Дидро Дени. Собрание сочинений. Том 7. Статьи из Энциклопедии - Дидро Д.

Дени Дидро. Собрание сочинений в 10 томах
3. Предисловие к VIII тому «Энциклопедии»
II. Статьи по вопросам мировоззрения в целом
IV. Статьи по вопросам философии общества
Автор: Дидро Д.
Теги: художественная литература
Год: 1989
Похожие
Дидро Дени. Собрание сочинений. Том 5. Театр и драматургия
Дидро Дени. Собрание сочинений. Том 9. Письма
Дидро Дени. Собрание сочинений. Том 1. Философия
Дидро Дени. Собрание соичнений. Том 10. Rossica. Произведения, относящиеся к России
Текст
                    AEHVT
AA
СОЧИНЕНИЯ
ГОСЛИТИЗДАТ

m
ii

1
гэълшиэд^

ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ДЕНИ ДИДРО
(1713 — 1784)
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
в десяти томах
Под общей редакцией
И. К. ЛУППОЛА
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
сХУДОЖЕСТВЕПНАЯ ЛИТЕРАТУРА»
Москва — Ленинград

Д Е НИ ДИДРО
С0Б1МНИЕ СОЧИНЕНИИ
ТОМ VII
СТАТЬИ ИЗ «ЭНЦИКЛОПЕДИИ»
Вступительная статья,
иеровод и примечания
В. И. II и к о в а
Редакция И. К. Л у и и* л л
ГОСУДАРСТВЕННОЕ! ИЗДАТЕЛЬСТВО
сХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»

DENIS DIDEROT
OEUVRES CHOISIES
Супер-обложка м переплет
Б. В. Шварца

w
^шШ\т
i
Памятник Дидро и «Энциклопедии» в Пантеоне работы
А. Терруара

ДИДРО и «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»
Если ценность всякого научного труда, всякого про-
изведения литературы или искусства определяется в первую
очередь его объективным общественным значением, его ролью
в развитии человечества, то «Энциклопедия» является самым
ценным из всего, что создал Дидро для своей эпохи, и глав-
ным делом его жизни. Нужно думать, что и сам он, от-
давший ей более двадцати лучших лет своей жизни, не мог
смотреть на нее иначе.
Правда, немногие из наших современников имели необ-
ходимость заглянуть в эти двадцать восемь громоздких
фолиантов, давно уже мирно покоящихся в книгохранили-
щах, и немногие могут судить об их содержании на основании
собственного знакомства с ними, но кто не слыхал об этом
труде или не читал о нем! в обширной литературе, посвящен-
ной истории XVIII века?
При упоминании об «Энциклопедии» Дидро и об энци-
клопедистах у кого в воображении не рисуется абсолютист-
ско-феодальная Франция с ее имущественными и правовыми
контрастами — с роскошными дворцами и парками королей
и вельмож, с обширными дворянскими и церковными име-
ниями, с замками и монастырями, с нищенскими лачугами
нескольких миллионов крестьян, работающих, пе разгибая
спины, на своих жалких наделах, чтобы уплатить талию
королю, десятину церкви, чинши, шампары и прочие бес-
счетные повинности помещику? Кто не вспоминает и о па-
рижских салонах с их шумными спорами по поводу
какой-нибудь новой научной теории или новой книжки вольно-
думца-литератора, одного из тех представителей литератур-
ной богемы, которые заключили «священный союз против

в
Б. Пиков
фанатизма и тирании», и о желчном старике,— «фернейском
па/гриархе» Вольтере, возглавлявшем передовые отряды евро-
пейской интеллигенции Европы в их борьбе с «infâme»—
церковью и воспитывавшем кадры будущих бойцов против
феодальных твердынь?
Одним из этих бойцов, одним из самых энергичных дея-
телей этого союза был Дидро, выковавший для осады этих
твердынь мощное орудие — «Энциклопедию». Известное пред-
ставление об этом орудии читателю дадут статьи, помещаемые
в настоящем томе, а некоторые детали истории «Энциклопе-
дии» и краткая характеристика наиболее актуальных для
той эпохи проблем, обсуждавшихся на ее страницах, до-
полнят это представление*.
Первые шаги Дидро по осуществлению замысла «Энци-
клопедии», как известно, связаны с именем издателя Андре-
Франсуа Лебретона, который, увлекшись перспективой обога-
щения под впечатлением красноречивой пропаганды Дидро,
отказался от первоначального намерения переиздать в до-
полненном виде энциклопедию Чемберса** и поручил Дидро
составить повую более полную энциклопедию. Этот факт
относится к середине сороковых годов.
Хотя, по отзыву самого Дидро ***, энциклопедия Чемберса
и заслуживала всяческих похвал,— опрятные, солидные пере-
плеты ее и теперь еще можно видеть на полках иных:
библиотек рядом с Брокгаузами и Ларуссами; хотя идея
этого труда, как говорит Морлей, «была широка и превос-
ходна»****, тем не менее простой перевод энциклопедии и
дополнение не удовлетворили и аббата Гуа де-Мальвеса,
человека, «кажется, делового и неглупого» *****, которому
* В предисловии И. К. Луппола к первому тому настоящего
издания были уже изложены главные факты истории «Энциклопедии».
** Е. Chambers, «Cyclopedia or universal Dictionary of the Arts
and Sciences», London 1727. К сороковым годам она выдержала
уже пять изданий.
*** «Проспект», стр. 43.
**** I. Morley, «Diderot and the Encyclopedists», London 1878;
русский пер. 1882 г., стр. 83.
***** Там же, стр. 84. Он перевел с английского языка на
французский «Путешествия» Ансоеа, несколько сочинений по по-
литической экономии и «Dialogues between Hylas and Philonous»
Дж. Беркли..

\
Дидро и «Энциклопедия»
7
Дебретон поручил это дело еще до Дидро. «Мы задавались
делью,— писал Чемберс,— рассмотреть отдельные предметы
не только в их отдельности, но и относительно, то есть во
взаимной их связи между собой, рассмотреть каждый из них
как нечто целое и как часть этого целого». Но компилятору
Чемберсу при всей его добросовестности и усидчивости такая
задача была не по силам — она требовала гения Дидро.
Осененный этой идеей, может быть, еще задолго до пред-
ложения Лебретона, Дидро набрасывает план грандиозного
труда, который должен объединить все разрозненные науч-
ные знания в цельную систему и «будет развивать истинные
принципы вещей... покажет отношения между ними... будет
способствовать достоверности и прогрессу человеческих зна-
ний... умножал число истинных ученых, выдающихся ма-
стеров и просвещенных любителей... окажет на общество
новое полезное действие»*.
Дидро не ограничивается задачей простого изложения
научных материалов и расположения их в алфавитном по-
рядке, как это удалось сделать Чемберсу и как это делало
большинство известных составителей энциклопедий более
позднего времени: он хочет, согласно принципу Бюффона —
природа едина, а следовательно, и наука должна быть
тоже единой,— сделать все отдельные научные отрасли
частями единой науки, «заставить читателя осознать услуги,
оказываемые ими друг другу, использовать эти услуги,
дабы тем самым сделать принципы их более прочными, а вы-
воды из них более ясными, указать на отдаленные или
близкие связи между вещами, составляющими природу...
показать в сплетениях корней и ответвлений невозможность
полного познания некоторых частей этого целого без восхо-
ждения или нисхождения ко мпогим другим частям, изобра-
зить общую картину усилий человеческого ума во всех
областях знаний и представить их предметы в ясном виде»**.
«Никто еще доныне не начинал столь великого дела или, по
крайней мере, никто не мог довести его до конца»,—горде-
ливо, и не без основания, замечает он.
Мысль о единстве человеческих знаний не нова в исто-
рии— она была не чужда еще древности; она зарождается
* «Проспект», стр. 57.
** Там же, стр. 42.

8
Б. Пиков
в универсальном уме Аристотеля; выражением ее являются
позднее и обширные компиляции Плиния. В XIII веке Аль-
берт Великий и Венсан де-Бовэ, опираясь на Аристотеля,
составляют сборники, объединяющие все научные знания
того времени. В этом же веке выступает и Рожер Бэкон со
своими «Opus Majus» и «Compendium Philosophiae», в ко-
торых хочет обнять «всю массу знаний как нечто целое
вследствие свойственного всем обширным умам ясного пони-
мания, что все отделы философии находятся в тесной связи
между собой, и вследствие желания возвыситься над низким
уровнем всякого обособленного знания»*. Энциклопедиче-
ское настроение ученых этого века проступает уже в обычных
заглавиях их произведений — «Summa», «Universitas»,
«Speculum» и т. п. Но крайняя скудость опытных есте-
ственно-научных материалов в эту эпоху была непреодоли-
мым препятствием к созданию подобных трудов даже для
таких мыслителей, как Альберт Великий и Рожер Бэкон.
Некоторое накопление опытного материала к XVI веку
уже позволило Рингельбергу выпустить в Базеле в 1541 году
труд, более приближающийся по своему выполнению к со-
временным энциклопедиям и, кстати, впервые названный
«Энциклопедией», откуда и пошло это название. Из числа
многих трудов этого рода несомненно заслуживает упоми-
нания и «Encyclopedia scientiarum omnium» Альтштеда,
напечатанная в 1620 году, которую позже Лейбниц пред-
лагал исправить и дополнить, утверждая, что этот труд не
удался Альтштеду не потому, что у него недоставало при-
лежания и ума, а только потому, что в его распоряжении
не было материалов и что он не имел счастья родиться
в более позднее время **.
Образчиком научной литературы этого рода может слу-
жить также и знаменитый «Исторический и критический
словарь» Пьера Бэйля, впервые опубликованный в конце
XVII века. Но если этот «Словарь» по своей внешней форме
сходен с «Энциклопедией» XVIII века, то, с другой стороны,
он не имеет с нею ничего общего по своей внутренней
* J.-S. Brewers, R. Bacon, Pref., стр. 57 и 63. Цит. по Morley,
стр. 62.
** «Проспект», стр. 42.

Дидро и «Энциклопедия»
9
структуре и задачам. Бэйль совсем не имел в виду дать
универсальный научный труд, основанный на принципе един-
ства наук. У него была довольно узкая задача — критиче-
ский разбор исторических и биографических фактов, рели-
гиозных учений и философских трудов разных эпох. Этот
большой труд, подчиненный указанной задаче, к тому жо
всецело зависел в своих деталях от причуд ума и индиви-
дуального вкуса его автора. Объективно выступая против
религии и церкви, защищая веротерпимость, как это и де-
лали энциклопедисты, Бэйль имел, однако, в своем распоря-
жении почти единственное оружие, выкованное из того же ма-
териала, что и оружие его противников—богословов и
метафизиков,—остро отточенную логику. Энциклопедисты
опирались уже на обширный естественно-научный материал:
они выдвигали вперед гиганта-младенца — опыт, который"
в одном из произведений Дидро устрашил Платона с его
воздушными пузырями метафизики.
Итак, не от Бэйля мог исходить Дидро. В его замысел
вдохнул жизнь знаменитый английский материалист Фрэнсис
Бэкон. Живую, пылкую фантазию Дидро пленила величе-
ственная схема Бэкона, объединяющая все науки и искус-
ства в одну науку и в одно искусство, то есть бэконовская
классификация наук, которая и легла в основу построения
«Энциклопедии». «Если мы закончим его с успехом,— пишет
?|[идро о своем предприятии,— то этим мы будем обязаны,
Славным образом, канцлеру Бэкону, который набросал план
Всеобщего словаря наук и искусств в то время, когда, можно
Шазать, не было ни наук, ни искусств»*. Идея английского
маслителя нашла, наконец, почву, в которой она могла про-
Шьсти, распуститься и принести обильные плоды. Этой почвой
РЬсл.ужил уже значительно укрепившийся естественно-науч-
Ёый базис, а заботливым садовником этой идеи был не кто
|ной, как Дидро, энергично приступивший к делу после
Ш\пасия Лебротона.
ж Организационная сторона «Энциклопедии» нашла в нем
такого же неутомимого, находчивого и пламенного энтузиаста,
как и литературная. Прежде всего он мобилизует необхо-
димых сотрудников и добивается покровительства и содей-
* «Проспект», стр. 45.

10
В. Пиков
ствия влиятельных лиц. Приведем рассказ Мишле о встрече
Дидро с престарелым и влиятельным ученым магистратом
Дагессо, характеризующий как личность Дидро, так и дея-
тельность его в этот начальный период «Энциклопедии».
«Однажды,— пишет Мишле,— приходит к нему молодой че-
ловек, живущий литературной работой и несколько скон-
фуженный тем, что имя его уже сделалось известным бла-
годаря нескольким книгам сомнительного достоинства, напи-
санным под гнетом материальной нужды. Однако этот
пришлец с сомнительной репутацией совершает чудо. С уди-
влением слушал старый мудрец, как он развивал гигант-
ский план такой книги, которая должна заключать в себе все
книги. В его устах науки превращались в свет и жизнь. Это
было более чем изустное изложение — это было творчество.
Он как будто создал эти науки и продолжал создавать их,
делал к ним дополнения, расширяя их, оплодотворяя их и
даже вкладывая в них новую жизнь. Впечатление, которое
юн произвел, невыразимо. Дагессо, превзошедший на минуту
•самого себя, забыл свои преклонные лета, заразился ядом
гения и сделался велик чужим величием. Он уверовал в моло-
дого человека и сделался покровителем «Энциклопедии» *.
В то время как Лебретон, увлеченный расчетами, хло-
потал о получении привилегии на издание задуманного труда
и, не имея достаточного капитала, привлекал к участию трех
других издателей на условиях получения половины дохода
со всего предприятия, Дидро развивал свои планы такому же,
как и он, безвестному литератору, математику и философу
Даламберу, убеждая его принять на себя раздел математиче-
ских наук. К началу пятидесятых годов они общими уси-
лиями сумели сколотить ядро литераторов и ученых, энер-
гично приступивших к подготовке материалов для первых
двух томов. Привилегию на издание Лебретон получил
21 января 1746 года, и подготовительные работы быстро
пошли вперед. Этому не помешали и начавшиеся в июле
1749 года аресты литераторов и ученых, которые подозре-
вались в возбуждении народных смут в связи с неудачной
внутренней политикой правительства**. Дидро, арестованный
* По Morley, стр. 85.
•** См. предисловие к первому тому, стр. 41.

Дидро и «Энциклопедия*
11
24 июля этого года, сидя в Венсеннской тюрьме, писал на
полях Мильтонова «Рая» свой «Проспект», с помощью кото-
рого было решено ознакомить читателей с содержанием
подготовлявшегося труда.
В следующем году «Проспект» уже вышел из печати.
В общественных кругах, сочувственно относившихся к пред-
приятию, он произвел большое впечатление и вызвал одобри-
тельные отзывы, но со стороны иезуитов начались первые
наладки на автора «Проспектам.
Аббат Рейпаль сообщал своим заграничным корреспон-
дентам: «Около двух месяцев назад был опубликован проспект
энциклопедического словаря, который печатают в Париже.
Этот проспект сейчас же подвергся нападениям со стороны
иезуитов, издающих «Газету Треву». Автор словаря пред-
принял защиту своей работы со всем красноречием, жаром
и остроумием, на какие он способен. Он направил главе
журналистов о. Бертье письмо, весьма приятное для всех
тех, кто в курсе событий, на которые делаются намеки».
Судя по .ответам Дидро иезуиту Бертье, помещаемым в на-
стоящем издании, эти нападки не выводили за пределы
чисто литературных, и хотя самолюбие Дидро было сильно
задето несправедливым обвинением его в плагиате по поводу
заимствования у Бэкона генеалогического древа знаний, от-
веты на эти нападки заключались лишь в колкостях по
адресу Бертье. Но Дидро не мог не предчувствовать, что
Это только начало «темных происков, зависти, лжи, невеже-
ства и фанатизма», с которыми ему пришлось вести упор-
ную борьбу в течение всего времени работы над «Энцикло-
педией». Эти происки усиливались по мере выхода в свет
fee томов.
f Первый том, появившийся в 1751 году, произвел по-
длинную сенсацию. Наряду с положительной критикой по-
Ерились и отрицательные отзывы о нем, на книгу посыпались
«мешки и эпиграммы. Если Рейналь в своей корреспон-
дВдии называл ее «одним из наиболее последовательных,
нКолее философских, наиболее светлых, точных, сжатых
и отлично написанных произведений из всего, что имелось
на французском языке», то из враждебного лагеря среди пре-
зрительных замечаний, оценивших «Энциклопедию» как «сча-
стье для невежд», по адресу Дидро и его ближайших сорат-

12
В. Ликов
ников послышались обвинения в неверии. Кое-кто уже успел
разобраться в своеобразном слоге статей, затрагивавших
ответственные вопросы, кое-кто уже убедился, что главный
издатель, Дидро, «хороший писатель, но плохой верующий».
Даже аббат Рейналь, расхваливавший «Энциклопедию»
своим корреспондентам, поддался настроениям реакционного
лагеря. «Произведение похвально по философскому духу и
достойно порицания за те бесполезности, которые там встре-
чаются»,— писал он в последующих корреспонденциях.
Первый том был первым боевым крещением и первой
пробой сил для сотрудников «Энциклопедии». Ободренные
его успехом, они выпускают в следующем году (1752) вто-
рой том, уже более тщательно обработанный и несколько
более радикальный. Насторожившиеся реакционные силы и
во главе их все те же иезуиты нашли повод для прямого
наступления на «Энциклопедию». Они уже ясно отдавали
себе отчет в той роли, которую предстояло сыграть этому
литературному предприятию и силам, объединившимся вокруг
него. 18 ноября 1751 года аббат де-Прад, один из тех ученых
представителей духовенства, которые принимали деятельное
участие в «Энциклопедии» *, защищал в Сорбонне диссер-
тацию, в которой, в духе своей эпохи, пытался дать рацио-
нальную оценку библейским чудесам. Эта диссертация была
признана опасной и клонящейся к безбожию, так как автор
ее сравнивал чудесные исцеления, описываемые в еванге-
лиях, с чудесами Эскулапа, доказывал, что одни только
чудеса, без предварительных пророчеств о них, еще неспо-
собны доказать истинность христианской религии. Трудно
сказать, действительно ли эти сравнения и доказательства
клонились к отрицанию религии или имели своей целью лишь
удостоверить истинность книг Нового завета ветхозавет-
ными предсказаниями (может быть, это был только умыш-
ленно несостоятельный способ защиты евангелий), но бого-
словский фа-культет Парижского университета отверг диссер-
тацию и, обвинив де-Прада в безбожии, лишил его ученой
степени 27 января 1752 года.
* Он дал немало материалов для «Энциклопедии» по вопросам
философии и религии; в частности, ему принадлежит статья
«Certitude» («Достоверность»).

Дидро и «Энциклопедия*
13
Так как в этой диссертации высказывались мысли 6 есте-
ственном состоянии общества и о сенсуализме,— де-Прад
придерживался Локковой теории происхождения идей, от-
рицая врожденные идеи,— то злейшие враги их," к числу
которых принадлежали иезуиты, обвинили в авторстве Дидро.
Потребовали запрещения «Энциклопедии». Посыпались до-
носы и замелькали пасквили, забрасывавшие грязью Дидрк>.
Под давлением иезуитов парижский архиепископ написал
«пастырское послание», в котором осуждал еретические те-
зисы де-Прада и глухо намекал на какие-то книги, распро-
страняющие неверие и заблуждения. Епископ окзеррский уже
прямо выступил против «Энциклопедии», а также против
Монтескье и Бюффона. Все эти нападки привели к тому,
что королевский совет 7 февраля 1752 года запретил оба
вышедших тома «Энциклопедии». «Его величество,— гово-
рилось в решении совета,— признал, что в этих двух томах
есть много положений, стремящихся ^уничтожить королев-
ский авторитет, укрепить дух независимости и возмущения
и своими темными и двусмысленными выражениями зало-
жить основы заблуждений, порчи нравов и неверия».
Озлоблению врагов, вероятно, способствовала еще поле-
мика с окзеррским епископом, в которую ввязался Дидро,
выступая под именем де-Прада, бежавшего в Голландию.
С какой радостью схватились иезуиты за рукописи и коррек-
турные листы «Энциклопедии», которые были по их настоя-
нию выданы им министерством для переработки и продол-
жения издания, и с какой досадой они были вынуждены
отступиться от своей затеи! Для того чтобы разобраться
в этих материалах, им была нужна, как писал Гримм, го-
лова Дидро — у них не было ключа для того, чтобы про-
никнуть в скрытый смысл статей. Правительство, по словам
Барбье, «не без некоторой доли смущения» было выну-
ждено предложить Дидро и Даламберу продолжить издание
«Энциклопедии». Осенью 1753 года решение королевского
совета было отменено, и огромная фабрика, заведенная
Дидро, снова загремела, загромыхала всеми своими маши-
нами, аккуратно выпуская по одному тому из года в год.
г Неожиданный триумф подбодрил энциклопедистов и по-
будил их еще с большим рвением отдаться своему делу.
Благодаря накоплению опыта, материалов, усилению своего

и
В. Пиков
состава* и внимательному отношению к замечаниям и за-
просам читателей молодая, но уже мощная корпорация уче-
ных и литераторов постепенно улучшала выпускаемые томы,
исправляя |их недостатки и дополняя новыми отделами.
В разгаре работы она, однако, не заметила туч, собирав-
шихся над ней и разразившихся грозой в 1757 году. Успехи
«Энциклопедии», быстрый рост числа подписчиков — число
их, доходившее вначале до двух тысяч, увеличилось к этому
времени вдвое —все сильнее разжигали зависть и злобу
врагов. Те искали только повода, чтобы с удвоенной яростью
наброситься па ненавистную книгу и ее издателей. Этим
поводом, как известно, послужила статья Даламбера о Же-
неве, помещенная в VII томе «Энциклопедии». Незадолго
до этого Даламбер ездил к Вольтеру в Ферне, а оттуда не-
однократно в Женеву, где беседовал с пасторами-социниа-
нами. Результатом этих бесед было его убеждение, что
социниане ничем не хуже правоверных католиков, и он не-
осторожно высказал эту мысль в статье, предназначенной
для «Энциклопедии». Более того, он счел возможным поста-
вить социнианам в заслугу их отрицание божественности
Христа, таинств откровения и вечных мук в загробной
жизни, так как оно, по его мнению, сочетается в практиче-
ской жизни с нравственной чистотой, простотой и религиоз-
ной терпимостью. Эти соображения были суровым упреком
католическому духовенству Франции, и высказывать их в то
время было большой смелостью.
Поднялся невообразимый шум. Правоверные пастыри над-
рываясь завопили о нечестии и безверии, насаждаемых
в обществе «Энциклопедией». Вольтер, с наслаждением сма-
ковавший статью, убеждал Даламбера продолжать свое дело,
не обращая внимания ни на что, но Даламбер не выдержал.
Затравленный пасквилянтами и запуганный угрозами, он
решил отказаться от работы в «Энциклопедии». К этому
* «Чем более мы подвигаемся вперед, тем более замечаем мы
приращение как в содержании, так и в числе тех, кто любезно
предлагает нам свои услуги» (предисловие к VI тому) Между
авторами, предлагавшими статьи, происходили сорзвновяиия, и
редакции приходилось тратить много труда на отбор статей для
печати. К числу предлагавших свои услуги принадлежало даже
немало духовных лиц, таивших свои атеистические взгляды и
желавших их высказать через «Энциклопедию». . ,.

Дидро и «Энциклопедия»
15
присоединилось его недовольство все усиливавшимся мате-
риалистическим духом руководящих статей «Энциклопедии»
и недостаточным вознаграждением, которое он получал от
издателя. «Мое мнение,— писал он в январе 1758 года
Вольтеру,— и я на нем настаиваю: необходимо оставить
«Энциклопедию» и ожидать более благоприятного времени
(которое, быть может, никогда не наступит) для ее про-
должюиея». Вольтер, невидимому, убедившись, что дела
«Энциклопедии» принимают серьезный оборот, согласился с
ним и предложил Дидро последовать примеру Даламбера или
перенести печатание за границу.
Но Дидро не мог согласиться на это предложение.
С большим трудом он уговорил Даламбера, по крайней
мере, взять на себя ведение отдела математических наук и
твердо решил довести дело до конца. «Отказаться от пред-
пр|иятия,— возражал он Вольтеру,—значило бы покинуть
поле битвы и сделать именно то, чего желают преследующие
нас негодяи. Если бы вы знали, с какой радостью они встре-
тили весть об удалении Даламбера!.. Что же нам остается
делать? То, что прилично мужественным людям,— презирать
гаших врагов, преследовать их и пользоваться, как мы и
прежде пользовались, глупостью наших цензоров...»* Он
доказывал, что печатание «Энциклопедии» за границей — хи-
мера, так как все рукописи оплачены и принадлежат изда-
телям; что он не может перевезти за границу всех своих
сотрудников, своих искусных наборщиков, своих резчиков
эстампов, свои машины и станки, которые у него были
во Франции.
Хотя Вольтер и не одобрял поступка Даламбера,— это
отступление перед «infâme» казалось ему малодушием, тем
не менее находил нужным остановить предприятие: сотруд-
ники «Энциклопедии» могли продолжать свое дело лишь при
полной покорности правительству и церкви и тем самым
служить совершенно противоположным целям. Он писал
Дидро, что необходимо смело смотреть противнику в глаза;
что после ухода Даламбера литераторы, подчинившись указке
врагов, покрыли бы себя несмываемым позором; что было бы
* Дидро к Вольтеру 19 февраля 1758 года (см. том IX
настоящего издания, письмо I).

16
В. Пиков
нелепым, если бы Дидро сделался рабом кучки торгашей-
издателей и фанатиков*.
Но Дидро был непоколебим; он мужественно встретил
новые испытания, ожидавшие его в этом злополучном году.
В его характере была черта, чрезвычайно ценная для той
роли, которую он взял на себя,—черта отважного морепла-
вателя, черта полководца, черта государственного деятеля,
реформатора: его настойчивость и рвение не только не осла-
бевали при столкновении с препятствиями, но, наоборот,
укреплялись. Уговорившись с издателями издавать «Энцикло-
педию» тайком, чтобы никакие репрессии и запрещения
больше не могли помешать ее выпуску, он уже, несколько
успокоенный, приготовился к новым ударам, которые готовили
для него враги.
Эти удары обрушились на «Энциклопедию» в том же
году, после выхода в свет книги Гельвеция «Об уме». В своей
книге Гельвеций излагал новую этическую систему, совер-
шенно чуждую религии и даже деизму, которого придержи-
вались многие сотрудники «Энциклопедии». Главным поводом
для нападения на него со стороны ученых приспешников
реакции послужило то, что он основывал мораль на стре-
млении человека к удовольствию, а поэтому видел даже
в самых лучших человеческих поступках лишь высшее выра-
жение влечения к личному удовольствию, выражение «себя-
любия», «интереса».
Самые смелые, самые «вредные» идеи этого сочинения
тотчас же были приписаны Дидро; послышались требования
о запрещении «Энциклопедии». Против «Энциклопедии» и
сочинения Гельвеция было возбуждено судебное дело в па-
рижском парламенте, и, как известно, в феврале 1759 года
парламент осудил книгу Гельвеция на сожжение, а коро-
левский сйвет 8 марта этого года декретировал отмену при-
вилегии, выданной издателям «Энциклопедии», воспретил
раздачу вышедших семи томов и печатание новых, а затем
приказал вернуть подписчикам деньги за невышедшие томы.
Но эта мера запоздала —у Дидро все уже было предусмо-
трено: в том же году было приступлено к тайному печа-
танию восьмого тома.
* Вольтер к Дидро, январь 1758 года.

Дидро и «Энциклопедия»
1Г
Редакционная й «организаторская работа, отнимавшая у
него теперь после ухода Даламбера еще больше времени,
требовавшая от него еще большей изворотливости, так как
«Энциклопедия» издавалась конспиративно, продолжалась те-
перь под тяжелым впечатлением окончательного разрыва
с Руссо и ухода из числа сотрудников «Энциклопедии» Мо-
релле и Бюффона. Они, как и Даламбер, не смогли при-
мириться с материалистическим духом, постепенно поко-
рявшим «Энциклопедшо» благодаря «гольбаховцам», которые
все теснее сплачивались вокруг Дидро. Недавний близкий
друг и единомышленник Дидро, Руссо, стал его личным
врагом и врагом его дела. Еще в самом начале работы
энциклопедистов Руссо выступил с диссертацией, в которой
доказывал вред наук и видел в последних лишь «гирлянду
цветов, обвивающую оковы». Политически более радикаль-
ный, чем Дидро и гольбаховцы, но в философии не ушедший
дальше деизма, Руссо, в противоположность материалисту
Дидро, начинает видеть в людях, которые «назывались его
друзьями», врагов, которые, «пользуясь правами, сопряжен-
ными с их званием, элекли его к гибели», подозревает
среди них «козни» против себя, и позднее, в своей «Испо-
веди», ищет «нити их гнусного заговора». В тяжелые 1758—
1759 годы он уже открыто отзывался о гольбаховцах как
о врагах человеческого рода и распространителях самых
вредных идей, безоглядно примкнув к самым непримиримым,
отъявленным врагам «Энциклопедии» *. В этом разрыве Руссо
с гольбаховцами и Дидро, в этих подозрениях о заговоре
сыграли немалую роль и чисто личные интимные мотивы, на
которых здесь не место останавливаться**, по основным
мотивом были, конечно, идейные расхождения Руссо с энци-
клопедистами.
Разбушевавшаяся реакция продолжала клеймить вольно-
* «Близость к энциклопедистам,—писал Руссо в своей «Испо-
веди»,—не только не поколебала моей веры, но укрепила ее
вследствие моего природного отвращения к спорам и партиям.
Изучение человека и вселенной повсюду выявляли мне конечные
причины и руководящий ими разум. Чтение Библии, и в особен-
ности Евангелия, к которому я пристрастился за последние годы,
породили во мне презрение к низким и глупым толкованиям Иисуса
людьми, недостойными понимать его».
** См. И. К. Луппол, «Дени Дидро», 1934 г. гл. Ш, § 2.
2 Дндро, т. VII

18
В. Пиков
думцев и безбожников; некий Палиссо, по наущению одной
из представительниц аристократической черни, г-жи де-Робек,
лично ненавидевшей Дидро, состряпал пасквильную пьесу
под названием «Философы». В этой пьесе выводился Гель-
веций под именем философа Валера, который проповедывал,
что «пружиной всех человеческих действий является личный
интерес» и что «правдивость есть только добродетель
глупца», а его лакей, убежденный этой проповедью, лез
к нему в карман; выводился также Руссо, который ползал
на четвереньках, согласно своему учению о преимуществах
естественного состояния; всячески высмеивался и Дидро.
И в то время как духовная и светская знать вместе со
своими прихлебателями аплодировала этой свистопляске,
Дидро бесшумно продолжал свою работу, чтобы к 1765 году
разом выпустить все десять оставшихся томов. Приспеш-
ники «фанатизма и тирании» столкнулись с совершившимся
фактом. Рулевой корабля после долгих скитаний мог ра-
достно воскликнуть: «Земля!»
Подписчики получили последние десять томов текста*.
Узнав об этом, представители духовенства собрались на сове-
щание, где решили потребовать от парламента конфискации
книг. Но парламент, не склонный удовлетворять все при-
хоти духовенства в связи с напряженной внутренней борьбой,
которая шла между ним и клерикальной знатью, отказался
удовлетворить их требование.
Правительство приказало всем подписчикам немедленно
представить экземпляры «Энциклопедии» в полицию. Там эти
экземпляры наспех просматривались и возвращались вла-
дельцам о незначительными купюрами. Дидро и его соратники
могли праздновать победу, завершение своего дела, которому
было посвящено около двадцати лет.
Однако, как известно, перед окончанием «Энциклопедии»
Дидро пришлось выдержать самый тяжелый удар. Из страха
перед цензурой и перед возможностью лишиться своих бары-
шей издатель Лебретон втихомолку правил уже прокорректи-
рованные Дидро и подписанные к печати листы, вымарывая
* Одиннадцать томов гравюр были окончательно готовы лишь
к 1772 году; местом издания первых семи томов «Энциклопедии»
помечался Париж, а местом издания последних десяти —Нев-
шатель.

Дидро и «Энциклопедия»
№
из них все, что ему казалось сколько-нибудь опасным, и иска-
жал смысл отдельных выражений. Эта работа производилась
уже несколько лет, и Дидро случайно обнаружил ее лишь
перед самым концом издания (1764). В довершение этого
грязного дела Лебретон уничтожал после напечатания все
рукописи и корректуры.
Гневу Дидро не было границ. «Это открытие,— писал1
Гримм,— привело его в такое бешенство и отчаяние, который
я никогда не позабуду...» Он рыдал в присутствии самого
Лебретона, его жены, детей и прислуги. «Вас и вашу книгу
будут теперь топтать в грязи,— восклицал он, обращаясь
к Лебретону,— впредь на вас будут указывать, как на
человека, повинного в таком обмане, в таком низком бес-
стыдстве, которому еще никогда не было равного. Тогда-то
вы будете в состоянии оценить ваш панический страх и
подлые советы тех варваров-остготов и глупых вандалов,
которые помогли вам в совершении вашего разбоя»*.
Он хотел отказаться от своего предприятия, известить
всех подписчиков и весь мир о подлом поступке Лебретона,
но раздумал — слишком много сил было потрачено на это
дело, слишком сжился он с ним, чтобы покинуть его, да
и в этом виде труд сохранял еще свою ценность: Лебретон
и его помощники не были достаточно умны, чтобы в совер-
шенстве выполнить то, от чего отказались в свое время
иезуиты. Притом же Дидро своим отказом доставил бы
возможность торжествовать своим врагам. Он счел лучшим
умолчать об этом, и никто кроме близких не узнал о постиг-
шем его несчастье. Подавленный горем, он продолжал про-
сматривать последние корректуры. После выхода в свет
последнего, одиннадцатого, тома гравюр в 1772 году ов
оставил работу над «Энциклопедией». В дополнительных
томах (1776—1777), а также в двух томах указателей и:
оглавления (1780) он уже не принимал никакого участия.
Такова история, таков «мартиролог» «Энциклопедии».
Обращаясь теперь к самому содержанию «Энциклопедии», мы
должны ответить на целый ряд вопросов: какова была роль
Дидро в этом огромном коллективном труде; каково было
идеологическое лицо многочисленных авторов этого труда?
* «Correspondance Littéraire», ]Д1, 14g..
it»

so
В. Пиков
каким образом объединялись эти авторы, люди различных
убеждений, вокруг материалистического ядра гольбаховцев;
какие цели преследовало это объединение и т. п.
Роль самого Дидро нетрудно оценить уже при обзоре
истории «Энциклопедии». Отчасти она видна и по «Проспекту»,
хотя Дидро со свойственной ему скромностью почти ничего
не говорит там о себе. Мы видим в нем, во-первых, инициа-
тора и организатора, который благодаря своей энергии,,
своим разносторонним знаниям и интересам, своему умению
покорять и воодушевлять людей с необыкновенным искус-
ством привлекает к своему делу самых выдающихся, самых
знаменитых писателей и ученых того времени и заставляет
их подчиняться своим требованиям и планам. К литератору,
«ле известному несколькими трудами, посылают свои руко-
ятей «фернейский патриарх» Вольтер, гроза церкви и страх
всей реакционной Европы, выдающийся администратор Тюрго,
знаменитый писатель Монтескье, покоривший своим «Духом
законов» политическую мысль передовых общественных групп
XVIII века, и не менее знаменитый естествоиспытатель
Бюффон, многочисленные академики-ученые, инженеры, вра-
чи, писатели, известные вольнодумцы-аббаты Рейналь, Га-
лиани, Морелле, материалисты-атеисты Гольбах и Гельве-
ций— все примыкают к блестящему созвездию. А вслед за
ними тянутся из одиноких кабинетов, из дальних провинций,
из-за границы труды безвестных исследователей и вольнодум-
цев, жаждущих высказать то, что накопилось у них в тиши,
в изгнании. Говоря в своем «Проспекте» о средствах, кото-
рыми располагала «Энциклопедия», Дидро заявляет, что этими
последними материалами его предприятие обязано «счастливой
звезде», но «счастливой звездой» оно обязано тому, кто его
организовал — самому Дидро.
Не менее ответственную роль он взял на себя и как
редактор издания. Поручив узко специальные отделы ком-
петентным специалистам, он сумел благодаря своей разно-
сторонности связать эти отделы общими соображениями,
общими выводами; более того, вряд ли в «Энциклопедии»
найдется хоть одна крупная статья, к которой он не при-
ложил бы своей руки. Многие из них он подверг коренной
переработке и изменил до неузнаваемости. В соответствии
с общими идеями он пополнял статьи значительными встав-

Дидро и «Энциклопедия»
21
ками и снабжал примечаниями. Он заполнял пробелы статьями
по самым разнообразным вопросам. Когда же от него отошел
Даламбер, разделявший с ним редакционную работу и руко-
водство сотрудниками, он взял все его функции на себя и
один довел предприятие до конца.
Дидро как автор «Энциклопедии» занимает виднейшее
место. Одному только кавалеру де-Жокуру, которому выска-
зывается благодарность в «Проспекте», он, быть может*
уступает по количеству написанного. В собрании сочинений
Дидро в издании Ассеза его главные энциклопедическио
стаяъи заполняют более четырех томов. Но это только не-
большая часть всего написанного им для «Энциклопедии»,
особенно если принять в соображение то, что ему принадле-
жат все статьи по технике. Здесь заслуги Дидро совершенно
неоценимы. Уже самый замысел и вся система этих статей
свидетельствуют о том, что Дидро глубоко понял задачи
своей эпохи и своего класса как персонификатора нового по
сравнению с абсолютистско-феодальным строем, то есть капи-
талистического порядка техники и экономики. Но Дидро не
ограничился только замыслом и системой статей по технике.
Это он сам бегал по мастерским и мануфактурам, бесе-
довал с мастерами, расспрашивал у них названия инструмен-
тов, частей машин, технических приемов, добывая у них
сведения о сырье; это он был «obstetrix animorum»* ре-
месленников и рабочих; не кто иной как он садился за их
станки и своими руками исполнял их работу, чтобы знать,
как нужно работать; это он разбирал машины, зарисовывал
их части и детали трудовых процессов.
Дидро был основателем, организатором, редактором в
одним ш наиболее плодовитых авторов «Энциклопедии».
В каждой из этих функций он проявил недюжинный дар я
энергию. При тех обширных задачах «Энциклопедии», кото-
рые выдвинуты в его «Проспекте» и вступительной статье
Даламбера, требовался исключительный талант для того,
чтобы сколотить группу работников, могущих обеспечить
своей эрудицией этот грандиозный универсальный труд,
и подчинить их по мере возможности единой цели. Это было
тем более трудно, что, как уже сказано, состав сотрудни-
* «Проспект», стр. 55.

2.2
В. Ликов
ков «Энциклопедии» был очень пестрым. Различия между
ними заключались не только в научных взглядах, hoi и в поли-
тических симпатиях их, тесно связанных с этими взглядами.
Как среди виднейших из них, так и среди второстепенных
были и умеренные либералы, желавшие только частичных
реформ, и сторонники ограничения абсолютизма, и респу-
бликанцы в духе Руссо, и деисты, и скептики, и атеисты.
Все они как бы представляли собой различные общественные
группировки Франции того времени, но зато все они имели
между собой нечто общее: их объединяла ненависть к «фа-
натизму и тирании», ненависть всей народной массы «tiers
état» к врагу, против которого она дружно выступила потом
в первые годы революции,— к церкви и к деспотическому
режиму Людовиков. Этого врага она сумела хорошо рас-
познать в первые же годы издания «Энциклопедии».
Задачей Дидро было создание «единого фронта» про-
грессивной буржуазной интеллигенции, а для этого ему при-
шлось организовать далеко не такую радикальную после-
довательную атаку на этого врага, к какой он все более
и более склонялся сам вместе со своими ближайшими сто-
ронниками материалистами. Приходилось сдерживаться для
того, чтобы не отпугнуть многих сотрудников, и еще более,
чтобы не навлечь на предприятие преследований со стороны
правительства. Приходилось воздавать хвалы всеспасающему
учению церкви и смиренными признаниями незыблемости
богословских истин сдерживать рвавшиеся наружу материа-
листические и атеистические выводы. Приходилось воздавать
хвалу добродетельным королям, заботящимся о благе своих
подданных, снимая с них ответственность за непорядки, со-
вершающиеся под их скипетрами, косвенными намеками и
указаниями заменять обвинения, робкими советами и пожела-
ниями— настоятельные требования реформ. Да помогал еще
немного и туманный язык, в котором, впрочем, многие пред-
ставители реакционного лагеря умели разбираться.
Эти неясности и недоговоренности сторицей окупались
тем, что удавалось высказать более или менее ясно. Таким
образом, Дидро сумел ввести в старое общество Франции
«троянского коня»; силы, заключенные в нем на время, через
два десятилетия вырвались наружу и предали это общество
огню и мечу. Даламберу приходилось со стыдом отмалчи-

Дидро и «Энциклопедия»
23
ваггься в ответ на упреки Вольтера по поводу излишней
сдержанности некоторых статей «Энциклопедии». «Время от-
личит то, что мы думали, от того, что мы говорим»,—отвечал
он в 1757 году Вольтеру, намекая на тактику, принятую
энциклопедистами.
Посмотрим теперь, что таилось в этом «троянском коне».
Знакомясь в настоящем издании лишь с некоторыми статьями
«Энциклопедии» и притом со статьями одного только Дидро,
чита/гель все же может получить о ней некоторое предста-
вление, так как он будет иметь дело с одним из наиболее
талантливых ее авторов, наиболее широко охватывающим ее
идеи и наиболее ярко выражающим в своих статьях типич-
ные черты мировоззрения просветителя-энциклопедиста.
Здесь с первых же слов приходится указывать на один
дефект «Энциклопедии», который, впрочем, не имеет суще-
ственного значения; к тому же сам Дидро готов был признать
его. Мы имеем в виду классификацию наук, положенную
в основу этого труда. Сама по себе весьма знаменательная
цель Дидро — уловить единство между отдельными отраслями
наук в разнообразии данных опытного материала — характери-
зует чрезвычайно важную ступень развития науки. Это уже
попытка уловить единые законы, руководящие многообраз-
ными явлениями эмпирического мира, и тем самым — всеобщие
связи между ними. Она предполагает взгляд на мир как на
совокупность, в которой все исходит из одного начала. Таким
началом является материя. И именно к познанию универ-
сальных законов, связующих ее отдельные, разрозненные
в опыте проявления, стремился Дидро. Но ошибка Бэкона,
а вслед за ним и Дидро, состояла в том, что они, координи-
руя в своей классификации наук отдельные научные области,
чтобы объединить их всеобщими законами, исходили не из
объективного начала, не из материального мира, а из чисто
субъективного — из человеческого сознания.
«Физические вещи воздействуют на чувства,— рассуждает
Дидро,— впечатления от этих вещей возбуждают перцепции
в сознании (entendement). Сознание оперирует этими пер-
цепциями тремя способами, соответственно своим трем глав-
ным способностям — памяти, разуму и воображению». Отсюда
à разделение всех наук на три главных раздела: «на историю,
которая относится к памяти, на философию, цсходящую из ра-

24
В. Ликов
зума', и на 1Гоэзию, порождаемую воображением». Все области
знания вплоть до теологии укладываются в эти разделы.
Но при дальнейшем уточнении эта система порождает
большие трудности и путаницу, приводящую иногда и к
курьезным результатам. Например, искусство печатания отно-
сится в «Энциклопедии» к отделу орфографии в качестве
подразделения логики вместе с геральдикой; один отдел
архитектуры, а именно гражданской архитектуры, относится
к национальной юриспруденции, а морская архитектура —
к социальной юриспруденции, между тем как в разделе изящ-
ных искусств совершенно не отводится места для архитек-
туры. Таких странностей и несуразностей можно найти не-
мало. Почему, например, история относится только к памяти?
Разве разум совершенно не участвует в исторических науках?
Классифицируются очень близкие научные области и одни из
них относятся к истории, а другие фигурируют в разделе
философии. Метафизическое разделение человеческих способ-
ностей какими-то непроходимыми границами является причи-
ной и того произвола, который был допущен при этой класси-
фикации. «Быть может, есть лишь одна система, которая
исключает всякий произвол,—она существует в божественном
разуме»,— признается Дидро, столкнувшийся с этими трудно-
стями. Любопытно, что в эту систему Дидро ухитрился
втисцуть даже теологию; из нее «не исключаются даже и
пророчества, представляющие собой лишь особый вид исто-
рии, в которой повествование предшествует событию». Одним
словом, какими бы боговдохновенными вы ни были, а все-таки
извольте лезть в эту бэконовскую клетку и тесниться! в обще-
стве низменных земных наук и даже ремесл! Но при всех
своих недостатках «соединение всех этих мирских познаний,—
по замечанию Морлея,— придавало им какую-то величе-
ственность. Они были изложены так, что представляли собою
массивное и великолепное целое. Они были изображены перед
любопытствующими взорами того поколения как огромный
город с блестящими дворцами и роскошными палатами...
как громадный ландшафт с горами, с равнинами, утесами,;
водами, лесами, животными и тысячами других предметов,,
обнаруживших при солнечном свете свое величие и красоту» *.
* Цит. труд, стр. 138.

Дидро и «Энциклопедия»
&>
При рассмотрении главнейших естественно-научных ста-
тей «Энциклопедии», наряду с добросовестным обсуждением
различных опытных данных, с солидными теоретическими по-
строениями, конечно, встречается немало и яаивностей с со-
временной точки зрения. Нас может удивить та серьезность,
с которой Дидро рассуждает о животных духах, движущихся
по каналам тела, возбуждающих «железы души» и вызываю-
щих болезненные душевные явления, когда эти каналы заку-
пориваются*. Но нужно помнить о состоянии науки того
времени и особенно о том, что Дидро умел смотреть на это
состояние вполне трезво, рассматривая его только как неко-
торую ступень развития научного мировоззрения. «Мы, на-
блюдатели их прогресса,— пишет он в «Проспекте»,— исто-
рики их, займемся лишь передачей их потомству. Пусть оно
скажет, раскрывая наш словарь: таково было состояние наук
и искусств в то время. Пусть оно добавит свои открытия
к тем, которые мы зарегистрировали, и пусть история челове-
ческого ума и его произведений шествует от поколения к
поколению к самым отдаленным векам».
Эту задачу «Энциклопедия» выполнила; она сделала для
грядущих эпох то, чего, к сожалению Дидро, не сделали
предшествующие эпохи для его времени. Более счастливые
потомки, опираясь на нее, могли быстрее подняться на
следующую ступень. Но и не только пассивную запись
научных достижений своего времени взяла на себя «Энци-
клопедия». Попутно она неизбежно должна была ставить
новые проблемы, предуказывать пути дальнейшего развития
науки и толкать исследовательскую мысль на эти пути.
В естественных науках того времени еще господствовали
физиологические теории Декарта, флогистонная теория, тео-
рия теплорода, но в лице энциклопедистов уже выступили
ученые, жаждавшие здесь реформации. Авторитет физиолога
Галлера и биолога Линнея держался еще очень прочно;
Ь «Энциклопедии» нет еще отдела геологии (этот отдел впер-
вые намечает Дидро), но у Бюффона в его критике системы
Шинная, в учении об изменчивости видов под влиянием
внешней среды мы уже видим порывы вперед, к эволюционной
теории, к теории единства природы.
* Статья «Душа»,.

26
В. Пиков
И, несомненно, одним из наиболее передовых в этой
области является Дидро. В его обсуждениях биологических
вопросов мы видим блестки гениальных догадок, явно пред-
восхищающих эволюционное учение. Правда, он еще серьез-
нейшим образом обсуждает теории Декарта, Вьессана, Пей-
рони и Ланчизи о местонахождении, «седалище» души и от-
дает предпочтение своим современникам перед Декартом,
потому что те опирались на некоторые опытные данные,
тщательно ими взвешенные. Однако, при всей вескости их
доводов, он признает их лишь до поры до времени; пока не
появится новый ученый, который переселит душу в какое-
нибудь новое место. Рассматривая теорию Бюффона о грани-
цах животного, растительного и минерального царств, он
не может найти никаких заметных границ, и вся природа
представляется ему лестницей существ, по которой все они
незаметно поднимаются от простейшего минерального обра-
зования к сложнейшему организму — к человеческому телу.
Метафизические границы между «царствами природы» раз-
биваются. Вся природа—создание единой материй, «единой
машины», подчиненной единым законам. Все ее образования—
лишь более или менее сложные организации этого единого
начала. Из этой знакомой историкам философии покамест
еще неподвижной лестницы существ уже готова родиться
картина живого потока материальных образований, пере-
ходящих в процессе развития от низших форм к высшим
•формам. Это сформулируют эволюционисты XIX века. Пред-
восхищение их теорий можно видеть и в заключении другой
^его статьи*, где он утверждает, что все человечество про-
изошло от одной расы, что все различия между людьми
обусловливаются влиянием внешней среды.
Нужно ли говорить о выводах, вытекающих из этой точки
зрения? Ведь если между «царствами природы» нельзя усмо-
треть никаких границ, хотя Дидро и признает, что раздел
между растительным и минеральным царствами намечается
резче, чем раздел между животным и растительным цар-
ствами, если организмы в этой лестнице существ постепенно
и незаметно переходят от низших ступеней к высшим,
если вся природа образуется из единого начала, из эле-
Статья «Genre humain».

Дидро м «Энциклопедия»
27
мецвов материи, то в ней нет ничего мертвого, и все живое
р^йичается лишь степенью сложности своей организации.
ijKhm образом, преодолевается метафизическое картезианское
выставление о материи как о мертвой массе, подчиненной
Шлько механическим законам, и о душе как субстанции,
Щшершенно отличной от материи и свойственной одному
только человеку.
Проблема чувствительности и сознания, как известно,
чрезвычайно интересовала и вместе с тем затрудняла Дидро.
«Один достаточно ловкий человек,—писал он в «Элементах
физиологии»,— начал свое произведение такими словами: «Че-
ловек, как и всякое животное, состоит из двух различных
субстанций — духа да тела; если кто-либо отрицает это
положение, я пишу не для него». Я решил закрыть книгу.
Если я допущу однажды эти две различных субстанции,
тебе нечему меня учить. Ибо ты не знаешь, что есть то, что
ты называешь душой, еще меньше, как они соединены,
и вовсе не знаешь, как они действуют одна на другую».
Проблема взаимодействия казалась Дидро разрешимой именно
при условии признания единства духа и> тела. Известны
его искания доказательств неразрывной связи чувствитель-
ности с материей во всех ее градациях. Ему не хотелось
разрывать цепь единой природы, и ему казалось, что чув-
ствительность— источник сознания, зачаток жизни, души —
является таким же существенным свойством материи, как
и непроницаемость. Он хотел видеть всю материю наде-
ленной «инертной чувствительностью», которая переходит
в организмах в «деятельную чувствительность» подобно тому,
как в природе существуют живые, действующие, силы и
«мертвые», потенциальные, силы, переходящие друг в друга.
«Как живая сила проявляется при передвижении, а мертвая —
при давлении, так деятельная чувствительность характе-
ризуется у животного и, может быть, у растения теми или
другими заметными действиями, а в существовании инертной
чувствительности можно удостовериться при переходе ее
в состояние деятельной*. Это лишь более ясно выраженная
точка зрения, которую он высказывает и в «Энциклопедии».*'
* «Разговор Даламбера с Дидро», т. I настоящего издания,
стр. 368.

?8
В. Пиков
«Жизнь и одушевление, вместо того чтобы быть метафизи-
ческой ступенью у есть физическое свойство материи»*.
Итак, душа, чувствующее и мыслящее начало, не яв-
ляется привилегией одного только человека — она свой-
ственна в бессчетных градациях своей сложности, по край-
ней мере, всему «животному царству» как свойство, выте-
кающее из самой материи. Таким образом, нет нужды
искать ее «седалище» в щитовидной железе, в мозолистом
теле, в бугорках четыреххолмия — вот вывод, который вы-
текает из рассуждений Дидро. Но решение проблемы сущ-
ности души Дидро предоставляет почтенному Ивону: он
аббат, ему и книги в руки! Тот цепью глубокомысленных
рассуждений с самым благонамеренным видом докажет, что
душа есть духовная, а не материальная субстанция, похва-
лит Лейбница и Вольфа за их учения о душе и, благо-
склонно согласившись с ними, станет утверждать, что душа
бессмертна. Однако все существующие доказательства бес-
смертия души при всем их остроумии покажутся ему неосно-
вательными — он предпочтет опереться здесь на одну только
веру, на одно только откровение; душа бессмертна, но
доказать этого ничем нельзя, нужно только верить в это.
Аббат Ивон займется и другим не менее важным вопросом,
на котором обломали зубы самые хитроумные философы,—
вопросом о душе животных. Прав ли был Декарт, считавший
животных только бесчувственными, бессознательными маши-
нами? Если у них нет души, то как понять удивительное
сходство их действий с действиями человека? Зачем потре-
бовалось богу вводить философов в такое заблуждение?
Если же у них есть душа, то смертна она или бессмертна?
С большим знанием дела он обсудит этот вопрос, похвалит
Декарта за его усердие, за услуги, которые он оказал
церкви, но на основании закона — множество следствий,
предполагающих известную причину, свидетельствует о су-
ществовании этой причины — будет вынужден признать, что
у животных есть самая настоящая «духовная душа». Стало
быть, она бессмертна? — Нет,— ответит аббат, несколько
озадаченный этим вопросом,— она, конечно, смертна, но до-
* Цит. соч. написано в 1769 году. Статья «Животное», кото-
рую мы имеем в виду, была написана ранее 1751 года.

Дидро и «Энциклопедия»
29
казать ее смертность ничем нельзя: правоверный христианин
должен признать ее смертность как факт, утверждаемый
религией *.
Нетрудно оценить услуги, которые почтенный аббат
оказывал церкви своими глубокомысленными рассуждениями!
Но Дидро пойдет и дальше. В статье «Имматериализм» он
займется тщательным разбором философских учений о ду-
ховной субстанции и представлений отцов церкви о душе.
Он покажет, что все философы, у которых фигурировал
термин «дух», «душа», представляли душу только как осо-
бое тонкое вещество, как тонкое огневое тело, то есть
не отличали ее от материи. Даже отцы церкви, святой
Августин, Ориген, Тертуллиан, святой Иларий, святой Гри-
горий, святой Амвросий и прочие святые, удивительно плохо
разбирались в этих вопросах: их представления о душе по
существу ничем не отличались от грубых языческих пред-
ставлений. Константинопольский собор даже осудил Вар-
лаама за то, что тот утверждал, будто свет, исходивший
от Иисуса Христа на Фаворе, был сотворенным, то есть
материальным, так как был видим, и одобрил афонского
инока Григория Паламаса, утверждавшего несотворенность,
духовность этого света. Но Дидро не удивляет это —
ведь учение об истинной духовности в те давние времена
лишь «вылуплялось из яйца».
После длинных цитат «подлинного безбожника» Бэйля**,
который слишком уж усердно критикует остатки «грубых»,
материалистических представлений о духе у современных
геологов, утверждающих, что божественная субстанция раз-
лита в бесконечности пространств, Дидро ото-
шлет смущенного читателя к той же статье аббата Ивона,
где «в пользу разума и нескольких искр благоразумной
философии доказывается, что кроме материальных субстан-
ций следует допустить существование еще чисто духовных
и совершенно отличных от них субстанций». «Правда,—
добавит Дидро,— мы, в сущности, не знаем, чем являются
эти два рода субстанций и как они соединяются друг с дру-
гом, если их свойства сводятся к небольшому числу тех,
* Encyclopédie, «Ame des bêtes».
** См. примеч. к статье «Имматериализм».

30
В. Пиков
о которых мы уже знаем. И это невозможно разрешить,
тем более невозможно, что нам совершенно неизвестно,
в чем состоит сущность материи и что представляют собою
тела сами по себе. Правда, современники сделали в этом
отношении несколько шагов вперед по сравнению с древними,
но как долог еще путь!»
О каких же шагах говорит здесь Дидро? Не о преодо-
лении ли картезианского" дуализма и окказионализма в про-
блеме взаимодействия между телом и душой? Не думал же
он, что делает шаг назад, рассуждая в своих дополнениях
к статье Ивона о необходимой причинной связи между
душой и телом и подтверждая это многочисленными приме-
рами. «Неосторожное прикосновение ученой женщины Кор-
неля,—говорит он,— способно сделать его (человека.— В. П.)
дураком, если бы его костная коробка, которая закрывает
мозг и мозжечек, была мягка, как тесто».
Таким образом, разбирая обширные материалы «Энцикло-
педии», посвященные вопросам теологии и философии, не-
трудно выделить в них ту основную линию, которая про-
водилась Дидро, поставившим своей целью «указать фана-
тизму его пределы», доказать несостоятельность теологиче-
ских представлений перед научными воззрениями на природу
и бесплодность сопротивления метафизики гиганту-младен-
цу— опыту. Даже в ортодоксальнейших и пространнейших
статьях, где q первого взгляда как будто нет места для
выпадов против религии, нередко можно встретить аргумен-
тацию в духе рассуждений Ивона о бессмертии души, ко-
торые, как это можно видеть, очень мало способствует науч-
ному утверждению веры. В них зачастую сквозит тот харак-
терный для эпохи рационалистический дух, который побудил
аббата де-Прада сравнивать в своей злополучной диссертации
чудесные исцеления, якобы совершавшиеся Христом, с чуде-
сами Эскулапа. Особенно интересны с этой стороны бого-
словские статьи Морелле, который признавался впослед-
ствии: «Я старался доказать, что в таких сборниках, как
«Энциклопедия», следует относиться к истории христианских
догматов и применению их на практике точно так же, как мы
относились бы к религии Брамы или Магомета»*. Все это
* Цит. по Morley, стр. 94.. л

Дидро и «Энциклопедия»
3Î
позволяет думать, что в основной массе большинство авторов:
по вопросам философии и теологии были представителями
деизма и что Дидро в «Энциклопедии» выражал их общую
точку зрения, которую церковь еще кое-как приучилась
терпеть со времени Декарта и Гассенди, когда писал о взаимо-
отношении между богом и «машиной вселенной»: «Машина
построена, и часы идут под наблюдением часовщика»*.
Особо важное значение имеет также и основная теоре-
тико-познавательная установка философских статей «Энцикло-
педии». Теология была тесно связана с учением о врожден-
ных идеях, крепко державшимся в философии со времени
Декарта и нашедшим приверженцев в лице рационалистов,
лейбнице-вольфовского толка; неудивительно поэтому, что
реакционное духовенство в связи с выступлением аббата де-
Прада. обрушилось на «Энциклопедию» за то, что в ней про-
водилась сенсуалистическая точка зрения. Как известно,
сенсуализм, нашедший в эту эпоху богатую почву в Ан-
глии, завоевал себе последователей в лице французских мате-
риалистов XVIII века. Но сенсуализм этот имел не одинако-
вые направления. Сенсуализм привел Юма к скептитизму,
а Беркли — к спиритуализму, причем камнем преткновения
для последнего оказалась проблема существования тел неза-
висимо от воспринимающего субъекта.
Во «Вступительном слове издателей» к первому тому «Эн-
циклопедии» Даламбер излагает программу сенсуализма, при-
знавая его единственно научной теорией познания. Однако,
считал тела причиной ощущения, то есть отходя от точки;
зрения Беркли, Даламбер не приходит к последовательному
материализму. Он отрицает у материи способность мыслить
и желать, а поэтому вынужден утверждать субстанциональ-
ность души, то есть нематериальность ее. Это утверждение
стоит в противоречии с его же утверждением, что всякая
идея приобретается путем опыта, так как опыт есть воз-
действие материальных вещей на органы чувств.
Гораздо последовательнее был в этом отношении Дидро.
Пройдя в свое время длинный путь исканий, он к этому
времени был уже вполне законченным материалистом. В этом
И состояло его отличие как от Даламбера, так и от Кон-
* См. статьи «Природа», «Животное».

32
В, Пиков
дильяка. Кондйльяк, изучавший одновременно с ним англий-
ских сенсуалистов, твердо укрепился на их позиции, но до
материализма не дошел. Правда, ощущения его статуи,
которую он выводит в своем «Трактате об ощущениях»,
всецело зависят от внешних предметов, а следовательно,
последние несомненно существуют, но на вопрос, чем явля-
ются внешние предметы сами по себе, Кондильяк не считал
возможным ответить: «Мы их называем телами, и это все,
что нам известно о них». Он остановился на знаменитом
распутье учения Локка, от которого можно было идти тремя
путями: к спиритуализму Беркли, к скептицизму Юма и
к материализму. Дидро пошел по пути материализма, оставив
Кондильяка позади.
В статьях «Энциклопедии» Дидро выступает именно как
материалист. В особо важной статье «Ощущения» мы видим,
как смело и блестяще развивает он довод против субъекти-
визма и спиритуализма. «Ощущения,— пишет он,— выводят
душу за ее пределы, сообщая ей смутное представление
внешней причины, которая на нее воздействует, так как
ощущения суть непроизвольные перцепции. Душа, поскольку
она ощущает, пассивна, является предметом воздействия.
Следовательно, вне ее находится нечто действующее на нее...
Так как наши ощущения — образные перцепции бесконеч-
ною множества мельчайших, неразличимых движений, то
естественно, что они влекут за собой ясное или смутное
представление тела, от которого неотделимо представление
движения, и что мы рассматриваем материю, приводимую
в действие этими различными движениями, как всеобщую
причину наших ощущений, одновременно являющуюся их
предметом».
В заключение мы остановимся еще на важнейшем отделе
«Энциклопедии» — на статьях, посвященных вопросам фило-
софии общества и политики. В этом отделе уже отчетливо
выступает прямое революционизирующее значение «Энци-
клопедии».
Этот отдел представлен в «Энциклопедии» одновременно
и критикой обветшалых общественных и политических инсти-
тутов, и указаниями на разумные усовершенствования и
реформы. Дидро указывает «тирании ее границы и гражда-
нам— их права и обязанности». По статьям «Энциклопедии»

! I
С1Л^Ив?1 §
' il ffà3
■#*:
Фронтиспис первого издания «Энциклопедии»

Дидро и «Энциклопедия*
33
мы можем судить о тех язвах, которые покрывали тело
французской монархии во второй половина XVIII века.
Идеологическое наступление третьего сословия в лице эн-
циклопедистов, конечно, в первую очередь было направлено
на церковь, поэтому-то во время революции мероприятия
против церкви были первыми актами Учредительного собра-
ния. Она была ненавистна народу как угнетающая эконо-
мическая, политическая и духовная сила. Вполне понятна
и небывалая популярность Вольтера с его лозунгом «Раз-
давить гадину!», упорно боровпЛгося со всеми реакционными
действиями церкви, с ее нетерпимостью и жестокостью. Не
кто иной, как Вольтер поднял на ноги всю передовую обще-
ственность по поводу зверских казней Каласа и Лабарра.
Если мы заглянем в «Энциклопедию», то увидим там
почти неприкрытую ненависть к духовенству. В своей статье
«Священники» Дидро, не стесняясь, доказывает, что власть
священников держится только на суеверии и обмане, гово-
рит об их честолюбии, жадности и жестокости и сравнивает
акты инквизиции с мексиканскими жертвоприношениями.
Правда, слово «священник» (prêtre) по-французски звучит
несколько иначе, чем у нас,—там оно означает вообще
служитель алтаря, жрец, но в данном случае оно очень
удобно — позволяет приравнивать католического священника
к какому-нибудь египетскому или мексиканскому жрецу.
. Дидро не советует своему идеальному законодателю
делать религию главной пружиной государственного управле-
ния, потому что священники возомнят о себе, заберут
власть в свои руки и потому, что это — «пружина, всех
действий которой нельзя предвидеть». Народ, привыкший
повиноваться силе религии больше, чем силе законов, может,
по его мнению, чрезмерно поддаться религиозным учениям,
низвергнуть законы и будет глух к призывам законодателя.
Дидро нравятся методы уничтожения суеверий, которые при-
меняют китайские мандарины*. В ряде статей энциклопе-
дисты, и в особенности Дидро, выступают поборниками веро-
терпимости** и противниками безбрачия как правила, со-
' "\
* Статья «Законодатель». * '
** Статьи «Persécutions», «Tolerance» и др. Дидро принадле-
жит статья «Intolerance»..
( 3 Дидро, т. VII

34
В. Никое
всем не вытекающего из религиозного учения и чрезвычайно
вредного для общества. \
В многочисленных статьях политико-экономического ха>
рактера можно видеть все пороки тогдашнего управления
Франции — соляной налог, неравномерное распределение та-
лии, несправедливые дорожные повинности, рекрутчину, отни-
мающую у крестьянства работников, и т. п. *. Как говорит
Морлей, в этих статьях уже слышится ропот, выразившийся
через двадцать пять лет в депутатских наказах, когда мы
читаем рассказ о том, с каким восторгом приветствовали гра-
ждане города Лизье введение пропорциональной талии. «Дока-
зательством выгодности этой меры,— пишет Тюрго, автор
стааъи**,— является то, что налоги 1718 года вместе со
всеми недоимками за пять лет были уплачены в течение две-
надцати месяцев без всяких бесполезных трат или пререканий.
Н* вследствие безрассудства... общее благополучие вызвало
недовольство в том самом классе, благосостояние которого
•сновано на чужой нищете». Говоря о привилегиях высших
сословий, Дидро видит их следствие в том, что «наиболее
бедвал часть граждан постоянно обременяется непосильными
тяготами, а между тем эта часть является наиболее по-
лезной для государства, ибо она состоит из тех, кто возде-
лывает земли и доставляет средства существования для
высмшх сословий»***.
В этих статьях, указывается на вопиющие несправедли-
вости правового положения сельского населения, на празд-
ность и богатство одной части общества, на тяжелый труд
и нищету другой части. «Чистый равномерно распределенный
дфхфд предпочтительнее большей суммы чистого дохода,
который был бы распределен крайне неравномерно, разде-
лил бы народ на два класса, из коих один преобременен
избытком, а другой вымирает от нищеты». Предлагается уста-
новить налог на челядь, отменить стеснительные привилегии,
упразднить цеховую систему, которая господствовала в про-
мышленности того времени, крайне тормозила ее развитие
и повышала цену товаров. «В труде примет участие большее
число людей,—мечтает Дидро о том времени, когда будут
* Огатьи «Gabelle», «Corvée», «Milice».
** Статья «Taille».
*** Статья «Привилегия».

Дидро и * Энциклопедия»
Зл
упразднены цехи,—соревнование, или стремление превзойти*
другого в успехах, выдвинет дарование и способность. Кон-
куренция заставит лучше изготовлять, уменьшит цену рабо-
чих рук, города и провинции постепенно наполнятся масте-
ровыми и торговцами».
В этих статьях показаны все неприглядные стороны
общественного строя и политического режима Франции!
XVIII века и все те требования преобразований, которыа»
настоятельно выдвигало экономическое развитие страны, рао-
тущий класс буржуазии.
Из каких же теоретических предпосылок походила эта
критика общественного и политического строя, какие Крите*-
рии применяла она к его оценке? Эти предпосылки дапьв
в социологических трудах, с которыми выступала передовая
буржуазная интеллигенция эпохи,— в «Духе законов» Мон-
тескье, в «Общественном договоре» Руссо, в «Кодексе при-
роды» Морелли и в ряде других произведений, теоретиче-
ски предуказывавших те требования, которые вылились позд-
нее в мероприятиях революционных правительств и в «Декла-
рации прав человека и гражданина». Читатель найдет эта
предпосылки и эти критерии и в статьях Дидро. Они выте-
кают из теории «естественного права», «естественного за<-
кона», происхождения обществ путем договора: люди первое
начально находившиеся в состоянии «bellum omnium coatra
omnes», кале учил этому еще Гоббс, сознали невыгоды
абсолютной свободы естественного состояния в решшм пер-
етупиться частью своей свободы, чтобы обезопасить свою
жизнь и свое имущество, и передать часть своих ирав.
одному или нескольким лицам, от которых и произошли все-
правители; люди «сознали, что каждому человеку нужно
поступиться частью своей естественной независимости »,
покориться воле, которая представляла бы собой волю всего,
общества»*.
«Разумный эгоизм», расчет, «интерес» побудили люде&
вступить в общество, создать власть; перазумие, страста.
извратили первоначальные цели общественного договора, со-
здав тиранов, а поэтому разумный же эгоизм и должен испра-
вить это положение. Отсюда идиллические предписания*
* Статья «Государи»,
а*

36
В. IIиное
государям: «Государь должен... установить прочный порядок
и спокойствие среди граждан, упрочить за ними их имуще-
ство, защищать слабых от сильных, обуздывать наказаниями,
«страсти, наградами поощрять добродетели» *. Отсюда и мечта-
ния о мудром законодателе, который, ставя своей задачей
счастье граждан, согласно «Духу законов» Монтескье, будет
издавать законы в соответствии с размерами территории
страны, с климатом, с почвой, с характером своей нации
развивать гражданские добродетели.
Опыт, однако, учит,— замечает Дидро,— что правители
тем более злоупотребляют властью, чем больше им предоста-
влено власти, а поэтому полезно иногда ограничивать ее.
К этому принуждает враг разумных общественных поряд-
ков— человеческая наклонность предаваться страстям, свой-
ственная, к сожалению, и правителям. «Если бы государями ру-
ководил только разум, народы не имели бы нужды связывать
им руки... главы наций, довольствуясь деятельностью на благо
своих подданных, не пытались бы завладеть их правами» **.
И фигуре короля Канута Доброго, который относился
ас своим подданным, как отец к детям, фигурам благодушных
неитайских императоров, отечески руководивших своими под-
данными и своими собственными императорскими руками
^бравшихся за рукоятку плуга, ведя первую борозду, чтобы
воспитать в своих подданных уважение к труду***, реальная
действителЕность, окружавшая Дидро, противопоставляла фи-
гуры Калигул и Тибериев. В старину тиранами называли
людей, которые самовольно захватили власть и держались
насилием, «ныне же под словом «тиран» подразумевается не
только захватчик верховной власти, но и законный государь,
злоупотребляющий своей властью, попирая законы, угнетал
свой народ, делая своих подданных жертвами своих страстей
и своих несправедливых притязаний, которыми он подменяет
закон»,— констатирует Дидро ****.
Это противоречит разумному порядку вещей: «Развраще-
ния воли одного только государя достаточно для того,
* Статья «Государи».
** Там же.
*** Статья «Земледелие».
**** Статья «Тиран».

Дидро и «Энциклопедия*
ВТ
чтобы подвергнуть опасности или нарушить счастье его нод-
дденых, если эти последние не смогут противопоставить ему
единодушие или союз воль и сил, необходимых для того»,
чтобы обуздать их несправедливые притязания». Как же
можно противопоставить ему это «единодушие воль»? Ограни-
дать его власть или насильственно свергнуть его, если оа
сопротивляется. «Всякая власть, основанная на насилии, н&?
далием же и свергается» *. Вот вывод, который логически:
вытекает из этих, хотя и абстрактных, но зато очень после-
довательных теорий происхождений общества и государства..
К этому выводу пришла французская буржуазия в туvapoxy*
когда писались эти теории, и через двадцать с небольшие
лет она применила ею на практике.
В историческом аспекте эти теории возникновения об1
щества и государства, конечно, выступают как определенная
ступень развития общественных наук. Густая туча фео-
дальных теологических понятий, скрывавшая истоки обще-
ства и государственной власти, осветилась в эту эпоху
холодным светом абстрактной мысли. Буржуазия, подви-
гавшаяся к власти, положила короны на весы, точно исчис-
лила их тяжесть и рассчитала их ценность. Она низвела
их с небесных высей на землю, где благоразумные люди,
руководимые выгодой, договариваются друг с другом об
охране своих интересов.
Разум, согласно теориям XVIII века,—это, так сказать,
орудие создания и устроения общества. Но что толкает
людей в общество? Стремление к счастью. Цель общества —
счастье. Индивидууму, поступившемуся счастьем абсолютной
свободы, которою он мог бы пользоваться в естественном
оостоянии, разумно устроенное общество дает наиболыцее<
счастье. Таким образом, чем строже будут люди соблюдать,
законы общества и уважать права друг друга, тем более
они будут счастливы. Отсюда и та этика, за которую так
щростно обрушилась лицемерная верхушка духовенства на
«философов», якобы проповедующих себялюбие.
Дидро видит, однако, в этом «презренном себялюбии»
основу общественного порядка, любовь к справедливости и
даже героизм. Он не стыдится вместе с Гельвецием при-
* Статья «Собственность».

33
В. Пиков
знаться в том, что «себялюбие, или непрерывная жажда
«благосостояния, привязанность к нашему существу,— это
«еобходимое следствие нашей конституции, нашего инстинкта,
шаших чувств, наших мыслей,— принцип, который, способ-
«ствуя нашему самосохранению и соответствуя целям природы,
«был бы в естественном состоянии скорее благодетельным,
яежеля порочным»*, и, рисуя «истинного философа», он
изображает его не аскетом, не стоиком, презирающим жизнь,
& разумным гражданином, для которого человеческое об-
щество «так сказать, божество», потому что общество обе-
спечивает ему «удобства жизни» и удовольствия: «Наш
-философ не считает себя в этом мире изгнанником, не
•считает себя живущим во вражеской стране. Он хочет мудро
иольэоваться благами, которые предоставляет ему природа.
Как и все другие люди, он хочет удовольствия»**.
Эти немногие примеры позволяют видеть некоторую долю
того, что принесла французскому обществу XVIII века да
« всей тогдашней Европе «Энциклопедия». Борясь за раз-
витие производительных сил, за изменение производствен-
шых отношений и общественно-политического строя, она,
•естественно, возбуждала против себя злобу реакционных
элементов общества и сочувствие тех классов, которым при-
шадлежало будущее. «Какова была цель этих двух корифеев
шечестия, материализма, друзей и подражателей Вольтера? —
«зоврушенно спрашивал уже после совершившейся революции
аббат Жоржель, говоря о Дидро и Даламбере ***.— События
ыам это доказали: загасить пламя веры, разорвать узы сопод-
чинения и дать простор свободе человека...»
По статьям одного из лучших авторов «Энциклопедии»,
«собранным в настоящем томе, читатель будет иметь воз-
можность судить, насколько правы были те, кто видел
© ией угрозу абсолютистско-феодальному строю, кто видел
© ней предвестницу близкой буржуазной революции и «гигант-
скую осадную машину», направленную против твердынь «фа-
натизма и тирании».
В. Пиков
* Статья «Интерес».
** Статья «Философ».
*** Цит. по монографии И. К. Луппола.

ДЕНИ ДИДРО
СТАТЬИ ИЗ «ЭНЦИКЛОПЕДИИ»

L ПРЕДИСЛОВИЯ И ПИСЬМА
1. Проспект
Труд, публикуемый нами, уже не является делом
будущего. Рукописный материал и рисунки для него
в полном составе. Мы можем уверить, что в нем будет
не менее восьми томов и шестисот гравюр и что томы
будут следовать друг за другом без перерыва1.
Уведомив публику о состоянии Энциклопедии в настоя-
щий момент и о наших стараниях выпустить ее в свет,
мы должны дать пояснение относительно характера этого
труда и средств, которыми мы пользовались при его вы-
полнении. Это мы и сделаем теперь, стараясь по мере наших
сил избегать малейшей кичливости.
Нельзя отрицать того, что, со времени нашего возро-
ждения наук, тем повсеместным просвещением, которое рас-
пространялось в обществе, и зачатками науки, незаметно
подготовляющими умы к болео глубоким познаниям, мы
обязаны отчасти словарям. Насколько же должна быть ве-
лика нужда в подобной книге, могущей дать оовет по лю-
бому вопросу и послужить руководителем для того, кто
отважится поучать других, равно как и просветить тою,.
кто занимается лишь самообразованием!
Эту пользу мы и имели в виду. Но и не только ее
одну. Приводя в форме словаря все материалы, относящиеся
к наукам и искусствам, мы, кроме того, преследовали цель—
8аставить читателя осознать услуги, оказываемые ими друг

42
Двнн Дидро
другу; использовать эти услуги, дабы тем самым сделать
принципы их более прочными, а выводы из них более
ясными; указать отдаленные или близкие связи между ве-
щами, составляющими природу и занимающими людей; по-
казать в сплетениях корней и ответвлений невозможность
точного познания некоторых частей этого целого без восхо-
ждения или нисхождения к многим другим частям; изобразить
-общую картину усилий человеческого ума во всех областях
знания и во все времена; представить их предметы в ясном
виде; отвести каждому из них надлежащий объем и, если
возможно, подтвердить наш эпиграф2 нашим успехом:
Tantum series juncturaque pollet,
Tantum de media sumptis accedit honoris!
Horat. de Arte poet. v. 294*.
Никто зще доныне не начинал столь великого дела или,
по крайней мере, никто не мог довести его до конца. Лейб-
лиц, из всех ученых наиболее способный осознать его труд-
ности, желал, чтобы они были преодолены. А между тем,
энциклопедии уже существовали, и Лейбниц не мог не знать
об этом, когда высказывал свое пожелание.
Большинство трудов этого рода появилось в предше-
ствующем веке, и они не были в полном пренебрежении.
Считалось, что если они и не отличались особой талантли-
востью, то, по крайней мере, свидетельствовали о большом
трудолюбии и знаниях. Но что могли бы для нас значить
эти энциклопедии? Какой прогресс совершили с тех пор
науки и искусства! Сколько ныне открыто истин, которые
тогда и не грезились! Истинная философия была в колы-
бели; геометрия бесконечного еще не существовала; экспе-
риментальная физика еле-еле появлялась; диалектики не
было; законы здравой критики были совершенно неизвестны.
Декарт, Бойль, Гюйгенс, Ньютон, Лейбниц, Бернулли, Локк,
* Так приятность
Много зависит от связи идей; от порядка — их сила!
Гораций, «Наука поэзии».

Предисловия и письма
43
Бэйль, Паскаль, Корнель, Расин, Бурдалу, Боссюэт и др.
либо еще не существовали на свете, либо еще не писали.
Дух исследования и соревнования не воодушевлял ученых;
другой дух, быть может, менее плодотворный, но более
редкостный, а именно дух точности и метода, еще не под-
чинил себе различные виды литературы; и академии, труды
которых столь далеко двинули науки и искусства, не были
учреждены.
Если открытия великих людей и ученых обществ, о
воторых мы только что говорили, оказывают затем огромную
помощь при составлении энциклопедического словаря, то
нужно признаться, что, с другой стороны, чрезвычайное воз-
Еютание материалов сильно затрудняет подобную работу,
о нам нет нужды обсуждать, были ли последователи пер-
вых энциклопедистов дерзкими или самонадеянными. Мы
оставили бы за ними всеми их славу, не исключая из их
числа и Эфраима Чемберса, наиболее известного из них,
если бы у нас не было особых причин обдумать заслугу
этого последнего.
Энциклопедия Чемберса, которая была выпущена в Лон-
доне в стольких изданиях подряд, энциклопедия, только*
что переведенная на итальянский язык и, по нашему мне-
нию, заслуживающая того почета, который ей оказывают
как в Англии, так и в других странах, быть может, никогда
не была бы составлена, если бы, до ее появления на англий-
ском языке, на нашем языке не было тех трудов, откуда
Чемберс без меры и без разбора черпал большинство мате-
риалов, из которых он составил свой словарь. Что подумали
бы французы о простом переложении? Это возбудило бы
негодование ученых и протест общества, которому лишь под
великолепным, и новым названием были преподнесены богат-
ства, уже давно принадлежавшие ему.
Мы не отказываем этому автору в должной справедли-
вости. Он вполне осознал достоинство энциклопедического
порядка или цепи, по которой можно без перерыва нисхо-
дить от первых принципов науки или искусства к самым
отдаленным следствиям их и восходить от самых отдален-
ных следствий к первым принципам, незаметно переходить
от данной науки или данного искусства к другим и, если

44
Дени Дидро
будет позволено так выразиться, не заблуждаясь, совер-
шать путешествие вокруг мира науки. Мы согласны с ниму
что план и цели его словаря превосходны и что если бы
выполнение словаря было доведено до известной степени
совершенства^ то он один более способствовал бы про-
грессу истинной науки, нежели половших всех известных
книг. Но мы не можем не видеть того, что он далеко не
достиг этой степени совершенства. В самом деле, мыслимо
ли, чтобы всё относящееся к наукам и искусствам могло
вместиться в два тома in folio? Один лишь полный перечень
содержания столь обширного материала занял бы целый
том. Сколько же должно быть в этом труде пропущенных
или урезанных отделов?
И это не одни только догадки. Мы собственными глазами
проследили весь перевод Чемберса. и нашли огромное ко-,
личеетво вещей, которые следует пожелать его отделу наук;
в отделе свободных искусств он ограничивается несколь-
кими словами там, где потребовалась бы страница, а в от-
деле механических искусств всё нуждается в дополнении.
Чемберс читал книги, но совсем не видел мастеров, между
тем как есть много вещей, которым можно научиться только
в мастерских. Более тою, здесь нельзя и говорить об упу-
щениях, как в каком-либо другом труде. В энциклопедии,
строго говоря, они совсем непозволительны. Статья, не по-
мещенная в обыкновенный словарь, делает его только не-
совершенным. В энциклопедию она вносит нарушение и
вредит как ее форме, так и содержанию; требовалась вся
изворотливость Эфраима Чемберса, для того чтобы заделать
эту брешь. Следовательно, нельзя думать, что труд, столь
несовершенный в глазах всякого читателя и не новый для
французского читателя, нашел среди нас многих поклонников.
Но не распространяясь более о несовершенствах англий-
ской энциклопедии, мы скажем, что труд Чемберса не яв-
ляется фундаментом, на котором мы основывались; что мы
переработали множество его статей, не использовали нн
одной статьи без дополнений, поправок и сокращений; что
он просто принадлежит к группе авторов, с которыми мы
особенно советовались, и общий порядок является един-
ственным, что роднит наш труд с этим трудом.

Предисловия и письма
45
Вместе с английским автором мы сознавали, что первый
щаг, который нам предстояло сделать к обдуманной и хо-
рошо сознанной задаче издания энциклопедии,—это соста-
янрть генеалогическое древо всех наук и всех искусств,
которое показывало бы происхождение каждой отрасли наших
знаний, их взаимную связь на общем стволе и позволяло бы
долг припоминать различные статьи по названиям их. Это
было нелегким делом. Требовалось вместить в одну страницу
канву труда, который может быть осуществлен во многих
томах in folio и должен когда-нибудь объять собою все
человеческие знания.
Это древо человеческого знания может быть составлено
многими способами, соотнесением наших различных знаний
либо к различным способностям нашей души, либо к вещам,
которые служат для них объектами. Но тем больше будет
здесь путаницы, чем больше произвола. А как ей не быть?
Природа преподносит нам лишь отдельные бесчисленные
вещи, не имеющие между собою твердых и определенных
границ. В ней все следует одно за другим незаметными
оттенками. И если в этом море предметов, окружающих
нас, выступают некоторые, подобно вершинам скал, как бы
пронизыва>я его поверхность и господствуя над другими, то
они обязаны этим преимуществом только частным мнениям,
шатким условностям, некоторым явлениям, чуждым физи-
ческому порядку вещей, и истинным установлениям филосо-
фии. Если нельзя похвалиться даже тем, что хотя бы одна
только история природы подчинилась всеобъемлющей и обще-
признанной классификации, что не без основания утверждали
гг. Бюффон и Добентон, то отчего же мы не имеем права
в предмете, несравненно более обширном, придерживаться,
как а они, некоторого метода, удовлетворяющего здравые
умы, которые отдают себе отчет в том, что природа вещей
позволяет или не позволяет? В конце настоящего проекта
читатель найдет это древо человеческого знания и связь
идей, которыми мы руководствовались в нашем обширном
предприятии3. Если мы закончим его с успехом, то этим мы
будем обязаны, главным образом, канцлеру Бэкону, который
набросал план всеобщего словаря наук и искусств в то
время, когда, можно сказать, не было ни наук, ни искусств.

46
Донн Дидро
Этот выдающийся гений, за невозможностью составить исто-
рию уже имеющихся знаний, составлял историю тех знаний,
которые еще надлежало приобрести.
Именно из наших способностей мы и выводим наши
знания. Историю нам доставляет память, философию—ра-
зум и поэзию — воображение. Это плодотворное разделение —
ему подчиняется даже сама теология4, ибо факты, имею-
щиеся в этой науке,—исторические и относятся к памяти;
отсюда не исключаются даже и пророчества, представляю-
щие собою лишь особый вид истории, в которой повество-
вание предшествует событию. Таинства, догматы и заповеди
относятся к вечной философии и к божественному разуму,
а притчи, род аллегорической поэзии,—к вдохновленному
воображению. Таким образом, мы видим, что наши знания вы-
текают друг из друга. История разделилась на церковную,
гражданскую, естественную, литературную и т. д. Филосо-
фия—на учение о боге, о человеке, о природе и т. д. Поэ-
зия — на повествовательную, драматическую, аллегорическую
и т. д. Отсюда — теология, естественная история, фи-
зика, метафизика, математика и т. д., метеорология,
гидрология и т. д., механика, астрономия, оптика
и т. д., словом, бесчисленное множество ветвей и отраслей,
в качестве общего ствола которых должна рассматриваться
в синтетическом порядке наука об аксиомах, или самооче-
видных положениях.
При взгляде на столь обширный материал всякий за-
думается вместе с нами—повседневный опыт слишком убе-
дительно говорит нам, насколько трудно трактовать с до-
статочной глубиной вопросы данной науки или искусства
даже автору, который специально занимался ими всю свою
жизнь. Следовательно, не нужно удивляться, если один
человек потерпит неудачу в своем намерении изложить
все науки и искусства. Здесь должны удивлять имен-
но глупость и самонадеянность человека, который один
отваживается на это. Тот, кто объявляет себя знающим
все, обнаруживает лишь свое незнание границ человече-
ского ума.
Мы сделали отсюда вывод, что для удержания этого
времени, взятого нами на себя, необходимо его разделить,

Предисловия и письма
47
и тотчас же устремили взор на изрядное число ученых и
мастеров,—мастеров искусных и известных своими талан-
тами? и ученых, сведущих в тех отдельных специальностях,,
которые предстояло им вверить. Мы предоставили каждому
из них соответственную область: математические науки—
математику, фортификацию—инженеру, химию—химику,
историю древнюю и современную — лицу, сведущему в этих
обеих областях, грамматику—автору, известному своим фи-
лософским складом ума, которым проникнуты его работы,
музыку, судоходство, архитектуру, живопись, медицинуг
естественную историю, хирургию, садоводство, свободные
искусства, главные механические искусства—лицам, кото-
Сые показали свои знания в этих различных специальностях,
аким образом, каждое из них, занимаясь лишь тем, в чем
оро знало толк, могло здраво судить обо всем написанном-
в древности и в наше время и приложить это к тем знаниям,
которые оно почерпнуло из своего собственного опыта. Нв«
одно из них не заходило в '.„жую область и не вмеши-
валось в то, чему оно никогда не училось; и у нас было-
больше метода, достоверности материалов, широты и об-
стоятельности, нежели у большинства лексикографов. Правда,
этот план весьма сильно умалял заслугу издателя, но зато-
много способствовал совершенству труда, и мы всегда будем
думать, что приобрели достаточную славу, если публики
нами довольна.
Единственно, в чем состояла Баша работа, предпола-
гавшая некоторое знание,—это заполнение пустот, разде-
ляющих две науки или два искусства, и установление связа
между ними в тех случаях, когда наши коллеги полагались
друг на друга, известными статьями, которые казались одина-
ково принадлежащими многим из них, но не были никем
написаны. Для того же, чтобы лицо, которому был поручен*
определенный отдел, не отвечало за ошибки, могущие про-
скользнуть в добавочные куски, мы позаботимся пометить
эти куски звездочкой. Мы твердо сдержим данное нами-
слово. Чужой труд для нас священен, и мы не преминем*
посоветоваться с автором, если случится, что в процессе-
издания его труд покажется нам требующим сколько-нибудь
серьезного изменения.

48
Денн Дидро
Разные руки, использованные нами, наложили на каждую
статью как бы особую печать их стиля, стиля, свойствен-
ного материалу и предмету данного отдела. Рассуждения
по химии будут отличаться от описаний древних бань и
театров, так же как и описания слесарных приемов от
богословских исследований догматов и правил. Всякий пред-
мет обладает своим колоритом, и поэтому приводить все
отделы к известному однообразию значило бы смешивать
их. Строгость стиля, ясность и точность — единственные ка-
чества, могущие быть общими для всех статей, и мы на-
деемся, что они будут замечены. Претендовать на большее—
это значит рисковать впасть в ту монотонность и без-
вкусицу, которые почти неотделимы от обширных произве-
дений; крайнее разнообразие материалов должно быть чуждо
атому.
Мы достаточно подробно осведомили публику о тепе-
решном состоянии нашего предприятия, к которому она про-
являла интерес, о главнейших полезных результатах его,
если оно будет хорошо выполнено, об успехе или неуспехе
наших предшественников в этом деле, об объеме его пред-
мета, о системе, которую мы в нем проводили, о распре-
делении материалов каждого раздела и о наших издательских
функциях. Перейдем теперь к важнейшим подробностям осу-
ществления этого предприятия.
Весь материал Энциклопедии может быть сведен к трем
главным отделам: наук, свободных искусств и механиче-
ских искусств. Мы начнем с того, что относится к наукам
и свободным искусствам, и закончим механическими искус-
ствами.
В области наук писалось много. Трактаты о свободных
искусствах умножаются без конца—литературный мир Ьа-
воднен ими. Но как мало среди них устанавливающих истин-
ные принципы! Насколько многие из них удушают эти
иринципы в наплыве слов или губят в мнимых трудностях!
Как много таких, почтение к которым внушается авторитетом
и в которых заблуждение, поставленное рядом с истиной,
либо вызывает недоверие к ней, либо само приобретает веру
благодаря этому соседству! Несомненно, было бы лучше,
если бы писалось меньше, да лучше.

ENCYCLOPEDIE,
о и
DICTIONNAIRE RAISONNE
DES SCIENCES,
DES ARTS ET DES METIERS,
РАЯ UNE SOCIETE DE GENS' DE LETTRES,
Mis en ordre & public par M. DIDEROT, de l'Académie Royale des Sciences 8c des Belief
Lettres àe Pmtfe; & quant à la Partik Mathématique., par M D'ALEMBERT,
de l'Académie Hoyale des Sciences de Paris, de celle de Prufle ; 6c de la Société Royale
de Londres.
Tantùm Jerics junBumqut polltt ,
Tamùm de medio Jump (is eccedU honoris * H OR AT'.
TOME PREMIER.
A PARIS,
■ï!RUS$ON,w $*mJ«ey*u4 b$***t*
Chez )DAVÎD r^,mt-$*mf»cpa,i UPtamt fer.
1 L E BRETON, Imprimeur oiûham de Кор, tueétkHtrp*
(DURAND, mt StmJttf** , я &» /*«/?', * * 6«&*
M. D С С L Г.
A F E £ APPROBATION ET P Ù ! У j L £ С £ DU Л G К
Титульный лист первого тома «Энциклопедии»

Предисловия и письма
49
Из всех писателей отдавалось предпочтейие тем, которые
считались, по всеобщему признанию, лучшими. У них именно
и заимствовались эти принципы. К их ясному и точному
изложению присоединялись постоянно сообщаемые примеры
или мнения авторитетных лиц. Распространен обычай ссы-
латься на источники или пользоваться неточными, зачастую
неверными и неясными цитатами, так что в разных частях, из
которых составлена статья, нельзя узнать точно, к одному
ли какому-нибудь автору надлежит обращаться по тому или
другому пункту или ко всем вместе. Это замедляет и за-
трудняет проверку. Насколько было возможно, мы поста-
рались этот недостаток устранить; в самом тексте цити-
ровались статьи авторов, свидетельство которых служило
опорой, приводились их собственные слова, когда это было
необходимо, всюду сравнивались мнения, взвешивались до-
воды, указывались основания для сомнения или выходы из
сомнения, даже давались иногда решения, опровергались,
насколько это было для нас возможно, заблуждения и пред-
рассудки и .прилагались особые усилия к тому,, чтобы не
умножать и не увековечивать их, некритически защищая
отвергнутые понятия или без оснований осуждая принятые
мнения. Мы не страшились даже пространности, когда этого
требовали интересы истины и важность предмета, жертвуя
приятностью всякий раз, когда она не согласовалась с при-
нятыми нами объяснениями.
Мир наук и искусств далек от обыкновенного. В нем
каждодневно совершаются открытия, о которых, однако, ча-
сто даются вымышленные сообщения. Для нас было важным
обосновать среди них истинные, предупредить о ложных,
установить их исходные пункты и, таким образом, облегчить
исследование того, что еще не открыто. Факты приводятся,
опытные данные сравниваются и методы придумываются
только для того, чтобы пробудить гений отыскания неис-
следованных путей и приблизиться к новым открытиям, рас-
сматривая тот шаг, на котором остановились великие люди,
как первый. Вместе с этим мы ставили себе целью связать
с принципами наук и свободных искусств историю их воз-
никновения и их постепенный прогресс; hv если мы до-
стигли этой цели, то здравые умы не будут более эани-
4 Дидро, т. УП

во
Дони Дидро
маться поисками того, что было известно до них; в даль-
нейших произведениях наук и свободных искусств будет
нетрудно выделить то, что изобретатели создали сами и
что они заимствовали у своих предшественников. Труды
получат оценку, а с людей, жаждущих славы, но лишенных
таланта и нагло выдвигающих старые системы под видом
новых идей, скоро будут сняты маски. Но для тою чтобы
достичь этих преимуществ, требовалось давать каждому пред-
мету надлежащий объем, держаться лишь существенного,
пренебрегать мелочами и не допускать довольно распростра-
ненного недостатка, а именно пространности, там, где тре-
буется лишь одно слово, доказательств того, что никто не
оспаривает, и пояснений того, что ясно. На пояснения мы
не скупились, но и не расточали их. Читатель убедится,
что они необходимы всюду, где мы их давали, и излишни
там, где он их не найдет. Мы старались не нагромождать
доказательств там, где, по нашему мнению, было доста-
точно одного солидного довода, и приводили их в большем
числе в тех случаях, когда их сила зависела от численности
и единогласия.
Вот в чем заключаются все принятые нами меры предо-
сторожности, вот и те бо'гатства, на которые мы могли рас-
считывать. Но у нас неожиданно появились другие богат-
ства, которым наше предприятие обязано, так сказать, своей
счастливой звездой, а именно рукописи, посланные нам лю-
бителями или доставленные учеными, из которых мы назовем
здесь г. Формея5, непременного секретаря Прусской коро-
левской академии наук и изящной словесности. Этот даро-
витый академик замышлял словарь почти такой же, какой
и мы, и великодушно пожертвовал нам значительную часть
сделанного им, за что мы не преминем почтить его. Сюда
следует отнести также исследования и наблюдения, которые
каждый художник или ученый, ведавший отделом нашего
словаря, таил в своем кабинете и пожелал теперь опублико-
вать таким путем. Почти всо статьи по общей и частной
грамматике принадлежат к числу таких исследований6. Мы
считаем себя в праве утверждать, что ни один известный
труд по своему богатству и поучительности в отношении
правил и обычаев французского языка и даже природы, про-

Предисловия и письма
51
похождения и философии языков вообще не может соперни-
чать с нашим. Таким образом, мы знакомим публику как
в области наук, так и свободных искусств о обширными
литературными фондами, о которых она, быть может, ни-
когда бы и не узнала.
Но не менее способствовали совершенству этих двух
важных отраслей и любезное содействие, оказываемое нам
всюду, покровительство высокопоставленных лиц, прием и
сообщения многих ученых. Публичные библиотеки, частные
кабинеты, коллекции, портфели и т. д.—все было для нас
открыто как тружениками, так и ценителями наук. Небольшая
находчивость и большие затраты доставили нам все, что
невозможно было получить от одной только благожелатель-
ности, а вознаграждения почти всегда успокаивали реаль-
ные тревоги или притворные опасения тех лиц, к которым
мы должны были обращаться.
Особенно многим обязаны мы г. аббату Салье, храни-
телю Королевской библиотеки, и поэтому не будем упускать
случая выразить ему как от имени наших коллег, так и
от всех, кто принимал деятельное участие в нашем труде,
должную хвалу и признательность. Господин аббат Салье,
со свойственной ему любезностью, воодушевленный удоволь-
ствием способствовать великому предприятию, позволил нам
выбирать из фондов, хранителем которых он является, все,
что могло пролить свет в нашу Энциклопедию или сделать
ее привлекательной. Выбор государя находит оправдание,
даже, можно сказать, почет, когда выказывается такоо
умение служить его целям. Науки и изящные искусства
своими произведениями не могут особенно способствовать
славе царствования их покровителя; мы, наблюдатели их
прогресса, историки их, займемся лишь передачей их по-
томству. Пусть оно скажет, раскрывая наш словарь: та-
ково было состояние наук и искусств в то время. Пусть
оно добавит свои открытия к тем, которые мы зарегистри-
ровали, и пусть история человеческого ума и его произве-
дений шествует от поколения к поколению к самым отда-
ленным векам. Пусть Энциклопедия будет святилищем, где
человеческие знания найдут убежище от времей и рево-
люций. Не слишком ли льстит нам слава, ее основателей?
I*

52
Дени Дидро
Сколько преимуществ было бы у наших отцов и у нас,
если бы труды древних народов—египтян, халдеев, греков,
римлян и т. д.—были вложены в какой-нибудь энциклопе-
дический труд, в котором одновременно излагались бы и
верные принципы их языков! Сделаем же для грядущих веков
то, чего, к сожалению, не сделали минувшие века для на-
шего. Мы осмелимся заметить, что если бы древние создали
энциклопедию, как они создали множество других великих
произведений, и если бы такая рукопись уцелела одна из
всей знаменитой библиотеки Александрии, то она могла бы
утешить нас в утрате всех остальных.
Вот что мы хотели сообщить читателю о науках и
изящных искусствах. Отдел механических искусств потре-
бовал не меньшего внимания и не меньших забот. Быть может,
никогда и нигде не встречалось одновременно такого мно-
жества трудностей и так мало средств для преодоления их.
Очень много писалось о науках, недостаточно хорошо пи-
салось о большинстве свободных искусств, и почти ничего
не писалось о механических искусствах, ибо чего стоит
то немногое, что встречается у авторов, по сравнению с
обширностью и богатством этого предмета? Из тех, кто
о нем писал, один недостаточно сведущ в том, о чем ему
надлежало говорить, и не столько справился со своим пред-
метом, сколько показал необходимость лучшего труда; дру-
гой лишь слегка коснулся материала, трактуя его скорее
как грамматик и как литератор, нежели как мастер; третий
действительно более богат и более ремесленник, но вме-
сте с тем настолько краток, что приемы мастеров и опи-
сания их машин — предмет, который отдельно может по-
служить материалом для обширных трудов,— занимают лишь
г.есьма малую часть его сочинения. Чемберс не прибавил
почти ничего к тому, что он перевел из наших авторов.
Таким образом, все это побудило нас обратиться к ремеслен-
никам.
Обращались к наиболее искусным мастерам Парижа и
королевства. Брали на себя труд ходить в их мастерские,
расспрашивать их, делать записи под их диктовку, развивать
их мысли, выпытывать термины, свойственные их профес-
сиям, составлять из них таблицы, определять и сопоставлять

Предисловия и письма
53
их с теми, которые записывались по памяти, и (предосто-
рожность почти необходимая) исправлять в длительных и
частых беседах с одними то, что другие объяснили недо-
статочно полно, неотчетливо, а иногда и неверно. Есть
мастера, которые являются в то же время и людьми обра-
зованными; мы могли бы назвать их здесь, но число их
весьма невелико: большинство занимающихся механическими
искусствами посвятило себя этому делу по необходимости,
и деятельность их основана на инстинкте. Из тысячи их
вряд ли найдется десяток таких, которые были бы в со-
стоянии дать удовлетворительные объяснения о своих инстру-
ментах и изделиях. Мы видели ремесленников, которые ра-
ботали лет по сорок и ничего не понимали в своих машинах.
Нам пришлось исполнять при них функцию, которою хва-
лился Сократ, трудную и тонкую функцию повитух умов—
obstetrix animorum.
Но есть ремесла столь особенные и махинации столь
сложные, что если не работать самому, не двигать машину
собственными руками и не видеть образования изделия соб-
ственными глазами, то трудно и описать их точно. Поэтому
нередко нам приходилось доставать себе машины, водру-
жать их, браться за работу, становиться, так сказать, уче-
никами и изготовлять плохие изделия, чтобы научить других
делать хорошие.
Именно таким путем мы убедились во всеобщем неве-
дении относительно большинства обиходных предметов и в
необходимости выйти из этого неведения. Именно благодаря
этому мы получили возможность показать, что человек обра-
зованный, лучше всех знающий свой язык, не знает н
двадцатой части его слов; что хотя каждое искусство имеет
свой язык, но этот язык еще очень несовершенен; что
только благодаря сильнейшей привычке к взаимному обще-
нию ремесленники понимают друг друга, да и то скорее
по обоюдному совпадению мыслей, нежели по одинаковому
употреблению терминов. В мастерской диктует данный мо-
мент, а не мастер.
Вот метод, которому мы следовали в каждом ремесле.
Трактовалось:
1°. О материале, о его местонахождении, о способах его

54
Дени Дидро
приготовления, о его добрых и плохих качествах, о раз-
личных его сортах, о действиях над ним при испытании
его годности как до его употребления, так и при пуске
его в дело.
2°. О главных изделиях, получаемых из него, и о спо-
собах их фабрикации.
3°. Давались названия, описания и изображения инстру-
ментов и машин в разобранном и в сложенном виде, раз-
резы литейных форм и тех инструментов, у которых требо-
валось знать внутренний вид, очертания и т. д.
4°. Объяснялись и изображались работа и главные дей-
ствия на одной или многих гравюрах, где можно видеть
иной раз одни руки мастерового, а иной раз всего масте-
рового за работой, занятого самой трудной операцией своего
ремесла.
5°. Собирались термины, свойственные данному ремеслу,
и давались им самые точные определения, какие только
возможны.
Но обычный недостаток навыка как в описании, так и в
чтении описания ремесл, создаетv трудности для понятного
объяснения. Отсюда возникает необходимость фигур. Можно
было бы показать на тысяче примеров, что даже словарь,
написанный правильным и простым языком, сколь бы хо-
рошо он ни был составлен, не может обойтись без
фигур, не впадая в темные и шаткие определения. По-
чему ж бы этому вспомогательному средству не быть тем
более необходимым для нас? Один взгляд на предмегг
или его изображение говорит более, нежели страница рас-
суждений.
Рисовальщиков посылали в мастерские. Делались эскизы
машин и инструментов. В тех случаях, когда машина за-
служивала детального описания по важности своего назна-
чения и по своей сложности, начинали с простого и пере-
ходили к сложному. Начинали с собрания в первой фигуре
такого числа составных частей, чтобы их можно было раз-
личить без затруднения. На второй фигуре можно видеть
эти же части, но с добавлением некоторых других. Таким
способом постепенно изображали'самую сложную машину,
не создавая никаких затруднений ни для ума, ни для

Предисловия н письма 55
зрения. Иногда требуется перейти от представления изде-
лия к представлению машины, а в других случаях — от
представления машины к изделию. В статье Искусство
читатель найдет философские размышления о пользе этих
методов и о случаях, когда надлежит предпочитать один из
них другому.
Есть понятия общие почти для всех и настолько ясные
для ума, что они не нуждаются в разъяснениях. Есть также
и предметы настолько знакомые, что было бы смешно изо-
бражать их. Но в искусствах встречаются предметы на-
столько сложные, что изображать их было бы бесполезным;
в первых двух случаях мы полагали, что читатель не совсем
лишен здравого ума и опытности, а в последнем—мы от-
сылаем его к самому объекту. Он—вполне золотая середина,
и мы постарались здесь угодить ему. Даже по одному
только искусству, если бы мы пожелали сказать о нем вое
и изобразить в нем все, составилось бы несколько томов
с гравюрами. Мы не кончили бы никогда, если бы задались
целью представить в фигурах все состояния, через кото-
рые проходит куссск железа, прежде чем он превратится
в иглы. Пусть рассуждение следует за трудовым процес-
сом мастера в мельчайших деталях,—в добрый час! Что
касается фигур, то мы довольствовались лишь изображением
важнейших движений рабочего и только таких трудовых
моментов, которые весьма легко зарисовать и весьма трудно
описать. Мы ограничивались здесь существенными положе-
ниями, то есть такими, изображение которых, когда оно
сделано хорошо, необходимо влечет з.а собой представление
о других, непоказанных положениях. Мы не хотели быть
похожими на того, кто расставляет проводников на каждом
шагу дороги, боясь, что с нее собьются путники; доста-
точно, чтобы проводники находились всюду, где есть опас-
ность заблудиться.
Впрочем, только труд создает мастера; по одним кни-
гам нельзя научиться трудовым приемам. Мастер почерпнет
из нашей книги лишь соображения, которые, быть может,
ему никогда не пришли бы в голову, и наблюдения, осу-
ществимые для него лишь в течение многих лет труда.
Прилежному читателю, чтобы удовлетворить его любознаг

56
Денн Дидро
тельность, мы предложим то, чему он научился бы у ма-
стера, наблюдая за его работой, а мастеру — то, чему сле-
довало бы ему научиться у философа, чтобы достигнуть
большего совершенства.
В науках и свободных искусствах мы разместили ри-
сунки и гравюры по тому же принципу и так же экономно,
как и в механических искусствах. Однако мы не могли
сделать число тех и других менее шестисот. Два тома,
которые они составят7, будут далеко не безынтересной
частью нашего труда, ибо мы поместили на страницах перед
гравюрами пояснения к ним, с ссылками на соответствующие
места словаря, к которым относится каждая фигура. Чи-
татель- открывает том гравюр; он видит машину, которая
возбуждает его любопытство; это, например, мельница по-
роховая, бумажная, шелковая, сахарная и т. д. Напротив
же он прочтет: фиг. 50, 51 или 60 и т. д.— мельница
пороховая, мельница бумажная, мельница сахарная,
мельница шелковая и т. д.; затем он найдет краткое объ-
яснение этих машин со ссылками на статьи Порох, Бумага,
Сахар, Шелк и т. д.
По своему совершенству гравюра будет соответствовать
рисункам, и мы надеемся, что гравюры нашей Энциклопедии
по красоте так же превзойдут гравюры английского словаря,
как и по числу. У Чемберса тридцать гравюр. По перво-
начальному же проекту он хотел дать сто двадцать. А мы
дадим их, по меньшей мере, шестьсот. Неудивительно, если
поле деятельности расширялось вслед за нами. Оно необъ-
ятно, и мы не льстим себя мыслью, что сумели его обойти.
Несмотря на все средства и труды, о которых только
что давался отчет, мы без колебания заявляем как от имени
наших коллег, так и от нашего собственного, что всегда
готовы признать недостаточность своих знаний и восполь-
зоваться теми. сведениями, которые будут нам сообщены.
Мы примем их с признательностью и покорно согласимся
с ними — настолько мы убеждены, что высшее совершенство
Энциклопедии есть дело столетий. Требовались столетия,
чтобы начать ее, столько же потребуется и для того, чтобы
ее закончить, но это предстоит потомству и бессмерт-
ному бытию.

