КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ IX Второй полутом


THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY
SECOND EDITION VOLUME IX
THE LAST AGE OF THE ROMAN REPUBLIC 146-43 B.C.
Edited by
J.A. CROOC Fellow of St John’s College
and Emeritus Professor of Ancient History, Cambridge
ANDREW ΠΝΤΟΤΤ Fellow and Tutor in Ancient History,
Worcester College, Oxford
The late
ELIZABETH RAWSON Formerly Fellow and Tutor in Ancient History, Corpus Christi College, Oxford


КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
TOMIX
Второй полутом
ПОСЛЕДНИЙ век РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ 146-43 ГГ. ДО Н. Э.
Под редакцией
ДЖ.-А. КРУКА, Э. ЛИНТОТТА,
Э. 	РОУ СОН
ЛАДОМНр
Научно-издательский центр «Ладомир»
Москва


Перевод
О.В. Любимовой
ISBN 978-5-86218-587-4 ISBN 978-5-86218-589-8 (пД 2)
© Cambridge University Press, 1994.
© Любимова О.В. Перевод, 2020 © Таривердиева С.Э. Перевод, 2020. © НИЦ «Ладомир», 2020.
Репродуцирование (<воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательствам запрещается


Часть вторая
Глава 13
Д. Клауд
КОНСТИТУЦИЯ И ПУБЛИЧНОЕ УГОЛОВНОЕ ПРАВО
I. 	Римская конституция
В каком смысле можно говорить о «римской конституции»? Ясно, что в Риме не было писаной конституции, наподобие той, что впервые в современном мире появилась в 1787 г. в Соединенных Штатах, но имелась ли в Риме конституция в широком смысле слова, который мы используем, говоря о британской конституции? Ответ будет «и да, и нет». В 1734 г. Бо- лингброк («Рассуждение о партиях», письмо 10, в начале) предложил рабочее определение:
Под конституцией мы подразумеваем, выражаясь правильно и точно, ту совокупность законов, институтов и обычаев, восходящих к определенным установленным принципам рассуждения в отношении определенных установленных объектов общественного блага, составляющих общую систему, в соответствии с которой (совокупностью) сообщество соглашается быть управляемым.
Поразительно, что Цицерон, рассматривая вопросы, которые мы назвали бы «конституционными», ссылался на «совокупность», если использовать термин Болингброка, которая была бы вполне понятна и этому последнему, и его читателям. Например, когда в марте 43 г. до н. э. оратор желал доказать, что Марк Лепид, будущий триумвир, управлявший тогда Нар- бонской Галлией и Ближней Испанией, не мог командовать войском, полагаясь лишь на собственное усмотрение, то сказал:
Никому не дозволено вести войско против своего государства, если под дозволенным мы понимаем (si licere id dicimus) то, что разрешено законами (legibus) и обычаями и установлениями наших предков (more maiorum institutisque)1.
Цицерон. Филиппики. ХШ.14.


566
Часть Π
Иногда Цицерон добавлял понятие «ius», означающее нечто вроде «права» или «справедливости». Так, например, нападки Луция Аврелия Котгы на Клодия за то, что последний добился изгнания Цицерона недопустимыми средствами, оратор характеризовал в целом следующим образом:
Луций Котта <...> сказал <...> что всё предпринятое против меня было сделано вопреки праву (iure), обычаю предков, законам; никто не может быть удален из среды граждан без суда; только в центуриатских комициях возможно, не говорю уже — вынесение приговора, но даже предложение законов о лишении гражданских прав. Но в ту пору господствовало насилие <...>2.
Еще один элемент, входивший в состав, как сказали бы мы, конституционных рассуждений, — это прецедент (exemplum): Цицерон осуждал Габи- ния, наместника Сирии, за оккупацию им Александрии, поскольку последнее воспрещали обычаи предков (mos maiorum), прецеденты (exempla) и законы, предусматривавшие суровейшие наказания3.
Во всех этих случаях Цицерон, как представляется, рассматривал конституционные вопросы в чисто британской манере. Но существует одно глубокое различие: Цицерон не употреблял слова «конституция»; в латинском языке не существует однозначного синонима этого слова. Слово «respublica», которое иногда переводят как «конституция», на самом деле ближе к понятиям «государство» и «сообщество», о чем свидетельствуют выражения «e re publica» и «contra rem publicam», означающие, соответственно, «сообразно интересам государства» и «вопреки интересам государства». Конечно, в некоторых случаях может возникнуть соблазн перевести выражения «iure» или «more maiorum» как «конституционно», но всегда следует помнить, что «ius» и «mos maiorum» — лишь составляющие всеобъемлющего понятия «конституция», которым пользуемся мы, но не пользовались римляне. Греческие слова «πολιτεία» и «πολίτευμα», которые могут иметь значение «форма правления», легче перевести термином «конституция», и, несомненно, рассуждения о римской конституции кажутся нам столь естественными именно потому, что эти греческие слова Полибий использовал в своем знаменитом рассказе об организации Римского государства (VI. 11—18). Однако если мы хотим понять, как римляне воспринимали право и управление, нам следует научиться мыслить как римляне. А это будет иметь некоторые последствия.
Во-первых, как мы уже видели, Цицерон, рассматривая «конституционные» вопросы, обычно включал в список базовых понятий обычаи 1уйли установления предков. Но, когда правит обычай, нововведение по опреде¬
2 Цицерон. В защиту Сестия. 73 [Перев. В.О. Горенштейна, с правкой). Перевод выражения «de civitate tolli» как «удален из среды граждан» подтверждается следующими пассажами Цицерона: В защиту Росция Америйского. 3; В защиту Клуенция. 79; В защиту Сестия. 42; О консульских провинциях. 46. Мне не удалось найти случаев, где выражение «de civitate tollere» использовалось бы в значении «лишить гражданства», как толкуют его переводчики серий «Bude» и «Loeb».
3 Цицерон. Против Пизона. 50.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
567
лению вызывает подозрения. Поэтому, для того чтобы конституционная реформа вызывала уважение, она должна быть представлена как возвращение к некой норме, действовавшей у предков; если в исторических хрониках такую норму найти нелегко, то в подходящий контекст приходится помещать прецеденты из далекого республиканского прошлого или выдумывать весь контекст вместе с прецедентом. Примечательно, что два важных «конституционных» нововведения, относящихся к рассматриваемому в данной главе периоду, — Семпрониев закон о правах гражданина (lex Sempronia de capite civis) и чрезвычайное постановление сената (senatus consultum ultimum), — были снабжены вымышленными родословными, восходящими к эпохе Ранней республики4.
Отсутствие у римлян сколько-нибудь четкого понятия конституции создает вторую проблему, а именно: что именно включать в это понятие? Преступления, совершенные Габинием и задуманные Лепидом, на самом деле представляли собой нарушения Корнелиева закона об умалении величия (lex Cornelia maiestatis) и Юлиева закона о вымогательствах (lex Iulia repetundarum); законы о насилии (leges de vi) карали целый ряд преступлений, нацеленных на воспрепятствование работе магистратов или сената. С точки зрения римлян, такого рода деяния нарушали публичное право (ius publicum), и к концу рассматриваемого здесь периода разбором подобных правонарушений занимались несколько постоянных уголовных судов (quaestiones perpetuae). Такие преступления мы обсудим в следующем разделе данной главы, здесь же займемся некоторыми «конституционными» институтами или установлениями, не предполагавшими обращения к постоянным уголовным судам. Почти все они затрагивали caput гражданина — это слово в данном контексте можно перефразировать примерно как «жизнь и гражданские права», а главный вопрос состоял в том, в какой мере жизнь гражданина является священной и неприкосновенной. Буквальное значение слова «caput» — «голова». «Голова» как самая важная часть тела стала означать «жизнь», а затем уже — «гражданские права», ибо лишенный их гражданин переставал существовать как гражданин. Слово «caput» могло означать даже «статус свободного человека». Этот комплекс значений засвидетельствован для II в. до н. э.5 и, вероятно, возник в ходе естественного развития языка. Утрата caput вызывала эмоции, но эмоции вполне определенные. Абсурдно было бы приписывать римлянам, жившим в рассматриваемый период, тотальный ужас перед убийством вообще и даже перед убийством римских граждан. Но при этом эмоции накалялись, если с гражданином обращались как с рабом. Магистрат, обладавший высшими судебными полномочиями (соег-
4 См. эпизод, придуманный, чтобы бросить тень на обычай сената учреждать чрезвычайные суды для разбора преступлений, караемых смертной казнью: Ливий. IV.50—51 (414—413 гг. до н. э.); более яркую историю, сочиненную отчасти в защиту этого обычая, см.: Ливий УШ.18 (331 г. до н. э.).
5 «Caput» в значении «жизнь» см.: Теренций. Девушка с Андроса. 677; возможно, также: Плавт. Ослы. 132; caput в значении «гражданские права» см.: Плавт. Псевдол. 1232; caput в значении «статус свободного человека» см.: Плавт. Купец. 153.


568
Часть Π
citio), на основании последних мог приказать высечь или казнить раба, но ни того, ни другого не мог сделать — без надлежащего судебного процесса — с гражданином, вероятно, даже в том случае, если этот гражданин состоял на действительной военной службе6. Такая защита от произвольного применения власти магистратом называлась обжалованием перед народом («provocatio ad populum»). Вслед за Моммзеном мы привыкли думать об обжаловании как об апелляции к верховному суду, в данном случае — к центуриатным комициям. Но это слишком формальное представление об обжаловании; нет никаких свидетельств о том, что кто-либо из граждан «апеллировал» к комициям против магистрата, приговорившего этого гражданина к бичеванию или смерти. Право гражданина на обжалование представляло собой требовательное напоминание каждому магистрату, попытавшемуся высечь или казнить гражданина без суда, о том, что такие действия оскорбляют само понятие римского гражданства. Обычно забота о собственной репутации (existimatio) и страх перед насилием сочувственно настроенной толпы — «народа», к которому взывал гражданин в опасности и который временами готов был его поддержать7, — останавливал тиранически настроенного магистрата; но если наместник, подобный Верресу, решительно игнорировал толпу и казнил римского гражданина, как Веррес казнил Публия Гавия из Козы, то ему невозможно было помешать и невозможно было покарать его за это. Тем не менее понятие обжалования (provocatio) всё же несло достаточно весомую эмоциональную нагрузку, чтобы обосновать гиперболы Цицерона8. Однако вряд ли в рассматриваемый в настоящем томе период принимались какие-либо законы об обжаловании перед народом; знаменитый Порциев закон (Lex Porcia) был проведен либо Катоном Старшим в 195 г. до н. э., либо трибуном 199 г. до н. э. Публием Порцием Лекой9.
Не только отдельные лица могли поставить под угрозу caput гражданина. Когда Гай Гракх провел свой закон о правах гражданина (de capite
6 Ливий. Х.9.4. В 122 г. до н. э. Ливий Друз предложил предоставить латинам, даже состоящим на военной службе, право апелляции к народу (provocatio) для защиты от бичевания (Плутарх. Гай Гракх. 9), а значит, римляне тем более уже имели такую защшу от смертной казни и порки во время военной службы. О других свидетельствах см.: Jones А.Н.М. 1972 (F 89): 23—25. Но, судя по тому, что в I в. до н. э. римские солдаты часто подвергались децимации (см.: Плутарх. Красе. 10; Светоний. Август. 24.2; Дион Кассий. XLI.35), к этому времени их право апелляции практически обесценилось, а при Августе было формально отменено Юлиевым законом о насилии (Lex Iulia de vi; Павел. Сентенции. V.26.2).
7 Ливий (П.55) впечатляюще описывает, какой реакции тиранический магистрат мог ожидать от окружающих людей, сочувствовавших его жертве.
8 В трактате «Об ораторе» (П.199) он характеризует обжалование как «опору общины и защиту свободы» («patronam illam civitatis ас vindicem libertatis». Перев. ФА. Петровского).
9 Скудные свидетельства указывают на то, что автором этого закона был Катон Цензор; выражения Ливия (Х.9.4) перекликаются с фрагментом речи Катона Старшего (Фест. С. 266 Lindsay). С другой стороны, знаменитый денарий, отчеканенный около 110 г. до н. э. Публием Порцием Лекой (см.: Crawford 1974 (В 144): 313—314), подкрепляет гипотезу о том, что автором Порциева закона был его тезка, трибун 199 г. до н. э. Не исключено и то, что существовало два закона.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
569
civis), устанавливавший, что гражданин не может быть приговорен к смерти без санкции народа, этот правовой акт не стал еще одним законом о обжаловании, ибо был направлен не против деспотичного магистрата, но против чрезвычайных судов, самостоятельно создававшихся сенатом без санкции народного собрания;10 этот институт стал неоднозначно восприниматься в обществе, после того как в 132 г. до н. э. подобная комиссия была учреждена для наказания и казни сторонников Тиберия Гракха, брата Гая. Семпрониев закон (Lex Sempronia) усложнил процедуру создания чрезвычайных судов и тем самым, возможно, дал толчок развитию регулярных уголовных судов, которые являются главным предметом настоящей главы; ведь такие суды учреждались статутами, принимаемыми в народном собрании, и не противоречили гракханскому закону. Однако, согласно общепринятой сегодня и правдоподобной интерпретации событий, опти- маты обратились в ответ к другому обычаю (mos) — к традиции, согласно которой в чрезвычайной ситуации консулы должны были обеспечить безопасность государства11. Действительно, в 133 г. до н. э. сенат призвал консула Публия Муция Сцеволу защищать государство с помощью вооруженной силы, но тот отказался, и Сципион Назика расправился с Тиберием Гракхом самочинно. В аналогичных обстоятельствах в 121 г. до н. э. консул Луций Опимий откликнулся на призыв сената, что привело к гибели Гая Гракха и множества его сторонников. Такое решение сената, уполномочивающее консулов защитить государство в условиях чрезвычайного положения, сегодня известно как чрезвычайное постановление сената («senatus consultum ultimum», далее: SCU). Вероятно, в эпоху Республики это выражение никогда не было техническим термином; оно подразумевает строгую процедуру и формулировку, о чем нет свидетельств в античных источниках; формулировки SCU отличаются как числом, так и статусом магистратов, которых сенат призывал действовать. Начиная с 88 г. до н. э. определенные лица обычно поименно объявлялись врагами государства (hostes), но не в SCU, а в особых постановлениях сената. Например, в 63 г. до н. э., когда назревал заговор Каталины, SCU было принято в октябре, но постановление об объявлении Каталины и его военачальника Манлия врагами государства — лишь в следующем месяце. Иногда сенат объявлял военное положение (tumultus), а иногда предписывал провести военный набор граждан12. Тем не менее все случаи чрезвы¬
10 См.: Stockton 1979 (С 137): 117—121, а также приведенные на указанных страницах ссылки.
11 См.: Lintott 1968 (А 62): 159-168; Strachan-Davidson 1912 (F 150) 1: 240-245.
12 В 77 г. до н. э. SCU было адресовано интеррексу, проконсулу и другим обладателям империя (Саллюстий. История. I.77.22M). Такое же SCU было принято и в 52 г. до н. э. (Асконий. 34С). В 121 г. до н. э. сенат обратился только к консулу (Цицерон. Филиппики. \ТП.14). Военное положение (tumultus) было объявлено в 77 г. до н. э. (Саллюстий. История. I.69M; Ш.48.9М), в 63 г. до н. э. (Дион Кассий. XXXVTL31.1), в 49 г. до н. э. (Дион Кассий. ХЫ.З.З) и в 43 г. до н. э. (Цицерон. Филиппики. УШ.2—3; XIV.2). О военном наборе в 43 г. до н. э. см.: Цицерон. Филиппики. \ТП.32; по-видимому, набор проводился и в 63 г. до н. э. (Дион Кассий. ХХХУП.ЗЗ.З, 40.2; Цицерон. Против Катилины. IV. 17). См. также ссылки в сноске 19 насг. гл.


570
Часть Π
чайного постановления сената имеют достаточно заметное родовое сходство, и аббревиатуру SCU вполне можно использовать как удобное сокращение. В первый раз SCU было принято в 121 г. до н. э., в последний — в 43 г. до н. э.13.
Не имеет особого смысла задаваться вопросом о том, являлось ли SCU «конституционным» инструментом. Ибо, если считать обжалование (provocatio), учрежденное Порциевым законом, конституционным правом римского гражданина, то в 121 г. до н. э. Опимий, несомненно, его нарушил и, будучи привлечен за это к суду народа, заслуживал осуждения. Тем не менее Опимий был оправдан14. Гораздо продуктивнее говорить о конфликте двух римских традиций: право гражданина на судебное разбирательство в делах, затрагивающих его caput, и право общины принимать любые меры для самозащиты от разрушения. Второе право имело более фундаментальный характер, вот почему командир имел право без суда казнить гражданина, состоящего на военной службе (militia), невзирая на право обжалования. Но, поскольку эти «права» представляли собой скорее внутренние ощущения, нежели конституционные гарантии, одно и то же действие могло сегодня считаться легитимным, а спустя несколько лет, когда общественные настроения менялись, — преступным, как на собственном горьком опыте убедился Цицерон. Следует сделать два замечания относительно SCU. Во-первых, формально оно не давало консулам или любым другим названным в нем должностным лицам никаких полномочий, которыми они ранее не обладали15, но давало им нечто большее, чем просто моральную поддержку для принятия наиболее суровых мер. К моральной поддержке SCU не сводилось по двум причинам: при его принятии, во- первых, сенат как верховный государственный совет признавал, что налицо чрезвычайное положение; во-вторых, выступая в своей традиционной роли совета (consilium) при высших магистратах, сенат оказывал сильнейшее давление на этих магистратов, требуя от них действовать в соответствии с суждением сената («de consilii sentential»). Ибо, как мы далее увидим, обычно считалось, что лица, обращающиеся за консультацией к совету (consilium), должны последовать его рекомендации.
Второе замечание, которое следует упомянуть, заключается в том, что SCU принималось таким образом, чтобы позволить магистратам казнить граждан по суду или без суда. Граждане, приговоренные к смертной казни, крайне редко расставались с жизнью: они утрачивали свою гражданскую личность, поскольку им запрещалось возвращаться в отечество (что фактически было равносильно изгнанию), и принимали гражданство какой-либо другой общины16, но физически их никто не умерщвлял,
13 Перечень SCU см.: Greenidge 1971 (F 68): 400—406. Еще одним примером может быть судьба Квинта Сальвидиена Руфа в 40 г. до н. э. (Веллей Патеркул. П.76.4) (ср.: Дион Кассий. ХУШ.ЗЗ.З. — О.Л).
14 Ливий. Периохи. 61; Цицерон. В защиту Сестия. 140.
15 Это убедительно показал Ласт (САН IX1: 84—85), на которого ссылается Линтотт (Iintott 1968 (А 62): 156-157).
16 Цицерон. В защиту Цецины. 100; Цицерон. О своем доме. 78.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
571
что отмечается в речи, которую Саллюстий вложил в уста Цезаря в изложении дебатов о судьбе сообщников Каталины17. Гораздо более приемлемой считалась казнь врагов государства (hostis publicus); когда гражданина объявляли таковым, его приравнивали не просто к гражданину иноземного государства (как происходило с римлянами, лишенными права вернуться в Рим), но к гражданину открыто враждебного государства. Данную мысль иллюстрируют проскрипции Суллы (82—81 гг. до н. э.) и триумвиров (43—42 гг. до н. э.). При введении в действие этих проскрипций соответствующий закон или триумвиры в силу предоставленных им полномочий18 не просто лишили проскрибированных гражданской личности и собственности, но и объявили их врагами государства (hostes publici), то есть эта люди были казнены именно в силу того, что получили статус врагов. Несомненно, именно ввиду указанного отношения к казни врагов государства сенат, начиная с 88 г. до н. э., обычно дополнял SCU решением об объявлении определенных лиц врагами (hostes); возможно, этим же объясняется и поведение Цицерона, который во время дебатов 5 декабря 63 г. до н. э. как можно формальнее обращался к сенату как к своему совету (concilium); ибо к тому времени объявление определенных лиц врагами настолько вошло в обычай, что могло показаться, будто тех, чьи имена не прозвучали, сенат считал не столь гнусными негодяями, как поименованных18а. Более того, тогда в числе потенциальных жертв SCU впервые оказался консуляр, а именно Публий Лентул Сура, консул 71 г. до н. э.19.
Обратимся теперь к немногочисленным переменам, затронувшим римские магистратуры. Большинство из тех нововведений связано с Сул- лой. В 82 г. до н. э. Сулла возродил диктатуру в новой форме, несколько отличной от той диктатуры, которая в последний раз наблюдалась в Риме в 202 г. до н. э.; ранее максимальная продолжительность этой должности составляла шесть месяцев, но диктатура Суллы не имела временных ограничений. С другой стороны, если верить довольно правдоподобному рассказу Аппиана20, новая диктатура имела и нечто общее со старой — определенную цель: «<...> для проведения законопроектов, которые сочтет нужным, и для упорядочения государственного строя» («έπί... καταστάσει τής πολιτείας»). Это греческое выражение Аппиана — явная попытка перевести традиционный латинский титул «диктатор для составления закона и обустройства государства» («dictator legibus scribundis et reipublicae con-
17 Саллюстий. О заговоре Катилины. 51.22.
18 В случае Суллы это был Валериев закон (lex Valeria, см.: Цицерон. В защиту Росция Америйского. 125); полномочия триумвиров были регламентированы Тициевым законом (lex Titia), принятым в 43 г. до н. э.
18а Цицерон опасался, что если он в условиях SCU казнит арестованных сторонников Катилины, которых сенат не объявил врагами, то его действия будут сочтены неправомерными и впоследствии он может подвергнуться судебному преследованию.
19 Об объявлении Катилины и Манлия врагами см.: Саллюстий. О заговоре Катилины. 36.2; о попытках Цицерона распространить статус врага и на Публия Корнелия Лентула Суру см.: Цицерон. О заговоре Катилины. IV. 10, 22.
20 Аппиан. Гражданские войны. 1.99.


572
Часть Π
stituendae»), а поскольку Сулла действительно издал множество законов и упорядочил государство, Аппиан, вероятно, прав относительно характера диктатуры Суллы. Сулла ближе, чем любой другой законодатель, за исключением, пожалуй, Августа, подошел к созданию римского уголовного кодекса, но активно действовал и в той сфере, которую мы сегодня назвали бы конституционным правом: он увеличил число квесторов с восьми до двадцати, сделал квестуру обязательной для тех, кто желал занять высшие должности, и, вероятно, установил минимальный возрастной порог для занятия должности квестора — тридцать лет21. Число квесторов Сулла нарастил, чтобы обеспечить регулярный приток свежей крови в сенат. Часто утверждается, что Сулла упразднил цензуру, но единственное свидетельство в пользу этого — тот факт, что между 82 и 70 гг. до н. э. цензоры не избирались. Однако предполагать, что Сулла ликвидировал цензуру полностью, было бы несколько опрометчиво. Диктатуру он использовал как своего рода суперцензуру; он обеспечил регулярное пополнение сената, но не предусмотрел механизмов ни для изгнания тех, кто проявил себя недостойным этого сословия, ни для проведения периодических переписей населения; видимо, эти функции по- прежнему должны были выполнять цензоры. Исследователи также пишут, что Сулла увеличил число преторов с шести до восьми22, как предполагается, ради того, чтобы председателями постоянных уголовных судов (quaestiones perpetuae), которые он создал или реорганизовал, становились лишь граждане, пользовавшиеся авторитетом в обществе. Сулла резко ограничил права трибунов;23 в 70 г. до н. э. их права были восстановлены, но их бессилие на протяжении десятилетия имело один долговременный эффект: постоянные судебные комиссии (quaestiones perpetuae), учрежденные Суллой, фактически заменили народное собрание в качестве уголовного суда. Хотя в 70 г. до н. э. трибуны вновь обрели право возбуждать уголовные обвинения в народном собрании, они делали это, судя по всему, редко.
Последняя «конституционная» тема, требующая некоторых разъяснений, — это империй (imperium). Поздняя Республика столкнулась с двумя потенциально несовместимыми потребностями: с одной стороны, ей требовалось адаптировать для нужд империи институты, приспособленные для управления городом-государством, ведь, учитывая отношение римлян к нравам и установлениям предков (mos и instituta maiorum), здесь неиз¬
21 Об увеличении числа квесторов и цели этого мероприятия см.: Тацит. Анналы. XI.22; о квестуре как обязательном этапе должностной карьеры (cursus honorum) см.: Аппиан. Гражданские войны. 1.100. Вывод о том, что Сулла установил минимальный возраст квестуры в тридцать лет, сделан на основании свидетельства Цицерона [Филиппики. V.46). См., однако, мнение Р. Сигера в гл. 6, с. 228.
22 Свидетельства об этом мероприятии Суллы являются косвенными и неоднозначными (см.: Cloud 1988 (F 37)).
23 Судя по всему, Сулла лишил трибунов права созывать сенат (хотя источники прямо этого не сообщают), ограничил их право интерцессии (Цицерон. Против Берреса. П. 1.155) и лишил их права законодательной инициативы (Ливий. Периохи. 89; в защиту этого свидетельства см.: Keaveney 1982 (С 88): 186—187 примеч. 3; Ferrary 1985 (F 52): 440-442).


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
57 3
бежно следовало ожидать адаптации, а не нововведений; с другой стороны, необходимо было найти какие-то средства, препятствующие чрезмерно могущественным магистратам, промагистратам и частным лицам ниспровергнуть республиканскую систему правления путем какого-либо переворота. Первая проблема решалась двумя путями: во-первых, отдельным лицам предоставлялся империй (imperium, административная власть высших магистратов) для определенной цели и на определенной территории; так, например, Марк Антоний в 74 г. до н. э. и Помпей в 67 г. до н. э. получили империй, охватывавший всё Средиземноморское побережье, а в случае Помпея — и сушу на пятьдесят миль вглубь от моря, чтобы разделаться с пиратами. Однако их империй не был выше, чем империй любого провинциального наместника, чьи полномочия пересекались с ними; он лишь покрывал более обширную географическую территорию. В свое консульство без коллеги Помпей обладал высшим империем по сравнению с остальными магистратами, но консульство, во всяком случае, было ограничено одним годом, и продлить высшую власть Помпея сверх этого срока было невозможно без использования законодательных инструментов.
Гораздо более спорным оказалось второе решение этой проблемы, предложенное Суллой и Цезарем, то есть диктатура, ибо империй диктатора превосходил империй всех остальных магистратов и диктатура Сул- лы, предоставленная на неопределенный срок, противоречила традициям; однако, поскольку она была предоставлена ради определенных и традиционных целей, а именно проведения законов и упорядочения государства, предполагалось, во всяком случае, что, когда Сулла выполнит эти задачи, он сложит с себя диктатуру, что в действительности и произошло. Однако в сравнении с диктатурой Суллы последние две диктатуры Цезаря были еще более нетрадиционными и, следовательно, еще более неприемлемыми с точки зрения нравов и обычаев предков (mos maiorum): третья диктатура Цезаря, предоставленная ему после битвы при Тапсе в 46 г. до н. э., не имела определенных задач и должна была продлиться десять лет, что шло вразрез с традициями (хотя, по-видимому, она должна была ежегодно возобновляться); четвертая диктатура, предоставленная ему в 44 г. до н. э., пошла еще дальше: она не только имела общий характер, но и должна была продлиться пожизненно. Это последнее новшество давало Цезарю власть дореспубликанского царя и, таким образом, в совокупности с другими его мерами, проанализированными в другой главе настоящего тома, бросало вызов всей республиканской традиции; именно поэтому тираноубийство — само по себе традиционное понятие — показалось его противникам подходящим выходом.
Поздняя Республика не справилась со второй проблемой — всемогуществом магистратов, промагистратов и частных лиц. Более того, меры, описанные в предыдущем абзаце, лишь усугубили ее. Принимая во внимание карьеры Суллы и Цезаря, парадоксальным выглядит то, что они оба пытались ужесточить законы, регулирующие поведение наместников провинций (законы об умалении величия римского народа (maiestatis) и о вы¬


574
Часть Π
могательствах (repetundarum)), а Сулла вновь подтвердил старые нормы, регулировавшие порядок занятия магистратур24. Но изобретать методы решения этой проблемы выпало на долю Августу, и его методы успешно работали на протяжении целого века.
II. 	Публичное право (ius publicum)
Здесь нас поджидает трудность, противоположная той, которую мы встретили в начале данной главы: если у римлян не было слова, точно соответствующего нашему понятию «конституция», то у нас нет слова, эквивалентного римскому выражению «ius publicum». Цицерон часто использовал это выражение, но не давал ему определения25. Из пассажа в одном из его риторических трактатов можно сделать несколько заключений:26 во- первых, публичное право противопоставляется частому, которое, в свою очередь, фактически приравнивается к гражданскому праву; во-вторых, сфера публичного права определяется интересами, функциями и устройством государства. На практике публичное право (ius publicum) состояло из конституционного, административного и уголовного права. Оно могло включать даже религиозное право27. Таким образом, оно не эквивалентно нашему статутному право, ибо религиозное право редко бывало результатом деятельности законодателей. Для британского историка это представляет проблему: мало того, что в английском выражение «public law» звучит странно, и неудивительно, что его французского или итальянского аналога (вроде «droit public» либо «diritto pubblico») не существует, но не существует и термина, обозначающего нарушение публичного права. Когда римские юристы ощутили потребность в таком термине, они стали использовать слово «crimen» (в постцицероновой латыни оно действительно означает «преступление») и однокоренные ему слова28.
Главной особенностью римского публичного права в рассматриваемый в настоящей главе период стало учреждение ряда постоянных судов (quaestiones perpetuae), юрисдикция которых включала преимущественно уголовные преступления, хотя один из этих судов полностью, а два отчасти занимались нарушениями конституции. Так или иначе, далее мы
24 Сулла, скорее всего, подтвердил существующие правила, которые устанавливали минимальный возраст для занятия курульных должностей (тридцать шесть лет — для эдилитета, тридцать девять — для претуры и сорок два — для консульства) и предписывали двухлетний интервал между отправлением этих должностей и десятилетний интервал перед повторным занятием одной и той же должности (Аппиан. Гражданские войны. 1.100).
25 Цицерон. В защиту Бальба. 34, 64; Цицерон. Брут. 222, 267, 269; Цицерон. О своем даме. 33, 34, 128, 136; Цицерон. Письма к близким. IV.4.3, 14.2; VI. 1.5; Цицерон. Об ответах гаруспиков. 14; Цицерон. В защиту Милона. 70; Цицерон. Об обязанностях. 1.64; Цицерон. Об ораторе. 1.201, 256; Цицерон. О государстве. 1.3; Цицерон. Против Ватиния. 18.
26 Цицерон. Об ораторе. 1.201.
27 См. прежде всего: Цицерон. О своем доме. 136.
28 Об этой практике ранних юристов см.: Schulz 1946 (F 268): 72—74. «Crimen» в значении «преступление» см.: Кодекс Феодосия. 1.12; Дигесты. 48.1.1.39.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
575
будем называть их «уголовными судами», а сферу их ведения — «уголовными преступлениями», поскольку эти термины применимы к основной части их деятельности (так принято в англоязычных исследованиях данного вопроса2821). Первый из этих постоянных судов был учрежден в 149 г. до н. э., но, поскольку преступления начались гораздо раньше, первым делом следует кратко рассмотреть, каким образом римская община карала тяжкие противоправные деяния — до того, как ими занялись постоянные суды.
В 149 г. преступления могли караться пятью разными способами.
1. 	Юрисдикция,
основанная на власти отца семейства (patria potestas)
Самой примитивной и, пожалуй, самой живучей формой правосудия была домашняя власть отца семейства (pater familias). С древнейших времен мужчина, являвшийся главой семьи, обладал абсолютной отцовской властью (patria potestas) не только над своими рабами и вольноотпущенниками, но и над всеми подвластными ему сыновьями и дочерьми. Эти права отца семейства были старше законов и проистекали из нравов и обычаев предков (mos maiorum);29 поэтому не совсем корректно говорить о домашнем «суде» отца семейства или его «юрисдикции». Тем не менее его разбирательство в случаях, когда один из членов его расширенного домохозяйства (familia) подозревался в совершении преступления (в большинстве случаев, но далеко не всегда, — против другого члена домохозяйства30), обычно принимало форму неофициального судебного процесса. Как правило, он приглашал друзей выступить в роли совета (consilium) и, как правило, следовал их рекомендациям. То и другое от него ожидалось, но необходимо подчеркнуть, что окончательное решение оставалось за ним; он не был безусловно обязан созвать совет или принять его рекомендацию словно окончательный вердикт присяжных.
2. 	Уголовные триумвиры (Шуш capitales)
Обращаясь далее к примерам юрисдикции в строгом смысле слова, мы обнаруживаем еще один институт, сосуществовавший с постоянными уголовными судами, — институт уголовных триумвиров (Шуш capitales). Эти
28а В английском языке, соответственно, «criminal courts» и «crime». — О.Л.
29 Дионисий Галикарнасский (Рижские древности. П.26) утверждал, что Ромул предоставил отцу семейства власть над жизнью и смертью («ius vita necisque»), а Папиниан (Сопоставление законов Моисеевых и римских. IV.8.1) полагал, что эти права были предоставлены законом царского времени. Римляне явно считали, что власть отца семейства — институт едва ли не столь же древний, как сам Рим. См.: Lacey 1986 (F 231); Harris 1986 (F 212).
30 Во П—I вв. до н. э. отцы семейства разбирали дела не только об инцесте с мачехой (Валерий Максим. V.9.1) и попытке отцеубийства (Сенека О милосердии. 15.1), но и о вымогательствах в Македонии (Валерий Максим. V.8.3).


576
Часть Π
младшие магистраты, чьей главной задачей был надзор за тюрьмами и казнями, обладали юрисдикцией в отношении рабов и имели право приговаривать их к смерти31. Также не вызывает сомнений, что они обладали какой-то уголовной юрисдикцией в отношении граждан; Цицерон описывает случай, когда триумвир произвел первичное расследование в отношении гражданина, подозреваемого в убийстве32. Поскольку в рассказе Цицерона триумвир прекратил за взятку следствие, трудно сказать, как далеко могла зайти эта процедура, если бы он решил ее продолжить, но еще одно свидетельство предполагает, что в определенных обстоятельствах триумвир имел полную уголовную юрисдикцию в отношении граждан. Варрон сообщает, что в деле борьбы с преступностью (maleficia) триумвиры взяли на себя функции, ранее выполнявшиеся квесторами по делам об отцеубийстве33. Эти квесторы карали уголовные преступления, совершенные гражданами против граждан, прежде всего убийства; отсюда и название должности — квестор по делам об отцеубийстве34. Сменившие квесторов триумвиры обладали аналогичной юрисдикцией в отношении граждан. Однако крайне маловероятно, чтобы эти младшие магистраты могли судить граждан, имевших хотя бы мало-мальски значимое положение в обществе, в том упрощенном порядке, который подразумевается у Плавта35, особенно если вспомнить об уже отмечавшемся трепетном отношении римлян к caput и его утрате. Видимо, следует сделать вывод — который подтверждается еще одним свидетельством, пусть и не слишком надежным36, — что триумвиры, по всей видимости, имели право выносить приговоры в упрощенном порядке только в отношении граждан из низших слоев (а также в отношении рабов). Если так, то становится понятнее одна загадочная особенность постоянных судов, а именно: судя по имеющимся у нас свидетельствам, даже в судах, занимавшихся преступлениями, не знающими классовых барьеров, такими как убий¬
31 У Плавта [Ослы. 131) персонаж угрожает привлечь хозяйку публичного дома вместе с дочерью к суду триумвиров за уголовное преступление. Предполагается, что хозяйка и ее дочь — рабыни, как и повар, которому в «Кладе» (416) в шутку угрожают судом триумвиров за ношение оружия (всего лишь кухонного ножа), тоже, должно быть, раб. Вопреки мнению Моммзена (Mommsen 1899 (F 119): 180 примеч. 1), у нас нет надежных свидетельств о том, что триумвиры имели гражданскую юрисдикцию; само их название подразумевает, что их компетенция касалась уголовной сферы.
32 Цицерон. В защиту Клуещия. 38—39.
33 Известна лишь приблизительная дата учреждения этого триумвирата: об этом сообщается в XI периохе Ливия в контексте, предполагающем датировку около 290—288 гг. до н. э.
34 И Помпоний (Дигесты. 1.2.2.23), и Гай (Лид. О магистратах. 1.26) прямо утверждают, что по делам об отцеубийстве квесторы имели юрисдикцию в отношении граждан; это же подразумевается и у Феста (Parricidi Quaestores. Р. 247 Lindsay). (Латинское слово «parricidium» означало убийство не только отца, но и любого близкого родственника; в широком смысле оно использовалось для обозначения особо тяжких преступлений — убийств граждан, государственной измены и проч. — Ο.Λ.)
35 К ссылкам в сноске 31 наст. гл. следует добавить: Плавт. Амфитрион. 155.
36 Псевдо-Асконий. Комментарий к «Дивинации против Цецилия». 50 (= Р. 201 Stangl) — здесь предполагается упрощенное судопроизводство триумвиров в отношении граждан (cives); в целом см.: Kunkel 1962 (F 92): 71—79.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
577
ства и насильственные действия, почти никогда не упоминаются обвиняемые из низших сословий, а редкие исключения из этого правила могут объясняться политической значимостью вменяемого им преступления37. Эта загадка может объясняться тем, что постоянные суды (quaestiones perpetuae) обычно не рассматривали преступления, совершенные лицами низкого звания, — ими занимались уголовные триумвиры.
3. 	Народные собрания
Во П в. до н. э. существовала еще одна форма уголовного судопроизводства — народные собрания. В последние пятьдесят лет роль народных собраний вызывает у исследователей жаркие споры; в центре дебатов стоят, во-первых, процедура и роль народного суда, во-вторых, перечень преступлений, рассматриваемых этим судом, и, в-третьих, различие ролей, которые играли разные типы собраний. Если процедура выполнялась в полном объеме, то процесс мог продолжаться несколько месяцев38. Магистрат обвинял ответчика на трех неформальных сходках (contiones), а затем — перед народным собранием. Есть некоторые основания считать, что тремя предварительными сходками при необходимости можно было пренебречь;39 источники допускают также возможность (это не более чем возможность, вопреки мнению Моммзена40) того, что если процедура выполнялась полностью, то за третьим обвинением следовал приговор магистрата и обжалование его приговора перед народом («provocatio ad populum»). Возражая против мнения Моммзена, можно указать на полное отсутствие каких-либо упоминаний об обжаловании в рассказах об исторических уголовных процессах, а также в описании четырех слушаний в речи Цицерона «О своем доме», в которой упоминается приговор, но не обжалование. Напротив, поскольку Цицерон говорит о четвертом слушании как об обвинении, а не обжаловании, он не может думать о народном собрании как о суде второй инстанции (как предлагает Моммзен), а о приговоре (iudicium) — как о реальном приговоре. Если обжалование (provocatio) все-таки связывала третье слушание с четвертым, то эта связь имела чисто процедурный характер. Вполне возможно, что эта система так и работала: в трактате «О законах», в котором Цицерон пытался описать судебную систему, напоминающую традиционную, характерную для П в. до н. э., он отвел обжалованию (provocatio) важную, хотя и не вполне яс¬
37 Политические причины, видимо, оказались определяющими, напр., для процессов Марка Сауфея, приспешника Милона, участвовавшего в 52 г. до н. э. в стычке в Бовиллах, повлекшей за собой смерть Клодия; за это Сауфей был обвинен в насильственных действиях (de vi) и в чрезвычайном суде, учрежденном Помпеем, и в регулярном суде.
38 Когда Публий Клодий, будучи в должности курульного эдила, привлек Милона к суду за насильственные действия (vis), первое слушание (accusatio) состоялось 2 февраля, четвертое — 7 мая (Цицерон. Письма к брату Квинту. П.3.1—2; 6(5) .4).
39 Ср., напр., процессы Марка Посгумия из Пирг в 212 г. до н. э. (Ливий. XXV.3) и Гая Клавдия Пульхра в 169 г. до н. э. (Ливий. ХЫП.16).
40 Mommsen 1899 (F 119): 163-174.


578
Часть Π
ную, роль в народном суде, а Ливий, описывая процедуру, будто бы восходящую к царским временам, упоминал обжалование решений магистратов под названием «дуумвиры по делам о государственной измене» («llviii perduellionis»), которые имели право выносить смертные приговоры. Возможно, это лишь подтверждает, что в I в. до н. э. обжалование (provocatio) смертных приговоров было предметом серьезных споров, но может также предполагать, что оно имело еще и какие-то процедурные функции41. В рассматриваемый в настоящей главе период магистраты, которые предъявляли такого рода обвинения, обычно были трибунами. Упоминаются также обвинения, инициированные эдилами и квесторами42.
Подавляющее большинство засвидетельствованных обвинений в народном собрании связаны с «perduellio»; это слово обычно переводится как «измена» или «государственная измена», но, возможно, такой перевод слишком узок. Рассказ Ливия о Горации43 свидетельствует о том, что и источник Ливия, и сам Ливий полагали, что убийство родственника может образовывать perduellio, если это убийство угрожает интересам государства, в данном случае — навлекает гнев богов на общину, представителем которой является Гораций. В этом античные авторы, вероятно, правы; нет сомнений в том, что основная масса обвинений была связана с государственной изменой в той или иной форме, но в принципе, а иногда и на практике, основания для обвинения в народном суде порой давали и другие деяния, которые можно было представить как угрозу благополучию общины44.
Моммзен считал, что начиная с 449 г. до н. э. единственным легитимным судом по делам, предусматривавшим смертную казнь, были центури- атные комиции, а две разновидности собраний триб — трибушые комиции народа (comitia populi tributa) и собрание плебса (concilium plebis) — рассматривали дела, в которых магистрат требовал штрафа45. Такое разграничение подразумевается в Законах ХП таблиц46, но, поскольку Гортензиев
41 Цицерон. О своем доме. 45; Цицерон. О законах. Ш.6, 12, 27; Ливий. 1.26 — описываемая здесь процедура, возможно, вымышлена ради создания прецедента для инспирированного Цезарем обвинения Гая Рабирия в 63 г. до н. э.
42 О роли трибунов в народном суде см.: Giovannini 1983 (F 63). Варрон цитирует руководство с описанием процедуры квесторского обвинения (О латинском языке. VI.90—92), и это доказывает, что в определенных обстоятельствах квесторы могли предъявлять обвинения, возможно связанные с их финансовыми обязанностями.
43 Ливий. 1.26; см. сноску 41 наст. гл.
44 Наилучшей иллюстрацией здесь может служить описанное Ливием (XXV.2.9) обвинение в аморальном поведении (sturpum), которое в 213/212 г. до н. э. плебейские эдилы предъявили нескольким матронам (аутентичность этих сведений безупречна). Валерий Максим (VI. 1.7) описывает суд, состоявшийся, несомненно, в конце III в. до н. э., когда курульный эдил предъявил обвинение трибуну Гаю Скантинию Капитолину, предложившему его сыну вступить в гомосексуальную связь; в своей основе этот рассказ, несомненно, аутентичен, даже если Валерий и допустил ошибку относительно магистратуры Скантиния.
45 Mommsen 1888 (А 77) Ш.1: 357-358; Mommsen 1899 (F 119): 168.
46 Двенадцать таблиц. 9.1 (Bruns) — здесь утверждается, что рассматривать обвинения против граждан, предполагающие смертную казнь, вправе лишь «величайшие комиции»


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
579
закон (Lex Hortensia) 287 г. до н. э. придал плебисцитам, принятым собраниями плебса (concilium plebis), ту же силу, что и законам, принятым в центуриатных комициях, следовало бы ожидать, что с этого времени оба собрания должны были обладать не только равными законодательными правами, но и равной юрисдикцией. В рассказе Ливия о процессе Марка Посгумия из Пирг, состоявшемся в 212 г. до н. э., судя по всему, изображено рассмотрение дела, предусматривавшего смертную казнь, в собрании плебса (concilium plebis)47. Предложенная Моммзеном дихотомия — это в лучшем случае традиция, а не твердое правило.
Судебные процессы в народном собрании, которые в современной историографии называют народными судами (iudicia populi)48, по-видимому, возбуждались с прежней частотой до начала 80-х годов I в. до н. э., после чего стали редкостью49. Можно предположить четыре причины этого упадка: во-первых, в 81 г. до н. э. Сулла учредил или реорганизовал несколько постоянных судов, покрывающих широкий спектр уголовных, конституционных и административных правонарушений, ввиду чего обвинения в народном собрании оказались невостребованы. Интересно, что единственный неполитический процесс в народном собрании после 80-х годов I в. до н. э. связан с проступком, который не только являлся грубым нарушением нравов и обычаев (mos), но и не был предусмотрен ни одним из законов вплоть до принципата Августа: это подкуп замужней женщины с целью побуждения ее к прелюбодеянию50. Во-вторых, при наличии альтернатив чрезвычайная громоздкость народного суда говорила не в его пользу; процесс был слишком медленным — как мы видели, в 56 г. до н. э. он тянулся четыре месяца. Более того, народное собрание должно было выполнять также законодательные и избирательные функции; гражданам не платили за посещение комиций, и работающие граждане вряд ли желали постоянно отлучаться с работы. Когда гражданство было предоставлено почти всей Италии, прибытие в Рим для голосования стало вызывать очевидные логистические трудности, и вполне могло утвердиться мнение, что расширенное народное собрание должно заниматься только теми де¬
(«comitiatus maximus», ср.: Цицерон. О законах. Ш.44, 11); Цицерон полагал, что «величайшие комиции» — это устаревшее название центуриатных комиций (comitia centuriata).
47 См.: Ливий. XXV.3.
48 Как отмечает Линтотт (Lintott 1972 (F 102): 246—249), античные свидетельства о выражении «iudicium populi» как техническом термине скудны, хотя Цицерон, возможно, пытался ввести этот термин в оборот в трактате «Брут» (106).
49 Цицерон указывает [Брут. 106), что после введения тайного голосования в народном суде> предусмотренного Кассиевым законом 137 г. до н. э., у судебных защитников стало больше работы. Это означает, что после 137 г. до н. э. такие процессы оставались важной пастью судебной системы.
50 Валерий Максим. VI. 1.8. Здесь всё зависит от того, с кем идентифицировать Квинта Метелла Целера (обвинителя) и считать ли его трибуном или эдилом. Один Металл был консулом в 80 г. до н. э., другой — в 60 г. до н. э. Эти варианты требуют датировать обвинение, соответственно, либо 90—83 гг. до н. э., либо 72—64 гг. до н. э. Прецедентами служат процессы, упомянутые в сноске 44 наст. гл. (Консулом 80 г. был Квинт Металл Пий, а не Целер, и он не может быть идентичен обвинителю. Квинт Метелл Целер-старший был плебейским трибуном в 90 г. до н. э.; консульства он так никогда и не достиг. — О.Л.)


580
Часть Π
лами, в которых его никто заменить не может: избранием магистратов, принятием законов и решением важнейших политических вопросов. Четвертой причиной упадка народного суда могли стать ограничения, наложенные Суллой на власть трибунов, которые до 81 г. до н. э. чаще всего инициировали такие процессы51. Хотя в 70 г. до н. э. полномочия трибунов были восстановлены, одиннадцати лет оказалось достаточно, чтобы новые уголовные суды прочно заняли место главного органа для разбора подобных дел.
4. 	Частный уголовный иск
Представляется, что в период до появления постоянных уголовных судов существовал и какой-то другой способ наказания неполитических преступлений, прежде всего убийств, совершенных гражданами: народные собрания и триумвиры просто не сумели бы справиться с таким объемом дел. Если раба или безвестного гражданина можно было притащить к триумвиру за ношение оружия52, то невероятно, чтобы прочих граждан невозможно было привлечь к суду за убийство. Кункель показал, что с архаических времен в Риме существовал частный уголовный иск, и если он удовлетворялся, то осужденный преступник выдавался ближайшему кровному родственнику убитого53. В примитивном Риме приговоренного, несомненно, приносили в жертву манам покойного53а, но в рассматриваемый в настоящей главе период он становился крепостным агната жертвы примерно так же, как должник-неплательщик становился крепостным (addictus) кредитора54. Учреждение судов, занимавшихся делами об убийствах, к концу П в. до н. э. должно было привести к исчезновению этой разновидности судебного преследования55.
5. 	Особые суды
Последний тип уголовного суда, существовавший в середине II в. до н. э., — это особые суды или особые комиссии, которые в современной литературе именуются «чрезвычайными» («extra ordinem» или «extraordinaria»), хотя античные источники не дают для этого бесспорных основа¬
51 См. сноску 23 наст. гл.
52 См. сноску 31 наст. гл.
53 Kunkel 1962 (F 92): 40—45, со ссылкой прежде всего на Сервия [Комментарии к «Эклогам». IV.43).
53а М а н ы — духи умерших предков, которые почитались как божества; считалось, что они покровительствовали своему роду. — О.Л.
54 Kunkel 1962 (F 92): 97—130 (прежде всего: 104—105) и примеч. 386. В пользу реконструкции Кункеля свидетельствуют Ливий (ХХШ. 14.2—3) в сочетании с Валерием Максимом (VII.6.1).
55 Kunkel 1962 (F 92): 98—104. Детская игра, в которую, согласно Плутарху [Катон Младший. 2.6), играл Катон Младший, родившийся в 95 г. до н. э., — видимо, последнее упоминание о личной зависимости как наказании для убийцы.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
581
ний. Во II в. до н. э. настала пора их расцвета, но их использование начинается уже во второй половине П Пунической войны и продолжается до 43 г. до н. э.56. Обычно такие суды использовались для расследования преступлений, совершенных группами лиц, — как убийств в Сильском лесу в 138 г. до н. э. или многочисленных отравлений в 184 г. до н. э.57. Полибий считал, что такие особые комиссии, учреждавшиеся сенатом, занимались прежде всего преступлениями, совершенными в Италии и, таким образом, находившимися вне юрисдикции городских магистратов; и действительно, значительное число известных нам инцидентов, расследуемых такими комиссиями, произошло за пределами ближайших пригородов Рима58. Сперва сенат нередко учреждал такие комиссии единолично, без санкции народного собрания, и это не вызывало никакого недовольства59. Однако в 132 г. до н. э. постановлением сената (senatus consultum) была учреждена комиссия, цель которой состояла в наказании смертной казнью сторонников Тиберия Гракха, и это породило вопросы об обоснованности существования подобных комиссий, так что Гай, брат Тиберия, как уже отмечалось, своим законом о правах гражданина (lex de capite civis) запретил учреждать такие суды без санкции народа60. После того как Гай ввел этот новый обязательный барьер, учреждение таких особых комиссий стало менее привлекательным вариантом действий. Однако время от времени они всё же использовались для расследования множественных преступлений, прежде всего совершенных вне Рима, таких как стычка в Бовиллах в январе 52 г. до н. э., закончившаяся убийством Публия Клодия61, или проступков, не предусмотренных ни одним законом, таких как присутствие мужчины, переодетого в женское платье, на чисто женских религиозных обрядах в честь Доброй Богини
56 Самые ранние случаи датируются 206 г. до н. э. (Ливий. ХХУШ. 10.4—5) и 204 г. до н. э. (Ливий. XXIX.36.10—12). В последний раз особый суд был учрежден Педиевым законом в 43 г. до н. э. для наказания убийц Цезаря.
57 Об убийствах в Сильском лесу см.: Цицерон. Брут. 85—88; об отравлениях в 184 г. до н. э. см.: Ливий. XXXIX.41.5—6.
58 Кроме примеров, указанных в предыдущем примечании, ср. также: Ливий. XL.37.4; ХЫП.2—3. Полибий (VI. 13.4) утверждает, что сенат имел право карать преступления, совершенные в Италии; я полагаю, что выражение «δημοσία έπίσκεψις» («государственное следствие») относится к расследованию, проводимому особой комиссией.
09 Нет никаких упоминаний о плебисците или законе, учредившем особую комиссию для расследования тайного культа вакханалий в 186 г. до н. э., или комиссии по делам об отравлениях в 184, 181, 180, 179 и 167 гг. до н. э. (см.: Jones 1972 (F 89): 27—28, со ссылками на источники).
60 Цицерон. В защиту Рабирия, обвиненного в государственной измене. 12; Цицерон. Против Катилины. IV. 10; Цицерон. О своем доме. 82. Такая интерпретация Семпрониева закона, предложенная Сграчан-Дэвидсоном (Strachan-Davidson 1912 (F 150) 1: 239—245), является сегодня общепринятой.
61 Помпей имел и иные причины для учреждения особого суда: он желал получить суд, который не поддастся ни подкупу, ни красноречию адвокатов, не ограниченных в выступлениях по времени и потому не пренебрегавших возможностью пускаться в разглагольствования о вещах, не относящихся к делу. Отсюда строгость в отборе присяжных и ограничение продолжительности речей; см. прежде всего введение Аскония к комментарию к речи «В защиту Милона» (35—42С).


582
Часть Π
в 61 г. до н. э.62. Следует отметить еще одну особенность этих чрезвычайных судов, которая отличает их от неформального «суда» отца семейства (pater familias) и от совета (consilium) при наместнике провинции и сближает их с постоянными уголовными судами, которые отчасти пришли им на смену: похоже, что магистрат являлся лишь председателем суда и члены комиссии выносили решение путем голосования63.
III. 	Постоянные судебные комиссии (quaestiones perpetuae)
Для ранней истории постоянных уголовных судов (quaestiones perpetuae) решающее значение имеет пассаж из «Брута» Цицерона:
[Гай Папирий Карбон] считался лучшим адвокатом своего времени; а как раз в то время, когда он царил на форуме, число судебных разбирательств стало возрастать. Во-первых, это объясняется тем, что во времена его юности были учреждены постоянные уголовные суды (quaestiones perpetuae), которых до этих пор не существовало; ведь плебейский трибун Луций Пизон первым принял закон о вымогательстве в провинции (de pecuniis repetundis) в консульство Цензорина и Манилия [= 149 г. до н. э.]...64
Трактат «Брут» хорошо изучен, и у Цицерона здесь нет причин искажать реальность, поэтому можно исходить из того, что он говорит правду. Если так, то отсюда вытекает несколько следствий: во-первых, Пизон учредил первую постоянную судебную комиссию (quaestio perpetua), и следует отказаться от теорий о том, что они существовали и до 149 г. до н. э.65. Во- вторых, учрежденный Пизоном суд должен быть в том или ином смысле постоянной комиссией (quaestio perpetua), поэтому едва ли можно согласиться с теорией о том, что первым настоящим постоянным судом стала комиссия по делам о вымогательствах (repetundae), учрежденная Гаем
62 Главный источник — письма Цицерона к Аттику (1.12—14, 16). Примечательно, что сенат обратился к понтификам за консультацией по поводу этичности этого поступка, и только когда они объявили его кощунством (nefas; Цицерон. Письма к Аттику. 1.13.3), была учреждена особая комиссия. (Комиссия была учреждена в 61 г. до н. э., но само преступление было совершено в декабре 62 г. до н. э. — О.Л.)
63 У Цицерона упоминается дело, слушание которого дважды откладывалось «согласно решению совета» («de consilii sententia», Цицерон. Брут. 86); обвиняемые тогда сменили своего адвоката Лелия на Гальбу, поскольку тот «умел говорить живее и горячее» («quod is in dicendo atrocior acriorque esset». — Там же), и последний сыграл на эмоциях судей с помощью «многократных и трогательных призывов к милосердию» («multis querelis multaque miseratione adhibita». — Ibid. 88. Перев. И.П. Стрельниковой); вероятно, это дело решил вердикт не председательствующего магистрата, а присяжных.
64 Цицерон. Брут. 106 {Дерев. И.П. Стрельниковой, с правкой).
65 Поэтому не может быть прав Фашоне, датирующий первую постоянную комиссию по делам о нарушениях на выборах (quaestio ambitus) 159 г. до н. э., см.: Fascione 1984 (F 49): 44-51.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
583
Гракхом66. В-третьих, во времена юности Карбона, судя по всему, были учреждены и другие постоянные суды; фраза Цицерона «hoc adulescente» может означать и более длительный период времени, чем предполагает вышеприведенный перевод, поскольку понятие «adulescentia» подразумевает диапазон от 18—19 до 40 лет, но, поскольку Карбон родился около 160 г. до н. э., а умер в 119 г. до н. э., всё же невозможно допустить, что до самого конца П в. до н. э. в Риме существовал один только суд по делам о вымогательстве (repetundae), и крайне маловероятно, что до трибуната Гая Гракха работала только одна постоянная комиссия (quaestio perpetua)67. Имеется и еще одно основание считать, что по меньшей мере к 120 г. до н. э. в Риме действовало несколько постоянных судов. Таковым служит упоминание Цицерона о том, что сразу после эпохи Гракхов появляются профессиональные обвинители:68 ведь в народных собраниях адвокаты могли защищать подсудимых, но обвинять имели право лишь магистраты. Следовательно, Цицерон здесь говорит о постоянных судах, или «государственных судах» (iudicia publica), если использовать обычное выражение, которым обозначались такие суды и процессы в них69, поскольку одна из их отличительных особенностей состояла в том, что почти во всех этих судах обвинителем мог выступать любой добропорядочный гражданин70. Таким образом, появление профессиональных обвинителей свидетельствует о существовании нескольких постоянных судов, в которых они могли оттачивать свои навыки.
В суде, который учредил Пизон, революционным новшеством стало то, что он имел определенную сферу ведения и был всегда доступен; в 171 г. до н. э. вымогательство денег, совершенное наместниками испанских провинций, стало предметом особого судебного разбирательства, но в 149 г. до н. э. впервые был основан постоянный суд, рассматривавший дела по мере их возникновения. В других отношениях это был вполне традиционный институт. Вполне возможно, что он защищал интересы лишь римских граждан, проживавших в провинциях, но не провинциалов-неримлян71. Обвинение в новом суде, учрежденном Пизоном, требовалось начинать с сакраментальной легисакции (legis actio sacramento) — процедуры, харак¬
66 См.: Eder 1969 (F 46): 101—119 — здесь высказано мнение, что закон 149 г. до н. э. был хитроумной уловкой Пизона, не оказавшей никакого влияния на постоянные суды более позднего времени.
67 Вопреки мнению Джонса, см.: Jones А.Н.М. 1972 (F 89): 54—55.
68 Цицерон. Брут. 130 — здесь упоминаются Марк Брут и Луций Цезулен.
69 Как указывает Джонс, в эпоху Поздней республики римляне использовали выражение «iudicium publicum» также для обозначения менее формальных трибуналов, созданных для конкретных случаев (Jones А.Н.М. 1972 (F 89)).
70 Любой добропорядочный гражданин мог выступать обвинителем во всех постоянных комиссиях, за исключением догракханского суда по делам о вымогательствах (repetundae) и сулланского суда по делам о посягательстве на личность (quaestio de iniu- rüs) — или же того суда, где разбирались дела об уголовном посягательстве на личность (ср. далее, с. 606-607. — О Л).
71 Так считает Ричардсон, см.: Richardson 1987 (F 130). О событиях 171 г. до н. э. см. текст Ричардсона в гл. 15 насг. тома, с. 668—669.


