СТЕФАН
ЗОРЬЯН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ПЯТИ ТОМАХ
'ИХЛ
МОСКВА
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1976
СТЕФАН
ЗОРЬЯН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
ТОМ ПЯТЫЙ
СКАЗЫ, СКАЗКИ, РАССКАЗЫ
ПОВЕСТИ ДЛЯ ДЕТЕЙ И ЮНОШЕСТВА
ВОСПОМИНАНИЯ, СТАТЬИ, РЕЧИ
Перевод с армянского
С(Арм)2
3-86
Редакционная коллегия:
С. Б. А г а б а б я и, Л. С. 3 о р ь я н,
В. 1'. Л я д и н, Н. М. Л ю б и м о в, Э. С. Т о п ч я н
Примечания
Л. Зорьяна и К. Зорьяна
Оформление художника
Г. Фишера
70303-350
028(01)-76
подписное
© Переводы, примечания.
Издательство «Художественная
литература», 1976 г.

СКАЗЫ, СКАЗКИ

СКАЗЫ
О КРАСОТЕ
Некогда в зажиточном пашем городе Ann * жил бога-
тый князь, владелец большущих поместий и несметных
сокровищ. У князя этого была всего-навсего одна дочь,
очаровательное существо: когда она выходила на балкон
отцовского дворца, словно солнышко выглядывало из-за
черных туч, а когда выходила на улицу, чтобы пойти в
церковь пли же просто прогуляться,— все от мала до ве-
лика, будь то мужчина или женщина — все без разбору —
останавливались и смотрели ей вслед, позабыв обо всем...
Однако тщеславный отец не довольствовался этим и
хотел, чтобы его дочь была еще прекраснее, еще краше,
чтобы ни одна другая княжна и вообще ни одно смертное
существо не могло тягаться с ней в красоте. И потому он
привозил ей пз Византии многочисленные наряды и укра-
шения — атласных платьев вороха, накидки, расшитые
золотом и серебром, сапфиры, жемчуг, изумруд... всего не
перечесть... потом вызывал лучших портных и лучших
цирюльников и приказывал им, чтобы те причесывали,
разодевали его дочь...
После всех этих приготовлений князь приглашал в
свой дворец бывалых людей, много ио свету ездивших
и сведущих в искусстве одеваппя, чтобы те по достоинству
оценили украшения и наряды его дочери и тем самым
усладили его тщеславную ненасытную душу... И некото-
рые пз приглашенных, чтобы польстить князю, превозно-
сили красоту его дочери, восхваляли ее наряды и украше-
ния, а некоторые, лишь бы что-нибудь сказать, делали
незначительные замечания пли давали советы, столь же
незначительные — вместо одной нити жемчугов, скажем,
надеть две или три нити, вместо черных камней продеть
7
в уши золотые с бриллиантами серьги — и все это якооы
для того, чтобы стала княжна еще краше, еще прекрас-
нее...
Князь каждый раз, выслушав гостей, незамедлительно
следовал их советам — наряжал дочь в новые шелковые
наряды, дарил новые жемчужные и алмазные ожерелья,
продевал в уши ей новые, сверкающие огнем бриллианто-
вые серьги, а волосы украшал новыми драгоценными диа-
демами и причудливыми заморскими гребнями... Но все-
го ему было мало, все-то князь ходил недовольный, все-то
мнилось ему, что дочь его наряжена недостаточно и для
того, чтобы подчеркнуть ее красоту, нужны еще более
роскошные наряды, еще более богатые украшения...
И вот однажды тщеславный князь призывает на совет
зодчего Трдата *, того многоопытного и всеведущего
Трдата, который возвел прекрасные аппйскпе дворцы и
храмы, того великого зодчего, чья слава гремела в самой
Византии,— вызывает князь Трдата в своп покои и го-
ворит:
— Братец зодчий, прошу тебя, помоги мне, ради бога,
твое слово будет верное, я знаю,— скажи, как мне одеть
свою дочь, чтобы красота ее засияла еще пуще, чтобы
была моя дочь еще прекраснее, еще краше...
Говорит так и велит служанкам принести все наряды
княжпы и по очереди надевать их на нее, велит принести
все. какие есть у княжпы, украшения...
II после каждого нового наряда князь спрашивает в
нетерпенье:
— Пу, как братец зодчий, что скажешь, как тебе этот
наряд, нехорош?
II Трдат всякий раз качает седой головой:
— Нет, князь, снимите это, велите убрать...
Н когда слуги уносят все наряды и все украшения,
п княжна остается в одной простой одежде, под которой
обрисовывается ее стремительное юное тело,
уши освобождаются от золота и драгоценных
лпкпй Трдат говорит:
— Вот так, только так...
— Не понимаю,— удивляется князь.
Красота, князь, не нуждается в украшениях...
а волосы п
камней, ве-
О ДЫХАППП
Памяти Ав. Исаакяна
Твое тебе же преподношу.
В нашем древнем городе Двине * жил некогда про-
славленный гончар — из обычной глины он выделывал
такие отменные кувшины и блюда, что все, кто видел его
изделия, приходили в восторг — и простолюдины двин-
ские, и местные богачи, и даже чужестранцы, прибывшие
пз дальних богатых стран.
II вот, рассказывают, поступил как-то к гончару этому
в ученики один юноша. Из Двина же родом. Юноша хо-
тел во что бы то ни стало перенять мастерство учителя.
По как он пи старался — его кувшины не получались та-
кими же легкими и изящными, как у мастера, п не звене-
ли, ударяясь друг о дружку, так же нежно и продолжи-
тельно.
Это огорчало топошу, по он не отчапвался и работал
с еще большим прилежанием, не смыкая глаз, день и
ночь...
А мастер смотрел па работу ученика и все одно го-
ворил:
— Нет, не то еще... пе то...
П снова день и ночь трудился пе покладая рук юноша.
П однажды юноше показалось — он уже все освоил
и все может делать не хуже учителя. Он оставил лавку
мастера и открыл свою собственную гончарную.
Все он делал в точности так же, как мастер, и разме-
ры брал те же самые, и в печь для обжига клал кувшины
так же бережно, по людям по правилась его работа, они
уходили от него и покупали кувшины у мастера.
9
— Нет, не то это... не то...
Наконец юноша не выдержал, пришел, удрученный,
к учителю, чтобы тот помог ему понять, в чем причина
ого неудачп. Один за другим показывал он мастеру свои
изделия и ждал, что тот скажет.
А мастер долго смотрел па изготовленную юношей по-
суду. потом взял две миски, повертел в руках, ударил их
друг о дружку, прислушался к звону, покачал головой
и сказал:
— Все как будто па месте, сын мой, все так, одного
только не хватает.
— Чего, мастер, говори,— нетерпеливо попросил юно-
ша.
— Я, как достану из печи кувшин, сразу же легонько
дохну на пего, вот так.
— Ну и?..
— Дыхания в тебе нет, сын мой, дыхания особого...
О ПЕСНЕ
Однажды Ромапос * рассказал пам:
Я был студентом последнего курса Петербургской кон-
серватории, на летние каникулы вздумалось мне поехать
в Финляндию, увидеть своими глазами страну тысячи
озер, узнать поближе ее образованный, вежливый народ.
В одной из гостиниц Хельспнфорса я снял номер и начал
заниматься — я записывал новые мелодии, потом пел их
пли же проигрывал на рояле.
Так провел я несколько дней, не задумываясь о том,
приятны ли мои довольно шумные занятия соседям пли,
может, они доставляют пм неудовольствие. Мне это было
все равно, так как меня тогда одно только занимало —
мои ноты.
Но вот однажды в дверь мою постучались.
Полагая, что это начальство гостиницы явилось сде-
лать мне замечание, я пошел открывать дверь.
Открыл дверь. И увидел перед собой аккуратно одето-
го европейца лет пятидесяти.
— Позвольте войти? — говорит он.
— Прошу,— приглашаю я его в номер.— Чем могу
служить?
На мой вопрос он отвечает вопросом:
— Скажите, пожалуйста, это вы здесь поете?
— Совершенно верно.
— Позвольте узнать вашу национальность.
— Я армянин.
— Армянин? — удивленно переспрашивает он п оки-
дывает меня испытующим взглядом. II снова: — Вы
певец?
— Нет, композитор.
— Композитор.—говорит он растерянно.— Но я хочу
попросить вас спеть одну из ваших песен. Я ваш сосед, я
каждый день слушаю, как вы поете, и ваше пение достав-
ляет мне такое удовольствие.
11
lie будучи певцом п нс обладая к тому ?ке голосовыми
данными, я тем не менее не захотел отказать неожидан-
ному своему гостю, и, когда он ио моему приглашен ню
сел, я запел «Крунк» *.
Посетитель мой, который слушал вначале не отрывая
от моего лица взгляда, вскоре опустил голову и прикрыл
глаза рукою.
Он слушал меня не двигаясь, углубившись в себя, мне,
во всяком случае, так показалось. II в этой задумчивой
позе он оставался до тех пор, пока я не закончил пенно.
А когда я кончил петь — он поднял голову.
— Благодарю вас,— сказал он каким-то сдавленным,
я бы сказал, печальным голосом,— п ради бога, простите
мою настойчивость, по я бы хотел услышать еще одну
песню, если можно, конечно.
II я опять не отказал ему. Чужой человек, хочет озна-
комиться с нашими песнями... Как тут откажешь. II я
запел на этот раз «Араз течет» *.
Но ие пропел я и куплета, гость мои вскочил с места
и пошел к окну — и стал там, повернувшись ко мне
спиной.
«Что за невежливость такая»,— подумал я и хотя и
был оскорблен его поведением, но песню не оборвал.
Я пропел еще куплет п вдруг вижу — гость мой ути-
рает глаза платком...
Тут уж я оборвал пение.
— Простите,— говорю,— случилось что-нибудь?
— Ваши песни,— услышал я,— ваши песнп... три дня
уже ваши песни смущают меня... и я все не понимал
причины, но сейчас, когда я узнал, что вы армянин, я
понял в чем дело...
— Мои песни? — удивился я.— Мои песнп должны
быть такими далекими, чужими для вас...
— Чужими?.. Нет, ваши песни родные мне, да-да,
близкие и родные...
— Как? Вы бывали в Армении?
— Нет, мой дорогой. Мои предки жили когда-то в Ани
п перебрались в Польшу в тринадцатом веке. Звуки ваше-
го голоса и вашей песни, нет, скорее отголоски этих зву-
ков я всегда слышал в нашем доме и в своей душе. Мне
кажется, я этп песни знаю очень давно...
Сказав это, он попросил меня спеть еще одну песню.
И я спел...
О СВОБОДЕ
Говорят,— я эту историю слышал очень давно,— что
в незапамятные времена Свобода была красивой птицей,
жила она в зеленых лугах, кудрявых лесах, в высоких-
высоких горах, парила себе вольно, пела привольно...
И вот однажды люди, которых очень притеснял пх
князь налогами, арестами и телесными наказаниями,— уз-
нали от одного старого-престарого мудреца, что, если они
поймают п принесут в свою страну птицу по имени Свобо-
да, они тут же освободятся от всех тюрем и притеснений.
— А где она живет, эта птица? — спросили люди у
мудреца.
— Опа жпвет далеко-далеко, в зеленых лугах, кудря-
вых лесах, в высоких-высокнх горах... Чтобы поймать и
принести ее, нужно обладать большим терпением и быть
чистым душою...
Люди послушались старого мудреца, собрались и от-
правились па поиски птицы Свободы.
Они искали долго, очень долго — много дней, много
месяцев п много лет, они перенесли множество испыта-
ний, многие погибли в пути, но наконец — на что только
не способны люди — нашли птицу Свободу и под музыку,
с песнями принесли ее в свою страну.
— Радуйтесь, вот она, Свобода... Свободная птица,
несущая нам спасение... Радуйтесь!..
И пришли все жители страны, окружили птицу Сво-
боду.
И запели так радостно и так победно, что злой князь
со своими людьми, испугавшись, оставил страну и бежал
без оглядки...
И золотоперая птица Свобода, широко раскинув своп
огненные крылья, стала летать под небом этой страны,
13
опа облетела все поселения и города, все села и все дво-
ры и всюду несла с собой песню п радость.
Но вот, когда ирошла-улеглась первая радость, лю-
ди — па что только не способны они — подумали, что
Свободная птица может затосковать у них и снова уле-
теть в свои зеленые луга, кудрявые леса п высокие горы,
и они поймали ее п упрятали в клетку.
— Не делайте этого,— сказала птица людям,— оставь-
те меня свободной, чтобы сами были свободными...
Но люди пе послушались се. Тут вышли вперед
несколько человек, чтобы пе дать запереть дверцу клетки.
Но первые люди, те, что решили заточить птицу,— а
их было гораздо больше,— вместе со Свободой арестовали
и ее защитников.
Увидев это, Свобода снова сказала:
— Нс делайте этого, отпустите меня...
И снова ее пе послушались.
— Нет,— сказали люди,— отпустим тебя, а ты уле-
тишь, и нам опять придется худо.
— Меня нельзя держать в плену,— сказала Свобо-
да,— если вы арестуете меня, вам станет еще хуже, чем
раньше.
Как опа ни просила пх, пи молила отпустить ее, люди
не послушались — Свободу заточили в клетку.
Но для Свободы кет и не было никогда никаких пре-
град, Свободная птпца знала все способы, чтобы освобо-
диться — за одну ночь опа своим острым клювом и силь-
ными когтями разбила прутья клетки и улетела в свои
зеленые луга, кудрявые леса, в далекие высокие горы...
И исполнилось то, о чем говорила Свободная птица,—
люди впали в еще более бедственное положение, бежав-
ший тиран со своими людьми вернулся, и снова пошли
аресты, налоги и всяческие притеснения.
И тут люди вспомнили птицу по имени Свобода и сно-
ва отправились па ее поиски, чтобы поймать ее и при-
нести в свою страну. И снова они проделали большой
путь, снова шли они долго и трудно — много дней, много
месяцев и лет, снова перенесли множество испытаний п
многие погибли в пути и наконец нашли птпцу Свободу
и попросили ее отправиться с ними вместе в их страну.
Свободная птица ответила им:
— Нет. Пока вы пе уничтожите все клетки и все
тюрьмы у себя, я в вашу страну не приду.
О РОСЕ
— А знаешь ты, что такое роса? — спросил меня
однажды старый мелышк нашего села летней звездной
ночью, когда мы сидели с ним под ивами, возле дверей
шумливой мелышцы и беседовали.— Ну, конечно, ты это-
го не знаешь,— продолжал он, не дожидаясь моего от-
вета. — Ведь бабки Зизи давно уже нет па свете, а кто
еще мог рассказать тебе это... Она, правда, не очень-то
любила рассказывать эту историю, чтобы грустно не бы-
ло... По я тебе расскажу, потому что вижу, ты большой
охотник до всего такого...
Рассказывают, что давным-давно, задолго до нас, жил-
был князь, несметных богатств владетель. Чего только у
него не было... Можно было, говорят, пересчитать песчин-
ки в море, а его золото — нет, его серебро, его коров, его
овец — нет... В доме разве что аистова молока пе было,
а так все было...
И была у этого князя дочь, писаная красавица, как
лань, быстрая, как лупа, круглолицая, брови — дугой, в
глазах — огонь... Всяк ее увидевший так, говорят, и обми-
рал на месте, а потом чуть в ножки ей не падал, такой
восторг испытывал...
И вот, рассказывают, увидел ее как-то пастух этого
князя. Увидел и остановился — стал как вкопанный.
Выросший в горах парень такую красавицу впервые
в жизни видел и пе знал, что и сказать... А девушка,
рассказывала бабка Зизи. увидев пария, тоже останавли-
вается. Останавливается и долго смотрит, удивленная его
15
краспвои осанкой и высоким ростом, здоровым, кровь с
молоком, лицом, потом подходит к нему и говорит:
— Ты кто такой?
— Твоего отца пастух.
— А как же это я тебя ни разу у нас не видела, где
ты бываешь, что я тебя не видела никогда?
— В горах да в лугах,— говорит парень.
Девушка смотрпт на пего завороженно п говорит:
— Возьмешь меня с собой, покажешь мне своп горы?
— Когда только ты пожелаешь,— говорит парень.
Но поди же ты — как раз в эти дни к княжеской доче-
ри приезжают свататься разные княжичи, таких же бога-
тых домов сыновья, в парчу и шелк разодетые, с серебря-
ным оружием па боку. II всем им девушка отвечает —
дескать, нет, не хочу...
— Почему? — спрашивает ее отец.
— Не хочу... не по нраву они мне,— отвечает дочь.
И когда она опять отказывает очередному жениху,
князь говорит рассерженно:
— Ну, хорошо, а кто же тебе тогда нужен, если эти не
по праву?
А девушка так и так, мол:
— Наш пастух...
Князь, разгневанный, не знает прямо что и сказать.
— Это ты взаправду говоришь пли же шутишь? —
спрашивает он дочь.
А девушка — смелая, отвечает отцу:
— С чего это мне шутить. Люблю нашего пастуха.
Я его рваный чувяк пп на одного из этих женихов не
променяю.
— Так,— мычит князь и выходит из комнаты чернее
тучи.
А на следующий день девушка узнает, что ее возлюб-
ленного пастуха убили в горах... а потом и то узнает, что
по приказу ее отца убили.
Этой же почыо дочь князя, переодевшись, оставляет
отчий дом и идет в горы, чтобы увидеть могилу пастуха...
Но сколько пи ищет, могилы милого не находит... Отчаян
шпсь, опускается на колени и молится, смерти просит,
просит сделать ее звездой, чтобы она могла с неба вы-
смотреть могилу любимого.
И вот, если верить словам бабки Зпзи, господь, услы-
шав молитву девушки, делает ее звездой, и она поднима-
ется в небо и принимается смотреть-высматривать могилу
16
любимого, но как пи смотрит, могилу эту не находит и
плачет, плачет безутешно...
После этого, рассказывала бабка Зизп, все девушки,
потерявшие своих возлюбленных, точно так же делались
звездами и поднимались в пебо... До сих пор еще, когда
земля спит глубоким сном, по почам, каждую полночь,
небесные ворота распахиваются, девушки-звезды выходят
стайками и кружат по небосклону, смотрят вниз, на зем-
лю...
Смотрят и поют печально, призывают песней своих
любимых.
И, не услышав ответа, грустят еще больше и плачут
горько.
И слезы пх падают па землю, покрывают деревья, цве-
ты, траву... Вот почему каждое утро мы видим поля, по-
крытые росой. Нас радует вид росы, мы радуемся, во не
знаем, что это слезы тех несчастных влюбленных, кото-
рые полюбили, но, любви пе изведав, умерли...
...Когда старик мельник кончил свой рассказ, я
невольно посмотрел на пебо, и мне показалось, что звезды
в самом деле девушки и что это пх звездные слезы пада-
ют на землю росой...
О МОЛЧАНИИ
Говорят, молчание золото. Не знаю, так ли это п мож-
но ли в каждом случае молчание считать золотом — пусть
судят об этом другие.
Я только хочу рассказать, какую роль сыграло молча-
ние для авапца Абгара, когда он однажды ночью по доро-
ге в село встретился с разбойником.
— «Как-то,— рассказывает Абгар,— накупив в городе
всякого товару, возвращаюсь домой на телеге... Ну, доро-
га в наше село, известное дело, через лес проходит, на
несколько верст лес там тянется. По обе стороны дороги
высоченные деревья стоят, высокие да густые, так что
и днем там темпо. Но как бы темно ни было, а дорогу
различить можно. Особенно же если разок по ней про-
ехал, уже пи за что не заблудишься.
Смеркалось, когда я выехал пз города, а когда до лесу
добрался — и вовсе стемнело... Вы в наших краях нс бы-
вали, но слыхать, наверное, слыхали, что у нас в лесах
разбойники водятся, и случается, что они, то ли с голоду,
то ли просто со зла, но нападают на путников... Особенно
опасно одному в дорогу пускаться. Если при деньгах
ты — деньги заберут, пет денег — разденут, у всадипка
лошадь отберут, а кто на подводе едет— у того волов
уведут. Одним словом, обязательно какое-ппбудь зло да
учинят.
Но нельзя сказать, что так — все время. В год пять-
шесть случаев бывает, не более. Ежели разбойник сыт —
не тронет тебя, не нападет. Ну, кто счастливый родил-
ся — того судьба с разбойником нс сведет, убережет.
Так я рассуждаю и еду, продвигаюсь потихонечку
вперед.
18
«Не все Же тут разбойники рыщут,— говорю себе.—
Ведь если бы так, то из села и шагу нельзя было б сту-
пить...»
Думаю: «Эх, леший бы побрал эту самую судьбу, как-
то она ко мне повернется, ежели по-доброму — мимо, зна-
чит, пронесет, никто не встретится...» Думаю так и пого-
няю волов — молча, чтоб не слышно было, что телега
идет. И дорога, слава богу, не каменистая,— не стучит
телега, волы ступают мягко, только и шуму, что деревья
легонько шелестят...
«Это даже хорошо,— думаю я,— что деревья шумят.
За этим шумом совсем ие слышно будет телеги».
Забыл сказать, что ночь выдалась лунная. Пу вот, си-
жу я, значит, на передке, смотрю перед собою и волов
знай понукаю. Не бью, касаюсь только кончиком прута,
чтоб прут пе свистел.
Так тихонечко продвигаюсь вперед и опять думаю:
«Ежели повезет — невредимым до дому доберусь. Тьфу-
тьфу, пронеси нелегкая, да заложит ухо черту, да оглох-
нет сатана».
Только я это подумал, откуда ни возьмись — раз-
бойник.
Осторожно так показывается из-за деревьев и направ-
ляет лошадь в мою сторону. Как только он показался, я
сразу — па лупном-то свету — признал его. Пз наших
краев был разбойник, по имени Теван, с ружьем наготове.
Не через плечо ружье перекинуто, чуете?
Как увидел я его — во рту прямо пересохло.
«Вот как, значит, она повернулась, судьба-то, вот где
проклятая меня подстерегла,— думаю.— Черт бы ее по-
брал, судьбу эту, да и того дурака, кто на нее понаде-
ялся...»
«Как же быть-то,— думаю,— телега доверху полна то-
вару, и за пазухой денег полным-полно. А вот ножа, хоть
и плохонького, при себе и нету...» А Теван, надо вам
сказать, великан, громадный такой мужчина, и ружье,
значит, в руках, готовое, держит... А поблизости ни села,
ни живой души, чтобы на помощь кликнуть.
«Худо вышло, господи, па тебя одного надежда, выру-
чай»,—думаю. П слегка так подталкиваю вола прутом,
словно бы ничего и не случилось...
А разбойник в это время приближается на своей ло-
шади ко мне и здоровается.
— Здорово, дядькин сын,— говорит.
19
Вижу, п он па голос пе напирает, тихо старается тво-
рить. Боится тоже шуму-то...
Я ему в ответ головой только — здорово, мол,— киваю,
И помалкиваю.
Он подходит еще ближе, едет рядом с телегой и смот-
рит во все глаза, разглядеть хочет, что это я с собой
везу... От страха сердце у меня ровно что в пятки ушло,
но я себя спокойным стараюсь выказать, ничего пе гово-
рю. Волов только слегка подстегиваю:
— Эй... Эй...
И так мне кажется, что п волы что-то поняли — быст-
рее бегут. Хотя они и лошади могли испугаться.
Да. Оглядел Тевап со всех сторон телегу — с этой сто-
роны подъехал, с другой!, йотом снова пошел со мною
вровень, а в руках ружье все так же наперевес держит.
— Ты что же это, дядькин сын, везешь? — спрашива-
ет оп.
— Да так,— отвечаю,— товар...
— Что за товар?
— А,— говорю равнодушно.
II оп молчит, рядом со мною едет.
— Из Авана?
Я головой только:
— Ыгы...— мол, да.
— Продавал что в городе?
Я опять головой:
— Ыгы...
— Что п рода вал-то? — интересуется оп.
А я снова:
— Да так,— говорю. II волов своих — прутом.
Оп вопросы задает, я отвечаю ему односложно и все
таким, знаете, безразличным голосом, чтоб пе подумал,
что боюсь. А сам впжу, что Тевану, этому разбойнику, не
больно правится, что я так с ним разговариваю. Видно,
что тревожит его мое спокойствие.
И вот он крутится па лошади вокруг телеги и совсем
как лошадь под ним, точно так же фыркает, а я ни гугу,
молчу себе... хочу показать, что спокоен очень... даже по-
свистываю время от времени.
Так и движемся вперед — оп на лошади, с ружьем
наперевес, я па телеге с прутом в руке...»
Тут аванец Лбгар замолчал и улыбнулся.
— Пу, а потом? — не вытерпел я.— Потом что было?
20
— Л ничего не было,— снова улыбнулся Абгар.— Те-
вап еще несколько раз пытался заговорить со мной, я не
ответил. Потом оп туда поглядел, сюда поглядел и вдруг
повернул лошадь да п уехал восвояси.
— 11 ничего не взял?
— Ничего... Но потом я узнал почему.
— Почему?
— Мое молчание, то, что я равнодушно п словно бы
нехотя с ним говорил, все это показалось ему странным.
Об этом мне после стало известно, оп одному из наших
сельчан сказал, что ему так показалось, будто у меня
оружие при себе имелось, и я неспроста так себя вел.
«Так,— сказал он,— только тот себя ведет, у кого ору-
жие есть, кто пе боится...»
То есть оп подумал, что если нападет па меня, то это
ему так просто не сойдет. Потому и отъехал по солоно
хлебавши...
Но я уже сказал, у меня пе то что оружия — ножа
простого и того с собой не было. Просто когда я разбойни-
ка увидел, сразу же и подумал: дай-ка я с ним в молчан-
ку поиграю...
Да, как видно, молчание иной раз — большая сила.
О СУДЬБЕ
Разговор шел о судьбе. Кое-кто пз собеседников при-
держивался того мнения, что судьба — это так, слово
одно, пустой звук, другие, напротив, утверждали, что
судьба, верное, то, что называют судьбой, существует п
кто счастливым родился — так счастливым и проживет
всю жизнь... И наша беседа мало-помалу переходила в
спор и грозила затянуться. Но тут самый старший пз нас
по годам — товарищ по имени Бениамин, который до это-
го молча сидел в углу, чтобы положить конец спору, рас-
сказал следующую псторпю.
...Турецкий султан Азпз любил, переодевшись, бро-
дить по своей столице п смотреть, что делается на база-
рах, в мечетях, на улицах, какие речи ведут его подданные
о нем и ого приближенных... II вот как-то, гуляя, султан
видит па берегу моря красивую женщину, совсем моло-
дую... Что увидел — что влюбился, говорят... Некоторое
время он наблюдает за ней издали, потом подходит и
спрашивает — кто ты, откуда, где живешь.
Женщина принимает его за обыкновенного турецкого
хана и отвечает, что опа-де жена известного плотника Да-
вида, живет в Хаз-Гюхе.
— Значит, ты армянка? — спрашивает султан.
— Да,— отвечает женщина.
— Такая красавица и жена плотника? — удивляется
султан.
— Что тут такого, господин,— говорит женщина,—
плотник разве не такой же, как все, человек? Мой муж
хоть и плотник, по очень искусный мастер, он для бога-
чей нашего города делает отменные вещи, и все им очень
довольны.
22
Переодетый султан качает головой.
— Жаль,— говорит оп.— Тебе с твоей красотой до-
стойно украшать гарем нашего благословенного султана.
Говорит так и снова смотрит па молодую женщину,
потом вдруг спрашивает, неожиданно так:
— А что, молодая красивая невеста, не хотела бы ты
жить в палатах нашего великого султана?
Женщина только головой качает — пет, мол.
— Если дашь согласие,— говорит переодетый сул-
тан,— я завтра же все так устрою, чтобы ты перешла
в палаты нашего славного падишаха. Там ты станешь его
желанной, его первой, его возлюбленной женой, его лю-
бовью станешь. И он осыпет тебя золотом и оденет в
атлас, ты только согласись.
— Нет, господин, я своего мужа не оставлю,— гово-
рит решительно жена плотника.
— Напрасно. Султан и мужу твоему даст много золо-
та, твой муж останется доволен.
— Ни один армянин свою жепу за деньги не продаст,
гоподип. Никогда. А мой муж тем более. Потому что он
меня очень любпт, он без меня и дня прожить не может.
— Ну, раз не хочешь по доброй воле, султан тебя
уведет силою, войско за тобой пошлет, стражу.
— Не сможет, господин. Я в море брошусь... а к сул-
тану не пойду.
— Не говори так, женщина, ты ведь не знаешь, как
султан будет тебя любить.
— А я его любить не буду,— отвечает женщина
дерзко.
— Ну, так знай: я султан,— говорит переодетый па-
дишах и, сбросив с плеч простую накидку, открывает
грудь, украшенную драгоценностями и отличительными
знаками султана.
Жена плотника в ужасе падает па колени и просит
простить ее за грубые, недостойные слова п пощадить
мужа.
— Да, красивая невеста,— говорит султан,— я вели-
кодушный человек, я пощажу его, я заплачу твоему му-
жу, если ты согласишься прийти в мой гарем и стать
моей жепой.
Но жена плотника по теряется и, чтобы выиграть вре-
мя, говорит:
— Но, преславпый султан, я по могу этого сделать, не
повидавшись с мужем. Я благодарна гебе до небес
23
за такую высокую честь, позволь мне только в последний
раз увидеть мужа и поцеловать ребенка.
— Ступай,— разрешает султан и удаляется, снова
закутавшись в накидку.
Вечером того же дня плотника вызывают к султану.
Плотник, затаив страх в сердце, приходит к султану.
Султан, окинув взглядом его простую одежду, крепкие
сильные руки, говорит: мне рассказывали, будто ты весь-
ма искусный мастер, и вот я желаю, чтобы ты за одну
ночь изготовил для меня такую шкатулку, такой ящик,
чтобы все мои палаты вошли в него... можешь?
Плотник склоняется в поклоне и говорпт:
— Воля твоя, султан, дан мне один день па размыш-
ление.
— Ладно,— соглашается султан,— даю тебе этот день,
но смотри, ежели не сделаешь заказ, отберу у тебя жену,
в свой гарем возьму.
Плотник возвращается домой и рассказывает про все
жене.
Молодая жена, скрывшая от мужа свою встречу с сул-
таном, тут уж пугается не на шутку. Но впду не подает.
— Нелегкую загадку задал султан,— говорит опа.—
Но ты ложись-ка да и спи спокойно, ежели судьбе угодно
будет, зло пакажется и мы спасемся, а нет — так бросим-
ся оба в море...
С тем и ложатся спать.	»
Но какой тут сон... Мучаются оба, не смыкая глаз,
конец пришел, думают, всё...
Думают так и терзаются каждый про себя.
И так до самого утра.
А утром чуть свет в дверь к ним стучатся.
У плотника от страха язык к небу присыхает.
«За мной пришли, думает, и жену уведут...»
Подходит к двери.
— Кто там? — спрашивает.
— Слуги великого султана.
— Что нужно?
— Во дворец тебя вызывают, поторапливайся.
— Что так рано?
—Для великого султана гроб надо изготовить...
Мы выслушали эту историю... и вновь заспорили —
была ли это случайность или сама судьба.
О ТЕРПЕНИИ
Терпение — жизнь, говорится в пароде.
Но так ли это?
Много лет назад в Ереване жил один несчастный гор-
бун. Горб делал его до того безобразным и отталкиваю-
щим, что невежественные люди смеялись п улюлю-
кали вслед горбуну. Особенно отличался один пз сосе-
дей, не было такого случая, чтобы он при виде горбуна
не хмыкнул и не сказал бы что-нибудь наподобие
этого:
— Горбуна гарпуном, горбуна-то гарпуном-то...— Он
обычно говорил это, растягивая слова и с таким видом,
будто песенку про себя распевал.
Иногда же он кричал вслед горбуну громко:
— Горбун, горбун, не подать ли тебе гарпун...
Бедный горбун терпел и никогда, пи разу слова не
сказал в ответ.
Но давно уже замечено, что всякому терпению прихо-
дит конец.
Горбун ведь тоже человек и из-за своей безобразной
внешности, может, более чувствительный, нежели другие.
Десять лет он молча сносил все насмешки своего соседа,
но однажды его терпение лопнуло. Раз, когда бессовест-
ный сосед затянул свое обычное «горбун, горбун...» —
горбун нагнулся, поднял с земли небольшой камень и, ни
слова не говоря, запустил им в обидчика.
И как свечка угасает, так и этот сосед — угас в мину-
ту, не сходя с места. Горбуна арестовали и посадили в
тюрьму как убийцу.
Все, и особенно те, кто знал горбуна, первым делом
удивились, что несчастный маленький горбун набрался
25
решимости уоить человека, а потом подумали, что его,
конечно, приговорят к смертной казни, как того требовал
закон...
Но родные горбуна наняли молодого адвоката п попро-
сили его выступить с защитой.
Настал день суда.
Зал был полон до отказа. Всем хотелось увидеть, как
будет защищать молодой адвокат горбуна, что оп скажет
в его защиту, что сделает, чтобы смягчить смертный при-
говор.
И вот председатель объявил — дескать, суд начался.
Первым взял слово судья. Он обвппил горбуна в пред-
намеренном убийстве и потребовал смертной казни
убийце.
— Кто это впдел, чтобы из-за каких-то двух насмеш-
ливых слов убивали людей... Подсудимый, безусловно, со-
вершил тягчайшее преступление, несомненно, он злой,
мстительный человек... Он долгое время обдумывал это
убийство и наконец разделался с неугодным ему челове-
ком... Такое преступление может быть искуплено только
собственной смертью.
Зал содрогнулся, а подсудимый, горбуп то есть, только
головой покачал при этих словах. Потом председатель
предоставил слово молодому адвокату.
— Господа присяжные заседатели,— начал адвокат и,
помолчав две секунды, повторил: — Господа присяжные
заседатели...
Всем показалось — он ищет подходящие слова для вы-
ступления, но не находит их и потому повторяет это обра-
щение.
— Господа присяжные заседатели...
— Продолжайте,— сказал недовольно председатель.
И снова все услышали:
— Господа присяжные заседатели...
Председатель покраснел и крикнул, стукнув кулаком
по столу:
— Вы будете продол жать или нет?!
Адвокат же повторил:
— Господа присяжные заседатели, господа присяж-
ные заседатели...— и опять умолк.
И тут председатель не выдержал, вне себя от ярости
схватил со стола чернильницу и запустил ею в адво-
ката:
— Вам говорят, продолжайте!
26
— Я закончил,— сказал адвокат спокойно,— но вы,
господин председатель, вы пе смогли вынести в течение
пяти минут мои вполне безобидные и, согласитесь, пи в
коей мере пе оскорбительные три слова. Как же мог мой
подзащитный, этот несчастный человек (показывает на
сжавшегося в углу горбуна), как же мог оп в течение
десяти лет выносить ежедневные насмешки и оскорбле-
ния этого человека?
Суд вынес горбуну оправдательный приговор.
О ДЕНЬГАХ
Случилось это много лет назад в жаркий августовский
день.
На дплпжапской почтовой станции я ждал карету,
чтобы отправиться па Севан.
Со мною вместе томились в ожидании кареты пасса-
жиры, желающие попасть в Агстафу, Караклпс, Гюмри...*
Люди ждали уже не первый час, и многие устали и вслух
выражали недовольство.
«До чего бессовестный здесь народ, как можно застав-
лять людей так долго ждать»,— слышалось со всех сто-
рон. Больше других казался раздосадованным один моло-
до п гюмриец, он беспокойно ходил взад-вперед и торопил
служащих, требуя, чтобы те немедленно запрягли лоша-
дей н доставили его до места, у него-де срочное дело, и он
опаздывает. По служащие не обращали па него никакого
внимания или же отмахивались, говорили что-нибудь
вроде:
— Ладно, ладно... мы свое время знаем...
Или же:
— Пусть лошади сена поедят, остынут малость...
Но гюмриец не унимался и, все больше распаляясь,
приставал к служащим, требуя сейчас же отправить его,
а те отвечали ему одно и то же, спокойно и ровно...
Это спокойствие и невозмутимость служащих, пх ле-
нивые движения вселяли окончательное разочарование в
пассажиров. Гюмрийца же все это вконец вывело пз тер-
пения, и он, по выдержав, разразился бранью:
— Дармоеды, сволочи, деньги берете, так и доставляй-
те людей вовремя! Обманщики, сукины дети!..
28
Смотритель станции, служащие п извозчики вначале
слушали его и помалкивали, вернее, делали вид, что не
слышат, но когда гюмрийца занесло и он, повысив голос,
стал ругаться еще сильнее, один пз служащих подошел
к нему и потребовал, чтобы тот замолчал, не то худо
будет...
Угроза еще больше распалпла гюмрийца, и он раскри-
чался пуще прежнего...
Это, в свою очередь, не понравилось станционным слу-
жителям, и, отбросив в сторону свое безразличие, они на-
бросились па гюмрийца сначала с ответной руганью, а
затем и кулаками замолотили, да не на шутку.
Худо-таки пришлось гюмрийцу, хотел было он убе-
жать, спрятаться от обидчиков в здании станции — не су-
мел, хотел залезть в стоявшую во дворе пролетку — тоже
пе смог. И тогда бог знает пз каких побуждений, он вы-
хватил из-за пазухи кожаный бумажник и, хлопнув его
оземь, воскликнул:
— Вашу душу! Со столькими деньгами да чтобы так
исколошматили!..
Этот жест гюмрийца и его слова оказали магическое
действие. Избивавшие тут же отпустили его и отошли
с подобострастными п виноватыми улыбками, а смотри-
тель, который, без сомнения, был зачинщиком этого побо-
ища, выйдя из своей комнаты, сказал извиняющимся
топом:
— Не обижайся, братец, как только лошади будут го-
товы, тебя первым отправлю... Не сердись. Наше дело то-
же не из легких. Да разве же мы хотим отнимать время
у наших пассажиров.
Когда смотритель снова ушел в свою контору, один из
пассажиров — немолодой седеющий мужчина — отозвал в
сторону гюмрийца и выразил свое удивление:
— Можно ли так неосторожно вести себя, мой друг?
Можно ли говорить во всеуслышание, сколько у тебя де-
нег... Тебя же по дороге ограбить могут...
— Ограбить... Да где же деньги, чтоб грабить? —
улыбнулся гюмриец и, открыв бумажник, продемонстри-
ровал сто пустоту.
— Почему же ты так сказал? — еще больше удивился
человек.
— А как же еще пх напугать можно было? — сверк-
нул глазами гюмриец.
29
II в самом деле, гюмриец, видать, был большой псп-
холог: служащих словно подменили, они смотрели на
гюмрийца с уважением и подобострастием; ту же са-
мую перемену можно было увидеть п на лицах многих
пассажиров, а смотритель — тот поминутно выходил из
своей комнаты и просил у гюмрийца прощения за за-
держку...
Деньги... да, деньги.
О СПРАВЕДЛИВОЙ РАСПЛАТЕ
Святой отец А тапас исходил завистью к своему насто-
ятелю, день и ночь об одном только и думал, как бы
завладеть его местом... Оклеветать-опорочить его было
невозможно: у настоятеля была слава чистого, неподкуп-
ного человека и братия уважала его; прельстить, перема-
нить его в другой монастырь тоже не представлялось воз-
можности, так как настоятель всем сердцем был привязан
к своему монастырю и вообще любил этот край... Не по-
могало отцу Атанасу и то, что он денно и нощно в своих
молитвах просил смерти настоятелю, напротив, тот, каза-
лось, с каждым днем все больше расцветал... А ждать,
пока он умрет своей смертью,— этак бог весть сколько
можно было прождать, потому что пастоятель был не стар
и вполне здоров.
II святой отец Атанас мучался, прямо-таки страдал,
что осуществление его мечты отодвигается. Отец Атанас
мучался и не переставал обдумывать про себя, как же
все-таки убрать с дороги противника... Перебрав в уме
множество возможностей, он решил наконец действовать
через служку настоятеля, который в силу своей моло-
дости частенько бывал невнимателен к своим обязан-
ностям, за что и получал нагоняи и взбучки от настоя-
теля.
II вот однажды святой отец Атанас вызывает этого
самого служку в свою келыо и говорит ему ласково:
— Я знаю, сын мой, что ты добрый и чистый юноша,
и сердце мое болит, когда я вижу, как часто сердится на
тебя настоятель. Я бы хотел тебе помочь, если ты сам
этого пожелаешь, конечно.
— Прошу тебя, святой отец, премного меня обя-
жешь,— просит юноша.
31
— Очень хорошо, сын мой,— продолжает монах.—
Господь повелевает нам помогать нашим ближним. 11 я
обязан помочь тебе и облегчить твою участь.
— По как, святой отец, как ты это сделаешь? — спра-
шивает юноша в нетерпенье.
— Спокойно, сын мой, успокойся. Я дам тебе поро-
шок, называется он «снадобье любви»... если подсыпать
этого порошка в обед настоятеля, он возлюбит тебя и ни-
когда больше не будет сердиться. Но об этом никому не
следует говорить, потому что все захотят этого снадобья,
а у меня его, к сожалению, нет в таком количестве, чтобы
всех оделить. Тебе же даю, потому что болею за тебя всей
душою...
И отец Атанас с большими предосторожностями вру-
чил слуге настоятеля быстродействующий яд.
Служка обрадовался, поблагодарил горячо Лтанаса п,
выйдя от него, поспешил па кухню и подсыпал в обед
настоятеля это самое снадобье... но не все, а только поло-
вину, подумав, что, если» через некоторое время настоя-
тель снова станет сердиться, подсыпет еще раз.
Но случилось совсем не то, чего ждал служка: вечером
того же дня настоятель занемог, а почью и вовсе преста-
вился.
Служка очень сокрушался п сетовал про себя на свою
судьбу, потому что только настоятель должен был возлю-
бить его — п вот оставил п служку п монастырь без хо-
зяина.
В большом горе пребывал служка.
Но горе служкино длилось недолго. Потому что мона-
хи избрали отца Атапаса настоятелем, чтобы хозяйство
монастырское не пришло в упадок без должного надзора...
Новый настоятель вместе с должностью своего предше-
ственника получил также и его слугу. И, прпзвав к себе
юношу, новый настоятель отец Атанас сказал:
— Сын мой, не хочу оставлять тебя на пропзвол судь-
бы и беру к собе в услужение. Служи мне так же верно,
как прежнему хозяину, и я тебя не обижу.
Слуга благодарит нового хозяина за такую милость, но
в тот же день, пораскинув мозгами и решив, что новый
настоятель, так же, как и прежний, может сердиться на
пего и шпынять,— чтобы предотвратить это, подмешивает
К его еде остаток «снадобья любви».
В тот же день новый настоятель отдал богу душу-
О ЕЛП
Какая неожиданность... Вчера она стояла во весь своп
зеленый росточек, а сегодня...
Перед моим домом раскинулся небольшой, совсем
крохотный городской сквер. Пз моего окна видны его мо-
лодые четырех-, пятплетппе деревца, кустарники, цветы,
газон. Сквер новый — с бассейнами, фонтанами и длинны-
ми скамейками. Летом здесь* цветет множество самых
разнообразных цветов, благоухают кустарники. По меня
больше привлекают деревья, которые рано зеленеют,
поздно сбрасывают листву — китайская акацпя, кавказский
наш клен. II все же больше других, пожалуй, занимают
меня ели, которые даже зимой своею вечной зеленью де-
лают сквер живым...
В сквере прямо против моего окна росла-поднпмалась
небольшая, в человечий рост, елочка. Каждое утро, да
п вообще в любой час, когда бы я нп подошел к окну, мой
взгляд первым делом пскал ее, п она словно улыбалась
мне всем своим зеленым существом. Особенно любпл я
смотреть на нее зимой.
— Видишь,— словно бы говорила она.— Я холода не
боюсь. И зеленую свою одежду ни на что не променяю...
Глядя на нее, невольно улыбался я: впрямь герой,
глядите-ка, как храбро опа растопырила своп зеленые
иголочки, не боится нп ветра, ни снега, нп стужи...
П мною овладевало какое-то радостное п горделивое чув-
ство: вот, вот каким надобно быть...
11 зимний холод, п вьюга не казались мне в такпе
минуты ужасными.
Вот ведь как держится маленькое деревце, все выдер-
живает...
2 С Зорьян, т 5
33
П не только не сдается, „о п не унывает никогда —
смотрит на мир радостно и задорно.
Но сегодня, в это зимнее утро, едва проснувшись, я
спешу к окну, и что же — моей елки нет... Мне кажется,
я не туда смотрю. Вглядываюсь внимательнее...
Моей зеленой, в человечий рост, елки пет... На ее
месте — пень с вершок, па пеньке, у самой землп
несколько маленьких веточек... а место среза так и све-
тится, белое, круглое, всего-то и ширины— с пятикопееч-
ную монету...
Что же случилось?.. Я смотрю па редкую шеренгу
елей, ее ровеснпц...
Они стоят, как всегда, в свопх зеленых нарядах, гор-
деливо и заносчиво устремившись вверх.
А моя ель...
Где опа?..
Кто срубил ее, почему?
Раздумываю, теряюсь в догадках п вдруг вспоми-
наю — да ведь завтра же Новый год...
Срубили и унесли, чтобы дома устроить елку. II мысль
моя следует за тем, кто срубил и унес ее — как чувствует
себя этот человек, глядя па дерево, которое он лишил
жизни, которое убил ради нескольких дней собственной
радости... А молодое деревце, что круглый год радовало
всех, теперь умирает, разукрашенное, средп четырех
степ...
Н сколько тысяч деревьев с той же судьбой.
Неужели всякая радость дается ценою жертвы...
СКАЗКИ
СВЕТЯЩЕЕСЯ РУНО
1
Быль это пль небыль, не знаем... так давно все было,
что будто п не было. Жила-была на свете одна бедная
вдова п с нею сын ее по имени Ошпн.
Когда Ошпн подрос немного и увидел, в какой нищете
они с матерью живут, задумался, а потом пришел к мате-
ри и спрашивает:
— Матушка, а матушка, кто был мой отец, каким де-
лом он промышлял?
— Отец твой, сынок,— отвечает мать,— был знамени-
тым охотником. Охотился в горах, дом наш охотою со-
держал.
— Я бы тоже хотел так охотиться,— говорит Ошпн,—
дай мне, матушка, лук и стрелы отца, пойду дичи настре-
ляю, стану дом наш кормить, как отец.
— Нет, мой мальчик, не надо,— просит мать.— Твой
отец па охоте погиб, не хочу, чтобы и тебя его участь
постигла, не дам тебе стрелы и лук. Другим делом зай-
мись.
Но Ошпп не слушает мать, достает пз тайника лук
п стрелы отца и отправляется в горы, чтобы поохотиться,
себя с матерью прокормить.
Кружит он целый день в горах без толку, ничего ему
не встречается, так п вечер настает. Следующий день то-
же не приносит удачи. z\ на третий день Ошпн дает себе
слово не возвращаться домой с пустыми руками. П вот он
снова кружит в горах до позднего вечера, и снова ему
ничего не попадается.
Под вечер юноша, усталый, приходит к берегу моря
п садится передохнуть немного. 11 вдруг впдпт — из моря
2*
35
яркий свет показался и движется к нему, приближается
быстро. Когда слепящий этот свет совсем близко подхо-
дит, Ошпн видит какое-то маленькое животное, на кото-
ром шкура так и горит, светится, как настоящее солнце.
Ошин смотрит в изумлении на эту диковину, потом
приходит в себя, убивает животное и, освежевав его, бе-
рет чудо-шкуру и идет домой.
Когда Ошин со шкурой в руках проходит по городу —
на улицах становится светло, словно днем. Людп прово-
жают Ошппа восхищенными взглядами.
Тут откуда пи возьмись — главный министр царя, вы-
ходит из-за угла, во дворец пдет-направляется, к царю
спешит, но, увидев светящееся руно, останавливается п
подзывает к себе молодого охотника.
— Отдай мне эту шкуру,— говорит,— я тебе за нее
много денег дам.
Ошпн не соглашается.
— Не могу,— говорит он.— Мы бедные людп. у нас
в доме света нет, нам эта шкура тоже нужна — будет
светить по ночам, а мать при ее свете кудель станет
прясть, нить сучить.
Как ни старается министр уговорить-уломать юношу,
ничего пе выходит. Ошин отказывается продать руно.
Приходит Ошин домой, стучится в дверь:
— Открой, матушка, это я, с охоты иду.
— Погоди, сынок,— говорит мать за дверью,— погоди,
лучину зажгу.
— Не зажигай, матушка, у меня свет с собой.
Мать открывает дверь и видит: сын в дверях стоит,
через руку маленькая шкура перекинута и свет от этой
шкуры такой, что во дворе светло, как днем.
Мать от удивления не может и слова сказать, только
смотрит на чудо чудное, глаз оторвать не может. А когда
Ошин вносит шкуру в дом — комната ярко освещается.
II тут мать спрашивает сына, не видел ли его кто до*
рогою.
Главный царский министр увидал,— отвечает сын.
— II что, ничего не сказал?
Ошин рассказывает, как министр хотел купить у него
руно, а оп не дал.
Мать в ужасе всплескивает руками.
Вот беда, говорит она,— что ж ты отказат-то,
ведь он теперь тебе злом ответит,
36
2
Словно чуяло материнское сердце.
Наутро юноша хочет снова отправиться на охоту, как
вдруг в дом какой-то человек заглядывает:
— Старухин сын по имени Ошпн здесь живет?
— Здесь.
— Ты, что ли, будешь?
— Я.
— Царь зовет тебя.
«У царя-то какие дела со мной?» — думает юноша, но
делать нечего, идет с посыльным во дворец.
Приходит к царю, здоровается, как порядок того ве-
лит, и ждет потупясь. что царь ему скажет.
— Вчера вечером, мой сын, что это такое ты нес через
весь город? — спрашивает разряженный царь, восседая на
троне.
— Маленькую шкуру, да будет долгой жпзнь царя.
— Шкуру, которая дает свет. Верно?
— Верно. Мы с матерью бедные люди, в нашем доме
лампадки и то нет, а теперь шкура будет светить п ма-
тушка сможет кудель прясть.
— Иди, сын мой, принеси мне эту шкуру.
Ошин стоит растерянный, потом снова говорит, что
шкура им самим нужна, матушка, дескать, будет прп ее
свете кудель прясть, по царь, посчитав это за дерзость со
стороны юноши, приказывает сердито:
— Ступай. Не принесешь — головы не снесешь.
Печальный-препечальпый возвращается Ошпн домой
и рассказывает про все матери.
— Чтоб он ослеп, этот министр, когда нашу шкуру
увидел,— расстраивается мать.— Сказала же я, что он
зло тебе причинит. Что делать, раз царь требует, надо
нести шкуру, сынок.
II юноша с болью в сердце берет светящееся руно и
несет в царский дворец. Царь при виде такого чуда даже
дар речи теряет. Берст в руки шкуру, щупает, смотрит со
всех сторон, понять хочет, откуда яркий этот свет. Потом
велит главному министру вознаградить Ошина. Министр
отводит iohohij в отдельную комнату, дает ему серебря-
ную монету да два тумака в придачу.
37
Но _ вот дела! — когда юноша уходпт пз дворца, руно
перестает светить.
Министр, который уже невзлюопл Ошпна п задумал
его погубить, говорит:
— Да будет долгой жизнь царя, для этого светящего-
ся руна особый дворец нужен — пз слоновой кости, п тог-
да руно будет светиться всеми цветами радуги.
— Это кто же мне столько слоновой кости принесет,
на такой-то дворец? — говорит царь.
— Тот же юноша, что и руно принес,— отвечает ми-
нистр.
И снова посылают человека за старухиным сыном
Оптином.
Ошпи идет во дворец и думает: «Теперь-то что царю
от меня нужно, отдал же я ему руно!»
Когда Ошпну говорят, что он должен принести слоно-
вой костп на целый дворец, у Ошпна прямо в глазах тем-
неет.
— Где же это я столько слоновой костп возьму? —
говорит он в отчаянье.
— Где хочешь,— отвечает царь,— не принесешь — го-
ловы не снесешь.
Ошпи грустпый-прегрустный возвращается домой п
рассказывает про все матери.
— Ох, чтоб ослеп тогда тот министр да не видел бы
твоего руна,— говорит старуха мать.— Но ты, сынок, не
тужи,— обнадеживает опа сына, впдя, как тот напуган.—
Ступай, скажи царю, если он хочет, чтобы ты принес ему
столько слоновой кости, пусть даст тебе тысячу верблю-
дов, тысячу пудов соли, тысячу нош немытой шерсти, ты-
сячу бутылей старого вина, тысячу рабочих, тысячу по-
гонщиков верблюдов п для всех них еды и воды на сто
дней. И все это за счет министра.
Ошпи идет во дворец и говорит все это слово в слово
царю, и царь велит, чтобы за счет министра дали Ошпну
тысячу веролюдов. тысячу пудов соли, тысячу нош немы-
той шерсти, тысячу бутылей старого вина, тысячу рабо-
чих, тысячу погонщиков верблюдов и для всех них еды
и воды на сто дней.
Министр удивляется царскому приказу, но делать
нечего не ослушаешься, не возразишь,— идет испол-
нять его.
Вскоре царь снова вызывает Ошпна и говорит:
— Пу, все готово, отправляйся давай,
35
По перед тем как отправить сына в путь, мать наказы-
вает ему:
— Сын мой. будешь путь держать сорок дней подряд,
пройдешь много гор и ущелий множество, все трудности
одолеешь и упрешься в большой лес, где деревья еще
лица человеческого пе впделп. В этом лесу есть большое
озеро, когда слонов одолевает жажда, опп большими ста-
дами приходят к этому озеру напиться воды. Ты со свои-
ми людьми осуши это озеро, вместо воды палей туда бе-
лого вина, камин па берегу посыпь солью, а потом все
уйдите подальше и хорошенько укройтесь. Слоны придут,
всю соль слижут, вместо воды вппа напьются п, опьянев,
повалятся па землю. Вели тогда тысяче рабочих перебить
их, собрать костп, а там можно и в обратный путь
пускаться.
Сын, выслушав мать, целует ей руку, и караван —
зынг да зынг — отправляется в путь.
3
Но не думайте, что раздобыть и принести слоно-
вую кость дело пз легких — это самое трудное дело на
свете.
II сорок дней и сорок ночей — зыпг да зынг — дви-
жется караван через пески пустыни, переваливает горные
хребты и достигает наконец того большого леса, куда еще
не ступала человеческая нога, где деревья еще не знают
топора.
А потом п до того озера большого добираются, где
ясные воды весело плещутся и омывают густую прибреж-
ную зелень.
Ошпи останавливает свой караван и, как мать ему ве-
лела, все так и делает.
Тысяча рабочих отводят всю воду из озера и вместо
воды белого вппа в озеро наливают, а родники-источники
затыкают немытой шерстью косматой.
Потом тысяча рабочих посыпают прибрежные камни
солью, и все вместе караванщики уходят-прячутся вдале-
ке и ждут, что дальше будет.
Проходит немного времени — раздается треск сухого
валежника и тяжелый-тяжелый топот ног, такой тяже-
лый, что земля содрогается... \ это, значит, слоны идут,
большпе-болыпущне. Вот пришли они, сгрудились у озе-
39
ра, вот уже берега озерные стали черными от их туш.
а за этими еще другие идут, покачивая хоботами, помахи-
вая ушами, а ушп-то — ровно мешки.
Вот они принялись слизывать соль с прибрежных кам-
ней, а потом, наевшись соли, всем табуном бросились к
озеру утолить жажду.
Ну, а уж что дальше было... Средн слонов начал-
ся переполох. Обезумев от впна, пошли они сшибаться
громадными тушами в драке, хоботы извивались в воз-
духе, как змеи, бивни трещали, лес гудел от стонов и ры-
чанья.
Долго длилось это побоище, пока все слоны один за
другим не повалились на землю, обессилевшие, во хмелю.
Слоны, значит, падают без сил на землю, а люди Ошп-
на выбегают из засады, убивают пх и, собрав всю слоно-
вую кость, выстраиваются в караван и снова — зынг да
зынг — пускаются в обратный путь.
Еще сорок дней проходит, а на сорок первый предста-
ет Ошпн перед царем.
— Принес,— говорит он,— принес тебе слоновую кость.
Царь, сам не свой от радости, велит главному минист-
ру пять пригоршней золота Ошпну подарить.
Но главный министр, отведя Ошипа в отдельную ком-
нату, снова только одну серебряную монету ему дает да
два тумака в придачу.
Ошпн удивляется, но царю ничего не говорит, потому
что думает, что царь все равно не ему, а своему министру
поверит.
А царь тем временем вызывает к себе тысячу рабочих
и тысячу мастеров. С восхода солнца п до захода, с захо-
да п до восхода работают мастера и подручные и возводят
наконец дворец пз слоновой кости, такой дворец, что всяк
его увидевший говорит: не хочу ни пить, ни есть, только
б на него глядеть.
Дворец обставляют, украшают. Потом вносят туда руно.
А руно по-прежнему не светится.
Светиться-то светиться, но только на улице, а как во
дворец вносят — так и перестает. Светится, когда Ошин
во дворец приходит, а когда уходит — перестает.
В чем тут секрет? — спрашивает царь прибли-
женных.
Да будет долгой жизнь царя,— говорит главный
царский министр,— чтобы руно светило, твоему дворцу
одного недостает.
40
— Чего еще ему недостает? — с беспокойством спра-
шивает царь.
— Этому дворцу нужен сад ему под стать. Такой сад,
где были бы все цветы, какие только есть на свете, чтобы
были там разноцветные фонтаны между деревьями, чтобы
сладкоголосые птицы пет в нем с утра до вечера, услаж-
дая твой слух, мой повелитель. Тогда-то п засветится это
Руно.
Минпстр-то, смекаете, с самого начала невзлюбил
Опшна п все хочет погубить его.
— А кто же может такой сад разбить для меня? —
спрашивает царь в нетерпенье.
— Тот юноша, что принес руно.
Царь снова призывает старухиного сына и приказыва-
ет ему разбить такой сад, чтобы были в нем все цветы
и деревья, какие есть на свете, чтобы струились фонтаны
радугой и птицы бы пели день и ночь.
II царь дает Ошпну год сроку для этого.
Юноша печальней прежнего идет домой, п мать снова
учит сына, как ему быть и что делать.
— Не кручинься, дитятко мое,— говорит она,— труд-
ную задал тебе задачу царь, но все это можно найти,
принести. Пойди попроси у царя тысячу рабочих и тыся-
чу подвод, чтобы разослать по всем сторонам за цветами
и деревьями, и еды побольше, чтобы прокормить людей
и скотину, да не забудь, смотри, чтобы все это — за счет
главного министра.
Главный министр, удивленный п недовольный,— но
что тут поделаешь, не ослушаешься, не возразишь,— вы-
полняет царский приказ, собирает все свое золото и се-
ребро, а сколько не хватает, то у народа берет,— запасает
еды на тысячу человек, покупает тысячу подвод и волов
к ним и отдает все это Ошпну.
Ошпн пускается в путь.
Обходит весь белый свет, собирает отовсюду диковин-
ные цветы и деревья, грузит на подводы и везет все это
во дворец.
Л вместе с невиданными темп цветами невесту-краса-
вицу привозит себе — второй такой красавицы на всем
белом свете не сыщешь.
Привозит Ошпн цветы и деревья и начинает царю сад
разбивать.
41
4
II вот в одно прекрасное утро царь просыпается в сво-
ем новом дворце пз слоновой костп и слышит пенпе птиц
и журчание воды.
Выглядывает в окно п впдпт: изумрудный сад прости-
рается кругом, среди деревьев в ветвях невидимые птицы
поют сладкозвучно, всюду фонтаны бьют п струп их свср-
кают-перелпваются всеми цветами радуги.
Царь в восторге зовет к себе главного министра и при-
казывает — наградить старухиного сына, выдать ему пять
пригоршней золота.
II снова министр отводит Ошпна в отдельную комна-
ту, дает ему серебряную монету и два тумака в придачу.
II снова Ошпн ничего царю об этом пе говорит.
Не говорит еще и потому, что вывезенную пз замор-
ских краев красавицу-девушку считает такой уже на-
градой, на которую он не променял бы все драгоцен-
ности и состояние царя, да что состояние — все цар-
ство его.
А девушка и впрямь была такой красивой, что весь
город ходил на нее любоваться.
Слава о красоте девушки доходит и до главного ми-
нистра. II когда царь выражает свое восхищение по пово-
ду нового сада, министр говорит:
— А что бы ты сказал, мой царь, если бы увидел
девушку, которую привез с собой этот парень?
Царь любил пе только красивые цветы п певчих птиц,
но^п красивых девушек. Услышав слова министра, царь
забывает и про сад, и про светящееся руно п приказывает
сию же минуту привести ему эту девушку.
Царский приказ выполняют без промедленья.
Когда девушка входит во дворец, у царя прямо язык
отнимается, — ему кажется, не девушка в комнату вошла,
а огненное чудо. Высокий рост девушки, золотые огнен-
ные ее волосы, лучистые, словно яхонт, глаза и высокая
ГРУДЬ приводят царя в восхищение.
— Что ж ты, такую красавицу привез п прячешь от
нас? — говорит оп Ошииу.
Сеое в жены привез, да будет долгой жизнь ца-
ря,— отвечает Ошин.
Царь снова оглядывает девушку, смотрит на ее чудо-
волосы, на ее чудо-глаза ц говорит:
42
— Ты, мои сын, иди другую девушку себе найди. а
эта останется у меня во дворце, чтобы то самое руно,
которое ты принес, еще лучше светило.
А девушка не только красивой была, но п очень
умной.
Видит, что царь задумал отнять ее у Ошпна, и го-
ворит:
— Владыка мой, знаешь лп ты, что я бессмертная,
и потому я должна стать женой такого же, как я,
бессмертного человека. Еслп этот парень не бессмертный,
я п за него ни за что не пойду.
— Возможно лп, чтобы человек стал бессмертным? —
сомневается царь.
— Возможно, владыка. Есть такая живая вода — еслп
каплю этой воды развести в обычной воде и выкупаться,
человек становится бессмертным.
Услышав это, царь впадает в задумчивость.
Условие девушки кажется ему невозможным, и он по-
сле долгих размышлений вызывает главного мпнпстра,
своего постоянного советчика, п спрашивает, где можно
достать живую воду и кто это может сделать.
Главный министр был злым человеком, с первого же
дня оп хотел погубить Ошпна за то, что тот пе отдал ему
руно, по до сих пор ему это ппкак пе удавалось, потому
что Ошпп выходил невредим пз каждой переделки. Вот п
сейчас злой министр впдпт, что представилась возмож-
ность навредпть юноше, а то и вовсе погубить его, и го-
ворит:
— Еслп кто п принесет живую воду, так это старухин
сын, а больше никто.
Царь снова вызывает Ошпна во дворец.
Ошпн па этот раз приходит во дворец рассерженный
и спрашивает первый, не поздоровавшись:
— Пу, что еще тебе нужно от меня, владыка?
Царь, пе обращая внимания па такую непочтитель-
ность, говорит ему любезно:
— Ты самый смекалистый парень в моем царстве,
Ошин. Найдп-прппесп мне живую воду, хочу искупаться
в пей, хочу бессмертным стать...
Ошпп сердитый-сердптый приходит домой, рассказы-
вает невесте и матери про новую блажь царя.
II снова мать хлопает себя по коленям.
— Ох, чтоб ослеп этот министр, опять его рук дело.
Но что делать, сыпок, приказ царя надо исполнять.
43
11 объясняет, куда ему идти и что делать.
— Будешь идти семь дней и семь ночей и выйдешь на
перекресток, где скрещиваются семь дорог, там увидишь
старичка, как лунь седого, его раоота такая — дорогу
всем указывать. Он тебе и скажет, где взять живую
воду.
А возлюбленная говорит Ошпну:
— Это моя вина, что царь тебя за живой водой посы-
лает, я ему про бессмертие сказала, чтобы он отстал от
меня, чтоб не разлучал нас. Но не думала я. что он тебя-
то за ней и пошлет. Ну, раз уж так получилось, пдп и нп
о чем не думай. Пока ты не вернешься, я шагу пз дома не
ступлю. Я твоя, ты — мой. Одно только условие ставлю:
как добудешь живую воду — никому не давай, сразу до-
мой несп.
Обнадеженный напутствием любимой девушки, Ошпн
отправляется в поиски за живой водой.
Долго он идет — семь дней и семь ночей подряд. На
седьмой день на заре приходит туда, где семь дорог пере-
крещиваются.
И видит там старика, с мудрыми глазами и безмятеж-
ным челом, белая борода доходит ему до пояса.
— Дедушка,— говорит ему Ошин,— дай мне такой со-
вет, укажи дорогу, мне живую воду надо раздобыть, а не
то царь меня жизни решит.
— Э, сынок,— говорит,— многие за водой этой от-
правлялись, да только обратно не возвращались. Навряд
ли тебе удастся найти ее, да еще и вернуться жпвым-
невредпмым. Но раз уж ты очень просишь, слушай меня
внимательно: пойдешь вот этой вот дорогой, три дня бу-
дешь идти, на третий день на заре какую букашку-пташ-
ку увидишь — прячь за пазуху и держи, грей, пока
солнце не встанет в зените. А как встанет солнце в зени-
те — выпусти; живую воду если кто в добудет тебе, так
эти птахи только, а больше нп один зверь другой, нп одна
живая душа не сможет.
Ошпн благодарит старика и снова в путь пускается.
Идет день, другой п вдруг на третье утро видит — пи-
чужка маленькая на дороге стоит, нахохлилась вся, про-
дрогла, видно, дрожит. Поднимает Ошпн с земли пичуж-
ку, прячет за пазуху и идет дальше.
Идет, пока солнце пе встает в зените и пока день не
теплеет.
II тут Ошпн чувствует, что птица за пазухой начала
шевелиться. Ошпн достает ее оттуда и кладет на раскры-
тую ладонь.
«Ежели согрелась, пусть себе летит, а нет — снова за
пазуху упрячу»,— думает он.
При виде теплого солнышка пташка расправляет
крылья, смотрит внимательно Ошпну в лпцо п, вспорх-
нув, летит к синим небесам.
А Ошпн продолжает путь: пдет, добирается до верши-
ны горы п видит там колодец глубокий-преглубокпй, а на
дне его бьет родник с живой водой.
Ошпи заглядывает в колодец, впдпт, какой он глубо-
кий, и садится в отчаянье на землю. II думает, как же это
так сделать, что придумать, чтобы добыть воду пз этакой-
то глубины.
Долго ли думает, коротко ли — вдруг сверху что-то ка-
мнем падает в колодец. Смотрит Ошпн удивленно, дума-
ет, что бы это такое могло быть, и вдруг видит — малень-
кая пташка выпрыгнула из колодца, подлетела к нему.
А во рту у пташки — живая вода.
Подлетает пташка к Ошпну, выливает живую воду в
посуду, которую тот держит в руках, п снова летит в
колодец, п снова возвращается с жпвой водой, раз сто
проделывает такое, пока посуда Ошпна не наполняется
доверху жпвой водой.
Ошпн узнает пичужку, которую отогрел за пазухой,
и хочет поблагодарить ее, но маленькая пташка стремг-
лав взмывает вверх, в синие дали летит, в небеса.
Ошпн не теряет времени даром, пускается в обратный
путь.
Целый месяц проводит Ошпн в пути, но от радости не
замечает даже, как этот месяц проходит.
II вот он уже в своем городе, идет ио улице к себе
домой, а в руках у него — живая вода.
5
Вскоре до царя доходпт молва: так п так, мол, стару-
хин сын вернулся домой с живой водой. Царь рад-радехо-
нек, приближенные царя рады-радехонькп, но больше
всех рад — кто бы вы думали? — главный мпппстр. Он
уже прикинул-рассудил про себя и решил — а давай-ка и я
выкупаюсь в этой самой жпвой воде п тоже бессмертным
45
сделаюсь п буду при царе всегда, прп царе да прп своей
должности.
А возлюбленная Ошппа думает: если царь выкупается
в живой воде, придется ей стать его женой, а Ошпп оста-
нется одпн, в тоске и печали. 11 задумывается она, хочет
придумать что-нибудь такое, чтооы взять да и перехит-
рить царя. И придумывает, и учит Ошппа, как ему пойти
во дворец, как с царем разговаривать, как его бессмерт-
ным сделать.
Вскоре от царя приходит гонец и зовет Ошппа во
дворец.
Царь встречает Ошпна довольный-предоволытыи п
спрашивает нетерпеливо, принес ли он живую воду п как
в ней надо купаться, чтобы сделаться бессмертным, а ма-
жет быть, говорит царь, кто-то должен искупать
меня?
— Я, да будет долгой жизнь царя,— отвечает царю
Ошпн,— только я могу тебя искупать, а больше никто.
— Значит, ты и искупаешь,— говорит царь,— вот
только надо решить, когда.
— Да хоть сейчас,— говорит Ошпн.— Прикажи толь-
ко разогреть воду в больших котлах.
Царь приказывает слугам разогреть воду в самых
больших котлах, какие только есть в его дворце. Воду
разогреть и приготовиться праздновать его, царя,
бессмертие.
В это самое время приходит главный министр и про-
сит позволить ему тоже в живой воде покупаться.
II поскольку царь очень любил своего министра, то
и спрашивает у Ошппа:
— Можешь в своей воде нас обоих искупать, обоих
бессмертными сделать можешь?
— Могу, еще как могу,— отвечает Ошпп.
— Слышал, главный министр? — говорит царь.— Сту-
пай к себе, приготовься...
Главный министр, радостный, идет к себе, а Ошпн
идет и выливает какие-то капли в царские котлы.
Потом, когда вода нагревается, просит царя раздеться
п забраться в давильню.
Пу, бессмертие — это вам не простая штука. Человек,
чтооы стать бессмертным, па все может решиться.
Царь скоренько раздевается и забирается в давильню,
похожую на тондыр.
46
Когда царь голышом забирается в давильню, Ошпн
приказывает царским слугам, чтобы те вылили кипящую
воду на царя.
Слуги выливают на царя всю кипящую воду.
Царь издает какой-то ппск и замолкает.
Ошпн прикрывает давильню чугунной крышкой и
говорит:
— Пусть тут царь потпхопечку делается бессмертным,
а мы пойдем главного министра теперь бессмертным сде-
лаем.
Идут и видят: главный министр уже нагрел воду, раз-
делся догола, забрался в давильню и ждет с нетерпением
Ошина.
Ошин приходит, каплет чем-то в кипящие котлы и
говорит слугам министра, чтобы они вылили всю воду на
хозяина.
Главный министр точно так же, как царь, издает ка-
кой-то ппск — и ни звука больше...
Так разом погпбают оба врага Ошина, п Ошпн стано-
вится хозяином своего дворца и своего сада п женится на
девушке, которую привез с собой из далеких краев.
А руно, которое все это время не светилось, с этого
самого дня, как факел, освещает каждый уголок Ошпнова
дворца.
золото
В нашем городе Bane жили себе, пожпвалп муж п
жена, бедные-пребедные. До того бедные, что на двопх
одну одежку имели. Когда в город надо было выптп плп
еще куда, одежку эту поочередно носили. Днем они тру-
дились, а по вечерам радовались и веселились. Весели-
лись, да как еще веселились: муж в ладоши б пл — жена
плясала, жена в ладоши хлопала — муж отплясывал.
—Тара-нына, тара-нына...
II так до поздней ночи.
А ванскпй царь Гагик Арцрунп имел привычку бро-
дить переодетым по ночному городу вместе со свопм ми-
нистром. И вот однажды глубокой ночью, совершая своп
обход, царь с министром вдруг замечают: в темном горо-
де, где все спать легли давно, в одной бедной лачужке
окошко светится п радостные возгласы оттуда доносятся.
Царь с министром приближаются к лачуге, подходят
к окошку п заглядывают внутрь.
Что же видят оип: муж и жена веселятся вовсю, муж
в ладоши хлопает — жена пляшет, жена в ладоши бьет —
муж пляшет.
— Тара-нына, тара-пыпа...
^Вот так да,— говорит царь Гагик своему МИНИСТ-
РУ’ оеднякп, а как веселятся. Среди моих подданных я
но встречал еще таких веселых людей. Хорошо бы узнать
причину их веселья.
Наверное, радость какая-нибудь у них, батюшка-
царь, говорит министр.— В жизни каждого человека
бывает такой день.
Следующей ночью царь Гагик со свопм министром
снова приходят к этому дому. Заглядывают в окошко —
48
та же радость, то же веселье, муж в ладоши хлопает —
жена пляшет, жена в ладоши бьет — муж пляшет.
II снова:
— Тара-нына, тара-нына...
Вдоволь наплясавшись, муж с женой садятся пере-
вести дух. И муж говорит жене:
— Жена, а жена, кому сейчас лучше, как ты дума-
ешь: нам или царю?
— Ой, муж, да ты с ума сошел. Куда царю до нас.
А ну как на царя утром враг нападет, тут царю п ко-
нец...
Услышав такое, царь говорит своему министру:
— Послушай, министр, здесь какая-то загадка кроет-
яс. Давай зайдем к ним, узнаем, что это за людп.
II стучится в дверь: тахк-тахк.
— Кто там, что нужно? — спрашивает женский голос.
— Путники мы,— отвечает царь.— Пустите на часок,
отдохнем и своей дорогой пойдем.
— Заходите, заходите,— говорит женщина радушным
голосом.— Посидите, отдохните, воды напейтесь, вот толь-
ко хлеба у нас нет.
— Нам хлеба не надо,— отвечает переодетый царь.—
Нам отдохнуть да водички напиться.
Жена бедняка распахивает дверь широко, приглашает
гостей в дом, приносит камень, царю его вместо стула
подает, приносит еще камень — царскому министру по-
дает.
Прежде чем сесть, гости оглядывают комнату — пусто,
хоть шаром покати, а на хозяйке платье прямо на голое
тело надето. Л мужа, который только что в ладоши хло-
пал, что-то пе видать.
Царь спрашивает, озадаченный:
— Извини, сестрица, помешали твоему веселью. Но
вроде бы ты пе одна тут веселилась, не так ли?
— Ну да, вместе с муженьком моим.
— Муж?.. Л где же оп?
— Да вот, в тондыре.
— Что же он делает в топдыре? — удивляется парь.—
Пусть идет к нам, позови его.
Жена забирается в тондырь, снимает с себя платье,
передаст мужу, муж натягивает его па себя и выходит
к гостям.
— А что же жена твоя не пришла? — спрашивает
царь.
40
— Ты что же, не видел разве? — говорит муж.
— А что, что я должен был увидеть?
— Это платье па мне видишь? — показывает на свое
платье хозяин дома. — Мы его по очереди па себя надева-
ем: час я, час — жепа. Вот она и сидит сейчас в тондыре,
голая.
— Я вижу, в вашем доме ничего, кроме этого платья,
нету. Так чему же вы так радовались недавно? — снова
спрашивает переодетый царь.
— А тому радовались,— говорит хозяин,— что здоро-
вы оба, что живем па свете...
Царь смотрит на него с удивлением и говорит:
— Если мы утром пойдем к царю и расскажем о тебе
и царь вызовет тебя — пойдешь к нему? Если он подарка-
ми тебя одарит — возьмешь?
— Отчего же нет? — говорит хозяин.
Гости благодарят хозяина и уходят.
По дороге царь говорит своему министру:
— Ты видел когда-нибудь в жизни, чтобы у мужа п
жены было одно платье и чтобы онп такие веселые хо-
дили?
— Нет, мой владыка, не видел.
«Если у них одно платье на двоих и они так радуются,
что же будет с ними, если онп богатыми станут»,— рас-
суждает царь про себя и тут же принимает решение пода-
рить этим людям одежды, да в придачу золота п серебра
им дать, а потом поглядеть, как онп будут радоваться
и веселиться.
Царю эта мысль кажется очень занятной.
На следующий день бедняка зовут к царю и царь ему
дает золота и серебра, да в придачу драгоценных нарядов
для него п для его жены.
— Я слышал, вы бедные люди,— говорит царь,— вот
вам одежда, а вот золото — радуйтесь на здоровье.
Бедняк приходит домой, показывает подарки жене, п
муж с женой, нарядившись в царские одежки, садятся
есть сухой хлеб, потом запивают его водой и идут отды-
хать.
Через некоторое время жена говорит мужу:
Послушай, муженек, похлопай немного в ладоши,
поплясать охота.
П, как всегда, муж хлопает в ладоши, а жена пускает-
ся в пляс.
Пляшет, пляшет и вдруг останавливается:
50
— Так по пойдет, муж,— говорит она,— это платье
мешает мне. Тяжелое очень.
Л муж говорит, что и его платье ему мешает — меша-
ет хорошо бить в ладоши. И муж с женой раздеваются,
снимают с себя царские подарки и пляшут голые.
— Видишь,— говорит жена,— видишь, как хорошо те-
перь получается.
И, как куропаточка, носится по комнате, крутится на
месте, раскидывает руки, но вдруг взгляд ее останавлива-
ется на золоте, и мгновенно радости ее приходит конец.
Оборвав танец, жена говорит мужу:
— Послушай, муж, куда же мы спрячем это золото,
украсть ведь могут...
II онп садятся и начинают совещаться — куда спря-
тать золото, чтобы люди не прознали про него и не поза-
рились бы.
Долго они судят-рядят, наконец решают спрятать золо-
то в щель, что в стене. В таком, значит, месте, чтобы
никому и в голову не пришло искать там. Спрятать-то
золото спрятали, а на душе все неспокойно... Шаги ли за
стеной послышатся, собака ли соседская залает, или кто
кашлянет на улице — все им кажется, что воры лезут,
пронюхали про их золото...
II так, забыв про всякую радость п веселье, они день
и ночь об одном только и думают, как бы получше спря-
тать свое золото.
Па вторую пли третью ночь царь по своему обыкнове-
нию выходит, переодетый, с министром сбоям прогулять-
ся по ночному городу. Царь поворачивает к дому бедняка,
чтобы удостовериться в их великой радости и посмотреть,
как веселятся эти славные люди.
— То-то ж, наверное, радуются, то-то ж веселятся,—
говорит царь, предвкушая увидеть большое веселье
и пир.
Опп подходят к знакомой лачуге п останавливаются
в недоумении — пи света в окошке, нп голоса, нп звука.
«Наверное, купили па мои деньги новый дом себе да
и перебрались туда», — решает царь Гагик, но па всякий
случай стучится в дверь.
— Воры,— говорит жена мужу. — Не открывай.
Муж п жена в страхе молчат.
В дверь стучатся еще сильнее: тахк, тахк...
— Кто там? — в один голос спрашивают муж с женой.
— Путники мы, пустите передохнуть.
51
— Нет у нас места, братец, ступайте своей дорогой,-
отвечают муж с женой и думают, что наверняка это воры,
прознавшие про пх золото.
— Ну воды-то хоть у вас можно напиться? — говорит
царь жалобным голосом.
— Вода — она божья. Сверните на другую улицу, ио
правую.руку будет родник,— отвечают изнутри.
Царь видит, что хозяева не хотят открыть дверь п
принять гостей, как опп сделалп это несколько дней на-
зад. Заинтересованный, царь решает во что бы то ни ста-
ло узнать причину такой перемены и объявляет, кто он
такой, в уверенности, что уж тенерь-то двери перед ним
раскроются:
Но в ответ слышит только:
— Делать больше нечего царю, с чего это он будет
ночью по улицам шляться! Бог знает, что вы за воры,
пошли прочь отсюда!..
Тогда министр говорит: да, это сам царь сюда пришел,
на днях он вам золото дал, вот и хочет узнать, как вы
теперь поживаете.
И снова им не верят:
— Вот что выдумали, подите других обманите, ника-
кого-такого золота мы от царя не получали...
Но тут царь спрашивает бедняка, мол, неужели тот не
узнает его по голосу.
И бедняк вдруг узнает царя по голосу, зажигает в
доме свет и открывает дверь.
Царь заходит в дом п видит — все как было прежде,
та же нищета. Царь спрашивает: что невеселые сидите,
ведь вы каждый божий день пели и плясали.
— Да будет долгой жизнь царя, боимся, помираем от
страха,— отвечают муж с женой в одни голос.
— Отчего это?
— Да пз-за золота.
— Как так?
— Ну, как тебе сказать, владыка. Пока не было у нас
этого золота, свободные мы были, беззаботные. А теперь
не знаем, куда от страха деваться, боимся, как бы у нас
это золото не украли, как бы нас пз-за него жизни не
решили...
11 царь Гагик опускает голову ц думает: «В самим
деле, золото человеку счастье приносит или же несчастье:'*
СКРЯГА
Жил-был когда-то одпн жадный богач. Чего только у
него не было — лесные и охотничьи угодья, красивые, что
твой дворец, дома, луга и поля, отары, стада и даже верб-
люжьи караваны. Еще у него было видимо-невидимо слуг
и батраков, которые только и знали что работали на него
п заполняли его закрома и амбары хлебом и всяческим
добром.
Но богач все равно об одном только думал: как бы
приумножить свое богатство, чтобы было его втрое, вдеся-
теро больше. Особую слабость питал он к золоту; он лю-
бил садиться возле своих сундуков, перебирать золотые
монеты п любоваться пх желтым блеском. Но что бы он
ни делал, где бы он ни был — его всюду преследовала
неотвязная мысль: как бы сделать свое состояние еще
больше.
И вот однажды этот богач услышал где-то, что в году
есть одна ночь, когда звезды влюбленных сходятся на
мгновенье, быстро целуются и снова расстаются, и если
в эту самую ночь, в это самое мгновенье человек успеет
поведать небу желание сердца — это желание непременно
сбудется. II ночь эта якобы приходится на праздник Воз-
несения.
И вот днем, в канун этого праздника, богач готовит
миску с родниковой водой, запасается ручным зеркальцем
и ждет наступления ночи.
И когда с заходом солнца усталые от дневного труда
люди засыпают крепким сном, когда на небо выплывает
круглая и яркая луна и на землю опускаются покой и
тишина, богач крадучись выходит пз своего дома и идет
в поле.
53
С мпской, полной воды, п с зеркалом в руках оп под-
нимается на вершину ближайшего холма, откуда виден
весь небосвод, от горизонта до горизонта усыпанный звез-
дами. Смотрит богач на звездное небо и приходит в вос-
торг.
<<Вот бы все эти звезды стали золотыми да моимп,-
думает он, потом выбирает удобное местечко и ставит
миску с водой так, чтобы луна отражалась в воде, а зерка-
ло берет в правую руку и так его наклоняет, чтобы
в нем видно было лунное отражение в миске,— таким об-
разом,— думает богач,— я увижу все, что делается на
небе в эту ночь, полную таинства».
Проделав все эти приготовления, он садится и смотрит
неотрывно па зеркало,— боится моргнуть даже,— и сле-
дит за перемещением луны на небе.
Ему было сказано, что если все эти приготовления не
проделать со всею тщательностью, желание сердца не
удастся сообщить небу.
И богач старается делать все в точности так, как ему
описывали.
И сидит он так неподвижно рядом с мпской, с зерка-
лом в руках до глубокой ночи, и постепенно наступает
такая тишина, что кажется — реки и те остановились п
не текут.
II вдруг небосвод озаряется ярким светом, более яр-
ким, чем свет луны и звезд вместе взятых, и природа
вдруг пробуждается и начинает говорить — рощи, холмы
и горы, словно обретя язык, радостно приветствуют друг
друга и улыбаются на ярком свету. Л звезды на небе
с молниеносной быстротой устремляются друг к другу п
целуются, и богач явственно слышит печальный перезвон
тоскующих звезд.
Богач от страха, что может упустить драгоценный
миг, когда можно поведать о самом сокровенном желании
сердца, роняет зеркало и восклицает:
— О, небо, исполни мою мечту, пусть с этой минуты
к чему ни прикоснусь, ни притронусь, станет золотом,
золотом, золотом...
Небо исполнило его просьбу, потому что богач в самую
верную минуту сказал свое желание.
Да будет так,— услышал богач чей-то голос
свыше.
Сам не свой от радости, богач поспешил домой, чтобы
поведать жене про выпавшее им счастье.
54
Радость его была так безгранична, что, прежде чем
что-либо сказать, он обнял и расцеловал жену в обе
щеки.
Расцеловал и вдруг в ужасе отскочил от нее, как ужа-
ленный,— вместо жены перед ним стояла ее золотая ста-
туя. Жена, стало быть, обернулась у него на глазах золо-
той статуей.
Богач с горя хотел выдрать волосы на голове, схватил-
ся за волосы, а волосы сделались золотыми, затопорщи-
лись, как щетина.
Богач загрустил-затосковал и несколько дней отказы-
вался есть-ппть, даже от самых своих любимых кушаний
отказывался.
Но, конечно, оставаться долго голодным он не мог.
В один прекрасный день он изъявил желание поесть чего-
нибудь.
Слуги тотчас принесли и поставили перед ним самые
вкусные яства и напитки.
Богач перво-наперво набросился на хлеб.
Но только он взял хлеб в руки — хлеб сделался зо-
лотом.
Богач по очереди брал всю блюда, но как только оп
дотрагивался до какого-нибудь кушанья — и посуда и еда
в ней тут же становились золотыми. К чему богач ни
прикасался, все делалось золотом.
Так он ничего и не смог съесть. Обложенный кругом
золотом, богач умер с голоду.
ЗОЛОТЫЕ МОНЕТЫ СУЛЕЙМАНА
В городе Багдаде жпл некогда торговец молоком по
имени Сулейман, Молоко он всегда наполовину, а то и
больше, разбавлял водой и только так его продавал. II так
как он один поставлял молоко во все богатые дома, то
и нажился на этом своем мошенничестве неплохо. II вот
в один прекрасный день этот самый Сулейман принимает
решение пойти в Мекку, чтобы сделаться хаджой. Прих-
ватив с собою двух-трех слуг, коврик для намаза и съест-
ных припасов в большом количестве, отправляется он в
дорогу, держа путь в священный город.
Полдороги Сулейман перекрывает караваном, осталь-
ные пол дороги плывет на судне. II как на суше, так л
в море Сулейман каждый божий день расстилает коврик
для намаза и совершает священный обряд.
По на судне в первый же день с Сулейманом приклю-
чается удивительнейшая история.
Когда приходит час намаза, Сулейман приказывает
одному из слуг расстелить па палубе коврик, сам стано-
вится на колени, расстегивает шерстяной пояс, кладет его
рядом с собой и, обратив лицо па юг и в то же время
искоса поглядывая на пояс, начинает горячо молиться,
поглаживая красную от хны бороду и отбивая поклоны-
А у капитана судна была обезьянка, очень ловкая и
беспокойная. Обезьянка эта любила кружить по всем за-
коулкам судна в поисках чего-нибудь занимательного.
II вот, увидев издали Сулеймана, отбивающего иоклоны,
обезьянка, оживившись, несколькими прыжками спуска-
ется с яруса и — ну, кружить вокруг будущего хаджи
и его коврика. Потом замечает лежащий рядом с Сулей-
маном красный пояс, хватает его, перекидывает через
56
плечо п так, с поясом в руках, быстренько взбирается на
самый кончик мачты.
Сулейман тут же вскакивает с места, хочет бежать за
обезьянкой, но как? Боясь прервать молитву, да еще по
дороге в Мекку, Сулейман возвращается к своему коври-
ку. Да п подоспевший капитан судна советует ему не
делать лишних движений, чтобы не спугнуть обезьянку,
а не то опа со страху уронит пояс в море.
И Сулейман продолжает прерванный намаз, но молит-
ся он теперь уже только о том, чтобы аллах сжалился над
ним и не дал бы обезьянке броспть пояс в море, потому
что все его состояние, нажитое за двадцать лет, спрятано
в этом поясе.
Сулейман молится так горячо, как не молился нико-
гда. Молится и краешком глаза поглядывает на мачту —
что же дальше будет делать обезьянка, что ей еще в голо-
ву придет.
А обезьянка, устроившись поудобнее, начинает ощу-
пывать пояс своими маленькими пальчиками п вдруг, ра-
достно вскрикнув, извлекает оттуда золотую монету и,
ослепленная ее блеском, смотрит па нее удивленно п вос-
торженно, потом нюхает ее п, то ли потому что монета
никак не пахнет или пахнет пе так, как ей хотелось,
недовольно швыряет монету в море.
Сулейман так и подскакивает на месте:
— Аллах, аллах...
Но вскоре успокаивается, потому что обезьянка доста-
ет новую монету пз пояса п, обнюхав ее тем же манером,
что и первую, бросает не в море, а вниз, на палубу, пря-
мо к ногам Сулеймана.
И вы думаете, дело этим кончилось? Нет.
Сидя на кончике мачты, обезьянка продолжала свою
Удивительную работу: одну за другой доставала пз пояса
Сулеймана желтые золотые монеты, нюхала и одву-дру-
гУю бросала в море, а следующую — вниз, Сулейману.
Сулейман не знал, как быть.— и на мачту не поднять-
ся, чтобы отобрать пояс, п обезьянку вниз пе сманить.
'-’Дно только п оставалось — молиться.
И Сулейман то молплся истово, то умолял капитана
что-нибудь придумать и спустить обезьянку вниз, чтобы
она, не приведи господи, не бросила драгоценный пояс
в море.
Но обезьянка так и не бросает пояс в море, а по-
врежнему достает одну за другой монеты и одну-две
57
кидает и море, следующую — Сулейману пли же две — Су-
лейману, одну в море. II только когда она доводит дело до
конца.— а это длится довольно-таки долго,— она провор-
ными п ловкими прыжками спускается с мачты, бросает
пустой пояс перед Сулейманом п, задравши хвост, отправ-
ляется как ни в чем ни бывало гулять по палубе.
А Сулеймап, который давно броспл молиться и. стоя
на коленях, взпрал на обезьянку, поднимается с места,
подбирает пояс и начинает собирать монеты.
— Что за молоко причиталось — мне осталось, что за
воду брал — в воду ушло,— говорит он п тяжко-тяжко
вздыхает.
ПРОПАЖА
Однажды знаменитый лекарь Лохман, закинув за пле-
чо суму с лекарствами п целебными травами, отправляет-
ся в путь-дорогу.
Дорога проходит через лес, п в лесу этом Лохману
встречается человек грустный-прегрустный — стоит,
скрестив руки на груди.
Лохман останавливается перед ним, здоровается и
спрашивает:
— Что печален так, братец? Что за горе у тебя?
— Ах,— вздыхает человек.— Белый свет полон лжи,
обмана н нечестных поступков. Иду искать справедли-
вость, хочу правду найти.
— Намерение твое доброе,— говорит Лохман.— Если
ты этой дорогой идешь, нам по пути.
Человек кивает в знак согласия, и онп продолжают
путь вместе.
Идут они долго, так долго идут, что устают изрядно.
Да и голод начинает припирать. Но поди же ты, еды,
оказывается, нп один из них с собой не взял.
— Давай-ка поохотимся, братец,— предлагает Лохман.
Человек соглашается, и они расходятся по разным
сторонам.
Немного погодя Лохмап видит в кустах спящего зай-
ца. Лохман ловит зайца и кричит товарищу:
— Иди, братец мой, иди сюда, разделай-ка скоренько
этого зайца, сними с него шкуру, а я пойду хвороста для
костра наберу.
— Ладно,— говорит человек, п только Лохман отхо-
дит, мигом отрезает зайцу голову, снимает с него шкуру
и, вспоров брюшко, выхватывает заячьи почки да так сы-
рыми п проглатывает их — до чего, значит, голод одолел.
59
Вскоре является Лохман с полпоп охапкой сухого хво-
роста. Бросает на землю хворост, разводит костер. А ког-
да берет зайца, чтобы продеть его па самодельный шам-
пур пз прута, то замечает, что у зайца почек-то пет.
— Где почки этого зайца? — спрашивает он.
Л человек ему:
— Не знаю. Почек не было...
Лохман диву дается:
— То есть как это не было? Шутки шутками, братец,
куда почки делись?
Человек стоит на своем:
— Не знаю. У этого зайца почек не было.
Лохман больше его ни о чем не спрашивает.
Они жарят зайца и. съев его, отправляются дальше.
Долго ли они идут, коротко ли — приходят в стольный
город.
Только они переступают городские ворота — гпдгп:
парод в трауре, людп по улицам ходят невеселые-пе-
чальиые.
лекарей во
сколько че-
Лохмап и его спутник спрашивают: в чем, мол, дело.
— II пе спрашивайте,— отвечают нм.— дочка нашего
царя, царевна наша, очень больна, столько лекарей во
дворце перебывало, никто не сумел вылечить, а ведь царь
обещал тому, кто исцелит ее, столько золота,
ловек на себе утащит.
Услышав это, Лохман говорит товарищу:
— Идем во дворец.
Товарищ пе возражает, что ему возражать-то, и они
идут во дворец.
Приходят во дворец и видят: и впрямь лежит царевна
оезпадежно больная, без памяти лежит, помирает. А ро-
дители ее, царь с царицей, плачут, безутешные.
Лохман обращается к ним:
Да оудет долгой жизнь царя п царицы, погодптр
убиваться. Расскажите-ка мне лучше, отчего занедужила
ваша дочь.
Царь смотрит па пего рассерженно.
Все знаменитые лекари перебывали здесь.— гово-
рит он, но дочь мою вылечить не сумели, а ты, несчаст-
ный. ты что можешь сделать?
I азреши, владыка, хотя бы осмотреть больную,"
просит Лохман.
Утопающий, говорят, за соломинку хватается.
60
— Смотри,— соглашается царь.— Колп вылечишь, но-
шу золота получишь, а не вылечишь — головы тебе не
сносить, знай.
— Пусть так,—говорит лекарь и подходит к больной.
Осматривает ее п говорит:
— Да будет долгой жизнь царя, я твою дочку вы-
лечу.
Говорит так, берет на руки царскую дочь, переносит
ее на стол, потом достает нож, разрезает больное место,
смотрит, вытаскивает оттуда камешек, снова зашивает
разрезанное место и дует на лицо девушки.
Девушка тут же с улыбкой просыпается.
— Я выздоровела,— говорит опа,— больше у меня ни-
чего не болит.
Увидев такое, царь радуется несказанно, благодарит
лекаря и, царское слово сдержав, дает Лохману куль зо-
лота.
Лохман с товарищем берут золото, выходят пз дворца
и покидают город.
Выйдя за черту города, они садятся в укромном
местечке, и там Лохман делит полученное золото на две
равные части, половину себе берет, половину отдает то-
варищу.
— Вот тебе, братец,— говорит он,— возьми себе поло-
вину этого золота, скажи мне только, куда делись тогда
заячьи почки, съел ты их, что лп, правду скажи...
— Не знаю,— отвечает товарищ.— У этого зайца по-
чек не было.
Лохман качает головой и говорит:
— Ну, раз так, братец, давай ка разойдемся, ты этой
дорогой иди, а я этой.
И они расходятся по разным сторонам.
Тот, кто искал справедливости и кто заячьи почки
съел, идет по дороге неделю, другую и приходит наконец
в какой-то город, а в городе глашатаи кричат, глоток пе
Щадят:
— Царица наша больна! Кто исцелит, царь тому верб-
люжью ношу золота сулит!
Услышав такое, товарищ Лохмана не мешкая бежит
к Царскому дворцу.
— Отведите меня к царю,— говорит он царским слу-
гам. Я вылечу вашу царицу.
Слуги и везирп вскакивают с места, вед>т его в пала-
ты. И видит давешний спутник Лохмана — сидит опеча-
61
ленный царь, смотрит на бездыханную царицу, слезы
горькие льет.
— Да будет долгой жизнь царя,— говорит человек,—
дозволь мио осмотреть больную царицу и вылечить ее.
— Осмотри,— соглашается царь.— Коли вылечишь —
тебе верблюжья ноша золота, не вылечишь — виселица.
— Ладно,—говорит человек и начинает, как Лохман
это делал, осматривать больную.
Долго осматривает и говорит:
— Да будет долгой жизнь твоя, царь-отец, сейчас я
царицу вылечу.
Говорит и, точь-в-точь как Лохман. перекладывает ца-
рицу на стол. Вспарывает ей живот ножом, вытаскивает
оттуда что-то, выбрасывает. Потом зашивает живот и.
опять в точности как Лохман, дует иа лицо больной.
Царица лежит без движения.
Что этот человек ни делает — царица не оживает.
Увидев такое, царь приказывает разгневанно:
— Уведите отсюда этого мошенника и вздерните на
виселицу немедля!
Царский приказ надо тут же исполнять. Слугп царя
выводят человека из дворца и ведут к виселице, а глаша-
таям велят объявить па весь город, что убийцу царицы
через несколько часов повесят иа главной площади го-
рода.
Глашатаи обходят по очереди все кварталы города,
выкрикивая эту новость, и все жители города — женщи-
ны, мужчины, старики, дети, — все выбегают пз домов и
спешат иа городскую площадь смотреть, как будут ве-
шать убийцу царицы.
Как раз в это время в город входит Лохман, усталый,
голодный, чтобы попросить напиться, нигде людей не на-
ходит. Лохман диву дается, удивляется — куда же весь
народ этого города подевался, отчего все двери заперты.
Наконец попадается ему навстречу дряхлый старик
— Отец,— обращается к нему Лохман,— куда девался
народ вашего города?
Убийцу царицы сейчас вешать будут, пошли смот-
реть. Убить царицу — шуточное ли дело...
Новость эта кажется Лохману такой занимательной,
что он, несмотря па усталость, направляется тут же к
площади.
А площадь битком набита пароду. Людей — тьма
тьмущая. Яблоку негде упасть. И сколько пароду на са-
(12
МОЙ площади, ровно столько же, а то и больше, па кров-
лях расселось. II все смотрят на виселицу посреди площа-
ди и па палачей, одетых в красное, которые и в самом
деле готовятся повесить человека.
Лохман протискивается поближе, чтобы лучше все
увидеть.
Приблизившись еще псмпого, оп вдруг останавливает-
ся, пораженный.
Перед палачами, со связанными за спиной руками,
стоит его давешний знакомый.
Тут Лохман просит, чтобы его пропустили вперед —
сказать слово прощания преступнику.
Лохмана пропускают вперед.
— Это что же ты натворил, братец, что вешать тебя
хотят? — спрашивает Лохмап своего товарища.
'Гот рассказывает все как было.
11 тогда Лохмап говорит:
— Я спасу тебя от виселицы, братец, только признай-
ся, кто тогда съел заячьи почки.
— Не знаю,— говорит человек,— п видеть не видел,
п есть не ел.
— Скажи по совести,— просит Лохмап. — Хоть перед
смертью признайся. Душу от греха освободи. Ведь ты вы-
шел справедливость и правду искать.
А товарищ по-прежнему отпирается, нет. мол, и пет,
не было никаких почек у зайца, такой попался без по-
чек...
Все же Лохман, сжалившись над ним, просит царских
везирей:’
— По вешайте его, я вашу царицу вылечу, а ежели
нет, то вздернете меня вместе с ним.
Лохмана приводят в царские палаты. Смотрит он иа
бездыханную царицу, руку ее щупает, веки пальцем отво-
дит. Потом кладет царицу па сто,!, ножом ой грудь вспа-
рывает, что-то такое достает оттуда и дует царице на
лицо.
Царица с радостным возгласом садится на месте
Я выздоровела,— говорит она,— больше у меня
нигде» не болит...
Царь, сам не свой от радости, целует Лохмапа в лоб
и тут же, сдержав слово свое, вручает Лохмап\ верб
люжью ношу золота, а товарища его велит освоооднть.
Па следующий день Лохмап вместе с товарищем поки-
дают этот город. Добравшись до небольшого леска, они
63
садятся передохнуть, а Лохман, подвинув к себе мешок,
принимается делить полученное золото.
— Тебе горсть... мне... ему...
II слова запускает руку в мешок:
— Тебе... мне... ему...
Тут товарищ Лохмапа спрашивает в изумленье:
— Послушай, братец, мы это мы, а кто же этот дру-
гой, кому еще ты золото уделяешь?
— А тому п уделяю, кто заячьи почки съел.
— Да ты что, братец... Эти почки ведь я съел, что ж
ты это красное золото другому отдаешь?..
бессмертный казар
Жил был когда-то старичок по имени Казар. Как п
у всех старичков — силенок в пей никаких уже не оста-
валось. И уши позакладывало, и голова белым бела стала,
аж в темноте светится. При ходьбе он все в землю под
ноги смотрел, а примется за какую-нибудь самую немуд-
реную работенку, то и дело приговаривает:
— Эх, молодые мин денечки, где-то вы...
I оворит это с такой тоской, словно горький дым выды-
хает.
Однажды ехал этот самый Казар с мельницы — муку
на подводе вез. II как это так случилось, но подвода на
полдороге вдруг накренилась, и мешка два муки из нее
выпало.
Эх,— вздыхает Казар,— как же мне теперь быть,
ч о же мне одному на этой безлюдной, пустынной дороге
делать? Мельница далеко, село еще дальше, ни прохожего
тебе, ни проезжего. Эх-эх, где же вы, молодые денечки
мои... Были бы прежние силенки, черт возьми этот мир...
1оворпт так и садится у обочины, ждет, авось да кто-
нибудь покажется, подсобит ему.
Не успел он и сесть, вдруг откуда ни возьмись,— уди-
вительнейший человек перед ним возник — не горожанин
и не крестьянин, не поймешь кто. Впрочем, с виду боль-
ше иа горожанина смахивает, но уши кошачьи, а сзади
из-под одежды хвост торчит.
Этот хвост Казар уже после приметил.
Подходит человек к Казару и говорит:
— Вот он я.
А кто же ты будешь? — удивляется Казар.
Я тот, кого ты звал.
3 С. Зорьян, т. 5
65
— Я тебя не звал,— говорит Казар, испугавшись его
городского обличья.
____ Как же,— говорит человек,— разве ты пе сказал:
«Эх, где же ты, моя молодость»?
— Верно,— кивает Казар.— Но тебя я не звал.
— Звал,— говорит человек.— Я тот самый «Эх», так
меня зовут все, у кого какая-нибудь боль есть. Ты сказал
«Эх», я и пришел.
— Для чего это?
— Л чтоб исполнить твое желание.
— Мешки, что лп, поднять?
— Нет,— говорит незнакомец,— вернуть тебе моло-
дость.
Казар еще больше удивляется.
— Как же ты можешь мне молодость вернуть, ведь я
вон какой старик уже!
— Пустяки,— говорит незнакомец.— Человек чего бы
ни пожелал — все может получить. Только б всем серд-
цем захотел.
— Не понимаю: как такое может быть? — спрашивает
Казар.— Мало лп я молодым захотел стать, помолодею
разве?.. Кто же это видел, чтоб старпк молодым снова
стал?
— Еслп захочешь — в одну минуту,— говорит чело-
век.— Не только молодым станешь, а. еслп хочешь, п
бессмертным сделаешься. Стоит только тебе палец к этой
бумаге приложить.
Казар смотрит на бумагу и говорит:
— Положим, стал я молодым, а деньги, а богатст-
во? — спрашивает он.
— II это будет.
Казар не верит. Думает, что незнакомец смеется над
ним. Возможно лп такое, чтобы старик стал молодым,
да не только молодым — бессмертным.
Долго стоит он так, задумавшись.
— Ну, что ты там еще думаешь? — не выдерживает
незнакомец.
Думаю — богатство лучше пли молодость.
— II то и другое,— говорит человек.— Молодость са-
ма по себе уже богатство. Когда ты молод, ты все мо-
жешь.
Казар снова впадает в раздумье.
Значит, если я стану молодым, я все смогу делать?
— Все.
G6
— Подводу грузить, косить, землю мотыжить, поле
пахать...
— Все-все,— повторяет человек.— Можешь даже мо-
лодую жену в дом взять.
— II это тоже? — удивляется Казар.— II сколько я
так смогу прожить?
— А сколько пожелаешь. Ведь ты становишься
бессмертным.
— Ну раз так, хочу стать таким, каким я был в два-
дцать лет, чтоб все спорилось.
— Можно,— говорит незнакомец,— вот тут только
распишись.
II снова достает из-за пазухи бумагу и протягивает ее
Казару.
— Очень хорошо.— говорит Казар.— По я хочу знать,
все это за деньги или же даром?
— Нет,— говорит незнакомец.— пе за деньги и не да-
ром, а с условием одним, что после смерти отдашь свою
душу мне.
Казару делается не по себе от такого условия, и он
спрашивает:
— Это когда же, значит?
— Когда захочешь. Сначала ты станешь молодым, за-
живешь в свое удовольствие, нагуляешься вволю, паниру-
ешься, а уж совсем потом, когда ты все же умрешь, душа
твоя станет моей. Согласен?
— Согласен,— говорит Казар и ищет, где бы каран-
даш взять, чтоб подпись поставить, но незнакомец гово-
рит, что Казар должен собственной кровью расписаться.
— Почему это кровью? — спрашивает Казар.
— Порядок такой.— говорит человек.— Я молодость,
богатство н бессмертие только под расписку кровью
отдаю.
Казар, который уже загорелся стать молодым, не дол-
го думая, достает из кармана нож, но незнакомец при
виде ножа как-то съеживается.
— Оставь ты этот нож.— говорит он,— и без него
обойдемся...— и велит Казару. чтобы тот приложил палец
к его телу, и сам таинственный знак какой-то при этом
делает.
Тут же у К’азара на пальце выступает красная
кровь.
Казар прикладывает окровавленный палец к бумаге,
после чего кровь сразу же перестает идти.
3*
67
— Ну вот и все,— говорит незнакомец.— 1\Ты подписа-
ли договор о пашей дружбе. По этому договору ты полу-
чаешь свою утраченную молодость, силу, а вместе с ними
и бессмертие. Если тебе что-нибудь понадобится, кликни
меня, я тут же приду на помощь.
С этими словами незнакомец поворачивается и уходит.
II Казар тоже следом за ним поворачивается, чтобы
поблагодарить, спасибо сказать, и вдруг видит — у незна-
комца из-под одежды хвост, наподобие кошачьего, сви-
сает.
«Да ведь это же сам Сатана был. не иначе»,— думает
Казар. Но что уж тут поделаешь.
Незнакомец как появился внезапно, так внезапно и
исчезает.
* * *
Казару страх в сердце западает.
«II пе просто Сатана,— думает он.— То моя смерть
быта в облике Сатаны, ну да, конечно, обманули, душу
забрали... Значит, судьба моя такая, чтоб я па дороге
умер...»
Говорит так, но чувствует совсем другое — чувствует,
что силы в ном прибавилось, ноги окрепли и сердце не
так слабо бьется, как прежде.
— Дай-ка я свою силу испробую,— говорит Казар и
встает, идет к свалившимся мешкам.
А в каждом пз мешков по пять пудов. Берется Казар
за мешок — тяжести никакой не чувствует.
Удивляется: «Это чудо или же что?» Казар сам своей
силе не верит.
Л когда поднимает второй мешок, видит, что — нот,
незнакомец пе шутил, он и в самом деле помолодел.
Что и говорить, радуется Казар и, бросив мешки па
подводу, гонит волов к дому. По дороге ему односельчане
встречаются, знакомые пз соседних деревень. Казар со
всеми здоровается, по именам всех окликает, а те удив-
ленно смотрят вслед Казару, не узнают его.
Один говорит:
Вроде бы это наш Казар, да па себя пе похож.
А другой, мол:
— II похож вроде, да пе такой старый, как Казар.••
А Казар и сам диву дается, что его ие узнают.
68
«Да что же это такое,— думает он про себя,— что это
они на меня так смотрят все? Будто знают, что со мной
что-то случилось».
Подъезжает он к дому, а невестка, завидев его, го-
ворит:
— Это кто же наших волов погоняет? Чужой вроде.
— Не приводи бог, со стариком что случилось,— от-
кликается старуха.
Но когда Казар заговаривает — старуха по голосу
узнает его. Хотя голос у Казара тоже другим стал, изме-
нился.
— Это что же с тобой случилось, божии человек? —
спрашивает старуха.— Сказать, чтобы это был ты — так
это не ты. II ты и не ты, белые волосы черными стали,
спина кривая выпрямилась, глаза п то вон как блестеть
стали. Да ведь ты таким был, когда мы только-только
поженились. Это как же понять такое?
— Потом скажу,— отвечает Казар и одни, без чьей-
либо помощи, подхватывает мешки и песет пх в дом.
Сгружает он все мешки с подводы, посвистывая, отво-
дит волов в хлев, задает им сено и снова, напевая, моло-
дец молодцом, возвращается в дом, совсем как в прежние
молодые годы, когда он только-только женился.
Молва о том, что Казар изменился, облетает все село,
и люди, удивленные, приходят посмотреть на старого Ка-
зара, с которым случилось такое чудо.
— Как же ты так помолодел, братец Казар,— спраши-
вают они,— как это случилось?
Ну, когда они очень уж пристают, Казар говорит им,
что, когда с телеги два мешка выпало, он помолился богу,
чтобы тот дал силы поднять эти два мешка, господь услы-
шал его молптву и молодостью одарил. А про договор,
который он скрепил кровью с Сатаной,— пи гугу...
Соседи — кто диву дается чуду такому, кто в недове-
рни качает головой: мол, так ли дело было — мы вой то-
же молимся, с нами же такого не случается...
Так и расходятся соседи, ничего не поняв.
А Казар рад-радехопек, то насвистывает, то песенку
напевает. Совсем как в молодые годы. Поет оп так, шутки
шутит с домашними, а когда темнеет, говорит жене:
— Постель постели, жена, ляжем спать.
— Ты ложись, а у меня еще дело есть,— говорит ста-
руха и стелет Казару постель.
69
II в эту ночь совсем уже невероятные вещи происхо-
дят с Казаром.
Раньше, до этого самого дня, Казар только голову на
подушку приклонит — тут же и засыпает крепким сном.
А тут лег, а сон нс идет. Сам я, думает, такой же. как
в молодые денечки, когда только-только поженился, а же-
на холодная, старая...
И тут Казар думает, что как же так забыл он незна-
комцу сказать, чтобы тот и жену его омолодил, то-то <5
веселились вместе, как в прежние времена. Думает так
и очень па себя досадует.
Но старухе ничего нс говорит. Крутится на месте, кру-
тится и вдруг встает и идет к невестке.
— Кто это? — говорит невестка со сна.
— Это я,— говорит Казар,— твой муж Назар.
— Ох, пришел,— радуется невестка и, не просыпаясь,
обнимает его.
Казар живо забирается в постель, и в темноте невест-
ка и не видит, что это ее свекор Казар, а не муж Назар.
И вдруг кто-то с улицы стучится в дверь.
— Кто там? — кричит старуха.
— Это я, Назар.
Тут невестка смекает, что обманул ее свекор. Но от
стыда мол чит-пома л кивает...
С этого дня Казар начинает жить беззаботной, веселой
жизнью — гуляет на свадьбах, играет в джпрпд, на каж-
дой масленице в кох играет, пьет, кутит, радуется знай...
Словом, все то делает, что в молодые годы делал п
о чем в старости вспоминал с тоской.
Старуха попрекает его — он ее не слушает. А в один
прекрасный день бросает старуху, женится на молодой
женщине и перебирается в новый дом.
Односельчане удивляются Казару, а он счастливым се-
оя чувствует, потому что к чему руку нп приложит — все
спорится, чего сердце нп пожелает — все сбывается.
Годы катятся за годами, а Казар остается по-прежне-
му молодым и бодрым. Старики умирают, молодые стари-
ками становятся, а Казару ничего но делается.
Не проходит и десяти лет, все люди его возраста уми-
рают один за другим. Потом и новая жена умирает. А лет
70
через пятьдесят — па свете уже пп одного знакомогО-
блпзкого человека не остается. Никого, кто бы понял его
или кого бы он сам мог попять,— кругом новые люди
с новым образом мыслей, с новыми интересами. А Казар
остается со своими старыми суждениями, не меняется, и
потому люди его не понимают и при разговоре с ним не
получают удовольствия. Единственно, с кем еще может
говорить Казар,— старик пз соседнего села. С ним и
беседует Казар раз пли два в неделю. Вскоре п этот ста-
рик умирает, и Казар остается совсем один, без единого
собеседника. Кругом нарождаются-растут новые люди, по
ни Казар их нс понимает, пи они — его.
Жизнь вперед пдет, а Казар все тот же, с прежнимп
своими думами. Норой он пытается рассказать кому-пп-
будь о том, что было в его времена, по каждый раз заме-
чает, что ему не верят. Не только пе верят, смеются.
II как он нп старается, как он нп хочет уверить пх, что
говорит правду,— слушатели только усмехаются:
— Да ну, выдумываешь все...
— Да я вам то, что было, рассказываю...
Люди только головой качают.
И Казар грустит, мучается... Когда нет рядом близкой,
сочувствующей души, сердце твое тоже делается пустым
и холодным.
Еще годы проходят. Грустные для Казара годы. Вот
уже так много лет проходит, что вековечных лесов на
земле не остается и реки изменили русла, а Казар живет
еще, бессмертный, одинокий.
— Хоть бы друг один был,— вздыхает он частенько.
Но нет никого — нп родственника, нп друга, все давно
умерли.
Одиночество до того уже одолевает Казара, что он це-
лыми днями сидит и думает, что бы такое прндумать-
сделать, чтобы избавиться от этой печальной, постылой
жизни. С завистью думает он о своих сверстниках, кото-
рые спокойно умерли, каждый в свое время. II, телом
бессмертный, душою угасший — он просит смерти.
II смерть не пдет...
Так мучается он в одиночестве, иногда пдет на клад-
бище, садится между могил близких, смотрит с тоской на
землю, завидует тем, кто в ней покоится. Подолгу сидит
он здесь и говорит сам с собой пли же разговаривает
с Умершими. А однажды принимается копать могилу для
71
себя, чтобы быть готовым к смерти п.нг, может, чтобы
ускорить ее?
А смерти по-прежнему нет.
Иногда оп идет, ложится в этой своей могиле и повто-
ряет мысленно: «Смерть, я готов, приди же... Где ты,
смерть...»
Смерть по-прежнему не кажет лицо.
Казар плачет, бьет себя по грудп и по обычаю старого
мира посыпает пеплом свою бессмертную голову — ниче-
го не помогает.
Наконец какая-то старуха, видя, как оп прпзывает
смерть, говорит, сжалпвшпсь над ним:
— В амбарцумову ночь, когда звезды всех родных п
любящих встречаются, когда небесные ворота раскрыва-
ются перед грешниками,— попросп отпущения грехов у
неба, попросп смерти.
Казар так и делает.
В амбарцумову ночь он проепт смерти у неба. II небо
посылает ему смерть.
А Сатана удивленно и с жалостью смотрит иа его ду-
шу. Ведь Сатане вовсе п пе нужна была его душа, оп
просто хотел измучить человека бессмертием.
ЧЕЛОВЕК ПЗ ДЕРЕВА
Эту сказку о деревянном человеке я слышал в детстве,
но она так мне запомнилась, что и сейчас порой кажет-
ся — дерэвянный человек все еще ходнт-бродит среди
нас и страдает, несправедливо обиженный людьми.
В жизни чудес не бывает, но в сказках их сколько
угодно. Впрочем, в сказке о деревянном человеке,
насколько мне помнится, этих чудес почти нет, кроме,
пожалуй, его удивительного появления на свет.
Зналп бы вы, как рассказывал именно это место наш
сосед, старый Capo, от которого я и слышал эту сказку.
Слушатели замирали, боясь пропустить хоть одно слово.
Старик Capo вообще знал множество удивительных ска-
зок п рассказывал их всегда с невозмутимым лицом, но
так увлекательно и живо, что слушать его соонрались не
только дети, но п взрослые. Что это были за сказки, гос-
поди!
Но сам он больше всех любил эту сказку — про дере-
вянного человека.
1
...Однажды, давным-давно, еще до того, как мы появи-
лись на свет, плотник, портной и священник отправились
вместе в дорогу. Это было в те времена, когда люди из
города в город, пз страны в страну добирались каравана-
ми, на верблюдах или же пешком, но всегда компанией,
и одиночку же в путь не пускались — опасно было. Пут-
никам часто приходилось ночевать под открытым небом,
то прямо в пустыне, то в дремучем лесу, где страх силь-
ное смерти делается. С самого же начала плотник.
73
священник и портной уговариваются спать по очере-
ди — двое спят, третий сон товарищей стережет.
Так и делают: двое спят, третий сон товарищей стере-
жет.
Но однажды портной после бессонной такой ночи пре-
длагает товарищам: давайте, мол, найдем человека, чтооы
сторожил наши вещи, а мы сами могли спокойно спать.
Товарищи соглашаются, а плотник, который был ис-
кусным мастером, думает про себя — чем сторожа нани-
мать, деньги зря переводить, не лучше ли взять п выре-
зать из дерева что-то похожее на человека да и поставить
ночью возле вещей — будто бы человек.
В этот день как раз настает черед плотника карау-
лить. Лунная ночь па дворе, звезды в небе подмигивают,
ближний лес то шумит мерно, то гудит высоким голосом.
Плотник ходпт взад-вперед и гадает-прпкидывает. как
бы такого сторожа соорудить. Думает, думает и вдруг са-
дится и начинает человека из дерева вырезать.
Сначала голову вырезает, потом лицо, а уж после руки
и ноги. Работает, работает, потом возьмет да отойдет
в сторонку, на работу свою издали смотрит, при лунном-
то свете деревянный человек до того на настоящего по-
хож — ни за что не подумаешь, что неживой. То-то ж
плотнику радостно делается.
«Хорошо-то как,— думает он,— от лишних расходов
избавимся».
А наутро портной и священник просыпаются и руками
от удивления разводят, диву даются, восхищаются
мастерством плотника. И говорят:
— Что же нам после этого деньги тратить, сторожа
нанимать, вот и сторож готовый!
И чтобы сторож не только ночью, но п днем сходил за
человека, портной шьет ему одежду, а священник на ко-
ленях возносит молитву богу, чтобы тот оживил деревяш-
ку. наделил его человечьим языком, чтобы деревянный
человек в случае опасности мог предупредить их.
Так все и случается.
Вот опять на улице лунная ночь, звезды ярко светят,
лес шумпт, и священник молится, воздев руки к небу.
Молится он так, молится п вдруг — на тебе — проис-
ходит чудо.
Деревянный человек сначала издает тяжкий вздох:
«Оф!..»
Потом начинает говорить. Вот что он говорпт:
74
— Что вы со мной сделали... Почему обломали мне
бока?
И такая боль в его голосе слышится, так он стонет,
что все трое — плотник, священник и портной — в страхе
пятятся: кто знает, а ну как пойдет на них со своими
деревянными ручищами.
— Оф, бока мои.— опять стонет деревяшка.
— Это ничего,— говорит плотник.—это у тебя пройдет.
— А что это за ношу вы на меня взвалили? — говорит
деревянный человек.
— Да не ноша.— говорит плотник,— одежда твоя,
чтоб ты не продрог.
— Оф,— снова стонет деревянный человек.— А с бо-
ков что это вы мне привесили?
— Это руки твои,— говорит священник.
— Руки?.. Для чего они? — спрашивает деревянный
человек.
— Чтоб ты мог есть, поднимать ношу, бить воров,—
объясняет священник.
— Оф,— стонет деревянный человек п удивленно
смотрит на тех, с кем говорит.— А вы кто? Что вы та-
кое? — спрашивает он.
— Мы люди,— отвечает священник.
— Люди,— повторяет деревяшка. — А я кто?
— И ты человек,— говорит священник.— Если хочешь,
мы тебе п имя дадим.
— Это еще для чего?
— Чтоб мы звали тебя по имени и ты бы шел на
наш зов.
— Оф, как знаете. Что хотите, то и делайте.
И священник дает ему имя — Пилак.
С этого дня деревянный человек, обретя душу, начи-
нает служить своим хозяевам. По ночам он стережет их
сон, днем тащит на себе всю их поклажу, из села в село,
из города в город следует, навьюченный, за ними и —
Даром что деревянный — до того иной раз устает, чуть на
ХС)ДУ не спит. А хозяева ему что нм день, что ни час, что
ин минута, все новую работу задают: то постель постели,
то воды подан да хлеба принеси, то обуй нас, то разуй, то
одежду почисть и под конец — стань у двери да сторожи,
Мы спать ложимся.
Так п получается, что крутится Пилак без сна, без
отдыха, ни днем ни ночью не кончается его работа, а уж
75
как выдастся редкая минутка свободная — священник
усаживает его подле себя и давай уму-разуму учить, на-
ставлять — так и так, мол, настоящий сторож должен
неусыпно хозяйское добро беречь-стеречь, быстрым п лов-
ким должен быть, честным, правдивым и от хозяев ничего
не должен таить.
Поучает так священник деревянного человека п вся-
кий раз в конце спрашивает:
— Все понял, Пилак?
— Понял,— кивает деревянный человек.
Пилак с первой же минуты своего появления среди
людей слушал их внимательно, смотрел-прпсматрнвался
к ним и старался все делать так, чтобы они пм были
довольны. И хотя работы было много и ему не удавалось
на секунду хотя бы присесть, он наблюдал за людьми;
и все, что с ними было связано, казалось ему необыкно-
венным и удивительным... II он смотрел на все широко
раскрытыми глазами, стараясь все хорошенько запомнить
п понять. А священник продолжал наставлять и поучать,
где как надо вести себя, с кем как нужно обращаться
и что в каких случаях следует говорить. Еще священник
научил деревянного человека, обращаясь к нему, говорить
«святой отец», а плотника и портного называть «мастер».
— Все понял, Пилак? — спрашивал обычно свя-
щенник.
— Понял,— отвечал деревянный человек.
— Ну, тогда повтори: «святой отец».
Пилак говорил:
— Свя-той отец.
— Очень хорошо... А теперь скажи: «мастер».
— Mac-тер,— повторял Пилак.
— Молодец,— говорил священник и снова наставлял
его, чтобы он служил пм хорошо, по ночам не спал, чтоб
добро их стерег.
— Да-да,— обещал Пилак.
2
Пилак продолжал прислуживать своим хозяевам п
служил им так, как они его тому учили, служил пм день
и ночь, не смыкая глаз, не приклоняя головы.
II вот однажды в одном из караван-сараев, где онп
разместились на ночлег, Пилак вдруг видит: в комнату
76
вошел священник, стал рыться в веща к портного, достал
оттуда что-то, положил к себе в карман и повернулся,
чтобы идти.
— Ты что это взял, святой отец? — окликает Пилак
священника.
— Не твое дело,— сердито отвечает священник, недо-
вольный тем, что Пилак его застал, но в то же время
думает, что тот все равно ничего не понял. П уходит се-
бе преспокойно.
После этого — много ль времени проходит, мало ли,—
входит в комнату портной, идет, ищет что-то в своих ве-
щах п вдруг хватается за голову, садится и плачет в отча-
янье.
— Что с тобой случилось, что убиваешься так,
мастер? — спрашивает Пилак, и ему тоже делается груст-
но и тоскливо на душе.
Портной ему говорит:
— Знаешь, Пилак, у меня здесь золото было припря-
тано, а сейчас его нет. Ты не видел, кто заходил
сюда?
Пилак не дает ему договорить.
— Это ничего,— говорит,— из-за этого ты не расстра-
ивайся. Недавно святой отец приходил, он-то и взял, сей-
час, наверное, принесет обратно.
Портной так иа месте и подскакивает:
— Святой отец, говоришь?! — и хочет бежать за свя-
щенником, но тут открывается дверь, и входит сам — ле-
гок на помине— священник.
— Это ты взял мое золото, святой отец? — обращает-
ся к нему портной.
Священник удивленно переводит глаза с портного на
Пилака и говорит:
— Твое золото... А ты видел это своими глазами, что
говоришь?
— Кто видел, тот и сказал.
— Кто же видел? Кю смеет так говорить? — сердится
священник.
— А вот Пилак, наш сторож.
Священник смотрит на деревянного человека и вдруг
разражается смехом.
— Это я, чтобы испытать Пилака, так сделал, — гово-
рит он.— Проверить хотел, хорошо ли службу песет.
И священник достает из кармана кошелек с золотом
и протягивает хозяину. П опять смеется:
77
— Испытать его хотел... И плана.
Но потом, когда портной, сам не своп от радости, ухо-
дит в город по какому-то делу и в помещении остаются
только священник п Пплак. священник подходит к дере-
вянному человеку и бьет его изо всех сил.
— Ты почему же сказал ему, бессовестный, для чего я
тебе душу дал. для того, чтобы ты предал меня?!
Говорит так и снова бьет.
Пплак даром что пз дерева, а боль чувствует.
— Да ведь ты сам, святой отец, учил, что надобно
всегда правду говорить. Неужто же. когда правду гово-
ришь — предаешь?
— Вот тебе правда, дурак.— II священник дает ему
тумака. Деревянный человек стоит под ударами п не по-
нимает. за что его избивают, ведь он одну правду говорил,
как его и учили.
Долго думает Пплак обо всем этом п решает впредь
помалкивать, что бы пп случалось.
Проходит несколько дней. II вот Пплак опять видит:
в комнату вошел па этот раз уже плотник, взял какой-то
сверток из вещей священника, сунул за пазуху и идет
к выходу.
А у самых дверей оборачивается к Пплаку п наказы-
вает:
— Смотри, Пплак. стерегп хорошенько наши вещи,
гляди в оба, чтоб ничего не пропало.
Пплак думает, что плотник рассердится, как давеча
священник рассердился, еслп он кому-нибудь о виденном
скажет, и решает никому ничего не говорить про то, что
видел.
Вскоре приходит священник и обнаруживает про-
пажу.
Пплак, где мой сверток? — спрашивает он.
Не видел,— отвечает Пплак.
Не хочет говорить, боится в немилость к плотнику
попасть. А священник сердится, мол, как это так - не
видел.
Ведь я тебя чему учил — сторож должен все под-
мечать. кто в комнату вошел, кто что взял, куда пошел,
ну же, говори скорее, где мой сверток? — сердится свя-
щенник.
Пнтк^ знаю’ святой отец, не ведаю,— повторяет
78
— А, значит, ты заснул, негодяи. — И священник на-
брасывается ла деревянного человека с кулаками: — Вот
тебе, вот тебе за это.
Пплак видит, побоев так п так пе мпновать, скажет оп
правду или утаит. И он рассказывает священнику,— так,
мол. и так, приходил плотник, переворошил все вещи свя-
щенника. взял сверток и ушел.
— Ушел!.. Куда ушел?!— спрашивает священник и,
не дожидаясь ответа, выбегает пз комнаты, чтобы догнать
плотника.
Через некоторое время плотник, а за ним и священник
врываются в дом.
— Это ты, значит, видел, как я поповский сверток
взял?! — кричит плотник и идет с кулаками на Пи-
лака.
Пплак уже по опыту знает, что без трепки не обой-
тись — скажет он правду пли не скажет. II оп говорит:
— Ну да, взял. Вошел в комнату, взял и вышел.
— Врешь! — кричит плотник.
Пплак даром что пз дерева, а удивляется, как это
плотник может отпираться, когда Пплак своими глазами
впдел, как тот сверток брал. И он снова повторяет свой
рассказ — вошел, взял, вышел.
Но плотник приходит в еще большую ярость и бьет
деревянного человека но голове:
— Обманщик!.. Лгун!..
Пплак даром что пз дерева, а боль чувствует. Хватает-
ся за голову руками, выбегает на улицу. И думает: как
же быть, чтобы людп пе сердились и не били его. Не
поймешь ведь, вот беда, когда им правду нужно говорить,
когда лгать, а когда и вовсе молчать.
И пока он предается этим размышлениям, три товари-
ща, плотник, священник и портной. разр\гавшпсь на-
смерть, решают разойтись. Но тут встает вопрос — кому
из них должен достаться Пплак.
Долго онп спорят.
Плотник считает, что деревянный человек принадле-
жит ему, потому что это он вырезал его пз дерева.
Портной говорит, что это оп, портной, придал ему че-
ловеческий облик своими одеждами, а без одежды был бы
это всего лишь деревянный чурбак.
Священник тоже горячится.
Что,— кричит.— ваше дерево, что ваша одежда,
сжелп бы я не вдохнул в него душу...
79
Пилак знал, что он пз дерева, и думал, что все люди
такие же, как он, деревянные. Но сейчас, услышав спор
хозяев, понимает, что люди бывают разные — одни пз мя-
са и костей, как, например, его хозяева, другие — пз де-
рева, как он сам. II еще одно понимает, что те, что из
мяса и костей сделаны, повелевают, а кто пз дерева —у
них в подчинении пребывают.
Кроме того, натерпевшись побоев, Пилак приходит к
такому мнению, что люди дня не могут прожить без того,
чтобы не ссориться и пе ругаться.
Пплаку кажется, что люди только этим и занимаются,
ведь ничего другого он за свою короткую жизнь еще не
видел.
II вот хозяева ругаются, разгоряченные, а Пилак за
дверью с любопытством прислушивается, хочет узнать,
чем спор их кончится.
Каждый хочет, чтоб Пилак достался ему. Л сам Пилак
думает — хоть бы портной его взял, потому что тот мень-
ше других нагружал его работой, меньше сердился и
меньше бил.
Но Пилак достается священнику. Душу-то ому все-
таки священник дал, и. значит, у него больше было прав.
П с этого дня начинаются настоящие мытарства
Пилака.
3
Священник приводит деревянного человека в свой го-
род, где он за попа, и делает его дьячком — чтобы Пилак
пел в церкви, читал иногда проповеди вместо него и в
случае надобности сопровождал его на свадьбы, на
крестины п па похороны.
— Это тебе иа пользу пойдет,— говорит поп Пи га-
КУ- Каждый день будем обедать в домах прихожан, по
праздникам тебе подарки будут давать, одежду усопших
получишь...
II поп начинает обучать Пилака всему тому, что дол-
жен звать п уметь дьячок. Когда же дело доходит до
старинных песнопений — тараканов, Пилак спрашивает
у попа, что такое песня и для чего опа.
— Для господа бога,— отвечает поп.
А бог что такое, святой отец, люди то в дело поми-
нают ого. Кто оп такой и почему надо петь для него?