Предисловия и письма
57'
Но мы будем испытывать внутреннее удовлетворение при
мысли, что не пожалели ничего ради успеха. Свидетельством
этого может служить, например, то, что в науках и в
искусствах есть разделы, которые перерабатывались раза
по три. Мы но можем умолчать о том, что наши пайщики-
книгопродавцы, к чести их, никогда не отказывались от
всемерного содействия приведению всех отделов в более-
совершенное состояние. Следует надеяться, что стечение
таких обстоятельств, как просвещенность сотрудциков на-
шего предприятия, помощь тех, кто был в нем заинтере-
сован, соревнование издателей и книгопродавцев, принесет
хороший результат.
Из всего сказанного следует, что труд, публикуемый.
на.ми, трактуя о науках и искусствах, не предполагает
никаких предварительных знаний, что в рем даются лишь
самые необходимые сведения о предмете, что статьи еп>
поясняют одна другую и что, следовательно, трудность
наименований нигде не является помехой. Отсюда мы де-
лаем вывод, что для ученого профессионала этот труд может
заменить библиотеки по воем специальностям, за исключе-
нием его собственной, что он дополнит начальные книги,
что он будет раскрывать истинные принципы вещей, что-
он покажет отношения между ними, что он будет спо-
собствовать достоверности и прогрессу человеческих зна-
ний и что, умножая число истинных ученых, выдающихся
мастеров и просвещенных любителей, он окажет на общества
новое полезное действие.
ПОДРОБНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СИСТЕМЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ
ЗНАНИЙ
Физические вещи воздействуют на чувства. Впечатления
от этих вещей вызывают их перцепции в сознании. Сознание-
оперирует этими перцепциями тремя способами, соответ-
ственно своим трем главным способностям: памяти, разуму
и воображению. Сознание либо производит чистое и простое
перечисление своих перцепций с помощью памяти, либо рас-
сматривает, сравнивает и обдумывает их с помощью разума,
либо находит нужным повторять или воспроизводить их (X

-58
Дени Дидро
шомощью воображения. Отсюда следует общее разделение
-человеческого знания, повидимому, достаточно хорошо обо-
снованное: на исторгло, которая относится к памяти,
на философию, исходящую из разума, и на поэзию, по-
;рождаемую воображением.
ПАМЯТЬ, а из нее —ИСТОРИЯ
История — это факты, а факты исходят либо от бога,
.либо от человека, либо от природы. Факты, исходящие от
бога, относятся к священной гостории, факты, исходящие
от человека,— к гражданской истории, и факты, исходя-
щие от природы — к естественной истории.
ИСТОРИЯ
I. Священная. IL Гражданская. III. Естественная.
I. Священная история разделяется на священную и
церковную; история пророчеств, где повествование пред-
шествует событию, является ветвью священной истории.
И. Гражданская история, ветвь всеобщей истории,
си jus fidei exempla та jorum, vicissitudines rerum, fun-
damenta prudentiae civilis, hominem denique nomen et fama
«commissa sunt*, соответственно своим предметам разде-
ляется на гражданскую историю в собственном смысле и
на историю науки.
Науки — это продукт мысли и естественного света че-
ловеческого. Следовательно, канцлер Бэкон имел право ска-
зать в своем удивительном труде De dignitate et augmento
scientiarum**' что история мира без истории ученых — это
статуя Полифема с выколотым глазом.
Гражданская история в собственном смысле может
'быть подразделена на мемуары, на древности и на полную
историю. Если верно, что история есть картина минувших
.времен, то древности являются почти всегда поврежден-
* Которой вверены примеры предков,.пзремены вещей, основы
/гражданской мудрости и, наконец, имена и слава человеческие.
** «О достоинстве и увеличении знаний».

Предисловия и письма
5»
ными рисунками, а полная история — это картина, для
которой мемуары — этюды.
III. Разделение естественной истории основывается на
различии явлений природы, а различие явлений природы —
на различии состояний природы. Природа либо подчинена
однообразию и правильности, как это можно наблюдать,
главным образом, в небесных телах, животных, расте-
ниях и т. д., либо она кажется принужденной и совращен-
ной со своего обычного пути, например, в лице уродов,
либо она принуждена и подчинена различным целям, как
в искусствах. Природа создает все либо при ее обычном
и закономерном течении, либо при ее отклонениях, либо
при ее использовании. Единообразие природы,— первая
часть естественной истории. Заблуждения или искажения
природы — вторая часть естественной истории. Использо-
вание природы — третья часть естественной истории.
Нет нужды распространять^ о пользе истории едино-
образной природы. Но если нас спросят, для чего нужна
история искаженной природы, то мы ответим: для того,
чтобы преобразовывать чудеса ее искажений в чудеса искус-
ства, искажать ее еще более или возвращать на ее путь,
а особенно — обуздывать смелость общих положений, ut
axiomatum corrigatur iniquitas.
Что касается истории природы, подчиненной различ-
ным целям, то она может считаться ветвью гражданской
истории, ибо искусство вообще есть человеческая деятель-
ность, от нужды или избытка направленная на произведения
природы. Как бы то ни было, но она осуществляется лишь
двумя путями: либо путем сближения тел с их естествен-
ным состоянием, либо путем удаления их от этого состояния.
Человек властен над чем-нибудь или не властен в зависи-
мости от того, возможно ли подобное сближение или удале-
ние естественных тел.
История единообразной природы разделяется соответ-
ственно своим главным предметам на историю небесную,
или историю звезд, движений, видимых свойств их
и т. д., без объяснения причин их доктринами, гипотезами
и т. д.—речь идет здесь только о простых явлениях; на
историю метеоров — ветры, дожди, бури, громы, северг

60
Дони Дидро
ные сияния и т. д.; на1 историю суши и моря или гор,
потоков, рек, морских течений, приливов и отливов,
песков, почв, лесов, островов, очертаний материков
и т. д.; на историю минералов; на историю растении
и на историю животных. Отсюда выделяется история
элементов, видимой природы, чувственно воспринимае-
мых явлений, движений и т. д., огня, воздуха, земли
и воды.
История искаженной природы должна подчиняться
тем же подразделениям. Природа может производить диковин-
ные вещи в небесах, в воздушных сферах, на поверхности
земли, в ее недрах, в глубинах морей и т. д.— во всем
и всюду.
История использования природы столь же обширна,
сколько разнообразны способы использования ее произведе-
ний человеком в искусствах, ремеслах и мануфактурах. Нет
ни одною проявления человеческой деятельности, которое
не относилось бы к какому-нибудь произведению природы.
К обработке и использованию золота и серебра относятся
искусство монетчика, золотобита, золотопрядильщика,
волочильщика золота, гладильщика и т. д. ; к обработке и
использованию драгоценных каменьев — искусство граниль-
щика, шлифовщика, ювелира, гравера по высокоценным
каменьям и т. д.; к обработка и испэльзозанию железа —
грубая ковка, слесарное дело, изготовление режущих ору-
дий, оружейное дело, ружейное дело, ножевое дело
и т. д. ; к обработке и использованию стекла — стеклоделие,
глазирование, искусство зеркальщика, стекольщика и т. д. ;
к обработке и использованию кожи — искусство замшепика,
дубильщика, сыромятника и т. д.; к обработке и ис-
пользованию льна и шелка — их снятие и сучение, искус-
ство суконщиков, басонщиков, позументщиков, пугович-
ников, ткачей бархата, сатина, камки, парчи, лю-
стринов и т. д.; к обработке и использованию глины —
гончарное, фаянсовое, фарфоровое производства и т. д.;
к обработке и использованию камня — механическая часть
труда архитектора, скульптора, штукатура и т. д.;
к обработке и использованию дерева — столярное дело,
плотничья va6oma, деревянная мозаика, токарное дело

Предисловия и иисьма
61
- и т. д. ; так и во всех других предметах, во всех других
-искусствах, число которых превышает двести пятьдесят. Во
Вступительном слове было показано, как мы намерены
их трактовать.
Вот вся историческая часть человеческих знаний, все,
что следует отнести к памяти, и все, что должно служить
глазным материалом для философа, ?
РАЗУМ, а из него —ФИЛОСОФИЯ
Философия, или часть человеческих знаний, которые сле-
дует отнести к разуму, весьма обширна. Нет почти ни
одного предмета, воспринимаемого чувствами, о котором
размышление не создало бы науку. Но среди множества
этих предметов есть такие, которые обращают на себя вни-
мание своей значительностью, quibus abscinditur infini-
tum* и к которым можно отнести все науки. Эти главные
предметы суть бог, до познания которого человек возвы-
шается путем размышлений об естественной истории и о
свящецной истории, человек, убеждающийся в своем суще-
ствовании благодаря сознанию или внутреннему чувству,
и природа, историю которой человек узнает с помощью
своих внешних чувств. Следовательно, бог, человек и при-
рода служат для нас основой общего подразделения филосо-
фии, или науки (ибо эти слова — синонимы), и филосо-
фия, или наука, будет наукой о боге, наукой о человеке
и наукой о природе.
ФИЛОСОФИЯ, или НАУКА
I. Наука о боге. II. Наука о человеке. III. Наука
о природе.
I. Наука о боге. Естественный ход развития челове-
ческого ума состоит в восхождении от индивидуальных ве-
щей к их видам, от видов к классам, от классов близких
к классам отдаленным и в создании наук на каждом шагу
или, по крайней мере, в добавлении новых отраслей к нау-
* Которыми расчленяется бесконечность.

62
Дета Дидро
кам уже созданным. Так, идея разума несотворейпого, бес-
конечного и т. д., которую мы обретаем в природе и кото-
рую возвещает нам священная история, а также и идея
разума сотворенного, конечного и соединенного с телом,
который мы видим у человека и предполагаем у животных,
приводят нас к идее сотворенного и конечного разума, ли-
шенного телесного носителя, а отсюда — к общей идее духа.
По рассмотрении общих свойств вещей как духовных, так
и телесных,— существования, возможности, длительно-
сти, субстанции, атрибута и т. д.,— создана онтология,
или наука о бытии вообще. Следовательно, у нас в об-
ратном порядке идет сначала онтология, потом наука о
духе, или пневматология, или то, что обычно называется
частной метафизикой. Эта наука разделяется на науку
о боге, или естественную теологию, которую богу угодно
было исправить и освятить откровением,— отсюда религия
и теология в собственном смысле, отсюда и, по заблу-
ждению, суеверие; на науку о добрых и злых духах,
вли об ангелах и демонах,— отсюда предсказание и хи-
мера черной магии; на науку о душе, подразделяемую
на науку о разумной душе, которая познает, и на науку
о чувствующей душе, которая ограничивается чувствен-
ными восприятиями.
II. Наука о человеке. Подразделение науки о человеке
мы основываем на подразделении ею способностей. Главные
способности человека — разум и воля; разум, который над-
лежит устремлять к истине, и воля, которую надлежит
подчинять добродетели. Первое составляет задачу логики,
второе — задачу морали.
Логика может быть подразделена на искусство мыс-
лить, на искусство удерживать мысли в памяти и на
искусство сообщать их.
Искусство мыслить имеет столько же отраслей, сколько
главных видов действия разума. Но в разуме различается
четыре главных вида действия: аппрегензия, суждение, рас-
суждение и метод. К аппрегензии можно отнести учение
о представлениях, или перцепциях; к суждению — учение
о положениях; к рассуэюдению и методу — учение об
индукции и доказательстве. Но при доказательстве либо

Предисловия и письма
6&
восходят от доказываемой вещи к первым принципам, либо
нисходят от первых принципов к доказываемой вещи; отсюда*
анализ и синтез.
Искусство удерживать мысли имеет две ветви: туку
о самой памяти и науку о вспомогательных средствах
памяти. Память, которую мы сначала рассматривали как.
чисто пассивную способность, а здесь рассматриваем как.
силу активную, поддающуюся усовершенствованию под ру-
ководством разума, является либо природной, либо искус-
ственной. Природная память определяется органами,,
искусственная — элементарным понятием и символом. Без.
помощи элементарною понятия в уме не могло бы возник-
нуть никакого частного представления; символ призывается
в помощь памяти воображением.
Искусственные представления—вспомогательное ору-
дие памяти. Письменность есть одно из таких предста-
влений. Но при письме пользуются либо общепринятыми.
знаками, либо особыми знаками. Собрание первых назы-
вают алфавитом, вторые называются шифрами. Отсюда,
искусство чтения, письма, расшифровывания и наука
орфография.
Искусство сообщать мысли разделяется на науку
об орудии речи и на науку о качествах речи. Наука об-
орудии речи называется грамматикой, наука о качествах,
речи — риторикой.
Грамматика разделяется на науку об обозначенияху
о произношении, о построении и синтаксис. Обозначе-
ния— это расчлененные звуки, произношение, или просо-
дия, — искусство расчленять их, синтаксис — искусство
применять их к различным целям ума, а построение — зна*
ние порядка, которому они должны следовать друг за дру-
гом в речи; этот порядок основан на обычае и размышлении.
Но есть еще другие обозначения мысли, отличные от рас-
члененных звуков, а именно жест и знаки. Знаки бывают
либо образными, либо иероглифическими, либо геральди-
ческими. Образные знаки употребляли индусы, отмечая зна-
ком каждое отдельное представление; следовательно, этих
знаков требовалось столько же, сколько существует реаль-
ных вещей. Иероглифические знаки — письменность челове-

<64
Дени Дидро
ческого детства;. Геральдические зйаки составляют науку,
называемую нами наукой о гербах.
К искусству сообщать мысли следует отнести та.кже
критику, педагогику и философию. Критика восстана-
вливает у авторов искаженные места, указывает издания
и т. п. Педагогика учит о выборе знаний и о способе
обучения. Филология имеет своим предметом изучение все-
общей словесности.*
Стихосложение же, или механику поэзии, надлежит
отнести к искусству украшения речи. Мы опускаем раз-
деление риторики на. ее различные части, ибо из них не
вытекают ни науки, ни искусства, если это не пантомима,
связанная с жестом, и не декламация, связанная с жестом
и голосом.
Мораль, для которой мы отводим вторую часть науки
о человеке, является либо общей, либо частной. Послед-
няя разделяется на естественную юриспруденцию, эконо-
мику и политику. Естественная юриспруденция — это
наука об обязанностях человека как индивидуума. Эконо-
мика— наука об обязанностях человека в семье. Поли-
тика— наука об обязанностях человека в обществе. Но
мораль была бы несовершенной, если бы ее учениям не
предшествовало учение о реальности морального добра
и зла, о необходимости исполнять долг, быть добрым,
справедливым, добродетельным и т. д. Это предмет общей
.морали.
Если принять во внимание, что общества должны быть
не менее добродетельными, нежели отдельные лица, то мы
увидим и возникновение общественных обязанностей, которые
можно назвать естественной юриспруденцией общества,
экономикой общества, общением внутренним и внеш-
ним на суше и на море и политикой общества.
III. Наука о природе. Мы разделили науку о природе
па физику и математику. Мы связываем это разделение
с размышлением и нашей наклонностью к обобщению. Мы
познаем посредством чувств отдельные реальные вещи:
солнце, луну, Сириус и другие звезды; воздух, огонь,
землю, воду и другие элементы; дожди, снега, град, гром
.и др.; атмосферические явления и тому подобные объекты

Предисловия и письма
65
естественной истории. Одновременно мы поднаем и отвле-
ченные свойства: цвет, звук, вкус, запах, густоту, раз-
реженность, теплоту, холод, мягкость, жесткость, те-
кучесть, плотность, твердость, эластичность, упру-
гость, тяжесть, легкость и т. д.; фигуру, расстояние,
движение, покой, длительность, протяжение, количе-
ство, непроницаемость.
По размышлении мы заметили, что одни из этих отвле-
ченных свойств присущи всем телесным вещам, например,
протяженность, движение, Непроницаемость и т. д. Мы сде-
лали их предметом общей физики, или метафизики тел.
Но эти же самые свойства, если рассматривать их в ка-
ждой отдельной вещи особо, со всеми их различиями, на-
пример, твердость, упругость, текучесть и т. п., со-
ставляют предмет частной физики.
Другое, более общее, свойство тел, которое предпола-
гав все остальные свойства, а именно количество, соста-
вляет предмет математики. Количеством, или величиной,
называется все, что может быть увеличено или уменьшено.
Количество, предмет математики, может рассматри-
ваться либо отдельно и независимо от реальных и отвле-
ченных вещей, в которых оно познается, либо в этих реаль-
ных и отвлеченных вещах, либо в их следствиях, искомых по
реальным или предполагаемым причинам. С этой второй точки
зрения мысль разделяет* математику на чистую матема-
тику, смешанную математику и физико-математику.
Отвлеченное количество, предмет чистой матема-
тики, является либо счетным, либо протяженным. От-
влеченное счетное количество становится предметом
арифметики, а отвлеченное протяженное количество—
предметом геометрии.
Арифметика разделяется на числовую, или цифро-
вую, и на алгебру, или всеобщую буквенную арифметику,
которая является не чем иным, как счетом величин вообще,
и действия которой суть лишь арифметические действия,
сокращенно обозначенные, ибо, строго говоря, нет никакого
иного счета, помимо счета чисел.
Есть алгебра элементарная и алгебра бесконечно ма-
лых величин, согласно природе тех количеств, с которыми
Б Дидро, т. VU

66
Дени Дидро
ofca; имеет дело. Алгебра бесконечно малых величин раз-
деляется на учения о диференциальных и интегральных
исчислениях. При диференциальных исчислениях речь
идет о нисхождении от выражения конечного количества
или количества, принимаемого за конечное, к выражению
его возрастания или непрерывного уменьшения. При инте-
гральных исчислениях — о восхождении от этого выраже-
ния к конечному количеству.
Геометрия либо имеет своим первоначальным предме-
том свойства круга и прямой линии, либо обнимает своими
умозрениями все виды кривых. Это дает основание разде-
лять ее на элементарную и высшую.
Смешанная математика имеет столько же разделений
и подразделений, сколько существует реальных вещей, ко-
торые могут рассматриваться с количественной стороны.
Количество, рассматриваемое в телах движущихся или
стремящихся к движению, является предметом механики.
У механики есть две отрасли — статика и динамика.
Предмет статики — количество, рассматриваемое в телах,
которые находятся в равновесии и лишь тяготеют к дви-
жению. Предмет динамики — количество, рассматриваемое
в телах, актуально движущихся. Как статика, так и дина-
мика имеют свои отделы. Статика разделяется на ста-
тику в собственном смысле, предметом которой является
количество, рассматриваемое в покоящихся твердых телах
и лишь тяготеющих к движению, и на гидростатику, пред-
метом которой является количество, рассматриваемое в те-
кучих покоящихся телах и лишь тяготеющих к7движению.
Динамика разделяется на динамику в собственном
смысле, предметом которой является количество, рассматри-
ваемое в твердых актуально движущихся телах, и на
гидродинамику, предметом которой является количество,
рассматриваемое в актуально движущихся жидкостях. Но
если рассматривать с количественной стороны актуально
движущиеся воды, то гидродинамика получит тогда наиме-
нование гидравлики. Навигацию можно отнести к гидро-
динамике, а баллистику, или метание бомб,— к механике.
Количество в движениях небесных тел составляет пред-
мет геометрической астрономии. Отсюда космография,

Предисловия и письма
67
или описание вселенной, разделяющаяся на уранографию,
или описание неба, на гидрографию, или описание вод,
и на географию, откуда еще хронология и гномоника, или
искусство построения квадрантов.
Количество в свете составляет предмет оптики, й>
количество в движении света — предмет различных отраслей
оптики. Прямолинейным движением света занимается оп-
тика в собственном смысле этого слова; светом, отра-
женным в одной среде,— катоптрика; светом, преломляю-
щимся при прохождении из одной среды в другую,— диоп-
трика. К оптике надлежит отнести и перспективу.
Количество в звуке, в его силе, в движении, в тонах,
в Отраокениях, в скорости и т. п. составляет предмет
акустики.
Количество в воздухе, в его тяжести, в движении,
в сгущенности, разреженности и т. п. составляет предмет
пневматики.
Количество в возможности событий составляет предмет
искусства предположения, откуда возникает анализ
азартных игр.
Так как предмет математических наук всецело проис-
ходит от интеллекта, то не следует удивляться точности
их подразделений.
Частная физика должна иметь те же разделы, что
и естественная история. От явлений, воспринимаемых
чувствами, от звезд, их движений, чувственного вида и т. п.
мысль переходит к исследованию их происхождения, причин
явлений, проистекающих в них, и т. п. и создает науку,
называемую физической астрономией, к которой следует
отнести и науку об их влияниях, называемую астрологией.
Отсюда физическая астрология и химера юдициар-
ной астрологии. От явлений, воспринимаемых чувствами,—
ветров, дождей, града, грома и т. п.,— мысль переходит
к исследованию их происхождения, причин, действий и т. п.
и создает науку, называемую метеорологией.
От явлений, воспринимаемых чувствами,— моря, суши,
потоков, рек, гор, приливов и отливов и т. п., — мысль
переходит к исследованию их причин, происхождения и т. п.
и выделяет место для космологии, или науки о вселенной,
ь*

63
Денн Дидро
разделяющейся на уранологию, или науку о небе, нал
аэрологию, или науку о воздухе, на геологию, или науку
о материках, и на гидрологию, или науку о водах. Иссле-
дуя руды, их образование, процессы, протекающие в них,
и т. п., мысль создает науку, называемую минералогией.
Последуя растения, их внутреннее строение, размножение,
разведение, рост и т. п., мысль создает ботанику, отраслями
которой являются полеводство и садоводство.
Исследуя животных, их сохранение, размножение, по-
ведение, телесное устройство и т. п., мысль создает науку,
называемую зоологией, а от нее ответвляются медицина,
ветеринария, искусство выездки лошадей, охота, рыбо-
жовство, дрессировка соколов, анатомия простая и
«сравнительная. Медицина (согласно разделению Бургава)
^занимается либо строением человеческого тела, изучая его
анатомию,—отсюда и возникает физиология; либо зани-
мается исследованием способов предохранения его от забо-
леваний и называется гигиеной; либо исследует больное
тело, обсуждает причины, различия и признаки заболеваний
и называется патологией; либо имеет своим предметом
признаки жизни, здоровья и болезни, их диагностикой про-
гностику и называется семиотикой; либо учит искусству
лечения и подразделяется на диететику, фармакологию и
хирургию—три ветви терапии.
Гигиена может рассматриваться в отношении к здо-
ровью тела, красоте его и силе и подразделяться на ги-
гиену в собственном смысле, на косметику и атлетику.
Косметика порождает ортопедию, или искусство прида-
вать членам красивую форму, а атлетика порождает
гимнастику, или искусство упражнять их.
От экспериментального познания или явлений, восприяи-
ма!емых чувствами, от внешних, чувственных, кажущихся
и прочих качеств естественных тел мысль приводит нас
к искусственному исследованию их внутренних и скрытых
свойств, и это искусство называется химией. Химия яв-
ляется подражательницей и соперницей природы. Ее пред-
мет почти столь же обширен, сколько и предмет самой
природы. Она то разлагает вещества, то оживляет, то
преобразует их и т. п. Химия породила алхимию и

Предисловия и письма
69
естественную магию. Металлургия, или искусство обра*
ботки металлов, есть важная отрасль химии. К этому
искусству можно еще отнести крашение.
У природы есть свои искажения, у разума —свои за-
блуждения. Мы отнесли уродства к искажениям природы,
и именно к заблуждениям разума следует отнести все наук»
и все искусства, в которых выказываются лишь жадность,
влость, суеверие и которые позорят человека.
Вот вое, что есть философского в человеческом знании
и что поэтому следует относить к разуму..
ВООБРАЖЕНИЕ, а из него —ПОЭЗИЯ
История имеет своим предметом реально существую-*
щие или существовавшие вещи, а поэзия — воображаемые
или являющиеся подражанием историческим фактам. Поэтому
и не кажется удивительным, что поэзия относится к одному
из подразделений истории. Но различие видов поэзии и
различие ее сюжетов дает основание для разделения ее
на два весьма естественных вида. Сюжет поэмы может
быть духовным либо светским. Поэт либо рассказывает
о минувших событиях, либо переносит их в настоящее,
выражая их в действии, либо он воплощает отвлеченные
и интеллектуальные предметы. Первый вид поэзии — пове-
ствовательный, второй — драматический, третий — пара-
болический. Эпические поэмы, мадригалы, эпиграммы
обычно относятся к повествовательной поэзии. Трагедия,
комедия, опера, эклога и т. п.— к поэзии драматической,
а аллегории и т. п.— к поэзии параболической.
ПОЭЗИЯ
I. Повествовательная. И. Драматическая.
III. Параболическая.
Под поэзией мы разумеем здесь не что иное, как вымысел*
Так как стихосложение может существовать без поэзии,
а поэзия без стихосложения, то мы сочли нужным рассматри-
вать стихосложение как качество стиля и относить eix>
к ораторскому искусству. Взамен этого, мы отнесем архитек-

70
Дени Дидро
туру, музыку, живопись, скульптуру, гравирование и т. п.
к поэзии, ибо было бы не менее справедливым приравнивать
живописца к поэту, нежели поэта к живописцу, говорить
о скульпторе или гравере, что он живописец по выпуклости
и углублению, нежели о музыканте, что он живописец по
звукам. Поэт, музыкант, живописец, скульптор, гра-
вер и пр. подражают природе или подделывают ее, но один
пользуется для этого речью, другой—красками, третий—
мрамором, медью и т. п., а последний—инструментом
или голосом. Музыка бывает теоретической либо практи-
ческой, инструментальной, либо вокальной. Что касается
архитектора, то он дает лишь несовершенное подражепие
природе посредством симметрии своих произведений.
У поэзии, как и у природы, есть свои уродства. Нужно
Отнести к их числу все произведения распущенного вообра-
жения. Эти произведения могут существовать во всех видах.
Вот вся поэтическая часть человеческого знания, ко-
торая может быть отнесена к воображению. Она—конец
нашего генеалогического ра«зделения (или, если угодно, пла-
нисферы) наук и искусств. Быть может, мы воздержались
бы от слишком подробного изложения его, если бы оно не
имело весьма важного значения для нашего самопознания
и для ясности изложения предмета Энциклопедии.
Но есть соображение8, которое мы не можем вполне
Отклонить, а именно: число всех возможных систем челове-
чесйого познания столь же велико, сколь и число умов, и,
быть может, есть лишь одна система, которая исключает
всякий произвол,— она существует в божественном разуме.
Мы отнесли виды архитектуры—гражданскую, морскую и
военную—к источнику их происхождения, но ведь их с та1сим
же успехом можно было бы отнести к отделу математики,
которая трактует об их принципах, а быть может, и к отрасли
естественной истории, которая содержит в себе способы
использования произведений природы, так же как и пиротех-
нику можно отнести к химии или соединить архитектуру
с живописью, со скульптурой и т. п. Такое разделение было
бы более обыкновенным, но канцлер Бэкон не считал это
основанием для того, чтобы придерживаться его, и мы подра-
жали ему как в этом, так и во многих других случаях,

Предисловия и письма
71
одним словом, всякий раз, когда история не давала нам
сведений о происхождении той или иной науки и искусства
и предоставляла нам свободу строить философские догадки.
Несомненно, должна существовать самая лучшая, самая связ-
ная, самая последовательная система человеческого знания,
но нашли ли мы ее? Мы не смеем льстить себя надеждой.
Вместе с этим попросим читателя о том, чтобы прежде,
чем выносить какое-либо суждение о системе, которую мы
предпочли, он взял на себя труд рассмотреть ее внимательнее
и поразмыслить над ней. Предмет этот настолько широк, что
мы были бы в праве отклонить судей, которые возомнят себя
достаточно осведомленными при одном беглом взгляде на
очертания нашей системы или на ее изложение, которое мы
только что дали. Впрочем, мы предпочли добавить к нашему
проекту эти два отрывка, служащие картиной, по которой
читатель сможет понять порядок всего труда, а не препод-
носить ему статьи, которые дали бы ему лишь весьма не-
совершенное представление о некоторых частях этого труда.
Если нам возразят, что алфавитный порядок нарушит связь
нашей системы человеческого знания, то мы ответим, что так
как эта связь состоит не столько в расстановке материала,
сколько в отношениях между его частями, то уничтожить
ее невозможно, и что мы постараемся показать это на распо-
ложении материала каждой статьи, а также на точности и
частом повторении ссылок.
2. Письма к Бертье
ПЕРВОЕ ПИСЬМО К Д. О. * БЕРТЬЕ, ИЕЗУИТУ *
Poète non dolet. с
Мне только что прислали, достопочтенный отец мой, извле-
чение из Проспекта Энциклопедии, помещенное вами во
II томе вашего журнала за январь. Как я ни занят, все
же не могу не высказать вам благодарности. Постараюсь
выразить ее насколько возможно живее.
Я могу быть только весьма признательным за тот тон,
в каком вы отзываетесь о Проспекте и о произведении еще

72
Дени Дидро
прежде, чем оно появилось на свет, и именно в журнале,
где, с тех пор, как вы его возглавляете, восхвалялось все,
кроме Истории Юлиана, Сочинений милорда Болинг-
брока и Духа законов. Вы расточаете в нем похвалы самым
безызвестным авторам, не вызывал этим недовольства в
обществе. Эта толпа скромных авторов не может и не
должна идти к бессмертию иначе, как с вами. Вы прямо-
таки хотите быть, пользуясь вашим собственным выражением,
колесницей, везущей их туда, и я пожелаю вам всем
счастливого пути.
Вы благоволительно распространяетесь о сходстве между
энциклопедическим древом Проспекта и энциклопедическим
древом канцлера Бэкона. Я специально обращал внимание
на это сходство, и вы были обязаны, достопочтенный отец
мой, повторить это с моих слов. Правда, вы сказали об
этом в ваших Литературных новостях за предшествую-
щий месяц, но, как вам известно, уже не в первый раз вы вы-
ступаете в ваших Литературных новостях подобным об-
разом, причем вам безразлично, читают их или не читают41.
Несомненно, эта причина и побудила вас заметить в тех
же самых Новостях, что Проспект встретил весьма хо-
рошую оценку в ученом мире; вероятно, вы не рискнули
высказать от своего имени столь смелое суждение. Вы либо
из скромности не причисляете себя к ученым, либо мыслите
иначе, нежели они, ибо ведь вы вполне достойны иметь свое
собственное мнение. Как бы то ни было, но вы не сочли
нужным повторить в вашем извлечении этого благосклонного
отзыва: одобрение публики, которое придает мне мужество
и которого ваше одобрение не умаляет, несомненно, избавило
вас от этого.
Впрочем, я не знаю, достопочтенный отец мой, взяли ли
вы на себя труд, делая извлечение из Проспекта прочесть
ею целиком, ибо при ваших благих намерениях вы не опу-
стили бы всех подразделений ветви философии, наиболее
обширной, наиболее важной в нашей системе и почти со-
вершенно отсутствующей у канцлера Бэкона.
* См. «Литературные новости^ за сентябрь 1750 года.
(Прим. Дидро.)

Предисловия и письма
7а
У меня не былв, как вы прекрасно отмечаете, достаточно
широких идей для того, чтобы поместить журналы в энцикло-
педическое древо. Признаюсь вам, однако, что я думал об-
этом, но отсюда проистекали неудобства: точное перечисле-
ние не допускает предпочтения, а немногие превосходные
журналисты обиделись бы на меня за соседство, которое я им«
мог бы дать. Если я и опустился до педагогии, то отнюдь не-
потому, что не предвидел вашего намерения взять такой
труд на себя. Я весьма желал бы заслужить также и те бла-
годарности, которые вы высказываете Бэкону за похвалу
обществу иезуитов, ибо для того, чтобы чтить его, я не ожи-
дал, чтобы вы заставили говорить о вас, но полагал, что такие
похвалы, сколь бы они ни были справедливы, неуместны
в энциклопедическом древе. Это упущение возмещено в самою
тексте труда. В нем мы приводим самое достоверное свиде-
тельство тех важных и весьма реальных услуг, которые ока-
зало ваше общество миру науки. Мы говорим там и о вас,
достопочтенный отец мой, да, и о вас в особенности. Вы
заслуживаете особых похвал, как никто другой. Кроме того,,
ваше содействие будет необходимо и для нас в некоторых
важных статьях, например, в статье Продолжение; мы на-
деемся, что вы соблаговолите дать нам необходимые сведения
о продолжателях знаменитых произведений Ариосто, Дон-
Кихота, Комического романа, а особенно одного извест-
ного вам труда, который продолжается в строжайшем инког-
нито* и о продолжении которого только вы одни можете
сделать нам сообщения. Будут приложены особые старания
к тому, чтобы вы не были недовольны статьей Газета; мы
справедливо почтим в ней ваших славных предшественников,,
об утрате которых мы сетуем, быть может, более, нежели*
вы. Мы скажем, что о. Бужан вложил в ваши сборники
логику, .о. Брюмуа—знания, о. Латур—жизненный опыт, ваш
друг о. Кастель—пылкость и остроумие. Мы добавим, что
в них привлекают внимание новые извлечения вашего коллеги:
о. Превилля тонкой и проницательной метафизикой, изящным-
и простым слогом, а в особенности — большим беспристра-
стием. Что касается, в частности, вас, то вы не будете за-
быты, и мы постараемся — я люблю пользоваться вашим
выражением — дать потомству представление о вашей,

74
Дени Дидро
заслуге. Наконец, я надеюсь, достопочтенный отец мой, что
вы найдете в этом труде больше философии, нежели мемуа-
ров. Я был бы крайне огорчен, если бы этот план не пришелся
вам по вкусу, но, как вы весьма справедливо заметили оо слов
Бэкюна (ибо вы не говорите ничего от себя), Энциклопедия
должна показать богатства одной части литературы и бед-
ность других.
Я хотел бы сделать еще много других замечаний по по-
воду вашего извлечения, но публика, как вы знаете, не любит
серьезных дискуссий. И я очень рад, что она читает мои
сочинения, ибо вы имеете среди нее много друзей. Кроме
Tioro, «вы уведомили меня, что вы не любите метафизических
тонкостей. И этот ответ написан лишь для того, чтобы
развлечь вас. Если я узнаю от тех, кто читает ваши мемуары,
что мои письма заслуживают некоторого внимания с вашей
стороны, я не упущу случая доставить вам удовольствие.
По милости бога и вашего журнала, материалы для них
вполне готовы. Мне говорили, что, не довольствуясь теми
милостями, которыми вы меня осыпали, вы хотите написать
для самого себя об Энциклопедии еще в ближайшем номере
вашего журнала. Я стараюсь, как видите, сберечь ваш труд.
Впрочем, в предполагаемой мною небольшой переписке, ко-
торая может составить в этом году лишний том для ваших
мемуаров, я постараюсь вести себя как можно лучше, досто-
почтенный отец мой, чтобы по мере моих сил не докучать вам ;
постараюсь, как могу, избегать в ней сухости, и ваши извле-
чения будут главным ее предметом. А прежде чем говорить
вам об Энциклопедии, я подожду того времени, когда она
выйдет в свет. Трудности, которые вы заметите в этой ра-
боте, и даже те, которых вы не заметите, будут вполне
разрешены в предисловии; составляет его г. Даламбер, пору-
чивший мне испросить у вас для него некоторую благосклон-
ность. В этом же предисловии вы найдете также и имена
ученых, которые ревностно старались содействовать заверше-
нию этого большого предприятия. Вы знаете их все, досто-
почтенный отец мой, или публика знает их за вас. Впрочем,
мы готовы согласиться, что для создания Энциклопедии
пятьдесят ученых не составляли бы слишком большого числа,
если бы к нему принадлежали даже вы.

Предисловия и письма
75
Имею честь быть с должными чувствами, достопочтенный
Ютец мой, вашим покорнейшим и т. д.
P. S. Прилагаю к этому письму одну статью словаря. Я
выбрал на этот раз статью Искусство. Она принадлежит мне.
Я постараюсь прилагать и другие статьи ко всем письмам,
которые я буду писать. Знатоки скажут вам о них свое мнение.
ВТОРОЕ ПИСЬМО К Д. О. БЕРТЬЕ, ИЕЗУИТУ
Perge, sequar.
'Aeneid.y lib. VI *.
Благодаря неясности начала вашего ответа, достопочтен-
ный отец мой, я не знаю, счастлив я или несчастлив в вы-
боре эпиграфов: я хотел просто предречь вам, что мое письмо
не причинит вам Огорчения. Крайне страшусь, что я ошибся:
вы творите о здоровье, как если бы мои приветствия бросили
вас в лихорадку. Впрочем, если бы я пожелал смотреть на
вас как на хорошего римского патриция, то я был бы не
менее расположен сыграть для вас роль матроны Аррии1.
Вы весьма тонко замечаете, что опасно писать на всякие
другие темы помимо чисто литературных; мне недолю при-
дется ждать, достопочтенный отец мой, пока вы убедитесь в
этой сами. Если рассудительный ученый, который одобряет
ваш журнал, припоминает большие похвалы, высказанные
вами по адресу Энциклопедии, то я сильно опасаюсь того,
что ваш издатель может о них забыть. Мне небезызвестно
различие между Газетой Треву я Газетой мореплавате-
лей и положение, которое они занимают в мире, и вы, до-Л-
стопочтенный отец мой, не должны опасаться того, что я как-
нибудь смешаю вас с адмиралом Ансоном2. Единственное
сходство, которое я мог бы найти между путешественником
и журналистом, состоит в том, что они не всегда говорят
правду, но это сходство обычное, и оно не должно относиться
к вам. Ваш цензор, который, при его рассудительности,
обладает такой хорошей памятью, быть может, более похож
на известных путешественников, которые помнят о наиболь-
* Продолжай, я последую за тобой.
«Энеида», кн. VI.

76
Донн Дидро
шем доверии общества к тому, чего они никогда не видели.
Критик, о котором вы мне говорите и которого ваши большие
похвалы побудили остановить работу над большим сочи-
нением в трех частях, известен мне так же, как и вам.
Я мог бы угадать его по этому разделению труда на три
части. У него были весьма серьезные основания устно зло-
словить по адресу Энциклопедии, но еще более серьезные—
ничего не высказывать о ней письменно. Я никогда не пре-
тендовал на бессмертие, достопочтенный отец мой: это
путешествие слишком длинно, чтобы оно не грозило опасно-
стью застрять в пути, особенно когда берешь на себя обя-
занность вести тех, кто по нему не идет, или задерживать
тех, кто идет в одиночку. Я знаю, что подразделения фило-
софской ветви у Бэкона весьма обширны, но думаю, что
они сильно отличаются от подразделений энциклопедического
древа, и вам, достопочтенный отец мой, я приношу глубочай-
шую признательность за ваши благие намерения и располо-
жение, которые побуждают вас взять на себя труд сказать
об этом слово. На этот раз вы не забудете, без сомнения,
припомнить мое признание и с присущим вам искусством
выделить то, что принадлежит мне и ему3. Я не сомневаюсь
в том, что господа энциклопедисты, которых вы знаете,—
весьма хорошие христиане: трудно думать, чтобы это было
иначе, когда речь идет о друзьях, и поэтому я горжусь тем,
что принадлежу к их числу. Их имена, говорите вы, несом-
ненно придали большой блеск моему имени. Это сообра-
жение слишком справедливо и слишком истинно для того,
чтобы быть нелюбезным; но первый том Энциклопедии в
этом отношении не оставляет желать ничего большего; в ожи-
дании его выпуска я буду довольствоваться кое-когда про-
славлением своего имени блеском вашего имени, ибо вы собла-
говолили позволить мне это. Вы утверждаете, что для со-
здания Энциклопедии недостаточно пятидесяти ученых,
если бы в их числе были и вы, и почти негодуете на то,
что я не высказал здесь любезности по отношению к вам.
Но я ссылаюсь здесь на вас, достопочтенный отец мой,—не
лучше ли бы было, если бы вы приняли на себя эту заботу,
а не я? Согласно моему обещанию вам я намеревался при-
ложить к этому письму одну статью словаря, но вы тал

Предисловия и письма
77
аккуратны в к>гвета«х, что мне совестно заставлять вас ждать
моего ответа. Исполню это в третьем письме. Я намерен
послать вам статью Анализ, и вы убедитесь, что напрасно
сетовали на меня, будто я выбираю для вас неинтересные
статьи. Беспрестанно ожидаю вашего отзыва о статье Искус-
ство и ваших сообщений к статье Продолжение 4.
Имею честь быть, достопочтенный отец мой, и т. д.
В Париже, 2 февраля 1751 года, в девять часов вечера,
по получении вашего журнала.
3. Предисловие к VIII тому «Энциклопедии»
Приступая к осуществлению этого предприятия, мы ожи-
дали лишь тех затруднений, которые могли быть вызваны
обширностью и разнообразием его содержания, но это был
мимолетный самообман—мы скоро увидели множество физи-
ческих препятствий, которые, согласно с нашими пред-
чувствиями, увеличились еще моральными препятствиями;
к ним мы не были подготовлены. Мир становится стар-
ше, но он не меняется. Быть может, индивидуум и со-
вершенствуется, но масса человеческого рода не становится
ни лучше, ни хуже. Сумма дурных страстей остается
одинаковой, врагам всего благого и полезного, кале и прежде,
нет числа.
Из всех гонений, выстраданных во все времена и у всех
народов людьми, которые посвятили себя заманчивому и опас-
ному соревнованию за внесение своего имени в перечень
благодетелей человечества, нет почти ни одного, которое не
применялось бы к нам. Мы испытали все, что история говорит
нам о темных происках зависти, лжи, невежества и фана-
тизма. В течение двадцати лет подряд мы едва ли имели
хоть несколько минут покоя. После дней, поглощенных не-
благодарным беспрерывным трудом, сколько было ночей ожи-
дания тех бедствий, которые стремилась навлечь на нас
злоба! Сколько раз поднимались мы с ложа, мучимые тре-
вогой, что нам придется отступить перед воплями клеветы,
разлучиться со своими родными, друзьями и соотечествен-
никами, дабы под небом чужбины искать необходимый для

78
Дени Дидро
нас покой и покровительство,. которое нам предлагали! Не
отечество было нам дорого, и мы постоянно надеялись, что
предубеждение уступит место справедливости. Впрочем, эте
свойственно человеку, поставившему перед собой благую
цель и уверившему себя в том, что его мужество будет лишь
возрастать от препятствий, воздвигаемых перед ним, между
тем как его невиновность отвратит от него или позволит
ему презирать угрожающие ему опасности. Добродетельный
человек способен поддаваться энтузиазму, который чужд
злодею.
Благородное и возвышенное чувство, поддерживавшее
нас, мы встречали также и в других. Все наши коллеги
усердно старались помочь нам; и как раз именно в то время,
когда наши враги поздравляли друг друга с успехом, неко-
торые ученые и светские люди, доселе довольствовавшиеся
лишь утешениями и соболезнованиями по нашему адресу,
приходили к нам на помощь и присоединялись к нашим
трудам. О, если бы нам было позволено выразить публич-
ную признательность всем этим искусным и отважным помощ-
никам! Но так как лишь одного из них мы можем свободно
называть, то попытаемся же, по крайней мере, отблаго-
дарить его достойно. Это г. кавалер де-Жокур1.
Если нам доведется радостно вскрикнуть, подобно мо-
ряку, увидевшему землю сквозь ночной мрак, в котором
он блуждал между небом и землей, то этим мы обязаны
г. кавалеру де-Жокуру. Чего он только не делал для нас,
особенно за это последнее время! С какой твердостью отка-
зывался он от нежных и властных увещеваний тех, кто
пытался отделить его от нас! Никогда еще отдых, выгода
и здоровье не приносились в жертву столь беззаветно и
безгранично. Самые трудные, самые неблагодарные иссле-
дования не отталкивали его. Он трудился без перерыва и
был доволен, когда ему удавалось избавить от неприятного
труда других. Но скудость нашей похвалы восполнит каждая
страница этого труда: нет ни одной из них, которая не
свидетельствовала бы о разнообразии его знаний и широте
его содействия.
Публика оценила семь первых томов, и для этих новых
томов мы просим лишь такой же снисходительности. Если

Предисловия и письма
VU
этот словарь не пожелают рассматривать как великое и пре-
красное произведение, то, по крайней мере, будут согла-
шаться с нами, лишь бы не завидовали нам во всем, вплоть
до пользы подготовки для него материалов. От нашего исход-
ного пункта до пункта, к которому мы пришли,—неизме-
римое расстояние, и для достижения цели, которую мы имел»,
смелость или дерзость поставить перед собой, быть может,
нам удавалось лишь находить предмет там, где мы его оста-
вили, и начинать с того, на чем мы кончили. Благодаря
нашим трудам последователи наши будут иметь возможность
идти дальше. Не делая указаний относительно предстоящих
нм задач, мы, по крайней мере, передадим им самое лучшее
собрание инструментов и машин, какое когда-либо суще-
ствовало, с гравюрами, относящимися к механическим искус-
ствам, с самым полным описанием их, какое когда-либо дава-
лось, и бесчисленным множеством статей по всем научным
отраслям. О соотечественники и современники наши! Сколь
бы строго вы ни судили этот труд, вспомните, что он был
предпринят, продолжен и завершен небольшой горсточкой,
людей одиноких, стесненных препятствиями в своих планах,
выставляемых в самом омерзительном свете, осыпаемых самой
ужасной клеветой и оскорблениями, поощряемых только
любовью к благу» одобряемых только немногими голосами.
и не имеющих иных средств, кроме тех, которые предоставило
им доверие трех или четырех коммерсантов!
Объединить открытия предшествующих веков — такова
была наша главная задача. Не пренебрегая этой основной
целью, мы не преувеличим оценки тех новых богатств, кото-
рые мы вложили в хранилище старинных знаний многими
томами in folio. Пусть переворот, который пускает росток
в какой-нибудь неизвестной области земли или тайно за-
мышляется в самой средине цивилизованных стран, вспых-
нет со временем, разрушит города, рассеет новые народы и
снова водворит невежество и мрак,—если сохранится хоть
один целый экземпляр этого труда, то не все окажется,
погибшим.
По крайней мере, думается мне, не будут оспаривать
того, что наш труд стоит на уровне своего века, а это ужо
кое-чего стоит. Самый просвещенный человек найдет в нем

30
Дени Дидро
незнакомые ему !мысли и неизвестные для него факты.
О, если бы всеобщее просвещение двигалось вперед настолько
быстро, что через двадцать лет в тысяче наших страниц
не нашлось бы ни одной строчки, которая не была бы
доступна всем! Властителям мира надлежит торопить такую
революцию, только они расширяют или суживают кругозор
знаний. Блаженны те времена, когда они все поймут, что
их благополучие — это повелевать просвещенными людьми!
Великие преступления всегда совершались лишь слепыми
фанатиками. Дерзнули ли бы мы сетовать на наши муки и
сожалеть о своих годах трудов, если бы мы могли льстить
себя надеждой, что побороли этот дух заблуждения, столь
противный покою обществ, поселили любовь между нашими
ближними, терпимость и сознание превосходства всеобщей
морали над всеми частными видами морали, которые воз-
буждают ненависть и смуту, рвут и ослабляют узы, свя-
зующие всех людей?
Такова была наша цель повсюду. Велика и редкостна
та честь, которую воздадут нашим врагам за их препятствия,
воздвигаемые перед нами! Предприятие, которому они мешали
с таким ожесточением, завершено. Если в нем есть что-
нибудь хорошее, то не их похвалят за это. Скорее их
обвинят за его недостатки. Как бы то ни было, но мы
предлагаем им перелистать эти последние томы. Пусть они
исчерпают на них всю строгость своей критики, пусть они
изольют на нас всю горечь своей желчи. Мы готовы простить
сто оскорблений за одно только хорошее замечание. Если
они признают, что постоянно видели нас простертыми перед
двумя вещами, составляющими счастье обществ и единственно
достойными преклонения — перед добродетелью и истиной,
то мы будем уже равнодушны ко всем их обвинениям.
Что касается наших сотрудников, то мы умоляем их
принять в соображение то, что материалы этих последних
томов собраны наспех и расположены беспорядочно, что печа-
тание производилось с поспешностью беспримерной, что од-
ному человеку, каков бы он ни был, невозможно было сохра-
нить при длительном просмотре всю ясность ума, которой тре-
бовало бесконечное множество различных и большей частью
весьма отвлеченных материалов. И если случится, что даже

Предисловия и письма
81
грубые ошибки исказят их статьи, это не должно ни оби-
жать, ни оскорблять их. Но для того, чтобы репутация,
которой они пользуются и которая для них дорога, никоим
образом не пострадала, мы согласны взять все ошибки этого
издания на себя. Если после такого обширного и подробного
объяснения некоторые из них забыли о нашей необходимости
трудиться вдали от их взоров и от их советов, то это было
следствием известного недовольства, которое мы никогда не
хотели вызывать в них и были не в силах предотвратить.
Э! Да что мы могли сделать, если не призвать к себе на
помощь всех тех, чья дружба и знания сослужили нам столь
хорошую службу? Не говорили ли мы сто раз о нашей
нужде! Найдется ли среди наших сотрудников хотя бы один,
которому в более счастливые времена мы не выказывали бы
всевозможные знаки уважения?2 Обвинят ли нас в том, что
мы не знали, насколько важным было их содействие для
совершенства труда? Если нас обвинят в этом, это будет
наша последняя мука, которую нам еще надлежит покорно
перенести.
Если к годам нашей жизни, протекшим с того времени,
юогда мы замышляли этот труд, добавить годы, отданные
нами на его осуществление, то нетрудно будет понять, что
мы прожили больше, нежели нам остается жить. Но мы
получим вознаграждение, ожидаемое нами от наших современ-
ников и наших потомков, если заставим их когда-нибудь
сказать, что прожили свою жизнь не совсем бесполезно.

П. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ МИРОВОЗЗРЕНИЯ
В ЦЕЛОМ
1. Природа
(Филос.)
Этот термин употребляется в различных смыслах. У Ари-
стотеля есть целая глава, посвященная различным значениям,
которые греки придавали слову cptwç, природа. У латинян
этих значений настолько много, что один автор насчитал их
четырнадцать или пятнадцать. Господин Бойль в специаль-
ном трактате по поводу общепринятых значений слова при-
рода, насчитывает среди них восемь главных.
Природа означает иногда систему мира, машину вселен-
ной или собрание всех сотворенных вещей.
Именно в этом смысле мы употребляем выражение созда-
тель природы; солнце же называем оком природы
потому, что оно освещает мир, и отцом природы — потому,
что оно наделяет землю плодородием, согревая ее. Мы
говорим также о фениксе или химере, что они в природе не
существуют.
Господин Бойль хочет, чтобы вместо слова природа в этом
смысле, во избежание двусмысленности и заблуждения, кото-
рое может вызвать этот термин, употреблялось слово мир
или вселенная.
Слово природа применяется в менее обширном значении
юо всем различным вещам, сотворенным или несотворенным,
телесным и духовным.

Статьи по вопросам мировоззрения в делом 83
В этом смысле мы и говорим: человеческая природа,
разумея здесь вообще всех людей, наделенных духовной и
разумной душой. Мы говорим также: природа ангелов, при-
рода бога. В этом же самом смысле богословы говорят:
natura naturans, natura naturata*. Они называют бога
natura naturans у как создателя бытия и природы всех
вещей, чтобы отличить его от творений, которые они назы-
вают natura naturata, ибо те получили свою природу из
рук другого существа.
* Слово природа в смысле еще более узком означает сущ-
ность какой-либо вещи или то, что философы-схоласты назы-
вают quidditas, то есть атрибут, который определяет собою
'данную вещь как таковую.
В этом именно смысле картезианцы и говорят, что при-
рода души есть мьппление, а природа материи — протяже-
ние. Господин Бойль хочет, чтобы слово «сущность» упо-
треблялось вместо слова природа.
В более особенном смысле употребляется слово природа
для обозначения естественного порядка и течения вещей, цепи
^вторичных причин или законов движения, установленных богом.
В этом смысле и говорится, что физики изучают природу.
Святой Фома определяет природу как вид божественного
искусства, сообщаемого сотворенным существам, дабы приве-
сти их к цели, которая для них установлена. Природа в этом
Смысле будет яе чем иным, как цепью причин и действий
или порядком, установленным богом для всех частей сотво-
ренного мира.
В этом же смысле и говорится, что чудеса находятся
вне власти природы, что искусство преодолевает или превос-
ходит природу с помощью машин, когда оно производит
ими действия, превосходящие те, которые мы наблюдаем
в естественном порядке вещей.
Под словом природа подразумевается также собрание сил
или способностей тела, особенно живого тела.
В этом именно смысле врачи говорят: природа крепкая,
слабая, истощенная, или: при известных болезнях природа:
предоставленная самой себе, излечивается сама.
* Природа производящая, природа произведенная.
6*

84
Денн Дидро
Слово природа употребляется иногда в еще менее широ-
ком смысле, для обозначения действия провидения, начала
всех вещей, той силы или духовного существа, которое воз-
действует на все тела, наделяя их известными свойствами
и производя в них известные действия.
Природа в этом смысле, предпочитаемом г. Бойлем, будет
не чем иным, как самим богом, действующим согласно опреде-
ленным законам, которые он установил.
Это, повидимому, довольно близко сходится с представле-
нием многих древних мыслителей, считавших природу богом
мира, та xàv, который возглавляет все и управляет воем, хотя
другие рассматривали это существо как вымысел, разумея
под словом природа качества или силы, дарованные богом
его творениям и персонифицированные поэтами и ораторами.
Отец Мальбранш утверждает, что все рассуждения древ-
них школ о природе способны привести нас только к идоло-
поклонству, так как под этим словом древние язычники подра-
зумевали нечто, не являющееся богом, но в то же время
беспрерывно действующее в мире1. Таким образом, идол
природа, по их учению, должен быть деятельным началом,
соперничающим с богом, вторичной и непосредственной при-
чиной всех изменений, происходящих в материи. Это пред-
ставление сближается с представлениями тех, которые допу-
скали существование anima mundi*, рассматривая природу
как заместителя божества, как побочную .причину, нечто вроде
посредника между богом и его творениями.
Аристотель определяет природу как principium et causa
motus et ejus in quo primo per se et non per se accidens **.
Это настолько темное определение, что, вопреки всем
толкованиям его, ни один из комментаторов не мог объяснить
его смысл.
Это начало, которое перипатетики называли природой,
действовало, как они думали, по необходимости, а следова-
тельно, была лишено знания или свободы.
Стоики мыслили природу тоже как некий дух, разлитый
по вселенной и наделяющий каждую вещь своим движением.
* Мировая душа.
** Начало и причина движения и того, в чем оно является
первичным само по себе, а не акциденциальным само по себе.

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 85
Такям образом, все подчинено неизменному порядку слепой
природы и необходимости.
Когда говорится о действии природы, то разумеется уже
только действие одних тел на другие, согласное с законами,
установленными создателем.
Здесь именно и выражен весь смысл этого слова, которое
даляется лишь сокращенным способом обозначения деятель-
ности тел и которое, быть может, следовало скорее заменить
словом механика тел.
По замечанию г. Бойля, есть люди, подразумевающие под
словом природа лишь закон, который каждая вещь получила от
создателя и согласно которому она действует всегда. Но такой
смысл слова природа будет не собственным, а фигуральным.
Этот же автор предлагает определение значения слова
природа, по его мнению, более верное и более точное, нежели
все другие. С помощью своего определения он считает возмож-
ным легко понять аксиомы и выражения, относящиеся к этому
слову. Он различает частную природу и общую природу.
Общую природу он определяет как собрание тел, которые
обусловливают данное состояние мира, а это состояние — как
принцип, согласно которому тела действуют и воспринимают
воздействия по законам движения, установленным творцом
всех вещей.
! Частная природа подчиненного или индивидуального
существа есть тоже природа, но в применении к некоторой
обособленной частице мира; это собрание механических
свойств (например, величина, фигура, порядок, положение
и местное движение), пригодных и достаточных для того,
чтобы составить вид и название вещи или отдельного тела,
деятельность всех существ, рассматриваемая, как принцип
движения, покоя и т. д. , ч ^ ч w
2. Животное
(Разум. Философия, или наука. Наука о природе.
Зоология. Животное)
Что такое животное? Вот один из тех вопросов,
которые тем более приводят в затруднение людей, чем
глубже их познания в философии и естественной исто-

8o
Дени Дидро
рии. Обозревая все известные свойства животного, нельзя
найти ни одного, которое отсутствовало бы у суще-
ства, получившего от нас по необходимости название
животного, или не принадлежащего какому-нибудь дру-
гому существу, которому нельзя дать этого названия.
Впрочем, если верно,— а это не подлежит никакому
сомнению,— что вселенная есть единая машина, в кото-
рой все связано и в которой все вещи восходят или
нисходят одна перед другой незаметными ступенями,
так что в этой цепи нет никаких перерывов и цветная
лента знаменитого о. Вастеля1, иезуита, на которой
можно видеть незаметный переход от черного к белому,
от оттенка к оттенку, является подлинным изображе-
нием прогресса природы, то нам трудно установить те
границы, в пределах которых животность, если так
можно выразиться, начинается и кончается. Опреде-
ление животного будет либо слишком общим, либо недо-
статочно обширным, будет заключать в себе то, что,
быть может, следует исключить, и исключать другое,
что должно быть в нем заключено. Чем больше мы
изучаем природу, тем прочнее мы убеждаемся в том,
что ради точности требуется почти столько же раз-
личных наименований, сколько в ней существует отдель-
ных вещей, и что одна только нужда изобрела общие
названия, ибо эти названия обладают той или иной
широтой, имеют смысл или лишены смысла в зависи-
мости от степени прогресса естествознания. Однако,
что же такое животное? Это,— говорит г. Бюффон (Общ.
и частн. ест. ист.),—живая и организованная материя,
которая чувствует, действует, двигается, питается и
размножается. Следовательно, растение есть живая и
организованная материя, которая питается и размно-
жается, но не чувствует, не действует и не двигается.
А минерал — мертвая и грубая материя, которая не
чувствует, не действует, не двигается и не размно-
жается. Отсюда еще следует, что чувство составляет
основной отличительный признак животного. Но твердо
ли доказано, что нет животных, лишенных того, что мы
ьазываем чувством, или, точнее, если мы согласимся

Статьи по вопросам мировоззрения в целом ь!
в этоЦ с картезианцами, есть ли другие, отличные от
нас, животные, которые обладают чувством? Звери, гово-
рят они, обнаруживают признаки его, но один только
человек обладает им. Впрочем, и сам человек разве не
утрачивает иногда чувство, не переставая жить и быть
животным? Пульс тогда бьется, кровь циркулирует, и
выполняются все животные функции, но человек не чув-
ствует ни самого себя, ни других; что же тогда пред-
ставляет собою человек? Если в этом состоянии он
продолжает оставаться животным, то кто нам сказал,
что нет таких представителей этого вида, которые не
составляли бы переходную ступень между самым совер-
шенным растением и самым тупым животным? Кто
нам сказал, что эта ступень не заполнена существами,
находящимися в более или менее бессознательном со-
стоянии, более или менее глубоком сне? Таким образом,
единственное различие между этим классом и классом
других животных, к которому принадлежим, например,
мы, состоит в том, что on спит, а мы бодрствуем,
что мы — чувствующие животные, а они — не чувствую-
щие. Итак, что же такое животное?
Послушаем теперь более пространные объяснения г. Бюф-
фона. Слово животное,— говорит он {Ест. ист., т. II,
стр. 260),— в том смысле, как мы его употребляем обычно,
обозначает общую идею, составленную из частных идей ка-
ких-либо отдельных видов животных. Все общие идеи со-
держат в себе различные частные идеи, более или менее
близкие или далекие по отношению друг к другу* а следова-
тельно, никакая общая идея не может быть точной и опре-
деленной. Наша общая идея животного создается, если
вам угодно, главным образом, из частной идеи собаки, ло-
шади и других животных, которые кажутся нам наделен-
ными умом и волей, двигаются и определяются к поступкам
соответственно этой воле, которые состоят из мяса и крови,
ищут и находят себе пищу, обладают чувством, полом и спо-
собностью размножаться. Значит, мы соединяем вместе мно-
жество частных идей, когда, составляем общую идею, которую
мы выражаем словом эюивотное, и нужно заметить, что
среди этого множества частных идей нет ни одной, которая

88
Дени Дидро
обставляла бы сущность общей идеи. Ибо, согласно' всеоб-
щему признанию, есть сисивотные, которые не обнаруживают
никакого ума, никакой воли, никаких поступательных движе-
ний; есть среди них и такие, у которых нет ни мяса, ни
крови, они кажутся лишь комочками слизи; есть такие, ко-
торые не могут отыскивать себе пищу и получают ее только
из населяемой ими стихии; наконец, есть среди них и ли-
шенные чувства, даже осязания, по крайней мере, в той
степени, какую мы могли бы заметить; есть бесполые, а есть
и другие — двуполые; и для животного вообще остается
лишь то, что роднит его с растением, то есть способность
размножаться. Значит, общая идея составлена из всей сово-
купности животного царства, а так как эта совокупность
состоит из различных частей, то среди них необходимо
должны быть степени и оттенки. Насекомое в этом смысле
несколько менее животное, нежели собака; устрица еще
менее животное, нежели насекомое; морская крапива или
пресновидный полип еще менее, нежели устрица; и так как
природа совершает переход незаметными оттенками, то мы
должны найти животных, которые являются еще менее
животными, нежели морская крапива или полип. Наши
Общие идеи суть лишь искусственные системы, которые мы
выработали для подведения большого числа объектов под
одну и ту же точку зрения; и будучи искусственными систе-
мами, они обладают недостатком — неспособностью объять
собою все; они даже противоречат порядку природы, который
однообразен, в котором незаметны переходы и все соста-
вляется из частностей. Таким образом, только из желания
объять слишком большое число частных идей одним словом
мы лишаемся возможности создать ясную идею, обозначае-
мую этим словом, ибо, найдя это слово, мы считаем его уже
линией, которую можно провести между произведениями при-
роды, и думаем, что все существа, находящиеся на этой ли-
нии,— подлинно животные, а все, находящееся под этой
линией, может быть только растительностью, разрядом
существ, обозначаемым другим словом, которое тоже употре-
бляется в качестве линии раздела между органическими и
мертвыми телами. Но эти линии раздела в природе не суще-
ствуют; есть существа, которые не являются ни живот-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 89
ними, ни растениями, ни минералами if которых тщетно пы-
тались отнести то к тем, то к другим. Например, когда
р. Тремблей2, знаменитый своим открытием животных, ко-
торые размножаются всеми своими отпавшими, отрезанными
али отделенными частями, впервые изучал полип морской
Чечевицы, то сколько времени потратил он на то, чтобы
узнать, животное этот полип или растение! Сколько было
у него по этому поводу сомнений и колебаний! И именно
потому, что морская чечевица, быть может, ни то, ни другое,
и о ней можно сказать только то, что она стоит несколько
ближе к животному, нежели к растению. И так как
хотят, чтобы всякое живое существо было либо живот-
ным, либо растением, то принято думать, что органическое
тело недостаточно хорошо изучено, если его нельзя обо-
значить одним из этих общих терминов, между тем как должно
думать, да и есть в действительности множество организ-
мов, которые нельзя отнести ни к тому, ни к другому. Дви-
жущиеся тела, которые находятся в семенных жидкостях,
в настойках мяса животных, зерен и других частей рас-
тений, принадлежат к этому разряду;, о них нельзя сказать,
что они животные, нельзя сказать, что они и растения,
и, несомненно, еще менее скажем мы, если назовем их
минералами.
Следовательно, можно утверждать, не страшась слишком
забежать вперед, что великое подразделение произведений
природы на животных, растения и минералы не обни-
мает собой все материальные вещи. Мы сказали, что порядок
природы основывается на постепенных и нередко неощутимых
вереходах; незаметными оттенками природа переходит и от
животного к растению; но переход от растительного цар-
ства к царству минералов резок, и закон перехода только
через оттенки здесь как бы опровергается. Это дало повод
г. Бюффону подозревать, что, рассматривая природу ближе,
можно открыть промежуточные существа: органические
тела, которые, например, не обладая способностью воспроиз-
ведения, .присущей животным и растениям, наделены,
Однако, некоторым подобием жизни и способности к движе-
нию; другие существа, которые, не будучи ни растениями,
ни животными, могут проникать в тела тех и других, и>

^u
Л, они Дидро
наконец, существа, представляющие собою лишь первичное
«сочетание органических молекул.
Но не задерживаясь долее на определении животного,
которое, как теперь видно, весьма несовершенно и с те-
чением веков покажется еще менее совершенным, по-
смотрим, какие познания можно извлечь из сравнения
животных и растений. Нам почти нет нужды уве-
домлять, что за исключением нескольких размышлений,
напечатанных курсивом, которьсе мы дерзнули вставить
там и сям в дальнейшее изложение этой статьи, она все-
цело основана на Общей и частной естественной истории; слог
и предмет будут достаточным свидетельством этого.
Среди множества объектов, которые доставляет нам этот
обширный шар, говорит г. Бюффон (стр. 1), среди бесконеч-
ного числа различных произведений, которыми покрыта и
населена его поверхность, животные стоят на первом месте
как по их сходству с нами, так и по известному нам прево-
сходству их над растениями или неодушевленными вещами.
Животные, благодаря их чувствам, их форме и их движению,
имеют гораздо больше связей с вещами, окружающими их,
нежели растения. Но не нужно упускать из виду того, что
число этих связей бесконечно вариирует, что у полипа
оно меньше, нежели у устрицы, а у устрицы меньше,
нежели у обезьяны; и растения, благодаря их развитию, их
форме, их росту и разнообразию частей их, имеют, в свою
Очередь, больше связей с внешними предметами, нежели ми-
нералы или камни, которые лишены всякой жизни и движе-
ния. Заметьте еще, что этим связям ничто не мешает
тоже вариировать и тем самым быть более или менее
многочисленными; таким образом, можно сказать, что
•есть минералы менее мертвые, неж.ели прочие. Между
тем, именно этим-то числом связей животное подлинно воз-
вышается над растением, а растение над минералом. И сами
мы, если рассматривать нас лишь с телесной стороны нашего
•существа, разве не возвышаемся над животными только
несколько большим числом связей, например, тех, которые
доставляют нам язык и руки, а в особенности язык? Речь
предполагает аоследовательность мыслей, и именно поэтому
животные лишены всякой речи. Несмотря на то, что за ними

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 91
хотят признать нечто подобное первичным аппрегензиям и
самым грубым механическим чувствам нашим, кажется не-
сомненным, что они не способны к той ассоциации идей, кото-
рая одна только может породить размышление, составляющее,
между тем, сущность мысли. И потому именно, что они не
могут соединять никаких идей, не мыслят и не говорят,
они ничего не изобретают и не совершенствуют. Если бы
они были наделены способностью мышления хотя бы и в
самой низкой степени, то они были бы способны к некоторому
прогрессу, были бы изобретательнее; нынешние бобры
строили бы искусное и прочнее, нежели первые бобры;
пчела постояно улучшала бы ячею, в которой она живет,
ибо если предположить, что эта ячея настолько совершенна,
насколько это для нее возможно, то мы признаем за этим
насекомым ум, каким мы не обладаем сами, разум, превышаю-
щий наш: при помощи его она сразу постигает до конца
все совершенство, до которого должна довести свое произве-
дение, тогда как мы не способны на это и нам удается лишь
ценою долгих размышлений и упражнений усовершенствовалъ
самое незначительное из своих искусств. Но откуда может
проистекать все это однообразие в произведениях живот-
ных? Почему каждый их вид всегда делает лишь одно
и то же и одинаковым способом? Почему каждый индивид
их строит не лучше и не хуже, нежели прочие? Можно ли
найти более убедительное доказательство того, что их дей-
ствия являются следствиями чисто механических, материаль-
ных причин? Ибо если бы они обладали малейшей искоркой
света разума, свойственного нам, то, по крайней мере, в про-
изведениях их наблюдалось бы разнообразие, если не про-
гресс; каждый индивид одного и того же рода создавал бы
яесюолько иначе, чем другие. Но нет, все они трудятся по
одному образцу; порядок их действий предначертан для всего
рода — он не принадлежит индивиду; и если мы вздумаем
приписать им душу, то будем вынуждены признать, что у
всего рода имеется только одна душа, к которой равно при-
частен каждый индивид. Значит, эта душа должна быть де-
лимой, а следовательно, материальной и весьма сильно от-
личаться от нашей души. Ибо почему наши произведения,
наши изделия так разнообразны? Почему рабское подражание

92
Дени Дидро
труднее для нас, нежели осуществление нового замысла?
А потому, что наша душа принадлежит только нам, что она
независима от душ других, что мы не имеем ничего общего
с другими представителями нашего рода кроме материи на-
шего тела. Но каково бы ни было различие между нами и
животными, нельзя отрицать того, что мы весьма сильно
сближаемся с ними своими низшими способностями.
Значит, можно сказать, что хотя все творения создателя
сами по себе одинаково совершенны, животные, в нашем
понимании, все же творения самые совершенные, и человек
есть вершина его искусства.
В самом деле, если мы начнем с животного, которое
здесь является главным объектом нашего внимания, прежде
чем переходить к человеку, что за пружины, что за силы, что
за движения заключены в этой маленькой частице материи,
составляющей тело животного! Какое единство, какая гар-
мония, какое соответствие! Сколько сочетаний, сколько си-
стем, причин, следствий и законов, которые всецело напра-
влены к одной и той же цели и которые мы узнаем лишь по
результатам, настолько трудным для понимания, что они
перестали быть для нас чудесами лишь благодаря отсутствию
у нас привычки размышлять! '
Однако сколь бы удивительным ни казалось нам это со-
здание, все же величайшим чудом является не индивид;
имепно в смене поколений, в размножении и продолжении
видов кажется совершенно непостижимой природа или, точ-
нее, если восходить выше, в порядке, которому подчинены
части целого божественной мудростью и всемогущей дес-
ницей, ибо как только этот порядок был создан, дей-
ствия, сколь бы изумительны они ни были, стали уже
необходимыми и простыми следствиями законов движе-
ния. Машина построена, и часы идут под наблюдением
часовщика. Но среди действий механизма способность
производить себе подобных, свойственную животным и
растениям, этот вид постоянно наблюдаемого и кажу-
щегося вечным единства, эту воспроизводительную силу,
всегда действующую и никогда не уничтожающуюся, если
мы рассматриваем ее саму по себе, без какого бы то
ни было отношения к порядку, установленному веемо-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 93
гущим, следует признать тайной, глубину которой нам
ne дано постигнуть.
Неодушевленная материя, этот камень, эта земля* ко-
торую мы попираем своими ногами, обладает некоторыми
свойствами. Само существование их уже предполагает весьма
большое количество свойств, и даже самая неорганизованная
материя, благодаря своему существованию, не может не
иметь бесконечного множества связей со всеми другими ча-
стями вселенной. Мы не будем говорить, подобно некоторым
философам, что материя, какую бы она форму ни имела,
сознает свое существование и свои относительные способ-
ности; это мнение связано с метафизическим вопросом, обсу-
ждение которого можно найти в статье Душа. Для нас до-
статочно будет осознать, что раз мы сами не знаем всех
отношений, которые у нас могут быть со всеми внешними
предметами, то мы должны считать несомненным, что у неоду-
шевленной материи это знание бесконечно меньше и что,
кроме того, если наши ощущения совершенно непохожи на
предметы, вызывающие их, то мы должны сделать по анало-
гии ' вывод, что неодушевленная материя не чувствует, не
ощущает и не сознает своего существования. Приписывать
;ей некоторые из этих способностей значит наделять ее спо-
собностью мыслить, действовать и ощущать почти по тем
же правилам, таким же образом, как мыслим, действуем и
ощущаем мы сами, а это противоречило бы как разуму, так
и учению религии. Но есть взгляд, согласующийся как
с тем, так и с другим и внушенный нам зрелищем
природы в ее отдельных произведениях: способность
^мыслить, действовать и чувствовать стоит у одних
Уиодей на более высокой ступени, нежели у других, осла-
бевает по мере нисхождения по лестнице существ на
низшие ступени и, вероятно, угасает на какой-нибудь
'весьма отдаленной ступени. Эта ступень находится
между растительным и оюивотным царством, и мы
Постепенно будем приближаться к ней с помощью своих
наблюдений, но никогда не сумеем ее уловить: опыт
всегда будет по сю сторону ее, а умозрения всегда будут
идти за ее пределы ; опыт идет шаг за шагом, а умозре-
ние— всегда отклонениями и прыжками.

94
Дени Дидро
Следовательно, мы скажем, что, будучи созданы из земли
и составлены из пыли, мы действительно имеем с землей и
пылью общие отношения, связующие нас с материей вообще;
таковыми являются протяжение, непроницаемость, тяжесть
и т. п. Но так как мы не замечаем этих чисто материальных
отношений, так как они не оказывают никакого влияния
на наше внутреннее существо, так как они существуют без
нашего участия и после смерти или до жизни они совсем
не воздействуют на наши чувства, то нельзя сказать, что
они составляют часть нашего существа; значит, существова-
ние подлинно дается нам организацией, жизнью и душой.
Материя, рассматриваемая с этой точки зрения, скорее явля-
ется для него чем-то побочным, нежели основным. Это
чуждая оболочка, связь которой с нами неизвестна для нас,
а присутствие вредно, и порядок мыслей, составляющий наше
существо, быть может, совсем от нее не зависит. Мне ка-
жется, что историк природы уступает здесь метафи-
зикам больше, нежели они осмелились бы от него тре-
бовать. Пак бы мы ни мыслили после того, как наша
душа освободится от своей оболочки и выйдет из состоя-
ния куколки, очевидно, что эта презренная скорлупа,
в которой она была заключена на некоторое время, ока-
зывает огромное влияние на порядок мыслей, составляю-
щий ее существо, и вопреки иногда весьма неприятным
результатам этого влияния она тем самым, очевидно,
совсем не утрачивает своей мудрости, постоянно напо-
минающей нам посредством этого стрекала о необхо-
димости заботиться о себе и своем роде.
. Значит, мы существуем сами не зная как и мыслим сами
не зная почему. Это положение мне кажется очевидным,
но касательно второй части его можно заметить, что
душе свойственна своего рода инерция, вследствие ко-
торой она была бы постоянно занята одной мыслью,
если бы ее не отвлекала какая-либо внешняя вещь, преду-
преждающая об этом, не преодолевая, однако, ее воли.
Именно благодаря этой последней способности она оста-
навливает свое внимание или легко переходит от созер-
цания одного предмета к другому. Когда эта способность
перестанет действовать, она застывает в созерцании

Статьи по вопросам мировоззрения в делом 95>
одного и того же предмета; таково, быть может, со-
стояние засыпающего, даже спящего и погруженного в
глубокие размышления человека. Шли этому последнему
и случается обозревать по порядку различные предметы,.
мо это действие обусловливается не его волей; его увле-
каем сама связь идей, и я не знаю человека, действующего
более машинально, нежели тот, кто глубоко погружен
# размышление, за исключением лишь человека, погру-
женного в глубокий сон.
Но независимо от того, как мы существуем или чув-
ствуем, истинны или обманчивы наши ощущения, видимость
фни или реальность, результаты этих ощущений являются
||0 отношению к нам не менее достоверными. Этот порядок.
1дей, эта последовательность внутри нас самих, хотя и
|ильно отличаются от предметов, вызывающих их, все-таки,
рредставляют собой самые реальные проявления нашей инди-
видуальности и устанавливают между нами и внешним миром
|ётношения, которые мы можем рассматривать как реаль-
рые связи, ибо они неизменны и по отношению к нам всегда
Еывают одинаковы. Таким образом, мы не должны сомне-
ваться в том, что различия или сходные черты, замечаемые
1ами в предметах, есть достоверные и реальные различия и
|ходные черты в порядке нашего существования по отно-
шению к этим предметам. Следовательно, мы можем занять.
щля себя первый ряд в природе. Затем мы должны поместить,
на второе место животных, на третье — растения и на
Четвертое — минералы. Ибо хотя мы и не очень ясно отли-
чаем качества, присущие нам благодаря одной только живот-
ности, от качеств, присущих нам благодаря духовности нашей
души или, вернее, превосходства нашего разума над разу-
мом животных, мы никак не можем сомневалъся в том, что
животные, будучи наделены теми же чувствами, что и мы,
подчинены тем же законам жизни и движения и, совершая
бесчисленное множество действий, подобных нашим, имеют
с внешними предметами отношения того же порядка, что и;
мы, и что, стало быть, мы сходны с ними во многом. Мы
сильно отличаемся от растений, но, однако, походим на них
больше, нежели они — на минералы, потому что растения
имеют в некотором роде форму живого существа, живую»

96
Дени Дидро
телесную организацию, несколько сходную с нашей, тогда
►как у минералов нет никаких органов.
Значит, для описания животного нужно сперва точно
узнать характер свойственных ему отношений, а затем вы-
явить среди них те, которые свойственны растениям и мине-
ралам. У животного есть только одно общее с минера-
лами— это качества материи вообще; его сущность обладает
теми лее виртуальными свойствами: она протяженна, весома,
непроницаема, как и всякая другая материя, но его устрой-
ство совершенно иное. Минерал есть только грубая бессозна-
тельная материя, действующая лишь по механическим зако-
нам, повинующаяся лишь общим силам вселенной, неоргани-
зованная, бессильная, лишенная каких бы то ни было способ-
ностей, даже способности размножаться, бесформенное веще-
ство, существующее лишь для того, чтобы быть попираемым
ногами людей и оюивотных, не менее презираемое мудрецом,
если оно даже носит название драгоценного металла, и
имеющее произвольную ценность, которая всегда подчипепа
воле человека, всегда зависит от соглашения людей. Живот-
ное соединяет в себе все силы природы;.источники, оживляю-
.щие его, свойственны только ему одному; оно хочет, оно дей-
ствует, склоняется к решению, оно трудится, оно сообщается
посредством своих чувств с самыми отдаленными предме-
тами; его личность — центр, к которому сходится все, точка,
в которой отражается вся вселенная, мир в уменьшенном
виде. Вот те отношения, которые ему свойственны; общие
из них с растениями — это способность расти, развиваться,
восстанавливаться и размножаться. Вполне понятно,
что все эти истины затуманиваются на границах
царств природы и'что их с большим трудом можно
ясно усмотреть при переходе от минералов к расте-
ниям и от растений к животным, следовательно, в том,
что было сказано выше, как и в этом случае, необхо-
димо провести весьма точное сравнение между живот-
ным, растением и минералом, если мы не хотим за-
брести в бесконечный лабиринт, из которого никогда
не сумеем выйти.
Наблюдатель должен исследовать все индивиды по
отдельности, но историк природы вынужден охваты-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 97
еать их большими массами, и эти массы он разрезает
по тем местам цепи, где ему кажется легче разрезать;
и он остерегается думать, что эти разделения я в ля-
ются произведением самой природы.
Самым очевидным различием между животными и ра-
стениями кажется способность двигаться и менять место,
которой наделены животные, но лишены растения. Правда,
мы не знаем ни одного растения, способного совершать по-
ступательные движения, но мы видим другие группы жи-
вотных, таких, как устрицы, насекомые, образующие на-
фосты на растениях, и т. п., которым как будто в этой спо-
собности отказано. Стало быть, это различие не является
Славным и необходимым.
г Более существенное различие может быть усмотрено в
Способности чувствовать, в которой нельзя отказать жи-
вотным и которой повидимому лишены растения. Но сло&о
[чувствовать обнимает собой такое множество понятий, что
£го нельзя и произносить, не произведя над ним сперва ана-
.лиз; ибо если под словом чувствовать мы разумеем лишь
движение вследствие удара или сопротивления, то мы убе-
димся, что растение, признаваемое чувствующим, способно
"испытывать подобного рода чувство так же, как и живот-
ные. Если же, напротив, слово чувствовать означает за-
мечать и сравнивать ощущения, то мы не уверены в том,
£то животные обладают такого рода чувством, и если мы
признаем нечто подобное за собаками, слонами и- др., дей-
ствия которых кажутся обусловленными теми же причинами,
что и наши, то мы откажем в нем бесконечному множеству
других видов животных, а особенно тем, которые кажутся
неподвижными и бездейственными. Если мы пожелаем, чтобы,
Например, устрицы были наделены чувством, как собаки, но
дашь в гораздо более низкой степени, то почему нельзя
признать, что этим чувством наделены и растения и оно
стоит лишь еще на ступень ниже? Это различие между
животными и растениями не является главным; оно не
очень точно. Но разве существуют только два этих
вида чувства — двигаться вследствие удара либо сопро-
тивления или замечать и сравнивать ощущения? То,
что называется во мне чувством удовольствия, боли
7 Дндро, т. VU

98
Дени Дидро
и т. д., чувством собственного существования и т. д.,
мне кажется, не есть ни движение, ни ощущение, ни
сравнение ощущений. Мне кажется, что с этим по-
следним чувством, в третьем смысле, обстоит дело
так же, как и с мыслью, которую нельзя сравнивать
ни с чем, ибо она не похожа ни на что, и что живот-
ные, весьма возможно, наделены какой-то частицей
этого чувства.
Третье различив состоит в способе питания. Животные
с помощью некоторых внешних органов схватывают нужные
для них предметы, отыскивают себе пастбища и выбирают
пищу; растения же, повидимому, могут получать только
ту пищу, которую пожелает дать им земля. Кажется, что
эта пища всегда одна и та же, что нет никаких изменений
в способе ее добывания, никакого выбора; влага земли —
единственная пища их.. Между тем, если присмотреться к
устройству и деятельности корней и листьев, то можно скоро
признать, что это и есть внешние органы, которыми расте-
ния пользуются для всасывания пищи; можно увидеть, что
корни отклоняются от препятствия или залежи дурной земли
и уходят на поиски хорошей земли, что эти корни даже
делятся, размножаются и, более того, изменяют свою форму,
чтобы доставить растению пищу. Следовательно, различие
между животными и растениями состоит не в способе
их питания. Это кажется тем более справедливым, что
произвол, который изумляет нас в действиях движу-
щихся животных при отыскании ими пищи, а также
в других случаях, чего мы не видим у растений, быть
может, есть только результат предубеждения, иллю-
зия наших чувств, введенных в заблуждение разнообра-
зием движений животных, движений, которые могли бы
быть в сто раз разнообразнее и все-таки от этого
не свободнее. Но почему, спросят меня, эти движения
так разнообразны у животных и так однообразны у
растений? А потому, мне кажется, что растения дви-
жутся только под действием сопротивления или удара>
тогда как на животных, имеющих глаза, уши и все
прочие органы чувств, как и мы,— органы, которые
могут возбуждаться одновременно или порознь, одно

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 99
только это сочетание сопротивления и удара, хотя бы
ясивотное было совершенно пассивно, должно действовать
бесконечным множеством различных способов; оттого
мы и не можем усмотреть однообразия в их действиях.
Вот почему мы и говорим, что камень падает необхо-
димо, что собака по своей воле бежит на зов; вот
почему мы не сетуем на черепицу, которая ушибла
пашу руку, и гневаемся на собаку, которая укусила
нашу ногу, хотя, быть может, все различие между
черепицей и собакой состоит здесь в том, что все
черепицы падают одинаково, а одна и та же со-
бака никогда в жизни не действует одинаково два
раза. У нас нет иной идеи необходимости кроме той,
которую порождает в нас постоянство и однообразие
явления.
Этот анализ убеждает нас в очевидности того, что ме-
жду животными и растениями нет никакого вполне су-
щественного и главного различия и что природа постепенно,
йезаметными переходами, нисходит от животного, которое
кажется нам самым совершенным, к наименее совершенному,
$ от этого последйего — к растению. Пресноводный полип,
|Йбли угодно,—последнее из животных и первое из ра-
сггений.
| Рассмотрев различия, мы, отыскивал уже сходные черты
|йежду животными и растениями, найдем среди них сперва
Ьдну, которая является весьма важной и существенной,
1а» именно общую для тех и других способность размножаться,
Способность, требующую гораздо больше отношений и всего
Прочего, нежели мы можем себе представить, и убеждающую
fcao в том, что оюивотные и растения являются для природы
Существами почти одного и того же порядка.
Вторая черта сходства! моокет быть усмотрена в развитии
tac частей, в свойстве, одинаково им присущем, ибо расте-
ния, так же как и животные, обладают способностью расти,
и если в развитии их наблюдается различие, то это раз-
личие не является ни абсолютным, ни существенным, по-
тому что у животных есть весьма; важные части, напри-
мер, кюсти, шерсть, когти, рога и т. д., развитие которых
является простым произрастаадэм, и что в начале своего
7*

100
Двни Дидро
обр&зоЬания зародыш представляет собою скорее растение,
нежели животное.
Третья черта сходства состоит в том, что некоторые
животные размножаются так же, как растения, и теми же
способами: размножение тлей, совершающееся без совоку-
пления, напоминает размножение растений посредством се-
мян, а размножение полипов посредством деления похоже
на размножение деревьев посредством отростков.
Следовательно, можно еще с большим основанием утвер-
ждать, что животные и растения — это существа одного
порядка и что природа, повидимому, переходит от одних
к другим незаметными оттенками, ибо они обладают суще-
ственными и главными чертами сходства, тогда как между
ними нет никаких различий, которые можно было бы счи-
тать такими же.
Если мы сравним теперь животных с растениями с
другой стороны, со стороны их численности, мест, населяе-
мых ими, их величины, силы и т. д., то мы придем отсюда
к новым выводам.
Число видов животных намного превышает число ви-
дов растений, ибо в одном классе насекомых, быть может,
больше видов, в значительней части своей ускользающих
от нашею глаза, нежели видов растений, наблюдаемых на
поверхности земли. Животные вообще гораздо менее сходны
между собой, нежели растения, и именно сходство между
растениями делает трудным распознавание и классификацию
их. Это и породило системы ботаники, на которые затрачено
гораздо больше труда, нежели на системы зоологии, ибо
животных, действительно имеющих между собою более за-
метные различия, нежели растения, легче распознавать и
различать, проще наименовывать и Описывать.
Кроме того, есть еще одно преимущество в распозна-
вании видов животных и различении их, а именно следует
рассматривать как представителей одного вида тех живот-
ных, которые путем совокупления продолжают свой род
и сохраняют ею типические черты, и как представителей
разных вцдов тех, которые тем же способом не могут про-
извести ничего. Таким образом, лиса будет принадлежать
к кному виду, нежели собака, если действительно совоку-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 101
плейие между самцом и самкой этих двух видсй не дает
никаких результатов; от них может родиться смешанное
окгивотное, ублюдок, но так как этот ублюдок не даст
Никакого потомства, этого будет достаточно, чтобы считаяъ
.лису и собаку представителями различных видов, ибо* мы
|йредположили, что животные, относимые к одному виду,
Должны продолжать этот вид непрерывно, вечно и неиз-
'йеенно, подобно животным всех других видов. По отно-
Еюнию к растениям этого преимущества нет, ибо хотя и
$юлагают, что у них распознается пол, хотя и установлено
Емьзделение их родов по органам размножения, но так
рак это разделение не настолько достоверно и очевидно,
расюолько у животных, и кроме того растения размно-
бваются многими другими способами, при которых пол не
рп^ает никакой роли и органы размножения не необхо-
димы, то эта идея не нашла успешного приложения,
к только на основании плохо понятой аналогии предполага-
лось, что этим половым методом мы можем различить все виды
гоастений.
Г Значит, число видов животных больше числа видов
юастейий, но иначе обстоит дело с числом индивидов в ка-
ждом виде. Так как у животных число мелких индивидов
гораздо больше числа крупных, то вид мух, быть может,
щ сотни миллионов раз многочисленнее вида слонов; подоб-
ным же образом трав вообще гораздо больше, нежели де-
ревьев; пырея больше, нежели дубов. Но если мы сравним
Численность индивидов у животных и растейий по виду
с видом, то убедимся, что любой вид растений обширнее
Любого вида животных. Например, четвероногие произво-
дят лишь очень маленькое число детенышей и притом в
довольно значительные промежутки времени; деревья же,
напротив, ежегодно производят множество деревьев своего
Вида.
Господий Бюффон возражает самому себе, что его срав-
нение неточно, и для того, чтобы сделать его точным, он
должен иметь возможность сравнить количество семяй, про-
изводимых деревом, с количеством зародышей, которые мо-
гут содержаться в семени животного, и что, быть может,
обнаружится, что животные богаче зародышами, нежели