584
Часть Π
терной для гражданских судов72, а она была доступна только римским гражданам. Однако, принимая во внимание прецедент 171 г. до н. э. и нерушимую традицию, согласно которой законы о вымогательствах (repetundae) принимались в интересах провинциалов, более вероятным, несмотря на некоторые трудности, выглядит предположение о том, что выгоду из закона Пизона должны были извлечь не только римские граждане, населявшие провинции, но и провинциалы и что, как и в 171 г. до н. э., для представления на слушаниях лиц и общин, не имевших гражданства, назначались римские граждане. Самым очевидным кандидатом на роль такого представителя (patronus) был патрон, уже имевшийся у каждой общины и защищавший ее интересы в Риме. Гракханский закон о вымогательствах (repetundae) отменил процедуру легисакции, и пострадавшие провинциалы получили право лично выступать обвинителями. Далее, согласно закону Пизона, обвиняемый в случае осуждения должен был всего лишь возместить ущерб — приговор не подразумевал штрафа. О присяжных мы знаем лишь то, что они должны были отбираться из сословия сенаторов73. Вероятно, жюри присяжных имело небольшую численность, как и последующие сенаторские жюри;74 но вовсе не очевидно, что оно состояло всего из пяти рекуператоров, задействованных в некоторых гражданских судебных делах75. Другие особенности процедуры, впервые засвидетельствованные в гракханском законе о вымогательствах (repetundae)76, а именно отсрочка судебного решения (ampliatio) в случае, если при вынесении приговора больше трети жюри выражало мнение, что «[Дело] неясно» («Non Liquet»), то есть воздерживалось, и метод оценки ущерба (litis aestimatio), вполне могут восходить к Кальпурниеву закону.
Почему же в 149 г. до н. э. римляне сочли нужным учредить новую форму суда? Его полное название — «по делам о вымогательстве денег» («de pecuniis repetundis») — да и само наказание предполагает, что суд был
72 См.: Закон о вымогательствах на таблице Бембо (Bruns: No 10; FIRA 1:7), далее — Закон о вымогательствах), 23. Историю законов о вымогательствах см.: lintott 1981 (F 104).
73 Все источники о судебной реформе Гая Гракха (за исключением, возможно, Тацита (Анналы. XII.60)) по меньшей мере предполагают, что он либо отменил, либо сократил присутствие сенаторов в составе присяжных; Диодор (XXXV.25) и Веллей Патеркул (П.32) прямо утверждают, что до гракханского законодательства в судах заседали сенаторы.
74 Сразу после Суллы, когда присяжными могли быть только сенаторы, жюри были маленькими; Цицерон (Против Верреса. 1.30) подразумевает, что в суде по делам о вымогательстве (repetundae) заседало немногим более восьми присяжных; это число, несомненно, занижено, но свидетельство Цицерона исключает возможность многочисленного жюри. Жюри, судившее Оппианика в 74 г. до н. э., насчитывало тридцать два человека (Цицерон. В защиту Клуещия. 74). Нет оснований считать, что жюри, создаваемые согласно Кальпурниеву закону, были крупнее.
75 Некоторые исследователи предполагают, что жюри состояло из рекуператоров, поскольку в 171 г. до н. э. претор, которому предстояло управлять Испанией, назначил рекуператоров для разбора жалобы испанских послов на лихоимство некоторых предыдущих римских наместников, что послужило ближайшим прецедентом для закона ГГизона; но в источниках, указанных в сноске 73 насг. гл., не предполагается никаких принципиальных различий между догракханскими и постгракханскими жюри, кроме сословного.
76 Закон о вымогательствах. 47 (отсрочка), 58 слл. (оценка ущерба).


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
585
создан ради обеспечения постоянного механизма, позволявший провинциалам или, во всяком случае, римским гражданам, проживавшим в провинциях, вернуть обратно деньги или получить денежное возмещение за имущество, украденное у них наместниками и сопровождавшими их лицами77. В том же году, когда Пизон провел свой закон, была предпринята неудачная попытка учредить особый суд, чтобы привлечь к нему Сервия Сульпиция Гальбу, убившего или обратившего в рабство некоторых лузи- тан, просивших мира. Закон Пизона мог быть реакцией, пусть и слабой, на этот инцидент, а также на жалобы на вымогательство, ибо хоть этот закон и был бесполезен для провинциалов, испытавших судьбу лузнган, но, по крайней мере, мог послужить предостережением для людей вроде Гальбы о том, что сенат намерен внимательно следить за поведением наместников. О неэффективности подобной меры свидетельствует тот факт, что нам известно о четырех оправданиях, считавшихся скандальными78, и лишь об одном предположительном осуждении по закону Пизона:79 патрон общины вовсе не обязательно был ее самым убедительным адвокатом. Но не следует считать, что закон Пизона был всего лишь циничной уловкой, задуманной, чтобы надуть провинциалов с помощью изначально бесполезного института и позволить наместникам и дальше их обирать80. Сатирик Луцилий, видимо, называл закон жестоким (saeva)81, и даже сенаторы могли проявлять недовольство в связи со злоупотреблениями некоторых своих коллег82.
Следующим в ряду законов о вымогательствах (repetundae) стал Юни- ев закон (Lex Iunia), от которого нам осталось лишь название, а после него был принят тот закон о вымогательствах, от которого до нас дошли довольно крупные фрагменты на одной из сторон «таблицы Бембо», сохранившейся в обломках. Датировка и авторство этого закона вызывают у исследователей споры; Моммзен идентифицировал его с Ацилиевым законом о вымогательствах (Lex Acilia repetundarum), упомянутым у Цицерона [Против Верреса. 1.51), и считал его частью законодательной программы Гая Гр акха. Предпринимались попытки датировать этот закон более
77 Цицерон. Против Верреса. П.4.17; Ливий. ХЫП.2; о Гальбе и лузитанах см.: Ливий. Периохи; Ливий. Оксиринхские nepuoxu. XT JX; Валерий Максим. УШ.1. Оправдания. 2; Цицерон. Брут. 89; Цицерон. Об ораторе. 1.227; о Лигурии в 173 г. до н. э. см.: Ливий. XIJI.8—9, 10.9-11.
78 В «Гражданских войнах» (1.22) Аппиан упоминает об оправдании Луция Аврелия Копы, Ливия Салинатора и Мания Аквилия; в «Иберийско-римских войнах» (79) он добавляет к этому перечню Квинта Помпея.
79 Валерий Максим (VI.9.10) сообщает об осуждении Луция Корнелия Лентула Лупа (консула 156 г. до н. э.) по «Цецилиеву закону о вымогательствах» («lege Caecilia repetundarum»). Моммзен (Mommsen 1899 (F 119): 708 примеч. 3) почти наверняка прав в том, что эта фраза написана по ошибке вместо «Кальпурниева закона» («lege Calpurnia»), хотя иного мнения придерживается Бауман (Bauman 1983 (F 178): 205 и примеч. 369).
80 Таково мнение Эдера, см.: Eder 1969 (F 46): 58—101.
81 Фр. 573 (Marx).
82 Ср. реакцию сената и родного отца на поведение Децима Юния Силана по отношению к провинциалам Македонии, о чем сообщает Валерий Максим (V.8.3).


586
Часть Π
поздним временем, но Моммзен, несомненно, прав, относя его к 123 или 122 гг. до н. э.; однако в том, что автором закона был Маний Ацилий Глабрион, современные исследователи уже не так уверены; далее я буду называть его гракханским законом о вымогательствах83. В целом новый статут был жестче Кальпурниева закона; в качестве наказания он предусматривал не простое, а двойное возмещение стоимости незаконно присвоенного имущества. Отныне неграждане могли самостоятельно инициировать обвинение; закон даже поощрял их к этому, ибо в случае успеха они могли по своему выбору получить римское гражданство или право обжалования. Судебная процедура упростилась: легисакция, предназначенная для граждан и, следовательно, недоступная для союзников и провинциалов, была отменена, и с этих пор обвинители просто излагали свои претензии к обвиняемому перед претором (что называлось «nominis delatio»): изложение сведений перед председательствующим судьей стало стандартной процедурой для обвинений в судебной комиссии (quaestio). Членство в жюри присяжных перестало быть привилегией сенаторов; из несенаторов был сформирован список численностью в четыреста пятьдесят человек, из которого отбирались пятьдесят присяжных, необходимых для процесса.
Две цели нового закона о вымогательствах, по сути, самоочевидны. Во-первых, Гракх желал защитить латинов, союзников (socii), друзей и подданных римского народа от эксплуатации со стороны обладателей империя, сенаторов и их семей; ясно, что если прежнее законодательство задумывалось как помощь провинциалам и римским гражданам, проживавшим в провинции, то оно не работало — делегаты из провинций во всеуслышание жаловались на то, что оправдания куплены за взятки84.
Второй целью этого закона, видимо, было ослабление положения сената. Вымогательство (repetundae) было преступлением, совершить которое мог только сенатор, и наказание за него было ужесточено. Далее, включая в список присяжных несенаторов вместо сенаторов, Гракх по меньшей мере выражал вотум недоверия сенаторским судам. Возможно, он желал всего лишь более надежно гарантировать провинциалам справедливое рассмотрение, на которое они вряд ли могли рассчитывать, когда обвиняемых судили члены их же сословия. Если так, то даже сенаторы могли считать, что сокращение власти сената компенсируется стабилизацией, которая ожидалась в провинциях. Складывается явное впечатление, что гракханский суд по делам о вымогательствах и новый состав присяжных не вызвал больших разногласий в обществе, ибо, несмотря на свирепую антигракханскую реакцию, вылившуюся в убийство трибуна и множества его сторонников, закон не был отменен.
Исследователи высказывают и более радикальное предположение о том, что Гай Гракх намеревался превратить всадническое сословие в
83 Аргументы см.: Stockton 1979 (С 137): 230—235; lintott 1981 (F 104): 182—185.
84 Аппиан. Гражданские войны. 1.22.1.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
587
альтернативный, пусть и более слабый, центр политической власти и таким образом ослабить власть сената в более конкретном смысле85. Чтобы дать оценку этому предположению, необходимо рассмотреть требования, предъявляемые к членам списка присяжных для гракханского суда по делам о вымогательстве, а также оценить однородность всаднического сословия. Присяжные должны были являться всадниками (equites) в каком-то смысле этого слова — по-видимому, в одном из двух его смыслов, бытовавших в эпоху Цицерона: (7) лица, владевшие капиталом от 400 тыс. сестерциев и выше; [2] лица, владевшие таким капиталом и принадлежавшие к восемнадцати центуриям граждан, имевших право на государственного коня86. Самый простой вывод отсюда заключается в том, что вторая группа — это всадники в узком смысле слова, а первая — в широком. Это может объяснять, почему Цицерон порой считает эрар- ных трибунов (tribuni aerarii), из которых, согласно Аврелиеву закону 70 г. до н. э., набиралась треть присяжных (остальные две трети набирались из сената и всадников), особым «сословием» (ordo), отдельным от всаднического, а иногда — частью всаднического сословия:87 эрарные трибуны владели капиталом в 400 тыс. сестерциев, но не имели права на государственного коня. Поэтому можно считать несколько более вероятным предположение, что гракханские присяжные должны были иметь государственного коня.
Более важное значение имеет вопрос о том, образовывали ли гракханские присяжные более или менее однородную социальную или политическую категорию, имелась ли в их составе группа, чьи интересы противоречили интересам сенаторского сословия (если допустить, что само сенаторское сословие было однородным). К счастью, на этот вопрос можно ответить достаточно уверенно: всадническое сословие в широком смысле слова не являлось однородной группой влияния. В верхнем общественном слое можно обнаружить таких всадников, как Гай Луцилий, и таких сенаторов, как Марк Целий и сам Цицерон, имевших родственников в другом сословии; существовали всадники-землевладельцы и сенаторы, осторожно занимавшиеся коммерцией88. Далее, лишь между 106 и 70 гг. до н. э. контроль над судами стал предметом политической борьбы; литературные источники связывают недовольство сенаторскими судами прежде всего с тем, что они легко позволяли себя подкупить, особенно в делах о вымогательстве, тогда как недовольство всадническими судами было связано с
85 См. гл. 3, с. 100.
86 О всаднике (eques) как человеке, имевшем право на государственного коня, см. прежде всего: Цицерон. Филиппики. VI. 13; VTL16—17; о всаднике как обладателе имущественного ценза см.: Цицерон. В защиту актера Росция. 42, 48; Гораций. Послания. 1.1.57; см. также материал в сноске 87 наст. гл.
87 Цицерон включил эрарных трибунов в число всадников в речах «В защиту Фон- тея» (36), «В защиту Клуенция» (121), «В защиту Флакка» (4, 96) и в других местах, но рассматривает эрарных трибунов как отдельное сословие в речи «Против Каталины» (П.16; IV. 15) и в других речах. См.: Brunt 1988 (А 19): 210—211.
88 См.: Beard, Crawford 1985 (А 6): 47 и примеч. 19.


588
Часть Π
деятельностью откупщиков (publicani), собиравших налоги с провинций в интересах правительства89. Ясно, что их интересы не всегда совпадали с интересами наместника, ибо откупщики стремились максимизировать свою прибыль, а наместник желал спокойствия в провинции. Но, судя по сведениям источников — конечно, очень скудным, — такое столкновение интересов отмечается почти исключительно в 90-х годах I в. до н. э., а в 80-х годах I в. до н. э., в условиях борьбы Суллы с марианцами и циннан- цами и Митридатовой войны, мир и стабильность обрели для обеих партий куда большее значение, чем расхождение интересов.
Таким образом, радикальная теория, согласно которой Гай Гракх желал сделать всадническое сословие новым политическим центром силы, конкурировавшим с сенатом, основана на непонимании природы всаднического сословия. В целом его представители, будучи зажиточными гражданами, разделяли интересы сенаторов, однако при разборе дел о вымогательствах могли занять более беспристрастную позицию, ибо это преступление всадники по определению не способны были совершить. Проецируя на 120-е годы до н. э. ту ситуацию, которая сложилась двадцатью годами позже, исследователи приписывают Гракху не только невероятную прозорливость, но и беспричинную злобу. Зачем было спасать провинциалов от алчных наместников и их подчиненных и одновременно отдавать их во власть более систематической алчности откупщиков? Конечно, гракхан- ский закон о вымогательствах позволял откупщикам мстить наместникам, слишком энергично защищавшим провинциалов от их собственных вымогательств, но не следует путать намерения с результатом. К этому времени уже возникли (или возникали) другие постоянные судебные комиссии:90 вероятно, к концу 120-х годов до н. э. уже существовал суд, каравший профессиональных вооруженных убийц (inter sicarios), а возможно, и суды по делам об отравлениях (de veneficiis) и о нарушениях на выборах (ambitus). Высказывалось предположение, что, согласно закону Гракха, присяжные для этих судов набирались из числа сенаторов и всадников вперемежку, но более вероятно, что в данных судах, как и в суде по делам о вымогательстве, присяжными были только несенаторы91. Мнение Плутарха, которое высказывается им и в другом месте, а также звучит и у эпитоматора Ливия92, о том, что Гракх ввел триста (согласно Плутарху)
89 О взяточничестве в сенаторских судах во П в. до н. э. см.: Аппиан. Гражданские войны. I. 22; о периоде между 80 и 70 гг. до н. э. см.: Gruen 1974 (С 209): 30—34. О недовольстве всадническими судами до (а также и после) процесса Рутилия Руфа см.: Веллей Патеркул. П.13; после 92 г. до н. э. см.: Цицерон в: Асконий. В защиту Скавра. 21С; Флор. П.5; Ливий. Периохи. 70; Аппиан. Гражданские войны. 1.35.7.
90 О датировке см. далее, с. 593 сл.
91 Цицерон. Против Берреса. 1.38; Тацит. Анналы. ХП.60. См. также: Аппиан. Гражданские войны. 1.22.2; Диодор. XXXV.25; Флор. П.1; Веллей Патеркул. П.6.3, 13.2, 32.3; косвенно их подтверждает Плиний Старший (Естественная история. ХХХШ.34). Против: Плутарх. Сопоставление Агида и Клеожена с Гракхами. 2, и всё же свидетельство Цицерона, подкрепленное данными Тацита, должно иметь решающий вес.
92 Ливий. Периохи. LX; Плутарх. Гай Гракх. 5.1.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
589
или шестьсот (согласно эпитоматору) всадников в сенат и набирал присяжных из этого смешанного списка, — вероятно, анахронизм. Если же сообщение Плутарха отражает аутентичную традицию, то смешанные суды могли являться переходной стадией между сенаторскими и всадническими (возможно, их учредил Юниев закон)93 либо проектом, который трибун задумывал, но затем отбросил, предпочтя ему более радикальный план, воплощенный в эпиграфическом «Законе о вымогательствах».
С появлением других судебных комиссий значимость суда по делам о вымогательствах снизилась; к 81 г. до н. э. он стал лишь одним судом из нескольких, и, как мы далее увидим, обвинения в убийстве стали предъявляться гораздо чаще. Однако, скорее ради полноты изложения, нежели ввиду особой значимости, мы можем проследить историю законодательства о вымогательствах до последнего статута, принятого в 59 г. до н. э.
Закон Сервилия Цепиона, проведенный в 106 г. до н. э., исследователи иногда называют законом о вымогательствах (lex repetundarum), но античные авторы называют его просто судебным законом. Два источника, вероятно восходящих к эпитоме Ливия, утверждают, что консул Квинт Серви- лий Цепион провел закон об учреждении смешанных судов из сенаторов и всадников94. Другие античные авторы либо утверждают, либо подразумевают, что Цепион возвратил суды сенату95. Оба варианта возможны, но второй более вероятен по двум причинам: во-первых, эпитоматоры Ливия славятся как не слишком надежные источники по римской конституционной истории; во-вторых, упоминания Цицерона о горячей ненависти всадников к этому закону96 становятся понятнее, если считать, что законом Цепиона всадники были полностью исключены из состава присяжных; более того, Цицерон цитирует отрывок из речи в поддержку законопроекта Цепиона, в котором присяжные-всадники и профессиональные обвинители названы людьми, чья жестокость могла быть утолена лишь кровью сенаторов;97 такие выражения были бы не только слишком резкими, но и бестактными, если бы всадникам предстояло по-прежнему формировать половину каждого жюри. С другой стороны, еще один Сервилиев закон, проведенный Гаем Сервилием Главцией, несомненно был одновременно и судебным законом, и законом о вымогательствах; законом о вымогатель¬
93 Так считает Джонс, см.: Jones 1960 (F 88): 39-42; данную альтернативу «без особой уверенности» принимает Стоктон, см.: Stockton 1979 (С 137): 142; всестороннее рассмотрение этой проблемы см. на с. 138—153 этого труда, со ссылками.
94 Сегодня это мнение является общепринятым; оно восходит к «Хронике» Кассиодо- ра и Обсеквенту (41). Последний, несомненно, использовал эпитому Ливия; почти идентичные Обсеквенту выражения Кассиодора указывают на то, что он пользовался той же эпи- томой. Однако свидетельство Цицерона (.В защиту Бальба. 54) может указывать на то, что закон Цепиона был законом о вымогательствах; см.: Ferrary 1977 (С 49): 85—91.
95 Тацит (Анналы. ХП.60) утверждает это прямо, а у Цицерона (В защиту Клуещия. 140; Об ораторе. П.199) это подразумевается. См. также пассажи, указанные в следующих сносках наст. гл.
96 Цицерон. О нахождении материала. 1.92; Цицерон. Об ораторе. П.199.
97 Цицерон. Об ораторе. 1.225.


590
Часть Π
ствах (lex repetundarum) называет его Асконий, вполне надежный источник, Цицерон же свидетельствует о том, что этим законом было введено обязательное разделение процессов по делам о вымогательствах на две сессии (actiones); данный механизм получил название «comperendinatio»98. Если мы верно оцениваем первый Сервилиев закон как судебный, а не касающийся именно вымогательств, то следует сделать вывод, что Сервилиев закон, согласно которому виновными в вымогательствах стали признаваться не только лица, незаконно взыскавшие деньги, но и те, к кому эти деньги поступили, был принят Главцией99. Вместе с тем нет оснований сомневаться в том, что Главция также отменил закон Цепиона и вернул всадникам контроль над всеми судами100. В каком году был принят закон Главции, точно не известно, поскольку проблематична датировка его трибуната; это может быть любая дата между 106 г. до н. э. и 100 г. до н. э., когда Главция был претором. Утверждение Цицерона о том, что судьи набирались из всаднического сословия на протяжении почти полувека101, то есть со 122 по 81 г. до н. э., предполагает скорее более раннюю, нежели более позднюю датировку закон Главции. Чем дольше оставался в силе закон Цепиона, тем менее правдивым становится это утверждение, и, таким образом, из двух наиболее вероятных дат, 104 г. до н. э. и 101 г. до н. э., первая предпочтительнее.
В Поздней республике было принято еще два закон о вымогательствах: один из них провел Сулла в 81 г. до н. э., второй — Цезарь в 59 г. до н. э. Нет возможности доказать, что в предыдущий закон Сулла внес какие-то изменения, за исключением того, что вернул суд под контроль сенаторов; его закон о вымогательствах стал одним из ряда статутов об учреждении или преобразовании постоянных судов и по содержанию вполне мог не отличаться от закона Главции. Свидетельство о законе Цезаря о вымогательствах дает Цицерон — он упоминает статью, содержавшуюся во всех трех законах102. Однако упоминание Цицерона о процессе, проводившемся согласно Корнелиеву закону около 70 г. до н. э., предполагает, что в законе произошли два изменения: Публий Септимий Сцевола был обвинен в каких-то правонарушениях, совершенных в Апулии, и в получении взятки на процессе Оппианика в 74 г. до н. э. Обвинитель пытался добиться ужесточения приговора: не только возмещения ущерба, но и высшей меры наказания103. Этот случай доказывает, что отныне понятие «вымогательства» («repetundae») включало не только злоупотребления в провинциях, но и судебную коррупцию, и что в определенных случаях вымогательство каралось высшей мерой наказания.
98 Асконий 21C; Цицерон. Против Верреса. П.1.26.
99 Цицерон. В защиту Рабирил Постума. 8—9. Структура комментариев Цицерона также указывает на закон Главции.
100 Это подразумевается у Цицерона [Брут. 224; В защиту Скавра. 2).
101 Цицерон. Против Верреса. 1.38. О датировке закона Главции см.: Ferrary 1977 (С 49): 101-105.
102 См. пассаж, ссылка на который приведена в сноске 99 наст. гл.
103 Цицерон. В защиту Клуенция. 115-116.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
591
Понятие «высшая (capitalis) мера наказания» в римском публичном праве имело довольно специфический смысл; выше уже отмечалось, что существительное «caput», от которого образовано это прилагательное, в буквальном смысле — «голова», означает и «гражданские права», и «жизнь»; было сказано и о том, что в Поздней республике гражданин из высших классов, присужденный народным собранием или постоянной комиссией (quaestio perpetua) к высшей мере наказания, практически никогда не расставался с жизнью104. Он уходил в изгнание. Закон или плебисцит, принимаемый собранием плебса (concilium plebis) — по-видимому, ежегодно, — запрещал подобным изгнанникам возвращаться домой: они поименно лишались огня и воды («interdictio aquae et ignis»). В конце концов, вероятно, наказание за все уголовные преступления формально стало определяться как лишение огня и воды105. Известно, что наказание в форме лишения огня и воды Цезарь установил в двух других судебных комиссиях106, и логично предположить, что то же самое он сделал в своем законе, принятом в 59 г. до н. э., и для суда по делам о вымогательстве. Закон Цезаря о вымогательствах (repetundae) включал квазиконституционные ограничения полномочий наместника, и некоторые из них — например, запрет на ведение войны или вступление в союзное царство без разрешения сената и народа — дублировали материал из закона Суллы о государственной измене. Закон Цезаря также ограничивал право наместника реквизировать имущество и выдавать документы на бесплатный проезд (diplomata). Видимо, он был еще и более всеобъемлющим в отношении судебной и административной коррупции, чем любой из предшествующих законов107. Закон Цезаря стал последним в ряду статутов, начавшихся с Кальпурниева закона 149 г. до н. э., и в эпоху Империи заложил основу для судебных разбирательств, связанных с вымогательствами.
Суд по делам о вымогательствах оставался нетипичной постоянной комиссией в двух отношениях. Во-первых, необычной была его судебная процедура: разделение процесса на две сессии (actiones) встречалась, по¬
104 В рассматриваемый в настоящем томе период известно только два случая, когда лица, присужденные к высшей мере наказания, действительно были казнены: это Публи- ций Маллеол в 101 г. до н. э. (Риторика для Геренния. 1.23; Цицерон. О нахождении материала. П.149) и, вероятно, Квинт Варий Гибрида в 89 г. до н. э. (Цицерон. Брут. 306; Цицерон. О природе богов. Ш.81). Обстоятельства смерти Вария загадочны; Маллеол был осужден за убийство матери, а лица, виновные в лишении жизни близкого родственника (parricidium), могли быть казнены.
10э 	Вопреки мнению Левика, см.: Levick 1979 (F 99); об этом свидетельствует прямое утверждение Улышана в «Сопоставлении законов Моисеевых и римских» (ХП.5.1) и пассаж, указанные далее в сноске 106 насг. изд. Свидетельство Цицерона (Против Берреса. П.2.100) предполагает, что изгнанники, лишенные огня и воды, перечислялись в ежегодном эдикте трибунов поименно.
106 Цицерон (Филиппики. 1.23) упоминает о законах Цезаря, которые устанавливают (iubent), что лица, осужденные за насильственные действия (vis) или умаление величия римского народа (maiestas), должны быть лишены воды и огня («aqua et igni interdici»).
107 Пожалуй, лучшим античным источником на эту тему является речь Цицерона «Против Пизона» (особенно 61, 87 и 90), но ценные сведения содержатся и в его речи «В защиту Флакка» (13, 21 и 27).


592
Часть Π
жалуй, только здесь, а оценка ущерба (litis aestimatio) — здесь и в суде по делам о казнокрадстве (quaestio peculatus). Во-вторых, до эпохи Августа это, вероятно, был единственный суд, каравший как преступления, предусматривавшие высшую меру наказания, так и проступки, ее не предполагавшие. Во всем прочем это была типичная судебная комиссия. Она появилась с целью разрешения определенного круга проблем: жалоб граждан, а также, вероятно, и союзников, на наместников и их подчиненных, прежде всего в Испании, где недовольство способствовало продолжению войны, которую римляне, казалось, неспособны были выиграть. Вторая задача этого суда приобрела особую значимость с течением времени и в конце концов нашла отражение в новых статьях Юлиева закона: это необходимость регламентировать действия наместника и его штаба. Учреждение судебных комиссий наглядно показывает, что нравы и обычаи предков (mos maiorum) уже не соответствовали новому положению Рима, который трансформировался из небольшого города-государства в могущественную столицу империи. Некоторые комиссии были созданы вследствие эрозии средств социального контроля108, но суд по делам о вымогательствах породила ситуация, не предусмотренная нравами и обычаями предков.
Наконец, в I в. до н. э. для законов о вымогательствах характерна еще одна особенность — нелогичность. Поскольку понятие «вымогательства» («repetundae») было связано прежде всего со злоупотреблениями наместников, легко понять, почему это преступление включало и «конституционные» проступки, например, вывод армии за пределы провинции без надлежащих руководящих указаний из Рима; но каким образом оно стало включать получение взяток судьями? Ответ, несомненно, кроется в том обстоятельстве, что судебные комиссии учреждались каждая в отдельности, и для некоторых целей их оказалось слишком много. Предположим, что обвинитель желал уличить нарушителя в нескольких уголовных преступлениях; теоретически ему следовало привлечь его к каждому из соответствующих судов. Так время от времени и происходило109, но это было слишком утомительно. Чтобы решить проблему множественных преступлений, обвинители затрагивали вопросы, строго говоря, не имеющие отношения к предъявляемому ими обвинению110. Законодатели же решали эту проблему, объединяя преступления, часто сопровождавшие друг друга. Например, суд по делам о вымогательствах был особенно сильно поражен
108 Очевидными примерами являются законы о насильственных действиях (vis) и закон, принятый Крассом в 55 г. до н. э., о наказании организаторов политических клубов.
109 Напр., в 52 г. до н. э. Милон был осужден сперва за насильственные действия (vis), а затем за нарушения при соискании должности (ambitus).
110 В 56 г. до н. э. Марк Целий предстал перед судом за насильственные действия (vis), но два вменяемых ему преступления — участие в мятеже (seditio) в Неаполе и организация нападения на александрийских послов в Путеолах, — хоть и, без всякого сомнения, являлись насильственными действиями, но были совершены не в Риме, а потому, вероятно, оказались вне компетенции суда; с другой стороны, вменяемые ему убийство Диона и попытка отравления Клодии произошли в Риме, и, строго говоря, относились к юрисдикции суда по делам об убийствах и отравлениях (quaestio de sicariis et veneficiis).


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
593
коррупцией, поскольку решал вопросы об удержании крупных денежных сумм или эквивалентных им ценностей. Поэтому закон о вымогательствах стал включать получение взятки за оправдательный или обвинительный приговор111. С другой стороны, судебная комиссия по делам об убийствах (quaestio de sicariis) из всех судебных злоупотреблений занималась только теми, которые привели к присуждению невиновного к высшей мере наказания, что вполне понятно, поскольку такие злоупотребления представляли собой убийство с использованием судебных процедур112. Точно также пересекались понятия «вымогательство» («repetundae») и «государственная измена» («maiestas»). Вывод войска за пределы провинции или вступление в войну без разрешения римского народа и сената представляли собой «конституционные» преступления как согласно закону Суллы о государственной измене, так и согласно закону Цезаря о вымогательствах113  114.
Любой рассказ о римских уголовных судах неизбежно будет бессистемным ввиду того, что сферы их ведения пересекались, но далее имеет смысл рассмотреть группу судов, которые, как и суд по делам о вымогательствах, занимались преступлениями, совершенными сенаторами при исполнении ими обязанностей, и, вероятно, существовали еще до 81 г. до н. э., когда Сулла провел свое всеобъемлющее уголовное законодательство. Ближе всего к вымогательствам (repetundae) стоят казнокрадство (peculatus), то есть незаконное присвоение государственных денег, и святотатство (sacrilegium), то есть кража священных предметов из храмов,
114.
включавшаяся в понятие казнокрадства .
Нет сомнений, что в 81 г. до н. э. Сулла учредил или реформировал суд по делам о казнокрадстве (quaestio peculatus)115. Помпей был обвинен в казнокрадстве в 86 г. до н. э., но рассказ Плутарха об этом настолько туманен, что невозможно определить, где именно происходило разбирательство — в постоянной судебной комиссии (iudicium publicum) или в народном суде (iudicium populi). Поскольку председательствовал на этом процессе претор и маловероятно, что это была особая судебная комиссия, первый вариант выглядит предпочтительнее, а если так, то мы можем проследить историю суда по делам о казнокрадстве (quaestio peculatus) с 86 г. до н. э., но не раньше116. Этот суд не имел даже легендарной истории:
111 Цицерон. Против Пизона. 87.
112 Цицерон. В защиту Клуенция. 148.
113 Цицерон. Против Пизона. 50.
114 Так что не всегда даже ясно, о каком из двух преступлений — вымогательство или казнокрадство — сообщает греческий источник, см., напр.: Плутарх. Лукулл. 1.2. Слово «κλοπή» могло означать и то, и другое, хотя в данном случае, вероятно, имеется в виду вымогательство.
1Ь Этот суд существовал в 66 г. до н. э., см.: Цицерон. В защиту Клуенция. 147. В отношении сулланского суда решающим является свидетельство Цицерона: О природе богов. Ш.74. Время действия этого диалога — 77—75 гг. до н. э., и упоминание о «новом законе» («nova lege») может относиться только к сулланскому законодательству 81 г. до н. э., тем более что рядом в тексте упоминаются суд по делам об убийствах (quaestio de sicariis) и суд по делам о подделке завещаний и денег (quaestio testamentaria nummaria), первый из которых, несомненно, был реформирован, а второй — основан Суллой.
116 Плутарх. Полтей. 4.


594
Часть Π
сообщается, что около 390 г. до н. э. Камилл был обвинен перед народным собранием в присвоении военной добычи — примерно в тех же обстоятельствах, что и Помпей в 86 г. до н. э., — но слово «peculatus» в связи с этим не используется в источниках117. Следующее преступление — ambitus — получило гораздо более длинную родословную.
Понятие «ambitus» непереводимо: в целом оно обозначало нарушения кандидата при соискании симпатий избирателей, чаще всего подкуп. Однако оно включало и другие происки. Цицерон свидетельствует о существовании в 66 г. до н. э. суда по делам о нарушениях при соискании (quaestio ambitus)118, учрежденного, видимо, Кальпурниевым законом 67 г. до н. э., который ужесточил наказание, предусмотрев бессрочный запрет на занятие должностей вместо десятилетнего119. Однако суд по делам о нарушениях при соискании существовал и до Кальпурниева закона; Плутарх сообщает, что Марий был привлечен к суду по этому обвинению, когда добивался претуры в 116 г. до н. э. Как обычно, в своем рассказе Плутарх пренебрегает скрупулезным описанием формальностей, но одна деталь, несомненно, доказывает, что процесс происходил в постоянной судебной комиссии (quaestio perpetua), а не в народном собрании: Марий был оправдан, поскольку голоса судей разделились поровну120. Этого не могло бы произойти в народном собрании, где голоса подавались блоками — центуриями или трибами, — и даже если бы все эти блоки проголосовали, их нечетное число (сто девяносто три центурии, тридцать пять триб) не допускало равенства голосов. Но разделение голосов поровну было всё же возможно, и случалось такое в судебных комиссиях121. Когда именно был учрежден суд по делам о нарушениях при соискании, можно только догадываться; это, несомненно, произошло после основания в 149 г. до н. э. первого постоянного суда по делам о вымогательствах; закон Корнелия—Бебия, принятый в 181 г. до н. э., и закон Корнелия—Фульвия, принятый в 159 г. до н. э., свидетельствуют о том, что нарушения при соискании вызывали в обществе тревогу, но (вопреки мнению Фашоне) не доказывают, что в 159 г. до н. э. был учрежден постоянный суд по этим делам122. Уже отмечалось, что Цицерон весьма определенно сообщал о существовании нескольких постоянных уголовных судов около 120 г. до н. э. Мы можем лишь утверждать, что суд по делам о нарушениях при соискании был учрежден между 149 и 120 гг. до н. э.
Между изначальным законом о создании этого суда и Кальпурниевым законом 67 г. до н. э., вероятно, был принят закон Суллы. В пользу этой
117 Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 13; Плутарх. Камилл. 12.1—3; см. также: Mommsen 1899 (F 119): 765 примеч. 5.
118 Цицерон. В защиту Клуенция. 147.
119 Схолия из Боббио к речи Цицерона «В защиту Суллы». 17 (р. 78 Stangl).
120 Плутарх. Марий. 5.5.
121 Напр., когда в 51 г. до н. э. Марк Сервилий был обвинен в вымогательстве (Цицерон [Целий]. Письма к близким. ΥΙΠ.8.3).
122 О законе Корнелия—Бебия см.: Ливий. XL.19.il; о законе Корнелия—Фульвия см.: Ливий. Периохи. XLVIL В обоих пассажах сообщается лишь о принятии закона о нарушениях при соискании (lex ambitus), см.: Fascione 1984 (F 49): 44—56.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
595
точки зрения свидетельствует тот факт, что во всех остальных случаях, когда нам точно известно о существовании досулланских судебных комиссий — в частности суда по делам об умалении величия (quaestio maiestatis), об убийствах (quaestio de sicariis), о вымогательствах (quaestio de repetundis), — известно и то, что Сулла преобразовал эти суды в 81 г. до н. э., поэтому можно предположить, что аналогичным образом он поступил и с судом по делам о нарушениях при соискании (quaestio ambitus); более того, в схолиях к речи Цицерона «В защиту Суллы» (17) упоминается Корнелиев закон, принятый «в прежние времена» («superioribus temporibus») и запрещавший лицам, осужденным за нарушения при соискании, добиваться должностей в течение десяти лет после этого123. Дальнейшее законодательство свидетельствует о том, что предвыборные злоупотребления по-прежнему вызывали тревогу; схолиаст сообщает, что Туллиев закон, принятый самим Цицероном, предусматривал десятилетний запрет на проживание в Риме и Италии. В 52 г. до н. э. Помпей изменил процедурные нормы, чтобы обвинителю проще было добиться осуждения; вероятно, и запрет на проживание в Риме и Италии Помпей сделал пожизненным124. Однако эти меры могли быть временными, ибо не исключено, что Помпей просто учредил особый суд, занимавшийся предвыборными злоупотреблениями, имевшими место в 53 и 52 гг. до н. э.; его суд по делам о насильственных действиях (quaestio de vi), очевидно, был чрезвычайным.
Суды по делам о нарушениях при соискании упоминаются в Поздней республике довольно часто; даже в 90-е годы I в. до н. э., свидетельства о которых во всех отношениях скудны, известно два или три примера125. Для 60-^Ю-хх годов I в. до н. э. засвидетельствовано множество судебных дел126. Большое количество законов о нарушениях при соискании в любом случае позволяет сделать вывод, что злоупотребления на выборах вызывали всё большее беспокойство.
Если мы хотим глубже проанализировать причины, вызвавшие к жизни законы о нарушениях при соискании, следует рассмотреть два упоминания Ливия о раннем законодательстве, регулировавшем этот вопрос: один из ранних законов, датируемый 432 г. до н. э., явно вымышлен (Ли¬
123 Схолия из Боббио. р. 78 Stangl. Схолиаст комментирует Кальпурниев закон 67 г. до н. э., и в этом контексте странным выглядит выражение «superioribus temporibus», если имеется в виду закон Суллы. Однако мнение о том, что Сулла реорганизовал этот суд, вероятно, справедливо, а Фашоне ошибается, считая, что речь идет о законе Корнелия— Фульвия.
124 Асконий. Коллментарий к речи за Милона. 39С.
120 	Процесс Марка Антония в 97 г. до н. э. (Цицерон. Об ораторе. П.274); процесс Лу- Дия Марция Филиппа в 92 г. до н. э. (Флор. П.5.5); процесс Публия Секстя, дата которого точно не известна, но, вероятно, около 91 г. до н. э. (Цицерон. Брут. 180).
126 	Особо печальную известность приобрели дела Публия Автрония и Публия Суллы в 66 г. до н. э., см.: Цицерон. В защиту Суллы. 1, 49—50, 88—90; Саллюстий. О заговоре Ка- тилины. 18.2 и др. Суд над Луцием Муреной, обвиненным в нарушениях при соискании, хорошо задокументирован (Цицерон. В защиту Мурены). В 54 г. до н. э. это же обвинение было предъявлено всем четырем кандидатам в консулы (Цицерон. Письма к Аттику. IV.17.5, 18.3).


596
Часть Π
вий. IV.25.9—14), а второй, Петелиев закон 358 г. до н. э., возможно, историчен (Ливий. Vn.15.12—13). Важна мотивация, приводимая источниками Ливия. Поскольку в распоряжении этих авторов был лишь минимум информации, им приходилось полагаться на собственное воображение, и они, вероятно, воспроизвели мотивацию, породившую законы их собственного времени. Закон 432 г. до н. э. объяснялся тем, что кандидаты-плебеи не могли добиться избрания на должности консулярных трибунов из-за нечестных приемов и угроз патрициев; это сообщение, вероятно, отражает жалобы популяров на давление, которое оптиматы оказывали на избирателей во Π-Ι вв. до н. э., чтобы не допустить чужаков к курульным должностям. Принятие Петелиева закона объясняется совершенно другими мотивами, что не может не наводить на размышления: по словам Ливия, этот закон был направлен против «новых людей» («novi homines») — то есть тех, чьи предки не занимали курульных должностей, — пытавшихся заручиться голосами сельских избирателей. Трудно не связать эту мотивацию с обвинением, предъявленным Марию в 116 г. до н. э., поскольку Марий был типичным «новым человеком» и, более того, происходил из сельской местности — из муниципия Арпин. Текст Ливия позволяет выявить два мотива, обусловивших принятие законов и возбуждение обвинений по делам о нарушениях при соискании: стремление, во-первых, предотвратить злоупотребления аристократических кандидатов и, во-вторых, не допустить к должностям «новых людей». Богатство и доходы от империи негативно влияли на функционирование системы клиентелы, в рамках которой ожидалось, что в благодарность за оказанную помощь клиенты будут голосовать за своего патрона или его кандидата; финансовые стимулы могли побудить клиента поддержать другого нобиля или даже нового человека; несмотря на скудость источников, имеются свидетельства о том, что во П в. до н. э. оживление на выборах возрастало. Это предполагает разрушение системы, если она вообще хоть когда-либо обеспечивала тот плавный и гладкий взаимообмен услугами, о котором говорят некоторые исследователи;127 этим отчасти и обусловлен поток законов о нарушениях на выборах.
Подразделом законодательства о нарушениях при соискании (ambitus) стал закон, проведенный Крассом в 55 г. до н. э., — Лициниев закон о сообществах (Lex Licinia de sodaliciis). Этот статут был направлен против тех, кто создавал сообщества (sodalicia, sodalitates) для обеспечения избрания кандидата путем подкупа избирателей. Клодий весьма успешно использовал коллегии (collegia) — торговые гильдии и религиозные и социальные клубы — в свой трибунат в 58 г. до н. э., но сообщества (sodalitates), организованные на базе триб и имевшие признанных руководителей, явно служили более удобным инструментом подкупа. Закон был направлен против организаторов, но не против самих сообществ и не против их ря¬
127 	О событиях 185 г. до н. э. см.: Ливий. XXXIX.32.5—14; о событиях 166 г. до н. э. см.: Обсеквент. 12. О функционировании клиентелы см.: Brunt 1988 (А 19): 382-442.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
597
довых членов. Возможно, закон Красса также заменил закон Цицерона о нарушениях при соискании (ambitus). Наказание было «высшим» в римском смысле слова, а поскольку обвинитель имел возможность оказать значительное влияние на состав присяжных, добиться осуждения обвиняемых стало легче, чем на процессах, проходивших согласно прежнему законодательству128.
Maiestas, сокращение от «maiestas populi Romani minuta», то есть «умаление величия римского народа», представляло собой преступление, сходное как с вымогательствами (repetundae), так и с группой преступлений против лиц, о которых пойдет речь дальше. Сходство с вымогательствами заключается не только в том, что, как уже отмечалось, эти понятия частично пересекались, но и в том, что умаление величия (maies- tas), вероятно, могло быть вменено только магистратам и сенаторам129. Более того, умаление величия частично совпадало еще и с насильственными действиями (vis), поскольку в конечном счете стало включать мятеж, который с самого начала входил в понятие «насильственные действия». Таким образом, для нас умаление величия может послужить удобным мостом между двумя главными сферами римского публичного права: преступлениями, которые обычно вменялись только сенаторам, и преступлениями, которые мог совершить любой гражданин, хотя, как уже говорилось, обвиняемые обычно занимали довольно высокое социальное положение.
Ранняя история законодательства об умалении величия вызывает две большие сложности. Первая из них связана с соотношением между умалением величия (maiestas minuta) и государственной изменой (perduellio). Оба этих выражения обычно переводятся на английский язык как «treason»;129'1 в чем тогда разница между ними и почему потребовалось создавать суд по делам об умалении величия (quaestio maiestatis), если главной судебной функцией народного суда было рассмотрение дел о государственной измене (perduellio)? Вторая проблема — это датировка создания первого постоянного суда по делам об умалении величия. Суд, основанный Суллой в 81 г. до н. э., несомненно, был постоянной комиссией (quaestio perpetua), но имеются сведения о двух более ранних судах: один был учрежден Аппулеевым законом в 103 или 101—100 гг. до н. э., второй — Бариевым законом в 90 г. до н. э.; но какими были эти суды — особыми или постоянными? Первый из данных судов, созданный трибуном Луцием Аппулеем Сатурнином, вероятно, являлся постоянным; Валерий Максим
128 Цицерон. В защиту Плащия. 36—47 — вся эта речь содержит ценные сведения о данном законе. См. недавнюю работу: Ausbüttel 1982 (F 11).
129 Нет сомнений, что такое ограничение было установлено законом Суллы об умалении величия, см.: Mommsen 1899 (F 119): 710—711; вероятно, это предусматривало и предшествующее законодательство об умалении величия, см.: Bauman 1967 (F 16): 87—88.
129а Англ, «измена». В русскоязычной историографии понятие «maiestas» обычно переводится как «умаление величия» (менее точно — «оскорбление величия»), a «perduellio» — как «государственная измена». — Ο.Λ.


598
Часть Π
называет его «publica quaestio»129b. Между 96 и 91 гг. до н. э. в нем был обвинен Гай Норбан; следовательно, в этот период данный суд еще действовал130. Как и в других постоянных судах того времени, присяжными в нем были всадники131. Эти аргументы не являются решающими: дело в том, что особые суды могли иметь присяжных-всадников и особые суды могли работать дольше года132, к тому же Валерий Максим мог оказаться не совсем точен. Тем не менее, особые суды обычно занимались какими-то определенными событиями, и если популяр Сатурнин учредил особый суд с какой-то конкретной целью, то вряд ли оптиматы смогли бы использовать его для нападения на популяров вроде Норбана! Итак, более вероятно, что суд, основанный Сатурнином, был постоянным.
Бариев закон, принятый в 90 г. до н. э. (или, возможно, на исходе 91 г. до н. э.), тоже представляет собой загадку; его считают законом об умалении величия (maiestas), поскольку согласно этому закону Марк Эмилий Скавр был обвинен в предательстве (proditio)133, но выглядит странным, что Цицерон использует слово «proditio», а не «maiestas». Источники сходятся в том, что данный закон был направлен против тех, чья помощь и советы побудили союзников взяться за оружие против Рима в Союзнической войне134. Ввиду специфичности этой задачи представляется несколько более вероятным, что Бариев закон учредил особую судебную комиссию, работавшую на протяжении Союзнической войны135, но не исключена возможность и того, что Барий просто добавил статью о предательстве (proditio) к закону Сатурнина и расширил компетенцию его суда.
Вернемся к первой, более сложной, проблеме: какими мотивами руководствовался Сатурнин, учреждая суд по делам об умалении величия (quaestio maiestatis)? Конечно же он не стремился ввести «с нуля» представление о новом преступлении. Весьма вероятно, что умаление величия римского народа уже являлось формой или составной частью государственной измены (perduellio)136, и в любом случае понятие «perduellio», включавшее диапазон преступлений от государственной измены до причинения ущерба государству, было настолько широким, что могло бы легко включать в себя и умаление величия (maiestas). Если ответ кроется не в характере преступления, то искать его следует в характере суда. В от¬
12уь Ср. выше, с. 583 наст. изд.
130 См.: Валерий Максим. VTH.5.2 — о выражении «publica quaestio» и о процессе Гая Норбана в данном суде; об обвинении Норбана согласно Аппулееву закону ср. также: Цицерон. 06 ораторе. П.107.
131 См.: Цицерон. 06ораторе. П.199.
132 О присяжных-всадниках см.: Цицерон. Брут. 128; об особом суде, работавшем со 182 по 181 г. до н. э., см.: Ливий. XL. 19.9—10.
133 Цицерон в: Асконий. В защиту Скавра. 22С; Асконий. В защиту Корнелия. 73С.
134 Асконий. 22С, 73С.
135 Цицерон. Брут. 304
136 Бауман отмечает несколько случаев, когда и до принятия Аппулеева закона источники упоминают о лицах, обвиненных перед народным судом в умалении величия: это Клавдия — в 246 г. до н. э., отец Фламинина — в 232-м и сам Фламинин — в 193-м, см.: Bauman 1967 (F 16): 31.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
599
личие от народного суда, в постоянных комиссиях (quaestio perpetua) присяжными тогда были только всадники. В отличие от особых судов, постоянные были под рукой в любое время. Высказывалось мнение, что на Сатурнина произвел впечатление успех Мамилиевой комиссии, учрежденной в 109 г. до н. э. для преследования сенаторов, которые преступно поддерживали антиримскую деятельность Югурты: эта комиссия осудила по меньшей мере пять сенаторов;137 когда ранее, в 111 г. до н. э., трибун Гай Меммий попытался предпринять такое же судебное преследование в ко- мициях, ему преградило путь вето коллеги138. Однако Сатурнин не просто охотился за головами бездарных полководцев, подобных Квинту Цепиону (на котором лежала часть ответственности за катастрофическое поражение при Араузионе в 105 г. до н. э.), хотя прецедент Мамилиева суда (quaestio Mamilia) как будто указывает на это. Два несомненных и еще два предполагаемых судебных процесса, состоявшихся в соответствии с законом Сатурнина, были связаны с таким преступлением, как мятежные действия трибуна или квестора139, поэтому представляется вероятным, что по меньшей мере одной из целей Сатурнина была борьба с мятежами, хотя тот факт, что позднее его судебная комиссия использовалась против его сотоваршцей-популяров, предполагает некую размытость ее компетенции. В историографии высказывалось меткое соображение, что эта неопределенность крылась в понятии «римский народ» («populus Romanus»); Сатурнин желал, чтобы его закон защищал народных лидеров, подобных ему самому, которые в качестве популяров (populares) воплощали собой народ (populus), но его противники-оптиматы понимали под народом (populus) всю общину целиком, руководимую сенатом140. Поэтому закон Сатурнина с такой легкостью использовался для достижения целей, которые его самого ужаснули бы. Понятие «умаление величия» («imminuta maies- tas») было печально известно своей расплывчатостью141.
Меньше известно о сулланском законе об умалении величия (lex maiestatis); подобно остальным Корнелиевым законам, он почти наверняка имел общий характер, консолидировал элементы предыдущего законодательства142 и добавлял (или просто уточнял) нормы, регулировавшие поведение наместника провинции, в частности запрет вести войну или выводить армию из провинции без указаний сената и народа — нор¬
137 Саллюстий. Югуртинская война. 40; Цицерон. Брут. 128.
138 Саллюстий. Югуртинская война. 30—34.
139 См.: Bauman 1967 (F 16): 45—48: обвиняемыми были Норбан (трибун), младший Це- пион (квестор) и, возможно, Тиций и Аппулей Дециан, сторонники Сатурнина (трибуна).
140 См.: Ferrary 1983 (С 50): 568-571.
141 Вся дискуссия на процессе Норбана, изложенная в трактате Цицерона «Ор ораторе» (П. 107—109) устами Марка Антония, защитника обвиняемого, выглядела бы абсурдной, если бы в законе содержалось определение понятия «умаление величия» («imminuta maiestas»).
142 Бауман почти наверняка ошибается, утверждая, что закон Суллы не содержал заимствованных положений, см.: Bauman 1967 (С 50): 68—90. Если бы Бауман был прав, то данный закон резко отличался бы от всех остальных консолидационных законов Суллы, о которых у нас имеются свидетельства.


600
Часть Π
мы, содержавшиеся также в Юлиевом законе о вымогательствах (Lex Iulia de repetundis)143. Закон Суллы, как и закон Сатурнина, не содержал точного определения понятия «умаление величия римского народа»;144 вероятно, так же обстояло дело и с Юлиевым законом об умалении величия (Lex Iulia maiestatis), который провел Цезарь145  146, поскольку расплывчатость этого понятия широко использовалась в эпоху Принципата. Возможно, Юлиев закон всего лишь формально отменил смертную казнь, заменив ее лишением огня и воды.
Короче говоря, ясно, что законодательство об умалении величия (maiestas) имело две главные цели: защитить республиканские институты от ниспровержения, ибо полагаться на нравы предков (mos) в этом отношении было уже невозможно, и удержать чрезмерно могущественных наместников и полководцев от «неконституционной» деятельности. Ни одна из этих целей не была достигнута.
Обратимся теперь к группе судов, разбиравших преступления, которые не ассоциировались исключительно или преимущественно с сенаторским сословием. Одним законом, а именно Корнелиевым законом об убийцах и отравлениях (Lex Cornelia de sicariis et veneficiis), Сулла объединил два суда, ранее существовавших обособленно: один из них карал отравления (veneficia), второй — профессиональных убийц (sicarii). Убийства были популярным «развлечением». Однако прежнее различие между судами сохранялось, видимо, даже после их слияния — такое случалось, по крайней мере, тогда, когда в судебных делах царило оживление и нескольким судам приходилось заседать одновременно, разбирая случаи насильствен- ных смертей140.
Происхождение и история суда по делам об отравлениях (quaestio de veneficiis) представляют меньше проблем. Самое раннее упоминание о нем содержится в надписи147 Гая Клавдия Пульхра, консула 92 г. до н. э., который председательствовал в суде по делам об отравлениях около 98 г. до н. э. С другой стороны, ряд особых комиссий, занимавшихся между 184 и 152 гг. до н. э. именно отравлениями, свидетельствуют о том, что римляне были одержимы страхом перед отравлениями, особенно массовыми или предпринятыми ради избавления от знатных супругов148.
143 Цицерон. Против Пизона. 50.
144 Из рассказа Аскония о процессе Корнелия и комментария Аскония к утраченной речи Цицерона очевидно, что указанное понятие оставалось неоднозначным.
145 См.: Цицерон. Филиппики. 1.21—23; Bauman 1967 (С 50): 157—158.
146 См.: Цицерон. В защиту Клуенция. 147, 148 — о событиях 66 г. до н. э. На основании того, насколько часто убийства и государственная измена (perduellio/maiestas), иногда в сочетании друг с другом, упоминаются в «Риторике для Геренния» — руководстве для ораторов, написанном почти наверняка до Суллы, — можно предположить, что именно убийства и государственная измена доставляли римским адвокатам основные средства к существованию еще до судебного законодательства Суллы. (О средствах к существованию автор пишет, судя по всему, иронически, поскольку Цинциев закон запрещал ораторам принимать вознаграждение от подзащитных. — О.Л.)
147 CIL VI: 1283.
148 Ливий. XXXIX.38.3 (184 г. до н. э.); XL.37, 43.2 (180 г. до н. э.); XL.44.6; Ливий. Периохи. ХЬУШ (152 г. до н. э.).


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
601
Однако, как нередко бывает, вымышленный случай, отнесенный к 331 г. до н. э., более показателен, чем реальные149  *. В этой истории участвуют знатные жертвы и множество матрон-убийц: сто девяносто женщин были либо казнены, либо отравились собственными смертоносными зельями; упоминается также чума и искупительный гвоздь, вбитый в стену храма Юпитера Наилучшего Величайшего. Общегосударственное значение преступления подчеркивается через упоминание вбитого гвоздя: отравление первенствующих граждан (primores civitatis) их женами вполне могло вызвать гнев богов. В 152 г. до н. э. обвинены были всего две мужеубийцы
1 кл
из высшего сословия , и легко понять, почему кто-то счел, что проще будет иметь под рукой постоянный суд по делам об отравлениях (quaestio de veneficiis) и избавиться от неудобств, связанных с регулярным учреждением особых судов для разбора таких преступлений. Постоянный суд мог быть основан в любой момент между 149 и 98 гг. до н. э., но в пользу того, что это произошло до 120 г. до н. э., можно привести те же аргументы, какие уже озвучивались в связи с судом по делам о нарушениях при соискании (quaestio ambitus).
Дата и цель создания первого постоянного суда по делам об убийствах (quaestio de sicariis) вызывает больше споров. Упоминания об этом суде мы можем проследить начиная с 80-х годов I в. до н. э. или немного раньше151. Однако у Цицерона встречается претор Луций Тубул, руководивший судом по делам об убийствах (quaestio de sicariis) в 142 г. до н. э.; он был обвинен в получении взяток и, чтобы не предстать перед особой судебной комиссией, отправился в изгнание 152. Нет никакой возможности точно определить, о каком суде по делам об убийствах говорит Цицерон — постоянном или особом. В пользу первого варианта свидетельствует тот факт, что в других местах, говоря о постоянном суде, Цицерон всегда использует выражение «quaestio inter sicarios», и его же он употребляет в рассказе о Тубуле; в пользу второго варианта — тот факт, что больше нигде и никогда Цицерон не говорит о председателе постоянного суда как о получателе взятки «ob rem iudicandam» (что примерно можно перевести как «за вынесение неправедного приговора»), ибо в постоянном суде приговор выносили присяжные, а не председатель. Мнения исследователей разделились;153 можно отметить лишь прямое утверждение Цицерона о том, что Тубул должен был предстать перед особым судом, а это может подразумевать, что сам Тубул руководил постоянным.
149 Ливий. νΐΠ.18.
ьо Ливий. Периохи. XLVTH; Валерий Максим. VI.3.8.
ы Даже если описанный в пассаже Цицерона (О нахождении материала. П.59—60) случай является вымышленным, он доказывает существование суда по делам об убийствах (quaestio de sicariis) во время написания Цицероном своей книги (начало 80-х годов I в. до н· э.). Другой пассаж Цицерона (В защиту Росция Америйского. 64) свидетельствует о том, что к 80 г. до н. э. интересующий нас суд работал уже несколько лет.
Ь2 Цицерон. О пределах блага и зла. П.54.
ьз Напр., Джонс считает этот суд особым (Jones А.Н.М. 1972 (F 89): 54), Кункель — постоянным (Kunkel 1962 (F 92): 45).


602
Часть Π
Сходная проблема связана с Луцием Кассием Лонгином, председательствовавшим в суде по делам об убийствах (quaestio de sicariis). Аско- ний сообщает, что Кассий не раз бывал руководителем суда (quaesitor), расследовавшего смерти, а фраза автора «Риторики для Геренния» позволяет предположить, что Кассий председательствовал в какой-то постоянной комиссии (quaestio perpetua), хоть и не уточняется, в какой154. Если Кассий когда-либо руководил судом по делам об убийствах (quaestio de sicariis), то это было до 130 г. до н. э. — даты его претуры, ибо, в отличие от особых комиссий, председателями постоянных уголовных судов никогда не бывали лица по рангу старше претора, а судом по делам об убийствах (по крайней мере, позднее) обычно руководили лица более низкого ранга.
Важно не переводить выражение «quaestio de sicariis» как «murder- court», хотя так часто делают: в республиканской латыни слово «sicarius» означало не просто убийцу, но профессионального киллера, вооруженного кинжалом (sica)154a. Имеется свидетельство о том, что ношение оружия (telum) было самым первым преступлением, упомянутым в законе Сул- лы155. Известен случай (имевший место еще до Суллы), когда член вооруженной группировки, в драке отрезавший руку римскому всаднику, считал, что его могут привлечь к суду inter sicarios156. Кроме того, закон Суллы — и, вероятно, предшествовавший ему закон — судя по всему, применялся только в отношении преступлений, совершенных в пределах одной римской мили от города Рима: такое ограничение выглядело бы странным, касайся закон прежде всего бытовых убийств157. Бесспорно, убийство упоминалось в первой главе закона, и позднее, возможно, к концу рассматриваемого здесь периода158, lex de sicariis стал считаться законом об убийствах вообще, но ввиду имеющихся в нашем распоряжении свидетельств представляется вероятным, что изначально это был статут, кото¬
154 Асконий. 45С; Риторика для Геренния. IV.41.
154а В русском языке понятие «убийство» шире и включает не только «murden> (убийство по личным мотивам или ради личной выгоды), но и «assassination» (убийство по политическим или идеологическим мотивам, заказное убийство). Словарный перевод латинского слова «sicarius» — «убийца», поэтому выражение «quaestio de sicariis» («inter sicarios») здесь переведено как «суд по делам об убийствах», хотя указанный в тексте нюанс необходимо иметь в виду. — О.Л.
155 Во всяком случае, оно стоит первым в тексте, который представлен как первая глава закона Суллы (Сопоставление законов Моисеевых и рижских. 1.3.1).
156 Цицерон. О нахождении материала. П.59—60.
157 Сопоставление законов Моисеевых и римских. 1.3.1 — здесь указано ограничение в одну милю. Возможно, существовала еще одна (не сохранившаяся) глава, относившаяся к убийствам за пределами Рима; однако трудно предположить, зачем могло бы понадобиться такое разделение, и нет ни одного бесспорного примера, когда человек был бы привлечен inter sicarios за преступления, совершенные исключительно вне Рима.
158 Так, несомненно, обстояло дело к середине I в. н. э. (см.: Сенека Младший. О благодеяниях. V.14.2; Ш.6.2 — здесь понятие «homicidium» используется в выражениях, где подразумеваются sicarii, а значит, словоупотребление бесспорно изменилось). Но и Цицерон в письме, написанном в 44 г. до н. э. [Письма к близким. ХП.3.1), использует слово «sicarii» как синоним слова «homicidae».


