывшее из братства, может
быть обратно принято в него лишь при условии полной
ликвидации своей задолженности, т. е. уплаты членских взносов
за все пропущенное время и причитающихся с него штрафов.3
В Шафгаузене братство подмастерьев - кузнецов и других
металлистов, работающих при помощи молота, привлекает к
взысканию членских взносов с задолжавших подмастерьев тех
мастеров, у которых эти задолжавшие работают. Мастеру дается
право наложить арест не только на жалованье неплательщика,
но даже на его имущество.4
Имеются ■ братства, предусматривающие возможность
вступления в организацию лиц, совершенно чуждых профессии дан-
лого цеха, при условии уплаты ими определенного взноса.
1 Op. cit., стр. 212—218.
2 Op. cit., стр. 216—217.
3 Op. cit., стр. 222—223, устав 1484 г.
4 Op. cit., стр. 204.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
145
пт0 неоднократно упоминавшееся уже братство фрейбургских
додмастерьев-пекарей.1 Указанная мера могла быть
продиктована желанием увеличить средства союза и, быть может,
пробившим себе дорогу сознанием того, что с увеличением числа
участников устойчивость организации возрастает.
Мы могли бы указать еще целый ряд братств
взаимопомощи, н° ВРЯД ли мы таким путем что-либо прибавим к
пониманию их сущности. К этой форме организации прибегают
подмастерья самых различных ремесл. Мы встречаем братства
подмастерьев — пекарей, сапожников, кузнецов, слесарей,
екорняков, кожевников и др. Основные черты этого типа
организации везде одинаковы. Они выяснились достаточно полно:
принудительный характер членства и, как средство для
осуществления этого принципа, экономический и общественный
бойкот тех, кто противится вступлению в организацию;
ограниченность помощи; неразвитость технической стороны; узость
финансового базиса; большое рвение в привлечении средств и
большая экономия в их расходовании и, наконец, как последняя
/руководящая нить, скрытая агрессивность по отношению к
мастерам. Она не находит выражения в уставах братств, но
неизбежно прорывается в их деятельности.
На ряду с охарактеризованными общими целями братства
юрой ставят себе и специальные задачи. Так, страсбургские
подмастерья-пекари заключают с местным госпиталем договор,
гарантирующий больным подмастерьям-пекарям право лечения
в госпитале, пользования там диэтетическим столом и даже
помощью духовника, при чем больной обязывается всецело
подчиняться уставу госпиталя.2
Второй тип союзов подмастерьев, который мы назвали
содружеством и который можно было бы назвать также союзом
подмастерьев в тесном смысле слова, в начальной стадии
преследует цели регулярного общения подмастерьев. Как и в
братствах, в них никогда не участвуют мастера. Главпое внимание
уделяется вначале устройству клуба, созданию ряда
выборных должностей, необходимых для его функционирования, и
выработке клубного устава.
1 Op. cit., стр. 188—189.
2 Op. cit., стр. 234—236.

146
Очерк III
Типичным примером содружества может служить фрец,
бургский союз подмастерьев-сапожников, основанный в 1494 г i
и объединивший все подручные силы мастера — подмастеру
и учеников. Союз устанавливает систему регулярных взносов,
вступительный, размер которого колеблется в зависимости от
высоты заработной платы; еженедельный, взимающийся в щ^
мере одного гельбелипга с подмастерья и полугельбелинга
с ученика; квартальный, уплачиваемый каждую четверть года
в ту пятницу, на которую приходится католический пост, й
наконец, судебную пошлину. Правление союза состоит из четы-
рех человек. Член правления остается в этой должности
полгода, но перевыборы правления происходят не сразу, а по
четвертям года; каждые три месяца вновь выбираются два члена,
Имеются казначеи (не ясно, исполняется ли эта функция
членами правления, или это особо выбираемые лица). Существуют
еще две должности низшего порядка: так называемый хозяин
клуба (Wirt) и так называемые заведующие клубом. «Хозяин»
выбирается на одну неделю и исполняет, несомненно, функции
хозяйственного свойства. В течение своей недельной службы
он обязан присутствовать в клубе с 12 ч. дня до 94. вечера, пока
рыночный колокол не возвестит о наступлении ночи, т. е. в тече>
ние всего того времени, когда клуб посещается. Заведующие
клубом несут обязанности административно-судебного характера.
Им надлежит улаживать столкновения между подмастерьями,
«судить.» и примирять все это при содействии самих
подмастерьев. Союз арендует дом для устройства собраний.
Физиономия союза, как юридической личности, настолько не
оформлена, что исправное поступление арендной платы гарантируется
владельцу дома следующим образом: сам владелец выбирает щ
среды подмастерьев четырех человек, на которых возлагается
личная ответственность за своевременный взпос арендной платы.
Основная жизненпая нить союза и основной смысл его
существования заключаются в устройстве собраний, игр и
развлечений. Поэтому устав союза содержит, как весьма существенную
часть, подробный регламент поведения подмастерьев.
Запрещается им произносить грубые слова и проклятия, оскорблять
1 Op. cit., стр. 224.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 1147
товарищей, вступать в драку. Разбивший посуду в братском доме
возмещает ее стоимость. Проигравший обязан уплатить долг
наличными или дать залог в обеспечение его. Предписывается
быть прилично одетым, особенно в церкви и на похоронах. В этих
случаях, говорит устав, обязательно носить брюки и камзол.
Судя по той суммарной характеристике, которую
цитируемый устав дает деятельности союза, собрания последпего долж-
ЛЬ1 были носить характер невинного времяпровождения.
Однако мастера имели, очевидно, основание сомневаться,в этом,
о чем свидетельствует одна из статей устава, предписывающая
порядок устройства собраний. В пей говорится, что ни одно
собрание союза подмастерьев не может состояться без
предварительного разрешения старшин цеха сапожников. Цех посылает
яа каждое такое собрание двух представителей от мастеров,
без согласия и одобрения которых не может быть принято пи
одно решение. Очевидно, содружество с первых же шагов своей
деятельности вступило на путь, возбудивший недоверие мастеров.
Устав фрейбургских подмастерьев-сапожников дает, как
мы указали, лишь общую характеристику стремлений союза.
Другие дошедшие до нас уставы содружеств более подробно
останавливаются на разных сторонах их деятельности, явно
намечая вехи развития. Франкфуртские подмастерья-пекари,
в противоположность своим фрейбургским собратьям,
рассматривают свои собрания не как добровольные встречи, а как
некую обязательную повинность. Они требуют от подмастерьев
аккуратного их посещения, угрожая неявившимся штрафом.1
Такое отношение становится понятно, если принять во внимание,
что собрания франкфуртских подмастерьев-пекарей
выполняют судебные функции. В рассматриваемом уставе говорится,
что если между двумя подмастерьями произойдет спор, то за
разрешением его они в первую очередь должны обратиться к общему
собранию подмастерьев. Лишь позднее, во второй инстанции,
дело рассматривается городским судом и бургомистром.2 Но,
присвоив себе судебные функции, союзы франкфуртских
подмастерьев-пекарей не перестают оставаться местом
товарищеских встреч и развлечений. Их устав регулирует эту сторону быта,
1 Frankfurter.Amts- und Zunfturkunden, т. II, стр. 226, п. 6, 1451 г.
2 Op. cit., стр. 226, п. 5.
J О*

148
Очерк III
постановляя, что дважды в год — на рождество и на пасху -^
устраиваются пирушки.1 Еще более актуальные функции
вовлекает в круг своей деятельности содружество франкфуртских
подмастерьев-шапочников. Мы имеем в виду посредничеств
по приисканию труда.2 Оно получает определенную
организацию, явно носящую характер компромисса между мастерами
и подмастерьями, компромисса, которому, очевидно,
предшествовали столкновения между ними. Представители мастеров ц
подмастерьев обязаны в день приезда иногороднего подмастерья
приступить к поискам работы для него. Если им удастся
определить его на место, то подмастерья в ближайший праздничны!
день устраивают угощение для приезжего собрата. Если
работы в городе не окажется, то подмастерье уезжает. Но
в день приезда, к вечеру, его все-таки угощают, а в самы|
момент отъезда с ним распивают меру вина.
Так с двух сторон совершается натиск на прерогативу
мастера самому выбирать рабочих. Оба типа организации,
подмастерьев — братство и содружество, идя разными путями,
приходят к одному и тому оке: братство — из стремления
сделать членство принудительным, содружество — из
непосредственного желания завладеть распределением работы среди
подмастерьев и урегулировать приток пришлых рабочих. Оба
типа организации быстро прорывают скромный круг
первоначальной деятельности и вторгаются в сферу актуальную и
жгучую, несущую в себе обильные семена конфликтов с мастерами.
Устав франкфуртских подмастерьев-шапочников относится
к 1454 г. Но рисуемая им картина приискания мест для
приезжих подмастерьев отдельными своими чертами уже живо
напоминает XVI в., изображенный Шенланком в его книге о
движении нюрнбергских подмастерьев.
Содружества уделяют много внимания и внешним сторонам
быта подмастерьев, в частности одежде. Содружества, как и
братства, заинтересованы в том, чтобы их члены имели в об-
ществеппых местах приличный вид, по некоторые уставы идут
б указанном направлении дальше. Так, устав подмастерьев-
портных во Франкфурте содержит постановления, направлен-
1 Op. cit., стр. 267, п. 8.
2 Op. cit., стр. 283, п. 2, 1451 г.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
149
0bie против роскоши. Подмастерьям запрещается носить белую
обувь или обувь, сшитую из кожи трех разных сортов. Очевидно,
эТо являлось признаком особого щегольства по понятиям того
времени.1 Им запрещается носить кольца, шелковые галстуки,2
рюши на шее, бархатные или шелковые платья с оторочкой,
жемчужные пуговицы и нитки жемчуга.3 Может показаться
странным, что, создавая братства бедняков, как мы их назвали выше,
подмастерья вместе с тем видят себя вынужденными бороться
G проявлениями роскоши в своей среде. Но прежде всего
приведенный устав единственный в своем роде; у других подмастерьев
лы не встречаем подобных постановлений. А затем, если учесть
характер городской жизни в XV в., то отмеченные
противоречия окажутся вполне в ее духе, укладывающимися в общее
русло ее проявлений, вполне жизненными. Мы видим в городах
той эпохи (см. очерк «Об имущественной структуре городского
населения Германии в XIV и XV вв.») сильную имущественную
дифференциацию: на ряду с численно небольшим слоем
населения, материально хорошо обеспеченным, широкие слои бедпоты,
рост пауперизации, множество нищих и бродяг. На фоне этой
пестрой среды пышным цветом распускается роскошь. Роскошь
в костюмах, роскошь в пище, роскошь в удовольствиях и
празднествах. Она захватывает не только зажиточную часть городского
населения, но и малообеспеченные слои его. Из постановления
Лейпцигского городского совета от 1463 г. видно, что и домашние
слуги носили шелковые платья и украшали себя нитками
жемчуга и кораллов.4 Тяга к роскоши захватывает даже деревню.
Из территориальных уставов саксонских князей XV в. видно,
что и сельская челядь отделывала платье серебром. Городское
законодательство, а вслед за ним и уставы территориальных
властей всемерно борются с развитием роскоши.5 Городские
советы подробнейшим образом регламентируют характер платья
1 Frankf. Amts-und Zunfturkunden, т. II, стр. 323, п. 10.
2 Op. cit., п. 11.
3 Op. cit., стр. 326, п. 29.
4 См. Wuttke, op. cit., стр. 13—14.
3 Борьба городских советов с роскошью—своеобразная мера
социальной защиты со стороны высших классов городского общества,
вызванная с их стороны желанием замаскировать резкие имущественные
различия в городе.

150
Очерк III
мужского и женского, запрещая ношение роскошной одежды
и ограничивая ношение драгоценностей; запрещают такясе
устройство пышных пиров и чрезмерпые траты на семей,
ные торжества.1 Указанные постановления подмастерьев,
портных вполне гармонируют с общим характером городского
законодательства. Подмастерья-портные заражаются общим
стремлением к роскоши. Наличие добавочных заработков в этой
среде в виде работы за свой счет, преследуемой цехами мастеров
но трудно искоренимой (см. ниже — спор между страсбургскима
мастерами и подмастерьями-портными), облегчает
удовлетворение стремления к роскоши. Однако, внешпе приобщаясь, хотя бы
только моментами, к жизни зажиточных слоев населения,
подмастерья-портные тем острее должны были чувствовать
зависимость своего положения и перегруженность работой. Мы увидим
вскоре, что в среде портных борьба между подмастерьями и
мастерами приняла особенно упорный и затяжной характер. Пови-
димому, некоторый материальный достаток подмастерьев-портных
обострял у них желание еще больше улучшить свое
экономическое положение.
Содружества пе только постепенпо вырывают у мастеров
юрисдикцию по делам подмастерьев и функцию распределения работы,
по присваивают себе и функцию' надзора за всей жизнью
подмастерья. На ряду с предписаниями об одежде, в уставах
появляются правила, регулирующие поведение подмастерьев
в широком смысле слова, т. е. не только в братском клубе и во
время пирушек, по и в остальных случаях жизни. Некоторые
уставы запрещают употребление бранных и неприличных слов
в присутствии женщин и детей.2 Другие содержат предписание
об устройстве поминок3 и т.п.
Интересную эволюцию совершил союз подмастерьев-
ткачей бумазеи во Франкфурте во второй половине XV в.
Вначале он представлял собой только братство, оспованное
для целей взаимопомощи. Затем круг деятельности братства
1 См., напр., законы о роскоши у В aader в «Niirnberger PoH-
zeiordrmngen». Ср. N u b 1 i n g, Die Reichsstadt Ulm am Ausgang des
Mittel alters, 1907.
2 Frankfurter Amis- und Zunfturkunden, т. II, стр. 328, п. 38.
3 Op. cit., стр. 323, пп. 14 и 15; стр. 325, п. 24 и другие места.

Немецкий подмастерье XIV—XV ев.
151
расширялся, и к его первоначальной функции присоединились
организация клуба и регулярное общение подмастерьев между
^бож.1 После того, что нами было сказано об естественных
путях развития братства и содружества, подобное слияние
обеих форм не должно возбуждать удивления.
Как отнеслись мастера к стремлению подмастерьев создать
свою собственную организацию? Безусловно враждебно.
Материалы, относящиеся к середине XV в., способны создать
впечатление, что братства не встречали противодействия со стороны
мастеров, и что единственным яблоком раздора между хозяином
я работником служили организации клубного типа. Но этот
вывод верен лишь относительно. Братства лишь до тех пор
пользовались признанием и не возбуждали отпора со стороны
мастеров, пока оставались в узкой сфере интересов взаимопомощи.
Но всякая попытка выйти из указанных рамок и вмешаться
в качестве регулирующей силы в отношения между хозяевами и
рабочими,— а как мы видели всякое братство неизбежно
проявляло подобную тенденцию,— тотчас наталкивалась на отпор
мастеров. В начале XV в. на верхнем Рейне развернулось
крупное движение подмастерьев-сапожников, потерпевшее в
конечном итоге неудачу. Во время наступившей реакции
преследованию подвергались не только содружества, но и братства.
История этого восстания, прослеженная И. Фрицем по
неопубликованным материалам страсбургского архива, конкретно
рисует социальную борьбу внутри сапожного цеха.2
Поздней осенью 1407 г. на верхнем Рейне пронеслись
тревожные слухи, что подмастерья-сапожники всей верхнерейнской
области подготовляют забастовку. Передавали, что в мае в
области Руфаха предположено созвать общее собрание всех
подмастерьев сапожного ремесла для принятия мер, нужных для
этой цели. Полетели грамоты из города в город. 9 ноября
городской совет Базеля пишет городскому совету Франкфурта - на-
Майне, что ожидаемые события внушают ему живейшее опасение.
1 Op. cit., стр. 290—296.
2 I. Fritz. Der Aufstand der oberrheinischen Schuhmacherge-
selien im Jahre 1407. Zeitschrift fur die Geschichte des Oberrheins, N. F., 6,
■стр. 132—140.

152
Очерк III
Предполагается присутствие 4 тыс. человек на майском собрании
Движение принимает такие большие размеры, что в цщ
легко могут оказаться вовлеченными и подмастерья друг^
ремесл. Ведь подмастерья проявляют нескрываемое желание
стать хозяевами над своими мастерами. Под влиянием тако|
переписки города решили созвать в Шлетштадте общий съезд
представителей верхнерейнских городских советов для
обсуждения мер борьбы с непокорными подмастерьями. Опасения
Базеля, что подмастерья других профессий пожелают примкнуть
к движению, покоились на реальной основе. Об этом
свидетельствует переписка подмастерьев разных городов, выдвигающая
проект созыва после рождества общего съезда подмастерьев всех
профессий для обсуждения разных злободневных вопросов,
ибо — так гласит переписка — в быту подмастерьев имеется
много неустройств и необходимо наладить отношения между
ними и мастерами.
Мы не имеем точных данных для суждения об истинных
причинах недовольства подмастерьев. По предположению
Фрица, обрисовавшего историю восстания по архивным
материалам, подмастерья были недовольны не столько заработной
платой, сколько порядками, господствовавшими в ремесле:
гнетущей личной зависимостью от мастера, вычетами за
прогулы и другими подобными фактами. У подмастерьев были
свои агитаторы, разъезжавшие по городам и везде
подстрекавшие работников к восстанию, и был свой вождь, некий
рыцарь Вернер, руфахский фогт.
Общий съезд городов собирался в течение этого года два
раза. Путем энергичных условий городам удалось подавить
движение. Одним из ближайших последствий описанного
периода волнений был полный запрет в верхнерейнских
городах всех организаций подмастерьев, как содружеств, так ж
братств. В период бурных столкновений между мастерами и
подмастерьями братства проявили, очевидно, таящиеся в них
возможности и, сбросив скромную оболочку касс взаимопомощи,
заодно с содружествами стали требовать изменения «порядков»
и приняли участие в организации забастовки. Пример движения
1407 г. на верхнем Рейне наглядно иллюстрирует затаенную
сущность братств. Он поучителен еще в другом смысле; Из него

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
153
видно, какую деятельную поддержку оказывала политическая
организация города в лице советов мастерам в их борьбе с
подмастерьями.
Запрет организаций подмастерьев, изданный
верхнерейнскими городами, не везде соблюдался с одинаковой
строгостью. Городской совет Шпейера уже в 1410 г. утвердил статут
додмастерьев-пекарей и мельников.1 Другие города
неукоснительно придерживались постановлений съезда городов.
Так, папример, было в Констанце. Этот город, в котором
промышленность рано стала работать для экспорта и рано
проявились резкие социальные противоречия, выделялся среди
немецких городов упорным характером кипевшей внутри его
социальной борьбы.2 Стремление подмастерьев к общественной
самодеятельности подавляется городским советом Констанца
с особой энергией. Уже в 1389 г. город постановляет
изгонять подозрительных подмастерьев.3 В 1390 г. в Констанце
запрещаются клубы подмастерьев.4 Только что описанное
движение подмастерьев-сапожников на верхнем Рейне настроило
констанцских мастеров и городские власти Констанца еще более
непримиримо по отношению к подмастерьям. В 1410 г. городской
совет Констанца обращается к совету Страсбурга с
предложением подавить агитацию подмастерьев-портных, которые, живя
в Констанце, добивались там новых «порядков» и, не добившись,
перенесли свою деятельность в Страсбург. Совет Констанца
высказывается в том смысле, что он скорее примирится с уходом
подмастерьев из Констанца, т. е., другими словами, с утратой
рабочих рук, чем потерпит у себя основанные ими общества.5
То же враждебное отношение к новшествам подмастерьев и
к носителям этих новшеств проявляют Кайзерсберг и Шаф-
гаузен.6 В Страсбурге запрет организаций подмастерьев
1 J. Fritz, op. cit. Фриц судит на основании архивных данных.
2 Gothein. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes. Особенно
главы: Die Zunftverfassung in den Stadten. Der Handel. Das Nahrungs-
mittelgewerbe. Das Textilgewerbe.
3 Документы, собранные Шанцем, стр. 156.
4 Op. cit., там же.
6 Op. cit., стр. 182—183.
6 Op. cit., стр. 184.

154
Очерк, III
держался, повидимому, до 20-х годов XV в. В это время союзы
подмастерьев вновь появляются там.1
Итак, повторяем, бывали периоды, когда братства
подмастерьев подвергались не меньшим гопепиям, чем содружества.
Но в общем отношение к ним на протяжении интересующей
нас эпохи довольно терпимое. Вся горечь, все озлобление, все
усилия мастеров направлены против союзов, преследующих цела
свободного общения подмастерьев,—другими словами, против
организаций клубного типа. Каждый шаг на пути их
утверждения берется с бою. Мастера встречают их с недоверием,
соглашаются признать их лишь после продолжительной борьбы, но,
и примирившись с их существованием, стремятся ограничить
и контролировать их деятельность.
Два цеха особенно прославились на Рейне бурными
столкновениями между мастерами и подмастерьями — портные и
скорняки. Мы только что коснулись происшедшей в 1410 г. в
Констанце забастовки подмастерьев-портных, сопровождавшейся
уходом подмастерьев из города и агитацией их за свое дело
в других городах. Но констанцская забастовка — лишь один из
этапов в истории организации подмастерьев-портных. Борьба за
право коалиции и улучшение условий труда ведется этими
рабочими в течение почти всего рассматриваемого нами периода,
совершаясь с переменным успехом, но в конечном счете приводя,
однако, к постепенному укреплению их самостоятельной
организации. Уже в конце XIV в. среди подмастерьев-портных
Базеля вспыхивают волнения на почве стремления подмастерьев
иметь свои уставы и свой суд.2 После этого следует известное
нам движение 1410 г. Затем, в 1421 г., в ряде городов,
расположенных по среднему Рейну, начинаются волнения среди
подмастерьев-портных. В ответ на это новое движение городские
власти Майнца, Вормса, Шпейера и Франкфурта прибегают
к испытанной мере: они закрывают клубы подмастерьев и
запрещают рабочие собрания, за исключением тех, на которых
обсуждаются религиозные вопросы.3 В 1423 г. опять начинаются
1 Fritz, op. cit.,. там же.
2 Schanz, . op. cit., стр. 33.
3 Kriegk. Frankfurter Biirgerzwiste u. Zustande im Mittelalter,
стр.541—542.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
155
забастовки подмастерьев-портных в Майнце и т. д. В
последующие годы дивжепие расширяется, охватывая большой район,
t соответственно этому связи между подмастерьями разных
-городов и мест крепнут. Это видно из того, что в 1462 г. созывается
сЪезд мастеров-нортпых 20 городов, расположенных по Рейну,
jja съезде происходит совместная выработка правил,
призванных регулировать отношения между мастерами и подмастерьями.1
На съезде присутствовали портные следующих городов:
Лайица, Страсбурга, Вормса, Шлейера, Франкфурта, Лапдау,
рейдельберга, Оппепгейма, Бингена, Кобленца, Альцей, Одерн-
гейма, Гейльброыпа, Вимпфена, Ашафенбурга, Кейзерслаутерна,
Яейштата-на-Галле, Лауфенбурга, Буцбаха и Гельгаузена.
Из постановлений этого съезда с полной несомненностью
вытекает, что за 50 с лишним лет, прошедших с пачала
отмеченного нами движения подмастерьев-портных, организация
последних, несмотря на все гонения и удары, которым она подвергалась,
сумела пустить корни и Припять определенные формы. В конце
XIV в. она находится еще в зародышевом состоянии. Под
влиянием забастовки 1399 г. мастера-портные Базеля, поддерживае-
мые советом города, решили уничтожить ее. Они строжайше
запретили подмастерьям собираться для обсуждения светских
дел и принимать решения, направленные против них, мастеров.
Строжайше подтвердили, что суд по делам подмастерьев
принадлежит в первой инстанции им, мастерам; во второй инстанции —
городскому совету. Определили, что собираться подмастерья
могут единственно лишь для решений, связанных с вопросами
культа и похорон товарищей, но что вопросы, связанные с
финансовой стороной этой деятельности, т. е. выборы казначея, смета
и отчетность, должны рассматриваться в присутствии
представителя от мастеров. От светской организации подмастерьев,
которую последние, очевидно, создали входе забастовки, уцелел лишь
жалкий обломок в виде разрешения каждый праздничный день
собираться в доме мастера. Давая это разрешение, совет города
подчеркивает, что запрещается приглашать на эти собрания
1 Полный текст этого документа и постановлений однородных съездов
в последующие годы мы находим в неоднократно цитированных уже
Frankf. Amts-und Zunfturkunden. Постам, съезда 1457 г. в т. II указанн.
изд., на стр. 399—403.

та
Очерк III
чужих подмастерьев, не служащих у данного мастера.1 Таково
было положение подмастерьев-портных в конце XIV в. В середине
XVв. перед нами вполне оформившийся зрелый союз
подмастерьев, с развитыми органами и далеко идущей самодеятельностью.
Мы встретили его уже на протяжении нашего очерка.2 Он у стран-,
вает регулярные собрания, и у него свои статуты,
предписывающие подмастерьям, как вести себя, как одеваться, как выдавать
ссуды, как взыскивать их. Правление его состоит из 4
подмастерьев. Внутренние конфликты разбираются судом 16 или 17
выборных подмастерьев, «разумнейших и честнейших», как гласит
устав.3 Союз обладает полной независимостью в финансовых
делах. Расходование сумм, выборы казначеев, представление
отчетов — все это протекает вне всякого контроля с чьей-либо
стороны. Было время, когда финансовые права союза
ожесточенно оспаривались мастерами. Но подмастерья отстояли себя,
и к середине XV в. положение союза и в этом смысле вполне
упрочилось.4
Таким образом, в середине XV в. организация
мастеров-портных и организация подмастерьев-портных стоят друг против
друга как две сложившиеся силы. Союз подмастерьев стал
признанным фактом. Само существование его не вызывает больше
возражений.
В дальнейшем борьба между мастерами и подмастерьями
вступает в новую стадию развития. Вынужденные примириться с
существованием союза, хозяева, однако, при всяком удобном
случае поднимают вопрос о пределах его компетенции. Основном
же почвой для развития конфликтов являются вопросы
экономического свойства. Эта сторона отношений мастера к подмастерью
была предметом столкновений между ними уже в XIV в. и
являлась, конечно, одним из главных стимулов, побуждавших
подмастерьев к организационному выделению из союза мастеров.
Уже во время базельского конфликта 1399 г. был поставлен
вопрос о заработной плате. Судя по смыслу текста, подмастерья
требовали введения одинаковой заработной платы для всех
1 Документы, собранные Шанцем, стр. 160—162.
2 Frankf. Amts- und Zunfturkunden, т. II, стр. 322 и ел.
3 Op. cit., стр. 325, п. 22.
4 Op. cit., стр. 326, п. 30.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 157
работников, между тем как мастера отстаивали дифференциальные
ставки в зависимости от умелости работников, причем размер
ставки определялся, конечно, мастером. Оказавшись
стороной проигравшей, подмастерья вынуждены были подчиниться
порядкам, соответствовавшим интересам мастеров. Но
недовольство принятой формой оплаты труда оставалось и продолжало
рождать столкновения между обеими сторонами. Упомянутый
съезд мастеров 20 прирейнских городов, состоявшийся в 1457 г.,
додробяо останавливается на вопросах заработной платы.
Мастера решили поддерживать старую линию дифферепциальной
оплаты труда, придав ей несколько измененную, более
усовершенствованную формулировку. Съезд постановил ввести
максимальную заработную плату, не больше двух фунтов геллеров
за весь срок найма.1 Для подмастерья это означало ухудшение
условий платы: различие между ставками сохранялось, но
высший их размер был прочно установлен и не мог быть
оспариваем. Эта форма заработной платы приобрела в
рассматриваемую эпоху большую популярность среди мастеров.
Съезды мастеров различных специальностей постановляют
ввести ее у себя.
Не менее жизненное для подмастерья значение имел другой
•вопрос, поднятый съездом 1467 г., о последствиях нарушения
подмастерьем договора о найме. Рассматривая юридическое
положение подмастерьев, мы видели, как суров был в этом
вопросе цеховой закон по отношению к подмастерью. Съезд
1457 г, занимает в этом смысле особенно неумолимую позицию.
Принятое им по этому вопросу постановление гласит, что
подмастерье, покинувший своего хозяина до истечения срока, на
который он нанялся, не может быть принят на службу ни одним
мастером в упомянутых 20 городах 2 Это значило объявить
подмастерье под экономическим бойкотом в пределах целого округа,
что было почти равносильно его экономическому уничтожению,
по крайней мере, на время. Естественно, что таким путем легче
всего было внушить подмастерью покорность и прикрепить его
хотя бы временно к мастерской. Указанное постановление,
1 Op. cit., стр. 400, п. 2.
2 Op. cit., там же.

168
Очерк III
подобно решению о максимальной заработной плате, являете»
типичным для целого ряда областных ремесленных съездов. з5
целых сто лет до съезда мастеров-портных — в 1352 г. — совет).
птенно такое же решение было принято съездом пекарей вось^
прирейнских городов: Франкфурта, Майнца, Вормса, Шпейера
Бингена, Оппенгейма, Вахараха и Боппарда.1 В 1383 г. подод.
ная же мера была провозглашена съездом кузнецов девяти
прирейнских городов;2 в 1477 г. — съездом шапочников сщ
прирейнских городов;3 в 1490 г. — съездом мастеров-коэкев»
пиков четырех городов.4
В большинстве приведенных случаев мастера угрожают
подмастерьям экономическим бойкотом только за досрочное остав-
ление работы.- Одни лишь пекари вводят эту драконовскую меру
наказания еще за некоторые другие особо тяжелые проступки со
стороны подмастерья.5 Шапочники же не довольствуются одно!
угрозой экономического бойкота за досрочный уход от хозяев,
Сверх того они грозят за этот проступок еще и общественным
бойкотом.6
Третья категория решений съезда портных 1457 г., как н
первая, касается области экономических отношений между
мастером и подмастерьем. Она затрогивает вопрос о
продолжительности рабочего дня. Чрезмерно обремененный работой
средневековый подмастерье так яш интенсивно стремился к сокращению
ее продолжительности, как и современный рабочий. Но в
средние века это требование выливалось в исключительно
своеобразную форму. Ставился вопрос не о сокращении рабочего дня,
а об увеличении общего количества свободного времени, которым
работник пользовался в течение недели, в форме предоставления
ему лишнего выходного дня на неделе (кроме воскресенья)
или, как принято было выражаться, «голубого» понедельника.
Почему именно понедельника, и откуда произошло обозначение
«голубой»? На этот счет возможны лишь предположения, ибо
1 Документы, собранные Шанцем, стр. 352, п. 2.
2 Op. cit., стр. 391, п. 3.
3 Op. cit., стр. 374, п. 2.
4 Op. cit., стр. 381, п. 2.
5 Op. cit., т. II, стр. 359, п. 2.
6 Op. cit., стр. 374, п. 8.

Немецкий подмастерье XIV—XV ее.
3-59
твердых данных для суждения о поставленном вопросе у нас
нет. Наиболее вероятным кажется нам предположение, объяе-
вяющее требование свободного понедельника тем, что этот был
традиционный день всех цеховых собраний, а следовательно,
до мере того как союзы подмастерьев получили законное
признание, и всех собраний подмастерьев.1 Обозначение же
«голубой» могло корениться в том обстоятельстве, что в понедельник
церковные алтари в Германии украшались голубыми
покровами.2 Каково бы ни было происхождение указанного
требования, факт тот, что оно неизменно выдвигалось подмастерьями
и наделало много шуму. Идя из глуби средних веков, оно
перешло в XVI и XVII вв. Местами оно признается мастерами уже
в XVв. Так, в Люнебурге у бочаров.3 Но в большинстве случаев
оно наталкивается на ожесточенное сопротивление со стороны
хозяев. Съезд 1457 г. согласился признать требование
«голубого» понедельника лишь в половинном размере. Он разрешил
подмастерьям праздновать этот день лишь раз в две недели и то
лишь при условии, если на этой неделе нет других праздников,
кроме воскресенья. Если же подмастерье вздумает отдыхать
в день, установленный для работы, то из его жалованья делается
вычет, как за прогул.4 И это решение съезда 1467 г. является
типичным для линии,принятой мастерами в аналогичных случаях.
Наконец, съезд в 1467 г. отозвался и на последнюю группу
вопросов, служивших предметом разногласий между хозяевами
и работниками. Имелся в виду чрезвычайно острый случай
конфликта между ними, касающийся неуплаты работнику
жалованья. Повидимому, спор вращался вокруг того, кому в таких
случаях следует играть роль исполнительной инстанции —
цеховому старшине или старшине союза подмастерьев. Съезд
разрешил его в тохм смысле, что подмастерье волен обратиться к
любому из них, но что старшина, к которому он обратился, обязан
на другой день озаботиться об обеспечении иска.
Постановление съезда 1457 г., как и все, впрочем,
документы по истории немецких подмастерьев, использованные нами,
1 D irk e, op. cit., стр. 56.
2 Deutscb.es Worterbuch von J. und W. Grimm. Слово «Montag», B. If.
3Bodemann, op. cit.-, IV, 4, стр. 37.
*Frankf. Amts-und Zunfturkunden, т. II, стр. 400—401, и. .3.

160
Очерк III
написаны на немецком языке XIV и XV вв., в форме,
медлительно нескладных фраз и тяжелых периодов. Действительность
породившая решение съезда, не была так невозмутимо спокойна
как эти тяжеловесно пеуклюжие фразы. Она полна была острых
треволнений, бурных противоречий, неустапных конфликтов.
Сохранились два документа о портных, передающие ее непосред.
ственное дыхание более близко, чем решения съезда. Мы
остановимся на них, прежде чем закончим наш отдел о подмастерьях-
портных.
Эти документы — проект устава, предложенный страсбургски-
ми мастерами - портными на утверждение городскому совету
Страсбурга, и возражения, выдвинутые против этого проекта
подмастерьями-портными.1 Оба документа датированы XV в., без
более точного обозначения времени. Но, судя по их содержанию,
они относятся к периоду, непосредственно предшествовавшему
съезду мастеров-портных, на решениях которого мы так
подробно остановились. Проект устава и съезд 1467 г. выдвигают одни
и те же основные пункты разногласий между хозяевами и
работниками: досрочный уход рабочего, вычеты за прогульные дни
и размер заработной платы. По сложившемуся обычаю наем
подмастерьев-портных происходил дважды в год: на рождество
и на св. Иоанна,— следовательно, подмастерье нанимался на
полгода. В своем проекте мастера истолковывают этот способ найма
в том смысле, что до истечения полугодия подмастерье не имеет
права покинуть мастерскую, в которую он поступил. Досрочное
оставление работы карается штрафом и лишением заработной
платы за все прослуженное время — очевидно, заработная плата
выдавалась тоже по полугодиям. Мы видим, что съезд пошел
дальше проекта, введя за досрочный уход рабочего более
тяжелую меру наказания.
Толкование сроков найма, выдвинутое проектом, вызывает
живейшие возражения со стороны подмастерьев. Их ответное
послание на проект мастеров заключает ряд горячих жалоб на жизнь
подмастерья. Подмастерья утверждают, что, гарантировав себе
на полгода рабочую силу мастер совершенно перестает
стесняться в обращении с подмастерьем. Во многих случаях подмастерьев
1 Frankf. Amts- und Zunfturkunden, .т. II, стр. 401.— Документы,
собранные Шанцем, стр. 236—241.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
161
дяохо кормят. Многие мастера заставляют подмастерьев работать
сВерхурочно. У портных существовал обычай посылать подма-
сТерьев для работы на дом к заказчику. Последний платил за та-
кую работу поденно мастеру по тарифу, установленному законом,
додмастерье же получал у мастера свою установленную плату.
# моменту возникновения спора между мастером и подмастерьями
тариф поденной работы портных на дому у заказчиков был
попилен на два динария. Но мастера умудрялись извлекать из
работы подмастерьев такую же выгоду, как и до понижения тарифа.
Это достигалось тем, что мастер заставлял подмастерье работать
несколько часов рано утром до ухода к заказчику и несколько
часов поздно вечером, после возвращения от последнего, не
оплачивая этого труда. Подмастерье, прикрепленный к мастерской
угрозой лишения заработной платы и уплаты штрафа, вынужден
был мириться с плохим питанием и сверхурочной работой.
Наблюдались, по утверждению подмастерьев, и другие случаи
угнетения подмастерья мастером. Бывали случаи, что мастер, не
желая уплатить подмастерью заработанные им деньги, всякими
придирками выживал его из мастерской, так что подмастерье,
в силу необходимости, досрочно уходил от хозяина. Горячие
жалобы вызывает у подмастерьев низкая, по их мнению, оплата
труда. Максимальный размер ее — 1 фунт в полгода, вдвое
меньше, чем установлено съездом 1457 г., что подмастерья
считают недостаточным. Установленная мастерами градация
заработной платы не учитывает уменья и работоспособности отдельных
работников. С большой настойчивостью доказывают подмастерья
свое право на свободный день в неделю, не считая воскресенья.
Аргументация, к которой они прибегают в этом случае, лишний
раз бросает свет на условия их жизни. Подмастерьям необходим
зтот день для удовлетворения общественных потребностей и
посещения бани. Работники с избытком возмещают хозяину ущерб,
проистекающий для него от того, что в этот день работа
останавливается. Ведь накануне рождества, троицына дня и в периоды
сезонной работы подмастерье работает в праздник и в будни
днем и ночью, не будучи обязан это делать и ничего не получая
за сверхурочный труд.Пусть мастера учтут еще то обстоятельство,
что в дни отдыха подмастерье не пользуется хозяйским столом.
С особым возмущением говорят подмастерья о том, что установ-

162
Очерк III
ленные ими дни отдыха рассматриваются мастерами как прогуди
ные дни и что за каждый такой день из жалованья работника
делается вычет, превышающий его дневной заработок. Сопостав-
ляя это слезное послание с решением съезда 1457 г., мы видщ(
что по большинству вопросов последний занял компромиссную
линию. Установив драконовскую меру борьбы с досрочным
оставлением работы (что давало самую существенную гарантию ив>
тересам хозяина), он предоставлял подмастерьям один свободны^
день в две недели (вместо свободного дня каждую неделю), но
зато уступил в вопросе о размере заработной платы, вдвое
повысив ее против прежнего. Интересно отметить, что в пылу борьбы
обе стороны — хозяин и подмастерье — ссылаются на старину
и обычай, якобы освящающие их требования. Эта черта, как
и лозунг «голубого» понедельника, глубоко свойственна
средневековью. Мы неоднократно наталкиваемся на нее по мере того,
как перед нами развертывается история движения подмастерьев,
Борясь за право коалиции, за больший размер личной свободы,
за создание условий быта, в которых он был бы не челядью, а
договаривающейся стороной,— словом, за коренную ломку
старых устоев и укрепление новых начал в отношениях менаду
мастером и подмастерьем,— подмастерье в то же время настойчиво
уверяет, что он отнюдь не новатор и что единственная цель его
стремлений — воскресить старину и обычай. И совершенно так же
аргументируют мастера, ухудшая в то же время условия труда
подмастерья против прежнего.
Борьба подмастерьев с мастерами обнаруживает, таким
образом, ряд черт, специфически свойственных социально-культурной
обстановке средних веков. Несмотря на это, она дышит резкой
противоположностью интересов хозяина и работника и ясной
осознанностью целей,преследуемых последним. Обычно приводят,
как пример настойчивости подмастерьев в осуществлении
поставленных целей, забастовку подмастерьев-пекарей Кольмара,
покинувших родной город на целых 10 лет и вернувшихся туда
лишь после того, как братство их было признано и главные
требования удовлетворены.1 Но кольмарская стачка загорелась
1 О.. Schade. Vom deutschen Handwerksleben in Brauch, Sprucli
und Lied в Weimarisches Jahrbuch fur deutsche Sprache, Literatur und
Kunst, т. 4, Hannover, 1856, стр. 258 и ел.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
163
jj3-3a того, что подмастерье в-пекарей обошли местом в
крестцом ходе, устраиваемом в праздник «тела христова». Ее
экономическая сторона неясна, и как социальное явление она менее
выразительна, чем обрисованное движение подмастерьев-портных.
Борьба этих последних не закончилась съездом 1467 г. На-
тйск на их организацию со стороны мастеров не прекратился и
досле него. За отсутствием достаточных данных нам не удалось
восстановить перипетий дальнейшей борьбы. Однако мы знаем,
чТо в самом начале XVI в. мастерам вновь удалось сломить
финансовую автономию союза подмастерьев. Постановлением городского
совета Франкфурта от 1501 г. мастерам предоставлепо было право
контроля над финансовой деятельностью союза.1
Подмастерья-скорняки, подобно подмастерьям-портным,
борются за право коалиции. Первые стадии движения ускользают,
а в 1404 г. мы находим у страсбургских подмастерьев-скорняков
сформировавшееся братство взаимопомощи.2
В 20-х годах между братством и мастерами разгорается
конфликт. Братство не довольствуется больше функциями
взаимопомощи и заявляет притязание на право суда над своими
членами. Мастера протестуют, они успели уже признать факт
существования братства подмастерьев, но после враждебного
выступления этой организации вновь начинают покушаться на ее
автономию. Подмастерья бросают работу и с гиком и свистом
уходят в г. Хагенау. Конфликт разрешается компромиссом. Право
суда признается за организацией подмастерьев, но лишь при
условии участия двух мастеров в судебном разбирательстве,3 В 70-х
годах в Страсбурге вновь ярко вспыхивает волнение среди
подмастерьев-скорняков. По заявлению последних, причиной их
недовольства служат некие новшества со стороны мастеров.
Из полемики, завязавшейся между мастерами и подмастерьями,
выясняется, что «нововведение» мастеров заключалось в их
притязании на исключительное право заведывать наймом
работников. Подмастерья утверждают что скорняжье ремесло ни в одном
немецком городе не знает этого обычая, что он целиком
противоречит старине, ибо подмастерья всегда и везде принимали
1 Gr. Schanz, op. cit., стр. 78 и ел.
2 Документы, собранные Шанцем, стр. 167—174.
3 Op. cit., стр. .191—193.

164
Очерк III
участие в распределении работы 1 Движение принимает бурны|
характер, подмастерья, по обыкновению, бросают работу и
уходят в Хагенау. К забастовке постепенно примыкают подмастерья
ряда других городов: Кольмара, Вольштета и Фрейбурга.з
Между подмастерьями ряда городов завязывается интересная
переписка. Они стараются поддержать друг у друга бодрость
духа, убеждают не сдаваться и не становиться на работу, пока
мастера не откажутся от своих притязаний. Штрейбрехеращ
грозят бойкотом: «кто не исполнит этого (т. е. станет на работу^
того мы, но обычаям нашего ремесла, объявляем врагом обще-
ства.3 Исход конфликта не освещен нашими документами. Шанц
предполагает, что мастера принуждены были отказаться от
строгого проведения своих требований.
Забастовка скорняков типична по своим лозунгам для целого
ряда конфликтов между мастерами и подмастерьями. Жажда
овладеть распределением рабочей силы (мы осветили причины,
порождавшие это стремление) чрезвычайно сильна у обеих сторон.
Как мастера, так и подмастерья претендуют на исключительное
заведывание этой функцией, и борьба па этой почве, ведомая
с переменным успехом, не прекращается. Другой, очень часто
повторяющийся мотив столкновений — это вопрос о заработной
плате. Мы коснулись его уже выше, говоря о портных. Но
сказанное требует дополнения. Излюбленная мастерами форма
максимальных ставок комбинируется ими с системой вычетов, и
такое сочетание дает широкий простор сокращению заработной
платы. Прекрасной иллюстрацией того, каким образом подобный
эффект достигался, служат постановления состоявшегося в 1447 г,
съезда мастеров - шапочников Франкфурта, Майнца, Бориса,
Шпейера, Гейдельберга, Гельгаузепа. Съехавшиеся установили
максимум заработной платы—6 альбосов в неделю, решив
штрафовать мастеров, которые вздумают платить подмастерьям больше.4
Одновременно съезд устанавливает объективный критерий
для определения максимальной производительности,
вознаграждаемой высшей ставкой. Этот критерий максимальной нроиз-
1 Op. cit., стр. 205—-208, № 63 и 64.
2 Op. cit., стр. 208—210, № 65, 66, 57.
3 Op. cit., стр. 208, № 65.
4 Frankf. Amts- und Zunfturkunden, т. II, стр. 375, п. 1.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
166
бдительности, который называется дневным уроком, колеблется
р зависимости от изготовляемых предметов. Конкретно
выражаясь, это означает следующее: дневной урок состоит либо из
3 шляп с начесом, либо из 6 больших шляп, либо из 8 детских
щляп и т. д. За выделку шляпы с начесом платят 5 пфеннигов,
За простую шляпу 3 пфеннига, за детскую 2 пфеннига,
работник, который в течение недели полностью исполняет
дневной урок, вознаграждается высшей ставкой заработной платы,
т. е. 6 альбосами. С того, кто вырабатывает меньше, делается
соответствующий вычет.1 Одновременно ведется борьба за
улучшение питания. Мы имеем основание думать, что на этой почве
споры возникали часто. Мы встречались выше с жалобами
подмастерьев-портных на плохой стол, даваемый им мастерами.
Но бывает, что мастера жалуются на чрезмерные требования
подмастерьев в этом смысле. Так обстояло дело у тех же
шапочников, утверждавших, что подмастерья хотят питаться лучше, чем
сами мастера. Упомянутый съезд шапочников постановил, что
подмастерья могут претендовать липгь на тот стол, которым
пользуются хозяин и его семья, и что мастер, вздумавший давать своим
подмастерьям вино к завтраку или полднику, будет оштрафован.2
На этом мы закончим детальную характеристику движения
отдельных групп подмастерьев. Было бы бесполезно углубляться
в историю подмастерьев каждого ремесла в отдельности. Факты,
прошедшие перед нами, с достаточной ясностью рисуют
основные цели движения, пути и методы обеих сторон. Подмастерье
добивается права коалиции и улучшения условий своего
экономического быта. На ряду с борьбой за полную автономию союза
ведется борьба за исключительное овладение распределением
рабочей силы или, по крайней мере, заметное участие в ее
распределении, борьба за свободу расторжения договора, за повышение
заработной платы и уменьшение продолжительное!и рабочего
дня. Наиболее интенсивно проявляются указанные стремления
у подмастерьев тех ремесл, где от мастеров требуе.ся обладание
большими средствами. Так, у скорняков, где дорогой материал
шел издалека, у портных, которые в южноиемецких городах
часто шили из своего сукна; у кожевников, седельников, шапоч-
1 Op. cit., там же, шт. 2 и 5.
2 Op. cit., там же, п. 3.

166
Очерк III
ников и кузнецов, ибо кожа и металлы были дороги. В этих
ремеслах, раньше, чем в других, должен был образоваться кон-
тингент «вечных» подмастерьев. Довольно сильное движение
подмастерьев мы наблюдаем и у пекарей.1 Сырой материал,
употребляемый ими, был недорог в урожайпые годы, но сильно
поднимался в цене в неурожайные годы, благодаря чему в борьбе
за самостоятельное положение должны были побеждать те, кто
обладал некоторым капиталом. Здесь, следовательно, как и у
скорняков, были данные для образования заметного слоя
постоянных подмастерьев.
Борьба ведется обеими сторонами с максимальной энергией
и, что чрезвычайно характерно, в самом процессе ее оба
противника расширяют свои связи и организацию за узкие пределы
городских мирков. Кому принадлежали первые шаги в этом
направлении? Вряд ли мы ошибемся, предположив, что подмастерьям,
Мы видели на протяжении нашего очерка, как каждая
крупная стачка тотчас же перекидывалась на другие города и
местности. Так обстояло дело у портных, скорняков, сапожников.
Известно, что ремесленные подмастерья представляли самый
подвижной элемент средневекового общества. «В мире союзов
местного характера они представляли, на ряду с духовенством
и евреями, третью великую силу социальной связи...» Эти слова
принадлежат К. Бюхеру,2 статистически обосновавшему свое
утверждение в следующей таблице:
На каждые 100 чел. населения Франкфурта-на-Майне приходится
из местности, расположенной от Франкфурта на расстоянии:3
Количество Новых Подма- F
миль бюргеров стерьев вРе в
0—2 23.1 2.4 3.7
2—10 52.7 27.1 45.0
10—20 11.9 19.8 22.3
Свыше' 20 12.3 56.7 30.0
Из этих данных с полной очевидностью вытекает большая
подвижность подмастерьев.
1 Там же, см. постановления съездов представителей указанных
ремесл.
2 К. В tic her. Die Bevolkerung von Frankfurt a. Main im 14 und
15 Jahrhundert, стр. 656.
8 Op. cit., стр. 655.

Немецкий подмастерье XIV—XV ее. 167
Уже в XIV в. у подмастерьев начал складываться обычаи
странствования (wandern), состоявший в том, что часть своего
служебного стажа они проводили, переходя из города в город
jj меняя места работы. Для историографического состояния
проблемы о подмастерьях очень характерно, что корни этого обычая,
какого своеобразного и приобревшего уже в конце средних веков
значение неотъемлемой части быта подмастерьев, совершенно не-
обследованы.
В XIV и XV вв. обычай странствовать уже довольно
распространен среди подмастерьев, но цеховые уставы еще редко
предъявляют к ним такое требование. Раньше других вводят у себя
такую повинность люнебургские сапожники; у них она
устанавливается статутом уже в 1389 г.1 В Любеке в XIV и XV вв.
одни цехи, как, например, четочники, запрещают подмастерьям
странствовать. Другие, как маляры, стекольщики и
шерстоткацкий цех, поощряют этот обычай. Маляры и стекольщики
разрешают подмастерью, который хочет отправиться в странствие,
покинуть хозяина до истечения срока, на который он нанялся.
Шерстоткацкий цех постановляет, что сын мастера, который один
год провел в странствиях, освобождается от исполнения всех
прочих требований, предъявляемых к кандидату в мастера.2
Но обязанности странствовать любекские цехи не знают, как не
знают ее и кельнские цехи, хотя и там во второй половине XV в.
обычай этот является уже всеобщим.3 Но если мы возьмем
в руки статуты XVI в., то в очень многих из них окажется статья,
обязывающая подмастерье проводить некоторое время в
странствиях.
К. Вюхер статистически доказал, что немецкий подмастерье
заходил во время своих странствий в отдаленные местности и даже
в чужие страны.4 Среди франкфуртских подмастерьев имелись
представители не только всех частей Германии, но и пришельцы из
Австро-Венгрии и Швейцарии (из обеих стран 8.5%) и даже
некоторый процент уроженцев Голландии (0.4%) и Люксембурга
1 Bodemann, op. cit., т. I, стр. 229.
2 Wehrmann, op. cit., стр. 328, 348, 494.
8 L osch, op. cit., II, № 302.
4 E. Biich er. Der Bevolkerimg von Frankfurt a. Main, стр. 631.

168
0*iep?i III
(столько же). В одной средневековой песенке, сложенной
подмастерьями, речь идет о работнике, исколесившем Франконию
Швабию, Швейцарию, Тироль, Штириго, Саксонию, Богемию ц
Венгрию.1 В другой песенке описывается путешествие из Браув-
швейга в Гамбург и Амстердам и оттуда в Швецию, затем
обратно в Германию в Данциг.2 Колеся по Германии, подмастерья
•часто заходили в Голландию, Данию, Швецию, Венгрию и даже
Польшу. Но романские страны (Италия, Франция, Испания),
повидимому, никогда не посещались юга.3 Легко представить
себе, какой колоссальный фермент брожения должна была раз»
носить эта армия молодых людей, в большинстве случаев
горожан. По данным того же Бюхера, 79.3% подмастерьев,
приходивших во Франкфурт, являлись туда из городов, даже больше того--,
из крупных городов,4 живых свидетелей неурядиц и неустройств
в отношениях между хозяевами и рабочими в Германии и за
границей. Одновременно с ферментом брожения разносился и
фермент солидарности. Озе (Hauser) в книге, рисующей историю
французского подмастерья в XV и XVI вв., предостерегает
против преувеличенного представления о солидарности
средневековых подмастерьев.5 Но работа Озе написана исключительно
на основе французского материала, а быт французского
подмастерья, представляющий множество общих черт с положением
его немецкого собрата, все же в некоторых отношениях разнился
от него. Во Франции только часть ремесл была организована
в цехи, так называемые «присяжные ремесла», а другая часть их,
так называемые «свободные ремесла», существовала вне рамок
цеховой организации и не знала градаций: ученик — подмастерье —
мастер.Это различие внутренней структуры разных ремесл должно
было ослабить спайку между работниками. Помимо этого, не
нужно забывать и обстоятельства, подчеркнутого нами в начале
очерка, а именно, что движение французских подмастерьев в
средние века, их борьба с мастерами за улучшение условий труда
составляет предмет, почти не затронутый историческим исследова-
1 О. Schade, op. oil., стр. 303—305.
2 Op. cit., там же.
3 Op. cit., там же.
* К. В и с h e r. Die Bevolkerung, стр. 652.
s Hauser. Ouvriers du temps passe, стр. 53—54.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв.
lb.
дйем. Говоря об организациях, в которых принимали участие
средневековые нодмастерья, французские историки остаиавли-
ваК>тся на характеристике одних только союзов взаимопомощи,
объединявших хозяев и работников.1 История же союзов борьбы
ведется ими лишь в XVI в.2 Таким образом, взгляд Озе,
возможно, объясняется тем, что та сторона истории средневековых
подмастерьев, в которой ярче всего могла бы сказаться их
солидарность, еще не выявлена и не реконструирована.
Все то, что мы знаем о движении немецких подмастерьев,
укрепляет нас в мысли, что спайка между ними была очень
сильна уже в XIV и XV вв. Мы видели, какую сильную поддержку
оказывали друг другу бастующие подмастерья разных городов,
видели, как подмастерья целого округа — верхнерейнские
сапожники — развили агитацию за созыв общего съезда.
Жестокая борьба с мастерами из-за права распределять работу между
подмастерьями сильнейшим образом должна была содействовать
укреплению солидарности между последними. Ведь проблема
распределения' труда сводилась в сущности к тому, чтобы ввести
хаотическое предложение труда со стороны пришлых
подмастерьев в организованное русло, направляемое местными
подмастерьями. Совершенно естественно, что проявленная
подмастерьями тенденция к созданию организации, охватывающей
ряд местностей (вспомним хотя бы забастовку верхнерейнских
сапожников), вызвала ответную тенденцию того же рода со.
стороны мастеров. Она проявилась в тех съездах мастеров, с
решениями которых мы ознакомились. Так, в самом ходе движения
формировался компактный слой постоянных подмастерьев.,
оплачивавшийся против мастеров.
Масса подмастерьев, фигурирующая в средневековом
движении, еще не представляет собой единого рабочего класса. Даже
bjпроцессе объединения подмастерья остаются разбитыми по
цеховым ячейкам. Высшая цель, которую они ставят себе,
заключается в создании областных союзов, направленных
к защите узкопрофессиональных интересов данпойспециальности.
1 Op. cit., стр. 20 и след.
2 См. Н. Н. Грацианский. Парижские цехи, особенно гл. IX,
стр. 293 и ел., и цитированную там литературу. Исключение в этом
с^ысле представляет цитированная выше работа Н. П. Фрейберг.