102
Дени Дидро
растения. Но тут же отвечает: если обратить внимание 1а
то, что, тщательно собрав все семена какого-нибудь дерева,
например, вяза, и посеяв их, можно получить сто тысяч
молодых вязов в течение одного года, то необходимо при-
знать, что если так же позаботиться о предоставлении коню
всех кобыл, которых он может оплодотворить в течение
одного года,— результаты в отношении животного будут
сильно отличаться от результатов, полученных от растения.
«Я но беру в расчет,— говорит г. Бюффон,— количества
зародышей, во-первых, потому, что мы не знаем, каково оно
у животных, а во-вторых, потому, что у растений, быть
может, есть такие же семенные зародыши, а кроме того
зерно не зародыш, но такое же совершейное произведение,
как и утробный плод животного, и нуждается, как это
последа, лишь в развитии».
Господин Бюффон возражает самому себе еще указанием
на чудовищную плодовитость некоторых видов насекомых,
например, на плодовитость пчел, у которых каждая самка
производит от тридцати до сорока тысяч пчел; но он отве-
чает, что речь идет о животных в целом по сравнению
с растениями в целом и что, кроме того, этот пример с пче-
лами, которые, быть может, являются самыми плодовитыми
из всех животных, каких мы только знаем, не может слу-
жить свидетельством, ибо среди тридцати или сорока тысяч
пчел, производимых маткой, число самок чрезвычайно не-
значительно, число самцов — тысяча пятьсот или две ты-
сячи, а все остальные только бесполые пчелы, неспособные
производить потомство.
Нужно согласиться с тем, что среди насекомых, рыб
и моллюсков есть виды, кажущиеся чрезвычайно плодови-
тыми; например, устрицы, сельди, блохи, майские жуки
и пр. почти так же многочисленны, как мхи и другие наи-
более распространенные растейия. Но беря их в целом,
можно легко заметить, что преобладающее большинство ви-
дов животных по численности своих индивидов уступает
видам растений; более того, сравнивал различные виды ра-
стений по плодовитости, мы заметим, что в числе их инди-
видов нет таких больших различий, как у видов животных,
из которых многие производят чудовищно большое потом-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 103
ство, а другие — весьма малочисленное; численность же по-
томства у всех видов растений чрезвычайно большая.
Из всего предшествующего явствует, что виды самые
сизкие, самые отвратительные и самые мелкие, на наш
взгляд, являются наиболее обширными по числу индивидов
как среди животных, так и среди растений. По мере того
как виды животных кажутся нам совершеннее, мы видим,
что число их индивидов уменьшается. Можно ли думать,
что известные формы тела, как, например, формы тел четве-
роногих и птиц, известные органы, данные им для усовер-
шенствования чувств, обходятся природе дороже, нежели
произведение живою и органического существа, которое нам
столь трудно понять? Нет у этого нельзя думать. Для
того, чтобы дать удовлетворительное объяснение этому
явлению, если это только возможно, нужно спуститься
к первичному порядку вещей и предположить, что круп-
ные животные наделены при нем такой же плодови-
тостью, как насекомые. С первого же взгляда можно
понять, что этот чудовищный вид скоро поглотил бы
все остальные, стал бы пожирать самого себя, занял бы
один всю поверхность земли и на суше скоро остались бы
одни только насекомые, птицы и слоны, а в водах —
киты да рыбы, ускользнувшие благодаря своей малой
величине от прожорливости китов; этот порядок
нельзя было бы сравнить с существующим порядком.
Следовательно, провидение как будто сотворило его та-
ким образом ко благу.
Но перейдем теперь вместе с г. Бюффоном к сравнению
животных и растений по месту их распространения, по
величине их и форме тела. Растения могут существовать
только на земле; большинство их поднимается над поверх-
ностью ее и прикрепляется к ней корнями, которые прони-
кают в нее на небольшую глубину. Некоторые из них, на-
пример трюфели, целиком закрыты землей, немногие же дру-
гие растут под водой, но все они должны держаться на
поверхности земли, чтобы иметь возможность питаться. На-
против, животные распространены шире; одни из них на-
селяют поверхность, другие — недра земли; эти живут в
глубинах морей, те носятся по поверхности их. Они насе-

104
Дени Дидро
ляют воздух, внутренние части растений, тела людей и
других животных, а также и жидкости; их находят даже
в камнях, а именно фоладов.
Полагают, что с введением в употребление микроскопа
открыто много новых видов животных, сильно отличаю-
щихся друг от друга. Может показаться странным то, что
о помощью этого прибора едва удалось узнать всего лишь
об одном или двух видах новых растений. Грибок, произ-
водимый плесенью, быть может, единственное микроскопи-
ческое растение, о котором говорилось. Значит, можно ду-
мать, что природа отказалась производить слишком мелкие
растения, тогда как она в изобилии порождает мелких жи-
вотных; но можно ошибиться, принимая это мнение без
критики; и в самом деле, ошибка может произойти оттого,
что растения более похожи друг на друга, нежели живот-
ные, а поэтому распознавать и различать их гораздо труд-
нее, так что та плесень, которую мы считаем лишь беско-
нечно мелким мхом, быть может, представляет собою лес
или сад, где растет множество растений, различия которых,
однако, ускользают от нашего глаза.
Правда, сравнивая величину животных и растений,
мы видим, что она довольно различна, ибо от кита до этих
предполагаемых микроскопических животных расстояние
гораздо больше, нежели от самого высокою дуба до мха,
о котором мы только что говорили; и хотя величина есть
атрибут весьма относительный, все же полезно рассмотреть
те крайние пределы, в которые как бы заключила себя при-
рода. Самые большие животные и растения кажутся до-
вольно близкими друг к другу по величине; крупный кит
и крупное дерево не очень отличаются друг от друга по
размерам, между тем как предполагают, что наблюдались
животные, тысяча которых вместе будет по объему меньше
крохотного растения плесени.
Впрочем, самое главное и самое заметное различие ме-
жду животными и растениями — это форма их; форма
животных, пусть она и бесконечно разнообразна, не по-
хожа на форму растений, и хотя полипы, размножающиеся
гак же, как и растения, могут рассматриваться как переход
от животных к растениям не только по способу своего

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 10i>
р&змйожения, но и по! внешнему виду, можно сказать, од-
нако, что фигура всякого животного, каково бы оно пы
было, достаточно хорошо отличается от внешнего вида ра-
стения, чтобы было трудно здесь ошибиться. Правда, жи-
вотные могут образовывать нечто, по форме похожее на
растения или цветы, но растения никогда не произведут
ничего подобного животному; этих диковинных насекомых,
которые порождают и вырабатывают коралл, не принимала
бы ошибочно за цветы, если бы, по известному и необосно-
ванному предубеждению, коралл йе рассматривали как ра-
стение. Таким образом, заблуждения, возможные при срав-
нении форм растений и оюивотных, мыслимы только в
отношении индивидов, которые составляют переход между
ними, и чем больше мы наблюдаем, тем сильнее мы будем
убеждаться в том, что создатель не установил твердо! гра-
ницы между оюивотными и растениями; что эти два рода
организмов имеют гораздо больше общих свойств, нежели
реальных различий; что создание животного обходится при-
роде не дороже, а дешевле, нежели создание растения; что
вообще создание органических существ ничего ей не стоит
и что, наконец, жизнь и одушевленность, вместо того чтобы
быть метафизической ступенью, есть физическое свойство
материи.
Справившись при помощи глубокой метафизики и вели-
ких идей г. Бюффона с первой частью весьма важной и
весьма трудной статьи, мы перейдем ко второй ее
части, которой мы обязаны г. Добентону, его просвещен-
ному коллеге по труду Общая и частная естественная
история.
Животные, говорит г. Добентон, занимают первое место-
в общем разделении естественной истории. Все объекты,
охватываемые этой наукой, разделены на три класса, кото-
рые называются царствами. Первое царство — это царство»
животных; мы отводим это место для оюивотных потому,,
что они стоят к нам ближе, нежели растения, которые отно-
сятся ко второму царству, а минералы, стоящие от нас
еще дальше, находятся в третьем. В большинстве трудов
по естественной истории царство минералов находится, од-
нако, на первом месте, а царство оюивотных на послед-

106
Денн Дидро
нем. Авторы их считали необходимым начинать с самых
простых объектов, каковыми являются минералы, и под-
ниматься затем как бы по ступенькам, обозревая рас-
тительное царство, к самым сложным объектам, то есть к
животным.
Древние разделяли животных на два класса: первый
заключал в себе тех, которые имеют кровь, а второй —
тех, которые лишены крови. Эта система была известна
■со времен Аристотеля, а быть может, еще и задолго до
этого великого философа; она была принята почти во все
времена вплоть до нашего времени. Против этого разделения
возражают, что у всех животных есть кровь, так как
у них есть жидкость, которая поддерживает жизнь, цирку-
лируя по всему телу, что красный цвет крови не составляет
ее сущности и т. д. Эти возражения нисколько не опровер-
гают системы, которой касается дело: независимо от того,
у всех ли животных есть кровь или только у части их,
соответствует ли название крови жидкости, циркулирующей
в телах прочих животных, или нет, достаточно того, что
эта жидкость имеет не красный цвет, чтобы она отличалась
от крови других животных, по крайней мере, цветом; сле-
довательно, это различие дает средство для различения их
друг от друга и составляет характерную особенность ка-
ждого из этих классов; но есть другое возражение, на ко-
торое нельзя дать ответа. Среди животных, о которых
говорят, что у них нет крови или, по крайней мере, крас-
ной крови, есть имеющие кровь, и весьма красную кровь,
а именно земляные черви. Вот факт, который указывает
на недостаток этой системы, а между тем, она, быть мо-
жет, еще лучше многих других.
Первый класс, то есть класс животных, имеющих
кровь, подразделяется на два новых, из которых один вклю-
чает в себя животных, имеющих легкие в качестве органа
дыхания, а другой — имеющих только жабры.
Сердце животных, имеющих легкие, снабжено двумя
желудочками или только одним желудочком. Те, у кото-
рых сердце имеет два желудочка, называются живородными
или яйцеродными. Живородные являются либо наземными,
либо водными; к первым относятся живородные четверо-

Статья по вопросам мировоззрения в целом 107
ногие. Водные животные этого вида — китовидные рыбы.
Яйцеродными, сердце которых имеет два желудочка, явля-
ются птицы.
Животные, сердце которых имеет только один желу-
дочек,— это яйцеродные четвероногие и змеи.
Животные, имеющие жабры, являются все рыбами, за
исключением китовидных.
Как среди крупных, так и среди мелких животных
различают не имеющих крови.
Крупные разделяются на три разряда: 1. Мягкотелые
животные, которые имеют снаружи мягкое вещество и дру-
гое твердое вещество внутри, например, полип, каракатица,
кальмар. 2. Ракообразные. 3. Черепокюжные.
Мелкие животные, не имеющие крови,— это насекомые.
(Bay. Synop. anim. quad.)3
Делались другие, менее сложные, подразделения жи-
вотных; их разделяли на четвероногих, птиц, рыб и насе-
комых. Змей относили к четвероногим, так как полагали,
что они не очень отличаются от ящериц, хотя у них и
нет ног. Одно из важнейших возражений, которое встречал
этот метод, состоит в том, что им относились к одному роду
живороднью и яйцеродные.
Животных разделяли также на наземных, водных и
амфибий; но это разделение оспаривалось, потому что при
нем живородные животные относились к разным классам,
а некоторые живородные и яйцеродные к одному классу,
наземные растения к одному классу, а водные к дру-
гому и т. д.
При подробном рассмотрении этих систем можно убе-
диться, что есть и другие исключения из правил, устана-
вливаемых ими, но после всего сказанного здесь нельзя
рассчитывать йа то, что произвольно избранная система можот
всецело согласоваться с природой; таким образом, речь
идет лишь о выборе систем, наименее страдающих погреш-
ностями,— все они являются таковыми в той или иной
степени.
Животные растут, живут, чувствуют. Исходя из этого
определения, г. Линней отличает их от растений, которые рас-
тут и живут, будучи лишены чувства, и от минералов, кото-

108
Деня Дидро
рые растут, не живя и не чувствуя. Этот же автор разделяет
животных на шесть классов: первый заключает в себе че-
твероногих, второй — птиц, третий — амфибий, четвертый —
рыб> пятый — насекомых, шестой—червей. (Syst. nat.)*
3. Человек
(Ест. ист.)
Человек с теЯе^сйой сторойы имеет сходство с живот-
ными, и если мы пожелаем охватить его в перечислений
всех существ природы, то мы будем вынуждены отнести его
к классу животных. Он—самое лучшее и самое дурное из
всех животных и за этот двойной титул достоин быть их
главой.
Мы начнем его историю лишь о момента его рождения.
Человек сообщает свою мысль посредством речи, и это об-
щий признак всею рода. Если животные не говорят, то не
за отсутствием органа речи, а за невозможностью сочетать
идеи.
Рождаясь, человек переходит из одной стихии в другую.
При выходе из воды, окружавшей его, он попадает в воздух.
Он дышит. До этого он не дышал, но жил, а теперь ой уми-
рает, если дыхание прекращается. У большинства животных
глаза бывают закрыты в течение нескольких дней после
рождения. Человек открывает их тотчас же, как только
рождается, но они бывают неподвижными и тусклыми. Его
зрачок, уже имеющий в диаметре полторы или две линии,
суживается и расширяется при усилении и ослаблении
света, но если он ощущает, то это ощущение еще крайне
притуплено. Роговая оболочка сморщена; сетчатка слишком
мягка для того, чтобы воспринимать образы предметов. Так
же обстоит дело и с другими органами чувств. Они—как
бы инструменты, пользованию которыми еще надлежит да-
учится. Осязание в детстве несовершенно. Человек смеется
л*ишь через сорок дней; через столько же времени он начи-
нает плакать. До этого на лице его нельзя заметить ника-
ких признаков страсти. Остальные части его тела слабы и
хрупки. Он не может стоять. У него нет сил протяйуть ру-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 109
ку. Если покинуть его, он останется лежать на спине, не
будучи в состоянии повернуться.
Длина ребенка, родившегося во-время, обычно бывает
двадцать один дюйм. Рождаются дети и гораздо меньшей
длины. Некоторые имеют даже всего четырнадцать дюймов
в возрасте девяти месяцев. Плод весит обыкновенно фунтов
двейадцать, а иногда достигает и четырнадцати. Голова
у него по отношению ко всему остальному телу непропор-
ционально велика, и это несоответствие, выраженное еще
сильнее в его раннем, зародышевом состоянии, исчезает
,дапп> по истечении первых лет детства. Его кожа весьма
тонка и кажется розоватой. Через три дня на ней выступает
.желтизна; в сосках у ребенка появляется молоко, которое
можно выжимать пальцами.
У некоторых новорожденных наблюдается колыхание вер-
ха головы на месте родничка, и дотронувшись рукой до
этого места у всех младенцев, можно почувствовать биение
синусов, или артерий мозга. Над этим отверстием образуется
нечто вроде корки или коросты, иногда чрезвычайно плотной.
Жидкость, находящаяся в зародышевой оболочке, ос-
тавляет на ребенке беловатую клейкую влагу. Его обмывают
теплой влагой, а в некоторых местностях, и даже в странах
о холодным климатом, окунают в холодную воду или кладут
в снег.
Через некоторое время после появления па свет ребенок
выделяет мочу и первые экскременты. Первые экскременты
имеют черный цвет. На второй или на третий день экскре-
менты меняют цвет и приобретают более дурной запах. Его
кормят грудью только через десять — двенадцать часов после
появления на свет.
Едва он успеет вьгйти из материнской утробы, как начина-
ется его неволя. Его пеленают — варварский обычай одних
только цивилизованных народов.
Крепкого человека схватила бы лихорадка, если бы
его связали таким образом на двадцать четыре часа.
Новорожденный ребенок много спит, но боли и нужды
часто прерывают его сон.
Народы Северной Америки кладут его в пыль червоточно-
го дерева — вдетая и мягкая постель. В Виргинии ото

по
Дени Дидро
привязывают к доске, обложенной хлотсом, с отверстием для
отхода экскрементов.
В Леванте детей вскармливают грудью в течение одного
года. Канадские дикари продолжают кормить их таким обра-
зом до четырех или пяти, а иногда до шести и семи лет. У
нас кормилицы примешивают к своему молоку небольшие ко-
личество мучной каши—пищи, трудно переваримой и вредной.
Было бы лучше, если бы они заменяли собой вымя животного
или прожевывали пищу для своих воспитанников до тех
пор, пока, у тех не вырастут зубы.
Зубов, называемых резцами, насчитывается восемь, по
четыре впереди обеих челюстей. Они появляются только
через семь месяцев или в конце первого года. Но бывают
дети, у которых эти зубы развиваются преждевременно,
а иные и рождаются с зубами, достаточно крепкими для
того, чтобы поранить грудь своей матери.
Резцы пробиваются не без боли. Клыки, числом че-
тыре, выходят на девятом или десятом месяце. К концу
первого или к началу второго года появляется еще шест-
надцать. Они называются коренными, или жеватель-
ными. Клыки примыкают к резцам, а жевательные зубы—
к клыкам.
Резцы, клыки и четыре первых жевательных зуба
обычно выпадают между пятью и восемью годами. Они
заменяются другими, вырастающими иногда лишь в зрелом
возрасте.
Есть еще четыре зуба, которые помещаются на концах
обеих челюстей. У многих людей их не бывает, развиваются
они крайне поздно — в возрасте половой зрелости, а иногда
и позднее. Их называют зубами мудрости, и появляются
они один за другим.
Человек обычно рождается с волосами. У тех людей,
которым предстоит быть белокурыми, глаза бывают го-
лубыми, у рыжих — огненно-желтые, у смуглых — бледно-
желтые.
Ребенок подвержей заболеванию глистами и паразита-
ми. Это—следствие его первой пищи. Он менее чувстви-
телен к холоду, нежели в своей дальнейшей жизни; пульс
у дего чаще, и вообще биение сердца и артерий тем ожив-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 111
ленное, чем животное меньше. У воробья оно настолько^
унащенйо, что с трудом можно сосчитать его удары.
До трех лет жизнь ребенка весьма ненадежна. Она
обеспечивается лишь двумя или тремя следующими годами.
В возрасте шести или семи лет человеку обеспечена жизнь,
вернее, чем когда бы то ни было. Невидимому, из опреде-
леинюго числа детей, родившихся одновременно, на первом
году умирает более четверги, более трети—на втором к
до меньшей мере половина—в течение трех первых лет —
наблюдение прискорбное, но верное. Будем же довольны
tteOHM уделом—природа была милостива к нам; поздравим
<#ёбя по поводу климата, в котором мы живем—в течение
$йми—восьми лет климат губит половину детей. Новорож-
денный может надеяться дожить до семи лет, а семилетний-
Гжж—до сорока двух.
Зародыш.в материнской утробе вырастает вое быстрее
|| быстрее до момента своего появления на свет. Ребенок
|ке, наоборот, растет все медленнее и медленнее до периода.
Зрелости, периода, когда он, так сказать, вырастает неожи-
|$анво быстро, чтобы достигнуть в небольшое время поло-
женного ему роста.
£;■' В один месяц Ой вырастает на один дюйм, в два меся-
|ца—на два дюйма о четвертью, в три месяца—на три с-
Головиной дюйма, в четыре месяца—на пять дюймов и бо-
&ее, в пять месяцев—от шести до семи дюймов, в шесть.
.Месяцев—от восьми до девяти, в семь месяцев—на один-
надцать и более, в восемь месяцев—на четырнадцать дюй-
мов и в девять—на восемнадцать. Природа точно делает
усилие, *обы завершить развитие своего произведения.
{' Человек начинает лепетать на двенадцатом—пятнадцатом
Месяце. Гласный звук а, требующий лишь раскрытия рта и
Еолооового усилия является звуком, который он произносит
иегче всего. M к п, требующие лишь движения губ для то-
го, чтобы модифицировать гласный звук а,—первые со-
гласные звуки, издаваемые им. Не удивительно поэтому, что
|лова папа, мама на всех некультурных и культурных язы-
ках обозначают йазвание отец и мать. Это наблюдение в
совокупности о другими дало повод г. президенту Бросс1,—
Человеку недюжинной проницательности, думать, что. эти пер-

112
Дени Дидро
вые слова и ряд других составляли первый или необходимый
словарь человека.
Ребенок научается раздельному произношению лишь к
двум о половиной годам.
Половое созревание сопровождает отрочество и предше-
ствует юности. До этого времени у человека есть все, что
ему необходимо для жизни. Он получил вое, необходимое для
своего существования. Зрелость есть время обрезания, ка-
страции, целомудрия, бессилия.
Обрезание—весьма древний обычай евреев. Оно произ-
водилось через восемь дней после рождения. Оно произво-
дится в Турции на седьмом или восьмом году. Иногда его
откладывают до одиннадцати или двенадцати лет. В Персии
оно производится на пятом или шестом году. У большинства
этих народов крайняя плоть слишком длинна, а поэтому
они не способны к деторождению без обрезания. В Аравии
и в Персии обрезают также и девиц, когда этого тре-
бует чрезмерное разрастание органов сладострастия. Жи-
тели по реке Бенин2 не ждут этого времени: мальчики
и девочки обрезаются на восьмой — пятнадца/гый день после
рождения.
Есть страны, где крайнюю плоть оттягивают. Ее прока-
лывают, а затем пронизывают толстым шнуром, который
оставляют в ранах до тех пор, пока ойи не зарубцуются.
После этого шнур заменяют кольцом. Так поступают и с
мальчиками, и с девочками.
У детей иногда бывает в мошонке только одно яичко,
А иногда и совсем не бывает. Яички удерживаются в брюхе
или бывают замкнуты в мускульных кольцах. Но со временем
они устраняют задерживающие их препятствия и спускаются
яа свое место.
У взрослых яички редко бывают спрятаны. Способность
к деторождению не зависит от того, спрятаны они или яет.
Есть мужчины, у которых имеется в действительности
всего лишь одно яичко, но они не импотенты. У других
имеется три. Когда яичко бывает одно, оно отличается от
обычного своим большим размером.
Обычай кастрации весьма стар. Египтяне держались
его во избежанде прелюбодеями. У римлян было много

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 113
евнухов. В Азии и отчасти в Африке бесчисленна мно-
жество искалеченных мужчин сторожили женщин. Много
приносилось их в жертву ради совершенства голоса по ту
сторону Альп. Готтентоты удаляют одно яичко, чтобы легче
было бегать. В других местах мужчины лишают таким
способом себя потомства, боясь, что уделом его будет нужда,
которую они терпят сами.
Кастрация производится путем удаления обоих яичек.
Ревность иногда побуждает к обрезанию всех внешних
детородных частей. Некогда уничтожали яички, раз-
давливая их рукой или сжимая посредством особого ин-
струмента.
| Удаление яичек не опасно в детстве, но эта же опера-
ция над всеми внешними детородными частями большей частью
'бывает смертельной, когда ее производят после пятнадцати-
летнего возраста. Тавернье3 говорит, что в 1657 году в
(царстве Голконды было произведено двадцать две тысячи
таких операций.
Евнухи, у которых отнимались только яички, ощущали
признаки возбуждения в оставшихся частях, и это случалось
у них даже чаще, нежели у полноценных мужчин. А между
тем корпус члена увеличивается мало, остается почти таким
же, каким он был во время операции. Евнух, оперированный
в семилетнем возрасте, в этом отношении является семилетним
ребенком. Те, которые были оскоплены в период полового
созревания или значительно позднее, почти ничем не отли-
чаются от других мужчин.
Есть особые и скрытые связи между детородными
органами и горлом. У евнухов нет бороды. Голос их
никогда не бывает низким. Горло подвержено венерическим
болезням.
У женщин есть тесная связь между маткой, грудями и
Юловой.
Каким богатым источником полезных и изумительных
наблюдений являются эти связи!
В возрасте половою созревания голос у человека из-
меняется. Женщин, обладающих громким голосом, подо-
зревают в необычайной склонности к сладострастию.
Половое созревание возвещается особым онемением в
8 Дидро, т. VU

114
Денн Дидро
пахах. Оно дает себя чувствовать при ходьбе и нагибании.
Оно сопровождается болями во всех суставах и особым
ощущением в органах, связанных о полом. Оно вызывает не-
большие прыщи — это зародыши тою пушка, который должен
их скрывать. Этот признак присущ обоим полам, но у каждого
из них он сопровождается своими особенностями: у жен-
щин— выделением менструаций, вырастанием грудей; у муж-
чин отрастанием бороды и выделением семенной жидкости.
Но не вое эти явления одинаково постоянны. Например, бо-
рода не всегда появляется в период созревания '. Есть
даже народы, у которых почти не бывает бороды. Но
нет ни одного народа, у которого созревание женщин не
сопровождалось бы ростом грудей.
У всех народов женщины достигают половой зрелости
раньше, нежели мужчины, но у различных народов возраст
этой зрелости вариирует и, повидимому, зависит от климата
и пищи. Бедняки и крестьяне отстают на два-три года. В
южных странах и в городах девицы большей частью со-
зревают к двенадцати годам, а мальчики к четырнадцати.
В северных провинциях и в деревнях девицы достигают
созревания лишь в четырнадцать лет, а мальчики лишь в
шестнадцать. В жарких климатических полосах Азии, Африки
и Америки зрелость девиц обнаруживается в десять и даже
в девять лет.
Периодическое кровотечение у женщин, менее обильное
в жарких странах, почти одинаково у всех народов, и в
этом отношении наблюдается больше различий между ин-
дивидами, нежели народами. У одного и того же народа одни
женщины подвержены кровотечениям лишь в шестинедельный
период, а другие через каждые пятнадцать дней. Обыкновен-
ный промежуток — месяц.
Количество истечений вариирует. По определению Гип-
пократа в Греции оно составляет шесть унций. Оно колеб-
лется от одной или двух унций до фунта, а длительность
истечений — от трех до восьми дней.
Как раз во время полового созревания тело и заканчи-
вает свой рост в вышину. Молодые люди сразу вырастают
на много дюймов. Но самый быстрый и заметный рост наблю-
дается в гениталиях. У представителей мужского пола про-

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 115
исходит увеличение их объема; у представительниц женского
дола рост сопровождается сужением их, которое обуслов-
ливает образование перепонки, называемой девственной
плевой.
Половые части мужчины менее чем через год или через
два после созревания приходят в состояние, на котором их
развитие должно остановиться. Половые части женщин тоже
врастут; органы сладострастия, которые раньше были почти
|йеваметны, становятся теперь более крупными. По этой
Ричине, а также и по многим другим отверстие влагалища
живается. Это последнее изменение тоже протекает раз-
чно. Иногда образуется четыре выпуклости или утолще-
ния, иной раз три или два, а нередко — нечто вроде круглого
fgjm серповидного кольца.
I Если женщина познает мужчину до периода половой зре-
лости, то при этом не происходит никакого кровоизлияния,
за исключением лишь случаев крайнего несоответствия
|ооловых частей или слишком неистовых усилий. Но бывают
йгакже случаи, когда кровоизлияния не наблюдаются даже
досле этого периода или снова появляются после неодно-
кратных интимных и частых встреч, даже при воздержа-
нии от сношений и непрерывном росте женских половых
частей. Мнимое свидетельство девственности восстанавли-
вается, однако, лишь между четырнадцатью и семнадцатью,
или между пятнадцатью и восемнадцатью годами. Женщин,
обладающих способностью восстанавливать свою девствен-
ность меньше, нежели тех, которым природа отказала в
этой химерической милости.
Эфиопы и другие народы Африки, жители Перу, Аравии,
некоторые народности Азии оберегают девственность своих
девушек посредством особой операции: они накладывают1
шов, сближая части, разделенные природой, и оставляя лишь
отверстие, необходимое для отхода естественных выделений..
Части соединяются, срастаются, и для того, чтобы разделить
их, когда наступает брачный период, приходится их разре-
зать. Для этой же цели в них продевается кольцо, изго-
товляемое из асбестового шнура. Девицы носят асбестовый
шнур или кольцо, которое невозможно снять, а женщины—
замок, ключ от которого хранится у мужа.
8*

116
Двни Дидро
Какие контрасты во вкусах и нравах человека! Иные
народы презирают девственность и считают низким тот
труд, который требуется для того, чтобы ее нарушить!
Одни уступают первенство обладания девами своим жре-
цам или идолам, другие — своим начальникам, своим
повелителям. Здесь мужчина считает себя обесчещенным,
если девушка, на которой он женится, не была ли-
шена девственности; в других местах он ценит первенство
на золото.
После полового созревания человек вступает в брак.
Мужчина должен иметь только одну жену, жена — только
одного мужа, ибо число женщин приблизительно равно чис^иу
.мужчин.
Цель брака — рождение детей. Но это не всегда возмож-
но: женщины бывают чаще причиной бесплодия, нежели
мужчины. Однако иногда случается, что зачатие пред-
шествует признакам полового созревания. Некоторые жен-
щины становятся матерями раньше, чем у них начинаются
выделения, свойственные их полу. Другие, никогда не имея
подобных выделений, все-таки рожают. Говорят даже, что
в Бразилии испокон-веку живут народы, у которых женщины
никогда не имели периодических истечений. Прекращение
регул, наступающее обычно в сорок — пятьдесят лет, не
всегда лишает женщин способности к зачатию. Были жен-
щины, зачинавшие в шестьдесят/ в семьдесят лет и даже
позднее. Обычно же женщины способны к зачатию лишь после
первого истечения, и прекращение истечений в известном воз-
расте влечет за собой бесплодие.
Возраст, в котором мужчина способен к оплодотворению,
не имеет точно установленных пределов. Он начинается
между двенадцатью и восемнадцатью годами. Он прекра-
щается между шестьюдесятью и семьюдесятью. Были, однако,
случаи, что у стариков до восьмидесяти двух и до девя-
носта лет появлялись дети, и мальчики становились отцами
девяти, десяти, одиннадцати лет, а девочки зачинали на
седьмом, восьмом и девятом году.
Полагают, что тотчас же после зачатия отверстие мат-
ки замыкается и это возвещается дрожью, охватывающей
вое части тела женщины.

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 117
Жена Чарльза Тоуна родила в 1714 году двух
близнецов — одного белого, другого черного, одного от
своего мужа, другого от своего слуги-негра. Это дока-
зывает, что двойное зачатие не всегда совершается одно-
временно.
Тело заканчивает свой рост в первые годы после поло-
вого созревания. Мужчина растет до двадцати двух, двад-
цати трех лет. Женщина вполне сформировывается к
двадцати годам.
;fe Только у человека и обезьяны имеются ресницы на
Щбожх. веках. У других животных их нет на нижнем веке.
|$о и у человека на нижнем веке ресниц гораздо меньше,
чем на верхнем. В старости брови иногда так отрастают,
его их приходится стричь.
s Самая верхняя часть головы лысеет раньше всего,, затем
'льюеет яадвиоочная часть. Редко бывает, чтобы совсем
выпадали волосы на нижней части висков и затылка.
Впрочем, только мужчины лысеют, вступая в возраст.
^Волосы у женщин всегда сохраняются. Они седеют у обоих
полов. Дети и евнухи столь же мало подвержены облысе-
нию, сколько и женщины.
В юности волосы бывают крупнее и обильнее, йежели во
всяком другом возрасте.
Ноги, руки, кисти, бедра, лоб, глаза, нос, уши,
короче говоря, все части тела человека имеют свои осо-
бенности.
Нет ни одной из них, которая не играла бы роли в кра-
соте или уродстве и не вызывала бы приятное или непри-
ятное чувство при страсти.
И именно части лица составляют то, что мы называем
физиономией.
Своей пропорциональностью они все содействуют йаи-
болыпей легкости выполнения телом его функций. Но Не-
обходимо отличать естественное состояние от общественного.
В естественном состоянии человек, лучше всех других испол-
няющий все животные функции, бесспорно, является наи-
лучше организованным. Но не так обстоит дело в обществе.
Всякое искусство, всякий прием, всякое действие требует
особого расположения органов; оно либо даруется иногда

118
Дени Дидро
самой природой, либо приобретается привычкой, и всегда
в ущерб самым правильным, самым лучшим их соотноше-
ниям. Нет ни одного человека, который бы избежал этого,
вплоть до танцора, старающегося поднять всю тяжесть
своего тела на цыпочки и, с точки зрения скульптора,
уродующего эту часть своего тела. Скульптор хочет изобра-
зить красиво сложенного человека, а не танцора.
Грация, являющаяся лишь соотношением известных ча-
стей тела в состоянии покоя или движения, рассматриваемых
в связи с обстоятельствами какого-либо действия, тоже
создается нередко лишь привычкой, неизбежным следствием
которой является нарушение пропорций.
Отсюда следует, что естественный человек, которому
природа старалась придать наиболее совершенные формы,
ничем не превосходил общественного человека и что под-
ражатель природы должен был бы изменить все пропорции
его тела, согласные с общественным положением, в которое
он его ставит. Если он пожелает сделать его носильщиком,
он придаст ему отвислые ляжки, крепкие ноги, расширит
его плечи, согнет спину и т. д.
Из причуд, столь же необъяснимых, сколько и нелепых,
люди уродуют себя тысячами странных способов. Одни
сдавливают себе лоб, другие удлиняют голову, здесь рас-
плющивают нос, там прокалывают уши. Природу насилуют
с таким упорством, что достигают, наконец, победы над
ней: она передает уродства отцов детям как бы от самой
себя. Обычай набивать ноздри пылью настолько распро-
странен среди нас, что если он просуществует еще несколько
веков, то, совершенно несомненно, наши потомки будут
рождаться с толстыми, безобразными и расширенными внизу
носами. И от каких несчастий избавлено современное чело-
вечество при нашей уродливой одежде и болезнях, которым
подвергают нас распущенные йравы?
Голова человека как снаружи, так и изнутри отличается
с©оей формой от головы всех других животных; мозг
обезьян меньше человеческого.
У человека шея относительно тоньше, йежели у четверо-
ногих, но грудь шире. Только у обезьян и у человека
имеются ключицы. »

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 119
> У женщин груди больше, нежели у мужчш?, но строение
этих органов одинаково у обоих полов. В грудях мужчин
тоже может вырабатываться молоко. Это подтверждалось
. примерами.
Пупок, ясно заметный у человека, у животных почти
сглажен. У одной только обезьяны руки похожи на наши.
Ляжки, являющиеся самыми нижними частями туловища,
имеются только у человека.
Один только человек держит свое тело в прямом и вер-
тикальном положении.
Нога человека тоже отличается от ноги какого бы то
йи было животного. Нога обезьяны — почти то же, что
и рука.
Ногти у человека меньше, нежели у других животных.
Только долгими и непрерывными наблюдениями над вну-
тренним строением человека были установлены соотношения,
которые надлежит соблюдать в живописи, скульптуре и ри-
совании.
В детстве верхние части человека обладают более круп-
ными размерами, нежели нижние.
Во всяком возрасте у женщины передняя часть гру-
ди выше, нежели у нас, и, таким образом, полость,
образуемая ребрами, у них' больше в глубину и меньше
в ширину. Бедра у женщины также отличаются боль-
шей толщиной. Этим и отличается ее скелет от скелета
мужчины.
Высота человеческого тела довольно значительно вари-
ирует. Высоким ростом для мужчины считается рост от
пяти футов и четырех или пяти дюймов до пяти футов
и восьми или девяти дюймов. Средний рост — от пяти фу-
тов или от пяти футов и одного дюйма до пяти футов
и четырех дюймов. Маленький рост — ниже пяти футов.
Женщины обычно бывают на два-три дюйма ниже. Есть че-
ловеческие племена, имеющие рост всего лишь от четырех
до четырех с половиной футов. Таковы, например, лап-
ландцы.
Пропорционально объему своего тела человек сильнее
всякого другого животного. Он может превзойти в быстроте
лошадь. Он утомляет ее беспрерывностью своего бега. Шар-

120
Дени Дидро
тиры в Испагани пробегают тридцать шесть миль в четыр-
надцать-пятнадцать часов.
Женщина несколько слабее мужчины.
Все изменяется в природе, все ухудшается, все поги-
бает. Когда тело достигает своих пределов в вышину и
ширину, оно увеличивается в толщину. .Это первый признак
его упадка. Упадок начинается со времени образования
жира, между тридцатью пятью и сорока годами. Оболочки
становятся хрящеватыми, хрящи — костистыми, кости утол-
щаются, жилы твердеют, кожа высыхает, образуются мор-
щины, волосы седеют, зубы выпадают, лицо искажается,
и тело склоняется к земле, в которую оно должно воз-
вратиться.
- Первые признаки этого замечаются до сорока лет. Они
увеличиваются довольно медленно до шестидесяти, а за-
тем быстрее — до семидесяти. Начинается старость, кото-
рая становится все заметнее. Наступает дряхлость, и смерть
обычно пресекает до девяноста или ста лет старость и
жизнь.
Женщины обычно стареют сильнее мужчин. При вступле-
нии в известный возраст им обеспечивается долголетие.
Так же обстоит дело и с мужчинами, слабыми от рождения.
Общая длительность жизни может измеряться временем роста.
Человек, который растет до тридцати лет, может прожить
до девяноста и ста лет. Собака, растущая всего лишь
два-три года, живет только десять—двенадцать лет.
В Философских трудах говорилось относительно двух
человек, из которых один жил сто шестьдесят пять лет,
а другой сто сорок четыре.
В возвышенных местностях стариков больше, йежели
в низменных. Вообще же человек, если он не умирает от
влияний погоды или несчастного случая, везде живет до
девяноста и ста лет.
Смерть столь же естественна, сколько и жизнь. Не Еужно
бояться ее, если жизнь прожита достаточно хорошо для
того, чтобы не бояться ее последствий.
Но при бессчетном множестве случайностей полезно знать
вероятность своей жизни в течение определенного числа
лет. Вот краткая таблица, подсчитанная для этой цели:

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 121
. ТАБЛИЦА ВЕРОЯТНОЙ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ЖИЗНИ
г В
Ё£
1 о
F !
К 2
3
4
б
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
ПрОДОЛЖИТеЛЬ-
HOCTl
Годы
8
33
38
40
41
41
42
42
41
40
40
39
38
37
37
36
36
35
34
34
33
32
32
31
31
30
30
29
29
> жизни
Месяцы
0
0
0
0
0
6
0
3
6
10
2
6
9
И
5
9
0
4
8
0
5
11
4
10
3
9
2
7
0
Он Я
со X
о о
PQP-.
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
Продолжитель-
ность жизни
Годы
28
28
27
26
26
25
25
24
23
23
22
22
21
20
20
19
19
, 18
! 18
17
17
16
16
15
15
14
14
13
12
Месяцы
6
0
6
11
3
7
0
5
10
3
8
1
6
11
4
9
3
9
2
8
2
7
0
0
0
0
0
5
10
О
св
£ о
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
1 Продолжитель-
ность жизни 1
Годы
12
11
11
10
10
9
9
8
8
7
7
6
6
5
5
5
4
4
4
4
3
3
3
3
3
3
3
3
Месяцы
3
8
1
6
0
6
0
6
0
6
0
7
2
8
4
0
9
6
3
1
11 [
9
7
5
3
2 1
1 }
0
|

122
Денн Дидро
Согласно этой таблице можно рассчитывать, что ново-
рожденный ребенок проживет восемь лет. Подобным же
-образом можно делать расчеты и относительно всех других
возрастов.
Но по этой таблице видно: 1°, что в семилетнем воз-
расте можно рассчитывать на наибольшее долголетие; 2°, что
прожитые двенадцать или тринадцать лет составляют четверть
.жизни, а двадцать восемь или двадцать девять — половину;
пятьдесят лет — более трех четвертей.
О вы, трудившиеся до пятидесяти лет, живущие в до-
вольстве и еще сохранившие здоровье и силы, чего ожи-
даете вы, чтобы удалиться на покой? Доколе вы будете
.говорить: завтра, завтра?
е. Душа
(Разум; филос.у или наука о духах, о боге,
об ангелах, о душе)
К четырем предшествующим вопросам1, о происхожде-
нии, о природе, о судьбе души и о существах, которые
наделены ею, физики и анатомы добавляют еще пятый, по-
видимому, относящийся более к их специальности, нежели
к метафизике, а именно вопрос о местонахождении души
у существ, наделенных ею. Те физики, которые считают
возможным, что душа духовна, и вместе с этим приписы-
вают ей протяженность, качество, которое они уже не могут
рассматривать как специфическое для материи, не отводят
для нее особого места. Они говорят, что она находится вб
всех частях тела, и так как они добавляют, что она целиком
заключается в каждой его части, то утрата тех или иных
органов не должна наносить никакого ущерба ни ее спо-
собностям, ни ее активности, ни ее функциям. Это мнение
устраняет некоторые трудности, но порождает другие как
в отношении этого особенного и непонятною способа суще-
ствования духов, так и в отношении различия между ду-
ховной субстанцией и телесной субстанцией. Поэтому оно
и не нашло многих последователей. Другие философы ду-
мают, что она непротяженна, но, однако, в теле есть особое

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 123
место, где она пребывает и откуда управляет им. Если
ее все люди убеждены в том, что их голова или мозг являются
седалищем их мыслей, то еще менее оснований думать,
что таким седалищем должны быть легкие, печень или какие-
либо другие внутренние органы; но если механизм послед-
них не имеет и не может иметь никакого отношения к спо-
собности мышления, как это было показано выше, то. и мозг
не имеет перед ними никаких преимуществ. Повидимому,
для этого следовало бы отвести такой орган, в котором
заканчивались бы все движения, обусловливаемые чувстви-
тельностью. Господин Декарт полагал, что таким органом
является шишковидная железа. Но совершенно очевидно,
как это будет показано ниже, что здесь мы имеем дело
с чистейшим вымыслом этого философа, что не только эта
часть, но и никакие другие не способны выполнять приписы-
вавшиеся ей функции. Эти следы2, существование которых
допускалось так охотно' и о которых философы говорили
так много, что они сделались общепринятыми в обычных
разговорах, не знают толком, куда помещать, и не на-
ходят такой части в мозгу, которая могла бы воспринять и
сохранить их. Мы не только не знаем своей души и спо-
собов ее действия на телесные органы, по даже не можем
заметить в этих органах и никакого предрасположения, ко-
торое определяло бы один из них более, нежели другой,
быть седалищем души.
Однако трудность предмета не исключает возможности
гипотез. Она позволяет лишь менее строго относиться к
ним. Мы никогда не кончим, если пожелаем изложить их все.
Так как трудпо было предпочесть какой-либо один орган
другим, то почти нет ни одного из них, который не изби-
рался бы в качестве места пребывания души. Ее помещают
и в желудочки мозга, и в сердце, и в кровь, и в живот,
и в нервы, и т. д., но из всех этих гипотез только гипо-
тезы Декарта, Вьессана3, Ланчизи4 или г. Пейрони5 ка-
жутся основанными на опыте, как это мы покажем. Госпо-
дин Вьессан-сыя в одном труде, где он ставил своей задачей
объяснить меланхолическое безумие, предполагал, что место-
нахождением духа является центральное белое вещество6.
Согласно открытиям или учению г. Вьессана-отца, централь-

124
Дени Дидро
ное белое вещество есть сплетение маленьких весьма тонких
сосудов, которые сообщаются друг с другом посредством
бесчисленного множества других сосудов, еще бесконечно
более мелких, образуемых всеми точками их наружной по-
верхности. В маленьких сосудах первого рода артериальная
кровь утончается до превращения в животный дух, а в со-
судах второго рода течет в виде духа. Внутри этого огром-
ного числа трубок, почти совершенно недоступных для
восприятия, и происходят все движения, соответствующие
представлениям; впечатления, оставляемые в них этими дви-
жениями, суть следы, напоминающие уже полученные пред-
ставления. Нужно иметь в виду, что центральное белое
вещество помещается в начале нервов — это весьма спо-
собствует выполнению функций, приписываемых ему здесь.
Допустив такую механику, можно думать, что, так ска-
зать, телесное здоровье духа зависдт от правильности, рав-
номерности и свободы движения духов по этим маленьким
каналам. Если большинство из них расслаблено, как это
бывает во время сна, то духи, протекающие по каналам,
случайно оставшимся открытыми, случайно же вызывают и
представления, большей частью не имеющие между собой
никакой свлзи; душа продолжает соединять эти представле-
ния потому, что в это время нет других идей, которые
позволили бы ей увидеть их несовместимость. Если же,
наоборот, все маленькие трубочки оказываются открытыми,
а духи врываются в них в великом изобилии и с огромной
скоростью, то возникает большее скопление весьма живых
представлений; которые душе недосуг различать и сравни-
вать,— это и порождает бешенство. Когда же в некоторых
маленьких трубочках создается закупорка, мешающая движе-
нию духов, представления, связанные с ними, оказываются
совершенно иными для души. Она не может найти для
них никакого применения в своей деятельности, а поэтому
будет выносить несуразное суждение всякий раз, когда эти
идеи понадобятся ей для разумного суждения. Вне их все
ее суждения будут здравыми. Это и будет меланхоличе-
ское безумие.
Господин Вьессан показал согласие своего предположения
со всеми проявлениями этой болезни. Так как она происходит

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 125
от закупорки и обусловливается крайней густотой и медли-
тельностью крови, то она и не сопряжена с лихорадкой.
ЗКители теплых стран, чья кровь лишена самых тонких
составных частей вследствие слишком большого испарения,
люди, питающиеся чрезмерно грубой пищей, люди, потря-
сенные сильным и длительным чувством страха, и т. д.
должны быть наиболее подверженными меланхолическому
безумию. Можно сколько угодно детализировать такие пред-
положения и находить при всяком новом предположении
вовое следствие; отсюда можно сделать вывод, что вряд ли
вайдется такая здоровая голова, в центральном белом ве-
ществе которой не было бы какой-нибудь маленькой плотно
закупоренной трубочки.
Но если бы предположение г. Вьессана согласовалось
даже со всеми возможными случаями, оно все же, быть
может, не было бы верным. Древние объясняли тяжесть воз-
духа боязнью пустоты, а ныне все небесные явления объяс-
няются притяжением. Если древние путем повторных опытов
открыли в этой боязни некий постоянный закон, как это
имело место с явлениями влечения, то могли ли они пред-
полагать, что боязнь пустоты есть истинная причийа этих
явлений, хотя бы последние и никогда не уклонялись от
этого закона? Могут ли последова/гели Ньютона предпола-
гать, что притяжение является действительной причиной,
хотя бы им и никогда не приходилось встречаться ни с одним
явлением, которое не подчинялось бы закону обратной про-
порциональности квадратов расстояний? Отнюдь нет. хак же
обстоит дело и с гипотезой г. Вьессана. Не нужны и ма-
ленькие трубочки центрального белого вещества, из которых
одни открываются, а другие закупориваются: если бы ои
мог даже воочию убедиться (а это для него невозможно)
в том, что меланхолическое безумие усиливается или осла-
бевает в зависимости от отношений между маленькими от-
крытыми трубочками и маленькими закрытыми трубочками,
то его гипотеза стала бы тем самым лишь более достоверной
и могла бы быть отнесена к классу гипотез о приливе, отливе
и притяжении, считающихся зависимыми от движений луны,
но еще не была бы доказана. Все это объясняется тем, что
мы всюду видим лишь следствия, соответствующие друг

1£0
Дбнщ Дндро
другу» но ни в одном из этих следствий не видим соответ-
ствующего ему основания. Связь почти всегда отсутствует,
и, быть может, мы не откроем ее никогда.
Но как бы мы ни представляли себе то, что в нас
мыслит, очевидно, что функции способности мышления за-
висят от организации и от наличного состояния нашего тела
в течение нашей жизни. Эта взаимная зависимость тела
и того, что мыслит в человеке, и есть именно то, что назы-
вается связью тела и души, связью, которая, согласно
здравой философии и откровению, есть результат только
свободной воли создателя. По крайней мере, у нас &ет
никакого непосредственёого представления о взаимозависи-
мости, связи и даже отношении между этими двумя вещами —
телом и мыслью. Следовательно, эта связь есть факт,
в котором мы не можем сомневаться, но подробности кото-
рого нам совершенно неизвестны. Один только опыт должен
показать их нам и разрешить все вопросы, которые могут
возникнуть по этому предмету. Один из самых любопытных
мы здесь и задаем: выполняет ли душа свои функции одина-
ково во всех частях тела, с которыми она соединена, или
среди них есть какая-либо одна, которой присуще особое
назначение? Если она есть, то что это за часть? Это —
шишковидная железа, говорит Декарт; это — центральное
белое вещество, говорит Вьессан; это — мозолистое тело,
говорят Ланчизи и г. Пейрони. Декарт мог лишь предпо-
лагать, так как у него не было для этого никаких осно-
ваний, кроме некоторых удобств. Вьессан построил систему,
опиравшуюся на некоторые анатомические наблюдения. Гос-
подин Пейрони подтвердил свой взгляд опытами.
Декарт обратил внимание на то, что шишковидная же-
леза только одна и что она подвешена к средине желу-
дочков мозга на двух жилистых и гибких волокнах, позво-
ляющих ей двигаться во всех направлениях и воспринимать
все впечатления, которые может принести ей со всех осталь-
ных частей тела поток духов или некий флюид, движу-
щийся по нервам. Он заметил, что шишковидная железа
окружена маленькими артериями, сосудистой сетчатой тканью
и внутренними перегородками желудочков, среди которых
она помещена и самые тонкие из которых простираются

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 127
к ней. Ввиду этого почетного положения ее он предпо-
ложил, что шишковидная железа — седалище душа и общий
орган всех наших восприятий. Но было обнаружено, что-
у некоторых людей шишковидная железа отсутствует, а у
других, совершенно сгладилась, между тем как от этого'
они не утратили способности разумения и восприятия. Было-
обнаружено, что у некоторых она сгнила, но и на них
это не оказало заметного влияния. Одна женщина двадцати.
восьми лет, у которой шишковидная железа сгнила, до
|50нца сохранила способность чувствовать и рассудок. Вот
jfyuia и выселена с того места, которое отвел ей Декарт
Ц качестве жилища.
К? Известны случаи, когда разрушались и другие части*
Мозга, например передние и задние бугорки четверохол-
Щия, а функции души оставались ненарушенными. То же-
рамое следует сказать и о продырявленных пластинках.
Господин Пти7 изгнал душу из продырявленных пластинок,
невзирая на особенности их строения. Итак, где же находится
Itfufee чувствилище? Где же та часть, повреждение или
Ьазрушение которой неизбежно влечет за собой прекращение
■ли остановку духовной деятельности, между тем как другие
расти могут подвергаться изменениям и разрушениям, а их
носитель не утрачивает способности рассуждать и чувство-
вать. Господин Пейрони при обзоре мозга опустил все его
расти за исключением мозолистого тела. Он делает это исклю-
чение потому, что эти части подвержены множеству очень
рстрых и опасных болезней, но деятельность души при этом
не прерывается. Значит, думает он, мозолистое тело и есть
|к> место мозга, где обитает душа. Да, по мнению г. Пей-
|рони, именно мозолистое тело служит седалищем души, ко-
торым одни философы считали все тело, а другие — множе-
ство других отдельных частей. Вот как рассуждает г. Пей-
ij^OHH, обосновывая свое утверждение.
Один крестьянин от удара в голову лишился весьма боль-
шого количества мозгового вещества. Однако он вылечился,
и его умственные способности после этого не изменились.
Следовательно, душа находится не на всем протяжении моз-
гового вещества. Встречали людей, у которых шишковидная
железа стерлась и сгнила, а у иных не было и следов ее-

128
Дени Дидро
Однако все они обладали разумом. Следовательно, дуоиа
помещается не в шишковидной железе. Подобные же сви-
детельства имеются и относительно передних и задних бу-
горков четверохолмия, infundubulum, продырявленных
пластинок и мозжечка. Я хочу сказать, что эти вчасти
подвергались либо разрушению, либо тяжелым заболеваниям
и при этом разум страдал не больше, нежели при всякой
другой болезни. Следовательно, душа не находится в этих
частях. Остается только мозолистое тело. В сочинении г. Пей-
рони можно найти вое те свидетельства, которыми он дока-
зывает, что всякое изменение и разрушение этой части мозга
влечет за собой утрату разума. Мы удовлетворимся здесь
одним из них, которое произвело на нас наибольшее впечат-
ление. Один молодой человек шестнадцати лет был ранен
ударом камня в верхнюю и переднюю часть левой темянной
кости. Кость была ушиблена, но не разбита. Несчастье на-
ступило лишь на двадцать пятый день, когда больной начал
замечать, что правый глаз его ослабевает, что он становится
грузным и болезненным, особенно когда на него нажимают.
Через три дня больной утратил зрение только пока на этот
глаз, а затем почти полностью утратил способность чув-
ствовать, впал в дремоту и в полное телесное изнеможение.
Сделали надрезы, просверлили три отверстия. Вскрыли твер-
дую оболочку мозга и из нарыва величиной с куриное яйцо
вынули три с половиной унции густой массы с несколькими
клочьями мозгового вещества. По направлению эонда, пло-
ского и закругленного на конце наподобие гриба, называе-
мого meningofilax, и по глубине того места, куда был
введен этот зонд, решили, что он опирается на мозолистое
тело, если его легонько опускать.
Когда гной, покрывавший мозолистое тело, был удален,
дремота прошла, зрение и свобода чувств вернулись. Бо-
лезненные приступы юэобновлялись, когда во впадине по-
являлись новые нагноения, и исчезали по мере того, как
выпускался гной. Впрыскивание давало те же результаты,
что и нагноения. Как только впадина наполнялась, больной
утрачивал рассудок и сознание. Ему возвращали их, вы-
качивая впрыснутую жидкость спринцовкой. Даже при вве-
дении менингофилакса одно только давление инструмента на

Статья по вопросам мировоззрения в целом 129
мозолистое тело воспроизводило болезненные приступы; при
его удалении они исчезали. Через два месяца этот больной
выздоровел. Голова у него стала вполне здоровой, и он
не испытывал ни малейших болезненных ощущений.
Итак, душа помещена в мозолистом теле до тех пор,
пока какой-нибудь новый опыт не выселит ее и снова не
поставит физиологов в затруднение, куда ее девать. Заметим,
цокамест, от каких незначительных вещей зависит ее дея-
тельность: одно разрушенное волокно, излияние капли крови,
jterRoe воспаление, падение, контузия — и прощай рассудок,
йазум и вся та проницательность, которою так гордятся люди;
^ое их тщеславие держится на одной только ниточке, хорошо
Ели плохо помещенной, здоровой или нездоровой.
Отведя так много места для обоснования духовности и
Шессмертия души, двух убеждений, весьма способных воз-
будить в человеке гордость своим будущим состоянием, мы
Дозволим себе несколько унизить человека в его теперешнем
нростоянии рассмотрением вещей ничтожных, от которых за-
висят его способности, столь высоко ценимые им. Сколько
фй ни упрямится, но опыт не оставляет ему никакого сомне-
ния в связи деятельности души с состоянием и организацией
|рела. Он должен согласиться с тем, что неосторожное при-
рйосиовение пальца ученой жедщины Корнеля было бы спо-
собно сделать его дураком, если бы его костяная коробка,
которая закрывает мозг и мозжечок, была.мягка, как тесто.
Мы закончим эту статью некоторыми наблюдениями, поме-
ченными в Записках академии, а также* и в других трудах.
Читатель, конечно, надеется найти их здесь. Один ребе-
нок, двух с половиной лет от роду, имевший прекрасное
Здоровье, начал тосковать. Голова у него мало-помалу рас-
пухала. Через восемнадцать месяцев он стал говорить уже
j&e так ясно, как прежде. Он не научался больше ничему
|овому. Напротив, все функции его души ослабели до того,
$то он перестал выказывать какие бы то ни было признаки
§амяти и даже вкуса, запаха, осязайия, слуха. Он бес-
прерывно ел и принимал без разбора и хорошую и дурную
пищу. Он постоянно лежал на спине, не будучи в силах
поддерживать и передвигать голову, которая сделалась весь-
ма большой и тяжелой. Он мало спал, кричал дпи и ночи;
9 Дадро, т. VU

130
Дени Дидро
у Hurt) было слабое и частое дыхание, слабый, но пра-
вильный пульс. Пищеварение у него было довольно хорошее,
желудок нормальный, и его никогда не лихорадило.
Умер он, прохворав два года. Господин Литтр8 вскрыл
его и обнаружил, что череп у него был на целую треть
больше нормального, а в мозгу нашел прозрачную жид-
кость; воронкообразное углубление мозга имело в ширину,
один дюйм и в глубину два; шишковидная железа была
хрящевата; продолговатый мозг в своей передней части менее
мягок, нежели головной; мозжечок распух; задняя часть
продолговатого мозга и спинного мозга, а также и нервы,
исходящие из него, мельче и мягче, нежели это бывает
обычно. (См. Записки академии за 1705 год, стр. 57; за
1741 год, стр. 31; за 1709 год, стр. 11.)
Характер пищи настолько сильно влияет на конституцию
тела, а эта конституция — на деятельность души, что уже
одно только это соображение было бы весьма способно устра-
шить матерей, отдающих своих детей на воспитание незна-
комым кормилицам.
Впечатления, вызываемые в еще нежных органах детей,
могут иметь настолько тяжелые последствия для деятельно-
сти их души, что родители должны тщательно оберегать их
от какого бы то ни было сильного испуга.
Но вот два других примера, весьма подходящих для
доказательства воздействия души на тело и обратно — воз-
действия тела на душу. Одна молодая девица, в которой
естественные наклонности или суровое воспитание развили
чрезмерную набожность, впала в нечто подобное религиоз-
ной меланхолии. Дурно понятый страх перед высшим суще-
ством, внушенный ей, исполнил ее мрачными идеями. Резуль-
татом страха и постоянных тревог, которые ее обуревали,
было прекращение регул. Тщетно лечили это заболевание
самыми лучшими, самыми отборными лекарствами: регулы
не восстанавливались. Это вызвало столь тяжелые послед-
ствия, ^qTO для молодой больной жизнь сделалась вскоре
невыносимой. В этом состоянии ей посчастливилось завязать
знакомство с одним духовным лицом, отличавшимся ласковым
и приветливым характером и рассудительностью. Отчасти
ласковыми словами, а отчасти силой доводов ему удалось р;:с-

Статьи по вопросам вировоззрения в целом 131
сеять страхи, осаждавшие ее, примирить ее с жиз'йшо и
внушить ей более здравые понятия о божестве. Но едва
излечился ее дух, как регулы восстановились, вернулась
полнота, и больная стала чувствовать себя превосходно, хотя
й образ жизни она не изменила. Но так как дух не менее
склонен к повторным заболеваниям, нежели тело, то девушкой
|нова овладели прежние суеверные страхи; ее постигла преж-
нее телесное расстройство, и болезнь сопровождалась теми
же симптомами, что и ранее. Явилось духовное лицо, дабы
^злечить ее тем же способом, который оно применяло. Это
увенчалось успехом, регулы восстановились, и здоровье вер-
нулось. В продолжение нескольких лет жизнь этой молодой
^ообы состояла в смене суеверия и болезни религией и
Здоровьем. Когда господствовало суеверие, прекращались ре-
гулы, начиналась болезнь; когда религия и здравый смысл
брали верх, телесные жидкости входили в нормальное русло,
и наступало выздоровление.
Одного знаменитого музыканта и крупного композитора
схватила лихорадка, которал, постоянно усиливаясь, сдела-
лась непрерывной. На седьмой день он впал в неистовый
и почти непрерывный бред, сопровождаемый криками, сле-
зами, страхами и постоянной бессонницей. На третий день
своего бреда, влекомый одним из тех проявлений инстинкта,
которые, говорят, побуждают больных животных отыскивать
полезные для них травы, он изъявил желание прослушать
в своей комнате маленький концерт. Врач согласился на это
с большим трудом. Ему пропели кантаты Бернье. При первых
же аккордах лицо ею прояснилось, глаза стали спокойными,
судороги совершенно прекратились. Он пролил слезы На-
слаждения и в тот момент испытал столь сильное чувство
к музыке, какого он не испытывал никогда раньше и поаже.
Лихорадка оставила его на все время концерта, но как только
юонцерт окончился, он впал в свое прежнее состояние. Стали
применять это лекарство, действие которого неожиданно ока-
залось столь благотворным. Лихорадка и бред всегда пре-
кращались во время концерта, и музыка сделалась для
больного настолько необходимой, что по ночам вон просил
петь и даже танцевать одну ухаживавшую за ним родствен-
ницу, которой горе не цоздолддо доставлять больцому тре-
9*

132
Денн Дидро
буемое удовольствие. Однажды ночью, когда возле него не
было никого кроме его сиделки, которая знала лишь какой-то
жалкий водевиль, он должен был удовлетвориться этим и
почувствовал некоторое облегчение. Наконец десять дней
музыки вылечили его совершенно, без применения каких-либо
других средств, кроме двукратного отворения жил в ноге,
сопровождавшегося сильными кровоизлияниями.
Господин До дар9 излагает этот факт, после его про-
верки. Он не думает, что этот факт может служить образцом
или правилом. Но весьма любопытно наблюдать, как у чело-
века, для которого музыка стала, так сказать, второй душой,
благодаря длительной и постоянной привычке, концерты ввели
духов в их естественное русло. Совершенно невероятно, что
живописца таким же образом можно излечить картинами;
живопись не имеет такой власти над духами, и она не про-
извела бы такого же впечатления на душу.
5. Зверь, животное, скот
(Грамм.)
Слово зверь часто употребляется в смысле противопо-
ставления человеку. Так, говорят: у человека есть душа,
но некоторые философы отрицают ее существование
у зверей. Скот — презрительный термин, применяемый лишь
к зверям и только в дурном смысле — к человеку. Он пре-
дается всем неистовствам своих наклонностей, подобно
скоту. Животное — родовой термин, применимый ко воем
живым существам: животное живет, действует, дви-
жется само собой и т. д. Если рассматривать животное
как существо, способное мыслить, желать, действовать, раз-
мышлять и т. д., то значение этого слова ограничивается
человеческим родом; если же его рассматривать в пределах
всех тех функций, которые выражают ум и волю и кажутся
в нем общими со свойствами человеческого рода, то зна-
чение этого слова включает в себя понятие зверя; если рас-
сматривать зверя в его высшей степени тупости, вне законов
разума и честности, которым должно подчиняться наше по-
ведение, то он будет называться скотом.

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 133
Неизвестно, чем управляются звери: общими ли законами
движения или собственным движением; и то и другое пред-
ставление имеет свои трудности. Если они действуют по-
средством собственного движения, если они мыслят, если
у них есть душа и т. д., то что представляет собою эта
душа? Нельзя предположить, что она материальна, но можно
ли предположить, что она духовна? Утверждать, что у них
нет души и что они не мысйят, это значит приравнивать их
к машинам, а на это мы имеем не больше права, нежели
думать, что человек, речи которого мы не понимаем,—авто-
мат. Аргумент, основывающийся на совершенстве их произ-
ведений, убедителен, так как, судя по их первым действиям,
они кажутся способными двигаться много далее, но, однако,
вое они останавливаются на одной точке, что придает им
характер почти машин. Но то, что выводят из однообразия
их произведений, мне не кажется столь же прочно обосно-
ванным. Гнезда ласточек и жилища бобров похожи друг на
друга не больше, чем человеческие дома. Если ласточка
помещает свое гнездо в углу, оно описывается лишь дутою,
стягивающей стороны угла; если же она прилаживает его
к стене, оно будет составлять половину окружности. Если
выселить бобров с места, на котором они жили, они будут
искать другого места для поселения и, не имея возможности
найти такую же землю, неизбежно воспользуются иными
средствами и построят себе иные жилища.
Как бы то ни было, но нельзя думать, что звери стоят
ближе к богу, нежели другие создания материального мира,
иначе кто из нас без колебания осмелился бы поднять на
них руку и пролить их кровь? Кто мог бы без зазрения со-
вести убить ягненка? Сознание, которым они обладают, ка-
кова бы ни была его природа, служит им лишь для сообщения
друг с другом. Влечением к удовольствию они сохраняют
себя как индивидов и этим же влечением они сохраняют
свой род. Я говорю «влечением к удовольствию» за недон
статком другого более точного выражения, ибо если бы звери
были способны испытать чувство, которое мы называем удо-
вольствием, то было бы неслыханной жестокостью причишиъ
им боль. Они подчиняются естественным законам, ибо объ-
единены общими нуждами, интересами и т. д., но в этом

134
Дени Дидро
нет ничего положительного, ибо они не объединены знанием.
Они не кажутся, однако, йеизменно подчиненными своим есте-
ственным законам; растения, за которыми мы все признаем
знания и чувства, подчинены им прочнее.
Звери не обладают нашими высшими преимуществами, по
у них есть свои, которых мы лишены; у них нет наших на-
дежд, но у них нет и наших страхов; они, как и мы,
приемлют смерть, но не знают*о ней; большинство из них
умеет лучше отстаивать свое существование, нежели мы,
и не злоупотребляет, подобно нам, своими страстями.
6. Бессмертие
(Грамм, и метафиз.)
Это — нечто вроде жизни, приобретаемой нами в памяти
людей. Это сознание, побуждающее нас иногда к величайшим
подвигам, есть наиболее яркое свидетельство той ценности,
которую мы придаем уважению оо стороны своих ближних.
Мы слыпшм в самих себе ту хвалу, которую они некогда
воздадут нам, и отдаем себя на заклание. Мы жертвуем
своей жизнью, мы перестаем существовать реально, чтобы
жить в их воспоминании. Если бессмертие, рассматриваемое
под таким аспектом, есть химера, то химера великих душ.
Эти души, столь высоко оценивающие бессмертие, в равной
мере должны ценить и таланты, без которых они тщетно его
ожидали бы — живопись, скульптуру, архитектуру, историю
и поэзию. И до Агамемнона были цари, но они низверглись
в море забвения, ибо у них не было священного поэта,
который бы их обессмертил: предание искажает факты и
делает их баснословными. Имена преходят вместе с цар-
ствами без гласа поэта и историка, проникающего через
времена и пространства и сообщающею их всем векам и
воем народам. Великие люди приобретают бессмертие только
благодаря писателю, который может обессмертить себя и
без них. За недостатком славных деяний он может воспевать
явления природы и блаженство богов, тем самым давая воз-
можность будущему услышать его голос. Значит, тот, кто
пренебрежет писателем, выкажет пренебрежение к голосу

\
Стлтьи по вопросам мировоззрения в целом
135
потомков и редко может возвыситься до чего-либо дФстоййого
увековечения.
г Но есть ли в действительности такие люди, в которых
[чувство бессмертия совершенно угасло и которым нет пи-
Ьсакого дела до того, что о них могут сказать, когда их
ролыые не будет? Я этого не думаю. Мы сильно привязаш
Ь уважению людей, среди которых живем. Вопреки нашему
желанию наше тщеславие вызывает из небытия еще не суще-
ствующих людей, мы более или менее ясно слышим их су-
ждение о нас и более или менее страшимся ею.
Если бы кто-нибудь сказал мне: «Допустим, что
в каком-нибудь старом сундуке, забытом на моем чердаке,
находится бумага, которая могла бы представить меня
будущим поколениям как злодея и негодяя; допустим, да-
лее, что у меня есть абсолютное доказательство того, что
этот сундук не будет открыт, пока я живу. И что же?
Я не потружусь подняться на верх дома, открыть сундук,
вынуть из него бумагу и сжечь ее». Я ответил бы ewyj:
«Вы лжец».
Я сильно удивляюсь тому, что тот, кто проповедывал лю-
дям бессмертие души, не убедил их, что, когда их не будет,
они услышат над своей могилой различные мнения о себе.
7. Имматериализм или спиритуализм
(Метафиз.)
Имматериализм есть мировоззрение людей, которые
допускают существование в природе двух существенно раз-
личных субстанций; одну они называют материещ другую —
духом. По всей вероятности, древние не имели никакого
понятия о духовности. Они единодушно верили, что все
вещи причастны к одной и той же субстанции, и думали,
что одни из них являются только материальными, а другие
и материальными и телесными. Бог, ангелы и гении, говорят
Порфирий и Ямвлих, состоят из материи, но не имеют ничего
общего с телесным. Даже в наше время в Китае, где со-
хранились главные догмы древней философии, не знают ни-
какой духовной субстанции и смерть рассматривают как

136
Дени Дидро
отделение воздушной части человека от его земной части.
Первая возносится ввысь, вторая возвращается вниз.
Некоторые наши современники подозревают, что Анакса-
гор, допускавший к образованию вселенной дух, имел по-
нятие о духовности и, в противоположность большинству,
других философов, отрицал существование телесного бога.
Но они допускают странную ошибку, ибо под словом дух
как греки, так и римляне разумели тонкую, огненную и крайне
разреженную материю, которая, правда, разумна, но обла-
дает реальным протяжением и различными частями. И в самом
деле, как они могут требовать, чтобы им поверили, будто
греческие философы имели идею всецело духовной субстан-
ции, когда очевидно, что даже все ранние отцы церкви пред-
ставляли бога телесным, что их учение держалось в грече-
ской церкви до самого последнего времени и было оставлено
римлянами лишь во времена святого Августина?1
Чтобы здраво судить, как следует понимать термин дух
в произведениях древних философов, и чтобы установить
его истинное значение, нужно сначала обратить внимание,
в каком случае следует им пользоваться и с какой целью
они его употребляли. Они употребляли его для обозначения
идеи чисто интеллектуального существа в нашем смысле
так же редко, как часто пользовались им те, которые не
верили ни в какое блаженство или, по крайней мере, допу-
скали существование бога для того, чтобы обманывать народ.
Слово дух очень часто встречается у Лукреция вместо слова
душа, а также и интеллект. Вергилий пользуется им для
обозначения мировой души2, или тонкой и разумной мате-
рии, которая, будучи рассеяна по всем частям вселенной,
управляет ею и оживляет ее. Этого учения отчасти придер-
живались и древние пифагорейцы. Стоики, которые были
лишь реформированными циниками, усовершенствовали его.
Они наделили эту душу именем бог. Они считали ее разум-
ной, называли ее разумным духом. А между тем, имели
ли они идею чисто духовной субстанции? Не более, чем
Спиноза, или почти не более. Они думали, говорит о. Мург3
в своем богословском обозрении пифагореизма, что сделали
много, избрав наиболее тонкое вещество (огонь) в качестве
разума, или мирового духа, как об этом свидетельствует

\ Статьи по вопросам мировоззрения в целом 137
Плутарх. Нужно понять их язык, ибо, по-нашему, то, что»
есть дух, не может быть телом, а их учение, наоборот,
доказывало, что вещь является телом, ибо она дух. Я вы-
нужден сделать это замечание потому, что, в противном,
случае, читатели, глядя современными глазами на опреде-
ление бога стоиков по Плутарху,—бог есть разумный
огненный дух, который, не имея формы, может обра-
шиться во все, что он хочет, и походить на любую>
вещь,— подумали бы, что термин разумный дух сводит
значение следующего термина к чисто метафорическому огню.
Те, которые не пожелают принять мнение современного,
ученого, быть может, не откажутся поверить одному древ-
нему автору, который должен был хорошо знать учения
древних философов, ибо написал об их мнениях сочинение,
юоФорое при всей его исключительной краткости, отличается:
большой ясностью. Я хочу сказать именно о Плутархе.
Он ясно высказывает мысль, что дух есть лишь тонкая
материя, и говорит это как нечто общеизвестное и признан-
ное всеми философами. «Наша душа,— говорит он,— которая
есть воздух, оживляет нас; дух и воздух оживляет весь,
мир, ибо дух и воздух суть два названия, обозначающие
одну и ту же вещь». Я не думаю, чтобы можно было
требовать одновременно большей выразительности и большей
ясности. Ужели кто-нибудь скажет, что Плутарх не понимал
греческой терминологии, а что современные ученые разумеют
в ней больше, нежели он? Утверждать подобную нелепость
отнюдь не возбраняется, но встретит ли она хоть малейшее^
доверие?
Из всех философов древности Платон кажется наиболее
близким к идее подлинной духовности, а между тем, если
несколько внимательнее рассмотреть последовательность и.
связь его мыслей, то можно ясно увидеть, что под термином
дух он разумел не что иное, как тонкую огненную материю,
наделенную разумом. Если бы это было не так, то мог ли бы
он говорить, что бог испустил из себя ту материю, из кото-
рой он создал вселенную? Разве внутри какого-нибудь духа
может поместиться материя? Может ли чисто духовная суб-
станция заключать в себе протяжение? Платон заимство-
вал эту идею у Тимея Локридского, говорившего, что бог*.

138
Дени Дидро
зкелая извлечь из своего чрева прекраснейшего сына, поре
дил мир, которому предназначено быть вечным, ибо предавать
-смерти детище — поступок, недостойный хорошего отца.
Здесь будет уместным заметить, что если Платон, как и
Тимей Локридский, его наставник и прообраз, равно до-
пускали вечное сосуществование материи с богом, то материл
.должна была всегда существовать в духовной субстанции
и замыкаться в ней. А не значит ли это создавать идею тонкой
материи, свободного начала, заключающего в себе материаль-
ный зародыш вселенной?
Но, скажут мне, Цицерон, рассматривая различные фило-
софские представления о существовании бога, опровергает
представление Платона, ибо делает высшее существо духов-
ным: Quod Plato sine corpore Deum esse censet, id quale
esse possit intelligi non potest *. На это я отвечу, что из при-
веденной цитаты совсем нельзя заключить, будто Цицерон,
или Веллей, которого он заставляет говорить, думал, что
Платон хотел допустить существование божества непротя-
женного, не поддающегося воздействию, абсолютно бестелес-
ного и, наконец, духовного, как его представляет теперь наша
религия. Но ему казалось странным, что Платон не наделил
телесностью и определенной формой дух, то есть разум,
♦составленный из тонкого вещества, которое он считал этим
высшим божеством, ибо все школы, признававшие существо-
вание богов, наделяли их телом. Стоики, которые давали
наиболее возвышенное истолкование сущности своего боже-
жества, заключали его, однако, в мир, служивший для него
телом. Именно это отсутствие материальной, грубой телес-
ности и заставляло Веллея говорить, что если бог Платона
бестелесен, то он не может обладать никаким сознанием, не
может быть мудрым и способным наслаждаться. Ни один
древний философ, за исключением платоников, не думал, что
дух, отчужденный от тела, может испытывать удовольствие
или боль. Поэтому было естественным, что Веллей рассматри-
вал платоновского бога, лишенного телесности, то есть со-
стоящего только из тонкого вещества, которое должно соста-
* Платон считает бога бестелесным, но каким он может быть,
фтого нельзя понять.

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 139
вллть сущность духов, как бога, неспособного быть мудрым,
цспытывалъ удовольствие и, наконец, обладать сознанием.
Если вы еще сомневаетесь в материализме Платона, про-
кутите то, что пишет о нем г. Бэйль в первом томе своего
Продолжения разных мыслей*, основываясь на выдержке
[яз одного современного автора, который объяснил и разобла-
чил платонизм. Вот та выдержка, которую цитирует г. Бэйль:
[«Первый бог, по Платону, есть высший бог, а два других
Должны оказывать почет и повиноваться ему, ибо он их
Щец и создатель. Второй бог, видимый, слуга невидимого
Й>га, создателя мира. Третий называется миром, или душой,
ркивляющей мир; некоторые именуют ее демоном. Что ка-
ймятся второго бога, которого он называл также логосом,
Цмом или разумом, то он мыслил двоякого рода логос: один
Извечно пребывает в боге, благодаря ему бог от века за-
ключает в себе все виды добродетели, проявляя всюду
мудрость, всемогущество и благость, ибо, будучи бесконечно
■Свершенным, бог содержит в этом внутреннем логосе все
щей, все формы сотворенных вещей; второй логос, логос
■вешний и выраженный, является, по Платону, не чем иным,
Как субстанцией, которую бог испустил из своих недр, или
Кородил, для того чтобы сформировать из нее мир. Именно
юоэтому и говорил Меркурий Трисмегист, что мир единосущ
рогу». А вот вывод, который делает из этого г. Бэйль:
|Читали ли вы что-нибудь более чудовищное? Вот вам мир,
©отворенный из субстанции, которую бог испустил из своих
1едр! Вот вам и один из трех богов, которых остается лишь
подразделить на такое же число богов, сколько имеется
w мира различно одушевленных частей! Вот вам все ужасы,
Асд чудовищность мировой души! Столько же войн между
рогами, сколько между сочинениями поэтов! Боги, создатели
|сех человеческих грехов! Боги, наказующие и совершаю-
щее все преступления, которые они запрещают!»
S И, наюонец, заключая это резким и решительным доводом,
Приведем в качестве общепризнанной истины, что Платон и
Почти все древние философы считали душу не чем иным,
как частью, отделенной от целого, что* бог является этим
целым и душа должна в конце концов соединиться с ним
Путем растворения. Но отсюда очевидно, что такое пред-

140
Денн Дидро
ставление неизбежно влечет за собой материализм. Дух, в том
виде, каким мы его представляем, несомненно не должен
состоять из частей, которые могут отделяться друг от друга;
здесь налицо характерное отличительное свойство материи.
Древняя философия смешивала духовность с телес-
ностью, различая их лишь настолько, насколько обычно
различаются модификации одной и той же субстанции,
и к тому же полагала, что материальное может незаметно
становиться духовным и становится в действительности. Отцы
ранней церкви приняли это учение, ибо это неизбежно, когда
приходится писать для публики. Вопросы, касающиеся сущ-
ности духа, настолько тонки и отвлеченны, идеи ее усколь-
зают настолько легко, воображение так стеснено, внимание
так быстро утомляется, что нет ничего легче да и извини-
тельнее, как допустить здесь ошибку. Всякий, кто не уловит
здесь некоторых принципов, сбивается с пути. Он бродит,
не приходя ни к чему или приходя только к заблуждению.
Однако не одна только трудность раскрытия этих принци-
пов, большей частью простых и безыскусственных, является
причиной философских ошибок некоторых наших первых пи-
сателей; следует вменить им в вину и слишком большое
уважение к унаследованным учениям. Если успех почти всегда
является лишь наградой за мудрую смелость, то можно
сказать, что именно в философии более всего надлежит быть
смелым. Но эта отвага разума, который ищет дорогу там,
где он даже не видит следов, была для наших отцов неиз-
вестным средством нахождения. Они старались лишь поддер-
жать чистоту догмата веры, а все остальное им казалось
только умозрением, более любопытным, нежели необходимым.
Стремясь лишь достигнуть того, к чему приходили другие,
большинство из них, способных идти дальше, не находили
достаточными те средства, которые им предоставлял их пре-
красный гений.
Ориген, этот почтенный и разносторонний ученый, пони-
мал дух только как тонкую материю и как в высшей сте-
пени легкий воздух. Этот именно смысл он придает слову
à<TG)£iàT0v> означающему по-гречески бестелесный. Он гово-
рит также, что всякий дух, в собственном и простом смысле
этого слова, есть тело. При таком определении он неизбежно

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 111
должен был считать бога^ ангелов и души телесными. Именно
так он и думал; и просвещенный г. Гюэ5, приводя все те
упреки, которые обращены по этому поводу к Оригену,
пытается оправдать его, но в конце концов соглашается,
что этот древний ученый признавал отсутствие в свя-
щенном писании решения вопроса о сущности божества.
Тот же самый г. Гюэ соглашался, что он считал ангелов
и души состоящими из некоей более тонкой материи, кото-
рую называл духовной, по сравнению с той, из которой
состоят тела. Но отсюда неизбежно следует, что он допускал
также некоторое тонкое вещество и для божества, ибо он
ясно высказывает мысль, что природа душ тождественна
природе бога. Следовательно, если человеческая душа те-
лесна, то и бог должен быть телесным. Просвещенный г. Гюэ
заботливо отобрал из произведений Оригена несколько мест,
кажущихся противоречивыми тем, которые его осуждают, но
термины, которыми пользуется Ориген, настолько точны,
а словесные приемы, к которым прибегает ученый прелат,
настолько слабы, что лишь комментаторские достоинства,
и это легко заметить, дают ему в руки оружие для защиты
своего предшественника. Святой Иероним и другие критики
Оригена говорят, что он понимал духовность бога не лучше,
чем духовность душ и ангелов.
Тертуллиан еще яснее, чем Ориген, высказал мысль
о телесности бога, которого он называет, однако, духовным
в том смысле, в каком этим словом пользовались в древности.
«Кто может отрицать,— говорит он,— что бог не есть тело,
если даже он и дух? Всякий дух есть тело; он обладает
свойственной ему фигурой и формой». Quis autem negabit
Deum esse corpus, etsi Deus spiritus? Spiritus etiam corpus
sui generis in sua effigie.
Он оставил нам целую книгу, в которой излагает все,
что думал о душе. И особенность этой книги состоит в том,
что автор пишет в ней ясно, без малейшей тени, между тем
как ему ставят в упрек туманность, почти полное отсутствие
ясности. Именно в этой книге он относит ангелов к так
называемой им категории протяжения. Туда же помещает
он и самого бога, а уж тем более человеческую душу, кото-
рую считает телесной.

142
Дени Дидро
Это представление Тертуллиана, однако, не вытекало, как
у других, из господствовавшего мнения. Он очень мало ува-
жал философов, а в числе их и самого Платона, о котором
высказывался весьма дерзко, заявляя, что его учение дало
пищу для всех ересей. Он ошибался здесь, если будет позво-
лено так выразиться, по избытку религиозности, ибо одна
религиозная женщина заявляла, что однажды, в момент
экстаза, ей явилась душа, наделенная всеми чувственными
качествами, светящаяся, окрашенная в цвета, осязаемая и,
более того, обладающая совершенно человеческим, видом;
он считал необходимым утверждать телесность души из страха
нанести рану вере. Можно хвалить мотивы этой осмотри-
тельности, но ее нельзя извинить философу. Нельзя не упо-
мянуть о том, что он несколько раз объявлял душу духом,
но что можно из этого заключить, если это выражение на
языке древних нооило иной смысл, нежели на нашем? Под
словом дух мы разумеем чистый, неделимый, простой интел-
лект, а они разумели лишь субстанцию более свободную,
более действенную, более проницаемую, нежели предметы,
доступные чувственному восприятию.
Я знаю, что в школах оправдывают Тертуллиана, по край-
ней мере в отношении духовности бога. Они хотели, чтобы
этот старинный ученый рассматривал термины субстанция
и тело как синонимы. Так, когда говорится: кто может
отрицать] что бог — тело? — то это должно быть равно-
значно: кто может отрицать, что бог — субстанция?
Что касается слов духовный и бестелесный, то они, согласно
схоластам, имеют у Тертуллиана совершенно противополож-
ный смысл. Бестелесный означает ничто, пустоту, от-
сутствие всякой субстанции, а, наоборот, духовный означает
субстанцию, которая не является материальной. Поэтому
когда Тертуллиан говорит, что всякий дух есть тело, нужно
разуметь это в том смысле, что всякий дух есть субстанция.
ц Такими-то различениями пытаются схоласты отвести
упреки святого Августина по адресу Тертуллиана в том, что
тот считал бога телесным. Странно, что они вообразили,
будто Тертуллиан не понимал значения латинских терминов
и заменял слово субстанция словом тело, слово ничто—
словом бестелесный. Разве все греческие и латинские авторы

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 14£
недостаточно твердо установили в своих сочинениях истин-
ное значение этих терминов? Эти усилия, направленные в за-
щиту Тертуллиана, столь же бесплодны, сколько и те, ко-
торые прилагают некоторые современные платоники, чтобы
доказать, что Платон верил в создание материи. Просвещен-
ный Фабрициус6 сказал о них, что они хотят «обелить мавра».
Святой Юстин обладал не более чистыми идеями о совер-
шенной духовпостщ нежели Ориген и Тертуллиан. Он ясно-
цоворит, что ангелы были телесными, и проступок согрешив-
ших состоял в том, что они соблазнились любовью к женщи-
нам и имели с ними плотское общение. Право, я не думаю,
чтобы кто-нибудь отважился спиритуализировать ангелов свя-
того Юстина: слишком уже вески его доказательства в пользу
их телесности. Что касается природы бога, то этот отец знал
ее не лучше, нежели природу других духовных существ.
«Всякая субстанция,— говорит он,— которая не может быть
подчинена никакой другой вследствие своей легкости, обла-
дает, однако, телом, составляющим ее сущность. Если мы и
называем бога бестелесным, то не потому, что он является
таковым, а потому, что мы привыкли приписывать некоторым
вещам известные названия, обозначать насколько возможно'
почтительно атрибуты божества. И так как мы не можем
узреть сущность бога и познать ее чувствами, то мы называем
его бестелесным».
Христианский философ Татиан, сочинения которого вышли:
вслед за сочинениями святого Юстина, говорит о духовности
ангелов и демонов по-своему: «Они наделены телами, состоя-
щими не из плоти, но из некоей духовной материи, телами,
кюих природа тождественна природе огня и воздуха. Эти.
духовные тела могут быть замечены лишь тем, кому богг
дарует для этого способность, и тем, кто просвещен своим
духом». По этому примеру можно судить о том, как пред-
ставлял себе Татиан истинную духовность.
Святой Климент Александрийский категорически заявил,,
что бог телесен. После этого нет нужды обсуждать вопрос,
считал ли он души телесными,— это вне всякого сомнения.
Что касается ангелов, то он заставлял их предаваться тем же-
удовольствиям, что и святой Юстин, удовольствиям, при
которых тело столь же необходимо, сколько и душа.

144
Денн Дидро
Лактанций считал душу телесной. Рассмотрев мнения
«всех философов о материи, составляющей сущность души,
и найдя их все недостоверными, он добавил, однако, что
в каждом из них есть нечто истинное, так как наша душа,
или жизненный принцип, состоит из крови, теплоты и духа,
до что нет возможности установить природу этой смеси, ибо
легче усмотреть ее действия, нежели ее определить. Этот
же автор, установив на основании указанных принципов те-
лесность души, говорит, что она есть нечто подобное богу.
Следовательно, он, незаметно для себя и не сознавая своей
ошибки, делает бога телесным, ибо, согласно понятиям своего
века, хотя бы это был даже век Константина, дух есть тело,
состоящее из тонкой материи. Таким образом, говоря, что
душа есть тело и в то же время нечто подобное богу, он
считал себя унижающим божественную природу и духовность
де более, нежели мы, утверждающие в настоящее время,
что душа, будучи духовной по своей природе, сходна с при-
родой бога.
Арнобий не менее ясен, не менее категоричен в вопросе
•о духовной телесности, нежели Лактанций. К нему можно
присоединить и святого Илария, который впоследствии при-
знавал душу протяженной; святого Григория Назианзского,
который говорил, что нельзя мыслить духа, не мысля о дви-
жении и растворении; святого Григория Нисского, который
говорил о каком-то переселении, непонятном при отсутствии
материальности; святого Амвросия, который разделял душу
на две части и тем самым, лишая ее простоты, уничтожал
ее сущность; Кассиана, который мыслил и изъяснялся почти
так же; и, наконец, Иоанна Фессалоникийского, который на
■седьмом вселенском соборе выдвигал в качестве традиционного
догмата, засвидетельственного святым Афанасием, святым Ва-
силием и святым Мефодием, что ни ангелы, ни демоны, ни
человеческие души не лишены материальности. Тем не менее
выдающиеся личности уже проповедывали в церкви более
правильную философию, хотя древний предрассудок держался
еще в некоторых умах и выступил еще один раз, чтобы
больше не появляться никогда.
Современные греки придерживаются почти тех же поня-
тий, что и древние. Эта мысль подтверждается авторитетом

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 145
г, Бозобра7, одного из самых ученых людей, каких когда-
либо знала Европа. Вот что он говорит в своей истории маии-
%еев и манихейства: «Когда я рассматриваю способ, каким
они объясняли единство двух природ в Иисусе Христе, то
Л не могу удержаться от заключения, что они считали при-
еду божию телесной. Воплощение, говорят они, есть пол-
ное смешение двух естеств: естество духовное и тонкое
фроникает в естество материальное и телесное, распро-
страняясь по всему этому естеству и всецело смеши-
тясь с ним так, что в материальном естестве не
остается ни одного места, в котором не было бы ду-
ховного. Что до меня, считающего бога духом, то я считаю
|ракже и воплощение несомненным и непреложным актом воли
деына божия, который хочет соединиться с человеческой при-
|юдой и сообщить ей все совершенства, какие только способна
^воспринять сотворенная природа. Такое истолкование таин-
ства воплощения разумно; но если я смею высказаться,—
|габо истолкование греков есть не более как груда ложных
Есдей или бессмысленных слов, либо они мыслили природу
рожшо как тонкую материю»8.
i Выдающаяся личность, чье сочинение я здесь только что
процитировал, свидетельствует нам, что еще в XIV веке
рреки мыслили естество бога, согласно понятию древних
ютцов, как выспренний нетелесный свет, то есть считали его
даротяжецным, наделенным частями, в конечном счете таким
асе, как греческие философы представляли себе тонкую ма-
терию, которую они называли бестелесной. Он сообщает,
то в XIV веке возник горячий сп#)э по вопросу гораздо
'более любопытному, нежели полезному, а именно: сотворен-
ным или несотворенным был свет, пролившийся на Иисуса
Христа во время преображения? Григорий Паламас, знамени-
тый инок с горы Афона, утверждал, что он был несотворен-
ным, а Варлаам защищал противоположную точку зрения.
Это дало повод к созыву вселенского собора, имевшего место
в Константинополе при Андронике Младшем. Варлаама осу-
дили, и было вынесено решение, что свет, воссиявший на
Фаворе, был божественной славой Иисуса Христа, его соб-
ственным светом, излучаемым природой божией, или, точнее,
составляющим эту самую природу, и ничем другим. Обра-
10 Дидро, т. Vit

146
Дени Дидро
тимся теперь к размышлениям г. Бозобра. «Существуют
тела,— говорит он,— которые по причине своей удаленности
или малой величины становятся невидимыми, но нет ничего
видимого, что не было бы телом, и правы были валентиниане 9,
говорившие, что все видимое телесно и имеет форму. Следует
также думать, что Константинопольский собор, вынесший
решение в согласии с Паламасом и с авторитетом многих
отцов, что природа божия излучает несотворенный свет,
являющийся как бы ее оболочкой и воссиявший в Иисусе
Христе во время его преображения, следует думать, говорю
я, что этот собор либо мыслил бога как светящееся тело,
либо он вынес два противоречивых решения, ибо абсолютно
невозможно, чтобы дух излучал видимый, а следовательно,
телесный свет».
Я полагаю, что в век святого Августина можно конста-
тировать познание чистой духовности. Я очень склонен
думать, что еретики, с которыми боролись в это время и ко-
торые допускали существование двух начал — благого и злого,
по их учению одинаково материальных, хотя они и имено-
'вали благое начало, то есть бога, нетелесным светом,
мало способствовали развитию истинных представлений о при-
роде бога. Предполагали, что для причинения им более
сокрушительного урона требуется противопоставить существо-
вание чисто духовного божества. Обсуждали, можно ли ра-
зуметь ею сущность бестелесной в том смысле, какой придаем
этому слову мы, но скоро убедились, что она не может быть
никакой иной, и осудили всех, кто мыслил иначе. Однако
признавалось,, что мнение, наделявшее бога телом, не счи-
тается еретическим.
Хотя церковь пришла к познанию чистой духовности
несколько ранее обращения святого Августина, как это видно
из сочинений святого Иеронима, который упрекает Оригена
в том, что он делает бога телесным, однаюоже эта истина
встретила еще много серьезных препятствий в овладении
умами самых ученых богословов. Святой Августин учит нас,
что он придерживался так долго манихейства по причине труд-
ности понимания чистой духовности бога. Именно это,
говорит он, послужило единственной и почти неустра-
нимой причиной моего заблуждения. Тот, кто размышлял

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 147
над вопросом, смущавшим святого Августина, не удивится
трудностям, которые могли поставить его втупик. Он знает,
что, вопреки необходимости признания бога чисто духовным,
.никак нельзя вполне примирить некоторые идеи, кажущиеся1
;крайне противоречивыми. Есть ли что-нибудь более отвлечен-
ное и трудное для понимания, нежели реальная субстанция,
юоторая находится везде и не заключается ни в каком про-
странстве, которая вся состоит из частей, бесконечно от-
даленных друг от друга, и в то же время является единой?
И, наконец, разве легко понять, как субстанция целиком по>-
мещается во всех точках неизмеримых пространств и, однако,,
не является столь же бесконечной в своем числе, сколько
существует точек пространства, в которых она помещается
целиком? Для святого Августина вполне извинительно, что
он остановился перед этими трудностями, да еще в такое
время, когда учение о чистой духовности, если так можно
выразиться, лишь вылуплялось из яйца. Впоследствии он сам
возвел это учение на значительно высшую ступень* однако,
он не мог тогда усовершенствовать его в вопросе о природе
бога. Он всегда рассуждал о духовных субстанциях вполне
материалистически. Он наделял телами ангелов и демонов,
он предполагал существование трех или четырех различных
духовных, то есть тонких материальных, субстанций. Из,
одной он составлял природу небсеных субстанций; из другой,
которую он уподоблял густому воздуху, создал субстанцию
демонов. Человеческая душа, по его учению, тоже состояла
из свойственной только ей особой материи.
Отсюда видно, насколько представления о чистой 9д&
ховмости нематериальных субстанций были еще смутны во
времена святого Августина. Что касается тех представлений,
которых этот отец придерживался относительно природы,
души, то для того, чтобы с очевидностью показать, насколько»
они были темны и непонятны, стоит лишь подумать над его*
словами по поводу одного сочинения, которое он написал
по вопросу о ее бессмертии. Он признается, что это сочи-
нение появилось на свет без его согласия и так темно, так
смутно, что он сам, читая его, с трудом понимает свои слова.
Повидимому, в течение некоторого времени после святого
Августина понимание чистой духовности бога не только не-
10*

146
Денн Дидро
совершенствовалось, но далее мало-помалу затемнялось. Фи-
лософия Аристотеля, которая пошла в ход в XII веке, снова
почти заставила богословов склониться перед мнениями Ори-
гена и Тертуллиана. Правда, они формально отрицали, что
в духовной природе есть что-нибудь телесное, тонкое и,
наконец, свойственное телу, но, с другой стороны, они опро-
вергали все свои предположения, наделяя духов протяжен-
ностью : бесконечной — бога, конечной — ангелов и души.
Они утверждали, что духовные субстанции занимают и за-
полняют точное и определенное место, а эти идеи диамет-
рально противоположны здравым понятиям о духовности.
Таким образом, можно сказать, что до времени картезианцев
свет, который пролил святой Августин на проблему под-
линной бестелесности бога, сильно ослабевал. Богословы осу-
ждали Оригена и Тертуллиана, а в сущности были гораздо
ближе к представлениям этих древних ученых, нежели к свя-
лшу Августину. Послушаем, что говорит об этом г. Бэйль
в статье Сгшонид своего Исторического и критического
словаря: «До г. Декарта все наши ученые, будь то богословы
или философы, наделяли духов протяженностью: бесконеч-
ной— бога, конечной — ангелов и различные души. Правда,
они утверждали, что эта протяженность нематериальна, не
составлена из частей и что духи находятся всецело в каждой
части занимаемого ими пространства: toti in toto9 et toti in
singulis partibus *. Отсюда произошли три рода занятия про-
странства: иЫ circumscriptivum, иЫ definitivum, иЫ гер-
letivum**; первое для тел, второе для сотворенных духов
и третье для бога. Картезианцы опрокинули все эти догмы;
они говорят, что духи не обладают никакой протяженностью,
совсем не занимают пространства, но их представления отвер-
гаются как величайшая нелепость. Заметим, что даже в наше
время почти все философы и все богословы согласно обще-
принятым представлениям утверждают, что субстанция бо-
жия разлита в бесконечных пространствах. А это, несомненно,
* Все во всем, и все в каждой части.
** Схоластические термины, означающие: занимая точно огра-
ниченное место пространства, занимая определенное место про-
странства, заполняя все пространство.

Статьи по вопросам мировоззрения в целом 149
значит разрушать с одной стороны то, что построено с дру-
гой. Это значит возвращать богу материальность, от которой
его освободили. Вы говорите, что он — дух, это хорошо; это*
значит, что вы наделяете его природой, отличной от материи.
Но в то же время вы говорите, что его субстанция разлита,
повсюду,— не утверждаете ли вы, что она протяженна? У нас
нет двух представлений о двух видах протяжения. Мы ясно»
донимаем, что всякое протяжение, каково бы оно ни было,,
Младает различными, непроницаемыми, не отделимыми друг
от друга частями. Предполагать, что душа целиком нахо-
дится в мозгу или целиком в сердце,— верх нелепости1..
Шельзя представить, чтобы протяжение бога и протяжение*
Материи находились в одном месте; это было бы подлиннымг
рЬронизыванием измерений, которого наш разум не постигает..
ЙЕроме того, две вещи, пронизываемые какой-либо третьей,,
взаимно пронизывают друг друга, а таким образом, и небо,.
Ii земной шар проникают друг в друга, ибо их пронизывает
субстанция бога, которая, по вашему мнению, не обладает
^частями, а отсюда следует, что солнце пронизывается тем:
^ке естеством, что и земля. Словом, если материя является
^материей лишь потому, что она протяженна, то и всякое про-
тяжение есть материя. Никто не отважится указать вам какой-
-либо отличный от протяжения атрибут, при котором материя
;была бы материей. Непроницаемость тел может вытекать только
из протяжения; только его мы можем представить в качестве
ее Ьсновы, и, таким образом, вы должны говорить, что еели
духи протяженны, то они должны быть непроницаемы, а следо-
вательно, при своей непроницаемости они не отличаются от
тел. После всего этого, согласно общепринятому догмату,
протяжение бога является не более, не менее проницаемым
или непроницаемым, чем протяжение тел. Его части, назы-
вайте их предполагаемыми или как вам угодно, его частиг
говорю я, не могут пронизывать друг друга, но могут про-
низываться частями материи. Не это ли вы говорите и о
частях материи? Они не могут взаимно пронизываться, но
могут пронизывать предполагаемые части протяжения божия-
Если вы хорошенько вдумаетесь в общепринятое мнение, вы
поймете, что когда две части находятся на одном и том же
месте, то обе они одинаково проницаемы. Следовательно,

150
Дени Дадро
нельзя сказать, что протяжение материи отличается своей
непроницаемостью от какого-либо другого протяжения; еле-
довательно, очевидно, что всякое протяжение есть также и
материя. Таким образом, вы освобождаете бога лишь от назва-
аия тела, но оставляете ему все реальные свойства послед-
него, когда говорите, что он обладает протяжением». Обрати-
тесь к статье Душа, где в пользу разума и нескольких
искр благоразумной философии доказывается, что кроме ма-
териальных субстанций следует допустить существование еще
чисто духовных и совершенно отличных от них субстанций.
Правда, мы, в сущности, не знаем, что представляют собой
-эти два рода субстанций и как они соединяются друг с дру-
гом, если их свойства сводятся к небольшому числу тех,
о которых мы уже знаем. И это невозможно разрешить, тем
более невозможно, что нам совершенно неизвестно, в чем со-
стоит сущность материи, что представляют собою тела сами
по себе. Правда, современники сделали в этом отношении
несколько шагов вперед по сравнению с древними, но как
долог еще путь!10

Ш. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ
1. Ощущения
(Метафизика)
Ощущения — это впечатления, которые возбуждаются в
нас по поводу внешних предметов. Современные философы
вполне освободились от грубого заблуждения, облекавшего
некогда предметы, которые находятся вне нас, в различные
ощущения, испытываемые нами при их присутствии. Всякое
ощущение есть перцепция, могущая иметь место только в
духе, то есть в субстанции, которая чувствует сама по себе
и не может действовать или поддаваться воздействию, не
воспринимая этого немедленно. Наши философы идут дальше.
Они очень хорошо доказывают, что этот вид перцепции сильно
отличается, с одной стороны, от того, что называется пред-
ставлением, а с другой стороны,— от действий воли и стра-
стей. Страсти — это весьма смутные перцепции, которые сов-
сем не дают представлений о предметах; но так как эти пер-
цепции ограничиваются самой душой, которая их произво-
дит, то душа относит их лишь к самой себе и видит лишь
самое себя, возбуждаясь различными способами, например,
радостью, печалью, желанием, ненавистью и любовью. На-
оборот, ощущения, которые испытывает душа, относятся
ею. к действию некоей внешней причины и обычно влекут
за собой представление какого-либо предмета. Ощущения
весьма отличаются также и от представлений.

