КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ XII Первый полутом


THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY
SECOND EDITION VOLUME XII
THE CRISIS OF EMPIRE A.D. 193-337
Edited by
ALAN K. BOWMAN Camden Professor of Ancient History in the University of Oxford
PETER GARNSEY Professor of History of Classical Antiquity in the University of Cambridge
AVERIL CAMERON Warden of Keble College, Oxford


КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ XII Первый полутом
КРИЗИС ИМПЕРИИ,
193-337 гг.
Под редакцией
А.-К. БОУМАНА, А. КАМЕРОНА, П. ГАРНСИ
ЛАДОЛЛИр
Научно-издательский центр «Ладомир»
Москва


Перевод, заметка «От переводчика», примечания, подготовка «Указателя» (его переработка и расширение) А. В. Зайкова
ISBN 978-5-86218-605-5 ISBN 978-5-86218-606-2 (п/т 1)
© Cambridge University Press, 2005.
© Зайков A.B. Перевод, заметка
«От переводчика», примечания, 2021. © НИЦ «Ладомир», 2021.
Репродуцирование [воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается


ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
При подготовке данного тома КИДМ были использованы те же принципы перевода, транслитерации иностранных названий и способы ссылок на древние источники, которые применялись нами при работе над «греческими» томами этой серии (Ш.З, IV, V, VI) и несколькими «восточными» главами тома П.1 (гл. 3, 7, 10, 11 и 16). В частности, ссылки на античные повествовательные и юридические тексты приведены на русском языке, при этом указывается полное имя автора (если оно сохранилось) в регулярном начертании, затем, курсивом, — полное название произведения, а следующие далее цифры указывают подразумеваемое место в данном произведении (номер книги или главы, номер параграфа); при ссылках на «Дигесты Юстиниана» последовательно указываются номер книги, титула, фрагмента, параграфа, а если вместо номера параграфа стоит сокращение «в нач.», это означает, что текст взят из вводной части фрагмента.
При транслитерации иностранных названий (задача, имевшая особую актуальность при работе над переводом Приложения Ш к гл. 8) использовались главным образом принципы, изложенные в справочнике Р.С. Гиляровского и Б.А. Старостина;1 при передаче англоязычных фамилий за основу был взят словарь А.И. Рыбакина2.
Система ссылок на современную исследовательскую литературу и построение библиографического списка в т. XII несколько отличаются от практики предыдущих томов серии. Наиболее важные издания, на которые часто даются ссылки, помещены в особый подраздел «Библиографии», который идет сразу после общего списка сокращений. Здесь отдельные произведения (как правило, это монографии) расположены по автору и сокращенному названию (либо только по сокращенному названию — если у произведения несколько авторов или редакторов). В сносках при ссылках на работы из этого подраздела указывается автор, сокращенное название книги (либо только сокращенное название); после двоеточия указывается страница. Например, ссылка «Camé, Rousselle. ПEmpire romain: 580—582» отсылает к страницам 580—582 издания «Camé J.-M. and Rousselle A. LEmpire romain en mutation des Sévères à Constantin 192—337.
1 Гиляровский P.C., Старостин Б.A. Иностранные имена и названия в русском тексте. Справочник. М.: Высшая школа, 1985.
2 Рыбакин А.И. Словарь английских фамилий: Ок. 22 700 фамилий. М.: Асгрель; ACT, 2000.


6
От переводчика
Paris, 1999», описание которого помещено в «Библиографии», в подразделе наиболее часто цитируемых произведений.
Далее в разделе «Библиография» следует указатель литературы, сгруппированный сообразно шести частям, на которые разделен том (с указанием глав, относящихся к каждой из этих частей). Некоторые работы для удобства их поиска появляются более чем в одном из этих списков. Ссылки на публикации, приведенные в этом тематическом указателе, строятся по системе полукода: автор, год издания в круглых скобках, номер страницы после двоеточия. Так, запись «Holder 1980: 5—12», помещенная в сноске 7 главы 5, отсылает к страницам 5—12 работы «Holder Р.А. Studies in the Auxilia of the Roman Army from Augustus to Trajan. Oxford, 1980», описание которой помещено в «Библиографии», в списке литературы к Части П (главы 5—7).
Дополнения и пояснения переводчика маркированы инициалами «А.З.». Более крупные вставки, носящие характер комментариев, а также содержащие дополнительную историографическую и библиографическую информацию (в частности, ссылки на новейшую исследовательскую литературу, последние издания источников, русскоязычные публикации, не упомянутые в английском издании), оформлены как самостоятельные постраничные сноски, патинированные номером предыдущей оригинальной сноски, к которому присоединена литера («а», «Ь» и т. д.), благодаря чему сохраняется общий цифровой порядок сносок английского оригинала.
Обнаруженные ошибки и опечатки оригинала (в том числе при ссылках на древние источники) исправлены в переводе без каких-либо специальных пояснений.
Выражаю искреннюю признательность Ю.А. Михайлову за его огромную редакторскую работу, выполненную, как всегда, на высочайшем уровне, а также всем сотрудникам издательства «Ладомир», в особенности А.И. Бляхерову за его профессионализм, преданность общему делу, доброжелательность и готовность быстро и качественно решать возникающие проблемы.
Все недостатки, ошибки и неясности перевода лежат исключительно на совести переводчика.
А. В. Зайков Севастополь, сентябрь 2021 г.


ПРЕДИСЛОВИЕ
Двенадцатый том первого издания «The Cambridge Ancient History», последний в той серии, появился в 1938 г. и был озаглавлен «Имперский кризис и восстановление» («Imperial Crisis and Recovery»), при этом в качестве исходной точки было взято восшествие на престол Септимия Севера в 193 г., а в качестве конечной — поражение Лициния от Константина в 324 г. н. э. Такой выбор издателей был вызван желанием исключить из сферы внимания период единоличного правления Константина и основание Константинополя; тем самым они подспудно показали, какие именно события считают ключевыми в истории Поздней Римской империи, в процессе ее превращения в империю Византийскую и перехода к средневековому миру. Центральный характер идеи такого перехода и превращения нашел отражение как в предисловии редакторов тома, так и в оглавлении, причем столь же явно, как и в некоторых главах.
В соответствии с характером и целью «Кембриджской истории древнего мира», новое издание т. ХП отражает наличие несовпадающих точек зрения и те акценты, которые сформировались после выхода в свет его предшественника, как оно отражает и появление новых источников. В свою очередь и мы взяли в качестве отправной точки восшествие на престол Септимия Севера, но завершаем этот том окончанием правления Константина (337 г.) — выбор, определяемый отчасти, но не исключительно, тем фактом, что примерно в то время, когда начали планироваться т. X, XI и ХП, издательство Кембриджского университета приняло решение о расширении серии путем добавления к ней двух томов (ХШ и XIV), чтобы довести рассказ до 600 г. н. э. По ряду соображений представляется удобным и логичным завершить данный том на смерти Константина — первого христианского императора.
Наше название тома, «Кризис империи», отражает тот неоспоримый факт, что период от Септимия Севера до Константина отмечен серией беспорядков, волнений и угроз самой структуре Римской империи. Кроме того, не вызывает сомнений, что на завершающей фазе периода между 284 и 337 гг. обнаружились фундаментальные и далекоидущие изменения в природе имперской власти и в организации державы, так что и форма, и суть империи начали значительно отличаться от тех, что были в предыдущие периоды, охватываемые т. X и XI. Слово «восстановление» представляется нам менее подходящим для описания этих явлений, однако мы осознаем, что все такие предпочтения, как традиционалистские, так и новаторские, являются субъективными.


8
Предисловие
Рассматриваемая эпоха уже давно подвергнута тщательной периодизации, уклониться от которой полностью невозможно. Мы начинаем с провозглашения Септимия Севера императором в ходе гражданской войны, которая началась после убийства Коммода, и с основания династии, которую Ростовцев, следуя за Гиббоном, превосходно охарактеризовал как «военную монархию». Затем наступила полувековая «анархия» (235—284 гг.), когда короткие царствования мимолетных императоров (многие из которых правили одновременно) следовали одно за другим, и всё это продолжалось до того момента, пока Диоклетиан не захватил власть и не учредил коллегиальное правление, сначала совместно с Мак- симианом, а позднее — еще с двумя, младшими, «цезарями», изменив тем самым по существу конфигурацию императорской власти. Этот период, так называемая первая тетрархия (284—305 гг.), также совпал с начальными стадиями формализации раздела Римского мира, определившими историю Западной и Восточной империй вплоть до возникновения варварских королевств-преемников и до арабских завоеваний. После двух десятилетий новых конфликтов между ведущими претендентами на империю Константин разбил в 324 г. до н. э. Аициния и установил единоличное правление, которое он сам и преемники по его линии удерживали последующие три с половиной десятилетия.
Тем не менее, как было отмечено в «Предисловии» к т. ХШ, главные подходы и взгляды на историю державы в 3—4-м столетиях значительно изменились. Редакторы т. ХШ справедливо делают акцент на фундаментально важных трудах А.-Х.-М. Джонса и П. Брауна, из которых один заложил новое основание для исследования организации и государственного управления Поздней империи, а другой подтолкнул к новому пониманию взаимодействия языческой культуры и христианства в деле возникновения того, что теперь мы условно называем «Поздней античностью». Оба этих замечательных труда покоятся на богатстве современных знаний о всех аспектах Римской имперской цивилизации, каковые знания в общем и целом заставляют отказаться от представления об империи, низведенной к 270-м годам до состояния военного бессилия и социально-экономического хаоса, а затем — благодаря Диоклетиану, его коллегам и его преемникам — восставшей из пепла подобно фениксу, в пользу более эволюционистской картины, предполагающей изменения последовательные и постепенные.
Редакторы первого издания отмечали, что критика источников сыграла ключевую роль в пересмотре исторических взглядов на данный период. В развитие этой мысли том содержал комментарий Харольда Маттингли касательно литературных и нумизматических свидетельств. Теперь, в 2002 г., нам, возможно, лучше избегать термина «критика источников», предполагающего, пожалуй, слишком узкий подход к оценке значимости многих писателей, чьи сочинения имеют отношение к делу, и нам следовало бы подчеркнуть тот факт, что благодаря приросту новых документальных и иных нелитературных источников наши взгляды на многие важные исторические явления уже подверглись существен¬


Предисловие
9
ным изменениям. Мы отказались от попытки написать комментарий, который был бы под стать комментарию Маттингли; вместо этого мы побуждали авторов отдельных глав разбирать соответствующие источники так, как они считают нужным. Во второй половине XX в. в изобилии появились труды, трактующие древних историков в связи с современным им контекстом и не только устанавливающие значение тех фактов, о которых рассказывают эти историки, но еще и обращающие пристальное внимание на жизненный опыт и взгляды этих последних. Упомянем лишь несколько имен. В подобном историографическом смысле были концептуализированы Дион Кассий и Геродиан, а исследования по Тертуллиану и Киприану Карфагенскому вышли за пределы узкого, «христианского», подхода к историописанию 3-го столетия. Было решительно установлено значение Лактанция и Евсевия (из которых в особенности первый был давно заклеймен как ненадежный источник) для диоклетиановского и константиновского периодов. Два сочинения или, лучше сказать, собрания, которые Маттингли удостоил лишь короткими упоминаниями, заслуживают здесь особого внимания. Во-первых, это пресловутая коллекция императорских биографий, известная как «Historia Augusta» («История эпохи Августов»), будто бы труд шести разных писателей. Маттингли отлично осознавал проблемы, которые возникали в связи с этим сочинением, однако потребовалось появление важного труда сэра Рональда Сайма, следовавшего по стопам опубликованного еще в 1889 г. новаторского исследования Дессо, чтобы окончательно снять всякие сомнения в том, что данное сочинение было составлено единственным загадочным и ненадежным писателем конца IV в., чьи утверждения — в особенности об императорах 3-го столетия — невозможно использовать без подкрепления свидетельствами из других, заслуживающих большего доверия, источников. Во-вторых, это собрание из двенадцати латинских панегириков, восемь из которых имеют отношение к диоклетиановскому и консгантиновскому периодам. Данные сочинения (естественно) высокопарны, тенденциозны и зачастую хронологически неточны или сбивчивы, но, как бы то ни было, из них можно извлечь очень много исторически ценной информации, особенно при сопоставлении панегириков с другими литературными и документальными источниками, что наглядно продемонстрировано недавним переизданием этого собрания, сопровожденным исчерпывающим комментарием.
Для дела постижения истории данного периода важен вклад, сделанный нумизматикой, эпиграфикой, папирологией и, главным образом, археологией, особенно в отсутствие обобщающего надежного и всестороннего писателя-историка типа Тацита или Аммиана Марцеллина. Каждый тип источников представляет свои собственные трудности. Комплексная история монетной чеканки в 3—4-м столетиях до сих пор не до конца осознана в ее отношении к экономической истории и, прежде всего, с точки зрения связи между порчей монеты и ценовой инфляцией. Имеется несколько очень важных новых надписей, таких как Денежный эдикт Диоклетиана, однако количество и густота эпиграфических свидетельств вы¬


10
Предисловие
глядят очень бедно в сравнении с эпиграфикой П в. Папирусы 3—4-го столетий выделяются обилием информации, свидетельствуют о важных особенностях политической, социальной и экономической истории, в частности проливая некоторый свет на запутанные хронологические проблемы императорских правлений и обеспечивая нас подробными данными о гонениях на христиан при императоре Деции. Впрочем, некоторые отдельные тексты или группы текстов подчас использовались для подтверждения слишком далеко идущих обобщений: о коллапсе монетной чеканки в 260-х годах, о росте annona militaris (снабжение армии. — А.3.), неподъемной ноше литургической службы и упадке куриальной системы. Как бы то ни было, папирусы ценны тем, что они придают динамическую перспективу таким важным свидетельствам, какими являются правовые своды, которые, взятые изолированно, представляют, скорее, статичную картину. Археология также вносит важный и позитивный вклад, позволяя увидеть региональные и местные вариации в степени социальных и экономических сдвигов, как и всё богатство и разнообразие материальной культуры.
Данный том делится на шесть основных разделов. Задача Части I — обеспечение базового повествования о политической истории между 193 и 337 гг., при этом отдельные главы будут посвящены династии Северов, периоду так называемой «анархии» (235—284 гг.), первой тетрархии (284— 305 гг.) и, наконец, наследованию императорских полномочий и правлению Константина (306—337 гг.). Часть П предлагает рассказ об институтах управления империей с точки зрения того, что, говоря широко, можно назвать центральной властью. Одна из глав здесь посвящена армии, которая на исходе Ш — в начале IV в. подверглась значительным изменениям, другая — центральному государственному управлению. Третья глава раздела касается развития римского права, для которого северов- ский и диоклетиановский периоды были особенно важны. Эта тема помещена в данный раздел осознанно, специально для того, чтобы показать: вопросы, рассмотренные здесь, касаются отнюдь не только правовой теории и юриспруденции, напротив, разработка юридических норм и всё, что связано с их нарушителями, было существенно для перемен в правительстве и администрации. Как и в случае с главами по Египту и христианству (см. далее), представленный здесь рассказ предлагает важный материал о периоде до вступления на престол Септимия Севера, оставшемся за пределами подробного рассмотрения в т. XI.
Часть Ш в широком смысле корреспондирует с соответствующими частями в новом издании т. X и XI КИДМ, где одна за другой рассматриваются провинции, но при этом здесь, в т. ХП, лишь одна-единствен- ная провинция (Египет) удостоилась самостоятельной главы. Для этого тома мы приняли иной тематический план, рассматривая по отдельности развитие провинций, регионов и пограничных линий, а также провинциальную и местную администрации (в отличие от центральных управленческих структур, описанных в Части П). Единственная «провинциальная» глава в данном разделе может показаться аномалией, но по меньшей ме¬


Предисловие
И
ре ей соответствует похожая аномалия в первом издании (о Британии). Есть две причины для включения в Часть Ш главы с подробным рассмотрением Египта. Первая состоит в том, что папирусные свидетельства по Ш в. и, в особенности, по правлениям Диоклетиана и Константина вносят очень важный вклад в наше понимание управленческих перемен и социально-экономических проблем периода; значение этого вклада выходит далеко за пределы самой провинции Египет, касаясь напрямую важнейших черт центральной администрации. Вторая причина сводится к тому, что Египет был намеренно исключен из «провинциального» раздела в т. XI, поскольку предполагалось, что соответствующие главы в т. X и ХП охватят период целиком.
Часть IV состоит из двух глав, написанных одним автором, в которых предлагается отчет об очень сложных проблемах, связанных с монетарной и экономической историей периода — проблемах, которые для Ш в. в сравнении с любым другим этапом имперской истории более существенны и более трудны для интерпретации.
В Части V мы предлагаем обзор самых важных соседей Рима, проживавших за границами державы, а именно германцев, Сасанидов, жителей Армении, арабов и племен, обитавших в пустыне. Этот раздел имеет особое значение не только из-за следовавших один за другим периодов военного кризиса, на протяжении Ш в. постоянно провоцировавшегося враждебностью внешних племен и царств, но также и потому, что оценка их роли и их роста занимает ключевое место в нашем понимании тех условий, которые в последующие столетия определят очертания восточной и западной империй.
Часть VI в общем и целом посвящена религии и культуре, хотя заметим, что мы не следуем примеру первого издания и не рассматриваем здесь историю греческой и латинской литературы данного периода. Но вот ключевое значение вопроса о христианстве ни в каких обоснованиях не нуждается, и изменение религии является, скажем так, доминантной темой в пяти из шести глав данного раздела. Две главы рассматривают языческую религию и массовую культуру, одна — развитие философских школ и еще две — христианство как таковое. Редакторы приняли решение для периода между 70 и 337 гг. н. э. дать консолидированный очерк по данному сюжету в одном томе, вместо того чтобы делить его между т. XI и XII. К нему была присовокуплена глава по такой важной теме, как искусство и архитектура в Поздней империи.
Как и в предыдущих томах, авторам рекомендовалось представлять то, что сами они считают сбалансированным отчетом по своей теме при нынешнем состоянии наших знаний и текущем уровне исследований. Редакторы не пытались навязывать отдельным главам никакого единства взглядов и подходов, осознавая тот факт, что добиться некой общепринятой «стандартной» сводки по большей части нашего периода, а особенно по центральным десятилетиям Ш в., дело более чем сложное. По этой причине читатель может обнаружить между некоторыми главами большее число противоречий и несовпадений, чем это обычно бывает в от¬


12
Предисловие
дельно взятой книге. Исходя из того, что это неизбежно, мы не пытались добиться даже той минимальной согласованности, которая наличествует в предыдущих томах КИДМ.
Мы признаём, что в процессе подготовки данного тома имели место неизбежные задержки. Планировалось, что т. X, XI и ХП нового издания КИДМ будут логически сочленены, и ожидалось, что они будут публиковаться последовательно друг за другом, и на это уйдет всего несколько лет. Увы, эти надежды оказались сверхоптимистичными. Случилось так, что настоящий том вышел в свет последним из всех книг нового издания, после т. ХШ и XIV. Многие главы были написаны несколько лет назад, и мы могли предложить их авторам возможность внести лишь минимальные исправления в текст и пополнить библиографию до ее современного состояния.
Здесь принят тот же принцип организации библиографии, который был использован в двух заключительных томах нового издания. Отдельный список часто цитируемых работ, имеющих общее значение, помещен в начало. Затем следуют библиографические списки к каждой из шести частей.
Редакторы многим обязаны следующим людям, принимавшим участие в подготовке данного тома. Джон Мэтью входил в первичную команду, которая планировала работу. Мы конечно же чрезвычайно признательны каждому автору. Карты составлены Джоном Уилксом. Главы 11 и 12 были переведены на английский язык Майклом Коттьером и Энн Джонстон, гл. 6а—d перевел Хью Уорд-Перкинс, гл. 9 и 16 перевели Брайан Пирс и Джеффри Грейтрекс. На заключительных стадиях работы огромную помощь редакторам оказал Саймон Коркоран, в частности относительно библиографии, но также и в связи с некоторыми отдельными вопросами, прежде всего при подготовке глав, которые охватывают период с 284 до 337 г. Мы, разумеется, очень благодарны ему за эту работу, без которой выход тома в свет задержался бы еще больше. Также мы признательны профессору Р.-Дж.-У. Эвансу и г-ну Фати Онуру за их советы относительно акцентуации современных топонимов в Приложении Ш.
Указатель составлен Барбарой Херд.
Наконец, трудно оценить по достоинству вклад, сделанный Паулиной Хайа, чья дальновидность и чья решительность способствовали завершению этого нового издания. К сожалению, мы не смогли закончить проект до ее ухода на пенсию, но мы надеемся, что она воспримет появление этого тома с радостью и облегчением. Объем работы, которую нужно было доделать после отставки Паулины, не был ничтожным, и мы премного благодарны ее преемнику, д-ру Майклу Шарпу, за его бодрую настойчивость, доброжелательность и решимость.
А. -К. Боуман, А. Камерон, 77. Гарней


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФАКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОТ СЕВЕРОВ ДО КОНСТАНТИНА
Глава 1
Б. Кэмпбелл
ДИНАСТИЯ СЕВЕРОВ
I. 	Приход Септимия Севера
к ВЛАСТИ
После того как на исходе 31 декабря 192 г. был удавлен Коммод, главные зачинщики этого деяния, префект претория Эмилий Лет и главный спальник Эклект, немедленно установили контакт с Пертинаксом. Это был разумный выбор. Пертинакс занимал высокое положение, являясь консулом (вторично) и префектом города, а своей долгой карьерой, в течение которой нередко командовал войсками и был наместником в четырех консульских провинциях, заслужил себе безукоризненную репутацию. Одного из друзей он послал удостовериться в том, что Коммод мертв; Пертинакс, судя по всему, и в самом деле ничего не знал о заговоре против императора1. Несмотря на некоторые сомнения, имевшиеся у сенаторов относительно Пертинаксова происхождения, сына вольноотпущенника, они в целом одобряли данную фигуру в качестве нового императора, прежде всего потому, что, придя к власти, он, в отличие от Коммода, пытался уменьшить автократические и династические аспекты своего положения. Называя себя «принцепсом сената», он отказался именовать свою супругу Августой, а сына — Цезарем. С точки зрения Пертинакса, ношение пурпурных одежд не являлось привилегией, которую он мог бы даровать или отнять. Он был приветлив и доступен; его честность и благожелательность, проявлявшиеся им при исполнении императорских обязанностей, способствовали формированию атмосферы, в которой не было страха и где могла бы расцвести свобода слова. Доносительство наказывалось; смертная казнь за измену не применялась; публичные дела велись разумно и в интересах государства.
1 Основными литературными источниками наст, главы являются труды Диона Кас¬
сия и Геродиана, а также «Сочинители истории Августов» («Scriptores Historiae Augustae», далее: S НА). Конкретные ссылки даются только в тех случаях, когда необходимо подчеркнуть какие-то отдельные моменты, а также при приведении прямых цитат. О Перти- наксе см.: PIR2: Н 73; Birley. The African Emperor. 63—67, 87—95 — этот автор полагает, что Пертинакс был вовлечен в заговор.


14
Часть первая
Пертинакс вынашивал также положительные идеи по реорганизации системы управления империей. Вся земля, включая императорские имения, не подвергавшаяся обработке в Италии и провинциях, должна была быть передана частным лицам, чтобы они ее обрабатывали, с гарантией против необоснованного выселения с нее и с десятилетним освобождением от налогов. Новые таможенные сборы, введенные Коммодом, были отменены. Кроме того, император отказывался обозначать своим именем императорскую собственность, желая, видимо, выразить идею принадлежности данного имущества Римскому государству, при этом на его монетах провозглашалась свобода граждан2. Несмотря на эти добрые намерения, Пертинакс столкнулся с серьезными проблемами. Казна была практически пуста, и ради получения наличных для раздач плебсу и воинам он вынужден был распродавать имущество Коммода. Необходимо было усмирять и дисциплинировать преторианцев и, в меньшей степени, императорских вольноотпущенников после тех вольностей, которые предоставил последним Коммод. По мнению Диона Кассия, Пертинаксу не хватало политического здравого смысла. «Несмотря на весь свой огромный опыт [в государственных делах], он не понимал, что невозможно привести в порядок всё сразу, не подвергая себя опасности, и что восстановление государства, как и многое другое, требует времени и мудрости»3. 28 марта 193 г. Пертинакс был убит некоторыми из своих телохранителей. Похоже, это было спонтанным действием раздраженных солдат, которые по меньшей мере дважды уже пытались сместить его и которые негодовали из-за его ложного заявления о том, что он будто бы раздал им денег столько же, сколько и Марк Аврелий. Так что Пертинакс оказался первым императором, свергнутым исключительно из-за недовольства воинов тем, что он не смог удовлетворить их ожидания; это было опасное наследие, оставленное им преемнику. Кроме того, благодаря Пертинаксу стало вновь актуальным сенаторское представление о том, что именно делает императора «хорошим». Успехи Пертинаксо- вых преемников должны были соответствовать данному уровню сенаторских ожиданий.
После убийства Пертинакса в борьбу за порфиру вступили два человека: Тиберий Флавий Сулышциан, префект города и тесть погибшего императора, и Марк Дидий Юлиан4. Сулышциан находился уже в преторианском лагере, будучи отправлен туда Пертинаксом для усмирения волнений. Когда к лагерю приблизился Юлиан, случился знаменитый «аукцион» за императорский сан. Порицать за это следует отчасти солдат, но также и обоих сенаторов, которые готовы были воспользоваться возникшим вакуумом и начали предлагать свою цену за преторианскую поддержку. Возможно, из-за страха перед репрессалиями со стороны Сульпициана гвардейцы приняли предложение Юлиана в 25 тыс. сестер¬
2 Дион Кассий. LXXIII.5.1—5; Геродиан. П.4; SHA // Пертинакс. 6.6—7.11; ВМС V: 1,
№ 3.
3 Дион Кассий. LXXTV.10.3. Перев. А.В. Махлаюка.
4 PIR2 F 373; PIK2 D 77.


Глава 1. Династия Северов
15
циев. Сумма эта не являлась чересчур большой, но сама манера, в которой было совершено это вымогательство, заложила на будущее отвратительный прецедент открытого подкупа воинов. Юлиана отнюдь не следует считать каким-то ничтожеством; к тому времени он уже был наместником в нескольких провинциях, в 175 г. отправлял должность кон- сула-суффета, был также проконсулом Африки. Он открыто пытался льстить сенату и завоевать его одобрение, хотя сенаторы выражали сожаление о том, что к власти пришел не Сульпициан. Новый император оказался малоубедительным и сенаторов не впечатлял. Судьба Юлиана была предопределена тем способом, которым он пришел к власти, а также его откровенной зависимостью от преторианцев, дискредитировавших себя тем, что они окружили плотным кольцом курию, в которой проходило первое при Юлиане заседание сената. Поначалу ситуация усугублялась тем, что значительная часть плебса поносила Юлиана, а затем — из-за явно организованной политической демонстрации, когда Цирк на целую ночь и на весь следующий день был занят народом, требовавшим, чтобы Песценний Нигер, наместник Сирии, пришел к ним на помощь. Возможно, Нигер действительно получил какое-то сообщение о беспорядках в Риме еще до того, как был провозглашен императором, по всей видимости, ближе к концу апреля 193 г.5. А вот Септимий Север, наместник Верхней Паннонии, не испытывал нужды в стимулах подобного рода. 9 апреля, еще не имея никакой подробной информации о новой власти в Риме, он был провозглашен императором своими войсками. Нет необходимости объяснять эту спешность его участием в каком-то заговоре, поскольку на протяжении трехмесячного правления Пертинакса Север, несомненно, получал известия о проблемах, с которыми сталкивался император. Будучи умным и честолюбивым человеком, он был в состоянии оценить свои шансы и заранее прощупать общественное мнение, чтобы понимать, как действовать в случае усугубления хаоса в Риме. Его марш в Италию, который он начал со своими дунайскими войсками, был поддержан рейнскими легионами. Еще до того, как покинуть Паннонию, Север, возможно, узнал о провозглашении Нигера восточными легионами и благоразумно попытался нейтрализовать другого своего возможного соперника, Децима Клодия Альбина, наместника Британии, происходившего из Гадрумента в Африке, назначив его своим Цезарем (то есть соправителем)6.
Север родился в 145 г. в Лепте Большой в Африке. Со 110 г. Лепта являлась римской колонией, и, хотя семья Септимиев имела пунийские корни, весьма вероятно, что она пользовалась правами римского граждан¬
5 Геродиан. П.7.6; 8.5.
0 Золотые и серебряные монеты Севера (ВМС V: 21, Nq 7—25) показывают, что на начальной стадии его поддержали по меньшей мере пятнадцать из шестнадцати легионов в Реции, Норике, Дакии, в паннонских, мёзийских и германских провинциях. X Парный легион (Legio X Gemina), базировавшийся в Виндобоне (совр. Вена), отсутствует на монетных сериях, но появляется в одной надписи в качестве «верного, преданного, северовско- го» (АЕ 1913.56). О Клодии Альбине см.: Дион Кассий. LXXIV.15.1; Геродиан. П.15.3; ILS 414-415.


16
Часть первая
ства по меньшей мере со времен Веспасиана. Семья далеко не бедствовала и имела большие связи: два двоюродных деда Севера со стороны отца являлись консулярами — Публий Септимий Апр и Гай Септимий Север, который был еще и проконсулом Африки в 174 г.7. Сам Север представлял собой типичный продукт муниципальной аристократии: сведущий в греко-римской культуре и проявлявший интерес к изучению философии и права, он был пропитан духом римского высшего класса. Относительно образования Севера Дион Кассий говорит, что он скорее к нему стремился, чем имел, и поэтому был богаче идеями, чем словами. Как бы то ни было, нет никаких оснований думать, что его действия определял какой-то чужой, неримский настрой мысли или что у него были какие-то особые африканские пристрастия. Более того, вполне традиционная и не особо эффектная карьера Севера, начавшаяся в 160-х годах, должна была пропитать его обычными римскими представлениями о служебных обязанностях. За время своей карьеры он не был военным трибуном, командовал IV Скифским легионом в Сирии в мирное время, и вплоть до 191 г., когда был назначен наместником Верхней Паннонии, не руководил ни одной провинцией, в которой были бы размещены легионы. Так что его вряд ли можно было назвать человеком с богатым военным опытом или харизматичным лидером, пользовавшимся любовью воинов. Поэтому проводившуюся им линию не следует рассматривать как враждебную реакцию стойкого солдата на бюрократию и политическую изощренность. Объективно говоря, когда Север начинал свой поход на Рим, он был обычным сенатором, видимо, не пользовавшимся особой известностью. Юлиан очень встревожился и сразу же потребовал от сената объявить Севера врагом отечества, а также попробовал укрепить город, используя для этого преторианцев и матросов Мизен- ского флота. Но шансов на то, что гвардия сможет отразить полноценную армию, практически не было, к тому же остатки всякого доверия к Юлиану как к императору были полностью утрачены, стоило ему попросить сенат вынести постановление о разделе власти между ним и Севером. Император был загнан в угол, и, когда преторианцы ответили положительно на письмо Севера, требовавшего выдачи убийц Перти- накса, это побудило сенат вынести Юлиану смертный приговор, наделить властью Севера и обожествить Пертинакса; случилось это, вероятно, 1 июня 193 г. Еще до своего вступления в Рим в начале июня Север наблюдал за приведением в исполнение смертной казни убийц Пертинакса, а затем распустил всю гвардию целиком, заменив ее своими легионерами. Перед тем как пройти через городские ворота, Север переоделся в гражданское платье и привел свои войска в блистающих доспехах к храму Юпитера, где совершил жертвоприношения. Диону запомнилась счастливая, праздничная атмосфера. Однако многие присутствовавшие в Городе в этот день были встревожены и напуганы8. На последовавшем затем заседании сената император сразу же произвел
7 Birley. Septimius Severus: 213—220; Barnes 1967.
8 Дион Кассий. LXXIV.1.3—5; ср.: Геродиан. П.14.1; S НА Ц Север. 7.1—3.


Глава 1. Династия Северов
17
благоприятное впечатление, поклявшись в том, что не будет казнить сенаторов, пообещав прекратить практику конфискаций без судебных разбирательств и заявив, что не потерпит доносчиков. Для Севера, военной силой узурпировавшего власть, было правильной стратегией требовать от сената подтверждения правомерности мести за Пертинакса. Еще до того, как отправиться из Паннонии, он включил имя «Пертинакс» в свою официальную титулатуру («назвал себя Севером Пертинаксом», см.: Ге- родиан. П.10.1 и SHA. Север. 7.9. —А.З.); теперь это было официально подтверждено постановлением сената; были организованы и торжественные похороны изображения обожествленного императора. Это было всё, что Север мог сделать менее чем за месяц своего нахождения в Риме для расположения к себе высших слоев общества. Плебс остался доволен организованными зрелищами и раздачей денег, при этом войска получили в дар по тысяче сестерциев на человека, только после того как устроили мятеж, который иначе Север успокоить не смог.
II. 	Гражданские
И ВНЕШНИЕ ВОЙНЫ
Север отправился на Восток по Фламиниевой дороге, при этом вперед были высланы паннонские легионы во главе с одним из его командиров — Тиберием Клавдием Кандид ом. Тем временем Песценний Нигер занял Византии и доверил защиту южного побережья Мраморного моря Аселлию Эмилиану. Осенью 193 г. Кандид разбил Эмилиана близ Ки- зика и казнил его. Нигер, блокированный в Византии Марием Максимом, был вынужден отступить к Никее, оставшейся верной ему. Но его поражение в битве, произошедшей к западу от города, и его последующий отход к Антиохии похоронили всякие надежды на дальнейшее сопротивление. Азия оказалась в руках Севера, и к 13 февраля 194 г. на его сторону перешел и Египет. Нигер попытался защитить проход в Сирию через Киликийские ворота, но весной того же года понес сокрушительное поражение при Иссе от Публия Корнелия Ануллина, еще одного из проверенных северовских полководцев. Вскоре Нигер был пленен и казнен. Ради устрашения его голову отправили в Византии, который всё еще сопротивлялся Северу. Эта победа была отмечена также присвоением Северу почетного титула «imperator» в четвертый раз, а также серией репрессалий против отдельных личностей и городов, которые поддержали Нигера, хотя ни один сенатор на данном этапе казнен не был. Ради ослабления значительной концентрации войск, использовавшихся Нигером, провинция Сирия была разделена на две — на Келесирию (Северная Сирия), с двумя легионами под управлением назначаемого сенатом наместника консуляра, и Финикию (Южная Сирия), с одним легионом под командованием легионного легата преторского ранга9.
9 	АЕ 1930.141. Эти надписи на милевых столбах доказывают существование провинции Финикия в то время, когда в официальной номенклатуре Севера появился ти¬


18
Часть первая
Оставив всё еще осажденный Византий, Север занялся восточными соседями Рима. Предлогом стала поддержка, которую предоставили Нигеру Осроена во главе с царем Абгаром, адиабены и арабы-скениты, а также нападение последних на город Нисибида (в Северной Месопотамии. — А.3.), который, по всей видимости, находился в орбите римского влияния. Объяснение Дионом истинной причины этой кампании — «страсть к славе», — судя по всему, соответствует действительности. Потери в гражданской войне были велики, и Север, не участвовавший лично ни в одном сражении, почета завоевал немного. Ему требовалась внешняя война, желательно такая, которая не рисковала перерасти в крупномасштабный конфликт. Весной 195 г., отвергнув все предложения решить дело миром, император вторгся в Месопотамию и двинулся напрямую к Нисибиде, где разделил свое войско на три группы и отправил их в разных направлениях с приказом причинить как можно больше вреда противнику; в ходе следующей операции нападению подверглась, видимо, Адиабена. Три императорские салютации (V, VI, УП) относятся к этим кампаниям, и по их результатам Север принял титулы «Parthicus Adia- benicus» («Парфянский Адиабенский») и «Parthicus Arabicus» («Парфянский Аравийский»), но позднее титул «Parthicus» был исключен из его официальной номенклатуры. Предположительно, он хотел избежать открытого разрыва с парфянами, поскольку из-за волнений в Персиде и Мидии они не были вовлечены непосредственно в эти кампании. Другие торжества по их поводу были приглушены, хотя, как представляется, в 195 г. была образована новая провинция — Осроена, из территории которой исключался город Эдесса, оставленный под контролем Абгара10. Намерение Севера заключалось в том, чтобы укрепить позиции Рима в восточных государствах, избежав при этом оскорбления парфян, а также улучшить собственную репутацию в Риме. В ходе месопотамских кампаний до Севера дошло известие о том, что после двух с половиной лет осады Византий пал, и римский император в большом волнении сообщил новость воинам. Понимая, что это — его окончательный триумф над силами Нигера, он мстительно покарал город, лишив его земли и прав, срыв стены, а также казнив оборонявших его должностных лиц и воинов. В то же самое время его мысли были заняты тем, как создать прочную династию. Первым делом он провозгласил себя сыном Марка Аврелия. Этот достопримечательный акт являлся прямой попыткой связать Севера с благоговейной памятью Марка, который был очень популярен в сенате. Затем его старший сын Бассиан принял имя Марк Аврелий Антонин («Каракалла»), а также, видимо, официальный титул
тул «Imperator IV» (т. е. почетный титул «император», дававшийся за военную победу, Север получил в четвертый раз, и случилось это в 194 г. — А.3.). Свои следующие императорские салютации он обретал только за кампании 195 г.
10 	Вопрос о датировке прокураторства Юлия Пакатиана в Осроене носит весьма дискуссионный характер; см.: PIR2 А 8; Pflaum. Carrières: N° 229 (с. 605—610); Whittaker. Herodian 1: 282—283. Однако Вагнер (Wagner 1983: 103—112) убедительно доказывает, что эта провинция была образована в 195 г.


Глава 1. Династия Северов
19
Цезарь11. Второй женой Севера была Юлия Домна, дочь жреца Баала в сирийской Эмесе, который происходил из издревле правившей там династии; она родила государю двух сыновей: Бассиана, появившегося на свет 4 апреля 188 г., и Гету, родившегося 7 марта 189 г. Клодий Альбин, назначенный Цезарем в 193 г., мог, очевидно, ожидать от нового режима лишь скорой гибели, и сам заявил претензии на верховную власть, провозгласив себя Августом.
На обратном пути, на Запад, Север ненадолго остановился в Риме, скорей всего, поздней осенью 196 г. Приходили тревожные вести: Альбин вторгся в Галлию, захватил Лугдун и разбил наместника Нижней Германии — Вирия Лупа, Северова сторонника. Однако в битве при Лугдуне 19 февраля 197 г. северовские войска одержали решительную победу, хотя и понесли огромные потери. Лугдун был разграблен и сожжен, Альбин захвачен и обезглавлен. В назидание врагам Север обошелся с телом поверженного противника с вызывающим пренебрежением (труп пролежал перед палаткой императора непогребенным много дней, а потом был выброшен в реку Родан. — А.З.). За этим последовали широкомасштабные конфискации и репрессалии против сенаторов и влиятельных провинциалов, поддержавших Альбина. К 9 июня Север вернулся в Рим, чтобы предъявить свои претензии сторонникам Альбина в сенате. Из шестидесяти четырех человек, представших перед судом, казнили двадцать девять. За всё время своего правления именно в эту пору император, порицавший нравы многих сенаторов и восхвалявший Коммода, об обожествлении которого он распорядился, вызывал наибольший ужас. Впрочем, ситуация на Востоке требовала личного присутствия Севера. После 195 г. Северная Месопотамия рассматривалась, по крайней мере неофициально, как принадлежавшая к римской сфере влияния, а в Нисибиде был размещен гарнизон. Вторжение в Парфию в 197 г. следует рассматривать как локальную войну, предпринятую ради того, чтобы попытаться заново поднять римский престиж. Парфянский царь Вологез, досаждаемый мятежниками и страдавший от разногласий в собственной семье (один из его братьев сопровождал римлян), отступил еще до прибытия Севера, прямым маршем направившегося к Нисибиде, которую успешно оборонял Юлий Лет. Затем, осенью 197 г., была предпринята карательная экспедиция вниз по Евфрату, и после захвата Селев- кии и Вавилона пал и Ктесифонт, парфянская столица; город, сопротивлявшийся совсем недолго, подвергся разорению, в ходе которого очень многие расстались с жизнью, огромное количество людей было пленено. Север объявил о завоевании Парфии 28 января 198 г., как раз в день столетия со дня вступления Траяна на престол. Однако преследовать Вологе- за Север не стал. На обратном пути он атаковал город Хатру, находившийся между Тигром и Евфратом. Во время осады Хатры государь казнил трибуна преторианцев за то, что тот не одобрял эту войну, а также своего полководца Юлия Лета, который, как казалось, пользовался
См.: Whittaker. Herodian 1: 286—287.


20
Часть первая
слишком большой популярностью среди воинов12. Осада продолжилась, но из-за нерешительности императора был потерян шанс взять город штурмом, и кампания провалилась, причем дело чуть было не закончилось солдатским бунтом.
Главным результатом войны стало создание новой провинции Месопотамия, с двумя легионами под командой префекта всадников. Осроена, очевидно, осталась провинцией под управлением римского прокуратора, хотя Абгар продолжал править Эдессой. Север похвалялся тем, что новая провинция служила защитой для Сирии. И, хотя, по мнению Диона, эта провинция приносила совсем ничтожную прибыль, а суммы поглощала огромные, став источником постоянных войн, римляне вступили здесь в контакт с новыми народами. Вряд ли образование в 195 г. новой провинции явилось результатом того, что Север сформулировал какие-то долгосрочные стратегические планы. Он просто воспользовался возможностью, которая возникла в связи с ослаблением Парфии. Завоевание Месопотамии служило скорее его личным интересам, нежели интересам Рима: в качестве «Parthicus Maximus» («Парфянского Величайшего») и «Propagator Imperii» («Расширителя Империи») Север из простого победителя в отвратительной гражданской войне, стоившей государству тысячи римских жизней, превращался в командующего, который приумножил честь и славу Рима. Боевые успехи ознаменовались введением новых династических порядков. Каракалла, уже получивший титул «назначенного императора» («imperator destinatus»), вскоре после взятия Ктесифонта 28 января 198 г. был провозглашен солидарным Августом, тогда как Гета, младший сын Септимия Севера и его второй жены Юлии, был объявлен Цезарем13. Когда летом 199 г. аннексия Месопотамии была завершена, Север через Сирию и Палестину проследовал в Египет, где реорганизовал систему местного управления, создал в Александрии и в каждой метрополии собственную курию. Это, впрочем, не означает, что Египет был поставлен в один ряд с муниципальным порядком местного управления в других частях империи, а стало всего лишь дополнительным способом поиска людей для исполнения затратных местных магистратских должностей, что заставляло метрополии функционировать в финансовом отношении. Государь совершил долгий обратный путь через Малую Азию и через Фракию, заложив здесь (на месте современного болгарского города Чирпана, близ Пловдива. — A3.) Forum Pizus в качестве торгового центра всего региона, и прибыл в Рим в 202 г.14. В том же году были организованы крупные торжества по случаю десятилетнего правления Севера, его побед, а так¬
12 О личности Лета см.: Birley. Septimius Severus: 345—346.
13 О Севере как военном лидере см.: ILS 425 (в этой надписи читаем: «из-за восстановления им государства и расширения могущества римского народа»); RIC IV. 1: 108 Nq 142—144; об обозначении Каракаллы императором и провозглашении его Августом см.: История Августов. Север. 16.3—5; BMCV: 52 Nq 193; CIL ХШ.1754. В целом см.: Reynolds, Aphrodisias: 124—129.
14 IGBulg Ш.1690.


Глава 1. Династия Северов
21
же в связи с женитьбой Каракаллы на Плавцилле, дочери Плавциана, префекта претория. Расточительные игры и денежные раздачи плебсу и преторианцам превзошли щедростью всё бывшее ранее, чем Север очень гордился. Поставленная затем на форуме триумфальная арка демонстрировала его достижения — спасение государства и расширение римского могущества. В 202 г., на пике своей карьеры, государь отправился с визитом в свою родную провинцию, где округ Нумидия недавно был выделен в качестве самостоятельной провинции под командованием легата Ш Августова легиона. Многие общины извлекли немалые выгоды от Северовых щедрот, в особенности Лепта Большая.
За Столетними играми и новыми раздачами плебсу, имевшими место в 204 г., последовал период пребывания императора в столице, когда Север мог посвятить себя устроению государственных дел. Однако в 208 г. государь отбыл в Британию на военную кампанию, которой суждено было стать для него последней. В течение гражданских войн эта провинция оставалась в небрежении, причем Альбин ради борьбы с Севером вывел оттуда большую часть размещавшихся там войск. Геродиан даже утверждает, что в 197 г. Север разделил Британию на две провинции. Это может быть понято в свете проведенного им более раннего разделения Сирии, нацеленного на уменьшение концентрации войск. Однако эпиграфические источники, свидетельствующие о наличии двух провинций в Британии, появляются лишь после смерти Севера, к тому же существуют и другие признаки того, что Британия в течение его правления состояла из одной территориальной провинции. Разделение, вероятно, нужно относить примерно к периоду между 211 и 220 гг., но определенности в этом вопросе достичь невозможно15. Как бы то ни было, усилия по восстановлению римского господства здесь предпринимались на протяжении всего правления с целью обеспечения надежной безопасности провинции путем установления дружеских отношений с теми племенами, которые угрожали Адрианову валу, прежде всего с каледонцами, населявшими горную местность, и с меатами, жившими к северу от реки Форт. Примерно в 205—207 гг. здесь в качестве наместника действовал Альфен Сенецион — человек преклонного возрасте, ранее уже управлявший Сирией; в конце концов он решил просить о личном присутствии императора. Север обрадовался этой возможности, поскольку, согласно Диону Кассию, его беспокоило поведение сыновей и праздность легионов, к тому же он хотел еще большей воинской славы для себя. Впрочем, в этом мнении Диона могло отразиться неприятие им войн, развязывающихся ради усиления личной власти и возвеличения императора. Литературные источники по этой кампании скудны, недостаточны и археологические свидетельства. Очень похоже на то, что поначалу Север не имел никакой определенной стратегии, а колебался между сильным желанием завоевать и оккупировать северную Шотландию и готовностью довольствоваться серией карательных
15 	Graham 1966; cp.: Mann, Jarrett 1967.


22
Часть первая
экспедиций, чтобы утвердить римское влияние и престиж по ту сторону реки Форт. Возможно, император осознавал, что завоевание Северного нагорья не стоило усилий по ведению операций на труднопроходимой местности, к тому же против противника, исповедовавшего партизанскую тактику. Очевидно, было проведено две кампании; первая, в 208— 209 гг., включала в себя существенные подготовительные мероприятия, выдвижение за реку Форт с дальнейшим выходом на восточное побережье Шотландии примерно в двенадцати милях от Мори Ферт. Имеющиеся свидетельства заставляют думать об одновременном наступлении с западного побережья, непосредственно на север от Адрианова вала. Переправившись через Форт, это войско повернуло на восток и соединилось с остальной армией либо продвигалось параллельно с ней. В Карпоу, что на реке Тей, была заложена передовая крепость, и Северу в 209 г. удалось заключить вполне удовлетворительное соглашение с каледонцами и меатами. В конце того же года император и оба его сына приняли титул «Britannicus» («Британский»), а Гета был возведен в ранг Августа. Но мир продлился недолго — в новый поход войска выступили в 210 г., вероятно, по тому же самому маршруту16. Командование, похоже, принял Каракалла, поскольку Север был слишком болен. 4 февраля 211 г. в возрасте шестидесяти шести лет он умер в Эбораке (совр. Йорк). Каракалла заключил мир с каледонскими племенами и ушел с их территории. После всех этих демонстраций своей военной мощи римляне довольствовались тем, что удержали за собой линию по Адрианову валу. Каракалла и его брат Гета, остававшийся в тылу, в южной части провинции, для ведения административных дел, немедленно вернулись в Рим.
III. Север, ВОЙСКО И СЕНАТ
На репутацию режима Септимия Севера неизбежно оказывали влияние массовые убийства, конфискации и ужасы гражданской войны, а также его зависимость от собственной армии. Он должен был производить впечатление военного авантюриста, чьи шансы на установление стабильного правления были незначительны, особенно после того, как воины, которые в 193 г. ворвались в помещение сената с требованием денежных дарений, окончательно осознали, что Север — в полной от них зависимости. Кроме того, сенаторов не особо успокоил роспуск вероломных преторианцев и формирование новой гвардии. И всё же источники едва ли подтверждают сенаторские опасения по поводу расточительной политики в отношении войск. При всем том, что эпизод в сенате был устрашающим, требование легионеров о 10 тыс. сестерциев — по примеру тех, которые привели в Рим Октавиана и получили такую сумму, — не являлось чрезмерным с точки зрения тогдашних стандартов. В действительности Север раздал только по тысяче сестерциев на человека, по всей видимо¬
16 	Birley. The African Emperor. 170—187; Frere. Britannia: 154—166; Salway 1981: 221—230.


Глава 1. Династия Северов
23
сти, в качестве первоначального платежа. В дополнение к этому подарку удовлетворить ожидания воинов могли помочь трофеи, добытые при разграблении Ктесифонта и Лугдуна. Север существенно поднял солдатское жалованье, но эта мера, хотя, несомненно, и помогала укреплению лояльности армии, давно запоздала. Если говорить в целом, то жизнь военных он сделал более приятной, отменив запрет жениться и позволив младшим командирам создавать свои коллегии (профессиональные объединения, товарищества). Надписи подтверждают его популярность в войсках17. Однако всё это никак не могло воспрепятствовать падению дисциплины. И что еще важней, правовые привилегии, предоставленные войскам предыдущими императорами, остались практически неизменными. Надо сказать, что время правления Севера отмечено двумя мятежами, но оба они явились результатом частных инцидентов и не привели к более значимым восстаниям. Более того, северовская армия сражалась в двух гражданских войнах, осуществила две сложные кампании на востоке и вела дорогостоящую войну в Британии, оставаясь при этом мощной эффективной силой, сохранившей лояльность династии не только при вступлении на престол Каракаллы и Геты, но и даже после убийства последнего.
Сам Север превратился в достойного главнокомандующего. Он набрал три новых легиона (I, П, Ш Парфянские) в Италии, возможно, для войны с Альбином. Два из них (I и Ш) в итоге были размещены в новой провинции Месопотамия, тогда как П — в Италии, в Альбане. Север неутомимо воевал и расширял территорию Рима, накапливая выдающиеся военные почести. Он делил тяжести походной жизни со своими воинами и делал особый акцент на военной роли государя. Но и до Севера многие императоры, по собственному ли желанию, по необходимости ли, уделяли большое внимание военным вопросам. Что отличало Севера, так это его надежда на поддержку армии при ведении гражданской войны, и данное обстоятельство стало одновременно и неотвратимым, как только он решил идти походом на Рим, и очевидным для современников. Впрочем, тесная связь между императором и войсками необязательно означала, что традиционный каркас и устоявшиеся условности принципата были разрушены. Север не был «военным императором» и не выказывал никакого особого предпочтения солдатам, даже на низших уровнях управленческой системы. Всадническая должность прокуратора в условиях, когда военная служба зачастую являлась необходимой частью на ранней стадии карьеры, могла обеспечить бывшим центурионам и трибунам гвардии возможность продвижения на императорской службе. Эти люди
17 	ILS 2438, 2445—2446; обратите внимание на надпись ILS 446: «conditor Romanae disciplinae» («основоположник римской дисциплины»). Выплаты: Brunt 1950; Speidel 1992; Alston 1994; солдатские браки: Campbell 1978: прежде всего с. 159—166; Campbell. ERA: 193-195, 409-410; военные collegia: Dix. Ер. П.1: 367—369. Коллегии младших офицеров существовали со времен Адриана, но в гораздо большем количестве они появились при Септимии Севере. Создавать подобного рода объединения рядовым воинам было запрещено, см.: D XLVH.22.lpr.


24
Часть первая
соперничали с теми, кто исполнял традиционные всаднические военные должности. Для северовской эпохи известно, что прокураторы всадники имели военный опыт, примерно 57% из них по-прежнему занимали один или больше постов в традиционной конной милиции. Соотношение между бывшими гвардейскими центурионами и трибунами, выдвинувшимися на прокураторские должности, оставалось приблизительно таким же, как и во 2-м столетии. К тому же некоторые прокураторы по-прежнему не имели в своей карьере реального военного опыта. Поэтому нет никаких признаков того, что Север предпочитал военных или осознанно пытался милитаризовать нижние управленческие ранги. Прекратив практику набора преторианцев исключительно из жителей Италии, Север предоставил возможность в целом любому легионеру посредством должности гвардейского трибуна или центуриона приобрести всаднический статус и занимать посты на императорской службе. Но это явилось естественным и постепенным результатом необходимости вознаградить легионеров, которые изначально поддержали Севера, нежели какой-то продуманной политики по демократизации армии18.
Даже после царствования Коммода и наступившего затем хаоса сенаторы сохраняли свое представление о том, что подобает делать «хорошему» императору. «Он дал нам ясное обещание, наподобие того, которое давали хорошие императоры в прошлом, что не предаст смерти ни одного сенатора». Дион саркастически замечает, что тот сенатор, который организовал принятие соответствующего постановления, был казнен Севером. Во всяком случае, в начале правления Севера многие сенаторы испытывали страх перед новым императором, и их отнюдь не впечатлило принятие им имени Пертинакс, а впоследствии и номенклатуры Антонинов. Их возмущали толпы солдат в Риме, огромные траты на воинов, но особенно — открытая опора Севера на армию. Напряженную атмосферу, которая порой господствовала в сенате, живо иллюстрирует рассказ Диона о расследовании обвинения в измене, предъявленного Апрониану, проконсулу Азии: в ходе следствия осведомитель дал показание, что в деле замешан «какой-то лысый сенатор» (имени этого человека осведомитель не знал и даже его не видел. —A3.). Подобно многим другим сенаторам, Дион инстинктивно почувствовал, что было бы гораздо лучше, если бы на его голове росла пышная шевелюра, и начал пристально разглядывать каждого, кто имел хотя бы залысину на лбу19. Из трех претендентов на порфиру Север пользовался наименьшей популярностью. В 197 г. в Цирке случилась открытая демонстрация против него, а в сенате были сильны настроения как в пользу Нигера, так и Альбина. Это объясняет враждебную речь императора к сенату после битвы при Лугдуне. Север нервничал и считал, что он должен преподать урок. Есть основания думать, что, едва его положение укрепилось и он почувство¬
18 Pflaum 1950: 179—182, 186—190; Campbell. ERA: 408—409; демократизация армии: Parker 1958: 82.
19 Дион Кассий. LXIV.2.1—2; LXXVT.8.


Глава 1. Династия Северов
25
вал себя в большей безопасности, его отношения с сенатом улучшились. Император отличался умеренностью в личном поведении и образе жизни, принимая лишь традиционные почести и титулы и не позволяя своим вольноотпущенникам чересчур заноситься. Его отмеченный трудолюбием ежедневный распорядок был таким же, как и у многих уважаемых принцепсов П в. В финансовых делах Север энергично использовал все доступные источники доходов и, отойдя в мир иной, оставил казну с большими излишками, несмотря на многие весьма затратные предприятия и свою щедрость по отношению к народу Рима. Следует не забывать, что он прибегал к значительным конфискациям, направленным против его политических противников. Также и финансовое учреждение, отвечавшее за личные денежные суммы императорского дома («res privata» или «ratio private»), которое появилось, по крайней мере, к концу правления Марка Аврелия, было, по всей видимости, развито Севером путем учреждения в отдельных округах Италии, а впоследствии и в некоторых провинциях, должностей прокураторов для управления денежными средствами20.
Правопорядок при Севере поддерживался традиционными методами. Однажды он добросовестно продолжил вести судебное заседание, даже узнав, что заболел Каракалла, его родной сын; тяжущимся сторонам он предоставлял достаточно времени на выступления и позволял своим советникам свободно высказывать то, что они думают. Теперь, в конце П — начале Ш в., судебные полномочия префектов претория расширились. Впрочем, когда Ульпиан говорит, что в юрисдикции префектов города находятся тяжбы в пределах сотого мильного камня от Рима, а все судебные дела за этой чертой — в ведении префектов претория, он, вероятно, лишь подтверждает старый принцип, а отнюдь не фиксирует новый, если принять во внимание надпись из Сепина, из которой ясно, что при Марке Аврелии юрисдикцию в Италии осуществляли именно префекты претория21. Расширение сферы судейской деятельности префектов претория определенно было постепенным процессом, которому не хватало управления из центра; начался он задолго до Севера и не был нарочно направлен на подрыв обычной модели судопроизводства. Именно осознание важности судебной сферы привело к тому, что в северов- скую эпоху на должность префекта претория назначали юристов такого уровня, как Папиниан и Ульпиан. Вообще говоря, было бы слишком наивно видеть в отношении Севера к праву некий либеральный, реформаторский замысел, характеризуемый будто бы снисходительностью, беспристрастностью и пониманием ценности человеческой жизни22. Во- первых, меры, приписываемые Северу в «Дигестах», могли быть просто
20 Pflaum. Carrières: 1002—1007; Millar. ERW\ 627—630; Nesselhauf 1964. Север уменьшил количество серебра в денарии до двух третей от того, что было в нем при Коммоде, хотя инфляционный эффект от этого был, вероятно, небольшим; о финансах при Северах см.: Crawford 1975: 562—569.
21 D 1.12.1.4; Millar. ERW: 122-125; Сенин: FIRA21: № 61.
22 Parker 1958: 75-77.


26
Часть первая
подтверждением существующей практики, а не каким-то новшеством. Во-вторых, юридическая подкованность императора неизбежно побуждала его проявлять особый интерес к правовой проблематике. Его подход отличался консерватизмом: «Там, где из законов возникает неопределенность, обычная практика или авторитет, выводимый из многократно подтвержденных предыдущих решений, должен иметь силу закона»223, и, подобно большинству императоров, он стремился сохранить статус и прерогативы высших классов и патриархальный характер общества. Например, его решение препятствовать искусственным абортам было связано в большей степени с защитой интересов отцов, нежели с правами будущего ребенка23. К тому же то, что Север распространил применение пытки на все слои общества, вряд ли можно назвать либеральной реформой24. Север принимал традиционные порядки и ценности принципата и обычное лицемерие по отношению к конституционному обрамлению системы управления, имперской по сути. Он не нуждался в том, чтобы его юристы придумали и юридически определили какой-то более автократичный режим. Августовская система была достаточно авторитарной, и ее конституционный фасад вполне устраивал как императоров, так и высшие слои общества25.
Неотъемлемым элементом такого устройства было то, что сенаторы занимали высшие управленческие посты и наместнические должности. Север защищал преобладающую роль сенаторского сословия. Правда, во главе всех трех новых легионов, созданных императором, были поставлены всадники. Но два из этих легионов были размещены в Месопотамии, которая в качестве наместника имела всадника; ни от одного сенатора невозможно было потребовать служить под началом всадника. Еще один легион был размещен в Италии и мог быть подотчетен префектам претория всаднического ранга. Как бы то ни было, существовал обычай, согласно которому элитными отрядами в Италии командовали представители сословия всадников. Месопотамия, новое приобретение Севера, являлась единственной, помимо Египта, провинцией, наместником которой был всадник, командовавший легионными войсками. Но после завоевания этой провинции наместничество в ней, возможно, не считалось приятным назначением; и люди более высокого ранга, вероятно, не испытывали желания занимать такой пост. Кроме того, многим сенаторам Север не доверял, при этом близко к Месопотамии находилось пять незамиренных провинций, которыми управляли сенаторы и в которых было размещено восемь легионов. Выбор для исполнения указанной должности всадника был решением для конкретного случая, которое
22а D 1.3.38.
23 Аборты: XLVII. 11.4 («Женщина, которая осознанно решилась сделать себе аборт, должна быть отправлена наместником во временную ссылку, ибо было бы неправильным, если бы она могла безнаказанно лишить своего мужа ребенка»); права господ над рабами: ХХУШ.5.49; XLIX.14.2.6.
24 Так считает Паркер, см.: Parker 1958: 75—76; Павел. Сентенции. V.29.2.
25 Campbell. ERA: 410—411.


Глава 1. Династия Северов
27
объясняется условиями, сложившимися в данный момент в данной провинции, где не было традиции назначения наместником сенатора. Еще более злополучным обстоятельством, возможно, выглядело то, что в семи случаях, в период между 193 и 211 гг., в провинции были отправлены должностные лица всаднического ранга в силу отсутствия обычных сенаторских наместников. Но вряд ли это имеет большое значение, прежде всего потому, что в большинстве этих случаев всадник не командовал ле- гионным войском26. Данные назначения носили временный характер, на что намекает титул «действующий вместо наместника», осуществлялись они для того, чтобы справиться с кризисом, и они не превратились в постоянный институт. Так, например, прокуратор Хилариан принял провинцию после умершего проконсула Африки. Север был не первым, кто прибегал к данной практике, хотя обстоятельства могли заставить его непреднамеренно способствовать ее развитию. Даже при этих условиях нам известно всего только шесть других примеров подобного рода до 235 г., хотя в одном из этих случаев Гай Фурий Сабиний Аквила Тимесифей трижды служил в качестве «vice praesidis» («вместо презеса»26а), и еще больше найдено примеров командования войсками — знак времени нараставшей неустроенности27. Однако в целом сенаторы вряд ли могли выражать недовольство по поводу того, как с ними обходился Север, поскольку ко времени его смерти они фактически монополизировали высшие административные должности и командные должности в армии.
Гораздо более беспокойной была карьера Гая Фульвия Плавциа- на, уроженца Лепты Большей, родственника и друга Севера, который к 197 г. был, вероятно, назначен в качестве единственного префекта претория28. Его огромное влияние на императора и долгое пребывание в ранге префекта позволили ему расширить свою власть за пределы формальных прерогатив этой должности; кульминацией этого могущества стала консульская власть и помолвка в 202 г. его дочери Плавциллы с Каракал- лой. По-видимому, изваяния и изображения Плавциана были более многочисленными, чем статуи членов императорской семьи; в письмах люди обращались к нему как к четвертому Цезарю; а появление Плавциана на улице приводило прохожих в ступор29. Но он совершил ошибку, рассорившись с Юлией Домной и испортив отношения с Каракаллой, который питал отвращение не только к нему самому, но и к дочери этого всесильного сановника — своей жене Плавцилле. Трещина углубилась, после того как в 204 г. брат императора Публий Септимий Гета на смертном одре предупредил Севера об опасностях, которые таит в себе Плавциа¬
2(i Pflaum 1950: 134-139.
26а П р е з е с {лат. praeses; род. падеж: praesidis) — общий термин для обозначения любого провинциального наместника. —А.З.
27 В дополнение к списку: Pflaum (1950): 134—139 следует добавить Валерия Валериана, см.: АЕ 1966.495; о Тимесифее см.: PIR2 F 581. Он был тестем и префектом претория у Гордиана Ш.
28 Birley. Septimius Severus: 294—295. В 199 г. в качестве второго префекта мог быть назначен Эмилий Сатур нин, но вскоре он был убит Плав цианом.
29 Дион. LXXV.15—16; LXXVL1-5; Геродиан. Ш.11.1-3.


28
Часть первая
ново могущество; Север приказал переплавить некоторые из бронзовых изваяний и, по всей видимости, ограничил его влияние. Это могло спровоцировать дворцовый заговор против Плавциана, в который, как кажется, был впутан Каракалла. 22 января 205 г. префекта заманили во дворец и там же умертвили.
Север сохранял традиционное доминирующее положение Италии в империи, хотя и осуществил некоторые нововведения: распустил италийскую преторианскую гвардию, заменив ее дунайскими воинами, и впервые в Италии был размещен легион на постоянной основе. Впрочем, Север должен был вознаграждать своих собственных воинов службой в гвардии, и для италийцев по-прежнему оставались открытыми возможности служить в разросшемся столичном гарнизоне30. Кроме того, после своего легкого овладения Римом, а также после приводивших в замешательство «подвигов» отъявленного разбойника по имени Булла Север, несомненно, ощущал необходимость иметь регулярные легионные войска в Италии на постоянной основе. Италия, без всякого сомнения, сохранила свою базовую привилегию освобождения от налогов. Государь предпринимал обычные усилия для защиты интересов провинциалов от притеснений и, вероятно, понимал, как и другие императоры, насколько трудно реализовать эти желания на практике. Действительно, имеется несколько свидетельств о периодически обострявшемся противостоянии в ряде областей державы. Надписи из Африки и Азии говорят об акциях, предпринятых против «врагов государства и жестоких заговорщиков». В Германии Гаю Юлию Септимию Кастину для борьбы с «мятежниками и повстанцами»31 было велено собрать силы, откомандированные всеми четырьмя размещенными здесь легионами. Помимо великодушного освобождения провинций от расходов на содержание имперской почты (vehiculatio) и официального признания алиментарных (иждивенческих) программ местного уровня, Север проявил необыкновенную щедрость по отношению ко многим провинциальным общинам. Главным образом речь шла конечно же о вознаграждении тех, кто поддержал его во время гражданской войны. Таким же образом и расширение прав римского гражданства, прежде всего на востоке и в Африке, было частью постепенного процесса романизации, здесь усиливавшегося из-за необходимости для Севера воздать должное своим приверженцам, из-за влияния Юлии Домны, его сирийской супруги, а также из-за его пристрастности к своей родине. К тому же включение провинциалов в сенат представляло собой долгосрочную тенденцию, и у Севера в общем- то не было продуманного намерения как-то усиливать эту тенденцию. Вряд ли можно удивляться тому, что император ставил многих людей аф¬
30 Трудно принять утверждение Геродиана (Ш.13.4) о том, что Север учетверил гарнизон Рима, хотя преторианские когорты, городские когорты и ночная стража (vigils) были, вероятно, и в самом деле увеличены в размере; cp.: Birley Е.В. 1969.
31 D 1.16.4; XXXIX.4.6; XXXIX.4.16.14; притеснения местного населения: Mitchell 1976; Campbell. ERA: 243—254. Сопротивление: ILS 429 (208 г.), 430; Кастин: ILS 1153 (возможно, 205 или 208 г.).


Глава 1. Династия Северов
29
риканского происхождения на ответственные посты, поскольку, по мере того как провинция богатела и глубже романизировалась, африканцы становились всё более заметны. Север, естественно, использовал тех друзей и их родственников из Лепты, которым, как он думал, можно было доверять. Люди эти назначались на должности не потому, что были африканцами, а в силу их надежности. Север, понятное дело, вряд ли мог доверять всем африканцам, при том что сам Клодий Альбин, вероятно, происходил из Гадрумента в Африке и должен был иметь здесь большое количество друзей. Африка отнюдь не являлась каким-то однородным пространством, а представляла собой совокупность общин, многие из которых враждовали друг с другом. Так что у Севера не было никакого общего принципа в оказании покровительства провинциям и, в частности, африканцам; скорее, он действовал так, как того требовала необходимость обеспечения широкой поддержки его личной безопасности32.
Правление Септимия Севера сыграло важную роль в развитии Римской империи33. Его реальным достижением стало то, что он навел порядок, попытался сберечь традиционную структуру Римского государства, которая в связи с его захватом власти оказалась под угрозой, и обеспечил условия для мирного преемства престола. Он поддерживал дисциплину в войсках и энергично силой оружия утверждал римское могущество; делал он это ради своего личного возвышения и для отвлечения внимания от гражданской войны; он стремился править добросовестно обычным пассивным способом римских императоров и защищал привилегии и прерогативы людей, на которых возлагал надежды в деле управления державой, как представителей римских высших классов, так и местных элит. Он не был новатором или реформатором; он не предпринимал никаких осознанных попыток поменять традиционную основу принципата, либо изменить баланс между Италией и провинциями, либо уменьшить роль сената и сенаторов. Тем не менее держава, которой он управлял, сильно отличалась от империи Августа и даже от империи Антонинов. Переломным моментом стало то, что на престол он взошел путем вооруженного мятежа. Впервые за сто двадцать четыре года полководец с помощью своей армии захватил Рим и положил начало затяжной гражданской войне. Это был серьезный разрыв с традицией спокойного и мирного преемства высшей власти, и Северу, столкнувшемуся с неотвратимыми последствиями этого, пришлось приложить усилия, чтобы в будущем никто не последовал его примеру. Отныне связь императора и армии стала более тесной и более явной; доверие к представителям сенатского сословия еще более уменьшилось, их готовность служить императору снизилась; такое положение дел позволяло императору пренебрегать сенатом и всё больше полагаться на всадников; долгосрочный процесс повышения зна¬
32 Birley. Septimius Severus. Appendix Ш — здесь подчеркивается важность африканского элемента в поддержке императора; см. также: Bames 1967; сенаторы северовской эры: Barbiéri 1952b; благодеяния Севера на востоке: Millar 1990: 31—39.
33 Обсуждение этой темы: Campbell. ERA: 401—414; Birley. The African Emperor. 188—200.


30
Часть первая
чения провинций также продвинулся вперед. Ничто из этого не представляло собой тщательно спланированной императором политики, питаемой оригинальными идеями; скорее, это была обычная реакция военного узурпатора, пытавшегося гарантировать собственную власть. Север, возможно, был лучшим из правителей, на которого мог бы надеяться Рим, хотя казни сенаторов, несмотря на попытки императора проявлять милосердие, чрезмерно усилившееся могущество Плавциана непосредственно перед его жестоким убийством, а также неистовая распря между Каракаллой и Гетой служили тревожными знаками зловещей стороны той политики, которая скрывалась за цивилизованным фасадным порядком. По большому счету, невозможно было замаскировать силу армии, принимавшую угрожающие размеры, и будущие последствия этого. Последний совет императора своим сыновьям резюмировал императорскую дилемму: «Будьте дружны, обогащайте воинов, а ко всему остальному относитесь с презрением»34. Продемонстрировав успех в применении методов для обеспечения лояльности войска, Север тем самым повысил на будущее значение таких методов в деле завоевания и удержания власти.
IV. Каракалла
Последнее намерение Септимия Севера заключалось в том, чтобы оба сына наследовали ему как совместные императоры. Юлия Домна пыталась сплотить семью, но Каракалла не терпел никаких ограничений и противился влиянию советников своего отца, особенно префекта претория Папиниана — близкого друга Севера, очевидно занимавшего сторону Геты. Ситуация между братьями накалилась настолько, что каждый из них обзавелся собственными придворными и советниками, а также собственной частью императорского дворца. Ходили даже слухи, что лишь вмешательство матери не позволило реализоваться плану по разделу державы на две части — западную и восточную. Затем, 26 декабря 211 г., Каракалла пригласил брата на встречу в покоях Юлии, будто бы для примирения, и убил его, когда тот бросился в объятия к матери, пытаясь найти в ней защиту. Этот бесчеловечный акт и последовавшее истребление сторонников Геты, к которым принадлежали многие известные люди, не могли не подорвать доверие сенаторов к новому режиму. Каракалла конечно же оказался в рискованном положении, поскольку не было никакой уверенности в том, что войска поддержат его. Поэтому он немедленно бросился в преторианский лагерь, где предложил непомерную цену за поддержку собственной персоны: «Я — один из вас; ибо только ради вас я хочу жить, так что я могу дать вам множество выгод; ибо все сокровищницы — ваши»35. На следующий день после убийства император прибыл к легиону, размещенному в Альбане, но в лагерь, оче¬
34 Дион Кассий. LXXVI.15.2.
35 Дион Кассий. LXXVn.3.2.


Глава 1. Династия Северов
31
видно, его не пустили, поскольку воины были в ярости из-за убийства. Но щедрые подарки успокоили их. Сенату Каракалла объявил об амнистии изгнанникам. Однако ничто не могло скрыть того факта, что царствование имело очень плохое начало. На стремление Каракаллы покинуть Рим, несомненно, повлияло желание проводить время со своей армией в походах, чему способствовала его агрессивная внешняя политика.
Легко понять, почему Каракалла не пользовался популярностью у сенаторов и почему современные писатели нарисовали образ его правления в столь невыгодном свете. Некоторые влиятельные сенаторы были либо казнены, либо унижены и принуждены императором (который казался неуравновешенным, не желавшим воспринимать советы и склонным потакать своим сумасбродным прихотям) уйти из публичной жизни. Шпионы были повсюду, а талантливые люди находились под подозрением; Рим был «искалечен»36. Более того, сенат был дискредитирован путем использования худородных людей для исполнения важных функций. Во время своего пребывания на востоке Каракалла отдал Рим в управление евнуху, Семпронию Руфу, который занимался также магией и всякого рода чародейством, — «постыдное решение, недостойное сената и римского народа». Вольноотпущенник Феокрит, учивший Каракаллу танцам, был поставлен во главе одной из армий и получил титул префекта, превзойдя по могуществу и влиянию даже преторианских префектов. Напротив, сенаторы никогда не были уверены в том, что император примет их. Однажды, зимуя с войском в Никомедии, Каракалла в течение целого дня держал группу сенаторов в ожидании, не пустив их даже на порог, при этом у него хватило времени обносить свою дворцовую охрану чашами с вином. Он ясно давал понять, что сенаторам предпочитает войска, и однажды презрительно заявил, что у него есть оружие и солдаты, поэтому он может пренебрегать тем, что сенат говорит о нем. Диона Кассия чрезвычайно злило мотовство императора, усугубленное жестокостью в добывании денег. Нерегулярные поборы были тяжелы; многочисленные кампании сопровождались широкими реквизициями продовольственных запасов, а строительство домов для отдыха (mansiones) и прочих сооружений вдоль императорского пути осуществлялось за счет местных общин. Были введены новые сборы, а прежние, такие, например, как налог на освобождение раба или налог на наследство, были увеличены на пять — десять процентов37. Все эти факторы делали для Каракаллы очень трудным установление с сенатом рабочих отношений; сенаторы не знали, чего от них ждут или как император поведет себя в следующий момент. Его связь с армией и опора на нее подчеркивались особо; он повысил выплаты, ставил себя в позу «отца солдат», поощрял войска называть себя «товарищем по оружию», а во время кампаний демонстративно делил с ними еду и обычные походные трудно-
36 Дион Кассий (Xiphilinus). LXXVH.6.1.
37 Дион Кассий. LXXVII. 17.2-4, 21.2; LXXVÏÏ.9; Геродиан. IV.4.7.


32
Часть первая
cm38. Чувствуя себя в безопасности среди своих войск, Каракалла любил притворяться сугубо военным человеком и думал, что может избавить себя от реалий политической жизни и от диалога с сенатом.
При всем том Каракалла обладал рядом качеств, связанных с представлением о хорошем государе, а также пытался сохранить некоторые элементы традиционной основы принципата. С помощью регулярных депеш он информировал сенат о своих действиях во время военных кампаний. Он написал из Антиохии, высказав в адрес сенаторов укоры за их лень, за то, что на заседания они собираются без охоты, а также за то, что не ведутся протоколы, как конкретно проголосовал тот или иной сенатор. Интересно, что рудименты идеальной роли сената как великого государственного совета, участвовавшего в принятии решений, всё еще сохранялись в имперской идеологии. Хотя гладиаторские бои и всё, что было связано с армией, чрезвычайно увлекало Каракаллу, он не отвергал полностью вопросы рутинного администрирования, которые решал весьма своеобразным способом, поручая матери разбирать корреспонденцию, когда сам он находился в походе, и беспокоить его только по наиболее важным вопросам. В действительности император быстро входил в суть проблемы и демонстрировал рассудительность; отнюдь не лишенный культуры и образования, он четко и ясно высказывал свои мысли, часто выражался элегантно, мог к месту процитировать Еврипида39. Некоторые ворчали на медлительность Каракаллы при разборе им судебных споров, но он получил богатый опыт в этом деле под руководством своего отца, а количество и качество изданных им рескриптов подтверждает, что правовая сфера имперского управления функционировала своим обычным порядком. В самом деле, одна надпись из сирийского Дмейра показывает приемы, которыми пользовался Каракалла в судебных заседаниях. При рассмотрении одного дела, касавшегося незначительных местных интересов, император имеет при себе советников, однако полагается на собственное мнение в вопросе по процедуре; он демонстрирует хорошее, быстрое понимание сути спора и предоставляет адвокатам говорить совершенно свободно40.
Главная претензия к Каракалле заключалась, возможно, в том, что он отличался непоследовательностью как в желании или нежелании разбирать те или иные тяжбы, так и в своей позиции на суде: он зависел от своих прихотей и был подвержен экспансивным вспышкам. Это обстоятельство является подоплекой для самой большой загадки его правления, каковой выступает его конституция («constitutio» — императорский указ. — А.3.), посредством которой Каракалла предоставил права римского гражданства всему свободному населению империи. Мотив остается неясным. Дион полагает, что император желал повысить государствен-
38 ILS 454; ср.: 452; Campbell. ERA: 52—53; повышение воинского жалованья: Speidel 1992: 98-100; Alston 1994: 114-115, 119-120.
39 Дион Кассий. LXXVn. 11.3-4; ЬХХУШ.8.4.
40 SEG XVII.759; ср.: Williams W. 1974; данное судебное дело разбиралось 27 мая 216 г. в Антиохии.


Глава 1. Династия Северов
33
ные доходы, сделав гораздо большее количество людей плательщиками налогов на наследство и на манумиссию (акт освобождения раба. — A3.), каковые налоги платили только римские граждане. Однако Дион занимал откровенно враждебную к Каракалле позицию, к тому же существовала масса других, более прямых и менее хлопотных, способов быстро собрать дополнительные доходы. Собственные слова Каракаллы наводят на мысль, что таким образом он экспансивно выражал благодарность по поводу какого-то конкретного случая: в зависимости от того, как датировать папирус, частично сохранивший греческий перевод этого указа, таким случаем мог быть либо успешный заговор против Геты, либо спасение Каракаллы во время кораблекрушения на пути на восток в 214 г. Это вполне соответствует как характеру императора, так и римской традиции даровать права гражданства в качестве награды или акта покровительства. Каракалла действовал как главный патрон. Такой эфемерный мотив мог бы объяснить отсутствие каких-либо упоминаний о данной конституции на монетах. Кроме того, ценность гражданства уменьшалась в условиях, когда характер обращения правительства с населением всё больше и больше определяло различие в социальном статусе между honestiores (почтенными) и humiliores (низкими)41.
Каракалла хотел умереть и остаться в памяти как солдат. Однако современные ему писатели резко отвергали его милитаристские претензии. Они изображают его и как обычного любителя дешевых эффектов, встававшего в позу «товарища по оружию» и с эксцентричным жаром чтившего память Александра Великого, и как отъявленного труса, который не имел никакой последовательной политики, а от врага откупался деньгами. Однако во время северных кампаний император выказал как энергию, так и способности и сумел добиться популярности в войсках. Вторгшись в Декуматские поля (Agri Decumates) 11 августа 213 г. при поддержке Гая Суетрия Сабина, он атаковал аламаннов и затем продвинулся по Рейну к Майнцу, где вступил в бой с кеннами. К сентябрю, после победы на реке Майне, Каракалла был провозглашен как imperator Ш (т. е. в третий раз получил от воинов почетный титул императора. — А.З.) и стал величать себя Германиком Величайшим (Germanicus Maximus). Болезнь, однако, заставила императора свернуть кампанию и выплатить какую-то субсидию некоторым германцам. Во время этих походов в Реции были восстановлены торфяной вал и пограничные заставы. Каракалла стремился подтвердить римский престиж за Рейном и сделать оборону официальных рубежей более эффективной. Видимо, именно в это время император стал носить длинную кельтскую тунику (так называемую каракаллу), от чего он и получил свое прозвище. После короткого посещения Рима в 214 г. Каракалла проследовал на  * 21341 	Р. Giss. 40, столбец 1 (теперь издана в: P. Giss. Lit. 6.1); традиционно принимаемая дата, 212 г., была оспорена Милларом, см.: Millar 1962; см. также: Gilliam 1965 (здесь вновь подтверждена датировка 212 г.); а также: Rubin 1975а (здесь выдвинуты доводы в пользу
213 г.); о значении данной constitutio см.: Sherwin-White (1973); о статусных различиях см.: Gamsey (1970): 221-233.


34
Часть первая
дунайский фронт, но нам не много известно о проводившихся там операциях, которые носили в основном дипломатический характер и явно имели целью разрушить союз между дунайскими племенами. Впрочем, имело место несколько боевых столкновений, и Риму были выданы заложники. По всей видимости, именно в это время были реорганизованы обе Паннонии, так что из трех легионов, находившихся в Верхней Пан- нонии, I Вспомогательный (Adiutrix) легион был переведен в Нижнюю Паннонию, которая вслед за этим получила наместника консулярского ранга42.
Каракалла отправился в Азию, к весне 215 г. разместив свою ставку в Антиохии и со своей обычной энергией принявшись за решение административных проблем восточных провинций. Результатом его визита в Египет в 215 г. стал экстраординарный эпизод, когда император устроил массовую резню жителей Александрии. Мотивы этой акции непонятны. Конечно, беспокойное население не выказывало особого почтения главе Римского государства, но, видимо, в городе случились какие-то волнения, и Каракалла мог посчитать необходимым усмирить провинцию, прежде чем отправиться в экспедицию в Парфию43. Здесь, как обычно, главными проблемами были статус Армении и отношения Рима с парфянским царем. Есть свидетельства о наличии у Каракаллы планов по принудительной вербовке личного состава, по увеличению монетной чеканки в восточной части державы, по сооружению mansiones (см. выше), а также по вызову вассальных царей Армении и Осроены в Рим в 213/214 г. Каракалла проводил традиционный курс на утверждение римского престижа путем назначения своего кандидата на армянский трон и путем уменьшения, насколько это возможно, парфянской способности чинить препятствия римским интересам. Император не мог предвидеть новое возрождение грозных иранцев всего через несколько лет. Как раз имелось два претендента на парфянский трон: Артабан V контролировал Мидию, тогда как Вологез V имел свою столицу в Ктесифонте. Поскольку Вологез предоставил убежище Тиридату, возможному претенденту на армянский престол, Каракалла поначалу действовал сообща с Артабаном и попросил руку его дочери; не исключено, что Каракалла так подражал Александру, или, быть может, это была уловка, чтобы завоевать расположение Артабана, или даже чтобы спровоцировать Вологеза. Как бы то ни было, когда Вологез номинально признал авторитет Каракаллы, император использовал отказ Артабана от брачного альянса как предлог для вторжения на его территорию (середина 216 г.)44. Экспедиция, в основном ограниченная территориями Северной Месопотамии и Адиабены, была скорее демонстрацией римского могущества,
42 Кампании в Германии: ILS 451, 1159, 7178, вместе с: АЕ 1961.208 (вероятно, здесь упоминаются кенны); Дион Кассий. LXXVII.14.1; Паннония: Möcsy 1974: 198; Whittaker. Herodian 1: 414—415.
43 Whittaker. Herodian 1: 424—425.
44 Дион Кассий. LXXVn.12.1, 18.1, 19.1-2; LXXVni.1.3-5; Whittaker. Herodian 1: 429-
431.


Глава 1. Династия Северов
35
нежели серьезной попыткой аннексии. Каракалла мог иметь планы по продолжению операций, хотя возвращение II Вспомогательного (Adiutrix) легиона в Паннонию наводит на мысль, что влияние Рима было уже достаточно восстановлено. Как бы то ни было, конечные намерения Каракаллы на востоке были расстроены его убийством 8 апреля 217 г. Марк Опеллий Макрин, один из преторианских префектов, давно уже строил козни против своего императора. Зная, что находится у него под подозрением, он решил действовать, заручившись поддержкой Юлия Марциала — какого-то эвокатаприкомандированного к преторианцам. Донесение, которое было послано Каракалле с предупреждением о заговоре, попало на разбор к Юлии Домне, и доставлено оно было слишком поздно, чтобы помешать Макрину избавиться от императора, когда тот посещал храм Сина близ Карр. Марциал был немедленно убит герман- цем-телохранителем, что позволило Макрину скрыть свое участие в заговоре.
V. 	Конец династии
В следующие после убийства Каракаллы два дня в силу отсутствия очевидного преемника или решительной инициативы со стороны командующих войсками наступило замешательство. Макрин воспользовался возникшим вакуумом и страхами воинов перед угрозой со стороны Артабана и захватил власть для себя. В письме новый император оговорил определенные жесты, чтобы получить сенатское одобрение, но столкнулся с огромными проблемами. Обладая всадническим статусом и мавританским происхождением, Макрин вызывал у высших классов огромное недоверие, которое лишь усугубилось в связи с принятием им титулов и прерогатив государя еще до того, как они были официально вотированы сенатом. Некоторые из его назначений также вызывали критику, в особенности предоставление Марку Оклатинию Адвенту сенаторского ранга, консульства, а также должности префекта города. В качестве консула он не способен был даже вести осмысленную беседу, а в день выборов вынужден был сказаться больным. Положение Макрина основывалось исключительно на поддержке армии, но и здесь он должен был превзойти своего предшественника Каракаллу, который был очень популярен среди воинов, отчасти из-за щедрого повышения жалованья. Расходы на войско приводили теперь к колоссальному истощению имперских ресурсов, и Макрин пытался найти какой-то компромисс, сохраняя масштабы Каракалловых выплат всем солдатам, уже находившимся на службе, но зачисляя новобранцев на старых условиях, установленных
44а Э в окаты (лат. evocati, дословно: «призванные») — люди, специально приглашенные военным командиром служить в войске под его началом; со временем в эту группу попадали только старшие солдаты по истечении основного срока их службы, а начиная со времен Ранней империи — бывшие члены преторианских и городских когорт; эти опытные сверхсрочники обычно составляли личную охрану полководца. — А.З.


36
Часть первая
Септимием Севером. Как только легионы разошлись по своим обычным лагерям, старые солдаты, опасаясь за свои привилегии, поддержали рекрутов. Поэтому император столкнулся с непокорной и обиженной армией, которую легко мог использовать в своих целях кто-то другой. Решающим фактором была никуда не исчезнувшая парфянская угроза, которая заставляла Макрина держать в боеготовности огромные силы. В сложившейся ситуации Артабан усматривал для себя шанс восстановить парфянский престиж и, как казалось, угрожал прямым вторжением в Месопотамию. Завязались дипломатические контакты, за которыми последовала битва при Нисибиде, вероятно, весной 217 г., а затем, в 218 г., — мирное соглашение, подразумевавшее выплату репараций парфянам за весь тот ущерб, который причинил Каракалла. Эти операции позволили Макрину заявить об одержанной Victoria Parthica (Парфянской победе), хотя добавление к своему имени гордого прозвания «Parthicus» («Парфянский») он отклонил. Действительно, он заслуживает определенной чести за сохранение Месопотамии нетронутой, однако никакого энтузиазма по этому поводу в Риме не наблюдалось, где в сентябре 217 г. прошли демонстрации против императора. Многочисленные монеты, провозглашавшие «преданность воинов», наводят на мысль о том, что Макрина беспокоила его неспособность завоевать доверие армии45.
Смерть Юлии Домны, отчасти из-за рака, отчасти из-за добровольного отказа от пищи, могла усилить симпатии войска к семье Северов. Сестра Юлии, Юлия Меса, имела двух дочерей. Первая из них — это Юлия Соэмида, супруга влиятельного всадника Бария Марцелла из Апамеи и мать Бария Авита (родился, вероятно, в 203 г.), являвшегося жрецом солнечного бога города Эмесы, под чьим именем он и был известен (Эла- габал, эллинизированный вариант: Гелиогабал); вторая — Юлия Мамея, которая также имела сына, Алексиана (родился, вероятно, в 209 г.). Негодование воинов на Макрина и их лояльность по отношению к династии привели к формированию бунтарских настроений. Мятеж начался в военном лагере близ Эмесы 16 мая 218 г., когда Элагабал прибыл в лагерь и был представлен как внебрачный сын Каракаллы. Макрин отправился в Апамею и попытался успокоить П Парфянский легион раздачей денег и провозглашением в качестве Августа своего сына Диадуме- ниана, который носил также имя Антонин. Однако, когда контратака на лагерь у Эмесы провалилась, он отступил к Антиохии, позволив П Парфянскому легиону перейти на сторону мятежников. Движение в поддержку Элагабала набирало силу. В письме к префекту города Макрин указывал на невозможность удовлетворения финансовых требований армии и обвинял Септимия Севера и Каракаллу в подрыве в войсках дисциплины; но ничего сделать было уже невозможно, и 8 июня 218 г. он был разбит Элагабалом близ Антиохии. Макрин бежал в Антиохию, а оттуда — в Эриболон (порт Никомедии), из которого на корабле уплыл в Халкедон. Там он был схвачен и затем жестоко убит собственными
45 	ВМС V: 496-497, № 11-14; 505, Ns 64-65.


Глава 1. Династия Северов
37
гвардейцами в Каппадокии, на обратном пути из Антиохии. Вместе с ним дишился жизни и его сын45.
С точки зрения Диона, четырехлетнее правление Элагабала (Марк Аврелий Антонин Август) было ужасным безвременьем, несмотря на его стремление к хорошему правлению. Юный император не проявлял никакого почтения к сенату, нарушая элементарные формальности; например, он стал подписываться соответствующими титулами до того, как они были официально даны ему сенатским постановлением. Ситуация усугубилась из-за назначения недостойных людей на высокие посты. В особое негодование Диона приводила поразительная карьера Публия Валерия Комазона, служившего когда-то во флоте, но в правление Элагабала сумевшего стать префектом претория, а затем — консулом (в 220 г.) и, дважды, префектом города. Непопулярность режима усиливалась из-за отношения к богу Элагабалу. Восточные культы в Риме считались приемлемыми, но щеголяние в экстравагантных одеждах и выставление напоказ соответствующих ритуалов, как и появление среди императорских титулов фразы «могущественный жрец непобедимого Солнца Элагабала», причем до титула «Pontifex Maximus» («Верховный Понтифик»), было по меньшей мере бестактно*  47. Помимо всего этого, критикам легко было ставить под сомнение и личную репутацию императора. По Риму широко ходили истории о его порочности и беспорядочных сексуальных связях. Многие из этих слухов возникли из ритуалов, связанных с культом, но среди высших слоев общества период этого правления воспринимался как режим неустойчивости, как крушение социальных ценностей и традиций, а также как упадок авторитета высшей власти. Таким образом, возникла атмосфера, в которой свержение Элагабала казалось вполне выполнимым и желательным. Важнейшим фактором был политический раскол в самой династии.
Бабка императора, Юлия Меса, обеспокоенная тем, как его поведение воздействует на войско и на общественное мнение, попыталась дистанцироваться от Элагабала и Юлии Соэмиды путем продвижения интересов другой своей дочери, Юлии Мамеи, и ее сына Алексиана. 26 июня 221 г. от Элагабала добились того, чтобы он усыновил своего двоюродного брата, который принял имя Александр; кроме того, Элагабал пожаловал ему некоторую меру империя (imperium, высшая власть)48. Очевидно, что императора и его мать не устраивало такое развитие ситуации, поскольку почти сразу после этого они начали строить козни против Александра и ослаблять влияние Месы. Пока обе стороны добивались поддержки воинов, Элагабал попытался отобрать у Александра титул Цеза¬
4(3 Дион Кассий. LXXVIII.39—40; Геродиан. V.4.11.
47 ВМС V: 564, № 225; ILS 473, 475, 2008.
48 На одном военном дипломе (diploma) от 7 января 222 г. Александр фигурирует не только как Цезарь, но и как imperator (см.: CIL XVI. 140, 141); ср.: АЕ 1964.269 — Caes<ar> imperi<i> et sacerdotis co<n>s<ul>. В таком виде текст, как представляется, не имеет смысла, и можно привести доводы в пользу того, что в надписи пропущено слово «consors» («товарищ, коллега») из-за его сходства со словом «consul» (см.: Whittaker. Herodian 2: 62—63).


38
Часть первая
ря и отказался участвовать вместе с ним в совместной процессии двух консулов 1 января 222 г. Впрочем, он быстро утратил поддержку преторианцев, которых прежде удерживало от восстания только обещание, что Элагабал уволит некоторых из своих излюбленных советников. Наконец, когда Элагабал приказал войскам выступить против Александра, они подняли мятеж и 13 марта 222 г. убили императора вместе с его матерью.
Александр, которому в момент вступления на престол было всего лишь тринадцать лет, для обозначения своей легитимности начал величать себя Марком Аврелием Севером Александром Августом. Идиллическая картина его правления представлена в «Истории Августов». К данному источнику можно относиться скептически, однако к Александру весьма благожелателен и Геродиан — «природа верховной власти изменилась: из заносчивой тирании она превратилась в некоторого рода аристократическое правление», а также тему великодушного и успешного способа правления подхватывают и позднейшие писатели49. Отчасти это может быть объяснено тем фактом, что непрерывное царствование Александра на протяжении целых тринадцати лет должно было казаться «золотым веком» для тех, кто видел следующие пятьдесят лет гражданских войн, непрекращавшегося давления на границы и быстрой смены императоров, в большинстве своем ничтожных и некомпетентных. Кроме того, Александр и его советники продуманно пытались создать контраст с правлением Элагабала: на монетах Александра стали появляться такие лозунги, как «свобода», «правосудие», «справедливость», — это был тот же способ, к какому прибегал Веспасиан после гражданских войн 68—69 гг. и правления Нерона, а также Нерва, пришедшего к власти после Домициана. Город Тугга в Африке, реагируя так, как хотел бы Александр, официально обращался к нему как к «спасителю свободы»50. Этот курс требовал от Александра почтительности к сенату и к высшим сословиям. Император, отличавшийся личной скромностью и обходительностью, был усерден при исполнении своих судебных полномочий. Он проявлял дотошность, консультируясь с сенатом, а милостивое отношение Александра к отдельным сенаторам иллюстрирует его готовность взять на себя расходы, связанные со вторым консульством Диона. Однако есть очевидное отличие между проявлением такого рода почтительности по отношению к высшим классам и действительным предоставлением реальной власти сенату или изменением баланса между сенатом и императором. То, как обращался Александр со своим совещательным органом, является ключевым моментом в данном вопросе. Этот момент, видимо, демонстрирует разрыв с предшествующей практикой, поскольку император учредил особую группу, которая избиралась сенатом и с которой глава государства регулярно консультировался.
49 Геродиан. VI. 1.2; Аврелий Виктор. О Цезарях. XXTV.2; Евтропий. УШ.23.
50 ВМС VI: 120-121, № 62-66; 217, No 1053; 175, № 612-614; 217, № 1048. Тугга: ILS 6796.


Глава 1. Династия Северов
39
Геродиан полагал, что сенатом было избрано шестнадцать сенаторов и что Александр ничего не предпринимал без их одобрения. Поскольку Геродиан не являлся сенатором, ориентироваться он мог только на слухи и на собственное мнение о том, насколько часто Александр советовался с этими людьми. Дион описывает случаи, когда Юлия Мамея отобрала лучших представителей сената на роли советников своего сына, «уведомив их обо всем, что им надлежало делать»51. Однако трудно согласиться с тем, что это были очень влиятельные люди, поскольку ясно, что бабка и мать императора контролировали дела при помощи — по крайней мере, в первые полтора года царствования — преторианского префекта Ульпиана, отнюдь не являвшегося сенатором. Избранный совет, вероятно, состоял из amici (друзей) императора и каких-то еще людей, которых он призывал в качестве консультантов, и действовал в соответствии с традиционными правилами52. То есть Александр собирал советников тогда, когда ему это было удобно, чтобы обсудить важные проблемы, и по своему желанию принимал либо отвергал их советы. Идея о том, чтобы некоторых из них избирал сенат, была вопросом дипломатии и такта и определенно не означала никакого официального возрастания власти сената. Точно так же Александрова практика представлять сенату имена людей, которых он намеревался назначить на должность преторианских префектов, была не более чем жестом учтивости. Это путаное свидетельство из «Истории Августов» нельзя воспринимать как доказательство того, что император назначал префектами лиц сенаторского ранга53. То, что теперь преторианским префектам позволено было величать себя «светлейшими мужами» [«viri clarissimi») на манер сенаторов, являлось повышением статуса данной должности и расширением практики, ставшей обычной с конца I в. н. э. и состоявшей в предоставлении сенаторского ранга префекту по выходе в отставку. Впрочем, Александр пошел на уступку сенаторам в том, что вместо всаднического префекта назначил командовать П Парфянским легионом, по-видимому, сенаторского легата, когда этот легион сопровождал Александра на востоке в 231—233 гг. Действительно, надпись высокопоставленного всадника (eques) Аициния Гиерокла, в 227 г. наместника Цезаревской Мавретании, показывает, что прежде он занимал должность префекта П Парфянского легиона «вместо легата»54. Это может означать, что при Александре легионом командовал обычно человек сенаторского звания, даже когда этот легион находился в пункте своего обычного расквартирования в Альбане в Италии.  01 02 * 0401 Фрагмент, содержащий этот рассказ, сохранился у Зонары, см.: ХП.15 (см. издание Диона Кассия в Лёбовской серии («Loeb Classical Library») издательства Гарвардского университета: Сагу (1927): 488).
02 Ульпиан: в рескрипте: СJ IV.65.4 Александр описывает Ульпиана как «praefectus praetorio et parens meus» («префект претория и мой родитель»); избранный совет: Геродиан. VI. 1.1—2; УП. 1.3 — здесь подтверждено, что в этом совете состояли «amici» Александра.
53 SHA Ц Север Александр. 21.3—5.
04 АЕ 1971.469; ILS 1356; cp.: Pflaum. Carrières: No 316.


40
Часть первая
Относительно большое количество рескриптов, изданных в течение Александрова правления, может указывать на стремление его советников продемонстрировать добросовестный интерес к правовой сфере деятельности. В этих рескриптах секретари императорского суда выражали дух равенства и справедливости. Предметом споров остается вопрос, до какой степени это было прямым влиянием Александра, но, по крайней мере, отношение секретарей должно было соответствовать его общим желаниям и желаниям его советников55. Так, в письме к городу Афро- дисиаде в Малой Азии он заявлял, что «отнимать что-либо из прав, принадлежащих городу, чуждо заботе [, которая простирается на всё в мое] правление». В рескриптах провозглашается «непорочность моих времен», «прекращение обвинений в измене в мою эру» и тот императив, что «при осуществлении властных полномочий особенно важно подчиняться законам»56. Эта концепция несовместима с утверждением, содержащимся в том же самом рескрипте, о том, что «закон, наделяющий имперской властью, освобождает императора от правовых формальностей». Со времен Августа император являлся самодержцем, чья власть была ограничена только до тех пор, пока он предпочитал сам действовать в каких-то рамках. Утверждение Улышана, что император свободен от налагаемых законами ограничений, всего лишь заново формулирует клаузулу «Закона об империи» («Lex de Imperio») от 69 г. н. э. и отнюдь не представляет собой попытки дать официальное определение самодержавного положения императора в правление Александра57.
Даже если Александрово правление и давало повод говорить о какой- то интерлюдии, отличавшейся уважительным отношением к сенату и возвращением к традиционным процедурам управления и отправления должностей, это не может спрятать от нас того факта, что за данным фасадом скрывались серьезнейшие слабости всей системы. В силу юности императора при его вступлении на престол справляться с государственными делами неизбежно должны были другие лица. Управление приняли его бабка, Юлия Меса, и его мать, Юлия Мамея; с самого начала обе эти женщин получили к своей номенклатуре имя Августа. Юлия Мамея оставалась главной фигурой на протяжении всего царствования58. На монетах она появляется как Августа, при этом об Александре нет ни одного нумизматического упоминания; часто монетные типы на реверсе подчеркивают ее уникальное положение: «Juno Conservatrix», «Fecunditas Augustae», «Venus Genetrix», «Venus Victrix», «Venus Felix», «Vesta» («Юнона Хранительница», «Плодовитость Августы», «Венера Родоначальница», «Победоносная Венера», «Счастливая Венера», «Веста»);
55 Honoré. E&L: 95—114, 134—138, 190—191 — на основе стиля и установок лиц, занимавших пост секретаря суда («homo a libellis»), автор пытается идентифицировать их. Система рескриптов в целом: Honoré, E&L: 1—70; см. также: Williams W. 1979; Campbell. ERA: 264-267.
56 Афродисиада: Reynolds. Aphrodisias: 129; рескрипты: CJ IX.9.9; IX.8.1; VI.23.3.
57 D 1.3.31; по поводу «Lex de Imperio» см.: Brunt 1977: прежде всего с. 107—116.
58 АЕ 1912.155; ILS 482, 484.


Глава 1. Династия Северов
41
Юлия Мамея связывается с концепциями «Felicitas Publica» («Общественного Благоденствия») и «Pietas» («Милосердия»)59. В надписях ей присваиваются необычные титулы: «мать императора, и лагерей, и сената, и отечества, и всего рода человеческого»60. Сам Александр оказывается полностью зависимой фигурой: мать выбрала ему даже жену, которую впоследствии, питая к ней дикую ревность, отправила в изгнание, а ее отца (тестя императора) казнила. Легионам, взбунтовавшимся в конце царствования, император, который так и не смог вырвать инициативу из рук своей матери, казался слабохарактерным, апатичным и ни на что не способным; его колебания и малодушие, которым способствовало поведение Мамеи, стали одной из причин поражения римского войска в войне с иранцами. Немаловажно, что Максимин, вожак мятежников, насмехался над императором как над пугливым маменькиным сыночком, неженкой, совершенно не способным к воинским тяготам, а Мамею обвинял в алчности и скупости.
Хотя лояльность войск была жизненно важна для устойчивости режима, император и его советники никогда не имели успеха в деле установления дисциплины и почтительного отношения к правителю. Имели место многочисленные волнения, некоторые из них — весьма серьезные, моральный дух в провинциальных армиях был низок. Согласно Диону, восточные легионы позволяли себе грубые вольности и злоупотребления; дезертирство стало обычным делом, а правителя Месопотамии, Флавия Гераклеона, свои же люди просто убили. В Риме ситуация была не лучше. Не позднее конца 223 г. Ульпиана убили гвардейцы, находившиеся в его подчинении, хотя он бежал от них во дворец и пытался прибегнуть к защите императора и его матери. Более того, Эпагата, подстрекателя этого гнусного дела, даже не смогли открыто предать в руки правосудия. Он был назначен префектом Египта, а затем переведен на Кипр, где и казнен61. Еще при жизни Ульпиана вспыхнула ссора между преторианцами и простонародьем Рима, вылившаяся в настоящее побоище, которое длилось три дня и закончилось только тогда, когда воины, оказавшись в безвыходном положении, подожгли несколько районов города. Гвардейцы были настолько заносчивы и наглы, что потребовали сместить Диона Кассия, поскольку в бытность свою наместником Верхней Паннонии он требовал соблюдения дисциплины. В самом деле, когда в 229 г. Дион был во второй раз избран консулом, Александр имел столь незначительный контроль над ситуацией, что опасался, как бы преторианцы не убили Диона, если увидят его в одежде, присущей его должности, и просил его провести весь срок своего консулата вне Рима. Впоследствии солдатская враждебность смягчилась, однако ясно, что
59 ВМС VI: 119, № 42; 203, № 913; 128, № 151; 184, № 712; 132, Nq 188; 151, № 380; 160, № 483; 196, No 821.
60 Наир.: ILS 485.
bi Дион Кассий. LXXX.2.4; согласно папирусу: Р. Оху. XXXI.2565, М. Аврелий Эпагат был префектом Египта в 224 г.


42
Часть первая
беспорядки и отсутствие дисциплины в императорской гвардии были характерны для всего периода рассматриваемого царствования.
Состояние войска вызывало особую тревогу, ведь Александру пришлось вести две серьезные войны. В 208 г. Ардашир (Артаксеркс) установил контроль Сасанидов над Персидой; нанеся в 224 г. поражение Артабану V, он не остановился на этом и к 227 г. захватил Парфянскую державу и воскресил персидскую власть. Ардашир двинулся в оккупированную римлянами Месопотамию, взяв Нисибию и Карры, и стал угрожать Каппадокии и Сирии. Царь кичливо заявлял, что намерен вернуть все земли, которыми со времен Кира управляли иранцы. Это был не просто вопрос престижа. Над римской территорией нависла серьезная угроза, на которую Александр ответил энергичными милитаристскими приготовлениями и уже испробованными дипломатическими контактами, которые в прошлом приводили к успеху62. В Антиохию он прибыл в 231 г. с подкреплениями из северных армий, и к лету 232 г. была запланирована экспедиция с тремя разными ударными направлениями: одно войско должно было пройти через Армению, второе — двинуться вниз по Евфрату, чтобы атаковать иранский юго-восточный фланг, а третьему, под командой самого Александра, надлежало воспользоваться центральным маршрутом через Хатру. Всё шло хорошо до тех пор, пока не оказалось, что наступление императора захлебнулось и что двум другим армиям он помочь не может. Второе войско было отрезано и понесло тяжелый урон от иранцев, к тому же все войска жестоко страдали от нестерпимой жары и болезней. Впрочем, по возвращении Александра в Антиохию зимой 232/233 г. возникла патовая ситуация, поскольку Ардашир, отказавшись от возможности довести свой успех до конца, распустил войско. По-видимому, иранцы понесли в этой кампании очень тяжелые потери, и подконтрольная римлянам территория осталась в неприкосновенности, по крайней мере, на данный момент. В любом случае, Александр не имел никакой возможности начать новую операцию, поскольку срочные депеши требовали от него заняться кризисной ситуацией, возникшей на северных рубежах, где аламанны угрожали прорвать границу близ Таунусских гор, у Майнца. Среди воинов тлело недовольство, многие из них сомневались в полководческих способностях Александра, причем иллирийские легионы (участвовавшие в восточной экспедиции. —A3.) особенно волновались по поводу своих семей, оказавшихся дома во власти мародерствовавших племен. Тем не менее в 233 г. император вернулся в Рим, чтобы отпраздновать триумф и насладиться другими торжествами по поводу того, что было названо «восточной победой»63. В 234 г. он прибыл наконец в Майнц и построил мост через Рейн. Вероятно, он собирался восстановить римский престиж и примерно наказать германские племена. Рассказы о попытках подкупить противника
62 Геродиан. VI.2.3—4; см.: Whittaker. Herodian 2: 93.
63 Монетные типы, прославляющие «Jupiter Propugnator» («Юпитер Боец») и «Mars Ultor» («Марс Мститель»), появляются с 231 г., см.: ВМС VI: 194—195, Nq 789, 802; Whittaker. Herodian 2: 125.


Глава 1. Династия Северов
43
отражают, по всей видимости, дипломатическую активность, направленную на подрыв германского единства. Однако временным затишьем боевых действий сумели воспользоваться те, кто желал подорвать позиции Александра. Центральной фигурой среди них становится Юлий Вер Максимин, занимавшийся боевой подготовкой новобранцев. Имея низкое происхождение, он стал римским гражданином и, поднимаясь по лестнице должностей в армии, добился всаднического статуса64. Когда паннонийские рекруты провозгласили Максимина императором, мятеж быстро перекинулся на Паннонию и на Мёзию. Выплатив двойное жалованье тем, кто его поддержал, Максимин нанес удар непосредственно по ставке Александра. Весть о бунте привела свшу императора в оцепенение; никто не предпринял никаких решительных действий, а его воины начали потихоньку разбегаться. Максимин взял ситуацию под контроль без всякого сражения и послал одного трибуна и нескольких центурионов убить Александра и Юлию Мамею, что и было сделано прямо в походном шатре последних в 235 г.
Во всё время своего правления Александру приходилось сталкиваться с громадными как внутренними, так и внешними проблемами. В тот самый момент, когда от императора более всего требовалось проявить качества сильного главнокомандующего, он повел себя как слабовольный и нерешительный человек, находящийся под пятой своей матери, которой также не хватало твердости и способностей. Недостаточно было признавать на словах традиции и прерогативы сенаторского строя. Александр не сумел подготовить державу к отражению иранской угрозы, как не смог он наладить эффективных взаимоотношений между государем и войском, каковые взаимоотношения оказались в глубоком кризисе. Свергнут он был главным образом из-за недовольства армии, которой казался скупым, а также неспособным произвести должное впечатление на собственные войска и руководить должным образом боевыми операциями. Возможность человека править угрожающе ассоциировалась теперь с его милитаристскими способностями. Данная перемена в императорской репутации явилась частью длительной эволюции, и вину за это отнюдь не следует возлагать персонально на Александра, хотя этому в значительной мере способствовала его некомпетентность — она открыла дорогу дальнейшему упадку традиционного баланса между императором, армией и государством, ведь с приходом Максимина Рим получил первого по-настоящему солдатского императора, сражавшегося в одном ряду со своими боевыми товарищами.
04
Карьера Максимина: Syme. Е&В: 185—189.


Глава 2
Дж. Дринкуотер
ОТ МАКСИМИНА ДО ДИОКЛЕТИАНА И «КРИЗИС»
I. 	Вступление
Пятьдесят лет, последовавшие за смертью Севера Александра, стали одним из самых разрушительных периодов, которые когда-либо испытала Римская империя. Этот этап историки условно обозначают как «кризис», который начался в 235 г., достиг пика около 260 г., а затем благодаря ряду императоров-реформаторов постепенно начал ослабевать, закончившись с Диоклетианом1. Базовым признаком этого «кризиса» была война, как гражданская, так и внешняя. На это время приходится по меньшей мере пятьдесят один человек, который законно или незаконно получал титул Римского императора; и за этот период территория империи часто становилась жертвой грабежа со стороны франков, аламан- нов, готов и иранцев. Чтобы понять данную эпоху и определить степень, до которой можно обоснованно интерпретировать ее как эпоху «кризиса», для начала мы должны установить заслуживающую доверия последовательность событий. Сделать это непросто как в силу запутанности этих событий, так и из-за недостатка добротного источникового материала: важно отметить, что одним из самых спорных аспектов истории середины и конца Шв. остается ее базовая хронология. (См. в конце наст. гл. п. V «Замечания по поводу источников».) В нижеследующем, по сути дела политическом и военном, повествовании предпринята попытка суммировать и — где это необходимо и возможно — согласовать данные, представленные в новейших работах.
1 	См., напр.: Mattingly 1939; Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи (СПб., 2001) П: 212 слл. (= Rostovtzeff. SEHRE: 433 слл.); Bengtson 1970: 378 слл.; Loriot 1975а: 659; Demandt. Spätantike: 34 слл.; Strobel 1993: 340 слл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
45
II. 	Описание событий
1. 	Максимин, 235—238 гг.
Север Александр и его мать, Юлия Мамея, были убиты близ Майнца в конце февраля или в начале марта 235 г. по приказу узурпатора Г. Юлия Вера Максимина. Север Александр лишь незадолго до этого прибыл на Рейн с востока, где с 231 г. ему пришлось столкнуться с иранцами. Руководимые Сасанидской династией, эти последние захватили Парфянскую державу и вызвали смятение в целом регионе. Персидская кампания Севера Александра хотя и не закончилась полной катастрофой, не принесла ему репутацию великого полководца. В 233 г. он заключил перемирие и затем, согласно Геродиану, двинулся на запад в ответ на официальные сообщения о разрушительных нападениях германцев из-за Рейна и Дуная2. Впрочем, нет убедительных доказательств того, что сила германского давления на провинции Верхней Германии и Реции была в это время особенно значительной;3 и в самом деле, с конца 233 и значительную часть 234 г. император оставался в Риме. Так что, кажется, в реальности на западном фронте не было никакой чрезвычайной ситуации. Север Александр наконец-то прибыл на Рейн только в конце 234 г. и был убит в собственной зимней ставке, вокруг которой он собрал необычайно большое и разноплеменное войско. Максимин был человеком уже не молодым. Имея относительно скромное происхождение (возможно, он принадлежал мелкопоместному военному слою в Мёзии), он сумел воспользоваться возможностями для продвижения по карьерной лестнице в реформированной Септимием Севером армии, добившись высокого ранга и всаднического статуса. Во время восточной кампании он служил при генеральном штабе Севера Александра. Мятеж Максимин поднял во время своего командования на Рейне отрядом дунайских новобранцев4.
Династия Северов пала из-за того, что западная армия предпочла пойти за человеком, не принадлежавшим к правящему кругу. После восточного фиаско Север должен был восстановить уважение к себе собственных войск; именно это, по всей видимости, являлось главной причиной его западной кампании. Он, однако, разыгрывал из себя поборника строгой дисциплины; а перед тем как вступить в прямое столкновение с германцами, пытался договориться с ними. Переговоры едва ли были каким-то новшеством, и они с большой вероятностью могли закончиться приемлемым соглашением; но воины презирали своего главнокомандующего, который и так считался «маменькиным сынком», даже за то, что, имея в своем распоряжении столь огромное войско, Александр всерьез обдумывал указанный способ решения проблемы
2 Геродиан. VL7.2.
3 Okamura 1984: 169 слл., 180 слл.
4 Геродиан. VI.8.2 сл.; Whittaker. Herodian 2: 131 сл.; Syme. Е&В: 181 слл.


46
Часть первая
(т. е. мирные переговоры. — А.З.). Провозглашение Максимина его резервной армией и его принятие основным войском застали врасплох имперские правящие круги. Эти последние не допускали, что положение Севера уязвимо, поэтому они ни его собственные позиции никак не укрепили, ни заменили его более сильной фигурой. Когда Макси- мин захватывал власть, не оказалось никого, кто мог бы ему всерьез противостоять.
С Севером вскоре расправились, имя его подвергли забвению, а совет его консультантов был распущен. Сопротивление правящих кругов (а именно два последовавшие друг за другом мятежа, которые возглавили консуляры Г. Петроний Магн и Тит Квартин) оказалось запоздалым и слишком невыразительным5. Тем временем, и определенно до последней недели марта 235 г., римский сенат формально признал Максимина. Спустя восемнадцать лет после узурпации власти Макрином порфира вновь досталась всаднику. Однако необходимо подчеркнуть еще раз, что, несмотря на свой успех, Максимин был аутсайдером; в отличие от Макрина он не достиг ранга префекта претория. Странное положение, в котором он оказался, объясняет его последующие действия.
Максимин не стал следовать обычной практике успешных узурпаторов, согласно которой ему полагалось тут же отправиться в Рим, а предпочел продолжить германскую кампанию. Это можно было бы, конечно, объяснить тем, что он желал укрепить свою репутацию в войсках. С другой стороны, тот факт, что целых три года он оставался на северной границе, наводит на мысль, что именно четкое понимание собственной политической уязвимости заставляло его держаться подальше от столицы, где сенатская власть и уважение к позднему северовскому режиму были сильны. После летнего солнцестояния 235 г. Максимин переправился через Рейн к югу от Майнца; до того, как вступить в бой с противником, он миновал Десятинные поля (иначе Декуматские поля, Agri Decumates): на римской территории не было ни одного столкновения, как и никакой сдачи лимеса (укрепленной границы Римской империи. — А.З.). Принудив германцев к перемирию путем переговоров, он повернул на юг, чтобы провести зиму 235/236 г. в Реции, вероятно, в Регенсбурге. В 236 г., выступив из Регенсбурга против германцев, он двинулся на восток к среднему течению Дуная, где сразился со свободными даками и сарматами. Эта переброска войск заставила его переместить свою ставку, вероятно, в Сирмий. В том же году (скорее всего, в начале весны 236 г., в годовщину его восшествия на престол) Максимин назначил собственного сына, Г. Юлия Вера Максима, своим Цезарем и официальным преемником. Следующие две зимы, 236/237 и 237/238 гг., Максимин зимовал в Сирмии. В сезон боевых действий 237 г. он вновь проводил операции против сарматов и даков; кампания 238 г. была предназначена для крупной экспедиции против германцев6.
5 Whittaker. Herodian, 2: 156.
6 Okamura 1984: 195 слл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
47
Хотя всё, как казалось, шло отлично, Максимин теперь попал в очень опасную ситуацию. Выбрав роль покорителя иноземных врагов, он в конце концов получил возможность испытать все «прелести» такого своего положения. Экспедиция 238 г. могла быть запланирована в ответ на первое крупное нападение готов на греко-римский мир (а именно на черноморские города Ольвию и Тирас); на востоке опять грозили иранцы: в 236 г. царь Ардашир совершил набег на Месопотамию и захватил Нисибиду и Карры, вероятно, Ресайну, а также, быть может, еще и Сингару7. Однако внутренняя нестабильность не позволила Максимину что-либо предпринять в ответ. Император, живший вообще экономно, не был склонен платить дань врагам Рима и, хотя он и не скупился на собственные войска, всё же не выказывал никакой расточительности в отношении выплаты жалованья и подарков. С другой стороны, непрерывные военные действия привели к значительному возрастанию государственных трат. Максимин поднял стандартные налоги и прибегал к единовременным сборам как с богачей, так и с бедняков. Требовал он не только денег и материальных ресурсов: набор рекрутов также иногда мог вызывать возмущение8. Хотя глава государства терял популярность и был заклеймен как враг состоятельных людей, он всё же мог бы удержаться благодаря надлежащей поддержке в центре своей империи. Именно его политическая слабость привела к тому, что ситуация вышла из-под его контроля.
К исходу марта 238 г. начались массовые беспорядки в городе Тиздре, в Проконсульской Африке9. Здесь сопротивление богатых людей взысканию с них непомерных сборов слишком усердным императорским прокуратором привело к убийству этого должностного лица руками зависимых от этих богачей земледельцев и к выходу на сцену наместника провинции — пожилого М. Антония Гордиана Семпрониана Римлянина, а также к провозглашению мятежниками его императором, хотя изначально к этому он не стремился10. Гордиан I утвердился в Карфагене, взяв в соправители своего сына и тезку (Гордиан П). Гордиан I был сенатором из богатой и почтенной семьи, возможно, восточного происхождения, но он не являлся воином и даже в качестве гражданского управленца достиг не очень многого. Он вряд ли был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить оппозицию Максимину. За спиной отца и сына не было никаких подразделений основного регулярного войска, и защищать свою власть они могли только с помощью провинциального ополчения (основывавшегося на iuventutes, «юношестве», — местных объединениях молодежи, чьи представители в Тиздре могли быть замешаны в изначальных беспорядках)11. Как только наместник соседней Нумидии,
7 Demougeot FEIB 1.393 слл. (доводы против: Scardigli 1976: 204); Kettenhofen 1995.
8 Loriot 1975а: 673 слл., 681 слл.; Kolb 1977: 470 слл.; Potter. Prophecy: 25.
9 Хронология 238 г. исключительно трудна в силу противоречивости папирологи- ческих и эпиграфических источников. Здесь мы следуем за компромиссным решением, представленным в работах: Peachin 1989; Peachin. Titulature: 27 слл.).
10 Syme. Е&В: 163; Grasby 1975; Kolb 1977: 458; Dietz. Senatus: 69 слл., 315 слл.
11 Kolb 1977: 464 слл.; Ladage 1979: 343 слл.; Dietz. Senatus: 71 слл.


48
Часть первая
сенатор Капелиан, командовавший III легионом Августа и приданными к нему вспомогательными войсками, решил сохранить верность Максимину, положение Гордианов стало безнадежным. Примерно через три недели после своего провозглашения они были разбиты Капелианом у стен Карфагена. Гордиан П погиб в сражении; его отец повесился в городе. На этом инцидент должен был бы закончиться. К несчастью для Максимина, события приобрели совершенно иной, критический, оборот.
Гордианы побеспокоились о том, чтобы оповестить сенат о захвате власти, и сделали они это под влиянием северовских высших кругов, которые немедленно встали на их сторону. Максимин вместе с сыном были объявлены врагами государства, а их назначенцы и сторонники в Городе были перебиты. Поддержка со стороны сенаторов обеспечила признание новых императоров и в некоторых местах вдали от Рима. В точности неизвестно, какие именно провинции высказались в поддержку Гордианов, хотя большинство военных округов, как и в случае с Нумидией, сохранили, по всей видимости, верность Максимину12. И в данном случае никто не подготавливал неожиданной смены лояльности; всё случилось спонтанно, как результат отсутствия у Максимина поддержки на местах. Весьма вероятно, что сенат ожидал скорого прибытия одного из Гордианов для непосредственного взятия ситуации под контроль. Однако после падения Гордианов у сената, продемонстрировавшего враждебность к Максимину, не оставалось никаких иных вариантов, кроме как упорствовать в своем противостоянии ему. Умершие императоры были обожествлены; из числа консуляров избрали двадцать влиятельных мужей, которые составили группу лиц, каждый из которых рассматривался как достойный императорского звания. Затем из этой группы избрали двух новых императоров, М. Клодия Пупиена Максима и Д. Целия Кальвина Бальбина, с равным статусом и одинаковыми полномочиями. Отвергнутые кандидаты, как представляется, остались советниками при новых правителях13. И Пупиен, и Бальбин представляли собой видных сенаторов. Оба были отнюдь не молоды: первому недавно перевалило за шестьдесят, второй был немного старше14. Бальбин превосходил своей родословной и богатством, но оба являлись аристократами, принадлежавшими к самым высшим слоям римского общества. Избрание двух человек, вероятно, лучше всего интерпретировать как паллиативное решение. Максимина низложили, но Гор дианы были мертвы; поэтому Римской державе нужен был император. Римские политические группировки не смогли остановиться на одном-единственном сильном претенденте, отсюда и назначение двух престарелых императоров. Этот компромисс — свидетельство разногласий и слабости. В самом деле, уже на следующий день после вступления на престол (в конце апреля или в начале мая 238 г.) римская чернь заставила Пупиена и Бальбина
12 Loriot 1975а: 697 слл.; Loriot 1978; Piso 1982: 232 сл.
13 Loriot 1975а: 703 слл.; ср.: Dietz. Senatus: 7, 326 слл.
14 Syme. Е&В: 171; Dietz. Senatus: 99, 134.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризис>
49
принять в качестве соправителя (в ранге Цезаря) внука Гордиана I, тринадцатилетнего М. Антония Гор диана (Гордиан Ш). Здесь мы по меньшей мере имеем дело с прямым свидетельством манипуляций народным настроением заинтересованными партиями: этим назначением Гордиан Ш был обязан своим родственникам и друзьям деда и дяди, жаждавших сохранить свое высокое положение, а также, возможно, независимым оппонентам одного или обоих вновь избранных Августов.
Поэтому Максимин, очевидно, мог по-прежнему держать ситуацию под контролем без особых проблем. Пупиен, Бальбин и Гордиан Ш, как и оба предыдущих Гор диана, по большей части зависели от необученных новобранцев и ополчений местных объединений молодежи (iuventutes). Против них Максимин мог выставить крупное, закаленное в боях войско; получив известия о переходе Рима на сторону Гордиана I, он без промедлений направился к Городу. Однако здравый смысл опять ему изменил. Максимин, по всей видимости, решил, что с помощью блицкрига быстро возьмет Рим, но не учел сложности, связанные с передвижением армии в Альпах на исходе зимы; к тому же вдруг выяснилось: противостоять партизанской тактике, какую применяли защитники северной Италии, было очень трудно. Его колонны остановились, когда город Аквилея — важный не только как крупный коммуникационный узел, но и как склад продовольствия, в котором войско испытывало крайнюю нужду, — захлопнул перед ним свои ворота. Вместо того чтобы с уставшими войсками поспешить к Риму, Максимин позволил дать волю своему гневу и осадил город. Это позволило Пупиену двинуться на север к Равенне, чтобы координировать действия оппозиции. Впрочем, перспективы врагов Максимина оставались неопределенными. Отряды Пупиена имели сомнительное качество; кроме того, по-прежнему весьма высокой была вероятность раскола между тремя лидерами вновь установленного режима: непосредственно перед тем, как Пупиен выдвинулся из Рима, между городской чернью и преторианцами случились уличные столкновения, инспирированные, вероятно, гордиановской группировкой15. У Максимина по-прежнему оставались все шансы выйти победителем, но его чрезмерное упорство в попытках укрепить дисциплину привело к росту недовольства среди голодных, уставших и теперь деморализованных воинов. Примерно через четыре недели, где-то в начале июня 238 г., солдаты Максимина взбунтовались, убили его самого вместе с сыном и перешли на сторону Пупиена, Бальбина и Гордиана Ш.
2. 	Пупиен и Бальбин, 238 г.
Весть о смерти Максимина была встречена в Равенне и в Риме с восторгом, а большая часть тех провинций, которые упорно его поддерживали , теперь быстро подчинились16. Впрочем, несмотря на победу, позиции
15
Loriot 1975а: 718.
16 Loriot 1975а: 714 сл.


50
Часть первая
Пупиена и Бальбина продолжали ухудшаться. Они вынуждены были по- прежнему мириться с Гордианом П1 и с теми, кто стоял за ним; кроме того, как только исчезла непосредственная угроза, они начали оспаривать друг у друга соответствующий статус. С финансовой точки зрения, как кажется, также были серьезные проблемы, отражавшиеся в фактическом ухудшении качества серебряного денария за счет повторного введения в употребление низкопробного антониниана (монета стоимостью в два денария, изготавливавшаяся из сплава серебра и меди, впервые введенная Каракаллой, но забытая последующими императорами). Новый режим, вероятно, во время войны с Максимином, стал испытывать проблемы с выплатами денег воинам и римскому плебсу и не мог прибегать к привычным повышениям этих выплат. Также и на иранское вторжение в Месопотамию, и на присутствие готов на Черном море (которое приводило к движению независимых племен и угрожало римским провинциям в регионе Нижнего Дуная) по-прежнему нужно было как-то реагировать. Пупиен и Бальбин делали то, что было в их силах: так, например, решение об отправке Туллия Менофила, одного из защитников Аквилеи, с поручением организовать оборону Нижней Мёзии могло исходить именно от них17. Впрочем, они так и не смогли завоевать доверие войска и после двух месяцев правления, в начале августа 238 г., были свергнуты, подвергнуты бесчестию и убиты в Риме людьми из преторианской гвардии. Войска провозгласили императором Гордиана Ш — возможно, желая иметь лучшего кандидата, но, скорее всего, произошло это всё же по причине подкупа; и сенату ничего не оставалось, как молча согласиться с их выбором.
3. 	Гордиан Ш, 238—244 гг.
Между 238 и 241 гг. Римская империя управлялась уцелевшими главными участниками исходного италийского восстания против Максимина, вождями которых теперь были сторонники Гор диана III, включавшие в свой состав также некоторых назначенцев Максимина, которые вовремя переметнулись в лагерь противника и тем самым избежали расправы и которые обеспечили важный элемент преемственности между новым режимом и его предшественниками. Сюда входила группа сенаторов и всадников, чьей целью было восстановление монархии в том виде, в каком она существовала при Севере Александре18.
Юному императору внушали необходимость выказывать уважение сенату и восстановить его старые права и привилегии; кроме того, были изданы постановления против доносчиков и в защиту свобод частных лиц и корпораций. Чтобы подчеркнуть отличие между ним и «грубым» Максимином, Гор диана Ш представляли как образованного филэллина. Войско было поставлено под плотный контроль. III Августов легион
17 Dietz. Senatus: 233 слл., 240 сл.
18 Loriot 1975а: 727 слл.; Dietz. Senatus: 296 сл., 339; Potter. Prophecy: 30 сл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
51
был расформирован в наказание за убийство Гордианов, а политические сторонники режима получили важные командные должности в войске. Вместе с тем, однако, правовое положение солдат было улучшено. Новое руководство старалось избегать обвинений в жадности и предпринимало усилия по снижению налоговой нагрузки. Впрочем, проблемы, с которыми пришлось столкнуться Пупиену и Бальбину, никуда не исчезли. Продолжавшаяся чеканка и снижение качества атнонианов заставляют думать о фискальных проблемах; Иран вел себя хищнически; а на Нижнем Дунае Менофил вынужден был вступить в переговоры с готами. Именно проистекавшая из этого неопределенность могла вызвать в 240 г. очередное восстание в Проконсульской Африке, которое возглавил Сабиниан. Оно было подавлено, но, очевидно, с трудом, принимая во внимание роспуск Нумидийского легиона. В начале 241 г. изначальные советники Гордиана Ш уступили первенство одной сильной личности — Г. Фурию Сабинию Аквиле Тимесифею19.
Тимесифею было около пятидесяти лет. Имея, вероятно, анатолийское происхождение, он сделал долгую и безупречную всадническую карьеру, став при Элагабале и Севере Александре очень влиятельной личностью. И хотя Максимин подрезал ему крылья, он всё же остался в живых, верой и правдой служа своему новому господину на востоке. В 238 г., однако, он примкнул к протестному движению. Хотя его карьера, видимо, на время приостановилась, вскоре он вновь обрел свое прежнее высокое положение, а в 240 или 241 г. достиг должности префекта претория. Оставался всего лишь шаг до того, чтобы стать регентом, что он себе и обеспечил, выдав собственную дочь замуж за императора. Тимесифей и его помощники, придерживавшиеся тех же взглядов (среди которых самыми заметными были два брата — всадники Г. Юлий Приск и М. Юлий Филипп, будущий император Филипп), продолжили работать над восстановлением позднесеверовской монархической системы. Власть государя и его советников доминировала над властью сената, но делалось это мягко и с неизменным стремлением избегать любого сходства с тиранией. Образцом служил Север Александр, а не Максимин; и точно так же, как он делал это при первом из названных императоров, Тимесифей приступил к тщательной разработке экспедиционных планов против Ирана.
В сущности, Тимесифей умер слишком рано, чтобы уделить значительное внимание иным аспектам имперской политики и администрации, и большую часть того, что он успел довести до конца, проще всего объяснять исходя из его приготовлений к восточной войне. Таким образом, в его отходе от практики назначения на командные должности сенаторов, опытных в политических интригах, следует усматривать осознание того, что военачальник должен обладать боевым опытом; а его забота о других (помимо восточных. —А.З.) рубежах державы проистекала
19 	Loriot 1975а: 735 слл.; cp.: Pflaum 1948: 55 сл.


52
Часть первая
из желания сохранять ситуацию на них спокойной, пока основные силы находились на востоке. Рейн и Верхний Дунай не требовали слишком большой заботы; но вот система обороны в Северной Африке была реорганизована с учетом угроз набегов кочевников; кроме того, впервые со времени появления готов серьезное внимание было уделено Дакии, Мёзии и Фракии. Здесь, хотя всё возраставший варварский нажим, без всяких сомнений, вызывался готской активностью, наиболее проблемным племенем по-прежнему оставались карпы, которые по призыву готов и сарматов помогали им в набегах на Дакию и в грабительских походах за Дунай. Ответ Менофила, заключавшийся в том, чтобы откупиться от союзников карпов, должен был заставить этих последних успокоиться, а также усилить систему имперской обороны и укрепить коммуникации в регионе. К 241 г., впрочем, Менофил был отозван (как кажется, в результате опалы), и это — вместе с известиями о римских поражениях от иранцев — подтолкнуло карпов, готов и сарматов к возобновлению своих атак. Поэтому в 242 г. на пути в Иран Тимесифей отдал приказ об отводе своих войск и уходе с Нижнего Дуная; вероятно, именно тогда он прекратил выплату субсидий тем готам и сарматам, которые изменили своим клятвам, данным при их прежнем соглашении с Менофилом, и вновь присоединились к карпам20.
Но главным врагом оставался всё же Иран. Осуществив успешное нападение на Северную Месопотамию в 236 г., Ардашир начал вторжение в южном направлении. В апреле 239 г. пала Дура, а к началу 241-го он уже захватил зависимый от римлян город Хатру21. Эти победы сделали войну с Римом неизбежной; они были важны также для последовавшего за ними назначения Ардаширом своего сына, воинственного Шапура I, своим соправителем и преемником. Гордиан Ш вместе со всем своим двором и огромным войском прибыл в Антиохию в конце 242 г. Хотя какие- то боевые акции проводились и до их прибытия, он и Тимесифей начали основную кампанию весной 243 г., когда направились на восток, перешли у Зевгмы Евфрат и снова захватили Карры22. После этого они повернули на север, вернув Эдессу, и на восток, отвоевав Ресайну после крупной битвы. Затем, перед тем как отойти на запад, вернувшись за Евфрат, они пошли в наступление для возвращения Нисибиды и Сингары и направились маршем к Ктесифонту. Атакующий напор был таков, что даже болезнь Тимесифея и его смерть, последовавшая во второй половине 243 г., не смогли остановить это наступление. На посту префекта претория его заменил Филипп (став тем самым младшим коллегой Приска), а римские легионы вторглись в Ассирию и переправились на левый берег Евфрата223 невдалеке от Ктесифонта, рядом с Мисихе. Здесь, по-видимому, в сере¬
20 Demougeot FEIBI: 398; Loriot 1975а: 755 сл.; Scardigli 1976: 225; Dietz. Senatus: 240 сл.; Gerov 1980: 337 сл.
21 Kettenhofen. RPR: 19 сл., 47; cp.: Potter. Prophecy. 35.
22 Kettenhofen. RPR. 27 сл.; Potter. Prophecy. 35 сл.
22a Так в английском оригинале. — A3.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис»
53
дине февраля 244 г. войско понесло поражение от Шапура. Гордиан Ш погиб: он либо пал в самой битве, либо, что более вероятно, покончил с собой, либо был убит собственными людьми после такой ката- строфы23.
4. 	Филипп, 244—249 гг.
Нового императора нужно было избирать быстро, и место это было предложено Филиппу24. Позднее его горячее согласие вызовет подозрения в том, что именно он подстроил гибель Гордиана III. Претендент, находившийся в это время в расцвете сил, происходил из Трахонитиды, что в южной Сирии. Как только войско в начале марта 244 г. признало его, он немедленно начал мирные переговоры с Шапуром. Филиппу необходимо было как можно скорее покинуть Иран. Находясь в глубине вражеской территории при недостатке провианта, он оказался во главе разгромленной армии, ответственность за поражение которой, по крайней мере частично, могла лежать на нем самом и чей боевой дух в особенности поколебала беспрецедентная гибель римского императора. Кроме того, памятуя о просчетах Максимина, своего прежнего товарища по службе в коннице, Филипп должен был хотеть закрепить свою власть в Риме. Осуждение вызвало его решение заплатить Шапуру деньги за возможность беспрепятственного отступления (сумму, эквивалентную 500 тыс. золотых динаров), а также признание того, что Армения находится в иранской сфере влияния. Впрочем, эти, хотя и тяжелые, условия нельзя было назвать катастрофическими. Отвоеванные Тимесифеем месопотамские территории были удержаны; ну, а выплаченная сумма являлась единовременным выкупом, а не ежегодной данью. Утрата римского влияния в Армении создавала проблему, но менее чем через восемь лет она будет решена25.
Филипп повел свои войска вверх по Евфрату. Южнее Цирцезийского укрепления он воздвиг величественный кенотаф в память о Гордиане Ш. (Прах юноши был отправлен в Рим, где его персона была обожествлена.) Поручив своему брату Приску надзирать из Антиохии за восточными территориями, сам Филипп в конце лета 244 г. прибыл в Рим26. Вскоре после этого он провозгласил своего сына, М. Юлия Севера Филиппа, которому было около семи лет, Цезарем. В Риме Филипп оставался вплоть до того момента, когда в 245 г. он отправился в поход на Дунай.
Стабильность, которой в этом регионе добился Тимесифей, исчезла после его смерти и восточного унижения. Карпы и их союзники, среди
23 Loriot 1975а: 772 сл.; Pohlsander 1980: 465; MacDonald 1981; Kettenhofen. RPK 19, 32 сл.; Peachin. Titulature: 29 сл.; Potter. Prophecy: 204 слл.
24 Loriot 1975a: 769 слл.; de Blois 1978—1979: 13; Kettenhofen. RPK 32 сл.; Potter. Prophecy: 211.
ъ Sprengling. Iran: 84 сл.; Loriot 1975a: 774 сл.; Kettenhofen. RPK 34: 38 сл.; cp.: de Blois 1978—1979: 14; Potter. Prophecy: 37 сл., 221 слл.
2G Ср.: Trout 1989: 232.


54
Часть первая
которых, по всей видимости, самыми заметными были готские князьки, к концу 243 г. начали совершать набеги, а в 244-м они через Дакию двинулись на юг, к Эскусу, где могли воспользоваться римскими военными дорогами для наступления на Балканы27. С этими племенами Филипп, видимо, столкнулся по пути из Рима в 244 г.; в 245-м он организовал свою ставку в Филиппополе, во Фракии. Карпов он отбросил за Дунай и преследовал их в южной Дакии, однако заявить о полной победе не мог вплоть до лета 246 г. В 247-м он вернулся Рим, где в течение августа торжества по случаю своего восшествия на престол и перехода сына в статус Августа объединил с тысячелетним юбилеем основания города (празднества эти должны были начаться 21 апреля 247 г., но по причине отсутствия императора основные торжества пришлось отложить). Естественно, он постарался, чтобы всё было организовано с грандиозным размахом.
Вскоре, впрочем, Филипп столкнулся с более серьезными проблемами. В последние месяцы 248 г. на Среднем Дунае вспыхнул мятеж, во главе которого встал некий Тиберий Клавдий Марин Пакациан28. Хотя Пакациан очень быстро был свергнут собственными воинами, сам этот бунт спровоцировал кв адов и язигов на внезапное нападение на Панно- нию. Общая нестабильность данного региона стала, видимо, следствием перевода части его гарнизона в Дакию, поскольку именно здесь, а также на Нижнем Дунае, к тому времени уже обнаружилась главная проблема. Недавние конфликты с карпами серьезно ослабили юго-восточные оборонительные линии Дакии и создали угрозу изоляции Трансильванской цитадели, без которой вообще не имело смысла говорить о существовании дакийской провинции. Явившееся закономерным результатом этого размыкание системы имперской обороны побуждало соседние народы — теперь уже и готов — совершать новые вторжения в регион29. Первая прямая готская атака на Римскую империю стала результатом того, что Филипп отказался выплачивать субсидии этому народу. Весьма вероятно, что, после того как Тимесифей отменил денежные дотации варварам, жившим рядом с имперской границей, встревоженные готы стали сбиваться в отдельные группы, которые продолжали пользоваться каким-то союзным статусом. Прекращение субсидий могло быть частью политики по представлению императора в образе сильного, деятельного, а также рачительного, по крайней мере в отношениях с варварами, правителя, достойного сидеть на престоле во время тысячелетнего юбилея Рима; но это было опрометчивое решение. В начале 248 г. огромные массы готов вместе с их союзниками хлынули в Нижнюю Мёзию, подстрекая тем самым карпов к возобновлению их налетов как на эту провинцию, так и на Дакию30.
27 Demougeot. FEIB I: 398 сл.; Scardigli 1976: 225; ср.: Wolfram. Goths: 397.
28 Wittig 1932: 1265; Demougeot. FEIB I: 402; Loriot 1975b: 794, Peachin. Titulature: 34.
29 Tudor 1965: 374 сл.; Tudor 1973: 150; Tudor 1974: 239, 244 слл.
30 Demougeot. FEIB I: 399 слл., de Blois 1978—1979: 19; cp.: Wolfram. Goths: 44 сл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
55
В ответ Филипп послал в регион Г. Мессия Квинта Деция, несмотря на то, что тот занимал высокое положение в сенате и прежде пользовался покровительством Максимина. Деций, видимо, получил особое распоряжение: окружить все паннонские и мёзийские провинции, что должно было позволить ему восстановить там порядок после мятежа Пакациана и изгнать участников варварского вторжения31. Деций настолько преуспел в этом деле, что в мае или в июне 249 г., предположительно против своей воли, был провозглашен войсками в качестве императора. Филипп оказался в бедственном положении еще до того, как Деций направился в Рим. Тот факт, что Филиппу не удалось возобновить выплату субсидий готам, указывает на серьезные финансовые проблемы, унаследованные от предшественников и усугубленные его собственными интенсивными тратами (включая превращение его родной деревни в большой город Филиппополь). Он пошел на еще большую девальвацию антониниана; однако необходимость избегать ошибок Максимина должна была удержать его от чрезмерных поборов с Италии и Африки. В самом конце правления Филиппа его брат, Приск, попытался увеличить налоги на востоке, но этим лишь спровоцировал второй непродолжительный мятеж, во главе которого стоял М. Ф<ульвий?> Ру<ф?> Иотапиан. Религиозные беспорядки, учиненные в то же самое время в Александрии, также были, вероятно, вызваны попытками Ириска выжать из Египта еще больше налогов32. Весьма вероятно, что эти волнения нарушили поставки пшеницы в Рим и тем самым подорвали репутацию Филиппа в столице, несмотря на все его попытки остановить рост массового недовольства. Видимо, рассказ о том, что непосредственно перед решающей битвой с Децием Филипп находился в подавленном состоянии и чувствовал себя совершенно разбитым, содержит правдивую информацию33.
Император выдвинулся навстречу узурпатору в северную Италию, оставив сына в Риме. Легионы сошлись у Вероны в августе или сентябре 249 г. Войска Филиппа были разбиты, а самого императора убили; на этих новостях был умерщвлен и его сын34.
5. 	Деций, 249—251 гг.
Деций, родившийся недалеко от Сирмия (город в Нижней Паннонии. — A3.), несмотря на свое провинциальное происхождение, добился самого высокого положения в римском обществе. Ко времени победы над Филиппом ему было уже около шестидесяти35. Включение Децием в свою
31 Syme. Е&В: 198 слл.; cp.: Wittig 1932: 1251.
32 Parsons 1967; RICH Ш: XCIV; Feissel, Gascou. *Documents': 545 слл.; Paschoud 2000: 147 примем. 46. Cp.: Bianchi 1983: 195 сл.; Potter. Prophecy: 39 слл., 248 сл.
33 Аврелий Виктор. О цезарях. ХХУШ.10; Зосима. 1.21.1.
34 Pohlsander 1982; Rea 1984а: 19; Peachin. Titulature: 30.
35 Syme. Е&В: 196 сл.


56
Часть первая
официальную титулатуру имени Траян, напоминавшего о том императоре, который продемонстрировал впечатляющие успехи на Дунае, говорит об осознании того факта, что ситуация в данном регионе ухудшилась, однако присоединение этого имени оказалось дурным предзнаменованием.
Римская гражданская война спровоцировала карпов к возобновлению их набегов на южную Дакию. Они опять получили помощь со стороны готов, но теперь эти последние представляли огромную угрозу уже сами по себе, причем у них появился талантливый военный вождь, Книва36. Поздней весной 250 г., пока карпы атаковали Дакию, восточную часть Верхней Мёзии и западную часть Нижней Мёзии, готы вторглись в центральные области Нижней Мёзии. Книва, получив у города Новы [лат. Novae; недалеко от современного болгарского Свиштова, близ впадения реки Олт в Дунай. — A3.) достойный отпор со стороны наместника провинции, будущего императора Требониана Галла, повернул на юг и осадил Никополь. Деций вернулся на Дунай, прогнал карпов, после чего двинулся против готов. Книва ушел еще южнее, к фракийскому Филиппополю, уже осаждаемому вторым готским войском, прибывшим сюда, очевидно, через Добруджу. Деций неотступно преследовал Книву, но во время пребывания в Берое (к северо-востоку от Филиппополя) был неожиданно тем атакован — римляне были весьма сильно потрепаны; Деций отступил к Эскусу, временно оставив область между Гемом, Родоп- скими горами и морем. Когда Книва возобновил осаду Филиппополя, Луций Приск, наместник Фракии, сдал город.
Неудача Деция во Фракии могла объясняться проблемами, возникшими в другом месте. В начале 251 г. он получил известия о восстании в самом Риме, которое возглавил некий Юлий Валент Лициниан; а вслед за этим, вероятно, начался бунт на Рейне37. Хотя помощники Деция успешно справились с этими мятежами, само их возникновение указывает на утрату веры в возможности императора. О том, что Деций находился под большим давлением, можно сделать вывод из поздней серии его антонинианов, которые несут на себе изображения обожествленных императоров и которые, видимо, были призваны усилить его собственный образ в народе путем закрепления ассоциации с прежними поборниками римской доблести38. Впрочем, гораздо более показательными являются гонения на христиан, которые были организованы почти с самого начала его правления и которые к весне 251 г. привели к очень серьезной напряженности в Риме39.
Гонения прекратились в 251 г., когда Деций в компании со своим старшим сыном, Гереннием Этруском, ставшим Цезарем в 250 г. и вскоре повышенным до статуса Августа, вновь вступил в схватку с готами.
36 Demougeot. FEIB I: 408 слл.; Scardigli 1976: 225 слл.; Wolfram. Goths: 45 сл. Ср.: Potter. Prophecy: 281.
37 Dufraigne 1975: 152; Drinkwater 1987: 21. Cp.:. Potter. Prophecy: 248.
38 Elks 1972a: 114 сл.
39 Lane Fox. Pagans and Christians: 450 слл.; Pohlsander 1986.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
57
Книва, похоже, даже не пытался в течении зимы выпутать свое войско из сложной ситуации, но как только Деций начал свою кампанию, Кни- ва уже двигался на северо-восток. Деций приказал усилить систему обороны по Дунаю и двинулся маршем вдоль реки, чтобы перехватить Книву, добившись успехов при столкновениях с другими готскими налетчиками, которые встретились ему по пути. Основную массу готов он догнал, вероятно, в начале июня у Абритта (позднеримский город в окрестностях современного Разграда. —А.З.). Полагая, что его противник попал в ловушку, Деций дал бой на неудобной для себя местности и был убит, причем вместе с сыном. Его тело так и не было выдано.
6. 	Галл, 251-253 гг.
Опять нового императора необходимо было избирать прямо на месте, и вновь возникли подозрения в том, что гибель предшественника была подстроена40. Войска избрали Г. Вибия Требониана Галла — сенатского наместника Мёзии, человека в возрасте примерно сорока пяти лет. Галлу требовалось быстро заключить мир с готами — как ради стабилизации военного положения, так и ради возможности прибыть в Рим, чтобы обеспечить свое преемство. Понятно, что первым делом его должны были беспокоить опасения, как бы младшего сына Деция, Гостилиана, который находился в столице и в ближайшее время мог быть провозглашен Августом, не использовали для сплочения оппозиционных ему, Галлу, сил41. Готы согласились покинуть территорию империи, но при условии, что ойи удержат пленников и добычу и что им будет выплачиваться ежегодная субсидия42. После этого Галл вернулся в Италию, и его провозглашение императором было официально утверждено в сенате.
Не вызывает сомнений, что Галл сохранил жизнь Гостилиану и даже, усыновив, сделал своим соправителем в ранге Августа для того, чтобы подчеркнуть, что он не является узурпатором. Собственный сын Галла, Г. Вибий Афиний Галл Велдумниан Волузиан, был назначен Цезарем. Впрочем, через нескольких месяцев Гостилиан умер от чумы, и Волузиан вскоре заменил его в качестве главного коллеги отца по должности43.
Галл больше никогда не покидал Италии, заслужив репутацию бездеятельного правителя. Возможно, его планы расстроил великий мор, унесший жизнь Гостилиана. Эпидемия была занесена в Италию около 248 г., и к 251 г. она выкосила огромное количество народа. Не исключено, что выход своим чувствам Галл давал в организации суровых, хотя и локальных и несогласованных, гонений на христиан44. Однако небре¬
40 Hanslik 1958: 1986; Potter. Prophecy. 285 слл.
41 Peachin. Titulature: 33 сл.
42 Зосима. 1.24.2; Зонара. ХП.21.
Peachin. Titulature: 34 слл.
44 Frend 1970; Lane Fox. Pagans and Christians: 550.


58
Часть первая
жение к положению дел на границах только провоцировало агрессию со стороны врагов Рима и вызывало недовольство в римских войсках.
В 251 г., после того как Шапур стал всё более вовлекаться в дела Армении, он наконец захватил эту страну. То, что Римская империя предоставила убежище армянскому царю, Тиридату II, могло быть истолковано как нарушение соглашения с Филиппом и использовано в качестве повода к войне. Еще до конца 251 г. Шапур, по-видимому, взял Нисибиду. В 252 г. он стремительно поднялся вверх по Евфрату, для начала обойдя стороной такие укрепленные места, как Дура-Европос и Цирцезий, и сокрушив военную мощь римлян в битве при Барбалиссе. (Его сын, Ормизд, судя по всему, возглавил скоординированный отвлекающий рейд в Каппадокию.) Антиохия оказалась в руках Шапура невероятно быстро, причиной чего была стремительность атаки и внутренняя измена. С 252-го и вплоть до 253 г. иранцы наводили ужас на соседний регион, хотя в некоторых местах они встречали отпор. В Сирии верховный жрец Самсигерам, провозгласив себя императором (под именем Луция Юлия Аврелия Сульпиция Севера Урания Антонина) в своей родной Эмесе, отразил иранское нападение на город; также весьма вероятно, что Оденат, лидер местной знати в Пальмире, сильно потрепал побежденную и отступавшую иранскую колонну, когда та переправлялась через Евфрат. После этого Шапур ушел, так и не добившись территориальных приобретений45.
Тем временем Римская империя вновь погрузилась в пучину гражданской войны. После соглашения при Абритте готы не трогали Фракию и большую часть Мёзии. Впрочем, они завладели областью Добруджи; к тому же они не понесли никакого наказания за умерщвление Деция. Римские легионы, стоявшие на Нижнем Дунае, вне всякого сомнения, страстно желали увидеть их посрамленными, а потому чувствовали себя глубоко разочарованными из-за постоянного отсутствия Галла в войсках. Ранним летом 253 г. М. Эмилий Эмилиан, преемник Галла в качестве наместника Мёзии, взял, как кажется, дело в свои руки, побудив своих людей к нападению на готов. В результате воины провозгласили его императором46. Последовавший затем его марш на Рим спровоцировал Книву на возобновление военных действий. В конце 253 г., когда римские лидеры боролись за власть, его силы проникли вглубь империи вплоть до Македонии, вызвав настоящую панику в более южных областях: гражданское население в спешке восстанавливало древние стены в Афинах, а также блокировало Фермопильский проход и Коринфский перешеек47. Понимая, что Эмилиан непременно вторгнется в Италию, Галл немедленно поручил влиятельному сенатору и своему земляку- игалийцу, П. Лицинию Валериану, привести на подмогу войска с относительно спокойной трансальпийской границы48. Однако Галл и Эмилиан
45 Kettenhofen. RPK: 38 слл., 50 слл., 60 слл, 70 слл., 91 слл.; Baity 1987; Potter. Prophecy: 46, 291 слл.
46 Demougeot. FEI В I: 413 слл.
47 Demougeot. FEI В I: 414 слл.; Scardigli 1976: 241 слл.
48 Cp.: Christo! 1980: 70 слл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
59
встретились еще до прибытия этих подкреплений. Две армии оказались лицом к лицу у Интерамны, приблизительно в ста километрах к северу от Рима, примерно в конце июля 253 г., но, перед тем как вступить в битву, Галл и его сын были убиты собственными воинами, которые затем перешли на сторону Эмилиана49.
7. 	Эмилиан, 253 г.
Эмилиан, как представляется, намеревался вернуться на Дунай, чтобы гарантировать свое положение там перед тем, как выступить против Ирана. Однако сначала ему пришлось столкнуться лицом к лицу с Валерианом, намеревавшимся отомстить за Галла. Встретились они в сентябре 253 г. недалеко от города Сполетия, где Эмилиана постигла та же участь, что и Галла с Волузианом: еще до начала сражения его убили свои же воины, признав Валериана императором.
8. 	Валериан и Галлиен,
253-260 гг.
Новым императором стал италийский аристократ из очень славного рода. Хотя ему уже пошел седьмой десяток, он был и сам крепок, и мог положиться на поддержку старшего сына, П. Аициния Эгнация Галлие- на, которого незамедлительно назначил своим коллегой по должности. В Италии отсиживаться они не стали; сразу же произвели территориальное разделение зон ответственности: Валериан оставил за собой восточные рубежи, Галлиен же получил северные и западные.
В начале 254 г. Валериан покинул Рим. К началу 255-го он достиг Антиохии, но ставку свою, как выясняется, устроил где-то в другом месте, вероятно, в Самосате50. Нужно было многое сделать, чтобы восстановить восточные провинции; и, хотя восстание Урания Антонина, как представляется, уже сошло на нет и, по крайней мере на тот момент, иранцы не проявляли активности, Валериан столкнулся с новым и очень трудным врагом, которого удобно, хотя и не вполне правильно, называть «черноморскими готами»51.
Черноморских готов следует отличать от тех, которые обитали на Нижнем Дунае. Подобно последним, представлявшим собой сбивающую с толку амальгаму народов, в конечном итоге вобравшую в себя как германских переселенцев, так и аборигенные племена, не говоря уже о римских перебежчиках, черноморские готы оставили свой первый след в истории классического мира не позднее 250 г., когда те из них, кто жил в прибрежных местностях Азовского моря, захватили греко-римские
49 	Peachin. Titulature: 36 сл. Ср.: Potter. Prophecy. 322.
M Kettenhofen. RPK: 89 сл.; Carson 1990: 94 слл.
M Demougeot. FEIB I: 417 слл.; Scardigli 1976: 238; Kettenhofen. RPK: 89; Wolfram. Goths: 45 слл.


60
Часть первая
города Крыма52. Это убедило их в собственных силах и создало военно- морские возможности для совершения пиратских налетов на Римскую империю и на зависимые от нее территории. В правление Валериана I, а именно в 253 либо в 254 г., бораны напали на восточное побережье Черного моря. Второе нападение боранов, имевшее место в 254 или в 255 г., разрослось в масштабах настолько, что его объектом стало уже и северное побережье Малой Азии. Заключительное, и самое опасное, вторжение готов при Валериане приняло иную форму и шло другим путем. В 256 г. западные соседи боранов двинулись в плавание вдоль западного берега Черного моря, переправились через Босфор в Вифинию и, двигаясь вдоль южного побережья Мраморного моря, взяли несколько важных городов, включая Халкедон и Никомедию. Это принудило Валериана выделить часть войск для защиты Византия, а также переместить свою основную армию в Каппадокию. Но, воспользовавшись его отсутствием, Шапур вновь захватил Дура-Европос и Цирцезийское укрепление, так что Валериан должен был вернуться, чтобы противостоять угрозе53. Близ Цирцезия римляне добились некоторого успеха, но напряженность ситуации (при том, что теперь еще и моровая язва поразила его армию) начала сказываться на самом Валериане. Летом 257 г. он и Галлиен издали первый из двух своих указов против христиан (второй появился в следующем году); что же касается обороны восточных рубежей, то с этого времени, как представляется, Валериан стал всё в большей степени полагаться на содействие Одената Пальмирского54.
Беда пришла в самом начале сезона боевых действий в 260 г. Шапур энергично приступил к своему последнему прямому нападению на Римскую империю, осадив Карры и Эдессу и заставив Валериана выдвинуться против него с крупными силами. Валериан, очевидно, пошел на переговоры, а затем, где-то между Каррами и Эдессой, когда два правителя лицом к лицу обсуждали ситуацию, он сам и большинство членов его ставки были захвачены в плен54а.
Что касается Галлиена, то он деятельно защищал западные рубежи. Африка должна была противостоять набегам кочевников, которые действовали рука об руку с местными повстанцами, главарем которых был некий Фараксен. Впрочем, эти волнения территориально были ограничены Цезарейской Мавретанией и Нумидией и подавлены были, вне всякого сомнения, при помощи реформированного П1 Августова легиона, самое позднее к 259 или к 260 г.55. Рейн и Верхний Дунай оставались спо¬
52 Ср.: Potter. Prophecy: 234.
53 Kettenhofen. RPK: 77 слл.; Halfmann. Itinera Principum: 237.
54 Kettenhofen. RPK 72 сл.; Millar. Near East: 165.
54a Это достопамятное событие нашло яркое отражение в иранском искусстве, см., напр.: Плаксин С.Г. Правители Древнего Рима на монетах и в портретах (М., 2016): ил. 688 (Царь Шапур I пленяет Валериана I. Иранская камея из сардоникса, ок. 260 г. Париж, Кабинет медалей) и ил. 689 (Триумф царя Шапура I. Каменный барельеф, прорисовка, после 260 г. Бишапур (Иран), ущелье Тонг-Чоган). —А.З.
55 Février 1981.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис»
61
койными. На Нижнем Дунае исчезновение Книвы, вероятное получение римских субсидий, а также отвлекающие беспорядки в других местах ехали, как кажется, причиной того, что дунайские готы в общем и целом перестали тревожить Римскую империю56. Галлиен утвердился прежде всего на Среднем Дунае, в регионе, известном как «Иллирик», который включал в свой состав провинции Далмацию, Паннонию и Верхнюю Мёзию.
Кампанию он открыл, вероятно, в начале 254 г. Его ставка располагалась, по-видимому, в городе Виминаций (Viminacium)57. Здесь он мог прикрывать Италию — при этом Нижний Дунай оставался у него под рукой (отцу могла потребоваться его помощь) — и поддерживать римское присутствие в горах Дакии, которое во всё большей степени приобретало характер изолированного римского анклава58. Успех Галлиена в Иллирике (против карпов и народов Венгерской равнины) отчасти объяснялся искусной дипломатией, а отчасти, возможно, тем, что он приступил к развитию мобильной полевой армии, которая представляла собой отдельное боевое формирование на постоянной основе, включавшее пехоту и кавалерию. Именно здесь в 256 г. он провозгласил своего старшего сына, П. Корнелия Лициния Валериана (Валериан П), Цезарем и, соответственно, преемником как самому себе, так и своему отцу. К 257 г., впрочем, Галлиен перенес свою резиденцию куда-то ближе к Рейну, вероятно в Трир, город на Мозеле. Средний Дунай он оставил под номинальным контролем Валериана П; реальная власть находилась в руках Ингенуя, наместника Паннонии59.
Наиболее вероятным стимулом для этой передислокации Галлиена было возраставшее варварское давление на Рейн, прежде всего со стороны франков и недавно заявивших о себе аламаннов. Они не представляли собой такую же громадную угрозу для безопасности империи, как готы, поскольку и численность их была не такой большой, и политически они не отличались особой сплоченностью. С другой стороны, они давили на тот рубеж, который был ослаблен недавним отводом войск (речь идет о воинах, набранных Валерианом и отправившихся вместе с ним на восток), а потому угрожали благополучию Галлии. Кроме того, аламаннский прорыв границы на Верхнем Рейне мог поставить под удар Италию. Галлиен прилагал все усилия, чтобы восстановить прежнюю ситуацию. Он содержал в хорошем состоянии верхнегерманско-рецийский лимес, но при этом не исключено, что ему приходилось платить франкам за их содействие в деле удержания Нижнего Рейна. Тем временем, вероятно в начале 258 г., скончался Валериан П. Галлиен сразу же заменил ег° в роли Цезаря своим младшим сыном — П. Корнелием Лицинием Салонином Валерианом (Салонин). Однако возобновившийся в 259 г. вар¬
56 Christol 1975: 810.
57 Drinkwater 1987: 21 сл.; Carson 1990: 90 слл.
58 Vulpe 1973: 45; Tudor 1973: 150; Tudor 1974: 246.
59 Drinkwater 1987: 21 сл.; Christol 1990: 310 сл.


62
Часть первая
варский нажим на дунайской границе спровоцировал мятеж Ингенуя60. Оставив Галлию на попечение Салонина, находившегося под опекой некоего Сильвана, Галлиен вернулся в Иллирик. Здесь он успешно справился как с мятежом Ингенуя, так и со вторым бунтарем — П. Корнелием?) Регалианом. Впрочем, передислокация Галлиена с Рейна имела своим последствием новые нападения франков и аламаннов на Галлию (франки доходили даже до Испании); и, что еще хуже, попав в ловушку проблем на Среднем Дунае, он не мог ничего поделать с мародерами из племени ютунгов60а, проникавшими в Италию вплоть до Рима. Они были окончательно разбиты весной 260 г. сборным войском во главе с наместником Реции, когда покидали территорию империи. Галлиен наконец появился в Италии летом 260 г. и сумел близ Милана разбить еще одну аламаннскую орду. Затем он превратил этот город в место пребывания штаба мобильной армии, во главе которой стоял Авреол61. К этому моменту, однако, Галлиен уже знал о случившейся на востоке катастрофе.
9. 	Галлиен, 260—268 гг.
После пленения Валериана Шапур взял Карры и, вероятно, Эдессу. Хотя затем он замешкался перед Самосатой, ему удалось выделить войско для вторичного захвата Антиохии и собрать крупную армию, во главе которой он наконец двинулся в западном направлении — в Киликию. Шапур направился к Тарсу, затем продвинулся до Себасгы и до Корика, после чего повернул домой, вновь отступив по дороге через Самосату62. Впрочем, двигаясь на восток через Малую Азию, он продолжал захватывать города; кроме того, у себя за спиной он оставил вспомогательное войско, которое смогло продвинуться по побережью еще дальше на запад, до Селинунта в Исаврии. На обратном пути это войско беспокоило встречавшиеся по дороге римские города; более того, неожиданно повернув на север от Селевкии-на-Каликадне, оно разделилось на две колонны, одна из которых захватила Иконий, что стало самым западным из иранских завоеваний, а вторая взяла Цезарею, столицу провинции Каппадокия. Впрочем, хотя успех, которого добились иранцы, потрясал, он отнюдь не был неоспоримым; главным выгодополучателем всех этих событий оказалась Пальмира.
Шапур мог задержаться перед Самосатой в надежде на дополнительную удачу от переговоров об освобождении Валериана. Они велись с единственным не попавшим в плен к иранцам римским высшим военачальником, Т. Фульвием Макрианом, который заведовал в Самосате им¬
60 Jehne 1996.
6()а Ютунги — аламаннское племя, жившее к северу от Реции. — А.3.
61 Kuhoff 1979: 20 сл., 44.
()2 Kettenhofen. RPK: 100 слл.; противоположная точка зрения: Potter. Prophecy: 337 сл. Ср.: Millar. Near East 166 сл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
63
ператорской военной казной63. Макриан отказался прибыть к Шапуру на переговоры. Сначала он сохранял верность Галлиену; однако затем, вероятно в конце августа 260 г., будучи сам негоден для исполнения обязанностей императора в силу собственной хромоты, провозгласил своих юных сыновей, Т. Фульвия Юния Макриана (Макриан-младший) и Т. Фульвия Юния Квиета, императорами-соправителями. Видимо, из-за того, что иранское войско теперь находилось в Малой Азии, Макриан выбрал для своей ставки более центральное положение — Эмесу, а затем — Антиохию, где организовал оборону от захватчиков. Ответственным за первую крупную неудачу Шапура был Баллиста — префект претория при новом режиме; успех этот был достигнут в районе Себасты и Корика, что предвещало основное иранское отступление64. Войско, оставшееся после всех этих событий, смогло продвинуться дальше в Малую Азию только после того, как Баллиста вернулся в Сирию. Так Мак- риан-старший и Баллиста, как кажется, получили реальный шанс гарантировать правление мальчиков-императоров, которые были признаны в Малой Азии и, к началу осени 260 г., в Египте. Однако в 261 г. двое Макрианов были уничтожены Авреолом, начальником конницы Галлиена, когда те двигались с войском в Италию; затем Квиет и Баллиста пали жертвой Одената из Пальмиры.
Септимий Оденат всегда явным образом стремился укрепить собственную власть и повысить свой статус. Еще в 252/253 г. под впечатлением тогдашней демонстрации иранской мощи он предложил Шапуру союз. Получив обидный отказ, он открыто обратил оружие против иранцев, что побудило Валериана искать его дружбы. В 260 г., взяв обратно Эдессу, Оденат вновь затруднил отход Шапура домой; ободренный, несомненно, исчезновением двух Макрианов, он и в 261 г. поставил на Галлиена против Баллиста и Квиета, расправившись с ними в Эмесе. (В то время Египет вновь стал лоялен Галлиену, хотя этой перемене, как представляется, в течение какого-то времени противился префект Египта, Л. Муссий Эмилиан, который в конечном итоге был усмирен императорским полководцем, Аврелием Феодотом, специально для этого посланным.) В награду за оказанные Оденатом услуги Галлиен наградил его титулами «dux» («государь, повелитель») и «Corrector Totius Orientis» («Наместник всего Востока»); это давало ему в руки огромную военную и гражданскую власть в Сирии и в ближайшем регионе. Поощренный таким успехом, Оденат начал в 262 г. кампанию против иранцев в Месопотамии, отвоевал Нисибиду и Карры и даже, по всей видимости, дошел
63 Drinkwater 1989. (О крупных римских сановниках и военачальниках, находившихся в войске Валериана и попавших в плен к иранцам в 260 г., говорится в победной надписи Шапура I на «Каабе Зороастра» (SKZ). О том, что Макриан, являвшийся во время восточного похода комитом фиска и префектом анноны («xôfA7)ç twv 0T)aocupwv xai ècpeaxwç тт| aY°pâ той aiTou»), был хром на одну ногу и поэтому не участвовал в решающем сражении и остался в Самосате, избегнув пленения, рассказывает анонимный продолжатель «Истории» Диона Кассия; см.: FHG, vol. IV: 193, fr. 3. — А.З.)
G4 Christol 1975: 818; Kettenhofen. RPR: 107 слл.


64
Часть первая
до Ктесифонта (вероятно, в том же году). Последующее более глубокое вторжение на иранскую территорию могло иметь место около 266 г.65.
На востоке Галлиен вынужден был полагаться на Одената, поскольку на западе недавние события очень сильно поколебали его позиции. Прямой угрозы для императора не было (возможно, именно теперь он объявил о прекращении гонений на христиан), но его положение оставалось всё же неустойчивым. Было очевидно, что Макриан и Квиет должны вскоре послать войско через Балканы в Италию (речь идет о ситуации до конца 260 г. — A3.); в самой Италии потеря Египта ставила под вопрос продовольственное снабжение Рима; а на Рейне разгоралась вражда между опекуном Салонина, Сильваном, и Постумом, наместником Нижней Германии; эта распря закончилась узурпацией последним императорского титула, гибелью Салонина и реальной угрозой похода на столицу. К концу 260 г. положение Галлиена должно было казаться безнадежным.
Однако 261-й стал годом значительных изменений к лучшему в судьбе императора. Отказ Постума расширить свою власть за Альпы позволил войскам Галлиена встретиться лицом к лицу с силами Макрианов и разбить их (а также, возможно, и других врагов в Реции и на Балканах)66. Это, в свою очередь, позволило Оденату укрепить собственный контроль над востоком от имени Галлиена. Расширилась и Галльская империя Постума, вобрав в себя Галлию, Британию и Испанию и восстановив западные рубежи, при этом не представляя прямой угрозы для Галлиена в Риме. Галлиен сконцентрировал усилия на удержании «центральной империи», включавшей Италию, Северную Африку, Египет, Дунайские провинции и Грецию. Так, к примеру, он восстанавливал оборонительные линии в Дунайском регионе, уделяя особое внимание удержанию за собой важнейшей дороги «Аквилея — Византий», но не забывая и о том, что осталось от Дакии.
Данный период правления Галлиена был действительно относительно мирным. Дунайские готы сохраняли спокойствие; и, хотя около 262 г. черноморские готы совершали налеты на Эгейское побережье Малой Азии, это была сфера ответственности Одената67. Вплоть до 264 г. Рим мог оставаться для Галлиена главным местом его постоянного пребывания. В эти годы, судя по всему, он проявлял наибольшую активность в качестве покровителя учености и искусств, и именно по этой причине латинские историки того времени сурово корят его за постыдную бездеятельность и нерадение68. Тем не менее, Галлиен стабилизировал очень опасную ситуацию, причем в условиях, когда он располагал только теми налогами, которые поступали из центральных провинций; от более амбициозных действий его могли удерживать сугубо финансовые ограниче-
65 Schlumberger 1942—1945: 48 сл.; Kettenhofen. RPK: 72 сл., 122 слл.; Potter. Prophecy: 344 слл., 381 слл.; Millar. Near East: 161 слл.; Swain 1993; Potter 1996.
66 Drinkwater 1987: 27. Cp.: Kuhoff 1979: 26; Jehne 1996: 203.
67 Robert 1948: 120; Demougeot. FEIB I: 419; Scardigli 1976: 241 слл.
68 Kuhoff 1979: 31; Аврелий Виктор. О цезарях. ХХХШ.З; Евтропий. IX.8.1.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
65
ния: «порча» антониниана (то есть уменьшение количества благородного металла, содержащегося в стандартной денежной единице. — A3.) резко ускорилась. Ко всему прочему он должен был бороться с моровой язвой. Это время стабилизации Галлиен определенно использовал для дальнейшего укрепления обороны Италии, а также для совершенствования своей мобильной армии. Удаление сенаторов от военного командования, которое можно рассматривать как одно из проявлений стремления императора к усилению эффективности и к большему профессионализму в армии, также могло произойти именно в эти годы69.
Как бы то ни было, в конце 264 г. он посетил Афины, где прошел обряд посвящения в Элевсинские мистерии, а в 265-м (несмотря на приписываемую ему инертность. —A3.) он пришел в ярость из-за убийства Салонина и, наконец, превратился в неустрашимого воина и мстителя, напав на Галльскую империю. Но первоначальный успех быстро обернулся упадком духа и провалом, особенно после того, когда сам он был серьезно ранен. Галлиен смирился с тем, что Постум является бесспорным хозяином западной части империи. Период относительного умиротворения закончился. Визит Галлиена в Грецию мог быть связан с его последовавшими за этим усилиями по укреплению обороны Балкан, которые он, видимо, проводил, предвидя возобновление там военной активности после поражения от Постума70. Это наводит на мысль о возвращении готской угрозы, которая в условиях вынужденного отсутствия Галлиена теперь значительно возросла. В 266 г. черноморские готы совершили крупное морское вторжение в Малую Азию. Они были остановлены Оденатом, но им позволили уйти со всем награбленным, с чувством гордости за свой небывалый успех71. В 267 г. дунайские готы, снедаемые завистью, объединились со своими родственниками и организовали широкомасштабную и скоординированную атаку одновременно с суши и с моря. Черноморские готы использовали флот, чтобы взять Босфор и Геллеспонт, после чего начали разорять материковую Грецию, разграбив Афины, Коринф, Аргос и даже Спарту. Затем некоторые из них вторглись в Македонию и осадили Потидею и Фессалонику. Дунайские готы хлынули во Фракию и осадили Филиппополь. Гражданское население оборонялось не без мужества: готы оставили Афины, столкнувшись с умелой партизанской войной, одним из организаторов которой, по всей видимости, был местный аристократ и историк Дексипп; Филиппополь они захватить также не смогли72. Однако гражданского сопротивления, естественно, было недостаточно — требовалась помощь регулярных войск. Местные усилия были уже подкреплены имперским флотом, действовавшим в Эгеиде, а к 268 г. Галлиен сам вернулся в Грецию. На реке Нест он разбил готов, которые опустошали северную Македонию, но развить
69 Christel 1975: 827; Pflaum 1976: ИЗ сл.; Kuhoff 1979: 31.
70 Armstrong 1987а; ср.: Bland, Burnett 1988: 121 слл.
71 Demougeot. FEIB I: 420 сл. Cp.: Scardigli 1976: 241 слл.
72 Thompson 1959; Demougeot FEIB I: 421 слл.; Miliar 1969. Cp.: Scardigli 1976: 241 слл.; de Ste Croix 1981: 654 сл.; Wolfram. Goths: 53.


66
Часть первая
свой успех не смог, поскольку вынужден был возвратиться в северную Италию для подавления восстания Авреола73. Ведение войны он поручил своему полководцу Марциану.
На момент начала мятежа Авреол находился в Милане, присматривая за юго-восточным флангом Галльской империи и предохраняя Италию от германских вторжений через Альпы. Его военные обязанности, как и обязанности Марциана, наглядно показывают, что мобильные войска Галлиена, как и будущие полевые армии 4-го столетия, не представляли собой единой организационной структуры, но могли быть разделены для выполнения различных тактических задач. Отношения между Гал- лиеном и Авреолом никогда не являлись простыми, но к концу своего правления Галлиен, по всей видимости, понадеялся на лояльность Авреола. Однако этот последний, похоже, всё более разочаровывался правлением Галлиена: Галльская империя оставалась непокоренной, и, как результат, германо-рецийская граница была разорванной, что значительно ослабляло обороноспособность Италии; после убийства Одената, павшего в 267 г. жертвой семейной распри, управление востоком фактически перешло в руки его вдовы Зенобии, действовавшей в качестве регента при своем сыне Вабаллате; Дакия, по существу, была оставлена; а единичная победа отнюдь не могла устрашить готов, теперь снова пришедших в движение. Авреол выступил против Галлиена, вероятно, в начале 268 г., но провозглашать себя императором сразу не стал. Галлиен в сопровождении большинства членов своей ставки обрушился на него всей своей мощью. Авреол был разбит в сражении, а затем блокирован в Милане. Последовавшее признание Авреолом Постума являлось, вероятно, призывом о помощи, однако оно осталось без ответа74.
До сих пор Галлиену сопутствовал удивительный успех. Однако, если судить по дальнейшим событиям, высший командный состав был одинаково недоволен как его общей политикой laissez-faire74а, так и, возможно, его нетрадиционными религиозными и философскими склонностями75. Более того, при Галлиене и, вне всякого сомнения, с его одобрения на самых важных позициях в войске стали доминировать выходцы из провинций Среднего и Нижнего Дуная. В слое этих людей мог развиться сильный esprit de corps75а, и они, вероятно, задумывались о тех выгодах для империи и для испытывающего колоссальное давление родного региона, которые могли наступить, если бы один из них занял императорский престол. Вполне вероятно, что Авреол предвосхитил это чувство в сво¬
73 Противоположная точка зрения: Alföldi 1939с. Ср.: Potter. Prophecy: 57 сл.; Kettenhofen 1992: 297 сл.
74 Drinkwater 1987: 33.
74а Laissez-f aire (фр. «позволяйте делать», имеется в виду «что кому вздумается») — доктрина, основывающаяся на положении, что всё должно идти своим чередом, исключающая нарушение естественного хода вещей. — А.З.
75 Alföldi 1979.
75а Esprit de corps (фр. «корпоративный дух», «чувство солидарности») — чувство гордости за принадлежность к единому сплоченному коллективу. — А.З.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
67
ем открытом противостоянии Галлиену, надеясь, быть может, на то, что один из его коллег-наместников воспользуется возможностью примерить на себя порфиру. Он поступил опрометчиво, однако в конце лета 268 г. враждебный настрой к Галлиену наконец воплотился в заговор, в который оказалась вовлечена большая часть его ведущих полководцев. Примерно в начале сентября 268 г. император был умерщвлен в своем блокированном противником лагере, когда он выскочил из своей палатки в ответ на ложную тревогу. В это время ему было всего лишь пятьдесят лет.
10. 	Клавдий, 268—270 гг.
На место Галлиена был выбран начальник конницы, М. Аврелий Клавдий, уроженец Дунайского региона в возрасте приблизительно пятидесяти пяти лет76. Хотя он вряд ли происходил из семьи простых землепашцев, Клавдий, как и Максимин, достиг высокого положения посредством своей военной всаднической карьеры, которая теперь благодаря Галлиену давала талантливым людям даже больше шансов на успех, чем прежде. Клавдий, вероятно, был посвящен в заговор против Галлиена, хотя позднейшие латинские источники стараются сделать его непричастным к убийству77.
Он быстро смог решить целый ряд проблем. В тайном сговоре участвовали командиры. Среди своих воинов Галлиен пользовался популярностью, и убийство императора поначалу вызвало у них негодование. Клавдий утихомирил их, в частности, тем, что предложил сенату обожествить Галлиена78. Но сенаторы испытывали неприязнь к Галлиену, прежде всего из-за того, что связывали с ним уничтожение своих старых привилегий, к тому же они уже были вовлечены в репрессалии против его сановников и родственников, застигнутых в городе79. Чтобы гарантировать предоставление почестей своему предшественнику, Клавдий должен был сочетать твердость с гибкостью. Между тем Авреол, понимавший, что не может надеяться ни на какую внешнюю помощь, сначала провозгласил себя Августом, а потом сдался. Он был убит солдатами, которые тем самым избавили Клавдия от необходимости иметь такого обременительного пленника, чьи действия он не мог ни одобрять, ни осуждать. В конце концов германские налетчики вторглись в северную Италию, к чему их подтолкнула, вне всякого сомнения, римская гражданская война, а в особенности — небрежение Авреола в отношении Реции. Клавдий разбил их у озера Гарда;80 и теперь, когда армия выказывала
76 Damerau 1934: 39 слл.; Syme 1974.
77 Аврелий Виктор. О цезарях. XXXIII.28; Эпитома о жизни и нравах иллператоров.
XXXIV.2.
78 Damerau 1934: 44 слл.; Аврелий Виктор. О цезарях. ХХХШ.27.
79 Аврелий Виктор. О цезарях. ХХХШ.31; Зонара. ХП.26.
80 Эпитома о жизни и нравах императоров. XXXIV.2.


68
Часть первая
ему лояльность, а его власть упрочилась, он двинулся на Рим, где 1 января 269 г. началось его первое консульство.
Первейшей заботой Клавдия стала оборона, и в этом отношении, как и во многих других политических аспектах, его действия, как представляется, вполне соответствовали тем линиям, которые прочертил Галли- ен. За западную часть империи можно было пока не волноваться: Африка оставалась спокойной; действия Постума показывали, что он не несет Италии никакой угрозы, к тому же Галльская империя фактически ослабила хватку и в отношении Испании. На события в восточной части империи также можно было пока никак не реагировать: Пальмира вполне успешно отражала иранцев и варваров, и, хотя Зенобия, очевидно, уже начала демонстрировать свои амбиции, это пока не переходило определенных рамок. Оставалось лишь завершить прерванную готскую кампанию Галлиена.
Весной 269 г. Клавдий вернулся в Дунайский регион. Со времени мятежа Авреола мало что изменилось81. Дунайские готы теперь осаждали Марцианополь; тех из них, которые уцелели после победы Галлиена, было по-прежнему очень много в Македонии, и они даже возобновили осаду Фессалоники; а те готы, которые опустошали Грецию, вообще не понесли никакой кары. Марциан81а изо всех сил старался удержать ситуацию под контролем, но все его усилия были сведены на нет возможностью для готов получать подкрепления из-за Дуная. Поэтому Клавдий восстановил контроль над перевалами через Гем и тем принудил готов объединиться и вступить при Наиссе (совр. Ниш. — А.3.) в сражение, тщательно им подготовленное (269 г.). Клавдий одержал решительную победу, после чего вынудил выживших врагов, которые жестоко страдали от голода и болезней, согласиться на мир. Он стал первым римским императором, получившим титул «Gothicus Maximus» («Готский Величайший»); в течение оставшейся части 3-го столетия дунайские готы также оставались более или менее спокойными.
И всё же его успех не был полным. Клавдий оказался не способен решительно справиться с черноморскими готами, которые теперь просто отплыли на кораблях из Македонии и, вероятно, объединив силы с теми, кто еще раньше отказался от атаки на Грецию, не могли лишить себя удовольствия пограбить города и острова в Эгеиде, Восточном Средиземноморье и на юго-западном берегу Черного моря. Впрочем, некоторые полезные меры против этих пиратов всё же были приняты; и после 270 г. новые проблемы в регионе Нижнего Дуная уже более не создавались этими народами, которые начали селиться в Северном Причерноморье и в Крыму.
81 	Demougeot. FEIB I: 425 слл. Cp.: Scardigli 1976: 242 слл.; Kettenhofen 1992: 306.
81а Имеется в виду Луций Аврелий Марциан — иллириец, сделавший блестящую военную карьеру и заслуживший особое доверие у императоров Галлиена, Клавдия, а позднее, вероятно, и у Проба. Марциан был одним из главных военачальников в затянувшейся войне с германскими и иранскими племенами, наносившими удары по Римской империи через Нижний Дунай. — A3.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
69
К 270 г. Клавдий обосновался в Сирмии. Возможно, конечно, что это свидетельствует о его намерении отвоевать Дакию, однако он должен был хорошо понимать: подобная операция вызвала бы огромное раздражение у дунайских готов, которые теперь расширяли зону своих интересов на западе не столько за счет империи, сколько за счет этой прежней провинции — утрата Дакии (если только не сказать «официальный отказ от суверенитета над ней») была частью цены, уплаченной за мир82. Поэтому более вероятно, что Клавдий переместил свою резиденцию на Верхний Дунай для того, чтобы отслеживать ситуацию, которая после его восшествия на престол и начала Готской кампании радикально переменилась. На западе нельзя было уже полагаться на относительный нейтралитет Галльской империи после того, как в 269 г. Постума сменил Марк Пиавоний Викторин. В ответ на это Клавдий отправил к Греноблю крупное войско для разведки боем. Хотя эта экспедиция и встревожила гражданское население Галльской империи, это не поколебало лояльности западной армии своему правителю83. Что касается севера, то, принимая во внимание события, которые очень скоро, при Аврелиане, произойдут здесь, можно предполагать, что Клавдий уловил рост варварской угрозы в отношении Паннонии и Италии. К тому же теперь у него были основания для беспокойства по поводу событий на востоке.
Перед лицом деятельного солдатского императора, который впитал традиционное римское предубеждение против женщин-правительниц, Зенобия и ее помощники остро нуждались (вплоть до момента, когда можно было бы уже открыто отвергнуть римский суверенитет) в максимальной степени легитимации. Зенобия, вероятно уже на деле, контролировала Сирию, а также вмешивалась в дела Северной Аравии, но для закрепления своего положения ей требовалось территориально расширить область собственного влияния, а самыми подходящими для этого регионами были Малая Азия и Египет84. Египет вызывал больший соблазн, поскольку обеспечивал значительные поступления налогов и осуществлял зерновое снабжение города Рима. Дополнительными факторами, привлекавшими внимание к Египту, было как то, что эту страну беспокоили вторжения кочевников из Кирены, так и то, что часть египетского населения всё в большей степени смотрела на Пальмиру с надеждой о защите. Клавдию повезло, что префектом Египта был способный и лояльный Риму Тенагинон Проб, которому удавалось удерживать ситуацию под контролем. Однако Клавдий приказал Пробу отправиться на истребление готского пиратства в Восточном Средиземноморье, позволив тем самым пропальмирской группировке призвать Зенобию к вмешательству в египетские дела85.
Клавдию П, пока он был жив, следовало, казалось бы, отправиться на восток. На деле же он так и не покинул Сирмий — в его войске вспыхну¬
82 Damerau 1934: 74; Demougeot FEIB I: 433.
83 Drinkwater 1987: 36 сл., 90, 120.
84 Cp.: Potter. Prophecy: 59, 393; Millar 1971: 8; Millar. Near East 171.
85 Зосима. 1.44.1 сл.; Rey-Coquais 1978: 60.


70
Часть первая
ла чума, он заразился и умер там же, в Сирмии; случилось это, вероятно, ближе к концу августа 270 г. Несмотря на сложности в отношениях Клавдия и сената, последний высоко оценил заслуги императора, обожествив его и оказав ему небывалые почести86.
11. 	Квинтилл, 270 г.
Скорбь по Клавдию была глубокой. И не вызывает удивления, что новым императором был провозглашен, а впоследствии признан сенатом и в центральной империи близкий родственник Клавдия, его младший брат, М. Аврелий Клавдий Квинтилл. Но сам по себе Квинтилл не являлся важной фигурой, к тому же имелся более подходящий преемник, высокопоставленный военный Л. Домиций Аврелиан, который в свое время был коллегой Клавдия в ставке Галлиена и главным инициатором заговора, приведшего Клавдия к власти87. Хотя Аврелиан, вероятно, находился рядом с Клавдием, когда тот умирал, он, как представляется, молча согласился с поспешным восшествием на престол Квинтилла, чему, возможно, не следует удивляться. Однако уже в сентябре или октябре 270 г. он выступил против императора, понося его как недостойного претендента на трон Клавдия, и тотчас после этого выступил с войском, чтобы столкнуться с Квинтиллом у Аквилеи. Вскоре вопрос был решен без всякой схватки: Квинтилл, вероятно, покончил с собой, когда его собственные воины, устрашенные приближением Аврелиана, выступили против него88.
12. 	Аврелиан, 270—275 гг.
Аврелиан поразительным образом походил на Клавдия П и происхождением, и карьерой, и возрастом. После устранения Квинтилла он прибыл в Рим, а в 271 г., вероятно, вернулся в Паннонию, главным образом для отражения набега вандалов. Он разбил варваров, но затем быстро заключил с ними союз, чтобы иметь возможность вернуться в Италию и противостоять объединенному вторжению аламаннов и ютунгов. Аврелиан дал несколько сражений, разбил аламаннов, а ютунгов загнал назад за Дунай. Здесь он разгромил значительную часть всего их воинства, а затем, следуя знаменитому правилу о демонстрации римской военной мощи, отказался вести какие-либо переговоры с выжившими89.
Зиму 271/272 г. Аврелиан провел в Риме. Недавнее проникновение варваров встревожило всю Италию, помнившую о нашествии ютунгов в 259 г. Имеются, конечно, указания на то, что неблагоприятное начало Аврелианова правления спровоцировало рост оппозиционных настрое¬
86 Евтропий. IX. 11.2.
87 Аврелий Виктор. О цезарях. ХХХШ.21.
88 Зонара. ХП.26; cp.: Groag 1905: 1363; Bland, Burnett 1988: 138 слл., 146.
89 Зосима. 1.48 сл.; Дексипп. FGrH П N° 100, фр. 6.2, Alföldy 1966а; Demougeot. FEIB 1.512 слл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
71
ний, которые он беспощадно подавил90. Его инициатива по возведению новых городских стен, которая может быть отнесена к этому времени, была направлена, по всей видимости, на то, чтобы успокоить здесь, в Риме, эти страхи. Но то была дорогостоящая строительная программа, и она, вместе с недавними военными кампаниями, неизбежно должна была привести к напряженности в связи с налоговой базой, уже и так сжавшейся и ущербной. При Клавдии П чистота и качество антониниана снизились до крайнего предела — из-за массового выпуска этих монет в самом начале правления самого Аврелиана, осуществленного ради прославления предшественника, финансовый коллапс, по-видимому, стал неотвратимым91. Попытки Аврелиана увеличить свои ресурсы привели к росту его непопулярности. Представляется, что именно усилия императора по улучшению собираемости налогов инспирировали обвинения его в жадности; а его первые шаги в направлении денежной реформы привели к жестоким массовым беспорядкам на монетном дворе в Риме92. Видимо, именно из-за таких неспокойных обстоятельств Аврелиан относительно рано стал задумываться об укреплении своего авторитета путем поощрения солярного генотеизма;93 однако он определенно нуждался в крупной военной победе, и это помогает нам понять, почему в начале 272 г. император отправился на восток, против Пальмиры.
Вскоре после победы Аврелиана над Квинтиллом войска Зенобии, несмотря на сопротивление Тенагинона Проба (который в ходе этого сопротивления погиб), захватили Египет. Более того, Зенобия начала выказывать еще большую готовность действовать без оглядки на Рим. Весьма вероятно, что ни Галлиен, ни Клавдий никогда не жаловали Вабаллату каких-либо имперских титулов и должностей из тех, что были предоставлены Оденату. При правлении этих императоров Вабаллат легально носил пальмирский титул «царь царей»; но то, что он также величался как «корректор всего Востока» («corrector totius Onentis»), а затем и «император», было делом Зенобии94. Зенобия воспользовалась проблемами 270 г. для дальнейшего повышения конституционного статуса своего сына. Похоже, она так никогда и не признала Квинтилла, и, возможно, одним из последствий конфликта между Квинтиллом и Аврелианом стало то, что она назвала Вабаллата «консулом» и «вождем римлян» («consul» и «dux Romanorum»); одновременно он был объявлен суверенным правителем Сирии и Египта95. Очевидно, впрочем, что Зенобия, надеясь выиграть время или достигнуть реального примирения с Аврелианом, не стала провозглашать Вабаллата Августом и признавала Аврелиана хотя
90 Зосима. 1.49.2; ср.: Евтропий. IX. 14; Эпитома о жизни и нравах императоров. XXXV.4.
91 Bland, Burnett 1988: 138 слл., 144 слл.
92 Carson 1990: 117.
93 Cp.: Halsberghe 1984: 2196. (Солярный генотеизм— форма политеизма, в которой признаются многие боги с выделением главного среди них — Непобедимого Солнца. ~А.З.)
94 Homo 1904: 48 сл.; Potter. Prophecy. 390 слл.
95 Millar. Near East: 172.