170
Очерк III
Мы изображали это движение, не гонясь за использование^
всех фактов (да такая цель была бы неосуществима в предед^
небольшого очерка), а стремясь лишь выявить типичные линид
и руководящие идеи. То, что предстало перед нами, принцд.
пиально ничем не отличается от движения позднейшего вреце»
ни — XVI и XVII вв. Не только в целях, но и в приемах и щ.
тодах борьбы немецкого подмастерья XIV—XV вв. уже ясно
видны очертания XVI в. Борьба за повышение заработной платы
аа «голубой» понедельник, за право досрочного оставления ра.
боты. Борьба при помощи стачек и объединенного действия под.
мастерьев разных городов. Съезды мастеров. Борьба за право
распределения работы как мощное орудие экономического
уничтожения противника. XVI в. прибавил сюда организованное
вмешательство государственной власти — князей и имперских
съездов, которые, подобно тому, как это делали раньше
городские советы, решительно стали на сторону мастеров против
подмастерьев. Этот век внес больший размах в движение
подмастерьев, много шума, блеска и драматизма в отдельные перипетии
борьбы.1 Но лозунги рабочей массы ни в чем существенном не
изменились. Это были все те же старые лозунги подмастерьев,
выкованные в горниле двух предыдущих столетий.
Подведем итоги нашему пониманию рабочего движения
в конце XIV в. и в XV в.
Образование слоя постоянных подмастерьев было вызвано
совокупным действием двух основных факторов: усиленного
отлива сельского населения в города в конце XIV в. и в XV в,
я организованного отпора цеховых мастеров проникновению
новых элементов в цех. Первый фактор представляет результат
сложного комплекса социальных явлений, в котором развитие
денежной ренты и обезземеление масс сельского населения
сыграли роль существенного звена.
Обостренный отпор цеховых мастеров приему новых членов
в цех вызывался тем, что мелкий производитель терял под
напором капитала свою экономическую самостоятельность
(см. очерк II).
Не обладая точными и достаточно полными данными о
процессе постепенного образования слоя постоянных подмастерьев,
1 См.' В. Schonlank. Sociale Kampfe vor 300 Jahren.

Немецкий подмастерье XIV—XV вв. 171
ibi не в состоянии проследить его шаг за шагом, но что слои этот
значительно увеличился, начиная с конца XIV в., видпо из того,
4fo в XV в. движение их приняло гораздо большие размеры, чем
раньше.
Характерными чертами положения подмастерьев в XIV—
-0 вв. являются очень продолжительный рабочий день, большая
иичная зависимость от мастера, бесправие в области цехового
управления. О реальной величине заработной платы в
большинстве случаев бывает трудно судить.
В борьбе за улучшение своего положения подмастерья
создаются организации двоякого типа: союзы взаимопомощи и
«содружества». Как те, так и другие союзы — одни медленнее,
другие быстрее — вступают па путь борьбы с мастерами за
улучшение условий труда. В процессе ее подмастерья укрепляют
свою солидарность и создают областные союзы, состоящие из
представителей одной и той же специальности.

Очерк IV
СТРОИТЕЛЬНЫЕ РАБОЧИЕ В НЕМЕЦКИХ ГОРОДАХ
XIT—XV вв.
В начале предыдущего очерка мы указали, что стремимся
исходя из документальных материалов, к выявлению основ.
ных типов движения немецких ремесленных рабочих
Пата задача была бы не выполнена, если бы мы не оста-
иовились на группе рабочих, представляющих ряд специфн.
ческих особенностей по сравнению с другими категориями их,
Ми имеем в виду строительных рабочих средневековых
городов.
Эта категория ремесленников — одна из наиболее
постоянных. Строительная деятельность развивалась повсеместно,
принимая тем большие размеры, чем больше был город и чем
интенсивнее совершался его рост. Строительные ремесленники
повсюду занимают особое положение. Подмастерья у них часто
женатые. Ученики, в отличие от господствующего правила,
обычно получают жалованье. А главное: профессиональная
деятельность этих рабочих никогда не укладывается всецело в рамки
цеха, даже в тех городах, где роль его велика. Состоя членами
последнего, подчиняясь его правилам и распоряжениям,
строительные рабочие — от мастера до ученика — одновременно
становятся в долговременную зависимость от того лица, которому
принадлежит строящееся здание или которое подрядилось
построить его.
Мы видели, что в других отраслях промышленности, главным
образом в текстильной, происходило также экономическое
подчинение всех работающих в производстве стороннему
предпринимателю. Но здесь это являлось результатом проникновения
в промышленность капитала, что могло быть, помогло и не быть.
В строительной работе длительное подчинение ремесленников
всех разрядов владельцу постройки, или тому, кто взял на себя
ответственность за ее возведение, создается самым характером
этого дела. Оно поэтому неминуемо и неизбежно.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. .773
Это обстоятельство налагало, как мы увидим ниже,
специфический отпечаток на взаимные отношения мастеров, подмастерьев
t учеников.
Еще одна черта выделяет строительных рабочих из общей
цассы средневековых ремесленников. Типичное средневековое
Предприятие, даже в тех случаях, когда оно работало на
предпринимателя, доставлявшего ему сырой материал и
экспортировавшего его продукты, все-таки носило мелкий
характер. Когда кельнские портные вздумали сильно расширить
свои мастерские, то городской совет счел это недопустимым и
запретил мастерам-портным содержать больше чем но 6
подмастерьев.1 Строительное дело было одной из немногих отраслей
промышленности, где в рамках одного предприятия происходило
объединение массы рабочих. (Это последнее выражение
употреблено нами в относительном смысле, примепительпо к масштабу
и понятиям хозяйственной жизни средних веков.)2 Указанные
соображения побудили нас выделить группу строительных
рабочих из общей массы средневековых ремесленников и
специально ознакомиться с ее бытом, условиями труда и внутренней
эволюцией. Ниже мы привлекаем документальные данные по двум
городам: Нюрнбергу и Франкфурту. По третьему же городу —
Регенсбургу — за отсутствием в нашем распоряжении самих
документов мы воспользовались готовой обработкой их.
Нюрнберг — город громадного значения в эпоху позднего
средневековья. Город-государство, обладавший обширной
областью, город, который вел войны, заключал мир, подвергался
осаде; крупнейший торговый центр, в котором соединялись нити
южнонемецкой торговли, шедшей из Италии и Испании, и
ганзейской торговли, шедшей с севера; значительный центр
промышленности, особенно металлургической. Вся эта разнообразная
богатая, кипучая жизнь порождала обширную строительную
деятельность. Нюрнберг был первоклассной крепостью для
своего времени. Внутренние укрепления города, представлявшие
1 L б s с h. Kolner Zunfturkunden, т. II, № 618, стр. 331.
2 Объединение сравнительно больших рабочих масс в рамках одного
предприятия характерно еще для горной промышленности средних веков.
Но эта отрасль промышленности выходит за пределы наших «Очерков»,
посвященных истории города.

174
Очерк IV
собой с XV в. отвесные стены высотой в 7 м, протянулись да
расстоянии почти б км (4800 м); за ними лежал глубокий р0в
шириной в 20 м; еще дальше пролегла линия наружных стед
Стены снабжены были массой башен, выступов, передовых
укреплений. Во время войны перед крепостью воздвигалась линия
земляных укреплений, снабженных блокгаузами и палисадами
Большая часть укреплений была воздвигнута в XV в. Торговая
жизнь рождала потребность в торговых рядах. Кроме того, у
Нюрнберга были свои мельницы, свои медеплавильные заведе.
дения, существовала масса общественных зданий; в XIV и XV вв.
построеи был ряд церквей, монастырей, больших госпиталей.
Такая грандиозная строительная деятельность требовала
соответствующей организации. Последняя, действительно, была
создана и, что для историка чрезвычайно важно, следы ее
сохранились в так называемых Baumeisterbticlier. Это более или менее
обширные записи строительных правил и права строительных
рабочих. Название их объясняется тем, что они исходили от так
называемого штатбаумейстера, исполнявшего в Нюрнберге
функции министра строительных, или, как мы сказали бы сейчас,
общественных работ. Самая обширная запись этого рода,
относящаяся к 1464 г., исходит от баумейстера Эндреса Тухера и
содержит, на ряду со строительными и противопожарными
правилами (ибо баумейстер одновременно заведывал и пожарной
частью), точные данные о различных категориях строительных
рабочих, о получаемой, ими заработной плате, о рабочем дне и
прочих условиях работы. Такой же характер носят и остальные
сборники этого рода, представляющие в общей сложности
неоценимый источник для ознакомления с положением
строительных рабочих в XV в. и начале XVI в.1
Как мы только что указали, организация строительного дела
возглавлялась штатбаумейстером. Мы не напрасно назвали
его министром общественных работ. Через его руки проходили
все строительные начинания, все планы строительных работ, все
средства, вся отчетность. Он обязан был ежедневно присут-
1Endres Tuchers Baumeisterbuch der Stadt Nurnberg (1464—
1475) mit einer Einleitung von Weecb.,1862. Несмотря надавностьего
опубликования, он до сих пор мало использован. В дальнейшем
цитируем: Е. Tuchers Baumeisterbuch.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 175
сТровать на строительных работах, производимых городом, и
наблюдать за их ходом, проверять состояние городских укреплении,
,jостовой, тюрем, колодцев и всех решительно городских постро-
еК и даже замков у городских ворот, следить за работой в
городских каменоломнях, за шоссейными работами, принимать
предупредительные меры от наводнений. Состоя по должности
членом городского совета, он обязан был присутствовать на его
заседаниях и докладывать о ходе строительных работ. Ежегодно
осенью он представлял подробный отчет о работах за
истекший год и программу их на будущий год. По одобрении
программы советом, он закупал строительные материалы и
нанимал рабочих. Материальное вознаграждение баумейстера
соответствует важности возложенных на него заданий. Он
получает ежегодно жалованье в размере 100 новых или
400 старых фунтов геллеров, что. соответствует 750 маркам
современной немецкой валюты. О размере этого жалованья для
того времени можно судить по тому, что городской судья
Нюрнберга получал 65 с чем-то новых фунтов геллеров в год, а так
называемый корнмейстер (па обязанности которого лежали
хранение и раздача городских запасов хлеба — функция огромной
важности в жашш. города) всего лишь 31 с чем-то фунтов. Помимо
жалованья баумеистер пользовался еще другими доходами. Ему
разрешалось держать лошадь па городской счет; в течение всего
XV в. он имел право на стружки и остатки строительных
материалов, продажа которых давала ему около 15 новых фунтов
геллеров в год; в его пользу поступали еще чаевые, которые
ближайшие помощники его, так называемые веркмейстеры, т.е.
городские архитекторы или производители работы, давали его личным
слугам и которые составляли около 5 фунтов геллеров в год.
Только ЭндресТухер стал отдавать половину этой суммы по
принадлежности. По всем указанным статьям баумеистер получал не меньше
125 новых фунтов геллеров в год.1
Так вознаграждался глава организации, низшими членами
которой являлись строительные рабочие. Способ оплаты его
1 Е. Tuchers Baumeislerbuch. Указания на обязанности
баумейстера рассеяны по всему источнику, обычно в начале каждого отдела.
См., в частности, стр. 247 и след., стр. 239 и след. и многие другие места.

176
Очерк IV
труда чрезвычайно характерен как для города той эпохи, щ
и для всего, так сказать, строительного ведомства.
По тому же принципу множественности источников %щ
статей дохода составлялось вознаграждение всех высших
технических руководителей строительного дела. Особенность
положения веркмейстеров в том, что по своей квалификации они реце.
сленники и что им вменяются в обязанность не только конт-
рольные и руководящие функции, но и в случае надобности чисто
физическое участие в работе: «class er selbst audi tagiich bei der
Arbeit unci mit cler Hand selbst arbeite, was einem Meister zusteht».1
Таким образом, при всем своем значении веркмейстеры-.
рабочие высшего ранга. Рядовые ремесленники обязаны им
безусловно повиноваться, как заместителям баумейстера. Старший
производитель работ — каменщик или, как говорят о нем
документы конца XV в. и начала XV[ в.,—каменотес (Steinmetz),
младший — плотник. Оклад старшего архитектора составляется
из еще большего количества статей, чем оклад баумейстера, но
тем не менее в общей сложности он меньше оклада последнего.
Во время Эидреса Тухера (т. е. в 60-х и 70-х годах XV в.) первый
архитектор получал б старых фунтов геллеров в неделю. Затем
идут другие статьи. Раз в год 10 новых фунтов геллеров <-fur ein
Trinkgeld unci Ehrung», т. е. на чай и в знак почтения. Ежегодно
постом он получал единовременно 10 старых фунтов геллеров.
Ежегодно на св. Михаила (8 ноября) определенное количество
дров или взамен их 16 старых фунтов геллеров. Последняя статья
снабжена мотивировкой: чтобы он не брал самовольно на дрова
строевой лес, принадлежавший городу. Далее каждые четверть
года — 10 старых фунтов геллеров. Квартирные деньги в
размере 40 новых фунтов геллеров в год в виде компенсации за
обещанную, но не данную квартиру. И, наконец, доход за
проверку размеров камня, привозимого из рейхельбергскои
каменоломни. В конце XV в. и начале XVЕ в. эта
последняя статья была весьма значительна. Этот сложный оклад
создавался, вероятно, исторически. Статьи постепенно
наслаивались как прибавки к жалованью весьма ценимого работника.
См. также Lutz Steinlingers Baumeisterbuch vom Jahre 1452
к «Mitteihmgen des Vereins fur Geschichte Nurnbergs», Heft 11,1882.
1 E. Tuchers Baumeisterbuch, стр. 34.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 177
■а общей сложности он получал в середине XV в. около 80 новых
жуятов геллеров в год.1 Второй архитектор-плотпик получал
^0дее скромное вознаграждение, хотя нес, повидимому, те же
обязанности, что и первый. Ему давалась та же недельная плата,
1То и первому архитектору, один раз в год 20 рейнских
гульденов, т. е. 15 новых фунтов геллеров, а квартира и дрова
натурой.2
Третьим ближайшим сотрудником баумейстера был так
называемый шаффер (Schaffer). Он выполнял административно-
хозяйственные обязанности. Выплата жалованья рабочим
происходила еженедельно по субботам. Каждую пятницу шаффер
представлял баумейстеру списки рабочих с указанием, сколько
каждый из них заработал в неделю, чтобы баумейстер знал, сколько
денег ему надо взять из городской казны. Жалованье давалось
каждому строительному рабочему в отдельном ящичке, на
котором изображена была эмблема его профессии (так, на ящичках
плотников изображены были два топора — длинный и короткий).
Шаффер помогал баумейстеру раскладывать полученные из
казны деньги по ящичкам и участвовал в их раздаче. Ему
надлежало заботиться о сохранности строительных материалов и
орудий производства, принадлежавших городу. Эти орудия он с
ведома и разрешения баумейстера раздавал во временное
пользование под залог. В круг его обязанностей входили еще осмотр и
сортировка строевого леса, доставленного в Нюрнберг. При всей
своей хлопотливости функции шаффера представляли, конечно,
меньшую техническую ценность, чем функции производителя
работ, и заменить его было легче. Естественно, что он получал
еще меньшее вознаграждение, чем второй архитектор: каждую
кеделю 4 старых фунтов геллеров, т. е. 1 новый фунт
геллеров. Квартира и топливо ему полагались натурой. Сверх
того он получал небольшую сумму на чай, когда баумейстер
производил расчет с заведующим рубкой и доставкой строевого
леса.3
За этим высшим слоем служебного персонала следует две
должности надсмотрщиков над рабочими, так называемые Parlie-
1 Op. cit., стр. 34 и ел.
2 Op. cit., стр. 36 и ел.
3 Op. cit., стр. 32 и ел. и стр. 67 и ел.

178
Очерк IV
rer и Anschicker. Строительных рабочих было несколько Со
человек, и оба архитектора физически не в состоянии были §
содействия помощников выполнить функцию надзора над -вщ
К тому же многих рабочих приходилось наставлять, как ц %
делать. Оба указанных помощника получали ту же заработную
плату, что и другие ремесленники соответствующей профессии
и сверх того раз в год известную сумму единовременно. ^
парлирер получал жалованье каменщика и раз в год 18 старые
фунтов геллеров, т. е. 4х/2 новых.1
Еще ниже надсмотрщиков стоит масса рядовых строите^,
ных рабочих. Среди них также можно различить несколько щь
горий: мастера, подмастерья и совершенно неквалифицирован.
ные рабочие: подручные и чернорабочие.. Мастера же счита-
ются единицами. Основную массу рабочих составляют подщ.
стерья и чернорабочие.
Положение'рядового рабочего отличается от положения вые-
шего технического персонала прежде всего тем, что высшие
служащие получают годовую или недельную плату, рядовые
рабочие — поденную.2 Необходимо, правда, при этом учесть, что
решительно весь служебный и рабочий персонал, участвовавши
в строительных работах Нюрнберга, нанимался на год. Все
работники, от высшего до низшего, поступая на службу, даю?
присягу, что раньше года они ее не покинут.3 Но ведь присяга
обязывает лишь рабочего. Если баумейстер недоволен рабочим,
то он в праве в любой момент уволить его.4 Приняв во внимание
это обстоятельство, мы поймем, что поденная плата налагай
на положение рабочего отпечаток неустойчивости и
непрочности.
1 Op. cit., стр. 59.
2 Ср. таблицу 22 заработной платы по Нюрнбергу.
3 Е. Т и с h e r s Baumeisterbuch. Указания на это рассеяны по
всему источнику. См., напр., стр. 44". «...поденщики приносят присягу
работать в течение года»; стр. 42: то же самое требуется от плотников.
Ср. еще стр. 46 и многие другие места.
4 Там же, стр. 42, внизу. Отдел носит название: Von den Zimmergesel-
len: «...и если кто-нибудь из них не окажет должного повиновения бау-
мейстеру, то последний в праве в любой момент уволить его». То же самое
•повторяется в каждом отделе, трактующем о строительных рабочих (см.
стр. 44 и др.).

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 179
вторая отличительная черта материального положения
рабочего заключается в том, что вознаграждение его почти
исчерпается поденной платой. Те многочисленные побочные статьи,
к0Торые, как мы видели, составляли неотъемлемую
принадлежать оклада высших служащих, значительно увеличивая его
(звалолзанье первого архитектора возрастало таким образом в 5
раз), в данном случае либо совсем отсутствуют, либо очень
незначительны. Каждую неделю строительный рабочий получает
^большую сумму на баню (см. табл. 22). Далее обычай
„бязывал баумейстера, по заключении с подмастерьями договора
0 найме, давать им всем сообща 4 старых фунта геллеров, т. е.
1 новый фунт, в знак скрепления сделки.1 То же соблюдалось по
отношению к чернорабочим. Существовал еще более колоритный
обычай, обязывавший еврейскую общину, не имевшую ничего
общего со строительными работами, преподносить подмастерьям—
каменщикам и плотникам, работавшим на городских постройках,
вдень св. Вальпургия (1 мая) подарок в размере 3 старых фунтов
геллеров.2 Вот и все добавочные доходы рабочего. В
противоположность другим городам в Нюрпберге запрещено было давать
харчи строительным рабочим. Отступления XV в. абсолютно
ничего не упоминают о каком-либо вознаграждении натурой. В
документах начала XVI в. встречаются единичные указания этого рода.
Там говорится о гусях, даримых рабочим на св. Мартина (11
ноября), о соленой рыбе, преподносимой им на рождество.3 Но
совершенно ясно, что такие мелкие и нерегулярные дарения не
могли играть существенной роли в бюджете рабочей семьи.
Рабочим не давали даже топлива. Стружки они могли уносить
с собой лишь с разрешения баумейстера.4
В то время как рабочая масса вынуждена была
довольствоваться в сущности одной только поденной платой, высшая
категория служащих пользовалась, на ряду с жалованьем и
1 Op. cit., стр. 40.
2 Op. cit., стр. 41.
3 Karl L. Sachs. Nurnbergs reichsstadtische Arbeiterschaft wah-
rend der Amtszeit des Baumeisters Michel Beheim, т. VII (1503—1514),
1915 г. Книга написана на основании хранящегося в нюрнбергском
архиве Вaumeisterbuch Michel Beheims, т. VII.
4 E. Tuchers Baumeisterbuch, стр. 42.

180
Очерк IV
Таблица 221
Заработная плата строительных рабочих Нюрнберга (в пфеннигах)
Категории
рабочих
А. Мастера
Кровельщики . . .
Штукатурщики . . .
Мостовщики ....
Мастера по
прокладке труб
Мастера по вбивке
Б. Подмастерья
Каменотесы и
каменщики ....
Кровельщики . . .
Штукатурщики . . .
Мостовщики,
работающие со стульчака
Мостовщики,
работающие при помощи
пестика ...
Рабочий,
размешивающий известь .
Рабочий по вбивке
Ученик-мостовщик .
Ученик-каменотес .
Подручный рабочий
в собственном
смысле слова . . .
1452 г.
поденная плата
от 22
февраля
ДО 16
октября
22
20
20
18
18
18
18
18
(18)
(18)
14
15
12
?
?
10—11
(9—10)
от 16
октября
ДО 22
февраля
18
(18)
18
14
14
14
14
(14)
(14)
(14)
12
12
10
?
?
(9)
8
К
О
к
ф л
Н ю
3
(4)
4
—
2
3
3
(3)
(3)
(3)
,—
—
—
?
?
?
1464 г.
поденная плата
от 22
февраля
до 16
октября
26
24
24
16
20
20
20
20
20
20
16
17
7
16/18
12
11/12
10/11
от 16
октября
до 22
февраля
22
20
20
12
16
16
16
16
16
16
12
13
7
14
8
10
9
8
о
14
14
1
г
1
1 Составлена Зандером на основании данных Baumeisterbuch;
Endres Tuchers. Baumeisterbuch, Lutz Steinlingers. Цш|
в скобках выведены им по аналогии. Ср. Sander. Die reichsstadtische
Haushaltung Nurnbergs. Данные о денежной системе, принятой в
Нюрнберге: 1 ф. новой чеканки == 4 ф. старой чеканки = 20 шилл. =
пф. = 240гелл.; 1 ф. новой чеканки по содержанию серебра = 7.50 м
кам в современной германской валюте.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 181
озКеством побочных статей, еще частыми угощениями у баумей-
ера. Последние устраивались по самым разнообразным поводам:
сЛе осмотра орудий производства, принадлежавших городу;.
,„еНедельно при рассмотрении программы работ на будущую
делю; на св. Михаила (8 ноября); на св. Вальпургия (1 мая) и
„омногим другим поводам. В общем оба архитектора в XV в. не
еЗЬще 52 раз в году пользовались бесплатным столом у бау-
egCTepa. В начале XV в., при баумейстере Михаиле Бегейме,
главный архитектор города Ганс Бегейм умудрился довести эти
вощения до 104 раз в году.1 В ту эпоху беспрерывного
надежд ценности денег и роста цен на предметы первой необходимости
такая форма вознаграждения играла существенную роль в
бюджете работника.
Присмотримся теперь ближе к размеру заработка строитель-
к рабочих. Из табл. 22, дающей сводку заработной
платы строительных рабочих г. Нюрнберга в 1462 и 1464 гг.,
видим, что строительные рабочие вознаграждались в течение
года неодинаково. Существовали две ставки заработной
платы —■ зимняя и летняя. Такая дифференциация заработной
платы строительных рабочих, как мы увидим ниже, свойственна не
одному только Нюрнбергу: это общий для всех немецких городов
принцип вознаграждения труда в данной отрасли производства.
Сопоставляя ставки заработной платы по обоим указанным го-
pi, мы констатируем, что ставки 1464 г. заметно выше ставок
1152 г. Между этими двумя годами пролегла полоса рабочих
волнений, вызванных падением ценности денег и повышением цен
на съестные продукты.
Недовольство рабочих побудило Эндреса Тухера повысить
ставки заработной платы, причем одновременно была несколько
понижена та небольшая сумма, которая давалась еженедельно
рабочим на баню.
Что представляют собой нюрнбергские ставки с точки зрения
реальной стоимости? Ответить на этот вопрос можно только,
всходя из элементарных потребностей рабочих и цен на предметы
необходимости. Наибольшим колебаниям были
подвержены цены на хлеб. В этом отношении характерна следующая
гКаг1 L. S а с h s, op. cit., стр. 44.

182
Очерк IV
маленькая таблица, составленная на основании данных нюръ
бергских хроник.
Таблица 23 г
Цена 1 гектолитра ржи в Нюрнберге
В
нюрнбергских фунтах
новой чеканки
0.62
1.00—1.09
1.40
1.80
2.20—2.73
2.50—2.73
2.10—2.20
0.55
0.40
0.70—0.78
1432 г.
1432 »
1433 г.
1434 г.
1437 г.
1437 г.
1438 г.
1439 г.
1439 г.
1443 г.
Даты
март
начало декабря (дороговизна)
(дороговизна)
начало мая (дороговизна)
конец сентября
январь
начало февраля
осень после жатвы
во Время войны.
Из этой таблицы видно, что цена 1 гл ржи колебалась от О.40
фунта новых геллеров до 2.73. При такой амплитуде колебаний
чрезвычайно трудно говорить даже о средней цене на хлеб.2
Можно лишь говорить о хлебных ценах в годы урожая и неурожая,
в осенние и весенние месяцы. Колебались также цены на вино,
но далеко не в такой степени, как на рожь. В урожайные годы
меру вина можно было получить за 10 гелл. В неурожайные за
нее приходилось платить 16—20 и 24 гелл. То же относится и к
пиву. Стоимость меры пива колебалась от 3 до 10 гелл. Больше!
устойчивостью отличались цены на предметы одежды и на
квартиры. По данным, использованным Зандером и относящими
к середине XV в., сюртук стоил 2.16 нового фунта, бумазейная
куртка на подкладке 1.06 ф., пара брюк на подкладке — 0.621,
пара сапог — 0.50 ф. Дома представляли, конечно, самую
разнообразную ценность: от 50 до 400 ф. и выше. Соответственно
1 Составлена Зандером на основании данных нюрнбергской
хроники Summer = 3.20 гл. Ср. Sander. Der reichsstadtische Haushalt
Nurnbergs, т. I, стр. 28.
2 Отказываясь от выведения средних цен на рожь, мы резко откло'
няемся от Зандера. См. Paul Sander. Die reichsstadtische Haushal-
tung Nurnbergs, там же.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 183
томУ различались и цены на квартиры. Можно было платить за
рартиру 11 и 1% ф.1 Очень ценно для указания, что городской
оСтовщик тратил в 1462 г. на наем квартиры несколько
больше 1 фунтам
Таковы были цены на предметы первой необходимости. Что
каСается минимальных потребностей рабочего, то, базируясь
а исчислениях Зандера, мы принимаем, что его ежедневное
дятание состояло из 1 кг хлеба, 240 г мяса, 1.5 л круп, чаще
вСего пшена, и 0.5 л пива.3 Строя бюджет рабочего и его
пробочный минимум, мы исходим из цен урожайного года.
При указанной выше цене 0.40 ф. новых гл за 1 гл ржи
I кг хлеба стоил 2 гелл., 0.5 л пива в урожайный год — 1.5
гелл., 240 г мяса — 2 гелл., 1.5 л пшена — 3 гелл., что
5 общем составляет 9 гелл. Если сюда прибавить еще
некоторое количество сала или масла, то получится
круглая цифра 10 гелл., или 5 пф. Мы видели (см. табл. 22),
что минимальный заработок рабочего составлял в 1464 г. 8—9 пф.,
а позднее поднялся до 9—10 пф. Этой суммы с избытком хватало
на пропитание одинокого поденщика, но при семье из двух
человек сводить концы с концами было трудно, тем более, что
приходилось еще тратить минимально 3—4 ф. в год на одежду и квартиру.
Наш вывод тем более правилен, что, конструируя бюджет
рабочего, мы предполагали, что цены на хлеб одинаковы на
протяжении всего года. Но, как показывает табл. 23, к весне они
часто поднимались.
Наши цифры весьма показательны: из них явствует, что
многосемейный рабочий, принадлежавший к низшей по оплате
категории, даже в годы дешевизны не был в состоянии
прокормить семью лишь своим личным трудом. В неурожайные же годы
положение его еще более ухудшалось.4 Изученные факты проли-
1 Р а и 1 Sander, op. cit., т. I, стр. 29—30.
2 Lutz Steinlingers Baumeisterbuch, стр. 58.
3 Sander, op. cit., стр. 32—33.
4 Результаты нашего исчисления (см. табл. 24 на стр. 186) совпадают
с итогами исчисления, произведенного Лампрехтом. По данным
последнего заработная плата необученного рабочего в Германии составляла
в среднем в первой половине XV в. 1.89 г серебра в день. Эта
заработная плата выплачивалась наличными. К ней прибавляли еще стоимость

184
Очерк IV
вают яркий свет на истинные причины волнения среди строите^
ных рабочих. Этими волнениями тот век был, повидимому, богат
но, к сожалению, мы имеем о них лишь беглые и мимолетные
упоминания. Положение высших категорий строительных раб0ч
чих было, конечно, лучше, но и на 20 пф. зимой и 16 пф. ^
том, — таков был заработок ремесленника средней квалифи^
ции, — прожить большой семье было трудно.
К концуXV в. и началу XVI в. ставки опять значительно
повышаются. Производители работ получают теперь по 8 ф. 12 щ
в неделю вместо прежних 5 ф. Мастер-кровельщик, получавщщ
в 60-х годах XV в. только поденную плату в размере 26 пф. ^
том и 22 пф. зимой, получает теперь комбинированную плату
частью поденную, частью недельную. Круглый год он получает
32 пф. в день и сверх того зимой 5 ф. в неделю, а летом 7 ф.
Мастер-мостовщик, получавший в 1464 г. 24 пф. летом и 20 пф.
зимой, получает в начале XVI в. с конца мая или начала июня
34 пф. в день, так называемую «большую летнюю плату», с сен-
тября"по день св. Галепа(16 октября) 26 пф. в день — так
называемую «малую летнюю плату», йот св. Галенадо конца мая или
начала июня 20 пф. в день — зимнюю плату. Сверх того 4 пф. на
баню. Такого рода сезонная градация: большая летняя плата—
grosser Sommerlohn, малая летняя плата — kleiner Sommerlobn —
и зимняя Winterlolm, — начинает в начале XVI в. применяться
очень часто. Мастера-штукатурщики и глинобитчики получают
поденную плату по сезонам — 32 пф., 24 пф., 20 пф- Сверх того
2 пф. в неделю на баню. Труд мастеров по прокладке труб
оплачивается различно. Один из них получает 26 пф. в день и 4 пф. в
неделю на баню, другой — 4 пф. в неделю, третий — от 4 до 8 пф.
в неделю. Подмастерья высших категорий, каменщики и
плотники, приравнены по оплате труда к мастерам —• штукатурщикам
и глипобитчикам. Подмастерья низших категорий—• кровельщики
и мостовщики—получают по сезонам поденную плату — 30 пф.,
пропитания, получаемого рабочим натурой и оцениваемого в 1.92 г
серебра в день. См. К. Lamprecht. Deutsches Wirtschaftsleben im
Mittelalter, II, стр. 612. С данными Лампрехта о заработной плате
(исчисленной в серебре) необученного рабочего в первой половине XV в.
совпадают и выводы Г. Шенфельда. См. статью его — Vierteljahrschrift
fur Social-und Wirtschaftsgeschichte, 1903, I, стр. 60.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 18&
22 пфч 18 пф. вместо прежних 20 пф. зимой и 11 пф. летом.
Заработная плата учеников (их поразительно мало среди
строительных рабочих — город предпочитал заменять их чернорабочими)
колеблется в зависимости от их специальности. Зимой они
получают от 15 до 28 пф., летом — от 18 до 30 пф. в день. Подручные
рабочие зимой получают 14 пф., летом 18 пф. в день вместо преж-
лих Ю зимой и 11—12 летом.1
Но это общее повышение ставок в значительной степени
нейтрализуется обесценением монеты и ростом цен на предметы
цервой необходимости. Чтобы получить правильное
представление о движении реальной заработной платы, необходимо учесть
оба эти момента, переведя ставки 1464 г. и начала XVI в. на
серебро и приняв во внимание общее вздорожание жизни. Работа,
приведения ставок к одному знаменателю в серебре проделана.
Заксом. Принимая его цифры, мы группируем их по трем
категориям строительных рабочих: мастеров, подмастерьев и простых
подручных.
Предлагаемая таблица (см. табл. 24 па стр. 186) весьма
поучительна. Из нее видно, что если выразить заработную
плату в граммах серебра, то окажется, что рост ее,
констатированный нами для конца XV в., коснулся в
сущности лишь высшей категории рабочих — мастеров (за
исключением одних лишь мостовщиков). В одном случае
повышение заработной платы колоссально — мы имеем в виду мастера
по прокладке труб. Но если, отвлекшись от мастеров, мы
присмотримся к заработку двух низших разрядов рабочих —
подмастерьев и подручных, то увидим, что их заработная плата,
выраженная в граммах серебра, осталась почти неизменной от 60-х
годов XV в. до начала следующего века. В двух случаях у
подмастерьев—плотников и каменщиков—она даже несколько
понизилась. Итоги этого процесса предстанут в еще более любопытном
свете, если мы учтем второй из указанных моментов —
вздорожание жизни, исходя при этом из цен на рожь, мясо, випо и пиво.
Если мы, базируясь на этих ценах, примем за единицу
прожиточный минимум конца 60-х годов XV в., то движение этого
1 Эти цифры заработной платы приводятся на основании данных,,
сообщаемых Заксом, в цит. соч., стр. 6—17.

186
Очерк IV
Таблица 24 х
Заработная плата в граммах серебра
Категории рабочих
I. Мастера
Рабочие по прокладке
II. Подмастерья
Плотники
III. Подручные ра-
1464 г.
1350
1944
671
1257
1192
779
850
758
417
1507 г.
2140
2110.3
1656.8
1494.6
846.5
794.7
744.5
744.5
452.6
минимума в начале XVI в. представится в следующем виде (мы
исходим из исчислений, произведенных Заксом).2
Таблица 25
Колебания прожиточного минимума в Нюрнберге.
За единицу принят 1468 г.
Годы
1468
1503
1504
1505
1506
Прожиточный
минимум
100
161
160
145
117
Годы
1507
1508
1509
1510
Прожиточный
минимум
123
113
124
110
Как показывает таблица 25, прожиточный минимум
сильно колеблется по отдельным годам. В значительной мере это
зависело, конечно, от степени урожайности года, но даже в
наиболее урожайный 1510 г. жизнь вздорожала на 10% против конца
60-х годов. В неурожайные же годы — 1503 и 1504 —
вздорожание жизни выражается 60 %. Совершенно ясно, что повышение
прожиточного минимума в конце XV в. и в начале XVI в. имело
значение не преходящего, а вполне упрочившегося факта.
1 См. К. L. Sachs. Die reichsstadtische Arbeiterschaft Niirnbergs
zur Zeit Michel Beheims, стр. 41.
2 К. L. Sachs, op. cit., стр. 43.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 187
Отсюда вытекает, что и высшая категория строительных
рабочих улучшила свое положение далеко не так значительно, как
это могло бы показаться, если судить на основании одних только
цифр заработной платы, выраженной в серебре (см. табл. 24).
Но все же этот слой ремесленников оказался в лучших условиях.
Положение тех представителей его, которые на ряду с поденной
платой получали теперь недельное вознаграждение, стало более
устойчивым. Вся тяжесть вздорожания обрушилась на низшие
разряды ремесленников — подмастерьев и подручных. Ибо,
получая в конце XV в. и в начале XVI в. в сущности ту же
заработную плату, что и 30—40 лет назад, они принуждены были
платить за предметы первейшей необходимости в лучшем случае
на 10, а то и на 60% дороже, чем в то время.
Вспомним, что мастера насчитывались среди строительных
рабочих единицами и что основная масса последних состояла из
подмастерьев и подручных. Отметим еще, что, по данным конца
XV в., самой многочисленной была эта последпяя категория, труд
которой хуже всего" оплачивался, и перед нами с неотразимой
яркостью встанет тот факт, что большая часть строительных
рабочих Нюрнберга, жившая весьма стесненно уже в середине
XV в., к концу его в буквальном смысле боролась с нуждой.1
Сопоставление данных 50-х и 60-х годов с данными конца
XV и начала XVI вв. наталкивает еще на один неопровержимый
вывод. В середине XV в. разница между заработной платой
рядового мастера и подмастерья была незначительна (см. табл. 22
на стр. 180). Ряд постепенных градаций связывает высшие ставки
■с низшими. К концу века положение существенно меняется.
Теперь между мастерами разных профессий (исключение
представляют мостовщики) и подмастерьями легла заметная
экономическая грань и еще большей стала разница между заработной
платой мастера и неквалифицированного подручного. В 1464 г.
высшая ставка рядового рабочего превышает низшую в 2% раза,
теперь она превышает ее почти в 5 раз. Сравнительно однородная
<среда строительных рабочих за полвека успела глубоко
дифференцироваться.
1 Факт падения реальной заработной платы в конце XV в.
подтверждается В. Абелем в статье, напечатанной в Schmollers Jahrbticher, 1934
<58 Jahrg. I, стр. 60—61).

188
Очерк IV
Переходим к вопросу о продолжительности рабочего дня.
Рабочий день точнейшим образом нормирован и сильно
колеблется в зависимости от времени года. Чтобы осветить эту сторону
рабочего быта, нам придется коснуться вопроса о своеобразном
счете времени в пределах суток, принятом в Нюрнберге. Дело
в том, что на ряду с обычным делением суток на двадцать
четыре часа во многих немецких городах, в том числе и в Нюрнберге,
в средние века было принято еще особое деление их па две не-
равные части — день и ночь — в зависимости от моментов
восхода и захода солнца. Если солнце всходило в 8 часов утра
и заходило в 4 часа пополудни, то говорили, что в дне 8 часов, и
первым часом дня считался 8-й час, вторым часом 9-й и т. д.
Если солнце всходило в 4часа утра и заходило в 8 часов, то
говорили, что в дне 16 часов, и первым часом дня считался 4-й час утра,
вторым б-й и т. д. Продолжительность рабочего дня строительных
рабочих точнейшим образом соответствовала продолжительности
дня, определяемого моментами восхода и захода солнца. Это
было нормировано следующим образом: в течение примерно 6
месяцев, охватывающих короткие дни с сентября до марта, рабочий
день совпадал с днем, определяемым моментами восхода и захода
солнца. В течение второй половины года, охватывающей
длинные дни, рабочий день был на 1 или 2 часа короче дня,
определяемого таким образом. При таком способе исчисления рабочего дня
он продолжался максимально 16 час. и минимально 8 час.
Фактически рабочее время было меньше, ибо работающих на
постройке отпускали домой для приема пищи: в самые длинные дни—
3 раза, в ,более короткие — 2 раза и, наконец, в самые
короткие — лишь 1 раз. Так как на каждую трапезу полагался один
час времени, то благодаря этому обычаю рабочий день
сокращался на 1—3 часа. Таким образом, фактически максимальная
продолжительность рабочего дня не превышала 13 час, минимально'
она была ниже 7 час.1
Часы ухода на трапезы и возвращения с них были точнейшим
образом нормированы так же, как и начало и конец рабочего дня.
Этот на наш взгляд сложный счет облегчался для нюрнбергцев
того времени тем, что моменты восхода и захода солнца возве-
1 Endres Tuchers Baumeisterbuch, стр. 60 и ел.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 189
щались там торжественным звоном колокола, именуемым «га-
раус», а в течение дня и ночи время отбивали башенные часы.
Сокращение рабочего дня допускалось лишь в весьма немногих
случаях. Путем упорной борьбы подмастерья-плотники укрепили
за собой право уходить раз в 2 педели за час до окончания
законного рабочего дня, чтобы вымыться в бане,1 б раз в году —
накануне рождества, пасхи, троицына дня, св. Мартина (11 ноября),
св. Ивана (24 июня) — рабочие законно освобождались за 2 часа
до окончания рабочего дня.2 Этими случаями исчерпывались
псе отступления от общих правил. Самовольный уход с работы
до окончания рабочего дня или в середине его считался
прогулом й наказывался вычетом из жалованья. За каждый
пропущенный час с подмастерья вычитали 2 пф., с
неквалифицированного подручного — 1 пф.3 Зато сверхурочные работы
вознаграждались особо в таком же размере.4 Утаить прогул было
невозможно, ибо расчет производился публично, в присутствии
всех рабочих, и если бы рабочий, повинный в прогуле, вздумал
скрыть его, то был бы тотчас уличен товарищами.
Выплата жалованья, как мы уже говорили, производилась
раз в неделю, по субботам. В первой половине XV в. это делалось
в субботу вечером, затем, в интересах рабочих, было перенесено
на утро, «чтобы бедный люд, как говорится в источнике,
приходя домой завтракать, имел возможность давать своим домашним
деньги, и чтобы последние могли покупать на них хлеб, мясо
и все остальное, в чем они нуждаются.5
Строительная деятельность Нюрнберга приобрела такой
широкий размах, что одного контингента постоянных
ремесленников, с утра до вечера занятых на постройках, оказывалось для
выполнения поставленных задач недостаточно. К тому же
некоторые функции по своему характеру требовали применения
■сдельной оплаты. Этот последний вид работы часто применялся
нюрнбергским баумейстером. Так оплачивался труд заведываю-
1 Op. cit., стр. 61.
2 Op. cit., стр. 63.
3 Op- cit., стр. 67. .
4 Op. cit., стр. 68.
5 Способ расплаты с рабочими описывается Эндресом Тухером очень
'Подробно и увлекательно (стр. 60—69).

190
Очерк IV
щего лесными работами, слесарей, кузнецов, стекольщиков
маляров, столяров, трубочистов и многих других.1 С
некоторыми из указанных ремесленников баумеистер заключал договор
обязывавший их выполнять всей мастерской в первую очередь,
городские заказы, на частных же заказчиков работать лищ^
в свободное время.2 Даже плотники, каменщики, кровельщика
и другие ремесленники, составлявшие основной контингент
постоянных строительных рабочих города и получавшие поденную
плату, в некоторых случаях работали также сдельно.
Будучи крупнейшим для своего времени работодателе^
в области строительного дела, Нюрнберг предоставлял работу не
только тем 200—300 чел., которые ежедневно с боем «гарау»
устремлялись на постройки, но и множеству других
ремесленников самых разнообразных специальностей. Принудительно
регулируя оплату, время и прочие условия строительного труда,
город простирал свою властную руку на жизнь и быт очень
многих семей, не только тех, отцы и дети которых работали на
городских постройках. Условия труда, которые город диктовал
своим строительным рабочим, имели силу закона и для всех
других строительных рабочих. Ни одно частное лицо,
предпринявшее постройку, не имело права предложить своим рабочим
более выгодные условия, т.е. более высокую заработную плату,
или более короткий рабочий день, чем это было установлена
для городских рабочих.3
Перед нами прошла строго регламентировапная
организация труда. Мы видели активные действия городского совета,
наблюдали расчлененную рабочую массу (с течением времени
процесс ее расслоения углублялся), местами указывали на
глухие волнения в ее среде, вызванные низкой заработной платой.
Но мы ни разу не натолкнулись на цеховую организацию реме-
1 EndresTuchers Baumeisterbuch, стр. 96 и след., 101 и след.;
стр. 106, 109 и многие другие места.
2 Op. cit., стр. 105 (речь идет о стекольщиках) и другие места.
3 Op. cit., стр. 276, строки 18—20, и стр. 277, строки 12—14 — по
отношению к заработной плате; стр. 275, начиная со строки 18 и далее —
по отношению к рабочему дню. Отступление от Этого правила разрешалось
лишь в тех случаях, когда рабочие нанимались на очень короткое время-
день, два; см. стр. 277, строки 7—11.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 192
сленников. И это не простая случайность. Со времени неудачного
цехового восстания 1349 г. Нюрнберг не знал ее. Так
называемые «присяжные ремесла» в Нюрнберге были организованы
самим советом с целью гарантировать хорошую подготовку
мастеров и доброкачественность производимых ими продуктов,
но ни в какой мере не пользовались автономией.
Иначе был организован труд строительных рабочих во
Франкфурте. В этом городе частное строительство, повидимому, играло
сравнительно большую роль, чем в Нюрнберге (что станет вполне
понятно, если учесть, что Нюрнберг был первоклассной
крепостью), поэтому община и городское законодательство отступали
на задний план в области организации указанного труда. Зато
во Франкфурте чрезвычайно ярко и определенно проявлялось
значение строительных цехов.
0 строительном ремесле во Франкфурте мы также
располагаем документальным материалом, хотя и не таким обильным и
колоритным, как в Нюрнберге.1 В1425 г. городской совет
Франкфурта счел ружным издать тариф заработной платы для
различных категорий строительных рабочих (табл. 26 на стр. 192).
Первая особенность тарифа — это двойная форма оплаты
труда. Можно платить либо только деньгами, либо столом и
деньгами. Летом стол состоял из трех трапез — завтрака, обеда
и трапезы промежуточной между обедом и ужином, так
называемого полдника, зимой частью также из трех и частью — в самые
короткие дни — из двух трапез: завтрака и обеда. В зимние
месяцы рабочие успевали к полднику вернуться домой, и эта трапеза
становилась излишней. Поэтому зимой с рабочих делались
меньшие вычеты за стол, чем летом. Так, с высших категорий летом
за харчи брали 1.5 шилл., зимой 1 шилл. Ужина на работе
никогда не давали. Получаемое там довольствие было неполным.
Мы останавливаемся па этих подробностях потому, что они дают
нам опорные пункты для суждения о реальной величине
заработной платы строительных рабочих Франкфурта. Если три трапезы
ремесленника высшей категории расценивались в 1.5 шилл.,
а две примерно в 1 шилл., то полное довольствие такого ремеслен-
1 Основной материал о строительных рабочих Франкфурта мы
почерпнули из изданных К. Бюхером и Шмидтом — Frankfurter
Amts- und Zunfturkunden, 1914, тт. I и II.

192
Очерк IV
Таблица 26*
Заработная плата строительных рабочих Франкфурта в шиллингах ц
геллерах
Категории рабочих
Кровельщики . . . . . >
Кровельщики черепицей (
Кровельщики соломой . . .
Шоссейные рабочие ....
Подручные \ кровельщиков
соломой и глинобитчиков
-Подручные других _ ремес-
Ученики кровельщиков
1425 г.
летняя (от 25 марта до 16 окт.)
с харчами
3.5 шилл.
3 шилл. 3 гелл.
3 » 3 »
3 » 1 »
3 » 1 »
2 » 2 »
1 » 7 »
1 » 3 »j
6 »
без харчей
5 шилл-
4 шилл. 6 гелл.
4 » 6 »
4 » —
4 » —
3 » 3 »
2 » 4 »
2 »
1 » 3 »
зимняя (от 16 окг. до 25 марта)
с харчами
3 шилл.
2.5 шилл.
2.5 »
1 шилл. 7 гелл.
2 » —
1 » 7 »
1 » 3 »
1 »
4 >?
без харчей
4 шилл.
3.5 »
3.5 »
3 »
3 » 1 гелл.
3 » 1 »
2 »
1 » 3 »
1 »
ника должно было обходиться примерно в 2 шилл., т. е.
составлять приблизительно 35% его заработка. По отношению к
ремесленнику низшей категории этот процент еще больше
повышался. Так, с рабочего самой низкой категории —
ученика-кровельщика — за три трапезы летом брали 6 гелл., что составляло
половину его заработка. Если, исходя из этого расчета,
определить стоимость четырех трапез в 8 гелл. (каждая в 2 гелл.), то
•окажется, что одно питание поглощало свыше 60% заработка.
Произведенный мною расчет, подчеркиваю, не претендует на
полную точность, ибо, присматриваясь к таблице, мы видим, что с
рабочих высших категорий делались за стол большие вычеты, чем
с рабочих низших категорий. Но, повторяем, приблизительно
расчет этот все-таки верен, и, исходя из его данных, мы
в праве заключить, что материальное положение строительных
рабочих Франкфурта, даже тех, кто принадлежал к числу
1 Таблица составлена на основании данных Frankfurter Amts- und
Zunfturkunden, изд. Карлом Бюхером и Бенно Шмитом, т. I, стр. 5—8.
Во Франкфурте 1 шилл. = 9 гелл.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 293
наиболее квалифицированных, было в первой половине XV в.
далеко не блестяще. Даже жалованья плотника,
принадлежавшего к высшей категории ремесленников, при наличии семьи
йз трех человек, могло только едва хватить на пропитание.
Положение же необученных или малообученных рабочих
представляется еще более стесненным, чем в Нюрнберге. Правда,
допуская оплату труда харчами, франкфуртский совет вносил
корректив в низкие ставки и делал рабочих независимыми
от повышения цен на продукты в неурожайные годы. Но этот
корректив носил частичный характер, касался лишь самого
рабочего, а отнюдь не его семьи. Притом более позднее
законодательство совершенно обесценивало значение его для
рабочих, даже больше того, сделало его опасным орудием
понижения заработной платы. Более поздние статуты постановляют,
что выбор той или иной формы оплаты труда, т. е. только ли
деньгами, или деньгами и столом, зависит не от рабочих, а от
владельца постройки. Таким образом хозяин имел возможность
в урожайные годы сокращать заработок рабочего, заставляя его
пользоваться хозяйским столом, а в неурожайные годы ставить
рабочего в тяжелое положение, лишая его стола и переводя на
чисто денежное вознаграждение.1 Устав 1425 г. о заработной
плате строительных рабочих имел силу закона как для города,
так и для частных работодателей. Только городская община
а монастыри имели право давать в некоторых случаях своим
строительным рабочим сверх заработной платы еще небольшие
подарки.2
Естественно, что такой порядок не мог удовлетворить рабочую
массу. Во Франкфурте, как и в Нюрнберге, происходили
волнения и брожение на почве недовольства заработной платой. Но
в то время как нюрнбергский совет шел навстречу рабочим и от
поры до времени пересматривал ставки, приспособляя их до
некоторой степени к изменившимся ценам на предметы первой
необходимости, городской совет Франкфурта проявил в этом смысле
величайшую косность. В ответ на волнения он неизменно
повторял все тот же тариф заработной платы строительных рабочих,
1 Op. cit., т. II, стр. 105, п. 16.
2 Op. cit., т. II, стр. 79, п. 16; стр. 229, п. 17.

194
Очерк IV
установленный в 1425 г. Так было, панример, в середине XV в,
и в конце его.1
Между тем экономическая жизнь неуклонно развивалась
взаимоотношения групп ремесленников менялись, и ставки
отражавшие в начале века фактически существовавшие
отношения, в конце века стали внешним прикрытием совершенно не-
соответствовавшей им сущности.
Присматриваясь к таблице заработной платы строительных
рабочих Франкфурта, мы констатируем, что уже в начале XV в,
разница между заработком мастеров и подмастерьев (последние
фигурируют здесь под названием подручных) была в этом городе
больше, чем в Нюрнберге в середине XV в. Во Франкфурте
заработная плата мастера уже в 1425 г. превышает плату
подмастерья в 2—2% раза, т. е., другими словами, экономическое
расслоение ремесленной среды в тот момент представляется довольна
значительным. В течение XV в. процесс ее дифференциация
интенсивно подвигается вперед, что происходит в весьма
своеобразных формах.
В условиях работы строительных рабочих Франкфурта можно
наблюдать сплетение, двух организационных принципов. С одной
стороны, каждое строительное начинание представляет собой
некоего рода крупное предприятие с рядом присущих ему
особенностей. Вся масса ремесленников в известном смысле
подчинена одному хозяину, владельцу строящегося здания,
независимо от того, монастырь ли это, город или частное лицо.
От хозяина, как мы видели, зависит выбор такого существенного
условия, как форма заработной платы: одними только деньгами
или деньгами и харчами. Весь ход рабочей жизни на постройках
протекает в обычных формах крупного предприятия. Рабочие
обязаны являться с утренним звоном колоколов у соборной
церкви св. Николая и уходить с работы с вечерним звоном. На
обед им дается час времени: на завтрак и полдник по полчаса.2
Но при общем подчинении всей массы строительных рабочих
одному хозяину она состоит из ряда мелких ячеек, каждая из
которых группируется вокруг одного мастера. Последний
является связующим звеном между хозяином постройки и под-
1 Op. cit., т. I, стр. 8—11; т. II, стр. 79, п. 16.
2 Op. cit., т. II, стр, 230, п. 21; стр. 80, п. 22; стр. 128, п 67.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 195
ластеръями. В этом самое существенное отличие франкфуртской
сцстемы организации труда на строительных работах от системы
нюрнбергской. В Нюрнберге сам баумейстер нанимает решительно
рсех ремесленников как высококвалифицированных, так и
совершенно необученных. Надзор за работами производится тем же
баумейстером при помощи вспомогательных и контрольных
органов его — парлирера и аншикера. Во Франкфурте хозяин
занимает только мастеров, а каждый из них приводит с собой
большее или меньшее количество нанятых им самим подмастерьев
яли подручных.1 Повидимому, каждый мастер непосредственно
надзирает за работой своих подчиненных. Имелись, правда, во
Франкфурте и контрольные органы, назначавшиеся городской
общиной, но это, так сказать, контроль высшего порядка.
В Нюрнберге баумейстер сам еженедельно выплачивает
жалованье всем рабочим. Во Франкфурте только мастера получают
заработную плату непосредственно от хозяина, с подмастерьями
же расплачивается мастер. Закон обязывает его руководиться при
этом твердыми ставками заработной платы, но, как мы увидим
вскоре, действительность далеко не всегда соответствует закону.2
Все строительные рабочие Франкфурта, как мастера, так и
подмастерья, состоят членами цеховой организации. Во
Франкфурте цех — крепкая жизнеспособная организация, и цехи
плотников, каменщиков, кровельщиков нисколько не уступают
в этом смысле цехам пекарей, мясников, ткачей и других
профессий.3 Мы не встретили указаний на существование во
Франкфурте особых цехов печников и глинобитчиков. Эти ремесленники
входили, повидимому, в состав других цехов, родственных им
по профессии. Через посредство мелких ячеек, возглавляемых
мастером, организация труда на постройках вклинивается во
Франкфурте в цеховую организацию. Последняя выступает здесь с
атрибутами, обычной везде ей присущими: с институтом подмастерьев
i ученичества, с ограничением количества помощников, которых
1 Op. cit., т. II, стр. 107, п. 25—«он, т. е. мастер, приводит с собою
столько мастеров или работников, сколько прикажет хозяин»; то же на
стр. 127, п. 59.
2 См. табл. 25 на стр. 186.
3 Op. cit., т. II, статуты строительных цехов: Steindecker.
Steinmetzen und Maurer, Zimmerleute.