152
Дени Дидро
1°. Наши представления ясны; они дают нам отчетливое
изображение того или иного предмета, отличного от нас. На-
против, ощущения наши смутны; они не показывают нам
отчетливо никакого предмета, хотя и влекут нашу душу как
бы за ее пределы, ибо всякий раз, когда в нас возникает
какое-либо ощущение, нам кажется, что на нашу душу дей-
ствует некая внешняя причина.
2°. Внимание, уделяемое нами представлениям, всецело
зависит от нашего произвола. Мы привлекаем одни из них,
отстраняем другие, вспоминаем их, задерживаем их на любое
время, уделяем им столько внимания, сколько пожелаем, рас-
поряжаемся ими столь же полновластно, сколько иной лю-
битель— картинами в своем кабинете. Иначе обстоит дело
с нашими ощущениями. Внимание, которое мы им уделяем,
непроизвольно. Мы вынуждены останавливать его на них.
Наша душа участвует в них в большей или меньшей мере
в зависимости от того, насколько слабо или живо само
ощущение.
3°. Чистые представления не влекут за собой никакою
ощущения, даже представления тел; но ощущения всегда
имеют известное отношение к представлению тела; они
не отделимы от телесных предметов, и все соглашаются
с тем, что они возникают по поводу какого-либо движе-
ния тел, в частности такого, которое внешние тела сообщают
нашему.
4°. Наши представления просты или могут быть сведены
к простым перцепциям, ибо поскольку именно ясные перцеп-
ции отчетливо представляют нам тот или иной предмет, от-
личный от нас, мы можем разлагать их до тех пор, пока
не придем к простому и единичному ' предмету, подобному
точке, которую мы обозреваем всю одним взглядом. Наши же
ощущения, наоборот, смутны, и это именно заставляет пред-
полагать, что они не простые перцепции, вопреки утвержде-
нию знаменитого Локка. Это предположение подтверждается
тем, что мы повседневно испытываем ощущения, которыо
кажутся простыми в момент их наличия, а затем мы убе-
ждаемся, что они не являются таковыми. По остроумным
опытам знаменитого г. Ньютона над призмой нам известно,
что имеется всего лишь пять простейших цветов. А между

Статьи по вопросам теории позпапия
155
тем из различного смешения этих пяти цветов составляется
то бесконечное разнообразие цветов, которое удивляет нас
в произведениях природы и в произведениях живописцев,
ее подражателей и соперников, хотя и кисть даровитейшего из
1них никогда не может сравняться с нею. Этому разнообразию
цветов, окрасок и оттенков соответствует такое же большое
число различных ощущений, которые мы принимали бы за
простые ощущения, как красный и зеленый цвета, если бы
опыты Ньютона не показали, что это сложные ощущения,
составленные из пяти первоначальных цветов. Так же обстоит
делю и с тонами в музыке. Два или несколько известных то-
нов, одновременно воздействуя на слух, создают аккорд.
Тонкий слух воспринимает эти тона одновременно, не разли-
чая их отчетливо. Они соединяются и проникаются в нем
взаимно. Он слышит, собственно, не порознь два этих тона,
а приятное сочетание, составляющееся из них, откуда воз-
никает третье ощущение, называемое аккордом, симфонией.
Человек, никогда не слышав эти тона порознь, принял бы
ощущение, порождаемое их аккордом, за простое восприятие.
А между тем оно было бы таковым не более, нежели фиоле-
товый цвет, который получается из красного и синего, сме-
шанных на поверхности в малых и равных долях. Всякое
ощущение, например тона или цвета вообще, каким бы про-
стым и неделимым оно ни казалось, является комплексом
представлений, собранием или скоплением малых перцепций,
которые следуют друг за другом в нашей душе с такой
быстротой и из которых каждое задерживается в ней на такое
короткое время или представляются одновременно в таком
множестве, что душа, не будучи в состоянии отличить их
друг от друга, получает от этого комплекса только одну
перцепцию, весьма смутную по сравнению с малыми частями
или перцепциями, образующими этот комплекс, а с другой сто-
роны, и весьма ясную перцепцию в том смысле, что отчетливо
различает ее от всякой другой последовательности или ком-
плекса перцепций; отсюда следует, что всякое ощущение,
будучи смутным, если рассматривать его само по себе, ста-
новится весьма ясным, если вы противопоставляете его дру-
гому, отличному от него ощущению* Если бы эти перцепции
не следовали столь быстро друг за другом, если бы опи не

Ш
Дени Дидро
представлялись одновременно в столь большом числе, если
бы порядок, в котором они представляются и следуют друг
за другом, не зависел от порядка внешних движений, если
бы душа была властна изменять его, если бы все это было
так, то ощущения были бы не более как простыми пред-
ставлениями, которые показывали бы различный порядок дви-
жений. Душа хорошо представляет их, но в малом виде,
в быстроте и изобилии, которые порождают в ней путаницу,
мешают ей отделять одно представление от другого, хотя
бы все они в совокупности оказывали на нее живое воздей-
ствие и позволяли весьма отчетливо различать данную после-
довательность движений от другой последовательности, дан-
ный порядок или комплекс перцепций от другого порядка и от
другого комплекса.
Кроме этого первого вопроса, являются ли ощущения
представлениями, можно выдвинуть еще много других, ибо
этот материал очень разрастается, если углубляться в него
все больше и больше.
1°. Являются ли произвольными впечатления, которые
лолучает наша душа под воздействием чувственных объектов?
Представляется очевидным, что нет, поскольку есть аналогия
между нашими ощущениями и движениями, которые их
обусловливают, и поскольку эти движения являются не про-
стым поводом, но самим предметом этих смутных перцепций.
Эта аналогия обнаружится, если мы, с одной стороны, срав-
ним ощущения между собой, а с другой стороны, если мы
сравним органы ощущений и впечатление, возникающее в
этих различных органах. Зрение есть нечто более тонкое и
более острое, нежели слух. У слуха, повидимому, есть по-
добное же преимущество перед обонянием и вкусом, а у этих
двух последних ощущений — перед осязанием. Такие же
различия наблюдаются и между органами наших чувств в
смысле устройства их, тонкости нервов, гибкости и быстроты
движений, величины внешних тел, непосредственно возбу-
ждающих эти органы. Телесное впечатление, воспринятое
органами чувств, есть не что иное, как осязание более или
менее тонкое и нежное, соответственно природе органов, ко-
торые оно возбуждает. Самым легким из них является зри-
тельное впечатление; шум и звук прикасаются к нам грубее,

Статьи по вопросам теории познания
155
нежели свет и цвета; запах и вкус еще грубее, нежели звук;
холод и тепло вызывают самое сильное и самое грубое впе-
чатление. Все они требуют лишь различия ступеней одного
и того же движения, для того чтобы привести душу из со-
стояния удовольствия в состояние страдания. Это доказывает,
что удовольствие и страдание, приятное и неприятное в на-
ших ощущениях, совершенно аналогичны движениям, ко-
торые их производят, или, лучше сказать, наши ощущения
являются лишь смутной перцепцией этих различных дви-
жений. Более того, при сравнении наших ощущений друг
с другом в них вскрываются сходства и различия, указываю-
щие на совершенную аналогию между движениями, которые
их производят, и органами, которые воспринимают эти дви-
жения. Например, запах и вкус близко граничат друг
с другом и довольно сходны. Аналогия, наблюдаемая
между звуком и цветом, еще заметнее. Теперь нужно пе-
рейти к другим вопросам и глубже всмотреться в природу
ощущений.
Почему, спросят нас, душа относит свои ощущения к
некоей внешней причине? Почему эти ощущения неотделимы
от представления известных предметов? Почему они так
сильно запечатлевают в нас эти представления и побуждают
рассматривать эти предметы как существующие вне нас?
Более того, почему мы рассматриваем эти предметы не только
как причину, но и как предмет данных ощущений? Почему,
наконец, ощущение настолько сливается с представлением
самого предмета, что хотя предмет отличается от нашей
души, а ощущение от нее не отличается, для нашей души
является крайне трудным или даже невозможным отделить
ощущение от представления этого предмета? Это имеет место,
главным образом, в области зрения. Видя красный круг, вряд
ли не труднее отвлечь от него красный цвет, являющийся
нашим собственным ощущением, нежели округлость, которая
составляет свойство самого круга. Такое множество вопро-
сов, требующих разъяснения, достаточно хорошо доказывает
трудность этого предмета. Наиболее разумным ответом на
них может быть приблизительно следующее.
Ощущения выводят душу за ее пределы, сообщая ей
смутное представление внешней причины, которая на нее

156
Дони Дидро
воздействует, так как огцущения суть непроизвольные пер-
цепции. Душа, поскольку она ощущает, пассивна, является
предметом воздействия. Следовательно, вне ее находится не-
что действующее на нее. Что же представляет собой это
действующее? Разумным будет мыслить его как нечто соот-
ветствующее своему действию, полагая, что различным дей-
ствиям соответствуют и различные причины, что ощущения
производятся причинами, столь же отличающимися друг от
друга, сколько отличаются друг от друга и сами ощущения.
Исходя из этого принципа, следует думать, что причина
света должна быть иной, нежели причина огня, и та, ко-
торая вызывает во мне ощугцение желтого цвета, должна
отличаться от той, которая производит ощущение фиолето-
вого цвета.
Так как наши ощущения — образные перцепции бесконеч-
ного множества мельчайших, неразличимых движений, то есте-
ственно, что они влекут за собой ясное или смутное пред-
ставление тела, от которого неотделимо представление дви-
жения, и что мы рассматриваем материю, приводимую в
действие этими различными движениями, как всеобщую при-
чину наших ощущений, одновременно являющуюся их пред-
метом.
Другой, не менее естественный вывод из этого: наши
ощущения являются для нас наиболее убедительным свиде-
тельством существования материи. Именно ими бог извещает
нас о ее существовании, ибо, хотя бог и является всеобщей
и непосредственной причиной, действующей на душу, на
которую, как это прекрасно видно по размышлении, материя
не может действовать реально и физически; хотя и доста-
точно одних только ощущений, постоянно получаемых нами,
для доказательства существования вне нас духа, чье могу-
щество бесконечно, — тем не менее, причина, по которой
этот всемогущий дух подчийяет нашу душу столь разно-
образной, но столь правильной последовательности смутных
перцепций, имеющих своим предметом лишь движения, эта
причина может усматриваться лишь в самих движениях, кото-
рые имеют место в материи, действительно существующей;
и цель бесконечного духа, который ничто не производит слу-
чайно, не может быть иной, нежели^ желание^ известить нас

Статьи по вопросам теории познания 157
р существовании этой материи с ее различными движениями.
Нет лучшего способа убедить нас в этом факте. Одно только
представление материи хорошо вскрывает нам ее свойства и
все же никогда не убедит нас в ее существовании, ибо
существование не является для нее существенным. Но не-
произвольное внимание нашей души к этому представлению,
облеченное в представления бесконечного числа модифика-
ций и последовательных движений, являющихся произволь-
ными и случайными для представления, неуклонно ведет нас
к убеждению, что материя существует со всеми своими раз-
личными модификациями. Душа, руководимая создателем в
этой правильной последовательности перцепций, убеждается
в том, что вне ее должен существовать материальный мир,
который является основой, образцовой причиной этого по-
рядка и по отношению к которому эти перцепции являются
истинными. Таким образом, хотя в необозримом разнообразии
предметов, представляемых нашему духу органами чувств,
один только бог действует на наш дух, тем не менее всякий
чувственный предмет со всеми его свойствами может считаться
причиной ощущения, которое он в нас вызывает, так как он
является достаточным основанием этой перцепции и опорой
ее ^истинности.
Если вы спросите у меня, почему я так думаю, то я
вам отвечу:
1°. Потому, что мы бессчетное число раз испытывали такие
ощущения, которые насильно врываются в нашу душу, в то
время как есть другие, которыми мы располагаем произвольно,
то вызывая их, то отстраняя согласно нашему желанию.
Если я в полдень обращу глаза к солнцу, то я не в силах
буду уклониться от представлений, которые вызовет тогда во
мне солнечный свет. Наоборот, если я закрою глаза или
войду в темную комнату, то я смогу, когда пожелаю, вызвать
в моем духе представления солнечного света, оставленные
предшествующими ощущениями в моей памяти, и смогу
удалить эти представления, когда мне будет угодно, для того
чтобы сосредоточиться на запахе розы или на вкусе сахара.
Очевидно, что это различие способов, с помощью которых
ваши ощущения вступают в душу, предполагает, что одни
из них производятся в нас живым впечатлением внешних

158
Дени Дидро
предметов, впечатлением, подчиняющим нас себе, опережаю-
щим нас и ведущим нас по нашей доброй воле или силой,
а другие производятся в нас путем простого воспоминания
уже испытанных впечатлений. Кроме того, нет человека,
который не испытал бы на своем собственном опыте различие
между солнцем, созерцаемым, согласно представлению, по
памяти, и действительно созерцаемым — двух вещей, которые
ум различает так, как различает он немногие свои представле-
ния. Следовательно, он твердо убеждается в том, что они
не обе являются результатом его воспоминания, или произве-
дениями его духа, или чистой фантасмагорией, созданной им
самим, но что впечатление солнца обусловлено некоей при-
чиной.
2°. Потому, что люди, лишенные того или иного органа
чувств, очевидно, никогда не смогут достигнуть того, чтобы
представления, соответствующие этому чувству, актуально
возникли в их духе. Эта истина столь очевидна, что не может
быть подвергнута никакому сомнению, а следовательно, мы
не можем сомневаться в том, что эти перцепции вступают
в наш дух только через орган данного чувства и никаким
другим путем. .Очевидно, что органы не производят их, ибо
если бы это было так, то глаза человека производили бы цвета
во мраке и его нос обонял бы розы зимой. Мы не видим,
чтобы кто-нибудь оценил вкус ананасов, не побывав прежде
в Индии, где растет этот превосходный фрукт, и не испро-
бовав его в действительности.
3°. Потому, что чувство удовольствия и страдания дей-
ствуют на нас совсем иначе, нежели простое воспоминание о
них. Наши ощущения дают нам очевидную достоверность
чего-то большего, нежели простое внутреннее восприятие, и
это большее есть модификация, которая, помимо особо жи-
вого чувства, вызывает в нас представление вещи, действи-
тельно существующей вне нас и называемой нами телом.
Если бы удовольствие или страдание не обусловливалось
внешними предметами, то одни и те л&е представления, по
возвращении своем, должны бы были сопровождаться всегда
одними и теми же ощущениями. Однако этого не бывает.
Мы вспоминаем о страдании, причиняемом голодом, жаждой и
головной болью, не чувствуя никакого недомогания. Мы ду«<

Статьи по вопросам теории познания
Ш
маем об испытанных нами удовольствиях, не проникаясь и
не преисполняясь чувством услады.
4°. Потому, что наши чувства весьма часто взаимно свиде-
тельствуют друг другу об истинности их связей с существо-
ванием чувственных предметов, находящихся вне нас. Тот,
кто видит огонь, может его ощущать, а если он предполо-
жит, что это лишь продукт его воображения, то он может
опровергнуть такое предположение, положив в огонь свою
руку, которая, конечно, никогда не могла бы ощутить столь
жестокой боли от простого представления или призрака, если
только сама эта боль не есть продукт воображения; однако
он и не мог бы вызвать ее снова в своем духе представлением
горения после того, как рука залечилась.
Так, когда я пишу это, я вижу, что могу изменять вид.
бумаги и, вычерчивая буквы, говорить наперед, какое новое
представление она вызовет в духе в следующий момент с
помощью некоторых черточек, которые я нанесу своим пером.
Но тщетно я буду воображать эти черточки, — они не по-
явятся, если моя рука будет бездействовать или если я закрою
глаза и стану водить рукой. И эти буквы, начертанные мною
на бумаге, я уже не в состоянии видеть не такими, каковы
они есть, то есть не нредставлять именно те буквы, которые
я начертал. Отсюда становится очевидным, что это не игра
моего воображения, ибо я убеждаюсь, что буквы, начертан-
ные мною в соответствии с фантазией моего духа, уже не
зависят больше от этой фантазии и не исчезают после того,
как я вообразил их исчезнувшими, а, наоборот, продолжают*
воздействовать на мое чувство постоянно и регулярно, соот-
ветственно тем фигурам, которые я им дал. Если вы доба-
вите к этому, что вид этих букв заставит произносить другого
человека те же звуки, которые я хотел ими обозначить, то
уже не может быть сомнения в том, что написанные мною
слова реально существуют вне меня, ибо они производят ту
длинную последовательность правильных звуков, которыми
действительно возбуждается мой слух, которые не могут быть
продуктом моего воображения и которые моя память никогда
не смогла бы удержать в этом порядке.
5°. Потому, что если бы не было тел, то для меня было
бы непонятно, почему я, будучи в состоянии, называемом

160
Дени Дидро
бодрствованием, и вообразив, что некий человек. умер, не
могу больше представить, что он жив и что я беседую, обедаю
с ним в течение всего времени своего бодрствования и пока
нахожусь в здравом рассудке. Для меня было бы также
непонятно, почему, когда я воображаю себя начинающим
путешествие, мое блуждание порождает новые дороги, новые
города, новые гостиницы, новые дома и почему .мне никогда
не приходит в голову, что я нахожусь на том самом месте,
из которого, согласно моим грезам, я выехал. Для меня будет
не более понятным и то, что я, воображая себя читающим
эпическую поэму, трагедии и комедии, сочиняю превосходные
стихи и создаю бессчетное множество прекрасных образов,—
я, чей ум столь бесплоден и туп во всякое другое время.
Всего удивительнее здесь то, что я властен восстановить все
эти чудесные вещи, когда мне вздумается. Расположен ли
мой ум к этому или не расположен, он будет мыслить ничуть
не хуже, лишь бы он вообразил себя читающим книгу. Под
сенью этой иллюзии я прочту подряд Паскаля, Боссюэта,
Фенелона, Корнеля, Расина, Мольера и т. д. — словом, всех
самых лучших гениев, как древних, так и современных,
которые будут для меня вымышленными людьми, если я
воображу, что я один во всем мире и что тел не суще-
ствует. Мирные договоры, войны, которые ими заканчивались,
стрельба, крепостные валы, орудия, раны — все это химеры.
Все старания подвинуться вперед в познании металлов,
растений и человеческого тела — все это удается нам лишь
в мире представлений. Нет ни волокон, ни соков, ни бро-
жений, ни зерен, ни животных, ни ножей, чтобы их рас-
членять, ни микроскопов, чтобы их рассматривать, но по-
средством представления микроскопа во мне рождаются
представления чудесного расположения маленьких вообра-
жаемых частей. *
Я не отрицаю, однако, что могут найтись люди, которые
при своих мрачных размышлениях настолько умственно осла-
бели от постоянных отвлеченностей и, если мне будет позво-
лено так выразиться, настолько изощряли свой мозг метафи-
зическими возможностями, что решительно сомневаются в су-
ществовании тел. Все, что можно сказать об этих созерца-
телях, сводится к тому, что благодаря своим размышлениям

Статьи но понросам теории Познани:!
161
они утратили здравый рассудок, отрицая основную истину,
возвещаемую естественным чутьем и подтверждаемую едино-
душным согласием всех людей.
Правда, по поводу существования материи могут возник-
нуть трудные вопросы, но эти вопросы свидетельствуют только
об ограниченности человеческого ума и о слабости нашего
воображения. Сколько выдвигается перед нами рассуждений,
которые сбивают нас с толку и, однако, не оказывают и не
должны оказывать никакого влияния на здравый рассудок!
А причина здесь та, что все это иллюзии, ложность которых
мы можем прекрасно постигнуть с помощью безупречного
естественного чувства, но не всегда можем доказать путем
точного анализа наших мыслей. Нет ничего смешнее пустой
самоуверенности известных умов, которые радуются тому,
что мы ничего не можем ответить на возражения там, где
должны быть убеждены, если у нас есть рассудок, что не
можем ничего понять.
Не удивительно ли, что наш ум теряется в представле-
нии бесконечности? Такой человек, как Бэйль, доказал бы
тем, кто пожелал бы его слушать, что земные вещи не
могут быть доступны зрению1. Но подобные трудности не
в состоянии погасить день и не мешают нам видеть при-
роду, ибо рассуждения должны отступить перед светом.
Пройдясь два-три раза по аудитории, циник Диоген опроверг
ложные тонкости, которые можно выдвинуть в качестве возра-
жения против движения, лучше, нежели какими бы то ни
было рассуждениями.
Забавно видеть, как философы изо всех сил стараются
опровергнуть существование того действия, которое сообщает
им или постоянно запечатлевает в них зрелище природы, и
сомневаются в существовании линий и углов, с которыми
они повседневно имеют дело.
Но раз допустив существование тел как естественный вы-
вод из наших различных ощущений, мы поймем не только
то, что никакое ощущение не может быть обособлено и отде-
лено от представления, но и почему мы с таким трудом
отличаем представление от ощущения предмета. Впадая в
своего рода противоречие, мы облачаем самый предмет
в покровы восприятия, причиной которого он является: мы
И Дидро, т. VII

162
Дели Дидро
называем солнце светящимся и смотрим на пеструю окраску
клумбы как на свойство, принадлежащее скорее самой клум-
бе, нежели нашей душе, хотя мы и не приписываем цветам
этой клумбы возникающую в нас перцепцию. Вот тайна:
окраска есть только способ восприятия цветов, это модифи-
кация нашего представления о них, поскольку это пред-
ставление принадлежит нашей душе. Представление предмета
не есть самый предмет. Мое представление круга не есть
самый круг, ибо этот круг не есть способ существования
моей души. Следовательно, если цвет, в котором пред-
ставляется моему зрению круг, есть также перцепция или
способ существования моей души, то цвет принадлежит моей
душе, поскольку она воспринимает этот круг, а не восприни-
маемому кругу. Почему же я приписываю красный цвет кругу
так же, как и его округлость? Не обладает ли этот круг
каким-нибудь свойством, благодаря которому я воспринимаю
его только при ощущении цвета, и именно красного цвета,
а не фиолетового? Несомненно. Этим свойством является осо-
бая разновидность движения, воздействующего на мой глаз
и производимого кругом, ибо поверхность круга посылает
в мой глаз лишь лучи, способные производить в нем сотрясе-
ния, смутная перцепция которых и является тем, что назы-
вают красным цветом. Следовательно, я одновременно и
представляю и ощущаю круг.
В ясном и отчетливом представлении я вижу круг протя-
женным и округлым и приписываю ему то, что вижу в нем
ясно — протяжение и круглую фигуру. В ощущении же я
смутно воспринимаю последовательную смену множества мел-
ких движений, которых я не могу различить и которые вызы-
вают во мне ясное представление круга, но показывают мне
его, при воздействии на меня, в особом виде. Все это верно,
но вот в чем ошибка: в ясном представлении круга я отли-
чаю круг от своей перцепции его; но так как в смутной
перцепции мелких движений зрительного нерва, обусловливае-
мых световыми лучами, которые исходят от круга, я не вижу
отдельного предмета, то я и не могу легко различить этот
предмет, эту быструю последовательность мелких сотрясений
Ют своей перцепции ее. Я тотчас же смешиваю свою перцеп-
цию с ее объектом, а так как этот смутный объект,, то есть

Статъи по вопросам теории познания 163
эта последовательность мелких движений, отпосится к глав-
ному объекту, который я имею основание считать существую-
щим вне меня в качестве причины этих мелких движений, то
Я связываю также свою смутную перцепцию этого главного
объекта с ним самим и, так сказать, облачаю его в чув-
ство цвета, имеющего место в моей душе, рассматривая это
Чувство цвета не как свойство моей души, но как свойство
Ьдого объекта. Таким образом, вместо того чтобы говорить,
Как подобает: «Красный цвет есть для меня способ восприя-
Шя круга», я говорю: «Красный цвет есть способ существо-
вания воспринимаемого круга». Цвета — это штукатурка, ко-
ррой мы покрываем телесные объекты; и так как тела
рвляются носителями тех мелких движений, которые свиде-
тельствуют нам об их существовании, то мы рассматри-
ваем эти самые тела как носителей наших смутных перцеп-
ций этих движепий, не будучи в состоянии, как это имеет
gïecTo при всех смутных перцепциях, отделить объект от
шерцепции.
| Замечание, которое мы только что сделали об ошибке
|шего суждения касательно смутных перцепций, поможет
||ам понять, почему душа, имея данное ощущение своего
Собственного тела, смешивается с ним и приписывает ему
собственные ощущения. А именно, с одной стороны, она
рмеет ясное представление своего тела и легко отличает его
от самой себя; с другой стороны, она имеет запас неясных
церцепций, объектом которых является общий порядок движе-
ний, происходящих во всех частях этого тела. Отсюда про-
истекает то, что она приписывает телу, о котором имеет
в целом отчетливое представление, именно эти смутные пер-
цепции и думает, что тело чувствует само себя, между
^гем как это она чувствует тело. Отсюда проистекает и
♦о, что она воображает, будто ухо слышит, глаз видит,
лалец испытывает боль от укола, тогда как именно душа
сама исполняет все это, поскольку она внимает движе-
ниям тела.
Что касается внешних объектов, то душа имеет с нимк
лишь посредственную связь, которая более или менее
охраняет ее от ошибок, хотя и не вполне. Она отли-
чает их от самой себя потому, что рассматривает их как
и*

164
Дени Дидро
причины различных изменений, происходящих в ней; но,
однако,, она в некотором смысле смешивает себя с ними,
приписывая им свои ощущения цвета, звука, тепла как
прирожденные им свойства, по той же причине, которая
побуждала ее смешивать себя со своим телом и наивно
утверждать: это глаз мой видит цвета, ухо мое слышит
звуки и т. д.
Но почему мы из наших разнообразных ощущений одни
приписываем внешним предметам, другие — самим себе, а но
отношению к некоторым из них мы колеблемся, не зная,
что о них думать, когда мы судим о них только на основании
чувств? Отец Мальбранш различает три вида ощущений:
одни — сильные и живые, другие — слабые и вялые и, нако-
нец, средние между ними. Сильные и живые ощущения
поражают дух и возбуждают его с известной силой, так как
они для него либо весьма приятны, либо весьма неприятны.
Душа не может не признать такие ощущения в некотором
роде принадлежащими ей. Так, она судит, что холод и тепло
находятся не только во льду или в огне, но и в ее соб-
ственных руках. Что касается слабых ощущений, затраги-
вающих душу крайне мало, то мы не думаем, что они
принадлежат нам или относятся к нашему собственному телу.
Мы относим их только к объектам, которые и облачаем в них.
Причина, по которой мы сперва не видим, что цвета, запахи,
вкусы и все прочие ощущения суть модификации нашей
души, заключается в том, что у нас нет ясною представле-
ния об этой душе. Благодаря этому мы узнаем не посред-
ством простого зрения, но только посредством рассуждения,
что свет, цвета, звуки, запахи являются модификациями на-
шей души. Что же касается живых ощущений, то мы без
труда признаем, что они принадлежат нам, так как мы
хорошо сознаем, что они затрагивают нас, и нам нет нужды
познавать их посредством их понятий, дабы узнать, при-
надлежат ли они нам. Что касается средних ощущений,
которые затрагивают душу несильно, например яркий свет
или резкий звук, то душа приходит от них в большое воз-
буждение.
Если вы спросите этого отца, для чего понадобилось такое
разделение создателю, то он вам ответит, что так как сильные

Статьи по вопросам теории познания
165
ощущения способны причинять повреждения нашим членам,
то будет хорошо, если мы будем знать, когда они подверга-
ются этой опасности, дабы уберечь их от нее. Иначе обстоит
дело с цветами, которые обычно не в состоянии повредить
внутренность глаза, где они собираются, а следовательно,
нам нет нужды знать о том, что они там запечатлелись.
Эти цвета необходимы нам лишь для более отчетливого' разли-
чения предметов, и именно поэтому-то наши чувства побу-
ждают нас приписывать их только предметам. Таким образом,
суждения,— заключает он,— к которым приводят нас впе-
чатления наших чувств, весьма справедливы, если рассматри-
вать их с точки зрения сохранения тела, но чрезвычайно
чужды истине и далеки от нее, если рассматривать их по
отношению к телам самим по себе.
2. Представление
(Филос, логика)
Мы наблюдаем в себе способность воспринимать образы,
вамечать вещи и представлять их. Представление, или
перцепция, есть ощущение душой того состояния, в ко-
тором она находится.
Эта статья, одна из важнейших по вопросам философии,
могла бы вместить в себя всю науку, известную нам под
названием логики. Представления — это первые ступени
наших знаний; от них зависят все наши способности. Наши
суждения, наши рассуждения и методы, которые предла-
гает вам логика, имеют своим единственным предметом
представления. Было бы полезным распространиться на
тему столь обширную, но будет более уместным удержаться
в известных границах и, указывая только на существен-
ное, отсылать к трактатам и книгам по логике, к опытам
о человеческом разуме, к исследованиям истины, к этому
множеству сочинений по философии, которые так разрослись
в наше время и имеются на руках у всех.
Мы представляем себе либо то, что происходит в нас
самих, либо то, чтС находится вне нал, Независимо от того,
наличествует ли объект нашего представления или отсут-

166
Дени Дидро
ствует; мы можем также представить себе и самые пер-
цепции наши.
Перцепция какого-либо предмета по поводу впечатле-
ния, производимого им на наши чувства, называется ощу-
щением.
Перцепция отсутствующею предмета, который предста-
вляется нам в телесном образе, носит название вообра-
о/сенхея.
Перцепция же вещи, не воспринимаемой чувствами,
или далее чувственного предмета, когда он представляется
не в телесном образе, называется интеллектуальной
идеей.
Вот все те различные перцепции, которые сочетаются
и комбинируются бесчисленными способами; нет нужды го-
ворить, что мы берем слово представление, или перцепция,
в самом широком значении, обнимающем и ощущение и идею
в собственном смысле1.
Разместим по трем главам все, что мы намерены ска-
зать о представлениях: 1° — относительно происхождения
их, 2° — относительно предметов, представляемых ими, 3° —
относительно тех способов, посредством которых они пред-
ставляют эти предметы.
1°. Прежде всего возникает серьезный вопрос, каким
образом качества предметов производят в нас представления
или ощущения, причем, главным образом, трудность отно-
сится к последним, ибо представления, замечаемые душой
в себе, обусловливаются интеллектом, или способностью
мыслить, или, если угодно, способом его существования;
а что касается тех, которые мы приобретаем путем сравне-
ния других представлений, то они возникают из самих
представлений и из сравнения их душою. Следовательно,
остаются лишь представления, которые мы приобретаем
посредством чувств, и здесь опрашивается: как предметы,
вызьгеающие движение в нервах, могут запечатлевать в нашей
душе представления? Для разрешения этого вопроса тре-
буется глубоко постичь природу души и тела, не ограничи-
ваясь тем, что представляют для нас их способности и их
свойства, но пытаясь проникнуть в йеизъяснимую тайну
чудесного соединения этих обеих субстанций.

Статьи по вопросам теории познания
167
Сослаться на первопричину, говоря, что способность
мышления дарована человеку создателем, или только утвер-
ждать, что все наши представления происходят из чувств,
будет недостаточно, и это даже значит — ничего не сказать
по данному вопросу, разве лишь то, что необходимо многое,
чтобы наши представления возникали в наших чувствах
в том виде, в каком они предстают нашему уму, но в этом-то
и состоит вопрос. Каким образом по поводу впечатления,
производимого предметом на орган, в душе возникает пер-
цепция?
Допустить влияние одной субстанции на другую, это еще
не значит что-нибудь объяснить.
Думать, что душа сама создает представления незави-
симо от движения или впечатления объекта и что она пред-
ставляет себе предметы, которые познает, путем одних
только представлений, это еще менее понятно: это значит
отрицать всякую связь между причиной и следствием.
Прибегать к врожденным идеям или утверждать, что
наша душа была создана сразу со всеми своими предста-
влениями, это значит пользоваться терминами, не имеющими
никакого смысла; это значит в некотором роде уничтожать
все наши ощущения, что весьма противоречило бы опыту;
это значит смешивать то, что с известной стороны может
быть истинным,—принципы — с тем, что не является та-
ковым,— с представлениями, о которых здесь идет речь;
и это значит возобновлять споры, которые пространно обсу-
ждались в превосходном сочинении о человеческом разу-
мении2.
Утверждать, что душа всегда обладала представле-
ниями, что для этого не нужно искать иной причины, по-
мимо способа ее существования3, что она мыслит даже тогда,
когда не замечает этого, это значит, что она мыслит не
мысля, и это утверждение уже потому нельзя удостоверить,
что в таком случае у нее не должно быть ни чувства,
ни воспоминания.
Можно ли вместе с Мальбраншем предположить, что
единственным показателем достоверности наших представле-
ний являются представления самого существа, обладаю-
щего совершеннейшим разумом, и делать вывод, что мы

168
Дени Дидро
приобретаем представления в тот момент, когда наша душа
созерцает их в боге? Не унижает ли этот метафизический
роман высший разум? Достаточно ли ошибочности других
учений, чтобы сделать этот роман правдоподобным? И не
значит ли это набросить новую тень на вопрос и без того
у aie темный?
В ряде стольких различных мнений о происхождении
представлений нельзя не указать на мнение Лейбница, ко-
торое имеет известную связь с врожденными идеями, а уже
одно это создает предубеждение против его учения-. Из про-
стоты души человеческой он делает вывод, что никакая
сотворенная вещь не может воздействовать Йа нее; что
все изменения, которые она претерпевает, обусловливаются
внутренним принципом; что этот принцип есть само строение
души, которая создана таким образом, что в пей содер-
жатся различные перцепции — одни отчетливые, многие дру-
гие смутные, и весьма большое число — настолько слож-
ных, что душа с трудом может созерцать их; что все эти
представления создают картину мира; что, соответственно
различию отношения каждой души к этому миру или к
известным частям мира, она обладает более или менее ясными
представлениями в зависимости от более или менее прочной
связи между ними. Более того, так как в мире все под-
чинено связи и каждая часть есть продолжение других
частей, то и представляемый образ настолько тесно связан
о образом целого, что не может быть отделен от него.
Отсюда следует, что поскольку явления, происходящие в
мире, следуют друг за другом по известным законам, по-
стольку же и в душе представления последовательно ста-
новятся более ясными в соответствии с другими законами,
присущими разуму. Таким образом, ощущения или перцепции
порождаются в душе не движением и не впечатлением, про-
изводимым на орган: я вижу свет, я слышу звук, и в то же
мгновение образные перцепции света и звука создаются
в моей душе благодаря ее устройству и благодаря необхо*
димой гармонии, о одной стороны, между всеми частями
мира, а с другой — между представлениями моей души,
которые из смутных, какими они были, постепенно стано-
вятся ясными.

Статьи по вопросам теории познания ' 169
Такой кажется в простейшем виде часть системы Лейб-
ница, касающаяся происхождения представлений- Все в
|Нвй находится в зависимости от необходимой связи между
Ьашим отчетливым представлением и всеми смутными
представлениями, которые могут иметь к нему то или иное
отношение и необходимо присутствуют в нашей душе. А ме-
Ьду тем ее нельзя заметить, и опыт, повидимому, противо-
речит этой связи представлений, следующих друг за другом.
Що это не единственная трудность, которая может возник-
нуть перед такой системой и перед всяким, кто объясняет
Шещь, которая, по всей вероятности, навсегда останется
шя нас непознаваемой.
| Имеются ли в нашей душе перцепции, о которых она
никогда не отдает себе отчета, которых она не сознает
^пользуясь здесь термином, введенным Локком), или в йей
йет иных представлений кроме тех, которые она замечает,
так что перцепция является самим чувством или сознанием,
уведомляющим душу, о том, что в ней происходит,— и та
и другая системы, к которым собственно и сводятся все
указанные вд-ми, не объясняют, каким образом тело воздей-
ствует на душу и душа на тело. Это две субстанции,
слишком отличные одна от другой. Мы знаем душу, лишь по
способностям, эти способности — лишь по их действиям,
а действия эти обнаруживаются в нас лишь при соучастии
тела. Благодаря этому мы видим влияние души на тело
и обратно — тела на душу, но мы не можем проникнуть
далее. Завеса, скрывающая сущность души, не позволяет
нам понять, что такое представление, рассматриваемое в
душе, и как оно в ней возникает. Фактом лишь является
то, что это «как» покрыто еще мраком и будет, несомненно,
всегда порождать только догадки.
2°. Перейдем к объектам наших представлений. Это
либо реальные вещи, существующие вне нас и в нас, яеаа-
висимо от того, мыслим мы их или не мыслим,—такими
являются тела, духи, высшее существо,— либо это вещи,
существующие лишь в наших представлениях, создания
нашего ума, который создает различные представления*
Тогда эти вещи или эти объекты наших представлений су*
ществуют только идеально. Это либо принадлежности разума,

170
Дени Дидро
способы мышления, которые помогают нам воображать, со-
ставлять, удерживать, с большей легкостью излагать то,
что мы мыслим,— таковы отношения, отрицания, знаки, общие
представления и т. д.,— либо это фикции, отличающиеся
от принадлежностей разума тем, что они образуются соеди-
нением или разложением многих простых представлений
■и скорее являются созданиями той силы или той способ-
ности, которою мы оперируем над нашими представлениями
и которую мы обычно обозначаем словом «воображение».
Таковы, например, алмазный дворец, золотая гора и сотни
других вымыслов, которые мы довольно часто принимаем
за действительность. Наконец объектами наших представле-
ний бывают вещи, не обладающие ни реальным, ни идеаль-
ным бытием, существующие лишь в наших словах, а по-
этому и наделяемые чисто словесным существованием. Та-
ковы, например, квадратный круг, самое большое число,
а если потребуются еще другие примеры, то их можно
легко найти в противоречивых представлениях, которые
составляют люди, а в числе их даже и философы, не
производя ничего, кроме слов, чуждых всякому смыслу и
действительности. Было бы крайне трудной задачей сколько-
нибудь подробно обозреть наши представления об этих
различных объектах. Скажем лишь несколько слов относи-
тельно того, каким образом внешние и реальные вещи
даются нам посредством представлений; это будет главным
замечанием, связанным с вопросом о происхождении пред-
ставлений. Мы не смешиваем здесь перцепцию, имеющуюся
в душе, с качествами тела, которые вызывают эту пер-
цепцию. Не будем думать, что наши представления —
образы или совершенные подобия того, что принадле-
жит предмету, их производящему. Между большинством
наших ощущений и их причинами не больше сходства,
нежели между этими самыми представлениями и их
названиями; но чтобы пояснить это, проведем некоторое
различение. «
Качества объектов или все то, что имеется в объекте,
обладают способностью вызывать в нас представление. Эти
качества являются первичными и существенными, то есть
независимыми от всех отношений этого объекта к другим

! Статьи по вопросам теория познания 171
! пещам и остающимися при нем в том случае, если бы он
существовал только один; либо они являются вторичными
^качествами, заключающимися лишь в отношениях объекта
"Ы другим вещам, в способности его воздействовать на другие,
изменять их состояния или изменяться самому в применении
ж какому-либо другому объекту. Если он воздействует на
рас, мы называем эти качества чувственными; если же он
воздействует на другую вещь, мы называем их силами или
Способностями. Так, свойства огня согревать нас и светить
рам суть чувственные качества, которые не существовали бы
юовсем, если бы не было чувствующих существ, в которых
Кто тело может вызывать подобные представления или
рщущения. Таким же образом, например, его способность
рйлавить, когда он применяется к свинцу, является вторичным
качеством огня, возбуждающим в пас новые представления,
которые были бы для нас совершенно неизвестными, если бы
никогда не проделывался этот опыт над действием огня
на свинец.
Заметим, что представления первичных качеств объектов
дают свои объекты в совершенном виде, что источники этих
представлений существуют реально и что, таким образом,
наше представление о протяжении в точности согласуется
с реально существующим протяжением. Я думаю, что так же
обстоит дело и со способностями тел или с их властью,
благодаря своим первичным и начальным качествам, изме-
нять состояния других тел или изменяться самим. Когда
огонь пожирает дерево, я думаю, что большинство людей
представляет себе огонь как сумму движущихся частиц или
как сумму мелких клиньев, которые режут, разъединяют
плотные части дерева, позволяя улетучиваться вверх более
тонким и более легким в виде дыма, в то время как самые
грубые оседают в виде золы. ;
Но в отношении чувственных качеств люди обычно
сильно заблуждаются. Эти качества нереальны, они несходны
с представлениями, которые о них создаются. Обыкновенно
это влияет и на суждения о способностях и первичных ка-
чествах. Обусловливается это, быть может, тем, что чув-
ствами мы не воспринимаем действительных качеств в эле-
ментах, составляющих тела, тем, что представления чув-

172
Дани Двдро
ственных качеств, которые все являются подлинно духов-
ными, ничего не говорят "нам о величине, фигуре и других
качествах тела, и, наконец, тем, что мы не можем понять,
как эти качества могут вызывать представления и ощущения
цветов, запахов и других чувственных качеств, вследствие
тайны, которая, как мы уже говорили, окутывает связь души
и тела. Но истинность факта этим не умаляется, и если мы
станем искать его причины, то у нас будет больше оснований
приписывать, например, огню, теплоту или думать, что это
качество огня, называемое нами «теплотой», точно воспроиз-
водится нашим ощущением, которое мы наделяем этим име-
нем, нежели относить к игле ту боль, которую она вызывает,
поранив нас, хотя бы потому, что мы ясно видим действие,
которое производит на нас игла, вонзаясь в fcanie тело,
между те* как мы не замечаем этого относительно огня; но
это различие, основанное только на наших чувственных по-
казаниях, совсем не является существенным. Другое доказа-
тельство малой реальности чувственных качеств и их со-
гласия с нашими представлениями или ощущениями мы
видим в том, что одно и то же качество воспринимается нами
при весьма различных ощущениях боли или удовольствия,
в зависимости от времени и обстоятельств. Кроме того, и опыт
часто показывает нам, что качества, которые мы чувственно
воспринимаем в объектах, в действительности в них не
существуют. Отсюда мы считаем себя в праве сделать вывод,
что первоначальные качества тел суть реальные качества,
действительно существующие в телах, независимо от того,
думаем мы о них или не думаем, и наши перцепции их могут
быть согласными со своими объектами, но что чувственные
качества являются не более реальными, нежели суще-
ствование боли в игле, что тела обладают цекоторыми
первичными качествами, служащими источником и основа-
нием вторичных, или чувственных, качеств, которые не имеют
ничего общего со своими источниками и которыми мы наде-
ляем тела.
Сделайте так, чтобы ваши глаза не видели ни света,
цц цвета, чтобы до ваших ушей не доносилось ни одного
звука, чтобы ваш нос не ощущал никакого запаха, и тотчас
же все эти цвета, эти звуки и эти запахи исчезнут и пере-

Статьи по вопросам теории познания
173
станут существовать. Они возвратятся к причинам, которые
их произвели, и будут уже только тем, чем являются в
действительности,— фигурой, движением, положением частей.
Поэтому-то слепой и не имеет никакого представления о
свете и цветах.
Это отчетливое различие могло бы привести нас к во-
просу о сущности основных качеств вещей, к довольно
точному уяснению представлений, которые мы создаем о
внешних вещах, к тому, что нам известно о субстанциях
й что останется для нас неизвестным навсегда,— к модусам
и способам бытия и к тому, что является их началом. Но
помимо того, что это завело бы нас слишком далеко, обсу-
ждение этих вопросов читатель найдет в соответственных
статьях. Мы удовлетворимся указанием на это различие
способов понимания первичных и чувственных качеств
объекта и перейдём к вещам, которые обладают лишь
идеальным существованием. Чтобы уяснить их, мы выберем
из них как имеющие явственное отношение к нашим пер-
цепциям те, которые наш ум рассматривает с общей точки
Зрения и из которых он образует так называемые всеобщие
представления.
Если я представляю себе реальную вещь, которую я
вместе с тем мыслю со всеми ее особенными качествами,
то мое представление об этой отдельной вещи будет част-
ным представлением. Но если, отвлекаясь от всех частных
представлений, я остановлю внимание только йа некоторых
качествах этой вещи, являющихся общими для всех вещей
того же рода, то я образую таким путем всеобщее или
общее представление.
Наши первоначальные представления являются, оче-
видно, единичными. Я создаю сначала частное представле-
ние о моем отце, о моей кормилице, затем я наблюдаю
другие существа, похожие на этого отца, на эту женщину
по своему внешнему виду, по говору и по другим каче-
ствам. Я замечаю это сходство, я обращаю на него свое
внимание, я отвлекаю его от качеств, которыми мой отец,
моя кормилица отличаются от этих существ; таким образом,
я создаю представление, к которому одинаково приобщены
все эти существа; из того, что я слышу, я выношу затем

174
Дени Дидро
суждение, что это представление имеется во всех, окру-
жающих меня, и обозначается словом люди. Следовательно,
я создаю общее представление, то есть из многих единичных
представлений я устраняю все то, что является особен-
ностью каждого из них, и оставляю лишь то, что свой-
ственно им всем,— значит, эти представления обязаны
своим происхождением абстракции.
Мы можем отнести их к разряду созданий разума, ибо
они являются лишь способами мышления и объекты их,
вещи универсальные, обладают только идеальным существо-
ванием, которое, тем не менее, имеет своей основой при-
роду вещей или сходство отдельных предметов; отсюда сле-
дует, что, наблюдая это сходство единичных представлений,
мы образуем общие представления, что, удерживая сход-
ные черты общих представлений, мы можем образовать еще
более общие; таким образом мы строим нечто вроде лестницы
или пирамиды, которая возвышается постепенно от отдель-
ных предметов до самого общего представления всех их,
а именно существа.
Каждая ступень этой пирамиды, за исключением выс-
шей и низшей, является одновременно и видом и родом:
видом — по отношению к высшей ступени и родом — по
отношению к низшей. Сходство между многими представите-
лями различных национальностей дает им название людей.
Известные общие черты между людьми и зверями побуждают
относить их к одному и тому же классу, обозначаемому
названием животных. Животные имеют Nfaoro общих качеств
с растениями, эти качества соединяют под наименованием
живых существ; легко можно добавить и другие ступени
к этой лестнице. Если же ограничиваться этим, то живое
существо будет в ней родом, имеющим под собой два вида,—
животных и растения, которые по отношению к низшим
ступеням становятся в свою очередь родовыми наимено-
ваниями. *"
При таком истолковании всеобщих представлений, кото-
рые являются таковыми лишь потому, что в них меньше
частей, меньше частных представлений, казалось бы, что
они должны быть более доступными для нашего ума. Между,
тем, опыт показывает нам, что представления, чем они отвле-

Статьи по вопросам теории познания
175
чевнее, тем труднее их уловить и удержать, если они не
бУДУ1, запечатлены в уме особым названием! и в памяти — ча-
стым употреблением этого названия. Это объясняется тем,
что отвлеченные представления не поддаются ни чувству,
ян воображению — двум способностям нашей души, которыми
иы чаще всего предпочитаем пользоваться, что для создания
этих всеобщих или отвлеченных представлений необходимо
тщательно разобраться во всех качествах вещей, заметить »
удержать общие для них всех и устранить те, которые свой-
ственны каждой из них порознь, а это неосуществимо без
умственной работы, тягостной для большинства людей. Она
становится трудной, если мы не призываем на помощь уму
чувства и воображение, обозначая эти представления име-
нами; будучи определены таким образом, они становятся
более доступными, более употребительными. Изучение язы-
ков и способы пользования ими показывают нам, что почти
все слова, являющиеся знаками наших представлений,—
общие термины, откуда можно сделать вывод, что почти
все человеческие представления — общие представления и
что гораздо легче и гораздо удобнее мыслить общими поня-
тиями. В самом деле, кто мог бы припомнить и удержать
в уме собственные имена всех^редметов, которые мы знаем?
Где был бы коаец этому множеству частных названий?
Правда, наши знания основаны на частных видах существо-
вания, но они становятся полезными лишь благодаря общим
понятиям вещей, соединенных для этого в известные виды
и наделенных одинаковыми названиями.
Вое сказанное нами о всеобщих представлениях может
быть распространено и на объекты наших перцепций, суще-
ствование которых является только идеальным. Рассмотрим
Феперь, как они изображают нам эти объекты.
3°.' С этой стороны в представлениях различаются
ясные или смутные представления, если пользоваться по
Ьтношению к видению посредством ума терминами, аналогич-
ными тем, которые применяются к чувству зрения. Так, мы
говорим, что представление ясно, когда оно является доста-
точным для того, чтобы мы поняли его объект, как только
тот предстает перед нами. Представление, не дающее эгпх
результатов, будет смутным. Мы обладаем ясным предстаг

J76
Дени Дидро
млением красного цвета, когда без колебаний отличаем егс
от всякого другого цвета; но многие люди имеют лишь крайне
смутные представления о различных оттенках этого цвета
и смешивают их друг с другом, принимая, например, цвет
вишни за цвет розы. Тот, кто умеет твердо отличать добро-
детельный поступок от поступка, не являющегося таковым,
обладает ясным представлением добродетели; принимать же
по привычке пороки за добродетель значит иметь о ней
смутное представление.
Ясность и смутность представлений может иметь раз-
личные степени, соответственно большему или меньшему
числу имеющихся в этих представлениях признаков, по
которым можно отличить их от всех других. Представление
одной и той лее вещи может быть более ясным у одних и
менее ясным у других, смутным у этих и весьма смутным
у тех. Оно может быть также смутным в одно время и очень
ясным в другое время. Таким образом, ясное представление
может быть подразделено на отчетливое и неотчетливое.
Оно отчетливо, когда мы можем подробно рассмотреть все,
что мы заметим в данном представлении, указать при-
знаки, которые позволят нам узнавать замеченное, устано-
вить отличие данного представления от всех других, до
некоторой степени сходных с ним; но представление сле-
дует назвать неотчетливым, когда, будучи ясным, то есть
отличным от всего другого, оно не позволяет вникнуть в его
детали.
Здесь дело обстоит так же, как и с чувством зрения.
Всякий предмет, видимый ясно, не всегда бывает виден
отчетливо. Какой предмет мы видим яснее солнца и кто
может видеть солнце отчетливо иначе как при ослаблении его
блеска? Примеры говорят больше, нежели определения.
Представление красного цвета есть ясное представление,
ибо никак нельзя смешать красный цвет с другим цветом; но
если спросить кого-нибудь, как же он узнает красный цвет,
то ему нечего будет ответить. Значит, это ясное предста-
вление не является для него отчетливым, и я думаю, что
то же самое можно сказать и обо всех других простых перцеп-
циях. Сколько людей, имеющих ясное представление о кра-
соте какой-либо картины, руководимые верным и твердым

Статьи по вопросам теории познания
177
чутьем, без колебаний выделят ее из десятка других посред-
ственных картин! Но спросите их, почему они находят эту
картину хорошей, они не сумеют отдать отчет в своем сужде-
нии, ибо у них нет отчетливого представления красоты. Вот
•в чем состоит очевидное различие между представлением
просто ясным и представлением отчетливым: тот, кто обла-
дает только ясным представлением какой-либо вещи, не
может сообщить его другому человеку. Если вы обратитесь
о вопросом к человеку, который обладает только ясным, но
Неотчетливым представлением о красоте какой-нибудь по-
эмы, то он скажет вам, что это «Илиада» или «Энеида» или
добавит несколько синонимов: это поэма возвышенная, пре-
красная, исполненная гармонии, она восхищает, она ча-
рует,— какие вам угодно слова, но представлений от него
не ждите.
Только отчетливые представления способны также и рас-
ширять наши знания и заслуживают предпочтения перед мно-
гими просто ясными представлениями, соблазняющими нас
своим блеском, но вводящими нас, однако, в заблуждение;
это побуждает приглядеться к ним внимательнее, дабы пока-
зать, что, будучи отчетливыми, они все же могут быть
усовершенствованы. Для этой цели отчетливое представле-
ние должно быть полным. Говорят, что глупец — это чело-
век, который сочетает несовместимые представления. Вот,
быть может, отчетливое представление, но дает ли оно
признаки, по которым можно всегда отличить глупца от
умного человека?
Кроме того, отчетливые представления должны быть,
как говорят в школах, адекватными. Это название дается
представлению, отчетливому даже в признаках, которые
характеризуют это представление. В помощь такому опреде-
лению возьмем пример. Мы имеем отчетливое представление
добродетели, если мы знаем, что это привычка согласовать
свои свободные действия с естественным законом. Это пред*
ставление не является ни совершенно отчетливым, ни аде-
кватным, когда мы лишь смутно сознаем, что такое привычка
согласовать свои действия о законом и что такое свободное
действие. Но оно становится полным и адекватным, когда мы
говорим себе, что привцчка есть легкость в действии, ири-
12 Дидро, т. VII

178
Дета Дидро
обретаемая частым упражнением; что согласовать свои дей-
ствия с законом — это значит избирать из многих, равно
возможных, способов действия те, которые подчинены закону;
что естественный закон есть воля высшего законодателя,
который возвестил ее людям через разум и совесть, и что,
наконец, свободные действия — это действия, зависящие от
одной только деятельности нашей воли.
Таким образом, представление добродетели заключает
все: легкость, приобретаемую частым упражнением, выбор
между многими способами действий, которые мы можем осу-
ществить одной только деятельностью нашей воли, действий,
наиболее соответствующих доводам нашего разума и совести
как согласных воле божией; и это представление доброде-
тели является не только отчетливым, но и в высшей сте-
пени адекватным. Для того чтобы сделать его еще более от-
четливым, можно проводить этот анализ далее, и, отыскивая
отчетливые представления всего того, что заключается в
представлении добродетели, мы удивились бы, увидев, как
много оно заключает в себе вещей, о которых большинство
людей, пользующихся им, нимало не задумывается. Допу-
стимо даже останавливаться, когда мы достигаем ясных, но
неотчетливых представлений, которые мы не можем более
уточнить; идти далее — это значит упускать из виду свою
цель, которая может состоять лишь в том, что мы должны
построить рассуждение для собственного осведомления или
для передачи наших мнений другим. Во втором случае мы
достигаем своих целей, когда тот, кому мы говорим, пони-
мает нас; в первом случае достаточно будет добиться в
известной мере достоверных принципов, чтобы мы могли
одобрить их.
Отсюда можно сделать вывод, насколько является важным
довольствоваться неотчетливыми представлениями лишь в
тех случаях, когда нельзя достичь отчетливых. Именно это
и сообщает уму ту ясность, которая определяет всю его
точность. Для этой цели необходимо начать как можно раньше
и как можно прилежнее упражняться в самых простых,
самых доступных вещах, внимательно рассматривая их оо
всех сторон и во всех отношениях, которые могут обнару-
житься при их взаимном сравнении, обращая внимание на

Статьи по вопросам теории познания 179
лалейшие различия между ними и наблюдая их порядок,
их связь.
Переходя затем к объектам более сложным, мы будем
/наблюдать их с такою же точностью и приобретем, таким
образом, привычку почти без труда и без усилий создавать
отчетливые представления и даже различать все частные
представления, входящие в состав главного представле-
ния. Именно таким анализом представлений многих предме-
тов и приобретается то качество ума, которое обозначается
^словом «глубина». И наоборот, пренебрегая этой вниматель-
ностью, мы делаем поверхностным наш ум, который удовле-
творяется ясными представлениями, не стремится к созда-
нию отчетливых, много места уделяет воображению и
мало — суждению, схватывает лишь чувственную сторону]
вещей, не желая или не будучи в силах понять их с отвле-
ченной, с разумной стороны, который может привлечь к себе
слушателей, но обычно является плохим руководителем.
Главным образом, наше неумение внимательно рассма-
тривать объекты наших представлений и усваивать их и
является причиной того, что мы создаем о них лишь смутные
представления, а так как мы не можем всегда сохранять
перед собой объекты, о которых составили даже отчетливые
представления, то память приходит к нам на помощь, чтобы
изобразить нам их снова. Но если мы не уделим такого же
внимания этой способности нашей души,— опыт показывает,
что представления стираются так же постепенно, как они
приобретались и запечатлевались в душе, и, таким образом,
мы не можем больше ни представлять себе объект, когда
ой отсутствует, ни узнавать его, когда он присутствует,—
то легко схваченные, не вполне усвоенные, хотя и отчетли-
вые, представления скоро сделаются только ясными, затем
неотчетливыми, потом смутными и, наконец, настолько тем-
ными, что совершенно уничтожатся.
Пример молодого человека, который, уехав яа чужбину,
забыл свой родной язык, усвоенный по привычке, мог бы
послужить доказательством этого, если бы мы не знали
бесконечного множества других примеров.
Видеть, разглядывать предмет, внимательно осматривать
его со всех сторон, устанавливать в своем уме в опре-
12*

180
Дони Дидро
деленном порядке представления, вытекающие из него,
стараться усваивать основные принципы и общие поло-
жения, чаще вспоминать их, не заниматься многими пред-
метами одновременно, а также предметами, которые слиш-
ком тесно связаны между собой и могут смешаться, не
переходить от одного предмета к другому, не достигнув,
по возможности, отчетливого представления его, — все это
является методом представления, познавания и изучения
вещей; мы не можем предписывать здесь все правила
для этого — читатель найдет их в хорошем трактате по
логике.
Мы должны, однако, признать, что есть вещи, о которых
при всем внимании и усердии нельзя составить себе отчет-
ливых представлений либо потому, что слшпком сложным
является предмет, либо потому, что части этого предмета
слишком мало отличаются друг от друга, для того чтобы
мы могли разобраться в них и уловить их различия; либо
потому, что они ускользают от нас за их несоответствием
нашим органам или за отдалейостыо их от нас; либо по-
тому, что существенная сторона представления^-то, что
отличает его от всякого другою,— скрыта множеством по-
бочных признаков, которые заграждают ее от нашего зре-
ния. Всякая слишком сложная машина, Например человече-
ское тело, составлена так, что проницательность самых
искусных людей не в состоянии заметить в йей и тысячной
доли того, что следует знать, дабы составить о ней совер-
шенно отчетливое представление. Правда, микроскоп и
телескоп дали нам более отчетливые представления о пред-
метах, которые до этих открытий стояли во втором ряду,
то есть были чрезвычайно смутными вследствие малой вели-
чины или удаленности их объектов, йо как далеки мы еще
от ясных представлений о них! Большинство людей имеет
лишь довольно смутное представление о том, что они ра-
зумеют под словом «причина», ибо в совершающемся дей-
ствии причина бывает обычно скрыта и настолько связайа
с различными вещами, что трудно разобраться, в чем она
состоит.
Этот пример показывает нам даже на препятствие для
нас к созданию отчетливых представлений, а именно на

Статьи по вопросам теории познания
181
несовершенство и свойство слов вводить в заблуждение,
поскольку они являются изобразительными, но произволь-
ными знаками наших представлений. Весьма часто—
а опыт повседневно показывает нам это — люди имеют обык-
новение пользоваться словами, не связывая их с опреде-
ленными представлениями или даже с какими бы то ни
было представлениями. Они употребляют их то в одном
смысле, то в другом или связывают их с другими, которые
придают им неопределенное значение, постоянно предпо-
лагая, как это принято, что слова вызывают у других лю-
дей те самые представления, которые мы с ними связываем.
Как же создавать отчетливые представления при таких
двусмысленных знаках?
Лучший совет, который можно дать против этого зло-
употребления,— после того как мы постарались приобрести
лишь весьма ясные, весьма определенные представления,—
никогда не пользоваться или, по крайней мере, насколько
возможно реже пользоваться словами, которые не дают нам
сколько-нибудь ясного представления,, и стараться устано-
вить точное значение этих слов; таким образом, мы будем
следовать, насколько возможно, обычному употреблению их
и не будем, наконец, брать одно и то же слово в двух
различных значениях. Если бы это общее правило, продик-
тованное здравым смыслом, всегда имелось в виду и о из-
вестным старанием соблюдалось, то аюва, будучи весьма
далекими от того, чтобы препятствовать, оказали бы содей-
ствие, огромную помощь отысканию истины посредством
отчетливых представлений, знаками которых они долж-
ны быть. Здесь мы отсылаем читателя к статье об опре-
делениях и прочих предметах философской части грам-
матики.
Как бы ни была длинна эта статья, многое еще следо-
вало бы сказать о наших представлениях, рассматриваемых
в связи со способностями нашей души в качестве источников
наших суждений и принципов наших знаний. Но обо всем
этом уже говорилось и писалось в таком множестве прекрас-
ных сочинений об искусстве мыслить и излагать наши мысли,
что было бы излишним задерживаться на этом долее. Вся-
кий, кто захочет поразмыслить о том, что в нем происходит..

182
Дени Дидро
когда он трудится над разысканием какой-либо истины, само-
стоятельно лучше поймет природу представлений и их
объектов, а также и их пользу.
3. Мысль
(Метафиз.)
Мысль, замысел, перцепция, ощущение, сознание,
представление, понятие — все эти термины кажутся си-
нонимами, по крайней мере, для умов поверхностных и
ленивых, которые не различают их при своей манере изъяс-
няться. Но так как не существует совершенно тождествен-
ных слов и они являются таковыми лишь по причине сход-
ства, порождаемого общей идеей, выражающейся в них всех,
то я хочу точно определить их тонкое различие, то есть
каким именно образом каждое из них видоизменяет главную
идею побочной идеей, которая придает ему свой собствен-
ный, особенный характер. Главная идея всех этих терминов,
о которой я только что говорил,— это мысль, а побочные
идеи, различающие их между собой в том смысле, что они
не являются вполне равнозначными, составляют ее различ-
ные оттенки. Следовательно, слово мысль можно рассма-
тривать как термин, обозначающий всякую деятельность
души. Я могу, например, называть мыслью все, что испы-
тывает душа как под влиянием внешних впечатлений, так
и в применении, которое она дает своему размышлению.
Замысел — это мысль, способная производить то или иное
изменение в душе и тем самым проливать в нее свет и руко-
водить ею. Перцепция — это впечатление, которое произ-
водится на нас присутствием объектов. Ощугцение — то же
Самое впечатление, поскольку оно вступает в чувства.
Сознание — знание о нем. Представление — знание как
образ. Понятие — всякое представление, являющееся на-
шим собственным сознанием. Мы пользуемся без различия
одним термином вместо другого лишь в тех случаях, когда
нам требуется только главная идея, которую они обозна-
чают. Простые представления можно без различия называть
перцепциями или представлениями, цо отнюдь нельзя на-

Статьи по вопросам теории познания
183
8ьгоать их понятиями, ибо они не являются создапиямй ума;.
Следует говорить — не понятие белого, а перцепция бе-
лого. Понятия в свою очередь можно рассматривать как
образы, а следовательно, называть их представлениями,
йо отнюдь не перцепциями, иначе это значило бы, что они
не наши создания. Можно сказать — понятие смелости,
но не перцепция смелости, а если пожелают воспользо-
ваться этим последним термином, то следует говорить — пер-
цепции, из которых составляется понятие смелости.
Заметим еще одну вещь касательно терминов предста-
вление и понятие, а именно поскольку первый обозначает
перцепцию, рассматриваемую как образ, второй же — пред-
ставление, образуемое самим умом, то представления и по-
нятия могут принадлежать лишь существам, способным раз-
мышлять. Что касается животных, то поскольку они мыслят,
а не являются простыми автоматами, им свойственны лишь
ощущения и перцепции; и то, что для них является лишь пер-
цепцией, для нас становится представлением, благодаря нашей
мысли о том, что эта перцепция представляет некую вещь.
4г. Рассуждение
(Логика и метафизика)
Рассуждение есть не что иное, как связь сужд iinii,
зависимых друг от друга. Соответствие или несоответствие
двух идей не всегда бывает заметным при рассмотрении
только этих двух идей. Нужно отыскивать для этого еще
одну идею или даже больше, если это окажется необходи-
мым, чтобы сравнить их с этими вводными идеями совместно
или порознь. Действие, благодаря которому мы считаем та-
кое сравнение проделанным, причем обнаруживается, что
та или другая из этих двух идей или обе вместе согласуются
или не согласуются с третьей, и называется суждением.
Отец Мальбранш довольно убедительно доказывает, что
все различие между простой перцепцией, суждением и рас-
суждением состоит в том, что при простой перцепции разум
воспринимает вещь без какого бы то ни было отношения ее
ко всякой другой, что при суждении он воспринимает отшь

184
Допи Дидро
шение, существующее между двумя или многими вещами,
и что, наконец, при рассуждении он воспринимает отноше-
ния, воспринятые суждением. Таким образом, все действия
души сводятся к перцепциям.
Есть различные виды рассуждений, но самый совершен-
ный из них и наиболее употребительный в школах,— это
силлогизм, который определяется как совокупность трех
положений, построенных таким образом, что если два
первых истинны, то третье не может быть не истин-
ным. Следствие, или заключение, является самым главным
положением силлогизма. Два других должны иметь с ним
связь, ибо силлогизм строится лишь для того, чтобы заста-
вить кого-нибудь признать третье положение, которое он
не признавал прежде. Предположив истинность обеих посылок
силлогизма, необходимо считать истинным и следствие, ибо
оно в равной мере заключено в посылках. Чтобы понять это,
нужно вспомнить, что положение истинно, если идея субъ-
екта содержит в себе идею атрибута. Так как в силлогизме
требуется лишь убедить в истинности третьего положения,
называемого следствием, то требуется лишь показать, как
в этом следствии идея субъекта содержит в себе идею атри-
бута. Но каким образом доказывается, что следствие содер-
жит в себе идею атрибута? Берется третья идея, называе-
мая средним термином (ибо она действительно является
посредником между субъектом и атрибутом); она содержится
в субъекте и содержит в себе атрибут, ибо если некая первая
вещь содержит в себе вторую, а в этой второй содержится
третья, то первая необходимо должна содержать в себе
третью. Если ликер содержит в себе шоколад, в котором
содержится какао, то ясно, что этот ликер содержит в себе
также и какао.
Все, что логики говорили о рассуждении, кажется со-
вершенно излишним и ничего не стоящим, ибо, как говорит
автор Искусства мыслить х, большинство наших заблужде-
ний проистекает гораздо чаще из того, что мы основываем
наши рассуждения на ложных принципах, нежели из того,
что мы в рассуждениях не следуем своим принципам. Рас-
суждать в строго философском смысле слова — это значит
признавать или утверждать соответствие, которое ум усма-

Статьи по вопросам теории познания
18S
уривает между идеями, наличествующими в нем в данный
цомент. Но так как наши идеи являются для нас одинаково
Снутренними перцепциями, а все наши внутренние перцепции
мевидны для нас, то для нас не может не быть очевидным,
соответствуют ли друг другу две данные идеи, имеющиеся
ф настоящий момент, тождественна ли одна из этих идей
(Другой идее или не тождественна. А заметить тождество
|вдной идеи другой или различие их — это значит правильно
^рассудить. Следовательно, невозможно, чтобы какой-нибудь
Человек рассуждал плохо.
Когда же мы встречаем человека плохо рассуждающего
я плохо делающего выводы, то это объясняется не тем, что
©го вывод является неверным по отношению к идее или
[в исходному принципу, а тем, что в его уме в данный мо-
мент имеется не та идея, которую мы предполагаем. Но,
окажут нам, нередко бывает, что иной и соглашается со.
мной в одной и той же мысли или идее, а между тем делает
вывод, совершенно отличный от моего. Это значит, что
кто-нибудь из нас двоих плохо рассуждает и делает непра-
вильный вывод. На это я отвечу, что мысль или идея, в ко-
торой вы сходитесь о ним, не является у вас тождественной.
Вы соглашаетесь с ним лишь формально, но не реально.
Случай, когда пользуются одним и тем же выражением,
подразумевая под ним различные идеи, является весьма
обыкновенным. Вы Добавите, что один и тот же человек,
употребляя одно и то же слово и подразумевая под ним одну
и ту же идею, делает вывод, отличный от своего прежнего
вывода, и сам признает, что он рассуждал плохо. Я опять-
таки отвечу, что он несправедливо упрекает себя за свое
рассуждение. Думая, что он вспоминает одну и ту же
мысль, быть может, вследствие тождественности ее выраже-
ния,— мысль, из которой он делает ныне иной вывод, не-
жели вчера,— он имеет дело, повторяю, с мыслью иной,
нежели вчера, вследствие какого-либо изменения отдельных
и незначительных идей. Ибо если бы это была одна и та же
мысль, то почему бы ему не согласовать сегодняшнее за-
ключение с вчерашним? Ведь мысль и вывод из нее тожде-
ственны по идее в смысле их соответствия друг другу
в нашем уме.

186
Двни Дидро
Несмотря ш все подобные ухищрения, искусство рассу-
ждать остается самым бесплодным из всех искусств потому,
что никак нельзя плохо рассуждать, следуя идеям, имею-
щимся в данный момент в уме. Следовательно, вся тайна
правильного мышления заключается в точном усвоении умом
тлавной идеи вещей, о которых надлежит судить. Но это
уже не относится к ведению логики, существенной задачей
которой является установление соответствия или несоответ-
ствия двух идей, подлежащих в данный момент рассмотре-
нию ума.
Эта главная идея может иметь погрешности против истины
по различным причинам: 1°, по причине особенностей устрой-
ства нашего органа чувств: у всех людей оно различно;
"2°, нашего склада ума, который, будучи иногда настроен
ипаче, нежели у других людей, может породить странные
идеи, и мы выведем из них нелепые следствия путем пра-
вильных рассуждений; 3°, причиной недостоверности на-
ших идей может быть еще недостаточное знание жизни, не-
достаточная вдумчивость, недостаточная осмотрительность в
отношении источников наших заблуждений; 4°, недостаточная
память, ибо мы думаем, что хорошо вспомнили вещь, кото-
рую некогда хорошо знали, а между тем ум вспоминает ее
плохо; 5°, несовершенство человеческого языка, который,
будучи часто двусмысленным и обозначая в различных слу-
чаях различные идеи, побуждает нас принимать одно за
другое.
Как бы то ни было, но ошибочность главной идеи, из
которой мы делаем вывод, всегда согласный с этой первой
идеей, не касается существа внутренней и логической истины
или рассуждения в строго философском смысле. Она ка-
сается либо метафизики, которая учит нас главным истинам
и главным идеям вещей; либо морали, умеряющей страсти,
возбуждение которых затемняет в нашем уме истинные идеи
предметов; либо житейских обычаев, которые дают нам
правильные представления о взаимоотношениях граждан-
ского общества в разные времена и в разных странах; либо
отношения в священным вещам и в особенности к закону
божию, который сообщает нам самые ценные идеи о поведе-
нии человека. И, повторяю еще раз, заблуждение совер-

Статьи по вопросам теории познания
187
тенно не касается рассуждения как рассуждения, то есть
как усвоения соответствия или несоответствия одной идея,
Смеющейся в данный момент в уме, с другой идеей, тоже
^моющейся в данный момент. Это соответствие или несоот-
ветствие всегда усматривается непогрешимо и неизбежно.
Логика о. Бюффье.
Я не могу лучше закончить то, что мне надлежало ска-
зать о рассуждении, иначе как сославшись на опыт. Спра-
шивается, как возможно иногда без запинки развивать во
время беседы весьма пространные рассуждения? Не имеются
■ли уже налицо вое части его в данный момент? Если нет,
£а это весьма вероятно, ибо ум слишком ограничен для того,
ртобы обнять собой сразу большое число идей, то какая
^счастливая случайность указывает ему правильный путь?
Вот как объясняет это автор Опыта о происхождении
^человеческих знаний2.
В тот момент, когда человек намеревается приступить
к рассуждению, внимание, устремляемое им на положение,
которое он хочет доказать, последовательно открывает ему
главные положения, являющиеся следствием главных частей'
рассуждения, которое ему предстоит развить. Если они
прочно связаны между собой, то он обозревает их столь
быстро, что может считать себя видящим их все одновре-
менно. Уловив эти положения, он рассматривает то, которое
должно быть изложено в первую очередь. Таким путем идеи,
способные пролить свет на это положение, пробуждаются
в порядке их взаимной связи. Отсюда он переходит ко вто-
рому положению, чтобы повторить это же самое действие,
и так далее до заключения рассуждения. Следовательно,
его ум не охватывает одновременно всех частей, но благо-
даря связи, существующей между ними, он обозревает их
с достаточной быстротой, для того чтобы всегда опере-
жать слово, подобно тому, как глаз читающего вслух опере-
жает произнесение его. Быть может, спросят, как возможно
усматривать результаты рассуждения, не обозрев различ-
ные части его во всех деталях? Я отвечу, что это возможно
лишь в тех случаях, когда мы говорим о вещах, которые
известны нам или недалеки от этого благодаря связям с ве-
щами, знакомым нам помимо их. Вот единственный случай,

16Ь
Дени Дидро
когда указанное явление может быть замечено. Во всех дру-
гих случаях рассуждают неуверенно. Это объясняется тем,
что идеи, будучи связаны слишком слабо, пробуждаются
слишком медленно. А иногда говорят без всякого порядка —
это уже результат невежества.
б. Индукция
(Лог. и грамм.)
Наес ex pluribus perveniens
quo vult, appellator inductio: quae
graecae е7гауоуо ûominatur; qua
plurimum est usus in sermonibus
Socrates.
(M. T. Cicero in Top., X.)*
Это способ рассуждения, посредством которого де-
лается общее заключение, согласно с тем, что доказано отно-
сительно всех частных случаев. Он основывается на следую-
щем принципе, принятом в логике: все, что можно утверждать
или отрицать относительно каждого индивида одного вида
или каждого вида одного рода можно утверждать или отри-
цать относительно всего вида или всего рода.
Нередко и в обычном разговоре единичное заключение
называется индукцией.
Если мы уверены, что рассмотрели все частные случаи,
не пропустив ни одного отдельного предмета, то индукция
будет полной и достоверной. Но, к несчастью, это случается
редко. Чрезвычайно легко упустить некоторые наблюдения,
необходимые для того, чтобы перечисление было исчерпы-
вающим.
Я производил опыты над металлами. Я заметил, что зо-
лото, серебро, медь, железо, олово, свинец и ртуть имеют
вес. Отсюда я делаю вывод, что все металлы имеют вес.
Я могу быть уверенным, что построил полную индукцию,
так как только эти шесть тел носят название металлов.
, * То рассуждение, которое приводит к цели черзз многие
положения, именуется индукцией; греки называли его hwcyoyr),
и Сократ часто пользовался им в своих беседах. (М. Г. Цицерон,
«Топика», X.)

Статьи по вопросам теории познапия
189
Меня обманули десять раз подряд; в праве ли я делать
отсюда вывод, что нет человека, для которого не было бы
удовольствием обмануть меня? Это была бы весьма несовер-
шенная индукция, а между тем именно такого рода заклю-
чения больше всего в ходу.
Но можно ли обойтись без них и, при всей их непол-
ноте, не являются ли они в своем роде довольно вескими?
Кто может думать, что у китайского императора нет сердца,
жил, артерий и легких, исходя из того, что всякий человек
может жить лишь при наличии всех этих внутренних органов?
Но как можно удостовериться в этом? Путем аналогии или
крайне несовершенной индукции, ибо число людей, у ко-
торых они были вскрыты и по наблюдениям над которыми
установлена эта истина, несравненно меньше числа прочих
людей.
В обиходе и нередко даже в логике индукция смеши-
вается с аналогией. Но их можно и следует различать на
том основании, что индукция предполагает полноту. Она
изучает вое частности без исключения, она охватывает все
возможные случаи, не упуская ни одного; только при этом
условии она может делать заключение, причем заключение
твердое и достоверное. Аналогия же является лишь непол-
ной индукцией: она простирает вывод за пределы осново-
положений и по некоторому числу исследованных образцов
заключает относительно целого вида вообще.
Мы любим общие и всеобъемлющие положения, потому
что рни в простом выражении содержат бесконечное число
частных положений и одинаково потворствуют как нашему
стремлению к знаниям, так и нашей лени. Из небольшого
числа примеров, а иногда и из одного примера, мы ста-
раемся сделать общий вывод. Когда утверждают, что пла-
неты населены, не основывается ли это утверждение, глав-
ным образом, только на одном примере, а, именно на примере
земли? Откуда нам известно, что все камни обладают весом?
Какие имеем мы доказательства, что в частности у нас есть
желудок, сердце и внутренности? Нам это известно из ана-
логии. Всякого, кто усомнился бы в этих истинах, подняли
бы насмех, а между тем если бы кто-нибудь отважился
спросить, что кладется на весы разума и побуждает думать

190
Дени Дидро
таким образом, я полагаю, он вызвал бы смущение, ибо
аргументация: это происходит таким образом у нас,
следовательно у это происходит таким же образом и
у других, не является законной. Подчинить ее законам пра-
вильного рассуждения и создать из нее убедительное дока-
зательство никогда не удастся. Впрочем, мы знаем, что ана-
логия может нас обмануть; но признавая, что она очень
часто, да и почти всегда, приводит нас к истипе, что она
является совершенно необходимой как в науках и искус-
ствах, составляя их главный фундамент, так и в обычной
жизни, где поминутно приходится к ней обращаться, мы
попытаемся лишь выяснить ее природу, свести ее к тому, что
она есть в действительности, то есть к принципу правдо-
подобия, а для этого исследовать, откуда она черпает силу
своей убедительности и какого доверия заслуживает подоб-
ного рода доказательство.
Сделаем для этой цели обзор различных наук, где она
имеет применение. Разделим их на три класса сообразно
с их предметом: 1°, на науки необходимые, такие как мета-
физика, математика, большая часть логики, естественная
теология и учение о морали; 2°, на науки случайные; это
название относится к науке о сотворенных духах и телах;
3°, на произвольные; к этому последнему классу можно
отнести грамматику, ту часть логики, которая зависит от
слов, знаков наших мыслей, ту часть учения о морали или
юриспруденции, которая основана на нравах и обычаях
наций.
Казалось бы, что науки, предмет которых является не-
обходимым и которые основываются лишь на доказатель-
стве, должны избегать каких бы то ни было доводов, идущих
не далее вероятности, и подлинно следовало бы требовать
от них наибольшей точности, но, однако, справедливо будет
заметить, что либо по необходимости, либо по нашей при-
родной слабости, побуждающей нас менее строгие и более
удобные доводы предпочитать более доказательным, но и
более трудным, мы не можем здесь обойтись без аналогии.
Например, в метафизике и в математических науках первые
принципы, аксиомы, являются предположениями и обычно
основываются только на доводах индукции* Спросите лю-

6 Статьи по вопросам теории познания 191
кого человека;, который много жил, но не размышлял: больше
Бл целое своей части? И он, не колеблясь, ответит утвер-
дительно. Если же вы пожелаете узнать, на чем основы-
вается это положение, то что он вам ответит? Только то,
Ьто его тело больше головы, рука больше пальца, дом —
комнаты, библиотека — книги; и после нескольких подоб-
ных примеров он будет очень недоволен тем, что вы еще
Ье убеждены. А между тем эти примеры и сотни подобных
им представляют собой лишь индукцию, весьма легкую в-
фавнении с множеством других случаев, где применяется
данная аксиома. Не останавливаясь на рассмотрении во*
проса, являются ли сами эти принципы доказуемыми и можно
ли их вое вывести из определений, будет достаточным для
понимания важности доказательства по аналогии заметить>
что, по крайней мере, большинство людей, если не все,
стремятся к усвоению этих принципов и придерживаются
их как удостоверенных индукцией. А как много в логике,
в морали, в математике других истин, открываемых лишь,
о ее помощью! Тот, кто пожелал бы остановиться на них,
нашел бы много примеров. Правда, эти истины нередко мо-
гут служить основанием для точных доказательств, выводи-
мых из самой природы и сущности вещей, но здесь, как
и в отношении принципов, большинство довольствуется опы-
том или весьма ограниченной индукцией. И можно дажо
утверждать, что большая часть истин, являющихся в на-
отоящее время доказанными, открыта путем индукции и
что их доказывают лишь после того, как посредством одного
опыта достигается уверенность в истинности положения.
Аналогия имеет значительно более широкое применение
в науках, предмет которых является случайным, то есть
зависимым, существующим лишь по воле создателя. Я осме-
люсь заметить, что если обратить внимание на тот способ»
каким мы достигаем знаний о вещах, находящихся вне нас,
то можно вынести убеждение, что все случайные науки
основаны на аналогии. Чем доказывается для меня суще-
ствование других людей? Индукцией. Я сознаю, что я
мыслю; вижу, что обладаю протяжением, что я составлен
из двух субстанций — души и тела. Затем я замечаю вне
себя тела, подобные мне; я нахожу у них такие же органы*

192
Деии Дидро
чувства, движения, как и у меня. Я живу, они живут;
я двигаюсь, они двигаются; я разговариваю, они разго-
варивают. Я делаю вывод, что они, как и я, есть существа,
•состоящие из тела и души, одним словом — люди. Когда
мы хотим узнать свойства души, изучить ее природу, ее
наклонности, ее движения, мы обращаемся к самим себе,
стараемся познать самих себя, исследовать свой разум, свою
свободу, свою волю и делаем путем одной только этой
индукции вывод, что точно такие же способности имеются
и у других людей, с тем лишь различием, которое выра-
жается в наружных проявлениях.
В физике все наши знания основываются только на
аналогии; если бы сходство следствий не давало нам права
заключать о тождестве их причин, что сталось бы с этой
наукой? Не потребовалось ли бы отыскивать причины всех
подобных явлений без исключения? Осуществимо ли это?
Что сталось бы с медициной и другими практическими отрас-
лями физики без этого принципа аналогии? Если бы одни
и те же средства, примененные в одинаковых случаях, не
позволяли нам рассчитывать на одинаковый успех, как
можно было бы лечить болезни? Какие выводы следовало бы
делать из многочисленных данных опыта и наблюдения?
Наконец применение индукции играет еще большую роль
в йауках, зависящих только от человеческой воли и от
человеческих институтов. В грамматике, несмотря на все
разнообразие языков, замечается аналогия, и мы, есте-
ственно, бываем вынуждены держаться за нее; а если обы-
чай противоречит аналогии, это рассматривается как непра-
вильность. На это следует обратить внимание, дабы убе-
диться в справедливости уже сказанного выше, а именно,
что аналогия не является настолько надежным руководителем,
чтобы иногда, не ввести в заблуждение.
В той части юриспруденции, которая всецело основы-
вается на нравах и обычаях наций или является произвольным
общественным институтом, можно тоже видеть господство
аналогии. Редки те случаи, когда в конституциях госу-
дарств вое настолько хорошо устроено, настолько хорошо
урегулировано, что никогда не бывает столкновений между
различными властями, различными учреждениями из-за во-

Статьи по вопросам теории познания
193
проса, кому принадлежит та или иная прерогатива; и по-
добные вопросы, где мы предполагаем немой закон, разве
решаются не путем аналогий? Римские законоведы дали этому
принципу весьма широкое применение; и отчасти старатель-
ному соблюдению его обязана их юриспруденция своим со-
вершенством, за которое она получила наименование писан-
ного разума и была почти целиком унаследована всеми
народами.
Следовательно, скажут на это, все наши знания являются
лишь простой вероятностью, ибо они всецело основываются
на аналогии, которая не может дать подлинного доказатель-
ства. Я отвечу, что отсюда нужно исключить, по крайней
мере, науки необходимые, в которых индукция просто по-
лезна для открытия истин, доказываемых после. Добавлю,
что если другие наши знания не удовлетворяют требованиям
полной достоверности, то мы должны довольствоваться на-
шим уделом, позволяющим нам с помощью аналогии дости-
гать столь правдоподобных представлений, что всякий, кто
не соглашается с ними, неизбежно подвергается упрекам
в чрезмерной щепетильности, в крайнем безрассудстве, а не-
редко и в исключительной глупости»
Но не ограничимся этим; посмотрим, на чем основы-
вается то доверие, которое мы должны питать к доказательству
путем индукции; рассмотрим, на каком основании аналогия
присоединяется к чувствам и к свидетельству, дабы привести
нас к познанию вещей; это будет самая интересная часть на-
стоящей статьи.
Делая обзор установленных нами трех классов наук,
начнем с тех, предмет которых является произвольным или
основанным на свободной воле человека; здесь легко заметить
принцип доказательства по аналогии. Наше естественное
влечение к прекрасному представляет собой склонность к
счастливому смешению единства и разнообразия; единство
же, или однообразие — здесь это одно и то же — влечет за
собой аналогию, являющуюся не чем иным, как полным едино-
образием вещей, уже подобных друг другу во многих отноше-
ниях. Это естественное влечение к аналогии, обнаруживается
во всем, что нам нравится: самый ум есть лишь счастливая
способность подмечать сходства и связи. Архитектура, живо-
13 Дшдро, т. утт

194
Дени Дидро
пись, скульптура, музыка, задача которых доставлять
удовольствие, содержат правила, всецело основанные на ана-
логии. И что может быть естественнее, нежели избегать при-
чуд и капризов и всецело подчинять аналогии науки, создание
которых зависит от нашей воли? Например, касаясь грам-
матики, разве нельзя допустить* что создатели языков и те,
кто их исправлял и совершенствовал, любили устанавливать
сходства и законы? Следовательно, можно с известной досто-
верностью решать грамматические вопросы, прибегая к анало-
гии? Чтобы подойти к источнику этого влечения к едино-
образию, добавим, что без него языки представляли бы собой
дикую неразбериху. Если бы у каждого имени существитель-
ного было свое особое склонение, у каждого глагола — свое
спряжение, если бы управление словами и синтаксис не подчи-
нялись общему правилу, какое воображение могло бы уловить
все эти различия? Какая память была бы в состоянии удер-
жать их? Следовательно, аналогия в произвольных науках
одинаково основана как на нашем влечении, так и на нашем
разуме.
Но иногда она и изменяет нам. А именно,— если пользо-
ваться тем же примером,— в языках, созданных опытом, и
часто опытом людей, не отличавшихся тонким и сильным
влечением к ней, сказывается кое в чем и свойственное нам
также влечение к разнообразию или же нарушаются законы
аналогии во избежение известных неудобств, возникающих
при соблюдении этих законов, например, иногда грубого
произношения, которого нельзя было допустить. Так, мы
говорим son âme, son épée, вместо sa âme, sa épée1. Но при
известной внимательности нередко и в величайшем разнообра-
зии неожиданно обнаруживается замечательная аналогия ;
доказательством может служить приведенный пример, ибо
это создатель наделил нас этим влечением к прекрасному и
влечением к аналогии, несомненно желая украсить великолеп-
ную картину вселенной так, чтобы она была наиболее прият-
ной для нас, назначенных быть ее зрителями. Он хотел,
чтобы все представлялось нашим глазам в наиболее пристой-
ном, наиболее прекрасном, наиболее совершенном виде,—
я говорю о том, что вышло непосредственно из его рук и не
испорчено человеческой злобностью. Поэтому он должен был

Статьи по вопросам теории познания
195
установить такой порядок, чтобы единообразие й гармония
выступали в мире со всей ясностью, чтобы расположение,
строй, гармония были строго выдержаны; чтобы все подчиня-
лось общим, простым, немногим, но плодотворным в своих
чудесных действиях законам. Это наблюдаем мы, и это же
является основанием доказательств по аналогии в науках,
предмет которых является случайным.
Таким образом, все- управляется законами движения, ко:
торые исходят из единого принципа, но бесконечно вариируют
в своих действиях. И поскольку внимательное наблюдение
над движением тел позволило нам установить эти законы, мы
имеем право по аналогии делать заключение, что все есте-
ственные явления совершаются и будут совершаться в согла-
сии с этими законами.
Великий мастер мира не довольствовался установлением
общих законов: ему было угодно установить всеобщие
причины. Каким зрелищем представляется наблюдающему
уму множество действий, порожденных' 0|днюй и той же
причиной! Смотрите, сколько разных вещей производят лучи,
проливаемые солнцем на землю: теплоту, оживляющую и
поддерживающую наши тела, наделяющую плодородием зем-
лю, текучестью — моря, озера, реки и фонтаны, свет, веселя-
щий наш взор, позволяющий нам различать предметы и даю-
щий отчетливое представление о самых отдаленных из них.
Растения и животные, лишенные пищи, погибали бы при
рождепии или, вернее, совсем не рождались бы; вся земля
была бы лишь массой, тяжелой, оцепенелой, мерзлой, одно-
образной, бесплодной, недвижимой.
Посмотрите еще, сколько действий порождается одним
лишь законом всемирного тяготения! Оно удерживает пла-
неты в орбитах, обегаемых ими вокруг солнца, как вокруг
своего особого центра; оно связует различные части нашей
планеты; оно удерживает на поверхности земного шара
города, скалы, горы; ему же следует приписывать приливы
и отливы моря, бег волн, равновесие жидкостей и все, что
зависит от тяжести воздуха, например, поддержание огня,
дыхание и жизнь животных.
Однако бог создал этот гармонический мир, управляе-
мый мудрыми законами аналогии, не только для наших удо-
13*

196
Дени Дидро
вюльствий и для удовлетворения нашей наклонности: он
сделал его таким, главным образом, для нашей пользы и сох-
ранения нашей жизни. Предположите, что путем индукции
Нельзя ничего вывести, что это пустой и ложный способ
умозаключения, и я скажу, что в этом случае человек не
имел бы правила для деятельности и не мог бы жить. Ведь
если бы я не осмелился больше пользоваться той пищей,
которую я с успехом употреблял сотни раз для поддержания
своей жизни, боясь, что -ее действие уже изменилось, зна-
чит, я должен был бы умереть с голоду. Если я не посмею
довериться другу, верность которого я испытал сотни раз,
допуская, что он без видимой причины изменился с вече-
ра к утру, то как я должен вести себя среди людей? Не-
трудно привести здесь целую кучу примеров. Словом, если
бы течение явлений природы не подчинялось одним и тем же
общим законам, всеобщим причинам, если бы одни и те же
причины по обыкновению не вызывали одинакового след-
ствия, то было бы нелепым ставить перед собой правила
жизни, задаваться целью и изыскивать средства .для ее
осуществления. Следовало бы жить со дня на день и во
всем целиком полагаться на провидение. Однако очевидно,
что не таков замысел создателя; следовательно он хотел,
чтобы в этом мире царила аналогия и чтобы она служила нам
проводником.
Если случается, что аналогия вводит нас иногда в заблуж-
дение, то следует обвинять в этом поспешность наших сужде-
ний и пристрастие к аналогии, которое нередко побуждает
нас принимать самое незначительное сходство за совершен-
ное подобие. Общим выводам оказывается предпочтение;
при этом не обращается внимания на необходимые условия
и пренебрегают^ обстоятельства, которые нарушают искомую
аналогию. Нужно также понимать, что создатель хотел, чтобы
его творения ценились за разнообразие так же, как и за
однообразие, и мы, таким образом, ошибаемся, отыскивая в
них лишь это последнее.
Нам остается рассмотреть достоверность, достижимую
путем индукции в необходимых науках. Удесь принципы
красоты и влечения к ней недопустимы, потому что истина
положений, заключающихся в этих науках, не зависит от

статьи по вопросам теории познания 197
свободной воли, но основывается на природе вещей. Следо-
вательно, как мы уже говорили, нужно оставить доказаталь-
отво по аналогии, ибо здесь можно давать более твердые
доказательства, но поскольку оно еще сохраняет некоторую
силу, попытаемся определить его значимость.
Все исследуемое в предметах необходимых — суще-
ственно; случайное не имеет никакой ценности. Объект ума
есть отвлеченная идея, сущность которой ум создает по сво-
ему усмотрению путем определения и в которой он стыскмвает
лишь то, что вытекает из этой сущности, не останавливаясь
на каких бы то ни было привнесениях внешних причин.
Например, геометр рассматривает в квадрате только его
фигуру: велик он или мал, геометру до этого нет никакого
дела. Его занимает лишь то, что может быть выведено из
сущности этой фигуры, заключающейся в совершенном равен-
стве ее четырех сторон и четырех углов. Но из сущности
математического или метафизического объекта не всегда
бывает легко извлечь все заключающееся в нем: иногда
лишь посредством длинной цепи следствий или ряда стара-
тельных рассуждений удается доказать, что данное свойство
зависит от сущности, приписываемой данной вещи. Я полагаю,,
что, рассматривая множество четырехугольников или мно-.'
жество разных треугольников, нахожу в них всех одно и
то же свойство и не встречаю ни одного противоречащего:
примера. Я допускаю сначала, что это общее свойство,
всех таких фигур, и делаю вывод, что если это так, значит,
оно должно вытекать из их сущности. Я пытаюсь узнать,
каким образом оно происходит; но если я не могу этого-
добиться, то должен ли я делать вывод, что это свойство
не является для них существенным? Конечно, нет. Можно
сделать лишь вывод, что мой кругозор весьма ограничен,
или свойство выводится посредством такого длинного ряда<;
рассуждений, что я не в состоянии проследить их до конца.
Следовательно, остается нерешенным, относится ли это свой-,
ство, открытое мною путем опыта, например, над десятью ;
треугольниками, к общей сущности треугольника — в; атом
случае оно было бы всеобщим свойством воех треуголь-
ников—или оно обусловливается неким особенным качеством
одного рода треугольников и по весьма странной случайности

198
Дени Дидро
принадлежит к тем десяти треугольникам, над которыми я
производил опыт. Но чрезвычайно легко понять, что если эти
треугольники отличаются друг от друга, то, по всей вероят-
ности, они обладают лишь одним общим свойством, которое
принадлежит всем треугольникам вообще, то есть они сходны
только в том, что и те и другие фигуры имеют по три
стороны. По крайней мере, это весьма вероятно, тем более
если опыт, проделанный над этими треугольниками, будет
повторяться чаще, а кроме того и над треугольниками, еще
более разнообразными. Поскольку также весьма вероятно, что
рассматриваемое свойство вытекает не из какого-нибудь
общего свойства этих десяти треугольников, подвергнутых
(испытанию, но из общей сущности всех треугольников,
вначит, весьма вероятно и то, что оно присуще всем треуголь-
|никам и является само по себе общим существенным
свойством.
Такое рассуждение применимо и во всех подобных случа-
ях, откуда следует: 1°, что доказательство по аналогии
является тем более веским и достоверным,, чем глубже
производится опыт и чем разнообразнее предметы, к которым
Он применяется; 2°, чем проще свойство, с которым мы имеем
дело, тем более прочной является индукция при равном
числе опытов, так как простое свойство должно, естественно,
вытекать весьма простым способом из весьма простого
принципа, — а что может быть проще сущности вещи,
особенно сущности всеобщего и отвлеченного предмета?
Итак, я нахожу здесь принцип аналогии, основанный на
Ьпыте и на простоте, которая стоит к истине ближе всего.
Между тем, никогда не нужно забывать, что индукция по
существу дает нам лишь простую, более или менее твердую
вероятность, а в необходимых науках добиваются больше,
нежели вероятности, — в них хотят доказательств, и они там:
возможны. Не будем же останавливаться из лени или
соблазняться легкостью доказательства по аналогии. Я
одобряю использование этого средства при открытии истины,
но не следует воздвигать на подобном фундаменте здание
наук, которые могут без него обойтись.

IГ. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ ФИЛОСОФИЯ
ОБЩЕСТВА
1. Человек
(Политика)
Нет иных истинных богатств, кроме человека и земли.
Человек не имеет никакой ценности без земли, и земля не
имеет никакой ценности без человека.
Человек ценен своей численностью: чем многочисленнее
общество, тем оно могущественнее в мирное время, тем устра-
шительнее оно во время войны. Следовательно, монарху сле-
дует обратить серьезное внимание на увеличение числа своих
подданных. Чем больше у него будет подданных, тем больше
будет и торговцев, рабочих, солдат.
Его владения окажутся в плачевном состоянии, если когда-
нибудь среди людей, управляемых им, найдется человек,
который боится рожать и расстается с жизнью без сожа-
ления.
Но недостаточно только иметь людей; нужно, чтобы они
были трудолюбивыми и крепкими.
Крепкими люди могут быть тогда, когда они обладают
добрыми нравами, когда они могут легко достигнуть благо-
состояния и сохранить его.
Трудолюбивыми люди могут быть тогда, когда они сво-
бодны.
Самое плохое управление, какое только можно вообразить,
есть то, при котором, за отсутствием свободы торговли,

200
Дени Дидро
изобилие становится иногда для края таким же страшным
бичом, как и оскудение.
Все взрослые люди были когда-то детьми, следовательно,
нужно ради детей уделять особое внимание отцам, матерям
и кормилицам.
Пять тысяч детей, ежегодно подкидываемых в Па-
риже, могут стать питомником солдат, матросов и земле-
дельцев.
Нужно сократить число производителей предметов рос-
коши и челядь. Бывают обстоятельства, при которых богат-
ство не дает людям достаточно полезного применения, и не
было случая, когда лакейство не оказывало бы на них пагуб-
ное действие. Следует облагать челядь налогом для облег-
чения земледельцев.
Если земледельцы, люди, несущие на себе самые утоми-
тельные работы в государстве, пользуются самой скудной
пищей, они должны ненавидеть свое положение или погибать
в нем. Говорить, что ловкость должна их выручить, это
значит быть невеждой и человеком жестоким.
Всякого положения добиваются лишь постольку, по-
скольку оно обещает приятную жизнь. В нем удерживает и
привлекает к нему наслаждение приятной жизнью.
Человек используется хорошо лишь тогда, когда доход,
приносимый им, превышает издержки заработной платы. Бо-
гатство народа проистекает из разности между суммой его
труда и издержками заработной платы.
Чем больше чистый доход и чем равномернее он распре-
делен, тем лучше управление. Чистый равномерно распреде-
ленный доход предпочтительнее большей суммы чистого до-
хода, который был бы распределен крайне неравномерно и
разделил бы народ на два класса, из коих один преобреаденен
избытком, а другой вымирает от нищеты.
До тех пор пока в государстве имеются неиспользованные
земли, человек не может быть употреблен в промышленности
без ущерба.
К этим ясным и простым принципам мы можем добавить
еще множество других, которые монарх найдет сам, если у
него есть мужество и желание, необходимые для того, чтобы
применить их на практике.