72
Часть первая
и младшим, но всё же коллегой своего сына96. Маловероятно, чтобы Аврелиан когда-либо соглашался с такой расстановкой ролей, но, поскольку его положение в Риме и в Италии поначалу было непрочным, он мог терпеть всё это, дабы обеспечить бесперебойное снабжение зерном своей столицы. Это позволило Зенобии установить контроль над Малой Азией вплоть до Анкиры, и лишь местное сопротивление предотвратило вторжение в Вифинию97. К 272 г. Пальмира стала представлять собой угрозу, которую далее уже нельзя было игнорировать. Однако проблема, за решение которой взялся Аврелиан, была отнюдь не простой. Галльская империя пока никоим образом не была ослаблена, а восток — почти потерян, так что Аврелиан располагал гораздо меньшими людскими, финансовыми и продовольственными ресурсами, нежели любой из его непосредственных предшественников.
Его первое серьезное столкновение с войсками Зенобии случилось в окрестностях Антиохии. Состоялось сражение, в котором Аврелиан победил и которое тогда же позволило ему войти в этот город. Зенобия отступила к Эмесе (совр. Хомс. — А.5.), отказавшись теперь от всякой видимости совместного управления на востоке: весной 272 г. она и ее сын были провозглашены: она — Августой, он — Августом98. Аврелиан преследовал Зенобию до Эмесы, разбил ее основные силы и вынудил отойти к Пальмире. После осады город капитулировал; незадолго до этого Зенобия при попытке бегства была захвачена в плен. Тем временем, поздней весной или ранним летом 272 г., Египет вновь оказался в руках римлян99. Аврелиан ушел из Пальмиры тем же путем, каким пришел сюда. В Эмесе Зенобия и ее вельможи предстали перед судом; суровой кары избежала только она одна. К концу 272 г. император вернулся в Европу, перезимовав, очевидно, в Византии100.
Весной 273 г., как только он начал кампанию против карпов, пришли вести о новом восстании в Пальмире. Он поспешно вернулся назад, подавил мятеж, а город повелел разрушить. Затем он проследовал в Египет, чтобы и там усмирить беспорядки, которые, вероятно, были связаны с пальмирским бунтом101. Замирив восток, Аврелиан смог вернуться в Италию, где отразил новые аламаннские вторжения. Осталась нерешенной только одна крупная военная задача — подчинение Галльской империи, правителем которой теперь был преемник Викторина, Г. Пий Тетрик, и с силой которой по-прежнему приходилось считаться. В Галлию Аврелиан двинулся в начале 274 г. и разбил Тетрика при Шалон-сюр- Марне. Римская империя вновь была объединена, и Аврелиан принял титул «Restitutor Orbis» — «Восстановитель Мироздания». Впрочем, старые границы римского мира полностью восстановлены не были. В Месопотамии ситуация оставалась двусмысленной; Декуматские поля (Agri Decumates), от которых в свое время отказались галльские императоры, возвращены так и не были; и, видимо, именно теперь, когда престиж Ав¬
96 	Price 1973: 83.
98 Price 1973: 83 ел.
100 Halfmaim. Itinera Principum: 240.
97 Зосима. 1.50.1.
99 Rathbone 1986: 124. 101 Bowman 1976: 158.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризис*
73
релиана находился в самом зените, он решился отдать приказ об официальном уходе из Дакии и о поселении на правом берегу Дуная, в Мёзии, той части населения, которая пожелала — или имела возможность — покинуть Дакию102.
Войны за восстановление целостности империи усилили давление на казну Аврелиана. Неудивительно, что на 274 г. приходится его вторая — и основная — монетарная реформа, целью которой было возвращение доверия к антониниану103. Он также реорганизовал и расширил практику бесплатных раздач основных пищевых продуктов римскому плебсу; кроме того, он простил недоимки по долгам перед государством. Самой необычной из предпринятых Аврелианом в это время мер была, видимо, его попытка ввести культ Непобедимого Солнца — олицетворения наибольшей божественной силы — и в связи с этим поместить в центр римской государственной религии почитание самого себя как земного воплощения указанного божества. С этой целью он построил величественный храм Солнца, освящение которого состоялось, вероятно, сразу после грандиозной триумфальной процессии 274 г., во время которой разгромленный Тетрик и, видимо, Зенобия были представлены в униженном виде. Оба, впрочем, получили пощаду и избавление от рабства104.
В начале 275 г. Аврелиан выступил в свой последний поход. Сначала он погасил давно искрившее разномыслие в Галлии, после чего повернул на восток и направился к Византию. Возможно, он собирался возобновить войну с иранцами, с которыми мог уже столкнуться сразу же после падения Зенобии. К октябрю 275 г. Аврелиан достиг Кенофрурия, узлового дорожного пункта между Перинфом и Византием, где и пал жертвой заговора, организованного его придворными и армейскими командирами среднего звена.
13. 	Тацит, 275—276 гг.
То, что Аврелиан погиб случайно, в результате локального и мелкого заговора, видно из наступившей затем неразберихи. Ни один из полководцев не заявил претензий на порфиру; в конечном итоге преемником стал престарелый М. Клавдий Тацит — временный кандидат, являвшийся, видимо, отставным дунайским военачальником, которого в экстренном порядке убедили покинуть свое имение в Кампании и взять власть105. И хотя все эти события вряд ли растянулись на шесть месяцев, как утверждает один латинский источник, всё же несколько недель они, видимо, заняли106.
Избрание Тацита явилось, повидимому, результатом совещаний между старшими армейскими командирами и сенатом, а потому на данное решение могли повлиять подозрения последнего относительно автокра¬
102 Bodor 1973: 34; Horedt 1973: 141 сл.; Tudor 1973: 151 слл.; Vulpe 1973: 46 слл.
103 Callu. Politique monétaire: 323 слл.; Kienast 1974:547; Weiser 1983; Carson 1990:117,235 сл.
104 Halsberghe 1984: 2195 слл.; Евтропий. IX.13. Ср.: Зосима. 1.59; Groag 1905: 1387; Baldini 1978.
105 Syme. E&B: 237.
1(K) Аврелий Виктор. О цезарях. XXXVI. 1.


74
Часть первая
тических склонностей Аврелиана. Тацит, несомненно, имел более теплые отношения с сенатом, нежели его непосредственные предшественники — будучи почтенным и богатым ветераном, он относился именно к такому типу людей, которые, в соответствии с многовековой традицией, абсорбировались сенатом ради укрепления своей власти. И тем не менее полководцы, согласившиеся на кандидатуру Тацита как на своего верховного главнокомандующего, должны были, несомненно, знать этого человека. Его правление не следует рассматривать как попытку восстановления сенатского влияния; к примеру, он не отменил введенной Галлиеном практики назначения на командные должности107.
Тацит пришел к власти в Риме в конце 275 г. В Городе он оставался, судя по всему, до 1 января 276 г., чтобы вступить в свое первое консульство в ранге императора (эту должность он уже отправлял прежде — в 273 г.), но вскоре после этого отбыл в Малую Азию. Здесь пиратские налеты черноморских готов стали причиной серьезных проблем в Колхиде, Понте, Каппадокии, Галатии и даже в Киликии. Тацит вел боевые действия против готов и нанес им поражение: это стало последней их крупной атакой108. Ведение войны он намеревался передать в руки своего префекта претория, чтобы затем вернуться на запад, возможно, на Рейн, где ситуация быстро ухудшалась109. Однако, примерно в июне 276 г., он был убит в Тиане своими же людьми, которые сделали это, по всей видимости, потому, что хотели избежать наказания за недавнее убийство императорского родственника, Максимина, который злоупотреблял своей властью наместника в Сирии.
14. 	Флориан, 276 г.
Место Тацита занял его префект претория (который, возможно, был его единокровным братом), М. Анний Флориан110. Флориана немедленно признали в Малой Азии и на западе, однако вскоре на востоке ему бросил вызов Проб, который то ли командовал армией в Египте или Сирии, то ли, что более вероятно, исполнял экстраординарное руководство войсками в обоих регионах111. Лицом к лицу два претендента столкнулись поздним летом 276 г. близ Тарса, но Флориан погиб от рук собственных воинов, не успев вступить в битву.
15. 	Проб, 276—282 гг.
Марк Аврелий Проб был еще одним воякой из Дунайского региона, из Сирмия. Однако в свои сорок четыре года он был значительно моложе, чем его предшественники, и, возможно, сделал себе имя скорее при
107 Polverini 1975: 1022 сл.
108 Demougeot. FEIB 1.430.
109 Зосима. 1.63.1.
110 Аврелий Виктор. О цезарях. XXXVI.2; Syme. E8lB\ 245 слл.
111 Halfmaim. Itinera Principum: 240.


Глава 2. От Максгилина до Диоклетиана и «кризис>
75
Аврелиане, нежели при Галлиене112. Избавившись от Флориана, Проб отправился на запад. Ликвидация Галльской империи, репрессии, которым Аврелиан, очевидно, подверг здесь ее сторонников, а также предполагаемый отвод Аврелианом войск отсюда для запланированной им персидской кампании угрожающе ослабили рейнскую и дунайскую границы; вдобавок ко всему гражданская война и отсутствие правителей империи просто не могли не спровоцировать германское вторжение. Франки и аламанны подвергли Галлию такому опустошению, какого не бывало никогда прежде; и, как обычно, слабая Галлия подрывала безопасность Италии113.
Проходя по Малой Азии, Проб разбил тех готов, которые спаслись бегством от Тацита. Первые месяцы 277 г. Проб провел в районе Среднего Дуная, вероятно, в Сискии (крепость в Паннонии. —А.З.). Его галльская кампания началась в 277-м и длилась до 278 г.114. В ожесточенной борьбе он восстановил рейнскую границу; по всей видимости, именно он положил начало практике обнесения галльских городов крепостными стенами и той системе береговой обороны, которая покрывала берега Ла-Манша (позднее данная система была известна как «Litus Saxonicum» — «Саксонское взморье»)115. С другой стороны, Проб, как кажется, откладывал решение вопроса с главной франкской угрозой и придавал меньшее значение проблемам, связанным с нараставшими социальными волнениями (речь идет о движении багаудов);116 сконцентрироваться он предпочел на аламаннах, угрожавших Италии непосредственно. Необходимостью защищать Италию объясняется также и то, почему в 278 г. Проб начал кампанию в Реции против бургундов и вандалов. Затем он продолжил движение в восточном направлении, проведя зиму 278/279 г. на Среднем Дунае, опять в Сискии117.
Проб не мог игнорировать до сих пор не решенную проблему Ирана. Захват Валериана по-прежнему требовал отмщения, необходимо было отбить у иранцев всякую охоту покушаться на Месопотамию, Сирию и Армению; весьма вероятно, что в 279 г. проверенный полководец Проба и наместник Сирии, Юлий Сатурнин, был вовлечен в серьезные стычки с иранскими силами118. Усилившееся давление на восточные рубежи Рима может объяснить переход Проба от Дуная к Антиохии, совершенный в 280 г. Во время своего пребывания на востоке он приказал начать в Исаврии (юго-западная гористая часть Ликаонии, в Малой Азии. — А. 3.) кампанию против местных разбойников, чьи нападения, как и действия галльских багаудов, свидетельствовали о том, что в рамках всей империи
112 Syme. Е&В: 208 слл.; Polverini 1975: 1025.
113 Demougeot. FEIB I: 484, 519 слл.
114 Pink 1949; Vitucci 1952: 37 сл.; Halfmann. Itinera Principum: 241.
110 Demougeot. FEIB I: 467 слл., 525 слл.; Johnson. FRF: 114 сл., 210 сл.
116 Drinkwater 1984.
117 Pink 1949; Vitucci 1952: 62 сл.; Halfmann. Itinera Principum: 240 сл.
118 Vitucci 1952: 62 сл.; Chastagnol 1980: 78; Halfmann. Itinera Principum: 241.


76
Часть первая
режим полностью еще не был восстановлен. Помощники Проба подавляли волнения также и в Египте, причиной которых были кочевники блем- мии119. Более обширные планы императора, однако, расстроились, когда в 281 г. он был вынужден покинуть Сирию. Сатурнин, обиженный, возможно, на то, что его оставили, поднял мятеж, но основная часть войска сразу же выступила против него, и он был убит120.
Проб отбыл на Рейн, где вспыхнул крупный военный бунт; его очагом стала Колония Агриппина (совр. Кёльн. — А.В.), а предводителями — некий Бонос и Прокул. Соблазнительно связать эти беспорядки с теми, которые, как нам известно, случились во время правления Проба в Британии. Как и в случае с Сатурнином, данные волнения могли начаться из-за негодования воинов тем, что воспринималось как императорское пренебрежение ими. Впрочем, к концу 281 г. Проб лично подавил Кёльнское восстание; также и Британия была приведена к повиновению благодаря действиям одного из императорских помощников. В том же году Проб справил триумф в Риме121.
Триумф Проба невольно вызывал в памяти другой триумф — тот, который отпраздновал Аврелиан, и так могло быть устроено намеренно. Проб, похоже, представлял себя продолжателем Аврелиановой самодержавной традиции; в религиозной сфере, например, это проявилось в возобновлении практики солярного генотеизма, каковой практикой Тацит, очевидно, пренебрегал122. Кроме того, Проб форсировал — хотя и с переменным успехом — практику поселения плененных на войне варваров в приграничных областях, стремясь тем самым пополнить там людские ресурсы как в сельском хозяйстве, так и в военном деле — прием, уже опробованный Галлиеном, Клавдием и Аврелианом123. С другой стороны, Проб мог быть и оригинальным, на что указывают его усилия по поощрению виноградарства в северных провинциях124. Так что его можно охарактеризовать как сильного и склонного к новаторству правителя; общепризнанно, что после замирения запада император вернулся в 282 г. в Сирмий, где сосредоточил силы либо для того, чтобы обезопасить дунайскую границу, либо, что более вероятно, для подготовки новой кампании против Ирана125. Впрочем, там же, в окрестностях его родного города, в сентябре или октябре 282 г. он и погиб от рук собственных воинов, раздраженных тем, что их принуждали к тяжелому труду и к строгой дисциплине (Проб задействовал их на сельскохозяйственных работах и строительных объектах, стремясь таким образом оживить экономику региона) даже тогда, когда не было никаких боевых действий126.
119 Pink 1949: 72 сл.; Vitucci 1952: 50 слл.; Halfinann. Itinera Pnncipum: 241.
120 Pomeroy 1969: 55 сл.
121 Pink 1949: 73; Vitucci 1952: 64 сл., 75; Halfinann. Itinera Principum: 241.
122 Polverini 1975: 1024 слл.
123 De Ste Croix 1981: 512.
124 Schumacher 1982: 109 слл.
125 Polverini 1975: 1025 сл.; Halfinann. Itinera Principum: 241.
126 Аврелий Виктор. О цезарях. XXXVII.4; Евтропий. DC. 17.3.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризис>
77
С другой стороны, об этом правлении можно судить и несколько иначе. Принимая во внимание количество полководцев, ставших мятежными именно при Пробе, учитывая возросшую нелюбовь к нему в войсках, находившихся под его прямым командованием, а также предполагаемый враждебный настрой императора по отношению к денежным тратам на армию, мы можем допустить, что к концу своего правления Проб уже никого не впечатлял как военный лидер и что его военачальники и простые воины воспринимали свои работы вокруг Сирмия, — по- видимому, справедливо — не как военные учения, а как дань навязчивому и всё более явному стремлению императора к новшествам и как свидетельство его откровенного пренебрежения военными нуждами. Одним словом, он, быть может, и не собирался отправляться ни в какой крупный поход, и в результате этого утратил доверие армии. При этом весьма вероятно, что бунт, во время которого Проб был убит, вспыхнул по причине напряженности, возникшей из-за мятежа, поднятого в другом месте одним из его высших военачальников.
Осенью 282 г. Пробу бросил вызов его префект претория, несколько более возрастной М. Аврелий Нумерий Кар, командовавший на тот момент крупной армией в Реции и Норике. Есть все основания думать, что Кар, встревоженный вялостью императора, заявил о своих претензиях на порфиру еще до гибели своего патрона и что именно недостаток мужества, проявленный Пробом в этом конфликте, привел к окончательному отречению от него его же собственных людей, к его смерти и к восшествию Кара на императорский престол без всякой борьбы127.
16. 	Кар, Нумериан и Карин,
282-285 гг.
Будучи, несомненно, военным человеком, занимавшим пост командующего армиями на Дунае, происходил Кар не из этого региона, а из Нар- бона — города в северной Галлии128. Без промедления он провозгласил своих взрослых сыновей, М. Аврелия Карина и М. Аврелия Нумерия Нумериана, Цезарями и двинулся в Италию. Однако, как выясняется, он не стал въезжать в Рим, и данное обстоятельство следует объяснять, скорее всего, тем, что он не смог добиться официального сенатского признания либо себя самого, либо своих сыновей129.
Как повелось, гражданский раздор спровоцировал нападения варваров, и ситуацию на проблемных границах необходимо было брать под контроль. Еще до конца 282 г. Кар вместе с Нумерианом двинулся в восточном направлении, оставив Карина ответственным за северо-западный рубеж. В 283/284 г. Карин, как кажется, воевал как на Рейне, так и на Ду¬
127 Meloni 1948: 42 слл.; Vitucci 1952: 115 слл.
128 Syme. Е&В: 249.
129 Polverini 1975: 1028 сл.


78
Часть первая
нае, и, кроме того, подавлял беспорядки в Британии. Впрочем, Карин принимал также меры — главным образом после случившейся в дальнейшем гибели его отца и брата, — гарантировавшие его власть в Риме, по меньшей мере дважды посетив имперскую столицу130. Кар сражался с сарматами и квадами, однако главным приоритетом для него оставалась давно будоражившая умы экспедиция против Ирана: шансы на успех значительно возрастали из-за внутренней распри внутри Иранской державы131. К началу 283 г. Кар достиг Антиохии, после чего углубился на иранскую территорию, захватив Ктесифонт. Однако в июле или августе он неожиданно умер. В официальном сообщении утверждалось, что его поразила молния, но это, возможно, была попытка скрыть более приземленную кончину, причиной которой могла стать болезнь или интрига при дворе132.
Карин, вероятно уже провозглашенный в качестве Августа, воспринимался теперь как старший правитель во всей империи. На востоке, впрочем, функции управления по-прежнему были сосредоточены в местном имперском дворе, хотя, по крайней мере на первых порах, Нумериан обладал лишь статусом Цезаря133. Здесь реальная власть осуществлялась Апром [лат. Aper) — его тестем и префектом претория. Римское войско вернулось в Сирию к весне 284 г.; а ближе к концу этого года оно по пути в Европу вышло к северо-западному побережью Вифинии134. Войска, однако, не любили Нумериана, и вскоре он исчез со сцены. Странная история об убийстве Апром постоянно мучимого болезнями молодого правителя, случившемся в начале ноября 284 г., и о последующих попытках префекта утаить это преступление наверняка отражает его стремление удержать власть в быстро ухудшавшейся ситуации, но, возможно, она умалчивает о вовлеченности в это дело других лиц135. После того как злодеяния Апра были раскрыты, армия выбрала своим предводителем командира далматинских гвардейцев (выполняли функцию дворцовой стражи. — А.З.), Г. Валерия Диокла. 20 ноября 284 г. в Никомедии Диокл был провозглашен императором и взял имя М. Аврелия Г. Валерия Диоклетиана. Немедленное публичное отречение Диоклетиана от соучастия в заговоре против Нумериана и самоубийство Апра заставляют думать, что Диоклетиан просто воспользовался первой представившейся возможностью, чтобы избавиться от потенциально обременительного сообщника136.
Свои войска Диоклетиан повел на запад вдоль Дуная. Тем временем Карин должен был реагировать не на этот, а совсем на другой вызов:
130 Pink 1963: 63 слл.; Carson 1990: 129 сл.
131 Barnes 1970а: 29.
132 Bird 1976: 125 слл.
133 Meloni 1948: 77 слл., 117 сл.; Pink 1963: 59; Chastagnol 1980: 79; Sasel 1984: 249; Peachin. Titulature: 49.
134 Halfmann. Itinera Principum: 242 слл.; Kolb. Diocletian: 13.
135 Аврелий Виктор. О цезарях. ХХХУШ.7 сл.; Евтропий. IX. 18; Эпитома о жизни и нравах императоров. XXXVHL4 сл.; Зонара. ХП.30.
136 Bird 1976; Kolb. Diocletian: 10 слл., 16 слл.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризио
79
М. Аврелий Сабин Юлиан, воспользовавшись возникшей политической неопределенностью, поднял мятеж в Паннонии и двинулся маршем в Италию. В начале 285 г. Карин нанес ему поражение в битве при Вероне137. Весной того же года он встретился лицом к лицу с Диоклетианом к западу от реки Марг [лат. Margus, совр. Велика Морава. —А.З.), невдалеке от места ее впадения в Дунай. Поначалу всё шло к полной победе Карина, однако затем он был умерщвлен собственными воинами будто бы в отместку за его блуд и совращение чужих жен138. Чуть было не разбитый в решающем сражении, Диоклетиан в итоге всё же захватил власть.
III. Анализ
Между 235 и 285 гг. Римскую империю испытывали на прочность великие беспорядки и огромные бедствия. Относительно главных причин этих потрясений современные историки в целом сходятся во мнениях: в самом деле, об этих причинах можно судить по сделанному Д иоклетианом для того, чтобы положить предел беспорядкам139. Говоря вкратце, возникла новая проблема, которая усугубила застарелые недостатки, присущие имперской системе. Проблема эта состояла в том, что иранское давление на восточные рубежи совпало с германским (главным образом готским) вторжением с севера. Что же касается уязвимых мест имперской системы, то вопрос этот более сложен.
С сугубо военной точки зрения, империя была не готова к прямому столкновению с мощными противниками. Ее стратегия состояла в том, чтобы удержать уже имевшееся и нейтрализовать угрозу, исходившую от тех, кто мог бы нанести вред. Следовательно, тактические действия правящих кругов Рима сводились к поддержанию оборонительных пограничных линий, сложившихся прежде — в 1—2-м столетиях. Именно данные рубежи могли подвергаться атакам налетчиков; и в этом плане полководцы и императоры, используя огромные ресурсы империи, могли откупаться от более опасных врагов или развертывать войска, дабы этих врагов сокрушить. Хотя Септимий Север нарастил численность армии, улучшил ее боеготовность и маневренность и поощрял стремление воинов-карьеристов занимать более высокие командные должности, сам по себе долговременный успех этой оборонительной системы отбивал охоту от проведения решительных реформ. В 235 г. римские вооруженные силы были совсем небольшими относительно тех требований, которые вскоре будут предъявляться к ним; для каждой кампании полевые армии необходимо было собирать по частям из состава гарнизонов, расположенных по всей длине границ; эти войсковые соединения, участвовавшие в боевых действиях, состояли преиму¬
137 Meloni 1948: 166 сл.; Chastagnol 1980: 79.
138 Bird 1976: 130; Barnes. NE: 50.
139 Cp.: Potter. Prophecy. 6 сл.


80
Часть первая
щественно из пехоты; кроме того, высшее командование могло отдаваться сенаторам, не обладавшим ни достаточным военным мастерством, ни опытом. Оказалось, что проникновение в империю крупных, хорошо управляемых, атаковавших с разных сторон вооруженных масс предотвратить практически невозможно, и было очень трудно выгнать их, когда они уже оказывались в пределах империи. Короче говоря, Рим утратил военную инициативность140.
Существовали также и трудности фискального характера. Продолжительная война стоила дорого, но империя, привыкшая к более мирным временам, не была готова платить за нее. Традиционно размеры налогов были относительно невысоки, к тому же большая их часть уже и так направлялась на армию, либо на ее содержание и оплату, либо, в особенности начиная с Септимия Севера, в качестве бонусов за сохранение лояльности правящему дому. Так что в экстренных случаях имелось мало шансов покрыть дефицит военного бюджета за счет сокращения иных расходов, повышать же налоги было не только опасно политически, но, учитывая рудиментарный характер имперской бюрократии, еще и крайне затруднительно в практическом плане. Настаивая на расторопном сборе регулярных податей или прибегая к чрезвычайным налогам, императоры рисковали получить недоимки, к тому же эти меры вызывали еще и народное возмущение. Поэтому не вызывает особого удивления то, что в Ш в. любимой уловкой была «порча» властями серебряной монеты141. Но война и фальсификация монеты подрывали экономику, остававшуюся, по современным стандартам, глубоко недоразвитой, а в ряде регионов уже пребывавшей, видимо, в глубокой рецессии;142 вызывавшийся этим спад производительности труда приводил к еще большему сжатию налоговой базы.
В силу этих причин становилось всё сложнее удерживать границы, а провалы в этом деле обнажали и другие слабые места имперской системы. Императоры, по существу, оставались военными диктаторами, которых римский сенат легитимировал, но не назначал. Они ни перед кем не должны были отчитываться, но, с другой стороны, на них лежала вся ответственность за обороноспособность державы143. Если военачальники какого-нибудь императора проваливались, он должен был возглавить кампанию лично; а если он сам терпел поражение или оказывался менее успешен, нежели его помощники, ему могли бросить вызов. В Ш в. войны против иранцев и германцев неизменно заставляли императоров лично присутствовать на границах и подвергать себя риску пленения или гибели на поле боя, а также нападкам со стороны своих подчиненных. А поскольку император не мог одновременно присутствовать повсюду и поскольку провинциальные войска и население, с которым они, понят¬
140 Alföldi (1939b): 210 слл.; Rémondon (1970): 77 сл.; MacMullen. Response: 52 слл.
141 MacMullen. Corruption: 101 слл.
142 Reece 1980: 35.
143 MacMullen. Response: 26 слл.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис>
81
ное дело, находились в тесном общении, всегда предпочитали вверять собственную безопасность местным вождям, о чьих способностях они могли судить по реальным делам, даже вполне успешный солдатский император мог столкнуться с мятежом. Особенности эпохи порождали еще и атмосферу личных обид, страхов и тайных интриг, которым повседневный придворный этикет вряд ли мог выставить эффективную защиту: многие императоры были просто-напросто умерщвлены. Попытки добиться известной степени административной преемственности посредством династического наследования, хотя и популярные в принципе, в целом оказались несостоятельными, поскольку наследники были либо слишком юны для надежного удержания власти, либо им бросали вызов более способные военные лидеры144. Хроническая гражданская война и частые приводившие к сумятице перемены на самом верхнем уровне имперского управления вызывали и облегчали дальнейшие атаки извне, замыкая порочный круг.
Впрочем, если этот общий анализ сопоставить с имеющимся у нас историческим повествованием о событиях конца Ш в., мы обнаружим, что указанному нарративу он соответствует отнюдь не идеально. С точки зрения общепринятых критериев (непрерывная гражданская война, усугубляемая вторжениями с двух сторон и способствующая возобновлению этих атак), собственно кризис начался лишь с конца 240-х годов (с превращением готов в главную угрозу), а завершился примерно в 270 г. (вслед за спадом иранской агрессии и победой Клавдия при Наиссе)145.
Предыдущий период, от восшествия Максимина до Филиппа, стал финальной фазой северовского мира. В частности, следует отвергнуть характеристику Максимина, данную М. И. Ростовцевым, как грубого солдатского императора, который немедленно трансформировал северовскую «военную монархию» в «военную анархию», направив свои состоявшие из бедных крестьян войска против аристократии и буржуазии146. Сейчас общепризнанно, что Максимин старался действовать как традиционный правитель, легитимированный римским сенатом. Несмотря на свои холодные отношения с этим органом, очень похоже на то, что он надеялся на окончательное с ним примирение, основанное на признательности сената Максимину за возвращение тем империи к раннесеверовским нормам дисциплинированного, беспристрастного и мужественного лидерства. В качестве монарха северовского типа у него не было причин опасаться сената как института (Максимин обладал всеми властными полномочиями, в каких нуждался), но ему не помешало бы заручиться поддержкой ведущих сенаторских семей. Главная неудача Максимина, который в реальности был далек от нарисованного Геродианом образа, состояла в том, нто он уделял слишком мало внимания политическим методам.
144 Alföldi 1939b: 195.
145 Ср.: de Blois 1984: 364.
146 Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи (СПб., 2001) П: 158 слл.; Loriot 1975а: 677 сл.; Dietz. Senatus: 296 слл., 305.


82
Часть первая
События тех лет со всей однозначностью указывают на многочисленные изъяны имперской системы, как то: проблемы, связанные с созданием эффективной полевой армии (Север Александр, Гордиан Ш); трудности финансирования больших кампаний (Максимин, Пупиен и Бальбин, Гордиан Ш, Филипп), а также обязанность императоров лично вести войска в бой (Север Александр, Максимин, Пупиен, Гордиан III, Филипп). С другой стороны, политическая дезинтеграция случилась независимо от какой-либо варварской атаки, и вызвана она была неспособностью Севера Александра и Максимина, а также их советников определить, какие шаги надо было предпринять ради сохранения власти. Результатом стал ряд случайностей и актов политического безответственного самовольства, отдельные из которых — в особенности восшествие Пупиена и Бальбина — представляются странными, но ни один из которых в реальности не выходил за рамки модели римской имперской истории, берущей начало от Августа. К счастью для империи, внешние враги не воспользовались в полной мере последовавшей за этим нестабильностью; и замечательный слепок старого порядка, увенчанный несовершеннолетним юношей в качестве императора, вскоре был реализован сторонниками Гордиана III, прежде всего Тимесифеем. Хотя данный инцидент вновь привел к расколу, восшествие на престол Филиппа и его сына давало надежды на сохранение преемства147. Северовский век подошел к концу только с мятежом Деция. Возможно, с точки зрения последующих событий, есть некоторая ирония в том, что руководитель всаднического ранга уступил место человеку, обладавшему сенаторским рангом и ставшим солдатским императором.
Тот факт, что «кризис» продолжался после Клавдия П, показывает, что развивался он согласно своей внутренней логике. Непрекращавшиеся военные действия не только усугубляли основные структурные слабости империи, но они еще и распространяли старые или плодили новые бедствия, такие как эпидемии, социальная и экономическая дезинтеграция и падение нравов. На это последнее указывала твердая убежденность многих людей в том, что все беды Рима вытекли из его небрежения к традиционным богам, из попыток различных императоров открыть заново и переопределить устоявшиеся (а потому правильные) взаимоотношения между самими правителями и охранявшими их божествами; на моральное падение указывали конечно же и гонения на христианство. Данная религия несколько пострадала при Максимине, но то был не более чем побочный результат его подозрительности к членам севе- ровского дома, которые, как оказывается, проявляли симпатии к христианам. Первые крупные гонения случились при Деции, но и они не представляли собой систематической попытки истребить эту новую веру. Некоторые христиане были искалечены (сколько реально погибло, в точности не известно) не из-за целенаправленных гонений, а, так ска¬
147 	De Blois 1978-1979: 15, 42.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризис*
83
зать, между прочим, в силу того, что принципиальной заботой правительства, настаивавшего на общих публичных жертвоприношениях, было сохранение религиозного единства перед лицом внешних угроз: от христиан требовали проявления всего лишь внешней лояльности, а отказ делал их уязвимыми перед обвинением в измене. С другой стороны, реакция христиан была предсказуема, и Деций, сенатский традиционалист, мог с удовольствием воспользоваться возможностью отделить себя от Филиппа, который оказался чересчур терпимым к христианам148. Характерно, что именно Валериан, похожий на Деция персонаж, правивший в похожих условиях, возобновил антихристианскую атаку и сделал ее более опасной, выбрав главной целью прежде всего церковную иерархию, а не отдельных верующих. Также показательно и то, что Галлиен, который в части принятия решений никогда ни от кого не зависел, прекратил гонения в 260 г. Терпимость Галлиена предоставила христианству промежуток времени длиной почти в поколение, чтобы восстановить свои силы, но важно отметить, что Аврелиан к концу своего правления, когда он был уже глубоко вовлечен в солнечный культ, всерьез намеревался, как представляется, возобновить преследования:149 самого по себе восстановления единства империи под властью сильного правителя было недостаточно для возрождения имперской самоуверенности.
Аврелиан является, может быть, самым загадочным из всех императоров П1 в. Хотя и гораздо менее оригинальный, чем Галлиен, он обладал и пониманием того, и более сильной волей к тому, что могло сделать римского императора гораздо более могущественным. Его достижения заставляют думать, что именно он был человеком, который мог бы положить конец «кризису». Его неудачу можно объяснить тем, что, несмотря на все его победы, ситуация почти не изменилась: Галльская империя, готы и Пальмира исчезли, но лишь для того, чтобы уступить место народам Верхнего Рейна и Верхнего Дуная, которые теперь представляли для Италии серьезную угрозу; да и Иран по-прежнему оставался в игре. И всё же необходимо подчеркнуть, что это были всего лишь те племена и народы, с которыми сталкивалась империя IV в. и от которых она, вплоть до появления гуннов, умела обороняться вполне успешно. При альтернативном объяснении указывают на политическое влияние армии, которое к тому времени стало непомерным, а также обвиняют римские войска, как командиров, так и рядовой состав, в вопиющей недисциплинированности и эгоизме — отсюда многочисленные и пагубные для государства политические убийства рассматриваемого периода, включая убийство Аврелиана150. В свою очередь, главную причину слабой дисциплины следует видеть в неудовлетворительном управлении: грубо говоря, если Аврелиан пал жертвой предательства, то винить в этом он должен был только себя. В самом деле, мы можем сделать предположение о том, что
148 Lane Fox. Pagans and Christians: 450 слл.
149 Sotgiu 1975b: 1048.
b0 Cp.: Potter. Prophecy: 41.


84
Часть первая
основной причиной продолжения неурядиц было отсутствие творческого воображения именно у Аврелиана: он восстановил империю и внес в нее ряд важных перемен, но он не изменил ее форму. Естественным образом возникает сравнение с Диоклетианом; например, точно так же, как и Диоклетиан, Аврелиан, сразу став единоличным императором, должен был взять на свои плечи весь груз обязанностей, связанных с этой должностью. Сумасшедшая деятельность его самого, и особенно Проба, показывает, что этих обязанностей стало чересчур много, чтобы с ними мог справляться один правитель; и разделение полномочий, имевшее место в середине 270-х годов, вполне вероятно, тогда предотвратило бы те проблемы на Рейне и на Верхнем Дунае, которые возникли позднее. Кар благодаря наличию у него двух взрослых сыновей смог повторить эксперимент Валериана с династическим разграничением властных компетенций, правда, лишь с ограниченным успехом, поскольку окончательная форма восточного правления, когда оно находилось в руках Нумериана и Апра, поразительно напоминает правление Гордиана Ш и Тимесифея и при этом не обнаруживает почти никакого развития. Сам факт восшествия на престол Д иоклетиана был результатом и частью продолжавшегося нестроения и не предвещал никакого окончания «кризиса».
И всё же Римская империя не только не рухнула, но, несмотря на бедствия 251 и 260 гг., даже не приблизилась к своему коллапсу. Как ни странно, отчасти это было обусловлено теми самыми угрозами, которые ускоряли «кризис». Ясно, что, несмотря на все римские страхи, истинные намерения Сасанидского Ирана состояли вовсе не в том, чтобы вернуть себе прежние ахеменидские владения в регионе Восточного Средиземноморья;151 также и германцы, при всей их назойливости, не могли перманентно оккупировать территорию при наличии твердого противостояния со стороны империи, даже если бы они и желали этого. Но столь же важным фактором была огромная внутренняя сила империи. Несмотря на очевидные риски, которым она подвергалась, никогда не было недостатка в способных кандидатах на пост римского императора, которые, получив власть, признавались на обширнейших территориях и благодаря этим территориям могли набирать, кормить, экипировать и тренировать армии, а затем во имя и во славу Рима успешно воевать, командуя этими легионами, против иранцев и готов. Указанная неослабная демонстрация могущества подавляла волю врага и укрепляла в провинциях уверенность, что, как бы плохо ни складывалась текущая ситуация, помощь — или расплата за измену — всё равно неизбежно придет. Таким образом подтверждалось то, что можно обозначить как «имперский нрав». В самом деле, если не принимать во внимание редких исключений, следует заметить, что врожденным инстинктом тех подданных Рима, которые обладали хоть какими-то властными полномочиями, было стремление сохранять целостность империи. В свете современного опыта, самой поразительной особенностью этих лет, возможно, является
151 Kettenhofen 1984; Drinkwater 1989; Potter. Prophecy. 370 слл.; Strobel 1993: 287 слл.


Глава 2. От Максгшина до Диоклетиана и «кризис»
85
полное отсутствие сепаратистских или националистических попыток использования беспорядков в империи. В случае с «дунайскими» императорами становится совершенно очевидным, что к этому времени провинциальные высшие классы были уже глубоко романизированы и не выдвинули из своей среды никаких вождей для местного сопротивления римскому господству152. Усилия по решению своих проблем собственными силами в чрезвычайных ситуациях в целом работали на благо империи, и там, где эти усилия оказывались хоть сколько-нибудь значительными, они формулировались римским державным языком. Так, например, и Галльская, и Пальмирская империи представляли себя в качестве империй «Римских», и долговременное существование таковых должно было вынуждать их правителей претендовать на то, чтобы стать императорами в самом Риме и взять на себя ответственность за всю державу.
Преобладающая политическая тенденция была центростремительной. Забавно, что значительная часть гражданской борьбы рассматриваемого периода имела место тогда, когда полководцы-узурпаторы снимали свои войска, чтобы сражаться за обладание столицей, в которой можно было добиться легитимности через признание сената. Но даже и здесь мы с трудом можем сформировать представление о превращении «кризиса» в «анархию». В отличие от кровавых конфликтов 4-го столетия, конфронтация Ш в. зачастую приводила к весьма незначительным потерям в живой силе благодаря тому, что в последнюю минуту одно из главных действующих лиц исчезало: за весь период лишь один легитимный император, а именно Филипп, погиб в генеральном сражении против римских войск.
Легионы на марше на своем пути вызывали опустошение, вне зависимости от того, вступали они в бой или не вступали. Однако опять же нам не следует делать из этого вывод, что имперский опыт неизменно был зловещим. Иноземные вторжения и гражданская война на разные регионы воздействовали по-разному. Более всего страдали приграничные провинции; но даже и в этом случае невозможно вывести никакого жесткого правила, поскольку Британия и Африка, например, были слабо вовлечены в тогдашние проблемы. Равно и «порча» монеты, а также следовавший за ней рост цен должны были оказывать лишь побочное влияние на тех, кто, как земледельцы и землевладельцы, имел прямой доступ к сельскохозяйственной продукции, — бесспорно, основному элементу имперской экономики. Следует также отметить, что к концу столетия даже в отношении рабочих, чиновников низшего ранга и рядовых воинов инфляция, по современным стандартам, вряд ли была значительной153.
На этом фоне становится понятно, почему современные историки так горячо спорят о том, до какой степени тогдашние люди ощущали себя живущими в «кризисе»154. Многие исследователи предпочитают характе¬
Millar. Near East 155.
ьз Ср.: Rémondon 1970: 111.
154 Alföldy 1974; MacMullen. Response: 1 слл.; и прежде всего: Strobel 1993: к примеру, 1 слл., 289 слл., 300 слл., 345 слл.


86
Часть первая
ризовать анализируемый период как время перемен, когда тенденции, заложенные Септимием Севером или даже более ранними императорами, ускорились, с тем чтобы придать Римской империи новый вид. Важными аспектами этого процесса были:
( 7) эксперименты по разделению и децентрализации высшей власти (Валериан, Галлиен, Кар);
(2) создание постоянных мобильных полевых армий с сильным, хотя и не исключительным, акцентом на конницу (Галлиен—Кар);
(3) развитие, стимулировавшееся развертыванием указанных полевых армий, важных центров управления, помимо Рима: субстолицы в Трире, Милане, Сирмии, Антиохии и др. (Галлиен—Кар);
(4) возможность признания того, что «Рим» находится там, где в данный момент пребывает император, и что, следовательно, город вместе со своим сенатом в крайнем случае могут быть проигнорированы (Кар);
(5) перестройка конструкций сенатской и всаднической карьеры, позволившая всадникам занимать главные военные и гражданские посты, что после Галлиена привело к тому, что должность императора перестала быть сенатской монополией;
(6) появление (как в случае сенатских, так и всаднических полководцев) широких, универсальных командных должностей, которые, как представляется, предвещали военную иерархию IV в. (Филипп—Проб) ;
(7) покидание непригодных для обороны или излишне растянутых пограничных территорий (Галлиен—Аврелиан);
[в) движение в сторону возвеличения статуса императора путем заявления о его особых отношениях с могущественными божествами или с каким-то одним всемогущим богом (Галлиен—Аврелиан).
IV. Выводы
В 285 г. Римская империя по-прежнему стояла перед лицом гигантских проблем. Хотя «кризис» обнажал слабые стороны империи, он вместе с тем делал явными ее базовые сильные стороны. От правителя требовалось лишь осознавать эти достоинства и использовать их. Тот факт, что империя могла представить такого человека, доказывает, что она не находилась в упадке. При всех своих недостатках римская имперская цивилизация в конечном счете была способна правильно вычислить опасности, которые ей угрожали, и осуществить необходимые меры, которые позволяли ей направлять события в то русло, которое соответствовало ее собственной воле155.
155 Cp.: Alföldy. Krise: 469.


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
87
V. Замечания по поводу источников
Основной проблемой является отсутствие исчерпывающих повествований о событиях интересующего нас периода, современных этому периоду или близких к нему по времени. Геродиан обеспечивает нас детализированным отчетом за 235—238 гг., но относительно времени от Гордиана Ш до Карина мы вынуждены опираться главным образом на созданные в середине или конце 4-го столетия латинские биографические сборники Аврелия Виктора (XXV—XXXVTQ), Евтропия (IX. 1—22) и так называемого Эпитоматора (XXV—XXXVIII), которые все очень похожи друг на друга и в конечном итоге все восходят к единственному, ныне утраченному, сочинению начала IV в. — к так называемой «Kaisergeschichte»155а. Красочные биографии большинства императоров и узурпаторов Ш в., которыми заканчивается «Historia Augusta» (или «Scriptores Historiae Augustae», «Сочинители истории Августов»), являются всего лишь прихотливыми разработками сведений Аврелия Виктора и Евтропия и современными историками обычно совершенно игнорируются. Впрочем, эти биографии приобретают определенную ценность, когда выясняется, что они сохраняют материал из других, заслуживающих доверия, источников, в особенности из написанных по-гречески Дексиппом Афинским «Хронологической истории» и «Скифики» (история войн с готами). Хотя к трудам Дексиппа обращались также и византийские историки, и составители разных компиляций, сохранившихся фрагментов всё же недостаточно, чтобы создать полную и связную реконструкцию содержания Дексипповых сочинений. Тем не менее, именно благодаря двум позднейшим греческим авторам V и XII вв., опиравшимся на Дексиппа, соответственно Зосиме (Новая история. 1.12—73) и Зонаре (Хроника. ХП. 15—31), мы располагаем наиболее скрупулезными подробностями, которые позволяют наполнить плотью скудную содержанием информацию латинской традиции. Зонара использовал еще и сочинение Петра Патрикия (VI в.) и, вероятно, через него познакомился с трудом какого-то крупного латинского историка-анналиста 4-го столетия (Bleckmann 1992: 410 слл.). Новаторская «История Церкви» Евсевия (VL28—VII.33) обеспечивает нас основными свидетельствами по распространению христианства в рассматриваемую эпоху, но имперской истории она касается лишь мимоходом. Имеются и другие исторические сочинения, например, «Бревиарий» (ХХП—XXIV) Феста от IV в. и «Хронография» (ХП) Иоанна Малалы от VI в., однако носят они весьма своеобразный характер, не отличаются связностью и должны использоваться с предельной осгорож-
ь>а «Kaisergeschichte» [нем. «История Цезарей»). В отечественной специальной литературе для обозначения этого несохранившегося сочинения используется название «Всеобщая история римских императоров» (или «Имперская история А. Энмана»); см., напр.: Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи (СПб., 2001) П: 146. —А.З.


Часть первая
ностью. Существует конечно же современная событиям литература иных жанров: риторическая (Псевдо-Элий Аристид. Речь XXXV «К Императору»; Латинские панегирики. VIII. 10), пророческая (Тринадцатый Сивилловский оракул, см. теперь: Potter. Prophecy), пасторская/апологети- ческая (Киприан. Письма\ Его же. Книга к Деметриану) и полемическая (Лактанций. О погибели гонителей. IV—VI). Впрочем, пристрастность и часто свойственная этому материалу неясность в выражениях приводит к тому, что его очень трудно использовать для установления общей картины той эпохи, в которой данная литература создавалась.
При таких обстоятельствах вряд ли стоит удивляться тому, что современные историки в значительной степени вынуждены полагаться на иные типы источников. Хотя в течение 3-го столетия надписей становилось всё меньше и меньше, эпиграфика по-прежнему может обеспечить нас многими полезными подробностями о социальной, политической и военной истории. Например, благодаря надписям мы можем увидеть некую фракийскую общину, которая обращается к Гордиану III с просьбой о защите против вымогательств правительственных чиновников (Скаптопара: CIL Ш. 12336; SIG3 888; IGRR 1.674; IGBulg IV.2236; Herrmann. Hilferufe; Hauken. Petition and Response: 74—126); а также, с неожиданной стороны, Шапура I, гордящегося своими победоносными кампаниями против римских императоров (Накширустамская победная надпись на «Каабе Зороасгра», так называемая «Res Gestae Divi Saporis» (SKZ): Sprengling. Iran; Kettenhofen. RPK; Kettenhofen 1983; Frye. Iran). Новым потрясающим открытием стал Аугсбургский победный алтарь, который заставил пересмотреть как вопрос о римско-германских взаимоотношениях, так и хронологию 259/260 г., см.: Bakker 1993; Jehne 1996.
Впрочем, история конца 3-го столетия в огромной степени традиционно полагается на нумизматические исследования. В Ш в. произошло увеличение количества имперских монет, выпускавшихся в возросшем числе монетных дворов. Идентификация этих последних, анализ их продукции и изучение вопроса о том, где и почему монеты в конечном итоге оказались в земле, всё это помогает установить имена, титулы, последовательность и хронологию императоров и узурпаторов, их общий политический курс, а также локализовать их военные кампании. Например, сведения литературных источников по правлению одного малоизвестного узурпатора наполнились смыслом благодаря подробному изучению его монетной чеканки, см.: Baldus 1971; и только монеты обеспечили нас надежными средствами, позволяющими проследить динамику в правление Проба и его преемников, см.: Pink 1949; Pink 1963. В общем и целом, до сих пор остается полезной работа: Callu. Politique monétaire; удобную сводку по новейшим исследованиям можно найти в издании: Carson 1990.
С другой стороны, историки пришли к пониманию, что нумизматика имеет свои ограничения и что при написании детализированной истории следует быть осторожными в использовании монет. В последние годы, понятное дело, было уделено огромное внимание папирологическим сви¬


Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризио
89
детельствам, большей частью происходящим из Египта. Главный вклад этого рода изысканий состоит в том, что они снабдили нас более надежной политической хронологией периода, с учетом промежутков времени, которые были необходимы, чтобы сообщения о смене императора дошли до разных частей Египта и использовались для датировки там публичных документов (Rathbone 1986; Peachin. Titulature). И всё же остаются значительные трудности, например, в вопросе согласования относительно поздней датировки смерти Максимина, выводимой из папирусов, с относительно ранней датировкой, на которую указывают литературные и эпиграфические источники (см.: Peachin 1989). Наконец, хотя строительная деятельность, как и практика вырезания надписей на камне, во времена «кризиса», как кажется, сократилась, археологические источники могут подтвердить и расширить наши знания. Новая Аврелианова стена вокруг Рима стойт до сих пор (Todd 1978); также и убежища на холмах в долине Мозеля дают показания о степени варварского проникновения после падения Галльской империи (Gilles 1985).


Глава 3
А.-К. Боуман
ДИОКЛЕТИАН И ПЕРВАЯ ТЕТРАРХИЯ,
284—305 гг.
Капитолийский Зевс сжалился наконец над родом человеческим и дал власть над всей землей и всем морем богоподобному царю Диоклетиану. Тот погасил память о прежних горестях у каждого, кто всё еще страдал из-за страшных долгов, пребывая во тьме без всякого луча надежды. Теперь же отец узрел свое чадо, жена — своего мужа, брат — своего освобожденного брата, как будто снова выйдя на солнечный свет из Аида. С удовольствием Диоген, спаситель городов, воспринял милость прекрасного царя и немедленно позволил городам счастливо позабыть о скорбях. Вся страна испытывает радость, как в сиянии золотого века, и железо, занесенное над людьми, опущено и, не обагрившись, вложено в ножны. И ты, управитель Семи Номов, также возликовал, объявляя о царственном даре всем, и Нил восславляет твою мягкость, которую ты проявлял и прежде, когда правил поселениями Нильских Фив заботливо и справедливо.
Это — прозаический перевод гекзаметрических стихов, которые, возможно, были сочинены для исполнения во время торжеств на IV Капитолийских играх в городе Оксиринхе, что в среднем Египте, планировавшихся на лето или осень 285 г., то есть через несколько месяцев после восшествия на престол императора Диоклетиана1. Поэмы и иные провозглашения наступления «золотого века», как современные событиям, так и сделанные ретроспективно, не уникальны и не особенно удивительны. Возможно, более необычным является то, что восшествие Диоклетиана более или менее повсеместно провозглашалось последующими поколениями в качестве одного из самых значимых водоразделов в истории Римской империи, который отмечает собой переход от «военной анархии» 235—284 гг. к «доминату» Поздней империи. Согласно традицион¬
1 Р. Оху. ЬХШ.4352. Английский перевод и гипотеза (заманчивая, но не доказанная) о датировке и обстоятельствах написания указанных стихов принадлежат издателю данного текста Джону Ри (John Rea). Диоген, к которому обращена поэма, это первый префект Египта при Диоклетиане — М. Аврелий Диоген. О другой гекзаметрической поэме, имеющей отношение к событиям данного царствования, см. далее (Heitsch (1963) XXII: 79-81; GLP Ns 135).


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
91
ной точке зрения, на два десятилетия Диоклетианова правления пришлось восстановление политической, военной и экономической стабильности после полувекового хаоса, ценой чего была более абсолютистская монархия, значительно увеличившиеся в размерах (а потому более прожорливые и дорогие) армия и бюрократия, а также более тяжкий режим налогообложения. Обозначенные черты периода, а также то, что из его специфики следует, подробно рассмотрено в последующих главах. Независимо от того, придерживаемся ли мы или не придерживаемся communis opinio [лат. «общепринятое мнение». — Æ5.), не остается никаких сомнений в том, что к 305 г. институты, войско, чиновничество и фискальный режим (среди прочего) были совершенно иными по сравнению с тем, что двадцатью годами ранее они собой представляли. Целью данной главы является установление контекстного каркаса событий, внутри которого эти перемены могут быть исследованы. Это не такая простая задача, как может показаться на первый взгляд2. Она еще более усложняется благо¬
2 	Главной причиной этого является тот факт, что мы не располагаем добротными, детальными и заслуживающими доверия нарративными источниками по периоду (такие сочинения, как «О Цезарях» Аврелия Виктора, «Эпитома о жизни и нравах императоров» и «Бревиарий» Евтропия, зачастую представляют собой лишь конспективное изложение событий). В результате многое зависит от неизбежно богатых лакунами и разрозненных надписей, папирусов и монет, а также, если говорить о литературных свидетельствах, от сочинения «О погибели гонителей» Лактанция (в дальнейшем цитируется как DMP; см. Список сокращений в конце наст, тома), которое часто характеризуется как пристрастное и не заслуживающее доверия, от трудов Евсевия, в особенности от таких, как «История Церкви», «Житие Константина» и «О палестинских мучениках», а также от соответствующих «Латинских панегириков» («Panegyrici Latini»), теперь снабженных переводами и исчерпывающим комментарием в издании Никсона и Роджерса (см. описание в библиографическом указателе: Nixon, Rodgers. Panegyrici); нумерация и порядок расположения речей в данном собрании могут поставить в тупик, поэтому здесь нужно специально отметить, что при цитировании панегириков у нас использована нумерация, примененная именно в издании Никсона—Роджерса. Значительная часть огромной современной историографии по рассматриваемой эпохе посвящена, в большей или меньшей степени, ряду хронологических проблем, многие из которых не поддаются окончательному решению и не могут быть подробно изложены здесь. Для многих событий мы вынуждены предпочесть одну из конкурирующих хронологий, при этом объем главы не позволяет дать подробную аргументацию такого выбора. Тем не менее, будем надеяться, что наши предпочтения не столь произвольны, как на первый взгляд может показаться, поскольку за последние два десятилетия (сер. 80-х — сер. 2000-х годов) были достигнуты существенные успехи в деле синтезирования и понимания свидетельств документальных источников. Особенно ценны труды Т.-Д. Барнеса (Barnes), напр.: CE, NE и его «Императоры». Другими фундаментальными исследованиями являются: Kolb. Diocletian\ Corcoran. ET. Они в значительной степени замещают более старую трактовку, содержащуюся в монографии: Seston. Dioclétien, представляющей собой первую часть задуманного издания, так и оставшегося незаконченным. Из других относительно недавних сводок Диоклетианова правления см.: Williams. Diocletian; Chastagnol 1994а; Chastagnol 1994b. Из современных тематических разработок важнейшей является книга А. Джонса «Поздняя Римская империя: Социально-экономическое и административное обозрение» (см.: Jones. LRE). В ней исчерпывающим образом разбирается система управления Поздней империи, начиная с Диоклетиана, но совсем не рассматривается политическая история (существует сокращенный и упрощенный вариант этого большого труда, переведенный на русский язык, см.: Джонс А.-Х.-М. Гибель античного мира (Ростов-на-Дону, 1997). — Л.З.). Хронологическую сводку, в которой, к сожалению, не отмечены все неясности и спорные моменты, см. в изд.: Kienast 1996. Наши час-


92
Часть первая
даря вопросу о мотивах и намерениях. Составил ли Диоклетиан некий генеральный план преобразования шатавшейся империи Рима немедленно по приходе к власти или же те построения, которые были осуществлены за время его правления, явились результатом серии спонтанных ответов на конкретные критические ситуации и проблемы? Среди специалистов обе эти точки зрения находят своих приверженцев*  3.
I. 	Восшествие Диоклетиана на престол
И НАЗНАЧЕНИЕ МЛКСИМИАНА
Император Кар умер летом 283 г., оставив после себя сыновей — Нуме- риана и Карина. В начале ноября 284 г. Нумериан был убит своим префектом претория и тестем Апром. Вскоре после этого в местечке неподалеку от Никомедии в Вифинии армия провозгласила в качестве нового императора командира императорской стражи («domesticos regens») по имени Диокл. Сообщается, что он был уроженцем Иллирика, или, иначе, Далмации, что родился он, вероятно, в городе Салоны 22 декабря 243, 244 или 245 г. и что его отцом был секретарь и вольноотпущенник сенатора по имени Анулин. Имя Диокл, причем в демотической транслитерации, появляется в одном папирусе, из которого ясно, что в Египте его признали в качестве императора 7 марта 285 г., но вскоре после своего провозглашения он взял имя, которое с этого момента стало официальным: С. Aurelius Valerius Diocletianus (Г. Аврелий Валерий Диоклетиан). Его первый публичный акт, «казнь» Апра, выглядел как месть за убийство Нумериана, но это вполне могло быть ликвидацией неудобного соучастника заговора, которого Д иоклетиан мог считать «неблагонадежным». На 285 г. приходится консульство Диоклетиана и Л. Цезония Овиния Манлия Руфиниана Басса, прежнего проконсула Африки, который в конечном итоге занял ключевой пост префекта города4. В начале весны 285 г. другой сын Кара, Карин, устранил в Вероне еще одного претендента на порфиру, некоего Юлиана5. Вопрос о противостоянии между Диоклетианом и Карином был решен в сражении у реки Марг в Мёзии, состоявшемся до конца мая, где Карин был убит собственными воинами. Других соперников не оста¬
тые ссылки при указании того, в каком конкретном месте находился император в конкретный момент времени, заимствованы из фундаментального собрания материала, содержащегося в гл. 5 книги: Barnes. NE.
3 См. прежде всего, соответственно: Kolb. Diocletian; Seston. Dioclétien. В нашем рассказе акцент делается на свидетельствах для серии перемен, растянувшихся на два десятилетия. См. далее, с. 100—101.
4 Barnes. NE: 97.
5 Сабин Юлиан или М. Аврелий Юлиан (его отождествляют с префектом претория Карина), но свидетельства недостаточны, так что эти имена могли относиться как к одному (Barnes. NE: 143), так и к двум разным лицам (Kienast 1996: 263). Имелся еще и племянник Кара, Нигриниан, засвидетельствованный на монетах [RIC V.2 202, 123) и обожествленный после своей, по всей видимости скорой, смерти [ILS 611).


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
93
лось, и к началу июня Паннония оказалась под контролем Диоклетиана. Затем он проследовал в Италию и, видимо, посетил Рим6.
В высшем командном составе никаких скорых перемен не последовало, и особо следует отметить, что Тит Клавдий Аврелий Аристобул, коллега Карина по консульству и префект претория, сохранил за собой последний пост. Однако незадолго до этого было внедрено более весомое новшество. В качестве своего младшего соправителя Диоклетиан назначил некоего Аврелия Максимиана, который, как и сам Диоклетиан, служил в войске Кара в Месопотамии и находился в Никомедии, когда Диоклетиана провозглашали императором, вероятно, для его поддержки7. Нетрудно реконструировать последовательность событий, в ходе которых Максимиан был сначала — вероятно, 21 июля 285 г., в Милане, — утвержден в ранге Цезаря, а затем, 1 марта (либо 1 апреля) 286 г., повышен до Августа8. Впрочем, с титулатурой и датировкой имеются определенные проблемы, хотя к 24 мая 286 г. Максимиан определенно был уже повышен до статуса Августа9. Нет никаких прямых подтверждений тому, что Диоклетиан официально усыновил Максимиана, как часто утверждается, хотя последний действительно взял в качестве своего gentilicium (родового имени) имя Валерий. Эта тема еще более запутывается вопросом о намерениях. Было ли это первой стадией генерального плана, который был завершен в 293 г. формированием тетрархии, с двумя старшими Августами и двумя младшими Цезарями (см. далее), или же это было уловкой, вызванной неотложной потребностью коллеги разделить с кем-то обязанности по управлению государством? Первая точка зрения базируется на тенденциозном источнике, а именно на Лак- танциевом рассказе о неформальном разговоре, имевшем место в 305 г., в ходе которого Галерий оказывал на больного Диоклетиана давление, с тем чтобы тот отрекся от власти:
<...> тот порядок, который установлен самим Диоклетианом, должен соблюдаться всегда, а именно то правило, что в государстве должно быть двое более высокого ранга, которые должны обладать верховной властью, и так же двое меньшего ранга, чтобы помогать тем10.
6 	Barnes. 'Emperors*: 537. Хронологически посещение Рима можно допустить (Зонара. ХП.31) в том случае, если битва при Марге состоялась весной.
/ Максимиан был на несколько лет младше Диоклетиана, имел таких же простых родителей (Эпитома о жизни и нравах императоров. XL. 10, с упоминанием «opera mercenaria» — наемнической службы) и происходил из Иллирика.
8 См.: Barnes. СЕ: 6—7; ср.: Barnes. NE: 4; Bames. *Emperors': 537 — здесь предпочитается 1 апреля (как в «Consularia Constantinopolitana» (Chron. Min. L229; Burgess 1993: 234); cp.: Kolb. Diocletian: 33—34, 49. Датировка «1 марта» может бьпъ подтверждена ссылкой на надпись: BGUIV. 1090.34, в которой совместное правление фигурирует под датой 31 марта 286 г. (cp.: Worp 1985: 98—99), что может быть отвергнуто только с помощью предположения, что эта надпись была сделана позднее и что в ней была использована анахроничная формула.
9 BGU Ш.922. См.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 44—48.
10 Лактанций. О погибели гонителей. 18.5.


94
Часть первая
Альтернативная точка зрения выглядит более обоснованной, если мы соглашаемся с тем, что Максимиан вскоре должен был заняться проблемой раскола Галлии, приступив к вооруженной борьбе с багаудами, сельскими разбойниками, имя вождя которых, Аманда, засвидетельствовано в монетных выпусках11. Дестабилизация, вызванная насильственными действиями со стороны недовольного сельского населения, стонавшего под гнетом тяжелых налогов, могла быть последствием политических событий 260-х годов (см. выше), но, если мы доверимся Евтропию12, Мак- симиану, похоже, не составило особого труда справиться с данной проблемой. Согласно хронологии, какую эта последовательность событий предполагает, к действиям против багаудов Максимиан приступил летом 285 г., после чего покинул Галлию, чтобы перезимовать в Милане. Источники наводят на мысль о распределении обязанностей, однако нет никаких свидетельств ни о каком формальном территориальном отделении западной части империи от восточной13, куда Диоклетиан отправился после назначения Максимиана.
II. 286—292 годы
Вероятно, в 286 или в 287 г. (хотя остается неясным, было ли это связано напрямую с успехом Максимиана в борьбе с багаудами) выявилась новая характерная особенность императорской коллегиальности: Диоклетиан и Максимиан начали использовать эпитеты в форме прилагательных, — соответственно, Iovius (Иовий, т. е. Юпитеров) и Herculius (Геркулий, т. е. Геркулесов), которые ставили правителей в некую родственную связь с божествами, а именно с Юпитером и Геркулесом14. Дело определенно не сводилось к простой личной идентификации, и это подтверждается тем фактом, что данные прилагательные были также присвоены воинским подразделениям, а позднее и провинциальным единицам15. Августы являются братьями, но Д иоклетиан, старший и вместе с тем Иовий, — это тот, кто планирует, а Максимиан, Геркулий, — это тот, кто исполняет задуманное:
11 RIC V.2 595; монеты не имеют свидетельств о втором предводителе, Элиане, имя которого упоминают Аврелий Виктор (О Цезарях. XXXIX. 17) и Евтропий (IX.20.3).
12 Евтропий. IX.9.13 (levibus proeliis, «стремительным натиском» или «борьбой, не потребовавшей особых усилий»).
13 Данная точка зрения, среди прочего, не разделяется Частагнолом (Chastagnol 1994а; Chastagnol 1994b), который считает ее излишне схематической и потому нереалистической.
14 О датировке этого новшества и о том, что послужило для него стимулом, много спорят; обзор дискуссий по этому вопросу см. здесь: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 48. Связано ли это с успехом против багаудов и повышением статуса Максимиана весной/летом 286 г. или же с необходимостью укрепить единство против Караузия (см. далее) в 287 г.? Связано ли это с переименованием города Перинфа в Гераклею, случившимся 13 октября 286 г. (FF 284)?
15 Напр., «Ala Herculia Dromedariorum» («Геркулиева ала дромедариев»; см.: Р. Рапор. Beatty 2.168—169). О Aegyptus Iovia (Юпитеров Египет) и Aegyptus Herculia (Геркулесов Египет) см. далее, в гл. 10.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
95
Всё это ты (Максимиан. — А. 3.) принял, когда их предложил лучший из твоих братьев (Диоклетиан. —А.З.). Не ты ли положил руку помощи на руль, когда попутный ветер подул в корму государственного корабля <...> ты пришел на помощь римскому имени, когда оно дрогнуло, встав рядом с вождем, оказав ему такое же своевременное содействие, какое некогда Геркулес оказал своему Юпитеру16.
Большей определенности в описании отношений между смертными и богами достичь, видимо, невозможно; представление о точной симметрии в позднейшей тетрархии решительно опровергается тем фактом, что из Цезарей, назначенных в 293 г., старший, Констанций, стал Геркулием, тогда как младший, Галерий, — Иовием. Точной симметрии и не требовалось, чтобы у панегиристов появился повод для льстивых характеристик. Не нужна она была и для того, чтобы связать данный феномен с утверждениями Аврелия Виктора и Евтропия о том, что при императорском дворе Диоклетиан ввел более пышные, нежели прежде, ритуалы и церемонии, включая и adoratio (обожание, поклонение императору)17. Сложилось представление о том, что в действительности таким способом civilitas (старая гражданская идеология принципата) была заменена (возможно, под иранским влиянием) более величественным и более далеким восточным деспотизмом. Судя по всему, это представление обязано своим появлением преимущественно современной интерпретации событий тех лет.
Успехи Максимиана в борьбе с галльскими багаудами (достигнутые, согласно принятой здесь хронологии, в 285 г.) оказались осложнены и обесценены новыми обстоятельствами. Когда Максимиан отправился в Милан, чтобы провести там зиму 285 г., один из его командиров, некий ме- напиец (то есть представитель бельгийского племени менапиев. —А.З.) по имени Караузий, происходивший с Нижнего Рейна, получил командование флотом в регионе Галльского побережья (с базой в Булони), чтобы решить проблему саксонских и франкских пиратов18. Караузий весьма преуспел в этом деле — и даже слишком преуспел19. Он, очевидно, обогатился за счет добычи, захваченной пиратами, которые проникли в северную Галлию и были отброшены назад к побережью. Максимиан, у которого рост богатства и силы Караузия вызывали подозрения, приказал казнить его, и Караузий поднял знамя восстания. Осенью 286 г. Галлия и Британия провозгласили его императором, и он отправился в Британию, удержав за собой на галльской стороне контроль над некоторыми частями берега на Ла-Манше.
10 Pan. Lat. Х(П).4.2 — панегирик произнесен в 289 г. (Русский перевод панегириков см. в изд.: Латинские панегирики / Вступит, статья, пер. и комм. И.Ю. Шабаги (М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016). — А.З.).
17 Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXIX.204; Евтропий. IX.26; ср.: Nixon, Rodgers. Panegyrici-. 51—52.
18 Его точная должность неизвестна, см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 107; он мог быть префектом Британского флота (classis Britannica) или начальником Армориканской и Нерви- канской области («dux tractus Armoricani et Nervicani»). Его полное имя: М. Аврелий Мав- зей Караузий.
19 Его успех, видимо, объясняет титул «Britannicus Maximus» («Британский Величай- Ший»), присвоенный ему Диоклетианом и позднее отнятый [ILS 615).


96
Часть первая
Перед тем как предпринять попытки справиться с этим движением, Максимиану нужно было подумать об угрозах безопасности для Галлии и для рейнских границ. В 287 и 288 гг. грабительские рейды и набеги из- за рейнской границы осуществляли всякого рода племенные коалиции, в том числе бургунды—аламанны и хайбоны—герулы. Согласно одному источнику, свои действия против них Максимиан начал сразу же после подавления багаудов (т. е. в 285 или в 286 г.)20. Начало 287 г. выдалось зловещим, когда инаугурация Максимиана в качестве консула в городе Трире была прервана из-за варварских налетов. Летом Максимиан перешел через Рейн в Германию, вызвав тем самым у своего панегириста следующее восклицание: «Всё, что я вижу за Рейном, принадлежит Риму»21, хотя представляется сомнительным, что его пребывание там было хоть сколь-нибудь длительным. Из трех германских «побед», заявленных Диоклетианом и Максимианом в период между назначением последнего и 293 г., эта была третьей; первой является его более ранняя акция против племен, упомянутых выше, а второй — кампания Диоклетиана на рецийской границе летом 288 г., после которой оба Августа встретились для совещания. Максимиан, вероятно, уже приступил к масштабному процессу строительства флота, чтобы с его помощью атаковать Караузия в Британии, и оттуда дал поручение своим подчиненным начать операции против франков в районе устья Рейна, что привело к восстановлению франкского вождя Геннобуда в его царстве в области Трира22. Главным среди этих подчиненных был Флавий Констанций, родившийся около 250 г. и происходивший из какой-то дакийской семьи. Он служил телохранителем (protector), а затем военным трибуном и наместником Далмации. Весьма вероятно, хотя прямых подтверждений этому факту нет, что он был назначен на должность префекта претория, каковую должность мог отправлять в период между 288 и 293 гг.23. В 293 г. при образовании тетрархии он должен был быть старшим из двух вновь назначенных Цезарей и, видимо, уже являлся зятем Максимиана (супругом его дочери Феодоры) и отцом Константина, будущего императора, родившегося в предыдущем браке — Констанция с Еленой.
Успехам на германском пограничье, которые для панегириста 289 г. символизировала изъявленная Геннобудом покорность, на тот момент совершенно не соответствовали усилия Максимиана в борьбе с Караузием в Британии. Этот последний, вероятно, с 287 г. величал себя консулом, и панегирист рисует картину масштабных кораблестроительных работ для экспедиции против него и предрекает победу над «тем пиратом»24. В реальности Караузий использовал свои практические навыки в деле командования флотом и построил сильную военно-морскую базу. Его монеты декларируют лояльность британских легионов и в конечном итоге заявляют претензию на коллегиальность с законными императорами, пре-
20 Pan. Lat. Х(П).5.1.
21 Pan. Lat. Х(П).7.7 (англ, перевод Никсона в изд.: Nixon, Rodgers. Panegyrici).
22 Pan. Lat. Х(П).10.3: «cum per te regnum recepit» («благодаря тебе вновь обрел царство»).
23 Bames. NE: 125-126.
24 Pan. Lat. Х(П).12.1.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
97
тензию, обоснованность которой те никогда не признавали ни в какой форме. То, что Караузий мог заявлять такие претензии, явно основывалось на неудаче Максимиана в деле борьбы с ним в 289/290 г., и автор панегирика, адресованного Констанцию в 297 г., как обычно считается, связывает эту неудачу с морской катастрофой, постигшей флот Максимиана25. Правильно ли это объяснение или нет, но до 290 г., пока Макси- миан оставался в Галлии, Караузий никем так и не был обуздан26. В данный период, по-видимому, более крупного военного успеха добился Констанций, который пленил варварского царя и, перейдя Дунай, опустошил территорию аламаннов27.
В 287—290 гг. важные события имели место также и в восточной половине империи, куда Диоклетиан отправился после назначения Максимиана и, видимо, осенней кампании против сарматов, прибыв к 20 января 286 г. в Никомедию в Вифинии. Вопрос о последовательности событий опять запутан, но ясно, что имела место серьезная активность, включая отношения с Ираном, мероприятия в Египте и сражение с сарацинами. Лето 286 г. Диоклетиан провел в Палестине. В 287 г. иранский царь Варахран П (время правления: 276—293 гг.), внук Шапура I, столкнулся с внутренними проблемами, точнее — с восстанием своего брата Ормиз- да и, как оказалось, пошел на соглашение с Диоклетианом, которое подразумевало восстановление на армянском троне римского клиента Тири- дата Ш, смещенного Шапуром I в 252/253 г., а также, возможно, возвращение Месопотамии, от которой прежде Рим отказался. Панегирист 289 г. должным образом подчеркивает почтение Великого царя по отношению к Риму, оказанное им в форме supplicatio (общего молебствия); в 290 г. Диоклетиан публично заявлял о своем успехе, приняв титул «Persicus Maximus»28. По всей видимости, именно во время этого эпизода Диоклетиан усилил римскую систему обороны от иранских вторжений в Сирию путем укрепления Цирцезия (Circesium)29. Строительство крепости засвидетельствовано также и в Египте, а именно в Гиераконполе в 288 г.30. Сам Диоклетиан вернулся на запад летом 288 г., чтобы провести кампанию на рецийской границе, после чего встретился с Максимианом. Его засвидетельствованные перемещения позволяют говорить, что в начале января 290 г. он находился в Сирмии и что сезон боевых действий 289 г. мог быть занят операциями против сарматов на дунайском пограничье31.
25 	Pan. Lat. VIII(V).12.2. Данное объяснение принимается не всеми, см.: Shiel 1977: 9—10; ср.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 130.
2(i Barnes. NE: 58 — о том, что, возможно, не позднее конца 290 г. состоялся визит Максимиана в Рим; однако фраза «primo ingressu» («при первом вступлении»; см.: Pan. Lat. VU(VI).8.7) должна означать, что Рим он не посещал вплоть до 299 г. (см. комментарий к указанному месту в: Nixon, Rodgers. Panegyrici).
2/ Pan. Lat. УШ(У).2.1 (если только эта ссылка не относится к более раннему походу Максимиана, см. к указанному месту: Nixon, Rodgers. Panegyrici).
2* Pan. Lat. XI(Ш). 17.2; Х(П).10.6-7; ILS 618.
29 Аммиан Марцеллин. ХХШ.5.2.
30 Р. Оху. Х.1252; ILS 617.
31 Bames. NE: 51; Pan. Lat. Х1(Ш).5.4.


98
Часть первая
Весной или ранним летом 290 г. он участвовал в походе против сарацинов, угрожавших безопасности Сирии.
Вероятно, в конце декабря 290 г. Максимиан перешел из Галлии через Альпы и либо уже в декабре, либо в начале января следующего года встретился с Диоклетианом в Милане. Определенно это было важное совещание, поскольку вряд ли эти двое стали бы встречаться просто для обмена любезностями32. Конечно, это был впечатляющий публичный спектакль с определенным пропагандистским значением. Автор панегирика, составленного и произнесенного в 291 г. в честь дня рождения Максимиана, льстив и неумерен в своем описании:
Но когда вы (Диоклетиан и Максимиан. — А.З.) въехали через ворота и вместе направились через центр города, многие здания, как я слышал, как будто сами по себе пришли в движение, когда каждый муж, каждая женщина, каждый малый ребенок и человек в возрасте либо выскакивали из дверей на улицу, либо выглядывали с порогов своих домов. Все громко кричали от радости, а затем открыто, без всякого страха перед вами, они указывали на вас своими руками: «Ты видишь Диоклетиана? Ты видишь Максимиана? Вон они оба! Они вместе! Как близко они сидят! Как дружески они разговаривают! Как быстро они проехали мимо!» <...> Конечно, он (Рим. — Ред.) прислал своих первых сенаторов, легко уступив городу Милану, блаженствовавшему в те дни, подобие своего собственного величия, так что средоточием державного могущества тогда оказалось то место, в которое прибыли оба императора. Между тем, когда я вызываю в своем воображении ваше ежедневное общение, то перед моим взором предстает картина того, как ваши правые руки соединены во время каждой беседы, как вы обмениваетесь любезными шутками и обсуждаете серьезные вопросы, как во время торжеств вы созерцаете друг друга, и мной овладевает мысль о том, с каким величием духа вы расстаетесь, чтобы вновь прибыть к своим войскам и направить ваше благочестие на пользу государства33.
Мы, впрочем, не знаем, что там было сказано или решено, так что любая попытка представить, какие планы или конкретные шаги были намечены для перестройки структуры империи, будет всего лишь умозрительным построением на основе того, что случилось потом. И всё же, принимая во внимание события 293 г., логично предположить, что какое-то перспективное планирование имело место. В самом деле, наше неведение о деяниях и намерениях императоров распространяется целиком на 291 и 292 гг., которые исключительно плохо документированы. Для 291 г. зафиксировано присутствие Диоклетиана в Сирмии и в Эскусе, в дунайских областях, а Максимиана — в Дурокорторе (Durocortorum, совр. Реймс. — А.З.) и Трире в Галлии. Для 292 г. вообще отсутствуют надежные свидетельства даже по поводу местонахождения каждого.
32 Pan. Lot. Х1(Ш).12.3: «seria iocaque communicate» (т. e. общались ради серьезных дел и ради развлечений).
33 Pan. Lat. Х1(Ш) (английский перевод Роджерса в изд.: Nixon, Rodgers. Panegyrici) — о принимаемой нами хронологии см. с. 100—105 наст, изд.; свидетельство того, что день рождения Максимиана был его реальным днем рождения (genuinus), а не днем рождения, который он разделял с Диоклетианом (geminus), в данном случае существенно, ср.: Wistrand 1964; Barnes. NE: 58.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
99
III. 	Создание тетрархии
Независимо от того, явились ли последующие события результатом обсуждений между Диоклетианом и Максимианом, состоявшихся в Милане зимой 290/291 г., или нет, весной 293 г. произошли перемены исключительной важности. Сам характер императорской власти и срок обладания ею были радикально изменены путем назначения двух Цезарей, чей ранг был низшим по отношению к Августам — Диоклетиану и Макси- миану. Старшим из двух Цезарей был Флавий Констанций, который уже успешно служил на западе Максимиану, своему тестю, видимо, в качестве префекта претория; младшим был Галерий Максимиан, довольно молодой человек, о чьей более ранней карьере ничего определенного не известно34. Констанция облачил в порфиру Максимиан, Галерия — Диоклетиан; но, как уже было отмечено, симметрия оказалась неполной, поскольку старший из двух, Констанций, был наречен Геркулием, а младший, Галерий, — Иовием35.
Истинные смыслы и последствия этой перемены важны в очень многих аспектах. Коллегиальность и династическая природа римской императорской власти были подкреплены брачными узами, которые, по крайней мере в одном случае, уже существовали: Констанций был женат на дочери Максимиана; Галерий женился на дочери Диоклетиана (не ясно, когда именно). Цезари были усыновлены, каждый — своим Августом36. В те времена, когда смерть могла прийти неожиданно, а жизнь в большинстве случаев была коротка, вопросы преемства неизбежно являлись объектом размышлений (как и в наши времена) и делом случая. Максимиан имел собственного сына, Максенция, который позднее женился на дочери Галерия. Констанций имел взрослого сына, Константина, от предыдущего брака с Еленой. Ни у Диоклетиана, ни у Галерия
34 Предположение о преторианской префектуре Констанция отвергается здесь: Barnes. 'Emperors’: 546—547. О семейных отношениях cp.: Leadbetter 1998: 76—77; Barnes. NE: 38; утверждения о простом деревенском происхождении Констанция могут быть предвзятыми или просто лживыми. Относительно недавно было сделано крупное археологическое открытие — величественный дворцовый и мавзолейный комплекс в Ромулиа- не (Гамзиград), в местечке в Прибрежной Дакии (Dacia Ripensis), где Галерий был рожден и похоронен (Srejovié, Vasié 1994, и т. д.); строительство данного комплекса было начато после 305 г., см.: Barnes. *Emperors': 552.
35 Места, в которых эти инвеституры состоялись, не установлены, также ведутся споры о дате возведения в должность Галерия. Высказывается предположение (Barnes. NE: 58), что в случае с Максимианом и Констанцием инвеститура состоялась в Милане, но в источниках свидетельств этому нет; тот же исследователь делает вывод о том, что вторая инвеститура состоялась в Сирмии (Barnes. NE: 52). Проблема датировки возникает в связи с утверждением, содержащимся в «Пасхальной хронике» (Chron. Min. 1.229), о том, что Галерий и Констанций стали императорами 21 мая в Никомедии. В целом, как представляется, самым приемлемым является предположение, что это утверждение — просто ошибка (так в: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 112 — здесь обращается внимание на то, что латинский панегирик Pan. Lat. УШ(У) 3.1 недвусмысленно указывает на то, что в 297 г. dies imperii (имперские дни) отмечались 1 марта).
36 Pan. Lat. VII(VI).14.4.


100
Часть первая
законных сыновей не было (еще одна асимметрия)37, и в 305 г. Максенций и Константин должны были считаться очевидными кандидатами на роль новых Цезарей (см. далее).
Структурные и организационные принципы управления империей остаются для нас не вполне ясными. Легко представить разделение империи на четыре части, когда каждый правитель получал свою собственную территорию, императорский двор, служебный персонал и армию, но для данной ранней стадии развития тетрархии такое представление было бы, вероятно, чересчур схематичным. В сферу ответственности Галерия определенно входили оборонительные линии на восточной границе, но при этом в Египте он действовал наряду с Диоклетианом, а также воевал вместе с ним против Ирана. Помимо северной Италии присутствие Максимиана в период между 293 и 300 гг. засвидетельствовано в Галлии, Испании и Африке, Констанция — в Британии, северной Галлии и на германской границе. Похоже на то, что императоры отправлялись туда, где этого требовала ситуация, в сопровождении служебного персонала и воинских подразделений38, причем необязательно своих собственных. Понятно, что имелось только два префекта претория, следовательно, они были не у каждого из четырех правителей — четкий аргумент против представления о существовании уже на тот момент схематического четверичного разделения39. Какие места предпочитались для резиденций, можно понять на основании свидетельств о том, где императоры находились чаще всего либо где они задерживались дольше всего (либо на основании обоих этих критериев); такими местами были: Сирмий — для Диоклетиана, Антиохия — для Галерия, Милан — для Максимиана и Трир — для Констанция, однако «императорские дворцы» были построены не только в названных местах, и, собственно говоря, в источниках нет никаких оснований для предположения о том, что именно указанные города имели в это время официальный статус имперских столиц40. Рим по-прежнему оставался единственной столицей державы, и данное обстоятельство должно было подчеркнуть празднование двадцатилетия (vicennalia) восшествия Диоклетиана на престол.
Ясно, впрочем, что имели место критически важные административные и экономические перемены, которые приблизительно в это время начали оказывать свое воздействие. И в данном случае также не следует при любой возможности выказывать излишний догматизм относительно отдельных актов «реформы», когда мы пытаемся выявить и важные, и малые перемены, предшествовавшие введению тетрархии (ряд административных реформ в Египте и некоторые изменения в монетной
3/ Обратите внимание, что, согласно Лактанцию (О погибели гонителей. 50.2), Галерий имел от сожительницы сына Кандидиана, которого Валерия, супруга Галерия, впоследствии усыновила; см.: Barnes. NE: 38.
38 Barnes. CE: 9.
39 Barnes. *Emperors': 546—547.
40 Cp.: Haley 1994; Barnes. NE: гл. 5.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
101
чеканке)41, а также последствия и модификации, которые растянулись на значительный период времени после 293 г. И всё же представляется бесспорным, что серьезные изменения в конфигурации провинций примерно совпали по времени с введением тетрархии. Важнейшим и далекоидущим таким изменением явилось группирование провинций в несколько более крупных единиц (двенадцать диоцезов), что было тесно связано с новыми мерами в вопросах монетной чеканки и фискального управления42. Очертания провинций внутри этих диоцезов также стали предметом трансформации, поскольку во многих случаях старые провинции были разбиты на более мелкие единицы (которые теперь стали называться «провинциями». — А.З.). Если данные планы в своей основной форме были реализованы в 293 г., дорабатываясь впоследствии, то из этого следует, что должность викариев (vicarii) — лиц, отвечавших за диоцезы, также была учреждена уже тогда, хотя в источниках нет ни одного свидетельства о том, что в 293 г. она существовала43. То же самое можно сказать и о мерах, связанных с организацией управления более мелких провинций (возросших в числе), с размещением и конфигурацией воинских частей и с созданием новых финансовых должностей, таких как rationales (счетоводы), magistri rei privatae (смотрители по частной собственности императоров) и прокураторы44. Очевидно, эти чиновники играли важную роль в Диоклетиановой фискальной и налоговой системе, но совершенно ясно, что данные должности не были и не могли быть созданы одним махом ни в 293 г., ни в любой другой отдельно взятый момент правления. Их появление явилось результатом эволюции, растянувшейся на целую дюжину лет, последовавших за введением тетрархии, при этом модификации продолжались и в последующие годы45.
Сама монетная система была реформирована. Это была первая из таких известных нам двух крупных реформ, и датируется она традиционно примерно 294 г. Ясно, что в это время были выпущены новые серебряные и медные номиналы, как и то, что изоляция монетного двора Александрии, который до сих пор чеканил тетрадрахмы, имевшие хождение только в Египте, должна быть датирована примерно тем же временем (т. е. произошла несколько раньше, чем до сих пор считалось). Но также возможно, что эти изменения были частью программы монетной реформы, которая фактически началась до 293 г.46. Сейчас трудно восстановить экономическую подоплеку, лежавшую в основе этой первой
41 По Египту см. гл. 10 наст, изд.; по монетной чеканке см. далее. Стоит также заметить, что составление «Кодекса Гермогениана» («Codex Hermogenianus») и «Кодекса Грегориана» («Codex Gregorianus»), независимо от того, были ли они официальными или нет, случилось приблизительно в одно время с учреждением тетрархии.
42 Hendy 1972.
43 Barnes. NE: гл. 13.
44 Bowman 1974; Bowman 1978; Duncan-Jones. Structure: гл. 7.
45 О реформе налогообложения и других экономических мерах см. далее. О важных административных переменах, случившихся в Египте в последующие нескольких лет, как До, так и после 300 г., см. гл. 10 наст. изд.
46 Metcalf 1987.


102
Часть первая
попытки стабилизировать монетную систему, однако представляется ясным, что характеристика предшествующей половины столетия как периода непрерывной порчи монеты, что привело к ее обесцениванию, ускоренной инфляции и возвращению к меновой экономике, в большой степени является некорректной. С экономической точки зрения, Диокле- тианову реформу следует рассматривать как ремонетизацию после не менее чем двух десятилетий инфляции, вызванной обновлением монетной системы при Аврелиане, проведенным в начале 270-х годов47. Очевидно, впрочем, что эта первая реформа оказалась не вполне успешной, поскольку всего через несколько лет потребовалась новая акция (см. далее).
Трудно и, возможно, рискованно давать оценку того, какое воздействие имела тетрархия в момент своего создания. Цветистые и высокопарные описания в панегириках пользуются возможностью смотреть на это событие с четырех- или пятилетней дистанции, а наш основной литературный источник начала 300-х годов, Лактанций, пишет о смертях гонителей христиан, зная уже о тех потрясениях, которые случились после отречения Диоклетиана и Максимиана. Впрочем, даже при самом консервативном взгляде мы можем согласиться с тем, что 293 год оказался очень важной стадией в административной реорганизации и стабилизации империи. Создание коллегии правителей с совместной ответственностью48 и некий план по правильной передаче власти от одного поколения правителей к следующему поколению (какими бы ни были точные детали этого плана в каждый конкретный момент времени в период между 293 и 305 гг.) знаменуют фундаментальное изменение практики внутри той системы, которая, по существу, оставалась династической с того времени, когда был учрежден принципат Августа. Изменившаяся «идеология» императорской власти, строгой и весьма авторитарной, но без принесения в жертву силы, энергии, военной доблести и восприимчивости к проблемам, кристаллизировалась вокруг тетрархии (по всей видимости, не сразу) и нашла отражение в разных средствах выражения: в архитектуре, скульптуре, монетах, так же как и в литературных ухищрениях панегиристов49. Придворный церемониал и божественное покровительство всегда были важны для римских императоров, и мы должны соблюсти осторожность и говорить не о чересчур глубоком изменении принципа, а скорее, просто об ином акценте в практике. Правители по-прежнему не были обожествлены, но так или иначе пользовались протекцией и покровительством отдельных божеств и в некотором смысле были причастны их свойствам. Отсюда обозначения «Иовий» для Диоклетиана и Галерия, «Геркулий» — для Максимиана и Констанция, отсюда же и эпитеты, которые и через не¬
47 Rathbone 1996.
48 Групповая солидарность и сплоченность подчеркиваются в иконографии, см.: Rees 1993.
49 О ревизионистском взгляде на характерные особенности портретной скульптуры тетрархов и на то, как эта скульптура отражает литературные изощренные метафоры панегиристов, см.: Smith R.R.R. 1997; cp.: Rees 1993.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
103
сколько лет после конца первой тетрархии сохранялись (к примеру) в наименовании новых провинциальных подразделений в Египте. Но это не исключало развитие ассоциации с иными божествами: Аполлон соединен с Юпитером в рассказе о том, как Диоклетиан и Максимиан планировали ведение войны с Великим Царем:50
Как только одно божество прибыло с Крита, другое — с опоясанного морями Делоса, Зевс — через Отрий (горная цепь в Южной Фессалии. — A3.), Аполлон — к Пангею (горная цепь в Македонии. — А.З.), [и] как только они облачились в свои доспехи, толпа гигантов затрепетала: в таком же обличье прибыл на Восток с войском ав- зонов наш старший владыка, вместе с более молодым царем. Они были подобны блаженным богам: один по мощи сравнимый с Зевсом, другой — с длинноволосым Аполлоном.
Так же и Цезари претендовали на связь с Марсом и Непобедимым Солнцем (Sol Invictus). Кроме того, нельзя упускать из виду, что данная «идеология» была создана или получила свое развитие в то самое время, когда многие отрекались от традиционных римских богов.
IV. 	Период тетрархии,
293-305 гг.
После создания тетрархии решать первую крупную задачу выпало Констанцию: он должен был справиться с Караузием, выбить которого из Британии и некоторых частей на галльском побережье Ла-Манша в 288/289 г. не удалось Максимиану. В начале 290-х Караузий провозгласил себя соправителем Диоклетиана и Максимиана, выпустив монеты, на аверсе которых были отчеканены с накладкой друг на друга бюсты всех троих и легендой «CARAVSIVS ET FRATRES SVI» («Караузий и его братья»), а на реверсе — легенда «PAX AVGGG» («Мир трех Августов»)51. Нет никаких свидетельств того, что Диоклетиан и Максимиан когда-либо признавали эту претензию или отвечали взаимностью, однако неспособность предпринять хоть какие-то меры против Караузия в период между 289 и 292 гг. была, по всей видимости, равносильна фактическому признанию ситуации, сложившейся на тот момент. Впрочем, в 293 г. Констанций целеустремленно и энергично начал решать проблему, и именно этот эпизод образует центральный пункт в панегирике, который был произнесен 1 марта 297 г. в его присутствии, предположительно в Трире, по случаю празднования его восшествия на престол52. Первое, что сделал Констанций, —
50 GLP: No 135.
51 RICV.2: 550; см.: Carson 1959; Carson 1971; Carson 1982; Casey 1977.
52 Pan. Lai. VHI(V); cm.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 104—105 — здесь отвергается традиционная идентификация автора этого панегирика как Евмения. Отнесение этой речи скорее к 297, нежели к 298 году, а также датировка возвращения Британии 296, а не 297 годом более уже не вызывают никаких сомнений; см.: Barnes. *Emperors': 540.


104
Часть первая
двинулся маршем в Галлию и осадил порт Булонь, который по-прежнему находился под контролем Караузия53. Был сооружен мол, который не позволил осажденным бежать морем и получать помощь от флота Караузия. Констанций быстро взял Булонь, после чего приступил к постройке флота для вторжения в Британию. По всей видимости, одной попытке вторжения, предпринятой, возможно, в 294 г., помешал сильный шторм на проливе54. Примерно тогда же, вероятно после первой попытки Констанция переправиться, Караузий был убит своим заместителем, Аллек- том, который мог служить у него главным казначеем55. Аллект продолжил властвовать в Британии, и вскоре после этого стало возможным организовать завершающее и результативное нападение. Это случилось в 296 г. в форме военно-морского наступления одновременно по двум линиям атаки: Констанций командовал флотом, который вышел из Булони, а Асклепиодот, префект претория, — другим флотом, который покинул устье Сены и высадился близ острова Уайт (в проливе Ла-Манш. — А.З.)56. Очевидно, именно это последнее войско в конечном итоге приняло участие в решающем сражении, состоявшемся в неустановленном месте на юге Англии, в ходе которого Аллект был убит. Его смерть стала вехой, решительно положившей конец мятежу. Огромную роль в достижении этой победы панегирист приписывает Констанцию, но она могла быть гораздо меньше той роли, которую сыграл Асклепиодот; даже весьма вероятно, что шторм заставил Констанция временно вернуться в Галлию, в результате чего он прибыл в Британию тогда, когда основная битва уже завершилась, но как раз вовремя для того, чтобы его воины могли расправиться с уцелевшими после битвы, которые грабили в этот момент Лондон. Последствия победы также преувеличиваются:
И вот благодаря этой твоей (Констанция. —A3.) победе не только Британия была освобождена, но и уверенность возвращена всем населявшим страну племенам: сколько опасностей несло им море во время войны, столько же выгод сулило его использование в мирное время. Теперь, не говоря уже о Галльском побережье, Испания безмятежна, хотя ее берега едва видимы, теперь также и Италия с Африкой, теперь все народы вплоть до Меотийского озера свободны от нескончаемых тревог57.
53 Неясно, когда Караузий установил контроль над областью вокруг Булони: в самом начале своего мятежа в 286(?) г. или после провального наступления Максимиана в 288/289 г. (см.: Casey 1977). Спор ведется в основном о значении нумизматических свидетельств и о монетных находках из области Булони, Руана и Амьена; см.: Carson 1971 — автор доказывает, что так называемые Руанские серии на деле были отчеканены в Булони.
54 Pan. Lat. VIII(V).12.2. Такой довод приводится здесь: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 130-131.
55 Традиционная хронология относит это событие к 293 г.: однако см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici VIII(V). Представление о том, какую должность занимал Аллект, выводится из того факта, что некоторые из монет Караузия имеют буквы «RSR», которые были поняты как аббревиатура тшула «rationalis summae rei» («казначей всего имущества»), но эта интерпретация отнюдь не является надежной.
56 Eichholz 1953; Shiel 1977.
57 Pan. Lat. Vin(V).18.4 — перевод на английский Никсона, опубликованный в: Nixon, Rodgers. Panegyrici.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
105
В действительности же осенью 296 г., предположительно уже после победы Констанция в Британии, Максимиан сражался в Испании58 на своем пути в Африку, где из-за восстания каких-то мавретанских племен, которых литературные источники именуют квинквегентианами [Quinquegentiani, то есть те, кто принадлежит к пяти племенам. — А.З.), требовалось его присутствие. Его действия засвидетельствованы надписями из Цезарейской Мавретании и из Нумидии, а его присутствие в Карфагене удостоверено для 10 марта 298 г., к каковому времени военные действия, по всей видимости, уже завершились59. По возвращении из Африки Максимиан посетил Рим, но не известно, в каком именно году60.
В эти годы Диоклетиан и Галерий также были целиком заняты важными военными и политическими вопросами на востоке. После назначения Цезарей весной 293 г. Диоклетиан и Галерий проследовали в Византии. Свидетельства о передвижениях Диоклетиана показывают, что в начале сентября 293 г. он вернулся в Сирмий и летом 294 г. еще оставался там. Именно в этом году, предположительно летом, он лично засвидетельствовал победу над сарматами на Венгерских полях, чья угроза и была, возможно, главной причиной его столь долгого пребывания в Сирмии в этот период. Панегирист преувеличенно восторгается тем, что «почти весь этот народ был истреблен и ему оставлено, так сказать, одно только его имя»61. То, что налицо — преувеличение, ясно следует из того, что титул «Sarmaticus Maximus» («Сарматский Величайший») вновь был принят императорами либо в 299, либо в 300 г. по результатам новой военной акции62. Затем (после пребывания в Сирмии в 294 г. — А.З.) Диоклетиан двинулся вниз по Дунаю, очевидно уделяя внимание положению дел на границе и ее обустройству. В 295 или 296 г. имела место важная кампания против карпов, которая завершилась, вероятно, переселением значительной части племенного населения в провинцию Паннония, однако кто из императоров и когда именно был вовлечен в это дело, неясно63. В конце 293 или в 294 г. Галерий почти определенно находился в Египте, каковой вывод можно уверенно сделать на основании папируса, в котором засвидетельствовано распределение норм продовольствия, проведенное в де¬
°8 GLP: № 135. Haley 1994 — здесь доказывается, что руины крупного дворца в Кордове следует связать с присутствием здесь в это время Максимиана.
59 Nixon, Rodgers. Panegyrici: 175 — здесь высказаны аргументы против: Barnes 1976b: 180. Barnes. NE: 59 — автор предполагает, что после этого в Триполитании проводилась кампания против лагуантанов (берберский племенной союз; обитали в Триполитании. —
А.З.).
60 ILS 646; Pan. Lat. VII(VI).8.7. Barnes. NE: 59 — автор предполагает, что произошло это в 299 г.
61 Pan. Lat. Vin(V).5.1 — перевод на английский Никсона, опубликованный в: Nixon, Rodgers. Panegyrici.
62 Barnes. NE: 255; Brennan 1984.
63 О данном переселении см.: Аммиан Марцеллин. XXVIII. 1.5. Вопреки Орозию (Vn.25.12) и Иордану (.Гетика. 91), Галерий вряд ли имел к этому отношение; см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 116. Это событие могло произойти позднее (303? или 304 г.), о чем см. далее, сноска 88.


106
Часть первая
кабре 293 г. в Цезарее Маритиме адьютором памятных записей (adiutor memoriae) при свите (comitatus) Галерия. Присутствие последнего вполне могло быть необходимым из-за восстания в районе Копта — традиционного очага волнений и нестабильности, — которое он, по всей видимости, успешно подавил64.
Хронология перемещений Диоклетиана и Галерия в 295 г. до конца не ясна. В марте Диоклетиан пребывал в Никомедии, а на 1 мая он находился, вероятно, в Дамаске в Сирии, когда был издан эдикт о супружествах65. Этот последний, как часто отмечалось, является одним из ключевых текстов, в которых подчеркивается «romanitas» (поддержание традиционных римских ценностей) правительства тетрархии; появление данного эдикта приходится на период значительной юридической активности, связанной с именами некоторых магистров прошений (magistri libellorum), из которых самыми важными были Аркадий Харизий, Гермогениан и Грегорий (или Грегориан. — А.З.)66. Акцентирование внимания не только на базовых принципах, но в равной степени и на практицизме римского права является одним из наиболее существенных признаков данного правления. Эдикт, изданный в 295 г., запрещал кровосмесительные браки и характеризовал их как чуждые римской религии и римской морали, свойственные только животным и варварам. На исполнение закона подданным державы было выделено время до конца года. По своему общему настрою и социальной установке эдикт подобен «Посланию против манихеев» и находится в контексте грядущей войны с Ираном (традиционно считался местом инцестов и сексуальных отклонений), каковое столкновение в 296 и 297 гг. станет важнейшим событием в жизни восточной части империи67.
Не может быть никаких сомнений в том, что приближение конфликта предвиделось заранее. С восшествием в 294 г. на сасанидский престол Нарсеса (иначе: Нарсе, или Нарсеус. — А.З.) у иранцев появился монарх, чья агрессивная позиция была вполне очевидна, а открытые военные действия начались в 296 г.68. Мы не осведомлены относительно деталей этой войны, которая, как представляется, состояла из двух основных кампаний. В ходе первой, описанной Евтропием69, в 296 г. Галерий понес поражение от иранцев в битве при Каллинике и был вынужден отсту¬
64 Rea et al. 1985; Bames. NE: 62; Drew-Bear 1981; Bowman 1978; cp. гл. 10 наст. изд.
65 Coll. VI.4; С J V.4.17. Если издателем был не Диоклетиан, тогда им должен был быть Галерий (нет свидетельств, которые могли бы исключить присутствие последнего в Дамаске); см.: Bames. NE: 62; Corcoran. ET: 173.
66 См.: Honoré. E8lL\ Corcoran. ET: 77—78, 173 примем. 15, с иными примерами, а также с. 345.
67 См.: Chadwick 1979.
68 См.: Zuckerman 1994; Herzfeld 1924; а также: Humbach, Skjaervo. Paikuli — о важной надписи на башне Пайкули. Хронология данной войны и ее соотношение с хронологией восстания Домиция Домициана в Египте (см. далее) проблематичны; принятая нами точка зрения в своей основе совпадает с позицией Цукермана, см.: Zuckerman 1994; последняя резюмирована в: Bames. 'Emperors': 544.
69 Евтропий. IX.24—25.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
107
пить к Антиохии. Евтропий и Феофан передают два варианта знаменитой истории о том, как в связи с этим поражением Диоклетиан унизил Галерия, заставив того бежать то ли впереди, то ли позади колесницы, на которой старший император въезжал в город70. Ситуация была исправлена в 297/298 г., после того как Диоклетиан прибыл с подкреплениями от дунайских легионов. Галерий двинулся в Великую Армению и устроил базу в Сатале; чтобы противостоять ему, Нарсес вышел из своего лагеря в Осхе и был разбит71. Галерий преследовал бежавших иранцев до их лагеря и захватил царский гарем и казну, в то время как сам царь благополучно ускользнул. Данный эпизод имел место в конце 297 г., и вслед за этим была организована экспедиция, которая, возможно, в целом заняла год или даже более того. Галерий продвинулся к Мидии и к Адиабене, взял Нисибиду, а в конечном итоге подошел к цитадели Ктесифонта, которую и захватил; все эти события заняли собой зиму 297-го и значительную часть 298 г., по существу, положив конец войне и принеся победу Риму.
В начале 298 г. Диоклетиан личного участия в этих событиях уже не принимал, поскольку в марте он находился в Александрии, занимаясь подавлением серьезных беспорядков, вспыхнувших в провинции Египет. Хотя промежуток времени между начальным разгромом Галерия и победой над Нарсесом мог бы быть подходящим контекстом для отнесения к этому периоду «Послания против манихеев» (текста, антиперсидский настрой которого очевиден любому), в настоящее время кажется всё же более вероятным, что написано оно было в 302 г. и что самого Диоклетиана в марте 297 г. в Египте не было72. Как бы то ни было, 16 марта этого года префект Египта Аристий Оптат издал эдикт, в котором от имени всех четырех государей провозглашалось начало важного и широкого реформирования налоговой системы; в своей египетской версии данный эдикт излагал принцип, в соответствии с которым отныне налоги должны были рассчитываться на основе, во-первых, размеров земельных участков и, во-вторых, численности налогоплательщиков (иначе эти налоги известны как «iuga» — поземельный налог и «capita» — поголовный налог)73.
При том что фискальные и социальные результаты этой реформы были значительными и долговечными, у нее имелись также и более непосредственные и вполне ощутимые последствия. К середине августа 297 г. удалось подавить восстание в Египте, предводителем которого являлся узурпатор по имени Л. Домиций Домициан, правой рукой которого (с титулом «корректор», «corrector») был назван некий Ахиллей. Большей
70 Евтропий. IX.24—25; Феофан Исповедник. Хронография. 5793 год от сотворения мира (de Boor р. 9) (Mango, Scott 1997: 12); английский перевод см. в изд.: Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier. 127, 130 соответственно. (Рус. перевод см. в изд.: Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и его сына Феофилакта / Перев. с греч. В.И. Оболенского, Ф.А.Терновского (М., 1887): 6. —А.З.)
71 О подробностях, сообщаемых армянским историком Фавстом Византийцем, см.: Zuckerman 1994; Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier. 307—308.
72 См. далее, c. 111.
73 P. Cairo Isid. 1; cp. далее, гл. 10, а также: Corcoran. ET. 174. О том, как исчислялся iugum, см.: Syro-Roman Law-Book CXXI (FIRA П.795).


108
Часть первая
частью утверждается, что главной причиной мятежа Домициана нужно считать налоговую реформу в том случае, если возможно установить, что одна предшествовала другому. В наше время хронологическая последовательность не выглядит бесспорной74, однако, возможно, было бы благоразумно помнить, что имперская поглощенность войной с Нарсесом в начале этого года могла спровоцировать предприимчивого узурпатора, который был готов поднять мятеж и использовать недовольство тяжелыми налогами, которое, возможно, усугублялось немалыми продовольственными сборами на содержание восточных легионов75. Восстание продолжалось восемь месяцев, на протяжении большей части которых тетрархи, как оказывается, практически утратили контроль над всей провинцией. Оно закончилось весной 298 г. в результате осады и взятия Александрии, в каковых событиях, как уже было отмечено выше, Диоклетиан принимал личное участие. Император торжественно поклялся, что за свое вероломство население города будет расплачиваться собственной кровью до тех пор, пока кровавая река, которая наполнит улицы города, не дойдет до колен его лошади; к счастью для Александрии, при въезде в город лошадь Д иоклетиана споткнулась, жители были пощажены и избавлены от угрозы массовой резни, а в качестве благодарного жеста они постановили воздвигнуть статую этой лошади76. После подавления восстания Диоклетиан отправился вверх по реке и посетил южные рубежи, отодвинув границу от Гиерасикамина, крепости на острове Фила, торговавшего с племенами в том регионе77.
В начале осени император оставался еще в Египте, но к концу 298 г. он вернулся в Нисибиду, а в феврале 299 г., когда был заключен мирный договор с иранцами, находился в Антиохии. По сути дела, это соглашение удостоверяло окончание военных действий между Римом и Ираном на текущий момент, к очень большой выгоде римлян, поскольку условия предполагали серьезное наказание для проигравших иранцев. Эти последние оставили ряд территорий, а в качестве границы между двумя державами был определен Тигр. Коммерческие контакты между империями должны были осуществляться только через Нисибиду. Армения была отдана под римский протекторат, Рим потребовал себе право назначать царя Иберии и контролировать некоторые зависимые территории между Тигром и Арменией, обзаведясь, таким образом, по сути дела, зоной влияния, которая глубоко заходила в область за Тигром78.
74 См.: Thomas 1977; Metcalf 1987; Barnes. 'Emperors': 543—544.
75 Об организации снабжения войск в данный период см.: Bowman 1978.
76 Малала. Хронография. ХП.41 (в издании Диндорфа см. с. 308—309) (перевод на англ. яз. см. в изд.: Jeffreys Е. et al. 1986: 168). (Рус. перев.: Иоанн Малала. Хронография / под ред. Н.Н. Болгова и др. (Мир поздней античности: Документы и материалы. Белгород, 2014— 2016): Вып. 2, 6, 7 (указ, место см. в: вып. 7 (2016): 95). — А.З.)
77 См. далее, с. 458. Brennan 1989.
78 Основным источником является: Петр Патрикий. Фр. 14 (FHGIV. 189; Dodgeon, lieu. Eastern Frontier. 133). Названия зависимых территорий, сообщаемые Аммианом Марцел- лином (XXV.7.9), отличаются. См.: Blockley (1984).


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
109
Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства по следующим двум годам фокусируются в значительной степени на экономических мерах. Первая денежная реформа и реорганизация налоговой системы были вызваны, несомненно, стремлением к восстановлению стабильности монеты и цен, а также необходимостью улучшить практику обложения и взимания налогов вследствие возросших военных потребностей и (возможно) развалом механизмов проведения ценза, то есть переписи населения79. Теперь, до 1 сентября 301 г., Диоклетиан приступил к проведению второй, и более радикальной, денежной реформы, а в декабре того же года издал знаменитый «Эдикт о максимальных ценах»: эти две меры, отделенные очень коротким промежутком времени, несомненно, были связаны друг с другом80. В результате монетной реформы было подвергнуто исправлению абсолютное и относительное достоинство золотого денария — ауреуса (aureus), серебряного денария — аргентеуса (argenteus = 100 denarii) и более мелких бронзовых номиналов (25 и 4 денария, denarii), которые могли быть увязаны со стоимостью металла. Данную реформу, более глубокую, чем предшествующая, следует рассматривать как результативную меру по ремонетизации (фактически, возврат металла в сферу денежного обращения. —А.З.), что работало довольно хорошо вплоть до введения в обращение солида (solidus, золотая монета, заменившая ауреус. — А.З.) при Константине81. «Эдикт о ценах», изданный либо в Антиохии, либо в Александрии, либо в каком-то третьем месте между этими двумя городами, более проблематичен по разным причинам. В его высокопарной и напыщенной преамбуле говорится о том, что непомерный рост цен сильно обесценивает ту плату, которую получают воины за свою службу, но дело, конечно, не сводилось только к этому. По всей видимости, нет оснований думать, что императоры не осознавали возможных последствий ремонетизации и не предпринимали никаких попыток стабилизировать цены в условиях новой стоимости монет, даже если степень «реальной» инфляции была меньшей, чем обычно думают, то есть они понимали, что за корректировками в монетной системе последует рост цен. По не вполне понятным причинам эдикт был обнародован, как оказалось, только в восточной части империи. Одна греческая надпись из Эзани
79 По крайней мере, в Египте; см. гл. 10 наст. изд. Мы не можем сказать, насколько широко это могло распространиться, но о новом цензе, осуществленном в результате реорганизации налоговой системы, имеются свидетельства и из других мест; см.: Jones. Roman Economy: гл. 10; Millar. Near East: 193—198; Corcoran. ET: 346—347.
80 Денежная реформа: Erim, Reynolds, Crawford 1971; Reynolds в изд.: Roueché. ALA: 254—265; Corcoran. ET: 134—135, 177—178, 346. Эдикт о ценах: Giacchero. Edictum Diocletiani; Lauffer 1971; Erim, Reynolds 1970; Erim, Reynolds 1973; Crawford, Reynolds 1977; Crawford, Reynolds 1979; Reynolds в изд.: Roueché. ALA: 265—318; кроме того: Feissel 1995: 43—45; Corcoran. ET: 178—179, 347 (с более полной библиографией).
81 Bowman 1980; В agnail. Currency. Монетная реформа (эдикт по поводу которой содержит, как минимум, два документа) до сих пор до конца нам не понятна, к тому же имеются новые фрагменты одной надписи из Афродисиады, которые дожидаются своей публикации.


по
Часть первая
(Aezani) содержит эдикт Фульвия Астика, наместника Карии и Фригии, каковой (подобно эдикту Аристия Оптата о налоговой реформе) служит цели доведения до населения «Эдикта о ценах» и несколько некорректно указывает на фиксацию цен, скорее справедливых, нежели максимальных82. Свидетельства Лактанция и папирусов из Египта ученые используют в качестве доказательства того, что «Эдикт о ценах» не достиг никакого эффекта, если судить по резкому росту номинальных цен, зафиксированных в первое десятилетие после его издания. Впрочем, это не следует считать единственным критерием успеха или провала данных экономических реформ. Важно, что «Эдикт о ценах» представляет собой попытку имперского правительства регулировать экономическое поведение в беспрецедентном масштабе, по крайней мере, в принципе. Хотя точная связь между «Денежным эдиктом» и «Эдиктом о ценах» остается неясной, взятая в целом реорганизация средств денежного обращения и налогов имела, вероятно, ограниченный успех, и степень действительной «ценовой инфляции» по факту оказывается большей частью мнимой, нежели реальной, когда рост цен просто следовал за изменениями номинальной стоимости переучрежденных монет83.
Другие свидетельства об имперской активности в течение заключительного пятилетия данного царствования обильными назвать никак нельзя84. В 299, 300 и 301 гг. Д иоклетиан значительную часть времени провел в Антиохии, при этом присутствие Галерия в Фессалонике в период между 299 и, приблизительно, 303 гг. выводится из факта переноса монетной чеканки сюда из Сердики. Обширная строительная программа, предпринятая в это время, включала возведение арки, чьи рельефы увековечивали победу над иранцами, дворца и мавзолея85. Военная активность тех лет менее заметна, и складывается впечатление, что угрозы римской безопасности были не столь серьезными86. В знаменитой преамбуле к «Эдикту о ценах» от конца 301 г. государи возвещали в напыщенных выражениях, что мир наконец-то достигнут:
мы должны быть благодарны фортуне нашего государства, уступающей только бессмертным богам, за наступление спокойной эры для нашего царства, которое находится теперь в объятиях самой полной безмятежности, и за те блага мира, которые добыты ценой великих трудов и лишений. <...> Мы, благодаря великодушной
82 Crawford, Reynolds 1975; Lewis 1991-1992.
83 Bagnall. Currency; cp.: Rathbone 1996.
84 Этому могли быть и иные причины, нежели просто праздность или инертность некоторых из императоров.
85 Мавзолей свидетельствует о том, что на данной стадии Галерий пока еще не вынашивал тех планов, которые были реализованы при строительстве дворца в его родной Рому лиане (Гамзиград), где ему предстояло быть и похороненным; cp.: Barnes. *Emperors': 552.
86 Следует отметить, что данным периодом не датируется ни один из «Латинских панегириков»: следующим в хронологической последовательности является: Pan. Lat. УП (VT) от 307 г., адресованный Максимиану и Константину.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
111
божественной милости прекратив грабежи варварских народов и разгромив их, да окружим добытый на вечные времена мир защитными укреплениями справедливости87.
Стилистика шаблонная и заявление о наступлении полного и всеобъемлющего мира выглядит риторическим преувеличением. На дунайской границе, вероятно, по-прежнему оставался непочатый край работы. Победные титулы, зафиксированные для Галерия в 311 г., предполагают проведение им военных кампаний против сарматов и карпов (302 и 303 гг.?), для чего Фессалоника хорошо бы подходила в качестве удобной базы, а также проведение Констанцием кампаний в Германии (303/304 г.) и в Британии, а также против пиктов в Шотландии (305 г.)88.
В марте 302 г. Диоклетиан вновь находился в Александрии; сообщается, что здесь он организовал бесплатную раздачу хлеба простому народу. Если «Послание против манихеев» не может быть датировано 297 г., что представляется правдоподобным, тогда этот текст должен был появиться в течение этого визита — к 31 марта 302 г.89. Оно появилось в результате консультаций императора с проконсулом Африки, на имя которого поступали доносы против манихеев, последователей иранского проповедника Мани90. Послание, в котором Диоклетиан ответил на эти обвинения, предписывало: сжечь манихейских вождей и их книги, предать смертной казни их последователей, имущество оных конфисковать, а их высокопоставленных приверженцев осудить на каторжные работы в рудниках91. И вновь, как и в «Эдикте о супружествах» и в других законодательных актах данного периода, подчеркивались римские добродетели, традиции и обычаи. Принимая во внимание акцию против христиан, которая последует в течение того же года, и само это дело, и общий настрой послания кажутся вполне соответствующими данной дате.
Гонения на христиан — основная тема, преобладающая в наших весьма скудных свидетельствах о последних нескольких годах правления Диоклетиана и его коллег. Картина внезапной и неистовой вспышки обладает значительным риторическим и эмоциональным воздействием, каковое, вне всякого сомнения, вполне уместно для прохристиански настроенных наших главных источников — Лактанция и Евсевия Кесарийского, но следует помнить, что Великое гонение 303 г. предвещали некоторые не¬
87 Текст см. в изд.: Giacchero. Edictum Diocletiani 1.134 (англ, пер.: Lewis, Reinhold 1990: 422 (основан на ESAR V. 311—312)). См.: Corcoran. ET. та. 8. (См. также: Хрестоматия по истории Древнего мира /Под ред. акад. В.В. Струве (М., 1953) Ш: 252—256. — A3.)
88 Barnes 1976b. В тексте: Pan. Lat. \Т(УП).6.3—4 (310 г.) упоминаются три германские победы, датировки которых неясны; см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 225—226; о Британии: Pan. Lat. VI(VII).7.2. Barnes. NE: 56 — автор допускает возможность того, что в 304 г. Диоклетиан принимал участие в войне против карпов, см. выше, сноска 63.
89 Barnes 1976а.
90 Brown 1969.
91 Coll. XV.3; ср.: Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier: 135.


112
Часть первая
давно произошедшие события. Хотя со времен правления Валериана (258 г.) против христиан не предпринималось никаких крупных и согласованных акций92, имеется ряд свидетельств о принуждениях к проведению языческих жертвоприношений при императорском дворе и о преследовании во второй половине 290-х, возможно, начиная с 297 гг., отдельных лиц в армии93. Наши главные свидетельства по Великому гонению, современные самому событию, происходят от Лактанция, и их необходимо оценивать в контексте его очевидного страстного желания возложить основную ответственность и вину на Галерия, который рисуется в рассказе Лактанция почти что извергом и воплощением греха. Лактанций описывает Галерия оказывающим давление на старшего императора во время личного общения, приведшего к тому, что Диоклетиан устроил совещание со своими советниками и склонился в пользу проведения мероприятий против христиан94. В этом намерении он укрепился, когда в Дидимах получил оракул Аполлона, и празднование Терминалий в 303 г., приходившееся на 23 февраля, было выбрано в качестве даты, когда должна была начаться правительственная антихристианская акция.
Первый эдикт против христиан был издан в Никомедии на следующий день. Его оригинальный текст не сохранился, однако имеются свидетельства о приведении его в исполнение в Палестине весной и в Африке в начале лета. В эдикте содержалось положение о разрушении церквей, о выдаче и сожжении христианских книг, лишении гражданских прав тех, кто исповедует данную религию. В те несколько дней, когда эдикт подлежал обнародованию, в части императорского дворца в Никомедии случился пожар, последствия чего для христиан конечно же были очень жестокими. Настойчивость, с которой эдикт проводился в жизнь в разных регионах империи, очевидно, отличалась весьма значительно. Из Египта, где префектом через несколько лет после этого оказался один из самых рьяных гонителей, Соссиан Гиерокл, происходят свидетельства о конфискациях церковной собственности и принуждениях к принесению жертв языческим богам95. С другой стороны, в западной части империи, где действовал Цезарь Констанций, подобные акции, как кажется, были немногочисленны или их не было вовсе96. Согласно Евсевию, второй эдикт был издан летом 303 г., и в нем содержалось повеление арестовывать клир; это распоряжение, как представляется, на западе империи вообще не имело никаких последствий. Третий эдикт, вновь зафиксированный Евсевием, предписывал, что те представители духовенства, которые готовы
92 См. гл. 2 наст. изд.
93 Лактанций. DMP 10.1 и т. д.; Woods 1992 — позиция этого автора отвергается в: Burgess 1996.
94 Лактанций. DMP 11.3—8.
95 Р Оху. XXXI.2601; ХХХШ.2673.
96 Лактанций. DMP 15.7; сопоставьте эту информацию Лактанция с сообщениями Евсевия: Церковная история. VIIL13.13; Жизнь Константина. 1.13.2. Следует учитывать, что уважение, выказываемое в связи с этим Констанцию в данных прохристианских источниках, обязано до некоторой степени тому факту, что он был отцом Константина.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
113
были принести жертвы языческим богам, подлежали освобождению от наказания97.
Эта последняя мера имела в виду, несомненно, амнистию и должна быть связана с началом двадцатого года Диоклетианова правления (vicennalia), которое отмечалось 20 ноября 303 г. Для празднования юбилея Диоклетиан прибыл с Востока в Рим, появился здесь и Максимиан. Это был удобный повод также и для того, чтобы отметить десятилетний юбилей (decennalia) назначения Цезарей и организовать триумфальное шествие по случаю победы над иранцами, в ходе которого гарем Нарсеса демонстративно провели перед императорской колесницей. Неясно, присутствовали ли по этому случаю оба Цезаря (Лактанций утверждает, что до 307 г. Галерий в Риме не появлялся98), но, без всякого сомнения, какое-то обсуждение планов на будущее должно было состояться либо между старшими государями, либо между всеми четырьмя правителями, и произойти это должно было либо сейчас, либо около этого времени. Предстоящее отречение Диоклетиана и Максимиана (см. далее), несомненно, требовало какого-то обдумывания, и, согласно литературному преданию, Диоклетиан навязал свой план Максимиану, не испытывавшему никакого энтузиазма по этому поводу, заставив его принести во время визита в Рим соответствующую клятву в храме Юпитера Капитолийского99. Диоклетиан покинул Рим вскоре после vicennalia, и 1 января 304 г. он принял консульство в Равенне, тогда как Максимиан оставался еще в Городе. В какой-то момент в первые месяцы 304 г. был издан четвертый эдикт против христиан, требовавший от всех жертвоприношений языческим богам (хотя весьма вероятно, что и на этот раз эдикт был приведен в исполнение только в восточной части империи). Диоклетиан провел часть лета на дунайском пограничье, а 28 августа он уже опять был в Никомедии.
Наша сводка о событиях последних нескольких месяцев тетрархии извлечена почти исключительно из рассказа Лактанция. Достоверность этого рассказа была поставлена под сомнение, в особенности из-за наличия в нем дословно переданного разговора (скорее всего, вымышленного и уж в любом случае весьма тенденциозного) между Галерием и Диоклетианом, в ходе которого Цезарь оказывает давление на Августа, убеждая того передать ему верховную власть. Впрочем, даже если всё так и было, у нас, как представляется, нет оснований отвергать фактологическую
97 Евсевий. Церковная история. УШ.2.5; УШ.6.8—10; О палестинских мучениках. Предисловие. 2; ср.: Corcoran. ET. 181—182.
98 Лактанций. DMP 27.2.
99 Barnes. *Emperors545—546 — автор постулирует встречу всех четверых в северной Италии перед двадцатилетним юбилеем, vicennalia, после которой Галерий отбыл на Дунай, чтобы сражаться с карпами. По поводу клятвы см.: Pan. Lat. VI(V1I).15.4 слл., с комментарием к этому месту: Nixon, Rodgers. Panegyrici’. 188—190. Представление о степени перспективного планирования, которую следует приписывать тетрархам (в частности, Галерию), может быть выведено из срока, прошедшего от разработки плана до реализации строительства Галериева дворца в Ромулиане (Гамзиград); см.: Barnes. *Emperors': 552; Srejovié, Vasié 1994.


114
Часть первая
основу, которую можно извлечь из рассказа Лактанция100. Летом 304 г. Диоклетиан уже был болен, и к тому моменту, когда он добрался до Нико- медии, его общее состояние ухудшилось. 20 ноября (на двадцать первую годовщину своего восшествия на престол) он торжественно открыл цирк в Никомедии, но вскоре после этого свалился от болезни. Распространился слух о его кончине; 13 декабря в связи с ошибочным убеждением, что он уже умер, было принято постановление об общенародном трауре в Никомедии, однако его приостановили вслед за опровержением, появившимся на следующий день. Диоклетиан не появлялся на публике вплоть до 1 марта 305 г., пока последствия его болезни были чересчур очевидны.
Первого мая 305 г. Диоклетиан повелел командному и рядовому составу собраться в том самом месте, в нескольких милях от Никомедии, в котором 20 ноября 284 г. он был провозглашен императором. Присутствовали Галерий и Константин, сын Цезаря Констанция. Диоклетиан обратился к собравшимся с эмоциональной речью, в которой заявил, что он и слишком стар и далеко не здоров, чтобы нести на своих плечах бремя власти, а потому обязан вверить ее более молодым и более сильным мужам. Так вот, он и Максимиан солидарно отказываются от должности старших государей в пользу Цезарей — Констанция и Галерия. Общее ожидание состояло в том, что новыми Цезарями станут Константин и сын Мак- симиана Максенций. Однако в этом пункте был заготовлен сюрприз, который обычно объясняют как предварительную заготовку Галерия. Константин и Максенций были отодвинуты в сторону. Новыми Цезарями предстояло стать Максимину, племяннику Галерия, который там же и тогда же был облачен Диоклетианом, и Северу — опытному воину и близкому Галерию человеку, который одновременно, 1 мая, был облачен Максимианом в Милане.
Диоклетиан удалился от дел, поселившись в великолепном дворце, который к тому времени он уже построил в Сплите, на побережье Далмации, и занялся там выращиванием капусты101. Если не считать одного- единственного эпизода (конференция в Карнунте, Carnuntum, в 308 г.), он решительно отвергал любые варианты дальнейшего своего участия в имперской политике. До конца не ясно, когда и как он умер: то ли в 311-м, то ли в 312 г., то ли в результате самоубийства, то ли таков был итог болезни. Максимиан удалился от дел в Италию (в Кампанию или в Ауканию) и дожил до середины 310 г. Но на момент отставки он еще не сказал своего последнего слова в политической игре за власть102.
100 Лактанций. DMP 17—19. Ср.: Rougé 1989.
101 Лактанций. DMP 19.6; Bames. 'Emperors': 551; Wilkes 1993.
102 См. далее. Видимо, в конце 311 г. он подвергся «damnatio memoriae» («проклятие памяти»; данное решение означало, что личное имя человека, подвергнутого такому наказанию, отныне никогда не могло больше даваться никому в его семье, что его портреты должны были быть уничтожены, а его имя — стерто из надписей. — А.З.). Bames.
NE: 34.


Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
115
V. Выводы
Уже нескольким поколениям историков представляется очевидным, что в период правления Диоклетиана империя подверглась некой радикальной трансформации. Начертанная выше картина должна подвести читателя к мысли, что трансформация была осуществлена посредством благоразумного сочетания консерватизма и ответа на возникавшие насущные проблемы, которые требовали немедленного решения. Очевидно, что авторитет римского императора был восстановлен благодаря расширению принципа коллегиальности, однако предварительное планирование в отношении следующего поколения правителей оказалось недостаточно эффективным в плане исключения политических и военных потрясений в течение той полудюжины лет, которые отделяют отречение Диоклетиана и провозглашение Константина Великого. Серьезные военные опасности были отведены либо ликвидированы, гражданская и армейская бюрократия реорганизованы, система провинциального управления реформирована, экономика (до некоторой степени) стабилизирована. Законодательство рассматриваемого периода, и это было уже отмечено, обнаруживает такой характер, который является глубоко традиционалистским, коренящимся в представлениях о «римских» моральных добродетелях. Представление о скатывании монархии к некой форме «восточного деспотизма», отмеченном преувеличенным и ритуализированным церемониалом, выглядит как серьезное искажение фактов, хотя архитектура и иконография периода всё же действительно обнаруживают явные новые и весьма характерные черты. Не было ничего такого, что могло бы предзнаменовать два самых существенных новшества, которые появятся в первой половине 4-го столетия: терпимость к христианству и основание Константинополя. Но ничто из этого никак не может преуменьшить достижения Диоклетиана и его коллег. Необходимо понимать, что представление о радикальном характере перемен «нового века» обязано в определенной степени риторической традиции, которая доминирует в современных событиях и дошедших до нас источниках — в сравнении с предыдущей эпохой, которая чрезвычайно плохо документирована по любым меркам. То, что эта традиция отнюдь не была просто оценкой событий задним числом, видно из стихов, которые процитированы в начале данной главы; параллели таким риторическим заявлениям можно легко найти в других периодах103. Впрочем, не может вызывать никаких сомнений тезис о том, что именно в данный период были заложены прочные основы Поздней Римской империи. Некоторые современные исследователи считают это результатом преднамеренного и пророческого планирования со стороны Диоклетиана и его коллег, у которых будто бы был генеральный проект для реформирования Римского государства, который был осуществлен в несколько приемов. Данная
103 	Эдикт Тиберия Юлия Александра (GCN: № 291, стк. 3—11).


116
Часть первая
точка зрения, своим появлением также, возможно, не в малой степени обязанная краснобайству панегиристов, нами здесь не принимается. Для римского способа управления государственными делами вообще более характерна привычка реагировать на конкретные нужды и проблемы, и это никак не мешает идее о том, что правители могли иметь достаточно ясное представление, каким, по их мнению, должно было быть государство; в этом отношении Диоклетиан также соответствует многим его предшественникам, начиная с Августа.


Глава 4
А. Камерон
ПРАВЛЕНИЕ КОНСТАНТИНА,
306-337 гг.
Рядом с большим средневековым кафедральным собором в Йорке находится современная скульптура Константина, отлитая в бронзе. Император изображен сидящим, в военном одеянии, со сломанным мечом в руке, который можно принять за крест; надпись на базе этой статуи гласит: «Константин, под сим знамением победивший». Провозглашенный 25 июля 306 г. Августом в Йорке легионами отца, сам Константин проявлял осторожность: принял он лишь титул Цезаря, а титула Августа дожидался, пока в следующем году старший император Максимиан не даровал его вместе с новой имперской невестой — дочерью последнего Фаустой. Трудно судить о событиях 306—313 гг., отрешившись от ретроспективного сравнения с событиями, имевшими место прежде. Мы знаем конечно же, что Константин, сын Констанция Хлора, на исходе осени 312 г. разбил Максенция в битве у Мульвиева моста, а затем, в 316 г., при Кибалах (Colonia Aurelia Cibalae, на месте совр. хорватского города Вин- ковци. — А.З.) и в 324 г. — при Хрисополе, одержал верх над своим прежним союзником Лицинием; однако, как это обычно и бывает в отношении победителя, подавляющая часть сохранившейся литературной традиции благоволит ему и оправдывает его успех. Хотя доступные первоисточники по царствованию Константина, и прежде всего литературные свидетельства, значительно отличаются от скудного нарратива по Диоклетиану, эти два государя воспринимаются в источниках зачастую как шаблонные противоположности1. С 324 г. и вплоть до своей смерти в мае
1 	Это верно как в отношении сочинения Лактанция «О погибели гонителей» (DMP), написанного, вероятно, в 314 г., так и в отношении сочинений Евсевия «Церковная история» (IX—X) и «Жизнь Константина» («Vita Constantini»); Зосима (П.9—39) дает самый полный в нехристианской литературе и весьма враждебный рассказ о Константине, но у него отсутствует повествование о правлении Диоклетиана. У Аммиана сохранились некоторые оледы враждебной по отношению к Константину версии, также см. речь 59 Либания; по поводу «оппозиционного» взгляда на Константина см.: Fowden 1994. Сохранившееся анонимное латинское сочинение «Origo Constantini Imperatoris» («Становление императора Константина») содержит раннюю подробную и по преимуществу светскую сводку о Константине, хотя и не без более позднего христианского влияния, базирующегося на Оро-


118
Часть первая
337 г. Константин правил единолично. Мы располагаем обильными, хотя зачастую и односторонними, современными событиям описаниями, которые определенно работают на укрепление идеи о неизбежности возвышения Константина и последующего получения им роли первого христианского императора. Еще в 306 г. было совсем нелегко предсказать и его будущий боевой и политический успех, и его позднейшую религиозную политику.
Так называемая «Жизнь Константина» Евсевия Кесарийского представляет собой наиболее подробное из всех сохранившихся повествование по интересующей нас теме2, и когда Евсевий пишет здесь об отце Константина, Констанции Хлоре (спустя годы после событий), он изо всех сил старается внушить читателю, что и сам Констанций Хлор был хорошим христианином: окружил себя людьми, принадлежавшими Церкви, и своим детям давал такие имена, как Анастасия (что по- гречески значит «Воскресение». —А.З.). И хотя, как кажется, Констанций и в самом деле не проявлял особого рвения в гонениях на христиан, Евсевий в отрицании такого энтузиазма заходит особенно далеко; он заявляет также, что сын Констанция был чужд отцовской религии и, когда ему бывали божественные видёния, испытывал потребность в наставлениях от представителей христианского клира. Мы не обязаны следовать за Лактанцием, когда тот утверждает, что уже в 306 г. Константин издавал постановления в пользу христиан (DMP 24), и нужно, конечно, понимать, что Лактанций, христианин, избранный наставником для Криспа, старшего сына Константина, также имел основания для усиления соответствующей репутации последнего;3 тот факт, что автор латинского панегирика 310 г. мог заявить, что Константина недавно во сне посетил Аполлон, просто иллюстрирует стремление всех группировок заявить свои претензии на восходившую звезду. Эти годы были напряженными, а потому требовалось проявлять реализм: так, в 307 г. для величания себя Константин использовал тетрархическое обозначение Геркулий4, однако включение в панегирик 310 г. эпизода с предполагаемым видёнием может означать, что к тому времени он желал дистанцироваться от ди¬
зии (на русский язык название этой анонимной биографии иногда переводится как «Происхождение императора Константина», что не соответствует его содержанию; далее это произведение будем обозначать как «Origo». — А.З.); об «Origo» см.: König 1987 (также см.: Козлов А. С. К вопросу об авторстве и датировке Origo Constantini Imperatoris // Документ. Архив. История. Современность (Екатеринбург, 2011) 12: 213—232. —А.З.). Семь из числа дошедших до нас латинских панегириков касаются эпизодов политической карьеры Константина, при этом самый последний панегирик (автором которого является На- зарий) был написан в 321 г., хотя рассказывает о событиях 313 г.; см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici; а также: L’Huillier 1992. Самое детализированное современное исследование по Константину: Barnes. СЕ; его нужно использовать вместе с: Bames. NE.
2 Об этом произведении см.: Cameron, Hall 1999; а также библиографию из предыдущей сноски наст. гл. Аутентичность всех частей «Жизни Константина» уже давно поставлена под сомнение, однако см.: Cameron, Hall 1999: 4—9.
3 О DMP см.: Creed 1984; Moreau 1954.
4 Bames. NE: 24.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
119
настической идеологии тетрархии. Более того, даже когда он принимал энергичное участие в христианских делах, он продолжал представлять себя как поклонника Непобедимого Солнца (Sol Invictus), и в этом можно усмотреть аналогию с тем, как он, сохраняя союз с Лицинием, пока это было выгодным, затем первый начал кампанию против него.
По начальному периоду — от 306 до 312 г. — Евсевий информирован слабо, а Лактанций проявляет интерес к другим темам; относительно хронологии и мотивации мы в значительной степени вынуждены полагаться на имеющиеся нумизматические и документальные свидетельства5, а также на тенденциозные, но ценные латинские панегирики. Из них панегирик 307 г. лицемерно рисует портрет Константина, который наконец-то соединился с той, в кого был влюблен еще в детстве, и выказывает благоразумное почтение к Максимиану (старшему императору и отцу Максенция), который недавно угрожающе вернулся из вынужденной «отставки», отправиться в которую его заставил Диоклетиан в 305 г.; в форме тропа это вновь появляется как в поздних латинских панегириках, так и в «Жизни Константина»: умерший Констанций изображен с радостью взирающим с небес на счастливую судьбу своего сына6. В эти годы важные события следовали одно за другим. На конференции в Карнунте в 308 г. Максимиан присутствовал лишь для того, чтобы вторично быть принужденным отречься от власти;7 в 310 г. в Галлии он поднял мятеж против Константина, но тот быстро совладал с ним, принудив к самоубийству и подвергнув посмертному наказанию в форме «damnatio memoriae» («проклятие памяти»); правда, позднее Максимиан был реабилитирован8. Исторические источники в соответствии с их собственными задачами представляют разные версии этих событий: столь же неискренней, как и аргументация в панегирике 307 г., является попытка приписать центральному герою «Жизни Константина» всецело заслугу прекращения гонений, тогда как в действительности их отменил в 311 г. Галерий;9 эдикт последнего послужил образцом для издания в 313 г. совместной декларации Лициния и Константина; по недоразумению она приобрела известность как «Миланский эдикт» и стала ассоциироваться с одним только Константином10. Как и Лициний, Максенций не отвергал идеи привлечения христиан на свою сторону, пусть даже после он и подвергся посмертному очернению в христианских источни¬
0 По монетным свидетельствам см.: RIC VI. О запутанных отношениях между членами императорской коллегии в 306—313 гг. см.: Barnes. NE: 3—8; о свидетельствах по их передвижениям см.: Bames. NE: 64—71, 80—81.
6 Pan. Lat. VII(VI).14.3; Nixon, Rodgers. Panegyrici: 209—210.
' Bames. NE: 13.
8 Bames. NE: 35; Лактанций. DMP 29.3—30.6.
9 Евсевий. Церковная история. УШ. 17; Лактанций. DMP 34. Обоими авторами эдикт объясняется раскаянием Галерия, наступившим после того, как его постигла ужасная болезнь, описываемая здесь с выразительными подробностями.
10 Евсевий. Церковная история. Х.5.2—14; Лактанций. DMP 48.2—12 — эту декларацию Лактанций описывает как некое послание.


120
Часть первая
ках;11 Константин был человеком удачливым и упорным, но, когда это касалось его собственных интересов, еще и беспощадным.
После Совещания в Карнунте в 308 г. императорская коллегия состояла из следующей четверки: Галерий (Цезарь — с 293 г., август — с 305 г.), Ли- циний (август — с 308 г.), Максимин (Цезарь — с 305 г.) и Константин12. Когда в 311 г., уже после отмены гонений на христиан, Галерий умер, Константин начал продвигаться на юг, движимый желанием одержать победу над Максенцием, который удерживал за собой Рим. Некоторые эпизоды этой кампании превосходно изображены на арке Константина: сюда относятся его проход через северную Италию и осада Вероны, а также яркая сцена разгрома Максенция в битве у Мульвийского моста и драматический эпизод с поглощением его войска водами Тибра. Перед тем как двинуться на юг, Константину пришлось отвоевать северную Италию, и именно с этим походом на юг Евсевий связывает видение Константином креста в небе, о чем впервые сообщается в «Жизни Константина» (1.28) в качестве добавления к более раннему повествованию в «Церковной истории» (IX); совершенно иной рассказ Лактанция о сне Константина [DMP 44) относит данный эпизод с крестом ко времени накануне битвы с Максенцием. Два рассказа отличаются не только локализацией и хронологией данного эпизода, но и деталями; у Лактанция Константину было велено во сне, чтобы он вступал в битву только после того, как его воины нарисуют на своих щитах то, что похоже на греческие буквы «ХР» («хи» и «ро»), тогда как в описании Евсевия, сочиненном на много лет позднее, Константин видит в небе светящийся крест и слова «Сим победиши», после чего был сон, в котором ему явился сам Христос, дабы подтвердить значение этого знамения13.
Какая бы из этих двух версий ни была ближе к истине, для Константиновой пропаганды было важно изображать Максенция (как позднее и Лициния) человеком деспотичным и развращенным14, а сенат Рима — страстно желавшим освобождения от его власти. За победой Константина последовал его грандиозный adventus (въезд) в столицу, что надлежащим образом изображено на арке, на которой также была представлена сцена с конгиарием — даром ожидаемой щедрости, проявленной победителем. Въезд Константина мог вызывать у некоторых сенаторов скорее опасения, нежели радость, но всем участникам события и всем сторонам, язычникам не в меньшей степени, чем христианам, разумно было представ¬
11 De Decker 1968; Barnes 1981: 38; очернение Максенция в христианской литературе: Евсевий. Церковная история. УШ.14; Евсевий. Жизнь Константина. 1.33—36 (см.: Cameron, Hall 1999: к указанному месту\ ср.: Лактанций. DMP 38; похожие формулировки о Макси- мине (известен как Даза; Цезарь — в 305 г., Август — в 310 г.). Инверсия обнаруживается там, где Назарий (автор панегирика IV(X). — А.З.) хвалит Константина за то, что тот не представляет никакой угрозы почтенным замужним женщинам: Pan. Lat. IV(X).34; Nixon, Rodgers. Panegyrici: 379.
12 Bames. NE: 6.
13 О попытках объяснить видёние как форму солнечного гало или чего-то подобного см.: Cameron, Hall 1999 206—207. На арке Константина на щитах воинов нет букв «ХР» (Tomlin 1998: 25).
14 О его характере см.: Лактанций. DMP 18.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
121
лять эту победу как божественно вдохновленную викторию, а Констанция — как разделяющего на Небесах успех своего сына на земле15. Впрочем, несмотря на то, что битва при Мульвийском мосте доминирует в большинстве современных представлений о приходе Константина к власти, Максимин и Лициний продолжали править, и первый издал в 312 г. эдикт, возобновивший активное преследование христиан в восточной части империи16. Первым шагом Константина зимой 312/313 г. стало заключение альянса с Лицинием, скрепленного женитьбой Ли- циния на Константиновой сестре Констанции в Милане17. Разгрому Лицинием Максимина в 313 г. у Лактанция в DMP уделено столько же места, сколько и победе Константина над Максенцием, причем этот рассказ также отмечен религиозной интонацией; согласно данной версии, в ночь перед битвой Лициния посетил ангел и сообщил ему слова молитвы, которую следовало размножить и распространить среди воинов — точно так же, как у Константина щиты воинов были украшены божественной эмблемой18. Интерпретация христианского автора вполне предсказуема, однако в свете существовавшей связи между Лактанцием и Константином акцент на Лицинии до некоторой степени удивителен. Впрочем, принимая во внимание атмосферу соперничества религий, можно сказать, что изображение оратором Назарием, автором панегирика 321 г., небесного воинства, скачущего на помощь Константину на поле сражения в 312 г., является каким-то слабым ходом19.
О второй фазе Константинова движения в сторону обретения единоличной власти, от 312 г. до окончательной победы над Лицинием в 324 г., рассказывает Евсевий, поначалу второпях, в своей переработанной «Церковной истории», а позднее, более обдуманно (и более тенденциозно), — в «Жизни Константина»; незамысловатое повествование, хотя и с большим вниманием к подробностям, представлено в анонимном сочинении «Origo» («Становление императора Константина»; см. сноску 1 наст. гл. — А.З.). Если исходить из доверия к информации в «Жизни Константина», к своим кампаниям против последнего уцелевшего соперника и прежнего союзника Константин относился чуть ли не как к религиозному долгу; здесь постоянны указания на чудеса, которые вершатся благодаря императорскому лабаруму [лат. labarum - знамя с изображением креста и инициалов Иисуса Христа, которое начиная с Константина Великого являлось государственным символом Рима. —А.З.), а также регулярные упоминания его палатки для молитв, осознанно делаемые ради отсылки к ветхозаветной практике, особенно к Моисею. Правда, как и прежде, состояла в том, что агрессором был сам Константин20, сначала в 316-м, а затем еще раз — в 324 г., но это обстоятельство, естественно, его аполо¬
15 Ср. панегирики 313 и 321 гг. (Назарий) с таким же хвалебным рассказом у Евсевия в «Жизни Константина» (I).
16 Евсевий. Церковная история. IX.7.2—16; Mitchell. ‘Maximinus’.
1/ Происхождение. 13.
18 Лактанций. DMP 46.
19 Pan. Lat. IV(X).14.5—6; Nixon, Rodgers. Panegyrici'. 358—359.
20 Grünewald 1992: 609—612; вероломство Константина: Зосима. П.18—20.


122
Часть первая
гет Евсевий изо всех сил постарался затушевать. Подобно Максенцию до него, Лициний, одолевший Максимина, теперь сам изображался Евсевием как гонитель и, подобно другим притеснителям до него (но в отличие от Константина), как один из тех, кто не смог распознать ясных знамений, низводившихся ему Господом Богом21. Данное свидетельство конечно же настолько искажено, что крайне сложно реконструировать действительное законодательство Лициния или хотя бы добиться правильного понимания этого законодательства22.
Большинство наших источников по периоду от 312 до 324 г. сосредоточено скорее на Константине, чем на Лицинии, о котором сказать что-то хорошее непросто даже языческим писателям. В качестве предлога для первого столкновения, битвы при Кибалах в Паннонии, «Origo Constantini Imperatoris» («Становление императора Константина») называет противодействие Константину в его попытке наделить Бассиана, мужа его сестры Анастасии, полномочиями Цезаря, отвечающего за Италию, и последовавший затем заговор, который Лициний вместе с братом Бассиана замышлял против Константина23. Завершилась эта кампания временным примирением и назначением Цезарями Константиновых сыновей — Криспа и Константина, и Лициниева сына — Лициния (причем два последних были еще детьми), а также совместным принятием Константином и Лицинием консульских полномочий24. После этого Лициний, как утверждается, приступил в своих доменах, которые определены как восточные провинции — Азия, Фракия, Нижняя Мёзия и Скифия, к гонениям на христиан25. Его поражения от Константина в 324 г., сначала при Адрианополе 3 июля, а затем — 18 сентября, при Хрисополе, близ Халке- дона, на азиатской стороне Босфора, случились во многом благодаря усилиям старшего сына Константина — Криспа, командовавшего флотом26. Эти победы Константин увековечил, переименовав Византий в Константинополь, «Град Константина», при этом Лициниевы постановления Константин аннулировал как законы, изданные тираном27.
В эти годы Константин оказался глубоко вовлеченным в донатисгский конфликт в Северной Африке, причем чем дальше, тем меньше оставалось шансов найти хоть какое-то решение; более того, в 321 г. он обратил¬
21 Евсевий. Жизнь Константина. 1.49—59; П.1—18; вместе с комментарием к данному месту в: Cameron, Hall 1999.
22 Как показано в работах: Corcoran 1993; Corcoran. ET: гл. 11.
23 Origo. 14-15.
24 Origo. 19. О хронологии и свидетельствах источников по этим событиям см.: Barnes. NE.
25 Origo. 20 (из Орозия). Лишь Евсевий сообщает о предполагаемых эдиктах Лициния: Жизнь Константина. 1.51.1, 53.1—2; Corcoran. ET. 195, 275 (о неразличимости Лициния в источниках и о шаблонных обвинениях христиан против него).
26 Origo. 23—30. Сначала благодаря мольбам своей супруги Лициний получил пощаду и был сослан в Фессалонику, но вскоре Константин повелел его умертвить.
27 Кодекс Феодосия. XV. 14.1 (324), 2 (325); Corcoran. ET. 274—279 — автор пишет о том, что процедура отмены не могла быть прямой, поскольку законы Лициния технически издавались еще и от имени Константина. Свидетельства по Лициниеву законодательству обсуждаются там же, на с. 277—292.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
123
ся с посланием к ортодоксальному населению провинции, указывая им на безусловную необходимость веры в то, что «небесное лекарство» Всевышнего поможет им и покарает донатистов — пьггаться-то он пытался, но сделать ничего больше не мог28.
Зимой 312/313 г. Константин впервые узнал — очевидно, с удивлением и негодованием, — что Церковь в Северной Африке разделена между бескомпромиссными последователями Доната (и потому известными как донатисты) и теми, кто во время недавних гонений отклонился или отказался от Священного Писания, но теперь, после должного покаяния, готов был вновь соединиться с ортодоксальными христианами. О расколе император узнал следующим образом: в ответ на его, Константина, распоряжение о каком-то дарении в пользу карфагенской церкви и на издание им закона, освобождавшего христианское духовенство от гражданских обязанностей, проконсул Ануллин написал ему письмо, проинформировав о протестах донатистов против избрания Цецилиана карфагенским епископом, а также переслал Константину прошение от них29. Немедленная и неистовая реакция Константина привела к тому, что он без промедления погрузился в запутанные проблемы церковной политики, ибо донатисты отказывались признавать как первое решение против них, вынесенное в Риме в 313 г., так и похожий вердикт церковного Собора, созванного Константином в Арле в 314 г.30. Таким образом, в первые же два года с момента своей победы над Максенцием Константин не только предпринял такой важнейший шаг, как созыв церковного Собора по поводу внутренних церковных дел, но еще и обнаружил, что в решениях Собора проигнорированы некоторые его собственные, Константина, пожелания. Эта история заставила его быть более осторожным, когда позднее он приступил к решению проблемы арианства и спора о времени празднования Пасхи. Пока же все его попытки добиться того, чего он желал, в том числе с помощью угроз и насилия, были безуспешными; христиане Северной Африки в условиях соперничества церковных иерархов оставались разделенными вплоть до времени Августина и даже позднее. В ходе всех этих событий Константин уже показал, что он решительно настроен исполнять то, что считал своим долгом — защищать христианскую веру на своих территориях и что он даже готов взять на себя личную ответственность в случае неудачи; отчасти, конечно, он использовал хорошо знакомую морализаторскую стилистику
28 Оптат. Дополнение. 9; в 330 г. Константин даже признал, что практические соображения требуют, чтобы церковь, которую он сам же построил в Константине (Цирта), могла быть оставлена в руках донатистов, а для католиков (ортодоксальных христиан) было подыскано иное место (Дополнение. 10; см.: Edwards 1997).
29 Августин. Письма. 88.2. Документы сохранились преимущественно у Евсевия [Церковная история. X) и в «Дополнении» к Оптату, de Schismate Donatistarum [О расколе донатистов); см.: von Soden 1950; Barnes. NE 238—247; Maier 1987; Corcoran. ET 153, 155—157, 160, 167-169; Edwards 1997.
30 О прошении и ответе императора см.: Millar. ERW: 584—90. Barnes. NE 72 — автор, основываясь на словах Евсевия [Жизнь Константина. 1.44) и Оптата [Дополнение. 4, в конце), полагает, что Константин лично присутствовал на Соборе в Арле.


124
Часть первая
позднеримских императорских официальных заявлений, однако его послания африканскому клиру обнаруживают очень личную озабоченность и непреклонную готовность использовать государственные ресурсы и государственных чиновников в деле реализации собственных религиозных целей.
Переход к открытым военным столкновениям с Лицинием положил конец идее личных визитов в Северную Африку и дальнейшего использования там силы. На 315/316 год, кроме прочего, пришлись decennalia Константина, то есть торжества по случаю десятой годовщины его вступления на престол; согласно «Жизни Константина» (1.48), они были проведены в Риме, причем с молебнами вместо жертвоприношений. Рядом с Колизеем была воздвигнута — якобы сенатом и римским народом — арка Константина с ее примечательным обращением к образам более ранних «хороших» императоров и прославлением недавних успехов самого Константина. В своей идеологии арка глубоко политизирована, и здесь сознательно использована давно устоявшаяся система кодов, так сказать, старый вокабулярий имперской победы, характерный для триумфальных арок (недавний пример можно обнаружить на арке Галерия в Фессалонике), так что Константин и Лициний здесь даже представлены осуществляющими языческое жертвоприношение31. Фразеология знаменитой надписи этой арки, напоминающая язык «Res Gestae» Августа, как кажется, носит нарочно двойственный характер: Константин добился победы «благодаря божественному вдохновению» («instinctu divinitatis»). Эти слова были одновременно и традиционными, и уместными. Но, как бы то ни было, уже тогда в Риме началось проектирование церковных зданий в рамках программы, по которой город должен был быть окружен усыпальницами мучеников: на императорской земле, примыкавшей к разрушенным казармам конницы Максенция, должна была появиться впечатляющая Латеранская базилика, а на непростом (в конфессиональном отношении. -A3.) Ватиканском холме над языческим и, одновременно, христианским некрополем, который, по преданию, считался местом захоронения святого Петра, должна была встать базилика Святого Петра32. И всё же сам Константин покинул Рим в 315 г. и больше сюда не возвращался, если не считать краткого и печального пребывания здесь в июле 326 г. во время торжеств по случаю двадцатилетия своего вступления на престол (vicennalia)33 — в тот год случилась странная смерть его старшего сына Криспа в Поле (город Пола находится на полуострове Истрия в Адриатике. —A3.), а вслед за тем в Риме умерла Фауста, жена Константина34.
31 Из необъятной литературы по арке Константина укажем на две работы: Pierce 1989; Eisner 2000.
32 По римским церквам Константина см. сводку в «Понтификальной книге» («Liber Pontificalis») (Davis 2000: 14—24), вместе с комментариями: Krautheimer 1980: 3—31; Krautheimer 1983: 14—15 (более ранняя датировка Аатеранской базилики); а также: Curran 2000.
33 Пути перемещения и поездки Константина: Barnes. NE: 68—80.
34 Аммиан Марцеллин. XIV. 11.20; Эпитома о жизни и нравах императоров. XLI.11; Зосима. П.29.2.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
125
В христианских источниках эти события освещаются слабо или просто игнорируются, но язычники доказывали (а христиане позднее опровергали), что Константин обратился к христианству, поскольку остро нуждался в отпущении грехов35. Возможно, имеет значение тот факт, что эти смерти случились вслед за принятием сурового законодательства о прелюбодеяниях и разводах36. Вряд ли Константин покинул Рим из-за своих разногласий с по-прежнему языческой сенатской аристократией или из-за своего раздражения на нее, поскольку с этого времени мы опять начинаем обнаруживать римских сенаторов на административных постах и занимающими такие должности, как префект города. Некоторые из этих людей были, несомненно, христианами, но более удивительным обстоятельством следует признать присутствие на таких должностях представителей аристократических семей. Правда, при всем том членство в сенаторском сословии стало теперь намного более открытым и уже не ограничивалось исключительно теми, кто имел связи с Вечным городом; связано это было с одной важной инициативой, которая заложила основы нового имперского сенаторского класса поздней античности, а в тот момент привела к появлению сената Константинополя37. Конечно, нет ясности, сколь сильным было личное вмешательство императора после 316 г. как в дело церковного строительства в Риме, так и в вопросы карьерного роста конкретных лиц, однако после 324 г., а наипаче после 326 г. Рим более уже не являлся для Константина главным приоритетом, поначалу отодвинутый на второй план необходимостью нанести поражение Лицинию, а затем — заботами о собственном городе, заложенном императором на востоке державы.
Точно так же как после разгрома Максенция был издан совместный эдикт, провозгласивший религиозную терпимость для христиан и возвращение им собственности, так и, согласно Евсевиеву повествованию, за победой над Лицинием последовал ряд общих мероприятий, направленных на урегулирование религиозного вопроса, посредством чего Константин упорядочил дела христиан на своих недавно приобретенных восточных территориях38. В «Грамоте к Палестинам» (послание к жителям городов вне христианства. — А.5.), которую Евсевий в «Жизни
35 Юлиан. Кесари. 336Ь; Зосима. П.29, опровергается у Созомена (Церковная история. 1.5).
36 Piganiol 1972: 35—36; Evans-Grubbs 1995: Приложение 2.
37 Евсевий. Жизнь Константина. IV. 1; об обладателях римского сенатского звания: Bames. NE: 110—122, также см. здесь на с. 99—109 об обладателях консульского звания; сенат позднего Рима: Heather 1994; Heather 1998. Христиане, занимавшие должности при Константине: von Haehling 1978: 507, однако теперь см.: Bames 1994а; Bames 1995 (христиане-аристократы в большинстве случаев были префектами, а среди консулов они встречаются после 316 г.).
38 Евсевий. Жизнь Константина. П.20—21; именно в этом месте информация данной биографии отклоняется от Евсевиевой же более ранней трактовки в «Церковной истории» и меняет характер, оставляя панегирический тон (хотя бы и временно) в пользу документальности. Все пятнадцать документов, которые цитирует Евсевий в «Жизни Константина», находятся в заключительной част этой биографии. О структуре и композиции «Жизни Константина» см.: Bames 1989; Bames 1994b; Cameron 1997.


126
Часть первая
Константина» (11.24—42) цитирует целиком39, успех Константина представлен как подтверждение намерений Господа. Император идет навстречу просьбам о реабилитации изгнанников, освобождении узников и возвращении им их имущества; подтверждается право церквей обладать собственностью и владеть местами погребения мучеников. Император позаботился также о государственных выплатах на строительство и реставрацию церквей. Второе длинное послание, цитируемое Евсевием в «Жизни Константина» (П.48—61), страстно обвиняет язычников в грехе политеизма и рассуждает о глупости их обычаев, хотя до требования обращения их в истинную веру дело здесь не доходит; Евсевий с восхищением говорит, что читать это послание всё равно что слышать сам голос государя40. Епископы поощрялись к строительству церквей, а жертвоприношения запрещались — хотя бы в теории41. Сам император был готов показать пример в деле реализации строительной программы, однако сначала он вынужден был заняться еще одним спором между христианами, который был гораздо более серьезной проблемой, чем донатизм, поскольку разногласия эти распространились более широко и пресечь их оказалось не так-то легко. Пытаясь приуменьшить как их важность, так и свою собственную вовлеченность, Евсевий представляет читателю арианство и мелитиансгво как дело смутьянов и раскольников (мелитианство, как и донатизм, было ригористическим движением41"1, а арианство — движением более фундаментальным в том смысле, что оно бросало вызов установленным христологическим догматам), но в данном случае Константин был твердо настроен добиться при решении этих проблем большего успеха (по сравнению с проблемой донатизма. — А.З.), даже если спорные вопросы он считал банальными и хотел всего лишь умиротворить ситуацию42. Тем не менее, с этого момента и до конца правления Константин вынужден был заниматься решением указанных проблем, причем без какого-то особого успеха; все три его сына благоволили арианству, и в правление Константина II (337—361 гг.) попытки последнего контролировать различные группировки внутри Церкви чередовались с неоднократными изгнаниями Афанасия, пример чего Константину П подал его отец в 335 г.43.
39 Corcoran. ET: 315; Silii 1987: No 16; Евсевий. Жизнь Константина. П.20—21 — здесь автор описывает похожее послание к Церквям, которое он не цитирует. Части этого закона были распознаны в 1954 г. на одном лондонском папирусе, см.: Jones, Skeat 1954.
40 Евсевий. Жизнь Константина. П.47.2; Corcoran. ET: 316; Silii 1987: No 18.
41 Евсевий. Жизнь Константина. П.45, комментарии к этому месту см. в: Cameron, Hall (1999), а также далее.
41а Сторонники мелитианского движения занимали строгую позицию по отношению к отпавшим во времена Великого гонения, то есть мелитианский раскол не касался теологических разногласий. — А.З.
42 Евсевий. Жизнь Константина. П.63, за чем следует резкое письмо Константина к Арию и Александру, епископу Александрии (П.64—72). Об истоках арианского раскола и об определении понятия «арианство» см.: Hanson (1988); К Williams (2001).
43 О Соборе в Тире (335 г.) см.: Евсевий. Жизнь Константина. IV.41—42; о Константине П: Barnes (1993).


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
127
Никейский собор, созванный Константином в 325 г., прошел, на первый взгляд, успешно. Никея не была самым предпочтительным местом проведения Собора, но в этот раз съезд оказался гораздо более представительным по сравнению с Собором в Арле, хотя и при перевесе восточных участников. Позднейшее предание уравнивает количество епископов, собравшихся в Никее, с числом слуг Авраама, которых, согласно Книге Бытия (14:14), было триста восемнадцать, однако Евсевий говорит, что епископов было «более двухсот пятидесяти», а Афанасий — «около трех сотен»; реальное количество участников, вероятно, не достигало ни одной из названных цифр44. Как бы то ни было, созыв Собора, на котором присутствовал император, явилось событием исключительной важности и потребовало мобилизации ресурсов в большом масштабе; все нужды участников и сопровождавших их лиц были обеспечены за имперский счет. Константин просто не мог позволить провалиться такому грандиозному собранию. Наш основной информатор, Евсевий Кесарийский, прибыл в Никею, находясь под осуждением Синода, недавно вынесенным в Антиохии, но и он, и, несомненно, многие другие епископы испытали на себе императорскую снисходительность и будущие выгоды от правителя, который находился на стороне Церкви. Первое появление Константина на Соборе, в каковом акте искусно сочеталось уважение к присутствующим и его авторитет, Евсевий описывает в восторженных выражениях:
<...> наконец он проследовал на середину собрания, словно Божий ангел; его блестящие одежды излучали сияние подобно лучам света, от его пурпурной мантии исходил огненный блеск, и украшена она была ослепительным великолепием золота и драгоценных камней. Такова была его физическая наружность. Что же до его души, то она, со всею очевидностью, украшена была трепетом и благоговением перед Богом: это было видно по его взору, опущенному вниз, по румянцу на его лице, по его походке и по всему остальному в его облике; ростом своим он превосходил всех окружающих <...> по величавой зрелости тела, по великолепию его физического состояния, а также и по энергии его непревзойденной силы. Всё это в сочетании с утонченностью его манер и кротостью царской снисходительности лучше всяких слов выказывало превосходство его ума. Когда он дошел до первых рядов сидений и остановился посередине, для него было поставлено небольшое кресло, сделанное из золота, и он сел, но только по знаку епископов45.
На удивление быстро и гармонично нас подводят к убеждению, что давнишние региональные разногласия относительно даты Пасхи были объявлены разрешенными, Символ Веры был согласован и подписан почти всеми собравшимися. Составное слово «ôfxoouaioç» («единосущий») было предложено самим императором. Отвергли его лишь немногие, среди коих был и Арий, и они были изгнаны. Покладистые епископы (в том  * 4044 	Евсевий. Жизнь Константина. Ш.8; Афанасий. История ариан. 66; см.: Brennecke (1994): 431.
40 Евсевий. Жизнь Константина. Ш. 10.3—5; ср. косвенную критику богатого одеяния Константина: Эпитома о жизни и нравах императоров. XLI.11—18.


128
Часть первая
числе Евсевий Кесарийский) были приглашены на императорский пир, которым одновременно был отпразднован двадцатилетний юбилей восшествия Константина на престол46. Однако вскоре помыслы императора изменились, и изгнанникам было позволено вернуться из ссылки. Когда Константин незадолго до своей смерти крестился, обряд совершал Евсевий из Никомедии, сторонник арианства. Император оставил обоюдоострое наследство по этому вопросу, причем такое, какое на протяжении IV в. для большинства его преемников будет постоянно порождать проблемы47. В дальнейшем сам Константин выказывал уважение к епископам, и представлял себя чуть ли не одним из них («как бы епископ для внешних дел». — Жизнь Константина. IV.24; ср.: 44). Он проявлял увлеченность теологическими вопросами и, видимо, регулярно читал по пятницам проповеди своим придворным [Жизнь Константина. IV.29); также он был автором апологетической «Речи к святому Собору»48. В последующих поколениях Константина сильно порочили как за то, что он был недостаточно «религиозен», так и за приведение Церкви к вредному альянсу с государством, но нет причин сомневаться в его искренности в вопросах веры, даже при том, что дошедшие до нас источники, чьи авторы — все без исключения — горели желанием разными способами заявить претензию на императорскую поддержку, затрудняют оценку его истинных мотивов.
После Никейского собора и vicennalia Константина начала реализовываться крупная программа по возведению церквей. «Золотая» октого- нальная базилика, или Domus aurea («Золотой дом»), в Антиохии, ставшая одной из новых образцовых церквей, была, как сообщается, заложена Константином именно в этот период49, однако основное внимание было сфокусировано на Иерусалиме и на других местах в Палестине, таких как Вифлеем и Мамре (дубрава в Хевроне. — А.3.), где Авраам встретился со своими божественными посетителями. Сам Константин поездок туда не совершал, но его мать Елена, повышенная в 324 г. до статуса Августы, в 326 г. отправилась в необычное императорское паломничество к святым местам, и ей обоснованно приписывается церковное строительство в Вифлееме и на Елеонской (то есть Масличной) горе, где она возвела церковь, известную как Елеонская базилика, хотя средства на это строительство поступили от самого императора50. Идея, по Евсевию, принадлежала лично ей, и заключалась она, якобы, в том, чтобы воздать долг
46 Лицемерный отчет Евсевия в «Жизни Константина» (Ш.4—24) об этом пире является единственной связной версией, дошедшей от присутствовавшего на нем человека, хотя он может быть дополнен информацией из сочинений Афанасия, также принимавшего участие в пиршестве, который присутствовал в качестве диакона, а также и горсткой других источников, см.: Stevenson (1987): 338—355.
47 Вопрос о том, созывался ли в действительности Второй Никейский собор, является спорным, но к 335 г. Арий уже вернулся из изгнания (см. далее).
48 Below. № 107.
49 Downey 1961: 342; Евсевий. Жизнь Константина. Ш.50 (Антиохия и Никомедия).
50 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.41—43.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
129
благочестивого расположения Спасителю за ее сына и за двух ее внуков, бывших тогда Цезарями (Крисп умер недавно — в 326 г., а Констант стал Цезарем только в 333 г.), но это путешествие Елены и ее паломничество, произошедшие вскорости после смерти Фаусты (Елена была уже в преклонном возрасте и вскоре после этой поездки умерла, вероятно, в 327 г.), говорят о политической целесообразности и легко могут быть истолкованы как такие, в необходимости которых Елену подтолкнуло стремление Константина к искуплению грехов или, по крайней мере, как реакция на политический кризис51. Однако самым важным событием явилось возведение храма Гроба Господня в Иерусалиме. В «Жизни Константина» инициатива постройки этой церкви уверенно приписывается самому императору52. Освящена она была с большой помпой в 335 г., и Евсевий Кесарийский был среди тех, кто произносил тогда хвалебные речи53. На этот раз викарию Востока (vicarius orientis) было приказано объединиться с епископом в деле обеспечения строительства, средства на которое выделялись очень щедро. Основное внимание уделялось пещере, которая, как верили, была местом Воскресения Христова и которая была закрыта навесом, позднее известным как Эдикула [лат. Aedicule)54. Холм, отождествляемый с Голгофой, также лежал в пределах комплекса базилики, которая называлась Мартирием (Martyrium, то есть место страдания, мученичества. — А. 5.), и уже примерно через дюжину лет после кончины Константина частички Креста Господня воспринимались как ценнейшие реликвии; к концу 4-го столетия сложилась твердая убежденность, что именно Елена нашла Крест, и в поздней легенде она почти целиком затмила императора Константина в данной роли55. По любым меркам, строительство базилики по своему замыслу являлось во многом политическим актом: Евсевий выражается так: «<...> воздвигнут новый Иерусалим <...> в противоположность так называемому древнему Иерусалиму»56. Во исполнение библейского пророчества району вокруг Храмовой горы позволили по-прежнему лежать в руинах, а новая церковь встала на месте одного или нескольких языческих храмов, построенных в ознаменование появления Адриановой Элии Капитолины (имеется в ви-  * 50м Эпитома о жизни и нравах императоров. XLI.12; Зосима. IL29.2; см.: Barnes. СЕ: 220—221. Мотивация для поездки Елены: Holum 1990; Hunt 1992; Drijvers 1992; Walker 1990: 186—189 — автор указывает на то, что в сочинении Евсевия «Похвала Константину» (Laus Constantini 9.16—17) строительство церквей в Вифлееме и на Елеонской горе приписывается самому императору.
л2 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.29—40.
Евсевий. Жизнь Константина. IV.45 — автор, очевидно, ссылается на несохранив- шуюся речь, которая примыкает в рукописях к «Речи по случаю тридцатилетнего юбилея» (см.: Drake 1976).
* Biddle 1999.
50 Оппонируют этой точке зрения те исследователи, которые уверены, что Крест был найден уже в ходе строительства и что Евсевий сознательно умалчивает об этом, см., напр.: Rubin 1982; Drake 1985; Walker 1990. О легендарной ассоциации образа Елены с обретением Креста, на котором был распят Иисус Христос, см.: Drijvers 1992.
56 	Евсевий. Жизнь Константина. Ш.33.1.


130
Часть первая
ду город Элия Капитолина, построенный на развалинах Иерусалима. — А.З.)57. Тем самым церковное строительство превращало языческую Элию обратно в Иерусалим, что было подкреплено седьмым каноном Никейского собора, который содержал соответствующее постановление по поводу статуса иерусалимского епископа и его кафедры («7. Поскольку утвердилось обыкновение и древнее предание, чтобы чтить епископа, пребывающего в Элии (Иерусалиме), то да имеет он последование чести с сохранением достоинства, присвоенного митрополии»). Также и церковь в дубраве Мамре была возведена на месте языческого святилища, и было потрачено немало усилий для расчистки и сакрализации этой территории58. Без всякого сомнения, рассказ Евсевия (в кн. Ш «Жизни Константина») обо всем этом церковном строительстве нарочно стыкуется с эпизодами, связанными с официальным разрушением языческих храмов в финикийской Афаке и в Гелиополе (храм Афродиты), а также киликийского святилища Асклепия в Эгеях (?)59. Даже если все эти примеры тщательно отобраны, замысел автора очевиден; нам сообщается, что Константин изъял храмовые сокровищницы и вывез из капищ медные статуи, расставив их по всем площадям только что основанного одноименного ему города; символическое значение таких мер было, несомненно, огромным60. Впрочем, даже христианские писатели могли отыскать лишь незначительное количество конкретных такого рода примеров, на которые можно было бы сослаться, и даже эти храмы не были выведены из строя навсегда. Как и строительство Константином церквей, его атаки на языческие святилища были, вероятно, немногочисленными, а цели для таких атак тщательно подбирались ради достижения максимального эффекта.
Строительство Константинополя не вполне соответствует описанной выше модели. Вопреки утверждению Евсевия о том, что город был целиком христианским и что в нем не осталось никаких следов язычества61, христианизация Царьграда была процессом постепенным, и Константин при возведении здесь церквей был ограничен по меньшей мере необходимостью обеспечить новый город соответствующими внешними атрибутами имперского центра62. Здесь имелся овальный форум с императорской статуей на высокой колонне из порфира, связанный широкой
57 Местное предание, как кажется, отождествляет это место с местом Воскресения Господня, хотя Евсевий говорит, что пещера была найдена «вопреки всем ожиданиям» (Евсевий. Жизнь Константина. Ш.28). Об этом месте см.: Biddle 1994; Biddle 1999.
58 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.51—53.
59 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.55—58; ср.: Похвала Константину. 8.
60 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.54; Похвала Константину. 8. Несмотря на категоричные утверждения Евсевия, трудно оценить масштаб таких конфискаций, и можно предположить, что в действительности они не были очень широкими. Мотивация для перемещения знаменитых скульптур в Константинополь была, вероятно, совершенно иной, а именно — украшение города, опять вопреки Евсевию, который заявляет, что они были выставлены там на осмеяние.
61 Евсевий. Жизнь Константина. Ш.48.
62 См.: Dagron. Naissance; Mango 1985.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
131
оживленной дорогой с дворцом и главной площадью. Как и в других таких центрах периода тетрархии, непосредственно ко дворцу примыкал ипподром. Строительство первой церкви Святой Софии — на ее нынешнем месте — могло быть начато самим Константином, но завершено Констанцием П; также Константин, очевидно, ответственен за появление церкви Святых Апостолов. Вместе с тем, подобно другим римским императорам до него, Константин позаботился о строительстве собственного мавзолея. Его планировка не отличалась какой-то новизной, но различие — в каком-то смысле поразительное — состояло в том, что мавзолей включал двенадцать пустых саркофагов, окружавших его собственную гробницу, по одному на каждого из двенадцати апостолов; вполне естественно, что позднее для обеспечения безопасности некоторых реликвий сын Константина и его преемник пошел на то, чтобы разместить реликвии внутри этих пустых ёмкостей63. 11 мая 330 г. город был освящен, и впоследствии сам Константин проводил здесь значительную часть своего времени; в последней книге «Жизни Константина» Евсевий позволяет нам мельком увидеть, какова была жизнь в Константинополе в конце царствования этого государя. Городу, конечно, предстояла долгая и великолепная судьба. В сочинении «Origo» говорится, что Константин желал сделать его равным Риму (30); и в самом деле, он стал известен как «Новый Рим». Город нуждался в собственных гражданах, которые будто бы для переезда сюда были, как в Древнем Риме, прельщены обещанием предоставить им жилища и раздачами хлеба; критики, такие как Зоси- ма, утверждали, что дома были столь скверно построены, что могли в любой момент развалиться64. И всё же даже при том, что Константин повелел Евсевию организовать изготовление для города пятидесяти копий Священного Писания65, представление о том, что он был основан как новая христианская столица, явным образом не подтверждается источниками, современными самим событиям. Парадоксальным образом после 326 г. Константин ни разу не посетил Рим, который становится местом важных Константиновых церквей, тогда как строительная деятельность в Константинополе по необходимости была сконцентрирована на светских и имперских проектах.
Зосима рассказывает нам, что в Константинополе в действительности имелись языческие храмы, причем даже новые, возведенные будто бы самим Константином, и интересно, что об отвратительном качестве местного строительства тот же Зосима пишет как раз в том месте, где он говорит о языческой враждебности к памяти о Константине66. Если доверять Зосиме, Константин отошел от римской традиции, когда отказался участвовать лично в одной религиозной церемонии на Капитолии, и имен¬
“ Mango 1990.
64 Зосима. П.32, 35 (во втором месте говорится о расширении города и чрезмерном росте населения после Константина). Раздачи хлеба: Зосима. П.32; Dagron. Naissance: 530— 535; Durliat 1990.
65 Евсевий. Жизнь Константина. IV.36.
66 Зосима. П.31-32.


132
Часть первая
но по этой причине он основал Константинополь; эти события случились после перехода Константина в христианство, причиной чему стало то, что ответственность за смерть Криспа и Фаусты лежала на нем67. Впрочем, логика Зосимы дает сбой, когда он делает Константина ответственным также и за строительство языческих храмов в новом городе, а рассказ этого автора о Капитолии является, вероятно, либо вымышленным, либо поставленным не в то место68.
Именно Зосима дает наиболее полный, хотя и, несомненно, чрезвычайно тенденциозный, отчет о светской политике Константина. Согласно данной версии, Константин безо всякой на то нужды нарушил установленный издревле порядок государственного управления тем, что увеличил количество префектов претория69 и развалил дисциплину в армии, отделив ее финансовую организацию от финансовой организации гражданского управления, а также переместив войска от границ в города, где они начали терять силу, предаваясь удовольствиям городской жизни; он также проявлял непомерную расточительность, для чего взимал с купцов налоги золотом и серебром («хрисаргирон», «^puaapyupov»), а сенаторов обложил новыми сборами (фоллис, лат. follis)70. Напротив, как мы уже видели, расточительность императора неоднократно представляется в «Жизни Константина» как знак его великодушия, что является обычной панегирической темой, и конечно же неоднократные краткие высказывания Евсевия о мирской политике Константина находятся в контексте шаблонных восхвалений императоров71. Но при том, что претензии, предъявляемые Константину Зосимой и другими писателями, очевидным образом находятся в рамках осуждающей императора риторики72, эти авторы, тем не менее, не поднимают важных вопросов об административном управлении и экономике в период после отхода от дел Диоклетиана, и их информацию необходимо внимательно сопоставлять с другими доступными свидетельствами. Также требуется снять нарисованный в источниках резкий контраст между языческим Диоклетианом и христианским Константином, то противопоставление, в котором Константин оказывается на неправильной стороне не только в религиозных, но и в мирских вопросах. Это особенно явно в отношении к военной и фискальной политике, где консервативная критика, отталкиваясь от рассмотрения
67 Зосима. П.29-30.
68 Эта история с Капитолием может иметь отношение к decennalia («праздник десятилетия») Константина в 315 г., когда он, согласно утверждению Евсевия (Жизнь Константина. 1.48), не стал приносить традиционных жертв. Однако нет никаких оснований соглашаться с утверждением, будто бы римляне охладели к воскурениям и к языческим жертвоприношениям (см. выше, с. 124).
69 Зосима. П.ЗЗ. См.: Bames. NE: 131—139.
/0 Зосима. П.32—38. См. далее, сноска 72.
71 Щедрость Константина: Евсевий. Жизнь Константина. 1.41—43; IV. 1—4, 28. Константин считался чересчур щедрым (TV.31, 54). Мирская политика Константина описана главным образом здесь: Жизнь Константина. IV.
72 Так у следующих авторов: Зосима. П.31; Аврелий Виктор. О Цезарях. XL. 15; Аврелий Виктор. Эпитома. XLI.16; Юлиан. Речи. 1.6.8Ь; Юлиан. Кесари. 335Ь; Юлиан. Речи. Vn.227c—228а; Аммиан Марцеллин. XVI.8.12.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
133
недавнего поражения и экономических трудностей, соединяется с удобным акцентом на христианстве как на решающем факторе в самых новых проблемах империи. Напротив, менее тенденциозный взгляд предполагает, что многие предпринимавшиеся Константином меры, относились ли они к войску, к администрации или к финансовым вопросам, являлись продолжением и развитием того, что началось при Диоклетиане73. Например, несмотря на обычные утверждения о том, что Константин создал полевую армию, comitatus74, некоторые шаги в этом направлении были предприняты уже при Диоклетиане. Константин по большей части продолжал и развивал военные и административные реформы последнего, сохранив Диоклетианову провинциальную организацию и разделение военных и гражданских учреждений; изменения касались преимущественно деталей75, и, кроме того, в дальнейшем, при усовершенствовании административной системы, появились новые должности76. Впрочем, свидетельства о таких переменах гораздо более редки, чем о религиозной политике Константина, и, как и в случае с Диоклетианом, зачастую невозможно оценить, до какой степени эти изменения являлись результатом обдуманного намерения, а до какой — постепенной эволюции. На какой- то ранней стадии Константин ввел новый золотой солид (solidus), которому предстояло оставаться в употреблении вплоть до византийской эпохи, но порча (уменьшение ценности) медной монеты (nummus) и денария (denarius), тем не менее, продолжилась; выпуск серебряных денег прекратился к 310 г., а около 320 г. он был возобновлен, но уже в другой форме77. Эти перемены, в особенности выпуск золотого солид а, начавшийся в 307 г., также следует рассматривать скорее в качестве развития диоклетиановской системы, нежели как реформу самого Константина. Писавший в конце 360-х годов анонимный автор трактата «de Rebus Bellicis» («О военных делах») жаловался на скупость и расточительство Константина и заявлял, что источником золота для него была сокровищница, которую он пополнял, грабя храмы, но это маловероятно, а более правдоподобно, что любое постепенное улучшение в экономике являлось скорее результатом повышения общей стабильности, нежели прямым итогом Константиновой политики78. Точно так же редкие сохранившиеся показания источников о вмешательстве государя в жизнь городов империи свидетельствуют скорее о продолжении традиционной политики, нежели
73 Cameron. LRE: 53—56.
74 Jones. LRE: 97, 100; Зосима. 11.34; данный взгляд (изложенный у Зосимы. — А.З.) стал главной опорой для того, чтобы приписывать Диоклетиану политику так называемой «глубоко эшелонированной обороны»; впрочем, см.: Jones. LRE: 52 (о шагах Диоклетиана в направлении создания полевой армии), а также: Isaac 1988: 139.
75 Jones. LRE: 100-104.
76 Jones. LRE: 104-107.
77 Hendy 1985: 466-467.
/8 Аноним. О военных делах. 2. В реальности масштаб конфискаций, видимо, был ограниченным, и более вероятным представляется ситуация, когда введение солида стало возможным благодаря правительственной политике выкупа золота за серебряные денарии, см.: Jones. LRE: 107—108.


134
Часть первая
о какой-то новой отправной точке79. Но в действительности Константин подвергался критике с самого начала, что можно видеть даже по некоторым отголоскам в «Жизни Константина», и оппозиционная ему точка зрения сформировалась достаточно рано. Эта критика не ограничивалась одними язычниками и поначалу не была вызвана религиозными мотивами80.
Вопрос об основании Константинополя ставит перед исследователем многочисленные проблемы, которые в значительной степени вызваны недостатком современных событиям источников и позднейшим искажением исторических свидетельств. Иоанн Лидиец, писатель-антиквар 6-го столетия, утверждает, что в торжественном ритуале по случаю основания города приняли участие язычники, но в христианской традиции отмечалось по времени более позднее освящение (или «день рождения») города, которое случилось 11 мая 330 г. Позднейшие авторы передают детальные истории о ежегодных церемониях, включавших впоследствии процессию к ипподрому со статуей Константина81. Дворец Константина не сохранился, но этот император отвечал за церемониальную планировку Константинополя, которая отчетливо видна и сегодня, с ее большой площадью Августеон [лат. Augusteum), зданием сената и дорогой процессий к овальному форуму, где находилась статуя Константина, установленная на верхушке огромной колонны82. Всё это маркировало смену вех; новый город должен был иметь свой собственный сенат, и, как мы уже видели, прежнее население было специально увеличено путем привлечения поселенцев с помощью некоторых приманок. Но по сути (учитывая предыдущую историю Константина, это неудивительно) Константинополь со своим дворцом, ипподромом и со своими крепостными стенами был одной из тетрархических столиц, сопоставимой с Фессалоникой и Сер дикой.
Именно из Константинополя Константин правил в последние годы своего царствования. Хотя в живых у него остались три сына (не считая других потенциальных претендентов), вплоть до 335 г. он не предпринимал никаких шагов, чтобы обеспечить спокойное преемство. Самый младший сын, Констант, родившийся в 323 г., был сделан Цезарем 25 декабря 333 г., а в 335 г. Константин повысил до ранга Цезаря также и Далмация, сына своего сводного брата Флавия Далмация, в особом документе (позднее переданном Евсевием с искажением путем внесения сознательной «редакторской» правки), распределив между четырьмя Цезарями
79 Mitchell 1998. Ср.: МАМА УП: 305 (надпись из Орцисга); CIL XI.5265 = ILS 705 (надпись из Хиспеллума).
80 Ряд аспектов этого позднейшего критицизма по отношению к Константину, а также некоторые попытки более поздних авторов переработать его историю, обсуждаются в работе: Fowden 1994. Если не брать в расчет Зосиму, то к 6-му столетию исторический Константин превратился уже почти в легендарную фигуру, и вскоре жизнь этого императора окажется предметом христианской агиографии; краткий обзор этой темы: Cameron, Hall 1999: 48—50, с библиографией; Lieu, Montserrat 1998.
81 Dagron. Naissance: 37—41.
82 База этой колонны до сих пор стоит («Обожженная колонна»), а сама статуя сохранялась вплоть до XII в.; Mango 1993: П—IV.


Глава4. Правление Константина, 306—337 гг.
135
зоны их территориальной ответственности в империи; вскоре после этого брат Далмация Ганнибалиан был назван «Царем царей и понтийских народов». Это было частью более широкой попытки укрепить режим: два еще живших на тот момент единокровных брата Константина были сделаны консулами, соответственно, в 333 и в 335 г., и за распоряжениями 335 г. последовали династические браки83. Однако эта запоздалая попытка Константина гарантировать безмятежное будущее не сработала, о чем свидетельствуют события уже нескольких месяцев после его смерти в мае 337 г., когда его собственные сыновья уничтожили своих соперников. Столкнулся он и с другими проблемами: восстание на Кипре, успешно подавленное старшим Далмацием, сопротивление евреев его враждебным мерам против них, а также обвинение в измене, предъявленное Языческому философу и другу Константина, Сопатру, которого император приказал обезглавить84. Тем не менее tricennalia Константина, тридцатилетняя годовщина его правления (25 июля 336 г.), была с размахом отпразднована в Константинополе; тогда Евсевий Кесарийский произнес напыщенную речь, в которой изложил теорию христианской монархии, которой предстояло в течение веков служить Византийской империи. В кн. IV «Жизни Константина» Евсевий в ярких выражениях описывает церемонии и пышные зрелища. В предыдущем году в Иерусалиме была освящена большая церковь, возведенная Константином над местом Гроба Господня, и Евсевий вновь был среди ораторов, произносивших речи по этому случаю, однако сам император так никогда и не доехал до Иерусалима, чтобы увидеть ее.
В эти годы случилось очевидное изменение в Константиновой церковной политике: Арию было позволено вернуться, тогда как Афанасий и Марцелл из Анкиры, являвшиеся поборниками Никейского Символа Веры, после Тирского собора 335 г. и Константинопольского собора 336 г. подверглись изгнанию85. В этих вопросах Евсевий Кесарийский присоединился к Евсевию из Никомедии, который совершил обряд крещения Константина, когда в 337 г. государь по пути на войну против Ирана серьезно заболел близ Никомедии. Евсевий из Никомедии был одним из тех, кого изгнали после Никейского собора, но теперь, в течение нескольких месяцев после смерти Константина, он стал епископом Константинополя, что усилило враждебность к нему со стороны Афанасия. Хотя Никейский Символ Веры не был отменен, церковная политика ко времени кончины императора фактически оказалась перевернутой, и эта перемена очевидным образом повлияла на ретроспективное описание Евсевием самого Никейского собора. Он лично осуждал Афанасия перед императором после Тирского собора осенью 335 г. и участвовал в Константинопольском соборе епископов 336 г., который низложил Марцелла Анкир- ского. Одним из первых актов сыновей Константина после смерти отца  * 8083 Bames. СЕ: 251—252; Barnes. NE: 105,108; ср. также здесь с. 138—139 (о префектах претория).
* Barnes. СЕ: 252-253.
80 Евсевий. Жизнь Константина. IV.41—42; Barnes. СЕ; 253; Hunt 1997. О версии самого Афанасия по поводу своего первого изгнания см.: Barnes 1993: 25—33.


136
Часть первая
стало, впрочем, возвращение изгнанных епископов и даже помощь в деле возвращения Афанасия в его епархию в Александрии86. Вместе с ликвидацией сыновьями Константина своих соперников, произошедшей летом 337 г., это было воспринято Евсевием Кесарийским как знак огромной угрозы Константиновой политике, и во введении и заключении к «Жизни Константина», написанной им незадолго до собственной смерти в 339 г., Евсевий обращается с горячим и откровенным призывом к сыновьям Константина продолжить двигаться по пути их отца.
В последние годы своей жизни Константин возобновил военные операции, сначала в 332 г. против готов, а затем, в 334 г., против сарматов, несмотря на тот факт, что в 332 г. последние были названы римлянами. Титул «Dacicus» («Дакский»), принятый Константином в 336 г., напоминал о завоеваниях Траяна и заявлял о возобновлении римского контроля над Дакией87. В 337 г., когда Константин уже разменял седьмой десяток, он приступил к подготовке более крупной кампании, на сей раз против Ирана88. Евсевий Кесарийский записал одно более раннее послание, отправленное императором Шапуру, в котором глава Римского государства заявляет претензию на свое покровительство христианам в Иране, а в 337 г., после столкновений на границе и отказа принять иранское посольство, Константин решил лично возглавить амбициозную экспедицию, и, по всей видимости, уже в самом ее начале, находясь тогда в Константинополе, он заболел на Пасху 337 г. Из Константинополя он проследовал к Еленополису, что в Вифинии, а отсюда — в предместья Никомедии89. Здесь он согласился принять крещение и, крестившись, умер на Духов день (на Троицу, Воскресение Святого Духа, седьмое воскресение после Пасхи. — А.З.), 22 мая 337 г.90. С последствиями его кончины справиться было непросто. Воины, эскортировавшие тело в Константинополь, и Констанций, прибывший первым из сыновей, действовали без промедлений, позаботившись о том, чтобы доступ к телу осуществлялся под вооруженной охраной и чтобы погребение произошло в мавзолее, который Константин построил для самого себя и который находился по соседству с возведенной позднее церковью Святых Апостолов91. Похороны прошли по христианскому обряду, и Константин был первым римским императором, чье тело не было кремировано. По всей видимости, имел место спор о том, как именно следует поступить; по крайней мере, Евсевий сообщает о волнениях среди народа Рима по поводу того, что похороны прошли
86 Bames, СЕ: 263. Это проявление терпимости оказалось кратковременным: Barnes 1993: 34-46.
87 Barnes, CE: 250.
88 См.: Bames 1985.
89 Евсевий. Жизнь Константина. IV.56—57, 61—64, с комментариями к указанным местам: Cameron, Hall 1999. Непонято, до какой степени эта война была религиозной, неясна и ее точная хронология; см. также: Bames 1985. Fowden 1994 — автор высказывает предположение, что все нежелательные места были тщательно удалены из текста Евсевия.
90 Евсевий. Жизнь Константина. IV.62—64.
91 Евсевий. Жизнь Константина. IV.65—71.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
137
не в их городе, и там, как представляется, имело место что-то наподобие традиционного ритуала консекрации (consecration — причисление к сонму богов. —А.З.), после чего определенно были выпущены консекраци- онные монеты92.
К своей персоне Константин привлекал более пристальное внимание последующих поколений, чем любой другой римский император. Каждый желал перетянуть его на свою сторону. Многие соглашаются с утверждениями Евсевия, тогда как на другой стороне находятся Эдуард Гиббон, обвиняющий Константина как автократа, действовавшего от имени христианства, а также те, кто разделяют едкий критицизм Якоба Буркхардта в отношении Евсевия и сомневаются в аутентичности сочинения «Жизнь Константина»93. Тенденциозность источников и отсутствие сколько-нибудь полного и современного событиям повествования, которое можно было бы противопоставить нарративу «Жизни Константина», поддерживают такие подходы. Праксагорова история не дошла до нашего времени, в то время как латинские панегирические поэмы Порфирия Оптатиана сохранились, при том что их автор впал в немилость у Константина и подвергся изгнанию94. Но имеются и более глубокие проблемы, в которые вклинивается также и вопрос о роли конкретной личности, и среди них — проблема Константинова законодательства. Некоторые из законов Константина демонстрируют признаки христианского влияния. Однако христианское объяснение того, почему он устранил, например, брачное законодательство Августа, базируется на одном утверждении Евсевия, который не только является пристрастным автором, но он еще и, как демонстрирует данный пассаж из «Жизни Константина», в собственных целях извлекает лишь малую часть общего брачного и семейного законодательства этого императора95. Опять же Евсевий заявляет, что Константин будто бы издал закон, запрещавший жертвоприношения, и что его начинанию в этом деле последовали позднейшие христианские императоры, однако сам закон не сохранился, так что данное утверждение Евсевия не вызывает особого доверия96. Константин принял закон, сделавший воскресенье днем отдохновения от трудов, объясняя новацию тем, что это — «день солнца», вот почему в данном случае христианская мотивация оказывается сомнитель¬
92 MacCormack 1981; Arce 1988: 159—186; Dagron 1996: 148—154. См.: Cameron, Hall 1999 (комментарий к: Жизнь Константина. IV.72—73). О монетах см.: Евсевий. Жизнь Константина. IV.73, с комментариями: Bruun 1954; Евсевия, как кажется, всё это не особенно волновало, даже когда он сам намекает, что Константин разделял веру в христианское воскресение.
93 См.: Cameron, Hall 1999: 4—6.
94 Праксагор. FGrH Nq 219; Порфирий: Barnes. СЕ\ 47—48, 67.
9а Евсевий. Жизнь Константина. IV.26; Evans-Grubbs 1995. Hunt 1993: 144 — этот автор приходит к заключению, что «любой христианский вклад общего характера [в Константиново законодательство] чрезвычайно трудно уловить».
96 	Евсевий. Жизнь Константина. П.45; IV.23; аргументы против см. в недавней работе: Digeser 2000: 130, с библиографией на с. 168—169.


138
Часть первая
ной97. Проведение гладиаторских боев было прекращено98, и за переход в иудаизм были введены суровые наказания, хотя клерикальные привилегии для иудейских иерархов были сохранены99. Видимо, христианские писатели поступали вполне благоразумно, когда акцентировали внимание на том, что воспринимали как прохристианские меры, принятые Константином, и в некоторых случаях эти авторы могли заходить в данном отношении слишком далеко. Также необходимо помнить, что степень реальной вовлеченности императора в законодательный процесс зачастую не до конца понятна. И всё же ряд мер Константина носил несомненно прохристианский характер, как, например, в том случае, когда он запретил ставить клеймо рабам на лицо, поскольку оно несет на себе образ Божий, и объявил незаконной практику распятий на кресте100. Константин запретил также размещать свои статуи в храмах, хотя позволил строительство нового храма, посвященного gens Flavia (роду Флавиев) в Гиспелле [лат. Hispellum) в Умбрии, пока там не распространилось «заразное суеверие»101. Эти и другие свидетельства о мерах Константина в отношении религиозной практики трудно интерпретировать, если рассматривать их с точки зрения строгой логичности, и недавно были высказаны убедительные доводы в пользу того, что этого императора, судя по всему, к установлению религиозного мира во многом подталкивала его собственная внутренняя религиозная терпимость102. Данное объяснение отчасти базируется на том аргументе, что на Константина оказали воздействие «Божественные установления» («Divine Institutes») Лактанция, который около 310 г. стал наставником самого старшего сына Константина, Криспа, но гипотеза эта опирается также на выборочное толкование собственных слов императора, как они переданы в эдиктах, включенных в «Жизнь Константина»; впрочем, помимо того, что многие утверждения Евсевия о христианском рвении Константина вызывают обоснованные сомнения, гипотеза о внутренней терпимости Константина приводит к недооценке других заявлений Евсевия, которые, как представляется, противоречат этой гипотезе103. Относящиеся к делу тексты необходимо трактовать с осторожностью: например, те расплывчатые философские формулировки, которые в отношении Константина использует Евсевий в речи по поводу тридцатилетия восшествия государя на трон вообще не предполагают никаких сомнений относительно приверженности императора христианству104. К тому же при попытке оценить его религиозную поли¬
97 Евсевий [Жизнь Константина. 1У.18—20) приводит также текст молитвы к Богу для воинов, какую отдельным законом было велено возносить по воскресеньям; согласно Лактанцию [DMP 46—47), она была похожа на ту молитву, какую Лициний предписал произносить своим войскам.
98 CTh XV. 12.1.
99 CTh XVI.8.1—5.
100 CTh IX.40.2; Аврелий Виктор. О Цезарях. XLI.4; Созомен. Церковная история. 1.8.13.
101 Евсевий. Жизнь Константина. IV. 16; CIL XI.5265.
102 Drake 1999; Digeser 2000: 115-138.
103 Кроме того, с трудом можно назвать толерантным сочинение Лактанция «О погибели гонителей» (314 г.).
104 Такие сомнения высказывает Дрейк, см.: Drake 1976.


Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
139
тику нужно учитывать целый ряд иных факторов. Мы можем, к примеру, обоснованно констатировать проявление определенного совмещения христианских идей и языческого монотеизма в длительном использовании Константином солярных образов в его монетах, и некоторые историки явно впадают в анахронизм, когда приписывают ему последовательную и однозначную христианскую политику и законодательство. Но строгая тональность многих высказываний Константина слишком явно выказывает его христианские чувства; расхождения в его законодательстве и тот, например, факт, что при нем было разрушено относительно малое количество языческих храмов, не столько указывают на сознательное внутреннее стремление к религиозной толерантности, сколько должны быть объяснены с помощью ссылки на практические аспекты императорского правления105. Законодательная деятельность Константина осуществлялась на протяжении четверти века, в империи, в которой христиане находились в значительном меньшинстве. Как и любой другой император, он был стеснен рамками позднего римского права и законодательной машине- рией, а историки, со своей стороны, не должны делать нереалистичных предположений о том, какими возможностями император тогда располагал.
Решение вопроса о том, когда Константин принял решение встать на сторону христиан, зависит от сопоставления конфликтующих свидетельств Лактанция, который говорит, что меры к поддержке христиан Константин начал принимать немедленно по своему восшествию на престол в 306 г., и панегирика 310 г., в котором утверждается, что в этом году ему в Галлии было видёние Аполлона. Какое бы из этих утверждений ни было истинным (к тому же, строго говоря, они не являются несовместимыми), за победой Константина над Максенцием в битве при Мульвий- ском мосту в конце октября 312 г. немедленно последовало практическое действие в форме дарования клерикальных привилегий Церкви и духовенству106, и с этого момента Константин никогда не отказывался от прямого участия в жизни Церкви. Вскоре, пытаясь решить проблему донатистов в Северной Африке, он столкнулся с трудностями, но это не отвратило его от личного вмешательства в дела Церкви на Никейском соборе и во многих других последовавших затем событиях. Он сам составил так называемую «Речь к святому Собору» (ее текст дошел до нас в виде добавления к манускриптам сочинения «Жизнь Константина»), которая представляет собой горячую проповедь веры Христовой, для произнесения которой могло потребоваться никак не менее пары часов;107 и, хотя крещение в младенческом возрасте становилось в империи нормой, его собственное позднее крещение отнюдь не является доказательством каких- то его колебаний. Император, человек кипучей энергии и интеллекту¬
100 Jones 1949: 172—173; обзор современных точек зрения: Digeser 2000: 169.
106 Евсевий. Церковная история. Х.6—7 (зима 312/313 г.).
107 О многих проблемах, связанных с этой «Речью», включая ее датировку, место произнесения и даже то, на каком языке она была изначально написана, см.: Barnes. СЕ: 74—76; Lane Fox. Pagans and Christians: 629—635; Edwards 1999. Другие исследователи ставят под сомнение авторство Константина.


140
Часть первая
альной любознательности, возглавлявший столь сложное общество, мог позволить себе иметь некоторых друзей-язычников, хотя в случае с Сопатром дружба закончилась печально; не вычеркнуть из биографии Константина и эпизода, когда он повелел сжечь книги Порфирия вместе с теми текстами, которые происходили из христианских сект108. Трудно поверить в то, что человек, который пользуется весьма резкими выражениями в посланиях, сохранившихся в «Приложении» к сочинению Оп- тата «О схизме донатистов» [De Schismate Donatistarum), и в многословных и горячих речах, записанных Евсевием, или тем ожесточенным языком, который приписывает ему Афанасий109, был на самом деле ярым приверженцем религиозной толерантности.
Всё это, впрочем, отнюдь не означает, что правление Константина само по себе привело к тем кардинальным сдвигам, которые зачастую ему приписывают. Не следует также принимать и свойственное большинству современных событиям источников резкое противопоставление правления Константина правлению Диоклетиана. Сам Константин был продуктом системы тетрархии, и во многих отношениях он вел себя точно так же, как его коллеги и соперники. Обеспечив себе единоличную власть, он извлекал выгоду из тех многочисленных полезных институциональных изменений, которые были начаты еще при Диоклетиане, при этом ему удалось продолжить и усилить их, объединив в систему, остававшуюся, по существу, стабильной вплоть до конца царствования Юстиниана. Эту систему можно с полным основанием рассматривать, вслед за Т.-Д. Барнзом (T.D. Barnes), как «новую империю». Вместе с тем поддержка, которую оказывал Константин христианству, и принятие им христианской веры на деле стимулировали в последующие столетия даже большие последствия.
108 Казнь Сопатра: Barnes, СЕ: 252—253; сожженные книги Порфирия: Сократ Схоластик. Церковная история. 1.9.20.
109 По общему признанию, это предубежденный свидетель, однако см., например, письмо к Арию и арианам; об этом письме см. здесь: Barnes. СЕ: 233.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
И
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ АДМИНИСТРАТИВНАЯ СИСТЕМА
Глава 5
Б. Кемпбелл
АРМИЯ
I. 	Перемены и преемственность
Когда Максимин (235—238 гг.) установил перед зданием сената большие картины, изображавшие его личную отвагу и его подвиг во время битвы, это было необычным указанием на то, что отныне римский император мог сражаться непосредственно в боевых порядках1. К несчастью, совет, данный Александру Северу его матерью о том, что не он должен подвергать себя опасностям, а другие ради него, что негоже ему самому вступать в сражения, более уже не действовал2. После Испанской кампании (26—5 гг. до н. э.) Август благоразумно воздерживался от того, чтобы лично проводить военные операции; это позволяло возложить риски и ответственность за неудачу на других, тогда как вся слава доставалась только ему. Впрочем, со времен Домициана императоры всё в большей степени брали командование во время кампаний на себя, благодаря чему они оказывались в более тесной связи со своими воинами и несли куда большую ответственность как за военные успехи, так и за провалы. Ко времени Максимина уже давно было принято, что император должен руководить всеми крупными кампаниями, и в то же время личное вмешательство Максимина непосредственно в схватку придавало данному принципу новое звучание. Близкое отождествление персоны императора с его военными обязанностями укрепляло веру в то, что хорошим правителем империи может стать только тот человек, который является успешным военным предводителем. Более того, в 3-м столетии существовало больше угроз для личной безопасности императора, а его военные обязанности в то же самое время стали более обременительными; его войском, избалованным и часто продажным, стало сложнее управлять, и оно теперь имело более широкие возможности вмешиваться в императорские дела; узурпаторы всё чаще выказывали готовность попытать счастье, а стратегические перспективы для империи всё более ухудшались. Действительно, нелояльность армейских командиров в этот период и крайняя неэффективность многих императоров-однодневок, происходивших большей
Геродиан. VII.2.8.
2 Геродиан. VL5.9.


142
Часть вторая
частью из сенаторского сословия, могут вызывать сомнения относительно компетентности и пригодности сенаторов к занятию высших военных постов.
Если на период между 31 г. до н. э. и 235 г. н. э. приходится всего двадцать семь императоров, то на время между 235 и 284 гг. по меньшей мере двадцать два. Эту нестабильность усиливали беспрецедентное количество грабительских нападений и серьезных вторжений на римскую территорию в 3-м столетии, гибель одного императора на поле боя и захват в плен другого, эпидемия чумы, а также существенная экономическая и социальная дезинтеграция. И всё же империя оставалась на удивление сплоченной. Значительные территориальные потери были ограничены Декуматскими полями между Рейном и Дунаем, Дакией и Месопотамией. Империя выстояла отчасти благодаря тому, что ее армия по- прежнему была способна одерживать крупные победы, а также в силу того, что, несмотря на частые гражданские войны, целостность ее военной структуры не была нарушена. Важным является вопрос о том, как римляне пытались справиться с новыми стратегическими и тактическими проблемами и как они приспособили к новым условиям роль и организацию легионов и вспомогательных войск (auxilia).
Первые два с половиной столетия императорского периода легионы оставались «спинным хребтом» римской армии. Их командная структура, тактическая организация и боевые методы, основанные на использовании метательного копья (pilum) и короткого колющего меча, оставались, по существу, неизменными. Лишь принятие длинного греческого колющего копья (contus) в сочетании с плотно сомкнутым боевым построением, предназначенным отражать атаки тяжелой конницы, а также появление более мобильных машин, стреляющих арбалетными стрелами и предназначенных для использования в открытых боевых столкновениях, говорят о восприимчивости к изменившимся обстоятельствам3. Кроме того, общее количество легионов оставалось на удивление постоянным, увеличившись с двадцати пяти в конце Августова правления до тридцати трех в конце северовской эпохи4.
Напротив, роль и количество вспомогательных войск неуклонно увеличивалась. К северовским временам известно более четырех сотен подразделений, хотя неясно, насколько долгой была их жизнь, и старое различие между легионерами-гражданами и не обладавшими правами римского гражданства ауксилиариями (воинами, служившими в ауксилиях, то есть во вспомогательных войсках) уже стерлось, поскольку всё больше и больше римских граждан зачислялось в ауксилии. Несмотря на то, что некоторым ауксилиариям платили, видимо, меньше, чем легио¬
3 Marsden 1969: 187—190; Campbell 1987: 24—28; вооружение: Bishop, Coulston 1993.
4 Mann 1963: 484 — здесь доказывается, что Александр Север сформировал тридцать четвертый легион — IV Италийский, но свидетельства в пользу этого очень слабые. MacMullen 1980: 451—454 — здесь общая сила северовской армии оценивается примерно в 350 тыс. человек, принимая во внимание уменьшение заявленной на бумаге численности и убыль во вспомогательных боевых подразделениях.


Глава 5. Армия
143
нерам, по своему статусу они были не намного ниже, а, по сути, являлись неотъемлемой частью армии5. Хотя контингент многих воинских формирований теперь набирался в тех областях, где эти подразделения и несли службу, и поэтому они утратили свой прежний национальный характер, всё же специализированные вспомогательные подразделения по- прежнему существовали53. Например, I Улыгаева ала контариев (то есть конных воинов, вооруженных пиками; от лат. contus — «копье, пика». — А.З.) была сформирована Траяном как отряд тяжелой конницы, возможно, для того, чтобы она действовала как противовес массированным атакам закованных в броню всадников. Точно так же I Улыгаева ала дро- медариев (то есть всадников на верблюдах) и I Ульпиева когорта са- гштариев (то есть действующих верхом легковооруженных лучников), расквартированные в Сирии, предназначались, несомненно, для того, чтобы вести боевые действия в условиях пустыни и справляться с парфянской тактикой6. Дальнейшим шагом было создание боевых единиц, численный состав которых колебался между восемьюстами и тысячью человек. Первое упоминание такого формирования относится к 85 г. н. э., а в конечном итоге их пропорция среди вспомогательных войск дошла примерно до 10%7. Эти более крупные подразделения должны были способствовать улучшению тактической организации армии тем, что их введение уменьшало количественную несоразмерность, существовавшую между легионами и вспомогательными формированиями, и, таким образом, позволяло им, легионам и ауксилиям, действовать согласованно как единой боевой единице. Командование ауксилиями, вероятно, по большей части оставалось в руках всаднических префектов, происходивших из более романизированных частей империи8.
В Ш в. римляне всё больше и больше использовали войска, набиравшиеся из отдельных этнических групп, благодаря чему эти войска оставались этнически однородными и, как кажется, находились вне обычной организации вспомогательных войск. В данном контексте слово «numerus» («воинская часть», «воинское подразделение») часто рассматривается как технический термин, обозначающий небольшую «единицу», возможно, состоявшую из двухсот — трехсот человек, сформированную из представителей нероманизированных племен, которая имела более свободную организацию и более варварский характер, а также сохраняла свои национальные методы ведения боя и боевые кличи. Но если судить по источникам, то, как представляется, в слово «numerus» рим¬
5 Cheesman 1914: Приложение 1; Saddington 1975; Holder 1980; Roxan 1976; Roxan 1978; Roxan 1985; Roxan 1994; плата ауксилиариям: Speidel M.P. 1973; Speidel M.A. 1992; cp.: Alston 1994 — автор приводит доводы в пользу равенства норм оплаты ауксилиариям и легионной пехоте.
ла См. следующий абзац.
6 См.: Cheesman 1914: 161—162; Eadie 1967: 167—168; обратите внимание также на осро енов (жители Осроены, или Эдесского царства. — А.З.), которые служили в качестве лучников, см.: ILS 2765; закованная в доспехи конница: ILS 2540, 2771.
7 Birley Е.В. 1966; Holder 1980: 5-12.
8 Cheesman 1914: 99-101.


144
Часть вторая
ляне не вкладывали никакого специального смысла и использовали его просто для обозначения любой боевой «единицы», а потому его не стоит связывать исключительно с каким бы то ни было особым типом подразделения9. В любом случае, этнические подразделения в армии набирались из представителей отдельных народов (nationes) (таких как пальмирцы или мавры), некоторые из которых римлянам были известны давно; подобные формирования отличались от ал и когорт, и каждое из них имело собственную организацию, количественный состав, тактическое назначение; некоторые носили регулярный характер, другие — нет10. Например, представители мавретанских племен сражались за Рим со времен Пунических войн, а в императорский период их часто набирали начиная по меньшей мере со 2-го столетия. Некоторые из них превратились в регулярные этнические подразделения, как, например, те, которые более пятидесяти лет размещались в Дакии Апуленской [лат. Dacia Apulen- sis)11. Другие использовались для более мобильных задач. Мавретанский вождь Лусий Квиет (Lusius Quietus) предводительствовал своими конными копейщиками в качестве союзников Траяна в то время, когда тот воевал в Дакии и в Парфии. Впоследствии эти умелые конные воины неизменно были в первых рядах при проведении крупных кампаний и отличились в войнах Александра Севера и Максимина против германцев. Их яростная атака помогла Филиппу разбить карпов, а затем они продолжили служить в войсках Валериана, Галлиена и Аврелиана12. Такие подразделения из-за их частого участия в операциях, возглавлявшихся императорами, могли с какого-то момента начать восприниматься в качестве элитных боевых формирований. В надписи, перечисляющей этапы карьеры Лициния Гиерокла (227 г. н. э.), зафиксировано его командование «конными и пешими более молодыми маврами» («equites et pedites iuniores Mauri») в ранге трибуна городских когорт. Данный высокий чин заставляет думать об элитном характере указанного нестандартного подразделения13. Тот факт, что эти воины были охарактеризованы словом «более молодые» («iuniores»), указывает на то, что существовало еще одно подразделение, набранное раньше из представителей того же самого на¬
9 Традиционный взгляд состоит в том, что слово «numerus» было техническим термином, использовавшимся для обозначения этнических подразделений, см.: Cheesman 1914: 86—90; Rowell 1937; Mann 1954; Callies 1964; Speidel M.P. 1975 — этот автор приводит убедительные аргументы в пользу нетехнического значения слова «numerus». См. также комментарии: Le Roux 1986: 360—374.
10 Псевдо-Гигин. 0 возведении крепостей. 19, 30, 43 — в качестве nationes упоминаются пальмирцы, гетулы, даки, бритоны, кантабрийцы, а также симмахарии (symmacharii), которые могут быть описаны как временные союзники, разгромленные враги, военнопленные, наемники и другие группы, не принадлежащие к регулярным nationes. См.: Speidel М.Р. 1975: 204-208.
11 АЕ 1944.74 (204 г. н. э.) — надпись, в которой славится восстановление алтаря богов, чтившихся дакийскими апулами. (Латинское имя прилагательное «Apulensis» («апуленский») означает принадлежность к дакийскому племени апулов. Не путать с италийскими апулийцами. В Дакии, на территории апулов, возникли римский лагерь и крепость Apulum. — А. 3.)
12 Геродиан. VI.7.8; Зосима. 1.20. В целом см.: Speidel М.Р. 1975: 211—221.
13 ILS 1356; PIR2 L202; Pflaum. Carrières-. № 316.


Глава 5. Армия
145
рода, и что рекруты не распределялись по другим формированиям, а служили вместе внутри своего этнического формирования. По прошествии времени некоторые отдельные этнические боевые единицы могли превратиться в регулярные алы (alae) и когорты (cohortes). Другие, однако, сохранили статус элитных этнических войск, которые, с точки зрения престижа, затмевали подразделения обычных ауксилиариев. Возможно, здесь есть какая-то связь с постепенным формированием идеи полевой армии, включающей элитные или специальные части14.
Кроме того, две связанные темы — повысившаяся значимость кавалерии в войске в целом и расширившееся использование вексилляций (vexillationes — конные отряды, выделенные из более крупных подразделений) — также указывают путь к пониманию военной организации Поздней империи и свидетельствуют о том, что даже в смутные времена середины Ш в. римляне сохраняли способность к реформированию армии. Целых семьдесят ал и когорт ауксилиариев, существовавших еще до эпохи Северов, определенно или предположительно сохранили и в поздней римской армии свои старые названия и места дислокации в провинциях, хотя, как представляется, в ряде случаев так называемые верховые когорты (cohortes equitatae — частично конные боевые единицы) были преобразованы в полноценные кавалерийские алы, по-видимому, для повышения мобильности армии и придания ей способности к быстрым ответам на различные вызовы15. Высшему руководству уже давно стало понятно, что в тех случаях, когда требовалось переместить войска из одной провинции в другую, удобней было перебрасывать не целые легионы, а отдельные легионные подразделения, которые могли быть переданы в подчинение младшим командирам. В конце Веспасианова правления некий Сальвий Руф, центурион, оказался начальником отрядов вексиллариев (vexillationes), собранных из не менее чем девяти легионов16. Данная система допускала гибкость в деле сведения боевых единиц в одну бригаду и облегчала задачу быстрой переброски легионеров, которые могли совершать марши без обременения всеми обычными сопутствующими принадлежностями. Кроме того, сама структура дислокации войск в провинциях оставалась нетронутой, если перемещались не легионы целиком, а отряды вексиллариев (vexillationes). Во время Маркоманнских войн Марк Аврелий широко применял выделенные из легионов отряды, которые защищали постоянные лагеря этого региона, тогда как Септимий Север для проведения своих операций в ходе гражданской войны вынужден был соединить экспедиционные армии17. Север также разместил один легион в Альбане и, вероятно, увеличил численный состав гарнизона в Риме. Однако все эти акции, при том что они были важны для будущего, являлись не более чем ответом на сло¬
14 См. далее, с. 154—156.
15 Roxan 1976: 61.
16 ILS 9200
l/ Parker 1958: 168; Luttwak. Grand Strategy: 124—125; Saxer 1967: 33—49.


146
Часть вторая
жившиеся в данный момент обстоятельства, и их не следует рассматривать как тщательно продуманную попытку создать ядро стратегического резерва или развернуть полевую армию18.
Контроль Рима за своими территориями, управление пограничными областями, его отношения с народами за пределами державы и система размещения войск в 3-м столетии подвергались постепенным изменениям. Впрочем, эти изменения оценить непросто. Очевидно, было бы ошибкой определять римскую военную политику в терминах долговременных стратегических целей, которые предполагали появление методов, специально разработанных для того, чтобы создать «научно» обоснованную систему обороны границ19. Прежде всего, у римлян не было верховного командования или правительственного ведомства, способного выработать логически последовательное направление для общей стратегии, а поэтому зачастую она зависела от решений конкретного императора и его советников. В самом деле, последовательное применение в середине Ш в. стратегии общеимперского масштаба было невозможным, поскольку многие императоры не задерживались на троне, центральный контроль часто был ничтожным, а в отдельные времена некоторые части державы управлялись независимо от Рима, а именно Галльская империя — Постумом, а город Пальмира — Оденатом. Военные решения, вероятно, носили спонтанный характер, в тех случаях, например, когда императоры вынуждены были прибегать к временным оборонительным мерам для подавления возникавших угроз, а в контрнаступление переходить тогда, когда это позволяли изменившиеся обстоятельства и ресурсы.
Как бы то ни было, римляне не обладали тем видом разведывательной информации, который необходим для принятия далекоидущих, отвечающих масштабам державы решений. Они конечно же не имели ясного представления о ситуации на всех своих рубежах и очень медленно пришли к идее о том, что граница должна представлять собой некий постоянный барьер, официально очерчивающий римскую территорию20. Эта делимитация демонстрирует поразительное разнообразие. Например, в Германии и Британии были возведены искусственные преграды, хотя вопрос об истинной цели здесь этого предприятия является предметом дискуссии; в других местах препятствием для враждебных народов, по-видимому, служила река или охраняемая дорога. Но реки, дороги и вся военная организация охраны этих дорог, а именно дозорные башни, караульные посты, частоколы и форты были не только оборонительным щитом. Они служили также обеспечению контроля за внутренними и фланговыми коммуникациями, облегчали переброску римских войск и позволяли сконцентрировать в лагерях значительные силы, что было важно как для контроля над местным населением, так и для отражения
18 См. выше, с. 23. Luttwak. Grand Strategy: 184—185 — автор доказывает, что Север создал ядро полевой армии. См. также: Birley Е.В. 1969.
19 Как доказывается здесь: Luttwak. Grand Strategy: та. 2 повсюду.
20 О значении термина «лимес» («limes») и о римском понимании границы см.: Isaac 1988; Isaac. Limits of Empire: та. 9.


Глава 5. Армия
147
крупных сухопутных вторжений или нападений с использованием баркасов. Не было никакой превалирующей оборонительной стратегии, как и представления о том, что империя уже отказалась от всех своих завоевательных амбиций21.
Дислокация армии в 235 г. в общих чертах показывает главные стратегические озабоченности империи. Двенадцать легионов и более сотни подразделений вспомогательных войск были сконцентрированы вдоль Дуная от Реции до Нижней Мёзии, при этом еще одиннадцать легионов и более восьмидесяти единиц ауксилий охраняли восточные территории Рима, от Каппадокии до Египта. Появление Сассанидской династии в Иране изменило баланс сил, причем как на востоке, поскольку это создавало прямую, хотя и неравномерную угрозу римскому влиянию и контролю на долгосрочной основе, так и в империи в целом, поскольку отныне Рим был вынужден иметь дело с угрозой агрессии на двух фронтах. Дело в том, что дунайские племена объединились в опасные коалиции и могли порой грозить самой Италии и коммуникациям на линии «восток- запад».
Хотя Рим отвечал на эти угрозы, по-видимому, медленно, некоторые императоры всё же имели возможность придать определенное направление и последовательность военным делам. С момента своего провозглашения Августом в 253 г. Галлиен столкнулся с серьезными военными проблемами и большую часть своего правления провел в военных походах. Галльские провинции были потеряны из-за сепаратистского движения Постума, Валериан, отец и соимператор Галерия, был захвачен в плен сассанидским царем Шапуром, и теперь видимость римской власти на востоке сохранялась только благодаря активности Одената Пальмирского, Италия должна была обороняться от германцев, произошло серьезное восстание Ингенуя, а также случилось катастрофическое вторжение герулов22. Галлиен не довольствовался только борьбой за собственное выживание, но, как кажется, предпринял положительные меры к реорганизации своих войск, введя независимую кавалерийскую единицу, укрепив подверженные угрозам территориальные области, а также изменив командную структуру легионов. Позднейшие источники настаивают, что Галлиен был первым императором, который учредил конные полки (iгреч. шу(аата, лат. tagmata), по всей видимости, в качестве особого войска, поскольку они имели собственного командира — Авреола, который, как считалось, был очень могущественным человеком и оказывал большое влияние на императора23. В самом деле, Авреол, возвысившийся благодаря должности начальника конницы, пытался свергнуть Галлиена, а также следующих двух императоров — Клавдия и Аврелиана. Это помогает правильно оценить статус кавалерийского корпуса,
21 Обсуждение вопроса о границах и о системе размещения войск: Mann 1979; Isaac. Limits of Empire: гл. 9; Whittaker. Frontiers: гл. 2, 3.
22 De Blois. Gallienus: 1—8; Mitford 1974: 169—170.
23 Георгий Кедрин (Cedrenus). I, р. 454 (в издании Беккера (Бонн, 1838)); Зонара. ХП.24— 25 — здесь Авреол назван гиппархом (греч. цигар/ос;); Зосима. 1.40.


148
Часть вторая
который Галлиен разместил поначалу в Милане. Всё это войско обозначалось как equites («всадники»), и на серии отчеканенных в Милане монет прославлялась «преданность конницы»24. Галлиен набрал или собрал ее из далматинцев, мавров, equites promoti (откомандированных легион- ных всадников) и equites scutarii (щитоносных всадников), которые и в новом войске могли сохранить свой особенный способ ведения боевых действий25. Эти equites, находившиеся в случае присутствия императора под его личным начальством, действовали, судя по всему, независимо от провинциальных наместников и отдельно от других армейских подразделений, и именно эффективностью этого корпуса, которым тогда командовал Авреол, Зонара объясняет победу над Ингенуем26. Кроме того, сам Милан, Верона и, вероятно, Аквилея были укреплены в соответствии с повелениями Галлиена, и во многих случаях конные отряды вексилла- риев (vexillationes) из различных легионов были сведены вместе и размещены в опорных пунктах жизненно важных областей. Аквилея, с ее ключевым значением для обороны северной Италии, получила отряды вексиллариев из легионов Верхней Паннонии, в Сирмий были откомандированы отряды легионеров из Германии и Британии вместе с их аук- силиариями. Петовион, что на реке Драве (в Паннонии; совр. словенский город Птуй. — А.З.), защищавший подходы к Италии, а также коммуникационные линии «восток—запад», и Лихнид (Охрид; ныне в республике Македония), занимавший важное положение на путях, ведущих в Фессалонику и южную Грецию, также имели гарнизоны из отрядов, выделенных из состава легионов27. При создании конного корпуса и опорных пунктов с размещенными в них легионерами Галлиен, быть может, хотел перейти к кардинально новой стратегии в деле борьбы с волнами мародерствующих племен28. Однако наши источники вряд ли позволяют сделать такое огульное утверждение. Например, формирование мобильного войска в Милане было направлено на решение вполне конкретной тактической и стратегической проблемы. Широкомасштабный развал системы римского контроля в галльских провинциях и сепаратистское движение Постума угрожали непосредственно Италии. Тем временем аламанны, которые были известны прежде всего своей конницей, уже захватили Десятинные поля (Agri Decumates) и могли угрожать Реции и Италии. Примечательно, что Авреол отдавал распоряжения относительно охраны Альп от Постума, но одновременно был командующим всех войск в Реции29. Так что Галлиен, возможно, вовсе и не имел в виду, что его новые equites будут служить в качестве полевой армии, включавшей отряды пехотинцев, выведенные на постоянной основе из обычной
24 Fides Equitum: RIC V.l, p. 169, Nq 445; обратите внимание на надпись ILS 569, датируемую 269 г., с упоминанием отрядов, обозначенных как «equites» в составном войске.
25 Зосима. 1.43.2; 52.3—4; Saxer 1967: 125.
26 Зонара. ХП.24.
27 Обсуждается в: RE ХП.2, под словом «legio», столбцы 1340—1346, 1721—1722; Saxer 1967: 53—57, а также Nq 102—107; Pflaum. Carrières: 919—921; de Blois. Gallienus: 30—34.
28 См.: de Blois. Gallienus: 30—34.
29 Зосима. 1.40.1; Аврелий Виктор. О Цезарях. ХХХШ.17.


Глава 5. Армия
149
структуры провинциальных частей. К 284 г. войско, которое Галлиен сконцентрировал в Милане, было уже рассредоточено по разным местам дислокации. В самом деле, у нас нет никакой возможности узнать, насколько постоянными предполагалось сделать описанные выше расположения войск, были ли эти войска собраны для контрнаступления и не связано ли последовавшее рассредоточение с тем, что преемник императора не соглашался с мотивами для той или иной конкретной дислокации. Как бы то ни было, значимость инициатив Галлиена заключалась в том, что он ясно продемонстрировал огромную ценность сильных кавалерийских подразделений, действующих вне укрепленных опорных пунктов, а также показал те возможности, которые проистекали из независимого функционирования таких войск, находящихся под началом отдельного военачальника, а тем, в свою очередь, мог быть человек не из традиционной командной структуры. Сложилась такая атмосфера, при которой появилась возможность разрабатывать более радикальные меры для решения военных проблем Рима, и ряд конкретных ответов со стороны императоров на серьезные кризисы постепенно мог приобрести постоянный характер.
Август привлекал способных всадников к делу управления империей, назначая их на официальные посты. Было ли это примером непредвзятой решимости императора, желавшего расширить и улучшить группу имевшихся в его распоряжении администраторов, или же сила обстоятельств заставляла его использовать людей, в число которых входило немало его прежних соратников, особенно потому, что в 31 г. до н. э. многие сенаторы либо погибли, либо были настроены враждебно, либо проявили свою полную некомпетентность? Август, естественно, знал традиции римской системы отправления должностей и поэтому действовал аккуратно. Поначалу всадники привлекались, чтобы заполнить собой вакансии на тех управленческих должностях сенаторского статуса, которые сами сенаторы, быть может, отправляли без особой охоты. Эта фундаментальная тенденция была продолжена и усилена в следующие полтора столетия. Сенатусконсульт 19 г. н. э. закрепил статус и обязанности высших классов, включая сословие всадников, которое в 23 г. н. э. Тиберий организовал на более формализованных принципах. С социальной точки зрения всадники отличались от сенаторов несильно, и постепенно всё больше всадников включалось в административную систему, хотя и продолжали выполнять прежний род должностных обязанностей. Иногда тот или иной всадник мог занять сенаторскую должность на постоянной основе, но обычно такое происходило лишь в крайнем случае; императоры северовской эпохи содействовали этому процессу, хотя у них и не было осознанного стремления подорвать сенаторские привилегии30. Как бы то ни было, гражданские войны (193—197 гг.) оказывали огромное давление на взаимоотношения между императором и сенатом, ве¬
30 	Самый ранний известный нам случай, когда eques («всадник») принял дела от сенатора, имел место, вероятно, в 88 г. н. э., см.: ILS 1374; а также: Campbell. ERA: 404—408; см. выше, с. 27 наст. изд.


150
Часть вторая
роятным результатом чего стало то, что количество сенаторов, желавших занимать ответственные и часто просто опасные посты, неуклонно уменьшалось. К тому времени, когда к власти пришел Галлиен, путь для пересмотра роли сенаторов и всадников уже был протоптан.
Использование конных отрядов вексиллариев (vexillationes) давно уже было элементом римской тактической мысли и стало особенно частым со времен Марка Аврелия, когда как внешние, так и гражданские войны охватывали многие провинции. Таким отрядом обычно командовал всадник (обозначаемый словом «препозит» («praepositus»), т. е. командир) в ранге начиная с equestris militia (должность командира всадников), хотя всё чаще в этой роли использовались центурионы, вероятно, по причине небольшого числа воинов или невысокого статуса функций31. Галлиен широко использовал вексилляции, поэтому всё больше всадников оказывалось на ответственных командных должностях. Вряд ли это была тщательно продуманная политика по продвижению людей всаднического сословия, хотя ясно, что их считали вполне подходящими для исполнения должностей, связанных с серьезной ответственностью. Точно так же имело смысл продвигать центурионов или старших центурионов, хорошо себя зарекомендовавших при командовании вексил- ляцией, на всаднические гражданские или военные посты32. Галлиен, впрочем, пошел еще дальше, используя того или иного всадника в тех сферах деятельности, которые обычно были зарезервированы за сенаторами, в качестве начальника легиона и как командующего (dux) войсковыми соединениями. Аврелий Виктор утверждает, что из ненависти к сенаторскому сословию и из страха за собственное положение этот император отстранил особым эдиктом сенаторов от военной службы. Виктор настроен явно враждебно по отношению к Галлиену, и есть весомые основания сильно сомневаться в том, что какой-то официальный указ о недопущении сенаторов на командные должности и в самом деле был когда- то опубликован. И всё же такие свидетельства, как карьерные надписи (то есть такие, в которых перечислены должности, последовательно занимавшиеся тем или иным человеком. — А. 5.), наводят на мысль о том, что после 260 г. сенаторы более уже не назначались на должность легата легиона (legatus legionis). В роли легионных командиров они были заменены всадниками в должности префекта, и всадники же исполняли сенаторские обязанности военных трибунов (tribuni laticlavii, «трибуны, носящие латиклавию», то есть тогу с широкой пурпурной полосой, что являлось привилегией сенаторского сословия. —А.З.); каждый легион имел по одному такому трибуну-латиклавию33. Статус новых префектов характеризовался титулом «vir egregious» («высокочтимый муж»), а носивший его человек часто обозначался как «agens vice legati» («действу¬
31 Saxer 1967: Nq 63—86; см. далее, с. 154, 165. Более крупными войсковыми соединениями командовали сенаторы.
32 De Blois. Gallienus: 38.
33 Остальные пять трибунов были всадниками (equites). Об устранении legati legionis (легионных легатов) см.: Ensslin 1954: 1326.


Глава 5. Армия
151
ющий вместо легата»); выдвигались они, вероятно, с самых разных позиций: префекта лагеря, всаднической должности militia, или, во вторую очередь, главного центуриона34. Такие люди определенно обладали большими военными навыками и опытом, нежели сенаторы-непрофессионалы, которые зачастую почти не участвовали в реальных боевых столкновениях и в период усиливавшегося военного кризиса были явно не способны справиться с соответствующими должностными обязанностями, к тому же многие из таких сенаторов, вероятно, даже и не желали служить. Галлиен, как кажется, неофициально решил не рассматривать сенаторов в качестве легионных командиров. С течением времени это стало общепринятой практикой.
Одним из результатов всех этих перемен явилось то, что военная квалификация сенаторов оказалась еще более ограниченной, и теперь уже не было почти никакого смысла в том, чтобы назначать какого- либо сенатора с недостаточным военным опытом наместником провинции, где ему пришлось бы быть главнокомандующим нескольких легионов и вспомогательных войск и обладать властью над гораздо более опытными легионными префектами, которые принадлежали к всадническому сословию. Отныне, начиная с середины Ш в., люди всаднического ранга назначались на более серьезные посты с титулом «дукс» («dux»). Дуке отвечал за значительное войсковое соединение и обладал определенной оперативной инициативой, причем прежде это обычно был какой-либо сенатор35.
Весьма вероятно, что Галлиен поспособствовал данной тенденции, постепенно выводя сенаторов из сферы наместничества в тех провинциях, которые предполагали командование легионами, и заменяя их всадниками. Некоторые провинции, несомненно, по-прежнему регулярно получали в качестве наместников лиц сенаторского ранга, в отношении других провинций курс на исключение сенаторов не носил последовательного характера36. Однако наличие в провинции наместника-сенатора необязательно означает, что он исполнял военные обязанности. Последний очевидный пример сенатора, руководившего кампанией, являет собой Дециан, бывший наместником Нумидии и, вероятно, в 260 г. разбивший баваров, «которые были разгромлены наголову и истреблены, а их прославленный вождь захвачен в плен»37. Карьерная надпись М. Аврелия Валентиниана, который в правление Кара (282—283) был презесом (praeses, букв.: «хранитель») Ближней Испании в звании «legatus Augusti pro praetor» («легат Августа вместо претора»), еще не доказывает, что он
34 См.: ILS 545, 584; de Blois. Gallienus: 39—41.
35 О роли, которую играл dux в Ранней империи, см.: Smith 1979; Saxer 1967: 53—57; см., напр., № 107 — всадник (eques) во главе конного отряда (vexillatio), выделенного из состава четырех паннонских легионов; de Blois. Gallienus: 37—38; о расширенных возможностях, открывавшихся для всадников в деле военного командования, см.: Там же: 41-44.
30 Maleus 1969: 217—226; Amheim. Senatorial Aristocracy: 34—37.
3/ ILS 1194; cp.: 5786 — ко времени Диоклетиана Нумидия управлялась уже префек- том-всад ником.


152
Часть вторая
командовал войсками; он мог являться ответственным за гражданское управление провинцией, сохранив в силу традиции и престижа обычный титул, прилагавшийся к наместникам сенаторского ранга38. В начале своего правления Галлиен не проводил никакой политики на отлучение сенаторов от военных обязанностей в провинциях, но при этом, когда того требовала ситуация, он был готов использовать и продвигать всадников. Он не чувствовал себя связанным стародавними традициями сенаторских назначений, а введение им новшеств было облегчено благодаря относительному успеху его армий, продемонстрировавшему компетентность командиров всаднического ранга, а также благодаря тому, что сенаторы теперь, видимо, уже не выказывали страстного желания брать на себя соответствующие военные обязанности. Кроме того, при внедрении перемен Галлиену могло помогать то обстоятельство, что его собственное сенаторское прошлое было безупречным. Он определенно содействовал развитию ряда тенденций, которые уже проявились к началу 3-го столетия, а к 268 г. фактически было принято решение, что всадники могут командовать большей частью римских армий. Более того, всадники, использовавшиеся в этой роли, обычно были хорошо обучены в военных вопросах и выдвигались из числа очень опытных центурионов и старших центурионов.
Другая тенденция, впервые проявившаяся в середине III в. и получившая развитие при Галлиене, заключалась в использовании титула «protector» (протектор; букв.: «защитник») применительно к военным командирам — к легионным префектам, к военным трибунам (tribuni militum) городских когорт, а иногда и к начальникам вексилляций39. На данной стадии это слово, как представляется, подразумевало особую связь с императором и могло использоваться по большей части в качестве знака уважения к привилегированным людям, в особенности к тем, кто в Риме имел отношение к гвардии. Нет никаких свидетельств в пользу предположения, что Галлиен намеревался использовать институт протекторов (protectores) в роли своего рода военного училища или школы по подготовке офицеров. Тот факт, что некоторые протекторы сделали блестящую карьеру на службе Галлиену, означает лишь то, что те, кто по какой-то причине попал в поле его зрения и был отмечен дарованием титула «protector», извлекали выгоду из устойчивого интереса к ним и поддержки со стороны императора. Действительно, в те годы имелось меньше типичных карьер, должностной рост носил в меньшей степени характер устойчивой модели, а потому у императора было больше возможностей вмешиваться в этот процесс и оказывать покровительство тем или иным людям. Но имелась определенная линия продвижения для унтер-офицеров: нужно было стать сначала praepositus, dux (командиром, начальни¬
38 ILS 599. Amheim. Senatorial Aristocracy: 35—36 — автор доказывает, что обозначение Валентиниана как «legatus pro praetor» указывает на исполнение им должности военачальника.
39 См. в целом: RE Suppl. XI: под словом «protector», столбцы 1113—1123; ILS 545, 546, 569, 1332; АЕ 1965.9.


Глава 5. Армия
153
ком) небольшой группы вексилляций, а затем получить командование когортой вспомогательных войск или алой (ala, конный отряд). Этот пост, как и позиция старшего центуриона, открывал путь к уже более серьезной командной ответственности, а затем к должности военного трибуна в Риме и, наконец, к командованию легионом и провинциальному наместничеству40.
Несмотря на отсутствие достоверных свидетельств, главные достижения Галлиена, по всей вероятности, были закреплены Клавдием II (268—270 гг.) и Аврелианом (270—275 гг.), способным и добросовестно выполнявшим свой долг императором, который блестяще справлялся с застарелыми военными проблемами державы. Аврелиан сохранил отдельное конное войско, базовым ядром которого были далматинцы и мавры, сыгравшие решающую роль в победе над Зенобией. Пальмирскую конницу римляне заманили с помощью притворного бегства и затем контратаковали ее и разбили наголову41. Весьма правдоподобным выглядит сделанное в «Истории Августов» предположение о том, что при Клавдии Аврелиан лично командовал кавалерией42. Впрочем, армия, которую он собрал на востоке, состояла из паннонцев, мёзийцев, из галльских легионов, преторианцев и восточных отрядов, включая «несущих палицы» из Палестины. Это войско, явно собранное из разных частей империи для выполнения специальной задачи, едва ли можно назвать полевой армией, даже при том, что оно включало отборные отряды и специальные боевые подразделения, которые начиная с Диоклетиана будут частью мобильных войск; в данном случае Аврелиан, видимо, продолжил и расширил дело Галлиена. Марцеллин, назначенный после римской победы префектом Месопотамии, отвечал за «весь восток»43. Здесь мы имеем еще один пример продолжения практики назначения всадника на пост, сопряженный с особой ответственностью. Марцеллин был зачислен в сенаторское сословие и в 275 г. стал консулом; возможно, он идентичен Аврелию Марцеллину, которого в 265 г. Галлиен назначил дуксом (dux) с обязанностью построить укрепления в Вероне.
Аврелиан еще более усилил армию, набрав две тысячи конных воинов из числа вандалов, давнишних врагов Рима, а также принял предложения о предоставлении отрядов со стороны ютунгов и аламаннов44. Это полностью соответствовало римскому обыкновению рекрутировать знаменитых своими боевыми качествами людей с периферии державы и интегрировать их в римскую систему45. К 284 г., несмотря на продолжавшиеся гражданские войны и узурпации, военная структура империи сохранилась и даже укрепилась и в некоторых отношениях развилась. Благодаря усилиям некоторых своих предшественников Диоклетиан и его соправители имели и средства, и возможность пересмотреть систему развертывания и организацию римской армии.
40 См.: de Blois. Gallienus: 37—44.
41 Зосима. 1.50.3—4; 1.52.3; другой бой выиграла пехота. О подразделениях тяжелой конницы в римском войске Ш—IV вв. см.: Eadie 1967: 168—171.
42 SHA. Аврелиан. 18.1. 43 Зосима. 1.60.
44 Дексипп. FGtHNq 100 F 6. 45 См. выше, с. 144—145.


154
Часть вторая
II. 	Военные реформы Диоклетиана и Константина
Диоклетиан унаследовал освященную временем структуру вооруженных сил, сообразно которой во многих ключевых провинциях размещалось по два легиона и вспомогательные войска (auxilia); имелось также, по крайней мере, ядро отдельного (то есть не «привязанного» к конкретным провинциям. —А.З.) войска, которое состояло из значительного кавалерийского отряда. К огромному сожалению, свидетельства по деятельности Диоклетиана скудны, так что источниковедческие проблемы для периода 235—284 гг. порой затрудняют ответ на вопрос, кто именно был ответственен за нововведения. «Табель о рангах» («Notitia Dignitatum») обладает огромной ценностью, поскольку она отражает общие планы Диоклетиана, однако ее значительная часть была написана в конце 4-го столетия и не отражает тех изъятий, которые были сделаны в течение этого века46. В своем известном сопоставлении Диоклетиана и Константина Зосима восхваляет первого за то, что благодаря его дальновидности границы державы повсюду защищались городами, гарнизонами и укреплениями, в которых была размещена целая армия. Никто не мог пробить брешь в оборонительной системе, поскольку в каждом пункте находились войска, способные отразить любую атаку. Константин, напротив, отвел многие отряды от границ, предположительно ради формирования своей полевой армии, но добился этим только того, что из-за беззаботной жизни в городах была уничтожена воинская дисциплина47.
И всё же имеющиеся свидетельства заставляют думать, что Диоклетиан, судя по всему, пытался закрепить особую роль за отдельным подвижным войском. Папирус от 295 г., касающийся заготовки сена для императорских войск во время кампании в Египте, упоминает «Марциана — помощника (optio) комитов (comites, «спутников», свиты) императора»48. В том же 295 г. Д ион, проконсул Африки, если судить по словам христианина Максимилиана, обращался к воинам-христианам, служившим в свите (comitatus) Диоклетиана и Максимиана и двух Цезарей49. Далее, одна надпись, несомненно составленная еще до ликвидации Константином в 312 г. преторианской гвардии, славит некоего воина, который служил в качестве ланциария [лат. land anus, копьеметатель, от lancea — «метательное копье, пика». — А.5.), чей ранг, очевидно, был выше легионеров, но ниже преторианцев. В других случаях ланциарии ассоциируются с членами императорской свиты50. «Notitia Dignitatum» — в том виде,
46 См.: Jones. LRE: 1417—1450; Goodbum, Bartholomew. Notitia Dignitatum. Общий обзор позднеримской армии: Jones. LRE: гл. 17; Southern, Dixon 1996; на востоке: Isaac. Limits of Empire.
47 Зосима. П.34.1—2.
48 P. Оху. 1.43, лицевая сторона, столбец П, строки 17, 24, 27. Сам Диоклетиан там не присутствовал вплоть до 297/298 г., см.: Bowman (1976): 158—159.
49 Acta Maximiliani. П.9 (Knopf, Krüger: 86—87); Musurillo 1972: 246.
50 ILS 2045; cp.: 2781, 2782.


Глава 5. Армия
155
как она дошла до нас, — относит конные подразделения, обозначаемые словом «комиты», к высокому рангу в полевой армии51. Данное свидетельство наводит на мысль, что comitatus (букв.: «эскорт») отнюдь не сводился только к личному окружению императора и что у Диоклетиана определенно была полевая армия, хотя в его общей стратегии она, видимо, пока еще не играла центральной или ключевой роли. Например, в папирусе от 295 г., в котором, как кажется, речь идет о воинах, собранных для похода в Египет, упоминаются отряды, выделенные из состава IV Фла- виева, VII Клавдиева и XI Клавдиева легионов и находившиеся под командой препозитов (praepositi), а также одна вспомогательная ала (ala), из чего можно предположить, что войско комитов (comitatus) само по себе не было достаточно крупным, чтобы самостоятельно вести кампанию, и ему требовалась помощь пограничных войск52. Более того, когда Диоклетиан наделял привилегиями своих ветеранов, он посчитал заслуживающими особых привилегий лишь легионеров и конных вексиллари- ев, а заслуги тех, кто служил во вспомогательных когортах, полагал менее весомыми. На этой стадии полевая армия не была достаточно значительной, чтобы гарантировать то привилегированное отношение к себе, которым она стала пользоваться позднее53. По сути, ее размер мог быть ограниченным, хотя из источников прямо не следует, что император ее сократил. Как ни странно, во времена Диоклетиана войско комитов (comitatus) не было формализовано, и, следовательно, для выполнения иных функций, если того требовала ситуация, отдельные подразделения могли быть изъяты из его состава; возвращение затем этих воинов к службе в качестве комитов зависело от обстоятельств. Во-первых, эта полевая армия включала несколько легионов высокого ранга, таких как «Юпитеровы» (Ioviani) и «Геркулесовы» (Herculiani), которые были так названы в честь Д иоклетиана и Максимиана, и в «Notitia Dignitatum» они оказываются старейшими Палатинскими (дворцовыми) легионами54. Во- вторых, имелись equites promoti (откомандированные легионные конники) и comites seniors (старшие комиты), сохранявшие, вероятно, элементы галлиеновского особого кавалерийского войска (см. выше, с. 148).  * 03 0451 	Notitia Dignitatum. Западная империя. VI.43; Восточная империя. VI.28.
л2 Р. Оху. 1.43, лицевая сторона, столбец. П, строки 21—23; столбец. IV, строки 11—17; столбец V, строки 12—13, 23—24. Jones. LRE: 54—55 — автор высказывает догадку, что отряды, выделенные из состава I Италийского, V Македонского и XIII Сдвоенного легионов, также были представлены в этой армии; обратите внимание на публикации: Seston 1955; van Berchem. LArmée: 113—118 — автор доказывает, что comitatus — это всего лишь традиционный эскорт императора.
03 «По этой причине освобождение от личных обязанностей и повинностей (“onerum et munerum personalium”) справедливо жалуется ветеранам только в том случае, если после двадцати лет службы в легионе или в вексилляции могут доказать, что они уже получили либо почетное увольнение, либо увольнение по состоянию здоровья. Тот, кто заявляет, что он служил в когорте, должен понимать, что ему бессмысленно требовать подобного освобождения» (CJ VH.64.9; Х.55.3). Сравните это с положением, которое относится к более позднему периоду, см.: CTh VIL20.4.
04 Jones. LRE, т. Ш, прилож. П, табл. VTQ; см. также в т. I, на с. 53. Палатинские легионы были тесно связаны с персоной императора.


156
Часть вторая
В-третьих, протекторы, командиром которых был Диоклетиан в момент своего вступления на престол, теперь в гораздо большей степени играли роль личной охраны50. Во время египетской кампании армия включала protectores, которые, как выясняется, распоряжались фуражом, а одна надпись из Никомедии, где при тетрархии часто располагалась императорская ставка, фиксирует существование должности «хранителя счетов протекторов»06. Protectores, как представляется, фактически являлись корпусом, служившим при императоре и состоявшим из младших офицеров или людей с офицерским потенциалом, которые надеялись на продвижение по службе55  56 57. Наконец, подразделения (scholae) скутариев (scutarii, щитоносцы), клибанариев (clibanarii, воины, покрытые кольчугой), а также неримские отряды, которые в 4-м столетии составляли личный эскорт императора, возникли, возможно, в период тетрархии и находились при войске комитов58.
Первейший интерес Диоклетиана состоял, тем не менее, в усилении постоянного военного присутствия в ключевых провинциях. Главнейшими элементами его армии были легионы и отряды вексиллариев, затем — пехотные когорты и кавалерийские алы59. На всех восточных территориях имелись, вероятно, двадцать восемь легионов, семьдесят вексил- ляций, пятьдесят четыре алы и еще пятьдесят четыре когорты. На западе в дунайском регионе было размещено семнадцать легионов, общее число ал и когорт здесь восстанавливается с трудом, но Реция имела три вексилляции, три алы, а также семь когорт; в Британии оставались два или три легиона, пять ал, семнадцать когорт, три вексилляции, а также порядка шестнадцати других формирований; Испания имела один легион и пять когорт. В Германии дислоцировались три легиона, которые могут быть надежно идентифицированы, и еще, возможно, семь. Богатые восточные провинции нуждались в защите от иранцев, а при этом на западе дунайская зона и подходы к самой Италии абсорбировали значительные военные ресурсы империи. Африка, впрочем, со своими восемью легионами, восемнадцатью вексилляциями, семью когортами и одной алой находилась вне новой сферы имперской заботы. В целом к 305 г. тридцать три легиона северовской эпохи превратились по меньшей мере в шестьдесят семь, и, если судить по Египту и восточным провинциям, весьма вероятно, что количество ауксилиариев в пропорции к легионерам повысилось60.
55 Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXIX.1.
56 Р. Оху. 1.43, лицевая сторона, столбец П, строка 7; столбец IV, строки 18—20; ILS 2779 (относится, возможно, ко времени тетрархии).
э/ ILS 2781 — эта надпись, возможно, фиксирует по-настоящему типичную карьеру: «Валерий Тиумпус служил в XI Клавдиевом легионе, был выбран для службы в божественном comitatus в качестве ланциария, потом на протяжении пяти лет служил протектором, вышел в отставку и стал префектом П Геркулиева легиона».
,8 Лактанций. DMP. 19.6; CTh XIV. 17.9.
59 См. выше, сноска 53 наст. гл.
60 Jones. LRE: 56-60.


Глава 5. Армия
157
Диоклетиан продолжил начавшийся в Ш в. процесс увеличения количества провинций путем дробления существующих. Первоначальный замысел состоял, скорее, в том, чтобы усилить контроль центрального правительства и улучшить собираемость налогов, нежели изменить стратегический формат державы или предотвратить восстания61. Военная инфраструктура империи осталась нетронутой в том смысле, что было сохранено сочетание вооруженных и невооруженных провинций, при котором вооруженные образовывали своего рода защитное кольцо. Многие из вооруженных провинций по-прежнему имели один или два легиона при наличии всяких иных войск, конных вексилляций, ал и когорт, хотя в других провинциях гарнизон был значительно увеличен. Ответственность за обороноспособность лежала, как правило, на провинциальных наместниках, которые теперь сплошь принадлежали к всадническому сословию, хотя в Африке и в Азии по-прежнему имелись проконсулы сенаторского ранга, которые при этом уже не командовали войсками. При тетрархии мы обнаруживаем старших офицеров с титулом «дукс» («dux»), причем сфера их военной ответственности явно охватывала более чем одну провинцию. Например, одна надпись, датируемая 293— 305 гг., упоминает некоего Фирминиана, «превосходнейшего мужа» («vir perfectissimus»), который был дуксом пограничной зоны в Скифии; Ев- тропий называет Караузия ответственным за оборону в области Бель- гика и Арморика62. Назначение дукса в это время было делом необычным и могло быть временным ответом на какую-нибудь чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в конкретном месте.
Количество войск, использовавшихся Диоклетианом для обороны увеличившихся в числе провинций, — вопрос очень спорный. Он, несомненно, значительно нарастил численность легионов, а также, вероятно, и вспомогательных подразделений63. Но каждый легион и каждое вспомогательное подразделение имели, видимо, меньше людей в своем составе, чем в период правления династии Северов. Имеющиеся свидетельства не позволяют прийти к окончательным выводам на сей счет. Если говорить об авторитетных литературных источниках, то Лактанций утверждает, что каждый из тетрархов стремился обзавестись большим количеством войск, чем любой из прежних императоров, когда те обладали единоличной властью. Армия определенно не состояла всего лишь из четырех частей, но мнение Лактанция о том, что она основательно увеличилась, не находит поддержки ни у Иоанна Лида, который дает точные Цифры в 389 704 человека для диоклетиановской сухопутной армии и 45 562 человека — для флотов (хотя неясно, относится ли эта информация к началу или к концу правления), ни у Зосимы, который отмечает, что в 312 г. Константин располагал 98 тыс. человек и Максенций — 188 тыс. человек (из которых 80 тыс. находились в Италии), в сумме — 286 тыс.
61 Jones. LRE: 42—46; Williams. Diocletian: 104—106; Bames. NE: 201—225.
62 ILS 4103; Евтропий. IX.21; в целом см.: van Berchem. U Armée: 17—18, 22—24, 53—54, 59; Jones. LRE: 44.
63 См. выше, сноска 60. О северовской армии см. выше, с. 17—24.


158
Часть вторая
воинов (по-видимому, речь идет о западной части империи). Кроме того, Агафий Миринейский, писавший (свой прозаический труд «О царствовании Юстиниана». —А.З.) в период после Юстиниана, утверждает, что в прошлые времена армия состояла из 645 тыс. воинов64. Точность некоторых из приведенных цифр наводит на мысль о том, что в данных случаях использовались какие-то официальные записи, но проблема заключается в том, что числа эти могут быть подложными, а также в том, что они черпались древними авторами из источников без использования строгих критериев. Так что численный состав, значившийся на бумаге, мог значительно превосходить реальное количество боеспособных воинов, да и размер подразделений в поздней армии, по-видимому, далеко не всегда сохранялся на должном количественном уровне65. Впрочем, один папирус со списком подарков и натуральных платежей легионерам и воинам аук- силий, распределенных среди них в Верхнем Египте между 299 и 300 гг., предоставляет возможность подсчитать реальную численность путем деления общих сумм распределенного на количество получателей66. К сожалению, этот папирус имеет отношение только к легионным век- силлариям и не раскрывает численный состав всего легиона. Кроме того, сам папирус не до конца ясен, и его интерпретация зависит от иных свидетельств и многих допущений. В частности, норму для натуральных платежей можно установить только путем сравнения с условиями 6-го столетия. Поэтому оценки численного состава подразделения очень сильно разнятся — от северовских уровней до чуть больше четверти или трети от этих сумм67. Археология в этом деле сильно помочь не может, поскольку, хотя местоположение и планировка некоторых диоклетиановских укреплений для вспомогательных войск были открыты и, как представляется, они были меньшими в сравнении с такими же укреплениями эпохи принципата, нет никаких способов выяснить, стояла ли здесь какая-то отдельная часть вспомогательного подразделения, имевшая специальное назначение, или же одно подразделение было распределено между несколькими укреплениями68  *. Формирования, называвшиеся в константи- новский период легионами и входившие в состав comitatus, насчитывали, очевидно, 1 тыс. человек. Но определенно нет никаких оснований предполагать, что диоклетиановские легионы были такими же небольшими; действительно, взвешенная оценка состоит в том, что большинство ле¬
64 	Иоанн Лид. 0 месяцах. 1.27; Зосима. 11.15; Агафий Миринейский. 0 царствовании Юстиниана. V.13 (касательно периода до 395 г.); Лактанций. DMP. 7.2. В одном из латинских панегириков [Pan. Lat. ХП(1Х).3) Оратор говорит, что у Максенция было войско в 100 тыс. человек (возможно, здесь имеет место округление в сторону увеличения цифры 80 тыс., которую называет Зосима для Италии) и что армия Константина состояла из одной четверти всех войск последнего.
05 	MacMullen 1980: 456—458.
66 Р. Panop. Beatty: 2.
67 Jones. LRE: 1257—1259, 1280 примеч. 171, 173; Duncan-Jones 1978; обратите внима¬
ние на предостерегающие замечания относительно возможностей использования рассматриваемого папируса: MacMullen 1980: 457; см. также: Alston 1994: 119—120.
ь8 Duncan-Jones 1978: 553-556.


Глава 5. Армия
159
гионов были приблизительно тех же размеров, что и при принципате. Во-первых, на Дунае количество мест, в которых мог размещаться один легион, иногда доходило до шести, и такие отдельные отряды могли быть смехотворно маленькими. Точно так же и Ш Диоклетианов легион имел одну базу в Египте и три — в Фиваиде69. Во-вторых, кажется маловероятным, что Диоклетиану удалось организовать столь большое количество легионов и вспомогательных подразделений значительно меньшего размера в сравнении с обычным штатным расписанием. Если предположить, что он просто хотел сохранить общую численность армии, то куда эффективнее было бы нарастить личный состав имевшихся подразделений до их полного комплекта. Если укомплектованный легион по-прежнему имел около 5280 человек, а большинство конных вексилля- ций и вспомогательные подразделения — по полтысячи воинов, то севе- ровская армия могла быть по меньшей мере вдвое большей, хотя не вызывает сомнений, что реальный количественный состав редко соответствовал номинальному.
В эти годы эволюция римского искусства возведения укреплений привела к появлению лучше защищенных структур с более толстыми стенами, с большим количеством башен, с меньшим количеством ворот и с боевыми площадками, где могло разместиться много воинов и торсионной артиллерии70. Эти крепости предназначались для защиты коммуникационных линий, шедших по дорогам и рекам, и для облегчения обороны. К числу лучше всего сохранившихся относятся несколько британских фортов на Саксонском побережье; предназначались они для обороны восточных и юго-восточных берегов от морских разбойников, таких как фризы, франки и саксы71. Лучший пример линии укрепленных пунктов дает так называемая Диоклетианова страта (Strata Dio- cletiana, букв.: «Диоклетианова дорога»), которая тянулась от северо-восточной Аравии к Пальмире и к Евфрату. Здесь череда крепостей, расположенных друг от друга на расстоянии двадцати миль, защищала рубежи захваченных Римом территорий, которые были связаны между собой военными дорогами; с тыла эти крепости находились под защитой гор. В данных укреплениях располагались пехотные когорты, хотя в двух находились конные вексилляции. Кроме того, I Иллирийский легион находился на границе у Пальмиры, а Ш Галльский — сразу за ним у Данабы. Далее на север пограничные пункты у Оресы и Суры занимали, соответственно, IV Скифский и XVI Флавиев легионы, тогда как в Осроене, ключевом пограничном пункте у Цирцезия (Circesium), размещался IV Парфянский легион. Замысел, очевидно, состоял в том, чтобы удерживать линию римского территориального контроля путем размещения легионов на рубежах. При таком расположении можно было справиться
(,<) Jones. LRE: 681, 1440-1441, 1438.
/() См.: von Petrikovits 1971.
71 	Williams. Diocletian: 99-101; Frere. Britannia: 224, 242, 337-338; Salway 1981: 299-300; Johnson. Saxon Shore. Датировка этих укреплений спорна. Весьма вероятно, что они были заложены Пробом и, не исключено, что позднее, при узурпаторе Караузии, модифицированы.


160
Часть вторая
как с налетами кочевников, так и с более значительными вторжениями Сасанидов, не допуская серьезного ущерба для римской территории. Укрепления в зоне позади границ — в тех случаях, когда они могут быть идентифицированы, — были слишком малы, чтобы сдержать крупное вторжение, и служили, судя по всему, пунктами сбора для войск на случай вынужденного отступления72. Римская практика в Сирии и в Аравии при Диоклетиане руководствовалась сложными мотивами и не может восприниматься нами как свидетельство того, что политика неглубокой и структурированной эшелонированной обороны была принята в империи повсюду73.
Если Диоклетиан и проводил какую-то особую политику, то состояла она в удержании границ римской территории, в предотвращении варварских вторжений и, при необходимости, в нападении на внешнего врага. Эта стратегия напоминала ту, которая практиковалась при Адриане и Антонинах. Не следует преувеличивать различия между Диоклетианом и его предшественниками середины Ш в. Если уж ему чего и удалось добиться, так это, без сомнения, честолюбивой активности всех императоров, своих соправителей, однако сдерживали их в этом плане отнюдь не какая-то особая политика или доктрина, а конкретные обстоятельства. Диоклетиан контролировал всю державу; создание тетрархии на время положило конец разрушительной гражданской войне и обеспечило распределение ответственности в делах войны. Диоклетиан воспользовался возможностью заново подтвердить римское влияние — в соответствии с нуждами и сложившимися обстоятельствами в каждом регионе империи, — но главным образом путем создания достаточного количества подразделений, размещавшихся на постоянной основе в стратегически чувствительных провинциях. Имевшаяся полевая армия, которая в случае нужды могла быть увеличена за счет отрядов, выделявшихся из состава территориальных войск, и многочисленные конные вексилляции на востоке и в Африке показывают, что безопасность в этих регионах отнюдь не мыслилась в терминах оборонительных или позиционных боевых действий; большая мобильность и близость элитных легионов к рубежам империи позволяли наносить превентивные удары, чтобы разбить потенциальных врагов, а также предпринимать впечатляющие походы ради поддержания римской славы.
Перемены, осуществленные Диоклетианом, помогли сделать державу в военном отношении более прочной, однако возросшая штатная численность воинов порождала также нешуточные проблемы с набором. Правительственный ответ состоял в расширении воинского призыва и в настойчивых требованиях, чтобы сыновья ветеранов поступали на службу. Решение, принятое Константином в 313 г., подтвердило, вероятно, практику, существовавшую при Диоклетиане: «Из числа годных к военной службе сыновей ветеранов некоторые из-за своей лени отказываются от
72 Свидетельства и дискуссия: van Berchem. U Armée: 3—6; Bowersock 1971: 236—242; Luttwak. Grand Strategy. 176—177; Mann 1979: 180—181; Isaac, Limits of Empire: 161—171.
73 Что и пытается доказать Эдвард Лютгвак, см.: Luttwak. Grand Strategy, та. 3.


Глава 5. Армия
161
исполнения обязательных воинских повинностей, а другие настолько трусливы, что желают уклониться от необходимости воинской службы путем нанесения увечий собственному телу»74. Осуждая резкий рост солдатни, Лактанций обращает также внимание на невыносимое бремя поставки новобранцев75. Очевидно, ответственность за это Диоклетиан возложил на муниципальные власти (город отвечал за свою территорию) и на частных землевладельцев, которые обязаны были поставлять рекрутов ежегодно. К 4-му столетию для исполнения данной повинности землевладельцы объединялись в особые группы — протостасии (protostasiae), или прототипии (prototypiae), и эти технические термины имели хождение уже во времена Диоклетиана76. Такие воинские призывы ложились огромным бременем на людей, которые готовы были раскошеливаться, чтобы уклониться от них; появление практики взятия правительством денег взамен рекрутов (aurum tironicum, рекрутский сбор) также можно относить к концу Ш в.77. Собранные таким способом средства могли пойти на то, чтобы побудить воинственные племена за пределами римской территории добровольно поступать на военную службу. На востоке многие алы и когорты были вписаны в «Notitia Dignitatum» под именами тех племен, которые сражались с Римом, например, ала- манны, франки, вандалы. Практика поселения варваров в пределах римской территории на специально выделенных землях и последующего использования на воинской службе их отпрысков была при тетрархии уже устоявшейся, так, один анонимный галльский ритор указывает в 297 г.: «<...> ныне варвар-землепашец выращивает зерно <...> и будучи призван на службу, он конечно же поспешно является, низойдя до полной угодливости и перейдя всецело под нашу власть, и нужно радоваться, что он — всего лишь раб, именуемый человеком на военной службе»78.
В тревожных обстоятельствах 3-го столетия вряд ли императоры были способны четко и регулярно выплачивать армейские оклады. Свидетельство от времени правления Диоклетиана сводится к египетскому папирусу, в котором содержится требование к властям в Панополе осуществить выплату окладов (stipendia) военным подразделениям в Верхнем Египте, а также указываются конкретные суммы задержанного жалованья, подарков, а также норм хлебного довольствия для разных боевых единиц79. Впрочем, интерпретация данного документа проблематична, главным образом потому, что не ясно, в полном или нет объеме представляют солдатское содержание указанные платежи80. В любом слу¬
74 CTh Vn.22.1.
75 DMP 7.5.
76 С/ Х.42.8; 62.3. Обратите также внимание на фразу Вегеция (1.7) «indicti possessoribus tirones» («новобранцы, поставить которых было поручено крупным землевладельцам»). Ср.:. Acta Maximiliani. 1.1 (temonarius — сборщик налога, возлагаемого на лиц, освобождаемых от воинской повинности (temo)).
п Rostovtzeff 1918; Jones. LRE 615.
78 Pan. Lat. VTH(V).9.1—4; de Ste Croix 1981: 509-518.
79 P. Panop. Beatty. 2.
80 О более ранних нормах оплаты см.: Brunt 1950; Jahn 1983; Speidel М.А. 1992; Alston 1994. Об указанном папирусе см. выше, сноска 67; Duncan-Jones 1978.


162
Часть вторая
чае, шкала воинского жалованья — в связи с тогдашним уровнем инфляции — носила сугубо номинальный характер, однако регулярные подарки в честь дней рождения и вступления на престол правящих императоров, а также более мелкие дары по случаю получения Цезарями консульских полномочий значительно повышали солдатский доход81. Кроме того, легионеры получали продовольственные пайки мясом и солью, а аук- силиарии — зерном. Сам Диоклетиан в преамбуле к своему эдикту о ценах выражал недовольство тем, что большую часть своего заработка и подарков его воины расходуют на покупку одногоединсгвенного предмета. Это было, конечно, преувеличение, но императоры нуждались в деятельной лояльности своих войск, так что не упускалась никакая возможность для изъятий у простого народа материальных ресурсов, необходимых для натуральных выплат армии и обеспечения прочих государственных нужд. Впрочем, подобные реквизиции Диоклетиан организовывал на упорядоченной основе, благодаря чему налоговая система империи могла быть приспособлена к сборам основных предметов снабжения в соответствии с размером обложения каждой провинции82.
Константин существенно изменил пропорцию, установленную Диоклетианом внутри римских вооруженных сил: увеличил размер и значимость полевой армии, comitatenses («императорские спутники», комиты. — A3.), четко отделив ее от пограничных войск (ripenses, или limitanei, т. е. «береговые», или «пограничные» войска) и пожаловав ей некоторые привилегии83. Самое раннее упоминание такого разделения содержится в законе от 325 г., но датироваться оно может временем начиная с 312 г., когда Константин, контролировавший Галлию, забрал оттуда для борьбы с Максенцием примерно четвертую часть своих войск84. Дело в том, что в «Notitia Dignitatum» многие из самых главных подразделений полевой армии происходили из Галлии и западной Германии. Константинова императорская армия (comitatenses) включала в свой состав пехотные легионы (штат некоторых насчитывал, возможно, всего лишь 1 тыс. человек), новые пехотные ауксилии, а также конные вексилляции (вероятно, по пять сотен воинов), и определенно базировалась на элементах диоклетиа- новского полевого войска: comites, equites promoti, lanciarii (опытные легионеры), а также Ioviani и Herculiani (набранные Диоклетианом)85. К ним были добавлены Divitenses («дивитенты»), то есть отряд, выделенный из
81 Напр., по случаю дня рождения любого из Августов воины в легионах и в вексил- ляциях получали 1,250 тыс. денариев.
82 Jones. LRE: 61-66, 626-630.
83 CTh VII.20.4—17, June: 325. Отныне cohortales («связанные с когортами») и alares («фланговые») стали классифицироваться как третьесортные войска; ср.: Бригетийская таблица // FIRA I: №> 93 (Aß^ N° 301; Campbell 1994: No 393); van Berchem. LArmée: 83—88; Wolff 1986: 110—111. На наш взгляд, оба термина, и «limitanei», и «ripeness», имеют отношение к территориальным войскам, причем последний указывает на то, что в некоторых регионах реки служили для размежевания римской территории; однако ср.: Isaac 1988: 141-142.
84 Pan. Lat. ХП(1Х).3.
85 См. выше, с. 154—156.


Глава 5. Армия
163
состава П Италийского легиона из Дивиции в Норике, Tungricani («тун- гриканы»), которые, по-видимому, размещались в земле тунгров (племя в Бельгийской Галлии. — А.3.), Primani, Undecimani («приманы», то есть «солдаты первого легиона», и «ундециманы», то есть «солдаты одиннадцатого легиона» соответственно — подразделения, сформированные из старых легионов — Primani и Undecimani) и отдельные формирования из различных провинций, такие, например, как Moesiaci («мёзийцы»). Auxilia (вспомогательные войска), которые являлись, очевидно, заново сформированными подразделениями, при этом некоторые из них были названы в соответствии с элементами их боевого облачения (cornuti, «снабженные рогами»), многие другие носили имена племен Германии или тех племен, что жили вдоль галло-германской границы86. Во главе этой армии, состоящей из comitatenses, были поставлены два новых военачальника — magister peditum (начальник пехоты) и magister equitum (начальник конницы), хотя император, как правило, принимал личное участие в кампаниях в качестве главнокомандующего87.
Следующим шагом в военной реорганизации Константина стал полный роспуск им в 312 г. преторианской гвардии и личных конных телохранителей (equites singulares, личная кавалерия), которые были низведены Диоклетианом до статуса военной стражи для Рима88. Оказав поддержку Максенцию, гвардия дискредитировала себя в глазах Константина. Охрана личности императора теперь всё в большей степени становилась прерогативой подразделений дворцовой стражи — палатинских схол (scholae palatinae; члены такой стражи назывались схо- лариями. — А.З.), реорганизованных и укрепленных Константином. В какой-то момент после 324 г. император предписал, чтобы схолы щитоносцев и броненосных щитоносцев получали продовольственные пайки в Константинополе89. Имелась также схола телохранителей, состоявшая из иноземцев (gentiles), она существовала еще при Диоклетиане. Все эти войска находились вблизи персоны императора и подчинялись административной власти магистра оффиций (magister officiorum, заведующий дворцовой администрацией; один из высших гражданских чинов Поздней империи. —А.З.). Кроме того, императора неизменно сопровождали также протекторы — «protectores divi lateris» («стражи божественного тела»). Эта стража была разделена на два формирования, при этом в сравнении с простыми протекторами протекторы-доместики (protectores domestici, «домашние стражи», т. е. личная охрана) имели более высокий ранг. Protectores определенно делились на пехотные и конные схолы (scholae); состав данных контингентов был разнообразным — от выдвинувшихся на службе солдат, таких как Валерий Фиумп, до сыновей офицеров и членов состоятельных семейств90. Императоры надея¬
“ ILS 2346, 2777; Jones. LRE: 98, 1437.
8/ Самый первый известный нам magister (equitum) — это Гермоген в 342 г.
88 Лактанций. DMP 26.3; Аврелий Виктор. О Цезарях. XL.25; Зосима. П.17.
89 CTh XIV.17.9.
90 Jones. LRE: 1265, примем. 64 — автор приводит доводы в пользу того, что protectores domestici появились при Константине; два контингента: CTh VX24.5 (392 г.); Фиумп: ILS 2781.


164
Часть вторая
лись, что эти люди будут служить им впоследствии на других постах. Точно так же и сами эти протекторы, обеспечивая охрану и проявляя личную преданность и привязанность государю, рассчитывали занять впоследствии более важные командные должности в армии.
Укрепление Константином полевой армии могло ослабить вой-
Q1
ска, предназначавшиеся для постоянного размещения в провинциях . Впрочем, многие единицы в составе comitatenses91* существовали уже во времена Диоклетиана или являлись совершенно новыми формированиями. Время от времени какие-то подразделения могли на определенный срок отводиться от границ ради усиления полевой армии, отсюда — термин «pseudo-comitatenses» («псевдокомиты»). Такая передислокация не приводила к изменению основной установки относительно базирования боевых частей. Ripenses или limitanei (территориальные войска) были по преимуществу организованы так же, как и при Диоклетиане; сохранился и их высокий статус, поскольку в законе 325 г. Константин зачисляет их в один класс с comitatenses в том, что касается большинства привилегий92. Более того, в провинциях Скифия, Дакия, Валерия, в обеих Мёзиях и обеих Паннониях император изменил сложившуюся компоновку войск, ликвидировав алы и организовав всю конницу в вексилляции или в новые эскадроны — так называемые cunei equitum («клинья всадников»); большинство когорт были заменены новыми пехотными ауксилиями93. Трудно сказать, насколько это было всего лишь обычной реорганизацией существовавших на тот момент подразделений, а также сколько именно было сформировано новых единиц. Ряд ауксилий, как кажется, были набраны на местной основе, из того региона, где они были размещены. Но в целом Константинова армия была, вероятно, несколько большей в сравнении с армией Диоклетиана. Командовать «береговыми» войсками (ripenses) было доверено дуксам (duces), каждый из которых отвечал за определенный отрезок границы, который мог включать территорию нескольких гражданских провинций94. Эти должностные лица были подотчетны начальникам пехоты (magistri peditum) и начальникам конницы (magistri equitum), префектам претория, после 312 г. уже утратившим всякие активные военные функции, а через них — императору95.
91 Так считает Зосима; см. выше, с. 154.
91а Comitatenses [подразумеваются «milites»] — комиты, воины, служившие в составе «императорских войск», то есть в подразделениях полевой мобильной армии; всегда следовали за императором, а не были расквартированы на постоянной основе на определенной территории; тот же термин в собирательном смысле может означать также и сами эти подразделения, т. е. войско комитов. — А.З.
92 CTh VII.20.4. Jones. LRE: 635. Главное отличие состоит в том, что comitatenses получали почетное увольнение по инвалидности в любом случае, если эта инвалидность возникла во время службы; ripenses получали такое почетное медицинское увольнение только в случае ранений и лишь по истечении пятнадцати лет службы.
93 О времени этих изменений см.: Jones. LRE: 99.
94 Напр.: ILS 701 — dux Египта, Фиваиды и двух Ливий.
95 Зосима. П.33.3.


Глава 5. Армия
165
Провинциальные наместники (praesides) отвечали, как правило, исключительно за гражданскую администрацию своих провинций.
Зосима полагает, что к военному коллапсу Западной империи, который этот историк наблюдал лично, в целом привела политика Константина. Данное суждение излишне жесткое. На западе римское правление сохранялось в определенной форме и в V в., и такие исключительно важные события, как падение империи, вряд ли можно объяснить действиями какого-то одного человека. На Зосиме решительно сказалась его неприязнь к Константину как к яростному поборнику христианства. Особенно поражает злословие этого историка по поводу военных талантов и достижений императора. Константин конечно же не являлся радикальным новатором; в существенных чертах он сохранил Диоклетианов подход, но при этом сознавал, что ни людей, ни ресурсов не имелось в достаточной мере, чтобы можно было сконцентрироваться на статичной территориальной системе развертывания армии, когда она почти вся находится в местах своей постоянной дислокации. А потому была сформирована крепкая полевая армия, которую можно было относительно быстро перебрасывать в тот или иной подверженный угрозе регион и которая представляла собой высококлассное войско, способное устрашить врага и произвести глубокое впечатление на провинциалов. Данное войско, которым командовал лично император, естественным образом превращалось в главного гаранта его власти, особенно начиная с конца 4-го столетия, однако совсем необязательно, что именно это было основным мотивом реформаторских усилий Константина. Отнюдь не он и варваризи- ровал армию. Набор иноземцев в войско не был новшеством, и мы не располагаем ясными доказательствами того, что Константин значительно расширил данную практику. В войне против Аициния участие в сражениях на стороне Константина много раз принимал франкский командир Бонит (см.: Аммиан Марцеллин. XV.5.33. — А.З.), но это отнюдь не доказывает, что император систематически использовал германцев на командных должностях в своей армии. Скорее, он готов был брать на службу талантливых людей и использовать их на тех государственных постах, на которых, как он полагал, они могли лучше всего себя проявить. В ситуации начала 4-го столетия мероприятия Константина, по- видимому, предоставляли наилучшую возможность сберечь территории и поддержать славу Римской державы.


Глава 6
ИМПЕРАТОР И ЕГО ПРАВИТЕЛЬСТВО
Глава 6а
Э.-А Кашо
ОБЩИЕ
ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ
Согласно давнишней исследовательской традиции, 3-е столетие представляется своего рода водоразделом или по меньшей мере временной линией, разделившей два кардинально различных, даже противоположных мира1. При пристальном взгляде на институт императорской власти эта традиция устанавливает два разных способа управления державой, легитимации высшей власти и даже обеспечения саморепрезентации2. Согласно этой точке зрения, упомянутый водораздел приобрел форму «кризиса», который уже сам по себе выявил некоторые слабости в государственной системе, которые в конечном итоге привели к распаду единого имперского организма на Западе в течение V в.3. Считалось также, что такие контрастирующие методы осуществления властных полномочий соответствовали столь же радикальным различиям в вопросах организации управления, как в центре, так и на периферии. Действительно, в общем смысле даже утверждается, что именно в IV в., с его всё большим усилением самодержавного элемента в характере императорской власти, мы начинаем замечать более резкий контраст между высшей властью и системой исполнительной власти, между политиче-
1 В терминах конституционной истории различие мыслится как контраст между «принципатом» и «доминатом»; см., однако, краткую критику данной формулировки в работе: Bleicken 1978. О проблемах определения «поздней античности» и в целом о периодизации см. проницательные комментарии в работе: Giardina 1999.
2 Об этом последнем аспекте см.: Kelly 1998; см., напр., об «adoratio purpurae»: Avery 1940. (Adoratio purpurae (букв, «поклонение порфире») — обряд при аудиенции во времена домината: проситель становился на колени перед императором и целовал край его пурпурной мантии. —А.З.)
3 Из недавних дискуссий, в ходе которых среди прочего обсуждался также и вопрос о восприятиях «кризиса» современниками, см.: MacMullen. Response; Alföldy. Krise; Strobel 1993. Относительно новую и скорректированную трактовку политических и военных событий (с вниманием также и к недавно опубликованным документам) читатель найдет в изд.: Christol 1997а. До некоторой степени традиционная картина экономического и социального развития представлена в коллективной монографии: К.-Р. Johne 1993, хотя см. также этюды, собранные в изд.: Schiavone. Storia di Roma. Ш.1, а также более позднюю работу: Witschel 1999.


Глава 6а. Общие тенденции развития
167
ской директивой и ее административным исполнением — различие, столь характерное для современных государств с их разделением полномочий.
Соответственно, согласно этой традиционной точке зрения, различие между административной организацией принципата и административной организацией позднеантичной империи носило как качественный, так и количественный характер. Держава П в. управлялась провинциальными наместниками сенаторского ранга, прокураторами всаднического ранга и обширной фамилией Цезаря — familia Caesaris (т. е. челядью императора, его вольноотпущенниками. — A3.). С другой стороны, империя Ш в. увидела не только всё возраставшее значение персонала с воинскими чинами, такого как beneficiarii, которые действовали с полномочиями легатов4, но еще и отстранение сенаторов от военного командования — процесс, который в конечном итоге приведет в течение следующего периода тетрархии к четкому разделению обязанностей между гражданским и военным персоналом, вовлеченным в провинциальное управление. В то же самое время будто бы происходила милитаризация бюрократии, по крайней мере формальная, при том что familia Caesaris и ее роль необратимо сошли на нет. Перемены имели также и количественное измерение. «Deficit an Verwaltung»5 (нем. «дефицит администрации»), свойственный принципату, сменился быстрым размножением должностей как на центральном уровне (обратите внимание на создание различных scrinia (т. е. секретариатов; scrinium — ящик, ларец для хранения писем и прочих бумаг. — А.З.), так и на уровне периферийном. С расширением персонала была некоторым образом связана и другая важная тенденция, хотя фактически возникла она еще на заре принципата: упадок откупной системы сбора налогов в тех регионах, в которых на тот момент она еще использовалась6. Что в этих качественных и количественных трансформациях в организации имперской администрации обнаруживалось определенно (как это мыслилось), так это усиление централизации — тенденция, которая не только всё больше подвергала риску местные автономии, но еще и предоставляла ключ к пониманию некоторых перемен, случившихся в реальном, «политическом», управлении державой, таких как обнаружившаяся при тетрархии невозможность реализации единой императорской власти.
Впрочем, мнение о том, что из-за глубокого кризиса императорское правительство и администрация подверглись травмирующему изменению, в течение какого-то времени было радикально пересмотрено современными историками. Первым аспектом, по поводу которого возникли споры, стало представление о том, что предполагаемый разрыв в пре¬
4 Jones 1949; von Domaszewski 1967: 61 слл.; Ott 1995; Nelis-Clément 2000; см. также: Dise 1991: ПО слл.
5 Eck 1986: 117 (с отсылками к Италии).
6 С подходом, оспаривающим традиционную точку зрения, согласно которой откупная система постепенно была заменена системами с прямым налоговым администрированием, прежде всего усилиями императорских чиновников, можно познакомиться в: Brunt RIT: гл. 17.


168
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
емственности можно обоснованно рассматривать как следствие некоего кризиса. Оспаривается даже сама идея «кризиса Ш в.». (Отказ от понятия «кризис Ш в.» конечно же вполне согласуется с общей переоценкой поздней античности и отходом от модели Эдуарда Гиббона (1737—1794), который всю историю Римской империи представлял в терминах «упадка и заката»7.) В более общем плане замечено также, что для использования такого многозначного слова, как «кризис», необходимо какое-то обоснование, а рамки той ситуации, которые это слово подразумевает, явно должны быть очерчены более отчетливо8. Бесспорно, имеются моменты, которые вкратце могут быть описаны как симптомы «кризиса»: отсутствие последовательности при передаче императорской власти9, прежде всего в те пятьдесят лет, что принято называть временем «анархии»; угрозы распада великого единого государства (как из-за внешних нападений, так и из-за обильных возможностей для узурпации); а также развал старых финансовой и фискальной систем, как и поддерживавшей их монетарной системы10. Впрочем, самих по себе этих факторов, по всей видимости, недостаточно, чтобы с их помощью можно было объяснить радикальную трансформацию политической организации и социальной структуры империи.
Вызывает сомнение также сама идея разрыва в целостности имперской администрации, в отношениях между центром и периферией и в рутинном функционировании различных местных управленческих ячеек. В этом отношении необходимо обратить внимание на различия (как качественные, так и количественные) в документальных источниках, используемых для реконструкции истории державы во 2—4-м столетиях. Для первых десятилетий нашего периода, а именно для северовской эпохи, мы располагаем только двумя историческими повествованиями, современными событиям: Диона Кассия (благодаря гораздо более поздним и отчасти фрагментарным извлечениям из его сочинения) и Ге- родиана (вплоть до 238 г.). Существует и серьезная лакуна в последовательных повествованиях, если мы исключим намного более поздние биографии «Истории Августов» («Historia Augusta»). Кроме того, имеются даже пропуски в юридических источниках, по меньшей мере в том, что касается сочинений юристов: «Дигесты Юстиниана» не содержат никаких выдержек из трудов тех правоведов, которые работали в период от конца северовской эпохи и до Диоклетиана, хотя «Кодекс Юстиниана» все же включает относительно большое число императорских конституций (т. е. указов) от срединных десятилетий Ш в. В результате те свидетельства, на которые полагаемся мы, это в значительной
7 См., напр.: Bowersock 1988; Bowersock 1996; а также: Cameron 1998. В этом отношении мы полагаем возможным говорить о некой «новой ортодоксальности»; т. е. эта «новая ортодоксальность» имеет целью заменить дефиниции «упадок» и «закат» понятием «трансформация».
8 Cameron 1998; см. также работу, написанную с необычного ракурса (в том числе и касательно Италии): Giardina 1997: гл. 5.
9 Hartmann 1982.
10 Lo Cascio 1993а.


Глава 6а. Общие тенденции развития
169
степени надписи и папирусы, а также нумизматический материал (полезный для установления хронологии восшествия на престол императоров11, а также, естественно, для изучения постепенного обесценивания монеты и различных попыток реформирования денежной системы).
Для 4-го столетия ситуация с источниками улучшается. Появляется гораздо больше литературных свидетельств (как языческих, так и христианских). И, самое главное, юридические документы становятся более обильными и значительно более информативными — в силу самого характера законодательных текстов, собранных императором Феодосием П в следующем, 5-м, столетии. По сути дела, во многом именно благодаря фрагментам императорских конституций общего назначения, содержащихся в «Кодексе Феодосия» — leges generales (общих законов), — мы имеем возможность реконструировать административную организацию и, до определенной степени, обрисовать в общих чертах постепенное создание данного кодекса. Благодаря своей природе и композиции, сборники императорских законодательных текстов, предшествовавших «Кодексу Феодосия», не могут предоставить нам те же возможности, поскольку они были частными сборниками императорских рескриптов и не касались правительственных и административных процедур.
Понятно, что новые конституции в «Кодексе Феодосия» в рамках общего контекста источников часто заставляют историков невольно полагать, что управленческие и административные процедуры, засвидетельствованные начиная с эпохи Константина, являлись настоящими инновациями 4-го столетия. Но зачастую «новшество» состоит лишь в том, что документы этой специфической категории сохранились исключительно от данного периода12. Во многом именно этим конституциям обязан своим появлением традиционный взгляд, согласно которому административная организация империи стала гораздо более крупной и четко выраженной, а также и более коррумпированной и репрессивной — взгляд, вполне согласующийся с идеей о том, что императорская власть становилась всё в большей степени самодержавной и даже деспотической, с отчетливо выраженными тоталитарными чертами. Кроме того, именно благодаря этим конституциям сформировалось традиционное представление, согласно которому на состояние экономики влиял — в гораздо большей степени, чем прежде, — контроль со стороны государства. И всё же, насколько такой стереотип зависит от отличающихся и своим характером, и своим количеством источников? До какой степени можно говорить о бюрократизации? О движении в сторону тоталитаризма и контроля государства в экономической и социальной сферах? О возраставшем деспотизме императорской власти? Согласно широко принятой реконструкции правительственных и административных процедур в период между веком Августа и веком Константина, методы императорского управления державой характеризовались, с одной стороны, существенным недостатком инициатив, а с другой — бурной активностью и личной вовлеченностью
Peachin. Titulature.
12 Turpin 1985.


170
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
императора только в ответ на призывы его подданных, будь то отдельные лица, частные корпорации (collegia), общины или провинциальные собрания (concilia). Вместо того чтобы действовать предприимчиво, он вел каждодневные дела реактивным способом, реагируя преимущественно на персональном уровне, не делегируя свои полномочия по принятию решений свите своих помощников13. Не вызывает сомнений, что на протяжении долгого времени правительственные органы и система исполнительной власти оставались по своему характеру как «персоналисгскими», так и «рудиментарными», причем как на центральном уровне, так и на периферии: персоналисгскими они были из-за их тесных связей с личностью императора и их происхождения от дворцовой администрации, рудиментарными — в силу того, что чиновники были не профессионалами, а дилетантами, не говоря уже о незначительном числе последних14. Более того, императорская деятельность жестко сдерживалась неизменными объективными трудностями в силу ограниченного диапазона технологических возможностей, в рамках которого эта система функционировала, и в силу иных проблем, вроде медленности и трудности сообщений внутри обширных территорий державы. Поэтому считается, что не существовало никаких оснований для возникновения политического «проекта» или для прагматического курса, как, собственно говоря, и для взаимосвязи и последовательности в реализации мер, проводившихся правительством.
Такое представление об императорском «протагонизме» и такое восприятие императорской деятельности отчасти можно объяснить характером сохранившихся свидетельств. В очень большой степени источники состоят из исходивших от императора документов, которые и частные лица, и общины считали подходящим публиковать на долговечных материалах, очевидно, по той причине, что такая публикация была к их пользе, и потому, что это каким-то образом повышало их роль и значимость на местном уровне. В самом деле, может возникнуть впечатление — опять же на основе сохранившихся свидетельств, — что император редко давал отрицательный ответ на те обращения, которые получал. Это с очевидностью подсказывает нам, что отрицательные ответы, как правило, просто не публиковались15.
Но даже если мы примем эту общую трактовку «работающего императора» в ее широком плане, по-прежнему необходимо будет ответить на следующий вопрос: насколько эта картина поменялась в период между Августом и Константином или между Марком и Константином? И, если изменение было радикальным, как быстро оно произошло?
Не вызывает сомнений, что некоторые перемены были произведены в системе исполнительной власти. Также очевиден количественный
13 Miliar. ER W; ср.: Millar 1990. Но см. также, в частности, комментарии в работе: Bleicken 1982.
14 Brunt 1975; Salier 1980; Sailer 1982; Hopkins 1980; а также наши оговорки: Lo Cascio 1991a: 188 слл. (= Lo Cascio 2000: 76 слл.); см. также: Herz 1988b: 84 сл.
15 Eck 2000b = Eck 1998: 107-145.


Глава 6а. Общие тенденции развития
171
рост бюрократии или, иначе, «гражданской службы»16, как и повышение общественного статуса тех, кто принадлежал к этому чиновничеству. Так, например, нотарии (notarii) и эксцепторы (exceptores), то есть писцы, секретари, в течение двух первых столетий империи набиравшиеся из числа рабов и императорских вольноотпущенников, были повышены в ранге именно потому, что их служебные обязанности обусловливали их тесный контакт с государем. В Поздней империи они превратились в «славнейших» (clarissimi), что некоторыми свидетелями того времени воспринималось как постыднейшее явление17. Этот количественный рост чиновничества также отвечал объективным потребностям. Процесс романизации, постепенное распространение рыночной и монетарной экономики, расширение гражданства — всё это было теми факторами, которые требовали более широкого и более многостороннего присутствия представителей центральной власти для исполнения юридических и административных служебных функций18. Жизнеспособность местных властей и городских администраций, конечно, никуда не исчезла, однако их автономия была до некоторой степени ограничена, особенно после реформ тетрархии и расширения служебных обязанностей представителей центра, в частности в фискальных вопросах. Впрочем, имеются определенные сомнения, сопровождалось ли повышение социального статуса и увеличение численности ростом квалификации бюрократического персонала (на что, возможно, намекает та роль, какую играли адвокаты в различных сферах19) или введением более «рациональных» критериев при найме на службу и при продвижении по службе. Равным образом, можно усомниться и в том, что коррупция и разного рода мошенничество, столь обильно и столь подробно зафиксированные в императорских декретах «Кодекса Феодосия», в самом деле расплодились до такой степени20. Весьма вероятно, что увеличение количества случаев безнравственного поведения отчасти может быть объяснено характером источников, отчасти же тем простым фактом, что отныне чиновный персонал стал столь многочисленным.
Что не вызывает никаких сомнений, так это произошедшая явная перемена внутри правящего класса и даже, можно сказать, изменение его структуры. Также ясно, что данный процесс ускорялся не только императорскими акциями против оппонентов и экономическими трудностями, но и неспособностью семей к воспроизводству, особенно начиная со времен Марка, когда со вспышками эпидемий начинались периоды высокой «кризисной» смертности. К 4-му столетию всадническое сословие,
16 	Об использовании данного термина, обоснованность чего может быть поставлена под сомнение, см.: Jones 1949.
1/ Либаний. Речи. П.44 и повсюду; ср.: ТеШег 1985.
18 Об этих соображениях, со ссылками на дунайские провинции, см.: Dise 1991.
19 Именно адвокаты, а не юристы, в терминологии, которую предпочитает Оноре (Honoré. E&L: УП), «поскольку в античном мире их функции в своей основе были теми же самыми, что и в современном мире».
20 Совершенно иные оценки позднеантичной коррупции даются в работах: MacMul- len. Corruption; Kelly 1998; см. также: Noethlichs 1981.


172
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
в сущности говоря, перестало существовать в качестве второго по важности сословия империи, при этом радикально изменилась роль сената и сенаторов21. Процесс этот, однако, был более медленным, нежели это обычно считается. И он отнюдь не завершился кристаллизацией социальной иерархии, возникшей из преобразований Ш в., то есть той «кастовой системой», которую давнишняя исследовательская традиция идентифицирует как типическую черту поздней античности. Мобильность оставалась значительной и, возможно, даже усилилась, по крайней мере, на высших уровнях социальной иерархии. Что касается разделения общества на определенные «касты», то его (разделение) могли пытаться использовать в качестве средства извлечения ресурсов, необходимых для выживания единого политического организма, однако полного успеха добиться не удалось22. Как бы то ни было, о «гнетущем» присутствии государства можно говорить лишь в ограниченных сферах социальной и экономической жизни. Например, взгляд, согласно которому позднеантичное государство выступало в роли жесткого регулятора в экономических вопросах, представляется сейчас, откровенно говоря, неубедительным и анахроническим. В конце концов, области, в которых император обладал доминирующей позицией в качестве экономического посредника, были ограничены: по существу, они сводились к снабжению продовольствием Рима, Константинополя (позднее), а также войск. Но даже и в этих сферах деятельности преобладающим сценарием продолжал оставаться сценарий свободного рынка, о чем свидетельствует, например, частота и значимость упоминаний о ценах на товарном рынке («forum rerum venalium») в законах, вошедших в «Кодексы»23.
Короче говоря, как и экономика, организация общества и сами символы власти в поздней античности отталкивались от характерных особенностей предыдущей эпохи, радикализируя некоторые из них, но при этом не разрушая целиком (что, среди прочего, позволяет нам реконструировать эти особенности «от обратного»), и в том же самом духе правительственная власть и администрация, выросшие из «кризиса» Ш в., представляли собой наивысшую степень новизны внутри той модели, которая в своих существенных чертах осталась неизменной. Хотя империя П в. управлялась, видимо, менее беспорядочно и более бюрократически, нежели обычно об этом думают, ее позднеантичный аналог определенно был менее забюрократизирован, чем предполагает глубоко укоренившаяся исследовательская традиция. То столетие, которое пролегло между Севером и Константином, было веком одновременно и разлома, и преемства.
21 Впрочем, Ф. Жак, придерживаясь сбалансированной точки зрения, настаивает на некоторой степени преемственности внутри сенаторских семей, см.: Jacques 1986. Об исчезновении всаднического сословия см.: Lepelley 1986.
22 По этому поводу см. признанный классическим очерк: Jones 1970.
23 Lo Cascio 1998; Lo Cascio 1999a.


Глава 6b
Э.-Л Кашо
СЕВЕРОВСКИЙ ВЕК
I. 	Обозначение
И ЛЕГИТИМАЦИЯ ИМПЕРАТОРА:
ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ
Победивший других претендентов в гражданской войне, вспыхнувшей после убийства Коммода, Луций Септимий Север, наместник провинции Верхняя Паннония, уроженец римской колонии Лептис-Магна, что в Африке [лат. Leptis, или Leptis Magna, Лепта Большая. —A3.), посчитал целесообразным представить себя в качестве законного преемника Перти- накса и по этой причине взял его имя. Позднее, вскоре после своей первой парфянской победы, когда решающий конфликт с Альбином стал уже неотвратимым, Септимий ради установления династической непрерывности (а также, как утверждается в исследовательской литературе1, для того, чтобы оправдать завладение династическим patrimonium, то есть императорскими наследственными имениями) пошел еще дальше: устроил свое усыновление семьей Антонинов, после чего провозгласил себя сыном бога Марка и братом Коммода, который был надлежащим образом реабилитирован и также стал богом. Септимий даже дал своему старшему сыну Бассиану (позднее известному в войсках под прозвищем Кара- калла) имя Марка Аврелия Антонина, а также титул Цезаря, тем самым объявив его «назначенным императором» («imperator destinatus») и своим преемником2. В условиях гражданской войны, вспыхнувшей после смерти Коммода, подобные приемы легитимации власти были совершенно предсказуемы — в особенности же для представителя «африканского клана»3
1 Steinby 1986: 105; Mazza 1996а: 206.
2 ILS 446; cp.: 447; 8914 — в этой надписи от 197 г. старший сын Септимия всё еще сохраняет за собой когномен (т. е. семейное имя, присоединяемое к основному, родовому, имени. — А.З.) «Бассиан», от которого впоследствии он, видимо, отказался); cp.: CIL VI. 1984; VII.210 и новые свидетельства, приводимые в: Mastino 1981: 84; Magioncalda 1991: 33.
3 Birley A.R. 1969; Birley A.R. The African Emperor, см. также: Daguet-Gagey 2000. Даже после устранения приверженцев Альбина (который также был родом из Северной Африки и, соответственно, имел много сторонников во властных структурах империи. — A3.), африканцев, назначенных наместниками провинций (прежде всего — императорскими) и занимавших должность префекта претория или городского префекта, осталось больше, чем италиков, представителей восточных частей державы, галлов и испанцев, находившихся на аналогичных постах.


174
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
и новых провинциальных семейств, лини» недавно влившихся в имперский правящий класс. Династическая легитимация помогала цементированию патроно-клиентских отношений, связывавших императора с его войсками4. По той же самой причине отношения «патронат — клиентела» были расширены на других членов императорского дома (domus), в частности на Юлию Домну, которая с того момента начала величаться титулом «mater castrorum» («матерь военных лагерей», «матерь воинов»), который прежде носила Фау стана Младшая. В начале 198 г., уже после конфликта с Альбином, Каракалла был провозглашен Августом, а его младший брат Гета — Цезарем.
Поведение Септимия Севера показательно. Его, так сказать, самоусы- новление и — в еще большей степени — предпринятая им реабилитация Коммода являлись политическими актами, которые подтверждали (если вообще требовалось хоть какое-то дополнительное подтверждение), что одной из основных проблем, с которыми сталкивался конституционно неопределенный и не поддающийся конституционному объяснению режим, каковым принципат был с самого своего начала, являлась проблема его увековечивания именно как режима. Не существовало никакого приемлемого конституционного решения вопроса о преемстве императорской власти, и появиться его не могло. Хотя различные магистратские прерогативы, из которых была составлена власть принцепса, сами по себе и были конституционно определяемы, они никоим образом не превращали эту власть в некий орган республики, res publica. Следовательно, любой преемник был таковым не потому, что он занимал какую-то особую должность, но в силу того, что он, частный гражданин, приобрел данную сумму полномочий и прерогатив посредством специальной инвеституры (формального введения в должность)5. Кроме того, вполне естественно, что двойственный характер фигуры императора смешивал два уровня преемственности: с одной стороны — частное и семейное наследование и, с другой — передачу империя (высшей административной и военной власти). И это еще не всё. Авторитетно (и правдоподобно) было заявлено, что Августова революция не столько добавила новый орган к уже существовавшим органам республики, сколько совместила совершенно новую правовую и административную систему с системой populus Romanus6. Считается также, что такое «удвоение правовой системы» являлось одной из самых своеобразных черт этой необычной формы политической организации, которая известна как принципат, и что данный феномен долгое время сказывался на административном устройстве, как на центральном, так и на периферийном уровне последнего. По определению, двойственная правовая система предоставляла принцепсу возможность действовать по полному своему усмотрению внутри системы, выстроенной вокруг его
4 Bleicken 1978.
5 Литература на эту тему безгранична, см. краткие изложения данного вопроса в следующих работах: de Martino 1974: гл. 17; Guarino 1980; Serrao 1991; а также: Crook 1996а; Crook 1996b.
6 Orestano 1968.


Глава 6b. Северовский век
175
личности, и неизбежно порождала определенную путаницу между «публичными» функциями принцепса и его частными инициативами.
Хотя не существовало никакого приемлемого в конституционном плане ответа на проблему преемства, имелись разные решения, вполне подходящие с политической и пропагандистской точек зрения в различных ситуациях. Одним из таких решений, несомненно, было простое династическое наследование. Другим решением являлся «выбор лучшего мужа», осуществлявшийся при помощи частноправовых процедур усыновления. Усыновление как таковое было вполне совместимо с династическим принципом; к тому же оно отвечало ожиданиям одной из самых главных сил, поддерживавших режим и обеспечивавших его стабильность — армии. (Нелишне отметить, что во 2-м столетии усыновление сопровождалось женитьбой усыновляемого на родной дочери правящего Августа.) В случае с Септимием Севером, учитывая травматическое нарушение династической непрерывности, вызванное убийством Коммода, трудно было прибегнуть к варианту с «хорошим императором», делающим лучший выбор до своей смерти, однако можно было представить себя как предполагавшегося наследника. Но этого было явно недостаточно, чтобы приуменьшить (не говоря уже о полном сведении на нет) политическое и пропагандистское значение того, что по-прежнему рассматривалось как преемство внутри семьи, хотя бы и фиктивное.
Позднейшие события, произошедшие в пору северовского принципата, подтверждают, насколько важна была династическая идеология в вопросе императорского преемства. Например, характерно, что латентный (и в конечном итоге приведший к братоубийству) конфликт между Каракаллой и Гетой в предании мог быть представлен как конфликт, способный даже вызвать разделение империи на две части с двумя столицами — решение, которому воспрепятствовало вмешательство Юлии Домны7. Также большое значение имеют события, связанные с восшествием на престол после убийства Каракаллы префекта претория Макрина. Несмотря на поддержку армии, эта затея была обречена на провал именно по той причине, что она предполагала прерывание династии. Макрин не был ни родственником Северов, ни даже сенатором. В самом деле, Ге- родиан приписывает Макрину письмо к сенату, в котором он, выражающийся как человек, не имеющий родственных связей ни с какой из выдающихся семей, но, тем не менее, являющийся специалистом в праве и потому потенциально хорошим правителем, выдвигает постулат, согласно которому семейное преемство не является достаточной гарантией того, что исполнение императорских обязанностей достанется наилучшему человеку и что восхождение к порфире человека из всаднического сословия дает даже явные выгоды.  * 1487 	Геродиан. УШ.7.6; комментарий к этому месту см. в: Komemaim 1930: 95 слл. Многие современные историки рассматривают этот проект как вероятный, а также как предчувствие Константинова решения о двух столицах и о двух сенатах, см.: Mazzarino 1974:
148 слл.


176
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
Ибо какая польза от благородного происхождения, если с ним не соединен порядочный и человеколюбивый нрав? Ведь дары судьбы перепадают и недостойным, доблесть же души каждому придает его собственную славу. Благородное происхождение, богатства и всё подобное считается признаком счастья, но не заслуживает похвалы, так как оно передано от другого; благожелательность же и порядочность вместе с восхищением побуждают хвалить того, кто сам достигает успеха. Какую пользу принесло вам благородное происхождение Коммода или наследование отцовской власти Антонином? Ведь получившие наследство как должное злоупотребляют им и по прихоти им распоряжаются как своим давнишним состоянием, а получившие от вас обязаны вечной благодарностью и пытаются воздать за благодеяния тем, кто их опередил в благодеяниях. Благородство высокорожденных государей переходит в высокомерие вследствие презрения к подданным как к людям намного ниже их; а те, кто пришел к этому положению из среднего состояния, ценят его как приобретенное трудом; они воздают привычные уважение и почет тем, кто некогда был выше их8.
После привлечения собственного девятилетнего сына к власти, сначала как Цезаря, а затем и как Августа, и после наделения самого себя (а также собственного сына) именами предшественников — Северов и Антонинов — Макрин вскоре лишился власти из-за путча III Галльского легиона, который провозгласил императором молодого кузена Каракал- лы — Элагабала. Именно Юлия Меса (сестра Юлии Домны и мать Юлии Соэмии и Юлии Мамеи, которые, в свою очередь, были матерями, соответственно, Элагабала и Александра Севера) помогла распространению слуха среди воинов о том, что оба ее внука на самом деле будто бы родились от Каракаллы. Когда несколько лет спустя Элагабал был устранен (опять по наущению Юлии Месы и Юлии Мамеи) и ему на смену пришел Александр Север, это преемство не вызвало никаких вопросов и даже было облегчено тем фактом, что Элагабал усыновил своего кузена и сделал его Цезарем.
II. 	Domus Augusta (августейшее семейство)
И ДИНАСТИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Изначальным признаком принципата была причастность к этой domus83, а женщин императорского семейства — причастность к построению династической идеологии. Это обстоятельство засвидетельствовано в целом ряде эпиграфических текстов, связанных с убийством Германика и с необычными почестями, предоставленными ему после этого события; самым важным из этих текстов является, видимо, сенатусконсульт о Гнее
8 	Геродиан. V.1.5—7 [Перев. В.С. Дурова подред. А.И. Доватура): cp.: Mazza 1986: 23 слл. 8а Латинское слово «domus» — женского рода, означает «дом», «хозяйство», но также «род», «семья»; в данном случае имеется в виду «царствующая династия». — А.З.


Глава 6b. Северовский век
177
Пизоне-отце (SC de Pisone Patre)9. Важность принадлежности к domus постепенно увеличивалась в период правления Юлиев—Клавдиев, Флавиев и прежде всего Антонинов, особенно после того как преемство через усыновление стало подкрепляться браком усыновляемого с дочерью усыновителя (на что мы указали выше)10. В век Северов значение domus повысилось еще более, когда из просто «семьи Августа» («domus Augusta») она стала «священной» (sacra) и даже «божественной» (divina) и тем самым стала причастной к сакральной ауре, окружавшей самого императора11.
Что касается женщин северовской династии, то они играли решающую роль не только, когда моменты наследования высшей власти сопровождались дворцовыми интригами, но и при повседневном осуществлении императорской власти, а также в самом построении образа принцеп- са12. Это было особенно заметно в последовавшие друг за другом правления двух юных императоров, ибо затем две сестры, Соэмия и Мамея, боролись за два различных — и, несомненно, несовместимых — образа императора. С Элагабалом новый источник легитимности был отыскан в сакральной, «восточной» ауре, окружавшей его как верховного жреца (статус которого перешел к нему по наследству в своей семье) солнечного бога города Эмесы, чей культ должным образом поощрялся. Не могло быть более очевидного разрыва с образом принцепса, почитавшимся в старых римских традициях. С другой стороны, Александр Север изображался именно как защитник традиции и друг сената. Конфликт между Элагабалом и Александром Севером, таким образом, служит хорошей иллюстрацией тех трудностей, которые окружали любую попытку поставить императорскую власть на твердую легитимную основу13.
В том, что касается вопроса о самопрезентации, огромная власть, которой пользовались женщины из domus Augusta, была проявлена также в независимости и влиятельности Юлии Домны и Юлии Мамеи, выказывавшихся ими не только тогда, когда они сталкивались с давлением различных групп, таких как армия и сенат, но и всего населения империи. Характерно, что к титулу «mater castrorum» (который носила уже Юлия Домна) Юлия Мамея добавила титулы «mater senatus» («матерь сената»), «mater patriae» («матерь отечества») и даже «mater universi generis humani» («матерь всего рода человеческого»)14.
9 Eck, Caballos, Femândez 1996.
10 О Помпее Плотине и Ульпии Марциале см.: Temporini 1978.
11 Также отнюдь не случайно то, что тема божественной инвеституры принцепса вновь обнаруживается на монетах в период правления Септимия Севера, см.: Fears 1977: 258 слл.
12 Kettenhofen 1979 — автор ставит под сомнение влиятельность северовских женщин, исходя из предполагаемой «ориентализации» императорского двора.
13 Такой имидж Александра Севера, естественно, поддерживался в просенаторской историографии, в особенности же его биографом в «Истории Августов»; см. по этому поводу: Bertrand-Dagenbach 1990.
14 ILS 485.


178
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
III. Роль АРМИИ И ГОРОДСКОГО ПЛЕБСА В ИМПЕРАТОРСКОЙ ЛЕГИТИМАЦИИ
Единственное, что объединяло двух кузенов, Элагабала и Александра Севера, так это тот факт, что ни один из них по той или иной причине не пришел к власти, снискав (или, лучше сказать, опираясь на) поддержку войск. Меж тем такая поддержка по-прежнему оставалась решающим фактором, как это было с самого начала принципата. Впрочем, с приходом Септимия Севера мы обнаруживаем целый ряд важных новшеств. Прежде всего невозможно отрицать, что солдаты обладали теперь большим влиянием и что покровительство им (даже в чисто экономическом плане) стало неотъемлемой чертой императорской политики. Особая благосклонность, выказывавшаяся двумя первыми представителями династии Северов к войскам, отнюдь не была выдумкой Диона Кассия15. Но именно внутри армии начало проявлять себя новое разделение власти. Произошло решительное изменение соответствующих ролей легионов и преторианских когорт. Новшество, закрепившееся в конце гражданской войны 193 г., было связано с появлением армий, состоявших из провинциалов и под началом провинциалов же находившихся. После захвата власти Септимием Севером личный состав преторианских когорт, выставивших империю на своего рода аукцион, был распущен и заменен обычными воинами из состава его собственных легионов16. Затем он еще и разместил в Альбано один из своих недавно сформированных легионов, П Парфянский, — несомненно революционный шаг, бросавший вызов освященному веками правилу (соблюдавшемуся со времен Суллы) никогда не располагать легионные войска в самом Риме или поблизости от него. Еще одно новшество состояло в том, что реальное командование новыми легионами теперь поручалось уже не сенаторам в статусе легатов, а префектам, набиравшимся из всаднического сословия. Так что впервые сенаторы были, по существу, лишены монополии на самые высокие позиции в провинциальном военном командовании, и, как результат, люди, занимавшие эти посты, стали гораздо более независимыми от сената. Однако было бы преувеличением объяснять эту меру какой-то намеренной (и осознанно культивируемой) антисенатской политикой: сама ситуация конфликта, которая привела Севера к власти, заставляла его проявлять враждебность по отношению к части сената. Точно так же было бы ошибкой интерпретировать очевидное пристрастие к всадникам натравливанием на сенат этого второго сословия [лат. ordo) римского правящего класса, как традиционно предполагается (тем самым принимается на веру, что враждебность между принцепсом и сенатом, а отсюда и между всадниками и сенаторами, являлась решающим фактором в борьбе за власть на протяжении всей эпохи Ранней империи)17.
15 Об образе северовской «милитаристской» монархии см.: Mazza 1996b.
16 Birley Е.В. 1969; Smith 1972; см. также: Carné 1993а: 87 сл.
17 Christol 1997b.


Глава 6b. Северовский век
179
Причина размещения легиона (набранного, в любом случае, в Италии) в окрестностях Рима и наращивания численного состава преторианских и городских когорт (который вырос вдвое) представляется вполне очевидной. Просто необходимо было подкрепить императорский авторитет с помощью вооруженной силы, расположенной в центре империи. В конце концов, город Рим всё еще оставался центром власти. А римское простонародье по-прежнему оставалось силой, с которой приходилось считаться, способной посредством угроз оказывать давление на закон и порядок, прежде всего — в местах проведения массовых зрелищ18. Недаром поэтому пролилась на городской плебс, наряду с армией, исключительная императорская щедрость по случаю десятилетия правления Септимия Севера19. Благодаря данному фактору эти старинные привилегии в 3-м столетии не только были сохранены, но еще и расширились. Именно эти привилегии служили своего рода символическим олицетворением всего сообщества римских граждан («cives Romani»), даже после того как это сообщество перестало играть какую бы то ни было действенную роль в выработке политических решений.
IV. Административная власть:
ЦЕНТР И ПЕРИФЕРИЯ
Хотя наступление эпохи принципата фактически устранило все остаточные следы демократии в Риме, оно не аннулировало, по крайней мере формально, роль «populus Romanus universus» (римского народа в его совокупности) как корпуса граждан. Большое значение, несомненно, имеет то обстоятельство, что пропагандистская презентация нового режима, которую Август зафиксировал в своих «Деяниях» («Res Gestae»), столь явно настаивает на том, что imperium (высшая власть) принадлежит римскому народу (populus Romanus)20. Осуществленные Августом меры фактически привели к разделению — которое особенно хорошо прослеживается в системе провинциального управления — между функциями магистратов республиканской традиции и служебными обязанностями nova officia (Светоний называет так новые должности, изобретенные для управления Римом)21. Nova officia Август создавал в значительной степени в рамках администрации своего собственного хозяйства (domus) одновремен¬
18 Yavetz 1988; Nippel 1995: гл. 4.
19 Если учитывать и добычу, полученную после взятия Ктесифонта, Север сумел раздать двумстам тысячам человек по десять золотых монет каждому, а именно тем, кто принадлежал к городскому населению, имевшему право на получение дарового государственного хлеба («plebs frumentaria»), а также расквартированным в Риме преторианцам, см.: Дион Кассий. LXXVT.1.1 (извлечение Иоанна Ксифилина); ср.: Геродиан. Ш.10.2; о decennalia (празднование в честь десятилетия) см.: Chastagnol 1984.
20 Деяния божественного Августа. 26, 27; CIL VI.701, 702 (= ILS 91); см. также: Гай. Институции. 1.53.
21 Светоний. Август. 37 — цель, как сказано в этом пассаже, состояла в том, чтобы привлечь по возможности больше людей к участию в делах государства (res publica).


180
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
но и как частное лицо, и как исполнитель некоторых магистратских обязанностей. Поэтому имелись, с одной стороны, разные должностные лица со своим подчиненным штатом аппариторов21а, с другой — назначавшиеся императором чиновники и императорские вольноотпущенники и рабы. Принимая во внимание различие в нюансах, исследователи говорят о «двойственной легальной системе» (система народа (populous) и в то же время — система принцепса) в рамках единой политической организации22. Система, подчиненная принцепсу, в каком-то смысле была учреждена вдобавок к системе, зависевшей от populus, то есть вдобавок к исполнительной власти республиканской традиции.
Возможно, самое недвусмысленное, но при этом и самое схематичное описание этой двойственной системы принадлежит Страбону, лично наблюдавшему Августову революцию, который в последней главе своей «Географии» специально указывает на раздел провинций между римским народом и принцепсом. Согласно его рассказу об Августовой организации провинциального управления и администрации, ойкумена была разделена на две части: ту, что по-прежнему нуждалась в присутствии войск, он закрепил за собой; другую же, в которую к тому времени входили уже замирённые области, — назначил народу. Провинции, на которые была разделена каждая из частей, были определены в управление либо народу, либо Цезарю23.
В первые два столетия императорской эпохи значимость тех сфер управления, которые зависели от принцепса, неуклонно возрастала. Их большая гибкость и само отсутствие стесняющих традиций естественным образом приводило к тому, что к этим институциям прибегали всякий раз, когда приходилось реагировать на новые (и неуклонно усложнявшиеся) проблемы организации общественной жизни, которые возникали в процессе рутинного функционирования огромного территориального организма, или, другими словами, всякий раз, когда возникала потребность в создании nova officia, новых административных функций. В то же время административная система, зависевшая от populus, то есть находившаяся в подчинении у сената, была лишена целого ряда своих традиционных функций — тенденция, которая, несомненно, могла быть связана также с упадком независимой политической власти сената. Параллельно с этим процессом появилась и становилась всё более значимой императорская юрисдикция extra ordinem («вне обычного порядка», то есть осуществлявшаяся вне традиционной системы так называемого формулярного судебного процесса. —А.З.) как в области гражданского, так и в области уголовного права. Полномочия отнимались у тех органов, которые традиционно их осуществляли24, тогда как юрисдикционные обязанности
21aApparitores — низший технический персонал, состоящий при государственном должностном лице (писцы и т. п.). — А.З.
22 Orestano 1968; de Martino 1974: 272 слл.; Grelle 1991: 253 слл.; Grelle 1996 — о свидетельстве Веллея.
23 Страбон. XVD.3.25 (С 840).
24 Millar. ERW: 505 слл.; Buti 1982; Spagnuolo Vigorita, Marotta 1992: 127 слл.; Santalucia 1998.


Глава 6b. Северовский век
181
в специфических сферах административной компетенции отдавались вновь создаваемым должностным лицам, таким как финансовые и патримониальные прокураторы принцепса25. Таким образом, можно прийти к выводу, что в эпоху принципата общий тренд в имперской правительственной и административной власти заключался в том, что система принцепса постепенно утверждала себя за счет системы, зависевшей от populus. Следы размышлений об этом процессе можно найти в юридической литературе: в этих умозрительных построениях цельная идея властных полномочий принцепса, смоделированная на основе полномочий республиканских магистратов, начинает формироваться исподволь и очень постепенно26.
Все эти процессы можно наблюдать как в центре, так и на провинциальной периферии. Центр был свидетелем не только несомненного возрастания политического веса консилиума (consilium), состоявшего из друзей принцепса27, но и сооружения — и до некоторой степени институци- ализации — поразительной административной машины, составленной из крупных центральных секретариатов, которые исполняли всё более строго очерчивавшиеся обязанности. Сформированные по модели внутренней организации фамилий (familia — семья, дом как совокупность всех домочадцев, включая слуг и рабов. —А.З.) позднереспубликанских магнатов, эти секретариаты изначально были переданы в руки императорских рабов и вольноотпущенников. Но, хотя представители императорской familia (то есть рабы и вольноотпущенники принцепса. —А.З.) и продолжали назначаться на исполнительские должности, управленческие роли всё чаще стали переходить к прокураторам из сословия всадников (хотя в каждом секретариате новому прокуратору всаднического ранга ассистировал в качестве adiutor’a, то есть помощника, императорский вольноотпущенник). Ко времени Северов данный процесс уже завершился28.
Возросшее значение административной сферы для принцепса засвидетельствовано в провинциях обоих типов: и в сенатских, и в императорских. Это типологическое различие, которое уже Страбон считал существенным, является ключевой особенностью не только в описаниях августовской системы у последующих историков от Светония до Тацита, но также и в сообщении Гая (П в. н. э.) о провинциальной организации и о ее влиянии на правовые отношения между частными лицами. Напротив, Август в своих «Деяниях» обходит молчанием это отличие, как если бы оно вообще не имело никакого значения29. Если не принимать во внимание некоторые чисто формальные аспекты, имеющие отношение к критериям и методам назначения наместников и к их должностным срокам,
25 Brunt 1966; Spagnuolo Vigorita 1978а: 57 слл.; а также: Spagnuolo Vigorita 1978b.
26 Grelle 1991 — о Гае и Помпонии.
27 Eck 2000а (= Eck 1998: 3-29).
28 Wachtel 1966; Boulvert 1970; Boulvert 1974; Pflaum 1950; Pflaum. Carrières.
2У Светоний. Август. 47; Тацит. Анналы. ХШ.4.2; ср.: Дион Кассий. ЬШ.12; Гай. Институции. П.21; cp.: 1.1.6; 2.7; Lo Cascio 1991а (= Lo Cascio 2000: 13—79); о Веллее, который также не замечает данного различия, см.: Grelle 1996.


182
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
исследователи соглашаются в целом с тем, что провинциальная организация следовала единой модели; кроме того, та же модель была применена и к Египту, где преобразование административной системы произошло до реорганизации провинций в 27 г. до н. э.30. Впрочем, вывод о единой модели нельзя абсолютизировать. Конечно, трудно спорить с тем, что не было никакого ощутимого различия между проконсулами (proconsules) и «легатами Августа, исполняющими обязанности претора» («legati Augusti pro praetore» — официальный титул наместников некоторых императорских провинций в эпоху принципата. — A3.), ни в отношении гражданских функций, ни тем более в вопросах юрисдикции, которые они должны были исполнять (ясно, что военные функции — это совсем другое дело), или в отношениях между провинциальной администрацией и городом либо отдельными жителями империи31. Тем не менее, несхожие критерии при назначениях на должности (что подразумевает разную легитимацию власти) и различные сроки нахождения на должности (один год — для проконсулов в сравнении с неограниченным периодом, часто растягивавшимся на три года или больше, для «legati Augusti pro praetore»), вне всякого сомнения, отражались на реальном руководстве и административном управлении соответствующими провинциями32. Об этом свидетельствует тот факт, что проконсул мог назначать своих собственных легатов, тогда как наместник императорской провинции — не мог, поскольку сами его полномочия были делегированы ему человеком, который управлял этими провинциями в силу имевшегося у него проконсульского империя — imperium proconsulare (то есть делегированы самим принцепсом). Кроме того, существовали вполне осязаемые различия в тех сферах, которые напрямую затрагивали интересы частных лиц и общин, проживавших в провинциях (например, в вопросах фискальной администрации).
Символично, что в сенатских провинциях за финансовое управление отвечал квестор. В частности, он надзирал за сбором доходов, который был поручен либо городским властям, либо коллегиям откупщиков-пуб- ликанов (либо, позднее, публиканам, действовавшим в индивидуальном
30 См., в частности: Geraci 1983; Bowman 1996.
31 Millar 1966.
32 В этом смысле интересна ремарка, которую Флавий Филострат приписывает Аполлонию Тианскому (Жизнь Аполлония Тианского. V.36). Во время общения с Веспасианом Аполлоний рассуждает о тех качествах, которые необходимы хорошему принцепсу, а также о том, как последнему следует действовать, чтобы наместники, отправленные в провинции, соответствовали своим назначениям. Аполлоний специально отмечает, что речь он ведет не о тех, кого император назначит сам, «ибо ты, без сомнения, наделишь властью достойнейших», но только «о тех, кто свою власть получит по жребию. Когда этих последних посылают в определенную жребием провинцию, то надобно, как я (Аполлоний. — А.З.) мыслю, в допустимых жребием пределах, тех, кто говорит по-гречески, отправлять в страны, где говорят по-гречески, а тех, кто говорит по-латыни, — туда, где говорят так же или похоже» (Перев. Е.Г. Рабинович). Это касается прежде всего наместников, посылавшихся в восточные провинции и ожидаемо говоривших по-гречески. Хотя наблюдение Филострата определенно связано с I в. н. э., оно очевидным образом отражает те озабоченности, которые оставались важными и в те времена, когда жил сам Филострат.


Глава 6b. Северовский век
183
порядке)33. Совершенно иная функция, по крайней мере в теории, возлагалась на прокуратора, первоначально — императорского вольноотпущенника, чья задача состояла в том, чтобы управлять императорскими имениями в регионе34. В императорских провинциях такого различия в ролях не наблюдалось, и это отнюдь не случайно. Здесь прокуратор контролировал всю финансовую администрацию35, и не делалось никакого различия между сбором доходов вместе с сопутствующими «публичными расходами» (по сути, подразумевается содержание войск), с одной стороны, и финансовым и административным руководством императорским доменом — с другой. Эта тенденция особенно хорошо заметна в более мелких провинциях, управление которыми с самого начала принципата доверялось всадникам (изначально называвшимся префектами, поскольку они командовали размещенными там вспомогательными войсками). Здесь прокураторы исполняли ряд военных, юрисдикционных и административных обязанностей, в которые входило также управление императорской собственностью36. Еще одно ощутимое различие между провинциями этих двух типов, по крайней мере вплоть до северовской эпохи, заключалось в процедурах проведения ценза для определения земельного налога (tributum soli) и подушного налога (tributum capitis). Из сохранившихся документов можно сделать вывод, что в сенатских провинциях цензы продолжали проводиться исключительно городскими общинами, безо всякого вмешательства со стороны центра. С другой стороны, в императорских провинциях уже на ранней стадии та же обязанность возлагалась на налоговых легатов, ответственных за сбор поземельной подати — «legati censitores», или, иначе, «legati ad census accipiendos», которые назначались либо из центра, либо самими провинциальными наместниками, то есть легатами Августа, замещавшими претора, — «legati Augusti pro praetor»37.
Важно заметить, что с течением времени различия между двумя типами провинций постепенно уменьшались. Во-первых, новые провинции, последовательно создававшиеся после установления принципата, относились к императорскому типу, так что в общем числе провинций доля провинций народа, provinciae populi (то есть сенатских провинций), значительно сократилась. Во-вторых, даже если вопрос о назначении в провинции народа прежних преторов и консулов, как и раньше, решался с использованием жеребьевки в сенате, могло статься, что предварительный отбор годных для избрания кандидатов принцепс осуществлял путем избрания такого их количества, которое соответствовало числу вакантных
33 Гай. Институции. 1.6.
34 Тацит. Анналы. IV. 15; Дион Кассий. LVH.23.
Зл Дион Кассий. ОП. 15; OV.21.2—8 — об императорском вольноотпущеннике Лицине; Страбон. Ш.4.20 (С 167).
36 Более того, в первые два века империи, когда легионные войска размещались рядом со вспомогательными войсками, многие такие прокураторские провинции были преобразованы в обычные императорские, назначавшиеся легатам сенаторского звания, см.: Eck 2000b (= Eck 1998: 107-145).
37 Lo Cascio 1999b (= Lo Cascio 2000: 205—219).


184
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
провинциальных постов, иными словами, жребием выбирались отнюдь не проконсулы, с его помощью определялось, в какие именно провинции каждый из них отправится38. Более того, зачастую при назначениях вообще избегали жеребьевок — происходило это в тех случаях, когда сам принцепс либо назначал проконсулов «extra ordinem» («в чрезвычайном порядке»), либо продлевал период исполнения ими должности. Наконец, начиная с северовской эпохи, в связи с постепенной заменой сенаторов всадниками на высших командных позициях в войсках, административная власть в некоторых провинциях также передавалась в руки equites. Так, провинция Месопотамия, созданная Септимием Севером после победы над парфянами, была поручена одному всаднику, получившему титул префекта; следовательно, администрация этой провинции была выстроена по модели Египта39. Позднее, при Александре Севере, еще один всадник был послан управлять новой провинцией Понт40. Еще одной новинкой, засвидетельствованной для эпохи Северов, является присутствие «procuratores ad census accipiendos» («прокураторов для проведения ценза») в провинциях народа41. Что до финансовых и патримониальных прокураторов, отправляемых в провинции обоих типов, то различия в их функциях начали стираться уже на ранней стадии. В провинциях народа патримониальные прокураторы выходили далеко за рамки своих полномочий по управлению императорскими имениями, хотя в большинстве случаев (по крайней мере, изначально) такое поведение расценивалось как беззаконие42.
Таким образом, к концу 2-го столетия обозначилась тенденция к уподоблению двух типов провинций. Характерно, например, что общее обозначение для провинциального наместника, такое, какое мы находим в литературных источниках, а именно «презес» (praeses, букв.: «защитник», «покровитель», в данном случае — «наместник». —A3.), начинает пробивать себе дорогу также и в официальной терминологии;43 что сочинение такого позднеклассического юриста, как Эмилий Мацер (Aemilius Macer, по-русски также: Макр), работавшего в эпоху Северов, называется «De officio praesidis» («О должности презеса») и охватывает должностные функции всех провинциальных наместников без их различения (включая всаднических прокураторов и префектов)44 и не проводит никаких
38 De Martino 1974: 813.
39 Magioncalda 1982; Brunt 1983: 66 — автор не верит, что причиной назначения всадника было недоверие к сенаторам.
40 Christol, Loriot 1986.
41 Л. Эгнатулей Сабин (L. Egnatuleius Sabinus) засвидетельствован документально как «procurator ad census accipiendos Macedoniae» (CIL УШ. 10500 = ILS 1409).
42 Burton 1993; хотя уже случай с Луцилием Капитоном (Тацит. Анналы. IV. 15; Дион Кассий. LVII.23.5) наводит на мысль о том, что вторжение патримониальных прокураторов в другие сферы управления расценивалось именно так — как превышение полномочий.
43 См., в частности: Christol, Drew-Bear 1998 и приводимые в данном исследовании ссылки. Обозначение «praeses» появляется уже у Гая в «Институциях» (1.6, 100, 105; П.24, 25), хотя он будто бы и не обозначает этим словом прокураторов-наместников, см.: Grelle 1991: 264 с примеч. 41.
44 Дигесты Юстиниана. 1.18.1; по поводу этого места см.: De Martino 1974: 829.


Глава 6b. Северовский век
185
разделительных линий между типами наместников. И всё же процесс ассимиляции не был полным, поскольку у Ульпиана есть трактат под названием «De officio proconsulis» («Об обязанностях проконсула»)45. Как мы увидим далее, различие между двумя типами провинций исчезнет позднее, когда Египет и Италия, два региона, игравшие ключевые роли (хотя и по разным причинам), будут уподоблены остальным провинциальным территориям.
V. 	ДОЛЖНОСТЬ ПРЕФЕКТА ПРЕТОРИЯ И ЮРИСТЫ
Другим важным новшеством северовского периода стала беспрецедентная вовлеченность знатоков права и законоведов в правительственные и административные дела. Объяснить это можно отчасти, видимо, тем, что в ряде случаев принцепсами становились очень молодые люди, а также тем, что женщины императорского дома пользовались огромным влиянием46. Заметную роль играли выдающиеся юристы той эпохи, от Папиниана до Павла и Ульпиана, которые принимали участие в работе консилиума при принцепсе (consilium principis), а также занимали посты, связанные с огромным престижем и влиянием, такие как должность префекта претория. Особого внимания заслуживает фигура Ульпиана — советника Александра Севера в течение того короткого времени, когда Ульпиан занимал должность преторианского префекта. Принимая во внимание высокий авторитет (auctoritas) северовских юристов и их вовлеченность в дела управления империей, легче понять, почему они взялись за общую реорганизацию права, а также почему фрагменты из их сочинений столь заметны (и многочисленны) в «Дигестах Юстиниана».
Утверждается также (и для этого есть определенные основания), что юристы исполняли еще одну важнейшую функцию в имперском правительстве: императорские рескрипты (обширная подборка которых содержится в «Кодексе Юстиниана») или, по крайней мере, те из них, которые предполагали какие-то новаторские технико-юридические решения, фактически писались прокуратором a libellis (прокуратор по письменным прошениям), который являлся юристом47  48. В самом деле, утверждается даже, что авторство конкретных решений можно установить путем стилистического анализа, поскольку выдержки из сочинений конкретных юристов сохранились в «Дигестах» (в некоторых случаях эти фрагменты могут даже дать нам материал для более широкой оценки особенностей их личностей)46. Данное утверждение подвергается серьезной критике, а отдельные выводы об авторстве рескриптов определенно являюг-
45 Talamanca 1976: 129 слл.
46 Crifô 1976: 759, примем. 344.
4/ О том, что Папиниан во времена правления Севера занимал должность a libellis, сообщает Трифонин в «Дигестах» (ХХ.5.12, в начале).
48 	Honoré. Ulpian\ Honoré. E&L.


186
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
ся вопросом спорным49. Тем не менее, тезис о том, что решения, одобрявшиеся государем (путем его собственноручной подписи, subscriptio, на рескриптах), фактически составлялись прокуратором a libellis, представляется более убедительным, нежели любые иные альтернативные мнения50. В конце концов, император мог не располагать ни временем, ни специальной компетенцией, чтобы писать законы лично. Кроме того, было бы трудно понять, почему бы ему не брать себе в помощники таких специалистов в праве, особенно после того, как они включались в состав его окружения. Кроме того, нам известно, что в 4—5-м столетиях для составления текстов императорских конституций (то есть указов) назначался особый чиновник; и, хотя, по общему признанию, затем ситуация поменялась, мы решительно не понимаем, почему для данной практики не могло быть прецедента, по крайней мере, в том, что касается написания рескриптов51.
Тот факт, что выдающиеся юристы занимали важные правительственные посты, и то, что Папиниан и Ульпиан (а, возможно, также и Павел) были преторианскими префектами52, наводит на мысль, что и в вопросах нормотворчества, и в сфере политико-административного управления державой имелось сильное желание институализировать и легитимировать роль императора по отношению к традиционным органам, при этом сохранив за ним безусловную, ничем не ограниченную власть. Например, сфера полномочий преторианской префектуры уже расширилась настолько, что во П в. она стала охватывать вопросы общественного порядка в Италии; в течение северовского периода ее юрисдикционная компетенция и административные функции были существенным образом ограничены53. На суд префекта передавались жалобы «vice sacra» (по поводу священных вещей и действий. — А.З.), после того как провинциальные наместники выносили свою сентенцию (решение). А в Италии уровень уголовной юрисдикции суда префекта был таким же, как и у суда префекта города в самом Риме: граница, делившая сферы их ответственности, проходила, фактически, по сотой миле от Города54. Но, помимо исполнения служебных обязанностей, префект, можно сказать, стал своего
49 См., в частости: Millar 1986а; а также труды исследователей, на которые там содержатся ссылки; еще более суровая критика: Iiebs 1983; Оноре отвечает на критику в: Honoré. E&L: УП слл.
50 Не говоря уже о том факте, на который намекает вышеуказанный пассаж Три- фонина, благодаря которому и сам Миллар (Millar 1986b: 278) признает, «что работа Па- пиниана с libelli оказала влияние на содержание рескрипта Севера».
51 Миллар полагает, что подобная интерпретация источников опасна, поскольку выводы «о бюрократической модели выводятся из современных процедур» (Millar 1986а: 278). Однако можно заметить, что поверить в идею об императоре, который будто бы всё делал самостоятельно, трудно, если учитывать среднее количество императорских решений, которые должны были составляться ежедневно.
Giuflrè 1976: прежде всего с. 642 слл.; Maschi 1976: 675 сл.; Crifô 1976.
л3 Laffi 1965: 193 слл. — о свидетельствах, предоставляемых нам знаменитой надписью из Сепина {CIL IX.2438); Durry 1938; Passerini 1939; Howe 1942; в целом: De Martino 1974: 647 слл.
54 Собрание законов Моисеевых и римских (= Coli). XIV.3.2 (Ульпиан); Howe 1942: 32 слл.; из более новой литературы см.: Santalucia 19982: 225 слл. С другой стороны, М. Пичин (Реа-


Глава 6b. Северовский век
187
рода главой исполнительной власти, чиновником, напрямую подчиненным принцепсу. Порой, в особенности тогда, когда префект занимал этот пост единолично, он обладал огромным престижем и властью; ярким примером в данном отношении был Плав циан (до его опалы), который даже породнился с государем, став тестем императорского сына. В щекотливые моменты преемства высшей власти позиция префекта часто становилась ключевой, а в Ш в. именно префекты играли решающую роль при свержении правящих императоров55.
Согласно биографу Александра Севера, префекты получали сенаторское достоинство56, а эпиграфические свидетельства подтверждают, что к этому времени членство в сенате и обладание должностью префекта более уже не рассматривалось как вещи несовместимые. Всё это — ранние признаки той важной тенденции, которая привела к исчезновению традиционного разделения внутри правящего класса.
VI. 	Развитие должности прокуратора
На протяжении всего П в. количество новых прокураторских функций неуклонно увеличивалось. В период правления Северов и в последовавшие затем десятилетия данный процесс ускорился. Если при Адриане имелось сто четыре прокураторских поста, то при Коммоде их было уже сто тридцать шесть, а в промежуток между 197 и 211 годами было учреждено еще пятьдесят таких новых постов. В середине 3-го столетия количество всадников-прокураторов возросло до ста восьмидесяти двух57. Вместе с ростом их общей численности происходило также и увеличение количества постов с максимальным жалованьем в 300 тыс. сестерциев в год. Впрочем, само по себе число прокураторских позиций может привести к ошибочному представлению о том, как в реальности функционировала постепенно разраставшаяся бюрократическая система. В сравнении со служебным персоналом других великих территориальных империй, существовавших до Нового времени, количество прокураторов (не достигавшее даже двух сотен), к которым следует прибавить еще нескольких администраторов сенаторского ранга, было конечно же небольшим. Однако нужно помнить, что прокураторы осуществляли организаторские, управленческие, функции, тогда как административные обязанности исполнялись императорскими вольноотпущенниками и рабами; кроме
chin 1996) убежден, что до 4-го столетия префекты получали судебные полномочия по Делам «vice sacra» отнюдь не на регулярной основе (он исходит из «Кодекса Феодосия»
(XI.30.16)).
э5 	Каракалла, Гордиан Ш, Галлиен и Нумериан; источники см. здесь: Millar. ERW: 126 примеч. 34.
06 Сочинители истории Августов (SHA): Александр Север. 21.3; мотивация состояла в том, префекты, при той роли, какую они играли в сфере юрисдикции, могли быть судьями
НДД сенаторами (а посему они сами должны были обладать сенаторским статусом. —А.З.).
07 Pflaum 1974.


188
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
того, наряду с всадническими прокураторскими должностями, чьи служебные полномочия были хорошо определены, существовало много других прокураторов (главным образом вольноотпущенников), которые действовали на местном уровне и управляли императорскими патримониальными имениями. Например, благодаря в каком-то смысле уникальным свидетельствам в виде штампов на фистулах (fistulae — это свинцовые трубы, использовавшиеся в Риме для проводки воды и распределения воды) мы теперь знаем по именам многих прокураторов, которые надежно были идентифицированы как управляющие отдельных городских имений, принадлежавших императору58.
Учреждение новых прокураторских функций, безусловно, отвечало потребности в повышении эффективности административной машины, процессе, который стимулировался (и осуществление которого было возможным) благодаря постепенному обретению императорской администрацией новых служебных обязанностей. Хотя критерии для комплектования и карьерного роста, применявшиеся в отношении этих новых управленцев, вряд ли удовлетворяли тем «рациональным» критериям, которые мы считаем типичными для современных бюрократий59, имелись, несомненно, формы карьерной специализации, частично зависевшие от социального происхождения и культурных корней. Из эпиграфических документов (а именно надписей в честь этих высокопоставленных лиц) мы можем заключить в общем и целом, что практиковались три возможных типа карьеры60. На практике прокураторами первого типа становились лица, которые уже принадлежали к всадническому сословию и которые прежде уже отслужили tres militia («три военные должности»: префект когорты, трибун легиона, префект алы. —A3.). Прокуратор второго типа — это человек, который поднялся до всаднического статуса из рядовых и только после длительного периода службы в качестве унтер- офицера (primipilus bis. — A3.). Прокураторами третьего типа становились люди, сделавшие перед тем сугубо гражданскую карьеру, и данный тип даже не предполагал прохождения tres militiae. Именно из первой и, всё в большей степени, из второй группы отбирался персонал для исполнения должностей, связанных с военным командованием, таких как прокураторы, управлявшие провинциями. Что до третьей группы, то из нее набирались патримониальные и финансовые прокураторы в провинциях, управлявшихся сенатскими наместниками, чиновники, работавшие в центральных канцеляриях (trecenarii, треценарии), возглавлявшие канцелярии и получавшие годовое жалованье в 300 тыс. сестерциев, а также centenarii (центенарии) с окладом 100 тыс. сестерциев в год, являвшиеся adiutores (адьюторами), то есть помощниками)61, а также прокураторы,
58 Bruun 1991: гл. 6.
°9 Sailer 1980; см. также: Lo Cascio 1991а: 188 слл. (= Lo Cascio 2000: 76 слл.)
60 Christel 1997b.
61 С тех пор как процесс замены вольноотпущенников всадниками во главе ведомств завершился, новое увеличение чиновного персонала произошло в северовскую эпоху в связи с появлением должности прокуратора центенария по священным делам (procurator cente-


Глава 6b. Северовский век
189
назначавшиеся для того, чтобы надзирать за различными службами в Риме (к примеру, они осуществляли контроль за общественными и священными работами, за руслом Тибра и за исправностью канализации)62. Адвокаты фиска (advocati fisci), которые должны были обладать совершенно особыми навыками, представляли собой, несомненно, высшую возможную ступень в этих сугубо гражданских карьерах. С другой стороны, с северовской эпохи власти начинают постепенно отказываться от использования рабов и вольноотпущенников. Например, постепенно исчезают подчиненные прокураторы (помощники-adiutores при начальниках всаднического ранга, стоявших во главе канцелярий; последний такой прокуратор обнаруживается при Александре Севере)63. В некоторых других случаях функция сохранилась, однако к тому времени ее исполняли ingenui (свободнорожденные), более уже не связанные напрямую с личностью императора; эта ситуация подразумевает, что имперская «бюрократия», в узком, сугубо специальном смысле этого слова, двигалась в сторону какой-то формы своей институциализации.
VII. 	Новая организация
ИМПЕРАТОРСКИХ ИМЕНИЙ И ФИНАНСОВ
В североЬскую эпоху самыми значительными изменениями в административной организации империи были, судя по всему, те, что явились результатом крупных приращений императорской собственности после конфискации поместий, принадлежавших сторонникам Нигера и, прежде всего, Альбина. Позднее к ним были добавлены имения Плавциана (префекта претория Септимия Севера и тестя Каракаллы), который после своей опалы также подвергся экспроприации64. С одной стороны, эта исключительная экспансия подразумевает более значительное, нежели прежде, проникновение имперской администрации в экономические дела (данный процесс ясно засвидетельствован в документах, хотя в целом он переоценивается современными историками65), а с другой — в этом заключался вариант решения, по крайней мере краткосрочного, значительных финансовых проблем имперского государства, которые, в свою очередь, были обусловлены непростой экономической обстановкой, сложившейся в державе со 160-х годов66.
narius sacrarum cognitionum) наряду с должностью треценария по расследованиям ([procurator] trecenarius a cognitionibus), см.: Boulvert 1970: 324 сл.
2 Daguet-Gagey 1997: повсюду.
63 Boulvert 1970: 453 — автор расходится с Джонсом (Jones 1949: 46—47), который полагает, что императорские рабы и вольноотпущенники использовались вплоть до 4-го столетия.
64 Birley. The African Emperor. 128, 162.
65 Даже с точки зрения его результатов, которые в целом квалифицируются как негативные, — лишь один пример: ESAR V: 85.
66 Lo Cascio 1991b.


190
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
Но значение конфискаций было намного шире: они потребовали не только введения новых специальных служебных обязанностей и должностей, каковые задумывались всего лишь как временные (таких, например, как прокуратор по имуществу Плавциана (procurator ad bona Plautiani) или более общей должности прокуратора по имуществу осужденных (procurator ad bona damnatorum))67, но и создания или, по крайней мере, коренной реорганизации независимого ведомства по управлению императорским частным имуществом (res privata). Согласно биографу Септимия Севера, после экспроприаций, последовавших за поражением Альбина, впервые было учреждено управление частным имуществом императора (procuratio privatarum rerum)68. На самом деле внутри фискальной отчетности особая частная отчетность (ratio privata) выделялась уже со времен Марка69. Однако трудно понять, почему биограф — или его источник — приводит эту весьма конкретизированную и, в конечном счете, «нейтральную» информацию70. По-видимому, он имел в виду то обстоятельство, что уже существовавшее административное ведомство было реорганизовано именно в результате широких конфискаций, осуществленных между 193 и 197 гг., и в связи с этими конфискациями. Данное преобразование, как кажется, состояло в том, что особая часть обширного (и теперь еще более возросшего) императорского патримония (наследственного имущества) была передана одной из существовавших тогда фискальных rationes (финансовых департаментов. —А.З.), а именно — ratio privata (департамент по учету частных средств императора. — А.З.)1 К Задача такого учета была возложена на Аквилия Феликса, centurio frumentarius (фрументарного, т. е. «хлебного», центуриона, отвечавшего за снабжение Рима, т. е. своего рода офицера секретной службы) и вместе с тем одного из доверенных лиц Севера, который (Аквилий Феликс), будучи нанят Дидием Юлианом, чтобы убить Севера, перешел на сторону последнего вместе с другими сторонниками Юлиана72. В 193 г. и в последующие несколько лет он совмещал свои обязанности инспектора общественных работ в Риме с должностью центрального прокуратора императорского патримония. В этом последнем качестве он, вероятно, реорганизовал службу ratio privata (учета частных средств императора)
67 Pflaum 1974. Весьма вероятно, что специальная администрация по этим патримониальным имениям продолжала существовать еще и в V в.: Юлианово достояние (res Iuliani), представлявшее собой комплекс владений, состоявшее из res privata (частного имущества), и известное нам из «Списка должностей» (Notitia Dignitatum, Осс. ХП.24), может быть, вероятно, отождествлено с наследственным имением Дидия Юлиана, см.: Masi 1971: 17 примеч. 67; Delmaire. Largesses sacrées: 214 сл.
68 S НА. Жизнь Севера. 12.1—4.
89 АЕ 1961.80.
70 Хотя Нессельхауф (Nesselhauf 1964: 73) не считает, что данная информация была такой уж нейтральной.
71 Lo Cascio 1971—1972: 106 слл. (= Lo Cascio 2000: 139 слл.).
72 Oliver 1946 — с учетом поправок: Pflaum. Carrières: № 225, 598 слл.; а также: Nesselhauf 1964: 85 слл.; Lo Cascio 1971—1972: 101 слл., Ill слл. (= Lo Cascio 2000: 135 слл., 143 слл.); иной взгляд на идентификацию этого человека и, соответственно, хронологию его прокуратор- ских обязанностей см. в изд.: Daguet-Gagey 1997: 464.


Глава 6b. Северовский век
191
по образцу res privata, введя в это дело сложную четкую территориальную организацию, подобную той, которая уже существовала во 2-м столетии, особенно в таких регионах, как Африка, где к тому времени императорские владения уже были достаточно обширными73. Вскоре новая res privata стала более важным из двух департаментов, которые, весьма вероятно, заведовали императорской собственностью (управление, или департамент, частных императорских финансов и управление по наследственным императорским имуществам. —А.З.). Впрочем, мы не можем с уверенностью утверждать (как это делают некоторые)74, что со временем отдельное — и самостоятельное — ведомство по управлению патримониальными имениями исчезло75.
Если относительно правового статуса res privata сохраняются некоторые расхождения во мнениях76, то по поводу ее экономической функции никаких сомнений нет. Вне зависимости от того, насколько сопоставим в юридических терминах патримоний императора с вотчиной (наследственным имением) какого-нибудь частного лица, с самого начала принципата он очевидным образом выполнял функции, которые мы можем рассматривать в качестве «публичных» (т. е. государственных. — А.З.), и явно использовался для «публичных» целей (отличительная особенность римской имперской модели)77, хотя способ управления этим патримонием оставался (по крайней мере, на начальной стадии) тем же самым, каким управлялись крупные частные наследственные имения в эпоху Поздней республики. Однако в первые два столетия империи огромные приращения императорской собственности всё в большей и большей степени превращали патримоний в важнейший инструмент системы финансового управления державы. Одновременно с радикальным разрастанием в своих размерах «государство» (то есть император) играло благодаря экспроприациям всё более значимую роль в экономике. В связи с потребностью нарастить расходы, прежде всего на финансирование армии и удовлетворение требований войск, но и ради удовлетворения запросов римского населения, доходы также должны были повышаться. А сделать это можно было за счет увеличения прибыли, которую император извлекал из сель¬
73 По меньшей мере со времен нероновских конфискаций, см.: Плиний. Естественная история. XVTH.35.
74 Jones. LRE\ 411 слл.
75 Определенно сохранялось различие между имуществами, относившимися к patrimonium (и, следовательно, к patrimonium fisci, наследственному имению фиска), такими как fundi patrimoniales (патримониальные, т. е. вотчинные, наследственные земельные имения. — А.З.), и имуществами, относившимися к res private (частные имущества. — A3.), см.: Lo Cascio (1971—1972): 117 слл.; Delmaire. Largesses sacrées: 669 слл.; Giangrieco Pessi 1998. Естественно, этот комплекс владений не имел никакого отношения к административному департаменту, созданному Анастасием в конце 5-го столетия, о чем см.: Delmaire. Largesses sacrées: 691 слл.
7^ Nesselhauf 1964; Masi 1971; Lo Cascio 1971-1972 (= Lo Cascio 2000: 97-149).
" Hopkins 1978: 184 — здесь автор делает замечание: «Интересно, что при всем своем могуществе, при всем своем абсолютизме римские императоры, тем не менее, приобретали огромные, личные наследственные земельные имения», и считает важным объяснить, почему это было так и какими последствиями оборачивалось.


192
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
скохозяйственного населения в форме ренты и за счет подавления конкуренции со стороны крупных землевладельцев, особенно представителей сенаторского сословия, которые и оказывались главными жертвами конфискаций.
С этого момента императорская администрация играла более серьезную роль в экономических делах, особенно в тех, которые были связаны со снабжением армии и с потребительскими запросами огромной метрополии, находившейся в центре державы. Администрация осуществляла также контроль над некоторыми частными объединениями. Что касается последних, то те из них, которые обеспечивали Рим продовольствием, были превращены в корпорации (corpora), членство в которых, первоначально добровольное, стало повинностью (munus) и, следовательно, обязательным и наследственным78. Вмешательство императора в экономические сферы, связанные со снабжением Рима, засвидетельствовано производством (а также, по всей видимости, и транспортировкой) масла в испанской провинции Бетика. Продукт предназначался для бесплатных раздач Септимием Севером — наряду с раздачами зерна79. Из так называемых tituli picti, то есть надписей, сделанных краской и служивших контрольными метками на амфорах, в которых масло перевозилось в Рим, мы можем заключить, что с какого-то времени императорская администрация почему-то взяла на себя обязанности, прежде исполнявшиеся частными предпринимателями, которые транспортировали испанское масло и продавали его в Риме: это были navicularii (судовладельцы), а также negotiatores (оптовые торговцы), mercatores (купцы) или difiusores olearii (торговцы маслом). Очевидно, эта перемена могла быть связана с ростом императорской собственности и с началом практики бесплатных раздач. Вместо купцов, которые одновременно могли быть судовладельцами (navicularii) и определенно являлись собственниками транспортируемого масла, со времени Септимия Севера в этих надписях упоминаются императоры. Это, несомненно, указывает не только на то, что масло было государевым — а следовательно, с высокой вероятностью происходило из поместий, принадлежавших императору, — но также и на то, что сама транспортировка осуществлялась его администрацией. При Макрине имя прин- цепса в надписях заменяется фразой «fisci rationis patrimonii provinciae Baeticae» («[это масло] казенного управления вотчин провинции Бетика») или, на амфорах из Тарраконской Испании, «fisci rationis patrimoni provinciae Tarraconensis» («[это масло] казенного управления вотчиной Тарраконской провинции»). Изменение формулировки объясняется так: поскольку Макрин пришел к власти не в силу династического преемства, имения, конфискованные в свое время Северами в Бетике, были при Макрине переданы управлению по наследственным имениям (patrimonium)80. Свидетельства в виде tituli picti подкрепляются амфорными клей-
78 О времени этих изменений см.: Sirks 1991: прежде всего с. 108 слл.; но см. также: Lo Cascio 2002.
/У Cracco Ruggini 1985; Lo Cascio 1990; Herz 1988a: 156 слл.
80 	Rodriguez-Almeida 1980; Rodriguez-Almeida 1989; Chic Garcia 1988; de Salvo 1988; Liou, Tchemia 1994.


Глава 6b. Северовский век
193
мами, которые убедительно интерпретированы как указания на владельцев гончарных мастерских (figlinae), в которых эти амфоры были изготовлены. Опять же в северовскую эпоху во многих случаях имена частных граждан заменяются именами императоров, которые, очевидно, вступили во владение этими мастерскими взамен прежних собственников. Еще одной сферой, выказывающей всё более очевидные признаки императорского вмешательства, является производство черепицы, прежде всего в окрестностях Рима. В данном случае figlinae, в которых изготавливались кирпичи для городского рынка, перешли в императорский patrimonium, а позднее — в разряд res privata. Здесь мы имеем дело с процессом, который был начат уже в век Антонинов, но ускорился в век Северов81.
Необходимость удовлетворять потребности римской анноны (annona, продовольственное снабжение) являлась, несомненно, важнейшим приоритетом для имперской власти, но еще более значительной была, очевидно, необходимость обеспечивать войска ресурсами пропитания настолько хорошо, насколько это было возможным. В северовскую эпоху методы продовольственного снабжения были еще более усовершенствованы и стандартизованы посредством интенсификации изъятий в натуральной форме. Учитывая, что реквизиции более уже не являлись гарантированным источником восполнения расходов, дополнительным поимущественным налогом фактически становится так называемая «annona militaris» (снабжение продовольствием войск). Она была распространена на такие регионы, как Италия, прежде защищенные налоговым иммунитетом82. Будучи натуральным налогом, annona militaris не зависела от роста цен и могла охватывать также те виды продукции, которые на рынке не оборачивались. В дополнение к усилившимся реквизициям, а также и к двум повышениям солдатских окладов, случившимся при Септимии Севере и при Каракалле, щедрым дарениям и повышению вознаграждения за военную службу (praemia militia)83 еще одной льготой для армии было освобождение от налоговых изъятий. Впрочем, как введение натуральных обложений, так и освобождение от налоговых изъятий были гораздо более постепенными, нежели считалось прежде. Аннона как взыскание в твердых ценах, специально предназначенное для того, чтобы гарантировать снабжение войск, на самом деле предшествовало северовской эпохе; а ее трансформация в новую систему налогообложения, основанную на иных методах оценивания фактической производительности земли в каждом регионе, случилась только в период тетрархии. Что касается освобождения от налоговых изъятий, первоначально оно должно было ограничиваться отборными войсками, сопровождавшими императора; остальная армия получила эту привилегию лишь
81 Steinby 1986.
82 Corbier 1978; Armées et fiscalité; a также статьи: van Berchem 1977; Carné 1977; Corbier 1977; Neesen 1980: 104 слл.; 157 слл.; Carné 1993a.
83 Corbier 1974: 702. Большое значение, видимо, имеет тот факт, что в конце правления Каракаллы ранг префектов военной казны (praefecti aerarii militaris, т. е. заведующих специальным фондом для выплаты премий увольнявшимся воинам) считался одним из высоких.


194
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
позднее. Так что, хотя годы правления Септимия Севера в целом более уже не рассматриваются в качестве эпохального водораздела в данном отношении (как это представлено в одной имевшей большое значение реконструкции84), они всё же знаменуют собой важную стадию в этом процессе.
Век Северов, несомненно, также испытал важные нововведения в вопросах налогообложения, что явилось результатом повсеместного предоставления гражданства провинциалам-инородцам, истинная цель чего, согласно злобному объяснению Диона Кассия85, состояла в том, чтобы обязать новых граждан платить те налоги, которые взимались с римских граждан. Впрочем, высказывались сомнения относительно того взгляда, согласно которому одновременно со значительным возрастанием налогов (осуждаемым источниками, враждебными Септимию Северу и Кара- калле) взимание всех косвенных сборов было окончательно передано императорским прокураторам и их служебному персоналу86. Отдача на откуп сбора налогов прежде всего индивидуальным откупщикам (а не товариществам, societates), засвидетельствована в юридических документах еще и для IV в.; в 3-м столетии эта откупная система, по всей видимости, продолжала широко использоваться, хотя не исключено, что некоторые специфические сборы, такие как portoria (ввозные пошлины), в течение какого-то времени в северовский период в ряде регионов взимались прокураторами и их служебным персоналом. Как бы то ни было, прокураторы должны были исполнять контрольные функции в отношении откупщиков даже и в тех местах, где те продолжали действовать87.
Таким образом, частные лица по-прежнему были задействованы в процессе сбора налогов и в финансовой системе империи. Это — еще один аргумент против той идеи, согласно которой именно Северы инициировали радикальную дирижистскую трансформацию, то есть переход к практике государственно-монополистического регулирования, что в течение долгого времени рассматривалось в качестве отличительной особенности позднеантичного имперского государства. В сущности, возрастание экономической роли «государства» было непосредственным результатом расширения императорской собственности. Это никоим образом не предполагало более общую реорганизацию экономики, которая продолжала основываться на рыночных отношениях. Так что если явным анахронизмом является постулирование того, что в первые два века принципата императорская власть осознанно осуществляла политику «laissez- faire»873, то не меньшим анахронизмом было бы предположение, что позднее политика была сознательно изменена в сторону командной экономики.
84 Carné 1993а.
85 Дион Кассий. LXXVH.9.4—5.
86 Cimma 1981; Brunt RIT. гл. 17.
87 Eck 1999а; Brunt RIT. гл. 17.
87a L a i s s e z-f a i г e (фр.\ букв.: «позволяйте делать [кто что пожелает]») — выражение, означающее невмешательство правительства в дела частных лиц, в бизнес и торговлю. — Л.З.


Глава 6b. Северовский век
195
Совокупность разнообразных мер, предпринятых Севером и его преемниками, вместе с успешным исходом экспансионистской кампании на восточном фронте эффективно затормозила (по крайней мере, на какое- то время) не только развитие экономических проблем Коммодова правления, но также и инфляционные тенденции88  89. Такие результаты были достигнуты несмотря на тот факт, что острота финансовых проблем в годы войн с Альбином и с парфянами заставила императорское правительство предпринять самую радикальную со времен Нероновой реформы порчу серебряной монеты. Количество чистого металла в денарии (denarius) Септимия Севера не превышало 50%æ. Деньги с таким низким содержанием серебра могли иметь хождение только в том случае, если чеканившая их власть сумела убедить пользователей согласиться с принципом, согласно которому достоинство монеты зависело не только от количества содержавшегося в ней драгоценного металла, но также и от клейма, проштампованного на ней государством в процессе ее выпуска, иначе говоря — от той ценности, которую государство присваивало разным номиналам в пересчете на сестерции (расчетная денежная единица). В се- веровскую эпоху данный принцип был совершенно недвусмысленно выражен юристом Павлом, который обратил внимание на то, что к тому времени монеты более уже не являлись товаром (merx), подобным другим вещам: поскольку монета — это «предмет, которому была придана публичная форма» («materia forma publica percussa»), она является ценой (pretium), а не товаром (merx)90. Результатом такого присвоения нарицательной стоимости, напрямую не связанной с действительной стоимостью, было обязательство принимать монеты, содержащие изображение (vultus) императора, и жесткие санкции для тех, кто отказывался эти монеты принимать.
88 Drexhage 1991; Lo Cascio 1993b; Lo Cascio 1997.
89 Walker 1978.
90 Дигесты Юстиниана. ХУШ.1.1 в начале\ Lo Cascio 1986.


Глава 6с
Э.-Л. Кашо
ПРАВИТЕЛЬСТВО И АДМИНИСТРАТИВНАЯ СИСТЕМА ИМПЕРИИ В СРЕДИННЫЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯ 3-го СТОЛЕТИЯ
I. 	Назначение императора
И ПОРЯДОК ПРЕЕМСТВА В ПЕРИОД ПОЛУВЕКОВОЙ АНАРХИИ
Пятьдесят лет, которые последовали за убийством Александра Севера, были временем, когда для имперской структуры — подвергавшейся не только внешним атакам, но испытывавшей еще и внутренние политические, экономические и демографические проблемы — существовал реальный риск распада. Угроза стала наиболее явной начиная с середины столетия1. На карту был поставлен главным образом унифицированный политический контроль над державой, и сами основы легитимации императорской власти, казалось, менялись явно и быстро. В этом отношении очень показательно восшествие Максимина и, в особенности, его отказ прибыть в Рим для подтверждения своего назначения в центре державы, поскольку в этом уже обнаруживаются признаки нарушения тонкого равновесия между сенатом и армией, каковой баланс до сих пор обеспечивал процесс императорской легитимации (хотя и, по общему признанию, с переменным успехом). Отношение сената к Максимину, впрочем, не сводилось к прямому неприятию последнего2. Чтобы собрать силу, необходимую для сплочения всех сенаторов в противостоянии Максимину, группе лояльных Александру Северу сенаторов потребовался не только мятеж в одной из самых богатых областей империи (вспыхнувший про¬
1 Что красноречиво демонстрируют «“raw” data» («исходные», еще не обработанные данные), если пользоваться формулировкой из: Carné 1993а: 93.
2 На преемственности сенаторских и всаднических карьер в период между годами правления Александра Севера и годами Максимина акцентирует внимание Сайм, см.: Syme. Е&В: 191.


Глава бс. Правительство... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 197
тив непомерных налогов, введенных императорским правительством для финансирования обширных военных усилий, предпринимавшихся на северном фронте), но также и поддержка значительного числа провинциальных наместников, обладавших легионами. Сенатская реакция против Максимина приняла форму несколько причудливого и утопичного эксперимента, направленного на аристократическую реставрацию3. Назначение вигинитивиров (vigintiviri, государственный совет двадцати, учрежденный в 237 г. —А.З.) было, очевидно, попыткой заново подтвердить роль сената и сенатской элиты в имперской правительственной системе. Даже назначение из их числа двух Августов являлось, по существу, частью той же схемы, и оно вряд ли может быть истолковано в качестве конституционного нововведения, имевшего будто бы целью переход к действительно коллегиальному императорскому правлению — для нас не имеет никакого значения, насколько пропаганда (выражавшаяся, например, в чеканке на монетах) желала концентрироваться на данном аспекте. Напротив, указанное назначение стало результатом трудного компромисса внутри сената. Присвоение Гордиану Ш титулов Цезаря и принцепса молодежи («princeps iuventutis»), чего желал народ Рима (который таким образом надеялся заново подтвердить свою собственную роль в деле назначения императора) и что, вероятно, было поддержано также группой сенаторов, показало: такое императорское преемство, которое полностью исключало бы династический принцип, политически являлось непригодным4. И, как оказалось, мятеж преторианцев быстро положил конец данному эксперименту с аристократическим правлением, оставив сенаторам одну- единственную возможность — склониться перед вооруженным давлением и даже согласиться на «damnatio memoriae» («проклятие памяти») Пу- пиена и Бальбина5.
И всё же именно династический принцип был поставлен под сомнение в следующие пятьдесят лет, хотя при этом регулярно предпринимались попытки подтвердить его значимость, примером чему — совместное правление Филиппа Араба и его сына или подобные же ситуации, когда Деций правил совместно с Гереннием Этруском и Гостилианом, а Валериан — с Галлиеном, Валерианом Младшим и Салонином. В сущности, самым наглядным проявлением трудностей, с которыми сталкивалась имперская структура, являлся турбулентный характер передачи высшей власти в очень многих случаях, когда большинство императоров ожидала насильственная смерть (и был даже случай, когда император умер в плену)6. Чего более уже не существовало (если вообще когда-либо существовало), так это критерия, с помощью которого можно было бы отличить кандидата, возвысившегося до императорского Достоинства законным образом, от того, кого следовало бы квалифицировать как узурпатора или — если принять термин, специально ис¬
3 О составе сената см.: Dietz. Senatus.
4 О восстании 238 г. см. различные интерпретации в изд.: Mullens 1948; Townsend 1955; Dietz. Senatus.
° Об этом говорит выскабливание их имен в надписи: АЕ 1934.230.
6 	Hartmann 1982.


198
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
пользуемый для этой цели в позднеантичных правовых текстах и в «Истории Августов», — тирана. Очевидно, что во всех этих случаях решающим обстоятельством был исключительно успех путчей, приведших к власти таких недолговечных императоров или узурпаторов. Вместе с нарушением династической преемственности, что теперь скорее превратилось в правило, нежели осталось исключением, те, кто становился императором при поддержке армии, всё в большей степени находили целесообразным обращаться к иным формам легитимации, имевшим сакральную и религиозную природу: либо подтверждая традиционные религиозные ценности, либо следуя тем или иным способом примеру Элагабала и вводя какой-нибудь культ, который мог бы укрепить общее впечатление об исключительном отношении, связывающем верховного правителя державы с божественным миром. Так что нет никакого парадокса в том, что именно повторявшиеся снова и снова разрывы в императорской преемственности способствовали формированию идеи о том, что самый эффективный способ легитимации — это подчеркивание связи государя с божеством — тенденция, которая в конечном итоге привела к использованию по такой же модели Константином христианской религии для своих собственных нужд.
Однако, несмотря на трудности, с которыми сталкивался сенат, этот орган не утратил ни своей легитимирующей роли, ни политической значимости. Его благосклонность или враждебность оставались решающим фактором в обеспечении хотя бы минимальной преемственности при акте получения императорского титула, хотя атмосфера, представленная в литературных источниках, в значительной степени исходящих от сенаторских кругов, искажена и необъективна (пример — ожесточенная враждебность, демонстрируемая этими источниками по отношению к Гал- лиену). То, что традиционная роль сената в деле управления державой по-прежнему считалась важной, видно из осторожной политики Филиппа Араба: к власти он пришел примерно так же, как и Максимин, но при этом оказался достаточно прозорливым, чтобы избежать ошибок своего предшественника7.
Порой сенату приписывали также особую роль в системе разделения властей, каковая роль, по факту, не была определена конституционно, как, например, в случаях (весьма нередких), когда император удалялся из Рима и находился на фронте, а на сенат возлагалась обязанность заботиться об управлении страной и ведении государственных дел. Так, вскоре после своей аккламации (одобрения и провозглашения в качестве императора) в 253 г. Эмилиан обратился письменно к сенату, чтобы недвусмысленно предложить такое разделение обязанностей8. Заслуживает упоминания также и то, что после 238 г. было несколько моментов, когда сенат брал на себя активную роль, а не просто реагировал на
7 De Blois 1978—1979; De Blois 1986; Christol 1997a: 99 слл.
8 Зонара. ХП.22. Данная информация сообщается также в сочинении «Anonymus post Dionem» (FHG IV. 193); Mazzarino 1980: 27; а также: Christol 1997a: 125. Обратигге внимание также на упомянутое Зонарой (ХП.20) разделение обязанностей уже между Децием и Валерианом.


Глава 6с. Правительство... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 199
ситуацию: так было, например, когда он повысил Галлиена до ранга «nobilissimus Caesar» («благороднейший Цезарь») еще до того, как это сделал Валериан9.
Понятно, что в период столь серьезных проблем предпринимались попытки сделать руководство военно-политическими делами более эффективным через умножение центров политического управления и через распространение их по разным регионам громадной империи. По сути, решение, в конечном итоге достигнутое с помощью тетрархического деления, имело прецеденты в центральные десятилетия 3-го столетия. Причина, по которой провозглашенные императоры немедленно повышали своего сына или сыновей до ранга Цезаря или Августа, не сводилась исключительно к сильному желанию обеспечить династическое преемство; это был еще и способ разделения обязанностей, ответственности и театров действий, чтобы таким образом сделать деятельность императоров более эффективной. Это то, что прямо совершил Валериан: сохранил за собой восточный фронт, поручив иллирийский фронт, который был ближе к Италии, поначалу Галлиену, а затем (когда Галлиен перешел в рейнский регион) — старшему сыну последнего, Валериану Младшему.
II. 	Реформы Галлиена:
ВОЕННОЕ КОМАНДОВАНИЕ И УПРАВЛЕНИЕ ПРОВИНЦИЯМИ
Распределение обязанностей между несколькими императорами-колле- гами являлось, естественно, необходимой мерой, хотя самой по себе этой меры было недостаточно для повышения эффективности императорской деятельности, как и для обеспечения единства державы. Другими критически важными приоритетами были организация вооруженных сил и система управления провинциями, и прежде всего «горячими» провинциями, ближе других расположенными к путям вторжения, использовавшимся внешними врагами. В этом отношении связи между разными группами элиты имели жизненно важное значение. Благодаря главным образом просопографическим исследованиям теперь мы имеем менее упрощенческое и более детализированное, с большими нюансами, представление об отношениях (и/или столкновениях) между различными силами, включенными в игру, то есть речь здесь идет не только об ар мии и сенате, но также о всадническом сословии, чья роль в 3-м столетии традиционно интерпретируется (что было показано выше) как роль ин¬
9 	Эти сведения сообщают Аврелий Виктор, Евтропий и Орозий, а восходить они могут к «Императорской истории Энмана», см.: Christol 1997а: 131. («Императорская история Энмана» — современный термин, обозначающий гипотетический исторический текст на латинском языке, написанный в IV в. и ныне утерянный. Впервые аргументы, доказывающие существование этого текста, выдвинул российский историк А.Ф. Энман (1856— 1903 гг.). В специальной литературе название данного сочинения обычно фигурирует в немецком варианте — «Enmannsche Kaisergeschichte», сокр.: EKG. — A3.)


200
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
струмента, использовавшегося принцепсом в его постоянном конфликте с сенатом. Согласно широко распространенному мнению, для всадников Шв. оказался периодом процветания, а к концу этого процесса повышения их значимости сенаторы, по сути, оказались отлучены как от военного командования, так и от провинциального управления10. Вместе с тем недавние исследования показали, что оппозиция между двумя привилегированными сословиями не была такой уж отчетливой; а также то, что, хотя сенаторы, бесспорно, заменялись всадниками в некоторых функциях, процесс этот всё же был не таким быстрым. Более того, он не был также и односторонним: когда в 249—250 гг. создавалась новая провинция Фригия—Кария, она символично была вручена легату сенаторского звания11. Исследование показало прежде всего, что все эти процессы являлись не отражением борьбы между императорской властью и сенатом, а понятным ответом на внешние и внутренние проблемы. Иными словами, они свидетельствуют о стремлении к большей эффективности в деле политического и военного руководства империей12.
Фактически, то, что мы замечаем, это не столько общее продвижение всадников за счет сенаторов, сколько повышение профессиональных воинов по службе до высших командных должностей, даже когда эти воины поднимались из рядовых. Поощрение профессиональных солдат, очевидно, отвечало военным потребностям империи, особенно после того, как войско стало однажды вновь сражающейся армией, прежде всего — при Александре Севере. Отстранение сенаторов было продиктовано просто необходимостью гарантировать наилучшее командование для императорских войск. Похожая потребность диктовала отлучение сенаторов также и от руководства провинциями, а позднее — отделение гражданских (и, по существу, юрисдикционных) функций от воинских обязанностей.
В одном известном пассаже Аврелий Виктор возлагает на Галлиена ответственность за такое отлучение, заявляя, что император отстранил сенаторов от военного командования специальным эдиктом, «чтобы империй (imperium, высшее командование. — A3.) не переходил в руки самых лучших из числа нобилей (nobiles, благородных. — А.З.)»13. Впоследствии эта мера, надо полагать, была отменена Тацитом. Заявление Аврелия Виктора до некоторой степени подтверждается эпиграфическими источниками. От времени Валериана и Галлиена14 мы имеем свидетельства о значительном ускорении процесса, который начался еще раньше: такие посты, как «tribunus laticlavius» (трибун, имеющий право на ношение латиклавии, то есть тоги с широкой пурпурной полосой. — A3.) и «legatus legionis» (легат легиона), исчезли из обычного сенаторского «cursus honorum» («пути почестей», то есть политической карьеры); легат сена¬
10 Это мнение можно найти уже в работе: Keyes 1915.
11 Roueché 1996; Christol 1997b: 62.
12 См. прежде всего: Christol 1982; Christol 1986; Christol 1997b.
13 Аврелий Виктор. О Цезарях. ХХХШ.ЗЗ; ср.: ХХХУП.5; см. прежде всего работы, содержащие различные интерпретации данного пассажа: Maleus 1969; Thylander 1973; de Blois. Gallienus: 39 сл. и повсюду, Pflaum 1976; Christol 1982.
14 Christol 1986: 39 слл.


Глава 6с. Правительство ... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 201
торского звания всё чаще и чаще заменялся префектом, действовавшим вместо легата («praefectus agens vice legati»); крупные командные должности уже более не являлись исключительной прерогативой сенаторов. Как мы видели, передача важных военных должностей в руки всадников началась при Септимии Севере и даже еще при Марке; а затем с помощью процедуры adlectio (назначение императором на высшую должность без прохождения промежуточных ступеней) избранные всадники часто допускались в сенаторское сословие15. Данный процесс мог быть связан с более общей тенденцией к большей профессионализации командования и к «милитаризации» имперского правительства. Однако, независимо от того, было ли это осознанным выбором или просто необходимостью, изменение стратегии требовало «гибкой» обороны:16 она была призвана не столько обеспечивать спокойствие и благоденствие регионов внутри рубежей империи (что уже невозможно было гарантировать), сколько обеспечивать само выживание империи как единого территориального государства. С этим изменением стратегии было связано решение Галлиена приписать тактическую, и даже стратегическую, функцию коннице, сопровождавшей императора, который сам, как правило, пребывал в самых уязвимых областях державы17. Как раз эти перемены в армейской организации, несомненно, решительно способствовали окончательному успеху в деле преодоления военного кризиса рассматриваемого времени.
Отлучение сенаторов от управления теми провинциями, в которых были размещены легионы, не было, как представляется, ни полным, ни окончательным, даже если имело место очень сильное стремление в этом плане в годы правления Галлиена, то есть в самое критическое для державы время. В провинциях преторского ранга, таких как Нумидия, Аравия, Фракия и Киликия, наместничество было отдано в руки презесов (иначе «президы», praesides) всаднического звания (в источниках обозначаются как perfectissimi, «превосходнейшие»); отталкиваясь от эпиграфических свидетельств, это может быть отнесено к 262 г., когда, очевидно, и был издан Галлиенов эдикт18. Лишь значительно позднее, во времена Константина, некоторые из указанных провинций вернулись к сенаторам (в источниках обозначаются как «clarissimi», «светлейшие»), хотя к тому времени весь сценарий, связанный с системой провинциального управления, уже полностью поменялся. С другой стороны, в консульских провинциях не происходило повального перехода наместнических функций к всадникам. В следующие десятилетия мы обнаруживаем широкий спектр ситуаций: сенаторские и всаднические наместники чередовались, хотя в большинстве провинций губернаторами были преимущественно сенатские легаты (консульского ранга). Одним словом, хотя мы и наблюдаем тенденцию к избавлению от сенатских наместников, эта линия осга-
15 Christol 1986: 38.
16 Luttwak. Grand Strategy, гл. 3.
l/ Именно в таких терминах мы должны квалифицировать предполагаемую «реформу конницы» при Галлиене, см.: Carné 1993а: 102 сл.
18 	Christol 1986: 45 слл.


202
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
валась всё же лишь тенденцией, которая начала усиливаться только при Диоклетиане.
Инновациями периода правления Галлиена затронуты были, очевидно, те провинции, в которых тогда размещались императорские войска. Провинции народа (то есть более внутренние, а также и менее подверженные угрозе извне провинции, как Африка и Азия) по-прежнему частично отдавались в управление бывшим консулам. Теперь, впрочем, проконсулы назначались непосредственно императором и без всякого жребия. Для них теперь также срок наместничества длился более одного года. Часто вместе с ними отправлялись корректоры (correctors), назначавшиеся на округа — диоцезы (dioeceses), — на которые были разделены более крупные провинции, такие как Азия. Из провинций, поручавшихся проконсулам, административной реорганизации подверглись те, в которых наместниками были претории (praetorii). В эти провинции начали посылать наместников с экстраординарными функциями; и зачастую такими наместниками становились не проконсулы, но викарии (vicarii, букв.: «заместители». —A3.) всаднического ранга19, в каковых случаях принцепс на какое-то время брал на себя ответственность за управление провинцией народа, не прибегая при этом к актуальному видоизменению ее официального статуса. Позднее другие провинции, такие как Македония и Ли- кия—Памфилия, были преобразованы в императорские и поручены пре- зесам (praesides).
Но, возможно, самым заметным элементом в организации провинциального управления — и таким, который был прямо связан с переменами в военной стратегии, — стало создание крупных межпровинциальных округов под объединенным руководством. В литературе они описываются как настоящие «военные провинции»20. Таким способом Филипп Араб вверил восточное командование своему брату Приску. Слияние нескольких провинций под единым началом означало в некотором смысле возвращение к ситуации Поздней республики или Ранней империи.
Колоссальные военные усилия этих лет (срединных десятилетий Ш в. — A3.) неизбежно повлекли за собой увеличение налогов, что всё более и более приобретало форму реквизиций для военной анноны20а. Но предпринимались также попытки реформировать и саму систему сбора налогов. Филипп Араб, например, пробовал распределить налоговое бремя более справедливо и более рационально путем пересмотра самого определения налогоспособности, без чрезмерного отягощения высших классов. Об этих мерах мы узнаём из египетских документов21.
Особенно тогда, когда многочисленные узурпации и нападения варварских племен делали невозможным сколько-нибудь регулярное взима¬
19 Выражение «независимый викариат» (англ, «independent vicariates») введено в употребление Кайзом, см.: Keyes 1915: 8; Christol 1986: 53 примем. 78.
20 Christol 1986: 40.
20а Военная аннона (annona militaris) - продовольственное снабжение войск, расположенных на территориях провинций, и находящихся там на службе чиновников; такое снабжение обеспечивалось путем взимания с некоторых категорий местного населения натурального оброка продуктами. — A3.
Parsons 1967; de Blois 1978-1979; Christol 1997a: 102 сл.


Глава 6с. Правительство ... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 203
ние налогов, для покрытия значительных расходов (особенно на денежное довольствие воинов) не оставалось никаких иных вариантов, кроме как прибегнуть к единственной подходящей уловке — к порче монеты. Перечисленные далее явления легко можно истолковать как реакцию на рецидивные финансовые трудности: постепенное ухудшение серебряной монеты (которая в конечном итоге осталась таковой только по названию); особая функция чеканного золота;22 размножение монетных дворов и выбор самих мест их расположения. Это последнее обстоятельство может быть соотнесено с тем, что определяется как «конец монетарного плюрализма»23, то есть исчезновение местных и провинциальных эмиссий, каковые были важной чертой политической и (до некоторой степени) экономической автономии восточных городов и самих провинций, случившееся в десятилетия между серединой столетия и Аврелиановыми реформами. В течение этих декад количество монетных дворов и мастерских [лат. officinae), которые изготавливали императорские монеты, составлявшие большинство всей монетной чеканки вообще, возросло неимоверно: с трех монетных дворов в 251 г. до девяти в 274-м, при этом число officinae выросло с пятнадцати в 251—259 гг. до сорока трех в 274-м24. Одновременно производство было в значительной степени перенесено из Рима, где сохранился один важный монетный двор, в пограничные зоны, преимущественно поближе к Рейну и Дунаю. Расположение монетных дворов явным образом отражает необходимость переноса мест производства денег ближе к тем местам, где их реально предполагалось тратить. И совершенно очевидно, что монетные дворы и officinae быстро размножились, поскольку нужно было резко увеличить производство монеты, и не столько из-за того, что имперская структура стала больше тратить, сколько в силу того, что траты всё в большей степени должны были осуществляться в новых деньгах. При тогдашних проблемах со сбором налогов количество старой валюты, возвращавшейся в императорские сундуки посредством взимания сборов, всегда оставалось чересчур малым, чтобы покрыть расходы. Кроме того, чтобы задействовать механизм фальсификации монеты, деньги, которые таки находили путь назад, в казенные сундуки, требовалось переплавлять — с тем чтобы затем отчеканить их по новым, и гораздо более низким, стандартам веса и пробы. Однажды начавшись, этот процесс остановиться уже не мог: в силу закона Грешема24а в государственные авуары неизбежно возвращались самые плохие деньги. Антониниан [лат. antoninianus, условное обозначение, введенное в обо¬
22 Callu. Politique monétaire: гл. 6; Lo Cascio 1986.
23 Callu. Politique monétaire.
24 Callu. Politique monétaire: 198 слл.; cp.: Christol 1977.
24a Закон Грешема гласит, что любой тип денег, который становится более ценным в каком-либо ином качестве, нежели сами деньги, постепенно исчезает из обращения; наир., в условиях золотого стандарта «плохие деньги» вытесняют из обращения «хорошие Деньги», если официальное соотношение между ними не отражает их металлического содержания; плохие деньги люди стараются потратить, а хорошие деньги хранят, помещая в кубышки или клады (см.: Финансовые рынки: Новый англо-русский толковый словарь / Под общ. ред. Апанасенко Т.Е., Сторчевого М.А. 3-е изд., испр. и доп. (М.: Экономическая школа, 2006): под понятием «Gresham’s Law». —А.З.


204
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
рот современными исследователями; истинное латинское название этой монеты неизвестно. — А.3.), серебряная монета, которая вытеснила денарий (denarius) в качестве ключевого элемента системы, в годы правления Валериана и Галлиена всё более и более обесценивалась. При Клавдии П (Готском) была достигнута самая низшая точка:25 теперь серебряная монета содержала не более одного или двух процентных пункта серебра и превратилась просто в медную монету, которую «окунули» в серебро. Хотя Аврелиан всё-таки официально приступил к политике денежной реформы, мотивы и последствия которой до сих пор остаются дискуссионными26, монетарная неустойчивость (и влияние этой нестабильности на цены) была обречена растянуться на продолжительное время.
В заключение необходимо сказать, что именно в срединные десятилетия Ш в. мы выявляем начало ряда тенденций, которые — разными путями — предуготовили и предвосхитили реорганизацию эпохи тетрархии. Как мы увидим, новизна века тетрархии заключается в том обстоятельстве, что эти различные тенденции сошлись вместе во всеобъемлющей попытке реформировать государство.
III. Город Рим
от времени Северов до Аврелиана
В северовскую эпоху — и даже еще ранее, при Коммоде, — город Рим стал объектом ряда мер, направленных на разрешение проблемы продовольственного снабжения в трудный период, наступивший после 160-х годов. Когда эпидемия и голод ударили по Городу в 189—190 гг., Коммод попытался исправить вызванную этими бедами инфляционную ситуацию путем введения контролируемых цен, однако данный шаг спровоцировал еще больший дефицит товаров на рынке27. Императорская администрация пыталась контролировать также заготовку и транспортировку зерна, прежде всего из Африки28.
Но только при Северах система городской анноны была поставлена на новый фундамент. Возможность для осуществления более радикальной реформы возникла благодаря общей реорганизации императорских имений и, шире, благодаря общему экономическому восстановлению в северовский век. Внимание Септимия Севера к Риму обнаруживается не только благодаря огромному конгиарию28*, выданному по случаю десяти¬
25 Соре 1969.
26 Lo Cascio 1993а; Lo Cascio 1997, с содержащимися здесь ссылками.
2/ Геродиан. 1.12 слл.; Дион Кассий. LXXII.12—14, к этому, в частности, см.: Grosso 1964: 262 слл., 290 слл.; Сочинители истории Августов. Колшод. 14.3 (о ценовом контроле).
28 	Сочинители истории Августов. Калшод. 17.7 (о создании classis Africana Commodiana — Коммодова африканского флота).
28аКонгиарий (congiarium, подразумевается donum) — определенное количество зерна, масла, вина и иных продуктов, которые в известных случаях выдавались в качестве дара городской бедноте, воинам и др. — А.З.


Глава 6с. Правительство ... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 205
летнего юбилея (decennalia) его вступления на престол29, но оно заметно также и по той тщательности, с какой он организовал службу анноны. Его биограф сообщает, что, умирая, Септимий оставил римскому народу «семилетний запас хлеба»: огромное количество зерна, которое позволяло тратить ежедневно по 75 тыс. модиев29а (объем, который, весьма вероятно, был достаточен для обеспечения дневного потребления всем городом)30. Несмотря на очевидное риторическое преувеличение, заключающееся в этой невероятной цифре, данный пассаж всё же заставляет думать, что количество реквизированного зерна, доставленного в Рим, было огромным и его должно было хватить на почти полное покрытие потребностей городского населения в важнейшем пищевом продукте. Это также показывает, что создание масштабного зернового резерва мыслилось в качестве существенного инструмента для обеспечения общественного порядка в Риме. Вместе с раздачами зерна осуществлялось также и распределение масла (и по этому поводу опять тот же биограф делает похожее заявление о размерах оставленного Севером запаса масла).
Имелась также и другая сфера, в которой представители династии Северов, как представляется, предпринимали шаги для улучшения служб анноны. Дело в том, что именно этим периодом мы можем датировать строительство нескольких мельниц в разных частях города — от Яникула до наружной стены новых терм Каракаллы; возведение всего этого мукомольного комплекса было завершено Александром Севером31. Как передает биограф Александра Севера, император построил не только государственные амбары (horrea) во всех районах города, но также устроил «очень много механических сооружений» («mechanica opera plurima»)32, которые весьма правдоподобно были идентифицированы как мельницы. Решения о таких мерах, как сооружение мельниц, должны были приниматься на очень высоком уровне и, следовательно, с полным вовлечением императорской администрации в дело их эксплуатации33. В конце 2-го или в начале 3-го столетия была проведена новая реформа, которая могла быть связана с необходимостью рационализации «служб», обеспечивавших потребности жителей Рима: было осуществлено объединение двух административных систем — по управлению акведуками и по раздаче зерна; мера эта, судя по всему, была предпринята именно потому, что вода из акведуков использовалась теперь и для мельниц. На самом деле, кураторы водопроводов и Милиции («curatores aquarum et Miniciae»; под «Милицией» имеется в виду портик семейства Минициев, где происходили зерновые раздачи, а также сами эти раз¬
29 См. сноску 19 к гл. 6Ь наст. изд.
29а М о д и й (modius) — римская мера сыпучих тел, которая равна 8,754 л. — А.З.
30 Сочинители истории Августов. Север. 23.2; ср.: 8.5; Lo Cascio 1999а: 165 сл.; иную интерпретацию этого пассажа см.: de Romanis 1996.
31 Bell 1994; Wikander, Schioler 1983; см. также: Coarelli 1987.
32 Сочинители истории Августов. Александр Север. 39.3 (об амбарах), 22.4 (о «механических сооружениях»); Coarelli 1987: 447.
33 Bell 1994: 84.


206
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
дачи; см. сноску 35 наст. гл. — А.З.) впервые засвидетельствованы для времени Септимия Севера34. Была высказана также гипотеза, что в те же самые годы frumentationes, то есть ежемесячные распределения зерна, были преобразованы в ежедневные хлебные раздачи, хотя более вероятно, что это случилось позднее, в другой важный момент истории Рима 3-го столетия — в правление Аврелиана35. Наконец, дополнительное доказательство императорского интереса к Риму обнаруживается в строительстве грандиозных общественных бань, начатом Каракаллой и завершенном Александром Севером36. Помимо прочего, сооружение такого огромного комплекса терм служит признаком того, что Рим севе- ровского века по-прежнему был очень плотно населен.
И всё же с возобновлением в следующие десятилетия войн, узурпаций и внешних нашествий роль Города неизбежно изменилась. Рим перестал быть площадкой для императорских акций и самопрезентаций. А отказ Максимина прибыть в Рим — это ясный знак того, что центр тяжести неминуемо смещался из города, создавшего империю, к границам, на которых были размещены войска для ее обороны. Даже после Максимина императоры чаще оказывались на границах и меньше времени проводили в Риме. Роль Города всё больше зависела от присутствия там сенаторов и сената, даже от способности сенаторов тратить средства. В данном отношении мы уже обнаруживаем некое предвосхищение позднеантичного Рима, даже в его физическом обличье — например, в замене инсул (insulae, отдельно стоящих многоэтажных жилых строений с комнатами, предназначавшимися для сдачи внаем квартирантам. — А.З.) роскошными городскими домами (domus)37. Именно отсутствие императора способствовало росту значимости отношений «сенат — город», связи, которая отражается, в частности, в усилении той роли, какую играла городская префектура в деле управления Римом38.
34 Rickman 1980: 253 слл.; Bruun 1989; Bell 1994: 85 слл. Впрочем, точная датировка объединения двух административных департаментов остается неясной. Появление такого титула, как «префект Милиции (Минициевых раздач)» («praefectus Miniciae». — CIL УШ. 12442; см. также следующую сноску) во время правления Коммода ни в коем случае не может служить доказательством того, что эти департаменты были объединены уже тогда, см.: Bell 1994: 85 примеч. 47.
35 О том, что строительство мельниц было связано с переходом от ежемесячных раздач зерна в Минуциевом портике («porticus Minucia»; это более ранний вариант произношения; позднее «и» была заменена на «i». — А.З.) к ежедневным раздачам хлеба (возможно, уже на загадочном ярусе, gradus, как мы потом обнаруживаем в 4-м столетии), утверждается здесь: СоагеШ 1987: 452 слл. Свидетельства Зосимы (1.61) и «Истории Августов» [Аврелиан. 35.1), как кажется, приписывают это новшество Аврелиану, тогда как в другом месте той же биографии [Сочинители истории Августов. Аврелиан. 47.1), похоже, предполагается, что хлеб раздавался еще до прихода Аврелиана к власти. Думаю, мы не можем исключить вероятность промежуточной стадии в процессе эволюции от распределения зерна к раздачам хлеба: на этой фазе раздавалась (по-прежнему централизованно в Минуциевом портике и по-прежнему один раз в месяц) мука вместо зерна; см.: Lo С ascio 2002. (О porticus Minucia см.: Robinson O.F. Ancient Rome: City planning and administration (L.; N.Y., 1994): 136 ел.-A.3.)
36 DeLaine 1997.
37 Guidobaldi 1999.
38 Chastagnol. La préfecture urbaine.


Глава бс. Правительство ... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 207
Тем не менее, идеология державы как «империи Рима» никуда не исчезла. Об этом свидетельствуют прежде всего празднества по случаю тысячелетия Города — событие, связанное с императором Филиппом Арабом, чьи собственные корни находились очень далеко как от Рима, так и от Италии. До тех пор, пока Рим оставался главой державы, caput, его плебс мог по-прежнему получать щедроты. Вне всяких сомнений, после затухания грандиозной строительной активности северовского периода общие условия существования империи и положение дел с ее финансами исключало саму возможность инициирования амбициозных программ. В литературе обращается внимание на то, что для следующих пятидесяти лет характерно полное отсутствие строительства, и даже реставрационные работы, засвидетельствованные для этого периода, составляют менее одной пятой от тех, которые предпринимались в течение (более короткой) северовской эпохи39. Но после того как дезорганизация, пришедшаяся на годы правления Галлиена, была окончательно преодолена, императорская заинтересованность в судьбе Рима снова нашла конкретное проявление в действиях Аврелиана. Впрочем, та форма, которую приняло оздоровление, красноречиво свидетельствует о том, что Рим уже не являлся тем городом, каким он был во 2-м столетии, то есть городом, не нуждавшимся в оборонительных стенах (по выражению Элия Аристида), поскольку роль стены тогда выполнял лимес (limes) — укрепленные рубежи империи40. Так что самым значимым проявлением императорской заботы стало как раз строительство городских стен, предприятие, завершенное в очень короткие сроки, что удалось сделать в том числе и благодаря повторному использованию строительных материалов, полученных после специально разрушенных для этой цели старых зданий41. Показателем того, что это было радикальной переменой на перспективу, служит тот факт, что при определении контура, по которому должны были пройти стены, в расчет принимались не только границы населенной зоны, но также и орография (то есть рельеф земной поверхности. —А.3.), а следовательно, и возможность правильно определить зоны застройки. Раздачи в пользу городского плебса нарастил и Аврелиан: к ежедневной выдаче хлеба он добавил регулярную раздачу свинины. Это происходило на свином форуме (forum suarium), невдалеке от которого император построил castra urbana, то есть новые казармы для городских когорт; трибун свиного форума (tribunus fori suarii), отвечавший за распределение свинины, по всей видимости, также командовал этими когортами под общим надзором префекта города42. Кроме того, Аврелиан ввел продажу вина по субсидируемым ценам в портиках Храма Солнца — нового святилища, возведенного этим императором на Марсовом поле.
Аврелиановы новшества во многих отношениях стали важной стадией в той эволюции, которая вела к Риму следующего столетия. Ибо хотя Рим
39 Восемь против тридцати восьми, см.: Daguet-Gagey 1997: 76.
40 Элий Аристид. Речи. XXVI.29, 82—84; cp.: XXV.36; см. также: Аппиан. Предисловие. 7; Геродиан. П.11.5.
41 Steinby 1986: 110 сл.
42 Chastagnol. La préfecture urbaine: 58.