196
Очерк IV
в праве держать каждый мастер, с рядом правил, касающихся
производства, и т. д. Довольно определенно выраженные уже в
начале XV в., эти черты в дальнейшем все более усиливаются а
сгущаются, что видно из ряда цеховых статутов, относящихся
к данной эпохе: ограничение количества подмастерьев и учеников
принимает более резкие и категорические формы; требования,
предъявляемые подмастерью, держащему экзамен на звание
мастера, становятся более сложными и строгими, причем, однако,
для родственников прием все больше облегчается, а для лиц,
чуждых цеху, все больше затрудняется. Цехи постепенно
замыкаются.1 Если судить лишь на основании цитированных
постановлений, то легко можно притти к выводу, что в эту эпоху
уравнительная форма мелкого предприятия проводится в жизнь с
особой силой всеми цехами строительных рабочих. Если бы такой
вывод был правилен, то организация труда на франкфуртских
постройках рисовалась бы в следующем виде: единый хозяин,
в конечном счете руководящий делом, нанимает для
осуществления его некоторое количество мастеров, которые являются
<$ одинаковым числом помощников, непосредственно наблюдают
за их работой и, получая от хозяина заработную плату для всея
группы, распределяют ее между рабочими в зависимости от того,
сколько каждый из них заработал по своей ставке. Но эта
картина не соответствует исторической действительности.
Уравнительная форма мелкого предприятия была -чужда цехам
строительных рабочих во Франкфурте. Ее не было и в начале XV в.
и еще с меньшим правом можно говорить о ней в конце этого века.
В этом легко можно убедиться. Стоит лишь отвлечься от
цитированных выше постановлений, представляющих собой, так
сказать, фасад цеховой организации, и обратиться к массе ста-
тутарного материала, проработать его, осмыслить и свести
воедино его разноречивые данные.
Самый характер крупного строительного дела, которое в
значительной степени было связано с летним сезоном и моментами
требовало большого количества рабочих, а затем сокращало их,
разрушал форму мелкого предприятия. Статуты XV в. ясно
говорят о том, что мастер имел право приводить с собой на строи-
Ор. cit., т. II; можно проследить по статутам.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 197
тельные работы число подручных в зависимости от нужд дела
и желания владельцев строящегося здания.1 Запрет держать
больше 4—3—2 подмастерьев и учеников (число их с течением
времени все больше сокращалось) обесценивался легко теряющейся
р груде статутарного материала добавочпой статьей о том, что
это постановление относится лишь к помощникам, живущим
у мастера.2 Приходящих подручных можно было нанимать в
любом количестве, смотря по надобности. Таким образом, с самого
начала создавалась основа для развития неравенства между
мастерами. Различие профессии и функций и какая-нибудь простая
случайность могли првести к тому, что один мастер работал
с большой группой подручных, другой с небольшой. Чем больше
у мастера было помощников, тем выгоднее могло стать для него
участие в строительных работах. Мастер проявлял тенденцию
к извлечению гораздо большей выгоды из своей профессии, чем
это разрешалось уставом о заработной плате. Нормируя
заработную плату подручных рабочих, городской совет исходит, повиди-
мому, из определенного представления о степени их
квалификации. Мастера приводили с собой плохо обученных рабочих и,
получая от хозяина плату, установленную для хорошо
обученных подручных, отдавали своим помощникам лишь часть ее. 3
Одновременно происходила эксплоатация и хорошо обученных
рабочих. Мастер удерживал часть их жалованья либо без всякого
основания, либо под видом платы за пользование орудиями
производства, которые он на время предоставлял подмастерьям. 4
1 Op. cit., т. II, стр. 107, п. 25; там же, стр. 127, п, 59.
2 См., напр., в уставе плотников от 1424 и 1438 гг. — Frankf. Amts-
und Zunfturkunden, т. II, стр. 230—231: «Плотник имеет право держать
у себя живущим только одного работника; с других же... работников,
которых он посылает на работу...» Отсюда ясно видно, что ограничения
касались только работников, живущих в доме у мастера.
3 Op. cit., т. II, стр. 231, п. 22. Статут этот требует, чтобы мастер брал
с работодателя (т. е. владельца постройки) за труд посылаемых им на
работу подручных не больше, чем они заслуживают как работники. См.
также стр. 135, п. 4.
4 Op. cit., т. II, стр. 80, п. 25. Этот пункт предписывает мастеру, чтобы
он полностью отдавал жалованье подручным, не пользующимся его
столом. См. также стр. 135, пп. 4 и 5. Далее стр. 105, п. 15. Статут этот
определяет, сколько мастер в праве вычитать с рабочего за пользование
орудиями производства.

198
Очерк IV
Статуты боролись как с тем, так и с другим злом, но, повидимому,
пе очень успешно. В виду этого с течением времени укрепился
новый modus определения заработной платы подручных. Степещ,
квалификации и размер вознаграждения подручного стали
определять в каждом отдельном случае при помощи жюри из
мастеров.1
Приходящих подручных, как мы уже указывали, можно было
нанимать в неограниченном количестве. Но в начале XV в.
закон пе делал в этом отношении различия между местными и
пришлыми рабочими. Мастер имел право приводить с собой
как тех, так и других, комбинируя их поо своему усмотрению.2
Очевидно, работы хватало для всех. Однако в течение XV в.
возникает ряд ограничений и в этом смысле. Прежде всего огра-
ничен был труд пришлых подмастерьев: одни цехи разрешают
давать им работу только в течение двух недель, другие в течение
месяца.3 Затем некоторые цехи совершенно запретили труд
учеников.4 Энергично выдвигая оба указанных постановления,
цеховые статуты действуют в интересах новых кадров подручных
рабочих, которых прежнее время не знало. Это обедневшие и
опустившиеся мастера. Ыа ряду с подмастерьями они поступают
теперь на службу к своим более счастливым собратьям, которые
в свою очередь нанимаются к владельцу строящегося здания.
Одновременно с обеднением одних мастеров происходит и
обратный процесс: появляются мастера, которые больше не
довольствуются скромным положением строительных рабочих, хотя бы
высшего ранга, и переходят на роль предпринимателей, берущих
подряды по постройкам. Эта двойная эволюция достигает полного
1 Op. cit., т. XII, стр. 80, п. 24 и неоднократно цитированная стр. 231,
сверху: «за труд работника мастер должен брать не больше, чем тот
заслуживает по признанию цеховых старшин». См. также т. II, стр. 107, п. 25.
2 Op. cit., т. I, стр. 6, строка 4 сверху: «Работать разрешается всем —
как бюргерам, так и не-бюргерам» (устав 1425 г.) и стр. 135, п. 7:
«разрешается нанимать подмастерьев как своих, так и пришлых».
3 Op. cit., т. II, стр. 80, п. 23, и стр. 231, п. 23. Оба статута
ограничивают срок, в течение которого пришлым ремесленникам разрешается
работать, и запрещают последним брать самостоятельные подряды на
постройку зданий.
4 Запрет ученического труда у кровельщиков (Steindecker), по уставу
1476 г. См. там же, т. II, стр. 81—82, п. 9.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 199
завершения в первые десятилетия XVI в. Как вполне
сложившийся факт, она встает перед нами со страниц одного из статутов
1634 г. «Снисходя к просьбе членов плотничьего цеха, — пишет
■статут, — наш достойный совет постановляет следующее: мастер
плотничьего цеха, подрядившийся построить здание, имеет право
держать живущими только 2 подмастерьев или 1 подмастерья и
1 ученика. Если для окончания здания понадобится большее
количество рабочих, то он обязан нанять их из числа мастеров
нашего ремесла. Нанявшийся на работу мастер в праве привести
■с собой только 1 подмастерья и 1 ученика. В интересах бедных
мастеров мы ставим им, однако, на вид, что они, вместе со своим
подмастерьем или учеником, обязаны так же повиноваться
мастеру-строителю, как и собственные слуги этого последнего.
Мастер, нанявшийся на работу к другому мастеру, имеет право
бросить ее лишь в одном случае, а именно—если он сам
подрядился построить здание. Мастеру-строителю дается право в любой
момент уволить нанятых им мастеров, если они пе оказывают ему
повиновения или причиняют какие-либо затруднения».1 Теперь
становятся ясными итоги интересующей нас эволюции XV в.
В начале его организация строительных рабочих во Франкфурте
приводится в движение двумя силами: городским
законодательством, нормирующим заработную плату, и цеховыми статутами.
В конце века роль первого сходит почти на-нет, и
организующим началом остаются статуты или, вернее, борьба социальных
групп, которые, при всем своем различии, все еще объединяются
цехом. В начале XV века владелец постройки нанимает мастеров,
каждый из которых приводит с собой большее или меньшее
количество подмастерьев. ВначалеXVI в. разбогатевший мастер,
именуемый строителем, нанимает на работу бедных мастеров, каждый
жз которых в праве привести с собой только 1 помощника. Из
сказанного совершенно ясно, в чьих именно интересах цеховые
статуты строительных рабочих так рьяно и упорно насаждали
на протяжении всего века принцип ограничения количества
подмастерьев, принцип, способный навести па ложную мысль о
преобладании мелкого предприятия в строительном деле. Этими
интересами были интересы мелких обедневших мастеров. Бес-
1 Op. cit., т. II, стр. 236—237, п. 44.

200
Очерк IV
сильные отвратить подавляющий экономический перевес
мастеров-строителей, они стремятся равномерно распределить выгоды
своего ремесла, хотя бы среди остальной массы ремесленников
и, затрудняя здесь выдвижение более сильных, сохранить те
минимальные преимущества, которые еще связаны с званиец
мастера, фактически теперь уяш не отличающегося от наемного,
рабочего. В рамках того хронологического периода, который нас
интересует, это им удается. В эту эпоху сохраняется еще
различие меясду наемным мастером и наемным подмастерьем, но уш
в следующее столетие стирается грань между ними, и оба элемента
сливаются в единой массе строительных рабочих.
Материалы, недавно извлеченные из регенсбургского архива.
Геймпелем, рисуют положение строительных рабочих Регенсбур-
га довольно близким к нюрнбергскому типу, но с некоторыми
отклонениями в сторону Франкфурта. В Регенсбурге
существовали цехи, но они пользовались настолько ограниченной
автономией, что были бессильны оказать какое-либо влияние на
отношения работодателя к рабочим. Как и в Нюрнберге, владелец
постройки сам нанимал здесь всех рабочих и сам выплачивал им
жалованье. Но, с другой стороны, в Регенсбурге, как и во
Франкфурте, частное строительство играло более заметную роль, чем
в Нюрнберге. Влияние городской общины на условия труда
строительных рабочих проявляется в Регенсбурге в знакомых нам
формах. Городской совет издает уставы, регулирующие
отношения рабочих к работодателю (главным образом заработную*
плату). Этому последнему предмету преимущественно посвящен
очень подробный устав 1366 г. Подобно нюрнбергским и
франкфуртским уставам этого рода, он устанавливает две основные
нормы заработной платы — одну для лета, другую для зимы. Но
регеисбургскии устав представляет ту особенность, что между
летней и зимней ставками он выдвигает ряд переходных
градаций. В Регенсбурге поденная плата мастера составляла в 1366 г.
летом 8 пф., зимой 4 пф.; весной — от 3 до 24 апреля — с каждой
неделей прибавлялся 1 пф.; осенью же — от 25 сентября до 20
октября :— с каждой неделей убавлялся 1 пф. Таким образом, в
Регенсбурге законодательным путем установлено было более
точное соответствие между заработной платой и продолжительностью
рабочего дня, чем в Нюрнберге. Как и в Нюрнберге, в Регенсбурге

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 201
3 %IY в. между мастером и подмастерьем была небольшая раз-
0Ла в смысле оплаты труда. Подмастерье получал летом 7 пф.,
а зимой, повидимому, те же 4 пф., что и мастер. Заработная плата
необученных рабочих была значительно ниже — она колебалась
леясДУ 3 и 2 пф. Другими словами, в середине XIV в. здесь
существовало то же соотношение между материальным
положены мастера, подмастерья и чернорабочего, что и в Нюрнберге
р 60-х годах XV в. Как и в Нюрнберге, в Регенсбурге в принципе
признавалась только денежная оплата труда. Работодатель не
имел права давать рабочему главные трапезы, но промежуточные
трапезы он мог ему давать. Отступления от этого правила
допускались лишь в немногих случаях. Наконец и продолжительность
рабочего дня была урегулирована в Регенсбурге также по
аналогии с Нюрнбергом. Начало и конец рабочего дня здесь также
определялись моментами восхода и захода солнца, либо совпадая
сними, либо незначительно отклоняясь от них.1
Подведем итоги содержанию этого очерка. Строительные
рабочие занимают особое положение по сравнению с остальной
ремесленной массой не только по причинам, указанным в начале
очерка, т. е. потому, что в рамках одного строительного
предприятия объединилось сравнительно большое количество рабочих
и что все они зависели от одного предпринимателя, но и в силу
другого обстоятельства. Так как во всех средневековых городах
строительство играло более или менее заметную роль, то город
повсюду в большей или меньшей степени вмешивался в
организацию строительных рабочих. Наиболее резко было выражено
это вмешательство в тех городах, строительная деятельность
которых имела столь большие размеры, что совершенно заслоняла
частное строительство, как мы могли это наблюдать в
Нюрнберге, первоклассной крепости своего времени. Здесь' город
регулирует все строительное дело и организацию строительных рабочих,
распространяя законодательство, созданное им для этой цели, на
все строительные предприятия частных лиц. В других же
городах, как Франкфурт, где на ряду с городским строительством
заметную роль играла и строительная деятельность частных лиц,
1 Heimpel. Das Gewerbe der Stadt Regensburg im Mittelalter,
!926 г., стр. 287—299.

202
Очерк IV
организация этого дела, а вместе с тем и организация строите^
ных рабочих в значительной степени складывались независим
от воздействия городской власти, как результат свободной борь,
бы различных социальпых слоев. Однако и во Франкфурт
городской совет определяет размер заработной платы для разд^.
ных категорий строительных рабочих.
Переходя к вопросу о социальной эволюции, которой
подверглась среда строительпых рабочих в немецких городах по3д.
него средневековья, мы констатируем ряд черт, знакомых нам из
предыдущих очерков, но вместе с тем и новую черту, которой
на основании материалов, использованных в предыдущих очер.
ках, нам установить не удалось, а именно: заметное ухудшен^
положения рядового 'работника на протяжении XV в. Положение
низших категорий строительных рабочих, т. е. чернорабочих
очень тяжелое уже в начале XV в., становится совершенно
невыносимым в конце его. Положение же подмастерьев в начале
века, сравнительно с чернорабочими, гораздо лучше. Но к концу
века материальные условия их существования настолько ухуд-
шаются, что социально приближают их к чернорабочим. На всем
протяжении XV в. в среде строительных рабочих идет бурный
процесс расслоения. Там, где главным работодателем является
городская община, итоги этой эволюции сказываются в
заметном улучшении материального положения руководящих
кадров строительных рабочих. В других городах эта эволюция
приводит к тому, что одна часть мастеров спускается в ряды
рабочих более низкого ранга, а другая становится крупными
предпринимателями. По франкфуртским материалам удается ясно
проследить тесную связь между процессом расслоения
строительных рабочих и проникновением капитала в строительное дело,
а также полное перерождение цеха, который из организации
самостоятельных мелких производителей превращается в
организацию наемных рабочих (см. очерк II).
К концу XVb. количество чернорабочих на городских
постройках заметно возрастает, что особенно ясно сказывается в
Нюрнберге. Этот факт вполне соответствует тенденции развития,
констатированной нами во II очерке на осповании ряда
статистических данных, а именно, что в немецких городах XIV —XV вв.
происходит усиленный рост малоимущих слоев населения.

Строительные рабочие в немецких городах XIV—XV вв. 203
рабочий день строительных рабочих по нашим современным
донятиям продолжителен— от 7 до 13 часов. Но, как видно из
данных, приведенных в предыдущем очерке, во многих других
оТраслях производства, где работа происходила в закрытых
помещениях и, следовательно, возможна была и по вечерам, ири
^ечах, рабочий день был гораздо длиннее.
Таким образом, при всем своеобразии своего положения,
троительпые рабочие XIV—XV вв. теснейшим образом
связаны с остальными категориями ремесленного населения этой
9цохи, и эволюция их (т. е. строительных рабочих) составляет
неотъемлемую часть общей эволюции всей ремесленной массы,
йак этот процесс рисуется в предыдущих очерках нашей книги.

Очерк V
ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ГОРОДА В XT в.
Мы не случайно остановились на вопросе о продовольственно}
политике города в эпоху позднего средневековья. Это такая щ
центральная проблема, соприкасающаяся с множеством сторож
городской жизни, как и эволюция цехового ремесла. Проблема
продовольственной политики города неминуемо наталкивает на
вопрос о социальных группировках внутри его и социально!
борьбе из-за продовольствия, а также на вопрос о характере и раз-
мерах торговых связей города. В этой проблеме, как в фокусе,
с увеличенной силой отражаются лучи, идущие из отдаленных
уголков социальной жизни города. Исследование ее помогает
уразумению этих темных уголков. В этом ее значение для
историка.
Мы уделяем ей два очерка. В V очерке рассматривается
вопрос о том, каким образом город привлекал в свои пределы
основные предметы продовольствия,1 а в VI очерке — вопрос о
самой организации продовольственного дела и о распределении
продовольствия.
Города не всегда имели тот внешний вид, который они имеют
в настоящее время. Многие средневековые города, в отличие or
1 Основным ядром предлагаемого очерка явился доклад <<0
продовольственной политике немецкого города в XIV—XV вв.», прочитанный
мною в 1926 г. в Институте истории РАНИОН. Часть этого доклада была
обработана для печати и появилась в 1929 г. в III томе ученых записок
Института истории РАНИОН. Будучи значительно пополнен материалами,
доклад превратился в предлагаемый очерк. Этот очерк, как и вся
предлагаемая исследовательская работа были подготовлены к печати в августе
1930 г. Работа Бехтеля: «Der Wirtschaftsstil des deutschen Spatmittelal-
ters», появившаяся в 1930 г. и базирующаяся, по вопросам
продовольственной политики, в значительной степени на том же материале, что
и наш очерк, в полной мере подтверждает выводы последнего. О работе
Бехтеля см. статью акад. Д. М. Петрушевского в № IV Истор. сборн.
Акад. Наук.

Продовольственная политика города в XV в. 205
временных, сохраняли более или менее заметный
сельскохозяйственный отпечаток. Суассон, по утверждению изучившего его
йСТорика Вуржена,1 напоминал по своему виду и занятиям
Мигелей большую деревню. И это пе удивительно. Роль городов
такого типа, как Суассон, исчерпывалась наличием крепости и
ацминистративными функциями, они не имели экономического
рачения. Но и города, успевшие приобрести значение как центры
Лромышленности и торговли (например, Франкфурт-на-Майне),
гФ же продолжали сохранять сельскохозяйственный колорит,
0ея. множество огородов, садов, свои пашни и выгон. Признавая
зТо, мы все же усиленно подчеркиваем, что уже один факт
возникновения города пробивал брешь в системе сплошной аграрной
экономики и самоснабжения и самоудовлетворяемости
отдельных хозяйственных единиц. В периоды недорода и голода
продовольственный вопрос мог стать и перед деревней. Но это было
исключительным явлением. Перед городом продовольственный
вопрос стал с первых же дней его самостоятельного
существования как проблема, неустранимо связанная с его жизненными
проявлениями, как неотъемлемая часть его повседневных забот.
Так обстояло дело в давно прошедшие времена, так оно обстоит
нтеперь. «Чрево» Парижа также требовало систематического
подвоза сельскохозяйственных продуктов в XIII, XIV, XV вв.,
как оно требует его и в настоящее время, чтобы жизнь города не
угасла. Но широко развитая международная торговля и
современные пути сообщения облегчают в настоящее время эту задачу.
В средние века, при гораздо менее развитых торговых сношениях
i плохо оборудованных дорогах, она представлялась мучительно
трудной. Жизнь средневекового города протекала в непрерывном
страхе за завтрашний день, и чем больше рос город, тем
интенсивнее становился страх, тем больше возрастала забота о
продовольствии. Ужасы голода в средние века красноречиво описаны
западноевропейскими хрониками и нашей русской.летописью.
В деревне это стихийное бедствие, от которого нет спасения
и защиты и за которым может последовать другое стихийное
бедствие—эпидемия, мор («Der grosse Sterb», как образно
обозначают последний немецкие хроники 30-х годов XV в.). В условиях
1 В о и г g i n, La commune de Soissons. 1908.

206
Очерк V
городской среды, сильно дифференцированной и пасыщепной со.
циальными противоречиями, голод был не только бедствием д^я
масс, но вместе с тем угрозой для правящих кругов. Он вскрьшае*
затаенное в массах недовольство и дает толчок народным вол%
ниям и восстаниям. В тех странах, где центральная госуда*
ственная власть раздроблена и город обладает политической
самостоятельностью, как это имело место в Германии, проблема
снабжения его продовольствием приобретает особенно острщ
характер. Вспомним войны, которые пемецкие города ведй
между собой и с соседними князьями. Города подвергались
осаде, а голод в осаждепном городе неминуемо влек за собой
капитуляцию его перед врагом и крушение его политиче-
ского значения.
Все это объясняет нам, почему органы городского управления
которые в громадном большинстве немецких городов отнюдь не
отражали интересов народных масс, принимали меры для
снабжения города продовольствием. Но при огромной трудности
этого задания городским властям приходилось мобилизовать для
его выполнения все силы и средства. Это была ежедневная и
ежечасная борьба с недостатком предметов питания, с трудностью их
добывания и перевозки, с опасностью фальсификации и порчи
продуктов. Эти затруднения, в большей или меньшей степени
переживавшиеся всеми средневековыми городами, породили
необходимость строжайшей регламентации всего
продовольственного дела. На этом принципе покоится продовольственная
организация городов разной величины, различного географического
положения, различной экономической структуры и торгового
значения.
Принцип регламентации представляет характерную черту не
только продовольственной организации средневекового
города, но и всей его экономической политики. Экономическая
жизнь этого города никогда не протекала в рамках полной
свободы действия. Как и все проявления социальной жизни
индивидуума, она подвергалась разнообразному воздействию со
стороны ремесленных и купеческих корпораций, со стороны
городской, а местами и государственной власти. Но ни в одной области
экономической деятельности контроль общины над действиями
индивидуума и регламентация этих последних не проявлялись

Продовольственная политика города в XV в. 207
с такой силой и не достигали такой напряженности, как в сфере
изготовления предметов продовольствия и торговли ими.
Мы только что сказали, что в самых разнообразных городах
неизменно проявляется принцип строжайшей регламентации
продовольственного дела. Но повторяется не один этот принцип.
13 точности повторяются и пекоторые конкретные проявления его
р виде одинаковых методов и приемов регламентации. Такова,
например, борьба с посредничеством и скупщичеством. Таково
строение хлебных такс. Они одинаковы и в небольшом захо-
дустяом Геттингене и в мировом центре средних веков,
Константинополе, насчитывавшем, по самой скромной оцепке, 100 тыс.
жителей.
Наша задача заключается в обрисовке своеобразного
характера продовольственной политики средневекового города и в
выяснении того, насколько этот последний справлялся с задачами,
доставленными перед ним жизпыо.
Продовольственная политика средневекового города —
вопрос чрезвычайно обширный и соприкасающийся с такими
различными сферами, как область производства, область торговли
и область городской дипломатии. Не претендуя на
исчерпывающее исследование этой сложной проблемы, мы остановимся на ее
различных проявлениях, базируясь на немецких материалах.
Первейшая и основная задача продовольственной политики
города заключалась, как мы уже указали, в снабжении его
достаточным количеством сельскохозяйственных продуктов, главным
образом зерна и мяса, в организации их планомерного подвоза.
На вопросе о том, каким образом совершался процесс этого
снабжения, мы и сосредоточим наше внимание в настоящем
очерке.
Известная схема Вюхера рисует этот процесс чрезвычайно
простым и несложным.
В 17-м немецком издании «Очерков происхождения
народного хозяйства» К. Вюхер говорит: «Если мы возьмем в руки
карту старой Германской империи и отметим на* ней места,
которые до самого конца средних веков пользовались правами
городов (их было около 3 тыс.), то мы увидим, что вся страна усеяна
городами, находящимися на юге и на западе на среднем
расстоянии 4—5 часов пути друг от друга, па севере и востоке на

208
Очерк V
расстоянии 6—9 часов пути. Не все они имели одинаковое зна,
чение, но все они были, или, по крайней мере, стремилась
стать, средоточием территориально ограниченного хозяйственно,
го округа, ведущего такую же замкнутую жизнь, какую ведо
раньше поместье, основанное на барщинном труде».1 И дальше-
«Область подвоза ивывоза совпадали на городском рынке. Житедц
•сельского округа приносили средства пропитания и сыр0|
материал, покупая на выручку произведения городского
ремесленника. Один всегда нуждался в том, что
производил другой, и большая часть этого обмена протекала без
денег».2
Эти цитаты пе нуждаются в пространных комментариях.
В представлении К. Вюхера вся страна состояла из ряда
замкнутых, изолированных друг от друга или почти
изолированных округов. В центре каждого из них расположен был
город. Вокруг него лежало аграрное кольцо. Снабжая город
сельскохозяйственными продуктами, прилегающая к нему
местность взамен их получала предметы обрабатывающей
промышленности. Торговые сношения между разными городами, с целью
приобретения друг у друга продовольствия, этой схемой в
сущности исключаются. Инициатива сношений между городом и
деревней исходит от города. Чтобы придать указанному обмену
постоянный и планомерный характер, городские власти ведут
политику, направленную к сосредоточению всех сделок купли-
продажи на городском рынке. С этой целью в пределах так
называемого «заповедного», округа, простиравшегося от одной до
нескольких миль в окружности (Bannmeile), запрещается
устройство рынков. Запрещается также по дороге в город
перекупать продукты, направляемые туда, и подавляется
посредническая торговля.
Такова несложная система мер, путем которых город, по схеме
К. Вюхера, гарантирует своему населению подвоз
сельскохозяйственных продуктов. Не снабженная ни единой ссылкой, ни
единой цитатой, эта концепция, но мысли автора, призвана
объяснить снабжение города продовольствием во всей средневековом
1 К. В й с h e r. Entstehung der Volkswirtschaft, изд. 17, 1926,
стр. 121.
2 Op. cit., стр. 122.

Продовольственная политика города в XV в. 209
Европе или, по крайней мере, в центральной ее части, и притом
до самого конца XV в.
Отвлечемся на время от изложенной концепции и обратимся
s рассмотрению конкретного материала, характеризующего
снабжение различных средневековых городов
сельскохозяйственными продуктами.
Монографическая разработка вопроса о продовольственной
политике средневекового немецкого города ведется довольно
интенсивно, особенно в последнее время, и успела уже дать
солидные результаты в виде значительного количества книг и
диссертаций. Но пе все авторы этих сочинений уделяют одинаковое
внимание только что отмеченной стороне продовольственной
проблемы чаще всего из-за отсутствия соответствующего материала.
До отношению к Кельну мы сами восполнили этот пробел,
опираясь на материалы по истории кельнской торговли, недавно
опубликованные Куске.1 В общей сложности наши данные,
хотя и касаются различных частей Германии, пе могут быть
названы исчерпывающими. Но все же, будучи собраны воедино и
проанализированы, они дают возможность осветить
интересующую нас проблему.
Приемы и методы снабжения города сельскохозяйственными
продуктами сильно разнились в зависимости от географических
условий. Города, расположенные в северо-восточной Германии,
по нижнему течению pp. Эльбы, Одера и Вислы, и окруженные
большими плодородными областями, были поставлены в смысле
снабжения зерном и другими сельскохозяйственными продуктами
в гораздо более благоприятные условия, чем многие города южной
и западной Германии, вблизи которых не было или почти не было
земледельческих округов, и особенно чем города, расположенные
по Рейну, в области сплошного виноделия. Совершенно ясно, что
продовольственная политика таких городов, как Кельн, с одной
стороны, и Штетин—с другой, должна была существенно
расходиться в вопросе о способах снабжения города продовольствием.
1 В. К u s k e. Quellen zur Geschichte des Kolner Handels und
Verkehrs im Mittelalter. Том II появился в 1918 г., томы I и III в 1923 г.
Диссертация Линдляра (Lindlar) о продовольственной политике Кельна,
вышедшая в 1913 г., т. е. до появления в свет материалов, собранных
кУске, совершенно не освещает интересующего нас вопроса.

210
Очерк V
Обратимся в первую очередь к городам южной и западу
Германии. Одним из самых крупных немецких городов позднего
средневековья является Нюрнберг, с которым мы неоднократно
встречались на страницах нашей книги,—центр промышленности
(главным образом металлической) и пункт скрещения важней.
ших торговых путей Германии, расходившихся отсюда в разные
стороны и далеко проникавших в другие государства. В сере,
дине XV в. Нюрнберг насчитывал 20 с лишним тысяч жителей
Город заметно рос в течение всего периода XIV—XV веков, и, как
показывает Гофман, исследовавший продовольственную
политику Нюрнберга на основании частью архивных, частью
опубликованных документов, параллельно с его. ростом расширяются
пределы области, откуда он регулярно пополнял свои зерновые
запасы.1 Сохранилась среди другого архивного материала
рукопись той эпохи, содержащая список мер сыпучих тел 48 раз-
личных местностей и городов, расположенных на большем или
меньшем расстоянии от Нюрнберга, и перевод этих мер на
нюрнбергские меры. Цель указанного перевода могла, конечно,
заключаться лишь в облегчении и упорядочении между Нюрнбергом а
этими городами и местностями зерновой торговли,
представлявшей собой, повидимому, постоянное и регулярное явление.
Гофман, нашедший цитированную рукопись, подсчитал на
основании содержавшихся в ней данных, какую площадь занимали
приведенные в указанном списке города и местности. Оказалось,
что около 4800 кв. километров.2 Так далеко простирал
Нюрнберг свои щупальцы в погоне за зерном. На ряду с многими
мелкими городами в указанном списке фигурировали, т. е., другим!
словами, были постоянными торговыми контрагентами
Нюрнберга, и такие значительные для того времени города, как Бамберг
и Регенсбург.3
Чтобы обеспечить городу постоянный подвоз зерна и других
сельскохозяйственных продуктов, нюрнбергский совет добивается
у императора освобождения от таможенных пошлин для всех тех,
кто ввозит эти продукты в Нюрнберг из чужих владений, незави-
1 Н. Hofmann. Die Getreidehandelspolitik der Reichsstadt
Ntirnberg, Diss. Erlangen, 1912, стр. 59 и ел.
2 Op. cit., стр. 62—64.
3 Op. cit., стр. 65 и ел.

Продовольственная политика города в XV в. 211
снм;о от того, являются или не являются указанные импортеры
бюргерами Нюрнберга. Уже Карл IV в 1352 г. даровал
Нюрнбергу такого рода привилегии, а преемники его в течение XIV и
XV вв. неоднократно подтверждали их.1 Эта политика
Нюрнберга напоминает, хотя и в неполной степени,
продовольственную политику другой, еще более значительной городской
республики средних веков — Флоренции, где применялась
комбинированная система ввозных льгот и запрета вывоза. Но
привилегии, дарованные городу центральной властью,
разбивались о немецкий партикуляризм; местные князья, невзирая
на императорские грамоты, часто задерживали транспорты
зерна, направлявшиеся в Нюрнберг.
Город питался не только зерном, привезенным ему
посторонними лицами. Помимо этого у города как такового и
отдельных бюргеров были запасы своего, не покупного зерна.
Нюрнбергские патриции владели крупными поместьями как в областях
подвластных городу, так и во владениях соседних князей, как,
например, герцога баварского. Платежи с крестьян собирались
натурой, и благодаря плодородию земель и размеру владений,
зерно накоплялось в большом количестве. Документально
доказано, что запасы отдельных патрицианских семей часто достигали
500 зюммеров. Так как зюммер, равнявшийся приблизительно
3.5 центнерам, считался годовой нормой потребления человека,
то, следовательно, запасов зерна у такой семьи было достаточно,
чтобы прокормить в течение года до 500 человек. Земельные вла- {
дения, а следовательно, собственные запасы зерна в руках
высшего слоя бюргеров, представляют собой распространенное
двление в средневековых городах Германии. Конечно, зерно
накопляли с целью дальнейшей продажи его, но, как и всякий
купец, патриций стремился продавать свой товар там, где цепы
были выше. В неурожайные годы, когда происходил общий во
всей стране подъем цеп, наблюдались случаи увоза патрициями
своего хлеба из родного голодающего города в другие города.2
В исключительных случаях Нюрнберг, исходя из таких
фактов, ограничивал свободное распоряжение хлебными запасами
и запрещал вывоз зерна.
1 Op. cit., стр. 58.
2 См. следующий очерк.

'212
Очерк V
И у г. Нюрнберга, взятого как целое, имелись свои запасы
зерна, поступавшего в виде оброка с городских поместий. Как
мы увидим ниже, уже начиная с XIV в. подобные запасы начали
составляться и расходоваться планомерно с целью облегчения
нужды в годы войны, неурожая и дороговизны.
В эти годы щупальцы города, ищущего зерна, протягивались
еще дальше. Мероприятия его принимают особенно настойчивый
и энергичный характер. Документы ярко рисуют борьбу за хлеб,
которую Нюрнберг и целый ряд других немецких городов вели
в голодные 1437—1438 гг. Вся полоса 30-х годов XV в. отмечена
частыми неурожаями, недородами и высокими ценами па хлеб.
Но в 1437—1438 гг. эти явления приняли характер громадного
стихийного бедствия, охватившего значительную часть Европы —
Германию, Россию, Францию, Фландрию, Англию. О нем
повествуют летописи разных стран. Русская летопись сообщает, что
смертность была так велика, что группы людей валялись
непогребенными, в лесах их пожирали дикие звери, а в городах
клевали птицы. Оставшиеся в живых люди питались кошками
и трупами погибших младенцев. Немецкие хроники не
сообщают о случаях людоедства, но и они полны жутких рассказов
о том, как по дорогам тянулись обозы с покойниками, как в
некоторых городах шел спор из-за очереди на похороны, как
рылись братские могилы, по нескольку дней остававшиеся
открытыми.1 За отсутствием ржи во многих местах ели хлеб из
овса, ячменя, чечевицы и гороха. Особенно пострадали от голода
западная и южная часть Германии. Север и восток ее (раздел
шел по линии Эльбы) были меньше затронуты. За голодом
последовал мор. Местами люди разбегались, кто куда мог.
Патриции стали спасаться бегством из городов в свои поместья,
ж советы городов, в составе которых преобладал патрицианский
элемент, как в Аугсбурге и Нюрнберге, опустели. В интересах
предотвращения анархии Аугсбургский совет издал
постановление, в силу которого функции бургомистра исполнялись
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. II, стр. 26—27, и Meyer,
Studien tiber die Teuerungsepoche von 1433 bis 1438, insbesondere iiber
die Hungersnot von 1437/38, 1914, стр. 39 и др. О голоде в средние века
см. еще старую работу F. Curschmann: Hungersnote im Mittel
alter, 1900. Куршман трактует о более ранней эпохе VIII—XIII вв.

Продовольственная политика города в XV в. 213,
членами совета поочередно, по 2 недели. Отсутствующие члены
совета обязаны были вернуться в Аугсбург для несения
обязанностей бургомистра, как бы далеко они ни находились.1
Ряд южнонемецких городов, в том числе Нюрнберг,
Аугсбург и Нердлингеп, не получая зерна из обычных источников,,
ибо вся страна была поражена голодом, обратились за ним
в более отдаленные области западной Германии, известные своим
плодородием и хорошими урожаями.2 Они обратились в Ваден
я Вюртемберг, но натолкнулись на отказ. Зерна нехватало и для
себя. Вюртемберг одно время отказывал в зерне даже своим
союзникам, имперским городам Эсслингену, Рейтлингепу и Вейлю.
Тогда города обратились с просьбой к Ульму, который, благодаря
своему расположению в плодородной равнине, играл в средние
века роль крупнейшего зернового рынка в южной Германии. Но
напрасно. Ульм сам страдал от голода и издал запрет вывоза
зерна из своих пределов. Тогда города отправили послов в
Австрию, где в тот год был превосходный урожай. Трем городам —
Нюрнбергу, Аугсбургу и Нердлингену—удалось закупить там
зерно в большом количестве. Нюрнберг нагрузил им 6 кораблей,
Нердлинген — 3 корабля, Аугсбург купил 2 тыс. шефенов ржи
и 30 шефенов гороха. Все три города повезли зерно вверх по
Дунаю. Нюрнберг и Нердлинген — через Штраубинг в Регенс-
бург, в Ландсхут. Зерно очутилось во владениях баварского
герцога. Но так как Бавария сама переживала тяжелый
продовольственный кризис и там издан был запрет вывоза зерна,
то транспорты указанных трех городов были задержаны
баварскими властями. Города вступили в дипломатические
переговоры с герцогом Баварии, чтобы освободить зерно от^ареста,
но полным успехом увенчались только старания Нюрнберга.
Под давлением нюрнбергского бургграфа герцог баварский
не только выпустил из своих владений купленное Нюрнбергом
зерно, но одновременно разрешил нюрнбергским бюргерам,
владевшим поместьями в пределах Баварии, собрать и вывезти
оттуда урожай. Зерно Нердлингена, повидимому,
окончательно застряло в Баварии. Аугсбургу, который первоначально,
1 Р. М е у е г. Studien, стр. 39.
2 См. для дальнейшего P. Meyer, Studien, стр. 59—64, и Chro-
niken der deutschen Stadte, т. V, стр. 159 и ел.

214
Очерк V
как и оба другие города, предполагал везти зерпо вверх по
Дунаю, пришлось, по требованию герцога, вывезти его из пределов
Баварии. Зерно окольным путем, и притом частями, было
доставлено в Аугсбург. Это изменение маршрута обошлось городу не
меньше чем в 1000 гульденов.
Кельну приходилось тратить на добывание нужного ему
хлеба не меньше энергии и внимания, чем Нюрнбергу и дру,
гим упомянутым городам. Материалы, опубликованные Куске,
дают возможность определить, хотя и не с исчерпывающей
точностью, пределы округа, из которого Кельн извлекал зерно.
Главными поставщиками хлеба для этого города являлись
герцогства Юлих-Верг и Юлих-Гельдерн, непосредственно
окружавшие его по Рейну. Поставка совершалась в одной из двух
форм. У кельнских бюргеров были там собственные поместья
и арендованные земли, урожай с которых шел на кельнский
хлебный рынок,1 но, судя по совокупности данных, большую часть
хлеба давала прямая покупка его кельнцами у жителей
указанных герцогств.2
Таковы были обычные пути снабжения города зерном в годы
нормальных урожаев. В годы недорода и голода наступала
заминка. Юлихским зерном питался не один только Кельн, но и
целый ряд других городов и местностей, расположенных по
Рейну и вблизи Рейна. В неурожайные годы зерно уплывало туда,
где за него платили дороже. Временами доставка юлихского
зерна в Кельн совершенно прекращалась, и вместо Кельна
оно попадало в Люксембург и Венлоэ.3 Иногда обстоятельства
складывались так, что юлихского зерна нехватало на
прокормление самих юлихских областей. Тогда герцоги издавали запрет
вывоза зерна из своих владений.4 В последнем случае жители
Кельна оказывались в особенно тяжелом положении, ибо
лишались возможности не только купить зерно в юлихских
герцогствах, но и вывезти урожай с расположенных там собственных
1 В. К u s k e, op. cit., I, стр. 257, № 753, 1428>.
2 Op. cit., стр. 327, № 942.
3 Венлоэ' — город, расположенный в современной нидерландской
провинции Лимбург, на левом берегу Мааса. Kuske, II, стр. 518—519,
№ 1027, 1486.
4 Op. cit., I, стр. 323, № 932.

Продовольственная политика города в XV в. 215
земель. Таким образом возникала необходимость найти другие
щеточники для снабжения города зерном. Документы ярко
рисуют усилия, которые были сделаны в этом отношении
Кельном в те же злополучные 1437—1438 гг., которые так тяжело
были пережиты Нюрнбергом и другими южными городами. Ведя
переговоры с Юлихским герцогством о снятии запрета вывоза,
город в то же время энергичнейшим образом закупает зерно
5 более отдаленных областях Германии, расположенных по
Рейду и юго-восточнее Рейна. Такие закупки были произведены в
области архиепископа трирского, в Франконии и Баварии.1 Но,
как мы видели па примере Нюрнберга, закупка зерна лишь
первый, и притом самый легкий, шаг в деле его приобретения.
Несомненно более сложным, при политической раздробленности
Германии, являлось его фактическое получение. Сеньор той
области, в которой зерно было куплено, мог не выпустить его из
своих владений, или оно могло быть задержано по пути в Кельн
каждой из тех владетельных особ, через земли которых его
приходилось провозить. Поэтому, как мы уже видели, каждая
закупка зерна весьма часто влекла за собой необходимость
дипломатических переговоров и торгово-дипломатической переписки.
Сохранилось несколько образцов подобной переписки. В одной
из грамот Кельн просит герцога Стефана Баварского оказать
содействие кельнским уполномоченным по закупке зерна в Баварии.
К пфальцграфу Людвигу IV город обращается с другого рода
просьбой: приказать таможенным служащим в Бахарахе, чтобы
•они не задерживали зерна, направляемого в Кельн, и не
взыскивали с него пошлин сверх обычных. Письмо к архиепископу трир-
-скому содержит угрозу: если слуги архиепископа будут взимать
с зерна, идущего в Кельн, пошлину сверх условленной, то он,
Кельн, будет вынужден задержать съестные припасы,
предназначенные для областей архиепископа.2
1 В. К u s k е, т. I, стр. 326, № 945, 1439 г. Там же, стр. 328, № 954,
1446 г. Ср. также Stein, Akten zur Geschichte der Verfassung und
Verwaltung der Stadt Koln, прим. к № 176.
2 См. только что цитированные места источников. Угроза задержки
продуктов, предназначенных для трирского архиепископства, относится
■к маслу, сельдям и другим предметам продовольствия, шедшим из
Нидерландов через Кельн.

216
Очерк V
Область пфальцграфа рейнского, область Трирская, герцо^
ство Баварское и область современного Гессепа неоднократно
упоминаются в документах как места закупки Кельном зервд
в течение всего XV в., преимущественно в неурожайные годы,:
Мы не находим указаний на закупку Кельном зерна в северо-
восточной Германии, столь богатой хлебом, но несомненно, что
между Кельном и этой частью Германии существовала эконому
ческая зависимость, различпо проявлявшаяся в годы обилия и
недостатка хлеба, высоких и низких хлебных цен. Посредству-
ющим звеном в деле ее установления являлись главным образом
области Фландрии и Брабанта, густо населенные и всегда
нуждавшиеся в подвозе хлеба.
Главными поставщиками их были, на ряду с Пиренейским
полуостровом и Нормандией, ганзейские города Германии. Когда
в годы общего недорода Ганза не доставляла Фландрии и
Брабанту достаточного количества зерна и цены на него поднимались,
то обе последние области принимались усиленно скупать хлеб
у более близких соседей, снабжавших им и население Кельна,
и даже в самом Кельне. От этого дороговизна и нужда в городе
еще более возрастали. Такое положение наступило втом же 1437г.,
когда какие-то шришлые неизвестные люди», как говорит
документ, стали скупать хлеб в Кельне и в Кельнском
архиепископстве и сплавлять его вниз по Рейну в Нидерланды. В ответ на эти
действия город строжайше запретил вывоз ржи из его пределов.2
Так же тяжело отражались на снабжении Кельна зерном
и политические осложнения, которые переживали Фландрия
и Брабант. Когда эти области из-за войн оказывались
отрезанными от других своих поставщиков: Испании, Португалии,
Нормандии, они готовы были платить какие-угодно цены за хлеб,
доставляемый Ганзой, и эта конъюнктура тотчас же вызывала
повышение хлебных цеп во всей области Ганзы, в том числе и
в Кельне.3 Такое положение создалось в 1432 г. во время войны
между Людовиком французским и Максимилианом, регентом
1 Kuske, op. cit., т. II, стр. 446, № 848, 1481 г., стр. 449,
№ 855; стр. 461, № 861 и другие места.
2 Stein. Akten, т. II, стр. 293, № 176.
3 W. Naude. Die Getreidehandelspolitik der europaischen Staaten,.
vom XIII bis zum XVIII Jahrhundert. Acta Borussica, 1896, стр. 207—228»

Продовольственная политика города в XV в. 217'
герцогства Бургундского. «В этом году мальтер ржи стоил 2 зол.
гульд., — пишет Кельгофская хроника, — и кругом
господствовала большая дороговизна, хотя и не было особого неурожая.
Этому больше содействовало то обстоятельство, что на земле'
Людовика свирепствовала война, как и во Фландрии и Брабанте...
g имевшееся в стране зерно увозилось туда...»1 Из этой цитаты
видно, что отмеченная нами связь ясно сознавалась
современниками.
Мы говорили выше о запрете вывоза ржи из Кельна. К этой
лере город не раз прибегал в моменты крайней дороговизны
хлеба. В целом ряде других случаев Кельн в периоды
дороговизны хлеба прибегал к запрету варить те сорта пива, на
которые тратилось много зерна.2
От недостатка зерна в Кельне страдал не только сам город,
но и местности, для которых он служил зерновым рынком.
Вбирая в себя зерно из отдаленных мест, Кельн одновременно
становится резервуаром, снабжающим им более близкие места.
О, вывозе в Нидерланды мы уже говорили, но это случай редкий
и вызывающий противодействие со стороны города. Однако
наблюдаются и случаи регулярной закупки зерна в Кельне разными
местностями. Так, например, те же юлихские герцогства, которые
являлись поставщиками ржи для Кельна, вместе с тем постоянно
закупали там зерно.3 Мы обращаем внимание на этот факт. Из
него видно, в какой мере развитая торговля осложняет
взаимоотношения между разными местностями, и как мало эти
взаимоотношения укладываются в стереотипную схему: город берет
из ближайшей округи сельскохозяйственные продукты и дает
ей в обмен предметы обрабатывающей промышленности. В
середине 50-х годов Кельн и Юлихберг заключили даже договор,
согласно которому жители каждого из них имели право свободной
торговли зерном во владениях другого. Этим актом Кельн
преследовал двоякую цель: снабжение города продовольствием и
защиту интересов купечества, торговавшего зерном. Но фактически
1 Die Chroniken der deutschen Stadte, т. XIV, стр. 880.
2 К u s k e, op. cit, т. II, стр. 90, № 178, 1457 г.; т. II, стр. 462,
№ 880, 1482 г.; т. II, стр. 631, № 1243, 1492 г.
3 К uske, т. II, стр. 110, № 237, 1460 г., стр. 518—519; № 1027,
1486 г.

218
Очерк, V
стечение обстоятельств приводило порой к тому, что интересы
потребителя страдали из-за широкого развития зерновой
торговли. Так, например, оказалось в середине 80-х годов XV в. й$а.
тели Юлихберга незадолго до дороговизны 1486 г. купили много
зерна в Кельне, а затем, с наступлением голода, прекратила j
доставку его в Кельн, отсылая его, как уже указывалось |
в Люксембург и Венлоэ. Кельн потребовал подвоза зерна, но
повидимому, успеха не добился.1 В 1491 г., опять накануне
наступления дороговизны, вновь отмечен был тот факт, что
в одном из близких к Кельну городков юлихбергской
области — Дейце появились лица, массами скупающие зерно на
кельнском рынке, поднимая этим цену. Город грозил запретить вывоз,но
выход был найден другой. Угроза голода заставила город Кельн,
архиепископство кельнское и юлихбергскую область сообща
отгородиться от всего внешнего мира. В ноябре 1491 г. они
заключили между собой договор, запрещавший вывоз зерна куда бы
ни было за пределы их владений.2
На ряду с юлихбергской областью Кельн регулярно снабжал
зерном населенные места Семиградья и некоторые другие
области.3
Снабжение зерном Базеля особенно в неурожайные годы
представляло собой такой же сложный и трудный процесс, как и
снабжение им Нюрнберга, Кельна и других городов, которых мы
касались 4 в нашей работе. Прилегавшая к городу область была
слишком мала, чтобы удовлетворить потребность населения
в зерне. Хотя это обстоятельство частично компенсировалось
ввозом зерна из владений Вазельского епископства и других
соседних сеньорий,но хлеба все же нехватало для города.
Приходилось выписывать его издалека — из внутренней Швейцарии, из
Зунгау (так назывались окрестности Мюльгаузена в верхнем
Эльзасе) и других еще более отдаленных местностей. Вазельский
собор (1431—1449 гг.) создал в городе временную перенаселенность,
а недороды и голод 30-х годов XV в. еще более обострили продо-
1 К u s k e, op. cit., т. II, стр. 518—519, № 1027.
2 К u s к е, op. cit., т. II, стр. 640, № 1260.
3 К u s к е, op. cit., стр. 443, № 839; стр. 88, № 173.
4 Для Базеля мы базируемся на данных диссертации N. В г u d e г
Die Lebensmittelpolitik der Stadt Basel im Mittelalter, 1909.

Продовольственная политика города в XV в. 219
«ольственное положение. Совет Базеля вынужден был принять
Зергичные меры, чтобы прокормить население. С соседними кня-
ьЯ51И и с сеньорами заключены были договоры, чтобы закрепить
за Базелем монополию скупки зерна в их областях, и скуплен
^bIJl весь урожай в средней Швейцарии. Это в свою очередь
доставило Швейцарию перед угрозой голода и заставило
насторожиться сеньоров тех областей, из которых Базель вывозил зерно.
0Нн стали чинить препятствия экспорту последнего. В 1437 г.
Аазель переживал, несмотря на все усилия, приложенные
совеем для снабжения города зерном, тяжелое положение,
побудившее его запретить вывоз зерна из города. Последний факт
сВидетельствует о том, что Базель, подобно Кельну, играл в зер-
довой торговле роль не только импортного, но и экспортного
пункта. Притягивая к себе зерно из одних мест, город частично
отдавал его другим местам. В 1443 г. продовольственное
положение Базеля еще более обострилось, ибо маркграф Гохбергский
(владения его были расположены на юге Бадена), Австрия и
Страсбург,—все места, откуда Базель почерпал зерно,—запретили
экспорт его. Город сделал попытку покрыть свой спрос
закупками в Ульме, Шпейере и Вормсе, но транспорты купленного
зерна были задержаны в пути враждебными Базелю городами и
сеньорами. Тогда город в 1445 г. прибег к другому выходу:
ассигновав большую для того времени сумму (3307 гульд.), он
поручил закупку торговой кампании Basler Handelsgesellscliaft
folffer. Последняя исполнила это поручение в Савойе.
Даже небольшой городок Шлетштадт (игравший, впрочем,
в свое время видную роль в качестве торгового пункта в верхнем
Эльзасе) нуждался в привозной ржи, несмотря на то, что он,
и памяти жителей той эпохи, развился из деревни и что
население его продолжало частично заниматься земледелием.1
Несмотря на небольшой размер города, и здесь, в сфере зерновой
торговли, наблюдалось столкновение интересов потребителя и купца.
Городская власть размежевывала их следующим образом. До
определенного часа покупать рожь на рынке разрешалось только
Ш собственного потребления, и лишь после этого часа — для
1 М. Meyer. Die Lebensmittelpolitik der Reichsstadt Schlett.
stadt bis zum Beginn der franzosiscben Herrschaft. Diss. Freiburg, i. B.
1907.