Статьи по вопросам философии общества 2ЭУ
2. Естественное право
(Мораль)
Смысл данного слова настолько известен, что вряд лш
найдется человек, который не был бы внутренне убеждеа
в очевидной понятности для него этой вещи. Это внутреннее^
сознание одинаково свойственно и философу, и человеку,
никогда не размышлявшему, с той лишь разницей, что на
вопрос: что такое право? — последний, за недостатком вы-
ражений и понятий тотчас же отсылает вас к суду совести
и немеет; первый же приходит к молчанию и к более глу-
боким соображениям, лишь пройдя порочный круг, который,
приводит его обратно к исходному пункту или наталкивает
на другой вопрос, не менее трудный, нежели этот, от кото-
рого он думал отделаться своим определением и на который-
он так отвечает: право есть основа или первый принцип-
справедливости. Но что такое справедливость? Это долг
воздавать каждому то, что подобает. Но на что мог
притязать тот или другой человек при таком положении
вещей, когда все принадлежало всем и, быть может, не суще-
ствовало даже ясного понятия долга? И что должен другие
тот, кто позволяет все и не требует ничего? Тут именно
философия и начинает сознавать, что из всех понятий
морали понятие естественного права является наиболее
важным и наиболее трудным для определения. И мы
тоже считали бы, что сделали много, если бы нам удалось-
в этой статье ясно установить некоторые принципы, с по-
мощью которых было бы можно разрешать труднейшие
вопросы, обычно выдвигаемые против понятия естественного
права. Для этой цели необходимо опять-таки подойти к
вопросу со всей строгостью и высказывать утверждения лишь
в случаях очевидности, — по крайней мере, такой очевидно-
сти, которая доступна вопросам морали и удовлетворяет бла-
горазумного человека.
1. Очевидно, что если человек не свободен или если*
его немедленные решения или даже колебания порождаются'
некоей материальной вещью, которая является внешней по-
отношению к его душе, то его выбор не есть акт нетелес-
ной субстанции или простой способности этой субстанции-

:202
Дени Дидро
Нет ни разумной доброты, ни разумной злости, между тем
как доброта и злость могут быть животными. Нет ни мораль-
ного блага, ни морального зла, ни справедливости, ни неспра-
ведливости, ни долга, ни права. Отсюда, заметим попутно,
видно, насколько важным является прочное установление
реальности, я уж не говорю — произвола, но свободы, кото-
рую весьма часто смешивают с произволом.
II. Мы влачим убогое, суетное и беспокойное существо-
вание. У нас есть страсти и нужды. Мы хотим быть счастли-
выми, и человек несправедливый и обуреваемый страстью
постоянно готов делать другим то, чего он не желает
для себя. Эту мысль он высказывает самому себе в глу-
бине своей души и не может от нее избавиться. Он
видит свою злобность и должен признаться себе в этом или
признать за всеми ту свободу действий, которую он себе
присваивает.
III. Но как мы можем упрекать человека, оС-уреваемого
•столь сильными страстями, что сама жизнь становится для
него тяжким бременем, если он не удовлетворит их,— чело-
века, который за право распоряжаться жизнью других людей
•отдает им свою? Что мы ответим ему, если он смело заявит:
«Я сознаю, что причиняю страх и смятение человечеству, но
.я либо должен быть несчастным, либо причинять несчастье
.другим. И для меня никто так не дорог, как я сам. Пусть
?меня не упрекают в этом отвратительном себялюбии: оно от
меня не зависит. Это голос природы, который никогда не
звучит для ума моего убедительнее, нежели тогда, когда
он оправдывает меня. Но ведь и в сердце моем он звучит
•столь же сильно! О люди! Я взываю к вам: кто из вас
•на одре смерти не согласился бы купить себе жизнь ценой
жизни большинства людей, если бы это осталось безнаказан-
ным и в тайне? Но, — будет он говорить дальше, — я спра-
:ведлив и откровенен. Если для моего счастья требуется,
чтобы я избавился от всех надоевших мне жизней, то и вся-
кий другой индивид, кто бы он ни был, также может потре-
бовать уничтожения меня, если я ему надоел. Этого требует
разум, и я под этим подписываюсь. Я не настолько неспра-
ведлив, чтобы мог требовать от другого жертвы, которой я
те хочу принести ему сам».

Статьи по вопросам философии общества 203
IV. Прежде всего я вижу вещь, которую, мне кажется,
признают и добрый и злой, а именно что нужно подвер^
га/гь обсуждению все, так как человек не просто животное, но
животное, которое рассуждает; что, следовательно, в данном
вопросе заключаются средства для раскрытия истины; что
тот, кто отказывается ее искать, отрекается от звания чело-
века и должен рассматриваться остальными людьми как ди-
кий зверь и что если истина открыта, то всякий, кто не
соглашается с ней,— безумец или сознательный злодей.
V. Итак, что мы ответим нашему неистовому ритору,
прежде чем задушить его? Что все его рассуждение сводится
к вопросу: получает ли он право распоряжаться жизнью
других людей, отдавая им в распоряжение свою жизнь, ибо
он хочет быть не только счастливым, но и справедливым,
и при своей справедливости избежать эпитета «злой»; в про-
тивном случае его следо^аДО бы задушить, не отвечая ему*
Мы ему ответим: если бы даж&то, что он предоставляет дру-
гим, находилось бы в еф полй?й власти и зависело от его
усмотрения, а условие, которое он предлагает другим, было
для них выгодным, он не имее£ никакого законного права
требовать их согласия; что тот, кто говорит: я хочу жить,
имеет для этого такое же основание, как и тот, кто гово-
рит: я хочу умереть; что этому последнему дана только
§рдна жизнь и, предоставляя ее в распоряжение других, он
Становится господином бесконечного числа жизней; что его
Ьбмен был бы справедливым только в том случае, если бы
'Щ всей поверхности земли существовали лишь он да еще
[■Другой злодей; что нелепо требовать от других того, чего
^хочешь сам, и неизвестно, будет ли опасность, которой он
подвергает своего ближнего, равна той, которая угрожает
ему самому; что, предоставляя игре случайности свою жизнь,
он не может уравновесить моего риска жизнью; что вопроо
о естественном праве несравненно сложнее, нежели ему
кажется; что он провозглашает себя судьей и тяжущейся
стороной, и весьма возможно, что его судилищу это дело
неподведомственно.
VI. Но если мы отнимем у индивида право судить о сущ-
ности справедливого и несправедливого, то кому мы передадим
этот вопрос? Кому? Человечеству. Только оно может его

204
Дони Дидро
решать, ибо всеобщее благо есть его единственная страсть.
Воля отдельных лиц ненадежна: она может быть и благой
и дурной, а общая воля всегда является благой,— она ни-
когда не ошибалась, она не ошибется никогда. Если бы
животные были по своему состоянию несколько ближе к нам,
если бы существовали верные способы общения между нами
и ими, если бы они могли ясно выражать нам свои чувства
и мысли и столь же ясно понимать нас, словом, если бы
они могли подавать свой голос на всеобщем собрании, то
следовало бы пригласить туда и их; и дело о естествен-
ном праве разбиралось бы уже не перед человечеством,
но перед животным миром. Но животные отделены от нас
неизменными и вечными преградами, а здесь идет речь о
системе знаний и идей, свойственных только человеческому
роду, которые проистекают из #;о достоинства и органи-
зуют его. \
VII. Имеппо к всеобщей 5оле должен обращаться индивид,
желающий знать, доколе ему надлежит быть человеком, гра-
жданином, подданным, отдои, ребенком, когда ему следует
жить и когда умирать. Только ей, принадлежит власть уста-
навливать пределы всякого долга. Вы имеете священнейшее
естественное право на вс'е, что у вас не оспаривается всем
человеческим родом1. Это оно объясняет вам сущность ва-
ших мыслей и ваших желаний. Все, что вы поймете, все,
что вы надумаете, будет благим, великим, возвышенным, пре-
красным, если это будет соответствовать повсеместным и об-
щим интересам. Важнейшим достоинством вашего рода
является лишь то, которое вы требуете от ваших ближних
как для своего собственного, так и для их счастья. Именно
это ваше согласие со всеми и согласие всех с вами характе-
ризует вас, если вы выходите из числа членов своего, рода
и если • вы останетесь в среде их. Не упускайте этого из
виду никогда, в противном случае вы увидите, что понятия
о благе, справедливости, человечности и добродетели ко-
леблются в вашем разуме. Говорите себе чаще: я человек,
у меня нет иных подлинно неотъемлемых естественных
прав помимо тех, которые принадлежат человечеству. .
VIII. Но, скажете вы, где же хранилище этой всеобщей
воли? Куда я могу обратиться к ней за советом? Она — в осно-

Статьи по вопросам философия общества -05
pax писанного права всех цивилизованных наций, в обществен-
ных делах диких и варварских народов, в молчаливых взаим-
ных договорах врагов человеческого рода и даже в возму-
щении и злобе, в этих двух страстях, которыми природа
наделила почти все существа вплоть до животных, дабы
возместить несовершенство социальных законов и утолить
жажду мести.
IX. Итак, если вы внимательно обдумаете все, что ска-
зано выше, то вы придете к убеждению: Г, что человек,
внимающий лишь голосу своей личной воли, — враг челове-
ческого рода; 2°, что всеобщая водя является в каждом
индивиде чистым актом разума, который размышляет при
молчании страстей о том, чего человек может требовать
от своего ближнего, и о том, чего его ближний имеет право
требовать от него; 3°, что такой взгляд на всеобщую волю
человеческого рода и на общее желание является правилом
поведения для одного индивида по отношению к другому
индивиду в одном и том же обществе, индивида по отноше-
нию к обществу, членом которого он является, и общества,
членом которого он является, ко всякому другому обществу;
4°, что покорность всеобщей воле есть связующее начало всех
обществ, не исключая и тех, которые созданы преступлением
(увы, добродетель столь прекрасна, что даже воры чтят ее
образ в недрах своих вертепов); 5°, что законы должны счи-
таться созданными для всех, а не для одного, в противном
случае этот отщепенец будет похож на неистового ритора,
которого мы задушили в параграфе V; 6°, что поскольку из
двух воль — всеобщей и индивидуальной — всеобщая воля
никогда не заблуждается, то нетрудно увидеть, которой из
них, ради счастья человеческого рода, надлежит вверить
законодательную власть и какое почтение подобает возда-
вать августейшим смертным, чья частная воля сочетает в себе
власть и непогрешимость всеобщей воли; 7°, что если даже
предположить постоянное изменение понятия всеобщей воли
у народов, то сущность естественного права от этого не
меняется, ибо она всегда будет относительным выражением
всеобщей воли и общего желания человеческого рода; 8°, что
справедливость относится к правосудию, как причина к след-
ствию, или что правосудие является не чем иным, как выра-

206
Дени Дидро
жением справедливости; 9°, и, наконец, что все эти выводы
очевидны для того, кто рассуждает, а того, кто не хочет рас-
суждать, ссылаясь на свое человеческое состояние, следует
рассматривать как существо извращенное.
3. Естественный закон
(Мораль)
Естественный закон есть вечный и неизменный порядок,
которым мы должны руководствоваться в наших действиях.
Он основан на существенном различии между добром и злом.
Лица, отказывающиеся признавать это различие, опираются
в своем мнении, с одной стороны, на трудность установить
иногда точные границы, отделяющие порок от добродетели,
а с другой стороны — на разногласие. самих ученых, ко-
торые спорят друг с другом, справедливы ли известные вещи
или несправедливы, особенно в политических вопросах, и,
наконец, на диаметральную противоположность законов, изда-
вавшихся обо всех этих вещах в разные времена и в разных
странах. Как в живописи, при осторожном и постепенном
смешивании двух противоположных цветов, из этих двух
крайних цветов получается средний цвет, причем самый зор-
кий глаз бывает не в состоянии точно различить, где кон-
чается один и где начинается другой, хотя эти цвета сохра-
няют все возможное для них различие; так и здесь, по край-
ней мере в сомнительных и трудных случаях, бывает крайне
затруднительно точно установить границы, отделяющие добро-
детель от порока, а поэтому мнения людей о них расходятся,
и законы наций не везде одинаковы; но это не мешает думать,
что по существу нет реальной слишком большой разницы
между справедливым и несправедливым. Вечное различие
добра и зла, нерушимый закон справедливости, устанавли-
вается одобрением всех мыслящих и рассуждающих людей,
ибо нет человека, которому в серьезных обстоятельствах не
случалось бы добровольно преступать это правило, который не
чувствовал бы при этом, что он действует против своих соб-
ственных принципов и против света своего разума и не упре-
кал бы себя за это втайне. И наоборот, нет человека, кото-

Статьи по вопросам философии общества 207
фый, поступив согласно этому правилу, не был бы доволен
собой, не одобрил бы себя за то, что имел силу устоять про-
тив таких соблазнов и исполнил требование своей совести —
*быть справедливым и добрым. Это и хотел сказать святой
"Павел в главе II своего «Послания к римлянам»: «Ибо когда
^язычники, не имеющие закона, по природе законное де-
лают, то, не имея закона, они себе сами закон: они
показывают, что дело закона у них написано в сердцах,
о чем свидетельствуют совесть их и мысли их, то
обвиняющие, то оправдывающие одна другую»,
Я не отрицаю того, что есть люди, которые испорчены
дурным воспитанием, погрязли в разврате, сжились с поро-
ком вследствие долгой привычки, до крайности извратили
свои природные принципы и настолько побороли свой разум,
что налагают на него молчание, чтобы он внимал лишь
голосу их предрассудков, их страстей и их вожделений. Эти
люди, прежде чем сдаться и осудить себя за свое поведение,
'будут бесстыдно уверять вас, что не сумели заметить этого
естественного различия между добром и злом, о котором им
'столько говорили. Но и эти люди, сколь бы ужасна ни была
)зх извращенность, как бы они ни старались скрыть от дру-
гих людей упреки, которые они делают самим себе, не могут
временами не проговориться о своей тайне и не открыться
Ь тех случаях, когда они утрачивают бдительность в отно-
шении самих себя. В самом деле, нет человека, настолько
дурного и падшего, который, даже будучи уверенным в своей
безнаказанности, без малейшего угрызения совести смело
совершил бы убийство и не предпочел бы, если бы это
зависело от его выбора, получить себе добро иным путем,
нежели преступление. Нет человека, который, даже будучи
пропитан принципами Гоббса и переведен в естественное со-
стояние, не предпочел бы, при неизменности всех прочих
условий, заботиться о самосохранении, избегая убийства всех
своих ближних. Человек, если так можно выразиться, зол
лишь своим защищающимся телом, то есть потому, что он
не умеет иначе удовлетворять свои желапия и утолять свои
страсти. Нужно быть крайне ослепленным, чтобы смешивать
злодеяния и ужасы с этой добродетелью, которая при ста-
рательном ее воспитании показала бы миру действительность

^os
Донн Дидро
тех дивных красок, которыми древние поэты пользовались
при изображении золотого века.
Естественный закон, как мы сказали, основан па суще-
ственном различии между моральным добром и злом. Следо-
вательно, этот закон не является произвольным. «Естествен-
ный закон,— говорит Цицерон в книге II Законов,— не есть
измышление человеческого ума, не произвольное установление
народов, но печать вечного разума, правящего вселенной.
Бесчестие, нанесенное Тарквинием Лукреции, было не менее
преступным от того, что в Риме еще не существовало писан-
ных законов против такого рода насилий. Тарквиний пре-
ступил естественный закон, который был законом во все
времена, а не с того момента, когда он был записан. Он
имеет такое же древнее происхождение, как и божественный
ум, ибо истинным, первичным и главным законом является
.всевышний разум великого Юпитера».
Итак, пусть для нас будет неоспоримой максимой, что
письмена добродетели начертаны в наших душах; сильные
страсти, правда, скрывают их от нас на несколько мгновений,
;но не стирают их никогда, ибо они нестираемы. Чтобы по-
нять их, нет нужды возноситься до небес или проникать
в пропасти: они столь же просты для понимания, сколько
il правила самых обыкновенных искусств. Они и порождают
всякого рода доказательства, независимо от того, размышляет
ли человек над самим собой или прозревает то, что окружает
вас повседневно. Словом, естественный закон написан в
наших сердцах так четко, так выразительно, так ярко, что
.невозможно не признать его.
4. Гражданин
(Ист. др. и нов.; обществ, право)
Это тот, кто является членом свободного объединения
многих семей, кто разделяет его права и пользуется его
преимуществами. Тот, кто находится в подобном обществе по
жакому-либо делу и должен покинуть его по окончании дела,
не есть гражданин этого общества. Он лишь кратковре-
менный подданный его. Тот, для кого оно обычное место-

Статьи по вопросам философии общества 209
Пребывание, но кто отчужден от всех его прав и преиму-
ществ, тоже не является его гражданином, — лишенный
до, он перестает им быть. Это звание дается женщинам,
Маленьким детям и слугам лишь как членам семьи гражда-
нина в собственном смысле, но они не подлинные граждане.
à Можно различать два рода граждан — по происхожде-
нию и натурализованных. Гражданами по происхожде-
нию называются те, которые таковыми родились. Натурог
\изованные же — те, с которыми общество поделилось
Двоими правами и своими преимуществами, хотя эти гра-
ждане и не родились в нем.
|, Афиняне давали иностранцам звание гражданина их
рюрода чрезвычайно бережно и вкладывали в него гораздо
колее достоинства, нежели римляне. Звание гражданина
w них никогда не роняло цены, но, при своем высоком
мнении о нем, они не лишали себя, быть может, самой
большой выгоды — распространять это звание на тех, ко-
торые его домогались.
I В Афинах гражданами были лишь лица, родившиеся
рт граждан. Когда молодой человек достигал двадцатилет-
рого возраста, его зачисляли в Xyî£i<xpxck6v у^л^а^Лоч.
Государство включало его в число своих членов. Его за-
ставляли в церемонии принятия произносить следующую
клятву с лицом, обращенным к небу: Arma non dehones-
ШаЪо; пес adstantem, quisquis ille fuerit, socium relin-
wuam; pugndbo quoque pro focis et aris, solus et сищ
wnultis; patriam nee turbabo, nee prodam; navigabo contra
huamcumque destinato fuero regionem; solemnitates perpé-
tuas observabo ; receptis consuetudinibus parebo, et quascum-
wue adhuc populas prudenter statuerit, 'amplectar; et
Ы quis leges susceptas sustulerit nisi comprobaverit, non
fermittam; tuebor denique, solus et cum religuis omnibus,
ytque patria sacra colam (Плутарх, in Pericl.)*. Вот вам
,,. * He посрамлю оружия; и товарища, кто бы он ни был,
& битве не оставлю; буду сражаться также за жертвенники и
очаги один и со многими; н* причиню отечеству смут и не из-
меню ему; отправлюсь всюду, куда меня ни назначат; буду
соблюдать исконные празднества; буду исполнять принятые обычаи
и подчиняться всему, что доныне благоразумно установил
14 Дидро, т. YII

210
Дени Дидро
prudenter*, которое, предоставляй каждому отдельному
лицу составление новых* законов, могло вызывать* велики^
смуты. Впрочем, эта клятва весьма хороша и разумна.
Однако в Афинах звание гражданина давалось при
усыновлении каким-либо гражданином и при согласии наро-
да; но эта милость оказывалась редко. Если о ком-либо до
двадцатилетнею возраста не предполагалось, что он бу-
дет гражданином, то он не мог рассчитывать быть им и
позднее, когда престарелый возраст не позволял ему испол-
нять общественные обязанности. Так же обстояло дело со
ссыльными и изгнанниками, если это не было связано с
остракизмом. Лица, осужденные таким образом, считались
лишь удаленными.
Для получения звания римского гражданина надлежато
удовлетворять трем требованиям: иметь жилище в Риме, со-
стоять членом одной из тридцати пяти триб и иметь воз-
можность занимать общественные должности. Лица, которым
те или иные гражданские права были пожалованы, а не
принадлежали от рождения, были, собственно говоря, лишь
почетными гражданами.
Существовало большое различие между гражданином и
жителем. Согласно закону de incolis** только рождение да-
вало звание грамсданина и наделяло всеми привилегиями
горожан. Эти привилегии не приобретались сроком прожи-
вания. При консулах в этом случае недостаток происхожде-
ния мог возмещаться покровительством государства, а при
императорах — их волей.
Первой привилегией римского гражданина была его под-
судность одному только народу. Законом Portia1 запреща-
лось предавать гражданина казни. Даже в провинциях он
не был подчинен произволу проконсула или пропретора.
Слова civis sunt *** тотчас же обуздывали этих мелких тира-
нов. В Риме, говорит г. Монтескье в Духе законов (книга XI,
народ; и не допущу, чтобы кто гибудь, не одобряя принятые ваконы,
нарушал их; буду, наконец, один и вместе со всеми другими охра-
нять и чтить священную родину. (Плутарх, «Перикл».)
* Благоразумно.
** О жителях.
*** Я — гражданин.;

Статьи по вопросам философии общества 211
глава XIX), так же как и в Лакедемоне, свобода гра-
ждан и принуждение рабов были выражены до край-
ности. Однако, несмотря на привилегии, силу и величие
Прождан, побудившие Цицерона сказать: An qui amplissir
trius Galliae cum infimo cive Romano comparandus est?
MOrat. pro Font.)*, мне кажется, управление этой рес-
публики было настолько сложным, что понятие грао/сданина
ш Риме было менее точным, нежели в кантоне Цюрих. Для
|ого чтобы убедиться в этом, нужно лишь внимательно обду-
мать то, что мы скажем в остальной части этой статьи.
| Гоббс не делает никакого различия между подданным
к гражданином, что будет правильным, если не брать
Кермин «подданный» в ею узком смысле, а термин гражданин
Врать в самом широком и подразумевать, что последний
ро отношению к законам является тем же, чем первый'
Является по отношению к государю. Они оба находятся
© подчинении, но один у существа морального, а другой
|f физического лица. Название гражданин одинаково не под-
ходит к тем людям, которые порабощены, и я тем, которые
живут уединенно. Отсюда следует, что люди, живущие в
абсолютно естественном состоянии, как, например, государи,
или же те, которым полностью отказано в этом, как, напри-
мер, рабы, не могут считаться гражданами, если только
не думать, что нет разумного общества, в котором не
было бы некоего морального существа, неизменного и воз-
вышающегося над физической личностью государя. Пуффен-
дорф2, не взирая на это исключение, разделил свой труд
О долге на две части: в одной из них трактуется о долге
человека, а в другой — о долге гражданина.
Так как законы свободных объединений семей йе везде
одинаковы и так как в большинстве этих объединений суще-
ствует иерархический порядок, основанный на достоинствах,,,
то гражданин может рассматриваться лишь в его отноше-
нии к законам своего общества и к ступени, занимаемой им
в иерархическом порядке. Во втором случае будет неко-
торое различие между граяедаигшоле-чиновником и гра-
* Может ли самый знатный в Галлии сравниться с самым
последним гражданином Рима? («Речь в защиту Фонтея».)
14*

212
Дени Дидро
жданином-жптелвм города, а в первом случае — между гра-
жданином Амстердама и гражданином Базеля.
Аристотель, признавая различия между гражданскими
обществами и сословными разделениями граждан в каждом
обществе, считал истинными гражданами лишь тех, кото-
рые принимали участив в суде и могли надеяться перейти
из сословия простых горожан в первые ряды чиновничества,
а это возможно лишь в чисто демократических государствах.
Следует согласиться, что подлинно общественным человеком
может быть лишь тот, кто пользуется всеми этими прерога-
тивами, и нет иного характерного отличия подданного от
гражданина помимо того, что последний должен быть обще-
ственным человеком, а роль первого может быть только
ролью частного лица — quidam*.
Пуффендорф, ограничивая звание гражданина теми ли-
цами, которые при первоначальном соединении семей основали
государство, и их потомками от отцов к сыновьям, вводит
необдуманное различение, проливающее мало света в его
труд и могущее внести в гражданское общество большие
смуты разделением граждан на прирожденных и натура-
лизованных на основании ложно понятой идеи благородства.
Граждане в качестве граждан, то есть в пределах своих
обществ, все одинаково благородны. Благородство исходит
не от предков, а от общего права на первые чины маги-
стратуры.
Верховное моральное существо по отношению к гражда-
нину является тем же, чем физическая деспотическая лич-
ность по отношению к подданному; но если даже подлинный
раб не отдает себя полностью своему господину, то тем
более гражданин имеет права, которые он сохраняет за
собой и от которых он никогда не отступается. Бывают
случаи, когда он стоит наравне, я не говорю — со своими
согражданами, но с моральным существом, которое повеле-
вает ими всеми, Это существо выражается двояко — в ин-
дивидуальном и общественном порядке. В последнем случае
оно должно встречать сопротивление, а в первом может
сталкиваться с противодействием отдельных лиц и даже оспа-
* Некто.

Статьи по вопросам философии общества 213
риваться ими. Так как это моральное существо владеет
территориями, предприятиями, фермами, фермерами и т. д.,
ta нужно, так сказать, различать в нем государя и поддан-
ного верховной власти. Он в этих случаях является и судьей
|я подсудимым. Это, без сомнения, неудобство, но оно отно-
сится ко всякому управлению вообще и характеризует его
июложительно или отрицательно лишь в зависимости от тот,
Ьасколько часто оно обнаруживается, а не потому, что она
имеет место вообще. Несомненно, что подданные или гра+
h/сдане тем менее будут подвергаться несправедливости, чем
гаеже государь как физическая или моральная личности
|будет выступать в качестве судьи и подсудимого в тех
^случаях, когда на него будут нападать как на частное лицо.,
I Во времена смут гражданин примкнет к людям, защи-
щающим установленную систему; при разрушении систем
он последует за согражданами своего города, если они
единодушны; если же они разрознены, он присоединится
к тем, которые стоят за всеобщее равенство и свободу.
Чем более приблизятся граждане к равенству в по-
требностях и имуществе, тем более спокойным будет госу-
дарство. Среди всех видов управления это преимущество
кажется свойственным исключительно демократии, но даже и
в самой совершенной демократии полное равенство всех ее
членов неосуществимо, и, быть может, в этом и состоит при-
чина распада таких государств, если только ее не устраняют
всеми несправедливостями остракизма. Жизнь правительств
подобна жизни животных: каждый шаг жизни есть шаг к
смерти. Лучшая форма управления не та, которая бессмертна,
а та, существование которой наиболее длительно и спокойно»
5. Интерес
(Мораль)
Это слово имеет в нашем языке много значений. Взяток
в абсолютном смысле, без какого бы то ни было непосред-
ственного отношения к индивиду, телу, народу, оно озна-
чает порок, побуждающий вас искать для себя преимуществ
в противность справедливости и добродетели. Это низкое

214
Дояи Дидро
честолюбие, скаредность, страсть к деньгам,, как об этом
говорят стихи из Девственницы:
И интерес, сей царь земли презренный,
Над сундуком наполненным согбенный,
Слабейшего могучим предает.
Когда говорят об интересе индивида, тела, нации: мой
интерес, интерес государства, его интерес, их интерес,
это слово означает нечто нужное или полезное для государ-
ства, для лица, для меня и т. п., если отвлечься от полез-
ности для других и особенно если добавить прилагатель-
ное «личный».
В этом, хотя и переносном, смысле слово интерес упо-
требляется вместо «себялюбие». Ошибка эта была приоуща
великим моралистам и послужила обильным источником за-
блуждений, споров и оскорблений.
Себялюбие, или непрерывная жажда благосостояния, при-
вязанность к нашему существу,— это необходимое следствие
нашей конституции, нашего инстинкта, наших чувств, йаших
мыслей; это принцип, который, способствуя нашему само-
сохранению и соответствуя целям природы, был бы в есте-
ственном состоянии скорее благодетельным нежели порочным.
Но человек, рожденный в обществе, получает от этого
общества выгоды, которые он должен оплачивать услугами:
у человека есть обязанности, подлежащие выполнению, за-
коны, требующие соблюдения, чужое себялюбие,, с кото-
рым нужно считаться.
Его себялюбие является тогда справедливым или неспра-
ведливым, добродетельным или порочным, и по своим раз-
личным качествам оно носит различные названия. Выше гово-
рилось об интересе^ о личном интересе и было показано,,
в каком смысле.
Когда себялюбие выступает как чрезмерное уважение
к себе и презрение к другим, оно называется гордостью;
когда оно стремится распространиться вне нас и незаслу-
женно привлечь к себе внимание других, его называют тще-
славием. ( | "
Во всех этих случаях себялюбие не склонно себя обузды-
вать, то есть нарушает порядок..

Статьи по вопросам философии общества 215
Но это себялюбие может внушать страсти, стремиться
к удовольствиям, полезным для порядка, для общества; тогда
оно уже будет далеким от порочного принципа.
Любовь отца к детям есть добродетель, хотя он любит
в них самого себя, хотя воспоминание о том, чем он был,
ji предвидение того, чем он будет,— основные мотивы по-
мощи, которую он им оказывает.
Услуги, оказанные отечеству, будут всегда добродетель-
ными поступками, хотя они и внушаются желанием сохра-
нить наше благополучие или любовью к славе.
I Дружба будет всегда добродетелью, хотя она основана
дишь на потребности одной души в другой.
Страсть к порядку, к справедливости всегда будет выс-
шей добродетелью, истинным героизмом, хотя источник ее —
любовь к самому себе.
Это общеизвестные и неоспоримые истины, а между тем
в последнем столетии некоторые люди хотели сделать себя-
любие абсолютно порочным принципом. Именно исхода из
етой идеи, Николь1 написал двадцать томов о морали,
являющихся лишь нагромождением методически составлен-
ных и дурно изложенных софизмов.
Даже Паскаль, великий Паскаль, хотел видеть в этом
чувстве любви к себе, дарованном нам богом и являющемся
вечным двигателем нашего существа, наше несовершенство.
Господин Ларошфуко, выражавший свои мысли ясно и
изящно, писал почти в том же духе, что Паскаль и Николь.
Он не находил в нас добродетели уже потому, что себялюбив
является принципом нашей деятельности. Кто совсем не за-
интересован в опорочении человечества, кто любит лишь
те произведения, которые заключают в себе ясные идеи,
тот не может читать его книгу, не досадуя на его почти
постоянное злоупотребление словами себялюбие, гордость,
интерес и т. п. Эта книга, несмотря на ее недостатки и
противоречия, имела большой успех потому, что афоризмы
ее в известном смысле нередко соответствуют истине/зло-
тому, что злоупотребление словами было замечено лишь
весьма немногими людьми, и потому, наконец, что книга
состояла из афоризмов: обобщать идеи, сочинять афо-
ризмы — мания моралистов. Публика любит афоризмы потому,

21k
Дени Дидро
что от удовлетворяют лень и самомнение; а нередко из
них состоит речь шарлатанов, повторяемая глупцами. Книги
г. Ларошфуко и Паскаля, побывавшие в руках у всех,
незаметно приучили французскую публику всегда понимать
слово себялюбие в дурном смысле, и лишь недавно неко-
торые немногие люди перестали ставить его в необходимую
связь с понятиями порока, гордости и т. п.
Милорда Шефтсбери упрекали в том, что он не придавал
никакого значения себялюбию человека, ибо он постоянно
выдвигает в качестве наших главных двигателей любовь к
порядку, любовь к нравственной красоте и благожелатель-
ность; но при этом забывалось, что он рассматривал эту бла-
гожелательность, любовь к порядку и даже полное самопо-
жертвование как следствие нашего себялюбия. Между тем
известно, что милорд Шефтсбери требует незаинтересованно-
сти, которая невозможна; он недостаточно ясно отдает себе
отчет в том, что эти благородные следствия себялюбия —
любовь к порядку, к нравственной красоте и благожелатель-
ность— могут оказывать лишь крайне незначительное влия-
ние на поступки людей, живущих в развращенном обществе.
Наконец автора книги Об уме2 весьма резко упрекали
за его отрицание всякой добродетели; и этот упрек ему
высказывали не за утверждение, что добродетель есть
простой результат человеческих соглашений, а за то, что
он почти постоянно пользовался словом интерес вместо
себялюбие. Мы плохо отдаем себе отчет в том, насколько
сильна связь идей, насколько необходимо известный звук
вызывает в палигги известную идею. Люди привыкли соеди-
нять со словом итперес понятия скупости и низости; иной
раз оно вызывает еще эти понятия, когда, например, видно,:
что оно означает то, что нужно нам, что подходит,
для нас, но если бы даже оно не напоминало эти понятия,,
оно все же не является однозначным со словом себялюбие*
В обществе, в беседе, слова себялюбие, гордость, инте-
рес, ^тщеславие еще чаще употребляются неправильно.,
Нужно быть удивительно справедливым для того, чтобы себя-
любие наших ближних, не склоняющихся перед нами и кое
в чем спорящих с нами, не называть словами тщеславивп
интерес, гордость.,

Статьи по ропросам философии общества 217
6. Нравы
(Мораль)
Это свободные действия людей, естественные или приоб-
ретенные, благие или дурные, доступные исправлению и руко-
водству.
Их различие у различных народов мира зависит от кли-
мата, религии, законов, правления, нужд, воспитания, манер и
примеров. По мере того как в каждой нации одна из этих
причин начинает действовать сильнее, другие уступают ей.
Чтобы проверить все эти истины, следовало бы войти
в подробности, которым мы в этом труде не можем уделить
места. Но бросив лишь взгляд на различные формы упра-
вления в нашем умеренном климате, можно сразу довольно
верно угадать нравы граждан. Так, в республике, которая
может существовать только хозяйственными сношениями,
должны неизбежно господствовать простота нравов, религиоз-
ная терпимость, любовь к умеренности, бережливость, дух рас-
чета и скупости. В ограниченной монархии, где каждый гра-
жданин принимает участие в управлении государством, свобода
будет рассматриваться как такое великое благо, ради сохра-
нения которого всякая война будет считаться незначительным
злом; подданные такой монархии-горды, великодушны, про-
свещены в науках и в политике, никогда не забывают о своих
привилегиях, даже в праздности и пирах. В богатой абсо-
лютной монархии, где задают тон женщины, честь, амбиция,;
любезность, страсть к удовольствиям, тщеславие и изнежен-
ность будут отличительной чертой подданных. И так кал
это управление порождает еще праздность, то праздность
эта, развращая нравы, заменит их учтивостью манер.
■5
7. Целибат **
(Ист. древн. и совр.; мораль)
Это положение лица, которое живет, не вступая в брак.
Такое положение само по себе может рассматриваться с.трех
точек зрения: 1° — по отношению к человеческому роду;
2° — к обществу; 3° — к христианскому обществу. Но прежде

«18
Дени Дидро
чем рассматривать целибат как таковой, мы изложим в не-
скольких словах его судьбу и перипетии среди людей.
Господин Морен из Академии изящной словесности1 сводит
его историю к следующим положениям: целибат так же
стар, как мир; пределы его распространения — это пределы
мира; он будет существовать так же долго и даже беско-
нечно долее, нежели мир.
Краткая история целибата. Целибат так же стар,
как мир, если верить утверждениям некоторых создателей
Старого и Нового завета, что наши прародители утратили
свою невинность, нарушив гселибат, и что они никогда
не были бы изгнаны из рая, если бы не вкусили запрещен-
ного плода, то есть совершили поступок, который в цело-
мудренном и иносказательном слоге Писания означает, по
их мнению, не что иное, как нарушение целибата. Они
основывают это грамматическое истолкование на осознании
наготы, немедленно возникшем в Еве и Адаме после грехо-
падения, на идее проступка, почти повсюду связанной на
земле с плотским актом, на чувстве стыда, сопровождающем
его, на угрызениях совести, вызываемых им, на первородном
грехе, передающемся этим путем, и, наконец, на состоянии,
в которое мы вступим, уйдя из этой жизни,— на состоянии,
при котором не будет ни мужей, ни жен и которое будет
вечным целибатом.
Нет нужды, говорит г. Морен, давать этому мнению
васлуженную оценку: оно странно, оно кажется противо-
речием букве Писания, и этого достаточно для того, чтобы
отвергнуть его. Писание учит нас, что Адам и Ева жили
в раю как брат и сестра, как живут ангелы на небе,
как мы некогда будем жить. Этого достаточно: это перво-
начальный и наиболее совершенный целибат. Сколько вре-
мени он длился,— вопрос простого любопытства. Одни го-
ворят— несколько часов, другие — несколько дней, а есть
лица, которые, основываясь на чисто мистических доводах,
на каких-то не известных мне предалиях греческой церкви,
на периоде рождения Каина, исчисляют этот промежуток
времени в тридцать лет.
За этим первоначальным целибатом, по мнению еврей-
ских ученых, последовал другой, гораздо более продолжи-

Статья по вопросам философии общества 21Э
тельный, ибо они думают, что Адам и Ева, смущенные
своим проступком, наложили на себя покаяние в течение
ста лет, лишив себя всякого общения друг с другом. Это
предположение они основывают на рождении Сифа, их треть-
его сына, который, согласно Моисею, появился на свет лишь
на сто тридцатом году их жизни. Но по справедливости
одному только Авелю можно приписать честь соблюдения
целибата в течение всей жизни. Послужил ли он примером
подражания для последующих поколений и не были ли сыны
божий, соблазнившиеся дочерями человеческими, чем-то вроде
(развратившихся монахов, сказать трудно, но в этом нет
ничего невозможного. Если тогда действительно были жен-
щины, предпочитавшие бесплодие, как это видно из одного
отрывка книги, приписываемой Еноху, то весьма возможно,
что были и мужчины, которые посвящали свою жизнь цели-
бату; но очевидные свидетельства неблагоприятны для
подобного допущения. В то время дело шло о заселении
мира, законы бога и природы возлагали на всех людей
нечто вроде необходимости умножать человеческий род, и сле-
дует думать, что* все жившие в то время люди считали своим
главным долгом повиноваться этой заповеди. Все, чему исто-
рия учит нас, говорит г. Морен, о патриархах того време-
ни,— это то, что они женились и выдавали замуж, рожали
сыновей и дочерей, а затем умирали, точно у них не было
никакого другого более важного дела.
Почти такое же положение наблюдалось и в первые
столетия после потопа. В то время было много нетронутой
земли и мало работников; благоденствовали лишь самые
многодетные. В то время честь, знатность и сила людей
зависели от числа детей. Многодетный мог рассчитывать на
большой почет, на уважение своих соседей и на место
в истории. История иудеев не забыла имя Иаира, у которого
было тридцать сыновей в услужении, как и греческая —
имена Данал и Египта, из которых один имел пятьдесят
сыновей, а другой пятьдесят дочерей. Бесплодие счита-
лось тогда для обоих полов каким-то позором и несо-
мненным знаком проклятия божия. Наоборот, подлинным
свидетельством благословения его считалось большое коли-
чество детей за столом. Целибат был своего рода грехом

220
Дени Дидро
по Отношению к природе, а ныне он рассматривается
уже иначе.
Моисей не предоставил мужчинам свободного выбора
между браком и безбрачием. Ликург издал закон, подвер-
гавший бесчестию холостяков. В Лакедемоне было учре-
ждено даже особое торжество: женщины приводили их на-
гишом к подножию алтарей и заставляли приносить публич-
ное покаяние перед природой, которое сопровождалось весьма
строгим наказанием. Эти республиканцы заходили в своих
предупредительных мерах еще дальше, издавая постановле-
ния против тех граждан, которые вступали в брак слишком
поздно, офсуа^а*, и против мужей, которые плохо испол-
няли супружеские обязанности по отношению к своим женам,
В последующие времена, когда численность людей воз-
росла, эти карательные законы были смягчены. Платон в
своей республике считает терпимым целибтп до тридцати
пяти лет, а по истечений этого срока лишает холостяков
только права занимать должности и отводит им последнее
место на публичных церемониях. Римские законы, исходив-
шие, из греческих, были тоже не так строги по отношению!
к целибату. Однако на цензоров возлагалась обязанности
противодействовать этому виду одиночества, причиняющего
вред государству, coelibes esse prohibendo***. Чтобы вы-
звать презрение к холостякам, они не принимали от них
ни завещаний, ни свидетельских показаний; первый вопрос,,
с которым они обращались к присягавшим: Ex апгтг tui
sententia, tu equum habes, tu uxorem habes? — Говори
по совести, есть ли y тебя конь, есть ли у тебя жена?,
Но римляне не довольствовались тем, что удручали их при
жизни; их теологи угрожали холостякам также и сильней-
шими муками в аду: Èxtrema omnium calamitas et impie-
tas accidit illi qui absque filiis a vita discedit, et daemoni-
bus maximam dat poenas post obitum. — Величайшее не*
честие и несчастье — уходя из жизни, не оставить де*
* Поздний брак.
* Дурной брав.
* Выть безбрачным непозволительно.

Статьи по вопросам философии общества 221
тей. тДемоны подвергают таких людей после смерти
величайшим мучениям.
Несмотря на эти светские и духовные мероприятия, це-
яибат не искоренялся. Свидетельством этого являются за-
коны. Против непорядков, которые существуют лишь в идее,
законы не издаются. Отчего и как он возник, история не гово-
рит; следует предположить, что простыв нравственные со-
ображения и особенности вкуса дали ему возможность одер-
жать победу над столькими уголовными, гражданскими и
порочащими законами и над угрызениями совести. Несо-
мненно, что первоначально он вызывался более настоятель-
ными нуждами и основывался на веских доводах физического
характера, каковыми, например, обладали те счастливые и
разумные натуры, которых природа освободила от необхо-
димости исполнять великий закон размножения. Такие натуры
существовали во все времена. Наши авторы дают им бес-
честящие названия; напротив, восточные народы именуют
их евнухами солнца, евнухами неба, сотворенными ру-
кой божией, наделяют их почетными званиями, которые не
только должны были утешать их в этом несчастном состоя-
нии, но и узаконивать их право перед богом и перед людьми
гордиться этим как особой благодатью, освобождающей их
от большинства житейских забот и возводящей на стезю
добродетели.
Но, не вдаваясь в серьезное обсуждение вопроса, яв-
ляется ли это качество преимуществом или недостатком, мы
считаем совершенно очевидным, что эти блаженные были
первыми людьми, принявшими целибат. Этот образ жизни
обязан им своим происхождением и, быть может, наименова-
нием, ибо греки называют калек, о которых идет речь,
xoXofSol, что близко к coelibes. В самом деле, целибат был
единственным уделом, который коХо(Зо1 могли избрать для
себя ради подчинения законам природы, ради своего покоя,
своей чести и правил чести вообще. Если они не прини-
мали его добровольно, законы возводили его в необходи-
мость. Это отчетливо выражено в законах Моисея. Законы
других народов были для них не более снисходительными:
если им позволялось иметь жен, то женам разрешалось по-
кидать их.

222
Дени Дидро
Люди, находившиеся в этом подозрительном и попачалу
редкостном положении, презираемые обоими полами, под-
вергались множеству оскорблений, которые обрекли их на
уединение и отшельничество. Но необходимость скоро под-
сказала им способ оставить этот образ жизни и приобрести
расположение людей. Свободные от беспокойных страстей,
связанных с любовью и с самолюбием, они с исключитель-
ной преданностью покорились чужой воле; их признали на-
столько удобными, что все пожелали обзавестись ими. Те,
у кого их не было, создавали их, прибегая к самой риско-
ванной и бесчеловечной операции. Отцы, хозяева, прави-
тели присвоили себе право приводить в это бесполое состоя-
ние своих детей, своих рабов, >своих подданных; человечество,
знавшее вначале лишь два пола, было поражено, увидев,
что оно незаметно разделилось на три почти равные части:
К этому виду насильственного целибата присоединился добро-
вольный, значительно увеличивший число безбрачных. Писа-
тели и философы не вступали в брак из личной склонности
к целибату, атлеты, гладиаторы, музыканты — из профессио-
нальных соображений, бессчетное множество других людей —
из легкомыслия. Иные из целомудрия избрали себе занятие,
которое Диоген находил столь приятным, что удивлялся,
почему оно не входит в обычай. Некоторые профессии вы-
нуждали к безбрачию, например, профессии красильщиков
в красный цвет — baphiarii. Честолюбие и политика еще
увеличили число безбрачных. Этих странных людей оберегали
даже сановники, стараясь получить место в их завещании,;
а отцы семейств, от которых нечем было поживиться, нахо-
дились в забвении, пренебрежении и презрении.
Мы видели, что до того времени целибат был запрещен,
потом к нему относились терпимо, далее его одобряли и,(
наконец, превозносили. Он не замедлил сделаться сущест-
венным условием для тех, кто вступал в священническое
сословие. Мелхиседек был без семьи и без рода. Люди,,
посвящавшие себя служению церкви и религиозному культу,,
освобождались законом от брака. Девицам предоставлялась
такая же свобода. Утверждают, что Моисей отпустил свою
жену;-'когда принял закон из рук божиих. Он повелел свя-
щенникам, у которых приближалась очередь служения, уда-

Статьи по вопросам философии общества 223
ляться от жен на несколько дней. Следуя его примеру,
пророки Илья, Елисей, Даниил и его три товарища пребы-
вали в воздержании. Назареи и наиболее разумная часть
ессеев, по описанию Иосифа, были чудесным пародом, от-
крывшим тайну Метелла Нумидийского — продолжать свой
род без браков, без родов и без всякого общения с жен-
щинами.
У египтян жрецы Изиды и большинство тех, кто нахо-
дился на службе у их богов, соблюдали целомудрие и,(
ради более прочного обеспечения его, с детства подготовля-
лись к этому хирургами. Гимнософисты, брахманы, афинские
гиерофанты, большинство учеников Пифагора, большинство
учеников Диогена, подлинных циников, и вообще все те,
кто посвящал себя служению богиням, поступали точно таким
же образом. Во Фракии существовало довольно крупное об-
щество монахов и холостяков, называвшихся хткта!, или
творцами, за их способность размножаться без женщин.
Обет целибата возлагался у персов на девушек, предназна-
чавшихся для служения солнцу. У афинян был дом дев-
ственниц. Все знают римских весталок. У наших древних
галлов девять дев, которых считали получившими свет и
необычайные милости с неба, сторожили знаменитого ора-
кула на островке Зене у берегов Арморика. Есть даже авторы,
полагающие, что весь остров был населен только девами,
что некоторые из них время от времени ходили на соседние
берега, откуда приносили маленькие зародыши для сохране-
ния рода; ходили они не все. Нужно полагать, говорит
г. Морен, что это решалось жребием и что те, которым
выпадал несчастливый жребий, были вынуждены садиться
в роковую барку, переправлявшую их на материк. Эти по-
священные девы были в большом почете: их дом пользо-
вался особыми привилегиями, к числу которых принадлежало
их прайо не подвергаться наказанию за преступления, ко-
нечно при сохранении девственности.
Среди людей, придерживавшихся целибата, у языческих
народов были и мученики. Повествования и сказания о них
изобилуют мотивами о девушках, которые отважно пред-
почли смерть бесчестию. Всем известен случай с Ипполитом*
равно как и воскрешение его Дианой, покровительницей без-

224
Деии Дидро
брачных. Все эти подвиги и бесчисленное множество других,
подобных им, поддерживались принципами веры. Греки смот-
рели на целомудрие как на сверхъестественную благодать;
жертвоприношения считались недостаточными, если в них не
принимали участие девственницы; церемонии могли без них
начинаться — libare, но не могли завершаться — litare. О дев-
ственности произносились великолепные речи, создавались
возвышенные представления и развивались прекрасные умо-
зрения, но, вглядываясь в тайное поведение всех этих без-
брачных, всех этих святых паганизма, говорит г. Морен,
не могли открыть ничего кроме распутства, хвастовства и
лицемерия. Начиная с богинь, заметим, что самая древняя
из них, Веста, изображалась с младенцем. Откуда она его
взяла? У Минервы есть Эрихфоний; известно ее приклю-
чение с Вулканом, и ей как матери воздвигались храмы.
У Дианы был Вирбей и Эндимион. Удовольствие, с каким
она рассматривает последнего спящим, слишком красноре-
чиво говорит об ее девственности. Миртил обвиняет муз
в излишней любезности к некоему Мезалиону и наделяет их
всех детьми, которых он называет по именам. Может быть,
поэтому и называл их аббат Карто дочерьми Юпитера.
Боги-девственники ничем не лучше богинь-. Свидетельством
этому могут служить Аполлон и Меркурий.
Жрецы, не исключая и жрецов Кибелы, не пользовались
репутацией людей безупречного поведения — не всех согре-
шивших весталок погребали живьем. Щадя честь их фило-
софов, г. Морен умалчивает об этом и, таким образом,
заканчивает историю целибата, показав его, каким он был
в колыбели, в детстве, в руках природы —в состоянии,
весьма отличном от той высокой ступени совершенства, кото-
рой он достиг в наше время. Эта перемена не кажется
удивительной: ранний целибат был убогим недоноском испор-
ченной, развращенной, распущенной природы, жалким отбро-
сом брака и девственности. (См. Отчеты Академии надпи-
сей, т. VI, стр. -308, Крит. ист. целибата.) Все изложенное
выше является^лишь анализом этого отчета. Мы урезали
в нем несколько длинных мест, но. вряд ли позволили себе
изменить хотя бы одно выражение во всем том, что мы при-
»едид—так мы поступаем в этой статье, и далее.

Статьи по вопросам философии общества 225
Мы не берем на себя ничего: мы довольствуемся лишь
Сочным изложением не только мнений, гго и споров между
|а,вторами и черпаем материалы лишь из источников, одобрен-
ных всеми благонамеренными людьми. Показав все, чему
Ечит нас история целибата, мы рассмотрим теперь это
рюложенио глазами философии и изложим мысли различных
рисателей по этому вопросу.
I Целибат как таковой: 1° — по отношению к чело-
веческому роду. Если бы какой-нибудь историк или путе-
шественник описал нам мыслящее существо, совершенно оди-
нокое, не имеющее никого высшего, равного и низшего по
^отношению к себе, огражденное от всего, что возбуждает
страсти, одним словом, подлинного отшельника, мы не ко-
леблясь сказали бы, что это странное существо должно
быть погружено в меланхолию, ибо какое утешение
может оно найти в мире, который для него — лишь
обширное место уединения? Если к этому добавят, что,
вопреки очевидности, он наслаждается жизнью, испытывает
радость бытия и находит некоторую отраду в самом себе,
то мы можем согласиться, что он не совсем чудовище и
его душевный склад сам по себе не является совершенной
нелепостью, но мы никогда не осмелимся сказать, что
он добр. Если лее все-таки, возражая нам, будут настаивать,
что он является совершенным в своем роде, а следовательно,
мы незаслуженно лишаем его эпитета «добрый», ибо что
нужды до того, имеет ли он какие-либо отношения с дру-
гими или не имеет, нужно расширить смысл слова и при-
знать, что это существо доброе, если, однако, возможно,
чтобы оно могло быть совершенным само по себе, не
имея никаких отношений, никакой связи с миром,.
в котором оно находится.
Но если, наконец, вскроется, что. в природе есть неко-
торая система и вид автомата, о котором идет речь, может
рассматриваться как ее часть, если в ее структуре будут
замечены нити, связующие его с подобными ему существами,;
осли в ее строении обнаружится цепь полезных созданий,;
которая не может увеличиваться и продолжать свое суще-
ствование иначе как применением способностей, полученных
ею от природы, он тотчас же лишится своего эпитета
15 Дядро, т. VII

226
Дени Дидро
«добрый», которым мы его украсили, ибо может ли этот эпи-
тет быть приложен к индивиду, который своим бездействием и
своим уединением столь неукоснительно стремится погубить
свой род? Не является ли сохранение рода одной из важ-
нейших обязанностей индивида и всякий разумный, нормаль-
ный индивид не совершает ли преступления, уклоняясь от
этой обязанности, если он не был освобожден от нее каким-
либо велением, более высоким, нежели веление природы?
Я добавляю, если он не был освобожден от нее веле-
нием, более высоким, нежели веление природы, дабы с
полной ясностью показать, что здесь речь идет отнюдь не
о целибате, освященном религией, но о целибате, который
постоянно порождается неблагоразумием, мизантропией,
легкомыслием и распутством; о таком целибате, при кото-
ром оба пола, развращаясь даже в естественных чувствах
или без нужды заглушая в себе эти чувства, избегают
общения, которое должно их улучшить, ради того, чтобы
жить в бесплодном уединении или в общениях, все более
и более их развращающих. Нам небезызвестно, что тот,
кто наделил человека всеми его органами, может освободить
его от употребления некоторых из них или даже запретить
это употребление и показать, что эта жертва для него
приятна. Мы не отрицаем того, что в этом выражается некая
телесная чистота, на которую никогда не посягнула бы при-
рода, предоставленная самой себе, но которую бог признал
необходимой, дабы сделать более достойными места, где он
обитает, и более духовным служение своим алтарям. Если
мы не находим в себе задатков такой чистоты, это объ-
ясняется тем, что она является, так сказать, добродетелью
откровения и веры.
2°. О целибате, рассматриваемом по отношению
к обществу. Целибат, не освященный религией, противясь
умножению человеческого рода, как это мы показали, не
может не оказывать вредного влияния на общество. Он вре-
дит обществу, вызывая в нем обеднение и развращая его.
Вызывая в нем обеднение — в этом никак нельзя сомневаться,
если справедливо, что главное богатство государства состоит
в численности его подданных, если причислять к предметам
первой необходимости наибольшее число рук, занятых в тор-

Статьи по вопросам философии общества 227
|овле, если учесть то, что новые граждане, не будучи в
востоянии все сделаться солдатами при преобладании мира
1 Европе и коснеть в праздности при твердых гражданских
■орядках, должны заниматься земледелием, промышленностью
■ли мореплаванием. Развращая его— ибо, по меткому заме-
|анию просвещенного автора Духа законов^ есть следую-
щий закон природы: насколько уменьшается число возмож-
ных браков, настолько же возрастает опасность для тех
■раков, которые заключены, и чем меньше людей, состоя-
щих в браке, тем меньше верных браков,— чем меньше
■оров, тем меньше краж. Древние столь хорошо сознавали
1ти выгоды и придавали столь высокую ценность этой есте-
ственной склонности к браку и рождению детей, что их
ваконы заботились . об ее обеспечении. Они рассматривали
резбрачие как верное средство для уменьшения народных
средств и для увеличения разврата.
[ Закон Папия у римлян отменил безбрачие для наслед-
ников, которое ставилось условием завещания, а также
клятву не жениться и но иметь детей, которую требовали
патроны от вольноотпущенников. Древние понимали, что там,
Где преобладает целибат, не может быть и уважения к
Враку, а поэтому среди их законов нет ни одного, который
ры определенно отменял привилегии и почести установлен-
ные для лиц, состоящих в браке, и многодетных.
| 3°. О целибате, рассматриваемом по отношению
к христианскому обществу; Так как служение богам тре-
бует постоянного внимания и особой телесной и духовной
нистоты, то большинство народов было вынуждено создать
из жрецов особое сословие. Например, у египтян, иудеев
и персов существовали семьи, посвященные служению богу
и храмам. Считалось нужным не только отдалить служите-
лей храма от мирских дел и сношений, но даже существо-
вали религии, которые стремились освободить их от семей-
ных забот. Полагают, что, в частности, таков был характер
христианства даже в самом его начале. Мы дадим краткое
изложение его учения, чтобы читатель сам мог судить о нем.
г Нужно признать, что закон целибата для епископов,
Священников и диаконов так же стар, как и сама церковь.
h между тем нет писанного божественного закона, который

228
Дони Дидро
запрещал бы возводить в священнический сан женатых и.-щ
священникам жениться. Иисус Христос не дал никакого шь
ставления по этому поводу. То, что святой Павел говорщ
в своих посланиях к Тимофею и Титу о воздержании длп
епископов и диаконов, скорее похоже на запрещение епи-
скопам иметь одновременно или последовательно много жен-.
oportet episcopum esse unius uxoris virum*. Обычаи пер-
вых веков церкви согласуются с этим — без всяких затрудни
ний назначали епископами и священниками женатых люден
Было запрещено жениться лишь после посвящения в сап.
да еще вступать в новый брак после смерти первой жены
Существовало особое исключение для вдов. Нельзя отри-
цать того, что дух церкви, ее обет, не обязывал ее главных
служителей жить в строжайшем воздержании и что церков;
постоянно стремилась возвести воздержание в закон, однако
обычай назначать священниками женатых существовал и су-
ществует еще в греческой церкви и никогда прямо не осу-
ждался римской церковью.
Некоторые думают, что третий канон III Никейского со
бора обязывает высших служителей, то есть епископов, свя-
щенников и диаконов, к соблюдению целибата. Но пап,-.
Александр в особой диссертации доказывает, что собор г
не думал запрещать служителям сношение с женщинами,
на которых они женились до посвящения, что в спорно:;
каноне речь идет лишь о женщинах, называемых subiv-
troductae и agapetae, а не о законных женах, и что не
только высшим служителям, но даже и низшим собор за-
прещает сожительство с агапетами. Отсюда этот ученый бого-
слов делает вывод, что запрещается только внебрачное со-
жительство, а не брак, законно заключенный до посвящения.
Он опирается даже на столь известную историю Пафнутия2.
которую другие авторы отвергали как басню, кажется, лишь
потому, что она не может послужить в пользу целибата
духовенства.
Следовательно, на Никейском соборе, по всей видимости,
речь шла лишь о браках, заключенных после посвящения,
и о внебрачном сожительстве, но девятый канон Анкйрского
* Епископу надлежит быть мужем одной жены.

Статьи по вопросам философии общества 229
.собора определенно позволяет лицам, посвящаемым в диа-
Энский сан, которые еще не женились, вступать в брак,
рзли они во время посвящения отвергли обет целибата.
Шравда, это снисхождение не распространялось ни на епи-
KjconoB, ни на священников, и Новокесарийскин собор, со-
званный вскоре после Анкирского, ясно гласит: presbyterum
щ ихогеш acceperit, àb ordine deponendum*, хотя брак и
»е объявляется недействительным, согласно замечанию о. То-
||0/Ссена3.
Е Собор in Trullo4, созванный в 692 году, утвердил в
ювоем XIII .каноне обычай греческой церкви, и римская
■ррковь на Флорентийском соборе не потребовала его от-
Вены. Однако нельзя замалчивать того, что многие грече-
Ьвие священники являются монахами, блюдут целибат,
ж патриархи и епископы до посвящепия в сан обязаны
■авать публичный обет монашества. Уместным будет еще
иаметить, что на Западе целибат предписывался священно-
служителям декреталиями папы Сириция и папы Иннокен-
тия впервые в 385 году, что святой Лев распространил
■тот закон на субдиаконов, что святой Григорий вменил его
Ьиаконам Сицилии и что он был утвержден соборами: Эль-
вирским в конце III века — канон XXXIII, Толедским в
|00 году, Карфагенским в 419 году — каноны III и IV,
Ьранжским в 441 году — каноны XXII и XXXIII, Арльским
в 452 году, Турским в 461 году, Агдским в 506 году,
Орлеанским в 538 году, капитулариями наших королей и
разными соборами Востока, но главным образом Трентским
Ьобором, хотя, по представлениям императора, герцога ба-
варского, германского и даже французского короля, было сде-
лано предложение разрешить брак священникам и об этом
[ходатайствовали перед папой по окончании собора. Целибат
шля священников имел задолго до этого противников: Виги-
ранций и Ювиан5 выступали против него во времена свя-
(гого Иеронима, Виклеф, гуситы, богемцы, Лютер, Кальвин,
^нгликанцы потрясли его иго, и во времена наших религиоз-
ных войн кардинал шатильонский Спифам, епископ неверский
I * Если пресвитер возьмет жену, он должен быть отрешен'
от сана.

230
Дени Дидро
и некоторые вгоростененные духовные лица осмелились
жениться открыто, но их пример не нашел подражателей.
Когда обет целибата стал общим для всей католиче-
сюой церкви, духовные лица, нарушавшие его, сначала
подвергались пожизненному запрещению исполнять обязан-
ности сана и приравнивались к светским людям. Юсти-
ниан (leg. 45, Cod. episcop. et cler.) пожелал затем, чтобы
их дети объявлялись незаконными и лишались права насле-
дования; было, наконец, предписано расторгать такие браки
и на обе стороны налагать эпитимию. Отсюда видно, что
нарушение становилось более серьезным по мере того, как
укоренялся закон. Первоначально, если случалось, что свя-
щенник женился, его лишали сана, но брак продолжал суще-
ствовать. В дальнейшем сан стал рассматриваться как пре-
пятствие для брака, а ныне низшей церковнослужитель,
вступающий в брак, уже не пользуется привилегиями духо-
венства в отношении суда и общественных повинностей.
Считается, что он, вступая в брак, отрекается от духовного
сана и его прав. (Флери, Инст. церк. права, т. I; Древн.
и нов. церк. дисц. о. Томассена.)
Из этого исторического очерка следует, говорил покой-
ный г. аббат Сен-Пьер6, высказываясь не как полемист,
а как простой христианский политик и простой гражданин
христианского общества, что целибат священников есть
лишь вопрос дисциплины, а не является сущесгвеяйым для
христианской религии, и что он никогда не рассматривался
как одно из оснований для раскола йашей церкви с грече-
ской и протестантской; что он был предоставлен свободному
выбору римской церкви; что, так как церковь имеет власть
изменять все правила человеческих учреждений, если като-
лические государства получат большие преимущества от
возврата к этой старинной свободе без всякого ощутимого
вреда, то нужно пожелать, чтобы это совершилось; что вопрос
об этих преимуществах является более политическим, нежели
богословским, и более касается правителей, нежели церкви,
которая должна лишь высказаться за это.
Но есть ли преимущества в восстановлении для духовен-
ства старинной свободы брака? Это факт, которым царь,
объезжая Францию инкогнито7, был поражен столь сильно,

Статьи по вопросам философии общества 231
что не мог понять, как в государстве, где он встретил такие
хорошие законы и учреждения, продолжает еще существо-
вать с таких давних времен обычай, который, с одной сто-
роны, не имеет никакого значения для религии, а с дру-
гой — наносит столь большой ущерб христианскому обществу.
Мы не беремся решать, имело ли удивление царя достаточные
основания, но Небесполезным будет рассмотреть статью
г. аббата Сен-Пьера, что мы сейчас и сделаем.
Преимущества брака священников. 1°. Если бы у со-
рока тысяч священников во Франции было восемьдесят ты-
сяч детей, а эти дети получили бы бесспорно лучшее вос-
питание, то государство приобрело бы хороших подданных и
честных граждан, а церковь — верных приверженцев. 2°. Свя-
щенники по своему положению должны быть лучшими
мужьями, чем прочие мужчины, а поэтому у государства было
бы сорок тысяч самых счастливых и добродетельных жен-
щин. 3°. Нет людей, для которых было бы легко переносить
целибат, а поэтому церковь подвергается большому позору
со стороны священника, который не соблюдает воздержания,
между тсм как прочие христиане не получают никакой
пользы от того, кто ведет воздержный образ жизни. 4°. Свя-
щенник нисколько не меньше заслужит перед богом, перенося
недостатки своей жены и детей, нежели борясь с искуше-
ниями плоти. 5°. Заботы семейной жизни полезны для того,
кто их переносит, а трудности соблюдения целибата не
приносят пользы никому. 6°. Священник как добродетельный
отец семьи полезнее для людей, нежели тот, кто блюдет
целибат. 7°. Некоторые духовные лица, для которых со-
блюдение целибата крайне тяжело, не довольны сами собой,
хотя им совсем не в чем упрекать себя. 8°. Сто тысяч жена-
тых священников создали бы сто тысяч семей, что дало бы
прирост более чем в десять тысяч жителей ежегодно; если
даже считать только по пять тысяч, то подсчет дал бы еще
один миллион французов в двести лет. Отсюда следует, что
если бы не было целибата для священников, то теперь
насчитывалось бы на четыре миллиона католиков больше,
принимая в расчет лишь время, прошедшее с царствования
Франциска I, а это составило бы внушительную сумму денег,
если верить подсчетам одного англичанина, что человек

232
Двни Дидро
стоит для государства более девяти фунтов стерлингов
9°. Благородные дома нашли бы в епископских семьях от-
прысков, которые продлили бы их род. И т. д. (См. поли-
тические сочинения г. аббата Сен-Пьера, т. II, стр. 146.)
Средства предоставления духовенству свободы брака.
Нужно: 1° — создать организацию, которая обдумала бы
препятствия и занялась бы их устранением; 2° — вступить
в переговоры с правителями, принадлежащими к римской
общине, и создать при их участии конфедерацию; 3° — всту-
пить в переговоры о римской курией, ибо г. аббат Сен-Пьер
полагает, что все-таки лучше воспользоваться участием
папы, нежели национального собора, хотя, но его мнению,
национальный собор, без сомнения, сократил бы процедуры
и, согласно мнению многих богословов, такой трибунал был
бы достаточным для этого дела. А вот теперь возражения,
которые г. аббат Сен - Пьер выдвигает против своего проекта,
с его собственными ответами:
Первое возражение. Следовательно, итальянские
епископы могут жениться, как и святой Амвросий, а карди-
налы и папы — как святой Петр?
Ответ. Конечно. Г. аббат Сен-Пьер не видит ничего
дурного в подражании этим примерам и никакого неудобства,
если у папы и кардиналов будут честные жены, добродетель-
ные дети и весьма добропорядочная семья.
Второе возражение. Народ боготворит нравы тех,
кто соблюдает целибат, а поэтому нужно его сохранить.
Ответ. Добродетельные голландские и английские па-
сторы пользуются не меньшим уважением Народа за то,
что они женаты.
Третье возражение. У священников, соблюдающих
целибат, больше времени для исполнения своих обязанно-
стей по сану, чего не было бы, если бы они жили в браке.
Ответ. Протестантские священники находят время ро-
жать детей, воспитьгеать их, руководить семьей и вместе
с этим блюсти свой приход. Думать, что наше духовенство
неспособно на это, значит оскорблять его.
Четвертое возражение. У молодых тридцати-
летних кюре будет по пяти детей, а иногда мало доходов,
мало средств и, следовательно, много забот.

Статьи по вопросам философии общества 23У.
Ответ. Тот, кто представляется к духовному чипу,
считается человеком мудрым и искусным; он должен быть-
имущим, он получает свою бенефицию, и приданое его
ясены может быть порядочным. Все же по опыту известно,
что священники, происходящие от бедных родителей, не
являются тем самым большей обузой для церкви или для
своего прихода. Впрочем, разве необходимо, чтобы одна
часть духовенства утопала в избытке, между тем как другая
изнемогала под бременем нужды? Нельзя ли представить
себе какое-либо лучшее распределение церковных доходов?
Пятое возражение. Треитский собор рассматривает
целибат как состояние более совершенное, нелсели брак.
Ответ. Нужно избегать двусмысленностей, заключаю-
щихся в словах: «состояние», «совершенный», «обязанность».
Зачем ставить священника выше святого Петра? Возражение
доказывает слишком много, а следовательно, ничего не до-
казывает. «Мой тезис,—говорит г. аббат-Сен-Пьер,—чисто
-политический и состоит из трех положений: 1° — целибат
всецело произошел из церковного учения, которое церковь
может изменить; 2°—для католических государств было бы
выгодно, если бы это учение было изменено; 3° — в ожи-
дании национального или вселенского собора римской курии
надлежало бы получить за рассылку разрешения от цели-
бата определенную сумму с тех, кто об этом будет просить».
Такова система г. аббата Сен-Пьера, которую мы изла-
гаем потому, что этого требует план нашего труда. Мы
представляем ее на рассмотрение тех лиц, которым дано
право судить о таких важных предметах. Но мы не можем
не заметить здесь мимоходом, что этот философ-гражданин
в одном лишь голландском издании, сделанном по плохой
копии, выдвинул возражение, которое напрашивается весьма
естественно и не принадлежит к числу наименее веских.
Он говорит о неудобстве наследственности бенефиций. Это
неудобство слишком сильно дает себя знать уже сейчас
и должно значительно возрасти. Как? Неужели следует от-
менить всякую передачу полномочий и коадъюторство и
вверить высшим чинам раздачу всех бенефиций? Но воз-
можно, что это было бы и не хуже: епископ, знающий свою
епархию и своих добрых подчиненных, может так же хорошо.

234
Дени Дидро
.дать назначение на вакантное место, как и умирающим
церковнослужитель, которого осаждает толпа родственников
или заинтересованных друзей. Сколько было бы предотвра-
щено симонии и скандальных процессов!
Для завершения этой статьи нам следовало бы сказать
icoe-что о монашеском целибате, но мы вместе с известным
т. Мелоном8 ограничимся замечанием, что: 1°. Для обществ
и для отдельных лиц было бы чрезвычайно полезным, если бы
тосударь строго следил за соблюдением закона, запрещаю-
щего пострижение в монастырь ранее двадцати пяти лет,
или — пользуясь идеей и выражением г. Мелона— не позво-
ляющего отчуждать у человека свободу до того возраста,
"когда можно отчуждать у него имущество. 2°. Мы добавим,
вместе с одним современным автором, которого нельзя ни
читать, ни хвалить слишком много, что целибат может
"причинять вред, когда тело безбрачного становится слишком
упитанным, а следовательно, тело мирянина становится недо-
статочно упитанным. 3°. Что человеческие законы, создан-
ные для того, чтобы говорить уму, должны давать пред-
описания, а не советы. Религия же, созданная для того, чтобы
говорить сердцу, должна давать больше советов и меньше
предписаний; и когда она, например, дает правила le ради
хорошего, но ради лучшего, не ради благого, но ради
-совершенного, то в этом случае будет правильнее, если
она прибегнет к советам, а не к законам, ибо совершенство
не свойственно всем людям и всем вещам. Если же это
будут законы, то потребуется бесчисленное множество дру-
гих законов, чтобы они соблюдались. И опыт подтвердил
эти положения: когда целибат, лишь советуемый христиан-
ским учением, стал нарочитым законом для известного со-
товая граждан, то потребовалось повседневно издавать
новые законы, чтобы заставить людей соблюдать его, и вслед-
ствие этого законодатель утруждал и утруждал общество,
заставляя людей путем предписания исполнять то, что люди,
любящие совершенство, могли бы исполнять сами по со-
вету. 4°. Что соответственно природе разума человеческого
мы любим в религии вое, требующее усилия, как и в об-
ласти морали мы умозрительно любим все, что носит харак-
тер строгости. И, таким образом, целибат должен быть,

Статьи по вопросам философии общества 235
как это и случилось, более по душе народам, которым он
подходил менее всего и для которых он мог иметь самые
тяжкие последствия: он удержался в южных странах Европы,
где по климатическим условиям его трудно было соблюдать,
и был осужден в странах севера, где страсти менее живы;
допущен там, где мало жителей, и отвергнут там, где их
много.
Эти соображения столь хороши и столь справедливы,
что их нельзя встретить где попало. Я заимствовал их из
превосходного сочинения г. президента M...9, а предше-
ствующие— либо у г. Флери, либо у о. Александра, либо
у о. Томассена. Если добавить к этому то, что дали мне
труды Академии надписей, политические сочинения г. аббата
Сен-Пьера и г. Мелона, то в этой статье едва лишь останется
несколько моих фраз, да и те взяты из сочинения, похваль-
ный отзыв о котором можно найти в Газете Треву за
февраль 1746 года10. Несмотря на поддержку этих авто-
ритетных лиц, я не буду удивлен, если она встретит кри-
тиков и оппонентов. Но как на Трентском соборе, где,
говорят, молодые церковнослужители наиболее настойчиво
возражали против разрешения брака для духовенства, так
и здесь громче всех будут осуждать мои положения те сто-
ронники целибата, которые наиболее нуждаются в женщине
и наименее знакомы с трудами, цитированными мною.

V. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ политики
1. Государи
(Естественное право и политика)
Это люди, которым воля народов вручила необходимую
власть управлять обществом.
Люди в естественном состоянии не знают государей: они
все равны между собой и пользуются полнейшей независи-
мостью; в этом состоянии есть лишь одного рода подчинение,
а именно подчинение детей своим отцам. Естественные по-,
требиости, а особенно необходимость объединить свои силы,
чтобы дать отпор козням врагов, побудили многих людей
или многие семьи сблизиться друг с другом и создать
единую семью, именуемую обществом. Гут люди быстро
догадались, что если они будут продолжать пользоваться
своей свободой, своими силами, своей независимостью и
безудержно предаваться своим страстям, то положение ка-
ждого отдельного человека станет более несчастным, чем
если бы он жил отдельно; они сознали, что каждому чело-
веку нужно поступиться частью своей естественной незави-
симости и покориться воле, которая представляла бы собой'
волю всего общества и была бы, так сказать, общим центром
и пунктом единения всех их воль и всех их сил. Таково
происхождение государей. Можно видеть, что их власть
и права основаны только на согласии народов. Те госу-
дари, которые захватывают власть силой, являются не более
как узурпаторами. Они становятся законными лишь в том

Статьи но вопросам политики
237
случае, когда согласие народов утверждает за государями
права, насильственно ими захваченные.
Люди объединяются в общество только ради того, чтобы
быть более счастливыми. Общество избирает себе государей
только ради более надежной охраны своего счастья и ради
самосохранения. Благополучие общества зависит от его проч-
ности, от его свободы и от его могущества. Для того, чтобы
доставить ему эти преимущества, государь должен иметь до-
статочную власть, дабы установить прочный порядок и спо-
койствие среди граждан, упрочить за ними их имущество,
защищать слабых от козней сильных, обуздывать наказа-
ниями страсти, наградами поощрять добродетели. Право изда-
вать соответственные законы в обществе называется законо-
дательной властью.
Но тщетным будет право государя издавать законы, если
у него не будет одновременно права приводить их в испол-
нение: страсти и интересы всегда побуждают людей дей-
ствовать в ущерб общему благу, когда оно кажется им
противоречащим их частному интересу. Первое они видят
только издали, между тем как второе неизменно стоит перед
их глазами. Следовательно, государь должен быть облечен
властью, необходимой для того, чтобы заставить повиноваться
каждое отдельное лицо общим законам, выражающим волю
всех. Это называется исполнительной властью.
• Народы наделяли избранных ими государей не всегда
одинаковой властью. Опыт всех времен учит, что страсти
тем сильнее побуждают людей злоупотреблять властью, чем
она больше. Это соображение заставило некоторые Йации
ограничить власть тех, кому они вверили управление. По-
добные ограничения верховной власти видоизменялись в за-
висимости от обстоятельств, в зависимости от большей или
меньшей привязанности народов к свободе, от тех стеснений,
которые они испытывали при полном подчинении чрезмерно
самовластным государям. Это и породило различные под-
разделения верховных властей и различные формы правле-
ния. В Англии законодательную власть осуществляет и ко-
роль, и парламент. Это последнее учреждение представляет
нацию, которая, согласно британской конституции, удер-
жала за собой таким путем часть верховной власти, тогда

238
Дени Дидро
как исполнительную власть целиком предоставила одному
только королю. В германской империи император может изда-
вать законы лишь при участии Собрания имперских чинов.
Однако необходимо, чтобы ограничение власти само имело
меру. Для того чтобы государь трудился на благо госу-
дарства, ему необходима возможность действовать и прини-
мать для этой цели надлежащие меры. Следовательно, чрез-
мерное ограничение власти государя является пороком пра-
вления. Это нетрудно усмотреть в правлениях шведов и
поляков.
Другие народы не определили особыми и точными уста-
новлениями пределов власти своих государей. Они доволь-
ствовались тем, что возложили на государей обязанность под-
чиняться основным законам государства, вручив им зато и
законодательную, и исполнительную власть. Это и назы-
вается самодержавием. Однако здравый ум заметит, что оно
всегда имеет естественные границы. Ни один государь, сколь
бы он ни был абсолютным, не имеет права затронуть основ-
ные законы государства, равно как и его религию. Он не
может нарушить форму правления и изменить порядок на-
следования иначе как с формального дозволения своей на-
ции. Более того, он всегда подчиняется законам справедт
ливости и разума, от которых не может отрешиться ни один
человек.
Когда абсолютный государь присваивает себе право само-
вольно изменять основные ^законы своей страны, когда он
притязает на произвольную власть над гражданами своей
страны и над имуществом их, он становится деспотом. Ни
один народ не мог и не хотел предоставлять такую власть
своим государям. Если бы это случилось, его природа и
разум всегда восстанавливали бы свое право протестовать
против насилия. Тирания есть не что иное, как деспотиче-
ское управление.
Верховная власть, находящаяся в руках одного человека,
будь она абсолютная или ограниченная, именуется .мо-
нархией. Когда она находится в руках самою народа, otaa
принадлежит ему во всем объеме и недоступна йикаким
ограничениям. Это будет демократия. Так, у афиняй вер-
ховная власть всецело принадлежала народу. Верховная

Статьи do вопросам политики
23t>
власть осуществляется иногда учреждением или собранием
представителей народа, как это имеет место в республикан-
ских государствах.
В чьих бы руках ни находилась верховная власть, она
должна иметь своей целью только счастье народа, подчи-
ненного ей. Та власть, которая делает людей несчастными,
является очевидной узурпацией и попранием прав, от которых
человек никогда не может отказываться. Государь обязан
обеспечить своим подданным безопасность; именно ради
этого они подчиняются власти. Он должен установить проч-
ный порядок благотворными законами; необходимо, чтобы
он был полномочным изменять их согласно требованию не-
избежных обстоятельств; он должен обуздывать тех поддан-
ных, которые посягают на имущество, свободу и личность,
других граждан; он имеет право основывалъ судилища и ма-
гистраты, осуществляющие справедливость и наказующие
виновных согласно твердым и неизменным законам.
Эти законы называются гражданскими в отличие от
естественных законов или основных законов, которые не
может нарушить сам государь. Так как он может изменять-
гражданские законы, то некоторые думают, что Он не должен
им подчиняться, а между тем было бы естественным, чтобы
государь сообразовался сам со своими законами во всей
их строгости. Это заставит подданных более уважать их.
Наряду о заботами о внутренней безопасности государ-
ства государь должен заботиться и о внешней безопасности.
Это зависит от его богатства и военной силы. Для дости-
жения этой цели он должен обратить свое внимание на.
земледелие, на численность населения, на торговлю. Он
постарается поддержать мир со своими соседями, не пре-
небрегая, однако, ни военной подготовкой, ни силами, ко-
торые должны внушить уважение к его нации со стороны
всех народов, могущих повредить ей или нарушшъ ее мир.
Отсюда право государей объявлять войну, заключалъ мир,,
вступать в союзы и т. д.
Таковы главные права верховной власти, таковы права.
государей. История дает нам бесчисленные образцы прави-
телей-притеснителей, примеры попрания законов и восстаний;
подданных. Если бы государями руководил только разум>

240
Дени Дидро
народы не имели бы нужды связывать им руки или жить
с ними в постоянном недоверии; главы наций, довольствуясь
деятельностью на благо своих подданных, не пытались бы
завладевать их правами. Но в человеческой пр1троде есть
нечто роковое: люди постоянно стремятся расширять свою
власть. Какие бы преграды ни старалось воздвигать перед
ними благоразумие народов, честолюбие и сила в конце
концов всегда прорывали или обходили эти преграды. У го-
сударей есть всегда слишком большой перевес над наро-
дами. Развращения воли одного только государя достаточно
для того, чтобы подвергнуть опасности или нарушить
счастье его подданных, если эти последние не смогут про-
тивопоставить ему единодушие или союз воль и сил, не-
обходимых для того, чтобы обуздать его несправедливые
притязания.
Государи весьма часто бывают подвержены заблуждению,
пагубному для счастья народа: они думают, что верховная
власть унижена, если ее права до известной степени ограни-
чены. Главы наций, которые пекутся о счастье своих поддан-
ных, обеспечат их любовь к себе и послушание и будут
всегда внушать страх своим врагам. Кавалер Темпл говорил
Карлу II, что король Англии, являющийся гражданином
своего народа, есть величайший из всех властелинов
земли, но если он захочет большего — он будет ничем.
«Я хочу быть гражданином своего народа», ответил монарх.
2. Тиран
(Политика и мораль)
Словом TÙpavvoç греки называли гражданина, захватив-
шего верховную власть над свободным государством, хотя бы
он управлял им по законам справедливости и правосудия.
Ныне же под словом тиран подразумевается не только
захватчик верховной власти, но и законный государь, зло-
употребляющий овоей властью, попирая законы, угнетая свой
народ, делая своих подданных жертвами своих страстей и
несправедливых притязаний, которыми он подменяет законы.
Из всех бичей, терзающих человечество, тиран яв-

Статьи по вопросам политики
241
ляется самым пагубным. Поглощенный лишь заботами об
удовлетворении своих страстей и страстей недостойных при-
спешников своей власти, он смотрит на своих подданных
лишь как на презренных рабов, как на низшие существа,
по отношению к которым он считает для себя позволенным
все. Когда надменность и лесть преисполняют его подобными
понятиями, он признает лишь те законы, которые издает
сам. Эти причудливые законы, продиктованные его соб-
ственным интересом и фантазиями, бывают несправедливы
и изменяются по прихотям его двора. Не будучи в со-
стоянии один пользоваться своей тиранической властью и
сгибать народ под ярмом своих распущенных желаний, он
вынужден вступать в союз со своими испорченными мини-
страми. Его выбор непременно падает на людей развращен-
ных, знающих справедливость лишь для того, чтобы нару-
шать ее, добродетель — чтобы унижать ее, законы — чтобы
обходит их. Boni quam rnali suspectiores sunt, semperque
his aliéna virtus formidolosa est*. Объявив, так сказать,
войну своим подданным, тиран вынужден постоянно опа-
саться за свою жизнь; он находит выход в насилии, вверяет
ее своим приверженцам, отдает на их произвол своих под-
данных и имущество последних, чтобы утолить жадность и
жестокость, чтобы принести в жертву своей безопасности
добродетель, которая ее защищает. Cuncta fetit, dum cuncta
timet**. Приспешники его страстей сами внушают ему страх:
он понимает, что нельзя полагаться на испорченных людей.
Подозрения, угрызения совести, страхи осаждают его со
всех сторон. Он не находит никого достойного своего дове-
рия; у него есть лишь соучастники, но нет друзей. Народ,
изнуренный, униженный и опозоренный тираном, равноду-
шен к переменам в нем; законы, попранные им, уже не мо-
гут оказать ему защиту; тщетно взывает он к отечеству,—
есть ли закон в стране, где царит тиран?
Если мир и знает нескольких счастливых тиранов, мир-
но наслаждавшихся плодами своих злодеяний, то таких
* Они тем лучше, чем подозрительней к дурному; чужая
добродетель всегда внушает им страх ^
** Всех бьет, пока всех боится.
16 Дидро, т. VII

242
Дени Дидро
примеров немного, и нет ничего удивительнее в истории, не-
жели тиран, умирающий на своей постели. Тиберий, на-
воднивший Рим кровью добродетельных граждан, стал про-
тивен самому себе: он не смел больше смотреть на стены,
которые были свидетелями совершенных им казней, он из-
гнал себя из общества и порвал с ним связи; обществом его
стали ужас, стыд и угрызения совести. Таков триумф, кото-
рый он одержал над законами! Такова честь, которую доста-
вила ему его варварская политика! Он вел жизнь, которая
была в сто раз ужаснее, нежели самая жестокая смерть.
Калигула, Нерон, Домициан кончили свою жизнь, дополнив
собственной кровью потоки крови, пролитой их жестокостью;
венец тирана воздевается на того, кто хочет его взять.
Плиний говорил о Траяне: «Судя по уделу его предшествен-
ников, боги дают понять, что они покровительствуют лишь
правителям, которых -любит народ».
f 3. Законодатель
(Политика)
Законодатель — это тот, кто имеет власть издавать или
отменять законы. Во Франции законодателем является ко-
роль; в Женеве — народ; в Венеции и Генуе — дворянство;
в Англии — обе палаты и король.
Всякий законодатель должен стремиться к укреплению
государства и счастью граждан.
Люди, соединяясь в общество, ищут более счастливого
состояния, нежели естественное состояние, которое имеет два
преимущества — свободу и равенство и два недостатка —
опасность насилия и беспомощность их как в насущных
заботах, так и в трудных положениях. Во избежание этих
неудобств люди согласились пожертвовать некоторой долей
своего равенства и свободы; и законодатель исполняет свою
функцию, когда он, насколько возможно меньше умалив ра-
венство и свободу людей, доставляет им насколько возможно
больше спокойствия и счастья.
Законодатель должен издавать, поддерживать или изме-
нять конституционные и гражданские законы.

Статьи по вопросам политики
2-13-
Конституционные законы — это законы, устанавливающие4
1образ правления. Издавая эти законы, законодатель должен
принимать во внимание размер территории, занимаемой нацией,
качество ее почвы, силу и характер соседних наций, а также
и характер своей нации.
^ Небольшое. государство должно иметь республиканский
|&браз правления; его граждане слишком хорошо сознают свои
интересы, и интересы эти слишком просты для того, чтобы
Сдавать их на решение монарху, который не может быть
осведомленным более, нежели они сами. Государство целиком
|южет принимать в известный момент подобный отпечаток,
вередко противный воле короля. Народ, не могущий удер-
акаться в пределах истинной свободы, сделается независимым
в любой момент, когда пожелает. Это вечное недовольство,
присущее человеку, даже человеку повинующемуся, не огра-
ничивается ропотом; между настроением и решимостью нет
перерыва.
[»■ Законодатель увидит, что в плодородной стране, где
Земледелием занимается большинство жителей страны, гра-
ждане должны быть менее ревнивыми к своей свободе, ибо
они нуждаются лишь в покое и не имеют ни желания, ни
времени входить в детали управления. К тому же, как гово-
рит президент Монтескье, когда свобода не составляет един-
Ергвенного блага, люди менее заинтересованы в ее защите;
•по этой самой причине народы, живущие среди скал и бес-
плодных гор, менее расположены к самодержавию; свобода
является для них единственным благом, и более того: если они
пожелают возместить то, чего лишает их природа, промышлен-
ностью и торговлей, им потребуется абсолютная свобода.
Законодатель учредит самодержавие в государствах,
достаточно обширных: их различные части лишь с большим
трудом могут объединяться сразу и способствуют легкому
осуществлению революций; быстрота решения и исполне-
ния, являющаяся важным преимуществом монархического
управления, позволяет, когда это требуется, в самое корот-
кое время рассылать из провинции в провинцию приказы,,
наказания и помощь. Различные части большого государства*
объединяются под властью одного, а в большой республике
неизбежно создаются заговоры, которые могут расчленить и.
is*

244
Дени Дидро
разрушить ее. Кроме того, большие государства имеют много
соседей, внушают опасения и вынуждены часто воевать.
Здесь-то и торжествует монархический образ правления,
и особенно в войне сказывается его преимущество перед
республиканским — он обеспечивает тайну, единство, бы-
строту, исключает сопротивление, медлительность. Победы
римлян нисколько не противоречат моему утверждению; рим-
ляне покоряли варварские, разрозненные и изнеженные
народы, а когда у них случались войны, подвергавшие респу-
блику опасности, то поспешно выбирались диктаторы — пра-
вители, наделявшиеся властью более абсолютной, нежели
наши короли. Голландия, в мирное время управлявшаяся
магистратами, выбирала штатгальтеров во времена войн с
Испанией и Францией.
Законодатель согласует гражданские законы с консти-
туционными. У народов земледельческих и у народов торго-
вых, имеющих монархический или республиканский образ
правления, они нередко имели различия. Они меняются со-
образно времени, нравам и климатическим условиям. Но та-
кое ли большое влияние оказывают на людей климатические
условия, как полагали некоторые авторы, или такое ничтож-
ное, как утверждали другие авторы? Этот вопрос заслуживает
внимания 'законодателя.
Все люди подвержены одинаковым страстям, но эти
страсти могут возбуждаться различными причинами и различ-
ными способами. Они могут быть более или менее восприим-
чивыми к первому впечатлению, но если климатические усло-
вия создают лишь очень небольшие различия в характере
страстей, то, с другой стороны, они могут вызвать большие
различия в степени возбуждения.
Впечатления северных народов не отличаются живостью,
в противоположность южным народам, на которых впечатле-
ния действуют быстро и сильно. Крепкое телосложение, теп-
лота, концентрируемая холодом, и недостаток питательных ве-
ществ заставляют северные народы остро ощущать испыты-
ваемые всеми нужды и голод. В некоторых холодных и влаж-
ных странах животные духи погружаются в оцепенение, и,
для того чтобы не лишиться сознания, люди бывают вы-
нуждены делать быстрые движения.

Статьи по вопросам политики
245
Южные народы нуждаются в меньшем количестве пищи,
а природа снабжает их в. изобилии. Теплый климат и живость
воображения истощают их и делают для них труд тягостным.
Требуется много усилий и изобретательности, для того
чтобы изготовить одежду и устроить жилище, которое защи-
щало бы от сурового холода; для защиты же от жары необ-
ходимы лишь деревья, гамак и покой.
Северные народы долзсры быть поглощены заботами о
необходимом, а южные могут ощущать лишь потребность
в развлечении. Самоед охотится, отыскивает пещеру, рубит
и перевозит дрова, чтобы поддержать огонь и согреть на-
питки, и выделывает шкуры для изготовления одежды, тогда
как африканский дикарь ходит совсем нагишом, утоляет
жажду из фонтана, собирает фрукты, спит и пляшет в тени.
Благодаря живости чувства и воображения южные народы
более, нежели северные, нуждаются в удовольствиях любви.
Но, говорит президент Монтескье, так как женщины у южных
народов утрачивают красоту при вступлении в разумный
возраст, то любовь у этих народов бывает менее нравствен-
ной, нежели у северных, у которых рассудительность и разум
сопровождают красоту. Кафры, а также народы Гвианы и
Бразилии заставляют женщин работать, как скот, а германцы
чтили их, как божества.
Живость всякого впечатления и отсутствие особой необ-
ходимости удерживать в голове и комбинировать идеи должны
быть причиной того, что ум южных народов нелогичен и
непоследователен. Они руководствуются настроениями дан-
ного момента, забывают время и жертвуют целой жизнью ради
одного дня. Караиб плачет вечером, сожалея о том, что
утром продал свою кровать, дабы одурманить себя водкой.
Северные народы для достижения успехов в делах, тре-
бующих особой комбинации идей, настойчивости и изобрета-
тельности, должны обладать умом более логичным, правиль-
ным, рассудительным и сильным; южные должны отличаться
внезапными вспышками энтузиазма, способностью предаваться
страстным увлечениям, паническим ужасам, безосновательным
страхам и надеждам.
Следует отыскивать эти климатические влияния еще у ди-
ких народов, из коих одни расселены около экватора, а другие

246
Дени Дидро
около полярного круга. В климате умеренном, среди народов,
отстоящих от них лишь на несколько градусов, климатические
влияния менее ощутимы.
Законодатель дикого народа должен обращать большое
внимание на климат и исправлять ею влияние путем зако-
нодательства как в отношении изыскания средств к существо-
ванию и удобств, так и в отношении нравов. Нет такого
климата, говорит г. Юм, при щгором законодатель не мог
бы воспитать строгие, чистые, возвышенные, слабые или
варварские нравы. В наших уже давно цивилизованных стра-
нах законодатель, не упуская из виду климат, обратит боль-
шее внимание на предрассудки, мнения и на установившиеся
нравы; и смотря по тому, соответствуют или противоречат эти
предрассудки, мнения и нравы его намерениям, он должен
побороть или укрепить их своими законами. У европейских
народов надлежит отыскивать источники предрассудков, обы-
чаев и нравов и их противоречий не только в образе пра-
вления, но и в разнообразии их прежних правлений, каждое
из которых оставило свой след. У нас находят пережитки
древних кельтов, встречаются также обычаи, заимствованные
нами у римлян; иные принесены нам германцами, англича-
нами, арабами и т. д.
Для того чтобы люди насколько возможно менее чув-
ствовали утрату преимуществ естественного состояния, ра-
венства и независимости, законодатель при всех климатиче-
ских условиях, при всех обстоятельствах, при всех видах
правления должен ставить своей целью изменить дух собствен-
ности на дух общности. Законодательства являются более
или менее совершенными в зависимости от того, насколько
они тяготеют к этой цели, и, по мере приближения к ней, они
все увеличивают возможную сумму, благополучия и счастья.
У народов, среди которых господствует дух общности, пове-
ление правителя или магистрата не кажется повелением оте-
чества; каждый человек становится там, по словам Мета-
стазио, compagno délie legge е non seguace,— другом, a не
рабом законов. Любовь к отечеству — единственная страсть,
примиряющая соперников; она гасит раздоры; каждый гра-
жданин видит в другом лишь полезного члена государства;
все стремятся к общему благу, дружные и довольные; любовь

Статьи по вопросам политики
247
к отечеству воспламеняет самым благородным мужеством:
жертвуют собой ради того, что любят. Любовь к отечеству
расширяет кругозор, ибо она привлекает к предметам, инте-
ресующим других; она возвышает душу над мелкими интере-
сами; она очищает ее, ибо делает для нее менее необходимым
то, что может быть достигнуто с помощью несправедливости;
она наделяет ее энтузиазмом перед добродетелью,— государ-
ство, в котором царит этот дух, не угрожает соседям вторже-
нием, у них нет причин его бояться. Мы только что видели,
что государство не может расширяться, не лишаясь своей
свободы; по мере расширения своих границ оно неизбежно
усиливает власть небольшого числа людей или одного че-
ловека; сделавшись, наконец, большой империей, оно губит
деспотизмом законы, славу и счастье народов. Государство,
в котором царит любовь к отечеству, страшится этого вели-
чайшего из всех несчастий, живет в мире и дает мир другим.
Посмотрите на швейцарцев, на этот маленький гражданский
йарод, уважаемый всей Европой и окруженный более силь-
ными нациями: они обязаны своим покоем уважению и до-
верию своих соседей, которым известна их любовь к миру,
к свободе и к отечеству. Если народ, среди которого царит
этот дух общности, не сожалеет о том, что он подчинил
свою волю общей воле, если он не чувствует гнета законов,
он еще менее чувствует гнет налогов; он платит мало и
платит с радостью. Счастливый народ увеличивается в числе,
и многочисленность его становится новой причиной безопас-
ности и счастья.
В законодательстве все находится во взаимной связи и
зависимости; действие хорошего закона простирается на ты-
сячи предметов, чуждых этому закону: одно благо порождает
другое, следствие действует на причину, общий порядок под-
держивает все части, все они влияют друг на друга и на
Общий порядок. Дух общности, господствующий во всем,
укрепляет, связует и оживляет все.
В демократиях, где гражданам, согласно конституционным
законам, предоставлено больше свободы и равенства, нежели
в государствах с другими видами правления, в демократиях,
где государство, благодаря участию народа в его делах, на-
ходится в реальной власти каждого отдельного лица, где

243
Дени Дидро
слабость отечества усиливает патриотизм, где люди, при
общности их жертв, становятся необходимыми друг другу
и где добродетель каждого укрепляется и действует от имени
общей добродетели,— в демократиях, говорю я, требуется
меньше искусства и меньше забот по управлению, нежели в
государствах, где власть и управление находятся в руках
немногих или одного.
Если дух общности не является необходимым следствием
конституций, то он должен быть следствием порядков,
а также некоторых законов и администрации. Взгляните на
имеющийся в нас зародыш страстей, которые сталкивают
нас друг с другом то как соперников, то как врагов; взгля-
ните на зародыш страстей, которые соединяют нас в обще-
ство: задача законодателя уничтожать первый и взращивать
второй,— только способствуя развитию общественных стра-
стей, он воспитает граждан в духе общности.
Законами, располагающими граждан к оказанию взаимных
услуг, он может привить им гуманные привычки; с помощью
законов он может сделать эту добродетель рычагом своего
правления. Я говорю о возможности и считаю это возмож-
ностью потому, что она была действительностью в другом
полушарии. Законы Перу стремились соединить граждан
узами человечности; и в то время как законодательства
других стран запрещают людям причинять друг другу- зло,
в Перу они предписывали неустанно творить добро. Эти за-
коны, устанавливая (насколько это возможно в пределах
естественного состояния) общность имуществ, ослабляли дух
собственности — источник всех пороков. Самыми лучшими
днями, торжественными днями, были в Перу те дни, когда
обрабатывалось общественное поле, поле старика или сироты:
каждый гражданин трудился для всех граждан, сносил плоды
своего труда в государственные амбары и в награду получал
плоды трудов других граждан. Единственными врагами этого
народа были люди, способные творить зло: он нападал на
соседние народы, чтобы уничтожить их варварские обычаи;
инки хотели распространить свои добрые нравы на все на-
роды. Даже сражаясь с людоедами, они старались не
истреблять их и, казалось, менее стремились покорить по-
бежденных, нежели сделать их счастливыми.