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
603
рый предназначался прежде всего для борьбы с вооруженными группировками, орудовавшими в Риме, и стал первой попыткой устранить проблему, для решения которой впоследствии были приняты более детально прописанные Плавциев закон о насильственных действиях (Lex Plautia de vi) и Лициниев закон о сообществах (Lex Licinia de sodaliciis). Sicarii несколько раз упоминаются в речи Цицерона в защиту Росция Америйского в связи с убийством отца Росция и незаконным присвоением поместий оного159. Это означает, что sicarii были не настолько политизированы, как коллегии и сообщества (sodalitates), для борьбы с которыми принимались репрессивные постановления сената и в 55 г. до н. э. — закон Красса. Опять же отряды Клодия, организованные для достижения политических целей, отличались от наемных убийц, которых якобы использовал Каталина160 и которые могли зарабатывать на жизнь гладиаторскими боями или просто разбоем, когда не были заняты запугиванием избирателей или политических противников. Иными словами, суд, которым в 142 г. до н. э. руководил Тубул, мог карать не тех, кто занимался запугиванием в политических целях, а тех, кто зарабатывал себе на жизнь насилием. Это не решает вопроса о том, был ли суд Тубула в 142 г. до н. э. регулярным или особым, но свидетельство Цицерона в «Бруте» указывает на то, что к 130-м годам до н. э. существовало больше одного постоянного суда (quaestio perpetua)161, а суд по делам об убийствах (quaestio de sicariis) — единственный, о котором мы слышим в этот период, не считая суда по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis).
О Корнелиевом законе об убийцах и отравлениях (Lex Cornelia de sicariis et veneficiis) известно больше, чем о любом из остальных республиканских уголовных законов. У нас имеются две выдержки из него (Цицерон. В защиту Клуенция. 151, 154), а также две речи («В защиту Росция Америйского» и «В защиту Клуенция»), произнесенные Цицероном в суде, который был учрежден этим законом. Поскольку последний заложил основу соответствующего раздела права эпохи Империи, об этом законе сохранилось довольно много сведений в «Дигестах» и других правовых источниках162. Известно, что он карал ношение оружия с целью убийства или грабежа, само убийство, поджог и подстроенное осуждение невиновного за уголовное преступление (последняя статья была заимствована из
Ь9 Наиболее подробно sicarii освещены в гл. 93 данной речи, но см. также ее гл. 80, ЮЗ, 151 и 152.
160 О постановлениях сената о запрете коллегий см.: Асконий 7 (в 64 г. до н. э.) и 75С (позднее); об использовании Каталиной наемных убийц см.: Цицерон. Против Катилины. П.7, 22; Цицерон. В защиту Мурены. 49.
161 Цицерон. Брут. 106.
162 Особую ценность представляет «Сопоставление законов Моисеевых и римских» (1.3.1), где будто бы приводятся подлинные слова первой главы этого закона; анализ их языка показывает, что, хотя текст и подвергся некоторой адаптации, в целом подтверждается правомерность его притязания на подлинность. В «Дигестах» (48.8.1 и 3) тоже содержится ценный аутентичный материал; даже в «Сентенциях» Павла (V.23), возможно, наличествует материал, восходящий к 81 г. до н. э.


604
Часть Π
гракханского закона, который обычно называют Законом против судебных злоупотреблений... (lex ne quis iudicio circumveniretur или circumveniatur)103. В главах, посвященных отравлению, закон карал не только непосредственного отравителя, но и всех его сообщников, например, изготовителя яда или заказчика преступления.
Два обстоятельства наводят на мысль о том, что к этому суду могли привлекаться обвиняемые, занимавшие более низкое социальное положение, чем сенаторы и всадники, о процессах которых нам известно из источников. Во-первых, известно, что в 66 г. до н. э. потребовались три суда, чтобы рассмотреть все дела, подпадающие под действие этого закона*  164, и маловероятно, что в сословиях сенаторов и всадников нашлось столько кровожадных личностей, чтобы загрузить их делами три суда. Во-вторых,
А.-Х.-М. Джонс отметил, что, в отличие от всех прочих известных нам судов, за исключением суда по делам о насильственных действиях (quaestio de vi), в суде по делам об убийствах (quaestio de sicariis) обычно председательствовал эдилиций, а не претор; отсюда английский историк обоснованно делает вывод, что данный суд имел более низкий статус165. Указанный низкий статус определялся не наказанием, которое было более суровым, чем в некоторых других судах, руководимых преторами (например, в суде по делам о нарушениях при соискании (ambitus) — на протяжении большей части его истории), и не его общей непрестижностью — об обратном говорит то обстоятельство, что в свою претуру Цицерон руководил судом по делам о вымогательствах (repetundae)166 и при этом не погнушался взяться за дело Клуенция. Поэтому низкий статус суда определялся, по-видимому, статусом обвиняемых.
Аргументация Джонса применима также и к quaestio de vi. В конце речи в защиту Целия167 Цицерон поминает суд по делам о насильственных действиях (vis), учрежденный Лутациевым законом, вероятно, в 78 г. до н. э., для наказания мятежников. Все остальные, весьма многочисленные республиканские свидетельства отсылают нас к Плавциеву (или Плоциеву) закону. Самый ранний известный нам случай судебного обвинения по данному закону можно датировать 63 г. до н. э.168. Без сомнения, он был принят между 81 и 63 гг. до н. э., поскольку дублировал или расширял Корнелиев закон об убийцах (Lex Cornelia de sicariis), принятый в 81 г. до н. э. Сегодня большинство исследователей датирует Плавциев закон 70-м г. до н. э.169. Невозможно установить, как он соотносился с таинственным Лутациевым законом. Статут Квинта Лутация Катула, несомненно,
1(33 Цицерон. В защиту Клуенция. 151.
164 Цицерон. В защиту Клуенция. 147.
165 Jones А.Н.М. 1972 (F 89): 58-59
166 Цицерон. В защиту Клуенция. 147.
167 Цицерон. В защиту Целия. 70.
168 Имеется в виду попытка обвинения Каталины (Саллюстий. О заговоре Каталины. 31.4).
169 Вероятно, 70 г. до н. э. датируются Плавциев закон о возвращении сторонников Аепида (Lex Plautia de reditu Lepidanorum) и Плавциев земельный закон (Lex Plautia


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
605
был внесен для предотвращения угрозы гражданской войны, которую создавали действия второго консула, Марка Эмилия Лепида, но остается лишь догадываться, что именно учредил его закон — особую комиссию, прекратившую свою работу после подавления восстания, или постоянный суд, занимавшийся исключительно мятежами (seditio), юрисдикцию которого впоследствии расширил Плавциев закон.
Благодаря Цицерону и его античным комментаторам мы довольно много знаем о задачах Плавциева закона: он карал лиц, которые препятствовали сенату собираться на заседание, запугивали его во время дебатов, угрожали магистратам и судьям или нападали на них, срывали судебные заседания, занимали вооруженными отрядами тактически важные позиции, поджигали или повреждали общественные здания, носили оружие в общественных местах, покупали или тренировали гладиаторов, рабов либо других лиц с целью поджога, убийства или мятежа. Возможно, закон карал также тех, кто запасал оружие в пагубных целях170. В гл. 9 и 10 наст, тома подробно разъяснена необходимость принятия подобного закона; из них очевидна также его неэффективность.
Особый суд по делам о насильственных действиях (de vi), учрежденный Помпеем, уже упоминался. Закон Цезаря о насильственных действиях171, возможно, лишь заменил формальную высшую меру наказания на обязательное лишение огня и воды172.
Следует кратко упомянуть еще два момента, связанных с насильственными действиями (vis). Во-первых, после Суллы насильственные действия представляли интерес не только для уголовного права; они порождали также бурную деятельность в сфере гражданского права173. Правотворчество затрагивало преимущественно сельскую местность, а не город, и имело целью защитить законных владельцев от всякого рода нападений. Эти преторские решения были вызваны, по-видимому, сельскими беспорядками, усилившимися после расселения ветеранов Суллы в италийских хозяйствах. Во-вторых, политическое насилие 50-х годов I в. до н. э. знаменовало крах всех средств социального контроля в Риме. Римское общество всегда требовало, чтобы его члены при необходимости применяли силу для защиты собственных интересов — конечно, не выходя за определенные рамки. В легендарных примерах из римской истории народ защищает невин¬
agraria). Можно привести аргументы в пользу немного более поздней его датировки, однако нежелательно постулировать существование еще одного, более ничем не известного, Плавция, занимавшего магистратуру в другое время.
170 Основные источники: Цицерон. В защиту Целия. 1; Цицерон. О своем доме. 54; Цицерон. В защиту Милона. 73; Цицерон. В защиту Сестия. 75, 76, 84, 95; Цицерон. В защиту Суллы. 15, 54; Цицерон. Против Ватиния. 34; Саллюстий. О заговоре Катилины. 27.2; [Саллюстий.] Инвектива против Цицерона. 3; Асконий. 49С.
171 Цицерон. Филиппики. 1.23.
172 Юлиевы законы, рассмотренные в Дигестах (48.6, 7), принадлежат Августу: в этих законах (или законе) содержался раздел о праве обжалования (provocatio), но Ливий в кн. X (9.4) по-прежнему называет главным законом об обжаловании Порциев закон. Следовательно, статут, упомянутый в «Дигестах», был принят Августом, а не Цезарем.
173 См.: Frier 1983 (F 204); Frier 1985 (F 205): 51-56.


606
Часть Π
ных и хватает и даже карает виновных174. «Vim vi repellere», «силу отражать силой» — эта максима поведения считалась бесспорной175. Поэтому если бы сдерживающее воздействие нравов и обычаев предков (mos maiorum) дало где-то слабину, то с наибольшей вероятностью трения должны были возникнуть вокруг отношения к насилию (vis), так как в этом вопросе особенно трудно было найти баланс. И именно здесь они и возникли.
Сулла учредил новый суд, занимавшийся преступлениями, связанными с подделкой монет и завещаний. Предысторию решения о криминализации изготовления фальшивых денег изложить несложно: эдикт Мария Гратидиана (86 или 85 г. до н. э.) и его популярность свидетельствуют о том, что общество было озабочено порчей монеты176. Можно предположить, что данный закон был направлен прежде всего против нечистоплотных монетариев. Что касается подделки завещаний, приписок к ним и подписей, то побудить Суллу объявить ее преступлением мог какой-либо знаменитый инцидент. Законом о подделке завещаний и монет (lex testamentaria nummaria) предусматривалась кара — лишение огня и воды.
Особенно сложную загадку представляет собой Корнелиев закон о посягательствах на личность (Lex Cornelia de iniuriis). Понятие «iniuria» служило общим названием для целого ряда преступлений, прежде всего для оскорбления словом и действием, которые могли послужить предметом гражданского иска. Известно, что закон Суллы карал за нападения, совершенные при отягчающих обстоятельствах и за вторжение в жилище, не исключено, что и за диффамацию177. Можно практически не сомневаться, что он предусматривал разбирательство в судебной комиссии (quaestio)178. Но в относительно подробных республиканских источниках нет никаких упоминаний о суде по делам о посягательстве на личность (quaestio de iniuriis), а к тому времени, когда составлялись правовые источники, то есть ко П—Ш вв. н. э., эта судебная комиссия уже исчезла (если она вообще когда-либо существовала). Налицо — два варианта, не обязательно взаимоисключающих: (7) возможно, посягательство на личность (iniuria) не заслуживало собственной судебной комиссии (quaestio),
174 Классические примеры см.: Ливий П.55; Ш.56. Подробное рассмотрение этого вопроса см.: Lintott 1968 (А 62): 6—21; Lintott 1972 (F 102): 228—231.
175 Гай Кассий Лонгин, юрист I в. н. э., даже считал данную максиму законом природы, см.: Дигесты. 42.16.1.27.
176 Об эдикте Мария Гратидиана см.: Цицерон. 06обязанностях. Ш.80; Плиний. Естественная история. ХХХШ.132; XXXIV.27; Сигер в гл. 6, с. 206 наст. изд.
177 Вопрос о том, включал ли закон Суллы диффамацию, является спорным: в «Диге- стах» (47.10.5.9, Ульпиан) диффамация упомянута в комментарии к Корнелиеву закону. Но другой пассаж «Дигест» (47.10.5 Предисл. (Ульпиан)) предполагает, что даже после толкований юристов закон распространялся только на случаи физического посягательства.
178 Ульпиан (Дигесты. 47.10.5 Предисл) перечисляет родственников истца, ни один из которых не может быть судьей (iudex) в судебном иске по Корнелиеву закону (ex lege Cornelia). Параллели для такого перечня можно найти для присяжных в судебной комиссии (quaestio), но не для единственного судьи и не для весьма малочисленных рекуператоров, назначаемых претором для каждого конкретного иска о посягательстве на личность (iniuria).


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
607
но разбиралось в одной из других комиссий, например, в суде по делам об убийствах (quaestio de sicariis);179 (2) возможно, вторжение в жилище было простонародным преступлением, которое игнорировали античные авторы, принадлежавшие исключительно к высшим классам180. Что касается нескольких упоминаний о диффамации в эпоху Республики, то они предполагают, что, когда один сенатор порочил другого, этот конфликт решался своего рода словесной дуэлью, которая называлась «sponsione provocare» («бросить вызов» или «предложить пари»). На простонародный характер посягательства на личность (iniuria) указывает и тот факт, что обвинителем по этому закону мог стать только пострадавший или его представитель181. Конечно, не исключено, что изначально этой нормы не существовало и она была введена позднее, когда преследование за посягательство на личность (iniuria) в судебной комиссии (quaestio) вышло из обычая; а сделано это было, чтобы согласовать процедуру с обычной процедурой гражданских исков; но если данное правило существовало изначально, то оно свидетельствует о том, что в представлении Суллы его судебная комиссия по делам о посягательстве на личность (quaestio de iniuriis) походила на трибунал гражданского права больше, чем остальные его судебные комиссии, где обвиняемые обычно являлись выдающимися лицами. В современных руководствах по римскому праву утверждается, что наказанием был крупный штраф, но в правовых источниках о наказании вообще ничего не говорится; более того, оно могло быть даже высшей мерой182.
Известен еще один постоянный суд, учрежденный Папиевым законом 65 г. до н. э. для разбора споров, связанных с римским гражданством; аналогичный суд, основанный в 95 г. до н. э. законом Лициния—Муция, несомненно, был чрезвычайным (extra ordinem). Фабиев закон о похитителях людей (Lex Fabia de plagiariis), принятый до 63 г. до н. э., но, видимо, после Суллы, по-видимому, устанавливал высшую меру наказания для некоторых разновидностей похищения людей. Вероятно, в 55 г. до н. э. Помпей провел закон de parricidiis, вносивший некоторые поправки в законодательство об убийцах близких родственников183.
179 Понятия посягательства на личность и убийства пересекались, что делает данную гипотезу довольно убедительной (см.: Цицерон. О нахождении материала. П.59—60). Она может объяснить также, почему в 66 г. до н. э. функционировало сразу три суда.
180 С другой стороны, оскорбление действием — по крайней мере, в эпоху Империи, — было своего рода аристократической забавой; ср. ночные развлечения Нерона (Тацит. Анналы. ХШ.25; Светоний. Нерон. 26.1) и великосветского буяна у Ювенала (Сатиры. Ш. 278-300).
181 О «sponsione provocare» см.: Crook 1976 (F 199); о праве на обвинение см. свидетельства Павла (Дигесты. 3.3.42.1) и Ульпиана (Дигесты. 47.10.5.6—8).
182 Пересечение сфер регулирования законов об убийцах (de sicariis) и о посягательстве на личность (de iniuria) уже отмечалось в сноске 159 наст. гл. Было бы парадоксальным, если бы один человек лишился гражданских прав (caput) за обычное посягательство (iniuria), а другой, признанный виновным в опасном посягательстве согласно Корнелиеву закону (iniuria atrox ex lege Cornelia), отделался бы штрафом.
188 О Папиевом законе см.: Цицерон. В защиту Бальба. 52; Цицерон. Письма к Атти- КУ- IV. 18.4; Цицерон. В защиту Архия. 10; Цицерон. Об обязанностях. Ш.47; Валерий Мак¬


608
Часть Π
Судебные законы
Исследователи считают, что Сулла увеличил число преторов до восьми ради того, чтобы каждой из его судебных комиссий (quaestiones) руководил претор. Если цель действительно состояла в этом, то она не была достигнута отчасти из-за создания новых судов после его смерти, отчасти из-за необходимости одновременной работы нескольких судов по делам об убийствах и отравлениях (sicariis et veneficiis); ведь и этими судами, и, по крайней мере, иногда, судом по делам о насильственных действиях (de vi) руководили эдилиции. Сулла также передал суды от всаднического сословия сенаторскому, введя сперва в сенат триста всадников184. Мы уже отмечали, что в Риме звучали жалобы на продажность присяжных-сена- торов; да и сами присяжные находили свою службу обременительной185 — несомненно, потому что списки присяжных были маленькими, а значит, каждому отдельному сенатору приходилось часто исполнять обязанности присяжного. В 70 г. до н. э. Луций Аврелий Котта учредил смешанные суды, что, видимо, собирался сделать еще Друз в 91 г. до н. э.; как мы уже видели, Аврелиев закон ввел в списки присяжных равное число сенаторов, всадников и эрарных трибунов186. Судебный закон Котты был не радикальной мерой, но компромиссом, и, хотя Цезарь, Антоний и Август кое- что подправляли, принцип набора присяжных из нескольких сословий сохранился до эпохи Империи187.
Насильственные действия (vis) и убийства, совершаемые в Италии
В наших познаниях о борьбе с убийствами и насильственными действиями (vis) зияет одна лакуна: нам неизвестно, как обычно карались такие преступления, совершенные в Италии, за пределами пригородов Рима. В провинции они разбирались в суде наместника; иногда, особенно во П в. до н. э., как уже было показано, италийские преступления такого рода расследовали особые судебные комиссии. Обвиняемые, совершившие часть своих преступлений в Риме (подобно Оппианику в 74 г. до н. э. и Целию в
сим. Ш.4.5; Дион Кассий. XXXVII.9.5. О Лициниевом законе см.: Цицерон. В защиту Балъ- 6а. 48; об обоих этих законах см.: Badian 1973 (С 164); о Фабиевом законе см.: Цицерон. В защиту Рабирия, обвиненного в государственной измене. 8 (речь произнесена в 63 г. до н. э.). О законе de parricidiis см.: Дигесты. 48.9.1 и 9 ПредислЛ.
184 Аппиан. Гражданские войны. 1.100; также: Веллей Патеркул. П.32; Тацит. Анналы. XI.22; Цицерон. Против Берреса. 1.37.
185 Цицерон. Против Берреса. П.1.22; Цицерон. В защиту Целия. 1.
186 См. выше, с. 587.
187 Об Аврелиевом законе см.: Асконий. Против Пизона. 17С; Схолия из Боббио. 94 Stangl; он же подразумевается в пассаже: Цицерон. Письма к Аттику. 1.16.3. Цезарь упразднил панель эрарных трибунов (Светоний. Божественный Юлий. 41.2); Антоний вновь учредил третью панель, которую Цицерон характеризует в весьма оскорбительных выражениях (Филиппики. 1.20), однако, это, вероятно, были эрарные трибуны.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
609
56 г. до н. э.), представали перед соответствующей постоянной судебной комиссией (quaestio perpetua) в Риме. Но, несомненно, оставалось еще множество муниципальных убийств, совершенных людьми, которые ограничили свою активность Италией и не настолько прославились, чтобы заслужить разбирательство в особом суде. Как их наказывали? Ни один ответ на этот вопрос не свободен от трудностей. Можно предполагать, что их судили в Риме, поскольку даже гражданская юрисдикция муниципальных магистратов была ограничена188. И под чью юрисдикцию попал бы подозреваемый в убийствах, совершенных и в Аквине, и в Арпине? Но против этого решения свидетельствует не только прямое утверждение в «Сопоставлении законов Моисеевых и римских» (1.3.1) о том, что юрисдикция суда по делам об убийствах (quaestio de sicariis) заканчивалась на расстоянии одной римской мили от Рима, но и отсутствие надежных свидетельств о процессах чисто муниципальных убийц в суде по делам об убийствах (quaestio de sicariis), и, с другой стороны, тенденция объединять неправдоподобные обвинения в преступлениях, совершенных в Риме, с гораздо более правдоподобными обвинениями в преступлениях, совершенных за пределами города. Остается возможность, что существовал второй суд, занимавшийся убийствами, совершенными вне Рима, хотя в источниках он и не засвидетельствован. Но всё же не исключено, что уголовные преступления, совершенные в муниципиях римскими гражданами, расследовались на месте, как предполагает одно из толкований Оскского закона Банцийской таблицы189. Не исключено, что в Италии родственникам римских граждан по-прежнему был доступен частный уголовный иск, о котором говорилось выше. Если не обнаружится какой-то новый муниципальный устав, который раскроет истину, любое решение этой проблемы останется лишь предположительным.
Оценка постоянных судебных комиссий (quaestiones perpetuae)
Из приведенного выше рассказа о постоянных судебных комиссиях (quaestiones perpetuae) вытекает, что они выполняли две основные функции: (7) наказание за преступления, особенно повлекшие за собой массовые беспорядки и совершенные и организованные выдающимися лицами, и (2) контроль над деятельностью магистратов и сенаторов. Данные функции суды выполняли неэффективно, но тому есть некоторые оправдания. До середины П в. до н. э. в управлении Римом было задействовано крайне мало правовых институтов, поскольку обычай предписывал самодисци¬
188 Текст Рубриева закона (Bruns: No 16, кол. 21) свидетельствует о том, что в Цизальпийской Галлии магистраты обязаны были передавать в Рим иски о возврате заемных Денег на сумму свыше 15 тыс. сестерциев. Они также не имели права вводить кого-либо во владение имуществом (missio in possessionem).
189 Bruns: No 8, 8-9, 14.


610
Часть Π
плину, а если дисциплина нарушалась — по крайней мере, уважение к магистратам. В 186 г. до н. э. консулы при некоторой помощи эдилов и уголовных триумвиров сумели задержать значительное число мужчин и женщин, обвиненных в участии в вакханальном заговоре, и казнить многих из них (Ливий. XXXIX. 14.17—18). Особая комиссия, руководимая консулами, не была уполномочена народом, и в своем распоряжении они имели очень мало подчиненных для проведения расследования и арестов. Однако, когда их позиция была представлена на народной сходке (contio), она снискала поддержку; консулы получили полезные сведения и, несомненно, активное содействие; в итоге в Риме и окрестностях культ Вакханалий был подавлен. Сравним это с событиями 67 г. до н. э.: консул Гай Кальпурний Пизон попытался, опершись на свой авторитет, заставить одного трибуна подчиниться запрету другого, но консула забросали камнями, а его фасции — сломали190. Едва ли стоит удивляться, что поначалу римлянам нелегко было приспособиться к столь резкому изменению отношения к законной власти.
Если рассматривать уголовные суды как средство наказания лиц, виновных в определенных преступлениях, то несложно увидеть, в чем заключались слабости постоянных комиссий (quaestiones perpetuae). Во-первых, система, основанная на том, что один член общества должен был взять на себя инициативу и привлечь к суду другого, с большой вероятностью окажется довольно непредсказуемой. И прежде всего это относится к системе, оказывающей обвинителю весьма слабую помощь при подготовке обвинения. Ему потребуется сильная мотивация: личное участие в событиях, возможности для собственного продвижения или перспектива финансовой выгоды191. В таких обстоятельствах нетрудно себе представить ситуацию, когда осторожный или популярный преступник мог и вовсе избежать судебного преследования.
Во-вторых, как только обвиняемый привлекался к суду, чаша весов склонялась на его сторону. Ошибки правосудия, выливавшиеся в осуждение невиновных, скорее всего, людей, таких, как Рутилий Руф в 92 г. до н. э., случались редко. Поразительный случай имел место в 52 г. до н. э. Особый суд Помпея по делам о насильственных действиях (de vi) осудил Милона за участие в стычке в Бовиллах, но оправдал Марка Сауфея — предводителя его банды, который нес личную ответственность за смерть Клодия192. Сам Цицерон хвастался, что нагнал туману на присяжных, защищая Клуенция193. Иногда оправдательные приговоры выносились вследствие подкупа, но, как свидетельствует дело Клуенция, заплатить
190 Асконий. 58С.
191 В последнем случае требовалась осторожность, ибо Цинциев закон 204 г. до н. э. запрещал платить гонорар судебным представителям; однако этот закон обходили (Тацит. Анналы. XI.7), и всегда существовала возможность оставить завещательный отказ. См. также: Alexander 1985 ( F 3).
192 Асконий. 54—55С.
193 Квинтилиан. Риторические наставления. П. 17.21.


Глава 13. Конституция и публичное уголовное право
611
можно было за вынесение не только оправдательного, но и обвинительного приговора. Более важную роль играло воздействие кодекса поведения римлян высших классов на качество судебной защиты. Предполагалось, что римлянин должен преследовать своих врагов — как частных, так политических, — вне зависимости от своих ораторских дарований, но обвиняемый, естественно, приглашал на роль защитников самых красноречивых и влиятельных своих друзей. Так, в 56 г. до н. э. трибуниция Публия Сестия обвинял в насильственных действиях (de vi) Марк Туллий Альби- нован, подставное лицо, а защищали Гортензий и Цицерон, лучшие адвокаты своего времени, а также Марк Красе. Позднее, в том же году, Марка Целия обвинили в насильственных действиях семнадцатилетний юноша, который вел с ним семейную вендетту, и два ничтожных человека; Целий же, сам оратор не из последних, позвал на помощь Цицерона и Красса.
В третьих, не существовало правил доказательства. Мы уже видели, что такое положение дел можно было использовать в интересах справедливости, чтобы добиться разоблачения злодейств, но опытный оратор мог воспользоваться им, чтобы вызвать у слушателей предубеждение, не имеющее отношения к делу. Например, в речи «В защиту Клуенция» Цицерон обыграл неестественную ненависть Сассии (женщины, стоявшей за обвинением Авла Клуенция) к собственному сыну и якобы совершенные ею в прошлом убийства*  190 * * * 194. Даже если эта история правдива, она не имеет практически никакого отношения к обвинениям, выдвинутым против Клуенция. Таким образом, преимущество получал обладатель более выдающегося ораторского таланта, будь то обвинитель или защитник.
Наконец, как мы уже отмечали, система раздельных судов была неуклюжей и неудобной, как и система заранее установленных наказаний (если не считать оценки ущерба (litis aestimatio) в судах по делам о вымогательствах (repetundae) и казнокрадстве (peculatus)). Несомненно, присяжные испытывали соблазн оправдать подсудимого при наличии смягчающих обстоятельств, если альтернативой в случае осуждения являлось изгнание; третья возможность — вердикт «Неясно» («Non Liquet») — позволяла обойти эту проблему, но такие вердикты, видимо, никогда не поощрялись законодателями, а в 70 г. до н. э., вероятно, были упразднены Аврелиевым законом195.
В конце концов рассудительные римляне осознали, по крайней мере частично, указанные недостатки судебной системы: об этом свидетельствует не только постепенная замена судебных комиссий (quaestiones) юрис¬
194 	О неестественной ненависти к сыну см.: Цицерон. В защиту Клуенция. 17—18, 192— 195; о прошлых убийствах см.: Цицерон. В защиту Клуенция. 11—17.
190 Цицерон (В защиту Клуенция. 76), рассказывая в 66 г. до н. э. о процессе Оппиани-
ка, состоявшемся в 74 г. до н. э., говорит, что некоторые присяжные «в соответствии с тем
старым порядком судопроизводства» («ex vetere illa disciplina iudiciorum»), проголосовали
на том процессе «Неясно» («Non Liquet»). Это последнее упоминание о вердикте «N.L.»,
поэтому вероятно, что в 70 г. до н. э. его отменил Аврелиев закон. Однако такой вердикт
не одобрялся уже в гракханском законе о вымогательствах (Bruns'. Nq 10: стк. 48).


612
Часть Π
дикцией префекта города (praefectus urbi) в эпоху Принципата, но и развитие других форм уголовной юрисдикции, по крайней мере, той, что предполагала в некоторых случаях активное участие магистрата в расследовании196. Таким образом, главные недостатки судебных комиссий были хотя бы отчасти исправлены. Однако их самым долговечным наследием стало учреждавшее их законодательство: эти статуты, принятые прежде всего Суллой, Цезарем и Августом, легли в основу правоведческо- го анализа преступлений, против которых они были направлены, и сохраняли влияние везде, где имело влияние римское право.
196 Судебные дела разбирал сам принцепс; делал это и сенат.


Глава 14
Дж.-А. Крук
РАЗВИТИЕ РИМСКОГО ЧАСТНОГО ПРАВА
I
Право многогранно, и в историческом повествовании ни одну из его граней нельзя игнорировать. Право можно рассматривать как набор правил поведения, подкрепленных санкциями, как инструмент социальной инженерии, как механизм разрешения споров или как способ аргументации и образ мышления. В каждый момент времени оно может быть созвучно желаниям и обычаям общества или дисгармонировать с ними, и по одному только праву нельзя судить обо всех нормах поведения в обществе, ибо всегда существуют не менее, а то и более сильные социальные и экономические ограничения, и в полной мере понять право можно только во взаимосвязи с ними.
Данная глава посвящена частному праву1. При проведении границы между этой и другими категориями права могут возникать понятийные затруднения, но для целей данной главы достаточно иметь общее представление о различии между современным частным правом (которое английские юристы называют гражданским) и уголовным правом2. Суды, куда люди приходили с частными исками, отличались от тех, что описаны в предыдущей главе, и это позволяет провести границу на практике, но бывали и двойственные и пограничные случаи. Конечной точкой повествования в общем и целом служит смерть Цицерона; что касается начальной точки, то рассмотрение частного права ограничится его развитием после
1 Определения латинских терминов, приведенные без достаточно полного учета их контекста, см.: Berger 1953 (F 23). «Tolowicz» далее означает ссылку на работу: Tolowicz, Nicholas 1972 (F 85)
2 См., напр., изложение Клауда в гл. 13 наст, изд., с. 580. Следует отметить одно важное отличие: в Риме кража относилась к области частного, а не уголовного права.


614
Часть Π
издания Законов XII таблиц, но о периоде до окончания Ганнибаловой войны трудно утверждать что-то определенное3.
Если не говорить о методе экстраполяции «классического» права эпохи Принципата на более ранние времена, — о методе, который, несмотря на свои очевидные недостатки, остается незаменимым4, — свидетельства о республиканском частном праве содержатся в основном не в юридических текстах: сохранилось сравнительно мало устных или письменных высказываний республиканских юристов. Необходимо особо упомянуть одну более позднюю работу5 — сохранившийся в «Дигестах» Юстиниана длинный фрагмент «Однотомного пособия» (liber singularis enchiridii) юриста Помпония, написанного в середине П в. н. э.6. Этот пассаж делится на три части: первые две посвящены развитию того, что мы назвали бы «источниками права», и юрисдикционных магистратур, о большинстве из которых имеются куда более подробные источники. Но третья часть — это исторический перечень великих юристов, который представляет собой уникальное свидетельство. Определенное значение имеют несколько республиканских надписей7, в остальном приходится обращаться к литературе более общего характера. Плавт и Теренций дают свидетельства, позволяющие датировать некоторые правовые учреждения;8 в сельскохозяйственных трактатах Катона и Варрона содержатся упоминания о типовых контрактах;9 Валерий Максим и антиквары Авл Геллий и Фест приводят дефиниции и любопытные случаи; но самым главным источником служит Цицерон: почти все жанры, в которых он творил, дают нам важные сведения о развитии юриспруденции10.
Существует важное различие между, так сказать, «материальным правом», то есть нормами, устанавливающими права и обязанности людей, и «процессуальным», или «исковым», правом, определяющим процедуру, в соответствии с которой люди могут воззвать к закону, чтобы их права и обязанности воплотились на практике. Второе не менее важно, чем первое,
3 Такое определение конечной точки произвольно исключает из рассмотрения Треба- ция Тесту и Марка Антистия Лабеона — юристов, деятельность которых относится в основном к периоду триумвирата и правлению Августа. В целом о развитии частного права после издания Законов ХП таблиц см.: Jolowicz: 191—304. Начальная точка исключает «пон- тификальный период» юриспруденции, см.: Schulz 1953 (F 268): 5—32; WolfJ.G. 1985 (F 318); Wieacker 1988 (F 171): 310-340.
4 Попытки отделить «доклассическое» право от «классического» см. прежде всего в работах: Watson (F 294; F 295; F 297; F 299; F 300): по всему тексту.
0 А также, конечно, «Институции» Гая, в которых содержатся исторические сведения о «законных исках» (legis actiones, легисакции) и различных статутах.
6 Дигесты. 1.2.2. См.: Bretone 1971 (F 190): 111—135; Nörr 1976 (F 250): прежде всего 512 слл.; Schiller 1978 (F 264): 119.
7 См. «Избранные неюридические источники...» на с. 649. Ирнитанская таблица (Tabula Imitana) датируется более поздним временем, но позволяет сделать некоторые обоснованные выводы о Поздней республике.
8 Впрочем, данные свидетельства трудно оценить, поскольку указанные авторы могут излагать и греческие законы. О критериях оценки см.: Watson 1965 (F 294): 46—47; di Salvo 1979 (F 261): 24-28.
9 См. «Избранные неюридические источники...» на с. 649.
10 См. «Избранные неюридические источники...» на с. 649.


Глава 14. Развитие римского частного права
615
и для римского республиканского права характерно, что материальное право развивалось в основном за счет подвижек в процессуальном.
В Риме материальное право состояло не только из статутов, то есть законов (leges) и плебисцитов (plebiscita). Источниками права, то есть документами, создающими правовые нормы, считались также «постановления сената» («senatus consulta»)11 и эдикты преторов и курульных эдилов, а некоторые из самых базовых норм, например семейное право отцовской власти (patria potestas) и всё, что с ней связано, не основывались на каких- то конкретных постановлениях, а просто являлись частью права (ius), иными словами, включались в древнюю «структуру римской правовой жизни»12. У римлян не существовало правового кодекса; хоть они и относились с почтением к XII таблицам, однако даже составители последних, вероятно, не задумывали их как полноценный кодекс, и ни эти, ни какие- либо иные правовые установления никогда не считались настолько укоренившимися, чтобы их невозможно было изменить13. Однако в эпоху Республики статутов частного права было мало (хотя некоторые из них имели важное значение14), да и постановления сената не использовались тогда для создания норм частного права, поэтому главным двигателем его развития являлась власть городского претора (praetor urbanus) и претора по делам иноземцев (praetor peregrinus), а в одной специфической области (торговое право) — власть курульных эдилов. Эти магистраты не имели полномочий творить гражданское право (ius civile), закрепленное в древних нормах — Законах ХП таблиц и процессуальной системе, известной как легисакции. Но преторы руководили судами и обладали империем, исполнительной властью; они принимали иски к рассмотрению или отклоняли их, устанавливали запреты и процессуальные требования, одним предоставляли право владения имущества, а другим запрещали на него посягать, восстанавливали законный статус-кво, если кто-то становился жертвой обмана, и таким образом, используя средства судебной защиты, постепенно создавали новое материальное право. Папиниан пишет, что преторское право (ius praetorium), или почётное право (ius honorarium), было введено «для содействия гражданскому праву или для его дополнения или исправления»15. Разделение этого процесса на этапы вызывает у исследователей много споров16, но в рассматриваемый период он приобрел
11 Современные исследователи обычно считают постановления сената просто рекомендациями для магистратов, но см.: Crifo 1968 (F 40); противоположное мнение см.: Watson 1974 (F 304): гл. 2.
12 Такое выражение использовано в: Horak 1969 (F 214): 117, что позволяет избежать термина «обычай» и споров о его значении, о чем см.: Norr 1972 (F 249); Schiller 1978 (F 264): 253 слл. О понятии «ius» см.: Kaser 1973 (F 221): 527.
13 С этим не согласны: Ferenczy 1970 (F 50); Ducos 1984 (F 201): 178—182. См.: Pugliese 1951 (F 258).
14 Некоторые из наиболее значимых перечислены в «Хронологических указаниях...» на с. 650-654.
ь Дигесты. 1.1.7.1.
16 	В целом о «почётном праве» («ius honorarium») см.: Jolowicz: 97—101; Kaser 1984 (F 223); von Lubtow 1983 (F 237). Келли доказывает, что с 200 г. до н. э. до принятия Эбу-


616
Часть Π
важное значение; к концу этого периода «почётное право» («ius honorarium») считалось особым и отдельным корпусом права17, достаточно прочно сложившимся, чтобы стать предметом письменных комментариев, которые ранее составлялись лишь к гражданскому праву (ius civile).
Второй характерной особенностью рассматриваемого периода, отчасти связанной с первой, стало быстрое развитие юриспруденции. Структура римского общества (в отличие, например, от афинского) всегда оставляла место для ученых консультантов по вопросам права — правоведов (iuris- prudentes) или юрисконсультов (iuris consulti). В древние времена эту роль играли понтифики; в Средней республике она приобрела светский характер, хотя по-прежнему многие юристы являлись понтификами. Юрисконсульты выступали в судах от имени других людей (agere), составляли черновики правовых документов (cavere) и публично высказывали собственное мнение по правовым вопросам для всех, кто обращался к ним (respondere)18, то есть для преторов, судей, рассматривавших конкретные дела, и тяжущихся; слушать юрисконсультов мог любой человек, желавший изучать право.
В Риме не существовало коллегии профессиональных судей: и преторы, и лица, выступавшие судьями в конкретных делах, и адвокаты, в сущности, были дилетантами; сама юриспруденция тоже не была профессией в общепринятом современном смысле слова, а являлась чем-то вроде хобби некоторых представителей правящего класса: если этим хобби они занимались достаточно серьезно, то их мнение по вопросам права приобретало большой вес. Преторы, несомненно, имели право составлять свои эдикты без помощи юристов, как явно поступал Веррес; с другой стороны, один и тот же человек иногда мог исполнять роль претора (или судьи, iudex) и правоведа. Во всяком случае, вероятно, именно правоведы изобрели большинство нововведений, воплощенных преторами в жизнь:19 римское право, как и английское, было «правом юристов».
Концепция возрастания ролевой дифференциации по мере развития общества хорошо описывает усиление специализации римских правовых ролей. Ближе к концу Республики юриспруденция и занятие высших должностей начали расходиться; равным образом правоведы перестали
циева закона продолжался «век законов», за которым последовал «век эдиктов», см.: Kelly 1966 (F 225); Уотсон не согласен с ним, см.: Watson 1974 (F 304): гл. 3. Берендс в рецензии на книгу Уотсона отстаивает мнение, что расцвет эдиктов начался примерно с 100 г. до н. э., а до этого развитие происходило за счет «судов доброй совести» («bonae fidei iudicia»), см.: Behrends // ZSS 92 (1975): 297—308 (на с. 304). Фрайер доказывает, что Корнелиев закон, принятый в 67 г. до н. э., постепенно положил конец «периоду эдиктов», за которым последовал «период юристов», см.: Frier 1983 (F 204).
17 Цицерон. Против Берреса. П. 1.109: «годичный закон» («lex annua»).
18 Впрочем, Канчелли отрицает это трехчасшое деление, см.: Cancelli 1971 (F 194).
19 См.: Цицерон. 06обязанностях. Ш.65 («правоведы назначили пеню даже за умолчание» («a iurisconsultis etiam reticentiae poena est constituta»). Перев. B.O. Горенштейна, с правкой)', Цицерон. 06 ораторе. 1.200 («дом юрисконсульта, бесспорно, служит оракулом для всего общества» («domus iuris consulti totius oraculum civitatis»). Перев. ФА. Петровского); в целом см.: Frier 1985 (F 205).


Глава 14. Развитие рижского частного права
617
заниматься составлением документов (cavere), и эта работа отошла к менее важным лицам. Перестали юрисконсульты и выступать в судах (agere), поскольку под влиянием греческой риторики эта деятельность стала более специализированной и занялись ею другие люди, вроде Цицерона20, а также в силу того, что благодаря росту числа постоянных судов (quaestiones) адвокатская практика получила огромное развитие21. Тем самым юридическая «профессия» превратилась в две «профессии» (не следует забывать, что адвокатура оставалась важнейшим компонентом законного порядка).
II
Далее неизбежно следует краткий очерк главных институтов частного права по состоянию на конец рассматриваемого периода22. В разделе Ш данной главы будет предпринята попытка рассмотреть некоторые из путей, приведших право к этому положению.
1. 	Право лиц
В праве лиц23 можно выделить три направления: «свобода» (libertas), «гражданство» (civitas) и «семья» (familia); эти понятия были укоренены в римском обществе.
СВОБОДА (libertas). Все люди делились на свободных и рабов. В раннем Риме рабы, по-видимому, являлись скромными слугами, а не движимым имуществом (как на закате Республики), но римские завоевания сопровождались массовым ввозом рабов и содействовали понижению их статуса и превращению их в собственность; как бы то ни было, в эпоху Поздней республики раб представлял собой парадоксальную правовую комбинацию: он одновременно являлся и вещью (res), то есть имуществом, находящимся в собственности (dominium), и лицом, пребывающим под властью (potestas). Рабов покупали и продавали, закладывали, отправляли на работу, в том числе опасную или унизительную, на пытку и на смерть; рабы не имели прав, а обязанности несли только перед своим хозяином (dominus). Однако убийство чужого раба считалось именно убийством, а не только
20 О деле Курия («causa Curiana»), в котором один адвокат, Сцевола, был «красноре- чивейшим из всех правоведов» («iuris peritorum eloquentissimus»), а второй, Луций Красе, — «искушеннейшим в праве из всех ораторов» («eloquentium iuris peritissimus»), см. сноску 128 наст. гл. Цицерон (Топика. 51) сообщает, что юрист Аквилий Галл говорил о вопросах, связанных с фактами: «Это относится не к праву, но к Цицерону!» («nihil hoc ad ius: ad Ciceronem»). Перев. EA. Кузнецова).
21 Цицерон. Брут. 106.
22 Нормы частного права будут рассматриваться в том «институциональном» порядке, в каком они изложены в «Институциях» Гая, хотя в республиканский период ни эта, ни какая-либо иная система еще не стала канонической. См.: Stein 1983 (F 275).
23 В целом см.: Watson 1967 (F 295).


618
Часть Π
«причинением ущерба имуществу»;24 поскольку раб способен был играть в обществе много различных ролей, которые его владельцы не желали брать лично на себя, были разработаны правовые механизмы, позволявшие использовать раба (или рабыню) в этих ролях. Владельцы (domini) могли освобождать своих рабов25 либо посредством прижизненных распоряжений (включая их в списки граждан во время ценза или освобождая «с помощью жезла» (vindicta) перед магистратом), либо в завещании26. Раб, освобожденный таким образом, становился римским гражданином (civis Romanus), хотя и являлся вольноотпущенником (libertinus), на которого возлагались обязанности, неисполнение каковых давало основания для судебного иска перед претором27, а именно: послушание (obsequium) по отношению к освободившему его хозяину и его детям (liberi)28, дневные отработки (operae), если они были обещаны в уплату за свободу, и автоматическое право бьюшего хозяина и его детей (liberi) наследовать часть имущества вольноотпущенника, умершего без потомков.
ГРАЖДАНСТВО (civitas). «Римские граждане» (cives Romani) представляли собой единственную группу лиц, к которой применялось римское право, если только сами римляне не принимали решение предоставить его другим лицам. Большинство свободных людей в орбите римского мира всё еще составляли иноземцы (peregrini), то есть неграждане29, хотя после 49 г. до н. э. все италийцы, по крайней мере, являлись римскими гражданами. Во времена Цицерона еще существовали разделы римского права, не распространявшиеся на иноземцев. За ними не признавалась ни власть собственника (dominium), ни власть отца семейства (potestas), они не могли владеть римской землей и наследовать имущество римлян, а гражданство могли получить только в силу государственного акта, то есть, например, иноземец не мог быть усыновлен римским гражданином. Это отражалось и на детях от смешанных браков, которые не признавались законными браками (iustae nuptae), имеющими полную силу в рамках римского права: если один из родителей являлся иноземцем, то и их ребенок оказывался иноземцем30. А вот всё римское торговое право распространялось на ино-
24 Дигесты. 48.8.1.2 — здесь изложен Корнелиев закон 81 г. до н. э.
25 В целом см.: Fabre 1981 (G 65). Хозяева конечно же могли потребовать от рабов плату.
26 Если завещательное освобождение раба требовало выполнения каких-то условий, например, «если он передаст моему наследнику верные отчеты», то до их выполнения раб назывался статулибером (statuliber); в республиканское время этот статус вызывал много споров, см.: Watson 1967 (F 295): гл. 17.
27 Watson 1967 (F 295): 227-236.
28 Понятие «liberi» включало только детей бывшего хозяина (хозяйки), но не его (ее) наследников, если они были посторонними.
29 О латинах, праве брака (conubium) и праве торговли (commercium) в целом см.: Jolowicz: 58—62.
30 Данную норму установил Минициев закон, датировка которого неизвестна; вероятно, он был принят до Союзнической войны; иное мнение см.: Watson 1967 (F 295): 27 при- меч. 4. До его принятия ребенок римской гражданки и иноземца, не имеющего права брака (conubium), являлся римским гражданином. См.: Luras chi 1976 (F 238).


Глава 14. Развитие римского частного права
619
земдев, которые могли обращаться в римские суды и подпадали под действие римского права, регулировавшего деликты (гражданские правонарушения), причем для рассмотрения таких дел иногда использовалась юридическая фикция, в рамках которой иноземцы рассматривались как граждане.
СЕМЬЯ (familia). «Семья» — это расплывчатое понятие; в зависимости от контекста у римлян, как и у нас, оно могло означать различные группы, более или менее узкие. Но главным значением этого слова в римском праве было агнатическое родство, то есть родство по мужской линии, определяющей чертой которого была «patria potestas» — пожизненная власть старшего предка по мужской линии над всеми его агнатическими потомками31. Она включала право предать подвластного смерти32. Лица, находившиеся под властью («in potestate»), то есть «сыновья семейства» и «дочери семейства» (filii и filiae familas), не могли ничем владеть, а все их приобретения автоматически поступали в собственность отца семейства (pater familias). Он мог по своей воле заключать и расторгать браки подвластных ему детей. При желании он мог освободить их от своей власти, совершив эманципацию (emancipatio); сохранившихся свидетельств недостаточно, чтобы определить, насколько распространена была эманципа- ция взрослых и состоявших в браке детей, во всяком случае, совершалась она не всегда; имеются упоминания об использовании эманципации в качестве наказания33. Во всяком случае, не во всех сферах жизни преобладала агнатическая структура. Возможно, это был пережиток ушедшей эпохи, когда преобладали расширенные семьи, но в Поздней республике римляне из высших классов жили в нуклеарных, а не расширенных семьях34. Агнатическое родство определяло отцовскую власть и порядок наследования без завещания, но для других сфер семейной и общественной жизни не меньшее значение имело кровное родство и даже родство через брак35. Агнатическое родство могло расторгаться либо путем эманципации, либо в случае перехода дочери «под руку» мужа (этот институт будет
31 Агнация — это происхождение по мужской линии: человек (мужчина или женщина) состоит в агнатическом родстве со своим отцом, его отцом, своими братьями и сестрами и братьями и сестрами отца, но не со своей матерью и ее родственниками, не со своей женой и ее родственниками, а женщина не имеет агнатического родства и с собственными детьми (если только она не состоит в браке «под рукой» («manus»)). Это правовое, а не кровное родство, поэтому оно может создаваться путем усыновления или принятия «под руку».
32 О том, требовалось ли для совершения такого акта голосование домашнего совета (domesticum consilium), см.: Jolowicz: 119; противоположное мнение см.: Watson 1975 (F 305): 42-44. В целом см.: Harris 1986 (F 212); Y.-Р. Thomas 1984 (F 282).
33 Также есть основания думать, что большинство отцов не доживало до женитьбы своих сыновей, см.: Sailer 1986 (G 220): прежде всего 15.
34 Известно одно или два исключения, которые источники уверенно объясняют бедно- этих семейств. В целом см.: Crook 1967 (F 196); Sailer 1986 (G 220).
3о Так, в домашнем совете (domesticum consilium), где рассматривались проступки Жены, имели право участвовать обе семьи, даже если жена состояла «под рукой» мужа. См. также: Дигесты. 2.8.2.2; 2.4.4.1—2; Закон о вымогательствах [lex repetundarum // FIRA 1:


620
Часть Π
рассмотрен далее) и создаваться путем усыновления, осуществлявшегося в двух формах: адрогации (adrogatio), то есть усыновления лиц, не состоявших под чьей-либо властью36, и ад опции (adoptio), то есть усыновления подвластных лиц. Усыновлять могли только мужчины; в результате этого акта усыновленный поступал под власть усыновителя или отца его семейства.
Даже лица «своего права» («sui iuris»), то есть не состоявшие под чьей- либо властью, могли находиться под опекой (tutela): мальчики — до совершеннолетия, женщины — всю свою жизнь. Изначально цель опеки заключалась в том, чтобы агнаты защитили семейное имущество (и это было в их интересах), но отец семейства мог назначить опекуном своих детей или своей жены, состоящей «под рукой», не агната, а постороннее лицо, и во времена Поздней республики считалось, что опека, по крайней мере отчасти, предназначена для защиты уязвимых37. Часто отмечается противоречие между существованием опеки над женщинами («tutela mulierum») и независимостью некоторых женщин в эпоху Цицерона: опека быстро стала беззубой (кроме случаев, когда ее осуществляли агнаты), опекуны могли меняться по желанию женщины и т. д.
Аномальное положение дел, когда взрослые люди, находящиеся под властью отца семейства, не могли владеть имуществом или заключать сделки, смягчал институт пекулия (peculium), доступный, кстати, не только сыновьям и дочерям семейства, но и рабам. С разрешения отца семейства (paterfamilias) или господина (dominus) они могли иметь средства, считавшиеся их особым фондом, и распоряжаться ими в собственных интересах. В состав пекулия могло входить любое имущество: земля, рабы, деньги. Однако отец семейства или хозяин раба не обязан был давать разрешение на создание такого фонда, и неясно, насколько часто сыновья и дочери семейства имели пекулий, хотя, насколько нам известно, лишь таким способом женатый сын мог управлять собственным нуклеар- ным домохозяйством или оплачивать себе политическую карьеру (впрочем, к этому времени многие уже становились лицами «своего права»).
Римляне были строго моногамны и высоко чтили брак, хотя и не считали его священным, поэтому можно было как вступить в брак, так и расторгнуть его без всяких правовых затруднений. В раннем Риме брак обычно (а изначально, скорее всего, всегда) сопровождался переходом «под руку» (manus): женщина покидала собственную агнатическую семью и входила в агнатическую семью своего мужа. Этот институт был схож с усыновлением, с той лишь разницей, что постоянное сожительство создавало его даже без каких-либо формальностей. Но уже Законы ХП таблиц позволяли жене избегать автоматического перехода «под руку» мужа: для
No 7): стк. 20; Дигесты. 47.10.5.предисл. Этому вопросу посвящена немалая часть работы: Dixon 1985 (G 57); а также: Salier 1986 (G 220).
36 О некоторых критериях, применявшихся при адрогации, см.: Цицерон. О своем доме. 34—38 (хотя оратор здесь может умышленно искажать картину), с комментарием: Watson 1967 (F 295): 82-88.
37 Так считает Уотсон, см.: Watson 1967 (F 295): гл. 9.


Глава 14. Развитие римского частного права
621
этого она должна была в течение года провести три ночи вне его дома; а если замужняя женщина не переходила «под руку» мужа, то оставалась членом своей родной семейной группы. (Данное различие было правовым, а не топографическим: в обоих случаях муж и жена создавали в новом доме собственное супружеское домохозяйство и нуклеарную семью.) В Поздней республике брак с переходом «под руку» заключался реже, хотя слишком смело было бы утверждать, что мы знаем, насколько реже он встречался по сравнению с другими формами брака38. Что же касается распространенного представления о взаимосвязи между «свободным» браком (который напрасно так именуют) и предполагаемой эмансипацией женщин в эту эпоху39, то следует помнить, что многие женщины, особенно в первом браке, оставались под властью своего отца семейства.
Если женщина «своего права» («sui iuris»), владеющая имуществом, переходила «под руку» супруга, то тем самым она передавала это имущество своей новой агнатической семье (хотя во времена Цицерона оно считалось приданым, что в случае прекращения брака влекло за собой соответствующие последствия). Если же она не переходила «под руку» мужа, то имущество оставалось в ее собственности. Общности имущества супругов не существовало, а дарение между ними законом не признавалось. В зажиточных классах приданое считалось социальной нормой40. На протяжении брака им владел муж (или его отец семейства), и в обществе ожидалось, что муж обеспечит жене уровень жизни, соответствующий доходу от приданого. Если брак расторгался, то разводившиеся могли заключать любые сделки относительно судьбы приданого, какие только позволяло их социальное положение, но в отсутствие таких договоренностей вступали в силу определенные правовые нормы, главная цель которых состояла в том, чтобы обеспечить женщине средства к существованию.
В раннем Риме передача имущества по наследству могла происходить чисто автоматически, но уже во время создания Законов ХП таблиц можно было составлять завещания41, и задолго до Цицерона отец семейства имел величайшую власть — полную свободу (в рамках закона) распоряжаться семейным имуществом в своем завещании. В Риме ожидалось, что человек должен составить завещание42, но наследование по закону по- прежнему имело важное значение, поскольку оно происходило не только в случае отсутствия завещания, но и в случае, если завещание по каким-то причинам признавалось недействительным. Автоматическое наследование по закону регулировалось древними нормами, имевшими строго агнатиче-
38 Вопреки мнению: Watson 1967 (F 295): 19—23. Браки с переходом «под руку» по- прежнему упоминаются в источниках без малейшего намека на их необычность — так вышла замуж мать Клуенция, см.: Цицерон. В защиту Клуенция. 45. См. также: Катулл 68.119—124; Надгробная речь на похоронах римской матроны // FIRA Ш: № 69, стк. 13—16.
39 См. об этом: Gratwick 1984 (С 108); Gardner 1986 (F 207): гл. 12.
40 В рассматриваемый период приданое всегда давалось за невестой.
41 См.: Watson 1975 (F 305): гл. 5; Magdelain 1983 (F 240).
42 См.: Crook 1973 ( F 198).


622
Часть Π
ский характер: первоочередное право на имущество имели «свои наследники» («sui heredes»);43 если таковых не было, то наследовали агнаты покойного ближайшей степени родства; если и таковых не оказывалось, то имущество переходило к роду (gens) покойного44. Таким образом, от наследования отстранялись все дети, вышедшие из-под отцовской власти, все когнаты и супруг (или супруга); а женщины, не имевшие отцовской власти (potestas), не имели и «своих наследников», и их дети не являлись для них агнатами (если только их мать не перешла «под руку» отца), поэтому в случае отсутствия завещания не могли им наследовать. Общество ощущало, что наследование по закону отстраняет от имущества слишком многих людей, а наследование по завещанию, наоборот, слишком многих людей к нему допускает: например, отец семейства имел право лишить наследства всех своих детей и отказать его своему другу или политическому покровителю. Поэтому в эпоху Цицерона многие нормы были изменены посредством инструментов преторского права (ius honorarium). Когда кто- либо притязал на наследство, претор разрешал ему вступить во владение имуществом (bonorum possessio), а если другой претендент считал, что имеет больше прав на наследство, то должен был подать иск (hereditatis petitio) против нового владельца. Новация состояла в том, что в случае отсутствия завещания преторы начали предоставлять владение имуществом, руководствуясь списком, составленным ими самими: сперва всем детям, как находившимся под властью отца, так и не находившимся; если таковых не было, то агнатам всех степеней родства после первой; если и таковых не оказывалось, то когнатам; и, наконец, даже супругам, которые, таким образом, стали наследовать друг за другом («inter se»). Сперва такое разрешение имело лишь временный характер («без вещи», «sine re»), то есть если появлялся человек, имевший право на наследование по старой гражданской норме, то претор не мог отказать ему в иске45 (хотя если таковой не появлялся, то владелец сохранял за собой имущество). Однако настал момент, когда преторы начали предоставлять владение имуществом «с вещью» («bonorum possessio cum re»), то есть отклонять иск претендента, имевшего право наследования согласно гражданской норме, поданный против владельца, избранного претором; видимо, этот переломный момент наступил только в самом конце рассматриваемого здесь периода (хотя для имущества вольноотпущенников, возможно, и раньше)46. Также и в случаях, когда завещание существовало, преторы начали предо¬
43 Имеются в виду лица обоего пола, находившиеся под властью (potestas) или «под рукой» (manus) покойного на момент его кончины и ставшие с его смертью лицами «своего права» («sui iuris»).
44 То есть к большой агнатической группе, по отношению к которой семья являлась лишь ветвью. О том, что родовое наследование по-прежнему существовало во времена Цицерона, см.: Watson 1971 (F 300): 180—181.
45 Впрочем, выданное разрешение на владение имуществом, вероятно, в дальнейшем всё-таки исключало переход этого имущества к роду (gens), иначе такое разрешение не имело бы смысла.
46 См.: Jolowicz: 253-254; Watson 1971 (F 300): 183.


Глава 14. Развитие римского частного права
623
ставлять владение имуществом «против завещания», то есть лицам, не упомянутым в завещании; и даже если завещатель прямо лишал кого-либо наследства, в Поздней республике преторы стали принимать «жалобы на завещания, нарушавшие долг» («querela inofficiosi testament»), то есть иски родственников, заявлявших, что их несправедливо лишили наследства, против одного или нескольких «названных наследников». Это было серьезное посягательство на власть отца семейства.
В Риме существовало важное различие между наследством и завещательным отказом: имущество переходило к наследнику, но при этом было обременено завещательными отказами. Юристы вели большие споры по поводу того, что должно включаться в такое наследство, как, скажем «мое хозяйство со всем инвентарем» или «домашние пожитки»; но самую сложную правовую проблему представляли случаи, когда имущество было настолько сильно обременено завещательными отказами, что наследникам не оставалось почти ничего и принимать наследство не имело смысла — а если они от него отказывались, то всё завещание, включая отказы, теряло силу. Не слишком успешной попыткой разрешить эту коллизию стал Фальцидиев закон, принятый в 40 г. до н. э.: он гарантировал наследникам не менее четверти наследуемого имущества.
В случае отсутствия завещания женщины, в принципе, наследовали в том же порядке, что и мужчины, но в наследовании по завещанию возникла асимметрия: Вокониев закон, принятый в 169 г. до н. э., запретил представителям высшего цензового класса назначать наследницами женщин. (Этот закон продолжал сохранять силу в правление Августа, но в эпоху Поздней республики были придуманы различные пути его обхода, а когда прекратились цензы, он практически перестал применяться.) Затем, по аналогии с Вокониевым законом, ограничение было введено для женщин и в случае наследования без завещания: в классе «агнаты ближайшей ступени» наследовать могли только сестры покойного. Одна процедура, возможно, зародилась как средство обойти Вокониев закон; это «доверительное наследование» (фидеикомисс, «fideicommissum hereditatis»): завещатель оставлял имущество лицу, имевшему право его принять, и просил, чтобы получатель добросовестно передал это имущество кому-то другому, то есть дочери или иноземцу, которые не вправе были бы принять наследство напрямую. Во времена Цицерона фидеикомисс еще не пользовался исковой защитой против доверенного лица, и отдельные неразборчивые люди охотно принимали имущество и игнорировали поручение, тем более что при этом они имели возможность представить себя как защитников закона47.
Распространенное представление о том, что в эпоху Республики женщины не имели права составлять завещания, ошибочно. Для этого им требовалось подвергнуться формальному «умалению правоспособности»
47 	Предостерегающие рассказы см.: Цицерон. Против Берреса. П. 1.123—124; Цицерон. О пределах блага и зла. П.55, с комментариями: Watson 1971 (F 300): 35—39.