208
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
IV в., после того как был построен Константинополь, более уже ни в каком отношении не являлся столицей державы, его плебс — тот самый плебс, чья убогая жизнь столь изумительно изображена в уничижительном описании Аммиана Марцеллина, — ревниво сберегал свои привилегии; более того, эти привилегии, как кажется, даже возросли.
IV. Италия на пути
К ПРОВИНЦИАЛИЗАЦИИ
Один из советов, данных будущему Августу в вымышленном диалоге между Меценатом и Агриппой в кн. 52 сочинения Диона Кассия, состоит в том, чтобы подчинить Италию тому же самому режиму управления, которому подчинялись провинции: доводами для рекомендации на проведение такого курса были размер полуострова и величина его населения43. Проблема этого пассажа, очевидно, та же самая, что и проблема, которую ставит перед нами весь диалог, и в особенности совет Мецената, а именно: диалог иногда включает анахронистические предчувствия событий, [которые не могли бытовать во времена Мецената, но] которые оказывали воздействие на административную организацию империи непосредственно перед тем временем, когда Дион писал свой труд. В самом деле, именно в северовский период мы начинаем замечать осознание того, что Италия занимает аномальное положение в державе, в которой она не обладает уже экономическим превосходством и в которой способность италийской урбанизированной элиты к пополнению имперского правящего класса значительно снизилась (по сравнению с потенциалом аристократии провинциальных городов). Впрочем, в то же самое время именно Северы подтвердили традиционную роль Италии, по крайней мере, на идеологическом уровне путем предоставления ius Italicum (италийского права) тем провинциальным общинам, которым в особенности благоволила новая династия. Посредством этой юридической фикции территория провинциального города уподоблялась италийской территории и, следовательно, обретала не только правомочие применять специфические нормы частного римского права, которые имели силу исключительно на ager Romanus (собственно территория Римского государства) в Италии, но также получала гораздо более реальное преимущество в виде освобождения от налога на собственность.
Много раз за двухвековой период до Северов центральная власть вмешивалась во внутренние дела италийских городских общин. Долгое время утверждалось, что эти меры представляли собой начало длительного и последовательного процесса, который в конечном итоге должен был привести к утрате Италией ее особого привилегированного положения и к окончательной провинциализации полуострова в эпоху тетрархии44.
43 Дион Кассий. 1Л.22.1 сл.
44 Данный тезис ассоциируется прежде всего с Луи Камилем Жюльяном (1859—1933); в частности, см.: Julliап 1884.


Глава бс. Правительство... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 209
Не так давно было обращено внимание на то, что эти меры отнюдь не являлись ответом на какие-то особые потребности и не были увязаны с каким-то всеобъемлющим и логически продуманным планом административных реформ; следовательно, они не могли послужить прецедентом для реформ Диоклетиановой эпохи, которые низвели Италию до статуса провинции45. Сферы административного управления, в которые вмешивалось центральное правительство, были немногочисленны, и это были только те сферы, которые так или иначе лежали вне территориальных границ, в пределах которых позволялось действовать должностным лицам отдельных городов. Так, с самых первых лет принципата императорским представителям поручалось заведовать и управлять теми службами, обеспечение оплаты которых ожидалось от частных граждан: например, службы по содержанию дорог и по обеспечению алиментарной (пищевой иждивенческой) программы; или организация cursus publicus — государственной службы по курьерской доставке и по перевозке людей и грузов на полуостров. Опять же на региональной основе назначались специальные прокураторы для надзора за сбором налогов, уплачиваемых гражданами (cives): например, «vicesima libertatis» (пятипроцентный налог со стоимости отпущенного на волю раба. —А.З.) и «vicesima hereditatium» (пятипроцентный налог с наследства, введенный Августом. — А.З.).
Юрисдикция являлась еще одной сферой, в которую на том же самом этапе считалось необходимым ввести некую институализированную фор му посредничества между центром и городскими общинами полуостровной Италии. На начальной стадии это означало создание коллегии, которая в «Истории Августов», использующей явно анахронистическое выражение, фигурирует как «quattuor consulares» («четыре консуляра»). Имеются в виду чиновники, назначенные Адрианом в четыре судебных округа, на которые была разделена Италия46. Относительно недавно была высказана гипотеза о том, что полномочия Адриановых quattuor consulares выходили за рамки сугубой юрисдикции, что в действительности у Адриана в проекте было создание своего рода наместника для Италии47. Как бы то ни было, эта инновация оказалась недолговечной. Она, по всей видимости, вызвала острое противостояние внутри правящего класса и в конечном итоге была отменена преемником Адриана, который прежде сам был одним из quattuor consulares. Не вызывает сомнений, что юрисдикционными полномочиями (хотя и до некоторой степени ограниченными) были наделены и iuridici («судьи»), должность которых позднее была учреждена Марком48, но у них, очевидно, не было никаких более широ¬
45 Eck 1979; Eck 1999а.
46 Аппиан. Гражданские войны. 1.38.172; Сочинители истории Августов. Адриан. 22.13; Пий. 2.11, 3.1; ср.: Марк. 11.6.
47 Eck 1999а: 253 слл. — здесь автор скорректировал по этому пункту картину, представленную им же в: Eck 1979: 247 сл.; см. также: Birley A.R. 1997: 199 сл.
48 Самое раннее свидетельство — это Г. Аррий Антонин (G. Arrhis Antoninus), ILS 1118—1119, iuridicus per Italiam regionis Transpadanae primus («первый судья по Италии Транспаданской области»); надпись датируется серединой 160-х годов: Eck 1979: 249 сл.; Giardina 1993: 53 примеч. 15.


210
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
ких административных функций. Вместе с тем известно, что в течение всего срока пребывания в должности они исполняли необычные обязанности, например, в вопросах, связанных с анноной49. Утверждается, что создание института iuridicorum представляет собой самую важную стадию в «регионализации» Италии, то есть в постепенном процессе, полностью завершившемся тогда, когда при тетрархии Италия была окончательно поделена на провинции50. И всё же округа, в которых действовали iuri- dici, с течением времени не оставались неизменными. Поэтому попытки, направленные на выявление различных фаз этого территориального разделения обязанностей, не выглядят убедительными51. Также мы не можем исключить вероятность того, что региональные зоны, в которых действовал каждый отдельный судья, полностью и постоянно менялись. А это, в свою очередь, предполагает, что судебные округа не могут рассматриваться нами в качестве подлинного предвосхищения будущего раздела на провинции.
Только в должности корректоров (correctores), наличие которых засвидетельствовано (пускай и спорадически) от времени Каракаллы, мы можем действительно обнаружить намек на будущую территориальную организацию Италии. Уже во 2-м столетии для императоров стало обычным делом посылать корректора (corrector, или, по-гречески, ETravopôcoTTjç либо StopGcoTrjç, букв.: «исправитель») в провинции народа, такие как Ахея, Азия, Вифиния—Понт, прежде всего для надзора за делами в самоуправляемых общинах, civitates liberae, на границах которых полномочия обычного провинциального наместника заканчивались (по крайней мере, в теории). Функция корректоров, как и вообще легатов, посылавшихся для упорядочения дел в общинах («legati ad ordinandum statum civitatium»), не отличалась от функции, которую выполнял в Ахее Максим52, Плиниев корреспондент, и до некоторой степени сам Плиний в Вифинии. Помимо общего присмотра за работой городских институтов, им прежде всего поручался надзор за финансами, примерно так же, как и кураторам (curatores), от которых они отличались тем, что заведовали не отдельными общинами, а группами общин.
Похожая функция, по крайней мере по названию, обнаруживается в Италии в северовскую эпоху, поскольку для времени Каракаллы засвидетельствовано должностное лицо с титулом «electus ad corrigendum statum Italiae» («избранный для исправления положения дел в Италии»)53. Не исключено, что необычное назначение этого должностного лица было связано с возникшей угрозой общественному порядку в Италии именно в эти годы и, в особенности, с необходимостью борьбы с разбоями. Но также
49 Eck 1979: 263 слл. = Eck 1999а: 271 слл.; Giardina 1993: 54.
50 Eck 1979: 247 = Eck 1999а: 253.
31 Eck (1979): 249 слл. = Eck (1999а): 257 слл., on Thomsen (1947): 164 слл. и Corbier (1973); см. также: Camodeca (1976).
“ Плиний. Письма. VTU.24: название должности Максима звучало так: «посланный в провинцию Ахея для упорядочения дел в свободных общинах» («missus in provinciam Achaiam ad ordinandum statum liberarum civitatium»).
,3 C. Octavius Suetrius Sabinus: ILS 1159. См.: Ausbüttel 1988: 87 слл.


Глава 6с. Правительство... империи в срединные десятилетия 3-го столетия 211
вероятно, что появление данной должности было вызвано интересом к положению дел с городскими финансами в италийских общинах в то время, когда налоговая нагрузка должна была быть особенно тягостной даже в Италии. В связи с этим стоит напомнить, что Каракалла удвоил как налог с наследства («vicesima hereditatium»), так и налог на освобождение раба («vicesima manumissionum»)54. Императорская власть должна была считать эффективное управление городскими финансами настоятельной необходимостью, особенно в свете того, что Италия также стала объектом для обложения натуральным оброком для содержания войск — «annona militaris». Почти к тому же самому времени, что и «electus ad corrigendum statum Italiae», относится лицо, упомянутое в одной критской эпиграмме, — некий eoTreptrjç 7iàa7)ç y0ovoç tGuvxrjp («управляющий всей гес- перийской земли», то есть Италии)55. При этом приблизительно серединой столетия мы можем датировать наличие должности, обозначаемой как «ercavopOcoTriç 7ràa7)ç ’IxaXiaç» («корректор всей Италии»), каковая должность исполнялась Помпонием Бассом (консул в 258 и в 271 гг.)56. В обоих случаях акцент сделан на том факте, что должностные обязанности распространялись на всю территорию Италии.
Но correctura (должность корректора) в Италии засвидетельствована не одними только эпиграфическими документами. Упоминается она и в «Истории Августов», в ссылке на судьбу, которая была уготована последнему из узурпаторов так называемой Галльской империи, Эзувию Тетрику, который после поражения от Аврелиана был назначен корректором. Он завершил череду лиц в этой должности. Показательно (и это проблема, решить которую не так просто), что должностные обязанности, приписываемые Тетрику, в разных источниках представлены распространяющимися либо на всю Италию57, либо только на Ауканию58. Если в это время Тетрик в действительности был корректором одной только Аукании, мы должны каким-то образом перенести назад, ко временам Аврелина, разделение Италии на несколько провинций (которые, впрочем, по-прежнему обозначались по-латыни как «regiones» («области»))59. Это могло бы означать, что один из самых примечательных аспектов общей реорганизации, проведенной во времена тетрархии — дробление существовавших на тот момент провинций на более мелкие единицы, —
54 Дион Кассий. LXXVTL9.4—5.
55 ICret IV.323.
“ CIL VL3836 = 31747 = IG XIV.1076 = IGRR 1.137.
>7 Сочинители истории Августов. Тридцать тиранов. 24.5 — здесь перечислены области, которые, с некоторыми существенными отличиями, совпадают с провинциями Диоклети- ановой реорганизации.
58 Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXV.5; Он же. Извлечения о жизни и нравах Цезарей. XXXV.7; Евтропий. IX.13.2; Сочинители истории Августов. Аврелиан. 39.1; Ausbüttel 1988: 89 слл.
39 Cecconi 1994b — автор показывает также, что термин «провинция» уже достаточно рано начинает использоваться даже в официальном языке для обозначения административных подразделений италийской территории и что в силу этого не существовало никаких идеологических оговорок относительно использования данного термина при ссылках на Италию, которая к тому времени уже соответствовала другим территориям империи.


212
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
имел важный италийский прецедент еще до окончательного уподобления полуострова провинциям (даже в фискальных вопросах)60. Расхождения в наших источниках, быть может, являются симптомом того, что правление Аврелиана олицетворяет собой переходную фазу как в фискальном, так и в административном отношении. Хотя Италия пока еще не платила трибут (tributum, подать, которую со 168 г. до н. э. платило население провинций. —А.З.), она уже стала объектом обложения по анноне (annona): от некоторых южных италийских областей требовалось удовлетворять римские потребности за счет такого рода натуральных реквизиций, в частности, обеспечивать недавно введенные бесплатные раздачи свинины. Весьма вероятно, что уже при Аврелиане Аукания была одним из регионов, производивших значительную часть потреблявшейся в Риме свинины, как это происходило в последующие два столетия. Если так было и в самом деле, тогда это может объяснить особую связь исполнявшихся Тетриком обязанностей корректора с Луканией;61 иначе говоря, при том, что официальное обозначение его должности вполне могло по-прежнему расплывчато указывать на Италию, реальные полномочия, по существу, ограничивались Луканией. Как бы то ни было, данный пример весьма характерен, ибо он показывает, что даже в системе административного управления Италией мы можем найти некое предвосхищение тех преобразований, которые в конечном итоге приобретут системный характер при Диоклетиане.
60 Прецедент, который мог выглядеть еще более убедительным, если бы существование корректора Кампании (corrector Campaniae) в годы правления Карина можно было бы подтвердить надписью, которая большинством исследователей считается подделкой (CIL Х.304*), см.: Giardina 1997: 277 слл.
61 Giardina 1993: 58 слл.; а также: Giardina 1997: 275 слл. — здесь автор следует за: Maz- zarino 1956: 375.


Глава 6d
Э.-Л. Кашо
НОВОЕ ГОСУДАРСТВО ДИОКЛЕТИАНА И КОНСТАНТИНА: ОТ ТЕТРАРХИИ К КОНСОЛИДАЦИИ ИМПЕРИИ
I. Новая легитимация
ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ
Приобретя императорский сан после убийства Нумериана и быстро избавившись от Карина, Диоклетиан, вероятно, усыновил и (это известно точно) провозгласил Цезарем, а вскоре и Августом своего старого товарища по оружию Максимиана, такого же, как и он сам, человека низкого происхождения, которого отправил контролировать западную часть империи. Таким образом, новая система управления приобрела характер диархии и в качестве таковой имела прецеденты уже в 3-м столетии. Однако теперь территориальное распределение обязанностей между двумя Августами приобрело в каком-то смысле форму официальной санкции. Через несколько лет, в 293 г., два других вояки, Констанций Хлор и Максимиан Галерий, были облачены в порфиру в качестве Цезарей. Диархия преобразовалась в тетрархию1.
Система нового разделения полномочий оказалась довольно запутанной. С одной стороны, она до некоторой степени пыталась воскресить методы легитимации высшей власти, характерные для адоптивной империи (имеется в виду обряд усыновления как основной способ передачи императорской власти преемнику. —A3.), но в то же самое время эта система сохраняла традиционную династическую идеологию. Взаимоотношения между тетрархами, соответственно, скреплялись брачными узами: Галерий взял в жены дочь Д иоклетиана, Констанций женился на дочери Максимиана. Даже в случае Диоклетиана тот факт, что у него не было собственных отпрысков мужского пола, определенно должен был оказывать некоторое влияние на его решения. Внутри коллегии императоров превосход¬
1 	Seston. Dioclétien; Kolb. Diocletian; Chastagnol 1993; Chastagnol 1994; Kuhoff 2001; cm. также: Pasqualini. Massimiaw, Kolb 1997; а также: Leadbetter 1998.


214
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
ство Диоклетиана оставалось неоспоримым. Представляется наиболее вероятным, что новая система отнюдь не являлась, как иногда утверждалось (и прежде, и даже совсем недавно)2, результатом некоего общего замысла, каждый элемент которого якобы был заранее подготовлен; она, скорее, явилась эмпирическим ответом на те проблемы, с которыми столкнулась империя. Основная цель этой системы должна была заключаться в гарантировании внутренней согласованности императорских директив и, в то же самое время, в гарантировании наивысшей эффективности их исполнения путем обеспечения физического присутствия императорской власти в крупных территориальных округах, на которые теперь была разделена держава. С выделением четырех округов (западные части отданы Максимиану и Констанцию Хлору, восточные — Галерию и самому Диоклетиану) центры принятия решений были перенесены ближе к более критическим пограничным зонам. Это была попытка решения структурной проблемы в колоссальной территориальной империи — медлительности и помех в деле передачи посланий и распоряжений. Разделение отнюдь не создавало четырех герметичных отсеков, хотя оно всё же позволяло сохраняться региональным отличиям и помогало приспосабливать не только отдельные решения, но даже и базовые реформы административной и фискальной системы к конкретным местным ситуациям. Кроме того, деление это не мыслилось как окончательное: свидетельством единства державы являлось не только неоспоримое первенство Диоклетиана, но также, к примеру, и тот факт, что сохранились два преторианских префекта3.
Ради укрепления нового режима был продуман и новый вариант легитимации императорской власти: для этого использовалась особая религиозная атмосфера одновременно со стремлением проследить корни этой легитимации в римской традиции. Прецедент был осознанно заложен Аврелианом, при котором культ бога Пальмиры был использован для целей легитимации: строительство этим государем святилища Солнца на Марсовом поле являлось очевидной попыткой учредить новую императорскую религию монотеистического толка, основанную на культе Непобедимого Солнца (Sol Invictus). Важность данного прецедента объясняется не только тем, что этот новый культ радушно приняли в Риме и что в Городе возвигли новый храм, но также и тем, что Аврелиан способствовал тому, чтобы в полном соответствии с традицией была создана соответствующая жреческая коллегия. То есть налицо раннее предчувствие религиозных сдвигов следующей половины столетия. Когда Диоклетиан и Максимиан взяли себе агномены «Иовий» (Iovius, Юпитеров) и «Геркулий» (Herculius, Геркулесов) и тем самым заявили претен¬
2 Seeck 1910: 36 — автор считает, что сложение полномочий должно было произойти через двадцать лет после прихода к власти Диоклетиана; cp.: Ensslin 1939. Относительно недавно аргументы в пользу существования ясного, последовательного и методичного плана были выдвинуты в работе: Kolb. Diocletian; см. выше, с. 92, 115—116.
3 О хронологической информации о том, с какого времени засвидетельствованы коллегии пяти префектов, см.: Barnes. 'Emperors': 546 слл.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
215
зию на особую связь с Юпитером и с Геркулесом (такая связь воспроизведена также в именах их Цезарей), то здесь мы видим нечто большее, чем просто священная инвеститура. Это был способ обеспечить причастность суверенов к вышнему миру4. Настаивая на связи императора с сакральной и божественной сферой, тетрархия, можно сказать, довела процесс, начатый Аврелианом, до логического завершения. Вместе с тем ассоциация с божественным миром была совместима с римской политеистической традицией и, следовательно, может обоснованно рассматриваться как свидетельство в высокой степени консервативного характера нового режима.
Сакральная и незыблемая аура, окружавшая императоров, ассоциировавшихся с Юпитером и Геркулесом, была еще более подчеркнута некоторыми деталями церемониала: те, кто допускался к императорской особе, теперь обязаны были осуществлять не акт salutatio («приветствие»), но акт adoratio («обожание»), преклоняя колени и целуя край императорских одежд; и, видимо, уже со времен тетрархии императорский консилиум (consilium, «совещание») стал называться консисторием (consistorium, «там, где стоят»), именем, которое, вне всяких сомнений, использовалось для обозначения зала, в котором происходили эти собрания (по всей видимости, потому, что члены совета должны были стоять перед государем)5. От восточных деспотических режимов императорская власть заимствовала не только некоторые характерные черты, очевидным образом чуждые римской традиции (или, по крайней мере, их символы), но также и ту особую ассоциацию с божественным миром, которая являлась одним из существеннейших компонентов этих режимов. Хотя сами императоры и не были божествами, они, тем не менее, находились в тесной связи с богом. Так что, оставив в стороне вопрос о степени искренности «обращения» Константина ко Христу, мы понимаем, что Константинова революция просто ускорила тот процесс, который начался еще до него. Религиозный ореол, окружавший императора, способствовал еще и ограничению прерогатив, которыми до сих пор пользовались армия и сенат Рима, в деле легитимации императорской власти.
II. Реформы
И АДМИНИСТРАТИВНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ИМПЕРИИ
Другим проявлением изменившейся роли города Рима в самом импер- ском мироздании было отчетливое сужение сенатских прерогатив. Одним
4 Kolb. Diocletian: гл. 5.
5 D elm aire 1995: 29 слл. — указанную перемену названия автор датирует временем правления Константина. Упоминание, содержащееся в: CJ IX.47.12 (постановление императоров Диоклетиана и Максимиана. — А.З.), может оказаться как ссылкой на помещение, в котором происходили собрания, так и ошибочным прочтением компилятором аббревиатуры «in cons.».


216
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
из последствий введения системы тетрархии (и, видимо, уже диархии) стало безусловное и официальное отрешение Рима от функции центра власти, даже если Город и не лишился ни императорской заботы о его лагоденствии, ни привилегий своего населения; в самом деле, и забота, и привилегии, пожалуй, даже возросли. Однако теперь императорские резиденции размножились и, в дополнение к тому, перестали быть постоянными: для Диоклетиана таковой стала Никомедия в Вифинии, для Галерия — Фессалоника и Сер дика (а позднее для Лициния — Сирмий); на западе Максимиан всё больше и больше превращал Милан в свою резиденцию, а Констанций находился в Трире. Adventus императора, то есть его прибытие и «эпифания» в Риме, был хотя и безусловно важным событием, но при этом, весьма вероятно, столь же уникальным и неповторимым. Впрочем, решающим моментом в угасании Рима явилось создание «нового Рима» на берегах Босфора и его возвышение до статуса императорской резиденции во вновь объединенной державе.
При тетрархическом порядке новую форму приобретала также и административная система, и процесс этот оказался гораздо более новаторским на периферии, нежели в центре. Впрочем, по этой теме, как и по иным аспектам, касающимся управления державой, нет документальной информации, с помощью которой можно было бы определить, в какой степени за эти нововведения отвечали Диоклетиан и тетрархи, а в какой — Константин и его преемники. Фактически в вопросах, связанных с императорской администрацией, обнаруживается поразительное преемство между реформами тетрархов и теми преобразованиями, которые проводились Константином и его сыновьями, тогда как во многих иных сферах мы должны признать наличие отчетливого контраста, который фиксируется и ранними источниками (как христианскими, так и языческими писателями) и который особенно нарочито подчеркивается ими, когда они касаются Константиновой религиозной революции. Административные реформы, не только укрепившие имперскую организацию на периферии путем увеличения численности чиновников, но и умножившие должности и служебный персонал в центре6, можно рассматривать как проявление более значительных вожделений и властных амбиций, чем те, которые имели место прежде. Это подтверждает тот факт, что многочисленные копии важных официальных заявлений публиковались по всей восточной части державы на долговечных материалах7.
6 Увеличение чиновного аппарата порицается Лактанцием (О погибели гонителей. 7.3), который, утрируя, заявляет, что людей, плативших налоги, было меньше, нежели тех, кто ими пользовался, явно включая солдат в число последних. Как бы то ни было, численность бюрократов на периферийном уровне в сравнении со стандартами современного государства оставалась низкой: согласно оценкам Багнолла (Bagnall. Egypt: 66), основанным на данных, извлеченных из императорских конституций Джонсом (Jones. LRE: 594), на каждые 5—10 тыс. жителей приходился один чиновник. Эту цифру можно сравнить с той, которая установлена относительно Китайской империи ХП в. (Hopkins 1980: 121): один представитель центральной администрации на 15 тыс. жителей.
7 Corcoran. ET. 4.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
217
Административные реформы, связанные с реорганизацией армии, налогообложения и даже монетной системы, стали действенным ответом на внешнюю опасность и на угрозу внутренней дезинтеграции. В эпоху тетрархии численность войск определенно возросла, хотя и не вчетверо, как нас пытается убедить Лактанций, писатель, крайне враждебно настроенный к Диоклетиану8. Добровольцев, набиравшихся из варваров из-за границы, а также сыновей ветеранов, к тому времени, вероятно, уже обязанных поступать на службу, теперь было недостаточно. Воинская повинность вновь вышла на повестку дня, и в эту эпоху она приняла форму настоящего «налога» на собственность, известного как «praebitio tironum» («поставка новобранцев»). Землевладельцы поочередно обязаны были поставлять часть своих колонов (coloni) на военную службу9 в соответствии со сложной системой, в которой небольшие земельные участки группировались в единицы налогообложения, или капитулы (capitula), каждая из которых должна была обеспечить рекрута. С другой стороны, более крупные поместья делились на несколько капитул. Мелкий землевладелец, фактически поставивший новобранца, получал затем компенсацию от других землевладельцев, приписанных к той же капитуле. Уже на ранней стадии, однако, должны были действовать положения о «замене» рекрутской службы побором, уплачивавшимся золотом («aurum tironi cum», «золото на новобранцев»). Что касается действительной организации армии, то процесс, начавшийся ранее, теперь получил логическое завершение: произошло последовательное разделение более крупных войсковых единиц как средство повышения общей гибкости системы. Хотя это с очевидностью влекло за собой умножение легионов, данный процесс, по всей видимости, означал также и постепенное сокращение количества воинов в каждом легионе10. Но прежде всего никуда не делось разграничение между легионами и вспомогательными войсками (ауксилиями). Однако всё большее значение (особенно чуть позднее) стало придаваться другому разграничению внутри вооруженных сил, которое имело отношение к новой стратегии обороны. В срединные десятилетия П в. войска, следовавшие за императором, приобрели стратегическое значение, сопоставимое со значением войск, размещавшихся на границах. При тетрархии данный процесс, как представляется, ослаб. Мобильные контингенты, которые всюду следовали за тетрархами и которые формировали часть императорского окружения, или comitatus (букв.: «свита»), были малочислен¬
8 О погибели гонителей. 7.2. Утверждение Лактанция о том, что каждый из тетрархов стремился обзавестись таким количеством воинов, которыми прежде располагал единоличный император, и что в силу этого общая численность войск увеличилась вчетверо, единодушно считается преувеличением, см.: Carné 1993а: 134 слл.; а также: Kuhoff 2001: 448 слл.
9 Эта новая система определенно действовала в годы тетрархии, см.: Carné, Rous- selle. LEmpire romain: 172 сл.
10 По поводу всех этих тенденций общий консенсус среди ученых так и не был достигнут; см. прежде всего: Jones. LRE: 607 слл., 697 слл.; Luttwak. Grand Strategy: 173 слл.; Dun- can-Jones. Structure: гл. 7 и Приложения 4 и 5; Camé, Rousselle. UEmpire romain: 175 сл. (См. также: Банников А.В. Римская армия в IV столетии: от Константина до Феодосия (СПб., 2011): гл. I.-A3.)


218
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
ны, при этом более значительные усилия предпринимались для укрепления границ, особенно восточных, что сопровождалось впечатляющими фортификационными работами11. Организация тыла и распределение войск вдоль границы отвечали потребностям новой оборонительной стратегии, основная идея которой состояла в том, что если уж пограничные войска более не в состоянии предотвращать вторжения, то их задача должна сводиться к тому, чтобы связывать силы нападавших или, по крайней мере, ограничивать их территориальный размах и обеспечивать время для ввода в дело других войск. Тем не менее не произошло никакого отказа от попыток вернуться к непроницаемости границ для вражеских атак, о возможности чего свидетельствовали самые безопасные периоды принципата. Таким образом, принимая во внимание всё это, можно сказать, что мобильные войска, сопровождавшие тетрархов, имели ограниченное значение. Впрочем, в следующие десятилетия можно обнаружить обратную тенденцию: при Константине мобильные войска, состоявшие из comitatenses и находившиеся под началом двух лиц — magistri peditum и equitum («начальник пехоты» и «начальник конницы»), приобретут гораздо большее значение — изменение, которое вызвало сильную критику со стороны Зосимы12.
И увеличение численности войск, и фактическая подготовка к работам по возведению оборонительных укреплений требовали значительного наращивания государственных доходов. Реорганизация имперского налогообложения и финансов стала важнейшим фактором; как представляется, Диоклетиан начал, по сути, решать эту проблему еще до того, как был установлен режим тетрархии13. Одним из последствий беспорядков Ш в. было то, что собирание налогов стало менее результативным. Ко всему этому добавился еще и демографический спад во многих областях империи, усугубленный последовавшим за ним снижением уровня производства сельскохозяйственной продукции. Всё это сужало базу налогообложения и не позволяло гарантированно получать адекватные суммы от двух самых важных обложений, за счет которых финансировались имперские расходы, — от tributum soli (поземельного налога) и от tributum capitis (подушного налога)14. В результате становилось обычным делом, когда военные власти, где бы ни возникала соответствующая потребность, прибегали к насильственному изъятию всего необходимого для армии (прежде всего провизии). Еще более усложнили ситуацию последствия монетарных манипуляций, направленных на исправление дисбаланса между доходами и расходами (по крайней мере, в краткосроч¬
11 Carné 1993а: 118 слл.
12 Зосима. П.34. Отчетливый контраст между политикой Диоклетиана и политикой Константина, а также важность, приписываемая свидетельству Зосимы, четко обозначены в работе: Carné 1993а: 125 слл.
13 См.: Carrié. *Fiscalité’ (а также ссылки в данном изд.); см. также: Kuhoff 2001: 484 слл.
14 Впрочем, согласно некоторым исследователям, подушный налог был упразднен в результате распространения гражданских прав на всё свободное население империи, введенного эдиктом Каракаллы (так называемой конституцией Антонина, constitutio Ап- toniniana).


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
219
ной перспективе). Но, хотя снижение веса и чистоты серебряной монеты, несомненно, создавало значительные трудности, оно приводило к росту цен отнюдь не автоматически и не немедленно; при этом монетная реформа Аврелиана, представлявшая собой попытку улучшения денежного обращения, привела к немедленному десятикратному росту цен (если измерять их в реформированных денежных единицах (а не в золоте, например. — A.3.))L\ причем цены продолжили рост и после этого.
Необходимо было перестроить финансовую систему на новых основаниях, и не только для того, чтобы привести в соответствие доходы и расходы, но также и для того, чтобы боевые подразделения гарантированно и регулярно обеспечивались продовольствием. Поэтому Диоклетиан приступил к реформе структуры налоговых сборов путем внедрения новой системы обложения (хотя по факту эта реформа явилась завершением процессов, начатых еще в век Северов и продолжавшихся всё 3-е столетие). Поборы на армию были упорядочены и отныне составляли основную часть государственных доходов. Благодаря этому объем выручки можно было прогнозировать, а также согласовывать его, от года к году, с расходами, реально требовавшимися для снабжения войск. Иными словами, налог, который был пропорционален сельскохозяйственному урожаю и числу налогоплательщиков, превратился в налог, который распределял общую нагрузку среди всех налогоплательщиков. Кроме того, привязав доходы напрямую к снабжению армии (то есть к основной статье государственных расходов), новая система ослабляла необходимость использования монеты при сборе налога. Теперь обложение могло в большой степени осуществляться в натуральной форме; соответственно, солдатское жалованье в своей значительной части состояло теперь из натурального довольствия. Это помогало защитить как имперскую администрацию, так и армию от последствий обесценения валюты и роста цен.
Таким образом, имперское правительство впервые получило возможность составлять что-то наподобие бюджета. Для распределения налоговой нагрузки было принято решение о проведении новой переписи всего населения державы, а также об изучении межеваний, чтобы измерить размер поместий и оценить их урожаи и прочие сельскохозяйственные выгоды. Эта амбициозная общая оценка способности людей и земли обеспечивать собираемость налогов была проведена при тетрархии, и тогда же были заложены основы для обеспечения регулярного применения данного метода в будущем. Ядром всей системы стало установление двух абстрактных, и связанных друг с другом, единиц обложения: iugum (югум, или югер; этимологически это следует понимать как такую площадь земли, которую можно обработать за один день парной запряжкой волов (поскольку первичное значение данного термина — «ярмо», «хомут»; ср. Русское «иго». — А.3.)) и caput («голова»). Эти две единицы сводили воедино размер и качество земли с количеством сельскохозяйственных работников, имеющихся в наличии на некой территории (способ этой комбинации не вполне ясен, что вызывает бесконечные споры между совре-  *ь Lo Cascio 1984: 167 слл.; Lo Cascio 1997; Rathbone 1996.


220
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
менными историками). Согласно одной убедительной реконструкции, данная система дифференцировала также различные области по их налоговому потенциалу в связи с густотой их населения16.
Хотя реорганизация налогообложения на базе анноны (натурального оброка) и связанный с этим переход к введению натурального жалованья в армии во многом, несомненно, устраняли необходимость использовать деньги, императорская власть не избавилась от монетарных проблем, унаследованных от Ш в. и парадоксальным образом осложнившихся из-за Аврелиановой реформы и того эффекта, которое последняя оказала на цены. Монетарные события 3-го столетия, имевшие место до реформы Аврелиана, привели к важному результату: монеты, в сущности, перестали служить твердой мерой стоимости. Само по себе это, впрочем, еще не означало, что деньги стали использоваться меньше или что имел место возврат к натуральной экономике — этого не произошло ни в частных сделках, ни даже в тех выплатах, которые были связаны с административной системой: папирологические документы от эпохи Диоклетиана показывают, что денежное жалованье и прежде всего денежные подарки воинам сохраняли свою значимость17. Переход к налогообложению в виде анноны и введение натурального жалованья для солдат и чиновников было вызвано стремлением избежать негативных последствий отсутствия твердой денежной единицы. Поэтому должна была быть предпринята какая-то попытка восстановить всё здание монетарной системы на новом фундаменте. Так, в 294 или в 296 г. правительство тетрархии провело всестороннюю реформу монетной чеканки, усилившую базовый традиционализм Диоклетиановой политики. Через эту реформу пытались воссоздать старую серебряную монету высокой пробы, когда из одного фунта серебра чеканилось 96 монет (подобно нероновскому денарию, denarius): монета эта, по всей видимости, изготавливалась в соответствии с ее полной заявленной стоимостью. Вес золотой монеты был зафиксирован на уровне шестидесяти монет на фунт. Наконец, была введена новая довольно полновесная медная монета, «омытая» в серебре: ее серебряный вес предположительно составлял четверть от новой серебряной монеты, а ее функция должна была стать той же, какую прежде выполнял сестерций18. Одновременно с этой монетой появились другие «омытые» в серебре медные монеты18а и еще более мелкие медные монеты, выполнявшие роль разменных денег. Впрочем, реформа не смогла остановить общий рост цен, включая и цены на сами драгоценные металлы. Критическая точка была достигнута, когда императорская власть оказалась вынуждена назначить своей новой монете ее номинальную стои¬
1(3 Mazzarino 1951: 261 слл.
17 Два папируса из Панополиса: Р. Panop. Beatty 1—2.
18 Lo Cascio 1997; см. еще и труды цитируемых в данном изд. авторов; см. также: Ки- hoff 2001: 515 слл.
18а Правильнее говорить о медных монетах, плакированных серебром. Речь идет о введении государством плакировки: изготовленная только что медная монета покрывалась тончайшим слоем серебра, благодаря чему могла быть повышена ее номинальная стоимость. — А. 3.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
221
мость, которая оказалась ниже ее действительной металлической ценности. Другими словами, государство чеканило собственные деньги себе в убыток. Чтобы чеканить монеты в таких условиях, драгоценные металлы нужно было получать через принудительный выкуп, платя за них мелкой монетой. Поскольку цена, по которой рассчитывались с частными лицами за драгоценные металлы, была явно заниженной, такие принудительные покупки стали эквивалентом еще одного налога19. Как выясняется благодаря одному эпиграфическому документу, открытому в карийской Афродисиаде и воспроизводящему эдикт тетрархов20, вторая реформа (в 301 г.) пыталась решить проблему путем увеличения нарицательных стоимостей некоторых или вообще всех монет, в ряде случаев — даже двукратного увеличения. Данная мера, однако, создавала риск еще большего роста инфляции, как это случилось с реформой Аврелиана. На текущей стадии тетрархическое правительство не смогло придумать ничего лучшего для решения проблемы, кроме как попытаться заморозить цены.
Таким образом, в конце 301 г. был издан эдикт, зафиксировавший (предельно скрупулезно) максимальные цены, которые можно было запрашивать за товары и услуги, доступные на рынке. Данный эдикт известен по многочисленным фрагментам как на греческом, так и на латыни, найденным в нескольких городах четырех восточных провинций империи (один небольшой фрагмент, на греческом, был обнаружен на Апеннинах в центральной Италии, хотя, вероятно, он был привезен сюда из Греции уже в современную эпоху): в результате некоторые исследователи полагают, что это грандиозное замораживание цен было принудительно осуществлено лишь в тех регионах, которые контролировал сам Д иоклетиан. Эдикт не только вводил верхний порог для цен на многочисленные продукты питания и на самые разные ремесленные изделия, но и регламентировал нормы заработной платы неквалифицированным рабочим и даже назначал стоимость транспортировки по суше или по реке, не говоря уже о тарифах на морской фрахт по многим путям, прежде всего по тем, которые связывали восточные порты друг с другом или с Остией. Одна из особенностей, которые выявлены благодаря относительно недавно открытым и опубликованным фрагментам, состоит в том, что покупная цена на благородные металлы — золото и серебро — искусственно занижалась. Таким способом имперское руководство пыталось приблизить цены на металлы, которые оно хотело бы видеть на рынке, к тем ценам, по которым оно реквизировало эти металлы. Естественно, всё это подталкивало частных лиц к сокрытию драгоценных металлов и к созданию кладов. Тем не менее, поскольку, в соответствии с эдиктом, цена чеканного золота устанавливалась точно такой же, как и цена золотого слитка, правительство вынуждено было выпускать ауреи (вариант: ауреусы [лат. aurei) — римские золотые монеты. —А.З.) по нереалистично низкой цене и присваивать своим серебряным монетам лишь такую наценку, которая была,
19 Delmaire. Largesses sacrées: 347 слл.; Carné 1993b: 115 слл.
20 AE 1973.526; Roueché. ALA: 254-265.


222
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
в конечном счете, очень скромной в сравнении с фиксированной ценой серебряного слитка. И опять же это делало чеканку серебряной монеты в известном смысле невыгодной для властей, занимавшихся эмиссией. Закрепление столь низкой цены для благородных металлов было равнозначно попытке искусственно навязать нереалистичное соотношение между низкопробной монетой и новыми золотой и серебряной монетами, что сигнализирует о желании укрепить мелкие деньги и ударить по интересам тех частных лиц, которые владели золотом и серебром21.
Это было впечатляющее постановление, свидетельствующее о больших амбициях и дерзости, с которыми верховная власть пыталась контролировать рынок в манере дирижизма (то есть активного вмешательства в управление экономикой. — А.З.). Отправной точкой этой меры стало затруднительное положение, в котором оказались солдаты, чье жалованье и получаемые подарки «съедались» галопирующей инфляцией. В длинной преамбуле эдикта тетрархи нарочито заявляли, что их главная забота — защита солдат от спекуляции, которая объявлялась единственной причиной неконтролируемого роста цен. Как и следовало ожидать, прейскурант установленных сверху цен спровоцировал вымывание товаров, что привело к волнениям и к «черному рынку». Более того, у правительства тетрархии не было продуманной системы сдерживающих мер для предотвращения спекуляции. Поскольку затея с эдиктом провалилась, через какое-то время этому документу, по всей видимости, просто позволили утратить силу. Особый акцент на данной неудаче (как и на авторитарном характере самого этого предприятия и даже на кровопролитии, которое якобы явилось следствием указанного эдикта) делал Лактан- ций22, хотя конечно же его объективность по отношению к правительству тетрархии обоснованно подвергается сомнению. Никаких споров не вызывает то, что монетарная нестабильность сохранилась, а цены продолжили рост.
В своей защите мелких денег (по сути, это была попытка навязать легальную, фиксированную, стоимость золотой и серебряной монете) Диоклетиан в какой-то степени продолжал традиционную политику своих предшественников. Однако при проведении этой линии невозможно было поставить денежное обращение на надежный фундамент, поскольку такая политика не позволяла наполнять государственные сундуки золотом и серебром, спрятанным частными гражданами в самые трудные годы 3-го столетия, и произвести какую-то обильную эмиссию монет с полноценным внутренним содержанием. Вздорожание золота и серебра относительно как расчетной денежной единицы, так и разменных денег продолжало вынуждать власть, занимающуюся эмиссией, либо повышать нарицательную стоимость собственных золотых и серебряных монет, либо чеканить их себе в убыток.
21 Lo Cascio 1993b; Lo Cascio 1997. См. стандартное издание «Эдикта о ценах» (Lauffer— Giacchero) и статьи о копии эдикта из Афродисиады: Crawford, Reynolds 1977; Crawford, Reynolds 1979; а также: Kuhoff 2001: 543 слл., со ссылками.
22 Лактанций. 0 погибели гонителей. 7.6.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
223
Перелом наступил при Константине. По всей вероятности, после воссоединения империи в 324 г. он отказался от протекционизма в отношении бедных слоев населения, который выражался в защите тех монет, которые были у них в ходу. Константин более уже не пытался навязать фиксированное соотношение между стоимостью «омытой» (плакированной) серебром медной монеты (то есть валюты для мелкой торговли) и стоимостью монеты из благородного металла. Вместо этого он критически оценил ситуацию и, дабы помешать тезаврированию (то есть созданию кладов, хранению сбережений в виде золота и серебра в слитках, монетах или драгоценных изделиях. —А.З.), которое по-прежнему подрывало денежную систему, «отпустил» цену на золото и позволил ей вырасти; эта мера, естественно, сыграла на руку обладателям кладов, то есть более богатым слоям общества. В то же самое время он приступил к очень масштабному выпуску золотых монет, который получит еще больший размах при его преемниках23. Новая золотая монета, чеканившаяся Константином, весившая 1/72 римского фунта и получившая название «солид» («solidus»), была положена в основу монетарной системы подобно тому, как это было произведено с серебряным денарием во времена принципата; в последующие столетия она станет твердой монетой Византийской империи. Однако возврат к золоту привел также и к довольно значительным социальным издержкам. Писавший спустя несколько десятилетий после смерти Константина безымянный автор сочинения «De Rebus Bellicis» («О военных делах»), проницательный наблюдатель и истолкователь социальных последствий от монетарных мероприятий, резко порицал императора и обвинял его в том, что своей эмиссионной политикой, основанной на золотом стандарте, тот разорил бедняков24. Денежная экономика набирала силу: натуральные сборы часто заменялись золотом, как, например, натуральные платежи войсковым частям (что неизбежно вело к коррупции и к махинациям). «Либерализация» цены на золото также способствовала ускорению роста цен, выражавшихся в денежных единицах. Для срединных десятилетий IV в. характерна «галопирующая инфляция», когда цены выросли в десятки тысяч раз25.
III. 	Провинции,
ДИОЦЕЗЫ И ПРЕФЕКТУРЫ
Именно впечатляющая реорганизация налогообложения, начатая Диоклетианом, прежде всего и привела к необходимости значительного укрупнения управленческой системы — к созданию такой администрации, которая была бы более тщательно распределена по периферии и в то же самое время приобрела бы большее единообразие, что, в свою очередь,
23 Lo Cascio 1995, со ссылками.
24 О военных делах. 2.1—3.
25 Bagnall. Currency.


224
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
способствовало бы устранению своеобразных черт (вызванных разными причинами), которыми до сих пор так отличались администрации Египта и Италии. С этой целью правительство тетрархии осуществило ряд реформ, о которых также можно сказать, что они завершили собой преобразования, начатые еще в 3-м столетии. Несмотря на глубокую внутреннюю враждебность Лактанция, его рассказ об этих мерах вполне заслуживает доверия в некоторых деталях. Основным элементом реформы было разделение существовавших прежде провинций на более мелкие территориальные единицы. Число провинций возросло более чем в два раза, с сорока восьми до более сотни. Об этом мы узнаём из анонимного текста, известного как «Laterculus Veronensis» («Веронский список»), своеобразного документа, дающего полный обзор административного деления империи и датируемого первыми десятилетиями IV в. (хотя нельзя исключать наличия в этом тексте исправлений более позднего времени)26. Провинции по-прежнему различались сообразно рангу их наместников. С изъятием у провинциальных наместников военного командования и передачей этой функции дуксам (duces) исчезли легаты, а проконсулы сохранились в небольшом количестве; в большинстве случаев провинции поручались всадникам в звании презесов (ед. ч. praeses; мн. ч. praesides). Новые округа (regiones) Италии, а также и ряда других провинций имели корректоров (correctores) и, со времен Константина, консуляров (consulares). Не всем этим новым разделениям суждено было сохраниться, поскольку впоследствии некоторые провинции опять были объединены либо подвергнуты иным формам территориальной реорганизации. Во многих случаях полномочия наместника объединялись с обязанностями финансового прокуратора (procurator)27 (в определенных отношениях это было наследие той должности, которую занимали те, кого в 3-м столетии назначали в так называемые свободные викариаты), хотя сами прокураторы исчезли всё же не из всех провинций28.
В литературе часто обсуждается проблема установления стержневой причины, подтолкнувшей Диоклетиана к решению произвести разделение провинций. Свою роль здесь, определенно, сыграли стратегические и военные соображения: пограничные провинции, например, делились чаще всего так, чтобы вычленить новую, внутреннюю, провинцию, на территории которой не дислоцировались боевые подразделения, но при этом она должна была граничить с провинцией, располагавшей такими воинскими контингентами. Тем не менее это не могло быть единственной причиной, поскольку делению подверглись даже провинции, расположенные в глубине державы и менее всего подверженные внешним нападениям. Желание ограничить могущество наместников также можно исключить. Во множестве случаев расчленены были про-
26 Jones. LRE: 42 сл.; см. также наблюдения Барнса (Bames. 'Emperors': 548 слл.), где он исправляет свою же собственную картину, представленную в работе: Bames. NE: гл. 12, 13. О реорганизации провинций см. также: Kuhoff 2001: 329 слл.
27 Хотя это имело место не всегда: во всяком случае, не в Египте.
28 Delmaire. Largesses sacrées: 171.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
225
винции, в которых вообще не находилось никаких войск; и, кроме того, дуксы, назначенные руководить войсками, зачастую оказывались командирами контингентов, расположенных в более чем одной провинции. Судя по всему, причиной деления была убежденность в том, что присутствие центральной власти на местах должно ощущаться более явственно: что определенные функции, такие как юрисдикция, поддержание общественного порядка, а также финансовая и фискальная администрации, прежде поручавшиеся квесторам и прокураторам, должны остаться за институтами, уполномоченными на это центром; и что следует установить более тесный контроль над городским самоуправлением, прежде всего над куриями (curiae), муниципальными советами, в конечном итоге ответственными за уплату данной городской общиной налогов. Расчленение может быть интерпретировано и как попытка приблизить к жителям державы императорскую власть посредством ее представителей в провинциях; равным образом, в негативном смысле оно может быть понято как ограничение местных автономий.
Реорганизация провинций имела и другие важные последствия. В частности, окончательно исчезло деление на провинции народа (иначе: сенатские) и императорские провинции. Более того, Египет во всех отношениях стал равнозначен другим провинциям — во всяком случае, в том, что касалось его административной системы. Но, самое главное, эта реорганизация завершила процесс уравнивания Италии с провинциями, что было сделано путем разделения италийской территории на целый ряд провинций (которые поначалу обозначались термином «regiones» («области»), как мы видели выше)29. Помимо всего прочего, налоговая реформа, которая к тому времени уже подчинила обложение и сбор податей задаче снабжения армии, ликвидировала раз и навсегда налоговый иммунитет, которым прежде пользовался полуостров.
Затем провинции были сгруппированы в двенадцать крупных территориальных округов, называвшихся диоцезами: шесть — на западе (диоцезы Британии, Галлии, Виенский, Испании, диоцез Африка, диоцез Италия), три — в Иллирике (диоцезы Паннонии, Мёзии, диоцез Фракия) и три — на востоке (Азиатский, Понтийский, диоцез Восток). Во главе этих округов были поставлены должностные лица всаднического сословия, называвшиеся викариями (vicarii, то есть заместителями, помощниками) преторианских префектов. Италийский диоцез, впрочем, был разделен на два викариата: один, включавший северные регионы, назначен викарию префектом претория; другой, чья зона компетенции простиралась на так называемые городские (urbicariae) или пригородные (suburbicariae) области, подчинялся второму викарию (до сих пор спорным остается вопрос, был ли он заместителем префектов претория или же заместителем городского префекта). Эти два отдельных викария должны были функционировать (по-видимому, одновременно) при Кон¬
29 	Chastagnol 1987; Ausbüttel 1988: гл. 3; Giardina 1993; Cecconi 1994а; о полномочиях новых наместников см.: Carné 1998а; Camé 1998b; Cecconi 1998; Roueché 1998; Palme 1999.


226
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
стантине и в течение какого-то времени после него, вплоть до 350-х годов, когда полномочия викария городского префекта были окончательно поглощены должностью викария города Рима («vicarius urbis Romae»), то есть заместителя преторианского префекта Италии30. Викарии диоцезов являлись представителями центральной власти и на местном уровне исполняли разнообразные гражданские обязанности, которые к тому времени находились в сфере компетенции префектов; вдобавок викарии диоцезов осуществляли контроль над войсками, находившимися под командой презесов (praesides). Помимо надзора за поведением провинциальных наместников (за исключением проконсулов Азии и Африки), викарии диоцезов следили также за обложением и сбором анноны. Диоцезы, таким образом, оказывались большими фискальными округами империи. В них также действовали финансовые чиновники фиска (fiscus) и личного имущества императора (res privata), счетоводы денежных сумм (rationales summarum) и смотрители (magistri, позднее называвшиеся rationales) личного имущества императора (rei privatae)31.
Диоцезы были созданы, по-видимому, в 297 г.32. Но уже до этого времени, одновременно с денежной реформой, выпуск монеты был реорганизован на региональной основе путем учреждения новых монетных дворов в Трире, Аквилее, Карфагене, Гераклее, Фессалонике и Никомедии. Даже Александрия принялась чеканить важнейшие монеты, и Лондон, который до этого выпускал валюту узурпаторов (Караузия и Аллекта; см. гл. 3, п. П и IV. — А.5.), также продолжил работать, как и монетные дворы, уже функционировавшие при начале Диоклетианова правления: Рим, Лион, Тицин (Павия), Сисция, Кизик и Антиохия33. Собственным монетным двором располагал не каждый диоцез (такового не имели ни Виеннский диоцез, ни диоцез Испании), тогда как Галльский и Восточный диоцезы имели, каждый, по два, а Италийский — целых три (в Риме, Аквилее и Тицине). Тем не менее, умножение и распределение монетных дворов по различным регионам очевидным образом были согласованы с новой системой сбора налогов, основывавшейся на этих диоцезах. Аномалии в их распределении можно объяснить тем фактом, что два диоцеза, не имевшие монетных дворов, относились к самым внутренним и безопасным округам, где военные расходы были значительно ниже, чем в других регионах. Позднее имела место определенная незначительная перестройка: закрытие карфагенского монетного двора в 307 г.; создание (как оказалось, не на долгое время) монетного двора в Остии, куда, по всей видимости, был переведен карфагенский персонал; закрытие дворов в Лондоне и Тицине и, наконец, открытие двора в Константинополе в 326 г.
30 По этой очень запутанной проблеме см.: Chastagnol. La préfecture urbaine: 29 слл.; de Martino 1975: 346 слл.; о создании диоцезов см.: Noethlichs 1982; Kuhoff 2001: 378 слл.
31 Delmaire. Largesses sacrées: гл. 4.
32 Это широко принятая точка зрения; хотя Хенди (Hendy 1985: 373 слл.) относит создание диоцезов ко времени до 297 г.
33 Hendy 1985: 378 слл.; напротив, монетный двор в Триполи был закрыт.


Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина...
227
IV. 	Позднейшая эволюция
Во многих отношениях новая держава, воссоединенная Константином, просто не могла не продолжить развитие той системы управления, начало которой было положено правительством тетрархии. Прежде всего это заключалось в том, что в центральной администрации был доведен до конца процесс бюрократизации. Полномочия центральных департаментов, каждый со своими собственными канцеляриями (или scrinia), стали еще более четкими. Четырем «министрам» было предписано принимать участие в работе консистория (consistorium): ( 7) квестору священного дворца («quaestor sacri palatii»), в чьи обязанности входила подготовка проектов императорских законодательных актов (конституций, constitutiones); (2) комиту священных щедрот («comes sacrarum largitionum»), своего рода министру финансов, имевшему дело с поступлениями в казну налогов в денежной форме, а также с императорскими расходами (символично, что они воспринимались как «щедроты», «дарения») и с выпуском монет; (3) комиту личных имуществ («comes rerum privatarum»), то есть министру, которому был вверен надзор за огромным императорским патримонием — передаваемым по наследству имуществом; и (4) магистру оффиций («magister officiorum»), своего рода контролеру всей бюрократической системы. Восточные веяния можно заметить в том, что еще даже более высокое положение занимал препозит священной опочивальни («praepositus sacri cubicula»), иными словами, начальник спальников (cubicularii, прежде—личные слуги правителя) и фактически заведующий организацией императорского дворца. С течением времени соответствующее ранжирование этих новых должностных лиц подверглось изменению, например, два финансовых комита приобрели большее значение в период со второй половины IV в. до первой половины V в.
В Константинову эпоху некоторые важные инновации были введены также и потому, что императорская власть более уже не носила характер коллегиального управления. Одной из таких значимых реформ стало преобразование преторианской префектуры. Со времен фискальных нововведений эпохи тетрархии, когда префекты пуще прежнего расширили свои и так многогранные функции, эти должностные лица превратились в главных финансовых министров, тогда как их викарии (vicarii, то есть заместители) контролировали сбор анноны в крупных областях. После битвы у Мульвийского моста Константин распустил преторианские когорты, поддержавшие Максенция34, и именно на этой стадии трансформация префектуры в сугубо и исключительно гражданскую должность завершилась полностью.
Результатом данного процесса стало превращение префектов в своего рода «вице-королей», контролирующих очень крупные территориальные округа, которые включали некоторое количество диоцезов. И опять
34 	Аврелий Виктор. О Цезарях. XL.24—25; Зосима. П.17.2; 33.1—2 — о региональных префектурах, приписываемых Константину, см. прежде всего: Jones 1964: 101 слл.; Chas- tagnol 1968; а также: Рогепа 2003; Gutsfeld 1998: 78 слл.


228
Часть вторая. Глава 6. Император и его правительство
же до известной степени это было ответом на ту же самую необходимость децентрализовать осуществление полномочий, которая в свое время заставила перейти к системе тетрархии: дело в том, что сыновья Константина, все назначенные Цезарями, не могли эффективно гарантировать эту самую децентрализацию просто в силу их исключительной молодости.
Во многих отношениях политическая организация Константина, завещанная его сыновьям (политическая организация, имевшая к тому времени своим центром уже Новый Рим), была гораздо более сложной, нежели в первые века имперской эпохи. Чтобы действенно противостоять разрушительным давлениям «кризисного» периода, бюрократическая система становилась всё определенней. В последующие десятилетия она приобрела еще большую чёткость, доказательством чему — ключевой документ, так называемая «Notitia Dignitatum» (или, если употреблять полное название, «Notitia omnium dignitatum et administrationum tam civilium quam militarium» - «Табель всех рангов и должностей, как гражданских, так и военных»). Этот документ, представляющий собой своего рода регистр гражданских и военных должностей империи и снабженный иллюстрациями с изображением инсигний (знаков отличия) различных ведомств и воинских частей, дошел до нас в виде копии, составленной после разделения империи в 395 г. Сохранившаяся редакция заключает в себе ряд серьезных проблем, поскольку документ этот «многослойный», с исправлениями и вторжениями в текст, продиктованными изменениями, которым подвергались чиновная и военная организации в эпоху поздней античности. Но, несмотря на проблемы, связанные с толкованием текста, данный документ уникален в качестве доказательного материала и обладает огромной ценностью. В самом деле, уже сам по себе тот факт, что в нашем распоряжении нет ничего похожего от предыдущей эпохи, является, возможно, указанием на то, насколько далеко и политико-административная, и военная организации пост-Константиновой империи отклонилась от того, что было при принципате, но сохранив при этом мощные корни в изначальной Августовой системе.


Глава 7а
Д. Иббетсон
ПРАВО
ВЫСОКОЙ КЛАССИКИ
На эпоху Антонинов и Северов пришлись наивысшие достижения римского права, возведенные на фундаменте, который был заложен в последние десятилетия республики и в начале империи. Право этого периода, дошедшее до нас благодаря текстам, собранным при императоре Юстиниане, образует «скальное основание», доктринальную базу, на которую опирается большинство правовых систем современности; и даже в тех странах, чьи правовые системы формально остаются не затронутыми римским правом (здесь имеются в виду прежде всего страны англоговорящего мира), сочинения юристов, живших во второй половине П в. и в первой четверти Ш в., до сих пор цитируются в судах.
В основе этого права эпохи высокой классики обнаруживаются два элемента: во-первых, юристы и, во-вторых, научный подход к правовой мысли, который они воплощали в жизнь.
Юристов в смысле группы людей, претендующих на обладание специализированными познаниями в области права и обладающих особыми навыками в деле применения этих познаний, можно обнаружить уже в последнее столетие республики; таковыми были, например, Квинт Муций Сцевола и Сервий Сульпиций Руф. Уже в I в. н. э. правоведы были вовлечены в некоторые сферы имперской административной системы, но только с середины 2-го столетия они оказались всецело интегрированы в нее. Они образовали новый тип адвоката-бюрократа, эксперта по правовым вопросам, более или менее постоянно занимавшего тот или иной ответственный имперский пост1. Один из ранних представителей данного типа, Луций Волузий Мециан, в разное время был префектом ремесленников («praefectus fabrum»), адьютором общественных работ («adiutor operum publicorum»), префектом транспорта («praefectus vehiculorum»), малым понтификом («pontifex minor»), прокуратором библиотек («procurator bibliothecarum»), начальником службы по поставкам зерна («praefectus
1 Schulz 1946: 103—107; Bauman 1989.


230
Часть вторая
annonae»), а в конечном итоге в 161 г. стал префектом Египта («praefectus Aegypti»)2. В роли префекта претория мы видим Таррунтена Патерна и трех самых крупных юристов северовской эпохи: Эмилия Папиниана, Юлия Павла и Домиция Улышана; как начальника ночной стражи («praefectus vigilum») мы знаем Квинта Цервидия Сцеволу и Геренния Модес- тина; и так далее3. После Адриана наличие опыта судебной практики могло быть необходимым условием, чтобы стать начальником секретариата «по поводу прошений» («a libellis»), каковую должность определенно занимал Папиниан, а также, возможно, и Ульпиан4. Проведенная этим императором реформа государственной гражданской службы подготовила почву к тому, чтобы consilium principis (совещательный орган при императоре) играл более весомую роль; намеренно ли, случайно ли, но юристы начали занимать в этом консилиуме важное положение5. Практически все ведущие правоведы были включены в его состав: Цельс Нераций и Юлиан — при Адриане; Медиан, Пактумей Клеменс, В индий Вер и Марцелл — при Антонине Пие; Марцелл и Сцевола — при Марке Аврелие; Таррунтен Патерн — при Марке и Коммоде, а при Северах — Папиниан, Ульпиан, Павел, Мессий, Трифонин, Менандр, Модестин и Ли- циний Руфин6. Повсеместное присутствие адвокатов в антониновской и северовской бюрократии можно сравнить с тем, что мы видим в США конца XX — начала XXI в.
Эти люди были не просто чиновниками с правовой подготовкой. Они продолжали заниматься частной юридической практикой: консультировать тяжущиеся стороны и судей, составлять правовые документы, участвовать в открытых прениях на процессах, возможно, и преподавать. Однако встраивание адвоката в административную систему сопровождалось изменением его статуса. После Адриана это стало вопросом профессиональной репутации, а не так, как было в I в. н. э., — тем, что зависело от рождения: лишь немногие из ведущих юристов происходили из сенаторских семей, а большинство вообще были из провинций7.
Об этой трансформации статуса свидетельствует один анекдот, пересказанный юристом Помпонием в его «Энхиридии» (учебном пособии)8. В этом анекдоте речь идет об изменении характера «привилегии давать ответы» («ius respondendi»), первоначально введенной Августом9. Император Адриан, к которому с прошением обратилась группа бывших преторов с просьбой даровать им «ius respondendi», ответил, что это право не испрашивается, а предоставляется, и что любой, уверенный в своих спо-
2 Kunkel 2001: 174.
3 Kunkel 2001: 290.
4 Honoré. Дигесты. ХХ.5.12 в начале (Папиниан); Honoré: 81—86; Honoré. Ulpiari1’. 18— 22 (Ульпиан). Из числа эпиклассических юристов на должности секретаря «a libellis» абсолютно точно состоял Аркадий Харизий и, почти наверняка, — Гермогениан (см. далее, с. 251—252; в целом о понятии «эпиклассическое право» см. гл. 7b — А.З.).
5 Crook 1955: прежде всего с. 56—65; Amarelli 1983.
6 Приведенный перечень заимствован отсюда: Palazzolo 1974: 31 примеч. 29.
7 Kunkel 2001: 290.
8 Дигесты Юстиниана. 1.2.2.49.
9 Frier 1996: 962-963.


Глава 7а. Право высокой классики
231
собносгях, может подготовить себя к тому, чтобы давать responsa (юридические ответы) народу10. В этой истории можно выделить два аспекта. Во- первых, начиная с этого момента (хотя текст намекает на то, что это уже практиковалось) отдельные лица уже не могли ходатайствовать о даровании им данной привилегии, инициатива должна была исходить от самого императора. Во-вторых, и это более важно, есть четкое ощущение, что предоставление «ius respondendi» нужно было заслужить — оно не являлось каким-то само собой разумеющимся правом, которым бы автоматически наделялись бывшие преторы или иные лица соответствующего статуса; они должны были подготовить себя к тому, чтобы давать responsa, а не думать, что это право появится у них само собой. Обладание «ius respondendi» служило указанием на то, что человек обладал репутацией юриста, и привилегия эта как таковая жаловалась лишь тем, кто ее заслуживал; однако «жалование» это не было каким-то непременным предварительным условием для юридического признания. Ничто не мешало человеку без данного статуса писать сочинения по праву, предлагать правовые рекомендации и высказывать юридические суждения: во времена самого Адриана ни Гай, ни (вероятно) Помпоний этой привилегией не пользовались, а потому любое определение «юриста» должно быть достаточно широким, чтобы включать таких людей. Привилегия, о которой идет речь, «ius respondendi», предполагала всего лишь возможность высказывать правовые суждения на публике, участвуя в публичных дебатах; к этому, по крайней мере, сводится смысл рассказа Авла Геллия о том, как он впитывал разные суждения по правовым вопросам, вращаясь в тех местах, где собирались учителя и консультанты по публичному праву («stationes ius publice docentium aut respondentium»)11. Это право, возможно, могло быть даровано только императором; но главные составляющие юридической деятельности были доступны любому, кто полагался на собственные способности.
Это был не просто период, когда адвокаты оказались интегрированы в управленческие структуры государства. В столетие примерно после 130 г., и в особенности при Северах, правовая наука достигла своего апогея. Подавляющее большинство текстов, включенных в «Дигесгы» Юстиниана, скомпилированные во второй четверти VI в., датируются именно указанным периодом; половина всего этого огромного собрания представляет собой извлечения из сочинений всего двух северовских юристов — Ульпиана и Павла. За столетие до Юстиниана, в 426 г., так называемый «Закон о цитировании»12 постановил, что правовая аргументация на суде должна опираться на мнения, содержащиеся в трудах только пяти юристов: Папиниана, Павла, Гая, Ульпиана и Модестина. Из них Гай, являвшийся скорее школьным учителем, нежели комментатором в орто¬
10 О понимании данного текста из «Энхиридия» Помпония (Дигесты Юстиниана. 1-2.2.49) см.: Bauman 1989: 287—304 — с обсуждением более ранних точек зрения.
11 Авл Гелий. Аттические ночи. ХШ.13. Atkinson 1970: 44; Liebs 1976: 236—239. (Эта привилегия означала, что публичные ответы ее обладателя имели нормативное значение в судах. —А.З.)
12 Кодекс Феодосия. 1.4.3.


232
Часть вторая
доксальном смысле, писал при Адриане и Антонине Пии; датировки главных сочинений Папиниана, Павла и Ульпиана концентрируются между 190 и 220 гг.; а Модестин, традиционно считающийся последним классическим юристом, являлся учеником Ульпиана и примерно на полтора десятка лет был младше его13. Точность настройки фокуса очевидна, краткость периода, в который были созданы практически все сохранившиеся главные правовые сочинения римского мира, почти ошеломляет.
Познания о классическом римском праве мы извлекаем в основном из трудов юристов. Это порождает свои собственные проблемы. Лишь одно классическое сочинение, «Институции» Гая, сохранилось хотя бы приблизительно в своей изначальной форме. Основная рукопись этого сочинения, а именно палимпсест1 За, открытый в Вероне в 1816 г., датируется концом V или началом VI в., то есть временем примерно через три с половиной столетия после того, как данный текст был написан. Удалось найти и другие фрагменты, однако самый ранний из них невозможно датировать временем до середины 3-го столетия14. Некоторые части других сочинений известны нам благодаря постклассическим компиляциям, прежде всего благодаря двум сборникам, составленным, вероятно, в конце IV в. — «Fragmenta Vaticana» («Ватиканские фрагменты») и «Mosaicarum et Romanarum Legum Collatio» («Собрание законов Моисеевых и римских»);15 кроме того, раскопками из земли была извлечена пригоршня папирусов, содержащих краткие извлечения из трудов классических юристов; однако абсолютное большинство сохранившихся правовых текстов дошло до нас благодаря «Дигестам» Юстиниана. Они были сохранены отнюдь не антикварами, озабоченными текстуальной чистотой, но законоведами, интересовавшимися правом своего собственного времени.
Хорошо известно, что Юстиниановы компиляторы, чтобы привести классические тексты в соответствие с современными условиями — поступать так им было прямо приказано самим императором, — изменяли их16, хотя вопрос о том, до какой степени доходили такие вторжения в текст, остается весьма дискуссионным. Дело в том, что современная наука во многом отказалась от крайностей гиперкритиков начала XX в., для которых любой текст, страдающий недостаточной чистотой латинского языка или содержащий что-то, о чем думали как о негодной норме, автоматически трактовался как подозрительный. Даже если отказаться от этого крайнего подхода, нет ни малейших оснований думать, будто бы эти тексты не подвергались изменениям постклассическими редакторами, будь то по незнанию и ошибочному пониманию или из-за добросовестных изобретательных попыток привести классический текст в соответ¬
13 О подробностях, связанных с этими юристами, и о их работах см.: Honoré 1962а; Kunkel 2001; Liebs 1997 (с литературой).
13а Палимпсест — пергаментная рукопись, с которой стерт первоначальный текст и на его месте написан новый. — А.З.
14 Liebs 1997: 191; Diosdi 1970.
15 См.: FLRA П.464—540 (Ватиканские фрагменты), 544—589 (Собрание законов Моисеевых и римских).
16 Конституция «Властью Бога» (Deo Auctore). 7.


Глава 7а. Право высокой классики
233
ствие с правом того времени, в которое жил сам редактор17. Тем не менее, было бы неправильно проявлять излишне негативный настрой. Сличение Веронского палимпсеста «Институций» Гая с папирусами наводит на мысль, что устоявшейся формы текст достиг в основном уже к середине Ш в., и только отсутствие прямых доказательств не позволяет нам говорить, что эта форма представляет собой, по существу, именно тот текст, который сам Гай (или, по крайней мере, изначальный компилятор данного сочинения) написал за столетие до этого; весьма существенные части этого труда, безусловно устаревшие еще до исхода Ш в., прежде всего толкование формульной системы судебной процедуры, занимающее значительную часть кн. IV, по-прежнему присутствовали в той версии текста, которая была в ходу еще спустя два столетия или даже более того. Не забывая, что тексты в том виде, как они сохранились, нельзя считать безусловно надежными, мы всё же с осторожностью можем трактовать их как содержащие в себе достаточные указания на то, что в реальности было написано теми классическими авторами, которым эти тексты приписываются.
Юридическую литературу рассматриваемого периода удобно разделить на две основные категории: систематическую и аналитическую: сочинения первой группы создавались преимущественно для учебных задач, вторые были адресованы практикующим юристам.
Традицию педагогических сочинений можно проследить вплоть до первого века существования империи. Они имели разные формы: институции (базовые учебники, систематические лекции. —А.3.)\ «Res cotti- dianae» («Повседневное правоведение») Гая;18 историческое «Enchiridion» («Пособие») Помпония (известное нам главным образом по очень сильно испорченной постклассической эпитоме, которой пользовались компиляторы Юстиниановых «Дигест»);19 сборники правил (regulae) и определений (definitiones);20 практикум «Manualium libri tres» («Три книги руководств»), приписываемый Павлу21. Самым ранним из этих простейших учебников было сочинение «libri tres iuris civilis» («Три книги цивильного права») Масурия Сабина. Оно представляет собой элементарное введение в право, следующее тому порядку изложения, который был применен в комментариях к цивильному праву самого крупного республиканского юриста — Квинта Муция Сцеволы: право наследования, право лиц, право обязательств и право вещей22. Хотя книги Сабина стали стандартным вводным учебником ко времени Нерона, содержавшийся там материал был плохо организован, к тому же в нем имелись значительные пропуски. Писатели II и Ш вв. (Флорентин, Гай, Ульпиан, Павел,
17 	Kaser 1972; Johnston 1989. Выявление интерполяций и изменений юсгиниановского времени является, собственно говоря, такой же серьезной проблемой, как и отслеживание постклассических изменений.
ш Liebs 1997: 192.
19 Liebs 1997: 146 (с литературой).
20 Schulz 1946: 173-176; Stein 1966: 74-108.
21 Liebs 1997: 162; Stein 1960.
22 Astolfi 1983.


234
Часть вторая
Каллистрат, Марциан) экспериментировали с разными принципами организации материала; их «Institutiones», можно утверждать, заложили основы, на которых базировалось юридическое образование. Из всех этих институциональных трудов самыми важными безоговорочно были «Institutiones» Гая, составленные в основном при Адриане и Антонине Пие. Тот факт, что и в эпиклассических22а, и в постклассических юридических школах в Восточной империи этот учебник продолжал использоваться в качестве базового, явно говорит о консерватизме правовой традиции, которую они сохраняли; а как модель — не только в структуре, но также во многом и в деталях — для «Институций» Юстиниана труд Гая продолжает до сих пор оказывать серьезное влияние на европейскую правовую мысль. Достоинство этого сочинения заключается не в какой-то его особой глубине или оригинальности юридического анализа, но в систематическом порядке, в соответствии с которым здесь излагается материал: право лиц, право вещей, право исков; сверх того, право вещей подразделяется на собственность (включая наследование) и обязательства (контракты и деликты).
Юристы того времени не особо заботились о правовой классификации. Никто из них не цитирует Гая, а включение в V в. его имени в «Закон о цитировании», а именно в перечень юристов, на чьи сочинения можно было ссылаться, всецело обязано статусу классического труда, который имели «Институции» Гая в византийском правовом образовании, а отнюдь не репутации их автора среди его коллег. Мы знаем очень мало о его жизни, хотя это не мешает некоторым исследователям заниматься домыслами на сей счет23, причем он скорее был провинциальным учителем, нежели юристом ортодоксального типа. Те вводные сочинения, к типу которых принадлежали работы Гая24, отнюдь не относились к той разновидности трудов, которые разжигали горячие юридические споры.
Классические юристы сосредотачивали свое внимание прежде всего на подробном анализе отдельных правовых институтов. Главными произведениями, в которых встречается данный тип аналитики, являются развернутые комментарии, в особенности — посвященные «Эдикту». Это могли быть весьма обширные опусы. Комментарии Ульпиана состояли из восьмидесяти одной книги, Павла — семидесяти восьми; и тот, и другой были просто карликами в сравнении с комментариями Помпония, о которых сообщается, что они состояли из более чем полутора сотен книг25. Их определяющее значение и ключевое положение есть, без всякого сомнения, следствие того, что при Адриане был установлен окончательный текст «Эдикта», на котором могли быть построены комментарии, хотя
22а В истории римского права некоторые исследователи выделяют так называемый «эпиклассический» период, который датируют временем примерно с 235 по 305 г. О термине см. нашу сноску 1а гл. 7b. — А.З.
23 Stanojevic 1989: 20—33; Pugsley 1994 (Гай здесь отождествляется с Помпонием); Samter 1908 (Гай — женщина?). Более трезвой, хотя также спекулятивной, является работа: Honoré 1962b.
24 Liebs 1997: 188-195.
25 Liebs 1997: 177, 156, 149 (с литературой).


Глава 7а. Право высокой классики
235
еще до этого Лабеон написал комментарий более чем в тридцати книгах. Параллельно с указанными комментариями, начиная со П в., появились сочинения, которые равнялись на «Libri tres iuris civilis» («Три книги цивильного права») Сабина, наиболее важным из которых был труд Ульпиана в пятидесяти одной книге26. Этими масштабными сочинениями юридическая литература отнюдь не исчерпывалась: имелись также толкования отдельных законов и сенатусконсультов27, а иногда юристы создавали расширенные комментарии на труды друг друга: например, имели хождение подробные рассмотрения Яволеном и Павлом сочинений Лабеона и Плавция, работавших в 1-м столетии, известен также комментарий Павла к трудам Нерация — юриста начала П в. Все они, видимо, принимали форму лемм: комментатор переходил от слова к слову или от фразы к фразе в анализируемом тексте. Поэтому в комментарии «Ad Edictum» («К эдикту») Павел, как правило, начинает с цитаты соответствующей клаузулы «Эдикта» («Ait praetor...», «Претор говорит...») и затем разбирает ее пункт за пунктом; подобным же образом в комментарии «Ad Sabinum» («К Сабину») он начинал с цитаты из Сабина и брал ее в качестве отправной точки для дискуссии. Как результат, такие комментарии не следовали систематической структуре позднейших институциональных трудов; здесь имел значение лишь строй исходного текста.
Наряду с комментариями имелся солидный корпус казуистической литературы, едва ли уступавший по объему таким сочинениям, как «Ad Edictum» или «Ad Sabinum». Самым значительным юридическим сочинением Юлиана были его «Digesta» («Дигесгы»)28, Папиниана — его «Quaestiones» («Разыскания») в тридцати семи книгах и «Responsa» («Ответы») в девятнадцати книгах29. Общим для всех этих трудов был их проблематический характер, обсуждение очень специфических фактических ситуаций. При этом источники обсуждаемых вопросов могли весьма сильно варьироваться от ( 7) реальных случаев, по поводу которых задавали вопросы клиенты, ученики или другие юристы, (2) случаев, являвшихся предметом формальных прений, как, например, тех, что обнаруживаются в сочинениях под названием «Disputationes» («Обсуждения»), написанных Трифонином и Ульпианом30, и до (3) откровенно гипотетических казусов, придуманных специально, чтобы сфокусироваться на особенно трудных проблемах. Хотя сборники этих случаев были, как правило, более или менее упорядочены в соответствии с порядком «Эдикта» (с приложением, относящимся к отдельным законам и сенатусконсуль- там), это объяснялось всего лишь привычкой или удобством; каждый казус имел значение сам по себе и мог быть очень слабо связан с той рубрикой, в какую был помещен. Поскольку эти казуистические сочинения, несмотря на всю изощренность содержащегося в них правового
26 	Liebs 1997: 178 (с литературой). В целом см.: Schulz 1946: 210—214.
2/ О них см.: Schulz 1946: 186—189.
28 Liebs 1997: 104 (с литературой).
29 Liebs 1997: 120, 121 (с литературой).
30 Liebs 1997: 126, 185 (с литературой).


236
Часть вторая
анализа, не были структурированы вокруг какого-нибудь существенным образом зафиксированного текста, они не продвигали вперед юридическую науку в той же манере, как это делали большие комментарии «Ad Edictum» и «Ad Sabinum». В сравнении с данными последними работами они составляют относительно небольшую пропорцию классических текстов, собранных в Юстиниановых «Дигестах».
Наконец, существовал корпус монографической литературы. Данный жанр был основным для тех сфер, которые выходили за рамки традиционных комментариев: административная власть; военное право; iudicia publica, то есть уголовное право; а также фидеикомиссы, то есть завещательные отказы31. Среди комментариев обнаруживаются и труды монографического типа; и хотя многие ссылки, кажущиеся ссылками на монографии, в действительности — ссылки на постклассические эпитомы (то есть сокращения) отдельных частей гораздо более крупных работ, некоторые сочинения (такие, например, как девятнадцать книг о письменных контрактах, приписываемые Венулею) являлись, несомненно, настоящими монографиями32. Эта форма, как кажется, особенно нравилась Павлу: ему приписывается не менее сорока одного заглавия [монографических сочинений]33. И всё же не они были главной движущей силой в деле развития правовой науки. В случае, например, с фидеикомиссами в этом качестве выступала не столько серия монографий, написанных по данному сюжету в период примерно между 140 и 230 гг. юристами от Помпония до Модестина, сколько мнения Квинта Цервидия Сцеволы в его казуистических «Дигестах» и «Ответах»34.
Классическая юридическая наука была глубоко индивидуалистической. Конечно, имелась никем не оспариваемая сердцевина права («ius поп controversum») — единодушное мнение юристов, которое, как полагал Гай, обладает силой закона (lex)35, но за пределами этого базового уровня ни одно мнение ни одного правоведа не считалось неоспоримым, и только сама исходная правовая доктрина была настолько глубоко укоренена, что имела страховку от деструктивного юридического анализа. Хотя для законоведов обычным делом было ссылаться на более ранние правовые сочинения, такого рода отсылки не являлись ни принимаемыми слепо цитатами, ни нанесением еще одного слоя на юридическую мудрость предыдущих поколений. Напротив, на начало 3-го столетия пришлась кульминация двухвековых споров. Более ранний юрист цитировался либо в случае, когда его считали правым (обычно о таком мнении говорилось, что оно является «verius», то есть более правильным, обоснованным, что имплицитно предупреждало читателя о существовании и противоположной точки зрения), либо тогда, когда его точка зрения являлась, по мнению цитирующего, ошибочной и ее разбор мог бы оказаться полезным для выявления природы данного заблуждения.
31 Schulz 1946: 242—257; Liebs 1997 (с дополнительными ссылками).
32 Liebs 1997: 134. Другие монографии на ту же самую тему приписываются Гаю, Педию и Помпонию.
33 Liebs 1997: 162-172.
34 Johnston 1988:12.
35 Гай. 1.7.


Глава 7а. Право высокой классики
237
К усилению указанной индивидуальности привело исчезновение двух юридических школ, сабиньянской (или кассианской) и прокульянской, которые появились еще на начальной стадии существования империи36. Именно они в первые сто пятьдесят лет принципата выступали в роли центра всей правоведческой деятельности, однако примерно во времена Адриана они, создается такое ощущение, подошли к своему концу. Отчасти, возможно, нас вводят в заблуждение источники. Своими знаниями о школах мы обязаны в основном относящемуся к адриановскому времени «Энхиридию» Помпония. Это пособие было сокращено и дошло до нас в виде Юстиниановой компиляции. Перечень руководителей школ, естественно, доходит здесь лишь до его, Помпония, собственного времени. Всё, что мы можем сказать с относительной уверенностью, так это то, что школы продолжали тогда функционировать. После этого сохранились лишь фрагментарные ссылки:37 Гай, писавший при Антонине Пие, всё еще мог противопоставлять мнения писателей своей школы, сабинь- янцев — «nostri praeceptores» («наши наставники»), или «nostrae scholae auctores» («писатели нашей школы»), — мнениям последователей Проку- ла — «diversae scholae auctores» («писатели противоположной школы»)38 — в такой манере и с такой частотой, что это заставляет думать о том, что при нем это разделение по-прежнему являлось живой реальностью и что его аудитория, видимо, воспринимала себя членами той школы, к которой принадлежал и он сам. Но, хотя имеются ссылки на школы и после этого, все они указывают на споры, которые могли иметь место в прошлом; нигде в этих случаях мы не находим ни одного юриста, который ссылался бы на самого себя или на какого-нибудь современника как на члена той или другой школы. Непрямые свидетельства указывают в том же направлении: хотя более поздний юрист по поводу некоего спорного момента мог следовать прокульянской или сабиньянской точке зрения, он последовательно не отождествлял себя с учением ни той, ни другой школы39. Более не было никакой партийной линии, которой юрист заведомо должен был бы твердо придерживаться. Эта независимость мысли соответствовала индивидуальности разных юристов в их способах мышления. Вряд ли кто-то мог быть более непохожим в своих подходах, чем три великих юриста северовской эпохи. Папиниан, которого из этой троицы почитали в византийских правовых школах более всего, оригинален и тонок, хотя утонченность его формулировок не всегда внушала к нему симпатии позднейших ученых;40 Павел знаменит поисками, не всегда успешными, основополагающих абстрактных принципов; а Ульпиан безжалостен в своих разрушительных атаках на ортодоксальную доктрину, когда он вскрывает несообразности в умозаключениях других юристов.
38 	Frier 1996: 969-973.
3/ Они собраны здесь: Liebs 1976: 201—203.
38 Гаи. 1.196; П.15; П.37; П.79; П.123; П.195; П.200; П.217-223; П.244; Ш.87; Ш.98; Ш.ЮЗ; Ш.141; Ш.167А; Ш.168; Ш.178; IV.78; IV.79; IV.114.
39 Liebs 1976: 243-275, 283.
40 Schulz 1946: 236 примеч. 6.


238
Часть вторая
Подобные вариации можно найти у юристов предыдущих поколений: чрезвычайная концентрация на систематической связности — у Гая, поиски внутренней логичности, даже если они порой осуществляются за счет здравого смысла, — у Юлиана, и так далее.
Антониновских и северовских юристов не сплачивало ни вынужденное принятие каких-то особых правовых правил или доктрин, ни обязанность придерживаться какой-то отдельной интеллектуальной методологии; и тем не менее они разделяли определенные базовые допущения, что придавало высокую степень согласованности их усилиям. Прежде всего они были озабочены разъяснением права, а не абстрактными философскими понятиями как таковыми, вроде «справедливости» и тому подобными. Ясные моральные принципы всё же давали о себе знать — Ульпиан, если взять хорошо известный пример, определяет справедливость как «неизменную и постоянную волю предоставлять каждому его правомочие» («constans et perpetua voluntas ius suum cuique tribuere») и сводит базовые принципы права к трем заповедям: жить честно, не причинять вреда другим и воздавать каждому должное;41 но они бесконечно банальны и при всей их риторической высокопарности являются всего лишь тривиальностями, которые не играют серьезной роли в формировании конкретных правовых норм и доктрин. Кроме того, отдельные юристы, как люди мыслящие, неизбежно имели собственные этические установки, которые окрашивали их взгляды на право. Например, Ульпиан, как представляется, был неоплатоником, и именно элементы неоплатонического мышления подведены под его отдельные правовые принципы;42 однако всё это никогда прямо не выражается, и во всем корпусе норм нет и намека на то, что данный тип теоретических размышлений играл хоть какую-то роль в юридических спорах. Тем не менее, право могло видеться как обладающее важным философским измерением само по себе; для Ульпиана оно — вероятно — являлось, по сути, формой философии («подлинной (если только я не ошибаюсь) философией», «veram (nisi fallor) philosophiam»)43. Оно было или стремилось к тому, чтобы стать подлинным искусством — «искусством добра и справедливости» («ars boni et aequi»)44. Юристы не просто повторяли и передавали полученное знание; они посвящали себя обнаружению рациональных оснований права и, где необходимо, перестройке доктрины, с тем чтобы удобно согласовать ее с этой базой45. Проще говоря, их объединяла вера в то, что право является самосогласованной совокупностью норм, которые могут быть подогнаны друг к другу таким образом, чтобы составить логически связное целое. Именно это убеждение находится в центре римской правовой науки.
Такая гармонизация правовой системы была возможна только в условиях относительной нехватки официальных источников для изменения этой системы: классический период римского права четко совпадает с ла¬
41 Дигесты. 1.1.10 (в начале и 1).
42 Frezza 1968; Honoré. Ulpian[\ 31; Honoré. Ulpian2: 82.
4J Дигесты. 1.1.1.2.
44 Дигесты. 1.1.1 (в начале).
45 Honoré. Ulpian}-. 30—31; Honoré. Ulpiari1-. ta. 3; Nörr 1976; Nörr 1981a.


Глава 7а. Право высокой классики
239
куной между упадком старых источников права (leges, senatus consulta, эдиктов магистратов) и жестким учреждением императорского законодательства в качестве единственного источника. Точнее говоря, этот период совпадает с этапом, когда прежние источники уже стали формально замещаться законодательной властью принцепса, при том, что осуществление этой императорской власти носило относительно ограниченный характер и находилось под огромным влиянием самих юристов.
Хотя комициальные (т. е. проводимые через комиции, народные собрания граждан. — А. 3.) законы и плебисциты сохранялись и использовались Августом, к периоду Флавиев эти главные республиканские механизмы официальных изменений в правовой сфере в конечном итоге совершенно вышли из употребления просто в силу молчаливого согласия всех46. То, что они остаются в самом начале списка источников права, который приводит Гай в середине 2-го столетия и Папиниан — примерно в начале ГГГ в.47, свидетельствует одновременно как об их центральном положении в качестве основы традиционного цивильного права (ius civile), так и об их сохранявшемся риторическом значении как по сути своей наиболее народных форм законодательства (см. у Гая: «Закон (lex) есть то, что народ римский одобрил и постановил» (1.3). —А.З.). В самом деле, для Гая lex — это своего рода «место, за которое цепляется якорь» всех форм правовых инноваций и изменений: плебисциты трактовались как эквивалент lex, сенатусконсульты (вероятно) имели силу lex, аналогично силой lex были наделены и императорские конституции (что вполне очевидно), и единодушные мнения юристов48. Однако при всем том ко времени Гая сама lex более уже не была живым источником права.
Закат сената оказался менее жестким, менее быстрым, но не менее реальным49. С упадком магистратской власти сенатусконсульты (senatus consulta), которые, формально говоря, представляли собой просто советы, предлагаемые магистратам, стали трактоваться по умолчанию как обладающие сами по себе законодательным эффектом50. Для Гая они имели силу lex, хотя он и отмечал, что это вопрос спорный51, но постепенно в следующие полвека его утверждение мало-помалу начинало вводить читателей в заблуждение. Насколько можно судить по свидетельствам, сохранившимся весьма обрывочно, был резкий скачок в использовании сенатусконсультов при Адриане и затем еще раз при Марке Аврелии. Однако к началу 1П в. сенатусконсульты фактически исчезают в качестве действующего источника новых правовых норм52. Вместе с тем
46 Последним комициальным законодательным актом был аграрный закон («Lex Agraria») Нервы, см.: Rotondi 1912: 471.
47 Гай. 1.2; Дигесты. 1.1.7.
48 Гай. 1.3-7.
49 Liebs 1997: 87 (с литературой).
00 О различных точках зрения на законодательную силу сенатусконсультов см.: Schiller 1959.
01 Гай. 1.4. Их юридическую силу отмечают также Помпоний и Ульпиан, см.: Дигесты. 1.2.12; Дигесты. 1.3.9 (интерполяция?).
52 	Talbert 1984: 443-450.


240
Часть вторая
голые цифры маскируют то, что роль сената при принятии сенатускон- сультов свелась, по сути, всего лишь к выдаче одобрения императорских инициатив53. Со времени Адриана начали оперировать ссылками на «oratio principis» («речь», «изложение» воли императора, имеется в виду — в сенате. — А.3.) рядом с (или вместо) официальной резолюцией сената; тенденция эта усилилась при Антонине Пии. В то же самое время произошла явная перемена самой тональности oratio: от просьбы — при Адриане до авторитарного требования—при Севере54. Одна надпись 177 г.55, содержащая уйму самых разных законопроектов, которые были внесены в сенат, с тем чтобы он ратифицировал их (или, по крайней мере, в теории — отклонил) одним общим голосованием, оставляет мало сомнений в том, что та реальная законодательная власть, которой некогда обладал сенат, теперь уже осталась в прошлом; и последний надежно датируемый сенатусконсульт приписывается Каракалле и относится к 206 г.56. С тех пор как авторитет императорских конституций (то есть указов. — A3.) вполне упрочился, не было уже почти никакой нужды в декоративной облицовке в виде демократической (правильнее, видимо, сказать «республиканской». — A3.) респектабельности, которую обеспечивала сенатская ратификация.
В последние два столетия республики магистратские эдикты, прежде всего эдикт городского претора, оставались решающим источником
53 Talbert 1984: 290 слл.
54 Ср. два места: Дигесты. V.3.22 («<..> nam et in oratione divi Hadriani ita est: “dispicite, patres conscripti, numquid sit aequius possessorem non facere lucrum et pretium, quod ex aliena re perceperit, reddere, quia potest existimari in locum hereditariae rei venditae pretium eius uccessisse et quodammodo ipsum hereditarium factum”». — «<...> ибо и в предложении божественного Адриана сказано так: “Разберите, избранные отцы сенаторы, не справедливее ли, чтобы владелец не получал обогащения и возвратил стоимость, полученную им от чужой вещи, так как можно думать, что стоимость вступила на место проданной из состава наследства вещи и некоторым образом сама вошла в наследство”». — Пер. Д.А. Литвинова) и: Дигесты. XXVT1.9.1.1, 2 («Quae oratio in senatu recitata est tertullo et demente consulibus idibus iuniis et sunt verba eius huiusmodi: “praeterea, patres conscripti, interdicam tutoribus et curatoribus, ne praedia rustica vel suburbana distrahant, nisi ut id fieret, parentes testamento vel codicillis caverint, quod si forte aes alienum tantum erit, ut ex rebus ceteris non possit exsolvi, tunc praetor urbanus vir clarissimus adeatur, qui pro sua religione aestimet, quae possunt alienari obligarive debeant, manente pupillo actione, si postea potuerit probari obreptum esse praetori, si communis res erit et socius ad divisionem provocet, aut si creditor, qui pignori agrum a parente pupilli acceperit, ius exsequetur, nihil novandum censeo”». — «Данная речь была произнесена в сенате в консульство Тертулла и Клемента, в июньские иды, и слова ее таковы: “Кроме того, отцы сенаторы, я запрещаю опекунам и попечителям продавать сельские или пригородные имения, если только не случилось так, что родители предусмотрели это в завещании или кодициллах. И если даже долг будет таков, что из прочего имущества нельзя заплатить его, тогда пусть обратятся к светлейшему мужу, городскому претору, который по совести своей пусть рассудит, что можно продать или заложить, причем за подопечным остается иск, если потом он сможет доказать, что претор был обманут. Если же вещь будет общей и компаньон потребует раздела или же кредитор, который от отца подопечного принял поле в залог, то пусть исполнится закон, и, полагаю, обновлять ничего не следует”». — Пер. Н.Ю. Чехонадской).
55 Musca 1985.
56 Talbert 1984: 450 Nq 135.


Глава 7а. Право высокой классики
241
изменений в праве. Продолжили существовать они и при принципате, хотя скорее как способ придания силы сенатусконсультам, нежели средство содействия какой-либо законодательной инициативы со стороны магистратов. При Адриане даже эта ограниченная роль исчезла в связи с консолидацией эдиктов (или, по крайней мере, эдиктов преторов и курульных эдилов) юристом Сальвием Юлианом по инициативе самого императора57. Эту консолидацию традиционно датируют 131 годом, следуя хронологии Иеронима, хотя имеются сильные основания переместить эту дату как минимум к 120 или 121 г.58. Эдикт перечислял обстоятельства, при которых претор мог дать формулу иска вместе с официальными средствами процессуальной защиты, которые имелись у него в распоряжении. Хотя Юлиан, как известно, произвел некоторые незначительные добавления в ассортимент средств судебной защиты59, однако каких-либо радикальных изменений содержания эдикта им осуществлено не было, да и, по правде говоря, за предыдущее столетие или даже более того оно вообще очень мало переменилось. Материал был реорганизован, и наиболее заметно — благодаря включению модельных формул в текст самого эдикта вместо размещения их в дополнении60, однако это само по себе вряд ли можно назвать грандиозным шагом вперед. Значение данной работы объясняется не столько формой, какую приобрела консолидация, сколько самим фактом своей реализации. Данный факт ознаменовал собою конец независимой нормотворческой власти преторов и привел к возникновению стабильной структуры эдикта, вокруг которой могли формироваться юридические комментарии.
Из-за исчезновения старых нормотворческих институтов вакуума не возникло: формальная законодательная власть всё в большей степени переходила к императору. Перемена особенно заметна в сенатусконсульте, которым вводился в действие консолидированный Юлианов эдикт: впредь, если требовалось внести в его текст какие-то изменения, инициатива должна была исходить скорее от императора, нежели от магистратов61. Гай, который писал спустя некоторое время, после того как Юлиан выполнил свою работу, прямо заявлял об общем принципе, согласно которому императорские конституции имеют силу lex62. Приводимое им обоснование данного тезиса откровенно слабое (поскольку император получал свой империй (imperium) посредством lex, то, следовательно, и его постановления имеют силу lex), однако нет причин подвергать сомнению истинность данного утверждения, поскольку сама власть не подвергалась никаким сомнениям. Императорские конституции принимали разные формы, которые на практике не всегда четко отличались одна от другой. Согласно Гаю, существовали три базовых типа: эдикты (edicta), или
57 Bauman 1989: 250—263; Liebs 1997: 83 (с дополнительной литературой).
58 Bauman 1989: 259-260.
59 Дигесты. XXXVH8.3 (Марцелл в кн. 9 «Дигест»).
60 Lenel 1927.
61 Конституция «Столь велико» (Tanta). 18.
62 Гай. 1.5. О том же значении конституций и с той же аргументацией говорит Ульпи- эн, см.: Дигесты. 1.4 (в начале) (Ульпиан в кн. 1 «Институций»).


242
Часть вторая
официальные законодательные акты; послания (epistulae), ответы на петиции от магистратов или от частных лиц, каковые послания чаще назывались рескриптами (rescripta); а также декреты (decreta), или императорские судебные решения, которые, как считалось, обладали общеобязательной силой.
Собственно под обозначение законодательных актов в узком смысле этого слова более всего подпадают эдикты63, предписывающие нормы общего применения, сознательно изменяющие право; типичным их образцом была так называемая Антонинова конституция (Constitutio Antoniniana) Каракаллы (212 г.), распространившая римское гражданство на всех свободных жителей империи. По причине общего характера этих актов их вступление в силу зависело от их официального обнародования; они могли быть опубликованы путем вывешивания на императорской резиденции, а затем — соответствующего распространения по всей империи64. Время от времени эдиктальная форма могла использоваться и для более локализованного законодательства, для той территории, где по каким-то причинам обычная форма epistula была невозможна либо неуместна; это могло быть в случае, если не имелось представительного органа, которому можно было бы адресовать данное распоряжение, либо в силу того, что самого такого органа просто не существовало в природе, либо в силу того, что соответствующая группа, которой касалось распоряжение, находилась под юрисдикцией разных органов65. Не было никаких сомнений в том, что император обладал полномочием издавать такие законодательные акты на основании своей собственной власти, проистекавшей из его imperium, который он имел в качестве магистрата, хотя разумно будет предположить, что, прежде чем внести какие-то серьезные изменения в право, он консультировался со своим юридическим совещанием (consilium); но, в отличие от издаваемых другими магистратами эдиктов, чья сила была строго ограничена сроком полномочий издателя, императорские эдикты не теряли силу со смертью государя и, следовательно, были бессрочными в их правоприменении. Тем не менее, до начала 3-го столетия напрямую этим полномочием императоры пользовались экономно; вплоть до этого времени такое целенаправленное законодательное изменение права, как оказывается, обычно облекалось в давно потертые одежды сенатусконсультов.
Родственны эдиктам были находившиеся на периферии внимания юристов мандаты (mandata) — административные инструкции провинциальным наместникам или другим подчиненным должностным лицам66. Нет никаких сомнений, что именно в силу своей изначально административной природы они не упомянуты ни в «Институциях» Гая, ни у Улышана там, где перечисляются формы императорских конституций67,
63 Liebs 1997: 90 (с литературой); Marotta 1988: 17—19.
64 Millar. ERW: 252-259.
65 Williams 1975: 43-48.
66 Liebs 1997: 91 (с литературой); Marotta 1991.
67 Гай. 1.5; Дигесты. 1.4.1.1.


Глава 7 а. Право высокой классики
243
хотя Ульпиан (в другой работе) и Марциан понимают их как аналогичные институты68. Само собой разумеется, что в силу различных требований к различным должностным лицам мандаты неизбежно носили неоднородный характер, однако имелось твердое ядро, которое оставалось более или менее постоянным и от места к месту не менялось. Уже к 170-м годам, как представляется, существовал официальный реестр мандатов («liber mandatorum»), из которого необходимые тексты можно было копировать и посылать соответствующим чиновникам69, а ко времени Северов этот реестр представлял собой действующий кодекс бюрократической администрации70. Есть основания думать, что данным сводом пользовались юристы классического периода71, но, поскольку прямого отношения к частному праву мандаты не имели, в Юстиниановом «Своде гражданского права» содержится относительно мало ссылок на толкования данного типа конституций.
Совершенно иными были декреты (decreta). Уже к концу I в. считалось само собой разумеющимся, что решения императора, принятые им по результатам судебного заседания, в котором он принимал участие, или, точнее говоря, причины, озвученные в обоснование его решения, убедительным образом влияли на резолюции, выносимые позднее по аналогичным делам72. Согласно Гаю и Ульпиану, авторитет декретов был более сильным: они обладали уже силой lex. Записанные тексты таких decreta вывешивались, по крайней мере иногда, и любой человек мог эти тексты копировать. Надпись с рескриптом Антонина Пия, разрешающим скопировать некий приговор (sententia) Адриана73, заставляет думать, что к тому времени имелся архив судебных решений; данный вывод подтверждается тем, что до нас дошло некоторое количество, как представляется, подлинных решений Адриана, скопированных каким-то писателем-не- юристом и приведенных в одном тексте начала Ш в.74. И всё же декреты в сочинениях юристов 2-го столетия почти совсем не фигурируют. К категории «decreta» с уверенностью можно отнести только три из ста двадцати пяти конституций, приписываемых Адриану, и лишь девять — из двухсот двадцати шести, приписываемых Антонину Пию75. Малочисленность декретов, о которых мы знаем, может быть объяснена несколькими причи¬
68 Дигесты. XLVII.11.6 (в начале) (Ульпиан. 06 обязанностях проконсула. 8); Дигесты. XLVII.22.3 (в начале) (Марциан в кн. 2 «Публичных судов»).
69 Лукиан. В оправдание ошибки, допущенной в приветствии. 13 (MacLeod 1980: 363); Marotta 1991: 3-33.
70 Millar. ERW: 316.
71 Юстиниан. Новеллы. 17.
72 Фронтон. К М. Цезарю. 1.6.2: («tuis autem decretis, imperator, exempla publice valitura in perpetuum sanciuntur» («те прецеденты, которые ты, император, установил своими декретами, будут вечно иметь официальную силу»). Liebs 1997: 92 (с литературой).
73 CIL Ш.411 (= FIRA 1.435) I. Smym. № 597.
/4 Это так называемые «Сентенции и письма Адриана» («Sententiae et Epistolae Hadriani»), см. в: Goetz 1892: 30—38. По поводу этого текста см.: Schiller 1971; Volterra 1971: 869-884.
75 	Цифровые данные мы заимствовали отсюда: Gualandi 1963 I: 24—102. См. также: Honoré, E&.L: 20—24.


244
Часть вторая
нами: из того факта, что тексты некоторых императорских судебных решений (sententiae) публиковались путем их вывешивания, еще не означает, что это происходило со всеми такими приговорами, и, по всей видимости, далеко не всегда их содержание было интересно кому-то еще, кроме самих тяжущихся сторон; кроме того, императорское решение могло и не быть явным образом основано на соображениях, достаточно общих для того, чтобы применять их и к иным случаям. В равной степени тот факт, что император мог действовать de facto вне формальных ограничений ius civile, с неизбежностью означает, что его решения отнюдь не всегда четко соответствовали логически строгим правовым рамкам, поборниками которых были юристы, а это, естественно, мешало последним цитировать такие приговоры в своих правовых сочинениях.
Гораздо большим значением обладали императорские ответы — рескрипты (rescripta)76. Для них использовались две разные формы: письма (epistulae), ответы городам, провинциальным наместникам или иным должностным лицам, а также ответы частным лицам, которые во 2-м столетии обычно представляли собой subscriptiones (субскрипция, дословно «написанное внизу», — это резолюция императора, написанная под самим запросом, прошением, вопросом и т. п. — А.3). Обеспечение императорских чиновников и прочих ответственных лиц действенным механизмом, помогавшим им осуществлять авторитетное управление, — это всего лишь то, чего следует ожидать от отлаженного бюрократического режима; намного более значимой была институализация системы, обеспечивавшей предоставление заинтересованным частным лицам бесплатных юридических консультаций, каковая система дополняла и расширяла то, что можно было достигнуть с помощью частного консультирования у юриста77. Как бы ни объединяло эти две формы то обстоятельство, что обе они представляли собой реакцию императора на чьи-то прошения, всё же они очень сильно отличались друг от друга. Epistulae принимали форму писем, адресованных просителям, a subscriptiones имели вид ответов, писавшихся под текстом оригинальной петиции. Из этого следовало, что различались они с точки зрения дипломатики77а, поскольку epistulae начинались с соответствующего приветствия и оканчивались прощальной формулой, тогда как subscriptiones лишены таких маркеров78  *. Рескрипты готовились разными служащими, первоначально — секретарями канцелярий «ab epistulis latinis» или «ab epistulis graecis» (то есть канцелярий по прошениям, написанным, соответственно, по-латыни или по-гречески), позднее — секретарем канцелярии «a libellis» (по письменным жалобам). Публиковались они разным порядком: epistulae были, по существу, частными письмами, чье содержание могло стать известным только в том слу¬
76 Liebs 1997: 91, 92—94 (с литературой); Honoré. E&L.
77 Honoré. E&L: 34.
77а Дипломатика — вспомогательная историческая дисциплина, занимающаяся изучением формы и содержания правовых актов. — А.З.
78 См., однако: Nörr 1981b: 6—11 — об особенных трудностях использования указан¬
ных маркеров в деле отнесения rescripta к той или иной категории.


Глава 7а. Право высокой классики
24 5
чае и только в том объеме, когда и в каком получатель решится сделать его публичным; subscriptiones вывешивались партиями в публичном месте недалеко от резиденции императора (во П в. — обычно у храма Аполлона79), где их любой желающий мог прочитать и свободно скопировать. И если в силу самой своей природы ответы, содержавшиеся в epistulae, направлялись непосредственно просителям, то вот относительно ответов, содержащихся в subscriptiones, как представляется, не существовало никакого стандартного механизма их индивидуальной рассылки, результатом чего было то, что просители, как правило, должны были делать свои собственные копии с текста, который вывешивался на общее обозрение80. Не вызывает сомнений, что благодаря придававшейся им такой степени публичности subscriptiones занимали гораздо более заметное место в юридических сочинениях, нежели epistulae.
Хотя практику выдачи императорских рескриптов можно ретроспективно проследить вплоть до по меньшей мере времени Тиберия81, крупной реформе она подверглась лишь при Адриане. Именно последний разделил департамент «ab epistulis» на две канцелярии, чтобы одна занималась письмами на латинском языке, а другая — на греческом, и сделал так, чтобы высшие чиновники как этих канцелярий, так и департамента «a libellis» получали по 200 тыс. сестерциев в год82. Тогда же он перешел к практике назначения на эти позиции не своих вольноотпущенников, а лиц всаднического звания, заметно повысив тем самым их статус. Насколько можно судить по рескриптам частного характера, которые упоминаются в сохранившихся юридических сочинениях, реформы Адриана базировались непосредственно на успехах, достигнутых уже при Траяне, закрепляя тем самым эти успехи, в то время как на рескрипты, изданные в периоды правления Тиберия, Клавдия, Веспасиана и Домициана, имелось только по одной ссылке в сохранившихся правовых текстах; в качестве уточнения скажем, что сохранилось двадцать упоминаний рескриптов Траяна и сто двадцать шесть — Адриана83. Кроме того, несмотря на правило о том, что прошения в департамент «a libellis» должны были передаваться лично, а не посылаться почтой, существенная доля рескриптов была адресована частным лицам, которые явно относились к беднякам84.
Императорские конституции представляли собой две угрозы классической правовой науке. Прежде всего возникали неизбежные противоречия между правом юристов и императорским законодательством. Юридическое мышление базировалось на фундаментально статичной модели права, которая плохо сочеталась с явными законодательными нововведениями. Хотя указанная опасность была вполне реальной, а не умозрительной, всё же нет необходимости ее преувеличивать. Реализовывалось ли законодательство через императорские эдикты или принимало личину сенатусконсультов, оно оставалось делом относительно редким в сфере
79 Williams 1976: 235-240.
81 Gualandi 1963 I: 7.
83 Honoré. E&L: 14 примем. 80.
80 Honoré. E&L: 46-48. 82 Pflaum 1957: 1251.
84 Honoré. E&L: 34.


246
Часть вторая
частного права, в основном фокусе которого находились труды юристов; к тому же стержневая логика последних обладала достаточной гибкостью, что позволяло ей приспосабливаться к порой случающимся изменениям, тем более в тех случаях, когда эти нововведения просеивались через императорский консилиум юристов. По-настоящему острой была другая угроза, которую создавало значительное разрастание авторитарных декретов и рескриптов. Классическая правовая наука, озабоченная рациональностью и непротиворечивостью, не очень хорошо подходила для того, чтобы инкорпорировать авторитарные постановления в то, чем являлось актуальное право.
Правление Севера отмечает собой повышение интереса к императорским декретам, что, по всей видимости, отчасти явилось следствием признания способностей этого государя как законоведа. Собрание египетских атсохрфоста («приговоров», «решений») — правильно идентифицируемых в качестве decreta — от 199/200 г. ясно свидетельствует как о доступности, так и о важности такого рода решений в это время;85 а несколько позже юрист Павел составил три книги декретов (возможно, что, помимо них, — еще и шесть книг императорских «сентенций» (sententiae), хотя не исключено, что это одна и та же работа86), извлеченных из судебных тяжб, при разборе которых присутствовал Север87. Вдобавок полная законная сила стала придаваться не только финальным приговорам, но также и промежуточным судебным постановлениям, вынесенным в ходе процесса, так называемым interlocutiones de plano88. Если при Антонинах decreta составляли лишь малую толику императорских конституций, цитировавшихся в юридических трудах, то в северовскую эпоху доля упоминаний decreta в ссылках возросла до тридцати процентов от всей совокупности отсылок к императорским конституциям89. Наличие значительного корпуса таких авторитетных судебных определений по конкретным вопросам, в особенности когда они исходили от императора, заботящегося скорее об осуществлении правосудия в конкретном деле, нежели о тщательно продуманном применении каких- то абстрактных юридических принципов, неизбежно должно было привести к постепенному расшатыванию самой возможности всецело рациональной правовой науки.
С рескриптами (rescripta) проблем, судя по всему, не было. Хотя они имели форму законодательных актов, чей авторитет исходил из того простого факта, что в них формулировалась воля государя, на деле рескрипты являлись по своей сути актами юридической интерпретации. Их назначение заключалось в том, чтобы констатировать, в чем состоя¬
85 P. Col. 123 (Westeimaim, Schiller. Apokrimata; а также: Youtie, Schiller 1955 = SB VL9526). Идентифицикация как decreta проведена здесь: Turpin 1981; обратите внимание на некоторую специфику «решения» (arcoxpipa) N° 3 («Подчинись установленным обстоятельствам»).
86 Lenel 1889 I: 959 примем. 1.
87 Liebs 1997: 172 (с литературой).
88 Дигесты. 1.4.1.1; Liebs 1997:94 (с литературой). О «interlocutiones de plano» см.: Nörr 1983.
89 Этот показатель заимствован из работы: Gualandi 1963 I: 158—218.


Глава 7а. Право высокой классики
247
ла суть уже существующей правовой нормы, а не в том, чтобы сформулировать, какой должна быть или какой будет правовая норма. Кроме того, поскольку секретари «a libellis» являлись юридическими экспертами (к их числу относились, между прочим, Папиниан и, не исключено, Ульпиан), rescripta обосновывались с научной точки зрения, очевидно, не в меньшей степени, чем собственно юридические сочинения, и никак не подрывали ту величественную систему правил и абстрактных принципов, которую выстраивали несколько поколений юристов начиная с последнего столетия республики. Но угроза классической правовой науке проистекала не столько из того факта, что признание основанных на авторитарной власти рескриптов могло иметь результатом включение «плохих» норм в правовую систему (хотя такая опасность действительно существовала всегда), сколько из того факта, что их правильность не подлежала обсуждению. Они являлись, по определению, реперными, неподвижными точками в изменчивом каркасе правовой мысли, своего рода формой клея для заполнения щелей, поначалу помогая скреплять всю структуру, но позднее наделив ее такой жесткостью, которая стала препятствовать ее органической адаптации к изменчивым потребностям и обстоятельствам.
Римское право периода высокой классики было неустойчиво внутри самого себя, с точки зрения собственной доктрины. Кроме того, оно подвергалось внешнему нажиму. Чтобы научная утонченность Павла, Папи- ниана и Улышана получила развитие в следующем поколении правовых мыслителей, необходима была педагогическая непрерывность; однако юридическое воспитание в Риме было совершенно бессистемным. Чтобы правовая доктрина продолжала, как и прежде, разрабатываться людьми, одновременно являвшимися и императорскими чиновниками, и частными адвокатами, требовалась очень высокая степень государевой терпимости; однако не все императоры были столь снисходительны к правоведам. А для того чтобы юристы имели профессиональный досуг для вдумчивых размышлений над абстрактными и сложными правовыми вопросами, необходима была политическая стабильность.


Глава 7b
Д. Джонстон
ЭПИКЛАССИЧЕСКОЕ ПРАВО
Традиционно считается, что классический период римского права завершился в 235 г., со смертью Александра Севера. То, что эта глава заканчивается очерком о праве, охватывающем примерно три четверти следующего столетия и доводящем рассмотрение, грубо говоря, до окончания правления Диоклетиана в 305 г., требует определенного объяснения1*. К 235 г. непрерывная линия классических юристов и их сочинений определенно подошла к своему завершению. Было бы, однако, ошибкой объявлять, что на этом закончилась вообще всякая юриспруденция. Против данной точки зрения элегантно возражает Шульц:
Если ограничить наш взгляд на правовую науку только юридическими школами и литературой, то мы окажемся в полном замешательстве, поскольку обнаружим внезапный и неожиданный коллапс классической юриспруденции во второй половине 3-го столетия, сразу после Ульпиана; в этом случае нам остается лишь отметить просто потерю божественной благодати1.
В действительности не было никакого внезапного слома или резкого разрыва непрерывности. Время между 235 и 300 гг. в значительной степени представляет собой период укрепления тенденций, которые проявлялись уже в позднем классическом праве: как до, так и после 235 г. юристы всё в большей степени обращались к темам за рамками частного права, таким как munera (должностные обязанности), уголовное и военное пра¬
1а Некоторые современные исследователи, включая и автора данной главы, выделяют в истории римского права особый период, который они обозначают термином «эпиклас- сический». Использованная в этой конструкции греческая приставка «эпи-» должна указывать на непосредственное следование за чем-либо (с равным успехом для этих целей можно было бы воспользоваться и таким сконструированным обозначением, как «субклассический период»; в русском переводе мы предпочли сохранить вариант оригинала). Здесь имеется в виду, что в рассматриваемое в наст. гл. время (примерно с 235 по 305 г.) римское право хотя и сохраняло значительную преемственность с позднеклассическим правом, но уже не являлось таковым. Вместе с тем этот эпиклассический период следует отличать от собственно постклассического римского права. — А.З.
1 	Schulz 1946: 263; Beseler 1938: 170 примеч. 2.


Глава 7b. Эпиклассическое право
249
во, фискальное право, когниционный процесс; они концентрировались на написании базовых элементарных трудов, комментариев к обязанностям должностных лиц и монографий; гораздо большее внимание они стали уделять императорскому законодательству и, конечно, всё в большей степени привлекались к процессу императорского нормотворчества2. После 235 г. также не случилось никакого коллапса и в системе обучения праву; если бы это было так, трудно было бы понять, как Диоклетиан смог уже в начале 290-х годов оживить ее до такой степени, которая позволила произвести образцовые рескрипты, ассоциирующиеся с его правлением3. Шульц описывал в качестве «классического» весь период от Августа и до восшествия на престол Диоклетиана в 284 г.; по мнению Шульца, непосредственно за «классическим» следовал «бюрократический период»4, причем последний термин использовался ученым не в уничижительном смысле, а просто для указания на тот факт, что творческие элементы в праве теперь обнаруживаются не среди тех, кто самостоятельно занимается юриспруденцией, а в императорской канцелярии и в ведомствах.
Идея о том, что юристы должны исполнять официальные роли, не была какой-то новостью, и восходит она, в сущности, к самому началу принципата. Но две вещи в этот период были действительно новыми. Во- первых, перенаправление усилий юристов с написания индивидуальных работ на вовлеченность в дела императорской канцелярии, на составление рескриптов; через примерно пятьдесят лет после 235 г. классическая индивидуальная роль юриста скрылась в тени другой его роли — роли чиновнической. Во-вторых, к концу этого периода, приблизительно к 300 г., начали появляться первые сочинения в жанре антологий и эпитом классических юридических текстов.
I. Рескрипты,
ЮРИСТЫ И КАНЦЕЛЯРИЯ
Сохранившиеся рескрипты 3-го века можно распределить по отдельным группам. Превратности передачи и непредсказуемые искажения подразумевают, что из сохранившихся свидетельств трудно сделать какой-либо вывод о том, как много рескриптов издавалось ежегодно. Что можно извлечь из этих свидетельств, так это представление о деятельности канцелярии на протяжении отдельных периодов, от которых сохранилось значительное число рескриптов: 238—246 гг., 259—260 гг. и 283—294 гг.5. Основной массив сохранившихся рескриптов, всего около 1,2 тыс., относится к правлению Диоклетиана6. Разумеется, это не случайно, а следствие того
2 Wieacker 1971: 205-206.
3 Wieacker 1971: 204; Watson 1973; Watson 1974.
4 Schulz 1946: 99, 262.
5 Honoré. E&L: 188-189.
b Amelotti 1960: 5—8; Honoré, E&L: 188—189; по поводу обстоятельств в целом, в кото- рых принимались рескрипты Диоклетиана: Corcoran, ET.


250
Часть вторая
обстоятельства, что именно в Диоклетианово правление имело место составление кодексов рескриптов7.
Любое мнение по поводу того, оставались ли верны рескрипты Ш в. классическому праву, зависит от оценки той степени, в какой дошедшие до нас тексты отражают некогда обнародованные оригинальные конституции. Порой высказывается крайне пессимистичная точка зрения, согласно которой то, чем мы теперь располагаем, является всего лишь извлечениями либо краткими изложениями, сделанными, возможно, вскоре после обнародования8. Преобладает, однако, мнение, что здесь приемлем более умеренный пессимизм: следует признать, что тексты конституций редактировались и могли изменяться на каждой из трех стадий. Последняя из этих стадий наступила тогда, когда к редактированию конституций приступили компиляторы Юстинианова «Кодекса». Прежде эти тексты редактировались составителями двух диоклетиановских сборников, из которых юстиниановские компиляторы извлекали материал9, и оба эти сборника, очевидно, подверглись более чем одной редактуре10. А еще до этого конституции могли подвергаться редактированию создателями каких-то более ранних компиляций, из которых и черпали материал диок- летиановские составители11. Вместе с тем свидетельства не дают никаких оснований думать, что составители этих первых додиоклетиановских сборников работали только лишь с краткими конспектами императорских конституций12.
Исследования рескриптов Гордиана13 и тех, что были изданы непосредственно перед Диоклетианом, то есть рескриптов Кара, Карина, Нумериана и Проба14, не позволяют выявить никакого серьезного сущностного (в отличие от стилистического и языкового) отличия этих текстов от таких же текстов северовского времени. В самом деле, в одном рескрипте Гор диана имеется недвусмысленная отсылка к преторскому эдикту, и здесь же можно выявить ссылку на классических юристов, хотя и не столь явную15. Так что нет никаких оснований верить в какой-то великий сдвиг, будто бы случившийся в самом праве или в подходах к тому, как следует отвечать на правовые вопросы или прошения.
То же верно и применительно к Диоклетиану. Хотя в прошлом предпринималась попытка доказать, что у Диоклетиана заметна тенденция к эллинизации римского права16, данная точка зрения не подтверждается при тщательном изучении рескриптов, вышедших из его канцелярии. Исследование рескриптов о семейных и наследственных отношениях
7 См. далее; Turpin 1985.
8 Volterra 1971.
9 См. далее; Simon 1970: 389—392.
10 Rotondi 1922: 138 слл.; Simon 1970: 390-391.
11 См. далее.
12 Краткий обзор см. здесь: Wieacker. Rechtsgeschichte: 173—178.
13 Wieacker 1971: 208-217.
14 Watson 1973; Watson 1974. См. также: Schnebelt 1974.
15 Кодекс Юстиниана. VTI.72.2; Wieacker 1971: 208—217.
16 Taubenschlag 1923.


Глава 7b. Эпиклассическое право
251
подтверждает, что в рескриптах Диоклетиана применялось классическое право, а порой и осторожно развивалось. Даже в провинциальных делах, где искушение эллинизацией должно было быть более значительным, рескрипты демонстрируют приверженность принципам классического права17.
И. Кодексы
В правление Диоклетиана появились две кодификации императорских рескриптов, а именно: «Кодекс Грегориана» и «Кодекс Гермогениана». В первом, очевидно, были собраны рескрипты от правления Адриана вплоть до 291 г., тогда как второй охватывал 293—294 гг. Ни один из этих сборников не дошел до наших дней. Значительное число конституций из «Кодекса Грегориана» и две из «Кодекса Гермогениана» дошли в составе «Римской правды вестготов» («Lex Romana Visigothorum»), которая содержит эпигому, сохранившую конституции этих двух кодексов, а в ее дополнениях обнаруживаются и другие цитаты из первого из них18. Кое-что не было утрачено благодаря другим источникам, таким как «Ватиканские фрагменты» («Fragmenta Vaticana») от приблизительно 320 г.19. Однако основная часть того от этих двух кодексов, чем мы располагаем сегодня, находится в «Кодексе» самого Юстиниана. Из вводной конституции к Юстинианову кодексу ясно, что данные две кодификации являлись для него главными источниками;20 кроме того, было показано, что все сохраненные в «Кодексе Юстиниана» конституции, датируемые до 291 г., происходят из «Кодекса Грегориана» и что почти все рескрипты от 293—294 гг. заимствованы из «Кодекса Гермогениана»21.
Поскольку сами эти кодексы не сохранились, мы не имеем никаких записей ни о том, по чьему приказу, ни о том, с какой целью они были составлены. Обычно утверждается, что они были всего лишь частными компиляциями, но, пожалуй, единственным аргументом в пользу данного тезиса служит то обстоятельство, что за подписью Диоклетиана не сохранилось ничего сравнимого, например, с предписаниями Феодосия П и Юстиниана, адресованными составителям их кодексов. Есть, однако, достаточное основание, чтобы рассматривать эти два сборника в качестве «официальных» кодексов: некоторые из конституций вряд ли можно было получить, не имея доступа к официальным архивам; само появление кодексов Грегориана и Гермогениана вполне соответствует общему духу Диоклетиа- нова правления, согласно которому система управления, включая от¬
17 Amelotti 1960: 88—96; а также выводы по поводу семейного права на с. 153—154 указанного изд.; о наследственном праве см.: Tellegen Couperus 1982.
18 «Римская правда вестготов» («Lex Romana Visigothorum»), иначе «Бревиарий Ала- риха» (см.: Haenel 1848: 444—451); вестготская эпитома к кодексам Грегориана и Гермогениана (FIRA П.655—665); дополнения к «Lex Romana Visigothorum» (FIRA П.669—679).
19 FV 266а, 272, 285, 286, 288.
20 Кодекс Юстиниана. Конституция «Наес». 2.
21 Rotondi 1922.


252
Часть вторая
правление правосудия, должна была приобрести большую эффективность22. Как только данные кодексы стали доступны широкой публике, потребность обращаться с прошениями к императору по правовым вопросам должна была значительно сократиться. Вполне вероятно, что эти компиляции представляли собой обдуманный шаг, имевший целью редуцировать традиционную систему рескриптов23.
«Кодекс Грегориана», очевидно, был разделен на пятнадцать или шестнадцать книг, а последние — на большое количество титулов, до сорока в одной книге24. Результатом этого стало то, что содержание конституций, которые касались нескольких разных вопросов, было разнесено по разным титулам. Кодекс был опубликован в 291 г. Вероятно, что составлен он был в Риме; мнение Моммзена о том, что данный сборник вышел из правовой школы в Бейруте, основывалось на не очень надежных свидетельствах и ныне обычно отвергается25. Автором «Кодекса» был, по-видимому, Гре- горий, занимавший, как было доказано, должность магистра прошений (magister libellorum) у Диоклетиана26. В любом случае, не вызывает никаких сомнений, что автор имел доступ к императорскому архиву.
«Кодекс Гермогениана» состоял только из одной (хотя и большой) книги, объемом от четверти до трети от объема «Кодекса Грегориана»27. Опубликован он был в 295 г., но позднее, очевидно, к нему были сделаны дополнения. Текст этого кодекса был разделен на титулы — на них содержат ссылки некоторые неюстиниановские источники28. Точно неизвестно, сколько всего было титулов, хотя ни один источник в своих ссылках не идет далее 120-й конституции из 69-го титула29. Принимая во внимание порядок кодекса, можно получить в целом более сотни титулов30. В наше время обычно признается, что Гермогениан не только составил «Кодекс», но и написал так называемую эпитому права («luris epitomae»), о которой далее мы еще поговорим. Приводятся аргументы в пользу того, что в 293—294 гг., занимая при Диоклетиане должность магистра прошений «magister libellorum»), Гермогениан и был автором-составителем большинства рескриптов, вошедших в его «Кодекс», и что ко времени публикации последнего его автор обосновался в Милане, будучи «magister libellorum» при Максимиане31. Хотя по вопросу о том, где именно был составлен
22 Amelotti 1960.
23 Honoré. E&L: 182-185.
24 Rotondi 1922: 136 слл.; Liebs 1964: 23. Некоторые номера книг сохранились, напр., в: Cons. 1.6; П.6.
25 Mommsen 1901; Hans Wolff 1952 — этот автор не отвергает данную идею целиком; аргументы против нее см. в: Rotondi 1922: 136; см. также: Honoré. E&L: 155; обсуждение данного вопроса см. в: Liebs 1987: 30—35.
26 Honoré. E&L: 148—155.
27 Liebs 1964: 24.
28 Напр.: FV270; Cons. VLlO-21; Coll. X.3; Lex Romana Burgundionum, XIV.I (FIRA П.727).
29 Scholia Sinaitica. 5 (FIRA П.639).
30 Палингенезия, представленная у Цендерелли (Cenderelli 1965: 141—181), предполагает сто сорок семь титулов, хотя некоторые из них определенно носят гипотетический характер.
31 Honoré. E&L. 163—181 (прежде всего с. 177).


Глава 7b. Эпиклассическое право
253
«Кодекс», единодушия нет, ясно, что его составитель имел доступ к императорскому архиву32. Тот факт, что составителем действительно мог быть Гермогениан даже и во время своей службы на западе империи, делает очевидным всю искусственность попыток приписать «Кодексу» либо восточное, либо западное происхождение.
Есть некоторое основание думать, что какие-то сборники рескриптов составлялись еще и до этих двух кодексов; они также могли снабжаться комментариями и подвергаться редактированию. Существуют примеры сохранения двух разных версий одной какой-нибудь конституции, из чего складывается впечатление, что составитель «Кодекса Грегориана» вряд ли зависел только от официальных архивов. Напротив, кажется правдоподобным, что он полагался по меньшей мере еще на один труд, в котором цитировались тексты конституций33. Поскольку доказательства существования таких более ранних сборников выводятся сугубо логически, невозможно дать даже приблизительный ответ на вопрос, являлись ли эти сборники компиляциями рескриптов, похожими по характеру на те кодексы, с которыми мы знакомы (значительная степень подобного сходства кажется маловероятной), или же они представляли собой антологии, которые, случалось, включали в свой состав отдельные рескрипты.
III. 	ЭПИКЛАССИЧЕСКИЕ ЮРИСТЫ
«Дигесты» содержат фрагменты из трудов только шести юристов, которые, как представляется, относятся ко времени после Модестина. Но основание для датировки этих трудов очень слабое: в основном это всего лишь тот факт, что их имена появляются в конце «Флорентийского индекса» («Index Horentinus») к «Дигесгам», который, вообще говоря, составлен в хронологическом порядке34. «Индекс» заканчивается юристами Аркадием Харизием, Лицинием Руфином, Фурием Антианом, Рутили- ем Максимом и Гермогенианом; еще одним претендентом на принадлежность к эпиклассическому периоду является Юлий Аквила, хотя «Индекс» упоминает его раньше, а именно между Марцианом и Модестином. О Гер могениане мы еще поговорим позже; на остальных именах можно остановиться очень кратко. Несмотря на все попытки, можно с уверенностью сказать, что о трех персонах из упомянутых мы вообще ничего не знаем, помимо того, что они писали сочинения, из которых составители «Дигесг» брали эксцерпты: два — из «Книги ответов» («Liber responsorum») Юлия Аквила, три — из книги «К эдикту» («Ad edictum») Фурия Антиана, один — из монографии о «Законе Фальцидия» Ругалия Максима35. С дру¬
32 Liebs 1987: 37 — здесь отдается предпочтение г. Милану, Cenderelli 1965: 7 — здесь отдается предпочтение востоку империи.
33 Hans Wolff 1952; Кодекс Юстиниана. V.14.1 (= П.3.10); Кодекс Юстиниана. Ш.29.7 (= FV 280).
34 Kunkel 2001: 261.
35 См.: Kunkel 2001: 261-263; Liebs 1987: 19-20, 131.


254
Часть вторая
гой стороны, Лициний Руфин, автор двенадцати книг «Правил» («Regulae»), из которых составители отобрали семнадцать фрагментов, явно консультировался у юриста Павла, так что не вызывает сомнений его принадлежность к этому периоду36. А об Аркадии Харизии, авторе трех монографий — об обязанностях (munera), о должности префекта претория, а также о свидетельствах, — известно, что, вероятно в 290—291 гг., он исполнял должность магистра прошений37.
Сочинения, написанные этими (вероятно) эпиклассическими юристами, вписывались в модель, появившуюся уже в поздний классический период:38 расширенный вводный труд за авторством Лициния Руфина можно сопоставить с подобными сочинениями Каллистрата, Флорентина, Марциана и Модестина; «libri de officio» Аркадия Харизия — с такими же книгами Ульпиана, Павла и Мацера; а монографии Рутилия Максима и Аркадия Харизия — с монографиями Павла, Марциана, Модестина и Мацера. Даже и с точки зрения качества эти сочинения вряд ли уступают по меньшей мере последним вздохам классической юриспруденции, представленным трудами Каллистрата, Мацера и Марциана39. В данном отношении, насколько позволяют судить наши источники, главной отличительной чертой являлась, похоже, преемственность.
Но вот что было новым в эпиклассический период, так это появление компиляций. Две, причем важные, принадлежат именно этому периоду:
1. 	Извлечения из юридических сочинений предыдущих правоведов, составленные Гермогенианом («luris epitomae»)
Составители «Дигест» извлекли большое количество экцерптов из сочинения Гермогениана40, которое, по всей видимости, нужно датировать временем примерно от 300 г. Оно само напоминает эпитому и, не цитируя их фактически, всё же черпает материал не только из трудов Папи- ниана, Ульпиана и Павла, что ожидаемо, но также и Юлиана, Марциана и Модестина, и, кроме того, использует императорские конституции, более ранние из которых, несомненно, заимствованы из «Кодекса Гре- гориана»41. Несмотря на свое название («luris epitomae»), этот труд является не столько эпитомой (то есть «конспективным изложением»), сколько антологией (то есть «сборником») правовых суждений, почерпнутых из текстов классических авторов. Хотя составитель избегает контроверз и излагает лишь твердые правила, данный текст являет собой своего рода «сно¬
36 Дигесты. XL.13.4; cp.: Liebs 1997: § 428.2; Millar 1999.
37 Дигесты. 1.11.1; Liebs 1987: 21—30, 131—133; Honoré. E&L: 156—162. Источники дают разные версии его имени, по поводу чего см.: Liebs 1987: 21—22.
38 Wieacker 1971: 205-206; Liebs 1987: 130.
39 Wieacker 1971: 222; Liebs 1964: 113-114.
40 Lenel 1889.
41 Liebs 1964: 43-86.


Глава 7b. Эпиклассическое право
255
бистскую» антологию — в том смысле, что в нем используются сочинения, отсутствующие в каноне наиболее очевидных авторов42. Труд «Iuris epitomae» демонстрирует сохранявшуюся приверженность классическому праву не только заимствованиями из классических авторов, но и следованием порядку преторского эдикта43. Сам этот текст, однако, является не классическим трудом, а трудом о классическом праве, до известной степени данью высокому качеству, характерному для работ классических юристов, а также попыткой сделать основные доктрины классического права более понятными.
Сейчас широко признается, что автором рассматриваемого сочинения («luris epitomae») и «Кодекса Гермогениана» был один и тот же человек44. Не исключено, что «luris epitomae» задумывался автором как своего рода справочник цивильного права, составленный в параллель к императорскому праву «Кодекса»45.
2. 	«Сентенции» Павла («Pauli sententiae»)
Пять книг сентенций, приписываемых Павлу, были наиболее успешным и широко распространенным юридическим сочинением эпиклассическо- го периода. Они использовались уже составителем «Ватиканских фрагментов» примерно в 320 г. и еще больше усилили свое значение, получив при Константине официальное признание46. Датируются они, очевидно, концом Ш в. и происходят из западной части империи, видимо, из Африки47. Трактовка явно носит элементарный характер: то, что для классических правоведов представляло юридические проблемы, в этой работе превращено в правовую доктрину, и то, что для них было казусами, здесь становится твердыми нормами48. Этот труд, как и работа Гермогениана, использует классические тексты без указаний на авторов. Впрочем, многие источники данного труда можно установить: это позднеклассические сочинения и конституции49. Поскольку источники не сводятся к одному толы ко Павлу, название не следует воспринимать слишком серьезно: это просто анонимная эпиклассическая работа. Подход, применявшийся Леви, согласно которому все сентенции следует разобрать на шесть различных текстуальных пластов, в наше время воспринимается как чересчур формалистичный50. Но, как представляется, нет особых причин ставить под сомнение общий вывод Леви о том, что большая часть «Pauli sententiae»
42 Liebs 1964: 87-89.
43 Дигесты. 1.5.2; правда, с учетом модификаций, см.: Liebs 1964: 26—28.
44 Krüger 1912: 318 слл.; Wieacker 1971: 219; Liebs 1987: 36; Cenderelli 1965: 239; Honoré. E&L: 177-180; противоположная точка зрения: Schulz 1946: 309.
45 Liebs 1964: 107-109; Cenderelli 1965: 239-242.
“ FV172, 336; Кодекс Феодосия (CTh): 1.4.2.
4/ Liebs 1993: 33, 38—43; cp.: Levy 1945: vii—ix.
48 Wieacker 1971: 219.
49 Liebs 1993: 43-93.
50 Liebs 1995; Liebs 1996.


256
Часть вторая
представляет право Диоклетиана, с некоторыми поправками, имевшими целью отразить изменения, произошедшие в праве в последующие полтора столетия51.
Если вообще можно сказать (учитывая в целом небольшое количество работ, сохранившихся от этого времени), что для эпиклассического периода характерен какой-то особый новый жанр, то таковым следует считать простейшую компиляцию. Это справедливо и в отношении Гермоге- ниановых «luris epitomae», и псевдопавловских sententiae, несмотря на различие в их названиях и на их разный уровень. В изданных под псевдонимом «Pauli sententiae» мы обнаруживаем труд, который послужил моделью на будущее: простой и ясный язык без концентрации внимания читателя на нюансах и дискуссионных моментах, а также легкое приписывание авторства этих сочинений кому-нибудь из выдающихся классических юристов.
IV. Правоведы
В ЮРИДИЧЕСКИХ ШКОЛАХ
Уже в конце Ш в. имелись правовые школы по меньшей мере в Бейруте и в Риме. О том, что там происходило, подробностей мы не знаем. Некоторые случайно сохранившиеся работы лучше всего отнести за счет деятельности этих школ в эпиклассический период52. Комментирование и переработка классических текстов также имели место. Более или менее ясно, что все (или почти все) классические сочинения рано или поздно переписывались со свитка (в каковой форме они первоначально существовали) в книгу в форме «кодекса» (codex), и процесс этот начался примерно в середине Ш в. нашей эры53. Одновременно данные тексты могли снабжаться глоссами, дополняться или изменяться. Благодаря исследованиям отдельных юридических сочинений становится понятным, что практика основательной переработки текстов появилась непосредственно после окончания классического периода, грубо говоря, в 250—310 гг., а также то, что ранние классические работы были относительно свободны от посг- классической переработки: по-видимому, редактированию они подвергались не столь часто. Это верно, например, в отношении «Писем» («Epistulae») и «Книг из Кассия» («Libri ex Cassio») Яволена Приска54. Основные усилия были сфокусированы на сочинениях великих юристов северовской эпохи — Улышане, Павле и Папиниане, и, поскольку эти важнейшие работы регулярно выходили в новых изданиях, именно они, вероятнее всего, становились объектом переработки.
51 Levy 1945: ix.
52 Напр., «Сцеволову» «liber singularis quaestionum publice tractatarum» («Отдельная книга вопросов, публично исследованных»); возможно, «Ульпианову» «Liber singularis regularum» («Отдельная книга правил») (.FIRA П.262—301), хотя последнюю работу Либс (Liebs 1997: § 428.5) помещает в классический период; ср.: Honoré. Ulpian2: 207—212.
53 Wieacker. Rechtsgeschichte: 165—173.
54 Eckardt 1978; Manthe 1982.


Глава 7b. Эпиклассическое право
257
V. 	Заключение
Рассматриваемый период характеризуется высокой степенью преемственности с поздним классическим периодом; поэтому представляется вполне оправданным использование в отношении нашего периода прилагательного «эпиклассический»55. Впрочем, можно отметить две перемены, характерные для данного времени: исчерпание классической роли юриста или, иными словами, превращение юриспруденции в сферу ответственности канцелярии; а также появление нового жанра юридических сочинений, которые скорее следуют классическим образцам, нежели сами являются классическими трудами.
Окончание правления Диоклетиана задает естественную временную границу при обсуждении классического периода в истории римского права. Сочинения юристов, хотя они и сохранились в незначительном количестве, по-прежнему выходили под их собственными именами, если, конечно, они сами этого желали. Сама приверженность Диоклетиана системе была классической по своему духу; его рескрипты оставались верны классическому праву. Напротив, Константиново право испытывало на себе значительное греческое и восточное влияние, а типичной законодательной формой правления Константина стал lex generalis — закон общего характера56.
55 WiparWor 1Q71- 994
56 Ameloffi 1960: 94-107; Honoré. E&L: 181-185.


Карта 2. Римская империя в 211 г.


Карта 3. Римская империя в 314 г.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПРОВИНЦИИ
Глава 8
Дж. Уилкс
ПРОВИНЦИИ И ГРАНИЦЫ
I. 	История границ1
При императорах северовской династии рамки территории, находившейся под прямой римской оккупацией, существенно раздвинулись: в Месопотамии — до реки Тигр и в Африке — до северных пределов пустыни Сахары. Крупные кампании проводились также на севере Британии, но задуманное приращение земель, которые должны были оказаться под непосредственным римским контролем в северной Британии, отменила смерть Септимия Севера. Только в конце правления Александра Севера, последнего представителя северовской династии, появились признаки новых угроз стабильности вдоль северных и восточных рубежей.
Исключительная концентрация людских ресурсов римской армии в северной Британии оставалась, по крайней мере на бумаге, неизменной на всем протяжении этого периода. Адрианова демаркация римской территории путем возведения охраняемого барьера между Тайном и Со- луэем оказалась в конечном итоге предпочтительней более короткой обо-
1 	По теме римских границ имеется обширная и всё время расширяющаяся библиография. По военной истории и топографии не утрачивают свою ценность обозрения, опубликованные в изд.: Wacher (1987): Maxfield (Европа), Breeze (Британия), Daniels (Африка и Египет) и Kennedy (Восток). Обзор, представленный в изд.: Whittaker. Frontiers, ценен своими социальными и экономическими аспектами, которые обсуждаются также в статье Wells (1996). О новых открытиях сообщается местными специалистами на конгрессах по лимесам (limes Congresses); это следующие конгрессы: (/) Ньюкасл 1949: Birley, E. (ed.). Durham 1952; (2) Карнунт 1955: Swoboda, Е. (ed.). Graz-Köln 1956; (3) Базель 1957: Laur- Belart, R. (ed.). Basel 1959; (4) Дарем 1959 (материалы не опубликованы); (5) Югославия 1961: Novak, G. (ed.). Zagreb 1964; (6) Южная Германия 1964: Schonberger, H. (ed.). Köln- Graz 1967; (7) Тель-Авив 1967: Appelbaum, S. (ed.). Tel Aviv 1971; (8) Кардифф 1969: Birley, E., Dobson, B., Jarrett, M.G. (eds.). Cardiff 1974; [9) Мамая 1972: Pippidi, D.M. (ed.). Bucharest 1974; (10) Нижняя Германия 1974: Haupt, D., Horn, H.-G. (eds.). Köln 1977; (7 7) Секеш- фехервар 1976: Fitz, J. (ed.). Budapest 1977; (12) Стирлинг 1979: Hanson, W.S., Keppie, L.FJ. (eds.). Oxford 1980; (13) Ален 1983: Planck, D., Unz, C. (eds.). Stuttgart 1986; (14) Карнунг 1986: Vetters, E., Kandier, M. (eds.). Vienna 1990; (15) Кентербери 1989: Maxfield, V.A., Dobson, MJ. (eds.). Exeter 1991; (16) Керкраде 1995: Groenman-van Waateringe, W. et al. (eds.). Oxford 1997; (77) Залэу 1997: Gudea, N. (ed.). Zalau 1999; (18) Амман 2000: Freeman, P., Bennett, J., Fiema, Z., Hoffmann, B. (eds.). Oxford 2002.


Глава 8. Провинции и границы
263
решительной линии «Форт — Клайд», проведенной преемником Адриана. Соглашения, заключенные с племенами с внешней стороны указанной границы, в правление Коммода оказались разорваны, но остается неясным, почему Север решил, что нестабильность на краю одной из самых дальних римских провинций требовала постоянного присутствия там императора вместе с двором с 208 г. и вплоть до его смерти в начале 211-го. Очевидно, успешные морские операции против меатов и каледониев, проводившиеся из таких баз, как Крамонд на реке Форт и Карпоу на реке Тей, отнюдь не имели целью восстановление римской оккупации вплоть до линии «Форт — Клайд». Соглашение, заключенное Каракаллой, должно было принести провинции длительный период стабильности, причем оно сопровождалось возобновленной всесторонней реконструкцией существовавших римских баз и дорог, начатых Севером после его победы над Клодием Альбином в 197 г. Адрианова граница была восстановлена благодаря организации передового наблюдения, осуществлявшегося особыми подразделениями разведчиков (exploratores), действовавших с выдвинутых вперед позиций2. Северовские дислокации войск сохранялись неизменными на протяжении всего этого периода, и многие подразделения, упоминаемые в надписях начала 3-го столетия, по-прежнему присутствуют в таком памятнике конца 4-го, как «Notitia Dignitatum» (роспись званий, табель о рангах) (см. далее).
От Северного моря до устья Мозеля роль римской границы выполняла река Рейн. Затем граница Римской империи отклонялась от этого пункта и по менее искривленной линии устремлялась через юго-западную Германию к Дунаю, достигая его невдалеке от Регенсбурга. Свою окончательную форму верхнегерманско-рецийский лимес (limes, «межа», «пограничная линия») приобрел в течение предыдущего столетия, будучи продвинутым вперед в несколько этапов, пока не охватил всю пригодную для возделывания землю вплоть до лесов, которые начинались за рекой Некар. Линия границы удерживалась вспомогательными войсками (ауксилиями), но легионы оставались в своих давно обустроенных лагерях на левом берегу Рейна3. На значительной части своего русла, превышавшей 1,7 тыс. миль (длина русла Дуная = 2,960 тыс. км. — А.З.), Дунай удерживался с помощью цепочки легионных и ауксилиевых баз, с несколькими обустроенными на противоположном берегу, перед мостами, укрепленными плацдармами и с флотилиями, которые патрулировали саму реку вдоль ее верхнего и нижнего течений. Тщательно продуманные инженерные устройства Траяна, делавшие возможной навигацию в теснинах ниже Белграда, вскоре могли быть заброшены, однако его дакийские завоевания по-прежнему оставались стратегическим активом, даже и после того, как площадь, контролировавшаяся здесь римскими гарнизонами, сократилась до пределов Карпат за счет отвода этих войск с уязвимых равнин Баната и Вала-
2 Frere. Britannia: 154—170.
3 Schönberger 1969: 171—180; Schönberger 1985: 401—424.


Лимес в конце второго века нашей эры
■ Укрепленные пункты, уже использовавшиеся □ Заброшенные укрепленные пункты или, возможно, еще удерживавшиеся
А Укрепленные пункты, основанные после 140 г. н.э. • Укрепленные пункты, основанные после 160 г. н.э. Ш Легионные крепости О Возможные военные базы
1. Катвейк-Бриттенбург
2. Валькенбург (Южная Голландия)
3. Лейден-Роомбург
4. Альфен
5. Зваммердам
6. Вурден
7. Флёутен-Де Меерн
8. Утрехт
9. Бунник-Вехтен
10. Маурик- Рейсвейк
11. Маурик
12. Кесгерен
13. Россум
14. Неймеген
15. Арнем-Мейнерсвейк
16. Хёйссен
17. Хервен-и-Ардт-Де Бейланд
18. Клеве-Риндерн
19. Альткалькар
20. Ксантен (Ветера П)
21. Рейнхаузен-Вертхаузен
22. Крефельд-Геллеп
23. Нойс
24. Дормаген
25. Кёльн-Альтебург 25а. Кёльн-Дойц
26. Бонн
27. Ремаген
28. Хеддесдорф
29. Нидербаибер
30. Нидерберг
31. Арцоах
32. Бад-Эмс
33. Хунцель
34. Хольцхаузен
35. Кемель
36. Цугмантель
37. Майнц
38. Хефтрих
39. Мальш Фельдберг
40. Заальбург
41. Каперсоург
42. Фридберг
43. Лангенхайн
44. Буцбах
45. Арнсбург
46. Инхайден
47. Эхцелль
48. Обер-Флорпггадт
49. Альтенштадт
50. Маркёбель
51. Рюкинген
52. Гросс-Кротценбург
53. Зелигенпггадт
54. Штоккпггадт
55. Нидернберг
56. Обернбург
57. Вёрт-ам-Майн
58. Треннфурт
59. Мильтеноерг-Альтштадт
60. Мильтенберг-Ост
61. Вальдюрн
62. Некарбюркен
62а. Гейдельберг-Нойенхайм
63. Остербуркен
64. Ягстхаузен
65. Вестернбах
66. Эринген
67. Майнхардт
68. Мурхардт
69. Вельцхайм
70. Лорх
71. Страсбург
72. Ширенхоф
73. Бёбинген
74. Ален
75. Райнау-Бух
76. Хальхайм
77. Руффенхофен
78. Дамбах
79. Гноцхайм
80. Гунценхаузен
81. Тайленхос £>ен
82. Вайсенбург
83. Эллинген
84. Оберхохпггатт и Бур гз ал ах
85. Пфюнц
86. Бёминг
87. Кёшинг
88. Пфёрринг
89. Файминген
90. Айнинг
91. Алькофен
92. Регенсбург
93. Штраубинг
94. Штайнкирхен
95. Кюнцинг
96. Пассау
97. Пассау-Иннштадт
Карта 4. Рейнско-дунайский лимес в конце П в.


0 250 500 км
1  J-—i—1
0 250 миль
Выше 1000 м над уровнем моря
римские
границы


266
Часть третья
хии4. В Дакии римские гарнизоны контролировали богатые прииски, а также входы и выходы из долин Сомеша, Муреша и Ольта5. При Марке Аврелии давление на германцев и сарматов на Среднем (Паннонском) Дунае (со стороны других, более северных, племен. —А.З.) вынудило их силой требовать убежища (receptio). Некоторые были изгнаны, но другим позволили остаться, а над рекой был установлен строгий контроль, предполагавший регулирование доступа на римские рынки. Римские гарнизоны, дислоцированные вдоль сарматского фронта, были доукомплектованы новыми конными полками, а два вновь сформированных легиона нарастили мощь войск, размещенных вдоль реки в Реции и в Норике. От планов, которые, возможно, предполагали включение германских и сарматских территорий по ту сторону Дуная, отказались после смерти Марка Аврелия. Позднее как германцы, так и сарматы принимали участие в северовском триумфе дунайских армий, и на протяжении более чем целого поколения не появлялось даже намеков на какие-либо трения в этом регионе6.
Со времен Августа римляне были вынуждены мириться! с сохранявшейся независимостью Парфии, хотя в I—П вв. ими были предприняты несколько решительных попыток покончить с этой самостоятельностью. В роли агрессора, как правило, выступал Рим, а зоной конфликта зачастую становилась Армения по ту сторону Верхнего Евфрата. С середины I в. римляне оказались напрямую вовлечены в дела Кавказского региона, где и римляне, и парфяне, а позднее и иранцы имели общий интерес, заключавшийся в предотвращении набегов с севера — задача, которую, как они все ожидали, должны были исполнять местные правители Колхиды и Иберии. На протяжении долгого времени пределы римского контроля на востоке проходили по верхнему течению Евфрата и пустыням Сирии и Аравии. Военная дорога, игравшая еще и роль границы, покрывала дистанцию примерно в 870 миль (« 1,4 тыс. км) между Трапезундом (Трабзоном) на Черном море и Эйлатом (Акабой) на Красном море; этот путь пролегал через горы, долины, степные зоны и пустыню. Сухопутное сообщение между востоком и Малой Азией обычно проходило через такие места, как Сатала и Мелитена, являвшиеся со времен Флавиев легионными базами. Вплотную римляне и их восточные соседи соприкасались в северной Сирии, где легионы были размещены на Евфрате и в долине Оронта. Римское контрнаступление, последовавшее за парфянской атакой на Малую Азию при Луции Вере, развивалось по предсказуемой модели: оккупация Армении, взятие под контроль кавказских перевалов и удар по Ктеси- фонту и Селевкии, нанесенный с баз в Эдессе и Нисибиде. В течение своего первого похода в 195 г. Север превратил последнюю в главную
4 Дислокация римских войск вдоль Дуная и в Дакии обозначена на соответствующих листах издания «Tabula Imperii Romani», снабженных географическими указателями. О последних открытиях сообщается в опубликованных материалах конгрессов по лимесу (Limes Congresses).
5 Gudea 1977.
6 Möcsy 1974: 183-193.


Глава 8. Провинции и границы
267
римскую базу и расширил римский контроль до Адиабены и Осроены. В ходе второй кампании (197 г.) был атакован Ктесифонт, но две попытки взять Хатру окончились неудачей. Теперь, с превращением Месопотамии в полноценную провинцию, римский контроль простирался до Тигра. Также имело место продвижение вперед и южнее, за линию Новой Тра- яновой дороги (Via Nova Traiana) в Аравии, в бассейн Азрака, через который путь вниз по Вади-Сирах вел в центральную Аравию и Йемен. Каракалла пытался установить прямой контроль над Арменией и Осро- еной (его отец оставил ее под местным управлением). Такие места, как Сингара, Нисибида, Ресена и Эдесса, получили колониальный статус и названия, но тщеславная попытка Каракаллы повторить подвиги Александра была внезапно пресечена его убийством близ Цирцезия в 217 г.7.
Что касается Египта, то в военной организации этой провинции не было произведено никаких значительных изменений. Один легион стоял в западном предместье Александрии, а подразделения ауксилиариев размещались вверх по Нилу вплоть до Гиерасикамина. Армия отвечала также и за некоторые дороги, которые тянулись через Восточную (Аравийскую. — А. 3.) пустыню к Красному морю; эти пути были проложены еще при Птолемеях. Они уходили от Нила в районе Копта и через порфировые карьеры (Порфиритова скала) либо через гранитовые карьеры (Клавдиева скала) выводили к якорной стоянке Миос-Гормос. Другая дорога с военными постами, расположенными друг от друга на расстоянии, позволявшем поддерживать визуальную связь, покрывала расстояние примерно в 260 миль («418 км) и вела к Беренике на Красном море; а вот прибрежная дорога, проложенная при Адриане и связывавшая Беренику и Пристань Миунт, была, по всей видимости, вскоре заброшена8.
К концу П в. зона дислоцирования римских войск в североафриканском Магрибе расширилась настолько, что стала включать плодородный Телль (Телль — область в Алжире и Тунисе, включающая горы Телль- ского Атласа и прибрежную равнину. — Æ3.), граница которого на юге определяется по изогнете (то есть по контуру дождевых осадков) в 400 мм. За пределами области обычных сельскохозяйственных поселений находился широкий степной пояс, доходивший до изогиеты в 100 мм осадков, в котором качество сезонных пастбищ делало скотоводство доминирующей отраслью экономики. Относительно скромная численность войск в Африке, где единственный легион и подразделения ауксилиариев были растянуты на огромном пространстве, указывает одновременно и на нехватку потенциала для дальнейшей экспансии, и на отсутствие какой-либо угрозы для римского господства. Большинство изменений в дислоцирова¬
7 Braund 1994: 239—245 (Иберия); Millar. Near East 121—141 (северовские кампании и организация рубежей), 143—144 (Каракалла); Kennedy 1980; Kennedy 1982; Kennedy, Macadam 1985 (бассейн Азрак); Wagner 1983 (провинция Осроена).
8 Daniels 1987: 223—231; TIR G36 Coptos, с комментариями: Meredith 1952; Meredith 1953 (дороги через пустыню).


268
Часть третья
нии войск в этот период задумывались для того, чтобы обеспечить более эффективные действия в областях, которые уже находились под римским контролем. В течение первой половины П в. в Нумидии, между горной цепью Хонда и равнинами вокруг Цирты (Константинианы), были устроены заградительные линии и проложены патрулируемые дороги поперек главных миграционных путей. Волнения, иногда вспыхивавшие среди племен, приводили к переброске дополнительных сил из европейских провинций, как случилось в правление Антонина Пия. На дальнем западе, в Мавретании Тингитане, римские контакты с местными племенными группами осуществлялись посредством регулярных встреч римского наместника с тамошними вождями, некоторые из которых получали римское гражданство. Позднее, в том же столетии, в области Волюбилиса, а также вдоль главной дороги на север, к Тинги (Танжеру), была построена сеть укрепленных пунктов и дозорных башен. Восточнее этой зоны римляне никогда не предпринимали попыток установить постоянный контроль над Риффскими горами и рисковали входить туда лишь в случаях, когда нападения на Испанию с данного направления требовали проведения каких-то карательных экспедиций9.
При Севере было принято решение расширить далее на юг сеть военных дислокаций. В Триполитании оазисы на путях, которые выходили из Сахары, были заняты новыми фортами, укомплектовывавшимися отдельными отрядами легионеров. Цель состояла в том, чтобы надежно контролировать все прибытия и перемещения в зоне, где с конца I в. вдоль Гебеля и восточных вади появлялись сельскохозяйственные поселения. Западнее, в Нумидии, линия баз была отодвинута на юг и проходила теперь вдоль южных отрогов Сахарского Атласа. Чтобы укомплектовать личным составом эту новую выдвинутую вперед линию, растянувшуюся более чем на тысячу миль вдоль северной кромки Сахары, с востока сюда были переброшены войсковые подразделения. Подобное же выдвижение вперед имело место в западной части Мавретании (Цезарейской), где возникла новая южная линия укрепленных пунктов (Nova Praetentura, то есть «Новый защитный кордон»), проходившая южнее гор Титтери-Би- банс и Уарсенскими кряжами. Задача состояла в обеспечении более эффективного контроля над сезонными перемещениями скотоводов из сельскохозяйственных зон, каковые миграции были связаны с циклами сбора урожаев в данных зонах. Даже в пору этого самого широкого развертывания римских гарнизонов не обнаруживается никаких намеков на то, что между двумя мавретанскими провинциями южнее гор Риффа через ущелье Тазга функционировала постоянная линия связи10.
В те полвека, что разделяют смерть Александра Севера и восшествие на престол Диоклетиана, определяющим внешнеполитическим фактором
9 Daniels 1987: 233—250; Mattingly 1995: 68—80 (Триполитания); Euzennat 1967 (Волю- билис).
10 Mattingly 1995: 80—83 (Триполитания); Salama 1953; Salama 1955 (Цезарейская Мавретания); Daniels 1987: 250—256 (Нумидия и Мавретания).


Глава 8. Провинции и границы
269
оказались вторжения народов с севера и иранская агрессия с востока11. Исторические источники часто свидетельствуют о неспособности властей помешать крупным группам вторгаться в империю и свободно перемещаться по ней. Провинциальные войска теперь с большой неохотой оставляли незащищенными свои родные земли и с большей охотой воспринимали претензии собственных командиров на императорские титулы и власть. Императоры не имели особого выбора, и им приходилось позволять вторгавшимся оставаться на территории державы либо предлагать им деньги за то, что они вернутся домой и впредь не станут покидать родных земель. Со временем были возведены новые пограничные укрепления, однако в ряде регионов, в особенности в Германии и Дакии, было принято более радикальное решение о выводе войск с некоторых территорий, отчасти для того, чтобы получить менее протяженную и лучше контролируемую линию обороны.
Источники по границе и по провинциальной истории в целом бедны как в качественном, так и в количественном отношении. Ответственными за историческое предание (афинянин Дексипп — единственный крупный писатель, являвшийся современником событий, но его труд сохранился только в цитатах у позднейших авторов) были главным образом представители богатых городских слоев, большинство которых верили, что им самим непосредственная опасность не угрожает или, по крайней мере, они могли спастись бегством, когда слухи о приближении варваров приводили к повсеместной панике12. Когда захватчики всё же появлялись, многие города с готовностью предлагали им подарки и оказывали радушный прием в надежде на то, что те проследуют куда-нибудь еще. С примечательными исключениями в лице геройского Деция и многославного Проба императоры изображаются либо бездеятельными, либо беспощадно мстительными, их чиновники — продажными или деспотичными, их солдаты — пьяыми и трусливыми. Поток информативных публичных и частных надписей достигает в провинциях максимума при Северах, но неожиданно спадает около 250 г., фактически — за несколько лет до самых ужасных
11 Реконструкция событий, имевших место вдоль Рейна и Дуная в период между 235 и 270 гг., представленная Альфёльди (Alföldi 1939а, Ь; переиздано как: Alföldi 1967: 312— 374), в основе своей до сих пор остается надежной. Обзор результатов позднейших работ см. в изд.: Walser, Pekäry 1962, тогда как исторические изыскания, опубликованные в: ANRW 1975 П.2, сообщают о новых важных свидетельствах, прежде всего нумизматических и эпиграфических, см.: Walser: 604—656 (Северы); Loriot (а): 657—787 (Максимин — Гордиан); Loriot (b): 788—797 (Филипп); Sotgiu (д): 798—802 (Требониан Галл, Гостилиан, Волюзиан и Эмилиан); Christol: 803—827 (Валериан и Галлиен); Sotgiu (b): 1039—1061 (Аврелиан); Polverini: 1013—1035 (Аврелиан — Диоклетиан). Исторические источники по восточной границе доступны теперь в английском переводе, см.: Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier. 15—121; подробный исторический рассказ см. здесь: Millar. Near East: 147—173.
12 Зафиксированные примеры допуска и поселения чужаков на территории империи см. здесь: de Ste Croix 1981: 509—518. Высокую оценку местного сопротивления захватчикам в греческих провинциях дает Миллар (Millar 1969), особо указывая на засвидетельствованные действия Дексиппа. Де Сент Круа (de Ste Croix 1981: 654—655) предлагает более скептическую точку зрения на «предполагаемый подвиг престарелого афинского историка Дексиппа в 267 г.».


270
Часть третья
вторжений13. С этого времени военная история уже не может быть подробно документирована, да и гражданская жизнь более уже не фиксируется на прежнем уровне детализации. Сохранился ряд надписей, которые сообщают об ответах императоров и должностных лиц на жалобы о бедственном положении, приходившие из сельских общин, причем это были жалобы не на беды, причиненные захватчиками, но чаще, в случае с петицией из Малой Азии, на тяготы, связанные с обеспечением функционирования имперской почтовой и транспортной служб, или, в случае с одной фракийской деревушкой, на чрезмерные требования солдат и чиновников, когда те посещали местные минеральные воды14. Монеты, беспрерывно выпускавшиеся во всё возраставшем количестве в результате инфляции и снижения их качества, что привело почти что к коллапсу монетной системы, — важный исторический и археологический источник по срединным десятилетиям Ш в. Местоположение главных монетных дворов как узурпаторов, так и легитимных правителей может содержать в себе не менее важную информацию, чем изображения и надписи на самих монетах. В прошлом состав и распределение кладов с неиспользованными монетами рассматривались учеными в качестве надежного свидетельства об угрозе вторжения. Позднее данная точка зрения была поставлена под сомнение, поскольку теперь считается, что причина тезаврации (то есть сбережения денег и драгоценных металлов в форме кладов) была обусловлена, скорее всего, последствиями монетарных реформ и среди прочего — недобрыми воспоминаниями о прежних монетных выпусках, причем аккумуляция монет в кладах стала, по всей видимости, возможной благодаря осуществлявшимся в этот период денежным дарам провинциальным войскам15. Подобная ревизия взглядов правомерна в той мере, в какой последствия вторжений возможно проследить на базе археологических свидетельств. В некоторых регионах широкомасштабное и систематическое использование архитектурных деталей, извлеченных из старых зданий, при возведении городских оборонительных сооружений служит, возможно, не столько символом неукротимого гражданского духа, сколько указывает на то, до какой степени имперские власти настаивали на строительстве этих укреплений, как бы ни была при этом ограничена площадь, за-
13 Об упадке «эпиграфического обычая» к середине Ш в. см.: MacMullen 1982.
14 CIL Ш.14191 (Арагва, Писидия); CIL Ш.12336 = IGRR 1.674 = IGBulg IV.2236 (Скапто- пара); обе надписи переизданы, см.: Hauken. Petition and Response. Часть I: No 5—6. Возросшая частота и масштаб передвижений войск влияли даже на отдаленные сельские районы; см.: Mitchell. Anatolia I: 227—234 — об условиях, сложившихся в Малой Азии.
15 Старая практика реконструирования направлений вторжений по картам распределения монетных кладов теперь в целом отвергнута; см.: Wightman 1985: 198—199 (со ссылкой на Галлию). С другой стороны, имеется очевидная связь между концентрациями монетных кладов в приграничных регионах, где имели место известные крупные вторжения, в таких как Реция, которой угрожали аламанны (Kellner 1978: 138), или Нижний Дунай, которому грозили готы (Gerov 1980: 374—432; перепечатано из: Gerov 1977). Параллельное рассмотрение вопроса о происхождении монетных кладов и бесплатных раздач провинциальным армиям в соответствии с последовательностью императоров см. в изд.: Duncanjones. Money: 67—85.


Глава 8. Провинции и границы
271
щшцаемая этими стенами, в сравнении с зоной городской застройки, и какой бы деструктивный эффект ни оказывало это строительство на сложившийся городской ландшафт16. Нашествия наносили вред четырем зонам империи, а именно регионам северной Галлии и Нижнего Рейна, Верхнего Рейна и Верхнего Дуная, Нижнего Дуная и Черного моря, а также восточным пограничным провинциям Каппадокии, Месопотамии и Сирии. В сравнении с ними остальные пограничные области державы от таких нашествий страдали мало, хотя вызываемые последними политические и военные неурядицы ударяли по обширной зоне. В течение всего этого периода почти ничего не сообщается о том, каковы были условия в атлантических провинциях: Британии, западной и юго-западной Галлии и Испании. Нападения с моря, заставившие приступить к возведению оборонительных сооружений на побережье в юго-восточной Британии и северной Галлии, могли начаться за некоторое время до того, как в 285 г. Максими- ан взял на себя заботу о здешних делах, но сообщений об этих атаках нет никаких. Известно, что войска, базировавшиеся в Британии, служили под командой Галлиена во время его германских кампаний и, впоследствии, в пору его нахождения в Паннонии17. Позднее германцы, поселенные Про- бом в Британии, остались лояльными местному узурпатору, и это обстоятельство может свидетельствовать о недовольстве, существовавшем в прежней Галльской империи по отношению к дунайскому режиму Аврелиана и его преемников18. Испанские провинции, похоже, меньше всего страдали от турбулентности и хаоса, торжествовавших в других местах. В период существования Галльской империи группа франков пересекла южную Галлию, проникла в Испанию и, перед тем как повернуть на юг и переправиться в Африку, разграбила Толедо. Фактический ущерб оказался, вероятно, незначительным, однако впоследствии местные историки еще долго вспоминали это событие19. Имеются признаки того, что благотворительность в отношении гражданского населения городов африканских провинций, достигшая пика при Северах, к срединным десятилетиям Ш в. уже ослабла, хотя, как кажется, мы не наблюдаем никаких заметных признаков значительного спада в производстве сельскохозяйствен¬
16 Самым известным примером является позднеримская фортификация городов Галлии, см.: Wightman 1985: 198—199. По поводу свидетельств роли центральной власти в деле строительства таких оборонительных укреплений см.: Johnson. LRF: 114—116, 135.
17 Британский XX легион, базировавшийся в Деве (Честер), в 255 г. отпраздновал в Кёльне успех какой-то экспедиции, а позднее сопровождал Галлиена в дунайском походе, см.: CIL Ш.3223 (Сирмий), участвуя, возможно в 260 г., в борьбе с узурпаторами Ингением и Регалианом, а позднее, в Сердике во Фракии, — с узурпатором Марцианом. См.: Möcsy 1974: 206-208.
18 Эпизоды с Прокулом [PLRE 1.745 Proculus 1) и с Боносом [PLRE 1.163 Bonosus 1), описанные в «Historia Augusta», покрыты мраком таинственности. Здесь могла существовать какая-то связь с восстанием в Британии, подавленным Викторином, см.: Зосима (1.66), который сообщает еще и о поселении бургундов и вандалов в данной провинции (1.68). См.: Frere. Britannia: 175—176.
19 Зосима. 1.66; Орозий. УП.22.2; Аврелий Виктор. О Цезарях. ХХХШ.З. В археологических источниках нет никаких четких следов этого эпизода, см.: Richardson 1996: 250—251.


272
Часть третья
ной продукции20. В Триполитании, надо полагать, в основном был мир и стабильность: «армия охраняла и держала под контролем [приграничные зоны], принимая беглых рабов и племенных “дезертиров” или “беженцев”, пресекая подозрительные передвижения членов местных племен, одновременно выдавая другим грамоты с правом на переезд»21. В 238 г. безжалостные методы, использовавшиеся налоговыми чиновниками при Мак- симине, спровоцировали мятеж местных землевладельцев, который привел к расформированию легиона и приходу к власти в империи второй африканской династии — Гордианов из Тиздра22. Что касается Египта, то иранская победа 260 г. отрезала остальную империю от зернового снабжения отсюда, за чем последовало установление пальмирского контроля, который закончился в 272 г. Здесь, в Египте, падение Зенобии публично могло быть встречено с громким одобрением, но, если только весь этот эпизод не является фикцией, оно могло и подтолкнуть Фирма, богатого купца, чьи корабли ходили вплоть до Индии, к захвату власти23.
И Сирия, и Малая Азия страдали от взрывной агрессивности сасанид- ского Ирана при Шапуре I, хотя к концу рассматриваемого периода римская власть и территориальный контроль были полностью восстановлены и даже расширены. Между первым зафиксированным иранским нападением на Месопотамию в 230 г. и вторжением Кара в Вавилонию в 283 г. римляне неизменно являлись обороняющейся стороной на своих восточных рубежах. В 230 г. посягатели были изгнаны мощным римским войском, однако значительную его часть пришлось сразу же после этого отвести отсюда, чтобы справиться с кризисом в западной части державы. В 242 г. римляне добились временного преимущества, но затем были разбиты и потеряли контроль над Арменией. В 252 г. первый поход Шапура I привел к впечатляющему успеху, когда потери римлян (по свидетельству монумента самого Шапура) составили 60 тыс. человек и были оккупированы тридцать шесть городов и крепостей, включая самые главные города Сирии. Была захвачена и сама Антиохия, а часть ее населения депортирована в новое поселение далеко в Иране. Иранцы оправдывали свою атаку заявлением о том, что римляне не справились со своими обязанностями в деле совместной обороны кавказских перевалов. Самый большой успех из всех нападений имела третья экспедиция Шапура, в 260 г., в ходе которой близ Эдессы попал в плен император Валериан, а затем иранские колонны захватили Сирию, Киликию и Каппадокию и даже дошли до Галатии24. Римские командиры разбили иранское войско в Киликии, а близ
20 Dunean-Jones. ERE: 65—67 — автор обращает внимание на то, что расходы на гражданскую благотворительность, сообщаемые для Ш века, в реальном исчислении могли очень сильно уступать суммам, которые шли на такие же цели во 2-м столетии.
21 Mattingly 1995: 89.
22 См выше, с. 47—53.
23 Об эпизоде с Фирмом [PLRE 1.339 Firmus 1) сообщает только «Historia Augusta» («Сочинители истории Августов»), и примечательно, что история эта не включена в рассказы Зосимы (1.61) и Аммиана Марцеллина (ХХП.16.5) о беспорядках в Египте при Аврелиане. См.: Bowman 1976: 158.
24 Источники по этим событиям в английском переводе: Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier: 16—33 (Александр Север), 34—48 (Гордиан, Филипп и первая кампания Шапура),


Глава 8. Провинции и границы
273
Евфрата пальмирский вельможа Оденат напал из засады на возвращавшуюся иранскую колонну и впоследствии приступил к ликвидации тех подразделений римской армии, которые решили поддержать местных узурпаторов, изменивших Галлиену, пребывавшему где-то очень далеко. Оденат был наделен общим командованием на востоке (полученный им титул звучал как «Dux» и «Corrector Totius Orientis», «Дуке» и «Корректор всего Востока») с правом ведения войны против Ирана. Он продолжил осуществлять меры по возвращению Месопотамии и осуществил нападение на Ктесифонт. По смерти Одената в 267 г. его вдова, Зенобия, действуя от имени собственного сына Вабаллата, приобрела такую же власть, какой обладал ее муж, но как только Галлиен отказался подтвердить это официально, она узурпировала императорские титулы в пользу своей династии и сумела удерживать власть над римскими войсками в Малой Азии и Египте вплоть до поражения от Аврелиана в 272 г.25.
В течение этого периода две большие группы германцев неоднократно переходили Рейн и Верхний Дунай. Причина этих передвижений остается неясной. Высказывались предположения о росте населения и истощении земель у них на родине одновременно с климатическими изменениями и наступлением моря. Долгое знакомство и устойчивые отношения с римлянами обеспечили условия для повышения материального благосостояния, а также могли возбудить надежду на определенную охрану от давления со стороны новых народов с дальнего востока. В германском обществе в процессе формирования государства заявили о себе новые вожди, которые смогли поднять свой статус благодаря лучшему вооружению и усовершенствованной тактике. Франки, состоявшие из близкородственных более мелких народов, уже ранее причиняли римлянам некоторые неприятности, что заставило разместить легион в Бонне, но к 253 г. проблемы, вызванные ими, достигли уже такой степени, что Галлиен переместил свою резиденцию в Кёльн и на протяжении нескольких лет оставался там, даже при том, что Италия и придунайский регион также находились под угрозой. В 254 г. с помощью подкреплений из Британии император смог добиться важной победы по ту сторону реки (см. выше), а титул «Restitutor Galliarum» («Воссгановитель/Спаситель Галлий») был взят им в связи с возвратом Декуматских полей по ту сторону Верхнего Рейна. С 259/260 г. и вплоть до 273/274-го рейнская граница контролировалась режимом Постума и его преемников, на чьих монетах прославлялось несколько побед над германцами26. Историческое предание настойчиво порочит любое достижение Галлиена; кроме того, вероятно, чтобы усилить подвиги и достижения Проба, оно преувеличивает последствия нашествия франков, вандалов и бургундов 276 г. «Спасение» Пробом семидесяти городов
49—56 (вторая кампания Шапура) и 56—67 (третья кампания Шапура). О других свидетельствах, а также изложение событий см.: Millar. Near East: 149—167.
25 Источники по этим событиям в английском переводе: Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier. 68—110; рассказ о событиях и другие свидетельства см.: Millar. Near East: 168—173.
26 Wightman 1985: 193 (Галлиен), 193—198 (Галльская империя).


274
Часть третья
еще помнили в Галлии примерно и через сотню лет. Сообщается, что девять вождей запросили о пощаде, были взяты заложники, 16 тыс. варваров рекрутировали в римскую армию, а остальных разоружили. Одного только присутствия Проба оказалось достаточно, чтобы прекратить голод, когда пшеница «посыпалась с небес», но даже и он не смог предотвратить появления еще одного местного узурпатора в Кёльне27.
Угроза Верхней Германии и Реции исходила от аламаннов, которых уже атаковали Каракалла и Максимин. При Галлиене аламанны совместно с родственными им кпунгами перешли в Рецию и затем в северную Италию, где хозяйничали, пока не появился Галлиен и не разбил их близ Милана. Последующие события, по всей видимости, отражены на победном алтаре, воздвигнутом в Августе Винделиков (Аугсбург), где зафиксирован триумф, достигнутый войсками из Реции и Германии и местным ополчением (populares) в двухдневной битве (24—25 апреля 260 г.) над «семнонами или ютунгами». Многие из вторгшихся были перебиты или обращены в бегство, а тысячи плененных италийцев освобождены. Несмотря на этот успех, события данного года, очевидно, раскололи единый римский контроль над Верхним Рейном и Верхним Дунаем. Сухопутная граница, пересекавшая юго-западную Германию, по всей видимости, развалилась, римские базы были покинуты, и это было еще одно бедствие, которое историческое предание связывает с памятью о Галлиене28. Убийство этого императора в 268 г. произошло на фоне новых нападений аламаннов, которые снова вторглись в северную Италию, вероятно, через перевал Бреннер, и дошли до озера Града, где были остановлены Клавдием П. Он не смог помешать ни их уходу, ни новому нападению на Италию в следующем году. Первые месяцы Аврелианова правления были заняты крупными операциями против германцев в северной Италии. Услышав,
27 Значение, какое археологи придали нашествиям 275—276 гг., полагаясь на историческое предание (Юлиан. Кесари. 314а—Ь; ср.: Евтропий. IX. 17; Зосима. 1.67; Сочинители истории Августов. Проб. 13; Орозий. VII.24; Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXVII), базируется на шатком фундаменте интерпретации монетных кладов и археологических остатков, см.: Wightman 1985: 198—199.
28 Веронский список (см. далее) сообщает о захвате при Галлиене германскими племенами Декуматских полей, и тому же императору предание приписывает потерю Реции, см.: Латинские панегирики. УШ(У).10. Вряд ли можно сомневаться в том, что оставление лимеса случилось внезапно в 259/260 г. Текст на (вторично использованном) алтаре, обнаруженном в Аугсбурге в 1992 г., гласит:
В честь божественного дома и священной богини Виктории. [Воздвигнутый] за счет варварских народов, семнонов или ютунгов, перебитых либо пустившихся в бегство 24 и 25 апреля воинами провинции Реция и теми, которые пришли из германских (провинций), а также местным войском, и за спасение многих тысяч италийских пленников. Во исполнение их молитв Марк Симплиций Гениалий, превосходнейший муж («vir perfectissimus»), действующий от имени провинциального наместника, с упомянутым войском с радостью воздвиг [сей алтарь] тому, кто его достоин. Освящен 11 сентября в консульство нашего государя императора Постума Августа и Гонорациана.
Комментарии к этому замечательному памятнику: Bakker 1993; Lavagne 1994; а также: Stickler 1995.


Глава 8. Провинции и границы
2 75
что аламанны и ютунги грабят сельскую местность вокруг Милана, Аврелиан поспешил сюда из Паннонии, чтобы обнаружить, что те уже захватили Плаценцию (Пьяченца), что у переправы через По, где они напали из засады ночью на императорскую колонну. Он преследовал их по Эми- лиевой дороге до Ариминия (Римини), а затем — по Фламиниевой дороге, пока не настиг их в долине Метавра близ Храма Фортуны (Фано). Выжившие бежали назад за По, но были снова настигнуты и рассеяны у Тицина (Павия). Одна из колонн ютунгов сумела ускользнуть через Альпы, но также была поймана и разбита Аврелианом в Реции. Само зрелище скопища германцев, двигавшихся в сторону Рима по Фламиниевой дороге, вполне могло подтолкнуть к решению о строительстве стены вокруг Города, даже и в том случае, если те не рискнут еще раз спуститься в Италию. Позднее, в 274 г., во время своего марша на запад, имевшего целью ликвидацию Галльской империи, Аврелиан, как сообщается, очистил Ре- цию от остатков аламаннов. После нескольких карательных вылазок за Дунай для Реции новые оборонительные укрепления были организованы Пробом (см. ниже), который оставил эту провинцию «настолько спокойной, что здесь не оставалось даже намека на какой-то страх»29.
Годы стабильных отношений с германцами и сарматами, обитавшими по ту сторону Среднего Дуная, закончились примерно в середине 3-го столетия, хотя масштаб нового начального вторжения этих двух групп, как представляется, был преувеличен и в этом случае с целью дискредитации режима Валериана. Сообщается, что германцы (маркоманны) дошли до Равенны, после чего Галлиен неохотно согласился с поселением в Паннонии части вторгшихся и скрепил новое соглашение тем, что взял в жены дочь одного из их вождей, каковой случай в историческом предании изображается как пример недостойной безрассудной страсти. И всё же после этой краткой интерлюдии враждебности на Паннонский Дунай вернулся мир и длился он четыре десятилетия, до того момента, когда в 296 или в 297 г. повторились похожие события30. Вандальское племя асдингов впервые появляется во времена Марка Аврелия в качестве соседей маркоманнов, присоединявшихся к вылазкам последних на римскую территорию. При Деции они сопровождали также готов, пересекавших Дунай в нижнем течении (см. далее); через двадцать лет Аврелиан вынужден был прямо со своей инаугурации в Риме отправиться в поход для отражения их нападений, которые он успешно пресек, однако не сумел помешать варварам уйти безнаказанными. По поводу данного случая мы узнаём о том, что он заранее отправил указания, чтобы всё зерно и скот были перемещены в города вместе «с любыми вещами, какие враг может найти полезными для себя». Когда прибыло посольство от германцев, Аврелиан потребовал от них предоставления 2 тыс. всадников в качестве условия заключения мира31.
29 	Эпитома о Цезарях. XXXIV.2 (Клавдий П); Сочинители истории Августов. Аврелиан. 18.6 (Аврелиан); Сочинители истории Августов. Проб. 13.7, 16.1 (Проб).
^ Аврелий Виктор. О Цезарях. ХХХШ.1; Эпитххма о Цезарях. ХХХП.З; Möcsy 1974: 206—
31 	Сочинители истории Августов. Аврелиан. 18.2; 30.5; Зосима. 1.48—9; Дексипп. FGrH П: 456, No 100, фр. 7; Möcsy 1974: 211.


276
Часть третья
Со времен Траянова завоевания Дакии здесь периодически вспыхивали волнения, в которые вовлекались группы, изгнанные из этой римской провинции, окончательные границы которой были очерчены Адрианом. К началу 3-го столетия «свободные даки», под каковым именованием их знали ранее, стали очень беспокойной группой; впоследствии «свободные даки» отождествлялись с карпами, чье поведение неоднократно требовало императорского вмешательства. В 214 г. Каракалла отложил свое выступление в восточный поход, поскольку нужно было прекратить атаки карпов на города на побережье и в прибрежной зоне Черного моря (Тира, Каллатис, Дионисополь и Марцианополь). Позднее, действуя совместно с готами, карпы по-прежнему угрожали тому же региону. В 239—240 гг. римский наместник (Нижней Мёзии. —А.З.) не стал выплачивать карпам такую же дотацию, какую готы получали ежегодно за отказ от нападений на область в дельте Дуная3121 (см. далее). После того как Филипп прибыл лично, чтобы справиться с ними, он получил триумфальный титул «Carpicus Maximus» («Карпийский Величайший») и торжественно открыл новую эру для провинции Дакия (20 июля 246 г.). Позднее титул «Dacicus Maximus» («Дакийский Величайший») был принят и Децием, и Гал- лиеном. В 272 г. Аврелиан принял тот же титул, что и Филипп, но при этом позволил большому количеству карпов остаться поселенцами на территории империи. Затем Диоклетиан разрешил остальным переселиться в Паннонию, вместе с остатками германских бастарнов, которым теперь было позволено соединиться с их соплеменниками, поселенными во Фракии еще при Пробе32. Хотя Тацит и упоминает среди народов Германии готов (Gothi или Gutones), до срединных десятилетий Ш в. о них мы знаем очень мало. Неизвестно, в какие именно моменты они вместе с герулами, тайфалами, гепидами и другими, появившимися примерно в то же время, стали идентифицироваться как особые группы. Миграция из Балтийского региона в юго-восточном направлении, в земли к востоку от Карпат и к северу от Черного моря, происходила в последние декады П в.33. Под 196 г. зафиксировано, что «скифы» (в то время греческие писатели часто используют это хорошо знакомое им название для обозначения готов) задумывали нападение, когда три их вождя погибли от ударов молнии34.
31а В одном из сохранившихся пассажей сочинения Петра Патрикия сообщается: «Народ карпов, сгорая от зависти к готам из-за того, что те ежегодно получали от римлян дань, отравил послов к Туллию Менофилу и надменно потребовал у него денег» (Фр. 8 = FHG IV.186). — A3.
32 Bichir 1976: 165—173 (история и археология карпов); Gerov 1980: 251—258 (вторжение 214 г.). О наместнике Туллии Менофиле в 239—240 гг. см.: Petrus Patricius. Фр. 8 [FHG IV.186); IGBulg П.641—642. Риски, связанные с принятием поселенцев из-за пределов империи, стали очевидными, когда некая группа франков занялась пиратством в Греции, Сицилии и Северной Африке, а затем спокойно вернулась домой, см.: Зосима. 1.71.
33 Heather 1996: 11—30 (ранняя история и материальная культура); Scardigli 1976 (недавняя работа о римско-готских контактах); Wolfram. Goths: 43—57 (готские вторжения); Paschoud 2000: 148—149 (анализ исторических источников).
34 Дион Кассий. LXXV.3. Около этого времени готы уже набирались в римскую армию по племенным контингентам (gentiles): Speidel (1978): 712—716 (эпитафия Гутты, сына командира Эрминария, умершего в Аравии 28 февраля 208 г.).


Глава 8. Провинции и границы
277
Готов приняли в римскую армию в таком количестве, что иранское предание утверждает, что они составляли заметную группу в войске Гордиа- на35. Ко времени этого императора относится также первое упоминание о совместной вылазке готов и карпов из-за Нижнего Дуная (239/240 г.). Получив от римского наместника предложение о субсидиях, готы отпустили своих пленников и вернулись домой36. Позднее, при императоре Филиппе, вероятно, после победы над карпами в 247/248 г. (см. выше), решение римлян о прекращении выплат оказалось в конечном итоге серьезной ошибкой. Когда новый император Деций ушел с Дуная в Италию, будучи сопровождаем воинскими частями, которые поддержали узурпацию им трона, три колонны готов под началом Книвы вторглись на римскую территорию. Среди захватчиков были также карпы, бастарны и две группы вандалов, асдинги и тайфалы. Их силы пополнились еще римскими перебежчиками, которые, вероятно, составляли более значительную группу, чем это признаётся в историческом предании. Предводительство Книвы, судя по всему, оказалось ключевым фактором, а об изменениях, произошедших внутри германского общества, говорит то, что вторгшиеся не рассеялись при первой неудаче, а сохраняли верность своему вождю, пока в конце концов они не достигли решающей победы над римлянами. Две колонны готов переправились через реку Алют (Ольт) в южной Дакии. Карпы направились на северо-восток, в Дакию, тогда как готы во главе с Книвой двинулись на юг вдоль реки, пройдя мимо города Рому- лы, чьи оборонительные укрепления были недавно отремонтированы, и прибыли к переправе через Дунай, что между Суцидавой и Эском. Третья колонна, которую возглавляли готы Аргаит и Гунтерик, переправилась через Дунай ниже по течению и устремилась к Филиппополю (Пловдив), главному городу Фракии. Будучи отброшен от легионного лагеря у Нов (Свиштов) наместником Требонианом Галлом, Книва направился вглубь страны, вверх по реке Ятр, чтобы у Филиппополя соединиться с остальными дружинами готов. К тому времени подошел в Дакию император Деций и изгнал оттуда карпов, а затем чуть было не поймал готов в ловушку у Никополя у Истра, но они смогли ускользнуть вместе с добычей. Когда Деций проследовал за ними за гору Гем (Стара Пла- нина), перейдя Шипкинский перевал, он сам, в свою очередь, чуть было не угодил в ловушку в лагере в Августе Траяне (Отара Затора), откуда отступил, чтобы соединиться с Галлом на Дунае, в Новах. К тому времени Филиппополь уже пал, несмотря на попытки тамошнего узурпатора замириться с варварами, и это обеспечило последним безопасную базу на зиму 250/251 г. По весне Книва двинулся на северо-восток и встретился с императорской армией у Абритта, где готы окружили и разбили римлян; в этой катастрофе, имевшей историческое значение, погибли и сам император, и его сын, незадолго до этого провозглашенный соправителем. Галлу удалось вывести уцелевших воинов, которые провозгласили его императо¬
35 Деяния божественного Шапура: стк. 6—9 (Dodgeon, lieu. Eastern Frontier. 35).
36 Сочинители истории Августов. Максим и Бальбин. 16.3 (из Дексиппа); Петр Патрикий. #A8(F#GIV.186).


278
Часть третья
ром. Он не только не мог помешать готам уйти с огромной толпой пленников и большой добычей, но еще и пообещал возобновить выплату субсидий, отмененную Филиппом37.
Успехи готов в 250—251 гг. в провинциях Нижняя Мёзия и Фракия мало что оставили тем, кто вторгался сюда позднее, так что последние вынуждены были углубляться в римскую территорию и брать на себя гораздо большие риски, нападая на крупные города с богатым населением. В 253 г. римский наместник Эмилиан отказался выделить готам надлежащую субсидию, и те незамедлительно объявились в Нижней Мёзии и во Фракии. Когда Эмилиан успешно провел операцию возмездия к северу от Дуная, его сразу же провозгласили императором, и он отправился прямиком в Италию, чтобы домогаться там своей легитимации. Это оставило дорогу через Балканы на юг открытой, и уже в следующем году готы подошли к Фессалонике, расположенной на побережье Эгеиды38.
В следующие три года схема набегов готов сместилась на восток, к Черному морю, до сих пор представлявшему собой свободные ворота в Средиземноморье, за которыми присматривали римский гарнизон в Крыму и зависимое Боспорское царство. Внутренний раздор и обвал рентабельной торговли имели своим результатом переход боспорских кораблей под контроль готов. Бораны («северные люди», один из тринадцати народов, относимых к готам), чье происхождение никому достоверно не известно, дошли по морю до Колхиды, что на восточном побережье Черного моря, но предпринятая ими попытка захватить Питиунт успехом не увенчалась. В 256 г. второй поход готов начался с неудачи у Фасиса, однако затем последовал блестящий успех — был взят Трапезунд, основная база римского черноморского (понтийского) флота, чей гарнизон бежал при их приближении39. Воздействие этих нападений на гражданское население северо-востока Малой Азии нашло отражение в каноническом послании местного епископа, настаивавшего на том, что мир и спокойствие, нарушенные недавними событиями, должны быть восстановлены как можно быстрей. Епископ был озабочен также необходимостью сформулировать правила обращения с теми, кто совершил грехи во время недавних чрезвычайных обстоятельств40. Следующей мишенью готов стало западное побережье Малой Азии, когда сухопутное войско и флот выступили из западного Крыма и прошли вниз, вдоль западного края Черного моря, мимо Истрии, Том и Анхиала. У озера Фи- лия, в двадцати милях севернее Босфора, оккупанты захватили рыболовецкие суда, чтобы переправить сухопутное войско через пролив к
37 Alföldi 1939а: 143-146; Alföldi 1967: 317-321; Wolfram. Goths: 45-46.
38 Зосима. 1.28, с комментариями: Paschoud 2000: к указанному месту, Иордан. О происхождении и деяниях гетов: 105—106.
39 Основную повествовательную канву предоставляет Зосима, но многие детали остаются неясными; Paschoud 2000: 150 примем. 53, Wolfram. Goths: 48—49; Gajdukevic 1971: 468—470 (условия, сложившиеся в то время на Боспоре).
40 Анализ канонического послания Григория Неокесарийского, именуемого Фавма- тургом, т. е. Чудотворцем, см.: Heather, Matthews 1991: 1—11.


Глава 8. Провинции и границы
279
Халкедону, находившемуся на азиатском берегу напротив Византия. Здешний гарнизон также бежал, оставив готам огромные запасы денег, оружия и продовольствия. Отсюда готы, по всей видимости, могли по своему желанию нападать на любой богатый город Вифинии, включая Никомедию, Никею, Киос, Апамею и Прусу. Когда подойти к Кизику им помешал вышедший из берегов Риндак, они вновь переключили внимание на Никею и Никомедию, при этом последняя, очевидно, была предана неким местным жителем. Наконец, «погрузив добычу на повозки и суда, они вернулись домой, и так закончилось второе нашествие». Хотя ужасы этих нападений 256 и 257 гг., возможно, были гиперболизированы с целью подчеркнуть провалы Валериана и Галлиена, положение римлян в Черноморском регионе теперь и в самом деле стало отчаянным, поскольку под контролем готов оказался не только Крым и Боспор, но речные порты в Ольвии и в Тире, что позволяло им свободно отправляться как посуху, так и по морю туда, куда бы они ни пожелали41.
Кульминация готских походов по Черному морю произойдет через десять лет. Нападение на Малую Азию герулов, новой группы, пришедшей из-за Крыма, являвшихся одновременно и соперниками, и соседями готов, своим результатом имело взятие Гераклеи Понтийской. В следующем году (268) герулы, выйдя с Азовского моря, и готы, выйдя из устья Днестра, объединились в крупном походе, направившись вниз вдоль западного берега Черного моря. Высадившись у Том и не сумев захватить Мар- цианополь, они двинулись к Босфору, где новое фиаско со взятием Византия стоило им нескольких кораблей. Потерпев очередную неудачу у Кизика, они устремились через Дарданеллы к острову Лемносу. У Афонского полуострова армада разделилась на три группы. Одна направилась в Македонию, совершив высадку у Кассандрии и Фессалоники; вторая группа, состоявшая в основном из герулов, взяла курс на южную Грецию (Ахею), где, как сообщается, они встретили некоторое сопротивление, организованное Дексиппом, знатным человеком из Афин, которое, впрочем, не смогло помешать им овладеть городом. Вслед за этим захватчики совершили «тур» по главным городам Пелопоннеса, включая Коринф, Аргос, Спарту и Олимпию. Появление ряда поспешно возведенных оборонительных контуров исследователи связывают именно с присутствием герулов в Греции; некоторые из этих стен почти целиком были сложены из архитектурных элементов местных зданий, разобранных для этой цели, — из каменных блоков, стержней колонн и даже целых статуй. В Афинах сооружение внутренней оборонительной стены должно было иметь длительное воздействие на последующее развитие города, поскольку древняя агора осталась незащищенной и фокус городской жизни сместился восточней, в район Римского рынка и библиотеки Адриана. Когда готы за десять лет до того появились у Фессалоники, афиняне приступили к восстановлению своих древних стен, которые уже давно не использовались по прямому назначению, поскольку за три с половиной сто-
41 	Зосима. 1.31—35 (похоже, что информация заимствована у Дексиппа), с комментариями: Paschoud 2000; Wolfram. Goths: 50—51.