Статьи по вопросам политики
249
Законодатель может установить между собой и народом
благожелательные отношения и с помощью их распространить
дух общности. Народ любит государя, заботящегося об его
счастье; государь любит людей, которые доверяют ему свою*
судьбу; он любит свидетелей своих добрых дел, орудия своей
славы. Благожелательность делает государство семьей, ко-
торая повинуется лишь отеческой власти. Чего не достил
бы во Франции такой государь, как Генрих IV, если бы суеве-
рия не огрубили его век и не ожесточили его народы! Во
все времена во всех монархиях умные правители стремились
сделать благожелательность своим орудием; величайшая по-
хвала, какую только может заслужить король, была выска-
зана одним датским историком Кануту Доброму: он жил
со своими народами, как отец с детьми. Дружба, благотво-
рительность, великодушие, признательность неизбежно станут'
общими добродетелями при всяком управлении, главным ору-
дием которого является благожелательность; этими добро-
детелями отличались нравы китайцев до царствования ШиЦзы.
Когда императоры этой державы, слишком обширной, для
того чтобы она могла быть благоустроенной монархией, на-
чали действовать устрашением, когда они сделали свою власть
менее зависимой от любви народов, нежели от татарских сол-
дат, нравы китайцев утратили свою чистоту и сохранили
лишь свою мягкость.
Невозможно себе представить, какую силу, какую энер-
гию, какой энтузиазм, какое мужество может насадить в на-
роде этот дух благожелательности и какое рвение к общности
вызывает он в нации. Я считаю приятным долгом заметить,
что во Франции подобные примеры наблюдались не один и не
два раза. Благожелательность — единственное лекарство про-
тив зол, неизбежных при тех видах правления, которые по
своим конституциям предоставляют гражданам наименьшую-
свободу и наименьшее равенство. Конституционные и гра-
жданские законы способны внушить меньше благожелатель-
ности, нежели поведение законодателя и способы, посред-
ством которых объявляется и исполняется воля правителей.
Законодатель может пробудить в гражданине чувство-
чести, то есть потребность в уважении к себе и к другим.
Это необходимая пружина всех правительств; но законода-

250
Дени Дидро
тель должен позаботиться и о том, чтобы это чувство, как
£ Спарте и Риме, соединялось с чувством общности и чтобы
гражданин, дорожащий своей честью и славой, насколько
возможно более дорожил честью и славой отечества. В Риме
был храм чести, но в него можно было вступить, лишь
пройдя через храм добродетели. Чувство чести, отчужденное
от любви к отечеству, может сделать граждан способными
на большие жертвы ради нее, но оно не объединяет их, а,
напротив, умножает среди них предметы раздоров: интерес
государства иногда приносится в жертву чести одною гра-
жданина, и честь побуждает их всех скорее отличаться друг
перед другом, нежели, повинуясь долгу, споспешествовать
поддержанию законов и общему благу.
Должен ли законодатель использовать религию в каче-
стве главной пружины правительственной машины?
Если это ложная религия, то просвещение вскроет ее лож-
ность, распространяясь среди людей,— не тех людей, ко-
торые принадлежат к низшему классу, но передовых граждан,
то есть людей, назначение коих вести других и подавать
примеры патриотизма и добродетели; а поскольку религия
олужила источником их добродетели, они, разочаровавшись
в ней, изменят свои нравы, утратят ее удила и ее побуди-
тельные мотивы.
Если это истинная религия, то к ней могут примешаться
новые догмы и новые воззрения, и этот новый образ мысли
может стать противоречащим управлению. Если же народ
привык повиноваться силе религии больше, нежели силе за-
конов, он отдастся потоку своих воззрений, низвергнет здание
государства или будет глух к его призывам. Каких опусто-
шений не причинили анабаптисты Вестфалии! Посты сделали
абиссинцев неспособными к несению тягостей войны. Разве
не пуритане возвели несчастного Карла I на эшафот? Евреи
не смели сражаться в субботу.
Если законодатель сделает религию главной пружиной
государства, то он неизбежно должен будет предоставить
большое влияние духовным лицам, которыми скоро овладеет
честолюбие. В тех странах, где законодатель, так сказать,
амальгамировал религию с правительством, большое влияние
лриобретали духовные лица, которые покровительствовали

Статьи по вопросам политика
251
деспотизму ради своего собственного усиления, а достигнув
этого, угрожали деспотизму и соперничали с ним в порабо-
щении народов.
Наконец религия является пружиной, всех действий ко-
торой законодатель никогда не может предвидеть; ничто
не может его убедить, что он будет всегда управлять ею.
Этого довода достаточно для того, чтобы он сделал главные
законы — будь то конституционные, будь то гражданские —
и их исполнение независимыми от культа и религиозных
догм. Но он должен любить и уважать религию и внушать
к ней любовь и уважение.
Законодатель никогда не должен забывать о склонности
человеческой природы к суеверию. Он должен принимать во
внимание то, что суеверие существовало во все времена
и у всех народов: оно всегда примешивается к истинной ре-
лигии. Просвещение, прогресс разума — лучшее • лекарство
против этой болезни человеческого рода; но так как на извест-
ной ступени она становится неизлечимой, то нужно отно-
ситься к ней весьма снисходительно.
Мне кажется, что китайцы в этом случае поступают пре-
красно. Философы у них — министры государя; провинции
усеяны пагодами и идолами; к людям, почитающим этих
идолов, никогда не применяются строгие меры, но когда ка-
кой-нибудь бог не внимает молитвам народа и тот, недоволь-
ный им, доходит до того, что позволяет себе некоторые сомне-
ния в его божественности, мандарины пользуются этим мо-
ментом, чтобы уничтожить суеверие — они разбивают идола
и разрушают храм.
Воспитание детей должно служить законодателю могу-
чим средством для того, чтобы возбуждать в народе привязан-
ность к отечеству, чтобы внушать ему%дух общественности,
человечности, благожелательства, общественные добродетели,
личные добродетели, любовь к честному, страсти, полезные
для государства, и, наконец, чтобы насаждать и сохранять
в нем тот особый характер, тот гений, который присущ нации.
Всюду, где законодатель позаботился о том, чтоб!ы воспи-
тание внушало народу должный характер, этот характер
отличался своей силой и сохранялся долгие века. На протя-
жении пятисот лет в удивительных нравах лакедемонян не

252
Дени Дидро
произошло почти никакой перемены. Воспитание внушало
древним персам любовь к монархии и к их законам; главным
образом воспитанию обязаны и китайцы неизменностью своих
нравов; римляне долгое время обучали своих детей только
'земледелию, военному делу да законам своей страны; они
вселяли в них лишь любовь к умеренности, к славе и к
отечеству; детям они передавали лишь свои знания и свои
страсти. В отечестве есть различные сословия, различные
классы, есть добродетели и знания, которые должны быть
общими для всех сословий, для всех классов, но есть добро-
детели и знания, которые более соответствуют известным
классам, и законодатель должен обращать внимание на эти
важные детали. Особенно государей и людей, которым пред-
стоит когда-нибудь держать в своих руках весы нашей
судьбы, воспитание должно научить управлять нацией так,
как она этого хочет и как это подобает. В Швеции король
не руководит воспитанием своего сына; недавно на собрании
штатов этого королевства один сенатор сказал воспитателю
наследника короны: «Введите принца в хижину трудо-
любивой бедности, покажите ему несчастного вблизи и
объясните ему, что народы Европы существуют не для
того, чтобы служить капризам дюжины государей».
Когда конституционные и гражданские законы, порядки
и воспитание обеспечивают безопасность и существование
государства, спокойствие граждан и добрые нравы, когда
народ привязывается к отечеству и приобретает характер,
наиболее соответствующий тому образу правления, при ко-
тором ему следует жить, устанавливается образ мысли, увеко-
вечиваемый нацией. Всё относящееся к конституции и нравам
кажется священным; народный дух не позволяет исследовать
полезность какого-либо закона или обычая: не обсуждается
в них, ни в великом, ни в малом, необходимость исполнения
долга — к нему относятся только с уважением и покор-
ностью, и если обсуждаются его пределы, то более для того,
чтобы расширить их, нежели сузить. Это бывает тогда,
когда у граждан есть принципы, которые служат правилами
их поведения, и законодатель увеличивает свой авторитет,
придаваемый ему законами, авторитетом мнения. Этот авто-
ритет мнения пронизывает все правительства и укрепляет

Статьи по вопросам политики
253
их; именно благодаря ему большинство дурных людей всюду
безропотно подчиняется меньшинству добрых; реальная сила
принадлежит подданным, но мнение создает силу правителей;
это верно по отношению ко всем государствам вплоть до
деспотических. Если римские императоры и турецкие сул-
таны властвовали над большинством своих подданных стра-
хом, то они осуществляли это с помощью преторианцев и
янычар, над которыми властвовали благодаря мнению; иногда
(оно выражает собой распространенный взгляд, что царствую-
щая семья имеет реальное право на трон, иногда оно бывает
связано с религией, а часто с представлением, порождае-
мым величием той силы, которая угнетает. Но единственно
подлинно прочным является мнение, основанное на счастии
и одобрении граждан.
Значение мнения увеличивается еще привычкой, если оно
не умаляется непредвиденными потрясениями, внезапными
революциями и большими ошибками.
Законодатель охраняет мощь, счастье и гений своего
народа управлением. При плохом управлении лучшие законы
не спасут государства от упадка и народы — от развра-
щения.
Так как необходимо, чтобы даже в управлениях, предо-
ставляющих гражданам наименьшую свободу и наименьшее
равенство, законы по возможности меньше умаляли свободу
и предоставляли насколько возможно больше равенства, то
законодатель своим управлением должен заставить граждан
забыть то, что они утратили из двух великих преимуществ
естественного состояния, должен постоянно сообразоваться
с желаниями нации, должен выставлять перед обществом
напоказ все детали управления, должен убеждать в преиму-
ществах его; он должен даже обязывать граждан участво-
вать в управлении, обсуждать его, следить за его дей-
ствиями; это способ вызвать в них привязанность к отече-
ству. Один монарх, который писал, жил и царствовал, как
философ, сказал: «Законодатель должен убедить народ
в том, что только закон всесилен, прихоть же не имеет
никакой власти».
Законодатель воспитает свой народ в духе гуманности
добротой и уважением ко всякому человеку, будь он гра-

254
Дени Дидро
жданин или иностранец, поощряя изобретения и людей, полез-
ных человечеству, сочувствием, которое он выкажет но отно-
шению к несчастному, старанием избегать войны и излиш-
них расходов и, наконец, своим личным почтением к людям,
славящимся благонравием.
Это поведение, способствующее распространению чув-
ства гуманности среди его народа, вызовет к нему благово-
ление, которое свяжет его с народом. Иногда он возбудит
это чувство блистательной жертвой своего личного интереса
интересу своей нации, оказывая, например, милость чело-
веку, который полезен для отечества, а не человеку, который
полезен только для него самого. Один китайский царь, не
считая своего сына достойным наследования, передал ски-
петр своему министру со словами: «Пусть лучше сыну
моему будет худо, но народу хорошо, а не наоборот:
сыну моему хорошо, но народу худо». Царские указы
в Китае — это наставления отцов детям; указы должны столь
же поучать и наставлять, сколько и повелевать. Некогда
это было обычаем наших королей; пренебрегая им, они за-
были его. Законодатель не может выказывать знаков чрез-
мерного благоволения, к любому сословию государства. Один
персидский монарх допускал к своему столу земледельцев и
говорил им: «Я такой же человек, как и вы. Я нужен
вам, и вы мне нужны. Будем жить, как братья».
Только справедливо и по заслугам воздавая почести,
законодатель возбудит чувство чести и направит его на
благо государства: когда почести станут наградой за добро-
детель, честь побудит к добродетельным поступкам.
Законодатель держит в своих руках бразды, при помощи
которых он по своему желанию может руководить стра-
стями— я говорю о наказаниях и наградах. Наказания могут
возлагаться лишь именем закона и судилищами, но законо-
датель должен сохранить за собой право раздавать по своему
усмотрению некоторые награды.
В стране, где конституция государства привлекает гра-
ждан к участию в управлении, где воспитание и управление
запечатлели в людях принципы чести и патриотические чув-
ства, достаточно подвергнуть виновного самому легкому нака-
занию: пусть оно. лишь покажет, что наказуемый совершил.

Статьи по вопросам политики
25&
проступок; укоризненные взгляды сограждан усилят его
наказание. Законодатель властен применять самые суровые
наказания за пороки, наиболее опасные для его нации; он
может заставить рассматривать как наказания даже и реаль-
ные преимущества, при условии, однако, чтобы желания
нации не устремлялись на них; он может даже заставить
смотреть как на подлинное наказание на то, что в других
странах могло бы служить наградой. В Спарте за известные
проступки гражданину не позволялось оказывать помощь сво-
ей жене. У перуанцев гражданин, которому воспрещалось
работать на общественном поле, был несчастнейшим челове-
ком; при прекрасных законодательствах человек подвергался
наказанию, когда его предоставляли личным, интересам и
духу собственности. Нации бывают унижены, когда м^ки
или отчуждение имущества являются обычными наказаниями:
это значит, что законодатель вынужден карать за то, за что
народ уже не стал бы карать. В республиках закой должен
быть мягким, ибо от него никогда не уклоняются. В монар-
хиях он должен быть более суровым, ибо законодатель
должен внушить любовь к своему милосердию, прощая во-
преки закону. Однако у персов до Кира законы были весьма;
мягкими: они обрекали на смерть или бесчестие лишь тех
граждан, которые совершили больше зла, нежели добра.,
В странах, где наказания могут быть легкими, доброде-
тель удовлетворяется самыми скромными наградами; она;
является очень слабой и шаткой, когда требует платы.
Награды могут способствовать замене духа собственности
духом общности: 1° — когда они согласованы с доводами
этого последнего; 2° — когда граждане привыкают смотреть
как на награды на предоставляемые им случаи приносить
в жертву общему интересу личные интересы.
Законодатель может бесконечно возвысить цену своей
благосклонности, награждая ею лишь тех людей, которые
оказали большие услуги государству.
Если чины, преимущества и почести постоянно являются
наградой за услуги и если они вменяют в долг оказывать
новые услуги, то они не возбудят зависти большинства
граждан, и те не почувствуют унижения от неравенства.
Законодатель даст им другое утешение —в виде неравен-

256
Дени Дидро
ства богатств, являющегося неизбежным следствием величия
государств; чрезмерное обогащение может быть допустимо
лишь в том случае, когда оно проистекает из деятельности,
обогащающей государство, а отнюдь не за счет народа;
общественные повинности нужно возлагать на богачей, кото-
рые пользуются преимуществами в обществе. Налоги в руках
умелого законодателя должны быть орудием искоренения
известных злоупотреблений, пагубных промыслов или поро-
ков; они могут служить средством поощрения наиболее полез-
ных отраслей производства, известных талантов и известных
добродетелей.
Законодатель не должен относиться безразлично к обря-
дам и Церемониям: он должен воздействовать на зрение,
чувство, оказывающее сильнейшее впечатление на вообра-
жение. Церемонии должны пробудить в народе сознание
могущества законодателя; но их надлежит связать с идеей
добродетели; они должны напоминать о благородных поступ-
ках, о начальниках, о славных войнах, о добрых гражданах.
Большинство церемоний и обрядов наших умеренных прави-
тельств Европы приличествует лишь деспотам Азии; многие
смехотворны, ибо у них уже нет той связи с нравами и
обычаями, которая существовала во время их основания.
Тогда их чтили, теперь они вызывают смех.
Законодателю не следует пренебрегать и манерами: если
они уже не являются выражением нравов, то по крайней
мере служат для них уздой. Они принуждают людей ка-
заться такими, какими те должны быть, и если они и не
вполне заменяют нравы, то нередко, однако, играют ту же
роль, что и нравы: манеры распространяются в народе из
резиденции законодателя его примерами и примерами ува-
жаемых людей.
Общественные увеселения, зрелища и собрания — это
одно из средств, которое должно служить законодателю для
единения граждан: греческие игры, швейцарские братства,
английские котерии, наши празднества, наши зрелища рас-
пространяют дух общественности, содействующей воспитанию
патриотического духа. Кроме того, эти собрания приучают
людей ценить чужое мнение и суждения большинства; они
усиливают любовь к славе и страх позора. Этих собраний

Статьи по вопросам политики
257
изоегает лишь робкий порок или неудачливая притязатель-
ность; наконец даже если бы их польза заключалась только
в том, что они увеличивают наши удовольствия, то они все же
заслуживали бы внимания законодателя.
» Припомнив цели и принципы всякого законодательства,
Он должен пропорционально тому, что люди утратили в своей
свободе и в своем равенстве, вознаградить их мирным поль-
зованием благами и защитой от власти, которая не позволяет
\т желать менее абсолютного управления, но при которой
обладание большей свободой почти всегда омрачается стра-
хом перед ее утратой.
Если законодатель не уважает общего желания и не
считается с ним; если он заставляет чувствовать собственную
власть сильнее, нежели власть закона; если он относится
к человеку с надменностью, равнодушен к заслуге и черств
к несчастному; если он приносит своих подданных в жертву
своей семье, финансы — своим прихотям, мир — своей славе;
если он благоволит к человеку, который умеет нравиться,
больше, нежели к человеку, который может оказать услуги;
если почести и должности добываются с помощью интриги;
если налоги возрастают,—дух общности исчезает, гражданином
республики овладевает нетерпение, гражданином монархии —
тоска. Он ищет государство, а видит лишь добычу власти-
теля; деятельность замирает; благоразумный человек пребы-
вает в праздности; добродетельный одурачен; вуаль мнения
ниспадает; национальные принципы кажутся только предрас-
судками, да они и являются таковыми в самом деле. Люди
придерживаются естественного закона, ибо законодательство
нарушило естественные права: нет больше нравов, нация
утрачивает свой характер. Законодатель удивляется, что
ему плохо повинуются, и увеличивает награды; но те, которые
угождали добродетели, потеряли к ней вкус, ибо заимство-
вали его только у мнения; благородные страсти, воодушевляв-
шие некогда народ, законодатель пытается подменить жад-
ностью и страхом, тем самым лишь усугубляя развращение
и унижение нации. Если при своей развращенности он сохра-
няет те формулы, те выражения благожелательности, кото-
рыми его предшественники возвещали свои полезные намере-
ния, если он сохраняет язык отца при поведении деспота,
17 Дидро, т. YII

258
Дели Дадро
то он играет роль шарлатана, сначала презираемого, но
вскоре находящего подражателей; он прививает своей нации
ложь и вероломство и, как говорит Гварини, viso di carita,
mente d'invidia*.
Иногда законодатель замечает, что конституция рушится
и гений народа угасает, ибо законодательство преследовало
лишь одну цель, а раз эта цель изменилась, то не могут
оставаться неизменными в первую очередь нравы, а вслед
за ними и законы. Государство лакедемонян было учреждено
для охраны свободы в окружении сборища мелких госу-
дарств, более слабых, нежели оно, ибо у них не было своих
нравов, но оно не было в состоянии увеличиваться не разру-
шаясь. Целью законодательства Китая было дарование покоя
гражданам путем воспитания мирных добродетелей; эта боль-
шая держава не сделалась бы добычей нескольких татарских
орд, если бы законодатели поощряли и воспитывали в ней
мужественные добродетели и если бы там столь же забо-
тились о возвышении души, сколько и о руководстве ею.
Целью римского законодательства было чрезмерное расши-
рение владений; мирное время для римлян было временем;
смут, крамолы и анархии: они перегрызли друг друга, когда
им стало нечего покорять. Целью законодательства Венеции
было чрезмерное порабощение йарода — его расслабили и
унизили, и пресловутая мудрость этого правительства состоя-
ла лишь в искусстве держаться, не имея силы и добродетелен.
Часто недальновидный законодатель расслабляет пру-
жины управления и разрушает его основы потому, что он
недостаточно хорошо видит его в целом и все свои заботы
устремляет на ту часть, которую видит или которая наиболее
соответствует его личному вкусу, его характеру.
Завоеватель, жаждущий завоеваний, пренебрежет юрис-
пруденцией, торговлей, искусствами. Другой будет поощрять
в нации торговлю и пренебрежет военным делом. Третий
будет слишком покровительствовать искусствам, производя-
щим предметы роскоши, а полезные искусства будут в уни-
чижении и т. д. Нет такой нации, по крайней мере большой
нации, которая не могла бы быть одновременно при хорошем
* Любезное лицо и ненавидящее сердце.

Статьи по .вопросам политики
259
Îправлении и воинственной, и торговой, и ученой, ц учтивой.
; закончу эту статью, уже чрезмерно длинную, некоторыми
размышлениями о современном состоянии Европы.
I Система равновесия, которая образует из множества госу-
дарств одно целое, влияет на решения всех законодателей.
Конституционные законы, гражданские законы и управление,
Колее чем когда бы то ни было, связаны ныне с правами
Человечества и даже поставлены от них в зависимость; всег
pro происходит в одном государстве, вызывает интерес во
всех других, и законодатель могущественного государства
Ьлияет на судьбу всей Европы.
\ Из этого нового положения людей вытекает много след-
ствий.
I Например, благодаря этому могут существовать маленькие
монархии и большие республики. В первых правительство
держится на ассоциациях, союзах и на общей системе. Мелкие
[князья Германии и Италии являются монархами, и если их
рарод откажется от поддержки своего правительства, они
рудут покорены государями больших государств. Раздоры,
партии, неотделимые от больших республик, не могут ныне
©слабить их до такой степени, что им будет угрожать опас-
[рость захвата. Никто не воспользовался гражданскими вой-
нами Швейцарии и Польши; многие державы всегда сплотятся
Против той, которая пожелает увеличиться. Если бы Испания
рыла, республикой и ей угрожала Франция, то она нашла
Йы защиту в лице Англии, Голландии и пр.
В нынешней Европе завоевания морально невозможны;
и из этой невозможности до сего времени для народов выте-
кало, быть может, больше неудобств, нежели выгод. Неко-
торые законодатели пренебрегли усовершенствованием уп*
равления, которое усиливает государства, и мы знаем дер-
жавы, которые под благодатным небом коснеют в нищете
л бессилии.
Другие законодатели считали завоевания трудным делом,
по не находили его неосуществимым, и честолюбие побу-
ждало их увеличивать средства завоевания; они придали
своим государствам чисто военную форму и предоставили
своим подданным почти только одну профессию, а именно
военную; другие даже в мирное время содержали армии
и»

260
Дени Дитро
наемников, которые подрывают финансы и благоприятствуют
деспотизму; правители и некоторые ликторы заставляли пови-
новаться законам; повелителю требуются огромные армии,
чтобы заставлять служить. Это — главная цель большинства
наших законодателей, и чтобы достичь ее, они были выну-
ждены прибегать к печальной необходимости займов и налогов.
Некоторые законодатели воспользовались прогрессом
просвещения, которое за последние пятьдесят лет быстро
распространилось с одного конца Европы на другой; они
дали наставления относительно деталей управления, относи-
тельно способов увеличения населения, поощрения промыш-
ленности, удержания преимуществ положения и приобретения
«оных. Можно надеяться, что свет знания сохраняемый книго-
печатанием не угаснет, а даже еще усилится. Если бы
яакой-нибудь деспот пожелал снова погрузить свой народ
в мрак невежества, то нашлись бы свободные народы, которые
заставили бы em на ум.
J3 просвещенные века невозможно основать законодатель-
ство на заблуждениях: шарлатанство и недобросовестность
министров будут тотчас же замечены и возбудят лишь него-
дование. Столь же трудно насадить, например, губительный
фанатизм последователей Одина и Магомета: ни одному на-
роду Европы ныне нельзя внушить предрассудков, противных
человеческому праву и законам природы.
У всех народов сегодня есть достаточно точное пред-
ставление о своих соседях и, следовательно, меньше
шовинизма, нежели это было во времена невежества.
Он является почти всегда движением души скорее страст-
аой, нежели искушенной знанием. Народы, сравнивая во всех
«нациях законы с законами, таланты с талантами, нравы с
правами, найдут столь мало оснований предпочесть себя дру-
гим, что если они и сохранят для родины ту любовь, которая
является плодом личного интереса, у них уже не
останется вовсе того шовинизма, которое является плодом
одностороннего предпочтения.
Теперь путем ложных утверждений, обвинений и поли-
тических махинаций уже нельзя внушить столь живой
национальной ненависти, какая внушалась когда-то: те па-
сквили, которые выпускают на нас соседи, производят впе-

Статьи по вопросам политики
261
чатление лишь на самую ничтожную, на самую презренную-
часть населения столицы, заключающей в себе и подонки
черни и цвет народа.
Религия, с каждым днем все более и более проникаясь
Цветом разума, учит нас, что не надо ненавидеть тех, кто
Думает иначе, чем мы; теперь уже умеют отличать прекрасный
|дух религии от внушений ее слуг; в наше время мы ииделв
йойну протестантских держав с католическими державами,
и ни в одной из них не удалось внушить народам зверскую,
Свирепую ярость, как это некогда делалось даже в мирное
»ремя у народов различных исповеданий.
i Все народы всех стран стали необходимыми друг другу
г,ля обмена продуктами промышленности и земледелия; тор<-
овля стала новой связующей силой людей; всякая нация
^интересована теперь в том, чтобы другая нация сохранила
свои богатства, свою промышленность, свои банки, свой
.излишек и свое сельское хозяйство; разрушение Лейш-
цига, Лиссабона и Лимы вызвало повсеместные банкротства
в Европе и отразилось на благополучии многих миллионов
Граждан.
Торговля, как и просвещение, умаляет жестокость; но так-
же, как просвещение ослабляет энтузиазм почтения, она, быть
рожет, ослабляет и энтузиазм добродетели; мало-помалу она
^вытесняет дух бескорыстия, заменяя его духом справедливо>-
f€ra; она смягчает нравы, которые просвещение утончает; но,
^привлекая умы к прекрасному менее, нежели к полезному,
к великому менее, нежели к мудрому, она, быть может,
умаляет силу, великодушие и благородство нравов.
Из господства торгового духа и современного понимания
людьми истинных интересов каждой нации следует сделать
вывод, что законодатели должны менее заботиться о защите
и завоеваниях, чем когда бы то ни было, что они должны
покровительствовать земледелию и искусствам, приготовле-
нию и потреблению их произведений, но вместе с этим они
должны следить за тем, чтобы улучшающиеся нравы не рас-
слаблялись чрезмерно, и поддерживать уважение к воинским
добродетелям.
Войны в Европе будут всегда, в этом можно поручиться
к удовольствию министров, но эти войны народов с народами

262
Дени Дидро
сменятся, главным образом, войнами законодателей с зако-
нодателями.
Европу должно воспламенять еще различие форм правле-
ния; эта прекрасная часть света разделяется на республики
и монархии. Дух последних — дух деятельный; и даже если
они не заинтересованы в расширении своих владений, они
все же могут предпринимать завоевания, когда ими управляют
люди, не руководящиеся интересами своей нации. Дух рес-
публик— мирный, но любовь к свободе, суеверный страх
перед ее утратой будут нередко побуждать республиканские
государства к войнам, чтобы унизить или укротить монархи-
ческие государства. Это положение Европы будет поддержи-
вать соревнование мужественных и воинственных доброде-
телей; это различие понятий и нравов, обусловливаемых
различием форм правления, будет препятствовать распро-
странению чрезмерной мягкости и утонченности нравов, поро-
ждаемой торговлей, изобилием и длительным миром.
4. Собственность
(Естественное право и политика)
Это право каждого индивида, входящего в состав свобод-
ного общества, владеть благами, законно им приобретенными.
Одной из главнейших целей людей при создании граждан-
ских обществ было обеспечение спокойного владения
выгодами, которые они получили или могут получить. Они
хотели, чтобы никто не мог помешать им пользоваться своими
благами; поэтому каждый из них и согласился жертвовать
частью последних, называемой налогами, ради сохранения и
поддержания всего общества. Таким образом, они хотели до-
ставить избранным главам средства для обеспечения каждого
отдельного лица пользованием той частью благ, которые оно
сохранило за собой. Сколь бы люди ни восторгались госу-
дарями, которым они подчиняются, они никогда и не думали
предоставлять им абсолютную и неограниченную власть над
всеми своими благами; онш. никогда и не имели в виду
никакой иной необходимости, кроме как заботиться о себе.
Лесть дридвореых, для которых ее составляло никакого

Статьи по вопросам политика
263
труда высказывать самые нелепые понятия, пыталась когда-то
убедить правителей, что им принадлежит абсолютное право
tea блага своих подданных, но только деспоты и тираны
(усвоили эти неразумные взгляды. Царь Сиама вообразил
ребя владельцем всех благ своих подданных; следствием
ЁЬтоль варварского права было то, что первый мятежник
ШЬделался владельцем всех благ царя Сиама. Всякая власть,
Именованная только на насилии, насилием же и свергается.
№ государствах, где люди придерживаются правил разума,
Шобственность отдельных лиц находится под защитой зако-
нов. Отец семейства спокойно пользуется благами, которые
|ён стяжал своим трудом, и передает их своим наследникам.
^Хорошие короли всегда уважали владения своих подданных.
Они не смотрели на общественные деньги, врученные им
как бы в качестве вклада, как на средство удовлетворения
своих легкомысленных страстей, жадности своих фаворитов
и алчности своих придворных.
5. Привилегия
(Управл. Торг. Полит.)
Слово привилегия означает полезное или почетное от-
личие, которым пользуются одни члены общества и не
пользуются другие. Есть много видов привилегий: 1° —
называющиеся присущими данному лицу по праву рождения
или его сословия; такой привилегией является подсудность
пэра Франции или члена парламента за преступления одному
только парламенту; происхождение такого рода привилегий
тем более заслуживает уважения, что нет никакого извест-
ного закона, который давал бы им начало, и что они
восходят к древнейшим временам; 2° — пожалование грамо-
той государя, которая зарегистрирована при дворах, где
эти привилегии могут оспариваться. Этот второй вид раз-
деляется еще на два других, соответственно различию мо-
тивов, которые побудили государя пожаловать ими. Одни
привилегии этого вида могут называться привилегиями по
достоинству: это те, которые даруются отдельным лицам
либо за какую-нибудь важную услугу, уже оказанную, либо

264
Дени Дидро
с целью повышения за услугу, которую еще предстоит ока-
зать. Такой является привилегия дворянства, даруемая
какому-нибудь простолюдину; тем же самым будет осво-
бождение от талии и других общественных повинностей за
известные услуги. Среди привилегий этого вида следует еще
различать те, которыми хотят придать больше почета функ-
циям лиц, пользующихся ими, и те, которые даруются за
деньги, внесенные на нужды государства; но всегда, и
даже в этом последнем случае, они даруются как бы за
полезные услуги. Наконец к последнему виду привилегий
принадлежат те, которые могут называться привилегиями
по необходимости. Под ними я разумею особые исключения,
делаемые в пользу известных лиц не ради достоинств
последних и важности их функций, по из простой необходи-
мости защитить этих лиц от притеснений, которые могут
применяться к ним оо стороны народа за их деятельность.
Таковы привилегии, даруемые управляющим имениями и
надзирателям за взиманием налогов. Так как им приходится
взыскивать недоимки, то они являются предметом ненависти
и злобы со стороны тех, кого они обязаны преследовать;
таким образом, если жители местностей будут в состоянии
возложить на них часть общественных повинностей, то эти
повинности вскоре либо чрезмерно отяготят таких лиц, либо
боязнь отягощения вынудит последних прибегнуть к дей-
ствиям, которые будут вредными для блага исполняемого ими
дела. Различие мотивов, обусловливающих различные виды
привилегий, порождает также у тех, кто их защищает, и
различие взглядов на людей, которые их получили. Так,,
когда в случае политической и крайней необходимости, — а
такая необходимость отменяет все привилегии, — когда в
этом случае, повторяю, требуется уничтожение привилегий,
то привилегии, которые по своей природе являются наименее
заслуженными, должны уничтожаться в первую очередь.
Вообще помимо привилегий первого рода — я разумею при-
сущие лицам или функциям и являющиеся немногочислен-
ными — следует признавать только те привилегии, который
дарованы грамотой государя и надлежащим образом заре-
гистрированы при дворах, где о них должно быть известно.
И даже в этом случае они должны быть заключены в свои

Статьи по вопросам политики
tij>
точные границы, ясно выраженные в последующем акте.
Они не должны иметь ничего общего с духом максимы*
favores ampliandi *, ибо уже по своей природе они являются
бременем для остальных людей; в противном случае это
бремя, чрезмерно увеличившись, сделается невыносимым.
Этого никогда не было и не могло быть в намерению
законодателя.
Было бы весьма желательным, чтобы нужды государства^
крайность обстоятельств или особые соображения не умно-
жали привилегий, как это случается; чтобы время от вре-
мени снова обращалось внимание на те мотивы, которым он»
обязаны своим происхождением; чтобы они тщательно рас-
сматривались и после точного различения этих мотивов со-
хранялись лишь те привилегии, которые могли быть полез-
ными для государей и парода. Весьма справедливо то, что
дворянство, обязанность которого служить в войсках, или,
по крайней мере, понуждать подданных к исполнению этой
обязанности, и магистраты, которые играют большую роль,
при обширности и значительности их функций и вершат
суд в верховных судилищах, пользуются почетными отли-
чиями, наградами за их услуги, доставляющими им душев-
ный покой и уважение, необходимые для пользы их дела.
Часть общественных повинностей, от которых они освобо-
ждены, действительно падает на остальных граждан, но спра-
ведливо и то, что эти граждане, занятия которых не явля-
ются столь важными и столь трудными, споспешествуют
вознаграждению занятий более высокого порядка. Справед-
ливо и пристойно также и то, что люди, которые имеют
честь служить королю на его домашней службе и сближаются
с его личностью, обязанности которых требуют усердия, вос-
питания и талантов, некоторым образом приобщаются к до-
стоинствам своего господина и не смешиваются с низшими
классами народа. Но, повидимому, еще во всех случаях:
следует различать людей, услуги которых реальны и полезны
для государя или для народа, и не обесценивать милости,,
которыми они пользуются законно, смешивая их с множе-
ством людей бесполезных, назначение которых определяется
* Умножения милостей.

366
Дени Дидро
клочком пергамента, почти всегда приобретенного весьма
темным способом. Зажиточный буржуа, который один мог бы
платить половину талии целого прихода, если его обла-
гать надлежащим образом, за годовую или двухлетнюю
сумму своих обложений, а нередко и меньшую, не имея ни
рода, ни образования, ни талантов, покупает должность
» выборной палате или в соляном амбаре, либо бесполез-
ную и ненужную должность при короле или принце, имею-
щем двор,— должность, назначение которой часто неиз-
вестно хозяину и которой он никогда не использует; либо
добивается в имениях короля незначительного и зачастую
бесполезного места, единственными доходами от которого
являются льготы, связанные с обязанностями, и пользуется на
1шду общества всеми теми льготами, которыми пользуются
дворянство и высшее чиновничество. А между тем служи-
тель главного прибежища правосудия в провинции, не являю-
щегося верховной палатой, при обложении и других обще-
ственных повинностях ставится на один уровень с самыми
незначительными представителями народа. Эти пороки при-
вилегий порождают два весьма серьезных неудобства: во-
первых, наиболее бедная часть граждан постоянно обреме-
няется непосильными тяготами, а между тем эта часть
является наиболее полезной для государства, ибо она со-
стоит из тех, кто возделывает землю и доставляет средства
существования для высших сословий; во-вторых, привиле-
гии отвращают людей талантливых и просвещенных от всту-
пления в магистратуру или от других профессий, требующих
труда и прилежания, побуждал их предпочитать мелкие
должности или мелкие посты, где требуется лишь жадность,
пронырство, гордая осанка, чтобы держаться с достоин-
ством и внушать обществу почтение к себе. Из этих раз-
мышлений нужно сделать вывод, который уже приводился
выше: как обыкновенные трибуналы, ведающие судеб-
ными делами о налогах и привилегиях, так и те лица,
которые по своему положению обязаны следить за распреде-
лением налогов и других повинностей между отдельными
лицами, не могут сделать ничего более уместного и полез-
ного, нежели быть весьма осмотрительными в расширении
привилегий и, насколько это зависит от них, сдерживать

Статьи по вопросам полатаки
267
их в первоначальных границах в ожидании более счастли-
вых обстоятельств, которые позволят лицам, занимающимся
этими вопросами, свести их все к одному — к полезности
их. Эта истина прекрасно известна им; но необходимость
изыскивать средства для возмещения, или эквивалент, сдер-
живает здесь их желанил; общественные же потребности
постоянно возрождаются и нередко вынуждают их не только
откладывать осуществление этого дела, но даже затруднять
его для будущего. Этим и объясняется то, что дворянство,
которое само по себе является или должно быть наиболее
достойным сословием,— король может оценить его заслуги
или высокие дарования — расплодилось в тысячи семей, из
которых иные добились этого звания лишь денежными сум-
мами, нередко даже довольно умеренными, и приобретением
должностей, которые давали им доступ к нему, но были
совершенно бесполезны для общества либо за недостатком
дела, либо за недостатком талантов. Эта статья выросла бы
в целый том, если бы мы занялись в ней исследованием
числа, значения названий и пороков всех этих привилегий.
Но мы были вынуждены ограничиться здесь наиболее важ-
ным, наиболее известным и наименее спорным.
Исключительная привилегия. Так называется право,
даруемое государем только одцой компании или одному лицу,
торговать или изготовлять и сбывать известный род товаров.
Когда, вместе с умозрительными науками, искусства, являю-
щиеся их естественным продолжением, вышли из тени заб-
вения и презрения, где их похоронили общественные смуты,
первые изобретатели или восстановители их были вполне
заслуженно вознаграждены за свои старания и таланты,
которыми были созданы учреждения, полезные для обще-
ства и для них самих. Недостаток или отсутствие обра-
зованных людей и мастеров побуждали чиновников поручать
изготовление и сбыт полезных, а особенно необходимых ве-
щей рукам, способным удовлетворить желания покупателей.
Отсюда и возникли исключительные привилегии. Хотя и
существует весьма большая разница между деятельностью
крупной фабрики и обыкновенным ремесленным производ-
ством, между деятельностью торговой компании и лавочной
торговлей и все сознают несоответствие между предприя-

263
Дени Дидро
тиями, столь различными по своим размерам, тем не менее
следует признать, что различие, сколь бы велико оно ни
было, является лишь количественным и что если есть пункты,
в которых различные торговые и промышленные предприятия
расходятся друг с другом, то есть также и пункты, где
они соприкасаются. По крайней мере, между ними есть то
общее, что они обоюдно способствуют общему благу госу-
дарства. А из этого замечания следует вывод, что их можно
в известном отношении подводить под одну точку зрения,
чтобы предписывать им правила, или, точнее, чтобы прави-
тельство предписывало способы покровительства им и уве-
личения приносимой ими пользы. Первоначально считалось
возможным достигнуть этого путем раздачи исключитель-
ных привилегий компаниям, которые в состоянии выделить
денежные средства и взять на себя риск для установления
торговых связей с иностранцами, требовавших предваритель-
ных затрат, непосильных для отдельных лиц. Как исключи-
тельные привилегии можно рассматривать также и звания
мастеров, которые были установлены в самых обыкновенных
ремеслах; они приобретались и приобретаются еще ныне
в городах лишь по испытании знаний и сноровки. Эти раз-
личные корпорации получили регламенты, позволявшие при-
нимать в это звание лишь при известных условиях и исклю-
чавшие тех лиц, которые не могли или не желали им
подчиняться. Самые низкие и самые простые ремесла были
заключены в общую систему, и никто не мог продать хлеб
или башмаки, не будучи мастером-булочником или мастером-
сапожником. Правительство скоро стало рассматривать регла-
менты, устанавливавшие эти права, как привилегии и поль-
зоваться ими для удовлетворения нужд государства. При
смене царствований эти корпорации получали в награду
привилегии, для них были созданы повинности, они были
обязаны оплачивать эти повинности, а для покрытия расхо-
дов им было позволено делать займы, которые еще теснее
связали их с правительством, дававшим им полномочие тем
выше расценивать свои исключительные права принимать ма-
стеров лишь при условии оплаты вступления и издержек
по приему и поднимать цены на изделия и товары, которыми
они торговали. Всякий человек, который мог бы без всяких

Статьи по вопросам политика
269
затруднений и издержек зарабатывать себе на прожитие, за-
нимаясь в любом месте ремеслом, которому он легко мог
научиться, был уже не властен в этом; а так как эти кор-
поративные и ремесленные учреждения были созданы в. го-
родах, где обычно не обучаются возделыванию земли, то
лица, которые не могли заниматься там ремеслом, были вы-
нуждены наниматься в войска или, что еще хуже, увели-
чивать собою огромное число слуг, являющихся наиболее
бесполезной и наиболее тягостной для государства частью
граждан. Со своей стороны, и общество страдало от вздо-
рожания товаров и увеличения заработной платы. Приходи-
лось покупать за три ливра и десять су пару башмаков,
сделанных мастером, между тем как эта пара обошлась бы
гораздо дешевле при покупке ее у рабочею, потратившего
на нее лишь кожу и труд. Когда знания, промышленность
и потребности разрослись, люди сознали вое эти неудобства
и стали устранять их по мере того, как это позволяли обще-
ственные условия. Исключительные привилегии даны были
лишь компаниям, которые торговали предметами слишком
важными, требовавшими слишком дорогих сооружений, не-
посильных даже для объединений, и имевших слишком боль-
шое значение для государственных видов, чтобы их можно
было доверить без разбора первому встречному. При созда-
вши новых фабрик руководствовались почти теми же сообра-
жениями. Отклоняли просьбы, которые весьма часто пода-
вались под предлогом новых соображений, или в которых
не заключалось ничего настоятельно необходимого, или цель
которых была осуществима иным путем. Довольствовались
лишь покровительством заведениям, которые могли заслужи-
вать этого своим особенным характером и полезностью.
Весьма желательно, чтобы столь же полезные намерения про-
стирались и на обычные предметы; чтобы всякий знающий
ремесло, обладающий дарованием или способностью moi' сво-
бодно использовать ее, не страдая от формальностей и рас-
ходов, которые не припосят обществу никакой пользы. Если
какой-нибудь недостаточно опытный ремесленник попытается
изготовить кусок полотна или сукна точно так же, как и
мастер, и сделает это плохо, то он продаст его дешевле,
но все же в конце концов продаст его и не совсем потеряет

270
Дени Двдро
свой материал и время. Первые неудачные опыты научат его
изготовлять лучше. В труде примет участие большее число
людей; соревнование или, точнее, стремление превзойти дру-
гого в успехах, выдвинет дарование и способность. Конку-
ренция заставит лучше изготовлять, уменьшит цену рабочих
рук, города и провинции постепенно наполнятся мастеро-
выми и торговцами, которые сличат товары, рассортируют
их, установят цены согласно различной добротности их изго-
товления, распродадут их в -соответственных местах, дадут
ссуды и будут помогать мастеровым в их нуждах. Эта лю-
бовь к труду и мелкие разбросанные фабрики породят денеж-
ное обращение и промышленность; таланты, силы и время
найдут себе постоянное полезное применение. Всякого рода
исключительные привилегии будут оставлены лишь за
теми заведениями, которые по предмету выработки и неиз-
бежно большой величине являются непосильными для част-
ных лиц или изготовляют, главным образом, предметы рос-
коши, а не насущной необходимости; из заведений же этого
рода нам известны железоделательные и стеклянные заводы,
которые к тому же требуют особого внимания в том отно-
шении, что можно разрешать их постройку лишь в местах,
изобилующих лесом, и которые не могут быть использованы
для других целей.
6. Священники
(Религия и политика)
Этим словом обозначают всех тех людей, которые обслу-
живают религиозные культы, установленные у всех народов
земли.
Внешний культ предполагает церемонии, имеющие своей
целью воздействовать на чувства людей, запечатлеть в них
благоговение к божеству, которому они воздают свои по-
чости. Суеверие умножило церемонии различных культов,
а лица, назначейные для их обслуживания, не преминули
образовать особое сословие, которое предназначалось исклю-
чительно для служения алтарям. Стали верить, что те,
кому поручаются столь важные занятия, всецело прэвра-

Статьи по вопросам политики
27R
щаются в божества. С тех пор эти люди начали разделять.
о богами почести. Обычные труды стали казаться ниже их,
и народы сочли себя обязанными заботиться о существовав
рии этих людей, облеченных самыми святыми и самыми важ-
&ыми обязанностями. Эти люди, замкнувшись внутри своих
^рамов, вели уединенную жизнь, что должно было еще уве-
личить уважение к ним. На них привыкли смотреть как:
ш любимцев богов, на хранителей и толкователей их веде-
рки, на посредников между богами и смертными.
F Сладко властвовать над подобными себе. Священники
Сумели воспользоваться высоким мнением, которое они на-
градили в умах своих сограждан. Они стали думать, что боги
открываются им; они объявляли их веления; они обучали
Догматам; они предписывали, во что следует верить и что
йужно отвергнуть; они устанавливали то, что нравилось
[или не нравилось божеству; они занимались прорицаниями;
[они предсказывали будущее беспокойному и любопытному
Человеку; они заставляли его трепетать от страха перед
[мучениями, которыми боги угрожали смельчакам, сомневав-
шимся в их миссии или подвергавшим обсуждению их учение.
[. Чтобы прочнее обосновать свою власть, они изображали
Йогов свирепыми, мстительными, неумолимыми; они ввели
Церемонии, посвящения, таинства, жестокость которых вос-
питала в людях меланхолию, столь благоприятную для гос-
подства фанатизма. И тогда еще более широкими потоками
полилась человеческая кровь по алтарям. Народы, порабо-
щенные страхом и одурманенные суеверием, не жалели
ничего для оплаты благосклонности небес. Матери, не про-
ронив слезы, ввергали своих нежных детей в пожирающее
пламя; тысячи людей пали под ножом жреца. Люди поко-
рились множеству обязанностей, бессмысленных для них
и возмутительных, но полезных для священников; самые
нелепые суеверия стали распространяться и укреплять их
власть.
Освобожденные от забот и уверенные в своем господ-
стве, эти священники, дабы скрасить скуку своего одино-
чества, стали заниматься загадками природы и тайнами, не
известными простым людям. Отсюда столь прославленные
знания египетских священников. Вообще можно заметить,

272
Дени Дидро
•что почти у всех диких и невежественных народов медици-
ной и служением религии занимались одни и те же люди.
Польза, которую священники приносили народам, тоже спо-
собствовала укреплению их власти. Некоторые из них пошли
еще дальше; занятия физикой дали им средства поражать
-зрение необычайными опытами, которые считались сверхъ-
естественными, ибо люди не знали их причин. Отсюда это
множество диковин, чар и чудес. Пораженные люди думали,
что их жрецы властвуют над стихиями, раздают по своему
усмотрению кары и милости неба и должны равделять с бо-
гами благоговение и страх смертных перед ними.
Трудно было людям, столь почитаемым, долго держаться
в пределах подчинения, необходимого для прочного обще-
ственного порядка: духовенство, возгордившееся своей вла-
стью, нередко оспаривало права у королей. Государи, под-
чиненные сами законам религии, как и их подданные, не
имели достаточно сил, чтобы протестовать против узурпации
и тирании ее служителей; фанатизм и суеверие держали нож
над головой монархов; их трон начинал колебаться тотчас же,
как только они делали попытки обуздать или наказать свя-
щеннослужителей, чьи интересы смешивались о интересами
божества. Сопротивляться им — значило восставать против
неба. Прикасаться к их правам — кощунствовать. Желать
ограничения их власти — подрывать основы религии.
Таковы были те ступени, по которым языческие священ-
ники взошли на вершину своего могущества, у египтян
цари подлежали надзору жрецов. Монархи, неугодные бо-
гам, получали от их служителей повеление убить себя;
и такова была власть суеверия, что государь не мог ослу-
шаться этого повеления. Друиды у галлов пользовались
абсолютной властью над народом; не удовлетворяясь поло-
жением служителей их культа, жрецы были судьями в раз-
дорах, происходивших между ними. Мексиканцы втайне се-
товали на жестокости, которые заставляли их совершать
овягценники-вмрв&ры под сенью имен богов; цари не могли
отказаться от самых несправедливых войн, когда жрец воз-
вещал им веления неба. «Бог алчет»,— говорил он; тотчас
же правители вооружались против своих соседей, и каждый
из них старался брать побольше пленных, чтобы предавать

Статьи по вопросам политики 273
их на заклание идолам, или, вернее, свирепому и тираниче-
скому суеверию их слуг.
Нароцы были еще слишком счастливы, если священно-
служители лжи одни злоупотребляли властью над людьми,
которую давал им сан. Вопреки покорности и мягкости, столь
настойчиво прогюведываемым Евангелием, века мрака видели
священников} служителей божиих, которые поднимали знамя
восстания, вооружали подданных против государей, нагло
приказывали королям сойти с трона, присваивали право
разрывать священные узы, связующие народы с их прави-
телями, объявляли тиранами государей, сопротивлявшихся
их дерзким затеям, добивались для себя химерической неза-
висимости от законов, созданных для того, чтобы одинаково
обязывать всех граждан. Эти суетные притязания скрепля-
лись иногда потоками крови; они утверждались невежеством
народов, слабостью государей и хитростью священников.
Этим последним нередко удавалось удержать за собой захва-
ченные права; в странах, где была введена ужасная инкви-
зиция, было много человеческих жертвоприношений, которые
во своему варварству нисколько не уступают жертвоприно-
шениям мексиканских священников. Иначе обстоит дело
в странах, освещенных светом разума и философии: священ-
ник там никогда не забывает, что он человек, подданный
и гражданин.
7. Философ
Нет ничего легче, нежели приобрести ныне прозвание
философа. Безвестная и уединенная жизнь, некоторая ви-
димость мудрости и небольшая начитанность достаточны для
того, чтобы наделить этим прозванием людей, которые неза-
служенно гордятся им.
Другие, у которых вольномыслие заменяет разум, счи-
тают себя истинными философами потому, что они осмели-
лись опрокинуть священные преграды, поставленные рели-
гией, и разбили оковы, возложенные верою на их разум.
Гордясь тем, что они отбросили предрассудки воспитания
в вопросах религии, они с презрением смотрят на всех дру-
18 Дидро, т. УЦ

274
Дени Дидро
гих как на людей слабых, как на рабские, трусливые души,
которые боятся последствий безбожия и, N9 смея выйти
ни на мгновение из круга установленных истин и шество-
вать по новым путям, дремлют под ярмом суеверий.
Но необходимо иметь более правильное представление
о философе, и вот признаки, которыми мы его наделяем.
Все прочие люди обречены действовать, не сознавал
и не замечая тех причин, которые двигают ими, и даже не
подозревая о них. Наоборот, философ, насколько это для
него возможно, разъясняет причины, а нередко даже про-
зревает их и сознательно вверяется им. Это часы, которые,
так сказать, заводятся иногда сами собой. Таким образом,
он избегает вещей, которые могут вызвать в нем чувства,
нарушающие благополучие, противные разумному существу,
и стремится к вещам, которые могут возбудить в нем ощу-
щения, соответствующие его состоянию. Разум для философа
есть то, чем является милосердие для христианина. Действия
христианина определяет милосердие, действия философа —
разум.
Страсти настолько увлекают других людей, что размыш-
ление не предшествует действиям, которые они совершают.
Эти люди блуждают во мраке, между тем как философ даже
в страстях своих действует лишь по размышлении. Он ше-
ствует в ночи, но впереди его — факел. Толпа усваивает
правило, не размышляя о соображениях, из которых оно
возникло: она думает, что максима существует, так сказать,
сама по себе. Философ исследует ее происхождение, он
знает ее действительную ценность и дает ей только надле-
жащее употребление.
Истина для философа — пе любовница, которая развра-
щает его воображение и которую он рассчитывает найти по-
всюду: он довольствуется возможностью выяснить ее там,
где может ее заметить. Он не смешивает ее с правдоподо-
бием; он принимает за истинное то, что истинно, за ложное —
то, что ложно, за сомнительное — то, что сомнительно, за
правдоподобное — то, что правдоподобно. Он способен сде-
лать и больше, и великое преимущество философа состоит
в том, что он, не имея достаточного мотива для суждения,
умеет держаться на неопределенной позиции.

Статьи по вопросам политики
275
Мир полон умных и весьма умных людей, которые пен
стоянно судят; они постоянно угадывают, ибо угадывать-
значит судить, не сознавая достаточного мотива для сужде-
ния. Они не сознают ограниченности человеческого ума;
они думают, что он может познать все: так, они считают
позорным для себя не высказать суждения и полагают, что»
сущность ума заключается в способности судить. Философ
думает, что она состоит в способности хорошо судить; он
бывает более доволен самим собой, когда утверждает свою
склонность к определенному решению, нежели тогда, когда
он пришел к решению прежде, чем осознал достаточный
мотив для этого. Таким образом, он судит и высказывается
меньше, но он судит основательнее и высказывается яснее;
ему не чужды живые мысли, естественно, возникающие в
уме при быстром подборе идей, сочетание которых нередко
вызывает удивление. Именно в этом быстром соединении
и заключается то, что обыкновенно называют «умом»; во
этого он ищет менее всего, стараясь взамен этого остроумия
тщательно различать свои идеи, выяснять их подлинный
объем и точную связь и избегать самообмана чрезмерным
распространением какого-либо частного отношения между
идеями. В этом различении и состоит то, что именуется
рассудительностью и точностью ума. К этой точности
присоединяется еще гибкость и ясность. Философ не на-
столько прикован к системе, чтобы не сознавать силу воз*-
ражений. Большинство же людей настолько убеждено в пра-
вильности своих мнений, что не дает себе никакого труда
вникнуть в чужие мнения. Философ постигает идею, ко-
торую он отбрасывает, столь же разносторонне и ясно»
сколько и идею, принимаемую им.
Философский ум — это ум наблюдательный и точный;
он соотносит вое вещи с их истинными принципами. Hoi
философ воспитывает не один только ум: свое внимание и
свои заботы он устремляет и гораздо далее.
Человек не чудовище, которому надлежит обитать лишь
в пучинах моря или в дебрях лесов. Одни только житейские
нужды уже делают для него необходимым общение с другими
людьми, и в каком бы он состоянии ни находился, нужды
и интересы собственного благополучия побуждают его жить
18*

276
Дени Дидро
в обществе. Таким образом, разум требует от tfero, чтобы
он познавал, изучал и старался приобрести общественные
привычки.
¥лш философ не считает себя в этом мире изгнанником,
не считает себя живущим во вражеской стране. Он хочет
мудро пользоваться благами, которые предоставляет ему
природа. Как и вое другие люди, он хочет удовольствия,
а чтобы найти его, требуется его создать; таким образом,
он старается сойтись с теми людьми, которые случайно
или по его выбору оказались его сожителями. Одновременно
с этим он находит для себя то, что ему нужно; это честный
человек, который хочет нравиться и быть полезным.
Большинство знатных людей, которым развлечения оста-
вляют мало времени для размышлений, жестоки по отноше-
нию к тем, кого они не считают равным себе. Обыкновен-
ные философЫу размышляющие слишком много или, вернее,
плохо размышляющие, жестоки по отношению ко всем; они
бегут от людей, и люди их избегают. Но наш философ,
умеющий сочетать уединение и общение с людьми, полон
человечности. Это Хремес Терентия, который сознает, что
он человек и что одна человечность побуждает его сочув-
ствовать несчастью или счастью своего ближнего. Homo
sum, humani а те nihil alienum puto*.
Нет нужды говорить здесь, насколько философ ревнив
ко всему тому, что называется честью и честностью. Че-
ловеческое общество для него, так сказать, земное божество.
Он поклоняется ему, чтит его честностью, строгим внима-
нием к обязанностям и искренним желанием не быть для
него бесполезным членом или помехой. Понятие честности
столь же глубоко проникает в механическую организацию
философа, сколько и свет разума. Чем больше вы найдете
в человеке разума, тем больше найдете вы в нем честности.
Наоборот, там, где царит фанатизм и суеверие, царят стра-
сти и увлечение. Свойство характера философа — действо-
вать в духе порядка или в согласии с разумом. Так как он
безмерно любит общество, то для него является более важ-
* Я человек, и ничто человеческое не считаю для себя
чуждым.

Статьи по вопросам политики
277
ным, нежели для всех прочих людей, прилагать все усилия
к тому, чтобы совершать лишь действия, соответствующие
понятию честного человека. Не бойтесь того, что когда
ничей глаз не смотрит за ним, он может совершить поступок,
противный честности. Нет. Этот поступок не согласуется
с механической организацией философа. Его, так сказать,
замесили на дрожжах порядка и правила. Он исполнен
идеями блага гражданского общества; он знает его прин-
ципы лучше, нежели другие люди. Преступление встретило
бы в нем слишком большое сопротивление: у него нашлось
бы слишком много естественных и приобретенных идей для
того, чтобы подавить это намерение. Его способность дей-
ствовать— это, так сказать, струна музыкального инстру-
мента, настроенная на известный тон; она не в состоянии
произвести несогласный тон. Он боится обмануться, всту-
пить в противоречие с самим собой, и это побуждает
меня вспомнить то, что сказал Веллей о Катоне Утиче-
ском: «Он никогда не совершал добрых поступков для по-
каза, но поступал таким образом потому, что не мог посту-
пать иначе».
Впрочем, во всех своих действиях люди ищут лишь соб-
ственного наличного удовлетворения; именно благо или при-
манка данного момента в соответствии с их наличным ме-
ханическим расположением побуждают их действовать.
А философ более, нежели кто-либо другой, расположен
своими размышлениями находить удовольствие в сообществе
с вами, привлекать к себе ваше доверие и ваше уважение,
платить долг дружбы и признательности. Эти чувства воспи-
таны в глубине его сердца еще религией, к которой приводит
его естественный свет разума. И, наконец, понятие бес-
честного человека так же противоречит понятию философа,
как понятие глупости; опыт повседневно показывает, что
человек тем более счастлив и искусен в житейских делах,
чем он разумнее и просвещеннее. У глупца, говорит Ларош-
фуко, нет достаточных способностей для того, чтобы быть
добрым: дурные поступки совершаются лишь потому, что
свет разума слабее, нежели страсти; и это в известном
смысле подлинно богословская максима: всякий грешник есть
невежда.

278
Дега Дидро
Эта столь существенная для философа любовь к обще-
ству свидетельствует о справедливости замечания императора
Антонина: «Как счастливы будут народы, когда цари станут
философами или когда философы станут царями!»
Итак, философ — это честный человек, который посту-
пает всегда в согласии с разумом и соединяет в себе дух
размышления и точности с нравственностью и общежитель-
ностью. Соедините какого-нибудь государя с таким фило-
софому и вы получите совершеннейшего государя.
Эта идея позволяет легко сделать вывод, насколько не-
возмутимый мудрец стоиков далек от совершенства нашего
философа: такой философ — человек, а их мудрец был
лишь призраком. Они стыдились за человечество. Он соста-
вляет его славу. Они безрассудно хотели уничтожить стра-
сти и возвысить нас над нашей природой химерической не-
возмутимостью. Он же не помышляет о химерической славе
искоренителя страстей, ибо это невозможно, но старается
лишь не подпасть под их тираническое владычество, исполь-
зовать их и дать им разумное направление, ибо это воз-
можно и это одобряет его разум.
Из всего того, что мы сказали, можно еще убедиться,
васколько далеки от истинного философа эти бесстрастные,
которые, предавалсь ленивым размышлениям, пренебрегают
заботами о своих преходящих делах и обо всем том, что
именуется счастьем. Истинный философ не мучается често-
любием, но стремится к удобствам жизни. Помимо совер-
шению необходимого, ему требуется честный избыток, не-
обходимый для честного человека,— только избыток и до-
ставляет людям счастье. Это основа довольства и услады.
Ложны те философы, которые своей ленью и ослепитель-
ными максимами создали предрассудок: следует удовлетво-
ряться только самым необходимым.

П. СТАТЬИ ПО ВОПРОСАМ ТЕХНИКИ
1. Сталь
{Разум; наука о природе; химия; металлургия)
Это слово, согласно Менажух, происходит от асгагтт 2,
из которого итальянцы произвели acciaro, а испанцы—
azero; но все эти слова — aciarium, acciaro, azero —
происходят от слова acies, которое Плиний употребил вместо
chalibs. Латиняне называли сталь chalibs потому, что первая
известная им сталь, говорят, была найдена в Испании
на реке Chalïbs, вода которой считалась наиболее пригод-
ной для закаливания стали.
Стали можно придать такую твердость, какой не спо-
собны достигнуть другие металлы. Поэтому она широко при-
меняется при изготовлении всякого рода орудий и режущих
инструментов.
До самого последнего времени держалось общераспро-
страненное мнение, что сталь — это железо, более чистое,
нежели обыкновенное, сама субстанция железа, очищенная
огнем; одним словом, самая тонкая, самая лучшая сталь —
это лишь железо, доведенное до предельной чистоты, какую
способно придать ему искусство. Это весьма старинное мне-
ние, и ниже будет показано, является ли оно и наиболее
истинным. г
Под названием чистое железо, или сталь, подразуме-
вается металл, освобожденный от инородных веществ, ко-
торые засоряют и портят его, металл, заключающий в одном

280
Дени Дидро
и том же объеме большее количество металлического веще-
ства, которое составляет его сущность. Если бы в этом
состояло единственное отличие стали от железа, если бы
сталь была только железом, содержащим большее количе-
ство металлического вещества, то приведенное определение
стали было бы верным; отсюда вытекал бы и весьма про-
стой способ превращения железа в сталь, состоящий в
ковке его на наковальне сильными ударами ив уплотнении
его вещества. Но если это чистое железо, или сталь, не
так чисто от посторонних веществ, как некоторые сорта
железа, не являющиеся сталью, если оно даже нуждается
в некоторых инородных веществах, чтобы сделаться тако-
вой, и если кричное железо должно быть лишено их, то
уже будет неверно, что сталь — это лишь чистое железо,
.ршь более плотное железо, содержащее в одном и том же
объеме большее количество металлического вещества. И тем,
что я скажу о природе железа и стали, я покажу, что
сырцовая сталь3 занимает средину между чугуном и крич-
ным железом; что когда чугун (я разумею тот, которому
от природы назначено быть сырцовой сталью), кладется
в печь, он становится сталью, прежде чем превратиться
в кричное железо. Это последнее состояние является совер-
шенным,— состояние, которого может достигнуть искусство
при помощи огня и труда; за этим состоянием последует
только разрушение.
Если мы пожелаем точно определить, что такое сталь,
то нам нужно будет сперва установить различие двух ее
видов — сырцовой стали и выработанной, или искусствен-
ной, стали*. Что такое сырцовая сталь? Это сталь, в ко-
торой искусство лишь уничтожило огнем соли, сернистые
и другие вещества, которыми изобилует чугун. Я говорю —
другие, так как кто может быть уверен в том, что плавле-
ние уничтожает одни только соли и сернистые элементы?
Химия, если рассматривать ее с этой стороны, еще далека
от совершенства, и я не думаю, что она располагает сви-
детельствами, равноценными доказательствам, будто в теле,
каково бы оно ни было до своего анализа, содержатся только
те элементы, которые она извлекла из него путем анализа.
Искусственная сталь образуется из железа; искусство вое-

Статьи до вопросам техники
2S1
етанавливает в нем с помощью посторонних веществ те са*
мые вещества, которыми оно чрезмерно оскудело. Наконец,
если нужно общее понятие, котороо в то же время соответ-
ствовало бы обоим видам железа5, то следует сказать,
что сталь — это железо, в котором смешение металличе-
ских частей с солями, с сернистыми и прочими веще-
ствами дано в определенном составе, образующем как раз
именно металлическое вещество, известное нам под назва-
нием стали. Таким образом, сталь — это состав с извест-
ным соотношением между указанными частями, которые нам
выдают за ее элементы.
Природа дает нам железо в той или иной смеси с этими
частями, но эта смесь почти всегда бывает слишком грубой,
то есть почти никогда не содержит его составных частей
в строгой пропорции, требуемой для тех преимуществ, ко-
торых мы должны от него добиваться. Здесь-то именно
искусство и должно преобразовывать природу. Чугун или
руда, только что подвергнутая плавлению, является жест-
кой, хрупкой, неподатливой; напилок, ножницы и молоты
не оказывают на нее никакого действия. Поэтому она должна
сохранять форму, придаваемую ей литьем, и ее употреб-
ляют только на изготовление бомб, пушечных ядер, котлов
и задних досок в каминах. Ее жесткость, грубость и хруп-
кость объясняются тем, что в ней содержится слишком
большое количество сернистых и землистых веществ; если
ее освободить от них, она сделается тягучей, мягкой и спо-
собной принимать любые формы не только при плавлении,
но и под действием молота. Следовательно, оба искусства
изготовления стали — сырцовой и искусственной — заклю-
чаются в очистке железа от этих посторонних веществ.
Единственный фактор, находящийся в нашем распоря-
жении и способный отделять металлическое вещество от
солей, сернистых и землистых веществ,—это огонь. Огонь
расплавляет и остекловывает землистые вещества. Эти ве-
щества, будучи легче металлических, всплывают при пла-
влении над металлом, и их снимают; называются они шла-
ками*. В то же время огонь сжигает и разрушает серни-
стые вещества и соли. Сначала думали, что если полностью
устранить все землистые вещества, .сернистые вещества и

1282
Дени Дидро
ооли, то оставшееся металлическое вещество будет совер.
шенно чистым. Но опыт не подтверждает этого мнения;
известно, что огонь не может полностью отделить металли-
ческое вещество от посторонних примесей, не приводя его
тс такому оскудению, что оно становится совершенно никуда
негодным.
Следовательно, искусство заключается в умении устранять
из железа его инородные части лишь в той мере, в какой
это необходимо для устранения дурных качеств, обусловли-
ваемых излишком этих частей, и сохранения их лишь в таком
количестве, которое необходимо для того, чтобы оно стало
либо сталью, либо кричным железом, в зависимости от
рода и качества руды.
Ради этого оба сорта руды — и тот, из которого должно
►быть получено железо, и тот, из которого должна быть полу-
чена сталь,—обрабатывают почти одним и тем же спосо-
*бом до тех пор, пока не изготовят из них свинки. Руду
мнут очень тяжелыми молотами, и, в зависимости от того,
•насколько сильно ее тискают и месят соответственно указа-
ниям опыта, природа металла меняется: из жесткого, грубого
м хрупкого вещества он становится мягким и гибким —
оталью или кричным железом, в зависимости от рода руды.
В природе мы находим два рода руд. Один из них,
например французский, содержит серу, которая связана с
ним слабо, легко выделяется и утекает при первом дей-
ствии огня и даже до плавления или, быть может, содер-
жится в недостаточном количестве, чем и объясняется то,
что металлическое вещество, легко от нее освобождаясь,
остается таким, каким оно должно быть для того, чтобы
превратиться в кричное железо. Другие руды, например те,
m которых можно получить сырцовую сталь и которые
ъ Германии называются стальными рудами, или жилами,
^содержат огнеупорную серу, устраняемую лишь с большим
трудом. Их приходится обрабатывав многократно с значи-
тельным увеличением затрат и, таким образом, удается пре-
образовать в кричное железо; но этого избегают, так как,
прежде чем приобрести свойства кричного железа, они пре-
образуются в сталь. Следовательно, сырцовая сталь, как
я обещал показать, есть средина между чугуном и кричным

I Статья по вопросам техники 283
¥
мелеэом, а, стало быть, сталь, если так можно выразиться,
раходитсяна пути от первого ко второму.
Г Но, могут возразить мне против этих определений, ведь
|К5ли состояние металлической материи, при котором она
Ьвляется сталью, находится на пути от первоначального
бастояния, руды, к состоянию кричного железа, то как будто
Ша можно преобразовать руду, дающую сырцовую сталь,
из ее первоначального вида в кричное железо; а между тем,
Ьажется, кричное железо и сталь изготовляют из руды не
одинакового качества. По этому поводу нам говорят лишь
&о, что если бы такая переработка удалась, то благодаря ей
материал приводился бы с большими затратами из одного
состояния, при котором он ценится от 7, 8, 9 до 15 и 16 су
ш фунт, в другое состояние, при котором он будет стоить
Ьсего лишь 3—4 су.
f Словом, нам говорят, что из чугуна делают либо крич-
tooe железо, либо сырцовую сталь, причем процесс выра-
ботки почти один и тот же; но нам не говорят, что, при
[повторении или изменении процесса, руда, из которой полу-
чается сырцовая сталь, может дать и железо. Однако это
•не является бесполезным для подтверждения установленного
|ранее различия между двумя сортами железной руды. Как
|бы то ни было, но следует признать, что при нагревании
и кювке руд в Штирии, Каринтии, Тироле, Эльзасе и в неко-
торых других странах получалась сталь и что при тех же
действиях над рудами во Франции, Англии и других странах
получалось только кричное железо.
Но прежде чем входить в подробности процессов, по-
средством которых чугун преобразуется в сырцовую сталь,
мы расскажем о различных способах, которыми пользовались
при изготовлении искусственной стали из кричного железа
как древние народы, так и современные.
Господин Мартин Листер7 полагает, что в способах пере-
работки железа в сталь у древних народов были некоторые
особенности, неизвестные нам теперь, и, быть может, чрез-
мерно строго осуждает большинство современных народов
8а то, что будто бы их способы этой переработки являются
не столько способами получения настоящей стали, сколько
способами отравления железа солями. Каково бы ни было

284
Дени Дидро
мнение г. Листера, но Аристотель поучает нас (Метеор.}
кн. IV, гл. VI), «что кованое железо, даже если оно
обработано, может снова сделаться жидким и снова затвер-
деть и что именно повторением этого процесса его превра-
щают в сталь. Шлаки железа,— добавляет он,— извергаются
при плавлении; они остаются в глубине печи, а железо,
освобожденное от них таким образом, получает название
стали. Не нужно заходить с этой очисткой слишком далеко,
ибо материал, с которым так поступают, разрушается и зна-
чительно утрачивает свой вес. Но остается не менее истинным
и то, что сталь тем лучше, чем меньше она содержит
примесей».
Это описание Аристотеля оставляет желать многого, и
его нелегко примирить с принципами, которые мы установили
выше. Это верно, что даже и обработанное железо может
быть снова подвергнуто плавке и что при очищении оно
всякий раз уменьшается в весе. Но плавьте, очищайте сколько
вам угодно иные сорта железа, а все-таки вы никогда не
получите из них стали. Между тем ведь именно из железа,
очищенного таким образом, получается, несомненно, лучшая
сталь, продолжает г. Листер, следовательно, в процессе,
описанном Аристотелем, упущено какое-то существенное об-
стоятельство.
А вот что рассказывает Агрикола об изготовлении искус-
ственной стали из железа; и о. Кирхер8 утверждает, что
именно этого способа придерживались на острове Ильвеу —
месте, славившемся этим промыслом со времени римлян до
его времени.
«Возьмите,— говорит Агрикола,— железо, способное пла-
виться, но, однако, твердое и поддающееся обработке моло-
том, ибо хотя купоросная руда всегда способна плавиться,
она, однако, бывает либо мягкой, либо ломкой и нековкой.
Возьмите кусок такого железа, накалите его докрасна, раз-
режьте его на части и смешайте с легкоплавким камнем;
поместите в слесарный горн или в печь тигель в полтора
фута диаметром и в фут глубиной; наполните его добротным
углем, обложите его кирпичами, которые образуют вокруг
тигля пустоту, могущую вместить в себя смесь плавкого камня
и части разрезанного железа.

Статьи по вопросам техники
285
Когда уголь, находящийся в тигле, хорошо разгорится
g тигель'покраснеет, раздувайте горн и подбрасывайте туда
донемногу смесь камня с частями железа.
Когда эта смесь расплавится, бросьте в нее три-четыре
вуска железа, поддерживайте огонь в течение пяти или шести
часов, возьмите лом и мешайте хорошенько расплавленную
смесь, чтобы куски железа, брошенные туда вами, как можно
лучше пропитались частицами этой смеси. Эти частицы погло-
тят и разъединят грубые части железа, к которым они
прильнут; они будут, если так можно выразиться, дрожжами,
размягчающими его.
Выньте затем один кусок железа из огня, положите его
под большой молот, вытяните в брус и разомните его и,
уже не нагревая его больше, погрузите в холодную воду.
После того как вы его закалили, разбейте его; рас-
смотрите его, чтобы узнать, превратился ли он в сталь
или в нем есть железистые частицы.
- Сделав это, откуйте все куски железа в брусья, снова
раздуйте горн, разогрейте тигель и смесь, увеличьте ее
количество и освежите этой смесью то, что пе впитали в себя
йервые куски; положите туда новые куски железа, если вы
Довольны превращением первых, или те же самые, если они
кажутся вам железистыми, и продолжайте делать то, о чем
мы сейчас говорили».
Вот что мы читаем у Плиния о способе превращения
железа в сталь: Fornacum maxima differentia est; in Us
equidem nucleus ferri excoquitur ad indurandam aciem,
alioque modo ad densandas incudes malleorumque rostra*.
Из этой выдержки как будто явствует, что древние изго-
товляли в речи сталь из железа и закаляли свои наковальни и
другие орудия. Так думает г. Листер, который, мне кажется,
Недостаточно внимательно рассмотрел цитированное место
Плиния. Плиний говорит о двух действиях, которые не имеют
с этим ничего общего,—о закалке и выделке стали. Что
касается nucleus ferri, железного ядра, то следует думать,
* В переводе Листера: печи бывают весьма различны; в оших
железное ядро переплавляется для получения закаленной стали;
в других — для уплотнения концов наковальни и молота.

286
Дени Дидро
что они обрабатывали массу очищенного железа так, как ми
об этом читали у Аристотеля, описание которого говорит
несколько больше, нежели описание Плиния. Но оба описания
неудовлетворительны.
Плиний добавляет в следующей главе: Ferrum accensum
igni, nisi duretur ictibus, corrumpitur * ; и далее: Aquarum
summa differentia est quibus immergitur **. Это несколько
ближе к способам переработки железа в сталь во времена
Плиния и к тем, которые были распространены у греков во
времена Аристотеля.
Перейдем теперь к одному из наших современников, кото-
рый приобрел самую широкую известность своими исследова-
ниями по этому предмету. Это г. Реомюр, знаменитый множе-
ством трудов своих, напечатанных либо отдельными книгами,
либо в Записках академии наук, и особенно тем трудом,
в котором он излагает способ превращения кричного железа
в сталь. Его труд появился на свет в 1722 году под загла-
вием: «Искусство превращения кричного железа в сталь и
искусство размягчения чугуна или изготовления из чугуна
предметов, столь же совершенных, сколько и из кричного
железа». Он изложен в разных записях, ибо автор действи-
тельно читал в академии в этом порядке лекции в течение
трех лет.
Господин Реомюр, признав, что сталь отличается от
кричного железа лишь тем, что в ней содержится большее
количество серы и соли, делает из этого вывод: 1° — чугун
отличается от кричного железа теми же свойствами и может
быть превращен в сталь; 2° — превратить кричное железо
в сталь — это значит снова ввести в него сернистые веще-
ства и соли.
Проделав множество опытов, г. Реомюр избрал в каче-
стве средства вместо сернистых веществ чистый уголь и печ-
ную сажу, а вместо соленосных веществ только морскую
ооль, — все это смешанное с золой. Эти вещества должны
быть взяты в определенной пропорции друг с другом, а юоли-
* Если железо, раскаленное в огне, не уплотняется уда-
рами, оно портится.
** Главное различие заключается в воде, в которой зака-
ливают.

Статьи по вопросам техники 287'
даство смеси их — с количеством переплавляемого железа;,
следует также принимать во внимание и его качества.
Если состав, который должен превратить железо в сталь,
слишком крепок, если нагревание продолжалось слишком-
долго, то железо становится очень жесткой сталью. Слишком?
большое количество сернистых и соленосных веществ, введен-
ных в металл, слишком разъединяет его частицы и делает
его нестойким при ковке. Господин Реомюр дал превосход-
ные указания для устранения этого недостатка. Не менее-
ценны и его указания на тот несчастный случай, если сталь
при изготовлении по его методу становится слишком жесткой.
В ней слишком много сернистых и соленоспых веществ, и-
нужно извлечь их из нее. Для этой цели ее нужно обложить
щелочными веществами, жадно поглощающими сернистые
вещества и соли. Наиболее пригодными для этого казались
ему костная известь и мел; эти вещества после более или-
менее длительного прокаливания придают плохой, слишком
жесткой стали хорошие качества. Как видно, при таком
подходе к делу сталь можно совершенно переработать в;
железо и остановить этот процесс на любой точке. «Искус-
ство г. Реомюра, — остроумно заметил г. Фоптенель10
в Истории академии, — словно играет этим металлом». Вот
то, что следовало сказать относительно переработки кричного-
железа в сталь. Что касается искусства размягчения чугупа
или изготовления из него столь же хорошо отделанных пред-
метов, сколько и из кричного железа, то смотрите статьи —
Железо и Чугун. Мы расскажем адесь лишь об одном из тех
страпных фактов, которые совершаются случайно, по исполь-
зуются разумом и размышлением. Господин Реомюр нагревал
дверной молоток, изрядно разукрашенный; вынув его из
горна, он обнаружил, что молоток очень сильно уменьшился
в весе. И в самом деле: две ветви его, которые должны были
быть массивными, сделались полыми, сохранив, однако, свою-
форму; в нижней части молотка образовалось маленькое
отверстие, через которое вытек металл, расплавившийся впу-
три и, так сказать, под наружной корой. Смотрите остро-
умные соображения г. Реомюра по поводу этого явления.
В руках искусного человека все идет на пользу: он поучается;,
на неудачах, и общество обогащается от его успехов.

288
Дени ДидрО
Вот другое описание способа переработки железа в стал6,
взятое у Жоффруа11 (Mat: med., т. I, стр. 495):
«Если железо обладает хорошими качествами, его плавят
в горне и, когда оно расплавится, в него подбрасывают
время от времени смесь, составленную из равного коли-
чества поташа, соды12, свинцовых стружек, обрезков бы-
чьего рога, помешивая эту смесь время от времени. Таким
образом получается масса, которую отбивают молотом и вы-
тягивают в брусья.
Если железо не может выдержать новой плавки, то про-
делывают другую операцию. Берут железные прутья толщи-
ной в палец и помещают попеременно, ряд на ряд, в наро-
чито сделанный глиняный сосуд со смесью, приготовленной
из равных долей сажи, угольного порошка, опилок, бычьего
рога или коровьей шерсти. Когда сосуд наполнен, его закры-
вают, тщательно замазывают замазкой и помещает в отра-
жательную печь. Затем разжигают огонь и постепенно усили-
вают его до тех пор, пока сосуд не раскалится. Через семь-
восемь часов прутья вынимают, потому что они уже остали-
лись, о чем узнают по их разлому. Если в них обнаружатся
блестящие, очень мелкие и плотные чешуйки, это очень хоро-
шая сталь; если же они неплотны, усеяны крупными порами,
то она уже не так хороша; иногда наружные чешуйки бывают
плотными, а внутренние — неплотными; это значит, что сталь
недостаточно прокалилась. В таком случае ее нужно снова
поместить ряд на ряд и прокаливать».
В этом описании слово*чешуйки следует заменить словом
полоски, так как первое всегда понимается в дурном смысле:
всякая чешуйчатая сталь является недоброкачественной.
Вот что можно сказать об искусственной стали; а теперь
мы остановимся на сырцовой стали. Прежде чем приступить
к описанию процесса получения сырцовой стали, будет
уместно заметить, что нельзя отличить на-глаз по каким-
либо внешним признакам железную руду от стальной руды.
Они совершенно сходны друг с другом или, лучше сказать,
встречаются в столь великом множестве различных видов,
что до сего времени не было установлено никаких признаков,
свойственных только одной из них. Лишь при первом
плавлении можно делать о них догадки; и только поело

Статьи по вопросам техники
289
доведения опыта до конца можно убедиться в хороших или
посредственных качествах руды.
Природа настолько предопределила известные виды руд
к получению из них стали, что на некоторых мануфактурах
Франции, где производится сырцовая сталь, в одной и той
же расплавленной массе обнаруживаются два отчетливо раз-
личимых вида руд; в одной и той же глыбе они держатся
порознь. А в других случаях сталь всплывает при плавле-
нии наверх. Этот вид руды дает превосходную, весьма цен-
ную сталь, но ее добывают крайне мало. Вот факт, имевший
место в одном руднике Эльзаса; он докажет, что руда тем
более обнаруживает склонность к получению из нее стали,
и наиболее чистой стали, чем менее она способна смеши-
ваться с рудами, которым предназначено быть кричным желе-
зом или менее чистой сталью. Рудокоп нашел одну жилу,
показавшуюся ему по внешним признакам отличной от залежи
руды. Он доставил ее плавильщику, и тот самочинно распла-
вил ее вместе с обыкновенной рудой, но когда он прошуровал
печь, оба вида руды вытекли вместе, fie смешиваясь; лучщая
руда плыла поверх другой руды. Отсюда следует, что руда
тем легче, чем ближе она по своим качествам к стали.
Найдя железную руду и убедившись по испытании, что
она может быть переработана в сырцовую сталь, ее раньше
всего расплавляют. Единственное различие между плавлением
руды на стальных заводах и на железоделательных заводах
состоит в том, что на железоделательных заводах железо
отливают в свинки, а на стальных — в тонкие пластинки с
той целью, чтобы его легче было разбивать. В каждой стране
и почти на каждом железоделательном, на каждом стальном
заводе свои особенные печи, мехи, флюсы, уголь и дерево;
но эти различия не изменяют, по существу, процесса полу-
чения металла.
На стальных заводах Далекарлии первый расплав раскат
ляют докрасна; его куют и'плавят вторично. Так же посту-
пают и в Куварнбаке; но здесь в этот расплав бросают
эолу, смешанную с купоросом и квасцами. В Эльзасе и
других местах вторая плавка не применяется. В Зальцбурге,
где выделывается превосходная сталь, расплав раскаляют
добела и закалнвают в холодной воде с раствором морской
19 Дидро, т. VII

^90
Дени Дидро
соли. В Каринтии и Штирии железо не накаливают докрасна
и вместо соли в воде растворяют глину. В других местах
железо, раскаленное докрасна, прежде чем закаливать, долго
отбивают молотом, так что, когда его погружают в воду,
краснота уже исчезает.
Почти на всех стальных заводах в расплав, пока он
плавится, бросают шлаки, стараясь закрыть его, чтобы пре-
дохранить от сгорания. В Швеции для этого используют
речной песок. В Каринтии, Тироле и Штирии для этой же
цели употребляют ружейные кремни, растолченные в поро-
шок. В Штирии расплавляют за один прием не более 40—
50 фунтов железа; в других местах расплавляют по 100,
по 125 фунтов. Здесь отверстие фурмы делается полукруглым,
там — овальным. В одних местах известь считается плохим
плавнем, но этот плавень пользуется большим' успехом в
Эльзасе. Расплавы в Зальцбурге при плавлении бывают густы-
ми; в других местах они бывают иногда слишком прозрачными
и слишком текучими. В одних местах расплавы вымеши-
ваются, и это заслуживает одобрения; в других местах их
оставляют в покое, и это тоже хорошо. В одних местах
предпочитают выливать металл на подстилки из мелкого и
чистого речного песка и полагает, что сталь от этого улуч-
шается; в Эльзасе довольствуются песком, вынутым из земли,
и достоинства стали от этого не уменьшаются.
Все эти различия следует приписать столь же предрао-
судкам и упрямству мастеров, сколько и свойствам руд.
Ознакомив читателя со всеми этими мелкими различиями,
наблюдающимися в способах получения сырцовой стали,
дабы он мог испытать их все и выбрать для себя то, что
ему покажется лучшим по отношению к свойствам руды,
обрабатываемой им, мы снова уделим внимание этому труд^
в том виде, как он выполняется в Дамбахе, в шести милях
от Страсбурга, и проследим его до конца.
Посреди склона одной горы в Вогезах была открыта
залежь железной руды, казавшейся по всем признакам обиль-
ной и богатой. При плавке в 1737 году она давала пятьдесят
частей чистого металла на сто. Ее жилы имели ширину
от 4 до 5 футов, и глубина их доходила до 20—30 туазов13.
Они проходили посредине между двумя весьма отдаленными

Статьи do вопросам техники
291
друг от друга скалами. Они отбрасывали во все стороны
ответвления, почти такие же мощные, как и ствол; эти ответ-
вления прослеживались с помощью галлерей. Руда имела
аспидный цвет, состояла из весьма мелких железистых зерен;
и была обложена глиной, которая приняла довольно кра-
сивый коричнево-фиолетовый цвет, когда ее растворили
в воде. Несмотря на то, что ее растерли в порошок, маг-
нитный камень не оказывал на нее никакого действия: на-
магниченная игла при приближении к ней не поддавалась
никакому ее влиянию. Но когда ее раскалили докрасна и
освободили глину от ее липкой влаги, магнит начал
притягиваться к ней.
Удивительно, что самые плотные тела, такие как золото
и серебро, помещенные между железом и магнитом, нисколько
не препятствовали магнитному влиянию, и оно преграждалось
лишь глиной, облегавшей руду.
Эту руду вынимали, разбивая ее клиньями, как разбивают
скалы, и возили в плавильную печь. Там ее выливали на
подстилку из мелкого песка, которая придавала ей форму
доски от 5 до 6 футов в длину, шириною в один фут
или полфута и толщиною в два-три пальца. Задолго до
выливания ее часто ворочали, ломали, чтобы смешать два
вида руды, которые без этого даже при плавке остались
бы раздельными. Возможно, что было бы лучше, если бы
их совсем не смешивали и вылили бы только верхний слой,
содержавший самую чистую сталь. Предпринимателям следог
вало бы это испробовать.
После этой плавки, ничем не отличающейся от плавки
железа, как это можно видеть во всех деталях в статье
Кузнечное дело, плиты чугуна или круги были перенесены в
другую мастерскую, называемую собственно сталелитейной.
Именно здесь чугун и получил свои первые качества стали.
Для этого плиты, или холодные штыки, разбивались н&
куски весом от 25 до 30 фунтов; некоторые из этих кусков
накаливали докрасна, клали под молот и дробили их на
куски толщиною в кулак. Эти последние клали на край
тигля, наполненного буковым углем. Когда огонь разгорался,
обломки бросались туда один за другим, как если бы их
желали расплавить.
19*

292
Дени Двдро
I Здесь заключается одна из самых тонких операций мастер-
ятва. Температура огня должна быть такой, чтобы эти куски
чугуна находились в течение длительного времени только
*в размягченном состоянии. . Затем их стараются собирать в
«средину горна ломами, чтобы, соприкасаясь друп о другом,
они сцеплялись и спаивались.
В это время посторонние вещества плавятся, и их вы-
пускают в отверстие, сделанное в нижней части тигля. Из
соединенных и спаянных друг с другом кусков образуется
масса, называемая крицей. Кузнец время от времени подни-
мает крицу своим ломом, чтобы поднять ее над тягой и не
позволить ей упасть на дно тигля. Приподнимая ее, он
кроме того дает углю возможность заполнять дно тигля и
служить опорой для приподнятой крицы. Крицу держат на
огне шпъ-шесть часов, чтобы сформировать и прокалить
ее. Вынув ее из. огня, видят, что она превращается в пузы-
ристую, губчатую массу железа, наполненную углями и
остекловавшимися веществами. Раскаленную докрасна, ео
кладут под механический молот и' разбивают на четыре
больших куска величиною с детскую голову каждый. Если
разбить одну из этих криц в холодном виде, то можно
заметить, что внутренность ее состоит из довольно широких
и очень блестящих полос, как это наблюдается у хорошего
кричного железа.
Одну из четырех частей крицы несут на тот же огонь,
кладут на угли и прикрывают другими углями. Она поме-
щается несколько выше фурмы. В течение трех-четырех часов
ее сильно накаливают докрасна. Затем ее несут под механи-
ческий молот, куют и придают ей четырехугольную форму.
Ее еще раз кладут на огонь, закрепив в клещах, чтобы
поворачивать ее как нужно и не позволять ей занимать
в тигле неподходящее для нее место. Через полчаса она
прокаливается огнем насквозь; ее накаливают добела, выни-
мают, катают в песке, ударяют несколько раз ручным моло-
тое и затем несут ее под механический молот. Вся часть,
находящаяся вне клещей, подвергаете ковке; ей придают
четырехугольную форму с поперечншкш в 2 дюйма и «3—4
дюйма в длину. Ее берут теми же клещами за кованый
конец, чтобы проделать эту же операцию над той частью,

Статьи по вопросам техника
293
которая была зажата в клещах. Этот прием повторяется
три-четыре раза, до тех пор, пока кузнец не почувствует,
что его материал куется легко, не трескаясь и не ломаясь.
Все это еще требует большой сноровки руки и глаза—нужно
беречь железо во время ковки и уметь судить по его цвету
о температуре, до которой оно должно быть нагрето, чтоб^
его можно было ковать.
После всех этих действий его сильно отковывают под
механическим молотом. Оно уже находится в таком состоянии,
что его нет нужды беречь. Его вытягивают в брус длиною
в 2,5 или 3 фута, режут на две части, которые снова
вместе кладут в огонь, взяв каждую особыми клещами. Их
накаливают добела и снова вытягивают в более длинные
и более тонкие брусья, которые тотчас же кидают в воду
для закалки.
До этого момента приходится иметь дело лишь с необра-
ботанной сталью, которая хороша только для грубых ору-
дий, например для заступов, сошников плуга, кирок и т. д.
В этом состоянии зерно ее бывает крупным и еще перемешано
с железом. Указанные брусья из необработанной стали пере-
носят в другую мастерскую, которая называется рафинкг
ровочной. Перенеся туда, их разбивают на куски длиною
в 5—6 дюймов. Затем тигель наполняют каменным углем до
уровня несколько выше фурмы, стараясь ее не трогать.
Уголь трамбуют, чтобы сжать его и сделать из него плотную
подстилку, на которой металлические куски устанавливают
наподобие клетки, кладя концами друг на друга так, чтобы сто-
роны их не соприкасались. Их кладут в вышину в четыре-
пять рядов, образуя призму. Затем все это покрывают толче-
ным и размолотым каменным углем, делая вокруг этой малень-
кой постройки нечто вроде корки или колпака. Корка сохра-
няется в течение всей операции, так как ее стараются под-
держивать и возобновлять, по мере того как огонь разрушает
ее. Назначение ее — концентрировать жар и давать отражаг
тельное пламя. Через три-четыре часа куски достаточно нагре-
ваются; их переносят один за другим под механический молот
и вытягивают в плоские полосы, которые тотчас же по выходе
из-под молота опускают в воду. Извлекая их из-под молота,
выбирают штуки две, отличающиеся большей прочностью

29-1
Дега Дидро
и плотностью, нежели прочие. Их слегка сгибают и в воду
ее погружают. Зерно этих полос несколько мельче, чем у
необработанной стали.
Все полосы, за исключением лишь более крепких, разру-
баются на куски самой различной длины. Обрубки собирают,
помещают между двумя длинными незакаленными полосами
концами и широкими сторонами вместе. Все это захватывают
клещами и переносят на огонь, разведенный на каменном
угле, как и выше. Материал подвергают действию сильного
огня, и когда находят, что он выдержан сколько следует,
переносят под механический молот. Сначала ему наносят
легкие удары, которым предшествовало несколько ударов
ручным молотом. Затем требуется соединить и сплавить об-
рубки. Клещами несут его на огонь, раскаляют материал
добела и снова отправляют под молот. Бьют его несколько
сильнее, нежели в первый раз. Части обрубков, высовываю-
щиеся из клещей, удлиняют и придают их концам форму
прямоугольной призмы. Вытягивают их щипцами, берут кле-
щами за прямоугольную призму и подвергают остальную
часть такой же обработке. Так поступают тогда, когда из
всей массы хотят сделать длинный брус, который складывают
еще раз, чтобы снова сплавить. Из новой призмы делают
брусья шириной в дюйм или полдюйма в квадратном разрезе;
их закаливают, и они превращаются в превосходную сталь.
Совершенство стали зависит большей частью от последней
операции. Железо, или, точнее, материал, состоящий из мел-
ких обломков, должно накаливать на сильном огне, посыпать
толченой глиной, чтобы он не сгорал, и чаще класть под
молот, а из-под молота снова в огонь. Призма вытягивается
в брусья посредством механического молота в последний раз.
Вот изготовление сырцовой стали в мельчайших его
подробностях. Мы опустили здесь лишь то, что не по силам
словесному описанию и чему может научить только опыт.
Вот главное из этого:
Нужно уметь: 1° — регулировать огонь; поддерживать
крицы в полурасплавленном состоянии; 2° — осторожно пода-
вать воздух из мехов; во-время усиливать и ослаблять его
движение; 3° — надлежащим образом обращаться с материа-
лами под механическим молотом, чтобы они не разваливались

Статьи по вопросам техники
295
на куски. Добавьте к этому еще бесконечное множество дру-
гих соображений, касающихся, например, закалки, толщины
брусьев, температуры, цвета нагреваемых материалов и т. п.
После всех этих действий покажется непонятной столь
большая распространенность употребления стали. Но нужно
принять в соображение то, что они выполняются чрезвычайно
быстро и что труд людей беспредельно сокращается введением
машин. Вода и огонь постоянно облегчают его: огонь раз-
мягчает материалы, а вода двигает молот, который кует их.
Мастера, пожалуй, только управляют этими агентами, но
и этого вполне достаточно.
Есть другие способы изготовления сырцовой стали, и
о них мы расскажем насколько возможно короче. Недалеко
от Гедмора, в Далекарлии, есть очень хороший сталели-
тейный завод. Жила имеет черный цвет, неплотна, и состоит
из железистых зерен. Ее легко растирают в порошок между
пальцами. Она тяжела, и из нее получают твердое жилко-
ватое железо. Расплавив впервые и разбив на куски, ее
переносят в другую мастерскую. Эта мастерская почти не
отличается от тех, в которых работают кузнецы, и только
обширнее их. Горн представляет собой тигель 14 футов
в диаметре и несколько больше в высоту. Стенки и дно
этого тигля обложены железными полосами. В передней части
имеется продолговатое отверстие для отхода шлаков. Что
касается фурмы, то она находится на таком расстоянии от
дна, что железная полоса, в которую она вставлена, если
продолжить ее, не встретится с концами полос, устилающих
дно, хотя она и несколько наклонна. Расстояние от нижней
губы фурмы до дна шесть с половиной пальцев14. Два
канала мехов соединяются в медной фурме. Для успеха дела
необходимо, чтобы roe эти части были хорошо прилажены.
В день пропускается по три-четыре насадки.
Каждое утро в начале работы в тигель бросают смесь
шлаков,' уголь и угольный порошок, а поверх кладут куски
чугуна, прикрывая их углем. Куски держат на огне до
тех пор, пока они не накалятся добела, или, как говорят,
до белизны луны. Когда они достаточно прокалятся на огне,
их целиком переносят под молот и разбивают всю массу
на части, от 3 до 5 фунтов весом каждую. Если железо

296
Дени Дидро
твердо в красном виде и ломко в холодном, то массу eix)
отковывают, прежде чем делить на части. Если она распа-
дается на крупные обломки, то эти обломки кладут па нако-
вальню, чтобы разбить на более мелкие.
Сделав это, куски расставляют вокруг тигля. Сначала
бросают несколько кусков в тигель, погружают их в него
и зарывают в уголь, затем ослабляют раздувание и оставляют
их плавиться. В течение этого времени материалы прощупы-
вают ломом, узнают, скоро ли они расплавятся и не разва-
лились ли они по углам за пределы обдувания. Если
обнаружатся отпавшие куски, их кладут под ветер. Плавление
должно начаться, когда от шлаков и материала сквозь уголь
быстро проскальзывают искры и пламя, которое сначала было
красно-черным, а после того, как шлаки отошли, становится
белым.
Если железо плавится достаточно долго и очистилось от
примесей, горение останавливается, и масса затвердевает.
Тогда к ней добавляют новые куски, расставленные вокруг
тигля; они плавятся так же, как и предшествующие. Таким
образом тигель наполняют в течение четырех часов. Железные
куски бросаются за эти четыре часа четырьмя порциями по
очереди. После того как масса достаточно подверглась дей-
ствию огня, в нее загоняют заостренный железный брус; ей по-
зволяют затвердеть, а затем ее вынимают из тигля, кладут под
молот и куют, чтобы уменьшить ее объем. Затем железным кли-
ном ее разрубают на три части, на четыре, на пять и т. д.
Требуется знать, хорошо ли поставлена фурма, равно-
мерно ли поддувание, не произошла ли какая-нибудь несчаст-
ная случайность, не образовались ли шлаки, не горит ли
железо, хорошо ли держатся полосы на дне тигля и т. д.,
и единственное средство для этого — бросить в расплавленный
металл лопату или две речного песка.
Снова кладут в огонь четыре отрезка. Сначала нагре-
вают только два, один из которых, однако, находится под
более сильным действием ветра, нежели другой. Когда первый
станет достаточно красным, его вытягивают на наковальне в
брус. Во время этой работы второй держат на ветру и тоже
вытягивают, когда он становится достаточно красным. Так
же поступают и с двумя остальными отрезками. Всем им

Статьи по вопросам техники
297
придают четырехугольную форму толщиной в палец с чет-
вертью и длиной от 4 до 5 футов. Такую сталь называюг
укладом, или литой сталью. Ее отковывают отжимными
ударами и бросают в проточную воду. Когда она остываетг
ее вынимают и снова делят на куски.
Эти куски переносят в другую мастерскую, где имеется
другой горн, отличающийся от первого тем, что фурма у
него больше и не полукруглая, а овальная, что расстояние-
от ее формы или губы до дна тигля всего лишь два-три
пальца и что тигель имеет ширину 10—11 дюймов, а длину —
от 14 до 16. Куски стали укладываются в очаге горна,
слоями. Слоям придают вид клетки, и соприкасаются они
лишь двумя местами. Это подобие пирамиды прикрывают
отборным углем, который разжигают и раздувают. Клетка
подвергается действию ветра. По истечении часа или трех
четвертей часа накаливания куски стали принимают бело-
лунпый цвет. Тогда прекращают раздувание, их вынимают
по очереди, начиная с верхних, и кладут под механический
молот для отковки и вытягивания в брусья. Двое рабочих,
держа каждый за один конец куска, водят его взад и вперед,
под молотом; наковальня находится между ними. Таким обра-
зом они переделывают все обломки и куски, взятые из клетки
или пирамиды, на полосы, которые они постепенно кидают
в проточную и холодную воду. Два последних куска клетки,
поддерживавших ее и более крупных, чем другие, обрабаты-
ваются следующим образом. Все полосы разбиваются и пере-
плавляются между этими двумя большими незакаленными
кусками в сталь, сваренную с железом. Все это забирают
в тиски, кладут эту сталь на огонь и держат там до тех
пор, пока она не раскалится добела. Эта раскаленная до-
бела масса выбрасывается на сухую измельченную глину,
что помогает ей свариваться. Ее снова кладут на огонь,
снова вынимают, ударяют несколько раз ручным молотом,
чтобы выбить из нее шлак» и ускорить затвердение полос.
Когда сварка прошла удовлетворительно, массу переносят
под механический молот, вытягивают и переделывают на
брусья. Эти брусья бывают от 9 до 10 футов длиной, и их
сталь по качеству равноценна, если не лучше, стали, выра-
батываемой в Штирии и Каринтии.

298
Дона Дидро
' При всех этих операциях следует пользоваться Оуковым,
дубовым, сосновым или березовым углем. Самым лучшим
является свежий и сухой уголь. Нужно тщательно очищать
его от земли и камней. Ископаемый, или каменный, уголь
очень подходит для этой цели.
Для поднятия крышек меха требуется три, а не два
рычага, как это бывает у кузнечных мехов, ибо здесь тре-
буется более сильный огонь.
Что касается убыли железа, то оно утрачивает почти
половину своего веса, прежде чем превратится в сталь. Из
26 фунтов расплавленной руды получается только 13 фунтов
стали и иногда 14, если мастер очень искусен. Вообще же
убыль достигает 24 фунтов на 60 или на 64 фунта при
первой плавке. Остаток теряет еще 8 фунтов — при второй.
Нужно тщательно регулировать огонь: слишком раска-
ленное железо сгорает, а недостаточно раскаленное не дает
стали.
Для получения чистой, освобожденной от шлаков стали
нужно плавить металл три раза и к концу третьей плавки
подбрасывать бахромчатый чугун, смешанный с углем, но
больше угля, чем металла.
Для получения одного центнера cmajiu, или, по швед-
ской системе мер, 8 больших тонн, требуется 30 тонн угля.
Сталелитейный завод в Куварнбаке основан во времена
Густава-Адольфа. На нем имеются две печи. Они настолько
велики, что человек может стоять в них во весь рост. Ни
стены, ни дно не устланы железными полосами. Они сделаны
из камня, сходного с тальком, и это их защищает. Всякий
раз бросается в огонь по 10 больших фунтов15 железа. Же-
лезо так же хорошо прокаливается, как и в горнах. Нужно
чаще удалять из него шлаки, чтобы позволить расплавлен-
ной массе высохнуть. Когда железо плавится, в него подбра-
сывают золу, смешанную с купоросом и квасцами. Полагают,
что эта примесь улучшает качество металла.
После плавления железо переносят под молот и разру-
бают, а из обломков выковывают брусья. Брусья, разделен-
ные на самые мелкие части, складывают в клетку и накали-
вают. В горячем виде их снова вытягивают и повторяют
этот прием до тех пор, пока не получат хорошую сталь.