80
— Поскольку ты все-таки деревяшка,— отвечает
поп-ты этого, конечно, не поймешь, но ты, Пилак, все-
такп знай, что бог есть высшее существо, творец, который
одарил жизнью все живое и неживое на земле. А мы его
славим песней для того, чтобы он дал нам здоровье и
удачу, чтоб оберегал нас от всех напастей.
— И деревья тоже он сотворил? — спрашивает Пи-
лак.
— Псе, все он сотворил,— говорит поп.
— Л почему мы в лесу тараканов не пели и были
здоровы?
— Деревья петь не могут, потому что не одушевлен-
ные они, а мы, люди, одушевленные, вот мы и должны
денно п нощно петь господу хвалу... Пу, начинай...
И поп поет, чтобы подать пример.
Пилак вторит ему, но голос его звучит очень низко.
— Звонче надо, звонче,— говорит поп.
Пилак повышает голос.
— Нет, так тоже не пойдет.— сердится поп.— Теперь
ты очень высоко забрал. Это уж п вовсе не понравится
нашим прихожанам.
Пилак снова пробует. А попу все не нравится, как
Пилак поет, то ему кажется — тот высоко забрал, то, на-
оборот, слишком низко, п деревянный человек не знает,
как же ему угодить хозяину.
II он поет до хрипоты, до тех пор, пока наконец поп
не хвалит ого.
II тогда поп берет Пилака с собой в церковь.
Здесь Пилак поет тараканы и другие духовные песни,
но пи пенье, пи сама церковь не нравятся ему. II он все
не может взять в разум, для чего это люди собираются
вместе, становятся па колени, крестят поминутно лицо
11 проделывают всякие другие непонятные вещи. Для кого
все это, для чего?
Да и вообще многое Пилаку кажется удивительным
и непонятным и в самой церкви, и в городе... II чем боль-
ше он смотрит, тем больше удивляется...
Самое удивительное, думает оп, это то, как много лю-
ди едят. Пилак видит, что ради оды люди на все могут
пойти.
— Почему так? — удивляется Пилак и, конечно, но
может найти этому объяснение.
II еще одно удивляет Пилака: он видит, как все хотят
казаться красивыми и надевают для этого причудливые
81
наряды, и это бы еще ничего — женщины мажут .шцо
краской, губы краской мажут...
II думает Пилак удивленно: деревья в лесу никогда
такого не делали, а люди почему же делают?
II чем больше наблюдает Пилак человеческий мир,
тем больше удивляется привычкам людей. Например, поп
кого-то поносит, ругает у себя дома, а после, встретив-
шись с тем же человеком па улице, улыбается и с лю-
бовью пожпмает ему руку. «Как это надо понимать? —
говорит себе Пилак.— Это у них правило, значит, такое:
кого не любишь — тому улыбаешься».
Еще Пилак не понимает, почему люди, а вместе с ними
и его хозяин-поп, если у них в доме что-нибудь есть и
если кто-то придет и спросит это, то они обязательно го-
ворят — нету.
«А это почему так?» — спрашивает оп самого себя и
хочет разобраться, понять хочет, почему же это в самом
деле так.
Но как ни ломает голову, сколько ни думает — не мо-
жет уразуметь.
Много-много непопятного видит Пилак в мире людей.
Но спросить, почему это так, он стесняется.
А однажды вот что происходит: утром поп подзывает
к себе Пилака и наказывает:
— Я ухожу. Сейчас придут люди и попросят пашу
лошадь. Так ты скажи им: «Нету, другие взяли».
— Да вон же она, в хлеву,— говорит Пилак.
— Что велят тебе, то н делай,— сердито говорит поп
и уходит.
И впрямь, через некоторое время приходят два чело-
века и просят поповскую лошадь.
А Пилак им:
— Лошади нет, другие увели.
Но один пз людей, пе поверив ему, идет и заглядывает
в хлев, потом возвращается и говорит Пилаку сер-
дито:
Балда этакая, ты что же говоришь, что лошади нет.
вон ведь она, в хлеву. Не стыдно тебе неправду говорить?
Пилаку делается неловко, и он говорит:
— Святой отец так велел.
Эти двое переглядываются и уходят.
Вечером поп узнает о разговоре Пилака с ними и прп-
ходнт в бешенство... Ох, и гневлив же был этот поп —
набрасывается на Пилака с кулаками.
82
— Дубина эдакая.— кричит он,— что велено было те-
бе, то п надо было говорить, зачем от себя прибавлял!..
II снова бьет Пилака.
А Пилак даром что пз дерева, а боль чувствует, засло-
няется руками и говорит:
— Не прибавлял я ничего, хозяин. Я только твои сло-
ва нм повторил.
— А что ж ты им сказал, что это я велел так гово-
рить?
— Но как же... так ведь оно и было...
— Замолчи, замолчи, болван! — кричит поп п снова
набрасывается, бьет Пилака. Л Пилак не может понять,
в чем же его вина, ведь оп только слова хозяина по-
вторял.
Так и живет Пилак в поповском доме, и никто ему не
попадается такой, чтоб растолковал все как следует.
Вот так, чем больше Пилак живет в человеческом
мире, тем больше непонятного видит.
4
иначе, ничего
попа. II хотя
и дочери про
наставлять не
Приведя в дом Пилака, поп не говори ать Пилак.
что слуга пх из дерева. Говорит только, ч ,	, чт0
То ли он и сам про это забывает, а мо ' тоящего
жена рассердится, если узнает, что он вм
деревянного слугу в дом привел. 1ак пли
пе говорит.
Проходит время. Пилак живет в доме
поп по-прежнему не говорит ничего жене
происхождение Пилака, но самого	п вести себя
забывает, все-то учит его, как тот д -
дома, как в городе, как при соседях.	живут
- Пилак,- говорит он•-	„СПОлняй неправ-
моя жена п дочь. Все, что они скаж\ ,	яснят.
НО. Если чего не поймешь, переспроси, ^е ^ъясяя^
А сам ко всему прислушивайся, присматр ’ в не
И в городе веди себя разумно, с	„е р.,секазы-
вступай, про наши домашние дела ни . Учит его
вай, если куда пошлют, тут же возвращайся.- У ит^
так пои и сам своими поповскими делам . < пт]
А дел у попа много - в церкви службу надо м>жпт,,
и то к больному сто призовут, глядишь, то
то на свадьбу зовут, то па крестины...
83
Пплак же делает всю домашнюю работу и приказы
хозяйки и хозяйской дочери выполняет послушно:
— Пплак, воды принеси...
— Пплак, дров поднеси...
— Пплак, двор подмети...
П Пплак приносит воду, дрова подносит, подметает
двор и вообще делает все, что ему говорят, а остальное
время стоит и смотрит, глаз не спускает с хозяйки п ее
дочки, чтобы тут же кинуться их приказания исполнять.
Тут так случается, что попадья и ее дочь, тайком друг
от друга, влюбляются в Пплака...
Я забыл сказать, что этот Пплак был очень хорош
собой — высокого роста, с приятным лицом и большими
блестящими глазами... так что всякому увидевшему его
хотелось еще разок взглянуть на него.
И вот попадья и поповна влюбляются в нового слугу,
да так сильно влюбляются, что каждая норовит самые
вкусные кусочки из своей еды отдать ему, и та и др) гая
частенько вызывают его в свою комнату, усаживают
подле себя и беседуют с ним.
По Пплак, который еще был незнаком с любовным
словарем и попросту понятия не имел, что такое любовь,
не очень-то понимает их речи и не догадывается, чего от
него хотят, и оттого даже ответить им толком' не может.
— Как видно, у тебя любимая девушка есть, верно я
говорю? — спрашивает его однажды попадья.
— Любимая девушка? — удивляется	Пплак.— Что
значит любимая? П любовь тоже, что это такое?
Хозяйка смеется:
— Любовь? Ты почему же непонимающим прикиды-
ваешься? Неужто ты пе знаешь, что такое любовь?..
— Пу да,— говорит Пилак,— не знаю.
И так оп это говорит, что хозяйка верит, что слуга
действительно не знает, что такое любовь.
И она ему объясняет.
Любовь,— говорит она,— самая сладкая вещь на
свете. У кого пет любви, у того нет жизни, и каждому
человеку на роду написано любить, а уж такому моло-
дому парию, как ты, — и подавно.
Значит, любовь обязательная вещь? — спрашивает
деревянный человек.
— Да, очень даже обязательная. Полюбишь — узна-
ешь.
— А как это делают?
84
Хозяйка снова смеется:
— Вот тебе на... Значит, ты не знаешь, как людп лю-
бят друг друга?
— Не знаю,— качает головой Пплак.
— Ну, раз так,— говорит хозяйка.— я научу тебя, по-
тому что тебе самое время сейчас любить.
Говорит так и обнимает его, целует в щеки и в лоб.
Поцелуи эти приходятся по вкусу деревянному чело-
веку, и он просит еще немножечко его поучить.
Хозяйка не заставляет себя ждать, снова целует Пп-
лака в щеки и в губы и, увидев, что слуге это дело нра-
вится, говорит:
— А теперь ты меня поцелуй.
Тут Пплак вспоминает поповский наказ — чтобы он
хозяйку во всем слушался, подходит и целует попадью.
— Еще, еще раз,— говорит хозяйка.
Пплак целует ее.
— Ну как, хорошо ведь? — спрашивает хозяйка.
— Очень...
— Ну, тогда еще раз поцелуй меня...
Пплак снова целует хозяйку, п та снова спрашивает:
— Ну как, хорошо?
— Да, очень хорошо...
— Вот это и есть любовь,— объясняет хозяйка.
Пплак, который став человеком, успел уже отведать
много самых различных вкусных яств и во время путе-
шествий, и в доме попа, ни с чем не может сравнить
любовь, и с этой минуты ему хочется все время целовать
и без конца вкушать сладость поцелуя.
И потому он каждый день приходит к хозяйке и про-
сит ее поучить любви...
П хозяйка учит.
Но однажды, когда Пплак целует хозяйку, дверь в ком-
на у внезапно отворяется и на пороге появляется хозяй-
ская дочка.
Смотрит на них удивленно и убегает.
Попадье чуть дурно не делается.
А Пплак бежит за девушкой, окликает ее.
Но девушка не оборачивается и не отвечает
Пилак идет за ней следом,
ЛР I вает, почему опа убежала.
Поповская дочка не отвечает.
Ты на меня обиделась, верно? — спрашивает Пи
лак. Но поЧеМу, В(?дЬ я ничего плохого тебе не еде тал.
ему.
входит в ее комнату и
85
— Сделал,—говорит девушка,—Уходи.
Пилак удивляется.
— Что же плохого я тебе сделал? — говорит он.
— Сделал, сделал,— сердится девушка.
Потом говорит, что как же не сделал, когда целовался
с ее матерью.
Пилак удивляется еще больше.
— Целовался?.. Но ведь целоваться — это любить.
Твоя мать учила меня любви... Каждый человек должен
любить...
Тут девушка спрашивает:
— 11 ты выучился?
— Да,— говорит Пилак.
Тут девушка замолкает и улыбается про себя, потом
говорит Пилаку, что сама опа тоже не умеет любить и не
знает, как это делается. Не может лп он поучить ее?..
— Почему же нет,— говорит Пилак.— Святой отец
приказал мне выполнять все, что нп скажете ты и твоя
мать.
И выполняет желание девушки, целует ее. II сам пер-
вый восклицает:
— Как хорошо!..
— Если хорошо, — говорит девушка, — поцелуй еще
раз.
Пилак целует.
— Ну, как, хорошо было? — спрашивает на этот раз
хозяйская дочь.
— Да. Тебя целовать куда слаще, чем твою матушку.
— Ну, раз так, ты только меня и целуй, — говорит
девушка.
— А как же матушка?
— Ее пусть отец целует.
С этого дня Пилак больше пе подходит к хозяйке.
А хозяйка ходит сердитая и не кормит слугу вкус-
ными вещами, как прежде, и не беседует с ним, уединив-
шись в своей комнате. А однажды говорит попу, что но-
вый слуга, дескать, заглядывается на нее...
Поп сильно гневается, узнав про такую неслыханную
дерзость слуги, и начинает смотреть за Пилаком в оба,
чтобы при случае наказать его.
Случай не заставляет себя ждать — однажды поп при-
ходит домой и видит, как деревянный человек целует его
дочь. Нон тут же хватает палку и Пилака по спине —
раз, раз, раз...
86
— Вот тебе, вот тебе, охальник бесстыжий...
— За что бьешь, святой отец? — удивляется Пилак.
— За то, что ты делаешь, безобразник.
— Да что же такое я делаю, святой отец? — говорит
Пилак.— Барышня хочет, чтобы я любил ее, я и люблю.
— Ты такого права не имеешь — любить мою дочь,—
сердится поп.
— Но почему, святой отец? В твоем доме нельзя разве
любить? — спрашивает удивленный Пилак.— Почему
твоя жена п дочь хотят, чтоб я их любил, а ты не хочешь?
Разве любовь — это что-то плохое, ведь ты сам каждый
день говоришь в церкви: «Любите друг друга...»
Тут поп и вовсе в ярость приходит:
— Вон из моего дома, бесстыдник, вон!..
И снова бьет Пилака по спине.
Очень гневливый был этот поп, как заладил свое
«вон», да «вон»!..
— Но куда же я пойду, что же я на улице буду де-
лать? — спрашивает Пилак растерянно,
— Что хочешь, то и делай.
— Но ведь ты мой хозяин?
— Больше я тебе не хозяин, убирайся!
И Пилак, грустный-прегрустный, уходит из поповско-
го дома, так и не поняв, за что поп на него рассердился,
ведь он выполнял его наказ: поп говорил «слушайся хо-
зяйку и дочку» — он слушался, в церкви говорил «лю-
бите друг друга» — он любил. В чем же его вина — непо-
нятно, хоть убей...
Так, задумавшись, бредет Пилак по улице и не знает,
куда идти и что дальше делать...
5
Кружит так Пилак по городу. Долго ли кружит,
недолго ли. не знаем. Наконец заходит в первый попав-
шийся магазин и говорит купцу.
Хозяин милый, слуга тебе не нужен?
~~ Кто ты, что за человек? — спрашивает купец.
Пилак, мол, в доме у попа прислуживал, теперь сво-
боден.
~ В торговле бывал когда? — спрашивает купец.
Пилак:
Где?
В торговле.
87
— Не бывал.
Купец видит — стопт перед ним красивый рослый мо-
лодец — п думает, что в лавке такой очень даже хорош
будет. II говорит:
— Нпчего, выучишься... Ты вот что мне скажи — ка-
кую плату за работу хочешь?
А Пилак и не знает даже, что такое плата.
— Что хочешь — говорит,— то и дашь, милый хозяин.
Я у попа на харчах был.
Купец радуется, что такого дешевого слугу нашел, п
говорит:
— Вот моя лавка, чем больше продашь товару, тем
лучше. Посмотрим, па что ты гож. Ежели способным ока-
жешься — хорошо тебе заплачу, не поскуплюсь.
А лавка — ну что за лавка, полки так н ломятся от
товаров: и ситец тут тебе, и парча, и шелк, и ковры,
а рядом — фрукты и всякая снедь, да сколько!
У Пилака от удивления глаза на лоб лезут.
— И все это я должен продать?..
— Да,— говорит купец.— Я подносить буду товар, а
ты знай продавай. Чем больше продашь, тем лучше.
П вот купец приносит товар в лавку, а Пилак продает.
Без долгих разговоров — что платят, то и берет, а когда
у пего спрашивают — сколько, мол, за товар просишь, он
отвечает: «да сколько дадите». II кому за деньги отпу-
скает товар, а кому и даром дает — когда видит, что перед
ним бедняк.
Когда хозяин узнает про это, приходит в лавку сер
дитый.
— Болван! — кричит.— Ты что же это мой товар раз-
базари ваешь!
А Пилак, мол:
— А что тут такого, ты же сам сказал — чем больше
продать, тем лучше.
— По за деньги нужно продавать, дурак ты этакпп.
а пе дарить, ты, видно, в торговле ни черта не смыс-
лишь.— II рассерженный хозяин начинает объяснять Пfl-
лаку, что такое торговля.— Вот, например,— говорит он,—
когда мы что-нибудь покупаем за одну монету, надобно
это продать за две пли три, чтобы выгода была. А если еще
дороже продадим, то и выгоды будет больше. Понятно
тебе?
— Понятно. По для чего столько выгоды, хозяин?
Купец удивленно смотрит на Пилака.
88
— Глупый, ты не знаешь, для чего выгода?
Пплак, который в жизни не занимался торговлей п не
видел, как другие торгуют, говорит:
— Нет. Что такое выгода и для чего опа, я не знаю.
II тут купец Пилаку объясняет, что выгода для того,
чтобы разбогатеть. Чтобы много денег было, говорит
купец.
— А много денег для чего, хозяин? — снова спраши-
вает Пплак.
— Вот глупый,— еще больше удивляется купец.— Ты
что же, не знаешь, для чего деньги и зачем нужно чело-
веку богатство? Пли ты не пз этого мира?
С языка Пилака чуть было не слетело, что он не на-
стоящий — пз дерева сделанный человек, но сдерживает-
ся и говорит только, что и впрямь не знает, что такое
деньги и для чего люди их копят.
— Вот глупый,— повторяет купец.— Деньги для того,
чтобы хорошо жить. Деньги человеку ставу п положение
приносят. Много денег у тебя — значит, и славы много,
п почестей...
— А если денег не будет, славы и почестей тоже не
будет?
— Ничего пе будет,— говорит купец.— Деньги есть —
ты человек. Нету денег — ты ничто, растопчут тебя п
пройдут.
II такие хозяин вещи говорит про деньги п про богат-
ство, что Пплак думает: а в самом деле, неплохо было бы
накопить этих самых денег и удостоиться славы и по-
честей.
После этого он только об одном и думает— как бы так
сделать, чтобы заиметь побольше денег. Увидев, что чест-
ным трудом не разбогатеешь, начинает воровать.
Ворует все, что под руку попадает, и чем больше денег
У него накапливается, тем больше он во вкус входпт...
Но однажды купец замечает, как Пплак, взяв в лавке
выручку, кладет ее в свой карман.
Ты что это делаешь, паршивец? — спрашивает ку-
пец сердито.— Кто тебе позволил мои деньги присваи-
вать, негодник?!
А Пплак ему:
~~ Да ведь ты сам сказал — надобно разбогатеть.
~~ Но не красть, дурень, не воровать, да еще и у меня.
А ты почему воруешь?
~~ Я не ворую, я зарабатываю.
89
Ругаются они так, пререкаются, под конец купец, из-
бив, выгоняет Пилака на улицу, а сам идет и подает па
него в суд, чтобы отобрать у него своп деньги.
Что такое суд я судья — Пплак пе знал...
Впервые в жизни слышал оп эти слова. Ы когда сто
вызвали к судье, оп тут же соорался и пошел, потому что
хотел увидеть, что же это такое — суд.
Приходит Пплак к судье, а тот его спрашивает:
— Ты почему же украл у своего хозяина деньги, а3
— Я не украл, я взял,— говорит Пплак.
— Для чего взял?
— Чтоб разбогатеть,— отвечает Пплак.
Судья удивляется наивным его словам. Нпкто еще, на
один человек на свете так просто не признавался в своих
проступках.
— Ах, так,— говорит судья.— Не украл, а взял, зна-
чит?
— Да-
— Так для чего же все-таки взял?
— Чтобы получить славу и почести.
Судья еще больше удивляется его откровенности.
— А кто тебя научил всему этому?
— Мой хозяин — купец.
— Хозяин, говоришь?
- Да.
— Каким образом?
— Он сказал, что деньги для того, чтобы разбогатеть,
от денег, мол, и слава и честь. У кого денег нет, тот.
сказал, ничто. И мне захотелось накопить денег и жить
припеваючи, как он.
— Но ведь ты взял деньги у своего хозяина.
— Да, а он их берет у других.
— Но он это делает законным путем. А ты — нет. Не
имел ты права так поступать.
Право? Что это еще такое? — спрашивает Пплак.
Судья смотрит на него изумленно:
Значит, ты знаешь, что такое право? II не стыл
но тебе? Ты что непонимающим прикидываешься? Ты й
на этой земле разве живешь, не такой же, как все, чел<>
век?..
Пнлак хочет сказать, что он не человек, что его с
дерева сделали, но боится, что ему не поверят, и нпчсы
не говорит.
А судья уже объявляет:
90
— Что взял у своего хозяина, все вернешь и из лавки
его уйдешь.
Вот п суду конец.
Купец вместе с темп деньгами, что Пилак себе при-
своил. отбирает и заработанные Пплаком деньги и, избив,
выгоняет его на улицу.
II снова Пилак остается бездомным и безработным.
6
II вот он снова бредет в поисках какого-нибудь жилья,
какой-нибудь работы. Вот уже несколько дней проходит,
а у него во рту п маковой росники пе было, а про ми-
лостыню он и понятия не имеет, чтобы попросить, и да-
ром что деревянный, а есть-пить еще как хочет, потому
что рот — он ведь есть. А в мире так заведено: у кого
есть рот, тот всегда хочет есть.
Под конец голод так прижимает Пилака, что тот уже
думает пдтп к попу, просить прощения, проспть, чтобы
тот снова принял его в дом. Но хоть и пз дерева сам,
а гордость тоже имеет п не идет к попу.
Так п бродит голодный, который день уже.
А однажды забредает в какой-то сад зеленый, да п
засыпает так прямо на земле. II до того он уже был
усталый, что и сам пе понял, сколько спал, а когда от-
крыл глаза — впдпт, стоит над ним старик в белых одеж-
дах, с белыми волосами, па голове островерхая шапка бе-
лая. на шапке звезды нарисованы.
Пилак испуганно вскакивает.
— Кто ты? — спрашивает старик.
— Я Пплак,— отвечает деревянный человек.
— II что ты тут делаешь?
~ А ничего не делаю. — отвечает Пилак. — Зеленый
тихии уголок, я и прикорнул.
~~ Ну и что ты за человек? Каких занятий? — спра-
шивает старик.
— Нет у меня никаких занятии и... и я голоден.
А,— кивает седой старичок.— Безработный чело-
век голодным и должен быть.
1оворпт так и, взяв Пилака за руку, ведет в свой дом
и там кормит его обедом.
А потом спрашивает, не хотел оы, дескать, Ни так
остаться у него и прислуживать.
91
Пилак до того уже устал без дела мотаться, а старик
так хорошо с ним обошелся,— Пилак сразу же соглаша-
ется.
— Я сам,— говорит он,— как раз этого-то и хотел.
Где-нибудь прислуживать, да и жить.
На что старик замечает:
— Надеюсь, что останусь доволен тобою. Работа у тебя
будет небольшая. Будешь помогать мне, может, со вре-
менем и выучишься у меня кос чему.
Пилак, заинтересованный, спрашивает:
— А ты какпм-такпм делом занимаешься? Чему бы я
мог поучиться у тебя?
— Я ученый,— говорит старик.— Занимаюсь тайнами
неба и земли. Знаешь ли ты, что такое наука?
— Нет,— говорит Пилак.— Первый раз слышу. Что
это такое и для чего?
Старик улыбается неведению Пилака п объясняет.
— Наука,— говорит он,— такая штука, которая по-
зволяет узнать, что такое небо, земля, мир, люди.
— Да! — говорит Пилак с горячностью.— Я как раз
это и хочу понять, что такое человек, но никак не пойму,
не уразумею никак.
— Человек? — удивляется ученый вопросу.— На это
я тебе ясно п просто скажу, чтоб ты сразу понял. Чело-
век — царь прпроды.
— Царь?.. А царь что такое? — спрашивает Пилак
простодушно.
«Странно»,— удивляется старый ученый про себя п
спрашивает:
— А что, ты не знаешь, что такое царь? Ты что, не из
этого мира разве?
Пилак и тут чуть было не говорит, что он пз дерева
сделан, но сдерживается, боится, что старик выгонит его,
и только спрашивает:
— Что такое царь природы?
Старик объясняет:
— Мы прозвали человека царем прпроды, потому что
он умнее всех существ на земле, потому что он властвует
над всеми.
Властвует,— говорит Пилак.— Еслп это так, поче-
му же он комара боится?
Это ничего,— говорит старик.— Комар человека не
увивает, по человек зато комара убивает. Вот ученые, онп
хотят, чтобы человек всё и вся победил...
92
Тут Пплак, не. в силах сдержать свое любопытство,
спрашивает, глядя па белую шапку ученого:
— А что это у тебя за звезды на шапке нарисованы,
что это значит?
— Это значит, что я звездочет,— отвечает старик.
— А что такое звездочет?
— Звездочет считает звезды в небе п следит, куда ка-
кая звезда направляется.
— Куда хотят, туда и направляются, нам то что.— го-
ворит Пплак.— Сюда пойдет звезда или туда — что в мп-
ро от этого и шенитс я?..
— Как же. Пли ты не знаешь, что если большие звез-
ды пойдут направо — быть войне, а еслп налево — не ми-
новать чумы. Еслп вверх поднимутся — мальчики родят-
ся, если впиз — девочки. II наконец, я же должен знать,
что говорят звезды моих друзей, какую участь онп мопм
близким сулят.
Пплак видит, что старик совсем уже непонятные вещи
говорит, и больше никаких вопросов ему не задает.
II служит Пплак у старика, всю работу у него по хо-
зяйству делает. А сам ученый корпит день п ночь, варит
что-то на огне, наливает в колбы, потом долго разгляды-
вает, пробует на язык, иногда так всем этим увлекается,
что есть-пить забывает, а то вдруг начнет ходить по саду,
расхаживает взад-вперед и сам с собою говорит. В такие
минуты Пилак боится приблизиться к нему.
А однажды такое приключилось: Пилак вдруг
что его хозяин провалился в саду в какую-то яму.
Пплак, перепуганный, бежит посмотреть, что
лось.
Подбегает п впдпт: епдпт хозяин в глубокой
мотрпт через кулаки па небо.
илак думает, что хозяин не может выбраться пз ямы,
п говорит:
~~ Помочь тебе, дедушка?
Ьтарик кричит из ямы:
Рочь, прочь, болван, не мешай мне!
Интересно, чем это я тебе мешаю? — спрашивает
И1, 'эк оонженно.
чат	т^бе говорят,— вопит старик истошно,— не
за^опяи мне звезды!
^н.1ак смотрит на небо — ничего не видит.
заслог/Д ГДе Жс звезДы~то, дедушка,— говорит он,— чтоб
ять или не заслонять?
видит,
случи-
яме п
93
Старпк сердится еще пуще:
— Прочь, бессовестный, ты что же, пе впдпшь, что
занят я, звезды наблюдаю?
Пилак снова смотрит па небо. II, пе увидев пн одной
звезды, думает, что хозяин его, впдпо, помешанный. От-
ходит в сторонку и ждет, когда тот выберется пз
своей ямы.
Долго ждет — наконец старпк выбирается на свет бо-
жий. И Пилак его в нетерпенье спрашивает:
— Это какие же такие звезды ты там наблюдал, де-
душка?
— Звезды моих близких и знакомых,— говорит ста-
рпк и поясняет, что все люди имеют свою звезду в небе,
и вот он смотрит па звезды своих друзей, чтобы узнать,
что говорят, что предсказывают эти звезды — удачу, ра-
достные дин пли смерть безвременную.
А Пилак спрашивает удивленно: и для этого, мол,
надо так долго оставаться в яме?
Старпк отвечает:
— К тому же я новые звезды ищу.
— А это еще зачем? Ведь звезд п без того много.
— Не говори так, сынок. Чем больше звезд будет, тем
лучше.
— Почему, разве от звезд какая-нибудь польза есть?
— Никакой. Но надо знать, сколько их всего.
— Разве можно сосчитать их?
— Можно.
Пилак еще больше удивляется.
— Ну. положим, сосчитал ты, узнал, ну и что?
— А то, что это станет наукой.
— Значит, звезды считать — паука?
— А как же.
П ты хочешь сидеть в этой яме, пока нс сосчпта-
ешь все звезды?
— Вот вот,— кивает старпк.
А дальше? — удивленно продолжает Пплак.
Сосчитаю звезды, начну считать зайцев.
Л это еще для чего? — снова удивляется Пплак
Чтооы узнать, звезд в небе больше или же зайда1’
на земле.
Пплак, который и про звезды-то ничего не понял. Д|Я
чего нужно их считать, тут уж совсем с толку сбнв«1
щсл.
«До чего же ученый человек»,— думает он про ссб
94
7
Но еще больше, чем яма п звезды, занимает Пилака —
что же делает его хозяин в отдельной комнате, что гото-
вит оп в ней, запершись, день и почт», что переливает пз
колбы в колбу, затем в другую и так без конца... Потом
пз чего-то, словно пз тоста, делает крошечные катышки
п раскладывает их рядышком.
Пилака любопытство разбирает, ну просто невозмож-
ное, ио он молчит, не смеет задавать вопросов.
До поры до времени, конечно. Пока в одпп прекрас-
ный день по приходит п пе спрашивает у хозяина, что,
мол, тот готовит, запершись в комнате.
— Это лекарство,— говорит старик,— чтобы продлить
человеческую жизнь. Я хочу, чтобы человек жил несколь-
ко сот лет. Плн же вообще сделался бессмертным.
— Зачем? — спрашивает Пплак.
Старпк смотрит па него в изумленье.
— Зачем? Вот так дурень... Ты что же, не понимаешь,
как это хорошо будет, если человек будет долго жить?
— Почему? — спрашивает Пплак.
— Чтобы еще больше наслаждаться жизнью, есть еще
оольше вкусных вещей, еше больше спать...— отвечает
старпк.
— Но для чего это, зачем?
— Затем, что так будет лучше. Хочешь, п твою жизнь
продлю?
И так он это говорит, что Пилак. загоревшись, просит
его: продли, мол, конечно продли, ежели это такая хоро-
шая штука.
— Когда я изготовлю своп новые таблетки и зелья,—
говорит старпк,— я продлю жизнь всем людям и твою
тоже. Но хочешь, мы на тебе первом проделаем опыты?
— Хочу,— говорит Пплак и изъявляет желание уви-
деть стариковы таблетки п зелья.
— Идем,— говорит старпк и ведет его в комнату, где
готовит все своп лекарства.
В комнате в одном углу лежат грудой красные склян-
ки, в другом углу — черные склянки.
Сначала они к красным склянкам подходят, и старпк,
показывая на них, говорит:
— Это все, чтобы продлить жизнь человека. Десять
капель или десять таблеток — и ты становишься бессмерт-
ным...
95
— Ну да?..— удивляется Пплак.
— Ага. А теперь иди сюда...
И подводит Пилака к черным склянкам.
— А это что? — спрашивает Пилак.
— А это, чтобы убивать людей, такие лекарства.
— А убивать зачем? — удивляется Пилак.
— А что же, пусть, значит, нежеланные, нелюбимые
людп живут сколько хотят? Еслп так, они все будут пло-
диться... Человеку дай только волю — все заполнит, весь
мир заселит, нет, надо убивать, для острастки...
Пплак ничегошеньки не понимает пз слов ученого.
«Какая удивительная штука наука,— думает он.—
Вроде бы хотят продлить жизнь человека, а сами лекарст-
ва придумывают, чтобы убпвать...»
Живя среди людей, Пплак понял, что такое смерть:
сколько покойников они похоронили вместе с попом,
сколько слез людских он уже перевидел па своем веку.
«До чего же удивительные эти людп,— думает Пп-
лак.—Любят друг друга, заботятся, пекутся, а в голове
у них, оказывается, убийства. Боятся простуды, кашля
какого-то там пугаются, а другого умертвить им ничего
не стоит...»
Но удивительнее всех кажется Пплаку старик, кото-
рый в одном углу комнаты держит пузырьки с бессмерт-
ной жидкостью, а в другом — яд...
Думает так Пплак, думает и совсем запутывается
А потом вдруг дикая мысль ему на ум приходит — а н\
как старик его прпгрел-обласкал, чтобы опыты свои над
ним ставить, а потом взять да п убить...
П так его мучает-преследует эта мысль, что од-
нажды ночью, когда хозяин спит себе крепким сном,
Пилак, подхватив посошок на дорожку, уходит прочь
из этого дома.
8
В жизни часто так бывает, что человек, спасаясь от
воды, попадает в огонь.
Так и с Пил а ком случается.
Убежав от старика, он несколько дней проводит в пу-
ти, хочет уйти подальше от этих мест. Быстро, не задор'
живаясь, проходит он села и города и больше всего бонн
как бы старик не пустился за ним в погоню. И потом)'
96
летит Сломя голову, тте оглядываясь, не оборачиваясь, так
что скоро дышать уже невозможно делается. II вдруг на-
тыкается па вооруженного человека.
Человек преграждает ему мечом дорогу и спрашивает:
— Кто такой?
— Пплак меня звать,— отвечает деревянный человек.
— Куда идешь?
— Работу ищу.
— Какую работу?
— Какая попадется.
Человек не верит ему.
— Сдается мио,— говорит оп,— ты вор пли беглый ка-
торжник.
Пплак клянется, уверяет его, что пет же, безработный,
работу ищет, хочет к кому-нибудь слугой наняться.
— Нет,— говорит человек с мечом.— По твоему лицу
видать, что ты вор плп же беглый каторжник. Идем, я
отведу тебя к князю.
Что было делать Пплаку: нп возразить нельзя, ни вос-
противиться.
Вооруженный приводит его к своему хозяину. И так
же, как стражник, военачальник его тоже при мече ока-
зывается, да не только сам — вся комната, видит Пилак,
пабита оружием доверху. Куда Пплак пи кинет взгляд —
всюду мечи висят, друг на дружке прямо...
Великое множество мечей — человек сто можно воору-
жить.
— Кто таков, откуда и куда путь держишь? — спра-
шивает князь.
Пплак говорит то же. что и стражнику давеча говорил.
— Ну, еслп ты работу ищешь,— говорит кпязь,—
оставайся у меня.
II так оп это хорошо, приветливо говорит, что Пилак
решает остаться.
Но любопытство ему не дает покоя, и Пплак не выдер-
живает, спрашивает князя, для чего ему столько оружия.
— Для войны,— отвечает князь.
— Для войны?.. Что это такое — война? — спрашива-
ет Пплак.
Князь удивляется неведению Пилака.
— Как? Ты не знаешь, что такое война? Ты не пз
этого мира разве?
Пплак молчит, не хочет сказать: пз дерева я, потому
п но знаю многого.
4 G. Зоръян, т. 5
97
А князь поясняет ему между тем.
— Война,— говорит он,— это когда соседний народ
идет на нас с оружием, а мы защищаемся и стараемся их
перебить, чтобы они сами нас не перебили, не ограбили.
Ежели ж они на нас не нападают, значит, нам надо про-
тив них выступать.
— Для чего?..
— Для чего? — опять удивляется князь наивности
Пилака.— Неужто не понимаешь? Чтобы лучше жить,
больше земли иметь, больше денег.
— Значит, война для того, чтобы жить?— спрашивает
Пплак.
— Ну, конечно,— говорит князь.— А ты как думал?
— Но ведь ты сам сказал, что на войне режут, убива-
ют друг друга,— испугался Пилак.
— Это ничего,— говорит князь.— Без этого невозмож-
но. Надо убивать, чтобы жить, понимаешь? Надо убивать,
чтобы тебя не убили, таков закон жизни.
Пилак пугается:
— Убивать человека... но ведь человек, говорят, царь
прпроды, самый великий, самый главный на земле. Для
чего же убивать его?
— Надо,— говорит князь.— Когда существует между
людьми несогласие — они воюют, а когда воюют, то п
убивают.
Говорят они гак, говорят, и пз всего этого Пплак за-
ключает, что нельзя жить без того, чтобы не убивать и не
воевать. И когда он понимает это, он замолкает и думает
про себя: «Попал я к нехорошим людям, что бы такое
пРпДумать, чтобы быть подальше от них п этих войн в
убийств?» И еще он думает, что вот, еле он унес ноги от
старика-колдуна, чтобы тот своими опытами не убпл его,
и нате вам, пожалуйста, попал к человеку, который тоже
любит убивать.
Н Пилак принимает решение немедленно бежать от-
сюда или же просить, чтобы его отпустилп на все четыре
стороны.
И пока он все это обдумывает, князь вдруг спраши-
вает:
— Послушай, а ты не хочешь стать солдатом?
У Пилака душа в пятки уходит.
Для чего еще это?— спрашивает он испуганно.
— Чтобы себя защитить.
От кого? У меня нет врагов,— говорит Пилак.
98
— Не имеет значения. Сегодня нет — завтра будут.
Без врагов людей не бывает. И раз так. ты должен на-
учиться убивать, иначе тебя самого убьют.
— Но я никому зла не делал.
— Все равно тебя тоже могут убить ни за что нп про
что. Ты думаешь, убивают только тех, кто зло делает?
Пплак пугается пуще прежнего и говорит:
— Зачем убивать-то, когда есть смерть, ведь смерть
сама уже убивает людей?
— Глупый.— говорит князь.— Еслп людей не уби-
вать, они совсем распустятся. Человека всегда надо дер-
жать в страхе, чтобы он послушным был и покорным.
— Но я слышал, что человек — царь прпроды и что
он свободен,— говорит Пплак.
— Он свободен тогда, когда выполняет нашу вотю,—
говорит князь.— Но такой свободы, чтобы он исполнял
свою волю, человеку давать нельзя. Если каждый будет
безнаказанно делать то, что хочет, у-у-у... что тогда бу-
дет?
Пплак опять думает, что хорошо бы подобру-поздоро-
ву унести отсюда ноги, пока не поздно, но ему делается
страшно: а вдруг его поймают, вернут с полдороги и
убьют за то, что убежал? II он решает выждать, посмот-
реть, что будет дальше. 11 остается.
Остается и видит, что бесчисленные слуги князя рабо-
тают не разгибая спины, дома и в поле, что весь народ
повсюду работает на него, а сам князь, нацепив на себя
оружие, расхаживает и знай приказы приказывает.
— А ты, мой хозяин, ты почему делом каким нпбудь
не займешься? Почему ты ничего не делаешь?
— А что я могу делать, по-твоему?
— Ну как же, сеять, пахать, торговлей заниматься,
как другие люди.
— Но ведь я князь.
— Князьям, значит, не нужно работать?
— Еслп князья станут работать, кто же будот защи-
щать страну и ее жителей?
— Но это во время войны, о которой ты говорил, а
когда войны нет?
— Князья не остаются без дела, в перерывах между
воинами они отдыхают.
Пилак спрашивает, подумав:
— Но мне говорили, что ие работая нельзя жить. Все
Должны работать.
4
99
Князь кивает:
— Да, все должны работать па своего князя.
— Так, значит! — удивляется Пплак.
— Да, так, потому что не будь князей, народ пе смо-
жет защитить себя. Это мы, князья, защищаем народ.
И, значит, парод обязан кормить, содержать пас.
— Значит, князь не должен работать?
— Но зачем работать, если можно жить не работая?
II Пплак думает: ага, оказывается, можно жить п пе
работая. Думает так, думает и спрашивает однажды у
князя:
— Значит, если я сделаюсь, как ты, князем, я тоже
смогу не работать?
— Конечно, — говорит кпя.зь. — По прежде, чем стать
князем, тебе надо стать солдатом, научиться обращаться
с оружием, послужить, совершить геройство.
И Пплак становится солдатом и вместе с людьми кня-
зя учится обращаться с оружием. Не проходит и двух
месяцев — разносится весть, что соседний князь собрал
войско и идет на них войной.
Хозяин Пилака тоже собирает войско и идет к гра-
нице.
И Пилака с собой берет.
И хотя Пплак и боится быть убитым, по в то же время
очень интересуется, хочет увидеть, что такое война, как
люди воюют п убивают друг друга.
Даром что деревянный, а вот поди же ты — страсть
как занимает его жизнь людей, пх обычаи и порядки.
9
Так Пплак отправляется па воину.
Князь с большим войском сиешит-торопптся к грани-
це. По пути к княжескому войску присоединяются воору-
женные люди, кто на коне, кто пешим; женщины и детп
провожают мужчин в путь и плачут. Так плачут, что у
Пилака сердце хоть и деревянное, а сжимается от болп.
Отчего они плачут? — спрашивает он идущего ря-
дом с ним воина.
Боятся, что убьют пх мужей и сыновей п те боль-
ше никогда к ним пе вернутся,— говорит вопи. II сам
в свой черед спрашивает: — А ты что же сам этого нс
понимаешь?
1и0
По где Пилаку копать такое... Впервые видит, как лю-
ди па войну идут.
— Ну так и пусть сидят дома, пусть пе воюют,— гово-
рит он.
— Вот так дурень,— говорит солдат.— Кто же может
ослушаться князя?
— Почему?.. Что будет, ежели ослушаешься?
Воин смотрит на Пилака удивленно.
— Тс-с-с... не продолжай,— говорит он.— Как видно,
ты большой дурак.
Пплак нс понимает, почему вопи обозвал его дураком,
но умолкает.
Молчит и думает про себя, что война, наверное, такая
штука, где всех могут убить, п его тоже. Но потом он
думает, что хозяин его непременно защитит, возьмет да
и прикажет своим зычным голосом, чтобы его пе трога ш,
и не тронут. «Наконец, я и сам что пибудь такое приду-
маю, чтобы меня не убили». 11 снова обращается к со-
седу:
— Если война такая плохая штука, зачем же люди
воюют?
— Как это зачем?.. Затем, чтобы разбить врага, а по-
том заключить мир и жить в мире,— говорит вопи.
— А нельзя ли без войны заключить мир да и жить
себе в свое удовольствие? — спрашивает Пилак.
Воин смеется п объясняет, что без войны мира пе мо-
жет быть.
— Таков порядок.— говорит он.— Пока люди не про-
льют кровь, пока нс перебьют друг друга, они мира не
заключат ни за что.
Пилак не очснь-то понимает, что тот хочет сказать, но
ни о чем больше пе спрашивает.
Вскоре онп добираются до границы, и глазам Пилака
открывается самое настоящее сражение: люди, кыш,
стрелы, мечи, крики, вопли — все смешивается.
Пплак замечает, что чем больше люди боятся, тем
больше они вопят и кричат, и ему кажется, что люди
криком хотят напугать друг друга и защитить себя.
Пилак с перепугу прячется за какой-то камень, потом
осторожненько из-за него выглядывает. Выглядывает,
смотрит — что же б\ дет дальше.
П впдпт—люди с мечами и саблями наперевес идут
Друг на друга, с криком с ходите,я в схватке и то вперед
Движутся — нападают, то назад отбегают — защищаются...
101
и всё падают, надают и остаются без движения, так
что поле вскоре покрывается кровью п мертвыми
телами.
«Вот что значит быть убитым».— думает Пплак и еню
больше съеживается за свопм камнем. Удивленный и оно
чаленный, смотрит он на битву и думает: для чего это
люди придумали себе такие муки?
«II почему это опп считают себя царями природы, са-
мыми разумными на свете существами,— думает оп с го
речью.— На что же тогда ум, па что мудрость, если такие
вещи творятся?»
11 Пплак, забыв про страх, выходит из-за камня и
идет к своему хозяину, князю, идет, чтобы спросить его
обо всем, что мучает его.
А князь, отъехав в сторону, отдаст приказы, гарцуя на
копе:
— Вперед!.. Смелей!.. Вейтесь насмерть! Вперед, мои
воины!..
Пилак еще в доме попа научился довольно таки склад-
но излагать своп мысли. А здесь, па воине, от удивления
язык его еще больше развязывается.
Подходит он к князю, дергает его за ногу и говорит:
— Это что же происходит, князь? Ведь эдак все пере-
бьют друг друга. Ведь ты говорил, что человек па земле
поддерживает порядок... а это что такое?
Князь кричит сердито:
— 11роваливай. дурак, что ты еще тут под горячую
руку мелешь. Неужели ты не понимаешь: мы сражаемся,
чтоб защитить нашу землю... Ведь я тебе говорил — что
оы самому жить, надо других убивать. Что ты стоишь осз
дела, возьми меч, поди убей одного-двух! Пу, быстро!..
Но Пилак, вместо того чтобы взять меч и кинуться
в бой, снова прячется за камень.
Потом выглядывает из своего укрытия и видит, что
несут раненых.
Куда вы этих людей песете? — спрашивает он.
Несем, чтобы их рапы вылечить.
— А потом?
А потом t нова в бой отправить.
Пилак замолкает и думает: несут, чтобы вылечить ра
uni, ,i поюм (‘нива послать па смерть. 11 это кажется ему
|<1ьпм удивительным, что он пе выдерживает и опять
спрашивает:
Зачем же лечить, ес ш все равно убьют?
102
— Молчи, i 1уиец,— цыкают на пего,— ничего пе по-
нимаешь. болтаешь лишнее.
Пплак умолкает и думает, ч го оп действительно ниче-
го пе понимает, по все таки как же это так — люди при-
думывают законы о том, чтобы не дать человека в обп |у,
а потом идут н преспокойно убиваю! друг друга.
«Удивительно»,— думает Пплак. Очень долго думает
он о словах и делах человеческих, о порядках средн лю-
дей, думает и вконец запутывается, ничему пе может най-
ти объяснения.
Как в жизни повседневной, так н на войне, все ему
непонятно, п от этого он чувствует себя до того несчаст-
ным. что п не сказать.
Каждый день, как только начинается бон, он берег
свой меч, пдет-нрячется за какой-нибудь камень валун
пли же за дерево и думает, что напрасно, ох как напрасно
остался оп в доме князя, не лучин* лп было бы уйти куда-
нибудь еще и пе видеть всего этого нобоинп.
11 вот однажды, когда он си цгг грустный прегрусгпый,
его окликает князь:
— Ну что, Пилак, я вижу, ты грустишь?
А Пплак ему:
— Пу как же не грустны., хозяин мой, князь? Войпа-
то, оказывается, вон какая штука. Плохая.
— Почему плохая?
— Людп только и делают — убивают ц>уг друга
— Вот Дурень,— говорит князь.— Л чю же им еще на
войне делать, целоваться? Ты, Пплак, ничего в этой жиз-
ни не понимаешь.
— Это верно, князь, я ничего не понимаю. Не пони
маю, почему люди, если кто кого изобьет — про такого
говорят разбойник и судят, а здесь один человек десяте-
рых убивает и героем считается, награды получает... или
Же— которая сторона больше людей перебьет, та победу
празднует, почему?
— Молчи, глупец,— сердится кия $ь.— Это не твоего
Ума Дело.
Пилак делается печальней прежнего, оттого что не по
пимает ничего в людских делах, н думает, что эго оттого
1Вк, что ума у него меньше, чем у людей... Л о людях он
уже составил такое мнение, что ум их 1,ля того, чтобы
лгать — кто лучше солжет, тот, значит, умнее: еще ког ia
011 служил у трех странников, потом \ нона, потом у
купца, он замечал, что все обманывают друг друга
103
родители детей, дети родителей, сосед соседа... Вот п
здесь, на поле брани, он видит, что люди только тем и
заняты, все обдумывают, как бы перехитрить неприятеля,
чтоб одержать победу...
Думает так Пплак, п очень ому грустно делается отто-
го, что сам он тоже не умеет придумать какую-нибудь
ложь, обмануть и сравняться с людьми, потому что еслп
бы умел, то жил бы себе безбедпо, горя бы никакого пе
знал.
«Нет,— думает он,— никогда не научиться мне так же
хорошо обманывать п лгать, пропала моя головушка».
II он с грустью вспоминает лес, где деревья когда хо-
тели, тогда п спали, когда хотели — просыпались п все
вместе радостно и весело раскачивались, пикто никого
не убивал, никто не мучался, как он сейчас, среди
людей...
II так ему грустно делается От всего этого, что хоть
плачь.
Однажды, когда он точно так же предавался печаль-
ным и сладостным воспоминаниям о деревьях, князь под-
зывает его к себе. Пплак не слышит его. Разгневанный,
кпязь подъезжает к нему и — за ухо. хорошенькую треп-
ку задает.
— Ты что же, негодный, не слышишь меня?
— Нет,— отвечает Пплак,— я задумался.
— О чем же ты задумался, балда?
— О своих товарищах, о деревьях... Я вспомнил лес.
Кпязь смеется:
— Какие деревья, что за лес... спятил ты, что лп, по
пойму? Ты человек,— говорит князь,— какие же тебе де-
ревья товарищи?
— Человек,— повторяет Пплак печально.— Нет, я не
хочу быть человеком, я не могу хитрить и изворачивать-
ся, не могу воевать... человеком быть трудно... человеком
быть грустно...
II он хочет сказать, что он не всамделишный человек,
что он пз дерева. Но князь перебивает его.
— Не тужи,— говорит он,— война скоро кончится, п
мы вернемся домой с большой добычей, дома я сделаю
тебя своим помощником. А сейчас я выеду на поле п
положу «всему конец... Сейчас будет решающее сраже-
ние... Иди, помоги мне приладить оружие.
Пплак помогает, и князь, вооружившись до зубов, го-
ворит:
Ю4
— Сегодня, слышишь, вот прямо сегодня я покопчу
с неприятелем, так с ним разделаюсь, что будет валядься
у меня в ногах.
Говорит так п протягивает Пилаку меч:
— Следуй за мной.
Пилак в страхе семенит за ним.
Но не успевают онп сделать и двух шагов— князя
настигает вражеская стрела.
Князь падает... да так, что не может уже ни поднять-
ся, нп слова сказать...
Пилак, увидев такое, бросается на землю и — ползком,
ползком — уползает с ноля брани. Потому что видит, что
если останется здесь, его тоже ни за что пи про что
убыот...
Бежит Пилак с поля брани и думает, что как бы люди
нп защищались, их все равно убивают. И потом как же
это так — князь сказал: «Сейчас разделаюсь с вра-
гом»,— а сам лежит убитый... Неправду, значит, сказал.
Выходит, и тут обман...
10
Итак, после смерти князя Пплак нп секунды больше
не остается на войне, оставляет все и бежит. Так бежит,
что дух переводит уже в ближайшем городе.
Придя в город, Пплак снова бродит по улицам в по-
исках работы, но нп работы не находит, ни кого-нибудь,
кто бы приютил его. Куда нп придет, всюду одно слышит:
— Иди в деревню. Там и работу себе найдешь и про-
питание.
Пилак сомневается — идти пли не идти: «А вдруг да
11 в деревне будет так же худо, как в городе, как знать...»
Однажды, проходя по улице, Пилак видит двух людей,
которые бегут куда-то сломя голову. Решив, что те бегут
поглазеть па что-нибудь интересное, Пилак. не долго ду-
мая, пускается следом. Но тут из-за угла выбегает еще
один человек, тоже бежит п кричит:
— Стойте!.. Ловите их, ловите!..
Но впереди бегущие не останавливаются, и Пилак,
глядя на ппх, тоже продолжает бежать. По потому, что
быстро бежать, как онп, он не умеет, преследователи
вскоре нагоняют его и ловят с криками:
— По уйдешь, бессовестный, не уйдешь, бродяга!..
Говорят так и осыпают его ударами.
105
— Велите поганца.— говорит один.
— Куда? — спрашивает Пилак.
— Не твое дело.
— А бьете меня за что?
— После узнаешь.
Пилака приводят в какой-то дом, связывают ему рукп
и приказывают:
— Ну, теперь признавайся.
— В чем? — спрашивает Пплак.— В чем прпзнавать-
ся-то?
— В преступлении,— говорят ему.
— Да что же я сделал такого?..
— Не прикидывайся. Лучше сам признайся, что
украл,— говорят они.
Пплак смотрит на них. опешив.
— Я ничего не крал,— говорит он.— Я просто бежал.
— Знаем, что бежал. А кто с тобой еще был, кто твои
товарищи, говори.
— Какие еще товарищи? — изумляется Пплак.— Нет
у меня никаких товарищей, я одинокий человек. Только
пришел в ваш город.
— Не ври. Признавайся, а не то хуже будет.
II сколько Пплак нп уверяет пх, что у пего нет дру-
зей. что ничего он не крал и за темп двоими бежал, пото-
му что думал, что они спешат на какое-то зрелище.— все
равно никто не верит ему. Пилака бросают в тюрьму и
сильно избивают, желая дознаться, с кем он совершил
воровство.
— Нет у меня никаких товарищей,— твердит Пп-
лак. — Не в чем мне вам признаваться.
И снова его избивают, и снова он ничего пе говорит.
Дважды иа дню приходят к нему тюремщики и требу-
ют, чтобы он признался, чтоб рассказал, как дело было,
а он им: «Я никого пе знаю, я ничего не сделал...» Его
избивают и снова запирают в камере.
Оставшись одпн в камере, Пилак долго думает о лю-
дях. Думает п удивляется — почему это люди так любят
избивать, истязать и мучить друг друга. Говорят, человек
свободен, а сами хватают п избивают его, и вора избива-
ют, и того, кто ничего не брал, избивают, уж больше всего
достается тому, кто не умеет солгать... (Тут Пилак вспо-
минает попа, который избил его за то, что он не солгал.)
А уж как они расправляются с темп, кто не согласен
с ними...
106
И Пилак, как всегда, когда ему становится тяжко на
душе, невольно вспоминает свой мир деревьев, где нет
всего этого: там каждое дерево живет само по себе, никто
не бьет никого, не ругается, в церковь пе надо идти, обед-
ню не надо служить, проповедей там не читают... Там ни
тюрьмы нет, ни убийств... Деревья не враждуют между
собой и не воюют... Враг леса все тот же человек, который
приходит с топором в руках, срубает подряд и старые
деревья и молодые...
Вспомнив все это, Пилак думает: хорошо бы снова
вернуться в лес и жить там среди своих товарищей спо-
койно п привольно, по боится, что деревья не примут его.
ведь он теперь пе дерево, а человек...
От этой мысли Пилаку совсем грустно делается, он не
знает, как снова стать деревом. Но тешпт себя надеждой,
что, может быть, как-нибудь он заснет и проснется де-
ревом.
Так он думает, потому что иногда во сне он впдпт себя
деревом: спится ему, будто стоит он в лесу рядом с други-
ми деревьями, такой же, как они.
А иногда он думает: вот выйду пз тюрьмы, может, п
сумею что-нибудь приду мать, чтобы снова стать де-
ревом.
Но пз тюрьмы его пока и не думают выпускать. На-
против, каждый день вызывают-допрашивают, дознаться
хотят, с кем он совершил воровство.
— Если признаешься,— говорят,— выпустим тебя. Го-
вори, с кем крал.
А Пплак им:
— Я ничего не крал. У меня нет друзей. Я никого не
знаю.
— Неправду говоришь, есть у тебя товарищи.
А Пплак:
— Это вы неправду говорите. Нету. Выпустите меня.
— Ну хоть признайся — что украл?
— Не крал я ничего,— говорит он с тоской.
Ему не верят и решают как следует выпороть. Прино-
сят розги. Прп виде розог Пилак думает: «Розги тоже из
Дерева, не станут меня сечь». В какое же он приходит
изумление, когда розги секут ого безжалостно, за своего
пе признав.
Выпоров хорошенько Пилака. тюремщики снова го-
ворят:
— Пока не признаешься, не выпустим тебя.
107
Пплак видит, что так просто его пе выпустят, п реша-
ет убежать-освободпться, как убежал-освобоДплся от уче-
ного мудреца, как убежал с войны.
И он обдумывает, как бы ему половчее убежать, чтоб
не заметили. Пока оп это обдумывает, приходит к нему
как-то надзиратель и говорит:
— Ты свободен. Воров тех мы поймали. Иди. II смот-
ри, больше нам в руки не попадайся.
Пилак, избитый, истерзанный, выходит пз тюрьмы и
пе знает, куда идти, что делать, чтобы не протянуть ноги
с голоду. Ведь у него хоть и деревянный, а рот был. А у
кого есть рот, тот и есть хочет.
Выходит Пплак из тюрьмы и тут же принимается по-
дыскивать работу. Заходит в первую попавшуюся лавку.
— Работы какой-нибудь не найдется? — говорит он.
Хозяин лавкп отвечает:
— Найдется. Считать умеешь?
— Считать не умею, — говорит Пилак.
— А письма писать умеешь?
— И писать не умею.
— Ну, а сторожем быть сумеешь?
— Сторожем — сумею. А что сторожить падо?
— Склады мои,— говорит богач п интересуется.— Где
раныпе-то служил?
— Нигде,— говорит Пплак.— В тюрьме был.
У богача от удивления глаза па лоб лезут.
— Вот как, в тюрьме, значит... Нет, я бывшему
арестанту работы дать пе могу.
— Но я без вины был. Меня по ошибке в тюрьму
посадили.
— Знаем, знаем,— ворчит богач.— Невинных в тюрь-
му пе сажают.
И сколько Пплак пи клянется, что оп был невиновен,
богач не верит ему и на работу не берет.
П всюду, куда Пплак прпходпт, его первым делом
спрашивают:
— А до того где служил?
II Пплак без утаикп, чистосердечно признается:
— В тюрьме был.
— В тюрьме?.. Нет, нету работы, ступай.
Так Пилак пе находит себе работы. II столько ему
перепадает новых мучений, так долго он остается галоч-
ным, что наконец, не выдержав, отправляется в город
попа.
108
Проходят дпп, недели, пока оп добирается до попов-
ского города. Приходит к знакомому дому, стучится в
дверь.
— Кто там? — спрашивает поп из-за двери.
— Ото я, Пплак,— следует ответ.
— А, Пплак,— ворчпт поп за дверью, потом открыва-
ет дверь и спрашивает сердито: — Ну. что пожаловал, что
тебе нужно, беспутный? Хочешь снова голову кружить
моей жене п дочке?
— Пет,— говорит Пплак.— нет, святой отец, ничего
такого я нс хочу, я...
II, пе договорив, усталый, голодный, падает попу в
ноги.
Поп смотрит па пего удивленно.
— Что случилось? — говорит оп.— Поднимись, рас-
скажи вразумительно.
А Пилак. мол:
— Прошу тебя, святой отец, умоляю...— п плачет, не
может дальше говорить.
— Да о чем проспшь-то? — сердится поп.— Говори
толком.
— Прошу тебя, сделай меня снова деревом.
Поп не знает, что и думать, удивляется еще больше.
— Для чего? Зачем ты хочешь умереть, глупый? Ведь
жизнь так сладка, люди, так те никогда не хотят
умирать.
— Да пет, святой отец.— говорит Пплак.— Я вовсе не
хочу умереть, я хочу снова стать деревом и жить в лесу.
Поп сердится:
— Почему, почему ты пе хочешь жить среди людей,
дубина?
А Пилак ему:
— Обманывать да лгать пе умею, святой отец. П по-
тому все бьют и выгоняют меня, совсем как ты тогда...
— Не выдумывай,— говорит поп.— Не надо тебе сно-
ва в лес, живи с людьми...
Говорит так, потому что знает, что обратить в дерево
Пилака уже невозможно.
Пплак, ничего другого пе придумав, отправляется в
лес. «Авось да стану там деревом»,— думает он. Прихо-
дит в лес, а там людп, деревья рубят — трах-трах!..
II Пплак. опечаленный, возвращается в город.
— Эх. даже лес пе может уберечься от людей,— гово-
рит он и решает остаться человеком.
109
— У человека хоть ногп есть, может убежать во вре-
мя опасности,— заключает Пплак.
И, усталый, измученный, пдет в село, работает там и
в селе лучше себя чувствует, чем в горок». Потому что
там меньше бьют, когда говоришь правду. По все же Пи-
лак старается помалкивать, чтобы не сказать ненароком
того, чего не надо.
Так и живет Пплак, мучаясь среди людей, потому что
не может солгать, неправду не может сказать, не может
кого-нибудь надуть-провести... Живет среди людей и ви-
дит во сне своп лес, свой зеленый лес...
НОВЫЙ ХАЛ ПФ
Багдад стар, как сама земля.
II другого такого города нет на свете.
Чего-чего только не случалось в этом древнем городе
халифов! Кто только не перебывал в нем — мудрые стар-
цы. которые довольствовались горсткой хурмы в день и,
глядя на звезды, мечтали о вечной справедливости... бед-
ный полуголодный люд, который из-за хлеба насущного
гнул спину, трудился не покладая рук. мучая свое
несчастное тело, едва прикрытое отрепьями... халифы, ко-
торые купались в изобилии и, несмотря на это, могли
отнять последний кусок хлеба у нищего... халифы, кото-
рые отбирали у родителей их несовершеннолетних доче-
рей для своих гаремов и забавлялись и весели-
лись среди золота, крови и отрубленных человеческих
голов...
Стар Багдад, как мир... Тысячи и тысячи историй су-
ществуют и Багдаде, и вот одна из них.
Однажды, много веков назад, на халифский престол
ступил новый правитель по имени Аббас. Ступил и тут
же пошел убивать и арестовывать своих недругов, всех
тех, кто когда-либо перечил ему, не был с ним согласен,
не славил его пли же роптал, возражал против установ-
ленных пм порядков.
А порядки, надо сказать, этот Аббас установил неслы-
ханные. Удивительные порядки, по которым все должны
были засыпать в один и тот же час, вместе в один час
Должны были просыпаться, в один час — есть, и во всем,
всем подчиняться халифу.
111
— Эй, люди, великим халиф приказывает спать,—
। задавались голоса слуг халифа, едва только темнота опу-
скалась на город,— Ложитесь спать... ложитесь спать...
II люди в ужасе укладывались спать.
— Эй, люди, халиф велит проснуться,—взывали слу-
ги на рассвете, дубася дубинками по всем дверям.— Вста-
вайте, поднимайтесь...
II люди выскакивали пз постелей, дрожа от страха.
— Халиф приказывает — пляшите!..
II люди плясали.
— Обедать, пора обедать...
Обедали.
— Нпчего не есть, поститься...
Постились.
Все-все делалось по воле и желанию халифа. Уж па
что пустяк блоха, но если человек поймал блоху,— надо
было доложить халифу, потому что без его разрешения не-
льзя было убить даже блоху. Халиф сам должен был рас-
порядиться и сказать, как именно убить эту блоху — из
лука, мечом пли же, скажем, вздернуть на виселицу.
Таковы были порядки, установленные новым халифом.
Наконец, в довершение всего, халиф, чтобы еще более
облагодетельствовать своих подданных, объягил:
— Вам не нужно думать ни о чем. Я один думаю за
всех... Вы только слушайте и повинуйтесь...
Да, не забыть бы сказать: халиф считал свою страну
свободной страной, поскольку он освободил своих поддан-
ных от необходимости думать и принимать решения-
Но аллах знает, что человек не скотина и что скотина
и та даже может выйти пз повиновения... Так вот, в Баг-
даде тоже встречались люди, которые выражали недо-
вольство по поводу установленных халифом порядков, ко-
торые не подчинялись этим порядкам. Но слуги халифа
выслеживали таких людей и именем халифа арестовыва-
ли их, заключали в тюрьмы пли же угоняли в далекие
края, где они умирали, раскаявшись в содеянном.
Приближенные в страхе лебезили перед халифом, за-
искивали, восхваляя его мудрость, его большой талант,
его божественную силу. Старики-везири пели без кон ;а:
— Бот настоящий, воистину мудрый халиф... Страна
арабов пе вплела тебе подобного...
— Бо веки веков единственный ты и непобедимы;'...
— Бопстииу волею аллаха ты пришел к нам, халиф,
ты сам огненный меч справедливости...
112
Так славили они халифа и в его присутствии, и в
присутствии его приближенных, которые каждое слово,
произнесенное в стране, тут же доносили-передавали пра-
вителю.
От старых везиреп пе отставали и молодые, новоиспе-
ченные:
— О халиф, ты солнце для нас...
— 1ы весенний дождь... II пусть пебо ниспошлет тебе
долгую жизнь...
— Пусть меч твой бьет без промаха и разит всех вра-
гов подряд...
Халиф считал себя самым счастливым правителем, так
как с утра до вечера слышал подобные восхваления.
Мало-помалу он уверовал во все эти льстивые речи и стал
думать, что город Багдад действительно нс знал еще па
Своем долгом веку такого всесильного и мудрого власти-
теля.
Среди всеобщего подобострастия и преклонения одпн
только везирь, седобородый старец, молчал, словно воды
в рот набрал. Ни разу не присоединился он к хору льсте-
цов. Напротив, он делался печальным п угрюмым, когда
слышал пх слова.
Халифа приводило в недоумение поведение этого стар-
ца, он видел его недовольный взгляд и скорбный лик,
видел, но молчат. Однажды, когда приближенные по оче-
реди восхваляли достоинства халифа, а старпк, как все-
гда, хранил молчание, халиф неожиданно отпустил всех,
а старцу велел приблизиться к нему.
— Почему ты всегда печален, отец?
— Быть радостным пет причины, ха тиф.
— Разве мод порядки и мои дела не радуют тебя?
Вместо ответа, старпк только голову опустил, низко-
низко.
— Как видно, ты недоволен мною, отец?
Старик не поднимал головы.
— Пли, может быть, тебе не нравится, как я правлю
страной?
— Да,— ответил старпк,— по нравится.
Халиф удивился:
— Но почему?.. Может быть, ты считаешь, что мне
надо быть строже?
— Строже. — усмехнулся старик.— Строгим быть не-
трудно, халиф, и уж тем более не надо особого умения,
ИЗ
чтобы убивать, арестовывать п ссылать людей... Так
поступают только очень трусливые правители, только те.
кто хочет быть у власти благодаря насилию... У кого нет
всесильного ума и справедливой души...
Халиф сделался чернее тучи и закусил губу.
— А что же, по-твоему, значит, справедливая власть:
уж не то ли, когда каждый делает, что ему в голову
взбредет?..
— Да,— подхватил старик.
Тут халиф не выдержал и выхватил из ножен меч.
— У! снесу тебе голову, глупый старик.
— Можешь, халиф.— 11 старик подставил голову: ру-
би, мол.— И это еще раз докажет, что ты не любишь
правду.
— А что такое правда?
— Правда и свободное слово — единственные доброде-
тели, благодаря которым можно заслужить любовь и ува-
жение.
— А мои деяния? Неужто они нс достойны уважения?
— Нет, халиф. Никогда. Твои деяния уже сегодня
прокляты и всегда, во все времена будут вспоминаться
с проклятием и содроганием...
— Но ведь все довольны, все восхваляют меня, ста-
рик, ты разве не видишь?
— Гм... Восхваляют из страха, халиф, единственно из
страха... Восхваляют в всем сердцем ненавидят, как кро-
вопийцу, как преступника, как убийцу...
— Ты правду говоришь, старик?
— Глупец... Я сам — правда. Я — истина.
Халиф помолчал секунду, потом крикнул, сверкнув
очам и.
— Кто б ни оыл ты, мешаешь мне, замолчи!
Крикнул и поднял меч на саму правду.
Но когда это бывало, чтобы какое-нибудь оружие по-
разило правду... Или кому удавалось убить ее... Меч вы-
пал из рук халифа, а сам халиф пал бездыханным.
РАССКАЗЫ,
ПОВЕСТИ ДЛЯ ДЕТЕЙ
II ЮНОШЕСТВА

РАССКАЗЫ
НОЧЬ В ЛЕСУ
Малппа в наших краях поспевает в августе. А как
много ее в наших лесах!.. Каждая полянка, каждая лу-
жайка полны кустами малины. В Виндзоре погода сол-
нечная, жаркая, н малина там поспевает раньше, чем во
всех других местах.
Виндзор находится не так-то близко от нашей деревни.
Туда на сбор малины обычпо отправляются еще с ве-
чера и ночуют в Виндзорском лесу, чтобы утром, перед
рассветом, начать сбор п к обеду вернуться обратно.
Однажды мои товарищи взяли меня в Виндзор.
До этого я часто бывал в лесу, но ночевать в нем мне
никогда еще не приходилось.
Я люблю лес. Люблю его прохладу, его тишину, люб-
лю шум и рев бури, когда деревья стонут и качаются.
Нигде так легко но дышится, как в лесу.
Нас было пять товарищей, и мы, все пятеро, учились
в одной школе и даже в одном классе. Самый старший
среди нас был Ваиапц Вани. Не раз он ходил сюда за
малиной с другими мальчиками пз нашей школы или со
своим отцом. Местность была ему хорошо известна: Вани
знал, где нужно заночевать и где особенно хороша ма-
лина.
Пока мы дошли до леса и поужинали, уже совсем
стемнело.
— Здорово мы устали! — сказал Вапи. — Теперь бу-
дем спать как убитые.
Для ночевки мы отыскали под грабами полянку, по-
крытую зеленью. Чтобы укрыться на ночь, каждый пз нас
каял пз дому старый пиджак, пальто пли одеяло из
козьей шерсти.
117
Моп товарищи, как только легли, сразу уснули, п
раньше всех— Вани. Один я никак не мог заснуть. Ле-
жал под пиджаком и прислушивался к шуму леса.
Было сыро и холодно. По вершинам деревьев пробегал
ветер. Казалось, листья шепотом передавали друг другу
какую-то тайпу. Как будто кто-то говорил: «Скажи... ска-
жи...», а другой предупреждал: «Тише... тише... услы-
шат», и все повторяли вместе: «Тс-с-с... тс-с-с...» — и тут
же вдруг замолкали. Казалось, они прислушиваются,
ждут чего-то, чтобы затем снова возобновить свою беседу.
Когда лес замолкал, слышались какие-то иные, еще
более странные голоса. То вдруг, хлопая крыльями, вска-
кивала спящая птица и так же внезапно замолкала. То
доносился откуда-то глухой вой и мычанье. Потом слыша-
лись тяжелый вздох и слабый стон. Вдруг непонятно от-
куда раздалось блеянье, и сразу лес наполнился каким-то
странным треском; казалось, кусты и сухие сучья лома-
ются под чьими-то тяжелыми шагами. Будто великан бе-
жал по лесу.
Съежившись от страха, я стал будйть Вани:
— Вани, Вани, кто это бежит по лесу?
Он очнулся от сна и прислушался.
— Наверно, олень,— сказал он равнодушно п вновь
уснул.
Едва утих этот треск, как раздался плач ребенка:
— Уа... уа... уа...
«Кто это принес сюда ребенка и бросил его в лесу?» —
подумал я.
Ребенок снова заплакал, на этот раз гораздо ближе
и пронзительней.
Вдруг плач сразу прекратился, и среди наступившей
тишины раздался звонкий хохот:
— Ха-ха-ха!..
По моему телу пробежала дрожь.
Я опять толкнул Вани:
Вани, Вани! Встань, там кто-то смеется!.. Кто это
там, Вани, ребенок или...
Вани усмехнулся.
Да пет! Это сова,— сказал он спокойно.
— Откуда ты знаешь?
Как же не знать! Она каждую ночь там...
— И плачет и смеется?
Ну да! Спи, спи...— сказал Вани и повернулся на
другой бок.
118
Наконец мне удалось забыться, заснуть. Не знаю,
сколько времени я спа л, как вдруг открыл глаза, разбу-
женный неясным шумом. Мне казалось, что кто-то пря-
чется за деревьями.
Я закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, но в то же
время мне захотелось узнать, кто там стоит...
Пересилив страх, я вновь открыл глаза и прямо перед
собой, па расстоянии двадцати шагов, разглядел серую
собаку с открытой пастью и высунутым языком. Она
смотрела в мою сторону.
Я привстал на колени п позвал:
— Песик, песик, песик!..
Собака не подошла; опа спрятала язык, ощетинилась
п злобно посмотрела па меня.
Мне показалось, что это одичавшая собака и она бо-
ится подойти. Я снова ласково позвал ее:
— Песик! Песик!.. Песик!..
Собака, навострив уши, продолжала смотреть на меня.
Глаза ее сверкали.
— Поди сюда, подп сюда! — позвал я громко.
Мой голос разбудил Вани.
— Кого ты зовешь? — спросил он.
— Да вот собака пришла,— весело сказал я, показы-
вая на нее пальцем. — Кажется, это собака Багоянца.
Вани посмотрел и сразу вскочил с места.
— Ребята! Волк! Волк! — закричал он.— Бей его!..
Ребята моментально поднялись, схватили палки и
камни и вместе с Ванп пустились за волком.
— Гей, лови его, лови! — кричали они.
Я остался один и ждал, что будет. Мне было стыдно,
что я не сумел отличить волка от собаки.
Из глубины леса до меня доносились голоса ребят, ка-
залось, совсем далекие. Мне опять стало нс по себе. Я бо-
ялся, что либо волк может вернуться ко мне, либо товари-
щи потеряют меня в лесу. Вскоре голоса ребят совсем
замолкли.
— Эй, Вани, Вани!..— позвал я.
В ответ не доносилось ни звука. Я стал звать громче.
Ответа не было. На глазах у меня выступили слезы.
Но тут из-за деревьев во главе с Вани, громко смеясь,
показались мои товарищи.
— Эх ты! П тебе не стыдно! — сказал Вани.— Мало
того что волка за собаку принял, теперь еще сидишь п
плачешь!.,
119
Все стали потешаться надо мной. Я вытер рукавом
глаза и от радости вместе со всеми начал смеяться над
своим страхом. Стало уже совсем светло, и мы, взяв кор-
зины, пошли собирать малину.
С того дня прошло много лет, ио я никогда пе забуду
ночи в лесу, потому что опа научила меня многому...
Я узнал, что хищные птицы набрасываются на маленьких
пташек, когда те спят, и тут же, растерзав пх, съедают:
что сова плачет, как ребенок, и хохочет, как человек; что
волк похож на собаку, что у пего сверкающие глаза и что
он не так страшен, если всем сразу броситься па пего.
Ч А Л А Н К
Наш Чаланк был черной, лохматой собакой с белой
грудью, издали казавшейся белым галстуком. Еще щен-
ком ему обрубили хвост, поэтому летом собаку сильно
мучили мухи. Спасаясь от них, Чаланк забирался в ямы,
залезал в кусты и заросли и выходил оттуда лишь на
незнакомые шаги пли же когда чуял па дворе чужую
собаку. К хорошо одетым людям он относился спокойно
и только лаем предупреждал нас об их приближении.
Зато на сельского старшину и на рассыльного Чаланк
даже пе лаял, а, нехотя тявкнув, с ворчаньем убирался в
конуру; боялся их.
Мне кажется, что Чаланк подражал нам: как мы отно-
сились к людям, так п он. Кого мы любили, любил п он;
мы боялись старшины п рассыльного—боялся и Чаланк;
заботились о нашей скотине — заботилась о ней п собака.
Случалось, что наши волы без присмотра оставались в
поле; Чаланк не отходил от них целый день, стерег их
п только вечером возвращался с ними домой.
Когда моя мать кормила кур и среди пашпх оказыва-
лись соседские, она отгоняла пх, приговаривая: «Чужая,
чужая». Но иногда мать не замечала соседских кур, и
тогда Чаланк сам вспугивал чужих. Он преследовал пх до
тех пор, пока куры пе перелетали через забор.
Наш хлев находился довольно далеко от дома, и воры
свободно могли взломать дверь и увести скотину. Поэтому
зимой отец привязывал Чаланка под навесом хлева, у са-
мой двери, где для тепла настилал ему солому. Своим
лаем Чаланк должеп был дать нам знать о забравшихся
ворах.
121
— Что спящий, что мертвый — все одно,— Говорил
отец и, уезжая куда-нибудь из дому, всегда наказывал
нам привязывать Чаланка к хлеву.
II нужно сказать, что воры, как видно, боялись Ча-
ланка, так как у нас никогда ничего не пропадало.
Однажды, в зимнюю ночь, когда мы все спали, нас
разбудили какие-то звуки. Кто-то ворчал за дверью, терся
о нее, царапался.
Первым проснулись я и моя мать. Отец, как обычно,
спал крепким сном; пока не толкнешь — не проснется.
Прислушавшись к странным звукам за дверью и немного
выждав, мать принялась будить отца:
— Поди посмотри, что там такое...
Тут царапанье повторилось. Потом кто то толкнулся
в дверь и послышался сдержанный визг.
— Не собака ли? — спросил отец в недоумении.
Он встал, накинул на плечи архалук и пошел к
дверям.
Но мать не разрешила открыть дверь:
— Атаман, а вдруг бешеная собака?..
Отец через оконные стекла посмотрел наружу, но, ни-
чего не разглядев, открыл створку окна и высунул го-
лову.
— Пошла прочь! — закричал он. Потом обернулся к
нам: — Наша собака с привязи сорвалась...
— Так зачем же она царапается в дверь? — спросила
мать.— Не голодна ли?
— Нет, я ее вечером накормил, — ответил отец.—
Может, она волка почуяла, вот и сорвалась с при-
вязи.
И он, отложив в сторону накинутый на плечи архалук,
собрался снова лечь в постель. Но тут замолкшая было
собака опять ткнулась в дверь и заскулила.
— Обязательно она волка почуяла,— повторил отец.—
Со страху скулит...— II он сердито крикнул: — Убирайся,
негодная!..
Чаланк перестал скулить, но еще раз толкнул дверь.
— Если тысяча подобных тебе собак сдохнет, все рав-
но не выйду я на холод! — сказал отец и улегся в по-
стель.
Собака еще больше забеспокоилась, снова принялась
скулить и лапой царапать дверь.
Отец, потеряв терпение, вскочил с постели, открыл
дверь, схватил палку п ударил собаку:
122
— Вот тебе, бездомный паршивец!
Собака, взвизгнув, убежала.
Но не успел отец лечь в постель, Чаланк снова вер-
нулся к двери и заскулил.
— Взбесилась, что лп? Совсем спать не даст! — вы-
шел пз себя отец.— Я вот ее опять палкой!..
— А может, вор в хлев забрался,— вмешалась мать.—
Ты бы вышел посмотрел.
— Еслп бы вор, Чаланк лаял бы во все горло. А раз
не лает, значит, волка увидел,— недовольно сказал отец,
но все же послушался мать и стал одеваться.
— Ты ружье возьми,— посоветовала мать.— Наверно,
голодные волки...
Отец так и сделал: одевшись, взял висевшее в углу
наше старое ружье и стал насыпать порох.
— Вставай и ты, сынок,— сказала мать.— Пойди с от-
цом. Огонь засвети — волки боятся огня.
Пока отец заряжал ружье, я быстро оделся. Много я
слыхал о волках, но никогда еще не видел пх... Я засве-
тил огонь, и мы с отцом вышли за дверь...
В ту же минуту Чаланк с обрывком веревки на шее
бросился к отцу в ноги, заскулил и побежал вперед.
Отец остановился и огляделся. Огляделся и я — не ви-
дать л и волка.
Было холодно. Земля, крыши, заборы — все покрыто
снегом. Хотя ночь была безлунная, но на белом снегу все
ясно вырисовывалось. Сколько я нп смотрел по сторонам,
но двух горящих угольков — волчьих глаз — нигде не
было видно.
«Наверно, волк у хлева»,— подумал я.
Убежавшая вперед собака, заметив, что мы с отцом
остановились, сейчас же возвратилась, заскулила и опять
бросилась вперед. Она то и дело оборачивалась, как будто
хотела сказать нам, чтобы мы следовали за ней.
Я и отец с ружьем наготове медленно шлп за собакой.
Чаланк успев добежать до дверей хлева, вновь вер-
нулся к нам п, поскулив, опять помчался вперед.
— Там что-то случилось,— сказал отец и уско-
рил шаг.
Я с огнем в руках еле поспевал за ним. Мы подошли
к хлеву.
Чаланк, стоя перед дверьми, скулил и беспокойно ме-
тался.
123
Отец отпер дверь, мы вошли, и я осветил хлев. II тут
мы поняли, почему Чаланк нас разбудил: корова отели-
лась. Рыжий теленок барахтался на соломе, пытаясь под-
няться на ноги. Корова жалобно мычала и, натянув при-
вязь, тянулась мордой к теленку...
Отец наклонился над теленком, вытер его, посыпал со-
лью. А Чадарк, едва отец положил теленка рядом с ма-
терью, лег на солому и, положив морду на передние лапы,
стал ласковыми глазами смотреть на корову и теленка.
Когда же теленок ткнулся в теплое материнское вымя,
собака от радости даже взццзгпула и помахала обрубком
хвоста.
— Молодец, Чаланк! — сказал отец, поглаживая его
голову.— Зря я тебя побил...
Я тоже погладил собаку: пет, не зря опа сорвалась
с привязи и прибежала к нам.
С этого дня мы стали еще больше уважать нашего
Чаланка. 11 если случалось, что он лаял на дворе или
скулил, мы всегда внимательно прислушивались к его го-
лосу. Знали, что Чаланк зря не будет лаять.
— Собдка умцое животное, — говорил отец после этого
случая, — Собаку нужно любить, как родного брата,
Ill A M 0
Как-то наши собака п кошка одновременно родили:
собака — под балконом, на сене, кошка — па балконе, в
ящике, полном старого тряпья и шерсти. Сверху доноси-
лось мяуканье, а снизу — визг, когда матери новорожден-
ных, Шамо и Алабаш, отходили от своих детенышей пли
возвращались к ним.
Нужно сказать, что обе матери старались надолго не
отлучаться н далеко не уходить. А еслп и уходили, то
немного спустя спова прибегали к детенышам в страхе,
не случилось ли чего с ними.
Больше беспокоилась кошка, Шамо. Она всегда воз-
вращалась к своим детенышам с такой быстротой, словно
им грозило несчастье. Она и в самом деле имела право
тревожиться. Не проходило дня, чтобы Шамо не беспоко-
или соседские коты. Они то и дело забирались на балкон,
чтобы похитить ее детенышей. Известно, что коты, когда
они голодны, пожирают маленьких котят.
Соседские коты появлялись на балконе ночью, и мы
нередко просыпались от кошачьей драки. Заметив при-
ближение врага, Шамо оборонялась вначале угрожающим
мяуканьем, которое вскоре переходило в гневное фыр-
канье. Потом опа выскакивала из ящика и самоотвержен-
но бросалась па врагов. Коты убегали только тогда, когда
раздавался стук открывающейся двери или чьи-либо
шаги.
Шамо, усталая, выбившаяся пз сил. возвращалась к ко-
тятам и, дрожа всем телом, облизывала их.
Шамо боялась также пашой собаки. Алабащ, Встретив
се, опа ощетинивалась и оглядывалась вокруг, чтобы в
случае нападения взобраться на дерево или на стену.
125
По Алабаш не трогала Шамо п проходила мимо. Наверно,
она понимала, что Шамо такая же мать, как и она сама,
и незачем ее обижать. А может быть, Алабаш вела себя
так потому, что после родов чувствовала себя очень сла-
бой, сильно похудела и потеряла живость.
Нередко, накормив щенят, она, закрыв глаза, подолгу
лежала на сене. Щенята ползали вокруг нее и жалобно
скулили. Почему скулят щенята, мы не понимали, но
отец как-то сказал, что, вероятно, у Алабаш мало молока
и щенята остаются голодными.
Мы стали усердно кормить собаку — приносили ей мя-
со, похлебку.
Но Алабаш, которая раньше, до рождения щенят,
жадно пожирала все, теперь почти не притрагивалась к
пище. Как видно, она была больна.
Однажды утром мы нашли Алабаш мертвой, вытянув-
шейся возле щенят... Полуслепые щенята скулили, тыка-
ясь мордочками в грудь матери. Втроем они издавали та-
кие печальные звуки, точно понимали, что мать умерла
и никогда больше не будет кормить пх своим молоком...
* * *
В ту самую ночь поднялся большой переполох: на бал-
коне кошки затеяли войну. Раза два мы просыпались от
их угрожающего мяуканья и фырканья, от шума падаю-
щих вещей. II каждый раз я представлял себе, как Шамо
не только обороняется, но и наступает на своих врагов.
Шамо несколько раз даже издала такие пронзительные
звуки, что я решил: прогнала, победила.
Потом на балконе все стихло.
Но каково было наше удивление, когда утром мы уви-
дели, что котят нет и Шамо, грязная, с всклокоченной
шерстью, в страшном беспокойстве мечется по палисад-
нику! Я подумал, что во избежание опасности Шамо пе-
ренесла котят в более надежное место, оттого и запачкалась.
По скоро стало ясно, что она ищет своих пропавших
детенышей.
Чужие коты ночью унесли пх. и кошка, словно поме-
шанная, бросалась во все стороны, надеясь услышать го-
лоса котят в где-нибудь найти их.
Наконец Шамо прекратила бесполезные поиски, подо-
шла к нам и тоскливо замяукала, словно хотела расска-
зать о постигшем ее несчастье.
126
Но чем мы могли помочь ей?
День, другой Шамо все искала своих котят и звала иУ,
звала... Глаза ее смотрели печально.
С этого дня Шамо и щенята стали для нас предметом
постоянных забот, в особенности еще не прозревшие ще-
нята. Они были настолько бессильны, жалки и беспомощ-
ны, что не могли лакать молоко, которое мы приносили
им в тарелке. Мы приближали пх мордочки к тарелке
с молоком, но напрасно — щенята дрожали и не раскры-
вали ртов.
Голодные, лишенные теплоты материнского тела, они
жалсбно скулили, наполняя печалью ваши детские серд-
ца. И мы не знали, чем им помочь...
* * *
На второй плп на третий день после того, как Шамо
потеряла своих детенышей, мы сидели около осиротевших
щенят.
Неожиданно мы заметили, что кошка издали внима-
тельно смотрит в нашу сторону.
«Может быть, ей почудилось, что мы играем с ее котя-
тами?..— подумали мы.— Или ей жаль оставшихся без
матери щенят?»
Спустя некоторое время мы снсва заметили, что Шамо
подошла и с интересом смотрпт в сторону собачек, кото-
рые жалобно и тонко повизгивали.
Шамо, с высоко поднятой головой, все ближе подхо-
дила к щенятам.
Мы перепугались: вдруг она похитит их?
Но нет! Шамо приблизилась и замяукала. Так она мя-
укала, когда подходила к своим котятам. Может быть, она
все-таки приняла их за своих детенышей? Но Шамо
слишком хорошо слышала щенячий визг и не могла при-
нять его за мяуканье своих котят.
Видя, что кошка приближается к щенятам, мы на вся-
кий случай поспешили им на помощь.
Шамо, увидев нас, повернулась и, помахивая пу-
шистым хвостом, медленно ушла со двора.
Поведение кошки казалось нам странным. Мы так и
не поняли, чего она хочет.
Вскоре, когда мы были уже на балконе, Шамо снова
вернулась во двор и издали стала наблюдать за щеня-
тами.
127
Через некоторое время я спустился с балкона, ио кош-
ки во дворе не заметил. Не слышно было и визга щенят.
Я невольно заглянул под балкон. П что я увидел! |J|a-
мо лежала перед щенятами, и маленькие, полуслепые жи-
вотные. прилннув к пев, сосали молоко!
* * *
Позже, когда щепята подросли, они играли с Шамп
так. как играли бы со своей матерью: взбирались к иен на
спину, трепали за уши, хватали за хвост, бегали за иен.
Когда щенята совсем выросли, двоих мы отдали соседям,
а третьего оставили себе и в намять матери назвали
Алабаш.
Новая Алабаш была очень живой и сильной. Как по-
добает всякой собаке, она преследовала всех забегавших к
нам во двор кошек, по нашу Шамо никогда не обижала.
До конца они остались друзьями — вместе играли, вместе
ели и вместе спали на балконе или же под балконом...
Ш Е К О
В годы моего детства у отца был молодой копь ио
имени 111 еко. Это было преудпвительное животное. Еслп
отец откуда-либо возвращался на нем домой, то Шеко
еще за километр начинал звонко ржать, как бы возвещая
свой приход. Когда же мы бросались ему навстречу, Ше-
ко, завидя пас, ржал еще громче, начинал играть под от-
цом и легким шагом входил во двор. А как он плясал!
Заслышав танцевальную мелодию, насвистываемую кем-
либо пз наших, Шеко стучал о землю копытами и в такт
музыке покачивал головой.
Однажды Шеко ушиб себе ногу о камень. Нога так
разболелась и опухла, что отец целую неделю пе ездил на
лошади. Каждый день мы отводили Шеко на ближайшую
лужайку, к речке, и оставляли гам, надеясь, что на покое
лошадь быстро поправится. Однако ни боль, пи опухоль
не проходили.
С каждым днем Шеко хромал все сильнее и чувство-
вал себя все хуже.
Соседи посоветовали отвести лошадь к ветеринару.
Отец так и сделал. Я тоже пошел с ним.
Ветеринар, пожилой бородатый мужчина, внимательно
оглядел лошадь. Вначале Шеко дичился, но подпускал ве-
теринара, но когда тот погладил его голову и сипну, он
успокоился. Врач одной рукой поднял больную ногу ло-
швдп. ощупал пальцами опухоль, положил на нее какую-
то мазь и перевязал.
— Можете отвести лошадь на луг,— сказал ои. Ез-
дить на пей пока нельзя. Дайте ей неделю поныть в по-
кое. Завтра еще раз приведите лошадь ко мне.
5 С. Зорьян, т 5
На другой день мы опять привели Шеко к ветеринару.
Тот снова приласкал лошадь, положил мазь на опухоль
п перевязал ногу. На этот раз Шеко уже вовсе не дичился
п вел себя спокойно. Когда же на третий день отец в
обычный час пошел па лужайку к реке за лошадью, то ее
там не оказалось. Удивленный, он вернулся домой.
— Лошади у реки нет,— сказал отец.— Не прпшла ли
она домой? Нет ли ее в конюшне?
Мы пошлп в конюшню — п там лошадп не было. Во
время наших поисков один пз соседских мальчиков ска-
зал, что видел Шеко па одной пз улиц верхнего квартала.
Отец немедленно бросплся туда. Я — за нпм.
Прибежали — на улице лошади пет. Спросили встре-
тившегося старика, не впдел ли он буланую лошадь, хро-
мую на заднюю ногу.
— Хромую? — переспроспл старик. — Какая-то хромая
лошадь зашла вон в тот двор, где открыты ворота.
Мы зашли во двор п в самом деле увидели нашего
Шеко перед домом ветерпнара.
Ветеринар осматривал больную корову, а Шеко спо-
койно ждал своей очередп. Завпдя нас, он слегка заржал
и несколько раз ткнулся мордой в отцовское плечо, что
обычно делал после долгой разлуки с нпм.
Осмотрев корову, ветеринар перевязал ногу нашему
Шеко.
С того дня Шеко стал сам ходить к ветеринару и хо-
дил до тех пор, пока у него не зажила нога.
После этого случая про Шеко у нас в селе говорили:
— Это та лошадь, которая сама ходит к врачу.
ПУТЕШЕСТВЕННИК ДЖЕКО
Однажды осенью мне пришлось совершить поездку в
Ереван. В купе нас ехало четверо.
В Ленинакане в купе вошла старуха с корзиной в
руках:
— Можно?
— Пожалуйте, мамаша, пожалуйте...
Старуха села, поставила себе под ноги корзину и ста-
рательно прикрыла ее подолом платья. Потом вытащила
пз кармана книгу, надела на нос очки и принялась
читать. Мы сидели с ней рядом, п нп одного из нас, как
это обычно принято, она не спросила, кто мы такие, куда
едем. «Что же, есть, значит, люди, которые не любят гово-
рить»,— подумал я.
Так, в молчанип, мы проехали минут двадцать. Вдруг
я замечаю: в корзине у старухи что-то шевелится. «На-
верно, курица»,— подумал я. Старуху это движение сразу
обеспокоило. Толкнула корзину ногами и еще старатель-
нее прикрыла ее подолом. Проехали еще немного — пз
корзины послышалось царапанье. На этот раз старуха на-
клонилась над корзиной п еле слышным голосом пригро-
зила:
— Тише. Джеко! Тише, негодный!
Пассажиры нашего купе удивленно переглянулись, я
же подумал, что в корзине пе курица, а кошка.
Через некоторое время в вагон вошел кондуктор п
стал проверять билеты.
— Ваш билет!.. Ваш билет! — громко повторял он.
II вот тут из-под лавки, на которой сидела старуха,
послышалось:
— Гав-гав-гав!..
5*
131
Вагон огласился собачьим лаем. Па лай сбежались вес
пассажиры. а старуха, растерявшись, толкала ногой кор-
зину и все шептала:
— Джеко, Джеко, негодный?..
Собака продолжала лаять. Порой она взвизгивала и
скреблась в корзине.
Рассерженный кондуктор наклонился и с опаской при-
открыл корзину. Пз нее выскочила маленькая беленькая
собачка с бантом на шее. Она большими черными глазами
оглядела незнакомые лица и, заметив старуху, вспрыгну-
ла к ней па колени.
— Это еще что такое? — сердито спросил кондук-
тор.— Почему в вагоне собака?
— Что ж тут такого? — сказала старуха, прижимая
к себе собачку.— В корзине она никому пе мешает.
— Не имеете права вводить собаку в вагон! Па следу-
ющей станции или сами сойдете с поезда, или же оставь-
те се.
— Вай! Пет, я моего Джоко не оставлю! Па коленях
провезу!
— Нельзя, не разрешается! — резко сказал кондуктор
и пошел дальше проверять билеты.
Поезд подошел к станции. Старуха принялась завора-
чивать собаку в тряпки, очевидно, желая получше запря-
тать ее.
Но вскоре вновь появился кондуктор:
— Вот что, мамаша: пли сходите, или же оставьте
собаку па этой станции.
Растерявшаяся старуха только крепче прижимала со-
баку к себе:
— Не могу оставить... Это собака моего сына. Он на-
писал мне, чтобы я привезла ее в Ереван.
— Тогда сходите вместе с собакой...
— Не сойду в пе оставлю...
Так они долго пререкались, и каждый твердил свое.
Вдруг кондуктор выхватил собаку из рук старухи, шаг-
нул к дверям и выкинул ее па платформу.
Старуха бросилась было за кондуктором, но в это вре-
мя поезд тронулся.
Вай, что я теперь скажу моему сыну? — всплесну-
ла старуха руками.
Мы попытались ее успокоить, но она по слушала нас
и причитала:
— Ван, Джеко-джан. для того ли я тебя растила, что-
бы оставлять в Анн?! Ван, Джеко джан!
Так мы доехали до еледмощеп станции. Не успел по-
езд остановиться, как в вагон стремглав влетела белая
собачка и бросилась к старухе на колени. Пассажиры от
удивления даже привстали и окружили старуху.
— Прибежала собака, прибежала!.. — раздались ожив-
ленные голоса.
На этот шум снова явился кондуктор.
— Опять эта собака! Откуда она? — изумился он.
— За поездом бежала. Разве не видите, как она тяже-
ло дышит? — сказал один пз пассажиров.
Все были очень обрадованы, что маленькая собачка
пробежала от одной станции до другой, пе задохнулась
и догнала поезд. Но бо 1ыне всех радовалась старуха.
— Джеко джан, Джеко!..— шептала опа, прижимая
собаку к груди.
А Джеко становился па задние лапы, лизал старухе
руки, тянулся к ее лицу.
Но тут кондуктор снова подступил к старухе:
— Пли сходи, или же оставь собаку иа станции...
Старуха упрашивала кондуктора оставить собаку в по-
кое, обеща ia дать ему денег. По кондуктор ничего но
хотел слышать и тянул собаку к себе:
— Да пойми ты, я права пе имею в вагоне собаку
оставлять! Меня за это с работы снять могут!..— II. схва-
тив барахтающуюся собаку, он опять вынос ее па плат-
форму и запер дверь вагона.
Старуха заплакала. Я от души пожалел ее. Потом вы-
сунул голову в окно и стал смотреть, что делает старухи-
на собачка па незнакомой станции.
Вначале, когда поезд тронулся, Джоко, поджав хвост,
ошеломленно смотрел иа движущиеся вагоны, потом бро-
сился вдогонку за поездом. Поезд ускорил ход. Джеко
также побежал быстрее. Он мчался, как перепуганный
заяц, прижав уши и подпрыгивая. Казалось, еще мину-
та — и собака не выдержит. Вдруг опа вскочила на сту-
пеньки последнего вагона и, высунув язык, тяжело зады-
шала.
Обрадовавшись, я хотел рассказать моим спутникам
0 ловкости Джеко и показать, где* он сидит. По, сообразив,
что об этом может услышать кондуктор, решил молчать.
Никто из пассажиров не заметил Джеко, и он благопо-
лучно доехал до следующеп станции.
133
Как только дверь открылась, собака вновь ворвалась
в вагон и бросилась на колени к старухе.
Снова смех, радость. Старуха обнимала, целовала
Джеко п смеялась, как маленькая.
Пришел кондуктор. Сначала он было рассердился, но
потом махнул рукой и сам начал смеяться.
— Ну что поделаешь с этой собакой! Еслп так, мама-
ша, спрячь ее снова в корзину. Все равно она уже научи-
лась ездить без билета.
Точно поняв слова кондуктора. Джеко спрыгнул с ко-
лен старухи п забрался в корзину. Старуха опустила
крышку корзины и снова прикрыла ее подолом платья.
Теперь Джеко был спокоен: не скребся в корзине и пе
лаял.
Так мы приехали в Ереван.
ДЭГО
Это было несколько лет тому назад. У моего товарища
Саака жила в доме собака по имени Дэго. Большой такой
черный пес с короткой шерстью и крепким хвостом, кото-
рый. ударяясь об ножку стола пли шкаф, стучал, как де-
ревяшка.
Еслп Дэго не выводили на прогулку, он садился на
веранде пли же в углу комнаты и следил своими умными
круглыми глазами, смотрел, кто что делает. У Саака было
в привычке, выходя ненадолго пз дома, оставлять дверь
незапертой. Впрочем, Саак мог даже на службу уйти, не
заперев дверь, полностью полагаясь на Дэго. А мы, его
товарищи, могли в это время спокойно прпйтп в дом п
сидеть здесь, дожидаясь прпхода хозяина. Могли даже
лечь на кушетку п соснуть. Дэго пи звука не пздавал,
он дружелюбно, а может, п равнодушно, как знать, смо-
трел на нас круглыми навыкате глазами. Случалось,
зайдя и не застав Саака дома, мы, чтобы не терять вре-
шлп дальше по свопм делам. И
только понимающе, стучал хво-
потом растягивался у порога, за-
меня, тут же уходили,
Дэго — ничего, смотрел
стом-обрубком по полу,
дремывал.
Но однажды со мной
как было дело.	„ „	к
По какому-то срочному делу захожу	прямо
‘	" лежит, развалившись на вЧ,а"ЯД
Я иду в комнату. Дэго спокойно следит за
случилась необычная штука. Вот
Сааку. Дэго
в°зле дверей,
мной.
Товарища
кУДа он ушел
моего Саака нет дома, и трудно угадать,
и когда вернется. 11 я, взяв со стола клочок
135
бумаги и карандаш, нишу ему записку и направляюсь
к двери.
Но вдруг... Даго бросается мне наперерез. Поначалу
мне кажется — он нечаянно загородил мне дорогу, но ког-
да я делаю еще шаг — он принимает угрожающую позу
и рычит свпрепо: «р-р-ры-ы»...
— Дэго, Дэго.— Я хочу приласкать его. протягиваю
РУКУ.
Но он остается равнодушным к ласке и не меняет
позы.
Что было делать? Я знал про его силу и упрямый
прав, знал, что сплои его не устранить с дороги. II я
решил прибегнуть к хитрости, решил заманить его на се-
редину комнаты — бросить ему кхсок хлеба и. пока он бу-
дет есть, незаметно выйти пз комнаты.
Не тут-то было. Дэго пе сдвинулся с места.
Тогда я решил поиграть с ним. как это делал мои
товарищ Саак: я сделал из бумаги мячик и подбросил его
вверх:
— Лови, Дэго, лови...
Дэго тут же стал па задние лапы и передними поймал
мой бумажный мяч, для чего ему пришлось немножечко
отойти от двери.
Это меня чрезвычайно воодушевило. Я сделал еще
один бумажный мячик и бросил его в дальний угол ком-
наты. Дэго побежал за мячом, а я. воспользовавшись тем.
что путь свободен, поспешил к выходу. Но Дэго одним
прыжком очутился возле меня и не только преградил до-
рогу, но и схватил меня за одежду. Потом, когда я ото-
шел от двери и сел на стул, он улегся у порога и стал
смотреть на меня.
Не пойму, чего надо от меня этой собаке, то ли знает,
что хозяин вот-вот вернется, и хочет, чтобы я дождался
его, то ли просто решила не выпускать меня пз дому.
А ждать мне некогда, и то, что Дэго меня не отпуска-
ет, непонятно так, ведь я всегда приходил и уходил, п
Дэго — ничего... Сколько ни думаю — ничего не могу по-
нять. И нетерпенье меня одолевает страшное, потом) что
срочные дела меня ждут.
И снова я придумываю всяческие способы обмануть
Дэго, отвлечь его от двери, чтобы самому \лпзн\ть неза-
метно.
Ничего не помогает... Уже темно на улице, а Дэго от
136
двери не отступает и. если я приближаюсь к пому,— ры-
чит или же принимает угрожающую позу.
Проходит час. другой — та же картина. И, как назло,
Саака нет, запропал куда-то, не пдет.
Представляете мое положение? Забежал на несколько
минут и из-за проклятой собаки ие могу сдвинуться с
места.
«Вот наказание,— думаю я,— сам себя арестовал...»
От злости и досады я не знал уже, что делать. Будь
у меня револьвер в руках, я, наверное, убил бы это упря-
мое животное. Была минута, когда во мне поднялось же-
лание взять стул да и разбить его о башку этого урода...
но я удержался — с секунды на секунду должен
был прийти Саак и вызволить меня из этой собачьей
неволи.
Но Саака нет как нет...
Вконец рассерженный, потеряв всякую надежду на
спасение, я прилег па кушетку.
Да так и заснул.
Не знаю, сколько прошло времени — вдруг слышу го-
лос Саака. И мигом просыпаюсь.
— Который час? — спрашиваю первым делом.
— Два часа.
Два часа... представляете — два ночи. II я, все больше
распаляясь, рассказываю Сааку, какую шутку сыграла со
мной его собака.
Но Саак нисколько не удивляется.
— Наверное, ты что-нибудь взял у меня и положил
к себе в карман.— говорит он.
Я кричу оскорбленно:
— Ты что болтаешь, ты хочешь сказать, что я вор,
значит?
Саак улыбается примирительно.
— Успокойся, мой дорогой. Я по хочу тебя оби-
деть. II не говорю, что ты украл. Отнюдь. Мне и в голову
такое не приходит, по ты мог машинально г.зять со
стола какую-нибудь мелочь и положить собе в кар-
ман: спички пли что-нибудь в этом роде. А ну, проверь
себя...
II хотя я уверен, что ничего нс брал, по все-таки сер-
дито сую руку в карман и... вдруг рука моя нащупывает
огрызок карандаша, который я взял давеча с письменного
стола, чтобы написать записку.
137
— Вот почему Дэго не отпускал тебя,— говорит Саак,
взяв у меня карандаш пз рук и держа его так, чтобы
собака видела.— Любой человек может спокойно зайти в
мои дом п выйти, но не приведи бог ему случайно пли же
умышленно взять что-нибудь с собой, ну, хотя бы тот
же карандаш пли коробок спичек, Дэго не отпустит его.
пока тот не вытащит п не положит на место взятую
вещь...
Потом я неоднократно убеждался в правильности его
слов. Вы могли зайти к Сааку, сидеть у него, спать даже,
но еслп вы что-нибудь взяли с собой и хотите уйти —
Дэго вас пи за что не выпустит.
Таким был этот пес, Дэго.
II3 РАССКАЗОВ ДЯДЮШКИ СЕРОВА
Был у нас дядюшка, звалп его Сероб, жизнерадостный
такой, веселый человек, большой охотник до всяких шу-
ток. Учиться он нигде не учился, но чего только он не
знал, каким только делом в жизни не занимался. Бедный
неимущий крестьянин, он и пахарем к богачам нанимал-
ся, п пастухом у них был, батрачил и на полевых работах,
и в садах, на железной дороге служил, какое-то время
даже извозчиком был — на почтовых работал, у хозяи-
на. Одним словом, многим в жизни занимался, вплоть до
охоты.
Высокий, статный мужчина, с густыми, нависшими
над глазами бровями, длинные белые усы свисают по
углам рта, а во рту неизменная почерневшая трубка-
чибух.
О, сколько он знал рассказов!
Каждый его приход в наш дом был радостным празд-
ником для нас. Выпив чаю пли же отобедав, дядюшка Се-
роб набивал длинную свою трубку крошчатым табаком и
зажигал ее, и тут мы, дети, с радостным шумом окружа-
ли его:
— Ну, дядюшка Сероб, расскажи что-нибудь...
Дядюшка Сероб качал головой.
— Ай-яй-яй... Стакан чаю дали человеку п тут же
плату взимаете, нехорошо как. стыдно... — шутил он и на-
чинал своп занимательные истории, многие из которых я
У^ке позабыл.
Но те, что еще помню, я хочу рассказать вам
сейчас.
139
1.	МЕДВЕДЬ
— Не помню точно, какой это был год, я тогда совсем
еще молодым парнишкой был.— рассказывал дядюшка
Сероб,— близилась зима, а \ нас в доме топлива — ни
полешка.
Мать все приставала ко мне:
— Слушан, Серею, зима уж на носу, подумай о топли-
ве. закоченеем ведь с холоду, помрем...
Хорошо ей было так говорить. «Подумай о топливе».
А что тут думать. Лес, он не мой собственный, чтобы
пойти да и взять там. что приглянулось, а денег, чтобы
купить право на рубку или, как другие крестьяне делают,
сунуть пх лесничему да и привезти телегу дрив,—таких
денег у меня не было.
А мать как заладила:
— Сероб-джан, подумай о топливе...
Вижу, нет от нее спасения, поднялся я как то осенним
холодным днем затемно, заткнул тонор за пояс и отпра-
вился в лес.
Затемно пошел, чтобы лесничий пе увидел, п пз овра-
га раз — п в чащу нырнул, да в такой дремучий угол,
чтобы стука топора пе было слышно... пе то у нашего
лесничего Вано ухо вострое, ты себе орудуешь в лесу
тихо-неслышно, а он, глядишь, тут как тут. встал и смот-
рит на тебя, так и буравит тебя глазами... где бы он пн
был, в другом ли селе, за несколько ли верст — все равно,
как услышит в лесу стук топора, через две минуты рядом
возникал, дьявол.
У охотничьей собаки п у той не было его чутья, чест-
ное слово.
Пз десяти воров, скажем для примера, тех, что лес
воруют, ни один от него не уходил.
С этими тревожными мыслями, затаив в сердце страх,
зашел я в чащу п прямпком к сухому одному Деревх
зашагал, я его давно уже для себя приметил. Сначала я
валежника немного с земли подобрал, смастерил что-то
вроде салазок, чтобы дерево это сухое па них домой сво-
лочь, потом на топор налег п давай рубить дерево, только
и слышно: дыхк да дыхк, дыхк да дыхк... Рубить-то руб-
лю, но что это за рубка, сердце в лад топору ухает: дыхк
да дыхк... Рублю и думаю про себя: сейчас этот сукин
сын Вано объявится, и тогда несдобровать мне. Очень мо-
жет быть, что он в эту самую минуту спал себе преспо-
140
койно, но меня как взят страх, так и не отпускает. Ежели
поймает, думаю, что мне ему дать, чтоб отпустил. Первым
делом он, конечно, топор отберет, а потом п штраф нало-
жит... даже если материн карнет1 продам — и то не откуп-
люсь.
Рублю дерево и твержу про себя:
— Господи правый, сделай так. чтобы Вано не слы-
шал...
II так мне сдается, что от моего топора в горах п в
ущельях все так п гудит. II сам себя подгоняю, скорей, го-
ворю себе, кончай, чтоб заткнулся наконец топор этот.
Ежели вы когда воровали дрова или же рубили дерево
в лесу незаконно, вы мое положение поймете.
Рублю, в поту весь, взмыленный, как лошадь, н вдруг
в это самое время кто-то молчком обнимает меня сзади
и тянет па себя.
Словно горячей водой меня окатили, жарко мне ста-
ло — аж невмоготу.
«Черт бы тебя побрал, Вано, думаю, попался-такп я
в твои лапы».
11 как это он подошел, что я шагов его не слыхал,
Думаю.
А еще думаю — что же это он обхватил меня за спину
п молчит, звука не проронит?
Это меня очень удивило, его молчание то есть... и
вдруг я посмотрел вниз, а держат-то меня, смотрю, не
человеческие руки — медвежьи лапы...
Тут уж я не на шутку струсил.
«Неужто смерть моя через медведя была суждена».—
думаю и от страха не знаю, что и делать: шевельнусь —
боюсь, еще хуже будет, стоять так, не двигаясь — но до
каких пор? II дышит проклятый прямо в затылок мне
голова у меня уже вся горячая сделалась от его дыхания.
А я знал, слыхал не раз. что медведи человека живьем не
едят, закапывают в землю, чтобы сгнил, потом уже... Вы-
ходит. говорю себе, еще есть надежда.
Но тут же следом мысль другая как засверлит:
«Сразу же, может, и пе загрызет, но ежели противить-
ся стану, покусать может, кости очень даже просто пере-
ломает и вообще бог знает, что еще ем\ в голову взбре-
дет...»
Так и стою, замеров, с топором в руках.
1 Карнет — род ковра.
141
А потом глянул па пего искоса — а он сам па меня,
разинув пасть, смотрит.
Когда я эту пасть увидал — еще хуже испугался. Он
в эту минуту мог ничего и пе делать, меня всего страх
такой сковал: жуткая пасть громадная, зубы острые, од-
ного вида достаточно...
«Что мне делать-то, мертвым, что ли, прикинуться...»
II вдруг словно кто подтолкнул меня — «Чего ждешь,
действуй, давай...»
Тут меня и осенило — я тихонечко рукой новел и —
р-раз! — топорище ему в пасть, сначала легонечко, пра-
вда, еще побаиваясь да на самого себя удивляясь, а после
как нажал, как наподдал, проклятый даже захрипел и
отпустил меня.
Я — па землю плашмя, потом поднял голову, а оп.
гляжу, так и стоит на задних лапах, задрав пасть, и топо-
рище в пасти, смотрит па меня остервенело, хочет, вижу,
броситься па меня, да не может, топорпще-то с аршин
длиною, встряло в горле — пи нагнуться ему, ни головою
двинуть. Вертит только туда-сюда шеей, хочет освобо-
диться от затычки этой, по куда там...
Несколько минут он на меня смотрел, я на пего. По-
том стервец все же попытался пойти па меня, я со страху
за дерево уполз, по и того можно было пе делать — мед-
ведь ступил на задних лапах шаг-другой и остановился,
замотал снова головой.
Как видно, топор ему как следует мешал.
Ну, как увидел я это, так и духом воспрял. Поднял
с земли кол и давай его по башке этим колом...
Проклятый снова пошел на меня, осерчал, видно,
крепко, но тут же снова остановился, захрипел и башкой
замотал.
Я снова за палку, а оп как бросится на землю и давай
по земле кататься, потом опять па задние лапы поднялся,
передними за топор ухватился, хочет вытащить — долго
мучился оп так, потом опять повалился на землю, опять
стал нередкими лапами топор пз горла тянуть, и все без
толку. Под конец спова встал, как стоял, на задние лапы,
и топор из пасти торчпт, словно трубка.
А я стою, далеко отошел, смотрю на пего да посмеи-
ваюсь.
Так до вечера проторчал я в лесу.
Но когда стемнело, когда пи зги уже пе видать было, я
махнул на все рукой, плюнул да и пошел домой.
142
Когда я рас сказал матери про случившееся, опа, смот-
рю, пригорюнилась:
— Жалко, тоже ведь живая душа... мучается сейчас,
поди...
— А ежели бы оп мепя загрыз, хорошо бы тогда бы-
ло? — говорю я.
— Э-э-э... хорошо бы было, ежели б вы вовсе не по-
встречались, каково ему сейчас, бедняге...
Па следующий день утром рано я поспешил в лес.
Медведя там. где я его оставил, нс было, я посмотрел
кругом, за деревья заглянул, за кусты — пет как нет.
Черт с ним, подумал я, топор только жалко.
Уже я хотел идти обратно, а мепя словно кто-то за
руку остановил, куда, мол. идешь, посмотри как следует,
в овраге посмотри, в гору-то медведь с топором в глотке
не мог подняться, значит, вниз сошел.
Спустился я в овраг. Прошел немного и вдруг смот-
рю — куст шиповника примят, днкпн терновник разворо-
шен... еще немножко прошел, смотрю — стоит мой мед-
ведь, привалился к стволу, п топор по-прежнему пз пасти
торчит.	«
Хорошо, что топор не затерялся, думаю, да, но как
теперь понять, живой он или же мертвый... Подойти близ-
ко боязно, вдруг да набросится... Нет, думаю, лучше изда-
ли попробовать...
Подобрал я сухих щепок, зашел за большой дуб и стал
в медведя этими щепками кидаться. Пн движения...
Рад, два, тридцать два — пе двигается.
Издох, значит, думаю, а подойти все равно опасаюсь,
ни ножа при себе, пи чего другого острого.
Подумал я, подумал я снова в село пошел. Л в селе
кликнул нашего соседа Шампра, повел его в лес. Упокой
бог его душу, хороший был человек, рассудительный.
Взял оп топор и большой нож, пошел со мной.
Дошли мы до моего медведя, ИТамнр тут же освежевал
его, шкуру отбросил в сторону, потом срезал все сало,
сложил его горкой...
Что долго рассказывать, дал оп мне шкуру, а сало все
себе забрал.
Вскоре с топором и медвежьей шкурой в руках я вер-
нулся домой.
Вы спросите, что я сделал со шкурой? А ничего. Про-
дал ее и на вырученные деньги топлива на зиму
купил...
143
2.	МЕДВЕДЬ И КАБАН
...В молодые своп годы я очень любил охоту. Ах, как
любил!.. Стрелять я не очень-то умел, но всегда выходил
с бывалыми охотниками нашего села, кружил с ними сут-
ками по окрестным лесам, старался, чтоб польза от меня
какая-никакая была, и мало-помалу учился охотничьему
делу. Бывало, лису мы стреляли, зайца или куропатку —
так охотники всегда и мне долю выделяли. Ну. в наших
горах и лесах дичи много, за день немало можно было
настрелять...
Однажды так получилось, что вышли мы в лес втроем.
Я, охотник Шампр и анановскпй Каро. Этот Каро
был самым лучшим охотником в нашем селе. Кто-кто, а
уж он целиться умел — его пуля никогда мимо не про-
летала.
Несколько дней подряд он все подзуживал пас:
— Ребята, в верхнем лесу медведь объявился, соби-
райтесь-ка, пойдем...
II вот мы собрались и пошли.
Дошли до того места, где Каро медведя видел, затаи-
лись в засаде, стали ждать.
Ждем, думаем, когда же это, интересно, косолапый на-
думает явиться. Как легкий шорох — мышь ли в нору
шмыгнет, барсук ли по дереву проскочит, — мы вздраги-
ваем и давай по сторонам таращиться.
II вот — ага!—хруст какой-то послышался, и па ыя
листва громко зашуршала. Я подумал — человек идет. По
товарищи мои Шампр и Каро насторожились, ружья на-
вели.
Двух минут не прошло — из-за деревьев показался
медведь, и — вот удивительное дело — шел он пе как
обычно, о четырех лапах, а как человек, на двух задних
топал, а передними большое такое полено обхватил и
тащил.
Шампр хотел выстрелить, но Каро не пустил:
— Подожди, дай посмотрим, куда полено тащит...
Л полено-то косолапый совсем как человек пес — при-
открыв рот, высунув кончик языка. То ли издалека шел,
то ли торопился очень, запыхался весь.
1ак, с поленом он иошел-пошел, приблизился к дереву
одному па краю оврага, оглядел его, башку задрал, вверх
144
поглядел, вниз, в овраг глянул, потом прислонил полено
к стволу п несколько раз проверил, хорошо ли держится,
не упадет ли.
Мы молча следили за медведем, а он. еще раз прове-
рив свое полено, повернулся и топ же дорогой затопал
обратно.
Шампр снова хотел выстрелить, по Каро опять не дал:
— Постой, посмотрим, что дальше будет. Раз он поте-
по тут оставил, непременно за ним вернется...
Удивительным парнем был этот Каро, он не столько
саму охоту любил — ему больше нравилось наблюдать за
всяким зверьем и птицей, узнавать их нравы, повадки, он
мог часами сидеть и наблюдать, как ведет себя куропатка,
когда выводит свое «ках-ках, ках-ках»... Пли же смотреть,
как лисица со своим хвостом играет...
Когда медведь скрылся с глаз, Каро нам и го-
ворит:
— Давайте-ка сбросим полено в овраг, посмотрим, что
делать станет...
П сам ползком добрался до дерева и спихнул полено
в овраг.
II что вы думаете, прав ведь был Каро, когда гово-
рил, что медведь вернется.
Только Каро устроился рядом с нами, медведь снова
явился. На этот раз с громадным камнем в лапах, пуда
три было в этом камне, не меньше.
На что ему камень еще понадобился?
Я подумал — сейчас понесет, положит рядом с по-
леном.
Но медведь зашагал к обрыву.
Удивленные, смотрели мы ему вслед. Может, он с до-
роги сбился...
Но нет... он дошел до края обрыва и сбросил камень
вниз.
Сбросил и наклонился — посмотрел вслед.
Потом повернулся и пошел обратно.
Быстро так пошел, заторопился в нашу сторону. Побе-
жал почти. Ну, известное дело, медведь в ropj бежать не
очень-то может. Пока ои пыхтел, перебирая четырьмя ла-
пами. пз оврага из-за кручи выскочил кабан.
Разъяренный такой кабашпце, клыки — во!
Медведь побежал к тому дереву, где он полено свое
оставил.
145
Разбежался, чтобы на дерево по полену подняться...
а полена-то нет...
Тут медведь завопил, обреченно так завыл и несколь-
ко минут крутился на месте, обезумев.
Не знал, куда бежать, где скрыться, как спастись от
кабана.
А кабан с яростным хрюканьем добежал до медведя
п только хотел поддеть его клыками — Каро выст-
релил.
Следом за Каро — Шамир, следом за Шампром — я...
Уж не знаю, что там было, кто сколько еще стрелял,—
вдруг смотрю, Каро выбежал вперед.
— Ребята, сюда идите...
Подошли мы п видим — медведь лежит, дух испуска-
ет, а кабан, вонзив здоровенные клыки в его брюхо, тоже
мертвый лежит, п кровь пз головы бьет ключом, так п
хлещет.
Несколько пуль попало в кабана, несколько — в мед-
ведя. Кабан издох тут же, прокусив медведю бок. А мед-
ведь неизвестно, то ли пулею был сражен, то ли кабан его
повалил. Одно только мы увидели — у медведя пз уха
кровь тоненько струилась.
В тот день от охоты мне досталось пол туши кабаньей
и кабанья голова. Клыки этого кабана я и по ceil день
храню, как память о том дне, и, если вы когда-нибудь
будете у меня дома, я непременно покажу пх вам, чтобы
вы знали, какая это красота...
3.	А Р А Б
Такого коня, как Араб, я видел один раз в жпзпи.
Это было в Тифлисе. Я тогда служил в доме хозяина
Ппрадова кучером. Запрягал лошадей п катал его по го-
роду.
Хозяин имел коляску и пять-шесть лошадей. Одна бы-
ла верховая, остальные — для экипажа. Парадов был бо-
гатый человек и больше всего на свете любил лошадей.
Понравится ому лошадь — он уже ее пе упустит. Сколько
бы ни запросили — давал любую цепу, но покупал. Пира*
дов старался изо всех сил, чтоб лучшие лошади в городе
были его, чтоб было чем похвастаться перед людьми,
смотрите, мол, какие у меня копи! Очень часто он пр11'
146
водил знакомых к себе в конюшню п показывал ло-
шадей:
— Ну, каковы?
II когда коней хвалили, Пирадов радовался, точно ре-
бенок. Кажется, похвали его дочь плп сына — хозяин и то
радовался бы меньше.
Однажды он купил нового коня п говорит мне:
— Сероб, запряги Араба, пусть привыкает. В воскре-
сенье будешь катать меня по городу!
Дней пять утром и вечером я приучал Араба ходить
в коляске. Не скажу, чтобы он был очень норовист, но
в коляске шел сначала плохо, часто останавливался плп
на ходу поднимал передние ноги и пятился назад. При-
шлось мне раза два как следует хлестнуть его. Это помог-
ло — Араб пошел лучше.
В воскресенье я с шиком прокатил Ппрадова по го-
роду.
Хозяину резвость нового коня понравилась. Он каж-
дый день приказывал запрягать Араба и катался вдоволь.
Когда мы выезжали за город, хозяин иногда садился на
мое место и сам правил конем. Любил он обучать необъ-
езженных лошадей.
Так прошло более недели.
Однажды я пришел в конюшню, чтобы вывести Араба
на прогулку, и заметил, что конь хромает.
— Хозяин, Араба нельзя запрягать,— доложил я.
— Почему?
— Хромает.
— Да что ты говоришь? Что случилось? — удивился
Пирадов.
— Не знаю, хозяин.
Пирадов сам пошел смотреть на коня. Я провел Араба
по конюшне — он действительно сильно хромал на за-
днюю ногу.
— Не ударил ли ты его? — спрашивает меня Пи-
радов.
— Нет, хозяин, пи разу.
Осмотрели ногу — опухоли нигде не было.
— Ветеринара надо вызвать,— сказал Пирадов.
Пришел ветеринар, осмотрел коня и тоже не нашел
ничего подозрительного.
— Должно быть, лошадь зашибла ногу о камень,—
сказал он.— Пусть отдохнет дня два, все пройдет.
147
Двое суток Араба не беспокоили. Затем я вновь попро-
бовал вывести Араба из конюшни — и опять он волочит
заднюю ногу.
Пирадов распорядился пригласить другого ветеринара.
Тот пришел, осмотрел и говорит:
— Болезни никакой нет, но пусть лошадь отдыхает...
Прошло еще несколько дней — Араб продолжал хро-
мать.
Пирадов рассердился:
— Если он такой инвалид, продам его!
Сказано— сделано. Пришли смотреть коня покупате-
ли. Когда Араба выводили, онп заметили, что тот сильно
хромает.
— Не нужна нам хромая лошадь.— II ушли.
После их ухода заглянул я в конюшню п впжу, что
Араб, сорвавшись с привязи, ходит по конюшне и не хро-
мает.
Я побежал к Пирадову:
— Хозяин, лошадь поправилась.
— Правду говоришь?
— Правду, хозяин.
— А ну посмотрим.
Заглянули мы через дверь. Действительно. Араб хо-
дит, как совершенно здоровая лошадь.
От радости Пирадов вбежал в конюшню и поцеловал
Араба в лоб.
— Зря я тебя продать хотел... Давай, Сероб, запрягай,
поедем в Ортачалу.
Почистил я коляску, встряхнул подушки и пошел в
конюшню, чтобы вывести Араба. Только развязал повод
и потянул коня за собой, как он опять захромал.
— Что случилось с этим конем? — удивился я.—
Только сейчас ходил как следует — и вдруг опять хрома-
ет! Тут что-то кроется.
Чтобы проверить свои подозрения, я не привязал Ара-
ба и принялся за нпм следить.
Араб огляделся, вышел из стойла и направился к
другим лошадям. II удивительное дело: он опять больше
не волочил ногу и не хромал! Так он прошел до конца
конюшни, обнюхал лошадей, одну толкнул мордой в бок.
другую укусил за хвост так, что бедняжка сразу стала на
дыбы, п снова спокойно, не хромая, прошел в другой ко-
нец конюшни.
148
Так он прогулялся туда и обратно несколько раз.
Я вбежал в конюшню и бросился к Арабу.
Но как только потянул его за собой, он снова за-
хромал.
— Ах ты бессовестный!.. — обругал я в сердцах Араба
п обо всем доложил Ппрадову.
Тот крайне удивился, направился к конюшне п стал
за дверью. Лошадь по-прежнему спокойно расхаживала
взад и вперед по конюшне п не хромала. Но как только я
попытался вывести его. Араб снова стал волочить заднюю
ногу.
— Ах ты жулик, шалопай этакий! — рассердился Пи-
радов.— Издеваешься над нами, что ли?
На следующий день повторилось то же самое. Но нп
я, пи хозяин не могли понять, почему лошадь так по-
ступает.
Как-то раз Пирадов верхом на своем белом коне Шак-
ро поехал в Дидубе на скачки.
Я тоже решил поехать туда. Хотелось посмотреть, что
за наездник мой хозяин.
Но когда я выводил пз конюшни Араба, он опять за-
хромал.
— Что хочешь делай.— сказал я,— хоть лопни, а я
все же сяду и погоню тебя в Дидубе!..
Только я оседлал Араба, как он звонко заржал.
«Что такое,— подумал я.— Чему он радуется?»
Я вдел ногу в стремя. Араб сразу встал па дыбы, по-
том ринулся вперед, и пока я вдевал в стремя вторую
ногу, он уже скакал по улице. Да как скакал! Легко,
играя, словно летел на крыльях. Задних ног лошади я
не вижу, но понимаю, что хромой конь так бегать
не может.
Приехали в Дидубе. Араб увидел скакавших лошадей
и совсем стал неузнаваем. Казалось, что. кроме своих че-
тырех ног, он занял еще четыре. Он так летел, что только
держись, да и то еслп ты настоящий мужчина!.. Я крепче
натянул узду. А мой Араб летит себе, как ветер. Я и не
заметил, как он оказался в середине скачущих лошадей,
перегнал одного коня, второго, третьего... От такой беше-
ной скачки у меня даже сердце замерло, и я закрыл гла-
за, чтобы голова не закружилась.
«Вот сумасшедший конь! Сбросит наземь, вдребезги
разобьет!» — подумал я и, съежившись, крепче прижал-
ся к спине Араба.
149
Вдруг слышу: раздались крики «ура», аплодисменты,
и Араб внезапно остановился. Ко мне со всех сторон бе-
жали людп.
— Браво, браво!..— кричали они.
Оказывается, Араб перегнал всех лошадей и оказался
впереди.
Немного погодя пришел сияющий от удовольствия Пп-
радов, обнял Араба за шею, потрепал по спине.
— Ах ты жулик, шалопай!— засмеялся он.— Вот за-
чем ты хромал! Ну и ну!..
Только тут мы поняли, почему Араб притворялся
хромым.
Парадов не знал, какого оп купил копя. Оказывается,
Араб был быстроходным верховым конем, не один раз
с успехом участвовал в скачках и терпеть не мог, когда
его запрягали в коляску.
4.	волки
Зимой, в морозную, ясную ночь, я вез трех чиновни-
ков из Гюмри в Амамлу. Ехали они на расследованпе
какого-то дела об убийстве, поэтому сильно спешили: ско-
рей да скорей, гони да гони!..
Дорога была занесена глубоким, по колено, снегом.
Дул сильный ветер. Сани то и дело застревали в снегу. От
мороза перехватывало дыхание. На мордах лошадей висе-
ли ледяные сосульки...
Не любил я быть в дороге в такое время. Но что поде-
лаешь, еслп ты ямщпк и тебе приказано ехать!
Полпути проехали спокойно. Потом, миновав село п
раздразнив собак, попалп в открытое, пустое место. Куда
ни посмотришь — кругом лишь белый снег п нп одной
жнвой души!
Чиновники, укутавшись в своп шубы, молчали. Видны
были только их глаза да кокарды. Я тоже молчал и пого-
нял лошадей.
Неожиданно лошади зафыркали и остановились.
Я удивленно оглянулся, может быть, сани наткнулись на
камень или попали в яму? Нет, ничего этого не было.
Чиновники тоже удивленно высунули головы пз сво-
их шуб:
— Что случилось?
— Ничего! — говорю и погоняю лошадей.
150
Проехали еще немного — лошади снова остановились,
шевелят ушами, смотрят по сторонам.
«Что бы это значило? — думаю я.— Лошади зря, без
причины, не остановятся. Должно быть, что-то почуяли...»
А сам все время смотрю кругом.
II вот вдалеке, в снежном поле, замечаю огоныш. Раз,
два, три... Я насчитал до тридцати огоньков. II все они
движутся в нашу сторону.
Теперь только я понял, чего испугались лошади.
«В такой холод еще волков не хватало!» — подумал я.
Что же теперь делать? Повернуть назад пли податься
в сторону? Но разве от волков уйдешь?
Лошади движутся еле-еле. Пройдут пару шагов —
остановятся, шевелят ушами или же тянут в сторону.
А огоньки — волчьи глаза — все ближе и ближе.
Лошади снова стали и уже совсем нс хотят идти впе-
ред. Чиновники опять высунули головы из-под шуб:
— Что такое, что случилось?
— Ничего,— говорю,— волки...
Они так и подскочили в санях.
— Вот тебе на! — говорит один пз чиновников. — На-
прасно мы револьверы не захватили.
А волки, словно сговорившись, подступают со всех
сторон. Видно, они давно заметили наши сани. Недаром
говорят: у волка такой зоркий глаз, что он в темную ночь
на черном вспаханном поле заметит лежащего черного
ягненка.
— Что мы будем делать? — растерянно спрашивают
меня чиновники.— Где тут близко село?
— Впереди есть одно село,— с трудом отвечаю я.
— Гони быстрее! — приказывают чиновники.
Я привстал, хлестнул лошадей и во весь голос за-
кричал:
— Э-гей, геи!
Чиновники тоже начали кричать — решили мы свопм
криком испугать волков.
И верно, крики и шум как будто помогли: лошади,
ободрившись, понесли, а волки остановились в стороне.
Я не переставал погонять лошадей.
Вдруг один из волков пронзительно завыл. Это, навер-
но, был их вожак. Вслед за ним завыли и все остальные:
«У-у-у...»
У меня по телу пробежали мурашки.
Тут один из чиновников хрипло закричал:
151
— Идут, идут!
Смотрю — волки справа н слева движутся к нашим
саням. У меня утке сил нет кричать. А чиновники и того
хуже — совсем онемели.
«Поделом вам,—думаю,— Кто вас просил ночью в до-
рогу пускаться? И сами в беду попали, и меня
втянули!»
Чиновники снова начали кричать, теперь больше со
страху, чем от желания напугать волков. Только на
зверей это уже не действовало: они подходили все
ближе и ближе, стали видны их открытые хищные пасти.
Один пз волков, опередив остальных, побежал вслед за
санями.