280
Часть третья
летая до этого город был взят после осады армией Суллы. После ухода герулов в Афинах, как и в других местах, появились, по всей видимости, новые укрепления. Их строительство могло быть уже не столь спонтанным начинанием, и осуществлялось оно, очевидно, отчасти за счет патриотически настроенных местных групп, а в большей степени явилось результатом решения провинциальных властей, озабоченных необходимостью защитить саму правительственную структуру. Третья группа захватчиков под предводительством Респы, Ведука и Турвира направилась через Эгейское море на восток и занялась налетами на разные области Малой Азии, расположенные невдалеке от побережья. Пострадали Вифиния (вновь), Лидия и Фригия, а также Сида в Памфилии и даже такие отдаленные места, как Родос, Крит и Кипр. В Эфесе древние городские укрепления сдержали захватчиков, но знаменитое святилище Артемиды, находившееся вне стен, подверглось разграблению. К северу от Эфеса Троя, в то время преуспевавший римский город Илион, также была атакована и разорена42.
Масштаб этого нападения на столь большое количество знаменитых городов по всей Эгеиде вызвал решительный ответ со стороны имперских властей в лице прибывшего в Грецию Галлиена и новой грозной мобильной полевой армии, включавшей недавно сформированные кавалерийские подразделения. Северная группа захватчиков была встречена в восточной Македонии у Добера, что на реке Нест. После того как было уничтожено 3 тыс. варваров, их царь Навлобат согласился заключить мир и поступить на римскую службу, но прежде он получил символы власти римского консула. Галлиен тут же отправился на запад, чтобы подавить измену Авреола, одного из своих полевых командиров. В следующем году преемник Галлиена Клавдий П благодаря своей впечатляющей победе, одержанной у Наисса, что в Центральных Балканах, над готами, возвращавшимися домой из Греции, приобрел широкую известность и титул «Готский»43. Выжившие нашли убежище на горе Гессакс, где-то на Родопском кряже, и, будучи окружены, оставались там до тех пор, пока не умерли от голода. Ну а с теми из готов, кто всё же уцелел, поступили как и с их поверженными предшественниками — они были записаны в состав римской армии, при этом другие готы были поселены в качестве земледельцев здесь же, в данном регионе. Лишь малая часть тех, кто отправился в этот грабительский поход, добралась до своих домов за Дунаем44. В 270 г. случилась новая варварская экспедиция, маршрут которой пролегал вдоль западного побережья Черного моря. Началась она в Анхиа- ле, за чем последовал успешный захват Никополя-на-Истре, однако на этот раз оккупанты в конечном итоге были разбиты хорошо организованными местными отрядами. Имперские военно-морские силы также до¬
42 Зосима. 1.42—43, 46, с комментариями: Paschoud 2000: 162—163, 165; см. также: Wolfram. Goths: 52—54; Wilkes 1989b: 187—192 (постройка и ремонт городских оборонительных укреплений в Ахее).
43 Есть основания подозревать, что успех Галлиена при Несте и Клавдия при Наис- се — это одна и та же победа; Alföldi 1939с: 723; Alföldi 1967: 439.
44 Зосима. 1.45; Сочинители истории Августов. Клавдий. 11.6—9.


Глава 8. Провинции и границы
281
бились определенного успеха, напав на флотилии захватчиков, но большинство варваров успели погрузиться на свои корабли и безопасно вернулись домой. В 269 г. префект Египта всем своим флотом атаковал оккупантов, но при этом собственную провинцию оставил беззащитной перед Пальмирой, в итоге захватившей ее45. Победа Аврелиана над готами за Дунаем, в ходе которой были убиты их царь Каннабауд и 5 тыс. воинов, как утверждает римское предание, покончила с непосредственной угрозой со стороны готов. Более важным фактором могло стать решение Аврелиана уйти из Дакии, отдав большую римскую территорию готам, вандалам и прочим варварам, включая недавно перебравшихся сюда ге- пидов. Их появление отмечает собой начало устойчивого разделения готов, с одной стороны, на тервингов, обитавших к западу от Днестра и низовий Прута, а с другой — на остготских гревтунгов, проживавших к востоку46.
Если сравнивать с предыдущей половиной столетия, время от восшествия на престол Диоклетиана до смерти Константина можно было бы рассматривать как период стабильности в том, что касается отношений римлян с их соседями, хотя в ранние годы своего правления Диоклетиан и его коллеги серьезно занимались организацией границ. На восточном фронте за смертью могущественного Шапура I в 270 г. последовало шесть коротких царствований, которые в 309 г. сменились долгим периодом несовершеннолетия Шапура II (шахиншахом он стал в младенческом возрасте. —А.З.). К 283 г. Кар возглавил успешные атаки на Ктесифонт и Селевкию, которые заставили вспомнить триумфы Севера. Спустя пять лет Диоклетиан сумел принудить иранцев признать римскую власть в Армении, снова управлявшейся ветвью парфянских Ар- шакидов, а также оккупацию Месопотамии. В 297 г., после своего первичного поражения при Каллинике, Галерий добился впечатляющей победы над Нарсесом и захватил Ктесифонт. Римский контроль над Арменией и Месопотамией был снова подтвержден, кроме того, римлянам были уступлены некоторые второстепенные иранские районы по ту сторону Тигра в его верхнем течении (Интилена, Софена, Кардуена, Арсанена и Забдицена). Эти виктории, изображенные на триумфальной арке, которая была воздвигнута в Фессалонике в честь Галерия, установили долговременный мир с Ираном, символом чего явилось соглашение, согласно которому Нисибида должна была стать официальным пунктом обмена между Римом и Ираном47.
После уничтожения Аврелианом пальмирской независимости в пустынях южной Сирии возникла новая политическая конфигурация. Арабы танухиды (танух — одна из конфедераций арабских племен. — А.З.) пришли в движение, ведомые своим вождем Джазимой ибн Маликом, который, возможно, пал жертвой Зенобии Септимии, царицы Паль-
45 Wolfram. Goth: 55.
46 Wolfram. Goths: 56—57.
47
Millar. Near East: 174—222 (восточные рубежи и их организация при Диоклетиане и Константине).


282
Часть третья
миры, но преемник Джазимы, сын его сестры, Амр ибн Ади, как уверяет исламское предание, разрушил Пальмиру. При Амр ибн Ади и его сыне Имру-ль-Кайсе I танухиды превратились в новую политическую силу, центром которой стала аль-Хира, находившаяся к западу от Евфрата; возглавляла эту новую силу династия Лахмидов. В своей эпитафии, найденной в римском укрепленном пункте Немара в Хауране, Имру-ль-Кайс назван «царем всех арабов», что, возможно, указывает на официальный титул, пожалованный ему римлянами48.
Набеги кочевых племен пустыни, блеммиев — на востоке и нобадов (нубийцев) — на западе во второй половине 3-го века достигли в Египте таких масштабов, что рассредоточенные вдоль Нила римские гарнизоны уже не могли сдерживать эти налеты. В 270 г. блеммии действовали в союзе с Пальмирой, однако в 280-м они смогли временно захватить Копт и Птолемаиду собственными силами. Это могло послужить предпосылкой для последовавшего в дальнейшем ухода римлян с Нильской долины выше Сиены, что позволило нобадам, в свою очередь, закрепиться здесь для оказания противодействия блеммиям49. Севернее этой зоны имело место значительное расширение римского военного присутствия как в Египте, так и в Киренаике (см. далее).
Римское военное присутствие в Африке сократилось в сравнении с тем, что было здесь при Северах (см. выше). Со временем, при Валериане, в Ламбезе был воссоздан легион, однако теперь регулярно сообщалось о конфликтах, в которые были вовлечены некоторые новые туземные группы, включая баваров, транстагненсов (т. е. «обитающих по ту сторону прудов». —А.З.), квинквегентанеев и фраксинов, что моло быть результатом оставления римлянами передовых позиций (см. далее). Победный монумент, воздвигнутый в Авзии 25 марта 260 г., отмечал лишь временный успех римлян50. Через тридцать лет серьезные волнения, в которые были вовлечены б авары и квинквегентанеи, впервые после Севера заставили царствующего государя прибыть в Африку лично: в конце 296 г. Максимиан переправился сюда из Испании и двинулся в восточном направлении, чтобы более чем через год прибыть в Карфаген (10 марта 298 г.). Что касается западной части, то последнее сообщение о рутинных встречах между римским наместником Мавретании Тингитаны и бакватами (см. выше) датируется 280 г. В следующие годы римляне, похоже, покинули южную часть этой провинции, расположенную в глубине материка, вокруг города Волюбилиса. Всякие связи, прежде существовавшие у этой части провинции с римской территорией, расположенной к востоку, теперь должны были прекратиться, а съежив¬
48 Приведенное здесь чтение данной эпитафии основывается на словах арабского историка УШ в. ат-Табари, см.: Bowersock. Arabia: 132—147; однако в вопросе об этом титуле и в целом надписи Миллар (Millar. Near East: 432—435) настроен более скептически.
49 Прокопий Кесарийский. Война с персами. 1.19.28—32; Daniels 1987: 229.
D° CIL Vm.9047 = ILS 2767 (Авзия); CIL VTL1.2615 (Ламбеза) — надпись прославляет подвиги Квинта Гаргилия Марциала (Q. Gargilius Martialis). Об историческом фоне см.: Benabou (1976): 214—227; а также: Daniels 1987: 257, 260.


Глава 8. Провинции и границы
283
шаяся зона римского присутствия отныне выглядела как некий выступ римской территории, вынесенный через пролив из Испании и доходящий вниз по Атлантическому побережью до области Рабата51.
Когда в 296 г., спустя десять лет существования в Британии сепаратистского режима Караузия и Аллекта, Констанций наконец-то вернулся сюда, Адрианова пограничная система на севере после десятилетий заброшенности и обветшания, судя по всему, снова была приведена в рабочее состояние и даже усилена путем постройки новых баз в глубоком тылу52. Главная угроза исходила от формировавшегося тогда государства пиктов в восточной Шотландии; всё большую опасность представляли также внезапные морские налеты, совершавшиеся скоттами из Ирландии, а также франками и, позднее, саксами из-за Северного моря, хотя более серьезную угрозу последние создавали, по-видимому, северному побережью Галлии на пространстве между Рейном и Бретанью. В Британии комплекс приморских оборонительных фортов между заливом Уош и проливом Солент, известный позднее под несколько сбивающим с толку названием Саксонский берег [лат. Litus Saxonicum), мог быть связан в такой же степени с защитой материка, как и с защитой южной Британии. Некоторые из этих укрепленных пунктов были построены, наверное, еще при Галльской империи, тогда как другие появились только в 4-м столетии; но ни из Британии, ни из Галлии не происходит никаких ни исторических, ни эпиграфических свидетельств, которые содержали бы указания на то, когда и кем было начато возведение новой системы приморской обороны. Несколько лагерей, построенных на британском побережье, обращенном к Ирландии, также были расположены таким образом, чтобы входить в некую систему централизованного контроля53.
Не было предпринято никаких попыток возвращения территории за верхним течением Рейна и Дуная, оставленной при Галлиене, и теперь по руслам обеих этих рек проходила граница римской территории, находившейся между Северным и Черным морями. Промежуток между истоками этих рек, однажды прикрытый лимесом, со временем получил защиту в виде новой оборонительной линии, протянувшейся между Базелем, Констанцским озером (швейцарское название Боденского озера. — А.З.) и рекой Иллер (см. далее). В 286 г. Максимиан вступил в войну с франками и аламаннами в Галлии и первым вернул их вождя Ге- нобауда. Победа над аламаннами, одержанная спустя десять лет Кон- сганцием у «города лингонов» в Галлии, была провозглашена в качестве чудесного успеха, и, похоже, она и в самом деле знаменовала собой начало долгого периода замирения на северо-западе империи. Более про¬
51 ILM 47 = ILAfr. 610 датируется 13 апреля 280 г. Об оставлении этой территории см.: Benabou 1976: 234—240; Daniels 1987: 260.
52 Frere. Britannia: 326—336. RIB 1912 (реконструкция римского лагеря Бирдосвальд на Адриановом вале в период тетрархии), 1613 (римский лагерь в Хаузестидсе).
53 Johnson. Saxon Shore; Johnston 1977 (о системе прибрежных оборонительных укреплений в Британии и Галлии).


284
Часть третья
должительное значение могло иметь римское молчаливое согласие с оккупацией салическими франками «Острова батавов», каковое согласие подразумевало частичную эвакуацию римлян с низовий Рейна, между рекой Ваалом и Северным морем, а также возведение новой цепочки военных баз между Кёльном и Бавэ54.
И тетрархи, и Константин неоднократно ввязывались в дела областей вдоль Дуная, который теперь представлял собой самую уязвимую границу империи. Используя Сирмий в качестве своей базы, Диоклетиан и Га- лерий действовали против сарматов с Венгерской равнины, возвещая о своих победах в 289—290, 292 и 294 гг. В 299 г. случились волнения к западу от этого региона, в которые были вовлечены германские маркоман- ны; новые столкновения с сарматами происходили также в 299—305 гг. Содержащееся в одной позднейшей «Хронике» упоминание о постройке в 294 г. двух новых лагерей на варварской территории, на той стороне сарматского Дуная, может быть увязано с видимым отсутствием признаков массовой реконструкции или восстановления римских укреплений вдоль паннонского берега реки (что в других местах при тетрархии было обычным делом), за исключением нескольких пристаней на обоих берегах55. Одна из имеющихся гипотез состоит в том, что сарматская территория по ту сторону реки находилась теперь под таким давлением со стороны народов, двигавшихся в западном направлении через бывшую провинцию Дакию, что римский контроль был выдвинут за Средний Дунай, за сарматскую территорию, к линии демаркации, представленной целой серией вытянутых в длинные линии земляных сооружений. Датировка этих земляных укреплений, известных сегодня как Чёртов ров, остается спорной, с разбросом вариантов от конца Ш до начала УП в. Похожие земляные укрепления («Brazda lui Novae de Nord» и «Brazda lui Novae de Sud»), пересекающие равнину Валахию в Румынии к северу от нижнего течения Дуная, формировали, как представляется, часть единой схемы — скорее линии размежевания, нежели реальной обороны. Трудно поместить осуществление этих земляных работ в какой-то иной исторический контекст, кроме как в период между Аврелиановым уходом из Дакии и крушением римского контроля над Средним и Нижним Дунаем после 378 г. Еще одна гипотеза связывает оба комплекса земляных сооружений не с тетрархией, а с последующей деятельностью Константина в том же самом регионе56. В 322 г. сарматы под началом Равсимода атаковали и спа¬
54 О действиях Максимиана и Констанция в Галлии см.: Mattingly 1939: 327—328; а также: Barnes. NE: 57—58. Отступление с Рейна ниже Неймегена к линии «Кёльн — Бавэ» принимается Максфилдом (Maxfîeld 1987: 169), хотя Уайтман приводит аргументы в пользу того, что римский контроль в указанной зоне сохранялся до В алентиниана (Wightman 1985: 208-209).
55 Chrom Mim I: 230: «...при этих консулах в Сарматии были возведены лагеря напротив Ацинка и Бононии» («...his consulibus castra facta in Sarmatia contra Acinco et Bononia»); см.: Möcsy 1974: 268—269. О возможном возведении на Венгерской равнине монумента Диоклетиана см.: Möcsy 1969: 196 примеч. 11 (исправлено место находки надписи: CIL Ш. 10605а).
56 Soproni 1978: 113—127 (Венгерская равнина); Vulpe 1974: 267—276 (Валахская низменность). Аргументы в пользу связи с аварами в УП в., которые выдвигает Фид-


Глава 8. Провинции и границы
285
лили римский военный лагерь Кампону в Паннонии. Константин прибыл сюда из Сирмия и отправился в погоню за злодеем, расправившись с ним на его собственной родине. После этого император пересек земли сарматов с северо-запада на юго-восток и вернулся на римскую территорию, перейдя Дунай у Марга (Орашье) в Мёзии. Огромная добыча, полученная в ходе этой экспедиции, включая пленников, была распределена в дунайском лагере Бонония (Банопггор), что к северу от Сирмия57. И вновь многим сарматам было позволено перейти в империю и поселиться в ее пределах в качестве поселенцев, при этом тем, кто остался на родине, как союзникам или подчиненным Рима, в рамках зоны, защищаемой земляными валами и рвами, могла быть обещана охрана от племен, наседавших на них с востока. На Нижнем Дунае, там, где в него впадает река Ард- жеш, на левом берегу напротив Трансмариски, Константин торжественно заложил новую римскую базу Дафна (это событие широко рекламировалось на монетах), а уже в следующем году он, вероятно, завершил строительство постоянного моста через реку, соединившего Суцидаву и Эс- кус58. Под 332 г. сообщается о римской победе над «готами в земле сарматов», после которой большому количеству последних было позволено поселиться в Италии. Внутренний раздор в среде самих сарматов привел к тому, что некие лимиганты изгнали правящее меньшинство, агара- гантов, которые нашли прибежище в империи, и эти события заставили Константина вернуться в 334 г. на Дунай59. После того как вандалы, а также гепиды и прочие германцы заселили земли сарматов, валы и рвы по ту сторону Дуная перестали выполнять свою задачу, и это означает окончание римской практики контроля и регуляции систематического перемещения людских масс через Карпатский бассейн (Среднедунайскую низменность), то есть той практики, которую начали осуществлять еще полководцы Августа после римского продвижения в Дунайский регион в 9 г. н. э. (см.: КИДМ X: 634—635). Какие бы значительные усилия ни прилагали римляне в борьбе за контроль над этим обширным регионом, почти во всех случаях они могли сдержать крупные племенные группы, проходившие в южном направлении на римскую территорию. Неуклонно возраставшее давление со стороны народов, мигрировавших из Азии на запад, очевидное на протяжении всего этого периода, началось задолго до того в отдаленных районах Восточной Азии с переселения в западном направлении гуннских племен, которое последовало за постройкой Великой Китайской стены.
лер (Fiedler 1986), не кажутся сильными. Диоклетиановскую датировку предпочитает Мони (Möcsy 1974: 271—272), тогда как Сопрони — консгантиновскую (Soprani 1978: 126—127).
57 Оптат. VI. 14 слл.; Зосима. П.21; см. также: Möcsy 1974: 277—278.
58 Прокопий Кесарийский. О постройках. IV.7; Нотиция дигнитатум. Восток. УШ.93 (Дафна Консгантиана). Руины моста были идентифицированы близ Суцидавы (Челей), см.: Tudor 1974: 135-158.
59 Chron. Min. I: 234; Евсевий. Хроника. 233h; Происхождение Константина (Origo Constantini). 32; Евсевий. Жизнь Константина. IV.6; а также: Möcsy 1974: 279.


286
Часть третья
II. 	Императоры и провинции
К середине 3-го столетия политическая и экономическая интеграция Римской империи достигла такого состояния, которое лучше всего, пожалуй, символизирует сеть имперских дорог, пересекавших горные кряжи, полноводные реки, бескрайние пустыни и густые леса, чтобы дойти до каждой части римского мира. В поддержание этих коммуникаций в рабочем состоянии вкладывались колоссальные трудовые и материальные ресурсы, и данный факт зафиксирован повсеместно надписями на многочисленных милевых столбах, содержащими имена императоров, чьи правления исчисляются лишь в месяцах60. Как показывают античные путеводители (см. далее), дороги связывали друг с другом все главные приграничные регионы; путеводители эти демонстрируют, как фокус императорской активности уходил из Средиземноморья, откуда императоры со своей свитой прежде делали лишь кратковременные вылазки для проведения отдаленных кампаний и быстро возвращались назад. В течение рассматриваемого периода имперские магистрали облегчали перемещения не только императоров, но также и узурпаторов, которые бросали им вызов; облегчали эти магистрали передвижения как римских армий, так и захватчиков, направлявшихся в густонаселенные внутренние области.
Главные дороги описаны или нарисованы на двух хорошо известных документах, которые оба, по всей вероятности, появились в данный период: Певтингерова карта и «Антонинов путеводитель». «Tabula Peutin- geriana» («Певтингерова таблица»), названная по имени немецкого гуманиста Конрада Певтингера (Konrad Peutinger; 1465—1547), который приобрел ее в 1508 г., представляет собой средневековую копию античной карты, охватывавшей пространство от Британии (большая часть которой впоследствии была утрачена) до Индии и от Германии — до Африки61. В дополнение к дорогам и указаниям расстояний в милях между местами, поименованными по-латыни (в том числе и местами Траяновой Дакии), карта сообщает о географических особенностях регионов, включая моря, острова, горы, реки и леса. Города и крупные поселения обозначены различными символами, от простой «сдвоенной башни» до тщательно продуманных персонификаций Рима, Карфагена и Антиохии. О происхождении и предназначении этой карты исследователи до сих пор спорят, но, как представляется, есть общее согласие в том, что на ней представлены те дороги, которые использовались неким официальным ведомством, своего рода государственной курьерской службой (cursus publicus), и что изначально карта была составлена в 3-м столетии, а в начале 5-го подверглась переработке. «Антонинов путеводитель» («Itinerarium Provinciarum Antonini Augusti») — это латинское рукописное собрание из
60 Chevallier 1976 — общая сводка по строительству и функционированию римских дорог.
61 Эта карта в ее нынешней форме датируется XIII в. и состоит из одиннадцати листов пергамента, соединенных в один свиток длиной 6,24 м и шириной 0,34 м, см.: Dilke 1985: 113-120; Salway 2001: 43-47.


Глава 8. Провинции и границы
287
двухсот двадцати пяти дорожных маршрутов, покрывающих все части империи за исключением Траяновой Дакии62. За обозначением исходных и конечных пунктов, а также общих расстояний в милях каждого маршрута следует перечень остановочных пунктов, с указанием цифр в милях (milia passuum; для частей Галлии дистанции приводятся в лев- ках — галльских милях (leuca или leugae); одна левка соответствует полутора римским милям); эти цифры в милях указывают на расстояние от предыдущего места. Список маршрутов начинается с города Тинги (Танжер) в Мавретании и затем охватывает большую часть всех регионов империи, включая некоторые острова, Сицилию, Сардинию и Корсику. Крит и Кипр пропущены, не указаны и дороги на Пелопоннесе. Ряд регионов, Дунай и Балканы, Галлия и Малая Азия, охвачены частично. Большинство маршрутов сгруппированы по областям, по которым они проходят, хотя несколько дорог пересекают всю империю. На маршрутах между крупными поселениями отмечены постоялые дворы (mansiones) и места смены лошадей (mutationes), где имелись удобства для путников и инвентарь, необходимый в дороге, как для официальных гонцов, так и для простых людей. За перечнем сухопутных маршрутов следует «Морской путеводитель» («Imperatoris Antonini Augusti Itinerarium Maritimum»), содержащий морские переходы, измеренные в стадиях (примерно одна восьмая римской мили), наряду с названиями небольших островов. Списки сухопутных и морских маршрутов, хотя напрямую они не связаны, всё же стыкуются друг с другом.
Центральным в «Антониновом путеводителе» является сухопутный путь между Римом и Египтом. Он соответствует маршруту путешествия Каракаллы на восток, совершенного в 214—215 гг. Кажется весьма вероятным, что именно он и был тем императором Антонином, который назван на титуле этого памятника, а также то, что данный документ был изготовлен в ходе подготовки указанного путешествия63. Кроме этого имеется еще восемь других важных маршрутов (или дорожных сетей), которые в том или ином пункте стыкуются с «хребтовым маршрутом»64, а именно: ( 7) сухопутный «хребтовый» путь между Римом и Египтом через Балканы, Малую Азию и Сирию; ответвления от «хребтового» пути в Милан, в (2) Испанию и (3) Галлию и Британию; (4) два маршрута, в которых перечислены лагеря и поселения, расположенные вдоль Рейна и Дуная; (5) древний путь (Via Appia) на юг из Рима, с пересечением Адриатического моря, и Эгнатиева дорога (Via Egnatia) через Македонию и Фракию до Византия; (6) маршрут между Римом и Карфагеном либо с прямым переходом из Порта (Остия), либо через Сицилию и двумя короткими морскими переходами; ( 7) приморская большая дорога в Африке от Танжера через Карфаген и Лепту Большую до Александрии; на
62 Dilke 1985: 125-128.
63 Van Berchem 1937:166—181; It. Ant. 123.6—162.4. «От города [Рима] до Милана — 433 мили, до Аквилеи — 260, до Сирмия — 401, до Никомедии — 782, до Антиохии — 755, до Александрии — 802, до Гиерасикамина — 763».
Kubitschek 1916: 2323—2325 — здесь перечислены семнадцать основных маршрутов с местными ответвлениями.


288
Часть третья
востоке (8) главные пути через Малую Азию, отходящие от «хребтового» маршрута в Анкире (Анкара) к верховьям Евфрата и за Евфрат; (.9) сеть маршрутов через северную Сирию, ведущих в Месопотамию через реку Евфрат и замыкающихся на Эдессе.
Большая магистраль между Италией и востоком появилась благодаря завоеванию паннонцев при Августе, однако известно лишь о немногих императорах, которые до Севера путешествовали по ней. Тем не менее каждый из его преемников, сумевший прожить больше двух недель, прошел хотя бы какое-то расстояние по этому маршруту. Дорога была разделена на одиннадцать участков, отдельные из которых еще до римских времен уже являлись важными путями. Между Римом и Медиоланом (Милан) данный маршрут следовал на север по Via Flaminia до Ариминия (Римини) на Адриатике, а затем — по Via Aemilia до переправы через По у Плаценции (Пьяченца). Переход через Апеннины был облегчен благодаря прорубке проходов и прокладыванию тоннелей (Интерциза), которые были завершены при Флавиях и потом, на протяжении столетий, вызывали неизменное восхищение65. Города вдоль этих двух дорог сохраняли исключительное благосостояние вплоть до конца римской эпохи, но в то же самое время они много раз подвергались разграблению проходившими по данным дорогам войсками. Из Милана, древнего центра галльского племени инсубров и позднейшей императорской столицы на западе державы (см. далее), несколько дорог вели через Альпы в Испанию, Галлию и Британию. Главная магистраль до Гадеса (Кадис) в юго-западной Испании пересекала Котские Альпы (Монженевр) и следовала от Дюранса к Арелату (Арль) у вершины дельты Роны, где соединялась с древним приморским путем, теперь мало использовавшимся, который вел из Рима к западному побережью Италии (Via Aurelia, Аврелиева дорога) через Геную (Via Julia Augusta, Юлиева Августова дорога) и затем в Испанию (Via Domitia, Домициева дорога), пересекая Пиренеи через перевал Кол де Пертюс. От Тарракона (Таррагона) дорога шла вниз по побережью до Нового Карфагена (Картахена), а потом пересекала внутренние районы страны и выходила в бассейн реки Бетис (Гвадалквивир). Ответвления от этого пути вели к Цезараугусте (Сарагоса) и к Августе Эмерите (Мерида) — двум центрам дорожных сетей в северной и южной Испании66. Основной путь из Милана в Галлию и Британию также использовал перевал через Котские Альпы, хотя более прямой маршрут, связывавший Милан и Лугдун (Лион), пересекал Грайские Альпы (Малый Сен-Бернар) и в дальнейшем следовал по долине реки Изер. Из Лугдуна этот маршрут вел на север к Ду- рокортору (Реймс) и Самаробривам (Амьен), к Гесориаку (Булонь), и по-
65 Radke 1973: 1536—1575 (Via Flaminia), 1575—1595 (Via Aemilia). Древний тоннель Flaminia, прорубленный в 77 г. (CIL XI.6106), прославлялся и спустя три века (Клавдиан. Панегирик на VI консульство Гонория. 500—505), продолжает он эксплуатироваться и поныне (II Furio).
66 Rivet 1988: рис. 12, 15, 19, 26 и 52 (южная Галлия); Radke 1973: 1614—1672 (Аврелиева дорога), 1681—1682 (Юлиева Августова дорога), 1668—1680 (Домициева дорога); Кеау 1988: 61 карта (Испания).


Глава 8. Провинции и границы
289
еле короткого морского перехода приводил в Рутупии (Ричборо)67. На территории Британии «Антонинов путеводитель» перечисляет около дюжины путей, большинство из которых прямо выходили к главной дороге, которая заканчивалась на северной границе — в Блатобулгие (Бирренс); эта дорога проходила через Лондон, а затем — легионные лагеря Дева (Честер), Эборак (Йорк) и Лугувалий (Карлайл)68.
Два пути между Северным и Черным морями связывали все основные военные базы и поселения, которые со времен Флавиев были устроены вдоль Рейна и Дуная. В центральном секторе магистраль, проложенная по внутреннему маршруту, соединяла дунайскую столицу в Сирмии (Сремска Митровица) с Августой Тревиров (Трир) на северо-западе, проходя через Сопианы (Печ), Понс Эни (Инсбрук), Августу Винделиков (Аугсбург), Бригантий (Брегенц), Виндониссу (Виндиш) и Аргенторат (Страсбург)69. Приграничный путь на запад следовал по Среднему Дунаю и Рейну, но не выходил за линию верхнегерманско-рецийского лимеса. Начинаясь в месте слияния Савы с Дунаем, напротив легионного лагеря Сингидун (Белград), эта дорога связывала все крупные военные центры, включая легионные базы в Аквинке (Будапешт), Бригецио, Карнунте, Виндобоне (Вена), Лавриаке, Касгре Регине (Регенсбург), Аргенторате (Страсбург), Могонтиа- ке (Майнц), Бонне (Бонн) и Ветере (Ксантен), а также гражданские (либо колониальные) поселения в Мурсе (Осиек), Августе Винделиков (Аугсбург), Августе Раурике (Аугст), Колонии Агриппине (Кёльн), Ветере (XXX легион) и др.70.
В «Антониновом путеводителе» отмечены также два маршрута, начинающиеся в Милане и пересекающие Северо-Западные и Центральные Альпы: один через Грайские Альпы (Малый Сен-Бернар) вел в Аргенторат (Страсбург) через Женеву и Везонтион (Безансон), а более прямой — в Мо- гонтиак (Майнц) по крутому подъему Пекинских гор (Большой Сен-Бернар) через Авентик (Аванш) и Августу Раурику (Аугст). Этот второй путь можно было использовать лишь несколько месяцев в году, и, хотя он, очевидно, был приспособлен (благодаря проведенным инженерным работам) для колесного транспорта, совершать по нему переходы могли без проблем, вероятно, только военные колонны71. В римский период проходы в Центральных Альпах, по которым маршрут из Милана в Бригантий (Брегенц) пролегал через Клавенну (Кьявенна) и Курию (Кур) в верховьях
67 Chevallier 1976: 160—172 (Галлия).
68 Rivet, Smith 1979: 150—180 (Британия).
69 It. Ant. 231.8—240.5: «Из Панноний в Галлии через внутренние места, то есть из Сирмия через Сопианы (Печ) до Тревиров» расстояние составляет 689 миль и 221 левг (leuga, или leuca, — галльская миля, ок. 2,25. — А.З.)
70 It. Ant. 241.1—256: «Вдоль паннонского берега реки из <Т>авруна в Галлию к XXX ле- гаону» насчитывается 1035 миль (до Аргентората) и 198 левг до XXX легиона, а еще 16 левг — До Аренака (Риндерн, близ Клеве).
71 It. Ant. 346.10—350.3: маршрут «из Милана через Грайские Альпы до Аргентората» составляет 577 миль; It. Ant. 350.4—355.5: «Из Милана через Пеннинские Альпы до Могон- тиака» — 419 миль. По последнему маршруту расстояние до Аргентората через Августу Раурику (Аугуст) — только 349 миль, что сопоставимо с другим путем, который проходил Через Женеву. Об этих двух дорогах см.: Hyde 1935; Walser 1967; Hunt 1998.


290
Часть третья
Роны, использовались реже, главным образом в силу их труднодосгупно- сти. Мильные камни отсутствуют, однако имеющегося римского материала вполне достаточно, чтобы сделать вывод о регулярном сезонном использовании перевала Малайер—Юлиер, но явно не более короткого перевала Шплюген72. После Милана «хребтовый» путь ведет в восточном направлении к Вероне, после чего следует переход по Восточным Альпам через перевал Бреннер к Августе Винделиков (Аугсбург). По другому маршруту, через Валь Веноста (Финшгау) по перевалу Резия/Решеншейдек, от Альтина на Адриатическом побережье до Августы Винделиков следовала Клавдиева Августова дорога (Via Claudia Augusta). Открытый впервые Друзом в 15 г. до н. э. и улучшенный с помощью инженерных работ в правление его сына Клавдия, этот более длинный путь раньше предпочитался маршруту через перевал Бреннер из-за трудного подхода к последнему с южной стороны по долине реки Эйзак73. От Вероны «хребтовый» маршрут шел на восток к Аквилее через Патавий (ныне Падуя) и Альтин. При движении из Ариминия в Альтин можно было обойти долину реки По, свернув к Равенне и в дальнейшем переправляясь по воде через цепочку приморских лагун, «Семь морей» (Сегггем Мария)74. Два главных пути на север из Аквилеи вдоль Тилавента (Тальяменто) предлагали более короткий переход через перевал Плёкен и долину Пустер- таль к Бреннеру, а основная магистраль Норика шла через Вирун в Ка- ринтии, а затем пересекала Тауэрнские Альпы и выходила к Овилаве (Вельс) и Лавриаку на Дунае75.
Самым легким проходом в/из Италии была дорога через перевал Хрушица [лат. Ad Pirum) между Аквилеей и Эмоной (Любляна) по долине Випавы, Ледяной реки [лат. Fluvius Frigidus), чьи берега были свидетелями окончательной победы в 394 г. христианской империи над
72 It. Ant. 277.4—278.2: «От Брегенца через Озеро до Милана» — 138 миль (через перевал Шплюген) или по более длинному маршруту (перевалы Малоя—Септимер); It. Ant. 278.3—279.1: «от Брегенца до Комо» — 195 миль. См.: Hyde 1935; TIR L32 Mediolanum.
73 It. Ant. 274.8—275.9: «От Аугсбурга до Вероны» — 272 мили (через перевал Бреннер). Ни «Антонинов путеводитель», ни Певтингерова карта не сообщают о Клавдиевой Августовой дороге (CIL V.8002—8003), шедшей через перевал Резия/Решеншейдек, см.: Radke 1973: 1609—1610; но Птолемей (П.12.4) помещает на маршруте по долине Инна две стоянки: в Инутрие (Нандерс) и Медулле (близ Ландека). См.: Hyde 1935; TIR L32 Mediolanum.
74 It. Ant. 126.5—126.7: «От Римини прямой путь в Равенну (33 мили) и затем — плавание через Семь морей в Альтин». Данный маршрут экономил зафиксированные 420 миль, которые приходилось преодолевать при движении через Милан и Верону.
75 Основной путь из Аквилеи вел к Велдидене (в долине Инна на северной стороне перевала Бреннер), используя древний венетский маршрут через Плёкенский проход, которым продолжали пользоваться еще и в поздний римский период, см.: It. Ant. 279.2—280.4: «От Аквилеи до Велдидены по кратчайшему пути (compendium) — 215 миль». Этот путь продолжался в западном направлении по долине Агунта в верховьях Дравы от Агунта и, далее, от Пустерталя, с тем чтобы соединиться с Бреннерским маршрутом к югу от Ви- питена (Випитено/Стерцинг). Преимущество этой дороги заключалось не только в том, что она позволяла обойти трудную переправу через Исар (Эйзак) — расстояние от Аквилеи (275 миль) было значительно короче дистанции через Верону и Тридент (Тренто) (326 миль). It. Ant. 276.1—277.1: «От Аквилеи до Лавриака» 272 мили (так в оригинале! — A3.); Alföldy 1974: 12.


Глава 8. Провинции и границы
291
языческой реакцией76. Начинавшиеся от колонии Эмона, давно рассматриваемой как часть Италии, даже если административные границы ее в качестве таковой и не определяли, два главных пути вели в восточном направлении через Паннонию в Сирмий и Сингидун, при этом более прямая линия пролегала через Сисцию (Сисак) и по долине Савы, а более длинная, но обычно предпочитаемая, шла через Петовион (Птуй) вниз по Драве и выходила к Мурсе (Осиек)77. Главная дорога на север из Петови- она через Саварию до Виндобоны или Карнунта на Дунае была частью древнего Янтарного пути, по которому окаменелая смола доставлялась из Балтики в Адриатику и который предлагал кратчайший маршрут, связывавший Италию с северной границей державы78. После переправы через Саву у Сингидуна «хребтовый» путь следовал вдоль Дуная до следующего легионного лагеря в Виминацие (Костолац)79. Отсюда начинался восточный отрезок северной приграничной дороги, которая тянулась по реке до ее дельты, проходя через колонии Ратиарию (Арчар) и Эск и через легионные базы в Иовах (Свиштов) и в Дуросторе (Силисгра). После дельты дорога спускалась по берегу Черного моря до колонии в Деульте (ныне Бургас), где поворачивала от моря и шла через юго-восточную Фракию, чтобы вновь соединиться с «хребтовым» путем у Адрианополя (Эдрине), продолжаясь после Византия до своего места назначения — Никомедии в Вифинии. Ниже Виминация отрезок пути по Дунаю затрудняется идущими друг за другом ущельями, водоворотами и барьером в виде Железных Ворот (Преграда) — скальной грядой поперек русла реки. На исходе I в. были предприняты неслыханные инженерные усилия по прокладке пути через теснины, сооружению обходного канала вокруг Железных Ворот и, в нескольких милях ниже по течению, постройке через Дунай деревянного моста на каменных опорах длиной почти в целую милю. От этой дорогостоящей инфраструктуры мало что сохранилось после Траянова правления; главная дорога вдоль Дуная уходила от реки между верхним и нижним ущельями в Талиате (Доньи-Милано- вац), пересекала горы Мироч и опять выходила к реке у Эгеты (Брза Па- ланка), обходя таким образом весь участок Железных Ворот и изгиб русла ниже Траянова моста (так называемого «попугаева клюва»)80. К северу от Дуная лишь в Певтингеровой карте сохранились хоть какие-то свидетельства о дорогах в Траяновой Дакии, покинутой Аврелианом. Два пути, ведущих на север от Дуная, один из которых начинался от Виминация и
76 It. Ant. 128—129.2. Описание в 559.14—560.7 маршрута паломников от Бордо до Иерусалима (так называемый Iter Burdigalense, «Бурдигаленский путь») дает более полный список приютов для них и путевых стоянок. О битве на Ледяной реке см.: САНХШ: 109.
77 It. Ant. 129.2—132.1: 377 миль через Петовион; It. Ant. 259.11—261.3: «От Эмоны через Сисцию до Сирмия» — 311 миль.
78 It. Ant. 261.4—262.2: «От Виндобоны до Петовиона» — 184 мили; It. Ant. 262.3—262.8: «От Петовиона до Карнунта» — 164 мили. Оба маршрута пролегали по одной и той же дороге до Скарбанции (Сопрон), а затем расходились. О древнем Янтарном пути см.: 0CD3: 70 (D. Ridgway).
79 It. Ant. 131.2-133.3.
80 It. Ant. 217.5—231.3: «По реке от Виминация до Никомедии» — 1162 мили. Об инженерных работах на Дунае см.: САН XI2: 581.


292
Часть третья
пересекал реку у Ледераты (Рам), а другой шел от Талиаты и пересекал реку у Диерны (Оршова), соединялись у Тибиска (Джуппа), в верхней долине реки Тибиск (Тимиш), и переходили в бассейн реки Марис (Муреш) в Трансильвании. От важного римского поселения Ульпия Траяна Сарми- зегетуза (название ближайшей дакийской царской столицы) этот путь следовал по реке, а затем — мимо легионных лагерей в Апуле (Альба-Юлия) и в Потаиссе (Турда) и гражданского поселения в Напоке (Клуж) до Поролисса — укрепленного комплекса, защищавшего северо-западный вход в Дакию по реке Самес (Сомеш). На Певтингеровой карте обозначена также дорога через юго-восточную Дакию к Ромуле, что на реке Алюг (Ольт), восточной границе Дакии к югу от Карпат, вдоль которой шла главная дорога на север к Апулу, через перевал Красная башня81.
«Хребтовый» маршрут оставлял Дунай у Виминация и следовал по реке Марг (Морава) к Нанесу (Ниш) — перекрестку Центральных Балкан. Это один из самых трудных отрезков пути, причем единственный, на котором при Адриане были проведены полноценные инженерные улучшения. Как только это было сделано, все дунайские препятствия ниже Виминация стало возможным обходить по окольному пути на Нанес, возвращаясь на Дунай в районе Ратарии, после пересечения долины Тимас- ка (Тимок)82. Путь от Наисса на юг вдоль Моравы и Вардара/Аксия к Фессалонике не зарегистрирован в «Антониновом путеводителе», как не отмечен и маршрут между Лиссом (Лежа) на Адриатике в устье Дрилона (Дрин) и Наиссом, проходивший мимо серебряных рудников Дар- дании в долинах Ибара и Станицы83. Между Наиссом и Сердикой (София) большая дорога связывала латиноговорящую и грекоговорящую части Римской империи. Расположенная на отдаленной высокой равнине, недалеко от главного водосбора реки Эск (Искур) в северо-западной Фракии, Сердика оставалась малозначимым местом вплоть до момента, когда Аврелиан выбрал ее в качестве метрополии Новой Дакии и когда затем, спустя несколько лет, она стала излюбленной резиденцией Константина, происходившего из этого региона. После прохождения так называемых «Траяновых ворот», древнего перевала Сукци (перевала Ихтиман), «хребтовый» путь входил в основной фракийский район долины Гебра (Марица) с центром в Филиппополе (Пловдив), основанным Филиппом П Македонским84. После Адрианопля (Эдрина), где Гебр сливается с Тонзом
81 Miller 1916: 542—545 («Виминаций — Тибиск»), 545—551 («Талиата — Ульпия Траяна Сермизегетуза — Апул — Напока — Поролисс»), 551—553 («Эгета — Ромула»), 553—556 («Ромула — Апул»).
82 It. Ant. 133.3—134.5: «Виминаций — Наисс» — 119 миль. Фрагменты одной надписи, происходящей, вероятно, из Виминация, сообщают о строительстве новой (via nova), и более прямой (compendium), дороги от реки Марг (Морава) на юг в Дарданию, см.: Mirkovic 1980; в исправленном варианте в: IMS П примеч. 50. См. также: Speidel 1984: 33 — о том, что это были скорее ремонтные работы, нежели новое строительство.
83 Miller 1916: 555—559 («Лисе — Ульпиана — Наисс — Тимак Меньший — Ратиария» — около 314 миль); 571—573 («Наисс — Скупы — Сгобы — Фессалоника»). О коммуникациях между Наиссом и Скулами см.: Hammond 1972: 82—83.
84 It. Ant. 134.5—136.4 («Наисс — Сердика — Филиппополь» — 201 миля). О Сердике как имперской столице см. далее.


Глава 8. Провинции и границы
293
(Тунджа) и становится судоходным в южном направлении вплоть до Эгейского моря, «хребтовый» путь пересекал Одрисскую равнину юго- восточной Фракии, с тем чтобы соединиться с приморским отрезком Эг- натиевой дороги в Перинфе — древней колонии самосцев, знаменитой своим сопротивлением Филиппу в 340—339 гг. до н. э. Это место превратилось в преуспевавший порт на Мраморном море и, похоже, стало предпочтительной резиденцией римских наместников Фракии, позднее переименованной в Гераклею в честь Максимиана Геркулия, но также и ради прославления ее легендарного основателя Геракла85. Маршрут через Малую Азию от Босфора до Тарса в Киликии, вероятно, не рассматривался в качестве главной артерии, когда при Флавиях римская дорожная система начала только строиться. Затем магистральными путями оказались те, которые вели на восток к верховьям Евфрата и в Армению, однако к началу IV в. всё это стало не только частью главной путевой артерии империи, но еще и приобретало неуклонно возраставшее значение в качестве Дороги паломников в Святую землю. После переправы через Босфор из Византия в Халкедон маршрут вел в Никомедию (Измит) — царскую столицу Вифинии, основанную в 264 г. до н. э., а позднее ставшую местом Ганнибалова самоубийства. Отсюда старый маршрут по северной Малой Азии через Пафлагонию к Понту и Армении, которым пользовались войска Лукулла и Помпея, очевидно, вышел из употребления к рассматриваемому нами периоду. После Никомедии «хребтовый» путь выводил через Никею (Изник) и Юлиополь, древний Гордий, по долине Сангария к Анкире (Анкара), столице Галатии. От этого места брали начало две важные дороги к главным военным базам, находившимся как на самом Евфрате, так и вблизи от его верховий; дороги эти проходили через Тавий, Севастию и Никополь к Сатале, и по западной стороне озера Татга через Цезарею Мазаку, Коману и Арабисс — к Ме- литене. «Хребтовый» маршрут продолжался в южном направлении до Архелаиды и Тианы, чтобы преодолеть высокую гряду Тавра по Киликийским воротам и достичь Тарса на Киликийской равнине (хотя в списке «Антонинова путеводителя» это место оказалось пропущенным). После прохождения по кромке равнины Исса, где победа Севера над Нигером в 194 г. напомнила о триумфе Александра над Дарием, случившемся за пять столетий до того, дорога пересекала Аманский кряж и достигала Антиохии- на-Оронте, основанной в 300 г. до н. э. Селевком I и являвшейся, возможно, самым крупным городом Восточного Средиземноморья. К интересующему нас периоду Антиохия уже стала центром дорожной сети, связывавшей каппадокийские центры — Никополь, Германикию и Долиху — с Само- сатой и Зевгмой на Евфрате и Эдессой, расположенной за этой рекой86.
Главная дорога следовала вдоль берега на юг, минуя Лаодикею, Берит (Бейрут), Тир и Сидон. Внутренняя дорога, шедшая вверх по долине Орон-
85 It. Ant. 136.4—138.5 («Филиппополь — Адрианополь — Византий/Константино- поль» — 216 миль). О Перинфе см.: Oberhummer 1937; Sayar 1998.
86 It. Ant. 139.1—147 (816 миль). О сохранившихся мильных камнях и топографических деталях см.: French 1981. О дорогах на восток к Евфрату см.: Mitchell. Anatolia I: 127— 129 (с картами 8, 9). О дорогах из Антиохии см.: Bauzou 1989 (с картой).


294
Часть третья
та и связывавшая Апамею, Эмесу, Гелиополь (Баальбек) и Дамаск, вновь выходила у Тира на побережье. Из Сирии она соблазняла некоторых проследовать по легкому пути на юг, в Египет, через Цезарею, Диосполь (Лидда), Аскалон и Газу с выходом к Египту у Рафии. Из Пелузия, где стоял Помпеев монумент, в устье самого восточного нильского рукава, дорога пересекала Дельту и выводила путников к Александрии — единственному городу, основанному Александром Великим на Средиземноморье87. Отсюда длинный путь вверх по западному берегу Нила (зафиксированная дистанция — 763 римских мили) заканчивался в Гиерасикамине, близ границы с Эфиопией. Здесь странствующий мудрец Аполлоний Тианский однажды наблюдал, как осуществлялся африканский рыночный обычай «немого обмена», когда покупатель и продавец, не встречаясь лично друг с другом, оставляли в одном месте товары, предназначенные для обмена, и забирали лишь столько, сколько полагали справедливым для себя88.
Александрия была также конечным пунктом того пути, который начинался за Геракловыми столпами (Гибралтарский пролив) на Атлантическом побережье Африки, к югу от Рабаты. Между Тинги (Танжер) и Сигой (расстояние 577 миль) никаких дорог на самом деле не было, и путешествовать приходилось на корабле. В Иоле/Цезарее (Шершель) от основного внутреннего маршрута через Цезарейскую Мавретанию ответвлялся путь к Ситифису (Сетиф) и далее к Цирте/Консгантиане в Нумидии. Приморская дорога бежала от Карфагена до Александрии (расстояние свыше 1540 римских миль); имелся еще и окольный путь по внутренним территориям вокруг пограничных районов Триполитании, между Такапами и Большей Лептой. После трех городов Триполитании — Сабраты, Эи (Триполи) и Большей Лепты — на этом маршруте «Антонинов путеводитель» перечисляет двадцать две стоянки вдоль пустынного побережья Большого Сирта; по этому пути путник попадал в греческий мир в керинаикском Пентаполисе (Пятиградии), представлявшем собой союз пяти городов, к которому принадлежали Береника (Бенгази) ,Тавхира (Токра), Птолемаи- да, Кирена и Дарнида (Дерна). Другой участок пустынной дороги вел к Александрии, проходя через вместительную гавань Паретония, из которого Александр Великий отправился в свое время в путешествие по пустыне, чтобы проконсультироваться с оракулом Зевса Аммона в оазисе Сива89.
Рассматриваемый нами период начинается с правления Пертинакса и заканчивается смертью Константина после десятилетия почти непрерыв¬
8/ It. Ant. 147.1—154.5 (802 мили). О дорогах в Иудее—Палестине см.: TIR Iudaea— Palaestina.
88 It. Ant. 154.5—162.4. О местах вдоль этого пути см. карту 5 наст. изд. Флавий Фило- сграт. Жизнь Аполлония Тианского. VI.2 («На это торговое место эфиопы везут товар, какой есть в Эфиопии, а египтяне, забравши привезенное, несут туда же равноценный египетский товар и так за имеющееся приобретают то, чего у них нет». Перев. Е.Г. Рабинович. —А.З.)
89 It. Ant. 2.2—22.5 («Меркурий — Тинги — Руссадер — Цезарейская Мавретания — Сал- ды — Русикада — Гиппон Регий — Карфаген»), 56.7—70.1 («Карфаген — Тены — Большая Лепта — Александрия»). О римских дорогах в Магрибе см.: Salama 1951; Salama 1953; Sala- ma 1955; в Триполитании и Киренаике см.: TIR Н/I 33, НД 34; Mattingly 1995: 61—67.


Глава 8. Провинции и границы
295
ного его пребывания в своей новой столице на Босфоре. В течение всего долгого периода, который разделяет эти события, императоры, очевидно, почти непрерывно перемещались между востоком и западом, главным образом по описанной выше основной магистрали или по ее ответвлениям, которые вели к северным или восточным границам державы (см. Приложение П)90. Некоторые крупные регионы империи почти никогда в течение всего этого периода не видели на своей территории правящего императора, и это прежде всего Испания, если не считать поездки Макси- миана из Галлии в Африку на исходе 296 г. Помимо посещения Севером своей родины в 203 г. (в результате этого визита город Большая Лепта получил новые гражданские постройки и удобства), восточное путешествие Максимиана в Карфаген в 297—298 гг. стало единственным случаем личного ознакомления правящего Августа с Африкой. В период с 208 по 211 г. Север и два его сына, повышенные теперь до статуса Августов, все свое внимание сосредоточили на Британии. И хотя истекло почти целое столетие, прежде чем на этой земле вновь появился легитимный император, когда Цезарь Констанций высадился здесь в 296 г., с тем чтобы вернуть Британию после десятилетнего сепаратистского контроля над ней Караузия и Аллекта. Некоторые императоры обращали внимание на Египет, когда они занимались делами дер жавы, действуя с сирийского плацдарма: Север в 199—201 гг., Кара- калла в 215—216 гг., возможно, также Александр Север, Аврелиан в 273 г., Цезарь Галерий в 293—295 гг. и Диоклетиан в 297/298 г. и еще раз, по всей видимости, около 301 г. В случаях с Севером и его сыном мотивом для путешествия было их любопытство, но прибытие сюда Аврелиана и тетрархов вызывалось либо узурпацией, либо волнениями, в которые вовлекались пограничные народы. Государевы визиты, похоже, проходили по одной и той же модели, которая предполагала остановку императора на какое-то время в Александрии, что иногда осложнялось бунтами и протестами, которыми этот город был так знаменит, после чего следовало путешествие вверх по Нилу и возвращение назад, для осуществления чого заблаговременно проводились тщательно продуманные подготовительные мероприятия.
Уже задолго до середины третьего столетия Рим вместе с его окрестностями перестал быть обычным местом пребывания правящего императора, как это было с тех пор, когда Август обустроил на Палатинском холме свое постоянное жилище и каковой обычай был продолжен Флавиями строительством своего величественного дворца. Впоследствии любая императорская резиденция, где бы она ни находилась, стала называться словом «palatium», что буквально и означает «Палатинский [дворец]». Принцип непрерывного императорского перемещения, под знаком которого прошел весь рассматриваемый период, был установлен Септимием Севером, чье первое императорское десятилетие было отмечено все-  * 29990 	Подробности императорских перемещений со 193 по 284 г. см. здесь: Halfmaim. Itinera Principum: 216—242. О передвижениях тетрархов и их преемников см.: Barnes. NE: 47—87; с некоторыми исправлениями в: Barnes. Emperors': 543—544 (Диоклетиан и Галерий в 296—
299 гг.).


296
Часть третья
го лишь тремя кратковременными остановками в столице: один месяц в 193-м, а также по три или четыре месяца в конце 196-го и в конце 202-го года. Эти периоды запомнились как этапы кипучей деятельности, характерной для этого правителя, и вызывали в памяти образ жизни диктатора Цезаря после того, как тот перешел Рубикон. Долгое пребывание Севера в Риме после 203 г. закончилось всего лишь через четыре года, когда он решил, несмотря на все усиливавшееся недомогание, лично возглавить относительно второстепенные операции в северных нагорьях Британии, оставаясь в Эбораке (Йорк) вплоть до своей смерти (4 февраля 211 г.). Вопрос о том, что именно заставило Севера покинуть столицу, уже в то время являлся предметом значительных спекуляций, концентрировавшихся на поведении двух его сыновей. Как бы то ни было, в более долгосрочном плане все это, как кажется, отмечает собой разрыв тех тесных связей, которые существовали между императором и простым народом столицы со времен Августа91.
Каракалла следовал примеру собственного отца. Вернувшись в Рим из Британии в 211 г., Каракалла сосредоточился на смещении с императорского престола своего младшего брата-соправителя Публия Септимия Геты, после чего отправился в Галлию и на Верхний Рейн, так что столица вновь смогла увидеть его только к исходу 212 г. Отсюда он отправился на восток, останавливаясь на зимовки последовательно в Сирмии (213/ 214 г.), Никомедии (214/215 г.), Александрии (215/216 г.) и, наконец, в Эдессе в Месопотамии (216/217 г.). За исключением периодов вынужденного пребывания в Риме лишь небольшого числа императоров — Эла- габал (219—222 гг.), Александр Север (222—231 гг.) и Гордиан Ш (238— 242 гг.), — покидание по разным поводам государем Рима становится совершенно обыденным делом еще до середины столетия. Похоже, один лишь Галлиен в течение своего единоличного правления попытался вести себя по старинке, но его нахождение в Риме и его окрестностях, прерванное путешествием в Элладу, завершилось в 268 г. экстренной кампанией против готов. Годы, проведенные Галлиеном в Италии, отчасти были вызваны необходимостью, обусловленной его унижением, нанесенным ему Постумом в Галлии, и почти полнейшим крушением имперской организации на востоке, последовавшим за пленением Валериана иранцами в 260 г.92. Императоры, провозглашенные в провинциях, по-прежнему при первой возможности старались сначала посетить столицу, чтобы посредством сената подтвердить законность своего восшествия на престол, а также принять титул консула — высшей служебной должности в Римском государстве. Среди императоров, которые появились в Риме ради таких официальных церемоний, были Филипп (244 г.), Деций (249 г.), Требониан Галл (251 г.), Валериан (253 г.), Галлиен (253 г.), Клавдий II (268/269 г.), Аврелиан (270/271 г.) и Проб (276 г.). Другие находились на пути сюда, когда их правления прервались: Максимин (238 г.), потеряв¬
91 Halfmann. Itinera Principunv. 216—223; более полное обсуждение вопроса об истинных намерениях Севера см.: Birley. The African Emperor. 173—174.
92 Halfmann. Itinera Principum: 223—230 (Каракалла), 230—231 (Элагабал), 231—232 (Александр Север), 233—234 (Гордиан Ш), 236—238 (Валериан и Галлиен).


Глава 8. Провинции и границы
297
ший власть вместе с жизнью во время ошибочной осады Аквилеи, Эми- лиан (253 г.) и Квинтилл (270 г.). Таких, которым так никогда и не довелось даже приблизиться к Риму, насчитывалось немного; большинство из них были провозглашены императорами далеко от столицы, а власть удерживали недолго: Макрин (217/218 г.), Тацит (275/276 г.), Флориан (276 г.), Кар (282/283 г.), Нумериан (283/284 г.) и Карин (283-285 гг.)93.
Ко времени тетрархии средоточие имперской исполнительной власти сместилось к новым постоянным учреждениям в провинциях (см. далее), а визиты в Рим отныне совершались почти исключительно по церемониальным поводам. Хотя в первый год своего правления Диоклетиан находился в Италии, он так и не вошел в Город вплоть до празднования своего 20-летнего юбилея (vicennalia) в конце 303 г., после чего радостно Город покинул, предпочтя получить консульское достоинство на 304 г. в Равенне94. Узурпатор Максенций находился в Риме с 306 г. вплоть до своего поражения от Константина на окраине столицы в 312-м. Победитель вскоре покинул город, чтобы обустроиться со своими собственными поборниками в Трире; впоследствии в Рим он возвращался лишь дважды: на три месяца — в конце лета 315 г. и на один месяц — летом 326-го95.
Прибытие и отъезд императоров из Рима продолжали отмечаться особыми выпусками монет с традиционными легендами «Adventus» («Приезд») и «Profectio» («Отбытие»). При въезде государя в любой провинциалы ный город местными властями организовывалась официальная встреча, предполагавшая депутации, подношения и речи, наподобие того, как это изображено на арке Галерия в Фессалонике. При въезде Константина в 311 г. в Августа дун (Отён) в Галлии его приветствовала огромная толпа. Еще раньше встреча Диоклетиана и Максимиана в Милане в 290/291 г. была удостоверена тем, что состоялась на глазах большого собрания. В подобных случаях не всегда всё шло так, как планировалось: Септимий Север без колебаний подверг изгнанию (при таком наказании не позволялось также присутствовать в том месте, где в данный момент находился император) местного софиста (Оппиана), который открыто проигнорировал церемонию его торжественной встречи в Аназарбе в Киликии. В Александрии скандальные слухи о том, какую роль сыграл Каракалла в гибели своего брата Геты, ознаменовались чрезвычайно удручающей встречей в конце 215 г. между официальной гражданской делегацией и прибывшим императором96.
Все признавали, в том числе и сами императоры, что проход их двора, их армий и их продовольственных обозов ложился тяжелым бременем на провинциальные общины. Ясно, что подобные путешествия планировались достаточно скрупулезно, с определением маршрутов и стоянок, с заблаговременной реквизицией продовольствия у местных общин. Под¬
93 О том, что известно касательно их передвижений, см.: Halfmann. Itinera Principum.
94 Barnes. 'Emperors': 544—546.
95 Barnes. NE: 12—13 (Максенций), 71—72, 77 (Константин).
96 Об этих и иных подобных инцидентах см.: Millar. ERW: 31 («Adventus» и «Profectio»), 31—32 (арка Галерия, Диоклетиана и Максимиана в Милане, Константин в Отене и изгнание Оппиана). О въезде Каракаллы в Александрию см.: Дион Кассий. LXXVTI.22.


298
Часть третья
тверждающим актом большой щедрости считалось, когда какой-нибудь местный гражданин выступал вперед, в сторону императора, неся свиток, в котором была расписана стоимость угощения, приготовленного для императора и его двора, либо прохождение эскорта с вещами и продовольствием, предназначенными для императорской экспедиции. Папирусы обеспечивают нас многими подробностями тех мероприятий, которые, как считалось, необходимо было заблаговременно провести при подготовке визитов Севера и Диоклетиана в Египет и которые, очевидно, заставляли стараться изо всех сил администрацию этой страны97. Частота продолжительных поездок, предпринимавшихся императорами в течение данного периода (см. Приложение Ш), была беспрецедентной. Человек, который возвысился или стремился возвыситься до императорского достоинства, должен был обладать не только умственными способностями для исполнения роли главы государства и главнокомандующего, но еще и исключительной физической выносливостью. Было важно, чтобы государь сохранял тесный контакт с войсками, находившимися в провинциях, если только он не был готов подвергать себя риску местных захватов императорской власти, к которым нередко прибегали региональные армии и их союзники. По всей видимости, именно долгое пребывание Галлиена в Кёльне послужило причиной того, что дунайские легионы решили, будто император пренебрегает ими. Вызванный этим рост недовольства обернулся в итоге мятежами Ингенуа и Регалиана в 260 г., которые принудили императора дважды за короткий промежуток возвращаться в данный регион98.
Многие императоры путешествовали по главной магистрали между Италией и Сирией, некоторые из них неоднократно и с небольшими перерывами. Кажется ясным, что лишь отдельные государи могли позволить себе промедление и изоляцию, связанные с потенциально более комфортабельными морскими путешествиями, которыми императоры пользовались в прошлом, чтобы добраться до восточных провинций. Север, отправившись в свой Парфянский поход (197 г.), совершил плавание из Брунди- зия до Сирии; до Африки и обратно он плавал в 203 г., хотя источники и не зафиксировали, по какому именно маршруту (см. выше). Элагабал, возможно, после восшествия на престол прибыл из Сирии в Вифинию на корабле, хотя вряд ли решение о таком способе перемещения было принято самим четырнадцатилетним императором. Весьма вероятно, что путешествие по морю в 263—267 гг. для посещения Афин и Элевсина было выбрано Галлиеном по соображениям безопасности и удобства99.
Неудивительно, что имеется какое-то количество побочных или анекдотических свидетельств, относящихся как к местам пребывания, так и
97 Millar. ERW: 32-35.
98 Möcsy 1974: 205-208.
99 Сочинители истории Августов. Александр Север. 15.2. Север мог совершить переход из Брундизия до крупного порта Эгеи в Киликии, а также, возможно, из Рима до Карфагена в 203 г. (Birley. The African Emperor. 129, 146). Об Элагабале, который впоследствии путешествовал по суше до Рима, воспользовавшись главной магистралью, см.: Дион Кассий. LXXIX.3.1—2. О поездке Галлиена в Афины и Элевсин либо в 264/265, либо в 266 г. см.: Сочинители истории Августов. Галлиен. 11.3—5; ср.: Halfmaim. Itinera Principum: 238.


Глава 8. Провинции и границы
299
к путешествиям большинства императоров рассматриваемого периода. Образ жизни Севера, который он вел во время своего нахождения в Риме в 204—207 гг., похоже, мало отличался от того, который вели его предшественники в 1—2-м столетиях, проживавшие либо в самом городе, либо на одной из нескольких вилл в окрестностях Рима, которые перешли в императорскую собственность. Позднее рассказывали, что Аврелиан настолько не любил ограничения, связанные с пребыванием внутри дворца, что в 270/271 г. предпочел жить в городских парках, на манер военного лагеря, где мог совершать ежедневные прогулки. Через одно поколение праздный Максенций стал предметом насмешек за то, что в поездку из дворца до того же парка он собирался так, как «если бы отправлялся в поход»100.
К этому времени подразумевалось, что любое место, в котором император пожелал остановиться более чем на несколько дней, обычно воспринималось как «дворец» («palatium»); сообщается, что специально построенный в Байях близ Неаполя palatium Александр Север назвал в честь своей матери Юлии Мамеи. Подобным образом и ответы на письма или прошения, а также и другие императорские официальные заявления могли издаваться в том месте, где в данный момент находится государь, а после восшествия на престол Диоклетиана данная модель в законодательстве стала еще более отчетливой. В 197 г. Север и Каракалла отправили официальный ответ Дельфийскому святилищу из своей резиденции в Кампании. После Северов мы мало что слышим об императорских резиденциях и виллах в самом Риме и вокруг него, но, когда государи появлялись в городе, для них, естественно, готовилось соответствующее жилье. Крупный комплекс, созданный Максенцием в окрестностях Рима между вторым и третьим мильными камнями на Аппиевой дороге, включавший полномасштабный ипподром (circus, цирк), круглый монумент, посвященный его сыну Ромулу (умер в 309 г.), а также виллу, чьи залы для приемов были спроектированы под нужды всё более церемониального императорского двора, принадлежит уже новой эре державной архитектуры, по принципам которой создавались новые императорские столицы в провинциях (см. далее)101.
То, что императоры регулярно появлялись в своих армиях, отнюдь не означало, что провинциальные подданные, жившие в тех же регионах, где стояли эти легионы, чаще видели государя или что он был доступней для их обращений. Такое случалось, когда императоры посещали и останавливались на какое-то время в более крупных городах, обычно проездом, иногда ради осмотра важных святилищ, причем порой, как в случае с Каракаллой в Азии в 214 г., просто для того, чтобы уподобиться Александру Великому в его путешествии. В подобных случаях отдельные лица получали возможность попросить и добиться каких-то милостей для себя
100 Сочинители истории Августов. Аврелиан. 49.1—2 (Аврелиан в Риме); Латинские панегирики. ХП(1Х).14.4 (Максенций).
101 Сочинители истории Августов. Александр Север. 26.9 (palatium в Байях); Север и Каракалла в Капуе в Кампании, см.: FD Ш.4.3 Nq 329 (подтверждают привилегии Дельф). О вилле Максенция см. далее, с. 574.


300
Часть третья
лично или для своей общины, причем происходило это почти всегда в контексте местного соперничества. Исключительным почетом, хотя и дорогим, было принимать императора в своем собственном городе, и именно эту публичную литургию афиширует магистрат города Тиатиры в Лидии, который в 215 г. устроил для Каракаллы пир102. Более длительное пребывание могло приводить к выработке императорских решений и мнений, которые оказывали воздействие на местные дела, как случилось с Севером во время его нахождения в Александрии с декабря 199 г. до апреля 200-го103. Информация о том, что император находится в регионе, побуждала отправлять к нему местные посольства и делегации, а участие в таких предприятиях могло приводить к освобождению от некоторых гражданских обязанностей. Выясняется еще одна удивительная вещь: некоторые посланники искали государева внимания даже тогда, когда последний находился где- то очень далеко от Рима. Один уполномоченный Афин предпринял долгое путешествие, чтобы добиться аудиенции у Севера, когда тот находился в северной Британии (208—211 гг.). Самый замечательный зафиксированный пример дальней поездки в интересах своего города связан с путешествиями одного гражданина Эфеса, совершенными им в период царствований Севера и Каракаллы. Список начинается с нескольких поездок в Рим (по-видимому, в 203—207 гг.). Он съездил также в Британию (208— 211 гг.; возможно, добился аудиенции у Каракаллы в его походной палатке), а позднее искал встречи с Каракаллой, когда тот посещал святилище Аполлона Гранна (Файминген) в Верхней Германии (213 г.). Затем были предприняты поездки в Сирмий (214 г.), в Никомедию (214/215 г.), в Антиохию (215/216 г.) и даже в милитаризованную зону Эдессы (216/217 г.)104.
Зафиксирован ряд инцидентов, которые проливают свет на характер этих императорских поездок, как запланированных, так и незапланированных. Некоторые императоры расстались с жизнью, будучи застигнуты врасплох как раз во время путешествий, как случилось с Каракаллой, который был убит, когда облегчался во время остановки на пути между Эдессой и Каррами в Месопотамии (8 апреля 217 г.). Аврелиан погиб, когда один продажный письмоводитель, знавший, что император отправляется из Перинфа в Византии без надежной охраны, замыслил убить его во время остановки на дорожной станции Кенофрурий («Новый сторожевой пост»). Здесь войском Аврелиана был поставлен на его могиле величественный памятник105.
102 О бремени императорских визитов см.: Millar. ERW: 31—36. Количество и идентификация мест, посещенных Каракаллой, остаются предметом дебатов, см.: Halfmann. Itinera Principum: 227—229; надпись в Тиатирах [IGRR IV. 1287) упоминает о пожертвовании, совершенном Алкиппиллой, дочерью Лэлиана.
103 Halfmann. Itinera Principum: 220—221 (Север в Египте); см. также: Westermann. Schiller. Apokrimata — о законодательных решениях Севера.
104 IG П2 3707 (Элевсин, почтивший молодого жреца Кассиана за участие в посольстве в Британию); SEG XVTL505 = IEph. Ш.802 (Эфес); Millar. ERW: 44.
105 Дион Кассий. LXXVTH.5.4—5 (убийца Каракаллы был ликвидирован одним из так называемых «скифов» (т. е. готов) императора, выполнявших функции телохранителей; Сочинители истории Августов. Аврелиан. 35.5; Зосима. 1.62 (убийство Аврелиана).


Глава 8. Провинции и границы
301
Можно строить предположения относительно того, насколько путешествия расширяли познания императоров о той державе, которой они управляли, но вряд ли стоит сомневаться в том, что личный опыт в большинстве случаев повышал компетентность правителя. Имели место конечно же разного рода случайные встречи с отдельными лицами из провинций и даже из стран за пределами державы. В качестве типичной можно рассматривать встречу, о которой сообщает историк Дион Кассий, состоявшуюся между северовской императрицей Юлией Домной и не названной по имени супругой каледонца Аргентококса. На неформальном собрании, прошедшем сразу после заключения международного соглашения, состоялся обмен остроумными и находчивыми замечаниями между этими двумя дамами по поводу свободы в сексуальных отношениях, которой пользовались тогда в Британии женщины106.
Одним из лучше всего документированных императорских путешествий этого периода — и, возможно, политически самым мотивированным — была поездка Севера с семьей по придунайским землям в первые месяцы 202 г., на его обратном пути из второй Парфянской кампании и после посещения Египта. В сопровождении дунайских легионов и аукси- лий (вспомогательных войск) на их марше домой, данное путешествие, возможно, предполагало, что они должны были прибыть в Карнунт для празднования начала десятого года со дня восшествия Севера на престол (9 апреля). Были починены дороги и мосты, многие публичные и религиозные здания возведены заново или подновлены, чтобы быть торжественно открытыми по случаю государева визита. Бессчетные статуи членов императорской семьи были воздвигнуты на базах с подобострастными посвятительными надписями. К обильным тратам отчасти могло подтолкнуть увеличение воинского жалованья, которое Каракалла позднее еще увеличил (доходы одной только пары паннонских провинций увеличились на сумму предположительно от 8 до 10 млн денариев). Как бы то ни было, вряд ли приходится сомневаться, что подунайские лагеря и поселения ощущали искреннюю преданность по отношению к той династии, которую сами и привели к власти. После того как к 18 марта 202 г. императорский поезд добрался наконец до Сирмия, дальнейшее путешествие через Фракию совершалось в неприветливых погодных условиях. Север отклонился от основной магистрали, чтобы посетить Августу Траяну (Отара Затора), и, очевидно, присутствовал при повторном освящении храма Зевса Сабазия. В Филиппополе поезд вновь отклонился от главной дороги, чтобы переправиться через Нест и нанести визит в Никополь при Истре, недавно переведенный из Фракии в юрисдикцию Нижней Мёзии. На удовлетворенность города от такого положения дел, по всей видимости, может указывать тот факт, что не менее двадцати одного из сорока шести гражданских посвящений из этого города, дошедших до нашего времени, адресованы Северу и Каракалле. Уже в 198 г. существовал некий цикл богослужений и был увеличен денежный взнос в форме общественного пожертвования на дар двум императорам. По случаю визи-
106
Дион Кассий. LXXVL16.5 (Юлия Домна и каледонская женщина).


302
Часть третья
та торжественно открыли несколько статуй, и, кроме того, город получил новые здания и другие монументы107. В точности неизвестно, двинулся ли Север со свитой в ходе своего объезда дальше на север, чтобы посетить легионные лагеря на Нижнем Дунае, хотя должны были иметься достаточные основания сделать это (в ходе гражданской войны легион, базировавшийся в Новах, первым выступил на стороне Севера против сил Нигера, контролировавших Босфор). В промежуток между гражданскими празднествами были осуществлены некоторые изменения, имевшие долговременные последствия. В регионе, где города контролировали обширные территории, Север был заинтересован в усилении роли сельских поселений; при этом он, скорее всего, заботился главным образом о необходимости для государства иметь организованные местные людские и материальные ресурсы. В год его визита был основан новый эмпорий (торговый центр) в Пизосе, на главной дороге к югу от Августы Траяны, представлявший собой поселение на сто семьдесят три домовладения. Колонисты были набраны из числа подходящих для этой цели жителей окрестных деревень, для которых новое поселение должно было выполнять роль политического фокуса: поселенцев привлекало то, что эмпорий освобождался от некоторых четко оговоренных обязанностей, лежавших на местных городах, таких как обеспечение зерном и прочим провиантом местных гарнизонов и императорской транспортной службы. Примерно в то же самое время во Фракии и в Нижней Мёзии был основан целый ряд и других подобных центров, главным образом на больших дорогах между городами. Отдельные из них продолжали функционировать и в 4-м столетии, к каковому времени они уже превратились в укрепленные центры, из которых официальные власти могли осуществлять надзор за сбором материальных ресурсов и исполнением работ, требуемых государством. Забота о государственных доходах в этом регионе отражена также в датированном предыдущим годом послании Севера городу Тира, находившемуся в северной части Дельты и вне римской налоговой зоны. Император предписывал, чтобы имена всех тех римлян, которых предполагалось включить в список «почетных граждан» (намерение, очевидно, состояло в том, чтобы предложить богатым провинциалам своего рода «убежище от налогов»), были заранее одобрены римским наместником Нижней Мёзии108.
В Паннонии Север и его свита переправились через Драву у Мурсы и проследовали по дунайской дороге в северном направлении. В крепости Интерциза (Дунауйварош) в их присутствии был освящен новый храм гарнизонной когорты сирийских лучников в честь бога их родной Эмесы — Бога Солнца Элагабала (Deus Sol Elagabalus), каковым ритуалом руководила супруга Севера императрица Юлия Домна. Дойдя до
107 Mihailov 1963: 120—123 (Север во Фракии и в Нижней Мёзии).
108 IGBulg Ш/2.1690 (= ARS 274); Mihailov 1963: 123—124 (эмпорий в Пизосе и другие места во Фракии); CIL Ш.781 (ср.: 12509) = ILS 423 = IGRR 1.598 = FIRA 1.86 (= ARS 272) (Тира).


Глава 8. Провинции и границы
303
расположенного еще севернее Аквинка, верный и грозный П Вспомогательный (Adiutrix) легион оказался наконец в своем домашнем лагере, что было отмечено пышными торжествами и благодарственными молебнами. В последующие несколько лет старые хибары (canabae) были снесены, и здесь появились новая сетка уличной застройки, святилище Богини Ромы (Dea Roma), общественные бани, а также несколько отлично устроенных частных домов с частными банями и закрытыми садами. Отсюда императорское путешествие продолжилось в западном направлении вдоль Дуная к Карнунту, где гражданское поселение, как и в Аквинке, было повышено до статуса колонии. На обратном пути в Рим Север мог запланировать остановку в Саварии (Сомбатхей), чтобы присутствовать при освящении впечатляющего храма и теменоса египетской Исиды, которая, судя по всему, обладала особой привлекательностью для Севера, принимая во внимание его широко известный интерес к Серапису. Исходя из более практических соображений, спустя несколько лет Север, видимо, ослабил жесткую отмену привилегий и налоговых льгот, которыми пользовалась гильдия сукноделов в Солве в Норике в обмен на выполнение ими чрезвычайных гражданских служб. Похоже, здешний провинциальный наместник подозревал некоторых богатых граждан в неуместном стремлении присоединиться к этой гильдии, чтобы уберечь свое имущество от расходов на гражданские нужды109.
Для времени перед тетрархией нет никаких признаков того, что упоминания о palatium (или о basileion, «царском дворце») в том или ином городе означают наличие специально возведенного комплекса зданий, который мог принимать правящего императора вместе с его двором. Когда в мае 210 г. Север и Каракалла отвечали в Эбораке (Иорк) на одно прошение, они могли занимать обычную резиденцию командира легиона либо внутри, либо вне крепости. Возможно, такое же расположение практиковалось и тогда, когда Констанций Август умер здесь 25 июля 306 г., хотя к тому времени императорские дворцы были неизменной чертой некоторых крупных городов110. Пока такие дворцы еще не были созданы, императоры обычно занимали резиденции провинциальных наместников, представлявшие собой дворцовые строения наподобие тех, которые были обнаружены в Кёльне в Нижней Германии и в Аквинке в Нижней Панно- нии или располагались в претории (praetorium, ставка командира) внутри военного лагеря. (До сих пор не идентифицированы какие-либо руины, которые указывали бы на характер некоторых мест, поименованных в «Антониновом путеводителе» или в Певтингеровой карте, как на Praetorium.) В ряде мест резиденция провинциального наместника могла быть расширена, чтобы иметь возможность принимать государя; в таких городах, как Перинф, Никомедия и Антиохия, это, по всей видимости, случи¬
109 Fitz 1982: 11—13 (Север в Паннонии); но другие исследователи более скептичны по отношению к реконструкциям императорских поездок на основе надписей, см.: Halfmann. Itinera Principum: 221; Birley. The African Emperor. 143.
110 CJ III.32.1 (5 мая 210); Евсевий. Жизнь Константина. 1.21.2. Об императорских резиденциях см.: Millar. ERW: 40—53.


304
Часть третья
лось в течение Ш в. Именно расположение на сети имперских дорог таких мест, как Милан, Трир и Сирмий, заставило императоров останавливаться в них, хотя ни один из них (исключая, возможно, Трир) до сих пор не использовался ни как резиденция провинциального наместника, ни даже как военная база111.
Сирмий регулярно служил в качестве опорного пункта императорам, принимавшим участие в дунайских кампаниях начиная со времен Марка Аврелия. Некоторые императоры этого периода здесь родились (Де- ций, Аврелиан, Проб и Максимиан) и два (Клавдий и Проб) умерли, а Диоклетиан провел большую часть своего первого десятилетия во власти в здешней резиденции. Остатки императорского дворца включают 400-метровый ипподром (circus), при этом с присутствием этого государя в другом месте того же города были связаны вместительные амбары (horrea) и крупные бани112. Руины императорских резиденций были идентифицированы также и в двух иных городах на Балканах, на главной магистрали, в Наиссе (Ниш) и в Сердике (София). В трех милях к востоку от последней, в Медиане (близ местечка Брзи Брод), в своей родной области, Константин построил большую резиденцию и регулярно пользовался ею. В Сердике, которую сначала использовал Галерий, а позднее Константин, вероятные остатки дворца, а не резиденции наместника Новой Дакии, были идентифицированы рядом с гражданским форумом. В Фессалонике, которой также пользовались Галерий и Константин, впечатляющие руины дворца, включая ипподром, покрывают собой огромную площадь (примерно 800 х 200 м) на юго-востоке города113.
Военные нужды могли диктовать маршруты императорских перемещений и определять выбор мест для государевых резиденций, но частое использование в таком качестве Сирмия и Сердики могло объясняться давнишней любовью к дунайской родине. Раньше, как сообщается, император Филипп украсил свою малую родину — скромный рыночный город к югу от Дамаска — колоннадами вдоль улиц и новыми зданиями, включая дворцовую резиденцию, предназначенную для использования им самим114. Позднее тетрархи, думая о времени своей будущей отставки, загодя строили для себя дворцовые и хорошо укрепленные резиденции в укромных местах в родных для них землях. Вилла Диоклетиана в Сплите на Адриатике со времен Андреа Палладио (знаменитый итальянский архитектор XVI в. — A3.) относится к числу самых известных построек римской эпохи. Теперь в пару к ней мы можем поставить спроектированный для Цезаря Галерия комплекс в Ромулиане (Гамзиград), между Наиссом и Ратиарией, где в окрестностях укрепленной дворцовой виллы
111 Hellenkemper 1975: 795—802 (Кёльн); Möcsy 1974: 111 и примем. 119; Pöczy 1995 (Аквинк).
112 Popovic 1971: 119—133; Millar. ERW: 47 с примем. 69 (Сирмий); о Сирмии как доме для императоров см.: Syme. Е&В: 194—195, 208—209.
113 IMS IV: 49 (Медиана); Hoddinott 1975: 169—175 (Сердика); TIR К34 (Наисс): 143— 144 с планом (Фессалоника).
114 Rey-Coqimis J.: PECS: 705—706 (Филиппополь).


Глава 8. Провинции и границы
305
были построены мавзолеи и для самого Цезаря Галерия, и для его матери, Ромулы, в честь которой это место и было названо. Похожая резиденция с мавзолеями, предназначенными для Галериева Цезаря Максими- на и его собственной сестры, была относительно недавно идентифицирована в Шаркамене в той же самой области115.
Антиохия, даже при том, что Север осознанно пренебрегал ею из-за поддержки, которую та оказала его конкуренту (по этой причине Север предпочитал останавливаться в расположенной рядом и в соперничавшей с Антиохией Лаодикее), никогда, несмотря на целый ряд разрушительных землетрясений, не утрачивала своей исключительной роли как средоточия власти в восточных провинциях. На «острове», расположенном между двух рукавов Оронта и связанном с остальным городом пятью мостами, располагался дворец, построенный Галлиеном после освобождения Антиохии от иранской оккупации. Дворец был перестроен Диоклетианом, но известен нам лишь по детализированному описанию оратора Албания, уроженца этого города116. Сохранение лояльности в ходе гражданской войны стало причиной благоволения, которое Север проявлял по отношению к Перинфу за счет Византия. Никомедия, которая также поддержала Нигера (из-за этого Север предпочитал останавливаться в соперничавшем с ней городе — в Никее), уже ко времени правления его сына Каракаллы являлась привилегированной императорской резиденцией в Босфорском регионе. Дион Кассий с презрением рассказывает о поведении Каракаллы во время пребывания последнего здесь зимой 214/215 г.; поступки Элагабала и его сирийского окружения, которые остановились в Никомедии зимой 218/219 г., оказали на историка, уроженца Прусы, города той же провинции, не менее обескураживающее впечатление. Диоклетиан, который императором был провозглашен в Никомедии, имел здесь собственную резиденцию и в годы перед своим отречением испытывал, так сказать, город на прочность своей пресловутой страстью к строительным работам, за которыми следовали всевозможные перестройки. Среди его многочисленных проектов были дворец, оружейный завод, монетный двор и новые судостроительные верфи, но не было давно обдумываемой схемы обхода Босфора путем сооружения канала для перехода из него в Черное море117.
На западе очевидным выбором для императорской резиденции был Милан в силу его центрального положения в имперской дорожной системе (см. выше). Он уже выполнял эту роль в правление Галлиена, а позднее, когда Цезарь Констанций обосновался в Трире, Милан стал главной резиденцией Максимиана вплоть до отречения последнего. Хотя этот город и не использовался Константином на регулярной основе, позднее Милан превратился в официальную императорскую резиденцию на за¬
115 Сплит: Wilkes 1993; Гамзиград: Srejovic 1993; Шаркамен: Srejovic и др. 1996.
116 Либаний. Речи. XI; Millar. ERW: 50.
117 Дион Кассий. LXXVn.17.l-18 (Каракалла); ЬХХУШ.35.3; LXXIX.7-8 (Элагабал); Лактанций. О смертях гонителей. 7.9—10 (Диоклетиан); Miller. ERW\ 51—52.


306
Часть третья
паде империи и оставался таковой до тех пор, пока в начале V в. Гонорий не переехал с двором в Равенну. Если не считать ряда монументальных терм и полигональной башни, от тетрархической столицы ничего не осталось, а несколько сохранившихся христианских базилик относятся к более позднему времени, когда город процветал при епископе Амвросии [САНХШ: 249—250). Аквилея, основанная для обеспечения римского контроля над северо-восточной Италией и известная для рассматриваемого периода своим организованным сопротивлением в 238 г. дунайской армии Максимиана (см. выше), уже давно знала, что означает прохождение по ее территории императора со своим войском, но ей не суждено было стать регулярной императорской резиденцией. Здесь, несомненно, должен был иметься palatium, и, действительно, в юго-восточной части города были локализованы остатки подобного комплекса — с банями, ареной и ипподромом. В конечном итоге надежную резиденцию для последних императоров на западе предоставляла Равенна, со времен Августа являвшаяся военно-морской базой118.
Главными центрами римского господства в прирейнском регионе, вплоть до появления Галльской империи, когда центр власти переместился в Августу Тревиров (Трир) на Мозеле, которая в течение какого- то времени уже служила резиденцией наместника провинции Бельгика, были Колония Агриппина (Кёльн) и Могонтиак. Здесь, в Августе Тревиров, обосновались Максимиан и затем Констанций, и именно их присутствие обеспечило появление в этом городе некоторых из самых впечатляющих монументальных архитектурных сооружений, которые сохранились от всего этого периода. В Августе Тревиров появился новый монетный двор, который в огромном количестве чеканил золотые и реформированные бронзовые выпуски. Императорский дворец находился в восточной части города, а в другом его конце был снесен целый жилой район, чтобы на его месте построить комплекс императорских бань (Kaiserthermen) в пару к уже существовавшим в этом городе впечатляющим гражданским термам (Barbarathermen). Как выяснилось, новые бани так никогда и не были оборудованы и не использовались по своему назначению. Во время нахождения здесь Констанция был открыт ипподром, но при этом лишь немногие сохранившиеся постройки рассматриваемого периода можно сравнить с величественным, шестидесятиметровым в длину, залом судебных заседаний (auditorium), своего рода визуальным воплощением роли государя как вершителя правосудия (sedes iustitiae, «обиталище справедливости»). Переезд императорской резиденции в Милан, а позднее — в Константинополь оставил Трир в изоляции (императоры редко использовали его в качестве своей резиденции), но при этом превратился в удобное место для пребывания таких беспокойных священнослужителей, как грозный Афанасий, который в 335 г. был отправлен отсюда Константином в ссылку119.
118 PECS 561 (Милан), 79—80 (Аквилея); Millar. ERW\ 44—45.
119 Wightman 1970: 98-113; Wightman 1985: 234-239; Millar. ERW: 45-46.


Глава 8. Провинции и границы
307
Последние годы рассматриваемого периода отмечены началом долгой истории, возможно, самой великой из всех имперских столиц. Превращение Византия в Новый Рим, осуществленное Константином после его победы в 324 г. над Лицинием на противоположном берегу Босфора, резко изменило судьбу этой древней мегарской колонии, для которой наш период начался с ее двухлетней осады армией Севера, завершившейся низведением Византия до статуса деревни, подчиненной Перинфу — его (Византия) вечному сопернику. Физическое воплощение Константиновой идеи о Новом Риме, с его «семью холмами», четырнадцатью районами, Капитолием, золотым мильным камнем, императорскими форумами, термами и т. д. и т. п., хотя всё это, несомненно, было замышлено его основателем, относится уже ко времени правления его сына (САНХШ: 38—39).
III. 	Организация границ
За пределами самого дальнего круга населенного мира, наподобие второй линии крепостных стен города, вы провели другой круг, более широкий и легче охраняемый, и здесь вы поставили оборонительные стены и построили пограничные города, наполнив каждый, где бы он ни находился, жителями, снабдив их полезными ремеслами и украсив их другими прекрасными вещами.
Элий Аристид. Похвала Риму. 81
Многие из тех, кто слышал данный панегирик этого ритора из Смирны, произнесенный около 145 г. в присутствии императора, доживут до того времени, когда услышат о германцах, появившихся в северной Италии двумя десятилетиями спустя. Ни один из тех слушателей, скорее всего, не дожил до середины следующего столетия, чтобы стать свидетелем появления иранцев в Антиохии или готов у ворот Эфеса. То ощущение безопасности, которое делало Римскую державу Цезарей столь комфортабельной для проживания, по крайней мере с точки зрения городских высших классов в Ионии и других подобных областях, всё еще преобладало во времена северовских императоров, хотя признаки грядущей опасности можно обнаружить задним числом в последние годы этой династии. Что касается безопасности границ, Аристидово представление о предохранительном «стальном кольце» с непрерывной цепью гарнизонов в отдаленных провинциях наилучшим образом иллюстрируется такими базами вдоль берегов Рейна и Дуная, в которых служила почти половина всей живой силы римской армии (двенадцать легионов и свыше сотни единиц вспомогательной кавалерии и пехоты); это была постоянная цепь лагерей, которая или расширялась незначительно, или совсем не расширялась, если не считать некоторых предмостных укреплений, вынесенных на противоположный берег в качестве плацдарма; в тылу ничего такого не возникало. Возможность быстрого перемещения по имперским главным дорогам являлась ключевым фактором в продолжительном успехе этой необычной модели развертывания, реализованной при Адриане и с неизбежностью за¬


308
Часть третья
бракованной по большей своей части еще до окончания рассматриваемого периода120.
Европейские речные границы были разделены на восемь провинциальных округов (с запада на восток): Нижняя Германия (2 легиона), Верхняя Германия (2), Реция (1), Норик (1), Верхняя Паннония (3), Нижняя Паннония (1), Верхняя Мёзия (2) и Нижняя Мёзия (2). Время от времени отдельные подразделения с Нижнего Дуная размещались в Крыму, а также и в других местах на побережье к северу от дельты этой реки. И всё же римляне, очевидно, так никогда и не сочли необходимым закрыть брешь между дунайскими гарнизонами на западной стороне Черного моря и гарнизонами каппадокийского округа, размещавшимися на востоке, на Колхидском побережье к северу от Трапезунда. Здесь сухопутные пути имели меньшее значение в сравнении с морскими маршрутами, контролировавшимися понтийским флотом, действовавшим из баз, расположенных вдоль южного берега Черного моря121.
Иная модель дислокации, предполагавшая размещение легионов в узловых точках дорожных сетей и поддержание их связи с базами вспомогательных войск, упорно сохранялась в двух северных «прирезках» к Августовым «естественным границам», в Британии Клавдия и в Дакии Траяна. К нашему периоду обе обладали элементами линейных рубежей, появившихся благодаря склонности Адриана к упорядоченности во всем. Два легиона в Дакии (обычно разделявшейся на три провинции, но со времен Марка объединенной под властью одного наместника в качестве Tres Daciae, Трех Дакий) были размещены на базах (Апул и Потаисса) в самом сердце дорожной сети внутри Трансильвании, которая представляла со¬
120 Назначение данного параграфа (вместе с сопроводительной таблицей в Приложении 3) состоит в том, чтобы предложить обзор свидетельств по римской пограничной организации и дислокации войск в течение рассматриваемого периода. Наш обзор базируется на сравнении расстановки войск в относительно стабильную эпоху Северов (193—235 гг. н. э.) и в эпоху тетрархии и Константина (284—337 гг. н. э.). По мере неуклонного, от года к году, накопления материала благодаря археологическим и топографическим исследованиям, расширяется дискуссия о характере римских границ с точки зрения их военной, социальной и экономической составляющих. Недавние попытки выявить стратегическую концепцию за римской организацией границ в масштабах всей державы, особенно представленные Луттваком (Luttwak. Grand Strategy), были отвергнуты, например, Манном (Mann 1975; Mann 1979). Скептическую реакцию вызвали также те исследования, которые оперируют понятием «пограничная система» на региональном провинциальном уровне; означенная реакция представлена, напр., здесь: Parker 1986. В то же самое время эти исследования, наряду с работой: Whittaker. Frontiers, остаются исходными пунктами для дальнейших дебатов и для изучения данного вопроса. Факт сохранения за римской армией важной функции в деле обеспечения внутренней безопасности, доказанный для восточных провинций Исааком (Isaac. Limits of Empire), также стал предметом оживленных дискуссий. Для большей часта нашего периода лучше всего избегать употребления термина «лимес» («limes»), поскольку, очевидно, он не использовался по отношению к пограничной организации и военным базам вплоть до реформ Диоклетиана и Константина, которые и ввели его в широкое употребление; см.: Isaac 1988.
121 О римских отрядах в Крыму см.: Samowski 1987; Zahariade, Gudea 1997: 35—36; в Колхиде: Gregory 1995: 212—213. О римских флотах на Черном море см.: Bounegru, Zahariade 1996; Starr 1960; Rostovtzeff 1917—1918.


Глава 8. Провинции и границы
309
бой естественную крепость. Между этими базами и внешним кольцом пехотных подразделений, защищавших проходы в провинцию через Карпаты, был размещен внутренний круг конных подразделений. За пределами гор река Алют (Ольт) в своем нижнем течении служила главной пограничной линией, усиленной — по местным тактическим соображениям — гарнизонами, выдвинутыми несколько вперед вдоль линейных рубежей между Дунаем и Карпатскими предгорьями (так называемый Limes Transalutanus, Трансалютанский лимес, т. е. пограничная линия по ту сторону от реки Алют)122. В Британии на заградительной линии (Ад- риановом вале), впервые созданной при Адриане, было размещено семнадцать баз ауксилий (вспомогательных войск); севернее от этой линии удерживалось четыре аванпоста, а ниже, на западном побережье, располагались также четыре пункта. Глубинные пограничные районы Камбрий- ских гор и северных Пеннин имели до тридцати трех ауксилиарных баз, связанных друг с другом дорожной сетью, хотя не все они удерживались одновременно в таком количестве, и некоторые из них, возможно, никогда не содержали целое ауксилиарное подразделение. Центром в системе дислокации войск в Северной Британии оставался легионный лагерь в Эбо- раке (Йорк), располагавшийся на северном берегу реки Уз, однако в окружающем его районе было обустроено только четыре ауксилиарные базы. Шесть фортов в южных Пеннинах и в Северном Уэльсе группировались вокруг легиона, стоявшего в Деве (Честер), на реке Ди. Пять других баз, возникших, скорее всего, в рассматриваемый нами период, управлялись из легионного лагеря в Иске (Карлеон) на реке Аск. Обе эти легионные крепости были доступны с моря. Два форта, которые позднее образуют часть системы Саксонского берега (см. далее), в Бранкастере и Рикал- вере, были основаны еще в северовский период, хотя остается неясным, с какой целью это было сделано123.
Общий характер римского пограничного базирования в европейских провинциях известен давно, но вот детализированное представление о восточной границе, протянувшейся от Черного моря до моря Красного, сложилось относительно недавно. В нескольких случаях попытки идентифицировать пограничную «систему» были встречены со скептицизмом, и вряд ли можно сомневаться, что на востоке так никогда и не появилась основательно укрепленная линейная граница по современной европейской модели. Города и связанные друг с другом дороги имели здесь большее значение, нежели где-либо еще, при этом любое военное сооружение на востоке, как выясняется, может быть отнесено к одной из трех категорий: ( 7) легионные или ауксилиарные форты традиционного образца в удаленных зонах, где отсутствовали какие-либо поселения; (2) укрепления давно основанных городов, перестроенные, с тем чтобы служить военными базами; и (3) цепь небольших укрепленных пунктов, возведенных на расстоянии прямой видимости друг от друга вдоль дорог, связы¬
122 Gudea 1977; Cätäniciu 1981: 32—37 (датировка и функции Трансалютанских заградительных линий).
123 Breeze 1982; Breeze 1987.


310
Часть третья
вающих крупные поселения124. Между побережьем Колхиды и горами Тавра вся система обороны Каппадокии опиралась на легионные базы Сатала и Мелитена и на цепь небольших укрепленных постов, которые защищали основные пути «восток — запад» и специально построенную дорогу, которая формировала главную ось этой границы. К северу от Пон- тийских Альп, которые можно было пересечь по Цыганскому проходу, Колхидское побережье и Понт к востоку от Трапезунда, главной базы понтийского флота, защищали семь фортов начиная с самого северного Питиунта. Их функция состояла в обеспечении контроля над морскими путями, тогда как местным правителям Колхиды и Иберии поручалась оборона перевалов в Кавказских горах. В отличие от того, что происходило прежде, от нашего периода не сохранилось почти никаких свидетельств о военной активности в Армении. Попытки реконструировать дислокацию войск в Месопотамии, самой северной части Благодатного полумесяца, расположенной между средним течением Евфрата и верховьями Тигра, основывались на слишком самонадеянных идентификациях и датировках остатков фортификаций, тогда как на деле эти остатки могли принадлежать нескольким эпохам. Ключевыми стратегическими пунктами были давно основанные города вдоль главных путей «восток — запад», протянувшихся между двух указанных рек: Нисибида, Сингара, Амида, Ресена, Эдесса, Карры, Каллиник и Цирцезий. Северов- ский гарнизон Месопотамии состоял из двух новых легионов, чьими базами, по всей видимости, были Нисибида и Сингара. Датировка часто обсуждаемого форта в Айн-Сину, к востоку от Сингары, остается спорной, хотя ограниченные раскопки подтвердили римскую оккупацию в начале Ш в. Свидетельства о римском присутствии в этом регионе, помимо мильного камня Александра Севера близ Сингары, скудны125.
В Келесирии Евфрат обозначал предел римской территории только от Тавра до Суры. Из последней дорога по пустыне, впервые обеспеченная гарнизонами при Флавиях, вела на юг через Ресафу к Пальмире и определяла собой границы римских владений. Ко времени Севера римский контроль был продвинут дальше вниз по реке — до Дура-Европос и, возможно, даже до Кифрина. С превращением Месопотамии в провинцию два сирийских легиона, стоявших в Самосате и Зевгме, были переведены вниз в Суру и Оресу; последняя находилась на дороге, которая вела через пустыню к Пальмире. Позади этой внешней линии крупные центры северной Сирии, такие как Апамея и Кирр, по-прежнему сохраняли свое
124 Freeman, Kennedy. DRBE\ French, Iightfoot 1989; Kennedy 1996; Gregory 1995: 19—38 (более раннее исследование), 243—247 (объяснение смысла пограничной системы). В некоторых зонах сама линия границы и дороги, ведущие в империю, следует рассматривать в качестве элементов единой схемы: «поскольку анатолийская [дорожная] система представляла собой в целом органичное единство, в котором каждая отдельная дорога функционировала как интегральная часть гораздо более крупной схемы, логично предположить, что вся сеть задумывалась и строилась (в своей основе) практически сразу (насколько это было возможно) после установления самой границы» (Mitchell. Anatolia I: 124).
125 Kennedy 1987: 279—280; Gregory 1995: 212—219. О Сингаре (Синжар) см.: Oates 1968: 73 (мильный камень Александра Севера).


Глава 8. Провинции и границы
311
стратегическое значение. Когда иранцы овладели Дура-Европос (в 256 или в 257 г.), недавно укрепленная база в Цирцезие стала обозначать предел римской оккупации в ее продвижении вниз по Евфрату. Южнее Пальмиры, в провинции Сирия—Финикия, линия пустынной дороги пролегала через Сухну — вероятное место одного раннего форта. Параллельно с ней при Д иоклетиане была построена другая, ставшая главной, дорога через пустыню (Страта Диоклетиана), с установленными на ней поименованными и датированными мильными камнями; эта последняя шла за Джебель-Равак, продолжаясь после Дмейра до Дамаска. Диокле- тианова дорога вела на юг вдоль оконечности Джебель-Друз в направлении оазиса Азрак, тем самым частично совпадая, но не соприкасаясь с Новой Траяновой дорогой (Via Nova Traiana), построенной двумя веками ранее. Вдоль линии Страты Диоклетиана имеется ряд небольших квадратных укрепленных пунктов (квадрибургиев, quadriburgia), имеющих одинаковое устройство, размещенных у водных источников на стандартном расстоянии друг от друга, равнявшемся примерно дневному переходу. Круглые башни на севере и квадратные на юге указывают, вероятно, на работу двух разных строительных групп, которые создавали, очевидно, единый интегрированный охранительный пояс. Более крупный форт в Дмейре мог вмещать легион, хотя он и меньше, чем Леджун (Бетторо?) в Аравии, и может быть тождественен Данабе, в которую один из легионов этой провинции (Ш Галльский) был переведен со своей прежней базы в Рафанее126.
Недавние раскопки значительно расширили наши познания о дислокации римских войск в провинциях Палестина (два легиона) и Аравия (один легион). В последней большая магистраль «север — юг», обозначавшаяся мильными камнями (Новая Траянова дорога), следовала по западной из двух параллельных дорог, которые сходились у Филадельфии (Амман). Современное шоссе, идущее южнее по пустыне, следует по более восточной линии, дабы избежать препятствий в виде Вади-Муджиб и Вади-Хеса. Начинаясь на севере у Бостры, легионной базы и резиденции наместника, заменившей более раннюю набатейскую столицу Петру, эта дорога до сих пор не дала еще никаких свидетельств о схеме расположения римских фортов, отстоявших друг от друга на одинаковом расстоянии. К северу от Филадельфии датирована была только Самра. Кое-какие остатки вдоль этой линии были объявлены римскими, однако сделано это было без надежных доказательств, при том что уверенно датируемые места, включая поздние легионные базы в Леджуне и в Удрухе, находятся в промежутке между двумя путями «север — юг». На юге, в регионе, важном в силу имевшихся здесь медных рудников, два пути связывали Петру с Газой, расположенной на побережье: более южный — через Мойет-Авад, Авдат и Элусу, а более северный — через Хазеву, Мампсис и Беершебу. Приблизительно до 200 г. следов римского присутствия в Ара¬
126 	Kennedy 1987: 283—286; Gregory 1995: 219—224. Многие места в данной облает проиллюстрированы в изд.: Kennedy, Riley 1990.


312
Часть третья
вии имеется не очень много, и одним из объяснений этому является, возможно, то обстоятельство, что до указанного времени дорожные станции Набатейского царства в полной мере отвечали римским потребностям. Северовское присутствие в районе Азрака могло быть связано с продвижением вниз по Вади-Сирхан в сторону Аравии. Даже когда при тетрархах римское строительство укреплений достигло апогея, всего лишь три места (Кахф, Бшир и Иотвата) дали нам эпиграфический материал, при этом в Азраке и в Акабе обнаружены записи константи- новского времени. Как представляется, нет решающих свидетельств по Палестинскому лимесу (Limes Palaestinae), который шел на северо-запад от южной оконечности Мертвого моря. Исходящее отчасти из предполагаемой диоклетиановской датировки квадрибургиев (quadriburgia) представление, согласно которому в течение рассматриваемого нами периода «Арабская граница» была значительно усилена, основывается на времени функционирования многих мест, которые, скорее всего, относятся к концу IV в. Легионный лагерь в Бостре также превратился в опоясанный город уже к середине 3-го столетия, то есть в то самое время, когда способность Петры защищаться была усилена с помощью новых оборонительных сооружений. И Филиппополь (Шехба), и Адраха (Дера’а) также получили новые укрепления примерно тогда же. Представляется, что речь должна идти не столько о каком-то неожиданном расширении римской оккупации при тетрархии, сколько о более постепенном распространении сельскохозяйственной колонизации, которая была связана с новыми планами по орошению и сохранению воды в зоне между Хаураном и Не- гевом. Когда Диоклетиан разделил провинцию Аравия по Вади-Хеса (см. выше), южная часть последней была отнесена к провинции Палестина. Приблизительно в то же время один из двух дислоцированных в этой позднейшей провинции легионов был переведен в новый лагерь в Удрухе, построенный около 300 г. Если этим легионом был X Охраняющий пролив (Legio X Fretensis), до тех пор стоявший в Иерусалиме, тогда его размещение в Удрухе было кратким, поскольку к 324 г. он был переброшен в Элат/Аилу (Акаба) на Красном море127.
При Диоклетиане развертывание войск в Египте (ныне благодаря папирусам хорошо документированное) значительно расширилось. Были размещены подразделения в поселениях Дельты, вокруг Суэца и Пелу- сия, в западных оазисах и выше по Нилу — на Филе близ Сиены, каковой остров был превращен в лагерь для нового легиона. Новые крепости были построены в Дионисиаде в Фаюме, а Луксорский храм был переделан в укрепление, внутри которого разместился его отряд, выделенный из состава легиона. В Киренаике, где обильные осадки (400 мм в год), выпадающие в Зеленых горах (Гебель-эль-Ахдар), гарантировали богатые урожаи приморских поселений, было очень трудно сдерживать набеги племен мармаридов и насамонов. Наместник Египта должен был прихо-
127 	Gregory 1995: 224—229; Parker 1986: 129—131 (Северы), 135—143 (Диоклетиан и тетрархия); Parker 1987. Общий исторический обзор: Millar. Near East: 127—141 (северовская организация), 180—189 (тетрархия), 208—212 (Лициний и Константин).


Глава 8. Провинции и границы
313
дить на выручку, когда те нападали в 268—269 гг. После Диоклетиана безопасность Киренаики повысилась благодаря «санитарному» кордону в виде небольших милитаризованных пунктов, расположенных между Береникой (Бенгази) и Мсусом на южной стороне Гебела. На севере еще одна линия постов протянулась от Береники до Птолемаиды, при этом метрополия, Кирена, имела защитный кордон между Куфом и Дерной128.
Археологические открытия предоставили нам более детализированные свидетельства по северовскому расширению военного присутствия в сторону северных окраин Сахары. В Триполитании, в оазисах на путях, ведущих из пустыни на север, появилась группа из восьми крепостей, занятых отдельными подразделениями Ш Августова легиона, стоявшего в Аамбезе, и растянувшихся от Бу-Нгема на востоке до Мизды на западе (все — со сторожевым охранением в виде аванпостов). Далее на запад, за пределами уже существовавшей системы обороны в форме линейных сооружений (так называемого «Африканского рва», Fossatum Africae. — А.З.), защищавших Гемеллы и Месарфельту, сеть фортов и крепостей была расширена через Эль-Гахру и Айн-Рич до Кастеллум-Диммиди (строительство последнего датируется по надписи 198-м годом) и через Меджедель до Айн-эль-Хаммама. Эта программа самоуверенной экспансии базировалась на рассредоточении небольших отдельных подразделений указанного легиона на огромном пространстве (эта оборонительная система включала и другие места: Бу-Саада, Эль-Гелаа, Корирейн, Джел- фа, Тадмит и Зенина), целью чего являлся контроль над всеми, кто перемещался через Сахарский Атлас, вытянувшийся вдоль южной кромки Высоких равнин. Возможно, самой поразительной чертой расширенной се- веровской дислокации в Северной Африке было то, что система укреплений, вытянувшаяся более чем на 1 тыс. миль, по-прежнему зависела только от одного легиона (Ш Августов), базировавшегося в Аамбезе, к северу от Оресских гор. В дальнейшем похожая дислокация была развернута также далее на запад в Мавретании Цезарейской. Северная линия крепостей между Ситифисом (Ситиф) и Сигой, появившаяся в I в., была воссоздана путем постройки около дюжины новых баз вспомогательных войск. Новая южная линия (именуемая на мильных камнях как «Nova Praetentura», «Новая пограничная стража») вытянулась в цепь из примерно пятнадцати фортов от Араса на востоке до Нумерус Сирорум, самой западной базы указанной провинции. Двойной кордон, сформированный двумя линиями, был, как видится, задуман для осуществления контроля передвижений пастушеских племен с севера на юг и обратно. Строительство новой системы продолжалось при северовских императорах, но сколь долго эта система потом прослужила, остается неясным. Кас- теллум Диммиди был покинут примерно в одно время с расформированием легиона в Аамбезе, в период волнений 238 г., однако ни о каком полном уходе свидетельств нет. В Мавретании Цезарейской римское присутствие сохранялось вдоль южной линии, но сохранение его военной
128 Daniels 1987: 229-230 (Египет); Goodchild 1976: 185-209 (Киренаика).


314
Часть третья
функции должно быть поставлено под сомнение. Восточнее, в Триполита- нии, система оазисных фортов, описанная выше, по всей видимости, развалилась и была замещена другой — системой контроля, основывавшейся на большом числе укрепленных постов (центенарии, centenaria), отдельные из которых были построены местными группами в подражание более «официальным» конструкциям в других местах. При Диоклетиане оставление территорий на юге Мавретании Тигинтаны совсем необязательно увязывалось с подобным процессом где-нибудь еще. Аргументы в пользу того, что западные базы в Мавретании Цезарейской были оставлены, противоречат, как кажется, материальным свидетельствам, к тому же в источниках имеется большое количество указаний на восстановление и новое строительство укрепленных постов в южной Нумидии при Диоклетиане. Некоторое количество новых centenaria было выявлено, например, в Тибубуци, а в Аква-Вива, что к западу от пограничного отрезка Месарфелты, была построена новая крупная база. Крепости типа квадрибургиев (quadriburgia) были идентифицированы в нескольких местах, что подразумевает наличие намерения усилить существовавшие тогда пограничные линии129.
Территории вдоль Рейна и Дуная очевидным образом отмечены расширением и совершенствованием пограничных фортификационных сооружений, на что современные историки часто указывают как на самые замечательные достижения конца Шв, когда множество пограничных военных баз и крупных гражданских поселений были обнесены по периметру новыми оборонительными сооружениями из бутобетона, облицованного кирпичом и камнем. Подобные цитадели можно обнаружить не только в важных городах, но и почти в каждом небольшом поселении вдоль основных дорог, значимость которых в системе обороноспособности империи всё более возрастала. В некоторых областях укрепления могли возводиться по инициативе местных общин, но создание большинства этих сооружений, среди которых имелся ряд очень крупных строительных проектов, почти определенно координировалось провинциальными либо военными властями. Самым убедительным доказательством нараставшего чувства опасности, которое скрывалось за строительством оборонительных стен, служит появление большого количества укрытий на возвышенностях, в том числе в древних доисторических укрепленных пунктах, в глубинных пограничных районах между Северным и Черным морями. Среди примечательных примеров следует упомянуть Виттнауер Горн, Моосберг и Лоренцберг-бай-Эпфах, при этом многие такого рода защитные сооружения были известны также за Дунаем, в районе его нижнего течения, на покрытой холмами равнине Фракии. Местное сельское население, гонимое страхом перед иноземными либо римскими войсками,
129 	По Триполигании см.: Mattingly 1995: 90—115 (северовская организация), 186—201 (позднеримская пограничная организация); по Африке, Нумидии и Мавретаниям см.: Daniels 1987: 250—257 (северовская организация), 257—262 (Диоклетианова организация); по армии в Нумидии см.: Fentress 1979; по Кастеллум Диммиди см.: Picard 1947.


Глава 8. Провинции и границы
315
участвовавшими в захватнических, оборонительных или гражданских войнах, скрывалось в укреплениях на вершинах этих холмов вместе со всем своим скарбом. Надписи, которые сообщают о строительстве новых фортификационных пограничных сооружений, в основном при тетрархах или при Константине, содержат хвастливые выражения, часто провозглашая вполне заурядные новые укрепления «залогом мира» или «вечной защитой». Отныне пределы римской территории были точно определены, как физически, так и юридически, на современный лад: теперь пограничные округа стали объектом беспрецедентного надзора, когда каждое место оказывалось под наблюдением пограничной стражи, располагавшейся на наблюдательных башнях и дорожных станциях. Торговля и прочие трансграничные контакты могли теперь прекращаться либо позволяться одним махом, и подобного рода санкция оставалась весьма действенным орудием римской политики в отношении соседних племен130.
Были сооружены новые фортификационные системы (в частности, такая система была проведена через северную Галлию, между Колонией Агриппиной и Багакумом (Бавэ)) поначалу из дерева, затем — из камня, возможно, как прямой результат франкской колонизации вдоль нижнего течения Рейна (см. выше). Строительство новой линии оборонительных фортов, последовавшее за оставлением верхнегерманско-рецийско- го лимеса, началось при Пробе (Пени и Колберг) и еще продолжалось при тетрархах (Базель, Цурцах, Бург-бай-Штайн на Рейне, Арбон, Констанц и Кемптен). По поводу упомянутого выше императора, которому историческая традиция всегда уделяла должное внимание, считалось, что именно он положил начало системе приморской обороны в юго-восточной Британии и в северной Галлии. В первой были построены следующие крепости: Бранкастер, Барэ-Касл, Уолтон-Касл, Брадуэлл, Рикалвер, Ричборо, Дувр, Лимпн, Певензи, а также Порт- честер. Совсем немного сопоставимых специализированных крепостей известно в Галлии, такие, например, как Бриттенбург (ныне поглощен морем) и Уденбург близ Брюгге, но некоторые другие, упоминаемые в «Notitia Dignitatum», до сих пор не локализованы. Оборонительную и стратегическую роль играли в данном регионе укрепленные небольшие города, в том числе Нант, Ванн, Кутанс, Алет близ Сен-Мало, Ав- ранш и Руан. Осуществлялась всесторонняя программа реконструкции защитных сооружений, расположенных вдоль Дуная, в особенности в области теснин между Виминацием и Эском, которые после ухода римлян из Дакии вновь стали пограничными. При тетрархии реконструкция засвидетельствована для Кастры Регины (Регенсбург), Шлёгена, Пассау- Инниггадта, Виндобоны (Вена), для дунайских теснин, Дианы (Караташ),
130 	Свое фундаментальное значение для рейнского и дунайского регионов сохраняют общие обследования позднеримской фортификации, проводившиеся фон Петриковицом (von Petrikovits 1971) и Джонсоном (Johnson. LRF). Об убежищах на вершинах холмов в Галлии см.: Wightman 1985: 243—250; краткий обзор пограничных надписей времени тетрархии и Константина см. здесь: Wilkes 1977.


316
Часть третья
Трансмариски (Тутракан) и Дуростора (Силистра). Изменения в военной организации при Константине не привели к остановке строительства серьезных фортификационных сооружений вдоль границы, каковая деятельность была характерным признаком периода тетрархии. По Рейну новые примостовые плацдармные укрепления создавались в Дойце (напротив Кёльна), в Майнц-Кастеле и Вигене (напротив Кайзераугста). Более мелкие примостовые укрепления были возведены вдоль русла Дуная — в Паннонии (напротив Бригецио) в Иже/Леаниваре и напротив Аквинка. В том же самом секторе границы многие из уже существовавших фортов были перестроены и получили новые проездные и угловые башни характерного вида. В дополнение к мосту через реку у Эска (см. выше) Константин заложил свою новую важную базу на Нижнем Дунае — Дафну Константиниану (напротив Трансмариски)131.
Этот период отмечен также значительными успехами в деле развития городской фортификации позади пограничной линии, каковое развитие носило скорее управляемый, нежели спонтанный характер. При Галлиене оборонительные сооружения городов, пострадавших от вторжений из-за Нижнего Дуная, были восстановлены в Сердике, Монтане (Михайловград) и Филиппополе. За такую же деятельность на северо- западе, а именно в Дижоне и некоторых других менее значимых поселениях, как считается, был ответственен Аврелиан (скорее, чем ликвидированный им галльский режим). Самой большой похвалы в исторической традиции удостоился Проб за его «восстановление» многих городов, которым археологи уже определенное количество лет уделяют должное внимание. Так что Проба с большой долей вероятности следует считать ответственным за новые программы городских оборонительных систем в северной Галлии (Бельгика Прима, Бельгика Секунда и Германика Секунда) и в Паннонии (в Сопиане, Скарбанции, Саварии и Сирмии). Можно предположить, что реальные успехи в этом отношении были достигнуты в более упорядоченном мире тетрархов, чьи усилия отмечены в надписях из таких мест, как Бург-6ай-Штайн-ам-Рейн, Обервинтертур, Кула- ро (Гренобль) и Томы на Черном море. Позади пограничной линии в Секвании были выявлены новые небольшие крепости Диоклетиана132.
Одной из самых ранних новых оборонительных систем, построенных за время существования империи, была серия фортов (связанных с заградительными стенами (claustra) и башнями), предназначавшаяся для защиты Италии от посягателей с северо-востока. Эти заградительные стены были размещены так, чтобы обеспечить сохранение транспортного доступа к главным дорогам (прежде всего к дорогам описанного выше «хребтового маршрута» между Италией и восточной частью империи) из Эмоны (Любляна) через Наупорт (Врхника), которые тянулись через Юлиановы Альпы в Аквилею. Вершина Перевала Грушевого дерева была занята крепостью Ад-Пирум (Ad Pirum, Хрушица), откуда дорога вела вниз, в Италию, и к форту Кастра (Айдовшчина), а затем продолжалась до
131 См. обзор у С. Джонсона: Johnson. LRF: 245—257.
132 Обзор городских укреплений см.: Johnson. LRF: 82—135.


Глава 8. Провинции и границы
317
Аквилеи. Эти заграждения были продолжены в южном направлении так, чтобы пустить транспортное движение по главному приморскому пути в Тарсатику (Риёка) на Адриатике, откуда трафик, пересекая северную Истрию, выходил к Тергесте (Триест). Неизвестно, когда именно была построена Claustra Alpium Iuliarum («Ограда Юлиевых Альп», название, впервые использованное Аммианом Марцеллином (XXXI. 11.3) при упоминании событий 352 г.), но кажется разумным согласиться с недавно высказанным мнением о том, что «большая часть этой Клаусгры [Ограды], по всей видимости, была построена в течение одной фазы, которую по типологическим признакам можно отнести к диоклетиано-константи- новскому периоду (ок. 305—325 гг.), но вряд ли может быть датирована временем после Константина»133.
Римская фортификация следовала образцам более древних традиций — эллинистической, этрусской и даже моделям европейского железного века, что начиная с IV в. до н. э. заметно по внешним защитным стенам колоний поселенцев и армейских базовых лагерей, чьи видимые следы на земле фиксируются со П в. до н. э. Затем впервые возникает характерная форма лагеря в виде «игральной карты», которая в полной мере развилась к середине I в. н. э. Большинство специфических черт позднеримской фортификации могут быть прослежены до более ранних моделей как собственно римской, так и иных традиций. Тем не менее быстрое возведение большого числа новых укреплений для защиты периметра с явно схожими характеристиками, главным образом на восточных и северных границах, изменило фасад римского мира. Прежде всего эти укрепления обеспечивают нас самыми убедительными доказательствами того ущерба, как физического, так и морального, который был вызван поражениями, нанесенными римлянам германцами и иранцами в период правления Валериана и Галлиена.
С точки зрения методов строительства и использованных материалов, новые оборонительные укрепления не обнаруживают особых инноваций. Стены для защиты периметра ставились на массивные фундаменты, с расчетом на то, чтобы компенсировать потенциальные, как искусственные, так и естественные, недостатки в подстилающем слое грунта путем заложения более глубокого фундамента либо вкапывания вертикальных свай. В нижних кладках многих городских стен использованы крупные и плотно прилегающие блоки, снятые с прежних архитектурных сооружений, что рекомендовалось делать в качестве защиты от стенобитных орудий. Прежде такое массовое использование вторичного материала воспринималось учеными как указание на степень разрушений, вызванных недавними вторжениями, особенно в Галлии в период правления Проба, но сейчас это кажется маловероятным. В этом отношении вполне показательна стена Аврелиана в Риме, не подвергавшегося никаким нападениям захватчиков: для осуществления такого грандиозного проекта пришлось сровнять с землей целый ряд вставших на пути сооружений, за
133
Christie 1991: 417.


318
Часть третья
исключением тех случаев, когда эти здания могли стать частью новой стены или инкорпорированы в новые башни. Стены состояли из бутобетонной сердцевины, облицованной уложенными рядами камнями или кирпичами, причем продольные горизонтальные ряды последних выполняли роль связывающих поясов. В северных провинциях такая форма конструкции стала стандартной и для военных, и для городских оборонительных укреплений. В некоторых областях сохранялась римская традиция облицовки кирпичом бетона (чтобы получить четыре треугольных облицовочных кирпича, которые имели хорошее сцепление со строительным раствором сердцевины, крупные кирпичи раскалывали по двум диагоналям). Верхняя часть стен (имели в высоту 6—8 м и в ширину — 3—4 м, примерно вдвое больше ранних оборонительных укреплений, что устраняло необходимость в поддерживающей насыпи с тыльной стороны) обычно заканчивалась зубцами, часто различимыми на изображениях городских стен и до сих пор видимыми в некоторых местах, позади которых проходила дорожка для дозорных. Некоторые из сохранившихся фасадов стен имеют рисунки из кирпичей и раскрашенных камней (хорошо известные примеры — Кёльн и Ле-Ман), напоминающие мозаику. Перед массивными башнями, выступающими за линию наружных стен, устраивались отдельные широкие и глубокие рвы, заменившие собой многочисленные рвы ранних периодов. За несколько столетий до этого Витрувий (1.5.5) утверждал, что округлые или многоугольные башни предпочтительнее квадратных (полигональная форма превосходно видна на южном фасаде крепости в Эбораке (Иорк); эта башня датируется началом IV в.). На уровне грунта обнаруживается разнообразие форм выступающих башен, включая округлые, грушевидные, подковообразные и веерообразные. В разных областях явно предпочитали разные формы: в Норике и в Паннонии вееровидные башни пристраивали к углам уже существовавших крепостей в качестве самого практичного способа экономной перепланировки, которая удовлетворяла бы потребностям оборонительной войны в начале 4-го столетия. Башни прямоугольного плана считались подходящими для ворот, как для главного въезда, так и для защиты более узких боковых входов (шириной около 1,5 м); такие башни часто образовывали угол со стеной, даже и в тех случаях, когда угловые банши были округлыми. В большинстве случаев башни были цельными до высоты внешней стены, а выше этого уровня строились так, чтобы иметь два яруса с арочными проемами по фронту и по бокам для торсионной артиллерии. Большинство башен, как представляется, имели остроконечные или конические крыши, но многие квадратные банши имели плоский верх. Ворота обычно состояли из одного прохода, фланкированного округлыми башнями (в этом отношении вновь послужила прототипом Аврелианова стена), однако имеется несколько примеров триумфальных или монументальных въездов, сохранявших более раннюю традицию двустороннего проезда с пешеходными проходами по бокам. Следует особо отметить, что лишь немногие отличия обнаруживаются (либо вообще не находятся) между воротами военных крепостей и въездами в города, причем какие-то необычные варианты могут быть


Глава 8. Провинции и границы
319
связаны скорее с региональными предпочтениями, нежели с функционалы ными потребностями, как, например, в случае с воротами Саксонского берега в Британии, где ворота фланкировались округлыми башнями134.
Традиционная форма прямоугольного или квадратного лагеря со скругленными углами, известная уже Полибию во П в. до н. э., была отвергнута в пользу различных правильных форм. Нестандартные периметры соответствовали характеру местности, и всё больше и больше крепостей располагалось на более высоких местах, как, например, форт Поне-Навата (Вышеград-Сибрик) близ дунайской излучины в Паннонии, построенный в 325—330 гг. В сравнении с огромным массивом свидетельств по планировке и конструктивным особенностям укреплений и ворот, защищающих периметр, информация по внутреннему устройству позднеримских крепостей скудна и зачастую с трудом поддается интерпретации. Также нет никаких материальных свидетельств о том, в каких жилищах обитали римские гарнизоны внутри городов. Немногочисленные примеры сохранения традиционных элеменетов внутреннего плана крепости объясняются, как правило, практическими соображениями, как в случае с линейным расположением улиц и канализацией. Имеются примеры тотальных изменений, особенно в позднем примосто- вом форте в Дробете (Турну-Северин) на Дунае и в Аквинке, где более ранняя легионная крепость, как выясняется, была заменена совершенно иной структурой на другом месте. В целом новые форты этого периода занимали меньшую площадь и имели менее регулярную форму. Внутренние постройки в таком форте включали кладовые и амбары (horrea) и какое-то здание специфической формы с внутренним двором, которое могло служить и главной ставкой (principia), и, возможно, резиденцией военачальника (praetorium). В некоторых из крепостей обнаружены бани, но вот явные конструктивные признаки казарм для проживания личного состава редки, поскольку раскопками чаще всего обнаруживаются лишь следы непрочных деревянных конструкций. Известно, что форт в Исни, датируемый концом 3-го столетия и расположенный на мысу неправильной формы в восточной части Констанцкого озера, имел здание с внутренним двором, комплекс бань напротив основного входа, а вдоль боковой стены — узкую постройку, которая могла использоваться в качестве хранилища, однако нет никаких следов жилых помещений для личного состава гарнизона135.
Исследованию остатков римского военного строительства вдоль восточной границы, как оказывается, наносит ущерб слишком самоуверенное отнесение многих мест к римскому периоду. Любому археологическому памятнику, который имеет хотя бы ориентировочно квадратный план и внешние квадратные башни, зачастую не только приписывали бесспорно римское происхождение, но это место еще и добавляли к списку квадри- бургиев (quadriburgia), построенных при Диоклетиане. Хронологию и типологию, исходящие из противопоставления круглых/закругленных
134 Johnson. LRF: 31—50; Lander 1984; Biemecka-Lubanska 1982 (Нижний Дунай).
135 Johnson. LRF: 50—54.


320
Часть третья
башен квадратным/прямоугольным башням, в большинстве случаев нужно отвергнуть как одновременно упрощенческие и нереалистичные. Представления о западных и восточных традициях в римской фортификации опираются на несколько более надежные основания, причем формы укреплений и на Нижнем Дунае, и в Северной Африке выказывают именно «восточный» характер. Возможно, была проявлена излишняя уверенность, когда стенам Рима, впервые построенным при Аврелиане, и стенам Константинополя, воздвигнутым при Феодосии П, было придано значение надежной контрольной точки в деле установления хронологии и определения изменяющихся конструктивных стилей. В связи с башнями всё же кажется, что их закругленные варианты впервые начали проектироваться на северо-западе (в городах северной Галлии и на Саксонском побережье Британии). Крупные подковообразные баптни сначала возникли на востоке в ходе реконструкции, проводившейся Диоклетианом и Константином, тогда как веерообразные угловые башни, скомбинированные с подковообразными промежуточными башнями, как думается, представляли собой уникальную региональную традицию на Среднем и Нижнем Дунае. Как выясняется, квадратные башни предпочитали проектировать для небольших оборонительных укреплений, прежде всего для quadriburgia, и всего несколько фортов с крупными квадратными башнями известны на западе. Образцы квадратных башен, которые выступают только наполовину от их ширины (Дибси-Фарадж на Евфрате и Пальмира обеспечивают нас такими примерами), как кажется, возникают в ходе проводившейся Аврелианом реконструкции; они обнаруживаются также в Суцидаве на Нижнем Дунае. Происхождение многих вариантов башенного дизайна объясняется, по всей видимости, потребностью присоединить новые конструкции к уже существовавшим лагерям, что имело место на Саксонском побережье в Британии, а на востоке — в Сатале и в Сингаре. Необходимость отказа от широко распространенных предположений о диоклетиановской датировке для quadriburgia подтверждается археологическими памятниками на востоке (Кахф, Бшир и Иотвата), относимыми к данному периоду, которые совершенно иные по плану и конструктивным особенностям. На некоторые крупные квадратные крепости с квадратными промежуточными и угловыми башнями (в Реции: в Иргенхаузене и Шаане, а также в Аравии: в Дад- жанийя и Мухаттеф-эль-Хадж) ученые указывали обычно как на специфические формы тетрархического периода, но сопоставления с укреплениями из других мест заставляют думать о менее узкой датировке. В Африке большая крепость в Аква-Вива датируется по надписи 303-м г. (в которой она обозначена как «centenarium»), однако другая крепость похожего плана, в Бур аде, датируется 324—330-м гг. и обнаруживает сходство с укреплением в Каср-Азрак в Аравии, также относимом к 330-м годам. В Египте форты данной конструкции (Дионисиада и Абу-Ша’ар), как представляется, были возведены около 300 г.136.
136 	Подробные рассмотрения типологии и вопросов датировки см. здесь: Gregory 1995: 125—155 (вид крепостей на восточной границе), 158—192 (типология).


Глава 8. Провинции и границы
321
После Адриана безопасность империи по-прежнему зависела в целом от сохранявшейся способности армии к наступательным действиям за оборонительными рубежами римской территории. Не имелось никакого стратегического или чрезвычайного плана обороны в современном смысле этого слова. Быстрое расширение линейных пограничных оборонительных сооружений было направлено на улучшение возможностей контроля за международным движением людей и грузов. Ни эти линии, ни постоянные базы военных подразделений не предназначались для использования в качестве прикрывающих укреплений. Последние размещались на главных путях на и вне римской территории, часто в уязвимых местах, не столько ввиду тактического преимущества, сколько из соображений удобства их тылового обеспечения. Ответом центральной имперской власти на значительное нарушение целостности границы, каковое случилось при Марке Аврелии, стало появление большего количества точно таких же укреплений, с усилением надзора за трансграничными перемещениями и с увеличением количества войск. Так, два легиона, сформированные при Марке Аврелии, были размещены в новых базах традиционного типа, построенных вдоль германского отрезка границы на Верхнем Дунае (П Италийский — в Лавриаке в Норике, Ш Италийский — в Кастра-Регина в Реции). Вплоть до середины 3-го столетия эти меры обеспечивали такой уровень безопасности в пограничных областях, который своим результатом имел появление многих незащищенных гражданских поселений, тесно связанных с местными гарнизонами.
Со времен Августа центральная власть полагалась в вопросах своей непосредственной безопасности на когорты преторианской гвардии, сначала размещенные по всей Италии, а позднее сконцентрированные в единственном лагере в предместьях Рима, где они оставались вплоть до своего роспуска Константином. И хотя гвардейцы могли сопровождать императоров во время их дальних выездов из Рима, они не предназначались для использования в качестве отборного войска для оказания помощи провинциальным армиям, в боевых действиях против которых в период гражданских войн 69 и 193 гг. н. э. преторианцы обычно не очень хорошо себя показывали.
Когда Север удвоил численность преторианцев, набрав людей из дунайских легионов и объединив гвардию с другими городскими когортами и с недавно сформированным П Парфянским легионом, базировавшимся в нескольких милях от Рима, в Альбане, боевая ценность гвардейцев серьезно повысилась. Тем не менее в течение Иранской кампании Александра Севера, имевшей место поколением позже, размах военных действий значительно сократился из-за крепких связей европейских войск, принимавших участие в императорских походах, с конкретными провинциями. Ценность центрального резерва заключалась в его мобильности и отсутствии сковывавших местных уз. Ко времени Галлиена непрерывный ряд внешних угроз привел к необходимости создания мобильного конного резерва. Базировался этот резерв преимущественно в Милане, но его части должны были находиться также и в других местах вдоль вели¬


322
Часть третья
кой имперской магистрали (в Аквилее, Петовионе и Сирмии), хотя оперативные возможности данного войска в плане «быстроты реакции» не стоит преувеличивать. При всем том именно эта легкая конница, состоявшая из «далматинских» или «мавретанских» подразделений (equites Dalmatae и Mauri), играла ключевую роль в Аврелиановых кампаниях по воссоединению державы137.
Наше понимание Диоклетиановых военных реформ и последующих модификаций Константина отталкивается от взгляда Зосимы (2.34):
Константин также сделал нечто особенное, предоставившее варварам свободный доступ на территорию римского народа. Благодаря Диоклетиановой дальновидности все границы Римской империи были защищены в уже описанной манере [Зосимово описание утрачено, поскольку оно приходится на лакуну между книгами 1 и 2], с городами, цитаделями и башнями в тех местах, где проживала вся солдатская масса. Так что варвары нигде не могли вламываться, поскольку войска встретили бы их и отразили любое вторжение. Константин упразднил эту защиту, переместив большую часть войск в города, которые не испытывали никакой нужды в защитных гарнизонах.
Даже при учете предвзятого отношения автора к христианину Константину, роль Диоклетиана в укреплении границ, как выясняется, полностью подтверждается археологическими открытиями в некоторых областях. Имеется также и указание на то, что Диоклетиан содержал мобильное войско, которое сопровождало повсюду императора (comitatus) и состояло из отборных конных подразделений и императорской гвардии (protectores). Размер этого войска был недостаточен для крупных экспедиций, и прежняя практика составления экспедиционного корпуса из пограничных легионов и вспомогательных когорт, очевидно, продолжилась.
Материальные свидетельства и надписи подтверждают строительство при Диоклетиане новых дорог и укрепленных баз в пустынных регионах Африки, Аравии и Сирии, вдоль Рейна и Дуная и даже на отдаленной северной границе Британии. В то же самое время, нет ясности в вопросе о том, до какой степени Диоклетиан продвинул реализацию программ своих предшественников. Сохранилось мало современных событиям тех лет свидетельств о конкретных армейских подразделениях и об их роли в отношении новых опорных пунктов, во всяком случае, до того момента, когда столетием позже были составлены списки «Notitia Dignitatum»138. На некоторых участках границы Диоклетиановы следы
137 	Роль Септимия Севера как творца римской полевой армии, предвосхитившей формирования Галлиена, тетрархов и позднейшего войска, подчеркивается здесь: Birley Е.В. 1969, прежде всего на с. 66—69. Мобильйые всаднические подразделения Ш в. могли быть образованы из верховых гвардейцев и конной свиты (stratores, «седлающие коней») провинциальных наместников, и именно таково, согласно мнению, высказанному в: Speidel 1974, могло быть происхождение армейских подразделений, которые в «Notitia Dignitatum» перечисляются как «Equites Stablesiani». Со 197 по 202 г. П Парфянский легион имел свою зимнюю базу в Апамее, в Сирии, и, как кажется, возвращался туда, когда впоследствии императоры предпринимали свои восточные кампании; см.: Baity 1988; Baity 1993.
13® Большинство исследований позднеримской милитарной системы так или иначе базируются на «Notitia Dignitatum» («Роспись должностей»), изданной Отто Сиком (Вег-


Глава 8. Провинции и границы
323
мероприятий по ее обустройству до нашего времени не сохранились, а в ряде областей можно заметить лишь незначительные признаки модернизации либо зафиксировать ее полное отсутствие. Относительно одного из самых ключевых моментов, а именно в вопросе о размере отдельных воинских формирований, наши источники недостаточно информативны: не исключено, что многочисленные конные отряды вексиллариев имели тот же самый людской состав (около пятисот человек), какой имели алы и когорты северовской эпохи. Новые легионы Диоклетиана, вероятно, были значительно меньше легионов северовского времени, но вполне возможно, что и старые легионы также были заметно сокращены в сопоставлении с северовским временем. Важным значением обладает, видимо, то обстоятельство, что вдоль Дуная и в Египте отдельные подразделения как старых, так и новых легионов распределялись между несколькими базами. По восточному пограничью «Notitia» сохраняет для нас информацию о Диоклетиановом развертывании легионов, конных вексилляций, ал и когорт, тогда как подразделения, появившиеся позднее, обычно можно распознать по их династическим обозначениям. В списке фиксируются все северовские легионы, кроме одного (VI Железного), в том числе П Парфянский, переведенный из Италии, и IV Италийский, сформированный при Александре Севере: Египет и Фив айда получили три новых легиона, Исаврия — три, Понт, Месопотамия, Финикия и Аравия — каждая по одному. Позднее, вероятно в составе полевой армии, были созданы I и П Армянские, а также V и VI Парфянские легионы с той целью, чтобы оккупировать территории, захваченные в ходе Персидских войн Диоклетианом и Галерием. В целом, каким бы ни был действительный численный состав названных легионов, количество легионов, созданных Диоклетианом и тетрархами, должно было вдвое превышать то их число, которое имелось в наличии столетием прежде. Семьдесят конных вексилляций, размещенных вдоль восточного фронта, включали те двадцать четыре, которые были учреждены Аврелианом после возвращения Пальмиры. Около дюжины были усилены уже существовавшими единицами, но остальные, очевидно, являли собой чистый прирост по отношению к северовской системе развертывания боевых подразделений. Некоторые из пятидесяти четырех ал и пятидесяти четырех когорт восходили ко П в., но, по крайней мере, четырнадцать были сформированы при Диоклетиане и его коллегах.
Все двенадцать легионов, базировавшихся вдоль Дуная при Северах, сохранились в «Notitia», упомянуты там и пять новых — все творения Диоклетиана. За исключением Реции, в которой сохранилась система развертывания легионов, кавалерийских вексилляций, ал и когорт, перечни  * 395lin 1876). Главы, имеющие отношение к восточной части империи, датируются, видимо,
395 г. или более ранним временем, но «западные» главы содержат некоторый материал от начала 5-го столетия. Лучшим современным исследованием остаются: Jones. ERE Ш: 347-380, а также статьи, опубликованные в изд.: Goodbum, Bartholomew. Notitia Dignitatum. Перечень военных командиров и провинциальных наместников, известных для периода после 260 г., см. в: PLRE I.


324
Часть третья
в «Notitia» содержат в основном подразделения, сформированные позднее. При тетрархах, несомненно, не произошло никакого существенного сокращения общей численности гарнизона, а сильно уменьшенные числа в «Notitia» отражают последующий отвод боевых единиц, начавшийся при Константине и последовательно продолжавшийся при ряде узурпаторов. «Notitia» фиксирует незначительные изменения для Испании (один легион и пять когорт, но две алы отсутствуют). В Африке северовский гарнизон, состоявший из одного легиона и многочисленных вспомогательных единиц, был усилен путем включения в состав этой мобильной армии семи новых легионов (по одному — в Тингитане и Триполитании, пять, включая старый Ш Августов легион, — в Нумидии, по одному — в Африке и Мавретаниях), а также восемнадцати конных вексилляций. Алы и когорты старого образца обнаруживаются только в Мавретании Тингитане, тогда как в других местах упоминаются лишь командиры пограничных секторов (praepositi limitis, препозиты лимеса), формирования из местных жителей, при этом часть данных формирований уже существовала в Ш в. Развертывание в Рейнском регионе, произошедшее при Диоклетиане, в «Notitia» не отражено. Ряд старых легионов появляется в составе позднейших полевых армий; обнаруживаются следы и некоторых новых легионов с обозначениями, которые указывают на их тетрархическое происхождение139.
Для обеспечения необходимой численности этой разросшейся армии на население империи была наложена жесткая воинская повинность, которая, естественно, оказалась крайне непопулярной. Использовались также и внешние людские ресурсы, включая как военнопленных, так и добровольных рекрутов. На восточном фронте размещалось более двадцати подразделений с этническими обозначениями в их названиях, многие из которых указывают на то, что их контингент формировался за счет представителей племен, проживавших по ту сторону Рейна и Дуная (хамавы, сугамбры, франки, аламанны, ютунги, саксы, вандалы, готы, сарматы и квады), из Кавказского региона (цанны и иберы), а также из ассирийцев (кордуены и забдуены). В Галлии и Италии группам иноземцев, которым разрешили поселиться на территории империи (laeti, леты), было позволено занять выделенные им зоны только с обязательством военной службы, которая переходила и на их потомков140.
Меньше известно о нововведениях, организованных Константином, за исключением того, что он увеличил полевую армию и ввел для нее новую командную структуру из начальников пехотинцев (magistri peditum) и начальников конницы (magistri equitum). Потребность в новом боевом порядке могла возникнуть после победы, одержанной им в 312 г. над дунайской армией Максенция, когда возникли серьезные причины для сохранения войска, набранного из северо-западных провинций, лояльных к дому Константина. Немного известно относительно отдельных боевых еди-
139 Jones. LRE I: 52-59.
140 Jones. LRE I: 59-60.


Глава 8. Провинции и границы
325
ниц, которые составили новую полевую армию (comitatus). Ряд ауксилий представляли собой новые формирования, имевшие этнические обозначения кельтского и германского происхождения. Есть некоторые доказательства того, что провинциальные армии Константин усилил новыми подразделениями, но консгантиновскую организацию как нечто цельное списки «Notitia» фиксируют только для среднего и нижнего течения Дуная. В Скифии, Дакии и в обеих Мёзиях конные вексилляции были заменены новыми кавалерийскими формированиями (cunei equitum, «клинья всадников»); в Валерии и в двух Паннониях прежние вексилляции и новые формирования размещались бок о бок. Легионы делились на три (либо более) подразделения, при этом сохранилось всего несколько когорт и ни одной из старых ал. Весьма вероятно, что после Сарматских войн, которые Константин вел в конце своего правления (см. выше), меры, предпринятые Диоклетианом в данном регионе, потребовали основательного пересмотра141.
Оборонительные укрепления времен тетрархии вдоль северной, южной и восточной границ относятся к числу самых зримых материальных остатков античности, однако понимание их тогдашнего функционала до сих пор остается неполным. Даже надписи, фиксирующие их постройку и не скупящиеся на высокопарные обещания вечной безопасности, сообщают слишком мало о назначении данных бастионов и их обитателях. Тем не менее о некоторых функциях всё же можно сделать ряд предположений: ( 7) надежное сохранение продовольствия и других запасов (включая питьевую воду), при том что окружающая местность «обдиралась» догола;
(2) 	кордон на переправах через реки и на горных перевалах; (3) оперативное выявление перемещений незваных гостей и при необходимости ско- вывание их передвижений; (4) безопасная база, из которой местный гарнизон мог планировать репрессалии и засады; (5) надежное убежище для действующих полевых армий, когда отважиться на прямое боестолкнове- ние было нельзя. Будучи однажды возведенными, эти новые крепости не подвергались особым угрозам со стороны потенциальных захватчиков, лишенных как возможности, так и склонности к длительной осадной войне. Очень важно, что артиллерия (камне- и огнеметные машины), некогда являвшаяся атакующим оружием легионов, теперь стала стационарным средством обороны, помещавшимся на башнях и на воротах новых фортификационных сооружений, как гражданских, так и военных. В тех случаях, когда крепость всё же падала, причина ее поражения зачастую объяснялась либо бегством гарнизона, либо заговором предателей из оборонявшихся. В то же время их существование с годами должно было уменьшить наступательные порывы римских армий, свойственные им в более ранние времена. Самым важным следствием появления новых цитаделей было возникновение у огромного числа провинциалов реальной возможности найти для себя безопасное укрытие в случае серьезной угрозы.
141 Jones. LRE I: 97—100; Hoffmann 1969—1970 (полевые армии).


326
Часть третья
Связи, существовавшие между провинциальными армиями и крупными гражданскими поселениями, обнесенными теперь крепостными стенами, очевидно, сохранялись, однако те, кто проживал на традиционных миграционных путях между севером и югом, востоком и западом или вблизи этих путей, больше уже не могли испытывать никакого настоящего чувства безопасности. Диоклетианова укрепленная граница гарантировала нерушимость державы на протяжении еще целого столетия, хотя достигнуто это было чрезвычайно высокой ценой, как финансовой, так и политической142.
142 См. обсуждение данного вопроса: Luttwak. Grand Strategy: 130—145 («Глубокая оборона»).


Приложение I
Изменения
В ОРГАНИЗАЦИОННОЙ СТРУКТУРЕ
римских провинций, 193—337 гг.
К началу рассматриваемого периода административное управление территориями империи отличалось незначительно от той общей модели, которая была создана при Юлиях—Клавдиях. Италия сохраняла свою традиционную автономию, находясь вне системы территориальной администрации, при том что деятельность нескольких особых органов по-прежнему осуществлялась в рамках двенадцати регионов, на которые полуостров разделил Август. В остальных частях державы провинциальная система сохранялась с незначительными изменениями вплоть до своей полной реорганизации, произведенной при Диоклетиане. Каждая из сорока четырех выделенных провинциальных территорий управлялась отдельным лицом в течение короткого срока — от одного года до трех лет. Руководство провинцией подразумевало постоянное присутствие наместника в пределах ее территориальных границ и ответственность за ведение гражданских дел и военных предприятий — там, где такие предприятия были необходимы. Десять наместников традиционно носили титул проконсула, будучи назначаемыми на должность римским сенатом. При этом два (в Азию и в Африку) выбирались из бывших консулов, а остальные восемь (для Нарбонской Галлии, Бе- тики, Македонии, Ахеи, Крита и Кирены, Ликии и Памфилии, Кипра, а также для Сицилии) — из бывших преторов. Двадцать четыре сенатора служили императору в качестве провинциальных наместников — легатов (legatus Augusti pro praetore provinciae...), из которых одиннадцать (в Британию, Нижнюю Германию, Верхнюю Германию, Испанию (Ближнюю) Тарраконскую, Верхнюю Паннонию, Далмацию, Верхнюю Мёзию, Нижнюю Мёзию, Три Дакии, Каппадокию, Сирию) отбирались из бывших консулов и еще тринадцать (в Бельгику, Лугдунскую Галлию, Аквитанию, Лузитанию, Рецию, Норик, Нижнюю Паннонию, Фракию, Вифинию и Понт, Галатию, Киликию, Аравию и Палестину) — из бывших преторов. Остальные восемь территорий находились под управлением назначавшихся императором членов всаднического сословия, чьи обязанности очень сильно варьировались по своей значимости, от префекта Египта (praefectus Aegypti), приравнивавшегося к наместнику консульской провинции, прокураторских наместников Мавретании Тингитаны и Мавретании Цезарейской, наделявшихся значительной военной ответственностью, до руководителей небольших округов в западных Альпах (Приморские Альпы, Коттийские Альпы, Грайские Альпы и Пеннины) или островов Сардиния и Корсика, объединенных в единое управление. Имена многих наместников наряду с традиционными обозначениями их должностей сохранялись благодаря надписям вплоть до времени Галлиена, когда легаты сенаторского звания (legati) были по большей части заменены презеса-


328
Часть третья. Глава 8. Провинции и границы
ми (иначе «президы», ед. ч. «praeses», мн. ч. «praesides») из числа всадников. Данный термин, издавна использовавшийся историками, еще до середины Ш в. вошел во всеобщее употребление, причем даже в официальных документах, как обозначение наместника любого ранга1.
Некоторые изменения в отдельных провинциях были сделаны при Северах. На африканском материке Нумидия, которой прежде управлял бывший претор, назначавшийся императором в качестве легата легиона, стоявшего в Аамбезе, и которая теоретически считалась частью проконсульской провинции Африка, теперь была выделена в отдельную провинцию Нумидия, и случилось это, очевидно, в 193 г. После своей победы над Нигером в 195 г. Септимий Север разделил огромный управленческий округ Сирия на северную Сирию — провинцию Келесирию («Полую Сирию»), с легатом консульского ранга, имевшим резиденцию в Антиохии, и на южную Сирию — провинцию Финикию (Сирию Финикийскую), с наместником из числа бывших преторов, располагавшимся в Тире. Вновь присоединенные территории за Евфратом были организованы в провинции, сначала это была менее крупная Осроена, а затем — большая Месопотамия, обе под началом префектов всаднического звания. На Балканах, вероятно, в 196/197 г., Север значительно расширил Нижнюю Мёзию за счет Фракии, передвинув границу между ними к югу, тем самым передав первой большие урбанизированные территории Никополя-на-Исгре и Марцианополя. Решение о разделе Британии на Верхнюю Британию под управлением легата-консуляра, находившегося в Лондоне, и Нижнюю Британию под началом легата преторского ранга (фактически прежнего командира легиона), имевшего резиденцию в Норке, было принято в 197 г. (важно, что Севером разделены были те провинции, наместниками которых являлись его соперники — Нигер и Альбин), однако, если судить по свидетельствам о конкретных наместниках, в жизнь оно, очевидно, было проведено не ранее 214 г. В том же году разделительная линия между двумя паннонскими провинциями была передвинута к западу. Сделано это было, чтобы включить Бригецио в Нижнюю Пан- нонию и тем самым повысить ее ранг до статуса военного округа с двумя легионами под командой консуляра. Кроме того, в 214 г. легат легиона, размещенного далеко на северо-западе Испании Тарраконской стал наместником новой провинции — Новой Ближней Испании, включавшей регионы Астурии и Галлеции, однако это изменение было, очевидно, отменено преемниками Каракаллы в или после 217 г.2.
Перед тем как в правление Валериана разразилась персидская буря, провинциальная организация в восточной части державы испытала несколько малых изменений. В 239/240 г. Гордиан восстановил в правах местного правителя Осроены, имевшего резиденцию в Эдессе (речь идет об Абгаре, внуке грозного Абгара VIII), и даровал статус колонии его столице. При Деции отдельная провинция Понт, учрежденная в последние годы правления Александра Севера, была на короткое время объединена с Галатией (249—250 гг.), но затем, при Пробе, была учреждена заново. Ускорявшийся процесс провинциальной фрагментации становится очевидным также и в Азии еще до 294 г. в связи с выделением Фригии и Карии в качестве самостоятельных провинций; это предвосхищало дальнейшую фрагментацию великой проконсульской провинции Азия, каковая случилась при Диоклетиане. В период правления Проба можно обнаружить определенные признаки — но не более того — появления ибероговорящих общин в юго-западной Галлии, которая была отделена от
1 Имена, титулы и датировки провинциальных наместников вплоть до 284 г. см. здесь: Thomasson 1984: т. I; о должностных лицах при Диоклетиане и Константине см.: Barnes. NE: 140—172; а также исправления: Barnes.сEmperors’: 550—551.
2 Thomasson 1982: 3—61 (Нумидия); Millar. Near East 121—123 (Сирия); Gerov 1979: 212— 240 (Фракия/Нижняя Мёзия); Birley AR. 1981: 168—172 (Британия); Möcsy 1974: 198 (Панно- ния); Alföldy 1969: 49, 208—209 (Испания).


Приложение I. Изменения в... структуре римских провинций, 193—337 гг. 329
остальной Аквитании, с тем чтобы образовать провинцию, позднее известную как Новем Попули (Novem Populi, «Девять народов»)3.
Главным источником по Диоклетиановой провинциальной реорганизации конца Шв. является манускрипт УП в. из Вероны, ныне известный как «Веронский список» («Laterculus Veronensis»), в котором содержится самая ранняя опись позднеримских провинций в соответствии с недавно учрежденным распределением их по диоцезам. После публикации этой рукописи в 1862 г. вопросы, связанные с датировкой и природой этого перечня, обсуждались неоднократно, при этом чаще всего датировку его появления предлагали размещать в промежутке между 305 и 314 гг. В настоящее время преобладает точка зрения, согласно которой данный список представляет собой единый, гомогенный документ, а составлен он был, скорее всего, в конце 314 г. или несколько позднее4.
Северовские провинции Британии в первое десятилетие Диоклетиана и Максмиа- на, очевидно, оставались без всяких изменений под властью сепаратистского режима Караузия и Аллекта. Перемены в провинциальном управлении острова, о которых явствует «Веронский список», могли быть претворены в жизнь Цезарем Консганци- ем вскоре после возвращения им Британии в 296 г. Диоцез Бриганий (dioecesis Bri- tanniarum), находившийся под контролем викария (vicarius), включал четыре провинции, каждая со своим собственным наместником (praeses, презес): Британия Прима (Britannia Prima), Британия Секунда (Britannia Secunda), Максима Цезарейская (Maxima Caesariensis) и Флавия Цезарейская (Flavia Caesariensis). Последние две, очевидно, были названы в честь западных императоров Максимиана и Констанция, а потому реорганизация может быть датирована периодом с с 296 по 305 г. Предположительно именно Лондону было присвоено название «Цезарея» («Кесария»), поскольку, как кажется, он сыграл заметную роль в победе Констанция, тогда как его позднейшее название, «Августа», могло быть связано с повышением статуса этого императора после отречения Максимиана в 305 г. По аналогии с другими провинциями, Прима и Секунда должны были быть созданы из прежних Верхней и Нижней. Поскольку Максима Цезариенсис была единственной из четырех провинций, о которой позднее было известно как о консульской (consularis), то есть имевшей наместника более высокого ранга (консуляра), похоже, нет особых поводов сомневаться, что ее метрополией был Лондон. Одно посвящение из Кориния (Сайренсестер) заставляет думать, что он был резиденцией наместника провинции Британия Прима. Таким образом, получается, что Флавия и Секунда были образованы из прежней Нижней Британии, причем первая из них находилась непосредственно к востоку и северо-востоку от Лондона. Вторая из названных провинций (Секунда) могла иметь в качестве своей основной базы Эборак (Йорк); она, видимо, продолжала контролировать под единым командованием все северные территории, ограниченные на юге линией «Мерси — Трент». При Диоклетиане презес (praeses) по-прежнему сохранял военные полномочия, но в правление Константина армейские подразделения в Британии были объединены под единым командованием дукса (dux). Если Линкольн был столицей Флавии, тогда эта провинция, весьма вероятно, включала в себя Восточную Англию, поскольку известно, что контроль над оборонительной системой на побережье между заливом Уош и проливом Солент растягивался более чем на одну провинцию («comes litoris Saxonici per Britannias», «комит Саксонского берега в Британии»)5.
3 Millar. Near East: 151—152 (Осроена); Mitchell. Anatolia П: 158—159 (Малая Азия); Drink- water 1983: 102 (Галлия).
4 Bury 1923; новое издание текста см.: Bames. NE: 201—208, 209—225 (подразделения се- веровских провинций), исправления см. здесь: Bames. Emperors': 548—550.
5 Birley A.R. 1981: 315—317; Аммиан Марцеллин. XXVII.8.7; ХХУШ.ЗЛ (Августа/Лон- Диний); RIB 103 (Кориний).


330
Часть третья. Глава 8. Провинции и границы
Большинство провинций Галлии и Германии подверглись разделу и вместе с двумя из трех малых альпийских провинций были сгруппированы в два диоцеза: Галльский диоцез — на севере и Виеннский диоцез, названный по Виенне (коммуна Вена во Франции), что на реке Роне, к югу от Лиона. Первый из указанных диоцезов включал восемь провинций: Бельгику Приму и Бельгику Секунду, образованные из Бельгийской Галлии, и Лугдунию Приму и Лугдунию Секунду, образованные из Луг- дунской Галлии. Нижняя Германия осталась неизменной под названием Германия Секунда, однако Верхняя Германия была разделена на Германию Приму и Секва- нию. В Галльский диоцез вошли также Грайские Альпы и Пеннинские Альпы — самая северная из альпийских провинций. Верхнедунайская провинция Реция осталась нетронутой, но была инкорпорирована в диоцез, который включал северную Италию (dioecesis Italiciana). К семи провинциям Виеннского диоцеза относилась одна провинция с тем же названием (Виеннская), образованная из прежней Нарбонской Галлии, а также Нарбония Прима и Нарбония Секунда. К западу находилась Аквитания, разделенная на три провинции: Новем Попули («Девять народов»; могла быть образована еще до Диоклетиана), Аквитаника Прима и Аквитаника Секунда. Приморские Альпы были включены в этот диоцез в своих прежних границах6.
Диоцез испанских провинций (Hispaniae) включал в себя не только все прежние провинции Иберийского полуострова, но также одну африканскую. Бетика (на юге) и Лузитания (на юго-западе) сохранились в неизменном виде, а вот Тарраконская (Ближняя Испания) была разделена на три провинции: Тарраконскую — на северо- востоке, Галлецию — на северо-западе и Карфагенскую — на юго-востоке. В этот диоцез вошло также всё, что осталось от провинции Мавретания Тингитана. Самые ранние свидетельства о наместниках (презесах, или, иначе, президах, praesides) провинций, сформированных из бывшей Тарраконской Испании, датируются приблизительно 300 г.7.
На Среднем Дунае диоцез Паннония включал в свой состав семь провинций. В его западной части Норик по линии своего альпийского водораздела был разделен на Норик Береговой (Noricum Ripense), границей которого на севере служил Дунай, и Норик Средиземноморский (Noricum Mediterraneum). Из южных территорий двух прежних Панноний были выделены две новые самостоятельные провинции: Савойя (Savensis, позднее Savia) — из состава Верхней Паннонии, и Валерия—из Нижней Панно- нии, названная так в честь дома Диоклетиана. Верхняя и Нижняя получили новые обозначения: соответственно, Паннония Прима и Паннония Секунда. Обширная и гористая провинция Далмация осталась неразделенной, если не считать небольшой зоны на юге (приблизительно соответствующей современной Черногории), из которой была образована отдельная провинция Превалис, или, иначе, Превалитана (Praevalis, Praevalitana), которая была включена в Мёзийский диоцез. Это отделение отразило в форме изменения в административной системе географическую реальность — естественный барьер между востоком и западом, образуемый кряжами Черногории и северной Албании8.
В центральных Балканах Мёзийский диоцез включал одиннадцать провинций и простирался от Дуная до острова Крит, будучи выделен на постоянной основе в самостоятельную провинцию и потеряв давно установленное административное объединение с Киреной. В южной Адриатике небольшая область Эпир, отделенная от Македонии еще во П в. и являвшаяся с тех пор прокураторской провинцией, продол¬
6 Barnes. NE: 212 (Аквитания), 215 (Бельгика), 217—218 (Лугдуния, Нарбония и Германии); Rivet 1988: 97—101 (Нарбония); Wightman 1985: 202 (Бельгика).
7 Bames. NE: 218 (Испания Тарраконская).
8 Bames. NE: 222 (Норик), 223 (Паннонии), 217 (Далмация); Saria 1954: 1673—1675 (Превалис/Превалитана); Alföldy 1974: 199 (Норик); Môcsy 1974: 273—274 (Паннония).


Приложение I. Изменения в... структуре римских провинций, 193—337 гг. 331
жила свое существование как Старый Эпир (Epirus Vetus) на юге, приблизительно совпадая по территории с древним Молосским царством. Новый Эпир (Epirus Nova) на Адриатике включал в себя древний Иллирийский регион (между реками Дрин и Аой (Вьёса) к западу от гор), являвшийся частью римской Македонии с I в. до нашей эры. Фессалия также была отделена от последней и приобрела статус самостоятельной провинции, но вот Ахея, включавшая исторические города Греции, сохранилась в неизменном виде, если не считать выделения Эгейских островов в особую провинцию — Острова (Insulae) в составе диоцеза Азиана. Далее на север исторический регион Дардания был выведен из состава Верхней Мёзии, которая, уступив к тому времени территорию на северо-востоке (область Ратиарию) Новой Дакии Аврелиана, продолжала называться Мёзией Верхней, или Маргенской, но позднее стала обозначаться как Мёзия Прима. Аврелианова Дакия также вобрала в себя территорию из состава как Фракии, так и Нижней Мёзии. Использование множественного числа (Daciae) в «Веронском списке» указывает на то, что, возможно, еще со времен Аврелиана имелось две Дакии: Дакия Прибрежная — вдоль Дуная на севере и просто Дакия (позднее — Дакия Средиземноморская) — на юге. В восточных Балканах Фракийский диоцез включал шесть провинций. Севернее хребта Гем (Стара Планина) длинный дунайский берег Нижней Мёзии был разделен между Нижней Мёзией (позднее — Мёзией Секундой) на западе и Скифией (историческая область Добруджа) на востоке. Четыре оставшиеся провинции были образованы из Клавдиевой провинции Фракия: Европа — в составе полуострова Галлиполи и побережья вплоть до Босфора; Геми- монт — черноморского побережья; Родопа — эгейского побережья и внутреннего горного района; а также Фракия — на основе территории на северо-западе9.
Все существовавшие на тот момент восточные провинции, которых насчитывалось около дюжины, были подразделены на более мелкие провинции, а те, в свою очередь, — сгруппированы в три диоцеза: Азиана (Азиатский), Понтика (Понтийский) и Восток (Восточный). В составе первого сильно сжавшаяся в размере провинция Азия продолжала управляться проконсулом, имевшем резиденцию в Пергаме, древней царской столице. Провинция Фригия и Кария, образованная из Азии в 250-х (см. выше), и была теперь разбита на три: Фригия Прима, Фригия Секунда и Кария. Провинции Лидия и Геллеспонт были выделены из северных территорий Азии, но примерно к 330 г. Геллеспонт был вновь объединен с Азией. Эгейские острова к 294 г. представляли собой отдельную провинцию (Insulae) в этом диоцезе. Ликия и Пам- филия, очевидно, продолжали существовать как единая провинция (отсутствие в «Веронском списке» первого названия является, похоже, всего лишь следствием ошибки) вплоть до их разделения в середине IV в. Писидия, одна из трех провинций, образованных из Галатии, была включена в Азиатский диоцез, а две другие, а именно небольшая центральная провинция, сохранившая свое оригинальное название (Галатия) и Пафлагония, образованная из северной части прежней большой Галатии и из восточной части Вифинии, вошли в Понтийский диоцез. Подразделения крупного военного округа Каппадокии на Верхнем Евфрате также оказались в составе двух разных диоцезов: Писидия — в Азиане (Азиатском диоцезе), а Каппадокия, Малая Армения и Понт Полемонов — в Понтике (Понтийском диоцезе). К западу от Поле- монова Понта область в долине реки Лик (приток Меандра) образовала отдельную провинцию, сначала называвшуюся просто Понтом, потом — Диоспонтом, а затем — Еленопонтом10.
9 Barnes. NE: 216 (Крит), 216—217 (Дакия), 222 (Мёзия), 224 (Фракия); Papazoglu 1988: 90—94 (Новый Эпир и Фессалия); Möcsy 1974: 273—276 (Верхняя Мёзия, Дардания и Дакия); Velkov 1977: 61—65 (Фракия и Дакия).
10 Mitchell. Anatolia П: 158—163, с картой (Малая Азия).


332
Часть третья. Глава 8. Провинции и границы
В крупный Восточный диоцез были включены восемь из прежних провинций, а именно: Киликия, Месопотамия и Осроена, Келесирия и Сирия Финикийская (они были включены по отдельности), Палестина, Аравия и Египет. Киликия была разделена на Исаврию на западе и Киликию на востоке. Месопотамия и Осроена остались нетронутыми (перечень Никейского собора называет в качестве метрополии Месопотамии Эдессу, которая являлась столицей Осроены). Зона вдоль берегов Евфрата была отделена от Келесирии, с тем чтобы образовать провинцию Августа Евфратская, тогда как Сирию Финикийскую разделили на приморский регион Палестину и внутреннюю Августу Ливанскую. Остров Кипр остался особой провинцией. Записи в «Веронском списке» об изменениях, коснувшихся Палестины и Аравии, выглядят путаными («Arabia», «item Arabia», «Augusta libanensis», «Palaestina», «Phoenice» и T. д.). В сочетании с другими свидетельствами они создают ощущение, что при Диоклетиане южная зона Аравии (Аравия Каменистая) была переведена в расширенную Палестину, при этом северный регион Аравии, вокруг Востры, продолжил существовать в качестве провинции Аравия—второе появление этого названия в списке. Аравия, названная в списке в первый раз, это, скорей всего, Новая Аравия, созданная из части Палестины около 314/315 г.11.
Нам не известно ни о каких изменениях внутренних границ, проведенных в Египте до Диоклетиана. «Веронский список» называет Верхнюю Ливию, Нижнюю Ливию, Фиваиду, Египет Иовиев и Египет Геркулиев в составе Восточного диоцеза. Первые две были округами Кирены, теперь отделенной от Крита. Верхняя Ливия, позднее известная как Пентаполис, включала сердцевинные земли Киренаики, Нижняя — приморскую полосу между Киренаикой и Дельтой, имея метрополии, соответственно, в Беренике и Паретонии. Выделение Фиваиды (Верхний Нил) произошло, очевидно, еще до конца столетия, при этом территория остального Египта была разделена на Египет Иовиев (западная Дельта) и Египет Геркулиев (Нижний Нил и восточная Дельта) к 314/315 г. Последний, возможно, после разрыва Лициния с Константином в 321 г. был переименован первым из названных политиков в Меркуриану12.
Четыре африканские провинции были разделены на восемь, из которых семь образовали диоцез Африка, а восьмая, Мавретания Тангитана, расположенная далеко на западе и в силу этого оторванная, попала в диоцез испанских провинций. «Веронский список» включает две провинции, учрежденные к 305 г.: сильно редуцированную Проконсульскую Африку, продолжавшую управляться проконсулом из Карфагена, и Бизацену, расположенную на юге. Название Зевгитана, возможно, является эпитетом одной из вышеупомянутых либо какой-то особой провинции. Если верно последнее предположение, тогда старую Проконсульскую Африку, возможно, поделили на четыре самостоятельные провинции, хотя Триполитания, определенно ставшая отдельной провинцией еще до 305 г., в «Веронском списке» не фигурирует. Се- веровская провинция Нумидия оставалась в 303 г. в своих прежних границах, хотя к 295-му она и уступила часть территории вокруг Февесгы Проконсульской Африке. В «Веронском списке» провинции Нумидия Циртийская (с центром в Цирте, на севере) и Нумидия Милициана стали результатом деления, осуществленного после 303 г., но которое было отменено к 314 г. Мавретания Ситифенская была образована из восточной части Мавретании Цезарейской, по всей видимости, в 293 г. Фигурирующие в «Веронском списке» слова в названии «Мавретания Табия Инсидиана» представляют собой некую головоломку13.
11 Bames. NE: 221—222 (Месопотамия и Осроена), 224 (Келесирия), 223 (Финикия). Прежнее предположение, что Новая Аравия была выделена из территории Египта (Bames. NE: 213—215), было отвергнуто в свете новых папирологических свидетельств, см.: Bames. Emperors': 548.
12 Bames. NE: 211; Bames. Emperors': 549 (Меркуриана).
13 Bames. NE: 212 (Африка), 220—221 (Мавретания), 222 (Нумидия).


Приложение I. Изменения в... структуре римских провинций, 193—337 гг. 333
При Марке Аврелии отправление правосудия в Италии за пределами города Рима и относящегося к нему региона было передано в руки судей с титулом «iuri- dici», который некогда применялся к наместникам в более крупных провинциях (Британия и Тарраконская Испания), наделенным особыми гражданскими полномочиями. В Италии каждый из четырех таких судей (iuridici) отвечал за один округ на полуострове. После Северов границы округов поменялись, а около середины Ш в. это произошло еще раз, но в своей основе общая административная схема Италии оставалась прежней вплоть до Аврелиана. Затем полуостров, возможно, был разделен на новые округа, каждый — под управлением корректора (corrector), который исполнял обязанности провинциального наместника. Другая возможность состоит в том, что примерно до 290 г. имелось только два корректора Италии (correctores Italiae), один — для центра и юга (для Италии Субурбикарии, то есть «Пригородной», Italia Suburbicaria), а второй — для севера (для Италии, позднее известной как Продовольственная, Annonaria). В «Веронском списке», в заголовке для Италийского диоцеза (Italiciana), указывается, что входит в него всего шестнадцать провинций, хотя в самом перечне — только восемь названий. При Диоклетиане регионы Италии были сгруппированы в два диоцеза: Италия — на севере и Субурбикария — на юге. В составе первого были Реция (старая провинция), Альпы Коттиевы, Венеция и Ис- трия, Эмилия и Лигурия, Фламиния и Пицен; в составе второго — Тусция и Умбрия, Кампания, Апулия и Калабрия, Аукания (и Бруттий), Сицилия, Сардиния и Корсика14.
14 	Barnes. NE: 218—219 (Италия), 223 (Реция).


335


Продолжение табл.
Ê*
Ü О
I« §
о о
« с£
I-
1
9
|i
2е2
1 i
2 § «
g У о»
|||
^ & С1,
g s * ! й э
ÿ И 6.3
•e-а 9*-e-8 s
®au<<ü
5
I s-а
8 » g к « о
io
s§*
S § I CL
о f2 Д рЗ
< l-H
1 ¥
Hl
о eu e J3- <d b ^PQ
Оц Он ОнОнЛ
^ji |Tjj
*çy *CT ü4 w4 ü4
io
00
CS
£
tâ !
PQ K (—i
A
S
«
11
2.
&


337


Окончание табл.
337 г.
Метрополия
Ситифис (?)
Августа
Винделиков
Сегусион
Аквилея
Медиолан
Сиракузы
Каралы
Алерия
Провинция (по «Веронскому списку»)
Мавретания Табия (?)
Реция
Альпы Коттиевы Венеция—Истрия Фламиния [Эмилия]
[Лигурия]
Тусция—Умбрия Пицен [Кампания] [Самний]
Апулия—Калабрия Аукания Валерия [Сицилия]
[Сардиния]
Корсика
Диоцез (по «Веронскому списку»)
Африканский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
Италийский
284 г.
235 г.
ù
со
сг>
Мавретания
Цезарейская
Реция
Альпы
Коттиевы
Сицилия
Сардиния—
Корсика
Регион
(vi) Африка
(vn) Италия


Перемещения императоров, 193—337 гг.1
339
Африка
203
<203
i
199
200 <201
Месопо¬
тамия
195
<195
198
<198
Сирия
194 195>
195 <196
197>
198
199>
<202
Малая
Азия
194>
<196
<202
Фракия
193
194>
<196
<202
Мёзия
193>
<196
<202
Панно-
ния
<193
193>
<196
<202
Италия
<193
193>
<196
<202
Рим
со Д ю ^ iCl csooco^io<pt^2Q о 22 öS® oooooooS
^72 CSCSCSCSCSCSCSyJ
Германия/
Реция
197
197>
Галлия/
Британия
S82S
CN CS CS CS
Император
Септимий
Север
Годы, выделенные полужирным шрифтом, означают дату смерти императора.


Продолжение табл.
Африка
1
215
<216
Месопо¬
тамия
С£> £>»
сч Я
<217
232
<232
Сирия
215>
216
216>
<218
<218
231 232>
232 <233

Малая
Азия
214>
215
218
218
<219
231>
<233
Фракия
214>
219
231>
<233
Мёзия
214>
05
СЧ
231>
<233
Панно-
ния
213
214>
219
231>
<233
Италия
219
231>
<233
i
Рим
211
<212
О О —< СЧ СЧ СЧ СЧ СЧ CN СЧ СЧ
счсо^и-$<ог^ооа>о£\ со ^ ^ СЧ СЧ СЧ СЧ СЧ СЧ СЧ СЧ со ~ со со S СЧСЧСЧСЧСЧСЧСЧСЧСЧ^ СЧ СЧ х/
Германия/
Реция
213
213>
за
со со СЧ СЧ
Галлия/
Британия
211>
Император
Каракаляа
Маркин
Элагабал
Александр
Север


341
243
244
<244
260
242
243>
<244
254
255
256
257
258 259>
242>
<244
254>
242>
254>
242>
245>
246
<247
250
251
<251
254>
236 1 237 <238
242>
245>
<247
А
О
3
<251
254>
238
I
242>
245>
<247
249
<249
250>
<251
253
254>
238
239
240
241 242>
244
245>
<247
248
249>
249
250>
251
252 253>
253
254>
[ 235 1 236>
253>
Максимин
Гордиан III
Филипп
Деций
Требониан
Галл
Валериан


Продолжение табл.
Африка
Египет
Месопо¬
тамия
Сирия
Малая
Азия
Фракия
261>
<261 [так\ — A3.)
Мёзия
261>
<261
268
<268
Панно-
ния
260
<260
260
<260
261>
<261
267>
<268
Италия
258
<258
267>
268
Рим
СОЙ
CSX/ cs cs cs cs cs
Германия/
Рения
л о л о л cs
<£> cs <5 cs ю cs
CS V CS V CS V
Галлия/
Британия
254
255
256
257 258>
258
259 260>
260 260 260 261> 262 263>
O^CSCSCOTfiotONOO®
(^CSCSCSCSCSCSCSCSCSCS
Император
Галлиен
Постум


343
273
<273
283 [так). — A3)
271
<272
273>
<273
283
283
<284
А М А СО —1 сч CN CN (М V (N V
275
276
276
<276
278>
279
<280
283>
<284
A (N А ГО i-, гн N ^ N Г*
СЧ СЧ й CS V CS V w
275>
<276
278>
<280
283>
284
271>
272
272>
<273
275>
<276
278>
<280
283>
269
270
<270
<270
270
<270
271>
<273
274>
275>
<276
278>
<280
282
<282
283>
<268
269>
<270
271>
<276
<281
282>
<282
283>
I 268
1 269>
270
270
271>
274
<274
276
<277
280
281
282>
282
283>
270
270>
<274
274>
<277
278>
274
274>
274
274>
277
278>
Клавдий II
Квинталл
Аврелиан
Тацит
Флориан
с>
Кар
Нумериан


Продолжение табл
Африка
Карфа¬
ген
Египет
297/298
301
Месопо¬
тамия
299
Сирия
Антиохия
286
287
290
296/297
298
300/301
301
Малая
Азия
Нико-
медия
284
286
295
301/302
303
304
305
Фракия
286
286
290
293
294
Мёзия
285
оЗ S3 О О} СГ> о 3 сч сч сч сч сч сч со со
Панно-
ния
285
<285
285>
Сирмий
285
290
290
291 293
293/294
303
Италия
285
285>
285
285
290/291
303
304
i
Милан
Аквилея
285
285
286
i
Рим
303
Германия/
Реция
284>
288
^ 288
Галлия/
Британия
283
284>
Трир
285
286
^ 287
Император
Карин
Диоклетиан
Максимиан


345
o> SS
CS CS CS
« ^
05 05 05 CN CS CN
297
298
299
Антиохия
296
299
303
305
Фессалоника
Сердика
297
311
297
300
302
303 308
297
299/300
306/307
308
1
290
293
295
296
305
307
295
1
293
299
303/304
!
296
I 288
289
290
291
293
Испания
296
Трир
293
294
295
Галерий
Констанций


Продолжение табл.
Африка
1
Месопо¬
тамия
310
5?
со"
со
Сирия
Антиохия
Кесария
306
307
308
311
312
313
Малая
Азия
Нико-
медия
305
311
313
Нико
медия
313
Фракия
311
313
Мёзия
Наисс
314/315
Панно-
ния
Сирмий
308
313
Италия
Милан
305
306
307
со
СО
Рим
Германия/
Реция
303
Галлия/
Британия
Британия
296
297
300
301
302
304
Британия
305/306
306
Император
Констанций
Максимин
Север
Лициний


347
Нико-
медия
СО
cs cs
СО СО 00
Сердика
Фессалоника
Константи¬
нополь
316
317
320
320/321
322
323
316
Сердика
319
00
СО
Сирмий
316
317
318
318
319
320
321
322
CS СО
со со
LO Ю СО СО
00
со
СО
со
OS'
*«Ч
со
е*1
СО^ЮЮ СО СО СО СО


Окончание табл.
Африка
Египет
Месопо¬
тамия
Сирия
324
Малая
Азия
Нико-
медия
324
325
327
328
331
334
Фракия
$ Q l „ ^ ю ^ OQ050^HCSfOT}<lOC£)ts
в < М см см сч cmcncocooocococococo s га п < со со со сосососососососососо
S, 8 s g
ôSâ 1
Мёзия
Сердика
323
328
329
331
334
Панно-
ния
Сирмий
323
324
326
329
Италия
323
326
Рим
Германия/
Реция
Галлия/
Британия
Галлия
328
329
Император
Константин I


Приложение III
Дислокация пограничных войск, 193-337 гг.1
Приведенная далее таблица дает представление о дислокации римских вооруженных сил сообразно географической последовательности северовских провинций; в таблице представлены следующие сведения: [первая слева колонка —] современный/античный топоним (последний вводится в тех случаях, когда он известен); современное название дается курсивом, античное — прямым начертанием [в двух вариантах: русском и латинском]; [вторая колонка —] гарнизонное подразделение (северовское); [третья колонка —] ранг командира данного подразделения по «Notitia Dignitatum» (в таблице использована аббревиатура «ND»); [четвертая колонка —] название подразделения по ND (ссылка приводится по изданию: Notitia Dignitatum/ed. О. Seeck (Berlin 1876)).
О северовских и более ранних вспомогательных подразделениях, auxilia, перечисленных в «Notitia Dignitatum», см.: Roxan 1976. Знак тире (—) в таблице указывает на предполагаемое отсутствие в данном случае какой-либо военной оккупации, знак вопроса (?) — на то, что здесь, скорей всего, было размещено соответствующее подразделение, но документально это не подтверждено. Отсутствие всякого символа говорит о том, что на сегодняшний день нельзя сделать никакого предположения ни о присутствии, ни об отсутствии подразделения.
1 При составлении данной таблицы учитывались замечания и советы коллег автора: Джона К. Манна, Маргарет Роксан, Йохена Гарбша, Жолта Виши, Михаила Захариаде, Джеймса Кроу, Дэвида Кеннеди, Алана Боумена и Дэвида Маттингли. Однако никто из них не несет ответственности за досадные ошибки и неверные решения.


I. НИЖНЯЯ БРИТАНИЯ
Tabula Imperii Romani (TIR): Britannia Septentrionalis. Rivet, A.L.F. (ed.). L., 1987)
a.
!
<U


351


Продолжение табл.
Ite
"О ^ о
3^
ä<


353


Продолжение табл.
I
•§
:0
О)
CÖ
ЬО
О
а
I


355


357
1 1 1 1 1 1
1 1 1
1 1 1 1 1 1 1 1
1 1 1 1 1 1 1 1 1
1 1 1 1 1 1
1 1 1
1 1 1 1 1 1 1 1
1 1 1 1 1 1 1 1 1
Ала
Когорта
Отряд (numerus) Ала+
Когорта
Когорта?
i
Когорта
Когорта
Когорта
Когорта
Когорта
Когорта
Когорта
Отряд (numerus) Отряд (numerus) Когорта
Отряд (numerus)
Отряд (numerus)
Когорта
Когорта
Отряд (numerus)?
Когорта
Когорта
Когорта
Ала+
Когорта
Буцбах
Арнсбург
Инхайден
Эхзелль
Обер-Флорштадт Альтенштадт
(е) от Маркобеля до Гросскротценбурга и реки Майн
Маркобелъ
Рюкинген
Гросскротценбург
(f) от Хайнштадта до Мильтенберга
Зелигенштадт
Штокштадт
Нидернберг
Обернбург
Вёрт-ан-Майн
Треннфурт
Милътенберг-Алътштадт Мильтенберг- Ост
(g) от реки Майн до Лорха
Вальдюрн
Остербуркен
Ягстхаузен
Вестернбах
Эринген
Майнхардт
Мурхардт
Вельцхайм
Лорх


Продолжение табл.


359


Продолжение табл.


361


Продолжение табл.
Сц^ О 1>. 5 СО
ксо
а
<
а
2. Другие места
?/Лапурдум (Lapurdum) — Магистр пехоты в присут- Трибунская когорта Новемпопу-
сгвии (Запад, 42) ланы (19)


(Stair 1960:197-198)
363


Продолжение табл.


Тульн/Коыагена (Comagena) Ала Дуке Паннонии I и Норика Конные промопы (36)
Прибрежного (Запад, 34) <Ко>магенский флот (42)
Цайзелъмауэр/Каннабиака (Cannabiaca)? Когорта Дуке Паннонии I и Норика Когорта (46)
Прибрежного (Запад, 34)
365


Современное/Античное название одразделение Командование (по ND) Подразделение (по
* ' ( rPRPnnBriCnP 1 4 ' 1 '


367


Продолжение табл.


369


Продолжение табл.


371


Продолжение табл.


373


Продолжение табл.


375


377


Продолжение табл.


379


Продолжение табл.


381


i
Он
i
i
<v


383


Продолжение табл.


385
О
cd
PQ
I
LO
d)
«
I
1. Внутренние районы
Pû^wû/Рафанея (Raphanaea)? Ш Г«


Продолжение табл.


387


Продолжение табл.


389


Продолжение табл
I
&>
>
о
ё


Теренут (Terenuthis) ? Комит Египетского лимеса Ш ала арабов (15)
391
нн И
^ё^ё^ё^ё^
0Q g 00 g оо g 00 goo 55 Ь 55 b 55 b 55 b cs
a s а q а за
h*H « «
я
0
О.
1
gr
Ï
Е
<
3§
й
F
43
t
$
и
<
ко
5§
£
Он
i-ë-ë^ë-ë
8 В8 ES ES “
^ё^ё-ё-
00 g 00 g 00 g 00 es b 55 b 55 b 55
J ej aJas as as as as a
N4 hM hH НЧ НЧ HH h4 HH HH
1
Оч
<ü
S
c
<v cn
Ö
O


Продолжение табл.


393


Продолжение табл.


ХХУШ. АФРИКА
(van Berchem. U Armée: 37—49; Daniels 1987; Mattingly 1995: 90—115, 186—201 (Триполитания); Fentress 1979: 83—123 (Нумидия); Cherry 1 24—74 (Нумидия))
395


Продолжение табл.


397


Продолжение табл.


399
1. Мавретания Цезарейская: Ламбезис Сетиф/ Ситифис — Сига (северный п
/Ламбезис (Lambaesis)


Продолжение табл.


401


Окончание табл.


Глава 9
Ж.-М. Карры
ПРЕОБРАЗОВАНИЯ В СФЕРЕ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО И МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ
I. Введение
Что означало «быть провинциалом» для тех, кто жил в Римской империи во времена между приходом к власти Септимия Севера и смертью Константина?
Период, который нас интересует, историки уже давно обозначают как переходный этап от принципата к доминату, причем данную фазу одни относят ко времени Северов, другие — к периоду тетрархии и даже ко времени правления Константина. По поводу этого периода говорили, что для него характерно равномерное и неуклонное движение в направлении централизации управления и бюрократизации — со всем тем негативным подтекстом, который связывался с данными понятиями в либеральной мысли XIX в. Уже сам характер доступных документальных источников подталкивал к такому взгляду на данную проблему. Империя эпохи своего расцвета не оставила нам ничего подобного тому собранию постановлений в области публичного и административного права, каким был «Кодекс Феодосия», или такому перечню государственных должностей, как «Notitia Dignitatum» («Табель о рангах», то есть роспись должностей). Административная история первых двух веков империи сводится, как правило, к изучению карьеры представителей правящих кругов, при этом практическая сторона управления остается едва уловимой. Как бы то ни было, следует отказаться от такого идиллического понятия, как «золотой век Антонинов», которое ведет лишь к гипертрофированному противопоставлению этого века и последующей эпохи, начавшейся с приходом к власти Северов. Уже административные документы времен принципата предполагают сложную работу государственного аппарата, педантичный контроль со стороны принцепса и частые коллизии между управителями и управляемыми; но недостаток этих документов лишь усиливает наше общее впечатление — хорошо обоснованное и без того — от аппарата управления, который был удивительно немногочисленным.


404
Часть третья
Из этого не следует, что в то время государство было менее строгим в своих требованиях; в любом случае, благодаря относительному благополучию той эпохи бремя государственной администрации носило менее напряженный характер. Возникшая для империи в середине Ш в. н. э. необходимость постоянно и более интенсивно, чем в предыдущее время, мобилизовывать экономические, финансовые и людские ресурсы, чтобы соответствовать требованиям коллективной безопасности, привела к укреплению административной структуры на всех уровнях — центральном (императорский дворец, palatium), провинциальном (многочисленный служебный персонал, или officia) и местном (императорские агенты и должностные лица местных общин). Данная более плотная управленческая сеть оставила после себя и более солидную массу документальных свидетельств, а это предполагает интенсификацию государственного надзора, чему сопутствовало дальнейшее наступление на свободу личности. Всё это в сочетании с усилением авторитарного и устрашающего стиля, усвоенного составителями законов, увеличивает то сострадание, которое современные историки испытывают к подданным Рима, которых многие авторы, сами жившие в тот период, в полемическом задоре изображали в качестве совершенно беззащитных жертв1.
Еще одним наследием прежней историографии является идея о том, что благодаря выдвижению на передний план армии и ее вождей кризис Ш в. вызвал глубокую и решительную милитаризацию империи, которая повлияла на ее организацию и способы функционирования, а также и на общую политическую ориентацию. Деятельность военных, которые прикомандировывались к центральным и провинциальным канцеляриям, как утверждалось, отражала стремление армии в целом, ее планы на доминирование и контроль над обществом. Говорилось о слиянии чиновничьих обязанностей и военной власти: «<...> человек, состоящий на гражданской службе, превращался в военного, военный превращался в гражданского служащего, что в целом приводило к установлению “добрососедских отношений” между расточительностью и неразберихой»2. Недавний прогресс в деле исследования документов, связанных как с армией, так и с администрацией, опроверг подобные умозаключения и даже позволил прийти к прямо противоположным выводам.
Что касается той сферы, которая нас здесь интересует, а именно провинциального и местного управления, отношений между провинциалами и имперской властью, между руководителями и управляемыми, то следует выяснить, знаменует ли собой период 193—337 гг. разрыв с предыдущими столетиями или всё же преемственность с ними, и, если имел место разрыв, то в какой конкретно момент в рамках данного периода случился переход к более радикальному «огосударствлению», нежели то определяла традиционная доктрина. По таким вопросам, как ограни¬
1 В этом отношении типичнейшим примером является сочинение Лактанция «О погибели гонителей» (DMP), прежде всего гл. 23 (с описанием ценза).
2 MacMullen 1963: 152. О несостоятельности этих постулатов говорится уже здесь: Jones 1949.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 405
чение свобод частных лиц, кризис куриального социального устройства и постепенное наступление на муниципальную автономию, современные исследования привели к коренному пересмотру взглядов. Сегодня уже не может идти и речи о преуменьшении значимости тех трансформаций, которые, среди прочего, повлияли на административную сферу в период от Северов до Константина — например, значимости институализации военной экономики с теми последствиями, которые в результате этого процесса дали о себе знать, для фискальной организации, для разбухания служебного персонала и превращения его в двор, правящий в восточном стиле. Впрочем, перемены эти произошли позднее, в рамках того культурного и идеологического контекста, который, как выясняется, был укоренен в большей степени, нежели это обычно предполагалось. Пересмотр современными историками традиционных теорий привел к модификации хронологической периодизации, поскольку в результате этого пересмотра выяснилось, что Северы были в большей степени продолжателями Антонинов, нежели предтечами Диоклетиана, и благодаря переопределению самой тетрархии как некой фазы перехода от классической имперской системы к наиболее характерным нововведениям Поздней империи, введенным только при Константине. Таким образом, рассматриваемый здесь период вмещает в себя одновременно и продолжение существования тех структур, которые уже рассмотрены в предыдущем томе, и их некий слом — начиная с 310-х годов — с возникновением совершенно иной ситуации в государстве, которая, впрочем, сама также постоянно эволюционировала. В связи с этим нам следует проявлять осторожность и не переносить на время правления Константина реалии, характерные для последующих десятилетий 4-го столетия. Институциональные реформы в совокупности с общей эволюцией державы привели за одно-два поколения к коренному перераспределению властных полномочий, так что ко временам Либания провинциальный и муниципальный ландшафт уже очень сильно отличался от обстановки, которая существовала в начале столетия. Для последней мы, к сожалению, не располагаем источником информации, столь же богатым, точным и ярким (как сам Либаний. — A3. ), несмотря на все его пристрастные искажения.
II. Имперское государство
И ЕГО «ПРОВИНЦИАЛЫ»
Историками уже писалось — с полным на то основанием — об особой «се- веровской политике» в отношении городов. В первые двадцать лет рассматриваемого здесь периода, то есть в десятилетия от прихода к власти Септимия Севера до издания эдикта Каракаллы, наблюдался ускоренный процесс повышения ранга перегринских городов от статуса canabae (ка- наб), populi (народностей, иначе говоря, местечек), pagi (патов, сёл) или vici (деревень) до статуса городов латинского или римского права (в качестве примера можно привести Тулу, «pagus civium Romanorum», которая в результате объединения в 205 г. с расположенным по соседству перегрин-


406
Часть третья
ским городом образовала «municipium»); от municipia до ранга колоний (Аквинк, Карнунт) и от латинских колоний до колоний италийского права (Карфаген в 208 г.?, Большая Лепта, Утика), прежде всего в Африке. Это было время, когда воспевавший всё римское (romanitas) Тертуллиан восклицал: «Всюду — дом, всюду — народ, всюду — республика, всюду — жизнь!» («Ubique domus, ubique populus, ubique respublica, ubique vita!»)3 С другой стороны, те города, которые в ходе гражданских войн выбрали «неправильную» сторону, были временно понижены в статусе. Так, в 194 г. Антиохия, метрополия и столица провинции Сирия, оказалась низведенной (до получения прощения в 202 г.) Септимием Севером до ранга комы (xcofxï], «район», «округ») Лаодикеи, ее главной соперницы4. Точно так же Византий за свою поддержку Клодия Альбина заплатил в 196 г. переводом на положение комы (округа) Перинфа, в котором оставался, пока Ка- ракалла не восстановил его прежний статус.
Вопрос о последствиях — фискальных, юридических, политических, — вызванных эдиктом Каракаллы (Constitutio Antoniniana), имеет большое значение для понимания административной жизни в последующий период5. Главный неясный момент связан с тем, как следует восстанавливать строки 8—9 этого эдикта6. Вероятней всего, здесь мы имеем дело с охранительной оговоркой, которая должна была гарантировать сохранение либо организационных форм города-государства, либо местных обычаев и законодательных норм — в зависимости от того, как текст восстанавливать (разница очень тонкая). При втором варианте интерпретации, которому следует отдать предпочтение, перевести данный пассаж можно следующим образом: «с сохранением всякого местного права городских общин». Если такое понимание верно, тогда решительно подтверждается тезис о том, что распространение римского гражданства совершенно не означало отказа от концепта «origo» («происхождение»)7, получившего распространение со П в. Именно origo делала сыновей куриалов obnoxii (привязанными, прикрепленными) к их curia genitalis (родной курии). Таким образом, эдикт, как представляется, даровал римское гражданство людям без всякого изменения в статусе их городов — если бы не тот фундаментальный факт, что эти города, с данного момента уже полностью населенные римскими гражданами, превратились в города римские (если таковыми они не стали еще раньше).
В политическом отношении «Constitutio Antoniniana» (эдикт Каракаллы о гражданстве) отмечает собой важную стадию в нивелировании му¬
3 Jacques Gascou 1982а: п; Тертуллиан. О душе. 30.3 (CCSL П.827); Lepelley 1990.
4 Геродиан. Ш.14; Ш.2.10; Ш.3.3; Дигесты Юстиниана, L. 15.1.3; ср.: Downey 1961:239—243.
5 Р. Giss. 40 (212?) = FIRA 1.445, No 88 = LoisRom 478—490 (= Mélèze-Modrzejewski 1990: X); также см.: Р. Giss. Lit. 6.1. Cp. выше, гл. 6.
6 Здесь мы приведем только два из более чем тридцати высказанных предположений по реконструкции текста: ( 7) «pévovxoç [toxvtoç yévouç xcuv] <7uoXit£U(ji>octol)V» (Meyer в: P. Giss.) («с сохранением всех категорий городских общин». — А.З.); (2) «fxevovxoç [ttocvtoç 8ixoct ou tû>v] <7mXtT£Ufx>ocTcov» (Seston 1966: 879) «с сохранением всякого права городских общин». — A3.).
7 См.: Thomas Y. 1996.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 407
ниципальных статусов путем лишения смысла старых статусных отличий между гражданскими общинами, муниципиями и колониями (civitates, municipia и coloniae). Вот почему после Галлиенова правления мы почти уже не наблюдаем случаев повышения статуса городов, да и в самом лексиконе того времени всё большее распространение получает термин «civitas» («гражданская община»), за исключением отдельных провинций, к каковым относилась, например, Африка, где прежние различия сохранились, скорее, в качестве почетных титулов8 и где мы все еще встречаемся с просьбами городов о даровании им и с фактами получения ими статусов «свободного города» или «колонии» (что теперь являлось всего-навсего почетным знаком оказанной им благосклонности). А вот в муниципальном праве одного города, который получил повышение статуса очень поздно, сохранился пункт, согласно которому римское гражданство можно было приобрести «per honorem» (посредством исполнения должности), даже при том, что все свободные жители города уже являлись римскими гражданами9. Как бы то ни было, общая тенденция к повышению статуса городов ни до, ни после эдикта Каракаллы так и не привела к появлению какого-нибудь общего муниципального закона (lex municipalis), в котором были бы унифицированы разнообразные конституционные режимы. Заметим, впрочем, что идея о существовании некой общей основы для внутреннего устройства, усвоенная городами в целом, получила широкое распространение среди юристов10. Что же касается общественного мнения, то уже во П в. Авл Геллий отмечал, что более уже не обнаруживалось никакого отличия между муниципием (municipium) и колонией, хотя, с точки зрения своего официального положения (condicio), последняя по-прежнему считалась лучше и предпочтительнее первого11. С учетом этого можно сделать вывод, что в глазах жителей империи того времени эдикт Каракаллы не являлся каким-то революционным преобразованием. Что касается перегринских городов, то и до 212 г. отношение к ним ничем не отличалось от отношения к городам латинского права. И лишь представление о том, что munus («повинность», «служба») было типично римским понятием, заставляет некоторых современных комментаторов думать иначе12, хотя в действительности нет никаких оснований считать, что существовала какая-то разница между латинским термином «munus» и греческим «литургия».
Связь между провинциалами и императором, тем не менее, по- прежнему следует анализировать двояким образом: во-первых, как непосредственную личную, индивидуальную причастность к империи через подчиненность императорской власти всех римских граждан, находившихся под контролем провинциальной администрации, и, во-вторых, как
8 Gascou 1982а П: 317; Kotula 1974.
9 В Лауриаке в Норике: FIRÄ 1.220, N° 26 = LoisRom: 242—244 (с краткими комментариями У. Сесгона).
10 Кодекс Юстиниана. VH.9.1 (Гордиан); Ульпиан в кн. 3 «Об апелляциях» (Дигесты Юстиниана. L.9.3): cp.: Galsterer 1987.
11 Авл Геллий. Аттические ночи. XVI. 13.9; комментарий: Cracco Ruggini 1989: 211.
12 Abbott, Johnson 1926: 103.