Статьи по вопросам техника
20Э
Боченочная сталь вырабатывается тем же способом, ко-
торый мы только что описали. После первой плавки доволь-
ствуются вытягиванием ее в полосы и закалкой. Сталь,
из которой изготовляются шпаги, обладает, несомненно, более
высоким качеством, нежели боченочная сталь. Ее четыре
раза переделывают на полосы, столько же раз прокаливают
в клетке и отолько же раз кладут под молот. Сталь самого
лучшего качества или высшего по сравнению с указанной
выше обрабатывается и закаливается восемь раз.
На стали делают пометки, чтобы можно было отличить ее
сорт; но опкнгные мастера безошибочно узнают ее по зерну.
Еженедельно вырабатывается 14 центнеров боченочной
стали, 12 центнеров ножевой стали и 8 центнеров рессор-
ной стали. Восемь больших брусьев, или 60 малых фунтов,
составляют в Швеции центнер.
Для выработки одного центнера лучшей стали, рессорной
стали, требуется 13,5 больших фунтов чугуна и 26 тонн
угля; для ножевой стали—10 больших фунтов чугуна и
24 тонны угля; такое же количество чугуна и 9 тонн угля—
для боченочной стали.
Когда руду впервые расплавляют в плавильных печах,
предназначенных для кричного железа, то иногда в ней заме-
чают небольшие плавающие массы или куски стали, которые
йе расходятся по углам и не опускаются на дно, а держатся
Посредине расплавленного металла. Их внешняя поверхность
реодинакова и неправильна, та же, которая погружена в жид-
iooe вещество, имеет круглую форму. Это настоящая сталь,
|ооторая может смешаться с остальной массой лишь под дей-
ствием дутья. Такие куски дают от 6 до 10 и 15 фунтов
утали. Шведские мастера, старающиеся собирать эту сталь,
которую они высоко ценят, говорят, что остальная масса
Металла от этого ничего не утрачивает и ничего но при-
обретает.
I В Далекарлии получают из болотной руды железо; оно
перерабатывается в сталь, которая идет на изделия, не
[нуждающиеся в закалке таким образом. Его держат над сильным
[пламенем до тех пор, пока оно не потечет на дно тигля. Когда
[оно сильно разжижается, огонь усиливают вдвое. Затем угли
|уггребают и ему позволяют остыть. Этот остывший материал

SOU
Дени Дидро
разбивают на куски. Берут части, находившиеся в центре, и
откидывают те, которые были по краям. Их много раз кладут
на огонь. Начинают с того, что убавляют жар ниже темпера-
туры плавления, а затем перестают дуть и дают расплавлен-
ным материалам время сгуститься. В них бросают шлак, снова
подвергают их плавке и выделывают из них сталь. Вся эта
операция заслуживала бы подробного описания/ но помимо
того, что у нас его нет, оно слишком удлинило бы эту статью.
Если болотное железо не плавится, а остается жирным и
густым, его поворачивают и подвергают действию огня с дру-
гой стороны.
В Дофинэ, близ Алльвара и горы Ванш, есть залежи же-
лезной руды. Чугун, получаемый из нее, кладется в горн,
называемый кричным горном. Воздух мехов воздействует на
массу, которая благодаря этому понемногу плавится. Тигель-
ный горн снабжен железными полосами; он весьма глубок.
Металлу предоставляют спокойно плавиться до тех пор, пока
тигель не наполнится. Тогда перестают дуть и открывают
отверстие; расплавленная масса вытекает в формы, которые
разделяют ее на небольшие части. С поверхности их снимают
шлаки, скрывающие железо. Остальное кладут под молот и
пускают в брусья. Эти брусья несут на соседний горн, на-
зываемый нагревочным горном,—там их раскаляют добела.
Для охлаждения их катают по песку и куют, чтобы сделать
более твердыми и превратить в сталь. Нужно, однако, заме-
тить, что в промежутке между этими двумя действиями, после
накаливания добела, их закаливают.
' В Зальцбурге выбирают самые лучшие жилы, а именно
бурые и желтые. Их накаливают, плавят и превращают в
массы, вес которых достигает при первой плавке 4 центне-
ров. Материал поддерживают в расплавленном состоянии в
течение двенадцати часов; из него удаляются шлаки, его пово-
рачивают, сгущают, делят на куски, погружают каждый ку-
сок еще в горячем виде в воду, снова кладут на огонь, держат
его там в течение шести часов, усиливая огонь до крайних
пределов, снимают с него шлаки, снова плавят и закаливают
его. Эти повторные действия придают стали крайнюю твер-
дость. Однако к ним возвращаются в третий раз. Куски снова
кладут на огонь, держат их там в течение шести часои и

Статьи по вопросам техники
301
пускают в брусья, которые закаливают. Эти брусья, более
твердые, нежели первые, вновь разбивают на куски; из них
выковываются мелкие квадратные брусья толщиною в пол-
пальца. При их закалке всякий раз обращают внимание на
то, чтобы они были раскалены добела, а в воду кладут мор-
скую соль, чтобы ускорить их охлаждение. Эта сталь ценится
весьма высоко. Ее складывают в пачки весом в 25 фунтов.
Эта сталь называется биссоном.
Из 4 центнеров чугуна получается около 250 фунтов бис-
сона, остальное уходит в шлаки и копоть. Для этого упо-
требляется уголь наполовину мягкий, наполовину твердый. На
переплавку расходуется его шесть мешков. Три человека
могут получить от 14 до 16 центнеров такой стали в неделю.
Сталь у называемая штирийской, вырабатывается в
Каринтии следующим способом. В Каринтии, Штирии и Ти-
роле есть железные и стальные заводы. Печи построены в них
так же, как и на саксонских заводах; фурма в тигле довольно
сильно выдается вперед. Они плавят 4,5 центнера за один
прием. Материал держат в расплавленном состоянии три-
четыре часа; в это время его непрерывно вымешивают ломами
и при каждом обновлении материала в него кидают прокален-
ный и растолченный ружейный кремень. Говорят, что этот по-
рошок содействует выделению шлаков. После четырехчасового
плавления материала шлаки удаляют — оставляют из них
лишь те, которые содержат железистое вещество. Этот мате-
риал разрезают на куски, пускают в брусья; из него получают
кричное железо. Что касается остальной расплавленной массы,
то ее вынимают, кладут под молот и делят на четыре части,
юоторые бросают в холодную воду. Как и выше, ее снова
плавят ж повторяют эту операцию три-четыре раза, смотря
по качеству материала. Убедившись в том, что он превратился
в хорошую сталь, его вытягивают под молотом в брусья
длиною в 3 фута. Каждый брус закаливают в холодной воде,
в которой растворена глина; затем брусья распределяют п«
боченкам весом в 2,5 центнера каждый.
Из 4,5 центнера железа получают полцентнера чистого
железа; остальной материал преобразуется в сталь. Три
человека вырабатывают 1000 фунтов в неделю.
Почти таким же способом сталь вырабатывается в Шам-

802
Донн Дидро
панг, в Нивернэ, в Франш-Контэ, в Дофинэ, в Лимузеие,
в Шригоре и даже в Нормандии.
Наконец в Форденберге, Руссильоне, стране Фуа и в дру-
гих местах железную руду плавят в печи. Ей придают форму
юовша или хлеба, закругленного снизу и плоского сверху,
которую называют краюхой. Эта масса, по выходе ее из огня,
разделяется на пять или шесть частей, которые снова кла-
дутся на огонь, а заггем вытягиваются в брусья. Иногда одна
сторона этих брусьев бывает железной, а другая стальной.
Из всего сказанного следует сделать вывод, что ино-
странцы отнюдь не держат в секрете способов переработки
железа в сталь и что единственное средство получить хоро-
шую сырцовую сталь, — это достать руду, предназначен-
ную для этого самой природой; что же касается способов по-
лучения искусственной стали из других металлов, то если
способ г. Реомюра неверен, их предстоит еще найти.
Сталь положенная на слабый огонь, принимает рпзлич-
пые цвета: 1°—полоса принимает сначала белый оттенок;
2° — становится слегка желтоватой, как туча; 3° — эта жел-
тизна усиливается, приобретая цвет золота; 4°—цвет золота
исчезает, и за ним следует пурпурный; 5°—пурпур как бы
прячется за тучу и сменяется фиолетовым цветом; 6° — фио-
летовый сменяется небесно-голубым; 7° — голубой рассеи-
вается и проясняется; 8° — остатки всех этих цветов рас-
сеиваются, и расплавленный металл принимает цвет воды.
Полагают, что для того, чтобы эти цвета были видны яснее,
сталь у положенную в огонь, нужно хорошенько отшлифо-
вать и смазать маслом или салом.
Наши лучшие сорта стали привозятся из Германии и из
Англии. Английская ценится выше за тонкость зерна и за
чистоту. В ней редко встречаются жилы и рванины. Сталь
имеет рванины, когда она плохо сплавлена; рванины появ-
ляются на ее поверхности в виде чешуек; жилы—это простые
продольные бороздки. Немецкая сталь, напротив, имеет
жилы, рванины, эолоедины; она приобретает бледные оттенки,
когда ее оттачивают и шлифуют. Золоедины—это маленькие
излучистые жилы, а свищи—маленькие пустоты между части-
цами стали, когда она недостаточно плотна.
Рванины и жилы придают изделию неопрятный вид, к лез-

Статьи по вопросам техники
30Î*
вне инструментов благодаря им бывает неровным, непрочным
и мягким. Золоедины и свищи превращаю, его в пилу.
Для того чтобы отличить доброкачественную сталь от
плохой, возьмите клещами кусок, который вы хотите исполь-
зовать, и положите его в огонь, разожженный на каменном
или на обыкновенном угле, смотря по тому, в какой стране
вы живете. Осторожно нагревайте его, как бы намереваясь его
сварить; остерегайтесь перекалить его. Лучше нагреть его
два раза, нежели один. Перекаленная сталь покрывается
эолоединами, и лезвие, изготовляемое из нее, уподобляется
пиле и, следовательно, становится слишком грубым для того,
чтобы им резать; итак, не перекаливайте. Когда ваша
сталь достаточно нагреется, несите ее на наковальню. Возь-
мите молот, соответствующий величине куска стали, кото-
рый вы взяли на пробу. Тяжелый молот раздробит его и по-
мешает сварке; слишком легкий сварит лишь поверхность и
оставит неприкосновенной середину, следовательно, зерно
будет неровным. Осторожно отковывайте свой кусок стали
до тех пор, пока он не утратит цвет вишни. Снова положите
его на огонь. Накалите его так, чтобы он сделался несколько
[краснее вишни. Погрузите его в свежую воду. Дайте ему
[охладиться. Отточите и отшлифуйте его. Испробуйте и рао-
|смотрите его. Если в нем есть рванины, золоедины, жилы,
«свищи, вы это заметите. Может случиться, что одна, две, три
(или даже все стороны куска, взятого на пробу, окажутся в
|самом лучшем состоянии. Если таковой окажется только одна
сторона, сделайте ее лезвием вашего изделия; таким образом,
^плохая сталь окажется лишь на тупой стороне орудия. Но
есть орудия с двумя лезвиями. Сталь в этом случае будет
[выбрана не слишком старательно и тщательно: необходимо,
F бы она была чистой и опрятной как со всех ее четырех
рон, так и внутри.
* Из Германии сталь привозят в боченках вышиною в
J2 фута и весом в 150 фунтов. Когда-то она была очень
jîsopouia, но теперь ее качество сильно понизилось.
Из Понта16 материал привозят в брусьях различной тол-
щины. Это лучшая сталь для грубых инструментов, напри-
Мер резцов, ножниц, серпов, топоров и т. п., для наваривания.
Сталью наюовален, их носков и т. п.

304
* Двнн Дидро
Венгерская сталь обладает почти теми же качествами,
что и сталь, вырабатываемая в Понте, и ее можно употреб-
лять для тех же целей.
Ривская сталь17 вырабатывается в окрестностях Лиона
я обладает неплохими качествами. Но выбирать ее должны
знатоки, и она пригодна лишь для грубых лезвий. Ей все-
таки предпочитают материал из Понта, и вполне справедливо.
Употребляют ее только в Сен-Этьене и Тьере.
Неверская сталь гораздо хуже ривской стали. Она
совсем не годится для лезвий, и ее употребляют лишь для
сошников плуга.
Но хорошая сталь может быть употреблена на всевоз-
можные изделия, если она попадет в руки мастеру, который
знает в ней толк. Из английской стали изготовляют вое что
угодно. Удивительно, что во Франции, добавляет одни
мастер, у которого я заимствовал предшествующие рассужде-
ния о качествах стали (это г. Фуку, который прежде был
ножевщиком), не научились еще вырабатывать хорошую
^таль, хотя это королевство является одним гсз самых
богатых в отношении железа и хороших мастеров. Я с
трудом могу поверить, что причина этого—недостаток мате-
риала и железа, а не недостаток догадливости лиц, которые
руководят мануфактурами этого рода. В обмен на сталь, вво-
зимую в королевство, ежегодно вывозится три миллиона сталь-
ных изделий. Этот предмет достаточно серьезен, чтобы обра-
тить на него побольше внимания, более тщательно исследо-
вать наше железо и попытаться получить из него сырцовую
либо искусственную сталь, чем мы были бы избавлены от
необходимости ввозить ее из-за границы. Но для того чтобы
достичь в этом успеха, недостаточно систематических наблю-
дателей, химиков, в особенности малосведущих. гГут тре-
буются мастера, люди, на опыте достигшие больших познаний
о рудах до переработки их в железо и об употреблении же-
леза по выходе его из горна. Нужны сведущие кузнецы, ко-
торые работали бы не как автоматы, которые лет двадцать—
тридцать держали в руках молот. Этих людей не используют;
найти их трудно, а между тем только от них и можню*
ожидать каких-либо крупных открытий.
Кроме тех сортов стали, о которых мы упоминали, есть

Статьи по вопросам техники
305
еще сталь, вырабатываемая в Пьемонте, в Кламеси и в
Дарме,—она ввозится туда из Германии; ее называют сталью
с двойной маркой, и она довольно хороша; розетиая сталь,
называемая так за пятно, которое заметно в ее сердцевине,
тогда ее разбивают; кусковая сталь, привозимая из Испа-
нии,—она изготовляется в слитках или лепешках 18 дюймов
в диаметре и в 2, 3, 4, 5 дюймов толщиной. Не нужно забы-
вать и о дамасской стали, столь знаменитой по саблям,
которые из нее вы делывал ись. Но нет нужды распростра-
няться о сортах стали, которые редко у нас употребляются.
Несколько лет тому назад был найден особенный способ
намагничивания стали. Смотрите выше статью Магнит.
Смотрите также в статье Железо о применении стали
в медицине. Мы отсылаем к этой статье потому, что соответ-
ственные свойства стали тождественны со свойствами же-
леза, и предполагается, что железо в медицине более при-
менимо, нежели сталь. (См. Жоффруа, Mat. med., стр. 500.)
• Мы закончим эту статью о стали проблемой, которая
'была поставлена физиками и химиками относительно неко-
|юрых действий, обусловливаемых свойством стали произ-
водить искры при ударе камня, и разрешена г. Реомюром.
Было замечено с помощью микроскопа, что искры, порождае-
мые при этом ударе, представляют собою маленькие шарики.
Вто наблюдение дало гг. Кемпу и Кирвику повод спрашивать:
1°—какое из двух веществ, камень или сталь, производят
маленькие шарики; 2°—как это происходит или должно про-
исходить; 3°—почему при употреблении железа вместо стали
[почти не получается ошлакованных искр.
Господин Реомюр начинает решение этих вопросов некото-
рыми настолько умными мыслями, что мы не можем сделать
ничего лучшего, как привести их здесь. На эти вопросы,
более года не находившие ответа в лондонской Королевской
академии, пока они не дошли до г. Реомюра, последний
•ответил, что иногда напрасно считают вопросы трудными
только потому, что весьма искусные люди, которым они были
Заданы, не могли добиться их решения: следовало бы быть
^увереннее в себе даже до того времени, когда оно будет най-
дено, и тот, кому удалось зарекомендовать себя своим тру-
дом, должен лишь отказаться от всякого дальнейшего труда,
[; 2о Дидро, т. VII

306
Деяи Дидро
если он легко соглашается давать все объяснения, которые
от него могут потребовать.
Господин Реомюр предоставляет другим объяснять, каким
образом, удар камнем по стали производит пылающие искры,
и отвечает на другие вопросы: что железо и сталь пронизаны
горючей материей, которой они обязаны своей ковкостью; эта
материя утрачивается ими лишь тогда, когда они становятся
рыхлыми и обращаются в шлаки. Для того чтобы воспламе-
нить горючую материю очень мелких зерен железа и стали,
требуется, быть может, менее, нежели один момент, или
столько же времени, сколько и для воспламенения древесных
опилок. Если горючая материя маленького зерна стали вос-
пламеняется внезапно, если она воспламеняется почти вся
одновременно, то этого достаточно для расплавления зерна.
Мелкие зерна стали, оторванные камнем, воспламеняются
тоже внезапно, и, быть может, сам камень Содействует этому
благодаря сернистому веществу, которое он сообщает в мо-
мент удара материи стального зерна. Это стальное зерно,
делаясь жидким, закругляется во время своего падения, ста-
новится шаром, но при этом полым, рыхлым, губчатым, ибо
его маслянистая и горючая материя сгорает. Этого времени
достаточно для того, чтобы сжечь материю зерна, находяще-
гося на открытом воздухе. И, наконец, сталь, будучи тверже
железа и будучи пропитана большим количеством горючей
материи, которая распределена в ней равномернее, должна
давать большее количество искр. В самой диссертации г. Рео-
мюра, в Сборнике академии наук за 1736 год, можно найти
доказательства, на которые опирается приведенное нами ре-
шение; эти доказательства изложены там со всей необходимой
ясностью.
2. Земледелие
(Естественная история; философия; наука о прир-;
бот.; землед.)
Земледелие, как это достаточно явствует из самого слова,
есть искусство возделывать землю. Это самое первое, самое
полезное, самое обширное и, быть может, самое важное из
всех искусств. Египтяне приписывали честь его изобретешь

Статьи по вопросам техники
307
Озирису, греки —Церере и ее сыну Триптолему, италики —
Сатурну или своему царю Янусу, которого они приобщили
к сонму богов в признательность за это благодеяние. Земле-
делия было почти единственным занятием патриархов, наи-
более почитаемых из всех людей за простоту их нравов,
доброту души и высокие помыслы. Оно составляло отраду
большинства и других древних народов. Кир Младший сам
посадил большую часть деревьев в своих садах и удостоил
их своим уходом, а Лизандр лакедемонский, один из главарей
республики, воскликнул при виде садов Кира: «О царь! Сколь
счастливым должны считать тебя все люди за то, что ты
соединяешь в себе такую добродетель с таким величием
и достоинством!» Лизандр сказал о добродетели, как бы
разумея здесь то, что царь-земледелец не может не быть
добродетельным человеком, и, по крайней мере, несомненно,
что он должен питать любовь к полезным и невинным заня-
тиям. Гиерон сиракузский, Аттал, Филопатор пергамский, Ар-
хелай македонский и бесчисленное множество других людей
заслужили похвалу Плиния и Ксенофонта, которые не хва-
лили попусту, не были их подданными и высказали эту
похвалу из любви к земле и сельским трудам. Земледелие
было главным предметом внимания римского законодателя,
и, чтобы вселить в своих подданных высокое понятие о нем,
он сделал обязанностью учрежденного им института жрецов
приносить в жертву богам первые плоды земли и молиться
о даровании урожая. Этих жрецов было двенадцать; они назы-
вались ареалами, от слова arva — поле, пашня. Когда один
из них умер, Ромул сам занял его место, и в дальнейшем этим
достоинством жаловали только лиц, которые могли доказать
свое знатное происхождение. В эти ранние времена всякий
возделывал свой наследственный участок и кормился им.
Позже консулы не изменили этого отношения к земледелию.
Все римские поля возделывались победителями народов.
Мы видим, что в течение многих веков самые знаменитые
римляне переходили от сельских работ на высшие посты рес-
публики и, что еще более замечательно, возвращались о выс-
ших постов республики к сельскому хозяйству. Это вызы-
валось не ленью, не равнодушием к почестям и не было удаг
лением от общественных дел: по требованию государства эти
2J*

308
Дени Дидро
славные земледельцы были всегда готовы подняться на защиту
отечества. Серран засевал свое поле, когда его призвали ко-
мандовать римским войском. Квинт Цпнциннат пахал свой кло-
чок земли по ту сторону Тибра, когда ему вверили диктатор-
скую власть; Квинт Цинциннат оставил это спокойное занятие,
принял командование войсками, победил врагов, поработил
пленных, получил триумфальные почести и вернулся на свое
поле через шестнадцать дней. В первые времена республики,
в самые лучшие времена Рима, все свидетельствовало о глу-
боком уважении, которое там питали к земледелию: богачи,
locupletesх, были лишь тем, что мы называем ныне заэюиточ-
ними земледельцами и богатыми фермерами. На первой мо-
нете, ресипга 2, была выгравирована голова барана или быка
как главных символов изобилия. Регистры квесторов и цензо-
ров назывались pascuaz. При различении римских граждан
главными и самыми почтенными считались те, которые соста-
вляли земледельческие трибы, rusticae tribus ; большим позо-
ром было, из-за дурного и неразумного ведения сельского
хозяйства, свести все сословие граждан к городским жителям
и их трибам, in tribu urbana. Взяли приступом город Карфа-
ген; все книги, наполнявшие его библиотеки, были розданы
в качестве подарков царям, дружественным Риму,— себе же
город оставил лишь двадцать восемь книг полководца Ма-
рона4 по земледелию. Децию Силлану было поручено пере-
вести их, и оригинал вместе с переводом тщательно сохра-
нялся. Катон Старший изучал сельское хозяйство и писал
о нем. Цицерон советует заняться им своему сыну и выска-
зывает по поводу этого прекрасные слова. Omnium rerum, —
говорит он сыну, — ex quibus aliquid exquisitur, nihil est
agriculturae melius, nihil uberius, nihil dulcius, nihil ho-
mine libero dignius.— Из всего того, что может быть пред-
принято и может послужить предметом изучения, нет ничего
в мире лучше, полезнее, приятнее и достойнее свободного
человека, нежели земледелие. Но эта похвала не может еще
сравниться по своей убедительности с похвалой Ксенофонта.
Земледелие рождается вместе с законами общества; оно
возникло одновременно с разделением земель. Плоды земли
били первым богатством; люди не знали иных богатств, пока
они старались обрести счастье на своем участке земли и не

Статьи но вопросам техники
309
странствовали по земле, чтобы знакомиться со счастьем и
несчастьем других людей. Но тотчас же, как только уси-
лился завоевательный дух общества и породил роскошь,
торговлю и все прочив яркие признаки величия и испорчен-
ности народов, металлы сделались представителями богатства.
Земледелие лишилось прежнего уважения к нему, и сель-
ский труд, предоставленный низшим слоям общества, сохра-
нил свое достоинство лишь в песнях поэтов. Лучшие умы
веков испорченности, не находя в городах ничего достой-
ного изображения, переносились еще в своем воображении
в деревню и находили удовольствие в описании нравов ста-
рины, в жестокой сатире на нравы их времени. Но земля,
казалось, сама мстила за пренебрежение к ней. «Она да-
вала нам когда-то,— говорит Плиний,— плоды свои в изоби-
лии; она как бы радовалась тому, что ее возделывали плуги,
увенчанные руками триумфаторов, и в оплату за это она
по мере своих сил умножала свои произведения. Теперь
уже не то: мы отдали ее фермерам-наемникам; мы возделы-
ваем ее руками рабов или осужденных, и можно подумать,
что она оскорблена этим бесчестием». Я не знаю, в каком
состоянии находится земледелие в Китае, но о. Дюальд6
сообщает нам, что император, стараясь внушить к себе лю-
бовь своих подданных, ежегодно берется за плуг и проводит
несколько борозд, а самые знатные придворные, следуя его
примеру, поочередно исполняют ту же работу и за тем же
плугом.
Люди, занимающиеся земледелием, объединяются общим
названием земледельцев, земледельцев-фермеров, управляю-
щих, экономов, и каждое из этих названий соответствует
любому землевладельцу, который сам использует свои земли
и возделывает свое поле. Прерогативы, которые всегда дава-
лись людям, занимавшимся земледелием, распространяются
на них всех одинаково. Они подчинены одним и тем же
законам, и эти законы были к ним всегда благосклонны;
иногда они простирались даже на животных, разделявших
с человеком полевые работы. У афинян существовал закон,
который запрещал убивать вола, впрягаемого в плуг, — но
позволялось убивать его даже для жертвоприношения: «Тот,
кто совершит это преступление или похитит какие-либо земле-

310
Двин Дидро
дельческие орудия, наказуется смертью». Один молодой рим-
лянин, обвиненный в убийстве вола ради удовлетворения при-
хоти своего друга, был приговорен к изгнанию, как если бы
он убил своего арендатора, сообщает Плиний.
Но недостаточно было при помощи законов покровитель-
ствовать необходимым земледельческим орудиям: необходимо
было оберегать спокойствие и безопасность земледельца л
всего его имущества. Именно по этой причине Константин
Великий запретил всем заимодавцам забирать за долги земле-
дельческие орудия: «Если заимодавцам, поручителям и даже
судьям случится нарушить этот закон, то они понесут любое
наказание, которое назначит им высший судья». Тот же самым
монарх усилил это запрещение другим законом и под стра-
хом смерти запретил своим сборщикам налогов трогать
бедных земледельцев. Он понимал, что преграды, создавае-
мые земледелию, уменьшат изобилие припасов и торговлю
и, кадс следствие, его власть. Были времена, когда жители
провинций обязывались доставлять лошадей для курьеров,
а также и волов для общественных экипажей. Константин
позаботился отменить эти повинности в отношении лоша-
дей и волов, запрягаемых в плуг. «Вы строго накажете
всякого,— сказал этот монарх лицам, которым он вручал
полномочия,—кто нарушит мой закон. Если звание этого
человека не позволяет вам наказать его, донесите мне, и я
приму меры; если нет иных лошадей и волов, кроме тех,
которые заняты на пахоте, пусть экипажи и курьеры подо-
ждут». Деревни Иллирии опустошались мелкими сельскими
помещиками, которые облагали земледельцев налогами и
принуждали их к несению повинностей, вредивших земле-
делию; императоры Валент и Валентиниан, узнавшие об этих
беспорядках, прекратили их законом, который осуждал на
вечное изгнание с конфискацией имущества всякого, кто
осмеливался в будущем на такие тиранические действия.
Законы, покровительствовавшие земле, заботились лишь
о том, чтобы земледелец исполнял свои обязанности. Импе-
ратор^ Пертинакс велел отдавать свободные поля тем, кто
пожелает их обрабатывать, и тот, кто возделывал их, освобо-
ждался от налогов в течение десяти лет, а если он был
рабом, ему давалась свобода. Аврелиан приказал городским

Статьи но вопросам техники ;Ш
магистратам призывать граждан к обработке покинутых зе-
| мель в их областях, и тем, кто брался за это, даровад
[льготы на три года. Закон Валентиниана, Феодосия и Арка-
[дия отдавал покинутые земли во владение первому лицу,
[занимавшему их, а если в течение двух лет никто не при-
тязал на них, делал его постоянным владельцем.
И ордонансы наших королей не менее благоприятствуют
земледелию, нежели римские законы. Генрих III, Карл IX и
! Генрих IV любили покровительствовать своими указами сель-
[ скому населению. Все они запрещали конфискацию утвари,
упряжи, орудий и скота земледельцев. Людовик XIII и Людо-
вик XIV утвердили эти мероприятия. Эта статья разрослась
бы до бесконечности, если бы мы пожелали изложить здесь
все указы касательно охраны хлебов от посева до жатвы.
И разве не все они одинаково справедливы? Найдется ли
такой человек, который пожелал бы затратить труд, сделать
все затраты, неизбежные в сельском хозяйстве, разбросать
по земле зерно, наполняющее его амбар, и не стал бы ожи-
дать в награду хорошего урожая?
Пример дает закон божий. Он гласит: «Если кто потра-
вит поле или виноградник, пустив скот свой травить чужое
поле, пусть • вознаградит лучшим из поля своего. Если по-
явится огонь и охва/гит терн и выжжет копны или жатву,
то должен заплатить, кто произвел сей пожар»6.
Человеческий закон добавляет: «Тот, кто снимет ночью
урожай с чужого поля, будет повешен, если ему более
четырнадцати лет; если менее — будет высечен розгами и
отдан владельцу в рабство до возмещения ущерба согласно
оценке претора. Тот, кто подожжет скирду, будет предан би-
чеванию и сожжен живьем. Если пожар возникнет по его
небрежности, он заплатит за убытки или будет высечен роз-
гами согласно распоряжению претора».
Не более снисходительны были к потраве полей и наши
государи; они думали, что убыток должен возмещаться, если
он причиняется неумышленно, и возмещаться и наказываться,
если он причиняется умышленно. «Если скот разбежится
по нивам, он должен быть пойман, а пастух наказан». Даже
дворянам запрещено охотиться на виноградниках, на хлебах

312
Дени Дидро
и засеянных землях. (Смотрите эдикт Генриха IV, опуб-
ликованный в Фоллембрэ от 12 января 1599 года.
Смотрите эдикты Людовика XIV от августа 1689 v
20 мая 1704 го да.) Они покровительствовали также и сбору
урожая, разрешая работать даже по праздникам. Но перей-
дем к возделыванию земли.
Для того чтобы с пользой возделывать землю, необхо-
димо знать ее свойства: одна земля требует одного способ,;
обработки, другая — другого; одна земля требует одной
сорта зерна, другая — другого. В Энциклопедии, в статья:
Земля и Почва, можно найти все относящееся к этом;
вопросу, а в статьях о разных растениях — все о почвах
и обработке, требуемой ими. Здесь же мы оставляем лишь
то, что касается земледелия вообще или пахоты.
1. Приноравливайте ваш скот, число, глубину и устрой-
ство ваших орудий, время пахоты и отдыха к качеству
вашей земли и к особенностям вашего климата.
2. Если ваше имение достаточно обширно, разделите
его на три равные части; это называется разбивать свою
землю на поля.
Засевайте одно из трех полей озимыми хлебами, другог
овсом или другими яровыми хлебами7, а третье оставьте-
под пар.
3. На следующий год засевайте пар озимыми хлебам il
а поле, бывшее под озимыми, овсом и оставьте под пар то.
которое было под овсом.
Это разделение по истечении ряда лет почти уравняет
урожай, отдых и использование земли, если добротность
земли будрт комбинироваться с их площадью. Но благо-
разумный земледелец, который не хочет рисковать ничем,
обратит более внимания на качество земли, нежели на тру,
ее возделывания; и опасность неурожая заставит его ско-
рее потратить больше труда в течение того или иного годл
на возделывание обширной площади неплодородных зе-
мель и уравнять свои годовые доходы, нежели получать
неравные доходы, уравнивая свои труды. И ему останется
только говорить в этом случае: «JS нынешний год у мет.
хороши или плохи земли под озимыми».
4. Не нарушайте порядка полеводства: это нарушена'

Статьи по вопросам техники
313:.
принесет вам не больше дохода, чем обычный порядок при
хорошей- вспашке.
5. Вы обкрадете своего хозяина, если вы фермер, и умень-
шите доход вопреки его воле и своему договору.
Озимые поля. Прежде чем засевать свое озимое поле
пшеницей, рожью, смешанной с пшеницей, или чистой рожью,
вы вспашете его тремя способами. Это вы сделаете в тот
год, когда поле находится под паром. Вспашку первым
способом вы произведете около дня святого Мартина8 или.
около Пасхи, после сева яровых, но принято считать бо-
лее полезным заниматься ею осенью. Она состоит в перево-
рачивании земли и уничтожении сорных трав. Это называется
делать первую запашку, поднимать новь, поднимать пар,,
пахать пар, делать взмет. Вспахивать на первый раз
нужно не более, чем на четыре пальца в глубину, и борозды
должны быть узкими; однако есть провинции, где принято
думать, что глубокая вспашка имеет преимущества. У вся-
кого есть свои основания. При этой вспашке запахивается
в землю жнива от предшествующей жатвы, если ее не
предпочитают сжигать. Если же ее сжигают, запахивается
зола. Жниву либо сжигают, как мы только что сказали,
либо выдергивают из земли и свозят в скирды, чтобы потом
употреблять ее на различные надобности, либо переворачи-
нают ее, слегка взрывая землю. В последнем случае ей
дают время загнить, а в декабре месяце снова возвращаются
на поле с плугом и производят первую настоящую из этих
трех вспашек. Это уже глубокая вспашка, и называется она
вспашкой под корень9. Она сопровождается обработкой
посредством катка, а чаще посредством тяжелой бороны
с частыми железными зубьями. Нужно также постараться
очистить землю от камней, пней, ежевики, колючек и т. п.
Вторая вспашка называется двоением. Если первая
вспашка производилась до зимы, то двоят в конце зимы;
если же первая вспашка производилась только после зимы,
то двоят шесть недель или месяц спустя. Двоение произво-
дится в разное время, в зависимости от температуры воздуха,
или плодородия земли. Эта вспашка должна быть глубокой.
Третья вспашка называется троением, или повторным
двоением. Прежде чем приступать к ней, поле унаважи-

314
Дени Дидро
вают, если оно не обрабатывалось ранее. Она должна быть
глубокой, если производится в третий раз, и начинаться,
когда пар прорастает, когда готовятся к севу или, самое
^большее, на восемь—пятнадцать дней раньше.
Так как перед севом земля должна всегда вспахиваться,
то существуют земли, которые требуется вспахивать более
трех раз. Тучные земли вспахиваются пять-шесть раз,
по мере того как они прорастают. Когда севу предше-
ствует четвертая вспашка, вспахивать надлежит неглубоко.
Не вспахиваются в четвертый раз глинистые, впалые и про-
чие земли, с которых медленно стекает вода. Если вспашка
производится более трех раз, то глубокая вспашка — не
более двух или трех раз: два зимой и один раз перед
севом. Прочие вспашки являются собственно лишь половин-
ными, тал как они производятся простым лемехом без ножа
и отвалов.
Яровые поля. Указанным полям дается отдых лишь
•с июля или августа месяца, после уборки озимых хлебов,
до марта, когда их засевают яровыми. Вспахивают их всего
два раза: один — до зимы, другой — перед севом. Когда
эти поля желают удобрить, на них оставляют солому или
сжигают ее. Впервые вспахивают их около дня святого Мар-
тина10, во второй раз — к марту месяцу.
Во Франции употребляются только лошади и волы. Вол
вспахивает глубже, начинает пахоту раньше и кончает позже,
менее подвержен заболеваниям, обходится дешевле в отно-
шении кормов и упряжки и может быть продан, когда со-
старится. Для того чтобы волы тянули одинаково, нужно
впрягать их теснее друг к другу. В Италии пользуются
•буйволами, в Сицилии — ослами. Нужно брать этих живот-
ных молодыми, тучными, крепкими и т. д.
1. Приступайте к полевым работам только тогда, когда
вы знаете качество земли, когда ваш скот в хорошем состоя-
нии, когда у вас есть какое-либо режущее орудие. Почва
тогда лишь хороша, когда она позволяет вспашку на
18 дюймов в глубину.
с 2. Выбирайте подходящее время: не пашите ни слишком
рано, ни слишком поздно — от .первой вспашки зависит вся
дальнейшая обработка земли.

Статьи по вопросам техники
315
3. Не пашите, когда земля слишком суха, ибо поверх-
ностной вспашкой вы лишь исцарапаете ее или рассеете
глубокой вспашкой главное ее содержимое. После вспашки,
произведенной в сильную жару, потребуется половинная
вспашка перед севом.
4. Если вы будете пахать в слишком сырую погоду,
то земля, насыщенная водой, окаменеет, и, так как она
не будет рыхлой, семя окажется в плохих условиях. Выби-
райте такое время, когда земля размягчается от дождей
или туманов.
5. Возобновляйте вспашки, когда начинают пробиваться
травы, и вспахивайте в последний раз незадолго до сева.
6. Вспахивайте глубже тучную, влажную и тяжелую
землю и новину, легче — песчаную, каменистую, сухую и
легкую и не вспахивайте наугад.
7. Не слишком удлиняйте борозды, ибо вашим животным
достанется слишком большая тяга в один конец. Говорят,
что нужно делить поля на участки, каждый длиною не
более 40 першей11 для лошадей и 150 футов для волов;
давайте им отдых лишь по окончании борозды.
8. Если вы вспахиваете холм, вспахивайте его горизон-
тально, а не вертикально.
9. Применяйте гладкую и сплошную вспашку12 в тех
случаях, когда ваши поля нуждаются в дождевом ороше-
нии. Вспахивайте отлого, в гребни и в глубокие борозды13
глинистые и влажные земли. В этом последнем случае по
обеим сторонам поля проводится большая борозда для приема
и отвода влаги. * '
10. Пусть ваши борозды будут на влажной земле менее
широкими, менее ровными и более глубокими, нежели на
какой-либо другой. Если вы вспахиваете узкими бороздами,
шириною в 14—15 дюймов и глубиною в 13—14 дюймов,
вспахивайте по направлению с юга на север, чтобы ваши се-
мена согревались солнцем с двух сторон. Это соображение не
является необходимым, если вы применяете гладкую вспашку.
При гладкой и загонной вспашке влажной земли не забы-
вайте делать вдоль поля одну борозду более глубокую,
нежели другие, которая принимала бы в себя воду. Есть
земли, которые вспахиваются совершенно ровно, без бо-

316
Дели Дидро
розд и гряд, и земля поднимается лишь на отвал плуга;
таким образом, после вспашки не остается никаких борозд.
В этих случаях пользуются плугом с оборотным отвалом.
11. Помните, что делать водоотводные борозды позво-
ляется лишь в тех случаях, когда они не причиняют вреда
соседям и когда они совершенно необходимы.
12. Вспахивайте в третий раз, для того чтобы ваша
земля, уже вполне разрыхленная, легче освободилась от
камней и могла впитывать в себя дождевую воду.
13. Ваша последняя вспашка должна быть всегда глубже
предшествующей и борозды уже. Реже сменяйте лемех. Не
сейте на одной и той же земле два раза подряд один и
тот же род зерна. Не обрабатывайте землю с помощью
наемников, а если вынуждены к этому — смотрите за тем,
чтобы работа исполнялась хорошо.
14. Обзаведитесь хорошим плугом.
Хотите знать ваши работы в течение года? Вот они.
В январе. Уберите полевые овощи; вспашите паровые
поля; обрабатывайте коноплю и лен; чистите и заправляйте
ваши двуколки, телеги и заготовляйте тычины и ивы; под-
стригайте вербы и починяйте изгороди; вскапывайте землю
на виноградниках; унаваживайте землю при фруктовых де-
ревьях, которые начинают чахнуть; подрезайте другие; очи-
щайте луга; молотите хлеба; переверните навоз; вспашите
легкие и песчаные земли, которые не были вспаханы к дню
святого Мартина; когда будет хорошая погода, возобновите
посадку в долинах; сделайте прививки ранним деревьям и
кустам; закопайте ягоды садовой рябины, миндаль, орехи
и т. п.; треплите и сучите коноплю; заготовляйте прутья
и хворост; посадите на яйца наседок; пометьте ягнят, ко-
торых вы желаете оставить; солите свинину; если вы жи-
вете в теплой стране, пашите пар, подготовляйте поля к
мартовскому севу и т. п.
В феврале. Продолжайте указанные работы; сажайте
виноград; чистите, подрезайте, подпирайте тычинами поса-
женные лозы; удобряйте землю вокруг деревьев, поля,
луга, сады и гряды; убирайте луга; подстригайте деревья,
очищайте их от мертвых листьев, червей, мха, грязи и т. п. ;
обрабатывайте поля, которые вам предстоит засевать яро-

Статьи по вопросам техники
317
выми, особенно те, которые расположены'на высоких местах;
согласно пословице, вы должны посеять овес; сейте чече-
вицу, турецкий горох, коноплю, леи, вайду; приготовьте
землю для эспарцета; испробуйте качество ваших вин; са-
жайте деревья, паростник, побеги; чистите голубятню, ку-
рятник и т. п.; населите кроличий садок; почините норы;
покупайте ульи и пчел; если у вас теплый климат, привя-
зывайте виноградник к тычинам; отогревайте корни деревьев;
подпустите к свиньям кабана, а не то подождите.
В марте. Сейте лен, овес и другие яровые; кончайте
подрезывание и подвязывание к тычинам виноградников; за-
кончите первую вспашку; делайте связки из виноградных
лоз; сцеживайте вина из одной бочки в ^другую; вторично
пашите пар; выпалывайте озимые; сажайте оливы и другие
костяночные фрукты; устраивайте рассадники; делайте при-
вивки деревьям, пока они не начали распускаться; приво-
дите в порядок ваши сады; посыпайте отбросами маслин
чахнущие оливковые деревья; расчищайте луга; покупайте
телят, телок, цыплят, быков и т. д.
В апреле. Продолжайте сеять яровые и эспарцет; вска-
пывайте виноградники и земли, которые еще не были под
виноградниками; прививайте фруктовые деревья; сажайте
маслины; прививайте другие деревья; подстригайте молодые
виноградники; кормите голубей, ибо они больше ничего не
найдут; спаривайте кобыл, ослиц, овец, кормите хорошенько
коров, которые обычно в это время телятся; покупайте пчел;
ищите их в лесах; чистите ульи и истребляйте бабочек.
В мае. Сейте лен, коноплю, сурепицу, рапс, просо и бор,
если вы живете в холодных странах; сажайте шафран;
пашите пар; выпалывайте озимые; производите вторичную
обработку виноградников и оказывайте им необходимый
уход; снимайте бесплодные виноградные ветви и лозы; под-
резайте дубы и ольхи; подрезайте и прививайте оливковые
деревья; ухаживайте за пчелами и особенно за шелкович-
ными червями; стригите овец; делайте масло и сыр; напол-
няйте винные бочки; холостите своих телят; собирайте в
лесах молодую листву для вашего скота.
В июне. Продолжайте пахоту и сев предшествующих
месяцев; обрезайте и подвязывайте к тычинам виноградники;

SIS
Дени Дидро
продолжайте ухаживать за пчелами и холостить телят; запа-
дайте масло и сыр. Если вы живете в холодной стране,
стригите своих овец; вторично вспахивайте пар; вывозите
навоз и мергель; подготовляйте и чистите гумно; вынимайте
мед из ульев; поддерживайте чистоту в ульях; косите луга
и другие угодья; сушите сено; снимайте поспевшие овощи;
жните в конце месяца четырехрядный ячмень. В Италии вы
начнете убирать пшеницу, и везде вы будете готовиться
к жатве. Молотите на семена озимые хлеба; снимайте вишню;
запасайтесь плетенками и отводите за ограду скот.
В июле. Кончайте двоение пара; продолжайте возить
навоз; снимайте ранний ячмень, сурепицу, рапс, лен, шелко-
вичных червей, летние овощи; прячьте зимние овощи; вско-
пайте виноградник в третий раз; убирайте порей; выравни-
вайте землю, чтобы сберечь корни; снимайте с яблонь и
грушевых деревьев испорченные и лишние плоды; собирайте
плоды, сбитые ветром, и делайте из них первый сидр; слу-
чайте своих коров; навещайте свои стада; режьте сено;
опоражнивайте и очищайте свои риги; нанимайте жнецов;
в странах с теплым климатом покупайте баранов для своих
овец и обкладывайте землею деревья, стоящие на открытом
месте.
В августе. Кончайте жатву; снимайте коноплю; выжи-
майте неспелый виноград; в холодной стране снимайте листья
с запоздалых лоз; в теплой стране защищайте их от солнца;
начинайте третью вспашку пара; молотите рожь для буду-
щего сева; продолжайте удобрять поля; ищите родники,
если у вас есть в них нужда,— вы будете обеспечены во-
дой на целый год, если найдете их в августе; истребляйте
ос; пускайте огонь на пастбища, чтобы уничтожить сорные
травы; приготовляйте свои давильни, чаны, бочки и прочие
принадлежности виноделия.
В сентябре. Кончайте уборку жита и конопли и па-
хоту пара; удобряйте поля; оборачивайте навоз; вторично
косите луга; снимайте хмель, горчицу, яблоки, груши, орехи
и другие осенние плоды; собирайте солому для покрытия
своих хлевов; начинайте сеять рожь, мешаное зерно и даже
пшеницу; жните рис и просо; собирайте и подготовляйте
вайду и марену; в конце месяца снимайте виноград; в теп-

Статьи по вопросам техники
:Ш>
лой стране сейте горох, вику, грецкую сочевицу, драже14;
вскапывайте землю под эспарцет; расчищайте новые луга;
улучшайте старые; сейте волчьи бобы и другие культуры
того же рода; сгоняйте отощавших свиней на сбор жолудей.
В октябре. Кончайте сбор винограда, виноделие и сев
озимых; вынимайте мед и воск; чистите ульи; кончайте сбор
шафрана; прячьте апельсинные деревья; сейте волчьи бобы,
четырехрядный ячмень, горох, турецкие бобы, ивернаш15;
приготовляйте сидр и виноградное варенье; сажайте оливко-
вые деревья; окапывайте те, которые стоят на корню; ма-
ринуйте белые маслины; начинайте в койце месяца, если
это прийято, разводить отводками виноград и делать бо-
розды между лотами; ухаживайте за молодыми виноградни-
ками; начинайте рубить лес, добывать мергель и сажать
деревья; в теплой стране от 10-го до 23-го числа сейте
пшешщу-гирку и остянку и даже лен, который у нас сеют
лишь весной.
В ноябре. Продолжайте делать сидр; рубите лес; са-
жайте, разводите и окапывайте виноград; собирайте маслины,
когда они начнут менять окраску; приготовляйте из них
первые масла; сажайте оливковые деревья и подстригайте;
сажайте новые корни; собирайте каштаны, жолудник, ма-
рену и ивовые прутья; жмите осенние и зимние фрукты;
собирайте жолуди для свиней; убирайте в кладовые репу;
собирайте и высушивайте травы для скота; вывозите навоз,
и мергель; подвязывайте виноградники; убирайте и связы-
вайте тычины; обрезайте ветви верб; мните или ломайте их;
делайте масло из орехов; начинайте подрезывать виноградник;
подчищайте деревья; срубайте .лес для построек и топлива;
чистите ульи; навещайте ваши теплицы и овощные погреба.
В теплом климате с этого месяца обзаводятся баранами;
пускают козлов к козам; сеют пшеницу-гирку и остянку,
ячмень, бобы и лен. В холодных и умеренных странах сев
начинается только в марте. ^
В декабре. Расчищайте леса; рубите их для построек
и отопления; удобряйте навозом и мергелем ваши земли; *
молотите жито; делайте тычины, корзины из камыша »
ивовых прутьев, грабли, черенки; налаживайте свои орудия;
чините упряжь и инструменты; убивайте и солите свиней;

-320
Депи Дидро
покрывайте навозом корни деревьев и овощи, которые вы
хотите сохранить до весны; навещайте свои поля; спили-
вайте верхушки тополей и других деревьев, если вы хотито
чтобы они дали буйные побеги весной; расставляйте силки
и западни; начинайте свой новый год.
Вот год, труды и распорядок наших земледельцев.
Но один английский автор предложил новую систему земле-
делия, которую мы объясним по переводу, сделанному
г. Дюамелем с английского языка и обогащенному его соб-
ственными открытиями. Господин Тулль16 разделяет корни
на прямостоящие, которые углубляются в землю вертикально
и поддерживают такие крупные растения, как, например,
дубы и орешники, и на ползучие, которые* стелются парал-
лельно поверхности земли. Он полагает, что последние более
способны к собиранию питательных соков, нежели первые.
Затем он доказывает, что листья являются крайне нужными
органами для сохранения здоровья растения, и в Энцикло-
педии, Б статье Листья, приводятся его доказательства
этого утверждения; отсюда он делает вывод, что люцерне и
эспарцету частая пастьба скота на них причиняет значитель-
ный вред и что, быть может, польза, приносимая стадами,
здесь не столь велика, сколько, по всеобщему мнению, для
озимых хлебов, когда те становятся чрезмерно сильными.
Рассмотрев органы питания растений — корень и лист,
г. Тулль переходит к их пище; он думает, что пищу их
составляет тончайшая пыль. Это не лишено правдоподобия,
хотя и встречает возражения, ибо вещества, составляющие
землю, должны быть растворимыми в воде, а молекулы
земли, повидимому, не обладают этим свойством,— это заме-
чание г. Дюамеля. Г. Тулль задается затем весьма труд-
ным вопросом: он спрашивает, не одним ли соком питаются
все растения, и думает, что дело обстоит именно так. Но
многие авторы не соглашаются с этим мнением; они весьма
справедливо указывают, что одна и та же земля является
истощенной по отношению к одному растению и неистощен-
ной по отношению к другому; что деревья посаженные на
земле, где в течение долгого времени росло много деревьев
этого вида, не так хорошо принимаются, как другие; что
так как соки, питающие ячмень, сходны с соками, питающими

Статьи по вопросам техники
321
рожь, то земля истощается этими злаками сильнее, нежели
овсом; что, следовательно, при всех прочих равных усло-
виях, будет лучше, если на одной и той же земле рожь
последует за овсом, а не за ячменем. Как бы пи решался
этот вопрос, по которому ботаники могут еще спорить,
г. Дюамель доказывает, что одна из важнейших выгод оста-
вления земли под паром в течение года — это необходимое
учащение вспашек для уничтожения вредных трав, разрых-
ления и поднятия земли, одним словом, для подготовки ее
к принятию самых ценных и самых тонких семян — пше-
ницы; отсюда следует, что учащение вспашек земли не
принесет.большой пользы, если между этими вспашками не
будет соответственных перерывов. Когда солома и трава пере-
верпуты, нужно дать им сгнить и позволить земле пропи-
таться теми веществами, которые она может получить из
атмосферы, а отнюдь не стараться поспешной обработкой
привести ее в первоначальное состояние. Следовательно, вот
два условия: учащение вспашек, иначе корни распростра-
нятся по земле и вытянут из нее большое количество со-
ков, и соответственные перерывы между этими вспашками,
иначе качества земли не восстановятся. К этим условиям
нужно прибавить еще два других: уничтожение вредных
трав, что осуществляется посредством частых вспашек,
и строгое соответствие между количеством растений и спо-
собностью земли обеспечить их питанием.
Целью частых вспашек является разъединение молекул
земли, увеличение в ней пор и доставление растениям наи-
большего количества пищи. Но этого разъединения можно
достигнуть обжиганием и унаваживанием. Навоз всегда не-
сколько изменяет качество продуктов земли; впрочем, навоз
оказывает не столь большое влияние, и неверно думают,
что можно сколько угодно учащать вспашки, не изменяя
качества продуктов. Правда, навоз доставляет земле неко-
торые вещества, но повторные вспашки последовательно
подвергают различные части земли воздействию воздуха,
солнца и дождей, делая их таким образом плодородными.
Но земли, на которых давно не производились посевы,
должны вспахиваться с известными предосторожностями, не
необходимыми в тех случаях, когда земли яозделывались
21 Двдро, т. VII

322
Дони Дидро
без перерыва. Господин Тулль разделяет эти земли на че-
тыре класса: земли лесные, пустоши, залежные, очень влаж-
ные. 1°. Господин Тулль отмечает, что если бы недостаток-
леса не побудил отмепить обычай выжигать земли, нахо-
дящиеся под лесами, чтобы сделать их пахотными, то его
следовало бы оставить, так как вскапывание земли, требо-
вавшееся для того, чтобы извлечь из нее пни, было ее
превосходнейшей обработкой и что удобрение земли золой
было если не просто воображаемым то, по крайней мере,
мало эффективным. 2°. По его мнению, нужно сжигать все
дурные травы на пустошах в конце лета, когда они высы-
хают, и прибегать к частой обработке. 3°. Что касается
залежных земель, под которыми нужно разуметь земли, за-
нятые эспарцетом, люцерной, клевером, и всякие земли,
вспахиваемые лишь через восемь или десять лат, то в отно-
шении их нельзя довольствоваться той обработкой, которая
требуется для покосных земель. Здесь нужен тяжелый плуг
с отвалом; сначала следует разрезать им землю на боль-
шие пластины, подождать, пока осенние дожди не развалят
их и зима не довершит их разрушения, а затем вспахать
i;o второй раз, в третий раз и т. д., словом, доверить пше-
ницу этой земле лишь тогда, когда она будет достаточно
рыхлой от обработки. Земли, которые вспахиваются лишь
через восемь — десять лет, обжигаются, и вот как это де-
лается. Вся поверхность разрезается на четырехугольные,
по возможности правильные, куски от 8 до 10 дюймов в
ширину и от двух до трех пальцев в глубину, их расста-
вляют один против другого. В хорошую погоду для их про-
сушки бывает достаточно трех дней. Потом из них делают
печи. При постройке этих печей делают сначала цилиндри-
ческую башню с диаметром в один фут. Так как стена
маленькой башни сделана из дерна, то ее толщина опре-
деляется толщиной дерна; траву стараются обращать внутрь
и проделывают дверь шириною в один фут с подветренной
стороны. Над этой дверью вставляется толстый кусок де-
рева, который служит в качестве косяка. Кожух башни
наполняется сухим деревом, смешанным с соломой, и печь
заканчивается куполом, сделанным тоже из дерна. Прежде
чем крыша окончательно закрыта, дерево зажигается.

Статьи по вопросам техники
323
а затем быстро закрывается дверь и затыкаются дерном
трещины, через которые дым выходит слишком обильно*
За печыо наблюдают до тех пор, пока земля не при-
нимает такого вида, как будто она загорелась. Если слу-
чайно на ней образуются отверстия, огонь гасится дерном,
и печь восстанавливается. По истечении двадцати четырех
или двадцати восьми часов огонь угасает, и пласты распа-
даются в пыль за исключением верхних, которые остаются
иногда сырыми, так как не подверглись действию огня. Во из-
бежание этого следует делать лишь маленькие печи; ждут
дождливой погоды и с наступлением ее прокаленную землю
насколько можно ровнее расстилают по земле за исключе-
нием тех мест, где стояли печи. Тотчас же делают весьма
легкую вспашку и последовательно подвергают землю даль-
нейшей обработке. Если можно вспахать в первый раз в июне
месяце и если случится дождь, то можно сразу же извлечь
из этой земли некоторую пользу, посеяв на ней просо, репу
и т. п., что отнюдь не помешает посеять на ней следующей
осенью рожь или пшеницу. Есть земледельцы, которые рас-
стилают прокаленную землю лишь перед самой последней
вспашкой. Господин Тулль порицает этот метод, наперекор
всем их стараниям /обиться с его помощью успеха ввиду
большой полезности тщательного смешивания прокаленной
земли с грунтом. 4°. Влажные земли высушиваются с по-
мощью канавы, выкапываемой по их краям или пересекающей
их. Господии Тулль предлагает затем различные способы
вспашки; они не отличаются от тех, о которых мы говорили
выше, но вот чем его система более всего отличается от
обычной. «Я советую,—говорит г. Тулль,—вспахивать землю,
пока растут однолетние растения, подобно тому как это де-
лается с землей, занятой виноградом и другими многолет-
ними растениями. Начинайте вспашкой в глубину от 8 до
10 дюймов; пользуйтесь для этого плугом с четырьмя но-
жами и очень широкой пяткой; когда ваша земля будет
хорошо подготовлена, сейте; но вместо того чтобы небрежно
разбрасывать зерно рукой, рассевайте его рядами, достаточно
удаленными друг от друга17. Для этой цели приобретите
мою сеялку. По мере того как посевы растут, вспахивайте
8емлю между грядами; пользуйтесь для этодо. легким плу-
и*

з:4
Дени Дидро
гом». Затем г. Тулль спрашивает: какие земли требуют
большего количества зерна, жирные или тощие? По его мне-
нию, для земель, на которых вырастают сильные растения,
семяп требуется меньше.
Что касается выбора семян, то он предпочитает свежее
пшеничное зерно старому. Наши фермеры отмачивают свою
пшеницу в известковой воде. Следует подождать новых опы-
тов, которые покажут нам, правы они или ошибаются, и
г. Дюамель обещал нам сообщить об этих опытах. Предпола-
гается, что время от времени полезно менять семена, и опыт
подтверждает справедливость этого. Другие авторы полагают,
что тощую землю нужно засевать зерном, выросшим на жир-
ной земле, и наоборот. Господин Тулль, напротив, думает,
что всякое зерно следует брать от лучшей земли. Это мнение,
говорит г. Дюамель, в его труде выдвигается, но не обосно-
вывается. Не нужно думать, как это свойственно некото-
рым, будто зерно способно настолько изменяться, что пше-
ница становится рожью или плевелом. Вот главные правила
земледелия по г. Туллю, отличающиеся от других способом
сеяния, частыми вспашками и вспашками между посевами.
Время и опыт решат их ценность, если только будет выка-
зано доверие к тому, что сделано их автором. Мы же ограни-
чимся тем, что приведем по поводу их <хл>бражения г. Дюа-
меля, на которого можно положиться как на отменного на-
блюдателя.
Нельзя обращать внимание лишь па то, говорит г. Дюа-
мель, что посеянное зерно дает больший или меньший уро-
жай, следуя в этом принципам г. Тулля; такое сравнение было
бы для него весьма благоприятным. Нельзя удовлетворяться
также и проверкой, дает ли один арпан18 земли, возделанной
по его правилам, больший урожай, нежели такое же количе-
ство земли, возделанное обыкновенным способом. С этой по-
следней точки зрения может обнаружиться, что новая обра-
ботка не имеет больших преимуществ перед старой.
Нужно же принимать во внимание лишь следующее:
1° — больший ли урожай приносят все земли хозяйства, воз-
деланные по принципам г. Тулля, чем те же земли, возделан-
ные по старому способу; 2° — не требует ли новая обработка
болыцих затрат, чем старая, и не превышает ли прирост

Статьи по вопросам техники
325
доходов прироста расходов; 3° —не увеличивается ли риск,
расстраивающий расчеты земледельца, при новой обработке
по сравнению со старой.
На первый вопрос г. Тулль отвечает, что один арпан
земли, возделанный по его правилам, приносит больший уро-
жай, нежели возделанный обычным способом. «Распреде-
лите,— говорит он,— стебли, растущие в рядах по всей пло-
щади полос, и вся поверхность земли окажется засеянной
не реже, чем обычно; но мои колосья длиннее, зерна в них
крупнее, и мой сбор будет богаче».
Трудно поверить тому, что три ряда пшеницы, посажен-
ные на площади в 6 футов шириной, могли бы возместить
своим плодородием всю незасеянную площадь; и быть может,
говорит г. Дюамель, г. Тулль преувеличивает. Но следует
обратить внимание на то, что при обычной системе треть
земли находится под паром, треть — под яровыми и треть —
под пшеницей, тогда как, согласно новому методу, ее засе-
вают целиком озимыми, а так как полоса в 6 футов шири-
ной засевается лишь на 2 фута, то пшеница занимает всего
лишь третью часть земли. Следовательно, нужно знать, доста-
точно ли сильны ряды озимых и достаточно ли они дают
пшеницы не только для того, чтобы возместить урожай овса,
оценивающийся на фермах в треть урожая пшеницы, но
и чтобы увеличить доход земледельца.
На второй вопрос г. Тулль отвечает, что такая обра-
ботка земли обойдется дешевле, и это будет справедливо,
если сравнить одно и то же количество земли, обработанное
и тем и другим способом. Но так как, в согласии с новым
способом, следует обрабатывать все земли имения, а следуя
старому, оставлять под паром одну треть и так как овес
требует втрое меньшей обработки, между тем. как только
третья часть земли, засеянная озимым, требует полной
обработки, то нельзя высказаться в пользу г. Тулля;
остается лишь узнать, компенсирует ли прибыль излишние
расходы.
На третий вопрос г. Тулль отвечает, что среди несчаст-
ных случайностей, которым подвержены озимые хлеба, есть
такие, которые ничем нельзя предотвратить, например, град,
ветры, чрезмерные дожди, морозы, заморозки, сухие туманы

326
Дени Дидро
и т. д., но что касается причин, делающих хлеба мало-
рослыми, тощими, ворсистыми, то его метод предотвращает их.
Но вот нечто более точное. Вообразите, что из двух
ферм, владеющих тремястами арпанов земли каждая, одна
придерживается одного способа полеводства, а другая — дру-
гого. Фермер, который будет придерживаться принятого обы-
чая, разделит землю на три поля, и у него одно поле, пло-
щадью в сто арпанов, будет занято под пшеницу, другое,
такой же величины,— под ячмень, овес, горох и пр., и
третье поле будет находиться под паром.
Он вспашет один или два раза участок под яровые,
три или четыре раза — участок, который должен быть остав-
лен под пар, а остаток, занятый пшеницей, не будет вспахи-
ваться. Следовательно, для двухсот арпанов, составляющих
размер двух полей, потребуется шесть вспашек, или, что
одно и то же, его труд сведется к разовой ежегодной вспашке
четырехсот или шестисот арпанов.
Обычно за вспашку одного арпана платят 6 франков;
соответственно числу вспашек, которым фермер должен под-
вергнуть свои земли, это будет исчисляться в 2 400 или 3 600
ливров.
Для засева одного арпана потребуется, по крайней мере,
2,5 мины19 пшеницы, беря мину, по Питивье, в 80 фунтов.
После протравливания известковой водой зерно разбухает и
наполняет 3 мины, вот почему говорят, что на один арпан
земли рассевается 3 мины. И мы будем предполагать то же
самое, ибо семя пшеницы, будучи самым лучшим, самым
ценным, компенсирует это преувеличение. Не принимая в
расчет различие в стоимости собранного и семенного зерна,
мы оценим его в 4 ливра за мину; таким образом, оно
обойдется в 1 200 ливров на сто арпанов.
Расходов на сев и бороньбу нет, так как земледелец,
которому оплачено за вспашку, сеет даром.
За жнитво и возку жита на ригу платят 6 ливров с
арпана, что для ста арпанов составит 600 ливров.
Стоимость выдирания или выпалывания трав оценивается
в разные годы по-разному. Можно оценить ее в 1 ливр
10 су с арпана, что составит 150 ливров.
Овса и ячменя для засевания участка, на котором выра-

Статьи по вопросам техники
327
стают эти яровые, требуется столько же, сколько и пшеницы,
яо так как они дешевле, то фермеры расценивают их лишь
в одну треть стоимости пшеницы — в 400 ливров.
Посевные расходы ограничиваются прокаткой, которая
оплачивается из расчета 10 су с арпана — 50 ливров.
Уборочные расходы достигают 200 ливров; треть убороч-
ных расходов по озимым — 200 ливров.
Мы не принимаем в счет удобрения навозом, 1°, так как
фермеры навоза не покупают,—они довольствуются своим
собственным; 2°, так как они употребляют его при обоих
способах обработки с той лишь единственной разницей, что
при новом способе земля удобряется лишь один раз.
Арендная плата одинакова в обоих случаях, равно как
и налоги. Таким образом, расходы фермера, который обра-
батывает триста арпанов земли обычным способом, дости-
гают 5 000 ливров, если он вспахивает землю под озимые
три раза и под яровые один раз, или 6 200 ливров, если оа
вспахивает землю под озимые четыре раза и под яровые
два раза.
Посмотрим, что даст ему сбор с его земли. Добротные
земли дают урожай сам-пят, следовательно, это составит
1 400 мин, или 6 000 ливров.
Урожай яровых, составляя треть урожая пшеницы, даст
ему 2 000 ливров. Его общий сбор составит 8 000 ливров;
вычтите 5 000 ливров расходов, останется 3 000 ливров глз
которых надлежит вычесть еще 1 200 ливров, если он вспа-
хивал земли более четырех раз.
Предполагается, что земля обрабатывалась в течение
многих лет по способу г. Тулля, исходя из расчета, приво-
димого ниже. При таком предположении полосы должны один
раз основательно вспахиваться после жатвы, один раз слегка
перед севом, один раз зимой, один раз весной, один раз,
когда озимые идут в трубку, и один раз, когда они мечутся
в колос. Это значит вспахать шесть раз триста арпанов
земли. Эти триста арпанов должны возделываться и засе-
ваться под озимые, а это значит вспахивать ежегодно один
раз тысячу восемьсот арпанов земли. Но так как при каждой
обработке одна треть земли остается невспаханной, то эти
тысяча восемьсот арпанов сведутся к тысяче двумстам или

328
Дени Дидро
тысяче, что будет стоить, из расчета 6 ливров за ариац,
6 000 или 7 200 ливров.
При этом расходуется лишь одна треть семян, рассе-
ваемых обычно, и, таким образом, «этот расход на триста
арпанов будет равным расходу на сто арпанов по предше-
ствующему расчету — 1 200 ливров.
Предположим, что расходы яа сев и уборку будут для
каждого арпана теми же, что и в предшествующем расчете,
то есть возьмем самое выгодное; это составит для трехсот
арпанов 1 800 ливров.
Выпалывание каждого арпала не будет стоить трети того,
что мы положили в предшествующих расчетах, но мы положим
на триста арпанов 150 ливров.
Все эти суммы составляют вместе 10 350 ливров, которые
фермер должен будет израсходовать, и этот расход превы-
шает расходы по другому способу обработки на 5 350 ливров.
Вопреки свидетельству г. Тулля, предполагается, что
каждый арпан земли даст пшеницы не более, чем если бы он
был возделан обычным способом. Я кладу 15 мин на арпан.
4 500 мин на триста арпанов, из расчета 4 ливра за мину,
составит 18 000 ливров. Но если из 18 000 ливров вычесть
расход в 10 350 ливров, то доход от нового способа обработка
будет превышать доход от старого способа на 4 650 ливров.
Отсюда следует, что если два арпана земли, возделанные
по правилам г. Тулля, дают лишь то, что можно получить
с одного арпана, возделанного обычным способом, то все же
новая обработка дает с трехсот арпанов -на 1 650 ливров
больше, нежели старая. Но здесь не принималось в расчет
весьма важное преимущество, а именно то, что урожаи
не столь ненадежны.
Мы распространились об этом предмете потому, что он
имеет для человечества большое значение. Мы приглашаем
тех, чьи богатства позволяют делать дорого стоящие опыты
без больших успехов и без расстройства состояния, посвятить
себя этому и дополнить догадки г. Дюамеля своими опытами.
Этот просвещенный академик отчетливо сознавал, что самый
маленький опыт приносит людям больше пользы, нежели
самые точные расчеты, но что большинство людей не может
следовать, а значительная часть их, с трудом следуя им>

Статьи по вопросам твхпики
Э29
всегда относится к ним с недоверием. Он вспахал также
продолговатый четырехугольный кусок земли и половину его
засеял обычным способом, а другую — рядами, разделяемыми
промежутками приблизительно в 4 фута. Семена рассевались
рядами, отстоящими друг от друга на 6 дюймов. Это малень-
кое поле было засеяно в конце декабря. В марте месяце
г. Дюамель вскопал заступом землю между рядами. Когда
хлеб на полосах пошел в трубку, он произвел вторую
вспашку и, наконец, третью перед цветением. Когда этот
хлеб созрел, зерна, которые были посеяны обыкновенный
способом, дали по одному, по два, по три, по четыре, иные*
по пять и изредка по шесть стеблей, между тем как зерна*
в полосах давали от восемнадцати до сорока стеблей, и
к тому же колосья на них были длиннее и обильнее зернами.
Но, к несчастью, говорит г. Дюамель, птицы поклевали зерна^
прежде чем они созрели, и нельзя было сравнить урожаи.
3. Хлопок
(Ест. ист.; бот.)
Это вид растения с однолепестковым цветком в форме-
открытого и выемчатого колокола. На дне цветка возвышается,
пирамидальный столбик, обычно снабженный тычинками. Из
чашечки вырастает пестик, который пронизывает нижнюю
часть цветка и становится затем округлым плодом, разделен-
ным внутри на четыре или на пять долей. Этот плод раскры-
вается сверху, чтобы выпустить семена, укутанные особого*
рода волокном, пригодным для пряжи и называемым по имени:
растения хлопком (Турнефор)х. О. Тертр, о. Лаба, г. Фре-
зье2 и др. говорят, что куст, на котором произрастает хло-
пок, достигает высоты 8—9 футов, что у него коричневая
кора, что лист его разделен на три лопасти; его стручок,
по высыхании, раскрывается сам собой, и тогда хлопоку
весьма плотно сжатый внутри стручка, распускается; если его-
не поспешить собрать, то ветер унесет большую его часть,,
которая развеется по листьям и ветвям дерева, прильнет
к ним и пропадет. Хлопок очень бел, наполнен черными,
семенами величиной о горошину, с которыми он связан на-

З.'Ю
Дени Дидро
столько прочно, что для выщипывания его руками требуется
немало труда и терпения. Для этой же цели изобрели мель-
дшцы, о которых мы расскажем ниже.
Куст, который производит этот полезный продукт, растет
во многих местах Леванта, в Западной Индии и, главным
^образом, на Антильских островах; его культивируют также
на острове Сицилии и в Апулии. Авторы, возражающие тем,
которых мы цитировали выше, говорят, что он не выше перси-
кового дерева и разрастается, как кустарник; что окраска
к?го цветка вариирует в зависимости от качества земли —
бывает то фиолетовой, то золотисто-желтой; что его плод —
коробка, или стручок, — при созревании чернеет; что есть
1;пд хлопчатника, который стелется, подобно винограднику,
не подпираемому тычинами; что в Бразилии растет хлопчат-
ник, соперничающий с самыми высокими дубами, а на острове
•св. Екатерины растет другой вид хлопчатника, имеющего
широкий лист, разделенный на пять заостренных сегментов,
и плод размером с небольшое куриное яйцо; что из цветов
и листьев хлопчатника, поджаренных вместе на углях,
добывают бурое клейкое масло, которое идет на лечение
язв; что масло, получаемое из зерна,— хорошее косме-
тическое средство и т. д. Как бы то ни было, но верно
то, что хлопок, положенный пучком на раны, вызывает
в них воспаление. Левенгук3, исследовавший причину этого
.явления под микроскопом, заметил, что две стороны воло-
кон хлопка плоские, и отсюда он сделал заключение,
что они обладают двумя остриями, что эти острия, будучц
мельче, прочнее и жестче молекул, из которых составлены
волокна мяса, разъединяют эти молекулы и вызывают тем
самым воспаление. •
Перейдем теперь к рассмотрению хлопка с другой сто-
роны, а именно к его сбору, прядению и действиям, которые
предшествуют его употреблению. Это употребление весьма
широко, но единственное, которое может нас особенно инте-
ресовать,— это изготовление муслинов и других тканей, при-
возимых к нам из Индии и изумляющих нас своей тон-
костью. Мы дадим здесь самое точное и обстоятельное опи-
сание его, согласно запискам г. Жора, жителя Руана, который
лосвятил свое время и часть своих богатств усовершенство-

Статьи по вопросам техники
331
ванию прядения хлопка и достиг умения изготовлять из него
столь же хорошие ткани, сколько и те, которые привозятся
к нам из Индии. Их сообщил нам г. кавалер Тюрго, сведущий
в этом мастерстве благодаря любви своей к полезным искус-
ствам и тем более заслуживающей наших восхвалений, что
эта любовь похвальна для всякого человека, выказывающего
ее, но встречается, к сожалению, слишком редко среди лиц
его звания и положения.
Острова Америки, принадлежащие французам, доставляют
лучшие сорта хлопка, которые потребляются на фабриках
Руана и Труа. Чужеземцы, соседи наши, тоже вывозят свой
хлопок с Гваделупы, с Сан-Доминго и других близлежащих
земель. Качества хлопка различны. Хлопок, называемый
гваделупским, короток, волокно его грубо, и способ пряде-
ния, о котором будет речь ниже, для него не подходит.
Хлопок с Сан-Доминго пригоден для прядения, как мы будем
об этом говорить, когда он очень хорош; его можно смеши-
вать с другими более тонкими сортами хлопка и употреб-
лять на некоторые изделия. Но все эти страны производят
другой сорт хлопка, называемый сиамским белым с зеле-
ным зерном, в отличие от иного хлопка того же качества,
но другого цвета. Последний имеет бурый цвет, а первый —
белый; его юлокна тонки, длинны и нежны на ощупь. Зерно
у него мельче, нежели у других видов хлопка, и волокно
нередко прилипает к нему; это зерно становится черным
и гладким, когда хлопок хорошо созревает. Если же хлопок
возделывался и собирался плохо, то волокно остается прилип-
шим к зерну, и концы, отделенные от него, имеют зеленый
цвет, особенно если хлопок недавно собран. Хотя высокое
качество этого сорта и признано, он, однако, в Америке не
культивируется, так как зерно его, будучи мелким, попадает
в цилиндры мельницы, дробится, загрязняет и засоряет во-
локно. Это большой недостаток, сильно снижающий ею цен-
ность. Кроме того, этот хлопок слишком легок для руанских
прядильщиц; для того чтобы израсходовать на пряжу один
его фунт, им требуется гораздо больше времени, нежели на
один фунт всякого другого. Они не любят его, и, снисходя
к их желанию, его оставили. Этот хлопок культивируется
на Миссисипи. Тамошний климат не так благоприятен для

332
Дснб Дидро
него, как климат островов Америки. Он плохо вызревает,
волокно его коротко и так крепко связано с зерном, что
из него нельзя сделать хорошего употребления.
Деревцо, дающее хлопок, о котором мы только что гово-
рили, является в Америке многолетним. Через семь-восемь
месяцев после посадки зерна оно дает небольшой сбор и про-
должает давать урожай через каждые шесть месяцев в тече-
ние десяти лет. Хлопчатник, культивируемый в Индии и
на Мальте,— однолетнее растение. Есть между ними также
некоторая разница и в качестве. Американский кажется более
шелковистым.
О молотьбе хлопка. Тотчас же после сбора хлопок
сносят на мельницу. Механизм мельницы • весьма прост: это
два небольших желобчатых вала, поставленных в горизон-
тальное положение. Они щиплют хлопок, проходящий между
их поверхностями, и очищают его от зерен, размер которых
больше расстояния между валами. Валы вращаются в проти-
воположных направлениях посредством двух колес, которые
приводятся в движение с помощью веревок, привязанных
к одной и той же подножке. Человек нажимает на подножку
ногой, как это делает токарь или прядильщица на ножной
прялке, и в это время руками подает хлопок на валы,
которые захватывают, втягивают и передают волокно в кор-
зину или в открытый и надетый на раму мешок, что гораздо
лучше, ибо пыль не проникает в него и ветер не может
его унести даже в том случае, если работа производится
на открытом воздухе под простым навесом, как это принято
во многих местах. (См. грае, к Хлопку, ест. ист.—малень-
кую ручную мельницу на фиг. 2 и ножную мельницу на
фиг. 1. А,А,А,А — рамы; В— два вала с очень маленькими
желобками; С — два колеса, служащие в качестве маховиков;
D — болт, поставленный вне центра колеса; Е — веревка,
привязанная к болту одним из своих концов и к подножке —
другим; F — подвижная подножка, двигающая колеса С,С
и валы В,В; G — наклонная полка, на которую сыплется
зерно, скользя по ней и падая на землю.)
Об упаковке хлопка. После очистки от зерна хлопок
укладывают в большие мешки, сшитые из прочного полотна
длиною около 3 локтей4. Их набивают сильными ударами

Статьи по вопросам техники
333
железных пестов5. Сначала их смачивают, затем открытыми
их вывешивают на воздух, крепко привязав к веревкам, кото-
рые продеты сквозь блоки, прикрепленные к балкам потолка.
Один человек внутри укладывает на дно первый пласт
хлопка, который он мнет ногами и пестом. На этот пласт
он кладет другой, осаживая и ужимая его своим железным
■пестом. Он продолжает делать это до тех пор, пока мешок
не наполнится доверху. Во время этой работы другой человек
время от времени опрыскивает мешок снаружи водой, иначе
хлопок не удерживался бы и поднимался, несмотря на удары
«песта. Мешок зашивают бечевкой, чтобы его было удобно
поворачивать; ко всем четырем углам его принято прилажи-
вать рукоятки.
Набитый таким способом, мешок называется кипой
хлопка. Количество последнего зависит от того, насколько
он размят и сдавлен. Обычный вес его — 300 — 320 фунтов.
О выработке из тонких сортов хлопка тканей, назы-
ваемых муслинами. Она обычно подразделяется на две
части: на прядение тонких сортов хлопка и на изготовление
тканей и других изделий, на которые идет эта пряжа.
О прядении, или о способах расчесывания, вычесыва-
пия, лощения хлопка, смешивания различных его сортов
для различных изделий, сучения в нити, сматывания,
и о разных инструментах, относящимся ко всем этим
операциям. Для выделки тонких муслинов, тонких чулок
хлопок следует отделять от зерна руками — это облегчит
работу мастера, который должен его прясть. Но на крупной
•фабрике будет уместным воспользоваться для этого машиной
■более тонкой, нежели та, которую мы описали. Для прядения
открывают коробочки и вынимают руками зерна; хлопок
выщипывают в продольном направлении, стараясь сберечь
и не рвать волокна, составляющие его ткань, и делают из
них пучки толщиною в палец. {См. два таких пучка,
грае. XXI к Хлопку, ест. ист.)
Расчесывание хлопка. Хотя это действие производится
с помощью кард, однако, кардовать его не нужно; кардовать
хлопок — это значит всячески перемешивать его и делать
редким и легким. Цель расчесывания — отделять волокна
друг от друга, раскладывать их в длину, не сгибая, не ломая

334
Дени Дидро
и не спутывая их слишком часто повторяющимися движе-
ниями. Без этой предосторожности он станет мягким и собьет-
ся в узлы, которые ухудшат его качество и даже приведут
в негодность. Это действие — самое трудное для усвоения
и в то же время более всего требующее хорошего усвоения.
Именно от него зависит совершенство хлопчатых изделий.
Сперва оно редко удается, но затем научаются выполнять
его хорошо, и когда это достигается, оно уже более но
утомляет. Оно заключается в способе пользования кардами,
в умении водить одну карду по другой и основательно расче-
сывать. Возьмите для этого левой рукой самую длинную из
ваших кард так, чтобы иглы были устремлены вверх, а сгибы
обращены к левой руке; сделайте так, чтобы большой палец
был свободен и рука могла скользить от одного конца карды
к другому. Возьмите правой рукой пучок за треть его длины
или около этого, наденьте конец его на карду и введите
в иглы; пользуйтесь большим пальцем левой руки, если это
вам удобно, придерживая им хлопок, как это видно на
фиг. 1, тяните пучок правой рукой, не слишком сжимая его.
Часть хлопка застрянет одним концом в иглах карды, а дру-
гой конец этого введенного хлопка выйдет за карду. Повто-
рите этот прием от четырнадцати до шестнадцати раз, пока
не покончите с этим пучком; заполните тем же способом всю
карду от одного конца до другого такими же пучками, ста-
раясь лишь никогда не загружать ее чрезмерно в один прием.
После того как вы достаточно снарядите карду, возьмите
ее левой рукой за средину со стороны, противоположной
иглам. Возьмите правой рукой самую маленькую из ваших
кард, придав ей противоположное направление по отношению
к первой, то есть иглами вниз, а их сгибами направо; чтобы
удержать ее, берите ее за две стороны большим и средним
пальцем, а указательный должен лежать на ее спинке. Поло-
жите ее на волокна хлопка, надетого на другую карду, и
слегка расчесывайте его, начиная, как это вы видите на
фиг. 2 грае. XXI, с концов хлопка, которые вы немного вытя-
ните своей правой кардой, чтобы поднять и вытянуть во всю
длину волокна хлопка, не захваченные иглами большой
карды. Продолжайте расчесывание от одного конца к дру-
гому, все более и более приближая маленькую карду к иглам

Статьи по вопросам техники
33S
большой, и, таким образом, за восемнадцать—двадцать прие-
мов подобного расчесывания хлопок, выходящий наружу,
будет хорошо расчесан. Проделайте эту же операцию а
нижней стороной пучка, чтобы поднять перепутанное в нем
волокно, которое не могли достать иглы маленькой карды,
когда ею расчесывалась верхняя сторона.
Внешние концы хлопка, введенного в обе карды, расче-
саны, но очевидно, что концы хлопка, введенные внутрь
большой карды, остаются нерасчесанными. Поэтому весь
хлопок перекладывают с большой карды на маленькую, не
изменяя их положения и только погружая иглы маленькой
карды в хлопок, введенный в большую; начинают с того
места, где он выдается наружу, стараясь поворачивать карды
таким образом, чтобы хлопок постепенно отделялся от одной
и прицеплялся к другой, и постоянно расчесывая его по мере
того, как он вытягивается из большой карды и поступает
в маленькую. Когда маленькая карда соберет весь хлопок
из большой, не сгибая и не ломая его, волокна, составляю-
щие его, в течение этой операции отделятся друг от друга,
и он будет пригоден для насадки на прялки и для прядения.
Прялки — это те же карды, и операция состоит в переносе
хлопка с маленькой карды на большую, причем его стара-
ются, главным образом, распределять равномерно и тонко.
Когда весь хлопок перенесен на большую карду, его рас-
сматривают на свет, чтобы узнать, нет ли в нем неровностей;
если есть, то их устраняют маленькой кардой; того хлопка>
который она набирает при этих последних приемах, доста-
точно для насадки на нее и для использования ее, как и
большой карды, в качестве прялки.
Хлопок тогда прядется настолько легко, что труд пря-
дения становится похожим на сматывание, а нитка, получае-
мая из хлопка, который приготовлен таким образом, бывает
пригодна для любых сортов тканей. Моток весит от 20 до
30 гран, в зависимости от ловкости прядильщицы. Сверх того,
будет полезно знать, что один моток хлопка всегда содер-
жит в себе 200 локтей нитки, что номер, который он носит,
выражает собой вес этих 200 локтей; таким образом, юогд&
речь идет о нитке весом в 20 гран, то нужно разуметь,
что это вес мотка нитки длиною в 200 локтей. Отсюда можно

336
Дени Дидро
видеть, что нитка тем тоньше, чем меньше вес мотка при
одной и той же длине нитки. Для получения очень тонкого
зслопка его нужно вычесывать.
Фабрикаты, изготовленные из тех сортов хлопка, о кото-
рых мы говорили, получаются мохнатые, так как концы
волокон хлопка выступают в тканях или вязаных изделиях
наружу. От этого подобия мха и произошло название мус-
лин*, даваемое всем тонким тканям из хлопка, привозимым
к нам из Индии, так как они все покрыты пушком. Для устра-
нения этого недостатка, который особенно заметен в вязаных
изделиях и очень тонких муслинах, от хлопка следует отде-
лять все короткие волокна, которые не могут уложиться
в длину нитки и утолщают ее, не укрепляя связей. Эта
операция и называется вычесыванием.
Вычесывание хлопка. Выберите самые лучшие стручки
белого сиамского хлопка с длинным и тонким руном, ощи-
пито их и распутайте на кардах так, как будто вы намере-
ваетесь надеть их на прялки. Разделите свой хлопок между
двумя кардами, а затем поверните карды в одном направле-
нии и поставьте иглы одной карды на иглы другой, осторожно
введя их друг в друга так, чтобы концы хлопка, выступаю-
щие из кард, соединились (см* грае. XXI, фиг. 4). Сомкните
правую руку, захватив между большим и указательным паль-
цами все те концы хлопка, которые вы вытянете из карды,
и не выпускайте захваченного. Переложите все, что вы захва-
тили, на открытую часть карды, как это вы видите на той
же фигуре, чтобы только расчесать концы, ведя их через
иглы. Положите затем этот хлопок на какой-нибудь зачернен-
ный предмет, который поможет вам рассмотреть их и привести
в порядок. Продолжайте это действие до тех пор, пока не
вытянете весь хлопок, который вам кажется длинным. Расче-
шите снова то, что останется в кардах, и снова проделайте
эту же операцию. Все, что не вытянется после этой повтор-
ной операции, будет оческами и не может быть употреблено
на тонкие изделия.
Лощение хлопка. Если вы хотите довести свой хлопок
до еще более высокого качества и вылощить, то сделайте из
хлопка, вынутого из кард при вычесывании, маленькие пучки
величиной с перо, подбирая волокна по длине и довольно

Статьи по вопросам техники
337
сильно скручивал их между пальцами, как это вы видите
на фиг. 1 грае. XXI, начиная от середины и словно делая
из них шнурок; закрутка должна быть заметна от одного
конца пучка до другого. Когда вы начнете затем раскручи-
вать, вы заметите, что хлопок удлинился и стал глянцови-
тым, как шелк. Если вы пожелаете немного выщипать хло-
пок и закрутить его вторично, то он станет от этого только
лучше. (См. грае. XXI, фиг. 5 и 6, где изображены два
пучка: один лощился только раз, фиг. 5, а другой дважды,
фиг, 6) Для прядения их нанизывают на прялки, так же как
и нелощеный хлопок, стараясь менее загружать последние,
если нужно, чтобы нитка была тоньше. Нитка хлопка,
приготовленного таким образом, идет на изготовление очень
тонких тканей и чулок, которые по своей красоте превосхо-
дят все доступное воображению. Они отличаются гладкостью
и блеском, свойственными шелку. Нужно прясть тонкую нить,
чтобы вес мотка не превышал 8—10 гран. Но такал тонкая
пряжа более любопытна, нежели полезна.
Подробности всех этих действий, говорит г. Жор в весьма
обстоятельных и ясных записках, по которым мы излагаем
это (точно этот разумный человек предвидел возражения,
которых он мог опасаться со стороны какой-то маленькой
кучки читателей), покажутся, быть может, скучными, но
если предмет мал, то он тем самым еще не утрачивает своей
серьезности. Один гросс7 хлопка займет женщину на целый
день и позволит ей прокормиться; одна унция даст один
локоть муслина, который стоит от%12 до 24 ливров, в зави-
симости от качества; пара чулок весом в полторы — две
унции стоит от 30 до 60 и 80 ливров. Прядильщица не
будет жалеть о двух часах времени, затраченных на под-
готовку хлопка к пряже, так как именно от тщательности
подготовки зависит прочность нитки, быстрота других опе-
раций и совершенство всех аолучаемых из него изделий.
Привычка чрезвычайно ускоряет этот труд.
Смешивание различных сортов хлопка. Говорят, что
хороший хлопок из Сан-Доминго может употребляться на
известные фабрикаты, особенно если его умело смешивать.
При употреблении его в чистом виде он дает нитку весом
в 72 грана, могущую пойти на основу тканей, которые
22 Дидро, т. VII

338
Дони Дидро
хотят ткать на станке, или на разноцветные платки. Если
смешивать его наполовину с тонкими сортами хлопка, то
нитка будет весить 54—50 гран и может быть употреблена
па уток тканей и платков, о которых мы только что гово-
рили, и на топкие ткани, пригодные для окраски. Смешивая
три четверти тонкого хлопка с четвертью хлопка из Сан-
Доминго, хорошо подготовленного и вылощенного, его можно
употреблять на узоры полосатых муслинов, на прозрачные
и гладкие муслины, и нитка его будет весить 36—30 гран.
Смешивание производится при первой операции, когда пряжа
находится еще в пучках. На карды кладется определенное
количество пучков того и другого качества в зависимости
от предполагаемого их употребления. Индийцы не знают
этот смешивания. Разнообразие видов, даваемое им при-
родой, всецело удовлетворяет прихоти их искусства. Кроме
того, их подготовка хлопка не имеет ничего общего с той,
о которой мы только что здесь говорили. (См. двадцать
второе из Наставительных писем *.-) Собрав свой хлопок,
они отделяют его от зерна двумя железными цилиндрами,
которые вращаются навстречу друг другу, а затем рассти-
лают его по цыновке и некоторое время колотят палочками;
потом натянутым луком заканчивают взбивание, подвергая
хлопок действию частых колебаний веревки. Смотрите
в статье Шляпный мастер, как эти мастера подвергают
шерсть подобному же действию, что отличпо разрыхляет ее
и кажется противоположным цели навивания нитей на основы
и всяких других искусств сучения волокон, так как хорошо
доказано, что нить, сделанная из волокон, тем прочнее, чем
длиннее волокна, при прочих равных условиях. Когда хлопок
хорошо взбит, его прядут и мужчины, и женщины. «Я тщетно
испытывал все эти средства,— говорит автор упомянутых за-
писок,— и нахожу их пригодными для изготовления лишь
самой заурядной нитки; они с трудом могут заменить обыкно-
венное кардование, применяемое на фабриках в Нормандии,
и я убежден, что индийцы обладают какими-то другими
средствами для приготовления своего хлопка, которые нам
еще неизвестны». Если бы г. Жор поразмыслил с целях
■ результатах взбивания, то он не стал бы ожидать от
него никаких выгод, так как здесь дело касается не

Статьи m вопросам' техники
339
увеличения поверхностей за счет длины волокоп,— это
хорошо лишь в тех случаях, когда дело касается пред-
метов, образуемых путем соприкосновения, а не сучения^
Очевидно, что взбивание есть действие противоположное рас-
чесыванию.
Самопрялка налажена, как об этом мы скажем ниже,
и прядильщица должна лишь уметь равномерно вращать ее
ногой. Сначала она прикрепит конец какой-нибудь нитки
к катушке из слоновой кости, проденет через рогульку и через
ушко катушки, а оттуда перенесет конец нитки, которая
должна быть длиной в 4 фута, па большую карду и поло-
жит этот конец на хлопок как можно ближе к рукоятке.
Она будет держать рукоятку левой рукой, вытянув большой
и указательный пальцы за иглы карды к концам хлопка,
где схватит нитку на дюйм от ее конца, не забирая в пальцы
ни одного волокна хлопка. Сделав все это, она даст правой
рукой первое движение колесу, которое должно вращаться
слева направо. Это движение нужно поддерживать несколько
секунд ногой, после чего вы почувствуете, что нитка закру-
чивается у пальцев левой руки, которые держат ее близ
хлопка, не позволяя ей сообщаться с ним. Возьмите затем
эту нитку большим и указательным пальцами правой руки
на расстоянии 6 дюймов от левой руки и сожмите ее так,
чтобы кручение, которое сообщает ей непрерывно вращаю-
щаяся самопрялка, не могло распространяться за вашу пра-
вую руку. Когда все это сделано, изготовление нитки—:
уже детская игра; старайтесь лишь держаться к передней
части прялки не ближе, чем на 2,5 — 3 фута; руки должны
всегда находиться тоже на некотором расстоянии друг от
друга, за исключением лишь особых случаев, о которых
речь будет в другом месте.
Конец нитки, находящийся между руками, длиной в 6 дюй-
мов, как было сказано, закручивается и образует приблизи-
тельно 4, 5, 6 дюймов новой нитки, ибо если разжимать
левую руку, держащую эту нитку, то кручение передается
на всю часть нитки, положенной йа карду, и вовлечет не-
сколько концов хлопка; последние образуют нитку, кото-
рую вы вытянете из карды, отводя правую руку к передней
части самопрялки; таким образом, кручение будет переда-
ют

340
Дени Дидро
ватьоя хлопку. Как только вы заметите, что кручение пере-
стало захватывать волокна хлопка, вы возьмете вновь изго-
товленную нитку двумя пальцами левой руки, как и прежде,
а затем разожмите нитку, которую держали правой рукой;
закрутка нитки между колесом и правой рукой быстро под-
нимется до левой руки и заставит вас тотчас же пере-
хватить свою нитку правой рукой в 6—7 дюймах от левой,
как и прежде, и продолжать, таким образом, вытягивать
из карды новую нитку. В этом выборе движений со временем
приобретается такой большой навык и проворство, что само-
прялка не успевает иногда достаточно скоро сучить и пря-
дильщица бывает вынуждена ждать или ускорять ее вра-
щение.
Конец нитки в 6 дюймов длиной, который перехвачен
между руками и сучится в новую нитку, образует нитку
неправильно, если предоставить его самому себе, так как
кручение в первый момент идет быстрее, нежели в по-
следний, и в первый момент захватывает большее количество
хлопка, нежели в дальнейшем. Искусство прядильщицы уме-
ряет это кручение; она крутит между своими пальцами нитку,
которую держит в правой руке, в противоположную сторону,
а заметив, что кручение замедляется,— в ту же сторону,
чтобы ускорить его. Этим она добивается того, что нитка
становится совершенно ровной, если хлопок был хорошо
подготовлен. Начинающие нередко порывают нитку из-за
недостатка этого маленького таланта.
Самопрялка обращена передней, частью налево, чтобы
правая рука могла действовать в тех случаях, от которых
зависит все совершенство нитки. Подобным же образом само-
прялку4 вращают слева направо, ибо, в противном случае,
нитка сучилась бы в таком направлении, что ее было бы
трудно уравнивать, закручивая и раскручивая между паль-
цами правой руки.
От прядильщицы требуется еще другое умение, а именно
поворачивать свою карду так, чтобы кручение, передающееся
к ней, всегда захватывало равное количество хлопка и
именно вершины волокон, а не средины их. Для этой-то
цели особенно важно распределять хлопок в карде равно-
мерно и хорошо расчесывать его волокна. Но как бы ил

Статьи по вопросам техники
841
была искусна прядильщица, все же иногда случается, что
кручение захватывает слишком большое количество хлопка,
отчего образуются значительные утолщения. Для устране-
ния этого утолщения его следует схватывать тотчас же по
выходе из карды обеими руками, то есть со стороны карды
левой рукой, а правой рукой — другой конец этого утолще-
ния и раскручивать, слегка раскатывая эту нитку между
пальцами правой до тех пор, пока хлопок не развернется
и пока вы не будете иметь возможность удлинить эту часть,
чрезмерно загруженную хлопком, доведя ее до толщины
нитки. Такая практика неизбежна, но нужно позаботиться
о том, чтобы прибегать к ней лишь в тех случаях, когда
эти неровности невозможно было предупредить. Она задер-
живает прядильщицу, если повторяется слишком часто.
Искусная женщина, хорошо приготовляющая хлопок, делает
свою нитку ровной уже в самой карде.
Нет нужды говорить, что когда прядется хлопок, на-
ходящийся возле рукоятки карды, левую руку следует при-
двинуть к иглам самой карды, чтобы приготовиться к пря-
дению остального. Когда карда начинает опоражниваться,
то в ней всегда остается хлопок, застрявший между иглами.
Чтобы употребить его на пряжу, нужно приблизить правую
руку и прясть в 2 дюймах от карды; таким образом можно
выбрать хлопок отовсюду и зацепить его, слегка закручивая
нитку между пальцами правой руки, чтобы кручение лучше
захватывало оставшиеся волокна. Когда работа становится
трудной, этот хлопок оставляют для выборки его малень-
кой кардой и снова снаряжают карды.
Как только на катушке образуется маленький бугорок
хлопчатой нитки, называемый «бороздой», следует позабо-
титься о смене нитки на рогульке, то есть перенести ее
с одного зуба на другой, а не ждать, пока борозда рассып-
лется. Катушку нужно заполнять последовательно, а иначе
нитку нельзя будет сматывать, и она пропадет. Когда ка-
тушка заполнится до высоты заплечиков, нитку нужно пере-
рвать на рогульке и кончить.
Если бы хлопчатая нитка пускалась в дело тотчас же
после прядения, то она вилась бы, как волосы парика,
у ней не было бы прочности, и она рвалась бы. Для

ai2
Дени Дидро
устранения этого недостатка катушки, снятые с прялки,
в течение минуты вываривают в обыкновенной воде. Катушки
делают из слоновой кости именно для того, чтобы они могли
выдержать это вываривание. Деревянные катушки становятся
овальными изнутри и не могут служить более двух раз,
если они не подбиваются медью.
Одна очень опытная прядильщица может напрясть
1 000 локтей нитки номер 16, приготовляя хлопок для еже-
дневного прядения. Прясть более тонкие нитки почти беспо-
лезно. Такое же количество более толстой нитки она не сумела
бы напрясть, так как ей потребовалось бы больше приготовить
хлопка. Но она не сумела бы напрясть и 400 локтей ниток
номер 8 и 10, которые изготовляются лишь ради курьеза.
Хлопок, вынутый из коробочек, называют хлопком-
сырцом 9, в отличие от хлопка, вышедшего из рук прядиль-
щицы—пряденого хлопка.
Сматьв(ние пряденого хлопка. Хлопчатая нитка при-
годна для дальнейшего употребления лишь тогда, когда
хорошо выпрядена и не истерта в слишком тщательной
обработке, — следовательно, нужно держать ее в руках как
можно меньше. Поэтому сматывать ее в мотки, а затем
делить ее, чтобы сновать на основы, — бесполезная и даже
вредная работа, которой следует избегать. Это будет и
значительной экономией расходов по выработке как в от-
ношении самого труда сматывания, так и в том, что при
этом действии нельзя избежать значительной потери хлопка.
Индийцы знали об этом. Они сновали свою пряжу непосред-
ственно с самой катушки, на которую она наматывалась
при прядении. Но так как важно отдавать себе отчет в
том, что может >выйти из предприятия, прежде чем начинать
что-либо, г. Жор, столкнувшись с этим, воспользовался для
измерения длины мотков мотовилом, определив ее в 200
локтей. Он сравнивал эти мотки по весу и длине с индий-
скими муслинами и, когда это отношение показалось ему
благоприятным, начал выделывать гладкие и полосатые
муслины и платки наподобие индийских, и, наконец, он
стал выделывать чулки на самых лучших станках, какие
только были в Париже. Но, по его мнению, на практике
мотать следует по-индийски ц измерять лишь так, как это

Статья по вопросам техники
313
делается на фабриках муслина. О способах пользования
мотовилом будут даны объяснения в следующей статье об
инструментах.
Женщина, только что начинающая прясть, тратит в
первые дни много труда, не будучи в состоянии сделать
такой конец, который был бы пригоден на что-либо, на-
столько он перекручен и неровен. Но через восемь дней
она научается работать chocdo.
Об инструментах у которыми пользуются, при пря-
дении тонких хлопков. Их всего три: карды, самопрялка и
мотовило.
О кардах. Они отличаются от тех, которые употребля-
ются при ческе тонких сортов шерсти и хлопка, выраба-
тываемых в нашей стране, лишь своей малой величиной \\
некоторыми особенностями устройства. Это щетки с ворсом из
железных проволок, слегка заостренных, согнутых и продетых
в баранью или какую-либо другую кожу. Они имеют дюйм
в ширину и 8 дюймов в длину. Маленькая дощечка, служа-
щая оправой, должна иметь 10 линий в ширину, 10—11 дюймов
в длину и 4 линии в толщину. Она должна быть плоской
с одной стороны и выгнутой в ширину. Карду прикрепляют
к концу дощечки с выпуклой стороны, расположив иглы
сгибами налево и оставив свободными несколько дюймов
дерева под рукоятку. Выпуклость дощечки разводит иглы,
что облегчает введение в них хлопка и извлечение его.
Когда иглы первого и второго рядов заворачиваются назад,
перепутываются или плохо дейсгвуют, их срезают в сгибе
ножницами, концы же продолжают служить при дальнейшем
пользовании кардой. Что же касается других игол, то их
поправляют, когда они сбиваются.
Маленькие карды — это большие карды с уменьшенной
рукояткой, разделенные пополам. Черные карды изготовля-
лись для дам, которые пытались прясть ради забавы. (См.
эти большие и маленькие карды, снаряженные хлопком, на
грае. XX, фиг. 1, 2, 3, 4 и т. д.)
О самопрялке. Она отличается от обыкновенных само-
прялок, приводимых в движение ногой и применяемых в пря-
дении льна, лишь некоторыми мелкими особенностями, кото-
рые сообщают ей более ровный ход и позволяют лучше

344
Дели Дидро
сучить нитку. Чем тоньше нитка, тем сильнее ее нужно
закручивать, чтобы составляющие ее волокна лучше скре-
пились и тем самым она сделалась бы цельной и прочной.
Однако если сучение выходит за пределы необходимого,
она становится хрупкой и не может быть употреблена пи
на какое изделие. Это превышение меры легко замепгг тот,
кто имеет навык в прядении хлопка. Средством против
этого является быстрое изготовление нитки без замедлений
работы самопрялки. Прядильщица, вынужденная подчи-
няться самопрялке, привыкает к этому и дает больше ниток.
Именно для этой цели колесо делается, как показано на
грае. XXII, диаметром в 22 дюйма, а также и тяжелым;
для этой же цели шнур надевается на шестеренку диаметром
в 18 линий; к нему добавляется вторая шестеренка в 3 дюйма,
но ее рекомендуется тотчас же снимать, когда работница
обучится. Затем в переднюю часть прялки следует поместить
еще новую шестеренку диаметром в 8—9 линий; на ней,
так же как и на других, делается выемка. Это уско-
рит движение веретена и вынудит прядильщицу прясть
быстрее.
Самопрялка обращена передней частью налево и должна
вращаться слева направо из тех соображений, которые были
изложены в параграфе о прядении. Ободья колеса имеют
глубокий остроугольный выем. Шестерни передней части
самопрялки имеют точно такие же выемки. Они служат для
схватывания шнура и для передачи движения от колеса
в переднюю часть самопрялки, но сжимают шнур не сильно,,
что придает самопрялке плавность. Шнур делается из шер-
сти и должен быть толщиной, по крайней мере, с хорошее
перо. Эластичность шерсти еще более способствует плав-
ности движения. Шнур состоит из трех бечевок, соединен-
ных вместе; его укрепляют на прялке, делая узел, соеди-
няющий концы. Принято делить этот узел на три части,
связывал порознь бечевки, составляющие шнур, так, что
узлы проходят по шестерне не одновременно.
Передняя часть самопрялки имеет то же устройство,
что и у самопрялки для льна, и только меньше размером.
Катушку делают из слоновой кости, чтобы она могла
противостоять выварке, не утрачивая круглой формы, осо-

Статьи по вопросам тохнши
ь45
бепно изнутри, ибо в противйом случае она будет вращаться:
на веретене неровно. Хрупкость хлопчатой нитки побудила
делать шейку катушки диаметром в 8—9 линий. Если
бы диаметр был меньше, например в 4 линии, как у
катушек для льняной пряжи, то при начале наматывания
на катушку хлопчатая нитка разрывалась бы, между тем
как при радиусе в два раза большем напряжение нитки на
движущейся катушке уменьшается вчетверо. Своим вну-
тренним отверстием катушка прилегает к суконному чехлу,
надетому на веретено. Этот кусок сукна является прокладкой
между катушкой и веретеном и устраняет шум, который
производила бы слоновая кость, стуча о железное веретено.
Рогулька делается невысокой, чтобы воздух меньше
сопротивлялся ей, а иначе она производила бы шум,
придавала бы неравномерное вращение веретену и рвала
нитку.
На конец веретена надевается валик из слоновой кости,
просверленный с двух сторон для пропускания нитки; бла-
годаря мягкости слоновой кости валик не перерезывает нитку.
К передней части самопрялки привязывается ниткой
крючок из латунной проволоки, который вводят в отверстия
валика из слоновой кости, чтобы зацепить нитку, когда ее
Нужно пропустить через валик.
О мотовиле. Это нечто вроде барабана в половину
локтя в окружности, вращающегося на стержне с помощью
ручки, которая видна на верху его на грае, XXII. Под ба-
рабаном имеется выступ, входящий в зубья колеса, каждый
из которых заставляет его делать один оборот; это колесо «
имеет двадцать зубьев, и поэтому, когда барабан делает
двадцать оборотов, колесо делает только один. У колеса в
свою очередь тоже имеется выступ, который входит в зубья
такого же колеса, и, таким образом, первое колесо делает
20 оборотов, прежде чем второе успеет сделать один. Сле-
довательно, барабан делает четыреста оборотов, прежде чем
последнее колесо закончит первый оборот; к концу этого-
оборота развертывается пружина, извещая о том, что кус<ж
нитки готов, то есть имеет четыреста оборотов, равных.
200 локтям; одновременно наматываются две нитки.
Катушки с только что вываренным хлопком, совсем:

•Ш
Деяя Дидро
-еще мокрые, нанизываются на веретена меж двух косяков,
установленных напротив барабана. Концы ниток привязы-
ваются к одному из брусьев барабана, но их прежде
продевают в латунное ушко палки, поставленной напротив
средины мотовила; таким образом, две нитки, наматываемые
вами, образуют два мотка — один на верху барабана, другой
посредине.
Покончив с обоими кусками, нитки продевают в другие
ушки и продолжают делать новые куски до тех пор, пока
-барабан не заполнится. Нитке позволяют обсохнуть на
барабане, после чего куски связываются порознь. Но для
того, чтобы снять их с барабана, не причиняя им поврежде-
ний, из барабана вынимают два бруса, и тогда мотки сни-
маются уже свободно.
О фабрикации, или способах употребления нитей
•хлопка, и об инструментах у применяемых при этом.
Прежде чем переходить к дальнейшему, небесполезно будет
вкратце изложить то, что практикуется в Нормандии при
выделке хлопчатых тканей. Прядильщица делает из хлопка,
выпряденного ею, мотки произвольной длины. Эти мотки
белят и окрашивают во все цвета. Затем их сматывают
на катушки, чтобы набирать из них основы на сновальне,
сходной с теми, на которых набирают основы для тканей
из всякого другого материала. На сновальню одновременно
надевают тридцать—сорок ниток и даже более. Если ткань
имеет в основе различные цвега, то мастер размещает на
основе узор полос. Концы основы перекрещивают, надевая
литки, составляющие ее, на болты, чтобы сохранить тот
порядок, в котором эти нитки были помещены на сновальню.
-Эти перекрещенные нитки называются скрещениями основы.
Когда после многих приемов в основе составляется достаточно
'большое число ниток длиной в 80—100 локтей, через оба
конца основы вместо болтов продеваются нитки. Порядок
•скрещений этих ниток сохраняется в том виде, в каком
ч>н был на сновальне. Основа, снятая со сновальни, подвер-
гается проклейке, то есть ее обмакивают в жидкий клей,,
приготовленный из бычьих связок, нервов и хрящей. Когда
она хорошо пропитывается клеем, мастер выносит ее на
открытое место и расстилает на подмостках во всю длину.