«Плохи наши дела; пропадем мы!» — со страхом поду-
мал я. II вдруг, не пойму, каким это образом, я вспомнил
рассказ моего деда: в детстве ему удалось спастись от
волков при помощи веревки.
II быстро достал веревку, которая лежала у ног. рас-
путал ее, привязал одпрм концом сзади саней, а другой
конец бросил в сторону волков. Веревка растянулась во
всю длину и поволочилась по снежной дороге вслед за
санями.
Одни из волков, заметив движущийся коней веревкп,
ринулся вперед, хотел ударить его лапой, но не ударил
и даже не дотронулся, а побежал вслед за веревкой. По-
том подскочил второй волк, третий, четвертый... Каждый
из них удивленно смотрел на волочившуюся по снегу ве-
ревку, заносил лапу и, словно робея, не решался нанести
УДар.
Немного погодя почти вся волчья стая собралась около
веревкп н гналась за ней.
Лошади мчались изо всех сил, а мы вчетвером стоя-
ли на санях спиной к спине и ждали, чем все это кон-
чится. Сейчас звери заняты веревкой, но как долю
они будут играть с ней? Того и гляди, бросятся на нас.
От страха чиновники не могли ии сесть, ни вымолвить
слова.
А волки, словно забыв про пас, продолжали гнаться за
веревкой, обнюхивали ее, отскакивали в сторону, вновь
приближались к ней и заносили лапы... Но дотронуться
до веревки так и ио решались.
Так они возились с веревкой до самого села. На наш
крик прибежали люди, выскочили собаки, и волки разбе-
жались.
152
Оказывается, веревку они приняли за змею, а волки,
как известно, сильно боятся змей.
Так мы н спаслись.
— Браво, Сероб! Молодец, Сероб! — говорят мне чи-
новники.— Мы теперь наградим тебя и в газетах про тебя
напечатаем. Ты нас от смерти спас.
«Не я спас,— думаю,— дедушка мой спас. Не будь
рассказа дедушки, вы стали бы волчьей добычей».
Но чиновники не выполнили своего обещания: награ-
ды от них я не получил, и в газетах моего имени они не
напечатали.
ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ЛАМПОЧКА
Парнпгехскому Погосу было сорок лет, а он еще нп
разу в городе не бывал. А тут случилось ему заиметь три
лисьих шкуры. Хотел он их продать, да в селе покупате-
лей не нашлось.
Соседи посоветовали снести шкуры в город.
— В городе тебе за них хорошую цену дадут,— сказа-
ли.— II пути-то от нас до Еревана два дня всего, собирай-
ся, что тут думать. Продашь с барышом шкуры и товару
для дома, какого надо, по дешевке купишь.
Так, лисьи шкуры послужили поводом, чтобы Погос
отправился в город.
Добрался он до Еревана действительно за два дня.
Продал на базаре шкуры и собрался было в обратный
путь — па улице ему земляк повстречался. Поздорова-
лись, постояли, поговорили о том, о сем. Под конец зем-
ляк, бывший в городе извозчиком, пригласил Погоса к
себе.
— Смеркается,— сказал он,— заночуй-ка ты у нас, а
утром пойдешь.
Погос согласился.
И пошли они, разговаривая, по улице.
А когда дошли до дома извозчика, совсем стемнело,
и в доме уже горел свет — электрическая лампочка осве-
щала комнату, а на столе клокотал самовар. Жена извоз-
чика накрыла на стол, принесла хлеба, чай подала, и сели
все ужинать.
Но Погос, с топ самой минуты, как они вошли в дом,
смотрел, глаз не мог отвести от электрической лампочки.
Он смотрел па нее, разинув рот, пораженный, и никакого
внимания на еду не обращал.
154
— Откушай, кум Погос,— сказал извозчик.— Да что
это ты там увидел, на что смотришь так?
— Да на лампу вашу смотрю, братец, сама с палец,
а свету сколько...
— А как же ты думал, ведь лектрпческая лампа-то,—
похвастал извозчик.
— А что, керосин в ней другой, или, может быть, фи-
тиль особый, в чем тут секрет?
— Нет,— сказала жена извозчика,— ни керосина тут,
ни фитиля не нужно, она сама, без ничего, горит.
— Ну да,— еще больше удивился Погос,— как же это,
чтобы без ничего; без фитиля чтобы, без керосина?..
— А вот так, без фитиля и без керосина! Что ж ты
думал, это тебе лектрпческая лампа, нс какая-нибудь,—
снова похвастал извозчик.
— Ну и чудо-вещь, скажу я вам,— пробормотал По-
гос, глядя на лампочку.
Долго еще он на нее смотрел-удивлялся, под конец
поинтересовался — где такую можно купить, где их про-
дают.
— В магазине, где же еще,— ответил извозчик.
— В магазине, говоришь? А сколько стоит, дорого —
дешево?
— Дешево — рубль всего.
— Рубль — надо же...
«Вот славно как,— подумал Погос,— куплю себе та-
кую лампу и на керосин с фитилем уже не придется тра-
тится».
Так оп и сделал. Наутро, покинув дом земляка, он
купил в одном из магазинов электрическую лампочку и
пустился в путь. В свой Парнигех.
* * *
«Хорошо как получилось,— думал Погос по дороге,—
и свету от такой лампы больше, и трат никаких, вот же-
на-то обрадуется».
В соле Погоса тут же обступили соседи, зашли с ним
в дом — им не терпелось узнать, почем продались лисьи
шкуры, какая жизнь в городе, дорогая или дешевая, и что
Погос себе оттуда привез, чем разжился.
Погос отвечал на вопросы соседей в разбирал содер-
жимое хурджпна. Наконец он извлек оттуда электри-
ческую лампочку.
155
— А вот это. скажу я вам. всем вещам вещь! — ска
зал он, подняв лампочку над головой, так, чтобы всем
видно ныло.
— Что за вещь? — спросили крестьяне.— На грушу
смахивает.
— Лектрическая лампа,— пояснил Логос.
Крестьяне ничего нс поняли.
И тогда Логос поведал им, ч го «лектрическая» лампа
горит без керосина, без фитиля, сама собой горит, без
ничего.
— Рассказывай сказки,— рассмеялись крестьяне.
— А вот сейчас как зажгется, так и увидите. сказка
это плп что,— похвалился Логос и велел жене принести
ниток.
И когда жена принесла нитки, он привязал лампу за
нитку и подвесил ее к потолку, точно так, как это было
в доме извозчика.
— Сейчас... сейчас сами увидите,— сказал Логос и,
кончив дело, спрыгнул на пол.
Крестьяне сгрудились возле лампочки, стали ждать,
чтобы зажглась. Глядели па нее, гляделп, кто-то даже
принюхался — керосином не пахло.
— А чего же она не горит? — раздался голос.
— Она свое время знает.— ответил Логос.— как при-
дет время.— сама и зажгется.
— Вот так чудо!.. А когда же это самое время
придет?
— К ночи, в самые сумерки, как все начнут жечь
лампадки, эта тоже загорится.
Л хотя до вечера было еще немало времени, соседи яр
расходились. Напротив, подошли новые любопытству ю-
шие и все вместе, столпившись возле лампочки, стали до-
жидаться темноты.
Ждали до тех пор, пока в селе во всех домах одна за
другой замигали керосиновые лампы и лампадки.
А «лектрическая» все не зажигалась.
— Что, Логос, не пришло разве время?
— Лет еще. В Ереване, чан, поздно темнеет,— отве-
чал Логос,— подождем еще немного...
Прошел еще час, на улице совсем стемнело. Чтобы
люди не сидели в темноте, жена Логоса хотела было за-
жечь керосиновую лампу — Логос цыкнул на нее.
— Ле переводи напрасно керосин,— сказал он,— вот-
вот загорится...
156
Еще час прождали, второй уже был на исходе — «лек-
трическая» пе желала гореть.
Тут уж и сам Логос забеспокоился, а соседи стали
постепенно расходиться, недовольные.
— А мы-то подумали, и правда вещь...— бурчали они.
— С вамп и зажженная лампа погаснет, где уж по-
тухшей зажечься,— рассердился Погос, глядя им вслед и
грешным делом полагая, что это они-то, соседи, и сглази-
ли лампу, потому что как еще объяснить то, что она не
зажглась.
— Точно тебе говорю, сглазили,— твердил он по-
том жене.— конечно, сглазили... а то как понять — в
городе горела, а тут не стала, с чего ей тут не гореть,
спрашивается...
* * *
Прошло пять лет. Неподалеку от Погосова села пост-
роили электростанцию, и от ее обильного, щедрого света
досталась доля и селу Парнигех — и тогда Погос, а
вместе с ним и другие крестьяне узнали много нового...
узнали, что такое электрическая лампочка, узнали и то,
что электрическая лампочка не зажигается сама собой,
а что свет ей дают вода и машины, что работают внизу,
в ущелье.
В ВИНОГРАДНОМ САДУ
Однажды летом, когда я был еще маленьким, отпра-
вился я в дядин сад.
Впервые мне приходилось быть во фруктовом саду.
Тут все было ново и интересно для меня: и виноградные
кусты, и персиковые деревья, и давильня, и сбор виногра-
да. Забыв обо всем, я целый день бродил по саду, а вече-
ром, усталый, сладко засыпал в давильне.
— Этот негодный еж таскает виноград!— сказал как-
то дядя жене, когда мы уселись за чайным столом.
Еж — и виноград!.. Я видел ежей, но никогда не слы-
хал. чтобы они таскали виноград. Мог ли таскать виног-
рад этот маленький, слабосильный зверек, закутанный в
колючую шубу?
— Дядя, а разве у ежа есть руки, чтобы таскать ви-
ноград? — спросил я.
— В том-то и дело, что он без рук. а виноград таскать
умеет. Как-нибудь последи за нпм, и ты увидишь.
Дня два, осторожно бродя между грядками, я при-
стально вглядывался в гущу кустов, выслеживал ежей.
В первый день я ничего не видел. А на следующий,
когда я, сидя на грядке, ел виноград, мне послышался
странный шорох... «Уж не змея ли это ползет?» — ио ду-
мал я и, затаив дыхание, устремил глаза в ту сторону,
откуда слышался шорох.
И тут я увидел ежа.
По нс одного, а с целым семейством. Ежиха вела за
собой трех ежат, время от времени издавая какой-то то-
ненький ииск.
158
Ежиха часто останавливалась перед кустами виног-
рада и поглядывала вверх. С нею вместе останавлива-
лись и ежата н, странно взвизгивая, посматривали на
мать.
Не сводя глаз с кустов винограда, ежиха продолжала
путь в мою сторону.
Чтобы она меня не заметила, я притаился в кустах.
Много раз слыхал я от взрослых, что еж, увидя человека,
превращается в неподвижный клубок.
Вскоре ежпха-мать остановилась у большого куста, ло-
мившегося под тяжестью сочных гроздей винограда, и из-
дала все тот же странный писк.
Ежата обступили ее.
Тогда мать прпподнялась на задних лапах, а передни-
ми дотянулась до грозди винограда.
Опа трясла ее, срывала отдельные ягоды. Ежата тем
временем пытались взобраться на куст.
Эти колючие малыши были очень смешны в своих
тщетных попытках: едва поднявшись на ствол, они тотчас
скатывались вниз.
Между тем ежпха-мать усердно продолжала стряхи-
вать с гроздей виноградины. Когда па земле около куста
их собралось довольно много, она издала звук, похо-
жий на визг поросенка. Ежата, словно мячн, подкати-
лись к матери.
Тут ежиха повалилась на сорванные ягоды, перекати-
лась с боку на бок и поднялась. Ее иглы были унизаны
ягодами.
Вставая, мать снова по-поросячьи хрюкнула. Теперь
на виноградины стали опрокидываться ежата. Ягоды на-
низывались на их иглы, отчего ежата казались разбух-
шими.
После этого, издав странный писк, ежиха пустилась
обратно. За ней поспешили ежата. Все онп были унизаны
виноградными ягодами.
Это было так необычайно, что я долго не мог оторвать
глаз от ежиного семейства.
Когда же ежи начали удаляться, я очнулся и решил
наказать хитрых воришек. Но пока я искал палку, ежиха
с детенышами успела скрыться.
Вечером я рассказал дяде о том. что мне пришлось
увидеть в саду. Дядя ие удивился.
— Конечно.— сказал он,— уж таков еж...
159
Когда же я сознался, что собирался наказать воришек
палкой, а может быть, и убить одного пз ежей, дядя пока-
чал головой:
— Этого не делай!.. Ведь не будь ежей, сад заполнили
бы змеи.
— А чем опасен еж для змей?
— Чем опасен? Он их уничтожает. Он хватает змею
за хвост п свертывается в клубок. Змея мечется, бьется
о ежовые колючки, пытается освободиться И не может.
Она бьется до тех пор. пока не истечет кровью... Да,
еж — лучший сторож сада. Вот поэтому его и не следует
уничтожать.
МЫШЬ II ЯП ЦО
Не подумайте, что это выдумка. Я рассказываю то, что
впдел своими глазами.
В деревне, у самого нашего дома, была кладовая, где
мы хранили пшеницу, ячмень, хлеб п другие съестные
припасы. Там же мы держали лопаты, заступ, вплы н
грабли. Иногда летом куры, оставив свои курятник, за-
ходили в открытую кладовую, устраивались там и не-
слись.
Как-то я пошел в кладовую за заступом. Не успел я
переступить порог, как заметил нескольких мышеи. Они
окружили стоявшую в углу корзину, где обычно неслись
куры, и весело попискивали.
Я невольно задержался у порога и с любопытством
стал наблюдать за мышами.
Вот одна пз мышей забралась в невысокую корзину,
а остальные, вытянувшись, смотрели на нее и с нетерпе-
нием чего-то ждали.
Вскоре пз корзины показалась мышь с яйцом.
Обхватив его своими крохотными лапками, она осто-
рожно перелезла через край корзины и так же осторожно
и мягко легла па спппу.
Потом перекинула через яйцо свой длинный, топкий
хвост и ухватилась за него зубами, как бы перевязав яйцо
веревочкой.
Остальные мыши — пх было пять плп шесть — только
этого п ждали.
Окружив мышь с яйцом на брюшке, опп ухватили ее
за лапки п ушки и потащплп в противоположный угол
кладовой, где была мышиная пора. Со стороны казалось,
чт° мыши тянут крошечные салазки.
6 С. Зорьпн, т. 5	161
Около норы мышь, державшая в лапах яйцо, поверну-
лась па бок п бережно положила яйцо на земляной пол.
Затем все мыши начали дружно вкатывать яйцо в
норку. Вскоре яйцо печезло под землей, а вслед за ним
юркнули в нору п мыши.
Все это так меня удивило, что я, забыв про заступ,
побежал к матери и рассказал про хитрых мышеи.
— А я-то думаю: кто же таскает наши яйца?! —
всплеснула мать руками и тут же направилась вместе со
мной в кладовую.
Едва мы заглянули в дверь, как застали прежнюю
картину: опять вокруг корзины суетились мыши, опять
одна пз них, вытащив яйцо, положила его к себе на
брюшко, а остальные мыши, так же как и в прошлый
раз. схватили ее за уши и лапки и поволокли к норе.
Моя мать не выдержала, сердито топнула ногой и шаг-
нула в кладовую.
Мыши разбежались. Мышь, державшая на брюшке
яйцо, оставила его на полу и тоже скрылась в норе.
— Л я-то думаю: куда деваются наши яйца?! — по-
вторила рассерженная мать.
Опа засыпала мышиную нору землей, заложила тяже-
лым камнем, потом взяла корзину и перенесла ее в ку-
рятник.
КРЫЛАТОЕ ЗНАМЯ
В болгарском городке Браге царило всеобщее волне-
ние, какое-то глухое беспокойство. Встревожена была по-
лиция, встревожены обыватели и даже дети. Они со стра-
хом ожидали каких-то необычайных событий.
Завтра наступало Первое мая, и полицмейстер рас-
порядился, чтобы в Браге не было демонстраций, не
появилось пи одного красного флага, не произошло
никаких собраний. Приказ гласил, что в этот день ни-
где не должно быть красных материй: нп в окнах до-
мов, ни в витринах магазинов, ин на ком из людей. Во-
обще красное, как цвет революции, категорически запре-
щалось.
Поэтому еще с последних дней апреля полицейские
попарно ходили по улицам, рассматривали окна домов,
стены, даже крыши — наблюдали, не прикрепляют ли
где красного флага, не наклеивают ли прокламации. Все
знали, что коммунисты — люди смелые и не пропустят
случая напомнить о себе. А это могло подорвать автори-
тет правления и полиции городка перед центральным
правительством.
П такой усиленный надзор полиции, конечно, беспоко-
ил горожан: некоторые боялись обыска, ареста, а обыва-
тели — неожиданных бедствий.
Особенно в этот день волновались два мальчика —
Петко и Христо. Еще с неделю назад они услышали от ра-
бочего своей окраины, что Первого мая должен состоять-
ся митинг, и решили принять в нем участие. Потом
вместе со взрослыми под красным флагом мальчики собп-
6*
163
ралпсь пойти па могилы погиоших революционеров, среди
которых были отец Петко и старшин брат Христо. Теперь
запрет властей ставил этот план под угрозу срыва, и они
думали, как сделать, чтобы полиция совсем потеряла го-
лову и еще больше взбесилась. Хрпсто предлагал ночью
поджечь здание полиции. Петко с этим пе соглашался:
мог начаться иожар в городке, и тогда пострадали бы
невинные людп. Долго раздумывали друзья, много было
предложений, но все неудачные. Под конец, когда оба
уже отчаялись придумать что-нибудь, Петко подскочил
иа месте:
— Нашел!
— Пу, что? — заинтересовался Хрпсто.
— Пойдем в сад, скажу.
— А почему пе здесь?
— Могут услышать, понимаешь?
И друзья быстро направились в городской сад.
Что придумал Петко? Это раскрылось только па сле-
дующий день, Первого мая.
* * *
Брага— маленький городок, по широк и просторен его
рынок. Там собирается парод в праздники, там полно ла-
вок, магазинов; пришедшие из деревень селяне продают
там молоко, овощи, птицу, овец п даже крупный скот. На
этой же площади находится двухэтажное здание полиции,
которое, как бдительное око, следит за торговлей и дви-
жением иа рынке.
Утром Первого мая усиленные ряды полиции выш-
ли па улицы городка, чтобы в случае демонстрации
разогнать народ дубинкамп, а если понадобится — и
стрелять.
Когда рынок уже был переполнен горожанами, вы-
шедшими за покупками, туда явились Петко и Христо
с большой закрытой корзиной в руках. Они делали вид,
что тоже продают что-то. Поэтому один старик спро-
сил пх:
— Яйца продаете?
— Нет,— ответили мальчики и торопливо пошли
дальше, где толпились селяне со своими товарами: карто-
фелем, рыбой, курами.
164
Ребята остановились в толпе и осторожно поставили
корзину на землю.
— Что теперь делать? — спросил Христо.
— Тише! Молчи! — предупредил Петко.
Двое полицейских, вооруженных револьверами, сабля-
ми, с висящими на шее свистками, медленно расхаживали
по рынку, внимательно осматривали людей, товар, словно
ко всему принюхивались.
Когда они скрылись в другом конце рынка, Петко толк-
нул локтем Христо и прошептал:
— Выпускай!..
Крышка ивовой корзины открылась, показалось что-то
красное и медленно сквозь толпу людей, занятых торгов-
лей, поднялось вверх.
Послышались возгласы удивления. Один из полицей-
ских оглянулся и с минуту стоял совершенно ошеломлен-
ный. Сперва ему показалось, что это взлетела бумаж-
ная вертящаяся игрушка, какие пускают ребята. Затем
он решил, чго страипый предмет больше похож на сло-
женный красный флаг. Но тогда каким образом он мог
подняться вверх? Во всяком случае, ясно было одно:
внезапно появившаяся штука была красная, а это
уже само по себе являлось недопустимым. Полицей-
ский, выкатив глаза, расталкивая людей, бросился за
неизвестным красным предметом, по тот издал
какой-то странный звук: «Кирлк!»—и отлетел в
сторону.
В одно мгновение все, кто был на рынке: женщины,
мужчины, дети,— оставили торговлю и стали наблюдать
за происходящим. Поднялся шум, крик; полицейский, за-
метив суматоху в толпе, счел это признаком демонстра-
ции и резко засвистел.
В ответ па этот свист пз полицейского участка выско-
чил целый отряд и, придерживая шашки, побежал к
месту беспорядка. На рынке все головы были уже подня-
ты кверху. Люди жадно смотрели на реющее в воздухе
красное существо.
— Лист, аист! — первые воскликнули дети.
Действительно, это был аист. Широко раскинув
крылья, он совершил над рынком два-три круга, повора-
чивая голову то в одну, то в другую сторону, словно ре-
шая, куда ему направиться, в вдруг полетел прямо к
ч°-шцейскому участку, спокойно опустился на его
оашню.
165
На рынке поднялся смех. А когда апст важно и невоз-
мутимо согнул одну ногу и поджал се под живот, смех
превратился в сплошной хохот.
Апст этот был знаком всему маленькому городку, а
также и полиции. Ежедневно в определенные часы он
любил садиться на купол церкви плп па куполообразную
башню полицейского участка — па две самые высокие
точки городка — и там, вдали от людей, отдыхал, точно
погрузившись в думы.
Но почему он стал красным — вот это было удиви-
тельно!
— Оп окровавлен,— говорили люди.
— Должно быть, ранен.
— Покрасили, покрасили!— воскликнул вдруг кто-
то.— Не видите? Даже голова красная!
II в толпе начали шушукаться о том, кто мог его по-
красить.
Петко и Христо, стоя среди горожан, слышали это шу-
шуканье и радостно переглядывались. II никому не при-
ходило в голову, что аиста покрасили именно они? Никто
пз горожан не знал, с каким трудом они вчера вече-
ром поднялись к гнезду этой птицы, с какими муче-
ниями спустили ее на землю, принесли домой, а ночью,
тапком от всех, покрасили чернилами. Потом спрята-
ли в погреб, чтобы утром в закрытой корзине принести
на рынок.
II теперь, когда апст, словно красный флаг, возвышал-
ся па крыше полицейского участка, Петко и Христо смот-
рели на него с гордостью. Вместе со всеми они хохотали
над усилиями полицейских, которые камнями и свистом
старались прогнать птицу с крыши участка.
Лист равнодушно смотрел на них сверху п не двигал-
ся. Полицейские были в ярости, но стрелять в птицу не
хотели: выстрелы услышит полицмейстер, узнает о проис-
шедшем, п потом хлопот не оберешься.
Однако общая суматоха, резкие свистки, смех и крики
толпы все равно достигли ушей полицмейстера, п вскоре
на пороге участка показалась его крупная фигура с длин-
ными усами, блестящими погонами и посеребренной
шашкой па боку.
— Что за шум? Почему непорядок?
Полицейские вытянулись. Один выступил вперед, от-
дал честь и доложил все как было:
166
— II вот он... аист этот... смущает народ.
Полицмейстер поглядел на крышу, и мясистое лицо
его побагровело.
— Немедленно поймать птицу и пайти виновного! —
приказал он гневно.
Двое полицейских со всех ног бросились исполнять
приказание. Но пе успели они влезть и до половины кры-
ши, как аист, взмахнув красными крыльями, поднялся
вверх п полетел.
Полицейские кинулись в том же направлении, за ними
повалила толпа, п впереди всех — дети. Среди них были
Петко п Христо с пустой корзиной в руках.
Лист, вытянув длинные, как две сухие палки, ноги,
полетел прямо к церкви.
Но, вместо того чтобы опуститься на купол, он описал
над церковью круг и, неизвестно почему раздумав, повер-
нул назад, к полицейскому участку. Вместе с ним побе-
жала п толпа, к которой теперь со дворов п улиц присо-
единялись новые группы взрослых и детворы.
Апст спокойно описал несколько широких кругов над
площадью, точнее — над самой толпой, словно хотел
узнать причину се волнения, и потом опустился на свое
любимое место — башню полицейского участка.
— Стреляйте, стреляйте! — заорал полицмейстер.
Раздалось сразу несколько выстрелов.
Апст сорвался с места и, сильно взмахнув крыльями,
направился к саду, где между ветвями старого тополя
находилось его большое гнездо.
Однако толпа на этот раз не последовала за ним.
Отказались от преследования также п полицейские.
Безнадежное это было дело — пройти около двух ки-
лометров. а потом, быть может, опять гнаться за аистом
неизвестно куда. Лишь Петко и Христо радостно по-
бежали с рынка — но не в сад, а к себе домой. Они
были так счастливы своей победой!
* * *
Вы думаете, история с аистом на этом и закончилась?
Ничего подобного!
Целую неделю после Первого мая апст, развернув
красные крылья, летал над городом, а иногда опускался
На к>пол церкви или на башню полицейского участка —
167
па две самые высокие точки, которые возвышались над
Брагой. Его перки оставались красными до тех пор. пока
их пе обмыли дожди.
Между прочим, полицмейстер уже задним числом
узнал, что пока все его «блюстители порядка» ловили
аиста, коммунисты за городом провели маевку.
А в Браге еще и до сегодняшнего дня пе знают, кто
именно покрасил птицу. Это известие только двум маль-
чикам с рабочей окраины — Петко и Христо.
A H П К
Ей десять — двенадцать лет, этой смуглой девочке
с большими карими глазами, которые смотрят на мир
то с удивлением, то задумчиво, но всегда с любопыт-
ством.
Эта девочка — ее зовут Аник — живет напротив меня,
в одноэтажном доме с длинным балконом и небольшим
садом, где над тоненькими персиками и кудрявыми абри-
косами простирает свои ветви громадное, развесистое оре-
ховое дерево. Нод этим деревом, па сочной, зеленой траве,
опа часто готовит уроки или развлекает своих маленьких
брата и сестру.
Почти каждый день со своего балкона или из окна я
видел, как райо утром она отправляется в школу, как
обедает со своими родителями п младшим братом н сест-
рой, как затем, уединившись па балконе или под орехо-
вым деревом, на небольшом цветастом коврике готовит
свои уроки.
Я видел также, как под вечер приходили к пей под-
руги, легкие, как бабочки, и Линк, в коротеньком, до
колеи, платье, уходила с ними гулять, вероятно, в
кино или в цирк. Вее это Аник делала радостно, безза-
ботно.
Аник была любимицей родителей. Отец ее, рабочий на
заводе, и мать делали все для того, чтобы девочке жилось
весело. В воскресные дин, когда родители, принарядив де-
тей, шли с ними гулять, Аник — с голубой или красной
лептой в томных до плеч кудрях, в коротеньком и легком
платье, с небрежно перекинутым через руку летним паль-
16!)
то — шла впереди родителей, ведя за руку брата пли
сестру. В такие дни казалось, что на свете нет девочки
беззаботнее и веселое Аник.
Но воина в один день перевернула се жизнь.
На третий или четвертый день, когда в городе шла
мобилизация, я заметил, что Аник, одетая в простое
платье, с марлевой косынкой на голове, заботливо и ста-
рательно убирает балкон, лестницы и двор, что обыкно-
венно делала только ее мать.
То же самое видел я и в следующие дни. Повязав
голову белым платочком, она убирала не только бал-
кон и двор. Заботливо и тщательно опа стирала пыль
со стола, стульев, со всех предметов в доме точно так,
как делала это ее мать. Эта маленькая девочка вела
себя как взрослая, даже походка ее изменилась — она
шла твердой и широкой поступью. Когда нужно было
сделать детям замечание, Аник громким, как у мате-
ри, голосом говорила:
— Чтоб я больше не видела такого!
II дети, чувствуя перемену в голосе сестры, утихали,
может быть, понимая, что сестра имеет право приказы-
вать: вот уже сколько дней, как с утра до вечера она
одна ухаживает за ними. Лишь только дети просыпались.
Аник выводила пх на балкон и там одевала п умыва-
ла. За чаем Аник внимательно наблюдала, как ели ее ше-
стилетний брат и сестра, которой было едва четыре года:
с большой осторожностью, боясь пролить на скатерть
хотя бы капельку, а может быть, и боясь обжечься,
она наливала чай в блюдца и, остудив, так же осто-
рожно поила детей и давала им хлеба с сыром. Прп этом
она то упрашивала пх, то угрожала, так как дети
ели нехотя.
— Если не скушаете, не буду с вамп играть,— пре-
дупреждала она.
Дети в ожидании предстоящей игры старались быст-
рее закончить чай.
После чая Аник раскладывала перед детьми всякие
игрушки, самодельные бумажные изделия — лодочки или
голубей, а сама принималась за хозяйство.
Надев на себя передник матери, опа начинала гото-
вить обед. С большой осторожностью зажигала керосинку,
затем ставила па нее эмалированную кастрюлю, клала ту-
да мясо и с засученными по локоть рукавами, удивитель-
но
но напоминая мать, усаживалась, как она. на низенький
стульчик.
Порой часть этой своей работы Аник выполнялг\ иод
ореховым деревом, усадив возле себя на коврике детей.
Видя маленькую Аник за такой работой в течение
нескольких дней, я заинтересовался: а где же ее роди-
тели?
Казалось, все заботы в доме легли на плечи этой ху-
денькой, хрупкой девочки, которая, однако, не чувствова-
ла ни тяжести, ни трудностей и делала все любовно, как
бы гордясь, что работает, как взрослая.
Меня до беспокойства занимала мысль: где родители
Аник, почему эта маленькая, слабенькая девочка выпол-
няет всю домашнюю работу, даже поливает сад, что пре-
жде всегда делал ее отец?
Однажды я вошел во двор Аник. В это время она
подметала двор. Я но был с ней знаком, но, назвав ее по
имени, спросил, где ее родители, почему она сама делает
всю домашнюю работу.
Вначале Аник удивилась — не то моему вопросу, не то
моему появлению,— но сейчас же овладела собой.
— Почему я делаю домашнюю работу? — повторила
она, краснея.
— А кто же будет ее делать? Ведь мой отец ушел
на войну, мать работает вместо него на заводе. А я
слежу за домом, за детьми,— сказала она по-взрослому
серьезно и после некоторого молчания прибавила: —
Ведь война.
В голосе ее слышалось удивление: как я до сих пор не
понял такой простой вещи? II, как бы боясь потерять
время, девочка принялась за прерванную работу.
С этого дня мы были уже знакомы. Каждый день
по-прежнему я вижу, как Анпк одна выполняет все
домашние дела: готовит, убирает, ухаживает за деть-
ми — кормит их, водит гулять, и так до возвращения
матери. Понимая, что мать устает на заводе, ей ну-
жен отдых, она готовит обед сама. Поставив на керо-
синку кастрюлю, она читает урок и приглядывает то за
обедом, то за играющими возле нее детьми, которые хоть
и мешают ей часто, но всегда подчиняются ее требо-
ваниям.
Меня удивляет спокойный, выдержанный характер
этой девочки, ее собранность, осмотрительность и серьез-
171
иость, ос трудолюбие, л я больше по могу оставаться в
роли безучастного наблюдателя. меня к этой девочке
большая симпатия, меня так и тянет говорить с ней. по-
ощрять ее. Да. именно говорить и поощрять, а быть мо-
жет. и помогать ей, если опа не будет против.
На правах знакомого я каждый раз при встрече с
Аник спрашиваю, успевает ли она готовить уроки. Аник,
слегка краснея, всегда отвечает: с уроками справляет-
ся — ведь опа теперь учится в вечерней школе, так как
днем мать занята на заводе.
— А как отец? Что пишет?
— Отец здоров. Оп в артиллерии, на фронте,— гово-
рит она.— Па днях получили письмо. И шлет, чтобы мы
берегли себя, все будет хорошо...
Разговаривая с Аник, я замечаю, что она живо инте-
ресуется войной — читает газеты, слушает радио. Каж-
дый раз при встрече со мной девочка спрашивает:
— Дядя, слышали? Наши прогнали немцев, подбили
двадцать пять самолетов, отобрали пушки, пулеметы. Ес-
лп каждый день так бить, то ведь война скоро кончится,
не правда ли?
— Конечно,— отвечаю я,— конечно.
Но вот однажды (кажется, через три-четыре месяца
после нашего знакомства) я встретил Аник па улице.
В карих глазах ос была глубокая скорбь. Заметив мепя.
она сделалась еще мрачпео,
— Ну, Аник, как живешь, что пишет отец?
На этот раз я пе услышал прежнего ответа. Она сжала
тоненькие губы, и я заметил, как под пежной кожей судо-
рожно сжалось горло. Она опустила глаза.
— Знаете...— и, помедлив минуту, опа подняла голо-
ву,— говорят, что... мой папа... убит...
Убит! Едва опа произнесла это слово, я машинально
взял ее ручку. Захотелось подбодрить, утешить девочку,
сказать ей что-нибудь такое, что хоть немного смягчпло
бы ее горе.
— Кто говорит? — спросил я недоверчиво и несколько
сердито, желая этим внушить ей, что пе следует обращать
внимание на подобные слухи, которые часто оказываются
ложными.
Но, как бы догадавшись, опа поспешно добавила:
— Мне сказали в школе... по мама но знает. Я не
говорю ей... не могу сказать... Она будет много пла-
кать и...
172
Линк не докончила мысль; по-детски, кулачком, опа
вытерла набежавшие на глаза слезы, но тотчас же снова
овладела собой:
— Пет, не скажу... Она пе сможет... будет много пла-
кать...
II не успел я вымолвить и слова, опа крепче прижала
к себе сумку и заторопилась в школу.
«Откуда столько мужества и сознательности у этой
маленькой девочки?» — подумал я.
ПОВЕСТИ
\ У Ж \ 11 • у р in о
II фу нфу— мчался по полю поезд, пыхтя, как живот-
ши* на бегу. Иногда в ущельях, на мостах, как бы иену
гавшшь чего то, свистел и быстро быстро с грохотом
несся вперед. На буфере последнего Bai она сидел мальчик
лег девяти—двенадцати. Одной рукой он придерживал
шапку, так как дул ветер, а другой крепко держа лея,
чтобы не упасть. В таком положении он глядел па
местность, которая с деревьями, .холмами и деревнями
беспрестанно кружилась, как бол ьшой-иребол вшой мель
ннчнып жернов. У мальчика затекла рука, глаза болели
от бессонницы и напряжения, е которым он гл я (ел но
« торонам. II все же он был рад, рад тому, что пугавшая
тьма ночи рассеялась и стала заниматься заря. Ночью он
боялся всего: дорожных указателей, семафоров, острых
скал, вырисовывающихся по с торонам полотна доро! и, и
особенно темного ноля, где порой мелькали огни, казав
и...си ему волчьими глазами. Ему становилось особенно
страшно, когда поезд с ревом мчался по мосту: он боялся,
как бы сзади не наскочил другой поезд и не раздавил его.
Да, ночь была жуткая, к тому же сырая, холодная,
ветреная. Но теперь, когда рассвело, казалось, все ему
улыбалось. Даже приятно было смотреть, как мелькают
дома, деревья, холмы и свеж.чииаханпые поля. Ему бил ло
Так хорошо, что, на путях пли у железно щрожпы\ будок
у видев людей, он снимал шайку и, помахивая ею, кричал:
«Здравствуй те, здравствуй те!»
1	\ у ж а в — бич приборный.
17'.
Ветер относил eni слова в ноле*, далеко далеко, и там
повторял: «унте!» Мальчик вздрагивал от собственного го
лоса И смотрел наверх, на дверь, на окно вагона; уж Не
видно ли гам кондуктора? Он узкаспо боялся его: ведь он
ехал зайцем, ночью проникнув в вагон, а генерь уже бы
ло светло...
Но, к счастью, кондуктора не было видно, п мальчик
мог спокойно смотреть иа поле н размышля i ь. Он д\мал
о том, что будет делать в городе, найдем лп там заработок'.
Хотя его двоюродный бра г и говорил, что в Ереване рабо
ты много, что службу можно лei ко найти, но он все же
боялся: как будет жить в незнакомом городе, пока поды
щет работу?
Когда он приценился it вагону, у пего было одно жела-
ние: поскорее оставить позади и деревню и отца, который
всегда попрекал его: у других мальчики с семи лег уже
зарабатывают па хлеб, a oi пего — десяти двепадцатплет-
иего мальчика — никакого толку. За две педели до того
отец отдал его в ученье к сапожнику. У сапожника была
жена п трехлетппй ребенок. Правда, мальчика кормили
хорошо, то есть давали ем\ то, что ели сами. По весь
день, с утра до вечера, только и было слышно: «Арто,
принеси воды», «Арто, поставь самовар», «Арто, почисть
хозяину сапоги»... Пе правилось все это Арию: п служи
и учись. Пет, это было ему in; по душе. А ту1 еще мастер
с зкепой по вечерам частенько ходили навещать больного
родственника и оставляли \ршо дома присматривать ла
ребенком, чтобы тот не раскрылся во сне. Первые два три
вечера Арию, хотя его п клонило ко сну, все лее высижи-
вал до возвращения хозяев, но на четвертый вечер не
выдержал, уснул. Проснулся он о) удара, а когда окала
лось, что ребенок, сбросив с себя одеяло, простудился,
мастер отколотил как следует его, а жена напустилась
с проклятьями, говоря, что не нужен ей такой бесн\ гиый
ученик, который не моЖеч присмотреть за ребенком.
На другой День, как назло, стряслась новая беда. Же
на мастера поручила ем\ вымыть посуду. Он вымыл и
сложил ее иа доску; в это время на край доски вспрыгну
ла кошка, п вся посуда, полетев на иол, разлетелась ядре
безгп. Он постоял с минуту, обдумывая, как быть, и при
шел к заключению, что все равно ему Не ояранда гься:
сколько бы он пн твердил, что виновата кошка, все равно
ему не поверят, побьют, а может, и прогони i. Подумав.
Вышел на улицу и, вместо того чюбы пой in в мастер
17.г>
скую, ушел в поле. Не захотел вернуться и домой: знал,
что отец рассердится за то, что он бросил работу. Весь
день и всю ночь он оставался в поле. На другой день его
повстречал там двоюродный брат п сообщил, что отцу
уже известно о разбитой посуде, о его бегстве, и он ра-
зыскивает его. Аршо боялся отца: знал, что если попадет-
ся ему в руки — непременно прибьет. Знал это и двою-
родный брат и поэтому посоветовал уехать в Ереван.
И вот Аршо едет в Ереван. Он сел па поезд ночью
и до рассвета был очень беспокоен. Со страхом озираясь
по сторонам, думал о мастере, о его жене, об отце, о
матери. Вот удивятся, когда узнают, что он уехал в го-
род... Думал и с нетерпением ждал рассвета, так как в
темноте все наводило на него страх, все, кроме звездного
неба, которое, казалось, не менялось: звезды точно подми-
гивали ему с темпо-синего неба, заигрывали с ним. Вдруг
одна звездочка упала вниз. Чудилось /\ршо. что где-ни-
будь опа взорвется плп зазвенит, как золото, и. разбив-
шись на мелкие кусочки, рассыплет вокруг себя искры.
Но ничего такого не случалось. Впрочем, может быть,
что-нибудь и случалось, но ему этого не было пн видно
и ни слышно из-за непрестанного грохота поезда.
Так провел он ночь, глядя па звезды, в страхе, без сна.
Было особенно жутко, когда поезд проходил через мост.
Оп так грохотал, что казалось, вот-вот рухнет
мост.
Но теперь ему было хорошо: оп радовался и тому, что
благополучно миновала ночь, и тому, что его село оста-
лось далеко позади.
Но эта радость омрачилась беспокойством: что будет
с ним в Ереване?
Он видал Ереван только па картинках, в учебниках.
Город представлялся ему местом, где стоят болывпе-пре-
большие дома и живет мпого-мпого людей. Правда, двою-
родный брат уверял, что в городе нетрудно найти работу
пли поступить в ученики. II Аршо все раздумывал, куда
лучше поступить — па работу плп в ученье?
Он был занят этими мыслями, когда поезд, свистя,
подошел к какой-то станции. Аршо обрадовался тому, что
может наконец напиться.
Но едва поезд остановился и только хотел Арию сой
ти, чтобы пойти па розыск воды, как кто-то схватил его
за руку.
— Постой-ка!
176
Аршо похолодел. За ним стоял кондуктор, со значком
на шапке и со свистком на груди.
— Сходи! — приказал кондуктор.
Аршо, дрожа, сошел.
— Ты куда это, щепок, забрался? — сказал кондук-
тор, пе выпуская его рукп.— Ну, говори же, на какой
станции ты сел?
— На нашей,— прошептал Аршо, набравшись нако-
нец храбрости.
Оп хотел солгать, назвать какую-нибудь другую стан-
цию, по со страха назвал свою.
— А что ты скажешь, если я отведу тебя к старшему
и оштрафую?! Ты о скольких же головах, что занимаешь-
ся такими делами. А? Ну-ка, пойдем!
И кондуктор, держа его за руку, направился к вагону,
чтобы представить старшему кондуктору.
Аршо почувствовал, что дело плохо; он попытался вы-
свободить руку, уперся посреди вагона и заплакал.
Пассажиры с любопытством смотрели на него, а один
старпк в очках, читавший газету, спросил:
— В чем провинился этот мальчик?
— Он едет без билета, а теперь вот ревет,— сказал
кондуктор и накинулся на мальчика: — Чего ты ревешь,
щенок? Хочешь меня подвести? Шагай, шагай до обера.
Аршо не хотел пдтп: он плакал, бросал на пассажиров
умоляющие взгляды.
— Куда ты едешь, мальчик? — спросил пассажир, чи-
тавший газету.
— В Ереван,— плача, ответил Аршо.
— А зачем?
— Работать.
— Почему же ты пе купил билета?
Аршо, подбодренный участием старика, ответил, что
У него ие было денег на билет. Только потому.
— Колп нет денег, не лезь, щепок, в вагон!— вме-
шался кондуктор.— Это тебе не отцовская арба. Пу, иди,
иди-ка до обера! — добавил он сердито.
Глаза Аршо снова наполнились слезами, он снова по-
смотрел па человека с газетой умоляющим, взывающим
о помощи взглядом.
— Чего смотришь, идем! — повторил кондуктор.
Аршо понял, что все копчено. Заберут его, и как
знать, может, ц арестуют. Но в это время человек с газе-
той спросил v кондуктора, сколько стоит билет мальчика.
177
Кондуктор стал считать про себя, сгпбая пальцы.
— Три рубля вместе со штрафом.
Пассажир молча дал кондуктору требуемую сумму, за-
тем обратился к Аршо и, указывая на свободное место,
сказал:
— Садись-ка сюда.
Аршо сел и стал исподлобья разглядывать старика, ко-
торый, надев очки, продолжал читать.
Немного погодя старик сложил газету, достал сумку,
вынул оттуда хлеб и крылышко курицы п протянул
Аршо.
Аршо смущенно взял и стал кушать маленькими ку-
сочками, чтобы не подумали, что он какой-нибудь невежа.
Хотя беда и миновала, но он все еще не был спокоен.
Кушал и думал о том, что ждет его в городе. II чем ближе
становился город, тем тревожнее делалось у пего на
душе.
II
В город Аршо приехал в полдень,— запыленный, уста-
лый и голодный. Сошел на вокзале, не знал, как и к\да
идти, но, видя, что и людп и экипажи — все направляют-
ся в одну сторону, решил пойти туда же.
Так пешочком добрался оп до городского сада. Заме-
тив, что тут на скамейках сидит много пароду, уселся,
чтобы отдохнуть и подумать, как быть дальше. Отец гова-
ривал: прежде чем предпринять что-нибудь, нужно поси-
деть, подумать. Вот он и сел, чтобы думать.
Народу в саду было много: женщины, мужчины, маль-
чики, девочки в ярких платьях, все ходили по аллеям,
проложенным между деревьями.
Аршо казалось, что это богатый и праздный народ.
Особенно привлекали его внимание мальчики, которые
свободно и беспечно разгуливали тут. «Вероятно, это—
дети богачей; у них небось нет хозяина-мастера, вот п
гуляют себе»,— думал он. Но попадались и такие мальчи-
ки, которые были почти нагишом. «А это, верно, сиро-
ты»,— решил Аршо.
Ему правился сад. Хорошо бы найти работу: в свобод-
ное время приходил бы он сюда, садился бы на скамейку
и разглядывал людей...
Но как найти работу, к кому обратиться?.. Он не любил
сапожного ремесла и вообще не хотел сидячей работы.
178
Хорошо служить в доме пли в лавке; сбегаешь туда,
сюда, насмотришься, наслушаешься, а то сидеть все на
одном месте — наскучит ведь. В особенности хорошо слу-
жить во фруктовой лавке: можно изредка полакомиться
фруктами: каким бы скупым и скверным человеком ни
был лавочник, все же можно чего-нибудь отведать...
Отдохнув, он встал и направился к магазинам.
О, сколько было здесь магазинов!..
Прошел мимо некоторых, заглянул вовнутрь. Никто
не обращал на него внимания. Все были заняты. В одной
лавке, где продавали посуду, хотел было спросить, нет ли
работы, но постеснялся девушки, которая находилась там.
Однако дальше, у фруктовой лавочки, он набрался
смелости, так как лавочник сидел один. Это был малень-
кий, бедно одетый человечек.
— Товарищ, не нужен лп вам работник? — спросил
Аршо, переступая порог лавочки.
— Нет! — ответил маленький человечек и отмахнулся
рукой, как бы говоря: «Уйди, уйди».
В соседней лавке, где торговала какая-то женщина,
его подняли на смех:
— Служащего? Еще чего! Мало у меня едоков, так
еще тебя недоставало! Проваливай-ка живее!
Женщина, видимо, была сердита.
Аршо двинулся дальше. «Только бы взяли на служ-
бу,— думал он,— не надо мне жалованья, буду служить
за одни харчи».
Но никто в работнике не нуждался.
Он миновал еще несколько магазинов, зашел в коопе-
ратив, в кафе и даже в аптеку, но везде отвечали одно
и то же:
— Нет, нет, не нужно...
До самого вечера ходил он пз одного магазина в дру-
гой, предлагая свои услуги, а когда зажгли огни, решил,
что неудобно беспокоить людей в такое позднее время, и,
так как ныли ноги и он чувствовал сильный голод, купил
на пять копеек хлеба и вернулся в сад.
А в саду странная вещь — среди деревьев горели
огни, было почти так же светло, как днем, и людп по-
ирежпему ходили взад и вперед. Хотя он и был голоден,
но постеснялся есть при людях: еще скажут, что он нео-
т<‘санный, грубый мужик. Отыскал свободную скамейку
в затененном уголке сада, уселся и принялся за хлеб. Ел
11 Думал о том, что город большой, все приезжающие пз
179
Деревень находят себе работу, так неужели для него не
найдется ничего? Думал и откусывал хлеб.
Ему страшно хотелось спать, но народу в саду было
много, и он стеснялся. Оп уже несколько раз начинал
дремать с педожеванным куском во рту, потом просыпал-
ся и пялил глаза па прохожих. Шли женщины, девочки,
мужчины, мальчики; парядио одетые, спокойные, они ве-
жливо разговаривали, смеялись: не то что у них в дерев-
не, где пи погулять, ни поговорить любезно не умею г...
Вспомнились ему разговоры отца с матерью, разгово-
ры соседей, всегда полные ругани и скверных слов. Вспо-
мнилось, взгрустнулось, и он снова задремал, прислонясь
к спинке скамейки.
На этот раз дремота совсем одолела его, и. нс имея
сил раскрыть глаза, оп растянулся па длинной скамейке
и заснул.
Спал он очень беспокойно. Снился ему то отец, то са-
пожник, то мастерская... потом длинная пыльная дорога,
по которой бежит множество больших п маленьких собак:
собаки гонятся друг за дружкой, кусаются, грызутся
и снова с воем продолжают бежать.
Сам Аршо бежит впереди собак. Бежит, бежит и вдруг
падает.
Догоняют его собаки, начинают лаять над головой.
Аршо вскочил п очнулся.
Светало, огни погасли, народу в саду уже не было.
Ветерок раскачивал ветки; солнечные лучи, пронпзывая
их, играли па земле. Черная, с отрезанными ушами соба-
ка и еще одна, поменьше, с лаем бегали взад п вперед,
играя с какими-то мальчиками, которые дразнили их хле-
бом. Собаки с визгом носились за ними, делали стойку, но
мальчики по давали хлеба.
Аршо сел, стал протирать глаза.
Мальчики, заметив его, подошли.
Их было трое. Все босые, в лохмотьях. Один из них.
старше Аршо, рябой, носил па голове красноармейскую
остроконечную коммунарку; одет оп был в старый мешок,
в котором были сделаны отверстия, чтобы продеть голову
н руки. Двое других были в старой, изношенной, грязной
одежде, без шапок.
— Ты ночью тут спал? — спросил рябой.
— Да.— ответил Аршо. разглядывая мальчиков.
— Почему? Тебе негде» ночевать?
— Негде, я только приехал в город,— сказал Аршо,
180
Глядя то па одного, то па другого.— Я еще нс нашел себе
работы; пришлось ночевать здесь.
Мальчики улыбнулись.
— Работу? — засмеялся насмешливо рябой.— Найти
работу — нелегкое дело.
— Почему?
— Почему? Потому что нет ее! — заговорил один из
них, которого звали Амзо.— Нашему брату не дают ра-
боты.
— Я хочу служить плп учиться ремеслу,— продолжал
Аршо в надежде, что мальчики помогут ему советом.
Но те смеялись.
— Ремесло! Охо-хо-хо!.. Так он мастером хочет стать!..
Опп поговорили еще, порасспросили Аршо, откуда он
приехал, кто он, п предложили ему, если он голоден, пой-
ти с ними па Каптар
Аршо отказался: во-первых, мальчики показались ему
подозрительными, а во-вторых, он не знал, что такое Кан-
тар. «Почем знать, может, это дурное место?» — поду-
мал он.
Когда мальчики со своими собаками удалились, оп
встал и отправился на поиски работы.
Несколько дней подряд Аршо тщетно искал работу в
магазинах, в мастерских: нигде ему не давали никакой
надежды.
Он пачпнал отчаиваться. У пего не оставалось уже
депег па хлеб: пз пятидесяти копеек, которые ему дал
двоюродный брат, уцелело только десять. К тому же у
него пе было ппчего такого, что оп мог бы продать.
На четвертый депь оп уже голодал. Как и в первую
ночь, он ночевал па той же скамейке городского сада и
каждый раз, просыпаясь, видел рябого мальчика, одетого
в мешок, и его товарищей; с ними были и собаки, из
которых одну звали Бпзо, другую Тризо.
И потому, что мальчики всегда весело играли с соба-
ками, Аршо решил, что они сыты: хотя и босые, хотя
11 ходят с непокрытой головой и в старой одежде, однако
живут лучше, чем оп. Оп несколько раз встречал пх иа
рьшко и замечал, как они тащили фрукты. Кроме того,
почти ежедневно оп видел пх у столовой Они входили
]УДа в одиночку плп вместе и, выходя, уносили с собой
куски хлеба и мяса. Большую же часть дня опп проводи-
ла п т а р — центральный рынок в старом Ереване.
181
ли в играх. Аршо знал также место их ночлега: они спали
на каменных ступеньках церкви, подостлав иод себя ста-
рую рогожу н укрываясь мешками; иод голову вместо по-
душек клали куски дерева.
Мальчики всегда появлялись в саду до того, как он
просыпался, и каждое утро, проходя мимо него, спраши-
вали:
— Ну как, мастер, должпость-то подыскал?
Аршо садился и, протирая глаза, смотрел на их
беспечные лица.
— Не нашел еще? — продолжали мальчики. — Бух-
галтером хочешь стать пли председателем?
Аршо недоверчиво смотрел на них и молчал.
— Лучше будь председателем,— продолжали те,—
председатель получает много денег.
11	, пошутив немного, убегали.
Как-то раз они остановились у скамейки, чтоб, по
обыкн овей и ю. и01 п у тнть.
— Ну, товарищ мастер, нашел должность? — спросил
один из мальчиков, заставляя собаку делать стопку.
Устремив на них печальный взгляд, он только про-
стонал.
— Ну, что случилось? Уж не болен лп ты? — поинте-
ресовался па этот раз рябой, подходя к скамейке.
— Голова болит,— ответил Аршо, обратив к нему по-
мутневшие глаза.
— Холодно тебе?
— Нет.
— Может, лихорадит?
— Нет... я голоден.
— Вот что! — воскликнул рябой тоном взрослого и,
обратившись к стоявшим рядом мальчикам, приказал: —
Сбегайте, принесите для мастера хлеба и мяса.
Один из них, маленький русый мальчик, которого то-
варищи называли «молоканским теленком», побежал «до-
мой», а остальные окружили Аршо.
— Держись, мастер,— говорил рябой,— не тужи ни о
чем. мы тебе и работу и должность дадим; еслп хочешь —
то я жалованье.
— II жену, еслп ты не женат,— добавил другой.
— Пет, мастеру жены не нужно, пока что ему нужен
хлеб, а там увидим.
Немного спустя «молоканский теленок» вернулся с
большим ломтем хлеба и куском мяса и дал их Аршо.
182
— Ну, мастер, вставай. Ешь и иди с нами,— сказал
рябой, распоряжаясь, как командир.— Чем больше бу-
дешь сидеть, тем сильнее разболится голова.
И толпа хужанов двинулась вперед.
Аршо, пожирая полученный хлеб и мясо, последовал
за ними.
Ш
С этого дня Аршо стал хужаном. Теперь уже всюду он
был вместе с ними.
Входил, стараясь быть незамеченным, в столовую, бе-
гал от стола к столу, выпрашивал хлеб и мясо, таскал со
столов объедки.
Ходили хужаны и на рынок воровать фрукты, и в ма-
газины за тем же делом. Но Аршо воровство претило, оп
ходил только в столовые пли оставался под церковной
оградой караулить общее добро.
Шапка состояла из шестнадцати ребят и имела глава-
ря: это был тот самый мальчик в мешке и коммунарке,
которого все называли «Рябой». Рябой каждый день до-
лил мальчиков па партии и посылал их па рынок, в столо-
вые, в магазины, и все то, что мальчики добывали там:
хлеб, мясо, фрукты, сахар и прочес,— все приносилось и
складывалось в один общий мешок, который они хранили
там же, где и ночевали,—на церковных ступепьках.
Здесь по очереди всегда кто-нибудь оставался сторожить.
В отряде был строгий порядок, свои обычаи и законы.
Например, никто из ребят пе имел права в одиночку
пользоваться награбленным; оп был обязан сдавать все
в «общий котел», в противном случае ого изгоняли из
шайки как нарушившего законы товарищества. Это вну-
шили Аршо с первого же дня. Шайка имела также своих
сУДей, которые разбирали споры, возникавшие между
мальчиками: из-за чего возникла ссора и кто виноват,
кто украдкой в рот засунул кусок хлеба и прочее; прови-
нившегося допрашивали, судили и, если виновность под-
тверждалась, выгоняли из шапки.
Дни дли Аршо проходили незаметно. Главарь шай-
ки— Рябой — относился к нему хороню и каждый раз,
Деля мальчиков на партии, говорил тем, с кем должен
был пойти Аршо:
— Не оставляйте мастера одного, чтобы с ним пе при-
183
ключплось чего худого; пе давайте ему попасть в беду.
Обучите помаленьку нашему делу.
Затем наставлял: «Не попрошайничайте, ничего не
просите. Старайтесь украсть. Красть — можно. Про-
сить — нет!»
II мальчики отправлялись: крали в магазинах и на
рынке — груши, абрикосы и другие фрукты. Заметив про-
хожих, идущих домой с покупками, крепко прижимая к
груди бумажные мешочки, опи нарочно толкали, чтобы пз
мешков вываливались и рассыпались по земле яблоки,
сахар, помидоры, и, пока владелец стоял в растерян-
ности, мальчики хватали, что успевали, и бросались на-
утек.
Как-то раз мальчики, отправившись с Аршо на рынок,
заметили человека, который нес на лотке сливочное мас-
ло. Опи напали на пего. Раньше других Амзо схватил
масло и пустился бежать! Человек, хлопая от изумления
глазами, посмотрел ему вслед; пока он опомнился, другой
мальчик — с кличкой «Виноват» (его прозвали так пото-
му, что, делая что-нибудь, оп всегда приговаривал по-рус-
ски: «виноват») — подскочил с другой стороны, также
схватил рукой масло и, как ветер, умчался в противопо-
ложную сторону. Аршо только успел услышать его люби-
мое: «виноват». То же проделал и третий хужап, пока
человек растерянно смотрел вслед «Внновату».
Аршо, удивленный ловкостью мальчишек, стоял на
месте: сам он не взял ничего, во-первых, потому, что не
хотел, во-вторых — боялся. Но, несмотря на это, хозяин
лотка подошел и дал ему пинка в живот.
— Вот, получай, щенок!
Аршо, держась за живот, вернулся «домой». Ему каза-
лось, что товарищи будут ему сочувствовать. Однако вече-
ром мальчики сделали ему замечание за то, что он не
стянул масла, как другие.
Зато и поели же опи в этот вечер хлеба с маслом!
Но такая удача бывала ие часто. Случалось, что они
сиживали па сухом хлебе. А иной раз не бывало и
хлеба, приходилось довольствоваться огурцами пли абри-
косами.
Да и пе всегда удавалось из «дела» выбраться благо-
получно. В столовой еще куда пи шло. Самое большее —
заметит заведующий, рассердится и прогонит: «Чтоб вам
сдохнуть, окаянным!» По на рынке было опасно: там не
только гнали: там ловили и били. Гришу схватили за кра-
184
Жен абрикос п так избили, что у него целый депь шла из
носу кровь. Амзо попался па изюме, его взяли в милицию,
но он удрал оттуда, проскользнув меж ног милиционеров.
А в другой раз он убежал через открытое окно милиции
в то время, когда его допрашивали. Очень был ловок этот
Амзо: сколько раз попадался в руки милиции — и всегда
удирал. Поэтому самые трудные поручения Рябой давал
ему. Но зато и те, которые били мальчишек, пе остава-
лись безнаказанными. Один лавочник поймал «молокан-
ского теленка», когда тот воровал желуди, и пзбил его.
Тогда Рябой выбрал четырех — Амзо, Курда, Лрташа и
Виновата — и послал их отомстить. Мальчики отправи-
лись и перед этой лавочкой нарочно затеяли между собой
драку; толкая и колотя друг друга, онп ввалились в лав-
ку, опрокинули па пол корзины с фруктами и потоптали
их ногами. Пока подоспел лавочник, мальчишки, гоняясь
друг за другом, убежали.
Словом, дпп проходили для Аршо полные событий,
каждый день приносил что-то новое. Он учился красть
мясо, хлеб, фрукты, таскать платкп из карманов прохо-
жих. а то п драться с беспризорными других шаек, когда
то появлялись на их территории. Хотя каждый отряд
беспризорных имел свой квартал и был не вправе рабо-
тать в чужом, случалось, что ребята переходили границу
п сталкивались друг с другом. Тогда происходили крова-
вые потасовки. Но это бывало редко: с того дня. как Ар-
шо вступил в шайку, он только два раза участвовал в
подобной свалке, в которой, к слову сказать, принимали
участие и собаки Бпзо и Трпзо. Онп лаяли, рычали на
врагов и кружились около дравшихся.
А в общем, Аршо все это было интересно. Днем шата-
лись по городу, а вечером собирались па церковной па-
перти, усаживались рядышком, ужинали, беседовали, рас-
сказывали о своих приключениях, смеялись... Потом Ря-
бой отдавал распоряжения: кому куда идти завтра. После
этого онп ложились н, уставившись на звезды, болтали до
тех пор, пока пе засыпали.
Как-то раз после ужина Амзо рассказал, что па рынке
появились дыни.
— Раньше их было раз-два — и обчелся,— добавил
Виноват,— а теперь возят арбами. Какие дыни!..
— А я еще пе пробовал,— сказал Курд, подозритель-
но глядя па Виновата: наверное, он уже успел стянуть
Дыню и съесть ее без товарищей.
185
— А кто их пробовал? — ответил Виноват, поняв его
намек.
— Ладно уж, не сиорьте, — оборвал Рябой, — сиите,
чтобы утром встать пораньше.
— Зачем? Что случилось? — спросил Аршо.
— Надо пойти кое-куда.
— Куда?
Аршо думал, что отправятся, вероятно, на рынок пли
в какой-нибудь магазин, но Рябой объявил, что они пой-
дут на кладбище подстерегать арбы, груженные дынями,
которые будут ехать пз деревень.
— Чем же можно там поживиться? — спросил Ар-
шо.— Ведь с арбами будут хозяева.
— Пе твоего ума дело, мастер, заткнись! — обрезал
его Рябой.— Да смотри, утром вставай пораньше, не то
отведаешь палки.
Когда Рябой приказывал, нужно было подчиняться.
Смолкли и, немного погодя, уснули.
IV
Утром раньше всех проснулся Рябой.
— Вставайте, ребята! — крикнул он.
Он стоял на паперти, напялив на голову коммунарку
и держа в руке палку.
Паласы и лохмотья зашевелились. Мальчишки вскочи-
ли, собрали в несколько минут эти отрепья (им не нужно
было одеваться, так как они спали не раздеваясь), сложи-
ли в угол, приставили сторожа и десятеро (пятерых от-
правили на рынок) пустились в дорогу. В их числе был
и Аршо.
Оп шел хотя и с тайным страхом, но в то же время
заинтересовавшись, так как нападение на арбы для него
было новым делом.
Все же другие были веселы: они шли, играя, тузили
друг друга, пускались наперегонки, швырялись камнями.
С ними бежали собаки Бпзо и Трпзо.
Выйдя за город, ребята запели:
Девушка-счастливица!
Не затмит слеза
Твои ланьи, горные
Черные глаза!
186
Пели те, которые шли спереди, а позади бойкими и
сильными голосами подхватывали припев:
Амбарцум, яйла!
Яйла джап, яйла.
Шайка пела нестройно, кто в лес, кто по дрова, полу-
чалась ужасная разноголосица. Тогда Рябой затянул свою
новую любимую песню:
Девушка Тэлп, не выходи на солнце,
Не то загоришь...
Было ясное, свежее утро, солнце еще не взошло. Пес-
ня звенела в тишине полей п уносилась вдаль. Чудилось,
что она подымается, стелется над лугом; это нравилось
мальчикам, и они пели все громче и громче:
Дай-ка мне полтинник.
Дай-ка мне полтинник,
Если заболеешь, милый мой,
Было б лекарю что дать.
Приблизившись к кладбищу, остановились, всмотре-
лись, не видно ли арб. Обычно в этот час сельчане на
арбах привозили в город дыни. Вдали что-то двигалось.
Трудно было определить, лошадь ли то или арба: скорее
всего, это было похоже на арбу; но еще невозможно было
разглядеть, что именно она везла, дыни или что другое.
Тем не менее Рябой распорядился:
— Пошли на кладбище.
Мальчики перелезли через старую полуразвал пвшую-
ся ограду и расположились под ней, на некотором рассто-
янии друг от друга.
Расставив мальчиков. Рябой снова вышел на дорогу и,
приложив руку ко лбу, посмотрел вдаль. Двигалась, ко-
нечно, арба, и Рябой готов был биться об заклад, что она
везла именно дыни.
И он не ошибся. Арба действительно везла дыни: это
было видно по тому, что она была обложена сеном с боков
п сверху.
Рябой прыгнул за стену.
Виноват! — позвал он шустрого, курчавого мальчи-
ка. Как только арба приблизится, ты схватишь одну ды-
ню п с криком убежишь.
Когда Рябой распоряжался, нужно было подчиняться,
таков был устав шайки. Виноват встал и перескочил па
187
ту сторону стены. Мальчишки, в том числе и Аршо. смот-
рели через расщелины в стене, что будет дальше.
Арба со скрипом приближалась.
Виноват уселся на краю дороги па кучке щебня и стал
мирно смотреть в сторону арбы. Когда она поравнялась
с ним, он спокойно встал и подошел к ней.
— Дай-ка одну дыню, дяденька.
Это была пе просьба, а предложение, к тому же
настолько самонадеянное и дерзкое, что аробщик за-
орал:
— Пошел к черту, щепок!
Но Виноват не отошел. Он повторил свое предло-
жен не.
Аробщик снова отказал. Виноват не стал больше уго-
варивать, пошел за арбой и вдруг молниеносно, с ко-
шачьей ловкостью прыгнул на нее, схватил дыню — и
айда!
— Виноват! — крикнул оп, убегая.
Аробщик, взбешенный новой наглостью, остановпл ар-
бу, слез с нее и, размахивая палкой, погнался за Вино-
ватом.
— Стой, собачий сын. стой! — кричал оп.
А пока он бежал, мальчишки под предводительством
Рябого выскочили из-за засады п, стараясь не шуметь,
обступили арбу.
Аробщик, не догнав Виновата, повернул назад в,
увидев напавших на арбу, бросился к ним, ругаясь в
крича.
Но пока он добежал, мальчишки, захватив каждый по
дыне, разбежались в разные стороны, разлетелись, как
вспугнутая стая воробьев.
II только Аршо остался у арбы. Ему показалось мало
одной дыни. Напасть на целую арбу н унести всего толь-
ко одну дыню!.. Он хотел блеснуть перед товарищами
храбростью, п пока те убегали с добычей, он, стоя у арбы
с одной дыпей под мышкой, силился захватить другую.
В это время подоспел аробщик.
Аршо метнулся в сторону, но было уже поздпо.
Аробщик схватил его за рубаху п сильно встря-
хнул.
Аршо упал навзничь. Одна пз дынь треснула, другая
покатилась в канаву.
— Ах ты, собачий сын! — заревел аробщик.
Но спине, по мягкому месту Аршо приходились удары
188
палкой. Нос оп расквасил при падении и теперь чувство-
вал. как кровь заливала ему лицо.
Хотел было подняться, но удары уложили его обратно.
Голова зарылась в пыли. На мгновение он вспомнил мать,
потом перестал сознавать, что с ним происходит...
V
Убежавшие мальчики, заметив издали, что аробщик
поймал Аршо п избил и что Аршо больше не встает, вер-
нулись и, взяв его за голову и ноги, отнесли к ближайше-
му роднику, подставили его голову под струю п привели
в сознание... Так что когда Аршо очнулся, оп был весь
мокрый. Спина и голова болели; даже кости, казалось,
ныли. Мальчишки натерли его тело водкой, которая была
у них припасена, чтобы смазывать ушибленные части те-
ла. Это средство было изобретено Рябым. В первый день
боль от обтирания водкой была очень сильной, но скоро
утихла. Спустя несколько дней Аршо, как и прежде, хо-
дил с ребятами в столовые, па рынок. Те не хотели брать
его, когда шли нападать на арбы с дынями пли с другими
фруктами. Но Аршо обижался.
— Что же, ошибся раз, захотел вместо одной дыни
взять две. Так то ведь всего раз п было, не всегда же так
будет,— говорил он Рябому.
— Ну, ладно,— уступил Рябой,— только держись мо-
лодцом.
Аршо был не такой слабенький, как думали о нем.
Как бы желая доказать свою удаль, он с яростью нападал
па арбы, казалось, хотел отомстить аробщикам за полу-
ченные раньше побои. Налетал, хватал одну пли две ды-
ни, мчался, как ветер; другие едва поспевали за ним.
В таких случаях Рябой неизменно говорил:
— Ьраво, мастер, браво!..
За дынями и абрикосами появились арбузы и другие
Фрукты. Три раза в педелю хужаны выходили грабить
арбы. В одной пз этих свалок Аршо потерял шапку. Дол-
го искал — не нашел. Он не хотел ходить с непокрытой
головой, как другие, и задумал стащить где-нибудь шап-
ку. Л так как некоторые из ого товарищей носили комму-
г>а^к!.’’ то 11 СМУ очень хотелось заполучить себе такую.
3 Не11 было удобно спать ночью, а то камень, служивший
емУ изголовьем, был очень уж холодный.
189
— Где ты раздобыл ее? — спросил он Виновата, у ко-
торого была такая же шапка.
— Мне красноармейцы дали,— ответил Виноват и по-
казал па казармы.
В тот же день Аршо отправился к красноармейцам
в казарму. Во дворе находилось несколько человек: одни
чистили оружие, другие читали газеты.
Аршо, озпраясь кругом, подошел к ним.
— Ну, чего тебе?—спросил один из красноармейцев.
— Ничего, товарищ, мне бы шапку...
— Шапку? — удивился красноармеец, читавший газе-
ту.— Что тут, лавка, что ли?..
Аршо, немного смущенный, объяснил:
— Мне бы такую шапку, вот как у вас.
— А на что тебе наша шапка?
— Нечем голову покрыть: днем жжет солнце, а ночью
холодно.
Красноармеец понял его.
— Да разве в шапке спят?
— Отчего же нет? Под голову нечего положить, за-
место изголовья у меня — холодный камень.
— Ребята, дайте ему какую-нибудь старую коммунар-
ку,— сказал читавший газету.
Один из красноармейцев пошел, принес потрепаннл ю
коммунарку с красной звездой и дал ее Аршо.
— Спасибо вам, товарищи,— поклонился обрадован-
ный Аршо,— спасибо.
Старший из красноармейцев улыбнулся и подо-
звал его.
— Ты — беспризорник? — спросил он.
- Да-
— А почему ты ходишь в беспризорниках?
— Что же, товарищ, мне делать? Голодать?
— Ребята, дайте-ка ему хлеба,— распорядился опять
старший.
Красноармейцы далп ему большущий ломоть хлеба.
Аршо снова поклонился, поблагодарил п вышел со двора.
На улице он надел коммунарку и, с палкой в руке, с
хлебом под мышкой, гордый-прегордый, направился к то-
варищам показать обнову.
— Хужаны, смир-р-рна!— поднял он палку, стоя вни-
зу лестницы.
— Ого, мастер-то, мастер! — воскликнули хужаны, и
некоторые, встав, отдали ему честь.
190
— Ура, мастер!
Аршо в этот день от радости не почувствовал голода.
В коммунарке и с палкой обходил он улицы, уверенный
в том, что у пего боевой впд. И так был доволен собой,
что на базаре стянул только пару абрикосов и пару огур-
цов. Решил огурцы внести в «общий котел», а абрикосы
съесть. Сел в укромном месте, позади лавчонок, и принял-
ся спокойно лакомиться, думая о добрых красноармейцах.
Кончил с одним абрикосом и хотел уже отправить в рот
второй, как его накрыл хужан Артуш.
— Хорош, нечего сказать! В одиночку кушаешь? —
покачал он головой и повернулся, чтобы пдтп.
Аршо окликнул его.
— Иди, ладно, иди!— сказал он.— На, съешь этот аб-
рикос и заткнись.
Но тот не подходил.
— Не хочу,— сказал он строго п ушел.
У Аршо екнуло сердце. Это был уже третий случай,
когда его накрывали на месте преступления. Оба раза ему
сделали замечание и предупредили, что выгонят, еслп он
попадется в третий раз.
Он вынул изо рта абрикос, выбросил его п, мучимый
страхом, поплелся «домой».
Хужаны пе любили откладывать какое-нибудь дело на
завтра. II в этот вечер под председательством Рябого рас-
смотрели дело Аршо.
— Правда лп, мастер, что говорят? — спросил Ря-
бой.— Ты ел тайком абрикосы?
Аршо, смущенный, сидел поодаль от других: ему было
стыдно, он не смел поднять глаза на товарищей.
— Это что же, выходит, что я вру?— сказал оби-
женно Артуш. — Говорю же, что собственными глазами
видел.
— Уж который это раз он так поступает,— добавил
КУРД, с первого же дня невзлюбивший Аршо.— Это толь-
ко то, что мы видели. А то, чего мы не видим?
— II это называется товарищество! — сказал Виноват,
задрав нос.
— Не нужно нам такого товарища,— вставил третий.
— Мы работаем, а он ест, разве это порядок?
Хужаны заволновались.
— Раз так, пускай уходит от нас.
— Конечно, чем ои лучше Минаса или Сэто? Колп
прогнали тех, зачем держать этого?..
191
— Уж третий раз мы ловим его,— снова заговорил
Курд, недовольный тем. что дело затягивается.
— Если он думает только о себе — оп нам пе то-
варищ.
— Ладно, ладно,— сказал Рябой и, сделав серьезное
лицо, продолжал:—Дело ясно, ребята. Мастер,— обратил-
ся он к поникшему Аршо.— раз ты, брат, поступил сквер-
но. доказал, что не можешь быть порядочным товарищем,
думаешь только о себе, уйдп от пас, жпвп сам по себе.
И, помолчав немного, продолжал строго:
— Завтра же уходп. Понял? У нас так заведено. Если
каждый будет съедать свой улов,— какая же это шайка?
Нет уж, пдп себе,— закопчпл Рябой речь п добавил: —
А теперь, ребята, спать!
Аршо, съежившись, опустив голову, слушал товари-
щей, не решаясь вымолвить слово. Теперь, когда понял,
что решили прогнать его. встал, стал просить прощенья:
— Я ошпбея, братцы, я больше по...
— Брось,— сказал Рябой.— три раза попался, и
баста! Ни слова больше. Спи, а утром проваливай.
Аршо смолк на полуслове. Смолк и сел, опечаленный.
Он знал: уйти из шайки — это значило: не сметь появ-
ляться в тех мостах, где бывает шайка, то есть не ходить
на рынок, в столовые, навстречу арбам. Хужаны не до-
пустили бы его, как не допускали всех тех ребят, которые
не входили в пх шапку. Оп хорошо знал это. Печальный
лег он спать, но сон пе шел.
Думал все о том, как ему быть дальше, как жить.
Думал и не мог уснуть.
VI
Исключенный плп изгнанный пз шайки, Аршо не
знал, куда себя девать, что делать. Повертелся в город-
ском саду, поглазел на гулявших. Но ни к рынку, ип
к столовым и близко не подходил, и не потому, что его не
пустили бы хужаны; может быть, онп и не сказали бы ни
слова, по он не пошел туда потому, что было стыдно пе-
ред товарищами. Первый день он провел почти голодный,
если не считать оставшегося с вечера в кармане куска
хлеба, который оп не стал есть вечером. На другой день,
когда голод усилился, он вспомнил о красноармейцах, ко
торые дали ему шапку н хлеб; вспомнил и отправился
к ним. Как и в тот раз, красноармейцы занимались
192
во дворе своими делами, выбивали одежду, чистили са-
поги. делали гимнастику, читали газету.
Один из красноармейцев узнал его.
— Ну, что еще случилось, хужан?
— Ничего,— сказал Лршо и опустил голову.
— Плп еще шапка нужна?
— Нет...
— Может, ты голоден? — спросил читавший газету и,
видя, что Аршо еще больше попик головой, крикнул: — Эй,
ребята, хужан-то голоден, дайте ему немного хлеба.
Ему далп кусок черного хлеба.
Он весь просиял.
— Спасибо,— сказал он, посмотрев па того, кто при-
нес хлеб, и на того, кто приказал принести.
И начал есть.
После этого, еслп ему пе удавалось ничего добыть па
улице, оп шел к красноармейцам. Ночевал в саду, на топ
самой скамейке, на которой спал впервые дни приезда
в город. Теперь было хорошо; не только дни. ио и ночи
были теплые, и оп пе страдал от холода. Как и раньше,
он каждый день встречал хужанов, но не подходил к ппм.
Несколько раз ему удалось подработать грузчиком.
Но такая удача выпадала редко, п оп большей частью
сидел без дела в саду, глазея па прохожих. Было жарко,
и с каждым днем в сад приходило все больше людей; они
садились па скамейки и, сняв шляпы п шапкп, обмахива-
лись ими. А маленькие мальчики, продавцы воды, носи-
лись с небольшими кувшинами, выкрикивая:
— Кому воды, холодной воды!
За каждый проданный стакан опп получали одну, а то
п две и больше копейки, смотря по покупателю. Как-то
Аршо узнал, что один из мальчишек, продававших воду,
заработал целых пятьдесят копеек. Оп был поражен.
— Ты правда заработал сегодня столько? — спросил
он, п глаза его заблестели от любопытства.
— Гым,— мотпул головой мальчик, довольный своим
заработком.
— Ты каждый день зарабатываешь столько?
— Гым. Смотря какой депь. Бывает больше, бывает
меньше.
— А за сколько ты купил это? — указал Аршо на
кувшин.
— Пустяки, за тридцать копеек.
7 С. Зорьян, т. 5
193
— Тридцать копеек? — удивился Аршо.
— Гым,— мотнул головой мальчик, опуская деньги в
карман.
— А стакан? — продолжал расспрашивать Аршо.
— Ни за сколько, пз дому взял,— ответил тот и уда-
лился, крича: — Кому воды, холодной горной воды.
Аршо задумался. У него было сорок копеек, он зарабо-
тал их, нося тяжестп. Думал: почему бы и ему не купить
кувшин и не начать продавать воду, как другие? Но
вспомнил, что хужаны называют продавцов воды спеку-
лянтами, и задумался.
И все же после долгого раздумья, отправился на ры-
нок купить кувшин и жестяную кружку.
На другой день он уже продавал воду, выкрикивая,
как и другие: «Кому воды, холодной воды!» Правда, вы-
крикивал он пока еще стесняясь, неумело, без того при-
зывного тона, который был в голосе других.
Останавливался у скамеек, ожидая, пока сидящие по-
требуют воды. Но желающих было мало,— очень уж мно-
го развелось продавцов, и все же Аршо проходил по всем
аллеям, подходил ко всем скамейкам:
«Кому воды, холодной воды!»
Так он зарабатывал пе только на кусок хлеба, по п па
фрукты, раза два даже пошел в столовую, теперь уже пе
выпрашивать, а обедать. Ходил, конечно, в самую деше-
вую столовую: уж очень иногда хотелось горячей ппщп,
которой он не ел давно.
Но это, разумеется, случалось редко.
Работа в общем была не тяжела, Но имела одну непри-
ятную сторону. Прежние товарищи, встречаясь с ним, на-
зывали его спекулянтом, как и других продавцов воды,
хотя н относились к нему пе так плохо, как к тем. Враж-
дебен был к нему только Курд; при встречах он косился
па пего п орал: «Спекулянт!» Иногда нарочно приставал,
просил воды и, когда Аршо отказывал, ругался и грозил
кулаками:
— Ну, погоди!..
И Аршо казалось, что Курд намерен разбить его кув-
шин; поэтому, укладываясь на садовой скамейке, оп пря-
тал кувшин и жестяную кружку в густой траве цветника,
прикрывая их травой и листьями. Слыша шаги, он часто
просыпался, вскакивал, смотрел в сторону кувшппа: уж
не крадут лп? Иногда ему спились дурные, бессвязные
сны. Спилось, что он снова в деревне, в мастерской
194
сапожника; пли что оп вместе с хужапамп занимается
воровством. Часто город и деревня путались во сне, и ои
ие мог ничего потом вспомнить.
Проходили дни. Весь август оп продавал воду, и не
случалось, чтобы кто-нибудь заплатил за стакан больше
двух-трех копеек; чаще давали одну. А бывало, выпьют
два стакана п заплатят всего одну копейку.
Словом, больших барышей не было.
Но раз ему повезло. Была середина августа; стоял
очень жаркий день. В саду появился высокий, толстый
человек с густыми усами и золотыми перстнями на паль-
цах. С ним был молодой человек. Они уселись на скамей-
ке, и толстяк стал платком вытирать со лба пот. Заметив
их, Аршо последовал за ними. Он знал, что все приходив-
шие в сад, особенно толстые людп, которым жарко, хотят
пять. Поэтому Аршо подошел к их скамейке, крича:
— Кому воды, холодная вода!..
Толстяк в самом деле хотел пить; он сразу выпил два
стакана н спросил, сколько надо уплатить.
— Сколько вам угодно.
— Довольно десяти копеек? — спросил толстяк басом.
У Аршо заблестели глаза. Он взял деньги и радостно
улыбнулся толстяку, который в это время вытирал плат-
ком мокрые усы.
Хотел уже отойти, как вдруг толстяк остановил его:
— Послушай-ка, мальчик, иди сюда!
Аршо подошел.
— Сколько ты зарабатываешь в день?
Аршо на минуту смутился, не зная, что ответить, за-
тем, оправившись, сказал:
— Только на хлеб и хватает.
Толстяк стал расспрашивать, откуда Аршо родом,
сколько ему лет, затем ласково ударил его по плечу, го-
воря:
— Сколько тебе дать, чтобы ты выпил пару стаканов
воды пз своего кувшина?
— Как это? — удивился Аршо.
А вот так. Выпей два стакана получишь пять копе-
ек... Идет?
Аршо недоумевал: как это? Оп выпьет своей же воды,
я платить будет другой?
— Я выпью, а деньги заплатишь ты? — переспросил
°н, смущенный.
Ну да,— подтвердил тот.
7*
195
Наконец Аршо понял, п, хотя ему пе хотелось пить, оп
все же выпил два стакана и получил пять копеек.
Толстяк и его спутник рассмеялись; Аршо же остался
очень доволен своим заработком: правда, пить ему не хо-
телось, по велика беда — выпить два стакана воды!..
В этот день он заработал больше, чем когда бы то пи
было.
Обычно оп прятал свой заработок в боковой карман
и закалывал карман английской булавкой. Несмотря па
эти предосторожности, оп несколько раз за ночь, прове-
ряя кувшин, щупал и карман, чтобы убедиться, па месте
ли деньги. А в эту ночь оп был особенно внимателен:
вместо двух просыпался раз пять. Спилось ему, что тол-
стяк просит воды и смеется, все смеется... Аршо просы-
пался, вскакивал и оглядывался: никого. В ночном
безмолвии ветер шевелил листья иа деревьях, и журчала
вода в канавках. Он с радостью вспоминал про свой зара-
боток. «Еще бы педелю так подработать, накопится уйма
денег»,— думал он, засыпая.
Назавтра, в полдень, когда в саду собиралось особенно
много пароду и когда посетители особенно хотели пить.
Аршо с полным кувшином вошел в сад и, блуждая по
аллеям, стал искать своего толстяка. Надо было найти
его, пока другие мальчики пе завладели им; из всех «по-
купателей» самым падежным был толстяк: оп пил много
воды и платил хорошо — каждый раз по десять ко-
пеек.
Но, побродив целый час, Аршо пе пашел его. «Значит,
еще пе приходил.— подумал он,— или, может, уехал?..»
Отчаявшись, оп уже хотел начать обычный обход, как
вдруг столкнулся лицом к лицу с толстяком, который со
своим спутником только что вошел в сад и, сняв шапку,
вытирал платком шею и лоб.
Завидя его, Аршо остановился и улыбнулся.
— Вода, холодная вода! — крикнул он, чтобы при-
влечь его внимание, но, видя, что тот целиком занят сво-
им платком, переспросил:
— Воды пе надо ли, дядепыса?
— Воды? Дай-ка.
Усевшись, толстяк выпил свои два стакана, затем
предложил молодому; выпил п тот, и толстяк заплатил
пятнадцать копеек. Потом, как будто только что узнав
Аршо, сказал:
— Послушай, ты пе вчерашний ли мальчик?
196
Аршо улыбнулся и кивнул головой.
Толстяк тоже улыбнулся.
— Ну как, можешь еще выпить пару стаканов?
Аршо обрадовался.
— Могу.
— Выпей, получишь пять копеек.
Выпил два стакана, получил деньги.
Толстяк воодушевился.
— А можешь выпить еще один стакан?
— Могу! — похвастал Аршо.
И выпил, хотя было трудно. Он остался очень доволен
этим днем: с одного только толстяка он получил двадцать
пять копеек, да с других еще пятнадцать, вот и состави-
лось целых сорок копеек.
— Целых сорок копеек,— прошептал оп, пряча деньги
и радостно думая о завтрашнем дне.
С тех пор толстяк пил два-три стакана, затем, шутя,
держал с Аршо пари, заставляя его выпивать несколько
стаканов, и опять платил пять — десять копеек. Аршо по
хотелось пить, но раз платили, что же было делать?
Оп пил.
Так продолжалось больше педели. Толстяк пил и, сме-
ясь, заставлял пить Аршо. Как-то раз толстяк предложил
Аршо выпить весь кувшин.
— Выпьешь — получишь двадцать копеек.
Аршо взглянул па кувшин и улыбнулся.
— Целый кувшин!..
Толстяк улыбался тоже.
— Ну как, выпьешь?
Соблазн был слишком велик: Аршо не выдержал и
приложил кувшин к губам.
Кл-кл-кл...— булькала вода п лилась в рот Аршо. Он
пил, пил. Вдруг остановился: вода подступила к самому
горлу и пе шла дальше. Оп икнул; глаза наполнились
слезами, и он зарыдал.
Толстяк, сложив па животе руки, смеялся, пригова-
ривая:
— Не выпьешь — ничего не получишь. Таков уго-
вор...
Но Аршо продолжал плакать, рукавом вытирая глаза.
— Ну, ладно, ладно,— сказал толстяк, по-прежнему
смеясь,—хотя ты и пе выпил, по ничего,— па, бери твои
Двадцать копеек. Па...
И насильно вложил ему в руки монету.
197
Ни,— невероятная вещь,— Аршо вдруг швырнул мо-
нету обратно.
— По надо,— крикнул он сквозь слезы,— оставь се-
бе...
Монета попала толстяку в лицо и покатилась но зем-
ле. А Аршо, обиженный и взволнованный, вытирая рука-
вом глаза, пошел в конец сада, на солнце, чтобы просу-
шить мокрую одежду.
Едва оп достиг конца аллеи, как повстречался Курд.
Одетый в новый мешок Курд стал перед ним.
— Спекулянт, дай напиться.
Аршо пе ответил и, подавив нлач, хотел идти дальше,
но Курд преградил ему дорогу.
— Дай напиться, говорю!
— Убирайся! — ответил гневпо Аршо.
— Пе даешь? — пригрозил Курд кулаком.— Пе да-
ешь?..
— Нет,— рассердился Аршо, пряча кувшин под мыш-
кой,— пе даю.
— Не даешь — так получи же, — крикнул Курд и
метнул камнем в кувшин.
Раздался глухой треск, кувшин разлетелся па куски,
вода снова залила одежду Аршо. Только ручка и горлыш-
ко остались у пего под мышкой.
Аршо обалдел от удивления. Пока оп пришел в себя,
КУРД УДрал.
Аршо, заплаканный и взбешенный, погнался за ним.
Оп бежал и, подбирая по дороге камешки, кидал их в
Курда. Но камни даже пе долетали до пего. Пне себя,
стиснув зубы, Аршо ускорил шаги. Швырнул еще
несколько камней, снова пе попал. Курд пе бежал, а ле-
тел. Выскочив из сада, он хотел перейти улицу. Аршо
бросил последний камень. На этот раз он пе промахнулся.
Курд упал навзничь.
— Вот тебе! — сказал Аршо и повернулся, чтобы идти
назад, по в эту минуту милиционер схватил его за руку.
VII
Курда и Аршо отвели в участок; там пх допросили:
кто они, откуда, чем промышляют. После допроса пе от-
пустили. Аршо уверял, что, невиновен, рассказал, что
Курд все время издевался над ним, называя его спеку-
198
ЛянТом, а он, Аршо, молчал, не отвечал ему, но когда
Курд разбил кувшин — пе выдержал и бросил в него
камнем.
Тем по менее их заперли в маленькой комнате, где
уже находились два взрослых человека, арестованных за
воровство. Один из них беспробудно спал; во сне о чем-то
взволнованно разговаривал и смеялся, как безумный. Лр-
шо дрожал от страха, как бы этот человек пе придушил
его. Спустя два дня Курда и Аршо отвели в детскую ко-
лонию, Аршо боялся, что новое место будет похоже на
милицейский участок, поэтому в пути он все время думал,
как бы удрать. Но пе мог, так как милиционер нп на шаг
пе отходил от пего до самой колонии, которая находилась
далеко, па окраине города.
Детская колония оказалась совсем не тем, что ожидал
Аршо. Оп был поражен обилием цветов во дворе. Сколько
их было там, ярких, красивых, заботливо посаженных в
ряд. В каждом цветнике был устроен маленький холмик,
с большим красным или синим цветком посредине. Как
хорошо!.. Кроме цветов, во дворе росли яблоневые и гру-
шевые деревья, на них виднелись плоды. Несколько маль-
чиков пололи и поливали цветочные грядки.
Просторный, вымощенный, чистый двор поправился
Арию. Но чем ближе они подходили к зданию, тем силь-
нее становилось его беспокойство: что с ними будут там
делать?
Милиционер поднялся по лестнице па верхний этаж,
они вошли в канцелярию.
Начальник был человеком среднего роста, с подстри-
женными усами, в блузе. Все его называли «товарищ Ер-
ванд». Милиционер сказал ему что-то, тот посмотрел па
мальчиков и улыбнулся. Затем спросил их имена, фами-
лии и откуда они.
Л ты умеешь читать и писать? — обратился оп к
Аршо.
Аршо ответил, что немного знает. Курд же был совер-
шенно неграмотен.
-у Л хочешь учиться? — спросил заведующий Курда.
Тот исподлобья посмотрел на его подстриженные усы,
па цепочку от часов, висевшую у бокового кармана, и
Улыбнулсд,
Л для чего учиться? — спросил он.
Чтобы читать книги, писать письма, вести счет.
А для кого?
ЮР
— Для тебя же. — ответил начальник.
После этих расспросов товарищ Ерванд распорядился
отвести их в баню. II в тот же день их послали
в баню, сменили им одежду, потом снова привели
в колонию. В колонии было много мальчиков от восьми
до пятнадцати лет. Некоторых Аршо узнал: оп встре-
чал их на рынке и на улицах, когда они ходили в беспри-
зорниках.
Первые несколько дней жизнь в колонии показалась
Аршо нудиой, но понемногу оп стал привыкать, и, так как
время проходило в занятиях и развлечениях, ему некогда
было скучать. Утром умывались, причем каждый выти-
рался своим полотенцем, потом делали гимнастику и шли
в столовую, где им давали чаю, хлеба п сыру. Затем от-
правлялись в мастерскую; там малыши мастерили пз кар-
тона разные вещи, а старшие учились плотничать: изго-
товляли стулья, вешалки, маленькие столы, шкафы.
Мастер учил делать все, что ни пожелаешь. Но эта работа
пе нравилась Аршо, особенно потому, что Курд был тут
же. Он же сторонился Курда, так как тот по-прежпему
обижал его: нет-нет да и назовет его по старой памяти
спекулянтом. Правда, воспитатель, товарищ Амбарцум,
одергивал несколько раз Курда, чтоб не подавал дурной
пример другим ребятам. Но Курд пе унимался; во время
работы он подходил, наклонялся к уху Аршо и кричал:
«Спекулянт!» А раза два во время чая всыпал ему в ста-
кан соли: «чтобы слаще было...»
К обеду работа в мастерской заканчивалась. Пообедав,
шли в школу. Аршо был в первой группе. Пз всех пред-
метов ему больше всего нравились арифметика п геогра-
фия. Учитель арифметики товарищ Минас тоже ему пра-
вился. особенно потому, что вместо Аршо всегда называл
его Лршалуйс. До этого Аршо и пе знал, что его имя Ар-
шалуйс. С детства он только и слышал: «Арию» — и уди-
вился, как это оп до спх пор не знал, что имя его такое
красивое — Лршалуйс.
Еще правилась ему работа в клубе. Поиграв пемпого
после уроков, шли в клуб. Там мальчики читали книги
и газеты, играли в шахматы, в шашки. Интереснее всего
были шахматы. Сколько нужно ума для этой игры!..
Мальчики постарше иногда давали представления, читали
со сцепы стихи; по вечерам приходили проводить бесед)
воспитатель товарищ Амбарцум и заведующий товарищ
Ерванд. Иногда беседы проводил врач. Оп говорил, что
200
прп еде нужно хорошо пережевывать пищу, пе ппть по-
сле еды много воды, каждый день чистить зубы.
«Тоже, нечего делать, чистить зубы»,— думал Лршо
и вспоминал, что у отца, который никогда не чистил зу-
бов, они были белые и здоровые.
Доктор был русый, в очках. И чего, чего только он пе
знал!.. Он говорил: «Пе ешьте много, а в особенности но
вечерам, чтобы лучше спать. Если покушаете много,— го-
ворил он,— пе сможете заснуть...» Это было верно. Лршо
знал это по опыту; как-то вечером ребята принесли яб-
лок, он поел их слишком много и ночь провел очень
беспокойно. А воспитатель товарищ Месроп думал, что
Аршо не спит потому, что тоскует.
Не правилось Аршо, что ночью, когда ребята спали,
между кроватями проходили воспитатели и мешали шу-
шукаться с товарищами. Л товарищей в колонии у Аршо
теперь было много; дружил же оп только с двумя. Одни
из них — Тачат, сирота, которого привели сюда как
беспризорного. Он жил в колонии уже год, учился па
плотника, чтобы потом уехать в деревню. Другой —
Арам — был тоже пз беспризорников. Он прожил в коло-
нии два года, а теперь работал в городе — в типографии.
Типография!.. Это слово Аршо услышал впервые от
Арама.
— Что же это такое — типография? — спросил оп.—
Это лавка пли кооператив?
— Нет, типография — это другое. Там печатают кни-
ги, газеты.
— Книги? — удивился Аршо.— Интересно видеть эту
самую типографию.
Арам рассказывал, что работу в типографии для пего
пашел товарищ Ерванд. Теперь Арам учится там и полу-
чает жалованье,— а в полдень нам дают по стакану моло-
ка,— говорил Арам, и много другого интересного расска-
зывал он о типографии.
Раза два оп приносил книги и говорил, что они напе-
чатаны в их типографии. Одна из книг была с картинка-
ми и очень поправилась Аршо.
— Нет,— ответил Арам,— посторонним вход воспре-
щен. У нас па этот счет очень строго.
Арию впал в задумчивость, думал: как бы все-таки
Увидеть эту самую типографию? Отпустит ли товарищ
Ерванд?.. Как
новичка, его пока пе посылали в город с
поручениями. Нужно было сначала пожить в колонии ме-
201
сяца два. Поэтому он думал просить у товарища Ерванда
особое разрешение.
Но случилось так. что товарищ Ерванд отпустил его
без всякой просьбы. Ежедневно в город за хлебом или за
другими продуктами посылали группу мальчиков, отли-
чавшихся хорошим поведением. 11, так как в этот день
один из мальчиков заболел, его заменил Аршо. С ними
был также п Арам. По дороге он показал Аршо типогра-
фию — большое черное здание с широкими окнами, выхо-
дившими на улицу. К несчастью окна были расположены
слишком высоко, и Аршо ничего не мог увидеть. Доно-
сился лишь какой-то глухой гул и рокот.
Аршо прошелся раза два мимо окон — ничего пе ви-
дать. Вошел во двор, надеясь оттуда увидеть что-нибудь.
Во двор выходил обширный балкон типографии, весь за-
ставленный рулонами бумаги и досками. Осторожно,
оглядываясь кругом, Аршо медленно пробрался вперед,
поднялся на балкон, остановился у открытого окна и за-
глянул вовнутрь.
В комнате находилось много пароду: взрослые мужчи-
ны, юноши, мальчики, одетые в синие халаты. Стоя перед
деревянными ящиками, разделенными на ячейки, они
брали из них какие-то маленькие штучки и вкладывали
их в какую-то железную штуковину. Так делали не толь-
ко взрослые, но и маленькие мальчики.
Удивительно, как они выполняли такую мелкую рабо-
ту, да еще так быстро?..
Не поняв ничего, Аршо пошел дальше. В следующей
комнате работали большие-пребольшис машины; за каж-
дой из них стоял мужчина или мальчик. Опи клали бума-
гу па верх машины, машина втягивала бумагу в себя и
выбрасывала с другой стороны, да так быстро, так быстро,
что просто удивительно.
Так вот что такое типография!..
Аршо переходил от окна к окну, заглядывал в разные
отделения и качал от удивления головой. Как все было
интересно и чудно!.. Машины шумели так громко, люди
работали так быстро...
Вот еслп бы посмотреть поближе, что они там делают!
Спустя полчаса Аршо побежал к пекарне, где его дол-
жны были ждать товарищи.
И после этого, отправляясь в город за продуктами, Ар-
шо забегал на несколько минут, а то и иа полчаса в ти-
пографию, становился у окна и смотрел, как один
202
за другим приходили наборщики, переплетчики, малень-
кие ученики и, надев своп длинные синие халаты, прини-
мались за работу. Наборщики становились перед ящика-
ми с отделениями, брали оттуда какие-то топкие, похожие
па гвоздпкп, штучки и вкладывали их в ту самую желез-
ную штуковину. То же самое делали и ученики. В сле-
дующем цехе работали машины, дальше — переплетчики...
В наборном цехе Аршо больше всего удивляли его ровес-
ники— маленькие мальчики; одетые в синее, как и взрос-
лые, они так же ловко и быстро выбирали пз отделений
эти мелкие штучки.
— Ну, чего тебе, пацан? — окликали его иногда на-
борщики.
— Ничего,— отвечал Аршо,— гляжу вот.
— Ну, гляди, гляди,— смеялись те.
— Он ведь управляющий, конечно, должен смотреть.
II смеялись.
Аршо не понимал большинства их шуток п продолжал
наблюдать, как работают они и в особенности машины,
которые чем дальше, тем сильнее занимали его. Машины
стучали, грохотали, бумага на миг мелькала п тотчас ис-
чезала в их огромном чреве. Люди работали так же точно
и быстро, как машины. Переплетчики складывали бумагу,
резали, сшивали ее и склеивали, наборщики непрерывно
набирали, и вся типография была полна гула работы. Не
было ни одного бездельника: каждым что-нибудь делал,
и все вместе работали точно и быстро.
Многого не постигал Аршо, многое оставалось для
пего непонятным, по непонятнее всего для него было
именно то, что делал один пз его ровесников. Он водил
каким-то черным валиком по черной, как смола, массе
и смазывал ею какие-то связанные штуки. Затем, пало-
жив сверху бумагу, тянул какую-то большую круглую
штуку, похожую на каталку. Получалась напечатанная
бумага.
«Вот чудеса»,— думал Аршо и в душе завидовал этим
мальчикам, которые видели все это вблизи и все умели
делать сами.
Если б хоть раз попасть в помещение!.. Много раз
пытался он войти, но это было трудно. Объяснения Арама
его не удовлетворяли: он хотел вблизи, своими глазами
видеть эти чудеса, эти черные, огромные машины, инст-
рументы, круглые, как мячи, каталки, ящики с отделе-
ниями — словом, все, что там было.
203
И вот как-то раз, когда он глядел в окно, директор
типографии спросил, кого ему нужно.
Аршо смутился и опустил голову.
— Никого, товарищ директор! Я — пз колонии.
— Л что ты здесь делаешь?
— Да вот смотрю, как работают в типографии, това-
рищ директор,— сказал Аршо таким тоном, как будто на-
блюдение за работой типографии входило в его обязан-
ности.
Директор рассмеялся.
— Смотришь?
— Да, товарищ директор, то есть хотелось бы посмот-
реть,— поправился он и улыбнулся, показывая белые
зубы.
По его любопытным взглядам директор понял, что Лр-
шо страстно хочет осмотреть типографию. Улыбаясь, он
поручил одному из мальчиков показать «пацану» ти-
пографию.
С бьющимся сердцем Аршо вошел в типографию. II то.
что он увидел, произвело на него ошеломляющее впечат-
ление.
В этот день Аршо запоздал в колонию почти на полто-
ра часа, так что, когда он пришел, мальчики уже давно
отобедали и собирались в школу. Воспитатель товарищ
Амбарцум удивился, что Аршо так сильно опоздал, и по-
слал его к директору.
— Товарищ Ерванд хочет видеть тебя,— сказал он.
У Аршо екнуло сердце, но все же он пошел.
Товарищ Ерванд был в канцелярии.
— Ну, где ты был, Аршо, почему так опоздал? —
спросил он, внимательно глядя на него.
Аршо взглянул на директора п опустил голову: он не
знал, как оправдаться, но в то же время не хотел лгать.
Директор смотрел на него так дружелюбно и ласково, что
у Аршо пе хватало духа соврать; к тому же товарищ
Ерванд все равно улпчпл бы его во лжи.
— Ну, говори же,— сказал директор,— почему ты все-
гда задерживаешься в городе?.. Говори, не стесняйся.
Аршо молчал.
— Может быть, встречаешь родных, товарищей, а?..
Есть у тебя тут родня?
Аршо покачал головой:
— Нет.
— Ну, а товарищи?..
204
Аршо продолжал молчать: все думал, как объяснить
свое опоздание, по пе находил слов. Оп стоял, бросая
украдкой взгляды па черные глаза товарища Ерванда, ко-
торые, казалось, ждали его ответа. Смотрел, мял в руках
шапку н наконец, не выдержав, рассказал обо всем. Рас-
сказал, что он ходит в типографию, ту самую, где работа-
ет Арам; ходит и смотрит: сколько там интересных
вещей!
Товарищ Ерванд выслушал его со вниманием, улыб-
нулся и спросил:
— Тебя интересует типографская работа?
— О да, товарищ Ерванд! — расплылся в улыбке Ар-
шо, хлопнув себя шапкой по колену.
Спустя несколько дней, при содействии директора ко-
лонии, Аршо был принят в типографию в качестве учени-
ка-наборщика. Наконец-то он смог надеть длинную си-
нюю одежду.
Теперь Аршо работает в типографии и в типографских
делах разбирается не хуже другпх наборщиков. Теперь он
сам. стоя перед кассами, набирает книгу, стараясь пре-
взойти своих сверстников и догнать взрослых.
Сначала все в типографии называли его хужаном, но,
так как он обижался, перестали. Теперь, если кто-нибудь
по старой привычке называет его хужаном, Аршо оста-
навливается, сердито смотрит на говорящего и спокойно
поправляет:
— Товарищ, меня зовут Аршалуйс!..
1928
ЧЕРНЫЙ СЕТО
I
Что за шум и суматоха па улице?
Куда бегут ребята с чемоданами п почему за ними
спешат родители, уговаривая детей не торопиться? Но ре-
бята все же бегут к центру города, окликают друг друга:
— Скорее! Скорее! Опаздываем!
— Не опоздаете, не бегите!
Почему такая суматоха?
Это пионеры. Опп сегодня отправляются в лагерь.
Дети со своими вещами собрались на большом площа-
ди. В ожидании машин они смеются и шумят: какой яс-
ный день выдался сегодня и как добры родители, прово-
жающие ребят в лагерь!
Здесь же и ученики школы имени Лбовяпа — Левин
и Гарик. Ребята прозвали их Шор и Шоршор (Пат и
Паташон), хотя они нисколько не похожи на героев этой
кинокартины пи своим ростом, пи повадками. Онп всегда
вместе, и это, пожалуй, единственное обстоятельство, де-
лающее их похожими на этих комических актеров. Опп
вместе ходят в кино, в театр, в цирк. Оба онп пионеры, пз
одного отряда и даже из одного звена. Но может быть,
онп схожи лицом? Нет, и этого пет. Левпк — белолицый,
белокурый п черноглазый. Гарик — смуглый, синеглазый
и такой кудрявый, что ни один гребень не может спра-
виться с его волосами. Кличка «Шор и Шоршор», оче-
видно, привилась к ним случайно. Но Левпк и Гарик
нисколько не обижались на эту кличку. Опп старались
быть серьезными, походить па взрослых и, сказать по
секрету, даже тайком от товарищей писали стихи.
Н всегда были неразлучны.
Сегодня с ними еще один мальчик, лет четырнадцати,
нс похожий пи на ученика, пи на пионера. Одет оп,
206
правда, как пионер, но костюм ему нс пдет. У пего гру-
бое, смуглое лицо, беспокойный, исподлобья взгляд. Ка-
жется, будто он шарит глазами по пионерам и по их
вещам. Иногда оп недовольно смотрит вдаль, и его взгляд
как будто говорит: «Стоит ли оставаться здесь?»
Но Левпк и Гарик всячески стараются, чтоб он не
грустил и пе чувствовал себя одиноким. Они рассказыва-
ют мальчику, как ездили в лагерь в прошлом году и как
там было хорошо.
— Знаешь, Сето, сколько там деревьев, сколько цве-
тов! — говорит Левпк.
— А потом мы пойдем на экскурсию,— добавляет Га-
рик,— будем слушать у костра интересные рассказы...
А ты видел костер, Сето?
Вместо ответа Сето безмолвно качает головой. Он пе
понимает слов «экскурсия», «костер». Сето уже третий
день находится в обществе Левина и Гарика, но многого
не понимает пз того, что онп говорят. Быть может, пото-
му он часто смотрит на них недоверчиво, исподлобья, от-
вечая на их вопросы кивками головы.
— Сето, ты не голоден?
Сето пожимает плечами, качает головой и произносит
«гм», что означает «нет». Но «гм» у него звучит и как «да».
II товарищи, в свою очередь, с трудом понимают его. По-
впдимому, Сето не откровенен с ними, чуждается их, мо-
жет быть, стесняется. Но это и понятно, ведь прошло все-
го три дня, как он познакомился с Ловиком и Гариком, да
еще при каких обстоятельствах!
Три дня тому назад на трамвайной остановке Левпк
п Гарик заметили, что, в то время как пассажиры, стол-
пившись, старались пройти в вагон, двое мальчиков,
пробираясь между ними, лазили по карманам рассеянных
людей, вынимая оттуда что попало — платок, коробку па-
пирос, спички. У одной женщины вытащили даже пудре-
ницу и одеколон.
Гарик и Левпк поймали одного мальчика (другой сбе-
жал), отвели его в сторону и спросили, не стыдно ли ему
воровать. Мальчик — оп был старше их — ответил, что
ему стыдиться нечего.
— А еслп поймает милиция? Ты не боишься?
Милиция...— ухмыльнулся мальчик.— Опа ловила
и отпускала.
Он хотел было вырваться и удрать, но Левпк п Гарик
не выпустили его.
207
— Постой. Ты это делаешь для того, чтобы было чем
жпть?
— Гм...
Этот звук вместе с кивком головы надо было пони-
мать как «да».
— А если мы тебе дадим работу, ты пойдешь с памп?
Мальчик снова кивнул головой. Левин и Гарик повели
его к старшему пионервожатому Бабкену. Сияли с маль-
чика старую, грязную одежду, дали чистую и договори-
лись с начальником, что возьмут его в лагерь.
Этот мальчик был Сето, сирота, который после смерти
своих родителей приехал в Ереван и, не разыскав родст-
венников, стал беспризорником. Товарищи прозвали его
«Черный Сето» из-за очень смуглого цвета лица.
Теперь Левпк п Гарик с разрешения начальника лаге-
ря везли его с собой и были горды этим, так как взяли на
себя шефство над мальчиком. Вот почему они проявляли
к нему такое внимание, пе отходили от него, боясь, как
бы он опять не убежал. 11м очень хотелось довезти его до
лагеря, перевоспитать там. И они с нетерпением ждали
машины.
Сето тем временем разглядывал пионера, который по-
казывал товарищам карманный ножик. Пож был очень
хорош, с двумя лезвиями, вилкой и штопором. Сето ни-
когда пе видел такого интересного пожика.
— Нету! — сказал Гарик, глядя па дорогу, откуда
должна была подъехать машина.
Никто, наверно, пе ждал машины с таким нетерпени-
ем, как Левпк п Гарпк. Они были озабочены п другим
весьма важным обстоятельством: как предупредить Сото,
чтоб оп хорошо вел себя в лагере, пе воровал? Правда,
они сами должны следить за Сото, а все-таки падо пре-
дупредить его. Но как это сделать, чтобы пе обидеть
мальчика? Каждый из них старался переложить это на
другого, и теперь, дожидаясь машины, опп переглядыва-
лись, давая друг другу знать, что пора начинать. Начи-
нать! Нелегкое это дело! Какими словами сказать это,
чтобы пе отпугнуть Сето? Ведь у Сето странный харак-
тер, возьмет да и уйдет от них! Но все-таки времени нет.
падо решиться. II Гарик, схватив Сото за руку, отвел его
в сторону. Левпк последовал за мим.
— Знаешь что, Сето? — начал Гарик.— Знаешь, что я
хочу тебе сказать?..
Гарик не знал, как продолжать.
— Смотри, Сето, когда приедем в лагерь, ты должен
там хорошо вести себя. Не подведешь нас? Даешь слово?
Сето кивнул головой.
— Потом...— Гарик остановился. Он положительно не
знал, как продолжать беседу, хотел сказать Сето, чтоб он
нс воровал, но... как сказать об этом? Гарик подмигнул
Ловику, чтобы тот помог ему. Левпк легким движением
головы дал понять, что отказывается. II тогда Гарик, как
бы охваченный новой решимостью, продолжал: — Потом,
Сето, я и Левик, мы оба думаем, что ты этого больше не
сделаешь... то есть не будешь воровать, да? Обещаешь?
Сето неопределенно кивнул головой.
— Так знай: что бы ты ни сделал — за тебя отвечаем
мы. я п Левик. Так не будешь воровать в лагере?
Сето снова мотнул головой, что означало: нет, больше
не будет.
Быть может, они поговорили бы еще, но в это время
пионеры подняли шум.
— Пришла, пришла!.. Машины пришли!
II действительно, одна за другой, покачиваясь, подо-
шли две автомашины, убранные зелеными ветками.
В течение пяти минут все разместились. Левик и Га-
рик, а с ними и Сето устроились во второй машине. Чемо-
даны своп опп сунули под скамейку, а Сето держал на
коленях полотняную сумку, подаренную ему старшим во-
жатым Бабкеном.
По когда ребята рассаживались по машинам, произо-
шло никем пе замеченное событие. Сето, вес время с боль-
шим интересом следивший за мальчиком — владельцем
ножа, видел, как тот сунул его в карман летнего пальто
и с чемоданом в руке подошел к машине. Сето шел за
ним по пятам. II в тот самый момент, когда мальчик под-
нял чемодан, чтоб передать его товарищу. Сето вплотную
придвинулся к нему и, незаметно вынув из его кармана
нож, так же незаметно сунул в свою сумку.
В суматохе никто не видел этого. Не заметили также
Левпк и Гарик, стоявшие рядом с Сето.
Л
Дорога была долгая, по интересная. Еще в городе, как
только тронулись машины, пионеры начали петь. Голоса
11Х зазвучали громче, когда машины вышли в открытое
209
поле. Вместо со всеми пели Ловик и Гарик, а Сото слу-
шал их, придерживая на коленях сумку.
У дороги поблескивали ручейки, покачивались ивы.
Когда машина проезжала по селу, все хором кричали
«ура», а деревенские ребята в ответ кричали им тоже
«ура». Крестьяне, перевозившие сено, останавливали во-
зы, чтоб дать машинам дорогу, волы пугались и шараха-
лись в сторону.
В одном месте машины остановились, шоферы напол-
нили радиаторы водой, потом снова помчались вперед.
Дорога становилась все круче и зеленее. Гарик и другие
мальчики говорили, что уже проехали большую часть пу-
ти и скоро доберутся до места.
II действительно, через некоторое время свернули с
большой дороги и поехали по шоссе, которое вело в горы.
— Подъезжаем! — воскликнули мальчики и снова за-
пели.
Не прошло и получаса, как машины въехали в ма-
ленький поселок. Проехав несколько улиц, они останови-
лись па окраине, у самого леса.
— Приехали! Приехали!
Обрадованные пионеры вылезли из машин.
Сото решил, что путь окончен, и был очень удивлен,
увидев, что чемоданы и сумки погрузили па стоявшие тут
же телеги, а мальчики и девочки двинулись вперед. Шли
лесом. Сето опять удивился: неужели они будут жить в
лесу? Это пе казалось ему заманчивым. Но пока что инте-
ресно было посмотреть лагерь. Будет плохо — он убежит
в город. Сето показалось удивительным и то, что все ребя-
та доверили своп вещи возчикам, а сами ушли вперед.
Сам он, однако, не отдал свою сумку. Как ни настаивали
Гарик п Левик, он не согласился оставить ее в телеге.
— Понесу сам,— сказал он.
— Устанешь.
— Гм... Тоже мне тяжесть! С ноготочек.
Он боялся, что возчики откроют сумку и вытащат ве-
щи. Особенно беспокоился он за нож. Вдруг возчики при-
своят его плп дорогой потеряют? Поэтому он перекинул
сумку через плечо и двинулся за мальчиками.
Вначале крутая тропинка шла мимо одиноких дубов,
затем начался тенистый лес, и сразу стало темно. Густая
листва не пропускала солнечных лучей. Пахло сыростью.
Ребята пробирались по тропинке гуськом, перекликались,
прислушиваясь, как эхо отзывается им в глубине леса.
210
Левпк и Гарик шли впереди Сето, объясняя ему, как мно-
го интересных игр ждет пх в лагере.
Впереди Гарика и Левина шел тот мальчик, у которо-
го Сето стянул нож. Когда ребята выбрались пз тенистого
леса па солнечную лужайку, этот мальчик — звали его
Оник — захотел срезать ветку, но, сунув руку в карман,
побледнел.
— Ой! — сказал он.— Мой ножик... Где же он?
— Наверно, оставил дома.
— Да нет, когда я садился в машину, то положил его
в карман.
Мальчики решили, что нож мог выпасть в машине,
и хотели было посоветовать ему вернуться обратно и по-
искать в машине, но сообразили, что уже поздно. Навер-
но, машины давно уже уехали.
Оник чуть не плакал от огорчения. Ребята, пытаясь
утешить его, предлагали ему другой нож, чтоб он срезал
прутик, но Оник отказался и всю дорогу был грустный
и задумчивый. Он говорил, что это отцовский нож, что
отец ие хотел отдавать ему, предложил другой, но Оник
упросил, и тот уступил, но предупредил, чтоб сын не по-
терял нож. Что же он ответит теперь отцу?
— Ну, ничего, ничего, скажешь — потерял, — уте-
шали его мальчики.
Левпк и Гарик пообещали Онпку попросить для пего
нож у заведующего лагерем. Сето ничего пе сказал, толь-
ко пощупал свою сумку и, убедившись, что нож на месте,
спокойно продолжал путь.
Как ни уверяли мальчики, что скоро выберутся па от-
крытое место, где находится лагерь, Сето казалось, что
лесу нет конца, что чем дальше, тем он становится гуще.
Но вдруг шедшие впереди мальчики с радостным криком
бросились бежать. Сето ускорил шаги и, пройдя немнож-
ко, остановился. Перед ним на просторном открытом
месте виднелся лагерь. Стройно, в несколько рядов, сто-
яли белые палатки, на большой зеленой площадке возвы-
шалась длпнная-предлпнная мачта, и на самой ее вер-
хушке развевался на ветру большой красный флаг.
Как ни старались Левпк и Гарик убедить Сето. что это
и есть пионерский лагерь, Сето решил, что тут живут
красноармейцы.
Но когда обрадованные пионеры с песнями смело по-
шли вперед, Сето, озираясь по сторонам, последовал за
ними. Его удивляло множество палаток, удивлял и лес,
211
сплошным массивом расстилавшийся до самой вершпны
высоких гор. Сето казалось, что в этих палатках должно
быть тесно. Его интересовало: где же пекут хлеб, готовят
пищу?
— Л здесь есть пекарня? — спросил оп Гарика.
— Нет.
— Откуда же берут хлеб?
II когда Гарик ответил, что хлеб доставляют из горо-
да, расположенного внизу, Сето, помолчав немного, снова
спросил:
— А магазины?
— Магазинов тоже нет.
— Где же покупают фрукты?
— 13 городе.
— В городе...— протяжно сказал Сето. Вот так здо-
рово!
В голосе его звучало разочарование.
— А что там еще есть?
— Вот пойдем — увпдпшь. Там много интересного,—
сказал Левпк, стараясь успокоить и заинтересовать его,
так как он догадался, что лагерь не понравился Сето.
Ребята, распевая, подошли к палаткам. Навстречу им
выбежали мальчики и девочки. Немного погодя появился
высокий молодой человек лет двадцати двух, в трусах и
полосатой майке. На голове у него была громадная соло-
менная шляпа, поля которой были приподняты спереди,
а сзади спускались до самых плеч. Из-под шляпы выгля-
дывало круглое лицо с улыбающимися глазами.
— Здравствуйте, дети! — сказал он таким дружеским
тоном, что Сето показалось, будто он давно знаком со
всеми.
В этом оп окончательно убедился, когда молодой чело-
век стал расспрашивать прибывших, называя их по име-
нам. Поговорив с пионерами, он вдруг посмотрел на Сето,
стоявшего поодаль от всех с сумкой через плечо.
— Как тебя зовут?
— Сето.— ответил тот, глядя исподлобья на его манку
и широкополую шляпу.
— Сето, да и только? — пошутил начальник лагеря.
Сето смутился.
— Нет, ребята называют еще: Черныц Сето.
Начальник лагеря улыбнулся, и эта улыбка понрави-
лась Сето.
212
— Из какой ты школы? — продолжал он, по не успел
Сето ответить, как Гарик выступил вперед и заявил, что
это они привезли сто и что... остальное оп сказал очень
тихо. Сето ничего не расслышал, а про себя подумал:
«Наверно, сказал, что я беспризорник».
— Ну, ребята, идите обедать,— проговорпл начальник
лагеря, закончив беседу. — Мы ждали вас намного рань-
ше. вы опоздали, но обед вам оставлен.
— А наши вещи? — спросил кто-то.
— Вещи привезут, поставят в палатки, после обеда
разберете и устроитесь.
Столовая — просторное помещение под дощатым наве-
сом, открытое со всех сторон,— была уставлена длинными
столами и скамейками. Обед был мясной. Подавали его
две женщины-крестьянки. У одной пз них в ушах были
круглые серебряные сережки, другая так плотно повязала
голову платком, как будто у нее болели уши.
Ребята устали и проголодались, а потому ели молча.
Обед понравился Сето, он съел его с аппетитом и не
прочь был повторить, но постеснялся, так как сидевшие
рядом с ним Гарик и Левик удовлетворились тарелкой
супа и двумя котлетами на каждого. Очевидно, просить
еще было неудобно.
В столовой снова появился начальник лагеря.
— Ребята,— сказал он,— если вы устали, идите к се-
бе, разберите своп вещи и ложитесь спать, а еслп хотите,
приходите на костер.
— На костер придем, на костер! — закричали все и
побежали к палаткам, чтобы быстрее разобрать своп
вещи.
Пока они устраивались в палатках, горы заволокло ту-
маном, лес нахмурился, помрачнел, наступила темнота.
Старшие пионеры зажгли костер. Через несколько минут
все — и вновь прибывшие и те, что были здесь,— собра-
лись вокруг костра и с восхищением смотрели на веселое
пламя, разгоравшееся все сильнее; искры дождем рассы-
пались вокруг. За чертою света казалось темнее, чем
па самом деле. Ребята в несколько рядов расселись
вокруг огня на специально сделанных земляных
насыпях, спустили ноги в ямки. Было тепло и при-
ятно. Начальник лагеря, товарищ Тигран, теперь уже
черном пиджаке, надетом поверх майки, по в той же
ольшой соломенной шляпе, сидел в кругу ребят и гово-
213
рил о том, как должны вести себя в лагере вновь при-
бывшие пионеры.
Сето, обхватив руками колени, смотрел па огонь, слу-
шал товарища Тиграна и мысленно радовался тому, что
приехал сюда. Ведь в городе никогда не увидеть такого
интересного зрелища.
Не успел товарищ Тигран закончить беседу, как вдруг
издали послышались звуки горна. То лагерный дежурный
извещал ребят: нора спать.
Пионеры выстроились перед палатками. Сето стал ря-
дом с Левиком и Гариком и ждал, что будет дальше.
Посреди просторной площади, у самой мачты с водружен-
ным на пей флагом, оп увидел ребят с фонарями в руках:
то были дежурные по лагерю.
Воцарилось глубокое молчание. Все чего-то ждали.
II вдруг в тишине раздался голос:
— Поверка первого отряда закончена.
То же самое заявили вожатые других отрядов. Снова
воцарилась тишина, и потом тот же голос произнес:
— Салют!
Пионеры и вожатые, отдавая салют, подняли руки,
как будто взмахнули саблями. И вдруг Сето показа-
лось, что в лесу невидимый оркестр заиграл «Интерна-
ционал».
Эта музыка продолжалась несколько минут, затем по-
слышался тот же голос:
— Пионеры, к борьбе за дело рабочего класса будьте
готовы!
По всем рядам пронеслось громко и торжественно:
— Всегда готовы!
Сето слышал, как эхо этих слов долго отдавалось в
лесу и в горах.
Через несколько минут в лагере уже царила глубокая
тишина. Лишь с легким треском горели костры п в раз-
ных местах светились фонари дежурных, делающих
обход.
Сето устроился в тон же палатке, где Гарик и Левпк.
В палатке было десять человек. Здесь оказался п тот
мальчик, у которого Сето стянул нож. Поэтому, уклады-
ваясь спать, Сето положил сумку себе под подушку.
Дневные впечатления долго не давали ему уснуть.
А когда он наконец заснул, то видел во сие костер, нсьры
которого звездами рассыпались вад лесом.
214
Ill
Утром пионеры проснулись от звука горна. Первым
движением Сето было сунуть руку под подушку и прове-
рить, в сумке ли нож. Он был там. Это успокоило Сето, и.
быстро одевшись, он вместе с мальчиками вышел из па-
латки. Было ясное, прохладное утро. Спросонья разгляды-
вали они палатки, места игр, волейбольную сетку, лес,
который тоже, словно только что проснувшись, улыбался
солнцу, цепи синих горных вершин, будто плывущих в
утренней мгле. За палатками, у самого леса, пз кухни
подымался дым. Там готовили завтрак повар и его по-
мощник в белых халатах. Начальник лагеря, во вчераш-
ней соломенной шляпе и полосатой майке, учитель и
несколько незнакомых людей ходили перед палатками.
Рядом с начальником шла какая-то женщина в белом
платье; она что-то возбужденно говорила ему. Левпк ска-
зал, что это врач.
«Для чего здесь врач?— подумал Сето. — Здесь ведь
нет ни машин, ни трамваев, которые могут покалечить
ребят?» Это было удивительно. Все для него было тут
ново и интересно — п кухня, и работающие в ней люди
в белом, и врач, и начальник, похожий на альбатроса,
и сетки для игр, и темно-зеленый лес. Сето никогда не
видел так много деревьев. Он бывал в виноградинках и
абрикосовых садах, но там деревья были небольшие.
А этот лес! Он тянется так далеко, и не скажешь, где он
начинается и где кончается. Лес так заманчив и интере-
сен, что Сето хочется сейчас же побежать туда, побро-
дить, но Гарик и Левик не отпускают его, говоря, что еще
не время, сейчас будет физкультура.
II действительно, вскоре пионеры выстроились перед
палатками, и началась физкультура. Ребята вытягивали
вперед руки, поднимали их вверх, сгибались, разгибались,
приседали. Говорили, что это «зарядка». Сето пе понял
этого слова.
— Повторяй за нами все, что мы будем делать,— ска-
зал Левпк.
Сето стал между Ловиком и Гариком. Под руководст-
вом старшего вожатого Бабкена начали зарядку. Скоро
вся площадь наполнилась пионерами. В городе Сето ни-
когда не видел такой массы пионеров,— даже во время
Демонстраций, казалось, их бывало меньше. Все онп, в
синих трусах и белых майках, опускались, поднимались,
215
делали различные движения, затем снова опускались п
поднимались. Казалось, все поле было в движении. Гим-
настика показалась Сето смешной п ненужной. Для чего
она? Неужели для этого приезжают сюда из города? Все
это можно проделать и в городе. Нет, физкультура пе
пришлась Сето по вкусу, тем более что сам он не умел
делать этпх упражнений так, как это требовалось. Он
почувствовал облегчение, когда кончилась гимнастика п
все пошли к роднику умываться. Это тоже было для исто
любопытно. Так называемый «родник» был толстой, длин-
ной трубой на деревянных столбах высотою в полметра от
поверхности земли. Вода шла пз маленьких отверстии с
двух сторон трубы. Дети умывались, перебрасываясь шут-
ками, потом снова побежали к палаткам.
— А теперь можно в лес? — спросил Сето. умывшись.
— Нет, сейчас будет поверка,— объяснил Гарик.
После умывания пионеры снова, как вчера вечером,
выстроились перед палатками, вожатые отрядов сделали
поверку, результат сообщили старшему вожатому, а тот
передал это начальнику лагеря, стоящему у высокой мач-
ты с флагом.
Сето был удивлен тем, как флаг на мачте высоко
взвился вверх. Ему непонятно было, почему вечером
спустили флаг, а утром его снова подняли. Гарик объ-
яснил:
— Это значит, что мы пачппаем дневную работу.
Сето все-такп пе понял. Но больше не задавал вопро-
сов, так как позвали завтракать. После чая ребята разой-
дись па группы: часть пз них осталась убирать палатки,
другие отправились в лес — за хворостом для костра. Се-
то попал в последнюю группу, и это его сильно обрадова-
ло. Наконец-то оп по-настоящему увидит лес. С нимиоыл
и старший вожатый Бабкен, ну, конечно, н Левпк и 1а-
рик. В путь двинулись с песнями. Когда вошли в лес.
девочки начали собирать цветы, а мальчики прошли
дальше.
— Какие плоды водятся тут? — заинтересовался Сото,
разглядывая деревья. Уже два дня он не ел фруктов.
Мальчики засмеялись:
— Плоды!..
Сето был в недоумении: «Так для чего же стольк
деревьев?» Гарик объяснил ему, что в лесу растут тольь°
дикие плоды. Здесь есть дички — яблоки и груши, п боль
ше ничего.
216
В лесу было прохладно и приятно. Капельки росинок
искрились на зелени, летали бабочки, садились на цветы.
Узенькая тропка под сенью деревьев вела в глубь леса.
— Это дорога к кислым водам,— сказал кто-то.
Решили пойти к этому источнику, который, по словам
мальчиков, находился на расстоянии километра. Выясни-
лось, что кое-кто пз пионеров уже видел источник еще
в прошлом году, но и опп снова захотели его посмотреть.
Тропинка шла сквозь густые деревья и постепенно стано-
вилась круче. Иногда по лесу пробегал ветерок, и деревья
тпхо шелестели, а потом снова наступало безмолвие.
Через некоторое время тропинка вдруг повернула в
сторону п вниз. Тут ребята, побывавшие здесь еще в про-
шлом году, пустились бежать и почти скатились в
ущелье. Через несколько минут вся группа собралась у
поросшей мохом скалы, из-под которой бесшумно вытека-
ла зеленоватая вода и так же бесшумно стекала вниз,
в шумный ручей. Один пз мальчиков опустился на колени
и коснулся губами воды.
— Ой, кпе-ла-я!
Остальные тоже попробовали воду, набрав ее в своп
походные стаканы. Все согласились, что вода действи-
тельно кислая.
Левпк и Гарпк нашли даже, что вода с прошлого года
стала еще кислее. А Сото вода показалась скорее горькой,
чем кислой.
— Вот так здорово! Вот так вода! — воскликнул он.
утирая рукавом рот.
— Ну, ребята, пошли,— поднялся Бабкеп, когда ребя-
та немного отдохнули.— Давайте разобьемся на группы
и соберем дровишек для костра.
Кругом было много сухого хвороста. Ребята собирали
его и удивлялись, почему хвороста так много: ведь про-
шлым летом опп но оставили ни одной сухой веточки.
Сото решил, что ему, по его росту и силе, пе пристало
заниматься таким делом, и вскарабкался на дерево. Оп
стал ногой па большую ветку, а потом, схватившись рука-
ми, повис па ной. Сото хотел сломать эту ветку, чтоб
унести с собой, ветка никак пе поддавалась.
— Сето, нельзя ломать зеленые ветки,— подбежал к
ному Гарпк.— Это запрещено.
Но Сото не обратил па пего внимания. Ему хотелось
принести с собой большую зеленую ветку; °н долго раска-
чивал надломанную ветку, пока наконец она пе оторва-
217
даСь от ствола и с шумом не свалилась На землю, Подмяв
под собой кусты и маленькие деревца.
Сето был рад, что у него самая большая ветка.
Но Гарик, Левик и еще один веснушчатый пионер,
который тоже был в лагере в прошлом году, объяснили
ему, что этого делать нельзя, запрещено ломать зеленые
деревья.
— Лесник рассердится, знаешь! — сказал веснушча-
тый пионер, когда они двинулись в путь.
— В прошлом году, когда мы...
Но он пе договорил: из-за деревьев навстречу им вы-
шел человек с ружьем, па его лице выделялись топкие
усы цвета спелой ржи. Он был в желтом плаще.
Пионеры смутились, а несколько мальчиков, очевидно,
знакомых с ним еще по прошлому году, радостно вос-
кликнули:
— Здравствуй, дядя, здравствуй!
— Здравствуйте, здравствуйте, ребятишки,— весело
сказал тот, оглядывая ребят.
Вдруг взгляд его остановился па ветке, которую та-
щил Сето. Лесник помрачнел:
— Это что? Кто это разрешил тебе?
Сето косо посмотрел на лесника.
— А что? Лес ведь пе твой!
— Так! Вот отведу тебя в лагерь, оштрафую, тогда ты
будешь знать, чей оп,— сердито сказал лесник.
— Кого оштрафуешь?
Лесник подошел к пому ближе, желая объяснить
мальчику, что нельзя ломать и рубить зеленые деревья.
Сето решил, что тот хочет ударить его, как это нс раз
бывало в городе. Готовый к драке, оп бросил ветку и весь
насторожился.
Видно было, что оп готов и к нападению п к побегу,
в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.
Лесник подошел еще ближе, а Сето, неизвестно что
подумав, вдруг бросился на лесника, вырвал из его рук
ружье и метнулся в лесную чащу.
Пионеры стояли ошеломленные. Побледневшие Левин
и Гарик ожидали, что будет дальше. Лицо у Сето было
такое странное, когда он схватил ружье, что от него мож-
но было всего ожидать.
Но лесник улыбнулся,— ему казалось, что Сето шутит
и сейчас верпет ему ружье.