624
Часть Π
(«capitis deminutio»)47a и получить согласие своего опекуна (tutor), но нет оснований считать, что это представляло непреодолимые сложности; женщины определенно завещали имущество, особенно матери — своим дочерям. В римском обществе женщины имели и богатство, и власть, проистекавшую из права им распоряжаться.
2. 	Имущественное право
Имущественное право включает в себя нормы, регулирующие собственность и другие права на недвижимое и движимое имущество (res)48. В римском праве имелось абстрактное и всеобъемлющее понятие собственности — «собственность по квиритскому праву» («dominium ex iure Quiri- tum»);49 ему соответствует английское понятие «title». Таким правом собственности могли обладать только римские граждане («cives Romani»). Об абстрактности этого понятия свидетельствует полное отсутствие взаимосвязи между ним и владением (possessio), то есть законным контролем: лица, не являвшиеся собственниками, могли законно владеть чем-либо, а в некоторых случаях даже сохранять за собой это имущество, несмотря на притязания собственника50. Но даже понятие владения (possessio) имело абстрактную составляющую: оно не было равнозначно законному распоряжению каким-либо имуществом; так, например, арендатор земли не имел даже права владения (possessio) ею, но — лишь право держания (detentio), то есть не обладал каким-либо имущественным правом («ius in rem»). Естественно, передать другому лицу право собственности не мог тот, кто сам не обладал им. В некоторых случаях передача права собственности тоже требовала формального акта. Существовало древнее различие между манципируемыми вещами («res mancipi»: земля, рабы, некоторый скот и «сервитуты сельских поместий») и неманципируемыми вещами («res nec mancipi»: всё остальное имущество): право собственности на ман- ципируемые вещи могло передаваться только с помощью одного из двух формальных актов: манципации (mancipatio) либо судебной уступки («in iure cessio»); переход права собственности на другие вещи совершался просто при их передаче, при условии существования для этого согласованного и законного основания (causa), такой как продажа, подарок или предоставление приданого. Эти различия и связанные с ними ограничения были весьма прочными. Отчасти их смягчил принцип приобретения по праву давности (usucapio), согласно которому законное владение (possessio) иму-
47а В данном случае под «умалением правоспособности» понимается эманципация, т. е. освобождение от власти отца семейства, сопровождавшееся разрывом агнатических связей и утратой прав наследования. Традиционно в ходе данной процедуры освобождаемый человек формально трижды продавался в рабство. — О Л.
48 В целом см.: Watson 1968 (F 297).
49 По поводу мнения Казера о том, что в раннем Риме содержание этого понятия было иным, см.: Jolowicz: 142, а также приведенные в этой работе ссылки. Пересмотренное мнение Казера см.: Kaser 1985 (F 224).
50 Для защиты владения как такового, независимо от права собственности, претором издавались «интердикты о владении», см.: Jolowicz: 259—263.


Глава 14. Развитие римского частного права
62 5
ществом непрерывно в течение двух лет (для земли) или одного года (для остальных вещей) автоматически давало право собственности на него. Преторы учредили важную разновидность исков — Публициев иск («actio Publiciana»), который мог подать человек, лишенный владения до истечения срока приобретательной давности (и не имеющий возможности судиться за него как собственник, поскольку еще не стал собственником); такой иск предполагал фикцию, подразумевавшую, что приобретение собственности по праву давности уже состоялось. Обычно считается, что Публициев иск существовал уже в Поздней республике, хотя недавно были высказаны сомнения по этому поводу51.
Для сельского хозяйства особенно важное значение имели «сервитуты», являвшиеся, таким образом, древним правовым институтом: собственник мог уступить часть прав на свое имущество владельцу соседнего участка. Сюда включались, например, право прохода и водопользования, а в городе — право на беспрепятственный доступ дневного света52. Некоторые сходные права не зависели от существования сервитута, но ими обладало всякое лицо, оказавшееся в соответствующем соседстве, особенно право требовать от соседа отведения его паводковых вод или поддержания его строений в надлежащем состоянии, чтобы они не нанесли ущерб чужой собственности.
Еще одним неполным правом на чужую собственность был узуфрукт, личное право использовать и брать себе плоды (fructus) чего-либо, находящегося в чужой собственности, сроком на несколько лет, часто — пожизненно. Часто высказывается предположение, что узуфрукт возник как обеспечение для вдов: дети наследуют имущество, но вдова получает с него плоды.
«Вещественное обеспечение долга» (то есть залог движимого или недвижимого имущества), которое тоже является правом на чужую вещь, в эпоху Поздней республики уже было хорошо развито, хотя, в отличие от современной экономики, главной целью таких сделок не являлось получение заёмного капитала для коммерческой деятельности. Залог существовал в двух формах: fiducia, когда кредитор получал полное право собственности на вещь с обязательством ее вернуть (после выплаты долга. — О.Л.), и pignus, когда кредитор получал только право владения (possessio); впрочем, уже в сельскохозяйственных контрактах Катона встречается право залогового удержания (такая форма залога предполагает, что кредитор вообще не владеет объектом залога, но имеет право завладеть им, если долг не будет выплачен), хотя большие споры вызывает вопрос о том, появились ли уже в столь раннее время стандартный интердикт и исковая защита для права залогового удержания, существовавшие затем в классическом праве53.
01 См.: Watson 1968 (F 297): 104—107; Jolowicz: 265 и примеч. 4; Frier 1983 (F 204): 229 и примеч. 34.
52 Сервитуты были не просто предусмотренными договором разрешениями, а относились к категории имущественных прав («in rem»). В целом см.: Grosso 1972 (F 210).
03 См.: Jolowicz: 304.


626
Часть Π
3. 	Обязательственное право
Римские юристы делили обязательства (obligationes)54 на возникающие из контрактов и возникающие из деликтов.
Римское договорное право занимает большое место в современных работах — пожалуй, непропорционально большое55, — поскольку представляет интерес для сравнения. В рассматриваемый в данной главе период самое главное изменение в договорном праве сводилось к следующему. Старинный римский устный контракт, стипуляция (stipulatio) (сводившийся к формуле «“Обещаешь ли X?” — “Обещаю”»), отличался восхитительной гибкостью и мог применяться практически в любой законной сделке, но был односторонним (то есть создавал обязательства только для одной стороны — той, что давала обещание), требовал реального произнесения формулы и, следовательно, одновременного присутствия обеих сторон и являлся сделкой строгого права («stricti iuris»), а это означало, что если по поводу данной сделки подавался судебный иск и ее заключение не вызывало сомнений, то судья по этому делу не вправе был принимать во внимание никакие оправдания (например, ошибку, принуждение или договоренность не подавать в суд) и никакие встречные требования, если только претор в виде исключения (exceptio) специально не разрешал выдвигать эти аргументы. Поэтому был изобретен ряд «консенсуальных» контрактов, то есть сделок, заключаемых путем соглашения двух сторон, в каких бы словах оно ни выражалось и где бы ни было достигнуто; такие контракты являлись двусторонними (то есть порождали права и обязанности для обеих сторон) и основанными на «доброй совести» («bonae fidei»), а это означало, что судье (iudex) не требовались особые указания претора, чтобы принимать во внимание все заявления обеих сторон56. К консенсуальным контрактам относились продажа, сдача внаём, товарищество и поручение. Консенсуальная купля-продажа («emptio venditio») существовала по меньшей мере уже в Поздней республике57  *. Существовала и сдача внаём («locatio conductio»), включавшая в себя различные экономические соглашения, которые сегодня странно видеть соседствующими в одной категории: от аренды земли и жилых помещений до приемки вещей в чистку и ремонт и найма рабочих либо прислуги. Правовые дебаты по поводу сдачи внаём велись вокруг вопроса о том, отвечает ли «хранитель» (лицо, у которого находится чужое имущество) за утрату
54 См. в целом: Watson 1965 (F 294).
°5 О сравнительной редкости судебных дел, связанных с договорами, см.: Kelly 1976 (F 227): 84.
56 Существовали также контракты реальные (те), такие как беспроцентный заем и передача на хранение, и литтеральные (litteris), возникавшие из записей в счетных книгах. О литтеральных контрактах см.: Watson 1965 (F 294): гл. 3, с Приложением; Thilo 1980 (F 279): прежде всего 276—318.
57 А возможно, и гораздо раньше, если сельскохозяйственные контракты Катона подразумевают консенсуальную куплю-продажу, но это спорный вопрос. См.: Jolowicz: 288—
291; Watson 1965 (F 294): 40—41; Labruna 1971 (F 230).


Глава 14. Развитие рижского частного права
627
имущества или нанесенный ему ущерб, а также вокруг его обязанности платить ренту. Сделка купли-продажи вызывала у юристов другие споры — о гарантиях беспрепятственного владения купленной вещью и о выявлении в ней скрытых дефектов, то есть о том, каким путем приобретатель может получить возмещение, если подлинный полноправный собственник (dominus), о котором приобретателя никто не предупредил, вдруг решил изъять у него купленное имущество? Считать ли нарушением контракта сокрытие продавцом сведений об известных ему дефектах товара?58 Курульные эдилы в своем эдикте применяли очень жесткую норму, согласно которой работорговцы (а немного позднее и торговцы скотом) обязаны были публично гарантировать отсутствие у рабов определенных изъянов, а в случае, если такой изъян обнаруживался (даже если торговец не знал о нем), вернуть деньги покупателю. Эдикт применялся только к сделкам, заключаемым на рынке; позднее он приобрел общее действие, но вряд ли это произошло в рассматриваемый здесь период59. Много споров, естественно, вызывал вопрос о том, что относить к дефектам, а что не относить.
Товарищество (societas), как считается, возникло в раннем Риме как институт правовых взаимоотношений между «своими наследниками» («sui heredes»), сообща владеющими наследствами, и отчасти сохранило свой изначальный «дружеский» характер60. Даже к концу рассматриваемого здесь периода данный институт едва ли приспособился к миру рыночной коммерции: принцип, согласно которому один товарищ являлся прямым агентом второго, еще не развился (за исключением товарищества банкиров (argentarii)), а понятию ограниченной ответственности так и не суждено было возникнуть, как и понятию юридического лица; единственными компаниями, в которых можно было владеть отчуждаемыми долями, являлись товарищества откупщиков (publicani).
Поручение61 представляло собой контракт, согласно которому одно лицо прямо поручало другому заключить законную сделку от своего имени. Были учреждены иски, с помощью которых одна из сторон могла получить возмещение за сделанное, а вторая — компенсацию ущерба, если что-то было совершено неправильно. Быть может, более важное значение имел «квазиконтракт» (в сущности, вообще не контракт) «ведения дел» («negotiorum gestio»), в рамках которого А делал нечто от имени В без прямых указаний со стороны последнего. В эпоху медленных коммуникаций этот институт играл большую роль для людей, вынужденных выехать за границу, и служил законным основанием для деятельности «прокуратора отсутствующего» («procurator absentis»), который выступал генераль¬
08 Рассмотрение этих вопросов с моральной точки зрения см. у Цицерона: 06 ораторе. i· 178; 06 обязанностях. Ш.55, 65—67. О средствах судебной защиты в Поздней республике см.: Stein 1958 (F 271): 7. й9 См.: Jolowicz: 293—294.
60 Такое отношение к делу явно прослеживается в речах Цицерона «За Квинкция» и «За актера Росция».
61 В целом см.: Watson 1961 (F 289).


628
Часть Π
ным представителем человека, находящегося в отъезде62. Случаи, когда представителем свободного человека выступал другой свободный человек, римлянам казались трудными для понимания, и такого рода представительство развивалось медленно. Рабам институт пекулия давал возможность вступать в коммерческие сделки в качестве представителей своих хозяев, ибо закон позволял судиться с хозяином по поводу обязательств его раба, причем сумма иска не могла превышать размер пекулия этого раба (в данном случае ограниченная ответственность существовала!); и к концу рассматриваемого периода потребности рынка стимулировали возникновение новых исков: их можно было предъявить господину, который поручил некому лицу, рабу или свободному, заведование кораблем или предприятием, по поводу заключенных этим лицом сделок (в первом случае иск назывался «actio exercitoria» («иск против командира корабля»), во втором — «actio institoria» («иск против приказчика»)).
Часто отмечается, что «реальные» гарантии (залог и тому подобное) были менее распространены, чем «личные» гарантии, то есть представление поручителя. Такими поручителями могли выступать спонсор (sponsor) и фидеипромиссор (fidepromissor), но лишь в случае стипуляции: они «обещали то же самое» и, следовательно, могли быть привлечены к суду вместо главного должника. Время от времени данный институт подвергался правовому регулированию при помощи законов, а не преторского права (ius honorarium)63.
Вторую часть обязательств (obligationes) составлял «деликт» (правонарушение в сфере частного, но не уголовного права; соответствующим английским термином будет «tori»). Необходимо рассмотреть три вида деликтов: кражу (furtum), посягательство на свободное лицо (iniuria) и причинение вреда имуществу («damnum iniuria datum»). Во всех трех случаях римская правовая процедура была чрезвычайно сложной. Первые две разновидности деликта восходили к Законам ХП таблиц, предусматривавшим смертную казнь или обращение в рабство за «явную кражу» (упрощенно говоря, когда вора ловили с поличным), но задолго до Цицерона физические наказания уступили место денежным штрафам: «явный вор» должен был возместить четырехкратную стоимость похищенного, «неявный» — двойную. В Поздней республике понятие «кража» получило куда более широкое определение, чем то, что используем мы: не просто похищение, но любое использование чужой вещи без разрешения собственника или даже изъятие своей собственной вещи у того, кто имеет на нее законное право владения (possessio), например, залога — у кредитора. С другой стороны, несмотря на разногласия, среди юристов возобладало мнение, что кража земли неосуществима64.
62 См.: Jolowicz: 298.
63 Watson 1965 (F 294): 6—9. Уотсон утверждает, что фидеиюссоры (fideiussor), т. е. поручители, способные гарантировать любое обязательство, не засвидетельствованы в эпоху Республики; но последний из законов, регулировавших поручительство, распространялся на все три вида поручителей и назывался Корнелиевым, а следовательно, должен был быть принят Суллой.
64 Дигесты. 41.3.38.


Глава 14. Развитие римского частного права
629
Другая разновидность деликтов, посягательство на личность (iniuria), примечательна тем, что преторы довольно рано создали целую новую систему исков, основанных на оценке истцом нанесенного ему ущерба, и отбросили старые нормы Законов ХП таблиц. В этих законах содержались специальные положения не только против нанесения физического вреда, но и против «злых песен» (occentatio)65 и публичного оскорбления (convicium). Большие споры ведутся о том, когда и в какой мере эти положения были включены в различные преторские эдикты, и о том, включало ли посягательство на личность (iniuria) в эпоху Цицерона то, что мы назвали бы клеветой и диффамацией: во всяком случае, Гораций знал, что следует соблюдать осторожность66. Так или иначе, это стало важным нововведением преторского права67.
Причинение вреда имуществу (в том числе рабам) каралось согласно Аквилиеву закону, который, возможно, был принят уже в 287 г. до н. э. Если это так, то развитие данного аспекта права, весьма масштабное, происходило путем юридического толкования старого и лаконичного статута. Особенно живо обсуждались вопросы об ответственности: основанием для иска за причинение ущерба имуществу могла послужить простая небрежность, тогда как в случае кражи (furtum) или посягательства на личность (iniuria) необходим был умысел; но юристы отчаянно сражались друг с другом по поводу побочных и опосредованных причин ущерба, а преторы содействовали развитию права, принимая к рассмотрению иски «по аналогии» («actiones utiles») и иски, основанные на фактических обстоятельствах («actiones in factum»), то есть, в сущности говоря: «Согласно букве закона у тебя в общем-то нет оснований для иска, но я приму твой иск по аналогии с существующим законом...» или даже «...на основании фактов, на которые ты ссылаешься».
4. 	Исковое право
Обращаясь к искам (actiones), то есть к правовой процедуре68, прежде всего следует рассмотреть, какие суды имели частноправовую юрисдикцию. Гражданским правосудием руководили городской претор (praetor urbanus) и претор по делам иноземцев (praetor peregrinus), сферы ведения которых в эпоху Цицерона полностью перекрывались, но сами преторы никогда и никого не судили. С древнейших времен гражданская судебная процедура в Риме была двухэтапной. На первом этапе иск рассматривался
05 См.: Thompson Е.Р. «Rough music»: Le charivari anglais //Annales (1972) 27: 285—312. Манфредини ставит под сомнение классическое рассмотрение этого вопроса у Френкеля, см.: Fraenkel 1925 (F 54): 185-200; Manfredini 1979 (F 242).
66 Гораций. Сатиры. II. 1.80—83. Поэт выражается иронически, но его мысль вполне серьезна.
67 См.: Smith 1951 (F 270); Jocelyn 1969 (F 84); Watson 1965 (F 294): гл. 16; Birb 1969 (F 187); Manfredini 1979 (F 242).
68 Новейшее общее рассмотрение см.: Frezza 1972 (F 203). Гринидж описывает как гражданскую, так и уголовную процедуры, см.: Greenidge 1971 (F 68). Интересны, но не общепризнанны работы: Kelly 1976 (F 227); Behrends 1970 (F 19).


630
Часть Π
перед претором, «в суде» («in iure»). Стороны являлись на слушания к претору, делали свои заявления, в которых определялась суть дела, и претор передавал это дело в форме краткой инструкции одному или нескольким частным лицам, которые затем, на второй стадии, называвшейся «перед судьей» («apud iudicem»), выносили решение по иску69. Эти лица, принимавшие решение по иску, могли образовывать три типа судов:70 состоявшие из единственного судьи (iudex) (или арбитра (arbiter)), из маленькой группы рекуператоров (recuperatores)71 или из большого жюри центумви- ров (centumviri), выносившего вердикт большинством голосов. В историографии ведутся споры о происхождении и роли последних двух типов и о том, имели ли они исключительную компетенцию в определенных сферах. Во всяком случае, можно уверенно говорить о том, что центумвиры разбирали в основном крупные наследственные тяжбы, включая жалобы на завещания, нарушавшие долг («querela inofficiosi testamenti»): от каждой трибы избиралось по три центумвира, по-видимому (как ни странно), вне зависимости от принадлежности к имущественному классу. Рекуператоры отбирались по жребию из списка судей (album iudicum), составленного изначально для уголовного суда по делам о вымогательствах (de repetundis), с возможностью их отвода тяжущимися сторонами; такая же процедура отбора могла применяться и по отношению к единственному судье (unus index), но единственный судья мог быть назначен и самими тяжущимися (если они приходили к соглашению) совершенно произвольно72. И преторы, и судьи вполне могли не обладать никакими специальными юридическими познаниями, но они имели возможность консультироваться с юристами, и ожидалось, что они ею воспользуются. По итогам слушаний перед претором (in iure) ответчик мог апеллировать с просьбой о вмешательстве к высшему магистрату или плебейским трибунам, а если претор отказывал истцу в иске, то тот мог попытать удачи перед другим претором; но приговор судьи (apud iudicem) не подлежал апелляции, и вторично подать тот же самый иск было невозможно. Все приговоры были денежными (pecuniaria), то есть предполагали выплату определенной суммы денег, но не прямой возврат вещи истцу и не прямое исполнение ответчиком договора73. Исполнительные органы власти не предоставляли истцу никаких государственных средств принуждения, чтобы заста¬
69 Распространенное утверждение, будто судья (iudex) должен был вынести решение только о фактических обстоятельствах дела, ошибочно: он рассматривал как факты, так и законы.
70 Ради краткости оставим в стороне децемвиров для разрешения тяжб (Xviri stlitibus judicandis), рассматривавших важные дела о личной свободе (causae liberales), см.: Jolowicz: 199.
71 Речи Цицерона «В защиту Туллия» и «В защиту Цецины» были произнесены перед рекуператорами. См.: Bongert 1952 (F 189); Schmidlin 1963 (F 265).
72 Напр., в деле о краже (actio furti) судьей (iudex) мог выступать вольноотпущенник, см.: Цицерон. В защиту Клуенция. 120. Свободу выбора судьи подтверждают статьи 86 и 87 Ирнитанской таблицы (tabula Imitana).
™ Такой точки зрения придерживается: Jolowicz: 204—205; о ключевой роли «произвольной оговорки» («clausula arbitraria»), позволявшей добиться возврата вещи, см.: de Zulueta 1953 (В 130) П: 263-264.


Глава 14. Развитие римского частного права
631
вить противника явиться в суд или провести в жизнь вынесенный приговор; более того, если одна из сторон не присутствовала на слушаниях перед претором (in iure), то рассмотрение дела перед судьей (iudicium) не могло состояться. Однако предусматривались санкции: человек, пренебрегавший защитой своего дела, подвергался опасности, поскольку его противнику претор автоматически предоставлял право владения (bonorum possessio) всем его имуществом; такие же санкции применялись и к лицам, которые не повиновались вынесенному приговору и отказывались выплатить присужденные деньги. Описанное поведение приводило также к «гражданскому бесчестью» (infamia), которое имело губительные последствия для социального статуса провинившегося и лишало его доступа к государственным должностям. Обвинительный приговор по всем искам, связанным с деликтами (за исключением ущерба, нанесенного имуществу), и многим другим искам, прямо связанным с доверием, также влек за собой гражданское бесчестье74.
Исследователи придают огромное значение возникновению в римской гражданской процедуре «формулярной системы»75. Самая ранняя форма гражданской процедуры — «законные иски» («legis actions», легисакции), начиная с сакраментальной легисакции («legis actio sacramento») — отличалась строгими процедурами выступления перед претором («in iure»), предполагавшими оперирование четко зафиксированными словесными конструкциями («certa verba»), к которым истец должен был приспособить свое исковое требование. В «Институциях» Гая содержится знаменитый рассказ76 о том, какими проблемами оборачивалась эта строгость; но сомнительно, что автор попал здесь в точку, ибо на практике можно было предъявить любой гражданский иск при условии, что знатоки дали истцу хорошие рекомендации относительно формулировок, да и время от времени создавались новые легисакции; главная же проблема состояла в том, что легисакции не допускали комплексной защиты и инноваций, модифицирующих гражданское право (ius civile). Однако Гай прав в том, что решение было найдено: Эбуциев закон (lex Aebutia), дополненный двумя Юлиевыми законами (leges Iuliae), принятыми при Августе, учредил новую систему рассмотрения дел перед претором (in iure) — посредством составленных формул («per formulas conceptas») вместо воспроизведения точно установленных фраз («per certa verba»); формулы обладали большей гибкостью и легче поддавались адаптации к требованиям обеих сторон; постепенно они вытеснили старую систему. Датировка Эбуциева закона неизвестна, хотя большинство исследователей относит его ко второй половине П в. до н. э. Ко временам Цицерона уже имелись «формулы на все случаи»77, несмотря на то, что легисакции еще существовали (за ис¬
74 См.: Greenidge 1977 (F 67); прочую библиографию см.: Crook 1967 (F 41): 303 примем. 77.
75 В целом см.: Jolowicz: 199—225.
76 Гай. Институции. IV.11, 30; ср.: Watson 1973 (F 303): 389—391.
77 См.: Jolowicz: 218—225; Цицерон. В защиту Квинта Росция-актера. 24 («Есть формулы, под которые могут быть подведены всякого рода преступления, вследствие чего


632
Часть Π
ключением так называемой кондикции). Содержание и последствия Эбуциева закона тоже бесконечно обсуждаются в историографии. Если формулярный иск должен был иметь равную силу с легисакцией, то его вчинение, как и в случае с легисакцией, явно должно было исключать дальнейшие судебные споры; возможно, сущность Эбуциева закона и состояла в том, что этому «эффекту поглощения» он придал законную силу. На практике формулярная система позволяла преторам придавать законную силу заявлениям ответчиков, предусматривая особые условия (exceptiones) в ходе слушаний, а также создавать новые иски в рамках претор- ского права (ius honorarium): например, в условиях легисакций были бы невозможны иски, основанные на фактических обстоятельствах («actiones in factum»).
Фундаментальной характеристикой римской гражданской процедуры (помимо принципиального отсутствия профессионального специалиста в роли советчика) был ее состязательный характер, сближающий ее с английским правом: это было состязание78, исход которого определялся свидетельствами и доводами79, причем одна сторона выигрывала, а вторая — проигрывала. В самом сердце состязательной системы всегда лежит убеждение и переубеждение, поэтому адвокатская деятельность была не менее важна, чем юриспруденция. Однако, в отличие от английского права, в Риме адвокат не был независимым экспертом (amicus curiae): его единственная обязанность состояла в том, чтобы сделать всё возможное для клиента, используя все доступные ему средства убеждения, а поскольку профессиональных судей, способных обобщить и изложить закон, не существовало, в суде нередко заправляли адвокаты. Такое положение дел часто критикуют, но следует помнить, что состязательная система дает обеим сторонам равные шансы сделать всё возможное и даже невозможное.
5. 	Италия и провинции
Необходимо сказать несколько слов об отправлении гражданского правосудия вне Рима и прежде всего в Италии.
До принятия законов 90/89 г. до н. э. и, затем, 49 г. до н. э. большая часть Италии считалась иноземной территорией, и иноземные общины имели собственные судебные системы80. В некоторые муниципии римских
не может быть ошибки ни в их классификации, ни в их подсудности» («sunt formulae de omnibus rebus constitutae, ne quis aut in genere iniuriae aut in ratione actionis errare possit»). Перев. Ф.Ф. Зелинского)). О формуле как триумфе профессиональной юриспруденции см.: Wieacker 1988 (F 171): 452-453.
78 См.: Thomas Y.-P. 1978 (F 281): 98; Frier 1985 ( F 205): 233-234, 246-250.
79 Либо, что было столь же важно, присягой. Если одна сторона предлагала другой присягу, а та должным образом ее приносила, то иск немедленно завершался удовлетворением требований присягнувшей стороны, см.: Дигесты. 12.2.
80 См.: Harris 1972 (F 76).


Глава 14. Развитие римского частного права
633
граждан (cives Romani) Рим направлял префектов (praefecti) для проведения выездных судебных сессий81. Когда все народы Италии получили римское гражданство, их местные суды сохранили гражданскую юрисдикцию, но распространялась она лишь на дела, в которых исковая сумма не превышала определенного предела;82 остальные дела уходили в Рим, если только стороны не соглашались на местное судебное разбирательство.
Провинциальная юрисдикция будет описана в гл. 15 наст, изд., так что остается лишь сказать несколько слов о ее гражданской составляющей83. Зададимся вопросом: в какой мере наместник контролировал судебные споры между провинциалами, не имевшими римского гражданства? Цицерон утверждает, что жителей Киликии очень обрадовало его обещание не вмешиваться в местную юрисдикцию84, а это, видимо, означает, что наместники так вели себя не всегда, и Веррес вторгался в нее, когда считал нужным; но вряд ли наместники имели возможность полностью взять на себя все местные судебные дела. Обычную для того времени систему можно реконструировать по таким документам, как постановление сената об Асклепиаде (senatus consultum de Asclepiade) и письма Октавиана в Розос:85 в провинциальных общинах существовали местные суды; провинциалы могли потребовать слушания дела в суде наместника либо для разбора дела могли приглашаться арбитры из другого города. Контре- бийская таблица (tabula Contrebiensis)86 позволяет взглянуть на наместника Испании, который в 87 г. до н. э. вмешался (неизвестно, по запросу или без такового) в спор о границах между маленькими общинами и использовал формулярную процедуру, примерно соответствовавшую римскому гражданскому образцу87. Если говорить о спорах римских граждан в провинциях, то у Цицерона содержится множество сведений о структуре наместнического эдикта, о проводимых им выездных судебных заседаниях и об использовании стандартной формулярной процедуры с рекуператорами,
81 См.: Girard 1901 (F 208): 295-305; Simshäuser 1973 (F 144): 85-97.
82 Такой предел упоминается в Рубриевом законе и Атестинском фрагменте, а гл. 84 Ирнитанской таблицы подтверждает, что в зависимости от богатства и значимости общины он мог меняться. См. «Избранные неюридические источники...», с. 649 наст. изд.
83 К процитированным там источникам следует добавить новый фрагмент текста, который обычно называют «Законом о борьбе с пиратами»: в нем уточняются полномочия провинциального наместника между окончанием срока его полномочий и его возвращением в Рим; см. «Избранные неюридические источники...», с. 649 наст. изд. О свидетельствах, содержащихся в речах Цицерона против Берреса, см.: Mellano 1977 (F 116).
Цицерон. Письма к Аттику. VI. 1.15. Вопреки мнению Э.-Дж. Маршалла (Marshall 1980 (F 111): 656—658), считающего, что Цицерон имел в виду «судей для иноземцев» («ξενοδίκοα»), пассаж должен иметь более широкий смысл: выражения «чтобы они (провинциалы. — О.Л.) разбирали споры между собой по своим законам» («inter se disceptent suis legibus») и «воспользовавшись своими законами и судами» («suis legibus et iudiciis usae»), несомненно, относятся ко всей местной юрисдикции.
8 RDGE Ne 22, греческий текст, стк. 18—20; № 58, письмо 2, стк. 53—56.
86 См. «Избранные неюридические источники...», с. 649 наст. изд.
87 Римляне часто разрешали местные споры о границах (имевшие и политическое измерение) либо по приглашению (ср. судебное решение Минуциев (sententia Mimiciorum)


634
Часть Π
избранными по жребию;88 но эти процедуры могли и не соблюдаться, ибо сообщается также о делах, в которых Веррес проводил личное расследование (cognitio), то есть сам разбирал весь спор, и, хотя Цицерон использует эти случаи для очернения Верреса, однако он не объявляет его приговоры недействительными. Видимо, существовала возможность (особенно для людей со связями) добиться переноса в Рим слушания гражданского дела89, но приговор, вынесенный в провинции, имел столь же окончательный характер, что и в Риме90.
III
Таковы в общих чертах были нормы частного права. Теперь обратимся к механизмам их развития и к идеям, стимулировавшим этот процесс. Что касается хронологии, то в конце настоящей главы будет предпринята попытка свести в таблицу первые упоминания о некоторых нововведениях, но читателю следует иметь в виду, что многие свидетельства не датированы и спорны и что конкретный институт частного права может впервые упоминаться в источниках спустя долгое время после его возникновения. Представляется, что в период от Гракхов до Каталины перемены происходили особенно быстро, в том числе издавались новые эдикты с целью противодействия запугиванию и насилию91.
Говоря о механизмах развития права, первым делом следует отметить, что некоторые новшества вводились не преторами, а законами. Попытки исследователей дать этому явлению чисто хронологическое объяснение (законы — это более ранний способ модификации права, вмешательство преторов — более поздний) вызывают определенные возражения92, попытки же других ученых доказать, что законы использовались для развития только одного раздела права, то есть для социальных преобразований, не позволяют удовлетворительно объяснить всю совокупность этих законов93. Причинение вреда имуществу (damnum) регулировалось законом, посягательство же на личность (iniuria) — только преторскими эдиктами. Но почему? Возможно, Аквилиев закон (как и Петелиев закон о долговом рабстве (Lex Poetelia de nexu) и Цинциев закон о подарках (Lex Cincia de donis)) действительно был принят до начала активной деятельности пре-
— в «Избранных неюридических источниках...», с. 649 наст, изд.), либо по собственному почину, но здесь впервые (насколько нам известно) использовалась процедура, основанная на формулярной системе.
88 См.: Hoffinan 1976 (F 213).
89 См.: Jones А.-Н.-М. 1960 (F 87): Ί5-ΊΊ.
90 Хотя был ли окончательным приговор, вынесенный магистратом по итогам собственного расследования (cognitio), — это большой вопрос.
91 См.: Frier 1985 (F 204): 221.
92 См. сноску 16 наст. гл.
93 Данное мнение отстаивают Виаккер и Бляйкен, см.: Wieacker 1961 (F 309): 61—88; Wieacker 1988 (F 171): 411—421; Bleicken 1975 (F 28): 141—145; но в конечном счете их аргументы не более убедительны, чем аргументы Шульца, см.: Schulz 1936 (F 267): 10.


Глава 14. Развитие рижского частного права
635
торов94. И, несомненно, законы использовались для социальных преобразований:95 с этой точки зрения можно рассматривать Цинциев закон, Воко- ниев закон, Леториев закон, защищающий интересы несовершеннолетних, Минициев закон и все законы против роскоши и об ограничении процентной ставки по кредитам. В крайнем случае к этому перечню можно добавить Корнелиев закон, придавший силу завещаниям умерших в плену, и Атилиев закон, регулировавший назначение опекунов (tutores), а возможно, даже законы, устанавливавшие правила поручительства. Но в эту схему не вписываются, например, Атиниев и Скрибониев законы о правилах приобретения по праву давности (usucapio). Что касается Эбуциева закона, то он повлек за собой огромный прорыв в гражданском праве (ius civile), который, пожалуй, просто выходил за рамки допустимого претор- ского вмешательства
Однако основные направления развития определили преторы, каждый из которых в своем эдикте («постоянный эдикт», «edictum perpetuum») устанавливал, какие именно судебные иски он будет принимать в течение года своей должности. Следует лишь отметить, что, хотя принятие иска или отказ в нем, восстановление в первоначальном положении (in integrum restitutio), введение во владение имуществом (missio in bona) и тому подобные решения претора96 в некоторых случаях прямо предусматривались в эдикте, но преторы, по крайней мере в рамках формулярной системы, могли применять их по своему усмотрению. Корнелиев закон 67 г. до н. э., гласивший, «что преторы должны вершить суд в соответствии с собственными постоянными эдиктами» («ut praetores ex edictis suis perpetuis ius dicerent»), вероятно, знаменовал важный этап развития. Обычно исследователи рассматривают его просто как реакцию на произвол преторов, подобных Берресу, который в середине срока своей должности вводил ситуативные новшества (по словам Цицерона, в своих личных интересах); но недавно было высказано предположение, что этот закон запрещал преторам издавать в середине срока своей должности не ситуативные распоряжения, а настоящие новые нормы, и тем самым замедлил развитие права, которое казалось слишком стремительным97.
Право народов (ius gentium), Естественное право (ius naturale), Греческие ПРАВОВЫЕ ИНСТИТУТЫ. Контакты с внешним миром побудили римлян выйти за рамки собственного гражданского права (ius civile) и породили у них представление о праве народов (ius gentium);98 иногда это
94 См.: de Zulueta // САН IX1: гл. 21, с. 844.
95 См.: Wieacker 1961 (F 309): 66: «социальное законодательство» («eine Wohlfahrtsgesetzgebung»). Впоследствии именно таким образом законы использовал Август.
96 Об отказе в иске («denegatio actionis») см.: Metro 1972 (F 246) и Ankum 1985 (F 175); о восстановлении в первоначальном положении («in integrum restitutio») и прочих «претор- ских средствах воздействия» см.: Thomas J.-A.-C. 1976 (F 280): 111—117.
97 См.: Metro 1972 (F 246); Frier 1983 (F 204): 221-222.
98 В целом см.: Jolowicz: 102-107; Schiller 1978 (F 264): 525 слл.; Wieacker 1988 (F 171):
444.


636
Часть Π
представление служило предметом философских рассуждений, но для римлян оно сводилось прежде всего к судебной практике и представляло собой совокупность норм (особенно торговых и коммерческих, но не только их), используемых другими народами и признаваемых римлянами в отношении как граждан (cives), так и иноземцев (peregrini). Греческие философы права рассуждали о «естественном праве», имеющем силу для всех народов, и римляне вполне способны были заимствовать их жаргон, но сохранили свой прагматичный подход и не стали включать в свое позитивное право те институты, которые их не устраивали; так, например, иноземцам пришлось остаться за пределами системы семейного права и наследования. Что касается рабства, то римлянам было удобно обозначить его как часть права народов и настаивать на том, что оно есть у всех. Вопрос о том, в каком объеме римляне эпохи Республики заимствовали в Греции материальное право (если рассматривать его обособленно от толкований и принципов упорядочения правовых норм), вызывает много споров. Само понятие «ХП таблиц», как и различные частности, некоторые источники называют греческим; «bona fides» возводилось к «πίστις», «iniuria» — к «ύβρις»98  99*, и некоторые разделы торгового права считались заимствованиями. С другой стороны, отмечается, что сходство (иногда преувеличенное) не доказывает происхождения, и представление о зрелой общегреческой правовой системе как источнике заимствований сегодня вышло из моды.
ФИКЦИЯ, ПЕРЕНОС И АНАЛОГИЯ. Мы уже видели, что для рассмотрения в римском суде дел с участием иноземцев могла использоваться фикция, согласно которой иноземец (или иноземка) являлся римским гражданином. Эта конкретная фикция упоминается только в связи с деликтными исками о краже и нанесении вреда имуществу, но она иллюстрирует излюбленный прием римских юристов: чтобы избежать процедурных сложностей, «считать», что X — это Υ". Другими примерами фикций могут служить фикция истекшего срока давности (usucapio) в Публи- циевом иске, фикция, согласно которой наследник по преторским нормам является наследником по гражданскому праву (для притязаний на владение имуществом), и фикция, согласно которой непонятный текст в завещании «будто бы и не написан»; еще одна искусная новая фикция обнаружилась в Контребийской таблице100. Перенос — это другая разновидность того же приема: формальный юридический акт, используемый для достижения совершенно иных целей. Так, манципация (mancipatio), то есть формальная передача права собственности на манципируемую вещь
98а Bona fides [лат) — «добрая совесть, «добросовестность»; πίστις (греч.) — «верность, ручательство, честное слово, доказательство»; iniuria (лат.) — «правонарушение, обида, притеснение, вред, ущерб»; ύβρις (греч.) — «бесчинство, оскорбление, насилие» (О.Л.)
99 Гай. Институции. IV.34—38. Виаккер показал, что этот конкретный правовой прием мог быть порожден заботами и, следовательно, образом мыслей понтификов, см.: Wieacker 1986 (F 316).
100 См. «Избранные неюридические источники...», с. 649 наст. изд.


Глава 14. Развитие рижского частного права
637
(«res mancipi»), использовалась для совершения эманципации (emancipatio), то есть освобождения человека от чужой власти (potestas); а отпуск рабов на волю представлял собой фиктивную «тяжбу о свободе» в интересах раба, в которой его хозяин (dominus) не защищал свои интересы. Третьей разновидностью этого приема была аналогия: претор принимал к рассмотрению иск, как если бы дело вполне подпадало под действие закона; иски по аналогии назывались «actiones utiles». И, наконец, процедуры могли использоваться как формальности, после того как утрачивали свою изначальную практическую функцию. Например, некогда манципация была реальной продажей, а затем превратилась в формальность, обеспечивавшую переход права собственности; а обычное завещание «с использованием меди и весов» («testamentum per aes et libram») возникло как реальная прижизненная передача поместья другу, но превратилось в символическую передачу, вступавшую в силу только после смерти завещателя.
«ДОБРАЯ СОВЕСТЬ» («bona fides»), «СПРАВЕДЛИВОЕ И ДОБРОЕ» («aequum et bonum»), «СПРАВЕДЛИВОСТЬ». Эти понятия сыграли важную роль в развитии римского права; лучше всего рассматривать их чисто прагматически, как практические инструменты, позволявшие уравновесить определенность и предсказуемость «строгого права» («strictum ius»), гласившего «не важно, что подразумевалось; сделанное имеет такие-то и такие-то правовые последствия», и придать ему разумную гибкость в отношении намерений и общего чувства справедливости101. Всё преторское право («ius honorarium») представляло собой «римскую справедливость»: например, исключения (exceptiones) и возражения (replicationes) служили в формулярной системе элегантным и справедливым средством, дававшим сторонам возможность предложить на этапе рассмотрения дела перед претором («in iure») желательные для себя модификации «строгого права» («strictum ius»), которые затем надлежало принять во внимание судье (iudex). Что касается понятия «добрая совесть» («bona fides»), то его сложные предпосылки рассматривались во многих современных исследованиях102 и иногда трактуются весьма загадочно103. Его функционирование на практике лучше всего видно на примере «судов доброй совести» («bonae fidei iudicia»)104. Все модификации, которые в «строгом праве» можно было получить только благодаря исключению (exceptio), в «судах доброй совести» предоставлялись с помощью столь же элегантного и справедливого средства — «добрая совесть» вписывалась в формулу, предназначенную для судьи: «Всё, что по этому делу следовало бы дать
101 См.: Schüler 1978 (F 264): 551 слл.; Wieacker 1988 (F 171): 506-509.
102 См.: Lombardi 1961 (F 234); Waldstein 1976 (F 287): 66-78.
103 Шульц изложил этот вопрос слишком обобщенно, см.: Schulz 1936 (F 267): гл. 11; каждый народ склонен считать, что обладает монополией на добрую совесть.
104 Возникавших по поводу, напр., консенсуальных контрактов, см. в целом: Wieacker 1963 (F 310).


638
Часть Π
или сделать Нумерию Негидию для Авла Агерия по доброй совести...»105 («quidquid ob eam rem Numerium Negidium Aulo Agerio dare facere oportet ex fide bona»). Но использование этого понятия для обеспечения справедливого рассмотрения дела лучше рассмотреть на другом примере, связанным с приобретением по праву давности (usucapio). Изначально для приобретения собственности по праву давности не требовалось, чтобы в момент вступления во владение владелец действовал добросовестно (ибо usucapio было институтом «строгого права», «stricti iuris»), но ко временам Цицерона «добрая совесть» («bona fides») возобладала, и добросовестность владельца стала требоваться с самого начала владения106. Более того, всё развитие института восстановления изначального положения («in integrum restitutio»), а также исключения (exceptio) и иска (actio) о злом умысле («dolus malus») основывалось на представлении о том, что «строгое право» («strictum ius») не должно позволять людям использовать закон в неблаговидных целях.
ИСТОЛКОВАНИЕ107. Наконец мы переходим к юристам, которые, формулируя свои ответы (responsa), должны были давать толкования закона, то есть, к примеру, решать, подразумевается ли в словах закона или завещания одно или другое, дает ли представленный набор фактов основания для таких-то притязаний, составляет ли некое действие такое-то нарушение; именно под влиянием таких толкований преторы и развивали описанные выше механизмы. Кроме того, юристы породили крупнейшую в Риме отрасль специальной литературы — правовые сочинения. Рассматриваемая в настоящей главе стадия развития римской юриспруденции совпала с апогеем греческого влияния на римские идеи, и Шульц называет ее «эллинистическим веком римской правовой науки». Действительно, страдая от убежденности в греческом культурном превосходстве, римляне стремились превратить любой предмет в науку (ars), в логическую систему, основанную на расчленении и разделении на роды и виды108. И Помпей, и Юлий Цезарь планировали кодифицировать римское право; Цицерон мечтал о правовой науке (ars)109, а Квинт Муций, консул 95 г. до н. э., по словам Помпония, стал первым юристом, организовавшим гражданское право «по родам» («generatim»)110. Но важно раз¬
105 В сущности, такой же характер имели и формулы с выражением «сколько денег... представляется добрым и справедливым» и тому подобные варианты, с чем не согласен Сиюле, см.: Ciulei 1972 (F 195).
106 См.: Watson 1968 (F 297): 54.
107 В целом см.: Watson 1974 (F 304): гл. 9; Schiller 1978 (F 264): 373—383; Frier 1985 (F 205) 160-168, 190-194; Wieacker 1988 (F 171): 519-675.
10® Цицерон. 06ораторе. 1.186—189; Цицерон. Брут. 152—153; Watson 1974 (F 304): гл. 15; Rawson 1985 (Н 109): гл. 14.
109 См. (с осторожностью): Polay 1965 (F 255); Polay 1965 ( F 256); d’Ippolito 1978 (F 217): 93—98; и, вновь с осторожностью: Bauman 1985 (F 179): 78—83. О Цицероне см. также: von Lübtow 1944 (F 235).
110 Об оригинальности Квинта Муция см.: Frier 1985 (F 205): 160—163.


Глава 14. Развитие римского частного права
639
граничивать организацию и систематизацию, пусть даже это разделение будет слегка искусственным. Систематизация позитивного права в некоторых отношениях проводилась весьма банально. Например, можно усомниться в том, что число «видов» кражи или опекунства имело какое- то значение, тем более что среди юристов не было консенсуса; и, хотя узуфрукт и сервитуты в конце концов (спустя долгое время после окончания рассматриваемого здесь периода) были осмыслены как два подвида «прав на чужую вещь» («iura in re alienam»)111, однако регулирующие их позитивные нормы, к счастью, были разработаны, когда никто еще и не помышлял о логической взаимосвязи этих институтов. Напротив, организацию права можно оценить не столь негативно. Право (как английское, так и римское) проходит фазы чисто эмпирического развития, за которыми следуют фазы, когда лучшие умы понимают, что кругом царит «хаос судебных дел», и ищут общие принципы, на основании которых решения могут приниматься посредством дедукции112. Однако, как напоминают нам современные авторы, право не является замкнутой логической системой. Анализ критериев решения («rationes decidendi») в дошедших до нас ответах (responsa) юристов республиканского периода (в случаях, когда юристы вообще называли эти критерии, а не просто ссылались на авторитет предшественников) свидетельствует о том, что они использовали все методики логической аргументации (основанной на здравом смысле) в зависимости от рассматриваемой проблемы;113 но под поверхностью очевидной логики правовых рассуждений скрывается казуистический процесс сопоставления разных дел между собой, что вполне закономерно114. Поэтому, какое бы влияние ни оказали греческие идеи на организацию римского права в рассматриваемый в данной главе период, развитие позитивного права происходило за счет отдельных ответов (responsa) юристов, и с этой точки зрения далеко не так очевидно утверждение о том, что возрастающее усложнение права имело специфически «эллинистический» характер115.
В рамках концепции, согласно которой интерпретационное мышление римских юристов испытало на себе греческое влияние, еще недавно
111 Дигесты. 7.1.1.
112 Дж.-М. Ригг пишет, что лорд Хартвик, лорд-канцлер XVTH в., «превратил справедливость из хаоса прецедентов в научную систему», см.: Rigg J.M. // Dictionary of National Biography. ЬХШ: 350; а многолетний член Верховного суда США Оливер Уэнделл Холмс- младший (1841—1935) сформулировал свой знаменитый афоризм «Жизнь права заключается не в логике, а в опыте», когда он призывал к усилению генерализации правовой мысли, см.: Holmes O.W., jr., The Common Law (Boston 1881; repr. (ed. M. de W. Hare): Harvard 1963; repr.: 1968) I. См. также: Stein 1974 (F 273): 437-441.
113 В целом CM.: Horak 1969 (F 214); Schiller 1978 (F 264): 382; Seidl 1966 (F 269): 360 и по всему тексту.
114 См.: Wieacker 1971 (F 314); Wieacker 1976 (F 315); Bund 1971 (F 192): 573-579.
115 О тонкостях древней понтификальной юриспруденции см.: Wolf 1985 (F 318): пре- Жде всего 1 («...durchdachte Zweckschöpfungen einer rationalen Rechtskunde» («хорошо продуманное целенаправленное создание рациональной юриспруденции»)). См. также: Wieac- ker 1986 (F 316); Wieacker 1988 (F 171): 310-340.


640
Часть Π
специалисты придерживались двух направлений, а сегодня появилось и третье116. Первое направление выросло из наблюдения, что величайшей наукой (ars) рассматриваемого времени, которой обучались все римляне высших сословий, была риторика, дававшая своим адептам отборный арсенал обобщенных топосов, категорий и различий — например, разных типов споров (στάσεις) в правовой аргументации (прежде всего «выражения (scriptum) против намерений (sententia)»). Некоторые наработки исследователей, принадлежавших к этому направлению, представляют ценность, но тезис о влиянии риторов на юристов (в отличие от их влияния на адвокатов) никогда не пользовался особой поддержкой117. Второе направление представляет Шульц, питавший отвращение к риторике, по мнению которого «прометеевым огнем», «превратившим римскую юриспруденцию в систематическую науку», стала греческая диалектика, основанная Платоном и Аристотелем, то есть логическая философия, а также искусство определения и разделения;118 выше уже было приведено, пожалуй, достаточно соображений, заставляющих усомниться в этой теории. Третье направление считает движущей силой для ответов (responsa) юристов не риторику и не диалектику, а греческую правовую и моральную философию, с которой тоже до некоторой степени знакомились все римляне высших классов. Автор самой поразительной концепции119 усматривает не только важные расхождения между теми направлениями стоицизма, которые повлияли на юристов, окружавших Сципиона Эмилиана, с одной стороны, и Гракхов — с другой, но и пропасть, отделяющую весь этот стоицизм от предполагаемого прагматизма (восходящего к Карнеаду) современников Цицерона начиная с Аквилия Галла. Философские основания этой теории вызывают вопросы, не в последнюю очередь потому, что интерес римлян к философии был сравнительно распространённым и неконкретным явлением. Меньше споров вызывают исследования, в которых просто обосновывается общее значение стоицизма как источника влияния на римскую правовую мысль120. По крайней мере, вполне можно согласиться с тем, что в принципах, на основании которых юристы толковали право,
116 В целом см.: Wieacker 1969 (F 313); Schiller 1978 (F 264): 373 слл. Виаккер рисует более позитивную картину греческого влияния, нежели та, что описана в настоящей главе, см.: Wieacker 1988 (F 171): 347-352, 618-675.
117 О риторе, сыгравшем наиболее важную роль для развития юриспруденции, Герма- горе из Темноса, см.: Kennedy G. The Art of Persuasion in Greece (Princeton, 1963): 303—321. Первую теорию с энтузиазмом принимает: Kunkel 1953 (F 229): 14; но отвергают: Watson 1974 (F 304): 194-195; Wesel 1967 (F 308): 137-139; Wieling 1972 (F 317): 56; с оговорками принимает: Bund 1971 (F 192): 578; реанимирует: Thomas Y.-P. 1978 (F 281); недавно обращается к ней: Wieacker 1988 (F 171): 662—675.
118 Schulz 1953 (F 268): 62—69; см. также: Stein 1966 (F 272): 33—48. Более негативную оценку см.: Talamanca 1976—1977 (F 278): 211 слл., прежде всего 258—261; Wieacker 1988 (F 171): 618—639, прежде всего 638—639.
110 Имеется в виду Берендс, развивающий ее во многих работах, прежде всего: Behrends 1976 (F 180); Behrends 1977 (F 181); Behrends 1980 (F 21). Критику см.: Horak 1978 (F 215): 402—414. Ключевыми фигурами он считает Антипатра из Тарса и Блоссия из Кум.
126 	Напр.: Bund 1980 (F 193); в целом: Wieacker 1988 (F 171): 639-661.


Глава 14. Развитие римского частного права
641
наблюдается изменение, вне зависимости от того, было ли оно мотивировано греческой философией121.
В историографии существует и ещё одно течение, перехлестывающееся с только что описанным, представители которого настаивают на том, что юристы участвовали в политических событиях, входили в состав политических группировок, а также влияли на идеологию своей эпохи122. Историк может только приветствовать такой подход, ибо существование совершенно автономной римской юриспруденции с исторической точки зрения невероятно. Однако рассуждения сторонников данного подхода звучат не слишком уверенно, когда они оперируют понятием «политическая группировка» и конструируют спекулятивные просопографические комбинации, что считается уже устаревшей методологией, а также пускаются в предвзятые рассуждения, чтобы защитить уважаемых ими деятелей от обвинений в политически мотивированной непоследовательности123. В любом случае, этот подход позволяет осветить роль юристов в развитии скорее государственного, чем частного права, ибо главный вопрос, который решается в рамках данного подхода, состоит в том, какую роль играли юристы в продвижении (или даже в составлении) законов, принятых при их жизни; согласие в этом вопросе пока не достигнуто. Тем не менее, стоит напомнить о том, что интересы этих далеко не ничтожных людей не замыкались сферой частного права. Примерно до эпохи Суллы правоведы являлись представителями чрезвычайно политизированного правящего класса, строили карьеру и наряду с прочими политиками участвовали во всех делах государства (res publica).
Изменилась ли их роль в эпоху Цицерона и свидетельствует ли это об изменении подхода к толкованию права? Теория Вольфганга Кункеля (1902—1981)124 об изменении классового состава юристов, среди которых поначалу преобладали лица сенаторского, аристократического происхождения, а затем — всадники и выходцы из италийских муниципиев (municipales homines), что имело определенные последствия для содержания развиваемого ими права, не слишком хорошо согласуется с недавним смещением исторических акцентов. Несмотря на все оговорки Кункеля, сегодня уже невозможно согласиться с его трактовкой всадников как делового класса с определенной идеологией; и неизвестно, как он вписал бы в свою теорию важное для современных историков представление о том, что сама аристократия не представляла собой родовую знать, но в каждом поколе¬
121 См., однако, критические замечания Баумана: Bauman 1985 (F 179): 7—12.
122 См.: Wieacker 1970 (F 313А); Bretone 1971 (F 190); Schiavone 1976 (F 263); d’Ippolito 1971 (F 216); d’Ippolito 1978 (F 217); Bauman 1983 (F 178); Bauman 1985 (F 179). О греческом политическом влиянии см. также: Nicolet 1965 (С 115).
123 См., напр.: Guarino 1981 (С 70); Bauman 1978 (F 177); Bauman 1983 (F 178): 274. Аргументы против см.: Gruen 1965 (С 67).
124 Kunkel 1967 (F 228): 50-61. См. также: Frier 1985 (F 205): 252-260; Rawson 1985 (Η 109): 89—90. Критику см.: Bauman 1985 (F 179): 10—11; однако теорию Кункеля принимает: Wieacker 1988 (F 171): 595-596, 614-615.


642
Часть Π
нии должна была сражаться за должности. Более того, любого юриста несенатского происхождения Кункель относит к категории «всадников»125, что создает ложное впечатление, поскольку все эти юристы в конце концов сделали сенаторские карьеры. Конечно, некоторые юристы (как и неюристы) были «новыми людьми» («novi homines»); но этого недостаточно, чтобы приписывать им какую-то определенную правовую идеологию, и уж точно не «деловую». В любом случае, теория Кункеля может быть применима только к самому концу рассматриваемого здесь периода, поскольку на всем его протяжении вплоть до Офилия и Требация Тесты не существовало ни одного выдающегося юриста вне сенаторского сословия, и до этого времени ни один выдающийся юрист не являлся выходцем из муниципия («municipalis homo»). Перемены в области права современники объясняли торжеством специализации, ввиду чего становилось всё труднее совмещать юриспруденцию с политической карьерой126.
Помпоний перечисляет великие имена, а свидетельства Цицерона позволяют добавить этим теням немного плоти. Секст Элий Пет Кат (Catus — «Искусный, Хитроумный»), консул 198 г. до н. э. и друг Энния, написал первый значимый правовой трактат «Трехчастие» («Tiipertita»); в нем перечислялись статьи Законов ХП таблиц и для каждой приводилась соответствующая легисакция и комментарий. Основателями гражданского права (ius civile) стали Марк Юний Брут, претор 142 г. до н. э., Маний Манилий, консул 149 г. до н. э., и Публий Муций Сцевола, консул 133 г. до н. э., причем последние двое являлись и «создателями законов для Тиберия Гракха» («Ti. Graccho auctores legum»);127 Манилий составил также книгу примеров, из которой Катон и Варрон заимствовали стандартные формы сельскохозяйственных контрактов. Но самую выдающуюся роль в развитии права сыграл другой Муций Сцевола — Квинт Муций, консул 95 г. до н. э. Его правовые сочинения, трактат о гражданском праве (ius civile), организованный по родам (generatim), и книга о различиях (χοροί) использовались как основа для комментариев в «классическую» эпоху; его эдикт для провинции Азия стал образцовым; он участвовал в судебном деле Курия (causa Curiana), самом знаменитом частном судебном споре, который позднее рассматривали как историческое событие128. Друзьями и современниками Цицерона были юристы: Гай Аквилий Галл, претор 66 г. до н. э., придумавший «иск об умысле» («actio de dolo») и Аквилиеву сти-
125 Вероятно, в нее попал бы и Цицерон, если бы, по мнению Кункеля, заслуживал называться юристом.
126 Цицерон. Письма к Аттику. 1.1.1 («Аквилий отстранился [от консульских выборов], сказался больным и сослался на свое судебное царство» («illud suum regnum iudiciale»). Перев. В.О. Горенштейна).
127 Цицерон. Учение академиков. П.13. (Цицерон здесь говорит не о Сцеволе и Мани- лии, а о Сцеволе и Крассе Муциане, консуле 131 г. до н. э. — О.Л.)
128 См. сноску 20 насг. гл. Это дело славили как торжество справедливости над «строгим правом» («strictum ius»), см.: Цицерон. 06ораторе. 1.180; П. 140—141; Цицерон. Брут. 144—145; Цицерон. Топика. 44; Цицерон. О нахождении материала. П. 121—123. Огромную библиографию см.: Wieacker 1967 (F 312); Watson 1971 (F 300): 44, 53—55, 94—96; Watson 1974 (F 304): 129-130; Wieling 1972 (F 317): 9-15, 65-66; Bauman 1983 (F 178): 344-351.


Глава 14. Развитие римского частного права
643
пулядию («stipulatio Aquiliana»), и Сервий Сульпиций Руф, консул 51 г. до н. э.129, наиболее выдающийся систематизатор. Наконец, следует назвать протеже Юлия Цезаря — Публия Альфена Вара, консула-суффекта 39 г. до н. э.130 (некоторые из сохранившихся его описаний судебных дел имеют ценную для нас особенность: в них излагается не только ответ (responsum), но и приводятся все факты131), и Авла Офилия, составившего первый серьезный комментарий к преторскому эдикту132.
Несмотря на ограничения, связанные с передачей информации (сведения могут оказаться нерепрезентативными, искаженными при неточном цитировании или подвергшимися интерполяции), лучше всего умы этих людей видны в их работе. Приведем шесть примеров.
[г) Что же, первые люди нашего государства будут вести споры о том, следует ли считать ребенка рабыни собственностью арендатора (а именно так полагают Публий Сцевола и Маний Манилий, Марк же Брут возражает им)?
Цицерон. О пределах блага и зла. 1.12.
Перев. НА. Фёдорова, с правкой
За этой мыслью Цицерона следует Ульпиан:
Был старый вопрос: принадлежит ли извлекающему плоды ребенок [рабыни] ? Но одержало верх мнение Брута: ребенок не принадлежит извлекающему плоды, ибо человек не может быть плодом человека.
Дигесты. 7.1.68 предисл. Перев. М.Д. Соломатина133
(и) Если женщина[-рабыня] или кобыла выкинет, поскольку ты ударил ее кулаком, то, по словам Брута, применяется Аквилиев закон, словно о rumpere.
Дигесты. 9.2.27.22. Перев. ТА. Бобровниковой134
129 Для Сайма юрист Сульпиций и оратор Сульпиций — это разные лица, см.: Syme 1981 (F 277); хотя Помпоний явно их идентифицировал: «в судебных речах Сервий Сульпиций занимал первое или, несомненно, второе место после Марка Туллия» («in causis orandis primum locum aut pro certo post M. Tullium»). Перев. Л.А. Кофанова). О юристе см.: Bauman 1985 (F 179): гл. 1; о его «модернизме» см.: Wieacker 1988 (F 171): 603.
130 Если эклоги I и IX Вергилия содержат автобиографические сведения, возможно, именно этот человек, вместе с Поллионом и Корнелием Галлом, вернул поэту его поместье.
131 В «Дигесгах» Альфен часто приводит не свои собственные ответы (responsa), а ответы своего учителя Сервия, и нередко невозможно понять, чье решение излагается.
132 См.: d’Ippolito 1978 (F 217): гл. 5. Об Аквилии Галле, Альфене Варе и Офилии см. также: Bauman 1985 (F 179): гл. 2.
133 См.: Kaser 1958 (F 219); Watson 1967-1968 (F 296); Watson 1968 (F 297): 215-216; Behrends 1980 (F 183): 68—79. Некоторые исследователи считают, что приведенное обоснование является интерполяцией или, по крайней мере, принадлежит Ульпиану, а не Бруту.
134 Слово «rumpere» в тексте закона, вероятно, означало прямой физический перелом конечности. См.: Watson 1965 (F 294): 244—245.