408
Часть третья
такое отношение, в котором связующим звеном выступали города, когда люди обладали теми или иными правами и исполняли те или иные обязанности, установленные либо признанные Римом, именно в качестве граждан своих городов. В политическом обществе, которое существовало за пятнадцать столетий до того времени, когда впервые было сформулировано кредо либерального индивидуалистического мировоззрения, данное отличие, несомненно, носило скорее теоретический, нежели реальный характер. На самом деле, помимо выполнения своих традиционных прерогатив, которые обеспечивали основы для нормальной жизни местной общины, города использовались также как своего рода передаточные учреждения, в чьи обязанности входило доводить императорские директивы до городского населения, и во всё большей степени становились ответственными за поведение каждого местного жителя. Возможно, в этом и состоял действительный смысл фактического упразднения статуса перегринских городов. Существовал, впрочем, и третий аспект в отношениях между провинциалами и императором, а именно установление прямых связей императора с конкретными людьми в силу привилегий, пожалованных на персональной основе — в отличие от благодеяний, знаков милости (beneficia), которые могли быть оказаны городу в целом. Наличие такой двухъярусной структуры следует предполагать прежде всего по отношению к иерархии социальных статусов. С распространением прав римского гражданства возможность обращаться с жалобой непосредственно к императору (что являлось еще одной иллюстрацией личных отношений) становилось привилегией, зарезервированной за представителями высших слоев общества, honestiores («благородных»), а представители низших слоев, humiliores, могли обращаться с апелляцией только к наместнику своей провинции13.
Какими были фискальные последствия этих изменений? Когда Кара- калла даровал (в 212 г.?) Антиохии статус колонии италийского права, он при этом оговорил соблюдение интересов государственной казны: «divus Antoninus Antiochenses colonos fecit salvis tributes», что, по мнению Т. Моммзена, следует понимать так: «Божественный Антонин сделал антиохийцев жителями колонии, оставив без изменения выплату налогов»14. Эта мера, принятая, вероятно, за несколько месяцев до издания «Constitutio Antoniniana», заставляет усомниться в справедливости мнения многих историков и юристов, согласно которому распространение римского гражданства на всех свободных жителей империи автоматически привело к отмене подушного налога (tributum capitis). Как мы уже видели, города сохранили свой прежний статус, и лишь немногие из тех городов, которые считались «вольными» («liberae»), были также «свободными от повинностей» («immunes»), то есть не платили прямого налога (tributum). Пример Египта вполне доказывает, что в 212 г. подушный налог здесь не был от¬
13 Gamsey 1970: 79—85, а также 272—280 — здесь показано, что декурионы, которых юристы рассматривали как honestiores, в действительности не имели никакой выгоды от своих гарантий и привилегий.
14 Дигесты Юстиниана. L.15.3.8; Mommsen 1905: 167—168.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 409
менен: в течение определенного времени налоговые послабления (скорее символические, нежели реальные), предоставлявшиеся правящим слоям в качестве привилегии со времен правления Августа, какое-то время сохраняли здесь свое действие, пока в середине 3-го столетия они не исчезли вместе с самим налогом. С другой стороны, распространение прав римского гражданства на всё население империи придало новое политическое значение провинциальному налогу: отныне это был уже не символ политического подчинения, а признак активного членства в большом имперском союзе.
Научное направление «унификаторов» уже долгое время — вполне в духе Т. Моммзена — пытается трактовать «Антонинову конституцию» («Constitutio Antoniniana»), имея в виду юридические последствия ее введения, как попытку упразднить все традиционные местные юридические нормы и заменить их римским правом. Отказываться от этой теории начали по мере успехов в развитии юридической папирологии и установления того факта, что и после 212 г. римские власти позволяли местным законам занимать в провинциальном праве то же место, которое они занимали и ранее15. Среди прочих признаков этого можно обратить внимание на следующее обстоятельство: в Египте уже после издания «Constitutio Antoniniana» при составлении правовых актов мы замечаем появление клаузулы «хос! èTuepcoTTjGelç (Ь[лоХ6уг)аа» («...и быв спрошен, пообещал...»), то есть, по сути дела, сгипуляционной формулы15а, которая в рамках римского права придавала соглашению, составленному в соответствии с местными обычаями, юридическую силу16. Таким образом, распространение римского гражданства само по себе не привело ни к всеобщему применению римского частного права в провинциях, ни к девальвации римского права за счет его провинциализации. Следствием же этого процесса стала неизбежная адаптация местного права к принципам римского права, что делало настоятельно необходимым посредничество «нотариуса» — официально признанного знатока юридической техники, сведущего в составлении правильных формул. Свет, пролитый в I в. н. э. Ирнитанским законом (lex Imitana) на сущность муниципиев латинского права, позволяет судить не только о степени распространения правовой романизации среди граждан этих городов, но и о том, в каких пределах они пользовались местными обычаями, не противоречившими нормам римского права17. Подобным же образом нам следует расценивать и последствия интеграции
15 Об универсализации римского права после 212 г. говорится здесь: Mittels 1891; данный взгляд разделяют такие исследователи, как Arangio-Ruiz, H.J. Wolff и др.; возражают ему: Taubenschlag 1955; Mélèze-Modrzejewski 1982= 1990: xii; Galsterer 1987. Обзор историографии: Volterra 1974: 55—64. Идея о сохранении до некоторой степени провинциального разнообразия, организованного Римом, поддерживается Шенбауэром (Schönbauer) в изд.: Crawford. ЬЧтрего готат. 24; с ней не согласен: Wolff 1976.
15а Stipulatio — древний вид формального договора в римском цивильном праве, устанавливавший обязательство путем устного вопроса будущего кредитора и строго соответствовавшего ему ответа будущего должника. — A3.
16 Ср.: Simon 1964; Archi 1938.
17 Gonzalez 1986; переиздано в: AE 1986.333; Jacques 1990а: 382—383; Lamberti 1993.


410
Часть третья
перегринских городов в Римское государство (res publica) после 212 г. По мнению ритора Менандра из Лаодикеи, перечислившего примерно в 270 г. темы, которые необходимо затрагивать при составлении хвалебного сочинения о каком-либо городе, не следует говорить о политическом устройстве и законах последнего, поскольку они больше не находят применения. Но рассматривать это мы должны не как следствие эдикта 212 г., а как результат самого римского завоевания, ликвидировавшего правовую независимость эллинских городов и поставившего остатки их законодательной деятельности в зависимость от одобрения наместниками провинций. Так что данный текст отнюдь не является доказательством отмены местных законов в Ш в., а, скорее, подтверждает то, что уже ранее эти vopioi, то есть законы, были понижены в статусе до положения т]0г], то есть обычаев, сохранявших юридическую силу благодаря доброй воле римских властей, но в качестве «связывающего звена» между римским и местным правом дававших до некоторой степени возможность для творчества при формировании правовых норм на местном уровне18.
В течение всего рассматриваемого нами периода императоры поддерживали с восточными городами дипломатические отношения, которые, как представляется, в чисто эллинистическом духе (обмен письмами, отправка посольств) подтверждали идеал, выраженный несколькими десятилетиями ранее Элием Аристидом в его речи «Похвала Риму» (Etç 'PcojjLTjv). Искусно подобранными фразами государь по-прежнему представлял себя в качестве постоянного и неизменного «благодетеля» городов. Вообще говоря, сама по себе эта «лексика дарений» как таковая19 является обманчивой. Методичное исследование семантики приведет нас к выводу о необходимости отказаться и от мысли о личной щедрости императора, и от представления о финансовой помощи городам из государственной казны, а также и к пониманию того, как разные термины со смыслом «дарение» и «милость» («Всореа» и «munus» и др.) начинают метонимически означать такие, например, дары, как «царский закон» или даже простое одобрение какого-либо гражданского постановления. Этот лексикон обогатился абстрактными понятиями морального характера, обозначающими «великодушие» в различных его проявлениях («cptXavGpcoma» — «человеколюбие», «eùepyeata» — «благодеяние», и их латинские эквиваленты: «indulgentia» — «снисходительность»; «liberalitas» — «милосердие», «щедрость»; «munificentia» — «благотворительность»), которые в конечном итоге использовались для обозначения одних и тех же проявлений добродетели императоров20. Эти риторические фигуры речи отвечали интересам двух сторон — как государя, который посредством евергетизма (то есть благотворительности) демонстрировал свою сверхчеловеческую природу, так и виднейших граждан города, чей престиж повышался благодаря их привилегированным отношениям с императором.
18 Mélèze-Modrzejewski 1982 = Mélèze-Modrzejewski 1990: xii; Nörr 1966; Nörr 1969.
19 Юристы: Kloft 1970; Wickert 1979: 339—360, прежде всего с. 351. Историки: Millar. ERW: 421-422.
20 Carrié 1992.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 411
Однако, надо полагать, реальность была не столь радужной. Эпиграфические свидетельства сохранили для нас целый ряд «воззваний о помощи», с которыми провинциалы обращались к императору21. Хотя документы данного типа характерны отнюдь не только для рассматриваемого нами периода, общая негативная оценка, выносимая современными историками северовской эпохе, заставляет комментаторов воспринимать драматический тон этих свидетельств буквально. В самом деле, некоторые исследователи по-прежнему предвзято приписывают Северам политическую программу авторитарной централизации, в свете которой затем интерпретируют законодательство и реформы целой эпохи. В такой манере они объясняют иллюзорную логическую согласованность, которая будто бы — как им представляется — существовала между всем зданием государственного управления, включавшего городские институты самоуправления, низведенные до некоего единообразия, развитием стандартизированного нормативного аппарата, применимого ко всем местным общинам, и установлением непосредственного и прямого отношения между императором и налогоплательщиками. Высказывается также мнение о том, что помимо предполагаемого отказа от провинциальных законов в пользу одного только римского права ярчайшими проявлениями этой политики стали изменение природы повинностей (munera), переопределение фискальной ответственности и предоставление новых полномочий прокураторам.
Если обратить внимание на munera (повинности всех видов, налагавшиеся на граждан), то не только факты, но даже и тексты юристов северовской и постсеверовской эпохи доказывают несостоятельность такого анализа. Во времена Диоклетиана степень единообразия местных административных учреждений всё еще оставалась настолько незначительной, что Аркадий Харизий в своей классификации munera [Дигесты Юстиниана. L.4.18) упоминает такие, которые существовали исключительно в определенных городах, а также другие, которые, согласно местному закону [Дигесты Юстиниана. L.4.18.27: ex lege civitatis suae), могли носить персональный характер либо, напротив, основываться на оценке родового имущества. Всё это доказывает, что в данном вопросе императорское законодательство унифицировало только те нормы, которые затрагивали интересы императорской власти (например, касавшиеся освобождения от munera или обязанностей их выполнять), без вмешательства в конституционную сферу городов, сохранявших нетронутыми свои особенности в данной области. Данная классификация представляет собой не более чем фиксацию уже существовавших ситуаций, без какого-либо их изменения. С другой стороны, в ней не проводится никаких различий между теми munera, которые выполнялись в пользу города, и теми, которые работали на имперский интерес — не потому, что отношение ко всем было одинаковым, а потому, что возможные конфликты по поводу любых munera всегда случались на уровне городов, и противостояли друг другу
21 	«Hilferufe» [нем. — «призывы о помощи». —А.З.), ср.: Herrmann. Hilferufe; Hauken. Petition and Response.


412
Часть третья
в этих спорах не город и государство, а город и его жители. Сам смысл, который приписывается имевшему место при Диоклетиане уподоблению почетных должностей (honores) повинностям (munera), теряет свой драматический характер, когда мы сравниваем его с эволюцией корпораций (corpora), которые выполняли задачу снабжения столиц империи продовольствием22.
Второй из выдвигаемых аргументов касается системы налогообложения. Утверждается, что подати, которыми облагались физические лица, Северы заменили налогами, которые должны были платить общины. Подразумевается, что, вводя новый принцип налогообложения, Северы положили конец фискальной автономии городов, которая, вопреки мнению Т. Моммзена, сохранялась в лучшую эпоху империи как в император ских, так и в сенатских провинциях23  24. Это равносильно тому, чтобы приписывать Северам преобразование, которое М.И. Ростовцев относит ко времени Антонинов, выводя это, в частности, из распространения дека- npomuiiи. Для всякого, кто рассматривает реформу управления Египтом, проведенную Сегггимием Севером во время его пребывания в этой стране в 199/200 г., в качестве своего рода пробного испытания перед последующим распространением аналогичных преобразований на всю империю, следовало бы как можно точней датировать появление в Египте такой фискальной дефиниции, как «декапротия»24а, что было подготовкой к общему выравниванию системы местного управления сообразно унифицированной и единственно допускаемой модели25. Новые открытия в папирологии опровергли эту теорию, подтвердив, что категория декапротов (8еха7гроато1) появляется в Египте отнюдь не при Септимии Севере, и отнеся соответствующую датировку к более позднему времени: к 242—246 гг. Кроме того, было бы крайне неосмотрительно считать, что в ходе севе- ровской реформы египетские советы городов (ßouXou) были интегрированы в имперский административный аппарат.
В общем, в литературе утверждается, что северовскими реформами были видоизменены исходные политические предпосылки и юридическая форма земельного налога. Считается, что на стадии оценки имущества в целях налогообложения посредничество города больше уже не было необходимым, отныне участие городских органов носило су¬
22 Sirks 1989: 109-110.
23 Mommsen 1887 П: 1094-1095.
24 Rostovtzeff. SEHRE: 391 [= Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи (М: Наука, 2001) П: 105—107 и примеч. на с. 339—340. — A3.]; возражения см.: Grelle 1963.
24а Декапротия [греч. Sexooipcoxia) — особая форма литургии, связанная со сбором регулярных налогов; появление данного фискального и литургического института было связано с обычаем присваивать особо авторитетным членам городских курий титул декапротов, т. е. «первых десяти» (Бехатгрошн); поначалу этот титул означал общественную, не слишком обременительную обязанность. Впоследствии значение декапротов возросло — носившие этот титул стали лично отвечать за регулярную уплату горожанами налогов в казну; со временем декапротия стала, по всей видимости, высшей городской институцией; см. литературу в сносках 24 и 25 наст. гл. — А.3.
25 Grelle 1963; а также: Spagnuolo Vigorita 1978а: 72 слл.; вопреки работе: Thomas J.D. 1974.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местногоуправления 413
губо практический характер, ограничиваясь стадией сбора налогов. Предполагается, что осуществление фискальных отношений налогоплательщика с империей перестало быть функцией, принадлежавшей городской общине (в качестве «munus civile» — «гражданской, или общинной, повинности»), а превратилось, скорее, в функцию публичную, государственную (functio publica), которая напрямую связывала налогоплательщика с «populus Romanus» (римским народом), представленным императором, поскольку теперь личностный аспект в деле уплаты налогов начал преобладать над патримониальным, то есть родовым и наследственным. Впрочем, отнюдь не Папиниан ввел выражение «munera publica» («государственные повинности») для обозначения налогов; мы находим его уже в трудах Тацита, что иллюстрирует скорее многозначность термина «munus», нежели говорит о каком-то приспособлении финансовой концепции к концепции административной26. А если говорить о персональном налогообложении, то последующее введение в масштабах всей державы подушного налога (capitatio) было простым перенесением на города или союзы городов системы коллективного налогообложения, элементы которой начали формироваться, по меньшей мере частично, во времена Августа27. В общем, мы можем задаться вопросом, не были ли в текстах юристов северовского времени, которые впоследствии оказались включенными в «Дигесты», преданы забвению (то есть не были упомянуты, не обозначены конкретными ссылками. - А.З.) более древние тексты, уже опиравшиеся на аналогичные принципы. Так, те же самые комментаторы, которые хотят найти в этих принципах отражение решающего этапа в процессе государственной унификации, вынуждены в случае с ius pignoris (залог налогооблагаемой собственности как гарантия уплаты податей) соотносить данный правовой институт с его эллинистическим предшественником, известным как протопраксия (тирсототсрос^ос — преимущественное право на взыскание с кого-либо долга; от «тгрсото^» — «первый» и «Ttpàaaetv» — «действовать». —А.З.).
Правовая литература может породить подобного же рода иллюзию относительно юрисдикции в фискальных и иных вопросах, принадлежавшей прокураторам из всаднического сословия. Так, расширение этой юрисдикции юристы часто склонны относить ко временам Северов, но при этом в документах, которые фиксируют деятельность прокураторов, обычно невозможно провести разделение между прерогативами, относящимися к их административной роли, и их судебными полномочиями. Что касается современных историков, то они отнюдь не считают юрисдикцию прокураторов в фискальных вопросах нововведением Северов (существовала уже при Клавдии), и в действительности ее значение было
26 Тацит. История. IV.73—74; Папиниан в «Первой книге ответов» [Дигесты Юстиниана. L.5.8.3); иначе: Grelle 1963: 67—68, 87—89.
27 Rostovtzeff 1902: 90—92 (см. также: Ростовцев М.И. История государственного откупа в Римской империи [от Августа до Диоклетиана). СПб., 1899: 105—110. — А.3.)\ SEHRE: 518— 520 (см. также: Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи: 224—228. —А.З.); Brunt. RIT: 340-341.


414
Часть третья
связано не столько с эволюцией в сфере права, сколько с колебаниями политики императоров, которые или ограничивали деятельность прокураторов рамками закона, или, наоборот, развязывали им руки в отношении частных лиц, а также по-разному определяли соотношение между судебными полномочиями прокураторов и наместников провинций. С этой точки зрения нововведение Каракаллы, установившего, что апелляции на судебные решения прокураторов должны рассматриваться императором, а не наместниками провинций, состояло в том, что теперь сама возможность злоупотребления была прописана в законе, тогда как ранее это всецело зависело от того, предоставлял ли император политическую поддержку своим финансовым агентам или не предоставлял28. Кроме того, не вызывает сомнений, что после 212 г. количество обращений в суды постоянно увеличивалось, что вело к повышению спроса на все категории императорских чиновников, как сенаторского, так и всаднического ранга. Так, одно ходатайство сельских жителей провинции Келесирия, адресованное провинциальным властям, указывает, как кажется, на существование в Ш в. прокураторов, которые, строго говоря, не занимались финансовыми вопросами, но отвечали за какой-то судебный округ, conventus (по-гречески «8toix7]<nç»), и соответствовали египетскому эпистратегу (emaTpaTTiYoç)29.
Другим примером постоянных расхождений во взглядах между правоведами и историками является трактовка вопроса о конфискациях бесхозных и выморочных земель и имущества («bona vacantia et caduca») по фискальным доносам30. Первые приписывают Северам прямой разворот в этом вопросе, тогда как вторые считают, что в практике фискальных доносов не было ничего нового: она восходит к самому началу принципата, как и судебные прерогативы государственной казны. Самые крайние проявления данной практики характерны для времени Домициана. Если позиция императоров и менялась от одного царствования к другому, то это было связано прежде всего с моральным осуждением доносчиков, направленным на ограничение распространения данного явления, и выражалось в отдельных показательных репрессивных мерах. С другой стороны, с чисто юридической точки зрения, как не существовало оснований для аннулирования публичного иска, базировавшегося на частном доносе, так и не накладывалось наказаний в случаях ложного обвинения31. Интересы казны были слишком важны для императора, чтобы он лишил себя этого источника доходов. Определение степени значимости самого явления зависит, по сути, от информации, которой мы располагаем, а она
28 Brunt 1966: прежде всего с. 473, 479—483.
29 P. Euphr. 1 (inv. 5) и 2 (inv. 1) = Feissel, Gascou. *Documents’: 556—557; полностью опубликовано здесь: Feissel, Gascou 1995. Иная точка зрения: Burton 1975: 104—106; Millar 1964: 180-187; Millar 1965: 362-367; Brunt 1966.
30 Среди правоведов см.: Spagnuolo Vigorita 1978a; Spagnuolo Vigorita 1984: 167—182, с комментариями на фрагменты из сочинения Каллистрата «О праве фиска» в «Дигестах Юстиниана»: XL.14.1, в начале; а также: Spagnuolo Vigorita 1978b. Историки: Brunt 1966; Millar. ER W.
31 Spagnuolo Vigorita 1984: 207—208, 212.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и ллестного управления 415
крайне неравномерно распределена по разным периодам, и было бы опрометчиво делать на ее основании выводы о том, какие тенденции преобладали в эволюции отношения государства к фискальному доносительству. Нам, например, известно, что такие доносы были широко распространены в правление Максимина Фракийца и что восстание в Африке в 238 г. вспыхнуло из-за какого-то фискального судебного процесса. Когда Гордиан стал императором, он не останавливался перед тем, чтобы доносчиков фиска отправлять в ссылку и бороться с произволом прокураторов. Добавим, что нравственная строгость Квирина, того адвоката фиска (advocatus fisci), который, согласно Филосграту, относился с презрением к местным доносчикам, всё же не освобождала его от обязанности выносить неминуемые обвинительные приговоры жертвам этих доносов, при всей его большой нелюбви к ябедничеству32.
Современные историки права связывают с Северами расширение сферы применения процедуры доноса, изначально применявшейся для истребования в казну bona caduca et vacantia (выморочного и бесхозного имущества) в силу законов Августа (прежде всего - согласно Lex Papia Рорраеа)32а. Произошло это будто бы за счет того, что теперь данная процедура доносительства распространилась и на другие типы дел, такие, например, как случай с недостойным наследником3215. На это можно возразить, что отнюдь не имперское государство придумало доносителей: задолго до этого в древнегреческих городах правосудие не отказывалось от использования доносительства при рассмотрении широкого круга финансовых преступлений33. Что же касается «публичного» доноса (в котором непосредственным получателем выгоды была казна), ситуация решительно
32 Геродиан. VTL3.2 (повторено в биографии Максимина у «Сочинителей истории Августов» (13.5)); VH6.4 (ср. в биографии Гордиана у «Сочинителей истории Августов» (13.7)); Кодекс Юстиниана. Х.11.2 (238 г., Гордиан): «ne quid in persona tua quod est sectae temporum meorum alienum attemptetur» («дабы то, что чуждо образу мыслей моих времен, не стало соблазном для твоей личности». — А.3.)\ а также комментарии: Spagnuolo Vigorita 1978а; Флавий Филосграт. Жизнеописания софистов. П.29.
32а Согласно законам Палия—Поппея, римляне должны были жить в браке с двадцати пяти до шестидесяти лет, римлянки — с двадцати до пятидесяти лет и иметь не менее трех детей (вольноотпущенники — не менее четырех). В случае нарушения этих и некоторых других условий человек не мог приобрести никакого наследства, поскольку это наследство как выморочное (caducum) подлежало передаче в эрарий, а со времен Кара- каллы — в фиск (если только завещатель не назначил наследниками еще и других лиц — нисходящих или восходящих до третьей степени, либо если не было указанных в завещании запасных наследников, либо если завещатель не назначил нескольких лиц к одному наследству или к одной наследственной доле; во всех этих случаях заинтересованные лица могли получить caducum с помощью виндикации о выморочных имуществах — «caducorum vindicatio») — A3.
32Ь Недостойным, indignus, в римском праве считался наследник, который серьезно провинился перед наследодателем: пытался изменить завещание в собственную пользу, был повинен в его смерти, не отомстил за нее и проч.; по этим причинам он не должен был получить ничего от наследодателя после его смерти, а если он всё же получал какое-то имущество, то оно подлежало изъятию в пользу фиска. — А.З.
33 В Миласах: OGIS 515 (209/211 г., т. е. еще до эдикта Каракаллы о гражданстве). Об относящихся к прежним временам греческих примерах, когда выморочное имущество переходило к городу, см.: Mélèze-Modrzejewski 1961: 79—113.


416
Часть третья
изменилась лишь при Константине, который, перед тем как аннулировать брачные законы Августа, делавшие частные богатства открытыми для фискального доноса, обрек своим эдиктом от 312 г. доносчиков, эту «проклятую чуму» («exsecranda pernicies»), на смерть34.
Если же говорить в целом, то преобразования в области местного управления, которые некоторые современные историки права приписали Северам, формулирование полномочий императора и определение характера его отношений с подданными, как представляется, были менее радикальными, нежели то полагали указанные историки, так что на важнейший вопрос данной дискуссии — было ли это время продолжением предыдущего периода или разрывом с ним — следует давать ответ, скорее, в пользу континуитета. Что же касается организации провинций, то характерным явлением последующего периода (середины Ш в.) в связи с волнениями этого времени и ослаблением императорской власти стало размножение над провинциальных должностей, замена наместников из сословия сенаторов преданными и опытными всадниками (equites). Типичный пример таких врёменных назначений — должность ректора (то есть управителя) Востока, rector Orientis, которую занимал Юлий Приск, брат Филиппа Араба («biin<ov ty]v urcocTeiav», «исполняющий консульские обязанности»), в течение всего периода правления последнего, а затем, между 252 и 256 гг., — Помпоний Лэтиан, бывший до этого прокуратором35. Аналогично мы обнаруживаем и на более низком уровне такие термины, как «correctores» («корректоры»), «duces» («дуки» или, иначе, «дуксы») и даже «xaGoXtxoç» («католикос»)36, то есть все те дефиниции, которые послужили прототипами для более поздних обозначений управителей отдельных территориальных округов, но которые, в отличие от преобладавшего со времен Диоклетиана разделения гражданской и военной властей, в данный момент акцентировали внимание на военных обязанностях провинциальных начальников. Так что к службе на должностях наместников призывались теперь equites, и после реформ Галлиена только им были доступны высшие воинские должности. Эта военные префекты высшего ранга либо заменяли обычных наместников, либо, если те оставались в должности, контролировали их.
Если, наконец, мы хотим определить, к чему стремились тетрархи и Константин, нет особой нужды подробно описывать их политику в отношении городов, чтобы выявить, как сказалось осуществление грандиозных преобразований в области общеимперского и регионального управлений на функциях местной администрации37. Более чем когда-либо прежде представители императорской власти в провинциях являлись одновре-
34 Кодекс Феодосия. Х.10.2 (с исправленной датой): прескрипция (т. е. вводная часть закона) повторена в 313 г. [Кодекс Феодосия. Х.10.1); см.: Spagnuolo Vigorita 1984: 26—70 — здесь всё попутно выводится из Константинова вдохновенного желания осуществлять христианизацию данной сферы (с. 24—25, 218).
35 Feissel, Gascou. *Documents': 552—554.
36 Parsons 1967.
37 См. гл. 6 наст. изд.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 417
менно еще и местными агентами основных административных служб, как центральной, так и региональной. Управление финансами оставалось более цетрализованным, чем управление провинциями, как это можно видеть на примере Египта, где католикос (должность, созданная в 286 г. вместо должности диойкета (8кпху)тг|<;, букв, «управляющий хозяйством», «казначей». — А.З.)) сохранил власть над всей страной, несмотря на то, что вскоре она была разделена сначала на две, а потом на три провинции. Императорский домен имел свою администрацию, которой руководил управитель частным императорским имуществом («magister rei privatae»)38. В распоряжении наместников провинций (консуляров или прези- дов) находился штат чиновников, officium, подразделявшийся на несколько отделов счетоводов (numerarii) или казначеев (tabularii), а также докладчики, посыльные и вооруженная охрана39. Местные агенты центральной власти являлись связующим звеном между всеми подразделениями гражданской администрации. В Египте стратег (aTpanrjyoç), а позднее эк- зактор (exactor, букв, «взыскатель», «изыматель [податей]». —А.З.) отвечали за исполнение распоряжений как наместника, так и финансового прокуратора — управителя частным имуществом [императора] (magister rei privatae) или префекта анноны Александрии (praefectus annonae Alexand- riae). В дополнение ко всему этому каждый из высших центральных чиновников посылал на места собственных подчиненных с определенными заданиями: они могли называться когортамши (cohortales), официалами (officiales) или аппариторами (apparitores) и обладать разными рангами: наблюдатель (speculator), управитель (ordinarius). Даже если реформы тетрархов, а затем и Константина действительно привели к заметному росту численности служащих государственного административного аппарата, было бы преувеличением говорить, что впоследствии империя рухнула под тяжестью бюрократии, то есть сообразно клише, столь же удобному, сколь и неверному, сохраняющемуся во взглядах многих комментаторов под влиянием полемических нападок Лактанция40. Положение населения усугубляло, скорее, то обстоятельство, что сотрудники этих служб (officia) жили не столько за счет своего официального жалованья, сколько за счет регулярных (фиксированных) или нерегулярных (в виде подарков) поборов41.
Фискальные и монетные реформы также повлияли на жизнь местного административного персонала, поскольку они умножили обязанности, возлагавшиеся на провинциалов. Примером может служить ценовой контроль, который требовал, чтобы корпорации (и особенно ювелиры) отпускали свою продукцию по ценам, запрашиваемым на базаре, где торгуют основными товарами («in foro rerum venalium»), в том числе изделиями из
38 Delmaire. Largesses sacrées.
39 Jones 1949; LRE 592-596; Lallemand 1964: 72-75.
40 Этот расхожий взгляд поддерживается здесь: MacMullen. Corruption; с ним не согласен: Bagnall. Egypt: 133 (ср. также: с. 66) — здесь автор говорит о хронической «недовласти» («undergovemance»).
41 Jones. LRE: 605; о борьбе с поборами см.: Кодекс Феодосия. 1.16.7 (331 г.); Palme 1999.


418
Часть третья
драгоценных металлов, в соответствии с официальным обменным курсом между валютами, находившимися в обращении42.
Необходимо, наконец, оценить, к каким последствиям на местном уровне привело осуществленное Константином перемодулирование структуры социальных категорий, а также выяснить степень притягательности сенаторского и всаднического статусов для людей из среды куриалов. Общее перераспределение полномочий и способов набора провинциальных администраторов совпало с заключительной фазой в эволюции двух сословий (ordines), в которые были объединены высшие слои римского общества. Константин придерживался политики массового возведения самых богатых всадников (equites) до ранга сенаторов. Это вело к обесцениванию всаднического сословия, но не к его исчезновению: количество всадников даже увеличилось за счет притока в него многих новых людей из числа членов городских советов (curiae) и провинциальных чиновников43. Описание социальных подразделений римского общества без отражения динамики его изменений может кого-то убедить, что оно представляло собой своего рода «кастовую систему», строго дифференцированную внутри. В противоположность такому описанию нам следует акцентировать внимание на том, каким образом все эти социальные и функциональные горизонты соотносились друг с другом и, в частности, как они взаимодействовали «плечом к плечу» на муниципальном уровне. Ценз африканских «почтенных» (honorati, то есть тех лиц, которые занимали почетные должности) показывает, что только «светлейшие» (clarissimi, представители сенаторского сословия) были освобождены от всех муниципальных повинностей44, но их дети, родившиеся еще до их зачисления (adlectio) в «светлейшее» сословие, продолжали оставаться куриалами (curiales). Что же касается equites, то они — если только не обладали титулом «превосходнейших» («perfectissimi») — не освобождались от куриальных повинностей, кроме случаев, когда находились на действительной императорской службе, и, как бы то ни было, их титулы не передавались по наследству.
Обесценивание всаднических титулов неминуемо вело к падению престижа низших слоев этого сословия, ordo (сначала такая судьба постигла тех, кто назывался «eques» — «всадник», а затем и тех, кто носил титул «egregius» — «высокочтимый» и получал годовое жалованье в 60 тыс. сестерциев). В результате принципалы (principales), старшие должностные лица в провинциальных городах, стремились добиться статуса «perfectissimi». И даже отсутствие у них каких-либо преимуществ при получении ими того же титула, какой был у императорских чиновников, по отношению к которым они испытывали чувство значительного превосходства, никак
42 Р. Оху. О. 3624—3626, а также комментарии J. Rea на с. 61; Р. Ant. 1.38; также: SB X. 10257 (300 г.), Р. Оху. XXXL3570 (329 г.), LL3624—3626 (позже, в 359 г.). О самой системе налогов см. гл. 12 наст, изд., а также: Carné, Rousselle. üEmpire romain: 580—582 (о контроле над ценами), 593—615 (о налоговой системе); см. также: Carné. ‘Fiscalité’.
43 Lepelley 1986.
44 LepeUey 1979: 260-264, 266-269.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 419
не ослабляло их сильного желания как получить этот сан, так и говорить о нем. Еще больше честолюбию куриалов соответствовало достижение сенаторского ранга, который со времен правления Константина всё больше и больше воспринимался в качестве венца общественной карьеры. Желая сформировать корпус сенаторов своей новой столицы, этот император способствовал возвышению многих восточных куриалов.
В IV в. обязанности, связанные с munera (повинности всех видов, налагавшиеся на граждан), стали обременительнее, и это до известной степени порождало у людей отвращение к перспективе исполнять какую-либо муниципальную должность, от чего члены сословия куриалов всеми силами старались уклониться. Легально добиться этого можно было через занятие должности в каком-нибудь из императорских ведомств. Мы не должны, конечно, забывать, что именно эта категория, сословие куриалов, благодаря своему социальному статусу и образованию продолжала быть тем питомником, в котором императоры могли найти управленческие кадры, в которых они нуждались во всё большем количестве. Вот почему официальное прикрепление к городскому совету (curia) лишь в редких случаях применялось в отношении тех куриалов, которые уже стали императорскими чиновниками. Муниципальный именной список города Тимгада, составленный в 360-х годах45, позволяет судить о результатах политики Константина в этом вопросе. Здесь упомянуты семьдесят оффи- циалов (officiales, мелких чиновников) Африки и Нумидии, принадлежавших к местным семьям куриалов и сохранявших связи со своим ordinem (сословием). Как справедливо было отмечено, причиной бегства самых богатых декурионов из своего сословия были отнюдь не чрезмерные денежные расходы, связанные с выполнением куриальных обязанностей (траты, сопутствовавшие интригам вокруг приобретения императорской должности, были еще серьезнее), а стремление освободиться от munera personalia, то есть личных повинностей46.
III. 	Города
И ОБЕСПЕЧЕНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ИМПЕРСКОГО ГОСУДАРСТВА
В рассматриваемый нами период города всё в большей степени использовались для обеспечения функционирования имперских «коммунальных служб». Поддержку муниципального образа жизни со стороны Северов, доходившую даже до решительного его насаждения в местах, где он не был развит в полной мере, в таких, например, как Египет, необходимо объяснять не столько каким-то либерализмом этой династии, сколько стрем¬
45 Согласно редактору новейшего издания этого текста, Chastagnol 1978, — в 362/ 363 г.; согласно Horstkotte 1984 — между 365 и 367/368 гг. Ср. также далее, с. 447 наст. изд.
46 Lepelley 1979: 252 примем. 22. Об эволюции куриального общества см. далее, с. 444— 453 наст. изд.


420
Часть третья
лением Северов отыскать способы сэкономить на общественно-государственных расходах за счет умножения обязанностей, возлагавшихся на частных лиц в порядке службы государству. Благодаря принципу коллективной ответственности, который гарантировал исполнение каждым индивидуумом своей повинности, муниципальная структура давала массу преимуществ. Проще говоря, Северы трансформировали муниципальные собрания в органы для назначения самых богатых частных лиц на государственную службу; и это совершенно не похоже на полную бюрократизацию всего государственного управления, о которой современные авторы часто безосновательно заявляют.
В Римской империи, с ее режимом принудительной конфедерации, как и в наших современных централизованных государствах, ответственность за регистрацию гражданского состояния лежала на местных общинах. Эта функция оставалась одним из важнейших инструментов и символов, посредством которых утверждалась идентичность политического микрокосма, «свободного и независимого» города47. Сохранение записей гражданского состояния и периодическое проведение переписей были общепризнанной функцией городов. В Египте, где в эпоху расцвета империи эти задачи возлагались на два различных ведомства, Антонинианова конституция (эдикт Каракаллы о гражданстве) отодвинула на задний план регистрацию римских граждан и некоторых категорий, привилегированных с фискальной точки зрения, и пожертвовала муниципальной регистрацией гражданского состояния ради элементарных нужд государственной налоговой системы. Сама практика проведения переписей каждые четырнадцать лет прекратилась в 257/258 г., однако из этого нельзя сделать вывод о каком-то ослаблении контроля над подлежащим налогообложению населением, как невозможно понять, что именно подтолкнуло к таким изменениям в методах. Предполагается, что трансформации налоговой системы обессмыслили такой тип переписи48. Второстепенный персонал отвечал за то, чтобы реестры налогоплательщиков регулярно пополнялись последними данными: на западе этим занимались либрарии (librarii, букв, «писцы»), на востоке — грамматеи (ура[лратеТ<;, «писцы», «секретари»)49. В африканских муниципиях ответственными за проведение цензов (переписей) были отправлявшие службу в течение пяти лет дуумвиры (duumviri, «коллегия двух мужей»), каковая функция подтверждается еще и для времени Константина:50 позднее повсюду эта ответственность постепенно перешла к куратору (curator, букв, «попечитель», «надзиратель»).
Больше всего мы должны остерегаться свойственного некоторым современным комментаторам обыкновения рассуждать о кадастрах; данный термин не подходит для обозначения того типа документации, кото¬
47 Эта в высшей степени политическая функция по регистрации «гражданского состояния» всецело соответствует отсутствию всякого демографического интереса в этом вопросе (так сказано в оригинале. — А.З.), на что справедливо обращает внимание П. Мер- тенс, см.: Mertens 1958: 46.
48 Mélèze-Modrzejewski 1985 = Mélèze-Modrzejewski 1990 I: 262; Bagnall. Egypt: 183.
49 Hanp.: P. Oxy. XLVHI.3400.
50 Кодекс Феодосия. IV.6.3 = Кодекс Юстиниана. V.27.1.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 421
рая хранилась в римских муниципальных архивах. Подтверждением этому служит учреждение новой налоговой системы, осуществленное Диоклетианом, потребовавшим актуализации как реестров земельной собственности, так и цензовых реестров. Что в это время действительно было предпринято, так это «мощное» обследование, особая цензово-земельная инспекционная операция, которую имперская администрация решила провести во всей державе в целом. Подобно Августовому цензу, о котором мы знаем, что в Галлии на его проведение потребовалось более тридцати лет, знаменитая всеобщая перепись Галерия, необходимость в которой была обусловлена налоговой реформой 287 г., также потребовала много времени для своего проведения. Относительно Египта нам известны имена нескольких императорских цензиторов (censitores, налоговые оценщики, податные токсаторы); также мы знаем, что в 310 г. данная перепись здесь еще не была завершена51. Последнее обстоятельство не предполагает возможность проведения подобной операции каждые пять лет, как обычно утверждается, и впечатление, возникающее после знакомства с египетскими документами, о высокой степени неизменности в кадастре подтверждается отдельными судебными казусами. Один земельный участок в Египте при продаже в 342 г. по-прежнему описывался со ссылкой на Сабинову перепись (которая была проведена в Арсиноитском номе, по крайней мере, между 302 и 306 гг.)52. Было бы удивительно, если бы это было иначе, учитывая, что наши современные государства действуют в этом вопросе не намного эффективней.
Еще одна функция, традиционно являвшаяся муниципальной, — это регистрация всевозможных сделок. Акты о транзакциях между частными лицами передавались на хранение в archivum, или ypafjL^axocpuXaxiov (архив, хранилище документов; Ульпиан в: Дигесты. XLVTIL 19.9.6). Контракт по поводу купли-продажи какой-то земли в Гермополе, датированный 319-м г., помимо того, что он характеризует собой ситуацию в верхних слоях куриальной среды, неожиданно проливает свет еще и на то, как функционировали архивы в номе53. Текст контракта записал некий гермопольский (xtaGcoxrjç xaßeXXtcovcov («наемник нотариусов»); копия хранилась £v 8r][xoatq) («в государственном архиве»), свою подпись поставил также и член ßouXrj (совета), действовавший в качестве его архивариуса. Это последний случай, когда упоминается ßtßXioGrjxr) iyxTTjaécov («хранилище записей об энктезисах», то есть о недвижимых владениях за пределами собственной страны владельца. — А.З.)54, и одновременно это — первое известное нам появление слова «xaßeXXicav» («табеллион») для описания предшественника нашего нотариуса — персонажа, роль которого в
51 SB Ш.7073; P. Stras. 42.
52 P. Col. Vn.181; ср. похожие ситуации: CTh ХШ.10.1 (313 г.): «professio antiqua» («древнее указание»); XI.28.12 (418 г.): «professio antiqua et vetustatis adscriptio» («древнее указание и старейшая приписка»), и т. д.
53 SB VI.9219; cp.: Gerstinger 1950: 471-493.
54 Аналогичные примеры: 307 г. — в арсиноитском собрании (P. Graux П.17—19), 309 г. — в оксиринхских документах (М. С hr. 196). О связях между архивами городов и архивами провинции см.: Burkhalter 1990.


422
Часть третья
жизни общества неуклонно возрастала, а его профессиональный статус становился определенней, как и его гонорары [Эдикт Диоклетиана о ценах. 7.41 )55. Помимо сохранения записей об этих частных сделках, города пополняли новыми данными свои acta (или gesta) publica (или municipalia) (государственные или муниципальные акты, или «свершения». — А.З.)56. Материал, на котором записывались все эти документы, мог быть разным — от пергамента до папируса, включая навощенные таблички.
Налоговая система предоставляет нам самый ясный пример упомянутой выше эволюции, в процессе которой города всё более превращались в органы, предназначенные для исполнения всевозможных государственных директив, и на них возлагалась коллективная ответственность за поведение их членов. Главные муниципальные литургии касались сбора податей (à7iatrr)aiç/exactio) со всей территории города, их хранения (uTioyoBrj), распределения доходов (StàSoaiç), а также empiXeta (букв, «радение», попечение»), каковое слово служило родовым термином, смысл которого не сводился лишь к надзору за этими операциями57. Работа мытаря была отнюдь не легкой. Во многих папирусах упоминаются аресты сборщиков податей. В одном случае, связанном с комархами деревни, содержится решение о вызове их жен, которые будут выполнять роль заложниц58.
Диоклетианова налоговая реформа, даже если она и не смогла привести к появлению единообразной методики обложения податями59, во многом поспособствовала согласованию фискальных режимов различных городов, заставив их отказаться от выгоды исключений и особых постановлений, которым их «местный патриотизм» традиционно придавал большое значение. Взамен эта реформа заложила принципы равенства общин, которые отныне несли коллективную ответственность в рамках предписаний (formulae) о пропорциональном распределении обязанностей, о чем нам известно как на уровне диоцезов, так и на уровне египетской топархии (подразделение нома)60. Так, любое уменьшение налоговой нагрузки на тот или иной город должно было быть компенсировано за счет других городов того же округа, если только совокупная сумма, наложенная на провинцию или диоцез, не уменьшалась, а последнее было совершенно немыслимо. Поскольку подушная часть налога, capitatio, в новой податной системе основывалась на принципе распределения (по сравнению с принципом пропорциональности, использовавшимся в поземельном обложении, iugatio), это предполагает, как и в любой системе данного типа в любую эпоху, некий элемент произвола, на что жаловался землевладелец из Караниса, Аврелий Исидор. Комархи этой деревни, писал он, «распределяют обязанности так, как им самим угодно»61. Поначалу задача
55 Amelotti, Costamagna 1975: 23—24, 78 примеч. 21.
56 Lepelley 1979: 223-224.
57 Palme 1989.
58 P. Panop. Beatty: повсюду; P. Оху. XLVDI.3397; ХЫП.3104; P. Amh. П.80; комархи: Р. Оху. XLVni.3409.
59 Carné. *Fiscalité’.
60 Pan. Lat. V(VTII); P. Оху. XLVI.3307; Carné. ‘Fiscalité’: 41, 61.
61 P. Cair. hid. 71.8 (314 г.).


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 423
определения доли каждого человека в налоговом бремени фактически лежала на куриальных литургисгах (то есть на тех куриалах, которые исполняли соответствующие литургии. — A3.), лично отвечавших за сбор податей. Злоупотребления, совершенно неизбежные при такой системе, позднее привели к тому, что декурионов отстранили от исполнения функции сбора налогов, заменив их оффициалами (officiales), которые, впрочем, оказались не намного честнее62.
Среди обременений, налагавшихся на города, приоритет отдавался тем, которые были связаны с продовольственным снабжением — с анноной Рима и анноной милитарис (annona militaris, поставки провианта в армию). Группа надписей из Памфилии, датируемых второй четвертью Ш в.63, показывает нам роль, какую играли города в деле обеспечения провизией войск, расквартированных на немалом отдалении от них (тсара7юр.7П], букв, «перевозка», «сопровождение», «конвой»; имеется в виду обязательство регулярно снабжать сами войска, а также поставлять провиант, annona, для их снабжения; равнозначно лат. prosecutio. —A3.), в данном случае — в Сирии. Издатели этих надписей связывают последние с военными кампаниями, но почти рутинная повторяемость таких снабженческих конвоев, организация которых упоминается среди классических функций, исполнявшихся человеком на протяжении его муниципальной карьеры, скорее, подразумевает, что это было регулярной, годичной должностью, такой же, какую мы обнаруживаем в других документах Ш в.64, заключавшейся в отправке annona militaris в провинции, где имелось значительное военное присутствие. По аналогии с тем, как работала имперская почтовая служба, мы можем предположить, что эта литургия имела отношение к обеспечению перевозок в пределах городской территории. Города должны были оплачивать только транспорт (что, тем не менее, было чрезвычайно дорого), тогда как само продовольствие приобреталось путем реквизиций, компенсировавшихся через ту систему, которая, как кажется, продолжала действовать до той поры, пока при Диоклетиане annona militaris не была преобразована в особый налог. Как часто бывает в случае с актами индивидуальной благотворительности, личные финансовые вклады, делавшиеся некоторыми литургистами — и подчеркивавшиеся ими в своих надписях, — сводились просто к «широкому жесту», который облегчал (замечательным, но всё же исключительным способом) бремя, заключавшееся в коллективной обязанности, лежавшей на городе. Ординарный институт, таким образом, известен нам в основном благодаря нетипичным случаям, а именно тем, которые могли служить поводом для появления какого- нибудь прославляющего текста. Визиты императора в провинции (созда¬
62 Кодекс Феодосия. ХШ.6.7 (365 г.); Giardina, Grelle 1983.
63 Bean, Mitford 1970: 38-45 Na 19-21 =AE 1972.626 (244/249 r.); AE 1972.627 (238 r.); AE 1972.628 (242 r.).
64 IGRR Ш.68 (здесь «тсос ратсо ртст)» присутствует среди «ôcXXaç àp^ocç xal Xeixoupyiaç»; AE 1972.627 (Гордиан Ш); IGRR Ш.60 (Вифиния, Септимий Север); вопреки М.И. Ростовцеву (Rostovtzeff. SEHRE П: 723, примеч. 46 (см. также: Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи. П: 137—138, 362 примеч. 45. — А.З.)), случай с: IGRR Ш.1033 = OGIS 516 (Пальмира, 229 г.), по всей видимости, несколько отличен.


424
Часть третья
вавшие, по-видимому, такие поводы наряду с иными обстоятельствами) с целью проверю! того, насколько эффективно функционирует имперский снабженческий аппарат, оставались особыми случаями, поскольку в 300 г. они по-прежнему служили причиной для дополнительных сборов, за которые, как и во времена Септимия Севера веком ранее, приходилось кому-то платить65.
Эпизодическая проблема снабжения продовольствием экспедиционных сил, случаи которой участились в Ш в., с реорганизацией военного ведомства при тетрархии постепенно уступила место проблеме регулярного снабжения тех гарнизонов, которые находились в пограничных зонах и не были самодостаточными. В результате на исходе 3-го столетия организация операций по сопровождению провианта (7uapoc7ro|ji7nq, prosecutio annonae) подверглась модификации. Становившаяся всё более обременительной и сложной ответственность за перевозку запасов на дальние расстояния (expeditio) бюрократизировалась, превратившись в задачу, возлагавшуюся на главу особой провинциальной службы (officium); в будущем должность тех, кто раньше носил титул «pastus primipili» («примипилы кормления», интенданты), перестала обладать военным значением; так дело обстояло по меньшей мере уже во времена Диоклетиана:66 к примеру, провинции, оказавшиеся в преторианской префектуре Востока, должны были снабжать войска, стоявшие в префектуре Иллирик. Перевозка запасов на средние расстояния (например, в Египте — из Нижней Фиваиды в Сиену или в западные оазисы) просто стала муниципальной литургией, которая на Востоке получила название «StàSoaiç» (букв, «раздача» «пожертвование». — А.З.); этот термин обозначал также доставку анноны местным подразделениям67.
Похожую эволюцию можно заметить и в родственной сфере, которая была связана с обязанностью давать пристанище (hospitium) проходящим по данной территории войскам или предоставлять зимние квартиры. Эта повинность, являвшаяся извечным источником конфликта между личным составом императорских войск и гражданским населением, очень хорошо известна для более позднего периода, когда она становится объектом детализированной регуляции. Предшествовавшая этой повинности ответственность городов и их самых богатых граждан остается для нас более скрытой68. В свете этих munera (повинностей) мы можем понять, что трансформация системы финансирования публичных расходов и в целом налоговой системы сводилась в значительной степени к фиксации разме¬
65 Септимий Север: PSI683: стк. 14—16; Диоклетиан: Р. Panop. Beatty 1 (298 г.), стк. 245— 246; Дигесты Юстиниана. L.4.18.4.
66 Кодекс Феодосия. УШАН: Jones. LRE I: 67, 124, с примеч. 117; Carné 1979 — за этим автором следует: Horstkotte 1991.
07 Доставка провианта на средние дистанции: SB VIII.9875 (312 г.; из Оксиринха в Мемфис); Stud. Pal. ХХ.91 (340 г.); снабжение местных подразделений: Р. Wise. 3 (не позднее 257/259 г.); Р. Panop. Beatty 1 (298 г.).
68 	По П в.: IGRR Ш.60 (215 г.); IGRR IV. 173 (Фиатира, Лидия); протест фракийской деревни Скаптопара, датируемый Ш в.: CIL Ш. 12336 = 0GIS 888 (также см.: Hauken. Petition and Response).


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 425
ров и переходу к взысканию в перманентной форме тех повинностей, которые прежде носили во многом случайный характер и определялись ad hoc (в каждом отдельном случае) в зависимости от конкретных потребностей; этим объясняется название «munera extraordinaria», то есть «чрезвычайные повинности» (с этого времени являвшееся уже совершенно анахронистическим выражением), которое сохранилось за ними и позднее. Вот так и произошло удлинение списка дополнительных налогов.
При Северах cursus publicus, то есть повинность, связанная с организацией государственных поездок, не стала ни более милитаризованной69, ни более «огосударствленной»70. Не касаясь законов IV в., отметим, что папирусы Панополя, датируемые временем тетрархии, показывают, что conductores (кондукторы, отвечавшие за станционные пункты почтовой службы, а в других местах известные как mancipes, подрядчики, или praepositi mansionum, станционные смотрители) являлись гражданскими лицами, назначавшимися городским советом (ßouXrj) из числа некуриалов, но если даже и из декурионов, то более низкого ранга71. Если в одном и том же документе давалось распоряжение обеспечить mansiones («привалы», почтовые станции) различными запасами, то это было нечто исключительное и временное — подобные приказы поступали в преддверии визита императора. Это подтверждает, что при Северах перед почтовыми станциями отнюдь не стояло в качестве базовой и регулярной задачи накопление annona militaris в натуральной форме, распределение этих припасов среди местных гарнизонов и доставка подразделениям, расквартированным где-то в отдалении. Из двух подразделений службы, отвечавшей за cursus publicus, более важным, как представляется, был cursus velox (букв, «скорый маршрут»), который позволял государственным агентам быстро перемещаться по территории всей державы. Что до службы, отвечавшей за транспортировку тяжелых грузов и известной нам хуже (преимущественно по источникам более позднего периода), то, судя по всему, она обслуживала не столько annona militaris, располагавшую собственными линиями связи, сколько доставляла иные виды казенного багажа72. Общее впечатление о функционировании этой системы в 3-м столетии мы можем составить благодаря сохранившейся записи о том, как проходил третейский суд между двумя фригийскими деревнями. В его ходе выяснялся вопрос об их обязанностях по поводу àyyocprjta (государственный транспорт, почтовая служба), которые в определенной пропорции сочетались
69 Данный тезис, выдвинутый впервые в 1902 г. А. Домашевским (Westdeutsche Zeitschrift 21), был принят Х.-Г. Пфлаумом (Pflaum 1940) и расширен Д. ван Берхемом (van Berchem 1937); А.-Х.-М. Джонс занимает более умеренную позицию (Jones. LRE П: 831).
70 Хотя в биографии Севера (Сочинители истории Августов. Север. 14 [здесь эта повинность называется «почетной». — А.З.]) утверждается обратное, с чем солидаризировался и Пфлаум (Pflaum, 1940), который воспроизвел соответствующий пассаж на с. 92—93, 163; обратной точке зрения придерживается: Seston 1943.
71 IGRR 1.766. См. также: Кодекс Феодосия. ХП.1.21 (скорее 335 г., нежели предлагаемый О. Сиком, см.: Seeck, 334 г.); Gaudemet 1951.
72 Кодекс Феодосия. VHI.5.13, 16, 33, 47, 48 (все эти мероприятия датируются периодом с 360 по 380 г.).


426
Часть третья
с налогами, уплачивавшимися этими деревнями иными способами73. В целом заинтересованность и потребность в этой службе могли даже заставить имперские власти стимулировать создание некой гражданской структуры, с тем чтобы появилась особая категория куриалов, ответственная за нормальное функционирование государственной транспортной системы. Такая группа появилась во фракийском Пизосе, где попечение (empiXeia, аналог латинского понятия «conductio», «взятие на откуп». —А.З.) над одним важным пунктом (statio) на дороге, о котором изначально заботились военные, перешло к знатным лицам из соседней деревни, чье положение возвысилось до статуса членов ßouXr] некоего эмпория (èpuropiov, торговый центр), который был создан с нуля путем переселения сюда людей из ближайшей округи74.
Говоря о правопорядке, мы касаемся тех кругов, которые в муниципальных и имперских институциях по-прежнему оставались соперниками, хотя и не были равны друг другу. Существуя параллельно и обособленно, каждый из них имел собственную сферу полномочий. Говорить мы должны скорее о разделении и иерархизации, нежели о сотрудничестве этих кругов.
Имея в виду Малую Азию, Л. Робер пишет, что «каждый город имел собственные полицейские силы, а там, где документы не позволяют их увидеть, мы должны предполагать [наличие] таковых»75. За борьбу с местными разбойниками и грабителями по-прежнему отвечали сами города, которые для этих целей мобилизовывали своих граждан (iuvenes, veocvt- axoi, т. e. «юношей», либо других горожан) под командой парафюлаков (TrapacpuXaxsç, «стражей») или иренархов (îpr)vapxot, «начальников ире- нов»): они образовывали такие вооруженные силы, которые в большей или меньшей степени подходили для решения указанных задач. Вмешательство регулярной армии требовалось лишь в случаях чрезвычайной опасности. С другой стороны, имелись так называемые стационарии (stationarii). Этим словом обозначались все агенты исполнительной власти различных провинциальных служб—правительственной, фискальной, почтовой, — которые находились на постоянной основе в конкретных пунктах на территории страны. Некоторые из этих стационариев в обязательном порядке были гражданскими лицами, другие — военными вплоть до времени тетрархии, а позднее — гражданскими. Stationarii, лучше всего представленные в документах — это бенефициарии (beneficiarii) наместника, которые отвечали за общественный правопорядок. Тот способ, каким в северовскую эпоху эти военные действовали в сфере обеспечения полицейского порядка на местах, прекрасно иллюстрирует один берлинский папирус76. Декадарх (то есть декурион, decurio), подчинявшийся, очевид¬
73 АЕ 1961.258; cp.: Frend 1956; ср.: Brunt 1966: 484.
74 IGRR 1.766 стк. 18—19 (totoxpxouç ßouXeuxou;); см. также: Robert 1940: 307 примеч. 5.
75 Robert 1937: 99.
76 Rea 1983; P. Berol. im. 7347: сам этот документ может быть датирован 207 г., а соответствующее судебное решение должно быть отнесено к 202/203 г. Словом «разбойники» мы переводим греческое «XrjoTai»; предлагаемая здесь интерпретация отчасти не совпадает с интерпретацией издателя.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 427
но, «резидентному центуриону» Арсиноитского нома, предстал перед трибуналом префекта по обвинению в том, что он неправомерно подверг пытке одного из отловленных им преступников. Декурион похваляется тем, что поймал и передал в руки властей более шести с половиной сотен разбойников. Поразительное число. Всякого рода намеки, имеющиеся в тексте, наводят на мысль, что эти шестьсот пятьдесят арестов были рутинным делом для «резидентного центуриона» (или, иначе, «территориального центуриона»), когда приближался ежегодный префекторальный conventus (то есть собрание для решения судебных дел в провинции под председательством префекта. — А.З.): помещение под стражу всех тех, кто был не в ладах с законом, исходное «распутывание» в присутствии стратега нома, первое расследование дела, возможно, использование для этой цели пытки — всё это было подготовкой к тому моменту, когда обвиняемый предстанет перед префектом или перед его посланниками. Более того, выясняется, что для доставки арестантов в суд воины заставляли некоторых из них работать матросами. Каким бы способом мы ни реконструировали прения, данный документ не следует связывать с какой-то широкомасштабной полицейской операцией, направленной против организованных разбойничьих банд. Впрочем, даже если мы сведем такие документы к простым свидетельствам о повседневной практике воинов, которые действовали в качестве вспомогательных подразделений в сфере обеспечения правопорядка, это никак не умалит значение той роли, какую они выполняли, благодаря которой далекая и абстрактная государственная власть демонстрировала собственную эффективность и вездесущую бдительность. Теперь, благодаря открытию новых папирусов от второй трети 3-го столетия, мы имеем для Месопотамии аналогичный случай с центурионами территориальной полиции77.
То, что персонал носил военные титулы, в действительности никак не подтверждает гипотезу о том, что северовская администрация подверглась милитаризации. Центурионы и декурионы, размещенные (ßevecpixiaptos <jtoctiÇgûv) в Ш в. в разных местах Египта с целью поддержания «мира» (èm xf)ç £iprjvr|ç), не отличались от beneficiarii предыдущих столетий, как и от тех центурионов, о которых писал Траяну Плиний Младший78. Так что нет никаких оснований для вывода о том, что армия вторгалась в сферы, которые традиционно были подведомственны гражданской администрации, и, в любом случае, даже если чиновниками становились воины, для выполнения новых для них задач они откомандировывались из своих подразделений79. Жалобы, адресованные более высоким судебным властям, обычно принимали декурионы и центурионы, которые действовали в качестве стационариев (stationarii, полицейские), и в этом невозможно усмотреть никакого доказательства тому, что между
77 Feissel, Gascou. *Documents': 557—558; Feissel, Gascou: 87, 108: P. Euphr. 2 стк. 12; 5 стк. 1—2: «тф (ехатоутархф) ercl xfjç sotocÇiocç Хфоорахт]^^ «[центуриону,] который отвечает за порядок в Сфорахене».
78 Р. Оху. XVH.2130; Robert. Hellenica, том X: 175 сл.; Плиний. Письма. Х.27—28, 77—78.
79 Gilliam 1940.


428
Часть третья
сельскими жителями и простыми солдатами существовала якобы какая- то общность80. Кроме того, декурионы и центурионы не имели ничего общего с фружентариями (frumentarii, букв, «интенданты», но со времен Адриана это чин тайной полиции, сыщики. — А.З.) или куриозами (curiosi, шпионами), теми ненавидимыми в народе специальными агентами императора, которые при тетрархии были упразднены лишь для того, чтобы их места заняли те, кого отныне стали называть «ревизорами», «сыскными агентами» — «agentes in rebus»; впервые последние засвидетельствованы для 319 г., но создал их, по всей видимости, Диоклетиан, наделив не только функцией политического сыска, но и надзора за тем, как работает система управления и как исполняются законы81.
При Диоклетиане munus iudicandi (повинность, состоявшая в обеспечении правосудия) всегда фигурирует среди задач, возлагавшихся на де- курионов82. Непросто понять, до какой степени продолжала сохраняться в городах в Ш в. их собственная юрисдикция (ответ на данный вопрос мы знаем, по крайней мере, относительно Афродисиады83), но у нас нет оснований сомневаться в том, что они сохраняли традиционные правовые прерогативы (в частности, в том, что касается гражданских исков с малой оценкой спора, вопросов собственности и наследования, а также назначения опекунов), поскольку можно видеть, что в IV и V вв. города в Африке продолжали осуществлять эти прерогативы. Сохранению муниципальной юстиции угрожало прежде всего скептическое отношение к ней со стороны самих истцов. В самом деле, последние в Ш в., как кажется, всё в большей степени стремились к тому, чтобы их дела рассматривались римским наместником, даже несмотря на то, что это означало для них более высокие судебные издержки. Данная тенденция привела к тому, что возникла потребность в увеличении числа провинций; по отношению к наместникам всё чаще применялся титул iudex (судья); и это ясно показывало, что судебная деятельность стала для него основной (не считая надзора за фискальными операциями). «Страдания» и «Жития» мучеников часто воспроизводят выдержки из официальных протоколов судебных дел, разбиравшихся перед тем или иным наместником84, доказывая, что для уточнения отдельных вопросов можно было обращаться к судебным протоколам (commentarii), хранившимся в провинциальных архивах («apud acta praesidis provinciae», «по протоколам презида провинции»), и что из этих протоколов, как и из субскрищий (subscriptiones, «подписи», обвинительные заявления. —А.З.), можно было узнать приговоры, выносившиеся в гражданских тяжбах. Все те тяжбы, относительно которых африканские документы (опять же) прямо не отрицают активной
80 Rostovtzeff. SEHRE: 411 слл.; Campbell. ERA: 431—435.
81 Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXIX.44—45; за пределами интересующего нас периода: Giardina 1977: 64—71.
82 Аркадий Харизий в: Дигесты Юстиниана. L.4.18.14.
83 Reynolds. Aphrodisias.
84 Напр.: «Acta Maximiliani» (Musurillo 1972: No 17), или, более позднее время, «Acta apud Zenophilum» (Оптат. Приложение I в: CSEL XXVI 1893: 185—197); ср.: Августн. Против Крескония грамматика. Ш.28.33; Ш.56.62; Ш.61.67; Ш.70.80.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 429
роли, игравшейся дуумвирами (duumviri), дела велись (и на стадии расследования, и в ходе слушания) проконсулом85. Право на епископский суд (episcopalis audientia), дарованное Католической церкви со времен Константина86, создавало более эффективного конкурента провинциальной юстиции, причем настолько, что новая религиозная ментальность могла побуждать людей стремиться прибывать в дружественные для них поселения (что касается последнего, то 337 г. — это слишком ранняя дата, чтобы позволить нам составить какое-то определенное мнение).
В рассматриваемый период города всё в большей степени напрямую привлекались к рекрутским операциям для комплектации войск личным составом. Создается впечатление, что при Северах, как и во 2-м столетии, потребность в новобранцах в значительной степени удовлетворялась за счет добровольной вербовки (прежде всего за счет поступления на службу солдатских сыновей). В случаях, когда этого источника оказывалось недостаточно, требования о поставке контингентов могли адресоваться к определенным городам, однако наши источники информации по этому сюжету остаются недостаточно полными. Главным нововведением рассматриваемого периода стало учреждение фискализированной системы комплектации войск, которой предстояло сохраняться на протяжении всего IV в. и даже позднее: tironum praebitio, или auvxsXeux xipcovcov («поставка новобранцев»). Самое раннее официальное упоминание про- тостасии (rcpcoxoaxàata, повинность по обеспечению набора рекрутов), содержащееся в законе, который можно датировать от 285 до 293 г. [Кодекс Юстиниана. Х.62.3), совпадает по времени с кратковременным появлением в Египте литургистов, которых называли здесь словом «протостаты», «rcpcoxoaxàxat» (букв, «стоящие в первом ряду», «вожаки». — А.З.). Вскоре после этого «Максимилиановы акты» («Acta Maximiliani») описывают нам некоего уклониста, представленного к призыву одним темонарием (temonarius, синоним слова «тсрсохоахахт)*;»), тогда как другой закон [Кодекс Юстиниана. Х.42.8; между 293 и 305 гг.) базируется уже на обязанности поставки рекрутов в зависимости от размера земельной собственности и, если говорить точнее, на той же самой фискальной единице — capitulum (кратное число от iugum), что и через восемьдесят лет87.
Первое упоминание в папирусах фискализированной praebitio tironum (см. выше) датируется 324 г. Тем любопытней, что в этом конкретном случае данная повинность исполнялась (в виде поставки реальных рекрутов, а не уплаты денег) некой корпорацией ремесленников, то есть соответствующее требование налагалось не только на земельные состояния, но и на коммерческий доход88. Аналогичная физическая поставка самих
85 Lepelley 1979: 161—162, 216—222 и примеч. 104—133 (основывается прежде всего на «Acta Purgationis Felicis» (Оптат. Приложение //в: CSEL XXVI: 197—199), которые касаются некоего судебного процесса, состоявшегося в 314 г.).
86 Кодекс Феодосия. 1.27.1; Cimma 1989: 31—79.
87 Carrié. 'Fiscalité’: 50—51, 61 и примеч. 138.
88 Р. Оху. XLV.3261.


430
Часть третья
новобранцев, превалировавшая в первые десятилетия функционирования системы, обнаруживается также в тексте, который может быть датирован 330—337 гг. и который содержит список tirones (молодых солдат, призывников), представленный неким пагом (pagus, округ, район) вместе с отчетами о сборе разных налогов89. Уплата налогов деньгами взамен натуральной уплаты не получала широкого распространения, очевидно, до второй половины 4-го столетия. Таким образом, суть введенной Диоклетианом системы не сводилась к фискализации рекрутского набора; система эта предполагала также появление нового типа munus (повинности), посредством которой государство перекладывало выполнение данной задачи на города, деревни и крупные поместья.
В интересующий нас период в Галлии, Британии, Греции, на Балканах и в восточных частях державы были предприняты значительные усилия по укреплению городов. При том что траты на эти работы осуществлялись в интересах населения, они еще и обеспечивали армию стратегически важными базами. Чтобы легче оборонять кольцевые стены, их нельзя было делать чересчур длинными, поэтому значительная часть населенной зоны оставалась вне их контура: в конечном счете археологи и историки согласились с тем, что дело обстояло именно так, и перестали воспринимать эти весьма небольшие внутренние пространства в качестве доказательства сокращения городского населения. Поскольку очевидно, что работы по возведению городских фортификаций осуществлялись в государственных интересах, современные комментаторы высказывают предположение, что в это предприятие прямо инвестировались публичные финансы. Однако повторимся: упомянутая ранее неопределенность терминологии законодательного «евергетизма» стала причиной того, что доля государственного финансирования была завышена. Такая, к примеру, формула, как «ex Scopeocç aeßacrrou» или «aeßaarcov» («в подарок от высочайшего» или «высочайших»), встречающаяся в посвящениях на бастионах, вновь построенных в Адрахе (датируются от времени правления Валериана до Аврелиана)90, означает всего лишь, что на такие работы император дал свое августейшее позволение. Более щедрыми были правители в предыдущем столетии, когда Марк Аврелий возвел за свой счет (в данном случае посвятительная формула не допускает никакой двусмысленности) стены Филиппополя и Сер дики. Бремя, наложенное на муниципальные финансы и заключавшееся в необходимости проведения таких работ, могло быть отчасти облегчено в интересующий нас период бюджетных ограничений, в лучшем случае, предоставлением воинов в качестве рабочей силы.
В дополнение к этому обзору функций, возложенных на города в рамках общего административного каркаса державы, мы должны упомянуть отличные от собственно городов формы местных сообществ: селения, императорские поместья и даже аборигенные племенные структуры (gentes).
89 P. Vindob. Inv. G25840 = PER NN 37; улучшенное переиздание: Bagnall 1983: 4—6.
90 Pflaum 1952; ср.: Carné 1992: 422-423; Lewin 1991.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 431
Селения очень сильно разнились своими размерами: некоторые являлись или могли претендовать на то, чтобы стать, по сути, городами, тогда как другие были более скромными91. Сеть этих городков была иерархически структурирована, и название «metrocomia», скорее всего, применялось к главным поселениям областей [пагов и т. п.). Даже отдельно взятая деревня могла напрямую обратиться к императору. Так, в нашем распоряжении имеется уже упоминавшаяся жалоба фракийской Скаптопары от 338 г. Галлия продолжала порождать особые ситуации, такие, например, как та, что засвидетельствована в одной надписи из Агединка (совр. Санс, в Бургундии), датируемой 250 г. Внутри общины (civitas) сенонов, которая имела своих собственных магистратов, главное поселение, Агединк, обладало рангом «деревни», vicus. Одно и то же лицо могло исполнять функции в городе (эдил, duumvir городской кассы, actor publicus, то есть казначей, и т. д.), в vicus (опять же эдил) и в одном из пагов (опять же actor publicus). Весьма вероятно, что городские магистраты надзирали за всеми территориальными институтами92. Вопреки тому, что часто утверждается, эта система отнюдь не была исключительной особенностью Галлии. В Ш в. в конфедерации Цирты (в Нумидии) пагщ которые в предыдущем столетии уже получили сословие декурионов (ordo decurionum) и право иметь общественную казну, были пожалованы рангом «res publica», а в некоторых случаях приняли титул «castellum» (укрепленное место, форт), что является примером не доведенной до конца эволюции в направлении приобретения статуса собственно города93.
Являвшийся сугубо римским округом, pagus был вновь учрежден в Италии Августом в качестве основы для проведения ценза. Роль пага как фискальной единицы позволяет нам предположить, что он был учрежден везде, где «имелось значительное сельское население, которое нужно было организовывать и которое должно было платить налоги», например, в Бетике94. Лишение Диоклетианом налогового иммунитета, которым пользовалась Италия, возродило там пагщ о чем свидетельствуют один луканский документ, датируемый 323 г. (так называемая «Вольцейская талица»95), и составленная позднее «Таблица из Тринитаполи». Как бы то ни было, в Египте pagus и его praepositus (;препозит, то есть предводитель, глава) были учреждены именно при тетрархии. Сохраняя и традицию прямого администрирования, и обычай приписывания к городу ближайших общин, государство в лице praepositus pagi имело на местах своего рода эквивалент своему новому представителю в городе — куратору (curator). Подобно этому последнему, praepositus обычно рекрутировался из представителей сословия куриалов метрополии, которые тем самым со¬
91 Harper 1928; по более поздним эпохам: Bagnall. Egypt; Dagron 1979.
92 ILS 7049 (Агединк, район Лиона; 250 г.) = Jacques 1990b: 66.
93 См. тексты, приведенные и прокомментированные в изд.: Jacques 1990b: 62—63.
94 Curchin 1985: 327-343 (цитата на с. 342).
95 Вольцеи: CIL Х.407 = Inscrit III. 1 № 17; Тринитаполи: Giardina, Grelle 1983 = AE 1984.250.


432
Часть третья
храняли свои старинные прерогативы по управлению городской территорией [хорой), и praepositus, подобно куратору, нес ответственность перед провинциальными властями.
Как бы то ни было, деревни воспроизводили (отчасти и в меньшем масштабе) весь диапазон публичных функций и литургий, существовавших в городах. Мы обнаруживаем, например, некий работающий под председательством комарха (видимо, это новое обозначение гражматея, ура[Л[хатеи<;, деревенского писца) койнон, xoivov, то есть коллегию богатых и уважаемых селян, состоявшую из «старцев» («Ttpsaßikepot xcopnqç»), позднее известных как «деревенские старосты» («тгроотохоаруиои»)96. В западной части империи мы находим те же самые сельские институты под именами magister vici, magister pagi или magister castelli (то есть речь идет о главе деревни, пага или форта)97, находим также «магистратов» и «совет старцев» («seniores») — и даже «куратора государственных дел» («curator rei publicae»)98  *. Как и в других случаях, податная система породила множество сельских литургий. Один папирус 329 г. [Р. Оху. Ы.3621) с перечнем назначений, переданный препозиту пага (praepositus pagi) тессерарием (tesserarius) и двумя комарха- ми поселка, показывает нам круг этих литургий. Имелось восемь сборщиков натуральных податей: двое отвечали за зерно, двое — за мясо, двое — за солому и сено, еще двое — за одежду воинов: sticharia и раШа [стихарии, то есть облачения, и паллиумы, то есть плащи). Поселки обладали также и собственной стражей порядка. В Египте, от времени Северов и до начала IV в., они назывались «iid zf\q eîpiqvrjç», то есть «те, кто отвечает за мир и безопасность». Позднее это обозначение соперничало с названием «етатоиш eiprjvrjç», то есть «стражи мира» и, в конечном итоге, — с термином «irenarches», «иренархи» (то есть блюстители мира; со временем в метрополиях их заменили riparii, рипарии)". В дальнейшем, уже во времена Августина, то же самое мы наблюдаем и в Африке, а точнее — в крепости (castellum) Фуссала100. На деревенском уровне осуществление литургий затруднялось двумя обстоятельствами: скудость состояний («поместья», в которых сосредотачивалась значительная часть местных богатств, относились к административным единицам округа) и малая средняя продолжительность жизни. Первое означало, что самые богатые сельские жители вряд ли могли вздохнуть свободно, не имея почти никакой возмож-
96 Missler 1970; Thomas J.D. 1975b: 113—115; Lallemand 1964. Многочисленны 7TpcoTOXW(jnqTai в: МАМА Ш (Киликия), УШ (Фригия); IGBulg. (Фракия).
97 Фест (в изд.: Lindsay W.M. (Leipzig) 1913: 502): «magistri vici, item magistri pagi quotannis fiunt» («магистры поселков, а также патов ежегодно назначаемы»). О многообразии реалий, которые могут скрываться за термином «pagus», см.: Curchin 1985.
98 Magistratus и seniores: castellum Аин-Телла (CIL VIII.17327, период тетрархии). В Би-
раксаккаре (еще один проконсульский castellum): суффеты — в период правления Анто-
100 Августин. Письма. 20*.6 (изд. Diyjak. uvres de St Augustin 46b, письма Г—29* (Bibliothèque Augustinienne (Paris) 1987: 300): «ad nocturnas custodias vigiles» («караульные ночной стражи»).


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 433
носги хоть как-то отсрочить исполнение своих обязанностей; второе обстоятельство, напротив, означало, что эти обязательства в силу естественной причины часто перекладывались на очень молодых людей101.
При Септимии Севере тенденция к повышению муниципального ранга тех гражданских деревень, vici, которые разрастались вблизи от военных лагерей вдоль Дуная, продолжилась, а это означало, что канабы101а как тип поселения исчезали. Впрочем, для данной тенденции были характерны и исключения: например, vicus Могонтиак (Майнц) превратился в город не ранее 276 г.102. Также и в Африке именно Северы решили проблему, связанную с вопросом о том, как же следует поступить с территорией Карфагена:1023 они санкционировали постепенное его слияние с перегрин- скими civitates, то есть с общинами (в форме муниципиев) пагов, жители которых прежде не могли быть римскими гражданами. Понятно, что налоги, которые эти города ранее платили в Карфаген, отныне потекли напрямую в государственные сундуки103. Говоря в целом, можно сказать, что практика изменилась: деревни могли либо беззастенчиво эксплуатироваться (в форме налогов и повинностей, munera) тем городом, от которого они зависели, либо, наоборот, они могли становиться прибежищем для тех жителей города, которые желали избавиться от своих повинностей. Это порождало глубокий конфликт. Несмотря на тщательное разграничение, которое в северовском законодательстве было проведено между городскими повинностями и теми munera, за которые отвечали деревни, декурио- ны, то есть члены совета (ßouXrj) метрополии, испытывали очень сильный соблазн переложить исполнение собственных обязанностей на самых богатых крестьян со своей хоры (сельскохозяйственной территории). Около 250 г. это попробовали провернуть члены буле Арсинои, однако селяне воспротивились. Правила гласили, что такой спор должен был быть передан на третейский суд префекту Египта. Для оправдания совершенного ими правонарушения арсиноиты избрали тактику ссылок на свое сильное материальное оскудение: «Когда Север обнародовал закон, города еще по-прежнему благоденствовали». За этим удобным аргументом, который нам не следует принимать на веру, можно почувствовать не столько общее обнищание провинции, сколько известный рост благосостояния крестьян104. В силу той же самой причины многие села желали обрести самостоятельность через предоставление им статуса города, что требовало императорского одобрения.
101 В agnail 1978.
101а Canabae — поселение маркитанов, т. е. выслуживших свой срок воинов, их «боевых» подруг ит.п., непременно возникавшее неподалеку от римского лагеря. — A3.
102 ILS 7079.
102а В свое время Карфаген был восстановлен Гаем Юлием Цезарем в качестве финикийского города, но вскоре, уже после смерти диктатора, приобрел италийское колониальное устройство; в рассматриваемую эпоху Карфаген представлял собой крупный римский город и был столицей провинции. — А.3.
103 Gascou 1982b.
104 SB V.7696; см. также далее, с. 442.


434
Часть третья
Деревня была отнюдь не единственной формой существования «не- городов»105. Императорские домены находились под прямым управлением: например, в случае спора с императорскими прокураторами, которые заведовали огромными африканскими салътусами (saltus), не существовало никакой альтернативы кроме как прямой жалобы на имя государя. В восточных частях империи племенная структура местного населения зачастую оставалась в силе. Во всяком случае, на Евфрате сохранились или даже были созданы новые деревни, как мы недавно увидели на примере Бет-Фурайя, попавшие под территориальную юрисдикцию Аппаданы106.
IV. 	Исторический жребий муниципального мира:
КРИЗИС ИЛИ АДАПТАЦИЯ?
В довольно необязательной и неисторичной манере современное буржуазное мировоззрение считает допустимым отождествлять буржуазию нашего времени с куриалами и рассматривать их в качестве некой альтернативы «деспотизму» «тоталитарного» имперского государства; такой подход является невероятно анахронистической проекцией современных реалий в древность. В результате данное представление, ныне широко распространенное, привело к формированию ложной идеи о том, что во второй половине 3-го столетия муниципальные институты и муниципальное сообщество погрузились в состояние кризиса. Этот катастрофический взгляд на события того времени в значительной части был отвергнут благодаря новейшим исследованиям, в ходе которых было выявлено множество указаний, хронологически отнюдь не сводящихся к Константинову правлению, на преемственность и жизнестойкость муниципальных учреждений107, и указания эти находятся в контексте экономического преуспеяния.
Довольно долго утверждалось, что муниципальные сенаты пребывали в состоянии безнадежного упадка, выкашивались экономическим кризисом, покидались своими членами, страдали от фискального деспотизма. Так, Ф. Эртель хотя и признаёт, что на заре IV в. «буржуазия» пока еще не была «целиком истреблена», описывает ее как «разоренную; духовно и материально испытывавшую на себе смертоносный удар <...>. Отныне богатый “буржуа” являлся исключением, а вовсе не правилом». Следует отметить, что истоки «лшургизации» и «обязательного декурионства»
105 Jones 1971: 69; Cracco Ruggini 1982—1983; Сгассо Ruggini 1989: 214—223.
106 Feissel, Gascou. ‘Documents’: 541.
107 В большинстве случаев историография увековечивает этот мрачный взгляд на данный период. Историки права, в частности, воспринимают в качестве неоспоримой истины то, что это время отмечено закатом цивилизации городов-государств, см.: Ganghoffer 1963; Langhammer 1973; с ними не согласны: Chastagnol 1978; Lepelley 1979; Lepelley 1981а; Iiebeschuetz 1972; и т. д.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 435
Эртель относит ко временам Траяна и Адриана. С кризисом условия существования местных элит становятся всё более угрожающими: «Аресты, конфискации и экзекуции дамокловым мечом висели над их головами». Перезагрузка империи в IV в., как полагает Эртель, была осуществлена ценой «учреждения абсолютистского государства» и «воплощения в жизнь некоего всеобъемлющего государственного социализма»108. Данная модель диктует соответствующий способ интерпретации источников. Типичным при таком порочном подходе является мнение, что с этого времени источники подтверждают предсмертные конвульсии муниципальных учреждений, которые, как заявляется, затем полностью уступили поле государственному деспотизму109. Как было отмечено выше, к этой точке зрения близки до сих пор многие историки права, когда они изображают северовскую политику как поиск модели некоего эгалитарного, то есть уравнительного, сообщества, управляемого наднациональным бюрократическим организмом.
Действительно ли источники позволяют прийти к выводу о том, что, выражаясь классическими формулировками, отныне муниципальные магистратуры представляли собой всего лишь обманчивый фасад государства, в котором доминировал бюрократический «этатизм»? Что, отрешенные от реальной власти, муниципальные магистратуры просто-напросто трансформировались в затратные литургии, в munera, всё в меньшей степени казавшиеся привлекательными для кандидатов, которые вследствие этого вынуждены были отправлять эти обязанности в силу своего наследственного достоинства или через авторитарное назначение?110 В свое время А.-Х.-М. Джонс был почти единственным, кто делал акцент на неизменности и постоянстве муниципальной жизни. Он полагал, что можно наблюдать даже некоторое развитие (во всяком случае, в более поздний период) принципа «самоуправления». «В большинстве управляемых бюрократическими методами провинций принцип местной ответственности рано или поздно признавался путем учреждения городского правления»111. В качестве доказательства он приводил две великие реформы, которые в начале и на исходе 3-го столетия оказали воздействие на Египет: пожалование Септимием Севером права иметь городские советы, а затем такое же пожалование Диоклетианом полного городского самоуправления. Эта интерпретация, предполагающая наличие некой последовательной имперской политики, страдает чрезмерным оптимизмом: в частности, она переоценивает значение северовской «муниципализации» Египта в той же
108 Oertel F. 1939 — в предыдущем издании данного тома: САНХП1 (цитаты, заимствованные со с. 267 и т. д., прямо отсылают нас к модели Ростовцева).
109 Показательным примером в данном случае является формула «si lex cessat» («но если закон отсутствует») у Ульпиана (Об обязанностях проконсула (Дигесты Юстиниана. L.3.1)), которая на протяжении долгого времени интерпретировалась в смысле необратимого упадка местных институтов (Seston 1962: 323) и замены их попечительством со стороны правительства (Iiebenam 1900: 231): см. противоположное мнение: Jacques 1984: 326-327.
110 Petit 1955: 71—76; большинство юристов разделяют данную точку зрения.
111 Jones 1971: введение, XVI.


436
Часть третья
самой степени, в какой недооценивает для двух предыдущих веков степень схожести между системой самоуправления в египетских городах и муниципальной системой, к тому времени уже хорошо развитой и в других местах112. Как бы то ни было, отмежевание Джонса от теории кризиса, превалировавшей до того, как появились его труды, сохраняет свою важность. В самом деле, если ситуация, в которой оказались города и их декурионы, была такой, как она описана у Ростовцева и Эртеля, то каким образом мы можем объяснить тот факт, что деревня Тиманд в Писидии стремилась добиться (при тетрархии?) повышения собственного статуса до ранга города?113 Или почему при Константине жители фригийского Орциста, города, низведенного до статуса деревни в какой-то момент времени между 237 и 324 гг., возжелали восстановить свой прежний статус?114 Они желали получить «legum atque appellationis splendor», «великолепие титула города и право иметь собственные законы». В ответ на их прошение Константин в своем послании (epistula), которое было найдено в этом месте, пожаловал им «ius vobis civitatis tributum non honore modo, verum libertatis etiam privilegium custodire», «право иметь не только почетный статус города, но еще и обладание привилегией свободы»115. Не следует воспринимать эти выражения как чистую риторику, поскольку их юридическое значение оставалось неизменным. Существенное условие для предоставления статуса civitas сводилось к тому, чтобы в данном населенном пункте имелся достаточно большой правящий класс, способный управлять местными делами: в Тиманде первая группа в количестве пятидесяти человек, подлежавших назначению на должности, была выбрана наместником. Уже сам голый факт, что комы (деревни) получали либо возвращали себе данный ранг, является достаточным доказательством того, что в то время куриальная среда отнюдь себя еще не исчерпала.
Относительно недавно благодаря открытию новых африканских документов имел место энергичный отход от традиционной точки зрения; ныне утверждается не только то, что сохранялась традиционная иерархия, но и то, что курии продолжали выполнять свои функции, реализуя властные полномочия и наполняя реальным содержанием понятие городской автономии116. Институт, находящийся в самом центре дебатов, — это curator civitatis [куратор города, Xoyi(m)ç в грекоговорящих восточных провинциях). В предшествующий период эта должность была временной и, по сути, чрезвычайной. Когда финансы города необходимо было
112 Bowman, Rathbone 1992; а также гл. 10, написанная Боумэном для: КИДМ X.
113 CIL Ш.6866 = ILS 6090 = FIRA I No 92, исправленное издание: MAMA IV.236; см. также: Jacques 1990b: 20—21 (датировка: конец Ш — начало IV в. либо время правления Юлиана).
114 CIL HI.352; 1П.7000 = FIRA I No 95 = LoisRom: 502—505; исправленное издание: МАМА VH.305 (вместе с: Feissel 1999); cp.: Chastagnol 1981а; Chastagnol 1981b (датировка: 324/326 г., а также 331 г.).
115 Соответственно, колонка П, стк. 8—9 и колонка Ш, стк. 10—14; текст из Тиманд а говорит (стк. 11—12) о «civitatis nomen honestatemque» (о «титуле и почете, свойственном городу») в связи с Орцистом, см.: Feissel 1999.
Chastagnol 1978; Lepelley 1981b; Lepelley 1996.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 437
привести в порядок, центральное правительство отправляло туда своего выбранного из числа сенаторов представителя, который не мог происходить из данного города117. Характер этой должности начал меняться при Диоклетиане, а со времен Константина такой куратор превратился в постоянного протагониста муниципальной жизни. По факту он стал высшим городским магистратом, выбиравшимся из местных жителей городским советом и затем утверждавшимся императором118. Прерогативы куратора, чью фигуру мы можем исследовать по документам из Африки, на стадии между концом Ш в. и началом IV в., были расширены за счет компетенции традиционных магистратов (начиная с дуумвиров с пятилетними полномочиями) в сфере правопорядка, финансов, общественных работ и общего управления. Долгое время на него смотрели как на инструмент, необходимый для осуществления контроля над городами со стороны центральной власти, при этом не без некоторого преувеличения размаха его прерогатив и весомости его авторитета. Эта «централизатор- ская» концепция сущности кураторства, развитая теми историками, которые разделяли идею «тоталитарного» характера Поздней империи и раннего заката муниципального общества, ныне отвергнута. Если она и доминировала в течение какого-то времени, так это потому, что curator находился на пересечении двух римских административных структур: в качестве имперского поста кураторство не являлось ни «почестью» (honor), ни «повинностью» (munus), и в силу этого куратор назначался государем119, — однако фактически, согласно формальной процедуре, реальное назначение осуществлялось городской курией. Более того, назначение из членов курии, которое со времен Константинова правления пришло на смену практике назначения из числа сенаторов, de facto привело к муниципализации данной должности. Она настолько высоко ценилась куриалами, что стала восприниматься как венец местной карьеры, которого можно было достичь только после занятия традиционных почетных должностей (дуумвиров, пожизненных фламинов). Будучи ответственным перед императором и его провинциальными представителями, curator был прежде всего объектом надзора со стороны совета. Это происходило в силу того обстоятельства, что свой пост он удерживал в течение одного года и нуждался в содействии иных муниципальных должностных лиц, прежде всего в фискальной сфере, которая являлась самой тяжелой частью управленческой функции, переложенной на плечи городов120. Несмотря на вес, при¬
117 См.: САН XI2, см. Указатель к тому, под словом «curatores (rei publicae)».
118 Rees 1953-1954; Lallemand 1964: 113; Jones 1971: 338, 491 примеч. 53; LRE: 726. По поводу предыдущего периода см.: Jacques 1984 — этот автор также склонен видеть в кураторстве доказательство начала угасания муниципальной автономии, ускорявшегося прямым вмешательством со стороны центральной власти.
119 Кодекс Феодосия. ХП.1.20.
120 Lepelley 1979: 193—195 — автор соотносит куратора с защитником народа, defensor plebis, каковая должность являлась имперской в момент своего появления в 368 г., но вскоре стала муниципальной: не является ли это еще одной иллюстрацией того «поражения», какое испытала имперская власть в попытках навязать городам внешний контроль и авторитет?


438
Часть третья
обретенный вскоре куратором, и одновременное уменьшение значения старинных должностей (в особенности дуумвиров), муниципальная карьера как явление осталась нетронутой, что отчетливо демонстрирует нам Африка на протяжении всего 4-го столетия.
Трансформация должности куратора являлась элементом административной реорганизации провинции Африка, что подтверждается целым рядом законов от 313 г., разбросанных по разным книгам и титулам Феодосиева кодекса121. События в Египте 302—309 гг. заставляют думать, что здесь как будто бы происходил аналогичный процесс. Между тем недавние исследования данной темы привели к иным (по отношению к провинции Африка. — А. 3.) выводам.
Ведущие члены буле, включая председателя, занимали позиции, связанные с важной административной ответственностью в метрополии и в номе. Таким образом, хотя их должности были связаны с буле, за свои действия они отвечали перед центральным правительством. Новая или усилившаяся старая власть, которая в номе принадлежала таким должностным лицам, как Xoyicjrjç, не предполагала увеличения власти и прерогатив буле в качестве административного органа, даже если Xoyt<yr\q часто либо всегда являлся членом буле122.
Еще одна египетская инновация столь же неоднозначна. Говоря вообще, сельскохозяйственная территория вокруг города управлялась городскими магистратами (декурионами или, по-гречески, булевтами, ßooXeuToa), но в случае с Египтом ситуация была иной — там Рим сохранил птолемеевский институт стратега. Властные полномочия этого официального лица, превратившегося в стратега-экзактора, отвечавшего за сбор недоимок по налогам, затем перешли (в той, во всяком случае, части, которая касалась сельской территории) к вновь созданной должности препозита пага (praepositus pagi)123. Это можно было бы воспринимать как некую местную особенность, если бы благодаря одной новой надписи от времен Вален- тиниана не обнаружилось, что данная функция уже существовала в Италии124. Указанные должностные лица определенно подбирались из списка, составлявшегося куриалами и включавшего людей их круга, и назначались префектом, перед которым они, препозиты пагов, отвечали. Территориальный иммунитет, который они получали в отношении любой иной литургии как результат их назначения префектом, ясно показывает, что имперская служба обладала приоритетом над муниципальной службой. Так что существование препозитов пагов (praepositi pagorum) может служить не
121 Кодекс Феодосия. 1.12.1, 3; УШ.10.1; Х.15.1; XI. 1.2; XI.7.1.
122 Bowman. Town Councils'. 125.
123 Thomas J.D. 1985; Whitehome 1988.
124 Giardina, Grelle 1983: особенно с. 295—300 — авторы допускают, что pagus был введен в Италии при Валентиниане I, но следует обратить внимание на то, что уже в 323 г. территория Вольцей (Брутгий) была разделена на паги. Не могла ли должность, о которой идет речь, быть внедрена в Италии Константином или даже Диоклетианом?


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 439
столько доказательством наступления финальной стадии в процессе муниципализации Египта, с переходом territorium каждого города из-под прямого контроля со стороны представителя государства [стратега) под куриальное управление125, а, скорее, оно говорит об ограничении полномочий местных властей. Как нам объяснять это расхождение? Сводить всё к пресловутой «египетской специфике» больше уже невозможно, поскольку данная провинция во многом отражала общие тенденции имперской административной эволюции в течение рассматриваемого нами периода и, более того, представляет собой самый отчетливый объект для исследования римской административной системы на локальном уровне. С другой стороны, в плане интерпретации эта специфика может в значительной степени толковаться в свете различных подходов, усвоенных историками, в зависимости от того, на какую, западную или восточную, часть империи они направляют свой оптический прицел. Тем не менее, остается прежним общий консенсус касательно факта сохранения муниципальных институтов, по крайней мере, на протяжении 4-го столетия.
Тот факт, что города несли тяжелое налоговое бремя ради нормального функционирования имперской управленческой маишнерии, еще не дает нам основания ни видеть в них всего лишь административные ячейки имперского государства, ни рассматривать куриалов Ш (и даже IV) в. в качестве работавших задаром функционеров, произвольно назначавшихся наместниками и представлявших собой всего лишь уполномоченных центрального правительства126. Мы можем найти свидетельства того, что даже populus продолжал принимать участие в местной жизни. Это верно прежде всего по отношению к Африке, где разделение populus на избирательные курии (curiae), как представляется, касалось местного плебса в целом, а не только одной элиты127. Но, как бы то ни было, данное обстоятельство относится также и к Египту, где, как выясняется, официальные протоколы собраний граждан, проводившихся в Оксиринхе в период 270— 275 гг., фиксируют результаты народных аккламаций, имевших целью прямое назначение председателя буле в качестве куратора города128.
Естественно, даже если мы выведем за скобки эти предполагаемые вмешательства провинциальных и центральных властей в жизнь городов, сферы и формы вторжения имперской администрации остаются многочисленными и разнообразными. Оставим в стороне тему правопорядка, которой мы уже коснулись ранее. Есть один административный титул, который особенно бередит фантазию современных авторов, — «xoXXt)tuov». Or жуткого инквизитора, жаждущего крови («кровосос»), будто бы являвшегося типичным порождением пресловутой суровости Северов, менее
125 Lallemand 1964: 39—40, 96.
126 В соответствии с картиной, нарисованной Т. Моммзеном и многократно воспроизведенной в последующих работах, см.: Liebenam 1900; Langhammer 1973, и т. д.
127 Lepelley 1979: 140—149; о курии: Jacques 1990b: 310—401; с ним не согласен: Dun- canjones. ERE: 227—283; Kotula 1965: 55; Gascou 1976.
128 P. Оху. ХП.1413 = W.Chr. 1.45; cp.: Jones. LRE: 722-723 и примеч. 22.


440
Часть третья
рискованная этимология низводит эту фигуру до его латинского эквивалента — прозаического glutinator’а, то есть опускает его до статуса простого «делопроизводителя»129. Если говорить о более серьезном уровне, то степень контроля и вмешательства в дела городов, осуществлявшихся наместниками, чрезвычайно трудно определить по отношению к любой эпохе имперской истории. В самом деле, для более ранних этапов современные историки высказывают весьма различные взгляды на сей счет. Утверждается, например, что решения местных советов и собраний должны были поступать на одобрение наместника130. Данное мнение недавно было поставлено под сомнение, поскольку теперь ясно, что полномочия, теоретически принадлежавшие представителю центрального правительства, которые заставляли его вникать в финансовые и административные дела городов, на практике сводились к техническим вопросам, и это — в дополнение к факторам географической рассеянности и недостаточной периодичности его надзорной деятельности131. Пробелы в наших источниках, питающие тенденцию к преуменьшению уровня административной эффективности античных обществ, заставляют нас, таким образом, взять на прицел новый объект — провинциальные архивы, которые, с точки зрения некоторых комментаторов, хранились в весьма неудовлетворительном состоянии. В качестве доказательств этого было представлено письмо Плиния Траяну, а для нашего периода — ответ, отправленный в 201 г. Септимием Севером и Каракаллой, на претензию жителей Тиры (Нижняя Мёзия) на будто бы наличие у них права не платить налогов. Во втором случае мы можем высказать догадку, что императоры вынуждены были довольствоваться теми документами, которые представили заинтересованные стороны в обоснование своих позиций, поскольку администрация, провинциальная либо центральная, не смогла отыскать никаких следов более ранних решений по данному вопросу. Впрочем, данный случай можно интерпретировать по-всякому, и всестороннее исследование вопроса позволило отвергнуть идею о том, что провинциальные архивы были плохо организованными и бесполезными132.
Предоставлявшееся городу право создавать новые институты и осуществлять дополнительные расходы принимало форму императорских рескриптов (epistulae, «письма», sacrae litterae, «священные послания»), которые становились муниципальными правовыми нормами. Официальная терминология использовала такие обозначения, как Soopsà («дарение») и fxeyaXoScopia («щедроты»), а также их латинские эквиваленты (indulgentia, «милость» и т. п.), хотя никакого личного великодушия со стороны императора это не предполагало, как и не являлось некой формой государ¬
129 P. Berol Ino. 7347. Ср.: Rea 1983: xoXXrjTtcov, из xoXXàcov, «приклеивать», «прикреплять», переносное значение «скреплять», «связывать воедино». Термин всплывает в источниках в начале Ш в., но восходит по меньшей мере к середине П в.
130 Magie 1950: 641.
131 Burton 1975: 103—105; с ним не согласен: Haensch 1992.
132 CIL Ш.781; Ш. 12509 = ILS 423 = IGRR 1.598 = FIRA I Nq 86 = LoisRom: 475-477; Haensch 1992.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 441
ственного финансирования. Речь в данном случае шла о бесплатных раздачах продовольствия в некоторых египетских городах, каковая практика лучше всего известна на примере Оксиринха133. Выясняется, что в тех случаях, когда требовалось важное решение, именно город — путем отправки делегации — проявлял инициативу, предлагая на одобрение суверена проект постановления, который государева санкция могла превратить в решение, окончательно приобретавшее силу закона. Такая процедура являлась традиционной в восточной части Римской державы, где она в действительности восходит еще к эллинистическому периоду. Мы видим, как в 311—312 гг. ее использовал Максимин, хотя и для весьма специфических целей, а именно для того, чтобы переиграть Галерия в политике терпимости, которую тот недавно начал проводить134. Вмешательство наместников оказывало влияние на большинство повседневных управленческих вопросов. Например, при Аврелиане в Египте префект заставлял тогдашних и прежних членов александрийской буле уплачивать один талант на ремонт терм и угрожал тем, кто бежал из города, лишением гражданских прав135. Вероятно, он действовал по запросу правителей Александрии, как и в других, лучше документированных, случаях. Наместники по-прежнему не вмешивались в подбор магистратов, несмотря на ряд сентенций Ульпиана, которые были ошибочно истолкованы современными историками в смысле подавления муниципальной автономии. В большинстве случаев (но в этом не было ничего нового) наместники соглашались со списком кандидатов, составленным местной курией или буле, а в ряде случаев наместники принимали участие в работе собрания, на котором происходили выборы, но лишь в качестве наблюдателей, почтивших своим присутствием торжественную церемонию136. В случае необходимости они могли, без всяких сомнений, заставить того или иного куриала, избранного товарищами последнего, скрупулезно выполнять свои обязанности. Но, помимо того факта, что делали они это по запросу местного сената, благодаря чему тот получал доступ к более весомому властному ресурсу, нежели имел сам, нельзя сказать, что со временем данные практики стали использоваться чаще. С другой стороны, pollicitatio («дополнительное» благодетельное обещание) никогда не имело обязательной силы, заявления о которой у юристов Ш в. носят сугубо декларативный характер. Аналогичным образом императорское законодательство гарантировало только официальные взносы, которые требовались от магистрата, когда тот вступал в должность («summa honoraria», «почетная сумма»), поскольку данные платежи часто поступали с задерж¬
133 Р. Оху. XL (Rea J.R. (London, 1972)): «aixripeatov ix xfjç (xeyaXoScoptaç xwv xuptcov rjfjiwv» — «продовольственные припасы от щедрот ваших владык»; Carné 1975; Carné 1998.
134 Евсевий. Церковная история. IX.2; IX.7.1—15; Mitchell. 'Maximinus’ (cp.: AE 1988.1046, Colbasa); также см.: CIL Ш. 12132 = OGIS 11.569; надпись: I. Aryk. 12 (Ариканда); Carné 1992.
135 P. Оху. LI.3613 (279 г.).
136 Улыгаан. Об апелляциях. I (= Дигесты Юстиниана. XLIX.4.1.2—4); Jacques 1981; Jacques 1984: 337 слл., 438 сл.; Jacques 1990b: 113—115.


442
Часть третья
кой. Оно не вводило никаких правил относительно социально значимого евергетизма (благотворительности) в строгом смысле этого слова, который на определенных стадиях карьеры превращался для магистрата в весьма тяжкое бремя137. Как и в прошлом, наместник, таким образом, вмешивался — по сути, в качестве арбитра и преимущественно по запросу (а не по собственной инициативе. — A3.) — чтобы защищать города от их внутреннего произвола и внутренних противоречий либо для разрешения споров между общинами. Зачастую предметом таких споров были проблемы территориального размежевания (limitatio или terminatio), как, например, в случае с конфликтом между двумя деревнями во Фригии— Карии (в 253/260 г.?), для урегулирования которого наместник уполномочил в качестве своего представителя известного в своем муниципии человека всаднического ранга138.
Более серьезную угрозу для автономии городов представляли первые попытки реквизировать городские доходы в пользу императорской казны. Чтобы уловить скрытые смыслы этого, нам следует прежде всего вспомнить о том, как именно финансировалась муниципальная администрация. Мы знаем, что в Ш в. египетские города располагали сразу двумя резервами: муниципальным фондом (tcoXitixo^ Xoyoç, букв, «общественное исчисление») и денежными средствами буле (ßouXeuTixoc xP'4tJL0CT0C’ «средства в распоряжении совета»). Первый управлялся казначеями, назначавшимися из числа членов буле, как и те ревизоры, которым они представляли свои отчеты139. Ресурсы данного фонда формировались ( 7) из налогов, уплачивавшихся богачами (к каковым относятся: пошлины, которые требовалось внести при вступлении в должность (так называемые etatTrjpta, «вступительные жертвоприношения», эквивалент западной summa honoraria, упомянутой выше) вместе с платежом за ношение венка (aT£7TTixöv), а также добровольными благотворительными взносами); (2) из рент на муниципальную собственность (иногда — доходов от ее продажи); (3) из местных податей (налогов на частные домовладения и рыночных пошлин); а также (4) из процентов по займам, предоставленным частным лицам [Corpus Papyrorum Raineri. V.23). Фонд, находившийся в распоряжении совета, также выдавал кредиты, но исключительно членам буле, чтобы облегчить с помощью займов под невысокие проценты финансирование их литургических обязанностей, прежде всего тех, что были связаны со сбором налогов140. Другим источником нашей информации о доходах городов и о способе их получения являются африканские документы. Городские vectigalia (косвенные налоги) поступали не только от муниципальных земель и публичных мест (рынков, коммерческой не¬
137 Jacques 1981; эта работа не упомянута здесь: Sirks 1989; упущение исправлено здесь: Sirks 1993.
138 Christol, Drew-Bear 1983; а также другие работы.
139 Drew-Bear М. 1988: 65—93, 129—186 (на с. 143—155 см. комментарий к папирусу, опубликованному в изд.: Studien zur Palaeographie und Papyruskunde. V.199, на обороте); Bowman. Town Councils’. 41—42; Bagnall. Egypt 75—77.
140 P. Оху. ХХХШ.2666 (308/309 г.); XUV.3175 (233 r.).


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 443
движимости), сдававшихся частным лицам. Эти сборы включали также тарифы за получение публичных услуг (распределение воды, входная плата за посещение общественных бань) или за доступ к храмам и святыням, которые, помимо того, обеспечивали еще и поступление доходов от пошлин на различные подношения, в том числе и на жертвенных животных. Взимание всех этих косвенных налогов отдавалось на откуп пуб- ликанам141.
Для последующего периода типичны конфискации в пользу императорских финансов городских доходов, получавшихся от муниципальной земельной собственности. В самом деле, те тексты, в которых об этом сюжете говорится недвусмысленно, относятся к более позднему времени: например, датируемая 371 или 372 г. надпись из Эфеса, которая, тем не менее, позволяет нам приблизиться к пониманию истоков присоединения общинных земель (fundi iuris rei publicae) к домену res privata (частная собственность императора), одна треть дохода (reditus) от которых возвращалась городам, с тем чтобы они могли финансировать свои муниципальные дела142. В относящемся к Африке законе 358 г. та же мера (в это время переуступалась одна четвертая дохода) ясно приписывается Константину143. С другой стороны, в 356 г. Юлиан восхвалял Констанция П за «возвращения, которые ты сделал городам, избавив их от затянувшегося бедствия <...>, после того как при твоих предшественниках они были лишены самого необходимого для жизни»144. Этот намек, который может относиться только к Лицинию, согласуется с тем фактом, что общественные работы в Африке, бывшие в самом разгаре при Диоклетиане, оказались полностью остановлены в 305—312 гг., чтобы лишь в незначительном масштабе возродиться между 312 г. и временем восшествия на престол Юлиана145. Таким образом, практика конфискаций могла начаться при второй тетрархии. Действительно ли она не имела прецедентов в прошлом? У нас есть основания усомниться в этом, когда мы читаем у Геродиана о том, что Максимин отобрал средства, которые предназначались для финансирования раздач простому народу (annona civica) или были отложены на театральные зрелища и всенародные празднества (и даже на статуи в городах и храмах)146. Можно к этому добавить, что в 253/ 257(?) г. при Валериане и Галлиене, iepovixoci, победители на священных играх в честь Антиноя, попросили, чтобы казна выплатила им их при¬
141 Lepelley 1990: 412—414 — здесь воспроизведена цитата из: Тертуллиан. К язычникам. 1.10, 22—24 (CCSL I: 26); см. также: Liebenam 1900.
142 АЕ 1906.30 = FIRA I N« 108 = I. Eph. 1.42; см.: Chastagnol 1986: 85—88 — согласно этому автору, практика присоединения муниципальных земель к res privata восходит скорее к Констанцию П, нежели к Константину; о той же самой практике см.: Jones. LRE Ш: 231 примеч. 44; Liebeschuetz 1972: 347 и примеч. 22, со ссылкой на: Кодекс Феодосия. IV. 13.5 (358 г.); противоположная точка зрения: Lepelley 1979 I: 69 и примеч. 41.
143 Кодекс Феодосия. IV. 13.5: «divalibus iussis» («согласно божественным распоряжениям»); cp.: Camodeca 1969: 580—581.
144 Юлиан. Речи. I (.Панегирик в честь Констанция). 42d—43а.
145 Lepelley 1979 I: 70.
146 Геродиан. VH.3.5—6.


444
Часть третья
зовые, как было сделано в отношении александрийцев после двух так называемых ôccpoctpeasiç (изъятий). Не является ли этот случай доказательством того, что доходы городов иногда изымались в казну, которая затем отпускала какие-то средства по конкретным поводам, предвещая тем самым систему, которая будет преобладать в 4-м столетии?147 Возвращаясь к этой практике, мы замечаем, что исходным моментом такой эволюции в северовскую эпоху было попечительство, осуществлявшееся императорской администрацией в отношении муниципальных доходов, которые города больше уже не могли использовать так, как они того сами желали148. Конфискация, однако, являлась несравнимо более серьезной мерой, которая обрекала город даже на большую, чем прежде, зависимость от богатств самых состоятельных семейств. Данное обстоятельство зачастую рассматривают в связи с установлением обычая прикрепления деку- рионов к городу, что сопровождалось секвестрацией (то есть своего рода наложением ареста. — А. 3.) их имущества. Начиная со времен Константина города могли требовать изъятия в свою пользу собственности тех куриалов, которые умерли, не оставив завещания, и при этом не имели наследников по закону149. Однако, как мы вскоре увидим, этот метод в законодательстве Константина подвергся глубокой ревизии. С другой стороны, невозможно отрицать, что финансовая нагрузка, связанная с управлением городами и функционированием их служб, должна была становиться всё большим бременем для литургистов и всё крепче давить на частные богатства, усиливая те диспропорции, которые уже были нами отмечены касательно предыдущей эпохи150.
Впрочем, в качестве признака ухудшения ситуации в городе чаще всего ссылаются на предполагаемый кризис в деле комплектования городских курий. Согласно расхожему взгляду, членство в курии, изначально являвшееся добровольным, несмотря на то, что оно обуславливалось имущественным и социальным уровнем (idoneitas, «пригодность» кандидата), со П в. фактически становилось некой повинностью (munus), продолжая при этом рассматриваться как honor, «почесть», вплоть до момента, пока это отличие не растворилось в северовской юриспруденции. Подтверждение этому видят в постоянном заострении правил, согласно которым obnoxius («ответственный») человек, чья idoneitas была уже проверена, призывался в курию. Если появлялась вакансия (в результате смерти одного из членов курии, не имевшего потомства либо назначенного наследника), курия могла определить лиц, которые должны были соответствовать всем обязательным условиям (obnoxii), не являясь пока ку¬
147 Р. Оху. 0.3611, стк. 7—8: «8uoTv àcpotipeaeoov twv xaXoupivoav» («двух из так называемых изъятий»); в обычные времена эти призовые выплачивались атлетам из городских средств, ср.: Rigsby 1977; а также: Drew-Bear М. 1988: 280—326.
148 Гермогениан. Извлечения из права. V (= Дигесты Юстиниана. XXXIX.4.10).
149 Кодекс Феодосия. V.2.1 (согласно рукописям, 319 г., но эта датировка весьма спорна); ср.: Gaudemet 1951: 735; Nuyens 1964: 75 сл.; Goffart 1974: 28 примеч. 22; Camodeca 1969: 583.
150 Gamsey 1974.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 445
риалами (vacui, vacantes). Эти лица не могли отказаться, если только не имели особой привилегии, освобождавшей их от такой нагрузки151. Подтверждением указанного кризиса считается введение принципа наследственного прикрепления к курии, что до настоящего времени большинство историков квалифицируют как характеристическую черту императорской политики IV в. Впрочем, несмотря на впечатляющее количество сохранившихся в «Кодексах» постановлений, направленных против уклонения куриалов от соответствующих повинностей, ряд недавних исследований ясно показал, что принадлежность к курии императорский закон никогда не относил к наследственной обязанности.
Одним из условий записи человека в ранг куриалов была его idoneitas («пригодность»), то есть способность обладать указанным статусом и исполнять связанные с ним функции, определявшаяся как моральными и социокультурными атрибутами, так и известным уровнем богатства. Данный уровень мог, конечно, меняться в течение жизни, но, когда такое происходило, декурион на этом основании не лишался своего ранга — он всего лишь становился негодным для исполнения наиболее дорогостоящих honores (почетных должностей) и munera (повинностей). По всей видимости, когда он умирал, его сын, если таковой имелся, мог уступить место в курии в пользу кого-то более богатого, даже если в семье последнего прежде не было куриалов. Так что представление о наследовании куриального статуса, от отца к сыну (дочери в любом случае исключаются)152, нуждается в пересмотре, ибо при том, что преемственность внутри одних и тех же семейств удостоверяется во многих случаях (сыновья куриалов находились в первых рядах «ответственных вакантов», «obnoxii vacationi», то есть лиц, из которых производились назначения), мы не находим доказательств того, что это осуществлялось автоматически, как и не обнаруживаем даже малейших юридических оснований для этого: принцип «пригодности», idoneitas, — это одно, а принцип наследования — совсем другое. Поэтому мы не можем исключать определенную степень мобильности на самых нижних уровнях данной социальной категории. Ненаследственный, неавтоматический характер декурионата и в то же самое время привлекательность местной службы подтверждаются неизменностью острой борьбы в ходе избирательных кампаний, о чем ясно свидетельствуют африканские источники. Когда Тертуллиан осуждает легкомысленность суетных занятий в поведении кандидатов, даже при допущении преувеличений в его описании, мы всё же усматриваем здесь доказательство того, что между одинаково мотивированными кандидатами существовало подлинное соперничество, доходившее до организации ими всякого рода козней друг против друга, что, между прочим, подтверждается еще и юридическими инструкциями того времени, направленными на прекращение таких происков и интриг153. Опять же, что
151 Об этой эволюции см.: Nuyens 1964; Langhammer 1973; Sirks 1989.
152 Следует помнить, что принятое здесь понимание куриального статуса имеет отношение только к рассматриваемому нами периоду.
153 Тертуллиан. О раскаянии. XI.4—5 (= CCSLI: 338); Lepelley 1990: 407—409.


446
Часть третья
касается Италии, анализ муниципального списка из Канузия (223 г.) заставил прийти к выводу о том, что привлекательным куриальный статус был для тех, кто не принадлежал к этому сословию154.
Наше понимание происходивших перемен и в данном случае зависит от того, как мы оцениваем властные отношения между центральным правительством и городами, а также степень самостоятельности, которой обладали последние. Следуя за Т. Моммзеном и конструируя анахронистический образ античного «государства», почти все комментаторы считают, что в эпоху Ранней империи этой автономии просто не было. Недавние исследования, ставшие реакцией на данную концепцию, показали, что следует проводить различие между имперским правом и законами городов. Последние в той манере, которая вряд ли изменилась со времен возникновения эллинского полиса, считали, что каждый гражданин находится в распоряжении своего города. Соответственно, obnoxietas, то есть «смирение», «покорность», никогда не нуждалась в том, чтобы определяться имперским правом, поскольку существовала она до всякого имперского права. Император в большинстве случаев имел два мотива для вмешательства в данный вопрос: оказание помощи городам и очерчивание привилегий, дарованных строго определенным социальным группам (имперскому персоналу, воинам, членам корпораций, corporate, выполнявших государственную службу, а также, начиная с Константина, духовенству). Собственно говоря, наш период не то чтобы принес с собой что-то новое — достаточно вспомнить Антониново законодательство о corporati на государственной службе: скорее, в это время возросла численность служащих, officiales, и военных, а затем произошло официальное признание Церкви, что умножило поводы для государства законодательно регулировать данную сферу. Последнее изменение состоит в основном в том, что логика обязательной привязки куриала к городу, будучи сформулирована с той безжалостной прозаичностью, которая была характерна для канцелярского языка IV в., была доведена до своей крайней степени. Нам не следует воспринимать эти новые меры как серьезную угрозу автономии городов. Поддержание численности своих членов на высоком уровне было в интересах самих курий. Теперь государство обладало несравнимо большим авторитетом в данном вопросе, нежели авторитет самих курий, чтобы заставить вновь назначенных лиц согласиться войти в состав совета и принять на себя в будущем соответствующие обязанности. С другой стороны, интерес императоров в отношении самоуправляемых городских общин заключался не в том, чтобы диктовать им законы, а в том, чтобы поддерживать в работоспособном состоянии то, что они рассматривали как публичные институты; тем же способом государственная власть поступала и в отношении профессиональных групп, несших ту или иную важную общественную службу155.
154 Gamsey 1974: 243-250.
155 Это сравнение было проведено уже в давно забытой работе: Matthiass 1891; а недавно повторено здесь: Sirks 1989: 109—110; Sirks 1993.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местногоуправления 447
Теоретически не было никакой официальной установки с претензией государства на «ответственного», «прикрепленного» (obnoxius) куриала, поступившего на императорскую службу (officia), и права города по поводу его отпрысков оставались нетронутыми. Впрочем, закон — это одно, а реальная практика — совсем другое. На деле города крайне нерегулярно пользовались своими правами в отношении собственных граждан (в случаях серьезной нехватки персонала или в контексте соперничества между правящими семьями?), и имеется много примеров, когда город воздерживался от предъявления претензий к куриалам, которые поступали на службу в императорскую администрацию. Ибо, не будем забывать, что предъявление претензий к своим куриалам находилось в сфере исключительной ответственности города: центральное правительство начинало действовать лишь в том случае, если город оказывался неспособен собственными силами обеспечить реинтеграцию «беглого» куриала. Это в подобных случаях давало абсолютный приоритет требованию, предъявленному местной курией, даже тогда, когда это противоречило интересам самого государства (например, в случае с декурионом, уже находящимся или желающим поступить на гражданскую или военную службу, права города на него оставались неприкосновенными). С другой стороны, всё это означает, что государству приходилось приспосабливаться к ситуации, поскольку, если бы не пассивность, часто проявляемая куриями в отношении своих дезертировавших obnoxios, государство не имело бы возможности рекрутировать и обновлять персонал своей администрации. Это объясняет нестыковки, сохранявшиеся в законах: с одной стороны, государство не допускало, чтобы ситуация была заморожена, с другой — оно так никогда и не нашло юридических решений, которые могли бы позволить ему взять под контроль реальную (и, безусловно, необходимую) социальную мобильность с помощью статичных схем, нацеленных на проведение четких границ между различными категориями населения156.
Некоторые комментаторы хотя и придерживаются идеи о том, что такой юридический ресурс принуждения имел место, не склонны преувеличивать его значение: по их мнению, закон лишь санкционировал и закреплял устоявшуюся реальность. Как муниципальный список из Канузия в Италии (223 г.), так и папирусы из таких египетских городов, как Оксиринх и Гермополь, будучи исследованы с применением просо- пографического метода157, ясно показывают, что curiales при Северах уже являлись наследственной группой — если и не де-юре, то де-факто. Что в данной связи мы узнаём из социологи куриальной среды? В Ш в. те члены буле, которые принадлежали к самым богатым семьям, делали — от отца к сыну — двойную карьеру в месте своего обитания, исполняя одновременно и муниципальные почетные должности, honores (на вос¬
156 За результатами наиболее проницательного анализа, представленного в статье: Jacques 1985, во многом следует автор работы: Sirks 1993. См. также: Jacques 1981.
157 Канузий: CIL IX.338 (надпись датируется 223 г.); а также комментарий к этой надписи: Gamsey 1974: 229—252; Египет: Stras P. VI.555—557 (289—291 гг.); IV.296 (326 г.); комментарий: Drew-Bear М. 1984а.


448
Часть третья
токе — вплоть до гимнасиархии), и должности на императорской службе (<басиликограмматей, стратег ножа, иренарх и т. д.). Применительно к данной эпохе трудно сказать, действительно ли они домогались публичной службы или же их высокое положение в городе автоматически подталкивало их к этому виду деятельности, которая в ряде случаев по необходимости должна была осуществляться отнюдь не в том городе, где находилось унаследованное ими имущество.
Долгое время считалось, что первоначально совет состоял исключительно из бывших магистратов; что во П в. он постепенно превращался в постоянный орган, не все члены которого прежде уже исполняли магистратские обязанности; что, наконец, при Северах магистраты неизменно назначались из числа декурионов, при этом pedani (немагистраты) исключались из данного процесса. Некоторые считают, что уже Северы инициировали отказ еще от одного освященного веками обыкновения: всё больше магистратур, поначалу младших, но, позднее, и достаточно важных, возлагалось советом на лиц, которые сами не являлись членами совета, так что в реальности более уже не соблюдались различия между «бу- левтическими» и «демотическими» литургиями, с одной стороны, и между магистратурами (honores) и литургиями (munera) — с другой158. Впрочем, к настоящему времени наши представления о составе муниципальных curiarum также подверглись ревизии (в свете испанских текстов эпохи Флавиев, недавно обогатившиеся надписью из Ирни158а), в результате чего мнение о якобы присущей веку Северов эволюции было опровергнуто. Исследователи смогли показать, что уже при Домициане — и это самое позднее — большинство новых магистратов отбиралось из декурионов, уже исполнявших какие-то должностные обязанности. Поэтому тот факт, что среди декурионов Канузия значительная доля, а именно четверть, были pedani (то есть лицами, не имевшими магистратского статуса), нельзя рассматривать в качестве признака кризиса куриального класса в этом городе, если с самого начала для местных советов обычным делом было, скорее, то, что декурионы становились магистратами, нежели магистраты — деку- рионами. Обратное было бы весьма странным, поскольку простейшая демографическая логика указывает на то, что за рамками сотни человек, составлявших типичную курию, мало кто мог когда-нибудь получить магистратскую должность. Выражаясь словами Ф. Жака, документы 3-го столетия рассказывают нам «в большей степени о стабильности, чем об эволюции»159.
158 Указанные различия, вне сомнения, скрупулезно регламентированные юридически и вместе с тем варьировавшиеся от города к городу, до сих пор по большей части ускользают от нас, ср.: Jones 1940: 175—176.
158а Речь идет о так называемом «Lex Imi tana» — собрании из шести бронзовых табличек с фрагментами римских муниципальных законов из Ирни (ныне Эль-Саусехо, Испания). Текст и комментарии см.: Gonzalez J., Crawford М. The Lex Imitana: a new copy of the Flavian municipal law // JRS. 76. 1986: 147—243; см. также: Спиченко H.K. Гражданский состав муниципиев Флавия по данным Lex municipalis Irnitana. Дис. ... канд. ист. наук (М., 2006) (текст выложен в Интернете). — А.З.
159 Jacques 1984: 458 сл., 477-493, 583-596; Jacques 1990а: 389.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 449
Естественно, что в документах чаще всего фигурируют представители самого верхнего слоя куриального класса, а именно те, для которых «династическое» преемство внутри семьи всегда давало наилучший шанс для занятия должности, если не принимать в расчет каких-то случайностей. Но данное обстоятельство не должно затенять для нас тот факт, что на разных уровнях данной группы существовала определенная мобильность. Дверь, конечно, оставалась открытой для новых членов, подбиравшихся из числа тех горожан, которые хотя и были богатыми людьми, но пока еще не принадлежали к «куриальным» семьям и, следовательно, не были vacantes, то есть теми, кто мог претендовать на занятие вакантного места. Неверно утверждать, что благодаря общему кризису curiae всё в большей степени вынуждены были рекрутировать в свои члены граждан из более простых слоев общества или что северовское законодательство понизило стандарты допуска в класс куриалов. Недавно исследователи по-новому оценили социальную значимость того примера, который неизменно приводится в поддержку этой пресловутой пауперизации данного класса — «жнеца Мактара», который в одной надписи выражал радость оттого, что был «избран ordo (сословием, социальной группой) заседать в curia»160. Данный текст показывает, что эти «нувориши» часто стремились к такому достоинству, какого они были лишены единственно в силу консерватизма местной знати. Противоречия внутри куриального класса, разрывавшегося между желанием закрыть доступ в свои ряды — ставя во главу угла наследственный принцип — и реалиями социальной мобильности, хорошо ощущаются в уже упоминавшемся египетском тексте середины Ш в., в котором притан (^puTavtç) Арсинои утверждает, что население этого нома включает не менее трехсот человек (часть из них — горожане, остальные — сельчане), которые достаточно состоятельны, чтобы быть номинированными на такие должности, как хоа[хг)тг|<; [кос- мет, «устроитель», «организатор») и àyopavopioç (<агораном, «смотритель рынков»), пусть даже они и не члены совета161. Ситуации подобного рода находили разрешение как через реорганизацию территориальной структуры, pagus, так и путем увеличения численности советов, что засвидетельствовано для IV в. Еще одно переключение или расширение местных административных задач произошло в связи с профессиональными объединениями, к которым применялся особый налоговый режим в рамках capitatio urbana (подушное обложение городского населения) и которые призывались также и к исполнению литургий. Эти повинности по- прежнему распределялись в соответствии с традиционными разделительными линиями внутри демоса (Srjpoç): в течение года филы обязаны были по очереди исполнять разные литургии. Не вызывает сомнений, что и в данной сфере Диоклетиан ввел некоторые новшества, поскольку в Египте новый титул для «председателей» фил, а именно аиататца, впервые засвидетельствован в 286 г.162. Пример Тимгада, муниципальный список ко¬
160 CIL VIIL11824 = ILS 7457 (датируется временем ок. 270 г.): «ordinis in templo delectus ab ordine sedi»; Desideri 1987.
161 SB V.7696.
162 P. Oxy. L.3571: о его функциях см.: P. Оху. LI.3622, вступление.


450
Часть третья
торого за 363 г. сохранился, представляет собой еще одно свидетельство того, что curiae отнюдь не обезлюдели. Если делать выводы на основании ста шестидесяти восьми имен куриалов, к которым относятся молодые люди, упомянутые в перечне без избирательных прав наряду с лицами, освобожденными от обязанностей (excusati), остается еще порядка ста тридцати действующих куриалов, каковое число сравнимо с сотней куриалов Канузия за сто сорок лет до этого. Впрочем, здесь, возможно, следует видеть подтверждение численного пополнения муниципальных общин, что было необходимым в связи с увеличением бремени munerum163. Данное пополнение уже само по себе противоречит предположению о концентрации реальной муниципальной власти в руках всё более и более ограниченного круга лиц. В самом деле, в качестве решающего доказательства агонии муниципальных сенатов некоторые авторы (вслед за О. Зееком) рассматривают разделение куриальной среды, с одной стороны, на возраставшее большинство членов совета, представленное людьми незнатного статуса, и с другой — на элиту, в руках которой теперь были сконцентрированы богатство и власть: принципалов (principales) — на западе империи и их эквивалент на востоке — прополитевменов (7tp07CoXiT£u6[X£voi, букв, «те, кто прежде занимал государственную должность»)164. Недавнее исследование показало, что в эпоху расцвета империи неоднородность куриальной среды была явной, со всеми этими viri principales (первейшими мужами), primarii, primates (знатными, влиятельными), proceres (предводителями) ит. п., которые во всех аспектах являлись предшественниками принципалов IV в.165. Состав посольства из города Зама Регия, прибывшего 31 марта 322 г. в Гадрумент (совр. Сусс на востоке Туниса) с целью присоединения к клиентеле могущественного сенатора Квинта Арадия Руфина Валерия Прокула, демонстрирует, что иерархия внутри совета отнюдь не определялась ни предыдущей карьерой, ни возрастом декурионов, но давала первенство среди «почтенных» («honorati») тем, кто обладал титулом «egregius vir» («блистательный муж»), соответствовавшим рангу всаднического прокуратора166.
Столь же неудовлетворительно рассматривается проблема и в случае с магистратурами. Как было показано для Африки, электоральное соперничество и властное назначение на должности, объяснявшееся нехваткой кандидатов, никогда не переставали сосуществовать, причем без всяких признаков какой-то эволюции, юридической или институциональной, в сторону системы, основанной на обязательной службе. Возможность для такого властного назначения неизменно сохранялась, когда это было необходи¬
163 Lepelley 1981а: 467—469; присутствие honorati (букв, «почтенных») в конце этого списка было перетолковано Ф. Жаком (Jacques 1985: 326—328), который объясняет это обозначение их «obnoxietas» («ответственностью»).
164 Seeck 1901: 145—190; более поздний пример той же точки зрения: Liebeschuetz 1972: 101; но здесь этот взгляд высказывается в перспективе той роли, какую продолжали играть муниципальные curiae.
165 Kotula 1974.
166 CIL VT.1686 = ILS 6111C; см.: Jacques 1990b: 161-163.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 451
мо, с самого начала муниципальной организации167. Египетские документы ясно показывают, что проблема для курии часто состояла в том, чтобы добиться от назначенных лиц согласия принять это назначение, как это было в случае с куриалом, который заявил, что он живет со своим отцом. Это должно было подразумевать отсутствие у него собственного богатства — уловка столь типичная, что она даже не была принята во внимание168. Более того, выясняется, что на протяжении 3-го столетия возможность назначения властным решением свыше выполняла роль угрозы для упрямцев, которые уже были выбраны (но манкировали своими обязанностями. — А.3.)\ данный прием не следует воспринимать как стандартную и обычно используемую практику.
В Африке, в силу местного обычая (consuetudo), роль избирательных курий сохранялась, по крайней мере, в форме аккламаций, то есть шумных одобрительных приветствий народа, собиравшегося на аренах, даже если реальный выбор определялся решением декурионов169. Хотя populus формально не избирал муниципальных магистратов, он, тем не менее, присутствовал, когда совет их номинировал; так совет либо использовал власть народа для отклонения какого-то конкретного кандидата, либо демонстрировал с помощью аккламаций поддержку (suffragium), которой данный кандидат пользовался у populus. Это засвидетельствовано в протоколах заседаний советов в Египте170. Необходимость в такого рода народном одобрении, особенно при назначении на должность сборщика податей (exactor), объясняет сохранение евергетических, то есть благотворительных, практик (финансирование munera — даровых зрелищ для народа, праздничных игр, муниципальных строительных работ), посредством которых местные аристократы зарабатывали популярность, весьма нужную им, чтобы их муниципальная карьера продвигалась без препятствий. Данная система, почти не изменившаяся со времен расцвета империи, хотя и ощутимо реформированная в деталях, таким образом сохраняла свою двойственную функцию: гарантировать, что всеми делами будет заведовать местная элита, опирающаяся на собственные состояния, и одновременно сглаживать контрасты по части богатства и статуса между различными слоями населения города, которые были объединены приверженностью к урбанистическим ценностям. Борьба за местные почетные должности (honores) оставалась напряженной, и большие благотворительные траты, которые с неизбежностью предполагало это соперничество, по-прежнему без всяких колебаний осуществлялись «хорошими семьями», которые таким способом подпитывали местный патриотизм, цементировавший согласие (concordia) между populus, то есть гражданским
167 Даже до его явного появления в иберийском муниципальном законе (конец I в. н. э.) мы можем вывести такое сосуществование из упомянутого Ф. Жаком (Jacques 1981: 269) эдикта Октавия, см.: FIRA I No 56.
168 Р. Оху. ХП.1415 (конец Ш в.), cp.: Drew-Bear 1989: 41.
169 Кодекс Феодосия. ХП.5.1 (325 г., Seeck); Lepelley 1979: 140—149 — автор не согласен с выводами, представленными в работе: Kotula 1965: 137—140; ср. также: Lepelley 1990: 405.
170 Р. Оху. 1.41 (= W.Chr. 1.45, в 300 г.); комментарий: Jones. LRE П: 722—723.


452
Часть третья
сообществом, с одной стороны, и ordo, то есть сословием, знатью — с другой171. На этих людей, несомненно, оказывали влияние такие социальные факторы, которые Тертуллиан обобщил двумя словами, «nativitas» («рождение») и «substantia» («достояние»), каковые понятия также характеризуют и более корректную в юридическом плане концепцию «пригодности» («idoneitas»)172. Для этих людей было трудно отказаться от номинаций, которые им предлагались. Более того, если они всё же отвергали такие назначения, то рисковали подвергнуться судебному преследованию, результатом которого могла стать конфискация их имущества.
В самом деле, признаки неудовлетворенности появляются не так часто при назначениях магистратов, как и при назначениях литургистов (каковое различение по-прежнему сохраняло юридическую силу). Невозможно отрицать, что начиная с середины Ш в. египетские документы показывают наличие трудностей, с которыми всё чаще сталкивались ßouXocl в вопросах назначения литургистов, ответственных за функционирование на местном уровне имперских служб. Советы не могли более гарантировать своим членам право на анапавзис (avaîiaudiç, букв, «отдохновение», «передышка». —A3.), то есть на перерыв между следующими друг за другом назначениями. Новые повышенные требования, предъявлявшиеся центральным правительством к городам по поводу «исполнения административных служб» отягощали, кроме того, не одних только куриалов, но также и всю ту группу населения, которая могла быть обременена тем или иным видом повинностей, munera (см. выше, в предыдущем абзаце). Подобную ситуацию, которая становится чрезвычайно проблематичной начиная с 260-х годов, мы не сможем объяснить в терминах экономических затруднений, если обратим внимание на то, сколь расточительны в это время были многие города в деле представления самих себя, в своем поощрении строительных работ и в вопросах благотворительных пожертвований.
Более того, имевшее место со времени правления Диоклетиана умножение фискальных литургий, возлагавшихся на курии в пользу имперской администрации, делало необходимым сохранение их численности и обеспечение неприкосновенности частных земельных владений, что гарантировало исполнение этих функций. Фактически (и в этом пункте среди исследователей сохраняется непонимание) обязанности, от которых куриалы старались избавиться путем недозволенного проникновения в привилегированные группы, являлись не собственно муниципальными обязательствами, но это были munera, которые возлагались извне на curiales как таковых, вне зависимости от того, являлись ли они магистратами или нет173. Законодательство отражает эту эволюцию. Тогда как в 3-м столетии оно делало особый акцент на защиту куриалов от неуместных назначений на литургии, в IV в. оно отстаивало главным образом интересы
171 Liebeschuetz 1972: 102-103; Lepelley 1979: 232-235; а также: Lepelley 1981b.
172 Тертуллиан. 06идолопоклонстве. ХУШ.9 (= CCSL П.1120); Lepelley 1990: 410-411.
173 Кодекс Феодосия. ХП.1, повсюду.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 453
имперского государства, чья управленческая эффективность зависела в огромной степени от определенной группы муниципального персонала, каковая группа в числовом выражении оставалась стабильной.
V. Выводы
Успех принципата историки во многом объясняют социальным консенсусом, который на протяжении столетий коренился в самой структуре городского сообщества. Базовые элементы данной структуры сохранялись еще и в начале IV в. Перераспределение частных богатств, принадлежавших отдельным лицам, в пользу сообщества по-прежнему рассматривалось в качестве справедливой цены, которую представители местной элиты обязаны были выплачивать, если они принимали местные «почести»174. В то же время есть все основания полагать, что жители городов отбрасывали внутренние разногласия ради сохранения собственного благосостояния, индивидуального и коллективного, когда этому городскому благоденствию угрожали требования имперского государства, и горожане усиливали эксплуатацию сельского населения. У куриалов возможность такого усиления была в силу их двойственной роли как землевладельцев и как сборщиков государственных налогов. Важно отметить, что крупные восстания данного периода (египетских буколов, ßouxoXot, — пастухов, багау- дов в Галлии и т. д.) охватывали именно сельскую местность, но не города. Не вызывает сомнений, что средством для исправления именно указанной ситуации стали разработанные при тетрархии налоговые механизмы, которые ввели четкое разделение между податями, уплачивавшимися, с одной стороны, городами, и, с другой — деревнями; в случае с Египтом это документировано вполне очевидным образом.
Таким образом, городское поселение оставалось отнюдь не малозначимым центром власти, в котором местные влиятельные люди противостояли друг другу. Если они злоупотребляли своим социальным, экономическим и моральным влиянием, императорские власти могли натравить на них собственных агентов, официалов (officiales, мелких чиновников), которые сами происходили из муниципалов и чью беспристрастность никто не мог бы гарантировать. Что касается тех, кого императорское законодательство (начиная со времен Константина) обозначало как potentes («сильные», или «владеющие». — A3.), при этом было не важно, происходили они из куриальной среды или нет, то эти люди олицетворяли собой силу, альтернативную и параллельную власти городов175. Вопрос о патронаже (особой форме влияния, существовавшей на местном уровне), остро стоявший на протяжении всей второй половины IV в., подвергал испьгга-
174 Ср. надпись, датируемую временем незадолго до середины Ш в.: АЕ 1967.549; а также: Lepelley 1979: 148.
175 Одно из самых первых свидетельств: Кодекс Феодосия. ХП.1.6; наиболее предпочтительная исправленная датировка этого закона — 319 г. (О. Зеек предлагает 318 г.), см.: Сагпо- deca 1969: 585 и примем. 28.


454
Часть третья
нию куриальную власть, которой больше угрожали ее внутренние распри, нежели государственный тоталитаризм176. Таковой была ситуация на эллинизированном востоке империи, где гражданская традиция имела прочный фундамент. Дело в том, что «Антониновой конституции» (эдикт Каракаллы о гражданстве 212 г. —А.З.) не удалось нивелировать политико-культурное различие, существовавшее — с самого начала римского доминирования — между латинизированными гражданскими общинами (civitates, ед. число civitas) запада и полисами (тсоХек;, ед. число 7r6Xiç) эллинизированного востока. На западе civitas отнюдь не всегда представляла собой региональную столицу, которая была бы одновременно и фокусной точкой, и витриной более высоких форм цивилизации, каковой точкой на востоке неизменно являлся поXiç. Короче говоря, столкнувшись с весьма скромными следами градостроительного проектирования и архитектуры, обнаруженными археологами во многих городских поселениях римского запада, не следует ли нам наконец перестать на этом основании заключать, что там, на западе, в Ш в. civitas начала клониться к своему упадку?177 Напротив, надо полагать, что прежде местная общественная жизнь во многих провинциях запада (Африка в этом смысле является исключением) была монополизирована олигархическими группировками куда сильнее, при этом социальные установки последних в большей степени связывали их с землевладельческими ценностями, нежели с урбанистическими идеалами. Тот факт, что именно эти зоны первыми в V в. вышли из сферы действия римских властных полномочий, свидетельствует о прочной взаимозависимости судьбы державы и судеб ее городов. Принципиальной неудачей империи стала неспособность центрального правительства расширить свою политическую и социальную базу тем способом, который, как казалось, предрекала «Антонинова конституция», поддержать живучесть более многообразного куриального класса, а также выйти из альянса с местными аристократическими группировками, из-за чего центральное правительство несло ущерб там и тогда, где и когда местное своекорыстие одерживало верх над коллективными интересами державы.
Ранее у нас уже была возможность отвергнуть миф о милитаризации императорской администрации, якобы происходившей со времен Северов. Изучение военных карьер показывает, что уже в более ранние периоды некоторые солдаты, после того как они поступали на военную службу, откомандировывались для использования их в качестве управленцев и чиновников, так что в конце 3-го столетия, по крайней мере в рамках армии, уже сложился совершенно бюрократический штат управленцев, состоявший из военных, которые ни в лагере никогда не жили и ни в
176 Эта опасность отнюдь не являлась какой-то новостью, и здесь можно вспомнить Плутарховы «Наставления о ведении государственных дел» в «Моралиях» (814f—815d, гл. 19), где говорится об опасности, которая исходит от «людей первенствующих» (Trpôôxot) и «влиятельных» (Svaxoi) по отношению к их собственным городам.
177 См. в этом отношении анализ, представленный в следующих работах: Reece 1992; Dixon 1992.


Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления 455
каких битвах никогда не участвовали178. Нам также известно, что уже в эпоху расцвета империи наместники, чтобы поставить на управленческие должности гражданских лиц вместо воинов, откомандированных из местных гарнизонов, пытались набирать для себя некоторое количество оффициалов (officiales)179. Необходимость использовать в войнах III в. всех наличных бойцов могла лишь усилить эту тенденцию и сократить представительство военных в системе гражданского управления. Поэтому легко понять, что для Диоклетиана это было очевидной причиной для отделения гражданских должностей от военных, а затем, уже в пору правления Константина, — для формального объединения воинов и чиновников в единую милицию, militia (то есть службу), при одновременной тщательной заботе о том, чтобы в реальности их никогда не смешивать180. Две эпитафии из Салоны, датируемые началом IV в., обеспечивают нас последними свидетельствами о военных бенефициариях (beneficiarii, солдаты, освобожденные от тяжелых работ. — А.З.), откомандированных для службы, officium, у наместника; один из них был направлен в «безоружную», inermis, провинцию Далмация181. Здесь необходимо избежать поверхностной интерпретации. Константинова мера имела своим результатом доведение до конца демилитаризации провинциальной чиновной службы, officia, до такой степени, что должности самих duces (букв, «военачальников», «предводителей»), на которые, согласно названию, должны были назначаться люди из солдат, на деле исполнялись обычными чиновниками, что вытекает из результатов исследований последующего периода.
Устоявшаяся схема выводит из политических и экономических аспектов «кризиса Ш в.» кризис куриальных институтов, с помощью которого, в свою очередь, объясняется некий будто бы имевший место сдвиг — в смысле ужесточения в законодательстве мер принуждения в отношении curiae и munera. Теперь этой картине мы можем противопоставить анализ муниципальной эволюции в терминах преемственности. Сказанное только что тем более верно, что даже для конца IV в. ни положение городов, ни законодательство не свидетельствуют о той трансформации, начало которой обычно приписывают Северам. Законодательство тетрархии, касавшееся прикрепления к курии (obnoxietas, букв, «смирение», «покорность»), не отличалось от законодательства Северов, которое и само лишь продолжало более раннюю традицию. Куриальные группы представляли собой
178 К такому выводу подталкивает надпись: ILS 2173, а также другие свидетельства, на которые ссылается А. Джонс, см.: Jones 1949; ср. также: Jones. LRE П: 564; Gilliam 1940: 22; Rea 1980.
179 Ульпиан в кн. I «Об обязанностях проконсула» (= Дигесты. 1.16.4.1); см.: Jones 1949: 45.
180 Тщательное разграничение продолжало проводиться между «militia armata» (вооруженная служба) и «cohortalis militia» (придворная служба), см.: Кодекс Феодосия. VII.4.1 (в 315 г.).
181 Egger 1926 № 75 = CIL Ш.8727 и Приложение 1, с. 1510: «beneficiarius legionis XI Cia- udiae» (легион, стоявший в Дуросторе, в Мёзии); примеч. 80 = CIL Ш.8754 и Приложение 1, с. 1510: «beneficiarius consularis Pannoniae superioris».


456
Часть третья
ту же самую смесь постоянства и обновления, какая существовала в прошлом, что опровергает теорию «кастовой системы». Имперское правительство продолжало извлекать выгоды из существенной административной роли, какую играли города, тем самым ограничивая масштабы собственной бюрократии, а те меры, которые оно продолжало предпринимать для обеспечения выживания муниципальной системы управления и персонала, которым эта система была укомплектована, представляют собой наилучшее доказательство заинтересованного участия имперского правительства в судьбе городских институтов.
Поскольку мы отвергаем пустые рассуждения и об «огосударствлении» местных структур, и об экономическом кризисе, нам необходимо найти новые объяснения для явно фиксируемой настойчивости, которая характеризует северовское законодательство в вопросах комплектации курий и исполнения повинностей (munera). Долгое время внимание исследователей было отвлечено от реального предмета этой нормотворческой деятельности, а именно от вопроса предоставления льгот и освобождения от повинностей182. Если здесь и было какое-то новшество, то состояло оно в предоставлении отдельным людям шансов проявить себя в чем- то ином, помимо местной городской жизни, и одновременно вырваться из ее тесных и душных рамок. Центральная и провинциальная officia (служба), а позднее и христианское духовенство предлагали много альтернатив муниципальной карьере, как и мотивов для отказа от последней, которые не могли восприниматься в качестве постыдных ни обществом, ни заинтересованными лицами183. Даже более того, эти альтернативы принесли с собой новые формы социального престижа. Здесь мы на самом деле оказываемся у самой сердцевины основного внутреннего противоречия Римской империи, «двуликого города», то есть там, где трудно оказать внимание одному без ослабления другого.
182 Это по-прежнему верно для таких исследователей, как В. Лангхаммер (Langhammer 1973) и А. Низен (Neesen 1980), которые предполагают ужесточение регуляции вопроса о munera и увеличение количества этих повинностей.
183 МШаг 1983 — за этим автором следует: Sirks 1989: 107—109.


Глава 10
А.-К. Боуман
ЕГИПЕТ
ОТ СЕПТИМИЯ СЕВЕРА ДО СМЕРТИ КОНСТАНТИНА
I. Пролог
История римской провинции Египет в «высокий» имперский период была рассмотрена в одном из предыдущих томов; представленный там материал в общем и целом охватывает первые два века нашей эры1. Настоящая глава продолжает и расширяет эту сводку и, в свою очередь, дополняется новой трактовкой византийского Египта2. Одна очевидная непоследовательность требует объяснения и оправдания: Египет, в отличие от предыдущих имперских томов нового издания КИДМ, здесь выделен и рассматривается отдельно, вне глав, посвященных другим провинциям3. Есть три основные (и связанные друг с другом) причины для предоставления Египту такой привилегии. Во-первых, в нашем распоряжении имеется исключительное количество детализированных документальных свидетельств ш — начала IV в. по этой провинции, что совершенно несопоставимо ни с одной другой частью Римской державы. Во-вторых, важные моменты этих свидетельств зачастую широко воспринимаются, спра-
1 Bowman 1996а; ср.: КИДМ X: гл. 14Ь. В период от Веспасиана и до смерти Коммода к числу заслуживающих внимания событий относятся: провозглашение Веспасиана императором и посещение им Александрии; иудейское восстание 115—117 гг.; визит Адриана и основание Антиноополя; Антонинова чума и ее последствия; восстание буколов (пастухов); а также провозглашение узурпатора Авидия Кассия императором.
2 Новое рассмотрение византийского Египта: J.G. Keenan в: САН XIV: гл. 21с; см. также: САНХШ: гл. 23b (Smith 1998). Среди современных работ, в которых в целом обсуждается Египет и папирологические источники (особенно обильные для 3-го и 4-го столетий), следует назвать следующие: Bowman 1976; Bowman 1996b; Keenan 1982—1983; Lewis. Life in Egypt; Lallemand 1964 — эталонная работа по системе управления; Bagnall. Egypt. Издания папирусов цитируются в соответствии с общепринятыми сокращениями, расшифровку которых можно найти в изд.: Oates J.F. et al 2001; Turner 1980 (в отечественной литературе исчерпывающий список соответствующих сокращений можно найти в изд.: Фихман И.Ф. Введение в документальную патрологию (М.: Наука, 1987): 265—498. — А.З.).
3 Интересно, что единственной провинцией, удостоившейся отдельного рассмотрения в первом издании САН XII, является Британия.


Выше 500 м над уровнем моря главные дороги
0 50 100
0 50
150 200 км
100 миль
Карта 5. Египет в начале IV в.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
459
ведливо либо несправедливо, как в целом имеющие непосредственное отношение к «кризису 3-го столетия» во всей империи, а некоторые из них стали центральными для интерпретации ключевых аспектов данного феномена4. В-третьих, не может быть никаких сомнений, что обильные источники по периоду 284—337 гг. н. э. действительно являются релевантными и пригодными для изучения всей империи во многих важнейших аспектах. Что бы ни говорилось о «Sonderstellung» [нем. — «особое положение») Египта в более ранний период, после 284 г. он оказывается более тесно вплетенным в структуры восточной части державы и теряет ряд своих уникальных характеристик (таких как особая александрийская валюта). Делая поправку на частности, в высшей степени своеобразные, унаследованные от более раннего периода, не приходится сомневаться, что свидетельства по административной системе, налогообложению и экономике Египта после 284 г. многозначительно отражают или несут на себе печать перемен, которые происходили в Римской державе в целом5.
II. Египет в контексте империи
Египет продолжал занимать важное место в имперском самосознании, точно так же как это было со времен Августа. Неудачная попытка узурпации, предпринятая в 175 г. Авидием Кассием, показала его, Египта, чувствительность, напомнив события, связанные с провозглашением [александрийскими легионами] Веспасиана [императором]6. Императорские визиты в Ш — начале IV в. бросают яркий свет на некоторые значимые события и проблемы. В ходе поездки Септимия Севера в 199/200 г. н. э. были приняты важные административные и законодательные решения (см. далее); сохранилась выдержка из протоколов судебных дел, разбиравшихся в Александрии перед государем и его консилиумом (consilium), которая представляет императора выслушивающим депутации египтян с хоры (сельской местности)7. Видимо, не является случайным совпадением то, что именно в это правление засвидетельствован первый римский сенатор из Египта. Визит Каракаллы, который якобы был последним императором, лично видевшим труп Александра Великого, демонстрирует разительный контраст. Это посещение вспоминали из-за устроенной Каракал- лой в 215 г. н. э. ужасной резни александрийского населения8. Александр Север мог планировать какой-то визит, который так и не был реализован9. Не считая, по крайней мере, одной отчетливой попытки реформы, предпринятой при Филиппе Арабе, которая, очевидно, была задумана на высшем уровне и сфокусирована на земле, литургиях и налогообложении10, а так¬
4 Напр.: Р. Оху. ХП.1411; об этом папирусе см.: Rathbone 1996.
5 Этот аспект отражен, кроме прочего, в гл. 3 (Боуман) наст. изд. о Диоклетиане и тетрархии, а также в гл. 9 (Каррье) наст. изд. о местной административной системе. Христианство подробно рассматривается не здесь, а в гл. 18Ь (Кларк) наст, изд.; ср.: Smith 1998.
6 См.: Bowman 1970; Henrichs 1968.
7 Westerman, Schiller. Apokrimata; P. Оху. ХШ.3019.
8 Дион Кассий. LXXVII.22—23.
9 Thomas, Clarysse 1977. 10 Parsons 1967; Bianchi 1983.


460
Часть третья
же хорошо известного свидетельства, которое представляют собой так называемые удостоверения (libelli) Деция от времени гонения на христиан, мало что можно извлечь из сбивчивых источников по периоду «военной анархии», когда мимолетные или фиктивные императоры и узурпаторы появлялись и исчезали с приводящей в замешательство скоростью. Как провинция Египет играл центральную роль в военных и политических усилиях на востоке на протяжении 260—270-х годов. Эффективность паль- мирского сопротивления Сасанидам позволила Зенобии и Вабаллату, вдове и сыну Одената, провозглашать себя в египетских документах, датируемых временем между 270 и 272 гг., обладателями императорской власти, но к лету 272-го Аврелиан уже разгромил их и восстановил над Египтом контроль11. Свидетельства о «восстании Фирма» (некий александрийский богатый делец), будто бы случившегося после всех этих событий, ненадежны, и вообще весь этот эпизод может оказаться выдумкой. Впрочем, не подлежит сомнению существование в 274 г. корректора (corrector) по имени Клавдий Фирм, и вполне можно предположить, что после всех трудностей предыдущего периода настоятельно требовалось восстановить в Египте стабильность12.
То, что в Египте периодически вспыхивали бунты, определенно засвидетельствовано в двух случаях, имевших место в правление Диоклетиана. Мятеж в Фиваиде потребовал личного прибытия Галерия с войсками на исходе 293 или в 294 г.13. Более серьезным было выступление узурпатора Луция Домиция Домициана, по поводу хронологии которого продолжаются жаркие споры14. Сейчас представляется очевидным, что его мятеж случился скорее в 297/298 г., нежели в 296/297-м. Диоклетиан лично прибыл в Александрию на заключительной стадии восстания весной 298 г. После его подавления Диоклетиан путешествовал вверх по Пилу до приграничной зоны; имеются подробные свидетельства о приготовлениях, сделанных к его визиту в Панополе осенью 298 г. Вероятно, в это время были проведены какие-то работы по укреплению границы. Прокопий прямо говорит, что Диоклетиан присутствовал при этих мероприятиях, что Додекасхен был оставлен и что нобаты были переселены. Остров Филы, на котором стоял I Максимианов легион, теперь стал самой южной точкой римской оккупации15. Во время своего царствования Диоклетиан мог совершить позднее еще одну поездку в Египет. Этому есть папирусное подтверждение; кроме того, к данному визиту, вероятно, относится утверждение одного хронографа о том, что Диоклетиан находился в Алек¬
11 По хронологии см.: Р Оху. XL. 15; ср.: Р. Оху. ХП.1413.
12 Bowman 1976: 158.
13 Barnes 1976; Barnes. ‘Emperors’; Rea et al. 1985; cp.: Bowman 1976: 159, а также по поводу мест, имеющих к этому отношение, см.: Bowman 1984.
14 Thomas 1977; Metcalf 1987; Barnes. 'Emperors'.
15 P. Panop. Beatty 1; cp.: Bowman 1976: 159; Bowman 1978. Прокопий. Война с персами. 1.19.29, 34—37; Notitia Dignitatum. Oriens [Роспись должностей. Восток). 31.37. Хорошо известная надпись, процитированная Эдвардом Пококом (британский священник, востоковед, жил в XVII в. — А.З.), не может рассматриваться в качестве свидетельства этой уступки территории; на сей счет см.: Brennan 1989.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
461
сандрии, когда был замучен епископ Пётр, а также и слова Прокопия о том, что император организовал раздачу зерна. Похоже, что во время именно этого визита был обнародован эдикт против манихеев16. Это было последнее надежно засвидетельствованное посещение Египта римским императором: имеется явное доказательство того, что в 325 г., после разгрома Лициния, планировалась поездка сюда Константина, но она так и не состоялась17.
III. Провинция
И ЕЕ АДМИНИСТРАЦИЯ
Нет никаких подтверждений тому, что до заключительной части рассматриваемого нами периода с внутренней конфигурацией провинции и с ее главными подразделениями происходили какие-то существенные перемены. Вплоть до времени Диоклетиана Египет делился на три (или, возможно, четыре) эпистратегии (£татростг)уих1): Дельта (одна или две), Гептаномия с Арсиноитой, а также Фив айда. При Диоклетиане Фив айда была расширена за счет Гермополитского нома и превратилась в отдельную административно-территориальную единицу, управлявшуюся собственным презесом (praeses, букв, «председатель», наместник провинции. —A3.), при том что остальной Египет остался в руках наместника с титулом «префект Египта» («praefectus Aegypti»). Затем Фив айда была разделена на две части: Верхнюю и Нижнюю, каждая со своим собственным прокуратором. Завершение преобразований относится к 298 г., а инициированы они были, по крайней мере, уже в 295 г. Обе египетские провинции (Фивайда и остальной Египет. — А.3.) относились к диоцезу Востока, а само введение диоцезов, по всей видимости, следует датировать 293 г.18. Данные изменения повлияли на внутреннюю дислокацию гарнизонов. Общая численность вооруженных сил могла значительно увеличиться, хотя мы не можем говорить об этом с уверенностью. Ясно, что количество легионных единиц стало больше, численность легионов уменьшилась, при этом они были раздроблены таким образом, чтобы обеспечить более сбалансированное размещение войск, нежели то, какого удавалось добиться прежде. Вспомогательные подразделения, ауксилии, также подверглись реорганизации, очевидно, с той же самой целью. Присвоение двум городам новых названий, Диоклетианополь и Максимианополь (если только не основание новых городов), строительство крепости в Гиераконе и перепланировка примерно на рубеже столетий части храма Амона в Фивах (Луксор) — всё указывает на бурную деятельность. Кроме того, важно отметить, что провинции Египет и Фив айда по-прежнему считались одним военным округом, внутри которого войска и продовольственные поставки регулярно
16 Bowman 1976: 160; El-Saghir et al. 1986; Bames. NE: 55; Coll. XV.3. О возможном присутствии Максимина в Фиваиде в 305 г. см.: Кодекс Юстиниана. Ш.12.1 с комментарием: Bames. NE: 66, однако прямых подтверждений этому нет.
17 Р. Оху. Х.1261; XIV.1626; Bames. NE: 76 примеч. 124.
18 Р. Panop. Beatty: XV—XXI. О создании диоцезов см.: Hendy 1972.


462
Часть третья
пересекали условную линию, разделявшую эти две части прежней провинции Aegyptus (Египет)19. Самое раннее свидетельство о дуксе (иначе «дук», лат. dux, букв, «предводитель», «военачальник»; в системе должностей Поздней империи — наместник. — А.3.), содержащееся в одной надписи от 308 г.20, выявляет ту же самую картину: его властные полномочия охватывали Египет, Фиваиду и две Ливии.
Позднее провинция Aegyptus, включавшая в свой состав Средний и Нижний Египет, но без Фиваиды, сама была разделена на две отдельные провинции, каждая со своим собственным презесам: Aegyptus Herculia (Гер- кулиев Египет) и Aegyptus Iovia (Иовиев, т. е. Юпитеров, Египет), каковые названия очевидным образом вызывали в памяти имена старших членов первой тетрархии20а. Иовиев Египет включал Александрию и западную Дельту, а Геркулиев — восточную Дельту и Гептаномию с Арсиноитой. Отправная точка этого устройства традиционно датируется 314/315 г., и понятно, что такая перепланировка просуществовала недолго, всего около десяти лет, в течение которых (в 322 г.) Гептаномия была, вероятно, отколота, чтобы образовать провинцию под названием Меркуриана; в какой-то момент между сентябрем 324 г. и февралем 326-го все три территориальные единицы были вновь объединены под властью одного префекта21.
В период между 193 и 337 гг. внутреннее управление провинцией подверглось важным изменениям. В одном из предыдущих томов [КИДМ X) был представлен обзор, охватывающий первые два века нашей эры, но сконцентрированный главным образом на времени Августа и на периоде Юлиев—Клавдиев. Во 2-м столетии внутри заложенной Августом системы случились значительные перемены и появились новшества: в частности, изменения в налогообложении и ключевые нововведения в литургической системе при Траяне, а также учреждение при Адриане новых должностей, прежде всего apyiepsuç [архиереи) и [диойкет] в прокуратор-
ском ранге22. При Септимии Севере (очевидно, в ходе посещения им Египта) было проведено еще одно важное изменение, предоставившее Александрии привилегию, которой она давно домогалась,—право иметь собственный совет, ßouXrj. Одновременно, впрочем, та же самая привилегия была распространена на метрополии номов, что в какой-то степени должно было приглушить радость александрийцев23. Это была попытка внедрить органы местного управления и администрации, руководимые элитным булевти- ческим классом метрополии, что было обычным делом в восточных про¬
19 Bowman 1978: 31; Duncan-Jones. Structure: гл. 7.
20 AE 1934.7-8.
20а Официальным прозвищем Диоклетиана было Иовий, т. е. «Юпитеров», а Максимиа- на — Геркулий, т. е. «Геркулесов». —А.З.
21 По датировкам см.: Bowman 1976: 162—163; Thomas 1984; о зонах: Р. Оху. LI.3619 Вступление. Представление о том, что имелась третья провинция под названием Arabia Nova (Новая Аравия), должно быть отвергнуто; см.: Р. Оху. L.3547; Mayerson 1983; Mayerson 1986; а также: Cotton 1997.
22 Bowman 1976: 167—168; Hagedorn 1985.
23 Bowman. Town Councils. Конкретно об Александрии см.: Р. Оху. LI.3613.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
463
винциях (и уже существовало в самом Египте в «эллинских городах» Птоле- маиде и Антиноополе). Данный шаг может оказаться не столь радикальным, как обычно думают, если верно, что определенная ответственность была предоставлена еще с Августовых времен магистратскому (или, иначе, гимносиархскому) классу и что за I—П вв. она расширилась24, но, в любом случае, шаг этот являл собой попытку снять с местных представителей центральной бюрократии часть административной нагрузки и дать метрополиям иллюзию «автономии». В то же время, на новые советы, как выясняется, была возложена ответственность за сбор имперских налогов во всем их номе, и это, возможно, связано с важными свидетельствами об имевшем место в этот период изменении в самом концепте «origo», греч. r\ tSioc (место чьего-то происхождения, родина, начало, род. — А.З.), в результате чего YSioc начинала пониматься как нам (административная единица, округ, иначе говоря, «место прописки». —A3.), а всякая постоянная отлучка из нома становилась противоправной25. В свидетельствах о судебных решениях Септимия Севера в Египте обнаруживается реакция на отдельные проблемы, связанные с собственностью, налогообложением, статусом и правом наследования в стране в целом, не только в одной Александрии26. Расширение и повышение жесткости литургической системы очевидны, и в одном документе середины Ш в. содержится ссылка на постановление Септимия Севера о том, чтобы сельские жители не привлекались к исполнению метропольских литургий, как то делалось в период процветания27  28. Это всё важные моменты, и они заслуживают внимания, которое прежде было приковано к двум предполагаемым переменам, или реформам, по поводу которых ныне ясно, что их вообще невозможно помещать в контекст северовского периода — введение annona militaris (военной анноны) и замена должности и ведомства так называемого идиолога (tSioç Xoyoç)27a на ratio privata (ведомство, отвечавшее за управление частными владениями императора, главным образом земельными поместьями. — А.З.)Æ.
Примеры отдельных изолированных мер, таких как прощение недоимок по коронному сбору, осуществленное Александром Севером, не нуждаются в подробных комментариях29. Период следующих крупных пе¬
24 Bowman, Rathbone 1992.
25 Thomas 1975а: 217—218; cp.: Braunert 1955—1956: 291.
26 Westerman, Schiller. Apokrimata\ P. Оху. XI 11.3019; cp.: Rea 1977. По поводу одного судебного приговора, сформулированного на латинском языке, см.: Р. Оху. Ы.3614 стрк. 3.
27 Greek Papyri in the British Museum. 2565 = SB V.7696. Фундаментальное отличие между литургиями (XeiTOUpytai, общественная повинность, служба) и магистратурами (àpxat, власти, управленческие должности) было затемнено к этому времени тем фактом, что отныне магистратские обязанности стали настолько обременительными, что их начали воспринимать как литургии, а потому, как и в случае с последними, люди всячески стремились уклониться от них (см., напр.: Catalogue of the Greek and Latin Papyri in the John Rylands Library (Manchester 2015) 11:77).
27a И duo АО г — чиновник, который прежде, очевидно, еще со времен Птолемеев, отвечал в Египте за сбор внутренних налогов и вел особый папирус, «Гномон идиолога», в который заносил записи о подлежащей обложению собственности частных лиц. — А.З.
28 Bowman 1976: 164—165, 168—169.
29 Bowman 1967. (Коронный сбор (aurum coronarium) — денежный подарок императору от имени провинции. — А.З)


464
Часть третья
ремен приходится на правление Филиппов в 240-х годах: масса свидетельств, происходящих от этого времени, заставляет предполагать логически продуманную попытку проведения реформы, организаторами которой были Марцелл и Салютарий, соответственно казначей (rationalis, xaGoXtxoç) и прокуратор, причем первый из названных постов был, вероятно, особым нововведением и по своему рангу соответствовал префекту30. При тщательной и радикальной переоценке данной попытки становится ясно, что она определенно была сфокусирована на двух наиболее важных и проблематичных сферах — на землевладении и литургиях, и мы располагаем обстоятельным свидетельством, которое заставляет думать о перестройке налоговой системы и анноны, каковая реформа также относилась к компетенции Марцелла и Салютария. Существуют веские основания предполагать, что должность декапротов (Зехатсрсотоц см. сноску 24а предыдущей главы. —А.З.) была учреждена именно в данное время31. Это, по всей видимости, обеспечивает отличную подоплеку, объясняющую возрастание с 250-х годов общего количества источников по annona militaris и ужесточению литургической системы. Реформы, по всей видимости, имели целью повышение эффективности системы и наращивание доходов; нет никаких доказательств того, что эти цели были достигнуты, но очень много свидетельств, позволяющих предположить провал этой реформы. Видимо, симптоматично, что после 257—258 гг. ценз мог снова исчезнуть, хотя не исключено, что перепись населения и регистрация собственности в какой-то форме продолжали проводиться32. Более ясным представляется свидетельство о важных реформах в Египте, осуществленных в правление Диоклетиана.
Преобразования, осуществленные при Диоклетиане и его непосредственных преемниках (то есть примерно между 287 и 312 гг.), по сути дела, означали радикальную реконструкцию всей египетской административной системы, проводившуюся в несколько этапов и продлившуюся более двух десятилетий33. Не похоже, что эта серия реформ была задумана и осуществлена на основании какого-то общего представления об их конечной цели. Более вероятно, что они явились результатом прагматического подхода к решению отдельных проблем, которые обострились во второй половине 3-го столетия: негодное функционирование местной системы управления, необходимость снабжения войск, сложности, возникавшие с денежным обращением и сбором податей. Перед тем как приступить к оценке значения главных элементов этих преобразований, необходимо дать их краткий хронологический очерк.
Перемены в структуре высших уровней бюрократии начались еще на ранних стадиях этого правления, однако датировать их все с достаточ¬
30 	Parsons 1967; Р. Оху. XLH3046—3050; cp.: Bianchi 1983. Данный взгляд на rationalis, ес¬
ли он верен, устраняет представление о появлении этой должности в ходе предполагаемых
северовских реформ. 31 Thomas 1975b.
32 Bagnall, Frier. Demography. 9—11.
33 Bowman 1974.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
465
ной точностью невозможно. Самое раннее датированное свидетельство
0 xocGoXixoç’e (rationalis, то есть казначей) как чиновнике, в целом отвечавшем за финансы всего Египта, заменившим собой фигуру диойкета (8ioixr]Trjç, управляющий хозяйством), относится к 286 г. Деятельность магистра частных имуществ и прокураторов частных имуществ (magister privatae и procuratores privatae) широко засвидетельствована в папирусах 298 и 300 гг., и следует полагать, что эти чиновники исполняли функции, которые раньше находились в сфере ответственности идиолога (ïSioç Xoyoç) и счетного ведомства34. Существовавшие прежде три или четыре эпистратега совершенно исчезают к 302 г., но, видимо, не везде одновременно35.
Другой ранней значимой мерой могло стать введение в 287/288 г. регулярной практики составления каждые пять лет особых списков, emypacpat, предназначенных для целей обложения налогами и их взимания. В последние пять лет столетия имела место серия более комплексных перемен, которые необходимо толковать в контексте восстания Луция Домиция Домициана 297/298 г.36. Специфический денежный номинал, имевший хождение в Египте в римский период, так называемая александрийская тетрадрахма, был отменен в 296 г., после первой диоклетиановской денежной реформы, и с этого момента александрийский монетный двор стал выпускать те же денежные единицы, которые чеканились повсюду в империи. Среди других перемен были появление новой подушной денежной подати, emxecpàXoaov, и, вероятно, исчезновение (хотя, как оказалось, только временное) самого важного из местных административных постов, а именно должности стратега нома37. В целом гораздо более важным стало объявление народу (посредством эдикта префекта Аристия Оптата от
1 марта 297 г.) о введении новой системы налогообложения, в которой использовался новый метод определения податных единиц, в соответствии с которым должны были теперь исчисляться подлежащие уплате налоги — очевидно, что это была египетская версия capitatio (подушное обложение) и iugatio (обложение земли).
Наши в высшей степени предусмотрительные императоры <...> осознав, что сложилась такая ситуация, при которой взимание государственных налогов производится бессистемно, так что некоторые платят совсем мало, а другие чересчур отягощены, решили искоренить это большое зло и пагубный обычай на благо своих провинциалов и издать спасительное правило, согласно которому должны взиматься подати. Так что сумма обложения каждого участка — соответственно классу земли — и сумма обложения каждой крестьянской головы, а также то, с какого возраста по какой,
34 Р. Оху. Х.1260; Р. Panop. Beatty 1, 2.
35 Thomas 1982: 64—68: данная должность сохранялась в Гептаномии, как представляется, до 297 г., тогда как в Фиваиде она, видимо, исчезла по меньшей мере за два года до этого, предположительно в связи с разделением Египта (см. выше). Следует, однако, отметить, что если в 322 г. имело место кратковременное разделение на четыре округа, то оно вполне могло пройти по границам старых эпистратегий.
36 Thomas 1977; Barnes. Emperors'.
37 Bowman 1974 — высказанная здесь точка зрения оспаривается Дж. Уайтгорном, см.: Whitehome 1988.


466
Часть третья
может быть точно (?) известно всем из [недавно] изданного божественного эдикта и реестра, приложенного к нему, копии которого подлежат обнародованию перед этим моим эдиктом38.
Вскоре после этого начинают появляться свидетельства о деятельности цензиторов (censitores, податные оценщики, налоговые токсаторы. — A3.), которые, несомненно, пытались выполнить новое и всеобъемлющее межевание, на основе которого должна была функционировать новая податная система. Эта обобщающая сводка может создать впечатление, что новшества, связанные с такими пятилетними циклами, имели более связный характер, нежели то было в реальности; восстание Домициана приведет к определенной паузе или по меньшей мере к задержке, если только не к полной отмене некоторых мер. До какой степени мятеж в действительности был вызван или воспламенен желанием противостоять новой системе налогообложения, остается предметом домыслов.
В первые годы 4-го столетия случились значительные перемены в сфере местного управления, которые дополняли собой изменения на более высоких административных этажах. Во главе городских советов метрополий стоял притан (Trpuxaviç, председатель с исполнительной властью), и туг ничего не поменялось; но было введено некоторое количество новых ответственных должностных лиц, которые вместе с пританом образовывали своего рода исполнительный комитет совета; членами этого совета были: логист (XoyiaTrjç, финансовый чиновник, curator civitatis), синдик (ouvStxoç, чиновник по судебному ведомству, своего рода юрисконсульт), экзактор, или стратег/экзактор (exactor, arcpaTTjyoç/exactor, налоговый надзиратель). Также понятно, что зона их ответственности была недвусмысленно распространена на весь ном, а не только одну метрополию, хотя в ряде важных моментов (относящихся преимущественно к налогообложению) дело обстояло именно так уже с северовского периода. К 307/308 г. территориальные подразделения нома, прежде называвшиеся топар- хиями, были заменены пагами (pagi) с новыми региональными должностными лицами — препозитами (praepositi, букв, «предстоятели»), которые несли ответственность за свои действия перед логистом и экзактором. Коллегии декапротов (Зехатсрсотоц «первые десять», см. сноску 24а предыдущей главы. —A3.), учрежденные за полвека до этого, теперь исчезали, и в ходе перемен явно падала значимость стратега нома, который к 307 г. определенно становится гораздо менее значимой фигурой, чем прежде39. Важно, что эти новые ответственные лица назначались из рядов членов местных советов и, по всей видимости, продолжали действовать в рамках традиционных магистратских полномочий и литургий, вы¬
38 Р. Cairo Isid. 1 (о восстановлении и понимании строк 8—10 см.: Crawford, Reynolds 1975: 161-162).
39 О деталях этого процесса см.: Bowman. Town Councils; Bowman 1974; Bagnall. Egypt: 54—62; P. Oxy. LTV.222—229; Lallemand 1964; Thomas 1985; Sijpesteijn 1992. Установление времени окончательного исчезновения некогда ключевой должности стратега нома и замены его в этом качестве экзактором (или стратегом/экзактором) является особенно трудным делом.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
467
полнившихся представителями куриального класса. Но имелись и отличия, которые, вероятно, более важны, чем сходства. Одно из них состояло в том, что новые местные чиновники несли более высокую ответственность перед начальниками из центральной бюрократии и потому более тщательно контролировались. Еще одно отличие состояло в том, что на них перешли некоторые обязанности, ранее лежавшие на других должностных лицах, таких, например, как стратег нома, которые ранее были в номе чужаками, назначавшимися не в свой родной ном, а потому обычно отличавшимися большей беспристрастностью. Наделение представителей местной имущей элиты более широкими полномочиями имело весьма существенное значение и стало, по всей видимости, важным фактором в процессе формирования привилегированной и немногочисленной группы внутри класса куриалов40. Наконец, в этом реестре перемен нам следует отметить также случившуюся в 313 или в 314 г., но имевшую силу начиная с 312 г., замену пятилетних налоговых циклов новым календарным методом оценки налогооблагаемой собственности, а именно пятнадцатилетними податными периодами, известными как «indictiones» — нововведение, которому, как оказалось, суждена была очень долгая жизнь41.
Кое-что можно сказать и об общем значении этих изменений для административной системы. В имперском сознании Египет рассматривался прежде всего с точки зрения его доходности. Земля, литургии и налоги всегда являются главными заботами. Что касается верхних уровней, то перемены, касавшиеся организации областей и должностных лиц, мыслились, возможно, как в значительной степени косметические: обязанности в сфере гражданской, военной и судебной администрации делились или перераспределялись (необязательно в соответствии со спецификой, на которую, казалось бы, указывают эти названия) как между префектами, президами, прокураторами, так и дуксами (иначе «дут», лат. duces). Сбор налогов и организация войск — это два главных и неизменных элемента ответственности указанных должностных лиц; источники по Диоклетиано- ву периоду, в особенности папирусы из Панополя, показывают, что реформы в налоговой системе дополнялись переменами в организации системы снабжения войск42.
Свидетельства о переменах в местном управлении в северовский и дио- клетиановский периоды также наводят на размышления. Дарование Александрии и метрополиям египетских номов права иметь собственные советы было сопряжено с созданием (или признанием) более широкой местной элиты, нежели та, которую составляли те, кто входил в коллегии архонтов, àpxpvTeç. Символическое значение, которое несло в себе создание политических институтов «автономных» полисов в метрополиях Египта, было, вне всякого сомнения, большим (см. далее), но то же самое можно
40 Данная группа тождественна тем, которые повсюду в империи были известны как принципалы, principales, каковому обозначению мог соответствовать термин «TtpoTuoXiTeuofxévoi», букв, «ранее занимавшиеся общественной деятельностью».
41 Bagnail. Egypt 328.
42 Р. Panop. Beatty 1, 2; Bowman 1978.


468
Часть третья
сказать и о символическом значении создания расширенного «куриального класса», на плечи которого могла быть переложена часть административного бремени, которую прежде несли местные чиновники на окладе. Диоклетиановские реформы обозначают собой, в каком-то смысле, осознание того, что эта передача успехом не увенчалась. Управление, осуществляемое местными советами, оказалось неудовлетворительным, и ответственность была передана более мелкому исполнительному органу, состоявшему из местных принципалов, principales, и работавшему в тесной связке с центральной бюрократией. Следствием этого стало существенное уменьшение роли обычных советников (ßouXeurat), как и разрыв, который всё более увеличивался между реальной элитой и ординарными curiales (последние, по всей видимости, обозначались термином «7uoXtTeu6fX£vot», «занимавшиеся делами полиса», который начал появляться в папирусах конца Ш в.)43. Данная перемена иногда описывается как «муниципализация» и воспринимается как указание на более серьезную интеграцию Египта в общеимперские административные структуры. Так это или нет, но мы должны признать, что в течение всего рассматриваемого нами периода роль местной землевладельческой элиты оставалась прежней, и воздерживаться от соблазна провести четкую разграничительную линию между «римским» и «византийским» Египтом по моменту вступления Диоклетиана на престол в 284 г. (как, впрочем, и по какому- то другому моменту). Административные реформы, проведенные в правление Диоклетиана, важны как по отдельности, так и в совокупности. Свидетельства о реформах и перестройках, имевших место ранее, в 3-м столетии, прежде всего в правление Филиппа Араба, представляют собой прецеденты, которые до известной степени подрывают представление о совершенно радикальном и новаторском характере той реконструкции системы, которая была предпринята при Диоклетиане.
IV. 	Общество и экономика
Изменения и конкретные события, случившиеся в Египте в период между Септимием Севером и Константином, исключительно важны, что в значительной степени объясняется их влиянием на историю державы в целом в ш — начале IV в. В данном разделе будет представлен очерк социальных и экономических особенностей, характерных для этой провинции, которые имеют прямое отношение к ключевым проблемам позднейшей истории империи.
Перемены в местной системе управления, ядром которых стало создание советов и булевтического класса, самоочевидным образом имели важные социальные последствия в связи с признанием новой городской элиты. Этот вывод подкрепляют свидетельства об иных деталях «урбанистической» истории в 3-м столетии. Впечатление о привилегированном статусе гимнасиального класса усиливается благодаря существованию
43 Geremek 1981.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
469
герусии в Оксиринхе и в силу того, что ее члены получали поддержку за государственный счет44. В Оксиринхе имели место состязания эфебов, благотворительное пожертвование для проведения которых засвидетельствовано в 202 г. В 273/274 г. тот же самый город организовал у себя престижные международные Капитолийские игры. Сопоставимые источники происходят из Панополя, который, несомненно, становился важным эллинским культурным центром, по крайней мере, с начала IV в.45. Как раз примерно в это же время впервые фиксируются такие определения для этого города, как «Xaprcpa» («блистательный») и «Харлгрос xal Хартсротатг)» («блистательный и великолепнейший»). В Гермополе бор- цы-панкратиасты и атлеты получали пенсии в знак признания их достижений. Оксиринх в правление Галлиена мог похвастаться собственным общественным грамматиком (ypappaTtxoç, филолог), получавшим жалованье из государственной казны (в теории, если не на практике); нет никаких сомнений, что он был проводником эллинской культуры46. Четыре тысячи мужчин Оксиринха получали в 260—270-х годах хлебные пайки по программе общественного «зернового пособия»47. В источниках содержатся обильные указания на строительство и ремонт крупных сооружений гражданского характера и других общественных зданий48. Эти конкретные метрополии являются нетипичными, возможно, лишь в том смысле, что они обеспечены большим количеством свидетельств, чем другие, и при их прочтении перед нами возникает картина, которая в некоторых отношениях напоминает мир греческих полисов Малой Азии за век до этого. К тому же возникает очень сильное ощущение того, что в 3-м столетии египетские города стимулировались к более явному развитию у себя самосознания эллинского полиса, со многими сопутствующими этому культурными и социальными особенностями, которые столь ясно проявлялись во II в. в других частях империи49. После издания «Антониновой конституции» 212 г. фактически все свободные жители Египта, как и повсюду в державе, стали римскими гражданами.
При таком прочтении источников насколько мы можем оправдать теорию о гражданском упадке и угасании городов в ходе «кризиса Ш в.»? На оппонирующей стороне имеются свои доказательства, но понять, какой вес следует признавать за ними, непросто. Отличие между престижными магистратурами и обременительными литургиями уже в значительной степени было размыто и сохранялось в виде «угнетенности (принудительно наследственного) куриального класса». К середине Ш в. исполнять метропольские литургии стало весьма непросто. Известна практика
44 Р Оху. ЦП.3099—3102.
45 Van Rengen 1971.
46 Информация обобщена П. Парсонсом в изд.: Collectanea Papyrologica. Texts Published in Honor of H.C. Youtie (ed. by A.E. Hanson. Bonn, 1976) П: 66.
47 P. Oxy. XL.2892—2942.
48 Lukaszewicz 1986; Bailey 1990; Bowman 1992.
49 Bowman, Rathbone 1992 — здесь доказывается, что уже начиная со времени Августа можно обнаружить очевидные признаки и прецеденты этого в метрополиях египетских номов и в «эллинских» городах, таких как Александрия, Навкратис и (позднее) Антиноополь.


470
Часть третья
«cessio bonorum» («уступка добра») и тем самым уклонения от повинностей. Тяжкие обязанности по снабжению войск продовольствием и одеждой становились всё более обременительными и трудоемкими для исполнения, соответственно возрастали и растягивались во времени требования к annona militaris, и всё это рано или поздно привело к вызреванию острой необходимости в проведении серии реформ всей системы50. Точно так же было непросто поддерживать прелести гражданской жизни. Снабжение маслом гимнасиев могло быть проблематичным, как и обеспечение города съестными припасами51. Значительными были и расходы на поддержание в надлежащем состоянии и ремонт строений. Комплекс масштабных мероприятий такого рода зафиксирован в Гермополе знаменитым папирусом, в котором содержится перечень обширных и дорогостоящих ремонтных работ общественных зданий и улиц. Но в той же самой метрополии в правление Галлиена имел место суровый финансовый кризис, спровоцировавший вмешательство прокуратора с целью исправления сложившейся ситуации52. Исследование вопроса о жилом фонде в Оксиринхе в 235 г. выявляет наличие многих пустующих домов. Данные проблемы могли носить изолированный или временный характер, а жалобы по этому поводу сильно преувеличенными самими людьми, которых эти проблемы касались53. Как бы парадоксально это ни выглядело, но можно прийти к заключению, что ноша, возложенная на плечи элиты, чье богатство, естественно, заключалось в земле, была не настолько тяжелой, чтобы доходить до рискованной черты; оправдывает ли это идею о кризисе и упадке городов — это другой вопрос.
Данные проблемы нельзя рассматривать изолированно от действовавших тогда экономических факторов, некоторые из которых были важны для всей державы в целом.
Во-первых, численность населения. То, что непосредственно после Антониновой чумы произошло некоторое его сокращение, невозможно поставить под сомнение. Последствия этой эпидемии можно увидеть в документах по налогообложению, однако масштаб депопуляции оценить трудно, к тому же среди исследователей нет никакого согласия по поводу того, от какой «базовой линии» нужно производить отсчет54. Неясно, была ли популяция восстановлена, и если «да», то какое количество времени на это ушло. Данная проблема конечно же прямо связана с вопросом об agri deserti, «брошенных полях». Широкомасштабное обезлюдение земель в настоящее время представляется маловероятным. Некоторые деревни (например, Сокнопейский остров после 212 г.) исчезли навсегда, другие значительно поубавились в размерах, но сейчас преобладает тенденция рассматривать данный феномен как маргинальный
50 Lewis 1997.
51 Bowman. Town Councils: 107—113.
52 Wessely C. Studien zur Palaeographie und Papyruskunde. V [Corpus Papyrorum Hermopolitano- rum. I. Leipzig, 1905): 22—23, 25—26, 127 оборот; Drew-Bear 1984b.
53 P OsloTRAll.
54 Duncan-Jones 1996; Rathbone 1990; Bagnall, Frier. Demography: 53—57.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
471
и локальный, весьма заметный в Фаюме: в имеющихся документах этот регион представлен гораздо лучше всех остальных, к тому же он был особенно уязвим, поскольку зависел от рукотворных ирригационных систем, которые легко могли быть заброшены людьми и часто приходили в негодность55.
Во-вторых, уровень налогообложения и методы взимания податей. Неизменно высокие налоговые сборы являлись тем, чему римское правительство всегда уделяло пристальное внимание, и совершенно ясно, что к концу 2-го столетия ощущался недостаток таких поступлений, как и постоянное стремление компенсировать это «иссякание», по-гречески àvaxoopïjatç56. До конца непонятно, каков был размер совокупных сборов или как на них сказалось перенаправление после 330 г. зерновых излишков в Константинополь вместо Рима. Но продолжительное время, как было доказано, налоговые поступления из Египта оставались удивительно стабильными57. Тем не менее вполне вероятно, что в рамках долговременной стабильности могли случаться периоды, отмеченные неустойчивостью и колебаниями, и именно Ш в. следует рассматривать в качестве главного кандидата для такой нестабильности. Так, согласно традиционной точке зрения, количество производителей могло значительно сократиться, податные требования (в частности, в форме annona militaris) возрасти, к тому же, как только денежный оборот утрачивал свою стабильность, происходил явный переход от сборов налогов наличностью к сборам в натуральной форме. При радикальной реконструкции всей системы при Диоклетиане, сопровождавшейся другими изменениями, произошел переход к более рациональному подсчету военных потребностей государства, которые были напрямую увязаны с налоговой системой, и, среди прочего, случился новый переход к сбору доходов в виде золотых слитков58.
Отдельные моменты в первой части этой картины могут быть (и уже были) подкреплены ссылками на конкретные папирусы, но, как ныне представляется, из них чересчур легко делались обобщающие выводы. Невозможно показать, что убыль населения была связана с ростом налогов. После 250 г. annona militaris была востребована более часто, однако предполагаемый переход к натуральным сборам оставался для этого времени очень сомнительным. Представление о наличии такого перехода опирается на убеждение, что имела место серьезная и постоянная «порча» монеты, и это определенно верно, как верно и то, что имела место связанная с этим явлением серьезная ценовая инфляция. Последний тезис необязательно корректен (и он слишком зависит от одного-единственного текста);59 в самом деле, сейчас представляется вероятным, что вплоть до по¬
55 Bagnall 1982; Bagnall. Egypt: 138—142.
56 Le Papyrus Thmouis (ed. S. Kambitsis. Paris, 1985); Bowman 1976: 168.
57 Rathbone 1989.
58 Bowman 1978; Rea 1974; Bagnall 1977.
59 P. Оху. ХП.1411 (260 г.) — в этом папирусе засвидетельствовано нежелание банкиров принимать императорскую монету.


472
Часть третья
следней четверти столетия значительный рост цен не столь очевиден и что такие всплески были вызваны скорее ремонетизацией (то есть восстановлением утраченных ранее функций денежных единиц. — A3.) (точно так же, как это было, как сейчас выясняется, в 4-м столетии), нежели настоящей инфляцией60. Денежное довольствие воинов, выплачиваемое деньгами, не могло конечно же угнаться за «порчей» монеты, даже после его повышения при Северах, и потеря монетой своей реальной ценности постоянно компенсировалась подарками и выплатами довольствия натуральными продуктами. Рассмотренные в таком свете данные папирусов и само состояние египетской экономики вряд ли могут расцениваться как доказательство «экономического кризиса Ш в.»; они, скорее, указывают нам путь к переоценке причин и характера более общих экономических реформ Диоклетиана (две монетные реформы 294 и 300 гг. и «Эдикт о ценах» 301 г.) как некоего средства возвращения монетарной стабильности путем ремонетизации, а также внедрения солида (solidus) при Константине — затеи, которая оказалась весьма успешной, несмотря на кажущийся и скорый провал попытки ввести ценовой контроль61.
Социальная и экономическая история Египта Ш в. может, таким образом, оказаться более сложной и более трудной для интерпретации, нежели упрощенческая «кризисная» модель, столь модная до самого недавнего времени. Новейшие исследования фундаментальных аспектов сельскохозяйственной экономики в Фаюме и в Оксиринхском номе обнаруживают стратегии управления, которые отличаются одновременно и передовой утонченностью в вопросах повседневной организации, и относительным постоянством в вопросах землевладения и аренды земли62. Для полноты нашего описания развития Египта в Ш—IV вв. может оказаться важным то, что имеются указания на два очень существенных фактора, которые ведут нас дальше. Один из них — это приватизация подавляющего большинства земель и, таким образом, уход государства от прямого надзора за землевладением и администрированием в данной сфере63. Второй — это наличие в имении Ш в., принадлежавшем некоему Аппиану из Фаюма, признаков коллективной ответственности за уплату налогов64. К середине 4-го столетия большая часть земли будет находиться в частной собственности и сдаваться частным арендаторам, выплачивающим государству скорее налог, нежели ренту, причем по более низким ставкам, нежели рентные выплаты, которые раньше осуществлялись за пользование государственной землей. Тем не менее нет почти никаких признаков роста колоната, феодализма или «крупных поместий» византийского типа, иными словами, всего того, что характеризовало картину Египта, которую рисовали исследователи еще в первой половине XX в.65. Предложенная в данном параграфе сводка основывается на
60 Rathbone 1996.
61 Bowman 1980; Bagnal. Currency.
62 Rathbone 1991; Rowlandson 1996.
63 Bowman 1986; Bagnall 1992; Rowlandson 1996.
64 Rathbone 1991: 120-125.
65 Bowman 1985; Bagnall 1992.


Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
473
трудах, которые пересматривают старые теории и доказывают, что долговременные тренды были более устойчивыми, а лежащие в основе структуры более прочными, нежели об этом думали прежде. Некоторые элементы администрации и социально-экономической организации оказались неудачными, и именно Диоклетиану удалось модифицировать и усовершенствовать имперскую государственную систему, дабы сделать ее работоспособной. Достигнуто это было конечно же на фоне события невероятной важности, которое само по себе не нашло места в этой главе, — рост и укоренение христианства. Но это уже другая история66.
66 См. далее, гл. 18 наст. тома.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ИМПЕРИИ
Глава 11
М. Корбъе
МОНЕТНАЯ СИСТЕМА И НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИНТЕРЕСОВ ГОСУДАРСТВА, 193—337 гг.
Даже если античные авторы — за замечательным исключением Плиния Старшего — почти ничего не говорят о предмете [, вынесенном в название данной главы,] и совершенно не озабочены точными цифрами, металлические деньги, очевидно, играли одну из ключевых ролей в реальном функционировании римской имперской системы. Защищенные от разрушительного действия времени самой своей природой, они заполняют монетные залы музеев по всему миру. В качестве коллекционных вещей монеты в наше время рассматриваются как ценный рыночный товар. Наряду с керамикой они представляют собой наиболее распространенные артефакты, сохранившиеся до настоящего времени. Однако, при всем нынешнем интересе к металлическим деньгам, наше внимание будет обращено на место, которое монеты занимали как в римской экономике, так и в римской культуре.
Монеты, на которых регулярно выбивались и перечеканивались портреты новых принцепсов (чей образ являлся священным)1, часто содержали ссылки на те события царствования последних, которые мыслились как славные и наполненные смешанными религиозными и политическими смыслами и посланиями, являли собой в течение всего имперского периода самые распространенные повседневные знаки могущества императоров.
Постепенно стандартизованные путем маргинализации, а затем и устранения местных монет, которые в ряде восточных провинций продолжали штамповаться, по крайней мере до середины Ш в., металлические деньги олицетворяли и претворяли в жизнь, несмотря на значительные диспропорции в развитии между провинциями, экономическое и политическое единство державы. Впрочем, на исходе 3-го и в начале 4-го столе-
Alföldi 1978: 166.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
4 75
тая разделение империи между двумя либо четырьмя соправителями вело к умножению монетных чеканок, которые даже в одних и тех же номиналах отнюдь не всегда имели одну и ту же чистоту металла (пробу) и один и тот же вес. В качестве средства обмена эта монеты принимались повсеместно внутри границ империи, а также довольно широко и за ее пределами. При обсуждении совершенно иного, средневекового, контекста «полноценные и крепкие золотые монеты» Флоренции, Венеции и Генуи, которые были стабильны с точки зрения своих пробы и веса и в силу чего пользовались международным признанием, Р.-С. Лопес противопоставлял часто девальвированным и «порченым» монетам, чеканившимся разными суверенными государствами. По аналогии с этим можно сказать, что римские монеты в каком-то смысле исполняли роль «международной валюты» первых веков нашей эры.
Наконец, звонкая монета служила «точкой отсчета» («отметкой уровня» или «репером») в политической, социальной и военной жизни державы. Посредством ценза она определяла социальный статус высших классов, использовалась для фиксации сумм, выплачивавшихся воинам в качестве регулярного жалованья, особых подарков и премий по случаю отставки (эта платежи реками растекались из центра к границам), как и щедрых раздач гражданам Вечного города. Также через монеты с предельной ясностью выражался (путем отделения «публичного» от «частного») вклад властного органа, ответственного за постройки, городскую инфраструктуру и иные публичные благодеяния. Так монета занимала новое для себя положение на пограничье между тем, что можно было бы назвать «расходами на общественные нужды», и экономикой дарений.
В сравнении как с последними веками Римской республики, так и с эллинистическими монархиями, империя оказывалась в радикально новой ситуации. Прекращение завоевательных походов лишало империю, за исключением Дакии, такого ресурса, как добыча, награбленная у покоренных народов; своего рода заменой этому ресурсу стали грабежи и конфискации в ходе войн, которые велись за наследование императорского звания. В то же самое время расходы на оборону, государственное управление и политическую активность империи являлись в лучшем случае постоянными, а на деле имели тенденцию к росту не только во времена гражданских и внешних войн, но и при вступлении на престол нового правителя, который должен был вознаграждать тех, кто привел его к власти, и, кроме того, пропагандировать собственные имя и образ. В отсутствие какой-либо системы организованного публичного заимствования императоры должны были — даже при том, что в других отношениях они представляли собой самых богатых собственников в империи — полагаться на регулярные налоги (и, периодически, на конфискации), чтобы собрать суммы, соответствовавшие их расходам. Впрочем, очевидно, повышать уровень собираемости налогов, не вызывая при этом враждебной реакции, правители не могли. В бедственные времена принцепс должен был быть готов даже к прощению недоимок по налогам и долгам, и, в соответствии с политической и социальной эволюцией империи, ему пришлось пойти на унифи-


476
Часть четвертая
кадию податного статуса разных категорий населения и провинций: каждый получал доступ к римскому гражданству, но при этом у каждого постепенно появлялась обязанность платить налоги.
Таким образом, монетная и податные системы были тесно взаимосвязаны: принцепс мог перераспределять в чеканной форме лишь столько драгоценного металла, сколько получал, взимая подати, и сколько смог накопить сам, и это в условиях, когда продукция рудников в лучшем случае всего лишь компенсировала отток монет за рубеж, а также при наличии обычая переводить значительные средства в сокровища либо ради предосторожности (на черный день), либо, наоборот, ради показной демонстрации своих богатств. В конечном счете успешные императоры должны были бы в идеале довольствоваться притоком постоянных налоговых сборов от производства и торговли, взимавшихся с находившейся в обращении денежной массы, также (в идеале) неизменной, дабы покрывать постоянные расходы, которые должны были бы быть в основе своей также стабильными. Однако начиная с последних десятилетий II в. такая модель (почти) совершенного равновесия, которая соответствует трехсторонней схеме денежного обращения «крестьяне — принцепс — армия», предложенной в свое время Майклом Крофордом, постепенно разваливалась вследствие прежде всего внешних вторжений, затем — политической нестабильности, но также и в результате пандемии чумы, которая впервые вспыхнула при Марке Аврелии. Все эти факторы очерчивают ясно датированные периоды сильного напряжения.
Повторяющиеся девальвации и другие монетарные, экономические и фискальные перемены, которые характеризуют период от последних Антонинов и до правления Константина, следует поэтому поместить в этот контекст. Историография, на которую оказывает влияние опыт XX в., слишком часто прочитывает и интерпретирует указанные перемены в отрыве от данного контекста либо уделяет этому недостаточно внимания. Осознавая, что правящие классы П в. желали воплотить в жизнь образ стабильной и сбалансированной державы, историки распространяют этот взгляд и на монетную систему: бесконечные войны и постоянные обесценивания монеты, естественно, шли рука об руку.
В общепринятой хронологии, следовательно, акцент делается на перемежающихся фазах кризиса и стабилизации, а также на тесной взаимозависимости, одинаково сильной как в периоды стабильности, так и в периоды потрясений, между политикой, монетной чеканкой и экономикой, которые, согласно такой же общепринятой точке зрения, смешиваются. Принципиальные нюансы, свойственные этому взгляду, инспирированы «кейнсианским» подходом2, который заставляет ряд авторов думать, что некоторые из этих девальваций, рассуждая от обратного, могли путем
2 	Мою собственную интерпретацию (близкую интерпретации Ж. Гэйя (J. Guey)) северовской девальвации см. в двух работах: СогЫег 1976—1977; СогЫег 1978. (Кейнсианство— это система взглядов, преобладавшая в 30—60-х годах XX в. в западной экономической мысли; в основе кейнсианской модели лежит идея об эффективном взаимодействии государственного регулирования экономики с механизмами рынка. — А.З.)


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
477
вбрасывания в оборот больших объемов вновь отчеканенных монет (даже если содержание в них серебра сократилось на треть или даже более того) оживлять экономику. В случае с северовской реформой подобное восстановление, как кажется, подтверждается несомненными позитивными признаками, такими как городские стройки (появление новых зданий и ремонт старых) и экономическое развитие, стимулированное резким подъемом деловой активности в ряде провинций, в частности, в Африке.
Эта общепринятая хронология, в которой периоды экономического коллапса чередуются с периодами роста или, по крайней мере, относительной стабилизации, дает общую схему для двух крупных изменений. Первое из них, вполне реальное, хорошо засвидетельствованное и датированное (хотя по-прежнему непросто объяснять и его причины, и его последствия), совпадает с переходом от серебра к золоту в качестве базового монетного металла и с соответствующей заменой солида (solidus) на денарий (denarius) как авторитетной монеты, при невозможности говорить о демонетизации серебряного слитка. Вторая перемена, которая носит более гипотетический характер, поскольку улики здесь только косвенные, с большим трудом поддается интерпретации и с еще большим трудом — обобщению. Однако эта перемена, предвосхитившая позднейшие изменения, могла заключаться в переходе от более «монетизированного» к более «натуральному» хозяйству, с расширением натуральных податей, с ростом системы колоната ит. д.,а также в переходе от единой экономики, покрывавшей всю империю, к экономике, разделенной на региональные подмножества, в которых местное измерение могло быть важнее торговли с отдаленными странами.
Все эти выводы, основанные на аналогиях со средними веками и даже с 20-м столетием, в конечном итоге проистекают из одного и того же постулата: в римской экономике монетаристские манипуляции могли приводить к последствиям, сравнимым с теми, к которым они, как предполагается, приводили в более близкие к нам времена, в частности, исчезновение «хорошей» монеты, которую вытесняет «плохая», а также общий социальный и экономический переворот, вызываемый ускоряющимся обесцениванием денег, находящихся в обращении. Хотя и такие результаты, и более непосредственные причину и следствие невозможно исключать a priori, выводимая из всех этих аналогий взаимосвязь между тем, что происходило в монетной системе, и тем, что происходило в экономике, по-прежнему нуждается в доказательстве. А потому лучше, видимо, начать с констатации тех фактов, которые ныне надежнее подтверждены многочисленными детальными исследованиями гораздо более обильного в наши дни материала, а также последовательно рассмотреть каждое отдельное доказательство. Таким путем мы сможем подвергнуть переоценке проблемы монетной чеканки и налогообложения в специфическом контексте римской экономики, то есть той системы хозяйствования, которая не является ни «модернистской», ни «архаичной», но просто отличается от последующих экономик. Затем мы сделаем общий обзор тех проблем, которые связаны с интерпретацией имеющихся источников.


478
Часть четвертая
I. Монетные эмиссии
И ДЕВАЛЬВАЦИИ
Монеты относятся к лучше всего сохранившимся и тщательнее всего изученным артефактам рассматриваемого периода. Ныне в нашем распоряжении имеется гораздо большее, нежели прежде, количество серий прекрасно каталогизированных монет от всех периодов и всех провинций империи, по поводу которых специалисты способны во многих, если только не во всех случаях определить дату и место выпуска, идентифицировать типы и их варианты, а также выяснить их металлический состав и вес. Впрочем, начиная с Ш в. и с момента введения Каракаллой так называемого антониниана мы очень часто не знаем ни реальных обозначений, ни стоимостных значений как вновь отчеканенных, так и уже находившихся в обращении монет3. Собственно говоря, только с начала IV в. мы получаем в свое распоряжение — благодаря фрагментам одного четкого административного документа (речь идет о Диоклетиановом эдикте 301 г.) — ряд точных данных по поводу официальных цен в переводе на тогдашнюю расчетную единицу (каковой впредь был денарий) в двух номиналах: первый — аргентей (argenteus, серебряный денарий)4 и второй — крупная монета с портретом, украшенным лавровым венком, изготовленная из бронзы с очень маленьким серебряным содержанием, который в последние несколько десятилетий современные исследователи по итогам тщательного анализа литературных, правовых и папирологических текстов предпочитают обозначать термином «нуммий» (nummus, «деньга»), нежели «фоллис» (follis).
Итак, важно начать с нумизматических данных касательно всех чеканных монет, являвшихся частью денежной системы в каждый период. Некоторые монеты могли циркулировать дольше других, а если нужно, то и приобретать иную цену в денежном обращении более позднего периода. Другие, напротив, исчезали при перечеканке, реализуемость которой по тем или иным причинам могла зависеть от использованных металлов. Нумизматические данные, которые всегда выражаются в особенно точных цифрах, относятся преимущественно к металлургическому составу монет, их весу (в единицах, которые зависят от того, какой именно вес мы принимаем для римского металлического фунта, высчитываемый нумизматами, поскольку в текстах, современных монетам, эти цифры не упоминаются) и размерам (модулям этих размеров), их типам (главным образом форма императорского портрета на аверсе, увенчанного венком либо расходящимися лучами, но важнее всего — это типы реверса, например, тип гения на первых nummi) и т. д. Весовые стандарты по-прежнему остаются приблизительными, поскольку для вычисления «теоретического веса»
3 Антониниан и аврелиан (иначе авр елианиан), который будет упомянут дальше, — это термины условные, сконструированные современными исследователями на основании «Истории Августов».
4 Независимо от того, был ли данный термин собственным обозначением этого номинала или же лишь родовым понятием.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
479
нумизматам приходится выбирать между возможными вариантами значений для римского фунта5. Что касается весовых данных монет, полученных экспериментальным путем, то они всегда значительно отличаются друг от друга: к изначальным небольшим весовым колебаниям (возникавшим из-за того, что фланы6 изготавливались вручную), а также к тому, что монетчики (monetarii), вероятно, часто пытались отштамповать больше из одного количества металла, нежели установленная властями норма, необходимо добавить последующие потери из-за износа в обращении, коррозии и современной очистки монеты. Наконец, что касается ценности самих монет в терминах расчетных единиц, всё, что мы можем сделать, — это дать основные значения, предложенные нумизматами. Многие современные труды, посвященные нашему сюжету, не всегда понятны из-за используемых в них ссылок на так называемые «тарифы» (общепринятые расценки, плата за единицу того или иного товара или услуги. значения которых нигде в источниках не подтверждают¬
ся, а основываются всего лишь на гипотезах ряда современных исследователей;7 в этом вопросе нет никакого согласия, и предлагаемые «тарифы» зачастую очень существенно разнятся, даже и в тех случаях, когда авторы все же утруждают себя задачей хоть как-то обосновать свой выбор8. Будет лучше сосредоточиться на том, что однозначно доказано экспертами, прежде всего благодаря новым методам анализа и открытию новых источников, в особенности надписей и папирусов9. Благодаря этим исследованиям мы теперь лучше понимаем монетарные реформы и сопутствовавшие им разнообразные манипуляции касательно отдельных кате¬
5 King 1993а: 3—4 примеч. 1 — автор предлагает расчеты, основанные на принятии веса римского фунта равным 325 г, то есть Кинг выбирает значение, среднее между 322,56 г и 327,45 г, предложенными, соответственно, Л. Навиллом (Naville 1920—1922) и Ф. Халтчем (Hultsch 1882). См. также: Carcassonne et al. 1974 — авторы этого труда исходят из того, что римский фунт весил 324,72 г.
6 Фланы — заготовки, еще не отштампованные металлические диски.
7 Напр., см. такие «тарифы» в работах: Depeyrot 1991; Hollard 1995b.
8 Напр.: Lo Cascio 1993b.
9 Папирусы из Панополя, опубликованные в 1964 г. (Р. Panop. Beatty), позволили установить, какова в 300 г. была официальная стоимость фунта золота. В 1970 г. копия Диоклетианова «Эдикта о денежном обороте» (как его называют современные исследователи), изданного тетрархами, была обнаружена на агоре Афросидиады в Карии. Эдикт постановлял, что с 1 сентября 301 г. покупательная способность (potentia) определенных монет, находящихся в обращении, должна быть удвоена (Erim et al. 1971). Фрагмент «Эдикта о ценах», открытый в Эзани в 1971 г., предоставил нам целую главу «de auro», «О золоте» (см.: Crawford, Reynolds 1979: 176; cp.: Reynolds 1995b: 22), которая, по крайней мере, показывает, какова в 301 г. была максимальная цена фунта золота (равнялась 72 тыс. денариев), что побудило целые поколения современных ученых к попыткам (тщетным) всякого рода подсчетов; указанная глава дает также официальное соотношение золота к серебру (1 к 12, поскольку фунт серебра приравнен в ней к 6 тыс. денариев) и подтверждает, что уже при Диоклетиане золотая монета (которая равнялась у римского фунта) называлась солидом (от какового названия позднее произошло французское слово «sou»), тогда как прежде данное обозначение было зарезервировано среди исследователей за более мелкой монетой Константина (по весу составлявшей Х/Т1 фунта). Другие фрагменты «Эдикта о ценах», найденные впоследствии в Афродисиаде, снабдили нас дополнительной информацией о максимальных ценах, установленных для целого ряда предметов потребления.


480
Часть четвертая
горий монет. Но даже и теперь, впрочем, непросто перейти от конкретных цифровых данных к их интерпретации. Делая возможным измерять количество драгоценного металла в монетах и идентифицировать металлические компоненты монетных сплавов, неразрушающие методы анализа проливают новый свет на уменьшение качества монеты и позволяют изучать процесс перечеканки. Например, анализ золотых монет показал, что проба, остававшаяся «чистой» вплоть до середины Ш в., была понижена при Валериане и Галлиене (253—268 гг.) и что это ухудшение было вызвано отнюдь не примесью серебра (что можно было бы установить по росту содержания свинца), но недостаточной чистотой слитка, то есть, иными словами, переплавкой в тех же тиглях других по сравнению с монетами металлических изделий10. Анализ антонинианов (antoniniani), датируемых временем начиная с 260-х годов, указывает, в частности, на последовательную перечеканку сестерциев (sestertii)11. Что касается аврелиана (aurelianus) — монеты из биллона (то есть низкопробного металла) с лучащимся портретом, выпускавшейся Аврелианом, — металлургический анализ заставляет большинство, хотя и не всех, нумизматов интерпретировать цифры (XX.I или X.I, с их греческими эквивалентами К.А и I.A), обнаруженные на этой денежной единице (единственной штамповавшейся при Аврелиане) и на ее удвоении12, не как указание на их номинальную стоимость, а как выражение доли (одна двадцатая или одна десятая от теоретической монеты из чистого серебра13), что поэтому могло бы обозначать официальную пробу этих монет (то есть те приблизительно 5 и 10% серебра соответственно, которые определяются в этих монетах с помощью анализа). Впрочем, данная интерпретация принимается отнюдь не всеми.
1. 	Модификации денежного обращения
В течение всего рассматриваемого периода римская монетная практика комбинировала (в различных пропорциях и в соответствии с менявшейся иерархией) три категории монет, соответствовавшие трем категориям металлов: золото, серебро и aes. В последнем случае это чистая медь или медь с примесями, такими как цинк (что давало так называемый орихалк, orichalcum, нашу латунь, иначе желтую медь) либо олово (что давало бронзу, в латинском языке обычно обозначаемую словом «aes», каков бы ни был конкретный состав сплава). Эти три категории монет соответствуют стоимостной шкале расчетных единиц. В 1—2-м столетиях эта расчетная единица основывалась, с одной стороны, на сестерции (sestertius) с его подразделениями (iдупондий, dupondius, и асе, as) и фракциями асса (<селлис, semis,
10 Callu et al. 1985 = Vor monnayé I: 80—111.
11 Barrandon et al. 1981: 381—390.
12 Удвоенные аврелианы чеканились при Таците (275—276 гг.) и Каре (282—283 гг.); обычная проба двойных аврелианов составляла при Таците 9,21%, а при Каре — 8,77%; см.: Callu et al. 1979: 243-251.
13 Данную мысль можно сформулировать иначе: эти цифры (XX.I и X.I) обозначают одну часть серебра к двадцати (или, во втором случае, к десяти) частям бронзы.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
481
то есть половина асса, квадрант, quadrans, то есть четверть асса, которые с середины П в. более уже не выпускались), имевшими широкое хождение, но чеканившимися из меди или из медных сплавов, и, с другой — кратными номиналами сестерция, главным из которых был денарий (denarius = 4 sestertii). Денарий — это основной реально чеканившийся серебряный номинал, но со времени Северов он начал использоваться еще и как абстрактная расчетная единица, наравне с сестерцием14. Более того, золотая монета имела официально установленное соотношение с серебряной, где один золотой (<аурей, aureus) стоил двадцать пять денариев, то есть сотню сестерциев.
Данная ситуация фундаментально не была изменена девальвациями Септимия Севера, которые следовали классической модели: денарию официально вернули его более ранний вес (1/% фунта, то есть вес денария равнялся приблизительно 3,4 г), но количество серебра в нем значительно уменьшилось — примерно на треть. В этот период выше денария находится аурей — монета из почти стопроцентно чистого золота (одного его фунта хватало, чтобы наштамповать сорок пять таких монет, а значит, вес одного аурея составлял около 7,3 г). Нарицательная цена аурея зафиксирована через количество денариев (или сестерциев), что позволяет нам уверенно говорить о стоимостном соотношении между двумя благородными металлами: в то время оно составляло примерно 1 к 11,25. Выпускались также такие монеты, как квинарии, quinarii (букв, «пятаки». — А.З.) из золота (иол-аурея) и из серебра (полденария). Поэтому, если все упростить, можно заметить, что хотя денежное обращение в первые два века нашей эры было триметаллическим, на деле оно основывалось на серебре, с денарием, имевшим тенденцию к превращению в базовую расчетную единицу (именно в денариях указывалась подённая плата в Италии в первом веке), и со стоимостью других монет, на практике определявшейся по соотношению с денарием, тогда как эмиссия монет из медных сплавов (aes) носила в значительной степени фидуциарный характер14а.
В сравнении с этой начальной схемой, установленной Августом и Нероном (реформой 64 г., по которой вес и аурея, и денария был уменьшен: в случае аурея сократился с 41,5 до 45 единиц в фунте, в случае денария — с восьмидесяти четырех до девяноста шести единиц в фунте), третья и первая декады IV в. отмечены известным числом крупных перемен. Интерпретировать эти перемены, однако, зачастую бывает трудно, поскольку они не упоминаются ни в одном из современных им текстов (а если и упоминаются, то лишь в виде намеков), так что нумизматам остается довольствоваться реконструкцией стандартов, на основе которых чеканились монеты. С правлениями Каракаллы, Аврелиана, Диоклетиана и Константина отождествляются четыре основные фазы в эволюции этих стандартов.
14 	Mrozek 1978.
14аФидуциарной называется такая эмиссия (чеканка монет или, в современных условиях, выпуск банкнот), которая не обеспечена металлическим запасом государства- эмитента. — А.З.


482
Часть четвертая
Первая реформа, проведенная при Каракалле в 215 г., ввела новую серебряную монету — так называемый антониниан, отличительными признаками которого служат лучистая корона (венец), украшающая голову императора, и такое же, как в денарии, содержание серебра (около 50%), но со значительно большим модулем монеты и на 50% большим весом (из одного фунта изготавливалось шестьдесят четыре антониниана, что грубо дает 5,11 г, и в диаметре эта монета имела от 22 до 24 мм). Одновременно был слегка уменьшен вес аурея (теперь из одного фунта изготавливали полсотни ауреев, что дает примерно 6,5 г, вместо сорока пяти, каковое число оставалось при Септимии Севере неизменным), а в качестве кратной единицы начала производиться новая золотая монета: двойной аурей, или, иначе, binio (букв, «двойка»), которых из одного фунта получалось двадцать пять экземпляров, также украшенных портретом императора в лучистом венке. Впрочем, современные ученые не имеют солидарной позиции относительно официальной номинальной стоимости антониниана: большинство специалистов, прежде всего нумизматы, приравнивают его к двум денариям, некоторые, однако, доказывают, что антониниан стоил 1,5 денария, а третьи — 1,25 (то есть пять сестерциев). Сомнения имеются еще и в отношении стоимости аурея: если и в 215—225 гг. он продолжал равняться 25 денариям, как широко утверждается на основе одного пассажа у Диона Кассия15, то это доказывало бы, что северовская реформа 194/195 г., санкционировавшая снижение доли серебра в денарии на одну треть, сумела сохранить его фидуциарную стоимость (то есть номинальную, принудительно установленную государством и отличную от реальной стоимости металлических денег. — А.3.), чтобы отношение денария к золоту не ставилось под сомнение. Напротив, это может означать, что потеря веса ауреем (примерно на 9%) и уменьшение содержания серебра как в денарии, так и в антониниане (примерно на 8%) при Каракалле были изменениями одного порядка. Но тогда наиболее распространенная гипотеза, как представляется, выглядит самой правдоподобной, хотя кажется несколько странным, что эти две серебряные монеты [денарий и антониниан) циркулировали в соотношении 1:2 даже при том, что соотношение их веса и пробы было только 1 к 1,5.
Чеканка антонинианов, остановленная при Элагабале в 219 г., возобновилась при Бальбине и Пупиене в 238 г., с уменьшением веса на одну шестую (монета весила между 4,5 г и 4,75 г и содержала от 43 до 47% серебра). До 250 г. вес и содержание серебра антониниана, который становится самым распространенным номиналом, уменьшаются крайне незначительно, но потом падение ускоряется. Эти редукции затронули также и аурей: его вес продолжал снижение16 и, кроме того, в правление Валериана и Гал- лиена сократилось металлическое наполнение аурея, при том что его вес становился в это время абсолютно непредсказуемым. Вес aes’a, медной
15 Buttrey 1961.
16 В период между Септимием Севером (193—211 гг.) и Требонианом Галлом (251— 253 гг.) вес аурея уменьшился наполовину: с У45 от фунта до l/(J) от фунта, т. е. приблизительно с 7,25 г до 3,6 г.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
483
монеты, также уменьшался (средний вес сестерция упал с 23 до 20 г); использование орихалка для выпуска этой монеты прекратилось, и всё меньше и меньше олова оставалось в сплаве, а свинца оказывалось всё больше. При Деции Траяне был ненадолго введен удвоенный сестерций с лучистым портретом (вес — 41 г). Чеканка денария окончательно прекратилась около 250 г., а около 260 г. перестал штамповаться и сестерций, за исключением нескольких бронзовых выпусков в Риме, осуществленных ради раздач народу (congiaria). Переплавка сестерциев17 и денариев (а порой и пере- пггамповка последних, без переплавки) предоставляла металл для более крупных выпусков антонинианов.
Когда производство монет в центре империи находилось в максимальном упадке, галльский император Постум (260—269 гг.) выпускал более качественные монеты по сравнению с монетами Галлиена, по крайней мере, в течение какого-то времени. Он даже попытался возродить сестерций (а также лучевой двойной сестерций, изначально выпускавшийся Децием Траяном), исключительно перенггамповывая сестерции Траяна и Адриана, которые по-прежнему находились в обращении.
Начиная с царствования Аврелиана (270—275 гг.) были предприняты две серьезные попытки, видимо имевшие определенный успех, по «реставрации» прежнего положения дел, с тем чтобы повернуть вспять этот процесс понижения веса монет и порчи их металлического содержания. Реформы Аврелиана и Диоклетиана, которые разделяют двадцать лет (274 г. и 294/296 гг.), имели целью вернуться к имперской монетной системе с теми же самыми тремя металлами, что и по стандартам Каракаллы (в случае с Аврелианом) и по стандартам Нерона (в случае с Диоклетианом).
Аврелианова реформа, таким образом, отмечает собой возврат к системе, установленной в 215 г. Каракаллой. Опять из одного фунта стали изготавливать пятьдесят ауреев (эти монеты порой имеют на оборотной стороне цифры «I» и «L»), то есть один аурей весил около 6,45 г. «Аврелиан» (с лучистым портретом на аверсе) и «денарий» (согласно вычислениям нумизматов, теперь из одного фунта получалось, соответственно, восемьдесят и сто двадцать четыре такие монеты, поэтому весили они около 4 и 2,6 г), хотя и облегченные по сравнению с антонинианом и денариелл Каракаллы, вернулись приблизительно к соотношению 1,5 к 1, каковое при Каракал- ле было установлено для антониниана и денария. Наконец, некоторые доли aes’a, медной монеты, а именно сестерции, дупондии и ассы, опять начали выпускаться в западной части державы, и это продолжалось на протяжении определенного времени. Впрочем, мы ничего не знаем ни о номинальной, ни об общепринятой реальной стоимости как этих монет, так и их предшественников. Цифры XXI (или XX.I) (в Сисции) или XX (в Ти- цине)17  18 иногда появляются на обратной стороне лучистых аврелианов,
17 Факт такой переплавки устанавливается благодаря выявлению повышения долей свинца и олова в металлическом наполнении антониниана, фиксируемому начиная с 260— 263 гг.; см. на сей счет: Barrandon et al. 1981: 381—390.
18 См. также далее, с. 488.


484
Часть четвертая
а знак «VSV» — на обороте «денария»; большинство исследователей19 прочитывают этот знак как «usu<alis>» («предназначенный для общего пользования»). Типология стандартизуется в пользу солярного культа с такими легендами, как «ORIENS AVG, SOL INVICTVS» («Восходящий Август», «Непобедимое Солнце»).
Иное дело Диоклетиан. Он был вдохновлен монетарной системой Нерона. Его, Диоклетиана, реформа, как представляется, была призвана решить три вопроса:
( 7) восстановить оригинальную структуру монетарной системы; так, учитывая возврат к соотношению 1 к 4, засвидетельствованному на 1 сентября 301 г., это означало, что крупная бронзовая монета с портретом в лавровом венке (отождествляемая с nummus) становилась ключевым номиналом, так сказать «сестерцием» по отношению к новому аргентею (argenteus);
(2) чеканить на одном конце всей монетной линейки «хорошие» золотые и серебряные монеты. Уже с 286 г. золотая монета (которую новая версия главы de auro «Эдикта о ценах», а именно надпись, открытая в Эзани, предлагала называть солидом (solidus), или, в греческом варианте, холокоттином (с намеком на его чистоту), хотя прежде данный термин современные исследователи применяли к более мелкому «су» Константина) чеканилась в количестве шестидесяти экземпляров из одного фунта (ее вес составлял примерно 5,3 г); производилось также и небольшое количество редких семисов (semisses) более крупных номиналов. Около 295 г. новая «чистая» серебряная монета20, аргентей (argenteus, название, присвоенное ей в Диоклетиа- новом «Эдикте о денежном обращении»), чеканилась, подобно денарию Нерона, в количестве девяноста шести экземпляров из одного фунта;
(3) на другом конце монетного ассортимента/линейки оживить чеканку бронзовых денег с такой номинальной стоимостью, которая поставила бы эту монету в фиксированное отношение к более высоким номиналам всего спектра, чтобы последний вновь обрел внутреннее единство:
[a) nummus, бронзовая разменная «деньга» с портретом в лавровом венке (чеканилась в количестве тридцати двух экземпляров из одного фунта, то есть средний вес равнялся 10 г, с тем же диаметром, что и старый асе, а именно 24—25 мм), с небольшой примесью серебра (около 4%); на некоторых экземплярах, отчеканенных в Сисции и в Александрии около 300—301 гг., встречаются цифры XXI (или XX.I), по поводу которых возникает соблазн
19 Но отнюдь не все из них.
20 Чистая — согласно неопубликованному металлургическому анализу Дю Уолкера; данный анализ упоминается в изд.: King 1993b.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
485
думать, что они могли иметь то же самое значение21 (что бы под этими цифрами ни подразумевалось), какое имели подобные же цифры, появлявшиеся на аврелианах и на лучевых монетах, выпускавшихся Диоклетианом еще до его реформы;
[Ь ) более мелкая лучевая монета, так называемый «неоантонини- ан», напоминающий по своему внешнему виду аврелиан, но более легкий (приблизительно 3 г) и без метки «XX.I»;
(с) наконец, еще более мелкая бронзовая монета (1,3 г) с портретом в лавровом венке, так называемый «денарий», чеканившийся в небольших количествах в западной части империи и едва ли на востоке.
Впрочем, хрупкость системы, установленной Диоклетианом, обнаруживается благодаря «Эдикту о денежном обращении» от 301 г. (изданному, согласно одним ученым22, одновременно с «Эдиктом о ценах» либо, согласно другим, датируемому тремя месяцами ранее23). В соответствии с наиболее широко распространенной интерпретацией24, данный эдикт (о денежном обращении) удвоил номинальную стоимость аргентея (argenteus) и нулл- мия (nummus), которые, естественно, взлетели в цене, соответственно, с полусотни до ста денариев и с двенадцати с половиной до двадцати пяти денариев, причем соотношение между этими двумя номиналами сохранилось неизменным: 1 к 4.
Эта монетарная система, впервые ставшая однородной повсеместно в империи (поскольку в 296 г. самобытность Египта подошла к своему завершению25), примечательна также единообразием своих реверсных типов25'1. В типах золотых монет зачастую изображались божества, считавшиеся покровителями тетрархов: Юпитер — для Диоклетиана, Геркулес — для Максимиана (с легендами «IOVI CONS CAES», то есть «Юпитеру — хранителю Цезаря», «HERCULI VICTORI» и «HERCULI CONS CAES», то есть «Геркулесу-Победителю» и «Геркулесу — хранителю Цезаря»). На арген- теях темы носят политический (такие как «Providentia» и «Quies» с легендой «PROVIDENTIA DEORUM QUIES AUGG», «Божественная Провиден- ция и Умиротворение Августов», после отречения Августов 1 мая 305 г.) или военный характер (такие как ворота лагеря с легендой «VIRTUS MILITUM», «Доблесть воинов»). Обычным типом для нуллмия является
21 Ряд исследователей считают, что эти цифры имеют иное значение.
22 Напр.: Crawford 1975; Hendy 1985. См. также: Reynolds 1989.
23 Согласно Жану Лафори, который на основании Диоклетиановых титулов относит издание «Эдикта о ценах» ко времени между 20 ноября и 9 декабря 301 г., см.: Lafaurie 1975а: 109.
24 Следует, впрочем, обратить внимание на то, что ряд авторов сомневаются относительно удвоенной стоимости аргентея.
25 Metcalf 1987.
25а Монетный тип — это совокупность легенд (т. е. надписей) и изображений на лицевой и оборотной сторонах монеты (т. е. на аверсе и реверсе). Такая совокупность отличает монеты одного номинала и одного выпуска. — А.З.


486
Часть четвертая
экуменический образ гения римского народа26, изображаемого стоящим и держащим в руках патеру и рог изобилия (patera и cornucopia), с легендой «GENIO POPULI ROMANI», «гению римского народа». Впрочем, монетные дворы Рима, Трира, Тицина и Сисции создали новый реверсный тип, «Sacra Moneta» или «Moneta Sacra»26a, тогда как в Лионе в поле монетного типа с Гением был добавлен алтарь.
В правление Константина возникла, в конечном счете, новая монетарная система, которая окончательно установилась в 324 г., после воссоединения империи, последовавшего за поражением и смертью Лициния. Отныне ключевым номиналом стал новый солид (так сказать, тогдашний «су»), созданный около 310 г., штамповавшийся в количестве семидесяти двух экземпляров из одного фунта (и иногда маркировавшийся цифрой LXX3I); свой вес (около 4,5 г) этот солид сохранит на столетия. Позднее эту модель арабские владыки заимствуют из Византии в качестве образца, создав на его основе свой динар. Параллелью к этому является ( 7) возрождение серебряной монеты высокого качества, случившееся главным образом после 324 г., когда начали чеканить крупные изделия: тяжелый ллилиарисий (miliarensis), изготавливавшийся в количестве шестидесяти экземпляров из одного фунта, а затем и легкий ллилиарисий — семьдесят две штуки из одного фунта (подобно солиду), и (2) возобновление чеканки Диоклетиановой монеты, изготавливавшейся в количестве девяноста шести экземпляров из одного фунта (как и Неронов денарий), которую нумизматы называют словом «силиква» (siliqua, букв, «стручок»).
Тем временем нуллллий пережил до конца правления Константина несколько сокращений веса и содержания серебра:27 в 307 г. уменьшился примерно с 10 г (тридцать две монеты из одного фунта) до 6,8 г (сорок восемь экземпляров из фунта), затем, в 310/311 г., — до 4,5 г (У72 фунта) и в 313 г. — до 3,4 г (Ygg фунта). Одновременно содержание серебра в нуллллии сократилось приблизительно с 3,5 или 4% (а теоретически, с 5%, если именно данные сведения несет метка «XXI») до примерно 1%; падение было столь быстрым, что невозможно сказать, заметило ли вообще население последнюю редукцию28. Если основываться на тех изменениях, которые наблюдаются в составе кладов того времени, можно сказать, что 318 г. в западной части империи отмечен отказом от антонинианов, аврелианов и нуллллиев, отштампованных до этой даты, а также появлением новых нуммиев весом 3 г, но с возвратом к пятипроцентному содержанию серебра. Впрочем, серебряное наполнение этих новых трехграммовых нуллллиев вновь пошло на убыль в 320 и 324 гг.; их вес, в свою очередь, уменьшался до 2,5 г в 330 г., затем, в 335/336 г., до 1,7 г на выпусках с легендой «Gloria Exercitus» («Слава вооруженных сил») и изображением поначалу двух солдат с двумя военными штандартами, а затем, после сокращения веса (и, соответственно, сжатия диаметра), — только одного штандарта.
26 Который, как предполагается, отвечал за безопасность и единство державы.
26а Священная Монета, то есть Советчица, — прозвище богини Юноны, покровительницы монетного двора, размещавшегося в ее храме на Капитолии; по имени богини римляне называли словом «moneta» и сам монетный двор. — А.3.
27 Этот вопрос особенно хорошо исследован в изд.: Callu, Barrandon 1986.
28 См.: Brenot 1993: 95—96.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
487
Посредством монет распространялся образ богов-покровителей, таких как Сол (Солнце), Марс, затем — династических и военных божеств. Христианские образы вводились сдержанно: поначалу иногда на аверсе, на изображении шлема, появлялась монограмма «Хи-Ро» (хрисмон, монограмма имени Христа, состоящая из двух начальных греческих букв его имени, скрещенных между собой. —A3.); в 327 г. на реверсе отчеканенных в Константинополе монет был изображен лабрум (labarum, государственный штандарт императорского Рима с крестом и инициалами Иисуса Христа. —A3), древко которого прокалывает змея, с легендой «Spes pub- lic<a>» («Упование народа»); консекрационные монеты, выпускавшиеся в связи с обожествлением (consecratio) императора после его смерти, изображали апофеоз в виде колесницы, управляемой рукой Бога.
Практика чеканки монет из трех металлов сохранялась на протяжении всего рассматриваемого нами периода, при этом серебряные деньги — самые уязвимые — более всего страдали от последующих манипуляций, откуда и возникает впечатление о «переключении» с серебра на золото. Проба серебра в монетах, которая неизменно ухудшалась, в 250—260-х годах понизилась до сугубо символического уровня, так что данный металл стал утрачивать свое центральное положение в монетарной системе, которая поляризовалась вокруг двух своих противоположностей, каковыми являлись aes и золото. На деле, однако, в тех случаях, когда предпринимаются попытки восстановить ситуацию (при Диоклетиане и Константине, но не при Аврелиане, который, возможно, имел намерения сделать это), они имеют целью создание и «твердой» золотой, и «твердой» серебряной монеты.
Несмотря на эти перемены, денарий повсеместно оставался расчетной единицей, то есть за ним сохранялась та роль, какую он выполнял с конца П в., когда в данном качестве он начал заменять собой сестерций, по отношению к которому денарий был кратной единицей. В 301 г. это подтверждается и «Эдиктом о ценах», в котором цены указаны именно в денариях, и «Эдиктом о денежном обращении», устанавливавшем ценность некоторых монет еще и через денарии; о том же свидетельствует и одна евергетическая надпись от 323 г. из города Фельтре (Фельтрия) в Италии29. В Египте, где расчетными единицами продолжали оставаться талант и драхма (1 талант = 6 тыс. драхм; 1 денарий = 4 драхмы), талант и денарий часто фигурировали вместе (1 талант =1,5 тыс. денариев); в начале IV в. так сложилось, что тогдашняя разменная монета, нуммий, заняла место денария. Впрочем, в употребление входила новая расчетная единица — фоллис (follies, букв, «мошна для денег»), стоивший 12,5 тыс. денариев и в 300 г. засвидетельствованный в военном учетном документе, сохранившемся на одном папирусе из Панополя, когда фоллис был эквивалентен двумстам пятидесяти аргентеям или 1 тыс. нуллмиям30. В восточной части
29 ILS 9420.
30 Р. Panop. Beatty 2: сгк. 302—304. Денежные мошны такого рода очень хорошо представлены на мозаике из виллы Пьяцца Армерина, что на Сицилии, в виде двух мешочков, изображенных рядом с призовыми венками и снабженных соответствующими цифровыми обозначениями; см.: Carandini et al. 1982: 289.


488
Часть четвертая
державы в употребление вошла мириада (10 тыс. денариев), что в 4-м столетии станет самым обычным делом из-за значительного роста цен. Сестерций в качестве расчетной единицы крайне редко, но всё же упоминается, как, например, в латинском панегирике 298 г., в котором автор, ритор Евмений из Августодуна (совр. Отён), весьма гордится тем, что получил за службу по архивному ведомству (а memoria) двойной оклад (salarium) в 600 тыс. сестерциев*1. Сокращение для сестерция («HS») встречается и на нуммиях Константина, выпущенных в Лионе и датируемых 308/309 г.:31  32 — здесь читается «CLHS», что может служить указанием на стоимость монеты: сто сестерциев, то есть двадцать пять денариев.
2. 	Девальвации и инфляция
Оценка девальвации и инфляции, этих разных процессов, позволяет обнаружить двойственную долгосрочную тенденцию, в одни периоды ускорявшуюся (253—270 гг.), а в другие тормозившуюся противоположными трендами: речь идет о девальвации расчетной единицы по отношению к драгоценным металлам из-за количественного увеличения монет со всё более низким содержанием серебра. Такое обесценивание, принимавшее на практике форму снижения веса серебра расчетной единицы, случалось неоднократно, однако не следует думать, что его (снижения) воздействие на цены (инфляция) было как автоматическим, так и прямым (это верно даже по отношению к ценам на драгоценные металлы в монетизированной форме, если Септимий Север и Каракалла действительно сумели сделать девальвированные серебряные деньги фидуциарными; см. выше, сноску 14а наст. гл.).
Можно заметить три самостоятельные тенденции, действовавшие либо отдельно друг от друга, либо вместе:
( /) понижение чистоты серебряных монет, а позднее (в случае с нуммия- ми) — находившихся в обращении бронзовых монет, плакированных серебром;
(2) уменьшение веса самих монет, то есть увеличение количества монет, изготавливаемых из одного фунта. Это происходило с ауреями и, при Константине, с нуммиями. «Реставраторы» предпочитали повышать вес, а не пробу; это предполагает, что они имели возможность вернуть на монетные дворы серебряные и бронзовые монеты в количестве, достаточном для осуществления своих намерений;
(3) фидуциарное установление цены для некоторых монет путем завышения их номинальной стоимости по отношению к их действительной стоимости, невзирая на очевидные несоответствия: если антони- ниан Каракаллы был приравнен к двум денариям, то он содержал на
31 Латинские панегирики. IX(V).ll. (Русский перевод латинских панегириков см. в изд.: Латинские панегирики /Пер. с лат., вступ. ст. и комм. И.Ю. Шабата (М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2016). — А. 3.)
32 RICV1:263.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
489
четверть меньше серебра из расчета на один декретный денарий, чем денарий, находившийся в фактическом обращении; 1 сентября 301 г. номинальная стоимость нужмия Диоклетиана была удвоена (с двенадцати с половиной до двадцати пяти денариев) без всякой перечеканки; в то же самое время ценность аргентея была очевидным образом завышена до ста денариев, принимая во внимание, что его слиточная стоимость составляла только шестьдесят два с половиной денария по цене чистого серебра (речь идет о металлическом, то есть не подвергшемся чеканке серебре), которая в «Эдикте о ценах» определена в 6 тыс. денариев за фунт.
Следовательно, относительно серебряных или посеребрённых aes-m> нет [денария, а затем его кратных единиц, таких как антониниан и аврелиан, а также, наконец, относительно нуллмия) мы можем констатировать следующие факты:
• во II в., от Траяна до Коллмода: неуклонное снижение содержания серебра, с 90 до 75%, а также уменьшение фактического веса монеты;
• при Септимии Севере: вес восстановлен (около 3,4 г), но содержание серебра редуцировано примерно на одну треть по отношению к его прежней официальной доле;
• при Каракалле и затем при Элагабале: фактическая девальвация денария на четверть (исходя из того, что антониниан стоил два денария) — в полном смысле фидуциарная перемена;
• в 238 г: возрождение антониниана с весом, убавленным на одну шестую;
• между 253 и 270 гг: снижение доли серебра (которая со времен Септимия Севера уменьшилась лишь незначительно) с 40—45% до 5% и даже ниже (то есть восьми- или девятикратное падение, сочетавшееся с понижением общего веса) — денарий и антониниан превратились в монеты из биллона (то есть низкопробного серебра), а денарий в какой-то момент вообще исчез из обращения;
• в правление Аврелиана: восстановление веса [1/т фунта, что дает около 4 г), но не содержания серебра (которое по-прежнему не превышало 5%);
• в правление Диоклетиана: комплексная операция, сочетавшая возврат к нероновскому весовому стандарту (У^ фунта) для твердой серебряной монеты, аргентея, с чеканкой крупной посеребрённой (лишь на 4%) монеты из биллона, нуллмия (У32 фунта, около 10 г), а также неоантонинианов и неоденариев, в которых обходились вообще без серебра;
• в правление Константина: уменьшение веса и понижение пробы нум- мия, хотя неясно, изменилась ли его номинальная стоимость, и если да, то в какой именно момент (имеется в виду та номинальная стоимость, которая в начале царствования равнялась двадцати пяти денариям).


490
Часть четвертая
В дополнение ко всему происходили еще и качественные изменения. Например, аврелиан являлся монетой с большим весом (около 4 г) и чистотой (около 5% серебра), чем антопинианы Галлиена и Клавдия П, да и его внешний вид также производил лучшее впечатление: данная монета была хорошо отпечатана на проштампованной болванке и покрыта тонким слоем серебра; что касается метки «XX.I», то это была своего рода гарантия (хотя действительное значение метки спорно), дававшаяся властью, которая осуществляла эмиссию. Диоклетианов нуммий представлял собой крупную представительную монету (с тем же диаметром, что и более ранний асс\ 24—25 мм), весившую приблизительно 10 г, которая, по крайней мере первоначально, считалась подходящей для тезаврирования (то есть для хранения в виде сокровищ, помещенных в клады).
Снижение качества денег не всегда происходило по инициативе государства или одного только государства. В правления Галлиена и Клавдия П порча монеты усугублялась подделками, осуществлявшимися, видимо, монетчиками Римского монетного двора. Своей кульминации подделки достигли в выпуске с легендой «DIVO CLAUDIO» («Божественному Клавдию»). В 271 г., когда Аврелиан попытался положить предел изготовлению подделок, он спровоцировал бунт тех же самых монетчиков. Чтобы справиться с восстанием, ему пришлось закрыть на два года Римский монетный двор, а занятых на нем рабочих сослать, рассредоточив по провинциальным монетным дворам.
Оценка реформ у современных исследователей варьируется в зависимости от той ценности, какую они приписывают новым монетам.
Что касается антониниана Каракаллы, то его оценка в два денария означает девальвацию (в качестве аргументов в поддержку данного тезиса всегда приводятся лучистая корона, венчающая изображение императора33, а также пассаж Диона Кассия34, в котором утверждается, что Каракалла выпускал «xtßSeXov àpyuptov» — фальшивые серебряные деньги). Напротив, курс Г/2 денария означает status quo, а курс I1/ — ревальвацию, то есть повышение курса антониниана.
Что касается аврелиана, введенного в 274 г., то его значение будет сильно варьироваться в зависимости от того, как оценивать его стоимость: два (С. Эстио), четыре (Д. Холлард), пять (К. Харль) или все двадцать пять денариев (Э. Ло Кашо). Даже те нумизматы, которые интерпретируют метки «XXI», «XX.I» или «XX» как указание на долю серебра в монетах, не соглашаются между собой относительно их стоимости. Согласно Силь- виан Эстио, аврелиан должен был оцениваться в два денария (как и анто- ниниан, который, как полагает эта исследовательница, был заменен авре- лианам), тогда как обесцененный антониниан должен был обмениваться на один денарий. Данная гипотеза основывается на упомянутой Зосимой девальвации: согласно этому историку, «затем [Аврелиан] официально вы¬
33 В Ранней империи изображение императора на ассе венчал лавровый венок, а на дупондии (= 2 асса) — лучевой.
34 Дион Кассий. LXXVII.14.4.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
491
пустил новую серебряную монету, наложив государственную руку на поддельные монеты; таким способом он избежал беспорядка в финансовых делах»35. Другие исследователи предлагают альтернативные варианты объяснения этой реформы. По мнению Кеннета Харла, к примеру, метка «XX.I» (или просто «XX» на выпусках из Тицина) должна была указывать на то, что монета оценивалась в двадцать сестерциев (= пять денариев). Э. Ло Кашо понимает эту метку как обменный курс между старой лучевой монетой, антонинианом, и новой, аврелианом, так что одну новую можно было обменять на двадцать старых (проще говоря, один аврелиан = двадцати антонинианом, что, по Ло Кашо, соответствовало двадцати пяти денариям, поскольку он полагал, что антониниан стоил iy4 денария); данная гипотеза, ко всему прочему, имеет целью объяснить рост цен, наблюдавшийся в Египте после 274 г., пересчетом цен, ранее обозначавшихся в тетрадрахмах, на цены в аврелианах.
«Эдикт о денежном обращении» 301 г. показывает, что девальвация была произведена без перечеканки; она вступила в силу 1 сентября — в этот день в то время начинался фискальный год. Несмотря на лакуну в надписи [с текстом эдикта]36 для нуллмия отныне допускалось удвоение: с двенадцати с половиной до двадцати пяти денариев. Такое изменение, по крайней мере, проливает свет на обратное решение Лициния в восточной части державы, принятое примерно двадцатью годами позднее (между 321-м — годом его разрыва с Константином — и 324-м — годом его смерти) и состоявшее в уменьшении стоимости его (Лициния) обесцененного нуллмия до двенадцати с половиной денария (как видно из ценовой марки «Х/US» на реверсе чеканившихся им монет), причем в Константиновой части империи цена нуммия могла и не поменяться. В любом случае, упоминания сумм двенадцать с половиной и двадцать пять денариев в трех недатированных папирусах, которые трудны для интерпретации, обычно добавляются как аргументы в пользу одного из этих измерений37. Резкий рост цен, особенно на драгоценные металлы, фиксируемый в Египте в первые десятилетия IV в., заставил некоторых папирологов предположить, что причиной уменьшения и веса, и содержания серебра нуллмия было стремление предотвратить превышение реальной стоимости данной монеты над ее номинальной стоимостью. Однако применимы ли предположения о том, что случилось в Египте, к остальной части державы?
Чтобы оценить воздействие этих повторявшихся девальваций, историки и нумизматы концентрируются на падении пробы серебра той монеты, которая, по их представлениям, более других пригодна для оперирования в качестве расчетной единицы и которая изначально была связана с этим металлом, — на денарии. Впрочем, такие же точно вычисления
35 Зосима. 1.61.3.
36 На коллоквиуме в Британском музее в 1991 г. были представлены новые, еще не опубликованные фрагменты этого эдикта, но, к сожалению, они не позволяют восстановить потерянную часть строки.
37 См.: Bowman 1980: 24 вместе с примем. 13 по поводу: P. Ryl. IV.607; Р. Oslo Ш.83; PSI VHL965. Bagnall. Currency: 13—15, 23, 33 — автор увязывает папирусы P. Ryl. IV.607 и PSI VIII.965 с реформой Диоклетиана, а папирус Р. Oslo Ш.83 — с реформой Лициния.


492
Часть четвертая
были сделаны исследователями в отношении золота, которое, как представляется, около 300 г. пришло на смену серебру в роли эталонного металла. Преимущество этого метода состоит в том, что он выявляет фактически непрерывные тренды, даже если эти подсчеты основываются на источниках, которые в корне отличаются друг от друга: одна часть информации извлекается из официальных заявлений (императорских решений), другая — непосредственно из самих монет.
Этот продуктивный подход является отнюдь не единственным способом анализа девальвации. Фактически он фокусируется на колебаниях расчетной единицы по отношению к драгоценным металлам, которые являются обычными товарами (и как таковые они включены в «Эдикт о ценах»), со своими собственными ценами, которые изменяются в зависимости от относительного дефицита драгоценных металлов или их изобилия, что, в свою очередь, влияет на деятельность монетных дворов. Поэтому указанный подход должен быть дополнен сравнением (гораздо более трудным для применения в условиях отсутствия непрерывных по времени серийных данных) с ценами по возможности более широкого ассортимента других товаров, и прежде всего — с базовыми предметами потребления. Принятая римскими императорами практика назначать при определенных обстоятельствах некоторым находящимся в обороте монетам фидуциарную стоимость, иногда со значительной разницей между деньгами из одного и того же металла, порождала более или менее длительное несоответствие цены на драгоценные металлы ценам на другие товары. Ясно, что Римское государство старалось выполнять свои обязательства, особенно военные, выпуская стабильное или всё большее количество монет, в которых содержалось всё меньше не только серебра или золота, но также и бронзы. Однако фактический рост цен на драгоценные металлы, в свою очередь, приводил к последствиям двух видов: либо цены на товары приходили в соответствие с ценами на серебро и золото, либо, наоборот, монетные дворы начинали производить больше своей продукции, при этом при чеканке aes они были вынуждены всё больше использовать медь, свинец и олово.
Уменьшение содержания серебра в расчетной единице (каковой впредь был денарий, имевший фиксированное соотношение 1 к 4 по отношению к сестерцию, который он всё в большей степени вытеснял) можно оценить только для самого начала Ш в. и для рубежа 3-го и 4-го столетий, то есть для времени Септимия Севера и, затем, для 301 г. (хотя эту оценку можно экстраполировать назад — до 294/296 г.); относительно этих периодов мы знаем и стоимость монет, и, в грубом приближении, вес чистого серебра, содержавшегося в этих монетах. Впрочем, такая калькуляция теряет всякий смысл, когда в монетах заключено менее 5% серебра, как это произошло с нуммием. Следует ли в таком случае говорить о нем как о «серебряной монете»? Расчеты оправданы для двух монет: денария Септимия Севера и ар- гентея Диоклетиана, имевших одинаковый вес (У^ фунта), но разные показатели содержания серебра (в первом — около 50%, во втором — в среднем 96%). При Септимии Севере содержание серебра в расчетной единице [де- нарие) составляло 1,6 г. 1 сентября 301 г., когда аргентей приравнивался


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
493
к ста денариям, он содержал 3,4 г серебра. Исходя из этого, расчетная единица [денарий] должна была соответствовать 0,034 г серебра. За одно столетие денарий в качестве расчетной единицы потерял у от своей цены — совсем немного по стандартам монетных девальваций в Европе XX в., но вполне достаточно, чтобы вызывать в отдельные моменты времени серьезные политические и социальные напряжения, а также полное крушение римской монетарной системы.
Для всего Ш в., для промежутка времени между двумя крайними точками, применительно к которым нам известны официальные тарифы, единственным индикатором остается уменьшение содержания серебра в денарии и в антониниане. Что касается серебра до 253 г., анализ, проведенный Д.-Р. Уолкером, позволил ему выстроить выразительные графики, высвечивающие последовательные стадии обесценивания38. Графики, предложенные С. Эстио, относятся к монетным выпускам между 253 и 282 гг.39. Содержание серебра в нуммии изучали также Ж.-П. Каллу и Дж.-Н. Бар- рандон40. Все эти графики выявляют периоды (квази-)стабильности после девальвации или официальной реставрации, и, напротив, периоды быстрого упадка: в основном, в 250—260-х годах — для антониниана, а затем, между 310—320-ми годами, — для нулшия.
Диаграммы по весу чистого металла, отдельно по серебру и отдельно по золоту, представленные Эндрю Бернеттом41, очевидным образом отличающиеся вплоть до середины столетия, дают возможность сопоставить, с одной стороны, падение веса аурея и, с другой — уменьшение как веса, так и пробы денария и антониниана. За счет сокращения веса аурея (происходило это начиная со времени правления Каракаллы) государство пыталось сохранять официальный обменный курс один аурей к двадцати пяти денариям настолько долго, насколько это было возможно, но в какой-то момент указанное соотношение неминуемо должно было потерпеть крах. Нумизматы полагают, что после этого золотые монеты должны были циркулировать в режиме плавающего обменного курса, и в качестве доказательства апеллируют к тому факту, что в эдикте от 301 г. максимальная цена за фунт золота была одинакова (72 тыс. денариев) вне зависимости от того, в каком виде продавалось это золото — в форме слитков (in regulis) или в форме монет (in solidis). На указанную дату золотые монеты обращались по своей подлинной стоимости. Обесценивание большинства других монет способствовало тому, что с этого времени золотая монета стала превращаться в средство сохранения ценностей.
Когда Аврелиан стабилизировал вес и пробу аурея (на уровне пятидесяти монет из одного фунта) и аврелиана, он непременно должен был уста-
38 Walker 1978: 141. К представленным здесь цифрам следует относиться с осторожностью, отчасти из-за небольшого количества проанализированных в этой работе примеров, отчасти же из-за использованного здесь метода: рентгеновский метод отражает структуру лишь поверхности объекта; такие явления, как изменение и поверхностное накопление медно-серебряных лигатур, искажают результаты, получаемые данным способом; на сей счет см. прежде всего: Duncanjones. Money. 224 примеч. 46.
39 Estiot 1996.
40 Callu, Barrandon 1986.
41 Burnett 1987: 113.


494
Часть четвертая
новить какой-то новый паритет между этими двумя монетами, но о нем мы ничего не знаем. В 300 г., когда официальная цена фунта золота составляла 60 тыс. денариев42, золотая монета Диоклетиана (Уб0 фунта) должна была стоить 1 тыс. денариев, если его рассчитывать по его нарицательной цене, а отсюда вытекает, что двадцать аргентеев стоили пятьдесят денариев каждый и что восемьдесят нуммиев стоили двенадцать с половиной денариев. В 301 г., выровняв стоимости чистого золота как в слитках (in regulis), так и в монетах (in solidis) и приравняв их к 72 тыс. денариев, «Эдикт о ценах» назначил солиду (l/œ фунта) цену в 1,2 тыс. денариев, тогда как аргентей (1/% фунта) был переоценен данным документом в сто денариев. Это приводит нас к соотношению между солидом и арген- теем — 1к12и1к48 — между солидом и нуллмием, который тарифицировался в двадцать пять денариев43.
3. 	Количественный рост монет
Рост числа монет, на который намекают серии отчеканенных, перечеканенных, перенггампованных монет с нанесением знака о меньшем весе и пробе или, наоборот, монет с контрольным клеймом о более высокой стоимости при сохранении прежнего веса и прежнего металлического содержания (как происходило с городскими бронзовыми выпусками в восточной части империи), способен породить различные интерпретации. Рост этот может оказаться мнимым и объясняться просто: так компенсировалась физическая утрата монет, происходившая в силу их износа, сокрытия в кладах и утечки за пределы державы. Также это могло быть связано с намерениями по преодолению кризиса в имперских финансах, когда расходы сильно возрастали, а доходы стагнировали или сокращались в результате вторжений неприятеля и разделений империи. Кроме того, ситуация могла меняться от периода к периоду.
В отличие от крупных реформ, сопровождавшихся усилиями по перечеканке всех находившихся в обороте монет, иногда имели место и более простые модификации, предполагавшие не новую чеканку, а простое изменение цены уже циркулировавших монет (как, например, удвоение стоимости в 301 г.), а также ограниченную чеканку монет с меньшим весом или с более низкой пробой металла и без какой бы то ни было официальной девальвации, которые вбрасывались в оборот наряду с уже циркулировавшими монетами.
Реформу Септимия Севера обычно относят к первой из этих категорий преобразований: полная перечеканка, с добавлением меди, по стандарту, который официально санкционировал фактические девальвации предыдущих двух или трех десятилетий, поскольку данная перечеканка
42 Р. Panop. Beatty. 2.
43 Если только не считать, как делают некоторые нумизматы на основании метки «XXI», обнаруженной на нескольких экземплярах, что нуммий был уменьшен в цене до двадцати денариев.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
495
эти девальвации превосходила; в результате появилась новая монета, принимавшаяся в последующие двадцать лет повсеместно: она чеканилась в количествах, достаточных для удовлетворения всех потребностей, и при этом не исчезала в тайных запасах44.
Но справедливо ли это также и в отношении реформ последующих императоров, Каракаллы, Аврелиана, Диоклетиана и Константина, каждый из которых пытался установить новые монетные стандарты?
Трудно сказать, как всё происходило в действительности. У нумизматов есть три способа оценки размаха отдельных монетных серий: количество монетных дворов и их филиалов (officinae) [, в которых эти серии чеканились], число известных штампов (хотя число монет, отчеканенных этим штемпелем, неизвестно) и количество самих сохранившихся монет.
В интересах финансирования своей восточной политики (войны с Пес- ценнием Нигером, завоевания Месопотамии) Септимий Север открыл на востоке империи отделения римского монетного двора, которые должны были выпускать денарии. Чтобы оплатить свой парфянский поход, Кара- калла повторил это в 215 г., но на этот раз филиалы чеканили сирийские тетрадрахмы, которых, как считается, было произведено огромное количество, учитывая число идентифицированных сиро-палестинских монетных дворов (двадцать шесть)45.
Исследовательские оценки связаны главным образом с серединой интересующего нас периода: с 238 по 282 год, то есть со временем фактической девальвации Ш в., с монетными выпусками «узурпаторов», затем — с реформой Аврелиана и с чеканками его непосредственных преемников, а также с производством галльских имитаций.
Даже если этот показатель не является полностью надежным, всё же обычно соглашаются с тем, что рост в середине 3-го столетия числа монетных дворов и мастерских-оффицин (officinae) должен был вести к увеличению объемов конечной продукции. Как бы то ни было, в 238 г. императорские деньги производились в двух монетных дворах — в Риме и Антиохии, включавших в свой состав девять оффицин. К началу Авре- лианова правления в 270 г. действовало уже семь дворов с тридцатью тремя оффицинами: два двора в Галльской империи, один (в Антиохии) контролировался Зенобией и еще четыре находились в центральной части империи.
Нумизматы пытаются оценивать частоту выпусков путем подсчета количества сохранившихся монет, используя в качестве нумизматических «документов» либо клады, либо отдельные монеты, найденные на археологических памятниках. Один из факторов, которые делают данный метод ненадежным, состоит в том, что большинство искомых монет обнаружены в кладах, а состав кладов необязательно дает репрезентативную выборку находившихся в обороте денег, поскольку реально циркулировавшие монеты подвергались переплавке.
44 СогЫег 1976-1977; Corbier 1978.
45 Callu. Politique monétaire: 171—174.


496
Часть четвертая
Наглядной иллюстрацией к вышесказанному являются гистограммы, которые французская исследовательница С. Эстио46 построила, чтобы продемонстрировать перемены в производстве антонинианов и аврелианов (в показателях монет, выпущенных за один год) за двенадцать периодов в промежутке между 238 и 282 гг., с одной стороны, скомбинировав для каждого периода выпуски, осуществленные в центральной части империи и в Галлии, а с другой—принимая в расчет длительность указанного периода. Первая гистограмма основывается на сумме в 358 тыс. 214 монет из шестидесяти пяти кладов, преимущественно из Галлии, Бельгии и Британии, а также крупного итальянского клада из Ля-Венера. Вторая гистограмма базируется на обзоре находок, полученных в ходе раскопок (30 тыс. 410 монет) на памятниках по всему римскому миру47. Хотя находки с археологических мест подталкивают исследователя к завышению амплитуды в эволюции монетного материала, две эти гистограммы характеризуются рядом общих черт, которые Эстио резюмирует следующим образом:
• до 260 г:, императорские монетные дворы производили относительно стабильное количество антонинианов;
• 260 г:, данные по кладам могут создать впечатление, что выпуск продукции был в этом году утроен, однако тезаврирование (помещение монет в клады) способствует чрезмерному представительству монет первых выпусков Постума, поскольку из-за своего высокого качества (и по весу, и по чистоте металла) они изымались из оборота;
• 266г:, резкое возрастание числа монет (в три раза — в кладах, в пять раз — в материале из раскопок) в сочетании с понижением их металлического содержания; основной объем продукции выпускается монетным двором Рима;
• начало правления Аврелиана: император закрывает римский монетный двор, чтобы наказать его работников за мошенничество, уже вошедшее в обычай; после реформы 274 г. объем выпуска продукции строго контролировался, что, согласно Эстио, сопровождалось решительной дефляционной политикой.
Впрочем, ни одна из этих оценок, основанных на сохранившихся монетах из кладов либо откуда-то еще, не дает ясных ответов на ключевые вопросы, имеющие отношение к истории этих выпусков. Затронул ли рост выпуска продукции одинаково все категории денег, как «твердые» золотые и серебряные монеты, так и бронзовые с низким содержанием серебра? Или же это коснулось только последних, использовавшихся для текущих расходов государством (на армию, администрацию и обеспечение продовольствием Рима) и частными лицами? И даже когда чеканилось большое количество «твердых» монет, циркулировали ли они всегда или, хотя бы иногда, так же широко, как и бронзовые? Или же существование двух сортов монет способствовало разделению функций: первые использовались
46
47
Estiot 1996: 53.
Данные взяты из: Hollard 1995а: 23—31, с таблицей на с. 24—25.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
497
для сохранения ценностей, вторые, имевшие более широкое употребление, — для текущих сделок? Рост выпуска бронзовых монет со всё меньшим содержанием серебра (нулшии) сопровождался ростом цен; кроме того, чеканка этих нуммиев заменила собой прежде отдельные выпуски монет из серебра и из меди (aes).
Проблема касается выяснения вопроса о том, чеканились ли в конце Ш — начале IV в. золотые и серебряные монеты в массовых объемах и участвовали ли они в текущем обороте. Согласно Ж.-П. Каллу48, аргентеи, выпускавшиеся Диоклетианом в относительно больших количествах, но тут же перекочевывавшие в частные сокровищницы, после 300 г. стали производиться в гораздо меньших объемах; умеренные выпуски твердых серебряных монет (и их кратных номиналов) могли возобновиться после 324 г. и, если судить по их небольшим количествам, найденным в кладах, продолжаться вплоть до 337 г.; на самом деле их дальнейшее исчезновение может также объясняться перечеканкой, осуществленной в годы после смерти Константна. Золотые монеты конца Ш — начала IV в. также встречаются нечасто. До 340-х годов, если не принимать в расчет деньги, явившиеся результатом произведенной Константином перечеканки Лици- ниевых сокровищниц, выпуски солидов крайне редки. И, напротив, конец Константинова правления, как представляется, был отмечен многочисленными выпусками нуммиев.
4. 	Локализация
монетных дворов и учреждений, связанных с выпуском монет
[а] 	Унификация денежного обращения
В начале Ш в., в тот период, когда писал Дион Кассий, унификация денежного обращения еще не была завершена, хотя процесс этот продвинулся уже довольно далеко. Среди советов, которые этот историк приписывает Меценату, был следующий: «Ни одному из городов не следует позволять иметь собственную отдельную монету, как и систему весов и мер; нужно, чтобы они во всем этом зависели от нас»49. На исходе столетия, после того как в 296 г. прекратился выпуск александрийской тетрадрахмы и Египет присоединился к миру нуммия, монетная система стала уже полностью единообразной.
В самом деле, в течение без малого трех веков Египет пользовался необычным статусом: со времен правления Тиберия он имел собственную, чеканившуюся в Александрии валюту, главным номиналом которой была серебряная тетрадрахма — крупная монета, чей вес примерно до середины 3-го столетия составлял около 12 г. Возможно, со времен Нерона эта тетрадрахма равнялась денарию и, следовательно, расчетная единица,
48 Callu 1980: 175—176; см. также: King 1980: 152; King 1993а: 10—13.
49 Дион Кассий. LII.30.9.


498
Часть четвертая
драхма, являлась эквивалентом сестерция, пусть даже она и имела более низкую действительную стоимость. Денарий не обращался в Египте, и размещенные здесь войска получали жалованье в местной валюте; всю наличность нужно было обменивать на въезде и на выезде из страны. Ряд серьезных изменений повлиял на эту систему: уменьшение содержания серебра при Марке Аврелии и Коммоде50, сопровождавшееся крупными выпусками при Коммоде; порча монеты путем уменьшения ее веса и чистоты с середины III в.; «реформа» на пятом году правления Аврелиана (273/274 г.), характеризуемая сокращением веса тетрадрахмы (с 9,3 г до 8 г; чеканилась в количестве сорока штук на один фунт вместо тридцати четырех, согласно Ж. Лафори, см.: Lafaurie 1975а) и добавлением особой метки, обозначавшей год царствования; ряд историков выдвигают гипотезу о переоцененном курсе тетрадрахмы по отношению к курсу аврелиана.
Не может быть никаких сомнений: имперская монополия на чеканку монеты распространялась на всю державу целиком; хотя грекоговорящие провинции по-прежнему выпускали провинциальные или городские деньги, главным образом из бронзы, но также и из серебра, в начале Ш в. они делали это с разрешения государя. Местные выпуски в западных областях прекратились задолго до того, еще в правления Калигулы и Клавдия51. Напротив, в Малой Азии, в Сирии и на Балканах право чеканить местные выпуски достигло своего апогея в северовский период: специалисты идентифицировали примерно триста городов, производивших монеты около 200 г. (и лишь приблизительно сто продолжали делать это около 250 г.). Впрочем, выпуски эти отличались спорадичностью и значительной вариативностью по своему объему.
Из серебряных денег при Септимии Севере в провинции Азия по-прежнему в малых количествах изготавливались кистофоры (xtaxocpopoi — букв, «корзиноносцы», монета с изображением несущего священную корзину, имела достоинство около трех драхм. —А.З.). Монетный двор Цезареи в Каппадокии при Гордиане Ш (238—244 гг.) в связи с войной против персов продолжал выпускать тетрадрахмы. В Сирии императорский монетный двор, располагавшийся в Антиохии, продолжал производство греческих номиналов, штампуя тетрадрахмы вплоть до времени правления Требониа- на Галла (251—253 гг.). Начиная с царствования Валериана этот двор изготавливал только антонинианы, которые впервые он выпустил, возможно, еще при Гор диане Ш.
Что до городских бронзовых монет, то на основе недавних исследований в Анатолии была сделана попытка скорректировать традиционную точку зрения о царившей здесь в данной сфере анархии. В противоположность этому старому взгляду высвечиваются существовавшие между городами связи и настойчивые усилия, нацеленные на утверждение за городами возможности использования одних и тех же номиналов. На протяжении Ш в. местные бронзовые деньги, выпускавшиеся в восточных областях империи, теряли в весе и содержали всё больше свинца (менее ценного) и всё мень-
д0 Christiansen 1987 П: 87.
51 См.: RPC I: 144—145 — городской выпуск в Эбузе (совр. Ибица) при Клавдии.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
499
ше цинка; некоторые монеты маркировались цифрами (в форме греческих букв), которые повышали их нарицательную стоимость и давали возможность отследить их ревальвацию (административное завышение курса. — А.З.) в показателях ассариев (àaaàptov — мелкая бронзовая расчетная единица достоинством в один асе, использовавшаяся в восточной части империи)52.
Выпуски из бронзы прекратились фактически одновременно по всей империи при Галлиене: в Риме, для центральной части державы, — около 260 г., в Галльской империи вместе с последними сестерциями Постума — около 262 г., в императорском монетном дворе Антиохии (выпуски «римских», а не городских монет) — в 264 г. и примерно в это же время—в провинциальном монетном дворе Александрии. Большинство городских выпусков в восточных областях свернулись также к 260-м годам, хотя Перга в Памфилии продолжила чеканить монеты для Тацита (275—276 гг.). Причины, обычно приводимые для объяснения этого, следующие: покупательная способность малых номиналов из бронзы могла стать ничтожной (из-за предполагаемого роста цен на товары) и реальная стоимость «серебряных» монет могла упасть ниже стоимости их бронзовых фракций; следовательно, конец местной чеканки мог быть связан с более обильным притоком обесцененных антонинианов в восточные провинции (помимо Египта).
{(Ь) Децентрализация монетного дела
С середины Ш в. чеканка денег всё более децентрализовывалась. В западной части державы начиная с периода Флавиев римский монетный двор производил все монеты: из золота, серебра и медных сплавов. Естественно, это создавало определенные проблемы, если вспомнить, что значительную часть своих расходов империя несла, покрывая нужды армии в приграничных провинциях. Эта монополия закончилась в середине 3-го столетия, когда в Виминации, что на Дунае, в 239 г. был открыт монетный двор. Затем, в свою очередь, в ответ на потребности в монете Валериан и Галлиен учреждают новые дворы, обычно поблизости от расположения войск: в Трире (скорее, чем в Кёльне, согласно недавнему исследованию), Милане, В имитации, Сисции и Кизике. При Галлиене количество оффицин (мастерских) при римском монетном дворе удвоилось с шести до двенадцати. В 259 г. монетный двор в Галлии попал в руки Постума (скончавшегося около 269 г.), а его преемники открыли здесь второй двор. Так что Галльская империя (260—274 гг.) имела собственные монетные дворы в Трире и Кёльне, как и Британская империя Караузия и Аллекта (287—296 гг.), чей главный монетный двор располагался в Лондоне.
Положив конец отдельному существованию галльского и пальмирско- го режимов, Аврелиан сократил число монетных дворов в Галлии до одного (в Лионе), перевел миланский двор в Тицин (Павия), создал новый в Сердике, другой — в Сирии (видимо, в Триполисе) и на короткое время
52 Howgego 1985.


500
Часть четвертая
еще один — на Балканах. Реформирование монеты, таким образом, происходило в восьми монетных дворах: в Лионе, Риме, Тицине, Сисции, Серди- ке, Кизике, Антиохии и Триполисе, которые все вместе состояли из тридцати девяти оффицин.
Когда монетная, фискальная и административная реформы тетрархов были завершены в 305 г. (какой бы ни была их относительная хронология), карта новых округов, диоцезов, хорошо соотносилась с распределением монетных дворов, за несколькими исключениями (например, испанские провинции и провинции Вьенского диоцеза не имели ни одного монетного двора, тогда как в Галлиях их было два). После того как вновь была завоевана Британия, а независимая чеканка в Египте прекратилась, империю снабжали четырнадцать монетных дворов: в Лондоне, Трире, Лионе, Тицине, Аквилее, Риме, Карфагене, Сисции, Фессалонике, Герак- лее, Никомедии, Кизике, Антиохии и Александрии.
Начиная с завершающих тридцати лет Ш в. децентрализация монетного дела привела к включению метки конкретного монетного двора в место для надписи, а также номера конкретной мастерской (так, метка «PTR» указывает на первую (prima) оффицину в Трире). Каждая монета оказывалась, таким образом, «подписанной», что отражало тогдашнюю озабоченность по поводу отслеживания движения монетной продукции и что, кроме всего прочего, дает возможность современным специалистам провести ее более детализированные подсчеты.
В конце Константинова правления, с открытием в 326 г. монетного двора в Константинополе, центр тяжести монетной чеканки сместился на восток державы; дворы в Карфагене, Лондоне и Тицине были закрыты, тогда как монетный двор в Остии, созданный Максенцием, отныне был переведен в Арль, а на Дунае, в Сирмии, открыт новый двор.
5. 	Обращение монет
Циркулировали ли деньги, чеканившиеся в этих монетных дворах, по всей империи либо же, напротив, их оборот носил локальный характер? Или, иными словами, перевешивали ли потребности налогообложения и дистанционной торговли нужды местных экономик? Или, в случае с провинциальной или региональной чеканкой, зоны денежной циркуляции были средними между двумя крайностями?
Распределение монет не всегда отражает место их производства: отличным примером этого служит циркуляция сестерциев, отчеканенных в Риме в первой половине Ш в. Они были распространены по всей Италии, в Испании, Африке и даже иногда присутствуют в восточных провинциях, но не обнаруживаются ни в Галлии, ни в Британии53  *, хотя во П в. бронзовые деньги обращались там в большом количестве: Галлия жила на старых запасах, что объясняет, почему Постум выбрал для перечеканки всё
53 Buttrey 1972; Walker 1988: 300—301; также см. публикации Ричарда Риса, напр.:
Reece 1973; Reece 1981; Reece 1991.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
501
еще доступные сестерции первых Антонинов. Зоны циркуляции денария и антониниана расширились в интересах обеспечения войск, тогда как «тыловые» провинции по-прежнему довольствовались бронзой. Если судить по монетному скоплению, оставшемуся после одного кораблекрушения недалеко от Балеарских островов54, то около 257 г. сестерций по- прежнему оставался в употреблении в качестве доли антониниана.
Особое внимание уделяется современными историками серебряным монетам, которые стали использоваться вместо бронзовых для выплаты жалованья войскам в эпоху Ранней империи. Модель обращения денария в первые два столетия существования империи, предложенная К. Хопкинсом в 1978 и 1980 гг., объединяет два дополняющих друг друга наблюдения. Первое — это установление трех сфер внутри державы: ( 7) Рим и Италия (где тратили деньги государь, Рим и центральная администрация), хотя циркуляция в Италии была по факту небольшой; [2] внутренний круг богатых и мирных провинций, которые отдавали (в виде налогов) больше, чем тратили у себя (поскольку имели либо мало войск, либо вообще их не имели); (3) внешний круг незамиренных провинций, в которых присутствие легионов и чиновников в большом числе подразумевало и гораздо более крупные расходы в сравнении с собиравшимися здесь податями. Второе наблюдение базируется на одном заставляющем задуматься графике, который демонстрирует колебания в интенсивности использования серебряной монеты от провинции к провинции55. Для периода с 50 по 180 г. н. э. этот график показывает одинаковые флуктуации, наводя Хопкинса на мысль, что циркуляция носила единообразный характер, монеты исходили в основном из Рима, который играл ключевую роль и рассылал свои денежные знаки по всей империи, то есть наполнял ими все три только что названных круга. Монеты поступали в обращение преимущественно посредством военных расходов (в третьем круге), затем они распространялись через торговлю. Так монеты вливались во второй круг из третьего и из первого, в который они затем возвращались посредством уплаты податей. В ответ на эту модель смешения и гомогенизации оборота серебряных денег Р. Дункан-Джонс56 выдвинул идею, основанную на исследовании целого ряда кладов с денариями, которое наводит на мысль о более фрагментированной циркуляции, когда монеты имели склонность обращаться прежде всего в тех провинциях, в которые они были отправлены. Указанная полемика имела позитивный эффект, стимулировав более детализированное специальное исследование. Что касается наших целей, то в графике Хопкинса самым поразительным является то, как кривые расходятся примерно на рубеже 2-го и 3-го столетий.
С созданием в первых десятилетиях Ш в. воинской монеты, антониниана, и с количественным ростом монетных дворов начиная с середины этого столетия, монетный двор в Риме перестал выполнять роль «ядра», призванного обеспечивать наличными деньгами всю державу. Большинство новых дворов находились в непосредственной близости от зон, в ко-
54 Bost и др. 1992.
56 	Duncanjones. Structure: гл. 2.
55 Hopkins 1978; Hopkins 1980.


502
Часть четвертая
торых были сосредоточены легионы, или же вдоль путей, которые те использовали (как, например, на обеих сторонах Боспора).
Что касается Ш в., то Кристофер Хаугего рассмотрел вопрос о том, насколько гомогенным стал оборот серебряных монет через несколько десятилетий своего функционирования:57 денарии, отчеканенные в восточных областях при Септимии Севере, около 263 г. составляли примерно 50% в составе британских кладов, но никогда не достигали показателя в 80% среди кладов, обнаруженных на самом востоке империи (этот максимум зафиксирован в кладе из Дура, зарытом около 217 г.). С другой стороны, анто- нинианы, отчеканенные на востоке Галлиеном, никогда не доходили до Британии в сколько-нибудь значительном количестве.
В западной части Европы, которая исследована особенно тщательно, регионализация оборота, усиливавшаяся в периоды отделения Галльской империи (включавшей и Британию), а позднее — Британской империи, весьма типична для конца Ш в.58. Случившееся после реформы Аврелиана изъятие антонинианов, о чем упомянул Зосима, не было повсеместным. Оно было проведено в Италии и на Балканах, которые, как свидетельствуют данные по кладам, были быстро очищены от «плохих» монет, но этого не произошло на территории бывшей Галльской империи. Согласно одной гипотезе59, в эта политически нестабильные регионы государство могло сбрасывать те монеты, которые мало ценились в других местах, и, поскольку такие деньги не могли обмениваться на аврелианы, они принудительно стали в этих регионах законным платежным средством.
6. 	Эффекты монетного дефицита
Официальные выпуски не всегда могли адекватно удовлетворить потребность в монете. Феномен подделок, засвидетельствованный как самими литыми монетами, так и находками античных матриц, подверг переоценке К. Кинг (см.: King, 1996). Указанное явление было особенно распространено в периферийных регионах империи, прежде всего в Британии, Галлии и в провинциях вдоль Дуная, то есть в приграничных провинциях, но еще и в определенные моменты времени, когда та или иная область недостаточно снабжалась монетами в результате политических или военных переворотов или после какой-нибудь монетной реформы. Это были, так сказать, «чрезвычайные выпуски», которые выходили из употребления, едва область получала достаточное количество императорских монет. Так, начиная с 230-х годов для решения проблемы недостатка бронзы в дунайских регионах изготавливались так называемые лимесфалъ- сы (limesfalsa, отлитые имитации медных монет. —А.З.)] недостаточное снабжение антонинианами также вело к производству литых денариев, которое концентрировалось близ легионных лагерей в Британии и в Рейнланде, а также вблизи крупных городских поселений, которые позд-
57 Howgego 1994; Howgego 1996.
58 King 1981.
59 Estiot и dp. 1994.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
503
нее обзавелись собственными монетными дворами (Кёльн, Трир, Лион, Арль). В период между 260 и 285 гг. в Британии и Галлии в большом количестве изготавливались имитации антонинианов.
Дефицит мелких разменных денег был обычным делом в восточных провинциях. Однажды, около 209/210 г., такая нехватка вызвала монетный кризис в Миласах в Карии, некоторые подробности которого упоминаются в одном из декретов этого города (постановление было выгравировано на стеле, установленной на агоре)60. Текст очень интересен, поскольку касается двух следующих моментов: во-первых, выясняется, что здесь монополия на обменный курс была сдана в аренду некоему банкиру, но она подрывалась целым рядом нарушителей; во-вторых, в декрете утверждается, что в городе ощущался недостаток «монеты и мелких разменных денег», что наносило ущерб местной коммерции и препятствовало выплате налогов. Данный дефицит разменной мелочи носил здесь, как оказывается, рецидивный характер. Кристиан Оже (С. Augé) обращает внимание на использование устаревших, изношенных или иноземных бронзовых монет, которые вплоть до приблизительно 250—260 гг. оставались в обороте или возвращались в него в южной Сирии и Палестине в тех случаях, когда возникала потребность в монетах малого достоинства (на что указывали специальные клейма)61. Для решения проблемы недостатка очень малых номиналов в восточных областях Антиохия, Никомедия и Александрия чеканили между 311и313гг. городскую бронзовую мелочь, которая, как доказывает К. Оже, должна была выполнять роль «денариев».
7. 	Замена серебра золотом
Сдвиги в денежной системе, имевшие место в Ш в., изменили соответствующие роли золота и серебра.
Отношение золота к серебру, которое повышается с 1:11,25 в 200 г. до 1:12 в 301-м, не претерпевает долгосрочных модификаций. Около 325—330 гг. в Египте по-прежнему оставался курс 1 к 12, если судить по папирусам, которые фиксируют официальные цены и на фунт золота, и на фунт серебра. Впрочем, серебряные деньги начинают отождествляться с монетами из биллона (низкопробного металла), в которых содержание серебра упало до очень низких уровней и которые использовались в повседневных сделках. Эта эволюция была необратимой: стандартизация денежного обращения империи осуществлялась на основе нуммия, который в лучшем случае никогда не содержал более 5% серебра. Чеканки новых серебряных монет с высоким содержанием серебра, осуществленной Диоклетианом и Константином, было недостаточно, чтобы повернуть вспять ту тенденцию, которая заставляла использовать золото в качестве средства сбережения, а также для осуществления некоторых платежей и некоторых видов торговли. «Крепкие» серебряные монеты, отчеканенные в качестве престижных предметов и, очевидно, в весьма небольших
60 OGIS 515.
61 Augé 1987: 232-233.


504
Часть четвертая
количествах, помещались в сокровищницы наряду с золотыми монетами (как, например, в Боренском, иначе Аррасском, кладе)62.
В начале Ш в., как и в течение П в., серебряный денарий был монетой, использовавшейся государством для широкомасштабных расходов (содержание армии и должностных лиц). Золотые монеты выполняли роль «подарочных» денег, которые использовались для «благотворительных» выплат: в такой форме выдавались частично подарки воинам и конгиарии (congiaria) городскому плебсу Рима, суммы которых по этой причине стремились быть кратными двадцати пяти денариям, а также награды отдельным лицам, которых кто-то хотел таким образом почтить. Именно в указанном смысле мы должны интерпретировать «salarium in auro» («содержание золотом»), выплаченное около 220 г. некоему знатному лицу, Т. Сеннию Соллемну, его патроном, легатом Британии, за трибунские полномочия, которые первый никогда не исполнял63. Иногда император пытался сэкономить на золоте, выдавая подарки серебром: согласно Диону Кассию64, когда римский плебс потребовал, чтобы Марк Аврелий раздал на организацию пиршества по восемь золотых (ауреев), он выдал по двести драхм, то есть по двести денариев на каждого бенефициария.
Напротив, в начале IV в. именно подарки, которые делал император за службу государству, должны были быть, с точки зрения некоторых исследователей, таких как П. Бастьен65, основным средством, благодаря которому золотые монеты (солиды и их кратные единицы) попадали в оборот. Собственник (какой-то военный командир?) сокровищ из Борена (департамент Па-де-Кале во Франции), зарытых около 315 г., хранил разные золотые медальоны, которые он, возможно, приобрел именно таким образом — как подарки за службу; особо выделяется медальон, отчеканенный в Трире в 297 г. в честь вступления (adventus) в Лондон Констанция Хлора, которого приветствует персонифицированная Британия66.
Когда мы читаем сочинение «De rebus bellicis» («О военных делах») одного анонимного автора, который представляет широкое распространение золота в новом свете, нам следует принимать во внимание крупную трансформацию Ш в., а именно количественное увеличение выпусков монет из низкопробного биллона: «Именно во времена Константина расточительные траты привели к использованию в розничной торговле (commercia vilia) золота вместо бронзы, которая прежде была в почете»67. Критик Константина, он (автор данного сочинения) считает эту «расточительность» совершенно излишней: бронза великолепно обслуживала потребности мелкой коммерции. Но, похоже, он забывает даже о самом существовании монеты, возникшей чуть более ста лет назад и по-прежнему содержавшей 50% серебра, монеты, которая была достаточно распространенной, поскольку имела бронзовые фракции и выполняла роль эталонной единицы. Даже пред-
62 Bastien, Metzger 1977. 63 CIL ХШ.3162.
64 Дион Кассий. LXXI.32.1. 65 Bastien 1988.
66 Bastien, Metzger 1977.
67 О военных делах. П.1. Алан Кэмерон (Cameron 1979) предполагает, что это сочинение появилось около 368—369 гг.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
505
латаемая им датировка введения в употребление золота как расчетного средства в повседневных сделках (каковое использование в силу разрыва между стоимостью этого металла и ценами на основные потребительские товары оставалось ограниченным) опережает, как представляется, реальность. Андре Шасганьол приводит доводы в пользу того, что на самом деле вплоть до конца IV в. золото не доходило до более низких слоев населения, в частности, до простых воинов68. В этом отношении анонимный автор, возможно, отражал реалии своего времени (правление Валентиниана и Ва- лента?), возлагая при этом изначальную ответственность на Константина. В Египте в 320 г., согласно завещанию одного отставного центуриона (которое всегда цитируют, поскольку других свидетельств на данную тему прискорбно мало), накопления этого почившего человека составили восемь ауреев и сто девяносто девять с половиной бронзовых таланта (Э. Бёрнетг подсчитал, что 80% от этой суммы приходилось на aes и 20% — на золото69). Была ли рассмотренная в данном абзаце диспропорция особенностью Египта или же она применима ко всей империи?
II. Металлические ресурсы
Средства денежного обращения состояли из определенного количества металлов, отчеканенных в виде монет и пущенных в оборот. Потенциал монетного производства варьировался и зависел от того, оставались ли запасы металлов стабильными, увеличивались ли они или же, наоборот, уменьшались. Историки всегда используют сокращение запасов как один из факторов, объясняющих обесценивание монеты. Недавно ряд исследователей даже выдвинул предположение, что недостаток серебра мог стать главной причиной того, что они называют монетным «кризисом» Ш в. Но недостаточно просто помножить число монет, найденных в кладах, на величину серебра, которое эти монеты могли ожидаемо содержать, учитывая степень уменьшения его доли в их составе, чтобы высчитать наличный запас серебра и его якобы радикальное сокращение. Метод, принятый Ж. Де- пейро и Д. Холлардом (G. Depeyrot, D. Hollard 1987), подвергся критике главным образом на том основании, что состав кладов Ш в. не отражает количество отчеканенных монет, и относится это как к золоту, так и к серебру. Также и стабильность соотношения золота к серебру (1 к 12), декларируемая государством, отнюдь не указывает на большой дисбаланс между наличными объемами этих двух металлов. Можно было бы сказать, что стабильность данного коэффициента явилась результатом демонетизации серебра, а это означало бы, что серебро стало использоваться только для частных нужд, тогда как ценность золотга будто бы возрастала из-за роста его потребления в виде монет. Однако это не то, что происходило на самом деле: находившееся в обращении серебро смешивалось в гораздо более
68 Chastagnol 1980.
69 Р. Оху. XLVT.3307; Lewis 1974; Bowman 1980: 32-34; Burnett 1987: 120.


506
Часть четвертая
низких пропорциях (падение с 50 до 5%) в гораздо большем количестве монет, к тому же и чеканка «крепких» серебряных денег также не прекратилась.
В реальности на запасы металлов влияли три типа «утечек»: тезаврирование (создание сокровищниц, кладов), экспорт валюты и физический износ монет. В то же время в периоды, когда в Римскую империю более уже не поступали трофеи от завоеваний или повторных завоеваний, если не считать редких исключений, прирост металлических запасов происходил в основном за счет разработки горных месторождений и расходования средств, помещенных прежде в сокровищницы70.
1. 	Расходы и выгоды от завоеваний и войн по возвращению ранее утраченных территорий
Добыча, полученная в ходе завоеваний (или отвоеваний), играла свою роль в монетарных экспериментах Септимия Севера (захват Ктесифон- та), Аврелиана (возвращение Пальмиры), Диоклетиана (завоевание Армении) и Константина (конфискация сокровищниц Максенция в 312 г. и Лициния в 324-м, как следствие их военных поражений). Например, после взятия Пальмиры в начале 273 г., когда войска направлялись в Египет, в Триполисе был открыт монетный двор специально для того, чтобы отчеканить большое количество премиальных подарочных денег71. Галльские императоры не отставали: грабеж, проскрипции и конфискации последовали за капитуляцией в 270 г. Августодуна (совр. Отён; город поддерживал Клавдия П) перед Викторином после осады, продолжавшейся семь месяцев72  * *.
2. 	Добыча с рудников
Каким бы он ни был в абсолютных цифрах, приток металлов, связанный с разработкой месторождений, зависел от ряда факторов, а именно: от числа «рудничных» провинций, находившихся под прочным имперским контролем; от усилий, прилагавшихся к полноценной эксплуатации этих копей; от качества рабочих пластов и от степени их истощения. В любом случае, добыча золота и серебра, как и самих монетарных металлов (медь; кремнистая цинковая руда, так называемый каламин; свинец), приносила государству прямую прибыль. В 1-е столетие большинство шахт, которые пока еще не принадлежали государству, постепенно перешли в личную собственность императора посредством завещательных распоря¬
70 См. в целом: Corbier 1989.
71 Estiot 1995.
72 В связи с этим эпизодом см. классическую статью П. Ле Жентийомма (Le Gentil¬
homme 1943), но принимаемая им датировка должна быть изменена с 269 г. на 270-й; см.:
Demougeot 1985.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
507
жений и конфискаций. Свои рудники государство эксплуатировало иногда напрямую, а иногда и опосредованно — через сдачу в аренду, плата за которую поступала в форме установленной квоты от добытой руды (по крайней мере, именно таким было соглашение в Випаске во П в.)73.
Невозможно точно подсчитать, в какой мере рудничная добыча компенсировала сокращение металлических запасов. А.-Х.-М. Джонс считает «вероятным, что имперские запасы драгоценных металлов оставались достаточно постоянными, их новое производство уравновешивалось износом и экспортом74. Однако для Ш в. в некоторых случаях допущение стабильности запасов не подтверждается.
Согласно весьма иносказательному рассказу Стация о деятельности должностного лица по департаменту a rationibus (бухгалтерия, денежное счетоводство), отвечавшего за монетную чеканку75, в эпоху Флавиев золото поступало из Испании и Далмации. Затем, начиная с Траяна, — из Дакии. Согласно исследованию К. Домерга76, золотые рудники северо-западной Испании прекратили выработку в начале П1 в. Отсюда можно сделать вывод, что принятия такого рода решений (при их вынесении учитывалось качество пластов и доступность рабочей силы: производство золота непременно предполагало учет стоимости его добычи) не могло случиться без наличия у империи достаточно крупных запасов золота.
Потеря рудников в Ш в. имела неблагоприятный результат. Появление Галльской империи (260—274 гг.) и Британской империи Караузия и Аллекта (287—296 гг.) прерывало поступление металлов центральным властям из ряда горнорудных районов и, напротив, приносило выгоды «узурпаторам»: благодаря качеству своих монет Постум бросил вызов центральной империи. В самом деле, на территории, подконтрольной после 260 г. Галлиену, и прежде всего в части, которая относилась к монетному двору Рима, пауза в снабжении серебром из Британии и, возможно, Испании77, явившаяся результатом Постумовой узурпации, способствовала ускорению тенденции к девальвации. Караузий, отныне контролировавший богатые залежи Британии, чеканил аргентеи по Августову стандарту: восемьдесят четыре монеты на один фунт; этот стандарт повторил и Диоклетиан (хотя стандарт Нерона составлял девяносто шесть экземпляров на фунт). С другой стороны, Диоклетиан благодаря завоеванию Армении получил новые металлические ресурсы78.
Кроме того, историки иногда склонны думать, что первые разработанные пласты могли уже начать истощаться и добываемая руда становилась всё бедней. Однако не следует доверяться сугубо морализаторскому поучению, адресованному в 252/253 г. Киприаном, епископом Карфагена, Деметриану: «Золотые и серебряные рудники иссякают, земля всё менее плодородна, почва производит всё меньше». Данное высказывание — это не более, чем великолепный риторический топос. Домерг, в свою очередь, не
73 	Domergue 1994. 74 Jones. Roman Economy: 191.
75 Стадий. Сильвы. Ш.3.86—90. 76 Domergue 1990: 215—223.
77 Christol 1981.
78 Callu. Politique monétaire: 420 примем. 1.


508
Часть четвертая
верит, что сокращение горнодобывающей активности, которое он наблюдает в Испании, следует объяснять в терминах исчерпания рудных запасов.
В отдельные периоды добыча могла замедляться, а в другие некоторые рудники вновь открывались, в зависимости от того, более выгодной или, наоборот, менее прибыльной представлялась общая ситуация. Согласно Г.-Д.-Б. Джонсу Барри Джонсу79, археологическое изучение ряда памятников может добавить весомости таким выводам. Остается только проверить, в самом ли деле объемы добычи на копях возрастали или падали в зависимости от цен на благородные металлы.
Около 345 г. восточная часть державы получила доступ к какому-то новому, пока еще не установленному археологами, источнику золота, характеризуемого следами платины80, и это стимулировало выпуск солидов.
3. 	Износ монет и потеря металла
Каким бы ни был их реальный курс, износ монет — это фактор, который нельзя недооценивать для периодов и регионов, когда и где монеты оставались в длительном обороте. Именно сильный износ монет характеризует первые два века существования империи. Клады, зарытые в середине и на исходе 2-го столетия, включают сестерции и денарии, восходящие еще к Флавиям, и даже ауреи Нерона, отчеканенные после реформы 64 г. Что касается датируемых временем Ранней империи денариев, сохранявшихся в Боренском кладе благодаря своей внутренней, металлической, стоимости, то они были чрезвычайно изношенны. Сильная потертость относительно небольшого количества дошедших до нас монет объясняется тем, что именно изношенные экземпляры первыми отравлялись в переплавку. Не случайно денежную реформу Траяна 107 г. Дион Кассий81 представляет как перечеканку обветшалой монеты.
Если Римское государство перенггамповывало точно такое же количество монет, какое отзывало, то оно неизбежно должно было либо добавлять больше благородного металла, либо обесценивать монету. Вместе с тем вШв. антонинианы вряд ли подвергались сильному износу, поскольку после непродолжительной циркуляции быстро перечеканивались. Но даже если они и не ветшали, то всё равно изымались из оборота. Судя по одним только находкам, в Ш в. уход металла в клады, как выясняется, был довольно значительным82. Наводящая на размышления диаграмма в статье Р. Риса демонстрирует это явление очень четко: кривая среднего числа монет, закопанных в Италии и в Средиземноморском регионе между 27 г. до н. э. и 400 г. н. э. и найденных археологами, колеблется вблизи почти прямой линии, представляющей устойчивую общую потерю на всем протяжении этого времени, слегка отклоняясь ниже от этой линии в I—П вв., слегка под¬
79 Jones G.D.B. 1980: 162.
80 Это было выявлено благодаря современным методам металлургического анализа; см.: Vor monnayé: I.
81 Дион Кассий. ЬХУШ.З1.
82 Callu 1970.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
509
нимаясь над ней в 3-м и начале 4-го столетиях83. С того момента, когда циркулирующими деньгами становятся, с одной стороны, скорее золотые, нежели серебряные монеты и, с другой — монеты с совсем незначительным содержанием серебра (и они — прежде всего), потери этого металла, связанные с оборотом (износ и оседание в виде сокровищ), должны были пойти на убыль. Так, начиная с Ш в. трансформация денежного обращения, перешедшего от трех металлов к двум, могла привести (очевидно, непреднамеренно) к более бережливому использованию наличного фонда благородных металлов. Тот металл, который наиболее подвержен износу — серебро, — отчасти был выведен из оборота. Впредь, если монеты изнашивались или не использовались, то металлом, в котором финансовые власти были заинтересованы в первоочередном порядке, становилась медь.
Среди факторов, традиционно называемых в качестве причин девальвации валюты, присутствуют также внешнеторговый дефицит и «дань», уплачиваемая варварам с конца П в.
Римская империя являлась «экспортером» золотых и серебряных монет, которые обнаруживаются археологами в южной Индии и даже на Цейлоне, но прежде всего — в Германии и вплоть до Скандинавии. Впрочем, после северовского периода объем вывоза на восток претерпел заметное падение. Но в IV в. он вновь стал возрастать: нуммии Константина были найдены аж на Цейлоне84. Следует заметить, что монеты, «экспортировавшиеся» через восточную границу, редко оставляли какие-то следы, поскольку они либо возвращались назад посредством торгового обмена, либо переплавлялись и перечеканивались государствами (особенно парфянскими царями и их преемниками, Сасанидами), обладавшими собственными денежными системами. Хотя этот внешнеторговый дефицит оплачивался благородными металлами, сегодня никто не рассуждает в терминах «геморрагического шока» применительно к золоту и серебру, то есть их фатального утекания85. От императора Тиберия до Плиния Старшего и затем Диона Хрисосгома «экспорт» монеты был прежде всего темой морализаторского топоса. Будучи увлечен своей собственной риторикой, Дион Хрисостом86, ничтоже сумняшеся, сравнивал передачу золота и серебра в обмен на янтарь и слоновую кость с позорной уплатой дани варварам.
Негативная реакция современных авторов, подхваченная ими у их античных предшественников, которые были возмущены уплатой варварам
83 Reece 1984: 199.
84 Bopearachchi 1992.
85 См.: Veyne 1979; Corbier 1989; Harl 1996: 290-314.
86 Дион Хрисостом. LXXIX.5—6.
4. 	Римская монета за пределами державы:


510
Часть четвертая
с конца П в. «дани», с помощью которой покупался мир, иногда инспирируется скорее моральными, нежели экономическими соображениями, поскольку выгодоприобретателями были не только римляне, но и сами варвары. И всё же нам не следует преуменьшать значение эпизода, в котором рассказывается о «выкупе», уплаченном Филиппом Арабом в 244 г. за освобождение пленников, чем сильно похвалялся Шапур87 (понятно, что римские источники не упоминают об этом событии). Уплаченные 500 тыс. (золотых) денариев соответствовали в то время 10 тыс. фунтов золота.
5. 	Накопление
и вынужденное или спонтанное расходование сбережений
Количество металла, находящегося в обороте, было, весьма вероятно, более чувствительно [не для внешних, а] для внутренних факторов, специфических для империи, таких, которые обычно объединяются под рубрикой «накопление». Данный термин, по сути, охватывает целый ряд весьма различных вещей. Во-первых, речь идет о резервировании отдельными лицами (в том числе и императорами, которые, не колеблясь, замораживали таким образом часть денежных запасов) некоторых видов монет, обычно «лучших», с тем чтобы иметь под рукой резервный фонд, состоящий из таких средств, которые способны сохранять свою ценность. «Клады», обнаруживаемые в наше время, показывают, что данная практика была воспринята широким кругом социальных категорий. Во-вторых, важную роль играла демонетизация благородных металлов и их превращение в предмет престижа и в украшения: практика, хорошо засвидетельствованная уже в 1-м и во 2-м столетиях, прежде всего в форме пожертвований в храмы.
В Ш в. демонетизация части находившегося в обращении золота и серебра вполне очевидна. Среди наиболее ясных признаков этого процесса можно назвать следующие: производство массивных золотых медальонов, кратных по цене аурею\ появление монет (как золотых, так и высококачественных серебряных денариев П в.), изготовленных так, чтобы их можно было носить в качестве украшений (ожерелий, браслетов и колец);88 а также фактическое исчезновение серебра из денежного обращения. В самом деле, с середины 3-го столетия самые распространенные монеты [анто- ниниан и аврелиан, а затем нужмий) уже почти совсем не содержали серебра. Немногие «чистые» серебряные монеты, чеканившиеся в конце века, ар- гентеи, после очень непродолжительного нахождения в обращении быстро оказывались в сокровищницах (Сисакский клад, найденный в Югославии [на территории современной Хорватии, в Сисаке, древнеримской Сисции,
87 Эпизод упоминается в надписи, которую традиционно по аналогии [с «Res Gestae Divi Augusti» («Деяниями Божественного Августа»)] называют «Res Gestae Divi Saporis» (сокр. «SKZ»), сгк. 9 (название изменено у большинства современных издателей, см.: Huyse SKZ). Английский перевод этой надписи см.: Millar. Near East: 154. См. также: Guey 1961; Pekâry 1961.
88 Впрочем, золотые монеты с отверстиями были найдены, как кажется, за пределами империи, см.: Callu 1991.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
511
в 1953 г. —A3.] и зарытый около 295/296 г., содержал по меньшей мере тысячу четыреста пятнадцать аргентеевт). А как развивалась ситуация с этой монетой при Константине?
Наряду с золотом, отчеканенным или нечеканым, серебряные слитки использовались тогда как средство сбережения: в кладах, таких, например, как сокровищница из Оза [фр. Eauze), зарытая в 261 г.90, серебряные бруски иногда обнаруживаются вместе со сбережениями в денежной форме; использование серебра в качестве внеоборотного, капитального, актива в виде изящно обработанных объектов всё более расширялось из-за пристрастия состоятельных лиц к столовому серебру, которое становилось надежным вариантом инвестиций. С этого времени серебро в слитках и изделия из серебра начали включаться в императорские подарки: в конце Шив начале IV в. серебряные тарелки с памятными надписями и иногда украшенные тисненым портретом изготавливались специально для раздачи по случаю годовщин восшествия на престол Августов и Цезарей (quinquennalia, decennalia, vicennalia, то есть в честь пятилетних, десятилетних, двадцатилетииX юбилеев)91. Но вот раздача в 303/304г., по случаю vicennalia Диоклетиана и Максимиана, памятных серебряных дисков (весивших чуть меньше фунта, поэтому такой диск был, по сути, небольшим слитком округлой формы, снабженным штампом) стала новинкой, связанной как с почти полным исчезновением серебра из находившихся в реальном обороте монет, так и с чеканкой массивных золотых медальонов. В начале 300 г. один высокопоставленный командир в Египте получил по неизвестной нам причине пятьдесят фунтов нечеканого серебра и четыре фоллиса (то есть, как утверждается в тексте источника, 50 тыс. денариев), что в сумме составило 290 тыс. денариев2. Литургические предметы из благородных металлов, переданные Константином церквам Рима, перечисляются также в «liber Pontificalis» («Книга Пап» — сборник деяний римских понтификов начиная с апостола Петра. — A3.), с указанием их веса в золоте или в серебре93.
Это всё возраставшее присутствие серебра в виде слитков вместо чека- ного серебра также могло быть последствием прежних девальваций, которые привели к сокрытию в сокровищницах благородных металлов и монет лучшего качества. Исключительно большое число денежных кладов, датируемых Ш и началом IV в., раньше традиционно связывали с войнами и варварскими вторжениями. Теперь же нумизматы большее значение придают монетарным факторам: девальвация монеты и денежные реформы дали начало периоду интенсивных накоплений; а что до обесценивания, то есть такой операции, какую, как некоторые убеждены, провел Проб (276—282 гг.) с галльскими деньгами, то и оно могло вести к созданию запасов металлического лома94.
Тезаврирование приводило и к некоторым особым видам расходования сбережений, как добровольным, так и принудительным. Хотя, в отли¬
89 	Jelocnik 1961. 90 Schaad 1992.
91 Delmaire 1988; Baratte 1993: 212—215.
92 P. Panop. Beatty 2.
93 Liber Pontificalis. 34 (в жизнеописании св. Сильвестра).
94 Estiot 1996.


512
Часть четвертая
чие от Людовика XIV, Марк Аврелий и не переплавил своей золотой столовой посуды, но он, как сообщается, просто распродал ее на торгах вместе с гардеробом, выручив, согласно автору «Истории Августов»95, сумму, достаточную, чтобы профинансировать войну, не вводя никаких новых налогов на провинциалов. Впрочем, больше мы знаем о принудительных формах изъятия накоплений, касавшихся как святилищ, так и частных лиц. Героди- ан обвинял Максимина в присвоении посвящений в храмы96. Конфискация сокровищниц, принадлежавших языческим богам, стала для Константина элементом обдуманной политики97, приносившей выгоду как Церкви, так и государству. С рвением неофита Юлий Фирмик Матери советовал императорам отправлять бронзовых идолов в переплавку на монетные дворы или в литейные мастерские98. Точно так же конфискации собственности у тех богачей, которые опрометчиво выбирали сторону не победителя, а того, кого в итоге объявят «узурпатором», являлись логическим результатом любой гражданской войны: Септимий Север захватил таким образом имущество знатных людей, поддержавших его неудачливых соперников — Песценния Нигера и Клодия Альбина99. Впрочем, даже всесильные сановники государства, если они вдруг попадали в немилость, также лишались собственности: в 205 г. необходимость управления владениями префекта претория Плавциана потребовала создания особого прокураторского поста «ad bona Plautiani» («относительно достояния Плавциана»). Впоследствии «гонители» накладывали арест на имущество христиан, о чем говорит Евсевий Кесарийский, имея в виду Валериана100. Это же известно и из житий некоторых святых, а также из канонов Анкирского и Никейского соборов 314 и 325 гг., имевших отношение к тетрархам и к Лицинию. Что касается возвращения конфискованной собственности, которое, как предполагается, произошло после окончания гонений (к примеру, это оговаривалось в «Миланском эдикте» 313 г.), то полностью оно никогда осуществлено не было.
От момента убийства Коммода и до смерти Константина гражданские войны, связанные с кризисами престолонаследия, попытки воссоединить державу, а также религиозные изменения вели к массовым передачам земельной собственности, денежных резервов, запасов в виде предметов из благородных металлов государству, которое большую часть всего этого затем перераспределяло.
История римского денежного обращения в период между концом П и серединой IV в. становится сегодня понятней благодаря более изощрен-
95 Сочинители истории Августов. Марк Аврелий. 17.4.
96 Геродиан. VH3.5.
97 [Аноним.] О военных делах. П.1; Либаний. Речи. ХХХ.6.
98 Фирмик Матери. О прегрешении нечестивых богослужений [De Errore Profanum Religionum). ХХУШ.6: «пусть огонь монетного двора или языки пламени литейной мастерской переплавят этих подлых богов» (сочинение, написанное около 346 г., было адресовано Константу и Констанцию).
99 Дион Кассий. LXXIV.8.4; LXXIV.9.4; Геродиан. Ш.4.7; Ш.8.2; Ш.15.3; также см.: Сочинители истории Августов. Север. 12.4.
100 Евсевий. Церковная история. УП. 13.


Глава И. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
513
ным методам оценки и анализа, применяемым современными нумизматами, хотя значительные факторы неопределенности, в ряде вопросов мешающие добиться убедительных интерпретаций, сохраняются. Беря за основу императорские решения и практики, связанные с монетной чеканкой, мы можем реконструировать некоторые конкретные ответы на специфические вызовы: с одной стороны, чтобы справиться с той или иной чрезвычайной ситуацией, прибегали к увеличению наличной денежной массы, с другой — это были «реставрации», направленные на восстановление доверия к циркулировавшей монете и в целом к валютной системе. Было бы интересно соотнести эти решения и практические шаги с концептуальной системой взглядов на деньги, которая отражена, помимо морализаторских топосов, в таких, например, текстах, как сочинения Плиния Старшего или, если говорить о начале Ш в., юриста Павла, для которого деньги являются «ценой» (pretium), но не «товаром» (merx)101.
Императорам приходилось решать вопросы, связанные с самыми неотложными запросами (имеется в виду выплата жалованья армии), но еще и осуществлять престижные траты (украшение столицы, поддержание в надлежащем состоянии двора), присущие их положению, и приемлем был любой метод, который приносил плоды. Но государи отвечали также за всю имперскую экономику, в которой чеканные деньги были весьма широко распространены (даже при том, что можно наблюдать количественные диспропорции в денежной массе между провинциями, а также между городами и сельскохозяйственными зонами). Если доверие к официальной валюте подрывалось, это автоматически вело к падению доходов от налогообложения, каковые были необходимы для покрытия упомянутых выше расходов. Вот почему следующий раздел главы будет посвящен рассмотрению теории и практики налогообложения. Что же касается реального функционирования экономики (прежде всего — но не только — того воздействия, какое манипуляции с валютой оказывали на потребительские цены), то этот вопрос явится предметом рассмотрения следующей главы.
III. 	Налогообложение
Несмотря на наличие многочисленных и разнообразных источников, римскую податную систему мы понимаем плохо, причем на каждой стадии ее исторического развития. От времени сочинений Цицерона, которые
101 	Павел в кн. 33 Комментариев к эдикту (= Дигесты Юстиниана. XVÏÏI.1.1 в начале): «electa materia est, cuius publica ac perpetua aestimatio difficultatibus permutationum aequalitate quantitatis subveniret Eaque materia forma publica percussa usum dominiumque non tam ex substantia praebet quam ex quantitate, nec ultra merx utrumque, sed alterum pretium vocatur» («был выбран предмет, получивший публичную постоянную оценку; посредством передачи его в равном количестве устранили трудности мены. Этому предмету была придана публичная форма, и он приобрел распространение и значение не столько по своей сущности, сколько по количеству, причем перестали называть товаром то, что дает и та, и другая сторона, а ценой стали называть один из предметов». — Перев. с лат. И. С. Перетер- ского).


514
Часть четвертая
используются как основа в любом исследовании по последнему столетию республики, и до середины IV в. наша информация, как правило, фрагментарна, она может касаться введения того или иного нового налога либо спровоцированного этим какого-нибудь восстания, прошений об отмене некоторых податей, удовлетворенных или нет, относящихся к конкретным городам или провинциям, но никогда она не носит полного характера. Кроме того, ее обычная неопределенность часто порождает различные интерпретации, по поводу которых специалисты до сих пор не могут договориться. По периоду, охватывающему четыре столетия, наши знания представляют собой своего рода рассыпавшуюся мозаику, для восстановления которой мы располагаем ничтожным количеством кусочков, а именно: упоминаниями в сочинениях историков (Иосиф Флавий, Тацит, Аппиан, Дион Кассий, Аврелий Виктор, Аммиан Марцеллин, Зоси- ма и др.), ремарками юристов (Гай), мнениями полемистов (Лактанций), фрагментами трудов землемеров (gromatici), греческими и латинскими надписями, изготавливавшимися и устанавливавшимися общинами, которые получали письма от имени императора с его рескриптом или эдиктом, выдержками из сочинений юристов П и Ш вв., собранными в «Дигестах», императорскими конституциями, вошедшими в кодексы Феодосия и Юстиниана, деловыми документами на египетских папирусах, и так далее — все эти тексты написаны по-гречески или по-латыни, относятся к разным периодам, провинциям и субъектам, и при этом они не используют один и тот же административный язык.
Впрочем, обсуждать «налогообложение» в современном смысле данного слова — это значит, по-видимому, проецировать на подати, взимавшиеся в разных географических регионах под римским управлением, некий логически последовательный и повсеместно применяемый подход, какового никогда не было ни в реальной практике, ни в головах современников. Это может объяснить, почему неясности, вытекающие из несходного характера наших источников, зачастую усугубляются неопределенностью античной терминологии; по этой причине многочисленные значения и происходившие со временем изменения в употреблении таких слов, как «vectigal» (букв, «подать», «взимание») или «annona» (букв, «собранное за год [продовольствие]») (и соответствующих прилагательных, «vectigalis» и «annonarius»), порождают несовместимые друг с другом интерпретации одних и тех же документов102. Однако, при том что не было никакой единой системы «налогообложения» в формальном смысле, «налоги» конечно
102 	Конкретный пример тому — «agri vectigales», «вектигальные поля», обсуждаемые у Гитина (р. 205 Lachmann = Campbell 2000: 160: «in quibusdam provinciis fructus partem praestant certam, alii quintas alii septimas, alii pecuniam, et hoc per soli aestimationem) («в некоторых провинциях ренты выплачиваются в виде определенной доли [урожая]: в иных это одна пятая, в иных — одна седьмая, в других же платят деньгами, и в таком случае сумма определяется по оценке земли»); некоторые исследователи идентифицируют эти «вектигальные поля» с провинциальными землями, с которых необходимо было платить трибут (П. Брант, Р. Дункан-Джонс, П. Гарней и др.), а другие — с ager publicus, т. е. с общественным земельным фондом в провинциях (Грелле, Ло Кашио и др.).


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
515
же существовали: в правление Марка Аврелия и Коммода, в 177 г., по- прежнему ясно указывалось, что «tributa» и «vectigalia» должны уплачиваться народу и фиску103.
1. Римляне и подати: от многообразия к относительному однообразию
Взимание налогов было очень важно для империи с точки зрения ее функционирования как политической и военной организации. Согласно Диону Кассию, обращающемуся к государям северовской династии посредством фиктивной речи Мецената к Августу, без воинов спастись невозможно, а без жалованья воины выжить не смогут. Очевидно, что платить войску не удастся, если казна не будет регулярно и должным образом наполняться104.
И всё же содержание армии являлось хотя и основной, но не единственной статьей расходов: существовало много других статей, которые были точно так же необходимыми и в большинстве случаев такими же постоянными и не подлежавшими урезанию либо переносу. Значительных трат требовала «гражданская» администрация с ее иерархией «чиновников», чьи регулярные оклады, как предполагалось, должны были удерживать их от вымогательств с представителей простого народа, злоупотребления были наказуемы — во всяком случае, в теории. Затратным было и продовольственное снабжение Рима с его 150—200 тыс. получателей раздач бесплатного зерна (цифра сопоставима с общим количеством постоянных войск, варьировавшимся от 300 тыс. до 450 тыс. человек, в зависимости от периода): в Ш в. к этим выдачам могли присовокуплять порции масла, вина (даровые или по сниженным ценам), не говоря о конгиа- риях (congiaria) наличными. Устраивались игры и празднества; друзья императора, а также представители элиты получали земельные и денежные подарки; возводились монументальные здания и сооружения, улучшавшие жизнь в городе (термы, отстроенные Каракаллой и Диоклетианом, святилища, как, например, храм Солнца, оборонительные стены, сооруженные Аврелианом, и т. д.), которые каждый император желал назвать своим именем, и происходило это как в Риме, так и в провинциях, где действовать так были готовы, конечно, и местные элиты, но где задача украшения новых «столиц» (Милан, Трир и др.) и прежде всего строительство Константинополя добавляли поводов для значительных государственных расходов: даже поставка анноны из Египта в 332 г. была перенаправлена на Константинополь.
В лице императора функция «хорошего управления» фактически сочеталась с обязательным и систематическим евергетизмом (благотворительностью), иначе говоря, с расходованием средств в рамках исполнения
103 IAM П.94 (см. сноску 108 наст. гл.).
104 Дион Кассий. 1Л.28—29.


516
Часть четвертая
ясно очерченных обязанностей, корреспондирующих с обязанностями государства, а также с осуществлением раздач в пользу некоторых социальных или предписанных законом категорий. Следовательно, император одновременно должен был проявлять и бережливость, и щедрость, избегая как скупости, так и расточительности. Более того, с конца 2-го и до 4-го столетия развилась тенденция к блеску и великолепию (выражавшаяся в одежде, устройстве дворцов и т. д.) повседневной жизни государя, его семьи и могущественных аристократических фамилий, что давало новое измерение практике потребления и что сопутствовало становлению императорского двора в полном смысле этого слова.
Для покрытия всех этих расходов императоры переняли республиканскую традицию обложения провинций податями, что позволяло освободить от налогов Рим и его граждан. Поскольку в результате наследований, завещательных распоряжений и конфискаций императоры превратились в главных земельных собственников державы, они могли «жить, ни от кого не завися», то есть брать на себя ответственность за некоторые траты и использовать собственное состояние в интересах государства, как уже было во времена Августа (и на чем акцентировано внимание в «Деяниях божественного Августа»).
Более того, империя являлась государством, созданным в результате военных завоеваний, так что в ее границах соседствовали как победители, так и проигравшие. Разные провинции, добровольно ли они подчинились или же были покорены силой оружия — и подвергнуты разграблению в наказание за сопротивление римской армии, отнюдь не жили под унифицированной податной системой; скорее, функционировало несколько налоговых систем — прямых продолжений тех, которые существовали прежде, в частности, на Сицилии и в восточной половине державы. Там Рим продолжал делать то, что делали правители, которым он пришел на смену. На других территориях, прежде всего в западных провинциях, Рим пользовался большей свободой в установлении тех принципов и обыкновений, которые применялись у него дома. В итоге на протяжении долгого времени (по крайней мере, вплоть до конца Ш в.) империя сохраняла налоговые правила, которые в географическом смысле имели совершенно разный импульс: самые богатые провинции, в частности Азия и Африка, подвергались самому тяжелому податному гнету, несравненно более тяжкому, чем Италия, причем некоторые установленные законом категории населения были освобождены от налогов [по всей империи]. На это неравномерное распределение обложения накладывалось неравномерное расходование средств, для которого был характерен явный перекос, с одной стороны, в пользу Рима и, с другой — в пользу тех провинций, где были размещены его войска. Таким образом, цикл налогообложения и расходования собранных средств отталкивался преимущественно от географии.
Начиная со 167 г. до н. э. Рим и Италия были освобождены от всех форм прямого налогообложения, при этом еще и в Ш в. нашей эры характерной особенностью провинций оставалось то, что они были обязаны платить


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
517
прямой и постоянный налог — трибут, который Цицерон105 называл «ценой победы и установлением войны». Некоторые провинциальные города (счастливые обладатели ius Italicum, то есть италийского права, которое ставило их территорию в то же положение, что и италийские земли, или просто имевшие immunitas, то есть освобождение от налогов) составляли исключение либо в силу их изначального статуса, либо благодаря позднейшим уступкам со стороны Рима. Но время работало на ликвидацию привилегий (в отношении которых общины, обладавшие ими, от Афродисиады в Карии до Тугги в Африке, всеми силами стремились получить подтверждение от каждого следующего государя106) и на унификацию статуса всех территорий империи. В Ранней империи римские граждане облагались рядом податей: налогом на наследство (которое платили только они), косвенными налогами, а также трибутом, если владели какой-то землей в провинциях. Что касается лиц, постоянно проживавших в Риме, являлись ли они гражданами или нет, то они обязаны были уплачивать пошлину на все товары, ввозившиеся в город для продажи107. Впрочем, за долгий срок контраст между гражданами и негражданами начал смазываться параллельно с расширением гражданства и с распространением налоговых обязанностей, от которых были освобождены только очень небольшие группы и немногие конкретные лица.
Во второй половине П в. имперская канцелярия дала ясно понять новым гражданам, что подати, которые прежде уплачивались ими, надо будет платать и в дальнейшем108. Также и «Эдикт Каракаллы», традиционно датируемый 212 г., о даровании римского гражданства всем свободным жителям державы, содержал «ограничительное условие»109, которое, весьма вероятно, продолжало делать акцент на фискальных обязанностях и на «литургиях». Многое объясняет сопоставление данного условия с выражением «colonos fecit salvis tributis» («сделал колонистами с сохранением податей»; речь идет об императоре Антонине, предоставившем городу антиохийцев статус колонии. засвидетельствованном юристом Пав¬
лом110, современником эдикта, в связи с дарованием Каракаллой статуса колонии Антиохии. Папирологические источники подтверждают, что общее дарование гражданства в 212 г. не сократило налоговую нагрузку на перегринов, которые, казалось бы, должны были выиграть от этого акта: став римскими гражданами, египтяне, как и прежде, обязаны были пла¬
105 Цицерон. Против Верреса. П.3.12.
106 По Афродисиаде см.: Reynolds. Aphrodisias; Roueché. ALA: 4—8; по Тугге см.: Gas- cou 1997; Lepelley 1997.
107 Le Gall 1979; Palmer 1980.
108 Это вытекает из документа (дарующего гражданство семье одного берберского царька, жившего при Марке Аврелии и Коммоде), известного как «Банаситанская таблица», см.: IAM П.94: «sine diminutione tributorum et vectigalium populi et fisci» («без уменьшения налогов и вектигальных платежей римскому народу и императорскому фиску»).
109 Данный термин («restrictive clause») использован (в связи с Р. Giss. 40, стлб. I) в работе: Coriat 1997: 501—503; такой вариант перевода представляется более подходящим, нежели «сальваторная оговорка», обычно употребляемая историками.
110 Дигесты Юстиниана. L. 15.8.5.


518
Часть четвертая
тить подушный налог;111 а сыновьям тех знатных лиц, которые были освобождены от этой обязанности, приходилось проходить проверку и подтверждать, что этой льготой они наделены официально (emxptaiç)112. Напротив, привилегия ius Italicum сохранилась и при императорах северов- ской династии, которые особенно щедро жаловали ее не только своему родному городу — Лепте Большей, но и некоторым сирийским городам, поддержавшим их в гражданской войне113. Любопытно, что освобождение Константинополя от налогов описывалось в конце 421 г. в терминах ius Italicum114.
Таким образом, именно юристы северовской эры могли разработать доктрину, согласно которой имущественные налоги (intributiones у Уль- пиана) являются по меньшей мере обязанностями, которые (речь идет о провинциальных городах, не пользовавшихся ни ius Italicum, ни налоговыми иммунитетами) должен исполнять каждый115. Равно и конституция Кара- каллы содержала предписание: «Расходы, наложенные в публичных интересах на личное движимое имущество, должны оплачиваться всеми»116. В какой-то момент времени между Адрианом и Северами имела место важнейшая трансформация, которая обнаруживается в литературе: «В период между временем жизни Ювенала и жизни Апулея римляне прекратили рассуждать о своих провинциях в терминах колониальной фразеологии»;117 впредь провинции мыслились как «части державы». И даже если для Тертуллиана118, римского гражданина из Африки, сына центуриона, было нормальным считать подушный налог признаком порабощенного состояния (банальность, многократно повторяющаяся у Лактанция119), изменившийся подход всё же позволял по-новому взглянуть на будущее системы налогообложения. Впрочем, это редко шло дальше реформаторских предложений.
Проект, предложенный в первые десятилетия Ш в. Дионом Кассием120, который свои идеи вложил в уста «Мецената», предусматривал две разновидности статей государственных доходов: обычные доходы должны были бы дополняться налоговыми сборами. Продажа большинства имперских имений могла принести крупную сумму, которая, будучи реинвестирована в форме займов земледельцам под умеренные проценты, привела бы к появлению у государства регулярных доходов, которых хватало бы для содержания армии и покрытия иных расходных статей. Что
111 Последний засвидетельствованный случай датируется 248 г. и касается уплаты подушного налога в Фаюме в размере сорока драхм, см.: P. Batav. (P. Lugd. Bat. XIX). 14.
112 Mélèze-Modrzejewski 1990: i.
113 Согласно Ульпиану, в кн. 1 «О цензах» (= Дигесты Юстиниана. L.15.1).
114 Кодекс Юстиниана ХЗ.21.1; Hinrichs 1989: 163.
115 Ульпиан в кн. 4 «Об обязанностях проконсула» (= Дигесты Юстиниана. L.4.6.4—5).
116 Кодекс Юстиниана Х.42.2: «munera quae patrimoniis publicae utilitatis gratia indicuntur ab omnibus subeunda sunt» («повинности, которые ради государственной пользы наложены на полученные по наследству состояния, должны исполняться всеми»).
117 Veyne 1980: 124.
118 Тертуллиан. Апологетик. 13.6.
119 Лактанций. О смертях гонителей. 23.1.
120 Дион Кассий. 1Л.28—29.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
519
касается налога, которым следовало бы обложить все доходы, без каких- либо исключений, то в таком варианте он был бы принят с большей готовностью каждым человеком, поскольку применялся бы беспристрастно, собирался без злоупотреблений и воспринимался как гарантия того, что всё это будет делаться ради того, чтобы каждый мог «пользоваться выгодами, получаемыми от уплаченных налогов, в той же мере, что и от остального своего имущества», а дабы налогоплательщики не роптали на эту меру, значительная доля тяжести данного налога должна была быть возложена на «наместников, прокураторов и воинов» — замечание, которое заставляет думать, что прежде эти социальные группы были освобождены от уплаты налога либо de iure, либо de facto.
Дальше таких амбициозных проектов дело не шло. Впрочем, с лишением Италии льготного статуса посредством привнесения в parti Italiae121 «tributorum ingens malum» («огромного несчастья в виде налогов»), о чем известно от Аврелия Виктора122, на конец Ш в. пришлось завершение изменений, которые постепенно устранили различия между прежними победителями и прежними проигравшими123 и отнесли всех их к одной и той же категории «налогоплательщиков». Символично, что данный термин не имеет бесспорного эквивалента в латинском языке: в зависимости от характера источника и периода, тексты говорят о municipes (гражданах муниципального города), provinciales (провинциалах) либо possessores (владельцах), или, более определенно, о tributarii (трибутариях, данниках) или collatores (плательщиках; греческие эквиваленты данного понятия: отсотеХеТ^, «обязанные платить», и ouvTeXelç, «платящие вместе дань»). Впредь в державе Диоклетиана и Константина все собственники, включая сенаторов, а также воинов и ветеранов, платили налоги на имущество.
И всё же налог, уплачиваемый в Рим, был лишь частью общей картины. Жители империи принимали участие также и в целом ряде других расходов в пределах своих городов и провинций. Сверх того, на местном уровне мы обнаруживаем формы более или менее принудительного евер- гетизма (благотворительности), который на уровне самого Рима и всей державы концентрировался исключительно в личности императора.
2. 	Munera (повинности) и налогообложение
Начиная с северовского периода при разработке понятия «munera», кото- рое определяется во многих императорских конституциях 3-го столетия, дошедших до нас в юстиниановском «Кодексе», правоведы (чьи труды
121 Ряд исследователей, как, напр., Л. Кракко Руджини (Cracco Ruggini 1995), полагают, что данная фраза означает только «часть Италии», т. e. «Italia annonaria» (Италию, подлежащую анноне), другие же, такие как А. Джардина (Giardina 1997: 139—142), истолковывают эту фразу как «pars Italiae», т. е. как «часть [державы], которую представляет собой Италия».
122 Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXIX.31.
123 Петроний. Сатирикон. 57Л — здесь римский гражданин противопоставлен трибута- рию, даннику.


520
Часть четвертая
известны по извлеченным из них эксцерптам, составляющим содержание «Дигест Юстиниана») обращают пристальное внимание также на местный уровень. Отнюдь не определяя статус налогоплательщика, которому предписано участвовать в государственных расходах, термин «munus» («обязанность», «повинность») находится в рамках идеологии дарения и традиции гражданских «литургий», что предполагает как обязанность осуществлять попечение над чем-то (cura), налагаемую на богачей, так и налоги в узком смысле слова. Не просматривается сколь-либо явственного различия между государственными податями и обязательными тратами на город; и всё же, очевидно, исключительно по отношению к последним использовали некоторые юристы термин «munera civilia» («гражданские повинности»)124. Город — единственная обсуждаемая административная единица: на отдельных лиц обязательства накладывались либо потому, что земля, которой они «владели», находилась в пределах его территории (а потому они как посессоры (possessores) были в состоянии выполнять такие обязательства125), либо в силу их происхождения (origo)126 и, следовательно, их статуса муниципалов (municeps — граждане муниципального города), либо в силу их домицилия (domicilium, место жительства) и, следовательно, их статуса incola (резидент, то есть человек, постоянно проживающий в данном месте)127. До появления позднее категории «munera mixta» («смешанные повинности») — применявшейся, в частности, к декапротам и исокапротам (первым десяти и первым двадцати членам совета), то есть к куриалам, отвечавшим за взимание податей и несшим личную ответственность за исполнение этой службы (ministerium), но вместе с тем обязанным платить и за себя, и за тех, кто этого сделать не мог128,—чаще всего упоминались, с одной стороны, финансовые повинности (munera patrimonialia), а с другой — личные обязанности, которые не предполагали денежных платежей (munera personalia, что иногда означало исполнение какой-то должности, а иногда — физическую работу, то есть такие трудовые наряды, которые обозначались термином «munera corporalia», букв, «телесные повинности», или, на исходе Ш в., sordida, букв, «грязные», «подлые» обязанности).
124 Павел в кн. 9 «Комментариев к эдикту» (= Дигесты Юстиниана. L. 16.18): «municipes dici quod munera civilia capiant» («так называются и граждане муниципиев, поскольку они берут на себя исполнение гражданских повинностей»).
125 Ульпиан в кн. 4 «Об обязанностях проконсула» (= Дигесты Юстиниана. L.4.6.5): «intributiones quae agris fiunt vel aedificiis possessoribus indicuntur» («подати, которые устанавливаются в отношении земель или зданий, налагаются на владельцев»); в кн. 3 «О цензах» (= Дигесты. L. 15.4.2): «is vero qui agrum in alia civitate habet, ne ea civitate profiteri debet, in qua ager est; agri enim tributum in eam civitatem debet levare in cuius territorio possiditur» («тот же, кто имеет землю в другой гражданской общине, должен вносить ее в ценз в той гражданской общине, в которой находится его земля, ведь налог на землю должен взиматься в той гражданской общине, на чьей территории ею владеют»).
126 То есть унаследованного от их предков.
127 По поводу этих запутанных сюжетов см. прежде всего: Grelle 1961; Grelle 1999; а также: Charbonnel 1974.
128 Аркадий Харизий в единственной книге «О гражданских обязанностях» (= Дигесты Юстиниана. L.4.18.26).


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
521
Имущественные повинности, охватываемые понятием «munera patrimonialia», имели, в свою очередь, две разновидности:
( 7) налоги, уплачивавшиеся possessores (:посессорами, то есть владельцами, в чьем обладании находились agri vel aedificia, «земельные участки либо здания»)129. К тем повинностям, которые в этой связи юристы упоминали особо, относились tributum (трибут, подать, взимаемая государством), поддержание в рабочем состоянии дорог и реквизиции лошадей и вьючных животных, что должны были обеспечивать собственники придорожных земель, приют для гостей, а также некоторые натуральные взносы, такие как аннона, поставлявшаяся определенными городами ради собственной выгоды. Любой человек (мужчина, женщина, ребенок независимо от возраста и пола) подлежал, таким образом, обложению налогами и был обязан выполнять те службы, которые имели отношение к вещам, которыми этот человек владел в пределах городской территории, даже если он и не принадлежал к этому городу по его origo либо его domi- cilium’y.
(2) Повинности, которые несли те люди, которые были связаны с городом в силу своего origo (municipes, граждане муниципального города, муниципалы), независимо от того, проживали они в нем или нет, либо постоянно пребывали в нем, domicilium’a (incolae, поселенцы, обыватели). К этой же категории можно отнести подушную подать (tributum capitis) в тех провинциях, где этот налог практиковался130. Но она включала также и подати, наложенные на постоянных жителей города сообразно (если не пропорционально) их личному богатству (patrimonium).
Повинности, охватываемые понятием «munera», таким образом, представляют собой, так сказать, единый пакет, состоящий из обязанностей в пользу государства и обязанностей в пользу города. Но они могут распадаться на отдельные элементы, каждый из которых потенциально предусматривал предоставление льгот: освобождение от муниципальных сборов, от реквизиций для cursus publicus (государственная почтовая и транспортная служба), от обязанности предоставлять жилище гостям, и т. п. Приведем только один пример: дюжина копий рескрипта Септимия Севера от 31 мая 204 г., найденных в восточной части империи и подтверждающих, что сенаторы освобождаются от обязанности предоставлять временное жилье гостям, выставлялись напоказ заинтересованными лицами как напоминание о своих правах131.
129 Ульпиан в Дигестах Юстиниана. L.4.6.5 (см. цитату выше). Ср.: Ульпиан в кн. 17 «Комментариев к эдикту» (= Дигесты Юстиниана. L. 16.27): «ager est locus, qui sine villa est» («поле — это такое место, на котором нет виллы»).
130 По крайней мере, согласно точке зрения, высказанной в изд.: Charbonnel 1974.
131 Drew-Bear T. et al. 1977; Jones C.P. 1984.


522
Часть четвертая
3. 	Традиционная система налогообложения
С государственной точки зрения, насколько можно судить по источникам, установленная Августом податная система, по-видимому, не претерпела каких-либо серьезных изменений вплоть до конца Ш в., несмотря на обесценивание валюты. Требуется внести некоторые поправки в картину налоговой системы периода Ранней империи132, обычно рисуемую исследователями: согласно этой картине, большая часть налогов будто бы собиралась наличными деньгами, - то есть использовался такой метод сбора, который особенно чувствителен к девальвациям. Если данное представление верно, тогда девальвации должны были бы еще больше сокращать доходы от налогов как раз в то самое время, когда война требовала их наращивания, и тем самым усугублять финансовый кризис в державе. Но в действительности налоговая система Ранней империи предполагала также и натуральные платежи (прежде всего зерном133, но допускались и иные продукты), а что касается денежных платежей, то они были защищены от валютных колебаний, поскольку индексировались в зависимости от цен и размеров (налог на наследство, таможенные пошлины, рыночные и проездные сборы, закупки по контролируемым ценам, а также разнообразные способы распределения общественных расходов). С реформой Диоклетиана государство наконец осознанно утвердило за собой право ежегодно фиксировать размер налога, который должен быть уплачен наличными. Так что нам предстоит выяснить, а располагало ли государство и в прежние времена (до Диоклетиана) указанными полномочиями, а если располагало, то пользовалось ли оно ими в реальности.
Две основные прямые подати, относившиеся частично или полностью к категории денежных, платили провинциалы: налог на земельную собственность (tributum soli) и подушный налог (tributum capitis), прямо упоминаемые юристом Павлом в пассаже о налоговых привилегиях, последовательно предоставленных Веспасианом и Титом палестинской Цезарее134. Нам, впрочем, неизвестно, в каждой ли провинции взималась подушная подать. В Сирии, согласно Ульпиану, ее платили и женщины, и мужчины, первые — в возрасте от двенадцати до шестидесяти пяти лет, вторые — от четырнадцати до шестидесяти пяти135.
132 Такими исследователями, как А.-Х.-М. Джонс и Р. Ремондон, чьи работы приходятся на один и тот же период.
133 Тацит. Анналы. IV.6.4: «frumenta et pecuniae vectigales» («налоговые зерно и деньги»); стела с эдиктом Каракаллы, установленная в Банасе (IAM П.100): «debita frumentaria sive pecuniaria» («зерновые или денежные недоимки»); «annuas pensitationes sive in frumento seu in pecunia» («ежегодные компенсации либо зерном, либо деньгами»).
134 Павел в кн. 2 «О цензах» (= Дигесты Юстиниана. L. 15.8.7): «divus Vespasianus Caesarienses colonos fecit, non adiecto ut et iuris Italici essent, sed tributum his remisit capitis: sed divus Titus etiam solum immune factum interpretatus est» («Божественный Веспасиан предоставил жителям Цезареи статус колонистов, не добавив при этом, что наделяются еще и италийским правом, но освободил их от подушного налога: однако божественный Тит пояснил, что освобождение [от налогов] получила и земля»).
135 Ульпиан в кн. 2 «О цензах» (= Дигесты Юстиниана. L.15.3) (согласно римскому счету; то есть, вероятно, включались 11 и 64 годы, а по нашей системе счета — 13-й и 64-й).


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
523
Что же касается земельного налога, то, если «agri vectigales» («вектигаль- ные поля»), которые землемер (gromaticus) Гитин отличал от «ager immunis» («поля, свободные от податей»), есть именно те земли, которые подлежали данному обложению136, тогда, без сомнения, платежи во 2-м столетии осуществлялись как натурой, так и деньгами пропорционально возделываемой площади; доли в одну пятую и одну седьмую от собранного урожая недвусмысленно упоминаются как касающиеся натуральных платежей.
По правде говоря, детали фискальных мероприятий в Ранней империи могут быть установлены только для Египта, по которому у нас имеются обильные свидетельства. Однако во многих отношениях Египет необычен, и на его примере мы, по всей видимости, всё же не можем делать широких обобщений. Налог на имущество там собирался натурой (одна артаба зерна с одной аруры137 либо более, в зависимости от статуса земли) с полей, использовавшихся для выращивания зерна, но деньгами — с виноградников и садов (чья продукция, в отличие от зерна, потреблялась ли она самими производителями либо предназначалась для рынка, государством напрямую не была востребована). Кроме того, имелись всякого рода подати, которые уплачивали деньгами, такие, например, как наубион (vaußtov; в основном предназначался для оплаты работы по поддержанию в рабочем состоянии каналов и плотин) и, прежде всего, подушный налог (Xaoypacpta). Согласно К. Прео, эта личная подать — «самый важный налог с фиксированной ставкой, уплачивавшийся деньгами», его должны были вносить мужчины, как свободнорожденные, так и рабы, в возрасте между четырнадцатью и шестьюдесятью двумя годами138, по ставкам, которые понижались по мере продвижения к югу (от сорока драхм в Арсинойском номе до шестнадцати — в Оксиринхском номе и десяти — в Фиваиде). За тем фактом, что налог был фиксированным, скрывается ряд повышений сумм, подлежавших уплате. Повышения эти происходили, вероятно, понемногу, в течение П в., когда к данным налогам были добавлены небольшие подати, взимавшиеся per capita («с головы»)139. Римские граждане, как и граждане греческих городов Египта (Александрии, Птоле- маиды, Навкратиса, Антиноополя), были освобождены от подушной подати; представители «эллинской» провинциальной знати (постоянно проживавшие в метрополиях, члены сословия «гимнасиархов») в силу наследственной привилегии платили подушный налог по сниженной ставке. Личным налогом обременялись ремесленники, в частности, ткачи. Как и в других местах (хотя соответствующие свидетельства происходят в основном из Египта), евреи платили «дидрахму», которой они были обложены со времен Веспасиана. Точно так же мы знаем больше о пошлинах и та¬
136 См. выше, сноска 102 наст. гл.
137 1 артаба (apxaßir], мера емкости) = 4,5 либо 5 италийским модиям, т. е. имела вес между 30 и 33,5 кг зерна; 1 а р у р а (ароира, мера площади) = чуть более четверти гектара (2756 кв. м).
133 То есть, вероятно, с тринадцати лет до шестидесяти одного года: см. выше, сноска 135 наст. гл.
139 	Wallace 1938: 135-169.


524
Часть четвертая
моженных сборах в Египте, хотя взимались они и в других местах. Таким образом, хотя большинство сборов имели натуральную форму, платежи наличностью также хорошо засвидетельствованы; что касается недоимок по натуральным податям, то обычно они погашались наличными.
Косвенными денежными налогами повсеместно в империи облагались торговая деятельность, а также движимое имущество и денежные средства. Пятипроцентный налог на освобожденных рабов (vicesima libertatis), введение которого восходит к IV в. до н. э., имел конкретное предназначение: он поступал в особый резервный фонд в форме золотых слитков, хранившихся на «черный день» в самой потаенной части храма Сатурна (aerarium sanctius), от чего и происходит название этого фонда — aurum vicesimarium (букв, «пятипроцентное золото»)140. Новые подати были введены Августом; доходы от них недвусмысленным образом предназначались для покрытия военных расходов. Среди этих податей был пятипроцентный налог на наследства, получаемые по закону, и на завещания, которым, согласно Диону Кассию141 (vicesima hereditatium упоминается в латинских надписях), со времени Августа облагались все римские граждане и средства от которого поступали в ветеранский пенсионный фонд (aerarium militare), учрежденный в 6 г. н. э.142. Тем самым подчеркивалось, что отныне армия, постоянная и профессиональная, становится сферой ответственности всех. При ставке в 5%, которая оставалась неизменной на протяжении двух столетий, совокупная величина этого налога соответствовала приблизительно восьми — двенадцатимесячному доходу, который получало каждое поколение наследников, то есть каждые двадцать—тридцать лет, исключая, конечно, самые неблагоприятные случаи, когда умерший не имел прямого преемника, что уменьшало базу данного налогового обложения. Об однопроцентном налоге на продаваемые с торгов товары (centesima rerum venalium) мы знаем немного:143 он был введен после гражданских войн, сборы от него поступали в aerarium militare уже при Тиберии в 15 г. н. э., но в 38 г. Калигула отменил его «в Италии»; меж тем выясняется, что при Северах этот налог оставался в силе, если судить по тому, что среди статей государственных доходов Ульпиан упоминает «vectigal rerum venalium» («подать на проданные с торгов вещи»)144. Что касается четырехпроцентного налога на продажу рабов («quinta et vicesima venalium mancipiorum»), введенного в 7 г. н. э. и со времени Нерона взимавшегося с продавца вместо покупателя, то изначально эта подать шла на содержание ночной стражи, vigiles145.
Свидетельства по налогам на транспортировку товаров (таможенные сборы, пошлины за перевозку груза и налог на ввоз товаров в город), обобщенно обозначавшиеся словом «portorium», постоянно прирастали. Были
140 Тит Ливий. XXVn.10.
141 Дион Кассий. LV.25.5.
142 Corbier 1977b: 227-232.
143 Об источниках по этому налогу см.: Corbier 1977b: 223—227.
144 Дигесты. L. 16.17.1.
145 Дион Кассий. LV.31.4; Тацит. Анналы. ХШ.31.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
525
даже найдены некоторые элементы профессионального оснащения, связанные со взиманием таких сборов146. Данными налогами облагались и им- порты, и экспорты, перевозившиеся и по суше, и по морю, — об этом говорится в инструкциях по взиманию portorium в Азии, известных из недавно опубликованной надписи из Эфеса147. За исключением Египта и Сирии, данные таможенные пошлины возрастали при въезде и выезде из крупных таможенных округов, которые охватывали несколько провинций, но ставки пошлин варьировались: так, например, для Галльского округа (quadragesima Galliarum), включавшего Нарбонскую Галлию, Аквитанию, Лугдунскую Галлию, Бельгику и, возможно, две Германии, ставка составляла 2,5%. Хотя государство не облагало специальным portorium товары, ввозившиеся в Италию, таможенные пошлины конечно же взимались с них, когда они покидали провинции своего происхождения148. Папирус середины П в.149, в котором частично зафиксирован состав одного индийского карго, и связанный с этим грузом сохранившийся фрагмент бодмереи (договора займа, обеспеченного залогом судна) проливают новый свет на portorium Красного моря. Данный текст подтверждает, что при ввозе в Египет товаров из Индии уплачивалась двадцатипятипроцентная таможенная пошлина, то есть такая, которая превышала обычную ставку в десять раз: но была ли базовая цена, указанная в этом папирусе для различных продуктов, той ценой, за какую они продавались внутри империи, или же это была условная цена, зафиксированная на основании того, что было известно об их покупательной стоимости, и насколько регулярно эта последняя цена подвергалась пересмотру, мы пока не знаем. Из portorium исключались некоторые объекты, такие как предметы личного пользования, товары, принадлежавшие фиску, императору и предназначавшиеся для армии, а с 321 г. еще и сельскохозяйственный инвентарь. Привилегированным статусом обладали и отдельные категории лиц: при Константине, например, к ним относились navicularii (судовладельцы) и ветераны.
Практические аспекты сбора налогов были упрощены благодаря официальным распоряжениям, связанным с торговлей на дальние расстояния. Все товары должны были пересекать границы империи в обоих направлениях только в особых «рыночных пунктах», обозначавшихся термином «commercium»:150 договор с Ираном от 297 г. предусматривал наличие именно такого пункта в городе Нисибиде151. Кроме того, экспорт некоторых
14(3 Напр., бронзовый штемпель conductor’а, сборщика portorium, найденный в Саварии (АЕ 1968.423), и надписанная табличка, принадлежавшая какому-то таможенному служащему, обнаруженная при раскопках римского порта в Марселе (France, Hesnard 1995 = AE 1995.1032).
147 AE 1989.681; 1991.1501; SEG 39.1180.
148 Nicolet 1994.
119 P. Vindob. G. 40822; Casson 1990.
150 В надписи CIL Ш.1209, датируемой периодом Ранней империи, упоминается некий «conductor pascui, salinarum et commerciorum» («арендатор пастбищ, соляных копей и рыночного пункта») из Апулума в Дакии.
151 Петр Патрикий (Petrus Patricius). Фр. 14 (FEIG IV. 189; Dodgeon, Lieu. Eastern Frontier. 133).


526
Часть четвертая
типов товаров был запрещен: в начале Ш в. к ним относились соль, пшеница, железо и точильный камень152  153.
Помимо регулярных денежных и натуральных податей, а также дополнительных обложений, взимавшихся в виде реквизиций, которые иногда затем компенсировались, а иногда — нет, существовали всякого рода принудительные работы (например, для поддержания в надлежащем состоянии дорог) и повинность по поставке колесниц, упряжи и вьючных животных, а также обязанность их погонщиков и кучеров перевозить императорских представителей или государевы грузы — либо регулярно, либо от случая к случаю (эти почтово-транспортные повинности обозначались терминами «angaria» и «cursus publicus»).
4. 	Налогообложение и сбор податей
Базой обложения для прямых римских налогов являлся реестр ресурсов, составлявшийся на основе ценза, то есть переписи народонаселения и имуществ, который со времен Августа более или менее регулярно проводился в провинциях. Единственным местом, где ценз осуществлялся в рамках строгого цикла, в данном случае — каждые четырнадцать лет (что, несомненно, обуславливалось возрастом, по достижении которого юноши обязывались платить подушную подать), был Египет, где подомная перепись (хат’ otxtocv атсоурафГ}) проводилась вплоть до 257/258 г. Когда в 290-х годах тетрархи возобновили ценз, который никогда не пользовался популярностью и который, как представляется, в какой-то неизвестный нам момент был отменен из-за проблем Ш в., это восстановление переписи вызвало сильную ответную реакцию. Лактанций изображает ценз, проведенный Галерием в Вифинии в 305—306 гг., в апокалиптических красках, что, возможно, объясняется жестокостью, которая была проявлена при осуществлении данной переписи, к тому же христиане, несомненно, усматривали очевидную параллель с переписью времен Рождества Христова, как о ней рассказывается в Евангелии от Луки. Но такая позиция отражала еще и неприятие богатыми людьми (а Лактанций, будучи учителем риторики, несомненно, к ним принадлежал) любого контроля над их владениями. Некоторые конкретные подробности, всплывающие из этого хорошо известного пассажа у Лактанция, в котором переписчики обвиняются в том, что они не только измеряют на полях «каждую пядь земли», но еще и подсчитывают каждую виноградную лозу и каждое (оливковое)
1 м ..
дерево , все же соответствуют, даже в мелочах, тому, что нам известно из фрагмента Ульпианова трактата «О цензах» («De censibus») о проведении ценза столетием ранее154. Операции по ревизии земельных кадастров
152 Павел. Дигесты. XXXIX.4.11.
153 Лактанций. О смертях гонителей. 23: «они измеряют на полях каждый ком земли, они считают виноградные лозы и деревья, они фиксируют каждое животное и переписывают имена людей, одного за другим».
154 Дигесты. L.15.4, в начале.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
527
и цензовых списков, осуществлявшиеся многие годы, последовавшие за реформой Диоклетиана, напоминают желание составить «опись всего мира»155, которое было провозглашено уже при Августе. Так, большое количество обнаруженных в Сирии межевых камней свидетельствует о систематическом характере данного предприятия156. В этом отношении, как и в иных случаях, реформа Диоклетиана производит впечатление «реставрации», выглядит как возврат к древнему порядку, который был разрушен войнами, вторжениями, разделом державы и девальвациями: сопротивление реформе показывает, насколько радикальной она была. Однако ее импульс оказался непродолжительным: хотя из Египта от 309/310 г. происходят цензовые декларации частных лиц, нет никаких свидетельств о проведении этой процедуры в дальнейшем157.
В ряде регионов римляне унаследовали от греческих или эллинистических государств модель, в которой налоги зависят от размера урожая (или от площади, засеянной зерновой культурой): например, десятина в Сицилии, установленная Гиероном, или десятина в Азии. Но они также ввели и пытались широко применять систему расчета имущественных налогов на основе обрабатываемой площади, размер которых иногда зависел от качества почвы и вида зерновых культур. Это было, несомненно, одной из целей проведения ценза. Жалобы Лактанция на инквизиторское отношение к мелочам, проявляемое податными оценщиками (censitores), напоминают описание Ульпиана и замечание землемера (gromaticus) Гитина по поводу Паннонии 2-го столетия, где земли разделялись на arvi primi (пашни первого класса), arvi secundi (пашни второго класса), prati (луга), silvae glandiferae (леса, приносящие желуди), silvae vulgares (обычные леса), pascuae (выгоны)158.
В любом случае, где бы ни находились города (не следует забывать, что городское поселение в империи отнюдь не являлось всеобщей структурой), обычной рамочной основой для податной оценки и взимания прямых налогов был именно город, и его curia несла коллективную ответственность за их уплату. С тех времен, когда сбор прямых налогов перестал отдаваться на откуп публиканам, как то было при республике, эта функция, по факту, была вверена куриалам, на которых возлагалась munus exigendi tribute (обязанность взыскивать подать). Даже если они и пытались добиться налогового иммунитета для самих себя (и иногда им это удавалось, как было в случае с ритором 2-го столетия Элием Аристидом159), поскольку их собственное имущество выполняло роль залога, они могли проявлять склонность к злоупотреблениям при выполнении обязанностей: назначая слишком низкую ставку для богачей, начиная с собственных персон и своих друзей и родственников, и завышая ставку для бедняков и личных врагов. В V в. подобные обычаи горячо осуждал галл
155 Nicolet 1988b.
15(3 Об этих пограничных столбах см.: Millar. Near East 535—544; Sartre 1992.
157 В agnail. Egypt: 183.
158 См., однако, выше, сноска 102 наст. гл.
159 Элий Аристид. Речи. L.


528
Часть четвертая
Сальвиан, автор известного афоризма «quot curiales, tot tyranny» («сколько куриалов — столько тиранов»)160. Но сам Константин строго критиковал тайный сговор между «могущественными людьми» (potentiores) и архивариусами (tabularii), хранившими официальные регистрационные записи городов, который имел целью переложить налоговые повинности всех этих людей на бедняков161. По сути дела, нет ни одного периода, относительно которого мы знали бы, как цензовые декларации применялись куриалами при разверстке налога и вычислении доли каждого лица. По всей видимости, налоги не распределялись поровну между городом и сельскохозяйственной округой. Отчет ситологов (atxoXoyot, заготовители продовольствия) Филадельфии, датируемый 22 августа 312 г., сообщает о собранных объемах пшеницы и ячменя и указывает для каждой культуры точное количество, внесенное обитателями города (rcoXiTOct) и поселянами (xcoprjTai)162.
В 1-м столетии, в соответствии с административной практикой того времени, сбор вектигалии (vectigalia — обобщенное обозначение непрямых податей, пошлин и рент всех видов. —А.З.) всё еще отдавался на откуп компаниям публиканов. Согласно некоторым исследователям, важные перемены в отношении налога на наследство имели место при Траяне и Адриане: первый ввел его прямой сбор, очевидно, не во всей, а в большей части империи, поскольку в Египте еще и в 160 г. засвидетельствованы откупщики (conductores);163 Адриан же передал сбор этого пятипроцентного налога (vicesima hereditarium) на уровень учрежденных крупных региональных округов, каждый из которых возглавлялся всадническим прокуратором. Что касается portoria, то, если не принимать во внимание Египет и Сирию (где небольшие товарищества всегда брали на откуп одну или несколько таможенных функций), С.-Дж. Де Лат (S. J. De Laet) предполагает подобный же переход от откупной системы к прямому сбору, произошедший постепенно во П в.: приблизительно в 100 г. первые таможенные округа, вместо того чтобы отдаваться на откуп товариществам (societates), предложившим на торгах наивысшую цену, могли быть сданы в аренду генеральным откупщикам (conductores); затем, начиная с Марка Аврелия, постепенно стал вводиться прямой сбор portoria императорскими чиновниками. Тем не менее, при Константине сдача налогов на откуп, как кажется, являлась обычным способом сбора вектигалии (vectigalia), причем невозможно сказать, была ли эта система, всегда практиковавшаяся в Египте и в Сирии, распространена на остальную империю, как доказывает Де Лат, или же обе системы сосуществовали.
Всё говорит о том, что, когда начиная с I в. н. э. имперская администрация пошла по пути отказа от сдачи на откуп товариществам част¬
160 Сальвиан. 06управлении Божием, или Провидении. V.7.8.
161 Кодекс Феодосия. ХШ.10.1: «quoniam tabularii civitatum, per collusionem, potentiorum sarcinam ad inferiores transferunt» («так как архивариусы городов перекладывают, по тайному сговору, бремя влиятельных людей на тех, кто ниже»).
162 P. Sakaon 5 (прежде: P. Stras. 45) — цитируется здесь: Déléage 1945: 71.
163 Р. Ross. Georg. П.26.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
529
ных предпринимателей (societates) взимание всех типов налогов, прямых и непрямых (в республиканские времена такая откупная система обычно практиковалась не только в большинстве провинций, но и в отношении большинства налогов), она (администрация) колебалась — скорее не по принципиальным соображениям, а по соображениям эффективности — между передачей полномочий по сбору податей (взимание tributa было поручено куриалам), сдачей на откуп каждого налога по отдельности и прямым взиманием этих податей; так что в разное время и в разных местах система отдавала предпочтения разным способам. Указанные колебания и сам набор применявшихся вариантов показывают, что прямой сбор и пе- репоручение этой функции посредникам были одинаково трудны. Стенания по поводу порочности мытарей и различных форм насилия и давления, которые те применяли, очень похожи на прежние жалобы на публиканов, и стенания эти подтверждают всё те же злоупотребления, за которые раньше осуждали последних. Эти злоупотребления, известные нам из официальных жалоб, подававшихся на имя императора, и из выносившихся приговоров, обнаруживают широкое распространение практик, которые отнюдь не являлись специфической особенностью римского периода.
Мы относительно хорошо информированы о домогательствах при взимании налога, таких как требование уплатить подушную подать за тех, кто умер в течение предыдущего года. Большинство подобных обвинений в адрес сборщиков налогов, несомненно, отклонялось. Но количество оказывающихся в распоряжении историков эпиграфических свидетельств о «жалобах», поданных императору от имени сельских общин, которые пострадали от действий императорских чиновников, мытарей, солдат или гражданских властей164, постоянно возрастает: так, относительно недавно была опубликована пространная двуязычная надпись из пафлагонской Та- кины, содержащая ответ Каракаллы сельским жителям165. То обстоятельство, что такие рескрипты, изданные в ответ на libelli (прошения), оказываются сосредоточены в периоде между второй половиной П и второй половиной Шв, заставляет некоторых исследователей связывать их со специфическими проблемами и рассматривать возрастание количества таких документов как признак «кризиса»166. Впрочем, это разрастание (всего лишь относительное: к настоящему времени найдено лишь шестнадцать документов) можно объяснить также и в терминах «благотворительной идеологии», начавшей широко применяться, и прежде всего выборочным распространением эпиграфической практики, а именно обычая выставлять на публичное обозрение документы (от имени императора) преимуще¬
164 Наир., жалобы поселенцев (coloni) Бурунитанского сальтуса («saltus Burunitanus») в Африке при Марке Аврелии и Коммоде; жителей деревни Скапгопара во Фракии при Гордиане III (см. новую версию текста, предложенную К. Халлофом в: АЕ 1994.1552; а также ряд предположений Т. Хаукена в: АЕ 1995.1373); насельников (inquilini) и императорских колонов (coloni) Арагвы во Фригии при Филиппе Арабе; земледельцев из трех лидийских местечек: Ага-Бей-Куйю, Кемалийе (Мендехора) и Кавачик. Все эти тексты, прокомментированные и переведенные на английский язык, см. в изд.: Hauken 1998.
165 АЕ 1989.721; SEG 37.1186.
166 Herrmann. Hilferufe; Sartre 1991; иную точку зрения см. в изд.: Scheidei 1991.


530
Часть четвертая
ственно как способ демонстрации императорского «покровительства». Тем не менее эти документы позволяют мельком увидеть сдвиг в сторону роста использования солдат либо государственных агентов при сборе продовольствия или налогов, на что Стивен Митчелл уже обратил внимание относительно Малой Азии167.
5. 	Затруднения при сборе налогов
Проблемы, с которыми Римское государство сталкивалось при взимании налогов, а налогоплательщики — при их уплате, наиболее очевидны в случае с прямыми податями. Большинство традиционных сборов продолжали оцениваться либо в количестве зерна, либо в наличных деньгах; разработанные для сообществ оседлых земледельцев, имевших контакты с городами, они были плохо приспособлены для кочевников, как и для экономик, мало или совсем не использовавших монету. За пределами регионов, облагавшихся «десятиной», эти традиционные сборы не принимали в расчет колебаний урожайности от года к году, при этом излишки, приводившие к снижению цен на сельхозпродукты, могли, как и дефицит, осложнить земледельцам уплату налогов деньгами168. Взимание податей деньгами сдерживалось степенью монетизации римского сельскохозяйственного мира и могло привести к росту задолженности и ростовщичества. Если верить Лактанцию, критиковавшему непомерные подати, наложенные Галерием ради празднования двадцатилетнего юбилея своего вступления на престол (vicennalia), которое так никогда и не состоялось, налогоплательщикам этого времени после внесения натурой этих податей уже ничего не оставалось для продажи, без чего нельзя было исполнить другие их повинности (такие как обязанность предоставить одежды, vestis, которая будет рассмотрена далее, а также внести золото, aurum, и серебро, argentum)169.
Для сдерживания роста недоимок (что, как представляется, было широко распространенной проблемой) и для недопущения бегства попадавших в долговую зависимость крестьян (по поводу чего имеются ясные свидетельства из Египта и Палестины) обычно применялось два метода: кассация старых долгов и предотвращение накопления новых путем изменений в налоговой системе и реорганизации самого процесса сбора.
Когда время от времени государство аннулировало недоимки, этот акт отмечался в Риме ритуальным сжиганием фискальных архивов (Константин возродил эту стародавнюю традицию, по поводу которой самое позднее из предыдущих сохранившихся свидетельств датируется временем Марка Аврелия). На государе лежало «моральное» обязательство даровать такие прощения при более или менее исключительных обстоятельствах. Таким путем он мог проявлять свое великодушие и демонстрировать обес¬
167 Mitchell. Anatolia I: 253.
168 См., напр.: Youtie 1979: 77—81 — здесь речь идет о папирусе, который автор датирует П или Ш в.
169 Лактанций. О смертях гонителей. 31.5.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
531
покоенность трудностями, с которыми сталкивались жители разных частей державы. Иногда применялись исключения и освобождения от действия общего правила, и, понятное дело, все такие послабления допускались только в мирное время. Но в самые тяжелые годы Ш в., в периоды внешних и внутренних войн, разного рода нашествий, грабежи и конфискации ставили под сомнение этот идеальный сценарий, в котором великодушие и заботливая щедрость правителя (проявляемые путем постановления, нарочито именуемого словом «indulgentia», «снисходительность») могли бы компенсировать последствия от неурожаев и стихийных бедствий. Данная модель поведения заботливого государя маскировала вечные недостатки самой системы. В Египте ценз, проводившийся с регулярными интервалами (каждые четырнадцать лет вплоть до 257/258 г. н. э.), предоставлял правительству удобную возможность для возвращения беглых крестьян в их исходное место проживания, origo (насколько успешно — сказать трудно)170. В Мавретании эдикт Каракаллы от 216 г. аннулировал недоимки жителей взамен на поставку диких животных, но без изменения налогов на будущее171.
Довольно значительное количество мер, осуществлявшихся по решению императора или провинциальных наместников (а также префекта Египта), свидетельствует об усилиях, предпринимавшихся для исправления некоторых структурных дефектов системы. Эти усилия исходили из желания улучшить качество управления. Так, император позволил юристу Лицинию Руфину (члену консилиума), действовавшему в интересах Македонской конфедерации172, официально обратиться с ходатайством о (исключительном) «пересмотре» доли фессалийцев в совместных платежах (ouvTeXeta). Государь неизменно запрещал принуждать налогоплательщика к уплате налогов другого лица173, а отмена «незаконных» взносов (неизвестного происхождения) в Тоскане в период совместного правления Септимия Севера и Каракаллы указывает на намерения императоров бороться со злоупотреблениями174. На провинциальном уровне эдикты наместников повторяли эту установку, о чем в Египте, например, свидетельствуют эдикты, издававшиеся префектами начиная с Тиберия Юлия Александра (в 68 г. н. э.) до Аристия Оптата (в 297 г.) (см. далее).
6. 	Монета и налогообложение
Государство принимало монеты по той цене, по какой их выпускало. Эдикт Диоклетиана о денежном обращении заявлял, что просроченные долги налогоплательщики будут выплачивать согласно их старой цене (применение нового тарифа уполовинило бы подлежащую уплате сумму), но та же самая мера применялась и к частным долгам. Эта мера преподно¬
170 См.: В agnail, Frier. Demography. 26—28, 166—167.
171 /ЛМ П.100; Corbier 1977а.
172 Македонская конфедерация почтила его статуей, см.: АЕ 1946.180; ср.: Robert. Hel- lenica. V.29—34; Herrmann 1997.
173 Coriat 1997: 486.
174 CIL XI. 1585 = ILS 4356.


532
Часть четвертая
силась как «iustum... aequissimumque» («правильная и справедливейшая»), с чем, наверное, вряд ли были согласны те, кого она затрагивала. И всё же фидуциарная стоимость (см. выше, сноска 14а наст. гл. —A3.), какой такими действиями наделялись металлические деньги, подвергала государство испытанию в виде роста цен, провоцируемого девальвацией, независимо от того, являлась ли эта последняя официальной или нет: на основе доступных источников невозможно выяснить, было ли государство способно повышать налоги ради приведения их в соответствие с ростом цен (и если «да», то насколько быстрой была реакция властей). Наилучшая государственная защита от девальвации — это, по правде говоря, требование, чтобы выпускаемые государством монеты принимались по официально установленному курсу.
Вмешательства властей, которые иногда необходимо интерпретировать с большой осторожностью, проливают свет на ответные реакции со стороны общества и на социальные практики, связанные с условиями денежного оборота, а также на законодательные нововведения императора. Осуждение со стороны Адриана (если оно действительно исходило от него) обычая аатгратоира (приплата при обмене изношенных монет на более ценные, неизношенные, монеты; иначе — лаж, или премия обмена. —А.З.), практиковавшегося при осуществлении валютных операций банком в Пергаме, показывает, что стоимость монет, когда они переходили из одних частных рук в другие, могла варьироваться в зависимости от степени их изношенности175. В 317 г. закон Константина перевел «порчу» полновесного солида в разряд преступлений, караемых смертной казнью, под тем предлогом, что при этом портрет императора уменьшался в размере176.
В грекоговорящих провинциях, где продолжали обращаться местные монеты, но где денежные подати исчислялись в денариях, люди уплачивали налоги в соответствии с официальным обменным курсом. Между местными серебряными монетами и римским денарием были установлены официальные эквиваленты, по аналогии с тем, как это было сделано между этим денарием и местными бронзовыми деньгами. В начале I в. н. э. в Египте, где тетрадрахма стоила один денарий, приплата (TCpoaSiaypacpofxsvov, то есть валютная премия или, иначе, премия обмена, лаж. —A3.) в пользу денария в размере 6,25%, добавлялась к сумме подлежащего уплате налога в тетрадрахмах177. Но до какого времени это продолжалось?
Связь между уменьшением количества благородного металла, содержащегося в стандартной денежной единице, и налогообложением была весьма значительна, поскольку монеты, выпускавшиеся императорами, возвращались к ним в виде податей; но, если говорить о долгосрочной перспективе, периоды, когда валютные курсы и содержание благородного металла понижались, перевешивали периоды «реставрации». В любом случае Римское государство с очень большой вероятностью вынуждено было получать по преимуществу потертые и девальвированные монеты. Это
175 	Oliver 1989: No 84.
177 	Gara 1976; Gara 1977.
176 	Кодекс Феодосия. IX.22.1.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
533
иногда вынуждало императоров занимать на первый взгляд парадоксальную позицию: принимая во внимание тенденцию к сохранению в виде кладов старых монет, имевших полный вес и высокое качество, императоры были склонны повышать количество более легких монет или монет, содержащих менее качественный сплав, которые должны были иметь более высокую скорость обращения, поскольку ни у кого не возникало желания хранить такие деньги; напротив, каждый стремился побыстрее израсходовать их. Поскольку эти монеты циркулировали с большей скоростью и в большем количестве, оплата налогов облегчалась, но это же приводило и к дальнейшему росту цен.
7. 	Перемены в налогообложении: жесткость или рост?
Трудности периода от конца П в. до начала IV, обусловленные разными причинами, подвергали императорскую финансовую систему, несомненно, значительному напряжению. Это стало особенно заметным после 253 г.: падение ценности (в силу ухудшения монет) и объема (из-за потери территории, войн и нашествий) налоговых доходов совпало с ростом расходов (затраты на войну, вероятный рост цен). Проблема, таким образом, состоит в том, чтобы выяснить, чем именно являлись фискальны меры, о которых мы знаем, — попыткой приведения доходов в соответствие с расходами путем временного повышения налогов или же путем рассчитанного на более длительную перспективу изменения самого налогообложения с целью защиты самой его системы от последствий «порчи» монет, к которой власти вынуждены были прибегать.
Государство располагало тремя основными способами поддержания уровня налоговых поступлений при продолжавшейся девальвации монеты: ( 7) регулярно повышать размер налогов, уплачиваемых деньгами и исчисляемых в расчетной единице; (2) повышать долю налоговых изъятий, поставляемых натурой; (3) перейти на уплату золотом некоторых налогов. Вплоть до недавнего времени историки приписывали Северам шаги в сторону двух последних решений, что выразилось, с одной стороны, во введении новой натуральной повинности — annona militaris178, и, с другой — в предполагаемом усилении требования уплаты налогов золотом179. Впрочем, в 1970-х годах М. Корбье поставил эту точку зрения под сомнение180.
Что же касается первого варианта, через прямое повышение налогов, то при Северах можно отметить некоторые перечисленные ниже нововведения, но до самого конца Ш в. никакого расширения или реального реструктурирования налоговой системы не происходило. Единственное надежное свидетельство о повышении ставки для tributum в действительно¬
178 Van Berchem 1937; его выводы широко принимаются специалистами.
179 Напр., Ж.-П. Каллу (Callu. Politique monétaire) считает, что 3-е столетие было «веком золота».
180 Corbier 1976-1977; Corbier 1978.


534
Часть четвертая
сти относится к правлению Веспасиана181. Общеизвестно, что возрастание налоговой нагрузки воспринимается населением с трудом. Когда в 238 г. Максимин ради компенсации затрат на собственные кампании на севере обложил тяжелой данью своих африканских подданных, они взбунтовались; возглавил восстание богатый молодой человек, который в итоге сделал императором своего кандидата — Гордиана I; и, хотя точные причины того недовольства неясны, результат очевиден182.
Основной рост касается прежде всего налоговых ставок: 2,5% — при Септимии Севере (налог на сады в Египте;183 portorium, поднятый с 2 до 2,5%, что уравняло иберийские провинции с соседней Галлией) и 10% — при Каракалле, который сосредоточился на налогах на наследство и на освобождение рабов (эти налоги он удвоил, подняв с 5 до 10%); он же упразднил освобождение от пятипроцентного налога на наследство по завещанию (vicesima hereditatium), каковая льгота раньше предоставлялась наследнику в том случае, если его и наследодателя связывали семейные узы. Но, самое главное, Каракалла расширил круг потенциальных плательщиков, даровав права римского гражданства всем свободным жителям империи (если верить Диону Кассию, это и было единственной причиной появления «Антониновой конституции»)184. Но такое увеличение налогового бремени коснулось только двух пятипроцентных налогов; преемник Каракаллы, Макрин, вернул их к изначальной ставке185.
За исключением portoria и налогов на продажи (по поводу которых неясно, были ли они чем-то иным, нежели прямым продолжением податей I в.), другие косвенные сборы — на наследство, на освобождение рабов — в начале IV в. более не упоминаются. Впрочем, это еще совсем не означает, что все повинности такого рода были отменены.
Налоговая реформа Диоклетиана, которая определенно имела место до эдикта префекта Аристия Оптата от 16 марта 297 г. и которую теперь некоторые исследователи датируют 287 г.186, была, напротив, нацелена на базу обложения, и это единственный пункт, по которому сходятся специалисты, разбирая этот чрезвычайно спорный сюжет. Наиболее распространенная точка зрения среди исследователей всегда состояла в том, что налоговая система подверглась унификации, объединив две прямые подати, засвидетельствованные для предыдущего периода: налог на земельную собственность (tributum soli) и подушную подать (tributum capitis). Эта новая система могла быть выстроена вокруг налога на собственность путем введения некой «абстрактной» единицы, обозначавшейся как «caput» в одних округах и как «iugum» — в других, а то, что эти два термина были равнозначны, выводится из засвидетельствованного в источниках выражения «iuga sive capita». Согласно данной точке зрения, термин «caput» указывал
181 Светоний. Веспасиан. 16.
182 См. подробный рассказ, представленный Геродианом (УП.4—6); комментарии к указанным местам: Whittaker. Herodian. П.
183 Wallace 1938: 348.
184 Дион Кассий. LXXVn.9.
185 Дион Кассий. ЬХХУШ.12.
186 Hendy 1985 — этого автора поддерживает Ж.-М. Каррье, см.: Carné. *Fiscalité\


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
535
на единицу, использовавшуюся при определении суммы земельного налога, а название «capitatio» обозначало налог на собственность со времен Диоклетиана. Иного мнения придерживается Ж.-М. Каррье, полагающий, что фискальная реформа Диоклетиана официально приняла три единицы оценки: «iugum», «caput» и «iugum sive caput» (здесь «sive», букв, «или», указывает, по мнению Каррье, не на равнозначность, а на то, что это слово используется в качестве связки при создании сложного существительного, соответствующего грен. «ÇuyoxécpaXov»). Затем «iugum» мог стать расчетной единицей, «caput» — результатом процесса оценки (долей), a «iugum sive caput» — единицей (базы) обложения, «получившейся благодаря объединению двух других указанных дефиниций»187.
Данная интерпретация еще более усложняется в силу того факта, что, как выясняется, в начале 4-го столетия у слова «caput» одновременно существовало два значения.
Упоминание подушной подати засвидетельствовано для некоторых регионов различными документами, оговаривающими освобождение от нее; на эту льготу имели право солдаты и ветераны. Стандартной единицей измерения суммы, подлежащей уплате, являлся «caput», «один капут — для каждого налогоплательщика» (Шастаньоль), соответствующий фиксированной сумме в соответствующем налоговом округе, а возможно, и на более общем уровне. Согласно взгляду, ныне широко, хотя и не единодушно, принимаемому188, использование caput в указанном значении представляется очевидным в двух законах Лициния и Константина: в законе от 311 г., зафиксированном в «Таблице из Бригецио»189, который в это время действовал в Иллирике, владении Лициния, а также в законе, принятом для этого восточного диоцеза и традиционно датируемом 325 г.190. По закону Лициния, находящиеся на службе солдаты и те, кто завершил обычную двадцатичетырехлетнюю службу, получали освобождение от уплаты налога за пять «душ» (capita), без каких-либо дополнительных пояснений. В то же время те, кто покинул службу после двадцати лет или ранее, но по причине ранения в бою имели освобождение только от уплаты налога за два capita, и при этом уточняется, что в эти два capita включались сам воин и его жена. Это приводит Шастаньола к убеждению, что тремя другими capita должны были быть прочие родственники налогоплательщика. По закону Константина, снижение для находящегося на службе солдата составляло четыре capita вместо пяти, и здесь вновь слово «capita» недвусмысленно указывает на него самого, его жену, его отца и мать. Но при этом воину разрешалось, если его родители уже умерли или он был холост либо вдовствовал, вычесть три дополнительные capita из своего налога на имущество. Если солдат владел землей, он должен платить и налог на собственность, и подушную подать.
187 Carné. *Fiscalité’.
188 См. прежде всего: Chastagnol 1979 (переизд.: Chastagnol. Aspects); Carné. 'Fiscalité’.
189 AE 1937.232 = FIRA 1.93.
190 Данный закон известен из Феодосиева кодекса. VII.20.4. Именно эту датировку, 325 г., предпочитает А. Шастаньол той, что предложена в работе: Seeck 1919; предлагается и более поздняя дата — 329 г., см.: Delmaire. Largesses sacrées.


536
Часть четвертая
Путаница возникает из-за того, что слово «caput» встречается в одном тексте, где оно относится к некоему налогу, который включает имущественный элемент. Благодарение, которое некий ритор из Отёна возносит Константину Августу191, обнаруживает существование двух актов дарения городу эдуев (Отёну): во-первых, скидки в 7 тыс. capita от общей суммы в 32 тыс. (получается, что отныне сумма налога для города рассчитывалась на базе 25 тыс. capita) и, во-вторых, прощения недоимок за пять лет. Здесь caput не является простой единицей народонаселения (и поэтому под 7 тыс. capita не следует понимать 7 тыс. лиц, получивших налоговую льготу, как иногда утверждалось прежде). Capita — это, по сути, единица обложения: следуя Шастаньолу — некая «абстрактная» единица, а следуя Каррье — «фискальный пай», «доля от общей суммы налога, которая подлежит дальнейшему подразделению». Или же (и данная гипотеза комбинируется с двумя названными выше интерпретациями) caput мог быть некой неизменной единицей (по-русски — «тягло». — А.5.), использовавшейся при исчислении подати, уплачивавшейся городами коллективно, а в пределах каждого из них — постоянно проживавшими в них жителями, при этом в расчет бралось как количество индивидуумов-налогопла- телыциков, так и их богатство. В таком случае в Галлии capitatio Диоклетиана могло представлять собой налог через разверстку таких тягл, производившуюся на основании оценки имущества192.
Вторая единица обложения, а именно iugum, должна была иметь отношение к физическому размеру: согласно Каррье, который принимает за абсолютную величину этой универсальной меры 100 югеров, iugera (= 100 aroura в Египте), iugum представляло собой унифицированную единицу учета, применявшуюся по всей державе для разнообразных местных мер площади (таких как центурия, centuria, в Африке, миллена, millena, известная из южной Италии193, арура, ароира, — в Египте). Впрочем, предположения историков о размере iugum сильно варьируются194. Таблицы пересчета — известные, например, с острова Фера195 — заставляют думать, что величина, приписывавшаяся iugum, могла варьироваться не только от места к месту, но также и внутри одной области, в зависимости от того, для какой именно земли эта величина использовалась: учитывалось качество земли и зерновых культур, зафиксированных при проведении ценза.
191 Латинские панегирики. V(VIII): от 1 января 312 г. (Carné. 'Fiscalité’) или, что лучше, 25 июля 311 г. (Barnes. Emperors: 541); этим автором (см.: Faure 1961) мог быть ритор Ев- мений, который произнес речь в 298 г. [Латинские панегирики. IX(V)); однако см.: Nixon, Rodgers. Panegyrici: 9, 254.
192 Налог через оценку имущества — это такая подать, когда общая сумма, подлежащая взысканию, зафиксирована, а затем она поэтапно членится вплоть до того, пока не достигнет уровня человека (диоцез, провинция, город и, наконец, индивидуальные налогоплательщики в пределах города).
193 В земельном кадастре из Вольцеев (Volcei) от 323 г. обозначена буквой «М», см.: CIL Х.407.
194 Согласно: Duncan-Jones. Structure: гл. 13: millena (= 12,5 iugera).
195 IG ХП.343—349; различные интерпретации см. в работах: Déléage 1945: 173—176; Jones. Roman Economy: 230; а также более новая работа: Duncan-Jones. Structure: гл. 13.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
537
И вновь Египет оказывается единственной провинцией, для которой имеются свидетельства по практическим аспектам налогообложения, хотя это и не означает, что существует единодушие относительно того, как эти источники следует интерпретировать. Впрочем, даже если и не утихают споры по поводу статуса тех, кто обязан был уплачивать городской STCixecpaXatov (подушный налог, известный только для Оксиринха в период времени от 296/297 и 319/320 гг.)196, нужно заметить, что эта денежная повинность представляла собой налог с единой ставкой (не зависевшей от уровня богатства человека), но при этом от года к году его величина менялась: от 1,2 тыс. драхм он повысился до 1,6 тыс. драхм в 306/307 г. и до 2,4 тыс. в 312/313-м.
Эдикт Аристия Огггата от 16 марта 297 г. был издан, согласно М. Хенди и Ж.-М. Каррье, через десять лет после податной реформы. Он не изменил базу налогового обложения и не ввел новых условий — его целью было предоставить заинтересованным лицам более подробные сведения об уже действующих положениях. Эдикт должен был противодействовать произволу сборщиков налогов путем информирования налогоплательщиков об их обязанностях. Главным предназначением этого эдикта, таким образом, было выставление на всеобщее обозрение императорского решения (до нас не дошедшего) с подробным изложением сетки налоговых ставок. Впрочем, префект Египта прямо указывал, что данное решение устанавливало, во-первых, налоговую ставку на одну аруру (осроирос, мера земельной площади, которая в Египте составляла около 0,2 га. — А. 3.) в зависимости от качества почвы, и, во-вторых, размер налога на одну крестьянскую «голову», xeçaXrj, с ограничениями по возрасту. Согласно Каррье, слово «xecpaXrj» означает в данном случае не фиксированный личный взнос, а, скорее, как в Отёне, некую фискальную единицу — caput, и количество таких единиц, приходившихся на конкретную деревню, должно было зависеть от размера налога, который уплачивал каждый человек. Узнав о налоговой ставке на caput, каждый налогоплательщик «мог вычислить свою персональную налоговую долю в рамках общей налоговой декларации деревни (каковая декларация выражалась в количестве capita)»197.
Хотя вопрос о хронологии является дискуссионным, не вызывает сомнений, что налоговая и валютная реформы, введение нового налога и финансовых округов (диоцезов), каждый из которых имел, как правило, собственный монетный двор, произошли одновременно. Диоклетиан модифицировал систему финансового управления провинций, не затронув центральной администрации: в диоцезах была учреждена пара чиновничьих должностей (rationalis summarum — казначей фиска и magister rei privatae — начальник финансов для патримония), превосходивших по рангу прокураторов, тем самым был воспроизведен двойственный характер центральной администрации. В свою очередь, Константин реформировал
196 Rea J.R. Р. Оху. Х1Л.3036-3045; LV.3789; Bagnall. Egypt 154.
197 Carné. 'Fiscalité55.


538
Часть четвертая
в 325 г. (так полагает Р. Дельмер) систему управления финансами198. С этого времени региональные префекты претория несли ответственность за все сборы и все текущие государственные расходы. В центральной администрации всеми доходами, поступавшими в императорскую казну (именовавшуюся отныне эрарием, aerarium), заведовали два сановника: comes sacrarum largitionum, комит священных щедрот (заменил собой сановника со званием rationalis summarum) и rationalis rei privatae, казначей патримония. Комит священных щедрот отвечал за дарственные и раздачи, а также за обеспечивавшее их взимание податей; комит патримония (то есть Государевых частных владений) управлял императорской и коронной собственностью. Одна из своеобразных черт периода тетрархов и Константина состояла в том, что, несмотря на то, что решения центральной власти были адресованы всей империи в целом (такие как «Эдикт о ценах» 301 г.), государственное управление имело тенденцию распадаться на региональные единицы, преимущественно из соображений эффективности.
Таким образом, Диоклетиан, по-видимому, реорганизовал базу налогового обложения и приспособил ее к новым условиям, а также дал возможность системе адаптироваться в будущем к колебаниям цен, изменениям валюты, количества населения, урожайности и финансовых потребностей империи. Каждый год государство фиксировало размер налога, который должна была внести каждая фискальная единица в каждом податном округе. Налоговый взнос индивидуума или отдельной общины мог быть понижен несколькими путями: уменьшение размера, подлежащего уплате той или иной податной единицей; освобождение от персональных налогов, предоставляемое известному кругу семейных единиц (а именно налоговой скидки для солдат и ветеранов); снижение налога, предоставляемое городу на определенное количество податных единиц (эдуи получили от Константина налоговый дисконт в размере 7 тыс. capita; позднее жители Антиохии добились от Юлиана сокращения подати на 3 тыс. iuga199, тогда как епископ V в. Феодорит Киррский, в свою очередь, ходатайствовал об убавлении числа iuga, наложенных на город Кирр, что в северной Сирии)200. Аммиан хвалил Юлиана за сокращение обязательных взносов, известных под названием «capitula», с двадцати пяти золотых монет до семи, каковое сокращение произошло за то время, пока Юлиан находился в Галлии в качестве Цезаря (355—361 гг.)201.
8. 	Повышались ли натуральные подати?
И всё-таки часто утверждается, что еще до Диоклетиановой реформы, которая всего лить обозначает собой финальную стадию некоего процесса
198 В целом об этих реформах см.: Delmaire. Largesses sacrées.
199 Юлиан. Антиохийцам, или Брадоненависгник [Мисопогон]. 370d—371а.
200 Феодорит Киррский. Письма. 42, 47.
201 Аммиан Марцеллин. XVT.5.14.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
539
(и чье благотворное воздействие еще нуждается в доказательстве), с конца П в. государство должно было начать повышение размеров натурального обложения с той целью, чтобы уберечь себя от неблагоприятных последствий девальвации монеты. Государство должно было запретить практику adaeratio (букв, «оценка в деньгах». — А.5.), то есть уплату наличными тех налогов, которые были исчислены в натуральных продуктах (согласно современному пониманию рескрипта Септимия Севера, датируемого 200 г.202, которым запрещалась adaeratio египетским землепашцам, чье зерно, между прочим, необходимо было для снабжения города Рима203). Современные исследователи часто склонны реконструировать податную систему Ш в., исходя из гипотезы, предложенной Д. ван Берхемом204, суть которой сводится к следующему: при Северах был введен дополнительный сбор, который уплачивать нужно было натурой, направлен он был на содержание армии и назывался «annona militaris»; в конечном итоге данная повинность пришла на смену двум основным налогам Ранней империи — tributum soli и tributum capitis. Эта гипотеза влияет на интерпретацию реформ конца Ш в.: к примеру, по выражению У. Сестона, Диоклетианова capitatio могла быть не более чем «реформированной анноной»205. Идея о том, что capitatio Диоклетиана была нацелена на упорядочение чрезвычайных продовольственных реквизиций, которые становились в 3-м столетии, по-видимому, всё более обычным делом, широко принята среди специалистов206.
Распространенный ныне подход к проблеме характеризуется двумя моментами: с одной стороны, важность натуральных сборов в Ранней империи подчеркивается207 в пику тем, кто доказывает, что основная часть налогов уплачивалась наличными; с другой стороны, представление об annona militaris как об особой подати начинает оспариваться:208 эта аннона, по мнению сторонников данного взгляда, — просто «часть обычного налога, которая шла на нужды армии»209. В самом деле, использование существительного «annona» («провиант», «снабжение») и прилагательного «annonarius» («продовольственный», «относящийся к снабжению») стандартно для обозначения обычного налога в документах времени тетрархов и Константина210. Это, впрочем, не означает автоматически, что объем соответству¬
202 P. Col. VI. 123: стк. 43-44 (= Oliver 1989: Nq 235).
203 Corbier 1978: 292.
204 Van Berchem 1937.
205 Seston. Dioclétien: 277.
206 Jones. LRE 1.61: «...упорядочение реквизиций натурой, которые на практике стали самой важной формой дохода. Эти реквизиции начинались как indictiones extraordinariae [чрезвычайные подати]...»
207 В частности, такими учеными, как Р.А. Brunt, М. Corbier, RP. Duncanjones, C.R Whittaker, S. Mitchell.
208 См.: Cerati 1975; хотя в отношении Египта этот автор разделяет прежнюю позицию; Corbier 1976—1977; Corbier 1978; см. также спор между Ванн Берхемом, Корбье и Каррье в «Armées et fiscalité» (см. в разделе «Библиография» наст, тома список часто цитируемых трудов. —А.З.).
209 Chastagnol 1979.
210 См. тексты, приведенные в работе: Cerati 1975.


540
Часть четвертая
ющего сбора «рассчитывался в натуре» или что он выплачивался натуральным продуктом, как, например, предполагают Керати и Шасганьол.
И всё же весьма вероятно, что начиная с какой-то до сих пор не установленной даты в Ш в. воинский оклад более уже не ограничивался суммой, которая покрывала бы часть или все расходы военнослужащего на еду: в самом деле, годовое солдатское жалованье наличными увеличилось с шестисот денариев при Каракалле (не включая особых подарков) до 3,3 тыс., либо, как считают некоторые специалисты, 8 тыс., либо, и это самая большая из озвучиваемых историками цифр, 12 тыс. денариев в 300 г., основу чего, судя по папирусам из Панополя от 300 г.211 (в части которых упоминаются денежные платежи и другие поставки пищевых продуктов солдатам), составляли donativum stipendiumque («денежный подарок и оклад»; двойной термин, используемый для обозначения монетарного вознаграждения воинов в преамбуле к «Эдикту о ценах» от 301 г.) для легионеров в Египте. Указанная величина наивысшего армейского жалованья означает, что возросло оно всего лишь в двадцать раз (не исключено, что и намного меньше), тогда как цены взлетели по меньшей мере тридцатикратно.
Независимо от всякой девальвации, потребности армии и города Рима (как и, вероятно, самых крупных провинциальных городов212, которым требовалось больше продовольствия, нежели могли выставить на свободную продажу крестьяне и землевладельцы и чем можно было получить путем взимания арендной платы и других натуральных рент) вполне способны были оправдать предпочтение в пользу натуральных сборов, когда это касалось тех территорий, откуда продукцию можно было переправить бенефициарам по разумным ценам. Иное дело — места, где более простой и менее затратной была покупка провизии на рынке, там предпочтение отдавалось, естественно, денежным сборам. До некоторой степени частью той же самой тенденции было расширение продовольственных раздач (приписываемое Септимию Северу и Аврелиану) — даровых или по сниженной цене — среди простонародья Рима, включавших оливковое масло, вино и свинину.
Распределявшиеся в Риме зерно и масло привозились главным образом из провинций. Вино и свинина, включавшиеся в раздачи со времени Аврелиана, поступали из Италии; регионами, которые были обязаны поставлять caro porcina (свиное мясо), в IV в. были южные провинции, по преимуществу Аукания—Бруттий и Самний, где эта повинность являлась главным налогом. За сбор мяса отвечали suarii (свиноторговцы). Конституция, датируемая 324 или 326 г., подробно излагает порядок взимания «свиного» налога, который действовал при Константине: suarius приходил
211 Для сравнения сумм, предлагаемых специалистами, которые изучают Панополь- ские папирусы, см.: Corbier 1986а; а также более краткую версию, опубликованную в: Мог- risson, Lefort 1989.
212 Согласно Прокопию (Тайная история. 26), часть зерна, доставленного в Александрию, Диоклетиан решил сохранить в самом городе в качестве продовольственных запасов (Tpö<pi[xov), при этом оставшееся зерно, как и прежде, должно было формировать груз (epßoXV]), предназначенный для отправки в Рим.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
541
к налогоплательщику, чей обязательный взнос был зафиксирован в фунтах свинины, и оценивал массу животного, ощупывая его спину и круп. Если оценку свиноторговца хозяин считал заниженной, ему позволялось выбрать иную форму внесения налога, а именно nummaria exactio (букв, «денежное взыскание»), то есть уплатить наличными рыночную стоимость, преобладавшую в данной провинции и объявленную наместником213. Аналогично и производители вина в соответствующих регионах Италии могли выбирать между поставкой своих баррелей в Рим и adaeratio (денежной выплатой взамен натурального продукта. —A3.). Такого рода обращение к натуральным поставкам хоть и решало задачу снабжения, но вместе с тем создавало условия для внеэкономических и, самое главное, постоянно нараставших злоупотреблений со стороны части посредников в деле взимания налогов: посредники могли «тайно наживаться» как на частных лицах (за счет цен), так и на государстве (за счет качества поставляемых продуктов) — этим объясняются последующие меры, имевшие целью ограничить злоупотребления, в частности, путем требования взвешивать свиней на весах и сохранения за налогоплательщиками полной свободы выбора между двумя способами платежа.
Что касается военных реквизиций (vestis, то есть повинности, направленной на обеспечение одеждой солдат и государственных служащих; обязанности поставлять рекрутов и лошадей, каковая повинность хоть и была связана с реквизицией лошадей для государственной почтовой службы, cursus publicus, но отличалась от нее), то здесь, очевидно, возможность уплаты эквивалентной денежной суммы сохранялась с весьма ранних времен; в Египте, откуда происходит более подробная информация о таких тягловых повинностях, чем из других провинций, эти повинности оценивались по размеру земель (которыми владели налогоплательщики) и дали начало дефиниции, обозначавшей крупную фискальную единицу — capitulum214.
9. 	Внесение податей в устойчивой валюте
Еще один способ защиты государственных доходных статей состоял в тарификации налогов, иными словами — в предоставлении возможности их заплатить в твердой валюте. Современные исследователи, обращающие внимание на рост платежей, которые необходимо было делать золотом, склонны предвосхищать перемену. Как представляется, целиком она осуществилась не ранее начала IV в.215.
С самого начала имперской эпохи большинство требований внесения золота в действительности было связано с aurum coronarium (золотом, идущим на изготовление венка), которое обязаны были поставлять города
213 Кодекс Феодосия XTV.4.2; см.: Chastagnol. La préfecture urbaine: 325—330; Cerati 1975: 164.
214 Delmaire. Largesses sacrées'. 313—345; Carrié. 'Fiscalité’: 46—47, 59—61.
215 Полный обзор налогов и сборов золотом и серебром см.: Jones. LREI: 454—462; King 1980; Delmaire. Largesses sacrées: 347—408.