220
Очерк V
перепродажи в других местах. При этом рожь, закупленную 0Гь
том,преднисывалось держать в городе целый месяц, чтобы ее могм
купить местное население. Только по истечении месяца ее раз.
решалось вывезти.
В другом положении находился город Юберлинген, раецо-
ложенный у Боденского озера.1 Этот средний по величине
город с точки зрения средневековых понятий (он насчитывал в
середине XV в. около 5 тыс. жителей) обладал большой сельско-
хозяйственной округой и не нуждался в привлечении зерна
издалека. Но зато перед ним вставала другая опасность: хлеб из цр&
летающей к нему области часто вывозился в другие места, и этот
вывоз, особенно в годы недорода и дороговизны в других местах
совершался так интенсивно, что влек за собой повышение щ
на зерно в самом Юберлингене, создавая таким образом
продовольственный кризис в городе, окрестности которого были богат
одарены природой. Естественно - географическое положение
Юберлингена представляло еще одну особенность,— из
округи к городу вел удобный водный путь, что в связи с обилием
зерна содействовало превращению Юберлингена в крупны!
центр зерновой торговли.
Но последняя протекает под неусыпным контролем
городских властей, размежевывающих, подобно городскому совету
Кельна и других городов, интересы купца и потребителя. Как
и в Шлетштадте, покупка ржи для дальнейшей продажи ее
разрешалась лишь во второй половине дня. Неограниченны!
экспорт зерна из области допускался лишь в годы урожая и
изобилия. В неурожайные годы он подвергался стеснениям,
временами доходившим до полного запрета вывозить зерно т
Юберлингенской области куда бы то ни было, кроме самого
Юберлингена.
Естественно-географические условия, в которых находился
Юберлинген, и продиктованная этими последними
продовольственная политика его в значительной степени сближают этот
город с городами северо-восточной Германии, расположенным
по среднему и нижнему течению Эльбы, Одера и Вислы. Как и
1 См. диссертацию Heuschmidt, Die Lebensmittelpolitik der
Stadt Uberlingen im Mittelalter, 1909.

Продоволъственная политика города в XV в. 221
фберлинген, они лежат среди плодородных равнин, изобилую-
jjrgx хлебом. Одна только Померания давала так много хлеба,
«то, п0 утверждению Канцова, писавшего в конце XV и начале
^yl вв., паселение ее не в состоянии было потребить даже
двадцатой части его.1 Очень богаты были хлебом и другие части северо-
^ерманской низменности.
Говоря о городах юго-западной Германии, мы уподобили
лх амёбе, протягивающей щупальцы в разные стороны, чтобы
закатить ими пищу и втянуть ее в организм города. Города
северовосточной Германии не имели надобности протягивать для этой
дели щупальцы. Все окружающие их местности имели много
хлебах запасов, и если бы города эти были единственными
потребителями последних, то продовольственный вопрос — по крайней
яере в смысле наличия зерна — никогда пе вставал бы перед
зими. Но так пазываемая нижняя Германия, наряду с землями
Прусского ордена, Польшей и западной частью русской
низменности, была в эпоху позднего средпевековья житпицей
нуждающейся Европы. Роль распределителя ее богатств играл
Ганзейский союз городов. Отмеченный факт является в настоящее
время прочным достоянием исторической науки, признаваемым
даже такими исследователями, как Ганзен.2 Упомянутые
области питали прежде всего Фландрию и Скандинавию, всецело
зависевшие от подвоза иностранного зерна, и, кроме того, частично
Данию, Голландию и Англию. Последние три государства не
только импортировали зерно из других стран, но вместе с тем и
экспортировали его в другие страны, причем посредниками
б деле этого обмена являлись те же ганзейские города .3 Эта
громадная роль северо-немецких городов в экспортной торговле
зерном, которая выкачивала хлеб из северной, восточной и частью
средней Германии, объясняет, почему в годы общего или даже
частичного неурожая в Европе цены на хлеб поднимались и
в этих городах, и перед ними вставала угроза голода. В этом
1 Kantzow, цит. у N a u d ё. Deutsche stadtische Gretreidehandels-
politik vom XV—XVII Jahrhundert, стр. 32.
2 J. Hansen. Beitrage zur Greschichte des Gretreidehandels und
der Getreidepolitik Lubecks, 1912.
3 Cm. W. N а и d e. Die Gretreidehandelspolitik der europaischen
Staaten.

222
Очерк V
случае в больших размерах повторялось явление, с которые
мы только что познакомились в миниатюре на примере Юбер,
лингена. Создавалось такое положение, что, при обилии кругов
хлеба, в Штетине, Гамбурге, Данциге и других городах север0,
восточной Германии возникала необходимость в политике, напра^-
ленной на достаточное обеспечение населения зерном. Heofrxo-
димость ее диктовалась здесь власть имущим еще более
настоятельно, чем на юге и западе Германии, ибо контраст мезкду
гаванью, полной кораблями, нагруженными хлебом и готовьща
к отплытию, и городом, в котором господствовала нужда, бывад
настолько разителен и ярок, что вызывал взрывы народных
волнений, как гамбургское восстание 1483 г. (см. подробное
описание его в конце следующего очерка).
В северо-восточных городах Германии существовала
влиятельная группа купечества, занимавшегося хлебным экспортом.
Она имела заметное представительство в городских советах
этих городов, между тем как цехи не имели его, ибо цеховые
восстания потерпели крушение в крупных ганзейских городах.
Такое сочетание условий мешало осуществлению продовольствен-
ной политики, которая соответствовала бы народным нуждам.
Собственно говоря, экспорт зерна не был чужд и городам южной
и западной Германии. Мы уже имели случай убедиться в том, что
большая часть упомянутых выше городов южной и западной
Германии не только ввозила зерно, но и вывозила его и что
регулирование зерновой торговли преследовало там не только
интересы потребителя, но и купечества. Однако ни экспорт зерна, ни
носители этой отрасли торговой деятельности не играли той
роли, которую они приобрели в северо-восточных городах. В
продовольственной сфере Нюрнберга, Кельна, Аугсбурга
проявлялось троякого рода противоречие: с одной стороны, между
массой потребителей и слоем скупщиков и мелких посредников,
с другой — между потребителями и производителями съестных
продуктов — пекарями и мясниками, накопец, между
потребителями и жившими в городе землевладельцами, которые обладали
зерновыми запасами и стремились к повышению цен на зерно
в периоды дороговизны. Патриции и монастыри
южно-немецких городов продавали зерно в родных городах и вывозили его
оттуда. Но, повторяем, по своим размерам этот экспорт не мог

Продовольственная политика города в XV в. 223
рдеть того значения для экономической жизни города, которое
рдели экспортные операции купечества в северо-восточных
городах Германии. К тому же в прирейнских городах во второй
половине XIV в. повсеместно победили цеховые восстания, и
органы городской власти строились там по принципу
преобладающего представительства от цехов. Этот факт означает, что
судьбами продовольственного дела распоряжались в прирейнских
городах широкие круги потребителей. В Нюрнберге, как и в
северных ганзейских городах, цеховые восстания имели лишь,
преходящий успех и привели в конечном счете к реставрации
старого порядка. В Аугсбурге политическое развитие получило
чрезвычайно сложный характер. Несмотря на победу цехов,
рласть там, в силу социальной эволюции самого цеха, все-таки
находилась в руках крупных собственников. Но экономическая
роль городов, подобных Нюрнбергу и Аугсбургу, покоилась на.
их промышленности и торговле произведениями этой
промышленности. А так как промышленность нуждается в дешевых рабочих
руках, а дешевизна эта определяется в первую очередь
дешевизной хлеба, то становится понятным, почему при
аристократическом составе городского совета интересы массы потребителей
находили у правящих органов указанных городов более
прочную защиту, чем в Гамбурге и Штетине.
Эти соображения в достаточной степени объясняют, почему
продовольственная политика Гамбурга и Штетина лишена была
того характера планомерности и постоянства, который она
приобрела в Нюрнберге, Кельне, Базеле, Страсбурге и других
городах южной и западной Германии.1 Подобно последним Гамбург
i Штетин регламентировали торговлю зерном таким образом,
что в первой половине дня (до 11 час. утра) зерном
предоставляюсь запасаться потребителям, а во второй купцам. Эта мера
могла играть лишь второстепенную роль в деле снабжения
потребителя хлебом. Основной вопрос заключался в том, чтобы
в городе было достаточное количество зерна. Разрешить эту
проблему можно было лишь одним путем, а именно: в периоды
особенно интенсивного экспорта зерна запрещать его вывоз
1 Продовольственная политика Штетина и Гамбурга освещена по
архивным данным W. Naude в Deutsche stadtische Getreidehandels-
politik.

224
Очерк V
(Ausfuhrverbot). Но подобного рода запреты задерживались
купечеством, заинтересованным в хлебном экспорте. Обычи0
только вмешательство народной массы и зггр°за переворотов
могли побороть противодействие купечества. Самый яркий цр^
мер этого рода—1483 г. в Гамбурге. Уже в самый разгар
вспыхнувшего восстания там был издан запрет вывоза зерна, облеченный
затем в форму следующего постановления: «... совет не имеет права
произвольно давать лицензии (т. е. разрешения) па погрузку ц
вывоз ржи из гавани; лицепзия может быть выдапа советом лишь
по соглашению с представителями от бюргеров и главным обра.
зом от цехов; такое соглашение является необходимым условием
вывоза и в тех случаях, когда зерно экспортируется князьями
или другими членами высшего сословия. Последняя часть
закона ясно свидетельствует о том, что участие рыцарства в
экспорте зерна из восточных областей Пруссии уже в то время
•было довольно заметным.
Постановление 1483 г. частично повторяет аналогичный закон,
принятый в Гамбурге в 1453 г., но забытый с течением времени.
Поде (Naude), изучивший хлебную политику Штетина и Гамбурга
по архивным документам, утверждает, что уставы,
регулировавшие там хлебную торговлю, постоянно менялись. Статьи,
запрещавшие вывоз ржи, представляли собой эластичную пружину,
которая то натягивалась (в периоды голода и усиленного
экспорта зерна из восточной Германии), то ослабевала (в периоды
хороших урожаев и уменьшенного экспорта зерна).
Любек — третий крупный ганзейский город северной
Германии — занимает, в смысле естественных условий и хлебной
политики, иное положение, чем Штетин и Гамбург. Ближайшие
окрестности Любека не доставляли городу достаточного количества
ржи. Любекцам часто приходилось покупать для себя хлеб в
других городах и в более или менее отдаленных местностях: Шлез-
виге, Мекленбурге, Померании, Пруссии, Курляндии, Эстлян-
дии, Лифляндии, южпой Швеции и Дании.1 Крестьяне датских
островов и сами возили на легких судах продовольствие в
Любек. До самого конца средних веков Любек не вел зерновой
торговли в собственном смысле слова. Он лишь импортировал рожь.
1 J. Hansen, op. cit., стр. 4 и другие места.

Продовольственная политика города в XV в. 225
$ экспорту ее Любек, в качестве посредника, перешел лишь
3 конце средних веков, и тогда на любекскии рынок на ряду
0 рожью, купленной любекскими бюргерами в разных областях
й странах, стала стекаться и рожь, привозимая многими мелкими
городками и местностями, не имевшими ни своего флота, ни
капталов для ведения торговли с заграницей, но стремившимися
обменять свое зерно на произведения иностранной
промышленности. Находясь в сильной зависимости от привоза заморской
рзки, Любек запрещал ее вывоз лишь с очень большой
осмотрительностью, в самых крайних случаях. Дело в том, что
подобного рода запрет мог оттолкнуть от Любека его обычных
поставщиков и направить их в другие города, где цепы не в такой мере
зависели от доброй воли властей. Чтобы прокормить население
g голодные годы, Любек обязывал своих купцов, уехавших
g чужие страны с товаром, привозить оттуда зерно, добивался
выгодных условий при закупке ржи за границей и развил
систему запасов на случай голода.
Переходим к вопросу о том, каким образом совершалось
снабжение города вторым по значению предметом
продовольствия ■— мясом. В этом случае паша задача облегчается старой
иопографией Георга Адлера.1 На основании обширного
материала автор устанавливает, что в XIV—XV вв. в Германии своего
скота для удовлетворения потребности населения в мясе пе-
хватало. Уже в то время гурты скота пригонялись в Германию
из Венгрии и Польши, и многие немецкие города зависели от
этих пригонов. Новые материалы не только подтверждают взгляд
Г. Адлера, по и дают возможность пойти дальше его. Из#дапных,
недавпо опубликованных Заксом, выясняется, дто настоящими
поставщиками скота для южной и частью северной и средпей
Терший являлись северо-западное побережье Черного моря,
включая Крым, и области, прилегающие к нему: Молдавия, Валахия
Шодолия. Венгрия же, Австрия, Польша, Богемия, Моравия и
|Силезия были посредниками в деле снабжения Германии черно-
юрским, молдавским, валахским и подольским скотом. В
южную Германию стада гнались частью через Австрию и Венгрию,
частью через Польшу (Краков), Богемию и Моравию. В среднюю
1 G. A d 1 е г. Die FleiscMeuerungspolitik der deutschen Stadte
am Ausgang des Mittelalters, 1893.

226
Очерк V
и северную Германию — через Силезию. Как далеко заходдцщ
черноморские стада, видно из того, что лембергские кущщ
обменивали в Кафе, Белогроде (Белграде) и Аккермане скот
кожу и рыбу не только па нюрнбергские, по и на кельнские
товары.1
Не подлежит сомнению, что русский скот продавался в XV в.
в отдаленном Кельне. Это явствует из данных по истории
кельнской торговли, опубликованных Куске. Они содержат указания
на страны, снабжавшие Кельн скотом. Чаще всего в этих
документах упоминается нидерландский (вернее фризский) и
вестфальский скот.2 Но на ряду с последними породами фигурируют
еще и другие. Чрезвычайно интересеп один из документов
цитируемого сборника. «Замечено, — говорит он, — что скот,
приведенный из разных стран, — венгерский, датский, русский и др1(
взятый от плуга и пеоткормленпый, стоит на рынке вместе с
откормленным фризским Скотом и что больной и здоровый скот
также стоит вперемежку друг с другом». Это обстоятельство часто
вводит покупателя в заблуждение и наносит ему материальный
ущерб. Поэтому присяжным маклерам скотного рынка
предписывается следить, чтобы каждая порода имела свое место.3
Документ говорит таким ясным языком, что не нуждается в
комментариях.
Проследить, из каких именно частей русской равнины шел
скот в Кельн, не удается за отсутствием материалов.
. Мы видим, что в погоне за мясом щупальцы города
протягиваются едва ли не дальше, чем в поисках хлеба. Пригоп скота
вызывает такую же сложную торгово-дипломатическую переписку
и ту же необходимость в дипломатических сношениях, как и привоз
зерна издалека. В истории Нюрнберга был случай, когда сосед
его, маркграф ансбахский, потребовал от города выкуп в 1000
гульд. за пропуск стада, направлявшегося в Нюрнберг через
1 Karl L. Sachs. Metzgergewerbe undFleischversorgung derReichs-
stadt Nurnberg bis zum Ende des 30-jahrigen Krieges, 1922, стр. 105
и ел.; 163 и ел.
2 Kuske.T-I, стр. 174, № 1077; стр. 377, № 1086; стр. 109, № 234;
стр. 116, № 253; стр. 147, № 350; стр. 558, № 1105; стр. 563, № 1111;
стр. 632, № 1244; стр. 750, № 1457.
3 К u s k e, op. cit., т. II, стр. 653—655, 1492 г.

Продовольственная политика города в XV в. 227
маркграфские земли. В виду важпости вопроса Нюрнберг отпра-
0Л ДлЯ урегулирования его посольство к маркграфу, но склонить
последнего к уступчивости было невозможно. Требуемый выкуп
*0 настолько значителен, что Нюрнберг счел более выгодным
^казаться от скота.1 Кельну приходилось терпеть в этом
отношении еще большие мытарства, ибо, привлекая скот из
отдаленных стран, город стремился не только спабдить население мясом,
s0 вместе с тем преследовал и торговые интересы, что вело
к значительному увеличению количества скота, посылавшегося
^да. Кельн играл роль первоклассного скотного рынка и очень
дорожил тем, чтобы лучшие породы скота не перехватывались
d0 пути из Нидерландов другими прирейнскими городами, что,
довидимому, часто случалось.2 Город готов был оказать
всевозможное снисхождение нидерландским купцам, вплоть до
отсрочив долгов, лишь бы они привозили скот.3 В качестве покупателей
Еа кельнском скотном рынке фигурируют очень часто кельнские
соседи, города Бонн, Зигбург и др., но далеко не они одни. Мы
имеем данные о том, что скот из Кельна расходился по всему
верховью Рейна и еще дальше. В документах сохранилось
упоминание о некоем жившем в округе Данцига Иоганне Гурте, у
которого было много вина по долине Мозеля; он поручил двум
кельнским бюргерам продать это вино, купить на вырученные
деньги скот и доставить ему.4
На ряду с привозом предметов питания из отдаленных мест
средневековый город прибегал еще к одному, так сказать, более
пассивному способу снабжения населения продовольствием. Этим
способом являлось складочное право, под которым чаще
всего подразумевалось право города требовать, чтобы все
тары, провозимые мимо него сухим или водным путем, выгру-
шись и на некоторое время выставлялись для продажи в го-
юде. Значение складочного права, как института, взятого в це-
юм, далеко выходило за пределы продовольственной сферы,
кладочное право содействовало расширению общего торгового
борота города и увеличению городских доходов благодаря
1 Karl L. Sachs, op. cit., стр. 149.
2 Kuske, op. cit., стр. 730, № 1457.
3 К u s k e, op. cit., т. II, стр. 632, № 1244.
4 Op. cit., II, стр. 185, № 417.

228
Очерк V
поступлению торговых пошлин. Но главное и в некоторые
случаях преобладающее значепие его заключалось в привле.
чении продовольствия в город. Складочное право играло рол,
невода, задерживавшего все, что двигалось по направлению дад%
ного торгового пути, дороги или реки. Из общей массы задер.
жапного город отсеивал предметы, в которых он нуждался.
Классический пример города, который не мог бы существовать без
складочного права,— Гент во Фландрии.1 Находясь в неплодо-
родной местности, он постоянно нуждался в привозной -рщ
На помощь ему приходило его географическое положение у
слияния pp. Шельды и Ли, по которым мимо него двигались к морю
из разных частей Фландрии корабли с зерном. Обладая
складочным правом, город задерживал у проезжих купцов зерно,
необходимое для его существования. Складочное право Гента
являлось фактом вопиющего насилия над многими другими
фландрскими городами: Лиллем, Аррасом, Валансьепом, Брюгге,
Турпэ и Куртрэ, покупавшими хлеб друг у друга и
привозившими его из Фландрии. Тем не менее Гспт удерживал
это право благодаря привилегиям, данным ему
фландрскими графами.
Очень существенную роль играло складочное право и в жизни
немецких городов. Кельну, например, оно давало возможность
задерживать у себя часть съестных продуктов, направляемых из
Нидерландов вверх по Рейпу. Временами Кельи пользовался
своим складочным правом как орудием давления на соседей,
владения которых расположены были по Рейну. Пример
этому уже приводился. Архиепископ трирский задержал зерно,
направленное в Кельн. Тогда Кельн пригрозил ему, что если он
не выпустит зерно из своих владений, то кельнские власти
сочтут себя вынужденными задержать продукты, идущие
вверх по Рейну из Нидерландов и предназначенные для земель
архиепископа.2
1 В i g w о о d. Gand et la circulation des grains en Flandre, du XIV
au XVIII s. Vierteljahrschrift f. Soc- und Wirtschaftsgesch., т. IV, 1906,
стр. 397—460.
2 К u s k e, op. cit., т. I, стр. 326, № 945, 1439 г. Там же, стр.
328, № 954, 1446 г. О складочном праве в средневековой Германии см.
М. Hafemann, Das Stapelrecht, 1910.

Продовольственная политика города в XV в. 229
Перед нами разверпулась пестрая лента фактических
данных, характеризующая процесс снабжения средневекового
города главными предметами питания, и политика,
проводившаяся в этом направлении городскими властями. Каков смысл
приведенных фактов с точки зрения общей концепции снабже-
0Я средневекового города продовольствием?
Вспомним основные положения схемы К. Вюхера,
приведений в начале очерка. Нам предстоит выяснить, находит ли она
подтверждение в нашем материале или, наоборот, опровергается им.
Схема К. Бюхера отразила историческое прошлое в одной
существенной черте. Мы имеем в виду продовольственное тяго-
щеиие средневекового города к ближайшей сельскохозяйственной
местности, — тяготение, выражающееся в стремлении города
почерпнуть предметы питания по возможности из сельского
округа, непосредственно прилегающего к пему. Ярким выражением
этой тенденции служит рыночная монополия города в пределах
заповедного округа, цель которой — привлечь из деревень в
город предметы питания. Неразвитость путей сообщения и
трудность перевозки на далекие расстояния таких тяжелых продуктов,
как зерно, в достаточной степени объяспягот указанный факт.
Подобная тенденция совершенно чужда нашей современности
с ее превосходными путями сообщения, основанными на паре
а электричестве. Наши пути сообщения разрушили
продовольственную связь между близкими местностями и сблизили
отданные местности. Место потребления предметов питания
определяется в настоящее время в капиталистических странах не бли-
юстью к месту их производства, а рядом экономических и
финансово-политических моментов, как то: колебанием цен, налоговой
«стемой и т. д. С точки зрения нашей современности та система
•набжепия продовольствием, к которой тяготеют города XV в.,
■редставляется нам глубоко архаичной. Но — здесь начинается
асхождепие между показаниями нашего материала и
изложений схемой — ив XV в. нродовольствепное тяготение города
i близлежащему округу носило чрезвычайно относительный
Щктер.
Заметим, что район, из которого город извлекает продоволь-
№е, шире того, который предусмотрен схемой. По отношению
■ скоту это является общим правилом. По отношению к зерпу

230
Очерк V
могли, конечно, наблюдаться различия в зависимости от Щщ,
ров города. Мы видели, что район, регулярно снабжавший Нюрь.
берг зерном, охватывал площадь около 4 800 км2. Герцогств
Юлихское, питавшее своим зерном Кельн, также простиралоС)-
на много сотен кв. километров. Правда, мы не имеем возможно^
установить, из каких именно частей этого герцогства Къщ
чаще всего черпал зерно, по тот факт, что отдельные части
Люксембурга и современной Бельгии сплошь и рядом являлись щ,
курентами Кельна при закупках хлеба, чрезвычайно показате-
лен. Регулярно также покупал зерно в отдаленных местности
и Базель.
Нам могут возразить, что мы привели в пример крупне|цще
и средние по величине города, и что процент подобных городов
по сравнению с общим количеством их, в средневековой Герщ.
нии был незначителен. Мы признаем силу этого возражения, н«
вместе с тем обращаем впимание на следующее обстоятельство
в корне подрывающее теорию изолированных городских округов,
На протяжении тех 4 800 км, которые регулярно поставляй
зерно • Нюрнбергу, находилось значительное количество
городов, среди которых были города довольно заметные и даже
известные, как, например, Бамберг и Регенсбург. Если Нюрнберг
покупал зерно в сельскохозяйственных округах, прилегающих
к нему, то эти города, чтобы прокормить свое паселепие, по
необходимости должны были вторгаться в округа городов,
расположенных в пределах или за пределами указанных 4 800 км2, я
т. д. Снабжение большого города зерном рождало волнообразное
торговое движение, захватывавшее точки, весьма отдаленные от
исходного пункта, и разрушавшее изолированность небольших
территориальных ячеек. Это положение представляет собой не
абстрактное рассуждение, а несомпенный исторический факт,
Он ярко проявляется в интенсивном развитии зерновой торгови
или, вернее, торговли продовольствием между разными городам!
и округами. Наш материал очень богат примерами этого рода,
Не только все верховье Рейна, но и другие места, как мы виден
на примере данцигского купца, приобретают скот в Кельне.
Через Кельн же идут по Рейну из Нидерландов такие продукты,
как масло, рыба и особенно сельди. Зигбург, Дюссельдорф я
населенные места Семиградья приобретают зерно па кельнском]

Продовольственная политика города в XV в. 231
рынке. Базель покупает его в Ульме, Шпейере, Борисе и
Страсбурге.1 Ульм, как мы указали, служит рынком зерна для южной
Германии. Торговля тесно связывает города, и они меняются
до отношепию друг к другу ролью зернового рынка. В 1437 г.
£азель служил рынком зерна для разных городов, между тем
как год спустя он принужден покупать его в других городах.
Нюрнберг, который в 1437 г. напрягал, как мы видели, все
усилия в погоне за зерном, в 1438 г. становится рынком для целого
ряда городов. Мемминген в 1438 г. приобретает зерно в Шафгау-
зене и поставляет его в Мюнхен, а в следующем 1439 г. Шаф-
гаузен покупает зерно в Меммингене.2
Небольшой Юберлипген, более чем в изобилии снабженный
хлебом, принужден прибегать к геройским усилиям, чтобы
не дать своему хлебу уплыть на сторону. Совершенно в том же
положении находятся экспортные центры ганзейской торговли
в годы недорода и неурожая. Ганзейская торговля хлебом дает
-самое яркое доказательство несостоятельности того
представления об изолированных продовольственных округах, которое
лежит в основе концепции К. Бюхера. Как могучий насос,
выкачивала она хлеб и другие предметы местного производства из
бассейнов Одера, Вислы и Западной Двины, сильнейшим
образом стимулируя торговлю между городами, особенно с тех пор,
как города, расположенные у устьев указанных рек,
окончательно -закрепили за собой складочное право, отстранив таким
образом другие города, лежащие выше по течению этих рек,
от непосредственного сбыта своих товаров за границу.3
Ганзейские города покупали зерно не только друг у друга, но и
в сельских областях, прилегавших к другим городам. Любек
стяжал в этом смысле славу enfant terrible Ганзейского союза.
Ревниво оберегая свое складочное право и рыночную монополию
в пределах относящейся к нему территории, он в то же время
сознательно игнорировал рыночную монополию других городов,
1 Что Страсбург был зерновым рынком и что там временами
запрещался вывоз ржи, свидетельствует Brucker. Strassburger Zunft- und
Polizeiordnungen, стр. 345—353.
2 См. D. Meyer. Studien, стр. 64—65. Мейер базируется на
базельских хрониках, которых мы не нашли в Москве.
3 См. Е. D a n е 11. Die Blutezeit d. deutschen Hanse, 2 т. 1905.

232
Очерк V
врываясь в их округа и скупая там хлеб. Ежегодно, незадолго.
до дня св. Мартина (11 поября), помощпики (так называемые
подмастерья) любекских купцов разъезжали по всему побережью
Балтийского моря до самой России и повсеместно, в городах и
деревнях, закупали рожь.1
Средняя Германия также принимала деятельное участие
во внутренней' зерновой торговле. Хроники сообщают, что
Тюрингия ежегодно вывозила значительное количество рэдй
в Гессен, Франконию, Вестфалию и дальше — в Голландию
и Брабант.2
В неурожайные годы райоп спабжения города зерном, как
мы видели, еще больше расширялся. Конечно, это было явление
спорадическое, однако было бы неправильно делать отсюда
вывод, что дальнее зерно никогда не играло роли в регулярном
хлебпом бюджете города. Уже во второй половине XIV и
особенно в XV в. во многих немецких городах укрепился институт
городских житниц. Город составляет запасы, в значительной
части путем закупок в отдаленных местностях,3 но в некоторых
городах, как, например, в Кельне, скопленное городом зерно
питает население не только в голодные годы. Городские власти
торгуют им и в обычное время, продавая его по рыночным ценам;
в моменты же дороговизны и недостатка хлеба они выбрасывают
на рыпок это зерно по пониженным цепам. При таком
расходовании запасов зерпо, привезенное издалека, входило в
общеторговый оборот города в качестве регулярно действующего
фактора.4
Отметим еще одно обстоятельство, также говорящее против
разбираемой схемы. Отношение города к сельскохозяйственному
округу далеко от той односторонности, которую приписывает
ему К. Вюхер. Кельн не только покупает хлеб в юлихских
1 J. Hansen, op. cil., стр. 4, прим. 2 и другие места.
2 W. N a u d ё. Die Getreidehandelspolitik d. europaischen Staatcn,
стр. 231. Ссылка на тюрингенского хроникера Конрада Штолле.
3 Подробно о городских запасах см. очерк VII.
4 Kuske, т. II, стр. 446, № 848; стр. 521, № 1032 и другие места. —
Stein, Akten, т. II, стр. 293, прим.; стр. 517, № 357, 1474 г.; стр. 640—
641,1490 г. — Losch, К61 пег Zunfturkunden, 1907, т. II, № 191, стр. 20,.
1473 г.; № 192, 1473 г.

Продовольственная политика города в XV в. 23$
властях, давая им взамен предметы обрабатывающей
промышленности, но, как мы видели, спабжает и зерном те же юлихские
области.
Широкое развитие зерновой торговли меоюду городами пред-
фавляет собой факт, характерный не только для Германии
■0" в. Аналогичную картину дает и Франция конца средних
бе%ов. И здесь развертывались интенсивнейшие торговые
сношения по купле-продаже зерна между различными городами—
иелкими, средними и круппыми. Другими словами, происходила
«междурыночная торговля» — «inter markets trade», как окрестил
ее американский исследователь, историк зерновой торговли во
франции, Ашер (Usher).1 Вся Франция была охвачена сетью
торговых сношений этого рода, и ясно определилась роль
торговца зерном, bladier, разъезжавшего по .местечкам и служившего
главным органом этих сношений. Высокого развития достигла
указанная система вРуане. Оп получал продовольствие из
городов: Эльбефа, Дюклера, Кодебека и Лезандели. Туда ездили
оптовые торговцы, привозившие зерно в Руан. Но каждый из
указанных 4 городов в свою очередь снабжался соседпими рынками
через посредство bladiers. Очень обширен был район,
снабжавший зерном Париж в XIV и XV вв. В первую очередь этот
город извлекает продовольствие путем сухопутной торговли
из ближайшего своего окружения — равнин, расположенных па
север и на запад от него. Но кроме этого зерпо прибывало по
Сене, Уазе и Марне. Сферы снабжения Парижа и Руапа
переметались, и между обоими городами возникало характерное
соперничество. Но Париж редко переживал продовольственные
затруднения, так как был расположен среди богатого
продовольствием района. В ином положении находился другой крупный
город средневековой Франции — важный торговый и впоследствии
промышленный центр, Лион. Расположенный среди гор, он
принужден был искать зерно в отдаленных областях, на нижней
Роне — в Лангедоке и Провансе, в Оверни и главным образом
в Бургундии и в Вассиньи. Отсутствие продовольствия в
близких местах и страх перед голодом наложили особый отпечаток
аа историю этого города.
1 А. Р. Usher. The history of the grain Trade in France, 1400 —
''00, 1913; особенно стр. 15, 19, 20, стр. 47—48; стр. 126 и ел.

'234
Очерк V
Таким образом, мы видим, что фрапцузские материалы
полностью подтверждают выводы, полученные нами из немецц^
источников. Ни Германия, пи Франция в конце XIV и XV вв
не дают сплошной картины замкнутых, изолированных друг
от друга и самодовлеющих округов, с одним городом в центре
каждого округа, той картины, которая предполагается схемой
К. Бюхера. Французские материалы, помимо обилия и
разнообразия, представляют еще то преимущество, что позволяют
судить о самой организации сухопутной торговли межд^
городами, расположенными на небольших расстояниях друг от друга_
Несколько слов о зерновой торговле с отдаленными местами.
В средние века она почти неизбежно предполагала возможность
пользования водным путем, чем} наиболее ярким примером
служит заморская торговля Ганзы. Но то же самое повторяется во
всех других случаях, когда зерно шло из отдаленных мест. Кельн
получает продовольствие из Гессена и Фрапконии по Рейну,
Нюрнберг, Аугсбург и Нердлинген из Австрии по Дунаю. В Ште-
тип и Гамбург зерно стекается по Эльбе и Одеру. Еслп водный
путь приходилось заменять сухим, то это влекло за собой
потерю времени и рост издержек. Этим неизбежным тогда
предпочтением водного пути объясняется то, что рейнские области не
пользовались восточно-германским зерном, что южная Франкония
тяготела в продовольственном отношении к придунайским
землям и что между нижнерейнскими областями, современной
Вестфалией и современной Бельгией существовал тесный
продовольственный контакт. Наличие большой водной артерии
сближало население, разобщенное языком и государственностью,
отсутствие ее разъединяло население одного языка и общей
государственности.1 И эта черта торговых сношений
рассматриваемого периода, подобно тяготению города к ближайшей
местности, представляет собой глубокий архаизм с точки зрения
современной экономической жизни.
Следует ли из сказанного нами, что схема К. Бюхера,
понимаемая не как одно лишь тяготение города к ближайшей
сельскохозяйственной местности, а во всей ее целостности, абсолютно
чужда городской действительности XV в.? Теоретически она
1 Интересные примеры подобного рода приводит J. Kulischer
в Allgemeine Wirtschaftsgeschichte des Mittelalters.

Продоволъственная политика города в XV в. 235
яриложима к небольшим, застывшим в своем росте городам,
расположенным в плодородной местности и совершенно изолированным
от того торгового движения, которое возникало в процессе спаб-
зкепия продовольствием более или менее крупных
развивающихся городских организмов. Но велико ли было количество
таких «городов - Робинзонов»? Каждый из них мог очутиться
в положении французского города Вуржа, как о нем
рассказывает на основании документальных данпых Ашер. Вуржне
получал из ближайших окрестностей хлеба, ибо у бедных
земледельцев хватало его только для себя, а богатые копили хлеб, чтобы
продать в голодное время по дорогой цене.1 Стечение
обстоятельств, подобное только что описанному, могло часто
повторяться. Городские власти были в состоянии воспрепятствовать
устройству рынка в местности, прилегающей к городу, но они
были бессильны заставить землевладельца привезти зерно
на городской рынок и отдать его городу. Очутившись без
хлеба, эти города неминуемо должны были выйти из своего
изолированного положепия.
1 А. Р. Usher, op. cit., стр. 13—14.

Очерк VI
ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ГОРОДА В XIV—XT вв.
(Окончание)
Снабжение города основными предметами продовольствия
являлось одной из труднейших задач продовольственной
политики средневекового города, по все же лишь частью ее. В
настоящем очерке мы перейдем к рассмотрению других, менее сложных,
продовольственных мероприятий города.
Испытанпой мерой борьбы с голодом являлось накопление
хлебных запасов. Начало этой системы отпосится к XIV в., но
основпой частью своего развития опа входит в XVв., дальнейшее
же оформление получает в XVI в.
Запасы посили двоякий характер: одни принадлежали городу,
другие находились во владении частных лиц. Говоря о
последних, мы имеем в виду пе добровольно составленные отдельными
бюргерами запасы, подобные тем, которые мы встретили у
нюрнбергских и аугсбургских патрициев и которые образовались
из зерпа, собранного с собственных земель этих бюргеров,
а систему всеобщих принудительных запасов на случай войны или
голода. Этого рода запасы строго нормируются городом, причем
в основу их пормировки кладется степепь зажиточности
отдельного бюргера. Наиболее простую организацию этого дела мы
встречаем в Геттипгене, где размер запасов, которые отдельный
бюргер обязан составить, зависит от высоты преимущественного
обложения. Кто уплачивает налог с имущества в 1000 марок и
больше, обязан до дня св. Иоаппа составить запас ржи пе меньше
чем в 30 мальтеров; кто платит с 600 марок, тот обязан составить
запас в 6 мальтеров ржи и т. д. Низшей пормой запаса был
1 мальтер ржи, соответствовавший имуществу в 20 марок. В
Нюрнберге в 1449 г., накануне так называемой «маркграфской» войны,
городской совет потребовал от бюргеров деклараций о размере
их имущества и, исходя из сообщенных данных, обязал их

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 237
доставить большие или меньшие запасы.1 В Любеке (XVI в.)
различались три категории запасов: в два ласта, в один ласт и
в по л-ласта. Самые крупные запасы обязаны были составлять
•бюргеры, жены которых по си ли ожерелья, свисающие на грудь,
золотые цепи и бархатные воротники; среднего размера запасы —
те, чьи жены посили ожерелья на шее и маленькие золотые
цепочки; третьи по размеру запасы — те, кто жил в домах,
выходящих фронтоном на улицу и владел некоторым имуществом.2
В основе этих, на первый взгляд чисто внешпих признаков
лежал тот же имущественный признак, ибо право пошения тех или
других драгоценностей зависело от размера облагаемого
имущества, — черта, в высокой степени колоритная и бросающая
яркий свет на культурно-бытовую атмосферу средневекового
города.
Об институте городских запасов зерна и тесно связанных с ним
городских житпицах мы располагаем наиболее подробными и
точными сведениями для Нюрнберга.3 Первая Нюрнбергская
житница была построена в 1337 г. во время голода, вторая —
в 1400 г.; затем следует амбары, построенные в 1450, 1456, 1480,
1483, 1490—1491 и 1498—1502.гг. Последний городской амбар
был построен в Нюрнберге в 1585 г. Эти амбары, резко
отличавшиеся от окружающих зданий своими высокими крышами и
рядами люков, расположенных один над другим, всегда украшеп-
ные образом какого-либо святого, имя которого они посили,
вмещали в себе зерпо троякого рода: купленное городом,
полученное им с его оброчных владений (у Нюрнберга были свои
большие поместья) и внесенное в виде подати. Наибольший процент
городского зерна приобретался путем покупки. Оброк давал
меньшее количество его. Меньше всего зерпа поступало в виде подати.
Эта последняя, так называемая Losung, представляла собой
поимущественный налог, взимавшийся натурой. Оброчное зерно
хранилось в особых амбарах и не смешивалось с двумя другими
1 Н. R б s е 1 е г. Die Wohlfahrtspflege der Stadt Gottingen im
XIV—XV Jahrhundert, 1917, стр. 16—17.
2 J. Hansen. Beitriige zur Geschichte des Getreidehandels und
Getreidepolitik Lubecks, 1912, стр. 56—57.
3H. Hofmann. Die Getreidehandelspolitik der Reichsstadt
Niirnberg, 1912, стр. 95 и ел.

238
Очерк VI
категориями городских запасов. У нас пет точных даппых о
размерах этих запасов, ибо все относящееся к их величине,
пополнению и расходованию сохранялось—из политических и военных
соображении—в величайшей тайне. Но судя по размерам помощи,.
которую город в голодные годы оказывал своим зерном населению
(см. ниже), запасы эти должны были быть значительны. Зандер
полагает, что в конце 30-х годов XV в. город располагал больше,
чем 7 тыс. зюммеров зерна, какового было достаточно, чтобы
прокормить все население в течение 4 месяцев. Заведывание
городским зерном находилось в руках особого ведомства, во главе
которого всегда стоял один из старых членов совета, ежегодно
сменяемый.
Житницы Страсбурга пополнялись также зерном,
поступавшим с оброчных владений города, и зерном, приобретенным
путем покупки.1 Кельнский городской совет приобретал зерно для
своих амбаров, насколько мы зпаем, только путем покупки.
Город неоднократно договаривался с аббатом монастыря Эрбах,
расположенного в современном Гессене, о поставке в Кельн
больших масс зерна — от 3 до 5 тыс. мальтеров и т. д.2
Еще больший интерес, чем методы, применявшиеся при
составлении городских запасов зерна, представляют основные
принципы, которыми городские власти руководились при его
расходовании. Этот вопрос вводит нас в самую гущу повседпевных
продовольственных мероприятий и пачинаний города.
Мы возвращаемся к тому, что было сказано нами в начале
предыдущего очерка. Взятая в целом, как система постоянных
мер, продовольственная политика города проникнута духом
строжайшей регламентации. Это одинаково применимо как к
области торговли предметами продовольствия, так и к области их
изготовления. Особенной цельностью отличается регламентация
торговли съестными продуктами. Здесь энергия городского
совета не раздробляется. Защищая интересы потребителя, она всей
тяжестью обрушивается на скупщика и по мере возможности
стремится к ограничению торгового посредника. Сочетание этих пачал,
1 A. Herzog. Die Lebensmittelpolitik der Stadt Strassburg im
Mittelalter, стр. 13 и ел.
2 В. Kuske. Quellen zur Geschichte des Kolner Handels und Verkehrs
im Mittelalter, т. II, стр. 446, № 848; стр. 521, № 1032; 1481 и I486 гг.

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 239''
проводимое последовательно городским законодательством,
придает указанной области специфически средневековый отпечаток.
Средневековый город придерживался того правила, что вся
торговля, а следовательно, и торговля продовольствием, должна
Происходить только на рынке, или в соответствующих торговых
рядах. Этот принцип осуществлялся путем последовательного
подавления всякой внерыночной торговли. Так, например,
неоднократно повторяется запрет покупать в окрестностях города
предметы продовольствия, привозимые из деревень на рынок. В
одном из страсбургских уставов середины XV в. мы читаем:
«Запрещается в Страсбурге и в пределах бургбапа выходить или
выезжать навстречу лицам, везущим зерно на подводах, телегах или
кораблях, и покупать его у них или договариваться относительно
его покупки. Нужно каждому дать возможность доставить зерно
на рынок.1 Кельнским мясникам запрещается покупать скот на
расстоянии 5 миль от города.2 Там же запрещается выходить за
городские ворота навстречу подводам и судам, привозящим,
дичь и птицу, с целью закупки последних и т. д.3
В больших городах, как Любек, Кельн, Париж, было по
нескольку (иногда даже значительное количество) рынков,
каждый из которых служил для продажи или специальных
товаров или таких, которые поступали из какой-нибудь
определенной местности. Так, в Кельне были особые суконные ряды,
особые шелковые ряды, особый скотный рынок, особый зерновой
рынок, особый дом для продажи сала, особые ряды для продажи
хлеба и т. д.4 В Любеке товары, привозившиеся крестьянами из
ближних деревень, продавались в 3 местах: на Кольмаркте
(дословно: «капустный рынок»), у ворот, именуемых Гостентор, и
на так называемом Коберге. Товары, прибывавшие из
Гамбурга, продавались всегда на Кольмаркте; товары, привозившиеся
из Люксембурга и Аркленбурга, продавались в части города,
носившей название Клинкенберга. Большая часть товаров,.
1 Brucker. Strassburger Zunft- und Polizeiordnungen des XIV
u. XV Jahrhundert, 1889, стр. 306—307.
2 Losch. Kolner Zunfturkunden, № 348, уст. 1410 г. Аналогичное
постановление там же, т. II, стр. 132, № 350; № 349 и др.
3 Losch, op. cit., т. II, стр., 138, № 355, уст. 1437 г.
4 W. S t e i n. Akten zur Geschichte der Verfassung und Verwai-
tung der Stadt Koln, 1893, 2 т., passim.

240
Очерк VI
прибывавших морем, продавалась в разных частях гавани: мясо
кожа, меха, мед, сало, леп, воск — в южной части гавани; рыба
и лес—в северной части ее; зерно—перед так называемой Беккер.
грубе; сукно продавалось, как и повсюду, в суконных рядах.
Сверх того существовал еще особый копошшный рыпок, особый
рынок для продажи сельдей и т. д.1 Рынки и ряды во многих
городах пережили XV век. Еще в XVII в. в Париже было
три рынка зерна, по месту доставки последнего: рынок в Port
de Greve, где продавалось зерно, прибывшее из областей,
расположенных го верхнему течению Сены и Марны. Рынок в Port
de l'Ecole — для зерна, привезенного с нижнего течения Сены, и
так называемый Halle de Ble—для зерна, доставлявшегося в
Париж из ближних окрестностей.2 Воспоминание о средневековых
рядах и рынках сохранилось до сих пор в западноевропейских
городах в названиях многих площадей и улиц.
Централизация торговли на рынках имела целью облегчение контроля
над торговыми сделками и сбора пошлин. Каждый рынок имел
своих сборщиков пошлин, своих весовщиков, мерильщиков,
носильщиков и прежде всего своих присяжных маклеров,
являвшихся, так сказать, официальными экспертами по дапному роду
товаров: без их участия не могла быть совершена ни одна
торговая сделка.
Фигура присяжного маклера, неизменно присутствующего
на каждом рынке и обязанного помочь потребителю своими
специальными знаниями и опытом, чрезвычайно характерна для
средневекового города. Потребитель поставлен на рынке в
привилегированное положение в смысле закупки товаров.
Господствующий в городском законодательстве принцип сводится к тому,
что в утренние часы, когда рынок богаче всего продовольствием,
привезенным из сельских местностей, исключительное право
покупки продуктов, т. е. покупки их из первых рук и,
следовательно, по самым низким ценам, принадлежит потребителю.
Торговец же продовольствием (предполагается мелкий лавочник),
приобретающий продукты с целью дальнейшей перепродажи,
имеет право покупать их лишь в послеобеденные часы. Говоря
о зерновой торговле (см. предыдущий очерк), мы привели уже
1 Hansen, op. cit., стр. 61—80.
2 Usher, op. cit., стр. 118—119.

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 241
ряд примеров, иллюстрирующих это правило. Но оно в
одинаковой степени применялось по отношению к торговле всеми
предметами продовольствия. Так, например, городское
законодательство Кельна постановляет, что дичь и птицу на рынке до 2 час.
дня могут покупать только .потребители; торговцы дичыо и пти-
дей имеют право приобретать их лишь после этого часа.1 В такое
$е положение поставлены в Страсбурге мелкие городские
торговцы всякого рода продовольствием — гусями, утками, маслом,
яйцами и т. д.,—право закупки продуктов из первых рук
предоставляется им лишь после того, как будут удовлетворепы нужды
бюргеров, приобретающих живность личпо для себя, а именно:
утром торговцы могут покупать на рыпке предметы питания лишь
после 10 часов, в послеобеденные же часы лить после 4 час.2
Обычно закон ставит в одинаковые условия потребителя
в собственном смысле слова и ремесленника, приобретающего
продукты для их дальнейшей переработки, например пекаря (по
отношению к зерпу). Но в пекоторых случаях грань проводится
иначе; в особо привилегированные условия ставятся только
потребители в узком смысле слова; ремесленники же, для которых
приобретаемый продукт является материалом, подлежащим
дальнейшей переработке, приравниваются к торговцам. Таковы,
например, правила, применяемые на скотпом (в частности
свином) рыпке Шлетштадта.3 В отдельных случаях ограничения,
которые вводились по отношению к мелким торговцам при
закупке товаров, принимают несколько иной характер, чем мы только
что изложили. В Нюрнберге им разрешается одип раз в неделю
(по пятницам) закупать продовольствие на рынке из первых рук
в течение всего дня; в субботу они имеют право закупать его
только до полудня, а в остальные дни недели лишь после того, как
колокола на соборе св. Жюльена прозвонят к обедне.4
Мелкий торговец подвергается стеснениям и по отношению
к месту торговли. В том же Нюрнберге существовало правило,
1 L 6 s с h, op. cit., т. II, стр. 138, № 355.
2 Brucker. op. cit., стр. 252.
3 М. Mayer. Die Lebensmittelpolitik der Reichsstadt Schlett-
stadt, 1907, стр. 110.
4 J. Baader. Ntirnberger Polizeiordnungen aus dem XIII bis XV
Jahrhundert. Stuttgart, 1861, стр. 191 и ел., устав XIII—XIV вв.

242
Очерк VI
в силу которого в каждом районе мелкая торговля съестщд^
продуктами сосредоточивается в одном определенном месте-
в приходе св. Себастьяна — на Молочном рынке, у дома Кунрата
Вейглена, и на Сенном рынке — у дома Гартелиба; в приходе
св. Лаврентия — у дома Кунрата Кропфельда и т. д.1
Тенденция законодательства к ограничению мелкого посред,
ника и к предоставлению потребителю преимущественных црав
на покупку продовольствия в одинаковой мере и в одинаковых
формах проявляется и в средневековых городах Франции.
Там мы встречаем тот же порядок сосредоточения всех еде.
лок на рынке, тот же запрет итти навстречу привозящим зерно,
то же предоставление утренних часов потребителю.2
Стремление города удовлетворить потребителя породило
на ряду с указанными правилами рыночной торговли еще один
чрезвычайно оригинальный институт, известный в Германий
под названием Teilungsrecht, во Франции под названием droit
de partage, что значит «право на участие в покупке». Этот институт
означал следующее: если какой-либо бюргер покупал на рынке
продовольствие в большем количестве, чем это вызывалось его
нуждами, то другие бюргеры того же города могли потребовать,
чтобы он уступил им часть купленного.3
Постановлений, направленных против мелкого торговца и
скупщика и аналогичных только что цитированным, так много
в городском законодательстве XIV и XV вв., что при желании
ими можно было бы заполнить тома. Уже один факт столь частого
повторения этих законов свидетельствует о том, что они не всегда
соблюдались. Город терпит мелкого посредника, как
необходимое зло, ибо не все бюргеры могут запастись съестными
продуктами из первых рук, и по возможности ограничивает число
представителей этого слоя. Но закон не достигает цели. Вопреки
всем стеснениям, которые ставят им городские власти, мелкая
торговля и посредничество укрепляются и возрастают. Это
единогласно констатируют регламенты разных городов. В Нюрн-
1 Op. cit., стр. 191 и след.
2 A. Araskhaniantz. Die franzosische Getreidehandelspo-
litik bis zum Jahre 1789. 1882, стр. 14, 15 и др.
3 Op. cit., стр. 17. Для северных немецких городов — W. N a u d е.
Deutsche stadtische Getreidehandelspolitik. 1889, стр. 9.

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 243
06рге в XV в. сильно распространяется не только тот вид
посреднической торговли съестными продуктами, который
санкционирован законом в виде мелких лавочек, по и всякие другие,
нелегальные, виды покупки предметов питания, с целью дальнейшей
0. перепродажи по повышенным ценам. «Такого рода торговля,—
говорит нюрнбергский регламент XV в.,—так распространилась
Q облекается в такие разнообразные формы, что совершенно
невозможно стало получать съестные продукты из первых рук,
отчего особенно страдает неимущая часть населения. Бедному
человеку редко удается купить что-нибудь съестпое на рынке,
елу приходится брать все у перекупщиков по дорогим ценам».
«Скупщики, — продолжает регламент, — всегда преследовались
городским законом, но, откупившись небольшими штрафами,
продолжали свою деятельность. Чтобы искоренить скупщиче-
ство, совет постановляет значительно повысить штрафы за
занятие этим промыслом».1
Мы видели, каких громадных усилий требует от городских
властей привлечение в гор од продовольствия из сельскохозяйственных
округов. Приведенные факты показывают, что и распределение
с таким трудом добытых предметов питания протекает с
большими трениями. Из-за них идет ожесточенная борьба, их
перехватывают, припрятывают, на них набивают цены. Такая
атмосфера обычно создается в периоды нарушенного равновесия между
спросом на предметы питания и их предложением. Как мы уже
указали, город позднего средневековья постоянно испытывал
подобные осложнения из-за трудности доставать
продовольствие. Во второй половине XV в. этот хронический
продовольственный кризис, переживавшийся городом, особенно обострился
в Германии, что, вероятно, объясняется ростом населения. В
конце средних веков население Германии, которое до того в течение
двух столетий оставалось в силу разных причин количественно
оез изменений, начало быстро расти; народонаселение империи
почти удвоилось (с 12 млн. чел. до 20 млн.). При неизменившейся
гсхпике скотоводства и, вероятпо, земледелия указанный факт
Должен был вызвать усиленную борьбу из-за предметов питания
1 J. В a a d е г, op. cit., стр. 213—214. Аналогичное явление
констатирует и страсбургский регламент. См. В г и с к е г, op. cit.,
pp. 250 и ел.

244
Очерк VI
и повести к их вздорожапию. Последнее документально док^
зано по отпошению к мясу: в течение второй половины XV н ]
цепы на некоторые сорта его почти удвоились.1 ;
Деятельность скупщиков, о которых говорит цитированный i
нами нюрнбергский регламент, граничит со спекуляцией. Это
конечно, не случайность. Недостаток продовольствия в широки i
размерах порождал явления спекулятивной торговли предке,
тами питания. Один из страсбургских регламентов середцНЬ1
XV в. рисует следующий прием, повидимому, часто
практиковавшийся при продаже зерна: страсбургский бюргер, у которого
много зерпа, выносит его па рынок в небольшом количестве.
Продав его, он в тот же день сам или через подставных лиц по-
купает его обратно. Таким образом цепы на зерно поднимаются.
Достигнув желаемого эффекта, бюргер уже по высокой цене
продает хранившиеся у него в амбарах запасы. Бюргер,
обладатель зерновых запасов,—-о котором говорит регламент,—
повидимому, является землевладельцем, т. е. представляет собой
в городской жизни явление, аналогичное аугсбургским и
нюрнбергским патрициям.2 Заметим, что в жизни Страсбурга играло
большую роль монастырское землевладение и что монастыри,
подобно светским владельцам, торговали зерном.
Спекуляция предметами питания, особенно зерном и мясом,
настолько выгодна в рассматриваемую эпоху, что ею занимаются
не только бюргеры - землевладельцы и не только
профессиональные скупщики, но и другие категории населения.
С одной стороны, это были ремесленники, главным
образом мясники и пекари. Закупив больше продовольствия, чем
это требовалось размерами производства, они продавали
оставшийся у них излишек по повышенным цепам членам того же
цеха.3 На ряду с ремесленниками,спекулировавшими излишками,
появляются и спекулянты или, как их называют документы того
i
1 R. Kotzschke. Orrundzuge der deutschen Wirtschaftsgeschi-
chte bis zum XVII Jahrhundert, изд. 2-е, 1921 г., стр. 175. Кечкесчитается
в Германии одним из лучших знатоков движения населения. См. Hand-
worterbuch der Staatswiss., т. II, изд. 4-е, ст. Bevolkerungswesen. О ценах
на мясо см. Georg Adler, Die Fleiscliteuerungspolitik der deutschen
Stadte am Ausgang des Mitlelalters, 1893, 304—307.
2 Brucker, op. cifc., стр. 385.
3 В a a d e r, op. cit., стр. 215.