644
Часть Π
(iit) В отношении тех вещей, которые муж имеет в составе приданого, кроме наличных денег, муж, как говорит Сервий, отвечает за злой умысел и вину («dolum malum et culpam»). Это мнение Публия Муция: по делу Лицинии, жены Гракха, он установил, что вещи, входящие в приданое, погибли при том восстании, во время которого Гракх был убит, и поскольку это восстание произошло по вине Гракха, то Лицинии должны быть предоставлены [эти вещи].
Дигесты. 24.3.66 предисл.
Перев. ДА. Литвинова135
(iv) 	Когда легат135а был отказан таким образом, чтобы моя жена Тиция получила такую же долю, какую («tantamdem partem quantulam») [получит] один наследник, то в случае, если [в итоге] доли наследников окажутся неравными, Квинт Муций и Галл полагали, что ей была отказана самая большая доля, поскольку в большем находится и меньшее, а Сервий и Офилий — что самая малая, потому что, когда наследник обязан выдать [по легату], на его усмотрение оставалось, какую часть выдать.
Дигесты. 32.29.1. Перев. А.В. Щеголева, с правкой
(v) 	Господин отпустил на волю раба-управляющего, потом принял от него счета и, поскольку они не сходились, открыл, что управляющий растратил деньги у какой-то девки («apud quandam mulierculam»); спрашивается, может ли он предъявить иск об испорченном рабе этой женщине, когда сам раб уже свободен? Я ответил, что может, «но, кроме того, еще и о краже тех денег, которые раб у нее оставил»136.
Дигесты. 11.3.16 (Альфен или Сервий).
Перев. А.Е. Кузнецовой
(vi) 	Офилий спрашивает: если деньги, занятые на ремонт корабля, капитан использовал на свои потребности, то дается ли иск против хозяина (exercitor)? И говорит, что, если он (капитан. — А.Р.) взял деньги, оговорив, что эти деньги должны быть истрачены на ремонт, а затем изменил свою волю, то хозяин несет ответственность и должен вменить себе то обстоятельство, что он назначил такого капитана137. Но если он (капитан. — А.Р) с самого начала имел намерение обмануть кредитора, то получается противоположное [решение].
Дигесты. Ί4.Ί.Ί.9. Перев. АД. Рудокваса
В шести приведенных примерах можно усмотреть стремление тщательно провести различия и готовность рассматривать как реальные, так и гипотетические случаи, характерную для всей римской юриспруденции, а так¬
135 См.: Daube 1963 (F 200); Waldstein 1972 (F 286); Bauman 1978 (F 177): 238-242.
135a A e г a T — в римском праве специально оговоренный в завещании дар, вычитавшийся из общей наследственной массы, предназначенный конкретному лицу (О.Л).
136 Слова «но, кроме того, еще и о краже тех денег, которые раб у нее оставил» обычно считаются интерполяцией.
137 Слова «и должен вменить себе то обстоятельство, что он назначил такого капитана» обычно считаются интерполяцией.


Глава 14. Развитие римского частного права
645
же отсутствие у этих юристов всякого интереса к обобщениям. Но данные примеры иллюстрируют также изменение характера правового мышления138. С одной стороны, у юристов старшего поколения рассматриваемой здесь эпохи мы видим пространные толкования, испытавшие влияние и стоических взглядов на право как человеческий аналог естественной справедливости, свойственной вселенной (по крайней мере, это влияние отмечают некоторые исследователи), и патерналистского и покровительственного отношения к собственному обществу, характерного для представителей правящего класса. С другой стороны, мы наблюдаем позитивистское мышление современников Цицерона — нового поколения более узких специалистов (испытавших, быть может, влияние скептической Академии), считавших право не проекцией природы, а самостоятельной наукой, которая должна выводить свои правила и исключения из собственных независимых аксиом. Возможно, такое противопоставление является преувеличением, но оно верно передает траекторию развития.
IV
Оценку частного права эпохи Республики следует начать с рассмотрения некоторых характеристик, которыми оно ещё не обладало, а также тех, которые римское право так никогда и не обрело139.
Рассматривая право Поздней республики на фоне последующих процедурных реформ, можно отметить отсутствие гражданской апелляции: до появления принцепса иерархия судов была невозможна, так как собрание римского народа не играло никакой роли в гражданской юрисдикции140. Судебные решения о непосредственном возврате имущества (в противоположность денежному присуждению, «condemnatio pecuniaria») тоже стали выноситься лишь после того, как императорское следствие (cognitio) начало вытеснять формулярную систему; тогда же начало применяться и взятие под арест отдельных единиц имущества вместо примитивного предоставления истцу владения всем имуществом лица, проигравшего иск («bonorum possessio»)141. В рассматриваемый в данной главе период не существовало почти никаких признаков административного права;142 оно появилось лишь с развитием при Августе налоговых требований и интереса казны к невостребованным и недействительным наслед¬
138 	См.: Watson 1969 (F 298); Watson 1972 (F 301). Хорошие примеры правового мышления юристов предшествующих поколений см.: Wieacker 1988 (F 171): 572—590.
Ы См.: Watson 1974 (F 304): 111-112.
140 См.: Jones А.-Н.-М. 1960 (F 87): 77-83.
141 О том, как арест имущества пришел на смену «bonorum possessio», см.: Crook 1967 (F 197): 366-367.
142 Пассаж в «Дигестах» (1.2.2.44), где Помпоний, как представляется, сообщает, что Офилий первым написал книгу «О законах, касающихся двадцатой части» («de legibus vicesimae», т. е. о пятипроцентном налоге на наследство, введенном Августом. — О.Л.), исправил Хушке, см.: Lenel О. Palingenesia iuris civilis (Iipsiae, 1889) I: 798 примеч. 3. Однако Бауман отстаивает рукописное чтение, см.: Bauman 1985 (F 179): 83—85.


646
Часть Π
ствам. В сфере права лиц Август провел законы, изменившие положение и перспективы рабов и вольноотпущенников, а благодаря изобретенному Августом лагерному пекулию («peculium castrense»), включавшему всё имущество, приобретенное «сыном семьи» («filius familias») на военной службе или в связи с ней, «сын семьи» впервые обрел фонд, бесспорно принадлежавший ему и только ему. В дальнейшем правила наследования без завещания подверглись новым изменениям в пользу кровных родственников. Если говорить о сфере контрактного права, то трактаты по «классическому» праву содержали разделы о «пактах» и «безымянных контрактах», свидетельствующие о постепенном правовом признании различных типов соглашений, не вписывавшихся в республиканское понятие контракта; крупные изменения предстояли также в связи с переуступкой долга и борьбой с неосновательным обогащением143.
Традиционно отмечается медленное развитие римского трудового права, и здесь мы переходим к правовым понятиям, которые так и не были (или были едва) разработаны римлянами. Сдача внаём («locatio conductio») в трудовой сфере так никогда и не вышла из употребления:144 правила и условия найма рабочей силы занимали лишь малый уголок в огромном поле совершенно различных, с социальной точки зрения, договоренностей, и никто не видел смысла и необходимости защищать работника как более слабую сторону сделки. Столь же общим местом является и наблюдение, что римляне так и не разработали общей теории контрактов145, но лишь затыкали дыры там, где они причиняли им неудобства. Римлянам так и не удалось преодолеть трудности, связанные с осмыслением понятия поручения (хотя юристы эпохи Принципата изобрели множество дополнительных хитростей, чтобы добиться сходного эффекта). Как мы уже видели, ввиду некоторых особенностей права и общества это было не так уж необходимо: сыновья, находившиеся под властью (in potestate), и рабы автоматически являлись прямыми агентами своего отца семейства (paterfamilias) или господина (dominus), приобретая для него объекты имущества, а институт пекулия (peculium) позволял им до какой- то степени играть роль агентов при создании обязательств, связывающих отца семейства или господина. Всё это — лишь проявления того факта, что римская экономика оставалась доиндустриальной и докапиталистической, и рабство в ней было само собой разумеющимся явлением. Но институты, которые римляне не отменили, производят не менее поразительное впечатление, чем те, до которых они не додумались: такие институты, как власть отца семейства (patria potestas), опека (tutela), полноправная собственность (dominium) и владение (possessio), манципируемая и неман- ципируемая вещь («res manicipi» и «nec mancipi»), нельзя было изменить, и приходилось придумывать всё более изощренные способы их обхода: таков был римский уклад.
143 В целом см.: Nicholas 1962 (F 248): 189, 200, 231.
144 Вопреки мнению Льюиса, см.: Lewis 1973 (F 232). Не так уж преуспели римляне в систематизации!
145 См.: Nicholas 1962 (F 248): 165.


Глава 14. Развитие римского частного права
647
Римским частным правом часто восхищаются как единственным независимым творением римского гения146, и эпоха Поздней республики стала апогеем этого вида творчества. В частности, характер права стал определяться деятельностью юристов, и эта парадигма перешла по наследству потомству, поэтому данная эпоха по-прежнему представляет интерес для современных исследователей права147. В настоящей главе была предпринята попытка выяснить, что входило в данную парадигму и насколько она способствовала или не способствовала творчеству. Историк должен смотреть на римское право трезвыми глазами, не для того, чтобы его очернить (ибо за четыре сотни лет, отделяющих Законы ХП таблиц от Цицерона, римляне преодолели гигантское расстояние — без стимула в виде промышленной и научной революций), но для того, чтобы поместить его в исторический контекст, не забывая о том, что современные правовые системы точно так же могут быть подвергнуты критике, как и римское право. Очень часто римское право критикуют за то, что оно было творением зажиточного класса и тем самым отражало его интересы и освящало его ценности. Например, возникает вопрос, в какой мере человек с улицы имел доступ ко всем этим замечательным состязательным процедурам; в сущности, это вопрос о ценах, расстояниях и покровительстве (gratia)148. Можно отметить, что контракт считался сделкой между сторонами, обладающими равным влиянием, и основное внимание уделялось имуществу, завещаниям и наследованию. Арендатор не обладал никакими имущественными правами («ius in rem»), а раб считался движимым имуществом: по этим особенностям римского права можно судить о ценностях, связанных с представлениями о собственности; значение клятвы на судебном процессе и важность гражданского бесчестия (infamia) как санкции служат свидетельствами о социальных ценностях. Но историк должен избегать преувеличений: как показывают документальные источники149, сравнительно скромные люди явно рассчитывали на то, что правовая система во всех своих деталях не только существует в теории, но и доступна на практике и может быть использована как в их интересах, так и против них; ответы же на вопросы о стоимости обращения к правовой системе и тому подобных трудностях не настолько прискорбны, как иногда считается. Римское право не было обманом. Но оно, бесспорно, воспринималось как система, предназначенная для «благородных людей», и действительно эффективно обеспечивало им равенство перед законом150.
Право классических Афин представляет собой полную противоположность данной системе. Оно обслуживало гораздо более популистское об-
146 Впрочем, кое-кто считает, что большую часть права римляне заимствовали из Греции.
147 См.: Frier 1985 (F 205): 193.
148 См. прежде всего (хотя и с осторожностью): Kelly 1966 (F 226).
149 Они относятся к I и П вв. н. э., но это не снижает их важности. Масса релевантного материала собрана в: FIRA Ш.
150 См. об этом: Mette 1974 (F 247); также: Watson 1974 (F 304): 60 примеч. 2; Frier 1985 (F 205): 192.


648
Часть Π
щесгво (можно даже сказать — единственное подлинно популистское); его фундаментом служили исключительно законы и народные суды, и в нем не было места ни эдиктам, ни юристам; однако оно явно способно было давать правовые ответы, которые удовлетворяли общество. Вольфганг Кункель осмелился высказать еретическую мысль, что некоторые греческие представления о праве были более великими, чем всё, чего когда- либо удалось достичь римлянам151, но он говорил об Аристотеле и стоиках152, а в этом-то и заключается принципиальное различие: греки занимались философией права, а римляне — юриспруденцией153.
151 Kunkel 1953 (F 229): 15.
152 Пожалуй, он имел некоторые основания сказать это и о позитивном праве: судя по некоторым признакам, в эллинистических государствах действовало более сложное банковское законодательство, чем в Римской республике, см. (особенно в конце): Vigneron 1984 (F 284).
ьз См.: Wieacker 1961 (F 309): эссе 1 «Römertum und röm. Recht» и 3 «Lex publica»; Galsterer 1980 (F 206). О греческой философии права и ее отзвуках в римской мысли см.: Ducos 1984 (F 201).


Глава 14. Развитие рижского частного права
649
Избранные неюридические источники
ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ РЕСПУБЛИКАНСКОГО ЧАСТНОГО ПРАВА
Литературные источники
Катон. О земледелии. 144—150 Варрон. О сельском хозяйстве. П.2.5—6 Цицерон
речи
В защиту Квинкция; В защиту Марка Туллия; В защиту Цецины Против Верреса. П.1.103—154; П.2 (по всему тексту); П.3.28, 55, 69, 135, 1.5.23
В защиту Бальба. 21—24 В защиту Флакка. 46—50; 84—90
письма
К Аттику. 1.5.6; V.21.6; VL1.15; VI.2.4; ХШ.50.2; XVL15.2 К близким. Ш.8.4; УП.12.2; ХШ.14.1 и 26.3; XV. 16.3
риторические трактаты
Об ораторе. 1.101; 166—183; 241 Топика (по всему тексту)
философские трактаты
Учение академиков. П.23—29 О государстве. Ш.8—31 О пределах блага и зла. 1.12; П.54—59 Об обязанностях. Ш.50—95
Надписи
Закон «о борьбе с пиратами»
FIRA 1: № 9 (cp.: JRS 64 (1974):
Закон Антония о жителях Термесса Гераклейская таблица, стк. 108 слл Рубриев закон и Атестинский фрагмент Постановление сената об Асклепиаде,
195—220, текст на с. 204, стк. 31—39) FIRA 1: No 11.
FIRA 1: No 13.
FIRA 1: No 19-20
Речь на похоронах «Турин» Судебное решение Минуциев Контребийская таблица
стк. 17—20
FIRA 1: № 35 FIRA 3: No 69 FIRA 3: № 163
JRS 73 (1983): 33-41; JRS 74 (1984):
45-73
Ирнитанская таблица
JRS 76 (1986): 147-243


650
Часть Π
Хронологические указания,
СВЯЗАННЫЕ С РАЗВИТИЕМ РИМСКОГО ЧАСТНОГО ПРАВА В ЭПОХУ РЕСПУБЛИКИ
До 200 г. до н. э.
326 г. до н. э. Петелиев закон о долговом рабстве (de nexu).
? ок. 287 г. до н. э. Аквилиев закон о причинении вреда имуществу (de damno).
до 241 г. до н. э. Плеториев закон о судопроизводстве (de iurisdictione).
? 210 г. до н. э. Атилиев закон об опекунах (de tutoribus).
204 г. до н. э. Цинциев закон о подарках (de donis).
Ок. 200—150 гг. до н. э.
Секст Элий, консул 198 г. до н. э., дает ответ по вопросу о продаже (консенсуальной?) (Дигесты. 19.1.38.1).
? Упоминание о посягательстве на личность (iniuria) в преторском эдикте (Плавт. Ослы. 371).
Ок. 200—190 гг. до н. э. Леториев закон о малолетних (de minoribus).
Процедура разбирательства согласно Леториеву закону (Плавт. Псевдол.
303; Канат. 1380—1382).
Разные виды залога: fiducia и pignus (Плавт. Эпидик. 697—699).
Пакт о «доброй совести» и залоге («de fide et fiducia») (Плавт. Три монеты.
117).
169 г. до н. э. Вокониев закон о завещаниях в пользу женщин (de mulieribus instituendis).
161 г. до н. э. Упоминание об интердик- ционной процедуре ^Теренций. Евнух. 319).


Глава 14. Развитие рижского частного права
651
? Катону уже известны:
Сервиев иск (actio Serviana) о залоговом удержании (Катон. О земледелии. 149.2);
эдикт эдилов о рабах (Дигесты.
21.1.10.1).
Ок. 150-100
«Древние» (veteres) спорят об узуфрукте (Цицерон. О пределах влага и зла. 1.12)
129 г. до н. э. Интердикт «поскольку владеете» («uti possidetis») (время действия диалога Цицерона «О государстве» (1.20)).
123 и 115 гг. до н. э. Иски по поводу поручения [Риторика к Гереннию. П.19), а также упоминания Луцилия и Акция об исках по поводу посягательства на личность (iniuria).
Ок. 118 г. до н. э. (не позднее) Эдикт Публия Рутилия Руфа об обязанностях вольноотпущенников.  111111 г. до н. э. Упоминания о прокураторе [Аграрный закон, см.: FIRA 1: № 8, стк. 69), приобретателе имущества должника («bonorum emptor») и т. д. (Там же: стк. 56).
\ до н. э.
Эбуциев закон о формулах (de formulis).
Ок. 100—80 гг. до н. э.
Не позднее Союзнической войны — Минициев закон о детях (de liberis).
Квинт Муций, консул 95 г. до н. э., знает все виды консенсуальных контрактов, а также договор ссуды (commodatum).
87 г. до н. э. Контребийская таблица, использование формул в Испании.
Корнелиевы законы, в том числе Корнелиев закон о посягательстве на личность (de iniuriis).
Не позднее 81 г. до н. э. (дата произнесения Цицероном речи «В защиту Кви- нкция»)
предоставление владения имуще-


652
Часть Π
сгвом («bonorum possessio»), принадлежащего лицам, не явившимся в суд (latitantes).
Ок. 80—70 гг. до н. э.
80 или 79 г. до н. э. Октавиева формула (formula Octaviana) о действиях под влиянием страха (metus).
? 76 г. до н. э. Сальвиев интердикт (interdictum Salvi anum) о залоговом удержании.
76 г. до н. э. Эдикт Марка Лукулла о насилии, совершенном с участием вооруженных людей («vi hominibus armatis»).
В речах Цицерона против Верреса упоминаются:
предоставление владения имуществом, ранее принадлежавшим лицу, умершему без завещания («bonorum possessio ab intestato»), как неимущественного права («sine re»), практикующееся уже давно (П. 1.114); предоставление владения имуществом на основании завещания («bonorum possessio secundum tabulas») как неимущественного права («sine re»), уже к тому времени традиционное (translaticium) (П. 1.117); предоставление владения имуществом вопреки завещанию («bonorum possessio contra tabulas») как имущественного права («cum re») в отношении имущества вольноотпущенника (П.1.125).
формула для виндикации с произвольной оговоркой («clausula arbitraria») (П.2.31).
К моменту произнесения речи Цицерона «За актера Росция» существовали «формулы на все случаи».
71 г. до н. э. Интердикт Метелла о вооруженном насилии («de vi armata»).


Глава 14. Развитие римского частного права
653
Не позднее 70 г. до н. э. Отказ (denega- tio) в иске лицу, имеющему право на наследство согласно гражданскому праву (iure civili) (Валерий Максим. УП.7.5)
Ок. 70—60 до н. э.
? 67 г. до н. э. Публициев иск (actio Publiciana).
Нововведения Аквилия Галла: исключение (exceptio) и иск об умысле (actio doli).
Аквилиева стипуляция (stipulatio Aquiliana).
? 65 г. до н. э. Сервиев иск (actio Servia- па); но ср. выше о Катоне.
Ок. 60—50 гг. до н. э.
Сервий Сульпиций комментирует иски против командира корабля и против приказчика (actiones exercitoria и institoria), а также иск о пекулии (actio de peculio).
? 56 г. до н. э. Скрибониев закон о приобретении сервитутов на основании давности («de usucapione servitutum»).
Первые иски, основанные на фактических обстоятельствах (actiones in factum).
Не позднее 52 г. до н. э. Жалоба на завещание, нарушающее долг («querela inofficiosi testamenti») (Валерий Максим. Vn.7.2).
После 50 г. до н. э.
Рубриев закон регулирует угрозу ущерба («damnum infectum»).
В Атестинском фрагменте упоминаются бесчестящие иски («actiones famosae»).


654
Часть Π
Не позднее 44 г. до н. э. Интердикт о вводе во владение наследством («quorum bonorum») (Цицерон. Письма к близким. Vn.21).
В «Топике» Цицерона упоминаются: иск по поводу ведения дел («actio negotiorum gestorum»), иск об имуществе жены («actio rei uxoriae»).


Глава 15
Дж. Ричардсон
УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРИЕЙ
В последние три века до н. э. распространение власти города Рима на весь средиземноморский мир привело к превращению Рима в господствующую военную и экономическую державу данного региона. Оно также обусловило необходимость разработать методы управления столь обширной и многообразной территорией. Сегодня созданные римлянами схемы управления обычно называют провинциальной администрацией империи, и нет сомнений в необходимости некоего общего обозначения для методов, использовавшихся государственными чиновниками для контроля над общинами и отдельными лицами, с которыми они вступали в контакт. Однако с самого начала важно понимать, что у римлян не существовало понятия «провинциальная администрация», по крайней мере в эпоху Республики, когда сформировалась территориальная империя.  I.I. 	Провинции и provinciae:
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ
Хотя слово «провинция» явно происходит от лат. «provincia», значения этих терминов вовсе не идентичны. Провинция — это территория, выделяемая для административных целей, как в конституционном смысле (например, современные провинции Ольстер или Онтарио), так и в церковном (например, провинции Кентербери и Иорк). Однако изначально слово «provincia» означало, видимо, задание, возложенное на определенного римского магистрата или промагисграта, для исполнения которого он должен был применять империй, предоставленный ему в силу избрания или назначения. Это задание вполне могло заключаться в применении империя (исполнительной власти римского народа) для военного командования в пределах определенной географической области, но так было не всегда. V Ливия в качестве консульской provincia несколько раз выступает какое- либо италийское племя, а в его рассказе о Второй Пунической войне роль


656
Часть Π
provincia играет флот и война против Ганнибала1. Точно так же казну называли «квесторской provincia», а выражение «urbana provincia» означало отправление гражданского правосудия в городе Риме. У Плавта и Теренция, сочинявших комедии во П в. до н. э.1  2, а также и у Цицерона3 это слово имеет смысл, сходный с его второстепенным значением в современном английском языке: чье-либо дело или сфера влияния. Когда в начале каждого консульского года сенат назначал provinciae различным магистратам и промагистратам, это было скорее определение их компетенций, нежели возглавляемых ими территориальных образований.
Этот момент очень важен для понимания того, что собой представляла «провинциальная администрация». Изначально магистраты, получавшие provinciae за пределами города Рима, отправлялись на соседние земли на войну с врагами Рима. В Ш—П вв. до н. э., когда магистратам и промаги- сгратам назначались заморские provinciae, они выезжали туда как полководцы. Поскольку главная обязанность человека, чья provincia находилась на указанной сенатом территории, состояла в командовании расквартированной там армией, он по умолчанию должен был выполнять многие функции, характерные для провинциального администратора в современном смысле слова. Однако решение сената о назначении некой территории в качестве provincia не было равнозначно притязанию на обладание данной территорией. Хотя вопрос о том, в чем именно выражалась аннексия какой-либо области Римским государством в первый период распространения его власти на средиземноморский мир, остается спорным4, одного только назначения этой области в качестве provincia определенно было недостаточно. Например, Македония впервые была назначена как provincia консулу Публию Сульпицию Гальбе в 211 г. до н. э., и это решение означало, что сенат желал, чтобы консул командовал там армией и вел войну против Филиппа V, но не подразумевало, что сенат намерен присоединить эту территорию к Римской империи на постоянной основе. Македония продолжала назначаться как provincia каждый год до 205 г. до н. э., когда заключение мира в Фенике положило конец Первой Македонской войне. Во П в. до н. э. Македония была консульской provincia во время Второй и Третьей Македонских войн. После победы над Персеем в 168 г. до н. э. Луций Эмилий Павел, посовещавшись с сенатской комиссией децемвиров, издал для Македонии законы, предусматривавшие упразднение царства и его замену на четыре якобы независимые государства, облагаемые налогами, пусть и более низкими по сравнению с теми, что
1 Ливий. Ш.25.9: «командование войском» («exercitum ducere»); VL30.3: «вольски»; XXVII.22.2: «саллентины»; XLIV.1.3: «флот» («classis»); XXTV.44.1: «война против Ганнибала» («bellum cum Hannibale»).
2 Плавт. Пленники. 156, 158, 474; Плавт. Касина. 103; Плавт. Хвастливый воин. 1159; Плавт. Псевдол. 148, 158; Плавт. Стих. 698—699; Плавт. Три монеты. 190; Теренций. Само- истязатель. 516; Теренций. Формион. 72.
3 Цицерон. В защиту Целил. 26.63; Цицерон. О пределах блага и зла. 1.20 (о падении атомов).
4 См., напр.: Harris 1979 (А 47); а также рецензию на эту работу: History of Political Thought (1980) 1: 340-342.


Карта Ί4. Римский мир в 50 г. до н.


658
Часть Π
ранее взимали цари. Этот порядок вполне можно рассматривать как следствие решения об аннексии Македонии, и действительно, поздний эпито- матор «Истории» Ливия оценивает деятельность Павла словами, характерными для императорского периода: «Македония обращена в провинцию» («Macedonia in provinciae formam redacta»)5. Однако Македония уже являлась provincia Павла с прошлого года, когда была назначена ему сенатом; мало того, когда Павел уехал оттуда, эта территория перестала быть provincia до тех пор, пока в 149 г. до н. э. претор Публий Ювенций не был направлен туда для борьбы с Андриском, претендентом на трон македонских царей.
И действительно, аннексию Македонии обычно датируют 148 г. до н. э., когда она была поручена в качестве provincia Квинту Метеллу, преемнику Ювенция, и в более поздних документах этот год служит началом провинциального летосчисления6. Однако даже на этом этапе нет никаких признаков создания каких-либо типичных «провинциальных» институтов. Четыре государства, основанных Павлом, упоминаются в документах эпохи Поздней республики и Ранней империи, и, судя по случайному замечанию Ливия, при его жизни законы Павла, кажется, еще оставались в силе7. В 148 г. до н. э. изменилось лишь одно: сенат стал регулярно, каждый год, назначать Македонию в качестве provincia, а значит, в этом регионе постоянно присутствовал римский полководец с римской армией.
Данный пример свидетельствует о том, что обозначение какой-то территории словом «provincia» необязательно приводило к ее немедленной аннексии. Столь же неоднозначная схема наблюдается и в случае испанских provinciae. В 218 г. Испания в качестве provincia была поручена консулу Публию Корнелию Сципиону, но, как и в случае с первым назначением Македонии, нет никаких оснований расценивать это назначение как притязание на власть над данной территорией. Непосредственно в тот момент Риму требовалось отразить угрозу со стороны Ганнибала, а позднее — помешать Ганнибалу получать подкрепления с карфагенских баз в Испании. В течение десяти лет после того, как в 206 г. до н. э. сын Сципиона, впоследствии прозванный Африканским, успешно изгнал карфагенян с полуострова, сенат, видимо, сомневался в том, следует ли вообще сохранять римское военное присутствие в Испании. Тем более не наблюдается никаких признаков создания «провинциальной администрации». Со 196 г. до н. э. ежегодно избиралось два дополнительных претора для отправки в Испанию, но на протяжении почти тридцати лет не сложилось даже никакой системы отношений с местными общинами. Известно о нескольких случаях взимания налогов и судопроизводства, но эти мероприятия явно проводились от случая к случаю и были обусловлены срочными потребностями войска, расквартированного в стратегически важной зоне8.
0 Ливий. Периохи. 45 [Перев. МЛ. Гаспарова).
6 См.: Larsen Ц ES AR 4: 303.
7 Ливий. XLV.32.7.
8 См.: Richardson 1986 (Е 25): прежде всего гл. 3—5.


Глава 15. Управление империей
659
Конечно, подробное рассмотрение этих двух примеров — Испании и Македонии — не призвано доказать, что римляне вообще никогда не присоединяли никаких территорий или, тем более, что они в каком-либо смысле вели себя мирно и неагрессивно по отношению к другим государствам региона. В данный период направление армий и полководцев во все части средиземноморского мира было нормой для римской внешней политики; ранее, в конце IV — начале Ш в. до н. э., Рим точно так же посылал войска в разные регионы Италии. Но эти примеры показывают, что провинцией (provincia) Рим объявлял территорию вовсе не с целью создания там институтов провинциальной администрации; по крайней мере, так обстояло дело в Ш — начале П в. до н. э., когда эта система еще только формировалась. Для создания этих институтов необязательно было иметь provincia и, наоборот, provincia могла существовать на какой-то территории задолго до окончательного формирования указанных институтов. Это становится наиболее очевидным, если рассмотреть, какие сферы ответственности обычно возлагались на наместника провинции в эпоху Поздней республики. Подробнее эти сферы мы рассмотрим далее, но для исследования их происхождения достаточно просто разделить их на три категории: политические и военные контакты, налогообложение и судопроизводство.
Политическое взаимодействие с общинами, входившими в географические рамки provincia, явно было важной частью работы римского военачальника. Ведение войны требовало заключения и поддержания союзов, и, хотя в разных областях это означало разные вещи, определенную роль всегда играл военачальник, находившийся непосредственно на месте событий. Ясно, что такого рода деятельность требовала присутствия магистрата (или промагистрата), а следовательно, как само собой разумеющееся — существования provincia. Однако статус «provincia» вовсе не обязательно должен был сохраняться на постоянной основе. Как уже говорилось, необходимость сохранения испанских provinciae вызывала в Риме большие сомнения, по крайней мере до 196 г. до н. э., когда было принято решение ежегодно посылать туда преторов. Но уже в 206 г. до н. э. младший Публий Сципион основал для раненых солдат из своего войска в Италике (совр. Сантипонсе) поселение к северу от современной Севильи, откуда открывался прекрасный вид на долину Гвадалквивира. Это решение тем более примечательно, что оно, видимо, не было согласовано с сенатом (как, впрочем, и многие другие решения полководцев, действовавших в то время в отдаленной Испании), а после реализации этого решения сенат не обратил на него особого внимания, судя по тому, что до конца республиканского периода Италика, кажется, не имела официального римского статуса9. Такая безучастность сената гораздо реже наблюдается в Восточном Средиземноморье, где разветвленные контакты сената с греческими городами и масштабные реорганизации, предпринятые в первой половине П в. до н. э. после войн с царями Македонии и Сирии, породили
9 	Galsterer 1971 (Е 15): 12.


660
Часть Π
обычай направлять сенатские комиссии из десяти легатов для оказания помощи полководцу при заключении соглашений и установлении взаимоотношений Рима с различными государствами. Но даже в таких случаях внесение серьезных изменений в статус разных общин на конкретной территории и определение их положения в отношениях с Римом необязательно приводили к тому, что сегодня можно квалифицировать как основание провинции. Такой пример, как урегулирование дел в Македонии и Иллирии, предпринятое Павлом в 167 г. до н. э., уже упоминался, но то же самое верно и для распоряжений Тита Фламинина в 196 г. до н. э. относительно материковой Греции, а также для тех условий Апамейского мира, заключенного в 188 г. до н. э. после победы над Антиохом IV, которые касались Малой Азии. Недавно обнаруженные документы из Энтеллы на западе Сицилии, возможно, свидетельствуют об участии римского должностного лица в повторном основании этого города в середине Ш в. до н. э., что вновь иллюстрирует, каким образом Рим мог вмешиваться в дела неримской общины задолго до «провинциализации»10.
Если взаимосвязь между политическим участием Рима в делах общин, расположенных на определенной территории, и превращением этой территории в римскую провинцию в современном смысле слова выглядит довольно туманной (по крайней мере, в Ш—П вв. до н. э.), то это же относится и к взиманию налогов Римским государством. В хорошо известном пассаже11 Цицерон отмечает, что в империи существуют совершенно разные формы налогообложения, и ясно, что во многих регионах Рим просто заимствовал у предшествующих режимов методы сбора денег. Самый известный пример такого подхода — это взимание хлебной десятины на Сицилии, которое регулировалось «законом Гиерона» (Lex Hieronica), названным так в честь царя Сиракуз: тот применял его в подвластных ему областях восточной Сицилии12. Более того, хотя ввиду присутствия римской армии постоянно требовалось взыскивать с местного населения наличность и провиант, нередко проходили еще долгие годы, прежде чем Рим начинал взимать деньги и продовольствие на регулярной и систематической основе, что только и можно признать налогообложением. В Испании, начиная еще с Ганнибаловой войны, полководцы требовали с населения зерно и деньги для выплаты жалованья войску, но регулярные поставки хлеба и серебра начались, вероятно, только в 170-х годах до н. э.13. Даже в богатой provincia Азия, куда римляне отправили полководцев во исполнение завещания Аттала Ш, скончавшегося в 133 г. до н. э., налогообложение было организовано, видимо, на местной основе вплоть до принятия в 123 г. до н. э. знаменитого закона Гая Гракха14. С другой стороны, Рим мог собирать деньги и на территориях, не являвшихся даже
10 Эти документы и посвященные им статьи см.: ASNP (1982) 12: 771—1103.
11 Цицерон. Против Берреса. П.3.12—15.
12 См.: Carcopino 1914 (G 34); Pritchard 1971 (С 120).
13 Richardson 1976 (E 24).
14 Sherwin-White 1977 (D 75): 66—70; о завещании Аттала см.: Braund 1983 (А 13): 21—23.


Глава 15. Управление империей
661
provinciae, то есть тех, где официально вообще не было ни римских войск, ни римских магистратов. После Первой и Второй Пунических войн с Карфагена в качестве репарации был взыскан stipendium14a, а во исполнение распоряжений Павла, отданных в 167 г. до н. э., железные и медные рудники Македонии отправляли в Рим регулярные вектигали.
Даже судопроизводство, позднее занимавшее столь важное место в работе провинциальных наместников, во П в. до н. э. не находилось в прямой взаимосвязи с существованием римской provincia. Например, в ответ на запрос о разрешении судебного спора между двумя греческими городами Малой Азии сенат мог направить туда претора для расследования дела и вынесения решения, даже если спорившие города не входили в состав provincia этого претора, да и вообще какого-либо римского магистрата15. В каком-то смысле эту деятельность можно расценивать скорее как арбитраж, нежели как судопроизводство, но постановление сената, содержавшее инструкцию для претора, на основании которой он должен был решить вопрос, явно составлялось по образцу формул, использовавшихся в суде городского претора, который разбирал споры между римскими гражданами по вопросам частного права. Известны примеры судебных решений, вынесенных в начале П в. до н. э. полководцами на территориях, которые входили в состав их provinciae, но определенно еще не являлись провинциями. В письме жителям Дельф, датируемом, вероятно, началом 190-х годов до н. э., проконсул Маний Ацилий Глабрион, которому была поручена provincia Греция, указывал, какую землю он «отдает» богу Аполлону и городу Дельфы, поручал адресатам позаботиться о соблюдении его распоряжений в будущем и обещал им помощь в случае, если фессалийцы или кто-либо другой отправит посольство в сенат16. В этом случае Глабрион на основании собственных полномочий, хотя и, несомненно, с общего одобрения сената, вынес судебное решение относительно города, который на данном этапе определенно не считался частью Римской империи. О сходном решении сообщается в надписи, датируемой, вероятно, следующим годом, где приводится декрет Луция Эмилия Павла о предоставлении земли, принадлежащей народу Гасты (города в долине реки Бетис, совр. Гвадалквивир), рабам (servi) гастийцев, проживавшим в «башне Ласкута», а также об их освобождении, если это одобрят народ и сенат Рима17. И снова проконсул явно принимает решения о правовом статусе и имуществе иноземной общины без согласования с сенатом. Постоянство или непостоянство римского военного присутствия, которое мы используем как один из критериев для определения, является ли provincia провинцией, в этих двух случаях явно не играло никакой роли.
14а Об этом понятии подробнее см. далее, с. 677—678. — О Л.
ь Sherk // RDGE: No 7; другой пример см.: RDGE: No. 14; в целом см.: Marshall AJ. 1980 (Fill).
16 RDGE: № 37.
17 FIRA I2: Ns 51.


662
Часть Π
Таким образом, ни в судебных и налоговых делах, ни во взаимоотношениях с местными общинами невозможно выявить взаимосвязь между деятельностью римского магистрата (или промагистрата), из которой позднее складывалось управление провинцией в нашем понимании, и учреждением «провинции». Такая работа вполне могла вестись и там, где еще не существовала даже provincia. Это свидетельствует о том, что на ранних стадиях заморской экспансии Рима использование «провинций» было для римлян не единственным средством установления контроля над регионами средиземноморского мира. Действительно, хотя provinciae, то есть военные командования, существовали на большинстве территорий, где во П в. до н. э. ощущалось римское влияние, оказание этого влияния посредством постоянного военного присутствия и, следовательно, регулярное объявление данной территории provincia практиковалось, видимо, только на Западе, по крайней мере до второй половины П в. до н. э. Сицилия и Сардиния-Корсика назначались преторам в качестве provinciae с 227 г. до н. э., а Ближняя Испания и Дальняя Испания стали provinciae преторов с консульским империем со 196 г. до н. э. В Восточном Средиземноморье provinciae часто получали консулы, а иногда и преторы, но до второй половины П в. до н. э. ни одна территория не назначалась в качестве provinciae на регулярной ежегодной основе, что могло бы привести к основанию «провинции». Лишь после победы в 148 г. до н. э. Квинта Ме- телла Македонского над Андриском, претендентом на трон Македонии, началось такого рода постоянное военное присутствие Рима на Востоке. До этого римляне обеспечивали повиновение греков римской политике другими средствами18, и даже после 148 г. до н. э. надзор за остальной частью Балканского полуострова осуществлял римский полководец из Македонии19. Из сказанного ясно следует, что сенат воздерживался от отправки магистратов и промагистратов на Восток не из-за опасений, что для своего содержания провинциальная администрация потребует слишком много ресурсов и позволит наместникам чересчур усилиться в ходе службы за морем, поскольку на данном этапе такая администрация вовсе не являлась целью создания provincia. Разница в подходе Рима к двум регионам, Западу и Востоку, была вызвана, скорее, тем, что для контроля над ними требовались разные методы. Если эффективного контроля над территорией можно было добиться, не размещая на ней войско и полководца, то не было необходимости тратить средства на их отправку и терпеть связанные с этим неудобства. Provincia представляла собой поручение, которое сенат давал магистрату (или промагистрату) для выполнения определенной задачи, и в этот ранний период задачи, выполнявшиеся за морем, в основном имели военный характер. Таковы были истоки провинций Поздней республики и Империи, и, как мы увидим далее, многие особенности этой системы были заданы теми обстоятельствами, в которых она зародилась.
18 Derow 1979 (В 26).
19 См., напр., письмо Квинта Фабия городу Димы (RDGE: Nq 43).


Глава 15. Управление империей
663
II. Основа
И ПРЕДЕЛЫ ВЛАСТИ НАМЕСТНИКА
Поскольку и истоком, и основой провинции оставалась provincia, наместник провинции всегда обладал империем, то есть являлся магистратом или промагистратом. Магистраты занимали должность в силу их избрания народом, то есть в случае консулов и преторов, отправлявшихся за море в provinciae, — центуриатными комициями20. Империем они обладали в силу занимаемой должности. Положение промагистрата (проконсула или пропретора) было несколько иным. В Поздней республике промагисграт — это обычно человек, который ранее занимал претуру или консульство и получил разрешение действовать так, словно после окончания срока своей должности он остается магистратом в силу продления его империя постановлением сената. Строго говоря, он более не являлся магистратом и не мог, к примеру, применять свой империй в пределах священной границы города Рима, но, несмотря на свой статус частного лица, он имел право командовать римскими войсками и выполнять другие обязанности магистрата в своей provincia21. Предоставление таких полномочий (обычно — в силу постановления сената) оказалось крайне полезным способом продлить за пределы годичной магистратуры срок командования на войне. Этот метод предоставления власти — проконсульского или пропреторско- го империя (imperium pro consule или pro praetore) — лицам, не занимающим магистратуру, можно было использовать даже в случаях, когда получатель не занимал в прошлом году магистратуру и еще не обладал империем. Между 210 и 196 гг. до н. э. римскими войсками в Испании командовали полководцы с проконсульским империем, который предоставлялся им либо центуриатными, либо трибутными комициями;22 сходным образом в 77 г. до н. э. Помпей получил командование в войне против мятежника Марка Лепида, а позднее, в том же году, — проконсульский империй и войско, которое Помпей должен был отвести в Испанию на помощь Метеллу Пию в войне против Сертория.
В таких случаях обладателю империя поручалась provincia. Если рассуждать строго логически, то provincia начинала существовать лишь в тот момент, когда поручалась кому-либо подобным образом, хотя в эпоху Поздней республики представление о provincia как географической территории настолько глубоко укоренилось в умах римлян, что в 50 г. до н. э. Цицерон писал о provinciae, остававшихся без империя (sine imperio) вследствие того, что трибун Курион постоянно налагал запрет на их рас¬
20 См. выше, с. 655, а также: КИДМ УШ: 248—249.
21 О статусе проконсула как частного лица см.: Ливий. ХХХУШ.42.10; Mommsen 1888 (А 77) I3: 642.
22 В 210 г. до н. э. — Сципион (Ливий. XXVI. 18-20); в 206 г. до н. э. — Луций Корнелий Лентул и Луций Манлий Ацидин (Ливий. XXVTH.38.1); в 201 г. до н. э. — Гай Корнелий Цетег (Ливий. ХХХ.41.4—5; XXXI.49.7); в 199 г. до н. э. — Гней Корнелий Блазион и Луций Стертиний (Ливий. XXXI.50.11).


664
Часть Π
пределение23. Из речи Цицерона о консульских провинциях, произнесенной в сенате в 56 г. до н. э., складывается впечатление, что для выполнения своих обязанностей каждый консул должен был иметь provincia24, и то же самое можно сказать о любом обладателе империя.
В нормальных обстоятельствах провинции магистратам и промагисгра- там назначал сенат. На протяжении Ш и большей части П в. до н. э. это, видимо, происходило на первом заседании сената в каждом консульском году. Провинции не распределялись отдельным магистратам поименно; сенат определял, какие территории следует отдать под командование преторов, а какие — консулов, а затем распределял их между соответствующими магистратами либо по жребию (sortitio), либо на основании взаимных договоренностей (comparatio). Последний метод могли использовать только консулы, хотя имеются свидетельства того, что в распределение преторских провинций порой вмешивались консулы, вероятно, незаконными и аморальными методами25. И лишь крайне редко сенат поручал командование определенному лицу без жребия (extra sortem).
Промагисграты занимали иное положение — несомненно, поскольку их империй, как и их провинция, обычно определялись постановлением сената, и, следовательно, их командование можно было продлить или видоизменить просто еще одним постановлением. Конечно, когда сенат делал кого-то промагистратом, чтобы отправить его в заранее установленную провинцию, то сначала называл территорию, а затем уже человека, который направлялся туда; и лишь в редких случаях вопрос о том, кто из двух промагистратов получит определенную провинцию, решался жребием26, но эти исключения лишь подтверждают обычное правило.
В последний век существования Республики порядок назначения в провинции магистратов и промагистратов претерпел несколько изменений. Они явились следствием возрастания с середины П в. до н. э. важности заморских командований. В 123 или 122 г. до н. э. трибун Гай Гракх предложил закон, согласно которому сенат должен был определить консульские провинции до избрания консулов27. В результате оказалось невозможно поручить определенное командование определенному консулу, поскольку на момент принятия решения о провинциях консулы следующего года были еще неизвестны. Примерно пятнадцать лет спустя появился более радикальный способ наделения конкретного человека конкретным командованием. В 107 г. консулом был избран Гай Марий, который в ходе предвыборной кампании резко критиковал Квинта Метелла и его методы ве¬
23 Цицерон. Письма к Аттику. VH7.5.
24 Цицерон. О консульских провинциях. 37.
25 См., напр.: Цицерон. Письма к близким. V.2.3—4.
26 В 173 г. до н. э. Публий Фурий Фил и Гней Сервилий Цепион, возвращавшиеся, соответственно, из Ближней и Дальней Испании, должны были по решению сената бросить жребий, чтобы определить, кто из них заменит Нумерия Фабия Бутеона, претора, назначенного в Ближнюю Испанию, но скончавшегося по дороге в свою провинцию (Ливий. Х1Л.4.2—3).
27 Цицерон. О своем доме. 24; также см. выше текст Аинтотта, гл. 3, с. 98.


Глава 15. Управление ижперией
665
дения войны с Югуртой; однако сенат принял постановление о продлении командования Метелла, и Марий понял, что ему уже не удастся получить provincia Нумидию. Тогда Марий решил побудить трибуна Тита Манлия Манцина предложить закон, который бы прямо предоставлял Марию данное командование. Ранее народное собрание крайне редко использовалось для предоставления provinciae. В 206 г. до н. э., когда казалось, что сенат откажется поручать Африку консулу Публию Сципиону, тот пригрозил получить ее от народа с помощью трибунов, но в конце концов самой этой острастки оказалось достаточно, чтобы переубедить сенат28. В 167 г. до н. э. претор Маний Ювенций Тальна собирался внести в народное собрание закон об объявлении войны родосцам и избрании одного из магистратов текущего года для командования флотом в этой войне. Однако ему воспрепятствовало двое трибунов, заявивших, что наложат вето на этот законопроект29. До 107 г. до н. э. единственный прецедент, когда подобное предприятие увенчалось успехом, имел место в 147 г. до н. э. В тот раз (согласно Аппиану)30 трибуны предложили народу законопроект о поручении Африки Сципиону Эмилиану без жребия (extra sortem), несмотря на сопротивление Гая Ливия Друза, его коллеги по консульству.
После 107 г. до н. э., в последние десятилетия Республики, известен целый ряд случаев, когда применялся подобный метод назначения. В 88 г. до н. э. Марий снова попытался получить командование путем принятия трибунского закона: Публий Сульпиций внес предложение отправить против Митридата Мария, а не Суллу, но последний привел в Рим войско и отменил этот закон31. Помимо знаменитых законов, предоставлявших командование Помпею против пиратов (закон Габиния в 67 г. до н. э.) и Цезарю, Помпею и Крассу в 50-х годах до н. э. (закон Ватиния — в 59 г. до н. э., закон Помпея—Лициния и закон Требония — в 55 г. до н. э.), имеются и другие примеры, касающиеся данного периода, когда консулы получали свои provinciae подобным способом. Провинция Вифиния и Понт была предоставлена Манию Ацилию Глабриону, консулу 67 г. до н. э., другим законом трибуна Габиния, а сам Авл Габиний, став консулом в 58 г. до н. э., и его коллега Луций Кальпурний Пизон получили свои провинции благодаря принятию законов, предложенных трибуном Публием Кло- дием. Вполне возможно, что были и другие подобные случаи, не упомянутые в источниках. Недавно на Книде была найдена надпись, копия которой, обнаруженная в Дельфах, известна уже давно; в ней приводится трибунский закон, который был принят в последние годы П в. до н. э. и, среди прочего, предусматривал учреждение преторской провинции Киликии32. Этот закон, проведенный, вероятно, группой популяров, в которую
28 Ливий. XXVTII.45.1—7.
29 Ливий. XLV.21.1—8
30 Аппиан. События в Ливии. 112.533.
31 Аппиан [Гражданские войны. 1.63.283) утверждает, что после этого Сулла и его коллега Квинт Помпей Руф получили свои provinciae от народа, но, по всей видимости, это не соответствует действительности.
32 Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170).


666
Часть Π
входили Сатурнин и Главция, иллюстрирует, каким образом можно было обойти обычные сенатские механизмы.
Хотя лицам, направляемым в провинции, время от времени предоставлялся проконсульский империй, базовой моделью для заморских командований в эпоху Республики оставались городские магистратуры, особенно претура. И в самом деле, в некоторых случаях Цицерон, говоря о наместниках вообще, употребляет слово «praetor»33. Первым шагом к восприятию провинциального наместничества как особой магистратуры стал Помпеев закон о провинциях (Lex Pompeia de provinciis), принятый в 52 г. до н. э.34. Этот закон, которому годом ранее предшествовало постановление сената со сходными условиями35, предусматривал обязательный пятилетний интервал между занятием претором или консулом магистратуры и принятием им на себя заморского командования. Вероятно, данный закон предназначался для того, чтобы кандидаты на магистратуры перестали тратить огромные суммы на свои предвыборные кампании в надежде возместить их за счет эксплуатации провинции, по крайней мере, в такой обстановке было принято постановление сената 53 г. до н. э. В итоге закон оказался недолговечным, поскольку в 50 г. распределению провинций помешал запрет трибуна Куриона, а в 40-м процедура была нарушена из-за начала гражданской войны36. Однако, поскольку этот закон отделял контроль над провинциями от городских магистратур, он предвещал ту схему, которую позднее создал Август, реформировавший структуру командования в Империи. Но лишь позднее, в эпоху расцвета Империи, когда для обозначения наместников провинций в целом стало использоваться выражение «презид провинции» («praeses provinciae»), названия этих должностей отделились от названий городских магистратур37.
Несомненно, именно тем, что провинция и ее наместник вели происхождение от магистратур (прежде всего военных магистратур) города Рима, объясняется неадекватность и неуместность средств контроля и ограничений, которым был подчинен наместник. На практике полководца невозможно было постоянно контролировать из Рима; более того, вся связанная с империем традиция, восходящая к эпохе царей, благоприятствовала независимости его обладателей. Эти люди действовали как представители избравшего их римского народа, а не как слуги государства, и на практике это выражалось в том, что в принятии решений они обладали значительной свободой, а разработка эффективных средств ее сдерживания потребовала очень много времени.
33 Наир.: Цицерон. Против Берреса. П.3.125; Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.1.22.
34 Дион Кассий. XL.56.1. См.: Marshall 1972 (F 110).
35 Дион Кассий. XL.46.2.
36 См. выше, гл. 10, с. 469.
37 Слово «praeses» начинает появляться в официальном контексте в начале П в. н. э. (напр.: Тацит. Анналы. VI.41; Траян в: Плиний. Письма. Х.44) и в начале Ш в. н. э. становится общепринятым термином (Макр. Дигесты. 1.18.1). Уже в I в. н. э. использовались обобщенные выражения вроде «те... кто руководили в провинциях» («eos... qui in provincis praessent». — Сиарийская таблица: кол. П(Ь), стк. 26 (19 г. н. э.)).


Глава 15. Управление империей
667
В обычных обстоятельствах роль сената в ведении провинциальных дел сводилась к тому, что он отправлял наместника в провинцию, снаряжал его и при необходимости в начале каждого года возобновлял его полномочия в провинции. Это, конечно, имело огромное значение для наместников и вполне могло повлиять на их поведение. Наместники помнили об этом, когда сообщали сенату о своих мероприятиях и о положении дел на своей территории, по крайней мере, о военной обстановке. Примечательно, что оба письма, которые Цицерон отправил в 51 г. до н. э. «магистратам и сенату» из Киликии, полностью посвящены военным делам, хотя из остальной его переписки мы знаем, что сфера его деятельности была куда обширнее38. Судя по всему, Цицерон исходил из того, что сенат желает получить сведения именно о его военных кампаниях и о том, насколько подконтрольная ему территория готова к тому, чтобы отразить вторжение противника. В других случаях полководцы писали сенату, дабы информировать его о победах или поражениях, запросить новые поставки продовольствия, снаряжения или наличных денег для продолжения проводившихся военных операций. Например, в 215 г. до н. э. два Сципиона в письме сенату из Испании просили выделить им деньги и провиант; в предыдущем году такой же запрос направил Авл Корнелий Мам- мула, обладавший пропреторским империем на Сардинии, а в 74 г. до н. э. — Помпей, сражавшийся против Сертория в Испании39. В 209 г. до н. э. Публий Сципион-сын, позднее прозванный Африканским, сообщил сенату о взятии Нового Карфагена, а в первые десятилетия П в. до н. э., для которых у нас имеется рассказ Ливия о ежегодных сенатских заседаниях, в сенат непрерывно шел поток донесений о военной обстановке — как из давно существующих западных provinciae (прежде всего из двух Испаний), так и от полководцев, направленных в provinciae греческого мира.
Свидетельств об участии сената в других сферах деятельности магистрата (или промагистрата) в провинции последнего на удивление мало. Иногда сенат требовал уточнить границы территории, находящейся в ведении наместника. Например, в 196 г. до н. э., когда два претора впервые были направлены в две испанские провинции, сенат поручил им провести демаркацию границ своих областей; в самом конце П в. до н. э. закон, учредивший претор скую провинцию Киликию, одновременно поручал следующему полководцу, который отправится в Македонию, заняться еще и уточнением границ своей провинции по итогам новых завоеваний Тита Дидия40. Этот же закон предписывал данному должностному лицу отдать те распоряжения, какие он сочтет нужным, относительно сбора государственных доходов с новой территории и проводить на ней не менее шестидесяти дней в году в течение всего времени своего пре¬
38 Цицерон. Письма к близким. XV. 1, 2.
39 Об Испании см.: Ливий. XXIII.48.4—49.4. О Сардинии см.: Ливий. ХХШ.21.4. О Помпее см.: Саллюстий. История. Фр. 2.98; Плутарх. Помпей. 20.1.
40 Об Испании см.: Ливий. ХХХП.28.11. О Македонии см.: Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 204; Книдская копия, кол. IV, стк. 25—31 (в провинцию Македония требовалось включить Кенийский Херсонес).


668
Часть Π
бывания в должности наместника провинции. Столь точные инструкции выглядят необычно; возможно, они обусловлены стремлением автора этого закона (который в любом случае регулировал вопросы, обычно находившиеся в ведении сената) поставить магистратов и промагистратов под более строгий контроль. Но даже в этом случае в дошедшей до нас части надписи содержится очень мало ограничений, налагаемых на действия различных наместников (назначенных этим законом или упомянутых в нем) в пределах их провинций. Это особенно удивительно ввиду того, что данный закон запрещал наместнику покидать свою провинцию с войском либо без него, а далее описывал полномочия, сохранявшиеся за преторами Азии и Македонии после их отъезда из своих областей, прежде всего в правовой сфере41.
Как и следовало ожидать, при назначении провинции сенат обычно давал наместнику лишь довольно обобщенные инструкции, а во время его наместничества интересовался в основном военными делами. После того как наместник покидал территорию своего командования, его империй автоматически утрачивал силу, и теперь наместнику требовались более определенные полномочия, чтобы выполнять те функции, которые он выполнял, находясь у себя в провинции. С помощью обычных административных или судебных средств было практически невозможно предотвратить злоупотребления наместника, а если он допускал их — наказать его, пока он находился в своей провинции и обладал империем. Теоретически наместника можно было лишить империя, но на практике столь суровая мера применялась лишь в исключительных обстоятельствах. В 136 г. до н. э. Марк Эмилий Порцина, проконсул Ближней Испании, не только напал на племя ваккеев в нарушение прямого распоряжения сената, доставленного ему гонцом, но и потерпел катастрофическое поражение; вследствие этого он был лишен империя42. Но даже в таком случае Порцину вряд ли постигла бы столь тяжкая участь, если бы свой проступок он не совершил одновременно с обсуждением в сенате вопроса о расторжении мирного договора с нумантийцами, заключенного Манцином43. Обычно против наместника не предпринималось никаких мер в течение срока его полномочий, даже если он истреблял и обращал в рабство жителей своей провинции, как поступал Сервий Сульпиций Гальба с лузитанами в 150 г. до н. э., или безжалостно их эксплуатировал, как, по словам Цицерона, поступал Веррес в 70-х годах I в. до н. э.
Но, когда наместник возвращался в Рим, многое менялось. Уже в 171 г. до н. э. провинциальные общины имели возможность подать жалобу на наместников провинции, хотя процедура ее рассмотрения была, по- видимому, скорее дипломатической, нежели судебной. В том году в Рим явились посольства с протестом против жадности и высокомерия троих наместников, направленных в две испанские провинции за последние
41 Книдская копия, кол. Ш, стк. 32—39; кол. IV, стк. 32—39.
42 Аппиан. Иберийско-римские войны. 81.351 — 83.358.
43 См. выше текст Линтотта, гл. 2, с. 34; а также: КИДМ УШ: 172.


Глава 15. Управление империей
669
шесть лет. Сенат распорядился, чтобы претензии были заслушаны коллегией рекуператоров, специально назначенных для этой цели, и чтобы послы выбрали в качестве своих представителей четырех выдающихся римлян. В источниках сообщается, что наместники были явно виновны в незаконном присвоении денег, однако все трое обвиняемых остались, судя по всему, безнаказанными: один был оправдан после длительных разбирательств, а двое других уклонились от римского правосудия, переселившись в Тибур и Пренесту44. Хотя исход дела оказался неудовлетворительным и поговаривали, что претор, разбиравший это дело, вступил в сговор с обвиняемыми, сенат, по крайней мере, продемонстрировал, что готов прислушиваться к подобным жалобам со стороны провинциалов.
Во второй половине П в. до н. э. была прописана регулярная процедура рассмотрения таких жалоб. В 149 г. до н. э. плебейский трибун Луций Кальпурний Пизон Фруги провел закон об учреждении постоянного суда для разбора дел магистратов или промагисгратов, обвиненных в незаконном вымогательстве денег (quaestio de repetundis). Об этом законе не известно почти никаких деталей, но ясно, что к 123 г. до н. э., когда Гай Гракх предложил свой собственный законопроект на ту же тему, провинциалы имели возможность предъявить в Риме наместнику провинции такое обвинение45. Более того, для неримлян подобное обвинение стало основным и единственным официальным способом получить возмещение ущерба, причиненного им римскими должностными лицами, вот почему суд по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis) Цицерон описывает как защиту союзников от подобных грабежей46. Сулла, по-видимому, расширил сферу действия закона о вымогательствах, а Цезарь в свое консульство в 59 г. до н. э. вновь его дополнил. Упоминания Цицероном о законе Цезаря в письмах, написанных им в должности наместника Киликии в 51 г. до н. э., свидетельствуют, что данный закон по меньшей мере сдерживал определенные формы эксплуатации. Однако в качестве защиты провинциалов суд по делам о вымогательствах имел некоторые очевидные слабости. Как уже упоминалось, к суду можно было привлечь лишь наместника, вернувшегося в Рим, и лишь в том случае, если провинциалы могли позволить себе значительные издержки, связанные с возбуждением обвинения в самом Риме. На практике на успех могли рассчитывать лишь те из провинциалов, кто обладал значительным богатством и, что еще важнее, имел в Риме высокопоставленных друзей, а такие провинциалы в любом случае могли использовать свое влияние менее формальными путями, чтобы заранее предотвратить угрожающие им действия наместника. Даже если обвинение выиграло суд, это еще не означало, что истец получит обратно свои деньги, невзирая на тщательно продуманную процедуру возмещения ущерба, которую предусмотрел Гай Гракх47. Обвиняемый по-
44 	Ливий. ХЫП.2.1—2.
40 Об истории суда по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis) см.: Balsdon 1938 (F 12); Lintott 1981 (F 104). О законе Гракха см.: Sherwin-White 1982 (С 133).
46 Цицерон. Дивинация против Цецилия. 17—18.
4/ Закон о вымогательствах [FIRA Р: Nq 7): стк. 57 слл.


670
Часть Π
прежнему, как и в 171 г. до н. э., имел возможность удалиться за пределы действия римской юрисдикции; так, например, Гай Веррес, которого в 70 г. до н. э. Цицерон обвинял от имени сицилийцев, наслаждался своей неправедной добычей в Массилии до 43 г. до н. э., когда Марк Антоний про- скрибировал его, чтобы завладеть его богатством48.
Вторым законом, по которому в Поздней республике можно было преследовать наместника за действия в его провинции, был принятый Суллой Корнелиев закон об умалении величия римского народа (Lex Cornelia de maiestate). Из упоминаний Цицерона об этом законе ясно, что он запрещал полководцу покидать его провинцию и выводить из нее войско, вести войну по собственному почину или нападать на иноземное царство без прямых распоряжений сената или римского народа49. Говоря о законе, учредившем около 100 г. до н. э. провинцию Киликия, мы уже отмечали, что некоторые из этих установлений существовали еще до Суллы, и Цицерон тоже о них упоминает50. В этом последнем законе не только содержатся распоряжения относительно конкретных областей, таких как Македония и Азия, но и упоминается более общий статут — Порциев закон, устанавливавший сходные нормы. Ясно, что в этой сфере, как и в других разделах своего законодательства, Сулла кодифицировал предшествующие попытки ограничить свободу действий наместников. Примечателен способ, который он избрал для этого, а именно обвинение наместника в том, что он умалил величие римского народа, злоупотребив империем, который должен был использовать не иначе, как в интересах римского народа. Такой подход вновь демонстрирует, что provinciae рассматривались в тесной связи с магистратом (или промагистратом), которому были поручены, и что эти должностные лица считались обладателями государственной военной власти. Все известные нам конкретные злоупотребления, запрещенные вышеназванными законами, связаны с военными функциями наместника, и, что важнее, в их описании фигурируют не «провинции», не какая-то провинциальная администрация, но надлежащие или (скорее) ненадлежащие действия обладателя империя.
Пожалуй, вызывает удивление, что даже в последний век Республики, когда римские должностные лица отправлялись в разные области по всему Средиземноморью, не существовало механизма, с помощью которого сенат мог бы предотвратить злоупотребления назначенных им людей на данных территориях. Это покажется еще более удивительным, если вспомнить, что исполнение закона, предусматривавшего наказания за те конкретные нарушения, которые признавались таковыми, как и исполнение всех прочих разделов римского права, зависело от обвинений, предъявляемых частными лицами. Правильно истолковать все эти странности можно, лишь принимая во внимание генезис той системы, которая стала администрацией империи. Изначально или преимуще¬
48 Плиний Старший. Естественная история. XXXIV.3.6; Лактанций. Божественные установления. П.4.37.
49 См.: Bauman 1967 (F 16): 68-37.
о0 Цицерон. Против Пизона. 50.