По Сето не шутил. С ружьем в руке он скрылся за
21S
деревьями и больше пе показывался. Тогда Левпк и Га-
рик, встревожившись, побежали за ним. Немного погодя
подошел старший вожатый Бабкен и. узнав, что про-
изошло, торопливо направился вслед за ними. Догнав Со-
то, ребята объяснили ему, что бояться нечего, лесник его
не обидит. Сето вернулся и молча протянул леснику
ружье.
— Это пз новеньких, оп не знает наших порядков,—
объяснил леснику Бабкен.
— Вижу,— кивнул тот головой п погрозил Сето паль-
цем: — В другой раз пе ломай свежие ветки!
Пристыженный Сото молча последовал за товари-
щами.
IV
Первые дни прошли в экскурсиях. Вожатые водили
ребят по окрестностям, побывали в горах, откуда лагер-
ные палатки казались не больше зонта. Однажды спусти-
лись в город, посмотрелп дом отдыха, потом ходили в
село — «знакомиться с колхозом», как говорил товарищ
Тигран. Пионеры устроили там в школе утренник. Гарик
н Левик прочли стихи, другие ребята рассказали о жизни
лагеря, подарили сельским ребятам книжки с картинка-
ми. В этот день они очень весело провели время и на
обратном пути выкупались в реке. Это последнее путе-
шествие для Сето было знаменательно тем. что он нашел
кошелек с деньгами. Кошелек принадлежал веснушчато-
му пионеру — он выронил его на берегу реки, когда соби-
рался купаться. Сето, который раздевался поблизости,
поднял кошелек и сунул себе в карман. П как ни жалел
о своей потере веснушчатый пионер, Сето пе сказал ему
о находке и, когда ребята уснули, положил кошелек в
сумку рядом с ножом...
Но вот прошла острота новых впечатлений, начались
лагерные будни, и Сето заскучал. Иногда он часами одни
бродил в .лесу, вспоминая город, звенящий трамваи. ку-
панье в Зангу и цирк, где он иногда бывал. За самоволь-
ный уход из лагеря он уже неоднократно получал замеча-
ния, но продолжал уходить.
Ьогда после обеда объявляли «мертвый час» п ре-
бята шли отдыхать, Сото прсдла1ал мальчикам взо-
браться на гору или спуститься в ущелье, выкупаться гам
в речке.
219
— Нельзя,— говорили товарищи.
— А что же делать?
— Надо целый час лежать.
Сето вздыхал:
— Эх! Ну и положение!
— Такой порядок, Сето.
Мальчик ложился, молчал несколько минут, а потом
поднимал голову:
— Ребята, а в этих краях есть сады и огороды?
Мальчики переглядывались и спрашивали:
— А зачем они тебе, Сето?
— Достали бы немного фруктов.
Левпк и Гарик принимались объяснять ему, что, во-
первых, здесь садов и огородов нет, а, во-вторых, еслп бы
и были, лазать туда нельзя.
— Эх,— то ли удивлялся, то ли грустил Сето,— хоро-
ша жизнь, нечего сказать!
Сето удивляло, что Левпк и Гарик, веснушчатый
мальчик пз их палатки, владелец ножа Онпк, Шало, Арто
и другие во время экскурсий и в остальные дни всегда
находили себе занятие. Левин и Гарик, например, уеди-
нялись со своими тетрадями и, по словам товарищей, пи-
сали стихи; веснушчатый пионер, хозяин ножа Онпк и
еще другой мальчик ловили жуков и бабочек и хранили
их в коробочках. Зачем им это было нужно — Сето не
понимал. Вот если бы онп, подобно ему, собирали пугови-
цы и бусы — это другое дело. Их, по крайней мере, мож-
но продать, хоть что-нибудь получить за них. А кому
нужны сухие травы, цветы, насекомые? Кто их купит?
Это все было уже неинтересно, как и лагерные игры. Осо-
бенно тосковал он в дождливые дни, когда вынужден был
оставаться в палатке. Однажды, когда он сидел молчали-
вый и грустный, Гарик спросил его:
— Ну, Сето, нравится тебе лагерь?
Сото отрицательно покачал головой.
— Почему?
— Хотя бы потому, что без разрешения нельзя ни КУ'
паться, нп подниматься на гору, пн ходить в город. 11т°
это за положение? Вставать по сигналу, спать по сигна-
лу...— Он недовольно умолк.— А кроме того, фруктов ма-
ло, и всегда одни и те же.
— Значит, в городе лучше?
— А то пет! Фруктов сколько хочешь, мороженого
тоже.
220
— Мороженое едят, когда жарко. А здесь ведь не
жарко.
— Сладкое можно есть всегда. Было бы только.
Сето страшно любил фрукты. Каждый раз, когда ребя-
та ходили в лес, Сето всюду искал плодовые деревья, хотя
ему растолковали, что тут могут водиться только дички.
Но Сето все-таки искал. Кто знает, а вдруг фруктовые
деревья окажутся и здесь? В лагере он все время следил
за тем, кто из ребят получал пз дому фрукты, и сейчас
же спрашивал:
— А ты один будешь кушать это?
Пионеры обычно угощали его. Тогда Сето, довольный,
восклицал:
— Эх, хорошо жить па свете!
Еслп же ему отвечали, что уже все съедено, он качал
головой:
— Называется дружба!
II тогда ему очень хотелось убежать в город.
V
Вскоре, однако, в лагере произошло столько интерес-
ного, что Сето забыл думать о городе.
Уже несколько дней поговаривали о том, что в лесу
появился медведь, оп по ночам рычит в ущелье. Слух этот
потихоньку распространился среди пионеров. Еще с про-
шлого года у ребят остался страх перед медведем, а те-
перь этот страх снова возбудил в них пионер Аветис.
Однажды Аветис вместе с такими же малышами, как
п он, отправился в лес за цветами. Внезапно дети прибе-
жали обратно.
— Мы видели медведя!
А где ты видел медведя, Аветис?
Вон там,— кивнул он головой в сторону леса.
А какой он из себя?
— Большой, вот какой,— простирал руки Аветис.
—• Что он делал?
Аветис открывал рот и кривил его во все стороны,
изображая, будто хотел кого-нибудь укусить.
А сколько у него голов, Аветис? — продолжали
свои расспросы старшие ребята.
Аветис смеялся и умолкал.
Шутки шутками, по слух о том, что в лесу появился
медведь, серьезно начал пугать ребят. Говорили, что
221
зверь ночью близко подходит к палаткам. Днем ребята не
верили этому, ио лишь наступала темнота, только и
говорили об этом медведе.
— А может медведь близко подойти к палаткам?
— Не может, испугается костра.
— Охрана не допустит.
— У начальника лагеря есть ружье, он выстрелит —
медведь и убежит.
Сето очень заинтересовала история с медведем. Он
принимал живейшее участие во всех разговорах на эту
тему. Сето не верил, что в лесу может быть медведь.
— А если медведь подойдет к палатке, что ты тогда
сделаешь? — спрашивали Сето.
— Не подойдет.
— А если подойдет?
Сето смотрел на собеседника, задумывался и снова по-
вторял, что не подойдет.
Однажды почыо, когда в лагере все уснули и только
дежурные с фонарями обходили лагерь, кто-то пз них за-
метил на ближайшем хлебном поле странную тень. Эта
тень постепенно приближалась. Сначала, пз боязни пока-
заться трусливым, дежурные молчали, затем один пз них
с притворным равнодушием спросил:
— Что это там в иоле виднеется?
Товарищ не сумел ответить, что там такое: обоим по-
казалось, что это либо человек, либо медведь. Они тотчас
же побежали сообщить старшему дежурному. Тот немед-
ленно отправился к начальнику лагеря за ружьем, так как
ружье было только у него, и затем созвал дежурных всех
отрядов.
— В чем дело? — заинтересованно спрашивали пио-
неры.
Вместо ответа им указывали на черную фигуру в по-
ле, которая то наклонялась, то поднималась, как будто
ела колосья пли следила за лагерем и пыталась спрятать-
ся. Никто пе мог определить, кто это. Если вор — он дол-
жен был знать, что лагерь охраняется, и, следовательно,
он сделать ничего не сможет. Л если это медведь, то почс
му он так странно идет и почему его пе пугает свет фона
рей? Наконец старший дежурный не выдержал:
— Пойдемте вперед!	(
Все двинулись за ним. Черная фигура не измени^
своего положения, и это заставило предположить,
действительно то был медведь.
909
— Тише! — говорил старший дежурный, держа наго-
тове ружье.— Тихо, ребята, не кашлять, не бросать
камни!
И, подобно эху, передавался предостерегающий
шепот:
— Тихо, не кашлять.
Неожиданно черная фигура исчезла среди высокой
пшеницы. Значит, боится их — решили ребята.
И уже смело двинулись вперед.
Когда подошли совсем близко к пшенице, черная фи-
гура вдруг поднялась и испустила крик. Ребята в испуге
отпрянули назад.
Но старший дежурный по-прежнему шел вперед. За
ним, осмелев, последовали и остальные. Черная фигура
снова испустила крик и исчезла в пшенице. II хотя ребя-
та не могли ее видеть, но по крику поняли, что это не
животное. Еще раз крикнула черная фигура, потом по-
слышался громкий смех. Кто-то, вытянувшись во весь
рост, шел по ржи с мешком на голове. Когда фигура по-
дошла поближе, стащили с нее мешок, увидели Сето.
На следующий же день в стенной газете пионеры изо-
бразили Сето в виде медведя и сделали под рисунком
надпись: «Медведь Сето».
VI
Но и после этого пе прекратились разговоры о медве-
де. Пионеры все время спорили о том, есть ли в действи-
тельности медведь пли пет, спрашивали об этом товарища
Тиграна. Тот сдвигал на затылок свою огромную шляпу,
прикладывал руки к груди и говорил:
~~ Ну, конечно, нет. Был бы — в первую очередь меня
съсл бы: водь медведь ест сначала взрослых, а потом уже
маленьких.
Пионеры смеялись и уходили. Но разговоры о медве-
де не прекращались. По вечерам, когда наступала темно-
и лес становился страшным, малыши снова вспомина-
ли о медведе. Особенно много говорили об этом в палатке,
’Де Жили Сето, Левин и Гарпк, владелец ножа Оник, Ша-
Ло’ мальчик Арто, который любил собирать насекомых, за
Что и был прозван ребятами Дарвином, веснушчатым пно-
11(,Р — все они утверждали, что медведь действительно
есть, в то время как более взрослые пионеры и вместе
223
с ними Сето думали, что никакого медведя пет, что :т>
выдумки малышей и трусишек. Маленький упрямец Ша-
ло продолжал настаивать на том, что медведь живет в
лесу и что оп сам слышал его рычание. Что мнение под-
держивали и другие малыши.
— Нету! — говорил Сето, произнося это слово про-
тяжно, очевидно, желая сделать его более убедительным.
— He-ту? — горячился Шало,— Еслп пету, то мо-
жешь сходить один к кислым водам?
— Могу.
— Вот сейчас? Ночью?
— Могу,— повторил Сето.— Еще как схожу —будь
здоров.
— Да? Может, с фонарем пойдешь?
— Пет, без фонаря.
— Пу, так иди!
— А что дадите, если пойду?
— Что хочешь,— с готовностью сказал Шало в твер-
дой уверенности, что Сето пе пойдет п потому что ни
пообещать — потери пе будет.— Дам свою тюбетейку.
Шало пообещал свою тюбетейку потому, что она очень
правилась Сето и тот часто надевал ее, когда танцевал.
Сето согласился. Условились, что оп возьмет с собой
пустую бутылку и наполнит ее у источника кислой водой,
а вернувшись, получит в награду вышитую тюбетейку
Шало. Кроме того, падо было доказать, что оп действи-
тельно дошел до самого источника,— поэтому оп должен
был оставить там какой-либо предмет. Решили, что Сето
оставит там пояс веснушчатого пионера. Ребята пе верю
ли, что Сето пойдет к источнику в такую темную ночь.
И потому, когда тот поднялся и оделся, все повскакали
с коек.
— Ерось, Сето,— обеспокоенно сказал Левпк,— •т,°
жпсь па место!
— Опасно, Сето,— прибавил Гарик.— Еще случится
что-нибудь... Пе ходи...
Сето продолжал одеваться
ему, что, еслп с ним
ран с них спросит.
— Сето, пе ходи,
пустят.
Ничто ле помогло
. Левпк п Гарик напомни'111
что-нибудь случится, товарищ К11
Все равно дежурные тебя не нр°
. Сото стоял па своем. Он и]юйД’т
так, что пн кто пе заметит.
— Пу, до свидания!
224
II Сето вышел из палатки, взяв с собою пустую бутыл-
ку. Было темно. Костер еще горел, но уже не так ярко,
как раньше. Дежурные тихо беседовали, сидя у костра.
Двое дежурных сторожили у нижних палаток — это видно
было ио их фонарям, которые светились в темноте. Чтобы
пройти незамеченным, Сето, выйдя из палатки, присел на
корточки, прижав к груди пустую бутылку. Убедившись,
что его никто не видит, он, согнувшись, пошел к лесу.
Пройдя полпути, оп остановился и оглянулся. Дежурные
по-прежнему продолжали спокойно сидеть у костра. Сето
выпрямился и быстро побежал к лесу. Теперь его уже не
увидят.
Лесная дорога была хороню знакома Сето. Между де-
ревьями вилась тропинка, но было так темно, что деревья,
казалось, слились в одно целое. Днем в лесу всегда было
тихо, а теперь, казалось, то и дело раздавались какие-то
странные звуки и шорохи — то шум воды, доносившийся
снизу, из ущелья, то шелест деревьев... Откуда то разда-
вались сонные голоса птиц.
Страх охватил мальчика, но он продолжал шагать,
стараясь убедить себя, что это, очевидно, зайцы и бояться
их нечего.
Сето шел хорошо знакомой ому тропинкой под густы-
ми деревьями, из-за сплошной листвы которых не видно
было неба. Оно лишь изредка показывалось, сверкая яр-
кими, искрящимися звездами, и Сето казалось, что звезды
движутся вместе с ним.
Когда он добрался до места, откуда надо было свер-
нуть вниз, в ущелье, Сето вдруг совсем недалеко от себя
услышал какой-то шорох. Ему показалось, что какое-то
животное сорвалось с места и побежало вниз. Сето решил,
что животное испугалось, заслышав его шаги, и потому
убежало. Снова Сето охватил страх, чтобы подбодрить се-
бя, он начал посвистывать. Па его свист отозвалась болез-
ненным криком какая-то птица, затем все смолкло, и сно
ва стало тихо. Сето показалось, что все прислушиваются
к нему — и деревья, и животные, и птицы. Он перестал
свистеть и начал напевать.
Постепенно он совсем забылся и стал петь так громко,
что уже ничего не слышал вокруг — ни шороха деревьев.
1111 внезапных вскрикиваний птиц, ни шума воды. Ему
казалось, что все слушали его, затаив дыхание. Незамет-
но для себя Сето добрался до родника. В ущелье было
темно, во он легко нашел дорогу — ведь сколько раз он
8 С. Зорьян, т. 5	225
проходил ее. Прошел мимо камней, перепрыгнул через
ручей и добрался до большой скалы, из-под которой про-
бивался родник. Наполнив бутылку водой, заткнул гор-
лышко и тогда только почувствовал легкую усталость и
присел отдохнуть.
Теперь в лесу ничего пе было слышно, кроме шума
ручейка. Из ущелья звезды в небе казались более дале-
кими.
Обратный путь занял меньше времени. Когда Сето
вошел в палатку, большая часть товарищей уже спала.
Не спали только Шало, Левпк и еще тот мальчик, которо-
го называли Дарвином. Остальные уснули, попросив раз-
будить их, когда Сето вернется.
Ш ало и Левпк вскочили и стали пробовать воду в бу-
тылке. Поднятый мальчиками переполох разбудил неко-
торых, и онп тоже стали пробовать воду. Вода действи-
тельно была кислая.
— Молодец, Сето,— сказал Левпк, радуясь тому, что
их Сето сдержал свое слово.
— А пояс? — спросил проигравший спор Шало, поду-
мывая о вышитой тюбетейке, которую он должен был от-
дать Сото.
— Там.
Утром, после чая, ребята пошли искать пояс. Он дей-
ствительно оказался па скале, свернутый в кружок.
Сето получил вышитую тюбетейку Шало, по не надел
ее па голову, а спрятал в сумку.
VII
Через два дня девочки, жившие рядом с палаткой Сето,
получили пз дому фрукты. В то время как пионеры вместе
со старшим вожатым Бабкеном играли в волейбол, кто то
привез пз города корзину фруктов для Аник Марту ии.
— Твоя мама прислала,— сказали ей.
Аник Мартуни бросила пгру, схватила корзину
письмо и побежала к себе в палатку. Немного погодя он^
пришла, дала подружкам по одному абрикосу и по
и пригласила к себе после обеда, чтобы угостить (РР>11 л
мп. Так поступали все ребята. Если кто-ппбудь ПО,1А,‘к
гостинцы из дому, то угощал всех остальных. Аник
тупи пригласила также Гарика п Левина, а Сото она
чего пе сказала. Сето обиделся. «Опа пе считаете
226
мной»,— подумал оп и, бросив игру, побежал к себе
в палатку и долго пе выходил оттуда. Протрубил горн к
обеду, пионеры группами пошли в столовую, но Сето все
не двигался с места. Гарик и Левпк позвали его:
— Сето, пошли!
— Сейчас приду,— ответил Сето п тут же занялся
своими сандалиями. Снимал их с ноги, встряхивал, снова
надевал, делая вид, будто с ними что-то случилось. А ко-
гда товарищи ушли, он медленно надел их и выглянул
в отверстие палатки: все ли ушли? Убедившись, что дей-
ствительно ушли все, он посмотрел, что делают дежурные.
Те обедали, сидя около своих палаток. Дежурный по их
палатке, Ашот, сидел па бугорочке, свесив вниз ноги, п
тоже обедал, повернувшись спиной к палатке.
Заметив, что Ашот не видит его, Сето обрадовался,
осторожно вышел пз палатки и осмотрелся. Дежурный по
соседней палатке тоже занят был едой. Сето тихонько
прошмыгнул к палатке девочек, быстро приподнял край
палатки и заглянул внутрь. В палатке никого не было.
Сето прополз на четвереньках, осмотрелся по сторонам.
Оп и раньше видел, как чисто было в палатке девочек,
там было больше порядка, чем у них. У девочек был даже
туалетный столик, зеркало, картины. Но сейчас Сето не
смотрел на все это. Глаза его искали корзину с фруктами.
Где же она? Сето обшарил глазами всю палатку и, не
увидев корзины, подошел к туалетному столику, покрыто-
му большой белой скатертью, свисавшей до самого иола.
Сото поспешно приподнял скатерть. А, вот она. корзина!
Открыть корзину и наполнить карманы фруктами бы-
ло делом нескольких секунд, а дальше оп и не помнил,
как вышел из палатки, как пошел в сторону леса. Он
даже не посмотрел, заметил лп его кто-нибудь,— так он
был поглощен своей добычей. Только в лесу оп почувство-
вал, как колотится его сердце. Давно оп по ел абрикосов.
Да еще с таким аппетитом. Сето вдруг вспомнил, что това-
рищи ушли обедать, а еслп он опоздает, его мог\т запо-
дозрить в краже, особенно Левпк и Гарик. Оп сунул в рот
(1Дс пару абрикосов, а остальные — как много их было! —
спрятал в дупле дерева, прикрыл щавелевыми листьями
и пустился обратно. Выйдя к палаткам с другой стороны,
°н пошел в столовую. Товарищи уже ci,ели первое блюдо.
1 де ты был? — спросил Гарик, кос щ Сето, запы-
- «чинись, поспешно уселся рядом с нпм.
Я забыл кое-что в лесу.
8*
227
— Что?
Сото пе нашелся что ответить и сказал:
— Одну вещь.
Это показалось странным Гарику, и оп тут же решил
переговорить по этому поводу с Леви ком п вмест е с ним
выяснить, что мог оставить Сото в лесу.
Сето ел. все время поглядывая в ту сторону, где сиде-
ла Аник Мартунп.
По вот Аник встала, собрала подруг, и все весело во-
шли в ее палатку. Сето невольно посмотрел им вслед п
ухмыльнулся. On решил понаблюдать, что сделает Аник
Мартунп.
Выйдя из столовой, оп увидел Аник. Опа, плача, шла
к товарищу Тиграну, а ее подруги стояли у палатки и
сочувственно смотрели ей вслед.
«Уже узнали», — подумал Сото.
Товарищ Тигран, увидев расеi роенную Аник, встал ей
навстречу.
— В чем дело. Аник?
Прерывающимся голосом Аник рассказала, то украли
фрукты, присланные ей из дому.
— По почему же ты плачешь?
— Я, я... товарищ Тигран, я плачу пе из за фруктов.
Мне стыдно, чю у пас случилось воровство.
А пик рассказала, что опа пригласила подруг и хотела
их угостить — и вдруг...
— По-твоему, кто мог сделать это?
— Пе знаю.
— Кто дежурил?
— Анют... Смбатупи.
Позовите ко мне Ашота,— распорядился товарищ
Тигран.
Вместе с Ашотом пришли и другие пионеры и столпи
лись у палатки товарища Тиграна. По тот предложил ре
битам разойтись.
— Идите отдыхать, я вас пе зва i. Иди и ты, А пи к
Все ушли, остался одни Ашот, белокурый синеглазый
мальчик лет десяти.
— Ашот, ты дежурный, и ты должен знать, что пр"
изошло па твоем участке. Скажи мне, кто взял фруь'Ы
Аник Мартунп? — II товарищ 3 игран посмотрел AinoiJ
в глаза.
Ашот побледнел.
— Только скажи мне всю правду. Ничего не скрывай
22Я
— Я никаких фруктов но видел, товарищ Тпграп.
— Я по говорю, что ты взял. Ты назови того, к го взял.
Ты же видел, что Аник сегодня получила фрукты?
- Да-
— Л ты ие видел, кто вошел в ее палатку?
— Нот!
— Как же так? — покачал головой товарищ Тпграп.—
Ты дежурил — в пе видел? Значит, плохо дежурил.
— Пет. товарищ Tin ран. я все время был па посту.
— Но как же ты мог ие видеть? Может быть, ты все
же соблазнился в взял?
Анют побледнел от волнения.
— Я не брал, товарищ Тигран, я...
— Если ты во взял, значит, был беспечен во время
дежурства. Как, по твоему, виновен ты в этом случае?
Анют чуть было не зарыдал. Пи оп крепко стиснул
губы н сдержал себя. Оп чувствовал, что не должен пла-
кать. Взять фрукты!.. Об этом не могло быть и речи. Не-
верно п то, что оп был невнимателен на дежурстве: он
хорошо выполнял свои обязанности, ни на минуту пе от-
лучался с поста. Ио оп пе знает, как могло произойти
воровство. Может быть. Линк ошибается, может быть, ой
показалось, что украли?
Товарищ Тигран видел волнение Ашота и сразу по-
вял, что Анют не мог взять фрукты. По кто мог сделать
это? Не Сето ли? Ведь он недавно в лагере, а Левпк
и Гарик предупреждали о его дурных привычках.
— Хорошо, Ашот, иди, мы разберемся во всем этом,—
сказал товарищ Тигран.
А что делал в эту минуту Сето? Сначала он издали
следил за тем, как Аник шла к товарищу Тиграну, видел,
как потом вызвали туда же маленького Ашота. Что было
Дальше — он не знает, так как Гарик и Левпк, встрево-
женные случившимся, тотчас же позвали его и уедини-
лись с ним.
Ну, Сето, но ты ли взял фрукты? — взволнованно
спросил Левпк.
Дети вы, что ли? — удивился Сото.
— Помнишь, Сето, ты дал слово, что не сделаешь ни-
чего такого?
— Угу,— мотнул головой Сето.
Так скажи: моясет быть, ты взя 1?
Сето так энергично замотал головой, что трудно было
^Дозревать иго.
— Если тебе захочется чего-нибудь, скажи нам — мы
раздобудем.
— Хорошо,— пообещал Сето.
— Осталось нам всего двенадцать дней, и те скоро
пройдут. Ты хорошо вел себя, продолжай и дальше так,
а в городе мы поможем тебе устроиться в школу.
Сето снова мотнул головой:
— Угу.
Но товарищи, все-таки не веря ему на слово, попроси-
ли, чтоб он открыл свой ящик, который ему дали в ла-
гере.
Сето раскрыл ящик. Фруктов там пе было.
— Молодец, Сето! Мы думали, что ты взял.
Сето покраснел и отвернулся.
VIII
Фрукты так п пе нашлись, п никто не мог сказать, кто
их взял. Товарищ Тигран и старший вожатый Бабкен
предложили ребятам обсудить этот случай в отрядах. Об
Ашоте они сказали, что мальчик вряд ли мог взять фрук-
ты. До сих пор он был очень хорошим пионером. Однако
нашлись ребята, которые стали сторониться Ашота и де-
лать туманные намеки по его адресу, а некоторые прямо
спрашивали:
— Ашот, неужели ты один съел столько абрикосов?
Иногда шалуны, увидев гХшота, предупреждали друг
друга:
— Береги карман, Ашот идет.
Ашот в таких случаях останавливался, смотрел на го-
воривших, но пе зпал, что сказать им. Как убедить маль-
чиков, что он не брал фруктов?
Однажды Сето услышал, что два мальчика назвали
Ашота вором. Он впдел, как Ашот замолчал, пе сумев
ответить обидчикам, а когда они отошли — заплакал.
В эту минуту Ашот выглядел таким беспомощным и жал-
ким, что Сето пе выдержал и подошел к нему.
— Почему ты плачешь? — Сето уселся рядом с
ним.— Пу, скажи!
Ашот некоторое время не мог ответить, а потом
сказал:
— Почему они меня подозревают? Кто-то украл, а на
мепя думают. Я ведь никогда ничего чужого пе брал...
230
Он говорил все это но для того, чтоб ответить Сето,
скорее отвечал свопм обидчикам. II, не кончив говорить,
снова заплакал.
— Ладпо, ладно, держись молодцом. — Сето похлопал
Ашота по спине.— Я их!.. Пусть еще раз попробуют ска-
зать! — И Сето потряс кулаком, угрожая мальчикам, ко-
торые обиделп плп посмели бы обидеть Ашота.
И действительно, он остался верен своему слову. Те-
перь, когда кто-либо из ребят позволял себе обидеть /Ашо-
та, Сето тут же набрасывался па него:
— А ну, замолчи!
С этого времени Сето подружился с Ашотом. Он
таскал за него из лесу дрова, помогал ему во время сани-
тарного часа навести порядок вокруг палаток, играл с
пим в баскетбол п волейбол. Смешно было видеть,
как длинный Сето бегал за мячом и выполнял распо-
ряжения маленького /Ашота. Сето пе знал этих игр, и
Ашот обучал его правилам игры. Сето безропотно пови-
новался ему.
Эта дружба Сето с маленьким Ашотом удивляла Гари-
ка и Левика. Они никак не могли понять, в чем дело.
Все выяснилось через неделю.
IX
Полотняная сумка Сето постепенно наполнялась все
новыми и новыми вещами. Кроме ножа, кошелька вес-
нушчатого пионера и тюбетейки Шало, которую он выиг-
рал во время спора, оп положил туда пуговицы, свисток,
Два карандаша, пояс и разную другую мелочь. А в по-
следнее время к этому прибавились еще взятые у врача
ножницы и марля. II вот эти ножницы и марля во многое
внесли ясность.
Каждый раз, как Сето ходил в лес, оп взбирался на
Дерево, чтобы найти птичье гнездо или просто полюбо-
ваться с верхушки дерева окрестностями. Последнее за-
нятие было особенно занимательным. С дерева перед ним
скрывались такие чудесные виды! Куда ни взглянет —
кругом тянулся зеленый лес. С одной стороны он доходил
Д° самых отдаленных гор, с другой — спускался вниз, к
колю, где все тонуло во мгле. «Наверно, там и проходит
Дорога к городу»,— думал он п от восторга начинал гром-
ко кричать:
О-о-о-го-го-го!
231
Эхо в лесу повторяло его крики. Неизвестно, что при-
водило его в восторг — красота ли местности или эхо со
своими переливами, но он кричал долго, пока не уставал.
Когда же спускался с дерева, он прыгал с большой высо-
ты, желая блеснуть перед пионерами своим проворством.
Однажды, прыгнув с дерева, он свалился в заросли
и сильно поранил руку. Приложив к ране траву, он паль-
цем стал ее прижимать, но безуспешно, кровь про-
должала пдтп — и Сето испугался. Он ничего так пе бо-
ялся, как крови, и потому, зажав рану пальцем, побежал
к врачу.
Сето знал, что только врач может остановить кровь.
Когда Сето вошел в палатку врача, придерживая ране-
ную руку, та осматривала пораненную руку другого маль-
чика, потом, потерев ее ватой, смазала каким-то лекарст-
вом. У пионера от боли кривилось лицо, казалось, что оп
вот-вот заплачет, но мальчик сдержал себя.
В тот самый момент, когда врач, нагнувшись, перевя-
зывала рану пионера, Сето, заметив, что за ним никто не
следит, осторожно взял лежащие недалеко маленькие
ножницы и сунул себе в сандалию, а марлю сунул за
пазуху, после чего как ни в чем не бывало стал дожидать-
ся своей очереди. Когда врач осмотрела его р> ку, она
покачала головой:
— Смотри, большой мальчик, а так неосторожен. Как
это ты поранил себя?
— С дерева свалился.
— С какого дерева?
— В лесу... Хотел добраться до самой вершины.
Врач снова покачала головой.
Сото молчал, пока врач обмыла рапу, смазала лекарст-
вом. Она потянулась за марлей, чтобы перевязать ранг,
но не нашла пакетика. Врач достала из шкафа новую
марлю, но на этот раз не обнаружила ножниц, чтоб от-
резать марлю.
— Куда же девались ножнпцы? — удивилась опа.
Сето замер. Ему показалось вдруг, что ножницы могут
звякнуть под ногой, и потому он стоял неподвижно, пока
врач ножом резала марлю и перевязывала рану.
— Смотри, пе лазай больше по деревьям,— сказала
она, закончив перевязку, п снова начала искать пропав-
шие ножницы.
Когда Сото выходил пз палатки врача, оп почувство-
вал, что с трудом переступает. Ему казалось, что он 111
232
может идтп, это бросится в паза пионерам, п онп подой-
дут п спросят, в чем дело. Сето задумался: зачем он взял
ножницы п марлю, па что они ему? А как же врач? Опа
ведь не сможет обойтись без них, еслп придется перевя-
зывать раны другим ребятам. Сето подумывал уже о том,
не лучше лп вернуться обратно и положить их па преж-
нее место. Но как это сделать? Ведь врач заметит, могут
заметить и другие? Нет, лучше в другой раз. завтра или
сегодня вечером, он сделает это, когда врач будет у себя
одна.
II Сето пошел к себе в палатку.
К его счастью, в палатке никого не было, и он спокой-
но уложил в сумку ножницы и марлю и лег на свою
постель.
Сето не мог бы сказать, сколько он пролежал, ког-
да услышал в тишине звуки вечернего горна:
«Т у-ту-ту-ту-ту I >>
Сето вскочил и вышел из палатки. Отовсюду к костру
бежали пионеры. Костер горел ярким пламенем, по вре-
менам рассыпая вокруг целый дождь искр. Иногда искры
попадалп на ребят, п опи с боязливой веселостью стряхи-
вали их с себя. Двое старших пионеров все время подбав-
ляли дров, разжигая костер все больше и больше. Как
в всегда, пионеры были очень веселы. Сколько интересно-
го услышат они сегодня вечером!
Сето тоже пришел на костер в веселом настроении,
несмотря на перевязанную руку. Он, как п все ребята,
очень любил эти встречи у костра. Столько всегда расска-
зывали здесь!.. Сегодня учитель обещал пм что-то инте-
рерное, затем ребята должны были прочесть стихи — Га-
рик п Ловик готовились к этому ужо два дня, а малень-
кий Аветис должен спеть новую песню.
Вот почему так поспешно сбегались сюда пионеры —
пз палаток, из леехд из столовой, где опоздавшие пп-
лп чай.
Спешат на костер п товарищ Тигран, врач и учитель,
начит, сегодня будет что-то особенное.
7“ Идите, идите, — торопят пионеры своих товари-
ще садятся на своп места.
Сето тоже сел па бугорок рядом с Ловиком и Гариком
с нетерпением дожидался начала.
10 товарищ Тигран, врач и учитель все еще стоят
Ст Р нке, о чем-то совещаются.
233
Пионеры нетерпеливо ждут.
Наконец товарищ Тигран входит в круг. Учитель, врач
и вожатые становятся за кругом.
— Ребята,— говорит товарищ Тигран,— сегодня мы
не можем перейти к нашим обычным занятиям, пока не
выясним один очень важный вопрос...
— Какой вопрос? — послышался нетерпеливый голос.
— Сейчас скажу,— продолжает начальник лагеря
озабоченно. — Сегодня в нашем лагере имело место
одно печальное происшествие, сильно огорчившее всех
нас — и меня, и врача, и нашего учителя товарища
Вартана.
Последние слова товарищ Тпграп произнес таким под-
черкнуто официальным тоном, что ребята встревожились.
— Что, что случилось, товарищ Тигран? — послыша-
лось одновременно несколько голосов.
— Ребята, сегодня пз палатки врача, пз нашей боль-
ницы, взяли ножницы и марлю. Вы, наверное, думае-
те, что ножницы и марля — пустое дело. Нет! Это
очень нужные нам вещи. В нашем лагере, ребята, не
должно быть воровства. Тот, кто взял пх, пусть вста-
нет и заявит об этом. Может случиться, что он взял
их с намерением вернуть обратно, так пусть сейчас же
скажет. Ведь врач наш остался без ножниц, н если кому-
нибудь нужно будет перевязать рану, он не сможет сде-
лать этого.
Сето бросило в жар, он отодвинулся, чтоб не видно
было его лица.
Все молчали.
— Ну, ребята, что скажете? Кто взял? — Товарищ
•Тигран незаметно взглянул на Сето.
— Ашот, наверно, взял марлю и ножницы,— послы-
шался чей-то голос.
Ребята возбужденно зашумели.
— Тише, ребята! — поднял руку товарищ Тигран.—
Ашот честный мальчик, он не мог этого сделать.
— А почему же он украл фрукты у Аник и нс при-
знался в этом? — раздался опять тот же голос.
Ашот, сидевший неподалеку от Сето. порывисто вско-
чил с места, хотел что-то сказать п вдруг зарыдал, закрыв
глаза руками.
Товарищ Тпграп и врач подошли к Ашоту, опп хотели
успокоить мальчика, сказать ему: они верят тому, что оп
не брал ни фруктов, ни марли, ни ножниц. Но ие успели
234
ОНП сделать этого, как вскочил Сето, оп ие мог спокойно
видеть страдании своего друга.
_ Товарищ Тпграп,—сказал оп прерывающимся го-
лосом,— товарищ Тигран, Ашот говорит правду, он не
брал марлю и ножницы. Я знаю, кто это сделал.
Все с удивлением смотрели па Сето.
— Хорошо,— сказал товарищ Тпграп,— хорошо, Сето.
Кто же взял?
Лица у всех стали напряженными.
_ Кто? — смущенно повторил Сето. — Это я взял нож-
ницы и марлю.
Все были поражены. Но больше всех были удив-
лены Левпк и Гарпк. Все вопросительно смотрели на
Сето.
— А почему ты взял пх, Сето? — мягко спросил това-
рищ Тигран.
— Почему?.. Я сам нс знаю. Видел, что можно
взять,— и взял, а когда вышел, пожалел об этом. Хотел
принести обратно и побоялся.
Ашот, перестав плакать, уставился на Сето. Он был
очень удивлен.
Сето рассказал, что он унес в лес абрикосы и груши
Аник и спрятал их в дупле дерева, рассказал также, как
он нашел кошелек веснушчатого пионера п не отдал ему,
как при выезде из города вытащил нож из кармана пио-
нера Онпка. Рассказывая все это, Сето очень волновался
и под конец сказал, что он хочет быть таким же честным
мальчиком, как и все здесь. Пусть только ему поверят
он докажет это на деле. Потом Сето вскочил и хотел убе-
жать, но товарищ Тигран и учитель Вартан удержали его,
сказав, что верят ему. Прп этих словах черное лпцо Сето,
казалось, посветлело, он глубоко вздохнул...
Когда перешли к обычным занятиям, ребята не моглп
сосредоточиться и со вниманием слушать учителя Варта-
на, как ни старался он заинтересовать ребят. Все были
под впечатлением признаний Сето и думали о том, что
мальчики зря мучили Ашота, что надо помочь Сето ис-
правиться, окончательно отвыкнуть от дурных привычек.
Эк и сам этого хочет теперь. Ложась спать, ребята все
время говорили об этом.
Сето тревожно спал эту ночь. Он боялся, что ребята не
поверят ему п будут остерегаться и дразнить его, как
раньше дразнили Ашота. Но он радовался, что избавил
Шота от подозрений.
235
На следующий день, рано утром, его вызвал товарищ
Тигран и заявил, что он поручает ему наблюдение за
группой палаток.
— Понял, Сото? Ты отвечаешь за порядок п за вещи!
Ну, покажи себя.
— Слушаюсь, товарищ Тигран! — радостно ответил
Сето.
И он так хорошо выполнял своп обязанности, что то-
варищ Тигран оставил его в лагере и на вторую очередь,
а ребята выбрали его звеньевым.
* * *
Через два месяца я встретил товарища Тиграна и
узнал от него, что Сето взяла на воспитание врач, у кото-
рой Сето когда-то стащил марлю и ножницы. Теперь он
учится в школе. Левпк, Гарик и Ашот — его лучшие
друзья.
1933
ВОСПОМИНАНИЯ

ОВАНЕС ТУМ А II ЯН
Когда я вспоминаю Туманяна, передо мной прежде
всего возникает его улыбка, та самая лучезарная улыбка,
которая постоянно освещала облик нашего поэта! Предсе-
дательствовал лн он на вечере, или, накинув па плечи
плащ, обходил букинистические магазины, пли шел с по-
купками домой, или заходил торопливой походкой в ка-
кое-нибудь учреждение,— улыбка не сходила с мудрого
его лица и придавала ему необычайно приветливое и ра-
душное выражение.
Улыбка Туманяна... Опа была столь прекрасна и обво-
рожительна, что казалась чудесным даром, отпущенным
го общества армянских
отой деятельности,
ищхся
ему свыше вместе с великим талантом писателя и рас-
сказчика. Норой по одной этой улыбке незнакомые с ним
люди выделяли его среди тысяч других, сразу угадывая
в нем личность необыкновенную, человека широкого ума
и доброго сердца.
Улыбка его к тому же была столь заразительна, что
ври виде ее невольно хотелось улыбнуться в ответ.
Туманян был очень прост и доступен в общении
любой человек н в любое время мог подойти к нему, по-
знакомиться, побеседовать, задать вопрос и получить от-
вет. Так и поступали книголюбы школьники, студенты и
особенно— начинающие писатели.
Я познакомился с Туманяном в период деятельности
Кавказского общества армянских писателей *.
Туманян, как известно, был председателем Кавказско-
ппсателей и целиком отдавался
объединив вокруг себя всех выдаю-
нисагелей Тифлиса. Каждую неделю в четверг
Устраивались вечера п лекции в залах Армянского благо-
239
творительного общества и Тифлисской консерватории.
Украшением этих вечеров бывал прежде всею сам
Туманян — он всегда открывал и закрывал их содер-
жательным вступительным словом и заключительным
резюме.
Он. например, обратил внимание общества на то об-
стоятельство, что и народ в массе, и даже слывущая пере-
довой армянская интеллигенция недостаточно хорошо
знают прошлое своей литературы и искусства. Поэтому
вслед за Г. Ахвердяном Туманян вместе с художником
Башинджагяпом извлек из небытия Саят-Иову *, посвя-
тив ему ряд лекций и вечеров. Благодаря его усилиям
Общество писателей воздвигло памятник певцу любви п
издало его «давтар» * (рукописную тетрадь).
Но интересы Туманяна не ограничивались только ар-
мянской культурой. Он часто проявлял заботу об установ-
лении культурных и литературных связей с соседними
народами. Заботы эти сразу же воплощались в реальные
дела — лекции, посвященные русским писателям, грузин-
ской литературе и прочие. Помню, в какой теплой атмо-
сфере прошла лекция грузинского критика Цулукидзе
о родной литературе, сопровождавшаяся чтением грузин-
скими поэтами своих стихов.
Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что в 1913—
191.) годы вечера Общества армянских писателей были
самым интересным культурным явлением в армянской
действительности. Онп привлекали разнообразное обще-
ство: музыкантов, врачей, учащихся, студентов, учителей,
служащих,— словом, здесь бывали все, кто интересовался
армянской культурой и литературой. Вечера, как я уже
говорил, проводились по четвергам каждую неделю, и все
с нетерпением ожидали этого дня — пе только тифлисцы,
но и представители интеллигенции из провинций. Ча-
сто заинтересованные какой-нибудь темой (узнав о ней
из объявлений), они специально приезжали, чтобы
присутствовать на вечере, а иногда и сказать свое слово.
В вечерах участвовали также представители почти всех
политических направлений, и не только как слушатели,
но и как докладчики и оппоненты. Происходили столкно-
вения мыслей и взглядов, разгорались страсти, возникали
урные споры. П Туманян выступал здесь, как председа-
тель, со свойственным ему удивительным тактом, чут-
костью, шпротой взгляда. Имея собственную точку зре-
ния, он с уважением относился к чужому7 мнению, с до-
240
брожелательным вниманием следил за ходом мыслей спо-
рящих.
— Истина рождается в спорах.— часто повторял он
древнее изречение и со свойственной ему мягкостью обра-
щения умерял страсти противников, увлекая их
общностью цели.
Постоянным посетителем этих вечеров был и я. толь-
ко-только начинавший тогда писать. Но с Туманяном я
пока не был знаком, несмотря па то что возможности для
этого были, и Туманян, в противоположность нашим дру-
гим писателям, проявлял удивительную заботливость по
отношению к молодым писателям. Я слышал об этом от
товарищей, которые показывали ему свои сочинения. Я и
сам видел, как он предупредителен, внимателен к начина-
ющим. Сколько раз товарищи предлагали познакомить
меня с ним, я отказывался, робея и думая про себя:
«В качестве кого я представлюсь, если у меня нет еще ни
одной, пусть хотя бы маленькой, опубликованной кни-
жонки».
Но вот однажды Туманян сам, интересуясь тем, что
делают молодые писатели, через одного из наших товари-
щей пригласил нас к себе домой:
— Соберитесь как-нибудь и приходите, познакомимся,
побеседуем.
Мы собрались и пошли.
Туманян жил на Вознесенской улице, в доме № 18, на
втором этаже. Он принял нас в гостиной своей простор-
ной квартиры, украшенной коврами, картинами и книж-
ными шкафами. На шкафах — скульптуры... В моей па-
мяти запечатлелся бюст Данте с длинным и тонким
лицом.
После церемонии знакомства началась беседа, кото-
рая произвела на меня очень сильное впечатленпе и
осталась в памяти навсегда. Сидя за чанным столом, с
приветливой улыбкой па лице, 1 умапяп расспрашивал
сначала о пашей литературной работе — кто над чем ра-
ботает, у кого какие планы, кто в чем нуждается.
— Не стесняйтесь, ребята, говорите прямо, потому что
я считаю: молодой человек должен жить хорошо, чтооы
смотреть па мир с добротой, чтобы создавать произведе-
ния бодрые, здоровые духом, а то паша литература про-
ржавела от плача и слез.
Он называл имена и говорил о том, как много было
срсди нас талантливых писателей, которые, вследствие
241
тяжелых условий жизни, ПС смогли продвинуться вперед,
создать произведения высокого искусства.
— Вот Лбовяп * —великий человек, обладавший
огромным сердцем и высокий духом,— если бы пе труд-
ности, оп сделался бы еще более великим...
— Прошли, вы думаете, был менее талантлив? Наша
действительность и материальная необеспеченность пе да-
ли ему развиться и создать произведения, соразмерные
его таланту. Л Агаян? Очень одаренный человек, он. по
сути, остался не раскрывшимся до конца писателем...
Между тем, будь жизнь пх мало-мальски обеспечена, они
создали бы совсем другие произведения. Искусство — ца-
рица, требующая преданности и расточительности. Вот
почему я интересуюсь вашей жизнью.
Мы, однако, вместо того чтобы рассказывать о себе,
поскольку нас в этот момент больше занимал Туманян,
нежели собственное житье-бытье, поинтересовались его
мнением относительно названных им писателей.
Оп покачал головой.
— Сначала, в юности, они все производили на меня
сильное впечатление,— сказал оп и замолк в задумчи-
вости.
— По сейчас... когда перечитываю их. я очень разоча-
ровываюсь. Но только они, по и Раффп * пе удовлетворя-
ет меня. Думаю, у нас мало писателей-художников и еще
мопьше пнеателей-мыслнтелей...
— А некоторые нынешние писатели просто ограни-
ченны и сентиментальны.— вставляет один пз товарники,
который известен в пашем кругу своей дерзостью.— Вот
русские писатели — какой реализм, какая шпрота диапа-
зона!
Туманян молча улыбнулся, потом, склонив голову па-
бок, сказал:
.)то оттого, что опп и лично и как нация — обеспе-
чены. У них есть государственность, есть необозримая
страна вот откуда большой диапазон. А мы. только
явившие!» па свет, упираемся взглядом в паши границы,
хочешь пе хочешь — приходится плакать лпб > молиться.
Но ведь вот что я вам скажу: многие паши писатели ко
знаю г чувства меры — чтобы выразить простую мысль,
начинают издалека, кружат вокруг да около и изобража-
ют так, что глядишь— голова есть, нет спины, плп т0
hoi и не хватает, то руки... Между тем писатель доля» л
быть подобен богу. Бог сотворил человека с двумя ушами»
242
двумя руками, двумя ногами,— словом, все па своем
месте.
— Иногда и у бога не все на своем месте,— вставляет
наш смелый товарищ.— Глядишь, одни — горбатый, дру-
гой — хромой.
— Это уже бог недосмотрел,— смеется Туманян.—
Л вы хотите, чтобы у писателей были промахи, а у бога
пет?..
Беседа сворачивает на молодых писателей. Туманян
говорит, что нынешние писатели в сравнении со стары-
ми — философы, теоретики.
— Опп изучили, что в сонете — четырнадцать строк,
в триолете — восемь, но действительность и наше про-
шлое пе знают так. как знали старые писатели. Вот, на-
пример, Прошли. Удивительный! был человек. В литера-
турных формах ничего не смыслил — до конца дней своих
так и называл роман статьей. Его «Цецер» («Мироеды»)
печатался в «Мурче» *, он приходил, спрашивал: «Чита-
ете мою статью? Пу, как она?»
Но жизнь народа, старый и новый! наш язык знал так
хорошо, что — куда вам!.. А у наших молодых писателей
я этого пе вижу — вещи, которые пишете вы и ваши то-
варищи, большей частью оторваны от жпзнп, я хочу ска-
зать — от жизни народа...
II перечислил ряд произведений, из чего стало ясно,
что обремененный общественными, литературными, се-
менными делами Туманян находил время для того, что
бы следить за работой молодых писателей. И как верно
было его наблюдение о том, что молодые писатели созда-
ют произведения, «большей частью оторванные от
Жизни»!
В самом деле, если перелистать сегодня периоди-
ческую печать 13-ого—15 ого годов, можно с удивлени-
ем заметить, что все молодые поэты заняты лирическими
излияниями собственных, узко личных, туманных пере-
живаний. Все они, можно сказать, были учениками Ваана
Теркина *, которые, однако, пе смогли достичь глубины
и совершенства учителя, пе смогли, подобно ему, отразить
11 личном общественное, собирательное. Такими же узко
личными лирическими излияниями была затоплена и
большая часть прозы. Речь идет о стихотворениях в про-
— Жанр, который многие из молодых писателей разра-
батывали под влиянием, главным образом. Пншпышевско-
Ги> । етмайера, Рабиндраната Тагора*. Проза эта была
213
лишена почвы п потому бескровна, слабосильна — по су-
ществу своему и по своему языку.
Потому-то Туманян и говорил:
— В произведениях наших молодых я не ощущаю за-
паха земли, не чувствую колорита страны... Нужно хоро-
шо изучить жизнь народа, его язык, и тогда, я убежден,
наша молодая литература создаст близкие народу произ-
ведения.
— А каково ваше мнение, господин Туманян, о поэзии
Теркина? — заинтересовался наш смелый товарищ.
Ответ оказался столь же сложен, сколь неожидан был
вопрос.
— Знаете что,— Туманян перебирает своими длинны-
ми пальцами,— конечно, видна большая культура, пишет
хорошо, гладко, но народу малопонятно.
— А молодежь в восторге, он пленил ее.
— Молодежь — конечно... Молодежь для того и су-
ществует, чтобы пленяться...
На наши настойчивые вопросы о том, каков на самом
деле его взгляд на поэзию Терьяна, Туманян в конце кон-
цов, улыбаясь и сопровождая речь многозначительным
движением пальцев (что было характерно, когда он про-
износил ответственные слова), сказал то, что затруднялся
выразить сразу:
— Ну, как вам сказать, какого-то аромата недостает.
Видели искусственные цветы? Смотришь на них — краси-
вы, нежны, даже красивее естественных, но... благоуха-
ния нет.
Это же мнение высказал Туманян и самому Теркину
(в 1917 г.), который рассказал мне об этом в следующих
словах:
Иван Фаддеевич долго не высказывал своего мне-
ния обо мне. Позавчера я был у него и, преодолев за-
стенчивость, спросил, что он думает о моих стихотворе-
ниях...
II Туманян, отметив сперва достоинства терьяновской
лирики, похвалив ее, повторил свои слова об «искусствен-
ных цветах». Он ставил вопрос о близости к жизни Терк-
ин не обиделся, он понял, что Туманян со своей точки
зрения прав. Вряд ли поэту, вышедшему из недр народа,
вдохновляющемуся его легендами и эпосом, своими Д5'
ховными корнями и склонностями привязанному к иатрп-
архалыюи деревне, могли быть близки переживание,
тоска, искания горожанина-интеллигента.
Туманян придавал вообще большое значение близо-
сти произведения народному духу, что так характерно
для его собственного творчества.
В тот вечер, в пашу первую встречу, Туманян много
говорил о том, что надо добиваться подлинности искусст-
ва, его кровного родства с жизнью.
— Разрабатывайте какую угодно тему, только чтобы
она была верна действительности.
Под этим он понимал историческую правду и вер-
ность действительности, в особенности миросозерцанию
народа, его образному мышлению и стилю, а также про-
стое, ясное построение и язык, доступный широкому чи-
тателю.
— Но когда мы говорим: обращайтесь к народному
языку, народному слогу,— это не следует понимать так.
как делали Абовяи и Прошян. Нет, их язык и слог нужно
использовать с выбором, к месту, со вкусом.
У Туманяна мы задержались до двенадцати часов но-
чи. Мы — любознательные юноши, он — прославленный
поэт. Мы задавали вопросы, он отвечал, сдабривал своп
ответы остроумными рассказами, житейскими историями,
анекдотами — их у него, казалось, был неисчерпаемый за-
пас, п они сыпались, как из рога изобилия.
Мне всегда казалось, когда я слушал его беседы — в
этот и в последующие вечера,— что армянский народ
ключи от клада своих вековых духовных сокровищ и своп
Дар умелого рассказчика завещал ему, достойнейшему из
своих сыпов. Туманян мудро и щедро использовал полу-
ченное наследство, восхищая и ошеломляя своих слуша-
телей. Порой казалось, маг и волшебник рассыпает перед
вамп жемчуга и алмазы слов. К сожалению, восстановить
эти беседы так же невозможно, как воскресить Туманяна.
А то, что мы приводим здесь, сохранилось в пашей памя-
ти благодаря зафиксированным отрывочным записям.
* * 4
Война, перевернув все вверх ’’ л ю деятелъ-
в общественную жизнь, иаРУшпла писателен. Туманян
ность как писателей, так и	дглам Человек чут-
отдался нацпональпо-политпческш , •	рашч1том,
кип и обладающий ярким ооществевным	с0
ОН не умел спокшшо сидеть па Жпоит, то поехал
стороны — глядишь, он то выехал ч I
245
К раненым, то в Эчмнадзин *, где тогда находились
беженцы пз liana* и других областей и где свпрепс питал
тиф. Подвергая свою жизнь опасности, он организовал ио-
мощь беженцам, вступая иногда в конфликт с католико-
сом. Рассказывали, что католикос отказался предоста-
вит!. беженцам какое-то помещение. Туманян в гневе
обрушился па него и стал настойчиво требовать ключи.
Католикос, обиженный тоном поэта, решил напомнить
ему о своих правах.
— Не забывайте, господни Туманян, что я католикос
всех армян.
— А я поэт всех армян.
Туманян остался в Зчмпадлине, работал несколько ме-
сяцев. Когда же война приняла па наших границах п
в приграничных районах катастрофические размеры и
угроза достигла Ширака п когда появилась опасность, что
мирное' армянское', и турецкое' население* Лорн п Памбака
с помощью темных провокаций может быть втянуто в
братоубийствепную войпу друг против друга, Туманян
снова, как в 1906 году, когда он верхнем с белым флагом
в руках разъезжал по горам и ущельям Лорн, призывая
армянских и турецких крестьян к солидарности, развора-
чивает обширную деятельность, чтобы помешать провока-
циям царских агентов. Помня прежнюю свою роль, он
создает земляческие союзы лорпйцев и памба концов,
предлагает послать в эти районы людей, чтобы они уве-
щевали местное население хранить мир и не поддаваться
провокациям.
— Им нужно объяснить, что все завоеватели п тира-
ны временны — сегодня они есть, завтра их не будет, а
вы издревле соседи, постоянно жили и должны жить ря-
дом. Интересы всех вас требуют мира и солидарности.
Первым поехал сам Туманян. Остановился в Караклп-
се, чтобы начать свою мирную миссию, по не прошло и
двух месяцев, как вернулся, расстроенный и разгневан-
ный па дашнакских * молодцов и па армянское команд0'
ванне, которые по одной подозрительности позволили
вершить нападение па турецкий квартал в деревне Вар
даплу и произвести разрушения.
— Испортили, вконец испортили взаимоотношения.
II снова отдался работе земляческого союза. В то вре
мя почти каждая область имела в Тифлисе свой земля
четкий союз. Опп всеми мерами пытались помочь как и
женцам, так и оставшемуся в занятых провинциях н«1СС
246
лснию. Помощь была разного характера: денежными
средствами, семенным зерном, дипломатическим путем и
проч. Л так как каждый земляческий союз действовал са-
мостоятельно, обращаясь с дипломатическими прошения-
ми, скажем, к грузинскому правительству, к германской
дипломатической миссии и прочее, и очень часто безу-
спешно, у Туманяна родилась мысль объединить эти раз-
розненные союзы в один п все обращения принимать о г
имени этого относительно крупною объединения. Так воз-
ппк Совет Земляческих Союзов, председателем которого
избрали, естественно, Туманяна...
То, что Туманян был общественным деятелем крупно-
го масштаба и любил выполнять руководящую роль, об-
щеизвестно... Когда Туманян пошел впервые просить от
имени Совета Земляческих Союзов, чтобы германская мис-
сия нашла средства против притеснения населения со
стороны турецких нашей в Намбаке, Лори. Ах алкала ке,
Карабахе, Фоп-Крес обещал использовать все возможные
средства.
— И заявил,— рассказывал Тумапяп,— что подлин-
ным представителем армянского парода являетесь вы, Со-
вет Земляческих Союзов, потому что ваш Совет — более
демократическая организация, все области имеют в пей
своих представителей...
Насколько искренен был немецкий дипломат — неиз-
вестно, по Туманян ликовал по поводу выраженного им
сочувственного отношения и часто обращался к нему с
просьбами о содействии в облегчения участи той пли
иной области. 11 если в Лори и в районе Днлнжана народ
не погиб от руки завоевателен, то это отчасти нужно при-
писать усилиям Туманяна.
К этому периоду относится и деятельность организа-
ции, которую Туманяну удалось создать,— нечто вроде
армяно-германского общества,— и которая имела целью
культурное сближение и взаимопонимание двух народов.
На первом вечере общества, где присутствовал и гене-
рал Фоп-Крес с членами возглавляемой им миссии, I ума-
пяп провел лекцию о Саят-Нове.
Туманян говорил, конечно, по-армянски, и его лекция
по частям переводилась иа немецкий. И к чести Туманя-
на надо сказать, что, говоря о Саят-Нове, он, чтобы быть
понятым гостями, песнп любви Саят-Новьт сравнивал с
песнями Гейне и высказывал такие оригинальные мысик
ЧТо немцы внимательно слушали его и часто аилодирова-
ли. А когда изредка звучали в переводах глубокие
и выразительные строки Саят-Новы, вымуштрованные и
чопорные немецкие военные хлопали в восторге. В< поми-
наю длинное и сухое лицо Фон-Креса, на котором в эти
минуты появлялась улыбка: положив на колени белые
перчатки, он аплодировал Туманяну. Ему следовали п
остальные военные.
В этот вечер я впервые увидел и понял, что такое
дипломатия. 11, конечно же, лучше других знал ей цену
Туманян. Но он считал эти действия важными для ар-
мянского народа, потому что время было такое, когда все
зависело от дипломатии и дипломатов, и. пожалуй, прав
был мои соотечественник пасечник М. Хапзадян, кото-
рый, когда мы спрашивали о состоянии его пчел, отвечал:
«Оно зависит от того, какую речь произнесет Ллойд
Джордж» *. Намерения сторон были ясны. Немцам нужно
было это армяно-германское общество для того, чтобы
распространить свое влияние среди армян, а Туманяну
нужно было их сочувствие, чтобы предотвратить надвига-
ющиеся бедствия...
И можно сказать, что в эти дни он, забыв о литерату-
ре и о личном горе (второй сын его пропал без вести на
фронте), целиком отдался общественно-политическим де-
лам, делам Совета Земляческих Союзов и другим. Собра-
ния Совета происходили раз в неделю. Слушались глав-
ным образом доклады о нуждах тех или иных бедствую-
щих провинций, и всегда заботы о соответствующих про-
шениях доставались председателю. II па другой же день
Туманян начинал стучаться во все двери. В докладах
иногда приводились факты благородного, человечного от-
ношения, примеры того, как в захваченных районах мест-
ные турки спасли того или иного армянина, как одна ту-
рецкая семья спасла столько-то армян пли армяне —
столько-то турок.
Туманян узнавал об этих фактах, радовался, и. когда
после собраний по привычке мы, несколько товарище11’
провожали его домой, он с особенным волнением возвра-
щался к этим фактам.
— Вот видите, в каждой нации есть и хорошее п пло-
хое, а мы всегда говорим о плохом. Роль ппсате <я в том.
чтобы выявлять хорошее и осуждать плохое.
Оп считал, что писатель вообще должен выполнять
роль миротворца между соседними народами, являть
солидарности, должен иметь гуманный подход к явлен'1
248
ям и из взаимоотношений между пародами брать то хоро-
шее, что может еще более улучшить эти взаимоотноше-
ния и воспитывать поколения в новом духе.
— Среди наших народов Закавказья многие заражены
шовинизмом. Это одно пз преступлении царского прави-
тельства. Оно разжигало вражду между пародами. Сейчас
нужно избрать другой путь, и писателям предстоит здесь
сыграть большую роль.
Туманян часто проводил беседы в таком ключе, и я
считаю важным признаться здесь, что мои рассказы
«Смерть Оана», «Песня» и «Романтическая история», по-
священные взаимоотношениям армян п турок, написаны
отчасти под влиянием этих бесед.
Надо сказать вообще, что Туманян не только как поэт,
но и как гражданин всегда был захвачен общественными
идеями н делами и предавался им с фанатическим усер-
дием. Одно пз таких многочисленных предпринятых им
дел—«Общество Айказян», которое подготавливалось в
течение нескольких лет и которое, однако, умерло, не
родившись,— конечно, не по вине Туманяна, а по неблаго-
приятному стечению обстоятельств. Общество предполага-
ло сделать многое: основать армянский университет, ар-
мянскую академию, обеспечить материально деятелей ли-
тературы, науки, искусства, и должно было, как верил
Туманян, «освободить армянского писателя от нищенской
доли и дать ему крылья, вдохновить его».
Известпая лекция Валерия Брюсова об армянской по-
эзии вызвала определенный интерес к армянской литера-
туре в буржуазных кругах, и Туманян смог использовать
эти настроения для организации «Общества Айказян».
Обеспечение материальной стороны дела принял на себя
такой влиятельный человек, как основатель Тифлис-
ской консерватории и известный банковский деятель Али-
ханян. Это внушало Туманяну большую уверенность, и он
чувствовал себя счастливым.
Па первом организационном собрании общества, где
присутствовали писатели, журналисты и гости, Туманян
начал свой доклад опять с вопроса о материальном поло-
жении армянского писателя. Многолетний опыт привел
его к выводу, что вообще предпосылкой развития литера-
туры ц искусства является обеспеченность писателя и де-
ятеля искусства.
— Я не ошибусь, если скажу, что каждый армянский
писатель, умирая, оставлял больший список запланиро-
249
ванных, но неосуществленных замыслов, порой ему пр
хватало па пропитание... До сих пор наша литература со-
здавалась случайно, благодаря самоотверженное i н пи-
сателей п поддержке случайных людей. Не было ни госу-
дарственности, пн организованного общества и пи одного
общественного органа, чтобы помочь писателю, придать
силы его перу, дать возможность ему осуществить свои
мечты, свои прекрасные замыслы...
II Туманян радовался, что наконец настал депь, когда
можно надеяться:
— Писатели, которые прпдут после пас, будут жить
иначе, чем мы. достойной писателя, творца жизнью, опп
не упесут с собой в могилу, подобно пам и нашим пред-
шественникам, целые списки неосуществленных замыс-
лов...
Я никогда не видел Тумапяпа таким окрыленным —
оп светился радостью, казалось, оп видит уже осуществ-
ленной свою мечту: обеспеченное будущее армянской ли
тературы и искусства. Многие вместе с Туманяном были
охвачены воодушевлением.
По, как я уже сказал выше, общество, пе родившись,
умерло. Одпако все это свидетельствовало о том. насколь-
ко глубоко был поглощен Туманян вопросами литературы
п искусства. Оп, несомненно, добился бы удачи в деле
организации этого общества, если бы позволили обстоя-
тельства.
Вскоре произошли события *, которые пе оставляли
временп размышлять о задуманном деле. События, кото-
рые сменяли друг друга с головокружительной быстро-
той — отделенно Закавказья от Советской России, сейм,
межнациональная грызня, разделение Закавказья на три
национальные республики, национальные советы, насту-
пление султанской Турции и проч, и проч. *.
И Туманян, всегда принимавший глубокое участие в
общественной жпзпп, постоянно в водовороте этих со-
бытий.
А когда началась злосчастная армяно-грузинская вои-
на, беспокойство Тумапяна удвоилось.
Его скорбь в эти дни была беспредельна. Эту войн)
между двумя дружественными народами он считал
безумием, душевно страдал и думал о том, каким обра-
зом прекратить ее. Вел переговоры с грузинскими ппсате
лямп, чтобы устроить совместное собрание, думал наира
вить прошение от армянской интеллигенции Тифляса
250
грузинскому правительству п в Эрпвапь — Армянско-
му национальному совету (парламенту), чтобы поло-
жили конец кровопролитию и протянули друг другу ру-
ку мира.
— Мышь в дыру не пролезает, к хвосту метлу привя-
зали,— говорил он.— Народ с голоду погибает, а они вой-
ну затеяли.
Когда грузппскпе меньшевики дали волю своему мах-
ровому национализму и в один день посади ли в тюрьмы
и выслали всех тифлисских армян — мужчин и юношей,
независимо от того, годпы они или нет к ношению ору-
жия, жены, матери и родственники арестованных но да-
вали покоя Туманяну. Просили его посредничества, его
содействия в освобождении своих близких. II Туманян
буквально разрывался на части: кидался кого-то устро-
ить, кому-то помочь, кого-то освободить...
Глядишь, перекинув пальто па руку, спешит своей
привычной торопливой походкой.
— Куда, господин Туманян?
— Ах, брат, такого-то взяли, посадили в тюрьму. Пой-
ду посмотрю... приходила жена, плачет...
Туманян пользовался большим почетом п среди
грузин.
И он использовал свое имя, положение, славу, чтобы
многих спасти от тюрьмы, ссылки, от мучений и неиз-
бежной смерти от тифа, который свирепствовал в то вре-
мя. Гуманян освободил и двоих моих земляков, совершен-
но незнакомых ему молодых людей, чьи сестры и матери
обратились к нему за помощью.
В эти суровые дни Туманян напоминал мне отца Ога-
на из своего стихотворения «Голубиный скит». Подобно
отцу Огану он готов был спасти всех пленников из рук
новых Тамерланов, чтобы «на воле разносились их жизни
голоса».
Но жестокая действительность была сильнее его.
И он страдал мучительно.
* * *
После всеобщих бедствий и личного горя для Тумапя-
а большой радостью стал его юбилей — пятидесятилетие
со дня рождения, который состоялся в марте 1919 года.
. То пе было обычным торжеством, когда на следующий
ZKG День после него люди забывают и юбилей и юби-
ляра. Пятидесятилетие Туманяна ягилось, можно
231
сказать, беспрерывным праздником, которым армянская
общественность Тифлиса воздавала славу своему люби-
мому поэту. Каждый земляческий союз п каждая школа
устраивали вечер, приглашали его, пли учащиеся школ
толпами с букетами цветов шли к дому поэта и привет-
ствовали его.
Все это длилось больше месяца. В течение этого меся-
ца состоялся ряд публичных лекции, посвященных его
творчеству, где выступали люди всех слоев общества. На
эти лекции обязательно приглашали Туманяна. Однажды,
после того как выслушали всех выступавших на вечере,
мы с товарищами подош ш к Туманяну.
— Как вам понравилось, господин Туманян? Верно
вас характеризуют?
— Все добросовестно старались доискаться меня п по-
теряли окончательно,— засмеялся оп своим добродушным
смехом.
II действительно, это был вечер разногласий.
Лектор, рассматривавший творчество Туманяна под
научно-философским углом зрения, объявил его поэтом-
философом, один его оппонент, наоборот, находил, что Ту-
манян— замечательный бытописатель армянской дерев-
ни, другой считал, что произведения его — гениальные
обработки армянских легенд и проч, п проч. Так что Ту-
манян вправе был сказать: «Все старались доискаться ме-
ня п потеряли окончательно».
И мы, молодые писатели, не остались безучастными
к пятидесятилетию Туманяна. Прежде всего подарили
ему настольную бронзовую скульптуру, изображавшую
бычка и отдыхающую, прислонившись к нему, деву с рас-
пущенными волосами. Какой смысл был в этой скульпту-
ре и какую связь она имела с творчеством поэта, я и
сейчас затрудняюсь объяснить, но помню, что в те дни
в Тифлисе мы ничего более подходящего по нашему вку-
су не нашлп п. неся подарок поэту домой, трепетали от
страха — что ответить, еслп вдруг Туманян захочет
узнать смысл подарка. II решили сказать: «Просто укра-
шение, больше ничего...»
Но, к счастью, Туманян не поставил нас в неловкое
положение.
После этого мы пригласили Тумапяпа па вечер, кото
рып хотя и был посвящен одному западноармянскому п
эту, превратился в чествование Туманяна. Сначала п)
лика, заполнившая зал Тифлисской консерватории. хстро
252
ила ему овацию — аплодировали стоя и долго. Затем от
молодых писателен bmctj пил я, воздавая хвалу поэту в
меру своих сил.
Туманян ответил очень взволнованно, п, поскольку эта
речь — одна пз наиболее характерных для него, я считаю
необходимым привести маленькую цитату. Говоря о пи-
сателях своего поколения, противопоставляя их новым,
он между прочим сказал следующее:
— Когда я и мои товарищи вступили на литературное
поприще, у пас были блестящие светлые мечты, но с пер-
вых же шагов бедствия армянской действительности ли-
шили наши мечты крыльев, внесли горечь в наши души,
и мы порой вместо слов любви, любви, которая должна
была возвышать человеческпе сердца, произносили горь-
кие слова проклятий...
Затем, возвращаясь к молодым писателям, продолжил:
— Я хотел бы, чтобы ваша жизнь и ваш путь были
таковы, чтобы из ваших уст никогда не слышали прокля-
тий. Я верю, что недалек тот день, когда на земле воца-
рятся мир и братство народов, и на этой мирной братской
земле будет звучать и голос армянского народа... II вы,
будущие армянские писатели, возгласите миру не анафе-
му и не проклятия, а славу и благословение...
Невозможно воспроизвести эту речь, но помню, что
она была так прочувствованна п образна, что часто пре-
рывалась аплодисментами, которые порой переходили в
овацию.
* * *
В тот год (в апреле 1919-го) я, решив покинуть Тиф-
лис и переехать в Армению, пошел к Тумапяну простить-
ся. С собой я взял, чтобы передать Туманяну, мою пер-
вую, только что вышедшую книгу «Грустные люди», а
также прибывшую в адрес редакции «Мшака» книгу Ле-
вона Шанта * «Старые боги» в итальянском переводе.
Я застал его одного в кабинете, заставленном книгами,
украшенном картинами и безделушками,— погруженный
в думы, он тихонько раскачивался в качалке. Был ли он
огорчен чем-то, или ждал кого-то, пли новые замыслы
занимали его — трудно сказать. Видя его озабоченность,
я решил не отнимать у него много времени. Передал кни-
ги, обменялся несколькими словами и собрался уходить,
яо он остановил меня:
~~ Не спеши. Сядь, поговорим.
253
Я присел, думая, о чем говорить. Мое стеспеппе и ро-
бость перед пим были столь же велики, как и уважение
к нему. В обществе товарищей я охотно вступал в беседу,
по один па один оставаться с ним мпе приходилось
впервые.
Оп стал перелистывать книгу и одновременно повел
разговор о литературе, попутно давая мне иногда сонеты.
Один из пнх заключался в следующем: хорошо бы мпе
продолжать писать психо югическпе произведения, кото-
рых, по его словам, в нашей литературе очень мало, осо-
бенно о жизпи детей. Оп говорил под впечатлением моего
рассказа «Апес», который в свое время прочитал в жур-
нале «Дело» и о котором тогда же высказал мне свое
мнение.
— А «Гпкор»?— перебил я.
— «Гпкор» — вещь случайная. Я пишу прозу от слу-
чая к случаю.
— Пишите почаще такие случайные вещи.
— Нет, прозу я всегда пишу между делом. Я ведь пе
романист, я скорее драматург...
Я несколько раз слышал о том, что оп счптает себя
драматургом, и всегда воспринимал эти слова как шутку.
Но сейчас это было сказано так серьезно, что я спросил:
— В самом деле написали пьесу?
— Ппсать-то я и раньше писал, по сейчас памерси
написать новую.
— Вероятно, хотите переделать в пьесу «Тысячеголо-
сого Соловья»?
— Там видно будет. Пока собираю материал, дописы-
ваю варианты. Не известно ли тебе что-нибудь новое о
«Тысячеголосом Соловье»?
— Я тоже интересуюсь нм и собираю материал.
У меня есть несколько вариантов, хочу еще собрать.
— Хорошо делаешь. Это одна из лучших, если пе луч-
шая среди наших сказок. Если нс будешь писать, дашь
мпе свои варианты — хотя бы познакомиться?
— С великой охотой. Только вы пе откладывайте, пи-
шите.
— Да, брат, никак пе очухаемся от бед. Невозможно
спокойно сесть за стол, хорошенько все обдумать, взве-
сить, где добро и где зло мира, а йогом написать, таь
написать, чтобы грядущие поколения признали: у нею
были па сердце великие думы, он сказал людям свое сло-
во. Л сейчас только понял, почему наш парод не дал вс
254
uiKiix писателей. пего пе было времени думать. Бедст-
вия так и сыпались, как град, ему на голову, и он либо
плакал, либо молился. Наш национальный гении выра-
зил себя только в плаче н молитвах. Нарекацп * и
другие...
— Л Кучак *, Саят-Нова?
— Кучак — счастливое исключение п показатель того,
что наш народ способен к жизнерадостности и к высоко-
му полету души, когда царит длительный мир и его не
преследуют злосчастья. Что касается Саят-Новы, то п у
него ведь «ахи» да «охи». В конечном счете тоже — слезы
и молптва.
II закончил беседу снова сетованиями па то, что паше
время не даст возможности полностью отдаться твор-
ческой работе.
Я зпал, что литературной работе Туманяна мешают не
только народные бодствпя, по и бесконечные собрания,
приемы, разные посетители, которые ко времени п не ко
времени приходят к нему в дом и отнимают драгоценные
часы. Оп не зря часто говорил: «Все. что я создал, напи-
сано либо во время болезни, либо па даче».
Поэтому я заметил:
— Сейчас вам нужно уедпппться.
— Пусть сперва в мпре наступит покои, а тогда я
хотел бы уедпппться со своей библиотекой в нашей дерев-
не и начать писать. Есть у меня такая мысль.
— Мысль очень хорошая. Постройте себе красивую
Дачу, а мы будем изредка навещать вас.
— Л как же, конечно, будете приезжать. Я ведь пе
собираюсь жить отшельником. Только бы закончилась по-
скорее эта борьба между нациями и классами и наш на-
род залечил бы свои рапы. Предстоит большая культур-
ная п литературная работа.
Я чувствовал пз его слов и по его усталому виду, что
011 жаждет покоя. Мпе казалось, что его разочарованная
и утомленная от шума и суеты душа тоскует по мирному
Углу, вернее, по своей старой колыбели — мирным полям
Лорп, Гд0 ждут его жаворонки детства и широкие
УЩелья—«следы божьих ударов», где гомон быстрых рек
баюкает человека, утешая его в горе и, будто смеясь над
суетностью мира, говорит ему о вечности.
Воодушевленный перспективами своей будущей жиз-
1111 и работы, оп говорил оптимистично и убежденно и
° пашей жизни и работе.
255
— Я до сих пор, как сказано в древней поговорке,
сидел, ждал у моря погоды, чтобы начать работать. А те-
перь решил — будет погода пли не будет, — надо рабо-
тать... Сколько надо еще написать: вторую часть «Давида
Сасунского», «Тысячеголосого Соловья», пьесу из жизни
Ани. которую назову «Царь Ованес», и мниго других ве-
щей...
Его решение казалось таким твердым и реальным, что.
уходя от него, я уже представлял его сидящим за работой
в собственной будущей даче в Дсехе. Склонив седую голо-
ву над столом, он пишет мудрые, солнечные строки, чер-
пая из бездонных кладовых армянского языка все новые
перлы — слова, выражения, обороты речи... А через от-
крытое окно доносятся пение жаворонков в чистом небе,
смех деревенских ребятишек и блеяние овец...
Словом, утомленный делами Туманян представлялся
мне в идиллическом покое.
После этого я не встречался с ним до марта 1921 года,
когда наш большой гражданский поэт, вопреки сво-
ей жажде покоя, снова бросился в бурное море общест-
венной жизни.
* * *
Март двадцатого года в Эривани был холодным, не-
приютным, тревожным. Шла гражданская война, вокруг
города — в сторону Камарлу и Севана — развернулись
бои. Две или три недели как власть в городе захватил
Комитет спасения *, и вокруг Эривани завязались бои
между большевиками и силами дашнаков. Связь с вне-
шним миром прервалась совсем, если не считать радио,
сообщения которого были очень кратки и обрывочны.
Всякое передвижение, даже внутри страны, прекрати-
лось не только из-за суровой зимы, но потому, что кругом
был фронт. Если и появлялся извне фаэтон или автомо-
биль, то обычно он принадлежал какой-нибудь особе, при-
бывшей с фронтов гражданской войны.
Но однажды холодным вечером по улице Абовяна в
город под звон бубенцов въехали сани.
Сани, да еще с бубенцами... Это было уже нечто из
ряда вон выходящее. А в санях сидели солдат и человек,
закутанный в теплую меховую шубу. Из-за поднятого во
ротника шубы и из-под большой мохнатой папахи виднел
ся знакомый профиль с белой бородкой.
256
«Туманян?» По я немедленно отверг эту догадку —
каким образом мог он в такую пору добраться в Эрпвань
через горные перевалы Дилпжана и суровый Севан и ка-
кое дело могло привести его сюда? II решил, что это об-
ман зрения, и больше ничего.
Но в тот же день поздно вечером я узнал, что действи-
тельно приехал Туманян и направился прямо в Комитет
спасения.
Зачем? С какой целью? Раздавались п оставались без
ответа бесконечные вопросы. Л па следующий день, когда
весть о приезде Туманяна распространилась по городу,
недоумение и любопытство охватили всех горожан.
В эти дни в Эривани были убеждены, что Тифлис на-
ходится в руках меньшевиков и что Комитет спасения
ведет с ним переговоры, чтобы объединиться с ними про-
тив большевиков. Предполагали, что Туманян прислан
меньшевиками с какой-то очень важной миссией, раз при-
нял на себя тяготы трудного зимнего переезда. Л я все
больше недоумевал, так как узнал от своего товарища,
работавшего на радиостанции, что Тифлис уже советский,
и не мог понять цели миссии Туманяна. Мы слышали, что
Туманян несколько раз был в Комитете спасения,
был у председателя Комитета Врацяна. Но это не рассеи-
вало недоумения.
Наоборот, усугубляло их.
Недоумение общества еще более возросло, когда рас-
пространилась весть о том, что Комитет спасения подвер!
Туманяна домашнему аресту, маскируя это болезнью
поэта.
Теперь уже к недоумению присоединились подозре-
ния— значит, Тифлис в руках большевиков, и Туманян
привез оттуда такие вести, которые явно не по душе Ко-
митету.
Рассказывали, что в комнате Туманяна постоянно на-
ходится охранник и что очень немногим, только близким
родственникам, разрешается посещать его и вести исклю-
чительно общие разговоры, ни в коем случае не касаясь
положения в Тифлисе. Выяснилось, что поэта взяли под
стражу с тем, чтобы люди не могли посещать его и рас-
пространять в городе вести, привезенные нм из Тиф-
лиса.
В первые дни по приезде Туманяна я намеревался на-
вестить его, по, услышав о запрете, отложил свое посеще-
ние на будущее — какое удовольствие беседовать под
9 С. Зорьян, т. 5	257
надзором охранника. Дашнаки по-прежнему утверждали,
что никакого запрета нет, что Туманян просто болен.
Однако вскоре подтвердилось, что запрет был, п весь-
ма строгий.
Группа интеллигентов не дашнакской ориентации (в
их числе и я) на нескольких своих тайных собраниях
подвергла анализу создавшееся в стране положение и
пришла к выводу, что Комитет спасения зря совер-
шает кровопролитие. Было решено через особую делега-
цию предложить Комитету сложить оружие и не подвер-
гать новым бедствиям страну, которая п без того никак
не оправится от тяжелых ран. Для разговора с Комитетом
избрали троих, коим поручалось также, прежде чем обра-
титься в Комитет, встретиться с Туманяном и выяснить
внешнеполитическое положение. Последнее необходимо
было делегации, чтобы в своих доводах О1ш могла опе-
реться на проверенные и убедительные факты.
В этой тройке были известные деятели — редактор
журнала «Мурч» Левон Саргсян, экономист и филолог
Тадеос Авдалбекян и социалист-революционер Левой Ту-
мапяп (сын известной общественной деятельницы княги-
ни Мариам Туманян).
Делегация на следующий же день направилась к Ту-
маняну. Беседа длилась около часа, ио когда делегаты
уходили домой, пм объявили, что теперь и они подверг-
нутся домашнему аресту. Так п сделали. Все трое до кон-
ца гражданской войны, до возвращения ревкома (2 апре-
ля) *, находились каждый у себя дома под арестом.
Только после возвращения ревкома я получил возмож-
ность навестить Туманяна. Первая встреча оказалась ко-
роткой из-за того, что у пего было много посетителей.
Второй раз нам удалось поговорить обстоятельно. Вернее,
говорил Туманян. Оп рассказал о жестокостях, совершен-
ных грузинскими меньшевиками по отношению к прожи-
вавшим в Тифлисе русским п армянам, о том. как
Красная Армия вошла в город и установила закон и
порядок.
Ты знаешь, Красная Армия вступила в город не
как толпа завоевателей, а удивительно организованно.
П здесь Туманян впервые произнес (ставшие уже о<»
щепзвестпымп) слова об эмблеме па советском знамени-
то, что государство противопоставило основные ору 1НЯ
труда — серп и молот — драконам и зверям, само ио ceoi
уже о многом говорит.
258
— Да разве можно бежать от такого знамени? —
удивлялся он, узнав о том, что часть жителей Эрпвани
ушла из города. — Напрасно их ввели в заблуждение н
увели за собой. Какой ответ они будут держать, еслп на-
род этот погибнет без крова и хлеба? — возмущался он.
— Вы представляете, в эту холодную, суровую погоду
народ пешком пдет через горы. Идет голодный, разутый.
Пдет, сам не зная куда.— II с грустью указал рукой в
сторону Гарии, где виднелись горы, покрытые снегом и
туманом.
В эти днп автор стихотворения «Армянское горе —
безбрежное море» был постоянно погружен в тяжелые
раздумья. Позднее в наших довольно частых встречах он,
критикуя политических деятелей Антапты, все время го-
ворил о том. что армянский народ измучен и изранен и,
чтобы залечить эти раны, ему необходимы помощь России
п укрепление дружбы с соседними народами.
— Все надо начинать сначала.
Итак, Туманян по предложению тифлисского ревкома,
в частности Орджоннкпдзе, и по собственному побужде-
нию прибыл в Эривань с тем, чтобы убедить Комитет
спасения в бесполезности затеянного пм дела п скло-
нить его сложить оружие, по, встретив упорное сопротив-
ление, пробыл здесь до конца гражданской войны — боль-
ше месяца.
Однажды он объявил, что возвращается в Тифлис.
Так как А лексан дрополь (Ленинакан) все еще нахо-
дился в руках турок, путь предстоял снова через Севан.
Туманян обещал взять меня с собой. Вместе с нпм мы со
бирались поехать в Караклпс (Кпровакан), а потом в
Тифлис.
Но получилось так, что я выехал в Караклпс раньше.
Туманян приехал через неделю в один из пасмурных, до-
ждливых дней, обычных для караклпсской весны. Оп был
со своей старшей дочерью Ашхеи п внуком. В дороге они
перенесли много трудностей и неудобств, попав в дождь
и слякоть.
Вблизи Амзачпмапа автомобиль их застрял в грязи,
и они, после двух или трех часов ожидания, добрались до
Караклпса без вещей на другой машине.
Туманян с дочерью и маленьким внуком явились к
нам промокшие и страшно усталые.
Отдохнув немного, он повеселел. \ когда мои родные,
стараясь уважить высокого гостя, устроили скромное уго-
9*
259
щенпе (насколько это было возможно в то полуголодное
время), п отец мой стал извиняться за то, что не может
достойно встретить столь дорогого гостя — времена не те.
Туманян начал шутить:
— Что ты говоришь, брат. Да за это все тебя следова-
ло бы арестовать — столько еды припрятал.
Туманян был тонким пспхологом, человеком гибкого
ума, он зпал, в какой момент кому, что и как сказать,
и легко находил средства успокоить людей.
От его простодушной шутки отец сразу повеселел.
А когда потом в ходе беседы отец стал жаловаться на то,
что новая власть забрала у него половину сена п заготов-
ленные для постройки доски, Туманян и здесь нашел сло-
ва, обезоружившие п успокоившие старика.
— О, стоит ли об этом беспокоиться. В горах полно
травы, в лесах — досок. «Петом сколько хочешь бери.
Я даю тебе право. Главное, новая власть спасла вас от
гибели и спова сблизила с Россией.
— Верно,— согласился отец.— очень верно. Время,
когда мы были с Россией,— хорошее время.
— Сейчас еще лучше будет,— ободрил его Туманян.—
Тогда царь натравлял пароды, скажем, армян и турок,
друг на друга, чтобы самому было спокойнее. Закрывал
паши школы, чтобы мы забыли свой язык и перестали
существовать как нация. Теперь мы будем иметь дело
с рабочими и крестьянами России, людьми широкой души...
Хорошо будет, очень хорошо, — заключил оп, как мудрый
патриархальный старец, которому трудно возразить.
— Конечно, кто себе лпха пожелает,— говорит отец,
соглашаясь.— Наш народ много бед перенес, пусть теперь
поживет счастливо. Да услышит господь ваши слова!
— Уже услышал,— улыбается Туманян.
К вечеру привезли вещи Туманяна, п мы двинулись
в путь к Тифлису.
Здесь считаю нужным рассказать эпизод, который
очень взволновал Туманяна.
На вокзале мы долго ждали поезда, который должен
был формироваться здесь же, на станции, но неизвестно
почему запаздывал, и никто пе мог точно сказать, когда
его подадут, так как железнодорожная линия, связываю-
щая с Эрнваныо, была прервана и твердого расписания
движения поездов не было. Нас приютил турецкий со-
став, приоывшпй из Карса и направлявшийся в Тифлис.
Как выяснилось потом, турецкий офицер, увидя из окна
260
вагона ожидающего на станции внушительного мужчину
п узнав, кто он, послал за Туманяном л пригласил его
вместе с его спутниками в вагон.
Нас поместили в отдельное чистое купе. Вагон был
почти пуст, все пассажиры — Туманян, его дочь, внук и я
(солдат-турок находился в соседнем вагоне). После того
как мы разместились, пас поразила еще одна приятная
неожиданность. Проводник вагона, пожилой русский, по
собственной инициативе принес пам чаю. Чап, давно уже
ставший редкостью в поездах, был особенно приятен по-
сле утомления и скуки долгого ожидания па станции.
Когда же мы захотели расплатиться за чай, проводник
отказался от денег, заявив, что с его стороны это было
знаком гостеприимства и уважения к армянскому поэту.
Эти два эпизода глубоко взволновали Туманяна.
— Видишь, в каждом народе есть и плохие и хоро-
шие. А мы, армяне, вообще любим смотреть на полити-
ческие события ц па людей всегда с одной стороны, как
дети.
Я заметил, что это, пожалуй, свойственно только по-
литически отсталым пародам, в особенности малым, угне-
таемым нациям.
— Конечно, малые пароды рядом с большим как де-
ти — своей немногочисленностью, но древнпй, подобно
армянам, парод, который перенес неисчислимые беды,
должен бы уже выйти из детского возраста мышления.
Должен бы обрести мудрость в своих злоключениях.
Здесь я вновь заметил, что, пожалуй, в определенных
слоях парода есть и опытность и мудрость, но случайные
руководители или те, кто решают политическую судьбу
народа, часто бывают недальновидны.
— Я именно это и имею в виду. Мудрый народ не
должен позволять таким людям играть его судьбой и на-
влекать на него тяжкие бедствия.
Взволнованный, он замолк, не желая видимо, бере-
дить старые раны, и, чтобы поскорее избавиться от пе-
чальных воспоминаний, перевел разговор на тему о геро-
ической борьбе, которую одно время вело дорийское
крестьянство против персов п лезгин. Рассказы его были
один увлекательнее другого — только Туманян умел рас-
сказывать так живо п красочно.
Один из удальцов с небольшой группой крестьян с
ГОРЫ, возвышающейся над входом в ущелье, разбил боль-
шое войско персов, а пленных отпустил на волю, чтобы
261
онп поведали о свободолюбии лорийцев, которые не хотят
ни сами лишаться свободы, ни отнимать ее у других.
За это великодушие персидский хан прислал герою се-
ребряную саблю.
— Жившие в те далекие времена не думали, что ког-
да-нибудь по этому ущелью пройдет железная дорога, и
люди, сидя в вагоне, будут спокойно вести о них беседу.
При этих словах я вдруг вспомнил разговоры о том,
что Туманян был против строительства железной дороги
через Лорийское ущелье.
— Между прочим я слышал, вы были против строи-
тельства этой дороги. Это правда? — спросил я с шутли-
вой интонацией.
— Да, брат, одно время существовало мнение, что же-
лезная дорога лишит земли и без того безземельных до-
рийцев. Отчасти так оно и случилось. II потом мы же не
говорили, что дорога не нужна. Мы говорили: пусть доро-
га будет, но пусть пройдет так, чтобы не уничтожить са-
ды, не испортить леса и красоту природы...
— Вот смотри, разве такое было ущелье (он хотел
показать мне ущелье, но уже давно стемнело и ничего
невозможно было увидеть). Где прежняя мощь, великоле-
пие?..
— Да, я слышал, прежде ущелье было красивее.
— Красота не то слово. Когда с вершины смотрел
вниз, в ущелье, дух захватывало. А сады, ореховые де-
ревья? Какие могучие были деревья! В ущелье полно бы-
ло дичи. Ланн забредали пастись в сады. Словом, что на-
зывается — девственная природа.
Потом внезапно, обращаясь ко мне, спросил:
— Ты любишь природу, Стефан?
Я ответил, что тоже отношусь к числу почитателей
природы.
— Ну, если так, мы единомышленники,— засмеялся
он.— Для меня, скажу тебе, природа — все. Может быть,
это от впечатлений детства, но я чувствую сеоя легко
среди природы, особенно в наших горах.
И он стал описывать лорппскпе горы, с пх становища'
мп, охотой, связывая эти описания с образами своих зна-
комых, товарищей детства, которые как бы оживляли, за
ставляли говорить природу. Сейчас я уже забыл эти рас
сказы, но помню, что впечатление от них было такое, как
будто я слушал варианты «Ануш» пли «Лорпйца Сако»,
и меня охватывала глубокая печаль — печаль об ушеД'
262
ninx дпях, которая так прекрасно выражена в стихотворе-
нии «Видение» и которая до конца понятна только лю-
дям, жившим в горах:
Опп давно за той стопой,
Где пи лесов, пи гор,
А голоса пх — все со мной,
Со мной с тех самых пор.
Каждый рассказ, казалось, имел такой лейтмотив.
Когда я слушал Туманяна, мне всегда казалось, что
эти «голоса» заставляют его говорить. Удивительно, все
его рассказы, как и его произведения, были печальны,
всегда кончались трагически. Героя одного рассказа уби-
вали, другого — арестовывали, в третьем он убегал от
преследований и мести... Не помню, в связи с какой исто-
рией он снова с грустью сказал:
— Сказать правду, после всего этого приходишь к вы-
воду: отдаляясь от природы, человек становится
несчастным.
— Но п люди, живущие среди природы, не очень-то
счастливы,— заметил я.
— Все-таки природа успокаивает. Находясь среди
природы, чувствуешь себя частью ее, а в городе...
Он умолк, закончив мысль жестом белой тонкой руки.
Я ждал продолжения разговора, но он долго молчал
в задумчивости.
О чем он думал? Трудно сказать. Я прервал нить его
размышлений вопросом:
— Когда же вы переедете в Лори и построите свою
Дачу?
— Вот когда жизнь немного наладится, обращусь к
правительству с предложением построить в Дсехе дом для
писателей.
Опять же оп думал не о себе только, а о всех, писате-
лях. Старая забота — обеспечение армянского писате-
ля — ио-прежнему занимала его.
По его словам, это должен быть дом типа дома отдыха
Для писателей, с богатой библиотекой и удобствами, не-
обходимыми для работы.
— Хорошо будет, правда? Живи среди природы и ра-
ботай.
— Природа, удобства — все это, конечно, хорошо. Но
Ве будут ли писатели мешать друг другу?
— Мешать? Почему же должны мешать? Каждый бу-
Дот работать над своей темой, а товарищи помогут...
263
— Но ведь есть писатели, которые любят вынашивать
свои замыслы в уединении или привыкли писать так, что-
бы этого никто не видел. А помощь? Будут ли помогать
друг другу?..
Туманян не только понял мою мысль, по и допол-
нил ее:
— Ты хочешь сказать, что у писателей разные харак-
теры, онп не смогут жить под одной крышей и творить.
Кроме того, они недоброжелательны и завистливы... Мне
встречалась подобная психология у писателей. Это, конеч-
но, плохая психология. Еслп хочешь знать, это одно пз
печальных следствий нашей жалкой жизни, по общение
с природой приведет к тому, что и психология эта, и за-
висть, и все другое исчезнут...
Поражала вера Туманяна в чудодейственную силу
природы. Он приводил в пример себя — самое скверное
настроение сразу исчезало, стоило ему выйти в поле или
в лес...
— Среди прпроды хочется любить даже каждую жи-
вую тварь.
В разговоре о писательском доме настроение его под-
нялось, п всю дорогу до Тифлиса он предавался мечтам
,о лучшем будущем.
Расставаясь, он взял с меня слово, что на пасху я
обязательно буду у них.
Я дал слово.
Но не сдержал его. Зная, что в этот день, как обычно,
у нпх будет много народу, я не пошел. Однако, когда я
два дня спустя навестил его, он пристыдил меня за то,
что я не выполнил обещания.
— Слово джигита должно быть твердо,— сказал оп
шутливо.
— Обещаю отныне не нарушать слова,— ответил я.
К сожалению, эта наша встреча оказалась последней.
Ровно через два года этот поразительный человек, чу-
десный рассказчик, маг и волшебник слова, ушел из жиз-
ни, унеся с собой «целый список неосуществленных за-
мыслов».
1934
АЛЕКСАНДР Ш П Р В А Н 3А Д Е
Природа одарила Александра Шпрванзаде и редкост-
ной красотоп, и поразительно редкостным жизнелюбием.
При взгляде на него невольно думалось, что этот краса-
вец мужчина наверняка преисполнен самого оптимисти-
ческого отношения к жизни. 11 действительно, первое, что
оросалось в глаза в натуре, в характере нашего романи-
ста — его пылкое, бурное, неутолимое жизнелюбие, кото-
рым одушевлено п все сто творчество. Он любил жизнь
во всей ее полноте, во всех проявлениях. Бывают писате-
ли, которые боятся жгучего кипения жизни, отгораживают-
ся от нее, замыкаются в какую-то одну ее сферу. Не таким
был Шпрванзаде — сердце его во всю свою ширь было
распахнуто перед жизнью, оп пека л ее, устремлялся к
ней, погружался в нее всем существом. 11 потому от него
часто можно было услышать:
— Прекрасней жизни нет ничего...
В отличие от многих наших писателей Шпрванзаде
никогда пе замыкался в кругу одних интересов, не огра-
ничивался и одной лишь армянской действительностью.
Бак в произведениях, так и в жизни диапазон его был
широк. Любил он общаться с людьми, дружить. Когда
°тк) да-ппбудь, пз России пли из-за границы, приезжали
в Тифлис писатели пли вообще люди искусства, культу-
ры, он первый, еслп не единственный пз армянских лите-
раторов встречался с ними, знакомился, завязывал отно-
шения. П потому — у пего было много личных, а за-
частую п дружеских связей с деятелями культуры разных
гтрап. Пу, а что касается Закавказья, то Шпрванзаде был
Дружески близок почти со всеми известными, крупны-
ми представителями и грузинской и азербайджанской
265
культуры, литературы. И в Тифлисе, и в Баку чувствовал
он себя как дома, так что имел все основания — вовремя
поездки армянской писательской делегации в 1929 году —
в этих городах говорить:
— Моя родина — Закавказье. В Азербайджане я ро-
дился, Тифлис стал колыбелью моего литературного твор-
чества и, наконец, Армения усыновила меня.
Перевалив за шестьдесят, люди обычно начинают все
больше бояться смерти и склонны бывают принимать, как
говорится, все «профилактические меры», дабы получше
защитить себя. Крепкий телом, здоровый, Шпрванзаде,
напротив, всегда, до последних своих дней без всякой бо-
язни садился на сквозняке, чуть не в полночь мог совер-
шить прогулку, а в девятнадцатом году, когда ему было
62, с юношеским воодушевлением готовился в очередной
раз съездить за границу.
— Я не видел Греции, Египта, Америки. Надо, непре-
менно надо поехать, повидать страны и старой цивилиза-
ции и новой. Впечатления нужны, очень нужны. Нельзя
писателю сидеть на месте. Он должен часто путешество-
вать. Путешествовать п писать.
И если мы заговаривали о его возрасте и о трудностях
путешествия в послевоенных условиях, он улыбался в
ответ:
— Возраст — это пустое. А трудностей пускай моло-
дые боятся.
Он совершил, как известно, успешную поездку в Тур-
цию, в Египет, затем в Америку и, обогащенный новыми
впечатлениями, написал цикл очерков, среди которых
особенно выделяется очерк о Ныо-Йорке с великолепным
описанием этого города.
И в старости не угасала в Шпрванзаде жажда новых
впечатлений, п в последние годы ему пе сиделось ты
месте — то он был в Ереване, то в Тифлисе, Баку. За гот
до смерти, уже 76-летнпй, думал о том. что хорошо
бы отправиться на несколько месяцев в Европу, поез-
дить и посмотреть, что там нового, — так огромна была
в нем жажда жизни, так велика сила любозпатель
пости.
Мпе кажется, это вот жизнелюбие п определяло его
литературные симпатии и вкусы. Будучи реалистом, о”
не любил мрачных, унылых, манерных эстетов. Правд”
вое воспроизведение жизни, живой жизни, ставил вьтше
всяких литературных школ, направлении.
266
— Пишите, держась какого угодно направления, но
только — дайте нам человека. Дайте человека с его серд-
цем, психологией, поступками. Данте жизнь, взволнуйте
пас, заставьте жить в вашем мире.
Сам в своих произведениях всегда стремившийся к
собранности, слаженности, стройности формы, не любил
писаний рыхлых, небрежных. Сам немногословный, точ-
ный, конкретный, не любил писателей напыщенных и
болтливых.
— Ппсатель, склонный говорить красиво, эффектно,
напоминает мне богатую п безвкусную провинциалку, ко-
торая вящего великолепия ради нанизывает на пальцы
десяток колец и увешивается целой связкой ожерелий.
Слов надо употреблять ровно столько, сколько необходимо
для обрисовки той или иной вещи, того пли иного состоя-
ния. Лишние слова затемняют картину.
Тут он, конечно, следовал Флоберу. Надо сказать, что
оп вообще питал глубокую симпатию к этому взыскатель-
нейшему мастеру французской прозы. Шпрванзаде высо-
ко ценил искусство французских реалистов (Флобера, До-
дэ, Мопассана) и пе отрицал, что в какой-то мере испы-
тал пх влияние.
— Мир пе зпал рассказчика прекраспее Мопассана,—
повторял оп часто и убежденно,— а чтобы понять п оце-
нить тонкий юмор Додэ. надо жить во Франции.
С особым восхищением говорил о «Набобе» как о
блестящей сатире па политическую и общественную
Жизнь.
Почти ежедневно Шпрванзаде бывал в	часто
ты «Мшак» * п сотрудничал в не1‘- ” бедовать о самых
приходилось встречаться там с ним i ,' pn.,Tvne
разных вещах, больше всего, конечно, о ; ппоявлеинях.
Всегда обращенный к.’ки3"1' “ Атакой9 какая она
всегда отображающий депствптелыв°	я молодых
есть на деле, он удивлялся, чптав п. тм,е войпы, копа-
писателей, не замечающих великое б д	способ-
ющихся в своих узко личных псФежпв‘ коупное мас-
ных охватить жизнь пошире, создать чт
штабное.
л-ппттрт смелости взяться за
- У наших молодых не *в‘ ‘ п Ю111ЯП. например,
вещь большую, значительную.	«Сое у Вард11_
уже где-то в двадцать лет напис.. 1	п>>. дпкКенс —
тер», Лермонтов — «Героя наше <	1 наш11К все: «стонет
«Никвикский клуб» и так далее. У
267
сердце, плачет сердце», «люблю тебя и тоскую», несколь-
ко строк — вот тебе и стихи, или какое-нибудь описание
в две странички — вот тебе и рассказ. Опп не жизнь по-
казывают, а кусочки ее, крохи, которые для читателя в
лучшем случае десерт, ио не нища. В пищу же годятся
только полезные, аппетитные, со знанием дела приготов-
ленные блюда.
11, после такого «гастрономическою» сравнения, уже
о себе:
— Хочется написать большой роман нз жизни буржу-
азии, как живых, вывести в нем наших сегодняшних
дельцов и воротил.
— Это было бы прекрасно. Но почему вы не хотите
продолжить своего незаконченного «Вардана Айрумяна»?
Читатели ждут.
— Верно, тут я в долгу перед читателем. Но, впдите
ли, сейчас, когда вокруг война, не такое настроение, что-
бы дописывать эту вещь. Хотя, если продолжить, может
выйти п что-то стоящее. Один из героев должен быть
генералом, другой промышленником, третий священни-
ком. Так можно охватить п представить читателю
несколько очень важных сторон общественной жизни,
важных пластов ее с их самыми крупными, самыми ха-
рактерными фигурами.
В советские годы Ширванзаде попробовал продолжить
«Вардана Айрумяна», хотелось ему облечь в образы все
то, что он некогда замыслил. Ио, написав несколько глав,
он бросил работу. Когда однажды я спросил его о причи-
не, с грустью признался:
— Всякий творческий замысел падо осуществлять во-
время, мой урок тебе: если что задумал, пиши сразу, не
откладывая, а доработать, отшлифовать можно позднее.
Ему нравился этот совет Тацита *, хотя сам оп еги и
не придерживался. Неудача, однако, не подавила Шир-
ванзаде — до самой смерти он был крепок, деятелен, ак-
тивен духом, был полон неудержимого порыва к творче-
ству. Его последним произведением стал, как известно,
киносценарий, написанный за год до смерти и озаглав-
ленный «Последний фонтан». Заглавие это оказалось мно-
гозначительным, за ним — последняя вспышка, послед-
ний взлет могучего таланта Ширванзаде.
Любя жизнь, он, естественно, был человеком жпзнера
достным. В дружеском кругу любил веселье, горячмп.
оживленный разговор, любил подшучивать над товарища
2:8
мп, нередко высмеивал и самого себя. Таким был всегда
таким оставался и в старости.
Старость... Слово «старик» не подходило к нему, на-
столько он был бодр, жизнерадостен. Среди стариков не
любил бывать, наоборот — всегда стремился в круг моло-
дежи.
— Надоели мне старики,— говорил, присаживаясь к
нам.— Один еле слышит, другой едва языком ворочает,
у третьего все из памяти выскочило. Не люблю...
Даже когда тяжело болел — и тогда не терял прису-
щей ему живости, улыбался, шутил с окружающими. За
год до смерти перенес воспаление легких, настолько серь-
езное, что со дня па день ждали конца. Лежал во 2-й
ереванской больнице, в отдельной палате. Чтобы не сдало
сердце, врачи то и дело назначали камфару. Больному это
не нравилось, и оп не подпускал к себе сестер. Как-то
раз, когда Ширванзаде заупрямился, в палату вошла мо-
лоденькая сестра и, решительно подойдя к постели боль-
ного, сказала:
— Уважаемый Шпрвап, всем известно, что вы любите
хорошеньких девушек, разрешите мне сделать укол...
На лице больного заиграла слабая улыбка, он ниша-
рпл рукой под подушкой, вытащил очки, надел их и,
всмотревшись в девушку, произнес:
— Глаза у тебя и вправду красивые. Согласен, коли.
В другой раз художник Фанос Терлемезян, чтобы под-
бодрить его, сказал:
— Скорей поправляйся, Шпрван, в Тифлис поедем,
закатим хороший пир, ты будешь петь, а я плясать...
— Не знаю, Фанос, чем кончится эта история. Вполне
возможно, что я умру, так что давай-ка лучше спляши
сейчас. А то умру и не увижу...
А еще как-то заходим к нему в палату, а он дышпт
тРУДно и все же с усмешкой говорит:
— Знаете, что мне сегодня приснилось. Что я на бе-
регу Аракса. По ту сторону реки стоят Абовян, Натканяп,
Раффп, Туманян, Агаян и зовут меня к себе. Я говорю:
«Сейчас побреюсь — приду». Так что, будьте добры, при-
шлйте кого-нибудь побрить меня, а то, может, скоро идти
придется.
Восьмой десяток лет ему шел, а оп шутил... Так спль-
Па была в нем жизнь, так силен был самый инстинкт ее,
Ч|о он шутил и посмеивался даже над смертью и не мог
примириться с ее неизбежностью.
2ь9
* * *
Было бы неправильно заключать пз всего этого, что
жизнь для Шпрванзаде складывалась легко. Нс имея
постоянного материального достатка, оп испытывал часто
затруднения, даже после того, как тридцать лет жизни
отдал литературе. Невысокие гонорары да помощь, ока-
зываемая время от времени из фондов армянских товари-
ществ или же отдельными состоятельными людьми.— и все.
постоянно ему приходилось сводить концы с концами.
Жил он всегда так же трудно, с лишениями, как п
большинство армянских писателей. Пожалуй, ему прихо-
дилось п потруднее других, потому что оп хотел оставать-
ся свободным художником. В отличие от других армян-
ских писателей, литераторов он упорпо не желал делить
своп талант п силы между службой и творчеством, он
хотел служить, посвящать себя только литературе и во
имя ее готов был п па лишения и па уступки... Были
люди, осуждавшие его за то, что он соглашается иногда
принять помощь от богатых поклонников своего таланта.
В этом усматривали они непоследовательность, недо-
пустимую уступку. Будь человек с его гордым характером
более пли менее обеспечен, будь оп представителем боль-
шого мпра, большой литературы, конечно, смог бы сде-
лать гораздо больше. Но не такой была тогдашняя армян-
ская действительность. II Туманяну (тоже желавшему
оставаться свободным художником) и Шпрванзаде прихо-
дилось тратить много сил п времени, чтобы сделать свою
жизнь приличной, создать условия для писательской ра-
боты. П приобретенное такой ценой пм же еще п стави-
лось в вину. Вместо того чтобы осуждать действитель-
ность, не способную поддержать появившийся в ней та-
лант, осуждали ппсателя (желавшего хоть как-то обеспе-
чить себя п творить). Этим судьям хотелось бы, наверно,
чтобы Туманян и Шпрванзаде создавали свои чудесные
произведения, сидя на хлебе и воде.
В годы войны Шпрванзаде часто писал для «Мшака»
публицистические статьи. Редактор газеты АмбарД)м
Аракелян, надо сказать, относился к ному очень чутко,
готов был всегда выручать в нужде, но и Шпрванзаде
старался пе остаться в долгу: писал для газеты разного
рода веши, такие, какие при иных обстоятельствах ем\ нс
пришлось бы писать. Делал он это исключительно но с0°
270
ственному побуждению — пе помню случая, чтобы Араке-
лян сам предложил ему написать ту пли иную статью.
Напротив, редактор советовал ему писать художествен-
ные вещи, потому что порою Шпрванзаде предлагал
статьи совсем не газетного характера, но не напечатать
их было нельзя — это значило бы обидеть писателя, кото-
рого очень уважали в газете. В этом смысле художествен-
ные вещи его были более надежные. Но создавать их бы-
ло для Шпрванзаде в эту пору делом нелегким. Статьи
ему давались в это время, пожалуй, легче.
Однако Аракелян повторял свое:
— Почему бы тебе не написать рассказа, Ширван?
Хорошо помню, что именно Аракелян побудил его на-
ппсать рассказ «Возвращение героя», который и был на-
печатан в «Мшаке». Помню, что именно Аракелян дал
ему тему этой вещи п, дав, прибавил:
— Смотри, если нс напишешь — я сам напишу.
Материал поправился Шпрванзаде, он обещал напи-
сать п уже через неделю привес в редакцию эту, как сам
он ее назвал, «маленькую трагедию».
II все же не каждую неделю и даже не каждый месяц
рождалось художественное произведение, и нужда застав-
ляла его снова писать статьи. Нужда... Как он сам расска-
зывал, только нужда и необеспеченность побудили его пе-
реработать в пьесы «Намус» и «Злой дух» — пьеса была
доходнее, чем роман. Оп сам был невысокого мнения об
этих переработках, но еслп слышал критику в их адрес —
расстраивался.
Очень зол был на критика Цолака Ханзадяна. Кто-то
однажды, пе помню, в какой связи, упомянул при Шпр-
ванзаде его имя.
— Не называйте при мне этого имени! — вспыхнул
Шпрванзаде.
Мы, конечно, стали расспрашивать, что случилось, в
нем причина такого негодования,
•— В чем причина? А в том, что он смеет заявлять
в моем присутствии, что «Попо» — лучшая пьеса в ар-
мянской литературе. II это тогда, когда «Из-за чести»
сыграно в одном только Закавказье триста раз, а «По-
по» — всего двести пятьдесят.
Другой случай.
Редактор журнала «Гехарвест» («Искусство») Гара-
нт Левонян выходит однажды вечером вместе с Шпрвап-
заде из театра и, потому что уже поздно, а Ширвапзадо
271
далеко идти, приглашает его к себе домой переночевать.
Ширванзаде соглашается. После легкого ужина Левонян
оставляет гостя в своем кабинете, где ему уже постлана
постель, а сам уходит в одну из соседних комнат. Остав-
шись одни, Ширванзаде замечает па письменном с голе то
ли рукопись, то ли гранки какой-то книги. Смотрит — ока-
зывается. написано о нем. Кинга А. Тертеряпа «Шнрвап-
заде». Заинтересованный, просматривает несколько стра-
ниц, после чего... Проснувшись утром, хозяин первым де-
лом направляется в комнату гостя и — что же видит? —
гостя как пе бывало, постель несмята, нетронута. Изумив-
шись, хозяин выглядывает в коридор — нет ни пальто, ни
трости Ширванзаде. Встревоженный Левонян бросается
домой к писателю...
— Дома господин Ширван?— спрашивает оп вьппед
шую ему навстречу супругу Ширванзаде. П узнав, что
дома и уже проснулся, поспешает в спальню. — Отчего вы
ушли, господни Ширван? II так внезапно, не предупре-
див? Может, плохо себя почувствовали?
— Пет, — говорит Ширванзаде. — Я чувствовал себя
отлично, но я не мог ночевать в доме у человека, издаю-
щего обо мне ругательную книгу.
— Вы о книге Тертеряпа? По там нет никакой руга-
пн. Зто просто анализ вашего творчества.
— Диализ? «Кисть Ширванзаде словно высохла...» —
это что же, анализ, по-твоему? П ты издаешь такую
книгу!
После чего повернулся спиной п — пи слова.
В книге Тертеряпа. в первой главе, действительно бро-
шена эта пе совсем осторожная п даже, пожалуй. нслов
кая фраза. II вот писатель натыкается на псе и. возму-
щенный до глубины души, покидает средн ночи ДО'1
гостеприимного хозяина, пи слова ему ш* сказав, пе оста-
вив пи строки объяснения.
Подобного рода вспышки случались у Ширванзаде
нередко. По гнев его обычно бывал недолог, примирение
наступало скоро. Такая повышенная чувства ie iwioctk К
критическому мнению происходила оттого, что Шнрвапза
де не раз подвергался пристрастной, несправедливой кри-
тнке с групповых позиций. Как бы то ни было, но если оп
п юворпл резкости, пе сдерживал своего возмущения, ссо-
рился, то он же. спустя некоторое время, и подходил пер-
вым и дружески заговаривал, снимая всякие обиды 11 11,1
пряженпость. Редко случалось, чтобы он не пошел 11,1
273
примирение. Так, до конца пе примирился оп с Лоо*,
и Лео — с ним.
Но когда Лео умер. Ширванзаде с друзьями отправил-
ся к пому па квартиру и перед множеством собравшихся
произнес скупые, ио прочувствованные слова:
— Утешьтесь, сударыня, ваш муж оставил такие тру-
ды, которые будут жить, пока живы армянский парод и
армянский язык.
И на глазах у него выступи ш слезы.
* * *
Хотя оп и старел, по в вопросах искусства оставался
ревнив и пылок, как юноша, и особенно горячился, сталки-
ваясь с точкой зрения, противоположной его собственно-
му пониманию вещей.
В зале Гостеатра один из наших режиссеров читал
лекцию о том, каким должен быть современный спек-
такль. Пз его рассуждений следовало, что драматург для
театра лицо второстепенное, он всего лишь дает материал,
а режиссер, основываясь на этом материале, создаст уже
подлинно сценическое произведение — спектакль. Такне
взгляды были выдвинуты в 20 е годы некоторыми режис-
сера мп в Москве и Ленинграде. 11 вот теперь их подхва
ты вал наш режиссер, откликался, как говорится, на но-
вые веяния.
— Драматург дает нам полуфабрикат. Режиссер со-
здает из этого полуфабриката произведение сценического
искусства,— настаивал оратор и, для большей па гл яд
ностп, прибегнул к сравнению: — Драматург дает нам
хлопок, мы превращаем хлопок в одежду...
До этого момента переполненный зал слушал оратора
спокойно, по достаточно было ему произнести после1 pine
слова, как тут же раздались иронические реплики, смех.
— Значит, Шекспир. Ибсен, Гоголь — иропзво щтелн
хлопка?!
В зале находился и Ширванзаде. Он сидел в первом
РлДу и слушал выступающего пе прерывая, однако по
всему видно было, что ему нелегко сдерживаты я. Оп то
качал головой, то стискивал топкие своп губы, то проса i
иа оратора взгляды, полные удивления п горечи, словно
ушам своим пе верил, словно хотел сказать: что тут такое
Говорится? что я слышу? Наконец, когда дело дошло до
*хлоцка» ц пример этот повторился дважды, трижды,
273
Шпрванзаде не выдержал. Он встал, охваченный негодо-
ванием, величаво выпрямился и бросил на сцену, ора-
тору:
— Без драматурга у вас пет языка. Без драматурга
нет п не может быть режиссера.
Когда режиссер окончил и сошел с трибуны, первым
выступил Шпрванзаде. II хотя возмущению его нс было
предела, тем пе менее говорил он сдержанно. По поводу
злополучного «хлопка» заметил:
— Сравнивать драматическое произведение с хлоп-
ком, мне кажется, просто нелепо. Следуя такой тогпке,
почему бы не сказать, что драматург кроит тот плп иной
костюм, режиссер его шьет, а актер носит. Представлять
себе дело так по меньшей мере примитивно. Такое понима-
ние или, лучше сказать, такая ошибочная теория, к
несчастью, пе только не может способствовать созданию,
развитию драматургии, но и, я убежден в этом, вредна
для нее.
Последнее он произнес с особенным ударением, вкла-
дывая в него все свое недовольство и гнев, потом махнул
рукой и сел на место.
После него выступил критик Цолак Ханзадян и уже
теоретически, оперируя литературными примерами, пол-
ностью опроверг «построения» режиссера. Шпрванзаде
слушал критика с восхищением и по выходе из театра
сказал мне:
— Передай Хапзадяну мое глубокое удовлетворение.
Хоть он и считает «Пепо» нашей лучшей пьесой, но этим
выступлением искупил свой грех и снова завоевал мои
симпатии. Чего я не сумел сказать, он прекрасно воспол-
нил и отстоял от узурпации честь и права драматурга.
Я уже говорил, что Шпрванзаде был человек незлопа-
мятный, обижался на людей часто, но и очень скоро забы-
вал обиду и сам же искал примирения. Так у него быю
с Ханзадяном. Так же, спустя некоторое время, помири 1
ся он с режиссером, объявившим, что драматург эт0
производитель «хлопка».
Но вообще он принимал так близко к сердцу все кле-
ющееся литературы, театра, искусства, что вспыхивал но
малейшему поводу и мог даже, столкнувшись с ч>я»ДоП
ему точкой зрения, всерьез повздорить и порвать отпонк
нпя с человеком, высказавшим ее.
просто ничего не смыслите в искусстве! м(,г
оросить он и уйти, не желая продолжать спор, или
374
повернуться к собеседнику спиной, выражая тем самым
свое крайнее возмущение.
Так случилось однажды, в 1915-м или 1916-м, когда
между ним и Г. Левоняном возникла на страницах «1\1ша-
ка» полемика по вопросам искусства. Левонян выступал
почти с позиции «искусства для искусства», Шпрванза-
де — паоборот. После двух-трех статей Шпрванзаде оби-
делся па своего оппонента и заявил в редакции, что Лево-
нян ничего не понимает в искусстве.
— Издает журнал под названном «Искусство», а сам
ничего в искусстве пе понимает.
Но пе прошло и двух недель, как он восстановил мир
с Левоняном. И не только помирился, но и вошел в свой
обычный шутливый тон, подтрунивал над Левоняном как
старший над младшим, учитель пад учеником. Тот же.
будучи человеком деликатным, учтивым, улыбался в от-
вет на шутки, хотя подчас опп и задевалп его. Оп глубоко
уважал писателя и никогда, как бы ни обижали его эти
шутки, не выказывал и тени недовольства. А однажды,
выдержав такой иронический разговор, Левонян после
ухода Шпрванзаде подсел ко мне и сказал:
— Странная вещь привычка. Когда мне было шест-
надцать, в Алексапдрополь приехал Шпрвап и оттуда со-
бирался ехать в Эчмпадзпп. Отец мой попросил его и ме-
ня с собой захватить, показать мпе Эчмпадзпп. В карете
и вообще всю дорогу оп глаз с меня ие спускал, следил,
чтобы я вел себя как надо, чтоб пе простудился, не исчезал
из виду... С того времени прошло двадцать, тридцать
лот, а ему кажется, что я все тот же шестпадцатп-
летппй.
Надо сказать, однако, что Шпрванзаде вел себя с ним
так только в кругу близких, но никогда — при чужих.
* * *
Я сказал, что Шпрванзаде был человеком жизнелюби-
вым и жизнерадостным, добавлю к этому, что оп был и
большой шутник. Любил подшучивать над писателями, в
Тифлисе чаще всего пад Гарегином Левоняном, в Ерева-
п° — над Аразп *. Оба они были люди сдержанные, пони-
жающие, не только не обижались, по с улыбкою поз вол я-
•41 ему говорить что угодно. Так, например, всякий раз.
знакомя Арази с новым человеком, Шпрванзаде шутя до-
бавлял:
275
— Но только не обманывайтесь его тихим видом, он
пз тех, кто пускает в ход ножи и кинжалы.
Арази улыбался, улыбался и тот, с кем его знакомили,
улыбался п сам Шпрванзаде — все, естественно, понима-
ли, что это шутка. Однажды оп таким же образом пред
ставил Арази приехавшей из Парижа писательнице Забел
Есаян *, и та ответила удивленной улыбкой:
— Что вы говорите, варнет! 1
— Ей богу, остерегайтесь этого человека.
Снова улыбки, ио в глазах Забел Есаян еще и сомне-
ние. и даже испуг.
Спустя два дня произошло следующее.
Арази с семьей жил в гостинице «Севан». Там же
остановилась и Забел Есаян. II вот под вечер опа возвра-
щается в гостиницу, пересекает вестибюль и уже собира-
ется подниматься по лестнице, как вдруг видит — сверху
сбегает Арази, а в руке у пего большой столовый нож.
Бедная женщина, как сама потом рассказывала, в ужасе
отскакивает к стене, прикрывает лицо руками и, затаив
дыхание, ждет, что теперь будет... Арази стремительно
проносится мимо нее и выбегает на улицу. Опа же
устремляется в свой номер — поскорей посмотреть с бал-
кона, в кого будет всажен пож. 11 — о удивление! — она
видит, что пож отдан точильщику, тот его точит, а Арази
безмятежно стоит рядом.
Когда на следующий день писательница рассказала
этот случай и прибавила: «на секунду мне показалось,
что сбываются ваши слова, по выяснилось, что ему просто
нужно было наточить этот нож»,— Шпрванзаде заметил:
— Вы считаете, что это такое уж невинное дело, ма-
дам? Отнюдь. Он наточил нож, чтобы исполнить свои за-
мысел. Мой вам совет — будьте осторожны.
И произнес эти слова так серьезно, что «мадам» снова
охватили сомпеппя:
Неужели? Просто по верптся...
С годами Шпрванзаде не терял своей живости, п глаз
его оставался всегда зорким. Умел подмечать в каждом
человеке характерную черту, особенность, привычку и в
двух-трех словах дать его образ. Об Ованесе Т^мапяпе
заметил, например, что тот смеялся, держась за пос. о
Демирчяне * — что он, если хочет вставить в разговор
признанных,	финально). 'Гак называет народ своих
пмсннтых литераторов, художников, зодчих.
2/6
свое слово, подымает палец, словно ученик в классе.
О каком-нибудь событии, происшествии рассказывал
очень живо, конкретно, ооразно. Особенно метко обрисо-
вывал он бакинских буржуев первого, так сказать, поко-
ления — армян и азербайджанцев, этих совсем еще неве-
жественных, в лучшем случае полуграмотных люден. Он
так описывал их правы, наружность, повадки, что они
вставали перед слушателем как живые — одетые во фра-
ки поверх архалуков, на каждом пальце по перстню, часы
величиной с блюдце и золотая цепь к ним, свисающая
чуть не с шеи.
Да, несмотря па годы Шпрванзаде не терял живости,
бодрости, не изменяла ему и привычка говорить всегда
прямо, высказывать правду в лицо — это было у него в
характере. Если что-то ему не нравилось, то либо молчал
об этом, либо же высказывался со всей прямотой п горяч-
ностью. Нп одни из наших авторов не написал такого
количества статей о книгах, которые были бы ему не но
вкусу. Пз множества случаев припомню один. В Доме
писателей обсуждали пьесу Демирчяна «Фосфорический
луч». Одни говорили одобрительно, в частности о том, что
автор затронул современную тему, вывел характеры со-
ветских люден; другие высказывались неопределенно и
сдержанно, так, чтобы не обидеть уважаемого, маститого
писателя. Шпрванзаде, который видел эту пьесу, слушал
выступавших опустив голову, потом сам попросил слова.
И когда дали ему слово, не ста i подходить к трибуне, а
с места выразил удивление по поводу того, что выступаю-
щие так пз себя выходят и понапрасну произносяi столь-
ко слов.
— Вы спросите, почему я так считаю? Потому что
вещь эта никакая не пьеса и не драма. Это халтура, а
о халтуре говорить серьезно не стоит.
На обсуждении присутствовал и сам Демирчян.
Шпрванзаде часто не умерял своей резкости, и друзей
ему это, конечно же, не прибавляло...
* * *
При стесненности в средствах Шпрванзаде тем не ме-
нее одевался всегда хорошо — со вкусом, изысканно, ар-
тистично. Бывало, что дважды на цио менял костюм, во-
ротничок, манжеты. II сетовал, что люди у нас одеваются
илохо, безвкусно.
277
— Пе только бедпые... И те. у кого есть все средст-
ва,— и те пе умеют одеться.
Казалось бы, у писателя, любящего хороню одеваться,
должны были быть п соответственно обставленный каби-
нет, и богатая библиотека и прочее. Но пет. У автора
«Хаоса» п многих других крупных произведений была
крохотная рабочая комнатка, всю обстановку которой со-
ставляли письменный стол и несколько стульев, а укра-
шением были картины, кстати, средн них его собственный
портрет — прекрасная работа, если не ошибаюсь. Эдгара
Шайна, портрет дочери н еще две-три вещи. Библиотеки
у пего почти что не было, па письменном стол»1 лежа-
ло несколько книг, в основном французских, среди
них видел я однажды издание «Артиста» на французском
языке.
Вообще в смысле жизненной обстановки, быта был он
настоящим демократом и настоящим литературным тру-
жеником. Никакой роскоши ему нс нужно было, а
только лишь свой уголок для работы. Писать, работать
он мог где угодно. Были бы только бумага, перо и черни-
льница.
По, боже мой, какое это было писание! С ужасными
муками. До задыхания, до стонов. Прижавшись грудью
к столу, а лицом почти что к бумаге, оп как будто не
писал, а точно гравер работал над медью — перо его так
и скрипело. Напишет строку и вдруг перечеркнет. Не по-
нравилось какое-то слово — отбросит в сторону лист,
возьмет новый. Напишет снова строку, вторую — и снова
что-то пе поправилось, перечеркнет, отбросит. 11 так сме-
нит десяток листов, пока одну страницу пашпиет. Если
хоть слово покажется ему неудачным — пусть даже оно
стоит в самом конце страницы,— вычеркнет его безжа-
лостно и перепишет все. Словом, писал оп с такими мука-
ми, с такой невероятной затратой сил, как это делал, по
рассказам французов, Флобер, неистовствовавший за пи-
санием, как кулачный боец в схватке. То же п Ширванза-
До»— казалось, он был занят не умственной, а тяжелей-
шей физической работой.
Не только художественные своп произведения, но и
обыкновенное письмо, даже записку писал он трудно-
Придет в редакцию «Мшака» дать в газету какое-ииохД1,
маленькое сообщение и, пока напишет эти несколььо
строк, изомнет и выбросит в корзину семь-восемь листов
бумаги.
278
Впдя это, невозможно было пр удивляться, как он су-
мел написать свои большие романы. Сколько, значит, тру-
да должно было быть затрачено на «Хаос» плп на «Арсе-
на Дпмаксяпа»!
Эти трудности, эти муки происходили, конечно, от его
высокой требовательности, взыскательности.
— Я всегда пишу трудно,— говорил он.— Не могу пи-
сать первыми попавшимися словами. Не умею, как другие
писатели, выстраивать фразы в уме. Есть мысли, есть об-
разы, но выразить пх, оформить бывает сложно. Хочется
написать так, чтобы выразить все как можно проще, яс-
нее, а делать я это умею только с пером в руках. Пока пе
найду слова, точно соответствующие данному образу, со-
стоянию,— дальше двинуться ие могу. Для меня непонят-
но, как могут писатели диктовать своп произведения.
Александр Дюма-отец по сей день удивляет меня.
Никогда пе бывало, чтобы оп дописал до конца черно-
вой вариант и уж затем приступил к его обработке. Он
писал и сразу же обрабатывал страницу за страницей,
прокладывал дорогу шаг за шагом и так шел впе-
ред. В этом было и свое преимущество. Результатом
такого медленного раздумья и обработки становились
стройность, четкость композиции, отличающие его про-
изведения.
Оп стремился к максимальной точности, конкретности.
Я в жизни был он немногословен, лаконичен, говорил
конкретно и ясно. Как в произведениях, так и в разговоре
слов употреблял столько, сколько было необходимо. Речь
У него была меткая, острая, ироничная, а иногда и кол-
кая, язвительная. Сравнивая Шпрванзаде с неким тенден-
циозным романистом, одни пз наших критиков написал,
что в произведениях этого романиста есть идеи, а у Шпр-
вапзаде таковых ист. Шпрванзаде по этому поводу за-
метил:
— Если у человека ухо привыкло к зурне ', то скрип-
ка для него не звучит.
О другом критике высказался так:
— Медведь, забредший в цветник.
Надо сказать, что критиков он вообще но любил и
существование пх считал ненужным.
— Вы очень строги, варпет. Вот, например, Белин-
ский...
1 Зурна — духовой музыкальный инструмент.
279
Белинский — это дело другое. Так же. как и Иппо-
лит Тли или Брандес *. Опп — тоже писатели.
II присовокуплял с насмешкой:
— Скажите, пожалуйста, чем бы занимались критики,
по будь писателей?
— Преподавали бы в школе,— предположил кто-то
пз пас.
— Пу вот, значит, пускай учат детей в школе, а писа-
телен пусть в покое оставят.
— По ведь и среди писателей есть такие, которых не
мешало бы учить...
Ширванзаде, махнув рукой:
— 3, др\г мой. эго уже по писатели. Если они дол-
жны учиться писать по указаниям критиков, пусть лучше
вовсе пе пишут. Писатель сам и учитель и критик. Если
оп пе созрел для этого, то пусть не пишет.
Ширванзаде очень высокого мнения был о роли писа-
тельского труда, придавал большое значение ннсагелю
как критику нравов, как просветителю общества, тому,
кто пробуждает в грубых и черствых сердцах че швеколю
бпе, сострадание, кто поднимает общий культурный уро-
вень своего парода.
— Поэтому,— говорил оп,— писатель должен многое
повидать в мире, он должен быть человеком развитым,
просвещенным. Для этого паше время давало мало воз-
можностей. да и, пожалуй, совсем не давало. Достать кни-
гу было проблемой, поездка из одного города в другой
сопряжена была со множеством трудностей. А сейчас все
стало легче, возможности есть, было бы только сзремлс-
нпе расширить свой кругозор.
Н молодые годы оп очень много читал, отлично знал
классиков. В нору моего знакомства с ним читал ужо ма
ло, но из разговоров осведомлен был обо всех. пожалуй,
новинках. Всегда расспрашивал, каково содержание, ка-
ковы достоинства, ценность той или иной вышедшей в
(вег книги. Если заинтересовывался,— что случалось вс
ча< то. до тогда лишь брал ее почитать. За два юда
до смерти стал перечитывать Шекепира. II всякий раз.
возвращая в писательскую бпб нютеку очередной пр”'
читанный том, говорил, качая краеввоп. се (ой споен
головой:
Да. и по сей день Шекспир остается крупнейшим,
величайшим писателем в мире.
‘4SU
+ *
Последний год...
По прежде чем перейти к последнему году, хочу отме-
тить, что, как ни старел Ширванзаде, при виде детей он
неизменно веселел, оживлялся, во взгляде его появлялась
нежность, п он придумывал, чем рассмешить малыша, го-
ворил ему что-нибудь приятное, ласковое. А родителям
всегда напоминал:
— Ничего для детей! не жалейте. Старайтесь испол-
нять их желания — какой угодно ценой. Тот, кто выпол-
няет разумные и естественные желания своего ребенка,—
у того совесть чиста и он может спокойно спать. \ кто пе
выполняет — тот мучается, терзается сожалением, Ч1о вот
того не сделал, другого...
Мне рассказывали, что сам он очень заботился о своих
детях; когда они завершили среднее образование, повез
их в Париж и там, с помощью сос гоя тельных знакомых,
дал нм высшее образование. Так что отцовский свой до.н
он выполнил полностью.
П все-таки было у пего свое безутешное горе, была
в душе непреходящая боль, которую он переносил молча.
Лишь по временам, вспомнив, горько вздыхал, опускал
голову — и мало кто мог заметить слезы, выступавшие у
него на глазах, под очками. Когда кто ппбудь делился
с ним своим горем, Ширванзаде слушал внимательно, со
чувственно и под конец с глубокой печалью произносил:
— Каждый несет свой крест...