Продовольственная политика города в XIV—■ XV вв. 245
времени, перекупщики из числа досужих бюргеров. Уставы
предусматривают такие случаи замаскированной спекуляции,
задрещая бюргерам покупать больше ржи, чем нужно для их
сельи, пекарям — больше, чем они могут употребить па выпечку
^леба в собственной пекарне, лавочникам — больше, чем это
отзывается нуждами их торговли.1 Помимо указанных слоев
рселепия перекупщики выходят еще из среды городских
тужащих, исполнявших на рынке функции маклеров,
мерильщиков, носильщиков и т. д. Будучи по своему служебному
положению лучше других знакомы с конъюнктурой рынка, они
пользуются близостью к нему для личного обогащения. В
Кельне подобные случаи наблюдались еще в первой половине XIV в.
(1335 г.). Несмотря па преследования и строгие штрафы,
налагаемые на виновных, эти случаи неустанно повторяются в течение
XIV и XV вв., так что вызывают необходимость в повторном
издании запретов.2
Спекуляция предметами продовольствия, как и мелкое
торговое посредничество особенно расцветают во второй половине
XV в. На протяжении 22 лет, от 1449 г. до 1471 г., кельнские акты
трижды запрещают так называемый Schadekauf, под которым
подразумеваются все коммерческие сделки, направленные к
искусственному повышению рыночных цен. Первые два закона грозят
виновным в этом проступке большими штрафами, третий закон
грозит особенно тяжелым наказанием — конфискацией всего
капитала, в л огненного в дело, и пожизненной утратой права быть
членом городского совета.3
Последний закон носит характер чрезвычайной меры. 70-ые
годы XV в. — голодпые годы. В такие годы вожделения тех,
кто владеет запасами зерна или имеет близкое отношение к зер-
говой торговле, становятся разнузданными и непомерными. Под
влиянием катастрофических условий городские советы меняют
свою обычную политику и принимают особые меры. Интересно
проследить, как далеко заходят они на этом пути. Первая мера,
1 В a a d e r, op. cit., стр. 191, 192, 215, 216, 220.
2 S t e i n. Akten, т. II, стр. 5—6, № 6.—К u s k e- Quellen, т. II, стр.
Й5—340. Аналогичное запрещение содержит страсбургский устав о лри-
(яншых маклерах, 1446 г.; см. В г и с к е г, op. cit., стр. 304 и ел.
3 Stein. Akten, т. I, стр. 330, 405—406, 425.

246
Очерк VI
как мы видели, заключается в особо жестком ограничение
деятельности перекупщиков. На ряду с ней принимаются меры
направленпые к интенсивному использованию запасов ущ
частпых, так и городских.
Поскольку это выясняется из дошедших до нас данных,
запасы частных лиц, как добровольно составленные, так и
возникшие по предписанию властей, обычно имеют целью только личное
обеспечение их владельцев в голодное время. Город лишь в очещ
редких случаях ограничивает право свободного распоряжении
владельцев их зерновыми запасами и еще реже посягает на них
в интересах общины %ак целого. Хроники сообщают нам лишь
несколько случаев такого рода. Аугсбург в голодный 1437 год
издает закон, запрещающий бюргерам и монастырям, у которых где-
либо имеются земельные владения, продавать зерно вне Аугсбур-
га.1 Это постановление отнюдь не равносильно принуждению
к продаже зерна или принудительному отчуждению его. На
такую меру совет Аугсбурга, в котором были сильны
землевладельческие элементы, не мог решиться даже в голодные годы.
В каком бы громадном количестве ни владел зерном аугсбургский
бюргер, никто насильно не заставлял его продавать принадле-
жавшие ему запасы. В том же 1437 г. в Аугсбурге имел место
вопиющий случай спекуляции зерном, воспоминание о котором
сохранилось в хронике Вуркгарда Цинка. Некий Гергард Фиде-
лер, живший в то время в Аугсбурге,— пишет хроникер,—
владел громадным запасом зерна в 600 шафенов, т. е. почти третьей
частью того, что Аугсбург с таким трудом привез из Австрии
(см. выше). Совет обратился к нему с предложением продать зерно
по 10 ф. за шафен, т. е. по цене, втрое превышавшей цены
урожайных лет. Но Фиделер, рассчитывавший на дальнейшее
повышение цен, требовал 12 ф. за шафен. Тогда совет решился на
известный уже нам привоз зерна из Австрии. Фиделер продержал
свое зерно до нового урожая и затем обменял его на новую рожь
с большой потерей в количестве. Но продать свой запас за
деньги оп все еще отказывался, упорно продолжая рассчитывать на
повышение цен. Некий Зигмунд Гофмайер, приобревший зерно у
Фиделера, продал его небольшими количествами «бедным людям»,
т Chroniken der deutschen Stadte, т. V, стр. 158, прим. 5.

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 247
j{aK пишет хроника, по 6 ф. с небольшим за шафен. Очевидно,
покупная цена допускала такую возможность.1
На что аугсбургский совет не мог решиться под давлением
голода, па то нюрнбергский совет решился под двойным
давлением голода и военной опасности. Сочетание этих условий делает
понятным применение такой крайней для строя, основанного на
застпой собственности, меры, как принудительное отчуждение
запасов зерна. Это произошло во время той же маркграфской
ройны, в начале которой город потребовал от граждан
декларации имущества и составления запасов, соответствовавших
степени их зажиточности. Когда в осаждепном городе запасы
продовольствия стали уменьшаться, городской совет потребовал
от бюргеров, у которых было много зерна, уступки четвертой
части его пекарям. Некоторое время спустя это требование было
повторено в более широком размере. Теперь реквизиция зерновых
запасов коснулась не только самых богатых бюргеров, но и всех
тех граждан, чьи запасы превышали годовые потребности их
семей. При этом исходили из нормы в 1—1.5 зюммера в годна
qeлoвeкa. Все зерно, превышающее норму, было отчуждено
с оплатой его по твердой цене, установленной советом, и передано
пекарям. Благодаря этим мерам город был спасен от гибели.2
Совершенно аналогичный закон был издан в 1437 г.
герцогом баварским для всей его страны. Всех решительно граждан —
рыцарей, бюргеров, крестьян, духовенство — заставили продать
по твердой цене запасы, превышавшие потребности их семей.
При этом специально назначенная для этой цели комиссия
подвергла осмотру запасы каждого отдельпого гражданина. На ряду
с этим законом нрипято было другое постановление, вменявшее
в обязанность всем, у кого имелось зерно нового урожая, без
какой-либо доплаты отдать его в обмен па старое зерно или
продать нуждавшимся в семенах по установленной правительством
1 Там же, стр. 162. Обе фамилии — Фиделеры
иГофмейеры—фигурируют в списке благородных родов Аугсбурга. См. Paul von Stet-
ten. Geschichte der adelichen Geschlechter in der freyen Reichs-Stadt
toigsburg. Augsburg, 1762, стр. 112—113 и 120—121.
2 Под этим названием известна война между Нюрнбергом и
маркграфом бранденбургским Альбрехтом. См. Chroniken der deutschen Stadte,
т. II, стр. 300—301.
f

248
Очерк VI
цене. Но закон герцога баварского в сущности выходит за цре.
делы вопроса о продовольственной политике города.1 Нюрнберг-
и в 1437 г. пошел дальше Аугсбурга в смысле ограничения црав
тех, кто владел хлебными запасами. Городские власти
Нюрнберга установили твердую цену на зерно, продаваемое в городе
его бюргерами, и цена эта была на 8—9% ниже рыночных цен,
В связи с запретом вывоза эта мера могла быть направлена только
против землевладельческих элементов. В то же самое время
в целях поощрения ввоза гостям, т. е. приезжим купцам,
разрешено было брать какие-угодно цены за хлеб.2 Более широкое
общественное значение, чем индивидуальные запасы, имело
использование запасов, принадлежавших самому городу. На
примере Кельна мы видели, как в голодные годы город выбрасывает
на рынок массы зерна по ценам ниже рыночных, достигая таким
образом общего понижения цен и обуздывая вакханалию
спекуляции. Городской совет Кельна, как мы указали, сочетал в
зерновой торговле, которую он вел за свой счет, два разных начала:
чисто коммерческое, ибо в годы нормальных урожаев и нормаль-
пых цен па хлеб он торговал зерном подобно всякому другому
купцу, и начало социально-политическое, которое проявлялось
в неурожайные годы.3 Советы других немецких городов, посколь-'
ку мы располагаем данными о них, исходили в своей торговле
зерном преимущественно из социально-политических
соображений и принимались за это дело только в голодные годы. Так,
например, поступали Аугсбург, Нюрнберг, Базель. Советы всех
этих городов продавали в 1437 г.принадлежавшее им зерно с
большим убытком, как, впрочем, делал это и Кельп в годы нужды;
в некоторых случаях эта торговля продолжалась еще в год,
следующий за неурожайным годом; затем она прекращалась.
Известно, что Буркгард Цинк, которому аугсбургский совет
поручил продажу зерна населению в 1437 г., продавал его, как
говорит хроника, по мелочам «бедным людям», отпуская в одни
руки не больше 1 шафепа. Зерно обошлось городу в 12 ф. за
1 P. Meyer. Studien iiber die Teuerungsepoche von 1433 bis 1438.
1914, стр. 60.
2 Chroniken der deutschen Stadte, т. I, стр. 398.
3 Указания на это содержатся в неоднократно [цитированных
источниках, изданных Куске, Штейном и Лёшем.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 249'
01афен, продавали же его по 9 ф. После нового урожая
крестьяне, привозившие хлеб в Аугсбург, хотели получить ту же цену,
т. е. 9 ф. за шафен, но городской совет издал распоряжение о
продаже своего зерпа по 6 ф. за шафен и, таким образом, заставил
ирестьяп понизить цены.1
Базель, Франкфурт и Нюрнберг также продавали зерно
р 1437 г. и также с убытком. Франкфуртский совет продолжал
эту деятельность до мая 1438 г.; начиная с этого момента, он
круто меняет политику. Социально-политическая точка зрения
затеняется чисто фискальной. Виды па урожай были, повидимому,
благоприятны, и город, скоплявший до сих пор хлебные запасы,
теперь из всех сил старается сбыть их и принуждает пекарей
и бюргеров покупать зерно только у него.2
Система продажи зерна бедной части населения, принятая
Аугсбургом, оправдала себя как социально-политическая мера.
Таким путем нуждающимся была оказана реальная помощь
и предотвращено волнение масс. Но Нюрнберг принял под
непосредственным давлением пародной массы систему
использования городских запасов, еще более соответствовавшую ее
интересам. Вначале нюрнбергские власти продавали зерно в 1437 г.,
повидимому, без ограничений. Это вызвало протест со стороны
общины: «Die gemain murmelte ser, darumb thett man es», т. е.
община роптала на действие властей. Народное недовольство
было, повидтмому, вызвано тем, что пекари, покупая зерно,
выпекали из него неполновесный или недоброкачественный хлеб. Тогда
совет открыл ряд пекарен в разпых частях города и стал сам
выпекать и продавать хлеб.3 Город в роли пекаря приобрел
популярность. Цюрих и Франкфурт подобно Нюрнбергу приступили
к выпечке хлеба в указанные годы.4 Во времч голода 1482 г.
совет Нюрнберга в течение 8 месяцев опять выпекал хлеб в
городских пекарнях и продавал егонаселепию по пониженным ценам.5
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. V, стр. 162.
2 Данные по Базелю и Франкфурту см. у P. Meyer, Studien
uber die Teuerungsepoche von 1433 bis 1438. 1914, стр. 47—48 и 50—51.
Социально-политические мероприятия городских советов диктовались
в большинстве случаев боязнью восстаний. Ср. начало очерка.
3 Chroniken der deutschen Stadte, т. I, стр. 398.
4 P. Meyer. Studien uber die Teuerungsepoche, стр. 50.
5 Chroniken der deutschen Stadte, т. II, стр. 475.

250
Очерк VI
При этом город отпускал в одни руки не больше двух караваев
хлеба. Данные 1482 г. дают опорные пункты для определения
размеров помощи, которую город, продавая хлеб, мог оказать
населению в голодные годы. За указанные 8 месяцев Нюрнберг
израсходовал па выпечку хлеба 3 223 зюммера зерпа.1 Исходя из
одного зюммера, как годовой нормы потребления зерна на человека
мы приходим к выводу, что город прокормил за это время своим
хлебом свыше 4 300 чел. Так как население Нюрнберга в XV в.
исчислялось приблизительно в 20 тыс. человек, то эта цифра
означает, что город кормил свыше 20% населения. На самом деде
процент лиц, заинтересованных в городской помощи, был выше,
ибо многие, имея кое-какие запасы и покупая зерно па рынке,
могли в то же время частично питаться хлебом, купленным
в городских пекарнях. Но размер помощи, оказанной в голодное
время населению нюрнбергским советом, не показателен для
других городов. Что было под силу крупному городу с большими
средствами и крепкой политической организацией, могло
оказаться непосильной задачей для более мелких городских организмов.
К тому же Нюрнберг, как важный стратегический пункт, был
особенно заинтересован в сохранении социального мира, чем и
объясняется то, что в смысле продовольственной помощи
населению он во всех отношениях шел впереди других общин. Однако
помощь эта и во многих других городах представляла в XV в.
настолько реальный фактор, что па нее рассчитывало население
не только самих городов, но и соседних с ними сельских
местностей. Это следует из того, что на ряду с отмеченными выше
случаями бегства из городов в поместья под давлением голода и мора
(см. выше) наблюдалось и принимавшее массовый характер
обратное бегство из деревень в города, ибо там можно было
рассчитывать на получение хлеба.
Мы упомяпули выше о протесте нюрнбергского населения
против выдачи пекарям зерна из городских складов в голодное
время. В этом столкновении ярко проявилось противоречие
интересов массы потребителей, с одной стороны, и производителей
предметов питания, главным образом пекарей и мясников, с
другой стороны; противоречие, существовавшее всегда, но не
принимавшее в обычное время таких резких форм.
1 Op. cit., там же.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 251
Отмеченный факт вплотную подводит нас к вопросу об
отношении городских властей к цеховым ремесленникам, занятым
изготовлением предметов питания,— пекарям и мясникам. Их
деятельность в такой же *мере подвергалась регламентации в
интересах потребителей, как и мелкая торговля И'скупщичество.
С этой целью город и подвергал их цеховую автономию
различным ограничениям, совершенно не известным цехам, которые
работали в других отраслях промышленности.
Такова принципиальная точка зрения. Но пекари и мясники
принадлежали к самым богатым и могущественным цехам.
Близость к рынку, операции по скупке и перепродаже скота и
особенно зерна, практиковавшиеся, несмотря на постоянные запреты,
использование рыночной конъюнктуры для высокого заработка
на хлебе и мясе (как мы увидим, этого рода заработок сильно
ограничивался таксами, но все же был неустраним) — все это
содействовало накоплению богатства в руках пекарей и мясников
и росту их социального значения. Частью как членов городских
советов (в тех городах, где победили цеховые восстания), частью
путем внещнего влияния на органы городской власти (см. ниже
о подкупах в Кельне) они склоняли эти последние на свою
сторону и побуждали их к уступчивости. Различное соотношение
указанных сил — потребителей, производителей и городской
власти—приводило к тому, что регламентация производства
предметов питания, которая в принципе совершалась в интересах
потребителей, на практике носила не всегда выдержанный характер.
Основная идея городского законодательства сводится к
следующему: требовать от цехов, изготовляющих предметы питания,
максимальной производительности и гарантировать таким
образом населению достаточное количество готовых предметов
продовольствия.
Этот принцип проводится в целом ряде законов. В 1370 г.
страсбургский совет объявляет, что пекарни должны выпекать
хлеб не реже 3 раз в неделю и притом всякий раз в каком-угодно
количестве. Но не запрещается выпекать хлеб и больше трех раз
в педелю. Пекарь обязан выносить на рынок и выставлять для
продажи весь выпеченный хлеб, ничего не оставляя дома.1 Нюрн-
1 Brucker. Strassburger Zunft- und Polizeiordnungen, стр. 86—87;
устав 1370 г.; стр. 90; устав 1439 г.

252
Очерк VI
бергский совет (устав XIV в.) требует от своих пекарей, чтобы
они пекли и продавали хлеб ежедневно. Запрещается приоета^
навливать выпечку свежего хлеба на том основании, что в городе
достаточно старого хлеба.1 Нюрнбергский закон разрешал пекарю
покупать не больше 3 зюммеров зерна в день, но зато эти 3 зюмме-
ра должны быть целиком перемолоты и обращены в хлеб, и, как
в Страсбурге, пекари обязаны вынести весь хлеб на рынок.2 Ба-
зельский совет в своем стремлении обеспечить население хлебом
доходит до того,что в периоды недостаткахлебазапрещает пекарям
покидать город, т.е. прикрепляет их, так сказать, к ихпрофессии.3-
В истории Базеля был еще более своеобразный случай наказания
0 пекарей за нехватку хлеба: в 1439 г. в одно воскресенье в городе
не оказалось хлеба; тогда всех пекарей выслали в предместье,
разрешив им вернуться обратно лишь под условием уплаты
большого штрафа.4 Подобно Базелю, Кельн вводит у себя в условной
форме прикрепление пекарей к их занятиям в 1490 г., во время
голода. Под давлением принудительных мер совета,
направленных к выпечке хлеба, и из-за временной невыгодности этого
занятия часть пекарей стала, повидимому, бросать свое ремесло.
Тогда совет издал распоряжение, запрещавшее это делать без
его согласия. Получить же это согласие можно было лишь
представив совету мотивированное заявление.5 Страсбургским
мясникам, торговавшим говядиной по высшей таксе, было
предъявлено требование никогда не оставлять лавку пустой.6 Мясник,
у которого есть откормленный скот и который не напра.вляет
его па убой, лишается права заниматься своим ремеслом
в течение целого года.7 В Кельне существовало правило, что
если в продаже нет мяса, то комиссии, состоящей из
рыночного старшины и нескольких членов совета, дается право
заставить мясников вынести имеющееся у них мясо на рынок.8
1 Baader. Nurnberger Polizeiordnungen, стр. 194 и ел.
2 Op. cit., там же. х
3 В ruder. Die LebensmittelpoHtik der Stadt Basel im Mittelalter.„
1909, стр. 67.
4 Op. cit., стр. 68.
5 Stein. Akten, т. И, стр. 640—641.
6 В r u с k e r, op. cit., стр. 363.
7 В r u с k e r, op. cit., стр. 354—356.
8 Stein. Akten, стр. 172, п. 4.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 253
31естами давление города па цех мясников выливается в форму
крайне мелочной регламентации. Так, в эльзасском городе
Щлетштадте' городской совет ежегодно составляет план убоя
,скота, содержащий точнейшие указания того, сколько именно
штук скота должен резать каждый член цеха ежедневно.1
Политика крайнего напряжения сил цеха, изготовлявшего
предметы питания, которой придерживался город, неминуемо
должна была сталкиваться с обратной тенденцией, шедшей
изнутри цеха и требовавшей ограничения деятельности каждого
члена в интересах сохранения равенства между ними. Мы знаем,
что цеховые статуты XIV—XV вв. ограничивают размеры
■отдельного предприятия, запрещая мастеру иметь больше
определенного количества станков или других орудий производства,
"держать больше определенного числа подмастерьев и учеников,
изготовлять больше определенного количества продуктов. Эта
тенденция отражала интересы тех слоев ремесленников,
которые составляли большинство цеха. Требование максимальной
производительности, предъявляемое городом к указанным
цехам, могло затрогивать и интересы их богамых членов,
категории немногочисленной, но владевшей средствами
производства и капиталами. Закупив дешево рожь, самостоятельный
пекарь скорее склонен был сохранить у себя хотя бы часть ее
до того момента, когда цена на хлеб повысится, чем сразу
израсходовать весь свой запас зерна на выпечку хлеба. Естественно,
что политика города часто вызывала недовольство пекарей и
мясников. Документы содержат указания па сопротивление их
городским регламентам, неоднократно выливавшиеся в форму
стачек, т. е. отказа печь хлеб или убивать скот. В годы дороговизны
и голода городской совет круто расправлялся с непокорными.
Примером тому служит забастовка кельнских пекарей,
происшедшая весной 1437 г. Когда цепы па рожь подпялись, пекари
захотели уменьшить вес хлеба, по совет не согласился. Тогда
пекари прекратили продажу хлеба. В ответ па это совет
постановил, что у тех пекарей, которые не будут продавать хлеб, он будет
конфискован, а сами они будут лишены права торговать рожью.
Это помогло. На другой день, — пишет хроника, — все пекарни
1 М. М а у е г. Die Lebensmittelpolitik der Reichsstadt Schlettstadt,
стр. 102—128.

254
Очерк VI
были полны и свежего и черствого хлеба.1 Но в обычное время
городская власть не была, повидимому, столь непреклонна и щла
на уступки цехам, изготовлявшим предметы питания. Ибо чем
же, как пе такой колеблющейся политикой города объяснить
тот факт, что на ряду с охарактеризованными выше регламентами,
требовавшими от пекарей и мясников максимальной
производительности, в тех же городах, о которых только что шла речь,
издаются постановления совершенно обратпого рода,
направленные к ограничению производства в духе цеховых статутов? Так,
например, в Нюрнберге разрешается мяснику торговать только
в одной палатке, ни в коем случае не в двух. Страсбург, Кельн
и многие другие города допускают засол мяса лишь в
ограниченном количестве по той причине, что большие запасы могут
содействовать чрезмерному расширению предприятия. Те же страо
бургские регламенты, которые неоднократно и настойчиво
требуют, чтобы пекари выпекали хлеб не меньше трех раз в неделю,
в других случаях выдвигают прямо обратное требование, а
именно, чтобы они выпекали его не больше трех раз в педелю.2
Прикрепляя пекаря к его занятию, совет города Базеля в то же время
запрещает ему наносить ущерб другим пекарям и выбрасывать на
рынок слишком большое количество хлеба. В 1489 г. базельских
пекарей постигла, как мы видим, высылка из-за отсутствия хлеба
в городе. А за год до этого совет постановил, что пекарь имеет
право выпекать хлеб не больше чем из 8—10 четвертей в неделю.3
Дальнейший вопрос, возникавший перед городом в области
отношения к цехам пекарей и мясников, заключался в допущении
нецеховых элементов. Временами вопрос этот стоял очень остро,
ибо и при наиболее интенсивном использовании сил цеховых
пекарей и мясников последние все-таки не всегда справлялись
с возложенной на них задачей прокормления города. Притом
были еще другие основания к допущению внецеховых элементов.
Потребитель боялся гнетущей зависимости от
пекаря-монополиста, боялся, что в годы дороговизны этот последний из личной
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. XIV, стр. 777—778.
2 В ruck er, op. cit., стр. 101, Устав XV в.
3 Мы уже указывали в другом месте книги, что повсюду, где
приведены меры веса сыпучих, жидких тел и т. д., имеются в виду меры тог»
времени.

Продовольственная политика города в XIV—XV вв. 255
выгоды оставит его без хлеба. Исходя из этих соображении,
общипа считала желательным привоз хлеба в город сельскими
пекарями. «Нехорошо будет,—читаем мы в протоколах одного из
заседаний страсбургского совета (XV в.),—если сельские пекари
перестанут являться со своим хлебом, ибо если это случится
и местные пекари увидят, что население зависит от их хлеба, то
они станут так своевольны и строптивы, что с ними невозможно
будет сладить. К тому же они не в состоянии будут это сделать,
т. е. снабдить все население своим хлебом, ибо многие из них
покупают зерно в кредит, а когда цены поднимутся, то они не
захотят в это время открывать свои амбары и наполнять их
добром».1 Но цехи крепко держатся за право монопольного
обслуживания населения (Zunftzwang), и фискальные и
политические интересы города, как целого, сближают его с цехами.
«Сельские пекари не обязаны приезжать в город, — читаем мы
в другом месте только что цитированного протокола,— они могут
являться или не являться, смотря по желанию... Если
запретить сельским пекарям продажу хлеба в городе, то они
принуждены будут переселиться в Страсбург, и сумма акцизных
пошлин, получаемых городом с рыночного оборота и с помолов,
возрастет».2
Практически вопрос о продаже хлеба и мяса, привезенных из
сельских местностей, решался различно в зависимости от
соотношения указанных трех элементов: потребителей, цехов и
городских властей.-
Полной неприкосновенностью цеховая монополия пекарей
и мясников не пользовалась нигде, но местами она широко
ограждалась. Яркий пример политики сильной охраны цеховых
интересов представляет Кельн. Городской совет в обычное время
запрещает ввоз готового хлеба в город. Это правило красной
нитью проходит через десятки уставов. Указанный запрет
отменяется только под давлением крайней нужды. Такое
положение создалось в 1491—1492 гг., во время восстапия,
направленного против власти городских советов, когда в горрде нехватало
продовольствия. Под давлением нависшей над ним угрозы
совет разрешил ввоз готового хлеба и пива. Данный факт так
1 Brucker, op. cit., стр. 114—115.
2 Op. cit., там же.

•256
Очерк VI
врезался в память современников, что был отмечен
стихотворной хроникой,, описавшей бурные события тех лет.1
Однако в Кельне существовал все-таки и слой непеховых
пекарей. Это были так называемые pistores, обслуживавшие дуХо.
вепство. Им запрещено было печь хлеб для продажи, т. е. конку,
рировать непосредственно с цеховыми пекарями, но разрешалось
выпекать хлеб из муки, данной заказчиком.2
В других городах прорыв цеховой монополии пекарей
встречался чаще. Несмотря на сомпения и колебания страсбургского
совета по отношению к приезжим пекарям, им все-таки разре-
шепо было трижды в педелю в Страсбурге торговать.3 Иначе
и быть не могло, ибо цеховые пекари в 1467 г. заявили совету,
что они по своей малочисленности не в состоянии изготовлять
достаточное для города количество хлеба.4 Сверх того, в
Страсбурге применялся труд еще одной категории нецеховых пекарей.
Это были работавшие на заказ хлебопеки, которые подобно
кельнским pistores пекли хлеб из муки заказчиков. Между
массой потребителей и цеховыми пекарями шла борьба из-за
влияния на этих хлебопеков. Еще в 1460 г. последние состояли
членами цеха пекарей, платили вступительный взнос в цех и вместе
с цехом несли службы и повинности, возлагаемые городом на его
членов. Принадлежность к цеху пекарей делала этих хлебопеков
орудием в руках цеховых пекарей, направляемым и руководимым
последними в своих интересах. Такое положение не могло
соответствовать интересам потребителей. Прошло 18 лет, и в 1478 г.
работавшие на заказ хлебопеки постановлением совета были
изъяты из цеха пекарей и включены по одному в те цехи, которые
они обслуживали, выпекая для их членов хлеб.5 Таким образом
они в полном смысле слова стали слугами общины, добившейся
относительной независимости от цехового пекаря.
В очень широкой мере пользовалось трудом пецеховых
пекарей население Франкфурта. В этом городе, как и в Страсбурге,
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. XIV, стр. 954.
2 &tein. Aktpn, T. I, № 92, § 18, стр. 243—244.
3 В г u с k e r, op. cit., стр. 119—122.
4 Op. cit., стр. 111.
5 A. H e г z о g. Die Lebensmittelpolitik der Stadt Strassburg.
стр. 38—39.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 257
община постепенно освобождалась от тягостной зависимости от
лекаря-монополиста. Еще в 1355 г. цеховой статут пекарей
постановил, что печь хлеб имеют право только члены цеха.1 Но уже
.статут 1377 г. принужден был санкционировать, — конечно, под
давлением города, исходившего из интересов потребителей, —
право нецеховых пекарей продавать в городе хлеб. Их внешне
отделили от местных пекарей, предписав торговать не на рынке,
а с подвод, на которых они привозили хлеб.а Устав 1455 г.
рвел торговлю приезжих пекарей в строго определенные
рамки. Им разрешено было продавать свои изделия лишь 2 раза
3неделю — по вторникам и пятницам.3 Наконец, во Франкфурте,
как и в Страсбурге, цех пекарей стремился подчинить их себе, но,
как и в Страсбурге, он натолкнулся на сопротивление
потребителей.4
В Базеле, где полностью возобладало правление цехов,
допущение сельских пекарей представляет собой своеобразную
.социально-политическую меру. Их назначение сводилось там
к обслуживанию бедной части населения, так как они
продавали хлеб дешевле городских пекарей. Бюргерам, состояние
которых превышало 200 гульд., запрещено было покупать хлеб
у сельских пекарей.5
На ряду с нецеховыми пекарями городские власти допускают
б интересах потребителей и нецеховых мясников — правда,
в более редких случаях, чем пекарей. Классический пример
такого допущения дает Аугсбург в середине 40-х годов XV в.
«В то время, — пишет аугсбургская хроника, — наблюдался
большой недостаток мяса. Мясники возгордились и стали
надменно обращаться с покупателями...». Повидимому, они
требовали очень высоких цен. Совет разрешил им заметно повысить
цены па мясо, но это не помогло. Тогда правящие органы
1 К. Biicher и В. Schmidt. Frankfurter Amts- und Zunftur-
kunden, т. I, стр. 19, п. 4.
2 Op. cit., стр. 26, п. 14.
3 Op. cit., стр. 30, п. 34.
4 Op. cit., стр. 54—55, п. 12 говорит, что все конфликты между
работающим на заказ пекарем и заказчиком разбираются бургомистром.
Следовательно, цеховой суд устранен.
5 Bruder, op. cit., стр. 69.

258
Очерк VI
города — совет, Большой совет и комиссия, созданная для этой,
цели —постановили допустить решительно всех бюргеров к убою,
скота и продаже мяса два раза в неделю, а пекарей обязали
поставлять свинину. Нецеховым мясникам указаны были особые
места для продажи их товара. Это решение было подтверждено
под звон набатного колокола.1
Исходя из интересов потребителей, городские власти
нарушают не только цеховую монополию пекарей и мясников, но
и автономию этих цехов. Наблюдается ряд случаев, когда
городской совет своей властью разрешал вопросы, подлежавшие
компетенции цеховой власти: понижал, например, вступительный
взнос, установленный цехом для новых членов, назначал новых
мастеров независимо от цехов и т. д. Выли даже случаи роспуска
цеха мясников за противодействие городским регламентам.2
Фальсификация съестных продуктов и недобросовестная
замена продукта высокого качества продуктом низкого качества
составляли в средние века частое явление. Средневековый
торговец и ремесленник проявляли в этом отношении не меньшую
изобретательность, чем современные представители этих
профессий. Продавалось мясо больного скота, тухлая рыба;
выпекался плохой хлеб; свежий хлеб заменялся черствым.
Фальсифицировались вино, масло и молоко. Наиболее частым наказанием
за фальсификацию продукта являлась полная или частичная
конфискация последнего и уничтожение его.
Недоброкачественный или неполновесный хлеб (см. ниже, о таксах)
разрезали пополам, либо конфисковали и отправляли в местный
госпиталь, содержимый на средства города; у тухлой рыбы,
отрезали хвост; разбивали кувшины, содержащие
фальсифицированное молоко, и т. д.
Надзор за доброкачественностью предметов питания, а также
за полновесностью выпекаемого хлеба проводился в
средние века особыми контрольными комиссиями. Нет надобности
в доказательствах, чтобы понять, что успех надзора
существенно зависел от социального состава контрольной комиссии. В боль-
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. V, стр. 167—169.
2 Большое количество примеров этого рода можно найти у G. A d 1 е г.
Die Fleischteuerungspolitik der deutschen Stadte am Ausgang des Mittel»
alter, 1893.

Продовольственная политика города в XIV — XV вв. 259
{пннстве случаев последние носили смешанный характер, состоя
р уполномоченных городской власти и представителей
соответствующего цеха. Наблюдается определенная тенденция к тому,
чТобы доставить первому элементу перевес над вторым. В
Страсбурге, согласно постановлению 1370 г., осмотром хлеба
руководил городской старшина, который мог быть заменен четырьмя
ценами совета.1 Эти представители городской власти в любой
ломент могли привлечь к участию в осмотре выпеченного хлеба
старшин и представителей цеха пекарей. В ХУ в. эта система
осмотра подверглась реорганизации, в результате чего
контрольная комиссия составилась из двух пекарей и четырех членов
совета (двух от констофлеров, двух от других цехов).2
На этом же принципе — преобладания совета над цехом
пекарей — был организован контроль над хлебом во Франкфурте
ро второй половине XIV и ХУ вв.3
Эволюция органа, осматривавшего хлеб в Базеле,
представляет собой один из крайних случаев. Она приводит к полному
устранению пекарей из состава контрольного органа. Впервой
половине XIV в. указанная комиссия состоит из бродмейстера
(повидимому, представителя городского совета) и трех цеховых
пекарей. В 1371 г. совет берет все дело контроля в свои руки и
назначает комиссию из четырех человек, исключительно из своей
среды.4 Такое же сосредоточение всего надзора за хлебом в руках
городской власти наблюдается в Кельне в XV в. Но, в
противоположность Базелю, главный орган контроля здесь не совет,
а бургомистры. Надзор за хлебом составляет одну из главных
обязанностей кельнского бургомистра. Требование добросовестно
исполнять эту функцию фигурирует во всех формулах присяги,
приносимой им при вступлении в должность. Обычно бургомистры
осуществляют надзор через своих доверенных, но от поры до
времени совет назначает из своей среды особые комиссии для
проверки качества и веса выпекаемого хлеба.5 Но кельнская
система почти единоличного надзора высшего представителя
1 Brucker, op. cit., стр. 86.
2 A. Her zog, op. cit., стр. 52.
3 Frankfurter Amts- und Zunfturkunden, т. I, стр. 19, 20, 40.
4 В r u d e r, op. cit., стр. 69—72.
6 Stein. Akten, т. I, стр. 336, п. 15 и многие другие места.

260
Очерк VI
исполнительной власти за выпечкой хлеба, как мы вскоре уВи,
дим, вызвала упреки в подкупности органов городской власти
в лице доверенных бургомистра.
Одним из наиболее ярких проявлений продовольственной
политики города является установление такс на съестные продук,
ты. Они встречаются уже в XIII в.; в XIV в. их больше, но
особенно богат ими XV в. Можно смело сказать, что большая часть
съестных продуктов, попадающих на рынок, подвергается
таксировке. В Нюрнберге мы находим таксы не только на разные
сорта дичи (зайцев, белок, куропаток, журавлей) и на
различные сорта мяса — говядину, телятину, баранину, свинину, •—
но и на различные частнодного и того же животного. Таксируются
вымя, язык, подгрудок, желудок, ноги, губы, головы, печень,
сердце, легкие и т. д. Таксируются и разные сорта колбасы.1
Большая часть такс (в том числе многие мясные) построена
простейшим образом: заяц стоит 6 гелл.; белка—5 гелл.;
коровий желудок — 6 гелл. и т. д. Но очень часто такса на мясо
видоизменяется в зависимости от времени года: от пасхи до осени
(началом осени считался день св. Якова или св. Галла — 16
октября) — одна такса, и от осени до великого поста — другая
такса. Порою такса строится следующим образом: от пасхи до
рождества — одна такса, и от рождества до великого поста —
другая такса.2 Сравнительная высота цен зависит от сорта мяса.
Иногда, таксируя мясо, принимают во внимание вес или возраст
животного. Существуют таксы, принимающие за исходный пункт
стоимость соответствующего животного. В таких случаях
получается уже пе двухчленная, а, так сказать, четырехчленная
формула. (При м е р: теленок стоит 5 руб., — 1 фунт телятины стоит
20 коп.: теленок стоит 6 руб.,—■ 1 фунт телятины 22 коп. и т.д.)
Очень оригинально построена была в начале XVI в. такса на мясо
в городе Шлетштадте. Мясо оценивается здесь по количеству
содержимого в нем жира. С этой целью, после убоя животного
отделяют мясо от сала, это последнее взвешивают, и тогда
устанавливается такса: если предложение мяса в городе сокращается,
или же цены на откормленный скот растут, то это не влечет
1 См. В a a d е г. Nurnberger Polizeiordnungen, стр. 193; 227—236.
2 В a a d е г, op. cit., стр. 229.—В г ucker, op. cit., стр. 353—354.
и др.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 261
довышения цены. Последняя остается неизменной, т. е. за одну
и ту же сумму денег всегда отпускается 1 фунт мяса. Вся разница
заключается в том, что при вздорожании мяса покупатель
получает продукт более низкого качества.1
Наибольший интерес представляют для пас хлебные таксы.
Ограничивая твердыми рамками законный заработок пекарей,
они обычно вызывают сильнейшее противодействие последних
я тем самым дают повод для столкновения между пекарями и па-
родной массой. Благодаря этому вокруг хлебных такс создается
атмосфера обостренной борьбы. Хлебными таксами пестрят все
документы XV в., но вполне дифференцированную и развитую
форму они приобретают лишь во второй половине его. Как
типичный пример очень подробно составленной хлебной таксы,
допускающей возможность анализа, привожу страсбургскую
таксу (табл. 27, стр. 262).
Эта такса содержит следующие элементы: 1) стоимость сырого
материала, пшеницы или ржи; 2) стоимость производства.
Второй элемент по существу состоит из нескольких слагаемых:
а) заработная плата пекарей, б) акциз, уплачиваемый пекарем
городу, в) плата за помол зерна и за помещение, г) стоимость
соли, дрожжей, дров, д) амортизация орудий производства. Ни
одно из этих слагаемых не приводится текстом самой таксы,
но два из них — размер заработной платы и акциз — можно
восстановить на основании других данных того же собрания
документов, в котором мы нашли цитируемую таксу. Из этих
данных следует, что за выпечку хлеба из одной четверти ржи
пекарю полагается плата в 1 шилл., а па покрытие акциза
и на плату за помол— 14пф. Вычтя эти цифры из 2.5 шилл.,
мы получим общую сумму всех остальных слагаемых второго
элемента таксы, взятых вместе, т. е. стоимость помещения, дрожжей,
соли, дров, акциз, амортизация орудий производства; 3) третий
элемент таксы — это количество булок, которое пекарь обязан
выпекать из одной четверти ржи; 4) четвертый элемент — вес
каждой булки в сыром и выпеченном виде; 5) 5-й элемент —■
неиспользованный остаток зерна. Помимо этих 5 элементов,
указываемых таксой, в пей в скрытом виде существует еще 6-й
1 См. диссертацию М. М а у е г. Die Lebcnsmittelpolitik der reichs-
stadt Schlettstadt, стр. 122.

262
Очерк VI
Таблица 27 \
Хлебная такса г. Страсбурга (конец XV в.)
Стоимость
производства и сырого
материала
стоимость
одной
четверти
зерна
стоимость

производства
в шиллингах

Количество
булок
Вес каждой булки
в сыром
виде
в
испеченном виде
в лотах и квинтах
Неис-
пользо-
ван над
остаток
муки
в лотах
5
5.5
6
6.5
14.6
5
5.5
6
14.5
4
4.5
5
16
2.5
2.5
2.5
2.5
2.5
Пшеничный хлеб
1
90
96
102
108
204
\ 39 л. 3 кв.
i
)
32 л. 3 кв.
30 »
28 »
26 »
14 »
Пшеничный хлеб высшего качества
2.5
2.5
2.5
2.5
204
\ 39 л. 3 кв.
Ржаной хлеб
)
\ 204
J
[ 39 л. 3 кв.
54 л. 1 кв.
51 »
48 »
24 »
60.5 л.
56 »
52 »
18 »
21
24
24
21
3
\ 14
[ 12
элемент, а именно — цена булки. Такса принимает за исходный
пункт булку ценой в 1 пф. Этот элемент не указан таксой по той
причине, что он остается неизменным в течение всего XIV и XV вв.
Рассматривая страсбургскую таксу, мы отмечаем, что и
второй элемент ее — стоимость производства — также пе меняется.
Меняются же элемепты первый, третий и четвертый: первый и
третий прямо пропорционально друг другу, а четвертый
обратно пропорционально первому и третьему. Выражаясь простым
языком, это означает следующее: чем выше цепа зерна (ржи или
1 Составлена на основании данных Brucker в Strassburger
Zunft- und Polizeiordnungen im XIV und XV Jahrhundert, стр. 94 и ел.

Продоволъственная политика города в XIV — XV вв. 263
пшеницы), тем большее количество булок должно быть выпекаемо
из одной четверти муки и тем меньше должен быть вес каждой
булки, стоящей 1 пф.
Совершенно на том же принципе строится и дошедшая до
нас хлебпая такса г. Франкфурта, относящаяся к 1550 г. (см.
табл. 28). Исходным пунктом ее является ржаная булка ценою
з 4 гелл. Эта такса в некоторых отношениях еще более подробно
разработана, чем хлебная такса Страсбурга: акциз, стоимость
соли и количество отрубей фигурируют в ней как отдельные
элементы.
Таблица 28 }
Хлебная такса г. Франкфурта 1550 г.
Цена одной
восьмой ржи в
шиллингах
8
9
12
13
15
16
ж т. д.
до 40
Акциз в
геллерах
•\
• 20
Стоимость 1
мерки соли в
геллерах
• 5
Заработок
пекаря в шиллингах
/
- 3
Количество
булок
31
33
40
42
46
49
103
Цена булки
в геллерах
\
■ 4
Вес булки
6 ф. 15 л.
5 » 4 »
4» 8*
4»
4 » 6 »
3» 15*
2» 10*
Остаток муки,
поступающей
в пользу пекаря
15 л.
6 л. 3 кв.
0
1 ф.
5 л.
1 »
6 л. 3 кв.
Количество
отрубей,
поступающих в пользу
пекаря
1
■ 30 ф.
Принцип неизменности цены булки является краеугольным
камнем всех известных нам хлебных такс средневековья. На этом
начале строилась и хлебная такса Константинополя в X в.
Это явление имеет социально-психологическое основание. Выло
менее заметно и, следовательно, менее опасно в смысле
возбуждения народных страстей уменьшать вес булки, чем повышать
ее цену.2 Хлебные таксы направлепы были к тому, чтобы
поставить пекаря в строгие рамки. Борьба со скупкой зерна мешала
1 Табл. 28 составлена на основании Frankfurter Amts- und Zunft-
urkunden, т. I, стр. 37 и ел.
2 Н. G-ehring. Das Zunftwesen Konstantinopels im X Jahrhun-
dert в Jahrbucher fur National okonomie und Statistik, т. 93, 1909,
«тр. 588—590.

264
Очерк VI
ему наживаться на сыром материале. А точное определение
количества булок, которое он должен был выпекать из одной меры
муки, и точное определение веса каждой из них, црй
данной цене на зерно, мешали ему извлекать выгоду от
уменьшения веса хлеба. Таким образом, он оказывался сжатым тисками
с обеих сторон. Как велика могла быть выгода, получаемая
от выпечки неполновесного хлеба, прекрасно иллюстрируется
расчетом, произведенным П. Зандером на нюрнбергском
материале.1
Факты, о которых говорит Зандер, относятся к периоду
времени между 1437 и 1452 гг. В то время в Нюрнберге было
обнаружено, что вес ржаной булки, стоящей 1 гелл., колеблется от
б с лишним до 10 лотов. Совет назначил комиссию, которой
поручил произвести несколько примерных выпечек хлеба, чтобы
установить таксу. Эти опыты привели к следующим результатам.
Выпекая булки весом в 8 с небольшим лотов, пекарь имел
возможность получить 2.4 ф. (новых) чистой прибыли в день. Если он
будет печь хлеб 2 раза в неделю, то это составит 260 ф. в год.
О величине этой прибыли можно судить по тому, что, по данным
того же Зандера, заработок неквалифицированного рабочего
составлял в это время в Нюрнберге 25 ф. в год., а
квалифицированного — от 40 до 50 ф. Выпекая еще меньшие булки, пекарь мог
заработать еще больше. Комиссия постановила, исходя из
существовавшей в это время цены на рожь, что ржаная булка
стоимостью в 1 гелл. должна весить 11 лот. Такса предусматривала
определенное вознаграждение за труд пекаря и возмещала все
издержки производства. Каков был размер вознаграждения за
труд? Вспомним данные, к которым привел нас анализ страсбург-
ской хлебной таксы. Мы видели, что из тех 2.5 шилл., которые
неизменно фигурируют там во 2-й графе, 1 шилл. относится
на счет заработной платы пекаря. Один из регламентов того же
сборника постановлений, в котором содержится наша хлебная
такса, указывает, что пекарь, выпекающий хлеб из муки, данной
ему заказчиком, также получает за свой труд 1 шилл. с
одной четверти зерна.2 Это делает весьма вероятным предноло-
1 P. Sander. Die reichsstadtische Haushaltungs Nurnbergs, 1902, т. II,
стр. 910—912.
2 Brucker, op. cit., стр. 122.

Продовольственная политика города в XIV — XV вв. 265
дсение, что хлебные таксы стремились ограничить заработок
цехового пекаря той суммой, которую получал за
соответствующий труд хлебопек, работавший на заказчика.
Легко понять, что строгое проведение такс наталкивалось
ga сильнейшее противодействие со стороны цеховых пекарей.
В Аугсбурге крутые меры городского совета, направленные
к выпечке полновесного хлеба, вызвали в 1442 г. общую
забастовку пекарей.1 В Оснабрюке введение хлебной таксы
сопровождалось экстраординарной мерой с целью оказать давление на
пекарей, а именно: выпекать хлеб для продажи разрешено было
всем бюргерам, не принадлежащим к цеху, при том условии, что
они будут придерядаваться таксы.2 Указанная мера носила,
конечно, временный характер, ибо в последующие годы мы
встречаем в Оснабрюке цех пекарей со всеми присвоенными ему
правами. В Кельне борьба между потребителями и пекарями ведется
десятилетиями, особенно обостряясь в периоды дороговизны.
Как в 60-х, так и в 60-х годах XV в. городской совет Кельна
назначает из своей среды комиссии для урегулирования веса хлеба
и надзора за его качеством. Законный вес хлеба то повышается,
то понижается советом. В 1471 г. (период дороговизны)
назначается комиссия, которой дается поручение взвешивать хлеб
у ратуши и в других частях города. Однако источники дают нам
основание думать, что при фактическом осуществлении надзора
за хлебом происходили злоупотребления в пользу пекарей:
документы неоднократно запрещают доверенным бургомистра
брать у пекарей подарки.3 Конфликт ярко вспыхивает в 1481—
1482 гг., в период народного восстания против власти совета,
превратившегося из органа цеховой демократии в орган ее
олигархии.* Одним из главных лозунгов восставших является
требование урегулировать дело выпечки и продажи хлеба в
интересах населения. Комиссия представителей от цехов и обществ'
1 Ссылка у Sander, op. cit., т. II, стр. 912.
2Philippi. Die altesten Osnabriickischen Gildeurkunden, 1880,
стр. 27—28.
8 L б s с h, op. cit., № 186, 187, 188. — W. Stein, op. cit., т. 1?
стр. 262, п. 5; стр. 493, № 269.
4 См. для дальнейшего Stein. Akten, т. I, стр. 472 и ел.;
стр. 482—492, стр. 493 и ел.

ш
Очерк VI
сотрапезников вырабатывает обширный проект реформ, в котором,
предусматриваются следующие пункты: составить подробные
таблицы с указанием цен на белый и ржаной хлеб и законного
его веса (повидимому, имелись в виду таблицы наподобие тех
образцы которых мы привели), вывесить эти таблицы у город,
скои ратуши; поставить в разных частях города весы, чтобы
каждый бюргер мог проверить вес купленного им хлеба; отменить
штрафы, которые пекарь платит бургомистру; запретить
слугам этих последних брать у пекарей подарки.
Официальные данные рисуют историю этого восстания
•следующим образом.
Городской совет объявил готовность уступить всем
требованиям общипы, по указывал на то, что цех пекарей упорно
отказывается подчиниться ему. Условия, диктуемые общиной, —
заявили, по словам совета, пекари, — грозят им разорением
и гибелью: «Sollten sie, das annehmen, so mtissten sie alle nah-
rungslos und verderblicli warden». Бюргеры плохо разбираются
в таблицах, и, взвесив хлеб, они часто будут себя считать
обманутыми. Отсюда могут произойти споры, драки и
кровопролития: grosse Schlacnt, Mord und Ungltick. Если предполагаемая
реформа осуществится, то пекарям придется отказаться от
своего ремесла. Только в угоду почтенной общине они готовы
заниматься им еще недели две-три, пока весы будут фактически
поставлены па улицах. Совет, по утверждению официальных
документов, неоднократно возобновлял переговоры с пекарями,
но, видя их полную безрезультатность, известил об этом общину.
При этом, как утверждают указанные документы, он старался
успокоить ее, уверяя, что надеется в конце-концов притти к
соглашению с пекарями, и просил ее потерпеть. Штрафы за выпечку
неполновесного хлеба, — успокаивал совет общину, — будут
исправно взиматься и притом в пользу самой общины, а не
бургомистра. Если пекари и осуществят свою угрозу, прекратив
выпечку хлеба, то даже в этом случае следует воздержаться от
насильственных действий против них. Последнее увещание
достаточно красноречиво свидетельствует о настроении толпы.
В дальнейшем движение, направленное против совета,
ослабевает. Часть восставших откололась от него, что дало совету
возможность в конце концов подавить движение. Противоречие

Продовольственная политика города в XIV ■— XV вв. 267
интересов потребителя и цеха пекарей, конечно, не исчезло.
Оно утратило остроту и припяло хронический характер. Только
р самом конце века (1495—1498 гг.) было осуществлено
требование общины о выработке подробных таблиц хлебных цеп и
их опубликовании.
То обстоятельство, что, рисуя кельнское восстание 1481—
1482 гг., мы располагали лишь данными, идущими от кельнского
совета, необходимо учитывать при оценке его описания. Совет
подчеркивает свою полную готовность пойти навстречу нуждам
народных масс. Неудачу переговоров с пекарями он сваливает
на неуступчивость последних. Но вряд ли пекари могли бы
оказать сопротивление энергичному требованию совета. Совершенно
очевидно, что, уступая нарушено давлению масс из боязни взрыва
народного гнева и заигрывая с массами, совет фактически
поддерживал пекарей.
80-егоды XV в. также, как и 30-е годы его, отмечепы во всей
Западной Европе печатью неурожаев, дороговизны и голода.
На этой почве в Гамбурге в 1483 г. развернулось еще более
грандиозное движение, чем только что описанные кельнские
события.1 Голод в Европе вызвал усиленный экспорт хлеба из
Гамбурга и сделал эту операцию особенно выгодной. Ею увлекались
не только члены совета, занимавшиеся экспортом торговли, но
и совет в целом. Последний снарядил и отправил в Исландию
за свой счет флотилию кораблей с продовольствием и принял
участие, как пайщик, в других подобных предприятиях. Гавань
была полна готовыми к отплытию кораблями, нагруженными
хлебом и скотом, а в городе свирепствовал голод. Это дало толчок
к восстанию, продолжавшемуся около 5 месяцев и прошедшему
типичные фазы подъема и упадка. Основную силу его составляли
1 История этого восстания восстановлена нами по хроникам
современников и XIX в. Старые хроники, использованные нами: Tratziger's
Chronica der Stadt Hamburg und Hamburgische Chroniken in niedersach-
sischer Sprache. Хроники XIX в.-Glemens, Hamburgische Chronik
(1844), und Gall ois, Hamburgische Chronik (1861—1862). Рассказы хроник
не совсем совпадают, но сопоставление их дает возможность выяснить
социальную борьбу, которая развертывалась во время восстания.
Сочувствие хроникеров на стороне совета. Кратко касается восстания К. К aser,
Politische und sociale Bewegungen im deutschen Burgertum zu Beginn
des XVI Jahrhunderts, 1899, стр. 29—31.

268
Очерк VI
ремесленные слои различных степеней достатка и разных
оттенков социального положения. Из их среды вышел вождь
восстания бочар Генрих фон-Лоэ, иначе именуемый Генрихом Гур-
ляке. Но к нему примкнула и заметная группа купечества, н®
того, конечно, которое было заинтересовано в хлебном экспорте
а другого, ведшего регулярные торговые сношения с
Фландрией и Нидерландами, вывозившего из Гамбурга в большом
количестве пиво (гамбургское пиво уже в XIV в. завоевало
нидерландский рынок), масло, ветчину, свинину, мед и ввозившего
главным образом сукна и пряности. Эта группа купечества была
экономически тесно связана с цехом бочаров, к которому
принадлежал Лоэ, ибо бочки изготовлялись в ганзейских городах для
экспорта пива и других товаров.1
В этом движении, вызванном в первую очередь голодом,
слились воедино все мелкие струйки недовольства, бродившего в
разных слоях населения. Среди требований, предъявленных
населением, доминировали требования продовольственного характера,
но с ним тесно переплеталось стремление массы приобрести
участие в решении важнейших вопросов экономической и
политической жизни города (в Гамбурге ремесленные цехи не
пользовались в этом смысле влияпием); купечество стремилось закрепить
за собой ряд привилегий в иностранной торговле; наконец, в
движении нашли отражение различные мелкие, местные интересы.
.Вначале гамбургское восстание 1483 г. посило характер единого
нераздельного движения, направленного против городского
совета. Но пестрый социальный состав участников породил трения
между ними самими, особенно в нисходящей стадии движения,
когда, благодаря удовлетворению основных требований
восставших, от восстания откололся широкий общественный слой
имущих. Неимущие участники восстания выдвинули в ходе
борьбы лозунги, направленные против всех имущих. Но эта
сторона движения наименее ясно оттенена документами и выделяется
па общем фоне событий характерным, но тумапным пятном.
Их внешняя сторона полна глубокого драматизма. По данным
хроники, упомянутый Генрих фон-Лоэ был крепостным
человеком рыцаря, жившего недалеко от Гамбурга, и незаконнорож-
1 См. Н. L u d е г s. Hamburgs Handel und Gewerbe am Ausgang
des Mittelalters. 1910.