542
Часть четвертая
(сенаторы, впрочем, освобождались от этого и не должны были принимать участие в подношениях императору золотых венков даже в тех городах, в которых владели землей). Решения об изготовлении золотых венков города принимали в ознаменование вступления императора на престол или в честь императорской победы. В Египте во второй половине П в. aurum coronarium превратилось в стандартную форму подати, axecpavtxov, причем она не освобождала налогоплательщиков от других чрезвычайных сборов216. Когда Александр Север отказался от права на aurum coronarium (данный отказ засвидетельствован в папирусе: Р. Fay- urn 20, а в «Истории Августов»217 представлен так, как если бы освобождение от уплаты aurum coronarium было предоставлено одному лишь городу Риму), то это, вероятно, был всего лишь подарок императора городу по случаю его восхождения на престол, освобождение от экстраординарного платежа, никак не затронувшего регулярный налог. Для начала IV в. у нас есть характерный пример данного явления в одном оксиринхском папирусе:218 наместник Антоний заставил город предоставить венок, чтобы отметить день рождения (yeveGXta) Цезаря Лициния; от ювелиров потребовали изготовить венок в четыреста двадцать шесть скрупулов. Но средств на приобретение такого количества золота было бы недостаточно, поскольку их предстояло увеличить на стоимость золота, утрачиваемого в процессе изготовления венка (четырнадцать скрупулов), и на стоимость самой работы (1,776 тыс. денариев); эти расходы были поделены между метрополией и остальным номом в пропорции, соответственно, одна к двум третям.
Коммод запустил руку и в сенаторские карманы, учредив обычай, по которому на каждый день рождения императора все члены сенаторского сословия должны были подносить ему «презент» в размере двух ауреев, в то время как декурионы—только пять денариев, то есть в десять раз меньше219. Данный подарок был предшественником aurum oblaticium (букв, «дарственное золото»), хорошо засвидетельствованного для IV в., которое, как считается, являлось не налогом, а добровольным подношением, делавшимся сенаторами и их семьями на крупные праздники каждого правления, а даты последних, по сути, совпадали с теми днями, когда от городов ожидали преподнесения aurum coronarium220.
Константин, согласно Зосиме221, ввел особую подать—gleba, collatio glebalis (букв, «земля», «земельный сбор»), или follis senatorius (букв, «сенаторская деньга»), которую сенаторы должны были уплачивать золотом пропорционально своим задекларированным земельным владениям в дополнение к имущественному налогу, который вносили по меньшей мере со
216 См.: Bowman 1967.
217 Сочинители истории Августов. Александр Север. 32.5.
218 Р. Оху. ХЫП.3121; ср.: Rea 1986: 79—80; Delmaire. Largesses sacrées: 387—400, прежде всего: 392.
219 Дион Кассий. LXXII.16.3.
220 Delmaire. Largesses sacrées: 400—409.
221 Зосима. П.38.4.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
543
времен правления Диоклетиана222. Для этих целей «светлейшие» (clarissimi) были разделены на три категории, в зависимости от размеров их богатств.
Что касается налога золотом на коммерсантов, от которого, как считали прежде, Александр Север освободил negotiatores (купцов) Рима223, то на деле он должен быть отнесен к более позднему времени: эту повинность автор «Истории Августов» представил по аналогии с хрисаргироном (Xpuaàpyupov), который Зосима224 приписал Константину; это был налог золотом и серебром, взимавшийся, согласно Р. Дельмеру225, каждые четыре года (то есть был, согласно римской системе счета, квинкенниаль- ным, «пятилетним», налогом) с торговцев и ремесленников. Его истоки, вероятно, следует искать в золотых и серебряных обложениях начала IV в., откуда происходит и его название. К тем социальным категориям, которые при Константине были освобождены от этого сбора полностью или частично, относились navicularii (судовладельцы), врачи и учителя, ветераны и клирики, когда они совершали покупки еды, чтобы накормить бедняков.
[Компенсируемые] реквизиции золота и серебра, которые засвидетельствованы для периода тетрархов и Константина и относительно неплохо подтверждены документами, сохранившимися на египетских папирусах226, представляют собой некую форму фискального сбора, в которой государство фиксировало размер возвращаемой суммы на уровне, по-видимому, обеспечивавшем его собственную выгоду: согласно па- нопольскому папирусу № 2 (первое засвидетельствованное упоминание данной практики), не менее 60 тыс. денариев — в начале 300 г.; согласно «Эдикту о ценах», 72 тыс. денариев — в конце 301 г.; 100 тыс. денариев — в 306 г. и, вновь, в 310 г. Некоторые историки полагают, что максимальная цена за фунт золота была установлена «Эдиктом о ценах» на довольно низком уровне (72 тыс. денариев), чтобы способствовать этим государственным закупкам золота. Хотя золотые слитки и золотые монеты формально являлись равноценными, тот, кто платил монетами, оказывался в выигрыше от более выгодной ставки компенсации медными монетами, aes, по сравнению с тем, кто платил металлическими слитками по весу227.
Необходимо отметить, что всеми этими уплачивавшимися золотом налогами обкладывались состоятельные люди: сенаторы, куриалы, торговцы и проч., то есть те, кто имел доступ к золоту. Чтобы заставить самых богатых членов аристократии раскошеливаться, около 315 г. Константин ввел еще одну принудительную затратную статью: преторский sumptus («расход»)228. Преторы, традиционно отвечавшие за финансирование игр
222 Chastagnol 1992: 299.
223 Сочинители истории Августов. Александр Север. 32.5.
224 Зосима. П.38.2.
225 Delmaire. Largesses sacrées: 354—374.
226 P. Panop. Beatty 2, стк. 215—221; Rea 1974: 163—174; Bagnall 1977.
227 Согласно: Carné 1993c: 206 — здесь цитируется папирус: Р. Оху. XIV. 1653 (датировка: 306 г.).
228 См.: Chastagnol 1992: 245—246.


544
Часть четвертая
(представления с дикими животными в амфитеатре, колесничные бега в цирке), проводившихся в первую неделю января в ознаменование своего вступления в должность, вынуждены были тратить какие-то минимально необходимые дополнительные суммы, называвшиеся словом sumptus, на подарки своим друзьям, зрителям и участникам состязаний.
И практика компенсируемых изъятий золота, установленная Диоклетианом, и рост налогов, уплачивавшихся золотом и серебром, были частью одной и той же политики, направленной на изъятие драгоценных металлов из частных сбережений и возвращение их в оборот, чтобы иметь высококачественные монеты для престижных трат наряду с бронзовыми монетами, которые использовались, согласно анонимному автору, критически настроенному по отношению к Константину229, в повседневных сделках и которыми всегда расплачивались с солдатами в 300 г., что мы знаем из панопольских папирусов. И всё же значительная доля золотых и серебряных монет поступала не от налоговых доходов, а от конфискаций и разграблений храмов и явилась результатом гражданских войн и религиозных преследований.
Используя в качестве свидетельств тексты с жалобами на мытарей, освобождения от податей, дарованных императорами, а также нападки писателей, которые обычно противостояли тем, кто был у власти (таковыми для христианских авторов были «гонители», а для язычников — люди Константина), историографическая традиция склонна сгущать краски, тем самым ставя под сомнение официальную идеологию, согласно которой каждый человек должен участвовать в расходах на общественное благо, а императоры — проявлять просвещенное великодушие. Утверждалось, что на исходе 3-го столетия под гнетом военных, институциональных и денежных проблем империя вынуждена была наращивать налоговую нагрузку до тех пор, пока она стала невыносимой. Отсюда — озлобление членов элиты и протесты тягловых людей, не столько даже против размеров податей, сколько против методов их взимания. Принимая во внимание отсутствие сколь-либо надежных свидетельств об этом, ученые последнего времени предлагают более сбалансированную оценку и обращают внимание на объективные сложности со сбором и уплатой постоянного налогового объема. Но нам не следует забывать, что, помимо налогообложения, существовали и иные способы обеспечить покрытие публичных расходов как на имперском, так и на местном уровне.
IV. 	Методы осуществления
ПУБЛИЧНЫХ ТРАТ
Римское государство лишь отчасти исполняло те же функции, что и государство современное. Значительная часть необходимых трат первого покрывалась на местном уровне. Ну и у императора помимо налоговых поступлений имелись и другие ресурсы.
229 	[Аноним.] 0 военных делах. П.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
545
1. Доходы от патримония
Доходы от императорских имений — будь то ager publicus или патри- мониальные, то есть наследственные, владения государя (на деле зёмли, относившиеся к первой категории, могли поглощаться землями второй категории, после чего они уже не могли использоваться ни городами, ни частными лицами) — покрывали часть государственных расходов (трудно оценить, какую именно часть, но эта доля определенно была крупной). За два столетия императорские имения выросли колоссально, что было вызвано переходом в эту категорию выморочных и бесхозных недвижимостей, конфискаций владений, принадлежавших осужденным по суду лицам, но также и благодаря искусному использованию наследственного права (императоры обратили к своей пользе распространенную в римском обществе практику назначать друзьям завещательные отказы и фидеико- миссы) и выгодам от familia Caesaris. Даже если в каждом поколении какая-то часть этого патримония переходила к членам императорской семьи или к фаворитам принцепса, все эти поместья зачастую возвращались назад (иногда вслед за впадением в немилость, как случилось, например, с префектом претория Плавцианом в 205 г.).
Таким способом император мог сконцентрировать в своих руках не только доходы от налогов, но и значительную долю производственных мощностей имперского сельского хозяйства, лесов и рудников, каковые поступления он мог затем перераспределять или использовать для покрытия собственных расходов. Во 2-м столетии колоны, сидевшие на императорских имениях в Проконсульской Африке, уплачивали земельную ренту и налог, отдавая в их погашение треть произведенного ими зерна или масла230. Император являлся самым крупным собственником в державе, и нет никакой возможности установить, например, в зерновых запасах, какая часть поставлялась в качестве земельной ренты, а какая поступала как три- бут от провинций. На одной и той же основе делались поставки из Египта и, начиная со времени правления Коммода, из Африки для обеспечения потребностей Рима, и продолжалось это до тех пор, пока Константин не перенаправил продукцию Египта в свою новую столицу — Консгантинтино- поль, причем возникает вопрос: достиг ли зерновой сбор 8 млн артаб уже при Юстиниане?231
Огромная совокупная площадь государственных имений и ее рост, следствие массовых конфискаций, осуществленных Септимием Севером, даже подтолкнули Диона Кассия к инициативе распродать большинство императорских владений, о чем упоминалось выше232. Этот прототип «приватизационной» схемы указывает прежде всего на то, что Дион Кассий совершенно не осознавал риска инфляционного сжатия вырученных средств, то есть возможности оказаться в систематическом убытке в сравнении с реальной стоимостью «отчужденной» земли. При том что государ-
230 	Kehoe 1988.
232 	Дион Кассий. 1Л.28.
231 Юстиниан. Новеллы. ХШ.8.


546
Часть четвертая
сгво распродавало некоторые из своих владений (как, например, «царскую» землю в Египте) и еще больше — дарило (так было со многими имениями из состава res privata, частных владений императора, которые Константин передал церквам Рима, а также с упомянутыми выше драгоценными вазами и подсвечниками), оно всё же чаще прибегало к другим вариантам уступок частным лицам: договорам о сдаче в наем, «locatio — conductio», крупных участков государственной земли233, возобновлявшимся каждые пять лет, пришла на смену вечная аренда через эмфитевтический контракт23321 либо через сдачу в концессию, «ius perpetuum salvo canone» (вечное право с неизменной годичной нормой взноса), посессорам, possessores234.
Эта новация объясняется проблемами, связанными с организацией администрирования в таких обширных поместьях. В данном случае управление должно было приобрести черты государственно-частного партнерства: так, к примеру, арендаторы, conductores, рудников, располагавшихся на территории императорских имений, отчитывались перед соответствующими прокураторами, честность и эффективность которых отнюдь не были безупречными и которые, будучи защищены от любой реальной конкуренции, не имели никаких особых стимулов даже пытаться потребовать значительно повысить добычу или размер ренты. Эмфитевзис и ius perpetuum были инструментами, работавшими в том же духе, что и проект «Мецената» (см. выше, сноска 120 наст. гл. — А.З.), сводившийся к передаче императорской собственности в частные руки, de facto либо de iure, и в установлении долгосрочных фиксированных платежей государству. В случае с эмфитевзисом держатель земли сам побуждался постоянно вкладываться в нее, чтобы рост ежегодного урожая от участка соответствовал ренте, которую он должен был платить. В случае же с проектом «Мецената» сделка могла распадаться на две стадии: сначала — продажа, затем — заем, выдаваемый государством. Эмфитевзис являлся более быстрым и более простым решением. Но главная цель была той же самой — нарастить площади возделываемой земли.
Какими бы значительными (и, вероятно, возраставшими) ни были доходы от fundi patrimoniales (патримониальных имений императора), в наши дни не существует, очевидно, никакого способа оценить их полный объем или хотя бы долю от общей суммы покрывавшихся ими государственных расходов235.
233 Но, согласно Р. Дельмеру, не на всей императорской земле; по поводу отличий, на которые указывает этот исследователь, см.: Delmaire. Largesses sacrées: 659—674.
2 За Если говорить кратко, то под римским эмфитевзисом следует понимать вещное, отчуждаемое и наследуемое право пользоваться и снимать плоды с чужого сельскохозяйственного участка, с правомочием изменять хозяйственную сущность последнего и с обязанностью обрабатывать его и не ухудшать имение. Подробнее см.: Зайков А.В. Римское частное право. Учебник для академического бакалавриата (2-е изд. М.: Юрайг, 2017): гл. 21, § 101. — A3.
234 Vera 1987; Vera 1992.
235 Намного более поздний закон (Кодекс Феодосия. XI.26.13) позволяет нам установить, что в 422 г., при Гонории, земли, относившиеся к res privata, составляли одну шестую часть от территории Проконсульской Африки и Бизадены; см.: Lepelley 1967.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
547
2. Муниципальные финансы, munera (повинности) и благотворительность
Свои расходы города покрывали за счет нескольких источников: ( 7) доходов от принадлежавших им патримониев (муниципальных земельных имений, занесенных в особые описи имуществ — kalendaria и образовывавшихся благодаря завещательным отказам и дарениям), [2) от «summa honoraria» («почетной суммы»), уплачивавшейся за отправление должностей и, начиная со П в., при внесении человека в список курии, (J) за счет пожертвований богатых людей (в связи — либо без таковой — с отправлением магистратур) и [4) устраивавшихся иногда публичных подписок («ех aere conlato», «из денег, собранных вскладчину»), но также (5) за счет налогов и сборов. Этими последними облагались городские виды деятельности и потребления: таможенные и дорожные пошлины, сборы за пользование переправой и торговлю на рынке, за пользование водой, за вход в бани, а также штрафы и проч. И всё же Антонин Пий утвердил прошение одного македонского города на право взимания подушного налога в размере одного денария с каждого свободного жителя этого города236. Чтобы местные налоги не росли бесконтрольно и не конкурировали с его собственными, император фактически не позволял вводить никаких новых муниципальных податей (vectigalia) без своего официального разрешения; эта давняя мера237 была вновь подтверждена Септимием Севером и Валерианом238. Но император был заинтересован также и в том, чтобы муниципальные финансы никоим образом не сокращались. Юрист Гермогениан, являвшийся у Диоклетиана префектом претория239, высказался на сей счет совершенно ясно: «Непозволительно для наместника, или для куратора (curator), или для курии вводить подати (vectigalia) иначе как по поручению императора или изменять те, что уже существуют, либо отменять их»240.
Забрал ли Константин у городов их доходные статьи? Согласно широко принятой241, но оспоренной Ферпосом Милларом242 интерпретации ряда текстов, в особенности одного пассажа у Зосимы243 в комбинации с информацией о юлиановском восстановлении244 в 362 г. vectigalia cum fundis (податей с земельных имений), Константин будто бы передал управление этими
236 IGBulg. IV.2263 = Oliver 1989: М> 156.
237 См., напр., официальное подтверждение Веспасианом обложения налогами (vectigalia) жителей Саборы в Бетике: CIL П.1423 = ILS 6092.
238 Кодекс Юстиниана. IV.62.1—3.
239 Chastagnol 1989.
240 Дигесты Юстиниана. XXXIX.4.10.
241 Jones. LRE П.732—733; Delmaire. Largesses sacrées: 276, 645, 651; Depeyrot 1991: 13—15. Заметьте, что, по мнению А. Шастаньола (Chastagnol 1986), вплоть до Констанция П земельные владения городов изъятию не подвергались.
242 Millar 1986: 305-306.
243 Зосима. П.38.
244 Аммиан Марцеллин. XXV.4.15; см. также: Либаний. Речи. ХШ.45.


548
Часть четвертая
статьями доходов императорскому фиску с тем условием, что их часть будет возвращаться городам. Исследователи продолжают причислять «конфискацию» городских доходов, возможно, без какой-либо компенсации, к разряду новых финансовых ресурсов государственной казны, относимых к правлению Константина.
Императоры отлично сознавали масштаб тех расходов, которые ложились на города и знатных лиц. Соответственно предпринимались многочисленные меры, единственной целью которых было не допустить, чтобы богачи разорялись, а города попадали в непосильную долговую зависимость или вводили новые налоги, в особенности направленные на покрытие затрат на организацию всякого рода игр и состязаний240  * * * * 245. Вмешательство императоров было направлено на защиту статей государственных доходов, формируемых за счет налогов, но также и на установление социальной иерархии и равновесия между социальными группами. В этом смысле примечателен запрет вольноотпущенникам становиться декурио- нами:246 местные финансовые нужды не оправдывали разрушения социальных барьеров. Ко всему прочему такая политика позволяла ранжировать расходы на общественные потребности (оборона стояла выше игр и городских удобств) и определять, где эти затраты нести (Рим пользовался приоритетом перед всеми остальными городами). Для указанных целей была установлена иерархия обложений: если императорская казна находилась в привилегированном положении по отношению к тем, кто был перед ней в долгу, то аналогичная привилегия перед остальными кредиторами (protopraxia) очень редко даровалась городам в отношении их собственных должников247. Император, как благотворитель, не имеющий себе равных, в Риме и во всей державе, пытался ограничивать «склонность к расточительству» городов и местных аристократов, вовлеченных в состязание за престиж, которое становилось всё более горячим, поскольку то, что стояло на кону, имело важное символическое значение.
Императоры пытались навести порядок в муниципальных финансах путем назначения особых кураторов (поначалу на временной основе, иногда из лиц сенаторского ранга, а иногда и всаднического, позднее — на постоянной, из персон, избиравшихся в местных куриях) и посредством надзора за использованием публичных фондов. При этом императоры стремились также защитить местные ресурсы от чрезмерных и незаконных растрат, например, с помощью запрета магистратам и их ближайшим род¬
240 Сенатусконсульт от 177 г., о существовании которого известно из бронзовой таблицы, найденной в Италике, имел целью ограничить расходы на гладиаторские бои (CIL
П.6278 = ILS 5163). Датируемое тем же годом обращение (oratio) Марка Аврелия к сенату
(АЕ 1977.801) в ответ на прошение милетцев заставляет думать, что он хотел предосте¬
речь другие города от подобных вещей и от совершения больших городских трат (onus
civitatum). Объявление Коммода соправителем милетцы хотели бы отметить путем устроения у себя в его честь состязаний — Дидимий, провозгласив их священными (император¬
скими) и тем самым повысив их престиж; см.: Corbier 1985а; СогЫег 1999а.
246 Кодекс Юстиниана. IX.21.1 (указ датируется 300 г.).
247 Плиний Младший. Письма. Х.108.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
549
ственникам взимать ренту за пользование муниципальными землями248 либо путем сокращения возможностей для получения иммунитета от munera civilia (собственно муниципальных повинностей) на основании возраста, количества детей, бедности и т. п.249. И всё же сами императоры лишали города части их ресурсов: на исходе Ш в. и в начале IV в. государи ввели практику предоставления сословных и статусных привилегий, связанных с реальной или фиктивной службой в имперской системе управления, что давало заинтересованным лицам освобождение от honores (должностей) и munera civilia (муниципальных повинностей) в их родных городах (после 313 г. освобождение было распространено также на духовенство). После этого императоры пытались не допускать безосновательного получения куриалами такого статуса, а также их перехода в духовенство250. Фактически посредством регулярных munera часть муниципальных расходов перекладывалась на частных лиц: «разделение труда» между декурионами, расплачивавшимися наличностью, и populus, выполнявшими свои повинности в форме обязательных работ251, возможно, отражает разные формы munera, которые каждый человек, в зависимости от своего положения в обществе, должен был брать на себя.
Что касается евергетических, то есть благотворительных, пожертвований, которых ожидали от представителей знати, то такие взносы должны были выступать прежде всего в качестве некоторой гарантии от коллективных рисков: нехватки продуктов питания252, расходов, связанных с проходом войск и императорской свиты, сопровождавшей армию253, случавшихся время от времени, и т. п.
V. Выводы
Недостаток твердо установленных историками цифр осложняет задачу подведения итогов. Впрочем, сохраняется следующее впечатление: чтобы справиться с финансовыми проблемами, Римское государство на протяжении всего рассматриваемого периода должно было прибегать к манипулированию средствами денежного обращения из-за своей неспособности осуществить всестороннюю реформу действовавшей налоговой системы, а, возможно, даже и приступить к ее проведению.
248 Lex Irnitana [AE 1986.333): гл. J.
249 См. свидетельства от северовского периода: Coriat 1997: 487—492.
250 Millar 1983; Millar 1986.
251 См. текст освящения терм в Тимгаде, дата восстановления которых не установлена (CIL УШ.2342 = ILS 6843): «Concordiae populi et ordinis quod sumptus rei publicae manibus copiisque relevaverint» («Единодушие между народом и сословием должностных лиц, которые тяготы общего дела облегчат своими трудами и своими денежными вкладами»).
252 Gamsey 1988: 260—266.
253 Mitchell. Anatolia: I: 132—134.


550
Часть четвертая
Основной причиной ухудшения качества серебряной монеты было отнюдь не сокращение запасов драгоценных металлов, а финансовые запросы императоров. В некоторые моменты политического и военного напряжения, когда доходы падали, а расходы росли, император должен был использовать все имеющиеся в его распоряжении деньги, чтобы отчеканить из них достаточное количество монет для выплаты жалованья солдатам. По сути дела, основная ответственность за инфляцию лежала на вооруженных силах: связь крупных монетных выпусков с войнами, а также с разделом империи между несколькими претендентами или императорами совершенно очевидна.
В отсутствие системы государственных заимствований, которая могла бы позволить императорам одалживать суммы, в которых они нуждались, а затем возвращать их или выплачивать проценты от своих регулярных доходов в мирное время, не существовало никакого способа приспособить фискальную систему к периодам кризиса с тем, чтобы справляться с такими значительными увеличениями расходов. И всё же моменты перенапряжения длились не слишком долго: пара рассмотренных нами десятилетий свидетельствует о максимальной девальвации монеты (в пятнадцать либо двадцать раз) и о полном переключении на такую валютную систему, которая в повседневных транзакциях впредь почти целиком зависела от бронзы, а в вопросах престижных расходов — всё больше от золота. Едва кризис закончился, наступило время «реставраций»: Аврелиан довольствовался одной лишь монетной реформой, но правил он всего пять лет (а потому, возможно, ему просто не хватило времени для широких преобразований. — A3.). Диоклетиан пытался осуществить более амбициозную монетную, фискальную и административную реформы, которые наложили свой отпечаток на весь последующий период.
Несмотря на внутренние модификации в системе, в методах платежа и в базе налогообложения, а также несмотря на введение новых податей на торговую деятельность и на богатых, налоговая система в целом, как выясняется, оставалась относительно стабильной. Императоры были в известном смысле гарантами этой стабильности. И всё же социальная структура империи менялась, как и валюта, и Римское государство должно было приспосабливать свою систему налоговых изъятий к новым обстоятельствам. Более того, хотя императоры более уже не имели (или имели редко) возможности получать добычу в иноземных походах, они, начиная с Августа, без колебаний подражали своим предшественникам, не отказывая себе в удовольствии грабежа на внутренних территориях и конфискуя собственность своих противников во времена кризисов или гражданских войн.
Та модель трат, которая постепенно развилась при империи, ставила главу государства в трудное положение. Он должен был сочетать щедрость (liberalitas), ожидаемую от правителя254, с бережливостью (parsimonia) и одновременно с личной умеренностью (frugalitas), но при этом не мог
254 	Kloft 1970.


Глава 11. Монетная система и налогообложение ..., 193—337 гг.
551
давать повод упрекнуть себя ни в скупости, ни в жадности (оба понятия выражались термином avaritia)255. Наихудшим обвинением, какое только могло быть предъявлено правителю, являлось обвинение в «алчности». Обязанность давать была важнее обязанности поддерживать сбалансированный бюджет. Модель одобряемого поведения оставляла небольшое пространство между образом жизни алчного правителя, который копит богатство ради собственного удовольствия — как Диоклетиан в изображении Лактанция256 или Лициний в изображении Юлиана257 и Аврелия Виктора258, — и образом жизни правителя расточительного. В глазах сенаторской элиты и интеллектуалов, которые разделяли те же ценности, некоторые траты считались непозволительными, такие, например, как неуместные любезности, оказываемые армии (Каракалла), мания к грандиозному строительству (Диоклетиан), разбрасывание денег в «подлую и бесполезную»259 толпу (Константин). Щедрость Константина хвалил Юлиан, сам являвшийся Цезарем, но осуждал анонимный автор трактата «О военных делах»260. Посредством монетного типа с изображением акта «sparsio» («разбрасывание») сам Константин пропагандировал образ императора на колеснице, раздающего монеты261. Император играл роль перераспредели- теля, используя для этого часть государственных доходов и собственный патримоний.
При отсутствии постоянной системы государственных заимствований (за исключением известных примеров принудительных займов, когда, теоретически, заемные средства должны были возвращаться) кое-что вызывает удивление: предположительно такая система могла быть установлена только с опорой на богатый и могущественный класс публиканов, способных авансировать государству собственные накопления. На самом же деле император не брал взаймы, а предоставлял или готов был дать заемные средства, будь то в случае с алиментами во П веке или с известными советами «Мецената». Отсюда вытекала необходимость в аккумуляции финансовых ресурсов, которая осуществлялась путем тезаврирования (то есть накопления благородных металлов в монетах и слитках, когда деньги используются не как средство обмена, а как способ сбережения
255 Walker 1978: 106-110.
256 Лактанций. О смертях гонителей. 7.5: «Он ни за что не желал унять свою ненасытную жадность к сокровищам, напротив, даже непредвиденные доходы и подарки оставлял нетронутыми, дабы то, что он уже припрятал, сохранить целым и невредимым».
257 Юлиан. Энкомий автократору Констанцию. 6, стк. 14—18 (= Речи. 1.8Ь): «Когда стал владыкою всего, после того как ненасытная алчность предшественника привела ко всеобщему обнищанию, как будто была засуха, при том что царские сокровищницы ломились от богатства, он открыл засовы и сразу заполнил всё изобилием» («’Ercel 8 octtocvtwv xupioç хостеатт], Фотиер èÇ осиурой xfjç a7uXr)(maç toû SuvaaxeuaavToç 7toXXt)ç arcopiaç ypiqpiaTGav oüaTjç xal tou 71X0UTOU Twv ßaatXetcav èv puyoTç auveXrjXapiévou, то xXeT0pov àcpeXwv eraxXuaev àGpocoç тф TtXouTco TràvTa»).
258 Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. XLI.8.
259 Зосима. П.38.1.
260 [Аноним.] О военных делах. П; см. выше, сноска 257 наст. гл.
261 Alföldi 1963: ил. 21, Na 256.


552
Часть четвертая
ресурсов. — А.З.), чтобы справиться с любыми вызовами, которые могут возникнуть262. Анекдот, рассказанный (или придуманный) Евсевием Кесарийским263, наводит на мысль, что император был обязан держать казну всегда полной: однажды, в период между 293 и 305 годами, Цезарь Констанций Хлор (отец будущего императора Константина) был порицаем посыльными от императора Диоклетиана за то, что казна у него пустая. Констанций уговорил местную знать одолжить ему достаточное количество золота и серебра, после чего пригласил посланников убедиться, что сокровищница заполнена; история заканчивается тем, что деньги возвращаются заимодавцам.
Но, в конце концов, обычно проблема решалась с помощью такого незатейливого монетарного трюка, с помощью которого из одного и того же количества серебра чеканилось всё большее число монет, которые из-за примесей теряли свое качество и чистоту. В сущности, это была римская версия «включенного печатного станка», который, несмотря на недостаточность доходов, позволял финансировать бюджет. Это наблюдение подтверждается хронологией девальваций, которые сочетаются с войнами и разделом империи. Указанное решение — выпуск всё большего количества низкопробных монет, содержавших всё меньше серебра, и присвоение им фидуциарной стоимости — не могло остаться без последствий для экономики, как будет показано в следующей главе.
На исходе 3-го столетия налогообложение, возможно, пришло на смену монетарной системе в роли унифицирующего фактора. Снабжение западных частей империи деньгами римского монетного двора, осуществлявшееся вплоть до середины Ш в., являлось способом сохранения за Римом значения места, где концентрировались военные трофеи и сборы с провинций. Напротив, все события 3-го столетия подталкивали к переносу чеканки монет ближе к тем, кто их получал—а это, прежде всего, были солдаты, — а также к налогоплательщикам. Осознавая это или не осознавая, но императоры многому научились в те периоды, когда империя оказывалась фрагментированной. Они усвоили политику, направленную на создание обильных денежных запасов, пускай и худшего качества, и на выпуск императорских монет, чеканившихся в региональных монетных дворах. Так, в конце Ш в. вместе с монетарной и фискальной реформами Диоклетиана пришло осознание связи между монетной системой и налогообложением и, что кажется исключительным новшеством, необходимости того, чтобы все жители державы, включая италийцев и сенаторов, платили прямой налог на собственность. И в самом деле, современники жаловались больше на налоги и ценз, нежели на инфляцию264. В любом случае, реакция на податную систему меньше связана с реальным бременем, чем с его восприятием налогоплательщиками, а также с тем, как это восприятие
262 	Corbier 1987b.
203 Евсевий. Жизнь Константина. 1.14; процитировано по: Millar. ERW\ 144.
264 Corbier 1986а.


Глава 11. Монетная система и налогообложение 193—337 гг.
553
они выражали. Впрочем, горячность авторов 4-го столетия по поводу любого конкретного аспекта имперской политики тесно связана с самим характером письменных источников того времени и прежде всего тех, которые, в силу стечения всяких обстоятельств, сохранились, а потому у нас нет никакой уверенности, что взгляды авторов дошедших до нас текстов отражали доминировавшие настроения той эпохи.


Глава 12
М. Корбъе
МОНЕТА, ОБЩЕСТВО И ЭКОНОМИКА
От последних десятилетий П в. до первых десятилетий IV в. экономика римского мира, вне всякого сомнения, страдала от последствий тех сильных толчков, которые сотрясали империю и имели по преимуществу военный и политический характер. Также несомненно, что экономика претерпела фундаментальные изменения в нескольких отношениях, что отчасти явилось следствием этих толчков, отчасти же было вызвано менее звучными и проявленными силами, которые обнаруживают истинную логику способа функционирования этой экономики. Однако данные перемены, которые по-прежнему еще до конца не вскрыты историками, не должны затенять для нас элементы преемственности: было бы преувеличением говорить о каком-то радикальном перевороте.
Для упрощения ранжирования этих потрясений перечислим их в следующем порядке:
( 7) растущие угрозы на границах, возникшие сначала на севере империи в связи с первыми внешними вторжениями в период правления Марка Аврелия; затем угроза обозначилась на востоке, в связи с завоеванием Ирана Сасанидами, после чего имела место серия вторжений, которые в 260—270-х годах увенчивались даже рейдами в глубинные римские территории как в восточной, так и в западной частях державы. Необходимо принимать во внимание, что огромных вложений в систему обороны было уже недостаточно, чтобы границы оставались в безопасности;
(2) войны за императорскую власть, каких держава не знала с 68/69 г., сопровождались грабежами, конфискациями и казнями со времени победы Септимия Севера над Песценнием Нигером и Клодием Аль- бином и вплоть до воссоединения империи Константином, достигнутого в результате разгрома Максенция (312 г.) и Лициния (324 г.); через неравные промежутки времени сама императорская власть оказывалась в фокусе ожесточенной борьбы, за что народу империи приходилось платить дорогую цену;


Глава 12. Монета, общество и экономика
555
[3) наконец, разделение империи, de facto или de iure, продолжавшееся на протяжении долгих периодов; даже если такое разделение принималось различными правителями, что далеко не всегда имело место, оно вело одновременно и к возрастанию затрат, направленных на поддержание в надлежащем состоянии сразу нескольких столичных городов, и к разрыву экономических связей, символизировавших единство державы. Такие задачи, как взимание податей, снабжение армии и выплата жалованья солдатам либо чеканка монеты, осуществлялись всё в более мелком масштабе, на уровне групп провинций, объединенных под одной властью; империя, таким образом, переставала быть значимым объектом анализа для историка.
«Длинный третий век» (193—337 гг.) был, следовательно, отмечен ростом издержек как на оборону, так и на функционирование политической системы и администрации, а также первыми вызовами единству государства.
Более фундаментальные изменения трудно определить и еще труднее как-то измерить. Наиболее широко используемыми индикаторами — помимо монет, которым историки уделяют большое внимание, — являются некоторые социальные и экономические изменения, которые могли иметь отношение к управлению сельскохозяйственным трудом, к получению доходов с земли и от собирания налогов, к способам платежей и обложений (с ростом натуральных платежей) и т. д. Это опять же касается денежной структуры экономики: самих монет, земельной ренты и налогообложения. Но данные индикаторы ничего не говорят о населении, взаимосвязанной сети городов, сельскохозяйственном или ремесленном производстве, как и о внутренней и внешней торговле.
Формированию «мрачного» взгляда на 3-е столетие очень сильно способствовало то, что говорили, зачастую в критическом ключе, жившие в то время авторы, чьи тексты описывают трудности в более или менее апокалиптических выражениях и представляют эти проблемы как признаки кризиса (политического, экономического, военного, социального и т. д.), а позитивные приметы едва замечают. Не было недостатка в восхвалениях замечательных усилий по «реставрации», предпринятых некоторыми императорами, однако, поставленные в один ряд с другими, только что упомянутыми, текстами, они выглядят весьма льстивыми: 3-е столетие не дало заслуживающего доверия автора типа Элия Аристида, если не считать Тертуллиана1, восхвалявшего процветание Африки около 200 г.: «ubique populus, ubique civitates» («Какой народ ни возьми, какой город ни возьми!»).
На всё это историки отреагировали многократно предпринимавшимися усилиями по выработке иных, и часто более позитивных, подходов. Первый из них относится к категории толкований «сверху» и базируется на та¬
1 	Тертуллиан. О душе. 30.3.


556
Часть четвертая
ких индикаторах, которые считаются центральными и фундаментальными для экономики римского мира: присвоение и использование власти, жалованье, выплачиваемое армии, качество монет, снабжение города Рима, угрозы ведущей роли городов, признаки фрагментации римской экономической структуры.
При втором подходе анализу подвергаются сектора и аспекты экономики, в особенности при обращении к новейшей информации, поставляемой археологическими исследованиями (сельской местности, морского дна, горных выработок и т. д.), о положении дел на местах, которому письменные источники того времени внимания либо не уделяют, либо же обсуждают его таким образом, что это не позволяет интерпретировать эти сведения хоть с какой-то надежностью и еще меньше — всерьез применять в отношении всей империи выводы, сделанные на основе такой интерпретации. Третий подход носит более теоретический характер и связан с более долгим периодом, нежели один только 3-й век. Этот подход, в наше время ссылающийся скорее на М. Вебера, А. Чаянова, К. Поланьи, В. Кулю, Ф. Броделя и Э. Валлерстайна, нежели на К. Маркса, ставит вопросы о специфических чертах римской экономики: о своеобразном отношении к расходованию и накоплению богатства и, следовательно, к проблеме сбережений и инвестиций; о роли перераспределения и взаимодействия в противоположность рыночным отношениям; о значении самодостаточности в сравнении с коммерческим производством и потреблением; а также о хищническом поведении государства, каковое поведение было перенаправлено — с завершением периода внешних завоеваний — на некоторые социальные группы собственного населения.
Эти подходы и интерпретации облегчаются и стимулируются впечатляющим количественным и качественным ростом доступной историкам информации. В дополнение к литературным источникам римская экономика оставила после себя огромный объем материальных свидетельств, которые за последние несколько десятилетий стало возможным изучать более системно благодаря прогрессу в археологии и эпиграфике. Впрочем, эти свидетельства по-прежнему предоставляют нам довольно обрывочную информацию о производившейся продукции, народе, торговле, моделях потребления, сбережениях, капиталовложениях, регулировании рынка, диспропорциях между регионами державы и между самой империей и ее соседями.
Указанные свидетельства состоят из артефактов, сопротивляющихся течению времени: прежде всего это монеты; вторая категория артефактов — это керамика (утонченные изделия и обычная посуда, амфоры, лампы — все они представлены и изучаются в очень широких масштабах), а также то, что может быть извлечено из этих артефактов, как, например, продукты, которые транспортировались и иногда хранились в амфорах (прежде всего вино, масло и гарум, то есть рыбный соус); вместе с тем мы располагаем крайне малым количеством деревянных бочек и мехов, хотя и то, и дру¬


Глава 12. Монета, общество и экономика
551
гое известно из древних изобразительных источников, причем период, который мы рассматриваем, был именно тем временем, когда бочки заменили собой тарные амфоры, а также, возможно, и dolia (ед. ч. dolium — кувшин, вкапывавшийся в землю). Сохранились каменные инфраструктурные сооружения, связанные с транспортировкой людей и грузов по суше и по морю — дороги, мосты и гавани, но, естественно, не сохранились прогоны для скота, проселочные дороги и тропы для вьючных животных; то же можно сказать об элементах городского благоустройства, которые были результатом либо каких-то единичных, либо регулярных капиталовложений и служили признаком определенных моделей поведения; дошли до наших дней также центуриации (то есть размежевания земли вокруг римских колоний. —А.З.), они зафиксированы в виде «окаменелостей» современного ландшафта или сохранились в виде записей (например, кадастр из Оранжа). Благодаря успехам археологии мы теперь больше знаем о рудниках и карьерах, металлургии, торговых судах и их грузах, некотором оборудовании (водяные мельницы, прессы для масла и тарапаны, то есть виноградные давильни, рыбозасолочные цистерны, грузила для ткацких станков и веретена, но не сами станки), орудиях труда (главным образом металлические части, без деревянных рукояток), а также о костях животных (которые лишь относительно недавно стали подвергаться систематическому изучению), но до сих пор мы очень мало знаем о семенах. Сельские ландшафты, как, например, в Апулии, Сицилии или Африке, долгое время формировались под влиянием хлебных монокультур, но, помимо того, что можно почерпнуть из античных текстов, мы знаем совсем немного о других зерновых культурах. Сохранились руины вилл (являвшихся одновременно и местом проживания — pars urbana, букв, «городская» зона, и центром производства — pars rustica, сельская зона), городских домов, в том числе многоквартирных доходных инсул, некрополей и мавзолеев с их гробницами и саркофагами, которые рассказывают нам о жизни и смерти, но очень мало о сельских и крестьянских местах обитания. Информация, которой мы располагаем, всё время множится, но сама она есть продукт выборки, то есть отчасти зависит от случая, отчасти же связана с различными концепциями, доминирующими среди историков.
Наряду с этим изобилием материальных источников, которые, очевидно, можно условно назвать «объективными» и которые в любом случае поддаются измерению и систематическому анализу, мы располагаем большим количеством текстов, которые позволяют выявить точку зрения скорее жителей городов, нежели обитателей сельской местности, скорее представителей правящих классов, нежели простолюдинов, скорее администрации с ее усилиями по навязыванию своей воли (в качестве примера можно привести «Эдикт о ценах»), нежели тех, кому эти постановления были адресованы (о чьих жалобах мы узнаём в тех случаях, когда они были услышаны и увенчались каким-то успехом), и, наконец, скорее культурных слоев, которые стремились описать, теоретизировать по поводу, критиковать или контролировать некоторые стили, либо изменения, либо модели по¬


558
Часть четвертая
ведения, нежели так называемых низших классов. Иногда эти тексты отражают определенные аспекты экономической мысли, приоткрывая кое- что относительно статуса торговли, перераспределения, благотворительности. Однако риторика восхваления — городов или областей — равным образом инспирировала и обращение жителей Орциста, что во Фригии, с прошением к Константину2, и появление «Expositio Totius Mundi et Gentium» («Описание всего мира и его народов»; написано около 360 г.)3. Оба эти текста повторяют несколько риторических топосов, из которых трудно вычленить истинное положение вещей.
Поэтому в качестве отправной точки возьмем модель реального функционирования римской экономики, модель, которая специально упрощена и избавлена от всяких теоретических предвзятостей; затем обсудим основные проблемы, связанные с интерпретацией: влияние кризиса и глубоких трансформаций. Чтобы попытаться определить — фактор за фактором и сектор за сектором, — что могло измениться в течение нашего периода и объяснить эти перемены не только в терминах кризиса или упадка (либо, наоборот, стабильности, если не роста), но также и с точки зрения того, где могло произойти реструктурирование, наш анализ будет сфокусирован прежде всего на структурах римской экономики, которые уже существовали и в предыдущий период. Поэтому мы рассмотрим сдвиги, которые могли иметь место между натуральной и монетизированной экономиками или между общеимперской и провинциальными (региональными) экономиками, а также изменения в обращении денег и в вопросе определения, что они собой представляют (с переходом от высококачественных монет, находившихся преимущественно в руках богачей и имевших ограниченную циркуляцию, к низкопробной монете, которая широко использовалась и очень быстро оборачивалась).
С точки зрения собственно функционирования, римская экономика может быть описана четырьмя взаимодополняющими способами, высвечивающими ее наиболее характерные черты:
( 7) В основе своей это было сельское хозяйство с городской структурой. В целом данная экономика обеспечивала деятельность государства и другие расходы, которые в мирное время были более или менее постоянными, но в условиях войны испытывали значительные колебания и еще большие — когда империя подвергалась нападениям извне, результатом чего были разорения и потеря доходов. Государство, отныне олицетворявшееся личностью императора, отвечало за оборону, за продовольственное снабжение столичного города, а также за благотворительность (по отношению к Риму, провинциальным городам, различным социальным категориям). Чтобы справиться с этими задачами, у политической власти был широкий диапазон возможностей: денежная экономика (для снабжения городов и взима¬
2 МАМА VTI.305.
3 Expositio Totius Mundi et Gentium (ed. J. Rougé. Sources chrétiennes 124; Paris, 1967).


Глава 12. Монета, общество и экономика
559
ния податей); добровольные или обязательные пожертвования; налоговые вычеты как в натуре, так и в деньгах, но также реквизиции и конфискации; прямой имперский контроль над многочисленными сферами деятельности (с имперской собственностью над рудниками, сальтусами и т. д.); и, наконец, экономика мелких хозяйств, минимально монетизированная и в значительной степени полагавшаяся на самостоятельное выживание, на натуральные платежи и компенсации, на бартер и обмен услугами.
(2) Экономика, основанная на широкомасштабной организации пространства и движения товаров; ее опорными элементами были: армия, размещенная близ границ, мир в провинциях, торговля в рамках Средиземноморского региона в сочетании с приоритетом снабжения Рима и его граждан, деловые отношения, постепенно охватившие всю империю (с экспортом средиземноморских продуктов в приграничные области, с импортом продуктов из этих последних и из-за пределов империи в Средиземноморье и с перемещениями товаров и людей), а также серьезные диспропорции в уровне развития между различными регионами.
(J) Экономика, базирующаяся также на сочленении большого количества ячеек, живущих за счет собственных ресурсов (как, например, города, существовавшие за счет собственной сельхозтерритории) и по этой причине обладающих высокой степенью автономии.
(4) 	Наконец, экономика, основанная на разнообразных сочетаниях рабского и свободного труда.
I. Структуры экономики
1. Сельская местность
(а) Неизвестная величина: население
Вопросы, связанные с римской экономикой Ш в., так или иначе подразумевают, что необходимая информация в своей существенной части, по сути, неизвестна нам, в частности — количество населения, ключевой фактор в экономике, основанной на сельском хозяйстве с неизменной продуктивностью в течение долгого времени (при отсутствии крупных технических нововведений). Размер культивируемых площадей и тип культуры, место, занимаемое животноводством и лесоводством, объемы выпускаемой продукции, производительность труда и продуктивность земли, количество месяцев, отводимых на откармливание скота на пастбищах, и объем расходов на это, трудовые ресурсы, имеющиеся в распоряжении для других видов деятельности, давление тех, кто не имеет работы и земли, на городские и государственные власти, чрезмерная эксплуатация земли и соотношение между более экстенсивным и более интенсивным типом сель¬


56 О
Часть четвертая
ского хозяйства — все главные переменные, в конечном итоге, зависят от количества населения. Хотя по поводу этого последнего фактора мы не знаем ни абсолютных цифр, ни амплитуды колебаний на протяжении обсуждаемого периода, всё же информации по этому времени у нас больше, нежели по более ранним периодам. Результаты цензов, проводившихся с фискальными целями (в Египте переписи проходили регулярно, каждые четырнадцать лет, вплоть до середины 3-го столетия, но менее регулярно, по-видимому, приблизительно раз в пятнадцать лет, в других провинциях, в частности, в Галлии), известны только для Египта, и даже для него — лишь выборочно4.
Не располагая цифрами, даже приблизительными, некоторые историки склонны представлять негативную картину анализируемого здесь периода, распространяя на обширные области империи последствия двух значительных демографических событий, которые, как представляется, вызвали (помимо войн и вторжений) затяжное уменьшение численности населения: ( 7) так называемая «Антонинова чума», которая, согласно сообщению Галена5, врача, являвшегося очевидцем этого бедствия, поразила Рим в 166 г., в правление Марка Аврелия, и, как думали, была принесена из восточного похода войсками Луция Вера; а также (2) «чума святого Кип- риана», распространившаяся в Африке в середине Ш в. и описанная Кип- рианом, епископом Карфагена6. Мы знаем, когда и где эти две эпидемии случились, но у нас, по существу, нет никаких идей относительно точного количества жертв. Тем не менее, некоторые исследователи уверенно утверждают, хотя это всего лишь гипотеза, что данные демографические события могли быть связаны с другими самостоятельными феноменами, наблюдаемыми в иных местах и, как считается, также указывающими на депопуляцию: рост цен на продукты питания и, соответственно, заработной платы в Египте в период между 160 и 190 гг. (хотя чума могла легко вести не только к росту, но и к падению цен на сельхозпродукцию, как случилось в Европе в XIV в.); спад строительной активности в северной Сирии, предположительно связанный с тем, что примерно в 250/251 г. «Киприано- ва чума» перекинулась сюда из Египта; уменьшение количества налогоплательщиков, отмечаемое для некоторых египетских поселений7. Все эти клубки, конечно, необходимо распутывать, но реконструировать картину в целом весьма проблематично. Они иллюстрируют, насколько непросто доказать что-то в этой сфере в силу нашей неспособности дать убедительные ответы на два основных вопроса: ширились ли эти две эпидемии? И если да, было ли их влияние длительным или же, напротив, население оправилось от них быстро? В случае с Египтом, единственным регионом, относительно которого у нас имеются хоть какие-то данные и где плотность
4 В agnail, Frier. Demography.
5 См. прежде всего: Гален. XIX.15; XIX.17—18 (Kuhn); Duncan-Jones 1996b.
6 Киприан. О бренности. XIV—XV (CSEL Ш.1: р. 305—306).
7 Rathbone 1996: 334; Tate 1992: 301; Bagnall, Frier. Demography. 173—174 с примеч. 22.


Глава 12. Монета, общество и экономика
561
населения была особенно высокой, Д. Ратбон8 оценивает невосполнимые потери от мора 166 г. в 20% от населения, но он усматривает «значительное, если только не полное восстановление» популяции к началу Ш в.; кривые возрастного распределения, установленные Р. Багналлом и Б. Фрайером, ясно показывают, насколько реальны были основания для умозаключений относительно такого восстановления9.
Сокращение населения зачастую выступает как неотъемлемая часть интерпретаций перемен в поселенческой модели, засвидетельствованных для Галлии между П и IV вв. Но в последнее время исследовательский взгляд на этот вопрос изменился10. После многих лет надежд на количественный подход, который предполагал измерение роста, стагнации или упадка сельской жизни на основе численности жителей населенных пунктов, ныне археологи предпочитают подвергать анализу сети и иерархию поселений путем идентификации и раскопок ферм, вилл (villae) и скоплений сельских жилищ, а также путем изучения окружающей среды. Что касается галлов, которые рассматривались особенно тщательно, то констатация опустения многих мест их проживания между 2-м и 4-м столетиями считалась верным признаком того, что в этот период значительная часть обрабатываемой земли была заброшена; теперь те же самые свидетельства интерпретируются проще — как указание на переход от модели рассредоточенных поселений, характерных для Ранней империи, к сгруппированным поселениям, в том числе вокруг одного ядра. Данная перемена в деревенской экономике Галлии началась во П в., продолжилась в Ш в. и в некоторых областях привела к тому, что почти две трети поселений сельской местности оказались заброшены. И всё же лишь в отдельных случаях это сокращение числа населенных пунктов, часть которых являлась «аграрными приложениями» («agrarian annexes», если использовать термин, который теперь широко применяется к ним), совпадает со временем забрасывания земли и оставлением ее без обработки.
Среди признаков социальной напряженности, которая, вероятно, ускоряла сокращение сельского населения и обрабатываемых площадей, упоминаются следующие: бегство земледельцев по причине долгового и налогового бремени, разбоя и «колонатной» системы, которая, как считается, ухудшала их положение перед лицом землевладельцев. Угроза бегством является общей чертой жалоб к императору со стороны крестьян императорских имений, жалоб, засвидетельствованных в надписях конца П и ш вв. в Африке, Лидии, Фракии и в других местах;11 этот периодически повторяющийся «шантаж» доказывает по меньшей мере, что колоны (coloni) могли свободно покидать имение. Характерно, что новые письма Августина показывают, что в начале V в. coloni из одного частного африканского поместья (fundus) по-прежнему грозили своей госпоже (domina), что они
8 Rathbone 1990.
9 Bagnall, Frier. Demography: 175—176.
10 Lewit 1991: 27—36; Van Ossel 1992; Raynaud 1996; Ouzoulias et al 2001.
11 Herrmann. Hilferufe. Эти документы можно найти вместе с английским переводом здесь: Hauken. Petition and Response.


562
Часть четвертая
могут убежать [Письма. 20*)12. В период со 165 по 172 г. бандитизм в дельте Пила вырос угрожающе: дело дошло до того, что в 171/172 г. потребовался ввод сюда из Сирии римской армии под командованием Авидия Кассия для подавления мятежа, который Дион Кассий называет восстанием «волопасов» (ßouxoXoi)13. Но был ли разбой также и формой «социального протеста», привлекавшей в банды разорившихся земледельцев и дававшей им возможность выразить свой настрой, желания, претензии и возмущение, согласно модели, предложенной Эриком Хо6сбаумом?13а Если судить по спискам, регистрирующим тех, кто подлежал лаографии (то есть переписи населения, Xocoypoccpta), то время от времени во многих египетских деревнях можно наблюдать «avaxoap7]aiç» («уход», «бегство») из-за податного гнета: так, снижение числа налогоплательщиков на Сокнопейском острове, впервые фиксируемое в период между 178 г. и началом 3-го столетия, можно объяснить прежде всего ужасными последствиями чумы 178/179 г., но, помимо того, и массовым бегством земледельцев14. Впрочем, отток населения из деревень не был необратимым, и прощения долгов, каковые охотно провозглашались императорами по случаю проводившегося в Египте каждые четырнадцать лет ценза, могли способствовать возвращению задолжавших налогоплательщиков. Именно в таком контексте историки склонны понимать прикрепление земледельцев к тому поместью, в котором последние родились (origo), упомянутое в законе Константина от 332 г.15, как меру, которая позволяла землевладельцам сохранять свою рабочую силу, которая в противном случае могла их покинуть. Хотя и не вызывает сомнений, что данное принуждение использовалось для этой цели, однако его мотив определенно носил фискальный характер и направлено оно было на то, чтобы гарантировать стабильное поступление налогового дохода с поместья («Любой, у кого в доме обнаружится какой-нибудь колон (colonus), принадлежащий кому-то другому, должен вернуть его в его родное место (origo) и уплатить подушную подать (capitation) за тот период, когда оный был удерживаемым»).
[Ь) 	Сельскохозяйственное производство
Приметы, имеющие отношение к обрабатываемым площадям и сельскохозяйственному производству, также тяжело интерпретировать. Методы аграрной интенсификации (дренаж и орошение, расширение культивации виноградной лозы, олив и садовых деревьев и кустарников, введение новых зерновых культур и т. д.), а также технологический прогресс, который имел место в Средиземноморье в римский период, заставляют ду¬
12 Diyjak 1987: 292—342 (более раннее изд.: CSEL LXXXVTH (1981): 94—112).
13 Дион Кассий. LXXI.4.
13аЭрик Хобсбаум (E. Hobsbawm; 1917—2012 гг.) — британский историк-марксист, известный своей концепцией «долгого XX века». — А.3.
14 Bagnall, Frier. Demography: 174.
15 Кодекс Феодосия. V.17.1.


Глава 12. Монета, общество и экономика
563
мать, что представление о стагнирующей урожайности в мире, где рост мог, дескать, проистекать лишь от расширения площадей культивации, должно быть пересмотрено. Средиземноморское земледелие в основе своей оставалось конечно же богарным («сухим», без искусственного полива), со смесью хлебных злаков (скорее для потребления человеком, нежели животными), бобовых, кустарников (виноградная лоза, оливы, широкий ассортимент фруктовых деревьев) и домашнего скота, а также с разделением сельскохозяйственной земли на ager (пашня) и saltus (лесистое место, пастбище, выгон). Данная модель была даже продвинута далее на север, где виноградники северной Франции и левого берега Рейна считаются сегодня «наследием римлян»16. Тацит, обращающий внимание на плодородие Британии, которым она отличается несмотря на влажный климат, всё же замечает, что в тех краях невозможно выращивать оливковые деревья и виноградную лозу17. Хотя орошение в сельском хозяйстве и развивалось, прежде всего — в пустынных и полупустынных зонах (как, например, в восточных областях державы, в долинах великих рек — Нила, Оронта и Евфрата, в оазисах и даже в Северной Африке), в западных регионах оно почти не использовалось, пока на Сицилии и в Испании его не ввели арабы. В Италии, как и в Нарбонской Галлии и в Британии, а именно в Фензе (болота, низкая болотистая местность в графствах Кембриджшир, Линкольншир и Норфолк. — А.З.), римляне выказали отменное мастерство в гидротехнике и прежде всего в дренажных работах, позволивших сделать пригодными для обработки приморские и внутренние болота; для разведения крупного рогатого скота римляне создали также пойменные (заливные) луга (например, в долине реки По). После себя римляне оставили следы грандиозных строений (акведуков, водохранилищ и цистерн), имевших, правда, отношение скорее к водоснабжению городов, нежели к развитию ирригации.
Хорошо известные тексты из Северной Африки документируют то, как распределялась вода, предназначенная для орошения18, тогда как археология обнаруживает реальные образчики гидравлических систем. У Плиния Старшего19 описывается ставшая стандартной модель распределения воды для полива, тщательно измерявшейся скорее по периодам времени, нежели по объему, как то практиковалось в оазисе Габес (античное название: Такапа). Большая надпись из Ламасбы20 (к северо- западу от Батны, в Нумидии), выгравированная и выставленная на всеобщее обозрение в начале Ш в., излагает в мельчайших подробностях правила по орошению участков, засаженных оливковыми деревьями, на период от сентября по март. Конституция Константина, направленная в Карфаген 9 марта 319 г.21, пыталась установить в пользу обладателей эм- фигевтических договоров на императорских имениях порядок разреше¬
16 	Dion 1959: 117—170. 17 Тацит. Агрикола. ХП.
18 Pavis d’Escurac 1980.
19 Плиний Старший. Естественная история. ХУШ.51.188—189.
20 CIL VTH.4440 = 18587; Shaw 1982.
21 Кодекс Юстиниана. XI.63.1.


564
Часть четвертая
ния конфликтов, необходимость в котором возникала по той причине, что колоны неправомерно отводили воду из источников. В чрезвычайно засушливой тунисской степи раскопки вокруг Кассерины (Циллий) пролили свет на гидротехнические работы римского периода, которые благодаря применению местных приемов ирригации позволили расширить выращивание олив на зону террасированных холмов22.
Пересмотр датировки мельниц в Барбегале (в 7 км к востоку от Арля, у входа в долину Ле-Бо-де-Прованс), которые теперь специалисты относят к антониновскому периоду или даже, конкретно, к правлению Траяна, датировки мельниц на римском Яникуле, ныне относимых к Ш в., а также открытие на виллах (villae) в регионе Вар в южной Франции водяных мельниц 2-го столетия 23 заметно скорректировали традиционную точку зрения, согласно которой умение использовать гидроэнергию не достигло сколь-нибудь значительных успехов вплоть до средних веков. В известном утверждении Марка Блока — «invention antique, le moulin à eau est médiéval par l’époque de sa véritable expansion»24 — на первые два слова зачастую просто не обращают внимания. Сегодня имеется большее понимание того, что успехи в мельничной технологии не являются особенностью Поздней античности. С точки зрения всех видов водопользования, данный период отнюдь не был ни «чистым листом», ни настоящим прорывом, ни исходной точкой в развитии. Мы не знаем, сколь давно фригийский город Орцист уже использовал водяные мельницы, когда в своем обращении к Константину нахваливал сам себя за обладание такими удобствами25.
Нет недостатка в признаках возделывания зерновых или кустарников, таких как виноградная лоза и оливковые деревья, а также разведения домашнего скота, с перегонами его между зимними и летними пастбищами либо без таких перегонов. Но возможно ли распознать хоть какие- то перемены в методах хозяйствования?
Рим аннексировал весь средиземноморский бассейн по его периметру, включая его полупустынную периферию, а также южную и западную части континентальной Европы. В силу этого римская экономика стала связующей между, с одной стороны, средиземноморским типом сельского хозяйства, основанного на трех базовых культурах (пшеница, виноградная лоза и олива), которые обеспечивали распространение по всей империи базовой модели потребления (хлеб, вино и масло), и с другой — регионами с совершенно иными климатическими условиями, где сельское хозяйство основывалось преимущественно на сочетании возделывания злаков/домашнем скоте и охоте (Европа) или, напротив, если говорить о полупустынных зонах, на иных культурах (фиги и финики, которые были включены в «Эдикт о ценах»). Наличие таких несходных климатических условий также способ¬
22 Hitchner 1995.
23 Leveau 1996; Bell 1994; Brun, Borréani 1998.
24 «Античное изобретение, водяная мельница, получило по-настоящему широкое распространение только в средневековую эпоху» (Bloch 1935).
25 МАМА УП.305.


Глава 12. Монета, общество и экономика
565
ствовало расширению и разнообразию питания: «мясоедов» можно было найти теперь не только в северных и северо-западных регионах империи. Животных, которые были особенно важными для религиозной жизни Средиземноморья в силу того акцента, который делался на жертвоприношениях и на ритуальном потреблении мяса, разводили также ради их шерсти, кожи и сала.
Значимость злаковых в питании населения всей державы подтверждается «Эдиктом о ценах» (гл. I)26, в котором приоритет отдается пшенице (frumentum), за ней следуют другие культуры того же типа (ячмень, рожь, полба), а также просо; овес (avena) упомянут ниже, после овощей, и в качестве фуража. Эти зерновые, сеявшиеся и убиравшиеся отдельно, но иногда смешивавшиеся при изготовлении хлеба, являлись основой человеческого питания, хотя от региона к региону их пропорции варьировались. Город Рим, снабжавшийся из Сицилии, Африки и Египта, как представляется, в особенности обеспечивался пшеницей. В Египте пшеница и ячмень были основными зерновыми культурами, причем первая возделывалась для изготовления хлеба, а второй, по всей видимости, также и для производства пива. Выращивание полбы (spelta) быстро распространялось на равнинах северной Галлии; из-за относительной хрупкости колоса этой культуры полбу приходилось убирать необычными способами, в частности, используя жнейку (лат. vallus, «жатвенную машину». —A3.), которая описана у Плиния Старшего (в I в. н. э.) и у Палладия (в IV в.)27 и которая изображена на рельефах Марсовых ворот в Реймсе и на надгробных памятниках в Арлоне, Монтобан-Бузеноле, Трире и Кобленце, датируемых П и Ш вв. Напротив, рожь, о возделывании которой в Пьемонте в середине 1-го столетия упоминает Плиний Старший28 и которая в Средние века превратилась в основной злак Центральной и Северной Европы, примерно на рубеже 1-го и 2-го тысячелетий заменив собой полбу, до этого широко не выращивалась, причем римские авторы, прежде всего Плиний, «молившийся» на одну пшеницу, рожь совершенно ни во что не ставили.
Если не считать этих свидетельств о качестве возделывавшихся зерновых культур, мы в целом располагаем гораздо меньшей информацией о производстве продовольствия (разные стадии которого описаны римскими агрономами), чем о снабжении им городов, прежде всего Рима, затем — Константинополя, на который Константин решил перенаправить часть египетских поставок. Мы знаем о случавшемся недостатке продовольствия, колебаниях цен, раздачах (иногда бесплатных, иногда по сниженной цене), осуществлявшихся императором или местными элитами, реквизициях и натуральных сборах с земледельцев, о перевозке продовольствия из небольшого числа провинций, регулярно производивших из¬
20 Лучшее издание этого памятника: Giacchero. Edictum Diocletiani, но см. также новые фрагменты из Эзани (Crawford, Reynolds 1977; Crawford, Reynolds 1979) и из Афродисиа- ды (Reynolds 1989).
27 Плиний Старший. Естественная история. XVIII.72.296; Палладий. VII.2.2—4.
28 Плиний Старший. Естественная история. XVHI.40.141.


566
Часть четвертая
лишки зерна и специализировавшихся на его экспорте (Сицилия, Египет, Африка), на большие расстояния ради прокорма этих привилегированных городов, при том что другие города, естественно, должны были полагаться на собственные ресурсы (учитывая высокую стоимость сухопутного транспорта), если только они не получали от императора редкую привилегию импортировать зерно из Египта, как то было с Эфесом и Траллами во 2-м столетии29.
Производство оливкового масла — в «Эдикте о ценах» (3.1а — 3) различаются три его градации: flos, sequens и cibarium (первый отжим, второй и грубый) — и прежде всего обеспечение маслом Рима исследуется сегодня очень активно, в основном потому, что хорошо сохранилась соответствующая тара (амфоры). Типология амфор теперь установлена гораздо лучше, и теперь мало кто сомневается в важном значении надписей и граффити на них. Кроме того, благодаря сохранившимся остаткам античных маслобоен возможно идентифицировать территории, где имелись оливковые рощи. К дискуссионным темам по Ш в. относится проблема падения объема поставок в Рим из Бетики (поставки производились преимущественно в амфорах 20-го, а затем — 23-го типа по классификации Генриха Дресселя), замененных поставками масла из Бизация и, в меньшей степени, из Триполитании. Впрочем, снижение количества испанских амфор, весьма резкое в промежуток между 230 и 250 гг., что прямо следует из соответствующих гистограмм, составленных по материалам из Остии (раскопки Терме-дель-Нуотаторе)30, относится преимущественно к поставкам гарума и соленой рыбы.
Исследование свалки Монте-Тестаччо30а, устроенной в гавани самого Рима, ниже по течению от города на берегу Тибра, показывает, что вплоть до 260-х годов объем испанского масличного импорта сюда не снижался; фактически на это самое время приходится прекращение использования самой свалки (возможно, из-за того, что городская гавань была перенесена в другое место), а потому совсем необязательно, что испанский импорт прекратился именно в это время. Более того, с середины Ш в. испанское оливковое масло начали перевозить по морю в амфорах другой формы, а их типы (прежде всего 23-й тип по классификации Дресселя) были определены только недавно.
Из периода в 500 лет от I в. до н. э., когда Цезарь взыскал с Лепты дань оливковым маслом, и до IV в. н. э., для какового периода производство и распространение масла из Триполитании хорошо засвидетельствовано, половина столетия между 200 и 240/250 гг. привлекает особое внимание из-за амфор, имеющих клейма с инициалами собственников, среди которых идентифицирован префект претория Плав циан (освобожденный от должности в 205 г.), а также целый ряд знатнейших мужей (clarissimi) и всадников (equites) из Лепты, не говоря уже о самих императорах.
29 Gamsey 1988: 255-256.
30 РапеИа 1986: 65, 79.
30а Monte Testaccio — искусственный холм на юго-западе Рима, огромная мусорная куча, образовавшаяся в основном из осколков битых амфор. — A3.


Глава 12. Монета, общество и экономика
567
Некоторые из этих амфор были обнаружены в месте их производства, некоторые — в пункте назначения, то есть в Риме (Монте-Тесгаччо, Остия). Клейма были связаны с дарованием Септимием Севером Лепте италийского права (ius italicum) — а потому с освобождением от налога, — о чем известно из «Дигест Юстиниана» (L.15.8.11), а также из двух знаменитых пассажей: у Аврелия Виктора (О Цезарях. ХЫ) и в «Истории Августов» [Север. 18.3), которые, с одной стороны, утверждали, что народ Лепты предоставил скидки на масло своему соотечественнику и, с другой — что Септимий учредил регулярные раздачи масла римскому плебсу. Можем ли мы усматривать в этом, как делают некоторые, благотворительную акцию со стороны знати Лепты? Или же следует, скорее, задаться вопросом: не стимулировал ли Септимий Север потребление масла в Риме, установив такие раздачи и открыв тем самым столичный рынок масла для продукции из Триполитании, одним из самых важных поставщиков которой был сам государь? Императорские имения, расширившиеся, когда собственность Плавциана была конфискована и с начала Ш в. стала управляться как часть особого патримониального округа, обозначавшегося как regio Tripolitana (Триполитанская область), возможно, сохраняли свои следы в местной топонимике по меньшей мере вплоть до X в., согласно арабским географам. Приблизительно в тот же самый период, хотя точная дата неизвестна, появляется новая прокураторская должность (непонятно, временная или постоянная) — «procurator ad olea comparanda per regionem Tripolitanam» («заведующий маслом, приготовляемым в Триполитан- ской области»), что заставляет думать о массовых закупках (скорее, чем о просто добровольных или обязательных поставках) для службы анноны (annona) Рима31.
Виноградники ставят ту же проблему, что и оливковые деревья, хотя и в меньшей степени.
То, что зона культивации виноградной лозы расширилась до Дуная и Рейна, как и описанная Тацитом склонность «германцев» к беспробудному пьянству32, доказывают притягательность модели римского образа жизни, которая сказалась даже на населении Египта, снизившего потребление пива. Вино поэтому находилось в центре торговой деятельности, включая транспортировку его по суше и по морю; это указывает на формы и организацию данной деятельности, охватывавшей в деле снабжения городов весь Средиземноморский регион целиком, а заодно и всю романизированную Европу, с ее системой доставки товаров к северным и к северо-западным границам. За редкими исключениями недостатка в вине не существовало, как и никакого длительного снижения производства: в среднесрочной и долгосрочной перспективе объемы конечной продукции соответствовали запросу, причем запрос этот был монетизированным, что является решающим фактором. Впрочем, изучение виноделия затрудняется из-за переключения с амфор на деревянные бочки, то есть на такой вид тары, от которого почти не сохранилось следов. Бочка, изо¬
31 Manacorda 1983; Di Vita-Evrard 1985; Lewicki, Kotula 1986.
32 Тацит. Германия. 22—23.


568
Часть четвертая
бретенная кельтами, хорошо известна по изображениям, которые становятся широко распространенными именно с Ш в. н. э. О том, что бочки и амфоры использовались одновременно, мы знаем благодаря барельефу из коммуны Кабриер-д’Эг (Франция), хранящемуся ныне в Музее Кальве в Авиньоне, где изображена сцена с бочками, загружаемыми на корабль, и с прикрытыми соломой амфорами «галльского 4» типа.
Скотоводство, источник мяса, шерсти и кож, практиковалось в империи на трех уровнях33. На первом уровне оно являлось элементом смешанного сельского хозяйства (наряду с возделыванием зерновых) и представляло собой выпас скота на fundus (землях поместья), как то было рекомендовано латинскими авторами трактатов по земледелию. Второй уровень соответствовал пастушескому сектору оседлого сельского хозяйства, обычно представленному перегонами скота с летних пастбищ на зимние; это форма сельского хозяйства, которая в латинских текстах связана с упоминаниями салыусов (saltus). Первоначально слово «saltus», до того как оно приобрело коннотацию «огромное поместье», означало залежную, целинную землю — в отличие от ager или fundus, которые регулярно возделывались. Единственное подробное описание отгонного скотоводства относится к гораздо более раннему периоду, нежели тот, который интересует нас сейчас, и содержится оно у Варрона, во второй книге и в ряде пассажей третьей книги его «Сельского хозяйства» («Res Rusticae»); речь здесь идет об Апеннинах и южной Италии. Впрочем, одна длинная надпись из Сепина, датируемая примерно 170 г., показывает противостояние, которое могло возникнуть между, с одной стороны, хозяевами отгонных стад и их пастухами и, с другой — гражданскими властями и императорскими чиновниками34. Недавнее открытие овчарен в кантоне Ла-Кро (Прованс) помогло пролить свет на смутную, но вызывающую определенные впечатления ссылку (с ее упоминанием тимьяна) на эту каменистую равнину у Плиния Старшего35.
Третий уровень скотоводческой экономики имеет отношение к некоторым подлинным пастушеским обществам, чаще всего кочевникам, следы которых историки и археологи ищут внутри империи или на ее границах, в Северной Африке либо на Ближнем Востоке. Конкретный пример обмена между кочевниками (или полукочевниками) и оседлым населением представлен в тарифе города Зараи, известном по надписи, датируемой 202 г.36. В ней перечислены товары, при ввозе которых в этот небольшой нумидийский пункт должна быть уплачена пошлина (portorium): половина указанных товаров — это продукты пастушеского хозяйства (подлежащая взиманию сумма фиксирована, а ее размер невысок). Впрочем, римляне, будучи народом оседлым, всегда стремились контролировать кочевников, а в самой Италии — пастухов (pastores), как правило, являвшихся рабами, которые, согласно общему мнению, часто занимались разбоем (latrones), как, например, буколы (ßouxoXoi) Нильской Дельты.
33 Corbier 1991а; Corbier 1999b.
34 CIL ЕХ.2438; переиздано здесь: Laffi U. Studi Classici e Orientali 14 (1965): 180—181.
35 Плиний Старший. Естественная история. XXI.31.57.
36 CIL УШ.4508 = 18643.


Глава 12. Монета, общество и экономика
56 9
С ростом римского господства более крупными становились и домашние животные: быки и коровы, овцы, свиньи, лошади и даже петухи. Данный феномен, хорошо засвидетельствованный археозоологией, продолжился также в 3—4-м столетиях (эти крупные породы исчезли только по окончании империи) и, как представляется, стал результатом совпадения нескольких вероятных факторов: ввоз пород из Италии, скрещивание их с местными породами, приобретение новых навыков фермерами-скот- никами. Аборигенные стада полностью исчезли из северной Галлии, при этом свидетельства о «римских» животных менее значительны в Британии, чем на континенте, и можно предположить, что этот «римский» скот был сюда ввезен37. В Италии свиноводство извлекло выгоду благодаря включению, согласно традиции — со времен правления Аврелиана, свинины в раздачи пищевых пайков римскому плебсу, бесплатные либо по сниженным ценам, а также благодаря натуральным фискальным обложениям свининой. При Константине налогоплательщик был обязан передавать властям живых свиней определенного веса; но если он считал, что suarius (свиноторговец) занижал вес, то мог заплатить эквивалентную сумму наличными, согласно текущей рыночной расценке, объявленной наместником данной провинции38.
Лён и конопля были наиболее широко выращиваемыми культурами для изготовления текстиля. Мы знаем, что хлопок (ereoxulon), в отличие от шелка (импортировавшегося из Азии), не только использовался, но со П в., если только не с более раннего времени, выращивался в Египте39. Шерсть, впрочем, оставалась главным сырьем для домашнего или промышленного производства сукна.
Наконец, распространение новых культур в качестве заместителей импортируемых пряностей — еще один важный признак умения приспосабливаться в сельскохозяйственном деле, даже если реальный импульс от этого был не особенно значимым.
(с) 	Шахты и карьеры
Полезные ископаемые, добывавшиеся в шахтах или карьерах, являлись важной частью продукции, поставлявшейся из сельской местности. К тем предприятиям, чья деятельность в Ш в. хорошо документирована, относятся каменоломни, в которых добывался мрамор и декоративные самоцветы; крупные карьеры, подобно шахтам, обозначались словом «metalla» («рудники») и принадлежали императору. Самые превосходные сорта мрамора происходили из каменоломен Луни (Каррара) в Этрурии, Симмиту (совр. Chemtou) в Тунисе, Докимейон во Фригии, а также с острова Проконнес в Мраморном море. Что касается цветных камней, то лучший красный порфир доставлялся из Египта, зеленый порфир — из Греции, розовый гра¬
37 Audoin-Rouzeau 1995; Lepetz 1996.
38 Кодекс Феодосия. XIV.4.2 (датируется 324 или 326 г.).
39 Wagner 1987: 291-292; Wipszycka 1965: 40-42.


570
Часть четвертая
нит — из Сиены (Асуан), гранодиорит — из каменоломен Монс-Клаудиа- нус, а гранит — из Троады40. Спрос был огромным: в 320 г. в одном эдикте Константина, адресованном Африке, частные лица побуждались к наращиванию добычи мрамора41.
Римское завоевание стимулировало производство металлов и вело как к разработке новых горнорудных районов (что иногда требовало привлекать сюда квалифицированную рабочую силу), так и к изменению масштабов добычи в уже освоенных районах. Слитки для монетной чеканки (золотые, серебряные и медные) ценились особенно высоко; очень широко применялись железо и свинец: железо — при изготовлении оружия и орудий труда, свинец — для труб и в строительстве. В дополнение к важным горнорудным районам Иберии (серебро, свинец и медь — в основном с юга и юго-запада, золото — с северо-запада), Норика (железо), Далмации (золото, серебро и железо), Паннонии (железо и серебро), а также Дакии (золото) следует упомянуть добычу железа во многих местах Галлии, свинца и олова — в Британии, золота — во Фракии, меди и свинца — на Кипре, железа и цветных металлов — в Анатолии42.
С отпадением Галлии (260—274 гг.) и Британии (287—296 гг.) поставки центральным властям были резко прекращены, но это не повлияло на работу местных шахт, которые, напротив, обеспечивали «узурпаторов» слитками для их монетной чеканки. Однако, хотя прииски продолжали действовать вплоть до второй половины столетия, например, в Випаске (на юге современной Португалии), объем металлопродукции, вероятно, упал в течение Шв., хотя в конкретных цифрах данное сокращение определить невозможно. По общему признанию, вторжения извне отнюдь не всегда вели к тому, что шахты забрасывались навсегда: обычно считается, что это наблюдение верно относительно южной Испании после нападений мавров в 170-х, затем, в 260-х годах, франков и мавров. Золотые копи Дакии, очевидно, прекратили добычу во время нашествий маркоманов в период правления Марка Аврелия, но при Каракалле они вновь стали функционировать; Дакия, впрочем, была окончательно потеряна в 257/258 г. Трудней объяснить, почему остановилась золотодобыча в северо-западной Испании, на что обращает внимание Клод Домерг на основании отсутствия признаков жизнедеятельности в поселениях недалеко от приисков с начала Ш в. Следует ли увязывать этот упадок с конкуренцией с другими горнорудными регионами, и/или (как думают некоторые исследователи) с потерей трудовых ресурсов, задействовавшихся на работах в сельскохозяйственных виллах (villae), которые в этот период развивались в Астурии и в остальных северо-западных областях Испании? Напротив, добыча в Британии, замедлившаяся в I—П вв. из-за разработки иберийских приисков, как выясняется, в 3-м столетии оживилась благодаря закрытию последних43. Во П в., относительно хорошо документированном, metalla (рудники) в других местах находились под надзором императорских проку-
40 	Pensabene 1994. 41 Кодекс Феодосия. Х.19.1.
42 Domergue 1990; Domergue 1994; Dusanic 1977.
43 Boon 1971.


Глава 12. Монета, общество и экономика
571
раторов, но на том, как это происходило, сказывались региональные особенности; при этом имелись две отдельные системы: либо прямая разработка, как в каменоломнях Монс-Клаудианус, либо сдача разрабатываемых участков в аренду (locatio) колонам (coloni) или откупщикам (conductores), как в Випаске и в Альбурне-Болыпем. Работники шахт и каменоломен делились на три категории: ( 7) свободные люди, работавшие за плату и либо набиравшиеся из местного населения, либо приходившие издалека; (2) рабы (familia, то есть челядь арендатора приисков); а также (в некоторых, но далеко не во всех регионах) (3) преступники, приговоренные к каторжным работам, и среди них — христиане во времена гонений с конца 2-го и до начала 4-го столетия. Воины, чье присутствие на приисках также засвидетельствовано, обычно не использовались в качестве рудокопов. Если денежная зарплата работникам каменоломен Монс- Клаудиануса и дакийским горнякам в середине П в. действительно являлась примерно одинаковой, как было недавно замечено, то это может указывать на то, что унифицированные уровни выплат свободным работникам в рудниках устанавливались каким-то центральным ведомством. Тем не менее, данное обстоятельство необязательно является признаком «экономической интеграции Империи»44, а просто свидетельствует о ее административном единстве: централизованно устанавливавшиеся оклады рудокопам сопоставимы, с необходимыми поправками, с армейским жалованьем.
Говоря в целом и принимая во внимание, что демографический фактор — величина в нашем случае неизвестная, было бы затруднительно утверждать, что в Шв. сельскохозяйственные регионы Римской империи испытывали подлинный кризис. Надо признать, что имеется масса указаний на проблемы, связанные с особыми событиями и исключительными происшествиями (голод, эпидемии и т. п.), часть которых носила локальный либо провинциальный, другие — более широкий масштаб. Но в имеющихся в нашем распоряжении источниках нет ничего, что указывало бы на возможность обобщения последствий от этих событий. Общее впечатление состоит в том, что римская модель сохранилась невредимой и что процессы усреднения и постепенного распространения принципов потребления и производства, сформировавшиеся ранее, просто продолжились, двояко стимулируясь запросом от Рима в центре и от войска — на границах. Поэтому было бы правильнее говорить о том, что в основе своей данная модель оставалась неизменной, с колебаниями, обусловленными конкретными обстоятельствами и экономической ситуацией.
2. Города
Города составляли второй элемент римской экономики. Хотя не все из них были активно вовлечены в торговлю, они в обязательном порядке имели базарные площади; когда их народонаселение достигало определен-
44 Cuvigny 1996.


572
Часть четвертая
ного размера, потребность снабжать продуктами питания этих людей приводила к мобилизации ресурсов более обширной зоны, нежели собственно городская территория. Сосредоточение элит в городах превращало эти последние в важные центры потребления, и это стимулирующее воздействие усиливалось административными и политическими функциями городов, как и распространением на большей части империи урбанистической модели, которая давала преимущества горожанам перед селянами: первые могли извлекать выгоды из комплекса распределительных и протекционных мер со стороны властей и влиятельных вельмож. Наконец, урбанизированная среда порождала целый ряд обязательных капиталовложений, возлагавшихся на плечи местных аристократов, патронов города и самых состоятельных горожан: содержание рынков, общественных зданий (curiae, базилики), храмов, сооружений для зрелищ, почетных монументов, акведуков, фонтанов и бань; через равные промежутки времени строительство, обслуживание и реставрация всех этих удобств вовлекали в оборот огромные по тогдашним понятиям денежные средства. Соответственно, благосостояние городов зачастую можно измерять по их расходам; кроме того, оно указывает на структурные диспропорции в римской экономике и в римском социуме, поскольку большинство городов жило на доходы, извлекавшиеся землевладельцами и властями из сельской местности, каковые доходы затем концентрировались и расходовались в городах. По этой причине города являются превосходными индикаторами тех сил, которые служили акторами всей экономики, а равно и возникавших в связи с этим противоречий; города обеспечивают нас более обильными и более надежно датируемыми свидетельствами, нежели сельскохозяйственные районы, прежде всего благодаря надписям, хотя во многих отношениях проблемы интерпретации этих свидетельств столь же трудны. Например, на что указывает сооружение более скромной городской стены — на сокращение численности населения или же на изменение назначения самой крепостной стены, от чисто престижных соображений к сугубо оборонительным?
Относительно городов доступные свидетельства также редки, разношерсты и, иногда, противоречивы. По всей империи можно заметить две волны урбанистического роста — в начале и в конце нашего периода: при Северах и, вторично, во времена тетрархов и при Константине. Эти всплески могли быть связаны или с благосклонностью императора (как в случае с Лептой Большей, родиной Септимия Севера); или с его временной резиденцией; или с основанными императором новыми центрами (дворец в Сплите, который построил Диоклетиан близ своей родины, Салоны, для уединения после отставки); или с провинциальными столицами императоров в периоды совместного правления (Милан и Трир — на западе, Ни- комедия и Фессалоника—на востоке, соответственно, для Августов и Цезарей первой тетрархии); наконец, с новой столицей в Константинополе, освященной в 330 г. Напротив, на середину Ш в. пришлись более крупные флуктуации. Тщательный анализ эпиграфических свидетельств по Африке, имеющих отношение к официальным строительным проектам,


Глава 12. Монета, общество и экономика
57 3
которые финансировались самими городами или состоятельными частными лицами, позволил выявить строительные периоды, связанные с экономическими подъемами и экономическими спадами:45 устойчивый рост с середины П до начала Ш в., «мертвая» фаза во второй половине 3-го столетия, за которой последовало оживление при тетрархах, вновь замедлившееся в правление Константина. Здесь мы опять должны поставить под сомнете трафаретные заявления, обнаруживаемые в надписях конца III в., которые необходимость реставраций объясняют небрежностью предшественников, оставляя у читателя впечатление ландшафта, заполненного памятниками «в руинах».
Для экономики, в которой строительство всегда было одним из самых приветствуемых видов деятельности, инвестиции в города неизменно рассматривались со знаком плюс. И всё же причины сокращения строительных работ по сооружению новых городских удобств могли значительно разниться от региона к региону. В Италии, например, и в Галлии города были оборудованы и украшены монументами в период с I по П в., тогда как в Африке такие постройки датируются в основном начиная с Антонинов и Северов. На востоке и на периферии державы хронология, судя по всему, должна быть еще более поздней: точно так же как Септимий Север оказывал протекцию Лепте, Филипп Араб (244—249 гг.) завершил отделку святилища Юпитера в Гелиополе-Баальбеке, где пропилеи датируются правлением Каракаллы. Работы по преображению и монументальному строительству в Антиохии и Апамее, начавшиеся преимущественно во 2-м столетии после землетрясения 115 г., продолжились в Шв, что имело место также и в Пальмире. Все эти восточные города построены по одному и тому же базовому плану, предполагающему наличие главной улицы (тсХостеТа), вдоль которой тянутся портики; и более мелкие города по-прежнему пытаются копировать этот план в Ш в., как, к примеру, Гермополь в Египте при Галлиене46.
Исследования жилищ могут снабдить нас ключом к пониманию процветания или упадка, поскольку богачи вкладывали часть своего состояния в строительство и украшение собственных домов. Впрочем, археологические раскопки урбанистических памятников редко покрывают значительные пространства. Возведение новых жилых районов (прежде всего в Африке, например, в Куикуле при Антонинах и прежде всего при Северах) рассматривается как положительный признак, при том что причины, из-за которых некоторые зоны были покинуты, нам непонятны: районы Вьены на правом берегу Роны в какой-то момент в Ш в. обезлюдели, в то время как в Лионе люди перебирались с возвышенности на берега реки.
В стиле этого времени было строить здания гигантских масштабов — вкус, которому способствовала техническая стандартизация, оказывавшая влияние также и на скульптуру: колоссальная статуя сидящего Константина (от которой сохранились голова и одна рука) была воздвигнута
45 Lepelley 1979; Lepelley 1981; Février 1996 П: 813—839.
46 Drew-Bear 1997а: 237-243; Drew-Bear 1997b: 127-130.


574
Часть четвертая
около 313 г. в самом большом зале за весь римский период — в базилике Максенция в Риме. Превосходную иллюстрацию этой тенденции можно видеть в сооружении общественных бань, таких как термы Каракаллы и Диоклетиана в Риме или, в меньшем масштабе, термы Юлии Мамеи в нумидийском городе Булла-Регия, построенные около 230 г. И всё же наиболее типичными для нашего периода являются сооружения двух форм — цирк/ипподром и городские стены, тогда как третья форма — христианская базилика, имеющая в основе тот же конструктивный план, что и базилика гражданская, появилась при Константине.
Действительно, ипподром относится к тем строительным проектам, которые в Ш в. воплощались многими городами, прежде не имевшими такого сооружения. Императорские резиденции, число коих увеличилось после установления режима тетрархии, получили здания, необходимые для осуществления новой функции: к их числу относится, естественно, не только дворец, но и цирк, ибо сочетание «дворец — ипподром», вдохновленное римским комплексом palatium—circus maximus (Палатинский дворец — Большой цирк) и связывавшее два пространства, в которых император мог вступать в прямой контакт с народом, делало возможным проведение церемониала легитимации. Диоклетиан — в Антиохии и Никомедии, Макси- миан — в Милане, Галерий — в Фессалонике и Сирмии, Константин — в Трире и Византии, Максенций — в Риме, пусть и на Аппиевой дороге, — все они воспроизводили эту урбанистическую модель, иногда дополнявшуюся императорским мавзолеем, который выполнял роль героона (так у греков называлось святилище героя. — А.З.)47.
Причины возведения новых городских стен совершенно не ясны, и особенно спорным остается вопрос датировки этого строительства. П.-А. Фев- рие продемонстрировал двусмысленность данного индикатора48. В случае с Амьеном кольцо крепостных стен уменьшенного диаметра, огораживавшее лишь часть древней поселенческой зоны, включая амфитеатр, рядом с которым они, эти стены, частично проходили, было сооружено после 277/278 г. (датировано по монетам, спрятанным в каменной кладке), то есть в то время, когда северо-западная Галлия только что вышла из значительных беспорядков. Показателен ли пример с Амьеном с точки зрения тех трансформаций, которые имели место в городах в 3-м столетии? На исходе П в. многие города на западе державы обладали крепостными валами, имевшими в основном символическое значение, поскольку возводились они не для оборонительных целей, но, часто, в связи с дарованием городам колониального статуса — дело в том, что разрешение построить городскую стену являлось актом дарения со стороны императора. Но стены были не у всех городов. Если знаменитые Черные ворота в Трире (Порта Нигра) действительно были построены в конце П в., а городская стена — до середины Ш в., то эти сооружения могли вообще не иметь никакого отношения к вторжениям в северную и восточную Галлию. Городская
47 Dagron 1985.
48 Février et al. 1980: 244—261, 399—410; также Février et al. 1996 I: 411—424.


Глава 12. Монета, общество и экономика
575
стена имела отнюдь не только оборонительное значение, она была также зримым выражением статуса города. Часто новые стены следовали по внешнему оборонительному периметру или соединялись с монументальными воротами, воздвигнутыми в более ранние периоды, как то было в Вероне при Галлиене. Большие участки сохранились от необычайно длинной стены, которую Аврелиан возвел в Риме. Превратности в судьбе Византия, который за сто лет имел несчастье дважды испытать неудачу (сначала при Песценнии Нигере, затем — при Лицинии), показывают, что стены могли выполнять множество ролей. После осады, длившейся с 193 по 195 г., Византий утратил свой гражданский статус и некоторые части этого города были разрушены; Септимий Север милостиво даровал Византию прощение, вернув ему статус города и позволив восстановить крепостную стену (обе вещи — одновременно), а также оснастив его крупным ипподромом, театром, термами и улицей с колоннадами. В 324 г. Константин, разгромив Лициния, в качестве наказания повелел срыть эти стены, но вскоре после этого решил сделать Византий своей столицей, а потому построил гораздо более крупную стену, причем вместе с монументальными общественными сооружениями. Ради украшения своей новой столицы, согласно существовавшей тогда традиции, он свозил сюда и устанавливал статуи со всей державы, даже из самого Рима49.
Повторное использование действительно являлось в те времена общей практикой — неоднозначный индикатор, если только вообще такой индикатор имеется. В тех случаях, когда городские стены строились с использованием частей более ранних памятников, это может быть признаком поспешного строительства, связанного с надвигающейся угрозой или с реставрационными работами после военных разрушений (хотя и необязательно), поскольку большинство повторно использовавшихся материалов бралось из гробниц, располагавшихся за пределами стен, вдоль дорог и забрасывавшихся, когда семья вымирала. Повторное использование произведений искусства было еще более двусмысленным. Характерна практика, имевшая место в правление Константина, в частности арка Константина, возведенная в Риме и включавшая изобразительные рельефы; нет абсолютной уверенности, были ли они взяты из мемориальных памятников более ранних периодов или же их доставили со склада. Какова бы ни была причина повторного использования старых материалов, результатом было снижение стоимости соответствующего здания.
Главный сдвиг после северовского периода состоял в том, что, хотя Рим и продолжал извлекать выгоды из необыкновенной щедрости императоров, сами они находились там крайне редко либо вообще старались избегать Вечного города, в силу чего императорский дворец начал застывать в том положении, в каком его оставили Коммод и Септимий Север. Тем не менее, в течение всего Ш в. Город сохранял все свои привилегии и преимущества, наиболее важными из которых являлись раздачи фруллен- тарному плебсу (plebs frumentaria), которые разделились на два направ-
49 Dagron 1984.


57 6
Часть четвертая
ления: во-первых, слегка увеличивавшиеся денежные дары (раз в сто лет их размер возрастал десятикратно) и, во-вторых, расширялся ассортимент пищевых продуктов, подлежавших раздачам. Два барельефа с изображением конгиария (congiarium — пищевой набор, предназначенный для раздачи) были включены в арку Константина: один был снят с какого-то монумента эпохи Марка Аврелия, другой был изготовлен для самого Константина; при том, что самое удивительное при сравнении этих двух барельефных панелей связано со зримой переменой, случившейся в римском искусстве между двумя периодами; эти изображения свидетельствуют также о сохранявшемся представлении о том, что раздачи, от продовольственных пайков (congiarium) до денежных подарков (liberalitas), а затем — императорских наград (largitio), следовало проводить невзирая на складывавшуюся экономическую ситуацию50. Императорская щедрость распространилась и на новые продукты (масло, вино и мясо). Раздачи пяти модиев пшеницы, проводившиеся ежемесячно в одном и том же месте города, были заменены ежедневными выдачами хлеба во многих пунктах, обозначавшихся термином «gradus» (букв, «ступеньки». которые
символизировали одновременно и улучшение режима питания получателей, и экономию для императора, если совокупная/суммарная норма выдачи была уменьшена.
Хотя при основании Константинополя Рим не утратил свой столичный статус, часть пшеницы, взимавшейся в качестве податей в Египте, отныне стала перенаправляться в новую столицу. Возможно, это вернуло Сицилии роль зернохранилища Рима, которую та давно утратила, параллельно с Африкой, которая, вероятно, должна была обеспечивать продовольственное снабжение еще и Карфагена, теперь вновь оказавшегося значительной метрополией. Любая попытка оценить значение городов в урбанистической экономике П1 в. должна принимать в расчет конкурентный вызов, отныне бросаемый Риму крупными метрополиями, также извлекавшими выгоды от императорской поддержки.
Города были уязвимы: они регулярно страдали от пожаров (и Рим, по всей видимости, не в меньшей степени, чем другие, поскольку в 283 г. Диоклетиан оправдывал реконструкцию курии тем, что центр города был уничтожен огнем), а некоторые и от землетрясений, к тому же именно они в первую очередь оказывались жертвами эпидемий и голода. И всё же Ш век, как кажется, не был отмечен особыми вспышками городских беспорядков; самый серьезный зафиксированный инцидент такого рода случился в Александрии, визит Каракаллы в которую в 215 г. закончился массовой резней. Города подвергались также грабежам и иным разорениям, от которых они оправлялись более или менее быстро. Трир, будучи разграблен франками в 271 г., при тетрархии испытал впечатляющий ренессанс. Карфаген, разграбленный в 310 г. войсками префекта претория Руфия Волузиана, посланного Максенцием против узурпатора Домиция
50 Corbier 1997; Corbier 1999с.


Глава 12. Монета, общество и экономика
577
Александра, начал отстраиваться в царствование Константина, который выступал в данном случае как conditor (новый основатель) или restitutor (восстановитель) города51.
До сих пор наше обсуждение базировалось преимущественно на исследованиях урбанистических сооружений. Оно должно быть дополнено разбором иных видов экономической деятельности городов. Даже самые крупные из них были не просто престижными объектами для инвестирования и вложения поступлений от земельных рент и императорских податей, но и для демонстративного потребления, усиливавшегося присутствием богатейших социальных слоев. Города являлись также центрами торговли и обмена — отчасти, хотя не только — для удовлетворения потребностей состоятельных лиц как в кустарной продукции, так и, в некоторых случаях, в продукции поточного производства. Естественно, не все жители городов были землевладельцами и представителями политической, коммерческой и финансовой элиты. При том что такие занятия, как кирпичное производство, изготовление черепиц и керамики, горные работы и плавка руд, локализовывались почти исключительно в сельской местности близ источников сырья и лесов, ресурсов топлива, гораздо трудней указать точно, где именно изготавливались ткани: в восточных частях империи преобладала такого рода деятельность, обусловленная городской спецификой, и не только по производству дорогих материй; на западе же империи, возможно, эта практика была сосредоточена преимущественно в деревне и сводилась к производству «галльских плащей» и других предметов одежды, перечисленных в «эдикте о ценах». Ремесленная деятельность, впрочем, оставалась типичной чертой городской жизни. Каждый город давал кров целому ряду ремесел, число которых возрастало одновременно с размерами самого города и богатствами его самых состоятельных жителей. Названия профессий известны нам главным образом по эпитафиям, однако от региона к региону представительство одних и тех же видов деятельности было распределено неравномерно (изображение символов профессий служило одной из излюбленных тем надписей на надгробных памятниках северо-восточной Галлии52).
По крайней мере, в некоторые периоды золотых и серебряных дел мастера, связанные с изготовлением ювелирных украшений и столовой посуды, принадлежали к разряду наиболее достопочтенных умельцев: Константин, к примеру, освободил их от личных податей53. Столетием позднее Августин54 опишет квартал серебряных дел мастеров (vicus argentarius) и разделение труда между высококвалифицированными работниками, связанными в одну технологическую цепочку по производству ваз55. И в этом секторе невозможно заметить никаких признаков кризиса или упадка, которые были бы вызваны обнищанием или уходом клиентуры.
Короче говоря, при выведении заключений следует быть весьма осмотрительным: урбанистическая модель, несомненно, испытывала частые
51 Lepelley 1981 П: 12-14. 52 Reddé 1978.
53 Кодекс Феодосия. ХШ.4.2. 54 Августин. О граде Божьем. VH4.
55 	Baratte 1993: 211.


578
Часть четвертая
и порой весьма серьезные взлеты и падения; это была дорогая система, которая провоцировала зависть и противодействие со стороны тех, чей труд эксплуатировался для поддержания жизнеспособности этой модели; но, как бы то ни было, система продолжала существовать. Сеть городов оставалась нетронутой: возможно, было основано небольшое количество новых городов, но ни один не был покинут его жителями. Некоторые выросли и, зачастую благодаря императорской протекции, повысились в статусе, или, что случалось чаще, после разрушения были отстроены заново. Основные неясности связаны с воздействием гражданских войн и внешних вторжений. Как бы то ни было, города продолжали извлекать выгоду из льготных капиталовложений (в силу того престижа, который им приписывался) императоров и местных элит, а поскольку данный структур ный фактор носил перманентный характер, этого было достаточно, чтобы поддерживать общие движущие силы хозяйственной жизни городов и делать эту последнюю одним из элементов в деле регуляции всей экономики римского мира.
В круг вопросов, поднимаемых исследователями, входит проблема возможного изменения отношения состоятельных людей к их обязанностям в плане перераспределения ресурсов. Проще говоря, патронаж со стороны богачей оставался неизменным или же он угасал? Для Италии второй половины Ш в. отмечается резкое снижение количества частных учреждений: последняя надпись с упоминанием такой частной организации датируется 259 г.56, а затем, вплоть до 323 г., имеется лакуна57. Объяснение этого феномена лежит в монетарной нестабильности того периода. Что до попыток богатых членов советов избегать литургии, то они хорошо проиллюстрированы в папирусе, описывающем, как в Гермополе в правление Галлиена бывший гимнасиарх не позволил себе прельститься словами других членов буле (городского совета), провозгласивших его Океаном («океаном благородства»), и предложил обменяться имуществом с каким-нибудь другим булевтом, лишь бы избавить собственного сына от исполнения обязанностей гимнасиарха (каковые обязанности заключались прежде всего в обеспечении гимнасия оливковым маслом)58. Проводимое отцом сопоставление соответствующих издержек с разницей в цене двух состояний (его собственного и другого булевта) с ясностью обнаруживает, что идеология дарений отнюдь не мешала людям производить трезвые экономические расчеты и хорошо понимать, что выгодно им лично, а что нет. Но следует ли нам вслед за Т. Браутоном59 делать следующий шаг и считать признаком экономического упадка сокращение числа надписей, упоминающих пожертвования на публичные сооружения и благотворительные фонды, наблюдаемое в Малой Азии? Аргументация из умолчания, которая далеко не всегда оправданна, в данном случае целиком в царстве гипотез.
56 АЕ 1979.140, из Старой Фабратерии (Fabrateria Vetus).
57 ILS 9420, из Фельтры (Фельтрия).
38 Stud. Pal. ХХ.54 (предварительная публикация: CPR 1.20 = W.Chr. 402) (250 г. н. э.); ср.: Lewis 1997: 102 примеч. 70 (= 1-е изд.: 1982: 104 примеч. 63); Drew-Bear 1997b: 128.
59 	Broughton 1938.


Глава 12. Монета, общество и экономика
579
Всё, что нам остается, — это рассмотреть последний аспект роли городов или по меньшей мере некоторых из них: в деле организации и осуществлении как ближней, так и дальней торговли. Каждый город имел свои лавки и рынки. Будучи центрами потребления, они привлекали торговые потоки, заточенные на снабжение их товарами, — этим объясняется роль Остии как римского порта, с ее коллегиями лодочников и купцов. Но и многие другие города также были деловыми центрами и перевалочными пунктами в торговых сетях, покрывавших более длительные расстояния, прежде всего морские, но также речные и сухопутные. Поэтому их процветание было напрямую связано с динамикой торговли.
3. 	Торговля, обмен и потребление
Сухопутные и морские пути, перемещения людей, сельскохозяйственных и ремесленных продуктов, распространение и стандартизация моделей и обычаев потребления в дополнение к региональным особенностям, а также необходимые идеологические и физические предпосылки для торговли (начиная с монетной системы) — всё это в совокупности определяло реальное экономическое пространство. Даже если оно по-прежнему было разделено наличием постов для взимания внутренних таможенных сборов (portoria), оно существовало как некая единая данность перед лицом внешнего мира, с которым империя вела торговлю особого рода. Торговля эта не предполагала отношений между государствами, или «торговых трактатов» (единственным указанием на прямое соглашение между правительствами является договор, заключенный в 297 г. с Персией и определивший один-единсгвенный торговый центр—город Нисибиду, через который должны были проходить все импортные и экспортные поставки60). Вместо этого торговля зависела от частных контактов между купцами и перевозчиками, причем не требовавших никаких официальных санкций.
Данные контакты, часто предшествовавшие приходу римского владычества, поддерживались и развивались на протяжении всех первых веков христианской эры. Торговля между весьма различными и отдаленными по отношению к Риму мирами, такими как нероманизированная Европа за Рейном и Дунаем, страны бассейна Индийского океана, Центральной и Восточной Азии, или пустынные и полупустынные зоны, была слишком ограниченной, чтобы привести к реальному международному разделению труда или хотя бы к продуктивному взаимодополнению. Каждая территория поставляла в другие места некоторое количество особенных продуктов, где их находили интересными, но без которых там, в конечном счете, могли и обойтись. За некоторые такие товары Рим платил собственной монетой, и экземпляры таких монет, обнаруживаемые за границами империи, показывают пределы этой «внешней торговли».
В данном смысле римский мир, если использовать терминологию Эммануэля Валлерсгайна, действительно был «мировой империей», в которой
60 	Петр Патрикий. Фр. 14 (FHGIV. 189).


580
Часть четвертая
подати взимались с подданных, как предполагалось, для того, чтобы оплачивать операции и оборону всего имперского организма, но который по большей части обеспечивал сам себя всем необходимым и экономически не конкурировал ни с каким другим государством. Это означает, что римский мир не являлся частью более крупной «мировой экономики», которая включала бы его основных соседей и торговых партнеров. И всё же, несмотря на свои масштабы, эта экономика не преуспела в деле окончательного превращения в подлинную автономную «мировую экономику», с ее ростом, поддерживаемым начальными стадиями рационализированной системы производства, основанной на региональной специализации и торговле, регулируемой «законом» сравнительного преимущества60*. Хотя действие такого «закона» и могло быть интересно некоторым из участвовавших в обмене сторон, вмешательство государства в экономическую деятельность оставалось слишком частым и деспотичным для любого, кто делал движение, пусть даже осторожное, в данном направлении (то есть вел свой бизнес в соответствии с экономическим «законом» сравнительного преимущества. — A3.).
Следовательно, коммерческие отношения строились в соответствии с актуальной логикой римской экономики, функционировавшей в интересах городов и армии, которые пользовались особым вниманием политических властей, воплощенным в надписях. Город Рим задавал тон в получении основного объема партий зерна, оливкового масла и вина, поставлявшихся для столичного населения (это очень хорошо известно благодаря археологическим свидетельствам, которые остались от этих поставок), предметов роскоши (таких как дорогостоящие ткани, специи и благовония, жемчуга и драгоценные камни), предназначавшихся для правящих классов, а также диких животных для представлений перед толпой на играх в амфитеатре. Таким образом, столица определяла модель контролируемой государством экономики с прямой ответственностью императора. Базировалась эта модель на трех принципиальных элементах. Первый элемент — снабжение — был связан с реквизициями, обязательными натуральными сборами или закупками по регулируемым ценам. Второй элемент — транспорт — был связан с контрактами с судовладельцами (navicularii); государство оплачивало их услуги, предоставляя им привилегированный статус, в рамках которого они действовали, прислушивалось к их жалобам и не колебалось при наложении наказаний. Об этом повествует история, содержащаяся в знаменитой надписи начала Ш в. о судовладельцах из Арля, обнаруженной в Бейруте, а теперь находящейся в Лувре61. Законодательство периода тетрархов и Константина усилило государственный контроль над всеми корпорациями, оказывавшими последнему услуги. Третий элемент — распределение — бесплатные раздачи или продажи товаров по ценам ниже их реальной стоимости. Сила этой модели была такова, что
^Сравнительное преимущество — способность производителя (страны, региона, индивида и т. д.) изготавливать определенное благо с меньшими альтернативными затратами в сравнении с другим производителем. — A3.
61 	CIL Ш. 14165(8) = ILS 6987.


Глава 12. Монета, общество и экономика
581
в Ш в. она была распространена на новые предметы потребления (свинина, вино, хлеб вместо зерна), ее стали имитировать к собственной выгоде такие провинциальные города, как Оксиринх62, ее основные элементы были применены Константином еще и к новой столице.
Эта регулируемая коммерция приносила пользу также и другим средиземноморским городам, которые, будучи провинциальными столицами, как, например, Карфаген, Александрия или Антиохия, сочетали административные функции с торговой деятельностью, располагая при этом сложной сетью гаваней и транзитных пунктов на сухопутных маршрутах: не все товары, перемещавшиеся в пределах империи, предназначались Риму или проходили через него, и ее восток всё более торговал напрямую с ее западом. Более того, притягательность Средиземноморья, которая привлекала на его берега товары с периферии державы или даже из-за ее пределов (янтарь — с Балтики, шелк — из Китая, специи — с Индийского океана, благовония — из Аравии, диких животных — из Африки), уравновешивалась наличием двух других коммерческих и инфраструктурных сетей. Первая, характеризовавшаяся короткими расстояниями, обеспечивала мелкие и средние города продуктами, производившимися на территориях, непосредственно примыкавших к этим населенным пунктам. Вторая сеть носила центробежный характер и была ориентирована на приграничные регионы, где империя должна была содержать крупную армию в 300—400 тыс. воинов вместе с их семьями; присутствие этих контингентов привело к появлению вдоль лимеса (limes) цепочки городов, использовавших Рейн и Дунай в качестве линий связи между собой, но выступавших также и в роли отправных пунктов для торговли с территориями вне римского контроля и с соседними народами. Живость приграничной торговли иллюстрируют неизменные ссылки на commercium (товарооборот) в источниках, когда они упоминают самые дальние част державы. Например, одно пояснение на «Певтингеровой таблице» по поводу Парфянского лимеса (южная часть маршрута из Гиераполя в Зевгму через Апамею) увязывает границы под охраной сирийского войска и торговые отношения с варварами («fines exercitus syriaticae et conmertium barbarorum»). Одна поздняя надпись (от времени правления Валентиниана и Грациана) ссылается на burgus (укрепленное поселение городского типа. — А.З.) на Дунае, «который носит имя Commercium, потому что он был построен для этой цели» («burgus cui nomen commercium qua causa et factus est»)63. В Пальмире, городе караванов, строительные надписи на греческом и пальмирском (самая поздняя из них точно датируется 257/258 г.) воздают честь купцам, которые безопасно провели свой караван (ouvoSia) в пункт назначения; надписи сообщают о переходе через всю степь, а затем — через Вологезию и Спасину-Харакс на Евфрате, а также о необходимости защищать караван от кочевников. Некоторые торговцы доходили вплоть до Скифии (северо-западная Индия). Рельефы, украшавшие саркофаги первой половины Ш в., показывают вожака каравана, а также
62 Rea 1972 = Р. Оху. XL.2892-2942.
63 CIL Ш.3653.


582
Часть четвертая
погонщика верблюдов, но, помимо верблюдов, имеется изображение парусного судна, возможно, намекающее на то, что путешествие продолжилось по морю. Относительно недавно открытые папирусные архивы обратили наше внимание, в частности, на одного человека из Бет- Фурайя, что близ слияния Хабура и Евфрата, который рассказывает своему сыну о верблюдах, арендованных для путешествия из Беройи (Алеп) в Зевгму64.
Поскольку Римская империя сформировалась вокруг Средиземного моря, наиболее заметная и лучше всего документированная часть ее обменов осуществлялась по морю, чем и объясняется соблазн историков использовать остатки кораблекрушений для измерения относительной важности этой торговли. Если судить по гистограммам, построенным Паркером65, торговля в Средиземноморье, возможно, в 3-м столетии находилась на более низком уровне, чем в I и П вв. Данный индикатор, впрочем, спорен, и он, естественно, подвергся критике, поскольку распределение известных средиземноморских кораблекрушений в гораздо большей степени отражает топографию погружений аквалангистов — а именно в зонах, куда стягивается больше всего туристов, то есть вдоль побережья Италии, Франции, северной Испании и островов западного Средиземноморья (Корсика, Сардиния, Балеарские острова), — нежели реальную схему морской торговли в античности. Впрочем, индикатор, разработанный Паркером, остается важным для изучения какого-либо конкретного торгового маршрута в его временном измерении; в качестве примера можно назвать путь, шедший вдоль береговой линии Лигурии и Нарбонской Галлии.
Нет никаких сомнений, что в любом регионе — в Италии, Галлии, Бе- тике, Египте или в Малой Азии — торговые коммуникации значительно облегчались благодаря возможности отказаться от морского транспорта в пользу речного: именно этим обстоятельством объясняется экономический подъем, обнаруживаемый в Арле (как и в Севилье, расположенной на самой реке и вдали от ее устья), который географы IV в. склонны называть портом Трира66. Повсюду люди старались использовать малейшие возможности, которые давали водные потоки для сплава бревен и для навигации. Наиболее изученным речным маршрутом — благодаря прежде всего коллегиям корабельщиков (nautae) — был, по сути, путь Сона/Рона66*, продолжавшийся на север по Мозелю и Рейну, а на запад — по Сене. В этом ракурсе указания на диапазон расценок за транспортировку, имеющиеся в «Эдикте о ценах», продолжают вызывать интерес у историков, даже если достоверность этих указаний другие исследователи ставят под сомнение, приводя веские аргументы. Согласно выкладкам К. Хопкинса, до¬
64 МШаг 1998: 119-136. 65 Parker 1992.
66 Expositio: 58.
603 С о н а — это правый приток Роны; Рона и Сона составляют некое единство, находящее отражение даже во французском искусстве (Рона — буйный мужчина, Сона — спокойная женщина); реки текут с севера на юг; автор, по-видимому, имеет в виду единый речной путь, двигаясь по которому от моря на север корабельщик мог около Лиона выбрать, идти по бурной Роне либо по спокойной Соне. — А.З.


Глава 12. Монета, общество и экономика
583
ставка на одно и то же расстояние сухопутным транспортом в сравнении с речным стоила в десять раз дороже и примерно в шестьдесят раз дороже морского67. Впрочем, на короткие и средние дистанции можно было перемещаться также на колеснице, но, прежде всего, на вьючных животных. Последние могли пользоваться «ослиными тропами», а колесницы перемещались по сета римских дорог (viae militares), которые были проложены для армии и для императорской почтовой службы. Эта дороги не могли быть столь непригодны для колесниц, как то внушает ритор из Отёна68, пытавшийся пробудить у Константина жалость [к тем, кто этими дорогами пользовался], а главное достоинство последних состояло в том, что весь год они оставались проезжими благодаря каменному покрытию и наличию мостов через реки. Но колесный транспорт мог передвигаться также и по второстепенной дорожной сета, состоявшей из древних троп. Со времен книги Р. Лефевра де Ноетга68а бытует недоразумение, согласно которому римские гужевые перевозки были развиты гораздо хуже по сравнению с позднейшими периодами, поскольку римляне будто бы не знали жесткого подвесного хомута, который якобы является еще одним великим средневековым изобретением. Недавнее исследование заставило пересмотреть данный взгляд, поскольку теперь ясно, что он основан на неполном исследовании иконографических свидетельств, которые особенно обильны в северо-восточной Галлии и по Рейну и Дунаю, а также на ошибочном истолковании иконографических условностей. Наоборот, хомут, как и упряжь, прикрепленная к дышлу или между оглоблями, хорошо засвидетельствован для лошадей [в античный период]69. Кроме того, недавние исследования обращают особое внимание — из-за важности погонщиков в повседневной жизни крестьянских социумов — на любые упоминания погонщиков ослов и мулов, а также и на погонщиков верблюдов, чьи дневные заработки указываются в «Эдикте о ценах».
Иногда в процессе доставки товары перегружались несколько раз, как в случае с маслом из Бетики. Масло перевозилось в кожаных мехах на мулах из региона производства до реки Гвадалквивир или до крупнейшего притока последнего — реки Хениль; там оно переливалось в амфоры 20-го типа (по классификации Дресселя), изготовлявшиеся в фиглинах, гончарных мастерских (figlinae), расположенных прямо на берегах реки, и на лодках спускалось по реке вплоть до Севильи; там амфоры с маслом перегружались на мореходные суда, чтобы продолжить путешествие. Все эта операции осуществлялись по весне, в сезон, когда реки были полноводными, а море «открыто» для перевозки грузов70. Речные коммуникации, однако, не были основными: значительная доля пшеницы и масла из Проконсульской Африки, как и зерновых из внутренних районов Сицилии, доставлялась в средиземноморские гавани вьючными животными.
67 Hopkins 1983: XX.
68 Латинские панегирики. У(УШ).7.
68а Lefebvre des Noëttes R. Lattelage et le cheval de selle à travers les âges (En 2 vol. Paris, 1931). —A.3.
é9 Molin 1991.
70 Sillières 1990: 754-756.


584
Часть четвертая
Если говорить в целом, империя была самодостаточна и полагалась в основном на простоту и низкую стоимость водного транспорта в деле осуществления коммуникаций и для торговли на дальние расстояния. Это ясно из исследования одного продукта, которому до недавнего времени не уделяли особого внимания: речь идет о квасцах71. Амфоры типа Рич- боро 527, недавно впервые идентифицированные на западе империи, как выясняется, были произведены на Липарских островах и использовались для транспортировки квасцов, которые вываривались на этих островах. Но империя торговала также и с неримским миром, и данный обмен, как представляется, шел по двум основным направлениям. Первое из них следовало по различным сухопутным и речным путям на север, в континентальную Европу, в регион, который обеспечивал прежде всего римский спрос на людские ресурсы (рабов, но также и воинов), лесную продукцию, а также на предметы роскоши, такие как янтарь, ради которого торговцы добирались до побережья Балтийского моря. Второе направление пролегало либо через Красное море, либо по суше, по караванным путям, причем один маршрут обеспечивал связь с Персидским заливом, со Счастливой Аравией (Йемен), с Индией и Юго-Восточной Азией, а другой пересекал Центральную Азию и в конечном итоге выходил к Китаю. Китайские источники фиксируют, что в 166 г. какой-то римский купец, привезший «подарки», был принят при дворе китайского императора72.
Это объясняет, почему римские товары и монеты обнаруживаются, с одной стороны, на Индийском побережье, на острове Цейлон, но также и в центральном Афганистане и даже в Корее (где было открыто много вещей из римского стекла, привезенного сюда, по всей видимости, сухопутным путем), и, с другой стороны, на севере Польши, в Дании и в Скандинавии73. Предметы не всегда одни и те же. Изделия из бронзы, серебра и стекла, а также керамика обнаруживаются повсюду, но в Северной Европе неожиданно появляется огромное количество римских мечей, которые не могли быть захвачены путем грабежа и добычи благодаря победам исключительно над другими варварами: некоторые из них должны были быть приобретены посредством торговли, хотя этот обмен мог проходить скорее в форме бартера, нежели купли-продажи за звонкую монету74. Ввозившиеся из Римской империи вещи отражают то притяжение, которое «варвары» испытывали по отношению к средиземноморскому миру, а также тот великий соблазн пограбить, который провоцировал германские вторжения. Недавние замечательные археологические находки показывают характер этих трофеев, которые мы обсудим далее.
Несмотря на масштаб этой коммерции и движение товаров, обеспечивавших стабильность римской модели потребления и распространение ее
71 Borgard 1994; Borgard 2001.
72 Ying-shih 1986: 460—462.
73 Buk 1985; Begley, De Puma 1991; Bopearachchi 1992; Berghaus 1991; Berghaus 1993; Callu 1993; Whittaker. Frontiers,; Tchemia 1995 — для более раннего периода, в правление Тиберия.
74 Dabrowski, Kolendo 1972; Bkjaer 1989; Corbier 1994.


Глава 12. Монета, общество и экономика
585
за пределы территории империи, римское общество всегда испытывало некоторое презрение по отношению к «бизнесу» как виду деятельности. Анонимный автор трактата «О военных делах» («de Rebus Bellicis»)75 поделил общество на воинов, землевладельцев, земледельцев и торговцев, что некоторые исследователи76 воспринимают как свидетельство того, что [в Ш в. н. э.] статус купца-негоциалгора (negotiator) меняется. Но если времена и переменились, то произошло это прежде всего по причине исчезновения той фигуры, которая хорошо нам знакома для периодов непосредственно после великих римских завоеваний: италийского негоциатора, действовавшего в провинциях, то есть купца из «центра», который прибыл на «периферию» и, не гнушаясь ничем, эксплуатировал ее. В рассматриваемый нами период торговцы обычно являлись местными жителями, но они могли быть и издалека, если речь шла о более экзотических товарах, привозимых купцами из стран их производства или посредниками. Это та картина, какая возникает из почетных или погребальных надписей и религиозных посвящений, таких как алтари богине Нехаленнии в Зиерикзее (Зеландия)77, делавшихся негоциаторами (negotiatores, торговцы) либо меркаторами (mercatores, крупные купцы), в которых часто указывалось место рождения (origo) соответствующего лица, характер продукта (negotiator olearius, vinarius, salarius, allecarius—торговец маслом, вином, соленой рыбой, рыбным соусом и т. д.), а иногда еще и территория, где они вели торговые дела (Brittanni- cianus). Свидетельство о свободном перемещении товаров по всей империи выводится, например, из того факта, что на исходе П и в Ш в. сирийские купцы и ремесленники обосновались в Лионе и вели там торговлю или изготавливали изделия своей родной провинции: barbaricarius, то есть мастер, расшивавший ткани золотыми и серебряными нитями, чья профессия (также названная в «Эдикте о ценах», 20.5 и 7) напоминает о восточной роскоши всех сортов;78 или опять же некий человек по имени Иулианос Евтек- ниос восхвалялся за то, что он часто путешествовал между своим родным городом, Лаодикеей в Сирии, и Лионом, центром деловой активности этого предпринимателя на западе, а также за то, что он привозил кельтам всевозможные подарки «из восточной земли, превосходно изготовленные»79. Но эти купцы и ремесленники имели дело также и с товарами из других галльских провинций, таких как Аквитания80. Что до торговца «negotiator Laudecenarius» (= «Laodicenarius») из Лиона81, то, судя по всему, он специализировался на импорте тканей: шерстяных, если он был из Лаодикеи во Фригии82, льняного полотна, если он происходил из Сирии.
Свободное движение людей и товаров подтверждает, что империя была экономическим пространством, основанным не только на обложениях,
75 [Аноним]. О военных делах. (В начале).
76 Напр.: Callu 1993: 524.
77 АЕ 1973.362-380; 1975.641-656; 1983.720-722. См.: Stuart, Bogaers 2001.
78 CIL ХШ.1945 = ILS 7591.
79 AE 1975.614 = 1981.644; Bull. Ép. 1976: 800 (= IGF 143).
80 CIL ХШ.2448 (= IGF 141).
81 CIL ХШ.2003.
82 Согласно Rougé 1978: 61, это наиболее вероятно.


586
Часть четвертая
взимавшихся правящими классами, гражданскими и военными чиновниками, но и на коммерческом обмене. Контролируемая государством торговля отвечала только за часть внутреннего обмена. Но торговые потоки все-таки отражали внутренние иерархии в пределах этого пространства: центр производил и экспортировал «средиземноморские продукты потреби ления» (вино, оливковое масло) и ремесленную продукцию, тогда как от периферии, прежде всего северной, ожидали поставок сырых материалов и руд; другое различие проходило между относительно недавно развившимся Западом и Ближним Востоком, который подвергся урбанизации значительно раньше, производил и экспортировал высокосортные ремесленные товары и предметы роскоши, а также извлекал выгоды из давнишней традиции взаимообмена с соседними регионами, в особенности с муссонной Азией (имеются в виду прежде всего Индия, Индокитай, Индонезия. — А.З.) и, позднее, с Китаем; и радикально прервать данный взаимообмен так никогда и не смогли ни войны за контроль над Месопотамией, ни борьба с парфянами и Сасанидами. Большинство этих внутренних иерархий сохранялись в 3-м столетии, хотя и с некоторыми региональными особенностями, которые послужили прототипами торговых моделей средневековой Европы, как в случае с северо-восточной Галлией и долиной реки По.
Наши познания об этой экономике далеки от полноты, а те данные, которыми мы располагаем, зачастую противоречивы и их трудно вписать в общее истолкование. Наша информация обрывочна и искаженна. В сравнении с производством обмен исследовать легче, а в вопросах о коммерции мы больше знаем об импортах и о потреблении, нежели об экспортах. Как заметил Ж.-П. Морель (1995), легче анализировать происхождение продуктов, найденных на одном археологическом памятнике, нежели распространение единственного продукта по сотням памятников в Средиземно- морском бассейне и, иногда, в его обширных глубинных районах. Существование локальных специализаций, известных и высоко ценимых в отдаленных регионах, заставляет думать, что участники экономических отношений оперировали, по крайней мере, неким минимальным объемом хозяйственной информации, необходимым для их поддержания, то есть региональная экономика строилась на продвижении в дальние края местной продукции, обладавшей конкурентными преимуществами. Например, это могли быть продукты питания из мяса домашнего скота или из выловленной рыбы, обладавшие особыми вкусовыми качествами (мессапийские окорока, соленая рыба с побережья Лузитании, выловленная в районе устьев рек Тагу с и Садо). Но востребованными могли быть не только продукты, но и услуги путешествующих мастеров: речь, в частности, идет о перехожих искусных каменщиках из Никомедии, Афродисиады и из других мест, чья деятельность могла бы объяснить сходные черты, обнаруживаемые во многих архитектурных планах 2-го и 3-го столетий (мраморные базы, капители и колонны из мрамора или самоцветных камней). Начиная с конца Ш в. использование порфира в скульптуре (статуарная группа тетрархов, саркофаг Елены) и в архитектурном убранстве (арка Константина в Риме),


Глава 12. Монета, общество и экономика
587
очевидно, всё в большей степени ассоциировалось с имперской идеологией, так же как пурпур — в императорских одеждах. В начале IV в. новый тип облицовки в виде инкрустации из цветного мрамора начал использоваться вместо настенных росписей для украшения стен фешенебельных интерьеров83.
И всё же, каким бы важным ни был фактор престижа, доминировала иная логика, и римская экономика, как кажется, действовала с полным пренебрежением к издержкам. Так, например, часть продукции каменоломен (входивших в состав императорских имений) использовалась государем для собственных строительных проектов (таких как порфировые колонны Аврелианова храма Солнца), а то и просто даровалась им городам (Лепта Большая будто бы получала мрамор из Проконнеса). Но если практика сдачи в аренду в отношении каменоломен действовала так же, как и в отношении рудников (мы располагаем информацией только о последних), для частного предпринимательства всё же оставались некоторые возможности84. В правление Галлиена совет в Гермополе назначил одного из своих членов ответственным за приобретение облицовки из порфира и других камней, о чем мы знаем из притязания этого человека на компенсацию «пяти талантов серебром новой монетой» за расходы и перевозку пластин85.
Кустарное и мануфактурное производство относилось к той же категории экономической деятельности, какую стимулировал скорее местный спрос, нежели соображения престижа или решения императора. Это вело к географической диверсификации производства. Часто первые ввезенные товары способствовали местному выпуску схожей продукции, как было в случае со стеклом, изюминкой из Сирии, где стеклодувное дело достигло совершенства уже в I в. до н. э.; к 3-му столетию стекловарение одинаково развилось и в Египте, и в Рейнской области (Кёльн славился своими вазами с украшениями из стекловидной пасты). Керамика—наилучшая иллюстрация распространения продукции по новым регионам, с быстрым ростом количества провинциальных мастерских, которые уже с I в. начали перенимать в Галлии это искусство от классических аррецийских изделий. В каждом отдельном случае географическая экспансия создавала новые рынки для продуктов, которые более уже не требовали значительных транспортных расходов, так что некоторые из них в конечном итоге начали, в свою очередь, восприниматься как особенные местные товары и отправляться на экспорт. Опять же Галлия во П и Ш вв. дала один характерный пример «импортозамещения» : речь идет о саркофагах, поначалу импортировавшихся, а затем изготавливавшихся на местах, отчасти в ответ на культурный фактор — распространение обычая ингумации (трупоположе- ния). Престиж мраморных саркофагов, произведенных в римских и аттических мастерских, породил поток импорта этих дорогостоящих предме¬
83 Pensabene 1986; Pensabene 1994; Sodini 1989.
84 Sodini 1989: 169-170; Fant 1993.
85 Stud. Pal V.86 (CP.Herm. 1.86 = W.Chr. 195).


588
Часть четвертая
тов, который, в свою очередь, начиная со 160—180-х годов породил возникновение и рост провинциальной промышленности, при этом наиболее широко производимым типом стал саркофаг с рельефным изображением плиты типа «tabula ansata»86. Свинцовые саркофаги, найденные в Галлии и с убранством, ориентированным на сирийские модели, могут иметь то же самое объяснение. В обоих случаях использованное сырье — известняк и свинец — было местным. Напротив, вкус заказчиков в отдаленных регионах мог оказывать влияние на местную продукцию; если верить специалистам, это верно по отношению к саркофагам и ионическим капителям, вырезанным сообразно италийскому вкусу на Фасосе в Ш и IV вв.87.
Ткани (изготавливавшиеся преимущественно из шерсти или льна) почти не оставили после себя следов и по-прежнему представляют собой большую загадку. Интерес к ним сейчас оживился88 по причине сопоставления Античности и Средневековья (ключевая роль, которую в средние века играло текстильное производство, исследуется уже очень давно) в контексте споров вокруг тезиса Макса Вебера о «городе потребителей»88*. Овцы разводились в римском мире повсеместно, во многих регионах выращивался и лён. «Эдикт о ценах» перечисляет места производства некоторых товаров с особенными потребительскими качествами (так, для шерсти и шерстяных одежд это города Модена, Тарент, Альтин, Лаодикея во Фригии, Асгорга, Ария, Аррас, Каноза89), хотя определить, какую долю продукции, доставлявшейся на рынок из близких или дальних областей, составляли изделия домашней выработки, невозможно. И всё же ничего нельзя сказать о роли этих городов собственно в производстве: вся или только часть работы по прядению, ткачеству и т. д. производилась на селе, тогда как города брали на себя заботу о реализации, или же основные стадии производства локализовывались в городах? Два африканских города обладали архитектурными комплексами с характерными названиями: в Куикуле (в 360-х годах) — это «basilica vestiaria» (букв.: «гардеробная базилика», «базилика для одежд»)90, а в Тимгаде (неясная датировка) — это «forum vestiarium adiutricianum» (букв.: «торжище полезной одежды»)91. Вместе с тем остается неясным, импортировались или производились на месте сбывавшиеся там продукты, а в последнем случае, продавались ли они на экспорт?
86 Согласно неопубликованному исследованию Робера Туркана. (Tabula ansata — посвятительная плита с ручками типа «ласточкин хвост»; распространенная форма посвящений в императорском Риме. — А.З.)
87 Sodiiii 1989.
88 Напр.: Labarre, Le Dinahet 1996; а также, помимо нескольких работ автора насг. гл., см.: Pieket 1998.
883 Один из выводов, сделанных М. Вебером в его книге «Город», заключается в том, что средневековый город (как и всякий иной) является одновременно и городом потребителей, и городом производителей, с большим или меньшим уклоном в сторону то одного, то другого. — А.З.
89 Эдикт о ценах Диоклетиана. Гл. 19, 21, 25.
90 CIL УШ.20156. 91 АЕ 1909.4.


Глава 12. Монета, общество и экономика
589
Полотна изготавливались во многих частях Египта и в провинции Азия; имеются свидетельства о высококвалифицированных трудовых ресурсах в Траллах, Милете и Афродисиаде. Из найденного в этом городе обращения, адресованного умершим эмпориархом, начальником порта, к коллегии изготовителей текстиля и к приезжим торговцам, становится ясно, что здесь существовал специализированный рынок льняных тканей92. Доступность больших запасов мюрекса (багрянки, пурпуровых моллюсков) и возможность поставки из городов Сирии тканей отменного качества превратили Тир в центр для окрашивания полотен в пурпурный цвет. Самый дорогой фабрикат в Диоклетиановом списке — это шелк, окрашенный в багрянец ([xeTa^aßXocTra), с максимальной ценой в 150 тыс. денариев за фунт — сочетает в себе две дефицитные в то время вещи: редкий краситель и иноземный продукт93. Также импортными были шелковые и утонченные хлопчатобумажные одежды, в которых были захоронены состоятельные жители Пальмиры; некоторые фрагменты этих материй обнаружены, между прочим, на наиболее хорошо сохранившихся костяках. Анализы красящих веществ показали, что шелка (в отрезах примерно 20 см шириной) были сотканы в Китае. Но эта страсть к шелкам способствовала и появлению местных суконных тканей, имитировавших китайские образцы94.
На протяжении двух столетий стили одеяний менялись благодаря новым большим возможностям, которые предлагало скорее швейное искусство, нежели простое искусство драпировки, в особенности же переключение на ношение одежд с рукавами и с окантовками из цветной ткани, а также пгганов. По сравнению со средневековым и современным периодами, когда меха вплоть до недавнего времени являлись показателями статуса и богатства (при том, что одежда из кожи служит знаком низкого социального статуса, дорогостоящие изделия из шерсти всегда были социальным маркером), в античности ношение pelles (овчин, изделий из козьих шкур, из кож диких животных) ассоциировалось либо с дикими людьми, либо с варварами, либо с пастухами. Ситуация в империи изменилась позже, между IV и VI вв., когда готы стали занимать посты в военной иерархии95.
К новшествам периода тетрархии относится создание государственных мастерских, долгое время рассматривавшихся как признак введения административного контроля над отраслями, касавшимися удовлетворения нужд госаппарата. Производившиеся там товары предназначались для воинов и «чиновников», которых император обязан был содержать. Согласно «Notitia Dignitatum» (роспись должностей), имелось тридцать пять учреждений, распределенных по всей империи, которые включали прядильноткацкие мастерские (gynaecia, linyphia), красильни (baphia)96, а также ору¬
92 Reynolds 1995а.
93 Эдикт о ценах Диоклетиана. Гл. 24.1а, 13.
94 Schmidt-Colinet et al. 1999.
95 Kolendo 1999.
96 WÜd 1976.


590
Часть четвертая
жейные мастерские (fabricae). Данные учреждения, не представляя собой никакого новшества, на деле могли быть просто преемниками более ранних госпредприятий, состоявших при римских легионах, и эта точка зрения становится теперь общим мнением97. Кожа, несмотря на всё ее значение для нужд войска, не была включена в список, но самые разные варианты ее использования должны означать, что выделка кож производилась в большинстве мест, хотя лишь для немногих из них это известно точно. Одним из исключений являются караванные города наподобие Пальмиры, где готовились мехи для воды, предназначенные для перевозки на верблюдах; мехи использовались также в качестве надувных пузырей-понтонов, на которых сплавлялись по Евфрату от Вологесии до Персидского залива98.
Вся эта информация, хотя она и фрагментарна и зачастую противоречива, свидельсгвует в пользу огромной сложности римской экономики и дает нам возможность лучше разобраться с проблемой географического единства или разнородности империи. Не вызывает сомнений, что политическая структура, монета, система сборов и перераспределений, снабжение продовольствием Рима и армии, сухопутная, морская и внешняя торговля способствовали созданию некоторых форм глобального единства провинций империи. Эта взаимозависимость заставляла наместников принимать экономические меры, официально имевшие силу для всей державы —такие как «Эдикт о ценах», — но всё это не противоречило тому, что от региона к региону цены могли существенно отличаться. Данные ценовые расхождения частично отражали влияние цен на транспортировку: стоимость пшеницы, а следовательно, стоимость прожиточного минимума и уровни зарплаты в Риме неизбежно были выше, чем в Египте, вино было дороже на германской границе, чем на берегах Средиземного моря, и т. д. Но указанные различия, вероятно, отражают также дисбалансы, существовавшие между самыми развитыми регионами, которые были наиболее монетизированными и цены в которых были самыми высокими, и другими, жившими в большей степени в условиях такой экономики, где основная масса платежей совершалась в натуральной форме. Оба эти феномена (единство и различие) должны были существовать одновременно, хотя невозможно сказать, были ли они связаны друг с другом.
В торговлю на дальние расстояния, по всей видимости, был вовлечен только ограниченный круг товаров и в ограниченном количестве: преимущественно это были пшеница, масло, вино, гарум (рыбный соус) и соленая рыба, руды, мрамор и самоцветы, утонченная посуда, ткани высокого качества и предметы роскоши. При всем том, как показывает история га- рума, они могли изменять потребительские модели. Данный рыбный соус использовался в качестве приправы, и один из его самых востребованных сортов изготавливался из скумбрии (scomber); этот соус был маркером римской культуры на всем римском западе, особенно в армейских лагерях от
97 См.: James 1988.
98 Teixidor 1984: 87-88.


Глава 12. Монета, общество и экономика
591
Британии до Дуная. Начиная с Ш в. мода на употребление даного рыбного соуса стала распространяться также и на Египет, где, несмотря на обилие в этой стране рыбных ресурсов, его не производили в массовых объемах, а сложившийся здесь спрос, вероятно, удавалось удовлетворять торговцам". В том же Египте и примерно в то же самое время вино начало составлять конкуренцию традиционному местному налитку — пиву; цены на вино росли неуклонно, что объясняется, вероятно, возраставшим спросом100. «Эдикт о ценах» показывает, насколько широко употребительными становятся некоторые предметы роскоши (специи, мази, благовония и продукция для медицинского использования): в 301 г. максимальные цены, приведенные для этих продуктов, были сопоставимы с остальными, но заметно ниже той стоимости, какую во времена Плиния Старшего они имели благодаря росту импорта, но также и производству заместителей внутри самой империи101.
Тем не менее базовой единицей экономической жизни оставался город, где бы он ни находился. Эта единица состояла из основного городского поселения и его сельскохозяйственной округи, на которой могли располагаться подчиненные поселения — точная компоновка значительно варьировалась от региона к региону. Так что некоторые области в регионах могли быть вполне самодостаточными. Эту тему исследовала Э. Фен- тресс (Fentress 1990) применительно к городу Сетифу, расположенному в глубине Нумидии, к тому же мнению пришел и С. Митчелл в результате собственных исследований анатолийского материала102. Несомненно, имеется много и других примеров. Недостаток продуктов ощущался преимущественно лишь в ограниченном числе областей, отсюда и благодарности и пиетет, выражаемые в местных надписях в честь общественных покровителей, чья благотворительность, подобно благотворительности императора в Риме, делала возможным прохождение горожан через кризис, украшение города, строительство и реставрацию его памятников и удобств.
На более высоком уровне неравенство между провинциями все-таки развилось. Некоторые, подобно Африке, Сирии или северо-восточной Галлии (исключая периоды нашествий), демонстрировали в Ш в. все признаки процветания. Другие, подобно материковой Греции и островам, продолжали, наоборот, клониться к упадку. Нахождение рядом с границей с ее преимуществами для торговли с внешним миром, а также присутствие армии, нуждавшейся в поддержании своего жизнеобеспечения, были несомненными преимуществами. Относительная легкость, с какой оказалось возможным разделить во второй половине [3-го] столетия империю между несколькими соперничавшими императорами или соправителями без разрушения связей между регионами, косвенно свидетельствует о прочности общей структуры, противостоявшей энергии центробежных сил, а также о неизменном соблазне основать политическую власть на менее обширном, но, возможно, более логичном группировании провинций.
99 Drexhage 1993. 101 Corbier 1985b.
100 Rathbone 1997.
102 	Mitchell. Anatolia I: 243—258.


592
Часть четвертая
II. Государство и эволюция экономики в «долгом» III в.:
ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
1. Использование монет: расширение или сжатие?
К Ш в. относится первый документированный европейский опыт жизни в условиях инфляции. Ее фазы — девальвации монеты, достигавшиеся либо уменьшением веса и пробы металла, либо искусственным увеличением нарицательной стоимости — были описаны в предыдущей главе. Но результаты этого для экономики далеки от ясности, и историки порой склонны признавать их гибельными, порой — преуменьшать последствия, подчеркивая быстроту приспособляемости, или же иногда рассматривать эти результаты в позитивном свете, утверждая, что инфляция провоцировала как повышение цен, так и подстегивала потребление, а потому стимулировала также и производство. Согласно всем трем точкам зрения, цены играли ключевую роль.
Впрочем, наши знания о ценах скудны. Для римского периода мы не располагаем данными, которые можно было бы назвать списками цен на потребительские товары. Небольшое количество примеров зерновых цен, известных от 2-го и 3-го столетий, чаще всего непоказательны, поскольку касаются они ситуаций, связанных с дефицитом; во всяком случае, они дают официально установленную цену в один денарий для бушеля пшеницы (= италийский модий, мера объема, примерно соответствующая восьми литрам). Даже для Египта, то есть для провинции, которая обеспечивает (вместе с Палестиной, но та — в меньшей степени)103 нас основным объемом информации по данному сюжету, мы располагаем не полноценным рядом цен, а только их произвольными примерами, преимущественно на пшеницу, ячмень, масло, вино, рабов и ослов. Недавние исследования установили два периода относительно стабильных цен: первый — с конца I в. до приблизительно 160 г., и второй — со 190-х до 270-х годов; окончание каждого из этих периодов было отмечено всплеском цен: между 160-ми и 190-ми годами подъем составил 178% — на стоимость пшеницы и 200— 255% — на вино, затем, около 274 г., последовал десятикратный взлет цен на эти товарные позиции104. «Эдикт о ценах»105, обнародованный в Нико- медии в конце 301 г., дал перечень официально закрепленных цен на ряд пищевых продуктов, сырых материалов и ремесленных изделий, заработных плат и транспортных расценок. Сопроводительный эдикт намесг-
103 Sperber 1991: гл. 15.
104 Rathbone 1996. Похожее наблюдение: Johnson 1950: 158 («ценовая инфляция, выражаемая в терминах фидуциарной валюты, неожиданно оказывается критической в Аврелианово правление»).
105 Giacchero. Edictum Diocletiani; Crawford, Reynolds 1977; Crawford, Reynolds 1979; Reynolds 1989.


Глава 12. Монета, общество и экономика
593
ника Фульвия Астика, известный по фрагменту, найденному в Эза- ни106, говорит о «справедливых ценах» («xipal Stxatai»), что уточняет и идет даже дальше понятия максимальной цены «modus», каковое понятие только и упоминается в преамбуле к самому «Эдикту» («modum statuendum esse censuimus), «мы решили, что надо установить предельную цену»).
Ясно, что мы имеем крайне обрывочную информацию о различных переменных в формуле Фишера, которая связывает уровни цен с денежной массой (возрастающей из-за скорости обращения) и рыночной составляющей глобальной продукции. Применение данного уравнения, этого современного экономического дескриптора, к античным экономикам, как часто делают историки Рима, является упражнением весьма спорным. Только часть (трудно оценить ее величину, но это, видимо, незначительная часть) выпускаемой продукции в реальности проходила через рынок; остальное использовалось для жизнеобеспечения, для натуральных сделок или для мелкого обмена и т. п. Размышляя над данной проблемой, очень важно подвергать анализу эти два аспекта производства. Когда историки Рима стремятся сфокусироваться на объеме монетных выпусков и на чистоте монет, они гораздо меньше интересуются соотношением между денежной и неденежной экономиками. Меж тем представляется необходимым подчеркнуть это различие, чтобы исследовать взаимоотношения, сложившиеся между этими двумя секторами на практике: в самом ли деле последняя не испытывала влияния со стороны первой, и если так, в самом ли деле она служила защитой от флуктуаций монетизированной экономики, или же она также подвержена влиянию всех ее потрясений?
Что касается Египта, который вплоть до 296 г. имел собственную закрытую денежную систему, то историки пытались обнаружить связи между тремя элементами: ( 7) периодами роста цен, которые (периоды) давно были известны, (2) количеством товаров, доступных за наличный расчет на рынке, и (3) превратностями тетрадрахмы (массовые эмиссии и/или порча монет)107. Были предложены новые объяснения: первый ценовой всплеск мог быть связан с «Антониновой чумой», которая поразила Египет между 166/167 г. и 170-ми годами, также как и с беспорядками, охватившими Дельту в это время, тогда как второй всплеск мог быть связан с гипотетической, но вполне вероятной переоценкой египетской тетрадрахмы, совпавшей по времени с реформой Аврелиана в 274 г.108.
Что касается остальной части империи, ценовой рост объясняет акт, направленный на его ограничение, — «Эдикт о ценах». Его преамбула представляет воинов как первых жертв этого роста: «<...> покупка одного- единственного товара способна лишить их stipendium (жалованья) и donativum (почетного подарка)». Эта фраза наводит на мысль, что государство заботилось только о части (той самой, которая являлась ключевой для поддержания стабильности власти) денежной экономики, которая сама была лишь частью всей римской экономики. Но был ли стремительный
106 Crawford, Reynolds 1975; Lewis 1991—1992. См. также: АЕ 1997.1443.
107 Напр.: Callu. Politique monétaire.
108 Rathbone 1996: 337; Rathbone 1997: 215; Lo Cascio 1997: 168.


594
Часть четвертая
взлет цен, который императоры относили за счет алчности (avaritia) хапуг, результатом «Денежного эдикта», обнародованного тремя месяцами ранее, который удвоил нарицательные стоимости, по крайней мере, некоторых монет, как предполагает Каллу? Или же оба эти эдикта представляли собой согласованный ответ на повышения цен?
Не вызывают никаких сомнений последствия этой девальвации: она вызвала сильные экономические и социальные сдвиги. Но что касается цен, их корректировка, как выясняется, происходила постепенно в течение долгого времени, хотя и с дисбалансами, которые могли бы позволить, если бы мы знали о них больше, определить, сколь быстро циркулировала информация в римской экономике, а также каково было доверие жителей державы к монетам, чеканившимся властями. Таков, по крайней мере, вывод, к которому автор настоящей главы пришел после сопоставления основных цен, фигурирующих в «Эдикте» 301 г., с ценами, обычно считающимися репрезентативными для 1-го столетия109. Даже если Рэтбоун нашел предложенные мною индексы ложными110, сам метод остается в силе. Речь идет об обычном статистическом тесте, используемом для проверки ковариации (совместного изменения нескольких переменных. —А.З.) совокупности цифр, а законной целью статистических исследований является выработка надежной модели, даже если реальные цифры неопределенны. В сравнении с золотом цены на базовые продукты (пшеница и масло) и размеры жалованья оставались стабильными. Эта адаптация, которую некоторые исследователи оспаривают, вряд ли может вызывать удивление в обществе, не знавшем значительных технических изменений в агрикультуре, горном деле, ремесленном производстве, средствах транспортировки по суше и по морю. Коль скоро держава должна была иметь какое-то средство сохранения стоимости в монетах — роль, которую теперь взяло на себя золото — наряду со средством платежей в commercia vilia (мелкой торговле), — роль, которую теперь оставили за aes (медью), — цены на основные повседневные товары и услуги должны были за достаточно продолжительный период прийти в соответствие с базовыми (так называемыми справочными) ценами на драгоценные металлы, связанные с себестоимостью этих металлов, как и с социальным спросом и с запасами.
Различные социальные и профессиональные группы были затронуты ценовыми сдвигами неодинаково, и все эти группы выработали собственные защитные стратегии. Богачи ограждали себя от уменьшения ценности монеты путем создания кладов: от 1П в. известно много таких сбережений с монетами (показательно, что монеты приравнивались к драгоценностям), ювелирными изделиями и серебряной столовой посудой. Богачи могли извлекать выгоду и от инфляции, повышавшей цены на их продукцию и доходы от их земель.
Процесс исчезновения профессиональных дельцов (argentarii и coactores argentarii, менялы и банкиры-сборщики), наблюдавшийся в Италии во
109 Corbier 1985b.
110 Rathbone 1996: 321.


Глава 12. Монета, общество и экономика
595
второй половине Ш в., можно было бы объяснить монетарной нестабильностью111. С другой стороны, трансформация монетной системы (то есть переключение на золото) вела к росту количества менял (nummularii, collectarii), покупавших и продававших золотые монеты, а также проверявших монеты на чистоту металла.
На всей кредитной системе сказывались неопределенности, вызывавшиеся девальвацией, которая подрывала стоимость и условия займов и их возмещений. Римское общество было приучено к процентным займам, которые с начала IV в. Церковь стала запрещать для духовенства. Установленная законом процентная ставка была зафиксирована на уровне 1% в месяц (этот процент нужно было выплачивать в календы), то есть 12% годовых. Более того, долговое бремя являлось серьезной проблемой на всех уровнях общества. Известна история некоего виноторговца Па- монфия, жившего в константиновские времена, который для выполнения своих литургических обязательств был вынужден одолжиться крупной денежной суммой и затем принужден кредиторами распродать весь свой товар, при этом в погашение долга его дети были обращены в рабство112. Этот сюжет позволяет увидеть, как проблема закредитованносги влияла на судьбу отдельного человека, причем папирологические источники предоставляют такую возможность чаще эпиграфических. Но этот рассказ сообщает меньше о несчастьях того времени, нежели о невыносимом бремени недобровольной благотворительности, навязанной высшим классам с целью их налогообложения.
Во все периоды инфляция обычно приводит к сокращению долгового бремени. Это должно было приносить пользу и крестьянам: во П в. (время монетарной стабильности) и в начале Ш в. тяжесть их долгов можно распознать по новому акценту на reliqua colonorum (недоимки колонов) во фрагментах Сцеволы и Папиниана, помещенных в «Дигесгах». Первыми жертвами инфляции должны были быть землевладельцы, по поводу которых Колумелла113 еще гораздо раньше говорил, что долг приемлемого размера — ни слишком большой, ни слишком маленький — был и необходим, и желаем, чтобы «прикрепить» своих колонов114. Находчивым ответом [на инфляцию] со стороны землевладельцев мог стать перевод долга в натуральную форму — в мешки пшеницы и амфоры вина. Но в таком случае они теряли возможность злоупотреблять в своих интересах разницей в ценах между плохими годами (когда крестьянские долги нарастали) и хорошими годами (когда долги погашались). Даже если колоны были привязаны к своей земле по фискальным причинам (первые зафиксированные распоряжения такого рода датированы временем Константина, но они же ясно показывают, что соответствующие меры предпринимались и раньше), землевладельцы, дабы сохранить работников, которые иначе могли разбежаться, могли в этих условиях дополнитель¬
111 Andreau 1994: 201.
112 Папирус: Р. bond. VI. 1916; переизд.: Tibiletti 1979: Nq 23.
113 Колумелла. 1.7.2.
114 Corbier 1981.


596
Часть четвертая
но использовать закредитованносгь колонов в качестве их юридического принуждения.
Напротив, инфляция, как выясняется, оказывала противоречивое воздействие на хождение монеты и на уровень монетизации римской экономики. Если большее количество монет, хотя и с меньшей покупательной способностью, способствовало более динамичному и широкому циркулированию денежной массы, то это могло стимулировать также и вовлечение всё более значительных слоев населения в процесс денежного обращения, тогда как «золотые» монеты использовались только богачами. И всё же рост цен мог вести также к предпочтению натуральных платежей в сделках и при внесении податей, как своего рода страховка от инфляции. Что же касается последствий зависимости от золота как средства платежа и мерила для налогов, то они могли иметь дефляционный характер, если золото было слишком редким, а его использование чересчур ограничивалось богатейшим слоем населения. Отсюда необходимость в его собирании и перераспределении, что видно по изображению разбрасывания монет толпе (sparsio)115, за что Константин подвергался порицанию.
Это рассмотрение практики экономического использования монет поднимает прежде всего ряд проблем интерпретации отдельных обстоятельств «долгого» Ш в., продолжающих разделять специалистов по поздней античности. Основные проблемы связаны с последствиями войны, возрастанием социальной пропасти между богатыми и бедными, значением рабского труда, а также с социальными и легальными изменениями, оказывавшими влияние на крестьянство. К этому следует добавить изменения в пространственных измерениях римской экономики.
2. Другие принципиальные проблемы интерпретации
(а) Война
Насколько глубоким оказалось в Ш в. воздействие нашествий, гражданских и внешних войн на римскую экономику? И если она действительно страдала, то сколь быстро и легко восстанавливалась, а также в каком состоянии в итоге оказалась?
Масштаб разорений, вызывавшихся варварскими набегами и общественными беспорядками, которые случались, когда новый правитель захватывал власть, оценить непросто. Пусть даже в Нойоне (северная Франция), в слое разрушений, датированном 260-ми годами, и обнаруживается клад из нескольких предметов серебряной посуды и ювелирных изделий116, историки Галлии автоматически более уже не связывают с вторжениями германцев это явное свидетельство пожара и монетные тайники, зарытые во второй половине П1 в. Теперь новая информация пролива¬
115 Alföldi 1963: ил. 21, Nq 256; О военных делах. П.
116 Baratte 1993: 23.


Глава 12. Монета, общество и экономика
597
ет свет на последствия этих рейдов, обычного дела в 260—270-х годах. Надпись из Аугсбурга, установленная 11 сентября, вероятно, в 260 г., рассказывает о сражении, состоявшемся 24 и 25 апреля, в котором германцы, называвшиеся ютунгами или семнонами, были разбиты, очевидно, на обратном пути из своего набега на Италию, причем с ними было несколько тысяч пленников117. Предметы, обнаруженные, когда на старом русле Рейна производились дноуглубительные работы, были идентифицированы как трофеи из «аламаннского» (?) рейда, имевшего место во второй половине 3-го столетия, во время которого, как представляется, было разграблено какое-то поместье (возможно, в Шампани, поскольку похищенные инструменты предполагают регион с виноградниками, лесами и овчарнями), из которого хозяин бежал, захватив наиболее ценное имущество. Подводы, затонувшие на Рейне близ Нойпоца (в районе Гермерсхайм в земле Рейнланд-Пфальц), были нагружены более чем 700 кг металлических предметов, преимущественно вещами, которые могли быть использованы на варварской территории (barbaricum): кухонная утварь, сельскохозяйственное оборудование, инструменты для культивации виноградной лозы и занятий кузнечным делом. Еще больше добычи было найдено в Рейне близ Хагенбаха, на этот раз — серебряная посуда, награбленная в Аквитании: сто двадцать восемь серебряных вотивных пластин, унесенных из одного или нескольких святилищ; тридцать четыре из этих пластин содержат надписи, которые и дают указание на их происхождение (двадцать имен посвятителей звучат не по-римски и типичны для ономастики предгорья Французских Пиренеев, где имелось несколько крупных святилищ Марса — бога, которому и были посвящены данные пластины)118.
Ущерб от мародерства мог быть даже более сокрушительным, нежели пожар, уничтожающий поселение и вынуждающий жителей покинуть последнее временно или навсегда. Говоря шире, наблюдаемое прекращение производства аттических саркофагов было объяснено нашествиями герулов на эгейские провинции около 260 г.119, хотя археологическими свидетельствами данная гипотеза пока не подтверждена.
Конфликты между соперничавшими претендентами на империю порождают схожие проблемы интерпретации. Хотя в краткосрочной перспективе разрушения, грабежи и конфискации имели очевидные последствия, их долгосрочное воздействие оценить сложнее. После победы над Лицинием Константин окончательно решил сделать Византий своей столицей, тогда как явный закат Лиона часто связывают с разгромом поборников Клодия Альбина. А вот «процветание» северовского периода объясняется возвращением в оборот денег, конфискованных у разбитых соперников Септимия; утверждается также, что данное обстоятельство в сочетании с эффектами от девальвации стимулировало торговлю.
Впрочем, расходы на войну и оборону носили более постоянный характер, нежели внезапные нападения варваров и мародеров или гражданские
117 АЕ 1993.1231. 119 Sodini 1989.
118 См.: Künzl 1993; Callu 1995.


598
Часть четвертая
войны, и имели более глубокое воздействие на экономику империи. Оборона границ и ряд военных кампаний с несхожими результатами (прежде всего восточные войны с парфянами, а затем и с Сассанидами, превратившимися теперь — и те, и другие — в нападающую сторону) требовали огромных расходов и мобилизации гигантских людских ресурсов, материалов, продовольственных поставок, вооружений, транспортных средств, а также финансовых ресурсов, которые уже более не могли восполнять всё более иллюзорные трофеи. После полутора столетий относительного мира, прерывавшегося несколькими кампаниями в Германии, Британии и Дакии, император (начиная с Марка Аврелия) опять почти постоянно стал находиться на войне. В дополнение к налогам и сборам, требовавшимся на ее ведение, «тыловые» регионы вносили еще и другую лепту. Простой проход римских войск мог сопровождаться мародерством, на что жаловались жители провинций, например, в Вифинии, после того как воины Элагабала провели там зиму 218/219 г.120, или в Каппадокии, после того как легионы Валериана прошли через нее в 252 г.121.
(,Ь) Углубление социальной пропасти?
Хотя категории «богатые» и «бедные» были неизвестны в обществе, которое классифицировало людей прежде всего с помощью комбинации их правового статуса (свободные либо рабы, граждане либо неграждане, сенаторы либо всадники) и их имущественного ценза, интересно посмотреть на весьма редкую экономическую дефиницию «нищеты» у юриста Гермо- гениана (конец Ш в.):122 для этого современника Диоклетиана бедняками являются те, кто владеет менее пятьюдесятью ауреями (в то время — менее фунта золота).
Из простого обзора сообщений об эпизодах повседневной жизни складывается ощущение, что разрыв между социальными классами ширился. Так, среди высших слоев распространялась роскошь, и доступ к ней для женщин более уже не ограничивался (их ювелирные украшения сохранились в кладах). Свою роль в этих тенденциях играл придворный церемониал: типичной была диадема с жемчугами и драгоценными камнями, которую Константин впервые начал носить во время основания Константинополя123. Впрочем, согласно Зонаре124, за много лет до того Диоклетиан уже осыпал свои одежды и обувь золотом и самоцветами. Богатство элиты воплощалось как в убранстве жилищ, городских и сельских, так и в размерах и в отделке саркофагов и мавзолеев, внутри которых эти саркофаги помещались. Городской дом (domus) и сельская вилла (villae), напоминавшие порой дворцы, устилались великолепными цвет¬
120 Дион Кассий. LXXIX.4.5.
121 Зосима. 1.36.
122 Дигесты. XLVm.210.
123 Dagron. Naissance: 25.
124 Зонара. ХП.31; ср.: Аврелий Виктор. О Цезарях. XXXIX.2; Евтропий. IX.26.


Глава 12. Монета, общество и экономика
599
ными мозаиками с иконографическими образами и сюжетами, указывавшими на высокий статус хозяев, такими как охота или сельская жизнь, либо более интимного характера: одевание госпожи (domina), как в поздних африканских мозаиках, найденных на вилле в окрестностях Карфагена, в так называемой Усадьбе Юлия125. Вилла в Пьяцца-Армерина в Сицилии, построенная в начале IV в., представляет собой один из наилучших примеров, кем бы ни был ее первоначальный собственник126. Недавние разыскания доказывают, что данные сооружения свидетельствуют отнюдь не об удалении элиты в свои поместья; на самом деле эти сельские жилища отражают стремление к некоему идеалу, восходящему к Плинию Младшему: попеременное проживание и в городе, и на селе.
Другой имущественный полюс, бедняки, менее доступен для исследования. Для нашего периода мы испытываем недостаток характерных изложений, сопоставимых с сочинениями святого Августина, который описывает плачевное положение в Африке на заре V в. Как следствие, научные дебаты склонны концентрироваться на характере труда (рабском либо свободном) и на феномене «колоната».
(с) Свободные работники и рабы
Специалисты по истории Рима стали осмотрительны относительно интерпретаций, которые вплоть до недавнего времени считались вполне приемлемыми. Среди них была гипотеза, согласно которой рабский труд становился всё более редким, из чего следовало предположение, что это стимулировало как технологический прогресс, так и развитие нового института — «колоната». Предположение о том, что мельницы в Барбегале появились только в конце Ш в., привело Фернана Бенуа (1892—1969) к мысли о связи строительства этого комплекса с закатом рабства:127 обращение к помощи «машин» было истолковано как замещение будто бы малоэффективной человеческой рабочей силы.
Мельницы могли находиться в императорской собственности и перемалывали зерно, доставлявшееся в Арль по Роне, а произведенная мука предназначалась для войск и местного населения. Новая датировка, связанная с исследованиями на микрорегиональном уровне окружающей среды, выявившими существование района возделывания зерновых близ Арля, дала начало различным интерпретациям: поскольку ныне считается общепринятым, что зерно выращивалось на месте и что мельницы действовали во П—Ш вв., Филипп Лево (Leveau 1996) стал утверждать, что сооружены они были по инициативе муниципальных властей ради обеспечения мукой города Арля; другие же ученые начали доказывать, что мель¬
125 Blanchard-Lemée et al. 1995: 169—172, рис. 120—121, 162—163, рис. 116. (Репродукцию одной из мозаик Усадьбы Юлия см. также здесь: Каптерева Т.П. Искусство стран Магриба. Древний мир (М., 1980): рис. 202; также см. с. 251. — А.З.)
126 Carandini et al. 1982; дискуссию см. здесь: Opus 2 1983: 535—602.
127 Benoit 1940—1945.


600
Часть четвертая
ницы были построены и эксплуатировались совместно несколькими соседними виллами128.
Сегодня никто не ставит под сомнение, что рабов было чрезвычайно много вплоть до конца античности, ибо помимо завоеваний, которые теперь были уделом прошлого, источники пополнения контингента рабов оставались изобильными (естественное воспроизводство, торговля мужчинами и женщинами, купленными или захваченными внутри державы или за ее пределами, подкидыши-новорожденные, продажа детей, добровольная запродажа себя в рабство). Рабы оставались основным типом домашних слуг. Но не уменьшалась ли их численность среди тех, кто был занят в земледелии? Чтобы обосновать гипотезу о сокращении численности сельских рабов в Ш в. и вывести из этого решающие последствия, необходимо признать, что рабы должны были являться базисом сельского хозяйства Римской империи в I и П вв., что было совсем не так. Крупные хозяйства, использовавшие преимущественно рабский труд, как представляется, были сосредоточены в немногих регионах лишь в отдельные (и относительно краткие) периоды; такие хозяйства никогда не представляли собой ни всеобщего, ни постоянного феномена.
Свидетельства о сельских работниках больше рассказывают нам об их группах, нежели об отдельных людях, хотя иногда погребальные надписи позволяют мельком увидеть конкретную личность и, в редких случаях, узнать полную жизненную историю, близкую к автобиографии; некоторые примеры, традиционно датируемые 3-м столетием, уже получили широкую известность, даже при том, что истории, поведанные в них, не всегда типичны. Известные из этих историй рабы и свободные люди относились прежде всего к персоналу, ответственному за управление поместьями и за контроль над ними: распорядитель (procurator) и управляющий имением (в Ш в. обозначался чаще словом «actor», чем «vilicus»), а также рабы, выполнявшие относительно специализированные функции, такие как naciyx (pastor), лесник (saltuarius) и т. д. Среди хорошо засвидетельствованных групп свободных работников имелись арендаторы, или съемщики, небольших или средних хозяйств на крупных поместьях — coloni, а также сезонные наемные батраки. Со П по V в. в Африке на больших императорских и частных имениях статус «Манцианова» колона (издольщика) давал его обладателю вечное право пользоваться и передавать по наследству своим преемникам участки земли, на которых он возделывал оливковые деревья, виноградники или фруктовые деревья в обмен на обязанность отдавать хозяину имения одну треть урожая от этих сельскохозяйственных культур, как только насаждения начинали приносить плоды (в случае с оливковым деревом — через десять лет). Что касается частных землевладельцев, а тем более императора, то для них опора на свободных крестьян, которые были обязаны совершать платежи натурой, имела много преимуществ: как только работники обосновывались на
128 	Bellamy, Hitchner 1996.


Глава 12. Монета, общество и экономика
601
земле на постоянной основе, это сразу сокращало обязательные капиталовложения, расходы на содержание, управление и контроль, а также текущие траты наличными, кроме того, это обеспечивало натуральными доходами, то есть продуктами, которые можно было продать за эквивалентную сумму или очень близкую к ренте, уплачивавшейся арендатором, или к прибыли, ожидавшейся от прямого управления.
Нерабский труд не просто широко засвидетельствован, но именно он находится в центре тех видов деятельности, которые были открыты для продвижения по социальной лестнице. Например, неизвестный нам по имени «жнец Мактара», обладатель небольшой собственности, сумевший приобрести имение и стать городским магистратом, начинал, как он хвалится в своей стихотворной эпитафии129, с должности надсмотрщика за отрядом подёнщиков (на самом деле некоторые из них могли быть рабами, сданными внаем их хозяевами); то же самое, видимо, верно и относительно прадеда Веспасиана по отцу, который набирал в Умбрии сезонные артели, ходившие на сельские работы к сабинам130. В области Матер (северный Тунис) некий земледелец (agricola) из Бига-Билта был, напротив, арендатором (conductor) одного крупного частного поместья, fundus Aufidianus, которое он вернул к культивации благодаря использованию технических улучшений (колодец, сборный резервуар?) и высадке оливковой рощи, фруктового сада и виноградников, где он и был похоронен, не оставив никаких долгов (pariator), — достижение, высоко ценившееся среди арендаторов131. Этот человек являет собой хороший пример кондукторов (conductores, арендаторов) более высокого ранга, которые и сами были собственниками, и отвечали за многие сферы экономической деятельности в сельской местности, производя продукцию, сохраняя и реализуя урожаи. Выгодополучатели, названные по имени в соглашенях по поводу распределения воды для орошения оливковых рощ в Ламасбе132, относятся современными исследователями к разряду мелких землевладельцев.
(<d) Земля и правовой и социальный статусы крестьян
Широко признано, что за рассматриваемый нами период произошли три перемены. Если говорить о земельной собственности, то императорские имения значительно выросли. Что касается аренды крупных поместий, автоматическое продление двадцатипятилетних договоров найма («locatio — conductio») и использование, прежде всего на императорских землях, эмфитевтических контрактов, фактически обеспечивавших перманентное владение (possessio), могли иметь результатом привязку земле¬
129 CIL УШ.11824 = ILS 7457.
130 Светоний. Веспасиан. 1.4.
131 АЕ 1975.883.
132 CIL VIH. 18587; см. выше, сноска 20 наст. гл.


602
Часть четвертая
пашцев к возделываемой ими земле. Помимо позитивных последствий, данное прикрепление могло вызвать и третье изменение, сделав колонов (coloni) гораздо более зависимыми от землевладельцев133. Этот последний пункт заслуживает дальнейшего обсуждения.
Мероприятия по привязыванию мелких арендаторов и нанимателей к ставшим для них родным участкам по факту впервые были закреплены законодательно в упомянутой выше конституции 332 г. Такое прикрепление эта конституция не представляла как некую инновацию, но акцентировала внимание на трех основных моментах. Во-первых, собственники были обязаны возвращать в родное поместье (origo) любого колона (colonus), который являлся «лицом чужого права», то есть подчинялся частной власти какого-то третьего лица (iuris alieni), и был обнаружен на земле этих собственников, а также должны были заплатить подушную подать за данного колона за тот период, когда они извлекали выгоду от использования труда этого человека. Во-вторых, ни один colonus не мог быть освобожден от уплаты подушного налога, поскольку это шло бы вразрез с государственными фискальными интересами (в этом-то и заключена основная мысль всего текста). В-третьих, отношение к собственникам и крестьянам должно было быть совершенно разным, поскольку первые не могли подвергаться физическим наказаниям либо штрафам (за исключением обязанности платить подоходный налог), тогда как если крестьяне «замышляли побег», их нужно было «заковать в цепи и перевести на рабское положение, дабы в силу осуждения на рабство они обязаны были бы исполнять те повинности, которые приличествуют свободным людям»134.
Этот текст можно сравнить с более ранними сочинениями, в которых постоянное поселение колонов (coloni) в поместьях рассматривается как основа для особых отношений этих поселенцев с собственником, будь то частное лицо или император. Предпочтение, которое оказывают и Колу- мелла, и богач Волузий Сатурнин «колонам, являющимся коренными жителями <...> и как бы рожденным в отеческом владении» («coloni indigenae <...> et tanquam in paterna possessione nati»)135, отражается эхом в ответе крестьян Бурунитанского сальтуса (saltus Burunitanus), напоминающим Коммоду, что они являются «твоими земледельцами, рожденными и воспитанными на твоих поместьях» («rustici tui vernulae et alumni saltuum tuorum»)136. В «жалобах», которые они предъявляли императору по поводу злоупотреблений кондукторов (conductors), или агентов сборщиков налогов, крестьяне, трудившиеся на императорских поместьях, с готовностью использовали угрозу бегством в качестве способа убедить государя вступиться за них. Краткосрочные интересы мелких арендаторов, обеспокоенных возвращением своих работников, вступали, таким образом, в противоречие с долгосрочными интересами землевладельцев по
133 В целом см.: Rosafio 1991; Marcone 1988.
134 Кодекс Феодосия. V.17.1 (см. выше, сноска 15 наст. гл.).
135 Колумелла. 1.7.3.
136 CIL УШ. 10570 = 14464 = ILS 6870.


Глава 12. Монета, общество и экономика
603
удержанию собственных крестьян и, если удавалось, по привлечению чужих. Тексты от времени, непосредственно следующего за нашим периодом, подтверждают это впечатление об «охоте» за колонами, которых землевладельцы — включая императора, который всё чаще принимал решения и выносил приговоры к своей собственной выгоде, — пытались удерживать на своих имениях и не допускать в отношении них какого- либо внешнего давления и переманивания. Император Константин, например, не позволял «своим крестьянам» (coloni nostri), способным к ведению счетов или к возделыванию земли, работать на частных работодателей137. В 342 г. Констанций ответил на просьбу частных лиц, которые ссылались на ius colonatus (колонатное право) в обоснование своих претензий на обладание привилегиями частной собственности (res privata) и на освобождение куриалов (членов городского совета) от повинностей (munera) путем подтверждения данного иммунитета для всех колонов (coloni), которые обладали более чем двадцатью пятью югерами и, сверх того, арендовали землю на императорских поместьях для выращивания собственных урожаев138. Во всех трех случаях coloni, о которых идет речь, были отнюдь не «несчастными крестьянами», а мелкими сельскохозяйственными предпринимателями, которые порой, обладая собственной землей, еще и брали внаём и возделывали участки на императорских имениях. С другой стороны, мы видим, что в 364 г. колоны и рабы в этих имениях были поставлены в одинаковые условия: их сыновьям и внукам было запрещено браться за выполнение других officia (гражданских работ) или оставаться в армии, независимо от присяги, которую они принесли139, — их необходимо было «возвращать» в свои поместья. В 365 г., согласно императорскому законодательству, при определении обязанностей сына женщины, являвшейся «жительницей нашего дома» («inquilina nostrae domus»), и мужчины, являвшегося декурионом, в расчет принимался статус матери, а не статус отца (то есть в отношении колонов действовали те же правила, что и в отношении рабов)140.
Таким образом, римское сельское хозяйство страдало в это время от нехватки работников, и еще больше — от недостатка предпринимателей, так что [крупные земельные магнаты, включая императора,] старались любой ценой «завоевать их лояльность». Тем не менее, вплоть до середины IV в. не наблюдается каких-либо признаков ухудшения правового статуса крестьян. Напротив, все свидетельства указывают на соперничество двух видов. Первое — между императором и другими крупными землевладельцами за работников, и прежде всего за мелких арендаторов (которые обладали должным хозяйственным опытом, запряжкой быков для пахоты, соответствующим инвентарем, семенами и которые в качестве залога могли предложить собственные участки, к тому же они хорошо знали
137 Кодекс Юстиниана. XI.68.2.
138 Кодекс Феодосия. ХП.1.33.
139 Кодекс Юстиниана. XI.68.3.
140 Кодекс Юстиниана. Х.32.29.


604
Часть четвертая
землю, на которой работали они и их родители). Второе соперничество — между государственными и городскими повинностями: император желал получать подушную подать, но он, не колеблясь, освобождал собственных колонов от обязанностей куриалов.
Заманчиво связать эту политику с долгосрочным стремлением императора вводить в хозяйственный оборот всё большее количество земли141 и с запретом, выраженным в нескольких эдиктах Константина, на любые действия, которые бы привели к падению сельскохозяйственных урожаев, например, изъятия за долги крупного рогатого скота, рабов или инвентаря, требования выполнения барщины во время посевной страды или жатвы, реквизиции на транспортные нужды животных, использовавшихся для земледельческих работ142. Мелких арендаторов необходимо было защищать как таковых.
Ш. Подверглось ли экономическое
ЕДИНСТВО ИМПЕРИИ ФРАГМЕНТАЦИИ?
В 1—2-м столетиях римская экономика извлекала выгоду из основательно укрепившихся контактов между регионами, которые прежде были очень слабо связаны друг с другом; о развитии этих взаимоотношений упоминает софист Элий Аристид в своей речи «К Риму». Между концом П в. и началом IV в. удельный экономический вес разных частей империи изменился. Если закат Италии — вопрос дискуссионный, то вот рост значимости восточных провинций и Африки очевиден каждому. Производимые регионами продукты были, естественно, неодинаковыми: возраставшее доминирование Африки связано с производством и экспортом, более всего в Рим, сельскохозяйственных товаров (пшеницы, масла и вина), продукции рыболовства (соленой рыбы), а в связи с этим и африканской краснолаковой керамики. Анализ находок из Терме-дель-Нуотаторе в Остии, датируемых серединой Ш в., показывает, например, что одна треть амфор, вся утонченная столовая керамика и 90% кухонной посуды происходили с территории современного Туниса. Благосостояние Сирии было связано с экспортом аграрной продукции (в частности, отменных вин) и высококлассных ремесленных изделий (стекло, ткани, металлообработка), причем наиболее востребованные из них были результатом сирийской обработки ввозившегося сырья (окрашенные в багрянец шелка, косметика). Этот экспорт находился в руках самих сирийских купцов и судовладельцев, которые, с одной стороны, везли товары в Средиземноморье, а с другой — в Аравию и Индию. Галлы, которые были хороши в деле заимствования и развития новых технических приемов, таких как красная глазурованная керамика (terra sigillata), предпочитали специали¬
141 Геродиан (П.4.6) приписывает это еще Пертинаксу.
142 Кодекс Феодосия. П.30.1; XI.48.1; УШ.5.1.


Глава 12. Монета, общество и экономика
605
зироваться — или им было предписано специализироваться иерархической системой римской экономики — на изготовлении более приземленных и необходимых предметов: повозок, бочек, корзин, шерстяных плащей, тюфяков (галльское изобретение).
Указанные перемены в уровне экономической значимости и в специализации провинций сами по себе не меняли динамику системы в целом: изменения эти были постепенными и растянулись на долгое время. Информация о торговле на большие расстояния ничего не говорит нам о том, что происходило в тех провинциях, чья роль в деле товарного снабжения Рима уменьшалась — как они адаптировались и переключались ли на другие продукты. Особые связи между Иберийским полуостровом и Италией, в основе которых лежали преимущественно поставки слитков, масла и рыбного соуса, были разорваны только после 260 г. Запросы и возможности, обусловленные локальной и региональной экономикой, возможно, компенсировали относительный упадок экспорта товаров на дальние расстояния.
По этой причине трудно прийти к какому-то однозначному вьюоду, рассмотрев признаки, касающиеся только одной сети внутри той, которая была сосредоточена на городе Риме — получателе (наряду с армией) основных денежных и натуральных сборов. В то же время войско, расположенное вдоль границ, стимулировало другие самые различные потоки из центра или, во всяком случае, из глубинных районов державы к периферии, которые трудно поддаются анализу и еще труднее измерению. Армия также была причиной появления городов и развития глубинных районов, что имело целью сократить протяженность линий снабжения: падение объемов винных перевозок из Средиземноморья в Германию могло в действительности оказаться изменением к лучшему, если оно произошло из-за того, что культивация виноградной лозы продвинулась на север — до Мёза, Мозеля и Рейна.
Провинции жили собственной жизнью, имели собственную экономическую организацию и собственные виды на будущее: хорошим примером является процветание восточных провинций, извлекавших выгоду из торговли с Индийским океаном, и их древние традиции урбанизма. То обстоятельство, что благодаря освобождению этих провинций от исключительной связи с Римом они смогли диверсифицировать свою торговлю с ближними и дальними территориями, следует расценивать как позитивный результат. Даже политическая фрагментация империи со времени тетрархов могла иметь благоприятные последствия. Это, конечно, приводило к возрастанию госрасходов — в связи с созданием новых дворов и основанием новых столиц, но эти города могли, в свою очередь, играть определенную роль в стимулировании роста, действуя как центры деловой активности, выполнявшие посреднические задачи между Римом и периферией империи, организуя новые потоки товаров и продовольственных поставок, а также являясь источниками монет для местных нужд благодаря функционированию всё большего количества монетных дворов.


606
Часть четвертая
Перечисленные изменения наводят на мысль, что, вопреки традиционному мнению, империя, с экономической точки зрения, совсем необязательно была наилучшей пространственной единицей. Сам «Эдикт о ценах» признаёт в преамбуле, что от провинции к провинции имеются ценовые различия, каковые эдикт вовсе не собирается нивелировать. Как раз наоборот. Если империя является некой пространственно организованной единицей, то у нее должны быть не только собственные институты — Рим и его продовольственное снабжение, армия, монетная система, провинциальная и городская организации, правовой статус личности и т. п., — но также модели потребления и городской жизни. Если воспользоваться терминологией Ф. Броделя, империя представляла собой надстройку с собственной силовой составляющей и внутренней логикой, но данный угол зрения обнажает только один уровень экономики, и нам следует приложить усилия, чтобы разглядеть другие.
Более того, держава сопрягала — во времени и пространстве — несколько способов экономической организации. Если говорить о времени, то 3-е столетие знаменует, по-видимому, новую стадию в переходе от хищнической экономики, функционировавшей исключительно или преимущественно в пользу завоевателей, к экономике, сочетавшей рыночные силы, подарки и раздачи, а также различные формы взаимного сотрудничества. Если говорить о пространстве, то перемены в экономических иерархиях между Римом и прочими городами, между приграничными тер риториями и средиземноморскими провинциями, или между регионами с разными уровнями экономического развития и урбанизации могли сочетаться как с ростом контактов с областями вне державы (в том числе и контактов особого типа, как, например, иноземные вторжения), так и с установлением новых хозяйственных сетей на локальном, провинциальном или межпровинциальном уровне. Лучшим индикатором общего положения вещей в империи остаются города, и данный показатель отнюдь не свидетельствует о каком-то упадке. Единственное крупное изменение состояло в том, что, в отличие от прежних времен, Рим более уже не занимал доминирующего положения; другие города — такие как новые столицы, включая Константинополь, но также и Карфаген, Александрию и Антиохию, — стали уже подобными, если только не равными Риму.
Эта картина полна контрастов, и расхождения во взглядах среди современных историков, часть которых продолжает мыслить в терминах «кризиса», а другие пытаются выявлять перемены, не должны затемнять того существенного факта, что, несмотря на все корректировки и приспособления, значительная часть изменений, фиксируемая для Ш в., имела необратимые последствия. Экономика и общество IV в. и конца П в. отличались во многих отношениях фундаментально. Горизонт как монетарной, так и официальной экономики, обусловленный политическими и военными потребностями системы, в которой обложения обосновывались нуждами обороны, благотворительности и снабжения как войска, так и одного или нескольких крупных городов, представляет собой только один —


Глава 12. Монета, общество и экономика
607
лежащий на поверхности — слой, а отнюдь не всю экономику. Большинство населения, урбанизированного и сельского, этим горизонтом конечно же затрагивалось. Но большинство либо многие эволюционные изменения в производстве, потреблении, обмене и циркуляции товаров происходили в иных горизонтах и имели другую подоплеку, и они, в свою очередь, также оказывали влияние на верхний горизонт. Исходя из той же точки зрения, общий экономический горизонт—империя — является лишь одним из нескольких возможных измерений для анализа и интерпретации событий и ситуаций. Недавнее исследование, основанное на достижениях археологии, демонстрирует способность проникновения в суть дела, которая достигается за счет рассмотрения других преломлений — локального, провинциального или регионального, городского и сельского, центрального и периферийного, восгочно- и западносредиземноморского, бассейна Средиземного моря и континентальной Европы, и т. д. Вопреки выдумке о том, что известные решения предназначались для применения по всей империи (вроде установления «Эдиктом» 301 г. максимальных цен), одной из инноваций периода тетрархов и Константина является то, что управление в империи было сегментировано по регионам.
Историография по Ш в. переживает весьма серьезное обновление. Впрочем, хотя ныне появляются основания для написания новой экономической истории античности, неясность ее признаков означает, что эта новая история пока имеет главным образом критическое значение: она еще не сделала всех своих выводов. Даже количественный рост доступных нам текстов, исходивших от государства и относящихся к периоду тетрархии, с трудом поддается интерпретации: говорит ли это о том, что государство укрепилось и старалось расширить масштаб своих вмешательств в дела экономики? Или же это знак того, что государство было неэффективным и беспомощным, поскольку указания центральной власти повторялись и никогда не доводились до исполнения?
Римская экономика никогда не была полностью «расстроенной» («dis- embedded») в том смысле, в каком этот термин использует Карл По- ланьи. Это побудило многих ученых в последние десятилетия обратить внимание на различия между римской экономикой и нашей собственной, а также на те основания, на которых римская экономика базировалась, — основания, вытекающие из системы ценностей, которую мы не вполне понимаем. Такой подход оказался небесполезным в том, что он помог нам взглянуть на исследуемый предмет свежим взглядом, а потому искать и найти целый ряд аспектов, которые прежде мы просто не замечали, либо увидеть их в новом свете. Но подход этот имеет свои ограничения, к тому же порой он приводит к ложным и бесплодным дискуссиям. Мы должны согласиться с наличием указанных различий, но необходимо также признать, что внутри римской экономики может быть выделен ряд секторов и областей, относительно которых допустимо ставить вопросы, подобные тем, которые мы обычно ставим в связи с аналогичными секторами и областями современной экономики, без неизмен¬


608
Часть четвертая
ного ухода от той терминологии, которой оперировали люди рассматриваемой эпохи.
По большому счету, нам всегда следует держать в уме, что это было сельское общество, скрепленное сетью городов. Земледелие обеспечивало большую часть производства и потребления, однако государство стимулировало развитие и горнорудного дела в некоторых регионах, прежде всего, но не исключительно, для обеспечения собственных нужд. Потребности армии (расположенной вдоль границ), Рима и других крупных городов (в центре), а также правящих классов (в предметах роскоши) способствовали появлению и росту сетей обмена со средним и дальним радиусом действия. Эти сети повышали до известной степени значимость различий климатического и экологического свойства: определенное количество средиземноморских продуктов должно было направляться — или само их производство необходимо было переносить — к северным границам по причине того места, которое они занимали в модели потребления, служившей одновременно и моделью цивилизации. Но обмен работал также и в обратном направлении, поскольку вкус к определенным продуктам с периферии распространялся к центру державы и в целом Средиземноморского региона.
Мы должны принимать во внимание также тот факт, что, во-первых, городская структура не была одинаковой повсюду и, во-вторых, формы приграничной экономики развивались и вдоль лимеса, включая обмен с областями вне империи, а следовательно, стимулируя экспорт известных сельскохозяйственных продуктов (вина) и ремесленных изделий (оружия), как и римских монет. Неправильно поэтому было бы думать, что римская экономика являлась однородной, но вместе с тем надлежит помнить, что никакой анализ не может быть сведен просто к изучению регионов внутри империи. Влияние державы на внешний мир и ее привлекательность для соседей ясно доказываются, по крайней мере, вторжениями. Впрочем, формы «экономического партнерства» империи остаются совершенно непохожими на формы взаимодействия современных экономик, основанных — в том виде, как они функционируют сейчас, — на торговом обмене между официально признанными государствами.
Все эти признаки экономического развития отличаются огромным разнообразием временных диапазонов — от очень протяженных (далеко не каждый из этих признаков связан с изменениями Ш в., а многие из них прямо датировать невозможно) до предельно кратких, а также и средней длительности (например, подъем во П—Ш вв. городов, таких как Пальмира и Лепта Большая). Эти признаки задают приоритет либо абсолют- ным/относительным датировкам анализируемого экономического события, либо, напротив, долгим/квазипостоянным реалиям. Они (эти признаки) показывают значение регионального или даже микрорегионального подхода при изучении античной экономики. Они также подчеркивают способность римской экономики к рационализаторству в ответ на новые вызовы.


Глава 12. Монета, общество и экономика
609
Такой чрезвычайно многосторонний подход к географическим и временным реалиям, которые сами порой полярны друг другу, потребовал своей первой жертвы — отказа от общих теорий, модных каких-то сотню лет назад. Даже относительно более новые модели (Вебер, Поланьи, Финли, Бродель, Валлерстайн) чаще используются для перетасовки дат, нежели для объяснения того, что происходило на самом деле; в итоге некоторые историки стали оперировать комбинациями этих моделей, не особо опасаясь риска опровержения выводов, получаемых с помощью такого инструментария.


СОДЕРЖАНИЕ
От переводчика 5
Предисловие 7
Часть первая
ФАКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ОТ СЕВЕРОВ ДО КОНСТАНТИНА
Глава 1. Династия Северов
Б. Кэмпбелл 13
I. Приход Септимия Севера к власти 13
П. Гражданские и внешние войны 17
Ш. Север, войско и сенат 22
IV. Каракалла 30
V. Конец династии 35
Глава 2. От Максимина до Диоклетиана и «кризис»
Дж. Дринкуотер 44
I. Вступление 44
П. Описание событий 45
1. Максимин, 235—238 гг 45
2. Пупиен и Бальбин, 238 г 49
3. Гордиан Ш, 238—244 гг 50
4. Филипп, 244—249 гг 53
5. Деций, 249—251 гг 55
6. Галл, 251-253 гг 57
7. Эмилиан, 253 г 59
8. Валериан и Галлиен, 253—260 гг 59
9. Галлиен, 260—268 гг 62
10. Клавдий, 268—270 гг 67
11. Квинтилл, 270 г 70
12. Аврелиан, 270—275 гг 70
13. Тацит, 275—276 гг 73
14. Флориан, 276 г 74
15. Проб, 276-282 гг 74
16. Кар, Нумериан и Карин, 282—285 гг 77


Содержание
611
Ш. Анализ 79
IV. Выводы 86
V. Замечания по поводу источников 87
Глава 3. Диоклетиан и первая тетрархия, 284—305 гг.
А.-К. Боуман 90
I. Восшествие Диоклетиана на престол и назначение Мак-
симиана 92
П. 286—292 годы 94
Ш. Создание тетрархии 99
IV. Период тетрархии, 293—305 гг 103
V. Выводы 115
Глава 4. Правление Константина, 306—337 гг.
А. Камерон 117
Часть вторая
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И АДМИНИСТРАТИВНАЯ СИСТЕМА
Глава 5. Армия
Б. Кемпбелл 141
I. Перемены и преемственность 141
П. Военные реформы Диоклетиана и Константина 154
Глава 6. Император и его правительство
Э.-А Кашо 166
Глава 6а. Общие тенденции развития 166
Глава 6Ь. Северовский век 173
I. Обозначение и легитимация императора: проблема преемственности 173
П. Domus Augusta (августейшее семейство) и династическая
идеология 176
Ш. Роль армии и городского плебса в императорской легитимации 178
IV. Административная власть: центр и периферия 179
V. Должность префекта претория и юристы 185
VI. Развитие должности прокуратора 187
VII. Новая организация императорских имений и финансов 189


612
Содержание
Глава 6с. Правительство и административная система империи
в срединные десятилетия 3-го столетия 196
I. Назначение императора и порядок преемства в период
полувековой анархии 196
П. Реформы Галлиена: военное командование и управление
провинциями 199
Ш. Город Рим от времени Северов до Аврелиана 204
IV. Италия на пути к провинциализации 208
Глава 6d. Новое государство Диоклетиана и Константина:
от тетрархии к консолидации империи 213
I. Новая легитимация императорской власти 213
П. Реформы и административная организация империи 215
Ш. Провинции, диоцезы и префектуры 223
IV. Позднейшая эволюция 227
Глава 7а. Право высокой классики
Д. Иббетсон 229
Глава 7Ь. Эпиклассическое право
Д. Джонстон 248
I. Рескрипты, юристы и канцелярия 249
П. Кодексы 251
Ш. Эпиклассические юристы 253
1. Извлечения из юридических сочинений предыдущих
правоведов, составленные Гермогенианом («luris epitomae») 254
2. «Сентенции» Павла («Pauli sententiae») 255
IV. Правоведы в юридических школах 256
V. 	Заключение 257
Часть третья ПРОВИНЦИИ
Глава 8. Провинции и границы
Дж. Уилкс 262
I. История границ 262
П. Императоры и провинции 286
Ш. Организация границ 307


Содержание
613
Приложение! Изменения в организационной структуре
римских провинций, 193—337 гг 327
Приложение П. Перемещения императоров, 193—337 гг 339
Приложение Ш. Дислокация пограничных войск,
193-337 гг 349
Глава 9. Преобразования в сфере провинциального и местного управления
Ж.-М. Каррье 403
I. Введение 403
П. Имперское государство и его «провинциалы» 405
Ш. Города и обеспечение функционирования имперского
государства 419
IV. Исторический жребий муниципального мира: кризис
или адаптация? 434
V. Выводы 453
Глава 10. Египет от Септимия Севера до смерти Константина
А.-К. Боуман 457
I. Пролог 457
П. Египет в конггексге империи 459
Ш. Провинция и ее администрация 461
IV. Общество и экономика 468
Часть четвертая
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ИМПЕРИИ
Глава 1 ! Монетная система и налогообложение с точки зрения интересов государства, 193—337 гг.
М. Корбье 474
I. Монетные эмиссии и девальвации 478
1. Модификации денежного обращения 480
2. Девальвации и инфляция 488
3. Количественный рост монет 494
4. Локализация монетных дворов и учреждений, связанных с выпуском монет 497
[а) Унификация денежного обращения 497
(iЬ) Децентрализация монетного дела 499
5. Обращение монет 500
6. Эффекты монетного дефицита 502
7. Замена серебра золотом 503


614
Содержание
П. Металлические ресурсы 505
1. Расходы и выгоды от завоеваний и войн по возвращению ранее утраченных территорий 506
2. Добыча с рудников 506
3. Износ монет и потеря металла 508
4. Римская монета за пределами державы: внешнеторговый дефицит? 509
5. Накопление и вынужденное или спонтанное расходование сбережений 510
Ш. Налогообложение 513
1. Римляне и подати: от многообразия к относительному
однообразию 515
2. Munera (повинности) и налогообложение 519
3. Традиционная система налогообложения 522
4. Налогообложение и сбор податей 526
5. Затруднения при сборе налогов 530
6. Монета и налогообложение 531
7. Перемены в налогообложении: жесткость или рост? 533
8. Повышались ли натуральные подати? 538
9. Внесение податей в устойчивой валюте 541
IV. Методы осуществления публичных трат 544
1. Доходы от патримония 545
2. Муниципальные финансы, munera (повинности)
и благотворительность 547
V. Выводы 549
Глава 12. Монета, общество и экономика
М. Корбье 554
I. Структуры экономики 559
1. Сельская местность 559
[а) Неизвестная величина: население 559
(è) Сельскохозяйственное производство 562
(У) Шахты и карьеры 569
2. Города 571
3. Торговля, обмен и потребление 579
П. Государство и эволюция экономики в «долгом» III в.:
проблемы интерпретации 592
1. Использование монет: расширение или сжатие? 592
2. Другие принципиальные проблемы интерпретации 596
(а) Война 596
(£) Углубление социальной пропасти? 598
(ё) Свободные работники и рабы 599
(d) Земля и правовой и социальный статусы
крестьян 601
Ш. Подверглось ли экономическое единство империи фрагментации? 604


Кризис империи, 193—337 гг.: в двух полутомах / Под ред. А.-К. Боумана, А. Камерона, П. Гарней; перев. с англ., предисловие, примечания А.В. Зайкова. — М.: Ладомир, 2021. — Первый полутом. — 616 с. (Кембриджская история древнего мира. Т. ХП, первый полутом).
ISBN 978-5-86218-605-5 ISBN 978-5-86218-606-2 (п/т 1)
Том охватывает историю Римской империи от восшествия на престол Септимия Севера в 193 году до смерти Константина Великого в 337 году н. э. Это был один из переломных, наиболее критических этапов в истории всего средиземноморского мира. Период начался с гражданской войны, в результате которой на троне утвердилась династия Северов, когда в державе, казалось бы, наступило спокойствие. С 235 года за этой относительной стабильностью последовали полвека, отмеченные чередой недолговечных императоров и узурпаторов, быстро сменявших друг друга, а также рядом серьезных военных неудач на восточных и северных рубежах империи. Этап «солдатских и сенатских императоров» сменился Первой тетрархией (284— 305) — периодом коллегиального правления, в котором Диоклетиан вместе со своим товарищем Максимианом и двумя младшими соправителями (цезарями Констанцием и Галерием) вновь стабилизировали империю. Этот период завершился вместе с правлением первого христианского императора, Константина, который разбил Аициния и положил начало династии, остававшейся у власти на протяжении тридцати пяти лет.


Научное издание
КРИЗИС ИМПЕРИИ,
193-337 гг.
В 2-х полутомах Первый полутом
Редактор ЮЛ. Михайлов Корректор О.Г. Наренкова Компьютерная верстка и препресс В. Г. Курочкин
ИД № 02944 от 03.10.2000 г. Подписано в печать 06.08.2021 г. Формат 60х90У1б. Гарнитура «Баскервиль». Печать офсетная. Печ. л. 38,5. Тираж 500 экз. Зак. №К-1934.
Научно-издательский центр «Ладомир» 124681, Москва, ул. Заводская, д. 4 Тел. склада: 8-499-729-96-70 E-mail: ladomirbook@gmail.com
Отпечатано в соответствии
с предоставленными материалами в АО «ИПК “Чувашия”» 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 13
И1Ш
НЕЗАВИСИМЫЙ
АЛЬЯНС
Информацию о новинках «Ладомира»
(в том числе о лимитированных коллекционных изданиях), условиях их гарантированного и льготного приобретения, интервью с авторами и руководством издательства, прочие интересные сообщения можно оперативно получать, если зарегистрироваться в «Твиттере» «Ладомира»: https: //twitter.com/LadomirBook Сайт издательства: https :// ladomirbook. ru


Выше 1000 м над уровнем моря
0 100 200 300 400
500 км
0
100
200
300 миль