П многим непонятно было, отчего па лице писателя,
когда оп произносил эти слова, выступало выражение пе-
чали и скорби, отчего он умолкал, покури голову. Еше
в 1ифлисе я знал — позднее оп сам написал об этом в
книге «Через горнило жизни»,— что его мла щшй сын,
Армен, в студенческие годы в Швейцарии перенес тяже
лое заболевание и уже много лет находится в С\ римской
нсихолечебнпце. Окружающие, даже многие из близких
люден не знали, как тяжело переживает отец судьбу
сына.
Однажды в моем присутствии взволнованный Шир
вапзаде попросил редактора «Мшака» Аракеляна срочно
видать ему сколько-то (снег, последний же поинтересо-
вался. в чем причина его волнения.
Что случилось, Ширван?
Инна едет в Сурам, к Армепу.
2S1
Аракелян тут же распорядился п. koi да дошли пыля
принесены сотрудником, задал еще один вопрос:
— А ты, Ширвап, не едешь его повидать?
— О, я ездил уже, видел его. По больше пе в силах...
сердце разрывается... Когда представляю его ере щ боль
пых и думаю, что нот сейчас он вспоминает меня н мать
п видит, что нас нет рядом, чуть с ума не схожу. Мои
бедный Армен!
При этих словах голова его упала па грудь и слезы
потекли из-под очков. Несколько минут оп .молча плакал,
и не оп один — прослезился и Аракелян, да и я едва
сдерживал комок в горле. Тяжело было видеть этого силь
кого, мужественного человека в таком глубоком отцов-
ском горе.
Казалось бы. время должно было примирить его с
этим положением, но пет — эта боль постоянно жгла его
сердце, и оп молча, стоически нес сноб крссг. Когда же.
спустя годы, получил в Креване телеграмму, извещавшую
о смерти Армена, с этого дня совершенно переменился.
Ili'o статная фигура сникла, горделивая осанка опала,
красивое моложавое* лицо исхудало и приобрело зем
лпстый оттенок, слабое зрение еще больше ухудошлось,
медленно, вяло стало работать сердце, замедлились дни
жеиия, шаг, то и дело он останавливался отдохнуть, отды-
шаться. Этот физически здоровый, крепкий человек как-
то сразу согнулся иод тяжестью горя.
— Мой бедный Армен... До сн.х пор у меня была хоть
слабая надежда, что он выздоровей г, вернется к нам, -
говорил он мне.— Геперь он постоянно у меня перед гла-
зами, с первых дней детства и до...
lope его были огромно, безгранично. Оп умирал па
।лазах. По умирал, как умирает гордый орел. Когда кто
лпбудь, видя, как трудно ему идти, как неуверен его шаг.
подходил поддержать его, предлагал свою помощь, он от
назывался самым решительным образом, не выносил нп
каких проявлений жалости.
II потому мы взбегали выражений соболезнования, со
чувственных, утешительных слов, боясь расстроить его
еще больше, разбередить рапу, н старались говорить с
ним о вещах невинных, о чем побудь вообще.
Вместе с перенесенным тяжелым горем угнетало его.
конечно, и сознание, что сам он с каждым днем сташинн
ся слабее, беспомощнее. Он чувствовал, понимал, хон. н
не хотел показывать, что старость, этот злостный вр<"
депзпп, творит свое разрушительное дело. Казалось ино-
гда, что из-за этою своего положения оц раздражается
против товарищей, против людей. Когда обраща шсь к
нему с вопросом «как здоровье, варпет?», отвечал подо
во плю, подчас сердито: «Что тут спрашивать? Не видите,
что ли!» В нем, в этом человеке кипучего темперамента,
явственно проступало то, что каждый умирающий испы-
тывает в отношении к живущим — ревность п зависть,
что вот опи здоровы п останутся жить после шти... Ис-
тинный жизнелюбец, он теперь как будто бы еще сильное,
(чце глубже ощущал эту жестокую трагедию жизни п по-
тому, наверное, в этот последний год больше, чем koi ia
либо, хотел быть окруженным людьми— (рузьямп, зпа
комымп. разговаривать самому и слушать других.
Он жадно, страстно хотел жить — жить, пока еще
можно. При виде этого неугасающего, этого страстного
желания жизни невольно приходили па память слова
поэта:
Ты жил старик!
Тебе есть в мире что забыть...
В этот год для пего было невыносимо оставаться одно-
му, вернее, он всячески избегал одиночества, боясь над-
рывающих сердце печальных, тяжелых дум.
— Ночью, когда не спится,— говорил он, — переопраю
в уме, сколько у меня знакомых по имени Саркис, сколь
ко Тигранов п тому подобное. Подсчитываю, в скольких
городах я бывал и сколько ви дел мировых знаменитостей.
И мысленно опять хожу по этим городам, а чаще всего
отправляюсь на родину свою, в Шемаху, вспоминаю до
мелочей дни детства, деревья, с которых рвал туту, лавки,
в которых покупал что-то, все улицы, все цюры, 1Де при
ходилось играть. Но как только вспоминаю товарищей но
играм, тут же начинаю подсчитывать, сколько их сейчас
Живы, да и жив ли кто...
Иногда говорил так:
— Вот думаю, например, сколько у меня знакомых
моего возраста...
Печальные думы умирающего человека!
Все окружавшие его в эти дни видели, что не п>лго
гму остается жить. Но сам он возлагал большие надежды
1,а Кисловодск.
— Каждый год еду туда в плохом состоянии, возвра-
щаюсь в хорошем. Посмотрим. Воды все| да помогали миг.
К несчастью, однако, надежды его пе оправдались.
Он умер, унеся с собой неиссякшую жажду жить п
творить.
Когда мы приехали в Кисловодск за его телом, на всех
улицах были расклеены сообщения о его смерти и весь
город о нем только и говорил — так популярны были
здесь и личность его и имя. Мы. новоприбывшие, слвши-
ли от самых разных людей с горечью произнесенное: «Вы
знаете, умер наш Шпрванзаде...»
А на обратном пути мы убедились, что Шпрванзаде
знали и любили не только в Кисловодске, что он действи-
тельно был «нашим Шпрванзаде» для всего Закавказья.
Так говорили о нем в Баку, в Гапдзаке, где азербайд-
жанцы с почестями — с оркестром, цветами, венками —
встречали и провожали его бездыханное тело. Так, соб-
равшись на траурный митинг, почтили его и грузины.
II вправду, Шпрванзаде как писатель, художник, как
крупная творческая фигура принадлежал не только Ар-
мении. по и всему Закавказью, потому что ярче и шире,
чем кто-либо другой, отразил в своих замечательных про-
изведениях жизнь закавказских пародов.
1938
П О ЛIIП Е С П О Л Н IIII СIIА н
С нашим виднейшим поэтом в. к сожалению. про-
мялся очень поздно, в носледннн период егс> жзш . R
1919 году, когда ему было уже пятьдесят лет Одиаьо мш
воспоминания о нем начинаются гораздо j< > ,	/
моего детства.	был
Первым армянским поэтом^ чьи стихи я J	'
Иоаннес Иоаннисиан; оп же оыл первым aPAl
сателем, которого знали и почитали у пас до •
ди читали его стихи и пели его «Араз», а млад! л
мелодию этой песни даже наигрывал на свирели.
Портрет первого и единственного поэ.а, которь
сел у нас на стене, был — Поапнисиана. ’ пчпрвого
сидя, па нем была хорошо сшитая тлуза ' кп
цвета, и над его седоватой головой	вывали
Мои дяди, прочитав его стихи, всякий р 5
пальцем на портрет п говорили:	,„„огг
— Вот кто это написал... Иоаннес I оапнш ' мм
В школе, где я учился, наряду с русским[ _’
четыре-пять часов в педелю занимались аР Тропная
этих уроках мы особенно любили 11оаннис1< * c?BOoii
речь» Тер-Гевондяна в Каза роса Агаяна в >' »
части состояла из старых, трудно доступны пиалок
торов из-за их тяжелого изложения, смени ’
тов в стиля, тогда как Иоаннисиан был по ’ *	'0
’•мм и привлекательным (в этих учеониках
навсего одно два произведения Туманяна). Пгшкипа
п Мы, учащиеся, уже знавшие из уч. банков П шкипа,
Лермонтова и других русских поэтов, как <
285
вашего учнтоля-священппка, кого можно считать армян-
ским Пушкиным.
Учитель, бывший воспитанник Эчмпадзп некой семи-
нарии, снисходительно улыбнулся.
— У пас,— сказал оп,— пока еще пет своею Пушки-
на, по есть два хороших поэта — Паткапяп п Поаннп-
сиаи.
— А кто из них лучше?..— полюбопытствовали мы.
Ответ его был пространным, по сводился к тому, что
Паткапяп создавал в общем пацпонально-патрпоншеекш1
произведения, а Поанииснаи писал о чувствах.
— 11 Поанписпап правится мне больше,— закончи!
священник,— потому что оп поэт любви н сердца.
Священник произнес эти слова с особой многозначи-
тельностью, и нам показалось, что наш педакл священ-
ник влюблен — в те времена тот, кто любил песню пап
пел сам, считался влюбленным.
Педагог был прав. Поанписпап был «поэтом сердца»
также и для пас. Его «Артавазд», «Сельский храм».
«Зерно», «Ах, дайте мне сладкий сон» вдохновляли пас,
восхищали, возвышали. II мы заучивали эти стихи не
только к урокам, ио читали их па школьных нраздпсст
вах, вечерах, собраниях и гордились тем, что у лас есть
такой поэт.
Мой особый интерес к творчеству Поанниснапа был
вызван еще одним обстоятельством.
Однажды осенью мои родители поехали в Зчмнадллн
иа праздник Воздвижения. Когда они по возвращении
рассказывали об увиденном, выяснилось, что на них са
мое большое впечатление произвели три вещи: древппи
Эчмнадзппскнй собор, Нерсисяновский пруд п л<пт
Поагшес Поанписпап. Мон родители, доселе зпанпш1’
Поапписпана лишь по портрету, увидев его самого, с та
кон любовью рассказывал и о нем, что у меня проохдп
лось неодолимое желание самому повидать поэта. Од11,1
ко такая возможность появилась пе скоро, потомх что он
жил в Вагаршапате, потом в Баку, а л — в 1 нф-iiin*-
Помню, такое желание появилось у меня н в 1913 год\.рП
время юбилея тридцатилетие!! творческой деятелывитп
поэта, который! отмечался почти во всех горо iax л << 1,|Х
Закавказья с армянским населением. Меж i\ прочим Ц‘
одном из таких юбилейных вечеров в Тиф шее, в ‘ 1•10111
журнала «Ахбюр-Тараз», выступил видный ш’ЩИ 111111
иый деятель доктор Баграт Павасардяп. Ею вы<|.',|,и
286
лис о первых литературных шагах поэта было настолько
оригинальным и важным, что я хотел бы здесь кратко
привести его содержание, сохранив своеобразный стиль
автора.
— Иоапнес — мой родственник,— пачал свое выступ-
ление доктор.— Я слышал, что в бытность свою студен-
том он писал стихи, по скрывал это от пас. Однажды я
сказал ому: «Иоапнес, я слышал, что ты пишешь стихи,
принеси как-нибудь, почитай — посмотрим что и как».
Принес. Прочитал. Пе понравились мне. Сказал ему:
«Поаппес-джаи, такими стихами ты не станешь пи Пат-
каияиом, ни Алншаном...» На следующее лето ои при-
ехал пз Москвы. «Дядя, я написал кое что повое, про-
читать?»— «Прочти, Поаннес-джан». Прочитал — я по-
качал головой: «Пет, Поаппес-джаи, нет...» Ушел с раз-
битым сердцем. По не прошло и несколько дней — снова
явился: «Дядя, послушай-ка и эту вещь — посмотри,
как...» Пачал читать... Ои читает — я волнуюсь... Он чи-
тает— руки у меня сжимаются в кулак и вот-вот я готов
вскочить с места и... Когда оп кончил — я пе выдержал,
схватил его и поцеловал в лоб. «Эх, Поаппес-джаи,—
сказал я ему,— вот теперь ты настоящий поэт. В твоем
стихотворении высокое вдохновение, такого я не внжу
Даже в Натка няне. Иди но этому пути и ннпш такие ве-
щи, чтобы волновали сердце, укрепляли волю и
веру».
Закапчивая свое выступление, старый доктор обра-
тился к присутствующим:
— А знаете, что это за стихотворение было? «Арта-
1{взд», сильное и очень смелое стихотворение, написанное
против зла.
Но и в эти юбилейные дни мне не довелось увидеть
поэта.
Наконец, в 1919 году, перебираясь пз Тифлиса в Эрн-
вапь, я поехал в Эчмнадзнп— повидать исторические
места и памятники. П когда, посмотрев вес* это, мы воз
1!Р<нцалпсь, сопровождавпшй меня молодой человек
спросил:
— Пойдемте к Поапппсиапу, хотите?
Это предложение меня и обрадовало п удивило:
~~ Неужели он здесь?
Да, он недавно приехал с Северного Кавказе).
Я, конечно, с радостью принял предложение моею
1 Путника: наконец-то осуществится мечта моего детства, я
287
yini/K> автора стихотворения «Араз»! Мпе даже показа-
лось, что после ознакомления с замечательными армян-
скими памятниками я увижу еще один новый, живой
памятник.
Такая перспектива так меня вдохновила, что я, ие те-
ряя времени, поспешил воспользоваться приглашением.
Несмотря на то, что к тому времени я уже звал немало
замечательных поэтов, был знаком со многими армян-
скими авторами, раннее обаяние Иоапписнана осталось
во мне нетронутым. Я был рад, что познакомлюсь с этим
блестящим поэтом 80-х годов, нервов ласточкой пашей
новой поэзии, создавшим произведения, пропитанные
народным духом. Его поэзия проложила пуп для Тума-
няна и Псаакяна, дав прекрасные образцы лирики и на-
родности.
Поэт жил в унаследованном от отца одноэтажном до-
По’ ‘ , |>Ое""ОМ " CTa|'n"110'1 ''тиле, нозвышавшемся не
но ни с * СТу"е,1с" от зем'1"' »<> Дворе навстречу вам
ожипч. vJ "СС °XOTnn4hei' породы. Такого оса я ж
нтпДп,'Д,? .,Л<’Т,‘ ” Наг°Ршап‘'те. где обычно держала
нос м )11Я1’ 11,311 шерстистых безобразных овчарок. Этот
в^т,ч t, ,.,1,110М11'1''1'. "™ 11оа"""' "лн любил охоту и na-
no Эп, ‘ *' Х0Р0,,,.и|1 ох°типк. Мон знакомые н товарищи
том ‘ ”'аЛ:'1’"СК0"	часто мио рассказывала <ю
с бои от ' влсч<‘1,|п*. Добавляя при этом, что на уроках oil
сок ovr ПМ Ув,|с,с,|,|ем рассказывал о топкостях «Запп-
о ппипп1лИКа>> И)Г(?иева и приводил такие подробности
Р I Д и охоте, что восхищал студентов.
п>м1В Д°М’ МЫ паШлп поэта в кругу многочисленной
Toobiii кС®дующнм с а;,србайджапскпм крестьянином. ко
лейстиня ^ ВЫЯС1Ш,1ОСЬ потом, пришел просить у него со-
।остры J П П°ЭТ °^еи^ал ед1У помочь. Увидев новых
отпусти/(‘гоГЬЯППП ПОД11ЯЛСЯ п х°тел уйти, но хозяин не
он mi!'* ? UeT’ спдп’ веДь ты пришел издалека,— сказал
комил и- г*111 ва П-'П'ЧО крестьянина, и потом возна-
Я б ‘ С Это Паш ™™омын.
л пегим м ^дввлеп- Поэт представлялся мпе совершенш’
кнкпм Йип10 Ivl3ajl0cI‘> что я увижу его в кабинете таким,
кпеикогп г° Г«1к1 ип,^око,,;,вестпом портрете,— человеком
мной стппп,<ЬКе1ШЯ’ ,и‘м,,()го седоватым. Однако передо
1 редиего роста, совершенно седой, но с ю»ю-
288
шески пылкими глазами Поапнпспап. П разговаривал оп
нс в возвышенно поэтическом стило, как я представлял
его в юности, а простым, очень простым языком, в кото-
ром слышались родные мпе интонации.
Поэт принял пас так сердечно, словно мы были знако-
мы с ним десятки лет. С первой же минуты я почувство-
вал его удивительную непосредственность.
— Да, конечно, зпаю,— сказал он, дружески глядя
на меня.— Книгу твою прочитал: часто применяешь
местоимения — это следствие влияния русского языка.
После взаимных приветствий я поинтересовался жиз-
нью поэта:
— Как вы поживаете, каковы ваши планы, пишете
ли что-нибудь новое?
— Пишу ли? — удивился on.— Разве сейчас время
писать?! Я и вообще-то мало пишу, а о чем писать те-
перь? Голод, нищета, разруха! Чем вдохновляться? Нет,
пе те времена, чтобы писать,— заключил он с грустью,
и его сияющие глаза как-то сразу приняли озабоченное
выраженпе.
Он так непосредствен (плп это следствие педавпо
нанесенной ему обиды?!), что даже пе скрывает от нас
своей озабоченности; переехав с Северного Кавказа (ку-
да он эвакуировался с семьей из Баку, в окрестностях
которого в то время пе прекращались военные действия),
он остается без средств
семья и... его ничтожное
школы. П наконец, еще п
которые теперь продуктов
обратиться к руководству
к существованию. Огромная
жалованье учителя средней
то, что обесценены деньги, па
пе купить. Оп вынужден был
Эчмиадзпнского монастыря с
просьбой дать ему взаймы зерна или муки... Церковные
правители отказались выдать ему из своих богатых скла-
дов несколько пудов муки. Они отказали пе только име-
нитому поэту, по и старейшему учителю Зчмпадзпнской
С(*минарни, воспитавшему не одно поколение, человеку,
который но просьбе монастыря писал па русском языке
’’се доклады Синода русскому двору и в министерство!
То и нанесло глубокую обиду чуткому поэту.
— Вот так... Закрома пх ломятся от продуктов,
р /“. Ч1 « . _	1	 -к
ВЫ МЫ,— (
Стс’пишу ли я... Что можно после этого писать?!
И при этих словах его живые энергичные глаза заго-
рдись особым огнем грусти и печали. Хотя он и ие был
— пот так... Закрома их ломятся от продуктов, а они
пожалели дать мне взаймы несколько пудов... Вот како
, • с горечью подчеркивает поэт.— А вы енрашива-
Ю С. Зоръпн, т. 5
289
стар — было-то ему всего 55 лет,— голова его, как я уже
говорил, была белой как снег, и >то придавало его облп
ку особую красоту; правильные черты, живые, горящие
глаза и свежий, нежный цвет лица делали его похожим
скорее па шведа или норвежца, чем па вагаршапатца, но
при этом сколько было родного в его голосе, интонациях,
языке; произношение у него было как х коренного вагар-
шапатца, и, казалось, говорил он намеренно просто.
Однако чувствовалось, что оп мог говорить с вамп п на
высоком классическом языке поэзии, по считал это
излишним п ради интимности предпочитал народный
язык.
В эти дни оп был опечален рядом обстоятельств. Меж-
ду прочим, оп рассказал нам, как с семьей ехал в Вотум
с Северного Кавказа и с какими трудностями это было
сопряжено—пет железнодорожных билетов, пет мест в
поездах, нет и крохотной надежды, что опи будут в бли-
жайшие дни. Оп предпринимает ряд мер — напрасно!
II не имея ин крова, пи средств к существованию, он, в
конце концов, вынужден был обратиться к начальнику
вокзала и рассказать о своем тяжелом положении, о
том, что едет в Армению с большой семьей с Северного
Кавказа и не может выбраться отсюда.
— Кто вы? — спрашивает начальник вокзала.
— Я армянский поэт Иоапппспан.
II происходит удивительное — начальник вокзала,
русский по национальности, снимает фуражку, встает и
отвешивает поклон Иоанппсиану.
— Я очень рад, что узнал вас. Я читал ваши стихи
в книге «Поэзия Армении». Я очень рад!
11 начальник вокзала сам идет и приносит билеты па
всю семью, а потом лично сажает их в вагон и с почтени-
ем провожает. Г1 о же самое происходит и в Тнф.ние при
пересадке.
Поэт приезжает на родину, о которой мечтал всем
сердцем. А как принимают его в Армелин?
Выходят на станции Эчмиадзии, погружают веши на
арбу, сажают на нее детей и пускаются в путь па Baiap
шапат. Не сделали и сотни шагов — их останавливаю'1'
охранники. «Куда? А пропуск у вас есть?..» Поапиисиап
объясняет, что он поэт Иоан ниспал, едет в свой родной
городок...
«Никаких поэтов я не знаю, давайте пропуск!..»
29( >
* * *
В дальнейшем мы иногда встречались с ним в Эрпва-
пп. куда он приезжал ио служебным и домашним делам.
Во время этих мимолетных встреч оп рассказывал о тех
или иных житейских невзгодах и огорчался каждым пе-
чальным фактом. У этого человека с культурной европей-
ской внешностью было горячее и чуткое сердце южанп
на. Когда оп волновался и печалился. его горящие глаза
сразу же увлажнялись.
Трудные были годы, и жизнь была тяжелой. Этот че-
ловек с уязвимой душой находился в постоянном напря-
жении, в заботах: как прокормить свою многочисленную
семью, как поставить па ноги детей. Вскоре ко всему это-
му иа него взвалилась еще одна забота — после смерти
директора средней вагаршапатской школы Вртапеса
Папазяна* эту должность передали ему. Поэт пе хотел
брать па себя это бремя, ему достаточно было учите льст-
воваппя, по необходимость содержания многочисленной
семьи вынудила.
В Вагаршанате он оставался до лета 1921 года. П в
течение этого года па неге» свалились новые неприят-
ности. В дни гражданской войны дашнаки, захватив Ва-
гаршапат, заключили в тюрьму сыновей поэта, а потом
п его самого подвергли домашнему аресту. Огорченный
и опечаленный вернулся он после боев в Эрнвапь.
— Опи намеренно хотели меня оскорбить, потому что
большевистские комиссары отнеслись ко мир с уважопп-
и в Вагаршанате навещали меня. Приходили ко мне
Домой.
И он почувствовал себя весьма польщенным, когда
советская власть подарила ему в Эриваии дом с садом.
Он тут же переехал па постоянное жительство в столицу.
Вот теперь я засяду за работу,— говорил он, ра-
дуясь.
За Илиаду, Иван Никитич! — сказал я как-то ому,
Узнав, что он начал переводить этот шедевр античного
искусства.
Да, надо продолжить,— согласился он. — Правда,
0,,а трудно переводится, с трудом приспосабливается к
|101»Мам нашего стихосложения. Потребуется посвятить
этому делу несколько лет.
~ Это будет большим подарком нашему пароду, и
Особенпо если...
10*
291
Я умолк, боясь, как бы мои последующие слова пе
обидели его.
— Что «если»? — спроспл он, казалось, поняв причи-
ну моей нерешительности.
— Если она получится, как перевод баллады «Прокля-
тие певца»
— Ручаться пе могу, но чувствую, что придется очень
трудно.
Он собирался переводить с подлинника и поэтому
предполагал завершить работу в течение четырех-пяти
лет, если только воцарится мир и будет возможность.
Однако вскоре оп стал членом комиссии по разработ-
ке свода законов. Насколько мне известно, его роль пре-
имущественно сводилась к работе над лексикон и терми-
нологией, но эта работа у него отнимала мною времени.
Он вынужден был взяться за это дело, с одной стороны,
из-за заработка, с другой — но было второго такого, кто
был бы столь искушен п в русском и в армянском язы-
ках, одновременно обладал бы таким тонким вкусом, как
оп. Работа была трудной, и исполнял оп ее с любовью,
считая ее весьма важной. Армения, давно потерявшая
свою государственность, пе имела в то время разрабо-
танного делового языка, а между тем государственная
жизнь возрожденной республики и новое советское зако-
нодательство каждый день ощущали необходимость в
нем. II Иоапнпсиап, вместе с группой правоведов, выпол-
нял эту работу с исключительной добросовестностью.
— А как же «Илиада», Иван Никитич? — спрашивал
я его иногда при встрече.
— Эх, друг мой... Который из моих литературных за-
мыслов осуществился?.. Так п этот...
В его словах чувствовалась не только горечь, но и це-
лая драма, драма человека, пе реализовавшего своп воз-
можности из-за материальной необеспечен пости. Участь
скольких армянских писателей!..
— Все же...— продолжаю я.
— Посмотрим... Вот закончим начатое дело...
Бремя служебных обязанностей так задавило его. от-
няло столько сил, что для творческой работы пе остава
лось возможностей. Иод конец он даже перестал интере-
соваться вопросами литературы. Бывал только па хор0
ших концертах — очень .побил музыку и пе пропускал вч
1 Имеется в виду произведение Л. Улапда.
292
одного сколь-нибудь значительного музыкального собы-
тия—здесь только п чувствовал он себя свободным от
житейских невзгод. Оживлялся, шутил, балагурил, как
благовоспитанный кавалер, ухаживал за женщинами и
девушками, покорял их манерами светского человека.
В эти минуты он и в самом деле мог сказать:
II в душе моей вновь расцветает весна,
Юности мечты, пламенные желанья
Вновь волнуют мою стынущую кровь...
(Подстрочный перевод)
Однако то были лишь мгновенья, которые только на
время снимали с пего житейские заботы и заставляли
забывать насущные заботы.
Как-то раз, например, я встретился с ним на литера-
турном собрании, посвященном пятилетию со дня смерти
Ваапа Тсрьяпа. Выступал профессор А. Тертерян. Я си-
дел рядом с Поанниспаном: оп внимательно слушал лек-
цию, волновался, все время шепотом делал замечания,
не разделял мнения Тертеряпа. А когда Тертерян заявил,
что творчество Теркина составляет эпоху в пашей по-
эзии, Поанписпап очень удивился и высказал свое несо-
гласие с ним.
— Терьяп — органическое продолжение моей и пса-
акяповской поэзии, его определенные настроения присут-
ствуют в моих произведениях, например, желание уйти
от людей, одиночество к т. и., — говорил он без какой бы
то ни было зависти.
Профессор Тертерян продолжает развивать своп
мысли, мы Mto время от времени обмениваемся мнения-
ми, вернее, Поанписпап делает замечания, а я слушаю.
— Что касается языка и техники Терьяна — нет слов,
великолепно! А в последних его работах они еще лучше.
Его «Газель прощания» — отличная вещь. Не хуже, чем
«Ропоты» Дурьяпа *. Жаль, очень жаль... Я многого
ожидал от Вааиа! Это был высокообразованный литера-
тор огромной культуры.
Поанписпап рассуждал как сведущий человек, пре-
красно знавший, о чем говорит; рассуждал убежденно,
йо с какой-то грустью, как бы сожалея, что лишен воз-
можности заниматься этими вопросами, что отошел от
литературы. В его голосе и в iлазах чувствовались боль
11 печаль — он переживал, что оторвался от возвышенно-
293
го мира поэзии, от мира, воспоминание о котором, каза-
лось, причиняло ему нестерпимую боль.
— Чего-чего только нельзя было бы сделать...— ска-
зал он как-то о себе.— Но наша жизнь!..
II он умолк. Чувствовалось, что говорит человек с
разбитым сердцем. Одаренный, наделенный высоким
вкусом и всесторонне образованный, этот человек, кото-
рый читал Шекспира и Гете, Данте и Гомера в подлинни-
ках, не сумел-такп расправить своих крыльев.
II в самом деле, когда смотришь на путь, пройденный
Иоаннпспаном, замечаешь, что большую часть своих сти-
хотворений он написал в Москве, в бытность свою сту-
дентом Лазаревского института * и Московского универ-
ситета. В последующие же годы писал пе более одной-
двух вещей в год. да и то в связи с теми или иными пра-
зднествами, юбилеями или при каких-нибудь других ис-
ключительных обстоятельствах.
Вот как, например, было написано его стихотворение
«Весна».
Редактор «Арарата» епископ Карапет долго упраши-
вает его дать какое-нибудь стихотворение для ежемесяч-
ника. Иоанппсиап обещает, по проходят месяцы, а обе-
щания своего он пе выполняет. II вот однажды, когда
поэт приходит в кабинет ректора Эчмиадзинской семина-
рии того же епископа Карапета, тот интересуется, где
ооещанное стихотворение. Поаннпсиан отвечает, что
еще пе написал, но напишет... II тут происходит неожи-
данное: ученый епископ встает, спокойно выходит из ка-
опнета, с таким же спокойствием запирает двери на
ключ и заявляет ему из-за двери: «Пока не паппшешь
обещанное стихотворение и не положишь его па cto.i.
дверь пе открою». Говорит и уходит. II когда два часа
спустя он возвращается — видит, что стихотворение на-
писано, а его автор спит себе спокойненько на диване-
Такова история стихотворения «Весна».
В последующем если он и писал, то писал к случаю,
lacio уступая просьбам окружающих.
В последние годы своей жизни он ушел из комиссии
по разработке законов и теперь в зимнее время читал-
иногда переводил или редактировал (оп перевел, межл)
прочим, рассказы Лескова, отредактпрова. i перевод
294
«Железного потока» Серафимовича), а летом занимался
в своем саду, который, как мы уже говорили, получил от
правительства в знак уважения к его многолетней де-
ятельности. Возможно, утомленный и разочарованный
поэт находил утешение в природе, а возможно, просто
искал одиночества.
Руководя или наблюдая за работой в саду, он и сам
не оставался в стороне от дела, засучив рукава, сам при-
нимался за дело, казалось, он хотел позабыть все и
слиться с землей, камнями, зеленью — со всей природой;
позабыть, что у него были «желанья и мечты» и что онп
остались неосуществленными.
Но удавалось лп ему это? Конечно, нет! Обществен-
ность— деспот, который никогда не признает личной жиз-
ни,—не оставляет в покое поэта даже в его уединении.
Почти ежедневно, и особенно в дни отдыха, много
мужчин и женщин собиралось в его саду. Знакомые,
родственники, иногда с семьями, приходили «посмот-
реть» поэта, вынуждая его с больным сердцем сопровож-
дать пх в прогулке по саду, показывать красоты своего
«имения», вести по крутому спуску вниз, занимать
беседой, угощать... Сколько раз в день и скольких! 11 не
дай боже, еслп кого-либо обойдет его внимание и госте-
приимство. Сразу — обида.
— Он его новел и показал ущелье, а нас нет...
Посетителям конца не было, и Иоаннисиану все вре-
мя приходилось быть в напряжении. А Иоаинисиан, во
натуре своей воспитанный и вежливый, выполнял все,
что требовалось но этикету гостеприимства...
Из всех гостей для Поаннпспана самым желанным
был Псаакян, который всегда посещал его с большим по-
чтением, регулярно — в неделю раз. Я раза два присут-
ствовал при этом и видел, сколь сердечной оывала ветре
ча двух поэтов. Бывшие учитель и ученик теперь уже
встречались как близкие Друзья. Более того как
Родные.
— А, Аветик, хорошо, что ты пришел! Заходи, моя
супруга припрятала для тебя что-то вкусное...
Разговаривали они непринужденно, по-дружески.
Псаакян всегда приносил своему учителя» свежие город-
ские новости, опи садились под тень раскидистого туто-
вого дерева и беседовали. Когда иссякали обыденные те-
вспоминали прошлое и говорили так долго, что хо-
зяйка дома Заруи нарочито сердилась:
295
— Ну. хватит!.. Ведь обед стынет...
Обедали и снова беседовали о прошлом и настоящем.
Беседовали до поздней ночи. Когда же Псаакяп соби-
рался вернуться в город, Поанписпап напоминал:
— Аветик, приезжай почаще, не оставляй меня од-
ного.
Но... однажды после какой-то веселой беседы его серд-
це успокоилось...
И его последняя мечта осталась неосуществленной...
Смерть не дала ему закончить начатый перевод
«Илиады».
Оп скончался в своем саду, в окружении облетающих
деревьев, па берегу древпего Раздана, под прохладой
любимой и воспетой нм горы Арагац.
1939
И Л Р - д о с
Есть писатели, которые в погоне за славой пускают
в ход любые средства — поднимают неистовый шум во-
круг своего имени, устраивают барабанный бой, готовы
обратиться чуть ли пе в живые монументы, лишь бы за-
воевать бессмертие. По слава бежит от них пли, в луч-
шем случае, сопутствует пм только при жизни п вместе
с ними уходит в могилу.
Это, разумеется, писатели, которые пе верят в своп
силы и в долговечность своих творений.
Есть и другие писатели — они вроде бы и пе выделя-
ются в общем потоке литературы и. кажется даже порой,
осуждены на забвение. Но опп верят в себя, в свое твор-
чество п работают спокойно, без шума, пе заботясь о
славе. Слава, однако, прп жизни, подобно тени, следует
за ними, а после смерти возноси гея «нерукотворным па-
мятником» им.
К числу таких писателей относится п Нар-Дос.
Поначалу пе оцененный по достоинству, оп со време-
нем все более и более привлекает к севе внимание как
один из лучших — и, пожалуй, самых топких среди
мастеров армянской прозы.
В сравнении с другими своими современниками оп
производил впечатление человека крайне скромного, за-
мкнутого, немногословного. Он никогда ие говорил о себе
как о писателе, никогда первым не начинал разговора
о литературе и в особенности о сооствеппых произведе-
ниях.
Мне выпало счастье два-три года работать с ним
в редакции газеты «Вестник», где он был литератур-
ным правщиком, а я — начинающим переводчиком,
297
п в известной мере узнать характер этого скромнейшего
человека.
Я не встречал более исправного и добросовестного
работника. Он приходил в редакцию раньше всех и ухо
дил позже всех, усердно просматривал все материалы
газеты, начиная с передовой в кончая объяв юипямп.
Много труда и пота приходилось ему вкладывать, напри-
мер, в передовицы, так как редактор Аст. Ерицян сильно
«хромал» в армянском языке, и Нар-Дос каж щш день
переписывал его статьи.
Как ои смущался, бедняга, правя эти статьи в присут-
ствии самого редактора, который, стоя рядом, все спра-
шивал:
— Ой, неужели я неправильно написал?
Нар-Досу было стыдно за него, он ничего не отвечал,
только правкой своей показывал: «да, сказано неверно,
не по-армянски». II своим четким почерком переписывал
все. от начала до конца, перелагая мысли редактора на
армянском языке. Ерицян, конечно, знал свою слабую
сторону, по в присутствии сотрудников старался отде-
латься шутками п прибаутками, ссылаясь вечно на спеш-
ку, как это делают обычно люди бесталанные, оправды-
вая несовершенство своих произведений.
Однако эта «спешка» и редактора и авторов очень до-
рого обходилась Нар-Досу. Человек со вкусом, ревност-
ный поборник чистоты и совершенства армянскою язы-
ка, он пе мог терпеть туманных и нескладных выраже-
ний, сидел часами не разгибая спины, с фантастическим
усердием выправляя, отделывая стиль. Оп поднимал го-
лову от работы и со вздохом расправлял спину, только
чтобы покурить.
Так оп зарабатывал свой хлеб насущный, исполняя
в разных редакциях роль литературного правщика, кор-
ректора—словом, чернорабочего прессы.
А после этого тяжкого, изнурительного труда но но-
чам он писал свои произведения, всегда сохраняя вор
ность действительности и высоким требованиям искус
ства.
Оп творил с почти флоберовской взыскательностью.
Вот почему из-под его пера по вышло ни одною рейсе
ленного сочинения.
Как пи оыл оп занят и неразговорчив, все-таки с Р4,1
лось нам иногда в свободные от работы часы вест11
беседы о литературе. 11 каждый раз он поражал меня
298
любознательного юнца, внимавшего опытному писате-
лю,— своей Лииной скромностью и независимостью суж-
дений.
С тонкой усмешкой на лице или иронически покачи-
вая головой он отвергал то, что было принято в обществе
п усердно восхвалялось.
Агароияп... Папазян... *
— В их произведениях нет правды жизни... нет ре-
ального человека... психологии...— говорил он скупо,
произнося слова раздельно, с паузами.
Пе любил он и Раффи. Пе принимал его стиля, счи-
тал, что язык его слишком риторичен, изобилует ошиб-
ками.
— Это какой-то варварский романтизм,— с сожале-
нием говорил он.— Было бы терпимей, если бы он писал
.хотя бы в духе романтизма Гюго или Сенкевича.
Зато очень высоко ценил Ованеса Туманяна.
— Его поэмы я читаю по нескольку раз. Люблю его
язык, манеру письма. Оп близок мне от первого до по-
следнего своего слова...
В этой связи рассказал о том, как оп, когда редак-
тор «Мурча» Арасханяи отказался печатать «Пес и кот»
п несколько очерков Туманят! о жизни Лори, сам опуб-
ликовал их в газете «Пор дар» («Новое время»), где ра-
ботал тогда секретарем.
— Я сказал,— добавлял он скромно, таким тоном,
чтобы никто, пзбавп бог, не подумал, что он помог Тума-
няну выдвинуться,— «Ованес, пиши побольше таких ве-
щей, пусть опп не нравятся европейцу Арасханяну, мы -
азиаты — будем их печатать».
Туманян был моложе его па два года, но говорил он
о нем всегда как о старшем — с глубоким почтением.
Однажды я спросил, какое пз своих произведений он
любит больше всего.
— «Анну Сароян»,— ответил он без долгих разду-
мий.— Это мой первый роман. Я нависал его, когда мне
был двадцать один год. Написал па одном дыхании, в
несколько дней и, закончив, долго плакал. Пе мог оста-
новить слез — перед глазами все время была умираю-
щая Апиа... так сдали нервы...
Пз русских писателей .’побил, до преклонения, Typie-
нева.
~— Это не значит, что других я ставлю ниже, тотчас
Начинал оправдываться он.— Отнюдь. Толстой и Досто-
299
евскпй, конечно, более крупные художники, по мне ка-
жется, язык их пе обладает тем изяществом и прелестью,
какие отличают язык Typiслева. Его манера, его искус-
ство мпе ближе.
Следует отметить, кстати, что симпатия эта, вызван-
ная, быть может, близостью творческого почерка, вс
осталась бесследной для него как писателя. У меня такое
впечатление, что хотя в некоторых произведениях Нар-
Доса ощущается вполне определенное влияние Достоев-
ского и Гончарова, творчество нашего писателя свопм
лиризмом, топкостью стилистической отделки письма,
отшлпфованностыо языка скорее тяготеет к Турге-
неву.
Еще более высоко оп ценил Чехова.
— Такой тонкости нет даже у Тургенева. У пего уди-
вительно зоркий глаз и острый ум. То. что другой изоб-
ражает па двухстах — трехстах страницах, Чехов дает
па нескольких. Написать бы с десяток таких рассказов,
как «Степь» и «В овраге», и достаточно,— говорил он с
восхищением.
Нар-Досу был свойствен эстетизм в лучшем смысле
этого слова. Оп был тонкий, взыскательный художник.
Стоило ему заметить в книге одно напыщенное или фаль-
шивое слово, как оп тотчас разочарованно откладывал ее
в сторону.
— Нет, пе получилось... не получилось...
* * *
Я говорил уже о его скромности. Была опа явлением
необычным, пз ряда воп выходящим. Оп стеснялся даже
одевать новый костюм или ботппкп, давая их сперва по-
носить брату или племяннику, пока веши не утратят свой
лоск.
В жизни, как и в литературе, он пе переносил ничего
броского, вызывающего. Любил «величие простоты».
Когда при нем хвалили его произведения, краснел, те-
рялся. Глядя на него, трудно было поверить, что он —
тифлисец п что жизнерадостные городские повесы и ост-
рословы — его земляки. Скорое напоминал он робкого
провинциального учителя, случайно попавшего в центр
просвещения.
Роман «Борьба» был давно завершен, но напечатать
его не удавалось. Нар-Досу советовали передать роман
300
в Издательское товарищество. Не решался. Писатель с
двадцатипятилетиям стажем литературной работы стес-
нялся сдать свою рукопись в издательство!
— Как же так. я принесу свою рукопись и скажу: пе-
чатайте! Неудобно.
— Дайте кому-нибудь, пусть отнесет...
— Л примут ли?
— Что вы говорите, господин Нар-Дос? Если ваш ро-
ман пе примут, кого же пм печатать?
— Откуда мне знать,— пожимал он плечами.
Говорила в нем, конечно, и боязнь испытать горечь
отказа — в то время хозяева и руководители Товари-
щества были ему людьми незнакомыми, никаких отноше-
ний с ними он не имел.
Воспользовался ситуацией редактор «Вестника», че-
ловек предприимчивый! и обладавший коммерческим ню-
хом. С целью увеличить число подписчиков, он предло-
жил Нар-Досу печатать роман в своей газете, а взамен
гонорара выдать ему 1000 экземпляров оттисков книги.
Hap-Дос согласился. Человек бескорыстный, оп жаж-
дал одного — видеть своп роман опубликованным.
Ерицян нс обманулся в своих расчетах. Как только
было объявлено, что с января па страницах «Вестника»
будет печататься новый ромап Нар-Доса. число подпис-
чиков газеты заметно выросло, а после публикаций пер-
вых трех-четырех глав увеличилось и число посетителей
редакции. Это читатели — местные и пз провинций —
приходили выразить писателю свое восхищение. А Нар-
Дос, по своему обыкновению, терялся, краснел, не нахо-
дил что сказать.
Ромап имел успех и в Тпфлпсе и в провинциях. Хва-
лили писателя, в частности, за тонкое мастерство, отто-
ченный язык, психологическую глубину образов, особен-
но образа Ваана. Однажды в редакцию «Вестника» при-
шел известный деятель поздравить автора с успехом.
— Мне так понравился роман, что я собрался писать
рецензию в «Тифлисский листок», однако опубликован-
ная в сегодняшнем номере газеты рецензия явилась для
меня полной неожиданностью,— сказал он с горечью.
Он пришел также с тем. чтобы выразит!» свое возму-
щение но поводу напечатан noir в тот день на страницах
«Тифлисского листка» рецензии, автор которой поста-
рался всячески очернить ромап, искажая его содер-
жание.
301
Под рецензией стояла подпись «П.». Поздние выясни-
лось, что за этой подписью скрывался один пз армян-
ских романистов, который, «побледнев от зависти», как
сказал Гончаров, поспешил в самой популярной тифлис-
ской газете очернить его работу, точно так же как за не-
сколько лет до этого другой литератор попытался в ре-
цензии, опубликованной в журнале «Лепта», опорочить
повесть Пар-Доса «Дочь домохозяина».
Даже у такого скромнейшего, безобидного человека,
как Hap-Дос, оказались враги. Литературная зависть не
признает добродетелей.
А как относился Hap-Дос к подобной враждебности?
С невозмутимым спокойствием.
— Пусть пишут, что хотят. Читатель и время рассу-
дят по-своему,— улыбался он.
Кроме этих двух случаев, пе помню, чтоб кто-нибудь
плохо говорил о Нар-Д осе как человеке и писателе. При-
ходилось сталкиваться с недооценкой, но не с враждеб-
ностью.
Главным врагом Пар-Доса была, коли хотите знать,
его чрезмерная скромность. Опа мешала ему освободить-
ся от повседневной черной работы и осуществить в лите-
ратуре более широкие замыслы, которые были по плечу
этому высокоодаренному писателю.
Не принадлежа ни к какой партии и будучи принци-
пиальным противником нетрудовых доходов, он не ждал
и не получал ни от кого никакой помощи. В то время, как
большинство писателей тогда пользовались материаль-
ной п иной поддержкой тех пли иных партий, богатых
меценатов, Эчмиадзпнского патриаршества, Армянского
благотворительного общества, Нар-Дос никогда ни от
кого ничего не получил. 11 мог с гордостью сказать, что
добывает средства на жизнь собственными кровью и по-
том, вернее, мог повторить слова Аретино: *
— Живу собственным пером.
* * *
Я говорил уже, что Hap-Дос был человеком замкну-
тым, пераз!оворчнвым, избегающим общества. Являлось
ли это следствием характера, склонного к созерцатель-
ности, пли он боялся тратить попусту свое свободное вре-
мя, предпочитая целиком отдавать его творчеству,—
ТР>дно сказать. Факт тот, что он не ходил на собрания.
302
лекции, но появлялся даже в театре. Рассказывал, что
в юности любил театр «до безумия», во в пору своего
знакомства с ппм я пи разу не видел его в театре.
На протяжении многих лет, будучи еще совсем моло-
дым, оп знал одни только маршрут, который совершал
ежедневно.— от дома в редакцию и обратно. Этот поря-
док нарушался только на Новый год п на пасху — самые
большие в старину праздники, когда оп, одев вместо при-
вычного пиджака черный сюртук и перчатки, отправлял-
ся с визитами к нескольким родственникам — известному
врачу и общественному деятелю Баграту Навасардяну,
доктору Арташесу Шхьяпу и другим.
Сдержан был Нар Дос также и в выражении своих
радостей! и огорчений. Личное, казалось, не существова
ло для него. Существовала только работа, упорная, до-
бросовестная работа — днем в редакции, по вечерам за
письменным столом дома.
Однажды я спросил, почему он по бывает в обществе,
на лекциях и вечерах Общества писателей, где можно
почерпнуть столько тем, увидеть множество любопытных
типов.
Он мягко улыбнулся:
— Ты думаешь, на улицах этого мало для тех, кто
умеет видеть? Пока дойдешь до дома, можно обозреть
целый ми])...
Ежедневно, возвращаясь дом-й пз редакции, он про-
водил две-три улицы и, как сам рассказывал, каждую
мысль, наблюдение, сравнение, явившиеся в пути, в тот
же день заносил на бумагу. Записывал все. даже отдель-
ные запомнившиеся словечки.
Казалось, что, разговаривая с людьми, оп рассеян,
невнимателен когда же собеседник удалялся, выясня-
лось, что оп удивительно наблюдателей — видел то, чего
никто другой заметить не мог.
— Обратили внимание, он постоянно употребляет в
речи слово «однако» и все время поводит правой бровью?
Пли:
— Подбородок у ш го шире лба, торс — длиннее
пог...
Однажды мы с друзьями говорили о Толстом, пора-
жаясь тому, что гениальный художник по семь раз пере-
писывал свои романы.
— А как же иначе? — вмешался в разговор Пар Дос,
изумляясь, в свою очередь, вашему удивлению.— Пскус-
ЗОЗ
ство требует пота. Я свою «Борьбу» и «Смерть» перепи-
сывал восемь-девять раз, и не будь они напечатаны, пе-
реписал бы снова.
Аккуратный и педантичный, он очень походил в этом
отношении па своего великого земляка Сундукяиа*. По
только в этом отношении.
После того как закрылась газета «Вестник». мы
встречались редко. Ои работал литературным нрашцн
ком в редакциях газет — сперва «Весгпнк Кавказа», за-
тем — «Горизонт». Когда же мы изредка встречались па
улице (только па улице, ибо, как я говорил выше, он
пе посещал ни театра, пи вечеров, и и каких-либо дру-
гих сборищ), оп первым спрашивал, что я делаю, пи-
шу ли.
— От случая к случаю,— отвечал я, смущаясь тем,
что он интересуется моими сочинениями.
— Пиши, пиши. Иногда встречаю твое имя в «Мша-
ке». Пиши много, печатай мало...
Не спрашивая (я бы и не решился этого сделать) о
том, какое впечатление произвели иа пего мои произ-
ведения, я понял, что в этих словах — «пиши много,
печатай мало»—косвенно выражена критика — мол.
печатай пе все, что пишешь. Может быть, он и по
вкладывал такого критического смысла в свои слова,
а просто давал мпе добрый совет, по воспринял я их
именно так: нужно печатать только удачные произве-
дения.
— А вы что пишете, господин Нар-Дос?
— Я?.. Где взять время? Видишь, в шесть часов я
только возвращаюсь домой. Прежде чем покинуть редак-
цию, нужно хотя бы раздел последних известий выпра-
вить.
— После романа «Смерть» читатели ждут от вас но-
вых произведений.
— Я тоже жду, по...
Ои пе закончил фразу, по я догадался, что у него
па уме — большую часть дня, и наиболее нродуктпвиу ю.
приходилось отдавать тому, чтобы заработать па содержа*
пне семьи. Сил, чтобы писать после такого изнурительно
го труда, но оставалось.
Паша тогдашняя действительность была жестока к ху
30 i
дожнпкам... Особенно трудно приходилось людям, кото-
рые, подобно Нар-Досу, стояли в стороне от общественной
деятельности, пе принадлежали пн к какой партии, оста-
вались без всяк и поддержки. Пар-Дос не обладал лов-
костью п предприимчивостью иных литераторов, а чувст-
во собственного достоинства никогда ие позволяло ему об-
ращаться с просьбой к кому бы то пи было. Безропотно,
откладывая собственные замыслы, пес он тяжкое бремя
служителя прессы. Я пе встречал в армянской прессе
более добросовестного работника. Оп напоминал мне
наших древних летописцев, которые до самоотречения
отдавались взятому на себя труду. Его можно наз-
вать, говоря словами древних, истинным «подвиж-
ником слова» — неустанным тружеником армянской
словесности.
Когда в 18 м году вышла в свет моя первая книга, я
с благоговением преподнес ее llap-Досу. Он осмотрел сна-
ружи, перелистал книгу и сказал, улыбаясь:
— Бумага, печать — хороши, посмотрим, каково со-
держание.
Я увидел в его улыбке обещание прочитать книгу и
высказать свое мнение и но ошибся.
Однажды, в какой-то весенний праздник проходя че-
рез Александровский сад, я случайно столкнулся с Нар-
Досом.
— Как хороню, что я встретил тебя, мне хотелось те-
бя видеть,— сказал он.— Домой ты ко мне пе приходишь,
хоть здесь посидим, поговорим.
Мы нашли тихий уголок в стороне от прохожих, сели
”а длинную скамью под сопью деревьев и долго беседова-
ли. Беседа эта и по сей день греет мпе серди»', хотя я ио
могу воспроизвести сейчас все сказанные тогда слова —
многое, увы, позабылось.
— Скажу, прежде всего,— начал оп,— я рад, что ты
Пе увлекаешься изысками, манерностью, свойственными
говременной литературе, а изображаешь реальность, ре-
ального человека... Затем, хорошо, что твоя манера письма
не похожа на манеру наших других писателей. Зто уже
новый стиль и признак самобытности... Продолжай
в таком же духе. Но должен сделать несколько замеча-
ний, пе обижайся.
Я приготовился выслушать охровую крошку, полагая.
Что острый глаз его мог обнаружить в моих новеллах бог
305
весть какие ужасные недостатки. Но он был очень дели-
катен.
Анализируя мою первую книгу ♦, он остановился на
двух рассказах: «Железная дорога» и «Обитатели бе-
лого дома».
— В этих рассказах ты нет-пет и впадаешь в излиш-
ний лиризм. Пусть он кроется в глубине рассказа, а не
выражается в твоей авторской речи. Такой лиризм ведет
к сентиментальности и, с другой стороны, нарушает дра-
матическое течение рассказа, мешает обрисовке характе-
ров. типов... Остерегайся этого... Затем подумай хоро-
шенько о языке. Армянский язык, чем дольше я заппма
юсь им, тем сильнее поражает меня своим богатством. Uh
подобен золотой руде — чем больше обрабатываешь его.
тем больше он очищается и сверкает.— так много в нем
оттенков и выразительных возможностей... Наше поколе
нир не сумело использовать сокровища нашего языка во
всем их блеске и богатстве красок. Остается новому поко-
лению добиться этого...
Он задумался ненадолго, затем добавил:
— Впрочем, развитие языка, вернее, его тончайшая
разработка зависит от условий. Еслп бы Армения в паше
время была независимой или хотя бы автономной, наш
язык ныне уже стал бы совершеннее... а так — какой
язык пли какая литература могут развиваться в условиях
национального гнета и гонений... Литературе и язык\
нужны родная почва и родная, народная среда. А ваши
литература и язык и по сей день развиваются в коло
нпях...
Он говорил спокойно, дружески, иногда закуривая, а я
слушал внимательно и думал, что в моей книге он, верп
ятпо, нашел много языковых погрешностей, но щадит ме-
ня и дает это попять косвенным образом.
— Что касается психологии,— продолжал он,— в твп
их произведениях есть пока несложная человеческая п<п
хологня. Я не против этого — люди ясной, простой ДМ111’
достойны любви. Но нужно стремиться изображать она л
сложные состояния человеческой души. Писатель дол<к(
докопаться до потаенных глубин человеческой гунн*- ,,т
крыть все ее тайники, как делали это Достоевский и 1
стой. В литературе важен и интересен человек с его и’11
хологией.
Говорили мы около двух часов, я был очень рад
встрече.
3()(»
Слушая его, я думал: «Как много еще нужно, чтобы
стать писателем».
На прощай не оп сказал:
— Не обижайся на мои замечания. Я хочу п я наде-
юсь, что от простых, несложных характеров ты перей-
дешь к более сложным и совершишь художественные от-
крытия...
* * *
Когда в 1929 году большая группа писателей Армении
выехала в Грузию и Азербайджан по приглашению пи-
сателей этих республик, в Ереване решили подключить к
нашей делегации Нар-Доса (проживавшего в Тифлисе)
как выдающегося армянского писателя, чтобы он при-
нял участие в литературных встречах и торжествах в
Тифлисе, а затем поехал с памп в Баку. Нар-Доса
с трудом уговорили участвовать в организованных гру-
зинскими писателями встречах и торжествах, а когда
предложили ехать в Баку, он отрицательно покачал
головой.
— Что я там буду делать?..
— Вы — видный армянский писатель, ваше присутст-
вие придаст вес нашей делегации. Н наконец, уедете на
несколько дней пз Тифлиса, встряхнетесь. Вы же никогда
не видели Баку.
Мы очень настаивали, и он уступил. По и здесь, в
Баку, не изменил себе — оставался в роли молчаливого
созерцателя. Он молчал не только на встречах и торжест-
вах, по и на обедах, где все, особенно видные писатели,
произносили тосты. Только однажды, в Гандже, когда
азербайджанские писатели предложили тост за нею, он
Уступил нашим настойчивым просьбам сказать что-ни-
будь в ответ. Он поднялся с бокалом в руке. Все замолкли
в ожпдаппп услышать яркую застольную речь нашего
проел а вл ен по го романиста.
— Друзья, желаю вам радостной жизни...
И только. Сказал и сел. Мы. конечно, испытывали
неловкость от того, что речь его оказалась столь краткой,
а я, не удержавшие)», спросил его после ужина:
~~ Почему вы выступили так коротко?..
Он обратил на меня задумчивый взгляд и кротко
улыбцу.-|ся:
 Пу, хорошо, вот вы все говорили длинные речи,
а разве суть их не в том же, что сказал я?..
307
Возразить было трудно. Действительно, вег напит
длинные речи в конце концов сводились, конечно, к одно-
му лому пожеланию. II пожалуй. Пар Дос, который не
любил условностей н красноречия, бы i прав, предпочитая
лаконизм. После этого мы уже не беспокоили его, не де-
лали попыток вывести пз привычною ему русла (ли вы
полпенни каких-то условностей, тем более что с этой
ролью превосходно справлялся наш нредее (а толь Шпр
ванзаде.
Будучи человеком замкнутым, Пар-Дос вместе с тем
был прост и демократичен и по духу и по поведению, что
вызывало глубокую симпатию к нему.
Каждый раз, приезжая в Тифлис, я считал споим
долгом навестить его. В одно пз таких посещении я
предложил ему подготовить собрание его сочинений
для «Пстрата» ’.
— О, это трудное дело,— сказал оп.
— Почему?
— Я должен буду все снова обработать, переписать.
Он был озадачен, точно перед ним встала труднейшая
задача.
— Зачем переписывать? Вы же не будете переделы
вать каждую страницу.
— А как же? Если па странице неправлено хотя
бы одно слово, я должен ее переписать. О, это де.к>
трудное.
Я тем пе менее, как секретарь коллегии «Петрагл».
выразил пожелание, чтобы оп собрал и подготовил тля
печати полное собрание своих сочинений. Когда то
это все равно нужно сделать, чем скорее, тем лучше,
пока есть энергия и вдохновение, позднее, спустя го-
ды, осуществить это будет сложнее. Он наконец coi-
ласнлся:
— Ладно, посмотрим... Потихоньку...
Затем я предложил издать в «Нитрате» переработан
ный вариант романа «Убитый голубь» отдельной kiihiob,
если оп готов к печати.
Оп согласился.
Когда альманах «Рассвет» опубликовал отрывки 1,1
его нового романа, я отправил ему поздравительное |,,иЬ
мо, где спрашивал также, завершен ли роман, и сообщал,
что если «да», «Нитрат» готов ого издать.
1 Государственное издательство.
308
Я делал это предложение но указанию наркома про
свещення ток. Декана ta Мраняпа, который был горячим
поклонником Нар Доса и. ознакомившие ь с его новым ро-
маном но опубликованным отрывкам, высоко отзывался
о нем.
Пар-Дос ответил мне следующим письмом:
«Дорогой Стефан!
Письмо твое получил. Это настоящий сюрприз. Совсем
пе ждал его. Я совершенно забыл о пашем разговоре
здесь, па улице, в прошлом году и. поскольку скорого
ответа от тебя не последовало, я полагал, что дело на том
н кончилось. Я уже совсем, мне казалось навсегда, оста-
вил мысль о переиздании «Убитого голубя». Поэтому
письмо твое и явилось для меня сюрпризом. Я думаю,
переиздание этой моей повести окажется для «Нетрата»
Целом, с чисто коммерческой точки зрения, прибыльным,
так как но существу будет опубликована новая вещь.—
такие серьезные изменения внес я в свое произведе-
ние, и, с другой стороны, очень велика потребность
в этой книге в школах* и вообще среди читающей
публики, а в книжных магазинах и библиотеках ее не
возможно достать.
Сейчас, после твоего письма, до 1Жен оуду
реп» переработку повести, которую я осуицчтвнл
назад (в НИЗ году). Очевидно, потребуются новые изме
нения и сокращения, а это я не умею делать ibi.ik, к«
переписав все произведение от начала до конца. - н 
болезнь, и опа требует более или менее д.шнлыин
Хочу спросить тебя об одной вещи, дороюй
Не согласится ли «Нитрат» печатать ««- он1 ын 1 .• •
здесь, в Тифлисе, под моим контролем 11 ( М0‘11 ь<’ , ' •
рой. Суду очень признателен, если поюворинн. о •
с тон. Мравяпом или еще с кем нпбудь, от ьою ,пч
снт. Пишу об этом потому, что «Паш квартал» । ,
в Ереване очень безвкусно и с грубыми ошиокамп
и «пчть п «Убитый голубь».
1 К сожалению, не сумели достойно изд. <
Нетрата». Они пе
сколько я ни просил об этом pybotuj, • высокий гонорар ан
исполнили и другое ‘’^''7\\^оо<.ща1|11нх>> писал Пар До«У-
1пРУ, учитывая его полезны <ю >н	( вправе был оби
Ч нот ни Пию нз них не выполнено... шкап ль I
Деться па меня.
ЗОН
что тебе понравились опубликованные в «Рассвете» главы
нового романа *. II нависал пх, побуждаемый прежним
председателем здешнего Союза писателен, так сказать, на
одном дыхании, чтобы поспеть к 2 «Рассвета». Теперь
я уже не спешу, тем более что каждодневная корректора
в газете безмерно утомляет меня, пе оставляя свободною
времени. Добавь к этому возраст (61 год). План моего
нового романа обширен — канун войны, война, Февраль.
Октябрь и последствия всех этих катаклизмов для Хаибе-
кянов. Боюсь — не справлюсь.
Написал наполовину и бросил некую сатирическую
вещь о гом, как один скромный деятель, который ни-
кому не был известен за пределами узкого круга дру-
зей, после смерти воскресает и узнает, что он, оказы-
вается, был великим человеком (Пантеон, речи, памят-
ник). 11, для того чтобы сохраниться в памяти потомков
как «великий человек», он потихоньку влезает обратно
в могилу.
Что делаешь ты? Почему не присылаешь ничего нт
своих новых произведений? Пока все.
Пар-Дос».
Я сразу же отправился с этим письмом к Мравяну.
Прочитав его, Мравяп решил прибавить Нар Досу пен-
сию. Кроме того, он выискивал другие возможности обес-
печить писателя, чтобы он мог заниматься только своим
романом п поскорее его закончил.
Спустя короткое время я снова оказался в Тифлисе
и навестил Нар-Доса. Он болел, лежал в постели, но
взгляд его добрых глаз был по-прежнему острым и прони-
цательным. Когда в беседе я упомянул о благожелатель-
ном к нему отношении комиссара просвещения, он рас-
трогался — его радовало, что в Ереване думают о нем,
о его творческой работе.
Если но договору мпе дадут авапс, я спокойно буду
работать. Покой — вот чего у меня никогда не оыло.
сказал оп с грустью н, полагая, очевидно, что я не очень
хорошо понимаю его, добавил:
Знаешь ли ты, что значит спокойно думать? Это
кот да пе нужно заботиться о том, как жить завтра п(1'
как содержать семью. Если нет этого спокойствия, пн
сатель не может собратк-я с силами, погрузиться в мате-
риал и создать совершенное произведение искусства.
310
Когда я поинтересовался, сколько ему потребуется
времени для .завершения романа, если он будет матери-
ально обеспечен, ои ответил:
— Около двух лет... если здоровье позволит.
Однако ряд обстоятельств и в первую очередь постоян-
ные болезни не позволили писателю завершить свой столь
широко задуманный роман, который явился бы радост-
ным событием для читателей и ценным подарком пашей
литературе.
1933
АВЕТИК ИСААКИИ
С юных лет помню, как преображался в летние меся-
цы городок, в котором я родился. После однообразных,
унылых зимних дней он становился местом живого ве-
селья. Чем это объяснялось? Только ли тем, что с мая
и по сентябрь оп наводнялся дачниками, или, как тогда
их называли, «прохлаждающимися»? Дачников наезжало
такое множество, что население городка удваивалось, а
то и утраивалось. Они снимали даже малоприспособлен-
ные для жилья помещения, даже ветхие летние построй-
ки только бы па месяц, на два избавиться от изнури-
тельной городской жары. В дневные часы толпы дачников
наводняли улицы, рынок, лес, Ванское ущелье, железно-
дорожную станцию, наполняя все вокруг весельем, песня-
ми, музыкой. А вечерами уже большими компаниями по-
сещали сад «Арагац», привокзальный сквер, поднимались
к ротонде, где всегда звучала восточная и европейская
музыка, устрапвались тапцы и где зачастую приехавшие
из больших городов артисты давали концерты.
Среди дачников было много армян и совсем немного
русских и представителей других национальностей. При-
езжали из Тифлиса, Эрпвани, Ваку и других городов.
Наш скромный городок был, пожалуй, единственным дач-
ным местом, куда съезжалась многочисленная пнтеллп-
1 опция, учителя, журналисты, деятели искусств.
В ту пору довольно часто приезжал к нам летом Аве*
тик Исаакяц. Приезжал ненадолго, не па месяцы, как
другие, а погостить недельку-другую у друзей или зна-
комых.
В то годы он был худощав и строен, одевался bciI
хорошо, модный европейский костюм, вели колеиш|Я
312
фетровая шляпа или копи, цветные туфли нового фа-
сона. По вечерам же, когда становилось прохладно, его
обычно можно было видеть в сором плаще. Такне плащи
были тогда в диковинку — носили их разве только люди,
приехавшие из Европы.
— Вон идет поэт Аветик Псаакяп,— говорили знав-
шие ого в лицо,— он подавно приехал из Европы...
Всем было известно, что Псаакяп уроженец Гюмри,
живет, как нам рассказывали, в больших городах Европы,
отец его п старшие братья доходы от одного пз семи жер-
новов своей мельницы выделяют поэту, чтобы оп мог жить
без забот и писать стихи.
Почти каждый вечор, как только в ротонде начинал
играть оркестр, Псаакяп в своем сером плаще, с палкой
в руках, в сопровождении одного-двух друзей поднимался
наверх, чтобы присутствовать па вечере, представлении
пли танцах. Особенно запомнился оп мио на танцах. Сам
он, конечно, нс танцевал, по любил часами смотреть на
пары, а иногда и наградить их аплодисментами, поощрит),
добрым словом. Особенно любил он армянские народные
танцы и хорошего танцора зачастую просил повторить.
— Еще, дорогой, еще,— просил оп на константино-
польском диалекте и тянул за руку танцора пли танцов-
щицу в круг.
И когда танцоры исполняли его просьбу, Псаакяп. вос-
торженно аплодируя, подходил к ним, чтобы выразить
свою признательность.
В такие минуты Псаакяп производил впечатление
очень веселого и жизнерадостного человека, и я недоуме-
вал: почему же в ого стихах столько горечи? Межд\ Иса-
акяпом человеком и его творчеством было противоречие,
п мне казалось, что такие проникнутые скорбью гворо-
ния, как «Оплакивайте мою печаль, горные цветы...»,
«Полюбил я — отняли яр1...» и другпе словно пе им на
писаны... Но, для того чтобы разобраться в этом, надо
было не просто быть знакомым с автором, а знать eio
близко. Впрочем, и в этом случае вряд ли я набрался бы
Решимости делать какие-либо выводы, тем более что, как
мне тогда казалось, причины мотивов грусти в поэзии
Всаакяпа были глубоки, хотя и не новы: скажем, недося-
гаемая или отвергнутая любовь. А что такое любовь, я бы
объяснить не смог, так как чувство любви тшда мне пе
1 Яр— возлюбленная, uo;i.u к»м. юн ны й
313
было знакомо. Но, наблюдая со стороны, я замечал, что
влюбленные обычно бывают плп очень веселыми, и in
грустными... Одним словом, в те времена любовь была дан
меня явлением довольно сложным, и никакое близкое
знакомство с поэтом пе помогло бы мне понять его. По-
этому Псаакяп-человек и его поэзия оставались для меня
загадкой, мпе очень хотелось разгадать ее...
Познакомился я с Нсаакяном только в зиму 191011
года в Тифлисе, и вот при каких обстоятельствах.
...Зал Армянского этнографического общества во всю
длину заставлен книжными шкафами, посередине —
д.пшный-предлпнный стол, вокруг которого в несколько
рядов теспо сидят многочисленные представители интел-
лигенции: студенты, старшеклассники перспсяповскоп се-
минарии п гимназий. С лекцией выступает преподаватель
армянской словесности перспсяповскон семинарии Мамб-
ре Матенджяп... Говорит ои о романе Абовяна «Раны Ар-
мении». Все слушают с напряженным вниманием, восхп
щаясь красотой армянской речи оратора. Па улице холод,
зима. В зале весело потрескивает камин. Перед печью
сидит Псаакяп. Поэт серьезен и, кажется, чем-то озабо-
чен. После двухлетнего заключения в тюрьме оп выпущен
на поруки, под залог. Мпе кажется, что он все еще нахо-
дится во власти тюремных переживаний... Покуривая,
слушает лектора... А Матепджян высказывает мысли, над
которыми невольно призадумаешься... Он утверждает, что
главный герой Абовяна Агаси — атеист и пантеист. Моти
впрует свое суждение тем, что герою хорошо на поле,
среди зелени и цветов.
Такой вывод мне кажется странным, подобных сужде-
ний о герое романа Абовяна я никогда пе слыхал, да
и читать не приходилось. Агасп всегда мпе представлялся
самым обыкновенным крестьянином, и вот вдру! он... ате-
ист и пантеист...
Оратор закончил, посыпались вопросы. После ряда вы-
ступлений попросил слова и Псаакяп.
— Господин Матенджян утверждал здесь, что, по-
скольку Агаси выражает недовольство богослужением,
значит, он атеист. Но ведь все наши крестьяне таковы,
они, оывает, не только выражают недовольство, но п р>,й
ют церковь, попов и даже бога, по это отнюдь не мешает
им ходить в церковь. Быть просто недовольным вовсе не
означает быть атеистом... То ‘же самое я бы хотел сказать
о пантеизме Агасп. Общеизвестно, что каждый ьрестья-
314
нпп любит поло, зелень п цветы; по одним этим призна-
кам нельзя считать Агаси пантеистом... Я думаю,— про-
должал Псаакян, сделав утвердительный жест рукой,— и
не только думаю, ио это действительно так: Агаси со сво-
ими предрассудками и патриархальными взглядами — са-
мый обыкновенный крестьянин. II конечно, в то время
иначе и не могло быть. Нельзя же Агаси уподоблять
Руссо!..
Псаакяп говорил медленно, временами заикаясь.
Я ожидал, что он разовьет свою мысль, по оп ограничился
сказанным и снова зажег папиросу от б\ харской печки...
То, о чем с горячим ораторским пафосом говорил Матенд-
жян, было суждением человека, не знающего деревни, бы-
ло суждением книжника, а поэт, человек из парода, пре-
красно знал жизнь...
Когда вечер закончился и все мы вышли на улицу, я
хотел было подойти к Исаакяну, чтобы выразить ему бла-
годарность за то, что оп опроверг ошибочные взгляды
лектора... Но, пока я собирался, внимательный и доброже-
лательный Гарегин Левонян представил меня поэту как
начинающего литератора. Псаакяп сказал несколько слов,
какие говорят обычно в подобных случаях, а потом, види-
мо, еще находясь под впечатлением лекции, спросил со
смехом:
— А вам не приходилось встречать в ваших краях
атеистов?
— Пока ист,— ответил я,— но. пожалуй, есть один та-
кой, оп поносит попов и богачей за то, что то по живут
по Священному писанию.
— Ну, если так, значит, оп в еще большей степени
боголюб,— рассмеялся Псаакяп и тут же шутливо пойнте
ресовался: — А паптепсты водятся у вас?
— Все они пантеисты: целыми днями па поле — па-
П1Ут, сеют, жнут и тут же заваливаются в сено и засыпа-
ют, — ответил я в том же шутливом тоне.
Псаакяп снова рассмеялся.
Если Матенджяп узнает об этом, то всех их сочтет
пантеистами...
В те времена Псаакяп был уже известным поэтом. Его
книга «Песни и рапы» полюбилась читателям, по особен-
ней известность оп приобрел после опубликования трех
клав из «Абул-Ала»... Правда, имелись у пего и иротивнн-
ки. В те годы молодежь увлекалась Терьяном... Среди мо-
лодежи и интеллигенции находились такие, что считали
313
поэзпю Псаакяна полусельской, полуашугской. Об этом
пишет п Лео. Подобные взгляды и суждения высказыва-
лись довольно часто. Читатели из парода, простые людп
понимали и любили поэзию Псаакяна, по некоторые пз
горожан... пожимали плечами.
— Ахп п охи... Что общего с поэзией? — говорил мне
одпп весьма уважаемый педагог с высшим образовани-
ем.— И это вместо того, чтобы выражать свою печаль со-
ответствующими прилагательными или образными наход-
ками!
Как-то я спросил одного тифлисского юриста, любите-
ля литературы:
— Но ведь н поэзия Туманяна преимущественно де-
ревенская?!
— Туманян — это другое, — ответил ои, — Туманян
весельчак... А Псаакяп — только и знает что пост...
Спорить я пе стал, ибо в то время и сам не смог бы
объяснить причин недооценки Псаакяна некоторыми чи-
тателями. Только потом, годы спустя, я понял, что ни
читатели пе воспринимали произведений поэта из-за ко-
лоритного дпалекта. Правда, и Иоапнес Поанписпап вос-
певал Араке и Арагац народным языком, по в народных
песнях Псаакяна превалировал пшракский дпалект, что
было новым в поэзип п воспринималось трудно. Вот поче-
му читатели, привыкшие к прежнему литературному язы-
ку, считали творения Исаакяпа полуфольклором и, к со-
жалению, не видели во всем этом того нужного и нового,
что нес поэт, а пес оп народность, эмоциональную непо-
средственность и глубину.
Часто читатели недоумевали:
— Воспевает любовь и вдруг... смерть,— находя, что
это не равные, а взаимоисключающие вещи. Односторон-
не понимая жизнь, сложную внутреннюю сущность чело-
века, они, казалось, хотели, чтобы поэт, играя па одном
струпе, вызывал доступные и ясные для их понимания
чувства...
Смысл возражений сводился, таким образом, к язык)
и мотивам скорби, но, как только вышел в свет «А")1
Ала-Маари», отношение к творчеству поэта сразу измени
лось. Поэма переходила пз рук в руки п удостоилась все-
общего признания. Тема поэмы, ее динамика, красочш '
язык и смелость мысли были столь необычны, что многие
сомневались: не перевод ли это с другого языка?
верившпсь, что нет, относились к поэту с еще больны
316
почтением. Читателю нравились пе пессимизм поэмы, пе
сюжет ее и т. п., а яркие картины, дух осуждения неспра-
ведливости, порочных порядков, лицемерия, нравились
мечты поэта о свободной и вольной жизни.
Однако на Кавказе, в условиях царской цензуры, пе
удалось опубликовать поэму целиком, она увидела свет
в Константинополе, куда поэт уехал в 1911 году.
Уехал оп спустя несколько месяцев после нашего
кратковременного знакомства, вернее, эмигрировал предо-
сторожности ради, чтобы снова не очутиться в тюрьме.
Исаакян, как п многие другие армянские интеллигенты,
был арестовал за «антигосударственную» деятельность и,
как я говорил выше, просидев два года в тюрьме, был
выпущен па свободу (пе знаю, за сколько тысяч залога)
до судебного процесса. Па таких же условиях, под залог
п на поруки, были временно выпущены из тюрьмы Ова-
нес Туманян и другие. Для армянской интеллигенции и
армянского парода то были тяжелые времена с мрачными
перспективами: ожидаемый судебный процесс мог закон-
читься пли ссылкой в Сибирь, или длительным тюремным
заключением; такая участь и постигла впоследствии мно-
гих. Однако некоторым из них удалось эмигрировать. Так
поступил п Исаакян. Жену и ребенка он оставил в род-
ной деревне.
Однако вдали от родины оп продолжал сотрудничать
в кавказских газетах. И первая же публикация, появив-
шаяся в одной пз тифлисских газет, была бередящая ду-
шу песпь, выражавшая безысходную тоску поэта по ро-
дине. Она начиналась так:
Мпе грозится: тючер мирен и тих,
Над домом стелется топкий дым,
Чуть зыблются ветви родимых ив,
Сверчок трещит в щели, невидим.
Затем следует описание, как старая мать с малюткой
в руках творит молитву по своему сыну на чужбине:
Пусть прежде всех поможет господь
Всем дальним странникам, всем больным,
Пусть после всех поможет господь
Тебе, мой бедный изгнанник, мой сын.
(Перевод А. Блока)
Это стихотворение, в котором выражались и тоска по-
Эта'Изгнанш!ка, и глубокая скорбь материнского сердца.
317
произвело огромное впечатление, взволновало всех, кто
знал судьбу поэта. Они тоже переходило из рук в руки
После этого каждое его стихотворение принимали с лю-
бовью. все интересовались, как живется поэту на чужби-
не, тревожились — не иссякнет ли источник его вдохнове-
ния вдали от родины, вдали от своего народа...
К счастью, этого не произошло.
* * *
Туманяну,
свонствен-
Об Псаакяне можно писать много, можно написать це-
лую книгу, если, конечно, рассказывать обо всех встречах
с нпм. Но мне хотелось бы показать Псаакяна-человека.
со всеми особенностями его характера, такпм, каким я
видел ого и знал.
Так вот. Псаакяп уехал в Европу и находился там
почти шестнадцати лет. до 1926 года. 11 хотя, находясь
в эмиграции, был оторван от своего народа, продолжал
писать, сотрудничая не только в зарубежной прессе, ни
и в армянских газетах п ежемесячниках Кавказа.
Когда в 1917 году, после свержения самодержавия,
эмигранты стали группами возвращаться на родину, мы
думали, что вот вот приедет и Псаакяп. Мы слышали, что
он собирается приехать, даже написал об этом
и что Туманян ответил Аветику Псаакяну со
нои ему сердечностью:
«Приезжай. Аво-джан. приезжай...»
Но ряд обстоятельств задержали
1926 года.
Приехал... I . ___ ...................
и худощавый, поэт теперь располнел и стал каким1,0
округлым. Несмотря на то что ему было немногим ’
пятидесяти лет, плечи его опустились. Пе было его
кой черной бородки, не было мечтательного взгляда о()11
тих глаз. Теперь па ого подбородке росла жндепььая i
роденка, а глаза были окаймлены паутиной морпрШ- 1
за... хотя онп. как и прежде, были внимательными 11 П1 ,
тщательными, в них пе было уже прежней мечтаТ1Л^’а1||
нежности. Теперь онп— умные и вдумчивые —
мудрость... А движения поэта стали медлительны пДра1
ловаты... Но стоило ему заговорить, как сразу же
в нем поэт, настолько оп, как и его поэзия, был песо
ствен и сердечен...
приезд 3”
его
Как он изменился за 16—17 лет!.. Статиьп
318
Он изменился лишь внешне. а духовно оставался та-
ким же, как прежде. Правда, обогагплся жизненным опы-
том, стал более глубоким п рассудительным.
Его приезд вызвал живой интерес. Ведь, после Тума-
няна п Теркина, оп был единственным здравствующим
поэтом старшего поколения, всеобщим любимцем. К это-
му добавлялось еще и то, что он вернулся на родину по-
сле продолжительной разлуки с ней. Вот почему, где бы
он нп появлялся — в городе ли, в деревне,— повсюду его
встречали с горячей братской любовью. Приглашения сле-
довали одно за другим, и каждый считал за честь лично
выразить сердечную признательность любимому поэту.
В у него, окруженного давними и новыми друзьями, то
п дело увлажнялись глаза — наконец-то он у себя на ро-
дине, средн родных людей...
В Ереване поэт с интересом посещал учреждения и
предприятия, знакомился с молодыми деятелями культу-
ры, п всюду встречали его с симпатией, окружали внима-
нием, выражали радость по поводу его возвращения.
Советский образ жизни был для него нов, и поэт вни-
мательно осматривался. Он знал о наших идеалах, но как
осуществляются онп в жизни — видел впервые.
— Октябрьская революция — величайшее событие в
истории человечества.— говорил он,— и я хочу быть оче-
видцем того, как претворяются в жизнь ее идеалы.
Несмотря на шестнадиатилетний отрыв от родины, оп
лучше знал страну и людей, чем многие жившие постоян-
но в Ереване писатели — ибо до своего отъезда за грани-
цу обошел почти все уголки Армении, почти все деревни,
и везде у него были знакомые, друзья и почитатели. Кому
из них не доводилось слышать и петь его «Брат мой,
охотник», «Пахарь», «Ива» и десятки других песен? Бы
надо, сопровож 1ая поэта в частых поездках в районы, я
всякий раз диву давался его ясной памяти: он помнил не
только историю деревень, случав, произошедшие там, но
многих жителей, больше пожилых, конечно. Человек оп
”ыл чувствительный; посещая места где бывал когда то,
пли просто встречаясь со своими старыми знакомыми, он
вспоминал те или иные случаи, беседы и часто смахивал
слезу.
Псаакяп был интересш йшпм собеседником и рассказ-
чиком.
Ьдем мы, скажем, куда -нибудь в фалоне — он, указы-
Бая пальцем, говорит:
ЗГ*
— Как-то возле этой деревни, воп под теми деревья-
ми. я нависал лирическое стихотворение и. напевая ого.
вошел в деревню...
— ...Однажды, бродя по этим местам, встретился с
крестьянином: «Как ты думаешь,— спросил я его. пока-
зывая на облачное пебо,— будет дождь?» Ои пожал пле-
чами: «Откуда мне знать, брат-джан. будет или нет, ведь
я не дядя господа бога...»
— ...Вон видишь ту деревню? Когда я пришел туда,
меня пригласили па свадьбу. Первый тост тамада провоз-
гласил за Хачатура Абовяна... В деревнях обычно в пер-
вую очередь пили за русского царя или за армянского
католикоса. А этот — за Абовяна. II сам же пояснил по-
чему: «Абовян — опора армянской нации». Услышав это.
я прослезился и подумал: «Нет. армянская нация не по-
гибнет, пока ее крестьянин будет таким сознательным...»
Беседуя с крестьянами, Псаакяп всегда был прост п
искренен, он знал их психологию, быстро находил общий
язык и сближался с ними. Он никогда пе давал им чувст-
вовать «дистанцию»; когда, скажем, ему хотелось попить
и приносили кувшин с водой, он не наливал воду в ста-
кан, а ннл, как крестьянин, прямо пз горлышка... И делал
он это просто и естественно. Такими же были его народ-
ные песни — простыми, непосредственными.
Если бы меня спросили, что является самой характер-
ной чертой Псаакяна, я бы сказал: прежде всего непо-
средственность, любовь к доверительной беседе, что выте-
кало из первого. Как в своих лирических произведениях',
так и в жизни оп был чуткпм и непосредственным. Что
бы ои пи чувствовал, о чем бы ни думал — выражал, не
скрывая. Никакие условности не сковывали его, вот по-
этому и был оп любпм.
Просто и естественно выражая свое мнение о дрУгпК'
он так же просто говорил о себе, о своих ошноках.
недостатках, а прочитав какое-нибудь свое стихотворение,
прозу, спрашивал:
— Ну как ты считаешь, скажи, как? Можно печатать
или нет?
А уж беседа была всегда его стихией, можпо ДаИ'
сказать, что без беседы он грустил; специально павеир’1
друзей, чтобы побеседовать, и если по говорил сам.
просил что-нибудь рассказать ему. В деревнях, увлеыппсь
разговором, сидел часами... А в кофейнях, когда кто лп
и;{ друзей вставал, чтоб \ йтп, обращался с прось оп.
320
— Ну куда ты собрался? Поспдп еще, поговорим...
Часто бывало, что ради беседы он задерживал п меня:
— Подожди, поговорим еще. Дом твой никуда не убе-
жит. Выйдем вместе. Сердечная беседа — лучше всякого
обеда,— говорил оп.— Беседа — пища для души, а если
хочешь знать, то опа даже оздоровляет душу...
Страсть к беседам, несомненно, брала свое начало от
вошедших в быт гюмрийцев «кафехана» и европейских
кафе, где, по традпцпп, велись длинные разговоры.
Случалось, что, кончив беседовать с одним, он тут же
начинал разговор с другим.
Вошло у него в привычку также: поправившееся сло-
во, мысль пли поговорку записывать на папиросную ко-
робку плп внутри ее — где попало, лишь бы нашлось сво-
бодное для записи место.
И когда его собеседники интересовались заппсямп на
коробках, он пояснял:
— Записываю для памяти. У меня дома десяткп та-
ких исписанных коробок. Когда пх собирается много, я
переношу заппсп в тетрадь.
И впрямь, я часто видел па его ппсьмеппом столе шта-
беля псписаппых коробок.
Псаакяп был не только внимательным слушателем, по
и приятным собеседником, оп доставлял огромное удо-
вольствие своими беседами, потому что обладал большими
познаниями, был наблюдателен п имел хорошую... мало
сказать хорошую — удивительную память. Оп помнил со-
держание почти всех прочитанных книг, помппл встречп
с людьми, беседы, которые с ними вел, помнил сотпп
анекдотов и многое пз армянского и зарубежного фольк-
лора — сказки, притчи, поговорки... Возможно, этим ои
был обязан тому, что еще в юношеские годы исходил по-
чти всю Армению вдоль и поперек, общался со многими
людьми, проводил время в живых беседах в кругу друзей
п сохранил в своей живой памяти многое пз когда-то слы-
шанного. Все это выработало в нем отличную, я бы даже
сказал, острую, феноменальную память. Во время беседы
или разговора он мог вставить такую подходящую к теме
и моменту притчу, остроумный анекдот, вспомнить та-
кое изречение, цитату, что приводил в изумление слу-
шателей.
Мне доводилось видеть много люден с хорошей па-
мятью, по таких, как Псаакяп, редко. Может быть, только
Лео, который в своих устных рассказах так ярко нзобра-
11 С. Зорьян, т. 5	321
Жал события прошлого, что казалось, воскрешал пх перед
слушателями. Л фольклор оп знал как своп пять паль-
цев — наизусть цитировал целые страницы...
Уметь вести беседу тоже, конечно, искусство. И Пса-
акяп, любивший побеседовать, бывало, что и готовился
к вей. Прпходпл, садился и вдруг, без какого-либо повода,
заводил разговор па какую-либо историческую, полити-
ческую или философскую тему... В таких случаях чувст-
вовалось, что оп, как Наполеон и Анатоль Франс, заранее
готовился к беседе. Как-то один пз наших друзей
спросил его, также как немецкий писатель Виланд На-
полеона:
— Признайтесь, что вы готовились к беседе?
— Да, конечно,—отвечал оп. — А вы хотели, чтобы
я разговаривал с вамп одними предложениями?..
Но надо сказать, что эти беседы, при всей их содержа-
тельности и продуманности, не были, однако, столь же
сочными, как полные прелести, проникнутые юмором,
мудрые народные притчи, которые рассказывал оп — сво-
бодно, непринужденно п так много. Наш варпет, каза-
лось, был переполнен пмп! Порой даже па собрании при-
дет па память притча, поговорка, и ои, пе в состоянии
сдержаться, тут же выкладывал ее. Если нельзя вслух,
шепотом рассказывал соседу — все равно, мужчина то
или женщина, знакомый или пет.
Оп был неистощим: депь и ночь можно было беседо-
вать с ним и пе утомляться. Волее того, когда мы вместе
ездили в Ленинакан, Тбилиси, Москву, в районы Арме-
нии, нисколько пе повторяясь, рассказывал подряд раз-
личные случаи пз своей жизни, об интересных встречах,
людях, и истории этп были одна другой занимательнее,
всегда волновали слушателей, радовали, печалили, одним
словом, создавая у слушателя любое, какое он хотел, на-
строение.
Поэтому Псаакяна называли златоустом.
Но здесь я должен оговориться, что живое слово Пса-
акяпа оказывало на меня иногда большее воздействие,
чем его проза, с ее условностями литературного стиля.
Как пи трудно восстановить в памяти его рассказы, я
все же приведу два образца, чтобы показать, как он
строить живые диалоги, создавать человеческие харак
теры.
У пего было семь вариантов устных рассказов о том.
как просят закурпть, вот два пз них.
122
В кафе встречаются двое знакомых. Один из них, лю-
битель поживиться за чужой счет, говорит:
« — Здорово, браток!
— Здравствуй, в добрый час.
— Пу, как живем поживаем? — продолжает ои,
украдкой поглядывая па дымящуюся паппрису знакомого.
— Спасибо, хорошо.
— Хорошо, говоришь? Очень хорошо?
— Хорошо!
— Молодчина! Пу, а раз так, давай ка разживемся
твоим табачком».
При этом надо было видеть и слышать, как тонко пе-
редавал Исаакян выражение лица человека, который вы-
клянчивал папиросу, его жесты, пптопации обоих персо-
нажей диалога. Изображал оп их так мастерски, что ему
мог позавидовать любой актер.
В другом рассказе некий человек, видя, с каким на-
слаждением кури г его знакомый, с вожделением смотрит
па него и глотает слюнки. Совершенно очевидно, что он
страстно хочет покурить. По как попросить? Сразу как-то
неудобно, п начинает он издалека:
« — Ты купил го, о чем говорил?
— Конечно! Давно уже.
— Ну и как, ничего?
— Очень даже ничего.
— Значит, доволен?
— Еще бы!
— Ну а как с магарычом, будет?
— Почему бы пот!
— Ну, а теперь давай-ка, пока суть да дело, распробу-
ем твой табачок».
Рассказывая, Исаакян изображал людей самых раз-
личных слоев общества, передавал пх манеру говорить,
Диалект, мимику, жесты.
По с особым мастерством оп рассказывал, когда бывал
R приподнятом настроении, балагурил от всего своего от-
крытого сердца, а па товарищеских вечерниках пол и
плясал... даже когда ему уже перевалило за восемьдесят,
несмотря па больное сердце и предупреждение врачей —
по делать лишних движений.
Люди, пе знавшие Псаакяна, глядя на жи.ии'радоенно-
го поэта, удивлялись (впрочем, удивлялся в дни юности
11 я), как мог такой весельчак написать своп полные скор
би песни о смерти, о суетности мира...
11*
323
Бодрая жизнерадостность, колоритные рассказы, мет-
кие выражения и особенно остроты делали его всеобщим
любимцем.
Вообще-то Псаакяп был хорошо воспитан, но, как я
говорил выше, если придет ему на ум подобающее месту
и моменту слово,— непременно выложит.
Как-то раз ученый-экономист п журналист Погос \бе-
лян устроил в одном пз ресторанов Еревана ужин в связи
со своим пятидесятилетием. В числе приглашенных были
писатели, журналисты, деятели искусств. Псаакяп был в
ударе, и, когда провозгласили тост за Дереинка Демир-
чяна, оп попросил слова и сказал:
— Пришло слово — должен сказать... Есть писатели,
творчество которых похоже на репу: начало у них гол
стое, и конец топкий. Вот таково и литературное твор-
чество Демирчяна: после его поймы «Видение жизни» по-
шли обыденные фельетоны...
Оп, конечно, не хотел обидеть своего давнего друга,
но, будучи по натуре откровенным, счел момент по (ходя-
щим и высказался напрямик. Правда, в то время Дсмпр
чип еще пе написал свой исторический ромап «Варда-
па пк».
Псаакяп был в высшей степени непосредственным и
потому не умел скрывать своих чувств и настроенnii: бы-
вало, на него нападала и хандра, он впадал в состояпве
душевного разлада, и тогда все ему представлялось в
мрачном свете: и мир и люди.
— Все в этом мире пусто, дешево и никчемно, даже
не знаешь, для чего мы рождаемся, живем, умираем.
Жизнь не что иное, как грустная загадка.
В таком же духе продолжал он отрицать все п вся...
1Го проходил день, два, а то и всего несколько часов, при
ступ хандры кончался, и снова мы видели варпета радыг"
пым, бодрым, остроумным, полным оптимизма.
— До чего удивительна жизнь! Как поразите лги мир!
Неужели все эти красоты — небо, солнце, пышную прнр"
ду, женщин— мы оставим, а сами уйдем в могилу?! Нет.
орат, надо, чтобы ученые придумали что нибудь. После
радио и расщепления атома опи должны пзобресгн п
бессмертие...
Философские вопросы были излюбленной темой варпе
та. Его привлекали загадки вселенной. Псаакяп иро'Шгал
па эту тому много книг, прослушал в Европе немало в 11
цнп по этим вопросам, гем не менее его всегда привода10
32'.
в удивление мироздание, его законы и взаимосвязь вещей
в мире. Он с восхищением говорил о человеке, его изобре
тениях, о полете мысли п сокрушался, что людям сужде-
но умирать, пе познав еще очень многою...
— Бог знает, что еще будет изобретено...
Философского склада ум был у него, способность к
наблюдениям и обобщениям.
В далеком прошлом оп увлекался Шопенгауэром,
Штпрнером, Ницше, по его жизнерадостная п общитель-
ная натура не подчинилась их пессимистическим, индиви-
дуалистическим проповедям. Ji нем всегда побеждала лю-
бовь к жизни, к народу. Правда, он написал «Уходи в
пустыню, люби Tin ров», написал «Абул-Ала» и другие по-
добные этим стихотворения, и еслп только по нпм судить
об Псаакяпе, то можно прийти к выводу, что наш поэт
был мизантропом. По это было бы ошибкой, потому что
эти произведения являются критикой жизни, бурным про-
тестом души поэта-жизнелюба, любящего людей. А в свои
последние годы оп был полон жгучей любви к родине,
и это можно увидеть в коротеньком стихотворении, посвя-
щенном Анн:
Ах, как, как бы мне хотелось быть
Ратником простым,
Вез устали сражаться против врагов Армении
Под мощными городскими степами Ann
(Подстрочный перевод)
Да и вообще каждая его беседа, каждое выступление
были проникнуты любовью к родине. II еще: удивительно
оп любил друзей. Дня пе мог прожить без них. Бели,
бывало, не приходили к нему, он сам спешил к ним, наве-
щал их.
— Куда вы запропастились, человече? Почему вас пе
видно?
* * *
Будучи но натуре* человеком общительным и разговор
пивым, он любил бывать на вечерах, свадьбах, пирушках
и всегда со вниманием слушал каждое слово. Когда его
приглашали па обеды — пусть приглашали даже пезпако
мые, пусть даже куда нибудь далеке,— он все равно хо
Дил, потому что сп ремплгя попасть в повх ю среду, уви-
деть новых людей, услышать новые слова. Его интересо-
вал сам человек, любой человек со своими особенностями
325
п оттенками мышления. Кроме того, это имело для него
и психологическое значение: как бы ни оыл он печален,
взволнован, в обществе новых люден преображался, ста-
новился бодрым.
— Жизнь падобно все время обновлять,— говорп.1
он.— Одни и те же люди, один и тот же круг, как бы они
нп были приятны, притупляют.
Как-то я ему привел высказывание одного пз моих
знакомых: «Если хочешь остаться молодым — всегда оде-
вайся в новое и бывай в обществе молодых».
Исаакяну пришлась по душе эта мысль.
— Отлично сказано! Человек так п должен жить.
Нельзя все время читать одну п ту же книгу, так, брат,
можно и околеть от скуки. Всегда надо читать новые
книги.
И это пе было для него абстрактной теорией. Ли одни
из наших писателей пе приобретал столько книг, сколько
он, и никто пз них не был столь начитанным, как он.
В этом отношении с ним мог потягаться разве только
А рази, звавший не только новую, но и старую философ-
скую и художественную литературу. Люди мало знающие
жизнь, часто считают высокообразованными тех, кто, что-
бы щегольнуть своей эрудицией, надо — пе надо, склоня-
ют имена писателей, поэтов, ученых, называют пх произ-
ведения, а толком и не зпают пх. Не таким был Псаакяп.
Когда он говорил о ком-нибудь, уж знал о нем все доско-
нально. Глубоким стариком, когда ему уже перевалило за
восемьдесят, он, увидев у кого-нибудь в руках книгу,брал
ее, перелистывал и, если она ему нравилась, говорил:
«Мне надо приобрести эту книгу...»
Всякий раз, бывая у меня дома, он начинал рыться
в моей библиотеке, отбирал поправившиеся книги и, ухо-
дя, уносил с собой. Как-то раз он отобрал двенадцать
кппг; сын мой помог унести их. Спустя некоторое время,
возвращая кнпгп, он рассказал о впечатлении, которое
они произвели па пего. Выяснилось, что ои не просто
«ознакомился» с ними, а весьма основательно прочел пх.
А это были кнпгп по истории восточных п европейских
народов, истории религий и революций, но проблемам
градостроительства, мировой энергетики. Словом, стоп ю
нашему варпету увидеть новую книгу, как он приходил
в волнение. Ни один пз молодых писателей не проявлял
такого интереса к книге, пе относился к ней с таким по
чтением, как он.
326
Однажды, когда зашел разговор о чтении, он сказал:
— 1о, что я в течение многих лет так мало написал,
объясняется тем, что я много времени уделял чтению.
Бывает, что, вынашивая какую-нибудь определенную
тему, прочтешь книгу и наталкиваешься на эту самую,
тебя занимающую тему — сразу пропадает всякая охота
писать. Видишь, что чистота замысла нарушена, п пере-
стаешь даже думать о пен. Обычно вдохновление длится
до той поры, пока веришь, что данной темой можешь ска-
зать что-то новое... 11 еще: прочитанная книга иногда так
захватывает своим содержанием, приводит в такое волне-
ние, что даже лишает возможности думать, углубляться
в тему, которую вынашиваешь. Вот почему я часто ду-
маю, что когда вынашивается произведение, в процессе
его созревания пе надо разбрасываться и лучше ничего
не читать. Я так именно и работал вад «Абу-Ала», писал
поэму в деревне, мысленно перенесясь в Аравийскую пу-
стыню.
— Пожалуй, вы правы,— согласился я, приведя в
пример Достоевского и особенно Байрона, который пол го-
да скитался и затем па полгода запирался и писал.
Он очень любил говорить о творчестве, о его психоло-
гических аспектах, часто делился наблюдениями над соб-
ственным процессом творчества.
— Бывает, что произведет па тебя впечатление какой-
нибудь случай или, скажем, лицо, зрелище — и в тебе
незаметно возникает определенное настроение, мысль, и
чувствуешь, что вот уже оформилось, запело какое то
стихотворение. Как-то в Швейцарии, по дороге в деревню,
я увидел склоненную иву, под ее висячими ветвями несла
свои воды река... Вся эта картина показалась чем-то похо
жей на жизнь человека. II пока я шел домой, стихи были
готовы. Я прослезился... «Глаза мои стали очень мокры-
ми»,— как сказал Шахазпз * в своем восхитительном сти-
хотворении «Сон».
Псаакяп с большим удовольствием рассказывал об от-
дельных моментах, связанных с творческой лабораторией,
и, конечно, такие разговоры вел только с близкими людь-
ми. У него была еще одна замечательная черта: свои сти-
хи оп читал друзьям, спрашивал пх мнение, и по тому,
никое впечатление они производили на слушателей, за-
частую правил то, что вызывало сомнение — пе к месту
приведенное прилагательное, как\ю-ниб\дь картину
u т- Д., и только потом, подобно древнекитайским поэтам,
327
получив «добро» от своих друзей, печатал. Дало- по др
опубликования он с величайшим вниманием относился
ко всякому высказанному мнению. II если друзья мол
чалп, сам обращался к ним с вопросом:
— Прочитал?.. Пу как?..
Как-то, но случаю его шее i идеей i пня i плетня, мы со
брались у меня на обед. Исаакян гут же за столом напи
сал свой «Пингел».Хотя всем нам эта вещь н понравилась,
автор пожелал узнать наше мнение более подробно, мол.
какие недостатки мы заметили в стпхотворении. II пн да
многие пз пас высказал иск: замечания но большей части
относились к какому побудь конкретному слову, ннгтету
или ритмике. Оп внимательно выслушал каждого. Когда
очередь дошла до меня, я сказал только, что к общему
стилю народной поэзии не подходит строка: «В лиры пре
вратилнсь родники...» В народной лексике нет с шва «ли
ра», и вряд ли человек из парода сочтет родник похожим
па лиру, так что это слово следовало бы заменить другим.
Однажды, спустя довольно много времени после этого
моего замечания, сделанного мимохо щм, он мне сказал:
— А знаешь, относительно «лиры», эго действительно
не народный образ, и я все еще подлинно народного слова
не нашел... По придет день — ii.m <\.
Таким внимательным он был к каждому’ (“лову, к ь.гж
дому выражению, и взыскательным он был не только к
себе, по и к Другим. Он считал, чю удачно найденное
слово, образ приобретают силу эмоционального во.нсн
ствия, создают колорит, поэтому должны органично вы
текать из произведения в целом.
Он читал друзьям не только новые вещи, ио и щвио
написанные, желая проверн i в, насколько они сохрани.hi
силу' и эмоциональность. К этому on прибегал обычно,
когда составлял сборник пз своих старых произведении,
далее когда этот сборник переиздавался.
Помню одни случай.
В 1930 году он принес мне в дар свой сборник и ноже
лал узнать мое мнение о том, как оп составлен. 11 нерг
листал книгу, прочитал оглавление и выразил свое одоб
ренпе:
— Хороню. Лучшее пз вашей лирики вошло в
сборник.
По он снова поинтересовался: все же какие стихи i
сборнике л учшпо?
П перечислил некоторые.
328
Оп молча взял киш у и, перелистывая ее, принялся
расснрашпва гь.
— Л эти как? — стал он показывать мне Стихи, кото
рые я пропусти I, чтобы я тут же перечита i их.
Я принялся читать, а оп, опустив голову, слушал и
утирал слезы.
— Хорошо,— говорил он, словно автором стихов был
кто то другой.— Хороню написаны, в них вложены сердце
И чувства. Нет, они еще пе устарели, они все еще вол
ну ют.
— Конечно! — подтг.ержда i я.— Вы наш самый нетто
средствеппый и эмоциональный лирик. Вы...
— Нет, пе хвали. Скажи ка лучин*, какие ты видишь
недостатки в моих стихах,— продолжал оп.— Говорит,
что у меня слабая техника, бедные рифмы...
С чувством неловкости я сказал, что мне тоже нрпхо
дилось слышать подобные суждения, и хотя я пе снециа
лист по поэзии, однако действителын> в ею рифмовке я
иногда чувствую какие-то недостатки.
Его язык, в сравнении с языком Ваапа Теркина, мио
гнм казался обедненным, л пшенным гибкости. Правда,
при этом признавали, ч го в новых произведениях поэта
и Даже в его статьях языковая палитра отличается богат
с.твом красок и стп н> \ него образный. По все его твор
че.ство i$ целом называли архаичной смесью воетгнпшар
минского языка с зана пюармянским. Выслушивая подо
бные замечании, он говорил:
— Да, конечно, я пе гонюсь, как другие, за пышными
и звучными рифмами и отнюдь не хочу, чгобы мои стихи
оылп при лизанными и приглаженными
Говорил он это вовсе не для того, чтобы оправдаться
или обвинять кого бы то ни было, а просто пояснял свою
точку зрения.
— Я хочу, чтобы мои стихи были подведены др\г к
Другу, как урартские крепости, и составляли единую цн
Та М'ль, в которой ощ\ щалась бы не столько гехппка,
сколько сила и мощь. Главное — чувство и сер ще.
— Этим господь бог наделил вас щедро, — заметил
и.— По разве техника и добротные рифмы могут ослабить
,)1И чувства? Ведь вы лучше меня знаете, что техника
11 поэзии, несомненно, усиливает эмоциональное воз ц п
ствнр.
— Пет, техника высушивает стих п в какой то мере
Лтнает его пеиосредс I венное in...
329
На эти темы он со мной разговаривал не раз, пояснят,
как я уже говорил, свою точку зрения, свое восприятие,
но никогда у него не было стремления оправдать себя.
Честно говоря, техникой стихосложения он владел
в совершенстве. Он имел свои твердые взгляды на твор-
чество некоторых поэтов, рассматривал их под углом
зрения именно этих убеждений. Оп умел отличить пра-
вдивое от искусственного... прямо с первых же строк.
У Псаакяпа были своп твердые взгляды на вопросы
тематики. Со всей откровенностью он говорил, что настоя-
щая поэзия там, где все просто и естественно, по преиму-
ществу — в крестьянской жизни, где люди с песней па-
шут землю, женщины с песней трудятся па ноле и дома,
сеют семена с надеждой в душе, сердечно беседуя, не
спеша едут на арбах, гарцуют на лошадях... Пли, скажем,
многоопытный жнец вкушает свою хлеб-соль возле про-
зрачного родника; парни п девушки на расстоянии, по
одному лишь намеку объясняются в любви и потом встре-
чаются под звездным небом на току или в саду... Пли
пастух ночует со своим стадом па зеленом горном склоне
и, глядя на звезды, мечтает о любимой...
— Вот они где, истоки истинно правдивой поэзии! Это
не душные заводы, пе пыльные городские улицы пли
стальные машины и механизмы,— говорил оп, пожимая
плечами. 11 тут же продолжал: — Я, конечно, вовсе не
хочу отрицать их роль и значение в цивилизации, в жиз-
ни человека, но какая в них поэзия...
— Значит, по-вашему, поэты-урбанисты ничего не
вносят в поэзпю?
— Опп меня не волнуют.
— Но вот, скажем, Верлен, Терьяп изображают жизнь
города...
— Опп — другое, онп выражают свои личные пережи-
вания, личные волнения, человеческие эмоции, наконец.
Они воспевают по машины, как это делают Верхарн, Ма-
ринетти и другие...
Так же он относился п к прозе. Когда речь заходила
о прозе, некоторые пз нас интересовались:
— Когда же вы закончите «Уста Каро'>, варпег.
Он всегда говорил с любовью об этом романе, начатом
еще пятьдесят лет назад. Выхода и свет этого произвело
нпя все ждали с нетерпением, однако оп не закончил его
в Европе, собирался закончить здесь н непонятно почему
никак пе мог довести до конца.
330
Об «Уста Каро» я слышал еще в десятых годах, о нем
рассказывали писатели, которым Псаакян читал отрывки,
у них сложилось хорошее впечатление о романе. II теперь
Псаакяп тоже рассказывал (своим близким, конечно) от-
дельные эпизоды и коллизии пз романа и даже обрисовы-
вал дальнейшее развитие сюжета, конкретно о поступках,
которые совершит в последующем Уста, о философских
обобщениях, которые внесет в свое произведение оп, ав-
тор... Раз оп сказал мио, что ромап по замыслу должен
был закончиться тем, что Уста Каро со своими близкими
друзьями уедет освобождать турецких армян. Но теперь
он решил, что герой романа будет строить новую жизнь
на своей родине, в Советской Армении.
— Я напишу еще, как Уста будет в Сардарабаде воз-
двигать мост через Араке, чтобы воссоединить старую Ар-
мению с новой. Это будет символическим эпилогом рома-
на,— говорил оп, вдохновленный своей повой идеей, но
тут же, через минуту, продолжал с грустью: — Только бы
закончить «Уста Каро», и ничего мне больше не нужно...
II выходило так, что роман, начатый пятьдесят лет
назад, все еще по был закопчен.
Я поинтересовался:
— А сколько еще потребуется вам времени, чтобы за-
кончить ромап?
— Еслп не буду отвлекаться, месяцев эдак пять-
шесть,— отвечал он.— Роман уже построен, подготовлены
и расставлены главы. Мне остается только сесть и напи-
сать. Но пе получается: то мешают посетители, то пригла-
шают куда-нибудь...
— Можно сделать так. чтобы вам не метали,— гово-
рил я.— Можно дать людям понять, что вы заняты и...
— Ну, как же так! Я пе царь и нс министр, чтобы
ограждать от своей особы посетителей. Я не могу не при-
нять, когда ко мне обращаются. Это не делает чести писа-
телю.
— Еслп невозможно работать здесь, в Ереване, поез-
жайте в какой-нибудь другой город.— советовал я.
— А это уж и вовсе не получится. Я привык ра-
ботать за своим рабочим столом, окруженный своими
книгами.
Говоря об отвлекающих факторах, оп тем не менее
КаЖдый раз обещал «в этом году закончить». Но это емх
Не Удавалось. Тогда он обещал в «будущем»... И так без
конца.
331
Здесь уместно вспомнить. что, хотя «Уста Карол еще
не был закопчен (вышли в свет лишь отдельные главы),
роман уже приобрел известность к многих интересовала
его дальнейшая судьба. Интересовались, как продвигается
работа, когда она будет завершена. Но сам автор, каза-
лось. пе торопился.
Почему? Что было тому причиной?
Эти вопросы задавали себе многие. II вот однажды во
время задушевной беседы я спросил Исаакяпа, сколько
же на самом деле написано глав п сколько еще осталось
написать. Пз его ответа стало ясно, что паиисапо пе так
уж много: кроме опубликованных, закончены лишь неко-
торые главы, а все остальные пока еще в набросках, кото-
рые требуют обработки... Л роман многоплановый, пад
ним нужно еще работать.
Но обычно оп говорил, что уже справился с сюжетом
и... остается только написать еще несколько глав и обра-
ботать пх.
— Раз вы так хорошо представляете себе архитекто-
нику своего произведения, вы обязаны поскорее закон-
чить его. Не откладывайте больше. Вы совершите боль-
шой грех, и прежде всего против самого себя.
И тут оп сделал мпе признание, которое внесло окон-
чательную ясность в весь этот вопрос.
— Дело в том, что концепция «Уста Каро» по сути
своей связана с освободительным движением турецких
армян. В этой теме есть серьезные трудности... но закон-
чить роман надо,— резюмировал оп.
Говоря по правде, после этого разговора я больше пр
стал его беспокоить расспросами о романе, считая, что из
этого ничего не выйдет, тем более что, как я заметил,
теперь он не говорил уже с прежней увлеченностью о
своем детище. Судя по опубликованным главам и по то-
му, что рассказывал он мне, в этом произведении изобра-
жалась жпзнь армянской деревни и провинциального го-
родка, где провел своп юношеские годы сам поэт.
Па меня произвели сильное впечатление некоторые из
глав, которые оп мпе рассказывал. Особенно потрясающей
была сцена на Карской равнине, где возненавидевший
весь мир Лрут в присутствии Уста Каро предает анафеме
тиранов всех стран света...
Но, к сожалению, варпет пе закончил свое произведе-
ние, даже опубликованные главы собирался заново отре-
дактировать.
332
II вес же жаль, очень жаль, что роман так и остался
незаконченным.
По почему все-таки?
После долгого раздумья я пришел к выводу, что,—
может быть, я ошибаюсь, по мпе так кажется,— начатая
еще 50 лет назад работа не была завершена не пз-за,
скажем, лености автора, как пытаются объяснить дело
некоторые, пе из-за устаревшей концепция, как предпола-
гают другие, а. скорее всего, потому, что Псаакяп —
блистательный и несравненный лирик, вероятно, затруд-
нялся создать пз взятых на заметку многочисленных фак-
тов и эпизодов широкое и монолитное полотно. Это,
по-впдимому, пе соответствовало его исключительно
эмоциональной натуре, его темпераменту. Как известно,
мышление у пего подчинялось пе столько законам сю-
жетности, сколько законам чувств, да еще с романтиче-
ской окраской. Возможно поэтому ему нелегко было завер-
шить развернутое эпическое реалистическое произведе-
ние, которое требовало острого драматического действия
и конфликтов...
Несколько уклонившись от хода своих воспоминаний,
я подробно остановился па «Уста Каро» ие для того,
чтобы говорить о содержании романа плп о его неза-
вершенности, а для того, чтобы выяснить для самого
себя причины, почему так получилось. Здесь, видимо,
сыграло свою роль и то обстоятельство, что с годами в
поэте, возможно, стало угасать вдохновение, которое
владело им в дни, когда оп вынашивал роман, а это
тоже немаловажный фактор для писателя.
* * *
Однако об этих причинах трудно было говорить с llca-
акя ном, ибо поэт был весьма чувствителен, особенно ког-
да речь шла о его собственном творчестве. Сам оп, быва-
ло, искренне критиковал своп недостатки, но, если эю
хоть немного позволял себе другой, он огорчался.
Я сам не раз убеждался, как он в таких случаях оби-
жался; пе раз обижался и па меня.
Скажу более откровенно: лирик по натуре, Псаакяп
был очень субъективен и безмерно чувствителен к оценке
своих произведений. Общественность, печать, все-все счи-
тали его крупным лириком, бесспорной литературной ве-
личиной, и если он слышал хоть одно слово критики о
333
том или ином своем произведении, — считал необходимым
объясниться с говорившим.
Как-то произошел такой случай.
Поэт Егпше Чаренп. будучи в то время заведующим
художественным отделом Госиздата Армении, отказался
включать «Песни Алагяза» в однотомник избранных
произведении Псаакяна, считая, что это «слабые
вещи».
Псаакяп рассказал об этом мне и спросил:
— Л как твое мнение, надо включать их пли нет?
Я оказался в затруднительном положении, ибо искрен-
не признаюсь, что если подавляющая часть глубоких, со-
держательных, трогательных псаакяновских стихов тро-
гают меня и приводят в восхищение, то «Песни Алагяза»
(кроме трех-четырех стихов этого цикла) не производили
на меня особого впечатления. Поэтому я чистосердечно
ответил:
— Мне кажется, что все лучшее вошло в сборник.
Л потом еще более откровенно, позабыв об осторож-
ности, добавил:
— Эти вещи, конечно, несколько ниже ваших избран-
ных произведений.
Как пи деликатно я старался сказать об этом, он оби-
делся.
— В свое время онп так хорошо были приняты,—
проговорил он.— Даже сейчас, когда я читаю их, они во-
лнуют...
Тут я допустил еще одну оплошность.
— Ну, а почему тогда люди так сильно любят ваши
другие стихотворения?
Он выпрямился, внимательно посмотрел мне в лицо и,
как бы обращаясь к самому себе, сказал:
— Значит, онп не очень хорошо разбираются в по-
эзии.
Заметив, что оп огорчился из-за моей излишней откро-
венности. я умолк, а на следующий день свою вину иск\-
пил в Госиздате: «Песнп Алагяза» вошли в сборник
1930 года.
Еще один пример. Когда по случаю тысячелетнего
юбилея «Давида Сасупского» я в своем докладе на ри-
ском языке, говоря о редактуре оригинала эпоса, коспуь
ся также «Мгера из Сасуна» Псаакяна, сказав, что это
стилизация, он в тот же день подошел ко мне и спроси-1
с улыбкой:
334
— Как вижу, мой Мгер не пришелся тебе по душе...
Почему?
Выше я говорил, что любые мнения о его произведени-
ях вызывали в нем живой интерес. И сейчас, считая, что
словом «стилизация» я недостаточно полно высказался о
поэме, он пожелал более подробно узнать мое суждение
о ней. Однако, заметив, что мне трудно сразу ответить па
его вопрос, оп подбодрил меня:
— Говори, пе стесняйся. Возможно, там есть
недостатки, я что-то упустил.
Как и в случае с «Песнями Алагяза», я почувствовал
неловкость. Надо было быть искренним, и, раздумывая
над тем, что мое суждение о поэме может огорчить его. я,
пзвппяясь, сказал, что прежде всего поэма мне кажется
несколько формалистической и пе совсем удобопонятной;
кроме того, она осовременена.
— Что же в ней осовременено?
— То, что Мгер батрачит на поле, работает в пекарне,
протестует против эксплуатации рабочих и батраков, за-
щищает их права,— словно агитатор девятнадцатого -
двадцатого веков. Неужели все это характерно для млад-
шего героя нашего эпоса?..
Ожидая, что мое откровенное высказывание может
обидеть его, как это бывает с некоторыми нетерпимыми
к критике писателями, я решил больше не говорить.
Но нет, Псаакян отличался великодушием; подпирая
рукой лоб, он внимательно выслушал меня и потом вдруг
улыбнулся, п по этой улыбке я почувствовал, что обида,
если она и возникла у него, уже прошла.
— Об этом мне говорили еще двое. Искусство... Ис-
кусство — дело трудное,— проговорил он задумчиво и за-
тем спокойно спросил: — Но неужели и в самом деле тен-
денциозность Мгера очень уж прозрачна?
Потом, годы спустя, он как-то сказал:
— Зпаешь, я решил заново переработать «Мгера». По-
следнюю строфу совсем выбросил и, благодаря этому, со-
хранил дух эпоса. И, знаешь, получилось неплохо
„ .vri-nniifb на машинку, я (юра-
1 Еще до того, как сдать эту	паСлсдие попонного
тн.тея к товарищам, изучающим тв Р оу авторской редак-
поэта, с вопросом — есть ли Л*11™ д’ г^еитов эпической поэмы
туре эпоса, п узнал, что несколько
были подвергнуты обработке.
335
продолжал Исаакян, заявив при этом, что, когда он писал
поэму, некоторые посоветовали ему переработать эпос
так. чтобы Мгер ушел пз пещеры; мол, эпилог от этого
станет более логичным. II оп согласился с их советом.
— А теперь вижу, что нет... концовкгд эпоса более глу-
бока...
Вспоминая обо всем этом, я ни в коси мере, даже ни
на волосок, нс преследую целп бросить тень на нашего
любимого поэта. Наоборот, я хочу подчеркнуть его
заинтересованность, постоянный интерес к чужому
мнению.
Между мной и Исаакяном шла продолжительная поле-
мика о пьесе Ширванзаде «Из-за чести». Он считал ее
лишь жалким вариантом «Пепо». А я утверждал, что, хо-
тя обе пьесы по теме и сюжету несколько схожи, Шпр-
ванзаде в «Из-за чести» мастерски отобразил армянскую
буржуазную семью новой формации, создал удачные, жи-
вые характеры, сильные драматические ситуации, острый
диалог. Исаакян не соглашался со мной. Почему? Да по-
тому, что он находился под впечатлением старых пред-
ставлении. Но однажды он все же пошел на спектакль
и был в восторге.
— Какой изумительный писатель! Как живо оп изо-
бразил богача-скрягу и его семью!
Исаакян был человеком, и ничто человеческое ему не
было чуждо. Так же, как и многие из нас, он смотрел па
вещи, поддаваясь личному вкусу. Бывал субъективен, но
отнюдь пе грешил субъективизмом. Исаакян был подлин-
ным гражданином в широком понимании слова. Правда,
оп был человеком настроения: мог то сильно разочаро-
ваться, прийти в отчаянпе, то удивительно вдохновить-
ся,— и в обоих случаях причиной могла послужить даже
какая-нибудь незначительная мелочь. И, как человек на-
строения, ои мог иметь неустойчивые суждения о тех или
иных явлениях, людях, по в нем была тверда и крепка,
как железо, любовь к родине; Армения, армянский язык,
армянская культура — вот чему он постоянно поклонял-
ся. Не проходило и дня, чтобы оп по говорил о старых
и новых бедах родины, о судьбе народа...
D нем было очень много хороших человеческих черт,
когда кого-либо пз его товарищей или знакомых постига-
ло несчастье или болел кто-нибудь, оп навещал, >тс
шал, обнадеживал, давал советы, находил всегда такой
ЗС6
естественный тон, что его слово, обращенное к ним, ста-
новилось сердечным, успокаивало.
Люоовь к родине выражалась в нем не только песней,
как у многих поэтов, и не какой-то абстракцией, а носила
конкретный и активный характер. Он любил и духовную
и материальную культуру нашего народа, как древнюю,
так и новую. Как ревностно он относился к охране исто-
рических ценностей народа, будь то древние памятники,
пергаментные рукописи, миниатюры и тому подобное,— в
такой же мере он желал, чтобы создавались новые, еще
более прекрасные ценности. Великолепные творения Та-
маняна и других наших архитекторов восхищали п вдо-
хновляли его. А опасность разрушения какого-нибудь
древнего памятника огорчала его до слез.
Сколько энергии и спл приложил он к спасению часов-
ни, великолепного архитектурного памятника XIII века
в Ереване, которую собирались снести, чтобы на се мосте
построить школу. Эта часовня ныне находится на улице
Абовяпа, во дворе старого здания академии... А сколько
волнений доставил ему Севан, когда стали спускать его
воды, как он переживал, боясь, что наша страна вдруг
лишится этого драгоценного дара природы. Он так горе-
вал, что не хотел даже бывать на Севане, дабы не видеть
его иссыхающих берегов, обнаженных «ран» п, наконец,
как он говорил, его агонии.
Популярность поэта была велика, его любили, почита-
ли. Люди всех слоев населения относились к нему с глу-
боким уважением. II это было уважением не только к
поэту, но и к чуткому человеку. Любой мог обратиться
к нему со своими заботами, огорчениями и проблемами
как к близкому человеку, он всегда спешил на помощь,
в если пе мог помочь, то утешал и тем самым облегчал
боль.
Чтобы показать, насколько велпк был его авторитет
и какой силой являлось его слово, приведу один пример.
Е дпи войны, когда люди, целые семейства, жаждали
теплого участия, слов утешения, одна мать, у которой три
сыпа находились на фронте, написала что-то вроде стихо-
творения п принесла ко мне домой, чтобы я передал его
Исаакяну.
О чем же писала эта женщина? Вы думаете, опа про-
епла помощи? Отнюдь нет... Скорбящая мать обращалась
к поэту с просьбой: пой, любимый поэт, только ты мо-
жешь утешить несчастных матерей, только твое слово мо-
337
/кот облегчить нашу ооль, паши печали, раны наших сер
дец...
Так обращаются только к родному человеку... А Пса-
акяп был родным для каждого.
* * *
Я уже говорил — Псаакяп был человеком настроения.
Многим представителям армянской интеллигенции в
Тифлисе казалось странным, что оп много пишет и о люб
ви и о смерти. Этн люди считали, что это взаимоисключа-
ющие вещи. Поэт глубоко любил жизнь и трагически
воспринимал смерть... Бывало, идем по улице, оп расска-
зывает нам веселые, радостные истории, и вдру1 смот-
ришь — он умолк и помрачнел. Что случилось? Оказыва-
ется, увидел идущую навстречу похоронную процессию.
— Эх,— вздыхал он,— зачем только мы рождаемся,
если нам суждено умереть?
Пли:
— Уйдем, к нам это не имеет отношения...
II у пего надолго портилось настроение, казалось, оп
рассуждал про себя о тщете жизни.
Оп всегда был жизнерадостным, любил пошутить, При-
пять участие в дружеских пирушках, по стоило ем\ при-
хворнуть легким насморком, как его охватывал страх пе-
ред смертью, и свет меркнул в его глазах.
— Что жизнь? Суета сует, не стоит опа и гроша лома-
ного... Только откроешь глаза, чтобы радоваться жизни,
а на тебя хворь, смерть...
Помолчит некоторое время, потом добавит:
— Л ведь жизнь — это я. II если меня нет, то пет
и жизни. Это я рисую в своем воображении жизнь хоро-
шей, но, право, жизнь — изменница, то, что она порож ia-
ет, сама же потом уничтожает смертью...
В 1937 году он заболел. Говорили, что у него грипп-
Секретарь Союза писателей /Хбов и я пошли навестить
его. Ои жил в повой квартире, которую ему предоставив
правительство. Оп лежал в своем рабочем кабинете иа
широкой тахте.
— Жизнь человека висит па волоске,— пожалова н я
ои.— Живешь, живешь — и вдруг падаешь и умираешь-
Чтобы поднять его настроение, я пошутил: мол, тахта
его так хороша и широка, что возлежащий на ней непр1
менно выздоровеет.
338
— Эта тахта... Опа для меня все. С детства я привык
к широкий тахте. На железной кровати я всегда ч\новую
неудобство, кажется, вог-вот упаду. А тут свободно, ши-
роко. Но вот только проклятая оолезнь все ие дает пора-
ботать.
Alne казалось, что я отвлек его от .мрачных .мыслен, но
он снова вернулся к своей болезни и, говоря о ней, еще
больше углубился в эту тему:
— Знать бы только: возвращается человек после смер-
ти в этот мп]) пли нет? Если да, то чувствует ли свое
возвращение? Если это так, то смерть не должна ему ка-
заться столь тяжкой. А то умереть, стать кормом для чер-
вей, а потом превратиться в прах, чтобы люди тебя топга-
лп... Вечное небытие и мрак... Что же это такое? 1 овирят,
закон природы... 11о это же насмешка!
11 он безнадежно развел руками. А немного погодя,
как Бальзак па смертном одре, стал сам себя утешать:
— Эх, будь оно проклято! Пусть 65 дет, что б\ дет!
Шекспир тоже умер, и Сервантес, и Микеланджело, и Ге-
те... Пусть будет, что будет!..
Спустя три дня после своего юбилея он заболел. Пе
иУДь доктора Гаспара Мелкумяна, Псаакяп не остался бы
тогда в живых — до его прихода семь врачей, исчеркав
все средства лечения, решили подвергнуть больною опе-
рации, которая еще неизвестно, чем бы кончилась. Но
Мелкумяп спас его благодаря своему опыту и интуиции.
Псаакяп встал на ноги.
Когда мы через несколько дней навестили его, ем\
уже было легче, он выздоравливал, и настроение \ него
не было подавленным.
— Я претерпел такие муки, что в тысячу раз лучше
было бы умереть... Видимо, для тех, кто испытывает му-
ки, смерть — это избавление,— заключил он, описав свои
страдания.— Пз-за болей я позабыл все на свете, позабыл
родину, товарищей, друзей, позабыл, что я ппсатель, что
любил женщину, любил книги и искусство... 11 вот теперь
н Думаю, что истинным счастьем для человека является
здоровье и дороже здоровья ничего на свете пет.
Вспоминая, что болезнь его началась после одной ни-
РУшки, он сказал:
Никаких больше пирушек, никаких ужинов!.. Те-
перь кто бы ни пригласил — не пойду.
Но стоило ему выздороветь и подняться с постели, как
011 снова стал вести прежний образ жизни: бывать па
339
званых вечерах, задерживаться до поздпсп почп, а то п до
рассвета... Не пропускал пи одной вечерники, ни одной
лекции, пн одного спектакля... Человек этот любил жизнь
во всех ее проявлениях, но особенно — товарищеские пи-
рушки. свадьбы, когда забываются обыденные заботы и
всем существом можно предаваться веселью. На таких ве-
черах оп провозглашал прекрасные тосты п. несмотря на
своп преклонные годы, танцевал и приглашал танцевать
женщин.
Я уже упоминал, что на него часто находили периоды
меланхолпп п разочарования. Случалось, когда заходила
речь о шумной жизни в городах, сутолоке, царящей в
них, оп говорил разочарованно:
— О, мне опротивели города, не хочу я больше пх
видеть, нет у меня желания жить в них. Мне хотелось бы
пожить в монастыре; отвели бы мне небольшую келью,
далп древние рукописи и хорошие папиросы... Чптал бы,
курил п душой пребывал со своими предками. Но теперь
у пас нет таких монастырей, а сам я не могу основать
пх,— шутил оп,— да п жена пе отпустит...
У него был талант к меткой шутке.
Как-то раз он был в гостях. Хозяйка дома, старуха,
заметив, что Исаакян разговаривает только с ее сыном,
а на нее пе обращает внимания, сказала ему:
— Почему вы уединились и разговариваете только
между собой. Л со мной?
— Но ведь тебе не попять нашего разговора, мать.—
отвечает ей Исаакян. — Мы говорим о сложных вещах.
— А почему бы мне пе понять?! Попробуйте, погово-
рите, и видно будет, пойму плп нет. Через щели вашего
разговора может кое-что п до меня дойдет.
— Диалектика! — говорит Исаакян.— Поняла?.. Исто-
рический материализм! Ну как?!
— Господи! — взмахивает рукамп старушка п по-
спешно удаляется.
В Ереване умер врач, однофамилец Псаакяна. В горо-
де распространился слух, что скончался поэт Исаакян.
Друзья и знакомые потрясены. Как? Ведь только вчера
видели его на улице... Все звонят поэту домой. Звонят так
же пз ЦК партии. Трубку берет сам Исаакян.
— Кто говорит? — спрашивают его.
— Исаакян.
— Вы? Варпет? Исаакян? Это правда?
— Да, да. Это я.
340

— Очень рады, что это вы. Л то говорят, распростра-
няют в городе слухи, что вы...
— Умер?
— Да. Мы очень рады, варпет, что это ложь.
Исаакян отвечает:
— Если ЦК говорит — ложь, значит, и вправду ложь.
До конца своей жизни Исаакян сохранил дар остро-
словия и удивительную любовь к общению с людьми. Эта
последняя особенность так вошла в его плоть и кровь, что
месяца за два до смерти, уже больной, он тяготился оди-
ночеством и, будь то днем пли ночью (если случайно при
нем никого не бывало), сам посещал друзей.
Как-то поздно вечером, кажется, это было в августе
1957 года, он позвонил мне, мол, хочу прпйтп к тебе
домой.
— Милости проспм. Пожалуйста, варпет.
Я послал за нпм сына па машине. Вскоре онп приеха-
ли. Он был бодр и весел.
— Знаешь, я теперь сократил места свопх посеще-
ний,— счел нужным пояснить он.— Я перебираю в памя-
ти, сколько ступеней у тех или иных мопх друзей, п у
кого пх поменьше, туда и иду. К счастью, у тебя их мало.
— Вы очень хорошо сделали, что приехали,— говорю
я.— Поговорим, побеседуем.
— Я ведь для того п пришел, чтобы поговорить.
Он недавно только оправился от какого-то гриппа, ко-
торый довольно долго держал его в постели. Последнее
время он часто болел. Достаточно было незначительной
причины, чтобы он снова слег. Его усталый организм те-
рял сопротивляемость; это понимал и он сам. и поэтому
его все чаще одолевалп грустные думы. Прежде оп боялся
смерти только теоретически. Теперь же, как только забо-
левал, все время твердил, что жизнь и в самом де.ie
«пустая вещь», но вместе с тем она и красива.
— Вселенная — сам человек. Нет человека вег ни-
чего, нет всего того, что его окружает, нет и мира, кото-
рый в конечном счете жесток,— повторял он свою неизмен-
ную жалобу и перечислял, кто из его товарищей, знакомых
но какой причине умер: «один от туберкулеза, вто-
рой — от сахарной болезни, третий — от склероза... П ка-
кие замечательные были люди!.. В то же время, глядя нгт
все эти болезпи, пе веришь, что и сам умрешь».
— 11 это очень хорошо,— говорю я, чтобы утешить
его.— А может быть, мы не умираем?
341
— Нет! В мире еще такого не бывало. Вот года два
назад я поехал в Ленинакан, чтобы поставить надгробный
камень на могиле моей матери... Побродив по кладбищу,
увидел, что многие мои товарищи, родственники, знако-
мые похоронены здесь. Когда видишь такое, то невольно
миришься с законами природы, и, возможно, это даже
лучше. Так что смерть теперь пе кажется мне ужасной.
— Конечно, она не ужасна,— соглашаюсь я опять же
для того, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.
— О нет! Ты не клади мне под голову мягкую подуш-
ку,— разгадывает оп мою уловку. — Смерть, она есть п.
конечно, ужасна. Но теперь я хочу только одного,— что-
бы до самой смерти мои руки, йоги, голова пе пострадатп.
чтобы я не стал паралитиком и не причинял излишнего
беспокойства окружающим.— Помолчав немного, продол-
яга л: — И еще я думаю об одном: еслп люди, в силу при-
вычки, не могут жить без лжи, то после моей смерти онп,
вероятно, сочинят про меня тысячу и одну небылицу.
— А вы разве придаете значение подобным вещам?
Ваша жизнь — это ваше творчество, в пусть себе лгут,
сколько хотят. Издавна известно, что у лжи ноги коротки.
По правде говоря, мне показалось, что ои имеет в виду
некоторых молодых писателей, особенно стихотворцев, ко-
торые обращались к нему с просьбами подарить пм на
память книгу с авторской надписью. П Исаак ян по до-
броте своей никому из них не отказывал, а зачастую даже
писал пм слишком лестные слова ради поощрения.