Продовольственная политика города в XIV— XV вв. 269
денным. Если последнее верно, то приходится удивляться, каким
образом он мог быть принят в члены цеха бочаров, которые, по
крайней мере в статутах, ревниво оберегали честь своей
профессии, закрывая доступ в нее незаконнорожденным. Этот человек,
-обладавший огромным темпераментом и способностями
агитатора, становится во главе движения. Он выступает в
многолюдных собраниях: по одним сведениям, в клубе пивоваров,
до другим — в частных домах, во время семейных торжеств,
разжигая народ рассказами о большом количестве скота и
массах зерна, отосланных на кораблях за границу, называет имена
купцов, участвовавших в экспортных операциях, и громит
продажность совета, забывшего свой долг и заставляющего народ
голодать, в то время как продовольствие увозится из Гамбурга.
Агитация кончилась арестом бочара. Совет призвал бюргеров (по-
видимому, представителей верхушки городского населения,
быть может, тех же крупных экспортеров зерна) и, обсудив
вместе с ними создавшееся положение, решил на время, впредь
до окончания дороговизны, приостановить экспорт хлеба из
Гамбурга. Но искра восстания уже брошена в народ.
Простой народ, — пишет хроника, —не верил искренности
намерений совета, и раздавались голоса, утверждавшие, что «богачи
все заодно и лишь дурачат народ». Арест фон-Лоэ лишь усилил
брожение. Над городом пронеслись звуки набата. Улицы
наполнились народом, который создал в интересах самозащиты отряд
охраны. Весь день происходили бурные сцены, во время которых
приверженцы фон-Лоэ освободили его из тюрьмы. На следующий
день было созвано многолюдное собрание в церкви св. Николая,
и фон-Лоэ, окруженный толпою приверженцев, огласил с хор
«формулированные им «статьи», т. е. народные требования. На
первом месте фигурировало требование полной амнистии для всех
восставших, затем был подчеркнут ряд требований,
направленных, как мы указали, к урегулированию продовольственного
дела: полный запрет экспорта продовольствия в Исландию;
запрет выдачи лицензий на вывоз зерна куда бы то ни было;
запрет продажи съестных продуктов на Новом мосту, ибо оттуда
они могут быть тайно погружены на корабли и увезены;
разрешение по средам и субботам всем решительно торговать хлебом;
требование, чтобы совет каждый месяц проверял у пекарей вес

270
Очерк VI
хлеба, конфисковал легковесный хлеб и отсылал в госпиталь св.
Георгия; требование образовать городские запасы зерна;
требование запретить скупку скота на расстоянии 6 миль от Гамбурга и
сосредоточить всю решительно торговлю им на городском рынке.
Смысл и значение этих лозунгов понятны из предшествующего
изложения. Но в гамбургском восстании они обросли рядом
других требовании, не имеющих отношения к продовольственной
политике. Восставшие требовали, чтобы городской совет, ведя
переговоры с иностранными державами, привлекал к участию
в них представителей от общины в числе 20—26 чел. от
каждого прихода; стремились к урегулированию судопроизводства;
требовали, чтобы женщины дурного поведения не имели никакого
общения с горожанками; требовали, чтобы лошади по городу
шли шагом; требовали урегулирования почты (в то время она уже
существовала в Гамбурге) и т. д. Все эти события происходили
в начале мая. Часть членов совета при первых же признаках
волнения уехала в Любек, а оставшиеся под предлогом неполного
состава совета медлили с ответом. Тем временем в городе царило
двоевластие. Фон-Лоэ вел себя как регент, раздавал службы
и должности и взял себе в секретари пастора, близко
примыкавшего к народным массам. Восстание в Гамбурге совпала
с церковной смутой и расколом среди духовенства, часть которого,
очевидно низшее, было на стороне народа. Требования,
выраженные в статьях, были удовлетворены советом в июне по
возвращении отсутствующих членов его.
Казалось бы, что движение должно было пойти на убыль.
Однако мы этого не видим. Наоборот, оно углубляется,
принимая более резко выраженный характер, и выдвигает лозунги,
направленные против имущих. «Худшая часть населения, —
говорит хроника Клеменса, — ободрепная успехом, не хотела
останавливаться на достигнутом и мечтала о захвате власти и
богатстве. В это время в городе царит напряженное положение..
Среди восставших ходят слухи, "что совет собирается призвать
против них чужую помощь в лице Любека; поэтому бюргеры
хранят у себя ключи от городских ворот. И совет не бездействует.
Он распространяет слух о якобы готовящемся на него нападении
со стороны восставших, стремящихся уничтожить неугодных
им членов совета. Чтобы иметь повод осуществить свой нлащ

Продовольственная политика города в XIV — XV вв. 271
инициаторы его, — как рассказывает хроникер, — пустили
р ход «ложное» известие о том, что в гавани стоят четыре
корабля, нагруженные зерном и готовые к отплытию».
Наши данные не дают возможности судить о том, точно ли
этот слух представлял собою вымысел. По сообщению того же
Хроникера, совету удалось опровергнуть его, но, к несчастью'
для властей, в городе вспыхнул пожар. Горел бедный квартал,
подозревали поджог со стороны совета и раздавались угрозы
доджечь дома богатых. В этот момепт перед ратушей вновь
появляется толпа бюргеров, руководимая вождями восстания; совету
был предъявлен ряд дополнительных требований частью
продовольственного, частью бытового, но преимущественно торгового'
характера: требование отменить акцизную пошлину во
Фландрии и Голландии, заставить голландцев восстановить старые
торговые привилегии; требование, чтобы гость не имел права
торговать с другим приезжим купцом; организация во всех приходах
вооруженной охраны из бюргеров и другие требования. Каков
социальный смысл этого дополнительного обращения
восставших к совету? Связывая его с предшествовавшим ему и
последовавшим за ним ходом событий, мы придаем ему значение
переломного пункта в революционном движении. Повидимому,
тенденции, проявленные неимущими слоями населения,
оттолкнули от восстания более зажиточных горожан. Предъявляя
совету дополнительные требования, купечество и состоятельная
часть цехов выдвигают условия, на которых мог бы состояться
компромисс между ними и советом.
Совет ухватился за протянутую ему руку примирения;
дополнительные требования были удовлетворены, и широкий
слой купечества, а также более состоятельных ремесленников,
откололся от восстания и стал на сторону совета. Почувствовав
твердую почву под ногами, совет дал решительный отпор тем,
кто продолжал поддерживать восстание. Он отверг требование
об освобождении лиц, арестованных за распространение
«позорящих» слухов о совете (мы не зпаем, в какой именно момент
состоялся их арест), и на другой день созвал в ратушу для
обсуждения создавшегося положения цеховых мастеров, в том
числе и фон-Лоэ, предупредив их, чтобы они оставили «челядь»
Дома во имя сохранения порядка. Это свидетельствует об ясно

272
Очерк VI
оформившемся расколе между мастерами и подмастерьями и о
принадлежности последних к тем, кто продолжал поддерживать
восстание. В то время, когда собравшиеся заседали (собрание
носило закрытый характер, и двери помещения были заперты ga
ключ), к ратуше подступила толпа корабельных плотников,
подмастерьев и «прочего низшего люда»,—как говорит хроника: «von
anderm niedern Volk», — под председательством корабельного
плотника Кляза фон-Каннена, н потребовала, чтобы ее пустили
на собрание. Получив отказ, восставшие выломали дверь и
ворвались в комнату заседания, но их вытолкали собравшиеся
бюргеры. Восставшие кинулись к башне, чтобы забить в набат, но
башня была уже во власти совета. Вожди напавших на ратущу
были арестованы. Часть подмастерьев и корабельных плотников
спаслась бегством, другая часть их соединилась с подмастерьями
кузнецов. Вооружившись топорами и молотами, они
намеревались освободить заключенных. Но совет имел уже много
сторонников, и эта попытка была пресечена в самом начале.
Движение вступило в последнюю фазу. Члены совета,
окруженные толпою бюргеров, отправились на Конопляную площадь и
обратились к собравшемуся там народу с вопросом, как быть
с заключенными. Народ ответил: «Да постигнет их
заслуженная кара». Дто касается Генриха фон-Лоэ, то решено было
лишь вновь привести его к гражданской присяге.
Но и фон-Лоэ постиг плохой конец. Как главный вождь
восстания, он, конечно, не мог быть приятен совету. И если его не
тронули в момент расправы с.подмастерьями и портовыми
рабочими, то это говорит лишь о том, что он являлся представителем
тех широких слоев ремесленпого населения, с которыми совет
только что заключил мирный договор. Но восстание быстро шло
на убыль. Масса, удовлетворенная уступками совета, постепенно
принималась за свой обычный труд. Наступил момент, который
совет счел удобным для расправы со своим врагом.
Воспользовались тем, что в разгар восстания бочар жестоко оскорбил жену
своего владельца, гарбургского рыцаря фон-Фрейтага,
приехавшую с мужем в Гамбург, повидимому, для того, чтобы получить
большой выкуп с фон-Лоэ. Окрестные рыцари якобы вступились
за честь жепы члена своего сословия и потребовали от совета
удовлетворения. Генрих фон-Лоэ был приговорен к смертной

Продовольственная политика в XIV — XV вв. 273
разни через обезглавление мечом. Но популярность этого чело-
река была еще велика даже в момент произнесения приговора
рд ним, ибо совет побоялся совершить казнь публично. Вопреки
обычаю, требовавшему, чтобы между произнесением приговора
0 приведением его в исполнение прошло три дня, Генриха фон-
доэ повели на казнь тотчас же после решения суда, как только
хлынула толпа, ожидавшая приговора. Под конвоем кучки
вооруженных бюргеров он был спешно проведен в госпитальный двор
Л там при закрытых с обеих сторон воротах обезглавлен. Казнь
совершилась 10 октября 1483 г.
Решение совета от 17 июля 1483 г., удовлетворившее главпые
1ребования восставших, почти текстуально повторяет их.
Основная часть его, содержащая запрет выдачи лицензий без согласия
яредставителей от бюргеров, уже изложена нами выше.
Таково было это восстание, в котором с такой силой вылились
глубочайшие социальные противоречия, бурлившие в жизни
большого приморского ганзейского города конца XV в.,
восстание, несомненно, заслуживающее специального
монографического исследования. Взятое в целом, оно далеко выходит за рамки
продовольственной политики города. Мы остановились на нем
(потому, что оно ярко рисует социальную борьбу, разгоревшуюся
да почве продовольственных нужд парода, и дает один из
ключей к пониманию продовольственной политики средневекового
города XEV-—XV вв.
Таким образом, мы возвращаемся к тому, что было сказано
нами в начале очерка I, посвященного этой теме.
Продовольственная проблема стояла в центре интересов
средневекового города. Не удивительно, что городское
законодательство уделяет ей столько внимания и с такой энергией и
настойчивостью разрабатывает детали продовольственного дела.
Регламентация продовольственного дела строго последовательно проводится
в городском законодательстве. В теории последнее руководится
исключительно интересами потребителя. Но задача снабж.епия
потребителя достаточным количеством дешевого продовольствия,
чрезвычайно сложная по самой своей природе, в силу трудности
привлечения в город сельскохозяйственных продуктов, и еще
более осложняемая общим ростом населения и социальной
борьбой в городе, фактически осуществляется с рядом отступлений

274
Очерк VI
от принятых принципов. Город подавляет корыстные тенденции
мелкого торговца продовольствием и скупщика,по лишь в
исключительных случаях прибегает к мерам давления на живущих в
городе землевладельцев, обладающих крупными зерновыми
запасами, и очень редко обуздывает вожделения купечества,
занимающегося экспортом зерна. В интересах всего населения город
ограничивает автономию цехов, производящих предметы питания
и требует от них максимальной производительности, нарушая
таким образом начало, лежащее в основе цехового строя. Но
социальная близость к упомянутым цехам побуждает его на
практике к уступчивости по отпошепию к их требованиям. Общие
условия экономической жизни средних веков, одинаковые для всех
городов, приводят к созданию ряда типичных руководящих начал
в продовольственной политике разных городов. Но степень
последовательности в осуществлении этих основных принципов зависит
от социальной структуры городского населения, от
экономической роли города и социального состава его правящего органа —
городского совета. Городские общины, подобные Базелю, где
ремесленная масса, обслуживавшая местного потребителя,
экономически и политически преобладала в интересующую нас эпоху,
проявляли больший демократизм в своей продовольственной
политике,1 чем общины типа Аугсбурга, где господствующую роль
играли землевладельческие элементы и промышленность,
работавшая для экспорта. И еще меньше внимания к продовольственным
нуждам народа проявляли крупные ганзейские республики типа
Гамбурга, где всецело доминировала купеческая аристократия.
Взятая в широком разрезе продовольственная политика
средневекового города означает борьбу за продовольствие. Город,
как целое, ведет борьбу за него с близким и дальним
сельскохозяйственным окружением и другими городскими общинами.
Внутри же города отдельные слои населения ожесточенно
борются между собой из-за выгод, могущих быть извлеченными
из наличного запаса предметов питания. Одни жаждут хлеба,
другие — наживы, а городские власти, в зависимости от своего
социального состава и политических требований момента, дают
перевес то одной, то другой из борющихся сторон.
1 См. выше об организации надзора над выпечкой хлеба в Базеле,-
о роли, которую играли там сельские пекари, и проч.

Очерк VII
ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В КЕЛЬНЕ В XI?—XV вв.
Мы познакомились с основными сторонами экономической
жизни города, с его продовольственной политикой и с рабочим
вопросом в конце средних веков. Но в нарисованной нами
картине был бы существенный пробел, если бы мы совершенно не
уделили внимания политическому строю города. В настоящем
очерке мы намерены восполнить этот недочет.
Из очень обширной темы о политическом строе средневекового
города, — мы говорим обширной, ибо строй этот представлял
большое разнообразие, — мы выделили лишь небольшую область,
которую собираемся осветить. Этой областью является период
цехового переворота в Кельне.
Цеховые восстания в такой же мере заслуживают внимания
историка, как и вопросы об эволюции цехового ремесла
и о продовольственной политике города. Во время цеховых
переворотов обусловленность политического строя города его
экономической структурой проявляется особенно ярко, а
социальная борьба в нем вспыхивает с особой силой.
История цеховых восстаний, пронесшихся волной по
немецким городам во второй половине XIV и в начале XV вв., еще не
написана. Эта полоса политических переворотов, возглавляемых
цехами и направленных против власти городского патрициата
(о нем см. ниже), представляет собой сложнейший комплекс
разнообразных социальных явлений. В каждом городе цеховые
восстания протекали по-своему. В каждом городе в их ходе
складывались особые социальные группировки, подготовленные пред-,
шествующим развитием. В зависимости от этого и итоги движения
были разные. Местами, например в Базеле, в конечном итоге
цехового восстания устанавливалось господство ремесленных
цехов. Местами, например в Любеке, восстание торжествовало
лишь временно, затем наступала реставрация, и у власти вновь
оказывался низвергнутый патрициат. В других местах, например

276
Очерк VII
в Аугсбурге, цеховые восстания имели продолжительный успех
по это не означало полного торжества новых социальных
слоев. Часть аристократии оставалась в городе, вливаясь в ря_
ды победителей и продолжая принимать участие в управлении
городом.
Написать историю цеховых восстаний в тесной связи с
экономической историей города — весьма сложно. Выполнивший эту
задачу раскрыл бы перед нами истинный социальный лик города
в XIV и в начале XV вв. Но предпосылки для осуществления
такой задачи еще не созрели. Слишком еще мало исследована
и мало известна экономическая история города.
Центр тяжести предлагаемого очерка лежит в обрисовке це-
XQBoro переворота в Кельне и предшествовавшего ему периода.
Рейпское историческое общество извлекло из архивов прирейн-
ских городов большое количество документального материала,
относящегося к Кельну, благодаря чему прошлое этого города
обследовано полнее и лучше, чем история какого-либо другого
из немецких городов. И тем не менее, как мы увидим ниже,
в истории политической борьбы, развернувшейся в
интересующую пас эпоху в Кельне, все еще много неясных сторон, пролить
свет на которые должно быть ближайшей задачей тех, кто близок
к архивным материалам.
Расположенный в том месте Рейна, где среднее, весьма
быстрое течение этой реки превращается в нижнее, широкое
и медленное (эта особенность расположения сыграла роль в
истории города, как естественная предпосылка для превращения его
в складочный пункт), Кельн имеет длинную и интересную
историю, полную такого же яркого своеобразия, как и внешний
вид этого города. Так называемый старый город, пепосредственио
примыкающий к Рейну и гавани, состоящий из узких, тесных
затененных домами улиц, содержащий массу старинных зданий
и великолепных памятников готической архитектуры, — как
папример, знаменитый кельнский собор, — полный шума,
сутолоки и торгового движения, резко отличается от пового
города, с его широкими просторными спокойными улицами,
города, имеющего современный европейский вид.
Старый город па широком фоне реки и остатки средневековых
рыцарских замков, высящиеся па противоположном берегу

Политическая борьба в Кельне в XIV—XV вв. 277
ее, — вот первое впечатление от Кельна у того, кто приехал
в город по реке, впечатление большой зпачительности, ибо оно
наглядно подчеркивает длинный исторический путь, пройденный
Кельном.
Кельн — один из .стариннейших немецких городов.1 Он был
основан римлянами в 38-м г. до нашей эры и служил им военным
лагерем в стране германского племени убиев, нося название Со-
lonia Agrippina. В VII—IX вв. Кельн принадлежал к франкскому
государству и после распадения последпего вошел в состав
Германии. В конце IX и начале X вв. отошел к Франции, затем в X в.
снова к Германии. С середины X в., при императорах Саксонской
династии, Кельн стал зависеть от одного из
могущественнейших духовных феодалов Германии — архиепископа Кельнского.
В XII в. Кельн играет уже роль крупного
промышленного и торгового города Германии. В эпоху крестовых походов
он становится одним из центров их пропаганды. В конце XI в.
Петр Амьепский выступает в Кельне с пламенной проповедью
крестового похода. В 1147 г. с такой же проповедью выступает
Бернард Клервосский, и, следуя его призыву, келыщы, вместе
с фламандцами и апгличапами, предпринимают поход па
сарацин. Ни одно крупное событие в политической и духовной
жизни Германии не обходилось без участия Кельна. Этот
город активно выступал в столкновениях между династиями
Гогенштауфенов и Вельфов и в борьбе между папами и
императорами.
Достигнув круппого экономического значепия, город
начинает тяготиться сеньориальной властью архиепископа. Права
1 Основным сочинением по истории Кельна продолжает оставаться:
L. E n n e n. Greschichte der Sfcadt Koln, 1865. Этот 6-томный труд
написан главным образом на основании архивных документов.
Политическая сторона развития Кельна в XIV—XVI вв. оставалась неясной до
конца XIX в. Она освещена лишь благодаря документам, извлеченным
из Кельнского архива и опубликованным в 2 томах Вальтером Штейном
(W. Stein, Akten zur Greschichte der Verfassung und Verwaltung
der Sfcadt Koln, 2 тома, 1893 г.), и работам того же автора, особенно:
W. Stein. Zur Vorgeschichte des Kolner Verbundbriefs vom 14
September 1936, Hansische Greschichtsblatter, XII (1893), стр. 163—202 и
268 — 302. Большое значение имела работа' F. L a u. Entwicklung
der kommunalen Verfassung und Verwaltung der Sfcadt Koln. Bonn. 1898.

278
Очерк VII
последнего мешали Кельну вполне развить свою промышленность
и торговлю. Начинается эра борьбы городской общины с архие-
пископом из-за права автономии, — борьбы, тянувшейся
несколько столетий и богатой драматическими и яркими эпизодами.
Епископ придерживается принципа: «разделяй и властвуй». Чтобы
побороть направленное против них движение, епископы (и в
частности Конрад фон-Гохштаденский вбО-х годах XIIIв.) стремятся
поднять цехи против патрициата. Последний ищет помощи на
стороне, у феодальных кпязей и у императора. На тесных улицах
города развертываются бои, происходят третейские суды,
торжественные примирения враждующих сторон. Постепенно
община отвоевывает у архиепископа одно право за другим, одну
вольность за другой, постепенно складывается городская
автономия. Однако полной независимости от своего феодального сеньора,
подобно так называемым имперским городам, признававшим над
собою только власть императора, Кельн не достиг в течение всего
средневековья. Город имел свои представительные органы, свою
очень обширную администрацию, свои доходы, издавал свои
законы, но на ряду с системой городских финансов продолжала
существовать параллельная ей система архиепископских финансов, и
город все время принужден был бороться с тем, чтобы не дать
разрастись архиепископским налогам. Город приобрел право
собственного суда, однако высший суд по уголовным делам, так
называемый Blutbann, продолжал оставаться в руках архиепископа.
Мы указывали, что уже в XII в. Кельн представлял
крупный промышленный и торговый центр. В XIII и XIV вв.
его значение еще больше возрастает. Слава Кельна широко
гремит в ранний период ганзейской торговли — в XII—XIV вв. В то
время он самый известный из всех ганзейских городов Германии.
В 1367 г. Кельн является центром объединения
северно-германских городов, объявивших торговую войну Дании и
Норвегии. Это соглашение 77 городов названо по имени Кельна, в
ратуше которого оно было заключено, Кельнской конфедерацией —
факт, достаточно ясно свидетельствующий о руководящей роли
этого города в Ганзейском союзе. Около этого времени наступает
перелом. Роль Кельна начинает падать, и гегемония в
Ганзейском союзе переходит к Любеку. Известный историк Гапзы
Дупель считает высшим моментом торгового могущества Кельна

Политическая борьба в Кельне в XIV—XV вв. 279
конец 70-х и начало 90-х годов XIV в.1 Позднее экономическая
даизиь Кельна вступает, по его мнению, в полосу постепенного
упадка. Депель доказывает свой взгляд анализом данных,
относящихся к сбору акциза, взимавшегося Кельном с разных
товаров при их ввозе и вывозе. Главным предметом кельнского
экспорта в средние века было вино. Оно вывозилось в таком
большом количестве, что Кельн называли винным погребом Европы.
Вино, экспортируемое из Кельна, частично доставлялось туда
из других мест, но большей частью принадлежало кельнским
бюргерам и получалось ими с собственных виноградников.
В 3 385 г. акциз, взимавшийся за измерение вина, —так
называемый Rutpfennig,— сдавался на откуп за 76 марок в
неделю; затем откупная сумма постепенно падает: в 1417 г. она
равнялась 57 маркам в неделю, в 1444 г. — 44 маркам. Соответствующим
образом надает и акциз с вина, ввозимого в Кельн. В
период времени 1432 —1454 гг. он составляет ежегодно 24 тыс.
марок, в период времени 1458—1476 гг. всего лишь 16 тыс. марок
в год. Аналогичный характер представляет движение, акциза,
^взимавшегося со второго по значению предмета кельнского
экспорта — с сукна. В начале XV в. он составляет сумму,
вдвое меньшую чем в 80-х годах XIV в.; в 20-х годах XV в.
он еще больше падает. Уменьшается сумма акциза,
взимавшегося с помола мзгки, сумма акциза с мяса и т. д.
Значение приведенных цифр бесспорно. Однако об
экономическом упадке Кельна в XV в. можно говорить лишь в
относительном смысле. Недавно онубликованпые данные по
экономической истории средневекового Кельна ясно свидетельствуют
о том, что и в XV в. город жил еще очень интенсивной
экономической жизнью, если и менее значительной по своему масштабу,
чем в предыдущую эпоху, то едва ли не более разнообразной.2
1 D a n е 1 1. Die Bliitezeit der deutschen Hanse, т. II, стр. 60—62.
Выводы Денеля сделаны на основании данных капитального труда
R. К nipping: Die Kolner Stadtrechnungen des Mitfcel alters, т. II, 1897.
2 Об этом свидетельствуют документы, извлеченные из кельнского
архива и опубликованные в 3 томах: В. К u s k e. Quellen zur GreschicMe
des Kolner Handels und Verkehrs im XIV—XV Jahrhundert, т. II, 1918,
т. I, III, 1923, и работы того же автора, основанные на им же извлеченных
Данных, особенно: В. К и s к е. Die Kolner Handelsbeziehungen im XV

280
Очерк VII
Будучи узловым пунктом множества путей, расходящихся в
разные стороны, Кельн поддерживал торговые сношения не только
с верхнерейнской и нижперейпекой областями, по и с
отдаленными частями Гермапии и с другими странами. Он сильно
тяготел в торговом отношении к Фландрии и Брабанту, притом це
столько к Брюгге, сколько к Антверпену и Берген-он-Зом (в
Брабанте). Через Брюгге и Антверпен Кельн поддерживал торговые
сношения с Францией, Англией и странами, расположенными
у Северного и Балтийского морей. Кельи посылал в Антверпен
и Берген рейнское вино, медь, серебро, сталь, оружие, пряжу,
сукно, бумазею, полотно, шелковые ткани, вайду, пряности.
Оттуда же кельнские купцы привозили южные вина, южпые
фрукты, шелк-сырец, хлопок, рыбу, сыр, пряности и другие
товары. Кельнцы поддерживали торговые сношения с указанными
странами, пе только встречаясь с их представителями во
Фландрии, но и непосредственно, отправляясь туда. Особенно важна
была торговля с Англией. Дорога из Кельна в Англию вела через
Дордрехт, либо Миддельбург, затем через фландрские города
и Кале Торговые сношения Кельна с Англией заключались
главным образом в том, что кельнские купцы покупали в Англии сукно
для экспорта его в разные города и страны. Городской совет
Кельна с гордостью подчеркивал, что кельнские купцы
доставляют в Венецию большее количество английского сукна, чем
купечество какого бы то пи было другого города. Помимо этого,
из Англии в Кельн экспортировался еще цинк, игравший большую
роль в металлической промышленности. Торговля с Англией
представляла для Кельна такую ценность, что из-за нее он пре- ■
небрегал связью с Ганзейским союзом. В истории Кельна
несколько раз повторялись случаи, когда он поддерживал торговые
сношения с Англией, в то время как весь остальной Гапзейский союз
находился с нею в состоянии войны. Из Нидерландов в Кельн
шли скот, сыр, соль, сельди и масло, которые из Кельна
расходились по всему верховью Рейна. Кельп поддерживал в XV в.
регулярные торговые сношения с Гамбургом, Любеком,
Данцигом, Ригой и Ревелем; кельнских купцов можпо было встретить
Jahrhundert в Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftgeschicli e,
т. VII, 1909, стр. 296; Rusk e. Die Handelsbeziehungen zwischen Koln ,
und Italien im spalern MitteMter. Westdeutsche Zeitschrift, XXVII.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 281
в Дерпте, Новгороде-Великом, Стокгольме, Копенгагене,
Бергене. Как и в XIV в., главным предметом кельнского экспорта
продолжало оставаться випо. Кельпские оптовые торговцы
вином (многие из них вместе с тем занимались каким-нибудь
ремеслом — среди пихбыли бочары, поленики, ременщики,
золотых дел мастера) в большом количестве скупали вино в
местностях, расположенных по верхнему Рейпу и по Мозелю, держа
там для этой цели особых факторов. Но вместе с тем
экспортировались и сукно, шелковые ткани и даже жернова, привозимые
в Кельн из Апдернаха. Кельнский же импорт состоял из мехов,
полотна, ржи, воска, леса, поташа, рыбы, меди. Кельнские кущы
были постоянными посетителями франкфуртской и лейпцигской
ярмарок. Доставляя туда товары, получаемые ими из-за границы,
и произведения кельнской промышленности, — как то:
металлические и кожаные предметы, сукпо, полотно, бумазею, шелковые
ткани, шляпы и т. д., — они не только ввозили в Кельн другие
товары, продававшиеся на этих ярмарках, по вместе с тем
совершали и более сложные операции: закупая па ярмарках
разного рода товары, опи непосредственно отсюда же
экспортировали их в другие города. Так, например, серебро и медь,
добывавшиеся в Гарце, прямо с лейпцигской ярмарки посылались
кельнцами в центры металлической промышленности — в
Нюрнберг и Антверпен. Кельп поддерживает в XV в. торговые
сношения не только с северной и средней Европой, но и с Италией.
Эти сношения в XV в. приобретают даже большие размеры, чем
в предыдущую эпоху. До копца XIV в. торговля Кельна с
Италией посила со стороны Кельна преимущественно пассивный
характер. Главными носителями ее являлись итальянские купцы,
приезжавшие в Кельн. Теперь сами кельнцы .начинают
проявлять большую активность в этом смысле и совершают торговые
операции в целом ряде итальянских городов, как, например,
во Флоренции, Генуе, Неаполе, Милане, Лукке и главным
образом в Венеции.
Приведенные данные, относящиеся к XV в., рисуют картину
оживленной торговой жизни в Кельне. Не захирели в это время
я другие отрасли экономической деятельности в этом городе.
В XIII и XIV вв. патрициат Кельна совершал крупные
ростовщические операции. Ими прославились семьи, сыгравшие большую

■282
Очерк VII
роль в истории города, как, например, фон-Лискирхены и
фон-Штесое. Мы не располагаем статистическими данными для
суждения о том, в какой мере эта деятельность высшего
слоя кельнского общества сократилась в последующий период
кельнской истории. Но во всяком случае упоминания о пей не
прекращаются.
Чрезвычайно ярко выступает в Кельне в XV в. тесная связь
торгового капитала с промышленностью. Кельнские купцы
выступают в это время как главные насадители домашней формы
крупной промышленности. Интереснее всего то, что они раздают
работу не только кельнским ремесленникам, но и ремесленникам
отдаленных местностей и городов. Так, например, кельнские
купцы стояли во главе стальной промышленности в Маркской
области, Зигерляпде и Вестервальде. Добывание олова и меди
в Эйфеле также направлялось кельнским капиталом. На
кельнских предпринимателей работали" и гомбургские кузнецы,
выделывавшие кастрюли (в Марке), и весь цех дубильщиков в бра-
бантском городе Герцогенбуше. Родная промышленность была
слишком тесна для кельнского капитала, оп искал более
широкого приложения па стороне. Насколько выяснено исследованием,
эта роль кельнского торгового капитала в промышленности,
отнюдь не чуждая и XIV в., все же представляется особенно
характерной для XV в.
Из приведенных нами фактов видно, что пульс
экономической жизни бьется в XV в. в Кельне еще сильно. Но все же там
в это время сказываются, симптомы упадка, что соответствует
статистическим данным, использованным Депелем. Одним из
подобных симптомов мы считаем усилившуюся в Кельне в эту'
эпоху борьбу из-за складочного права. В предыдущий период
своей истории Кельн довольно равнодушно относился к этому
нраву, теперь же он ревностно отстаивает его от посягательств
соседних городов—ясное доказательство того, что, в виду
умалившегося значения экспортной торговли, роль складочного права,
как источника доходов, возросла в общей экономике города.
В одном из предыдущих очерков мы имели возможность убедиться,
что складочное право доставляло в Кельне заработок не только
купечеству, по и значительному числу городских служащих
и рабочих: грузчиков, мерильщиков, весовщиков, возчиков и

Политическая борьба в Кельне в XIV —■ XV вв. 283
других.1 Очень характерной чертой кельнской жизни XV в.
является рост торговых компаний. Этот факт, с одной стороны,
свидетельствует о возрастающей потребности в капиталах,
с другой—о недостаточно большом размере отдельных капиталов.
Таким образом, совокупность данных — статистических и
фактических — рисует нам экономическую эволюцию Кельна
в период времени с конца XIV в. и до XV в. как медленно н
постепенно нисходящую линию.
На почве очерченной экономической эволюции развернулась
и политическая эволюция Кельна в XIV—XVвв.
Политический строй Кельна в XIV в. представляет собой
очень сложную организацию. Эта сложность была создана двумя
причинами: во-цервых, тем, что город постепенно отвоевывал у
архиепископа одну сферу управления за другой, благодаря чему
создавались параллельные органы власти — сеньориальные
и городские; во-вторых, тем, что город составился из семи
отдельных общин, каждая из которых сохранила свою
организацию. В конечном итоге этого развития центральная власть
оказалась в руках целых четырех органов: коллегии шеффенов, т. е.
присяжных заседателей, так называемой Riclierzeche, Большого
и Малого советов. Наряду с этим в каждой из семи подчиненных
общип имелись свои органы управления.
Сущность политического строя Кельна в XIV в. может быть
выражена немногими словами. Это был век политического
господства патрициата. Все прерогативы власти, с такими усилиями
вырванные городской общиной у архиепископа, послужили к
политическому укреплению этого слоя. В XIV в. политические права
патрициата приобретают полную определенность, н дважды,
в 1321 и 1341 гг., происходит обширная кодификация
городского права, дающая довольно ясное представление о характере
управления, механизме власти и компетенции двух ее
центральных органов, Малого и Большого советов, и целой сети
подчиненных им мелких органов. Конституция 1341 г., или так
называемая «Книга присяги», является главным источником, из
которого мы черпаем сведения о политическом строе Кельна
под властью патрициата.
1 См. очерк III.

284
Очерк VII
Прежде чем перейти к характеристике этого строя,
остановимся вкратце на самом понятии патрициата.
Это был высший слой городского населения, превосходящий
другие своим богатством, присвоивший себе управление городом.
• Между понятиями патрициата, богатства и
правительственной власти существовала теснейшая связь. Патрициями были все
те, кто имел близкое отношение к власти, власть же
принадлежала самым богатым.
Одна из кельнских хроник, так называемая Кельгофская
хроника, относит происхождение 15 старейших патрицианских
родов к римским временам.1 Историческая ценность этого
сообщения равносильна ценности тех преданий, которые производили
род московских государей от римских императоров. Известие
Кельгофской хроники имеет значение лишь для
характеристики того, каким почетом стремились окружить себя патриции
в зепите своей власти, изображая эту последнюю как исконную
и унаследованную от предков.
Действительность была гораздо более прозаична, чем
легендарное сообщение цитированной хроники. Власть
патрицианских фамилий, или так называемых родов, покоилась не па
многовековой давпости, а, как мы только что указали, на богатстве.
Генеалогия патрицианских родов Кельна показывает, что
большая часть их разбогатела благодаря торговым и ростовщическим
операциям, и что предки их в большинстве случаев
принадлежали к купеческим цехам.2 Непосредственного участия в
производстве товаров патрициат не-пршшмал. Это вторая отличительная
черта патрициата, проводящая резкую грань между ним и
купечеством, которое во многих случаях имело еще отношение
к ремеслу (см. очерк II). Эти положения могут быть доказаны
данными, относящимися не только к ранней истории кельнского
патрициата — к XII—XIII вв., по и к XIV в. Ив это время
представители многих патрицианских семей Кельна состоят
членами богатого цеха розничных торговцев сукном — так
называемых Gewandschncider. Эта отрасль торговой деятельности
давала большие барыши и чрезвычайно содействовала накоплению
1 Chroniken der deutschen Sladte, т. XIII, стр. 320 и ел.
2 См. интересную по материалам работу: L. Wintei'feld„
Handel, Kapital und Patriziat in Koln bis 1400. Lubeck, 1925.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 285
капитала. Другим, почти монопольным видом торговли патри-
диата, как уже указывалось, был экспорт вина, часто связанный
с обладанием виноградниками. Некоторые патрицианские семьи
редут свое пачало от ремесленников. Существует
предположение, что предки одной очень видпой патрициапской семьи
Лискирхепов, сыгравшей крупную роль в истории Кельна, были
крепостные.1 В XIV в. многие патриции занимаются ссудными
операциями. Не только вся нижперейнская и вестфальская
знать, по и английские короли были в долгу у кельнских фон-
Щтессе.2 Последние не ограничиваются раздачей ссуд: они
ссужают других не только своими деньгами, по и взятыми
взаймы у той же знати.
Очень распространенной формой приложения и увеличения
капитала являлась в Кельне покупка так называемых «рент»
на разные сроки — пожизненно и наследственно. Это означало,
что заимодавец дает нуждающемуся в деньгах известную сумму
яод залог недвижимости, получая ежегодно взамен данной суммы
определенную ренту. Если же рента носила наследственный
характер, то доход получался не только самим кредитором
пожизненно, но и его потомками в течение одного-двух-трех
поколений, в зависимости от соглашения. Много капиталов
вкладывалось патрициатом в недвижимость. При этом у каждой семьи
была своя система. Одни из них приобретали недвижимость
и затем округляли ее, прикупая соседние участки. Так, фон-дер-
Штессе уже в XIII в. владели четырьмя крупными комплексами
земель в четырех частях города. Другие предпочитали мелкие
и разбросанные участки. В XIV—XV вв. обороты с
недвижимостью в Кельне приняли очень широкие размеры — в торговых
частях города передавались по наследству и покупались,
например, такие дробные доли, как V70 жилого дома, Yso торговой
палатки, 7бэ прилавка, за которым продавались товары.
Происходила частая спекуляция домами и земельными участками.
Патрицианская семья фоп-Кузинов в XIV в. скупала земельные
участки исключительно с целью их перепродажи или сдачи
в наследственную аренду. Покупая репты, т. е., другими словами,
давая взаймы деньги, Кузины пользовались всякой пеисправ-
1 L. W i n t e r f е 1 d, op. cit., стр. 45—46.
2 L. Winterfeld, op. cit., стр. 35. Для дальнейшего стр. 66 и др.

286
Очерк VII
постыо плательщиков рент, чтобы закрепить за собой участок,
с которого шла рента, на правах собственности. С другой
стороны, эта семья известна тем, что создала особенно тяжелые
условия наследственной аренды, требуя сверх денежных взносов
еще и натуральные.-1
Наряду с участками в аренду сдавались н жилые помещения.
Подобная сдача квартир практиковалась в интересующую пас
эпоху в Кельне в широких размерах. Так, например, в одном
из самых населенных приходов Кельна — St. Kolumbia —
в 1487 г. из 885 домов сдавались в аренду 661.2 Дома не только
сдавались, но и специально строились для сдачи. После
изгнания евреев из Кельна, в 1349 г.3 патриций Арнольд фон-Плез
купил в еврейском квартале ряд участков, освободившихся
вследствие сожжения еврейских домов и синагог, и застроил их вновь.
Выстроенные дома были дешевые; в каждом из них помещалось
семь отдельных квартир, специально рассчитанных для сдачи
в наем. Установившая эти факты Луиза Виптерфельд справедливо
полагает, что фон-Плез спекулировал, повидимому, па ожидаемом
возвращении евреев, которые должны были особенно дорожить
этим местом.4 Не все сдаваемые в аренду дома принадлежали
патрициям, в домовладении участвовали разнообразные слои
населепия, в том числе и ремесленники, особенно из числа
богатых, как, например, золотых дел мастера.5 Но все же патрициат
представлял в городском землевладении и домовладении
внушительную силу. В XIV в. денежная арендная плата за помещения
все чаще стала вытесняться натуральной. Эта эволюция
находилась, повидимому, в связи с порчей монеты и колебанием ее
реальпой ценности. Вместо денег домовладельцы стали требовать
с арендаторов жилых помещений всякого рода снедь — кур,
1 Op. cit., стр. 50—52.
2J. G-reving. Wohrmngs- und Besitzverhaltnisse im Kolner
Kirchspiel St. Kolumbia, 1904, стр. 31.
3 До крестовых походов евреи занимали в Кельне хорошее
положение и пользовались широкими правами. Начиная с эпохи крестовых
походов положение их резко изменилось к худшему, и они неоднократно'
подвергались преследованиям.
4 L. Winterf. eld, op. cit., стр. 56—57.
5 J. G r e v i n g, op. cit., стр. 74—76.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 287
масло, ветчину и другие продукты. х Указанная замена
денежных платежей натуральными была настолько же невыгодна
для плательщика, насколько она была выгодна для
домовладельца. Съемщиками были большей частью люди небогатые.
Этот мелкий люд — ремесленники, мелкие торговцы н др. —
оказывался, таким образом, в тяжелой зависимости от патрициев.
Как велик был доход от сдачи в аренду жилых помещений,
показывает следующий пример. Хранитель епископской печати
в Кельне, Герман фон-Гох, арендовал у кельнского архиепископа
весы, на которых взвешивались жиры, и архиепископский
двор за 140 гульд. в год. Архиепископский двор вмещал в себе
16 жилых квартир, которые Герман фон-Гох пересдавал 16
семьям. Одна только эта сдача давала ему больше 300 гульд.
в год.2
Много патрицианского капитала было вложено в здания,
где помещались торговые ряды, в торговые палатки, в
промышленные заведения, принадлежавшие городу, как, например,
мельницы.3 Как торговыми рядами, так и этими промышленными
заведениями обычно владел ряд лиц сообща.
Очень выгодной формой приложения капитала являлся откуй
городского акциза па предметы широкого потребления— вино,
соль, муку и т. д.
И, наконец, много капиталов вкладывалось в сельское
землевладение. Патриции, составившие большое состояние, охотно
покупали поместья, вступали в браки с членами фамилий
высшего дворянства и, приобретая соответствующие титулы и нрава,
сливались с феодальной знатью. Некоторые из них еще
сохраняли связь с городом. Так, например, среди кельнских
розничных торговцев сукном были лица, обладавшие званием рыцарей,
что не мешало им продолжать торговлю. Другие патриции,
сблизившись с феодальной аристократией, совершенно откалывались
от города и порой даже становились во враждебные к нему
отношения. Навстречу этому течению, шедшему из недр
городского патрициата, из рядов феодальной аристократии, шло
1 F. La u. Entwicklimg dor kommunalen Verfassung der Stadt Koln,.
стр. 132, прим 1.
2 L. E n n e n. Geschichte der Stadt Koln, т. II, стр. 764—765.
3 L. Winterfeld, op. cit., стр. 47—48 и др.

288
Очерк VII
обратное урбапизационное течение, впрочем, гораздо более
слабое. Вступая в браки с детьми патрициев, члены феодального
сословия иногда переселялись в город, приобщались к его жизни
и поступали на городскую службу. По общему мнению историков,
занимавшихся данным предметом, патрициат никогда пе
составлял замкнутого сословия. Анонимный автор Кельгофской
хроники предпринял попытку точно определить состав кельнского
патрициата, но она оказалась неудачной, что вполне
естественно.1 Широкая торговля, экспорт и работавшая для него
промышленность придавали экономической жизни Кельна характер
кипучести и изменчивости. В этой непрестанно волнующейся
социальной стихии все время происходили сдвиги: одни слои
поднимались, другие опускались. Одни патрицианские фамилии
беднели, другие еще больше богатели. В одиом и том же роде
были линии богатые и линии обедневшие. У власти удерживались
лишь самые богатые; обедневшие представители патрициата
постепенно сливались с широкой массой бюргеров. Одновременно
совершался и встречпый процесс. Из среды цехов выделялись
разбогатевшие элементы, и в XIV в. между патрициями и
собственно ремесленной частью горожан успела образоваться
широкая прослойка в виде богатого купечества. Патрициат пе
брезговал браками с его разбогатевшими членами. Таким
образом, совершалась социальная диффузия.2
Но, не будучи замкнутым ни социально, ни экономически,
патрициат, однако, почти монополизировал власть в XIV в. Об
этом достаточно ярко свидетельствуют состав и компетенция
центрального органа кельнского управления в XIV в. — Малого
совета.
Представительный орган городского населения —городской
совет —с трудом пробивал себе дорогу в Кельне. Еще впервой
половине XIII в. архиепископ ожесточенно противился
образованию совета, доказывая, что совет представляет собою вредное
1 Chroniken der deutschen Stadio, т. XIII, стр. 320.
2 О кельнском патрициате, кроме цит. соч. L. Winterfeld,
см. еще F. L a u. Entwicklung der kommunalen Verfassung d. Stadt
Koln, стр. 121—136 и многие другие, а также F. L a u. Das Kolner
Patriziai bis zum Jahre 1396 в Westdeutsche Zeitschrift, XVI (1895),
стр. 315—343.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 289
новшество. Город управлялся в то время двумя органами,
зависевшими от архиепископа: коллегией шеффепов, т е. присяжных
заседателей, и так называемой Рихерцехе—fiicherzeche. Первый
орган представлял более древнее учреждение и совмещал
административные функции с судебными. Рихерцехе (дословно —■
объединение богатых) возникла в результате расширения города и
объединения отдельных общин, входивших в его состав. Это был
главный оргап надзора за ремеслом, т. е. за цехами, и за
торговлей. Оба эти учреждения, которые по своему персональному
составу являлись патрицианскими, сохранились и в XIV в., т. е.
уже после того, как городской совет стал крепкой и
жизнеспособной организацией с широким кругом полномочий. Резюмируя
заранее, мы можем сказать, что политическая эволюция XIV в.
выразилась в двоякой форме: 1) сфера власти и влияния
автономных учреждений города все больше возрастала за счет
компетенции архиепископскнх органов; 2) менялось соотношение самих
автономных органов.
В XIV в. в Кельне функционировало два городских совета—
Малый и Большой, — но до самого конца этого века главная роль
принадлежала Малому совету, Большой же совет занимал
второстепенное и подчиненное место. Их взаимная роль стала меняться
лишь в 70-х годах XIV в.
По «Книге присяги» 1341 г. Малый совет состоял из 15
патрициев и обновлялся ежегодно посредством кооптации.1
«Каждый член намечает кого-либо из своего рода, если он
находит там человека, который с пользой может сидеть в совете.
Ежели же он его не находит, то он намечает какого-либо другого
честного человека», —• гласит устав. Сохранились именные списки
членов Малого совета за ряд лет. Из них видно, что он пополнялся
исключительно членами 15 фамилий, представлявших верхи
патрициата: обычно 2 члена совета принадлежали к фон-дер-Овер-
штольценам. Остальные члены выбирались по одному из
следующих фамилий: фон-дер-Бирклип, фон-Горне, фон-дер-Адухт,
Гардевуст, Шервгин, Кваттермарт, Лискирхен, Грин, Гир,
1 «Книга присяги» 1341 г. у W. Stein. Akten z. Geschlchte d.
Verfassung und Verwaltung d. Stadt Koln, т. I, стр. 27 — 56. В этом же
сборнике ряд других актов по политической истории города.

290
Очерк VII
Клейнгедаяк, Шпигель, Юден, Гирулин. Эти имена регулярно
повторяются. Выбыв из совета, член его мог вернуться обратно
лишь через 2 года. В виду ограниченности фамилии, в кругу
которых происходило избрание, на третий год в совет
возвращались те же лица, которые были членами его за 2 года до того.
Таким образом, круг правящих был ограничен приблизительно
45 лицами. Устав содержит ряд статей, имеющих целью
помешать возвышению одной патрицианской семьи над другими, т. е.
превращению олигархии в тиранию. Как мы увидим ниже, это
опасение имело под собой почву.
Подчиненность Малого совета архиепископу выражалась в том,
что в состав его должно было входить несколько человек шеффе-
нов, конечно, из числа тех же патрициев, и что кроме 15 членов
в заседаниях совета участвовали еще 2 бургомистра,
назначавшихся Рихерцехе. Это были высшие представители
исполнительной власти. Малый совет был дипломатическим, финансовым,
административным и судебным оргапом. Он вел
дипломатические сношения с императором, с духовными и светскими
феодалами, с городами, ведал городскими финансами, служил
апелляционной инстанцией на решения им же назначенных
судей (высший суд по уголовным делам принадлежал
архиепископу), назначал должностных лиц, за исключением
бургомистров. К числу назначаемых им чиновников принадлежали:
судьи по делам бюргеров и гостей; судьи по делам о насилии;
рентмейстеры (т. е. казначеи); ринмейстеры (т. е. чиновники,
надзиравшие за торговым движением, происходившим в кельнской
гавани Рейна); баумейстеры, заведывавшие строительной частью,
бакмейстеры, надзиравшие за выпечкой хлеба; дрекмейстеры,
заведывавшие уборкой мусора в городе; пагаментмейстеры, т.е.
старшины по делам о монете; старшины над открытыми воротами
и городскими башнями, старшины над закрытыми воротами,
писаря, рассыльные и т. д. Из одного этого перечня видно, в какой
мере Малый совет был хозяином города. От контроля за въездом
в городские ворота и выездом из пих до надзора за уборкой мусора
все нити городской жизни соединялись в его руках. Члены его
получали за каждое заседание небольшое вознаграждение, своего
рода диэты, кроме того ежегодно определенную денежную
сумму, а также 4 четверти вина. У совета, как у такового,

Политическая борьба в Кельне в XIV ■— XV вв. 291
были еще свои источники дохода, как то: часть акцизных
пошлин, взимавшихся с вина, часть судебных пошлин и разные
другие статьи, в том числе поступления с евреев.1
В некоторых особо важных случаях устав о присяге требовал
согласия «Всех советов». Лау полагает, что под этим
обозначением подразумевались члены патрициата, участвовавшие в
течение последних 10 лет в Малом совете. Такое согласие «Всех
советов» было предусмотрено: при особо важных
дипломатических решениях; при выдаче грамот, дающих право па
пожизненные и паследственные ренты (в руках городских властей репты
являлись одним из основных источников приобретения средств и
составляли существенную часть городского долга), и, наконец,
при выдаче охрапных грамот кельнским бюргерам,— подобные
грамоты гарантировали их получателю охрану в пути, что также
представ ля ло очень ответственный акт.
Большой совет возник позднее Малого. В «Книге присяги»
1321 г. он рисуется еще в поясных очертаниях. В «Книге
присяги» 1341 г. оп выступает более ясно. Он являлся
представительством от кельнских приходов и состоял из 82 человек,
значительная часть которых также принадлежала к патрициату и к кругам,
связанным с патрициатом родственными узами; многие члены
Большого совета принадлежали к кругам крупного купечества.
Широкие слои населения были представлены в нем очень слабо.
Участие Большого совета в управлении носило крайне
ограниченный характер. Единственное реальное право было
предоставлено ему в области финансового контроля: по уставу 1341 г.
расходы свыше 10 марок могут производиться только по общему
решению Малого совета, «Всех советов» и Большого совета.
Большой совет, как и Малый, обновляется каждый год посредством
кооптации.
Прибавим еще, что должностные лица назначались
вступающим в исполнепие своих обязанностей Малым советом, из состава
1 Последнее требует пояснения. Как группа населения, чуждая
остальной его части и не сливавшаяся с этой последней, евреи в средневековых
городах находились под особой защитой городских властей, платя за это
особые налоги. В Кельне патроном еврейской общины первоначально
был архиепископ, и налоги с евреев поступали в его пользу. С течением
времени городской совет добился того, что часть налогов, поступавших
с евреев, была передана совету.

292
Очерк VII
уходящего Малого совета. Таким образом, каждый третий год
одновременно с возвращением в Малый совет членов, бывших
его членами за 2 года до того, возвращались и те же должностные
лица. Исполнительная власть была в такой же мере
монополизирована небольшим количеством патрицианских родов, как и
власть законодательная.
Мы указали выше, что власть представительных учреждений
города, т. е., в сущности говоря, Малого совета, находила
предел только в компетенции архиепископских органов — Совета
гаеффепов ж Рихерцехо. Но персопально последние, как мы уже
упоминали, также состояли из патрициев. Таким образом,
все решительно представители власти выходили из кругов
патрициата.
Такая сплоченная сила политической власти в руках
небольшого количества лиц может быть объяснена лишь крупным,
разумеется с точки зрения масштабов XVI — XV вв.,
размером капиталов, находившихся в их обладании, и очень
сильной степенью зависимости от них широких слоев городского
населения—-патрициат охватывал население города кабальной сетью
долговой зависимости в разнообразных формах.1 К сожалению,
у нас нет статистических данных, подтверждающих это
положение. Единственное, что мы могли сделать,— это очертить общи!
характер экономического базиса, на котором покоилась власть
патрициата. Дело будущих исследований — углубить и
расширить это знание.
Внешний образ жизни кельнского патрициата
соответствовал его социальному могуществу. Дома патрициев походили на
укрепленные замки. В противоположность другим немецким
городам, где законы, направленные против роскоши в одежде,
ограничивали последнюю по отношению ко всему населению,
кельнские патриции закрепили за собой исключительное право
ношепия драгоценностей.2
Но пользование властью протекало в Кельне не безмятежно.
1 Патриции Льежа раздавали мелким мастерам сырой материал и
получали от них готовую работу (G. P i г е n n e. Histoire de Belgique,
v. II). Кельнские материалы не обнаруживают подобных фактов.
Раздатчик работы здесь — разбогатевший член цеха.
2 L. E n n e n. Geschichte der Stadt Koln.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 293
Силой вырывая власть у архиепископа, патрициат, в то же время
должен был отстаивать ее от посягательств других групп
населения, которые по мере своего экономического роста и развития,
также проявляли стремление принять участие в управлении
городом.
В XIV в. политическими противниками патрициата в Кельне
выступили купечество и ремесленники. Находясь под
управлением Рихерцехе, ремесленные цехи пользовались некоторой
автономией. Временно они уже в середине XIII в. добились
некоторых политических прав. Мы видели, что в столкновениях
с патрициатом архиепископ охотно опирался па ремесленников.
Цехи использовали поддержку, оказаппую ими архиепископу, и
с его помощью приобрели участие в городском совете и в
коллегии шеффенов, по не надолго. Противоречие интересов между
патрициатом и ремесленниками достигло уже в то время такой
степени интенсивности, что привело к уличпым боям.
Ремесленники, руководимые шерстоткацким цехом, потерпели в пих
поражение. Их политические достижения были утрачены, и
движение приостановилось на целых 100 лет. Вероятно, оно
было не совсем бесплодно, ибо само появление Большого
совета, относящееся не то к концу XIII, не то к пачалу XIV в.,
представляет собой некоторую — правда, минимальную —
уступку более широким слоям паселения со стороны
патрициата.
Движепие возобновилось с особенной силой в 60-х годах
XIV в. На этот раз ремесленники гили рука об руку с
купеческими элементами, и организации их действовали вначале заодно
против патрициата.
Несколько слов об этих организациях. Общественная жизнь
была сильно развита в кельнских цехах. Это обстоятельство
стимулировалось во-первых, широким развитием производства
в Кельне, во-вторых, политическим бесправием и угнетенностью
ремесленников и купечества. За цеховыми заседаниями обычно
следовало товарищеское общение и по разным поводам
устраивались пирушки, игры и танцы. Некоторые цехи выделили из своего
состава особые братства для религиозных и благотворительных
целей. А в богатых ремеслах возникали особые товарищества,
предназначенные исключительно для целей общения ж устрой-

294
Очерк VII
ства совместных трапез. Они получили название «Обществ
сотрапезников» (Gaffelgesellschaften) — гаффельгезелыпафтен (от
слова Gaff el — Gabel, т. е. вилка).1 Мы встречаем их у бочаров '
золотых дел мастеров, ременщиков и других ремесленников.
«Общество сотрапезников» бочаров является типичным для всех
организации подобного рода,— все члены его обязаны были
поочередно устраивать на свой счет трапезу для остальных
товарищей. В некоторых «Обществах сотрапезников» первоначальное
ядро, состоявшее из лиц одной специальности, с течением времени
обрастало наслоениями в виде лиц других специальностей. На
ряду с ремесленными «Обществами сотрапезников» существовали
и купеческие организации подобного рода. Общество «Виндек»
(Windeck) объединяло всех купцов, ведших торговлю с Англией
(так называемых Englandfahrer); общество Schwarzenhaus —
купцов, торговавших вайдой; общество «Железного рынка» —
Eisenmark — объединяло также купеческие элемепты.
Существовали, наконец, «Общества сотрапезников», представлявшие
собой застольные организации патрициата. Такой характер
носило «Общество бездельников» — Sclielme — и общество, посив-
шее название «Дом друзей». В бурную эпоху политических
переворотов, начавшуюся в 60-х годах XIV в., «Общества
сотрапезников» сыграли роль политических клубов. Здесь собирались
лица одной профессии и политические единомышленники,
обсуждалось положепие городских дел, выносились решения,
заключались политические союзы.
Толчком к движению 60-х годов XIV в., известному в истории
под названием «Восстания ткачей», послужили финансовые
мероприятия совета, т. е. та сторона деятельности городских
учреждений, которая чаще всего и больше всего возбуждала
народные страсти и протест.2
Еще в 50-х годах XIV в. совет, по соглашению с императором
Карлом, решил для усиления городских средств устроить
новую таможню в Вайене близ Кельна и взимать там пошлину
1 Вопрос об «Обществах сотрапезников» очень мало исследован в
исторической литературе. См. о них L б s с h. Kolner Zunfturkunden, 1907,
введение, стр. 135—139.
2 L. Ennen. Geschichte der Stadt Koln, т. II, стр. 660—682.—
Stein. Zur Vorgeschichte, стр. 175—179.