Глава 15. Управление илтерией
671
ственно (во всяком случае в республиканский период) магистрат (или промагистрат) в заморской provincia не управлял определенной частью римской территории, но командовал римским войском за границей. Важно было, чтобы он не ухудшал там без особой надобности обстановку, грабя местных жителей, и чтобы он не превратил государственное войско в частную армию, выйдя за пределы территории, предоставленной ему сенатом. Но в этих весьма широких рамках магистрат (или промагистрат) обладал необходимой каждому полководцу свободой применять по своему усмотрению власть, предоставленную ему сенатом и римским народом: именно это и подразумевал империй.
III. 	Наместник за работой
Заморские provinciae появились со времени, когда Рим стал посылать армии за пределы Италии, и постепенно трансформировались в территориальную империю, когда в определенных частях средиземноморского мира такие командования стали постоянными. Учреждения, которые можно назвать «провинциальной администрацией», стали появляться по мере накопления обязанностей, проистекавших из присутствия римских войск и их полководцев на этих территориях. Чтобы увидеть, как это происходило, проще всего исследовать деятельность людей, отправлявшихся в провинции империи в середине I в. до н. э., и ресурсы, которыми они располагали.
1. 	Наместник и его штаб
Персонал, окружавший наместника, в зависимости от способа назначения на должности можно разделить на три группы. Состав первой части штаба наместника определялся сенатом. Особое место в ней занимал квестор, который и сам являлся магистратом римского народа и занимал должность в силу избрания. Следовательно, как и всем прочим магистратам, ему требовалась provincia, и, по крайней мере, в конце П и в I в. до н. э. такие provinciae обычно распределялись по жребию после принятия соответствующего постановления сената, хотя, как и другие магистраты, квесторы порой могли напрямую назначаться в провинцию постановлением сената51. Главные обязанности квестора были финансовыми, и в конце срока своей должности он обязан был отчитаться перед казной в Риме за расходование выданных ему денег. После принятия в 59 г. до н. э. Юлиева закона о вымогательствах (Lex Julia de repetundis) квестор должен был оставлять копии своего отчета в двух главных городах провинции52. Цицерон нападал на Берреса за то, что тот после своей квестуры у консула
01 Ульпиан датирует обычную процедуру 138 или 137 г. до н. э. (Дигесты. 1.13.1.2), хотя, несомненно, к жребию прибегали и раньше.
02 Цицерон. Письма к близким. V.20.2.


672
Часть Π
Гнея Карбона в 84 г. до н. э. представил бессодержательный отчет53. Этот последний, несомненно, был весьма неудовлетворителен в том смысле, что не отражал движение денег, за которые отвечал Веррес, зато нам он позволяет составить представление о задачах, возложенных на квестора. Веррес фиксировал выплату жалованья и обеспечение консульской армии провиантом, а также расходы его штаба. Для человека, только начинающего карьеру, это было серьезное дело, чем, несомненно, отчасти содержатся представление римлян о том, что отношения между старшим магистратом (или промагистратом) и прикомандированным к нему квестором обычно напоминали отношения отца и сына54. Без всякого сомнения, квестор полагался в значительной мере на финансовый опыт собственного штата служителей (apparitores), о которых подробнее мы поговорим далее, а также аналогичных служителей самого наместника.
Помимо квестора, наместник брал с собой также несколько человек постарше, обычно сенаторского ранга, в качестве легатов. Они тоже назначались сенатом, хотя имеется немало свидетельств тому, что последний учитывал пожелания наместника относительно легатов, и ими нередко становились его родственники, друзья и близкие55. В 51 г. до н. э. Цицерон сделал своими легатами собственного брата Квинта Цицерона, а также Гая Помптина, Марка Аннея и некоего Луция Туллия. Все они, кроме последнего, имели военный опыт, и хорошо известно, что всем четверым Цицерон поручал военные задачи56. Видимо, это и было основным предназначением легатов, и их положение и полномочия являлись производными от положения и полномочий самого наместника.
Прочие лица, сопровождавшие наместника, не назначались сенатом, подобно квестору и легатам. Например, у него было некоторое количество аппариторов, составлявших вторую часть его штаба. Аппариторами называлась довольно разнородная группа служителей, исполнявших обязанности, напрямую связанные с работой соответствующих магистратов и промагистратов57. В Риме эти люди были организованы в коллегии, известные как декурии (decuriae), которые к правлению Августа уже имели довольно сложную структуру и иерархию, а в эпоху Республики занимали официальное положение и пользовались определенными привилегиями58. В их число входили ликторы и прочее сопровождение магистратов, а также писцы (scribae), которые вели счета и занимались другими записями для квесторов. Хотя до нас не дошло эпиграфических свидетельств о писцах, служивших при консулах или преторах, они входили в состав штаба провинциальных наместников, так, например, в Киликии Цицерон имел
53 Цицерон. Против Верреса. П.1.36.
54 Ср. отношения Марка Антония и Гая Норбана ок. 95 г. до н. э.: Цицерон. 06ораторе. П.198.
55 О легатах см.: Schleussner 1978 (А 106): 101—240.
36 Цицерон. Письма к близким. XV.4.8.
57 В целом см.: Jones А.Н.М. 1949 (G 130); Purcell 1983 (G 199).
58 Так свидетельствует Корнелиев закон о двадцати квесторах (Lex Cornelia de XX quaestoribus. — FIRA P: Nq 10).


Глава 15. Управление империей
673
при себе писца по имени Туллий, который, вероятно, был вольноотпущенником из собственного домохозяйства Цицерона59. Данный пример указывает на то, что, хотя в эпоху Ранней империи писцы квесторов назначались по жребию, в Поздней республике наместники могли ставить на эту должность кого хотели, что подтверждается и язвительным рассказом Цицерона о писце, служившем Берресу, когда последний занимал должности легата, претора и пропретора60. Подобные люди играли важную роль, ибо в каком-то смысле принадлежали к профессиональному сообществу, но ясно, что даже они не обладали специальными познаниями о тех областях, куда отправлялись в штате провинциального наместника или его квестора: как и прочие члены штаба наместника, они выезжали вместе с ним из Рима, отправляясь к новому месту службы. Вероятно, они отличались от остальной свиты наместника более низким социальным статусом: хотя писцы могли быть всадниками, вряд ли они входили в тот слой всадников, который ближе всего стоял к сенаторскому сословию и откуда порой набирались сенаторы61.
Третья группа, также набираемая наместником без согласования с сенатом, — это его «когорта друзей» («cohors amicorum»), то есть собрание сотоварищей наместника, не имевших никакого официального статуса, но получавших от сената денежное довольствие на пребывание в провинции. Они не только получали ценный опыт и использовали широкие возможности зарубежной поездки, но и выполняли важную другую задачу: вместе с квестором и легатами играли роль совета (consilium) при наместнике. Для нормальной работы любого римского должностного лица, особенно в судебной сфере, он должен был принимать решения только после совещания с другими людьми, даже если не было сомнений в том, что лицо, принимавшее решение, обладало всеми необходимыми для этого полномочиями62. Цицерон обвинял Берреса в том, что тот рассматривал судебное дело без обвинителя, выносил решение без привлечения к обсуждению совета (consilium), объявлял приговор, не выслушав защитника;63 это свидетельствует о сложившейся практике проведения такой консультации для правильного ведения дел. Даже когда консулы в Риме рассматривали спор между жителями беотийского города Ороп и группой откупщиков (publicani) по поводу статуса священного участка, они сперва выслушали свой совет (consilium) и только затем дали рекомендацию о том, какое постановление следует издать сенату. Точно так же и консул Гней Помпей Страбон, предоставляя гражданство отряду испанских конников во время военной кампании в Пицене в 89 г. до н. э., принял во внимание рекомендацию своего совета (consilium), состав которого он привел в декрете64.
09 Purcell 1983 (G 199): 128; Цицерон. Письма к близким. V.20.1, с примечанием: Shackleton Bailey 1977 (В 110).
60 Плиний Младший. Письма. 4.12; Цицерон. Против Верреса. П.3.187.
61 О писцах-всадниках в эпоху Империи см.: Komemaim Е. // RE ПА: 853.62.
62 Crook J. Consilium Principis (Cambridge, 1955): гл. 1.
63 Цицерон. Против Верреса. П.5.23.
64 Об Оропе см.: FIRA Г2: Nq 36; о Помпее см.: ILS 8888.


674
Часть Π
Такого рода списки свидетельствуют о том, что в советы (consilia) входили люди совершенно разного возраста, при этом часть из них имела тесные связи с магистратом (или промагистратом), которого они консультировали. Например, Помпей Страбон включил в свой совет сына (в будущем — великого Помпея) и еще тридцать два молодых человека, а также двадцать два человека более высокого статуса. Возможно, численность совета (consilium) Страбона была необычайно велика, но данный список в целом подтверждает свидетельства источников о типовом составе группы «друзей» (comites или amici) наместника провинции, сопровождавших его к месту службы. Например, в 57 г. до н. э. поэт Катулл, которому, несомненно, не исполнилось еще и тридцати лет, отправился в Вифинию вместе с Гаем Меммием, занимавшим в прошлом году претуру65.
«Друзья» (amici) наместника, аналогично квесторам и легатам, получали от казны содержание, и эти деньги включались в сумму, которая выдавалась квестору в начале его срока должности. Окружение Цицерона явно ожидало, что он разделит между ними неизрасходованную часть этой суммы — миллион сестерциев, оставшийся к концу времени его наместничества в Киликии, но, как он объясняет в письме к Аттику, для него такой поступок был бы невозможен не только из-за его аморальности, но и из-за того, что необходимо было держать строгий отчет перед казной за потраченные средства66. И это содержание, и деньги, выдававшиеся самому наместнику на его собственные нужды (они назывались «vasarium»), могли составлять очень крупные суммы. Цицерон утверждает, что, когда в 58 г. до н. э. Луций Пизон был назначен проконсулом Македонии, он получил vasarium в размере 18 млн сестерциев (сумма, эквивалентная довольно крупному частному состоянию) и заложил его в Риме под проценты67. Правда это или нет, но, скорее всего, наместник и в самом деле не отчитывался по истечении своих полномочий за vasarium (в отличие от довольствия, находившегося в ведении квестора).
Имеются довольно подробные сведения и еще об одном мероприятии сената для обеспечения деятельности наместника и его штаба. Перед отъездом в провинцию наместник получал определенную финансовую субсидию для приобретения зерна для себя и своего штаба, при этом сенат устанавливал цену, по которой данное зерно следовало покупать. Затем наместник мог заставить земледельцев в провинции продать ему указанное количество зерна (у него было специальное название: «frumentum in cellam», «зерно в кладовой», или «frumentum aestumatum», «оцененное зерно») по этой фиксированной цене. Хотя данная схема, несомненно, была изобретена для того, чтобы защитить представителей римского народа от спекуляций со стороны провинциалов, она, как и все попытки установить
60 Катулл. 10, 28. Подробнее см.: Marquardt, Wissowa 1881—1885 (А 69) I2: 531—533.
66 Цицерон. Письма к Аттику. VII. 1.6.
67 Цицерон. Против Пизона. 86. С этим можно сопоставить состояние Плиния Младшего — наверное, порядка 16 млн сестерциев (Duncanjones R. The Economy of the Roman Empire (2nd edn., Cambridge 1982): гл. 1).


Глава 15. Управление империей
675
на товар цену, отличную от сложившейся продажной цены, вела к злоупотреблениям. Если установленная цена была выше текущей рыночной, то наместник мог положить разницу себе в карман, а если она была ниже, то земледельцы могли даже попытаться дать ему взятку, только бы он приобрел зерно у кого-то другого. Даже если фиксированная цена находилась примерно на том же уровне, что и текущая рыночная, нечистоплотный наместник мог потребовать доставить зерно в отдаленную часть провинции за счет земледельца и тем самым вынудить его откупиться. Во всех этих ухищрениях Цицерон обвинял Верреса, а тот, определенно, не первым придумал этот род вымогательства68.
Присутствие перечисленных групп людей в окружении наместника официально признавалось (во всяком случае, римская казна оплачивала приобретавшееся для них продовольствие), но, помимо них, наместника сопровождали и члены его личного домохозяйства. Квинт, брат Цицерона, служивший в 62—58 гг. до н. э. наместником Азии, имел при себе раба Стация, которого, вопреки совету Цицерона, освободил, находясь в провинции. Судя по всему, этот невольник имел большое влияние на Квинта, так что Цицерон даже упрекал брата в том, что тот прислушивался к Стацию больше, чем следовало бы, и сетовал, что несколько человек попросило его написать для них рекомендательные письма к Стацию69. Наместник, располагавший сравнительно маленьким штатом помощников- администраторов, неизбежно должен был обращаться за помощью к тем, кто выполнял для него сходные поручения по управлению домашним хозяйством, но неудивительно, что это часто вызывало кривотолки и недовольство.
2. 	Откупщики (publicani)
Помимо наместника и его штаба, в провинции присутствовали и другие люди, действовавшие в интересах римского народа, — это представители товариществ откупщиков (societates publicanorum)70. Данные организации, состоявшие из пайщиков и во многом сходные с современными акционерными обществами, выполняли для государства те работы, которые требовали крупных инвестиций. К таким работам относилось строительство римских водопроводов, снабжение войска и сбор определенных налогов и пошлин. Именно в последнем вопросе наместник чаще всего имел дело с откупщиками, хотя следует помнить, что если в его провинции проводились военные операции, то ему приходилось взаимодействовать с откупщиками и для обеспечения поставок.
68 Цицерон. Против Верреса. П. 3.188 слл. Сходные проблемы возникали в Испании до 171 г. до н. э. (Ливий. ΧΙΧΠ-2.Ϊ2) и по-прежнему давали о себе знать в Британии, когда Агрикола прибыл туда в 78 г. н. э. (Тацит. Агрикола. 19.4).
69 Цицерон. Письма к Аттику. П.19.1; Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.2.1—3.
70 Об откупщиках (publicani) см.: Badian 1972 (А 4): (прежде всего) гл. 4; Nicolet (G 175): (прежде всего) 70—82; а также гл. 16 наст, изд., с. 732—734.


676
Часть Π
Откупщикам обычно поручались две разновидности налоговых сборов: товарищества откупщиков собирали по всей империи таможенные пошлины, а в некоторых восточных провинциях — десятину с сельскохозяйственной продукции. Римская фискальная практика будет более подробно рассмотрена далее, но для понимания специфики работы наместника более общее значение имеют некоторые последствия присутствия откупщиков в провинциях.
Поскольку контракты на сбор налогов заключались в Риме на пять лет между цензорами и товариществом откупщиков, выигравшим торги, представители данного товарищества находились в провинции по меньшей мере все эти пять лет подряд. По этой причине фонды откупщиков использовались, несомненно, как местный банк, откуда наместник мог заимствовать средства. Например, Беррес получил разрешение брать деньги на покупку зерна у сицилийских откупщиков71. В таком порядке нет, пожалуй, ничего удивительного, ведь деньги, собираемые откупщиками, представляли собой налоги, которые в любом случае принадлежали римскому народу. Возможно, покидая провинцию, наместник иногда оставлял откупщикам денежные излишки, и если так, то это свидетельствует о том, что откупщики располагали возможностью обеспечивать сохранность больших объемов наличности72. И в других отношениях работа откупщиков тоже была организована лучше по сравнению с работой наместника. Цицерон упоминает о гонцах (tabellarii) откупщиков, которые, по- видимому, регулярно доставляли письма из Киликии в Рим и к услугам которых он сам иногда прибегал для пересылки собственной корреспонденции73. В других случаях он использовал в качестве курьеров своих друзей или рабов, ибо государство не обеспечивало ему гонцов.
В разных областях империи откупщики могли играть очень разную роль, в зависимости от используемой на месте формы налогообложения и характера провинциальных общин. Размер и влияние товариществ откупщиков тоже могли разниться, и представляется, что для исполнения каждого государственного контракта всякий раз формировалась — в теории — новая группа откупщиков. Более крупные товарищества, в том числе и те, что занимались сбором налогов, имели определенные правовые привилегии, включая признание их существования как корпорации, которая, в отличие от полностью частных коммерческих товариществ, могла пережить смерть отдельных своих членов. Несомненно, от контракта к контракту существовала определенная преемственность членов товаршце-
71 Цицерон. Против Верреса. П.3.165 слл.
72 Цицерон, будучи наместником, утверждал, что в Лаодикее он намеревался получить обеспечение для всех государственных денег, находившихся в его распоряжении [Письма к близким. П.17.4). Этот пассаж Бэдиан истолковывает как упоминание о поручительстве за депозит, помещенный у откупщиков, см.: Badian 1972 (А 4): 77—78; но Шеклтон Бэйли считает, что Цицерон подразумевал страховку от утраты при перевозке, см.: Shackleton Bailey 1977 (В 110).
73 Цицерон. Письма к Аттику. V.15.3; V.16.1.


Глава 15. Управление империей
677
ства, но всё же это были частные компании, а не государственная бюрократия. Применение, которое конкретный наместник находил услугам откупщиков в своей провинции, неизбежно зависело от того, какие конкретно представители товарищества находились в провинции и в каких отношениях они состояли с наместником. Поэтому наместник, без всякого сомнения, был заинтересован в том, чтобы с ними не ссориться. Когда в 60 или 59 г. до н. э. Цицерон писал своему брату Квинту об управлении Азией (которая была провинцией последнего), то подчеркивал, сколь трудно иметь дело с откупщиками74, и, хотя упоминаемые им проблемы имели в основном политический характер, потребность наместника в содействии товариществ откупщиков в повседневных административных вопросах, конечно, не упрощала его положение.
IV. 	Налогообложение
Особенно важное значение из невоенных задач, стоявших перед наместником провинции в I в. до н. э., имели две: (7) ответственность — прямая или косвенная — за сбор налогов на его территории и (2) отправление правосудия.
В империи налогообложение могло принимать разнообразные формы. В знаменитом пассаже75 Цицерон объясняет, что в провинциях существовало два вида налогов: фиксированная сумма, называвшаяся stipendium, и те налоги, которыми заведовали цензоры в Риме. Оратор говорит, что первой разновидностью Рим облагал побежденных, и в качестве примеров общин, выплачивавших стипендий, приводит испанцев и большинство карфагенян; говоря о второй категории налогов, он упоминает десятину в Азии, предусмотренную законом Гая Гракха. Далее он переходит к третьему виду налогов, отличному от двух предыдущих, — к хлебной десятине, взимавшейся на Сицилии: подобно азиатскому налогу, ее размер был переменным, но ее сбором занимались сицилийцы, а не римляне.
Цицерон классифицирует налоги в зависимости от методов их сбора, но на самом деле разные виды налогообложения имели совершенно разное происхождение. Изначально стипендий существовал в двух формах, элементы которых слились и образовали тот «фиксированный налог», о котором пишет Цицерон. Рим взыскивал крупные репарации, например, с карфагенян после Первой и Второй Пунических войн в качестве наказания и возмещения ущерба, но в обычном смысле этого слова налогами они не являлись, поскольку это были установленные суммы, которые следовало заплатить только один раз76. Совершенно иначе обстояло дело в Испании: стипендием здесь, судя по всему, изначально назывались деньги, со¬
74 Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.1.32—33.
75 Цицерон. Против Берреса. П.3.12.
76 Ливий. XXI. 1.5, 40.5, 41.9; ХХХ.37.5; ХХХП.2.1; ХХХШ.46.8-9; XXXVI.4.7.


678
Часть Π
биравшиеся в основном с не вполне надежных союзников Рима для выплаты жалованья расквартированным на этой территории солдатам77. Собственно, первым значением слова «stipendium» как раз и являлось «солдатское жалованье». Обе эти формы взысканий, репарации и военное довольствие, в конце концов были упорядочены и превратились в фиксированные ежегодные платежи. После разрушения Карфагена в 146 г. до н. э. данная область была обложена подушным и поземельным налогом, и, судя по надписи, датируемой 111 г. до н. э., это налогообложение также называлось стипендием. Из той же надписи следует, что лица, обязанные выплачивать стипендий, вносились в государственный реестр78. Методы сбора стипендия, несомненно, сильно различались в зависимости от региона. Например, стипендий, взимавшийся в Испании во время Ганнибаловой войны для выплаты жалованья войскам, собирали племенные вожди79, и, несомненно, эта задача нередко возлагалась на местные общины. В Испании и в других провинциях римляне, по-видимому, сами учредили стипендий, но в некоторых местах они превратили в стипендий налоги, взимавшиеся предыдущими режимами. Когда после битвы при Пидне в 168 г. до н. э. Луций Эмилий Павел реорганизовал Македонию, он учредил стипендий, который составлял половину налогов, ранее уплачиваемых царям, а следовательно, образцом для данной формы налогообложения послужила та, что уже была в силе80.
Эта склонность римлян учитывать в системе налогообложения империи фискальные практики, обнаруженные ими в тех областях, куда они прибывали, становится еще более заметной, когда речь заходит о налогах, взимавшихся в интересах государства третьими лицами. Соответствующее право последние получали по итогам торгов, которые раз в пять лет проводили цензоры в Риме или (как это было с сицилийской десятиной) раз в год — наместник провинции81. В таких случаях важную роль играли города провинции. Если фиксированный стипендий, как представляется, уплачивался напрямую римским должностным лицам, управлявшим провинцией, то налоги второго и третьего типов согласно классификации Цицерона, представлявшие собой процент от неких величин, взимались откупщиками, базировавшимися в Риме (или, как в случае Сицилии, — самими сицилийцами). Величина сбора, который в итоге должен был образоваться, не поддавалась точному прогнозу, и эта неопределенность, несомненно, служила одной из причин, в силу которой данные налоги сдавались на откуп частным сборщикам — последние, по сути, гарантировали доход, который должен был поступить цензорам. На торгах откупщики приобретали право собирать причитавшиеся с провинциалов суммы и обычно заключали собственные договоры с городами провинции о сборе
77 См.: Richardson 1976 (Е 24): 147—149.
78 Аппиан. События в Ливии. 135.641; Аграрный закон (FIRA Р: N° 8): стк. 77—82.
79 Ливий. XXVTH.25.6 слл.; 34.11.
80 Ливий. XLV.29.4. В то время Македония не являлась постоянной provincia.
81 См.: Carcopino 1914 (G 34): 77-107.


Глава 15. Управление империей
679
налогов на местном уровне. Часто здесь сохранялась та же форма налогообложения, какая существовала до прихода римлян, как это произошло, например, с сицилийской десятиной. На Сицилии и в других местах обнаруживается и другая форма налогообложения — пастбищный сбор (scriptura). Базой для его расчета служила численность выпасаемого скота, принадлежащего плательщику; этот налог, по-видимому, являлся дополнением к хлебной десятине. Его тоже собирали откупщики.
Такая же адаптация предшествовавших порядков наблюдается и в сфере таможенных сборов (portoria), которые тоже собирались откупщиками и основывались на сборах, практиковавшихся ранее в разных частях Средиземноморья, где римляне основали теперь провинции. Данное обстоятельство со всей очевидностью вытекает из того факта, что таможенные границы не совпадали с границами провинций, и между купцами и откупщиками даже возникали споры о том, в однократном или двукратном размере облагается пошлиной груз, последовательно прибывший в два порта одной и той же провинции82.
Такое разнообразие и отсутствие общей системы предполагают то, что свою империю римляне не рассматривали как фискальную единицу. Несомненно, они стремились извлечь из нее побольше денег, насколько это было возможно, и, когда в 67 г. до н. э. Цицерон выступал за назначение Помпея на Восток, одним из аргументов оратора было важное значение доходов, поступавших из восточных провинций, прежде всего из Азии83. Не вызывает сомнений и то, что налоги, взимаемые римлянами на Востоке, имели огромное влияние на торговые и экономические тренды во всем Средиземноморье84. Но это вовсе не свидетельствует, что римляне добивались такого эффекта сознательно или что они обосновались в различных областях ради извлечения из них крупных доходов. В только что процитированном пассаже Цицерон утверждает, что Азия — это единственная провинция, окупающая расходы по ее обороне, и, хотя это вполне может быть преувеличением, с помощью которого оратор пытается склонить на свою сторону народное собрание, по крайней мере, некоторые слушатели должны были счесть его правдоподобным. С другой стороны, государство, несомненно, получало доход от налогообложения, возраставший по мере роста самой империи, особенно после того как Помпей завоевал и реорганизовал Восток. В последний век Республики, тогда же, когда provincia стала рассматриваться как провинция в современном смысле слова, римляне стали считать этот доход важнейшим преимуществом империи.
Следует также понимать, что финансовые требования, предъявляемые к провинциальным общинам, не ограничивались вышеописанными налогами. Постой римских войск мог обходиться дорого, и принятый в
82 S. De Laet 1949 (G 141): прежде всего гл. 5.
83 Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 6.14—16.
84 Crawford 1977 (G 46); Hopkins 1980 (G 124); см. далее гл. 16, прежде всего с. 735—739.


680
Часть Π
59 г. до н. э. Юлиев закон о вымогательствах (Lex Julia de repetundis), ограничивший постой, имел важное значение; до его принятия освобождение от расходов на постой служило наградой для особенно заслуженных союзников. Другие полуофициальные требования к провинциалам могли исходить от сенаторов и римских магистратов. В свое консульство 63 г. до н. э. Цицерон попытался отменить обычай, согласно которому сенаторам предоставлялось право отправляться в провинции по своим частным делам, и сумел ограничить срок подобных «свободных посольств» («liberae legationes») одним годом. По-видимому, в Юлиевом законе это ограничение было воспроизведено. Цицерон также хвалил своего брата Квинта за то, что тот запретил брать с провинциальных общин Азии взносы на игры, устраиваемые римскими эдилами (такие вклады назывались «vectigal aediliciium»), что разгневало некоторых членов римской политической элиты85. Кроме того, наместники могли требовать с городов своей провинции — в знак их расположения — якобы добровольные платежи: эта практика тоже была ограничена Юлиевым законом86. Наконец, следует помнить и о тех денежных суммах, которые наместник и его штаб, как и откупщики, взыскивали совершенно незаконно. Обвинения, которые Цицерон предъявлял Берресу, могут быть чрезмерными, но нет сомнений в том, что подобные вымогательства случались. Наместничество в провинции являлось одним из этапов политической карьеры, а в Поздней республике политическая карьера обходилась очень дорого. В 53 г. до н. э. сенат принял постановление, согласно которому между занятием магистратуры и получением провинции требовался пятилетний интервал87. Это решение, как и закон Помпея, содержавший такое же условие и проведенный в следующем году, было обусловлено тем, что в 50-х годах I в. до н. э. кандидаты тратили огромные денежные суммы на подкуп избирателей, рассчитывая, что наместничество в богатой провинции вскоре позволит им возместить потери.
V. 	Отправление правосудия
Во многих провинциях большую часть времени наместник тратил на судопроизводство. Это может показаться удивительным, ведь римский магистрат был уполномочен применять римское гражданское право (ius civile), которое, как следует из его названия, обеспечивало римским гражданам соблюдение их прав и возмещение понесенного ими ущерба; но если бы наместник разбирал только споры между римскими гражданами, то
85 О «свободных посольствах» см.: Цицерон. О законах. Ш.5; Цицерон. Письма к Аттику. XV. 11.4. О сборе в пользу эдилов см.: Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.1.26.
86 О Юлиевом законе см.: Цицерон. Против Пизона. 90. О свободе от постоя в качестве награды см.: Антониев закон о жителях Термесса [FIRA Р: No 11): кол. П, стк. 6—17.
87 Дион Кассий. XL.46.2.


Глава 15. Управление империей
681
был бы куда меньше загружен88. Имея дело с негражданами (составлявшими большинство населения в провинциях), римский наместник мог издавать собственные распоряжения — хотя и в определенных рамках.
Не вполне ясно, на чем основывалась эта составляющая судебных полномочий наместника. Большинство исследователей считает, что для каждой территории существовал определенный закон — lex provinciae, — определявший пределы полномочий наместника, в том числе и его юрисдикцию89. Действительно, в некоторых провинциях существовал такого рода устав, который обычно назывался законом (lex), хотя народное собрание в Риме его, вероятно, не принимало, а издавал полководец (иногда по рекомендации комиссии из десяти сенаторов) и впоследствии ратифицировал сенат. На Сицилии Рупилиев закон (Lex Rupilia) устанавливал, при каких условиях наместник мог разбирать споры между жителями острова, не имевшими римского гражданства90. Однако для многих провинций нет никаких свидетельств существования провинциального устава, и даже на Сицилии Рупилиев закон датируется лишь 132 г. до н. э., когда консул Публий Рупилий покончил с рабским восстанием, опустошавшим остров. Но какие-то споры, несомненно, и до 132 г. до н. э. представлялись на суд наместника; и нет оснований считать, что он не вправе был разбирать их из-за отсутствия провинциального устава. На самом деле такие законы принимались, вероятно, не для того, чтобы уполномочить наместника на отправление правосудия, но для того, чтобы ограничить типы судебных дел, которые он вправе был разбирать, чтобы провинциалы не слишком загружали его местными тяжбами. Как свидетельствует случай Берреса, искусное использование права назначать судей или заслушивать судебные дела давало наместнику огромную власть над жителями его провинции.
Таким образом, провинциальный устав (если он существовал на данной территории) мог устанавливать пределы полномочий наместника. К I в. до н. э. свободу действий последнего ограничивало также его собственное заявление о намерениях, издаваемое в форме эдикта в начале срока его полномочий: в нем устанавливались основания для исков, которые он намеревался принимать к рассмотрению. Этот эдикт неизбежно составлялся по образцу эдикта городского претора и, таким образом, основывался на базовых формах гражданского права (ius civile), но его конкретное содержание могло меняться по желанию каждого нового наместника91. Цицерон сделал дополнения к эдикту своего предшественника Аппия Клавдия Пульхра и многое заимствовал из эдикта Квинта Муция Сцеволы, изданного в бытность того наместником Азии в 90-х годах I в. До н. э. и считавшегося классикой жанра92.
88 О судебной деятельности наместников см.: Marshall 1966 (F 109).
89 Stevenson 1939 (F 149): 68, 82-84; Hoyos 1973 (F 79).
90 Цицерон. Против Верреса. П.2.32; Mellano 1977 (F 116).
91 О провинциальном эдикте см.: Greenidge 1901 (F 68): 119—129; Marshall 1964 (F 108).
92 Цицерон. Письма к близким. Ш.8.4; Цицерон. Письма к Аттику. VI. 1.5.


682
Часть Π
Кое-что о деятельности наместника в западных провинциях в начале I в. до н. э. можно узнать из надписи, обнаруженной недавно в северной Испании. В ней описано урегулирование спора двух испанских общин о водопользовании, разрешенного вердиктом третьей общины. Этим судом руководил наместник Ближней Испании в 87 г. до н. э., и, хотя ни участники спора, ни судья не являлись римскими гражданами, само дело сформулировано в весьма специфических выражениях, характерных для формул, которые использовались в суде городского претора в Риме93. Такие фразы, как «если окажется... если не окажется...» («si paret... si non paret...»), и такие приемы, как использование фикции в представлении дела, ежедневно присутствовали в юридической повседневности в Риме, но мало что значили для обитателей долины Эбро. Наместник обращался к формам гражданского права (ius civile) не потому, что был обязан, но потому, что для человека, привыкшего к образцам римского права, естественно было излагать суть представленного ему спора именно таким образом. Пожалуй, главная разница между положением магистрата, руководившего судами в Риме, и наместником в провинции состояла именно в том, что последний находился не в Риме и, следовательно, не на глазах других юристов. Цицерон писал своему брату Квинту, что для судопроизводства в провинциях не требуется особых знаний, лишь постоянство и твердость, чтобы не вызывать подозрений в пристрастности94.
Такие судебные дела могли занимать довольно много времени, особенно если для целей судопроизводства территория провинции была разделена на округа (называвшиеся «conventus»). В подобных случаях наместник для заслушивания дел в этих округах обязан был объезжать провинцию. Свою ответственность он мог делегировать до некоторой степени членам собственного окружения, прежде всего квестору и легатам; а на Сицилии, где, в отличие от других провинций, имелось два квестора, тот из них, кто базировался в Лилибее, на западной оконечности острова, посвящал судопроизводству почти всё свое время. Однако, как мы уже видели, судебная власть наместника в значительной мере принадлежала ему самому, а не содержалась в некоем систематическом корпусе провинциального права, поэтому неудивительно, что большую часть этой работы выполнял сам наместник95. Ко временам Августа наместник Тарраконской Испании (север и восток современной Испании) тратил всю зиму на судопроизводство, и даже Цезарь в разгар Галльских войн в конце каждого сезона военных действий переходил через Альпы, чтобы разбирать судебные споры в Ил- лирике и Цизальпийской Галлии96  *.
Нетрудно понять, чем была обусловлена такая потребность в наместнике. На протяжении всего П в. до н. э. народы и цари, находившиеся в орбите римской власти, обращались к римскому сенату за правосудием,
93 Richardson 1983 (В 227); Birks, Rodger, Richardson 1984 (В 133).
94 Цицерон. Письма к брату Квинту. 1.1.20.
95 Greenidge 1901 (F 68): 129-132; Marshall 1966 (F 109): 231.
96 О Тарраконской Испании см.: Страбон. Ш.4.20. О Цезаре см.: Цезарь. Галльская
война. 1.54.3; V.1.5; V.2.1; VI.44.3.


Глава 15. Управление империей
683
и в тех случаях, о которых сохранились документальные свидетельства, сенат откликался на эти просьбы, используя ту же комбинацию дипломатии и гражданского права (ius civile), какая позднее наблюдалась в деятельности наместников97. В обоих случаях неримляне прибегали к такому способу разрешения спора потому, что владычество Рима в средиземноморском мире было неоспоримо. При необходимости Рим, несомненно, мог применить силу, чтобы обеспечить исполнение решения, принятого римским должностным лицом или судьей, назначенным этим должностным лицом. Однако вряд ли подобная причина обращения к римской юрисдикции могла озвучиваться открыто. Само по себе превосходство Рима порождало как ожидания, так и обязательства, которые римляне вполне готовы были выполнять, вне зависимости от того, кто именно — сенат или магистраты и промагистраты — выносил судебное решение. И, как часто бывает, использование подобного влияния неизбежно вело к его расширению.
VI. 	Provinciae и провинциалы
Как provincia изначально не рассматривалась как территориальная или административная единица, так и жители provinciae не считались единой категорией. С правовой точки зрения, эти люди были либо римскими гражданами (cives), либо негражданами (peregrini) и оставались таковыми вне зависимости от того, на территории ли провинции они пребывали или нет. На уровне международных отношений неграждане могли описываться как союзники или как лица, находящиеся «под контролем, под влиянием, под властью или в дружбе» с римским народом98, и этот статус тоже не зависел от существования provincia. Такой же разнобой наблюдается и в статусах, предоставляемых общинам. Исследователи утверждают, что общины, не имевшие римского гражданства, являлись либо государствами, заключившими договор с Римом (civitates foederatae), или свободными государствами (civitates liberae), либо государствами, «платящими стипендий», то есть регулярный налог Риму (civitates stipendiariae)99. Это верно в том смысле, что общины любого из этих типов могли существовать в пределах любой провинции, но было бы заблуждением считать, что данная классификация являлась частью провинциальной системы. Общины различного статуса имелись как в пределах постоянных провинций, так и за их пределами, в частности в Греции, и их разделение на типы относится не к системе провинциальной администрации, а к дипломатическим отношениям между государствами100.
97 См., напр., арбитраж между Магнезией и Приеной (FIRA Ш: N° 162). См. сноску 16 наст. гл.
98 Закон о вымогательствах (FIRA Р: No 7): стк. 1.
99 См., напр.: Stevenson 1939 (F 149): 81—82.
100 О происхождении этих терминов см.: Sherwin-White 1975 (F 141): гл. 6.


684
Часть Π
Сказанное не означает, что статус конкретной общины не влиял на ее взаимоотношения с наместником. Если город имел некую предоставленную Римом гарантию того, что этот город мог использовать и соблюдать собственные законы, то вмешательство наместника в судебную или политическую деятельность, протекавшую в этом городе, вполне могло вызвать у его граждан возражения, а подобные города обычно имели друзей в римском сенате. Более того, некоторую защиту от вмешательства во внутренние дела свободным общинам (civitates liberae) предоставляло постановление сената и Юлиев закон о вымогательствах (Lex Iulia de repetundis), принятый Цезарем в 59 г. до н. э.101. Впрочем, при нормальном развитии событий не только эти привилегированные общины, но и другие общины, не наделенные подобными привилегиями, могли сами управлять собственными делами. Задачи наместника — военные, судебные и фискальные — обычно подразумевали, что он должен был обращаться с общинами своей провинции как с самоуправлявшимися единицами, каковыми они и являлись.
Как и в случае с общинами, положение отдельных лиц в империи и их взаимоотношения с наместником во многом зависели от их связей с Римом. В эпоху Поздней республики многие римские граждане проживали вне Италии: одни служили в товариществах откупщиков (societates publicanorum), другие занимались различными видами предпринимательства, третьи, подобно Манию Курию, корреспонденту Цицерона, сочетали в себе интерес к коммерции с желанием держаться подальше от Рима в тяжелое и опасное время войны между Цезарем и Помпеем102. Кроме того, некоторые местные жители получали гражданство за службу Риму, как, например, отряд испанской конницы, которому в 89 г. до н. э. гражданство предоставил Гней Помпей Страбон103  104. С такими людьми, конечно, следовало обращаться обходительно, не только из-за их формальных гражданских прав, но и из-за их связей с влиятельными лицами в Риме. То же самое относилось и к некоторым провинциалам-негражданам. Суд над Верресом состоялся отчасти потому, что от деятельности Верреса в должности наместника Сицилии пострадал, в числе прочих, некий Стений из Терм, римскими патронами которого были сперва Марий, а затем — Помпей. В переписке Цицерона содержится несколько писем, в которых он рекомендует отдельных провинциалов и целые общины вниманию рим-
104.
ских наместников и других должностных лиц, находившихся за морем . По мере того как римская власть распространялась по всему Средиземноморью, укреплялись и усложнялись связи между влиятельными римлянами и лицами, занимавшими высокое и ответственное положение в городах и общинах остального античного мира.
101 Цицерон. 0 консульских провинциях. 7.
102 Цицерон. Письма к близким. VÜ.28—31. В целом см.: Wilson 1966 (А 128).
103 ILS 8888.
104 О Стении см.: Цицерон. Против Верреса. П.2.113. Примеры рекомендаций Цицерона см.: Письма к близким. ХШ.19, 20, 25, 26, 37 (отдельные провинциалы), 28Ь (лакедемоняне), 48 (жители Пафоса на Кипре).


Глава 15. Управление империей
685
VII. 	Provinciae, провинции и империя: начало нового ВОСПРИЯТИЯ
В начале П в. до н. э. provincia, в сущности, оставалась частью системы военных магистратур, лежавшей в основе римской конституции, и такая предыстория во многом объясняет очевидную слабость «провинциальной администрации», наблюдаемую во Π—I вв. до н. э.
Для наместника заморской провинции время, проведенное вне Рима, было важной, но не всегда желательной частью политической карьеры. Данное положение наместник занимал вследствие избрания на должность, а после возвращения в Рим снова включался в политическую жизнь города. Хотя назначение Цицерона наместником Киликии было нетипичным и состоялось на гораздо более позднем этапе карьеры, чем обычно, его огорчение из-за отъезда из Рима, скорее всего, было знакомо и другим наместникам. Из военного лагеря в своей провинции он пишет Целию Руфу: «В Риме, в Риме оставайся, мой Руф, и живи в этом городе света. Всякое странствование (к этому мнению я пришел еще в юности) — мрак и ничто для тех, чья настойчивость, проявленная в Риме, может быть славной»105.
Такому отношению вряд ли стоит удивляться, если вспомнить, как мало интересовалась римская элита тем, что происходило в остальной империи. В речи, произнесенной примерно за три года до отъезда в Киликию, Цицерон жаловался на то, что поток событий, происходящих в столице, захватывает с головой, и в итоге никому нет дела до того, как идут дела за морем, и в качестве иллюстрации приводил забавный рассказ о том, как он, совсем молодой и гордый своими достижениями в сицилийском Лилибее, откуда он только что вернулся после пребывания там в качестве квестора, был потрясен, обнаружив, что первый встречный в Италии даже не знает, из какой провинции он прибыл106.
В условиях, когда римляне были так равнодушны к событиям в заморских провинциях, а должность наместника — так тесно связана с магистратурами в Риме, благосостояние провинциалов неизбежно отходило на задний план среди приоритетов тех, кто прибывал из Рима. По словам Цицерона, Веррес открыто хвастал тем, что он не собирался присваивать себе всю прибыль, полученную на Сицилии, но срок своего наместничества разделил на три периода: один — для себя, второй — для своих патронов и защитников на суде, третий (самый прибыльный) — для подкупа присяжных107. Не все римские должностные лица вели себя столь хищнически, как Веррес в изображении Цицерона, но греческий историк Аппиан, писавший о событиях П в. до н. э. примерно триста лет спустя, отмечал, что некоторые ожидали получить от своего наместниче¬
105 Цицерон. Письма к близким. П.12.2 (Перев. В.О. Горенпггейна).
106 Цицерон. В защиту Планция. 64—65.
107 Цицерон. Против Верреса. 1.40.


686
Часть Π
ства славу, прибыль или триумф, но вовсе не благо для Римского государства108. Для мировоззрения римской знати индивидуальные достижения имели огромное значение, а значит, установки, описанные Аппианом, были совсем не редкостью.
Это, в свою очередь, объясняет, почему в I в. до н. э. провинциальные наместники испытывали всевозможное давление со стороны разных людей, находившихся как в Риме, так и в провинциях и способных повлиять на их политическое продвижение. Хорошо известно, что Цицерон, управляя Киликией, вынужден был отбиваться не только от своего друга Целия Ру фа, который занимал должность эдила и требовал от него пантер для игр, но и от агента Марка Брута, который добивался от Цицерона военной поддержки, чтобы взыскать долг, причитавшийся с совета города Саламин на Кипре109. Решив разобраться в этом деле, Цицерон обнаружил, что сам этот заем был предоставлен при весьма странных обстоятельствах, не говоря уже о предполагаемом методе его взыскания. Помимо обращений из самого Рима, на последующую карьеру наместника вполне могли воздействовать могущественные откупщики и высокопоставленные провинциалы, поэтому они имели возможность оказывать на него серьезное давление в собственных интересах. Цицерон признавал, что злоупотребления Берреса в провинции вовсе не были исключением из правила; по словам обвинителя, последнего отличало то, что он был коррумпирован еще до своего отъезда в провинцию110.
Провинции Римской империи выросли из provinciae магистратов и промагистратов, а потому даже во времена Цицерона «управление провинциями», как мы называем это, фактически сводилось к мероприятиям наместника. По этой причине, а также потому, что мероприятия наместника отчасти определялись конкретной обстановкой на подчиненной ему территории, в разных провинциях наблюдалась совершенно разная картина. Единственные общие правила, действовавшие во всех провинциях, можно было найти в Корнелиевом законе об умалении величия, принятом Суллой, и в Юлиевом законе о вымогательствах, принятом Цезарем. Эти законы представляли собой не наборы административных инструкций, разработанные каким-то римским аналогом Министерства по делам колоний, но разделы уголовного законодательства, определявшие перечень уголовных обвинений, которые можно было предъявить отдельным обладателям империя. Более того, в случаях, когда по этим законам — как и по любым римским уголовным законам — возбуждалось судебное дело, обвинителем могло стать только частное лицо. Государство как таковое не имело отношения к обеспечению этих мер безопасности. Управление провинцией являлось, по-видимому, в целом ответ¬
108 Аппиан. Иберийско-римские войны. 80.349.
109 О пантерах см.: Цицерон. Письма к близким. УШ.4.5, 9.3, 8.10, 6.5; П.11.2. О Бруте см.: Цицерон. Письма к Аттику. V.21.10—13; VI. 1.3—7.
110 Цицерон. Против Верреса. П.2.39.


Глава 15. Управление империей
687
ственностью отдельного наместника, а ограничения на него накладывались посредством судебного разбирательства.
Всё вышесказанное может навести на мысль, что даже в эпоху Поздней республики в римском сознании империя представляла собой всего лишь ряд обособленных военных командований. В этом есть доля правды, но такой вывод не учитывает изменение отношения к империи, произошедшее во Π—I вв. до н. э., в результате которого provinciae начали превращаться в провинции империи. Ощущение, что за благосостояние провинциалов отвечает наместник, пожалуй, лучше всего выражено в знаменитых строках Вергилия:
Римлянин! Ты научись народами править державно (imperio), —
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!111
Несомненно, поэт эпохи Августа желал создать впечатление, что, несмотря на ужасы гражданской войны, римский народ имеет славную судьбу, но сходные взгляды встречаются и в эпоху Республики. В письме Цицерона к брату Квинту, которое представляет собой трактат о надлежащем поведении наместника провинции, содержится резюме о том, как следует действовать Квинту после двух лет, проведенных в провинции Азия:
Со всей душой и старанием следуй тому образу мыслей, которому ты следовал до сих пор: люби, защищай по своему крайнему разумению и стремись сделать возможно более счастливыми тех, кого римский сенат и народ поручили и доверили твоей честности и власти112.
Конечно, оба этих автора рисуют идеализированную картину взаимоотношений между Римом и жителями провинций, но примечательно, что в основе этого идеала лежит ощущение ответственности, по своей сути почти патерналистское. То же самое чувство обнаруживается и в жалобах на злоупотребления провинциальных наместников, звучавших время от времени в эпоху Поздней республики. Не стоит считать людей, которых Цицерон обвинял в суде по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis), типичными наместниками, и в любом случае рассказ Цицерона о них явно предвзят. Однако в 66 г. до н. э., убеждая народ принять Манилиев закон о предоставлении Помпею командования против Митридата, Цицерон настаивал, что трудно описать, насколько сильно иноземные народы ненавидят римлян за похоть и несправедливость людей, прибывающих в провинции с империем113. И снова мы видим явное убеждение, что провинциями следует управлять справедливо и ответственно.
111 Вергилий. Энеида. VL851—853 (Перев. СА. Ошерова).
112 Цицерон. К брату Квинту. 1.1.27 [Перев. В.О. Горенштейна, с правкой).
113 Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 65


688
Часть Π
Это смешение патернализма и эгоизма особенно ясно видно в письмах Цицерона из Киликии, написанных в течение года его наместничества начиная с июля 51 г. до н. э. Цицерон часто заявляет о своей неприязни к этому делу в письмах не только к своим друзьям Целию и Аттику, но и к Аппию Клавдию Пульхру114, своему предшественнику на должности наместника; при этом Цицерон осознаёт обязанности, сопряженные с его должностью, и, по крайней мере до некоторой степени, получает от них удовольствие. После победы над крепостью вечно беспокойного горного племени на границе между Киликией и Сирией Цицерон писал Аттику, что ни от чего в жизни он не получал такого удовольствия, как от собственной честности, которую требуют проявлять обязанности наместника. Военное искусство, ловкость в разрешении деликатной и нестабильной ситуации в союзных царствах на границах его провинции и прежде всего осознанная порядочность во взаимоотношениях с провинциалами явно приносили ему наслаждение, которое не сводилось к радости от приобретения доброй славы115. Более того, он даже считал себя вправе заявить, что его щепетильность, выразившаяся в том, что он не только не брал у провинциалов денег, причитавшихся ему по закону, но и того же требовал от своего окружения, принесла римлянам преимущества в критический момент. Когда в Сирии угрожала разгореться война с парфянами, Цицерон писал Катону в Рим, что его собственная умеренность обеспечила Риму поддержку провинциальных общин116.
Почти невозможно установить, что в действительности думали провинциалы о римском присутствии. Прибыв в Киликию, Цицерон сокрушался о плачевном состоянии провинции и объяснял беды провинциалов грабежами Аппия Клавдия, но, по крайней мере, некоторые города отправили в Рим посольства с благодарностями за наместничество Аппия, а одна община, возможно, даже собиралась построить храм в его честь117. На фоне жалоб Цицерона и почестей, предоставленных Аппию самими киликийцами, трудно установить, в какой мере провинциалы считали проконсульство Аппия выгодным для себя, а в какой традиции и подобострастие побудили их скрыть искреннее недовольство за проявлением формальной благодарности. Даже в рассказе Цицерона о его собственном наместничестве в провинции, которое он явно намеревался сделать образцовым, имеются указания на то, что отношение римлян к грекам раздражало и оскорбляло последних. Еще до прибытия в свою провинцию Цицерон писал Аттику, что его очень огорчает поведение его свиты в Афинах, неизменная грубость, глупость и высокомерие этих людей и на сло-
114 Обращение к Целию см. выше, сноска 105 наст, гл.; обращение к Аттику см.: Цицерон. Письма к Аттику. V.10.3; обращение к Аппию Клавдию см.: Цицерон. Письма к близким. Ш.2.1.
115 Цицерон. Письма к Аттику. V.20.6.
116 Цицерон. Письма к близким. XV.3.2.
117 Жалобы Цицерона см.: Цицерон. Письма к Аттику. V.16. О посольствах см.: Цицерон. Письма к близким. Ш.10.6. О храме (?) см.: Цицерон. Письма к близким.. Ш.7.2—3.


Глава 15. Управление империей
689
в ах, и на деле118. Точно так же и исполненное благих намерений вмешательство Цицерона во внутренние дела городов его провинции, когда он карал коррумпированное управление местных магистратов или когда заставлял во время голода богатых граждан обеспечивать бедных зерном, должно было вызывать недовольство у тех, кто гордился независимостью своего города119. В противоположность Аппию, Цицерон прямо запретил провинциалам выражать себе благодарность иначе, чем на словах; тем самым он рассчитывал избавить города от расходов, но при этом лишил их одной из немногих свобод, оставленных им римлянами120. Судя по тону писем Цицерона, он явно был убежден в том, что ему прекрасно известно, в чем состоит благо для вверенных ему общин, и свой долг видел в том, чтобы действовать соответственно.
В Риме развитие этой установки, пожалуй, лучше всего заметно в судах, разбиравших дела о вымогательствах (de repetundis). Хотя механизм контроля за злоупотреблениями оставлял желать много лучшего, он, по крайней мере, существовал и мог использоваться для судебного преследования бывших наместников. Наиболее примечательной особенностью этой процедуры было то, что ко времени принятия закона Гая Гракха в Риме по меньшей мере существовал суд, в котором неримлянин мог подать иск против человека, ранее избранного на одну из высших должностей в Римском государстве. В сущности, для целей этого закона обвинитель воспринимался судом так, словно он имел римское гражданство. Если в начале П в. до н. э. жалобы такого рода можно было адресовать лишь сенату, который затем при желании мог инициировать какое-то расследование, то к концу П в. до н. э. данный вопрос уже мог рассматриваться в суде. Дело, ранее являвшееся внешнеполитическим вопросом, отныне стало предметом судебного разбирательства.
Такая установка, конечно, не появилась исключительно по доброй воле римлян. По мере роста империи возникала всё более насущная потребность заручиться поддержкой хотя бы наиболее влиятельной в местных общинах части населения121. Более того, самим провинциалам тоже пришлось чем-то пожертвовать ради этих преимуществ. По сути, провинциалы перестали считаться гражданами иностранных государств, управляющими своими делами самостоятельно, а взамен получили патерналистское отношение державы, господствовавшей в Средиземноморском регионе. Даже государства, которым Рим гарантировал неприкосновенность их законов, сохраняли за собой это право лишь благодаря милости и благосклонности римского народа122.
118 Цицерон. Письма к Аттику. V.10.3.
119 О коррупции см.: Цицерон. Письма к Аттику. VL2.5. О голоде см.: Цицерон. Письма к Аттику. V.21.8.
120 Цицерон. Письма к Аттику. V.21.7.
121 Порождением классовых и прочих барьеров иногда становились проримские и антиримские партии, как это было, когда Митридат завоевал запад Малой Азии, см. гл. 5, с. 172-173.
122 См., напр.: Антониев закон о жителях Термесса [FIRA Р: No 11): кол. 1, стк. 5—10.


690
Часть Π
Может показаться, что в сравнении с военной мощью римской армии вышеописанная установка эфемерна. Но значение данной установки едва ли можно переоценить. Именно убеждение римлян в том, что они несут некую ответственность за подвластные им народы, превратило военную державу Рима в Римскую империю, а военные provinciae — в провинции империи. С этой перемены в работе провинциального наместника, произошедшей в эпоху Республики, началось развитие мирового государства, которым правили императоры.


Глава 16
К. Николе
ЭКОНОМИКА И ОБЩЕСТВО, 133-43 ГГ. ДО Н. Э.
Если определять экономику в практической плоскости как производство, обмен и потребление товаров (не только материальной продукции, но и так называемых услуг), то рассмотрение этих трех элементов во всем средиземноморском мире, пусть даже только в период, затрагиваемый в настоящем томе, по своему объему значительно превысит одну главу. Поэтому придется как-то ограничить предмет исследования. Первое ограничение относится к пространству: на историю мы будем смотреть в основном из Италии и из ее политического центра — Рима1. Второе ограничение относится ко времени: к 133 г. до н. э. экономика римской Италии уже имела долгое прошлое, но ее ранние структуры и тенденции мы принимаем здесь как данность и затрагиваем лишь кратко, а основное внимание уделяем переменам, произошедшим между 133 и 43 гг. до н. э., — благодаря современным исследованиям они весьма значительны и лучше известны. Третье ограничение связано с подходом. Оно наиболее интересно, но труднее всего поддается объяснению. Невозможно исследовать античную (как и любую другую) экономику вне связи с тем типом общества и той политической структурой, в рамках которых она развивалась. В античном обществе люди были не только производителями и потребителями, не только получателями ренты и наемными работниками: они были свободными и рабами, римлянами и «союзниками»2, имели социальный статус, определявшийся не только их местом в экономике, но и прежде всего их ролью (наследственной или приобретенной) в упорядоченной общине. Статус строго регулировался законом, подразумевал определенные привилегии и ограничения и представлял собой скорее социальное, нежели экономическое явление (хотя, естественно, его могли определять
1 Средиземноморская экономика еще не стала единой: Восточная Азия, Сирия, Гал- ЛИя и Египет интегрировались в нее лишь в I в. до н. э.
2 По меньшей мере до 89 г. до н. э. «союзники» в Италии считались подданными.


692
Часть Π
и некоторые экономические факторы, например, имущество). Но статус, в свою очередь, прямо влиял на экономику: хорошим примером здесь может послужить контроль государства над доступом к недвижимому имуществу, либо недопущение отдельных статусных групп (высших сословий) к некоторым видам экономической деятельности, либо зависимость доступности рабского труда от римских завоеваний. Поэтому, описывая и анализируя римские экономические условия и перемены, мы постараемся отмечать взаимосвязь между экономикой и статусом там, где она наблюдается3.
Чтобы охарактеризовать рассматриваемый период, необходимо сделать одно предварительное замечание. На протяжении столетия от Гракхов до Цезаря в Риме почти постоянно происходили потрясения, сменяли друг друга «кризисы» и «революции»: аграрный кризис 133—121 гг. до н. э., военные перевороты и гражданские войны в 103—100, 88—80, 78, 73—71, 63,49—44 гг. до н. э., восстание италийцев в 90—88 гг. до н. э., войны с рабами в 136, 106, 73 (а также в 47 и 36) гг. до н. э. Описывая каждое из этих событий, античные авторы всякий раз акцентируют внимание на социальном измерении: «богатые» против «бедных», «нобили» {так}), или «лучшие люди» (optimates), против «плебса», или «народа», или «низших классов». Даже на чисто нарративном уровне политическая история всегда укоренена в социальном и структурном контекстах (как, собственно, и следовало ожидать). Но и помимо этого для эпохи «революций» более, чем для предшествующего периода, характерны чисто экономические кризисы:4 дефицит продовольственного снабжения Рима в 124—123 гг. до н. э. (периодически повторяющийся вплоть до правления Августа); финансовые кризисы, поставившие под угрозу денежное обращение и кредит в 89—88, 66—63, 48—47 гг. до н. э.; кризисы государственных финансов, связанные с войнами и поражениями в ходе завоеваний; кризисы, связанные с монетной чеканкой, — от неравномерности монетных эмиссий до манипуляций с деноминациями и их соотношением — в 88, 82, 63—61, 45-44 гг. до н. э. Можно даже говорить о кризисах — а быть может, и об успехах — в определенных сферах экономической деятельности: например, о расширении италийского виноградарства или о строительстве (связанном, среди прочего, и с урбанизацией), на которое теперь проливает новый свет археология, подтверждая и иллюстрируя литературные источники. Мы не станем утверждать на этом основании, что в рассматриваемый в настоящем томе период экономика играла более важную роль, чем ранее, но сам факт, что она лучше засвидетельствована и лучше известна, оправдывает предпринятую здесь попытку изложить ее историю.
3 Это не равнозначно поиску неуловимой «античной экономики»: такого рода взаимосвязь не является уникальной для какого-то одного исторического периода и столь же хорошо наблюдается и в «современных» экономиках.
4 Впрочем, сперва необходимо ответить на важнейший вопрос, в какой мере это впечатление определяется составом источников, дошедших до нас по воле случая.


Глава 16. Экономика и общество, Ί33—43 гг. до н. э.
693
I. 	КОНТЕКСТ:
ГЕОГРАФИЯ И ДЕМОГРАФИЯ
Экономику определяют потребности людей в товарах и услугах. Поэтому фундаментальное значение имеют данные о численности населения — не абсолютные цифры, но их соотношение с ресурсами территории. Однако в исследованиях античного мира понятие «территория» более коварно, чем сегодня, поскольку унитарных территориальных государств в то время не существовало: для периода до 89 г. до н. э. дефиниция «римская Италия» вообще является обманчивым. Формально из состава последней следует исключить Цизальпийскую Галлию к северу от линии «Пиза — Римини»: даже после 89 г. до н. э. она оставалась провинцией5. В отличие от остального полуострова, население Цизалышны частично состояло из галлов, однако римляне и италийцы очень рано ее колонизировали, и она испытывала глубокие демографические и экономические перемены наряду со всей Италией. Цизальпийская Галлия стала первой целью италийских эмигрантов. Поэтому ее следует рассматривать вместе с остальной Италией. С другой стороны, даже полуостровная Италия в узком смысле слова примерно до 90—60 гг. до н. э. обладала лишь относительным политическим единством и демонстрировала еще более яркое культурное и экономическое разнообразие. Италия представляла собой крупную федерацию — формально «союз» — нескольких дюжин народов (populi), делившихся, в свою очередь, на сотни более или менее автономных «городов», которые подчинялись римской власти лишь в военных и, в меньшей степени, налоговых вопросах. А разнообразию политических структур этих городов, более или менее тесно связанных с Римом, соответствует и разнообразие правовых статусов как самих городов, так и населявших их людей, что оказывало сильное влияние на экономические отношения, определяя тот или иной вид права собственности на недвижимость, свободу или несвободу смены места жительства, возможность или невозможность экономических сделок друг с другом или с Римом (commercium).
Таким образом, в пределах античной Италии ни отдельные люди, ни народы не были ни вполне свободны, ни вполне равны, и их демография, производство и обмен зависели не только от их численности. Политическое, налоговое и военное неравенство влияло не только на экономические отношения, но и на миграцию населения.
Для начала рассмотрим перемещение населения по территории Италии. Рим, господствующий город, владел удаленными землями в областях союзников или аннексировал эти земли и создавал на них (этот процесс шел на протяжении жизни нескольких поколений, но направлялся и контролировался римским правительством) сельскохозяйственные поселения (coloniae), куда направлялись организованные группы или отдельные лица; многие такие колонии стали зародышами новых городов. Рим контролировал часть италийской земли, конфискованной по праву
0 Административно она была присоединена к Италии только Августом при учреждении регионов, вероятно, около 7 г. до н. э.