И когда друзья, присутствовавшие при этом, говорили
ему, что варпет уж очень щедр на похвалу, он отвечал:
— Эх, лучше сказать доброе слово. Станет поэтом —
хорошо, а не станет — не скажет, что я не был доброже-
лательным.
Но, когда он узнавал, что некоторые молодые люди
спекулируют его именем, показывая то тут, то там кнпг\
и требуют к себе особого внимания, Псаакяп раскаивался
в содеянном и зарекался впредь не делать незаслуженно
хвалебных надписей. Но ему подчас так надоедали, что он
вынужден бывал опять писать лестные слова.
Один из таких молодых людей, напыщенный стихотво-
рец, который, подобно Нарциссу, был влюблен в самого
себя, годами рвался к нему, всеми средствами старался
выклянчить у вариета такую надпись, в которой он ста
вил бы его выше других. И Псаакяп, чтобы только
избавиться от надоедливого просителя, написал, что тот
342
талантлив. Этого было достаточно, чтобы этот напыщен-
ный виршеплет всему свету поведал, что варпет считает
его гениальным...
Этот и другие подобные случаи доставляли варпету
глубокие огорчения.
II вот теперь, когда он заговорил о лжи. мне показа-
лось, что опять случилось нечто подобное. Но оказалось,
что поэт имел в виду другое.
— Это правда, что у лжи ноги коротки, по бывает, что
ложь принимают за правду. Нет, ты, вероятно, не заме-
чал, что когда я с кем-нибудь говорю, то краешком глаза
наблюдаю, как в этот момент пли чуть позже мои собесед-
ник достает блокнот п начинает что-то царапать. Я пони-
маю, что он берет на заметку мои слова, чтобы потом как-
то использовать...
— Ну п пусть себе используют, что тут особенного!..
Лишь бы не извращали.
— Вот об этом я и говорю. Извратят, как пм вздума-
ется; мол, Исаакян о топ или другой вещи говорил имен-
но так... Кто их проверит? А мы, ну мы ведь тоже живые
люди; во время беседы, в моменты хорошего настроения
можем сказать одно, в плохие — другое, а они возьмут да
и напишут, что у Псаакяна было такое именно мнение...
Документов никаких. А ведь известна поговорка: язык
без костей... Ну и вот... Еслп даже теперь, когда я еще
жив, перевирают меня, то что же будет потом, после моей
смерти?
Сказав это, он вдруг махнул рукой.
— Эх, пусть что хотят говорят и пишут. Какое это
будет иметь значение, еслп я не услышу?
Однако эта озабоченность Псаакяна меня тоже насто-
рожила: да, пожалуй, он прав. В самом деле, диву даешь-
ся: большим людям приписывают такие несуразности, ко-
торые никак не вяжутся с их характером, поведением,
или, подстрекаемые норой даже добрыми побуждениями,
вкладывают свои собственные мысли в их уста.
А немного погодя выяснилось следующее: в тот день
кто-то, кажется, школьный учитель, пришел к Псаакяпу
со своими воспоминаниями о нем (приписывая ем\ много
такого, чего на самом деле не было), прочитал их ьар-
вету, полагая, что обрадует его, ио Псаакяп возмутился.
— Удивительным вы человек! Всего-то видимс я мы
Два раза, и вы мои случайно высказанные слова переос-
343
мыслили по-своему, случайно оброненное слово преврати-
ли в суждение...
II, недовольный, выпроводил «мемуариста».
Выше я уже упоминал, что Псаакяп часто и щедро
одаривал своих слушателей остроумными анекдотами,
притчами, случаями пз жизни, историческими фактами,
беседами, которые могли обогатить даже лишенного фан-
тазии писателя, если бы только тот хоть немного мог все
это правдиво воспроизвести. Но отдельные такие попытки
показали, что, включая его устные рассказы в своп кнпгп,
собеседники варпета до неузнаваемости искажали пх, ли-
шали аромата...
В данном случае Псаакян в какой-то море имел в виду
именно это.
Его рассказы были хороши только в его устах, пере-
сказчики же всегда портили, искажали пх. ибо пе облада-
ли талантом рассказчика, его дыханием, его питона днями,
умением делать паузы, его мимикой, топким юмором п...
словом, опускали Псаакяна до собственного уровня.
Вспоминая сейчас озабоченность автора, я искренне
жалею, почему в свое время хотя бы часть его интерес-
ных рассказов мы пе записали на магнитофон, чтобы
оставить пх для поколений.
Я уверен, что уважающие себя литераторы но станут
использовать имя Псаакяна в своих корыстных целях.
II этим самым они отдадут дань уважения его воле.
Л что касается другого его желания, пожалуй, даже
страстного желания, чтобы его рукп и ноги до смерти
остались невредимы,— оно исполнилось. II он уснул так
мирно, как засыпает повинное дитя в объятиях матери-
Воистину счастливый конец.
1962
ВААП ТЕРЬЯН
Терьяп принадлежит к тем счастливцам, которые, про-
снувшись однажды утром, узнают, что они стали знаме-
ниты. Слава эта пришла не случайно, ею он обязан свое-
му огромному таланту.
Первая же небольшая (80 страниц малого формата)
книга «Грезы сумерек» прославила его как поэта и обес
печпла ему достойное место па армянском Парнасе^
Есть писатели, которые работают по десять п оольше
лет, выпускают пе одну книжку и тем пе менее именуют
ся снисходительно «начинающими» плп «молодыми», то
те, кто делает достоянием общественности своп незрелые
работы. Совсем иным был Ваан Терьяп ои предстал ш
ред читателями сразу как мастер, его пе пришлось пазы
вать снисходительно «начинающий» пли «молодой», а
просто «поэт», потому что оп и в самом деле ы.1 поэтом
«божьей милостью».
В истории пашей литературы трудно, наверное,
звать книгу, которая встретила бы такой сердечным П1
ем, какого был удостоен сборник Терьяка « резы у- 1
рек». Приходит па память, но свидетельству совре''' 1
ков, разве только успех первой кнпгп стихов о< .
Иоанппсиана. Критики единодушно отметили в к 1
лодого поэта новизну, свежесть, талант. Даже '	’
критик Гарегин Енгпбарян — поклонник тра,п I
армянской литературы, высмеивая некоторые новые
ты стиля поэта, тем пе менее отметил его талант i • • '
чистоту и ясность слога. Особенно горячий прием
пик «Грезы сумерек» получил у молодежи, в короткое
время оп приобрел множество последоваес.ки, а нов. о
пикам его не было числа.
На время забылись наши именитые поэты — па вече-
рах, на семенных сборищах, в кругу Друзей читались со-
неты п элегии Терьяна. В нашей литературе начался по-
истине терьяновскпй период, эпоха Терьяна. Сам воздух
был пропитан поэзией Терьяна, основной темой разгово-
ров среди молодежи сталп его стихи, лучшим подарком
другу или возлюбленной считалась книга «Грезы суме-
рек». Уже одно это свидетельствовало о том, какая притя-
гательная сила заключалась в поэзии Терьяна. Лев Тол-
стой, желая подчеркнуть великое обаяние Чехова, расска-
зал о немецком юноше, который в качестве подарка для
возлюбленной избрал книгу Антона Павловича.
Выяснить, в чем заключается секрет обаяния Терьяна,
почему его поэзия обладает такой заразительной силой,—
дело критики, я же хочу засвидетельствовать только то,
что видел, факты, которые сами ио себе говорят о многом.
Я еще ие был знаком с Терьяном, когда прочитал его
«Грезы сумерек». На меня, провинциального юношу, этот
маленький лирический сборник произвел совершенно не-
обычное впечатление как свежестью изобразительных
средств, так и чистотой и отточенностью языка, который
совсем не походил на тогдашний язык армянской поэзии.
Оп был свободен от диалектизмов, отличался такой
изысканностью и утонченностью, что казалось, специаль-
но создан для выражения самых заветных интимных
чувств. Язык этот казался мне каким-то светящимся,
явившимся из другого мира, и еще, самое важное,— дня
меня были новы переживания поэта. Казалось, что это
грустит, тоскуя по солнцу в осеннюю пору, чья-то отчаяв-
шаяся и заблудшая душа, ищет п не находит выхода пз
темного леса...
Поэзия Терьяна заражала читателя своим настроени-
ем, пробуждая в нем отзвук своему душевному состоя-
нию. И поэт мне представлялся человеком печальным, ме-
ланхоличным, разочарованным в жизни, который, кроме
своей скорби и печали, ничего не видит вокруг. «Вероят-
но, у пего какое-то горе»,— думал я, вспоминая ДуРьяна-
11 первая же встреча с Терьяном подтвердила мое предпо-
ложение.
В 1914 году, то ли в марте, то лп в апреле, мы "
редактор Амбарцум Аракелян, Ширванзаде и несколько
сотрудников — сидели в зале редакции «Мшака», koi U
вошел незнакомый мне молодой человек среднего роста
в длинном черном зимнем пальто п черной же папахе.
346
Худощавый, смуглый, с удивительно грустными глазами
под нависшими черными бровями. Вид у пего был такой
подавленный, несчастный, что в первую минуту я принят
его за человека, направлявшегося в похоронное бюро и
по ошибке попавшего в редакцию. Каково же было мое
удивление, когда редактор, любезно встретив его, поса-
дил рядом с собой, а Ширванзаде с интересом стал рас-
спрашивать, что нового в Москве.
— Я не из Москвы,— ответил молодой человек таким
слабым и глухим голосом, что в нем сказалась вся его
скорбь и печаль.— Я приехал нз нашей деревни, из Ганд-
зы...
Это был Ваан Терьян. Из Москвы оп ездил в деревню
хоронить отца и теперь возвращался обратно. Вот поче-
му он был так печален. Он был подавлен личным горем
п так устал после трудной дороги, что на протяжении
всей встречи ни разу не улыбнулся. В его положении это
было понятно, однако мне показалось, что настроение его
полностью соответствует тому портрету, какой я нарисо-
вал себе по впечатлению от его поэзии. «Вероятно, он
всегда такой,— думал я тогда,— скорбь свойственна его
натуре». Мне показались нелепыми его длинное черное
пальто п кавказская папаха, которые совершенно не
вязались в моем представлении с образом Терьяна-
поэта.
Вскоре, однако,— летом 1914 года — мы снова встре-
тились, и Терьян произвел на меня и своим внешним ви-
дом, и внутренним обликом совсем другое впечатление.
Он был в новом костюме и шляпе, свежевыбритый, в бе-
лоснежной сорочке с накрахмаленным воротничком и
франтоватым галстуком, с тростью в руке; оп предстал
человеком отнюдь не печальным и меланхоличным, каким
показался прп первой встрече, а, наоборот, очень веселым
и жизнерадостным. Часто острил, и порой довольно язви-
тельно. Он приехал нз Петрограда, где слушал лекции
профессора Н. Марра. Занятия кончились, он приехал на
летние каникулы. Намеревался прочитать лекцию «1 ря-
ДУЩИЙ день армянской литературы», которая и состоя-
лась вскоре в зале Тифлисской консерватории. Лекция
известного поэта но собрала многочисленной пхолпкп.
однако все присутствовавшие были людьми сведущими
11 влюбленными в литературу.
Терьян по обладал даром оратора, поэтому не говорил,
в читал но написанному — читал слабым, не очень вы-
347
разительным голосом, часто прерываемым кашлем
(к несчастью, уже тогда его терзал туберкулез). Слушала
его внимательно, так как мысли и суждения его отлича-
лись свежестью и новизной. Для публики представляли
интерес пе только его оценки — положительные пли отри-
цательные — того или иного автора, но и политическое
толкование предмета, т. е. политическая направленность
лекции. Эта его лекция с некоторыми изменениями опуб-
ликована в 4-м томе его Собрания сочинений, поэтому
считаю излишним дольше задерживаться на ней. Скажу
только, что, когда мы встретились на следующий день
после лекции, оп все время говорил па ту же тему —
говорил вдохновенно, страстно, увлеченно. Осуждая при-
митивность форм и тематическую ограниченность совре-
менной литературы, оп мечтал о будущем, когда армян-
ская литература станет богатой и разнообразной по содер-
жанию и высокохудожественной по мастерству.
— Мы очень отстали,— говорил он.— Наша литерату-
ра не может дольше оставаться на таком уровне. Надо
встряхнуть ее и поднять на должную высоту.
Ничто так не занимало и не увлекало Терьяна, как
проблема литературного развития, вопросы литературной
культуры п языка. Мало сказать, что он вдохновлялся
ими,— он просто жил, дышал ими.
— Пришла пора создать такие условия, чтобы литера-
тура могла развиваться и процветать,— повторял он.
* * *
В 1916 году, в самый разгар войны, Теркин снова при-
ехал пз Москвы в Тифлис, чтобы собрать материал Д1Я
альманаха «Гарун» («Весна») *.
Поскольку уже два года не удавалось опубликовать
альманах, я спросил, неужели наконец «Гарун» выйдет
в свет. Он сообщил, что намеревались его издать еще в
текущем году, по помешала война.
— Хочу,— добавил он,— собрать материал, отредактв
ровать его п взять в Москву. «Гарун» хотим сделать м°
лодежным органом. Надо внести свежую струю в нашу
застоявшуюся литературу, дать новый толчок ее Р*’3
витию.
В разговоре, все более воодушевляясь, он рассказа1
о целях, которые он и его товарищи ставили перед аЛЬ^г()
нахом. Опп думали создать периодический орган и с с
348
помощью содействовать обновлению нашего искусства и
языка.
— Мы хотим, чтобы в нем принимала участие только
молодежь, люди не старше тридцати пяти лет. Пожилые
уже сказали свое, от них трудно ждать нового...
У меня сложилось впечатление, что Терьяи готов воз-
главить новое литературное направление, ставя целью
поднять литературу па качественно новую ступень.
В тот же день он рассказал также об основанном в
Москве им п его друзьями издательстве «Пантеон» *. На-
мечалось издание переводов иностранных писателей —
уже вышел в свет том Шпицлера, готовились переводы
Анатоля Франса, Оскара Уайльда, Мопассана, Стринбер-
га. Гауптмана, Льва Толстого, Достоевского, Лермонтова,
Чехова и др.
— Вот кончится война, увидите, какая литература у
пас появится. Будем издавать как оригинальные произве-
дения, так и переводные. Мы обеспечим материально всех
наших авторов и скажем им; «Иван Фаддепч (речь шла
об Ованесе Туманяне), брось свои собрания и застольные
рсчп, садись и пиши, а ты, Иван Никитич (речь шла об
Поапнесе Поапиисиапе), засядь за работу и дай нам в
переводах «Илиаду» и «Одиссею». То же самое будет ска-
зано и другим...
Собирались публиковать также молодых прозаиков и
поэтов и в этой связи предложили мне составить сборник
своих рассказов для издания в «Пантеоне».
Естественно, я, как и любой молодой писатель па моем
место, был весьма польщен этим предложением и в
несколько дней составил сборник, т. е. отобрал лучшее пз
того, что публиковалось в газетах, и передал Терьяиу.
Можно легко представить, с каким трепетом ждал я
новичок — отзыва известного писателя, поэтому и
опускаю описания своих переживаний. Скажу только, что
предполагал услышать его мнение не ранее, как через
несколько недель. Каково же было мое удивление, когда
через четыре дня оп пришел в редакцию «Мшака» и по-
ложил мой сборник па стол.
— Я прочитал ваш сборник. Онуолпкуем ого в «Пан-
теоне», предисловие напишу я.
Все это было так неожиданно, что от растерянности я
не нашелся что сказать и только попросил указать на
недостатки в моих рассказах. Его откровенные и дру-
жеские замечания еще больше подняли мое настроенно и
349
в будущем очень помогли мпе. Терьян — первый извест-
ный писатель, который подверг критическому анализу
моп рассказы и сделал беспристрастные замечания об их
языке п художественном мастерстве. Закапчивая разго-
вор о моей книге, он сказал:
— Кроме того, прочитав вашу книгу, я реши л предло-
жить вам сделать перевод второго тома «Войны и мира».
Переводить «Войну и мир»! Мне казалось это делом
совершенно невероятным.
— Это мпе не по силам,— заметил я.
Но Терьян убеждал меня, что я справлюсь, говорил,
что редактировать будет он сам, что первый том перево-
дит он, а третий — Демирчян, и проч. II он вынудил меня
взять на себя этот сложный труд, который в будущем
целиком пришлось осуществить мне одному.
В то время я почти каждый день виделся с ним то
в редакции, то на вечерах, то в кафе «Чашка чаю» и
замечал, что он часто температурит и что кашель ого уси-
лился. На вопрос, почему не едет отдохнуть пли поле-
читься, оп отвечал:
— Ничего, пройдет... Есть литературные дола, закоп-
чу пх, тогда отдохну...
И, забыв о своей болезни, целиком отдавался литера-
турным заботам. Любил часами говорить о литературе, о
писателях, старых и новых, отмечая, чего, с его точки
зрения, нам недостает — психологической глубины,
мастерства, чувства меры и проч. Сам он собирался пи-
сать прозу о жизни деревни. Говорил, что может полу-
читься очень интересная книга, если в ней отобразить
народные поверья, своеобразие быта п психологии паро-
да. Рассказал даже об одном случае, когда дети, забрав-
шись в какой-то хлев, испугались привидевшихся им чер-
тей. Особое внимание в своем рассказе он уделил психо-
логии и переживаниям детей.
Не только город, по и деревня пе отображены на-
шей литературой с достаточной художественной сплои.
В вопросах языка он был решительным противником
диалектизмов, критиковал авторов, пишущих па местные
диалектах, считал настоятельной необходимостью допи-
ваться чистоты и обогащения языка. Восставал против
диалектизмов, используемых Туманяном.
На таком языке можно только деревенские сказки
сказывать, но попробуйте изобразить ого средствами i°
родскую жизнь или рассказать о высоких материях. 0
350
получится! Поэтому пусть то. что делает Туманян, остает-
ся его индивидуальным своеобразием, следовать его при-
меру не надо.
Он признавал народность языка Туманяна, но считал,
что избранный им путь исчерпал себя и не может содей-
ствовать дальнейшему развитию литературного языка, а
нам нельзя останавливаться па этой ступени. Между тем,
подчеркивал оп, проблема языка стоит у нас очень остро.
Степапос Назарян * решил ее в пользу ашхарабара (ново-
армянского языка), хотя сам и не очень хорошо владел
им. Однако вопрос о том, какое направление в развитии
языка наиболее целесообразно, еще не ясен, еще не ре-
шен окончательно. Для армянского писателя это серьез-
ная проблема, опа должна занимать его ие меньше, чем
вопросы темы и мастерства.
По всей вероятности, именно эти соображения занима-
ли Терьяна, когда он отшлифовывал язык своих произве-
дений, добиваясь его благозвучия и совершенства, осу-
ществляя те самые требования, которые выдвинул в свое
время его земляк лингвист Гр. Вапцян.
— Мой язык не все признают народным,— говорил он
с горьким недоумением.— Конечно, так воспринимают его
люди с крестьянской психологией. Но ничего, пройдет
время, он и им станет родным.
Не знаю, почему у Терьяна сложилось впечатление,
что его не любят как поэта, и он чувствовал себя в Тиф-
лисе одиноко.
— Я знаю, меня не любят,— сказал он как-то в разго-
воре.
— Кто это?
— Есть круг людей...
Я уверял его, что он ошибается, что молодежь очень
Ценит его, но он с сомнением качал головой. Позже я
вонял: его огорчало, что некоторые читатели и критики
ие признавали его своим национальным поэтом. И в са-
мом деле, раздавались голоса, что в поэзии 1 ерьяна нет
ничего армянского, что в ней выражены такие пережива-
ния, которые свойственны не только армянину, по и
Французу, и русскому, и немцу. 1 е, кто высказывал подо-
бные суждения, п по подозревали, что в них, помимо их
воли, содержалась очень высокая опенка поэта. Если в
чувствах поэта люди других народов находили отзвук
своим переживаниям, значит, поэзия его перешагну7. ia
рамки национальной замкнутости. Среди тех, кто не
351
находил в произведениях Терьяна национальной самобыт-
ности, был и лектор перснсяневской семинарии М. Матси-
джян. который часто выступал с публичными лекциями
об армянских писателях. В одной пз своих лекций, на
которой присутствовал и Терьян. оп высказался именно в
таком духе, противопоставляя Терьяпу Спамапто*.
Не знаю, как Терьяп воспринял это в глубине души,
но после лекции оп подошел к Матенджяпу познакомить-
ся и держал себя при этом с подчеркнутой учтивостью.
Когда же я спросил его, как понравилась ему лекция Ма-
тенджяпа, он ответил:
— Это дело вкуса...
11 больше пе возвращался к этому. Оп был так делика-
тен и хорошо воспитан, что умел стать выше личною, по
когда дело касалось вещей, неприемлемых для пего, или
принципов, противных его убеждениям, оп громко возму-
щался и становился непримиримым и беспощадным. Че-
ловек ясной мысли и тонкого вкуса, оп пе терпел в лите-
ратуре напыщенности и многословия. Критикуя некото-
рые армянские романы за растянутость и выспренность
стиля, оп приводил в качестве образца сжатой, лаконич-
ной прозы рассказ Л. Толстого «Корней Васильев».
— Вот как нужпо писать. А наши писатели берут ка-
кую-нибудь незначительную нравоучительную пли быто-
вую тему и заполняют сотни страниц ненужными подроб-
ностями, в которых человек с его психологией совершен-
но исчезает.
Ч,ьяп счптал, что проблемы, выдвигаемые нашими
а Телями, слишком узки, мелки. Опп пе вырастают в
„лл,Л1МЫ ? )1Л'СЧСЛОВеческ°го масштаба, а остаются в пре-
делах своей деревни, своего города.
Н-пп аЛ° вьп*тп 113 своей скорлупы,— говорил он.—
Д дать человека в национальном обличии, но пе наци-
ональную одежду без человека.
Эту мысль он повторял часто и добавлял:
— Надо поднять паше искусство до уровня совреш
Н0Гк!кРп ТйСК0Г0 " РУССКОГО.
пак и Ауманяп, он счпт-n тт™ -	~
иеченпости ппеятг,-» «тал, тто оез материальном ооес-
«'кого искусства	создать произведений вы-
•‘Скусство невозможно вне ^п’ "° 1>Г0	Ги..>ыи.»-
атмосферы котпппл ВН° ОП1К‘Деленной оощественпои
высокообразованная пнтеТ°Т КуЛ1>ту1>Пая общественность,
чипа отставник чипепцпя. Он полагал, что при-
ставания нашей литераторы кроется отчасти
352
в нашей интеллигенции, которая мало читает, отличается
недостаточной требовательностью и отсутствием вкуса.
— Речь идет не об отдельных личностях, a in согро-
ге. Наша интеллигенция, помимо того что вообще мало
читает, еще п пе разборчива в чтении. Не проявляет стро-
гого вкуса и необходимой взыскательности. Поэтому и
случается, что любой литературный суррогат сходит за
художественное' произведение. Н уровень литературы не
поднимается па должную ступень, достойную древней вы-
сокой культуры нашего народа.
Говоря о связях литературы с интеллигенцией, оп воз-
мущался также тем, что кичащаяся своей образован-
ностью армянская интеллигенция чурается родной лите-
ратуры, но знает своих писателей. Однажды в редакции
«Мшака» его познакомили с членом Государственной ду-
мы Микаэлем Напапджаияпом. Последний, узнав, что
Теркин проживает в Петрограде, удивился: как это он за
столько времени ни разу не посетил его. и пригласил по-
эта по возвращении в столицу непременно побывать у
него.
Терьян выслушал Папапджаняна, опустив голову и
краснея за него, но как только тот вышел, взорвался:
— Ничтожество! Скажите пожалуйста, я должен
прийти к нему! Зачем? Видите ли, оп — представитель
армянского народа. А сам понятия не имеет об армянской
литературе, ни одного армянского писателя не читал!
О чем мне с ним говорить?
Здесь я хочу отменив одну особенность характера
Терьяна, которая всегда поражала меня. Уже признан-
ный, прославленный поэт, столичный житель, оп в кругу
незнакомых или малознакомых людей смущался, как на-
ивный провинциальны]! юноша, замыкался в себе, был
неразговорчив, дали* робок. В кругу же друзей, наоборот,
бывал непринужденно весел. разговорчив, часто шутил,
острил. Особенно любил прогулки в обществе друзей и
бесконечные разговоры... Часто после беседы в кафе пред-
лагал:
— Пойдем, пройдемся немного...
Прогулки, однако, затягивались на долгие часы. Он
говорил о жизни, о всяких житейских делах, но больше
всего, конечно, о литературе.
Однажды редакторы издававшегося в Гпфлисе худо-
жественного альманаха обратились ко мне с просьбой:
«Ты знаком с Терьяном, попроси у него стихотворение
12 С. Зорьпп, т. 5
353
для нашего альманаха». Я дал обещание и в тот же вечор,
встретив Терьяна в кафе, передал ему эту просьбу.
— Охотно,— согласился Терьян.— Завтра в это же
время я принесу сюда два стихотворения.
II действительно принес. Но прежде чем отдать, про-
читал мне их — годятся лп? Я нашел их вполне подходя-
щими и добавил, что его доброе отношение к альманаху
очень обрадует молодых редакторов.
— Если это так, еслп они рады моему участию, обе-
щаю давать материал в каждый номер.
В этой связи разговор коснулся вопроса о том, что
читает молодежь, к какому литературному направлению
примыкает... После непродолжительной беседы он, как
всегда, предложил:
— Пойдем, пройдемся немного...
Но «немного» на этот раз растянулось до самого рас-
света. Терьян коснулся множества литературных про-
блем, разговор переходил от одпого вопроса к другому, от
одной книги к другой, от одпого литературного течения
к другому.
Мы спохватились, лишь когда дворники начали подме-
тать улицы, а разносчики доставлять по домам утренние
газеты...
Повторяю: проблемы развития литературы, литератур-
ной культуры п культуры языка занимали огромное
место в духовной жизни Терьяна. С другой стороны, ни-
кто не реагировал с такой остротой, как Терьян, на по-
шлость тогдашней действительности, которая давала себя
знать и в жизни, и в делах денационализированной бур-
жуазной интеллигенции. Поэт, касаясь этой темы, гово-
рил раздраженно, с болью сердечной и всегда так волно-
вался, что его начинал душить кашель.
Кашель все чаще беспокоил его, но, когда друзья со-
ветовали ехать лечиться, оп каждый раз отмахивался:
— Пустяки... Когда-нибудь потом, когда решим лите-
ратурные вопросы.
* * *
В таком состоянии оп снова уехал в Москву п Петро-
град— учиться и заниматься литературными делами.
Вскоре, однако, дошли до нас вести, что со здоровьем
у него неблагополучно, чему, несомненно, в немал011
354
степени способствовал сырой петроградский климат, кото-
рый, как известно, кавказцы переносят нелегко.
II вот в декабре 1916 го или в январе 1917 года Терк-
ин снова в 1 и флисе. Война с ее неисчислимыми жертвами
и потерями все еще продолжалась, снова и снова проводи-
лись мобилизации. В России уже призы вались в армию
имевшие льготы и отсрочки студенты и даже больные.
Терьян. опасаясь, что в Москве или Петрограде могут по
посчитаться с его болезнью и забрать в армию рядовым
солдатом, приехал в Тифлис, рассчитывая получить здесь
льготу как ответственный сотрудник «Мшака». В то вре-
мя самые незаменимые работники печати получали осво-
бождение от мобилизации.
Однако, несмотря на все усилия редактора «Мшака»
Амбарцума Аракеляна, не удалось добиться такой льготы
для Терьяна. и поят уехал в Эриваиь. где, кажется, с
помощью родственников получил новую отсрочку. Терь-
як, конечно, был рад этому. Война вызывала в нем чувст-
ва гнева и негодования. Особенно страдал оп при виде
положения беженцев в Эривапп и Эчмнадзппе.
— Люди чем дальше, тем все более дичают, совсем
уже озверели. Эта омерзительная война перевернула
вверх дном всю жизнь нашего народа. Нет покоя —
жизнь стала невыносимой. Семьи, которые вчера еще
имели дом и очаг, сегодня превратились в беженцев, ли-
шенных пристанища и хлеба. Люди умирают прямо на
улицах, под заборами... Страшное, неслыханное бедствие!..
Говорил об этом с глубокой скорбью. Он еще бо плие
похудел и побледнел. Глаза глубоко запали. Приступы
кашля участились, иногда застигали его па полуслове и
долго не прекращались...
Но как ни тяготили его болезнь и война с ее бедствия-
ми, первостепенное место в его душе по-прежнему зани-
мала литература. Оп часами говорил о ней. рассказывал
о новых книгах, о литературной жизни Москвы.
Я слышал, что он начал писать поэму, посвященную
героической обороне Вана *. и как-то спросил его. в каком
она положении. Он улыбнулся и ответил, что действи-
тельно предпринял такую попытку, но из этого ничего не
получилось. И добавил по-русски:
— Она что-то не вытанцовывалась \ меня.
— А как продвигаются ваши занятия грузинским? —
продолжал я свои расспросы, заинтересованный слухами
° том, что Терьян намерен переводить поэму Руставели.
12*
355
— Потихоньку, очень медленно.
Терьян держался мнения: чтобы хорошо узнать твор-
чество поэта, надо читать его в подлиннике. Оп изучал
грузинский, арабский, персидский языки, чтобы читать
великих поэтов Востока на их родном языке.
В Терьяие, и не только в его внешности—смуглой
коже п типе лица,— но и в характере были черты чело-
века Востока — некоторая медлительность, любовь к дол-
гим беседам, склонность к созерцательности. Но все эти
свойства проявлялись только, когда речь шла о литерату-
ре. Когда же дело касалось отрицательных сторон жизни
п в особенности политических вопросов, ои становил-
ся очень активным, в его словах появлялись страстность
п решительность. Помню, как гневно осуждал он импери-
алистическую политику царизма, подавлявшего стрем пе-
ние малых народов к независимости, например, преду-
мышленное отступление русских генералов под Ваном,
дабы нанести удар армянскому национально-освободи-
тельному движению. Особенно негодовал он против ар-
мянских буржуазно-националистических деяте icii н
их политики в отношении царизма. Я слушал ею гнев-
ные речи и думал о том, как тверд он в своих убеж-
дениях.
Получив отсрочку по мобилизации он хотел поскорее
вернуться в Москву к своей литературной работе и к из-
дательским делам «Пантеона», по болезнь легких пасто п.-
ко усилилась, что ои попал не в Москву, а в сухумский
санаторий. Это было, кажется, в конце январи ИН7 года.
Однако, в связи с Февральской революцией, пребывание
его в санатории оказалось очень непродолжительным. Он
не утерпел и, бросив лечение, вернулся в Тифлис, чтобы
принять участие в революционных событиях.
Он по-прежнему сильно кашлял, лицо стало зем-
листым, черные глаза еще глубже запали, веки были
часто воспалены, точно он недавно плана i.
Оп вернулся, как мне помнится, в апреле, в день похо-
рон Цатуряна.
— На сколько дней вы приехали? — спросил я, пред
полагая, что ои приехал специально на похороны Цату-
ряна.
— Навсегда,— ответил он неохотно.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил я, гля pi с
сомнением иа его бледное, исхудалое лицо.
356
— Конечно, пот. Этот так называемый санаторий —
такая мерзость, что со скуки можно подохнуть. Не с ком
словом перемолвиться, поговорить по душам. И потом,
столько в мире событий происходит, как тут устоять в
стороне!
Поэт, так любивший жизнь, захваченный ее каждо-
дневными заботами, естественно, пе мог пе скучать в та-
кой тихой и тесной «ловушке», как санаторий, будь там
даже идеальные условия.
Терьян нс мог смириться с болезнью, с мыслью о том,
чтобы на время устраниться от участия в жизни. Он не
мог оставаться в стороне и смотреть, как мимо с шумом
полноводным потоком несется жизнь, тем более в такое
время, когда сокрушен вековой оплот угнетения и наси-
лия— царизм. Жизнь звала его, и поэт готов был бро-
ситься в ее бурный водоворот — настолько сильно в нем
было желание деятельности, несмотря па болезнь.
На похороны Цатуряпа пришло много народа. IБату-
рин пользовался огромной популярностью, и то обстоя-
тельство, что оп долгие годы жил в Москве, вдали от
родины, и то, что он вскоре после своего возвращения,
прожив в Тифлисе всего два месяца, скончался, создало
вокруг его имени какую-то особую атмосферу любви и
сочувствия.
Всю дорогу во время похоронной процессии Терьян
рассказывал интересные случаи пз ею жизни, сви цчель-
ствовавшие о его простодушии и литературной наив-
ности.
— Все время тян\ ich к молодежи, но любил и обще-
ство старых своих (рузен. Заботился о славе, дорожил
своим именем. Но забывал, что есть смерть...
Рассказал Терьяп и такой случай. Прочитав посвя-
щенное ему стихотворение Терьяна «Родник», Цатурян
решил, что это его. Цатуряпа, поэт \ подобия роднику.
Который журчит подо льдами.
— Наивный п добрый был человек.
Несмотря на мучивший его кашель и охрипший голос,
Терьяп выглядел веселым и даже in* прочь был пошутить.
Другой в его положении замкнулся бы в себ<> и предался
грустным размышлениям, а он был бодр и полон жиз-
ни — смерть еще пе страшила его, оттого он и сбежал из
санатория.
Когда я спросил, что оп намерен делать дальше —
останется ли в Тифлисе или поедет лечиться, он ответил:
357
— Лучше всего меня вылечит наша Ганд.за, для меня
она лучший санаторий, чем сухумский.
II действительно, через несколько дней ста i собирать-
ся в родную деревню.
Но до этого произошел один примечательный случай,
о котором я считаю нужным поведать читателю.
Однажды утром мы сидели с Терьяном в кафе. При-
шел большевик Г—и и предложил пойти па собрание со-
циал-демократов, которое должно состояться в ремеслен-
ном училище. Терьян поинтересовался, какова повестка
дня, и, выяснпв. дал согласие.
На следующий день вечером мы пришли па собрание.
Это было совместное заседание армянских большевиков
и меньшевиков. Все мне здесь было внове — я впервые
присутствовал на политическом партийном собрании.
На повестке стоял вопрос о создании армянской сек-
ции. До этого армяне, состоявшие в российской социал-
демократической партии, не имели хотя бы формально
самостоятельной организации в стране. Большевики
предлагали выделиться в самостоятельную секцию, кото-
рая могла бы планировать и руководить работой партии
в армянских провинциях. Меньшевики были против сек-
ции. по каким соображениям — не помню. Выступали
многие и с той и с другой стороны, внося свои предложе-
ния. Терьян пе выступал, но, сидя рядом с нпм, я видел,
с каким одобрением встречал оп предложения больше-
виков.
— Правильно... Это необходимо...
Голосование решило вопрос в пользу большевиков.
Тут же после собрания были составлены списки людей
которые направлялись в районы для агитационной и про-
пагандистской работы.
Терьян выразил желание поехать в Ахалка лакский
район.
Через неделю его голос звучал в Ахалкалаке. где он
выступал с лекциями на политические темы перед р>с"
ским гарнизоном.
Жизнь — эта волшебница — увлекала его всеми своп
ми гранями, а революции он отдался с таким восторгом
и упоением, что забыл о своей болезни. Совсем больной,
махнув рукой на лечение, уехал он в Москву, договорив
птись со мной, что я буду посылать ему но частям псрев >
«Войны и мира» для редактирования. Спустя какое т<»
время я отправил ему первую часть перевода и полечил
358
от него письмо. Он писал, что захвачен революционной
работой и никак пе может засесть за редактирование.
«Л сейчас, — писал он.—
Побрызгал шкурку
Я с утра.
Теперь кроить ее пора '».
Это последнее письмо Терьяна ко мне. Еще раз в 19-м
году я получил весть о нем с Северного Кавказа, куда он
поехал в связи с вопросом об оказании помощи Советским
правительством армянским беженцам, нашедшим там
пристанище. Терьян передал, что намерен вскоре при-
ехать в Закавказье для поправки здоровья и приведения
в порядок кое-каких своих дел. Интересовался также по-
ложением армянских писателей и просил передать, что
в Москве Советское государство уже много сделало для
материального обеспечения писателей и деятелей культу-
ры, и он надеется, что в скором времени то же самое
произойдет и у пас.
Сообщение это, к сожалению, явилось последней
весточкой от Терьяна. В январе 20-го года пз Москвы
пришло известие о его кончине.
Весть о смерти Терьяна вызвала глубокую скорбь в
сердцах людей, все понимали, что погасла яркая звезда
на небосклоне армянской литературы.
1940
Строки из сказки О. Туманяна «Пес и кот». Перевод С Мар-
ВЛ JI Е 1» II И в р |<) с о В
1<-ДКо кто из русских Писателей И ..........
IKO..I.KO „„будь серьезный, глубокий „„„.рее к kvh.itpc
“ литературе* .малых пародов. Мпшш* русские ппппеш,
о < К11ДС1СЛ1.СГВУ одного критика. Ola.UI европейское не
k.xiiiiio Il .limp,пуру куда лучше, чем сами eiipniii iaii.i,
ш,'7У"’’ ............. |С'»",Т>'РУ ....... жнющих с ними
бок о бок, пе замечали, ..........а п,.
llcK.nonenne сое,аплн.п,    ........,.....(|| „||х
< npoi.iaii н иные имена, как Максам Горьким п !>.,.,<•
рИП Крюсов.
Врююв по праву (Читался в I‘осени знатоком .юна i
• in ।( pa । \ pi,i, (HI много Переводи ( с я.паков оригиналов
"•'ры\ и новых поэтов (Верхарна, Гоге, Верн па в др.)
( Xi н< ли in с пп1.о|да не oi раппчива.। круг твоих во ин
( кн.х и Нахчшах интересов рамками одного только евро
окоп) Н(К\|(ц*а. (, oo.iianoii .iiooobiho и ппгереюм он
• \ ia.i и п< р< водил поэзию народов, ;киву|ппх в бликом
( ОСеДСТВО ( русским и.
Ь-ыгодаря у< плиям М. Горького и В. Врюсова p\<. iani
Hiait .ii, имел Возможно) гь позпакомп! i.en с поазпеп и
и финнов,~ Нод их совместным р(*дакrnpoBaiHH'M
д,п.in в i Bi 1 (оорппкн JiaTiainch'oii п фин зли в коп in
тнратур.	1
/(ли п.н, армян, особенно цешпл заслуги В. Врюсова
| 1Д1ОЮВК1 и издании сборника «Поэзия Армении»)-
piiMi larenaia сама история выхода в (вег oroii мин И.
(нда в ,)| । ।оду началась первая мировая воина
II 1урцня, как союзник Германии, напала па Рос< ню. она
*и |,(,(Н11Ы( дей( (Вия па Кавказе начала г пр<‘<1 \ иною
iHipi lai нпя беззащпгного армянскою на<слепня.
3G0
1J это время в Москве по решению Московского ар-
мянского комитета предпринимав гея издание 6o.4i.inoi о,
богато оформ. leniioi о сборника армянской литера гуры,
призванного позпакомп i ь русские общественность с ху-
дожественными сокровищами прошлою и настоящего ар
минского парода. Сбор oi книги должен был по< тупить
в фонд помощи беженцам, пострадавшим oi турецкой
резин.
Комитет, точнее, его эпер! ичпый председа гелк Ст. Ма-
миконян, осуществление этою важною начинания пору-
чает известным армянским писателям и ли (ораторам:
Александру Цатуряпу, Карену Микаэлям) и Нотису Ма-
кнпцяпу.
После долгих размышлении и обсуждений, кою из
крупных русских писателей привлечь к редактированию
сборника, все трое останавливаются на кандидатуре Вале
рвя Врюсова, как наиболее культурною и образованною
поэта тою времени И первоклассного переводчика.
Делегация in названных выше литераторов отнравля
ется к известном) русскому поэт) с .ним предложением,
взяв с собой книги по литераг\ре и культуре Армении
в переводах па русской и французский ян.н.п.
Об этих переговорах в < вое время рассказывал мне
сам Карей Микаэлян, о щп из грех непосредственных
участников собы гий.
Когда наши литераторы излагают Прюсову свою
просьбу, он решит ельно от называется от такого «ответст-
венного дела» (как сам потом говорил), мотивируя отказ
страшной занятостью: редактирование Ж)риала «Рхгская
мысль», работа над переводами, над своими начатыми и
Незавершенными произведениями и пр.
Гем пе мепге представители комитета осгавляюi при-
несенные с собой книги, средн которых были переводы на
Французский язык известного армянскою лигератора Ар-
ктика Чопапяна, сказав Валерию Яковлевичу:
— 1'дли вы пе в состоянии взять на себя п \ обязан
пость,— ознакомьтесь, мы вас очень просим, С этими м.1
торпа.тамн и норекоменд) иге нам, к ком) из русских пи
сате.чей обратиться с этой просьбой.
•— Надо но о мать,— отвечает Крюсов и просит зайти
к Ному за ответом через две недели.
К.
То-
— Через две педели мы снова пошли,— рассказывал
Микаэлян.— Па эки раз оп принял очень радушно,
и.Ко мы вошли — бросился нас обнимать, целовать:
361
«Как я вам благодарен, господа, вы открыли передо мной
новый мир красоты!.. Я согласен быть редактором вашего
сборника».
Все, что было дальше, известно каждому. Брюсов с
увлечением берется за дело, привлекает к работе над
сборником лучших русских поэтов того времени, п в ре-
зультате его энергичных усилии, за короткий срок, была
подготовлена большая антология поэзии Армении, кото-
рая познакомила русскую общественность с лучшими об-
разцами художественного творчества нашего народа, на-
чиная с V века до 10-х годов XX века.
Я, как современник тех событий, должен засвидетель-
ствовать, что успех антологии превзошел все ожидания.
Высокую оценку получила она и в тогдашней русской
прессе. А выступления Брюсова с докладами в Баку,
Тифлисе и Эривапп придали этому событию характер на-
стоящего празднества.
Мне хочется сказать несколько слов об одной лекции
в Тифлисе, па которой мне посчастливилось присутство-
вать.
Зал Тифлисского артистического общества, вмещав-
ший более двух тысяч человек, был переполнен до отказа,
стояли у стен, в проходах.
На вечер было приглашено много народу, здесь кроме
армян были также грузины и русские. Это было не про-
стое собрание, а торжественное событие.
В этот вечер я впервые увидел Брюсова, до того знал
его только по портретам. Когда председатель Общества
армянских писателей Ованес Туманян вышел вместе с
ним на сцену, перед нами предстал высокий, худощавый
человек, с круглым лицом и остром бородкой; глубоко по-
саженные глаза из-под густых бровей задумчиво смотрели
в зал.
Вступительное слово Туманяна, которое он произнес
па армянском языке, Брюсов выслушал стоя, скрестив р>-
кп на груди, па приветственные аплодисменты ответил
легким поклоном головы.
Лекция началась, пас сразу же поразил его вырази-
тельный, звучный голос. Тогда, естественно, не было мик-
рофона,— голос его доходил до самых последних рядов,
дикция была отличной, мысли оп своп излагал ясно п
четко, в продуманной форме.
Доклад длился три часа с небольшим перерывом, зал
с неослабевающим вниманием слушал его.
362
Очень интересны были его оценки, анализ, данный ис-
торико-литературным фактам, аналогии, сопоставления
и пр.
Но я не ставлю себе целью пересказывать содержание
лекции, интересующиеся могут прочесть подробно обо
всем этом в предисловии к сборнику, хочу лишь рас-
сказать о том впечатлении, которое произвело на нас
выступление Брюсова. Оно и теперь живо в моей
памяти.
Во время лекции он часто иллюстрировал свои мысли
чтением стихов, прп этом выражение его лица менялось,
в глазах появлялся блеск, голос приобретал особую выра-
зительность. Читал он сдержанно, не жестикулируя,
очень проникновенно, вникая как бы в самую суть произ-
ведения.
В этот вечер нам довелось услышать много прекрас-
ных стихов. Здесь прозвучали произведения и классиков
и современных поэтов, но особенно много наших гениаль-
ных средневековых лириков. И как ни различны были
прочитанные стихи по характеру, содержанию, форме —
звучали они с одинаково впечатляющей силой. Я словно
и сейчас слышу голос Валерия Яковлевича, вижу его са-
мого то в роли Ерзынкаци *, воздающего хвалу весне, то
в роли Фрика *, негодующего против зла и несправедли-
вости, то — Нагаша *, сетующего на бренность всего су-
щего на земле.
Признаюсь, слова бессильны выразить восторг, охва-
тивший зал. Надо было собственными ушами и глазами
слышать и видеть, с каким жаром п вдохновением читал
в этот вечер Брюсов. С удивительной артистичностью он
передавал стилистические особенности разных по харак-
теру вещей, раскрывал их эмоциональную и смысловую
сторону. Зал был заворожен им.
Помнится, как он сумел довести до слушателей глубо-
кое философское содержание одного из стихотворений
Григора Ахтамарци *, в котором звучит трагически мо-
тив смерти. Человек насадил сад, взрастил деревья и, не
успев насладиться плодами своих трудов, уходит пз
Жизни.
Пас потрясли строки:
В моем саду цветет гранат,
Лоз виноградных полон сад,
Льнет к зреющим плодам мой взгляд.
И слышу: встань, покпнь свой сад!..
363
Читал ои отрывки пз Нарекацн, стихи Тылкуранцп *,
айрены Кучака и песни Сант Новы.
Без преувеличения могу сказать, что выступления
Брюсова в Тифлисе были огромным праздником для пас.
Это был вообще праздник армянской поэзии. С таким же
успехом проходили его выступления п в Баку и в Эри-
на ни.
А в Тифлисе только и говорили в эти дин что об ар-
мянской ПОЭЗИИ. Люди ХОДИЛИ ПО ГрИССН II Ы<‘. СЛОВНО
открыли для себя мир волшебной красоты.. Надо < ка-
зать, ч то большей части пашей интеллигенции недо-
ступна была древняя н средневековая поэзия, напи-
санная на грабаре 1 и на среднеармянском языке, поэто-
му переводы на русский язык для них были открове-
нием. В эти дни везде иа улицах можно было видеть
людей, увлеченно разговаривающих о поэзии, а подчас
и читающих стихи в манере Брюсова:
Я в жизни вздоха пе издам, диколе джан ты для меня,
Наполненный живой водок златой пннджан ты для меня!
Или:
...встань, покинь свой сад!..
Я могу сказать, что праздника более славного п тор-
жественного, который так бы поднял дух армянского на-
рода, я не видал.
11 это... благодаря Брюсову. Ведь выступления его
происходили в дни, когда в Западной Армении турки ис-
требляли беззащитный армянский народ. Слово Брюсова
было не только утешением для пас,— оно вселяло в пас
уверенность и веру, что парод, создавший такие духовные
ценности, не умрет, не исчезнет с земли...
Эти настроения выразил в сонете, посвященном Брю-
сову, армянский поэт И. Иоапннсиан.
Обрел ты, скорбный поэт,
Поющий в дальнем краю,
Седого прошлого свет —
В слезах отчизну мою.
И понял — можем мы петь...
(Перевод Л. Успенского)
1 Грабар — древнеармянскип язык.
364
Тем же настроением проникнуто стихотворение Терья-
иа, посвященное Брюсову.
Ты в час мученnii и скорбей пришел
В мой край, чьих мук никто не смог счесть,
Ты нам принес торжественную весть...
(Персеид 11. Поступалъского)
Да, Брюсов был огромной моральной поддержкой для
нас в те дин. Я не раз был свидетелем того, как глубоко
взвил кованные лю -и тли к нему за кулисы и выражали
свою благодарность. А известный русский поэт, смуща-
ясь, как юноша, отвечал:
— Что вы, это я вам должен быть благодарен, вы пре-
доставили мне возможность познакомиться с вашим вели
коленным искусством.
Мы сегодня должны быть благодарны и глубоко при
знательиы Валерию Брюсову за то, что оп открыл перед
русским читателем богатейший поэтический мир Ар-
мении.
1963
МАКСИ м ГОРЬКПП
Правду говорят, что характер сказывается во всем.
Я это понял, когда познакомился с Максимом Горьким,
приехавшим в Ереван в 1928 году.
Выл жаркий июльский дет», я вышел пз дому в пять
часов, когда солнце особенно нещадно налит, и медленно
поднимался во улице Абовяна. Всегда многолюдная,
она была пуста. Жара загнала всех в помещения, в тень.
Выло тихо, замерло даже движение на улицах.
Вдруг па противоположной стороне появилась группа
людей и медленно направилась вниз. Я узнал средн них
наркомов, ответственных работников ЦК партии и ЦИК
республики. Они сопровождали идущего впереди русского
человека, с любопытством приезжего разглядывавшего
дома, улицы, афиши. В отношении к нему чувствовалось
особое уважение и предупредительность. Человек был
очень высокого роста — сопровождавшие его едва доходи
ли ему до плеча, выглядел довольно усталым, одет был
просто, на голове фуражка.
«Кто бы это мог быть? — думал я.— Наркомы окружи-
ли его таким почтением... Будь это важный гость плп
ответственный работник из Москвы, его бы возили па ма-
шине. Кому же это они оказывают такую честь?»
I ут я узнал Мравьяпа, тогдашнего наркома просвете
пня, который рукой подзывал меня к себе. Подогрева-
емы!*! любопытством, я пересек улицу п подошел к грх пне.
Пошли с нами в музей,— сказал, приветливо по
здоровавшись со мной, Мравьяп,— а то средн пас пет ни
Одного писателя.
Я поинтересовался, зачем надо идти в музей н ночем.х
нужен писатель.
— Ты что, пе видишь? Это ?ке Максим Горький, мы
идем с ним в музей.
Я знал, что I орького ждали в Ереване, по не предпо-
лагал, что оп приедет па два дня раньше п я встречу его
на улице. 11 потом, я почему-то совсем иным представлял
cio, хотя ие раз видел па фотографиях и не раз читал
статьи, в которых подробно описывалась внешность пи-
сателя, характерные черты, манеры. Но живой Горький
совсем пе походил на тот образ, который сложился в моем
воображении.
Сутулый, худой, в простом летнем костюме серого цве
та, болтающемся па плечах, шел он по Еревану, размахи-
вая длинными руками. Сосредоточенный, походка дело-
вая— так обычно выглядят люди очень занятые плп
поглощенные своим делом, люди, которым бе .различно,
какое опп производят впечатление па окружающих.
Когда к нам приезжали издалека гости, как" правило,
сначала отдыхали после дороги, а потом, уже переодев
шпсь, выходили на улицы посмотреть город. Горький по
стал терять время, только приехал — сразу па улицу.
11 вот теперь его вели в музей.
Горький — настоящий труженик,— вот мое первое
впечатление. Таким оп и остался навсегда в моей памяти.
Глядя на пего, можно представить, какую тяжелую
жизнь оп прожил, какие лишения испытал. Печать всею
перенесенного .лежала па его лице, в глазах, в морщине,
залегшей между бровями, во всем ого волевом, мужест-
венном облике.
Оп приехал в Ереван через Севан, сделав там оста-
новку,— горный ветер и солнце обожми его лицо, стелалп
еще мужественней. Глаза серьезные, испытывающие, ка-
залось, ему достаточно одного беглого взгля ц», чтоб разо-
браться во всем. Он не просто смотрел, а проникал в еа-
мую суть вещей.
Создавалось впечатление, что не только зрение, по и
обоняние участвует в процессе познавания окружающего:
он часто и быстро вертел головой то вправо, то влево,
шевеля облупившимся от солнца носом и полынями уса-
ми. В свое время Горький сказал он Хпато.к Франсе,
что его большой нос ощущал все запахи, как мы топ-
ки они ип были; эти слова вполне1 приложимы и к са
мому Горькому.
Мравьяп подвел меня к Алексею Максимовичу и пред-
ставил ие только как писателя, ио в как издателя и ре-
367
диктора двухтомника его рассказов на армянском языке.
Горький внимательно посмотрел па меня и с улыбкой
сказал:
— Вот когда ваши произведения па русском языке
издадутся под моей редакцией, тогда мы с вами будем
квиты.
Как известно, еще в 1916 году по инициативе и под
редакцией Горького был издан «Сборник армянской лите-
ратуры», так что оп пмел представление о нашей литера-
туре, об основных вехах ее развития, знал некоторых пи-
сателей и наиболее известные произведения. Во время
наших встреч в Ереване меня поразила его память:
Алексей Максимович помнил не только фамилии писате-
лей. названия их произведении, по и содержание многих
пз них.
Когда речь зашла о «Хаосе» Шпрванзаде, он поинте-
ресовался, что нового пишет наш известный романист.
Мы сказали, что писатель занят комедией из жизни ар-
мян-эмигрантов. Горький заметил:
— Это он может, хорошо знает их жизнь. Старик
может!
Говоря о пьесах, мы коснулись комедии Демирчяна
«Храбрый Назар» и рассказали, что за обработку этой
народной сказки в пашей литературе брались три круп-
ных писателя. Алексей Максимович очень заинтересовал-
ся этим фактом и попросил в двух словах передать, о чем
она. Выслушав, оп попросил книги всех трех писателей
с обработками этой сказки.
Просьбу его мы, конечно, выполнили.
Меня поражала его любознательность, желание со
всем ознакомиться подробно и обстоятельно — и это при
страшной занятости. Мы в этом убедились во время пу-
тешествия по Армении, по ее достопримечательностям и
новостройкам.
Алексей Максимович прпехал в Ереван с сыном Мак-
симом и двумя секретарями па педолгий срок, всего иа
два-три дня, и нам хотелось как можно больше показать
ему, ознакомить с нашими достижениями в области стро-
ительства и культуры. Мы возили писателя на большею
Ереванскую гидростанцию, только что сданную в эксплу-
атацию, па мыловаренный завод, в Государственную кар-
тинную галерею...
II везде: на гидростанции, па заводе, на стройках —он
проявлял самый активный, самый живой интерес ко всему
368
увиденному и услышанному. Это было пе любопытство
туриста, бегло осматривающего достопримечательности, п
по дань вежливости, а глубокий, я бы сказал, писатель-
ский интерес к окружающему, желание во все вникнуть,
понять, почувствовать.
Так, на мыловаренном заводе его серьезно заинтересо-
вала технология получения масла пз косточек хлопка, а
потом — изготовление из него разных сортов мыла. Он
осматривал машппы, трубопровод, соединяющий цеха, не
с праздным любопытством человека несведущего, а как
специалист, разбирающийся в механике, брал косточку в
рот, пробовал ее па вкус.
II так везде, где бы мы пи были.
Рабочие и заводские служащие встречалп Алексея
Максимовича радушно, как желанного и дорогого гостя.
Он пользовался пе меньшей любовью и популярностью у
вас в пароде, чем у себя па родппе. Произведения Горько-
го переводились на армянский язык и издавались по раз,
и отдельными книгами, и в периодической печати, начи-
ная с 900-х годов прошлого века. Ну, а в советское время
и говорить не приходится.
Расскажу об одном из эпизодов этих встреч с Макси-
мом Горьким. Побывав иа крупном промышленном пред-
приятии, мы выразили желание посмотреть, как живут
рабочие. Группу повели в общежитие. Кто-то из нас по-
стучал в дверь, вышла хозяйка и любезно пригласила
всех зайти в комнату, видимо, приняв нас за жилищную
комиссию. Когда мы уже направлялись к выходу, она
спросила, показав на Горького, кто этот человек. Услы-
шав ответ, женщина вскрикнула «ой», присела от удив-
ления, потом быстро усадила на тахту ребенка, ко-
торого держала на руках, подошла к окну, где на подо-
коннике стояли горшки с цветами, сорвала гвоздики и по-
бежала догонять гостя. Отдав цветы, опа, не зная рус-
ского языка, попросила нас извиниться, что но сумела
достойно принять такого дорогого гостя.
— Если бы только я знала...— сокрушалась она и про-
сила вернуться, ей так хотелось чем-нибудь угостить нас.
Мы объяснили доброй женщине, что Горький очень занят
и его уже ждут в другом месте.
Еезде радушно было искренним, сердечным.
Н одном випоградарпом совхозе, прямо в саду, нашим
правительством был дав обед в честь высокого гостя, вход
в пего колхозники украсили сплетенной из живых цветов
369
и виноградных лоз огромной аркой, на которой по-русски
н по армянски было написано:
«Привет дорогому Горькому!»
Среди однообразной зелени виноградников возвыша-
лось двухэтажное здание, с веранды его открывался чу-
десный вид па оба Арарата, большой был весь в снегу,
малый — в зелени, словно огромный седой дед — и рядом
маленькая внучка. Алексей Максимович пе мог оторвать
взгляда от горы. Потом он стал рассказывать сыну Мак-
симу библейскую легенду о Ноевом ковчеге.
— Вот красота! Смотришь — и прохладно становится,
жары по чувствуешь и усталость проходит.
Огромной любознательности человек был Алексеи
Максимович, все его интересовало и волновало — и люди
н природа.
Много здравиц было провозглашено Горькому в эти
дни, и мне выпала честь произнести тост. Я говорил о
положительном влиянии русской литературы, об огром-
ной популярности его произведений у пас в Армении,
сказал также, что он счастливейший писатель — его идеа-
лы воплощаются в жизнь, герои его произведений подня-
лись со дна жизни и стали хозяевами страны.
В своем ответном слове Алексей Максимович, коснув-
шись ряда важных вопросов, остановился па высказанной
мною мысли: это верно, что рабочий класс стал хозяином
жизни, но писатели и литература перед ним в долгу.
Нам надо поднять еще выше достоинство человека, пока-
зать то хорошее, что скрыто в нем, одновременно осуждая
плохое, мешающее строить светлую жизнь.
К сожалению, я пе могу передать слово в слово его
речь, но помню, что она произвела большое впечатление
на присутствующих. Меня особенно восхитило его пони-
мание роли и значения литературы в развитии общества
и формировании человека нового времени.
Эти мысли он развил во время встречи с армянскими
писателями. Должен заметить, что пребывание Горького
в Армении было в центре внимания всей общественное!в
столицы. Поступали многочисленные просьбы от органи-
заций и учреждений устроить у них встречу с Горьким,
всем хотелось оказать ему внимание, выразить свою лю-
бовь.
Некоторые далее обижались:
— Оп бы пе отказал нам, это вы, интеллигенты, про
сто не передаете ему наше приглашение...
370
Но принять все приглашения оп пе смог бы даже в
том случае, если бы задержался в Ереване еще на десять
дней.
Помню, с какой готовностью согласился Алексей Мак-
симович пойти па встречу с писателями, когда наш Союз
обратился к нему с такой просьбой.
Встреча происходила в большом зале, куда пришли
послушать всемирно известного писателя видные предста-
вители нашей интеллигенции. А сколько желающих не
попало в зал!
Наша встреча с Максимом Горьким прошла в обста-
новке исключительной сердечности. Открылась она
блестящей вступительной речью Цолака Ханзадяиа, лите-
ратора. прекрасно владевшего русским языком и хорошо
знавшего русскую литературу. Он говорил о Горьком как
о явлении огромной художественной силы, о необыкно-
венном гражданском мужестве писателя, борющегося за
справедливость на земле, за нрава и интересы трудового
парода.
Затем присутствующие стали задавать вопросы, боль-
шой частью они касались литературы и искусства. Спро-
сили, над чем он работает, чем в ближайшем будущем
порадует читателей.
Ответив па прочие вопросы, оп остановился и па этом:
— Все последнее время работаю над большим рома-
ном. когда кончу — сам не знаю. Называется он «Клим
Самгин».
Алексей Максимович вкратце рассказал о замысле ро-
мана и о том, какой исторический отрезок времени будет
он охватывать.
Потом речь зашла о значении формы художественного
произведения в литературе, о недопустимом пренебреже-
нии у большинства нынешних писателей к этой стороне
вопроса.
— Форма, конечно,— вещь чрезвычайно важная,—
сказал Алексей Максимович,— тут мастера французы,
русские писатели в большинстве случаев пе придавали ей
Должного значения, исключение составляют, быть может,
р> прозе Гончаров и Чехов. Но пренебрежение формой
имеет, конечно, свое объяснение: когда надо сказать что-
то очень важное, волнующее, не обращаешь внимание на
то, как говорить: не До этого. 1! все же форма, повто-
ряю,— очень важная вещь в художественном произве-
дении.
371
Его засыпали вопросами, на одни оп отвечал обстоя-
тельно, оперируя фактами, приводя примеры, на дру-
гие — коротко, отшучиваясь, с юмором, по всегда прояв-
ляя такт, находчивость и эрудицию. Однако самым важ-
ным было его заключительное слово, в котором прозву-
чал упрек в том, что мы плохо представляем, какая гран-
диозная культурная работа проводится повсеместно в Со-
ветском Союзе, плохо знаем литературу соседних совет-
ских республик, как и cot едино республики — нашу.
— Появляются в тон пли иной литературе хорошие
писатели,— говорил он,— пишут интересные книги, а мы
о нпх ничего ие знаем. Нам нужно знать друг друга,
устанавливать творческие связи, постоянно укреплять их.
И с этой точки зрения целесообразно было бы, мне кажет-
ся, основать журнал пли какое-нибудь другое ежемесяч-
ное издание, которое держало бы пас в курсе происходя-
щих событий в литературно-культурной жизни наших
республик и иа своих страницах печатало лучшие новые
произведения писателей народов СССР в переводе на рус-
ский язык.
В сокращенном виде это выступление, кажется, было
напечатано в газете «Хорурдаип Айастан», я ие переска-
зываю его здесь, а только отмечаю его основную мысль.
В дальнейшем Горькому удалось реализовать эти свои
идеи основанием журнала «Наши достижения» и альма-
наха «Дружба народов».
Моя вторая встреча с Горьким произошла в Москве,
в дни Первого съезда писателей.
Как известно, этот съезд писателей Союза ССР, длив-
шийся десять дней, не носил характера только делового
обсуждения творческих вопросов,— это было больше ли-
тературное празднество, па котором произносились тор-
жественные речи. Со словами приветствия па съезде вы-
ступали различные организации столицы, представители
культуры и искусства, рабочие, военные, учащиеся. При-
ехала приветствовать писателей и делегация рабочих о\-
мажной фабрпки-комбипата города Акуловка со своим ди-
ректором, сделавшим ценный дар съезду: он предоставил
в его распоряжение то ли четыре, то ли пять вагонов
бумаги.
Вот с этими акуловцами и связана моя вторая встреча
с Горьким.
372
Съезд избрал трех писателей — русского, украинца п
меня, — чтоб направить в Акуловку для выступления пе-
ред рабочими этого важного предприятия. Мы должны
были выразить благодарность от имени съезда за заботу
п доверие к писателям.
Уже будучи избранным в эту маленькую делегацию, я
сидел в зале заседании и думал, где же может находиться
этот городок и как надо будет ехать туда, когда неожи-
данно ко мпе подошел молодой человек, кажется, это был
секретарь Горького, и сказал:
— Вас просит зайти /Алексей Максимович.
Я с удивлением посмотрел на молодого человека: не
ошибается лп он?
Нет. Не ошибался. Я последовал за ним, откровенно
говоря, несколько удивленный этим приглашением. Так.
теряясь в догадках, я и вошел в зал, где члены президиу-
ма съезда отдыхали, курили, пили прохладительные на-
литки.
Горький, с папиросой в руке, сидел на диване. Когда
секретарь подвел меня к нему, он поднялся с места и
приветствовал меня как старого знакомого. Я был
поражен: что за память! Оп помнил пашу встречу
в Ереване.
— Мы старые знакомые,— сказал он,— очень хорошо
помню Ереван, виноградный сад. Что вас не видать? По-
сле съезда милости прошу ко мпе домой...
Признаюсь, мне было неловко, что обремененный столь-
кими заботами человек занимается моей особой, и я
поспешил выразить благодарность за любезное пригла-
шение.
Тут выяснилось, зачем он меня звал.
— Знаете,— обратился он ко мне,— в Акуловку надо
ехать сегодня же вечером, потому что завтра у них от-
крывается конференция рабочих и представителей пред
нрпятий-заказчнков. Хороню, если бы вы подоспели с
приветствием к открытию. Прошу выразить благодар-
ность и от меня лично за ценный дар. Передайте, ножа
лУиста, и вашим сонутчикам мою просьбу. Мы их не
нашли.
И добавил, полагая, очевидно, что мне пе захочется
покидать съезд п восемь часов трястись в поезде:
— Поезжайте, ие будете жалеть. Мною интересного
увидите. Только не забудьте взять с собой галоши и
373
плащ. Там часто бывают дожди... Еслп у вас пот плаща,
можно дать распоряжение...
В этой беседе, в мелочах проявился характер Горько-
го, его озабоченность тем, чтобы выполнялись решения
съезда, его внимание к человеку: возьмите с собой гало-
ши п плащ.
Я действительно не жалел, что поехал в Акуловку. От
Москвы до Акуловки (по Ленинградской линии) восемь
часов езды па поезде. Городок находился в самом лесу
п весь был бревенчатый. Не только дома и крыши были
деревянными, по и тротуары, дорожки, ведущие от улиц
к домам... потому что земля круглый год пе просыхает
от частых дождей. А дожди там поразительные —
идут через каждые пять минут. Все кругом зеленое: и
бревенчатые домики, и крыши, и дощатый настил,
даже па телеграфных столбах травка... И еслп бы нас пе
предупредил Алексей Максимович, мы промокли бы
до ниточки в первые же минуты пребывания там, так
что пришлось бы сидеть дома, и мы ничего не сумели б
увидеть...
А в городе было много интересного. Прежде всего
огромная бумажная фабрика, раскинувшаяся па целый
километр. На ее территории здесь п там лежали сложен-
ные в кучу бревна: в один конец трубы закладывали
бревно, в другом — получали бумагу... Дерево раздробля-
лось в щену, постепенно превращалось в густую массу,
затем ложилось на барабаны машины, прессовалось п в
конце концов превращалось в бумагу, причем глянцевую.
В этом было что-то сказочное... II вообще в этом типич-
ном русском лесном городке сказка и техника сплелись
в удивительное единство.
Но это другая тема, и опа уведет меня далеко.
Я бродил по городу и вспоминал Горького, удивляясь
его знанию людей и своей страны со всеми ее особен-
ностями. Здесь я понял, как прав критик, писавший, что
никто пз русских писателей так хорошо не знает России,
как Горький, никому не довелось в жизни столько <»ро-
дпть и скитаться по пей, сколько ему...
Я пе буду подробно рассказывать о том, как пас при-
нимали рабочие па конференции, как загорались их глаза
при упоминании имени любимого писателя, как по воз
вращении Горький благодарил нас и снова приглашал к
себе. Скаж\ только, что обе встречи с Горьким произвели
на меня неизгладимое впечатление: великий nuc.iTc.ib
374
был прост, сердечен, внимателен к человеку, глубоко оза-
бочен всем тем, что имело отношение к вопросам литера-
турно-общественной жизни.
В его суровом облике настоящего труженика, глухова-
том голосе, в движении длинных худых рук было что-то
удивительно располагающее, благородное, говорящее о
большой духовной культуре. Таким оп остался в моей па-
мяти. Внешне он казался сдержанным и холодным, па
деле это был мягкий, отзывчивый человек. Когда он улы-
бался, серые глаза и морщинистое лицо выражали безгра-
ничную доброту и радушие. А ведь еще Лев Толстой гово-
рил: если улыбка украшает лицо,—значит, человек
добрый.
19И
АЛЕКСАНДР ТАМАНЯН
Приятные встречи никогда не забываются, особенно
когда они превращаются в воспоминания,— от ппх стано-
вится то тепло на душе, то грустно.
Именно такое настроение у меня сейчас, когда я хочу
написать свои воспоминания о нашем великом
зодчем.
Когда в конце 1919 года я впервые встретился в Ере-
ване с только что приехавшим с севера Тамаияном. он
произвел на меня впечатление удивительно культурного
и одухотворенного человека: крупные глаза, умный
взгляд, стройная фигура п какая-то бодрость в походке,
которая бывает только у люден, стремящихся к доброй
цели.
Этой своей походкой и отчасти армянскими чертами
лица, а также маленькой бородкой он напоминал Ованеса
Туманяна. Его взгляд выражал нежность и что-то род-
ное,— такое выражение бывает только у людей с богатым
духовным миром.
Тамапяпу тогда было лет сорок — сорок два, он был
чуть старше того возраста, который принято считать сред-
ним. Он был в пальто пз верблюжьей шерсти, которое
едва достигало колен (такие посили в прошлом пешие
туристы), на голове — меховая шапка, делавшая его по-
хожим на местного жителя.
Взгляд его был необычным — привлекательным и вдох-
новенным. Когда я познакомился с ним и узнал, что он
архитектор, я был удивлен: неужели архитектор может
быть столь одухотворенным?.. Пи одни пз армянских ар
хптекторов, которых я до того знал, не имел такой внеш-
ности.
376
«Не иначе как тайком от всех пишет стихи пли зани-
мается музыкой, — подумал я.— Не может быть, чтобы
человек с такой одухотворенной внешностью был только
архитектором».
Но потом выяснилось, что он не просто архитектор,
а архитектор-поэт, бесподобный художник, наделенный
тонким вкусом.
— Вы собираетесь обосноваться в Ереване?— поинте-
ресовался я.
— Да,— с радостной улыбкой ответил он.
Есть лица, которые с первой встречи трудно понимае-
мы, не производят особого впечатления — это оттого, что
их обладатели не сразу раскрываются. Но есть такие, кото-
рые с первой же минуты вызывают в вас теплое, прият-
ное чувство своим ясным, непосредственным выражением.
Таким был весь облик Таманяпа — культурны!! и вы-
разительный.
Имя Таманяпа мне было известно пз газет, я знал
о зданиях, которые он построил в России, по его самого я
не видел пи разу. Теперь же, познакомившие!, с ним, я
почувствовал, сколь точно соответствует ею славе его
культурная внешность и особенно взгляд ею круп
пых глубоких глаз, выражающих светлую душу худож-
ника.
И он в самом деле был такой. Огромное счастье для
нас, что оп приехал в Армению в первые же дни возрож-
дения нашей родины и своим высоким искусством способ-
ствовал этому возрождению, искусством, которое одновре-
менно и возрождало искусство и стиль наших древних
зодчих, п по новому преображало и обобщало пашу
оригинальную архитектуру.
За годы советской власти все виды нашего искусства
(литература, театр, музыка, живопись) достигли не то н>-
ко очевидных, но и блестящих результатов. Однако, если
меня спросят, которое нз искусств в Советской Хрменпп
является самым выдающимся по своим щетнженпям и
совершенству, которое из них (оздало самые долговечные
творения, получило всеобщее одобрение и любовь, я бы
ответил:
— Наша архитектура.
И это благодаря Александру Тама вяну.
Однако на вопрос, в должной ли мере мы ценим эти
Достижения нашей архитектуры. я бы ответил:
— Нет, далеко не в должной мере.
377
I'I|\ 'IHM’MIIH I Kuril ИПИН1ГН .) Н.)1ИПОЯГ1Ц! II .Hirdro oil
r.i’ii rd no oiunondy я ri.'r.iiidii noiiirion ojh xi'indon j ОН|
*4 l гноя I.)'! I 0101 iiiijri: A ion on runili ni?j( *hii A) 11 ri.'JHfox.Hi
Oilll I* I O< I’d И 1’51->.»I HHHIIod I Villi Ill’Jirjl ‘oii’lir <>|| |{
( *|| II | .) loir II 1 til’ll Ol l*f<J III' ОП 1ОГ O| |
•Aiiifiimr |( Ano’inr.iu iniih'ii iri tj о । ( ц
•(HI liHIIOUlIr I П ПО.)АМЯ >>) Hl-irii II.>11141'00 OJI
H.) 1 oAV'l ГОН.Н1 no п ‘п.н'игп ‘HUI.I Hl'llllodril oiihiii i'o, I
iirdi.) xi'iiibHi rod xi'inr.) hi .и и bijou ion*»
hmiIoi.i'oii oiiiiino.io on i .rn • > i ио i >yo oi(* ’ivriodoi ninVdtf и
oiii.Hi.irii r ‘.niiiroi.i ii-niirii Aio.iribi oi Viiri’d.jo mmi.i опции
d.iiio.i lorindii ni'idoioji ‘*111110 iii'i 11rrd911.m11 о iionrj —,n
odndii iioinrii ni'ini.miortdr 1 11 ri odi'ii .iihA’i/1 ni'iin'od ‘J.hohi
-im.io ‘.oil( (ji'drrd ионон 11 Ad Aj}Mi nxdr oiAjiooi.iido 1 on Am
i-п 1. о и 11  >n и d 11 •II»» 01 ‘Aiiioirnrj uriiid.Hi ii.iiori.m ‘nor.Hi
Я ’ИНГИ IIIJ.I ‘XIIH III Ill'll М<Г«| 'HodoiJI.IJLIIxdl? XI'IIIHI ’.! nur
ri Hiindr ИГГ.Ш 'idoiiot 10V11 iiiAii mi Ano i.i*id.H 1.0 oh Iii.h
,> 1 i’iioi о .1011 xiioii.J i.i.iwii no l,n hi.> 11 A’ndoifi oiAin rdyo.ion.)
oiAik h HiiiiHiri'ro.i ‘jiiiiiK'oi Ax iii'Hiiilfiirdii пили.hi )iri|
инн 1 in hToii Ai 11.) oiA’K’i 1 odijo 'ii in.) iii-Hi'irrn
(iiilirii iioinod oil. ‘01111.hi 1 )>i.).> 01111 Hiidotio.) Aivoi.roii ц
ною.o'd'i ионон .> .).) 1 i»n
odiiiJiiiii.) ‘ndA' 1 jii 111 xdr Ho.H.HiHivdi? 0111 rdyo.mn.) 11 *11111.)
ni*iii"i riioinirii 1 hi H'lnjo.id.Hi i*iiini'o<l пинги к 1111. > V * к (о I
1 oh 1*11'01 .).*« .)i*Hidhi и ni'idoion ‘non.Hioroi. niiniii.Hi щ.ц
Иннин 110 nii-iii.ii.A iii'iiniAd.'i unodii oji' 01. 11 ni{iirnr|
"'.)lllllfXl*Hf и
•пн ii.’K iiihvi’4 я rAiixoi'u iii'idoio'i ‘iron 111*11111111 >11 ‘rnor.)
oioii ШП1ГКИ11ОП n.iiiiiiAr i\o>vr.) я ‘no ‘nd.in non i .hi Vi, ni'in
I'ox.ioh.hIh iii'fiiii.i|-.ii''i.*ii ’полАЧн ni'iiiiir'i.H'irii Hiiliioiri'i’r^o
‘.члн.ч'о! V\ и on ‘doi.H.iiHxdr On-H oi .hi нинг|м*| ‘i?^
'.Hiliriiodri.o 1-11 .> к.и ‘'iiiiiid 1 on.) .HiriroV
noli 11 ‘oioii i’ll *iiodion.) 11 'i bid 1 on.) o.in H.ii.oiioy *onnn'
Hinodii oiiiiiAi/oiiiird 1 orow он 01411ц n.iiiiiiOHjo nn'i.ioii
Him ПИК l.iri'i’ljjO 1’111! 111'J\ i> J l’!| r>'| 1 о I till rii||	И
ГЯ1.» iA’i.hi oioniiinrdii ri и ) гяояг|
'rjioiioroii
loifdoniodunV on, ‘он 1.1111 on d r 1 он Ho 1.11 о 1 A* 11 oiidoni rdo.) 04
'iroi.x’ii 'i.ioifr o.i; 1 ini ii'i'ii if он 1 n'odo 1 io о hi odyo ‘rdoi.irn
All I J^OIII I Oil Hdl'l'OiriJJ ‘‘I.IOl/l.- lllinrjl t()*.| 1..1О1.Г4 OOIIOH Ol'HII
udii ‘'iiHii’H.) oniiiAr ‘hiji o'lio^i’dird no4.ioiidonj ионон я
•i.ioi'r 4 H)i iHiuodn (Hii.ioid'oi .loiiiiodif 1111.mod*.) oioinrii rq.in
oi.ii. iir.ii'in 101 011 iiiriodiiiii 11 riii.loi.i o*. 0104.iiiKndr null
nirdi oiiiiii.Ai 141101,011 я 1.4 non <| 'no.iAjin ni'iiiiiiiji.H'iiH И
i\jin	> i\ i*iii*iгоi шнй А ii.ii.h’hiii'i,ok; .inmidoiii non
чн\р’| )Я » diHioiriid iii.i.hi i.itfAy iii*i(l()iii,i ‘ i ii.iix Ximix— ijhi.i
.ii.,i ihhmIii iw’I/' ’xniAdi' ii mi'niiif i.iodi'n i ‘I'ld.iiio xnmii'l'i:
о .)‘|'Л' II<I<HI<1I .Hl ‘HIIII.Hd’HHI ’I 1,111 IIИ X.Kill ,|.)| Ли 11 К.11.111
C] ,<> ‘|{Ш1<и|ИХН.1 ИРИН.11X114 V1C ‘l.’H1.1ЧГ.Н IIHIldll no)/ on ‘i'll
। ))\>i.jii «nmi.ri'ii i .ми.' > .iiiiiii<Vo\.xlii *i i. ioiiii.iH и i,Anrfi|
*.Hill.10(1 l,.)l!l| ,1011(11
rolllldll 11.4 l-H.II I ' 'HI .1000)0 OI. .10’11’4 I.H’VrO.l OHO ‘llldoi.MHI
rui.HiVii i’’9 .HiiH’i'r oi<; nil *i i.<)d i on.i < 111* i'< i i\J< 111 - > 11
I’MI'II'An II ‘*1.11111011114' И ‘lIllTCOII II 4 1.1.1 11ОГ1Л' XlflHI
,)||.( 1 X Г1Я II •>(!<l.4 II \I’II4O X 1*1 II ll.lliПО I, A’ OI.) II ‘xIHIIIOI'O.'I X 1411
,||.ц ‘\i’4(|l! XI’IIIII.Ho’Hir.KI O|.l l| ‘.X ИГ1! I..1V II II 41’1 ‘ПОГ,HI Я
jjl-4 ‘IX.HI Я — IKHXI (111 llOIXJIlId I IIOII.H1 ‘llOII.H?(l'|.1(111 K.l l„)HI HK
on hi’ » ixо]’’ tn.q; ; I’liHiicni'। «’ii i I’lr.ii iniiidii nono]/ ,i
к >11 iiiHH’d > 1.14'on (uiiiridi’j ’(Y ifi.’iiih.i .hi) iiindi’M mu
d.iiKi ‘пнтиЛин nodii xn.’i i.H.n 11’ixrdi' ‘neon in Kndoio’i ‘non
i-nod xinmiii i ll iii’idoio’i ’ rid-uv nd 11 ix.i'j'.Hiiidi । -i’h i i.iA'ji.iii
uni ня xniAdi' niiii.idoiii hj*i i niniudj iXion nr inir.i nni'idoi
он j ‘ifiiiudon i iiriilTo.i i4(|(ii..4.)i nxdii ‘oiihIoiiioii и ‘i’1/
ixrj.ii’ix ixiiHodiini *iiiiii.)ii*i,i'iid oVnn linn oioiniid'r
о i 41 MHiii.i'l | (HiiiA i.J idii xi’iiloio'i о *i i niiniii iiixA’ ‘(’ii i i i A’i.hi
miH.idoiii .hihi’i nriirio.i ‘iiininVi' .HI.4I1I nrnod.i..mu i,.»r in'iid
.inи.ii..11, я i'ido.1 н-ii.nxdi? nun’ll non ‘oiiiirV.iiiiidii.i.in oi.(;
ixniii on " n on i.1’iidHOV.Hi n.HiH'iidrni I’V ionn ‘nnd
KHX.i i’in ‘inodi.i ridoi.HH nxdy (iioiA’dl nil ‘010.1 1111 n.»iii*
.ii .in nix o|| ’A.M.id lodii i,.jA’ii i .loo.HHi.) .iji'oi •ij/.ni ii’iinnd»।
•Iiin i’iix.ioii (Hiii.iiv.idii.Hi j,.iA’V.jr.i iiodoi,m.iinxdi’ oin ‘okIohoi
.hi |{ I'.id-nni ii.i l,'n i.hi'oix .hi on i.j.iA’m hi oio k v.hj ‘n'liniji'.oi'
Ax .HiiAdi' Чен ‘iinin’n пин «ни oiojnu, h.i*i i nouoVA’ I'liijuroi'
I'idori.iinxdу и л n ri iii’Hi'ifA’n ‘I’h.niiioiiini' ‘iirni.ii.nin n
Jll’4 ‘noniliri'OVAX .14' IXH.4H.L •II.PIllli.) ы AT.и i iido I.JI.'I III xd H
()|.hho(Io\ jn.Hi я 'iiiiijionoii udon ‘nn'lim'iid i, oic инхогц
*oi*iI.ни doi n.Hiii'fi и.)i(нт ян ‘I’lluiro.i,.) ij.hiihh Jinryo m in
.ii'.hIho .H'ldoioii ‘nixniiiirni'r ujix.tnlnnxooii ojjiii» m.ioi mu
I’ll и I’lW HJOX ‘411111.4' II (1 lOHIbldoilJ-.HllI ,)}|'A ‘I’l.Jl.Hldll OIOII
d Ai 4.)i iixdu o.ioiin nrn (iioi i’ll i hi no i,.ян AToduii 149 i.’inn
.iirni’d mido.Kiji ‘n'lH’i,.) noiriifoiiioJ.190 11011V0 ин чяогияп
on .hi nm ii.4' o.ia nd[[ ixonininnu э n 011*19 >11? । •.ihiip’i/i*
•i.iiiHidov ’iii.H.o 1 nodi.ion no inroa inriitf ‘.ido 1 4.) 1,11 xdi’ 00
•in’ нт oiniiiidii mi .hoi A :or.H' ooirir.ii inmVA o|| 'n.’ii’inAix
II И Н1ПО11П4' IIIXKIIII.H'.HH llodll .1 ‘HIX I*.1.1*111 .1 II J Dll’ll A 1 HHI
•4 4(’( I’llll’l l’l П411ГО1 Ш’ГНП 4104 *111.) mill II III I.I ‘,1111
I’.ix <1.1 11411’1.) It.11О1НН111Я.1(111 11.1 ‘If 1’111*1 roij.llI III II Hl’IllllXH
400 1410 *n A(J ‘1’. 111114 4’1'ЛоПП 1(11.411.4 .1.111,'OX 1411 Kl/j<H[
только и слышали: «Таманяп уехал в такой-то район, по-
сетил такое-то местечко...», «Тамапян поехал в Ереруйк»,
«поехал в Ани»...
В этих поездках его сопровождали прекрасный специ-
алист нашей древней архитектуры Торос Тораманяп. ар-
хеолог Лшхарбек Калантар и. кажется, художник Та-
рагрос.
Конечно, это были нс туристические поездки, по ка-
кую работу выполнял на местах архитектор, я затруд-
нюсь сказать. Правда, в первые дни его приезда в Ереван
я часто видел, как он стоит перед тем или иным
старинным зданием и внимательно всматривается
в пего...
Я помню, каким обогащенным впечатлениями и
вместе с тем чем-то недовольным возвращался оп пз этих
поездок — мол, наши памятники пе только плохо содер-
жатся, но и заброшены.
— Как можно допускать, чтобы эти богатства погиб i
ли! — сказал он как-то в городской столовой, где мы.
несколько товарищей, собрались за столом, чтобы услы
шать о его впечатлениях.— Ведь это замена тельные тво-
рения веков, неповторимые творения!.. Ведь это исключи-
тельные свидетельства высокой культуры нашего пар »да!
Не все пароды могут прочитать паши книги, прочитать
нашу историю, а эти исторические намятпики красноре-
чивы и для каждого являются понятной книгой... Везраз-
лпчпе к ним — преступление!..
Когда (*го назначили председателем Комитета по oxpi-
ne древних памятников культуры, он еще чаще стат ез-
дить на места и изыскивать возможности для их охраны
и реставрации.
— Надо спасти то, чго возможно,— часто повторял он.
Л что касается Еревана, то он всегда считал, что рас-
положен он весьма выигрышно и хорошо вписывается в
окружающую природу, при строительстве города эго оо-
стоятельство надо учитывать.
Город и ландшафт должны гармонировав, дополнять
ДР.\г друга...
Мне, говоря ио правде, трудно было себе представить,
что глинобитный Ереван может быть перестроен так, что,
став современным городом, будет гармонировать с окрУ"
жающей природой, органически сольется с ней в единый
архитектурный ансамбль. Неужели это возможно?
мпевался я.
ЗЬО
По как-то раз мне посчастливилось присутствовать в
горсовете на обсуждении генерального плана реконструк-
ции города. Па заседание была приглашена довольно
большая группа специалистов, которым надлежало после
ознакомления с планом высказать свои соображенпя.
В тот день Таманяп был очень взволнован, но пригла-
шенных встречал с обычным радушием, с присущей ему
галантностью. Было видно, что за каких-нибудь десять
лет он впешне сильно изменился, и особенно изменилось
его лицо — некогда большие сверкающие глаза стали бо-
лезненными, даже в очках он видел с трудом. Теперь,
всецело занятый новыми проектами, вынашиванием пла-
на градостроительства, он даже одевался небрежно. Но
вдохновение, огонь созидания и любви к прекрасному в
нем не угас, более того — разгорался еще ярче.
Это особенно было видно, когда оп с длинной и топкой
указкой в руке раскрывал перед нами картину будущего
города, рассказывал о том, какие районы, какие площади
и какие улицы будет иметь Ереван.
Оп, хоть и был подавлен своим семейным горем, рас-
сказывал о своем плане увлеченно, очарованно, как прав-
дивый нолт в моменты творческого подъема. Когда он
говорил, что южная улица будет продолжена так, чтобы
жители всегда могли с площади видеть Арарат, или что
от Дома культуры будет проложена широкая улица-буль-
вар, откуда будет смотреться Арагац,— его вдохновение
заражало и нас; перед памп раскрывалась фантасти-
ческая картина, вырисовывался и ожпва i будущий город:
с проспектами, окаймленными зелеными поясами, садами
и скверами, памятниками знаменитым деятелям, фонта-
нами и бассейнами.
И фантастическая картина постепенно принимала ре-
альные очертания: генеральный план был прекрасен, ве-
ликий зодчий, казалось, сам уже жил в своем будущем
городе... П все присутствующие настолько были восхище-
ны нарисованной перспективой, что кроме слов одэоренпя
ничего другого сказать не могли...
С таким же восхищением было принято новаторство
п архитектуре, которое в первую очередь воплотилось в
здании гидростанции.
Казалось, все приветствуют это новое направление.
По вот, когда началось строительство Дома правптель-
СТВа, который тогда называли Домом Наркомзема, группа
381
молодых архитекторов, \В1гченпых европс|"ккпм архитек-
турным кош* i рукт нвнзмом, и в час I пос i n стилем фран-
цузского а рхin ектора Корбюзье, пабросн.тась па Тамани
па: «Караул! Помогите, спасите! Гамапян при Советах
сооружает церковь...» н т. д. и т. п.
Своеобразный армянский архитектурный сти.п» им Ка-
зался всего лппп» повторением прошлой).
Такой они подняли шум своими стагьямп. нысi силе-
пнямн и даже насмешками, что Аримане Ерзинкяи, кош
рый был в то время наркомом земледелия и заказчиком
здания, вынужден был выступиы. в печати в защиту про-
екта.
Его статья, насколько я помню, закапчивалась следую
щей фразой:
«Вы сначала сами постройте хоть какой инбудь при-
личный хлев, а потом крит пку и те...»
'Гамапян был человеком весьма чувствитгльпым, но
трудно было определить, как оп реагировал на критику.
Не поднимая головы, продолжал работать. Однако как ю
раз, когда зашла речь об этом п я спроси л его, он махнул
рукой:
— Ничего! Они еще моло 1,ы... Пусть пишут. Когда по-
взрослеют п нови дают мир — поймут, что армянский ар
мпектурный стиль не Церковный, что оп в основном но
лучил свое развитие от свойств строительных' Mairpna-
юв, Клима ia страны и географических особенностей и что
этот стиль является одним из красивейших стилей
мира...
И сам он неуклонно продолжал свое Дело, оставаясь
до конца верным нм же открытому и разработанному сти-
лю почти во всех своих лучших сооружениях... А ею мо-
лоды!* критики спустя годы пересмотрели свои позиции и,
к чести своей, оценили Таманяпа.
По 1аманяп не успокаивался па достигнутом, (hi на-
ходился в беспрерывных поисках, его мысль была носк»
янно напряжена. Когда я встречался с ним, идя на работу
и возвращаясь, всегда замечал эту самоуг.тублгшюсть.
И норой, чтоб не потревожить ого, решал даже не здоро-
ваться с ним, однако машинально кланялся. В таких слу-
чаях он смущенно останавливался, словно совершил н<ли»
правимую бсстакт ноет ь:
Ах, извините! Здравствуйте!.. По рассеянности "L'
з.|мет пл.
382
ТТет, on пе был рассеян, он, подобно вдохновенному
творцу, всегда был поглощен своими дхмамп, текущими
планами, работой.
— Надо постараться, чтобы наш город стал совре.меп
пым, своеобразным н... родным душе парода,— сказал он
как-то, когда мы снова п снова говорили об архитектуре.
И ои придал форму этой великой мечте. По, увы, он
не прожил столько, чтобы осуществить все свои мечты.
Однако сегодня пас утешает то, что его талантливые уче-
ники продолжают его великое дело.
Таманяп своим искусством и великими делами занял
достойное» место в нантеоие великих деятелей искусства.
Оп есть и останется одним нз наших великих и ярких
национальных деятелей искусства, и, несомненно, ему бу-
дет воздвигнут достойный памятник, а самым великим
ему памятником останется его великое творение — кро-
вав со всей его неповторимой красотой.
1958
МАРТИРОС САРЬЯН
Это было весной 1915 года в Тифлисе. Однажды в пол-
день, проходя но Полицейской улице, я заметил элегант-
но одетого молодого человека лет тридцати — тридцати
пяти, который!, стоя посреди улицы, сосредоточенно вгля-
дывался в дома но обе ее стороны и делал какие-то запи-
си. Он внимательно рассматривал каждый щм и бал-
кон — волпзп, издали, с боков и снова что-то записывал
в альбом.
Сначала мне показалось, что оп ждет кого-то на одном
из балконов, по оп перешел к другим балконам и стал
осматривать их с той же тщательностью.
Поведение незнакомца показалось мне столь необыч-
ным, что я невольно несколько раз оглянулся, пинаясь
понят!», что он так стара гольно изучает.
Улица, одним концом своим упирающаяся в площадь
Абас-Абадьяна, застроена двухэтажными домами с вися-
чими, удивительной красоты балконами, украшенными
тонкой, узорчатой, как кружева, резьбой. Эти балконы,
созданные с большим искусством, и привлекли внимание
незнакомца. Оп не производил впечатление чужеземца-
Почему же вглядывался в эту красоту так, будто видел с<‘
впервые, п делал какие то заметки?.. Может быть, он нн-
«Вряд ли»,— подумал я и решил, что, скорее всего,
оп служащий городской управы, делает опись, чтооы
назначить шпиле налоги. В то время ходили слухи, что
городские власти в целях увеличения доходов введут, но
примеру отсталой Гурцнн, па логи па окна, вых"ДЯ1ЦИ'‘ из
улицу. «Может, и на балконы?» — подумал я. Иначе как
384
объяснить доскональный осмотр п в особенности стара-
тельные записи незнакомца?
Сделав такое предположение, я тем не менее не удов-
летворился пм. Незнакомец по-прежнему занимал меня.
Кто он и с какой целью занимается балконами — остава-
лось для меня загадкой.
II надолго осталось бы загадкой, еслп бы я в тот же
вечер, часов около девяти, не заглянул в кафе «Чашка
чаю». Войдя в кафе, я тотчас увидел моего незнакомца,
который сидел с редактором журнала «Искусство» Гареги-
ном Левоняном за отдельным столиком. Я удивился: что
общего у Левоняна со служащим городской админист-
рации?
Не успел я сделать и двух шагов к столику, за кото-
рым сидели мои друзья, как Левонян, заметив меня, по-
манил к себе рукой. Я подошел.
— Знакомьтесь, ваш известный художник Мартирос
Сарьян.
Сарьян... Имя Сарьяпа было мне известно. В прессе
пашей и в среде интеллигенции о нем говорили с симпа-
тией... и вот он передо мной. Вот, оказывается, кто мой
незнакомец. Но, однако, что за дело этому симпатичному
человеку и художнику до балконов и окон старых тиф-
лисских домов?
Мои первые слова, когда нас познакомили:
— Я встречался с вамп сегодня.
— Да? Где? — заинтересовался Сарьян. Голос у него
мягкий, тихий.
— На Полицейской улице.
Он широко улыбнулся.
— Да... там много красивых балконов с изумительной
резьбой. Они сделаны с большим вкусом и замечательным
мастерством. Надо изучать это мастерство.
— Да,— поддержал его Левонян, слывший знато-
ком старины.— Говорят, эти дома воспроизводят построй-
ки Ани. Армяне, после разрушения Анн бежавшие в i и-
флис, поставили здесь дома по образцу своих прежних,
с такими же резными балконами. Точно такие же балко-
ны в городе Аки, среди жителей которого тоже были бе-
женцы из Ани.
— Вполне вероятно,— сказал Сарьян.— Нужно высо-
ко ценить п изучать искусство наших мастеров-строите-
лей. Я около часа разглядывал эти балконы и восхищался
кх узорами, разнообразием и изысканностью рисунка...
13 С. Зорьяп, т. 5	385
В ходе беседы выяснилось, что Сарьян приехал в Тиф-
лис по поручению Московского армянского комитета —
определить задачи и формы помощи пострадавшим от
войны беженцам п, в первую очередь, сиротам, но в сво-
бодное время изучал город, интересные, с точки зрения
архитектуры, здания. У иего всегда был при себе аль-
бом — чтобы, когда попадется что-нибудь заслуживающее
внимания, зарисовать па память. Привычке этой он оста-
вался верен постоянно. В будущем, сколько я ни встре-
чался с Сарьяном, каждый раз он что-то рисовал в своем
альбоме. Л в ту пору я виделся с ним еще раза два — в
районе серных бань и на турецком базаре, называемом
Шейтан-базар, где находится старая персидская ме-
четь. Против нее, на берегу Куры, на утесе возвышаются
крепостные стены Метехи и церковь — превосходные ви-
ды для художника. Шеитан-базар полон экзотических
картпн и красок. Сарьян с альбомом в руках медленно
бродил п делал зарисовки.
Такой была моя первая встреча с Сарьяпом. Вторая
встреча, уже с его картинами, произошла спустя два года
опять же в Тифлисе, па одной из художественных выста-
вок. где были представлены многие художники и Закав-
казья и России. Не могу сказать, сколько картпн выста-
вил Сарьян, но отчетливо помню горячие споры вокруг
них — о цвете, композиции и вообще о реализме.
Полотна Сарьяна поражали пе только новизной ком-
позиции и необычной яркостью, по и самим методом под-
хода к изображаемому. Естественно, что люди спорили:
правомерно ли использовать в живописи такие формы,
такие краски. Одни воспринимали их как интересные
новшества, как преодоление шаблона, другие отвергали
такое искусство, впдя в нем пе новаторство, а формализм.
Многих поражала своей необычностью небольшая карти-
на, где буйволы были изображены в синеватых тонах.
— Кто видел синего буйвола? Буйволы бывают только
черные. Это сделано явно для того, чтобы поразить лю-
дей,— возмущались некоторые.
— Почему? Разве вы не замечали, что в определенные
часы предметы меняют свою окраску? И буйволы тоже.—
возражали поклонники нового.
— Такого не бывает, буйвол — черный и всегда оста-
ется черным, и пи один художник, даже гениальный, не
386
может изменить его цвета. В любое время дня буйвол —
черный,— твердили первые.
— Значит, вы недостаточно наблюдательны,— продол-
жали радетели нового.— Под вечер буйволы кажутся си-
ними.
Спорили, возмущались, но одновременно и сомнева-
лись: а так ли это? Из-за споров у картин Сарьяна посто-
янно толпились группы зрителей.
Я тогда слабо разбирался в живописи, но одно мне
казалось бесспорным: краски предметов меняются в опре-
деленные часы дня. Я вспоминал, что в некоторых местах
при определенном освещении буйволы и мне казались си-
неватыми, но я не решался высказать свое мнение в при-
сутствии людей сведущих и старших по возрасту, кото-
рые продолжали спор не только па выставке, но и на
улицах, в кафе, в редакциях.
Одни говорили: «Художник так своеобразно видит»,—
пли: «Художник изобразил так, как увидел».
— Нет,— возражали их противники.— Художник дол-
жен видеть как все, его картины должны быть обобщени-
ем, а не изображать какие-то исключительные явления.
— Не все одарены острым взглядом художника, он
видит больше, чем мы,— объясняли защитники Сарьяна.
Но другие продолжали свое:
— Нет. это — прихоть, каприз. Вы можете сказать, что
художник занят поисками цвета, средств выражения...
— Пусть так. II это уже немало...
Лучший прием оказали Сарьяну в Москве, здесь его
лучше поняли, чем в Тифлисе. Слава Сарьяна росла день
ото дня, по споры вокруг его картин пе затухали ни-
когда.
После первой встречи я пе видел Сарьяпа до 1922 го-
ла, когда он вместе с семьей переехал пз Нахичевани в
Эривапь. Теперь мы уже встречались часто, почти каж-
дый день, и обсуждали тысячи разных вопросов, которые
возникали во всех областях жизни нашей возрождающей-
ся п обновляющейся родины — театр, живопись, музыка,
архитектура и проблемы строительства, реставрация и
охрана старых памятников культуры... Сарьяна прочитали
Ис только в среде творческой интеллигенции. Любили его
11 ваши руководители, потому что оп участвовал почти во
всех важных культурных начинаниях в республике не
13*	387
только в оиластп искусства, но и ооразоваппя, издатель-
ского дела, строительства. Всюду он вносил свой опыт,
вкус, понимание.
В эти годы оп усердно занимался живописью, с увле-
чением писал Армению, ее людей. Он стал певцом при-
роды Армении, се гор и ее солнечных красок.
Однажды, когда мы возвращались вдвоем с какого-то
собрания, я спросил:
— Дорогой Мартирос, откуда в вас эта любовь к яр-
ким цветам?
Он улыбнулся своей мягкой п доброй улыбкой:
— Ты знаешь, мне не раз задавали этот вопрос. Неко-
торые полагают, что я использую яркие краски для того,
чтобы привлечь к себе внимание. Не понимают, что од-
ного желания мало. Если нет любви, пет увлечения — ни-
чего пе получится. А любовь к ярким цветам у меня
с детства...
II Сарьян рассказал, что в Ново-Нахичеванской об-
ласти, где он родился, как и на всем юге России, лотом па
огромных просторах цветут подсолнухи...
— Мне вот правились эти поля подсолнухов, п в жар-
кие дни я любил посидеть в их тени... В городе тесно,
улицы неуютные, людская сутолока угпетает... А вый-
дешь в поле подсолнухов, и кажется, что мир сотворен пз
ярких красок — внизу зеленое и желтое, вверху синее,
безграничное синее небо и... в беспредельной дали линия
горизонта.
С детства мир представлялся Сарьяну сочетанием яр-
ких цветов, отсюда и пристрастие его к нпм.
— Кроме подсолнухов,— рассказывает оп,— меня при-
влекали географические карты — онп были разноцвет-
ные и иногда очень красочные. Я подолгу смотрел на них
и пытался в своих рисунках воспроизвести их цвета...
Рассказывая о детстве, он описывал поля и луга род-
ной деревни, где бегал мальчишкой...
— В воздухе тысячи насекомых, бабочек, птиц... Точ-
но исполняется концерт — трелп, писк, жужжание... От
всего этого кружится голова... Так и хочется поваляться
в траве... Неожиданно рядом появляется и исчезает та-
бун. Лошади словно обезумели — оводы кусают их. п они
спасаются бегством. Притаившись, смотрю пм вслед и
смеюсь...
Эго и пугает, и вселяет восторг...
В свободное от школьных занятий время юный Сарьян
388
работает в канцелярии отдела подписки газет и пробует
рисовать. Заведующий, заметив однажды его опыты, сде-
лал ему выговор — никчемным, мол, делом занимаешься...
Оп рисовал тогда одного старика, и портрет получался
удачным. Но старик неожиданно заболел, и родные его —
люди невежественные — сочли, что причиной болезни
явилась картина. Они настаивали, чтобы юный художник
порвал ее в присутствии старика — тогда, по их словам,
колдовство исчезнет.
— II, представь,— говорит Сарьян,— картину порва-
ли, старик поправился... Но после этого мне не разрешали
рисовать люден.
К счастью, рисунки юного Сарьяна видели несколько
человек пз местной интеллигенции, онп посоветовали ему
поехать в Москву учиться живописи.
Москва, естественно, дала развитие его дарованию, он
целиком отдается любимому делу. Но, как он сам говорит,
ему докучают уроки копирования, ему хочется писать
своими красками, вернее — воспроизвести своп детские
впечатления... Хочется вопреки окружающей серости, обы-
денности создавать яркие полотна, чтобы пробудить в лю-
дях радостное, бодрое настроение, принести пм тепло, об-
легчение. Ему кажется: желтый — самый теплый цвет,
синий — это тонн, а красный — огонь, пламя... Словом, он
стремится создавать радостные, оптимистические картины.
Это диктовалось внутренней потребностью. Такой же
внутренней потребностью явилось для него и то, что по-
сле окончания учебы оп избрал для своего художествен-
ного путешествия Восток.
Сильное впечатление производит на него, в первую
очередь, Константинополь — своим восточным колоритом,
бытом. Они так захватывают, что оп пишет здесь сорок
картин. Затем восточная экзотика Египта, Ирана, потом
родная гористая Армения.
Работы Сарьяна обрели краски родной страны, когда
он переселился в Армению. Здесь он нашел сопя — оп
увидел вокруг мир, полный неповторимого своеооразпя,
который навсегда пленил его.
Для меня навсегда памятными останутся дни ашусга
19а5 года, когда мы ехали в Москву в одном купе. Марти-
рос с особым оживлением описывает свое путешествие в
Египет, как он поехал из Капра смотреть пирамиды и
389
гробницы фараонов. Описывает живописными мазками.
В его рассказе оживают и строения, и одежды, и Нил.
и сфинксы, и верблюды в своих специфических красках
и очертаниях.
Давние знакомые, мы впервые нашли случаи погово-
рить о прошлом. Хотя вернее будет сказать, что он, отве-
тив на один мой вопрос, увлекся воспоминаниями о про-
шлом, о своих путешествиях. Его рассказ был таким
живым и образным, что я с захватывающим вниманием сле-
довал за ним, видя в своем воображении то же, что видел
он. Восток, его быт, люди, нравы проходили передо мной
в пестром водовороте... Порой казалось, он пе рассказы-
вает. а рисует,— так оживлял он описываемое характер-
ными чертами и красками. Если бы. завершая свой рассказ,
он воскликнул, подобно поэту: «Восток — колыбель моей
души»,— я бы не удивился. Напротив, я должен был бы
подтвердить: «Ты абсолютно прав».
II это было хорошо... Хорошо, что ои не увлекся евро-
пейскими, быстро сменявшими друг друга в ту пору дека-
дентскими и модернистскими течениями, фактографи-
ческим бытописательством многих русских художников,
а остался верен себе, своему восточному по духу видению
мира, которое входило как составная часть в культуру
его предков-армян. Художник родился на юге России, но
душа его всегда стремилась к востоку, к солнцу, к
краскам жарким, пламенным, ярким.
Сарьян рассказывал: когда в 1915 году в Эчмпадзпне
он увидел тысячи беженцев, спасавшихся от турецкого
ятагана, в нем проснулось сознание того, что оп — сын
этого народа и, раз уцелел, обязан всеми силами слу-
жить ему.
Никто нам не мешал, мы были одни в купе и непри-
нужденно беседовали. Вернее, он рассказывал, а я внима-
тельно слушал...
Говорили мы, естественно, п о направлениях в жи-
вописи, о их влияниях. Беседа длилась до полуночи, пока
я не предложил:
— А сейчас отдохни, дорогой Мартирос. Я достаточно
тебя поэксплуатировал.
— Какая эксплуатация!.. Я рад, что представился
случай вспомнить молодость.
И мы умолкли, отдавшись воспоминаниям прошлого.
Проснувшись на другое утро, я увидел, что поезд сто-
ит па какой-то станции, а Мартирос, успев уже прибрать
390
свою постель, зарисовывает в альбом вид. открывающийся
пз окна вагона.
Меня это нс удивило нисколько, потому что я знал;
Мартирос никогда не сидит без дела. У него всегда при
себе альбом, и он, когда не работает в мастерской, где бы
ни находился — в вагоне, на собрании, в самолете,—де-
лает в нем зарисовки. Что его увлекало — природа, кра-
сивые виды, характерные лица, движения людей? А мо-
жет быть, неповторимые линии? Да, он и на собрания
ходил всегда с альбомом в кармане. И на заседаниях
Верховного Совета он, держа альбом на коленях, рисо-
вал — выступления ораторов следовали друг за другом,
он слушал пх и что-то рисовал... В 1935 году, когда мы
вместе поехали в Москву, Мартирос заболел и две-три
недели пролежал в кремлевской больнпце. II здесь он не
хотел оставаться без дела — когда ни навестишь его, в
руках у него альбом, рисует, взгляд острый, сосредото-
ченный.
Еще удивительнее было наблюдать, как он рисует в
самолете. Однажды в пятьдесят каком-то, не помню точ-
но, году мы возвращались из Москвы. Пролетев над
Ростовом, наш самолет поднялся над облаками, и нам от-
крылась необыкновенная панорама: море облаков, скопле-
ния облаков самых разнообразных очертаний и оттенков.
II какие причудливые формы: гладкие, ровно стелющие-
ся, как снежная поляна, облака, и на их плоскости возвы-
шаются то голубоватые облачные холмы, то облачные де-
ревья, напоминающие покрытые инеем ивы или березы...
Сказочные, непередаваемые, фантастические картины...
Путники смотрели очарованные. 11 Мартирос... смотрел,
смотрел, а потом протяпул руку к карману, достал альбом
и стал рисовать.
— Но возможно ли это изобразить, Мартирос? —
невольно вырвалось у меня.
— Возможпо-то возможно, но произведет ли впечатле-
ние на того, кто пе видел этого, и поверит ли он художни-
ку? — сказал он. продолжая переносить в свой альбом
своенравные, прихотливые комбинации линий и красок.
В другой раз, летом, мы вылетели пз Москвы в 12 ча-
сов почи, и когда, после Харькова, я взглянул па небо,
уже светало. Но какой величественный рассвет! Мы ле-
тели по синему, темно-синему небу, чудилось, что плывем
фиолетовым морем, а горизонт — багровый, огненный...
Зрелище было столь грандиозно и иеооычно, что я при-
391
гласил Мартироса полюбоваться. Оказалось, однако, что
он уже давно наслаждается им.
— Ты бы немного раньше посмотрел,— сказал он.
хлопая себя альбомом по колену.— Сказочно, величест-
венно... Поистине величественно...
Интересно, сохранил лп Сарьян своп альбомы разных
лет? Какое богатство заключено в ппх...
Да, любовь Сарьяна к природе безгранична. Он часто
повторяет: природа — мой дом, самое большое мое утеше-
ние, и я восхищаюсь ею как великим произведением ис-
кусства, созданным руками неведомого мастера.
— Природа — величайший учитель. Природа — сама
жизнь. Пейзаж — это не зарисовка лишь той или пноп
картины природы,— объясняет Сарьян,— он выражает
настроение народа, его душу. Природа, залитая солнеч-
ным светом, приносит людям радость и полноту жиз-
ни — вот главная тема моего творчества.
Трудолюбие Сарьяна неиссякаемо. Однажды, в февра-
ле 1954 года, Мартирос сообщил мне по телефону, что,
как кандидат в депутаты Верховного Совета, он должен
поехать в Кировакан, Степанован п Иджеван, и спросил,
не хочу ли я составить ему компанию.
— Ты будешь писать, я рисовать...
И так всегда — лето ли, зима лп; он работал везде, где
бы пп находился. Ни одного свободного часа.
А когда начнет какую-нибудь работу, в особенности
пейзаж,— не любит, что бы ни случилось, прерывать ее,
откладывать. Работает до последнего мгновения.
Однажды, когда я находился в Доме творчества па
Севане, мне сообщили, что Сарьян приехал па остров и
сейчас, сидя один на горе, рисует.
Я поспешил к нему, чтобы пригласить на обед.
— Какой обед! — улыбнулся он.— Ты думаешь, эти
краски будут ждать, пока я пообедаю и вернусь?! Они
безбожники! — каждую минуту меняются. Обед может
быть и позднее, а такого вида уже не будет...
Что же это было за зрелище, которое могло исчезнуть
и пе повториться больше?
Картина открывалась действительно поразительная,
исполненная излюбленных Сарьяпом тонов. Солнце светило
392
со стороны Цамакаберда, из-за низких холмов и созда-
ло внизу, на воде, волшебную гамму цветов, и из игры
света на поверхности воды и зелени возникли какие-то
сказочные, нежные, воздушные образы... Сарьян не хотел
расставаться с этой красотой, этим чарующим мигом.
— Пообедать можно всегда, а такого больше не уви-
дишь,— повторил он.
П писал до тех пор. пока видение не исчезло совсем.
— Ах, как жаль! — воскликнул художник, точно по-
терял очень дорогую сердцу вещь.
* * *
Главная и самая симпатичная черта в характере Сарь-
япа — скромность. Внешне он спокоен, вдумчив. Больше
размышляет, чем говорит. Таково впечатление, когда бы-
ваешь у пего дома, когда сопровождаешь его в пути,
встречаешь на улице пли где-нибудь среди людей. Скро-
мен, приветлив, всегда добр и благожелателен и в обхож-
дении так мягок, что покойный баснописец Ат. Хпкояп
с присущим ему остроумием назвал Сарьяна «мягкий
знак». Однако встречались люди (только в среде .худож-
ников), которые говорили, что оп доброжелателен лишь
внешне, что оп пе помогает художникам, не поддержи-
вает их. Он действительно не поощряет людей бездарных,
прекрасно понимая, что это бесполезно.
— Что могу сделать я, еслп человеку бесталанному
сам бог пе в состоянии помочь? — говорит оп порой в от-
вет па подобные упреки.
На самом деле он охотно многим помогает, когда ви-
дит хоть малейший признак таланта. Разумеется, оп пе
пишет за них картины, по делится опытом, дает со-
веты.
Ксгда время от времени кое-кто критиковал творчест-
во Сарьяна, причисляя его к модернистам, оп пе возму-
щался и не впадал в уныние. Только говорил:
— Что поделаешь, оп дальше этого ничего пе знает
и не понимает. Ему, бедняге, кажется, что все художники
мира должны, обязаны писать одинаково.
Я говорил, что Сарьян спокоен и немногословен. Но
взгляните на пего, когда он пишет чей-то портрет. — ои
совершенно меняется. Он говорит с позирующим ему че-
ловеком обо всем: рассказывает печальные истории или
39.3
касается таких предметов, которые могут его удивить,
рассмешить и вывести пз состояния скованности.
Однажды, когда оп писал мои портрет, я удивился
усердию, с каким он старался разговорить меня. Я мо ।
чал, чтобы нс мешать его работе, а ои без конца задави i
мне вопросы, рассказывал всякие смешные истории... II,
видя мою сдержанность, наконец сказал:
— Чувствуй себя свободно... можешь говорить, сме-
яться, мне это пе мешает... Говори.
В то время я нс понимал цели, которую он преследо-
вал, стараясь разговорить позирующего ему человека. На-
блюдая как-то за его работой со стороны, я увидел, что он
ведет себя с другими точно так же. как со мной и наивно
спросил однажды у кого-то из его близких:
— Неужели разговоры во время сеанса по мешают
ему сосредоточиться?
— Наоборот,— ответили мне.— Во время беседы Мар-
тирос старается найти естественное и характерное выра-
жение лица, взгляда человека — именно то, что ем^ нуж-
но. Поначалу именно такова его цель, а потом ужо оп
специально занимает позирующего разговором, чтобы тот
пе задремал, что нередко случается, когда человек долго
сидит без движения.
Стремление запечатлеть характерные черты проявля-
ется, несомненно, и в том, как Мартирос иногда средн
вольной беседы вдруг достает пз кармана свой альбом н,
бросив раз-другой острый взгляд па сидящего напротив
человека, делает зарисовки. Увидев, что это по осталось
незамеченным, оп успокаивает:
— Ничего, ничего. Вы продолжайте, я так... вспомнил
кое-что... пз прошлого.
* * *
Известно, что художник должен обладать острым гла-
зом. Разумеется, это говорится в том смысле, что он дол
жен уметь нс только видеть предметы и явления в их
целостности и совокупности, но и проникать вглубь, »
суть вещей, чтобы выявить в них главное, характерное.
Этим он и отличается от обычных людей, которые смот-
рят на вещи поверхностно, видят только внешнюю их сто
pony. Л художник, как сформулировал Флобер, видит так-
же и то, что все наблюдают, по не видят.
394

они — органическая
живое, дышащее,
к
солнцу и
39.)
, и больше ничего. Л для Сарь-
часть страны, типическая, пе-
вызывающее определенные па-
Сарьяп — одни из тех художников, кто проникает
вглубь и находит своеобразные детали, выделяющие су-
щественное, как в пейзаже, так и в портрете.
Армянские । оры писали многие художники, по только
острый глаз Мартироса Сарьяна увидел пх своеобразие',
пх изменчивые' краски, пх разнообразные тени, их та-
кие характерные' липни. Для других художников наши
горы были просто горы,
я и а
что
строения...
Изображая эти горы. Сар|»яп не добивается правдо-
подобия, пе стремится, чтобы все' было верно в под-
робностях. Нет, он, насколько я понимаю, дает общее
впечатление — сгущенное, синтезированное, несущее
в себе некое содержание.
II в буквальном, физическом смысле глаза у Сарьяна
очень живые и зоркие. Даже в старости, в восьмидесяти-
летием возрасте, зрение у него удивительно острое, как у
шестиадцатилетпего. В таком возрасте обычно зрение у
людей слабеет, глаза тускнеют. У Мартироса — нисколько.
К старости многое в его физическом облике изменилось —
ослабели руки, понт, спина, однако глаза остались иреж
ними, порой даже кажется, что опп стали острее и зорче.
Под седыми бровями опп всегда сверкают весело и бодро.
В его теле (во всем его физическом существе) самое жи-
вое, резвое — глаза, его карпе глаза, а в глазах — зрачки,
которые, кажется, изучают, прощупывают тебя насквозь.
Это удивительный дар, потому что и перевалив за во-
семьдесят лет он iiiiniei поразительно живые пейзажи п
портреты. пишет с такой свежестью мировосприятия, ка
кое свойственно молодому дарованию, отзывающемуся па
мир сердцем
цветке лесов и полон, и человек, и природа, и
зданье.
Меня всегда удивляет его неиссякаемая любою
нашим горам, цветам, краскам, вообще к
Жизни.
«Наверно, в его сердце есть нечто солвцеподобное.
Думаю я иногда,— нечто такое, что питает его бодрость
, которому только-только открылись и много
все миро
Вместе с ясностью зрения в Сарьяне сохранилась и
любовь к жизни. Ои, как обычно, ходит на собрания,
встречи, спектакли и высиживает до конца, а потом часто
делится своими впечатлениями, удивляя всех зоркостью
своих наблюдении.
Он сохранил живую мысль, острый глаз и способность
выявлять суть вещей.
* * *
Пользуясь огромным авторптетом п славой. Сарьян
прост п скромен. Он знает себе цену, но никогда не смот-
рит ни па кого свысока, не кичится своими знаниями,
опытом, вкусом.
Я бывал с ним во многих городах и краях — оп всегда
тактичен п нетребователен. Ни разу я не заметил, чтобы
он подчеркивал свое превосходство пли выпячивал себя,
что делают, обычно, только люди бездарные. Народ гово-
рит: «Плодоносное дерево не задирает макушку».
Да, поразительно скромен Сарьян. Однажды, ему было
тогда уже под восемьдесят, рассказывая о своих работах,
он сказал, что за последнее время в Москве сделал три
портрета и доволен ими.
— Ты знаешь, убедился, что я — хороший худож-
ник,— улыбнулся он,— и не пмею права попусту терять
время. Хоть я и постарел, но люблю работу и должен
работать.— II неожиданно предложил: — Давай летом по-
едем в Лори и в Шамшадин — ты будешь писать, я —
рисовать...
Сказать, что Сарьян трудолюбив — мало. Человек ро-
жден для того, чтобы работать.— убежден он и другой
судьбы пе признает и не принимает. Сам он трудится
беспрерывно и неустанно н другим советует:
— Будем работать... Нужно работать... Без работы че-
ловек может заболеть...
И в работе находит удовлетворение и счастье.
Мягкий и общительный характер Сарьяна привлекает
к нему всех. Встретив знакомого, он всегда поинтересуется,
как его здоровье, дела, помыслы. Поэтому его пе только
глубоко уважают, по и любят.
Но это отнюдь не значит, что, будучи человеком доо-
рым и мягким по характеру, он снисходителен всегда
и во всем. Он умеет и возмущаться и негодовать. Когда
396
сталкивается, в общественной ли жизни пли в искусст-
ве, с грубостью, несправедливостью, безвкусицей, он воз-
мущается и жестоко критикует.
— Олухи!.. Как можно позволять такое! Как им пе
стыдно, как они не понимают!.. Нужно говорить об этом,
нужно протестовать...
Он критик, прежде всего, художников-халтурщиков,
которые, спекулируя па актуальной тематике, пытаются
своими незрелыми работами пускать людям пыль в глаза.
Мартирос считает, что истинный художник должен быть
поборником высокого искусства и ревниво оберегать свое
достоинство художника.
— А тот, кто роняет его, пе имеет права называться
художником.
Он волнуется и возмущается, когда видит в городе пло-
хо построенное здапие, безвкусно оформленную витрину
магазина, аляповатую вывеску, даже неровные панели.
Он сердится, когда видит на красивых юношах п девуш-
ках безвкусные, уродливого покроя одежды.
Да, он негодует и протестует против всего, что ложно,
некрасиво.
Он одинаково страдает, когда хвалят слабые произве-
дения любого вида искусства — будь то скульптура, жи-
вопись пли архитектура.
— Таков вкус критика, что поделаешь... Метать бисер
перед свиньей бессмысленно и бесполезно.
* * *
Сарьян, который любит и высоко ценит нашу архитек-
туру? был близким другом Таманяпа, постоянным посети-
телем его мастерской и страстным приверженцем его за-
мыслов.
Сарьян огорчается, что мы не понимаем до конца и
поэтому не можем оценить нашу древнюю архитектуру,
которая была столь самобытна и оказала такое силь-
ное влияние на архитектуру других народов. Оп удив-
ляется наивности тех, кто считает древнюю армянскую
архитектуру церковной и опасается поэтому влияния
ее стиля.
Когда несколько молодых архитекторов, возомнив себя
новаторами, подняли шум вокруг блестящих проектов Та-
маняпа, объявив его приверженцем церковной архитекту-
ры, консерватором п проч., Сарьян в гневе повторял.
397
— Невежды, не понимают нп нового, пи старого...
Когда чужие восхищаются красотой творений древних ар-
мянских зодчих, наши умники полагают, что это делается
из вежливости...
II добавлял с усмешкой:
— Ведь не у каждого народа есть древняя архитек-
тура, вызывающая восхищение. Пусть хотя бы из вежли-
вости... Нет, нам еще предстоит изучить и понять наше
культурное богатство, осознать подвиг нашего парода...
Мы должны понять — без этого нельзя пи оценить, ни
полюбить...
Сам оп. благодаря именно этому глубокому понима-
нию, творчески использовал традиционные формы древ-
неармянской архитектуры в оформлении спектакля «Ал-
маст».
* * *
Имя Сарьяпа-художппка было известно в России еще
до революции. Со временем популярность его росла, в
особенности с тех пор, как он обосновался в Армении,
когда природа и краски родной страны стали содержа-
нием его картин. Подпирающие небосклон горы, деревни
па их склонах с своеобразными деревьями, синее пебо,
плуг, вспарывающий чернозем, упряжка волов, точно жу-
равлиная стая, и другие горные пейзажи — одип другого
ярче, привлекали своими свежими красками и светлым
настроением.
С двадцатых годов Сарьян уже известен не только в
Армении и России, но и во всех республиках Советского
Союза, поскольку почти каждый год его новые картины
экспонируются на выставках в Москве. И в этих респуо-
лпках, так же как и на родине, искусство Сарьяна у од-
них вызывало восторг, у других недоумение. Но, кажется,
все-таки приверженцев у него всегда было больше.
Когда, случалось, я приезжал в какую-нибудь пз рес-
публик, писатели и другие представители интеллигенции
прежде всего спрашивали: что делает Сарьян, какие но-
вые картины создал? Спрашивали не пз праздного любо-
пытства, а потому что искренне любили его произведения.
Однажды, во время своего пребывания в Москве, я
встретил в Гослитиздате группу русских художников.
Узнав, что я из Еревана, онп спросили почти хором:
— Что делает Мартирос Сарьян?
— Здоров и, как всегда, работает.
398
Понимают лп у вас, какого большого художника
вы имеете?
У Нс с, как и везде, есть понимающие п есть непо-
нимающие.
— Но он великий художник,— сказал один.
Его искусство свежо и общечеловечно,— добавил
другой.
Остальные говорили о Сарьяне с такой же любовью
п восхищением.
Да, у Сарьяна много почитателей. И с самого начала
его творческого пути.
Такого успеха, какой имела его выставка в Москве *,
пожалуй, не знал пн один из его совремепнпков-художнп-
ков. Это было что-то удивительное, необычное. Выставку
посетило множество людей, иностранцы, послы зарубеж-
ных стран. Выставка поразила и восхитила всех, что вид-
но из книги отзывов. Английский посол пригласил Сарь-
яна на обед, французы предложили привезти выставку
в Париж.
В Ленинграде выставка встретила такой же теплый
прием и оставила такое же сильное впечатление.
Выражением всех этпх впечатлений явилась статья
И. Эренбурга в «Литературной газете» *. За этим успе-
хом, через несколько лет, последовало награждение Сарь-
яна Ленинской премией *.
На вечере, организованном в Ереване по этому поводу,
выступил и я, от имени писателей Армении. Выразив их
горячую любовь и глубокое уважение к художнику, я
сказал:
— Дорогой Мартирос, ты своим высоким искусством
обогатил вековую культуру нашего древнего народа и
возвысил Армению, как, в свою очередь, Армения — род-
ная почва, которая всегда является фундаментом истин-
ного пскусства,— вознесла тебя, подобно своим горным
вершинам, и вы (горы и ты) со своей самобытной красо-
той сталп видны всем народам.
Мы гордимся тобой и твоим неповторимым, светлым
п жизнерадостным искусством...
1955—1965
ОБ ОДНОЙ II Е С О С Т О Я В Ш Е 11 С Я ЛЕКЦИИ
То ли в пятнадцатом году это было, то ли в шестна-
дцатом, точно нс помню*. Как-то вечером мы сидели
с друзьями в «Чашке чая» н беседовали. Вошли два посе-
тителя, два довольно скромно одетых русских человека, и,
заметив Шпрванзаде, прямо направились к нему. Наш
уважаемый романист занимал обычно отдельный столик.
Он любезно усадил пх рядом, приветствовал как старых
знакомых, п между ними сразу начался оживленный раз-
говор. Один из русских был среднего роста, с маленькой
редкой бородкой и тонкими усами, другой — высокий, с
бритым лицом.
Па мой вопрос, кто это такие, один пз наших друзей
ответил, что с бородкой — писатель Куприн, а рядом с
ним — корреспондент газеты «Русское слово».
— Куприн?!
— Да, он будет выступать у нас с лекциями о русской
литературе.
Мы заинтересовались. Автор «Поединка», «Олеси»,
«Суламифн» будет читать лекции! Надо пойти послу-
шать, обязательно пойти...
Через несколько дней в городе действительно появи-
лись объявления о цикле лекций по русской литературе
«От эпохи Петра Великого до Чехова», который прочтет
писатель Куприн.
Пе одна только интеллигенция — весь Тифлис прояв-
лял интерес к предстоящему событию.
В зале консерватории, где должно было состояться
первое выступление, яблоку негде было упасть, люди
400
стояли у стой. Сюда пришли засвидетельствовать свое
почтение редакторы всех крупных тифлисских га.зет, име-
нитые армянские и грузинские писатели, журналисты.
В первом ряду, высоко держа красивую голову, сидел
Шпрванзаде.
Зал ждал писателя.
Пробило восемь, его не было.
В нетерпенье прошло еще десять, пятнадцать минут.
— Сейчас он будет, сейчас...— слышалось со всех
сторон.
Но его все пе было.
Наконец, около половины девятого, отворилась боко-
вая дверь сцены и появился Куприн, которого вел под
руку директор тифлисского цирка, красивый, статный
мужчина. Подведя его к кафедре, он спустился в зал и
устроился у входных дверей.
Я, как работник прессы, сидел довольно близко, по-
этому сразу заметил, что Куприн странно переступает
с йоги на ногу, но пе придал этому значения: неловко
себя чувствует из-за опоздания. Но какое отношение
имеет к нему директор тифлисского цирка?
Появление Куприна вызвало бурю овацпй. Когда же
он подошел к кафедре и попросил извинения за неволь-
ное опоздание, публика заулыбалась, стала хлопать, как
бы давая попять, что прощает все своему любимцу. Опер-
шись двумя руками о кафедру, он начал:
— Дамы и господа! Прежде чем приступить к лекци-
ям, я должен сказать, что мое стремление охватить такой
большой материал продиктовано желанием полней пред-
ставить процесс развития и становления русской литера-
туры...
После этого вступления последовали две-три коротень-
кие бессвязные фразы. Язык его явно заплетался, он едва
Держался на ногах. «От неопытности, что ли?» — думал я.
Но нет, заметно было, что оп весь дрожит. Промямлив
еще несколько слов, он вдруг остановился и обратился
в зал:
— Уважаемые дамы и господа! В годы ученичества я
шел в гимназию всегда уверенный, что выучил урок хо-
рошо, по стоило учителю меня спросить — терялся и двух
слов связать не мог. Так получилось и сегодня. Я шел
сюда уверенный, что прекрасно подготовлен к выступле-
нию, а сейчас стою и все словно вылетело пз головы.
Тут Куприн сильно покачнулся. — А посему разрешите
401
мне прочесть вам одну легенду, называется опа «Мысль
бессмертна» *.
Такое откровенное призвание, видимо, подкупило слу-
шателей — все зааплодировали.
Куприн пачал.
Хмель как рукой сняло, читал он выразительно, без
единой запинки, прямо как настоящий артист.
Слушали, затаив дыхание. Впечатление было колос-
сальное. Зал восторженно рукоплескал.
Все были довольны, доволен был п он сам. Ва этом
и кончились, насколько мне помнится, его лекции о рус-
ской литературе.
1964


ДУМЫ о НАШЕМ ЭПОСЕ
Впервые о Давиде Сасунском я услышал в детстве от
тех бродячих гзраров \ которые с прялкой под мышкой
ходили из села в село, пз поселка в поселок и, теребя
шерсть у крестьян, рассказывали всякие былины и
сказки.
К нам тоже ежегодно летом приходила группа гзра-
ров. Помню просторный хлев моего деда и гзраров, окру-
женных клубами шерстп. Особенно запомнился мне стар-
шин из них — коренастый старик, похожий на Моисея
Микеланджело. Старик знал множество удивительных
рассказов. Его речь неторопливо лилась под мерный ак-
компанемент прялки. И все, от мала до велика, с величай-
шим вниманием слушали этого пришедшего издалека ста-
рика.
Порою он говорил протяжным голосом, порою быстро,
ритмично. Иногда, увлекаясь своим рассказом, он на ми-
нуту прерывал работу. Казалось, что старик сам был оче-
видцем и участником событий, о которых он рассказывал,
что вместе со своими рассказами он являлся издалека, из
глубины веков и времен. Старый гзрар рассказывал о Да-
виде Сасунском...
На протяжении веков гзрары, гусаны, ашуги, проходя
по селам и городам, распространяли наш великий эпос
Wu народа.
* Давид Сасу некий» — энциклопедия народном жизни.
В поэтической форме в ной запечатлена история народа,
его быт и нравы, его психология. В то время как произ-
ведения наших историков Хоренаци, Егишэ, Фавстоса *
1 р	~
1 з р а р — теребильщик шерсти.
405
и других оылп доступны лишь представителям высшпх
сословий, сказание о четырех поколениях сасупских бога-
тырей жило в пароде, являлось драгоценным достоянием
широчайших масс.
Каждый сказитель привносил в повествование свою
окраску, свой штрих. Он старался отразить в пом жизнь
известных ему знаменитых людей, жертвовавших собою
за народ.
Главные черты, выраженные в эпосе: беззаветная пре-
данность героев народу, нерушимость братской любви, ге-
роизм и вера в светлое будущее.
Что представляет собою, например, образ Цовпнар?
Это — образец самопожертвования. Багдадский халиф,
увлеченный бесподобной красотой дочери армянского ца-
ря Цовпнар. хочет взять ее в жены. Но армянский царь
Гагик отказывает язычнику халифу. Возникает война
между двумя странами. С крыш отцовского дворца Цовп-
нар видит, как погибают люди. Сердце девушки сжимает-
ся от боли. Ведь разрушается прекрасная Армения. Луч-
ше пусть отец выдаст ее за язычника халифа, лучше
пусть погибнет опа, спасая страну.
Напрасно отец нагрузил
Так много греха па плечи моп,
Лучше бы отдал халифу меня.
Из-за меня одной много людей убыот,
11 сироты дети меня проклянут...
...Пусть я умру, погибну за отца,
Да не разрушен будет Айастап...