Политическая борьба в Кельне в XIV— XV вв. 295
с товаров, шедших по Рейпу. Это нововведение явилось жестким
стеснением для торговли и обременением для тех отраслей
производства, которые получали нужные им материалы по
Рейну. Во главе недовольных стояло купеческое общество сотра-
пезпиков «Железный рынок» и шерстяной цех, их поддерживала
вся масса купечества и ремесленников. Депутация от цехов
потребовала от совета отмены пошлины. Совет медлил ответом.
Цехи готовились добиться осуществления своих желаний силой.
Тогда совет уступил. Несмотря на это, движение продолжало
разрастаться. Отмена байенских пошлин потребовала большой
денежной компенсации королю, разрешившему ввести их под
условием получепия определенной доли дохода с этого налога.
Таким образом, отмена одного платежного бремени повлекла
за собой другое платежное бремя. Это обстоятельство привлекло
внимание масс к способу ведения городских финансов. Мишенью
нападок стал члеп Малого совета — патриций Рюдгер Грип, один
из виднейших члепов Кельнской коллегии казначеев — Renten-
kammer. Ярый сторонник аристократического режима, он резко
выступал против притязаний массы, чем особенпо восстановил
против себя цехи. В «Обществах сотрапезников» раздавались
против него громовые речи, говорили о присвоении им городских
средств, требовали ревизии его действий. Особеппо громко
раздавались голоса ткачей, члепов общества «Железного рынка»
и цеха меховщиков. Совет вновь уступил. Произведенная
ревизия доказала виновность Грина, и патриций был казнен. Это
произошло в 1368 г.
Теперь движение разлилось неудержимой лавиной.
Восставшие потребовали ареста сперва 3 членов Малого совета, затем
еще 7 членов его. Дело явно клонилось к политическому
перевороту. В первую очередь была сломлена власть Рихерцехе.
Ее лишили важнейших прав — главным образом контроля над
цехами — и оставили за ней лишь второстепенные полномочия.
Вслед за тем были совершенно устранены из Малого совета шеф-
фены. Свергнув, таким образом, стеснительную опеку
архиепископских органов над экономической жизнью города, восставшие
предприняли преобразование центральных городских
учреждений. Система двух советов была оставлена в силе, и организация
Малого совета осталась, видимо, петропутой, по в организации

296
Очерк VII
Большого совета произведен был кореппой переворот. Число
члепов его осталось то же — 82 человека, но взамен
представительства от кельнских приходов в основу его положен был
принцип представительства от кельнских цехов. В этот обновленный'
орган перенесен был центр тяжести городского управления из
Малого совета. На ряду с ткачами в Большой совет вошли
представители от меховщиков, кузнецов, ноясников, маляров, оло-
вяшшшиков, ременщиков, дубильщиков, золотых дел мастеров
и других ремесл.
Преобразование политического строя создало легальпую
основу для дальнейших стремлений восставших. Движущей силой
восстания продолжали оставаться ткачи. На своих частных
собраниях они обсуждали план будущих действий и затем
сплоченно выступали в совете. Новое правительство приняло закон,
вдвое понизивший сумму, требовавшуюся от новых бюргеров,
Это значительно увеличило ряды демократии. В 1371 г. в Кельне
зарегистрировано было 300 повых бюргеров из числа
ремесленников и других лиц, имевших отношение к промышленности.
Враждебность правительства, созданного восстанием, к
патрициату сказалась в введении акциза на вино и в повышении
налогов на земельную собственность.1
Однако новая власть держалась не долго. Восстапие
победило благодаря союзу ремесленников с купечеством. Но после
реформы политического строя перевес в рядах правительства
перешел к ремесленным элементам, — вернее, к их части,
группировавшейся вокруг ткачей. Политика последних была, видимо,
так узко эгоистична, что не соответствовала интересам даяда
всех категорий ремесленников. Это с достаточной ясностью
вытекает из некоторых финансовых мероприятий нового
правительства. Восставшие подорвали власть патрициата,
воспользовавшись его неудачной финансовой политикой, а новые правители,
оказавшись господами положения, повторили ошибки
побежденного противника. Введены были торговые пошлипы, сильно
задевшие интересы купечества и, вероятно, таюке и многих
ремесленников, заинтересованных в торговом обороте.2 В результате-
1 Knipping. Kolner Stadtrechnimgen.
8 Ср. Losch, op. cit., т. I, стр. 141.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 297
блок восставших раскололся, купечество отошло от него, а
вместе с ним и очень многие ремесленники.
Этим поворотом в движении воспользовался патрициат, все
еще имевший опору в Малом совете. Демократический режим,
порожденный восстанием, сводил на-нет его значепие и
оскорблял его чувства. Аристократически настроенный автор Кель-
гофской хроники возмущенно повествует о том, как в городе,
в котором «испокон веку» правило 15 благородных родов
рыцарского звания, испытанных в турнирах, завладели властью какие-
то ткачи и их приверженцы. Он видит в повой власти одни лишь
отрицательные стороны и подчеркнуто говорит об ее нажиме
на акциз и о постоянном устройстве ее представителями
пирушек и угощений за счет городской казны.1 При этом
хроникер забывает, что патрицианское правительство поступало
совершенно так лее.
Из-за финансовых мероприятий пового правительства
купечество отшатнулось от движения и перешло па сторону
патрициата. На стороне последнего временно оказались и
архиепископские органы и многие цехи. Патрициат, почувствовав твердую
почву под ногами, бросил вызов своим противникам. Два ткача
за сравнительно небольшой проступок были приговорены пат-
рициапскими судьями к смертной казпи. Когда ткачи, не
добившись отмепы приговора, силою вырвали осуяеденпых из рук
палачей, собравшийся в Малом совете патрициат воспользовался
этим поводом, чтобы объявить своим врагам решительный бой.
Теперь в союзе с патрициатом выступила большая часть «Обществ
сотрапезников» ■ и цехов: общества «Железпого рыпка» и «Вин-
дек», цехи дубильщиков, кузнецов, золотых дел мастеров,
меховщиков, пекарей, пивоваров и др. Все они вооружаются и
группируются вокруг рыцарского войска, организованного Малым
советом и Рихерцехе. Остальные цехи сохраняли нейтралитет под
предлогом отсутствия вооруженных сил. Начав борьбу с
патрициатом, как передовые вожди многочисленной армии, ткачи
окончили ее почти в полном одиночестве.
На узких улицах Кельна, прилегающих к церкви
кармелитов, развернулся бой, исход которого был предрешен. Могли ли
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. XIV, стр. 708.

298
Очерк VII
Немногочисленные пешие отряды ткачей устоять против
превосходящего их силой войска, руководимого рыцарями? Они быстро
обратились в бегство и попрятались, кто куда мог. По преданию
противники ожесточенно преследовали их, вытаскивали из
убежищ и убивали. Вой превратился в кровавое избиепие. Кедь-
гофская хроника рассказывает, что преследование ткачей
продолжалось две недели.1 Чтобы никто не мог уйти из города,
ворота его были заперты, и все, кто имел какое-либо отношение
к ткачам и их семьям, разыскивались и зверски убивались.
Другие сведения стремятся обелить патрицианский совет и
представить его в роли благородного примирителя.2
Ближайшим последствием поражения ткачей было
значительное сокращение шерстоткацкого цеха.3 Последний не случайно
стал во главе восстания и дал ему свое имя. Мы упоминали уже
о том, что шерстяное производство играло выдающуюся роль
в оюизни Кельна и что шерстяные материи служили там
предметом значительного экспорта в разные города и страны. Эта
отрасль промышленности занимала так много рабочих в Кельне, что,
по преданию, утром и вечером, когда ткачи шли па работу и
возвращались с нее, на улицах города возникала невообразимая
сутолока. Конечно, ко всякому подобному преданию нужно
относиться осторожно, ибо представление о «множестве»
относительно. Трудно определить точпо количество станков, занятых
в шерстяной промышленности Кельна, по, исходя из ряда
косвенных данпых, следует присоединиться к взгляду историков,
полагающих, что их было мепыпе 1000. Ткачей же в Кельне
в эпоху ткацкого восстания было либо 500, либо несколько
больше. Но сила шерстоткацкого цеха увеличивалась зависимыми
от него цехами — стригальщиков, валяльщиков, красильщиков,
аппретурщиков и др., так что в общем относительная
численность лиц, группировавшихся вокруг ткачей, была велика. После
восстания ткачей количество ткацких стапков было уменьшено
1 Chroniken der deutschen Stadte, т. XIV, стр. 710 и ел.,
особенно 712.
2 L. Ennen. Geschichte der Stadt Koln, т. II, стр. 677—678.
Ср. также D о m е 1. Die Ztinfte in Koln, 1929.
3 L. Ennen, Geschichte, т. II, стр. 681—682.— D о m e I, op. cit.,
стр. 31.

Политическая борьба в Кельне в XIV— XV вв. 299
,до 200; затем оно вскоре опять возросло до 300. Многие ткачи
погибли в бою, некоторые были казнены, часть их подверглась
изгнанию. Имущество изгпапных ткачей, а равно и
корпоративное имущество всего ткацкого цеха было конфисковано.
Политический памфлет копца 90-х годов XV в., известный под назвапием
«Новой книги» (Das пене Buch), оценивает конфискованное
имущество ткачей в 100 тыс. гульд. На чем основана эта цифра —
нам неизвестно.1 Ткачи жили в двух различных частях города,
одна из которых носила название Айрсбурга или Оверсбурга,
другая — Грихенмаркте или Кригмаркте. У ткачей
Оверсбурга был дом «Ико», у ткачей Грихенмаркте — «Аахеп».
В этих домах происходила продажа готовых шерстяных изделий.
По распоряжению патрициата оба дома были срыты, по
впоследствии ткачи построили па их месте новые дома, дав им старые
названия.2 Так называемый «ткацкий колокол», созывавший
утром ткачей на работу, был спят. У цехов, подозреваемых
в сочувствии к ткачам, отнято было оружие. Но шерстяная
промышленность не была уничтожена этими мерами.
Шерстоткацкий цех все еще — по количеству богатых элементов —
продолжал занимать первое место среди кельнских цехов.
Мы нарисовали восстание ткачей, исходя из имеющихся у нас
данных. К сожалению, они не носят исчерпывающего характера.
Дошедшие до пас факты рисуют в сущности лишь отдельные
моменты из истории восстапия, а отнюдь не полную картину его.
Наиболее ощутительный пробел представляет отсутствие
полных и точных данных о внутренней организации
кельнской промышленности и, в частности, шерстяной
промышленности. Из очерка II мы знаем, что шерстоткацкий цех
Кельна, как и многие другие цехи этого города, представлял
среду, глубоко дифференцированную, и что под впешним
покровом цеховой демократии в нем упрочилась цеховая олигархия.
Но точное численное соотношение в нем различных социальных
элементов в эпоху, предшествовавшую восстанию 1369 г., и
конкретная роль каждого из этих элементов неизвестны. Между
тем, только полное знание этих фактов могло бы дать ключ
1 L. Ennen und G. *Е с k e r t z. Quellen zur GeschicMe der
Stadt Koln, т. I, стр. 422—444.
2 Keussen. Topographie der Stadt Koln.

300
Очерк VII
к пониманию всех изгибов движения 1369—1371 гг., а также ^
всего последующего периода политической истории Кельна до
самого конца XIV в. Не располагая указанными данными, мы-
можем судить о внутренних пружинах движения 1369—1371 гг.
во многих случаях лишь предположительно.
Несомненно одно — действия как ткачей, так и других цехов-
и патрициата, направлялись острым жалом социальных
противоречий. Некоторые корпи этих противоречий, проявившихся'
в движении 1369—1371 гг., нам удалось нащупать.
Понятно, почему ткачи стали во главе восстания. Цех,
игравший такую крупную роль в экономической жизни Кельна,
должен был претендовать и на соответствующее политическое
значение. Ведь политическое бесправие лишало ткачей возможпости
отстаивать свои экономические интересы, что очень ярко-
проявилось в налоговой политике совета, крайне певыгодпой
для ткачей, для многих других ремесленных цехов и для
значительной части купечества, и послужившей толчком
к восстанию.
Следует указать еще, что между ткачами и патрициями шла
борьба из-за права розничной торговли сукном. Рихерцехе
закрепила это право за розничными торговцами сукпом (Gewand-
schneider), среди которых, как мы говорили, было много
патрициев. Очень большие разногласия вызывало право розничной
торговли вином, закрепленное патрициатом за собой. В Кельне
существовал оригинальнейший обычай — частный дом мог
превращаться в винный погреб. Перед домом водружали ветку в знак
того, что там будет продаваться вино небольшими количествами.
Патриции осуществляли свое право розничной торговли вином
не лично, а через своих подчиненных, которые считались
состоящими па городской службе.1 Но, в виду выгодности этой
торговли, другие группы населения тоже добивались права запи--
маться ею.
Почему ремесленные элементы и в частпости ткачи пе сумели
удержать власть? Мы предполагаем, что падение правительства
«ткачей» в значительной степени было обусловлено глубоким
внутренним расслоением ремесленной среды. Порождаемая этим
1 Ср. Knipping. Kolner Stadtrechnungen des MittelaHers, 1897,
т. I, стр. XIV.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 301
рознь интересов вела к ее расколу. Притом же руководящую роль
в экономической жизни такого крупного экспортного центра,
как Кельн, играли не ремесленные, а купеческие слои. Важен,
наконец, еще один момент — в 60-х годах XIV в. патрициат
представлял в Кельне еще большую социальную силу,
устранить которую было не легко.
Когда, 27 лет спустя после восстапия «ткачей» — в 1396 г., —-
б Кельпе было установлено правление цехов, то это произошло
в существеппо измененной обстановке, ибо социальное значение
патрициата было уже совершенно подорвано. Но и после
переворота 1396 г. политическая власть в Кельпе фактически
находилась в руках купеческих слоев (см. ниже).
За подавлением восстания последовала полоса реакции. 1
Она затронула только ремесленную часть населения. Крупное
купечество не было задето ею. Больше того: сам патрициат
использовал те достижения восстания, которые соответствовали его
интересам. Последнее касается роли архиепископских оргапов.
Восстание подорвало значение Рихерцехе и коллегии шеффе-
нов, а реставрация вернула им их полномочия лишь в очень
незначительной степени. Права Рихерцехе по падзору за цехами
перешли к Малому совету. Представительство от коллегии шеф-
фенов в Малом совете было восстаповлено, но ограничено в
количественном отношепии. По уставу реставрации в Малом совете
должно было участвовать пе больше двух шеффепов. Малый совет
был, таким образом, восстановлен как исключительно
патрицианский орган с расширенной компетенцией. Наиболее крупные
изменения коснулись организации Большого совета. Патрициат
отменил принцип представительства от цехов, положенный
восстанием ткачей в основу этого органа, и восстановил припцип
представительства от приходов. Число членов Большого совета
'было уменьшено с 82 до 31. Но членами Большого совета
могли быть только те, кто в состояпии был содержать лошадь
и иметь соответствующее вооружение, т. е. рыцари, — другими
словами, богатые люди. Компетенция Большого совета была
значительно расширена, особенпо в фипапсовой сфере: помимо
1 L. Ennen, Geschichte, т. II, стр. 683 и ел., и главным образом
W. Stein, Zur Vorgescliichte, стр. 179 и ел. Ср. также Knipping.
Kolner Stadtrechnungen, т. I, стр. 6.

302.
Очерк VII
непременного участия в решении вопросов о всех расходах,
превышающих 10 марок, Большой совет получил еще право посылать,
двух представителей в коллегию казначеев и принимать участие
в контроле над финансовой отчетностью. Ему предоставлено было-
также некоторое влияние на область дипломатических
отношений. В виду малочисленности лиц, удовлетворявших требованиям
имущественного ценза, нужного для того, чтобы стать членами
Большого совета, при обновлении этого органа установился тот
же трехлетпий круг, что и при обновлении Малого совета, т. е.
каждые три года в Большой совет возвращались те же лица,
которые были членами его за три года до того.
Реставрация совершенно лишила ремесленные цехи той
автономии, которой опи пользовались под властью Рихерцехе, т. е.
права выбора мастеров, устройства собраний и издания статутов,
и поставила их под надзор обермейстеров, назначавшихся советом.
Цехам не доверяли. В это время вошло в обычай ежегодно-
требовать от пих присяги на верность властям.
Восстание ткачей было подавлено благодаря союзу
патрициата с крупным купечеством, — союзу, временно увлекшему
за собой и значительную часть ремесленников. Этот блок
богачей старой формации с богачами новой формации оказался
настолько прочным, что продержался в течение 25 лет, — до
1396 г. Теперь у власти стояли только те, кто был достаточно
богат. Круг правящих расширился, но лишь в незначительной
степени. Отдельные ремесленники входили, вероятпо, в состав
Большого совета, но масса их, не обладавшая нужпыми
капиталами, была политически бесправна и угнетена.
Власть реставрации стояла, конечно, на-страже
экономических преимуществ правящих слоев. Ярким проявлением их
социальной политики явился тот факт, что столь оспариваемое право
продажи вина в розницу было предоставлепо лишь тем, кто
обладал имущественным цензом, требовавшимся от членов
Большого совета.
Созданный реставрацией политический строй органически
развивался в течение 1371—1396 гг. Вся эта полоса
характеризуется постепенным укреплением начал, проявившихся уже в
первый период реставрации. Рядом законодательных мер
значение архиепископа и его органов было еще больше подорвано,

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 303
и в то же время все больше расширялась власть Большого совета.
Первая линия политики продиктована была интересами всего
правящего блока, вторая — интересами повых богачей.
Эти 25 лет — эпоха непрерывной внутренней борьбы.1
Тотчас же после подавления восстания крайне обостряются
отношения между советами и архиепископом. Архиепископ
Фридрих "добивается у императора грамоты, разрешающей ему
повысить торговые пошлины, взимавшиеся им в двух прирейнских
городах — в Бонне и Нейсе, и самовольно вводит новые
пошлины на товары, идущие в Кельн по сухому пути. Пошлины
ложатся, конечно, тяжелым бременем на кельнскую торговлю.
Кроме того, происходят споры из-за юрисдикции. Духовные суды
разбирают и решают дела, подлежащие, по мнению советов,
светскому суду; совет в свою очередь вмешивается в решения
коллегии шеффенов. Жестокое столкновение между советом и шеффе-
нами происходит по поводу суда над двумя евреями,
провинившимися перед архиепископом. Правящие слои паселения хотят,
видимо, совершен яо изъять евреев из-под власти архиепископа
и всецело завладеть доходами, идущими с пих. Столкновения
между городом и архиепископом кончаются полным разрывом
между ними, причем архиепископ и шеффены покидают город.
Создается напряженная атмосфера. Архиепископ мобилизует
военные силы для нападения на город, последний готовится к
обороне. Привержепцы архиепископа делают неудачную попытку
разжечь социальную борьбу в городе и поднять цехи против
советов. Ходят слухи, что архиепископ собирается укрепить
Дейцскии монастырь, расположенный на Рейне близ Кельна,
чтобы создать опорный пункт для борьбы с непокорным городом
и иметь возможность оказывать давление на кельнскую торговлю.
Но столкновения между городом и сеньором на этот раз все же
кончаются миром. В 1378 г. происходит официальное
примирение. Но вскоре вражда вновь вспыхивает, и правящий блок
принимает еще более агрессивную позицию по отпошению к
архиепископу. Продолжая спор о судебной компетенции сеньери-
альных и городских органов, совет вместе с тем возбуждает
перед императором Венцелем вопрос о передаче городу права
1 L. Е п п е п. Geschichte, т. II, стр. 696 и ел.

■304
Очерк VII
чеканки монеты, до того составлявшего прерогативу
архиепископа (1379 г.). Еще более резкое выступление советов против
архиепископа имело место в 1387 г., когда духовепство лишено
было принадлежавшей ему издавна привилегии продавать вино
.небольшими количествами, не платя акцизной пошлины.
Но несмотря на кажущуюся прочность правящего блока,
уже в 70-х и 80-х гг. внутри советов, видимо, происходят, сильные
трения, что является преддверием к событиям 90-х годов. У пра-
рящих нет уверенности в прочпости политического строя,
созданного реставрацией. Это явствует из того, что при пересмотре
конституции, в 1382 г. в нее включен был пункт, требовавший для
дальнейшего изменения конституции пятикратного
большинства.1 «Книга присяги» 1382 г. увеличивает число членов
Большого совета с 31 до 63. Из списков членов этого совета видно, что
в то время он состоял из некоторого количества патрициев, очень
большого количества богатых бюргеров непатрициев и
нескольких представителей от ткачей и золотых дел мастеров.
Наиболее бурный период борьбы наступает с начала 90-х
годов. В это время в политическую жизнь врывается новый момент,
до того отсутствовавший. Как до 1369 г., так и в период
восстания ткачей патрициат выступает в политической сфере как нечто
единое. Теперь он раскалывается. Появляются две различных
патрицианских партии.2• . ■ -
Одна из них, носившая название «Греффенов» (Greffen) и
возглавлявшаяся Хильгером фон-Штессе, последовательно
продолжает традиции блока, возникшего при подавлении ткацкого
восстания. Чрезвычайно агрессивная по отношению к архиепископу,
она в то же время стремится к возможно большему расширению
компетенции Большого совета. Другая партия, называвшаяся
«Друзьями» (Freunde) и руководившаяся члепом старого патри-
циапского рода — Костином Лискирхеном, — отстаивает суще-'
ствующий строй. В 90-х годах она идет рука об руку с
архиепископской партией, что при данпом стечении условий вполне
понятно. Судя по политике 90-х годов, в Малом совете перевес
1 W. Stein. Zur Vorgeschichte, стр. 199.
2 W. Stein, op. cit., стр. 268—302, и L. E n n e n, Geschichte,
стр. 696 и ел.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 305
принадлежал «Друзьям», в Большом же совете и
следовательно, в общем составе правительства — «Греффепам».
Уже в начале 90-х годов на заседаниях советов происходят
бурные прения, и правительство, желая скрыть глубокий раскол
в рядах патрициата, запрещает членам совета публично
выражать сожаление о мероприятиях власти.1 Очень характерно
,и другое постановление этого времени, обязывавшее граждан
доносить совету о всех тех, кто неодобрительно отзывается о
властях. Собрания партий происходят в то время очень часто.
Они собираются в «Обществах сотрапезников», на дому у вождей
и в других частных домах. И цехи также, видимо, проявляют
признаки непокорности. Это следует из того, что совет усиливает
надзор за ними и совершенно закрывает цех кошелечников.2
Человек способный, надменный, честолюбивый и страстный,—
таким рисуется вождь «Греффенов» Хильгер фон-Штессе, по
документам и по его выступлениям.3 Семья его принадлежала
к числу довольно старинных кельнских фамилий, будучи уже
в XIII в. очень богатой; однако в списке «родов», члены которых
заседали в Малом совете до 1369 г., мы ее не находим. Один из
предков Хильгера фон-Штессе, тоже Хильгер фон-Штессе уже
в XIII в. обладал четырьмя большими комплексами земель в
четырех частях города (см. выше) и являлся кредитором не только
нижперейнской и вестфальской знати и английского короля,
но и города Кельна и самого кельнского архиепископа.
Последний неоднократно занимал у фон-Штессе значительные суммы под
залог различных феодальных статей: дохода с Боннской таможни,
должности шультгейсса или «судьи» в Дейце и т. д. Город Кельн
должен был фон-Штессе 5 тыс. марок, за что выплачивал ему
ежегодно 400 марок ренты. Семья была очень близка к феодальной
знати, благодаря бракам с дворянством и обширным земельным
владениям. Уже только что упомянутый старший Хильгер фон-
Штессе обладал званием Bannhcrr, приравнивавшим его к старой
1 L. E n n e n und G. Е с k e r t z. Quellen, т. VI, стр. 45.
2 W. Stein. Zur Vorgeschichte, стр. 293.
3 Си. о нем «Das neue Buch» L. E n n e n und G. Eckertz,
стр. 422—444, и Chroniken der deutschen Stadte, XIII, стр. 82—83 и
стр. 137; т. XIV, стр. 731. О семье фон-Штессе см. L. W i n t e r f e 1 d,
op. cit., стр. 35 и ел.

306
Очерк VII
феодальной знати и дававшим ему право иметь на своей службе
рыцарей. Хильгер фон-Штессе младший, вождь «Греффенов»,
занимал видные должности на городской службе. Он был рентмей-
стером, т. е. членом коллегии казначеев, и, как способный
дипломат, часто принимал участие в городских посольствах, что дало
ему возможность приобрести связи при императорском дворе.
Состав его партии носил смешанный характер. На ряду с
фамилиями, которых мы не встречаем в списках Малого совета до
1369 г., к «Греффенам» примыкали и отпрыски древних родов,
как Грины, Шпигели, Вирклины, Кватермарты и др. Ту же
смесь фамилий представляла и партия «Друзей». Ближайшим
сотрудником Хильгера фон-Штессе был его дядя Генрих фои-
Штаве.
«Греффены» имели крепкую организацию заговорщического
типа и рядом метких ударов совершенно подорвали в 90-х годах
и без того сильно ослабленное значение Рихерцехе и коллегии
шеффенов.1 В 1391 г. шеффены лишены были права занимать
городские должности, а также жить у городских ворот и иметь
ключ к ним. Последнее — помимо деградации — представляло
собою уже меру военного характера, выражавшую недоверие
к противникам. Приблизительно в то же время Рихерцехе
утратила право назначать бургомистров и делегировать их в Малый
совет. Бургомистры стали назначаться самим советом из его<
собственного состава. Одним из двух первых назначенных
советом бургомистров был близкий приверженец Хильгера фон-
Щтессе. Одним из двух вторых бургомистров — сам Хильгер.
Указанное постановление о шеффенах было принято на
совместном заседании Большого и Малого советов с привлечением
12 доверенных лиц от «Всех советов»—явное доказательстве
того, как сильно возросла компетенция Большого совета. Группа
членов Малого совета с патрицием Людвигом Иуде во главе
выразила резкий протест против этого постановления. За оказанное
им сопротивление Иуде был заключен в одной из городских
башен. Но оппозиция не была подавлена этим. Волнение среди
«Друзей» и в шеффенской партии (что в данный момент было
одно и то же) не улегалось. В следующем' 1392 г. правительство
1 W. Stein. Zur Vorgeschichte, стр. 268—302.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 307
опять приняло суровые меры против непокорных. Многие шеффе-
пы и члены Малого совета были заключены в городские башни,
часть шеффенов была изгнана из города с запрещением жить на
расстоянии 20 миль от него.
Столкновения между правительством и архиепископом не
прекращались и в эти годы, и поведение правящих кругов
носило резко наступательный характер. В 1391 г. совет построил
водяную мельницу на Новом рынке, чем нарушил привилегию
архиепископа, так как владение мельницами являлось
исключительным правом последнего.1 В 1393 г. развернулось громкое
дело Германа Гоха, хранителя архиепископской печати.2
Личность Германа Гоха является ярким олицетворением характерных
свойств кельнской жизни в XIV и XV вв.: ее подвижности и
изменчивости, наличия в ней элементов капитала и наживы, ее
глубокого рационализма. Происходя из небогатой дворянской
семьи, жившей па нижнем Рейне, этот ловкий авантюрист
собственными усилиями составил громадное состояпие. «Его влекло
в кипучую атмосферу дипломатических интриг, в заманчивую
гущу финансовых операций, на опасный путь... княжеской
службы», — говорит о Германе Гохе историк Кельна Эннен.
Высшее владетельное дворянство пользовалось его услугами как
заимодавца и торгового посредника. Он взял на откуп доходы
с архиепископского двора и с целого ряда городских и
архиепископских акцизных статей. В молодости он принял духовное
звание, но, разбогатев, вышел из состава клира и с разрешения
папы женился. Как видное лицо, принадлежавшее к
архиепископским кругам, он возбудил к себе ненависть «Греффенов».
В то время шел спор между папой Урбаном VI и антипапой Кле-
менсом; Кельн поддерживал Урбана VI. Германа Гоха обвинили
в приверженности к антипапе, в измене городским интересам,
на том основании, что он, якобы подкупленный герцогом,
уговорил некоторых членов совета защищать интересы герцога, и
в утайке акцизных поступлений. Он был вызван на совместное
заседание Большого и Малого советов — новое доказательство
возросшей власти Большого совета, — и устами Хильгера фон-
Штессе ему предъявлено было требование уплатить городу 2 тыс.
1 L. E n n e n. Geschichte, т. II, стр. 762.
2 Op. cit., стр. 762—768.

308
Очерк VII
рейнских гульдепов, якобы утаенных им при сборе акциза.
Обвинение против Гоха было выдвипуто без всяких доказательств
без мотивировки. Хранитель архиепископской печати
принужден был уплатить указанную сумму, что, однако, не спасло его
от заключения. Это дело было дерзким вызовом архиепископу
со стороны «Греффенов».
Планомерная кампания против архиепископских органов,
таеффенекой партии и «Друзей» завершилась в 1396 г. крупным
актом — пересмотром «Книги присяги» в духе принципов партии
«Греффенов». Штейн говорит, что нельзя установить, каким
образом совершилась эта реформа.1 Видимо, она была проведена
строго конституционным путем, без всяких насильственных
актов. Решения советов 90-х годов, направленные против
архиепископа, коллегии шеффенов и Рихерцехе, как уже указывалось,
свидетельствуют о том, что партия «Греффенов» имела
количественный перевес в представительных органах города, взятых
как целое. Воспользовавшись своим большинством, она могла
на совместном заседании обоих советов провести постановление
об изменении конституции.
«Книга присяги» 1395 г. сохраняет систему двух советов —
Малого и Большого,— типичную для Кельна XIV в.2 Но
соотношение между этими органами коренным образом изменилось
по сравнению с началом XIV в. Выборы всех должностных лиц
города и всех комиссий, заведующих отдельными отраслями
городского хозяйства и администрации, происходят теперь на
совместных заседаниях Большого и Малого советов, т. е., другими
словами, если принять во внимание количественный перевес
членов Большого совета, решаются последним. Если учесть те
права, которые Большой совет приобрел со времени восстания
ткачей, то станет ясным, что центр тяжести власти перешел
теперь от Малого совета к Большому. Очень характерно, что и
надзор за торговлей вином передап был новой «Книгой присяги»
также Большому совету. Требование имущественного ценза для
торговли вином в розницу сохранилось. Влияние коллегии шеф-
1 W. Stein. Zur VorgeschicMe, стр. 281.
2 W. Stein, Akten, т. I, стр. 148—166, и его же Zur VorgeschichteJ
стр. 273 и ел.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 309
фепов было сведено на-нет. Устав 1396 г. подчинил суд шеффепов
контролю совета.
Если бы политическое развитие Кельна продолжалось в том
же направлении, что и в первой половипе 90-х годов XIV в.,
то его итогом было бы, с одной стороны, окончательное
упрочение политической гегемонии той части патрициата, которая
группировалась вокруг «Греффенов» и богатой части населения, не
принадлежавшей к патрициату и составлявшей ядро Большого
совета, а с другой стороны — полное подавление той части
патрициата, которая поддерживала шеффепскую партию. Большая
же часть ремесленного населения, не обладавшего
имущественным цепзом, требуемым от членов Большого совета, оказалась
бы совершенно лишенной политических прав.
Но в середине 90-х годов развитие резко повернулось в
другую сторону. Внешняя, фактическая сторопа этого поворота ясна;
о внутреннем сцеплении причин, приведших к нему, можно судить
лишь предположительно.
Открыто стремясь к ограничению сеньериальной власти
архиепископа и расширению прав представителей нового
капитала, фон-Штессе негласно преследовал еще одну цель, цель
достижения тиранической власти.1 Он добился у императора
Венце ля титула графа Остервердского (Остер верд был
маленький островок на Рейне, расположенный близ Дейца), взамен
чего обещал императору овладеть Дейцем, устроить там
таможню и передать половину доходов с нее в императорский
фиск..Дейц фигурировал ужо в нашем очерке. Вспомним, что
в 80-х годах XIV в. шли слухи, что архиепископ собирается
укрепить этот городок, чтобы главенствовать над Кельном и
держать в своих руках кельнскую торговлю. Географическое
положение Дейца делало его пригодным для подобной роли. Теперь
ближайшие приверженцы Хильгера фон-Штессе, посвященные
в его план (судя по списку фамилий, то была не вся партия «Греф-
фенов», а лишь часть ее), на тайном совещании постановили вновь
распространить этот слух, чтобы побудить, таким образом, совет
к захвату Дейца и укреплению его. Предполагалось, что в
дальнейшем командование этой крепостью будет передано Хильгеру
1 «Das neue Buch» L. E n n e n und G. E с k e r t z. Quellen, т. I.
Для дальнейшего см. L. E n n e n. Geschichte, стр. 780—805.

310
Очерк VII
фон-Штессе. Выступление в совете было поручено Генриху фон-
Штаве. Бму удалось убедить совет в том, что имеющиеся у него
точные сведения подтверждают слухи о замыслах архиепископа
относительно Дейца. Свои показания фон-Штаве подкрепил
присягой. Уловка удалась. Совет решил в спешном порядке
снести Дейцский монастырь и воздвигнуть там укрепления. Но
этот шаг повлек за собой для города такие неприятные
осложнения с архиепископом, папой и герцогом Вергским, во владениях
которого находился Дейц, что город решил отказаться от своих
планов и восстановил разрушенный монастырь. Возникли
сомнения в правдивости сообщения Генриха фон-Штаве, и
последний заочно — ибо он скрылся — осужден был на вечное
изгнание из города. Это произошло летом 1394 г. Истинная
подкладка выступления фон-Штаве была, видимо, в то время еще
неизвестна совету, ибо Хильгер фон-Штессе, хотя и лишенный
императором по требованию городского совета звания графа
Остервердекого, продолжал, однако, свою политическую
деятельность.
Но с изгнанием своего главного приверженца фон-Штессе,
естественно, примириться не мог. Насколько сильна была
оппозиция против фон-Штаве, можно судить по тому, что пункт
об его изгнании включен был в «Книгу присяги» 1395 г.
Хильгер фон-Штессе приложил всю свою энергию к тому, чтобы
вернуть своего друга. Ему удалось заручиться поддержкой
императора Венце ля в этом деле, и фон-Штаве, не дожидаясь решения
советов, самовольно вернулся в Кельн. Предстояло оформить его
возвращение, что можно было сделать лишь по общему
постановлению Большого и Малого советов. Но так как фон-Штессе имел
основание опасаться, что в Малом совете возвращение фон-
Штаве встретит решительный отпор, то он решил созвать
Большой совет без Малого. «Книга присяги» не запрещала этого, но
во всей прошлой истории Кельна подобного случая не было.
Противники Хильгера фон-Штессе решили воспользоваться его
неконституционным образом действий, чтобы сразить его. В доме
Айрсбург, где собирались «Друзья», было постановлено
вооружиться и силой разогнать Большой совет, когда он соберется.
«Друзья», видимо, подготовили почву для такого выступления.
Обе стороны понимали, что в случае решительного столкновения

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 311
победит тот, па чьей стороне будут цехи. «Друзья» сумели
привлечь цехи на свою сторону обещанием дать им широкие
вольности.1 Не совсем яспо, выступали ли цехи заодно с «Друзьями»
против Большого совета или же сохраняли только
дружественный нейтралитет по отношению к ним. Известно однако, что
в момент столкновения между «Греффенами» и «Друзьями» цехи
были вооружены.
Хильгер фон-Штессе понимал всю решительность момента.
Некоторые данные говорят в пользу того, что он не совсем был
уверен даже во всех своих сторонниках. В этой крайности он
стал искать союзников. Архивная рукопись, использованная
Энненом, содержит рассказ о том, как фон-Штессе еще до решения
«Друзей» обратился к архиепископу с просьбой о поддержке,
обещая в случае удачи восстановить его во всех правах и
привилегиях. Архиепископ якобы обещал «Греффепам» помощь.2 Этот
шаг вождя «Греффенов», резко противоречащий основным
принципам их программы, свидетельствует о начинавшемся
разложении среди них. Позднее, перед самым столкновением с
«Друзьями», Хильгер фон-Штессе сделал попытку привлечь на свою
сторону цехи, но последние равнодушно отнеслись к его
предложениям и обещаниям.3
Все совершилось по плану «Друзей». Когда Большой совет
собрался, вооруженные «Друзья» подступили к зданию ратуши,
силой ворвались в зал заседаний и арестовали часть собравшихся.
Другой части их вместе с Хильгером фон-Штессе удалось уйти.
Фон-Штессе спасся бегством. Значительная часть его
приверженцев была приговорена к пожизненному заключению в городских
башнях, а двое — Генрих фон-Штаве и Гейтгин фон-Кессель —
к смертной казни. Генрих фон-Штаве был обезглавлен, труп его
четвертован, и части трупа выставлены на видных местах четырех
дорог, ведших из Кельна в другие города.
Власть оказалась в руках «Друзей». Но торжество их
продолжалось недолго.4 Они не только не выполнили обещаний, дан-
пых ими народным массам, но сверх того произвели еще в кои-
1 Op. Cit., стр. 803, 807.
2 Op. cit., стр. 802.
3 Op. cit., стр. 803.
4 Op. cit., стр 805 и сп

312
Очерк VII
ституции 1395 г. ряд реакционных изменений. Напрасно цехи
посылали в совет депутации, напоминали и торопили. Большое
возбуждение вызывало и то обстоятельство, что для торговли
вином распивочно попрежнему требовали имущественный ценз.
Тогда в ремесленных массах поднялся протест. Цеховые
собрания участились, стали раздаваться угрозы вооруженной силой
добиться того, чего совет не хотел дать добровольно.
Правительство не только не уступило, но приняло такой же угрожающий
тон. Это привело к катастрофе. Народные массы обступили
ратушу, взяли ее штурмом и арестовали собравшихся там членов
совета; осужденные приверженцы фон-Штессе были
освобождены из заключения. Никто из «Друзей» не был казнен и заточен,
Они подверглись лишь изгнанию из Кельна на сроки разной
продолжительности и обложены были значительной
контрибуцией. Затем победители приступили к выработке основ нового
политического строя на пачалах представительства от цехов.
Прежде чем обратиться к рассмотрению этого нового строя,
остановимся на^внутренней стороне событий 1395—1396
гг.,внешняя фактическая сторона которых только что очерчена нами.
Центральный вопрос, возникающий при изучении эпохи
1390—1396 гг., заключается в выяснении причин, породивших
раскол в рядах патрициата, который до того выступал на
политической арене как нечто единое. Один из исследователей
истории средневекового Кельна, Лау, замечает, что кельнский
патрициат представляет сложную историческую проблему.1 Лау
имеет в виду текучесть состава патрициата и неопределенность
его рамок. С мнением Лау нельзя не согласиться, но необходимо
отметить, что сложность указанной проблемы не исчерпывается
только что указанной стороной ее. Обычно патрициат
рассматривается как нечто совершенно цельное и единое в экономическом
отношении. Однако обрисованный нами раскол 90-х годов
заставляет усомниться в правильности этой точки зрения. Историки
говорят о «внутреннем споре» патрициев между собой и
давнишней взаимной вражде их, вызванной фамильными счетами. Но
спор, который велся с такой ожесточенностью, что противники
предавали друг друга заточению, ссылке и казни, «спор»,
1 F. |L a u. Entwicklung der Kommunalen Verfassung und Ver-
waltungjder Stadt К din, стр. 123.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 313
связанный с различием в политических программах, конечно,
должен был иметь экономические корни. В чем же сущность
последних? Мы подчеркиваем, что исчерпывающее разрешение
,этого вопроса затрудняется недостаточной обследованностыо
экономического базиса, па котором покоилась роль патрициата.
Только всестороннее исследование экономической истории
патрициата, покоящееся па новых материалах, может подготовить
почву для выполнения этой задачи. В настоящий же момент мы
можем высказать по указанному вопросу лишь более или менее
правдоподобное предположение.
Те дапные, которыми мы располагаем о семье фон-Штессе,
рисуют вождя партии «Греффенов» как представителя главным
образом ростовщического капитала. Хильгера фон-Штессе
обвиняли в тиранических замыслах. Говорили, что он стремился
стать единодержавным властителем города, что в его доме были
найдены при обыске знамя и вымпел города Кельна.1 Эти
подозрения не были лишены основания. Как крунпейший кредитор
города и архиепископа, получивший от последнего в залог ряд
феодальных статей, фоп-Штессе мог, конечно, стремиться к пол-
пому завладению этими статьями, к тому, чтобы, вытеснив
архиепископа, занять место кельнского тирана.2 Мы уже говорили,
что семья фон-Штессе, будучи семьей патрицианской, вместе с тем
занимала почетное место в кругу землевладельческой
аристократии. Борьба фон-Штессе с архиепископом могла быть борьбою
сеньера с тирапом из-за права господства над городом. Семья фон-
Лискирхенов также занималась ссудными операциями, отчасти
даже совместно с фон-Штессе, но, видимо, не в таких размерах,
как последние. Зато фон-Лискирхены принимали значительное
участие в экспорте сукна и поэтому могли отражать интересы
тех патрициев, деятельность которых заключалась главным
образом в торговых операциях. Эти представители собственно
торгового капитала должны были безусловно отрицательно
отнестись к замыслу фоп-Штессе. Стремясь к свободе торговой
деятельности, к ее нестесненности чьей-либо единоличной
властью, они, естественно, не могли желать замены сеньера.
1 «Das Neue Buch».
2 См. L. W i n t e r f e 1 d, op. cit., стр. [35, данные |о семье фон-
Штессе.

■3U
Очерк VII
с сильно подточенными значением и правами могущественным
тираном, владевшим большим земельным фондом и державшим
в зависимости от себя население города данными ему взаймы
суммами. Вокруг же фон-Штессе могла группироваться та часть
патрициата, которая рассчитывала выиграть от его победы.
Таким образом, в борьбе «Греффенов» с «Друзьями» могла
отразиться противоположность интересов ростовщического и
торгового патрицианского капитала. Своими тираническими
замыслами Хильгер фон-Штессе толкнул своих противников,
«Друзей», которые в сущности подобно ему были заинтересованы
в ослаблении архиепископской власти, на союз с последней.
С исторической точки зрения, фон-Штессе содействовал
демократизации власти. Борьбой с архиепископом него органами
он помог городу почти совершенно стряхнуть с себя сеньериаль-
ное иго. Своим союзом с представителями богатой части
населения, которая не входила в состав патрициата и имела опору в
Большом совете, и борьбой за расширение прав этого органа он
дал толчок полному устранению Малого совета, как главного
оплота политических привилегий патрициата. Таким образом
фон-Штессе расчистил путь правлению более широких масс.
Бее это ясно с точки зрения исторической перспективы. Но
€Овременники из лагеря цеховой демократии не признавали за
вождем «Греффенов» никаких заслуг и были, конечно, правы.
Они видели в нем такого же патриция, как и в фон-Лискирхене,
патриция, отстаивавшего подобно фон-Лискирхену свои
узкопатрицианские интересы и, быть может, еще более опасного,
чем глава «Друзей», вследствие своих тиранических устремлений.
Одна из кельнских хроник замечает, что «община» любила Хиль-
гера фон-Штессе.1 Но «община»—понятие собирательное и
неопределенное, и хроникер не раскрывает завесы над тем, какие
именно элементы «общины» благоволили к вождю «Греффенов».
Известно, что в момент решительной схватки цехи не оказали ему
помощи. Они равнодушно встретили гибель его партии; также
равнодушно отнесся к этому факту и автор политического
памфлета, появившегося под названием «Новой книги» в 1397 г. и
отразившего взгляды нового правительства, в котором цехи
1 Цитировано у W. Stein. Vorgeschichte, стр. 294.

Политическая борьба в Кельне в XIV — XV вв. 315
составляли большинство. Пафос «Новой книги» — в детальном
описании отрицательных сторон аристократического режима.1
Автор рассказывает о продажности аристократических судей,
о хищениях и расточении общественных средств членами старого
совета. Он подкрепляет свои утверждения мелкими подробностями
о том, как судьи, подкупленные пришлым убийцей, вынесли ему
оправдательный приговор, как члены совета принимали участие
в откупе акцизных пошлин, несмотря на то, что конституция
запрещала это; как Костин фон-Лискирхен воспользовался
строительными материалами города для постройки дома себе и своему
брату и даже труд рабочих оплатил из общественных сумм.
Эти мелкие факты дают картину узкоэгоистической политики
патрициата, его глубокой деморализованности. Автор памфлета
с неодобрением отзывается о раздорах патрициев, об их взаимной
зависти и недоброжелательстве, но у него не заметно сочувствия
ни к той, ни к другой из враждующих сторон. Памфлет
рассматривает раскол в рядах патрициата как явление, нисколько не
соприкасающееся с народными интересами. Даже факт созыва
Хильгером фон-Штессе Большого совета без Малого, имевший
чрезвычайно большое значение как важный момент в развитии
демократии, нисколько не подчеркивается им.
Почему раскол в среде патрициев проявился так поздно?
Вспомним, что конец 80-х и начало 90-х годов XIV в. были
поворотным моментом в экономической истории Кельна. В то
время широкий диапазон экономической жизни этого города
начинает сокращаться. Умаление роли Кельна в Ганзейском
союзе, сужение его торговых обротов должны были
болезненно отразиться на экономическом положении патрициата, все
социальные жизнепроявления которого—в том числе и его
ростовщическая деятельность — были связаны с широкой внешней
торговлей. Патрициат как социальное целое начинает
разлагаться, и в связи с этим процессом возникает борьба между
представителями разных видов деятельности, ранее мирно уживавшихся
в его рядах. Ухудшение экономического положения патрициата
могло породить у его представителей и тиранические устрем-
1 «Das neue Buch» L. E n n e n und G. Eckertz. Quellen, т. I,
стр. 424, 429, 432 и многие другие. Ср. также Н. К е u s s e n. ! Die К61-
пег Revolution 1396. Koln, 1888.

316
Очерк VII
ления и обостренную реакцию на всякое стеснение торгового
оборота.
Внутренняя рознь, порожденная экономическими условиями,
подготовляет падение политической власти патрициата. Победа
цехов над «Друзьями» означала крушение аристократического
режима. Комиссия из 13 человек, назначенная временным
правительством для выработки новой конституции совместно с
представителями от цехов и «Обществ сотрапезников», выполнила
поставленные ей задания. Старые конституции носили название
«Книг присяги» — Eidbucher. Конституция, датированная 18-м
сентября 1396 г., посит название «Союзного договора»-—
Verbundbrief.1 Это название оттеняет федеративный характер
соглашения: цехи и «Общества сотрапезников», как равные и
независимые стороны, договорились между собой об основах
политического строя, при котором хозяевами должны стать они.
В 1369 г. ремесленники после одержанной ими победы создали
Большой совет из представителей от цехов, но тем не менее
оставили неприкосновенным и Малый совет — эту цитадель
привилегий патрициата. Таким образом, цехи дали возможность
аристократии вповь сплотиться и подавить восстание.
Победители 1396 г. этой ошибки не повторили. Они отказались от
восстановления Малого совета. В 90-х годах XIV в. это легко
было сделать, ибо патрициат, экономически подточенный и
политически обессиленный внутренней распрей, не мог настоять
па сохранении органа, являющегося его представительством.
Союзный договор выдвигает лишь один совет, состоящий из
представителей от 22 цехов и «Обществ сотрапезников», и этот совет
является высшим правительственным органом города. «Цех»
Союзного договора—условное обозначение. Это избирательная
ячейка, охватывающая фактически несколько цехов. Так,
например, шерстоткацкий цех выбирал в совет представителей вместе
с стригальщиками сукпа, сыромятниками и бумаготкацким
цехом, а цех каменщиков—вместе с плотниками, резчиками по
дереву, столярами, кровельщиками, гранильщиками и т. д. Такой
же характер избирательных ячеек, каждая из которых охватывала
несколько профессиональных групп, носят «Общества сотрапез-
1 W; Stein. Akten, т. I, стр: 187—-205.

Политическая борьба в Кельне в XIV—XV вв. 317
яиков», перечисляемые в Союзном договоре. Известно, например,
что к «Обществу сотрапезников» «Ареп» принадлежал цех
шорников, но, кроме него, в состав этого общества входили и другие
труппы населения. Общество «Виндек» носило преимущественно
купеческий характер, и т. д. Договариваясь как равные стороны,
цехи имели, однако, не одинаковое представительство в совете.
Только шерстоткацкий цех, с официально принадлежавшими
к нему цехами, посылал в совет четырех человек. Остальные
избирательные ячейки посылали или по два человека, или по одному.
В общей сложности 22 цеха и «Общества сотрапезников»,
перечисляемые Союзной грамотой, выбирали 36 человек, которые
•кооптировали еще 13 человек. Таким образом, при составлении
совета выборное начало сочеталось с принципом кооптации.
Предполагалось, что каждая ячейка выберет представителя из своей
среды; им не запрещалось, однако, выбирать и лиц,
принадлежавших к другим цехам и «-Обществам сотрапезников». Членами
совета могли быть только лица свободного состояния,
законнорожденные, обладавшие правами бюргеров, не отлученные от церкви
и не уличенные в подкупе и в защите интересов лица,
подкупившего их. Каждые полгода половина совета обновлялась; член
совета, выбывший из него, мог быть вновь избран лишь на третий
год. Составленный таким образом совет решал все вопросы
текущего управления и законодательства, за исключением лишь
самых важных, а именно — вопросов о военных походах, о
союзах с другими городами и сеньерами, о расходах, превышающих
1000 гульд., или о выдаче обязательств на большую сумму,
чем 1000 гульд. «Обо всех вышеуказанных вопросах следует по
мере надобности доводить до сведения всех цехов и «Обществ
сотрапезников», чтобы каждый цех и каждое общество могли
выбрать из своей среды и послать в совет в качестве доверенных
двух своих представителей для обсуждения этих вопросов; те
решения, которые посланные примут, вместе с советом
большинством голосов, должны иметь... силу закона». Этот пункт вводит
в конституцию Кельна принцип референдума в сочетании
с системой представительства.
Союзный договор строит власть на принципе широкого
участия в ней народных масс, в частности ремеслешшков. Но,
устраняя от правления патрициат, как таковой, конституция 1396 г.

318
Очерк VII
не запрещает отдельным патрициям, уцелевшим в Кельне после
гражданской войны предыдущих лет, примкнуть к какой-либо
одной из избирательных ячеек. Больше того, это даже
предписывается Союзной грамотой. Пункт 13-й ее гласит: «...Все живущие
ныне в Кельне, а также те, которым и предстоит когда-либо
поселиться здесь, должны в течение двух недель выбрать цех или
«Общество сотрапезников», с которыми они будут связаны». Это
правило относилось наравне с другими и к патрициям. Многие
патриции приспособились к новому строю и продолжали играть
видную роль в политической жизни Кельна, но уже не как члены
знатных «родов», а как бюргеры, делегированные в совет на
общих основаниях цехами и «Обществами сотрапезников». Как на
пример можно указать на семью Лискирхенов, потомков самого
ярого защитника привилегий патрициата, так жестоко
заклейменного за свои личные деяния автором «Новой книги». Лискир-
хены неоднократно занимали должности кельнских
бургомистров в XV и XVI вв.1
Такие явления возможны были лишь благодаря
экономическому внедрению уцелевших патрициев в новый строй. Им
пришлось приспособиться к измененному масштабу экономической
жизни, принять участие в ее новых проявлениях, породниться
с семьями нового купечества.
Все это оправдывается по отношению к тем же Лискир-
хенам.
Остановимся вкратце на политическом развитии Кельна после
переворота 1396 г.
Союзная грамота создала политическую «демократию» на
основе представительства от цехов. Но то был лишь чисто внешний
формальный принцип. Фактически в XVb. в Кельне управляла не
ремесленная демократия, а представители капитала новой
формации, не связанные с патрициатом, пробивавшие себе путь
к власти через посредство Большого совета в течение всего
XIV века. Такой итог развития был объективно совершенно
закономерен и необходим, ибо в городе, ремесло которого работало
для экспорта (см. очерк II), экономическими хозяевами
положения являлись не ремесленники в собственном смысле слова5
1 L. Wintefreld, op. cit., стр. 45—46.