Статьи ДО ИолуОС&Ы твхншш
347
Благодаря скрещениям на концах обнввы он приводит нитки
в порядок и не позволяет им склеиваться при высыхании.
Это не очень длительная операция, и она удается при каком
угодно небрежном исполнении. Вторая проклейка произво-
дится на ткацком станке при надетой основе, по мере того
как мастер ткет. Клей составляется из пшеничной муки,
долго гнившей и прокисавшей под действием дрожжей.
Мастер размазывает этот клей по ниткам основы крепкими
прутиками вереска и но перестает натирать их до тех
пор, пока они все не высохнут.
Снование нитки тонкого хлопка самой прядиль-
щицей. Куски муслина обычно имеют в длину 16 локтей.
Можно сновать их по два за раз, что составит 32 локтя.
Так как основы всегда укорачиваются, то следует делать
их, по крайней мере, длиной в 34 локтя.
Сновальня состоит из болтов, попарно прикрепленных
к стене на один фут друг от друга и на одной линии;
на протяжении 34 локтей помещается сто двадцать пар
болтов по 6 дюймов длиной, расставленных таким образом:
Нитку, привязанную к первому болту А, переносят на
Б, пропуская ее через другие болты; затем ее снова от-
водят на Ау перекрещивая с первой ниткой; так поступают
далее до двадцати полных скрещений, составляющих вместе
сорок ниток, называемых перемычкой. Эти перемычки отмеча-
ются двумя толстыми нитками, привязываемыми к С и D.
Таким путем весь хлопок прядильщицы, надетый на сно-
вальню, разделяется на маленькие пачки по сорок ниток в
каждой длиною в 34 локтя. Три нитки составляют 102 локтя,
которые оплачиваются прядильщице за 100.
Главное преимущество этой сновальни состоит в том,
что она позволяет сравнивать перемычку в сорок ниток
неизвестного веса с подобной же перемычкой известного веса
и по объему того и другого судить о тонкости нитки прядиль-
щицы, а по длине сновальни — о количестве нитки. При
таком методе прядильщица заинтересована в изготовлении
насколько возможно более тонких ниток, ибо за тонкость

348
Дени Дидро
ей обеспечена плата, как и аа длину. Вместе с этим можно
судить также и о ровности нитки, так как неравенство пере-
мычек в весе будет свидетельствовать о неравенстве толщины
ниток. Убирая свои нитки со сновальни, прядильщица должна
сохранять скрещения основы, снимаемой с болтов.
ОООООО'
Эта фигура изображает основу, в которой сделаны пере-
мычки CD. Возьмите толстую хлопчатую нитку и свяжите
есо скречщения 1, 2, пропуская свою нитку через 2 и
снова перенося ее на 1. Завяжите ее потом на этом
скрещении в узел, отнюдь не стягивая, перенесите ее на 4
и затем, подведя под скрещение, снова на 3; перевесите
ее с 3 на С и снова переведите из-под скрещения с
6 на 5; перенесите ее с 5 на S и снова переведите
|из-под скрещения с 8 на 7 ; перенесите ее с *7 на 9
и снова переведите ее из-под скрещения с 9 на 8 ; продол-
жайте это до тех пор пока вы не дойдете до последнего
скрещения, где вы ее привяжете. Эти скрещения необходимо
высвободить, чтобы основа, снятая со сновальни, нигде не
испытывала стеснений. Для того чтобы легче было пропускать
нитку через скрещения, пользуются деревянным крючком
вроде того, который употребляется при плетении рыбо-
ловных сетей.
Другое преимущество такого расположения основы —
это возможность проклеивать хлопок любым способом,
окрашивать его в различные цвета и даже белить его без
опасения причинить ему при этих операциях вред или убыль.
Для изготовления такой основы прядильщице требуется не-
много более времени, нежели для изготовления мотков из
хлопка обыкновенным способом.
Эту основу несут к фабриканту, который оплачивает
ее стоимость соответственно числу ниток, узнаваемому им
по скрещениям CD, соответственно длине, тоже известной
ему по длине сновальни, и толщине нитки, определяемой им
по сравнению с образцовыми кусками; опыт и время научают
его легко судить с одного взгляда о доброкачественности

Статьи по вопросам техники
349
нитки. Получив известное число основ от разйых прядильщиц,
находящихся в его распоряжении, он назначает материалы
для употребления на различные операции своего мастерства.
Он отбирает на уток менее добротные, сортируя их по ка-
чествам и тонкости. После окраски и беления основы раз-
вертывают и растягивают по блокам сновальни, чтобы
разгладить их, удлинить и привести в такое же состояние,
в каком они находились до этих операций.
Помимо необходимости снования хлопка таким способом
ввиду его непрочности, следует видеть в последнем и
известную экономию: сколько потребовалось бы времени для
оматывалия хлопка, перепутанного и проклеенного при
окраске! Он, несомненно, стал бы ломаться, если бы его
не поддерживали скрещения, и насколько велик был бы
ущерб, причиненный такой тонкой нитке всеми этими
действиями!
Снование основ фабрикантом. Сновальня фабриканта
ничем не отличается от сновальни прядильщицы. Она имеет
такую же длину и такое же число ниток; и если мастеровой
ограничивается выделкой белых или только одноцветных тка-
ней, то ему, так же как и прядильщице, требуется всею
лишь один ряд болтов. Но если приходится иметь дело с
разноцветными тканями, то на сновальню следует класть
столько же рядов болтов, сколько различных цветов входит
в узор ткани, и сверх того еще один ряд для соединения
всех цветов, разобранных в порядке на полосы основы.
Эта фигура представляет сновальню с пятью рядами
блоков для снования четырехцветной ткани или платков.
Окрашенные и хорошо расправленные основы, как
было сказано, кладутся на сновальню, а средний ряд
служит для соединения ниток хлопка, которые берутся из

S60
Дени Дидро
других рядов для образования полос, пока основа не за-
кончена.
Гораздо легче сновать муслины или полосатые не-
цветные ткани. Для этого достаточно лишь собрать на
один ряд болтов сновальни достаточное число одинаково
тонких ниток.
Когда белая или состоящая из смешанных цветов основа
набрана, в нее взамен болтов сновальни продеваются длинные
палочки по мере того, как эту основу вытягивают из
болтов, чтобы подготовить ее к проклейке. Длина этих
палочек должна превышать, ширину ткани. Для муслина
шириной в один локоть требуются палочки, по крайней
мере, в 4,5 фута; они должны быть круглыми, диаметром
в полдюйма, сделаны из белого дерева, которое не может
окрашивать в какой бы то ни было цвет хлопок, когда
они влажны, легкими, как ива, с одинаково толстыми кон-
цами, ровными, слегка навощенными и без задоринок, которые
могли бы прицепиться к ниткам хлопка. г
Пропустив основу через палочки, возьмите деревянную
раму, которую вы видите, например, с обозначениями
Косяки этой рамы должны иметь сверху форму угла,
иметь в разрезе фигуру ^, чтобы палочки, помещенные
на верхнем углу, меньше испытывали трение и легче подда-
вались гирькам 00000, 00000, подвешенным к обоим концам.
Эта рама должна быть укреплена в горизонтальном по-
ложении на колышках, вколоченных в землю и имеющих
высоту 3,5 или 4 фута, в зависимости от удобства

Статьи по вопросам техники
Зо*
для работника. Рама должна быть на 3 фута длиннее?
34-локтевой основы и в поперечнике на несколько дюймов,
короче палочек. Ее нужно прикрыть с одной стороны, так:
как проклейка не может выдержать ни чрезмерной сухости,.
ни дождя.
Основа, надетая на палочки, кладется на эту раму;-
палочки должны опираться на края А,А, В,В этой рамы п
даже несколько выходить за ее пределы, чтобы не сва-
литься при малейшей случайности. На этом приспо1:облении<
расстилают основу, которую желают проклеить вместе со*
всеми палочками. Все нитки равномерно распределяются по<
длине палочек, чему очень способствуют перемычки на
концах CD. Затем к копцам этой основы подвешиваются
гирьки 00000, 00000, которые одинаково тянут основу за
оба конца и заставляют ее удлиняться, по мере того как она
проклеивается. Палочки следует держать парами, пользуясь,
отрезками латунной проволоки, изогнутыми в виде GOr
как это здесь показано. Эти отрезки скрепляют палочки;
кладут их по две штуки на каждую пару палочек. Без.
этих маленьких приспособлений порядок расположения па-
лочек нарушится, основа ослабеет, что затруднит и ухудшит-
работу.
Сделав это, некоторые женщины и ткачи очищают
основу от всего, что может на ней быть лишнего,— бес-
полезного хлопка, сора и т. п., приводят в порядок и
связывают порванные нитки и вытягивают основу посредствок
гирек.
Индийцы поступают здесь проще. Они довольствуются:
тем, что втыкают один конец палочек в землю, образуя
таким путем нечто вроде изгороди из основы и палочек,,
около которых располагаются мастера для размещения и
приведения в порядок ниток; эта работа длится дольше
благодаря тому, что они передерживают нитку, долго раз-
мачивая основы, прежде чем пускать нх в дело. Они
кидают их под ноги и колотят, чтобы сделать более при-
годными для проклейки. Эти действия наносят повреждения
всем ниткам хлопка. Мы производим их уже тогда, когда
вывариваем нитку, по мере того как ее изготовляет лря*
дильщица.

3:2
Дени Дидро
Первая проклейка. Для нее можно употреблять три
'сорта клея; один делается из хрящей и связок быка, ц0
лучший клей приготовляется из пшеничного теста, долю
гнившего и прокисшего от дрожжей. Этот клей отличается
липкостью, и опыт показал, что его следует предпочесть
клею, получаемому из рисового теста, который употребляют
индийцы. Проклейка этим последним получается чрезмерно
сухой. Небольшую порцию пшеничного клея кладут в
достаточное количество какой-нибудь мягкой воды, например
дождевой, речной или болотной, чтобы вода слегка прилипала
к пальцам. Эту воду хорошенько нагревают и ею пропитывают
натянутую на раму основу с помощью двух видов подушечек
из шерстяного плюша, которые заменяют прутики; они
напоминают подушечки, которыми пользуются шляпные
мастера для лощения шляп; их набивают обрезками кон-
ского волоса и покрывают плюшем. Мастер держит по
подушечке в каждой руке. Одной он проклеивает сверху,
другой — снизу. Для этой проклейки требуются, по край-
ней мере, четыре работника — по два на кромку ткани.
Два первых пропитывают основу этим клеем без всяких
предосторожностей; они должны класть его всюду в
изобилии, оставляя, однако, как можно меньше или совсем
не оставляя излишков, которые они могли бы сразу же
снять своими руками или прутиками. Два других работ-
ника вплотную следуют за первыми со своими прутиками;
непрерывно натирая основу до тех пор, пока та не
высохнет, они не позволяют ниткам склеиваться при
высыхании.
Нужно соблюдать следующее: 1° — производить всякую
проклейку в одном направлении, то есть начинать всегда
с А и последовательно переходить к В, никогда не воз-
вращаясь от Б к А; 2° — следовательно, когда прутик
забегает на известное расстояние в направлении от А
к В, то его нужно отнять и перенести на А, если в
этом есть нужда; прутик никогда не должен передвигаться
по основе в противоположном направлении; 3°—проклейка
должна быть одинаковой как сверху, так и снизу; 4° — при
проклейке палочки нужно сдвигать и раздвигать на не-
*сюолько дюймов, чтобы прутики снимали клей, который мо-

Статья по вопросам техника
353
х:вт застрять на палочках, и не позволяли ниткам хлопка
прикрепляться к ним и склеиваться друг с другом, осо-
бенно на скрещениях.
Нетрудно понять, что этими прутиками, или, точнее,
подушечками, покрытыми плюшем, очень удобно водить по
ниткам основы, отделять их друг от друга и обмазывать
клеем, и что если продолжать тереть нитки новыми пру-
тиками, менее влажными, нежели первые, до высыхания,
то эти нитки не могут склеиваться друг с другом. Нужно
еще следить за тем, чтобы они не склеивались в скрещениях
и особенно не прилипали к палочкам.
Вторая проклейка. Вторую проклейку можно произво-
дить, не снимая основы с места и тотчас же после того,
как мастера, производившие первую, доходят до В. Эта
вторая проклейка начинается, как и первая, с А. Упо-
требляется тот же самый клей, но только в гораздо
большем количестве й к нему прибавляется немного воды.
Производят ее тем же способом, теми же прутиками, но
гораздо тщательнее; слишком большое количество клея сде-
лает нитку ломкой; подушечки распределяют его осторожно
и равномерно. Нитки стараются высушивать под прутиками
и еще усерднее, нежели при первой проклейке, передвигают
палочки.
Эти две проклейки делают хлопок настолько прекрасным,
настолько ровным, что он становится похожим на длинные
волосы. Но нужно во время этой операции чрезмерно сильно
тереть хлопок: он высохнет слишком быстро. Ловкость
в этой работе заключается в умении предупреждать момент
высыхания и ударом прутика отделять все соприкасающиеся
друг с другом нитки. Вторая проклейка сильно увлажняет
нитки и пропитывает их клеем.
Индийцы смазывают затем свой хлопок маслом, но мне
думается, что этот труд следует предоставить ткачу, который
будет выполнять его по мере изготовления ткани. Маоло,
наводимое вслед за проклейками, кажется, разжижает их;
поэтому-то ему следует предпочесть свежее сало, которое
размягчает их, но не разжижает. • ^
О ткацком станке. Ткацкий станок мало чем отличается
от того, на мотором ткут полотно, и части, составляющие
23 Дидро, т. VII

o54
Дени Дидро
его, лишь приспособлены к хрупкости хлопчатой нитки, над
которой на нем производится работа. Им пользуются Taie
же, как и всеми станками, на которых ткут полотно, за
исключением лишь того, что задний навой укрепляется двумя
гирьками А, А (грае. XXIII), по способу ткачей шелка,
между тем как передпий навой, по обычаю ткачей полотна,
укрепляется двумя болтами. Практика установила, что гирьки
оказывают более равномерное сопротивление, причем его
легко регулировать по надобности. Навои ВВУ ВВ де-
лаются из ели и довольно толсты, так как необходимо,
чтобы все сопротивляющееся хлопку, выдерживало это
сопротивление не ломаясь.
Предполагается, что муслин, который намереваются
ткать, имеет локоть ширины, четыре тысячи ниток в основе
шириной в локоть, согласно обычаю Нормандии. Если про-
девать в каждый зуб берда только по две нитки, то для
станка потребуются только две ремизки, по две тысячи
ниток на каждую. Когда станок находится в работе, две
тысячи ниток опускаются на одной линии, а две тысячи
поднимаются тоже на одной линии; но так как при таком
большом количестве ниток основа весьма тонкого хлопка
сгрудится, то пользуются не двумя, а четырьмя ремизками;
таким образом, в каждой из них будет по тысяче ноток
на одной линии. Эти ремизки, вися одна против другой,
наполовину уменьшают тесноту при передвижении основы,
а следовательно, и напряжение, которое должен выдерживать
хлопок.
Но так как тонкий муслин дает недостаточно плотную
основу, если в нее набрать лишь четыре тысячи ниток,
то индийцы задумали продевать по три яитки в каждый
зуб берда, таким образом, всего шесть тысяч ниток в
бердо; а чтобы нитки могли двигаться без затруднений,
воспользовались шестью ремизками, из которых три опуска-
ются в то время, как три поднимаются. Каждая из них
передвигает тысячу ниток, благодаря чему нет необходимости
Пользоваться плотными бердами, которые в этом случае
изнашивали бы и рвали нитку. Следовательно, всегда вы-
годьео брать для этого более редкие берда, чем для какого
бы то ни было другого изделия.

Статьи по вопросам техники
3jj
Из всего сказанного следует сделать вывод, что станок
должен работать о помощью двух подножек £>9 ибо дело
касается выделки гладкой бесполосной ткани.
Но недостаточно раздвинуть на шесть групп скученные
нитки основы, чтобы дать ей возможность более свободно
передвигаться при тканье; нужно еще экономить промежутки
китей ремизок Е, пользуясь для них тонкими и прочными
нитями, свободными от всякого наносного пушка. Успех
работы зависит от этой предосторожности. Господин Жор
применял для этого шелковую нитку, нарочно скрученную из
девяти ниток трощеного пьемонтского шелка, самого лучшего,
какой он мог найти; и из этого шелка, скрученного сперва
в три тройные нитки, а потом из этих трех в одну, он
изготовил свои лицы. И опыт показал ему, что этого шелка
не может заменить ни гренадский шелк, ни какая бы то ни
было другая нитка.
Из всего только что сказанного о числе ремизок и ниток
основы, продеваемых в бердо, мастер должен судить и о
способах продевания их в лицы и в бердо, чтобы подготовить
станок к работе.
В этом станке о натянутой на него основой расстояние
от переднего навоя В до заднего навоя А всего лишь
три фута, ибо основа не позволяет работать над ней при
большей длине за раз. Нельзя было бы работать и при
такой длине основы, если бы, по обычаю всех ткачей, в
скрещения основы позади лиц не вставлялись палочки,
которые ее поддерживают.
Об утке. Выше было сказано, что для утка ткани
Ныбирают нитку худшего качества, нежели для основы.
Ее кладут сначала на сновальню и не подвергают никакой
проклейке. Жешцина или ребенок берет ее конец и нама-
тывает на трубку. Это действие в точности повторяет то,
что делает прядильщица при сновании основы. $
Трубка — это маленький отрезок камыша длиною в
1 дюйм и 14 линий, надеваемой на железйое веретено
так, что он не может вращаться на веретене. Веретено
опирается на шип таким образом, что оно не может со-
скользнуть о места, на котором укреплено. Веретено вра-
щается рукой. Нитка хлопка, привязанная к тростнику,
**•

356
Дсяи Дидро
набивается на тростниковую трубку. Работница сматывает
на одну трубку 100 или 102 локтя нитки, что составляет
тройную длину сновальни. Это веретено не есть инструмент,
предназначенный только для ниток хлопка: оно употре-
бляется и мотальщицами шелка; оно может дополняться
маленьким и легким маховым колесиком.
По длине хлопка, измеренного трубками, можно узнать,
сколько его идет на каждый локоть ткани, — предосто-
рожность, весьма полезная для определения стоимости» ткани
и чрезвычайно надежная для предотвращения плутовства
мастериц.
Готовя утки к употреблению, их надлежит хорошенько
напитывать водой, чтобы нитка могла лучше выдерживать
напряжение в челноке. Употребляется горячая вода, так как
в противном случае нитка не пропиталась бы насквозь.
Трубки выжимают, чтобы удалить из них лишнюю воду, и
употребляют их влажными.
Ткач вставляет одну из этих трубок в челнок F, более
Низкий и менее открытый, нежели обыкновенные челноки,
чтобы не было необходимости усиливать нажим на подножку,
то есть шире раскрывать зев основы для пропускания чел-
йока. Нитка, пропущенная и поставленная на место, придает
евоей влажностью гибкость ниткам основы, увлажняя про-
клейку, которой та обмазана.
Мастер должен пропускать нитку в надлежащем месте,
держа ногу на подножке, и сменять шаг в то время,
кзогда бердо прижимает нитку, присоединяя ее к изготов-
ляемой ткани; в противном случае он рвал бы много
ниток.
Такие ткали, особенно если они тонкие, хорошо из-
готовлять в чуть влажных местах, куда не проникает
солнечная жара. Когда ткач вновь приступает к работе
после небольшого перерыва, он должен провести по тому
месту, на котором остановил работу, мокрым полотенцем
им губкой, чтобы размягчить проклейку этого места. На
время отлучки он, из тех же соображений, должен класть
на станок мокрое полотенце.
Остову пропускают через лицы и бердо так же, как
это делают ткачи полотна и шелка; при этом пользуются

Статьи по вопросам техпики
357
теми же самыми инструментами. Но одними только пальцами
трудно починить нити, порванные во время проклейки основы
или тканья. Пальцы, запускаемые в нити хлопка, нередко
причиняют им повреждения; во избежание этого пользуются
крючками, сделанными из не очень толстой иглы; ее нака-
ливают докрасна, чтобы уничтожить закалку, и придают ей
такую форму: L Ушко этой иглы вводят в палочку;
длиною в 4 дюйма и толщиною с соломинку. Этим инстру-
ментом поддевают порвавшиеся нитки, вынимают из виток
основы и стараются связать, не повреждая другие.
Когда ткань готова, ее отмачивают в течение двадцати
четырех часов и моют в горячей воде, чтобы вывести из
нее проклейку. Затем ее слегка выщелачивают, а после
расстилают на один летний месяц по траве. Если это
тонкая ткань, то она белеет достаточно; если же это обы-
кновенная ткань, то ее выщелачивают еще раз и еще
некюторое время расстилают по траве, до тех пор пока
она не сделается достаточно белой. Если время года не
повволяет расстилать ткани по траве, то их надлежит
постоянно очищать от проклейки, которая быстро может
причинить им вред и послужить причиной того, что ее
изгрызут крысы.
Остается сказать еще кое-что о полосатых муслинах,
привозимых к нам из Индии. Полосы на них составляются
не из одной, а из двух ниток, продетых вместе через лицы
и бердо так, что четыре таких нитки проходят в один
и тот же зуб. Эти нитки должны быть толще других
ниток, составляющих остальную часть основы, но если бы
эти нитки все вместе сматывались на один и тот же навой,
то благодаря их несоответствию в отношении толщины на
навое образовались бы бугры, которые вытягивали бы одни
нитки и задерживали другие. Во избежание этого неудобства
основа, которая должна образовать полосы, надевается на
особый навой. Поэтому-то на станке мы видим места для
трех навоев, то есть два в задней части для двух ткацких
навоев и одно в передней, для наборного навоя.
Для уравнения ширины ткани о шириной берда в том
месте, где ткут ткань, пользуются шпаруткой, так же как
это практикуется и другими ткачами.

;з58
Дени Дидро
Тонкие муслийы — это самые неясные, самые красивый
изделия, получаемые из пряденого хлопка, но не един-
ственные изделия этого рода. Мы уже говорили о чулках;
нам остается отчасти закончить перечисление, назвав юофтм,
одеяла, ковры, бумазею, отличные от муслинов, и бесконеч-
ное мпожество других материй, где хлопок соткан с шелком,
с проволокой и прочими материалами.
О ценах хлопков, как пряденых, так и сырцовых, нельзя
сказать ничего. Цены сырцового хлопка зависят от его
красоты и от урожая его. При оценке пряденого хлопка
следует принять в расчет еще доброкачественность изделия.

ГРАВЮРЫ

Сталь
Кузнечное дело, или искусство обработки железной руди
Гравюра 1. Добывание руды *
Фиг. 1. Рудокоп вращает ручку ворота тп, к веревке кото-
рого подвешена корзина с дужкой; с,d,е,/ — ножки, поддерживаю-
щие ворот; вдали виднеется отверстие другой шахты; а, Ь —опоры
ворота.
Фиг. 2. Рабочий принимает корзину, нагруженную .рудой,
когда она доходит до досок dy f (фиг. 1), прикрывающих часть входа
шахты, и опрокидывает ее на груду руды, уже выпутой из руд-
ника.
Возле фиг. 2 видно отверстие другой шахты, выложенной
срубом для предотвращения обвалов. Наверху установлена ма-
шина, которая с помощью лошади поднимает руду. D—верти-
кальный ворот, на который наматываются веревки; нижняя часть
оси этого ворота упирается в гнездо, сделанное в центре при-
вода, а верхняя—в кольцо, прикрепленное к балке навеса, ко-
торый закрывает привод; EF—рычаг привода; к концу его F
приделан валек для впрягания лошади; Б, С—два больших блока*
с которых на ворот D наматываются веревки, поднимающие кор-
зины с рудой; Я—навес над приводом; G—продолжение навеса
над приводом, прикрывающего блоки и веревки.
Фиг. 3. Рабочий разбивает киркой на кубики глыбу руды,
отделенную от массы.
Фиг. 4. Рабочий просверливает в массе руды отверстие, ко-
торое потом пабивается порохом и служит для отделения глыб.
* Объяснения даны в сокращенном виде по объяснительным
текстам к I и IV томам гравюр.

362
Гравюры
Он пользуется для сверления дыры круглым железным брусом,
нижний конец которого наварен сталью и выгранен алмазами.
Рабочий старается вращать инструмент так, чтобы острия конца
били по разным местам, и время от времени паливает в отвер-
стие воду как для сохранения инструмента, так и для болен
легкого извлечения опилков руды. Когда отверстие достигает
достаточной глубины, в него закладывают бумажный картуз с по-
рохом, затем ставят, железный прут, находящийся возле точки с,
так, что конец этого прута входит в картуз, отверстие плотно
забивают землей или заливают гипсом и вынимают железный
прут. На место прута насыпаете* порох для затравки, и мина
готова, /—первый слон; е—первый уступ; d—второй слои,
с—второй уступ; Ь—третий слой, или постель залежи; а—дно
рудника.
Выше на склоне горы видно отверстие о пролома, через ко-
торое могут вытекать воды подземных рудников.
Фиг. б. Рудокоп разбивает глыбу с помощью клина; с—кусок,
отделенный от массы; d—корзина, в которую погружается руда
для вывоза из рудника; Ь—деревянная лопата, служащая для на-
грузки корзин и тележек.
Фиг. 6. Рабочий, перевозящий руду на тележке в шахту
с вышкой, через которую руда вынимается наружу; д,АД—галле-
реи; е/—шахта, составляющая продолжение шахты с вышкой,
которая служит входом в рудник и через которую руда извле-
кается с помощью машины.
Гравюра II. Обжигание руды в форденбергских печах
Фиг. 1. Обжигательпая печь опорожнена, как это можно ви-
деть через дверь А.
Фиг. 2. Обжигательная печь нагружена, и дверь В закрыта.
Основание этих печей—квадрат с наружной длиной сторон
в 20 футов и с внутренней длиной—16 футов, толщина стен—
2 фута и высота—14 футов. В* середине одной стены сделана
полуциркульная дверь в 6 футов высоты и 4 фута ширины.
Через эту дверь вынимают обожженную руду, но при нагрузке
эта дверь загораживается шестью железными полосами, вставлен-
ными горизонтально в отверстие и поддерживаемыми на равном
расстоянии друг от друга с помощью железных крючьев. К этик
полосам прикладываются каменные плиты, могущие устоять против
действия огня. На В фиг. 2 можно видеть устройство этой
загородки.
Фиг. 3. Внешний вид одной печи; Б—дверь; 1, 2, 3, 4, б, б—
железные полосы, поддерживающие камни, которые замыкают дверь
печи.
Фиг. 4. Продольный разрез нагруженной печи. Л—первый
слой, состоящий из угля; он имеет 2,5 фута» толщины; В—пер-
вый пласт руды толщиною в 4 фута; С—второй слой угля тол-

Гравюры 363
шиною в 1,5 фута; D—второй пласт руды толщиною в 2,5 фута;
Е—третий слой угля толщиною всего только в 1 фут; F—третий
и последний пласты руды толщиною в 2 фута.
Фиг. б. План печи. А—дверь; Ьс—передняя стена; ed—про-
тивоположная стена, примыкающая к площадке.
Травюра III. Промывание землистой руды
Фиг. 1. Рабочий промывает руду в корзине X, выпуклое дно
которой устанавливается на деревянный пол промывальни; вода
в промьюальне постоянно обновляется, поступая через небольшой
подземный канал от шлюза d и уходя через другой подземный
канал, который, в случае надобности, можно закрыть, чтобы пу-
стить воду через желобок Хе в другую промывальию Р.
Над промывальней (фиг. 1) видна гибкая жердь О, поддер-
живаемая жердяными козлами; некоторые рабочие подвешивают
к ней корзины и решета с промываемой рудою.
Фиг. 2. Рабочий бросает лопатой руду из груды I в промы-
вальню т. Вода притекает через подземный канал /, от шлюза б
и уходит через желобок е в нижнюю промывальню n, а затем
в следующий желобок через прорез о.
Фиг. 3. Рабочий размешивает гребком руду в промывальне.
Позади его другая промывальня, удлиненная в направлении оо,
то есть в направлении потока. Эта промывальня получает воду
через канал kg, проходящий под кучей h руды; а и Ь—два боль-
ших шлюза, которые проводят воду для других заводов или служат
только для разгрузки воды.
Фиг. е. Рабочий вынимает промытую руду после спуска воды.
Он скидывает руду в кучу, после чего руда вымеривается особой
меркой и перевозится в плавильпые печи.
Гравюра IV. Промывальня г. Робера
Фиг. 1. А—шлюз, снабжающий водой промывальню; аЬ—ка-
нал, через который поступает вода; BCde—первая промывальня;
defg—вторая промывальня; дно обеих промывален сделано иа
железных плит, прибитых к толстым дубовым доскам; па этих
железных плитах пробиты продолговатые дыры, малый размер
которых не позволяет руде уходить; с—отверстие на нижней ча-
сти доски ВС, через которое вода поступает в первую промы-
вальню; de—доска, разделяющая промывальни; на пей имеется
вырез для спуска воды из первой промывальни во вторую; fg—
замыкающая доска второй промывальни; она тоже имеет вырез,
чорез который излишняя вода, не просочившаяся через дыры
промывален, вытекает в загородку, окружающую промывальни,
а затем через отверстие о—в реку.

364
Гравюры
Гравюра V. Рудообмывочное корыто и решето
Фиг. 1. Корыто в перспективе; NN—ствол, служащий ступи-
цей для колес с лопастями; О, О—подушки; Р,Р—подшипники;
ЯН—корыто, состоящее из прочных досок, которые вделаны
в рамы Fg, Fg; вода поступает в корыто через желоб А и вы-
пускается вместе с промытой рудой через шлюз О по желобу MQ
в промывальню 8. Промывальня 8 имеет шлюз Т, который откры-
вается, когда нужно удалить воду и вынуть промытую руду. На
валу имеются три железных скобы В, В, В, которые размешивают
РУДУ, промываемую в корыте.
Фиг. 2. Рабочий нагружает решето А, бросая руду в корыто,
поставленное в поток у начала решета. Под решетом нахо-
дится промывальня, в которую падает сквозь решето руда, в то
время как камни и другие тела, более крупные, нежели руда,
скатываются по решету на землю.
Фиг. 3. Рабочий собирает гребком руду.
Гравюра VI. Дробильня
Состоит из колеса с лопастями, горизонтального вала, снаб-
женного пальцами, и соответственного числа пестов, которые при
своем падении дробят минералы, нуждающиеся в этой опе-
рации.
А—шлюз, поднимаемый в тех случаях, когда требуется пу-
стить воду на колесо в желоб; С—колесо с шестнадцатью ло-
пастями; EF—вал с пятнадцатью пальцами, расположенными
в три линии, чтобы при обороте вала каждый пест поднимался
три раза; G—одна из подушек.
Станок дробильни состоит из стоек Т, Я, укрепленных
опорами MtN со стороны, противоположной течению, и
с боков.
Между стойками, которые поддерживаются сверху скреплен-
ными перекладинами К, L, помещаются пять пестов.
Песты снабжены бородками, концы которых оправлены в же-
лезо. ^
Перед пестами находится пространство О, куда бросают мине-
рал, требующий измельчения, а выше, по течению—шлюз, пу-
скающий воду в дробильню. Пространство О представлено в раскры-
том виде.
Измельченный минерал уносится водой через железную решетку
в промывальпю Р, где он оседает. По удалении воды его выни-
мают оттуда и отправляют в печь.
Гравюра VII. Изготовление формы свинки
Внутренний вид литейной. Двое рабочих приготовляют форму;
двое рабочих выкатывают свинку на роликах.

Гравюры
365
Один рабочий (фиг, 2) копает влажный песок лопатой, а дру-
гой проводит по песку борозду гребком, представляющим собою
деревянный треугольник; первый уплотняет песок, отделывая бока
формы круглой лопатой, а второй помечает один бок формы
с помсщью особых инструментов цифрами, характеризующими ко-
личество металла.
Форма IL должна быть прямой, чтобы свинка могла легче
отливаться. Две стороны формы, между которыми железо прини-
мает форму треугольной призмы, должны образовывать угол
около 75°.
Качество песка, служащего для изготовления формы, играет
немаловажную роль. Пески, содержащие много кварца или земли,
непригодны для форм. Наиболее пригодным является мелкий реч-
ной хрящ, пропущенный через сито.
Песок должен равномерно смачиваться, чтобы он мог сохра-
нить придаваемую ему форму, причем рабочие должны следить
за тем, чтобы на поверхности формы не было воды: при отливке
свинки она может произвести опасный взрыв, а кроме того благо-
даря ей к железу примешаются посторонние вещества, которые
при фришевании железа удается устранить лишь с большими
затратами.
F—порог плавильной печи, по которому текут шлаки; D—же-
лезный темпель (передняя часть горна, лежащая выше фурмы),
который нельзя видеть, ибо он, как и отверстие над порогом,
спрятан за угольной изгарью; С, С—края фурменных стенок;
М—перекрышная доска; В, В—чугунные матицы, поддерживающие
фурменный и рабочий своды; L, X,i—контрфорсы, поддерживаю-
щие стену печи; Д В—мехи.
Фиг. 3 и 4. Рабочие, вставив гандшпуги в пробоины роликов,
выкатывают изготовленную свинку из литейной.
Гравюра VIII. Отливание свинки
Фиг. 1. Рабочий проводит от конца формы песчаный желобок
шириною в 5—6 дюймов к расплаву, а затем протыкает кочергой
глинистый флюс, заграждающий расплав. Металл вытекает сбоку
порога F по небольшому скату и заполняет форму IL. Вместе
с металлом вытекают и шлаки, которые заполнили бы форму,
если бы в начале ее не клался сверху железный брус G, пре-
граждающий путь шлакам и позволяющий металлу протекать
снизу.
Фиг. 2. Рабочий рассыпает по свинке два-три совка сухой
угольной изгари, чтобы поверхность жидкого железа не подвер-
галась вредному воздействию воздуха.
А, А, А, А, I, К—отдушины, через которые испаряется влага печи ;
41—готовая свинка; L,LtL—контрфорсы, подпирающие стену печи.

366
Гравюры
Гравюра IX. Осаживание крицы
M—желоб, через который вода поступает на колесо молота;
W—наковальня с опущенным на нее молотом. 2, #, â, 12, 13, и,
15—части механизма молота.
Фиг. 1. Рабочий с большим ломом, который используете я
как рычаг первого рода, подает свинку, виднеющуюся в окне 7;
по мере того как свинка расходуется, ее выкатывают на
роликах.
Фиг. 2. Рабочий отделяет заостренным ломом размягченные ча-
сти свинки, собирает их в тигель и приподнимает их, чтобы под-
вергнуть действию ветра из фурмы, образуя таким путем массу,
называемую крицей.
Фиг. 3. Рабочий осаживает крицу молотом, чтобы уплотнить
ее; р—трамбовка, или плита, на которой осаживают крицу, чтобы
придать ей до некоторой степени четырехугольную форму, после
чего ее перепосят клещами под балду. Во время это'й операции
видно, как шлак вытекает на трамбовку через рванины губчатой
массы крицы.
Гравюра .Z. Обжимание крицы
Фиг. 1. Рабочий обламывает ломом свинку В и поворачивает
крицу в горне. Он выполняет те же функции, что и рабочий
на фиг. 2 предшествующей гравюры. /—вал колеса молота; Я—мо-
лот; W—наковальня.
Фиг. 2. Помощник обжимщика держит шест, пуская необхо-
димое количество воды на колесо, чтобы вал поворачивался мед-
леннее и молот бил несильными ударами по крице а. По мере
того как крица уплотняется, он ускоряет движение нала. Для
остановки вала он выпускает конец шеста вверх.
Фиг. 3. Обжимщик, взяв клещами крицу, осаженную на трам-
бовке, кладет ее на наковальню, где молот придает ей опреде-
ленную форму. Первые удары должны быть слабыми, так как силь-
ный удар может раздробить крицу с большой опасностью для жизни
рабочих. 6 начале ковки шлаки вытекают из крицы, как вода
из выжимаемой губки.
Гравюра XI. Выковывание маклашки
Кузнец, или молотовой мастер (фиг. 1), вытягивает маклашку
АВ, держа ее коробчатыми клещами, скрепленными на концах
кольцом. Поворачивая крицу и водя ею по наковальне, он попере-
менно подставляет стороны ее средины под молот, отчего она
вытягивается и принимает форму бруса с утолщенными концами.
Нагрев затем конец А, он кладет его под молот вдоль наковальни
и выравнивает его толщину со срединой маклашки. Такому же
действию подвергается затем и конец В.

Гравюры
367
Гравюра XII. Резка
Вид печи, плющильных валиков и резного станка. Полосы же-
леза, которые требуется разрезать, укладываются в печь в форме
буквы X, а затем разжигается огонь, поддерживаемый дровами,
которые кладутся в шуровальные окна Ри В. Через час, когда
железо достаточно нагреется, огонь ослабляют и полосы постепенно
вынимают, перенося их под плющильные валики и резной станок.
Рабочий вынимает длинными клещами полосы из печи и пере-
носит их под плющильные валики С, D, которые расплющивают
полосу и удлиняют почти на треть. Из-под валиков ее принимает
другой рабочий и передает клещами через станок третьему рабо-
чему, а затем она идет на резной станок. Во время этой работы
валики постоянно освежаются водой, падающей сверху.
По выходе расплющенной полосы из резного станка в виде
прутьев ее подхватывают особыми клещами, чтобы она не рас-
сыпалась, и перепосят в другую мастерскую, где из полученных
прутьев делают связки.
Гравюра XI11. Вид резного и плющильного станков сбоку
Станки приводятся в движение водою при посредстве вала Е,
вращающего все части их с одинаковой скоростью.
Главные части: 5—верхний плющильный вал; се, се—резер-
вуары, из которых вода поступает по трубкам 3, 4 на плющиль-
ные валы и на резные круги; В, V, 1, V,и,у,и—части, соединяющие
общий вал Е с валами плющильного и резного станков; S,S,8,S,
t, t, t, t—основания станков; ab, ab, ab, ab—стойки; Г, Т—четыре
резных круга в нижнем наборе резного станка; Т—три резных ftpyra
в верхнем наборе резного станка; 5—цедилка, распределяющая
воду по резным кругам.
Земледелие
Гравюра XIV. Пахота. Землеобрабатывающие и посевные орудия
Фиг. 2. Земледелец, ведущий борозду.
а, а—колеса
Ъ—грядиль
с—нож
f» /—рукоятки
d—лемех (в земле)
е—отвал
Фиг. Я. Обыкновенный плуг.
А, В—колеса
С, D, D, Е, Е, F, Ку 5, II—части передка с регулирующими
приспособлениями

368
Гравюры
О—упряжной клюк
JV—грядиль
OZ— нож
РУ—лемех
Q, В, Г—стойки
У—одна из частей подошвы
8, X—рукоятки
Фиг. 3. Плуг Тулля.
аЪ—ГРЯДИЛЬ
1, 2, 3, 4—ножи
Фиг. 4. Сеятельница, ведущая сеялку аббата Сумилля по бо-
розде; семя тотчас же прикрывается землей, которую взметывает
на пего отвал или ухо плуга (фиг. 1)у образуя борозду, обо-
значенную пунктиром.
Фиг. 5. Сеятель, который разбрасывает семя рукой по участку
земли, возделанному различными способами.
Фиг. 6. Земледелец влачит борону, чтобы прикрыть семена.
Фиг. 7. Земледелец влачит каток, или глыбодробитель, для
разрыхления или разравнивания земли.
Гравюра XV. Землеобрабатывающие орудия
Фиг. 1. Четырехугольная борона.
АВ—валек
CD—цепь
ЖР—главный брусок рамы
GH—второй брусок
О—средний брусок
Р, Р—малые, бруски
к, I, т, п—перекладины
Эта борона имеет двадцать пять зубьев.
Фиг. 2. Борона в профиль; вид сбоку бруска GII.
Фиг. 3. Треугольная борона, сделанная из двух брусков,
которые соединены в точке D под углом 60° и раздвинуты тремя
перекладинами. Первая из них снабжена двумя болтами или
зубьями, вторая—четырьмя, третья—семью, каждый из брусьев—
шестью, что в сумме составит двадцать пять.
Фиг. 4. Каток ВЬ с рамой, состоящей из двух оглобель АВ,
аЪ, которые соединены перекладиной Сс.
Фиг. б. Шиповые катки с железными болтами или зубьями
и с рамой.
Фиг. 6. Профиль катка, изображенного на фиг. 5.
Гравюра XVI. Прокаливание и вспашка земли
Фиг. 1. Пласты дерна.
Фиг. 2. Установка пластов для просушки.
Фиг. 3. Начало постройки печи из сухого дерна.

Гравюры
36*
Фиг. 4. Законченная печь.
Фиг. 6. Расстановка печей.
Фиг. 6. Способ вспашки посредством плуга с отвалом. Плуг
движется по направлению от А к jB, от С к Х>, от Е к F4 от О к H
и т. д. Наклон штрихов показывает наклон отвала вдоль бо-
розды.
Фиг. 7. Способ загонной вспашки посредством того же плуга.
Плуг движется по направлению от А к В, от С к D, от Е к F,
от G к Я, от К к L, от M kJV, от О к Р, от Q к Д, от 5 к jT;
на линии 57' плуг возвращается от Т к 5; здесь и образуется
борозда, разделяющая загоны.
Фиг. 8. Способ вспашки посредством плуга с оборотным* отва-
лом. Вспашка начинается бороздой от А к Я, причем отпал накло-
няется направо, как это показывают штрихи; затем рядом с пер-
вой проводится вторая борозда от С к D, и при этом отвал
плуга бывает перевернут на другую сторону; таким же образом
и далее последовательно изменяется направление отвала.
Гравюра XV11. Сеялка
Фиг. 1. Сеялка, сконструированная по принципам гг. Дюамеля,
Тулля и др. Сеялка показана в перспективе. А, В, С, D—рамы,
на которых установлены семенные ящики; О—передние сошники;
Я—задние сошники; K,L,K—три заборонивающих зуба; К—одни
из шипов цилиндра; Вд, Ch—рукоятки ; ЕЕ—руль.
Фиг. 2. Вид сеялки сбоку. Обозначения те же, что и на
предшествующей фигуре.
Гравюра XV111. Сеялка
Фиг. 3. Продольный разрез сеялки через один из передних
сошников G.
Фиг. 4. Продольный разрез сеялки через один из задних
сошников Я.
Фиг. б. Вид сеялки сверху. Показаны десять перегородок,
разделяющих семенной ящик. Вид сверху пути шести сошников
1, 2, 3, 4, 5, 6 и пути трех заборонивающих зубьев t,u,x.
Хлопок
Гравюра XIX. Возделывание и битье хлопка
Фиг. 1. Поселение на островах Америки, где возделывается
хлопок.
1. Хлопчатник в полный рост; куст с созревшим хлопком.
2. Негр, собирающий хлопок.
24 Дидро, 1. УП

370
Гравюры
3. Негритянка, которая щиплет хлопок.
4. Негритянка, которая переносит хлопок на мельницу для отде-
ления зерна.
5. Негр, упаковывающий хлопок, который он утаптывает ногами,
пользуясь для этой же цели железным пестом.
6. Негр, который время от времени мнет кипу снаружи, разбрызги-
вая руками воду, чтобы мешок сжимался, лучше удерживал
хлопок и не позволял хлопку вздуваться, а также подниматься
к отверстию мешка.
7. Кипы хлопка, готовые к продаже.
8. Маленькие суда моряков, пристающие к берегу для погрузки
хлопка.
9. Часть плантации хлопчатника.
10. Навес для хлопка, под которым находятся негритянки, пропу-
скающие хлопок через мельницу.
Фиг. 2. Вершина ветки хлопчатника.
1. Маленькие трехлопастные листья.
2. Большие пятилопастные листья.
3. Цветы.
4. Листки, образующие чашечку цветка.
5. Коробочка, или плод, хлопчатника; закрыт своей чашечкой.
6. Раскрытый плод с распустившимися пучками хлопка.
7. Коробочка, начинающая раскрываться сверху.
8. Зерно хлопка почти в натуральную величину.
9. Зерна хлопка в размере, пропорциональном изображению ра-
стения.
10. Железный пест, которым пользуются для уплотнения хлопка
в кипах.
Фш. 3. Битье хлопка.
А. Китаец.
ВС. Связка камышей, поддерживающая лук.
D. Железное кольцо, поддерживающее связку камышей.
E. Хлопок под цщурком лука.
Гравюра XX. Обработка хлопка
Верхняя часть гравюры, или виньетка, изображает внутрен-
ность фабрики.
Фиг. 1. Сновальщик, который снует основу. Сновальня состоит
из пяти рядов болтов, на которых протягивают и разбирают нитки
различных цветов, стараясь сохранить скрещения. Расстояние от
одной пары до другой около одного фута.
2 и 3. Работники, которые пропитывают клеем основу, на-
детую на палочки и растянутую на четырехугольной раме АВ.
На ее длинных сторонах CD лежат концы палочек.
4 и 5. Два других работника, которые следуют за первыми
и заканчивают намазывание, водя своими прутиками, или плюше-
выми подушечками, по верхней и нижней стороне основы; этими

Гравюры 371
подушечками они натирают ее, идя от А к В, чтобы пысушить
и разобрать ее нитки.
6. Ткач, выделывающий на станке кусок ткани. За ним вилл
неется ножная мельница.
Нижняя часть гравюры
Фиг, 1. Ножная мельница для отделения хлопка от зерна.
А, А, А, А—стойки и пятки станка, па котором устанавливаются валы.
В—валы, на концах которых вертикально установлены два колеса,
или маховика С, С, вращающиеся в противоположных напра-
влениях.
В—болт, вставленный вне центра и служащий в качестве рукоятки.
D22—веревка, передающая движение от подножки к одному из
колес С. Есть подобная же веревка на другой стороне F под-
ножки EF.
G—наклонная дощечка, на которую падает зерно. Подшипники или
муфты, в которых вращаются оси валов, можно произвольно
сжимать и разжимать, чтобы сближать и отдалять валы, дви-
гаемые по желобам стоек; подшипники укреплены в этих
желобах на гвоздях.
Фиг. 2. Маленькая ручная мельница для тех же целей.
оЪ—желобчатые валы.
с—рукоятка.
Фиг. 3. Две карды прядильщика.
АВ—большая карда.
CD—маленькая карда.
Фиг. 4. Часть основы и палочек, на которых скрещиваются нитки.
аЬ, ей—пара палочек.
е/> ^—другая пара палочек, помещенных приблизительно на рас-
стоянии в один фут от первой. Обе палочки парами соеди-
няются ^-образными отрезками из железных проволок.
rstu—одна из нитей основы, попеременно проходящая через верх
и. низ палочек каждой пары.
Ытп—другая нитка основы, проходящая через верх и низ пало-
чек, положенных для того, чтобы поддерживать основу по
всей ее длине и сохранять все скрещения, которые сделал
на ней сновальщик, изображенный на виньетке (фиг. 1).
Фиг, 5. Одна из двух подушечек, сделанных из шерстяного
плюша; проклейщики (фиг. 2, 5, 4, 5) пользуются ими как
прутиками для размазывания клея по основе. Подушечка
набита резаным конским волосом.
Гравюра XXI. Расчесывание хлопка
Фиг. 1. Первая операция. Расчесывание хлопка одной кардой.
1. Л? 2. Пучки хлопка, сделанные рукой, после того как их от-
делили от зерна.
24*

372
Гравюры
2. Вторая операция. Продолжение расчески хлопка, или разде-
ление хлопка на две карды.
3. Третья операция расчесывания хлопка, или перенесение хлопка
с большой карды на маленькую.
'-4. Вычесывание хлопка.
Ъ. Пучок хлопка, лощенпый один раз.
6. Пучок хлопка, лощенный дважды.
Гравюра XXII. Лощение и прядение хлопка
Фиг. 1. Лощение хлопка.
Фиг. 2. Прядение хлопка.
Фиг. 3. Руки прядильщика, видимые порознь.
Фиг 4. Мотовило.
'А. Барабаи мотовила.
В, С. Колеса, размеряющие количество ннтки.
Ddf Пружина, сообщающая о количестве натки. Когда барабан
сделает столько оборотов, сколько требуется для того, чтобы
колесо В сделало один оборот, а колесо J5—столько оборотов,
сколько требуется для того, чтобы колесо С сделало один,
болт d встречается с концом / пружины, проходит мимо и от-
водит пружину Ddf, которая ударяет один раз по болту Е.
Гравюра XXI11. Выделка ткани из хлопка
Nota. В тексте поставлены заглавные буквы, а на гравюрах
строчные.
Верхняя часть гравюры изображает стапок для тканья хлоп-
чатой ткани и работника за его станком; в этом стайке нет
никаких особенностей.
а—гиря, которая привязывается к заднему навою и натя-
гивает основу.
ЬЬ—основа и рамы станка.
с—лицы.
d—подножки.
/—работник.
На нижней части гравюры ■— тот же стапок, видимый сбоку.
Буквы — те же самые и обозначают те же части.
е, е— ремизки.

Гравюра Т. Добывание руды

M-J-t-f-"r-fr-
Гравюра II. Обжигание руды в фордгнбер\стх печах

-о
с
ft.
g
S

Гравюра IV. Промывалмя Робе pa

Гравюра П. Дробилъуя

с
ff

и

AC
ШШжШШ.

ft

о
О
i
i
ft
Î8 Дилрс, T.YI1

Гравюра ХТГ. Пахота. Землеобрабатывающие и посевные орудия

TTVcv
л
Ы
ssséàja-
< > * * H * » A i .♦■ * ? =
|i-..-iiu.Wi^L.t| .1.. | Jy
J г 1
£<AtOe J? <t\>bif fitdf
Гравюра ХГ. Землеобрабатывающп* орудуя
25*

Ш ■ л
/V V
ê
щЬ. iwU» ^JU*
i
Ши •Is***
/»,/.
Ш 11IMJ!
rt N К S О к l A
Гравюра XVI. Прокаливание и вспашка земли

6K I .^х_
,#
к К 1.
Л.Л.Л- ../■ S^ Л../- /-.^ /.«Bv Av Л,
Гравюра Х/77. Сеялка Ту.ия

^■■.'.■^„'„.^..ryp
Гравюра XVIII. Сеялка Тулля (продольный разрез)

Гравюра XIX. Возделывание и битье хлопка

Грлвюра XX. Обработка хлопка

Гравюра XXI. Расчесывание хлопка

Гравюра ХХГГ. Жощение и прядение глопка

Граеюрл ХХТГТ Выделка ткани m хлопка

ПРИМЕЧАНИЯ
I
1. Просиевт
Опубликован в октябре 1750 г. Даламбер поместил его
в I томе «Энциклопедии» в конце «Вступительного слова изда-
телей» (см. «Discours préliminaire des éditeurs» со стр. XXXIV
до конца) с некоторыми изменениями. В настоящем издании
«Проспект» дается в своем первоначальном виде по тексту «Oeuvres
complètes de Diderot, tome treizième, par Assezat», Paris, 1876.
1 Первый абзац «Проспекта», набранный курсивом, по мле-
нию Ассеза, принадлежит книгопродавцам-издателям.
2 Цитата из «Ars poetica» Горация помещена в качестве эпи-
графа на титульном листе «Энциклопедии».
8 Вслед за «Проспектом» в I томе «Энциклопедии» помещена
статья по поводу классификации наук Бэкона («Observations sur
la division des sciences du en. Bacon»), a за ней классификация
наук «Энциклопедии». При сравнении этих классификаций обна-
руживаются лишь небольшие частные различия в первом и
третьем основных разделах наук —в истории и философии,
соответствующих, согласно Бэкону, памяти и разуму. Второй
основной раздел Бэкона — поэзия, повидимому, принят Дидро
без изменений.
4 В замечаниях о классификации наук канцлера Бэкона
(«Энциклопедия», том I) Дидро говорит: «Бэкон заметил, что
это разделение может быть применимо и к теологии. В одном
месте «Проспекта» мы придерживались этой идеи, но потом оста-
вили ее, так как она показалась нам более остроумной, пежелп
серьезной».
6 Формей, Жан-Луи-Самюэль (1711—1797)— публицист, фи-
лософ-вольфианец, сын французского протестанта, бежавшего в
Германию. Был сначала пастором, затем профессором философии
французской коллегии в Берлине, принимал участие в осно-

398 Примечания
вапии Прусской академии наук, в которой был непременным
секретарем. Обладая обширнейшей эрудицией, он написал ряд
трудов по истории, литературной критике и философии. Из фи-
лософских трудов известны «Прекрасная вольфианка», в которой
он популяризирует философию Вольфа, и «Эмиль-христианин»,
написанный в опровержение педагогических взглядов Руссо.
6 Отдел общей и частной грамматики вел Дюмарсе (Сезар-
Шене), видный лингвист. Ему принадлежит несколько трудов
но методологии языкознания.
7 Объем изобразительных материалов далеко превзошел пред-
положение Дидро: из пих составилось одиннадцать томов.
8 Этого абзаца «Проспекта» в окончательном тексте изложения
системы наук нет. Мы даем его по Ассеза, «Oeuvres complètes
de Diderot», том XIII.
2. Письма к Бертъе
Первое письмо помещено в I томе «Энциклопедии» (1751)
в качестве предисловия к статье «Искусство» («Art»).
1 Д. 0. (В. Р.)— инициалы обращения: «Достопочтенный
отец» (Révérend Père).
2 Бертье (Berthier), Гильом-Франсуа (1704—1782)—реакцион-
ный публицист. Редактировал по поручению ордена иезуитов —
«Газету Треву» («Journal de Trévoux») — иезуитский орган, осно-
ванный в 1701 г. в Треву. Написал шесть томов продолжения
«Истории галликанской церкви» (тт. XIII—XVUI; до 1529 г.),
начатой иезуитом Лонгвалем (опубл. в 1730—1749 гг.). Высту-
пал против Вольтера и энциклопедистов. Ему принадлежит книга
«Observations sur le Contrat social» («Замечания по поводу «Обще-
ственного договора», 1789), направленная против Руссо.
3 Pocte non dolet,— слова Аррии, жены консула Цецины
Пета, приговоренного в 42 г. н. э. к смертной казни за участие
в восстании против императора Клавдия. После тщетных попыток
спасти мужа Аррия решила показать колебавшемуся Пету при-
мер мужества. Она вонзила себе в грудь кинжал и передала
его мужу со словами: «Пет, это не больно».
4 Речь идет о продолжении «Истории галликанской церкви»
(см. примеч. 2).
Второе письмо.
1 Матрона Аррия (см. примеч. 3, Письмо первое).
2 Ансон, Джордж (1697—1762) —английский мореплаватель.
Несколько раз возглавлял экспедиции на Каролинские острова, где
основал город, названный его именем; возглавлял также военные
экспедиции Англии в испанские крлонии Южной Америки. Отли-
чился в 1747 г. в морских военных операциях против Франции,
за что получил звание пэра, а затем адмирала. Составил описа-
ние своего кругосветного путешествия.

Примечания 399
3 То есть Бэкону.
4 Анализ... Продолжение... (Analyse, Continuation). Эти статьи
принадлежат Даламберу.
3. Предисловие к VIII тому «Энциклопедии»
Это предисловие относится к 1765 г.
1 Де-Жокур, Луи (1704—1779) —литератор, эрудит, обла-
давший обширнейшими сведениями во многих научных областях
и говоривший на многих языках. Занимался разработкой фило-
софии Лейбница, которому посвятил два труда — биографию и
анализ проблем «Теодицеи».
2 Намек на Даламбера, отказавшегося от участия в издании
«Энциклопедии» по окончании VII тома.
II
1. Природа
Nature, «Энциклопедия», т. XI. В издании полного собрания
сочинений Дидро под редакцией Ассеза этой статьи нет.
1 По поводу Мальбранша Дидро делает замечание, что его
утверждение настолько же смело, насколько ложно; чтобы из-
бежать идолопоклонства, достаточно рассматривать природу с той
точки зрения, с какой она рассматривается в статье. Если нужна
изгнать из школ слово «природа» потому, что им злоупотребляли
язычники, то следует изгнать также и слово «бог», смысл которого
они тоже исказили («Энциклопедия», т. XI, стр. 37).
2. Животное
Animal, «Энциклопедия», т. I. В издании Ассеза отсут-
ствует.
1 Вастель, Луи-Бертран (1688—1757)— французский мате-
матик и физик. Дидро имеет в виду его труд «Nouvelles experiences
d'optique et d'acoustique» («Новые опыты по оптике и акустике»),
опубликованный в «Journal de Trévoux» в 1735 г. В этом труде
Кастель излагает устройство «оптического клавесина», гаммы цве-
тов, построенной по принципам звуковой гаммы.
2 Тремблей, Авраам (1700—1784)— швейцарский зоолог. Его
главный труд по естествознанию «Mémoires pour servir à l'histoire
d'une genre de polypes d'eau douce» («Записки для составления
истории одного пресноводного полипа») опубликован в 1744 г.
8 Дидро ссылается здесь на «Synopsis methodica animalium quad-
rupedum» («Методический перечень четвероногих животных») англий-
ского ботаника и зоолога Джона Рея (1628—1704), впервые после
Аристотеля давшего систематическую классификацию животных.
4 Речь идет о труде Линнея «Systema naturae» («Система
природы»). ^

400
Примечания
3. Человек
Homme, «Энциклопедия», т. VIII.
1 Бросс (или Дебросс), Шарль (1709—1777)— видный эрудит-
литератор; за общественные заслуги был пожалован чином пре-
зидента Дижонского парламента. Известен своими историческими
трудами, из которых главным является «История римской респу-
блики в VII веке» (Dijon, 1777).
Дидро имеет в виду его «Трактат о механическом образо-
вании языков» (Paris, 1765, 2 тома).
2 Бенин — река в Нигерии.
8 Тавернье, Жан-Батист (1605—1689) —видный путешествен-
ник; объездил Малую Азию, Персию, Монголию, Индию и острова
Южной Азии; написал о своих путешествиях книгу «Путешествия
в Турцию, в Персию и в Индию» («Voyages en Turcie, en Perse
et aux Indes», Holl. 1679).
L Душа
Ame, «Энциклопедия», т. 1. Ассеза не поместил этой статьи
в своем издании, повидимому, потому, что Дидро принадлежит
только приложение к ней, обозначенное значком Дидро. Только
этот материал имеется и в копиях рукописей Дидро, хранящихсл
в Ленинградской публичной библиотеке и печатается в настоящем
издании. Большая часть статьи принадлежит аббату Ивону
(знак —X).
1 В этой статье Ивон обсуждает три вопроса: 1) о происхо-
ждении души, 2) о природе души, 3) о судьбе души после смерти.
Четвертому вопросу — какие существа наделены душою — он по-
свящает следующую статью — «Душа животных» («Ame des bêtes»,
Enc, т. I).
Ивон пространно обсуждает учения древних философов о про-
исхождении души и, назвав нелепостью учение о мировой душе,
из которого Спиноза «почерпнул свои заблуждения», приходит
к выводу, что «древние философы совсем не понимали истинной
духовности» (стр. 327). Он соглашается с мнением Бэйля, что
учение о мировой душе более абсурдно, чем учения о душе Де-
мокрита } Эпикура. Душа, по мнению Ивона, не сотворена
вместе с Адамом и не размножается с размножением человека,
как думал Тертуллиан,—это слишком материалистично,— и не по-
сылается богом в тела для наказания, как думал Ориген,—это
противоречит благости божией. Самым лучшим Ивон находит тол-
кование Лейбница, что «души, которым предстоит быть душами
людей и других существ, заключались в семенах и... существовали
от начала всех вещей» как формы органических тел; они стано-
вятся разумными лишь при претворении оживляемого ими тела
в человеческое тело (стр. 330 и 331).
В связи с вопросом о природе души Ивон критикует Спинозу
и Гоббса, присоединяясь к мнениям Мальбранша и Локка : душа —

Примечания
401
простая неделимая духовная субстанция. Разные способности ее —
растительная, чувствительная, разумная,— KOiOpbie служили для
многих философов поводом разделять ее, по мнению Ивона,—
лишь различные способы деятельности единой силы, составляющей
сущность души.
Бессмертие души Ивон считает недоказуемым и полагает»
что христианин может верить в него, только опираясь на откро-
вение: «Я не мог бы быть уверенным, что моя душа будет суще-
ствовать после смерти и будет существовать всегда, если бы
я не знал, что создатель решил ее судьбу. Следует советоваться
только с его волей, а его волю можно познать только через
откровение» (стр. 340).
Ивон полагает, что и животные тоже наделены душой, и опро-
вергает «парадокс» Декарта, что животные — простые машины,
несмотря на то, что учение Декарта о душе «было всецело на-
правлено в пользу религии». Если животные—простые машины,
значит, бог обманывает нас, наделяя их всеми признаками оду-
шевленных существ. «Большое число явлений или следствий, свя-
занных с причиной, которая их объясняет, доказывает существо-
вание этой причины»,— рассуждает Ивон (стр. 345). Действия
животных объясняются душой, следовательно, у животных есть
душа. Это — духовная душа, так как в противном случае мы
пе могли бы быть уверенными в том, что и наша душа духовна.
Она лишь менее совершенна, чем наша. «Я представляю животную
душу как нематериальную и разумную субстанцию; мне кажется,
что она должна быть только деятельным и чувствительным нача-
лом». Но здесь Ивон попадает в западню: если душа животных —
S ровная субстанция, то какова ее судьба после смерти животного?
е является ли она бессмертной, как и душа человека? Ивон
утверждает, что духовность не означает бессмертия, что если мы
и не можем объяснить, почему человеку дана привилегия бессмер-
тия, хотя душа его в принципе и не отличается от души жи-
вотного, то мы можем опереться здесь на откровение, выдви-
гающее перед нами непостижимый для нашего разума, но неопро-
вержимый факт: бессмертна только человеческая душа.
8 Согласно психологическим теориям XVII и XVIII веков
впечатления внешних предметов на душу оставляют на ее носителе
следы (vestigia) или складки (plicae). «Животные духи», пробегая
по этим следам, воспроизводят полученпые ранее впечатления,
как бы повторяя те движения, которые они имели в процессе
восприятия впечатлений. Так объяснялась деятельность вооб-
ражения.
8 Вьеосан (Vieussens), Раймонд (1641 — 1716) —французский
анатом; ему принадлежит крупный труд «Всеобщая неврогра-
фия (Лион, 1685), являющийся результатом десятилетней ра-
боты над исследованием трупов; оставил также немало трудов
по патологической анатомии и по практическим вопросам медицины..
* Ланчизи, Джованпи-Мария (1654—1720) — итальянский ана-
том' и врач; в своей книге «De sede animae cogitantis» («О седалище
26 Дадро, т. YII

402
Примечания
мыслящей души») доказывал, что душа находится в мозолистом
веществе мозга.
6 Пейрони (de la Peyronie), Франсуа (1678—1747) — француз-
ский хирург; основал Парижскую хирургическую академию.
6 Центральное белое вещество (centre ovale) впервые было
исследовано Вьессаном и получило название centrum semiovale
viessenii, удержавшееся до настоящего времени.
7 Пти (Petit) — фамилия многих врачей и хирургов. В XVIII веке
были известны два выдающихся врача-хирурга, оставивших много
трудов по ряду теоретических и практических вопросов медицины.
О ком здесь говорит Дидро, установить не удается.
8 Литтр, Алексис (1658—1725) —еиный французский врач
и анатом; его многочисленные труды по анатомии и медицине
печатались в течение двадцати лет (1701—1720) в «Записках
академии наук».
9 Додар, Дени (1634—1707)— французский врач, автор ряда
медицинских и естественно-научных трудов. Большинство из них
было помещено в «Записках академии наук».
5. Зверь, животное, скот
Bête, Animal, Brute, «Энциклопедия», т. П.
в. Бессмертие
Immortalité, «Энциклопедия», т. VIII. . . .
В согласии с Ассеза (полн. собр. соч. Дидро, т. XV) в тек-
сте выпущено начало статьи: «Бессмертен тот, кто не умрет,
кто не подвержен распаду после смерти. Бог бессмертен; челове-
ческая душа бессмертна, но не потому, что она духовна, а по-
тому, что справедливый бог, который пожелал, чтобы благие
и злые получили в другом мире удел, достойный их деяний в этом
мире, назначил и должен был назначить ей бессмертие по отделении
от тела. Бог создал душу из ничего, и если она не уничтожается
снова, то только потому, что ему угодно сохранить ее. Независимо
от того, материальна она или духовна, она одинаково может
существовать, если ему будет угодно сохранить ее. Сознание ду-
ховности и сознание бессм<ртия не зависят друг от друга; душа
может быть духовной и смертной, материальной и бессмертной.
Сократ, не имевший никакого понятия о духовности души, верил
в ее бессмертие. Душа существует не сама по себе, а только по
воле божией и будет продолжать свое существование только
по воле божией; философы доказывают, что душа духовна,
а вера учит нас, что она бессмертна, и этому же учит нас
разум».
Этот абзац весьма характерен в качестве образца рассужде-
ний Дидро на религиозные темы в «Энциклопедии». После изложения

Примечания
Ш
вопроса в духе христианской церкви «для отвода глаз цензуры»
Дидро дает свое понимание бессмертия как жизни в памяти,
последующих поколений.
7. Имматериализм или спиритуализм
Immaterialisme ou Spiritualité, «Энциклопедия», т. УШ.
1 Дидро дает здесь примечание: «Учение церкви никогда не
изменялось: мы верим теперь в то же, во что верили всегда;
следовательно, нелепо утверждение, что отцы церкви первых
веков представляли бога телесным, что их учение держалось
в греческой церкви до последнего времени и что оно было оста-
влено римлянами лишь во времена святого Августина. Смотрите
примечания к статье «Душа» и «Догматическую теологию» Пето,
кн. 2, гл. 1, где можно видеть, что слово тело в писаниях святых
отцов не исключает духовности и бессмертия, которые они при-
знавали за богом».
Принадлежность этой статьи перу Дидро не подлежит сомне-
нию, и нужно думать, что это примечание имело целью снять
с Дидро как редактора ответственность за смелые утверждения:
его как автора. Статья помещена в «Энциклопедии» без знака,
как все авторские статьи Дидро. Примечание носит редакторский
знак Дидро.
2 См. «Энеиду», ст. 726—727.
8 Мург, Мишель (1642—1713) —ученый иезуит. Помимо «Бо-
гословского обозрения пифагореизма» («Plan théologique du pythago-
reisme et des autres sectes de la Grèce»), ему принадлежит еще
несколько философских и исторических сочинений, составивших
ему славу крупного эрудита.
4 Имеется в виду «Продолжение разных мыслей по поводу
кометы» («Continuation des Pensées diverses sur la comète»), за-
ключающее полемику Бэйля с представителями реакционной фи-
лософии по различным философским и религиозным вопросам.
6 Гюэ (Huei), Пьер-Даниэль (1630—1721) — епископ Аврапш-
ский, член Французской академии, философ-скептик реакционного
направления, актор нескольких исторических и философских трудов.
В своем «Философском трактате о слабости человеческого ума»
(«Traité philosophique de la faiblesse de l'esprit humain», 1723) ОИ
доказывал приоритет веры над разумом.
6 Фабрициус — имя многих богословов и ученых. Допустимо,
что Дидро имеет в виду швейцарского эрудита Жана-Альбера
Фабрициуса (1668—1736), автора ряда оПширпых литературно-
критических, исторических и библиографических трудов. Главный
труд его — «Греческая библиотека, или сведения о древних пи-
сателях» («Biblioteca gracca sive notitia scriptorum veterum», Гамбург,
1705—1728, 14 томов), в котором обсуждаются творения грече-
ских писателей с древнейших времен до падения Византийской
империи..
2d»

404
Примечания
* Бозобр (Beausobre), Исаак (1659—1738)— протестантский
историк и публицист. После отмены Нантского эдикта эмигрировал
из Франции в Голландию, а затем в Германию, где написал ряд
трудов QO истории церкви, в том числе и «Критическую историю
манихейства» («Histoire critique du Manichéisme», 1734—1739), 0 ко-
торой говорит Дидро.
8 Дидро делает к приводимой им цитате из сочинепия Бозобра
примечание: «В предшествующем примечании мы показали, что
святые отпы не считали бога телесным. Следовательно, определение
г. Бозобра заключает в себе ересь; оно столь же ложно, сколько
и предположение, на котором оно основано. Это определение
никогда не признавалось католиками — его принимали топ» ко евти-
хиане, и греческая церковь не только не одоЗрлла, но и осудила
заблуждения Паламаса». Дидро сознательно искажает здесь факты.
Как читатель может видеть по тексту, Григорий Паламас, епископ
Солунский (XIV в.) утверждал в своем споре с Варлаамом
Калабрийским и Акиндином, что свет, исходинший от Иисуса
Христа на Фаворе, не был видимым, телесным творением нетелесной
природы божией, но «присносущным» ей, то есть исходил из ее
сущности. Эту точку зрения Константинопольский собор 1341 г.
признал верной и осудил Варлаама и Акиндина.
9 Валентиниане — последователи Валентина, виднейшего пред-
ставителя школы гностиков (ум. в 160 г.).
19 1С концу статьи дается примечание: «Нет ничего более
нелепого и более непоследовательного, чем это длинное рассу-
ждение г. Бэйля о бесконечности и о нематериальности бога.
Если есть бог, существо необходимое и существующее само по
себе, то оно должно быть бесконечно, благодаря бесконечности
полноты и неизмеримости, согласно глубокомысленному доводу
г. Кларка, том 1, гл. 7. Но когда г. Бэйль проводит параллель
между вездесущием бога и его протяжением, он приписывает богу,
существу абсолютно простому и нематериальному, свойзтво и отно-
шение, ила связь, присущие только материальному существу; зна-
чит, он старается изо всех своих сил разрушить истинную идею
этого самого бога, и, таким образом, один только этот аргумент,
ошибочность которого очевидна, свидетельствует, как заметил
г. Жакло, о том, что этот философ был подлинным атеистом».
III
1. Ощущения
8e**ations, «Энциклопедия», т. XV.
1 Повидимому, Дидро имеет в виду рассуждения Бэйтя в духе
Зенояа о бесконечной делимости материи: материя состоит из
бескодечно малых частей, которые в сумме не могут составить
тело, поэтому тела не могут быть видимы.

Примечания
405
2. Представление
Idée, «Энциклопедия», т. VIII. В издании полного собрание
сочинений Дидро под редакцией Ассеза этой статьи нет.
1 Слово «идея» у Дидро имеет очень широкий смысл: идеями
он называет и чувственные образы, непосредственно возникающие
при восприятии внешнего предмета, и представления предметов
в воображении, и отвлеченные понятия. В первом случае мы
переводим слово «идея» как образ, во втором как представление,
и в третьем как идея. В статье это слово фигурирует, главным
образом, во втором смысле.
2 Повидимому, речь идет о сочинении Локка «Опыт о чело-
веческом разумении».
8 Аргументация сторонников учения о врожденных идеях.
8. Мысль
Pensée, «Энциклопедия», т. XII. В издании полного собрания
сочинений Дидро под редакцией Ассеза этой статьи нет.
е. Рассуждение
Baiaonnement, «Энциклопедия», т. XIII.
1 Имеется в виду Кондильяк, автор трактата «И<чстсство
мышления» («Art de penser», Paris, 1780).
2 Речь идет о Кондильяке, авторе трактата ч<Опыг о проис-
хождении человеческих знаний» («Essai sur l'origine des connais-
sances humaines», Paris, 1746).
5. Индукция
Induction, «Энциклопедия», т. VIII.
1 Son âme, son épée вместо sa âme, sa êpêe. Для благозвучия
здесь местоимение son (свой, его) дается в форме мужи^от рода,
между тем как âme (душа) и épée (меч, копье • на французском
языке являются существительными женского рода.
IV
1. Человек
Homme, «Энциклопедия», т. VIII.
2. Естественное право
Droit naturel, «Энциклопедия», т. V. Статья помечена редак-
торским значком Дидро.
1 Здесь Дидро дает примечание: «Автору этой статьи было бы
дегко доказать существование естественного права, если бы оц

406
Примечания
не увлекся ошибочными взглядами Гоббса, который полагает,
что мы влачим жалкое, шаткое и беспокойное существование
и что человек, обуреваемый страстью, способен причинять другим
то, чего он не желает самому себе. Не удивительно, чго,
исходя из таких предположений, он не нашел источника есте-
ственного права в сердце человеческом и, по его мнению, это
право следует искать в общей воле, то есть в основоположениях
права и законов цивилизованных наций, в действиях варварских
и диких народов, в молчаливых договорах врагов человеческого
рода и, наконец, в страстях, вызывающих в нас возмущение
и негодование. Несомненно, он согласится с тем, что само по
себе естественное право неизменно, а следовательно, доныне не пре-
терпело никаких изменений. Но если это так, то к кому должен
был обращаться индивид, чтобы узнать о своих обязанностях,
когда еще не существовало диких народов, живших в обществе,
а следовательно, и не было общей воли? Более того, если молча-
ливые договоры врагов человеческого рода должны быть нашими
руководителями, то не должны ли мы относиться к ним с недо-
верием? И если страсти, возбуждающие в нас возмущение и него-
дование, сами по себе являются причиной того состояния вражды,
в котором мы находимся, то как могут они научить нас жить
в мире с нашими ближними? Отсюда видно, что эта общая воля
покоится на совершенно неосновательном предположений и что если
бы она была обоснована, из нее нельзя было бы вывести пикаких
правил, полезных для человека; а так как она составлена из инди-
видуальных воль, беспокойных и шатких, то отсюда следует,
что она также несовершенна и обладает такими же недостатками.
Следовательно, для выведения естественного права мы должны
прибегнуть к другим принципам. Итак, я считаю неоспоримым, что
человек совершает действия, которые по природе своей небез-
различны, что они сами по себе являются благими или дурными
и, таким образом, эти качества их зависят не от какого-нибудь
положительного закона, но от их согласия или несогласия с вечным
законом божиим, который является лишь собственным разумом
человека, поскольку тот замечает, согласуются или не согласуются
его поступки с высшим разумом. Я еще полагаю, что человек
есть разумное и свободное существо, которое может делать выбор;
между добром и злом, а следовательно, быть достойным награды
или наказания. Накопец я полагаю, что бог, создав человека
способным творить добро и зло, назначил для пего высшую цель,
к которой должны быть направлены все его поступки; поэтому-то
человек и достоин награды всякий раз, когда он действует в со-
ответствии с этой целью, и наказания, когда он действует в про-
тиворечии с этой целью. Исходя из этих положений,' которые
всякий разумный человек должен считать обоснованными, легко вы-
вести и естественное право и все, что из него вытекает.
'• Создав человека свободным и способным выбирать между добром
или 8лом, бог назначил ему высшую цель, которой он может до-
стигнуть, лишь выбирая добро; отсюда следует вывод, что бог дол-

Примечания
407
жен был вместе с этим наделить его способностью легко различать
добро и зло, чтобы творить одно и избегать другою; всякое другое
предположение противоречило бы справедливости божией. Эта спо-
собность есть не что иное, как свет разума; нет человека, наде-
ленного ею, который не знал бы, что такое естественное право».
Примечание обозначено редакторским значком Дидро..
3. Естественный закон
Loi naturel, «Энциклопедия», т. IX.
е. Гражданин
Citoyen, «Энциклопедия», т. III.
1 Закон Portia — закон трибуна Порция Лека. В нем утвер-
ждались привилегии римских граждан и устанавливались строжай-
шие наказания за убийство и избиение римского гражданина.
* Пуффендорф, Самуэль (1632—1694) — немепк'й правовед и
историк; в теории права был последователем Гроция, а также
"и Гоббса. Считал н ооходимым совершенно отделить законодатель-
ство от теологии и поставить его на рациональные основания и
выводил все права и обязанности человека из естественного
принципа «общительности».
5. Интерес
Intérêt, «Энциклопедия», т. VIII.
1 Николь, Пьер (1625—1695) — бо^осдоп и моралист, профес-
сор Пор-Рояля, поломишровавший с иез^тами, автор многих тру-
дов по вопросам этики. Дидро имеет в виду его главный труд
«Опыт о морали и богословские наставления» (Paris, 1671).
2 Французский материалист Гельвецтй, др.,г Ди.фо; его книга
«Об ум.е» («Ье l'esprit») вышла в 1758 г.
в. Нравы.
Moeurs, «Энциклопедия», т. X.
7. Целибат
Célibat, «Энциклопедия», т. И.
1 Морен, Анри (1705—1764) — филолог и историк, член Ака-
демии надписей и изящной словесности, поместивший в сборниках
академии ряд работ по древней истории.
2 Пафнутий (ум. в 350 г.) — епископ гор. Таиса в Верхней
Фиваиде. Выступал на Никейском соборе против безбрачия ду-
ховенства, указывая на тяжесть его для многих духовных лиц,
и предлагал лишь вынести постановление о том, чтобы безбрач-

408
Примечания
ныв липа после посвящения в сан в брак не ьстуиали. Собор
согласился с его мнением.
8 Томассен, Луи (1619—1605) — церковпый историк н мора-
лист, автор ряда трудов по вопросам истории церкви.
* Собор in TruUo—Константинопольский собо" 691— 692 гг.,
получил название от собора дворца Trullus, в котором происхо-
дили его заседания.
6 Ювиан. Опечатка в тексте или описка Ди/ipo. Речь идет
о римском мопахе Ювиииапе. отлученном от церкви Сипипием за
выступление против пелибата в 385 г. С ним и с Вигиланипем
Иеронпм имел длительпую полемику.
* Аббат Сен-Пьер Шар-ь Ирене (1658—1743) — публицист
и филантроп: автог» ряда морально-политическиv трудов. Изве-
стен своим «Проектом вечного мира» (Paria. 1713), в котором
доказывал возможность устранения всех международных противо-
речий без пполития крови.
7 Имеется в виду Петр I.
в Мелон, Жан-Франсуа (ум. в 1738 г ) —экономист. Ему
принадлежит книга «Политический опыт о торговле» («Essai poli-
tique sur le commerce». 1734). которую Вольтер назвал «произ-
ведением умного человека, гражданина и философа».
9 Г. президент М.. — Монтрскье («Дух законов», кн. ХХШ,
гл. XI: кн. XXV, гл. TV и др.).
10 Речь идет об «Опчте о заслуге и ло^роцртели» («Essav on
the virtue and mérite») Шефтсбери, переведенном на французский
язык самим Дидро.
V
1. Государи
Souverains, «Энциклопедия», т. XV.;
2. Тиран
Tyran, «Энциклопедия», т. XVI.
8. Законодатель
Législateur, «Энциклопедия», т. IX.
4. Собственность
Propriété, «Энциклопедия», т. XIII.
5. Привилегия
Privilège, «Энциклопедия», т. XIII.
6. Священники
Prêtre*, «Энциклопедия», т. XIII.

Примечания
409
7. Философ
Philosophe, «Энциклопедия», т. XII.
VI
1. Сталь
'Acier, «Энциклопедия», т. I.
1 Менаж, Жилль (1613—1692) — крупнейший фрапцузский эру*
дит и лингвист. Его труды служили для современников справочни-
ками по вопросам лингвистики.
2 Aciarium по-латыни значит игольник, булавочник. Аосгаго*
по-итальянски и azero (пыне асего) по-испански означает сталь.
Повидимому, Плиний употребил actes вместо chalbs потому, чтч>
из этого металла римляне изготовляли булавки, иголки и лезвия
режущих орудий.
3 Сырцовая сталь (acier naturel) — естественная сталь ; мы
пользуемся здесь русскими техническими терминами, иногда сильно
расходящимися с соответствующими им французскими.
1 Искусственная сталь, иначе сварочная — цементированная*
сталь, полученная путем обуглероживания железа, восстановления
в нем тех веществ, которые были удалены при переработке руды
в железо. Процессы получения сырцовой и сварочной стали Дидро
подробно описывает ниже.
6 То есть чугуну (fer de fonte) и кричному железу (fer forgé)-
6 В подлиннике синонимы: crasses ou scories.
I Мартин Листер (1638—1712) — английский натуралист из
врач. Оставил несколько трудов по зоологии.
8 Еирхер (1602—1680) —иезуит, видный немецкий эрудит.
Профессор математики, философии и восточных языков в Вюрц^
бурге и в Риме.
9 Ильва — древнее название острова Эльбы на Средизэмном море.
10 Фонтемль. Речь идет об известном французском писателе-
Бернаре Ле-Бовье-де-Фонтенеле (1657—1757). Дидро идеет в виду
его «Историю Королевской академии наук», опубликованную в^
1702—1733 гг.
II ЛСоффруа, Этьен-Франсуа (1672—1731)— видный фран-
цузский химик. Дидро, повидимому, цитирует здесь его трехтом-
ный труд «Tractatus de materia medica», Paris, 1741 («трактат
по медицинским вопросам»).
12 Сода — угленатровая соль (Naa С03); предположительный'
перевод sel alcali.
13 Туаз — линейпая мера в 6 французских футов, 1,95 метра.
14 То есть 6,5 дюйма.
16 Большой фунт. Установить точно величину этой весовойХ
единицы не удается. Фунт Qivve) имел как во Франции, так.
и в других странах различную величину в разные эпохи и в раз-
ных местах. До введения метрической системы во Франции руант-

-410
Примечания
-ский фунт был одним из самых больших; он почти равнялся
0,5 килограмма*.
16 Понт (Pont-à-Celles) — город в Бельгии, издавна иззест-
ный металлургическими заводами.
17 Ривская сталь — из Рив-де-Жье, города лепартамента
-Луары, где с давних времен процветала металлургическая про-
мышленность.
2. Земледелие
Agriculture, «Энциклопедия», т. I.
1 Locuplefes— от слова locupîes, что значит богатый 'имениями.
2 Гесипга буквально означает деньги^ но ведет свое проис-
хождение от слова pecus — скот. В древние времена крупный
рогатый скот, как это известно, например, из «Илиады», служил
средством обмена и мерилом стоимости.
8 Равсиа — существительное множественного числа от слова
pascuum — пастбище.
1Магон — карфагенский суффет (550—500 гг. ло и. о.)> один
из основателей карфагенской державы. Ему приписывается со-
ставление двадцати восьми книг по земледелию. Кассий Дионисий
перевел их на греческий язык, а Деций Силлап, по приказу се-
ната,— на латинский. Этот труд был использован Варроном, Пли-
нием и Колумеллой.
6 Дюальд, Жан-Батист (1674—1743) — иезуит, литератор,
географ; был миссионером в Азии. Дидро имеет в виду его пер-
вый труд «Description géographique, historique, chronologique de la
Chine et de la Tartarie Chinoise», Paris, 1735 («Географическое, исто-
рическое, хронологическое описание Китая и китайской Татарии»).
6 «Исход», гл. 22, ст. 5—6. Дидро приводит по памяти coicpa-
щенный пересказ этого текста.
7 ...овсом или другими яровыми хлебами. Даем неточный
перевод, в подлиннике: «en avoine et menus grains». Menus grains
называются ячмень, полба, просо, греча и другие хлеба, не имею-
щие на русском языке особого названия. Далее мы выпускаем
из текста «qu'on appelle mars». Слово mars обозначает хлеба, ко-
торые сеются в марте месяце. Соответственного слова на русском
языке нет.
8 День святого Мартина празднуется католической церковью
20 марта по новому стилю.
9 Вспашка под корень (labour en plante). Перевод предпо-
ложительный; повидимому, эта глубокая вспашка переворачи-
вает весь слой почвы, необходимый для питания корней расте-
ния (plante), под которое отводится поле. Этим она отли-
чается от взмета,—первой неглубокой вспашки после уборки
яровых.
10 День святого Мартина. Речь идет о Мартине, основателе
монастыря Верту. Церковь чтит этого Мар.ина 24 октября по
новому стилю.

Примечания
411
11 Перша (perche) — старинная полевая мера у французских
крестьян; линейная величина ее колебалась между 18 и 22 фу-
тами.
12 Применяйте гладкую... вспашку... Повидимому, Дидро разумеет
здесь не современную гладкую, или фигурную, вспашку, при ко-
торой поле опахивается кругом и борозды вычерчивают фигуру
поля, а вспашку посредством плуга с оборотным отвалом, схему
которой он дает на фиг. 8. Он называет этот способ вспашки
labourer à plat. О нем говорится в тексте ниже.
18 Вспахивайте отлого, в гребни и в глубокие борозды...— сво-
бодный перевод фразы: «labourez en talus, à dos d'âne, et en sillons
hautes». Вспашка в гребни и в борозды дает возможность устра-
нять излишнюю влажность почвы, так как при этом увеличивается
площадь соприкосновения земли с воздухом, а дождевая вода
стекает в борозды.
14 Драже — смесь бобов, чечевицы, гороха, вики и других
стручковых растений, выращиваемых для лошадей.
16 Ивсрнаш (hyvernache) — смесь вики и ржи, высеваемая
осенью в некоторых местностях Франции для зеленых кормов
весной.
16 Тулль (Tull), Джетро (1680—1740)— английский агроном;
пытался преобразовать трехпольную сельскохозяйственную систему,
преобладавшую в передовых странах тогдашней Европы, на основе
усовершенствования способов обработки земли, о которых речь
идет ниже. В своем имении близ Оксфорда он затратил большие
средства на агрономические опыты и разорился на них. Усовер-
шенствовал рядовую сеялку Лукателло и Кальпаллини. Фран-
цузский натуралист Дюамель-дю-Монсо (1700—1782) изложил и
подверг критике в своей книге «Traité de la culture des terres»
(«Трактат по земледелию») его агрономические теории. Эту книгу
и разумеет Дидро.
. 17 Четырехрядная сеялка Тулля, по его правилам сева, должна
на каждой полосе земли в 6 футов шириной засевать полосу
около 2 футов шириной. Незасеянные промежутки, по системе
Тулля, должны были подвергаться обработке. Эту систему Дидро
обсуждает ниже.
18 Арчан—мера в 51 ар; десятина.
19 Мина — мера сыпучих тел во Франции до введения метри-
ческой системы; парижская мина—60 литров; руанская—40 литров.
8. Хлоиок
Coton, «Энциклопедия», т. П. В издании полного собрания
сочинений Дидро под редакцией Ассеза этой статьи нет. Статья
дана в несколько сокращенном переводе. В частности, сокращены
описания некоторых деталей устройства самопрялки и приемов
снования. За отсутствием наглядных изображений в «Энциклопе-
дии» эти детали, на имеющие существенного значения, затрудняют
понимание текста. "

412
Примечания
1 Турнефор, Жозеф-Питтон (1656—1706) —французский бота-
ник. Известен своей классификацией растений, которая, ори всей
ее искусственности, при всех ее недостатках, оказала большое
влияние на развитие науки. Эту классификацию, которой, пови-
димому, и воспользовался Дидро, он изложил в своем первом труде
«Elements de botanique ou Méthode pour connaître les plantes», Paris,
1694 («Элементы ботаники или метод распознавания рпстепий»).
2 Тертр. Жан-Батист (1610—1687)—до> ииига кзкий в* и х, ко-
торый пробыл восемнадцать лет в качестве миссионера на Антиль-
ских островах и написал историю этих островов, впервые напе-
чатанную в Париже в 1654 г.; Лаба, Жан Батист (1663—1738) —
французский миссионер доминиканского ордена на Антм ьс их ос ро-
вах, автор нескольких географических трудов; Фрезье, Амеде-
Франсуа (1682—1773) —французский инженер и путешественник;
несколько лет путешествовал по испанским колониям в Южной
Америке и написал об этом путешествии отчет.
8 Левенгук (1672—1723) — известный голландский биолог.
* Локоть — старинная французская мера длины, около
3,5 фута.
8 Железные песты имеют на нижнем слегка согнутом и сплю-
щенном конце раздвоение, поэтому они называются pinces — щипцы
(см. грав. XIX, фиг. 2, 10).
6 По-французски лох — mousse, а слово муслин пишется
mousseline.
7 Гросс — старинная мера веса, употреблявшаяся во мпогих
европейских странах. Она исчисляется в V118 фунта. Французский
гросс был несколько менее 4 граммов.
8 Наставительные письма («Lettres édifiantes»), Повидимому,
Дидро имеет здесь в виду записки Жора, о которых упоминается
в начале статьи, а также и ниже.
9 Хлопок-сырец. В подлиннике — coton en laine; буквально:
хлопок, находящийся в состоянии шерсти, волокна.

Перечень иллюстраций
Памятник Дидро и «Энциклопедии» в Пантеоне работы
А. Терруара (фронтиспис) 4—5
фронтиспис первого издания «Энциклопедии» . . . 32—33
Ïht/льный лист первого тома «Энциклопедии» .... 48—49
Сталь
Гравюра I. Добывание руды 373
Гравюра IL Обжигание руды в форденбергских печах. 374
Гравюра III. Промывание вемлистой руды 375
Грчвюра IF. Промывальня Робера 376
Гравюра Г. Рудообмывочное корыто и решето .... 377
Гравюра П. Дробильня 378
Гравюра VII. Изготовление формы свппки 379
Гравюра YIIL Отлипание свинки 380
Гравюра IX. Осаживание крицы . 381
Гравюра X. Обжимание крицы 382
Гравюра XI. Выковывание маклашки 383
Гравюра XII. Реэка 384
Гравюра XIII. Вид резпого и плющильного станков
Сбоку 385
Збммдешб
Гравюра XIF. Пахота. Землообрабатывагощив и посев-
вые орудия . 386
Гравюра ХГ. Землеобрабатывающие орудия 38У
Гравюра ХП. Прокаливание и вспашка вемли .... 388

414 Перечень иллюстраций
Гравюра XVII. Сеялка Тулля 389
Гравюра XVIII. Сеялка Тудля (продольный разрез). . 390
Хлопок
Гравюра XIX. Возделывание и битье хлопка 391
Гравюра XX. Обработка хлопка 392
Гравюра XXI. Расчесывание хлопка 395
Гравюра XXII. Лощение и прядение хлопка 394
1равюра XXIIL Выделка ткани из хлопка 395
Ил тстрации к статьям: «Сталь», «Земледелие» и «Хло-
пок»—репродукции с гравюр из «Recueil de planches sur les
sciences et les arts...», Paris, 1762.

Содержание
4
В. И. Пиков. Дидро и «Энциклопедия» « 5-
Статьи из «Энциклопедии»
I. Предисловия и письма
1. Проспект . "Г 4Î
2. Письма к Вертье 71
3. Прэдисловие к VIII тому «Энциклопедии» .... 77
II. Статьи по вопросам мировоззрения в целом
1. Природа 82е
2. Животное 85
3. Человек 108-
4. Душа 122
5. Зверь, животное, скот 132
6. Бессмертие 134
7. Имматериализм или спиритуализм 135>
Ш. Статьи по вопросам теории познания
1. Ощущения 151
2. Представление • • 165>
3. Мысль 182
4. Рассуждение . . 183
б. Индукция .'.... 188
IV. Статьи по вопросам философии общества
1. Человек Ш
2. Естественное право 201
3. Естественный закон • . . 2§£
4. Гражданин . . . . 20ft

416
Содержание
5. Интерес 213
. 6. Нравы 217
Т. Целибат 217
V. Статьи по вопросам политики
1. Государи 236
2. Тиран 240
8. Законодатель . 242
4. Собственность 262
6. Привилегия 263
6. Священники 270
7. Философ 273
VI. Статьи по вопросам техники
1. Сталь 279
2. Земледелие 306
3. Хлопок 329
Гравюры 359
Примечания 397
ЗТерочень иллюстраций 413
Редактор И. к. Л у п п о л Технический редактор Л. Фрязиновй. Корректор
А. Кашин,
Заказ тд. 109. Инд. Х-00$, Д 44, Тираж 5000. Уполномоченный Главлита
А& Б 39799. Отпечатано на бумаге Красновишерскпго писчебумажного
комбината имени Менжинского. Формат бумаги 82^10 в Vn долю, 26
печ. л. Ï0, 59 авт. л. О'ано в набор 11 марта Г938 года. Подписано к
печати 2*. августа 7939 года. За к. тип. 2090. Цена в переплете 11 руб.
Набрано и сматрицировано в 8-й фабрике книги „Красный пролетария**
треста „Полиграфкнига,к, Москва, Краснопролетарская ул., д. 16. Отпе-
чатано со стереотипа в 11-й типографии и школе ФЗУ МООМП.
Москва, 2-я Рыбинская ул. д. 3.

ГОСЛИТИЗДАТ