В лпце Цовпнар выступает образ целомудренной,
кристально чистой женщины. Это — обобщенный тип ар-
мянской гуманистки в лучшем смысле этого слова.
А каким благородным, материнским чувством напол-
нен ее образ! Можно ли без волнения читать стра-
ницы, которые повествуют о том, как она старается
спасти своих детей от смерти?! Когда рушатся все по-
пытки Цовпнар, опа просит палачей скрыть цель их при
хода: пусть они обезглавят детей так, чтобы они не испу-
гались.
Священная материнская любовь! Любовь, порождаю
щая высокие мысли и чувства.
Центральный герой эпоса, любимец сказителей в
минского народа — Давид, исторический освободитель а
суна. Он — выражение чаяний и героического духа <’Р
минского народа. В подвигах Давида воплощены подвиг1
406
Вардана п Вагана, Мушега Мамиконяна п Волк-Вагана,
всех, кто был одержим горячен любовью к родине и сво-
боде, кто во главе своих малочисленных войск творил чу-
деса в борьбе с подавляющими силами персидских завое-
вателей.
Монументальный образ Давида на протяжении многих
веков создавался безыменными армянскими поэтами.
Сколько народных сказителей и гусанов с добродушным
юмором описывали детские проделки богатыря! Певцы из
сельской среды придали его образу простоту, гуманность,
любовь к мирному труду и благородный дух. Давид не
совершает ни одного гнусного поступка. Дух интриг и
заговоров глубоко чужд ему. Он отправляется сражаться
прямо, открыто, не таясь и не желая застать врага врас-
плох. Он громогласно оповещает: «Ну, проснитесь, оде-
вайтесь, вооружайтесь — я иду!..»
Так могут поступать только борцы за правое дело.
Они сражаются пе с черной целью — поработить других.
Они борются за освобождение своего народа, за святое
и честное дело.
Маленький уголок земного шара, носивший имя Арме-
ния, был ареной бесконечных кровавых трагедий. По этой
стране проходили Дарий и Шапур — эти древние палачи
Востока, железные легионы Рима, полчища Чингисхана
и Тамерлана, арабы и татары. Эту землю топтали крово-
жадные завоеватели нового времени и вырезывали ее
мирных, трудолюбивых обитателей. Армянский народ все-
гда боролся, сражался против насильников. Истекая
кровью, он вновь вставал на ноги, вновь благоустраивал
страну, на полях раздавались трудовые песпи, возрожда-
лись памятники искусства и архитектуры — живые сви-
детели неугасимого творческого духа армянского народа.
На «голой скале разводил он костер», и вновь дымился
его очаг.
Презирая ложь и подлость, сын Давида — Мгер Млад-
ший борется со злом до тех пор, покуда «он сам и конь
его тяжелеют так. что земля не может их более выдержи-
вать». Тогда Мгер с душераздирающим детским пла-
чем бросается па могилу родных, умоляет указать ему
выход, дорогу...
Что может быть более трогательного, чем этот без-
утешный плач легендарного богатыря!
Не видя конца мирской несправедливости. Мгер, за-
таив горе в душе, запирается в мрачной пещере, он заяв-
407
лист, что выйдет из пес лишь тогда, когда старый мир
будет разрушен и выстроен заново...
Поступок Мгера — протест против бесправия. Армян-
ский парод, перенесший тысячи бед и злодейств, объяв-
ляет свой приговор несправедливому миру п стремится
К его обновлению.
Эпос «Давид Сасупский» — одно из величайших про-
изведений нашего парода. Оп стоит в одном ряд\ с нашей
архитектурой, средневековой лирикой. нашей тончайшей,
многокрасочной миниатюрной живописью, которая еще
ждет своего исследователя.
Уместно вспомнить здесь слова армянского историка
Мовсеса Хоренаци: «Хоть мы и есть грядок малый... по
много дел мужественных свершено в стране нашей...»
Да, немногочислен армянский народ, но в годины
самых тяжелых бедствий богат был верой п творческим
духом. Одно пз доказательств этого — его разносторонний
и богатый эпос.
7.9.7Р
М АТЕН АДА РАН'
Когда вы входите в этот священный храм науки, лите-
ратуры и искусства, вас охватывает чувство глубокой бла-
годарности к нашим предкам, которые создали эти руко-
писи, украсили их миниатюрами, хранили н передавали
из поколения в поколение па протяжении многих веков;
вы испытываете благоговейный трепет, листая страницы,
в которые опп вложили свою душу, свой труд. Поистине
несгибаемый дух и титанический труд—именно то, что
Дало право на существование в веках нашему пароду и
нашей культуре.
Когда же знакомитесь с историей книг пли, если мож
по так сказать, с биографией каждой пз них, замечу,
они норой бывают куда интересней, чем биогр.крин лю-
Дсчг,— впди те, какие беспримерные подвиги совершал
наш народ в прошлом, с каким уважением и любовью
относился к литературе, пауке л искусству.
Один из сюникскпх переписчиков свидетельствует.
Когда враг напал па город и пришлось спасаться бегством,
он засунул в хурджип1 2 незаконченную рукопись и вся-
кий раз, где бы пи останавливался передохнуть, вынимал
со, раскладывал па коленях н продолжал перешпе ы-
вать.
1 Мат с* и а д а р а и — государе тв< ине с
рукописен в Армении.
2 X у р д ж и и — переметная су ма.
хранилище* древних
409
В таких тяжелых условиях со ’.давались многие ру-
кописи, сегодня бесконечными рядами заполняющие стел-
лажи Матепадараиа. Количество их уже сейчас доходит ю
девяти тысяч, а сохранившихся в фрагментах — до 1500*-
Фрагменты. говоря языком специалистов,— это свиде-
тельства об утерянных древнейших рукописях огромной
научно-исторической ценности.
Рукописные книги па пергаменте и старинной бумаге,
собранные в книгохранилище, имеют самое разнообразное
содержание, начиная от канонической литературы, кон-
чая светскими сочинениями — можно найти здесь все. Ря-
дом с Библиями, Евангелиями, Четыт-Мипеямп, Чарып-
тирами (Гомплпарнямн) 1 стоят книги по космографии,
философии, истории, тут же и художественная проза, по-
эзия, медицина, как оригинальная, так и переводная. Сло-
вом, в Матена да ране представлено все то, чем могла гор-
диться богатейшая культура передовых стран древнего
мира.
Рукописи различны пе только по своему содержанию,
ио п внешнему виду: объемом, форматом, оформлением.
Есть книги-великаны. длина которых достигает полумет-
ра, толщина — четверти метра, а вес—двух пудов; есть
рукописи средней величины (их подавляющее большинст-
во) и рукописи-лилипуты, которые могут уместиться в
ладони *. Есть рукописи в роскошных переплетах, укра-
шенные миниатюрами великих мастеров, с изображения-
ми зверей и птиц; есть рукописи бедно украшенные, а
есть п без украшений. Все зависело от того, в каком веке
создавались они, кто был заказчиком, каковы были его
средства, его вкус.
Рукописи, и роскошно украшенные, и вовсе пе укра-
шенные, и большие, и маленькие, смотрят на вас с
полок книжных шкафов н пз глубин веков безгласно,
молчаливо п величественно повестку ют о тысячах оед-
ствнй, ураганом пронесшихся над землей армянской п
армянским народом, о мужестве предков, сумевших со-
хранить вечный творческий огонь и дух созидания на па
шeii земле.
Рукописи, дошедшие до пас от седых времен, неопро-
вержимо свидетельствуют о богатой духовной жизни ар-
мян, о том, что она ни на минуту пе замирала даже тогда,
1 Гомил uapnii — избранные речи.
410
когда страна попадала в зависимое положение. Псторпя
парода развивалась порой бурно, порой замедленно, при-
чудливо петляя, по никогда не прерываясь, никогда нс
теряясь в веках. Пергаментные книги дают представление
о богатстве и многообразии форм проявления духовной
жизни Древпеп Армении.
Однако не все творения армянских мыслителей древ-
ности нашли место иа полках книгохранилища. Число
рассеянных по свету армянских, рукописей, согласно
списку известного филолога магистра Месропа Тер-Мов-
сесяна, доходит до двадцати четырех тысяч *. Л сколько
тысяч было уничтожено и предано огню варварами-завое-
вателями!
Историк Стефан Орболяп, например, пишет, что. когда
в XII веке мусульмане сельджукские ханы захватили
Багаборд (в Кафапе), крепость была сожжена и огню бы-
ли преданы 10 000 рукописей. А историк Тома Мсцопеци
добавляет, что, утопив страну в крови, Тимур возвра-
щался в свою столицу Самарканд, увозя с собой армян-
ские рукописи.
Варвары грабили п уничтожали не только людей, но
и сокровища духовной культуры, то. что представляло
для парода самую большую ценность — пергаментные
книги.
По ничто по могло убить любви к книге: пе переводи-
лись летописцы, не переводились книголюбы. Наоборот,
после каждого обрушивавшегося иа народ бедствия еще
больший размах получало рукописное «книгопроизводст-
во»: в разных монастырях, городах основывались скрип-
тории, где переписывались книги, где работали искусные
череписчпкп и каллиграфы, где художники украшали
книги миниатюрами и орнаментами, где принимались за-
казы от князей, сановных священнослужителей, богатых
людей. Обычно в таких мастерских переписывались Био-
Л1Ш, исторические и философские трактаты, книга счи-
талась не только необходимой духовной пищей, по
11 Ценностью, святыней, ради которой люди ничего пе
Жалели.
С какой любовью относились в прошлом к книге, как
чочитали ее, видно пз следующего: во время воины одни
’^рсидский завоеватель увозит с собой Евангелие (руко-
чисиор, конечно) за пределы страны. Долгие годы владе-
,1еЦ р>Коплен изыскивает средства, чтоо вернуть ее. Ста-
411
рапия оказываются тщетными. Чувствуя, что копец его
близок, он пишет завещание, в котором просят сына най-
ти и выкупить книгу. П сын исполняет его волю. Руко-
пись эта теперь хранится в Матенадаране. Обо всем этом
написано в памятке к licit.
П еще: один богатый человек завещает все свое иму-
щество тому, кто сумеет выкупить вывезенные из страны
п ставшие предметом купли-продажи на чужеземных
рынках армянские рукописи.
Историк Кира кос Гандзакецн свидетельствует, что,
когда Хулагу-хан вопим в Эрзерум. изгнав отту la мало-
азиатских сельджуков, па рынке грудой валялись ста-
ринные армянские рукописи, армянские князья покупали
их и возвращали владельцам — монастырям.
В памятных записях писцов к книгам рассказывается,
что персы и монголы жгли и уничтожали книги, ио,
когда увидели, какие деньги за них платят армяне,
стали совершать набеги на монастырь и церкви, похищать
рукописи, чтобы за большой выкуп возвращать хозяе-
вам. II это были не единичные случаи; в памятных запи-
сях содержится много подобных фактов. Заметим, что
сама памятка — это по только изложение факта, но и
свидетельство о великой, доходящей порой до самопо-
жертвования любви армян к книге.
Может быть, пменпо благодаря этой любви предки па-
ши сохранили кппгн для потомков, оберегая как зеницу
ока в дни бед и разрушений, и мы сегодня, листая их.
узнаем все, что пришлось пережить нашему народу в пр0'
шлом.
Рукописи и памятки к ним говорят о том, что предки
паши стремились обстоятельно описать все, что им при-
шлось на своем веку пережить: и частые беды, и редкие
радости, дабы потомки знали «дела злых и тяжких г°*
днп».
Рукописные кппгн па древнем, по всегда попятном
нам языке рассказывают о временах, когда армяне жи.н>
интенсивной духовной жизнью; занимались проблемами
философии (Езппк Кохбаци, Давид Апхахт (Лепобеди
Mbiii), Анания Ширакаци, Григор Магистр и др.); шкали
исторические сочинении (Мовсес Хорепацп, 1st шил, Пар
нецп), книги о медицине, судебники, создавали художесг
412
венную литературу, а в дальнейшем, в Киликии при Ру-
беппдах достигла особого расцвета поэзия, проза (жанр
басен и притч).
Может, благодаря этой же любви удивительного рас-
цвета и совершенства достигли у нас книжное искус-
ство, книжная живопись, миниатюра — одна из самых
блестящих страниц армянского изобразительного ис-
кусства.
Рукописи Матенадарапа дают полное представление о
путях развития нашей словесности и миниатюры. Можно
сказать, что в рукописях, как в фокусе, сконцентрирова-
лись все важнейшие события и факты культурной жизни
нашего парода за тысячелетня.
Когда речь идет о наших рукописях, невозможно пе
говорить о миниатюре, ибо текст и живопись представ-
ляют собой нерасторжимое единство. Если бы армянская
живопись развивалась не в форме книжной живописи,
вряд ли творения наших художников дошли бы до пас
сквозь превратности времени. Поскольку в прошлом ми-
ниатюра была в великом почете, книги старались укра-
сить ею как можно богаче.
Создавались разные художественные школы: прослав-
ленная Киликийская, Хизапская (область Вана) и др.
Киликийская школа дала много прекрасных художников,
среди них блистательный мастер Григор Пицак (при-
дворный художник), Саркис Пицак (сын Григора Пи-
цака, превзошедший мастерством отца), Торос Рослин
и др. Пе уступала Киликийской и Хизапская школа, выд-
винувшая такую плеяду блестящих живописцев, как Це-
рун Цахкох, Захар, художники Иоан пес и Мовсес.
жившие и творившие в XIV—Х\ веках. Перед тво-
рениями наших миниатюристов стоишь в восхищении,
ио зная, чему больше удивляться — полету фантазии,
мастерству исполнения или свежести красок, не трону-
тых временем.
Средневековая армянская живопись в своих блестя-
щих образцах широко представлена в многочисленных
рукописях Матенадарапа, что делает армянскую книгу
еще ценней, еще значимей. Верно сказали палехские
мастера, приезжавшие, несколько лет паза i в Зчмиадзпп,
чтоб спять копни с отдельных ооразцов книжной живопи-
си: «Каждая рукопись, украшенная вашей миниатю-
рой,— это целая картинная галерея».
•ИЗ
Хотелось бы несколько слов сказать и о переплетах
кппг. которые обеспечивали сохранность рукописен. Не-
которые из них сделаны с виртуозным мастерством. Пе-
реплеты в большинстве случаев кожаные, но есть п
серебряные с тонкой филигранной работой, говорящие о
высоком уровне ювелирного мастерства в средние века;
диву даешься искусству художников, их тонкому, без-
упречному вкусу! Серебряные переплеты богато украшены
застежками, петлями, замками, свидетельствующими еще
раз о том, какой ценностью считалась книга. Правда, ко-
личество рукописей в роскошных переплетах невелико, по
сохранность пх потрясающая: миниатюры выглядят так,
словно еще пр просохли краски.
Кроме всего этого, рукописи нашего книгохранилища,
в частности сочинения армянских историографов, отлича-
ются от летописей других пародов одной особенностью,
которая, по мнению иностранных знатоков, делает пх
уникальными. Наши историографы — и известные и ма-
лоизвестные, пх было око ю восьми десятков — в своих
сочинениях охватывали материал по истории и культуре
пе только своей страны, по и многих других наро-
дов.
Живя бок о бок с разными народами, общаясь тес-
но с ними, они летоппсалн события, которые происхо-
дили в соседних странах, давали интересные сведения
об их быте и нравах. В Матенадарапе есть рукописи,
значение которых в этом смысле огромно: это сочине-
ние инока Магакпи «О народе стрелков»*, книги
Кпракоса Гаидзакецп, Мовсеса Каланкатваци. Товмы
Мецопецп * и mhoj ие другие. Здесь, пожалуй, к месту
будет упомянуть и трактат военачальника Гетума
«История татар», написанный па старофрапцузском
языке.
Собранные в Матенадарапе рукописи, содержащие
много сведений об истории и культуре других народов,
являются ценнейшим научным первоисточником для изу-
чения этих стран.
Матеиадарап богат ие только оригппа юными рукопи-
сями, по и переводными. Кроме сочинений древнегре-
ческих философов, оригиналы которых утеряны н к°Г(’
рые известны миру только в древнеармянском перево
де, здесь собраны переводные рукописи с ассирийскою,
персидского, арабе кого, еврейского языков. Зто само
по себе свидетельствует о том, как широк и разпосто-
414
ропеи был круг паучно-фплоеофсьпх интересов наших
предков.
Широта взгляда, огромный объем знаний были зало-
гом того, что Армения пе замыкалась в рамках духовной
культуры своей страны, а жила интересами п пробле-
мами, волновавшими тогда все человечество.
Матенадарад — это не только хранилище древних ру-
кописей. Правда, древппе рукописи — фундамент его,
основной фонд, его гордость и богатство. Однако он имеет
и другие отделы, научная ценность которых тоже велика.
Это в первую очередь специальный отдел, в котором со-
браны имеющие отношение к арменистике книги на раз-
ных европейских в восточных языках. Существует еще
отдел книг кавказского ареала и отдел прессы с богатейшим
собранием армянской и русской периодической печати,
с газетами и журналами, сохранившимися в одном-еднп-
ственном экземпляре.
Матенадаран — ценнейший кладезь, из которого мы
черпаем все новые и новые сведения о нашей истории,
делаем открытия, проливающие свет на далекие времена,
обогащающие знание прошлого...
Матенадаран для пас и богатейшая залежь, которая
ждет своих открывателей п исследователей. Большая
часть его материалов веками пролежала нетронутой, не
изучаясь, пе публикуясь. Есть рукописи до сих пор пе
прочитанные. Конечно, по оттого, что пе было желающих
заиятся ими, а, во-первых, в силу того, что мпогое, ранее
считавшееся утерянным, обнаружено только недавно, во-
вторых,— потому, что ощущался недостаток в снециа-
лнетах-филологах. Сейчас картина ипая: целый отряд
ученых, аспирантов с увлечением занят изучением и раз-
бором рукописей в специальных фондах архива Эчмпад-
зипа * — этом неиссякаемом источнике документальных
материалов.
Правительство Армении, придавая огромное значение
изучению и публикации материалов, предоставило кни-
гохранилищу в Ереване отдельное помещение * и создало
необходимые условия для работы. Было дано специаль-
ное распоряжение приобретать у частных лиц и разных
организаций рукописи и сосредоточить в Матенадарапе.
Уже при советской власти приобретено и собрано более
тысячи повых рукописей.
Одновременно па основе Матенадарапа был организо-
ван научно исследовательский институт * прп Совнаркоме
415
Армении. После реорганизации институт начал интенсив-
но работать. В этом году оп подготавливает к изданию
ряд исследований по истории и литературе.
Кроме этого, принято решение в ближайшем буду-
щем построить специально оборудованное здание с поме-
щениями для хранения рукописей * его заслужи-
вают бесценные сокровища вашего парода, дошедшие до
пас из глубин веков, наши старинные пергаментные
книги.
1910
О М Е С Р 011 Е М А Ш Т О Ц Е
1. И \Ш ВЕЛИ К и П ПРОСВЕТИТ Е Л Ь
Издавна известна поговорка* голь на выдумки мира.
Опа справедлива в отношении как к отдельному человеку,
так и к народу в целом.
Конец четвертого века самый тяжкий, самый траги
ческий период истории Армении: страна потеряла кну
дарственную самостоятельность, две соседние, i воль
щественные, столь и агрессивные державы Иран и и
зантпя поделили се между собой. Некогда независимая,
опа стала вассальпой — Арменией Византийской и 1)М(
впей Иранской. Мало того что захватчики навязывали ей
свои законы, чуждые армянской государственности и цер
ковпости,— опи требовали отказа от родною языка. в
этом вопросе проявляла особое рвение так называемая
«единоверная» христианская Византия.
В те мрачные дни все передовые люди Армениииони
Мали, как важно в условиях потери государственности
хранить свою национальную самобытность. снимал ,
нто для этого необходим новый мощный толчок >>
ствеппые письмена, которые сохранили >ы армян» ' ’
язык и уберегли народ от гибели. Их вдохпов. ял i | I
соседних народов — греков, сирийцев и др. Т°	*
нить свою культуру и пе потерять чувства паци * .
Достоинства, надо дать пароду кишу на р<	’
Время сделало эту задачу первоочередном, о
ния зависел всход культурной борьбы за вну ]
независимость.	.
С огромной энергией и вдохновением (мы >ь »
сказали — энтузиазмом и патриотизмом) ерстся а
14 С. Зорьпн, т. 5
417
Делп одпп из ооразоваппеишпх люден того времени, уче-
ный п политический деятель Месроп, которого народ
обессмертил, назвав Месропом Маштоцем, то есть
Мудрым.
Два года упорных трудов, поисков — и Маштоц осу-
ществляет заветную мечту своих единомышленников: он
приезжает на родину * и привозит свое творение — ар-
мянский алфавит.
Сколь велика была ценность сделанного им и как глу-
боко сознавали ее нашп предки, видно пз следующего
свидетельства современника тех событий, историка V века
Нортона.
Когда весть о прибытии Месропа доходит до столицы
Армении Вагаршапата, царь Врамшапух со своими стар-
шими нахарарамп ', католикосом Сааком Партевом и
епископами (с песнопениями, знаменами и хоругвями)
выходят ему навстречу к роке Араке. <<11 после любезных
приветствий вернулись назад в город с возгласами ра-
дости, духовными песнями. Так они все провели несколько
дней в праздничном ликовании».
Факт этот достаточно красноречиво говорит об уровне
самосознания армяп в IV веке, связывавших с созданием
письменности дальнейшее культурное развитие своей
страны, ее прогресс, духовную независимость парода.
Письмена Месропа действительно играют огромную
роль в жизни армяп: закладывается основа просвещения,
прогресса, укрепляется чувство национального достоин-
ства.
Созданный Маштоцем алфавит в фонетическом отно-
шении так совершенен, что не нуждается и по сеп день
в изменениях, а имевшие место впоследствии попытки
ввести реформы лишь ухудшали его.
Месроп был нашим первым ученым и учителем, если
хотите, первым университетом. Он не только основывал
школы в обеих частях Армении, Иранской п Впзапгпи
скоп, по и самолично преподавал, готовил молодые кадры
ученых, отбирал способных людей, посылал в Грецию и
другие страны для совершенствования образования.
Месроп был инициатором перевода многих книг па ар
мяпский язык. Он является нашим первым переводчиком.
Оп предпринял перевод Библии, начав с Притчей Соломо
1 II а х а р а р ы — крупные землевладельцы, феодалвзпр)
щаяся знать древней Армении.
418
новых. «Познать мудрость п наставление, понять изрече-
ние разума» — вот слова, которыми руководствовался
Маштоц в своей деятельности.
Этот беспримерный патриот, сохранивший в себе дух-
война и государственного мужа, своей кипучей, многосто-
ронней деятельностью сделал так много для своего на-
рода, что справедливо считается нашим великим просве-
тителем.
Чтоб представить полностью его подвиг, нужно доба-
вить: после создания армянского алфавита, согласно Ко-
рюну *, Маштоц получает приглашение из соседних стран
(Грузии и Кавказской Албании) приехать к ним и изо-
брести для них письменность. Он едет в эти страны, соз-
дает им письменность, живет там месяцами, основывает
школы, преподает, являя собой великий образец дружбы
народов.
Для Армении месроповскпе письмена явились мощ-
ным оружием самосохранения, залогом дальнейшего су-
ществования армянского парода; онп обеспечили путь
развития культуры, возможно, даже более действенно,
чем это могло бы сделать самостоятельное государство
при отсутствии национальной письменности.
В эпоху мрачного средневековья оп был светочем для
нас... Он наш парод вдохновил па создание непреходя-
щих духовных ценностей, художественных произведений.
Письмена стаповятся всесильными. Книга — мощным
средством самосохранения. Письмо и книга развивают
язык, обогащают его. Прошло немного времени, и любовь
к книге стала столь велика, что народ, не находя другой
формы выражения своей благодарности и пришатель
ности, возводит в сан святых всех создателе и книг от
Месропа до Хоренаци, Егишэ в Парекаци.
Устанавливается даже праздник — день переводчика*
(такого праздника, насколько мне известно, по имеет пи
один другой народ), и оп отмечается каждый год в ста-
ринном селе Ошакап, где покоится прах Месропа.
Парод, обессиленный в государственном отношении,
стоявший перед угрозой насильственной ассимиляции, в
кратчайший срок совершает огромный культурный ска-
чок. Вместе с пышно расцветшей переводческой литера-
турой создается своя оригинальная историография, фило-
софия, появляются патриотические книги, песни, которые
сквозь века донесли до нас свооодол юбпвый дух наших
14*
419
предков и пх стремление к независимости. 11 это пе все
Благодаря алфавиту Мссропа книга сама становится
предметом поклонения, ведь в ней заключена спаситель-
ная сила! К пен относятся как к кладезю мудрости, в ней
черпают вдохновение, в ней находят утешение и радость
Собственно, утерянную государственность армянам, мож-
но с полным правом сказать, заменили книги, сохранив-
шие пх язык. Известно ведь, что армяне в средние века
книгу завещали наследникам как величайшую цен-
ность; норой, чтоб выкупить книгу, увезенную пз
страны во времена войны, отдавали все свое до-
стояние.
Итак, наш народ своим многовековым культурным на-
следием, богатой словесностью, самобытным зодчеством
и великолепной книжной миниатюрой обязан скромно
покоящемуся в Ошакаие бессмертному Мссропу.
Пусть память о нем будет вечна!
Месроп будет жить, пока живет армянский народ!
Армянский же язык, пройдя через все испытания вре-
мени, из тьмы веков дошел до нас, чтоб в наш век просве-
щения и прогресса нс лучить повое развитие. 11 никто пе
посмеет впредь, как это бывало в прошлом, поднять руку
на святыню армянского парода, потому что язык — это
сердце парода, его самосознание.
Сегодня почтить память великого Маштоца — означа-
ет развивать, обогащать, совершенствовать язык, чтоб оп
еще лучше и полней выражал сложный внутренний мир
современного человека.
Вечная слава нашему великому просветителю!
2. В Е Ч Н Ы И СПУТНИК
Обычно говорят, что гении вечпые спутники челове
чества.
Это верно.
Для армянского парода вечным спутником является
великий просветитель Месроп Маштоц. Оп одни из тех
замечательных людей, чьи заслуги никогда по забыва-
ются.
Более того, дело его живет в веках и будет жить до
тех пор, пока жив наш народ. Со школьной скамьи Д°
глубокой старости мы пе расстаемся с его письменами,
мы не мыслим своего существования без них.
Алфавит Маштоца имел крупное политическое и куль-
турное значеппе для парода: он помог ему, несмотря на
все исторические превратности, сохранить свою духовную
самостоятельность. В условиях потери государственности
Месропу обязан армянский парод высоким сознанием
необходимости существовать пе только физически, но в
духовно, причем так духовно существовать, чтобы сохра-
нить свою самобытность и неповторимость.
Месроп стал основоположником армянской словес-
ности — опорного столба пашен культуры, постоянно под-
держивавшего в пароде уверенность в себе в веру в свобо-
ду. Месроп своими ппсьмепамп не только уберег нас от
неминуемой гибели, по и обеспечил бессмертие в веках.
Народ же, в свою очередь, отблагодарил его своей лю-
бовью и обессмертил его имя. Как оп почитаем в пароде
и как любим, видно пз одного маленького эпизода, кото-
рый я собираюсь сейчас рассказать.
Лет пять-шесть тому назад, как-то осенью, я позвал
стекольщика вставить стекло в окопную раму. Это был
ереванец-старожил, седой как лунь старик, даже брови
у пего были белые. Оп так ловко справлялся с делом, что
я, пораженный, спросил:
— Сколько тебе лет, керн? 1
— Немного,— ответил он,— около восьмидесяти трех.
— Здорово сохранился... Жопат?
— А как же!
— А сколько жене лет?
— Немного, около семидесяти восьми.
— Живет здесь, в Ереване?
— А где же?.. Но сегодня собрала повесток и поохала
в Ошакап.
Дело было осенью, в разгар сбора винограда, легко
было предположить, зачем опа поехала к родственникам,
но из любопытства я спросил:
— В Ошакап? Зачем?
— Как зачем?—удивился старпк. Потом, окинув
взглядом мою библиотеку, в упор посмотри i на меня п
с укором сказал:—Разве же ты по знаешь, что союдня
праздник Маштоца?
Когда год назад в Ялте я рассказал оо этом отдыхаю
Щпм со мной писателям и журна нитам — все были пора
жрпы. Какое действительно великое шло должен пыл со
— _ ______
1 Керн — дядя.
421
420
вершпть человек для своего парода, чтоб через пятна-
дцать веков простые люди вспоминали его с такой благо-
дарностью и благоговением. Многие сошлись па том, что
почптать столь отдаленного временем деятеля может
только народ, который глубоко ценит просвещение и
науку.
Случай этот я вспомнил, чтобы подчеркнут}, всенарод-
ность сегодняшнего торжества *. оно находит отклик во
всех сердцах, потому что это праздник просвещения п
пауки, праздник пашей культуры, праздник, равного ко-
торому пе было за все многовековое существование ар-
мянского парода.
Месроп достоин такого поклонения. потому »Гто оп со
своей негасимой лампадой прошел вместе с паро щм по
торным путям истории, вселяя веру в свет и знания. Он
и теперь идет с нами но избранному нашим народом пу-
ти. как его вечный спутник.
Слава ему!
Геппп бессмертны!
Месроп вечно жив!
Да будет всегда светлой память о пем!
1962
БЕССМЕРТНЫЙ ПЕВЕЦ
Величие Саят-ТТовы при.шали уже современники —
еще при жизни гусана его по-своему поняли и оцепили...
Само по себе то обстоятельство, что и? сотен гусанов
в столице Грузии пмепио Саят-Нова удостоился чести
быть избранным придворным певцом, показатель уни-
кального дарования поэта.
Пе обладай оп выдающимися способностями, двери
грузинского царского дворца, конечно, никогда пе откры-
лись бы перед ним. Их растворил великий талант — сво-
им словом и поспей.
На Востоке всегда почиталась задушевная песня,
красочное, полное глубинного смысла слово, а Саят-Нова
был их непревзойденным, не знавшим соперников
мастером.
Однако прошли годы, бурные годы, которые потрясли
мирную жизнь Закавказья, и Саят Иову забыли. Песнп
его исполнялись, ио автора забыли...
Только спустя десятилетия, вернее даже сказать,
спустя сто лот, ого воскрешает любитель искусств, врач
по профессии, Геворг Ахвердяп, который с оолыпой лю-
бовью и бережностью выпускает в свет его завет in ю < Гет-
Радь», восхищенный песнями гусана, их утонченными
формами и чарующей речью.
Сознавая величие Саят-Повы, Оощество кавказских
армянских писателен во главе с Туманяном второй раз
воскрешает поэта, переиздав его очаровательные песни и
воздвигнув ему памятник.
После этого Саят-Пову признали и за пределами За-
кавказья, и прежде всего — русский поэт и \чепып Вале
Рий Брюсов, написавший, что Саят-Нова поэт, которым
423
Может гордиться любой народ, что он одни из величай-
ших мастеров мировой поэзии.
А сегодня совершается уже третье возрождение Саят-
Новы в условиях, когда наш народ обрел гос\дарствен-
ное™,— п в более широких масштабах, когда юбилей его
отмечается во всем мире. Благодаря юбилею люди разных
стран, хотя бы в небольшой степени, познакомятся с этим
самобытным и глубоким поэтом, который составляет сла-
ву парода.
Имя Саят-Новы действительно пз тех. что питают на-
шу национальную гордость, и этот юбилей послужит то-
му, чтобы наш народ, любящий своего гусана, лучше
узнал его, глубже проник в его творчество.
Много писалось об общечеловеческом значении твор-
чества Саят-Новы, о его песнях, полных любовных излия-
ний, отмеченных многими достоинствами, но мне кажет-
ся, что самое удивительное в его творчестве — необыкно-
венное мастерство, его искусство, всегда такое сложное
и одновременно такое простое. Когда сравниваешь ею
песни с песнями наших средневековых поэтов, скажем, со
стихами лучших из них — Константина Ерзыикацп, Оване-
са Тылкуранцп. Григора Ахтамарцп,— замечаешь огром-
ную разницу. Взяв у них лучшее, Саят-Пова совершенст-
вовал как технику стиха, так и язык, он шагнул далеко
вперед от своих предшественников — его песни более гар-
моничны, более благозвучны, более проникнуты жизнью,
стих его богат аллитерациями, неожиданными пышными
(но никогда не напыщенными) образами, сравнениями;
краски быстро сменяются с какой-то самопроизвольной
щедростью. II так как все это дополняется эмоциональной
глубиной и утонченностью мысли, обаяние их неотразимо.
Невозможно оставаться равнодушным к его песням, моо
это слова, идущие от сердца, а слово, идущее от сердца,
захватывает, заражает.
Кроме того^ у Саят-Новы необычайное чувство меры,
то есть такт великого художника, который виден в вели-
колепных пропорциях его песен. То же самое можно сьа-
зать о его языке., живом и гармоничном. Это уже пе средне-
вековый армянский, па котором писали певцы-несенпикв,
и не книжный, на котором слагали стихи многие мо-
нахи и светские поэты. Саят-Пова пишет на живом разго-
ворном языке, на том самом языке тифлисских армян, на
котором позднее, сто лет спустя. Супдукяп написал < вон
реалистические пьесы. В вопросе языка, следовательно,
424
наш гусан был реалистом, человеком нового времени. От-
правной точкой для него была окружающая жизнь. «Слу-
житель народа» понял потребности парода, он не писал
только для нзораппых, постоянное общение с народом
стало предпосылкой живого языка и непосредственной,
безыскусной, задушевной песни.
II можно только удивляться тому, с какой гениаль-
ностью оп использует этот говор, чтобы выразить свои
самые разнообразные, самые тонкие переживания и эмо
цпп. II здесь Саят-Пова предстает перед нами как худож-
ник необычайно высокого вкуса.
По в чем секрет того, что на несоверпюпном языке,
вернее даже, говоре того времени, оп создал такую совер-
шенную поэзию — поэзию глубоких мыслей и великолеп-
ных образов?
Секрет, бесспорно, в том, что поэт был человеком бога-
того сердца и огромпого вдохновения, он принадлежал к
тем, о которых древппе говорили: «в нем ость искра
божья».
Каждый раз. читая ого стп.хп. я вспоминаю слова рус-
ского ученого Тимирязева о том. что мысль по своему
происхождению восходит к солпцу.
Вот п мпе всегда кажется, что песни Саят Новы име-
ют солнечное происхождение, во всяком случае, в них
есть нечто солнечное — они всегда сверкают, ослепляют
своими красками и, что еще важнее, всегда согревают
сердца, даже охладелые.
Поэтому невозможно оставаться равиодуитпым, елх-
птая поспи Саят-Новы, поэтому искусство его бессмертно.
1963
ХАЧАТУР А БОВ ЯН
Хачатур Абовян...
Самая светлая и в то же время самая трагическая
фшура в армянской литературе. Светлая своими помыс-
лами и деяниями, трагическая — судьбой.
Решающее влияние на духовное формирование Абовя-
на оказали детские и юношеские впечатления, связанные
с ужасами перспдско-хапского господства в Армении:
огромный след оставило в нем и пребывание в старинном
центре просвещения — Дерптском университете.
Хотя страдания парода омрачали его душу, Абовяла
никогда пе покидала надежда, что долгожданное освобож-
дение от персидского ига приведет в конце концов стра-
ну к культурному возрождению.
Человек огромного таланта, пежпой, впечатлительной
души и горячего темперамента, Абовян по мог не выра-
зить эти настроения в своем творчестве. II действительно,
все его творчество было ярким выражением этой боли п
надежд.
Будучи высокообразованным человеком, он видел, к
каким последствиям привела Армению потеря государст-
венной самостоятельности: владычество иноземных пора-
ботителей остановило рост культурного развития страны,
повергло ее в невежество и нищету. Абовяп был свидете-
лем того, как другие пароды — малые и большие, стано-
вясь па путь просвещения и прогресса, добивались
культурных успехов, а его родина — очаг древне» высокой
цивилизации, никак пе могла оправиться от тяжких ран.
Подлинному патриоту, А Повяну было больно сознавать
угнетенное1 положение своей родины, и оп начал призы
вать своих соотечественников к борьбе за культурное
426
возрождение. став глашатаем новых идей, передовых на-
строений своего времени. Его голос звучал как набатный
колокол, как призыв к действию.
13 предисловии к роману «Рапы Армении» он сравни-
вает себя с сыном царя Креза, который двадцать лет был
скован немотой и, только «увидев неминуемую смерть
своего родителя, вдруг заговорил... сердце подало глас...».
Боль и тревога за судьбы своего парода, стоящего пе-
ред лпцом самой страшном опасности — духовной смертп
и потери чувства национального достоинства — заставили
его взяться за перо, звать народ к пробуждению и само-
сознанию, указывать ему пути спасения и возрождения.
С огромным вдохновением работает оп над первыми
своими произведениями. Л потом создает свой шедевр —
роман «Рапы Армении», произведение, которому суждено
было предопределить весь дальнейший путь развития на-
шей литературы. Писатель вложил в него весь жар души,
все помыслы, надежды, стремления, без волнения невоз-
можно читать это произведение и сейчас.
Каким источником вдохновения была для Абовян а лю-
бовь к родной стране, видно из следующих строк:
«Армения, словно ангел, предстала передо мною и
придала мне крылья. Отец с матерью, дом, детство, все
когда-то сказанное, слышанное — так живо мне предста-
вало, что я обо всем забыл. Сколько было в голове моей
глухих, затерявшихся, забытых мыслей — вдруг все они
раскрылись, все вернулись ко мпе».
Здесь ключ к пониманию неповторимой творческой
индивидуальности писателя. Взволнованность и страст-
ность, непосредственность и порывистость отличают но
вествовательпую манеру романа. Отсюда своеобразие и
его стиля, многопланового, стпхпйпо-стремительпого, как
бурный поток. То автор рисует картину сельской жизни,
то совершает экскурс в историческое прошлое, то бичует
Пороки современного ему общества, то уводит читателя от
канвы повествования многочисленпымп лирическими от-
ступлениями. Но каковы бы ни были отступления и от-
клонения, произведение пе теряет своей цельности и,
главное, целенаправленности. Справедливо было бы ска-
зать, что этот стиль тоже есть выражение эпохи, времени,
когда у нас пе было пи газет, пи журналов, когда не было
Даже писателей, пишущих па светские темы. Абовян был
одинок, трагически одинок, ему одному предстояло спра-
виться с задачей, которая под силу была бы совместным
427
усилиям mhoiiix единомышленников. Надо было охватить
многие стороны жизни, откликнуться на многие важные
вопросы.
Роман «Раны Армении» больше похож па поэму, на-
писанную в порыве огромного творческого вдохновения,
подобно поэмам Байрона, которые тоже характеризуются
частыми лирическими отступлениями, отклонениями от
сюжетной линии.
Однако к какому бы жанру мы пн относили «Раны
Армении», роман остается произведением могучей силы,
сыгравшим исключительно большую роль в пашен обще-
ственной жизни.
Если правы те, кто говорит, что писатель — выраже-
ние своего времени, то Абовян лучшее тому доказательство.
То, что чувствовал п переживал Абовяи, бесспорно,
чувствовали и переживали многие передовые люди его
времени, во выразить этп настроения с такой художест-
венной силой суждено было только одному ему. Абовян
оказался выразителем дум и чаянии своей эпохи, ее гнева
ц боли.
А творить п работать приходилось ему в тяжелых
условиях: с одной стороны, консерватизм и косность цар-
ско-чиновнического режима, с другой — отсталость и тем-
нота народа. Доказывая правоту своих идей, ему порой
приходилось разъяснять, проповедовать, убеждать, вести
огромную просветительскую работу. Он обращается почти
ко всем литературным жанрам: пишет романы, повести,
стихотворения, басни, очерки, педагогические иропзведе-
ния, много переводит.
Абовяп основоположник нашей повои литературы и
современного литературного армянского языка, ио этим
не исчерпывается его значение. Он пати учитель, давший
такие образцы художественных произведений, по кото-
рым учились, в которых черпали вдохновение все после-
дующие поколения армянских писателен. Смело можно
утверждать, что с Абовяна начинается развитое нашей
литературы в двух направлениях, старшими представите-
лями которых были Раффи п Нрошян. Первый развил его
национально-освободительную, героическую лилию, вто-
рой бытописательную, связанную с деревней, жизнью
крестьян. Эта последняя лилия прослеживается до само-
го Ованеса Туманяна, конечно, приняв другие формы
выражения. Абовяновская интонация явственно еды
шится в стихах нашего великого поэта, она — в близо-
сти к народному духу, народному слову, народному ха-
рактеру.
Абовян был пе просто культуртрегером, а большим
писателем, сказавшим свое новое слово в литературе, на-
шим новым просветителем.
В прошлом его пе раз сравнивали с гениальным поэтом
средневековья Григором Парекацп. Сила огромного вдох-
новения, лакал страстей, глубина п напряженность мыс-
ли действительно в чем-то роднят этих двух гигантов на-
шей литературы.
Абовяп — истинный сып своего времени, и поскольку
время настоятельно выдвигало проблему просвещения, то
вопросы, связанные с решением этой проблемы, п опреде-
лили характер ого творчества и деятельности. Оп ищет
пути просвещения народа, скорейшего преодоления отста-
лости. С каким воодушевлением говорит оп об успехах
своих учеников, сколько прикладывает стараний, чтобы
онп получили образование и понесли в парод учение и
свет. В лице героя романа «Раны Армении» Агаси он
создал образ борца за освобождение своего народа, образ,
с которого надо брать пример. Абовяп считал, что каждый
народ развивается и культурно обогащается благодаря
усилиям своих верных сыновей, беззаветно преданных
ему, отдающих все силы ему, если надо — и жизнь.
Добавим к сказанному еще, что Абовяп был великим
гуманистом. Будучи сыном угнетенного народа, он нова
видел чужеземное насилие, по никогда не переносил свое
неприятие деспотов и тиранов на народ, четко разграни-
чивая эти два понятия. Он был полон любви и симпатии
к другим пародам: «Ведь они такие же. как мы, люди,
сыны своей страны, опп также имеют душу, онп также
хотят жпть, пользоваться благами мира...» Блестящее вы-
ражение этой стороны его мировоззрения представляет
собой рассказ «Турчанка».
Жизнь Абовяна, его литературное творчество и обще-
ственная деятельность — настоящий подвиг, совершен-
ный во имя народа. Она, подобно факелу, озарила и>ть
просвещению п культуре. Благодарный народ никогда не
забудет своего великого сына.
1955
428
МИКАЭЛ НАЛБАНДЯН
Имя Микаэла Налбапдяпа, так же как п пмя Хачату-
ра Абовяна, бессмертно. Эти имена — самые заветные
средн деятелен нашего прошлого. Зачинатели про-
гресса, онп вдохновляли поколения свободолюбивыми
идеями и заслужили своимп делами нашу вечную призна-
тельность.
В деле развития армянской передовой общественной
мысли труды Налбандяна неоценимы.
Человек огненного темперамента, оп еще восемпадца-
тплетнпм юношей целиком отдался общественной де-
ятельности и до своего заключения в тюрьму, п даже в
тюрьме, до самой своей смерти боролся с любыми форма-
ми насилия и мракобесия.
Вся его короткая жизнь — это борьба, борьба против
реакционных сил — армянской буржуазии и клерикализ-
ма, борьба за армянскую литературу и язык, борьба за
знания, за передовые идеи, борьба за освобождение ар-
мянекого парода.
что освобожлпР°и1Л0Г0 века Налбандян понимал,
«рп условии <>с1(обождепвяКОГО Варода ВОЗ'|ОЖИО та|ько
С Герценом Чепппп/' всех паР°Д°в России. Вместе
цнопиой демократии ВС1?Ш 11 ДРУгп'»я деятелями револю-
жавия и крспостПичостваРепСЯ ПР',Т"В царского гам<«Т
султанской деспотии „	’ ротпв свирепости турецкой
ропейских стран твоблПР°ТНВ ^олопиальпой политики ев-
пародов, в том числе папл°тСЛ000?КДе,П1Я BC°V >’гпетепиь,х
ИО ОТ турецкого т, т 1 ярмяпского народа — одповремеп-
чп гуманистом "орского „га. Микаэл Налбандян, буту-
са.м говорят он1<>1ПДаЛ се,,дцсм пламенного борца. Как
’ °ц <<нес ,,а сердце тяжесть народной дми»
430
п добровольно записался в ряды защитников его прав.
И боролся мужественно и самоотверженно, не страшась
тюрьмы, ссылки, смерти.
За свою неутомимую, бурную деятельность Налбандян
подвергался суровым преследованиям, но не прекращал
ее до конца своей рано оборвавшейся жизни. Оп никогда
не сдавался и пе прекращал борьбы, исполненной дер-
зости и отваги. Когда прослеживаешь ого жизнь, она
представляется пламенем, в котором он сжигал себя и
освещал армянскому пароду путь к освобождению и про-
грессу.
В одном из своих произведений он пророчествовал, что
через сто лет армянский народ будет свободным...
Микаэл Налбандян — один из тех, кто ковал нашу
свободу.
Вечная память тебе, наш великий, отважный сооте-
чественник.
1954
М о II ТУМ У II Я ц
бя. чтоК,рр ппл’ °"раЩаясь к Туманяну, я спрашиваю се-
п/ооп^Т 3™ГО П°ЗТа ве‘П1К™’ ’’«'’‘‘МУ народ лю-
опт его огооепло глуооко, чем он околдовывает пас?
ччаия и1* 1,оЭА,Ь1, РасС1'Язь1 и стихи армянские писатели со-
ки. п . „П " "0(’,,С Ь^аняна, народные легенды и сказ-
иос ie * ,LH Л1,Т(ТатУР° также обрабатывали и прежде и
1Inrl,WJh M0Jk< т’ А-Манян ввел в отечественную словес-
оворшеппо новых героев, совершенно новые моги-
. ’ п Пг'СП’ какпх и 1,е” прежде не было, и они то и дела-
ют всенародно люопмым его творчество?.. Опять-таки пет.
глп-2НЯИ 110 пРинос с собой ни совершенно новых тем, пн
пГг.э М ппвых идей, пи совсем новых персонажен. Его
‘• Долг иных крестьян п крестьянок мы встречаем у
‘ " 1аВПа’ ’ *Ч)П|Пят1а и у плеяды «деревенских» пн-
« *лси; даже I нкор во многом похож на Гало пз «Золо-
того петуха» Гаффи.
гр	* *
с iip.iBc I вг‘иные истины, которые содержатся в творс-
\ ^Ма,,Я1,а> опять таки можно найти и у его нре.д-
тн пинков (начиная с X. Абовяна), и у сю современ-
1 ак что же тогда делает именно Туманяна особенно
любимым?
х )ш ню /ко, народность его, мастерст во. Его простое,
ai.or, рсалиг । пческое искусство, которое всеобьем
। ИЦ. во >р,1ло и г концентрировало в себе народный стиль
к "iT'11’1 ,,,‘|Р,,л»енпя и прозрачную чистоту родного я и»ь
|!<(>м лгим царит народный дух, которым про
ткнута каждая его строчка. При атом Туманян одарен
велпчапшпм чувством моры, свойственным лишь подлип
ным художникам (одарен больше, чем кто бы то пп бы-
ло), и тончайшим я илковым чутьем, чувством слова.
Вместе с народностью художественной формы у Туманя-
на естественно проявляется удивительно глубокая, родст-
венная близость народной интонации. Все это свойства,
которых, — взятых в комплексе,— как раз п недоставало
большем части его предшественников и современников
(особенно в поэтических произведениях).
Jin один наш писатель не воспроизвел мпр армянской
деревни так многосторонне и в таких характерных чер-
тах, как 3 умапян. Склад мышления и мораль простого
армянина, в особенности армянского крестьянина, его ми-
ровоззрение и мировосприятие наиболее зримо отражены
именно в произведениях Туманяна; в каждом из них вы
чувствуете что-то родпое п неприпужденпо-естествеппое,
и оно тотчас же очаровывает и захватывает вас. В своих
произведениях (будь то стихи или проза) Туманян не
предлагает вам пи фактописательства, ни голых идеи,
выраженных тяжеловесными и напыщенными словесами.
Нет, он находит события, поступки, переживания, выну к
ло характеризующие народную жизнь, подает их очень
естественно, без нажима и этим вдыхает жизнь во все,
чего коснется его перо.
Именно таким образом Туманян, силою своеобразного
искусства, заставляет иеновые темы и идеи зазвучать
громче, с новой, пронизывающей силой. Это яркий при-
мер того, как подлинное искусство возвышает материал.
Поэт прекрасно знает, что в искусстве важно не только
что, но и как, и добивается своего без малейших вату ж
вых усилий.
Да, Туманян со своим мастерством похож па чародея;
читая его, вы даже как бы пе замечаете, что это написано
па бумаге,— но настроению, форме, интонациям его при
взведения кажутся живой народной речью; вы чунствуе
те, что поэт вышел из глубин народных, впитав и скон-
центрировав в себе все, что составляет жизнь и сущнопь
народа,— и его чистую, благородную tyiiiy, его гуманное
мировоззрение, и его нэпу ригельные будни, его скудное,
нелегкое житье... Одним словом, в произведениях 1хма
вина, как заметил В. Герьяп, «родные ранить и улыбки
и ро щое горе...».
Но, разумеется, горя было ку ia больше, поо вокруг
себя поэт видел мало радостного.
433
Вступив nil литературное понршце, Туманян припое
с собой образ родной земли, ее пестреющие цветами горы,
ее бурные потоки п печальные, очень печальные села.
Повседневная армянская жизнь стала под его пером пред-
метом поэзии. Правда, до пего определенные шаги уже
сделали в этом направлении Г. Лгаян и Поанннспап,
однако армянскую деревню в столь широком охвате, под-
линные чувства ее обитателей, ее быт так рельефно п
красочно впервые воссоздал именно Туманян. Воссоздал
в незабываемо живых, ярких картинах и образах,— как
в своих поэмах, так п во многих стихотворениях. Особен-
но великолепны его пейзажи, светлые картины природы,
каких пе найти пи у кого из армянских писателей, сто
предшественников.
Многие явления п факты прошлой! жизни, которые
другие авторы лишь отметили мимоходом, Туманян изоб-
ражает с высоким мастерством, порою в глубоко драма-
тических ситуациях, с особой душевной болью; прп этом
он никогда не перегружает произведение этнографически-
ми п бытовыми деталями.
II вот это-то мастерство и стало новым словом в изоб-
ражении пашей деревни. Оно естественно углубляло со-
держание знакомых тем. и они вырастали в обобщении.
Высокое мастерство, повторяю, поднимало материал. Тра-
гедия Лнуш была трагедией армянских девушек вообще,
старик из «Стенаний» жил в любой армянской деревне,
многие персонажи из современных произведений и из ле-
генд становились пе только общеармяпскимп, по и обще-
человеческими.
II все это происходило опять-таки благодаря мастерст-
ву Туманяна. Благодаря глубочайшему знанию жизни ар-
мянского народа, его души, его духовного мира, благода-
ря умению реалистически видеть все это и реа нити
чески воспроизводить. П еще немаловажное обстоятельст-
во: в написанном им вы всегда чувствуете биение сердца
самою поэта, и это так согревает материал, что читателя
увлекает судьба героев и он сродпяется с ними. С)оретают
кровь п плоть и этнографические детали, черты жизни
горцев, вплоть до их предрассудков и древних ооычаев.
Большие поэмы и короткие рассказы Туманяна пз сель-
ской жизни явились, можно сказать, своеобразным юрьл
лом, отразившим многие и многие стороны жизни н oina
армянского крестьянства. Они стали, таким образом,
го рода документами, запечатлевшими благородные черт1
армянского народа: правдивость, человеколюбие, мечты о
лучшей жнзян.
Благодаря светлому искусству поэта воскресли п за-
сверкали, подобно алмазам, и древние сокровища родного
парода — легенды и сказки. Они составляют весьма су-
щественную часть творчества Туманяна.
Все это н стало новым словом в нашей литературе.
* * *
Любопытную картину являет взору творческий путь
Туманяна. Его душа объяла все мироздание — от ущелий
родного Лорп до далекой звезды Сириус. Этот творческий
диапазон поэта напоминает в какой-то мере в своем росте
и развитии сюжет переложенного Туманяном стихотворе-
ния «Раздумья птицы». Открыв глаза в своем гнезде, пти-
ца видит, что мир устроен из соломы, потом думает, что
оп пз листьев, а ее гнездо вознесено над миром. Спустя
еще некоторое время опа убеждается, что мир широк и
просторен. А научившись летать далеко, очень далеко,
птица уже пе может попять, пз чего же сделал мир, хотя
он и пе кажется ей чужим.
Так и Туманян. Сперва оп описывал тяжелую жизнь
парода, какой видел ее в детстве в родном Лорп. Это —
«Песня пахаря». «Старинное благословенно» и другие
стихотворения, в которых слышатся горькие жалобы на
безрадостную долю крестьянина, чувствуется боль за то,
что крестьянина грабят и своп и чужие, что стоп стоит
пад деревнями, что предрассудки уносят все новые жерт-
вы. «Маро», «Лорпоц Сако». «Ануш» — вот поэтические
свидетельства этпх тягостных впечатлений детских лет...
В пнх колорит родной земли, чистая и бесхитростная пси-
хология простого человека, хорошее зпапне всего строя
армянской жизни. До Туманяна писатели, за редким ис-
ключением, изображали армянскую землю в оотцих сло-
вах, абстрактно. Оп был первым, кто дал конкретно ха-
рактерные описания родной земли,— и вы видите, почти
осязаете эти картины, озаренные светом истинного ис-
кусства:
В Лорийском ущелье одна пред другой
Угрюмые скалы стоят вад рекой
II, «брови сведя, пе мигая, в упор
Дру 1 в друга вперяют спои каменный взор
(Перевод А. Тарковского)
435
или:
Вдали — монастырь проступает во мгле,
Здесь — бодрствует крепость на голой скале,—
Пз башни доносятся крики совы,
И гнутся от ужаса стебли травы;
В глубины ушелья, как страж этих мост,
Глядит покосившийся каменный крест.
(Перевод А. Тарковского)
Это подлинная горная Армения, какой пе пай шин. у
другого армянского писателя. П картппы жизни в родных
местах Туманян воспроизводит в таких характерных чер-
тах, что они становятся обобщением, становятся картиной
армянской деревни вообще.
Когда пришла зрелость духа п мысли, поэт увидел,
что его народ повсюду пребывает в столь же бедственном
положении. Увидел, что не знает покоя армянпн-труже
ник, что его подвергают гонениям в собственной стране,
посягают на его имущество, на его душу, па его жизнь,
что само существование армян как нации постоянно нахо-
дится иод угрозой. Видя это, поэт пронпкается горем п
болью всего народа:
Страданья народа низвергли мепя
С нагорий Гугарка, цветущих весной,
П скорбную лиру порою ночной
Вручали мне, душу стенаньем тесня.
(Перевод В. Державина)
села стала г-а °М'’ ^ак ^езрадостпая каРтппа жизни одного
Лови мялп-гг PTllH0U ВССХ аРмянскпх сел, так п горести
безбвежпор °Малу превращаются в «армянское горе—
поэта F ЛОре>>’ и в этом море скорби стране дет душа
ящее его пягУЦЧиПЯСТ ^оль Пе только подневольное пасто-
че п ттргрппР0Да’ П° П полпос скорби прошлое, в том чпе-
ской 1 елдарпое прошлое. Освобождению земли армян-
войнч» к саяЩает ряд стихотворений и поэму «Старая
шет «Лянплч г ЛеИПЮ’ оставшУ1Ося неоконченной. Оп пп
за снобпплт тт ас-'пского>> как пример героической борьбы
у. Даже в легендах оп отражает многочисленные
неутешительные явления общеармяпской жизни.
Однако, как бы печальны и горьки ни были пастоаа’1(,
и прошлое его народа, поэт не теряет надежды па л\
будущее. Правда, иногда его одолевают печальные
ему кажется норою, что блаженны лишь певцы пр’
436
времен, поо в пх время еще жпвы были «мечты об осво-
бождении армян», но в то же время Туманян не забывает,
что армянский народ дал ооет, заветную клятву стремить-
ся «всегда к свету», что именно к этому свету лучшего
будущего «долгие века мы идем, все выше и выше, в
армянских горах, суровых горах».
Страстное стремление к свободе плп, точнее говоря,
историю борьбы за свободу поэт сумел обобщить в
нескольких строках о том. как народ в постоянных бо-
реньях, принося жертвы, стремится со своим «истерзан-
ным в клочья знаменем» из тьмы к свету, не переставая
ждать, «когда же наступит ясное утро в армянских горах,
зеленых горах...».
Светлым, чистым душам свойствен оптимизм. Даже в
тяжелейших, суровейших условиях армянской действи-
тельности Туманян, хотя и видел всю пучину армянского
горя, не терял, как уже было сказано, надежды на буду-
щее, не предавался обезоруживающему пессимизму. Буду-
чи хорошо знаком с армянской историей, оп знал, что наш
парод со времен древнего Вавилона боролся и выстоял
против всех бедствий, преодолел множество смертельных,
грозивших гибелью опасностей, дошел до XX века, и его
несгибаемый дух по-прежнему полон мечтами об освобож-
дении... Вот почему Туманян, плоть от плоти и кость от
кости своего народа, никогда не терял надежды и. подоб-
но пароду, умудренный его тысячелетним опытом, верил,
что «мир таким не останется», что народ, пусть ценою
многих ран п потерь, все таки увидит «зарю новой жизни
для всех», что «па святых склонах» Арарата будет «новая
жизнь с новыми песнямп и новым словом...». Так проро-
чески писал поэт в 1915 году, вселяя надеж лу во все
души, отчаявшиеся в эти скорбные для армян дни... II он
Делал это без высокопарного оптимизма, без литавр, но
С ясной духовной уверенностью, которая была для него
так естественна п органична.
Туманяну вообще было чуждо все искусственное, ви-
тиеватое, высокопарное,— оп был начисто лишен красно-
байства. Это был поэт божьей милостью, и оп пол всегда
собственным голосом п по-своему, хранимый сплою своего
высокого дара от фальши и неверных нот. lioaee того., он
под природным голосом, полученным от своею парода.
Поэтому Туманян и стал подлинным выразителем его
скорбей, борении и стремлений.
137
* * *
В годы, когда творпл Туманян, в Европе (и пе только
в Европе) возникли новые литературные . направления:
символизм, футуризм, экспрессионизм и другие. Некото-
рые поэты подпали под влияние этих течений пли были
увлечены ими. Туманян, однако, остался верен своей ли-
ре, духу своей поэзии. С естественным, природным голо-
сом пе вяжутся искусственные звуки, и Туманян избежал
их. Оп пе пользовался, подобно некоторым литераторам,
фразами и образами, взятыми напрокат у европейских по-
этов: будучи владельцем необозримых сокровищ, оп не
имел нужды в заимствованиях.
Всякий парод в своем жизненном укладе, в быту, в
фольклоре имеет особую, характерную образность, маперу
речп п повествования, яснее говоря — свой национальный
стиль, не похожий па другие так же, как мы, армяне,
имеем свой язык, своп песни, свою архитектуру, отлич-
ные от всех других. Туманян — почти единственный пз
наших писателей, у которого с таким артистизмом п так
органично проявляется стиль родного парода, все оттенки
его мышления и мироощущения. К ним поэт прибавил
свой тонкий вкус и мягкий юмор. II эти свойства делают
его законченно национальным поэтом. Чтобы убедиться,
насколько справедливы паши слова, представим мыслен-
но, как бы написали какое-нибудь пз произведений Тума-
няна— скажем, рассказ «Олень» пли «Гнкор» — Раффп,
Прошли, Мурацап, Паткапяп нлп Ширванзаде, хотя каж-
дый пз них самобытный мастер. Такая попытка естест-
венно п неизбежно выдвинет задачу сравнения языка п
мастерства п покажет, насколько истинно сказанное па-
мп. По нашему глубокому убеждению, Туманян — круп-
нейший мастер национальной формы п национального
стиля среди наших писателей.
Национальная форма, национальный стиль — говоря
это, я, в отличие от многих, разумею при этом не только
язык, по национальную манеру повествования, мотивы,
способы выражения, интонацию, образные народные обо-
роты и даже мировоззрение, душевный строй и мировос-
приятие, все то, что составляет духовное своеобразие по
рода, то, что мы находим также в пашем фольклоре.
Какое бы произведение Туманяна мы пп взяли, в
сконцентрированы эти особенности, причем без канон
то ни было натуги, словно бы самопроизвольно. Cpa.iJ же
438
чувствуется, что автор весь проникнут народным духом,
думает и выражает себя как народ, с собирательной ар-
мянской психологией. Вот, например:
С мечом и огнем, с толпой басурман
В паш край ворвался злодей Тамерлан.
К Севану согнал всех жителей оп,
В тугое кольцо замкнул п.х дракон.
(Перевод М. Петровых)
Другой армянский пиэт (я уже не говорю о поэте дру-
гой нации) рассказал бы этот случай совсем не так, не
с такой интонацией. Это мог сделать только тот, кто со-
прпчастеп психологии своего многострадального парода и
его повествовательному стилю. 11рп этом Туманян нс бо-
рет готовые обороты из фольклора, оп исходит, повторяю,
из психологии народа, изъясняется норой образами, сфор-
мировавшимися в нем с детства,— эго также, пе часто
встретишь в произведениях армянских поэтов (а если и
встретится такое, то обычно как ложная стилизация, к
которой примешиваются неподходящие или чхждые сло-
ва, нарушающие единство стиля). Туманяну же безупреч-
ный вкус никогда пе позволяет подобной дисгармонии.
Начиная произведение в определенной тональности, он
так же п продолжает его до конца и, сохраняя стиль,
создает впечатление достоверности и достигает совершен
кого мастерства, присущего истинным художникам.
В такой манере создано подавляющее большинство его
произведений, особенно легенды, щже иаппсапныс в сем
надцатнлетпем возрасте «Нес и Кот», «Злосчастные куп-
цы» н многие произве нчшя для детей. Нм нет равных
в нашей литературе, их очарованию поистине покорны
все возрасты. Именно но этим произведениям зримо вид-
но, насколько хорошо была известна Т уманяну тайпа вол
нукнцей простоты.
Руководствуясь теми же принципами, оп выполнял и
свои переводы, которые стали до такой степени армян-
ским достоянием, что кажутся подлинниками, а не пере-
водами. В них опять-таки чувствуется вьнокнн аргнегп
ческнй вкус и близость, родственность стилю оригинала
и природе армянского языка. Поэтому они и с читаются
Доныне непревзойденными образцами переводческого ис-
кусства.
Простота и лаконизм пол невластно царят в произве ц*
Ниях Туманяна, п поэтому при их чтении никогда ш воз-
439
ппкает ощущения тяжеловесности. Каждое слово имеет
свою функцию, поэт пе утяжеляет произведение нп еди-
ным необязательным словом. Ведь это только те, кому
нечего сказать, тщатся прикрыть свою наготу фразами
(нередко даже весьма эффектными). Туманян никогда пе
подчеркивает, нс демонстрирует свои язык, свое владение
красотами стиля, ибо ему ведомо, что слово прекрасно
только па своем месте, что, пе имея четкой функции, оно
излишне. В его художественно совершенной прозе и по-
эзии читатель нисколько пе чувствует усилий поэта. Еслп
попробовать подать стпхп Туманяна как прозу, опа полу-
чится очепь естественной,— настолько все у пего непри-
нужденно и лишено нарочитости.
Говоря о народном духе творчества Туманяна и осо-
бенностях его народного языка, не следует забывать так-
же, что в своих произведениях он уделяет немалое место
традициям и обычаям народа пли пользуется ими, сооб-
щая своему творчеству еще большую естественность ар-
мянского колорита (таковы, например, сцены праздника
Вознесения плп свадьбы в поэме «Ануш»). Великолепный
образец органического использования народных представ-
лений являет также «Оплакивание».
У верующих армяп издавна существовал своеобраз-
ный обряд, который называется апдастан: процессия свя-
щеннослужителей в церковном облаченпп, с крестами п
хоругвями выходит пз церкви, обходит вокруг нее, обра-
щается поочередно па все четыре стороны света — на юг.
на север, восток и запад — и просит ниспослать всем лю-
дям добро и мир. Кажется, что пз свободного поэтическо-
го осмысления этого обычая и исходил Туманян, когда
в дни всеармянской скорби писал свой потрясающий рек-
вием. Ни одного напыщенного слова, пи единой витиева-
той фразы... да п кто же в минуты искреннего п всепогло-
щающего горя впадает в ложный пафос, кроме лжепо
этой, именующих себя певцами горя и уподобляющими
плакальщицам!
Это произведение Туманяна — воплощение скорой,
идущей пз самой! глубины сердца и величавой в сноси
простоте^ скорби, которая захлестывает и читателя. Слов
по видишь с горестным содроганием, как нозвыш н
ный и глубокий дух с беспредельны"! болью оплакнва<
среди армянских гор безвинные жертвы, которые па.
погибли в стране армянской и рассеялись по миру
сячамп тысяч...
440
Поэт всегда был со своей родиной, носил в сердце горе
своего парода, жнл его прошлым и настоящим и, подобно
народу, постоянно мечтал о светлой родине грядущего,
лелеял надежду на счастливое будущее.
* * *
За многие века своего существования армянская лите-
ратура имела достаточно поэтов. Каждый из них пел свою
любовь и любовь к родине, свое горе и горе своего народа,
нередко с очень тонким мастерством и чувством. Однако
можно смело сказать, что ни один армянский поэт не был
так связан с настоящим и прошлым своего народа, как
Туманян, и никто пе достиг в своем искусстве такой про-
стоты и близости, родственности пароду, как оп.
Несмотря на то что Туманян жил в большом городе
и мысль его устремлялась в просторы вселенной, дх той
он всегда оставался со своим народом, у которого и чер-
пал материал для своего творчества,, вкладывая в нею
свои заветные мысли, чувства, раздумья о своей нации
и обо всем человечестве.
Как у всякого поэта, были у Туманяна, конечно, и
несовершенные произведения, особенно в первый период
литературной деятельности, когда он еще не окончатель-
но нашел себя. Мы, естественно, говорим о лучших творе-
ниях, по которым судят о любом художнике и оценива-
ют его.
Если говорить о прозе Туманяна, то опять-таки с ле i.x
ет подчеркнуть,. что в вей писатель не открывает нам
принципиально новых явлений армянской жизни. Но что
за бездна наблюдательности и вкуса! Нравы, обычаи, быт,
картины природы, психология людей даны гак. что со-
ставляют гармоническое единство,— это освоение ярко
проявляется в рассказах, написанных в зрелые годы
(«Гнкор», «Олень», «Ахмад», «Волк»),
Незнакомый с жизнью народа читатель, быть может,
и не проникнется их неброской, ненритя штельной красе
той, быть может, и не заметит зорко подмеченных авто
ром характерных деталей, но человека сводящего пе мо-
жет не привести в восхищение мастерство повествования
и народная интонация, народный строй речи... II все зю
приводит вас к выводу, что Туманян — удивительный
мастер слова. Тонкий вкус диктует емх соответс i вне сло-
ва и жизненного материала, дабы правильно вылить
«И
сущность последнего и пе нарушить стиля, п поэтому
каждое слово — на месте, всегда характеризует что-то су-
щественное, и нет ни единого слова, которое можно было
бы заменить другим, пусть даже синонимичным. Ведь
недаром сам поэт говорил: «Слово — это целый
мир».
Языковое мастерство особенно ярко выразилось в сти-
хотворных произведениях последнего периода, прежде
всего в четверостишиях. Туманян обращается с армян-
ским языком как хозяин и повелитель: пз своих языко-
вых житниц (отнюдь не из словарей!) он извлекает норой
такпе слова и обороты, которых армяне никогда и нигде
прежде не встречали, и это повое, к месту примененное
слово приводит в восхищение.
Эти особенности стиля заметны и в легендах, которые
с точки зрения мастерства и своим общечеловеческим со-
держанием являются весьма существенной частью твор-
чества Туманяна. II надо помнить, ч го, обрабатывая
фольклорный сюжет, поэт искал и находил сходные моти-
вы и в устном творчестве4 друч их пародов, а находя, со-
поставлял и компоновал пх. То было явление, свидетель-
ствующее о том, что Туманян подходил к материалу нс
только с национальной точки зрения, по ограничивался
только ею. Благодаря этому многие пз его обработок по-
лучили общечеловеческое звучание,— таковы, например,
«Нарвана», «Взятие крепости Тмук», «Великан», «Капля
меда», «Шах и разносчик» и другие.
В своих легендах и сказках Тумапяп часто ставит
сложные общественно-психологические проблемы и, как
то свойственно эпическому поэту, представляет их в дей-
ствии, полном драматизма, имеющем, как и ею поэмы,
почерпнутые пз современной жизни, обычно трагическое
разрешение.
По как ни част трагический исход в произведениях
поэта, исход этот не вселяет безнадежности в читателя,
ибо поэт всегда остается оптимистом.
Много ли можно указать в нашей литературе поэтов
и прозаиков, произведения которых равно (оставляют
эстетическое наслаждение и интеллигентам, п простым
людям?! Это явление редкое, и это свидетельство болыион
творческой силы.
Jlei ко писать (и многие пишут) витиеватые строки
нсевдокрасивых слов,— писать фразы ребусы, дабы пока
заться глубокомысленнее и поразить люден убоюю
442
вкуса... Но эти изыски отнюдь пр удовлетворяют п не
в силах удовлетворить высокий, искушенный вкус,— тем
более не принимает их народ, они не волнуют его. Однако
писать обычными словами, писать просто и... волновать_
удел избранных, таких, как Пушкин, Бейле, Лермонтов,
Лев Толстой, Мопассан, Чехов, Есении.
В числе этих немногих избранных в Туманян —
мастер величавой простоты.
Сказанное не следует понимать в том смысле, что по-
нятное не всем — неприемлемо и ие является искусством.
Отнюдь ист. Мерило искусства — его совершенство, и чем
искусство реалистичнее и совершеннее, тем опо проще п
доступнее многим, широкой читающей массе.
Говоря об особенностях творчества Туманяна, мы ле
должны замывать еще одну присущую ему черту — юмор,
которым отмечены многие произведения и которым осо-
бенно отличаются поэма «Поэт и муза», легенда «Капля
мода» и сказка «Храбрый Назар». В первом пз них поэт,
как известно, топко осмеивает нравы несправедливого об-
щества, обрекающие художника па унижение и беды.
«Капля меда» — глубокая сатира, начинающаяся с юмо-
ристического зачина и направленная против людского
невежества, тщеславия и самодовольства, вызывающих
огромные бедствия и трагедии. Сатира эта, при всей ее
сжатости и лаконичности, обладает чрезвычайном ем-
костью, это глубокое творение общечеловеческой цен-
ности. Из нескольких строк средневековою баснописца
Вардана Айгекпи Туманян создал бессмертное произведе-
ние широкого диапазона.
Мысли пе меньшей глубины содержатся и в «Храбром
Назаре»,— среди всех армянских и неармяпскпх обрабо
ток данного фольклорного сюжета это, может быть, един-
ственная по своей обобщающей силе, по пос ie (оватсльно-
му развитию характера героя и по своему сарказму. Опа
может быть поставлена в о шн ряд с лучшими сказками
Андерсена.
Наряду с художественными произведениями Туманя-
на особую ценность представляют его статьи, в которых
выражено топкое понимание лнтератх ры и искусства.
Поэт, горячо п итерегов.пипнйся проблемами своих
Дней, жил в то же время желанием постичь, понять тай-
пы вселенной и человеческою бытия. Делом его послед-
них лет были четверостишия, в которых 1умапяп словно
бы свел воедино своп мысли и мечты о жизни.
443
*1*1 и пнкГап ai'iiv-n*iloot-tn — пнминзц
ll IIHIIl’MA'l И11.»l\. )< f »l O.IO.IC Hill СОН И OMI.'llVo “lio.lcoil \|<H|
•<!'«> 1	1 B<1 Ill'll ’»>11 I'l'iy Н.Я.Н1 о H) I c'll l HllU IBIliirillK),))
M’ltld.HI И (> 101.1*111 l?H LHll.H I’llHOM ad \ LIMIoJ.III’ lI.HIIl.’ll
'1*110)1 lion.) 1111)1101 i*n li I > u oinroiii iiodiiJii ‘jllllll.'od ill'll!
do i mi*m ’oiiiodoii.) ii.iiorir— i’ll 1 .)*!I'«* 11• llIi.’iIяЛ' 11 in.iond \i
»,d.)Uil i\>o — l\doi|) i*i io.i .)odn и ii l.>oiHbMi.i.),).! .)Л ‘I’lii.ni A|,
о lunnan i .)1 adjoii.ni <>ri и и <>n roi । )ii ‘i.,iiBMi.,i!.)|| iiii.i.ni а.ц|
J.()Ul*
iiiinwrifd i.)\M.ioi ‘iiiuoii* ‘lor'i/rd.i.) ‘joiiio.ii \цц я ‘| |И|,
or.» \n w.i oji/Xij MniAtf noon.) ,himi uro ‘iiii.mii 'iiiji шпон-
pi|| oun con rifiiiidii и iiridoioji ‘ATodnii no ri*) io ‘\hj.j и
ниioi non ’no.)) vad.ih nn.L.iAiiodii ‘oic a.)}| innl.HioV ir hoiij<i.)
oi.i HL.ioVrd aiini.id и iiiriiii.iii ’hi.),idoi ratlin ‘ninii!ii,uj l(
li\olin oil 1’1*111141*1 ‘cl/odi’ll o.ioiil/od nlitfdoJ oiliiiaiio i,i>w
Hun ‘wi’jioii muni inj.iiinn.i lwo\(i.) )\ii*iiiii<).4ti«liii?ii inii.i.n,
11,11 Cl'IV .) Il() niol odl’ll 1МНОП.) O.) lll-rnn.) IHMIf.I.lIH Ilni’IlHI)
jiiii.iii.ni icon o.lii \nio.io|| pVodiiii udr.Hi n omooai-.i .ih)o\\
nodoio'l lllldoM ‘l’IIKJII’l!,)| | BllEl.'oil — Mllll) Oil IIOMUJ. |O}|
•il.)oi,i.’.j..)A’ и in.),idoi non.) Bi*ni*ioi?r ‘.hiiAi.1’ ini *ii.io}ii,)|-
I.>\n 1 HI\l> ‘.\l| lltl.M'in ‘Illllll’JItodo i 111ГП lllllliri.l .),)<|j| 0.1. <I) До
‘iin.4?o\odn iii’i)4ji”i oih ‘onhioii’M'.an.io ‘,h*i ii.i it nd н .in.'ii’i ц
И1 >’п поiinit.rni *i.i i.'Hiii.ijdan oirnoiv oih ‘.n'liiiii’dcodii н
H*H.)1!I1 .111'1111 .ion.*'iJii*ni ‘*i.)Bi.‘tiiniio ‘a.Hl *iron.'i.) id.iiodn
11 oiri\,)C 11 <1.11111011* I llllfl ‘.H’ldoj o.'l ‘l|,n, M4llf M’do.I n M|)I1O|
>’) I’liinn n >ioi,)ii> doi \i*1111111< 1.)ii un \ii)iii?Mt,ir I'lVon o.i,p
(.огне) оно о noii.H'.n ii.’ri ioi \)/i*d и \ri?r\odii ,i \’.),iii
ixd'iou a.in I oi urn пню ‘нгп.н- di ,hi мчпппо\r i in вил
.will \H4doion ’n.'iiniVod doi \i:noi л.) »ni in i.’hodiin ни
MHllVd.l МОЯ 11 Ж
I'Hil
•iw.icoii Rihinirou riihii'ii ‘nVodiHi 010.4.»
Uinwll! 140)111011 иимшан клавиш A'lllJJA.'l.HI A* Ron я я и гая h
AKoi.HHhi ‘Arou) otlirii Aromb.i. Arooiia BdnVo.inru ‘hi.hiai. o.ia
rdiin и iiniAV o.ia ‘Blodrii o.iomoiikriIh hhi iim' A’jahixo А’пап
1|()(I().L.)OIOIIIM IhIbFo.IUI О ‘lIHIIBRA^ QJ.il ‘iMUlillH PIN ‘}H!.L||
' H.L.IO 111,1 [ I '
(1|.) J.)ll.) a.H 11Я l! li A k'1! 11 ‘«l!I.I!lh)(lail J M.)A’ll’)» Ml’M ‘ailliatfUH
Hindu aorj.an.) аомгл. ruVro.) и inlinv iiiuiaVnii o.iom.)«)Ii
h i.hiriiJ no in i.vd.i.A an iibiihra | aividoii я амшЦ ahiiii.i)
-.uiriiodii «>ь» miioiir <hi K.mnhRMKL'HBodii ojidn jivj ‘roriiiii
i-nvi ’ iiniihA‘i redan niiiiaiMiiuaii ‘riiirh.iiio ол.(; •ju.)oii)iiaj
iiahK'i \ui.mi\i. о.чоом i o.ia » n ‘nni-iw iiiHiurdoiodii o.ia » и
‘KllliailRO.» <>1111 *l\ 1Й11О1 ••>|.)Л..)<1<><||| ‘urj iirii.i.iio Ro) dojiMir hr II/
-ian.» laPHiiiiiii’Min: uhiihimaj^ *iih:hju oiAJiaaiidoai ojohj
•I I Kil l <ilolll..»H OlO.M.'dq
ri odndii l< i*i i и I Al oiiiird ||
‘•Ill’ll Hl -Iill 114! 1.11 Au Ilf) i’l I\j
rl <i\n iMuiiooud.i A ‘Ll.iXii ||
:ri!.nin ni'idojOM ‘11ПМ1ПЛЦ и oih ‘noiuanAii аж ivai .) ‘i.idaiv.i
lllll.ldj-.Hl ПНПОДО! и шниж iniljioiKi.’Hoi-.io.iiirij ‘.icon
jiidoHoi ivahi da.) ivriiiпомои.) li nannad(HiJ.odiuvA‘ .) — «(ti<.)
-Iindoii.i jrd ai odndii я j.ji’V j«ij..n!hj adinv n anw oim |p>
••‘IWIWtt IVHI1.K) Win
ii.iii aiiihii!I\ \ । 1!1.1пГия ni!iiiiara.)H ц •‘•nan .) ituiiaiinVa я
•Ияме ‘огни ii.'i*. iionnaji'.iM o ‘innioii ‘IJH.'K i*ioi.,'l. ‘на •i.i.AiidaH
riiiiiriiui) ru\ ‘rii odndii .i.o 11ГП11ЛГОП mu o.i h ‘o.i || ‘n.i(lai\i.)
•laii 1’4.1401 ai, urr ‘«i.irio orp.i.a ‘vmiiHI.hui aa him ‘ноннаг
аж <>.) hiiim вяз hr ooii ‘uiiiihmLi..) an n.i.daR.) н —‘.icon ind
"’mi *t?ii idai\a.)au n нпяапомлау •nii njp ‘an.iaaiionoraii n
•idiih о nr.)i<iR aiiMOoA'iiJ ‘B4R\Fi:i’d англам.) ‘aiiModiini ни
"Ы'Н миг чип я —‘bjcoii AiiiW .Lai.’Hi'idM.ind ‘iiiinariiiHRi vd
М1'1.)фо.)ОГН(|> М1МООДГ! M’lliroil II I’dlll’.'K МП1ОПВМ \HllllOil1l
iilrdi я \ ri ii и кап и rii ‘iiiitniiJ.JodaH.Lati *n.n?ii ui‘iii*iro<|
Первый — преимущественно эпик, второй — преиму-
щественно лирик. Оба глубоко национальные, уходящие
своими корнями в глубь народной жизни, они — илогь от
плоти, кровь от крови своего народа.
После Поапипспапа Туманян и Псаакяп еще более де-
мократизируют пашу поэзию, внося в пес подлип по на-
родную стихию, непосредственные чувства и думы паро-
да, одним словом — народно-демократический дух.
Уже с начала своей поэтической деятельности, в отли-
чие от предшествующих поэтов, скажем, Паткапяна п
Шахазиза, оба они стоят па отечественной почве, даже,
говоря условно, делят Армению на две поэтические вот-
чины— Лори владеет Туманян. Шираком — Псаакяп.
В произведениях Туманяна шумят родные юса и ре-
ки, слышны стенания преследуемых нуждой крестьян;
песни Псаакяна передают тихую прохладу Ширака, бла-
гоухание цветов Манташа и Арагаца, ропот люден труда,
которые «...в цепях нищеты голодают вечно».
У обоих местный колорит проявляется порой в само-
бытных формах — в деталях быта, красках природы, от-
тенках психологии. Но это было только начало. Оба они
напоминают птицу, для которой сперва, как только она
открыла глаза, весь мир был — материнское гнездо, за-
тем — окружающий лес, потом же. когда крылья окрепли
и она взлетела выше, мир стал для нее беспредельным.
Так и паши поэты, начав свой путь певцами родного
края, постепенно, как чуткие и великие души, проника-
ются болями всего народа, вместе с нпм поют об «армян-
ском горе», а затем уже возвышаются и над местным и
национальным, вернее, в местное и национальное вклады-
вают всеобщее, общечеловеческое содержание и таким об-
разом вливают струп своего творчества в большие реки
мировой поэзии, оставаясь одновременно величайшими
мастерами национальной формы.
В армянской литературе с древних времен и до сего
дняшнего дня было немало поэтов, воспевавших люоовь.
однако можно смело сказать, что никто из нпх по воспел
любовь с таким разнообразием форм и оттенков, как Нса-
акяп. От простой дочери Алагяза Заро до хозяйки двери*1
Тадмора Эль-Сам ап. Его любовь пе замыкается иа лимш
мой, личное благородное чувство любви делает поэта чет-
ким к людям — любовь становится вссо<п>емлюЩ( 11
И здесь поэт от личного возвышается до общече.ювг
ческого. 1 ак же, как его стихи о своей магери ),() 11,мН
всем матерям, так и его люоовь к любимой объемлет всех
п вся — она вмещает в себя любовь пе только к людям,
ио и ко всему миру, к вечной природе, ко всем ее оду-
шевленным и неодушевленным предметам.
С другой стороны, Псаакяп столь же вдумчивый мыс-
литель, сколько тончайший лирик — оп выразил в своей
поэзии такие благородные чувства и такие высокие мысли
и думы, которые показывают, что нашему народу свой-
ственны пе только созерцательность но и способность
к глубокому постижению мира.
Высокий патриотизм и чувство братской солидар-
ности, самоотверженность во имя общего блага, сочувст-
вие к слабому, ко всем униженным и страждущим — эти
благородные мысли и переживания поднимают читателя
над мелочами жизни и наполняют его душу возвышенны-
ми чувствами.
Истоки поэзии Псаакяна — в народе, который, в свою
очередь, видит в Псаакяпе выкристаллизованными волну
ющпе его переживания и мысли и поэтому так любит
и так близко к сердцу принимает его «Песни и раны».
Псаакяп черпает вдохновение в душе народа и своими
мудрыми и простыми словамп утешает, ободряет, возвы-
шает его, как бодрит утомленного косаря звонкоголосый
родник.
1939
446
ЖИЗНЬ. КАК ОНА ЕСТЬ
Творчество Нар Доса, как п другого нашего крупного
реалиста Ппрвапзаде, с самого начала противостояло гос-
подствующему у нас в прозе пацпопальпо-романтпческо-
м\ направлению. Хотя Пар-Дос и был младше автора
« амуса» па десять лет. начали печататься опп почт
одновременно в пятидесятых годах, изображая людей
среднею юродского сословия. В то время как Шпрванза-
де рал материал для свопх произведении пз жизни ар-
мян Ваку. Шемахи п Тифлиса, Hap-Дос довольствовался
одним 1 пфлпсом. Здесь, пожалуй, играли роль не столько
широта интересов и творческий диапазон писателей,
сколько их биографии. Шпрванзаде жил во всех упомяну-
тых городах. Hap-Дос никогда пе покидал Тифлиса.
Однако для искусства географические рамки, конечно,
не имеют существенного значения. Важен материал ис-
кусства, важно правдивое воссозданпе человеческого по-
ведения и ПСИХОЛОГИИ.
Я пе ставлю себп т.п.
вопоставление творчества Л сопоставлс11П^ плп проти-
тел только подчепкпст. Д 'Х нашпх романистов. Я ко-
пает возникать v шЛ ’’ ЧТ° Рег,Л11стпческая проза пачп-
именно жизни армян ПЯТ11десяТые Г0ДЫ, п с изображения
шей потребностиЛ?ðаЖап- Реализм отвечал созрев-
ней. Так^й жЛро^сГ"11 ~ ‘П™'>
провозвестником п™ Совершался и в поэзии, и первым
несомненно ХЛ ЯВПЛСЯ П°аши‘с Роаниисиан. Здесь.
И русской худояшг7по1,11ПЛ"Я1,1,е современной европейской
л л ’’жсствепнон литопатетт
В юношеского возраста Но и -
лем чтения пи т 1‘‘ста Hap-Дос иыл оолыипм люоиге-
0Н чптал как армянских, так н мно.ах рус
448
скпх п европейских писателей, В автобиографии оп при-
знается, что на пего «очень сильное влияние оказали рус-
ские классики, в частности Гончаров н Тургенев». А
в другом месте — в письме к Юрию Веселовскому — он
говорит: «Пз новейших русских писателен я очень люблю
Чехова, даже самый маленький рассказ сто. по-моему,
стоит многотомного романа».
Не имея хотя бы мало-мальски обеспеченной жизни,
Hap-Дос работал в редакциях газет — секретарем, лите-
ратурным правщиком плп корректором. От этой тяжелой
работы оставалось мало времени для творчества, писал
он только но ночам, по всегда с большим чувством ответ-
ственности, тщательно отделывая своп произве-
дения.
В этом отчасти причина того, что ого литературное
наследие невелико — всего пять-шесть томов. А в совет-
ские годы, когда писателю исполнилось уже пятьдесят
и был он очень болен, оп создал всего два рассказа и
начал писать большой роман о жизни промышленной бур-
жуазии, который, однако, остался незавершенным.
Как и многие прозаики, Hap-Дос начал со стихов. Но
после нескольких попыток перешел па прозу. Писал он
также, под влиянием Супдукяна, пьесы, однако до конца
жизни оставался верен прозаическим жанрам. Ои напи-
сал рассказы, повести и два романа — «Борьба» и
«Смерть».
Интересен принцип литературного творчества Нар-Д fl-
ea. «На моем знамени было начертано: подальше от сочп
нптельства — реальная жизнь, как опа есть, в внутрен-
ний мир человека»,— говорит оп в своей автобиографии.
II этому принципу ои остался верен до конца жизни.
Будучи подлинным реалистом, оп писал только о том,
что видел, о жизни, которую хорошо знал, вкла (ывая в
написанное свои заветные думы. Его герои это живу-
щие повседневным трудом ремесленники, пеооеснечепные
интеллигенты, буржуа или разорившиеся купцы, сло-
вом, все те люди, которые составляли современное
Нар-Досу городское общество.
Hap-Дос, как и его современники романисты Ширван-
заде и отчасти Мурацап — представители крпнничкою
реализма. Они разоблачают пороки эксплуататорского об-
щества, безнравственность и фальшь господствх юпцч о
класса капиталистов. Если Шпрванзаде, изображая жизнь
15 С. Зорьпп, т. 5
нН
городов Закавказья, сосредоточивает свое внимание на об-
личении крупных промышленников и купцов, а Мурацан
показывает горькую долю деревни и эгоизм господствую-
щих классов, то Hap-Дос дает образы представителей са-
мых различных слоев городского населения. Персонажи,
представляющие буржуазию, в его произведениях не
только безнравственны, но и недальновидны, неспособны
к труду, алчны и пищи духом. Гаковы «герой» его романа
«Смерть» безвольный Шаян, который некоторыми черта-
ми своего характера и поведения напоминает Обломова;
авантюрист, эксплуатирующий святую идею освобожде-
ния родины, Базенян; журналисты пз романа «Борьба»;
вечный студент Тусян и другие. Писатель, проникая в их
души, кропотливо исследует их, как врач больного, и под-
водит читателя к заключению, что общество это. с его
фальшивой моралью, осуждено, оно не может существо-
вать дольше, оно уже разлагается.
Нужно сказать, кстати, что реализм Пар-Доса имеет
одну особенность — говоря словами Гете, «он пе расска-
зывает, а показывает». Поэтому кое-кто воспринимал пи-
сателя как объективиста, изображающего жизнь равно-
душно, не выказывая к ней своего отношения,— так же
в свое время некоторые русские критики несправедливо
обвиняли Чехова. Это, конечно, заблуждение. У Нар-Доса
вполне определенное отношение к своим героям, однако
отношение это он не подчеркивает подобно некоторым на-
ивным писателям: смотрите, мол, этот — мерзавец, а
тот — ангел. Творческий метод и литературные при
емы Пар-Доса отчасти напоминают Чехова. Вниматель-
ный читатель, прочитав произведения Пар-Доса, яс
но и четко ощутит, на чьей стороне его симпатии и ан-
типатии.
Правда, некоторые романы и повести Нар-Диса пере-
гружены подробностями п композиционно недостаточно
стройны, но лучшие из них — «Анна Сароян» и «Убитый
голубь» — свободны от этих недостатков. В первой -
«Анне Сароян» — писатель изображает разорившуюся
буржуазную семью. Воспитанная в этой семье юная де-
вушка Анна бессильна помочь своим близким, так как ы
привыкла трудиться. Прежняя материально обеспечен^ ы
жизнь умертвила в ней все — у нее нет воли, пницпазп-
вы, нет навыков к труду, и опа погибает.
А герой повести «Убитый голубь»—Тусян иоро'Ж
дение того же буржуазного воспитания и также не сносе
бен к труду, по оп не пассивен, подобно Анне, напро-
тив — это ловкий паразит, циник и себялюб, у которого
своя философия эгоистического отношения к жизни. Его
принцип — урвать для себя как можно больше, и делает
он это без угрызений совести. Все свои неблаговидные
поступки он оправдывает эпикурейством и необходи-
мостью подчиняться «зову прпроды». Обмануть девушку
обещанием жениться, а потом бросить — для пего в по-
рядке вещей. Тусян — концентрированный образ выро-
дившегося буржуа, более мрачная разновидность Базеня-
на. Образы эти очень характерны для своего времени.
Нар-Досу они удались. Он наделил их яркими типически-
ми чертами.
В то время как в романах и повестях Hap-Дос облича-
ет пороки п уродства буржуазного общества, в рассказах
он изображает городскую бедноту, людей, мечтающих по-
рой о куске хлеба, тяжкую долю рабочих и ремесленни-
ков, трагическую судьбу маленького человека.
Рассказы Нар-Доса, в особенности цикл «Наш квар-
тал», занимают особое место в его творчестве. «Наш квар-
тал» — это бедная окраина большого города, такая, каки
ми обычно бывают предместья больших городов, где ули-
цы — узкие, грязные, дома — ветхие, покосившиеся, а
обитатели их так обездолены, что кажутся забытыми ми-
ром. Город живет в довольстве, а здесь, в «Нашем кварта-
ле», господствуют нужда и невежество. В то время как
обитатели богатых кварталов живут в достатке и роско-
ши, заняты туалетами и флиртом, в «Нашем квартале*»
ради нескольких копеек, из-за куска хлеба, куска сахара
разыгрываются трагедии.
Картины кошмаров сменяют др уг друга. Писатель, хо-
рошо знакомый с жизнью бедного квартала, создает жи-
вые, потрясающие образы, каждый из которых оонпне-
нне против господствующих классов.
Рассказы Нар-Доса почти пе имеют сюжета — пи-
сатель берет какой нибудь жизненный факт и искус твом
слова освещает его перед памп так. что сразу заншересо
вывает судьбой своих героев. Питаются рассказы с жи
вым интересом. Этому немало содействует и острая на-
блюдательность писателя, благодаря которой он, наряду
с бытом, поступками действующих лиц, передаст их ха-
рактер, психологию.
Одна из своеобразных, сильных сторон прозы Нар-До
Са заключается в том, что он каж ipe слово, движение.
душевное состояние своих героев делает психологически
убедительны м.
Возьмем, например, рассказ «Нету моченьки». Заму-
ченный нищетой безработный маляр Давид стал пьяни-
цей. Иногда у него не хватает денег на водку, а трактир-
щик отказывается давать в долг. Вот он в отчаянии при-
шел домой, по и дома нечего выпить. Свет померк у пего
в глазах. Он бранит жену, один вид которой служит
безмолвным укором ему, пытается избить ее, припоминая
все прежние обиды, но тут неожн (anno входит сын, при-
носит заработанные двадцать копеек. Давид вырывает у
него деньги и убегает в трактир, забыв о голодной семье,
которая могла бы прокормиться день па эти двадцать ко-
пеек.
Еще более жестоко поступил герой рассказа «Что про-
изошло, когда в сахарнице недостало одпого куска саха-
ра» извозчик Ягор, который из-за куска сахара так избил
жену, что она умерит.
Крайняя ппщета довела людей до такой степени
грубости и бесчувственности, что опи не сознают, что
творят.
Бедствуют пе только люди «Нашего квартала» —
безработные ремесленники, по также и живущие в городе
представители интеллигенции, которые терпят большие
лишения, хотя и заняты благородным делом просвещения
парода, как, например, учителя («Дочь моего домохозяи-
на», «Трагедия Амиряна»), редактор («Редактор») и пи-
сатель («Одни пз тяжелых дней»). Герой последнего рас-
сказа — писатель, влачащий полуголодное существование,
так как не может обеспечить себя .литературным тру-
дом,— противопоставлен пустой и тщеславной буржуа»
ной пителлпгепции, которая, живя в комфорте п роскоши,
проявляет тупое равнодушие к нуждам народа. Пар Vй
изображает демократическую интеллигенцию с болыпол
симпатией и .любовью.
С такой же симпатией изображает он в ром.нк
«Смерть» персонажей второго плана — агронома Чипа» я
па и энергичную учительницу Саакян, веси душой нр‘
данных любимому делу и заботам и благополхчин народа
1акой же становится Ашхеп. II это пе идеальные < ,м11
пли, как мы сейчас говорим, схематичные герои, a
люди с кровью и плотью.
Вообще симпатии Пар-Доса все! щ на стороне к х, в’’*
честно, с бескорыстной любовью работает для народа, 11
демократов, которые даже в тяжелой нужде пе предают
своп цели, пе теряют человечески!о облика, а всегда оста-
ются людьми, сохраняя свое благородство п до-
стоинство.
I ерой новеллы «Я и Оп» юноша итальянец Антонио
(единственное произведение писателя, написанное
на материале, взятом не из армянской действительно-
сти) — бедный скрипач, уличный музыкант, живущий па
случайные подачки. Оп полюбил девушку из богатого до-
ма п постоянно играл под ее окнами. Девушка благоск-
лонно слушала его. Но однажды родные ее глубоко ос-
корбили Антонио. В нем проснулись гордость и сознание
личного достоинства. За короткое время герой совершен-
ствует свое мастерство, становится знаменитым скрипа-
чом и таким образом мстит тем, кто пытался его упплить.
II читатель также удовлетворен — новелла пробуждает
гордость н мужество.
Подобные герои вдохновляют нашего романиста, в на-
прасно некоторые критики считают Нар-Доса песен
мистом. Такой взгляд, несомненно, родился под влиянием
завещания Шаяпа. Но водь па протяжении всего романа
писатель высмеивает его пессимистические мысли. Следу-
ет подчеркнуть: да, Нар Дос настроен пессимистически
по отношению к лишенной нравственности буржуазной
действительности, по никогда — по отношению к миру,
народу п честным труженикам.
Еслп переносить состояние пли мировоззрение персо-
нажа па автора, то тогда нужно сказать, что Нар-Дос
скептик, потому что наиболее сильно и ярко вылеплен-
ный образ в романе «Борьба» Ваап — скептик. Но эю,
конечно, будет неверно. Нар Дос показывает нам, говоря
его словами, «реальную жизнь, как она есть». А в этой
Жизни есть и пессимисты, и скептики, п аферисты, и эпи-
курейцы. Но есть также и честные деятели, которые, пе
считаясь пи с какими жертвами, стремятся улучшить
Жизнь.
И симпатии Нар Дога, конечно, па их стороне. Но он,
как человек чуткий п мыслящий, по закрывает глаза па
Мрачные н печальные стороны жизни. Вот пример.
Рассказ «Вез вести пропавший» —одно пз пос.Н‘ДШ1х
произведений Нар Доса (написан в Г.СП г.). Сюж<п его
взят из времен первой мировой войны. I срои, инвалид,
Потерявший ног^ на фронте, возвращается и родной юрод
453
п видит: жена вышла замуж за другого, единственный
сын пе узнает, сторонится его и называет отцом чужого
человека. Все рушится: любовь, надежда, вера. На следу-
ющий день на берегу реки находят его солдатскую ши-
нель н костыли.
Это протест писателя-гуманиста против воины, кото-
рая, вызывая неисчислимые жертвы, вносят разорение и
в судьбы оставшихся в живых, разваливает семьи, разру-
шает человеческие связи и чувства.
Создавая отрицательные образы представителей бур-
жуазного сословия — корыстолюбцев, циников, авантю-
ристов, а рядом с ними образы обездоленных обитателей
«Нашего квартала», Нар-Дос в то же время изображает
и положительных людей. Это, главным образом, как ужо
говорилось выше, деятели в области культуры, которые,
пренебрегая трудностями п лпшенпямп. делают свое неза-
метное, но полезное дело, как. например, один из героев
романа «Смерть» Марутян, жертвующий собой во пня
блага родины, как агроном Минасян, как учительница Са-
акян, преданно борющаяся за просвещение народа, подо-
бно действующим в другпх произведениях интеллиген-
там — выходцам из парода.
Положительных героев объединяет одно великое
стремление: просвещая народ, освободить его от неве-
жества и предрассудков и внушить сознание собственного
человеческого достоинства, права, силы.
Как мы уже упоминалп, Hap-Дос в последние годы
жизни начал обширный роман нз жизни промышленной
буржуазии. Этот роман, который условно называется
«Новый человек», согласно одному письму писателя, дол-
жен был охватить предреволюционный период, Февраль,
Октябрь. Однако смерть (в 1933 г.), к несчастью, помеша-
ла писателю завершить эту, во всяком случае интересно
начатую, с искусно построенными ситуациями эпопею.
Но то, что есть (девять глав), написано блестяще. lea
лизм Нар-Доса достиг здесь своей вершины. С точки зре-
ния идеи н метода он обнаружил в этом произведении но
вый подход.
Как в своих рассказах, так и в романах Нар Дос net
гда подмечал такие черты, которые сразу характеризуют
человека. С помощью этих характерных черт и характер
ной разговорной речи ои индивидуализирует и, следова
только, оживляет «действующие лица». Яркий прп'нр-
этой точки зрения, рассказ «Один из тяжелых дне
154
И вообще каждый персонаж в его произведениях - само
душевных переживаннп^сХ^Г^^^^^
героев, он передает такие тонкие психологические соето?
ния и драматические коллизии, которые потрясают ч,ыя'
вГеГпёсХеннГгГ^р™ ~™- 'Ч™У способст-
ипсателя, образцовый но своей ясное™ ё Х’тТ БщгТ
1955
К 1» И Т И К, Il II С А Т Е Л I» II Д I’ У Г 11 Е В ОII Р О С Ы
Поводом для этой статьи, в сущности, явилась лекция
алапдеци •, прочитанная несколько недель назад в V
ГпГ’' "° Я Х°',у '~вагье„ДэТ1,м ()Г,nt»,
Г™ ' .......1	такжг.....сколько вопрос,,.,
лоему, важны и тропу,от определенного освеще
Начнем с лекции.
«... ,ЦИ’ Л<?ая обз,’1) -штературьг Армении 1929 го-
нпоизвХн.-'Т(,	,,аст|‘ ,,а||псанных за этот год
тнзмом II ,1И’ 31 1,елк|,м ,,(‘К||’»чеипем, страдает схема
вонпосом- ° 11Н 0,1 Н 1,,1КТО 113 (,|() оппонентов по задались
чего гнн В ИМ .,|1>и'||,На ;>того явления или вследствие
‘нч о оно возникло?
п i К<иа,0С|’ РяДа частных причин и считаю, что одна
,ЫХ’ ll(>?ha'1'||’ самая главная,— причина этого
Ктг? 1»К°‘Н.11П *( Я В 11а|||('п сегодняшней критике.
моти-i ,,ИК1а|<‘ЛЫ1о следил за нею, тот, несомненно, за-
’ 1Т° С< 1И)Д\(’Д к лнтературе, как правило, одпосто-
вает ” 1ЮВ(‘^Х,,ОСГ(‘11- Актуально произведение? Затрат
...	’’ лсмы (егодпя1ппего дня? Если молено па эти во-
н > ()TllLTini> утвердительно, значит — удача. Вольнкто
тпобп?),'11,11,Иа1<>Т’ ^11и‘,,;,ет произведение мнппмал1.пым
Н(1|,11п 1,1 ,,,ям 1,(-кУСства? Каковы его язык п композиция,
пи 1И ,,еР(Да,1а психология, есть ли характеры, реаль-
но ичиг П *И (^,,,Л1‘ги|1ВЬ|;) Ити вопросы для наших критиков
к тп? ПЬ1 П ,И есля 11 па>киы, то имеют второстепенное
1 етьестенешюе значение. Вследствш* подобного ноД\<»-
iiiic-iT11^-13/т1Л(>ш,ях 11а|,|и\ молодых, a iiopoii и старших
,г *. 1,1(11 (Демирчян, Миракян) большое место занпма-
схематизм и прямолинейность.
Каков нон, таков и приход!
45G
Для того чтобы покончить с подобным положенном, я
думаю, пата критика должна усвоить (радостно отме-
тить, что кое-кто уже делает такие попытки) и эстети-
ческий подход к литературе — с требованием актуаль
нести она должна сочетать требовательность в отношении
языка, жизненной достоверности, психологии, формы.
Иначе мы и впредь будем осуждены читать произведения
схематичные, надуманные, неряшливые по языку, безли-
кие. Я думаю, что рабочим и крестьянским массам нужна
литература не менее художественная и утонченная, чем
буржуазии. Следовательно, чтобы воспитывать их вкус,
чтобы дать им доброкачественную литературу, необходи-
мо внимательное и добросовестное отношение к пей как
со стороны писателя, так и со стороны критика.
Надо изображать и воспевать пашу революционную
действительность пе средствами плаката и не лозунгами,
толкующими тезисы политграмоты (они были важны в
свое время, но их нора прошла), а психологически глубо-
кими. реалистическими, жизненно достоверными произве-
дениями, нанпсаиными высокохудожественно.
Я понимаю, наша страна переживает такой этап клас-
совой бор1»бы, когда, как па фронте, все виды оружия
должны быть пущены в ход. И литература, как одно из
важных орудий классовой борьбы, естественно, пе должна
оставаться в стороне. Но для того, чтобы оружие било
в цель, оно должно быть отточенным и острым. Иными
словами, произведение должно быть художественным,
чтобы действие его было сильным. А для этого и критику
нужны высокие художественные критерии — нужно
предъявлять писателю эстетические требования, чтобы
создавал он гармоничные по содержанию, форме и языку
произведения. То, что мы говорим, не эстетство, а необхо-
димость, диктуемая спецификой искусства.
При отставании пашей сегодняшней литературной
культуры нам нужна высоко и всесторонне образе
ванная критика, которая одновременно выполняла бы и
роль учителя. Вес требования, которые обращены к писа-
телю: учиться у классиков, изучать жизнь, нспхолоитю
Людей л проч., и все это на основе научного мировоззре-
ния,— должны быть предъявлены и критику. Он должен
так знать жизнь, чтобы уметь отличить фальшиво»' от ис-
тинного, надуманное от верного замысла. И не должен
обходить вопросов мастерства, удовлетворяясь Тем, чю
писатель затронул животрепещущую тему.
457
Обратимся к примерам. Ванапдецп в своей лекцпп по
хвалил мою «Коммуну Вардадзора» как произведение ху-
дожественное. По-моему, это преувеличение. С точки зре-
ния художественной в «Коммуне Варда дзора» много сла-
бых мест. Есть в ней неясные, психологически недоста-
точно глубоко разработанные положения, композицион-
ные недоделки, языковые погрешности и проч. Критик
обо всем этом умалчивает. Его огорчает только одно —
малое число героев. Стоит мпе послушаться его н довести
число их с четырех, скажем, до двадцати четырех,— и
произведение мое станет безукоризненным (его слово), и
я самоотверженно могу почить на (преподнесенных мне
Ванандецп) лаврах.
То же самое следует сказать о «Рашиде» Демирчяна.
С точкп зрения художественной эта повесть слабее других
произведений писателя. Но поскольку в нем, как п в
«Коммуне Вардадзора», есть классовая борьба, оно нра-
вится критику безоговорочно, несмотря па недостатки
формы, языка, композиции, несмотря на то, что писатель
не знает деревни, тем более турецкой. Критик этого не
видит. Он не замечает, что в произведении нет реализма,
а есть неораффизм, который следует отвергнуть.
С такой нетребовательной плп недостаточно требова-
тельной критикой (здесь, конечно, Ванапдецп не одинок)
далеко вперед не уйдешь. С нею не поднять уровень на-
шей литературной культуры.
Многие из современных наших критиков обнаружива-
ют, кроме того, стремление ограничить писателя в выборе
темы.
Например, Ванандецп в своей лекции сказал, между
прочим, что нам нужны юмор и сатира, и в то же время
добавил: почему Мкртич Армен изображает представи-
телен чуждых элементов? Что же. выходит, делать, кого
высмеивать? С одной стороны, призыв к борьбе с классо-
вым врагом, с другой — пас не интересует жизнь и пси
хологпя чуждых нам элементов. Совершенная неразоерв
ха. Высмеивай врага, не изображая его. Попробуйте здесь
разобраться. Разреши эту загадку сам. мудрый Эдип.
«Любовь нельзя делать специальной темой произведе-
ния»,— говорит Ванандецп. Почему? Разве любовь нр
особая проблема в жизни, в семье, именно в семье комму
инета? Проблема, и очень важная. Одна из важнейших
проблем нового быта, наряду с проблемами семьи и брака.
458
Боз их разрешения новый оыт не создашь. Каково назна-
чение женщины стать предметом мимолетного наслаж-
дения мужчины пли быть па равной с пин ноге? Нам
известны факты моральной распущенности и, как следст-
вие этого, разрушения семей. Так что же, писателю сле-
дует закрывать глаза па эти явления плп стараться по-
нять пх причины и помочь разрешить сложные проблемы
жизни? Если мы признаем, что задача литературы содей-
ствовать строительству новой жизни, то писатель должен
касаться и этой проблемы во всей ее глубине.
Нельзя ограничивать писателя в выборе темы. Нужен
самый разносторонний подход к жизни, потому что сейчас
жизнь более чем когда-либо многообразна в своих прояв-
лениях. Требовать от писателя можно только одного —
революционного, марксистского мировоззрения. Суть во-
проса в этом.
Ванандецп, однако, не довольствуется ограничениями
в области темы, он пробует ввести ограничения и в об-
ласть литературных приемов. Он возражает против того,
что Маари заставляет говорить башмаки и собаку. Это
литературный прием. У Льва Толстого говорит лошадь
(«Холстомер»). у Сервантеса и Анатоля Франса — соба-
ки, у Гауптмана — даже лягушка. Таким образом, чтобы
быть последовательным, Ванандецп следует возражать:
почему заставляете животных думать, как это делают,
скажем, Джек Лондон. Куприн? В конце концов, ведь ху-
дожественная литература — условность.
Ванандецп высказался и против психологизма, и у ме-
ня сложилось такое впечатление, что, по его мнению, нам
вообще пе нужны психологические произведения. Сегодня
нам, конечно, не нужен психологизм Поля Бурже п Мар-
селя Пруста *. Хотя психологизм у них и не является
самоцелью, как считают некоторые, одпако оп служит
очень узкой цели. Психология, которую они изображают,
свойственна затворнику, кабинетному человеку. Человек
наших дней — общественный человек, человек массового
труда, следовательно, сегодняшняя психологи должна
соответствовать размаху пашей жизни. Пснхолонтя ны-
нешнего человека должна раскрываться пе в кабинетных
размышлениях, а в дело п в движении. В людях соверша-
ются невиданные психологические сдвиги, неужели все
это не интересно именно с общественной точки зрения,
неужели писатель не должен подвергнуть эти сдвиги пси
дологическому анализу? Мне кажется, долмлн, чтобы
459
глубоко понять переживаемое нами время. Коатому, вы-
ступая против психологизма, надо сделать оговорку, цУд0
подчеркнуть, какой психологизм желателен, а какой —
нот, иначе возникнет недоразумение. п многие начинаю-
щие молодые писатели могут воспринять аги высказыва-
ния таким образом, что психологизм вообще не нужен.
11 без того от пашей литературы веет духом ограничен-
ности и примитивизма. Она понимает свои задачи слиш-
ком узко, лишена глубины, обобщений, типизации. Лише-
на, в особенности, психологических произведений. II если
теперь настаивать на том, что нам не нужен психологизм,
мы пе щннем вперед дело прогресса п к\льт\ры.
Наша критика оставляет без внимания и другой во-
прос. Суть его в том. что современная литература, наряду
с упомянутыми выпи' недостатками, пе имеет (большей
частью) местной специфики, местного колорита, благода-
ря которым она только и может стать близкой массам в
тем самым сильнее на пнх воздействовать. Отчасти это
проистекает оттого, что писатели пе знают жизни, не зна-
ют родного языка и сочиняют по трафарету, отчасти же
связано с заблуждением: полагают, что, создавая общече
ловеческнй тип, пет необходимости обращаться к местном)
материалу. Глубокое заблуждение. Разве какой нибудь
капакпрец со своей психологией, средой, привычками пе
может стать общечеловеческим типом? Лев Голстой в та-
кой же степени глубоко русский писатель, в какой он
отразил общечеловеческую психологию. Наша литература
лишена п местного колорита, и общечеловеческого содер-
жания. Пли еслп в ней есть одно, недостает другого.
Часто произведения оторваны от реальной почвы, в осо-
бенности стлхотворепня и поэмы.
Одна из причин схематизма лежит в абстрактном от-
ношении писателей к жизни.
Как же сделать, чтобы паша новая литература освооо
дилась от схематизма и дала произведения, полные жиз-
ни п долговечные? Для этого, конечно, необходимо глуби
ко познать нашу новую действительность и. как говорит
ся, пройти школу у классиков, усвоить их приемы.
Но, прежде всего, кто такой классик и кого считать
классиком? Сперва к классикам причислялся писан'11»,
произведения которого включались в школьную н|М»гр«‘М
му. Потом стали причислят!, всех х мерших писателен, зз
тем только тех, кто своими высокими литературным»
стопиствами может служить образцом. В этом вослед»1 м
460
смысле у пас считаются классиками Абовяп, Раффн, Про
шяп, Паткапяп. Никто, разумеется, пе станет отрицать
исторически важное значение их деятельности, по сегод-
ня паши писатели мало что могут почерпнуть у них (ля
своей литературной рабшы. С этой точки зрения к класси-
кам у пас могу г быть причислены Туманян. Шпрвапза
де, Пар-Дос. По в вопросе учебы мы пе должны оставать-
ся в рамках «замкнутого хозяйс i в<1» — в немногочислен
пом кругу наших писателей. Мы должны учиться н у
русских, п у французских, и у немецких. н у английских
писателен,— словом, действовать в «мировом масштабе».
Года два тому назад пролетарские писатели (Дабагяп
п др.) и Симон Акобян высказали мнение, что нужно
учиться у Раффн.
Раффн — большой писатель, обладающий огромным
воображением, мастер строить фабулу, по нужно при-
знать, что современный писатель мало и ш вовсе ничего
по почерпнет у пего для своей учебы.
В свое время уже Ширванзаде не захотел следовать
его путем. Глубина Раффн— сказка. его приемы — и шо-
шеппые романтические одежды, язык—не современен.
Одним словом, его техника не только сегодня, по уже
сорок— пятьдесят лег назад была не нова. А его богатая
фантазия — это уже1 от бога, и перенять ее невозможно.
Чтобы передать современность, нужны новые, более со
вершенные формы н приемы. Следовательпо. надо учить-
ся у писателей более высокой л итерату рпом техники.
Есть люди, которые считают у чебу у мастеров мировой
литературы проявлением коглншо.штизз/п и препеОреже
ипем к армянским писателям. Чистое недоразумение. Для
того чтобы приобрести технические знания, никто ведь пе
пойдет обучаться к деревенскому кузнецу, как бы тот пн
был талантлив и какие бы чудотворные дела ин совершил
Для своего села. Для этого, у кого есть возможность,
поступают в полптехпнческпй институт. Вместо того что
бы обучаться у Раффн, лучин1 поучиться у таких' высоких
Мастеров письма, как Флобер. Лев I олстон, Пушкин, I а
Уитман, Джек Лондон и др. Учиться пе для того, чтооы
повторять их, а чтобы, усвоив их приемы и познав жизнь,
попытаться найти новые формы.
Что касается знания жизни — тут не может быть двух
Миопий. По ведь писатель должен иметь возмояинн гь но
знать жизнь, в особенное гм сегодняшнюю. принявшую но-
вые формы, исследовать ее во в< ей социальной ыубппе.
461
Есть ли у наших писателей такая возможность? Я бы
сказал: не всегда. Чтобы хороню знать и глубоко понять
современную жизнь, нужно, как справедливо отмечают
осознанное марксистское мировоззрение. Я бы добавил
еще: а также жизненный опыт прошлого, чтобы со-
поставить старен1 п новое и иметь возможность хотя бы
изредка ездить по стране. Это последнее условие проле-
тарские писатели, пожалуй, имеют, так как во время вся-
ких литературных кампаний и пиходов могут разъезжать
в каком угодно направлении. Могут и независимо от кам-
паний. Хотя эти поездки и носят характер гастролей. Что
касается «попутчиков», то они лишены возможности дви-
нуться с места, за исключением двух летних месяцев.
И когда заходит речь о том. что писатели не знают новой
жизни, я всегда чувствую: это камешки большей частью
в огород «попутчиков». Но что может сделать «попутчик»,
если жизненное обеспечение ему дает побочная работа,
а пишет он от случая к случаю? Каким образом выкроить
ему время, чтобы разъезжать и изучать жизнь? Вместе
с тем, однако, по знанию жизни «попутчик» не уступает
пролетарскому писателю, и то немногое, что дает «попут-
чик». я даже считаю геройством с его стороны. Кое кто
ссылается па то, что в резолюции компартии * о художе-
ственной литературе подчеркивается необходимость соз-
дать для «попутчиков» условия и проч. У нас, однако,
мы не видим ни этих условий, пи помощи, тогда как в
России (кто следит за прессой, наверно, заметил) жур-
налы и издательства финансируют поездки не только про-
летарских писателей, но и «попутчиков», даже кое-кого
из правых писателей (Андрея Белого), и не только по
России, но и в Европу и Азию.
Обращаясь к вопросу о том. что писатель должен об-
ладать осознанным марксистским мировоззрением, следу-
ет сказать: это, конечно, пмеет первостепенное значение
для понимания современных сложных процессов и дзя
того, чтобы в вихре повседневности увидеть грядущее. Но
мировоззрение — пе вода, его нельзя влить в голову. Ми-
ровоззрение писатель должен обрести в муках. Усвоить
лозунговые фразы — это еще не мировоззрение. МэРа-
сизм должен стать плотью и кровью, чтобы принести бла-
годатные плоды, чтобы во внутреннем мире писателя,
между его чувствами, переживаниями и идеологией не
было разрыва, а царила гармония. Но сегодня очень мно-
тие произведения, как «попутчиков», так и пролетарских
462
писателен, хромают именно пз-за этого разрыва. Писате-
ли намеренно извне вносят в произведение идеологию
скорее всего, э.о выглядит так; они заранее задаются
целью «напншу-ка произведение с такой идеологией».
Преднамеренность — явление очень распространенное в
нашей литературе. Во многих произведениях уже с пер-
вой страницы чувствуешь, куда метит писатель. Большая
часть писателей не «мыслит в образах», а преподносит
голые идеи. Поэтому часто, читая произведения, где дела-
ются потуги разрешать мировые проблемы, испытываешь
чувство неловкости большее, чем когда читаешь непритя-
зательное описание жизни какого-нибудь простого смерт-
ного. Происходит это, по-моему, оттого, что у многих пи-
сателей пет согласия пли гармонии между сердцем и
умом. Нужно стремиться к такой гармонии.
Таким образом, не оспаривая необходимость усвоения
марксизма, который является великим стимулом и под-
спорьем для писателя, я вместе с тем придаю большое
значение литературной учебе и литературной профессио-
нализации. Одного знания и понимания марксизма
недостаточно, чтобы стать романистом или поэтом. Писа-
тель, как и инженер пли врач, должен специализировать-
ся в своей профессии. Только тогда можно ожидать от
него совершенных произведений. Дилетантизм не может
создать ничего цепного. Л наши нынешние писатели, да-
же пожилые, в большинстве своем дилетанты.
II еще одни вопрос. Когда-то шел спор: прежде —
гражданин, потом — поэт или наоборот? Одни говорили:
«прежде — поэт, потом — гражданин». Другие утвержда-
ли обратное. По-моему, никакого предпочтения одного
Другому, а и то и другое вместе, одновременно. Писатс ь
Должен участвовать в созидании жизни, как это дел п«
те, кого мы называем инсатель-iражданип: Щ( трин.
Некрасов, Л. Голстон. Короленко в России. Золя. \нато. ь
Франс во Франции. Лессинг, Гейне в 1 ермании, Ььершон
в Норвегии и др. У нас общеизвестна роль, которхю шра
ли Паткаияп и Раффп. Неоспоримо, что литература вы
полнила и может выполнять великую солпдателып ю мш
сию — повелительная потребность в этом отцхщастся осо
бенно сейчас, когда создаются новый быт, i ов г их ю
гия, новые человеческие взаимоотношения. Л с а хра
здесь, мне кажется, многое должна сделать. / тизнь вы
Двигает множество проблем, и литера \ра должна осв<
Щать дороги, которыми идут сегодня трудовые масс ы на
4ПЗ
шей страны. Литература, как в сороковые — пяти десятые
годы в России и как в шестидесятые — семидесятые годы
у нас в Армении, должна быть в авангарде жизни, а не
в арьергарде, как происходит ныне.
Однако готовы ли к этой роли паши писатели? Разу-
меется, нет. Прежде всего большинству из них недостает:
1) широкого литературного образования; 2) владения ли-
тературной техникой: 3) марксистского мировоззрения и,
некоторым, материальной обеспеченности.
Последний вопрос не пз маловажных, потому что наш
книжный рынок не так велик, как русский, чтобы обеспе-
чить писателя. А мы знаем, что хороню и много творили
те писатели, у которых было хотя бы минимальное жиз-
ненное обеспечение.
Следовательно, признавая важную роль литературы в
деле воспитания масс и созидания повой жизни, надо ду-
мать о том, чтобы иметь качественные литературные кад-
ры и чтобы обеспечить эти кадры. Только после этою мы
можем рассчитывать на появление той большой литерату-
ры, которая нужна сегодня и которая будет достойна на-
ших дней.
11)30
«С Л О В О О П 0.1 к У ИГОРЕВ Е>
В этом году исполняется 150 лет со дня первой почат
ной публикации гениального памятника ере щевеконон
культуры великого русского народа «Слово о полку Иго-
рево».
Это замечательное произведение, написанное в конце
XII века п существовавшее на протяжении веков в руко-
писном виде, является блестящим историческим и литера
турио-художествеппым памятником. В нем сжато и вы
пукло показана борьба русского парода против инолем
вых завоевателей и одновременно отражена идея собора
пня раздробленных сил русских в образования из разроз
пенных феодальных княжеств единого русского государ
ства; идея очень передовая для того времени.
Наряду с большой исторической и идейной значитель-
ностью эта лирико-эпическая поэма отличается также
своими высокими литературно-художественными достоин-
ствами. Несмотря на фрагментарность композиции, живое
поэтическое дыхание эпоса, его правдивый дух, сочные
фольклорные образы и сравнения создают единый красоч-
ный колорит и переносят читателя в атмосферу давних
исторических событий.
Помимо этого в «Слове» выражены горячая любовь
народа к родной русской земле, стремление хранить ее
Честь н умножать ее славу. Этим, несомненно, обьясняет
ся, что в годы Великов Отечественно]! вейшы пламенный
Патриотизм «Слова» нашел горячий отклик в сердцах <о
детских воинов, и на знамени одного из партизане кпх oi
Ридов были написаны слова Иге еря:
«Лучше быть убиту от мечей, чем от рук поганых по-
лопепу».
465
«Слово» как очень самобытное произведение нашло
достойное место в ряду выдающихся эпических творении
мировой литературы. Оно переведено почти на все куль-
турные языки мира. Полный перевод его па армянский
язык мастерски осуществил поэт Суреп Ваупи который,
сохранив его эпический дух, героический стиль н коло-
рит. заставил наш народ полюбить это великое поэти-
ческое творение.
И вот сегодня Советская Армения, как и весь Совет-
ский Союз, с любовью отмечает 150 летне со дня печатной
публикации «Слова», испытывая глубокое уважение к
свободолюбивому русскому народу, создавшему это пре-
красное произведение.
1950
АЛЕКСА II Д I» ГР || БОЕДОВ
В творчество Т рибоедова анк* более всего дороги две
особен пости — независимость суждений и 1лубокип пат-
риотизм. Грибоедов, несмотря на то что в России, как и
в любом деспотическом государстве, вольнодумство пре-
следовалось и жестоко каралось, дерзнул — первый после
Радищева — свободно мыслить. Острым аналитическим
взором проник он в жили, общества и увидел господству-
ющий в дворянском сословии дух холопства и низкопо-
клонства перед всем иноземным, карьеризм, подхалим-
ство, чинопочитание.
Со всей сплои своего таланта художника он высмеял
эти пороки общества и заложил основы блестящей рус-
ской сатирической литературы, которую затем развили
гениальный Го гол i, и беспощадный 1Це фин.
Сатира I рибоедова уже в рукописи нашла массу при-
верженцев, его острое критическое слово стало орудием
в борьбе против самодержавия.
Патриотизм, высокое сознание чести и достоинства
своей страны побудили Грибоедова громко высказаться в
защиту национальном самобытности русского народа и
установления демократических свобод в русском государ
стве, то есть выступить в духе свободолюбивых идеи де-
кабристов.
Грибоедов считал крепостничество позором для своей
страны; его возмущение вызывает также дух раболепства.
Царивший в среде дворянства, которое перенимало фран-
цузские моды и вкусы, по предпочитало фельдфебеля
Вольтеру.
Все :>тн явления вызывают глубокий протест писателя.
Грибоедов высмеивает погрязшее в глубоком невежестве
467
общество крепостников и устами своего героя Чацкого
бросает соотечественникам трезвые, обличительные
хлесткие, точно удары бича, слова обвинения. Речи эти
ретрограды Фамусовы встретили с возмущением п ужа-
сом, затыкая уши; передовая молодежь, жаждущая све-
жего слова, приняла их с удовлетворением и восторгом.
II рукописные стихи «Горя от ума» распространились в
тысячах экземпляров.
Велико историческое значение «Горя от ума», но коме-
дия жива, звучит свежо и сегодня, потому что в ней бьет-
ся сердце, страстно желавшее блага своей стране, потому
что в пей есть живые характеры, нарисованные кистью
большого художника.
Однако Грибоедов дорог нам пе только как автор
блестящей комедия, по и как мужественный человек и
прогрессивный политический деятель, который проявил
добрые чувства к нашему многострадальному народу и,
находясь на государственной службе, попытался облег-
чить его участь. Известна роль Грибоедова в мирных пе-
реговорах во время и после русско-персидской войны
1821 года, когда он боролся за освобождение российских
граждан, в том числе и армян, из плена, добиваясь воз-
вращения наших пленных соотечественников пз Персии
в только что освобожденную армянскую Араратскую об-
ласть.
Он проявил высокий гуманизм: пренебрегая собствен-
ной безопасностью. Грибоедов отказался выдать персам
нашедших в его доме убежище пленных армян и стал
жертвой собственного человеколюбия.
В свое время паши деды и отцы оценили эту рыцар-
скую самоотверженность Грибоедова, они почтили его па-
мять словами признательности и отслужили панихиды в
его честь в Эчмпадзине и Эрпванп.
II сегодня наш народ, умеющий ценить добрые дела,
с любовью вспоминает мужественного и благородного
Грибоедова.
Воздавая хвалу выдающемуся драматургу, мы прпсое
дипяем к пей нашу благодарность ему за человеколюбии,
проявленное к нашим соотечественникам.
1945
ПРОЗА ПУШКИНА
Один из знаменитых французских романистов сказал
о Бальзаке: когда прослеживаешь пути развития фран-
цузского романа, иа перекрестке их видишь гигантскую
фигуру Бальзака. Эти слова полностью могут быть отне-
сены и к Пушкину. Когда бросаешь пусть даже беглым
взгляд на пути формирования и развития русской литера-
туры fccex жанров XIX века, в центре сплетения их ви-
дишь светлую личность Пушкина.
Солнце русской поэзии, Пушкин создает эпоху в рус-
ской литературе ие только своей высокой поэзией. но и
прозой, которая отличается от прозы его предшественни-
ков и формой, и содержанием, и языком. В отличие от
Загоскина, Радищева, Карамзина, в отличие даже* от свое-
го современника Марлинского с его тяжелым, витиева-
тым, архаически напыщенным языком Пушкин пишет
Дотоле небывало простым и ясным, правдивым в в то же
время выразительным языком. Никаких украшательп в,
никаких высокопарных словосочетаний, никаких фальши-
вых нот, гармоничный и живой, отличающийся наро i
постью и богатством язык, который дворянские критики
считали «низменным, бурлацким».
Аристократам, конечно, пе по нраву был шцюднын
ЯЗЫК. Пушкину же был необходим этот язык, и »<> он изо
Сражал не вымышленную жизнь бояр и князей iliii вооо
Рожаемые приключения горцев, подобно Марлипскому. а
простых людей своего времени, их реальные переживания
и взаимоотношения, психологию, правдивые картины ш
Торических событий. Например, в повестях « шнпташкая
Дочка» ц «Дубровский» он показывает ие только ипдиви-
4Г)9
дуальные, но п социальные п политические противоречия
героев, проявляя при этом острую наблюдательность и по-
нимание ведущих явлений времени. Достаточно хотя бы
вспомнить, как он описывает восстание Пугачева в по-
вести «Капитанская дочка», какие человеческие черты
характера видит в Пугачеве, которого общество, окружа-
ющее* Пушкина, считало разбойником, пли как правдиво
изображает тот страх' и ужас, которые охватили русских
дворян в дни Пугачевского восстания. А как реалисти-
чески и убедительно изображает он дворянина-хищника
в крестьян, возмущенных его несправедливостью!
Нарушая традиции своих предшественников, Пушкин
стал первым русским прозаиком, который обратил внима-
ние на маленьких, забитых людей, каким, например, был
станционный смотритель, чье благородство и высокое че-
ловеческое достоинство он противопоставляет бездушию
выродка-дворянина.
Будучи художником большого такта. Пушкин никогда
не впадает в тенденциозность, не выражает открыто свои
симпатии и антипатии, не заставляет героев давать само-
оценки. Положительные пли отрицательные черты его ге-
роев раскрыты в их действиях, в их поступках. Пушкин,
как сказал бы Гете, пе говорит, а изображает. И он всег-
да правдив — качество, которым бывает одарен только ис-
тинный реалист. Пушкин был реалистом в то время, ког-
да не только в России, но и во многих странах Европы
царили ложный классицизм пли романтизм.
Есть художники слова, которые, переходя от поэзии
к прозе, не чувствуют себя в своей стихии. Пе таков
Пушкин: он не только чувствует себя в прозе свободно,
но показывает высокое мастерство как рассказчик, ху-
дожник и наблюдатель. Другие авторы, изображая ка-
кой-нибудь случай илп событие, загромождают свои тво-
рения словами, искусственными туманными фразами п.
пока доходят до сути, утомляют читателя. У Пушкина
этого нет, в его произведениях вы не ощущаете тяжеловес-
ного слова, не встречаетесь с длиннотами и туманными
фразами. То, что называют классической простотой.—эт0
и есть Пушкин, особенно в прозе. II прав тот критик,
который сказал: еслп бы природа обрела язык, она жк
несомненно, заговорила умной прозой Пушкина.
Будучи убежденным в том, что проза должна жпь
«сжатой и точной», Пушкин, изображая какой-либо пре
мет или героя, употребляет ровно столько слов, скольь
470
необходимо в данном случае. Иногда всего только
несколькими словами оп изображает тот или иной персо-
наж такпм образом, что вы получаете полную иллюзию
его достоверности, добивается того, чего иной не может
достичь даже на нескольких страницах. Такую же уплот-
ненность прозы Пушкина мы видим в его описаниях прп-
роды или душевного состояния героев. Вспомним еще раз
«Капитанскую дочку». Как мало в ней слов и какое боль-
шое содержание!
Поэтам, перешедшим на прозу, зачастую трудно дает-
ся фабульное построение произведения. И в этом отноше-
нии изумляет высокий талант Пушкина. Очень мало кто
пз русских авторов (пожалуй, только Чехов) обладал да-
ром писать более сжатой и собранной прозой, чем Пуш-
кин. Он — большой мастер формы пе только в поэзии, но
и в прозе. В мастерстве рассказа и изображения он, как
сказали бы в старину, обладал божественным чувством
меры, архитектоника его произведений всегда безупречна
и целостна.
В своей прозе, предельно насыщенной мыслями, он но
допускает нп единой лишней строки. Не только у пред-
шественников Пушкина, но и в произведениях многих по-
следующих писателей вы можете без ущерба вычеркнуть
целые страницы — вещь от этого нс пострадает. Но по-
пробуйте выбросить из прозы Пушкина хотя бы несколь-
ко предложений,—вы увидите, что пострадают и струк-
тура и смысл произведения.