Политическая борьба в Кельне в XIV— XV вв. 319
а купечество, или, выражаясь более обще, представители
торгового капитала. В 1369 г. союз ремесленников и купечества
оказался чрезвычайно непрочным. «Союзная грамота» 1396 г. надолго
закрепила этот союз, но лишь благодаря подчинению
ремесленников купеческим элементам. Этот факт получил выражение
в наступившей вскоре после переворота 1396 г. аристократизации
политического строя Кельна. Списки членов совета за ряд лет
свидетельствуют о том, что власть, как и в прежний период,
принадлежала ограниченному числу лиц и фамилий, более широкому,
чем до переворота. 1396 г., но все же ограниченному. Оставался,
правда, демократический институт 44 представителей от цехов н
«Обществ сотрапезников», призванных участвовать в решении
всех важных вопросов, но правящие элементы сумели свести
значение этого, как мы его назвали, референдумана-нет: вразрез
с духом союзной конституции они стали привлекать к
рассмотрению этих вопросов с правом решающего голоса бывших членов
совета, воскресив, таким образом, систему «Всех советов». Этим
путем правящей олигархии удалось, несмотря па призыв «44»
постановлять то, что соответствовало ее интересам. В области
продовольственной политики правление купеческой олигархии
выразилось в полном пренебрежении к народным нуждам.
В области финансовой политики — в росте городской
задолженности и все большем перенесении центра тяжести городских
доходов на акциз с предметов продовольствия. В голодные
1481—1482 гг. в Кельне вспыхнуло восстание. Народная масса
потребовала реформы, заключающейся в введении в состав совета
13 новых членов, кооптируемых в совет его остальными членами,
понижения акциза, контроля общины над действиями
финансовых органов. Восстание было подавлено. Прошло еще
30 лет, и правление купеческой олигархии окончилось
кровавой катастрофой. Это произошло в 1513 г. Только благодаря
этому перевороту совершилась, наконец, демократизация
политического строя Кельна в духе Союзной грамоты, с перенесением
центра тяжести власти в ряды ремесленной части населения.
Но то было время, когда блеск и слава Кельна как крупного
промышленного и торгового центра средних веков уже померкли,
и город вступил в новую, закатную полосу существования,
iпревратившись в скромный центр местной жизни.

320
Очерк VII
Экономическая жизнь Кельна носит сложный характер. Это
центр промышленности, работающей для экспорта, и вместе
с тем центр широкой посреднической торговли. Этим характером
.экономики Кельна объясняется большая роль представителей
капитала в этом городе. Они являются, с одной стороны,
носителями чисто торгового и ростовщического капитала —. того и
другого в широких размерах (патрициат), а с другой —
представляют купеческий капитал в тесном слиянии его с
промышленностью, т. е. в той именно форме его, которая является очень
характерной для немецкого города XIV—XV вв. (см. очерк И).
Купеческий капитал Кельна подчинил себе не только
значительную часть местного ремесла. Его власть простирается на
промышленность других городов и местностей. Между патрициатом
и купечеством нет непроходимой грани, как нет ее и между
ремесленными и купеческими элементами. Все время совершаются
явления социальной диффузии: подъем одних. индивидуумов из
низших слоев в высшие и, наоборот, опускание других из
высших слоев в низшие. Эта сложная экономика города порождает
многообразие политических группировок, богатство и
драматизм политической борьбы. В начале рассматриваемого периода в
сфере управления городом сохраняется еще заметная зависимость
от сеньера. Постепенно город освобождается от нее. До 1396 г.
политическая власть находится в руках небольшой группы
крупнейших представителей чисто торгового и ростовщического
капитала. Затем с уменьшением торговой роли города она
переходит в руки более широких слоев купечества, значительная часть
которых, видимо, имеет близкое отношение к промышленности.
Ремесленная масса играет очень большую роль в политической
борьбе, развернувшейся в Кельне в XIV—XV вв. Активпо
участвуя в политических боях то одна, то в разнообразных
соединениях с другими слоями общества, ремесленная масса
ожесточенно добивается политических нрав. Моментами она приобретает
их, но вскоре опять утрачивает. Переворот 1396 г., низвергший
власть патрициата, был совершен усилиями ремесленных слоев
населения, и конституция этого года торжественно
провозгласила их правителями города. Однако, как мы уже указывали,
фактически власть в городе, вопреки букве конституции, вскоре
после 1396 г. оказалась в руках купеческих элементов.

Политическая борьба в Кельне в XIV—XV вв. 321
Находясь экономически под властью торгового и
ростовщического капитала (см. очерк II, в частности данные о Кельне),
масса мелких производителей, естественно, не могла прочно
овладеть в Кельне и политической властью. Нужно, однако,
помнить, что политическое развитие Кельпа не является
типичным для всех немецких городов позднего средневековья. Как
мы указали в введении к настоящему очерку, политическое
устройство этих городов отличалось большим разнообразием.
В тех случаях, когда городское ремесло обслуживало главным
образом местный рынок, как в Базеле XVв., власть в большей
или меньшей степени переходила в руки цеховой массы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подведем итоги нашей работы.
Социальный облик немецкого города во второй половине XIV
и в XV вв. нисколько не соответствует концепции
представителей исторической романтики.
Обе основные части этой концепции — теория отсутствия
резких имущественных различий в городе и социального
благоденствия его населения и теория «замкнутого городского
хозяйства» — сложились в период промышленного переворота в
Германии и усиленной урбанизации этой последней, болезненно
отозвавшихся на положении массы мелкой буржуазии и
породивших в ее среде настроения, толкавшие ее на путь идеализации
средневекового города и недооценки его значения как центра
товарного производства и носителя торгового движения. Город во
второй половине XIV и в XV вв. в большинстве случаев вовлечен
в широкий круг торгового движения, и его собственные
произведения уже в значительной степени являются объектом этого
движения. Совершенно, однако, неправильно, как это делает
Зивекинг 1 и другие представители возглавляемого им течения,
переоценивать значение указанных моментов, говоря о
расцвете капитализма в городах XII—XV вв. Понятия «широкое
торговое движение» и «широкое товарное производство» нужно
понимать относительно. В интересующую нас эпоху основные
предпосылки капитализма еще не созданы. Рынок еще недостаточно
обширен, капитал недостаточно сконцентрирован, крестьянское
население еще не настолько обезземелено, чтобы выдвинуть
широкие кадры пролетариата. Только последующие два столетия —
XVI и XVII, — эпоха великих географических открытий,
образования широкого мирового рынка и так называемого «перво-
1 Sieveking. Die mittelalterliche Stadt. Зивекинг говорит,
в частности, о расцвете капитализма в средневековом Любеке.

Заключение
323
начального накопления капитала», восполнили указанный
пробел, открыв, как говорит Маркс, «начало капиталистической эры».
(Капитал, I, гл. 24). Концепция Зивекипга в такой же мере
обусловлена социально, как и копцепция Вюхера. Теория Зивекипга
отражает период 90-х годов в развитии германского капитализма,
когда страна преуспевала, и вся буржуазия, не исключая мелкой,
примирилась с капитализмом и стала склоняться к его
увековечению, находя его там, где его не было. Повторяю: немецкий
город во второй половине XIV и в XV вв. — это еще не город
капиталистического общества. Капитализм, как преобладающая
система производственных отношений, еще не существует. Но в
городе указанной эпохи уже заметны элементы капиталистических
отношений, возрастающие на протяжении отмежеванного нами
периода. Однако они не преобладают. Во многих отраслях
промышленности еще полностью сохраняется старый
феодальный тип экономически самостоятельного мелкого производства.
Мы не касались в нашем исследовании ранних стадий
существования средневекового города. Но для полного уточнения
наших взглядов отметим, что мы считаем теорию Вюхера о
«замкнутом городском хозяйстве» непригодной для объяснения
развития города и в более раннюю эпоху сравнительно с той, которая
нами исследована. Не подлежит никакому сомпепию, что на
ранних стадиях развития средневекового города круг его
торговых сношений был гораздо более ограничен и его производство
в большей мере рассчитано на ближайшую к нему местность, чем
в XV в. Но сущность развития города заключается в том, что
он преодолевает эту^ ограниченность, беспрерывно расширяя
круг сношений с 'внешним миром.
Этот процесс, как всякий исторический процесс, полон
противоречий. Закостенелая формула К. Вюхера затемняет его и не
только пе содействует его углубленному пониманию, но,
наоборот, мешает этому. Развитие города становится понятным лишь
в свете марксистской теории формаций.
Имущественная структура городского населения Германии
во второй половине XIV ив XV вв. представляет картину
значительной дифференциации. Степень последней сильно колеблется
в зависимости от количества населения и экономического
характера города.

324
Заключение
Наибольшую степень имущественной дифференциации дает
население городов с развитой отраслью экспортной индустрии.
Но и население средних городов с ограниченным рынком сбыта
также сильно дифференцировано в имущественном отношении.
Только города экономически совершенно слабые,
приближающиеся к типу деревни, обнаруживают более или менее полную
однородность имущественного состояния населения.
Характерной чертой имущественной структуры населения всех сколько-
нибудь заметных городов, хотя бы они не принадлежали к числу
самых крупных городских центров, является наличие широкого
слоя пауперов — 60 и более процентов населения. По мере
приближения к концу XV в. этот слой количественно
возрастает, что происходит независимо от того, переживает ли
данный город стадию экономического подъема и расцвета, или же,
наоборот, стадию экономического упадка. Развитие
промышленности, особенно экспортной, ведет к пауперизации широких слоев,
а исчезновение этой промышленности влечет за собой их
сохранение и даже умножение. Таким образом, имущественные грани
выступают в таком экономически падающем городе еще более
резко, чем в поднимающемся. Наиболее резкий пример растущей
пауперизации городского населения представляет Мюльгаузен
в Тюрингии. В этом городе рост пауперизации совершается
неуклонно на протяжении XV и начала XVI вв., достигая
в середине XVI в. угрожающей цифры—80% населения
предместий. Между населением внутренней части города и населением
предместий существует, как общее правило, значительная
разница в имущественном отношении — город богаче, предместье
беднее. На ряду с пауперизацией масс наблюдается высокая
степень концентрации собственности. Так, во Франкфурте, отнюдь
не принадлежавшем к числу самых крупных немецких городов,
уже в середине XIV в. меньше 6% плательщиков уплачивали
поимущественно-подоходпый налог более чем с половины общей
оценки имущества.
Наиболее характерной чертой профессиональной группировки
городского населения Германии в указанную эпоху является
преобладание в его составе ремесленных слоев. Обычно они
составляют бб—60% населения, занятого в различных отраслях
хозяйственной деятельности. Эта ремесленная среда характери-

Заключение
325
зуется по сравнению с аналогичной средой XIX в. высоким
процентом лиц, обладающих собственной мастерской и орудиями
производства, но на протяжении XIV—XV вв. количество таких
элементов заметно падает (см. данные по Франкфурту). Однако
ни значительное количество ремесленников в городе XIV—XVвв.,
ни сравнительное обилие среди них лиц, обладающих своей
мастерской, не свидетельствует о благосостоянии городского
населения. В 1490 г. 65% ремесленников г. Франкфурта
уплачивали налог по двум самым низшим ставкам, т.е.
принадлежали к беднейшим слоям паселения.
Таков язык цифр. Не менее красноречивы и факты,
подтверждающие цифры.
Ремесленное население города, как показывает
фактический материал, или, вернее, анализ этого материала,
представляло крайне дифференцированную среду, в которой кипела
острая внутренняя борьба. Есть цехи богатые и бедные; цехи,
пользующиеся общим уважением и занимающие высокое
положение, и цехи «презренные». Внутри большей части цехов; т. е.
в рамках отдельного цеха, существовало также глубокое
социальное расслоение. Однородность имущественного состояния
встречается только в ремеслах самых убогих, самых
примитивных с точки зрения процессов производства, производящих
продукт из. дешевого материала и обслуживающих местного
потребителя.
Ремесленное предприятие города носит мелкий характер.
Обычно в каждом предприятии занято 2, 3, 4 человека, считая
в том числе и мастера. Исключение представляют лишь
строительные предприятия, часто объединяющие большое количество
рабочих.
Неверно ставить знак равенства между обладанием
мастерской и экономической самостоятельностью ее обладателя.
Значительная часть ремесленников, владеющих своей мастерской,
судя по всем данным, сохраняет еще свою самостоятельность.
Статистически учесть их удельный вес в составе ремесленного
населения города, конечно, невозможно.) Но уже очень многие
мастера, по виду вполне самостоятельные, фактически являются
кустарями, работающими на мастера-предпринимателя,
который дает им сырой материал и сбывает готовый продукт.

326
Заключение
Такая организация производства представляет особенно частое
и резко выраженное явление в области текстильной и главным
образом шерстоткацкой промышленности, очень
распространенной в немецких городах XIV—XV вв. В этой отрасли
промышленности успехам описанной системы производственных
отношений содействует сочетание двух условий: с одной
стороны— широкое разделение труда и значительная расчлененность
ремесла, вызывающие необходимость координации отдельных
стадий производства, выполняемых представителями разных
специальностей; с другой стороны — необходимость обладать
капиталом для приобретения материала, получаемого из
отдаленных мест и для сбыта готового товара на отдаленные рынки.
Такой же тип отношений между предпринимателем и
производителем, когда последний является в сущности лишь кустарем,
работающим на предпринимателя, мы встречаем в металлической
промышленности в городе XIV—XV вв. и в других отраслях его
производства, требующих вложения капитала. Как на севере, так и
на юге Германии (в Констанце, Ульме, Кельне и других городах)
уже наблюдаются случаи раздачи городским предпринимателем
работы сельским и иногородним кустарям, причем в некоторых
случаях кустари территориально отделены от предпринимателей
большими расстояниями (см. очерк VII). Город вынес уже
в своих недрах тип децентрализованной мануфактуры, столь
характерной для промышленности XVI—XVII вв. Чрезвычайно
типично для города XIV—XV вв., что мастер-предприниматель,
возвышающийся над массой зависимых от него мастеров-
кустарей, принимает — по крайней мере на первых порах своей
деятельности — непосредственное участие в производстве.
Процесс расслоения ремесленной среды принимает
чрезвычайно яркий и резко выраженный характер в интересующую нас
эпоху в области строительного производства. Эта эволюция
совершается здесь в двух направлениях: либо так, что основная
масса ремесленников деградирует, работая в строительных
предприятиях города и подчиняясь лишь его административному
аппарату; оплата труда этих рабочих понижается, что, конечно,
влечет за собой понижение уровня их жизни, между тем как
повышает свой жизненный уровень, да и то незначительно, лишь
небольшая группа представителей самых высших категорий

Заключение
327
строительных рабочих; либо же подобная деградация рядового
ремесленника происходит параллельно с социальным
возвышением мастеров-предпринимателей, берущих подряд па
постройку, — рядовые мастера становятся по отношению к таким
мастерам в сущности наемными рабочими, хотя и сохраняют еще
в XV в. звание мастера и право приводить с собой на работу
одного подмастерья. На примере строительных рабочих удается
проследить сильное снижение реальной заработной платы
ремесленника на протяжении XV в. — факт, гармонирующий
с статистическими данными, свидетельствующими о паупер п-
зации городских масс. Одним из факторов в деле этого
снижения является повышение стоимости жизни.
Цех еще господствует. Собираются цеховые собрания,
выбираются цеховые власти, строго поддерживается формальная
демократия в управлении ремеслом. Мелкий мастер не устает
говорить, что цех — это он, что жизнь цеха регулируется им.
Настойчиво повторяются и детализируются статьи, требующие
экономического равенства всех членов цеховой организации.
Но в цехах, подвергающихся охарактеризованному процессу
капиталистического перерождения,— это одна лишь вывеска, один
лишь фасад, прикрывающий собой противоречащее ему
содержание. Это экономическое равенство, это .«право па труд»,
устанавливаемое цехом, о котором с таким восторгом говорит
Шенберг, как о ярком доказательстве социального благополучия
и гармонии интересов в городе XIV и XV вв., на деле отражает
жестокую социальную борьбу внутри цеха. Это лозунг
беднейших, деградируемых мастеров, выдвигаемый ими в борьбе с их
сильными собратьями, которые экономически подчинили или
стремятся подчинить их себе. В таких цехах, где существуют уже
элементы капиталистических отношений, за формальной
демократией часто скрывается правление цеховой олигархии.
Наблюдаются уже случаи капиталистического перерождения всего цеха
in corpore, как организации производителей. Напомним
охарактеризованный нами коллективный договор, заключив который
иесь цех поступает на службу к крупному-предпринимателю.
Такого рода цех, сохраняя свое старое название цеха,
представляет уже аналогию с столь распространенными в XVI—
XVII вв. .организациями кустарей.

328
Заключение
На ряду с ростом противоречий между массой рядовых
мастеров и группой возвышающихся мастеров-предпринимателей
в ремесленной среде города XIV—XV вв. созревает еще одно
противоречие. Мы видели, что в целом ряде ремесл производство^
требует от мастера вложения капитала. Подмастерья, не
располагающие этим последним, естественно, не могут стать мастерами.
G другой стороны, сама масса цеховых мастеров, с таким трудом
отстаивающая свою экономическую самостоятельность,
стремится оградить себя от конкуренции новых мастеров.
Воздвигаются преграды на пути к вступлению в цех, в виде высоких
вступительных взносов и других требований,
охарактеризованных нами (см. очерк III). Эти причины приводят к увеличению
числа «вечных подмастерьев», вступающих в организованную
борьбу с мастерами. В основе всего процесса лежит более
глубокая причина — возрастающий отлив сельского
населения, в города. Мы подробно описали борьбу подмастерьев
•с мастерами и отметили, что основными своими чертами она
близко напоминает движение подмастерьев в XVI веке. Таким
образом, социальный антагонизм в ремесленной среде принимает
чрезвычайно сложный характер: рядовой мастер принужден
вести борьбу, так сказать, на два фронта — с
мастером-предпринимателем и с подмастерьем. Масса подмастерьев — это еще не
рабочий класс. Эта масса еще не достаточно многочисленна,
подмастерья разбиты по цеховым ячейкам, существуют переходные
формы между мастером и подмастерьем. Но все же борьба
подмастерьев с мастерами содержит уже ясно выраженные элементы
классовой борьбы. Ряд данных говорит о том, что bXVb.
подготовляется слияние обедневших мастеров с подмастерьями. В XVI в.
оно уже во многих случаях выступает как свершившийся факт.
В конечном итоге прослеженный нами процесс растущего
расслоения ремесленной среды означает, что социальное
положение значительной части основной массы городского населения
снижается; она деградирует и беднеет. Но ведь это именно тот
процесс, о котором так ясно и настойчиво говорят
использованные нами статистические данные податного обложения
городского населения.
Рост и обострение социальных противоречий в ремесленной
среде и увеличение слоя пауперов в городе должны были, конечно,

Заключение
329
порождать в массах городского населения брожение и протест
против высших общественных слоев, которые, как показывают
цифры, в ряде городов богатели и в большинстве городов
держали в своих руках политическую власть. В городе подымается
течение, идущее навстречу протесту и брожению, назревающим
в рядах крестьянства, и таким образом создается основа для
активной поддержки крестьянства горожанами. Необходимо
принять во внимание, что разработанные нами проблемы
и использованные нами материалы не дают возможности
во всей полноте оценить рост пауперизации в немецком городе
XV в. Не нужно забывать, что слой городских пауперов
пополнялся в XIV—XV вв. беспрерывным притоком все новых
элементов, шедших из громадного резервуара — из рядов
немецкого крестьянства. Процесс разложения феодализма в деревне
влек за собой обезземеление все новых слоев крестьянства,
и этот фактор, в связи с происшедшим прекращением
колонизации заэльбских областей, должен был вызывать усиленный
отлив крестьянства из деревни в город. В нашем исследовании
мы не освещаем этого фактора, да и было бы почти невозможно
учесть его статистически. Но он все же присутствует в нашей
работе, как фон, без которого описапные процессы пауперизации
городского населения были бы недостаточно понятны. Цех
замыкается. Он отталкивает от себя пришлые элементы, и они
пополняют ряды «вечных подмастерьев», нецеховых мастеров,
чернорабочих, бродяг, нищих и прочего деклассированного
люда, принадлежащего к низам городского населения.
Политическая история города освещена нами меньше, чем
экономическая, что затрудняет возможность широких обобщений.
Данный нами очерк политической истории Кельна
свидетельствует о том, что сложный процесс расслоения городских
ремесленных масс влек за собой такую же сложность отношений в сфере
политической борьбы. Масса цеховых ремесленников принимала
активнейшее участие в борьбе городского населения за власть.
Но, после свержения патрициата, властью завладели в Кельне
не трудящиеся элементы цехов, а предпринимательские элементы
в среде последних, цеховая олигархия.
Продовольственная политика немецкого города второй
половины XIV и XV вв. представляет область исследования, которая

330
Заключение
на поверхностный взгляд может показаться подтверждающей
положения исторической романтики. Продовольственный
вопрос — насущнейшая и вместе с тем сложнейшая проблема
в жизни средневекового города. Рост города вызывает усиленную
потребность в предметах питания, но удовлетворить ее трудно
при неразвитости их сбыта и несовершенстве путей сообщения.
Каждый недород ставит городское население перед угрозой
голода. Городские власти прилагают огромные усилия, чтобы
обеспечить население хлебом: ведут с этой целью
дипломатические переговоры с другими городами и крупными феодалами,
выписывают хлеб издалека, составляют городские запасы и т. д.
Городское законодательство регламентирует продовольственное
дело с величайшим вниманием и тщательностью, определяя,
как должна протекать деятельность цехов, производящих
предметы продовольствия, издавая законы о «перекупщиках» и таксы
на хлеб и другие предметы питания (см. очерки V и VI).
Казалось бы, вот область, в которой, как выражается один из
представителей исторической романтики, Зом, вся масса городского
общества «объединяется в благотворном преследовании общих
задач». Но при ближайшем рассмотрении эта сфера городской
жизни оказывается особенно насыщенной массою социальных
противоречий, очень часто находящих разрешение в бурных
столкновениях различных слоев городского населения между собой
и с городской властью. Проявляются противоречия интересов
между массою потребителей и цехами, изготовляющими предметы
продовольствия, между потребителями и перекупщиками,
потребителями и теми, кто владеет запасами зерна, а таковыми обычно
являются представители патрициата и купечества. В конфликтах
между потребителем и перекупщиком городская власть большей
частью становится на сторону потребителя. Но в других случаях
расхождения интересов городские власти занимают
колеблющуюся и изменчивую позицию, в зависимости от социального
состава их органов и от экономического характера города. В
громадном большинстве городов управление находится в большей
или меньшей степени в руках патрициата и купечества. Это
делает понятным, почему городские советы очень редко
прибегают к репрессивным мерам против тех, кто владеет запасами
зерна и спекулирует им.

Заключение
331
Чрезвычайно бурный характер принимает борьба из-за
продовольствия в тех северных ганзейских городах, которые
занимались в XV в. экспортом хлеба в другие местности и за
границу. Контраст между гаванью, полной кораблей, нагруженных
хлебов и готовых к отплытию, и между голодающим населением
города здесь слишком резок. Он вызывает взрывы народных
страстей, принимающие формы таких огромных восстаний, как
описанное нами гамбургское восстание 1483 г. (см. очерк VI).
Продовольственный вопрос проявил свою остроту и во время
Великой крестьянской войны. В ряде городов, примкнувших
к крестьянству, городские общины выдвинули требование
демократизации продовольственного дела.
Подведем конечные итоги нашей работы.
Город XIV—XV вв. дает картину роста пауперизации
населения. При этом в ряде городов одновременно происходит
обогащение высших слоев населения.
Преобладание ремесленных слоев в составе населения отнюдь
не свидетельствует об экономической самостоятельности всех
мастеров цеха, как это утверждает К. Бюхер.
Феодальный способ производства еще налагает печать на всю
экономическую лшзнь, но вместе с тем уже заметно оформляются
элементы капиталистических отношений в сфере
промышленности и совершается их рост.
На фоне городской жизни XIV—XV вв. заметно выступает
фигура цехового мастера, который фактически является
кустарем, работающим на мастера-предпринимателя. Этот
мастер-кустарь— предтеча кустаря XVI—XVII вв. Таким образом,
некоторые цеха вынесли уже в своих недрах форму
децентрализованной мануфактуры.
Цеховая демократия перерождается в олигархию если не
во всех, то во многих случаях. Некоторые виды
капиталистического перерождения цеха напоминают организации кустарей
XVI—XVII вв.
В области отношений между подмастерьями и мастерами
развиваются элементы классовой борьбы, также
напоминающие XVI век.

332
Заключение
По отношению к некоторым категориям ремесленников
удается установить факт падения реальной заработной платы.
Противоречия интересов различных слоев внутри самой.
ремесленной среды носят весьма сложный характер. Борьба
подмастерьев с мастерами сопровождается борьбой между
массой мелких мастеров и мастерами-предпринимателями.
Продовольственный вопрос—сфера жесточайших
столкновений интересов разных слоев городского населения.
Политическая борьба в городе отражает не только борьбу
цехов с патрициатом, но и характерные особенности расслоения
ремесленной среды.
Социальная эволюция города становится вполне понятной
лишь на фоне процессов разложения феодализма,
развертывающихся в области аграрных отношений.
Социальный облик города, данный нами, не является,
конечно, исчерпывающим. Мы полагаем, однако, что
предлагаемая работа послужит внесению в него цельности, пониманию
роли города в Великой крестьянской войне и
конкретно-историческому выяснению некоторых сторон проблемы о смене
феодальной формации капиталистической.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
A die r, G. Die Fleischteuerungspolitik der deutschen Stadte am
Ausgang des Mittelalters. Tubingen, 1893.
Akten zur Geschichte der Verfassung und Verwaltung der Stadt Koln
im XIV und XV Jahrhundert, bearb. von W. Stein. B. 2. Leipzi „
1893—1895. (Publikationen der Gesellschaft f. rheinische Geschichts-
kunde. T. 10).
Die alteren lubekischen Zunftrollen. Hrsg. v.C. Wehrmann. Lubeck, 1864.
Die alteren Zunfturkunden der Stadt Luneburg. Hrsg. v. E. Bodemann.
Hannover, 1883. (Quellenund Darstellungen zur Geschichte Niedersachsens.
B. I).
Die altesten hamburgischen Zunftrollen und Bruderschaftsstatuten„
Hrsg. v. O. Rudiger. Hamburg, 1874.
Die altesten osnabruckischen Gildeurkunden Hrsg. v. F. Philippi.
Osnabriick, 1890.
Araskhanianz, A. Die franzosische Getreidenhandelspolitik
bis zum Jahre 1789. Leipzig, 1882. (Staats- und sozialwissenschaftliche
Forschungen, hrsg. v. G. Schmoller. B. IV, H. 3).
A u b i n, G. Die Berufe der Stadt Bautzen im Handel und Gewerbe
vom XV—XVIII Jahrhundert. Vierteljahrschrift f. Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte. B. XV (1919). S. 235—251.
В a a d er, I. Cm. Niirnberger Polizeiordnungen.
В e 1 о с h, I. Die Bevolkerung Europas im Mittelalter. Zeitschrift
fur Sozialwissenschaft. B. Ill (1900), S. 405—423.
v. В e 1 о w, G. Das altere deutsche Stadtwesen und Burgertum.
Bielefeld, 1898 (2 Aufl.1906) (Monographien zur Weltgeschichte,
VI);по-русски: Г. фон-Белов. Городской строй и городская жизнь
средневековой Германии. Пер. Е. Петрушевской, под ред., с предисловием и
вступительной статьей Д. М. Петрушевского. М., 1912.
v. Below, G. Probleme der Wirtschaftsgeschichte. Eine Einfuh-
rung in das Studium der Wirtschaftsgeschichte. Tubingen, 1920.
v. Below, G. Разные статьи и заметки в периодических изданиях:
указаны в подстрочных примечаниях.
В i g w о о d. Gand et la circulation des grains en Flandre du XIV
au XVIII s. Vierteljahrschrift f. Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. B. IV
(1906), S. 397—460.
Bodemann, E. См. Die alteren Zunfturkunden.
В о t h e, F. Die Entwickelung der direkten Besteuerung in der Stadt
Frankfurt am Main bis zur Revolution 1612—1614. Leipzig, 1906. (Staats-
und sozialwissenschaftliche Forschungen, hrsg. v. G. Schmoller. H. 121.

■334
Источники и литература
В ourgin, G. La commune de Soissons. Paris, 1907. (Bibliotheque
del'ecole des Hautes Etudes, f. 167).
В г и с к е r. Strassburger Zunft- und Polizeiordnungen.
Br u der, H. Die Lebensmittelpolitik der Stadt Basel im Mittel-
alter. Diss. Freiburg, 1909.
В iic her, K. Die Bevolkerung vonl Frankfurt am Main im XIV
und XV Jahrhundert. Sozialstatistische Studien. B. I. Tubingen, 1886.
В iic her, K. Die Entstehung der Volkswirtschaft. Vortrage und
Aufsatze. 14 u. 15 Aufl. Tubingen, 1920.
В iic her, K. und Schmidt, В. См. Frankfurter Amts- und
Zunfturkundeni
Buomberger, F. Bevolkerungs- und Vermogensstatistik in der
Stadt und Landschaft Freiburg in Uchtland. Bern, 1900.
Chroniken der deutschen Stadte vom XIV bis ins XVI ■
Jahrhundert, hrsg. durch die historische Kommission bei der Akademie der
Wissenschaften zu Munchen. Leipzig, B. I, II, V, XIII u. XIV.
' Clemens. Hamburgs Gedenkbuch; eine Chronik seiner Schicksale
imd Begebenheiten vom Ursprung der Stadt bis zur letzten Feuerbrunst
und Wiedereraufbauung. Hamburg, 1844.
Curschmann, F. Hungersnote des Mittelalters (8—13 Jahrh.).
Leipzig, 1910. (Leipziger Studien aus dem Gebiete der Geschichte.
B. IV. H. I).
Dan ell, E. Die Blutezeit der' deutschen Hause. Hansische
Geschichte von der 2 Halfte des XIV bis zum letzten Viertel des XV Jahr-
hunderts. 2 В., Berlin, 1905.
Des M a r e z, G. L'organisation du travail a Bruxelles au XV
siecle. Bruxelles, 1904. (Memoires couronnees... publies par 1'Academie
royale des sciences de Belgique. T. LXV).
v. D i г к e, A. Die Rechtsverhaltnisse der Handwerkslehrlinge und
Gesellen nach den deutschen Stadtrechten und Zunftstatuten des
Mittelalters. Diss. Jena. Berlin—Steglitz, 1914.
A. D о р s с h. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der euro-
paischen Kulturenfcwicklung. 2 В., Wien, 1920.
D о г е n, A. Neuere Arbeiten zur Bevolkerungs- und Sozialstati-
stik des XV und XVI Jahrhundert. Deutsche Zeitschrift fur Geschichts-
wissenschaft. N. F. B. I (1896/97). Monatsblatter. 8.
D о r e n, A. Studien zur Florentiner Wirtsehaftsgeschichte. B. I—II.
Stuttgart, 1901—1908.
Dor en, A. Untersuchungen zur Geschichte der Kaufmanngilden
im Mittelalter. Leipzig, 1893. (Staats- und sozialwissenschaftliche For-
schungen, hrsg. v. G. Schmoller. B. XII, H. 3).
Eheberg, K. Strassburgs Bevolkerungszahl seit Ende des XV
J ahrhunderts bis zur Gegenwart. Jahrbiicher f. National okonomie u.
Statistik, B. 41 (1883), S. 247—314, u. B. 42 (1884), S. 414—430.
Engels, F. Der deutsche Bauernkrieg, hrsg. v. H. Duncker.
Berlin^ 1925. (Elcmentarbiichrr des Kcmmunismus, B. 8).

Источники и литература
335
■ Ennen, L. Geschichte der Stadt Koln. В. II. Koln, 1865.
E n n e n L. und EckertzG. См. Quell en zur Geschichte der Stadt
Koln.
E s p i n a s, G. La vie urbaine de Douai au moyen age, 4 v. P., 1914.
Eulenburg, F. Zur Bevolkerungs- und Vermogensstatistik
des XV Jahrhunderts. Zeitschrift f. Sozial und Wirtschaftsgeschichte,
III (1895).
Frankfurter Amts- und Zunfturkunden. I. Frankfurter Zunfturkunden
bis zum Jahre 1612, hrsg. v. B. Schmidt. 2 Вd., Frankfurt, 1914. II.
Frankfurter Amtsurkunden, hrsg. v. K. Bucher. Frankfurt, 1915.
(Veroffentlichungen der historischen Kommission der Stadt Frankfurt am Main).
Ф р е й б е р г, Н. П. Мастера и подмастерья французских; цехов
в XIV—XV вв., ч. I. Известия Академии Наук, Отд. обществ, наук,
1931, № 3, стр. 293—320.
Fritz, J. Der Aufstand der Oberrheinischen Schuhmachergesellen
im Jahre 1407. Zeitschrift f. die Geschichte des Oberrheins. N. F. VI.
F urg er. Zum Verlagssystem als Organisationsform des Friihkapi-
talismus im Textilgewerbe. 1927. (Beiheft z. Vierteljarschrift f. Sozial-
und Wirtschaftsgeschichte, II).
G a 11 о i s, I. G. Hamburgische Ghronik. Hamburg, 1861.
G e h r i n g, H. Das Zunftwesen Konstantinopols im X. Jahrhundert.
Jahrbucher f. Nationalokonomie nnd Statistik, XCIII (1908), S. 577—■
596.
G о t h e i n, E. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes und der ang-
renzenden Landschaften. Hrgs. v. d. Badischen Histor. Kommission. B. I,
Strassburg, 1892.
Грацианский, Н. П. Парижские ремесленные цехи в XIII—
XIV вв. Казань, 1911.
Greving, J. Wohnungs- und Besitzverhaltnisse der einzelnen
Bevolkerungsklassen im Kolner Kirchspiel St. Kolumbia vom 13 bis zum
16 Jahrhundert. Bonn, 1904. (Annalen d. Histor. Vereins f. d. Niederrhein,
H. 78).
Hafemann, II. Das Stapelrecht. Eine Rechtshistorische Unter-
suchung. Leipzig, 1910.
II aider, I. Geschichte] des Backergewerbes der Stadt Augsburg.
Augsburg, 1925.
Hamburgische Chroniken in niedersachsischer Sprache, hrsg. v. I. M.
Lappenberg. 4 H. Hamburg, 1852—1861.
Hansen, J. Beitrage zur Geschichte des Getreidehandels und der
Getreidepolitik Liibecks. Lubeck, 1912. (Veroffentlichungen zur Geschichte
d. Freien u. Hansestadt Lubeck. B. I, H. I).
Hauser, H. Ouvriers du temps passe (XV—XVI siecles). Paris,
1899.
Heimpel. Das Gewerbe der Stadt Regensburg im Mittelalter. Mit
einem Beitrage von Fr. Bastian. Die Textilgewerbe. Stuttgart, 1926. (Beihafte
•z. Vierteljahrschrift f. Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 9).

336
Источники и литература
Н е г z о g, A. Die Lebensmittelpolitik der Stadt Strassburg im Mit-
telalter. Berlin u. Leipzig, 1900. (Abhandlungen z. mittleren und neueren
Geschichte, hrsg. v. G. Below u. Fr. Meinecke. H. 12).
H e у d, W. Geschichte des Levantehandels im Mittelalter. B. 2,
Stuttgart, 1879.
Hildebrand, B. Zur Geschichte der deutschen Wollindustrie.
Jahrbucher f. Nationalokonomie u. Statistik. B. 6 (1866), S. 186—254,
u. B. 7 (1866), S. 81—153.
Hoffmann, H. Die Getreidehandelspolitik der Reichsstadt Niirn-
berg. Diss. Erlangen. Nurnberg, 1912.
H о h 1 s. Der Leinwandhandel in Norddeutschland vom Mittelalter
bis zum XVII Jahrhundert. Hansische Geschichtsblatter. XXXI (1926),
S. 116—158.
Honiger, R. Die Volkszahl deutscher Stadte im Mittelalter.
Jahrbucher f. Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft. XV
(1891).
H us el er, K. Das Amt der Hamburger Rotgiesser. Braunschweig,
1922. (Hamburgische Einzelforschungen z. deutschen Altertums- und
Volkskunde. H. I).
Jastrow, I. Die Volkszahl deutscher Stadte zu Ende des Mittelal-
ters und zu Beginn der Neuzeit. Berlin, 1886. (Historische Untersuchun-
gen, hrsg. v. I. Jastrow, H. I).
Jatzwauk, I. Die Bevolkerungs- und Vermogensverhaltnisse
der Stadt Bautzen zum Anfang des XV Jahrhunderts. Bautzen, 1912.
Jecht, H. Beitrage zur Geschichte des Ostdeutschen Waldhandels
und Tuchmachergewerbes. Neues Lausitzer Magazin, XCIX (1923), S. 55—98
u. S. 57—134, 1924.
Jecht, H. Studien zur gesellschaftlichen Struktur der mittelalter-
lichen Stadte. Vierteljahrsschrift fur Sozial- und WirtschaftsgeschicMe,
B. XIX (1926).
Inama-Sternegg, K. Th. Deutsche WirtschaftsgeschicMe.
B. 3, Leipzig, 1901.
Jordan, R. Zur Geschichte der Stadt Miihlhausen in Thuringen,
H. 1 — 10. Muhlhausen, 1901—1910.
К a i s e r, A. Die Wollweberei in Schwaben bis zur Wende des
XV Jahrhunderts. Diss. Freiburg, 1914.
Karschner, R. Das deutsche Goldschmiedenhandwerk bis ins 15
Jahrhundert. Leipzig, 1911. (Beitrage zur Kunstgeschichte,hrsg. v. Seemann.
Neue Folge, B. 37).
Kaser, K. Das spate Mittelalter. Gotha, 1921. (WeltgeschicMe
in gemeinverstandl. Darstellungen, hrsg. v. I. M. Hartmann, T. 195).
К a s e r, K. Politische und soziale Bewegungen im deutschen Burger-
turn zu Beginn des XVI Jahrhunderts. Stuttgart, 1899.
К e u s s e n, H. Die Kolner Revolution von 1396. Koln, 1888.
К e u s s e n, H. Topographie der Stadt Koln im Mittelalter. 1] B„
Bonn, 1910.

Источники и литература
337
К 1 a i b е г, L. Beitrage1 zur" W.irtschaftspolitik oberschwabischer
Reichsstadte im ausgehenden Mittel alter (Isny, Leutkirch, Memmingen
und Ravensburg). Stuttgart, 1927. (Beiheft z. Vierteljahrschrift f. Sozial- u.
Wirtschaftsgeschichte, 10).
К 1 e y, H. G-eschichte und Verfassung des Aachener WollenambacMs
wie uberhaupt der Tuchindustrie der Reichsstadt Aachen. Ein Beitrag zur
Entwicklung deutscher Tuchindustrie und des Zunftwesens. Koln, 1915.
Knipping, В. См. Die Kolner Stadtrechnungen.
Knoll, A. Handwerksgesellen und Lehrlinge im Mittelalter.
Berlin, 1924.
Koch, H, Geschichte des Seidengewebes in Koln vom 13 bis zum 18
Jahrhundert. Leipzig, 1904. (Staats- und sozialwirtschaftliche Forschun-
gen, hrsg. v. G. Schmoller, H. 128).
Die Kolner Stadtrechnungen des Mittelalters mit einer Darstellung
der Finanzverwaltung von R. Knipping. 2 В., Bonn, 1897—1898. (Publi:
kat. d. Gesellschaft f. rheinische Geschichtskunde. T. 15).
Kolner Zunfturkunden nebst anderen Kolner Gewerbeurkunden bis
zum Jahre 1500, bearb. v. H. Loesch. 2 В., 1907. (Publikatiqnen der
Gesellschaft fur rheinische Geschichtskunde. T. 22).
Kotzschke, R. Allgemeine Wirtschaftsgeschichte des
Mittelalters. Jena 1924. (Handbuch d. Wirtschaftsgeschichte, hrsg. v. Brodnitz).
Kotzschke, R. Deutsche Wirtschaftsgeschichte bis zum 17
Jahrhundert. Leipzig u. Berlin,'1908. (Grundriss der Geschichtswissenschaft,
hrsg. v. A. Meister. B. 2, Lief. I).
Kotzschke, R. Grundziige der deutschen Wirtschaftsgeschichte
bis zum XVII. Jahrhundert. 2 Aufl., Leipzig, 1923. (Grundriss der
Geschichtswissenschaft 2, 1).
К r i eg k, S. L. Frankfurter Вiirgerzwiste und Zustande im
Mittelalter. Frankfurt, 1862.
Kulischer, f. Allgemeine Wirtschaftsgeschichte des Mittelalters
und der Neuzeit. 2 B. Miinchen, 1928. (Handbucher der mittleren u. neu-
eren Geschichte, 3).
К u s к е, В. Die Handelsbeziehungen zwischen Koln und Italien im
spateren Mittelalter. Westdeutsche Zeitschrift fur die Geschichte u. Kunst.
XXVII (1908).
К u s к е, В. Die Kolner Handelsbeziehungen im XV Jahrhundert.
Vierteljahrschriftf. Sozial- u. Wirtschaftsgeschichte. VII (1909), S.296—308.
К u s к e, B, t Quell en zur Geschichte des Kolner Handels und Ver-
kehrs in Mittelalten. См. Quellen.
К u s к е, В. Die stadtischen Handels- und Verkehrsarbeiter und die
Anfange stadtischer Sozialpolitik in Koln bis zum Ausgang des XVIII
Jahrhunderts. (Kolner Studien zum Staats- und Wirtschaftsleben, H. 8).
Lamprecht, K. Deutsche Geschichte. 12 В., Berlin, 1891—1900.
Lamprecht, K. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter. Unter-
suchungen uber die Entwicklung der materiellen Kultur des platten Lan-
<les auf Grund der Quellen zunachst des Mosellandes. B. II, Leipzig, 1886.

338
Источники и литература
Lamprecht, К. Zur Sozialpolitik der deutschen Stadt im Mittel-
alter. Archiv f. soziale Gesetzebung und Statistik, 1 (1888).
L a u, F. Entwickelung der kommunalen Verfassung der Stadt Koln
bis zum Jahre 1396. Bonn, 1898. (Preisschriften d. Mevissen Stiftung, I).
L a u, P. Das Kolner Patriziat bis zum Jahre 1396. Westdeutsche
Zeitschrift f. d. Geschichte u. Kunst (1895).
Ленин, В. Развитие капитализма в России. Процесс образования
рынка для крупной промышленности. Полное собрание сочинений, т. III.
v. L о s с h, Н. См. Kolner Zunfturkunden.
Liiders, H. Hamburger Handel und Gewerbe am Ausgang des Mit-
telalters. Diss. Leipzig, 1910.
Маркс, К. Капитал, т. I и III.
Маркс, К. К критике политической экономии. М., 1930.
Маркс, К. и Энгельс, Фр. Немецкая идеология. Архив
Маркса и Энгельса, т. I.
Martin Saint-Leon, E. Le Compagnonnage, son histoire, ses
coutumes, ses reglements et ses rites. P., 1901.
Mayer, *M. Die Lebensmittelpolitik der Reichsstadt Schlettstadt
bis zum Beginn der franzosischen Herrschaft. Diss. Freiburg, 1907.
Meyer, P. Studien tiber die Teuerungsepoche 1433 bis 1438, insbe-
sonders liber die Hungersnot 1437—1438. Diss. Erlangen. Hannov. 1914.
Naude, W. Deutsche stadtische Getreidehandelspolitik vom XV
bis XVIII Jahrhundert mit besonderer Beriicksichtigung der stettinischen
und hamburgischen Getreidehandelspolitik. Leipzig, 1889. (Staats- und So-
zialwissenschaftliche Forschungen, hrsg. v. G. Schmoller. B. VIII, H. 5).
Naude, W. Die Getreidehandelspolitik der europaischen Staaten
vom XIII bis] zum XVIII Jahrhundert. Berlin, 1896 (Acta Borussica).^
Neubauer, Th. Die sozialen und wirtschaftlichen Verhaltnisse
der Stadt Erfurt. Mitteilungen des Vereins f. Geschichte u. Altertum-
kunde von Erfurt. XXXIV (1913) u. XXXV (1914).|
Neubauer, Th. Wirtschaftsleben im mittelalterlichen Erfurt-
Wirtschaftsgeschichte, B. XII (1914), S. 521—548; XIII (1915), S. 132—152.
Neuburg, C. Zunftgerichtsbarkeit und Zunftverfassung in der Zeit
vom XIII bis zum XVI Jahrhundert. Jena, 1880.
N iibl i ng, E. Die Reichsstadt Ulm am Ausgange des Mittelalters
(1378—1556). Ein Beitrag zur deutschen Stadte- und
Wirtschaftsgeschichte. 2 B. Ulm, 1904 u. 1907.
Nub ling, E. Ulms Baumwollveberei im Mittelalter. Leipzig,
1890; (Staats-und sozialpolitischej Forschungen, hrsg. v. G. Schmoller,
Bd. IX, H. 5).
Nuglisch, A. Die Entwickelung des Reichtums in Konstanz von
1388—1550. Jahrbucher f. Nationalokonomie u. Statistik. B. 87 (1906),
S. 363—371.
Nuglisch, A. Die wirtschaftliche Leistungsfahigkeit deutscher
Stadte im Mittelalter. Zeitschrift f. Sozialwissenschaft, IX (1908), S. 364 —
374, 481—495.

Источники и литература
339
Niirnberger Polizeiordnungen aus dem XIII bis zum XV jahrhun-
dert. Hrsg. v. I. Baader. Stuttgart, 1861. (Bibliothek d. litter. Vereins
in Stuttgart. B. 63).
P a a s с h e, H. Die stadtische Bevolkerung fruherer Jahrhunderte
nach urkundlichen Material en aus dem Ratsarchiv der Stadt Rostock. Jahr-
biicher f. Nationalokonomie u. Statistik. B. 39 (1882), S. 303—380.
Philippi, F. Cm. Die altesten osnabriickischen Gildeurkunden.
Quellen zur Geschichte des Kolner Handels und Verkehrs im Mittel-
alter, hrsg. v. B. Kuske. 3 B. 1918—1923. (Publikationen der Gesellschaft
f. rheinische Geschichtskunde).
Quellen zur Geschichte der Stadt Koln, hrsg. v. L. Ennen und
G. Eckertz. B. I —VI, 1860—1870.
Reisner, W. Die Einwohnerzahl deutscherStadteinfriiheren Jahr-
hundertenmit besondererBeriicksichtigung Lubecks. Jena, 1903. (Sammlung
nationalokonomischer u. statistischer Abhandlungen des staatswissen-
schaftlichen Seminars zu Halle a. d. S. Hrsg. v. I, Conrad. B. 36).
Richter, O. Zur ;Bevolkerungs- und Vermogensstatistik Dres-
dens Neues Archiv f. sachsicshe Geschichte und Altertumkunde. II
(1881).
R о s e 1 e r, H. Die Wohlfartspflege der Stadt Gotlingen im XIV,: u.
XV Jahrhundert. Diss. Freiburg in Br., 1918.
R ii d i g e r, Die altesten hamburgischen Zunftrollen.
S а с h s, K. L. Metzgergewerbe und Fleischversorgung der Reichsstadt
Niirnberg bis zum Ende des 30-ja.hrigen Krieges. Niirnberg, 1922.
Sachs, K. L. Niirnbergs reichsstadtische Arbeiterschaft wiihrend der
Amtzeit des BaumeistersMichel Beheim VII (1503—1511). Niirnberg, 1914/15.
(Mitteilungen aus dem germanischen National museum).
Sander, P. Diereichsstadtliche Haushaltimg Niirnbergs 1431—1440.
2 B. Leipzig, 1902.
S с h a d e, O. Vom deutschen Handwerksleben in Brauch, Spruch und
Lied.Weimarisches Jahrbuch fur deutsche Sprache, Literatur und Kunst.IV
(1856),
S с h a n z, G. Zur Geschichte der deutschen Gesellenverbandeim Mit-
telalter. Leipzig, 1877.
Schmidt, Julie. Die Zunft der Fleischer zu Koln. Diss. Bonn.
Koln, 1917.
Schmoller, G. Strassburgen Tucher- und Weber zunft urkunden
und Darstcllung nebst Regesten und Glossar. Strassburg, 1878.
Schonberg,jG. Die Finanzverhaltnisse der Stadt Basel im
XIV und XV Jahrhundert. Tubingen, 1876.
Schonberg, G. Zur wirtschafLlichen Bedeutung des deutschen
Zunftwesens im Mittelalter. Jahrbucher f. Nationalokonomie u. Statistik.
B. IX (1867), S. 1—169.
Schonfeld, G. Lohn- und Preisverhaltnisse in Hannover zu
Anfang des XV Jahrhunderts. Vierteljahrschrift fur Sozial- u. Wirtschafts-
geschichte, I (1903), S. 33—60.

340
Источники и литература
Schonlank, R. Soziale Kampfe vox** 300 Jahren. Altnurnber-
gische Studien, 2 Aufl. Leipzig, 1907.
S с h u 1 t e, A. Geschichte der grossen Ravensburger Handelsgesel-
schaft 1380—1530. 3 B. 1923. (Die Handelsakten des Mittelalters u. der
Neuzeit).
S с h u 1 t e, A. Geschichte des mittelalterlichen Handels und Verkehre
zwischen Westdeutschland und Italien mit Ausschluss von Venedig. 2B.
Leipzig, 1900.
Seeger,' H. I. Westfalens Handel und Verkehr vom IX bis zum
XIII Jahrhundert. Mit 3 Karten-Skizzen. Berlin, 1926. (Studien zur
Geschichte der Wirtschaft und Geisteskulturj.
Sieveking, H. Grundziige der neueren WirtschaftsgeschicMe vom
XVII Jahrhundert bis zur Gegenwart. 5 Aufl. Leipzig, 1928. (Grundriss der
Geschichtswissenschaft, hrsg. v. A. Meister, II, 2).
Sieveking, H. Die mittelalterliche Stadt. Vierteljahrschrift
f. Sozial- und WirtschaftsgeschicMe. IV (1904), S. 177—218.
S i m о n s f e 1 d, H. Der Fondaco dei Tedeschi in Venedig und die
deutsch-venetianischen Handelsbeziehungen. 2 В., Strassburg, 1887.
S о h m, R. Stadtische Wirtschaft im XV Jahrhundert. Jahrbiicher
f. Nationalokonomie u. Statistik. B. 34 (1879), S. 253—266.
S о m b art, W. Der moderne Kapitalismus. Historisch-systematische
Darstellung des gesamteuropaischenf Wirtjschaftslebens von den Anfan-
gen bis zur Gegenwart. 6 Aufl. B. 1, Miinchen, 1924.
Sombart, W. Die deutsche Volks wirtschaft im XIX Jahrhundert.
Eine Einfuhrung in die Nationalokonomie. 7 Auflage, 1927.
Stein, W. Akten zur Geschichte der Verfassung und Verwaltung
der Stadt Koln. 1893.
Stein, W. Zur Vorgeschichte des Kolner Verbundsbriefs vom 14
September 1326. Hansische Geschichts latter. XII (1893).
Steinlinger, Lutz. Baumeisterbuch vom Jahre 1459. Mittei-
lungen des Vereins fur Geschichte Nurnbergs. I (1882).
v. Stettten, Paul. Geschichte der adelichen Geschlechter in der
freyen Reichsstadt Augsburg. Augsburg, 1762.
S t 6 v e n, M. Der Gewandschnitt in den deutschen Stadten des
Mittelalters. B. 1915. (Abhandlungen zur mittleren u. neueren Geschichte, hrsg.
v. G. v. Below, H. Finke u. Fr. Meinecke, H. 59).
Стоклицкая-Терешкович, В. В. Ганза, ст. в БСЭ,
т. XIV.
Стоклицкая-Терешкович, В. В. К вопросу о теории
городского хозяйства J средних веков. «Социалистическое хозяйство»,
1927, № 2.
Стоклицкая-Терешкович, В. В. О продовольственной
политике немецкого города в конце средних веков. Ученые записки
Института Истории РАНИОН, III (1929).
Strassburger Zunft- und Polizeiordnuiigen des. XIV und XV Jahr-
hunderte. Hrsg. v. Brucker. Strassburg, 1889.

Источники и литература
341
Tucher, End res. Baumeisterbuch der Stadt Nurnberg (1464—
1475) mit einer Einleitung von Welch. Stuttgart, 1862. (Bibliothekdes
literarischen Vereins in Stuttgart. LXIV).
Tratziger. Chronica der Stadt Hamburg bis 1557. Hrsg. v. I. M.
Lappenborg. Hamburg, 1865.
V e 11 e r, A. Bevolkerungsverhaltnisse der ehemals freien Reichsstadt
Muhlhausen in Thiiringen im XV und XVI Jahrhundert. Leipzig, 1910.
(Leipziger historische Abhandlungen, hrsg. v. E. Brandenburg, G. Seeliger,
U. Wilcken. H. 17).
W а с к e r n a g e 1, R. Geschichte der Stadt Basel. B. II, 1911.
Wehrmann, G. Die alteren lubeckischen Zunftrollen.
Winterfeld, L. Handel, Kapital und Patriziat in Kolnbis 1400.
[Lubeck, 1925. (Pfingstblalter d. hansischen Geschichtsvereins. Bl. 16).
W u 11 к e, R. Gesindeordnungen und Gesindezwangsdienst in Sachsen
bis zum Jahre 1835. Leipzig, 1893. (Staats- und sozialwissenschaftliche
Forschungen, hrsg. v. G. Schmoller. B. XII, H. 4).
Использованы дополнительно:
Abel, W. Bevolkerungsgang und Landswirtschaft im ausgehenden
Mittelalter im Lichte der Preis- und Lohnbewegung. Jahrbuch f. Gesetz-
gebung, Verwaltung und Volkswirtschaft. LVIII (1934).
Bechtel, H. Der Wirtschaftsstil des deutschen Spatmittelalters.
Der Ausdruck der Lebensform in Wirtschaft, Gesellschaftsaufbau und Kunst
yon 1350 bis 1500. Mtinchen u. Leipzig, 1930.
В о t h e, F. Frankfurts Wirtschaftsleben im Mittelalter. Zeitschrift
die gesamte Staatswissenschaft (1932), S. 193—219.
Энгельс, Ф. О разложении феодализма и развитии буржуазии
в конце средних веков. Пролетарская революция, № 6, 1936 г.
Акад. П е т р у ш е в с к и й, Д. М. Городское хозяйство
средневековой Европы и новая историческая литература. Исторический
сборник Акад. Наук, № 4.

Технический редактор О. II. Персиянинова
Корректор В. И. Гречанинов
Сдано в набор 19/1 1936 г. Подписано в печати 11/VI 1936 г.
Формат 62 х 94Vle- Объем 21.5 п. л. В 1 п. л. 37 000 печ. зн. Тираж 2675 экв.
Уполн. Главлита В-40816. АНИ № 124. Заказ № 364
Отпечатано в 1-й Образцовой типографии Огиза РСФСР
треста «Пояиграфкнига». Москва, Валовая, 28