694
Часть Π
завоевания, и в ходе социальных и экономических конфликтов главная битва велась за доступ к владению или пользованию этой землей. Миграция италийского населения никогда не была совершенно спонтанной, по крайней мере до 89—75 гг. до н. э., и даже позднее правительство, руководствуясь как политическими, так и социально-экономическими соображениями, старалось ее контролировать, например, с помощью «колонизаций» при Сулле, Юлии Цезаре и Августе.
Рассмотрим теперь внутренние перемещения населения. По вполне очевидным военным и фискальным причинам античные города неустанно заботились о своем «многолюдстве» и старались его поддерживать (в определённых рамках, как мы далее увидим). Периодически они пытались точно подсчитать численность своего населения: переписи красной нитью проходят через их историю и нередко играли важную роль для их законодательных установлений. Переписи отражают два доминировавших полярных опасения: страх от нехватки человеческих ресурсов (прежде всего солдат) и их недостатка перед лицом потенциальных противников и, наоборот, страх перед наплывом чужеземцев, свободных или рабов, способных подорвать экономический, социальный или политический баланс в общине. Несомненно, мы составили бы гораздо более верное представление об античной демографии, если бы располагали статистическими записями, хранившимися в античных архивах. Но, даже если бы мы располагали всеми демографическими данными об античном обществе, они всё равно могли бы ввести нас в заблуждение. Ибо на них всегда влияло деление общества на группы с разными правовыми категориями, и степень точности этих данных весьма различалась бы в зависимости от того, что именно они отражали — численность полноправных римских граждан или численность латинов и союзников, численность свободных людей или численность несвободных6.
Исключительная важность и незаурядная сложность этих вопросов становятся очевидными, если вспомнить о том, что в рассматриваемый в настоящей главе период несколько раз менялись принципы организации переписей в Риме и Италии. Первоначально перепись, несомненно, предполагала физическое присутствие гражданина в политическом центре его города и его личную явку к должностным лицам. Вероятно7, с Ш в. до н. э. для многих римских граждан без права голосования (sine suffragio) ценз производился в местных общинах, как и для жителей латинских колоний (coloniae Latinae); итоговые результаты8 отсылались в Рим и там обобщались. Так или иначе, но после Союзнической войны9 всё население Италии проходило перепись в своих городах; древняя процедура, предполагавшая личную явку, сохранялась (по крайней мере, до диктатуры Юлия Цезаря) только для жителей Рима.
6 Не говоря уже об огромных погрешностях, обусловленных недостатками коммуникации, транспорта и самой администрации.
7 Humbert 1978 (F 80): 310 сл.
8 Которые вполне могли являться неадекватными, поскольку были получены в соответствии с местными правилами ценза.
9 О чем свидетельствует Гераклейская таблица, датируемая между 75 и 45 гг. до н. э.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
695
1. Численность населения
Для оценки численности населения Италии и ее изменений мы имеем лишь тридцать девять итоговых цифр римских цензов (отражающих численность граждан — «capita civium») для периода между 508 г. до н. э. и 14 г. н. э., то есть около 38% от общего количества этих данных; этого должно быть достаточно, чтобы выявить тенденции развития10. Но для рассматриваемого в настоящей главе периода пробелы объясняются не случайной утратой источников, а несомненным коллапсом административной машины вследствие политических и экономических трудностей I в. до н. э. Кроме того, рукописное чтение дошедших до нас цифр порой ненадежно, а их интерпретация вызывает у исследователей много споров. Сегодня большинство специалистов считает, что до 28 г. до н. э., за одним или двумя исключениями, в переписи учитывались только взрослые мужчины, в том числе и беднейшие слои (с разной степенью точности), но женщины и дети исключались.
Итоги римских цензов
508 г. до н. э.
130 000
Дионисий. V.20
503 г. до н. э.
120 000
Иероним. Олимпиада 69.1
498 г. до н. э.
150 700
Дионисий. V.75
493 г. до н. э.
110 000
Д ионисий. VI.96
474 г. до н. э.
103 000
Дионисий. IX.36
465 г. до н. э.
104 714
Ливий. Ш.З
459 г. до н. э.
117 319
Ливий. Ш.24; Евтропий. 1.16
393/392 г. до н. э.
152 573
Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.16
340/339 г. до н. э.
165 000
Евсевий. Олимпиада 110.1 (ср.: Beloch 1886 (А 8): 340, примеч. 9)
ок. 323 г. до н. э.
150 000
Орозий. V.22.2; Евтропий. V.9; цифру «250 000» в рукописях Ливия (IX. 19) следует исправить, как и цифру «130 000» у Плутарха (326с). Ср.: Beloch 1886 (А 8): 341.
294/293 г. до н. э.
262 321
Ливий. Х.47; варианты см.: Beloch 1886 (А 8): 343
289/288 (?) г. до н. э.
272 000
Ливий. Периохи. 11
280/279 г. до н. э.
287 222
Там же. 13
276/275 г. до н. э.
271 224
Там же. 14
См. приведенную далее таблицу.
10


696
Часть Π
265/264 г. до н. э.
292 234 (или 292 334. В периохе 16 Ливия фигурирует цифра «382 233»)
Евтропий. П.18; а также греческий перевод
252/251 г. до н. э.
297 797
Ливий. Периохи. 18
247/246 г. до н. э.
241 712
Там же. 19
241/240 г. до н. э.
260 000
Иероним. Олимпиада 134.1 (в армянском переводе «Хроники» Евсевия (Олимпиада 134.3) фигурирует цифра «250 000», cp.: Beloch 1886 (А 8): 344 примеч. 2).
234/233 г. до н. э.
270 713
Ливий. Периохи. 20
209/208 г. до н. э.
137 108 (вероятно, скорее: 237 108)
Ливий. XXVn.36; то же — в периохе
204/203 г. до н. э.
214 000
Ливий. XXLX.37; а также периоха
194/193 г. до н. э.
143 704 (вероятно, скорее: 243 704)
Ливий. XXXV.9
189/188 г. до н. э.
258 318 (в периохе 38 Ливия фигурирует цифра «258 310»)
Ливий. ХХХУШ.36
179/178 г. до н. э.
258 794
Ливий. Периохи. 41
174/173 г. до н. э.
269 015 (в периохе 42 Ливия фигурирует цифра «267 231»)
Ливий. XIЛТ. 10
169/168 г. до н. э.
312 805
Ливий. Периохи. 45
164/163 г. до н. э.
337 022 (Плутарх [Эмилий Павел. 38) приводит цифру «337 452»)
Там же. 46
159/158 г. до н. э.
328 316
Там же. 47
154/153 г. до н. э.
324 000
Там же. 48
147/146 г. до н. э.
322 000
Евсевий (армянский перевод). Олимпиада 158.3
142/141 г. до н. э.
327 442
Ливий. Периохи. 54
136/135 г. до н. э.
317 933
Там же. 56
131/130 г. до н. э.
318 823
Там же. 59
125/124 г. до н. э.
394 736 (? 294 336)
Там же. 60
115/114 г. до н. э.
394 336 (?)
Там же. 63
86/85 г. до н. э.
463 000 (или, если исправлять, 963 000)
Иероним. Олимпиада 173.4
70/69 г. до н. э.
910 000
Флегонт (.FGrH: Na 257). Фр. 12.6. В периохе 98 Ливия приводится цифра «900 000».
28 г. до н. э.
4 063 000
Деяния Божественного Августа. 8.2
8 г. до н. э.
4 233 000
Там же. 8.3


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
697
14 г. н. э.
4 937 000
Там же. 8.4. В Остийских фастах приводится цифра «4 100 900» (Ehrenberg V., Jones А.Н.М. Documents Illustrating Reigns of Augustus and Tiberius (Oxford, 1955): No 40).
Публ. по изд.: Brunt P.A.
Italian Manpower 225 B.C. —A.D. Ί4 (1971 (A 16)): 13—14.
С другой стороны, итоги цензов 28 и 8 гг. до н. э., а также 14 г. н. э. можно объяснить лишь исходя из того, что они включали всё население (опять- таки с разными уровнями погрешности). Ввиду этого базового различия невозможно говорить о долгосрочном естественном приросте населения (то есть приросте за счет рождаемости). Кроме того, мы всегда должны учитывать предоставление гражданства отдельным лицам и группам, которые ранее его не имели: например, только этим может объясняться прирост населения с 395 тыс. до 910 тыс. человек между 115/114 и 70/69 гг. до н. э. Но даже для того времени, когда всё свободное население Италии было включено в число римских граждан (а произошло это не ранее 60-х годов I в. до н. э.), цифры дают нам очень приблизительное представление о населении: сколько насчитывалось женщин и детей и, главное, сколько было рабов, игравших столь важную роль в экономике? Об этом можно лишь строить осторожные гипотезы.
Далее, какую часть населения Италии в первой половине рассматриваемого периода (между 133 и 70—60 гг. до н. э.) составляли неримляне? Об этом у нас имеются лишь расплывчатые и неточные свидетельства, связанные в основном с теми контингентами, которые «союзники» должны или способны были отправлять в римское войско. Например, цифры, относящиеся к 225 г. до н. э.11, позволяют, пожалуй, прийти к выводу о том, что общая численность римских граждан составляла примерно 923 тыс. человек, а численность латинов и союзников, вместе взятых, достигала 1,829 млн человек12. Такое соотношение, 1 к 2, должно было сохраняться до конца П в. до н. э.: оно приблизительно соответствовало доле италийских контингентов в римской армии, которая временами достигала 60%. Но в этих расчетах не учтены целые области Италии — вся южная часть полуострова. Тем не менее, оценка численности свободного населения Италии около 225 г. до н. э. в 3 млн человек выглядит достаточно правдоподобной. Ко временам Августа в Италии (включавшей к этому времени Цизальпийскую Галлию) проживало примерно 4,5 млн свободных людей.
Важнейшим остается вопрос о численности рабов13. О ней мы можем судить лишь по очень косвенным данным. Имеются сведения о военно¬
11 Полибий. 11.24; Диодор. XXV. 13; Плиний. Естественная история. Ш.138; Ливий. Периохи. 20.
12 Эти цифры соответствуют исправленным сведениям о числе взрослых мужчин: 300 тыс. римлян и 575,6 тыс. латинов и союзников.
13 А также менее значимый вопрос о численности неримлян, прибывших из-за моря.


698
Часть Π
пленных, ввезенных в Италию во Π—I вв. до н. э.: в 167 г. до н. э. — 150 тыс. жителей Эпира, в 58—52 гг. до н. э. — возможно, миллион галлов14. Источники сообщают о том, что в конце П — начале I в. до н. э. важную роль, в основном в плане экспорта в Италию, играл рынок рабов на Делосе, а также о том, что по меньшей мере между 177 и 57 гг. до н. э. вопрос о включении вольноотпущенников в цензорские списки вызывал яростные политические споры, а это, несомненно, доказывает, что их численность была довольно велика. Брант15 дает осторожную оценку численности рабов при Августе в 3 млн при общей численности населения в 7,5 млн человек; но, возможно, даже такая оценка завышена. Некоторые обстоятельства мы знаем точно. Во-первых, на исходе П в. до н. э. по сравнению с его началом численность рабов, несомненно, возросла, а в I в. до н. э. увеличилась еще больше. Во-вторых, если «войны с рабами» можно рассматривать как свидетельство о немалой численности последних, а также об их использовании в сельском хозяйстве и об ухудшении качества их жизни, то апогеем стали войны на Сицилии и в Кампании в 136—132 гг. до н. э., на Сицилии — в 106 г. до н. э. и на юге Италии — в 73—70 гг. до н. э.; но рабы продолжали играть важную или даже решающую роль в гражданских войнах 63 и 47 гг. до н. э., а особенно — в войске Секста Помпея в 46—36 гг. до н. э. В-третьих, рост числа рабов в Италии в рассматриваемый период был вызван в основном вынужденной иммиграцией. Это повлияло на экономическое потребление, и вовсе не потому, что рабы потребляли больше, чем производили (ведь большинство рабов по определению находилось на самом дне экономической иерархии), но потому, что рабы не выбирали, чем заниматься, и использовались в производстве продуктов, которые могли вообще не потреблять: например, в скотоводстве, разведении винограда и оливок, сфере услуг; в долгосрочной перспективе всё это могло способствовать возникновению дефицита продовольствия. Наконец, рабство было, пожалуй, более временным состоянием, чем мы привыкли думать, и достаточно большая доля рабов — возможно, около трети — вполне могла рассчитывать на освобождение. А в Риме вольноотпущенник становился римским гражданином, поэтому гражданское население Италии или, во всяком случае, Рима всегда включало значительную долю вольноотпущенников и их семей16.
Дабы эти гипотетические общие цифры имели хоть какой-то смысл, их следует рассматривать в контексте сведений о населении всего Средиземноморья. Согласно Диодору и Иосифу Флавию17, в Египте, «самой многолюдной стране», проживало от 7 до 7,5 млн человек, не считая жи¬
14 Об Эпире см.: Полибий. XXX. 14; Ливий. XLV.34.5—6. О Галлии см.: Плутарх. Цезарь. 15; Аппиан. О войнах с кельтами. 2.
15 Brunt 1971 (А 16): 124-125.
16 Видимо, между 58 и 45 гг. до н. э. в Риме находилось 200 тыс. вольноотпущенников (ввиду чего сильно возросло число получателей государственного зерна) при общей численности городского населения в 600—800 тыс. человек.
17 Диодор. 1.31; Иосиф Флавий. Иудейская война. П.16.4.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
699
телей Александрии. Недавно проведенные подсчеты18 показали, что общая численность населения трех Галлий18а и Нарбонской Галлии составляла порядка 5 млн человек. Несмотря на героические усилия, предпринятые в прошлом веке Белохом19, о населении Испании, Африки и Малой Азии нельзя сказать ничего определенного. Но похоже, что Италия была одним из наиболее густонаселенных регионов средиземноморского мира; учитывая ее площадь, по плотности населения она могла занимать второе место после Египта20. Это, несомненно, было одной из причин римских завоеваний, но и одним из их следствий — ввиду вынужденной иммиграции рабов.
2. 	Распределение и миграция населения
Можно ли обнаружить какие-то глобальные закономерности в распреде- лении и миграции населения? Похоже, что за два столетия общее население Италии, включая рабов, возросло почти на 50%. В среднем это составляет 0,25% в год, то есть крайне мало. Если бы мы могли точно оценить иммиграцию, это позволило бы подсчитать вклад естественного прироста населения; но придется ограничиться лишь парой подсказок. Для рассматриваемого здесь периода, особенно между 90 и 28 гг. до н. э., характерны внешние и гражданские войны, в ходе которых в армию было призвано не меньше, а то и больше солдат, чем во время Второй Пунической войны21. Но оказали ли потери столь же большое влияние на демографию, как в том противостоянии? Можно ли доверять сведениям Веллея22 о том, что в Союзнической войне погибло целых 300 тыс. человек? Это вызывает сомнения. Однако, если вспомнить, сколь долго порой продолжалась военная служба, представляется весьма вероятным, что конфликты I в. до н. э. по меньшей мере сказались притормаживающим образом на потенциальном росте населения. Даже если утверждения Тиберия Гр акха, Юлия Цезаря и Августа о сокращении численности населения (и их жалобы на эту тенденцию) между 133 и 18 гг. до н. э. относятся только к римским гражданам и, не исключено, что только к высшим классам, эти свидетельства всё же встречаются слишком часто и не могут не отражать некую реальную тенденцию, усматривавшуюся современниками. В чем же она состояла? Нам почти ничего не известно о демографическом поведении людей вообще или каких-то определенных социальных групп в рассматриваемый период; мы не можем измерить показатели брачности, естественной пло¬
18 HarmandJ. Les Celtes аи second äge du fer (Paris, 1970): 61—65.
18a Имеются в виду три провинции, на которые при Августе была разделена Дальняя Галлия, завоеванная Цезарем, а именно: Лугдунская Галлия, Аквитания и Бельгика. — О Л.
19 Beloch 1886 (G 13).
20 Как указывает Страбон (XV.I.13.690C), Египет был особым миром, своего рода «средиземноморской Индией».
21 В 42 г. до н. э. в армии служило 25% всех iuniores (мужчины в возрасте от 17 до 46 лет. - О.Л.), см.: Brunt 1971 (А 16): 512.
22 Веллей. П.15.


700
Часть Π
довитости или смертности. Снижение численности граждан («capita civium») между 164 и 136 гг. до н. э. с 337 тыс. до 317 тыс. человек, менее чем на тысячу человек в год, дает абсолютную убыль в 6% в год. Но между 136 и 115 гг. до н. э. численность граждан вновь взлетает до 395 тыс. человек, то есть на 24%, что никак не может объясняться естественным приростом: это явление должно было быть вызвано либо предоставлением гражданства иноземцам, либо массовым освобождением рабов (о чем в источниках не осталось никаких упоминаний), либо, что более вероятно, новой системой подсчета при проведении ценза — и, несомненно, гракханским распределением земли.
К сожалению, приведенные цифры ничего не говорят о плодовитости социальных групп. Тиберий Гракх опасался, что бедные граждане не смогут содержать своих детей до момента их взросления, но не утверждал, что больше они их не рожают23. Тем не менее, вполне возможно, что такая тенденция всё же предполагалась, но привести она должна была к снижению численности будущих, а не наличных взрослых граждан, иначе откуда бы новые граждане взялись в 115 г. до н. э.? Следует ли считать, что довольно низкие итоговые цифры цензов П в. до н. э. включали только асси- дуев, то есть владельцев хотя бы какой-то собственности, считавшихся лучшими солдатами? Меж тем бедные обычно не освобождались от участия в цензе, а снижение числа богатых (очень незначительное) вряд ли так уж обеспокоило бы политическую элиту. Как бы то ни было, следует помнить, что в рамках общих итогов ценза существовало несколько цензовых классов, но сведений по каждому классу у нас нет и мы практически ничего не знаем о фактическом распределении частной собственности и о том, как оно менялось24.
О распределении населения по разным областям, а также в целом между городом и селом мы знаем немного больше. «Обезлюдение» сельской местности в Италии, которое так часто упоминается в источниках по рассматриваемому периоду25, вероятно, затронуло лишь некоторые области и некоторые социальные классы (точнее — свободных земледельцев). Но археологические свидетельства, которым исследователи недавно стали придавать огромное значение, не могут полностью опровергнуть столь единодушные свидетельства литературных источников. Следует подчеркнуть рост урбанизации в Италии в рассматриваемый период. Конечно, большинство многолюдных колоний было основано в конце Ш — начале П в. до н. э.; изначально эти поселения имели ограниченные размеры и не могли уместить всех новых колонистов в пределах своих городских стен26.
23 Аппиан. Гражданские войны. 1.30, 40; Плутарх. Тиберий Гракх. 8; Rich 1983 (С 121): 300 слл.
24 Впрочем, некоторые сведения о сельском хозяйстве см. далее.
25 От Цицерона [Письма к Аттику. 1.19.4) до Ливия (VI. 12 — здесь речь идет по меньшей мере о Лации); Плутарх. Тиберий Гракх. 8 (о побережье Этрурии); Аппиан. Гражданские войны. 1.7.
26 Tozzi 1974 (G 246), Frederiksen 1976 (G 79).


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
701
Но во П в. до н. э. (а не только в I в. до н. э., как обычно считается) очень многие из этих центров, а также и более древние города, населенные как союзниками, так и римскими гражданами, существенно расширились. Согласно Белоху, который опирается на Плиния Старшего27, в правление Августа в Италии насчитывалось четыреста тридцать четыре «города» (конечно, не все они были крупными), что предполагает городское население численностью не менее 3 млн человек при общей численности италийского населения в 7—8 млн человек, то есть порядка 40%. Это весьма высокая доля; следует также отметить, что такая пропорция городского населения характерна для эллинистического мира28. Имеются сообщения о миграции сельского населения в города — прежде всего в Рим, но также и в городки вроде Фрегелл. Во П в. до н. э. засвидетельствовано значительное расширение территории Рима29, но самый мощный приток сельского населения наблюдался в I в. до н. э., когда действовали наиболее масштабные законы о раздаче зерна (leges fmmentariae):30 между 57 и 46 гг. до н. э. численность получателей государственного зерна составляла 320 тыс. человек31. Археологические данные подтверждают это впечатление: новые исследования, проведенные в Цизальпийской Галлии, а также в городах центральной и южной Италии32, выявили трансформацию последних после Союзнической войны: обнаружена новая городская планировка, возведение новых общественных зданий и стен. Трудно поверить, что эта трансформация не повлекла за собой демографических, а следовательно, и экономических последствий33.
Наконец, обнаруживается ли в рассматриваемый период в Италии тенденция к эмиграции за море? Выше мы уже говорили о вынужденной иммиграции рабов; их численность была велика, но смертность, вероятно, выше, чем смертность свободного населения, а брачность и плодовитость — несомненно, ниже. Но какая-то часть этой группы получала свободу и сливалась с гражданским населением на протяжении жизни одного поколения34. И наоборот, в тот же самый период в Риме и Италии наблюдалась интенсивная эмиграция. Вначале, как мы уже отмечали, люди перебирались в Цизальпийскую Галлию: весьма заметным явлением данного периода стала «романизация» кельтской области в долине реки По35.
27 Beloch 1880 (А 7): 360; Плиний Старший. Естественная история. Ш.
28 Beloch 1909 (G 14): 424-434.
29 Фронтин сообщает, что в 144 и 125 гг. до н. э. было построено два новых акведука, см.: VII.1.2.
30 Саллюстий. О заговоре Катилины. 37.7; Аппиан. Гражданские войны. П.506.
31 Светоний. Божественный Юлий. 41.3.
32 Gabba 1972 (G 86).
33 Gabba 1976 (G 88).
34 Об этом феномене трудно сказать что-то большее; он уже дебатировался в римском обществе в конце П в. до н. э. и еще большее внимание привлекал в I в. до н. э.
35 См. данные, приведенные выше. В число жителей Цизальпийской Галлии в эпоху Августа включалось конечно же и коренное население, имевшее теперь римское гражданство.


702
Часть Π
Переезжали они и за море: во П и I вв. до н. э. в Испании, Нарбонской Галлии, на Сицилии и в Африке засвидетельствовано множество римских общин. В других областях, прежде всего в Греции и Малой Азии, селилось множество «деловых людей» (а также некоторое количество землевладельцев): сообщается, что в 88 г. до н. э. Митридат уничтожил 80 тыс. римлян и италийцев. Эта эмиграция отчасти поощрялась государством, которое выводило колонии и селило отдельных лиц на конфискованной земле, а отчасти шла спонтанно и очевидным образом была связана с римскими завоеваниями. Общую численность римских граждан за пределами Италии Брант оценивает в 370 тыс. человек в 69 г. до н. э., 450 тыс. человек — в 49 г. до н. э. и 1,25 млн человек — в 28 г. до н. э.
Подведем итоги. Со 133 по 43 г. до н. э. совокупное население Италии, по-видимому, постоянно росло с достаточно большой скоростью, чтобы обеспечить успешное ведение войн в Африке, Греции, Азии и Галлии, невзирая на гражданские вооруженные столкновения, оборачивавшиеся большими жертвами. Резкого падения численности населения не наблюдалось, не было ни жестокого голода36, ни эпидемий, но активно шла эмиграция. В этот период Италия в широком смысле слова, вероятно, имела наивысшую плотность населения во всем Средиземноморье и являлась крупнейшей в мире городской агломерацией, центром власти, а теперь и товарообмена. Более того — и это имело огромное значение в мире, где человек мог полноценно существовать, лишь будучи членом какой-то общины, — Италия представляла собой единое территориальное образование в разобщенном мире, поскольку примерно с 60 г. до н. э. всё ее свободное население имело римское гражданство. Столь радужная оценка, несомненно, затеняет кризисы, неравенство и внутренние сдвиги, которые мы можем ощущать в принципе, но не можем описать в деталях; однако в целом картина была именно такой. От распространенного представления о резком «обезлюдении» Италии следует отказаться37.
II. 	Италийское сельское хозяйство
Привести в краткой главе полное описание италийского сельского хозяйства невозможно, тем более что большинство современных исследователей отмечают его разнообразие, не только географическое, но и социальное и экономическое, поскольку с течением времени разные продукты и даже разные «способы производства» сменяли друг друга в одном и том
36 Разве что периодические «продовольственные кризисы» в Риме, и это вовсе не то же самое.
37 В I в. н. э. численность населения продолжала возрастать. В ходе ценза, проведенного при Клавдии в 48 г. н. э., было насчитано 5 млн 984 тыс. граждан (cives), т. е. на миллион больше, чем в 14 г. н. э.; все эти люди не могли быть вольноотпущенниками либо иноземцами, получившими римское гражданство, и многие из них должны были постоянно проживать в Италии. См.: Тацит. Анналы. XI.25.


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
703
же месте или сосуществовали в одно и то же время в разных местах. Наши источники информации тоже разнообразны и делятся на три типа. Во-первых, это технические сочинения, написанные в течение нескольких веков агрономами: Катоном (ок. 180—150 гг. до н. э.), Варроном (ок. 57— 37 гг. до н. э.) и Колумеллой (ок. 50 г. н. э.), а также натуралистами (например, разделы «Естественной истории» Плиния Старшего о растениях и деревьях, написанные ок. 60 г. до н. э.). К их примерам, цифрам и рекомендациям следует относиться очень критически, но сегодня у нас, по крайней мере, есть для критического анализа хорошие пособия38. К этому же типу источников относятся сочинения, в которых излагается теория и практика работы землемеров (gromatici): они дают важнейшие свидетельства о правовом и фискальном статусе земли и о процедурах разграничения земельных угодий и формирования ландшафта. Источники второго типа — это конкретные высказывания историков или современников событий по экономическим вопросам; при оценке такого рода суждений тоже требуется осторожность ввиду их непоследовательности и предвзятости их авторов. В-третьих, по следам первопроходцев — Белоха, Пайса, Фраккаро, — но особенно после Второй мировой войны мы получаем всё новые результаты археологических исследований: проводится широкомасштабное обследование поселений и практики разведения сельскохозяйственных культур; всё новые и новые сведения о производимых продуктах, по крайней мере о вине и масле, и о маршрутах товарообмена поступают благодаря изучению распространенности керамики. Все эти исследования вносят в общую картину бесконечное множество новых элементов, хотя порой их трудно интерпретировать и еще труднее обобщить.
1. Географическое разнообразие
Перечитав труды Г.-Й. Ниссена (род. 1935), Э.-Ч. Семпл (1863—1932), М. Кэ- ри (1881—1958) или энциклопедические обзоры, наподобие сочинения Р. Альмаджи (1884—1962) и Э. Мильорини (1902—1988), мы лишь получим подтверждение восторгов античных авторов — Варрона, Страбона, Витрувия, Вергилия, Плиния Старшего, — рассказывающих о разнообразном, но всегда умеренном климате Италии, о богатстве ее ресурсов, о благодатности ее земли, подходящей для всех видов сельского хозяйства, включая и животноводство. Хотя до Агриппы и Августа39 римские познания об этнографии и статистике, а также средства измерения и картография оставляли желать много лучшего, римляне всё же владели своей землей во всех смыслах этого слова и потребляли всё более широкий набор продуктов, а потому были прекрасно знакомы с разнообразием и взаимодополняемостью своей земли. Ясно, что в рассматриваемый в настоя¬
38 Наир.: White 1967 (G 257); Capogrossi Colognesi 1969/1976 (G 30); Martin 1971 (В 73); a также новые качественные научные издания Варрона, Катона и Плиния Старшего.
39 В правление Августа всё изменилось.


704
Часть Π
щей главе период Италия, где еще только зарождалось политическое объединение под властью Рима, не была единой в сельскохозяйственном отношении. Во П в. до н. э. географические горизонты Катона не простирались дальше Лация и Кампании; век спустя Варрон в своем сочинении уже рассматривал весь полуостров, включая Цизальпийскую Галлию (которая географически даже не является частью средиземноморской системы).
Области Апеннинского полуострова сильно отличаются друг от друга рельефом, климатом и почвой. Но климатические условия в широком смысле слова (относительная засушливость с характерным для Средиземноморья режимом распределения осадков) предопределяли преобладание в региональном сельском хозяйстве злаков и древесных культур (виноград и оливы), в то время как для разведения кормовых трав и бобовых требовалось орошение. Но не менее важное значение имел контраст между возвышенностями (центральной горной цепью, плато и холмами — единственными италийскими областями, где летом сохраняется растительный покров, достаточный для выпаса скота) и прибрежными равнинами, которые пригодны для возделывания на протяжении всего года, а зимой способны также служить пастбищами. Лесной покров, несомненно, гораздо более плотный, чем сегодня, даже на юге Италии, в Бруттии (Сильский лес), обеспечивал дополнительные возможности для выпаса некоторых видов скота, особенно свиней, а также давал древесину40. Но и каждая область Италии имела свои внутренние сельскохозяйственные контрасты, наиболее очевидные при сопоставлении холмистых районов с долинами или интенсивно возделывавшимися бассейнами рек, такими как Валь-ди- Кьяна в Этрурии, низменность Фолиньо—Сполето в Умбрии, Валь-ди- Диано в Аукании.
Дренаж играл важную роль на всех прибрежных равнинах Италии, а также до некоторой степени в долине реки По, которая во П в. до н. э. заселялась и романизировалась. Греки и этруски уже очень рано, в VIII— УП вв. до н. э., начали прибегать в местах своего обитания к сложным дренажным приемам, без обращения к которым эти области оказались бы слишком заболоченными и непригодными для развития сельского хозяйства. Одна из важных исторических проблем сводится к вопросу, не связаны ли депопуляция и упадок некоторых областей, наблюдаемые в рассматриваемый период (в Лации — с IV в. до н. э., на прибрежной равнине Этрурии — со П в. до н. э., Помптинские болота и т. д.), с отказом от использования дренажных систем?
Разнообразие ландшафтов в пределах крупных областей позволяет объяснить, почему, невзирая на огромные перемены в общей картине сельского хозяйства, произошедшие в рассматриваемый период, Италия так и осталась «землей, возделанной словно сад», как выразился Варрон41, и продолжала процветать, хотя италийцы и уступили производство некото-
40 Toynbee 1965 (А 121) П: 595-598.
41 Варрон. Сельское хозяйство. 1.2.6.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
705
pbix продуктов заморским провинциям, а отдельные продукты охотно стали импортировать (правда, оплачивая их налогами с указанных провинций). Впрочем, говорить об отказе от разведения тех или иных культур и замене их другими можно лишь в самом общем смысле, поскольку на местах, как правило, по-прежнему выращивалось сразу несколько культур и, несомненно, преобладало натуральное хозяйство.
Однако в I в. до н. э. уже можно было выявить несколько обширных областей, обладавших некоторой специализацией: в очень богатой Кампании42 доминировали пашни, виноград и олива; в долине реки По — пашни, овцеводство и свиноводство; в горных районах Самния и в Сабел- льской области — выпасное и отгонное скотоводство; на этрусских и сабинских равнинах — пашни и виноград; в Аукании и Бруттии — земли, отданные исключительно под пастбища. В конце рассматриваемого периода в некоторых областях, определяемых расположением городов, развивалось усадебное хозяйство (pastio villatica), сопряженное со значительным риском; оно практиковалось на юге Лация, в Кампании и в окрестностях городов, поскольку производило предметы роскоши для городского рынка. Единственный яркий контраст этому италийскому «единству в разнообразии» возник после аннексии римлянами долины По (которая не повлекла за собой ни экономического, ни политического перелома), ибо климат и топография данной области весьма отличались от остальной Италии: для местной земли была характерна более стабильная влажность и туманы, но прежде всего она была обширной и ровной, а значит, доступной (после вырубки лесов и изгнания или локализации кельтского населения) для крупномасштабной оккупации и центуриации огромных территорий в интересах римских и италийских иммигрантов.
К этому физическому разнообразию следует добавить разнообразие образа жизни и традиционных социальных структур, переживших римское завоевание и сохранившихся до рассматриваемого периода: аграрнопастушеские общины в Лигурии, Сабелльской области и Самнии; галльские племенные системы с рассредоточенным проживанием в Цизальпийской Галлии, полусвободное крестьянство в Этрурии вплоть до начала I в. до н. э. и проч.
2. Разнообразие
сельскохозяйственных продуктов
Оно тоже засвидетельствовано античными географами, агрономами и натуралистами; не следует пренебрегать и свидетельствами, полученными в ходе подробных исследований рациона италийцев43, которые показывают, с одной стороны, возрастание удельного веса импортных продуктов, а с Другой — присутствие в рационе почти всех сельскохозяйственных про¬
42 Дионисий Галикарнасский. Римские древности. 1.37.
43 Andre 1981 (G 3).


706
Часть Π
дуктов, производимых в самой Италии. Уже с довольно ранней эпохи в рационе италийцев, даже сельчан, ведущих в сравнении с жителями Рима более изолированную жизнь, наблюдается большое разнообразие: овощи, всевозможные фрукты, специи, птица; чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть «Завтрак» Псевдо-Вергилия. Но если оставить в стороне эти важные дополнения, то древние италийцы питались в основном злаками, оливками, овощами, свининой и соленой рыбой и пили вино; а для приготовления пищи (а также для освещения и в медицине) использовалось оливковое масло. Всё это сыграло определяющую роль в развитии италийского сельского хозяйства.
3. 	Методы ведения сельского хозяйства
Сельское хозяйство велось преимущественно вручную, с использованием труда человека и животных. Другие источники энергии, известные в античности (то есть, в сущности, только водяная мельница), появились намного позже рассматриваемого здесь периода. Орудия труда, которые применялись в то время, были придуманы еще в железном веке и продолжают использоваться в наши дни, впрочем, следует отметить преобладание серпа над косой при жатве. Италийский плуг по-прежнему оставался в данный период беспередковым44 и безотвальным, хотя его металлический сошник вполне мог эффективно вспахивать рыхлую почву. Единственными сельскохозяйственными машинами были давильни для винограда и оливок, описанные Катоном и имевшие, вероятно, достаточно мощные приводные механизмы. Не следует недооценивать техническую эффективность подобного сельского хозяйства. При условии наличия достаточной рабочей силы она вполне подходила для италийской почвы и климата, как для расчистки и подготовки земли, так и для пахоты, выращивания, сбора урожая и его хранения. (Более серьезную трудность представляла малая проходимость наземного транспорта.) Начиная со П в. до н. э. традиционные методы ведения сельского хозяйства совершенствовались благодаря обучению греческой сельскохозяйственной науке: отбор и селекция видов, прививки и скрещивание, внедрение новых сортов зерна, фруктов и винограда, удобрение почвы. Севооборот был известен, но не трехпольный: обычно земля оставалась под паром раз в два года. С другой стороны, процветали некоторые традиционные типы междурядной культивации, например, совместное разведение двух древесных культур (виноградные лозы на тополях в Кампании; италийский виноград произрастает на возвышенностях, что требует более крупных инвестиций) или высевание зерна между рядами олив, так что после сбора урожая оливок среди деревьев паслись овцы.
44 	Исключение составляли только плуги, использовавшиеся к началу Принципата к северу от Альп.


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
707
4. 	Основные виды сельскохозяйственной продукции
В рассматриваемый период в Италии существовало четыре основных вида сельскохозяйственной продукции (производившейся как на продажу, так и для потребления), и во Π—I вв. до н. э. их развитие обусловило перемены, порой быстрые и глубокие, которые, наряду со многими чисто экономическими и политическими факторами, придали истории италийского сельского хозяйства напряженность и даже драматизм.
[а) 	Первый, и основной, вид сельскохозяйственной продукции — это злаки. Данная самая простая и самая распространенная продукция производилась в том «крестьянском», или «натуральном», хозяйстве, которому столь много внимания уделяется в современных исследованиях;45 главными пищевыми продуктами служили злаки (изначально — ячмень, затем — пшеница с просом в качестве резерва), из которых обычно варили каши (puls). Поэтому встречаются они почти во всех типах сельскохозяйственных предприятий, хотя, несомненно, имели довольно скромную урожайность (в среднем три-четыре зерна на одно посеянное). Если земельный участок или хозяйство были слишком малы, то выживание земледельца можно объяснить только наличием у него дополнительных источников дохода: сада, общественного пастбища или подработки. Кроме того, в злаковых всегда нуждались города, что для античного Средиземноморья являлось серьезной проблемой. Поэтому они выращивались и на землях, не подходивших для этого, например, в Римской Кампании;45"1 этим объясняются нехватка зерна и голод в Риме, периодически возникавшие начиная с V в. до н. э., когда зерно приходилось доставлять из Этрурии, Кампании или с Сицилии.
В Ш—П вв. до н. э. происходили значительные перемены (в данном случае их общие очертания видны яснее, чем подробности). Во-первых, вследствие урбанизации (расширение Рима началось в Ш в. до н. э. и ускорилось во П в. до н. э.) и возрастания потребностей войска увеличился спрос на зерно. Во-вторых, менялись пищевые привычки богатых людей и городских жителей: на смену каше приходил хлеб, для приготовления которого требовалось больше зерна46. Во П в. до н. э. рос импорт зерна; ввозилось оно от случая к случаю, для государственных раздач, но в его поставки, несомненно, был вовлечен и рынок частных производителей. Зерно импортировалось с Сицилии, из Греции, с Сардинии, из Испании и Африки; свою роль здесь играли и завоевания, и политические факторы; вскоре (особенно после 123 г. до н. э.) часть регулярно импортируемого зерна начала поступать в форме налогов. Указывают ли все эти факты на
45 Frayn 1979 (G 75); Evans 1981 (G 64).
4оа Имеется в виду равнина, окружающая город Рим, которую не следует путать с упомянутой ниже Кампанией — областью южной Италии, на побережье Тирренского моря. — О.Л.
46 Плиний Старший. Естественная история. ХУШ.107—108, Плавт. Ослы. 200.


708
Часть Π
«кризис» или крупный сдвиг в продукции италийского сельского хозяйства? Нет, ибо импортное зерно поступало исключительно на городской рынок (правда, не исключено, что он обеспечивал до 40% населения Италии), а злаковые по-прежнему требовались, чтобы прокормить работников, в том числе и занятых на территориях, отданных под другую продукцию. Поэтому, скорее всего, их выращивали повсюду, за исключением нескольких районов, для которых имеются надежные свидетельства о том, что земля была заброшена или отдана под разведение винограда или олив. Если в Римской Кампании и некоторых областях южной Италии (побережье Тарентского залива) зерно больше не выращивалось, то Кампания, несмотря на свои знаменитые виноградники, оставалась «житницей» по меньшей мере до 63 г. до н. э., и это объяснялось прежде всего тем, что Италия в целом производила недостаточно зерна. В этом и состояла подлинная причина быстрого развития крупномасштабной торговли зерном на большие расстояния (одновременно с его поставками в качестве налога), и именно благодаря импорту было достигнуто равновесие, пусть даже хрупкое и нарушаемое «хлебными кризисами» 154, 124,115 гг. до н. э., достигшими пика, пожалуй, в 66 и 57 гг. до н. э. Коммерческий импорт больших объемов зерна всегда был сопряжен с большим риском: во времена дефицита он приносил огромную прибыль, но вмешательство государства в любой момент могло его подорвать. Однако в источниках ни разу не упоминаются ни упадок производства зерна в Италии, ни резкое падение цен на него на внутреннем рынке, ни даже конкуренция с ценами на внешнем рынке.
(Ь) 	Второй вид сельхозпродукции — это разведение древесных пород, то есть всевозможных фруктовых садов, но прежде всего, конечно, олив и винограда. Обе эти культуры имели глубокие корни в Италии, обе были ввезены сюда еще в древности, вероятно, из Греции. Но, оставляя в стороне климатические ограничения, не позволявшие разводить оливу в Цизальпийской Галлии, бурное развитие этих культур в анализируемый здесь период было обусловлено появлением новых рынков сбыта и новых систем управления поместьем. Примечательно, что из шести разных поместий, рассматриваемых Катоном в его в высшей степени практическом сочинении, два самых известных и значимых — это виноградник и плантация олив площадью, соответственно, 100 и 240 югеров. Учитывая, что какие-то земли необходимо было отвести под прокорм работников, такие хозяйства требовали крупных вложений начального капитала: эти культуры не приносили немедленного урожая, предполагали посадки в шахматном порядке и достаточно интенсивного труда. Во времена Катона и Варрона Италия славилась качественным оливковым маслом, но к концу Республики в Рим и остальную Италию в огромных объемах начала поступать продукция из Испании и Африки.
Больше споров и интереса вызывают превратности, испытанные италийским виноделием; сегодня мы узнаём о них всё больше и больше, прежде всего благодаря систематическому исследованию амфорных клейм,


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
709
хотя его результаты лишь подтверждают то, что и так должно быть ясно при непредубежденном прочтении античных текстов.
В IV—Ш вв. до н. э. практически все местные италийские виноградники производили вино не слишком высокого качества, не имевшее экспортного потенциала. В городах, прежде всего в Риме, множество зажиточных людей создавало спрос на вино, но удовлетворялся он за счет импорта из Греции47. В начале II в. до н. э. произошли глубокие перемены, италийцы сами начали производить качественные вина в большом количестве; следы последних обнаруживаются в самых разных местах: сперва — на Адриатическом побережье между Пиценом и дельтой По, затем — в Апулии. В середине П в. до н. э. процесс ускоряется: первым достопамятным новшеством становится появление элитных италийских виноградников, упоминаемых в литературе, в рассматриваемый период все они концентрируются в южной Италии и Кампании (фалернское вино); затем вследствие изменения пищевых привычек (переход к хлебу) и увеличения благосостояния правящего класса и даже (в некоторой степени) плебса, получавшего зерно по сниженным ценам, растет потребление вина в Риме и других городах. Таким образом Рим стал коммерческим рынком сбыта как для вин массового производства из Лация и чуть более отдаленных мест, так и для качественных вин из Кампании и Апулии. Для конца I в. до н. э. потребление вина в Риме оценивается более чем в миллион гектолитров в год — гораздо больше, чем в Париже XVHI в.48. Однако еще сильнее бросается в глаза рост экспорта вина, который приобрел огромные масштабы — сотни тысяч гектолитров в год; быть может, первоначально он предназначался для удовлетворения потребностей солдат и римских эмигрантов в Испании и Галлии, но сегодня обнаруживаются свидетельства о мощном потоке экспорта как на восток, где центром торговли служил рынок на Делосе, так и на запад, в центральную Галлию (Аквитания и долина Роны)49. Вино производилось на виноградниках Кампании и побережья Этрурии; конечные точки экспорта часто обнаруживаются в горнодобывающих районах Галлии, и это подтверждает, что его потребителями были не только римские солдаты, как иногда считается50. Превращение Италии в крупнейший центр потребления, производства и экспорта вина, произошедшее между началом П в. до н. э. и концом I в. до н. э., имело важнейшее историческое значе¬
47 Этот импорт засвидетельствован с середины П в. до н. э. (Макробий. Сатурналии. Ш.16.14) вплоть до эпохи Горация и даже позднее; указанные свидетельства подтверждаются родосскими амфорами, которые обнаруживаются по всей Италии.
48 Tchemia 1969 (G 237).
49 По мнению Чернии, на протяжении века в одну только Галлию ежегодно экспортировалось свыше 100 тыс. гектолитров.
о0 Обнаружена и раскопана примечательная, но, конечно, не единственная в своем роде вилла в Сеттефинестре, датируемая I в. до н. э., амфоры которой, принадлежавшие, несомненно, владельцам поместья — Сессиям, упомянутым у Цицерона, — иллюстрируют взаимосвязь между производством и коммерциализацией. См.: Manacorda 1978 (В 309); Rathbone 1981 (G 207); Carandini 1985 (В 267).


710
Часть Π
ние; а относительный «кризис» винного рынка наступил только в I—П вв. н. э., с развитием виноградников Испании и Галлии.
[с) 	Третий вид сельскохозяйственной продукции — это скот. Римские агрономы, быть может, неосознанно продолжая доисторическое противостояние скотоводов и земледельцев, порой говорили о нем довольно сдержанно; тема «упадка» земледелия, вызванного ростом скотоводства, была для них весьма болезненной, поскольку пробуждала старые страхи перед голодом51. Впрочем это не помешало римским агрономам, от Катона до Плиния Старшего52, объявлять скотоводство самым прибыльным сельскохозяйственным занятием. Вопрос о его развитии приводит нас ко многим хорошо известным проблемам: размер поместий (проблема латифундий), статус земли (проблема общественной земли, ager publicus), тип используемого труда.
Прежде всего, несомненно, следует разграничить два вида скотоводства. Первый из них всегда наличествует в любом типе земельного хозяйства, ведется интенсивно, но играет вспомогательную роль. Крупный рогатый скот в Италии разводили как тягловую силу, ради кожи и мяса (но не ради молока или навоза), овец — ради шерсти, основного сырья для римских тканей. Следует отметить немалое значение коз (хотя оно и вызывает споры) и крупномасштабное разведение лошадей и мулов для обеспечения транспорта — частного и государственного, но особенно военного. Кроме того, стоит упомянуть53, что в большинстве римских колоний, устройство которых, несомненно, рассматривалось как своего рода эталон землепользования, весьма малый размер земельных участков, отводившихся для обработки, можно объяснить лишь с помощью предположения о существовании общих и государственных пастбищ, обычно на периферии, в болотистой или холмистой местности.
Однако в начале П в. до н. э. в различных областях Италии возникает второй тип скотоводства, весьма отличный от первого: это крупномасштабное отгонное животноводство, связавшее зимние пастбища на прибрежных равнинах с летними горными пастбищами в центральных Апеннинах54. В это время (если не раньше) появляются специальные скотопрогонные дороги (calles), которыми заведовали откупщики, взимавшие пастбищный сбор (scriptura). Речь идет о перегоне сотен тысяч голов скота в сопровождении армии пастухов, что постоянно вызывало конфликты с земледельцами, мимо чьих участков эти дороги пролегали55.
Нет сомнений в том, что многие из этих экстенсивных скотоводческих хозяйств возникли на государственной земле (ager publicus), оккупированной хозяевами скота в силу или с использованием их привилегированного положения, что вызывало сопротивление, даже если захватчики задей¬
51 Варрон. Сельское хозяйство. П. Предисл.; Колумелла. Предисл. 4—5.
52 Цицерон. 06 обязанностях. П.89; Плиний Старший. Естественная история. ХУШ.29.
53 Вслед за Тибилетти и Габбой, см.: Tibiletti. 1955 (G 242); Gabba 1978 (G 90).
54 Варрон. Сельское хозяйство. П.1.16
55 Варрон. Сельское хозяйство. П.10.1—11; Цицерон. В защиту Клуенция. 161.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
711
ствовали также арендованную государственную землю — например, в горах. Поэтому неудивительно, что «аграрный вопрос» оказался довольно тесно связан с этим экстенсивным скотоводством56. Однако не следует забывать, что перегон скота на большие расстояния засвидетельствован в Италии еще в доисторические времена57. Как бы то ни было, несмотря ни на какое сопротивление, крупномасштабное скотоводство процветало до конца Республики58.
Наряду с пастбищами эксплуатировались и леса. Например, именно благодаря своим лесам, где откармливались свиньи, Цизальпийская Галлия могла снабжать Италию продуктами из свинины вплоть до I в. н. э.59. Леса в древности (а в Италии, как и на севере Балкан, их было весьма много) служили источником не только дров для обогрева, не только древесины для судостроения и строительства в целом (следует отметить, что в Ш—I вв. до н. э. в Риме активно велось строительство), но и дополнительных ресурсов, необходимых для скотоводства, а также смолы и дегтя; остро требовались лесоматериалы и для развития виноградарства60.
(d) 	Наконец, рассмотрим более специализированную продукцию нового рискованного сельского хозяйства, появившегося лишь в I в. до н. э. и нацеленного на обслуживание городских рынков, прежде всего римского; это — «виллы» и даже просто небольшие хозяйства, целиком отданные под откорм птицы, в том числе элитных видов, разведение молочных коз (чем занималось усадебное хозяйство (pastio villatica), описанное у Варрона) или выращивание элитных растений — цветов, фруктов и овощей. Примечательно, что именно такие предприятия, согласно Варрону, приносили наибольшую прибыль.
5. 	Сельскохозяйственные структуры и их эволюция
Под «структурами» могут пониматься размеры и характер как объектов недвижимости, так и объектов управления. Нам предстоит рассмотреть взаимосвязь двух главных форм хозяйствования: с одной стороны, прямое управление землей с его различными подвидами, с другой — сдача земли в аренду на условиях ренты или издольщины. Далее следует заняться вопросами статуса рабочей силы — рабов (различного рода) или свободных наемных работников (занимающих, в свою очередь, разные статусы). Наконец, мы затронем очевидную для анализируемого периода взаимо¬
э6 См. элогий из Поллы: CIL Р: 638 = ILLRP 454.
57 Radmilli 1974 (G 205): 20; Gabba, Pasquinucci 1979 (G 95): 87 сл.
°8 Домиций Агенобарб набрал во флот своих пастухов, см.: Цезарь. Гражданская война. 1.57; а при Августе Гай Цецилий Исидор имел 7,2 тыс. голов крупного рогатого скота и 257 тыс. овец, см.: Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.134.
59 Полибий. П.15.2; Страбон. V.1.12.
60 Meiggs 1982 (G 157); Giardina 1981 (G 103).


712
Часть Π
связь между социальными и политическими вопросами: например, использование государственной земли (ager publicus), аграрное законодательство, разные типы колонизации, а также влияние гражданских войн и экономических проблем на сельское хозяйство.
Вышеописанные перемены в основных секторах производства сопровождались глубокими изменениями структур сельского хозяйства (впрочем, следует помнить о его немалом разнообразии); литературные источники сообщают об этом примерно одно и то же, и, хотя археология может немного модифицировать представленную в них картину, полностью отвергать ее было бы бессмысленно. Первым фактом, неоспоримым на глобальном уровне, стал рост числа, площади и стоимости «крупных поместий», наблюдающийся уже во П в. до н. э., но особенно — в I в. до н. э., после Союзнической войны и диктатуры Суллы. Хотя слово «латифундия» («latifundium») появится только в эпоху Империи, само это явление60"1 или нечто на него похожее уже засвидетельствовано множеством источников61. Но какой размер должно иметь поместье, чтобы его можно было назвать «обширным»: четыреста югеров, как в пассаже из трактатов землемеров62, или, как предусматривало аграрное законодательство П в. до н. э., пятьсот югеров плюс двести пятьдесят югеров на каждого ребенка плюс (согласно расчетам Тибилетти) 1800 югеров для выпаса скота — итого шестьсот двадцать пять гектаров, или тысяча пятьсот сорок пять акров? Это, несомненно, уже довольно крупные угодья: поместья, описанные Катоном, имели площадь сто и двести сорок югеров (хотя хозяин, конечно, мог иметь и другую земельную собственность, отданную под иные посевы), а отдельные участки, выделявшиеся при выведении римских или латинских колоний или при распределении земли, всегда были намного меньше, даже в Цизальпийской Галлии63. Но нам известно, прежде всего благодаря просопографическим исследованиям64, что большинство сенаторских и даже всаднических земельных угодий было гораздо обширнее. Около 80 г. до н. э. Квинт Росций из Америи владел в долине Тибра тринадцатью поместьями общей стоимостью 6 млн сестерциев, и такое его состояние описывается как скромное. Уже в конце П в. до н. э. Публий Красе Муциан владел, видимо, 100 тыс. югеров земли;65 процесс укрупнения земельных угодий продолжался в I в. до н. э., и состояния Марка Красса66, Лукулла, Помпея и многих других были еще крупнее. Наилучшие иллюстрации столь впечатляющей концентрации земельной собственности дают уже упомянутый Цецилий Исидор и Луций Домиций
ω& Лат. latifundium переводится как «обширное поместье», «крупное земельное владение». — О.Л.
61 White 1967 (G 257).
62 Сочинения землемеров. С. 157 Lachm.; Evans 1980 (G 63): 24, но смысл этого пассажа вызывает сомнения.
63 В 181 г. до н. э. в Аквилее всадники получали по сто сорок югеров, но это было исключением.
“ Shatzman 1975 (А 112); Nicolet 1974 (А 80): 285-313; Rawson 1976 (G 209).
6э Его состояние превышало 10 млн денариев, см.: Цицерон. О государстве. Ш.17.
66 	Стоимость одной только земли составляла 200 млн сестерциев.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
713
Агенобарб, который в 49 г. до н. э. имел возможность пообещать нескольким тысячам своих солдат земельные участки площадью по четыре — десять гектаров и укомплектовать флот своими арендаторами, вольноотпущенниками и рабами-пастухами67. Если учесть при этом то обстоятельство, что римский высший класс (сенаторы и многие всадники) владел также обширными угодьями в провинциях68, то остается констатировать появление крупных хозяйств и усиление этой тенденции в I в. до н. э.
Возникает вопрос: чем была вызвана эта тенденция и как следовало бы ее охарактеризовать в экономических понятиях? Читая римских агрономов, трудно себе представить, что прибыль от сельского хозяйства, даже в передовых секторах в эпоху экспансии (например, качественного вина во П в. до н. э.), могла обеспечить существенное расширение поместий, ибо дохода в 6—7% годовых с вложенного капитала для этого недостаточно. Ответ дает политическая история: разрастание поместий началось как следствие империализма — захватнического либо мирного. Сперва, в IV—Ш вв. до н. э., государственная земля (ager publicus, обычно это была земля, конфискованная у побежденных врагов) накапливалась постепенно, затем произошел скачок, когда после Ганнибаловой войны Рим завладел обширными территориями на юге Италии. Именно здесь обычно и происходил самовольный захват государственной земли (occupatus ager), превышавший допустимую норму или даже просто незаконный, который различные аграрные законы пытались ограничить участками по 500 югеров (на практике эти участки были гораздо больше); и именно этой землей «спекулировали», по словам их противников, авторы земельных законопроектов, подобных закону Рулла, предложенному в 63 г. до н. э. Следующим фактором стало непосредственное воздействие завоеваний или гражданских войн на римский политический класс: в I в. до н. э. самые баснословные состояния приобрели победоносные полководцы, друзья власть предержащих (вроде Хрисогона, нажившегося на проскрипциях) и др. Римские земельные магнаты, по сути, стали порождением правящей власти. Наконец, в ряде случаев крупные или даже очень крупные угодья могли представлять собой инвестиционные вложения свободных средств, вырученных от коммерческих и финансовых операций, иногда не слишком приглядных, вроде работорговли. Известны один или два таких случая69, но многие, судя по всему, остались не засвидетельствованы70.
Однако концентрация собственности, даже когда в одних руках находились огромные территории, необязательно влекла за собой единство управления. Не вызывает сомнений, что очень крупные римские собственники (как и Плиний спустя некоторое время), даже из числа муниципалы
67 См. сноску 58 наст. гл.
68 Подобно друзьям Варрона, животноводам из Эпира, см.: Варрон. Сельское хозяйство. П. Предисл. 7; Цицерон. Письма к Аттику. 1.5.7. Ср., однако, выше, с. 364 (Уайзмен), 503 (Роусон).
9 Цицерон. В защиту Цецины. 11 (о Фульцинии); Цицерон. Об обязанностях. 1.151.
70 	См., однако, недавние исследования Пренесты, напр.: Bodei Giglioni 1977 (G 17).


714
Часть Π
ной знати и всадников, то ли из осторожности, то ли в силу склонности предпочитали иметь не одно громадное хозяйство, а много отдельных поместий (fundi); известно несколько таких случаев, от Помпея до Аттика и самого Варрона. Поэтому весьма вероятно, что одно состояние могло включать в себя несколько более мелких хозяйств совершенно разного типа71.
Но главный вопрос состоит в том, что же всё-таки произошло в Италии с мелкими и средними хозяйствами? Обычно считается, что с начала П в. до н. э. они испытывали тяжелый упадок, по крайней мере во многих районах, и им на смену приходили либо большие рабовладельческие виллы, либо аграрно-скотоводческие латифундии. Ясно, что говорить о полном исчезновении мелких хозяйств не следует (хотя слишком часто и слишком поспешно говорят именно об этом), разве что в свете государственных мер, предпринятых для борьбы с данным явлением — колонизации и распределения земли; ясно также, что в пределах одной и той же географической территории крупное землевладение и крупная рабовладельческая вилла вполне могли соседствовать с традиционными мелкими хозяйствами. Однако не следует перегибать палку и, в частности, приписывать археологии выводы, которых она сделать не может. Если на такой- то территории в такую-то эпоху обнаруживаются следы рассредоточенных сельских жилищ (при условии, что они вообще поддаются датировке), то дает это очень мало точных сведений о подлинных масштабах сельскохозяйственной деятельности и вообще ничего не говорит о способе управления: эти жилища могли принадлежать арендаторам, издольщикам, даже проживавшим обособленно рабам. Точно так же и вполне логичные оценки численности свободных работников, необходимой для функционирования рабовладельческой виллы, описанной Катоном и Варроном, несомненно, корректны с демографической точки зрения, но не позволяют понять, из кого именно состояла эта вспомогательная рабочая сила: это могли быть мелкие землевладельцы, проживавшие по соседству и нанимавшиеся на работу; соседи, сдававшие внаём своих рабов; свободные люди, не владевшие землей и не арендовавшие ее, но нанимавшиеся на работу; группы работников (свободных или рабов), сдававшиеся внаём поставщиком сезонных рабочих; арендаторы или издольщики владельца виллы и т. д. Ввиду вышеизложенного необходимо соблюдать осторожность в выводах, но в настоящей главе мы в общем и целом принимаем72 свидетельства литературных источников о том, что начиная со П в. до н. э. мелкие хозяйства римских граждан (а также, несомненно, латинов и союзников) быстро приходили в упадок по целому ряду причин: многие землевладельцы погибли или разорились в ходе Ганнибаловой войны; ежегодный набор в армию для службы за морем сокращал численность свободного населения сельской местности; богатые соседи оказывали давление на бедных, поскольку могли себе позволить покупать их участки по высокой цене или,
71 То есть управляемых разными способами, о чем сейчас и пойдет речь.
72 Наряду с Габбой и вопреки мнению Фредериксена, Гарней, Рэтбоуна, Эванса.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
715
воспользовавшись отсутствием главы семьи, захватывать их незаконно; наконец, мелкие землевладельцы просто покидали свои участки и уезжали в Рим в поисках работы или пропитания. Не вызывает сомнений, что, какие бы дополнительные ресурсы ни приносило «крестьянское хозяйство» или право на общее пастбище на территории колоний, судьба мелких землевладельцев во Π—I вв. до н. э. неизменно, за редкими исключениями, была сопряжена с высокими рисками, и они (мелкие землевладельцы) устремлялись в города, в армию и за море столь массово, что государство неоднократно пыталось тем или иным способом остановить их; но распределение маленьких земельных участков между нуждавшимися зачастую позволяло лишь отодвинуть черный день73.
Следует принимать во внимание не только землевладельцев. Широкое распространение имели аренда земли за плату и издольщина74. К сожалению, у нас нет возможности составить географическую или хронологическую таблицу, но Катон, а еще чаще Варрон и Колумелла упоминали договоры аренды, рассматривали (с точки зрения землевладельца) сравнительные преимущества этих двух систем и приходили к выводу, что всё зависело от размера, местоположения и типа хозяйства. Возможно, существовал даже класс «благородных арендаторов»75, но в основном это были люди незначительные: арендаторы, повиновавшиеся призывам Помпея и Домиция Агенобарба, могли быть только их клиентами (в той или иной мере). Среди колонов встречались даже жившие обособленно рабы76.
И здесь мы переходим к самому известному новшеству в италийском сельском хозяйстве — к рабовладельческому поместью, будь то смешанное хозяйство с совместным разведением нескольких культур, или специализированная вилла с виноградниками и полупромышленной организацией производства, или огромная скотоводческая ферма. Было бы опрометчиво просто взглянуть на Косанское поле (ager Cosanus)77 и заявить, что такой тип виллы появляется лишь в I в. до н. э. Это обессмыслило бы всё сочинение Катона, как и прочих агрономов I и П вв. до н. э., вроде Сазерны. Виллы и крупные скотоводческие хозяйства с армиями пастухов, несомненно, начали развиваться во П в. до н. э.78, поэтому их появление следует связывать с масштабными облавами на людей, устроенными римлянами в том столетии, апогеем которых стал рынок рабов на Делосе, и с восстаниями рабов на Сицилии и в Италии со 136 по 73 г. до н. э. Поэтому вполне очевидно, что в определенное время, на определенных территориях и на определенном уровне действительно возник новый и специфиче¬
73 	Агашан. Гражданские войны. 1.7, 30, 40; Плутарх. Тиберий Гракх. 8; Саллюстий. Югур- шинская война. 4L
71 Их общим названием было «locatio conductio»; слово «colonus», по крайней мере в I в. до н. э., означало оба типа арендаторов.
7о Наир., колон, упомянутый Цицероном в речи «В защиту Клуенция» (175).
7(> Дигесты. 15.3.16; 40.7.14 (Альфен Вар); 33.7.12.3 (Лабеон).
77 Там находилась приморская вилла (villa maritima) Сестиев, целиком отданная под виноградники.
78 Gabba 1977 (G 89); Gabba 1982 (G 92); Gabba 1979 (G 95).