Пушкин создал прозу нового качества, которая оказа-
ла огромное влияние на все развитие русской литературы
XIX века. II это влияние касалось пе только формы, но
п содержания, тематики произведении.
Достоевский в беседе о русских романистах говорил:
мы все вышли из «Шипели» Гоголя. Мы не погрешим
против истины, сказав, что «Шинель», в свою очередь,
вышла из «Станционного смотрителя» Пушкина. Самсон
Нырни тот же Акакий Акакиевич, его родной брат и Де
Пушкин, герой повести «Водные люди» Достоевскою. При
Мерой много. А «История села 1 орюхпна», i которой
Пушкин хотел дать пародию на «Историю Российскою
государства» Карамзина, но, к сожалению, не завершил
се? Разве пе остроумный замысел этого произведения про-
диктовал Щедрину желание написать блестящую сатиру
«История одпого города»? Или разве не «Пиковая Д1ма>
вдохновила гениального Достоевского создать «Прее ту иле
47!
пне и наказание», которое, однако, по своему исполнению
п идее, конечно, отличается от произведения Пушкина?
Примеры эти, конечно, можно приумножить. Внима-
тельный читатель может легко заметить следы влияния
Пушкина пе только в творчестве Достоевского и Щедри-
на, но и Лермонтова, Тургенева, даже Гончарова и Тол-
стого. Да и сами эти писатели признавались, что учились
у Пушкина. Как всем своим творчеством, так п своей
прозой Пушкин был учителем писателей нескольких по-
колений.
После Пушкина русская проза достигла невиданного
расцвета, разностороннего развития, необычайной глуби-
ны. Эту прозу выковали и закалили такие великие масте-
ра, как Гоголь, Тургенев, Толстой, Чехов, но в то же
время следует подчеркнуть, что и сегодня, столетне
спустя, проза Пушкина не потеряла своего истинного оча-
рования. Опа в своей простоте, ясности и сжатости и се-
годня песет в себе много такого, чему можно поучиться.
Огромны историческая роль и значение творчества
Пушкина. Оно — истинная прародительница не только
новой русской демократической поэзип, но и прозы XIX
столетия. Как в начале путп русской литературы всех
жанров, так, в частности, и па узловых путях развития ее
прозы, высится светлая монументальная фигура Алексан-
дра Сергеевича Пушкина.
1937
О ГОГОЛЕ
Я, как и моп сверстники-армяне, .учившиеся в русской
школе, познакомился с русской литературой раньше, чем
с армянской. Своп знания мы черпали в учебниках, в
чтении русских книг, в беседах учителей.
Одним пз самых любимых наших писателей, рядом с
Крыловым, Пушкиным, Лермонтовым (Льва Толстого
тогда в школе почти пе проходили), стал Николай Ва-
сильевич Гоголь. Первым прочитанным мною ого произ-
ведением была «Шинель». Н по сей день помню впечатле-
ние, которое произвела на меня эта написанная с блестя-
щим юмором и богатая наблюдениями, великолепная реа-
листическая повесть.
Комическая и вместе с том жалкая фигура Акакия
Акакиевича все время стояла у меня перед глазами — он
был воспринят мною но как литературный персонаж, а
как живой человек, который работает в N-ском департа-
менте, ходит по улицам 11етербурга. И вдруг с ним сл\ча
ется это грустное приключение. Мио было ужасно жаль
его, когда я читал, как воры снимают с него приобретен-
ную с таким трудом шинель. Он представлялся мне
забитым п несчастным — маленький человек, потеряв
шийся в равнодушном обществе великолепной столицы,
которое наслаждаясь жизнью, не замечает Акакиев Ака
киевичей.
Еще более сильное впечатление произвол па mi ня
«Тарас Бульба». Патриот Бульба, симпатичный и непо-
средственный восхищал меня и моих товарищей до такой
степени, что ’мы знали наизусть и часто повторяли его
слова, в особенности направленные против польских
Шляхтичей. А его громовое «Слыш>!..» (что раздастся в
473
ответ на слова Остапа, истязаемого на площади Варша-
вы) вызывало дрожь в теле и наполняли паши сердца
ненавистью к польским завоевателям.
На выпускных экзаменах мне достался как раз анализ
«Тараса Бульбы», я испытал и волнение, н большую
радость, так как я хорошо знал материал. Мой разбор,
видимо, понравился экзаменаторам — мне подарили двух-
томное собрание сочинений Гоголя, о чем я рассказал
спустя много лет в своей «Истории одной жизни».
II после чем больше я читал Гоголя, тем все больше
он покорял меня своим совершенным мастерством, своим
щедрым юмором, своими неповторимыми реалистически-
ми тинами... II по сей день я часто читаю его и нахожу
все новые и новые красоты в его произведениях Сила
гениального художника сказывается в том, что даже не-
обычные явления предстают у пего достоверными и пол-
ными жизни. Никаких натяжек, пи одного литературного
шаблона, никакой заданности... все естественно, живо, на-
турально. В его произведениях видны прозорливые откро-
вения великой души и рука искусного мастера.
А образы, в которые вдохнул жизнь гений автора «Ре-
визора» п «Мертвых душ»? Это целая галерея щйствп-
тельно бессмертных типов, имена которых стали нарица-
тельными п вошли в нашу повседневность.
Естественно, что такой самобытный писатель не мог
не оказать плодотворного влияния на литературное раз-
витие не только у себя на родине (вспомним слова Досто-
евского: «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя»), по и за
ее пределами. Заранее скажу, что указать па какого то
определенного армянского автора загруднительно. однако
следы его влияния видны во многих произведениях, в
творчестве различных писателей.
Начать хотя бы с тех же 60 х годов — следы влияния
Гоголя я вижу, ощущаю в прозе и публицистике Назван
дяна, в «Тер-Саргисе» Габриэла Тор Ованниспапа. затем
в отдельных персонажах Сундукяна, весьма ощутимо в
рассказе «Варенькин вечер». Далее такие следы можно за
метить в реалистических рассказах Мурацана п в «Апо
столе» и, пожалуй, в начале «Вардана Хйрумяна» Шир
ванзаде. Возможно, есть, но я пе могу сейчас вспомншь,
подооные следы и в произведениях других армянских ни
сателей. В подтверждение этому, в частности. ол;ь
сказать, что, когда я писал свои рассказы «Bpoiioi и,
отчасти, «Капитан Ерам», я часто веноминал Гоюля.-
474
Обращаясь к вопросу о роли п значении Гоголя в раз-
витии нашей литера гуры. следует сказать, что любой ве-
ликий писатель, художник, ученый оказывают своей ра-
ботой прямое плп косвенное воздействие на культуру на-
родов мира. II великий Гоголь также не мог пе воздейст-
вовать и по влиять плодотворно па пашу культурную
жизнь, поскольку уже начиная с .30—60-\ годов его чита-
ла наша интеллигенция, учащиеся, студенты как в ориги-
нале, так и в переводах или смотрели спектакли но его
пьесам на русской и армянской сцене.
Влияние писателя плп художника пе всегда проявля-
ется с очевидной и наглядной доказательностью, оно
большей частью сказывается на умонастроениях, чувст-
вах, вкусах людей, следовательно, его скорее надо изме-
рять тем литературным обаянием, которым обладает для
общества данный писатель плп художник. Подходя с этой
точки зрения к проблеме влияния, следует сказать, что,
сколько я мог наблюдать с юношеских лет. влияние 1 ого-
ли в нашей действительности было огромным. Наша ив
теллпгепция, как в городах, так и в селах, питала и ионы
пе питает благоговейную любовь к Гоголю. Л там, где
есть такая любовь, есть, безусловно, и сильное возденет
вне,— следовательно, роль и значение Гоголя в развп пн
нашей литературы огромны.
Может быть, и невозможно продемонстрировать, иод
твердить наглядно па примерах влияние Шекспира. Сер
вантеса, Гете п Льва Толстого иа наших писателей и ш
указать их значение для нашей литературы. но нельзя
и отрицать их роль в ее развитии, точно так, как. пе цм< я
конкретных данных о влиянии солнца на организм тою
или иного человека, мы вместе с тем пе может отрицать
роль и всеобъемлющее значение солнца д я жп ни
обще.
Гении подобны солнцу — они дарят всем свет и
тепло...
1952
М О Г У Ч II П Д > Б
Вы, конечно, помните то место в романе «Война п
мир», когда Андрей Болконский едет в Отрадное к Росто-
вым и по дороге встречает дуб с могучим стволом и силь-
ными ветвями, властно возвышающийся над окружаю-
щим лесом.
Вот таким могучим, царственным древом представ-
ляется мне и творчество Льва Толстого в русской лите-
ратуре. Совершенно справедлив Анатоль Франс, когда
говорит: «Эллада дала Гомера, Россия — Толстого», то
есть старый мир дал человечеству «Илиаду» и «Одиссею»,
новый мир — эпопею «Война и мир».
Имя Льва Толстого как гениального художника при-
надлежит, бесспорно, к числу самых крупных имен. Его
произведения вошли в золотой фонд мировой литературы,
получили всеобщее признание. Пересказывать содержа-
ние их не имеет смысла, они известны всем. А говорить
в одном коротком выступлении, пусть даже в общих чер-
тах, о творчестве такого глубокого художника, каким был
Толстой, невозможно. Короленко прав, творчество Льва
Толстого величественно, как сама русская природа, н пол-
новодно, как Волга.
Отметим только, что ппкто из русских писателей пи до
Толстого, ни после него в XIX веке так всеобъемлюще
и полно пе представлял русскую действительность н P51'
скпх людей, как это сделал он.
В его творчестве отображены все пласты русской <>*>-
Ще(твепиой жизни с одинаковой силой художественною
обобщения п типизации.
Оп выступал в своих произведениях как суровый О
дня, осуждающий существующие порядки, зло, насилие,
476
несправедливость. произвол, воспевал честное, героиче-
ское, требуя от человека самосовершенствования.
Но своему происхождению Лев Толстой принадлежал
к старинному дворянскому роду, воспитание и образова-
ние получил как человек из высшего общества. Но
несмотря на это, оп никогда нс идеализировал класс, к
которому принадлежал,— наоборот, беспощадно обнажал
его пороки. Особой силы достигает пафос обличения дей-
ствительности в романе «Воскресение», где писатель под-
вергает критике все основы существующих порядков в
России.
Разоблачая пороки своего класса, осуждая его. Тол-
стой в то же время с огромной симпатией и любовью
говорил о простом пароде. Положение сто глубоко трево-
жило писателя, заставляло серьезно задуматься над про-
блемами народного образования. Известно ведь, что Тол-
стой открывал школы для крестьянских детей, сам препо-
давал, писал учебники. Он понимал, какая огромная сила
таится в народе, какую роль народные массы призваны
играть в развитии общества. Не случайно в его произве-
дениях народу уделено так много места.
Проницательная мысль и острый глаз дали возмож-
ность Толстому создать целую картину жизни не только
современного ему общества, но и прошлого страны, собы-
тий времен Отечественной войны 1812 года.
Исторические события большой масштабности отобра-
жены в его произведениях с такой достоверностью, что
стали важнейшими документами для изучения эпохи,
мимо них не может пройти равнодушно пн один соци-
олог.
Это особенно касается романа-эпопеи «Нонна и мир»,
где исторические события даны с такой поразительной
правдивостью и художественной силой, что перед читате-
лем оживает прошлое, обретает реальные, копире!пые
черты, заставляет волноваться, переживать.
Дар художественного проникновения в с\ть явлений
Позволил Толстому не только запечатлеть историю защи-
ты отечества, борьбы с иноземными захватчиками, но
что очень важно! — увидеть саму многоликую Д>шу наро-
Да. раскрыть его характер.
Глаз художника проникал в психологию люден самых
Различных общественных ступеней и ин ловий, от просто
10 патриархального мужика Платона Каратаева, жпвхще-
г° к христианском смирении, до либерального министра
477
Сперанского, старающегося «умными» предначертаниями
изменить порядки в России, за что оп ссылается в Си-
бирь. и. наконец,, до недовольных цареко помещичьим ре-
жимом Андреем Волконским и Пьером Безуховым, свои-
ми настроениями и воззрениями близких к той части дво-
рянства, из которого вышли декабристы. Толстой сумел
увидеть и тяжелое бесправное положение крестьянства,
и зреющее в народе недовольство крепостническими по-
рядками.
Какой охват жизненных явлений! Какая глубина про-
никновения!
Толстой действительно гигант, непревзойденная и по-
ныне высота.
По моему глубокому убеждению, пи одно произведе-
ние в мировой литературе не может соперничать с рома-
нами Толстого по широте и полноте охвата действитель-
ности и правдивости ее изображения.
Лев Толстой — величайший мастер слова, изобрази-
тельные средства его разнообразны, в его произведениях
все естественно, просто, непринужденно, пи одной искус-
ственной фразы, ни одного неестественного штриха. Он
творит, как творит сама природа. Толстой достиг недося-
гаемых высот мастерства именно благодаря этой естест-
венности и правдивости.
Творчество великого писателя глубокими корнями
связано с национальной почвой, и именно поэтому оно
выходит за национальные рамки, становится близким
всем народам. Толстой давно, еще прп жизни, стал одним
пз признанных писателей, авторитет его очень велик,
к его голосу прислушиваются не только в Россия, но п
далеко за ее пределами!
Толстой и великий гражданин, он гневно и страстно
обрушивался на государство, церковь, осуждал жестокие
законы, политику виселиц и гонений. Противореча своей
же несостоятельной теории «непротивления злу», 0,1 <<пс
мог молчать» п часто подымал голос в защиту пародов,
подвергающихся преследованиям.
Велпки заслуги Льва Толстого перед человечеством,
в своих произведениях он взывал к добру, любви п
правде.
Чувство любви п уважения к великому русскому шва
телю питает и наш народ. Произведения Толстого иерево
дплпсь па армянский язык начиная с 70 х годов прошлого
века. Еще наши деды и прадеды читали его творения,
478
восхищались ими, проникались их высокими гуманисти-
ческими идеями.
И сегодня любовь к писателю неугасима.
Мне хочется еще два слова сказать как переводчику
«Воины и мира», повести «Казаки» и некоторых других
произведении: я испытывал величайшую творческую ра-
дость, работая над переводом его произведений, хотя за-
дача была огромной сложности.
Проникая в творческий метод и великое искусство
Толстого, многому учишься, много черпаешь знаний, де-
лаешь для себя много глубочайших открытий. Мне дума-
ется, у Толстого надо всем учиться, но особенно писате-
лям, и особенно молодым. Прав французский прозаик Мо-
риак, говоря, что Толстой — это целый музей. Я бы лишь
добавил: и великая школа.
1960
ФЕДОР ДОСТОЕВСКПП
Достоевский — один пз гениальнейших писателен, его
произведения составляют славу не только русской, но п
мировой литературы. Он — художник-психолог, чье влия-
ние широко распространено в мире.
Выйдя, как выразился сам Достоевский, пз «Шипели»
чествз nofn-f Самого Яачала своего литературного твор-
tviip тл Л П^ТЬ’ пРОТ1,востоящий дворянской литера-
помрт1пп1ССТЬ поставил йеЛ1‘Ю изображать пе быт и уклад
попе к- ЬПХ *АСаде^’ а жизнь обездоленных в большом го-
читетипл"УТ° Сделал . 0Г0Л1> в «Шинели». Обладая псклю-
теп1 п гтИ таоРческо“ интуицией и глубокой наб.пода-
кчптпп ЬЮ’ Дос.Уоевс^П11 Дал в своих романах правдивые
HOCTI Ы SCKOn Де11Ствительности. Со всей беспощад-
тптп11*° Раз° лачает он хищников пз буржуазного и поме-
п аГ° С5)СЛ()ВИЯ и выражает искреннюю любовь н енм-
‘ К ° езд0Л(‘1111ЬШ’ униженным п оскорбленным. Тако-
ос1’лпГ° 1|^0Пзве^геП1,я: «Бедные люди», «Униженные и
Р кленные», «Записки пз мертвого дома», «Преступле-
п( и наказание», «Братья Карамазовы» и др.
романах своих Достоевский поднимал самые острые
про лемы времени и показывал человеческие взаимоотно-
шения и психологию с такой необычайной изобразитель-
ной силой, которая поставила его в ряд величайших гени-
ев человечества. Оп умел, как никто другой, пронпкн\ть
в самые затаенные глубины человеческой души. Такне
его произведения, как «Преступление и наказание» 11
«Братья Карамазовы», в некоторых странах, например в
Италии, использовались в судебных органах в качестве
пособия для изучения психологии преступников.
480
Достоевский — один пз самых глубоких п сложных
писателен. Произведения его сложны по своей тематике,
композиции, обрисовке образов, сложны противоречи-
востью мировоззрения. С одной стороны, он. как истин-
ный гуманист, переживает острую боль за всех обездолен-
ных, считая невыносимыми условия пх существования, с
другой — единственный выход пз этпх условии ему вп-
днтся пе в борьбе, как в молодости, когда он был близок
к петрашевцам, а в христианской кротостп и смирении.
Поэтому и образы, в которых оп воплотил свой идеал
совершенного человека, это не борцы, а проповедующий
христианское смирение монах Зоспма п наивный чудак
князь Мышкин.
Достоевского глубоко почитают п в нашей страпс, и во
всем мире. Огромны его заслуги перед русской л> тсра у-
рой, которую оп вместо с великим Толстым поднял па
вершины мировой классики. Имена эти навеки с али сла-
вой русского народа.
1956
16 С Зпрьян т 5
О ЧЕХОВЕ
чувство	' ^огов Дрсвнпх греков считалось
вершенствеТ,,Мпсчаст-*пвым свойством обладал в со-
это! удГвите^ и,” 11аВЛ0ВПЧ Чехов- О чем бы нп писал
п ппоникнитл И мастеР’ BCG было естественно, типично
койРцпедна\гпт 11ДеаЛЬНЫМ чувс.твом такта п м<фЫ- Ники-
ного лпшпргп^ нпостп» никакой схемы, риторики, нп од-
атьная я штРпха, пи одного напыщенного слова. Ре-
встает со стп-’ пеРеданная скупыми, но яркими чертами,
непосордстпп аЫИЦ пР°извсДрний писателя. Он пишет так
действпттт ИНН° П Жпво’ что создает полную иллюзию
внешним чгТ г°СТ11’ ПРЯЧСМ Достигает этого, пе прибегая к
тывают Чп±КТаМпП°ЭТ0',у ого пР°нзведепия так захва-
котопогл пл еЛЯ’ °бладают свойством «заражать»,
художественплРаВУ Трсоует Лев Николаевич Толстой от
художественного произведения.
Н11чвогт1тЗНТгЮ’ КТ° бы МОГ сРавппться с Чеховым по лако-
кост! - с>катости слога. Слова Чехова. что «крат-
действнтопгIT талапта>>’ были блестяще пм доказаны. Он
талантливо nJ™04 ГОВОР1ГТЬ кратко п глубоко, кратко и
жршш	5Дпвптельно немногословен при пзобра-
Че\лн словсческпх характеров. Но так же скуп на слова
кост! пп.Г Огшсаппях природы, и, несмотря па эту крат-
и сы>я-‘1 р°^а в его нрппзведепиях всегда жива, осязаема
произведе11ий?МНиМ <<Степь,>’ «Свирель» и ряд других его
482
Чехов поразительно усовершенствовал «технику» про-
зы, сделав ее удивительно легкой, гибкой, выразительной.
Он пришел со своей новой культурой слова, со своей ха-
рактерной манерой повествования.
Чехов создал свой собственный стиль. Начав с ко-
ротких юмористических рассказов, в которых порою
чувствовалось дыхание Гоголя и Щедрина, Чехов вско-
ре выработал свою самостоятельную манеру, свой
стиль. У него пет ни гиперболических обобщений, нп яро-
стной, бичующей сатиры Щедрина. Однако, описывая
обыкновенную жизнь обыкновенных людей, Чехов рас-
сказывал о будничных, грустных или смешных явлениях
этой обыкновенной жизни так ясно, с такой острой в раз-
носторонней наблюдательностью, с таким топким псп
хологпзмом и с такой силой обобщения, что создал
громадное количество разнообразных типических ха-
рактеров, поражающих своей художественной закончен-
ностью.
О тонкой литературной технике Чехова, о его искус-
стве можно писать много. На бесчисленных приме-
рах можно показать, как самыми простыми, ясными ело
вами писатель достигал больших художественных обоб-
щений.
Чехов писал о теневых сторонах жизни, не повышая
голоса. Это был сознательный литературный прием. Вни-
мательный читатель за этим приемом всегда сумеет уга-
дать большое сердце писателя, страдающего от уродливых
сторон жизни, думающего о судьбе обездоленных. Вспом-
ним хотя бы его рассказы «Тоска», «I оре», «Ванька >.
«Спать хочется» и многие другие, каждый из которых
представляет собой шедевр искусства.
Эта литературная особенность автора давала повод
Некоторым современным ему критикам считать, что е
хов — безыдейный писатель, что оп пишет лишь для \ в<
селения публики. Так писал, например, о Чехове . и
хайловский.	f-
До чего глубокое заблуждение! 1онорпть так о а
ре, все творчество которого так богато и так разнообрази
представляет социальную жизнь своею времени.
Михайловский. Скабичевский н другие критики не ви-
дели за его тонким искусством большой мьнли. оi 1
нявшей его произведения, мысли о том, что так?
нельзя жить, что человек не должен ыть	’
Шлым и ничтожным, каким он предо а вал в if
483
16*
отрав-
перевелпсь
ях Чехова, что Прпшпбеевы п Беляковы
ляют жизнь общества. Эти критики (не г~
такие и сегодня) риторику и голые идеи всегда пред-
почитали подлинному искусству. Они не замечали той
острой критики, которой Чехов подвергал мещанство,
царских чиновников и эгоистическую, безыдейную интел-
лигенцию.
На творчестве многих русских писателей позднейшего
периода сказалось влияние Чехова. Мы обязаны Чехову
культурой короткого, по содержательного рассказа, и в
этом отношении в мировой литературе Чехов занимает
почетное место.
Влияние Чехова не ограничивается одной Россией.
Можно видеть следы его в творчестве писателей многих
пародов. Так, мне кажется, что влияние сто заметно в
произведениях латышского писателя Андрея Уинта (в
начальный период его творчества), украинского писателя
Коцюбинского и др.
Говоря, в частности, об армянской литературе, я дол-
жен отметить, что пекоторые пз армянских писателей
также находились под благотворным влиянием Чехова.
В первую очередь это влияние заметно в творчестве на-
шего известного беллетриста, современника Чехова—
Нар-Доса, который очень высоко ценил Чехова. Вот что
Hap-Дос в своем письме к русскому критику Юрию Весе-
ловскому писал:
«Из новейших русских писателей я очень люблю
Чехова, самое небольшое произведение которого, по-
моему, стоит многотомных романов. По-моему, из рус-
ских беллетристов один лишь Чехов является носи-
телем лучших традиций русского повествовательною
творчества».
Не только Hap-Дос, по и другие армянские писатели
п критики еще при жизни Чехова с большой теплотой
отзывались о ном. В армянском обществе издавна люоплп
Чехова. Еще в 90-х годах его рассказы постоянно печата-
лись на страницах армянской периодической печати. в
журналах п газетах, а также выходили отдельными сбор-
никами.
Безгранично близкий русскому читателю, оп пользе
вался люоовыо и симпатиями также и в кругу армянских
читателей. В Чехове армянские читатели видели писан
ля, критикующего мещанскп-самодовольную. узко-огравп
ченную среду, глубоко передающего в своих миниатюр
484
ных произведениях психологию живых людей, наделен-
ных реальными типическими чертами.
Я лично высоко ценю эти качества Чехова и многому
научился у него. Не мне судить, в какой мере сказалось
его воздействие на моих произведениях.
В советский период любовь к Чехову в Армении еще
больше возросла. Если прежде произведения Чехова изда-
вались случайно и бессистемно, то теперь в Советской
Армении его сочинения издаются по плану, в массовых
тиражах.
Несколько слов об армянских переводах Чехова.
Кто-то сказал, что перевод — это роза под стеклян-
ным колпаком: она сохраняет вид. но лишена благо-
ухания.
Я думаю, что это относится лишь к механическим пе-
реводам, когда переводчик не живет содержанием книги,
не творит как художник. Подобный переводчик оправды-
вает слова того итальянского автора, который сказал, что
«перевод — предательство».
Мне кажется, что перевод — это творчество, искусст-
во. II переводчик, овладевший этим искусством, сумеет
в известной степени передать аромат подлинника.
Работая как переводчик, я всегда стремился не только
оставаться верным тексту автора, по и сохранить его
стиль, интонацию, особенности приемов, языковые оттен-
ки речи каждого персонажа. Без этого читатель пе смо-
жет получить подлинное художественное наслаждение от
переведенной книги.
Мне мало пришлось переводить Чехова. Я больше пе-
реводил Л. Толстого («Война и мир», «Казаки» и др),
Тургенева (повести). Но я могу сказать, что переводить
произведения Чехова трудно. Он является одним из тех
тонких писателей, каждое слово которых играет важнх ю
роль в построении сюжета, в характеристике пер онажеп.
Переводчик произведений Чехова, помимо отличного по-
нимания подлинника, должен свободно владеть сокрови-
щами своего родного языка, глубоко чувствовать его тон-
кость, и тогда только он может воссоздать Чехова <
ем языке.
Чехова надо переводить так, как переводят хорошее
стихотворение, стараясь передать все нюашы и ооразы.
Пропуск пли неточны!] перевод хотя оы одною слова <
Хова может порвать ткань повествования, шкалить харак
терне гику персонажа.
485
II переводчик должен много работать, чтобы лапти
нужное, а пе случайное слово, он должен творить, чтобы
подыскать точный и единственный синоним для вираже
нпя мысли н образа великого писателя.
Надо отметить, что переводы многих произведении
Чехова, выполненные армянскими переводчиками, несо-
мненно, можно причислить к удачным. В первую очередь,
мне хотелось бы упомянуть о переводчике дореволюцнои
пого периода Тигране Ованнисяне. Пз переводов же
советского периода хорошо поняли и успешно пере-
вели Чехова переводчики А. Ходкаряп и А. Мазмапян.
Переводят Чехова также и новые, молодые кадры, с
которыми мпе часто приходится беседовать о принци-
пах перевода.
Помимо того, что отдельные книги Чехова выходили
в свет в издании Апнетрата (Госиздат Армении) и в пре-
жние годы, и ныне, в связи с 50 летнем со pin смерти
великого писателя, выйдет еще в свет трехтомник его
произведении, куда войдут н его пьесы. Ме;кд\ прочим,
некоторые из пьес Чехова шли на армянской сцене еще
до Великой Октябрьской революции и неизменно встреча-
ли горячий прием.
Ныне в репертуаре Ереванского драматического теат-
ра имени Сундукяпа почетное место занимает «Вишне-
вый сад».
Один из секретов пашен любви к Чехову заключается
в том, что, несмотря па мрачные явления жизни, отобра-
женные в произведениях Чехова, его творчество оптп
мистично. Своими произведениями Чехов порождал в чи-
тателях ненависть к эксплуататорскому строю, веру и
мечту о лучших днях, о светлом будущем.
Слова доктора Астрова о том, что «в человеке должно
оыть все прекрасно: и лицо, и одежда, н душа, и мысли»
(«Дядя Ваня»), выражают идеал Чехова, который он все-
Iда связывал с прекрасным будущим своей родины. Он
хотел видеть человека свободным от пороков. повседнев-
ных мелочей, хотел, чтобы каждый стал полезным обще-
ству, совершенным человеком.
Творчество Чехова имеет не только большое познана
тельное значение, оно сохранило свое воспитательное
значение, ибо н по сей день в пашей жизни еще встречл-
югся носители пережитков старого — эгоисты, корысто
любцы и мелочные люди.
•186
Да. подлинное творчество, подлинное искусство не
утрачивает свежести п всегда говорит поколениям о но
ком. Творчество Чехова содержит много поучительного и
для советских писателей. Оно учит пас пе забывать о вы
соких традициях высокого искусства, совершенствовать
литературное мастерство, сторониться схематизма, пред-
намеренности и риторики.
Творчество Чехова и его мастерство призывают пас
чтить слово и чувствовать свою глубокую ответственность
веред читателем п пародом.
1954
.1 Е О Н И Д Л II Д Р Е Е В
ца сюи™ П°б’Ц1,Л’л',Т" " <|>""л)|иД1|ц от разрыва гррл.
на ( кончался Леонид Андреев.	11
чптаХмТ;;''"Г1’ ,,>"с',т,мя Х"1,О1"« знакомо армяпскам
НОСТЫО Бытп пп Р( Д< 011 ло,н>зовался большой HOIIV.Hip-
появлшшс ви 1 К0ГДа ^’Р^одьг его нроизведошо!
армянских- * П,с1!. 1,с,1’П0Д11Ке чаще, чем произведения
лем пеоспопим <1Tt Н JI Г° 3acjl-vrn перед нашим чптате-
памятп Ь1’ И Л,Ы ДОл?КНЬ1 отдать дань уважения его
пня Я^АпдреТв Тш?бЯМ СВ0(,Г° Л1,теРатурпого д.щова-
русскнх пнмт	ннадлежнт к числу первоклассных
умы:: х^^гХсвоей —»> -
читающей России K-J ° дрсят" •10т 0,1 был кумиром
следпей вепиг А чажДь,и, кто не успел прочитать ло-
После смопт! и Пд,)(‘ева’ рисковал прослыть невеждой.
Л(*в Толстой т СХ0Ва ВЗОРЫ всех обратились к Андрееву.
сатё;,°ш>в™ nZ С^ЯЛ С"°е П°с-',сд’"'е СЛО,!О’ W™'
завоевал rnmr * И,Я’ П повоявл<‘нпый талант сразу же
литературы Руссгпй'ч™ у1ЮВалщ к Нем ,п,делн 6.W”l‘‘e
сатоле У ПИ штатель, привыкший видеть в пп-
телы,о	V' 1,УССК,,С П"СаТРЛ" Л"''' Т1‘"-
дую понмп no T,V ,10ЛЬ)’ с нетерпением встречал ьаж-
(алп ист 1II,f> Лпд*,ес‘ва- Ее повсеместно бурно обсуж
ской лейстрп П П(?П отие,а 1га «проклятые вопросы» ]>ус
новым Лог- ejlIlH()cTH. Многие поначалу объявили ею
Хсю,йДС 'П^?М- " иек°™рыо па ,1П<а.е.1(п (Ме|-.н
лп по i nr. Mni> ’) аысказ.члп подозрение, пе скрыиается
лп под пеевдопимом «Андреев» Чехов.
4S8
Таким образом. Андреев с первых шагов привлек к
себе всеобщее внимание или, как говорят англичане,
однажды утром проснулся признанным гением. Русская’
пптел.ппопция с надеждой смотрела па пего, ожидая про-
роческих произведении, в особенности после «Тьмы» и
«Красного смеха». Однако среди общего единодушного
одобрения раздавались и немногочисленные голоса тех,
кому пришлось не по душе творчество молодого писателя.
К их числу принадлежали Лев Толстой п его жена. По-
следняя опубликовала по поводу рассказа «Бездна» воз-
мущенное письмо, осуждая писателя за то, что оп пре-
подносит порнографию как художественное произведение.
Молодежь восстала против этого мнения. Вспыхнул спор,
который в итоге только подлил масла в пламя славы Анд-
реева.
Кто же был этот молодой писатель, которому сопутст-
вовал небывалый в России литературный успех? Молодой
юрист, первые же опыты которого в своей профессии ока-
зались неудачными — у пего было два гражданских дела,
и оба оп проиграл во всех судебных инстанциях,— чтобы
содержать себя, стал печатать судебную хронику в газете
«Курьер», где и началась его литературная деятельность.
В детстве и юности писателя было мало радостного. Ро-
дился оп в Орле (1871 г.), учился в тамошней шмпазпи
и, еще не окончив ее, лишился отца. Андреев, по его
собственным словам, учился сначала хорошо, но позднее,
начиная с седьмого класса, числился самым последним
учеником. Г> университетские годы оп часто впадал в со-
стояние депрессии и даже пытался покончить жизнь само-
убийством. Попытка была неудачной. О факте этом стало
известно, и университетское начальство потребовало, что-
бы он прошел церковное покаяние. В результате состоя
вне его здоровья ухудшилось, развилась болезнь сердца,
которая долго мучила его и в конце концов с зела в мо
гилу.
Воодушевленный успехом первой своей к ги оно
Дренный всеобщей симпатией, Андреев начинает печатать
рассказы и пьесы, каждым своим новым проневещпнем
будоража литературный мир России. Неоспоримый >сшх
имел «Красный смех», появившийся в дни ру (конной
скоп войны, а несколько таких, отличаю! 1 х 1 ( ( h ть,°
иоелрнятня, произведении, как «В тумане», «. ысль», СЩ(
более упрочили его славу.
489
После десяти лет сияния звезда Андреева, однако, ста-
ла постепенно меркнуть. Можно даже сказать, что в по-
следнее десятилетне опа стала закатываться с такой ;ке
стремительностью, с какой когда-то вознеслась па небо-
склон. А произошло это потому, что Андреев, стремясь
удовлетворить жажду любителей «нового слова» и «силь-
ных ощущений», сошел с реалистического пути и свернул
к символистам. Он стал создавать произведения вообще
малохудожественные. Это были скорее, говоря словами
Гейне, «недоношенные дети». К этому ряду произведений
относятся «Лиатэма», «К звездам», «Царь-голод», «Сашка
Жегулев», «Король, закон и свобода» и. в особенности.
«Милые призраки», где Андреев хотел изобразить твор-
ческие муки Достоевского и вызвать к жизни два люби-
мых призрака: Белинского и Некрасова. Но потерпел
горькую неудачу — хорошо начав, кончил чрезвычайно
неудачно.
Вообще нужно заметить, что у Андреева почти всегда
сильное начало и слабый финал. Таков был и его литера-
турный путь в целом. Творчество его. имевшее действи-
тельно шумное и прекрасное начало, постепенно стало
блекнуть. Читатели замечали, что Андреев уже не тот—
он потерял свое обаяние.
Среди произведений Андреева сохранили свою цен-
ность только первые рассказы: «Жили-были», «Большой
шлем», «Молчание» и др. Отличаясь реалистичностью и
психологической топкостью, они являются вместе с тем
совершенными художественными созданиями, свободны-
ми от топ печати ложного романтизма и символизма, ко-
торая так бросается в глаза в его последних произведени-
ях. В этих рассказах Андреев действительно подавал
большие надежды, обнаружил талант, обладающий всеми
данными, необходимыми крупному художнику. По 011
утратил все, стараясь, как говорил Мопассан, потакать
временным, преходящим настроениям. Сгинули эти
настроения — и померкла звезда Андреева. Сойдя с ес-
тественного своего пути, писатель уже не смог пайги
себя.
Стремления Андреева были велики, но творческие воз-
можности ограничены. Поэтому многие большие, общече-
ловеческие проблемы, которые волновали его. иод его пе-
ром часто получали надуманные решения. Кто-то из рус-
ских критиков заметил, что Андреев «самый необязатель-
ный и неубедительный из беллетристов» *. Это, отчасти,
490
верно. Читая произведения Андреева, не скажешь: «так
было» или «так бывает», а — «возможно, такое случает-
ся». Это в особенности относится к его последним произ-
ведениям.
Как бы там ни было, Андреев занимает свое достойное
место в истории русской литературы. Он не будет жить
в веках как крупный художник, но останется в па-
мяти как писатель, который стал выразителем опреде-
ленных настроений в период тяжелой реакции, как чут-
кий гражданин, который в дни удушающего режима
поднял свой голос против виселиц, ставших «обычным
явленном», описав страшные муки героев «Рассказа о
семи повешенных».
1919
«ЖЕЛЕЗНЫП ПОТОК» А. СЕРАФИМОВИЧА
Несколько слов о самом Серафимовиче, писателе, ко-
торого мало знают у нас в Армении.
Может быть, Серафимович и не принадлежит к чи-
слу крупнейших фигур в русской литературе, к числу
больших мастеров прозы, по оп один из тех редких
писателей, которые никогда не изменяют своим убеж-
дениям, пе сходят с избранного пути, если даже им уг-
рожает тюрьма пли ссылка. Такими были Горький и
Короленко.
В центре творческого внимания Серафимовича с пер-
вых же шагов в литературе была жизнь низов, людей,
в поте лица добывающих себе кусок хлеба.
Серафимович — писатель немолодой (род. в 1863 го-
ДУ)» У пего около двенадцати опубликованных книг, паи
больший интерес представляют те. в которых дана
жизнь трудовых слоев и рабочего люда юга России (Аст-
рахань, Кубань и др.), их быт п правы. Мне особен-
но запомнился рассказ «Под землей» о тяжелом труде
рабочих, написанный с потрясающей художественной
силой.
После революции творчество Серафимовича полу-
чает новый размах, писатель создает лучшее свое про-
изведение «Железный поток», огромной силы эпическое
полотно, которое является одним пз первых классичес-
ких произведений литературы социалистического реа-
лизма, не теряющее своей художественной ценности и
в наши дни.
В основу повести «Железный поток», которую часто
называют и романом-эпопеей, легли реальные события
492
Времен гражданской воины — героический поход Тамап-
скоп армии, прорывающейся сквозь кольцо окружения
контрреволюционных мятежников на соединение с глав-
ными силами Красной Армии.
Произведение это по праву можно назвать величест-
венной эпопеей о пароде, оно полно глубокого социаль-
но-классового содержания. Как известно, при царе казаки
пользовались особыми привилегиями, владели огромными
землями, которыми in* могли пользоваться пришлые эле-
менты или, как они назывались. «иногородние».
С установлением советской власти был произведен
раздел земли, и безземельное крестьянство получило свою
долю. Это вызвало недовольство среди казачества, начал-
ся контрреволюционный мятеж, в результате чего на Ку-
бани временно пала советская власть. Революционным си-
лам пришлось отступать, к ним присоединились, боясь
расправы казаков, бедняки. 11 голая, нищая людская мас-
са, неся за собой обозы с роем мух и облаком пыли, лоша-
дей, коров, стариков и детей, испытывая неимоверные
трудности, шла по выжженной солнцем степи. Глава каж-
дой из отступающих семей был одновременно п бойцом,
приходилось отбиваться от врагов. Порой казалось — нет
спасения, по опасность объединяла людей, направляла их
волю к победе.
В эпопее, па наш взгляд, самое цепное заключается
в том, что Серафимовичу удалось убедительно показать,
как, поначалу стихийная, одержимая анархическими и
мелкособственническими настроениями, человеческая
масса выковывается в организованную революционную
колонну, проникается коллективной волей и совершает
героический подвиг.
Сплоченно разрозненных, раздробленных сил в еди-
ный коллектив, с единой революционной волен дапо с
удивительной художественной убедительностью.
Героем эпопеи является народная масса, проходящая
сквозь горнило революции, по в этом людском потоке есть
отдельные личности. которые привлекают внимание чита
толя своими высокими душевными качествами, сильной
волей. Это прежде всего Кожух — командир отступающей
армии, которому удается неорганизованную, стихий-
ную массу превратить в сознательную, дпециплипнро-
ванную силу. ОГ>|»а Кожуха - одна из побед автора,
он его создал, избежав идеализации, убедительным,
жизненным.
493
Веет достоверностью п суровой реалистичностью от
драматических эпизодов, рисующих муки и страдания
людей: пятьсот верст идет толпа, томимая жаждой, из-
нуренная голодом, многие умирают от истощения,
от болезней, матери зарывают в камни бездыханных груд
пых детей, оглашая степи стенаниями и воплями.
«Железный поток», прп наличии некоторых погреш-
ностей в построении сюжета и техники письма, читается
с огромным интересом. Это произведение, дающее бога-
тый исторический материал о событиях гражданской вой-
ны на Кубани.
1927
Н П 3 А М П
Мы отмечаем сегодня 800-летпе со дня рождения Ни-
зами Гянджеви — величайшего поэта братского Советско-
го Азербайджана. Этот юбилей является большим пра-
здником не только для азербайджанского народа, но и для
всех без исключения народов Советского Союза, ибо Ни-
зами, этот литературный исполин, еще восемь веков назад
своими гениальны мн творениями, высокими гуманисти-
ческими идеалами сделался излюбленным поэтом наро-
дов. Нам и сейчас, через века, понятен его мудрый, гор-
дый язык.
Низами родился и вырос в Закавказье, в городе Гянд-
же, он с давних пор занимает свое прочное, неоспоримое
место среди титанов слова. На Востоке его считали явле-
нием совершенно исключительным, его считали величай-
шим поэтом п величайшим мыслителем. Его перу принад-
лежат произведения различных жанров: газели, четве-
ростишия, касыды и поэмы.
На всех творениях Низами лежит печать его гения, ио
неувядаемую славу ему принесли его пять знаменитых
поэм: «Сокровищница тайн», «Хоеров п Ширли», «( емь
красавиц», «Лейли и Меджнув», и последняя, самая об-
ширная из цикла поэма — «Искепдер-намэ».
В этих поэмах вместе с блестящей поэтической речью,
яркими образами, классическим построением сюжета мы
отмечаем богатое содержание, высокие чувства и глубо-
кие мысли.
495
Мы уже сказали, что Низами велик не только как
поэт, но и как мыслитель, причем мыслитель независи-
мый, свободный, что само по себе явление исключитель-
ное среди поэтов Востока.
Несмотря на тяжелые жизненные условия, Низами
никогда не отдавал свой талант на служение властителям,
не восхвалял их пиршеств, охотничьих забав, пе славосло-
вил их, как это делали многие поэты той эпохи. Напро-
тив, держась вдали от дворцов и замков, он смело осуж-
дал и бичевал жестокость, корыстолюбие и неправые
деяния властителей, как мы это видим в поэме «Сокро-
вищница тайп».
Творчество Низами проникнуто сочувствием к угне-
тенному и страдающему человеку. Оно направлено про-
тив угнетателей и притеснителей. Поэтому совсем не слу-
чайно то, что Низами не прельщала слава придворного
поэта. Это был человек, несомненно, твердых убеждений
и, видимо, происходил пз парода, как можно заключить
пз его скудных биографических данных.
Низами ясно сознавал, что слава властителен — пре-
ходяща, вечен — народ, «хранитель страны» (как говорит
он в одном произведении). Поэт все своп надежды возла-
гал па парод, и народ обессмертил его имя. Он видел
в его творениях близких своему сердцу думы и чувства,
видел в нем человека, который пе гнул спину перед
властителями, а силой своего художественного слова
бесстрашно бичевал их пороки.
Став защитником слабых и угнетенных, Низами бо-
ролся и с религиозным фанатизмом.
Уже одни эти факты и примеры свидетельствуют о
том, что в лице Низами мы имеем дело с великим п бла-
городным мыслителем, который перерос свою эпоху и пз
глубин времен протягивает руку гуманистам последую-
щих веков.
Творчество Низами оказало огромное влияние не толь-
ко па его современников, но н па все последующие поко-
ления поэтов, и не только у себя в стране, но и далеко за
ее пределами. Его влияние испытали па себе некоторые
армянские средневековые поэты, как свидетельствуют па-
ши литературоведы. Созданные Пизами образы б пики
простым людям, они живут в их сознании как народные
герои: вспомним зодчего-каменщика Фархада, прекрас
ную Ширин и влюбленных Лейли и Меджнуиа.
496
Хотя сегодня нас от Низами отделяют восемь долгих
веков, его творения совершенно не утратили своей впе-
чатляющей силы и свежести. И сейчас его слово звучит
ярко и жизненно. Особенно любимо и известно творчество
Низами пародам Советского Союза, которые склоняются
с уважением перед его памятью.
Юбилейный праздник Низами еще более укрепит вза-
имную любовь и уважение между народами нашей стра-
ны и послужит стимулом для еще большего подъема п
расцвета советский литературы.
1947
ДАВИД ГУР АМИШ ВИЛИ.
Страшные испытания выпали на долю этого поэта.
Судьба, казалось, преследовала его по пятам, по убить
в нем творческую личность не смогла. Гурампшвили про-
жил долгую жизнь и до самой старости во переставал
писать. Литературное наследие его велико.
Сильные личные переживания не сломили его, скорее,
обострили восприятие окружающего. С какой горечью в
сердце пишет поэт о тяжелом положении своего парода,
о беспрерывных распрях между князьями, о злодеяниях
завоевателей.
Гурампшвили удается с поразительным мастерством
связать личное с общественным, свое горе — с народным.
Если над страной нависла беда, человек не может быть
счастливым, личное благополучие в прямой зависимо-
сти от положения, в котором находится родина,— глу-
бокое убеждение поэта. Эта мысль ярко выражена в его
поэзии.
Поэма «Бедствия Грузии» — крупное эпическое по-
лотно истории Грузпи первой половины XVIII века. Я бы
даже сказал, не только Грузии, я в ней вижу историю
и моей родины, тоже изнывавшей тогда под пятой чуже-
земных поработителей. Так велика сила художественного
обобщения действительности в поэме.
Историческое значение «Бедствий Грузпи» огромно,
это первое в грузинской литературе произведение, иапп-
саппое па патриотическую тему. Поэтому сделанное Гу-
рампшвилп — огромный гражданский подвиг. Уже б.\ лу-
чи шестпдесятилетним стариком, оп написал эту поэму,
498
руководствуясь сознанием необходимости довести до бу-
дущих поколений правду жизни, какой бы горькой она ни
была.
Он писал:
Я взращу мой труд, как сына,
Песнопевцам для картвела,
Лишь бы песнь моя в рыданье
Превратиться не успела.
(Перевод Н. Заболоцкого)
Стих Гурампшвили прост, естествен, он не отягощен
стилистическими особенностями восточно-персидской по-
эзии, А это было в те времена прогрессивным явлением.
Особый пптерес в этом отношении представляет поэма
«Веселая весна», яркая, жизнерадостная, полная смелых
мыслей п нового жизненного содержания; она вносила
свежую струю в литературу, в которой господствовали
тогда дух романтизма и клерикализма. «Веселая весна»
пе потеряла своей прелести и в паши дпи. через 200 лет,
и не потеряет ее никогда, прославляя имя автора в веках.
Давид Гурампшвпли настоящий гумапист. В своем
«Завещании» он писал: «После смерти па том свете душа
моя успокоится лишь тогда, когда голодные бхдут сыты,
разутые — одеты, когда не будут грабить бедных и
несчастных».
Это слова человека, хлебнувшего много горя в жизни,
доброго и мудрого. Они делают честь не только Гурамнш-
вплп, но и всей грузинской литературе.
Слава человеколюбивому поэту-страдальцу!
1955
ГОМЕР ВОСТОКА
Анатоль Франс, говоря о Толстом, о его величии,
сказал:
— Греция дала Гомера, Россия — Толстого.
Мы к этому можем добавить:
— Восток — Фирдоуси.
Между Фирдоуси и великим греческим поэтом дей-
ствительно много общего.
Поэмы обоих поэтов носят легендарно мифический ха-
рактер, написаны на большом эпическом дыхании; обоих
поэтов отличает особая сила художественного вообра-
жения.
Похожи Фирдоуси и Гомер еще п тем, что вокруг их
имен создалось много легенд, и сами они превратились
в легенды, живущие в веках, величественные, пре-
красные.
Хотя обоих поэтов разделяют более чем два тысячеле-
тия, есть какое-то сходство даже п в их судьбах.
Еслп верить преданию, Гомер был слепым странству-
ющим певцом, с посохом и лирой бродпл оп по страпе, его
звалп во дворцы, чтобы па пирах он развлекал хозяев
своими песнями и пгрой па лире.
А великому Фирдоуси, поэту, прославившему па весь
мир родину, в шестьдесят лет прпшлось со своими стиха-
ми отправиться во дворец к султану, чтобы развлекать
владыку.
Однако ппчтожпые повелители и царп оставались рав-
нодушными к его творениям, не находили в них ничего
достойного внимания.
h чести Фирдоуси надо сказать, что оп по склонят
головы перед ними, никогда пе ставил свою лиру им ва
500
служение. Мудрый старец понимал, как ничтожны их до-
ла и поступки, как шаток их трон.
^1^ирдол си творил для своего парода, для вечности.
Именно это сознание продиктовало ему следующие проро-
ческие строки:
Придут в разрушение постройкп людей
От яркого солнца лучей я дождей.
Стихами воздвиг я высокий чертог,
Чтоб дождь пли ветер осилить не мог.
Века пронесутся пад книгой — прочтет
Ее всяк живущий, в ком разум живет...
(Перевод Ц. Бану)
И правда, былп ппзвержепы с престолов многие цари
п владыки, исчезли троны и короны, многие воздвигнутые
людьми рукотворные памятники превратились в руины,
в прах, а «Шах-наме» живет бессмертно п волнует сердца
людей.
Как п Гомер, Фирдоуси взял своих героев из мира
мифологии, паделпл такими вечными человеческими ка-
чествами, которые сделали их дорогими и любимыми для
людей всех стран п пародов.
Произведения Гомера и Фирдоуси отмечены гениаль-
ным полетом мысли, в них бьется трепетная душа их со-
здателей, заставляя восхищаться, волноваться вас и се-
годня.
Лучшим памятником для Фирдоуси будет служить ею
бессмертная поэма «Шах-наме».
1934
РАБИНДРАНАТ ТАГОР
Рабиндранат Тагор — индийский поэт. В конце про-
шлого века он получил Нобелевскую премию по литера-
туре.
Тагор еще неизвестен в России, следовательно, п нам,
армянам, ио в Европе, особенно в Англии, о нем много
говорят, а в родной ему Индии его глубоко почитают — в
буквальном смысле слова. Об этом свидетельствует его
биография.
Родился Тагор в 1861 году в Калькутте. Выступил он
одновременно и как музыкант и как поэт. Первым значи-
тельным его произведением была опера, которую он напи-
сал в восемнадцатплетпем возрасте. После того он создал
множество романов, повестей, рассказов, поэм и, наконец,
сборник поэм под названием «Гитанджали», который
снискал писателю большую любовь и симпатии.
Нобелевская премия была присуждена ему именно за
этот сборник. Тагор сам перевел сборник «Гитанджали»
на английский язык, и успех книги оказался столь велик,
что в течение месяца она выдержала три издания. Книге
предпослано два предисловия. Автор второго предисловия
рассказывает о своей беседе с одним получившим евро-
пейское образование индийским врачом. Врач нисколько
не удивляется тому небывалому успеху, который выпал
на долю его соотечественника.
«Я читаю Рабиндраната,— говорит оп,— каждый день.
Его стихи заставляют забыть обо всех горестях этого ми-
ра. У пас много и других поэтов, ио ни одного, который
был бы равен ему; мы называем наше время «эпохой Ра-
биндраната».
502
«Могу без преувеличения сказать,— продолжает
врач^,— что ни один пз европейских поэтов нс снискал
у себя на родине такой славы и почитания, какой пользу-
ется у пас Рабиндранат. Он одинаково велик и как поэт
в как музыкант. Стихотворения его поют 50 000 000 че-
ловек от Западной Индии до самой Бирмы, всюду, где
говорят па бенгальском языке. Он был знаменит уже в
девятнадцать лет, когда написал свою первую повесть...
Он первый п единственный из наших «святых», кто не
презирал жизнь, а, наоборот, любил и воспевал ее. Вот
почему и народ ваш так любит его».
Другой индиец рассказывает: «Каждое утро Рабппдра-
нат Тагор сидит па земле неподвижно, часами предаваясь
размышлениям... Род Тагоров дал ряд замечательных лю-
дей. Среди них два известных актера, брат Рабиндраната
Двпджепдранат — крупный философ».
После этого автор второго предисловия, ирландец, до-
бавляет: «Я пе расстаюсь с книгой Рабиндраната Тагора,
опа всюду со мной — в поездах, электричках, во время
обеда. Его оригинальные поэмы, которые в подлиннике
поражают чудесными ритмами, благозвучными рифмами,
трудно поддаются переводу даже самим автором, хорошо
знающим английский язык. Читая эти поэмы, попадаешь
в мир, о котором мечтает каждый из пас. Рабиндранат
Тагор — оптимист по отношению к жизни и одновремен-
но пантеист в хорошем смысле слова».
«Жизнь прекрасна, и прекрасно в пси все. Прекрасна
расцветающая роза, прекрасна девушка, протягивающая
милостыню обездоленному, прекрасно угасающее солнце,
прекрасна занимающаяся заря... Все, все прекрасно».
Действительно, прекрасны и стихотворения 1 агора,
которые публикуют в переводах русские газеты.
Его стихотворения по характеру своему напоминают
молитвы и гимны. Молитвы и гимны великому, вечному.
Молитвы и гимны природе, человеку. Молитвы и тпмпы.
полные задушевных лирических излиянии и i.ixookhx
чувств.
Стихотворения эти в переводах, сделанных с перево-
дов, безусловно, многое* утратили в сравнении с оригина-
лом. Тем пе менее они изысканны и глубоко эмоциональ-
ны, выраженные в них чувства заражаю • теля, что
говорит об огромности таланта поэта.
1914
503
ЭМИЛЬ зол и
29 сентября исполнилось 25 лет со дня смерти про-
славленного романиста, и память о нем следует отметить
особо, потому что Золя не принадлежал к числу тех бур
жуазиых елужителей пера, которые равно lyiniio относи-
лись «к добру и злу». Золя был одним из тех писателей,
возможно, даже единственным, а, если пе е цшственным,
то, уж во всяком случае, самым смелым, кто восставал
прогни современного французского буржуазного мира с
его порядками, ханжеской моралью, кто с удивительной
страстностью обличал пороки своего общества.-
В Золя сочетались истинный художник и смелый
гражданин, в атом отношении он может служить приме
ром для всех. И благодаря зтпм качествам п могучему
своему таланту он приобрел всемирную славу и автори-
тет; как теоретик и вождь натуралистического направле-
ния он имел множество последователей почти во всех ци-
вилизованных странах.
Средн ею последователей были такие вы дающиеся та
латы, как Герхарт Гауптман, некоторые пьесы которою
(«Возчик Геншель», «Перед восходом солнца», отчасти
«Роза Бернд») созданы под несомненным воздействием
Золя, особенно «Ткачи», написанные, безусловно, по вдох-
новляющему примеру «Жерминали». 1? определенной
мер<' влияние Золя заметно и на нашем Шпрванзаде.
Родился Золя в 18'i0 году. Мать была француженка,
отец—итальянец, по профессии инженер. Змнль потерял
отца в семь лет. Первоначальное образованна будущий
писатель получает в городке Зкс, затем учится в Париж»*
в лицее Сен .Пуп, причем, окончив курс лицея, «провали-
вается» па выпускном зкзамене, не сумев пересказан.
505
басни» . laepon гена и вспомнить год рождения Карла Воли
кого. Вслед за этим для Золя начинаются тяжелые време-
на, дни голо щ 11 лишений. По оп пе отчаивается, стойко
мереное пт все трудности, мечтая о лучшем будущем. Он
словно себя имеет в виду, описывая одного своего изму-
ченного голодом героя, который идет в лее* и там, почув-
ствовав прилив сил, решает бороться до победного конца,
«завоевать Париж» (точно как Ьальзак в годы студен-
чества под одной пз крыш Латинского квартала!). Чело-
век сильной волн, Воля не надает духом, поступает па
службу в книготорговую фирму «Лшетт» п свободные ча-
сы посвящает литературе.
Оп пишет стихотворения, критические статьи, романы,
которые, однако, пе привлекают внимания публики. Из-
вестность ему приносит «Тереза 1’акеи». Роман вмел
«скандальный успех», как замечал одни критик, потому
что в нем, в отличие от других, автор не закрывает i шза
на мрачные стороны жизни, а изображает их самым
беспощадным образом, в натуралистическом свете, что
было новостью для людейц воспитанных па романтических
произведениях Гюго. II буржуазная критика восстает
против молодого романиста, объявляя его нропзве геоне
безнравственны м.
Молодые годы Золя совпадают со временем бурного
развития техники и расцвета естественных наук. Дарвн
низм и материализм одерживают победу за победой, и
Золя, человек активной и сильной мысли, понимает требо-
вания своего времени — проникается идеей эксперимен-
тального романа, верой в необходимость патуралпсти
веского метода показа действительности. В ряде статей,
относящихся к литературе* и живописи, оп объявляет бой
романтизму (Шатобриапу, Виктору Гюго) и септнмеи га-
лпзмуг (Жорж Занд), защпщаеч реалистическое творчест-
во Бальзака, Флобера и Додэ, которое* сам считает «нату-
ралистическим». В этих статьях оп требует от писателя,
от живописца, от актера натуралистического воспропзве
депия жизпи.
«Критик,-— говорит оп,— исследует писателя, имея
целью узнать и понять его произведения, точно гак же*
романист исследует характер человека, чтобы узнать его
в Действии. Как тот, гак и другой основное* внимание об-
ращают на среду и сопутствующие ей обстояге*льс1 ва.
Ме*ны1И*(* значении* имеет дальнейшая ранена, и ме шд
построения, пснользуемый романистом, сходен с меюдом
критика. Романист исходит пз действительных свойств
документа (человека). Если данный объект в дальнейшем
своем развитии движется по определенному пути, то фан-
тазии здесь уже нет места, здесь являются па свет дока-
зательства, как у ученого».
Этот взгляд Золя претворяет в своих романах. Но,
несмотря на научный подход, фантазия тем пе менее за-
нимает внушительное место в его произведениях, потому
что оп, безусловно, был поэт, с огромной силой воображе-
ния, чем и следует объяснить его способность к широкому
охвату жизни, доходящему иногда до грандиозных масш-
табов.
Основываясь па дарвиновском законе наследствен-
ности, Золя создает новый тип романа — 20-томную се-
рию «Ругон-Маккаров» («Ругон-Маккары» — «Естествен-
ная п социальная история одной семьи во время Второй
империи») и изображает, как говорит оп сам, «нелепую
эпоху безумия и позора», эпоху Наполеона III.
В этой серии выделяются такие замечательные рома-
ны, как «Нана», «Чрево Парижа», «Человек-зверь»,
«Деньги», «Его превосходительство Э?кеп Ругоп» и «Док-
тор Паскаль», романы, в которых он с огромным мастер-
ством разоблачает погрязший в пороках мир буржуазии.
Люди всех сословий и классов, с их своеобразной психо-
логией, отображены в них писателем. Романы его рожда-
ют бурю разноречивых откликов и одни за другим прино-
сят все большую известность автору, очень скоро Эмиль
Золя приобретает мировую славу.
После серии «Ругон-Маккары» Золя пишет свою заме-
чательную трилогию — романы «Лурд», «Рим», «Париж»,
в последний период жизни активно участвует в обще-
ственной и политической жизни Франции. Страстно и
энергично борется он за оправдание ставшего жертвой
клеветы офицера французской армии (по происхождению
еврея) Дрейфуса, считая его несправедливое осуждение
не частным фактом, а следствием государственно укоре-
ненного зла.
Своей статьей «Я обвиняю!», всколыхнувшей Фран-
цию и вызвавшей отлик во всем мире, Золя, как говорит
об этом одни французский писатель, объявил войну
«французской армии, французскому суду, епископам и
иезуитам», вол эту войну до победного конца и прославил
себя еще и как честный, мужественный, принципиальный
гражданин. Оп приобрел такое влияние и авторитет, что
506
ораторы парламентской оппозиции в своих речах ссыла-
лись на его статьи, влиятельные депутаты, министры, ре-
дакторы приходили к нему посоветоваться по вопросам
политики.
В последние годы жизни Золя работал над «Четверо-
евангелием» — четырьмя отдельными романами («Плодо-
родие», «Труд», «Истина», «Справедливость»), Но, пе до-
ведя до конца задуманной широкой программы, он умер
в 62 года, отравившись угарным газом у себя дома.
Весь мир переживает эту утрату, отмечая огромные
заслуги писателя и мужественного гра::-лапина, оставив-
шего после себя, по прекрасному определению Анатоля
Франса, «великие произведения».
Да, поколения еще долго будут помнить Эмиля Золя
как великого писателя и доблестного гражданина.
1927
ГП ДЕ МОПАССАН
•Всемирно известный французский писатель родился в
1850 году в Нормандии, в дворянской семье. Детство его
прошло в родном краю, в одном пз красивейших местечек
на берегу моря па вилле Верги.
Первоначальное обучение и воспитание его проходило
под наблюдением матери, женщины шпрокообразованной
и художественно одаренной. Затем он учился в духовной
семинарии в городе Ивето п в лицее в Руане, где п начал
своп первые пробы пера, написав несколько стихотво-
рений.
После окончания лицея в 1870 году, когда вспыхнула
франко-прусская война, Мопассан был призван на воен-
ную службу и участвовал в нескольких военных походах,
которые дали ому довольно большой материал для созда-
ния в дальнейшем ряда превосходных рассказов, где на-
шли выражение его отвращение п ненависть к войне. Рас-
сказы эти отличают глубокий психологизм п высокое
мастерство.
Вызванный войной экономический кризис поражает
Францию н тяжело сказывается па положении дворянст-
ва. Мопассан вынужден поступить на службу в Морское
министерство, где проработал около десяти лет. По рас-
сказам биографов, он особым прилежанием пе отличался,
все мысли п силы отдавая, видимо, любимому делу — ли-
тературе.
Мопассан вступил на литературное поприще в тридца-
тилетием возрасте, уже вполне сложившимся писателем,
но до того оп лет семь-восемь учился у великого Флобера,
который руководил его литературными занятиями и
постоянно наставлял своего любимого ученика: какова бы
508
нп была вещь, описывай ее так, чтобы это не напоминало
никого пз других писателей; или, изображая какой-ни-
будь предмет, умей взглянуть па него по-своему, по-ново-
му, найди характерную особенность, которую никто дру-
гой пе мог заметить.
Учитель готовил ученика к самостоятельному пути,
стремился выявить заложенные в нем возможности. Фло-
бер не хотел, чтобы Мопассан уподобился тем юнцам, ко-
торые, не достигнув зрелости и не научившись ничему,
кроме умения рифмовать, вступают на литературное
поприще и, работая годами на этом поприще, способны
создавать только литературные сорняки. II Мопассан на
протяжении семи-восьми лет пишет, и пишет много, но пе
печатает нп одного своего произведения, потому что они
не удовлетворяют Флобера.
Однако когда Мопассан написал свою повесть «Пыш-
ка», взыскательный Флобер воскликнул восторженно:
«Мне по терпится сказать Вам, что я считаю «Пышку»
шедевром... Короче говоря, я в восхищении... Этот рассказ
останется в литературе,— можете быть уверены!»
Эмиль Золя издал эту повесть в редактируемом пм
сборнике, объявив ее украшением кппгп, и Мопассан в
один день стал знаменитым. Весь литературный мир
Франции п читающая публика с восторгом говорят о до-
стоинствах этой повести, в которой сочетаются тонкое
остроумие, ирония, острый драматизм и мастерское уме-
ние создавать пластичные, выпуклые портреты предста-
вителен различных слоев общества.
С этого и начинается плодотворная литературная де-
ятельность Мопассана. Одно за другим публикуются его
произведения в газетах, журналах и отдельными книгами.
Литературная деятельность Мопассана продолжается все-
го десять — одиннадцать лет, и за эти годы оп пишет
шесть романов, шестнадцать томов новелл, три тома путе-
вых очерков и множество статей, две пьесы и книгу сти-
хов,— всего двадцать пять томов. Иногда за год издает
две-три книги. Случалось, что в один год ои выпускал
четыре и даже пять книг.
Каждая книга Мопассана становится новым сверше-
нием, которое умножает и разносит его славу по всей
Франции п за ее пределами. Когда в 1881 году увидел
свет его сборник повелл под названием «La iuai>on Tel-
ler» («Заведение Телье»), Тургенев с восторгом отзыва-
ется об этих новеллах л предлагает неревести их
509
на русский язык, а в 1883 году появляется ром ап
«Жизнь», Лев Толстой называет его одним пз лучших
французских романов после «Отверженных» Виктора
Гюго.
Вот что сказал Эмиль Золя в своей надгробной речи
у могилы писателя: «Пас, весьма сочувственно наблюдав-
ших за успехами Мопассана, поражала внезапность, с ка-
кою оп покорил все сердца. Стоило широкой публике
ознакомиться с его новеллами — и она воспылала к нему
любовью. Неоспоримая слава его возрастала со дня па
день; казалось, благосклонная судьба готова, взяв за ру-
ку, возвести его на любые высоты, на какие только оп
пожелает... Оп сотрудничал во многих газетах. Рассказы,
новеллы следовала непрерывной чередой, нескончаемо
разнообразные в своем великолепном совершенстве; они
представляли собой то маленькую комедию, то малень-
кую, вполне законченную драму п широко распахивали
окно в жизнь. Над каждым таким рассказом или новел-
лой читатель и смеялся, п плакал, и размышлял. Я
мог бы назвать не одно коротенькое произведение Мо-
пассана, где на нескольких страницах уместилась вся
суть какого-нибудь события, для изображения которого
другому писателю понадобился бы пухлый роман. По
мио пришлось бы перечислять все произведения
Мопассана, а разве пе стали уже многие пз них клас-
сическими, подобно басням Лафонтена пли повестям
Вольтера?»
Необыкновенная плодовитость Мопассана в эти годы
напоминает Бальзака. Однако она не проходит ему да-
ром — напряженная творческая работа отражается на его
здоровье, к этому добавляется наследственный недуг, и
физические силы и творческая активность Мопассана сла-
беют.
Сперва он пытается восстановить здоровье занятиями
спортом. Па собственной яхте он предпринимает путе-
шествие в Алжир п несколько месяцев проводит на побе-
режье Средиземного моря. Но и путешествие не помогает.
По возвращении обнаруживаются явные признаки психи-
ческого заболевания. Болезнь все более усугубляется, так
что врачи уже бессильны ему помочь. В 1891 году Мо-
пассан делает попытку покончить жизнь самоубийством,
после чего его помещают в психиатрическую лечебницу,
где оп и умирает в состоянии безумия в 43-летпем воз-
расте.
510
Творческое наследие Мопассана, как мы уже сказали,
составляет двадцать пять томов. В произведениях своих
он предстал как писатель широкого диапазона, проница-
тельный наблюдатель, великолепный рассказчик п мастер
формы. В своих произведениях Мопассан охватывает по-
чти все слои французского общества. Перед памп прохо-
дят лицемеры, карьеристы и развратники, разорившиеся
дворяпе и обезземеленные крестьяне. Мопассан беспощад-
но разоблачает ограниченность, эгоизм буржуа, жадность
и жестокость крестьян, которые неизбежно порождаются
их собственнической природой. Оп изображает также экс-
плуатируемых — солдат, матросов, рабочих — жепщпп и
мужчин, служащих, корпящих в канцеляриях большого
города, и отшельническую жизнь интеллигентов, которая
так печальна, мрачна, бесперспективна. Эти жертвы бур-
жуазных порядков Мопассап изображает с особенной
симпатией. Правда, он не выражает открыто свою любовь
и симпатии, но внимательный читатель в его порой холод-
ном и ироническом тоне, в объективных картинах, изоб-
ражаемых им, угадывает сочувствие писателя.
Чем больше углубляется Мопассан в лицезрение п
описание мрачной буржуазной действительности, тем ча-
ще его жизнерадостное настроение сменяется грустью,
тем сильнее его охватывает пессимизм, и порой, точно
устав от этой жизни, он бежит от общества — Париж ему
кажется тюрьмой — и ищет спасения в путешествиях, ре-
зультатом которых явились его блестящие, написанные
с большим талантом путевые очерки «На воде» и «Бродя-
чая жизпь».
Разоблачая буржуазные порядки, возмущаясь ими,
Мопассап вместе с тем не впдпт никакого выхода — у
него пот никакой программы; порой ему кажется, что
единственным справедливым общественным устройством
может быть анархия, т. е. отсутствие каких бы то пи было
законов. Разумеется, это не разрешение вопроса — чувст-
вует сам Мопассап и предается мрачному пессимизму, ис-
пытывая глубокое омерзение к человеческому обществу,
вернее, к так называемому «порядочному обществу».
Настроения эти оп довольно точно передал в чувствах
героя своего романа «Наше сердце». «В сердце Марполя
вдруг пробудилась злоба... ко всему этому обществу, к
Жизни этих людей, к их понятиям, вкусам, их мелочным
интересам, их пустым развлечениям». Отсюда ясно, поче-
му Мопассан предпринимает дальние путешествия, ищет
511
уединения и одиночества. Гак что причиной ого болезни
явились не только наследственный недуг и чрезмерно
напряженная работа; при высокой степени чуткости к
страданиям и ужасам жизпи источник ее следует искать
в тяжелых социальных условиях.
Л Мопассан был одним пз немногих глубоко чувству-
ющих художников Франции; об этом свидетельствуют его
многочисленные и разнообразные произведения, ценность
которых составляют пе только высокое мастерство, топ-
кий психологизм, многостороннее изображение жизни, ио
и критический дух, с которым оп разоблачает законы бур-
жуазного общества, показывая, как они мучают и уроду-
ют человека.
У армян, как и у всех цивилизованных пародов мира,
Мопассан — любимый писатель. Начиная с 90-х годов и
до последней войны современные армянские журналы, га-’
зеты, альманахи опубликовали множество переводов его
произведений; отдельными книгами вышли его «Двадцать
новелл и рассказов», роман «Жизнь» и много других про-
изведений.
Мы выбрали лучшие из переведенных па армянский
язык новелл. Постарались очистить язык переводов от ар
хапческпх форм п сделать его более современным. В блп
жайшпе годы за сим последуют, несомненно, переводы
других лучших его произведений, что отвечает требовани-
ям пашей действительности — день ото дпя растущему
уровню культуры масс и пх потребности в освоении клас-
сического наследия. Потому что произведения Мопассана,
как говорит А. В Луначарский,— «это чудеснейшие
цветы... Его цветы полны скорби, но они прекрати,— и
они нужны нам».
1934
АИАТОЛЬ ФРАНС
Телеграмма вчера сообщила:
«Скончался Анатоль Франс...»
Смерть эта пе была неожиданной, потому что уже г>
течение педели приходили сведения о том, что состояние
Анатоля Франса тяжелое. что ои со дня иа дети» угасает.
Да и был оп уже в преклонном возрасте, 80 лет (родился
в 1844 году).
В современной французской литературе Анатоль
Франс по праву считается одним пз самых блестящих пи-
сателей, если пе первым средн них и, можно сказать, са-
мым широко читаемым.
Вступив в литературу вместе с Эмилем Золя п Аль-
фонсом Додэ, он жил и творил до наших дней. Хотя Ана-
толь Франс п пе стал основателем литературного направ-
ления, как Золя, ие дал французской литературе таких
обобщенных типов, как Додэ, оп занимает особое место
в ряду первоклассных французских' прозаиков, как пи-
сатель громадной эрудиции, богатой игры воображения,
блестящего остроумия...
В произведениях Франса много интересных сведений
об истории н древней культуре, его по праву считали
большим знатоком старины.
Но эти сведения, если даже их много в произведении,
по утомляют читателя, как в тяжеловесных психологи-
ческих романах Поля Вурже, потому что Франс — увле-
кательный рассказчик. Его книги пленяют тонким юмо-
ром и остротой мысли, оп без конца восхищает читателя
новыми, великолепными картинами, рожденными ирпч\ (-
лпвой игрой фантазии. В этом отношении замечателен ро-
ман «Таис».
17 С. Зорьян, т. 5
513
Кроме легенд, исторических п современных романов.
Франс написал автобиографическую книгу в четырех
частях («Пьер Нозьер», «Жизнь в цвету» и др.). Его перу
принадлежат много статей — общим объемОхМ в
пять-гаесть томов — об искусстве, литературе, о творчест-
ве отдельных писателей. В статьях этих он блещет неис-
черпаемой эрудицией п тонким вкусом.
Франс пзвестеп также как большой общественный де-
ятель. как честный гражданин. Оп до конца своей жизни
участвовал в политической и общественной жизни своей
страны. Долгие годы был соратником Золя (в деле Дрей-
фуса) п Жореса. Во время выборов социалисты неизмен-
но отводили ему в своих списках почетное место. 11 он
всегда поднимал голос протеста против того пли иного
проявления несправедливости. Часто выступал оп в роли
защитника интересов малых наций, с большим внимани-
ем относился п к их литературе п культуре. Неоднократ-
но участвовал оп в вечерах, организованных армянской
колонией и студенчеством в Париже, произносил речи,
в которых осуждал варварства турецкого правительства
по отношению к безвинным и безоружным армянам.
13 1921 году Анатоль Франс удостоился Нобелевской
международной литературной премии и всю полученную
сумму (30 000 долларов) пожертвовал в пользу голодаю-
щих России. II с этого времени оп не раз подымал свой
авторитетный голос в защиту Советской России и Герма-
нии (в дни занятия Рура), протестуя против политики
Пуанкаре.
Произведения Анатоля Франса переведены почти на
все европейские языки. В России неоднократно издава-
лись полные собрания его сочинений. На армянский язык
переведены его «Таис». «Сад Эпикура», «Красная лилия»,
«Преступление Спльвестра Боннара», «Боги жаждут» п
много рассказов, которые печатались в западноармянской
и восточноармянской периодике.
1924
СЛОВО К МОЛОДЫМ ПИСАТЕЛЯМ
Дорогие товарищи!
Сегодня мы собрались на очередную конференцию,
чтобы познакомиться с творчеством наших молодых това-
рищей. С радостью я должен сообщить, что у пас есть
уже группа даровитых, подающих надежды начинающих
писателей.
Но одновременно я считаю своим долгом сказать,—
пусть об этом знают паши молодые с первых своих ша-
гов,— что литература дело столь же сложное, сколь и по-
четное, столь же мучительное, сколь и приятное. Произ-
ведение истинного искусства создается напряженным
трудом и настойчивыми усилиями. Каждый, вступающий
на литературное поприще, всегда должен помнить об
этом.
Некоторым молодым кажется, что у литературы есть
какие-то секреты, которые старшие писатели будто бы
скрывают от них.
Литературное творчество, дорогие товарищи, пе имеет
пи секретов, пп общего для всех закона, который можно
было бы объяснить в нескольких словах. Литературное
творчество индивидуально, как голос певца. Настоящий
писатель идет самостоятельным путем и в своих произве-
дениях вырабатывает собственные литературные приемы.
Здесь решающую роль играют как восприятие автора, так
и его природный вкус, который нужно воспитывать и раз-
вивать, читая классиков и... размышляя над прочи-
танным.
Н пе люблю читать наставления, но \оч\ напомнить
вам давно известную истину о том, что первыми учителя-
ми писателей являются жизнь и великие мастера —
17*
515
классики. У жизни мы учимся человековедению, то есть
пониманию человеческих взаимоотношений, психологии
и многих других вещей,— поскольку глаз писателя острее,
он увидит больше, чем обычный человек.
А писатели-мастера учат пас, как и в какой форме
нужно обрабатывать материал, какие средства и приемы
использовать, чтобы произведение получилось захватыва-
ющим и увлекательным. Значит, молодой писатель дол-
жен с большим вниманием изучать писателей-мастеров.
Не для того, чтобы следовать за ними,— это было бы яв-
ным эпигонством,— а для того, чтобы с их помощью овла-
деть литературными формами, найти себя и сказать миру
свое, самобытное слово. Самос трудное для писателя най-
ти себя, к этому и должен стремиться каждый молодой
писатель, если он хочет заниматься литературой.
11 поскольку литература — искусство языка, каждый
вступающий на литературное поприще, должен превос-
ходно знать родной язык, лучше, чем лппгвпет. А среди
нас, к несчастью, есть люди, которые хотят стать писате-
лями, пе изучив родного языка. Это великое заблуждение.
Кто не знает хорошо языка и не разбирается в его топко-
стях, тот никогда не достигнет успеха в литературе.
Кроме того, молодой писатель должен накопить боль-
шой запас разносторонних знаний — они, пожалуй, нико-
му так не нужны, как писателю, будь то поэт, прозаик
или драматург. Тем более современный советский пи-
сатель. Ему необходимо позпать сложную и многогранную
жизнь пашей эпохи, проникнуться ее передовыми идеями,
иначе оп пе сможет отразить свое время.
Разрешите, товарищи, после этих, быть может, излиш-
не назидательных слов, от души приветствовать ваше
вступление в литературу.
Давайте, дорогие товарищи, новыми разноголосыми
песнями п новым словом обогащать нашу древнюю и веч-
но молодую литературу.
В добрый час!
1963

6 г;
-онL fiid'io oi3 п п нГо<||>т nndoindd.ii гц iinn.Hvdy d.in.di iinndAi
-ЯГЛ'.Ч П IIII'I .)»lh1Illll.‘OII ‘ПП.Ч ».»hllW<HIO‘H II 1*11111 Xd.'l я I. ’I'll I ihIh.kIu liny
11,1 ||1\ — \ 11 huh >ivd\ no'.io'i.’ih’in oil.) rliuioi.i— an |\ — \' ;[ ‘я \
•11 )оц.’(1ч мня н.п ).hii || imdAxy ii'i ’tl Xhnl.Hj ivoiii.'du i’ll linii.iivdy
HOl odo.l XIIHH.hIi xrill’ir.tlllhrill' .• ll.’OOliril Eli Hill 0— пну 4 ’<1.L[)
,)ViH1.hI.HI 1ХОЯО11 Я B.’L.IVlllh-HI IIIUlHl 1 11 IV-HlIHOl.11’11 Ц '£ 5\f ‘(Iflfil
‘<HUH’l\(ly Hl’Ild \‘1Г<1.>111| •>> ori’IldA'U II Ill’lUbOIllHI OI'IHlI.1ПИ ОЯПЕН
WOM,I.)X<1 ГЦ 4} ;\f ‘d'Kil ‘(<<oil L.) > \.’l.»ll .10'1 )L,ИНГ}») «IJ.HIlIl? ПГ.ЧР1ЭЯ
-oj’> .irrnd\’jh a iiniio.'iiiiryXiio .>i*nid.Hi|| •(£ di.i) «oio.indM Q'>
I’JHI’ri’.'lX .hi IVodo.LHI? XHIlFTPtf
-rn a un ‘xH.inno.'iXd a nn aoir'i.i vin.innnviiron нпнгпппш run)/
(£%[ ‘irdi.inny huh.>d |) oMi'ii.if hi ом.) i him dii un hiFoihr iiiih
.niiihoj HHiindijoj i) ipiiixoiii i n.),n .iixiM, \ [ и oi ini ixoinirdoo.) я лаяэ
iiLotiniX uno ‘ULiiVoxna .m икю.чпн ni.iin.i ijo.iuhm hoii’il'.iVjo
•HOl/OJ
XniHJrll Ill.MIir П1И11.Ш IlO.'I.Mhin Olid.HI Я IVOHHOII.IO Я XII iril'.IO'lllirgAll
doiae ОЦ aoFoj x oj.; \irrhru м w.).i ii.ioiuo douihiiihk xitic и шппв
anad.ijj го ян.)‘iihindu ‘nrr'i ’ »rd .lU'iiodo'i — iinii-H .inriio.ln xix.iTgo
on onnriiroij.nl чиа vinridoj; 13 iiiik.iiroi’H noniioiiij.tmioKAx ц
n n я 3
II ЧЕХ Ml ‘HEX Ml
Tiiwidof; 13 raioofidoiii xinirdr xrnrnd о гшпагапю
-rodn юрг (nnrivod ‘iijj.nion ‘rii ii.H.i.Hid) imiiiiii.n .mi nodij xrivoi, xnln
^Tnf.idn a inxmini’iio.’iiiifoXiio э aio.iivn iriiiid.uriv 101ц •ni,.x! ‘mi
-pij iKiiiri’nimon юн ‘inii.j,Hiionoi к ijji.u Jftrr iiio.iaoii ‘I’lcu.’i.i.nid !ия
-ep.'Ij 11 ni p’io :нп.н,<>111М(1 iw.l пении ц •jvoilifidop i| ir пони-idog -jp
Hir.up.Hiii nivi’Minii .Hfjpii jwi пенни я I'in.io.iiin нни.ип.охЛ огппыя
-J.lrdnA*.) ‘iwdoiilH KIIKH.) H.iir.n .)d||O OIHLJOIH oil rriij I'llII'ido}* гппф
-oip) Iiiin.inni.o.) BiiHi’dooQ OJ.IUIHOI.H’II uoivoi x.idru.ib arijoj

стях сохранились замечательные памяти и к и rpe дпев» 'i.oboii архи
тектуры Армении. Apxeo.ioiH4eci.ne раскопки в Хин Прово in.iiii ь
iioi руководством ai.a щипка 11. Я. Марра.
Стр. 8. Трдпт (середина X—начало XI в.)—выдающий» я
зодчий средневековой Армении. Создатель кафедралыкно собора
(899—1001), круглой ярусной церкви св. Григория в Ани (1001 —
1010), кафедрального собора в Аргоне (977—988). Реконструировал
купол храма св. Софии в Константинополе (989—992).
«О дыхании» (стр. 9). Впервые опубликован в журнале
«Советакап арвегг» («Советское искусство»), 19(И), № 5. Па рус-
ском языке впервые напечатан в журнал»* «Литературная Арме-
ния», I960, Аг 5. В настоящем издании печатается в новом перево и*.
Стр. 9. Двин— о»|>пциалы1ая столица Армении после 387 г.
Дале»*— центр сасанндекой, а затем арабской администрации в Ар-
мении. Крупный торговый узел па транзитных путях, пересекав-
ших Армению. Город основан армянским царем Хосровом II Ко-
таком (330—3.38).
«О песне» (стр. II). Впервые опубликован в журнале «Со-
вета кап арвест» («Советское искусство»), I960, № 5. Па рус» ком
языке впервые напечатан в журнал»' «Литературная Армения»,
i960, Аг 5. В настоящем издании печатается в новом перевод»'.
Стр. II. Романпс — Романов Меликян (1883—1935) — выдаю-
щийся армянский композитор.
(/гр. 12. «Крунк»— армянская пара щая песня.
«Лрнз течет...» — армян» кая народная песня.
«О свободе» (стр. 13). Впервые опубликован в IX том»' де-
сятитомного Соор. с»»ч. В русском перевод»» печатается впервые.
«О росе» (стр. 15). Впервые опубликован в IX томе десяти-
томное») Собр. соч. В русском переводе Печатается впервые.
«О мол чан пи» (стр. 18). Впервые опубликован в журнал»'
«Пионер», Ереван, i960, Аг 9. Па русском я лыке впервые напечатан
в журнале «Литературная Армения», I963, Аг 3. В настоящем п -.Да-
нии печатается в новом переводе.
«О судьбе» (стр. 22). Впервы»' опубликован в IX том»1 деся-
титомного Собр. соч. В русском переводе печатается впервые.
«О терпении» (стр. 25). Впервые опубликован в переводе
на русский язык в журнал»* «Литературная Арм»*ппя», 1963, Аг 3.
Па армянском язык»' впервые напечатан в IX томе десятитомного
Собр. соч.
«О деньгах» (стр. 28). Впервые опубликован в журнал»
«Пионер», Ереван, I960, Аг 9. Па русском языке впервые напеча-
тан в журнале «Литературная Армения», 1963, Аг 3. В настоящем
издании печатается в новом переводе.
520
Стр. 2S. Кораклис, I юмри— ныпо города Кирова кап, .Лепи
пака п.
<'() справедливой расплате» (стр. 31). Впервые
опуолиьован в переводе цд русский язык в журнале «'Литератур-
ная Армения», 19(13, А1- 3. II.। армянском языке впервые напечатан
в IX томе десятшомио!о Соор. соч.
"О ели» (стр. 33). Написан в 19GG г. Впервые опубликован
в газете '-Советакаи Айастап» («Советская Армения»), 19GG, № 3U'i,
31.XII. В русском переводе печатается впервые.
СКАЗ К II
Устное народное творчество всегда серьезно интересовало
Ст. Зорьяпа. В своих статьях и выступлениях он неоднократно
говорил о значении фольклора, о необходимости его всестороннего
Изучения.
Ст. Зорьяп был членом редколлепш многотомною издания
«Армянские народные скальп», осуществит иного АН Арм. ССР.
Впервые обработанные Ст. Зорьяном народные сказки вышли
отдельным изданием в Ереване в 1910 г.
В небольшом предисловии к ним автор писал: «В настоящий
сборник... вошли в основном пагпи пародныг сказки в моей обра-
ботке... При отборе материала для сборника мне иопа ылпсь сказ-
ки, своим сюжетом п со н ржапием («Золото», «Скряга») напоми-
нающие сказки других пародов. Некоторые из них я обработал и
специально поместил в сборник, чтобы показать, какой своеобраз-
ный оттенок, колорит и философию приобретают эти кочующие
сюжеты па армянской почве».
Касаясь принципа обработки сказок, Ст. Зорьяп в одной не-
опубликованной статье писал: «Известно, что существует несколь-
ко приемов обработок сказок... Есть шпатели (братья Гримм,
Ов. Туманян, Ал. Толстой), которые при обработке скалок остаются
верными фольклорному сюжету, стилю, гид троению и вообще всем
фольклорным особенностям. По есть и такие, которые иначе под-
ходят к этой задаю* (Андерсен, Оскар Хэйл кд, Ан. Франс). Опп
используют только ядро сказки и развивают ею по своему усмот-
рению, внося в пес свое понимание вещей, своп мысли о жизни,
иногда превращая сказку в острую сатиру, как это сделали Ап гер-
сен («Голый король», «Га п.пй утенок» и др), Анатоль Франс
(«Рубашка»), и пишут таким языком, в котором не сохраняются
фольклорные стилевые особенности... Я сам сторонник' этою по-
следнею принципа, koi за писатель сознательно вносит в сказку
колорит, во многих случаях сокращает рас тянутые (Налоги, со-
вершенно отходит от этши рафцческмх моментов, фольклорных
выражений и пр. Вместо этого он обостряет свое внимание па идее
сказки, большую стройность придает ее композиции (порой ме-
няет сюжетную канву), а иногда идет даже по липин нарушения
жанровых особенностей, превращая сказку в рассказ, сохраняя
только элемент волшебпостп...»
Представленные в настоящем издании сказки дают представле-
ние об этой стороне творчества писателя.
«Светящееся руно» (стр. 35). Написана в 1938 г. Впер-
вые опубликована в книге: Ст. 3 о р ь я п. Сказки. Ереван, Армгпз,
1940 (на арм. яз.). В русском переводе печатается впервые.
«Золото» (стр. 48). Написана в 1938 г. Впервые опублико-
вана в журнале «Аршав» («Поход»), Тбилиси, 1940, № 2. В рус-
ском переводе печатается впервые.
«Скряг а» (стр. 53). Написана в 1938 г. Впервые опубликована
в книге: Ст. Зорьян. Сказки. Ереван, Армгпз, 1940. В русском
переводе печатается впервые.
«Золотые монеты Сулеймана» (стр. 56). Написана
в 1938 г. Впервые опубликована в журнале «Октемберик» («Октяб-
ренок»), 1939, № И—12. В русском переводе печатается впервые.
«Пропажа» (стр. 59). Написана в 1950 г. В оригинале носпт
заглавие «Почки зайчика». Впервые опубликовала в книге:
Ст. Зорьян. Сказки. Ереван, Айпетрат, 1957. В русском переводе
печатается впервые.
«Бессмертный К а з а р» (стр. 65). Написана в 1938 г.
Впервые опубликована в журнале «Хорурдапн граканутюн» («Со-
ветская литература»), 1940, № 6. В русском переводе печатается
впервые.
«Человек из дерева» (стр. 73). Написана в 1940—1950 гг.
Впервые опубликована в IX томе десятитомного Собр. соч. В рус-
ском переводе печатается впервые.
«Новый халиф» (стр. 111). Написана в 1961 г. Впервые
опубликована в журнале «Пионер», Ереван, 1963, № 4. В русском
переводе печатается впервые.
РАССКАЗЫ, ПОВЕСТИ ДЛЯ ДЕТЕЙ
И ЮНОШЕСТВА
рассказы
С конца 20-х годов в творчестве Стефана Зорьяна немалое
место начинают занимать произведения для детей и юношества
(рассказы, повести, сказки). Они печатаются в детских журналах
и неоднократно выходят отдельными сборниками, входят в школь-
ные учебники.
522
«Ночь в лесу» (стр. 117). Написан в 1927 г. Впервые опуб-
ликован отдельным изданием на армянском языке в 1931 г. (Ере-
ван, Госиздат). На русском языке впервые увидел свет в жур-
нале «30 дней», Москва, 1939, .V- 8—9.
«Ч а л а и к» (стр. 121). Написан в 1926 г. Впервые опублико-
ван в журнале «Пионер», Ереван, 1928, № 3, а потом — отдельным
изданием в 1930 г. (Ереван, изд-во «Гермес»), На русском языке
впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. Рассказы для детей.
Ереван, Армгпз, 1946.
«Ш а м о» (стр. 125). Написан в 1930 г. Впервые опубликован
в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1936, № 8—9. На русском
языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. Рассказы для де-
тей. Ереван, Лрмгнз, 1946.
«Шек о» (стр. 129). Написан в 1931 г. Впервые опубликован
в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1936, № 8—9. На русском
языке впервые напечатан в кише: Ст. Зорьян. Рассказы для
детей. Ереван, Армгпз, 1946.
«Путешественник Джеко» (стр. 131). Написан в
1934 г. Впервые опубликован в журнале «Октемберик» («Октябре-
нок»), 1935, № 2. На русском языке впервые напечатан в книге:
Ст. Зорьян. Рассказы для детей. Ереван, Армгнз, 1946.
«Даго» (стр. 135). Написан в 1935 г. Впервые опубликован
в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1938, № 12. На русском
языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. рассказы для де-
тей. Ереван, Армгпз, 1946.
«Из рассказов дядюшки Се роба». 1. «Медведь»
(стр. 140). Написан в 1934 г. Впервые опубликован в журнале
«Октемберик» («Октябренок»), 1934, № 4. На русском языке впер-
вые напечатан в журнале «Литературная Армения», 1976, № 7.
2.	«Медведь и кабан» (стр. 144). Написан в 1934 г. Впер-
вые опубликован в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1935,
№ 10—И. На русском языке впервые напечатан в журнале «Лите-
ратурная Армения», 1976, № 7.
3.	«Араб» (стр. 146). Написан в 1934 г. Впервые опубликован
в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1934, № 5. На русском
языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. Рассказы для
детей. Ереван, Айпетрат, 1952.
4.	«Волкп» (стр. 150). Написан в 1934 г. Впервые опублико-
ван в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1934, № 10. На рус-
ском языке впервые напечатай в книге: Ст. Зорьян. Рассказы
для детей. Ереван, Айпетрат, 1952.
«Электрическая лампочка» (стр. 154). Написан
в 1924 г. Впервые опубликован отдельным изданием в 1927 г.
(Ереван, изд во «Гермес»). В русском переводе печатается впервые.
523
«В ВПП о гр а дном саду» (стр. 158). Наппсаи в 1935 г.
Впервые опубликован отдельным изданием в 1937 г. (Ереван,
Армгпз). Па русском языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорь-
fl н. Рассказы для детей. Ереван, Армгпз. 194(5.
«Мышь и яйцо» (стр. 1(H). Написан в 1936 г. Впервые
опубликовал в журнале «Октемберик» («Октябренок»), 1937, № 2.
На русском языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. Рас-
сказы для детей. Ереван, Армгпз, 1916.
«Крылатое знамя» (стр. 163). Написан в 1932 г. Впер-
вые опубликован отдельным изданием под заглавием «Красный
аист» («Кармпр арагпл») в 1932 г. (Ереван, Госиздат). На русском
языке впервые напечатан в книге: Ст. Зорьян. Рассказы для де-
тей. Ереван, Айпетрат, 1952.
«Аник» (стр. 169). Написан в 1941 г. Впервые опубликован
в газете «Гракан терт» («Литературная газета»), Ереван, 1941,
№ 22, 10. VIII. На русском языке впервые напечатан в газете «Ком-
мунист», Ереван, 1941, 17. VIII.
ПОВЕСТИ
«X у ж а н А р ш о» (стр. 174). Написана в 1926 г. Впервые
опубликована отдельным изданием: Ст. Зорьян. Хужан Аршо.
Ереван, Госиздат, 1928. На русском языке впервые напечатана
в книге: Ст. Зорьян. Зимняя ночь. Тифлис, Закавказское госу-
дарственное издательство, 1936.
«Черный Се то» (стр. 206). Написана в 1933 г. Впер-
вые опубликована отдельным изданием: Ст. Зорьян. Черный
Сето. Ереван, Госиздат, 1935. На русском языке впервые
напечатана в книге: Ст. Зорьян. Повести и рассказы.
М.» «Советский писатель», 1952.
ВОСПОМИНАНИЯ
С середины 30-х годов Стефан Зорьян начинает часто высту-
пать в периодической печати с воспоминаниями о писателях, дея-
телях искусств п науки.
В 1958 г. воспоминания выходят отдельной книгой: Ст. Зорь-
fl н. Книга воспоминаний. Ереван. Айпетрат, 1958.
В неопубликованном предисловии к «Книге воспоминаний»
автор объясняет, почему большей частью его воспоминания свя-
заны с литературно-общественной жизнью Тифлиса: «Известно,
524
что, в силу исторических обстоятельств, центрами армянской куль-
туры свыше ста лет были Константинополь (ныне Стамбул),
Смирна, Москва и Тифлис. Для восточных армян более всего Тиф-
лис, может быть, с того времени как царская Россия... сделала
эту древнюю столицу Грузии центром Закавказья.
Армянские деятели с тех пор создали в Тифлисе ряд очагов
армянской культуры... В Тифлисе зародились восточпоармянская
периодическая печать, театр, издательское дело. Было основано
много школ, благотворительных обществ».
После установления советской власти, пишет автор, народы
Закавказья получили возможность создать своп республики, и
культурным центром армян стал Ереван.
Касаясь жанра мемуаров, Ст. Зорьян замечает: «Писать вос-
поминания о зпамепптых людях дело насколько благодарное —
.хорошо, конечно, сохранить для потомков те плп пные черты ха-
рактера, склоппостп. пристрастия, мысли пх,— настолько п труд-
ное, ибо подчас один п тот же человек, под влиянием настроения,
может говорить разное о людях, его окружающих, о событиях,
фактах. Так что пишущий воспоминания, даже еслп он ис-
пользует записи в своем дневнике, должен быть чрезвычайно осто-
рожным.
В воспоминаниях невозможна абсолютная объективность, и
субъективный подход, безусловно, играет в них значительную
роль. И иначе быть не может.
Поэтому я не склонен считать, что в этих моих воспомина-
ниях 1апы полные, завершенные портреты нашпх писателей, дея-
телей искусства. Пх я представляю такими, какими воспринял сам,
какими вп |ел».
«Книга воспоминаний» была встречена критикой и читате-
лями тепло. Отмечалось мастерство писателя, умение достоверно,
правдиво и объективно отражать факты. Говорилось также, что
многие важные события п факты армянской литературной жизни
стали пзвестпы благодаря мемуарам Ст. Зорьяна.
Даты написания большинства воспоминаний ни в рукописях,
ни в изданиях автором пе указаны.
«Ованес Тум ап ян» (стр. 239). Написаны в 1934 г. От-
дельные отрывки печатались в газете «Гракан терт» («Литератур-
ная газета»), Ереван, 1938, № 14, 25.III. Полностью впервые опуб-
ликованы в журнале «Хорурдаип граканутюп» («Советская литера-
тура»), Ереван, 1939, As 1. На русском языке отрывки напечатаны
в газете «Коммунист», Ереван, 1959, As 173, 24.\ I. В русском пере-
воде полностью печатаются впервые.
525
Стр. 239. Кавказское общество армянских писателей.— Обще-
ство было основано в 1912 г., существовало до 1921 г. Оно содей-
ствовало сплочению сил армянской литературы. Бессменным пред-
седателем общества был Ованес Туманян.
Стр. 240. Саят-Нова (псевд.; наст, имя п фамилия — Арутюн
Саядян; 1712—1795)—армянский поэт. Представитель армянской
светской поэзии позднего средневековья.
Давтар — рукописная кппга или тетрадь.
Стр. 242. Абовян Хачатур (1805—1848)—армянский писатель,
просветптель-демократ, общественный деятель п педагог. Осново-
положник повой армянской литературы и нового литературного
языка.
Раффи (псевд.; наст, имя и фамилия — Акоп Мелик-
Акопян; 1835—1888)—армянский писатель, публицист, общест-
венный деятель. Представитель романтизма в армянской литера-
туре.
Стр. 243. «Мурч» («Молот»)—армянский политический и об-
щественно-литературный журнал. Издавался в Тифлисе в 1883—
1907 гг. Журнал сыграл большую роль в утверждении реализма
в армянской литературе.
Теръян Ваан (псевд.; наст, имя и фамилия — Ваан Тер Григо-
рян; 1885—1920) — армянский поэт и общественный деятель. Пред-
ставитель армянской поэзии 10—20-х гг.
Пшибышевский Станислав (1868—1927), Тетмайер Пшерва-
Тетмайер Казимеж (1865—1940)—польские писатели; Тагор
Рабиндранат (1861—1941)—индийский писатель п общественный
деятель.
Стр. 246. Эчмиадзин — центр армяно-григорианской церкви и
резиденция ее главы католикоса — верховного патриарха всех
армян.
Ван — армянский город на берегу одноименного озера, ныне
в Турции.
Дашнакцакан — член буржуазно-националистической партии
Дашнакцутюн.
Стр. 248. Ллойд Джордж Давид (1863—1945) —английский по-
литический деятель, в 1916—1922 гг. — премьер-министр.
Стр. 250. Вскоре произошли события...— 10 февраля 1918 г. был
созван Закавказский сейм. 22 апреля 1918 г. сейм объявил Закав-
казье «независимой» республикой, отделив его от Советской России.
26—28 мая 1918 г. сейм был распущен, и Армения, Азер-
байджан, Грузия стали «независимыми» буржуазными респуб-
ликами.
Стр. 250. Имеется в виду турецкая интервенция весной 1918 г.
в Закавказье; 17 марта турки заняли Эрзерум, 5 апреля — Сари-
526
камыш, 15 апреля — Батуми, 25 апреля—Карс, 15 мая —Алпксап-
дрополь (ныне Ленинакан); 22—26 мая турецкая армия была оста-
новлена под Сардарапатом и отброшена армянскими войсками п
народным ополчением.
Стр. 253. Шант Левон (псевд.; паст, имя и фамилия — Левой
Сегбосяп; 1869—1951) —армянский писатель драматург.
Стр. 255. Кучак Наапет (годы рождения и смерти неизвест-
ны) — выдающийся средневековый армянский лирик.
Нарекаци Григор (951—1009)—выдающийся средневековый
армянский поэт.
Стр. 256. Комитет спасения. — 29 ноября 1920 г. в Армении
установилась советская власть. С середины февраля 1921 г. пар-
тия Дашнакцутюн организовала мятеж против советской вла-
сти. Мятежники заняли Эрпвань и ряд населенных пунктов и рай-
онов Армении. Руководящим органом мятежа был Комитет
спасения.
Стр. 258. ...до конца гражданской войны, до возвращения
ревкома (2 апреля).— Вследствие дашнакского мятежа (упомя-
нутого в предыдущем примечании) в Армении началась
гражданская война, которая длилась с середины февраля до
2 апреля 1921 г.
«Александр Шпрванзаде» (стр. 265). Написаны в
1938 г. Отдельные отрывки печатались в газете «Гракан терт»
(«Литературная газета»), Ереван, 1938, 7.VIII, № 36 и 1940, № 22,
10.VIII. Полностью впервые опубликованы в журнале «Советакан
граканутюн» («Советская литература»), Ереван, 1958, № И.
На русском языке отрывки напечатаны в «Литературной газе
те», М., 1958, 13.XI. В русском переводе полностью печатаются
впервые.
Стр. 267. «Мшак» («Труженик») — армянская буржуазно ли-
беральная, общественно-политическая газета. В псп печатались
писатели, публицисты демократического направления. Издавалась
в 1872—1921 гг. в Тифлисе.
Стр. 268. Тацит (ок. 56 — ок. 117) — римский историк, автор
«Истории» (14 книг) и «Анналов» (16 книг), однако из его сочи-
нении до пас дошло 10 книг.
Стр. 273. Лео (псевд.; наст, имя и фамилия — Аракел Бабаха-
няи; 1860—1932) — армянский историк, публицист, писатель, обще-
ственный деятель.
Стр. 275. Арази (псевд.; паст, имя и фамилия — Мовсес Ару-
тюнян: 1878—1964) — армянский советский писатель.
Стр. 276. Есаян Забел (1878—1937) — армянская писательница.
Демирчян Дереник (1877—1956)—армянский советский пи-
сатель.
Стр. 280. Т эн Ипполит Адольф (1S28—1899)—французский
философ, эстетик, писатель, Брандес Георг (1842—1927) —датский
литературный критик.
«И о а н н е с И о а н п п с п а н» (стр. 285). Отдельные отрывки
печатались в газете «Гракап терт» («Литературная газета»), Ере-
ван, 1939, 30.IX. Полностью впервые опубликованы в журнале
«Советакан гракапутюп» («Советская литература»), Ереван, 1957,
№ 4. В русском переводе печатаются впервые.
Стр. 291. Вртанес Папазян (1866—1920)—известный армян-
ский прозаик.
Стр. 293. Дурьян Петрос (1852—1872)—крупный армянский
лирик.
Стр. 294. Армянский Лазаревский институт восточных язы-
ков основан в 1815 г. в Москве, существовал до 1917 г.
«Нар-Дос» (стр. 297). Отдельные отрывки печатались в га-
зете «Гракан терт» («Литературная газета»), Ереван, 1933, 31. VII.
Полностью впервые опубликованы в книге: Ст. Зорьян. Кни-
га воспоминаний. Ереван, 1958. В русском переводе печатаются
впервые.
Стр. 299. Имеются в виду романтические произведения Врта-
неса Папазяна и произведения Аветиса Агароняна (1866—1948),
написанные в духе символизма.
Стр. 302. Аретино, Пьетро (1492—1552) —итальянский писатель
и публицист.
Стр. 304. Сундукяп Габриель (1825—1912)—выдающийся ар-
мянский писатель, основоположник национальной реалистической
драмы.
Стр. 306..чою первую книгу...— «Грустные люди», Тифлис,
1918.
Стр. ЗЮ. Новый роман. — Имеется в виду незавершенный ро-
ман Нар-Доса «Новый человек».
«Аветик Псаакяп» (стр. 312). Впервые опубликованы
в журнале «Советакан граканугюн» («Советская литература»), Ере-
ван, 1962, № 6. На русском языке впервые напечатаны с не-
которыми сокращениями в журнале «Дружба народов», М., 1975,
№ 1о.
Стр. 327. Шахазиз Смдат (1841—1907) — армянский поэт.
528
«В а а п Терьян» (стр. 345). Отдельные отрывки печатались
в газете «Гранам терт» («Литературная газета»), Ереван, 1940,
№ 1, 10.Х. Полностью впервые опубликованы в книге: Ст. Зорьяп.
Книга воспоминании. Ереван, Айпетрат, 1958. В русском переводе
печатаются впервые.
Стр. 348. «Гарун» («Весна») — армянский литературно-худо-
жествеппый альманах. Выходил в Москве в 1910—1912 гг. Основа-
телями альманаха были В. Терьян, Ал. Цатуряп, Ал. Мяснпкян,
П. Макипцяп, К. Куспкяп.
Стр. 349, Издательство «Пантеон» — армянское издательство
в Москве, основанное в 1911 г. Организаторы — поэт В. Терьян
и критик, литературовед 11. Макпнцян, в дальнейшем в работе из-
дательства принимают участие литературовед Ц. Ханзадяп
и писатель К. Микаэлян. Издательство просуществовало не-
сколько лет.
Стр. 351. Назарян Степанос (1812—1879) — армянский пуб-
лицист, историк-литературовед, общественный деятель. Выдви-
нул идею народного образования в новом просветительском ду-
хе, заменив грабар (древнеарм. яз.) новым литературным язы-
ком— ашхарабаром. С 1858 по 1864 г. в Москве пздавал на
новом литературном языке журнал «Юсисапайл» («Северное
сияние»).
Стр. 352. Сиаманто (псев.; наст, имя и фамилия — Атом Ярд-
жаняи; 1878—1915) —армянский поэт.
Стр. 355. ...героической, обороне Вана... — С G апреля по 6 мая
1915 г. население армянского города Ван (Западная Армения)
героически оборонялось против намного превосходящей регуляр-
ной турецкой армии, пока подоспели армянские добровольческие
части п русские войска.
«Валерий Брюсов» (стр. 360). Написаны 15.IX.1963 г.
Впервые опубликованы в газете «Гракан терт» («Литературная
газета»), Ереван, 1963, № 51, 22.X1L На русском языке впер-
вые напечатаны в книге: «Брюсовские чтения 1963 года». Ереван,
изд-во «Айастан», 1964. В настоящем издании печатаются в новом
переводе.
Стр. 363. Ерзынкаци Константин (ок. 1250— 1 я пол. XIV в.) —
средневековый армянский поэт.
Фрик (нсевд.; паст, имя неизвестно, 1234—1315)—средневеко-
вый армянский поэт.
Нагит Мкртич — армянский поэт XIV—XV вв.
Л.гтамарци Григор (годы рожд. и смерти пензв.) — армянский
поэт XVI в.
Стр 364 Тылкуранци Ованес — армянский поэт XIV—XV вв.
529
«Максим Горький» (стр. 366). Впервые опубликованы:
первая часть—в журнале «Советакан граканутюп» («Советская
литература»), Ереван, 1941, № 5—6, вторая часть — в газете «Гра-
кап терт» («Литературная газета»), Ереван, 1946, Лг 16, ЗОЛ I. Обе
части вместе в книге: Ст. Зорьян. Кинга воспоминаний. Ереван,
Айпетрат, 1958. На русском языке впервые напечатаны в газете
«Коммунист», Ереван, 1958, № 73, 27.1 И.
В настоящем издании печатаются в новом переводе.
«Александр Тамапян» (стр. 376). Впервые опублпко-
вавы в журнале «Советакап арвест» («Советское искусство»), Ере-
ван, 1958, № 4. В русском переводе печатаются впервые.
«Мартирос С а р ь я н» (стр. 384). Написаны в 1955—1965 гг.
Отдельные отрывки печатались в газете «Советакан Айастап» («Со-
ветская Армения»), Ереван, 1972, № ПО, 11.V. Полностью впервые
опубликованы в журнале «Советакан граканутюп» («Советская
литература»), Ереван, 1972, № 6.
Воспоминания о Мартиросе Сарьяне не завершены; часть на-
писана набело, часть осталась в виде записей, заметок.
Стр. 399. Имеется в виду большая персональная выставка ра-
бот М. Сарьяна в Москве в связи с 75-летпем со дня рождения
весной 1956 г.
...статья И. Эренбурга в «Литературной газете». — И. Эрен-
бург. На выставке М. Сарьяна. — «Литературная газета», 1956,
№ 49, 24. IV.
Ленинская премия М. Сарьяну была присуждена в 1961 г.
«Об одной п е с о с то я в ш е й с я лекцпп» (стр. 400).
Написаны в 1964 г. Впервые опубликованы под заглавием «Куприн»
в газете «Гракан терт» («Литературная газета»), Ереван, 1971, №2,
8.1. В русском переводе печатаются впервые.
Стр. 400. Вечер, о котором идет речь в статье, состоялся 1 ок-
тября 1916 г.
О<> этом случае во время пребывания Куприна в Тпфлпсе упо
мипает Ксения Александровна Куприна в книге «Куприн— мой
отец» (М., «Советская Россия», 1971, с. 74—75).
Стр. 402. Легенды «Мысль бессмертна» у Куприна нет. Автор
воспоминаний, несомненно, имел в виду легенду «Счастье» (с под-
заголовком «Сказка»), содержащую идею бессмертной мысли
(«Счастье» завершалось изречением: «Мысль бессмертна»). См.:
А. II. Куприн. Собр. соч., т. IV. М., «Художественная литера-
тура», 1971 —1973, с. 257.
530
СТАТЬИ, РЕЧИ
Писать статьи о литературе Стефан Зорьян начал с первых же
своих творческих шагов. С годами он все чаще п чаще выступает
со статьями, п круг вопросов, затронутых нм, становится шпре.
Кроме статей и критических заметок, у нею много выступлений,
докладов, речей по разным вопросам литературы и культуры, в ко-
торых выявляются художественные склонности и пристрастия
автора, его критическое отношение к тем пли иным явлениям
литературы.
Ст. Зорьян всегда подчеркивал большую роль и ответствен-
ность критики в развитии литературы. Он писал: «пстппнын кри-
тик тот, кто, кроме врожденною тонкого вкуса и критического
чутья, имеет разностороннее литературно-теоретическое развитие,
понимает специфику литературы, кого развитие и судьбы родной
литературы волнуют так же глубоко, как п истинного писателя».
В этом разделе тома представлены статьи и речи, наиболее ха-
рактерные для Ст. Зорьяна.
«Думы о нашем эпосе» (стр. 405). Написана в 1939 г.
к празднованию lOOU-летнего юбилея создания армянского эпоса
«Давид Сасунскпй». Впервые опубликована в газете «Гракантерт»
(«Литературная газета»), Ереван, 1939, № 22, 10.VIII, а также
в журнале «Хорурдаин грох» («Советский ппсатель»), Баку, 1939,
№ 8—9. На русском языке впервые с некоторыми сокращениями
напечатана в «Правде», 1939, № 253, 12.IX, под заглавием «Героика
далекого прошлого».
Стр. 405. Хоренаци Мовсес (годы рожд. и смерти нензв.) —
армянский писатель-историограф V в., автор «Истории Армении»,
в которой впервые дапа история армяпского парода от глубокой
древности до 20-х гг. V в. Егишэ (годы рожд. и смерти нензв.) —
армянский историк V в. Его книга «О Вардане и войне армянской»
посвящена героической борьбе армяпского народа против персид-
ских завоевателей. Фавстос Бюзанд (годы рожд. и смерти
нензв.) — армянский историк V в. Автор «Истории Армении»,
охватывающей период с 332 по 387 г.
«Матепадара п» (стр. 409). Написана в 1940 г. Впервые на-
печатана в сборнике «Верапнвац еркпр» («Возрожденная страна»),
Ереван, Айпетрат, 1910. В русском переводе печатается впервые.
Сгр. 410. Количество рукописных книг и фрагментов указано
по данным 1940 г., когда была написана статья. За прошедшие
531
Годы фонды Матенадарапа пополнились, пьше, в 1976 г., в Матена-
даране хранится 10 690 цельных рукописей и 2300 фрагментов на
древпеармяиском языке и более 2000 рукописен и фрагментов па
других языках.
Стр. 410. Размеры самой маленькой рукописной книги, нахо-
дящейся в Матенадарапс,— 4 смХ9,4 см, самой большой —
70,5 смХ55 см.
Стр. 411. По новым данным общее количество армянских ру-
кописен во всем мире более 25 тысяч. Пз них 10 690 находятся
в Матепадарапе. Остальные — в библиотеках и музеях разных
стран. Наиболее крупные коллекции армянских рукописей нахо-
дятся в Иерусалиме, в Венеции, немало рукописей и в Псфагапе,
Бейруте, Лондоне, Париже, Ленинграде, Тбплпсп.
Стр. 414. В книге «О пароде стрелков» описывается нашест-
вие татар па Армению и соседние страны. В пей изложены также'
другие события, происходившие в Армении. Кнпга охватывает
период с 1220 по 1275 г.
По новым данным автор сочинения «О пароде стрелков» пе
инок Магакпя, а Григор Акперцп.
Киракос Гпндзакеци (1200—1271) —армянский историк XIII в.,
автор «Истории Армении». Кроме истории Армении в книге под-
робно описаны нашествия хорезмского правителя Джалал ад-дпна
п особенно татаро-монгольских орд. Сочинения С. Гапдзакецп —
важнейший источник по истории монгольского владычества в Ар-
мении и сопредельных странах. Мовсес Каланкатваци — автор
«Истории агван» (Албании Кавказской). Жил в X в. (по мнению
других исследователей — в VII в.). «История агван» является ос-
новным источником по истории этой части Закавказья с V по
X в. М. Калапкатвацп сообщает в ней о походе русов в Закавказье
в 943 г. Товма Мецопеци — армянский историк 1 й половины XV в.
Его сочинение «История Тимура п его преемников» охватывает
события 1386—1440 гг. и посвящена псторпп нашествий Тимура,
Шахруха и других правителей. Сочинение Т. Мецопеци содержит
также ценные сведения о народах Закавказья.
Стр. 415. ...в фондах архива Эчмиадзина... — До 1940 г. Матеиа-
дарап находился в Эчмпадзине, в специальном помещении па тер-
ритории кафедрального собора.
В 1940 г. Матеиадаран был перепесеп в Ереван, в новое здание
Респх оликанскон публичной библиотеки, где ему была предостав-
лена часть здания.
С 1940 г. Матенадарап пользовался правами научно-исследова-
тельского института, а полноправным научно-исследовательским
институтом стал в 1959 г.
t
532
Стр. 41(5. Новое специальное здание Матенадарана в Ереване
было построено в 1945—1957 гг. по проекту архитектора М. Григо-
ряна. В 1959 г. Матенадарап был переведен в повои здание.
«О Мосропе Маштоце». 1. «Наш великий просве-
титель» (стр. 417). Написана в 1962 г. в связи с 1 (ККI-летним
юбилеем со дня рождения создателя армянских письмен п осно-
вателя армянской литературы Месропа Маштоца. Впервые опуб-
ликована в журнале «Советакан граканутюн» («Советская
литература»), Ереван, 1962, № 5. В русском переводе печатается
впервые.
Стр. 418. Специально для изучения алфавитов Маштоц ездил
в Сирию, работал в научных центрах Антиохии, Амиде, Самосате
и др.
Стр. 419. Корюн — армянский историк, писатель и переводчик
V в., ученик Месропа Маштоца. Автор сочинения «Житие Маш-
тоца» (написано между 443 п 449 г.).
...день переводчика...— Праздник установлен в честь создания
в 396—404 гг. армянской письменности Месропом Маштоцем.
Развитие литературы па армянском языке в начальный период
выражалось в переводах священных книг. Поэтому Месропа Маш-
тоца и его сподвижников называют переводчиками, а праздник —
праздником переводчиков. В дальнейшем, когда появилась ори-
гинальная литература па армянском языке, Маштоца и его уче-
ников продолжали по традиции называть переводчиками.
Стр. 422. ...сегодняшнего торжества... — Статья написана в дни
празднования 1600-летия Месропа Маштоца.
2. «В е ч п ы й с п у т н п к» (стр. 420). Написана в 1962 г. Впер-
вые опубликована под заглавием «Жоговуртп ет» («Вместе с наро-
дом») в газете «Советакан Айастап», Ереван, 1962, № 124, 27.V.
В русском переводе печатается впервые.
«Бесс м е р т н ы п п о в е ц» (стр. 423). Написана в 1963 г.
Впервые опубликована в журнале «Советакан граканутюн» («Со-
ветская литература»), Ереван, 1963, № 10, 7.Х. В русском переводе
печатается впервые.
«Хачатур Абовяп» (стр. 426). Написана 20 сентября
1955 г. Впервые опубликована в газете «Гранин терт» («.Литера-
турная газета»), Ереван, 1955, № 37, 7.Х. В русском переводе печа-
тается впервые.
533
«Микаэл Налбандян» (стр. 430). Написана в ноябре
1954 I.; речь ври закладке памятника М. Налбандяну в дни празд-
нования 125-летпя со дня рождения писателя. Впервые публику-
ется в данном томе в переводе на русский язык.
«Мой Туманян» (стр. 432). Наппсана в 19G7 г. как преди-
словие к четырехтомному Собранию сочинений Ов. Туманяна,
изданному к 100-летию со дпя рождения поэта. Впервые с неко
торымн сокращениями опубликована в газете «Гракан терт»
(«Литературная газета»), Ереван, 19G9, № 7, 14.11. Полностью
опубликована в I томе Собрания сочинений Ов. Туманяна (Ере-
ван, «Аиастап», 19G9).
На русском языке впервые папечатапа с пекоторымп сокра-
щениями в журнале «Литературная Армения», 19(19, № 9; полно-
стью — как предисловие к трехтомнику избранных произведении
Ов. Туманяна, изданного к 100-летпю со дпя рождения поэта (Ере-
ван, «Аиастап», 19G9).
«Живой родник» (стр. 445). Наппсана в 1939 г. Для за-
главия статьи взята первая строка одного стихотворения Ав. Пса-
акяна. Виервые опубликована в газете «Гракан терт» («Литератур-
ная газета»), Ереван, 1940, 23.111. На русском языке под заглавием
«Родной источник» впервые напечатана в газете «Коммунист»,
1940, № 297, 22.XII.
«Жпзпь, как она есть» (стр. 448). Наппсана в 1955 г.
Название статьи взято пз одного интервью Нар-Доса, 1де имеется
следующее высказывание: «На моем знамени было начертано:
«...действительная жизнь, как она есть, и внутренний мир чело-
века ».
Первоначальный краткий вариант под заглавием «Заметки
о творчестве Нар-Доса» опубликован на русском языке как после-
словие к «Повестям и рассказам» Нар-Доса (М., «Художествен-
ная литература», 1955).
Последний полный вариант напечатан в X томе Собр. соч.
автора па армянском языке. В русском переводе полный вариант
печатается впервые.
«К р п т и к, п и с а т е л ь и другпе вопросы» (стр. 456).
Наппсапа в 1930 г. Впервые опубликована в газете «Хорурдапн
Аиастап» («Советская Армения»), Ереван, 1930, № 22, 2G.I. В рус-
ском переводе печатается впервые.
В статье в основном критикуются рапповские принципы п
позиции в вопросах литературы.
534
Стр. 456. Ванандеци Гурген (1898—1937) — армянский совет-
ский критик, литературовед.
Стр. 459. Бурлее Поль Шарль Жозеф (1852—1935), Пруст Мар-
сель (1871—1922) — французские писатели.
Стр. 462. ...в резолюции компартии... — Имеется в виду резо-
люция ЦК РК11(б) от 18.V1.1925 г. «О политике партии в области
художественном литературы ».
♦ * *
«Слово о полку И I о р е в е» (стр. 465). Наппсана в 1956 г.
Впервые опуолпкована под заглавием «Блестящий литературный
памятник» в газете «Гракан терт» («Литературная газета»), Ере-
ван, 1950, № 48. В русском переводе печатается впервые.
«Александр Грибоедов» (стр. 467). Написана в 1945 г.
Впервые опубликована под заглавием «Благородный писатель и
гражданин» в газете «Гракан терт» («Литературная газета»), Ере-
ван, 1945, № 2. В русском переводе печатается впервые.
«Проза Пушкина» (стр. 4(59). Наппсана в 1937 г. Это вы-
ступление на торжественном заседании, посвященпом 100-летпю
со дня смерти А. С. Пушкина. Впервые опубликована в газете «Гра-
кан терт» («Литературная газета»), Ереван, 1937, № 5, 28.11. На
русском языке часть напечатана в книге «Армения — Пушкину»,
Ереван, 1974. Полностью перевод печатается впервые.
«О Гоголе» (стр. 473). Написана в 1952 г. Впервые с неко-
торыми сокращениями опубликована в книге: Г. Овнан.
«Н. В. Гоголь и армянская литература». Ереван, Изд-во АН Арм.
ССР, 1952. В русском переводе печатается впервые.
«Могучий дуб» (стр. 476). Написана в 19(50 г. Впервые
опубликована в газете «Советакан Аиастап» («Советская Арме-
ния»), Ереван, I960, № 272, 20.XI. На русском языке под заглавием
«Учитель жизни» в сокращенном виде напечатана в «Литератур-
ной газ<>те», М., I960, № 158, 19.Х1. Полностью перевод печатается
впервые.
«Федор Достоевский» (стр. 480). Наппсана 9 февраля
1956 г. Вступительное слово на вечере, посвященном 75-летию
со дня смерти писателя. Впервые опубликована в переводе на рус-
ский язык в I томе сборника «Дружба», Ереван, 1960.
535
«О Ч е \ове» (стр. 482). Написана в 1954 г. Впервые ипубли
кована под заглавием «Мастер» в журнале «Дружба народов», М„
1954, Л» 5. На армянском языке впервые* под заглавием «Влеггящпп
мастер прозы» напечатана в газете «Гракаи терт» («Литературная
газета»), Ереван, 1960, № 5, 29.1.
«Леонид Андреев» (стр. 488). Написана в 1919 г. Впер
вые опубликована в газете «Драч» («Вперед»), Ереван, 1919, № 47,
lli.XI В русском переводе печатается впервые.
Стр. 490. Характеристика, данная критиком Ю. И. \й\епва п.-
дом (1872 -1928) в книге «Силуэты русских писателей», выпуск
111, Москва, 1913, с. 1LXJ.
«Ж е л е з и ы й п о т о к» А. Серафимович а» (стр. 492).
Написана в 1927 г. Впервые опубликована в газете «Хорурдапп
Айастан» («Советская Армения»), Ереван, 1927, № 41, 20.11. В рус-
ском переводе печатается впервые.
«Пизами» (стр. 495). Написана в 1947 г. Впервые опублико-
вана мод заглавием «Великий поэт» в галете «Советакан Айастан»
(«Советская Армения»), Ереван, 1947, № 222, 21.IX. На русском
языке впервые под заглавием «Ио.эт-iумаппст» напечатана в га-
зете «Коммунист», Ереван, 1947, № 222, 21.IX.
«Давид Г у р а м и hi в н л п» (стр. 498). Наине alia в 1955 г.
Впервые публикуется в переводе па русский язык в данном томе.
«Гомер Востока» (стр. 5(Н1). Напнсава в 1934 г. Впервые
опубликована в газете «Гракаи терт» («Литературная галета»),
Ереван, 1931, № 20, 10.X. В русском переводе печатается впервые.
«Рабиндранат 'Г а гор» (стр. 502). Написана в 1914 I.
Впервые опубликована в газете «Мшак» («Труженик»), Тифлис,
1911, № 19, 28.1. В русском переводе печатается впервые.
«•) м и л |> Золя» (стр. 501). Написана в 1927 г. Впервые опуб-
ликована в ।азоте «Хорурдапп Айастан» («Советская Армения»),
I ре-ван, 1927, № 228. В русском переводе печатается впервые.
«Г п ie Мон асе а и» (стр. 508). Написана в 1931 г. как пре-
(пеловпе к сборнику рассказов Мопассана. Впервые- опубликована
в книге.*,: Мопассан. Избранные рассказы. Гил ССР Армении,
Зрпвань, 1935. В русском переводе печатается впервые*
536
«А в .1 г о .1 I. <1> р .1 в с» (< тр. 513). 11.пик ап.। п 11124 I. Впервые
опубликована в i.riere «Хорурдапп Анастаи» («(д)ветс|.ая Арме-
ния)), Ереван, 11124, № 231». В русским переводе печатается
впервые.
«Слово к молодым писателям» (стр. 515). Написана
В 11)6.3 Г. Вступительное слово на конференции молодых писателей
Армении. Впервые опубликована в газете «Гракаи терт» («.Лите-
ратурная газета»), Ереван, 1'363, № 18, 5.V. В русском переводе
печатается впервые.
Ленин Зорьян
Карен Зорьян

СОДЕРЖАНИЕ
СКАЗЫ, СКАЗКИ
Сказы. Перевод А. Баяндур
О красоте ..........................
О дыхании ..........................
О песне ..................................
О свободе ................
О росе ........................................
О молчании ....................................
О судьбе ......................................
О терпении.....................................
О деньгах . . .	.....................
7
9
11
13
15
18
22
25
О справедливой расплате .................. ....	31
О ели ........................................... 33
Сказки. Перевод А. Баяндур
Светящееся руно............................... 35
Золото........................................ 48
Скряга........................................ 53
Золотые монеты Сулеймана...................... 56
Пропажа ...................................... 59
Бессмертный Назар............................. 65
Человек пз дерева............................. 73
Новый халиф.................................. 111
РАСС К АЗЫ. ПОВЕСТИ ДЛЯ Д Е ТЕ И
И ЮНОШЕСТВА
Рассказы
Ночь в лесу. Перевод А Мусатова............ 117
Чаланк. Перевод А. Мусатова ............... 121
Шамо. Перевод А. Мусатова .	......... 125
Щеко. Перевод А. Мусатова .	............. 129
539
Путешественник Джеко. Перевод А. Мусатова . .	131
Дэго. Перевод А. Баяндур...................... 135
Из рассказов дядюшки Сероба................... 139
1.	Медведь. Перевод А. Баяндур.............140
2.	Медведь п кабап. Перевод Л. Баяндур . .	144
3.	Араб. Перевод А. Мусатова.............. 146
4.	Волки. Перевод А. Мусатова............. 150
Электрическая лампочка. Перевод Л. Баяндур . .	154
В виноградном саду. Перевод А. Мусатова . . .	158
Мышь и яйцо. Перевод В. Авдеева............... 161
Крылатое зпамя. Перевод В. Авдеева............ 163
Аник. Перевод С. Шавердовой................... 169
Повести
Хужап Аршо. Перевод Л. Бабаян................. 174
Черный Сото. Перевод С Сарикян.................206
ВОСПОМИНАНИЯ
Ованес Туманян. Перевод М. Малхазовой . . .	239
Александр Шпрванзаде. Перевод Н. Гончар . . .	265
Иоаппес Поапппспап. Перевод Г. Нерсесяна . . .	285
Нар Дос. Перевод М. Малхазовой.................297
Аветик Псаакян. Перевод Г. Нерсесяна ....	312
Ваан Терьян. Перевод М. Малхазовой.............345
Валерий Брюсов. Перевод А. Макинцян . .	.	360
Максим Горький. Перевод А Макинцян ....	366
Александр Тамапяп. Перевод Г. Нерсесяна . . .	376
Мартирос Сарьяп. Перевод М. Малхазовой . . .	384
Об одной несостоявшейся лекции. Перевод А. Па-
ки нц ян ..................................400
СТАТ Ь И, РЕЧИ
Думы о пашем эпосе. Перевод Л. Иоаннисиан . .	405
Матенадарап. Перевод Л. Макинцян ............ 409
О Месропе Маштоце. Перевод Л. Макинцян
1.	Наш великий просветитель................417
2.	Вечный спутник...................... .	420
Бессмертный певец. Перевод М. Малхазовой . .	423
Хачатур \бовяп. Перевод Л. Макинцян ....	426
Микаэл Налбандян. Перевод V. Малхазовой . . .	430
Мой Туманян. Перевод Н. Хачатурян.............432
540
Живой родник. Перевод М. Малхазовой ....	445
Жизнь, как она есть. Перевод М. Ма тхазовой . .	448
Критик, писатель и другие вопросы. Перевод
М. Малхазовой.............................456
«Слово о полку Игорево». Перевод М. Малхазовой 465
Александр Грибоедов. Перевод М. Малхазовой	467
Проза Пушкина. Перевод Г. 11 ерсесяна ....	469
О Гоголе. Перевод М. Малхазовой..................473
Могучий дуб. Перевод А. Макинцян.................476
Федор Достоевский. Перевод М. Малхазовой . . .	480
О Чехове. Перевод М. Сагиан......................482
Леонид Андреев. Перевод М. Малхазовой .	.	.	488
«Железный поток» А. Серафимовича. Перевод
/1. Макинцян.................................492
Нпзами. Перевод А. Поаннисиан....................495
Давид Гурампшвилп. Перевод А. Макинцян .	.	.	49S
Гомер Востока. Перевод А. Макинцян...............500
Рабиндранат Тагор. Перевод М. Малхазовой	.	.	502
Эмиль Золя. Перевод Н. Гончар....................504
Гп де Мопассан. Перевод М. Малхазовой ....	508
Анатоль Франс	Перевод	Н. Гончар.................513
Слово к молодым писателям. Перевод М. Малхазо-
вой ........................................515
Примечания Л.	Зорьяпа	и К. Зорьяна............. 519
3-86
Зорьян Стефан.
Собрание сочинений. В 5-тп томах. Т. 5. Сказы,
сказки, рассказы, повести для детей и юноше-
ства, воспоминания, статьи, речи. Пер. с арм.
Прим. Л. Зорьяна и К. Зорьяна. М., «Худож.
лит.», 1976.
541 с.
В пятый том настоящего Собрания сочинений вош in сказы
н сказки, в которых Ст. Зорьян выразил свои мысли об искус-
стве, о жизни; рассказы, повести тля детей и юношества, пред-
ставляющие интерес и для взрослого читателя; воспоминания,
статьи и речи, дающие представление о литературно-общест-
венных интересах писателя.
70303-35(1
3-----------~ подписное
028(01)-76
С(\рм)2
СТЕФАН ЕГПАЕВПЧ ЗОРЬЯН
Собрание сочинений
Том 5
Сказ ы, сказки, расе к а з ы
повести для детей и юношества
воспоминания, статьи, речи
Редакторы А. Макпнцян и
В Л1 а к с и м о в
Художественный редактор
В. Горячев
Технический редактор
С. Ефимова
Корректоры О. Емельянова и
3. Тихонова
Сдано в набор 2 VI 1976 г. Подписано
в печать 27 X 1976 г. Бумага тппогр.
Л' 1 Формат 84x108'аг. 17 печ. л
28,56 усл печ. л. 26.855 + 1 вкл. = 26,88 уч-
изд. л. Тираж 50 000 эка. Заказ Л’ 676.
Цена 1 р. 25 к.
Издательство «Художественная литера-
тура», Москва, Б-78, Ново-Басманная, 19
Ордена Трудового Красного Знамени
Ленинградское производственно-техни-
ческое объединение «Печатный Двор»
имени А М. Горького Союзполиграф-
прома при Государственном комитете
Совета Министров СССР по делам из-
дательств, полиграфии и книжной тор-
говли. 197136, Ленинград, П-136, Гат-
чинская ул., 26