716
Часть Π
ский «способ производства»79. Констатировав это, бессмысленно задаваться вопросом, явился ли рабовладельческий «способ производства» причиной или следствием завоеваний: здесь сыграло роль множество факторов — например, существование города Рима как крупного рынка сбыта. Однако там, где наблюдался новый «способ производства», он, в свою очередь, порождал новые факторы — и очень тревожные. Благодаря ему в население Италии влилось множество неиталийских элементов; нарушилась традиционная и очень важная взаимосвязь между собственностью на землю и жизнью, правами и обязанностями римского гражданина (civis Romanus); несмотря на весь патернализм Варрона и Колумеллы80, хозяина отделила от работников целая иерархия надсмотрщиков, которая обходилась очень дорого и порой провоцировала опустошительные восстания. Таким образом, рабовладельческий «способ производства» (в долгосрочной перспективе неустойчивый, несмотря на свои очевидные преимущества), несомненно, сыграл важную роль в описываемых здесь процессах; но повлиял он далеко не только на экономику (как может ошибочно показаться из подсчетов Колумеллы81), ибо каждый компонент сельского хозяйства всегда тесно связан с гражданским обществом, политикой и мифологией, и именно поэтому в Римском государстве вокруг него велись такие ожесточенные баталии.
6. 	«Аграрный вопрос»
Здесь нет возможности подробно описывать эти знаменитые схватки82. Остается лишь обратить внимание на некоторые факты, которые часто не замечают или толкуют превратно.
(a) Распределение земли, колониальное или индивидуальное, затрагивало лишь государственную землю (ager publicus), которая формально оставалась таковой (хотя в 133 г. до н. э. право народа (populus) на некоторые участки этой земли было негласно аннулировано). Распределение частой земли (причём права собственности на такую землю нередко тоже восходили к оккупации) производилось лишь во время гражданских войн 83—80 и 44—36 гг. до н. э. Принцип неприкосновенности частной собственности оставался неизменным, и аграрное законодательство его даже укрепляло.
(b) Колонизация, кульминация которой пришлась на начало П в. до н. э., представляла собой создание мелких и средних хозяйств в аграрных зонах, то есть этот процесс происходил в сельской местности83, хотя в долгосрочной перспективе и создал новую географию городов Италии.
79 Это вовсе не отменяет того факта, что рабство в целом было более широко распространенным явлением и продлилось гораздо дольше.
80 Колумелла. Сельское хозяйство. 1.8.20.
81 Там же. 1.7-8.
82 См. о них в нескольких главах Части I наст. изд.
Tibiletti 1955 (G 242); Tozzi 1974 (G 246).


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
717
(с) 	Недостаточно хорошо изучен порядок проведения колонизации. Когда речь идет о военных колониях, то есть о колониях ветеранов, мы примерно представляем себе их жителей, но при индивидуальном наделении землей (как до, так и после Гракхов) критерии отбора получателей известны гораздо хуже84, как и реальная процедура поселения людей на земельных участках, затраты на эти мероприятия и проч.
[<£) Даже в случаях, когда проводились «раздел и наделение» («divisio et assignatio»), руководившие магистраты имели абсолютное право «придержать» какие-то участки земли для себя и своих сторонников85. Это могло послужить одним из источников возникновения крупных земельных владений.
(е) 	Недостаточно хорошо изучены правовые нормы и практические процедуры, в соответствии с которыми цензоры заключали контракты на операции с государственными доходами, а граждане получали право оккупировать, то есть занимать и возделывать, государственную землю (ager publicus)86, которое, как сообщается, было ограничено догракханским законодательством и Семпрониевым законом. Где заключались такие контракты? Как? На каких условиях? Подробное исследование этих вопросов должно пролить дополнительный свет на концентрацию крупных земельных владений, занятых самовольно, и на характер конфликтов, вызванных гракханскими законами.
(/) Если бы не происходило накопления «крупных поместий» площадью более 120 гектаров (и намного более), то к 133 г. до н. э. не возникла бы социально-политическая проблема; но она не возникла бы и в том случае, если бы еще оставалась свободная государственная земля (ager publicus), доступная для распределения87. К 133 г. до н. э. резервы земли — во всяком случае, италийской — явно были исчерпаны.
(§) Тексты источников с упоминаниями о деятельности аграрной комиссии в 129 и 123—119 гг. до н. э., а также археологические данные о центу- риации и межевых камнях (cippi) подтверждают, что Семпрониев закон оставался в силе по меньшей мере до 111 г. до н. э. Иной вопрос — это количественная оценка его эффективности, то есть число людей, получивших землю, и площадь распределенной земли. Оценка Бранта и Николе88, согласно которой численность получателей принимается равной 75 тыс. человек, что дает площадь распределенной земли в 562,5 тыс. гектаров (более 1,25 млн акров), вполне достоверна; она эквивалентна площади квадрата со стороной 75 км.
84 Исключение составляет лишь свидетельство Светония (Божественный Юлий. 20.3) об аграрном законе 59 г. до н. э.
80 Сочинения землемеров. С. 153, 157 Lachm.
86 Следует ли под этим понимать своего рода долгосрочную аренду (emphyteusis) ? (См.: Buckland W.W. Text Book of Roman Laut? (London, 1963): 275: «<...> земля <...> предоставлялась на постоянной основе на длительный срок за натуральную ренту».)
87 Как то было в начале П в. до н. э., когда население колоний сокращалось.
88 Brunt 1971 (А 16): 75-80; Nicolet 1978 (А 83): 132-133.


718
Часть Π
(А) Далее встает вопрос, сам по себе не слишком изученный, о реальных размерах платы за сельскохозяйственную эксплуатацию государственной земли. (Она могла иметь форму налога, ренты или платежа за разрешение на пользование.) Плата в один асе за югер земли (такая земля получила название «третья доля» (ager trientabularius)), уступленная в 202 г. до н. э. держателям обязательств государственного займа, представляла собой лишь номинальную плату за пользование этой землей88"1. Но в других случаях государственная земля, предоставленная текущим или новым держателям, приносила доходы Римскому государству. Насколько они были велики? Уже довольно рано существовала какая-то плата за оккупацию — видимо, стандартная89. Соответственно, эта плата, взимавшаяся за разные категории земель, сокращала доход владельца или держателя этой земли. Быть может, эти взносы рассматривались как налоги (и поэтому они исчезают в 167 г. до н. э.) либо как вклад в продовольственное обеспечение (annona) Рима (и потому в 123 г. до н. э. они были возобновлены)?90 В любом случае, похоже, что эта сторона дела имела большое политическое значение, но непосредственно на экономику особого влияния не оказывала: применительно к Италии ни один источник не сообщает об экономических последствиях налогообложения тех или иных типов хозяйств.
(г) Наконец, задумаемся над тем, что, в конце концов, нам известно в целом о рынке земли в рассматриваемый период? Можно не сомневаться, что он зависел от некоторых чисто экономических параметров: от плодоносности земли, климата, близости транспортных путей и т. д. Но, как случается почти всегда, он зависел и от целого ряда других факторов, прежде всего от политических сдвигов. Во-первых, в обществе, основанном на цензе, где социальный статус определялся отчасти земельной собственностью, земля имела социальную ценность: можно отметить, что земля требовалась в качестве обеспечения для многих контрактов, как государственных, так и частных. Во-вторых, значительная часть земли являлась государственной (ager publicus) и, следовательно, имела двойственный статус — к добру или к худу; это обстоятельство неизбежно влияло и на оборот, и на стоимость земельной собственности. Наконец, огромное количество конфискованной собственности выбрасывалось на рынок по чисто политическим, а не экономическим причинам, во времена проскрипций или гражданских войн (83—80 гг. до н. э., 48—47 гг. до н. э.,
44—43 гг. до н. э.), что, как отмечается в источниках, так ли иначе сказывалось на ценах на землю. Некоторые из этих последствий были естесгвен-
ш В 202 г. до н. э. наступил срок третьей выплаты в погашение государственного займа, но казна не имела для этого средств. Тогда сенат решил раздать кредиторам вместо денег участки государственной земли за номинальную (т. е. очень низкую) плату в один асе за югер. Поскольку эти участки были предоставлены в счет третьей выплаты, они получили название «третья доля» (Ливий. XXXI. 13).
89 Десятая или пятая часть продукции? См.: Аппиан. Гражданские войны. 1.27, 75—76.
90 Этот вопрос требует нового рассмотрения. См.: Nicolet 1976 (G 174): 79—86.


Глава 16. Экономика и общество, Ί33—43 гг. до н. э.
719
ными, некоторые возникали вследствие всякого рода мошенничества, но обычно цены резко снижались.
С другой стороны, приток наличных денег в результате завоеваний, расширенных денежных эмиссий и прочего оказывал противоположное воздействие и способствовал повышению цен. В законы рынка вмешивались и другие, более неуловимые, факторы: угроза гражданской войны, как в 63 г. до н. э., или аграрный законопроект могли повысить или снизить стоимость какой-то конкретной земли. Подробная история этих флуктуаций на определенной территории в какой-то мере поддается изучению. Обнаружить какую-либо общую тенденцию довольно сложно, но, пожалуй, мы не ошибемся, если скажем, что в рассматриваемый период земельная собственность в римском обществе оставалась инвестицией, приносившей долгосрочную стабильность и социальный престиж.
III. 	Промышленность и производство
Мы уже обращали внимание на обилие и плодородие италийских пашен, виноградников, оливковых рощ и пастбищ. Многие продукты италийской земли (сюда стоит включить и камень) имели важное значение также для
Q1
промышленного производства: например, шерсть — для производства одежды, древесина — для строительства, судостроения, отопления и освещения91  92, камень — для строительства и скульптуры, глина — опять-таки для строительства и гончарного дела. Эти ресурсы в изобилии обнаруживаются по всей Италии, и в этом плане прежде всего следует напомнить, что в античности значительная (возможно, большая) часть промышленного производства была широко рассредоточена, обнаруживаясь почти повсюду, и основана на использовании сырья (в том числе минералов), доступного везде, пусть даже в небольших количествах. Историю производства на таком, чисто местном, уровне написать невозможно. Однако античность пережила ряд промышленных революций. Они происходили, во-первых, когда в каком-то региональном центре спрос на определенную продукцию превышал местное предложение и требовал ее всё возраставшего импорта из всё более отдаленных мест: в таких случаях в зависимости от типа почвы, удобства транспорта, доступности рабочей силы появлялись особые «производственные зоны», возникала география сырья со своими рынками и центры, где оно превращалось во вторичный продукт. Во-вторых, промышленные революции происходили в случаях, когда в определенной области какие-то редкие ресурсы отсутствовали (или практически отсутствовали). Прежде всего это рудники и металлы: с доисторических времен история контактов между географически удаленными друг
91 Конечно, понятие «промышленность» использовано здесь в смысле, применимом к античности.
92 А также, как уже отмечалось на с. 711 наст, изд., важное значение имели смола и Дёготь.


720
Часть Π
от друга частями Средиземноморья определялась в основном поиском металлов (золота, серебра, меди, олова и, в меньшей степени, железа), а расположение их месторождений зависело от геологических факторов, хотя рудники тоже имели свою историю: они обнаруживались, разрабатывались, истощались, а иногда снова открывались. Металлургия — от производства железных орудий, необходимых для любого труда (а также для войны), до обработки бронзы для повседневного и эксклюзивного потребления — развивалась очень активно, была широко распространена и при этом сконцентрирована в определенных районах, что следует постоянно иметь в виду. А когда возникло и распространилось монетное обращение с триметаллической системой (золото, серебро и бронза), обеспечение доступа к этим металлам стало первоочередной задачей любого правительства: вполне возможно, что производство металлов и металлургия предопределили весьма глубокие исторические перемены, особенно в рассматриваемый здесь период.
И с этой точки зрения Италия находилась в аномальном положении, не имея практически никаких месторождений золота и серебра93. В греческий архаический и классический периоды считалось, что в италийских областях Великой Греции и Этрурии имеются богатые запасы меди и железа, но в рассматриваемую в настоящей главе эпоху все эти рудники уже истощились и закрылись, за исключением железных рудников на Эльбе94, активная разработка которых продолжалась даже в конце I в. до н. э. Так же обстояло дело и с месторождениями в Цизальпийской Галлии и Альпах, разработка которых началась позднее, во П в. до н. э.; сперва они испытали наплыв частных предпринимателей95, а затем эксплуатировались откупщиками96, но вскоре были либо закрыты властями97, либо заброшены, поскольку продуктивностью уступали рудникам Галлии и Испании98. В любом случае, крупные центры добычи металлов находились в других местах: на Востоке и на Балканах99, но прежде всего, конечно, в Испании, месторождения которой эксплуатировали с начала П в. до н. э. до конца I в. н. э. сперва Карфаген, а затем Рим. В самом конце рассматриваемого периода на рынок вышли также Галлия и Британия.
Исчезновение добывающей промышленности не привело к прекращению производства изделий из металла, сырьем для которого служили импортируемые металлические слитки; такие предприятия встречались по всей Италии и хорошо засвидетельствованы вокруг Арреция в эпоху Второй Пунической войны100, а также в знаменитом пассаже, где Катон
93 За исключением Альпийской области.
94 Диодор. V.13; Страбон. V.2.6.
90 Страбон. IV.6.12, со ссылкой на Полибия.
96 Страбон. IV.6.7; Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.78.
97 Плиний Старший. Естественная история. Ш.138.
98 Страбон. V.1.12.
99 Лаврийские месторождения продолжали разрабатываться в 136—133 гг. до н. э., а железные и серебряные рудники Македонии сохраняли важную роль еще в 167 и 158 гг. до н. э.
100 Ливий. ΧΧΥΙΠ.45.16.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
721
перечисляет места производства (а иногда называет и имена производите“ лей) сельскохозяйственного инвентаря: Рим, Калы, Венафр, Помпеи, Капуя, Нола, Суэсса, Казин101. Важная роль металлургической промышленности подтверждается упоминанием об оружейных мастерских в Италии в 100 и 90 гг. до н. э.102.
Как и в рассказе о сельском хозяйстве, следует кратко отметить, что технологии производства имели крайне традиционный и узкоприкладной характер, производство было мелкосерийным и велось в основном с использованием человеческой и животной тяги, но при этом (как и в случае с сельским хозяйством) нельзя недооценивать эффективность, часто отмечаемую как античными, так и современными авторами, и даже удивительную успешность некоторых достижений: продвинутые технологии добычи металлов, особенно в Испании; мастерство медного литья и работы по золоту, использование машин, деревянных и металлических, таких как помпы для откачки воды из рудников и промывания руды103 и другие сложные гидравлические сооружения104, технологический прогресс в производстве амфор, прежде всего в соотношении их веса и емкости. Исследователи придают слишком большое значение «технически узким местам» в античности, например, в сфере транспорта; изучение литературных источников под углом технологий и материальной культуры позволяет скорректировать эти чересчур поспешные выводы. Однако интересующие нас перемены в характере и масштабах производства проявились прежде всего в области организации труда и диверсификации использования рабочей силы; пожалуй, нагляднее всего это дало о себе знать в строительных технологиях105.
Рассмотрим вкратце несколько основных секторов производства.
[a) О деревообрабатывающей, текстильной и кожевенной промышленности имеются лишь косвенные и мимолетные упоминания: «портик лесоторговцев» в порту Рима в 192 г. до н. э.;106 шерсть из долины реки По и Лигурии, в которую, по словам Страбона, «одевается вся Италия»;107 экипировка для римской армии, поступившая с Сицилии в 90 г. до н. э.;108 Рим как крупный центр текстильного производства около 150 г. до н. э. и около 53 г. до н. э.109.
(b) Гораздо больше сведений имеется о рудниках Италии и Испании: до нас дошли знаменитые описания Полибия, Диодора, Страбона и Плиния Старшего. Крупномасштабная металлодобыча велась в Испании; началась она в первые десятилетия П в. до н. э. на территории вокруг Нового
101 Катон. Земледелие. 135.
102 Цицерон. В защиту Рабирия, обвиненного в государственной измене. 20; Цицерон. Против Пизона. 87.
103 Healy 1978 (G 115): рис. 28.
104 Напр., римские водопроводы, о которых см.: Фронтин. Об акведуках.
105 ТогеШ 1980 (G 244); СоагеШ 1977 (G 42).
106 Ливий. XXXV.41.10.
107 Страбон. V. 1.12.
108 Цицерон. Против Берреса. П.2.5.
109 Катон. Земледелие. 135; Цицерон. В защиту Рабирия Постума. 40.


722
Часть Π
Карфагена (среброносный свинец)110. Полибий сообщает, что в данной области еще во времена господства карфагенян трудилось 40 тыс. рабочих;111 он же пишет, что эти рудники приносили римлянам (то есть между 200 и 150 гг. до н. э.) доход в 25 тыс. драхм ежедневно112. Археологические исследования рудников, а также слитков, найденных на месте изготовления или на затонувших судах113, показывают, что разработка рудников в центральной и юго-западной Испании началась только во П в. до н. э. и достигла расцвета примерно в конце I в. до н. э. Важно отметить, что эксплуатацию осуществляли иммигранты из Италии114 и Рима, вне зависимости от фискального и концессионного режимов, в которых она велась115. Таким образом, Италия являлась крупным импортером металла для чеканки монет и производства металлоизделий, но при этом прямо или косвенно владела рудниками по праву завоевания, так что они служили для нее источником богатства, а не статьей расходов.
(г:) Третий важнейший сектор промышленности — это строительство, в том числе государственное. Оно связано с ростом городов, особенно Рима, начавшимся с первых десятилетий П в. до н. э., и общей урбанизацией Италии в конце П в до н. э. и в течение I в. до н. э.116. Эти процессы неизбежно породили огромный спрос на жилье; дома в большинстве своем были непрочными, и постоянные обрушения и пожары открывали новые возможности для строительства, которое нередко вели такие дельцы, как Марк Красе, использовавший для этого множество рабочих, как рабов, так и свободных117. Расширение городов и увеличение массовой потребности в жилье сопровождалось ростом спроса на роскошные резиденции: под влиянием эллинистической моды аристократия возводила себе особняки (aedes) и сельские виллы118. В источниках хорошо засвидетельствована «строительная мания» сенаторов и всадников, даже нуворишей вроде солдат и центурионов Суллы, которые, получив сельские наделы, желали жить в городе и «строить»119. Очевидно, что вся эта деятельность обусловила быстрое развитие транспорта для доставки стройматериалов в Рим, а также появление специализированных предприятий и крупных строительных отрядов, состоявших из рабов и свободных. К частному строительству следует добавить и государственное: оно процветало на протяжении Π—I вв. до н. э. Первый строительный «взрыв» случился, пожалуй,
110 Золотые рудники Лузитании и северо-западной Испании оказались доступны римлянам только в правление Августа.
111 У Страбона: Ш.2.10. Впрочем, вероятно, не все они были рудокопами.
112 Драхму можно приравнять к денарию.
113 Из двухсот пятидесяти обнаруженных слитков двести датируются эпохой Республики.
114 Диодор. V.36.3.
1Ь См. далее, с. 732.
116 Витрувий. П.8.17; Цицерон. 06аграрном законе. П.96; Фронтин. 06 акведуках. 1.7.
117 Плутарх. Красе. 2.5.
118 СоагеШ 1976 (G 41).
119 Цицерон. Против Каталины. П.20; примеры таких сенаторов см. в работе: Shatz- man 1975 (А 112).


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
723
в 194—174 гг. до н. э., когда в Риме были оснащены порт и большие склады, следующий — в 144—136 гг. до н. э., когда был построен Марциев акведук; постепенно застраивалось Марсово поле: вначале — в 110—106 гг. до н. э., затем — в 60-е гг. до н. э., когда политические вожди (Скавр, Помпей, Юлий Цезарь и другие) подарили городу огромные сооружения. Немногочисленные сведения о расходах, которые приводятся в источниках120 (так, строительство Марциева акведука обошлось в 45 млн денариев) и подтверждаются подсчетами размеров денежных эмиссий121, доказывают, что речь шла об огромных суммах, которые далее перетекали в обширные сектора экономической жизни. Мы скорее догадываемся, нежели твердо знаем, как функционировал этот мир предпринимательства: в нем вращались компании, заключавшие с государством контракты на выполнение работ (примерно так же, как откупщики); архитекторы; посредники, предоставлявшие (или бравшие) взаймы капитал и образовывавшие для этого товарищества; поставщики рабочей силы, свободной или рабской; и наконец, можно не сомневаться, масса мелких торговцев (institores), свободных и рабов, зарабатывавших на жизнь во всей этой круговерти. Интересно было бы исследовать происхождение фондов, вкладывавшихся в эти строительные работы; часто это были государственные средства римской казны, когда она ломилась от завоеванной добычи; порой издержки ложились на владельцев недвижимости, получавших выгоду от строительства, например, при мощении римских улиц (по меньшей мере с 75 г. до н. э.) и некоторых государственных дорог; но часто деньги поступали и из частных накоплений магистратов, желавших снискать популярность добрыми делами, или полководцев, тративших свою добычу (manubiae), или просто частных лиц, которым крупно повезло, как, например, торговцу маслом, посвятившему храм Геркулеса Победителя на Бычьем форуме122.
(d) 	Производству керамики (в широком смысле: не только чаши и блюда, но и черепица, кирпич, амфоры) исследователи только сейчас начинают уделять столько внимания, сколько оно заслуживает. В Италии среди множества производственных центров главенствующее место постепенно занимает Рим. Ошеломляющая гора черепков под названием Монте Тесгаччо123, а также тысячи тонн черепков, извлеченных из Соны124, подтверждают огромные объемы производства амфор для вина и масла для перевозки на дальние расстояния125. Сегодня мы знаем, что италийские вина отправлялись в Испанию, Галлию и даже на Восток (например, на Делос) в италийских же амфорах, изготовленных сперва на Адриатическом побережье и в Апулии, затем — в Кампании и на побережье Этрурии.
120 Ливий. XL.46.16, 51.2-7; XUV.16.9-11.
121 Хотя на размер эмиссий больше всего влияли военные расходы.
122 О строительной программе как своего рода «манне» для народа см.: Плутарх. Гай Гракх. 6—7.
123 Она, правда, датируется эпохой Принципата.
124 Tchemia 1969 (G 237).
125 А также бочек (dolia) для хранения зерна.


724
Часть Π
Не важно, кто именно мастерил их — владельцы виноградников, или соседние гончары, или городские ремесленники; в любом случае амфоры должны были приносить немалую прибыль. Еще более выгодным было изготовление элитной керамики («кампанской», римской, наконец, в эпоху Августа, аррецинской), которая в больших количествах производилась для экспортных рынков, где, пожалуй, приходилась по вкусу скорее италийским эмигрантам (как гражданским, так и военным), чем местным уроженцам. И в этой сфере новейшие исследования позволяют теперь выявить организацию торговли и рабочей силы126.
IV. 	Торговля и деньги
Таким образом, в эпоху римских завоеваний во Π—I вв. до н. э. в италийском сельском хозяйстве и промышленности наблюдаются значительные перемены и рост. Эти процессы можно понять только во взаимосвязи с обусловившими их методами и каналами обмена. Рим, несомненно, стал центром производства и обмена гораздо раньше, чем обычно считается, — с конца IV в. до н. э.; но с середины П в. до н. э. «торговля» и «финансы» (каковы бы ни были их специфические особенности и характеристики) наряду с завоеваниями стали настоящим фирменным знаком, по которому чужаки узнавали римлян и италийцев. В Рим приезжали торговцы и предприниматели, чтобы вести там свои общественные и частные дела; римские банкиры, деловые люди, откупщики отправлялись в Испанию, Нарбонскую Галлию, Иллирию, на Делос или в Азию (а вскоре даже в Египет): всё это свидетельствует о возрастании масштабов и радиуса торговли, как и, несомненно, ее объемов. Эти количественные изменения, связанные с мировыми завоеваниями, сопровождались также глубокими качественными переменами. Впервые процессы обмена начали объединять людей по всему тогдашнему миру и даже за его пределами на основе общей валюты, общей налоговой системы и общего правопорядка: конечно, в рассматриваемый период этот процесс только начинался, и потребовались столетия, чтобы после многих превратностей он набрал ход; тем любопытнее обнаружить некоторые из жизненно важных для него факторов в момент их зарождения.
1. Техническая база
Развитие коммерции всегда предполагает наличие адекватной технической базы — материальной (транспорт, дороги, грузовые повозки, порты, суда и т. д.) и нематериальной (деньги, счетоводство, коммерческое право и т. д.). Во всех этих сферах Италия и Рим в значительной мере следовали греческой и эллинистической практике, ибо к середине П в. до н. э. именно греки Восточного Средиземноморья довели эти техники до высочайшего
126 Pucci 1973 (G 198); Delplace 1978 (G 55).


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
725
уровня эффективности. Поэтому следует сразу оговорить, что римские суда, гавани, монетная чеканка, финансовые и правовые структуры не имели фундаментальных отличий от греческих и являлись не более, чем их вариациями. Когда в дальнейшем изложении будут подчеркиваться различия, то подразумеваться будут различия в деталях, но именно они и имеют важное значение. Поэтому некоторые общие моменты достаточно изложить лишь вкратце.
В эпоху Империи римская дорожная система считалась истинным символом римского мира (pax Romana)127. Во П в. до н. э. в своей основе она уже существовала: в Италии это были дороги на юг, в Брундизий и на север, к долине реки По, а в провинциях — Домициева дорога (via Domitia) в Галлии и Эгнациева дорога (via Egnatia) из Диррахия до Гебра. Вполне вероятно, что дороги способствовали выходу отдельных областей из изоляции и завязыванию более тесных контактов, но в первую очередь они по-прежнему служили стратегическим и государственным целям128. Для наземных перевозок вьючные животные использовались чаще, чем повозки, поскольку несовершенная упряжь служила одним из главных препятствий для развития античной экономики: наземные перевозки по- прежнему были медленными и дорогими, поэтому использовались в основном для военных операций, а торговля практически целиком велась с помощью морского транспорта, что в любом случае хорошо соответствовало средиземноморской географии. В этом отношении в рассматриваемый период особого прогресса не наблюдалось. В отличие от эллинистических монархов римляне никогда не страдали мегаломанией в судостроении. Однако сегодня мы узнаём, что в реальности торговые суда были больше, прочнее и маневреннее, чем считалось ранее, и это подтверждается расширением сети маршрутов: они вели вдоль Тирренского побережья, побережья Галлии и Испании, из Брундизия в Диррахий, на Делос и в Азию, на Родос и в Египет; теперь римское судоходство уже не сводилось к простому каботажу. (Правило о прекращении мореплавания зимой, разумеется, по-прежнему соблюдалось, а большие караваны судов — «александрийский флот»129 — появились лишь позднее.) Множество свидетельств дают затонувшие корабли, обнаруженные подводными археологами:130 во Π—I вв. до н. э. число судов основательно возросло131. Чтобы перевезти 50—100 тыс. гектолитров италийского вина, ежегодно экспортировавшегося в Галлию в 150—50 гг. до н. э., требовалось сто — двести рейсов в год132. Так же и зерно, как поставлявшееся в качестве налогов, так и продававшееся на свободном рынке, импортировалось в Рим и Путеолы во всё возраставших объемах начиная по меньшей мере со 123 г. до н. э.:
127 Плиний Старший. Естественная история. XXVTL3.
128 Цицерон. О консульских провинциях. 31.
129 Светоний. Август. 98.2.
130 Имеются в виду те, кто ведет работы преимущественно в Западном Средиземноморье.
131 Parker 1984 (G 187).
132 Tchemia 1969 (G 237): 70.


726
Часть Π
сперва с Сицилии, Сардинии и из Испании133, затем — из Африки, Азии и, наконец, из Египта; для этих перевозок тоже требовались немалые торговые флоты; государственное регулирование таких перевозок впервые началось в 57 г. до н. э., когда Помпею было поручено попечение о продовольствии (cura annonae), затем финансирование этих перевозок стало возрастать, а организация — совершенствоваться.
Далее мы еще вернемся к собственно экономической организации этого морского транспорта, а пока следует лишь отметить, что государственная политика, и особенно политика Рима, обеспечивала данным средствам доставки две важные и необходимые технические опоры: новые гавани и свободу мореплавания.
Если говорить о гаванях, то бросается в глаза развитие порта Рима, расположенного у подножия Капитолия, Палатина и Авентина, начиная с первых десятилетий П в. до н. э., но особенно в 193—174 гг. до н. э.; в конце концов порт стал простираться более чем на два километра в длину по обоим берегам реки. Товарные склады имели огромные размеры, так, например, длина Эмилиева портика (Porticus Aemilia) составляла 487 м, а ширина — 60 м; вместительными были и первые римские продовольственные склады (horrea), к примеру, Гальбанские, или Сулышциевы, склады, Семпрониевы склады (Horrea Galbana, или Sulpicia, Horrea Sempronia) и др. Римский порт, конечно, был связан с остийским; во Π—I вв. до н. э. этот последний еще оставался речным портом, в который могли войти корабли вместимостью до 3 тыс. амфор;134 не исключено, что они могли даже подниматься до самого Рима. Но, вероятно, уже в конце П в. до н. э. Остии начали угрожать речные наносы, из-за которых пересечение отмели стало представлять опасность135. В остальной части Италии в рассматриваемый период произошли две глубокие перемены: упадок Тарента и Неаполя, подъем Брундизия и, особенно, Путеол. В Брундизии заканчивалась Ап- пиева дорога и производилась морская переправа в Диррахий и на Эгна- циеву дорогу, «изобретенная» Римом;136 в Путеолах в 194 г. до н. э. была учреждена колония, а в 199 г. до н. э. — таможня. Полибий, Луцилий и Диодор137 называют Путеолы «главным портом Италии», «маленьким Делосом», а контакты этой гавани с Тиром и Александрией засвидетельствованы уже во П в. до н. э., как и связи с Испанией и Сицилией138. Путеолы выиграли от упадка Делоса после 88 г. до н. э., особенно за счет работорговли и торговли зерном; последняя, судя по всему, была главным занятием путеоланцев в эпоху Цицерона139.
133 Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 30.
134 Дионисий Галикарнасский. Ш.44.
135 Страбон. V.3.231—232.
136 Зонара. УШ.7.3.
137 Полибий. Ш.91.4; Луцилий. Ш.123; Диодор. V.13.2.
138 Об Испании см.: Страбон. Ш.2.6, 144С; о Сицилии см.: Цицерон. Против Берреса. П.5.154.
139 Об Авианиях см.: Цицерон. Учение академиков. П.80.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
727
Решить проблему «свободы мореплавания» оказалось сложнее. Дело в том, что пиратство, весьма распространенное в те годы, по крайней мере в некоторых областях — в Иллирии, на Крите и в Киликии, — не только создавало препятствия для нормальной торговли, ввиду чего с ним боролись заинтересованные державы, прежде всего Родос140. Так уж вышло, что порой пираты являлись главными поставщиками весьма востребованного товара — рабов, поэтому в определенных пределах пиратов иногда терпели и, несомненно, — в периоды военных конфликтов или роста спроса на рабов. Только около 100 г. до н. э. и затем, более решительно, в 74-66 гг. до н. э. Рим решил всерьез заняться критскими, а затем и киликийскими пиратами; последних уничтожил Помпей в ходе масштабной и успешной кампании; но на это Рим пошел лишь после того, как пиратская угроза стала совершенно невыносимой и достигла берегов самого Ладия. И даже спустя годы Октавиан имел возможность представить войну с Секстом Помпеем в 41—36 гг. до н. э. как «пиратскую войну». Полная свобода мореплавания была достигнута только при Августе, и рабы стали поступать из других источников — из Галлии и придунайских областей.
2. Деньги
Но по меньшей мере с VI в. до н. э. самой важной опорой торговли служили, конечно, деньги141. Римская денежная система сложилась довольно поздно; она, несомненно, была преобразована в 212/211 г. до н. э., когда был учрежден серебряный денарий, эквивалентный десяти бронзовым ассам, и в основе своей оставалась биметаллической (за исключением редкой чеканки золотых монет в 212/211 г. до н. э. и при Сулле) вплоть до Юлия Цезаря. Детали ее истории — постепенное снижение веса асса, колебания веса и чистоты денариев, эпизодическая чеканка серебряных сестерциев (всегда во время войны) — весьма разнообразны, сложны и не могут быть здесь изложены142. Укажем лишь несколько чисто экономических характеристик, признавая, впрочем, что гипотезы здесь уместнее уверенных утверждений.
Римляне, как и большинство италийских народов, начали с бронзовой чеканки: именно в бронзовых денежных единицах выражались цензовые требования к имущественным классам и, вероятно, уплачивались самые первые налоги. Серебряные монеты римляне стали использовать, а затем
140 Этот остров «дал морю свои законы», называвшиеся родосскими вплоть до правления Антонинов, см.: Дигесты. 14.2.9 (Волузий Медиан).
141 Античный мир, по меньшей мере с Аристотеля, прекрасно осознавал, сколь огромную роль сыграло для перехода от обмена к купле-продаже изобретение денег как меры стоимости. Хотя деньги были металлическими и, следовательно, имели собственную рыночную ценность, государственная чеканка превратила их в гарантированное конвенционное средство выражения обменной ценности других вещей. См.: Аристотель. Политика. 1257а.34; Дигесты. 18.1.1 (Павел), а также Nicolet 1984 (G 177): 105 сл.
142 См.: Crawford 1974 (В 144).


728
Часть Π
и самостоятельно чеканить, литтть во времена войны против Пирра, чтобы оплачивать военные расходы на юге Италии (то есть в греческом мире). Только около 212/211 г. до н. э. было установлено соотношение серебряной монеты — денария, более или менее эквивалентного драхме, — с бронзовой монетной системой; после чего вес и чистота денария оставались на удивление стабильными (за исключением временных кризисов, например, в 91—85 гг. до н. э.), а вес бронзовых монет постоянно снижался, так что в конце концов они превратились в мелкие разменные монеты для повседневного использования: асе, служивший единицей измерения и еще в 218 г. до н. э. весивший один фунт, около 91 г. до н. э. стал весить всего пол-унции. Крупные сделки, официальные выплаты и составление баланса производились в серебре, обычно — в денариях, но иногда и в виктори- атах (на закате Республики — половина денария) и сестерциях (четверть денария), которые обращались, как правило, на определенных территориях, вроде Цизальпийской Галлии, или в особых обстоятельствах, например, во время войны. Но следует всё же отметить, что, для того чтобы уплатить наличными стоимость аристократического особняка, скажем, 4 млн сестерциев (нормальная цена для I в. до н. э.), потребовалось бы четыре тонны серебра. Поэтому важную роль играли золотые слитки как резервы казны и частных лиц, позволявшие совершать действительно крупные платежи143.
Для рассматриваемого периода характерно два крупномасштабных явления. Во-первых, это распространение римского денария по всему средиземноморскому миру, прежде всего в Греции и Азии, но даже и за границами Римской империи, например, в Дакии144. Сперва оно происходило медленно, но в начале I в. до н. э. ускорилось. Сестерций, римская счетная единица, тоже стал использоваться повсюду. Конечно, повсеместно сохранилась независимая местная чеканка, даже в Италии, где некоторые города обладали этой привилегией; но многие такие выпуски были ориентированы на римские метрологические стандарты. Вполне очевидную связь с фискальной и денежной системой Рима имели и другие выпуски, отчеканенные римскими наместниками (например, кистофоры в Азии и македонские монеты). Также весьма вероятно, что когда римляне завладевали обширными территориями, то сперва использовали в собственных целях деньги, чеканившиеся на местах, — монетные выпуски испанских городов, Массилии, Афин, Родоса и т. д.145. Но некоторые территории еще оставались за рамками римской денежной системы: прежде всего Сирия и Египет, но также и некоторые провинции империи — Сицилия, Греция и Азия; обмен валюты сохранял прежнюю важность для торговли на дальние расстояния. Но унификация денежных систем Средиземноморья уже
143 Цицерон. В защиту Клуещия. 179; Цицерон. В защиту Рабирия Постума. 47; Цицерон. Филиппики. Ш.10; Цицерон. Письма к Аттику. ХП.6.1.
144 Была ли эта тенденция обусловлена ростом работорговли в Дакии около 67—50 гг. до н. э.?
145 Это гипотеза Кроуфорда.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
729
началась, и по меньшей мере часть монет, находившихся в обращении, та часть, что требовалась для государственных расходов и уплаты налогов, всё больше и больше стандартизировалась.
Второе важное явление рассматриваемого периода, очевидное и неоспоримое, — это рост общего числа римских монет в обращении. Следует признать, что существующие методы его оценки неточны: исследуется лишь число штемпелей на выпуск, но какому числу монет соответствует один штемпель? Предпринимаются также попытки определить количество монет в обращении, исходя из оценок совокупных годовых расходов государства. Тем не менее, общая тенденция не вызывает сомнений: в отдельные годы объем римской чеканки превышал объем всей афинской чеканки «второго стиля», выпущенной в обращение между 170 и 70 гг. до н. э.14€, и хотя в 167—157 гг. до н. э. римская чеканка была приостановлена (несомненно, вследствие притока добычи в казну), со 140—130 по 90 г. до н. э. ее годовой объем увеличился более чем в пять раз146  147 и оставался очень высоким в последующие тридцать лет. Это непрерывное вливание новых монет не могло не повлечь за собой экономических последствий, но многое еще остается неясным. Чеканка монет, очевидно, была связана с потребностями государственной казны (aerarium) и явно предназначалась для покрытия государственных расходов, прежде всего военных (хотя и не только: после 123 г. до н. э., а затем после 58 г. до н. э. следует принимать во внимание снабжение Рима зерном, сперва субсидируемым, а затем и вовсе бесплатным; не следует забывать и о государственных строительных работах). Но всегда ли государство расплачивалось новыми монетами? И что именно поступало в казну? Ответы на эти вопросы вовсе не очевидны, идет ли речь о поступлениях от регулярного налогообложения (в каких монетах уплачивались налоги?), о военной добыче или о доходах от рудников в Македонии или Испании (отправляли ли они в Рим металлы в слитках или выплачивали денежный эквивалент?) Мы знаем, что дела с казной могли вести частные лица, но лишь в связи с уплатой налогов или государственными работами, поскольку государство никогда не брало и не давало в долг. Могли ли частные лица вести дела с монетным двором? Частная чеканка монет определенно не велась, но можно ли было отдать деньги на сохранение на монетный двор?148 Можно ли было разместить там слитки? Это очень сомнительно, хотя, несомненно, можно было обменять бронзу на серебро по официальному курсу. Во всяком случае, одно можно сказать с уверенностью: даже если денежные эмиссии, решение о которых принимало правительство совместно с эрарием, предназначались в основном для покрытия государственных расходов, эти деньги очень быстро переходили в широкое обращение и, перетекая в экономику, оживляли ее.
146 Crawford 1985 (В 145).
147 Hopkins 1980 (G 124): 109.
148 Цицерон. Письма к Аттику. УШ.7.3; XV. 15.1 — смысл этих пассажей не вполне ясен.


730
Часть Π
В историографии высказывались вполне справедливые сомнения в том, что римское правительство когда-либо имело точное представление о «монетарных потребностях экономики», и в том, что чеканка когда-либо имела какие-то иные цели, кроме покрытия государственных расходов. Тем не менее, принятые (либо не принятые) государством решения о весе и чистоте монет или об официальном курсе серебра и бронзы могли оказывать огромное влияние на коммерцию и на экономическую и социальную жизнь империи в целом. Все эти проблемы иногда накладывались друг на друга в моменты денежных кризисов, порой совпадавших с кризисами политическими, как это было в 92—86 гг. до н. э.: к этому периоду относятся создание полуунциального асса, Ливиев закон 91 г. до н. э. о сплаве драгоценных металлов149 и эдикт Мария Гратидиана, который, вероятно, установил твердое соотношение серебра и бронзы вместо прежнего плавающего;150 данные меры представляли угрозу, по крайней мере в Риме, для надежности крупных финансовых сделок. Очевидно также, что долговая проблема, о которой подробнее будет еще сказано, имела специфически монетарные аспекты: тот факт, что должниками могли быть крупные землевладельцы, свидетельствует о дефиците ликвидных фондов в обращении. Впрочем, поскольку общий объем чеканки возрастал, но, насколько нам известно, особой инфляции в конце П в. до н. э. и в I в. до н. э. не наблюдалось, отсюда, видимо, следует, что в данный период производство и обмен шли более или менее в ногу друг с другом, хотя история ценообразования известна не настолько хорошо, чтобы утверждать это с полной уверенностью.
Во всяком случае, манипуляции с деньгами в анализируемый период стали важным социально-экономическим явлением, которое, без всякого сомнения, было связано и с развитием финансовых интересов в целом. Именно в конце П в. до н. э. появляются монетные тессеры (tesserae nummulariae) — печати с датами и именами, которые удостоверяли проверку специалистами (рабами) содержимого мешочков с монетами1503, принадлежавших частным лицам или компаниям. Имеются свидетельства о том, что такие лица или группы лиц владели или распоряжались крупными денежными суммами, а имена на тессерах можно связать с именами италийских предпринимателей на Делосе и на Востоке, служащих монетного двора и крупных землевладельцев151. В то же самое время появляются свидетельства о различных профессионалах, имевших дело с наличностью:152 менялы (nummularii) в Пренесте и, конечно, в Риме; собственно
149 Если только его содержание действительно было таково, см.: Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.132.
150 Crawford 1968 (С 45); гл. б, с. 206 (Сигер).
150а После такой проверки запечатанные мешочки могли использоваться как платежное средство, т. е. ими можно было расплатиться, не вскрывая их и не пересчитывая монеты, просто по весу. — О.Л.
ш Herzog 1919 (G 119); Herzog 1937 (G 120); Andreau 1987 (G 6).
ь2 Скрупулезную дифференциацию таких специалистов по профессиональным группам см.: Andreau 1987 (G 6).


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
731
банкиры (argentarii), принимавшие вклады и дававшие деньги в долг; аукционисты (продажи с торгов получили широкое распространение), достаточно богатые, чтобы предоставлять краткосрочные займы мелким предпринимателям. Но самой характерной чертой всего общества был крупный денежный оборот между представителями высших классов — сенаторами и всадниками в Риме и куриалами в муниципиях. Практически все брали или давали в долг, закладывали, покупали и продавали недвижимость; и размеры задействованных сумм возрастали по мере роста частных состояний. Нет необходимости подробно анализировать цели этих сделок: поскольку речь идет о высших классах, большинство из них, несомненно, предназначалось для поддержания необходимого уровня жизни, обремененного бесчисленными социальными обязательствами и требовавшего показной роскоши — необходимо было покупать рабов и особняки, иметь политические фонды, оказывать благодеяния. Но, как мы еще увидим, иногда эти финансовые сделки преследовали и чисто экономические цели.
Существовало ли в рассматриваемый период такое явление, как «римское банковское дело», и если да, то какую роль оно играло? Прежде всего, его ограничивало несовершенство инструментальной базы и «смирительная рубашка» правовых норм. Переводы кредитов на другое лицо существовали: можно было заплатить третьей стороне через своего банкира или через личного друга, у которого ты разместил деньги или который предоставил тебе кредит. Можно было избежать перевозки наличных денег через Средиземное море, составив письменное платежное поручение (permutatio), но векселем оно не являлось153. Перевод долгов, числящихся по учетным книгам (novatio и delegatio), был делом сложным и дорогим, поскольку требовал времени154. Поэтому не существовало никакого рынка денежных средств (хотя, конечно, если одновременно разорялось несколько крупных ростовщиков, как это случилось в 85 и 66 гг. до н. э. и чуть не произошло в 63 г. до н. э., то опасность могла распространиться и угрожать «всему форуму»)155. В источниках, тем не менее, упоминаются «банкиры» на Делосе, в Сиракузах, Регии, Волатеррах, Путео- лах, Риме. Но их экономическая роль неясна. Клиентами заимодавцев из числа правящего класса, вроде Консидия или Аттика156, несомненно, были не только знатные сенаторы, но и торговцы и ремесленники. Но в каком соотношении? Для Рима была характерна индивидуальная, а не корпоративная финансовая деятельность, что обусловливалось действовавшими правовыми нормами. Насколько нам известно, крупных банковских товариществ (societates) не существовало, как и государственного банка157. Но их отсутствие компенсировалось наличием финансистов из высшего клас¬
153 И не существовало ни расчетных дней, ни банковских комиссий.
154 Цицерон. Письма к Аттику. ХП.З, 12; ХШ.46.4.
Ьэ Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 17—20.
156 Его порядочность вызывала большое уважение, каковым не мог похвастаться его Дядя Квинт Цецилий.
157 Такой банк имелся в некоторых греческих государствах.


732
Часть Π
са: хотя и закон, и общество не одобряли извлечение прибыли (quaestus), а тем более предоставление займов под проценты, хотя римская элита инвестировала деньги в основном в землю и занималась прежде всего военной и государственной деятельностью, представляется158, что римский правящий класс являлся вместе с тем одновременно финансовым классом банкиров, ростовщиков и работорговцев, который отличала от корыстолюбивых аристократов Карфагена или Венеции лишь дымовая завеса лицемерия.
3. 	Экономические структуры торговли и промышленности
Римлянам, как и грекам, было знакомо товарищество (societas) — объединение людей с целью получения прибыли159. Гражданское право постепенно устанавливало нормы, регулировавшие функционирование товарищества, но они оставались негибкими и сдерживающими. Срок существования товарищества был ограниченным, поскольку в случае смерти одного из партнеров оно автоматически распускалось (если только всё товарищество формально не воссоздавалось); а принцип ограниченной ответственности еще не изобрели, так что по обязательствам товарищества каждый партнер отвечал в полной мере — всем своим имуществом. Закон устанавливал также определенные права партнеров. Например, во времена Сер- вия Сулышция Руфа примечательным новшеством стала возможность получения неравной доли прибыли и убытка тем партнером, который не вкладывал в товарищество деньги, а вел деятельность в его интересах160. Многие известные нам товарищества, даже созданные для разработки испанских рудников, состояли всего из двух или трех партнеров, нередко связанных узами родства или клиентелы (вольноотпущенник и его бывший хозяин, два вольноотпущенника одного хозяина и т. д.), что, естественно, ограничивало их финансовые возможности. Однако существовало два важных исключения из этого правила.
[а) 	Во-первых, товарищества, создававшиеся для ведения морской торговли. Одни из них владели судами (либо арендовали их) и эксплуатировали их; другие, представляющие для нас больший интерес с формальной точки зрения, занимались бодмереей160"1 (traiecticia pecunia, faenus nauticum), то есть заключали своеобразные договоры, нечто среднее между пассивным партнерством и страхованием. Несколько человек могло страховать один и тот же груз либо разделять свою долю между несколькими судами. Известно, что Катон заключал договора бодмереи уже около
ь8 Хотя полной уверенности в этом нет.
ь9 Товарищество могло иметь практически любую законную цель, например, управление начальной школой, см.: Дигесты. 17.2.71 предисл.
160 	Дигесты. 17.2.50; Гай. Ш.149; Кодекс Юстиниана. 5.25.
1б0а Договор ссуды под залог судна с грузом. — О.Л.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
733
160 г. до н. э.161. Судами могли владеть сенаторы и всадники162. Обычно они доверяли управление ими командиру корабля (exercitor), хотя ничто не мешало им осуществлять это самостоятельно. Но в республиканскую эпоху деятельность товариществ, создаваемых с целью покупки и снаряжения судов и приобретения грузов, регулировалась теми же правилами, которые накладывали ограничения (требование персональной ответственности и краткий срок существования партнерства) на обычные коммерческие товарищества.
[Ь) 	Вторым важным исключением являлись товарищества откупщиков (societates publicanorum), самые крупные финансовые организации в римском мире, а возможно, и в целом в античности. Конечно, их деятельность и их статус определялись прежде всего их взаимосвязью с государственными финансами и системой налогообложения, но их наполовину частный (по определению) характер имел некоторые специфичные экономические последствия. Во-первых, такие товарищества оперировали действительно огромными суммами: капитал, который требовалось собрать заранее (либо чтобы обеспечить гарантию (ибо откупщики брали на себя обязательство выплатить правительству вперед ту сумму налога, которую они намеревались собрать), либо, в случае государственных строительных работ или военных поставок, чтобы получить разрешение на выполнение контракта), намного превышал любое частное состояние. Этим и объясняется создание товариществ уже с довольно ранних времен: в 215 г. до н. э. снабжением войска в Испании занималось девятнадцать человек, объединенных в пять товариществ163. Первоначально товарищества откупщиков имели, вероятно, обычную правовую форму, но примерно в конце П в. до н. э. по инициативе правительства характер и масштабы некоторых из них (а именно товариществ, занимавшихся сбором вектигалей и разработкой рудников) изменились. Изменение характера состояло в том, что такие товарищества стали «анонимными» и назывались просто в соответствии с направлением своей деятельности («таможенные сборы на Сицилии», «рудники Гиспалиса», «десятина в Азии» и так далее), получив, таким образом, коллективное бытие, независимое от бытия отдельных партнеров; а также в том, что они стали «постоянными», то есть существовали на протяжении всего срока государственного контракта и в случае смерти одного из партнеров не распускались. Вероятно, в таких товариществах проще было владеть отчуждаемыми долями (partes), чем в обычных164. Изменение масштабов состояло в том, что отныне товарищества откупщиков имели сложную и замысловатую структуру и напоминали государство в миниатюре (ad speciem rei publicae) с общей кассой, представителем для
161 Плутарх. Катон Старший. 21.
162 Напр., Сеспш из Косы; Домиций Агенобарб (возможно), Рабирий Постум. О Клавдиевом законе (Lex Claudia) см.: D’Arms 1981 (G 50): 31—39.
163 Ливий. ХХШ.49.1.
164 Вопрос о том, могли ли такие доли быть предметом сделки, является дискуссионным.


734
Часть Π
взаимодействия с государством (manceps, actor), руководителями (magistri) и управляющими в провинциях (promagistri), общим собранием165, рабами, наемными служащими, вооруженными отрядами, зданиями в Риме166 и в провинциях, кораблями, курьерами и т. д. Правда, между одним цензорским люстром и другим такие товарищества могли закрываться, вновь открываться, сливаться167, но, как правило, они просто продолжали свою работу168. И всё же, как бы ни были богаты всадники, которые обычно и являлись пайщиками и руководителями этих компаний, но, когда требовалось гарантировать государству на пятилетний срок расчетный доход от налогов с целой провинции, такой как Азия или Вифиния, для этого требовалась аккумуляция громадных ресурсов, так что товариществам приходилось заимствовать (легально или нелегально) средства многих других людей: землевладельцев, купцов, даже сенаторов (через подставных лиц). Но обращаться к заемным средствам было бы бесполезно, не приноси деятельность откупщиков значительной прибыли, пусть и ограниченной государством. Кроме того, откупщики, как компании, так и частные лица, занимались и побочной финансовой и коммерческой деятельностью: принимали банковские депозиты от частных клиентов (в том числе и от наместников провинций), торговали рабами и предметами роскоши169, предоставляли в долг местным общинам под ростовщические проценты те деньги, которые эти общины должны были уплатить в качестве налогов (весьма распространенная деятельность), брали на откуп местные налоги и т. д. (Отказ Аттика от подобной деятельности представлял собой исключение.) Если только последующие исследования не обнаружат иной картины, можно считать, что вышеописанная финансовая деятельность, полу- государственная и связанная с плодами завоеваний, ввиду своей высокой прибыльности и огромных масштабов операций, более или менее соответствовавших всему бюджету Римской республики, обычно поглощала значительную часть ресурсов римского правящего класса. На ней можно было зарабатывать гораздо больше, чем на обычной торговле или промышленном производстве (хотя состоятельные римляне ими конечно же не пренебрегали). Но не следует забывать о воздействии правовых и общественных предубеждений: откупщиками не имели права быть ни сенаторы (как и, вероятно, всадники, не проживавшие в Риме), ни вольноотпущенники170, поэтому вполне естественно, что первые посвящали себя землевладению, а вторые — торговле и производству. Тем не менее, показательно, что единственные «крупные коммерческие предприятия» в античном мире принадлежали именно сборщикам государственных налогов.
165 Цицерон. Против Берреса. П.2.173.
166 Витрувий. VL5.2.
167 Цицерон. Письма к близким. ХШ.9.
168 Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 18.
169 Подобно Рабирию Постуму в Египте в 54 г. до н. э.
170 Цицерон. В защиту Планция. 23; Тацит. Анналы. IV.6.3.


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
73 5
4. 	Подведение итогов
Попытаемся резюмировать те изменения в сфере торговли и перемещения ресурсов (ибо о балансе платежей говорить нельзя), которые повлекло за собой завоевание Средиземноморья Римом.
Первый неоспоримый факт — это возникновение совершенно новой карты производства, потребления и обмена вследствие быстрой интеграции территорий, ранее политически обособленных (например, Африки и Галлии, сперва Нарбонской, а затем и остальной), и установления органических связей между Италией и Эгеидой, Азией и, наконец, Египтом. Данный процесс совпал с новым и жизненно важным открытием: около 116 г. до н. э. Эвдокс из Кизика, греческий капитан на службе у Птолемеев, открыл путь в Индию и, возможно, муссоны171. На севере тоже появились новые маршруты: благодаря завоеванию Галлии на рынок стало пощупать британское олово, а италийское вино и керамика отправились из Аквилеи на север — в альпийские области, богатые железом (Норик).
В самом средиземноморском бассейне тоже возникли новые маршруты и новые связи. В Путеолы и Рим на западном побережье Италии и в Брундизий на ее восточном побережье прибывали товары и люди из Греции, Азии, с Востока, из Египта. Большинство прежних портов назначения изменилось: Карфаген и Коринф были безжалостно уничтожены в 146 г. до н. э. как по политическим, так и по экономическим мотивам, что прямо заявляет Цицерон;172 вопреки утверждениям Полибия173  *, Родос не подвергся в 167 г. ни разрушению, ни систематическому разорению, но ему пришлось вступить в ожесточенную конкуренцию с Делосом. Последний же со 167 г. до н. э. снова попал под власть Афин, однако был объявлен свободным портом и между, скажем, 130 и 88 гг. до н. э., достиг неслыхан-
174.
ного процветания, засвидетельствованного как литературными , так и археологическими и эпиграфическими источниками. Делос служил транзитным складом и водоворотом, где селились и объединялись в могущественные гильдии люди со всех концов света: прежде всего италийцы и римляне175, но также, например, сирийцы, финикийцы, александрийцы. В первую очередь Делос служил центром работорговли, масштабы которой ошеломляли даже современников. Впрочем, это не единственный эгейский порт, где засвидетельствована концентрация такого бизнеса: то же самое известно о Хиосе, Эфесе, Тасосе. Но до своего разрушения в 88 г. до н. э. (за которым последовала лишь призрачная реставрация около 58—50 гг. до н. э.) Делос был царем всех этих портов, во всяком случае, в
171 Страбон. П.3.4, 99С.
172 Цицерон. Об аграрном законе. П.87.
173 Полибий. ХХХ.31.
17* Страбон. XIV.5.2.
170 Не только италийские греки.


736
Часть Π
сфере работорговли176, и подлинная аристократия этого порта, включавшая в себя банкиров и купцов со всего мира, имела плодотворные связи, деловые и политические, с городами Италии. Развитие указанных новых торговых путей определялось перемещением людей, которое предшествовало перемещению товаров или сопровождало его. Римские и италийские купцы, банкиры, предприниматели расселились по всему Средиземноморью, разумеется, к выгоде для Римской державы. Едва ли это переселение имело когда-либо столь крупные масштабы, чтобы где-то, кроме Цизальпийской и Нарбонской Галлии и Испании, образовалось целое новое население, но римская диаспора обладала немалым могуществом, тем более что это была диаспора правящего народа: на Западе она существовала в Новом Карфагене, Нарбоне, Цирте, Утике, на Востоке — в Дирра- хии, Патрах, Фессалонике, Митиленах, Эфесе, даже в Александрии177. Многие «италийцы» Делоса прибыли из Рима или старого Лация, но кампанцы из Путеол и Нуцерии, вроде Анниев или знаменитого Публия Ситтия, тоже были влиятельными фигурами в деловом мире. Подобно англичанам в XVIII—XIX вв., римские предприниматели следовали за армией или даже предшествовали ей.
Мы уже описали основные статьи торговли: Италия-завоевательница импортировала отовсюду, из всё более и более отдаленных мест всё более и более дорогие товары, прежде всего предметы роскоши: греческие вина, специи, александрийскую стеклянную посуду, восточные ткани, произведения искусства (в денежном выражении последние составляли крупную статью импорта). Но во Π—I вв. до н. э. Италия импортировала прежде всего два специфических товара: во-первых, рабов, плененных на войне или купленных у работорговцев (venaliciarii) и ввозившихся отовсюду — из Малой Азии, Вифинии, Каппадокии, Сирии, с Балкан и, наконец, из Галлии; во-вторых — зерно (особенно после 123 г. до н. э.) в качестве хлебного налога, которое по понятным причинам не оплачивалось государством, а также зерно, продававшееся на свободном рынке; одной из наиболее важных задач правительства было обеспечение регулярного снабжения Рима зерном. Объемы импорта зерна возрастали по мере того, как италийское сельское хозяйство переключалось на виноградарство и скотоводство, и достигали огромных размеров: например, только для бесплатных хлебных раздач (frumentatio) в 58—45 гг. до н. э. требовалось около 1,5 млн гектолитров зерна в год178. Центром импорта зерна, по-видимому, был сам Рим179 и Путеолы, ведь именно к путеольским купцам, в числе прочих, обратился Помпей в 57 г. до н. э., когда ему было поручено попечение о продовольствии (annona). Как мы уже говорили, Италия экспортировала
176 «Агора италийцев», вероятно, была одним из тех рынков рабов (stataria), которые римляне нередко возводили в Азии и в других местах в качестве благодеяний.
177 ILS 7273.
178 60 модиев ( = 4,8 гектолитров) х 320 тыс. получателей.
179 О Фурии ФлаКке, члене коллегии капитолийцев и меркуриалов, см.: Цицерон. Письма к брату Квинту. П.5.2.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
737
и товары: вино в больших количествах вывозилось в Испанию и Галлию, а также (как мы недавно узнали) на Делос и на Восток, керамика и масло — на Делос и в Грецию.
Но каковы были общие условия обмена? Не имея никакой таможенной статистики, из которой мы могли бы исходить180, невозможно составить подробный баланс; но самое главное нам известно достаточно хорошо: баланс обмена был «фавным, поскольку во многом он обусловливался военными и политическими завоеваниями, а между правящим народом (а к концу рассматриваемого периода им стали все италийцы) и его подданными по определению всегда существует неравенство, поддерживаемое намеренно. Неравенство имело место в фискальной и денежной сферах: именно провинции, взятые в целом, без учета, разумеется, множества исключений и особых случаев, несли почти всё бремя налогообложения. Налогообложение возникло и, в теории, существовало по-прежнему как натуральный налог на сельскохозяйственное богатство, но оно, пусть и медленно, трансформировалось в денежные обязательства: на Сицилии при Верресе эти перемены еще не завершились, как и в других «хлебных» провинциях, даже в 58—57 гг. до н. э. Само собой разумеется, изъятие такого количества зерна из общего объема продукции влияло на «свободный рынок». То же самое относится и к поставкам металлов для монетной чеканки: римский монетный двор кормился не за счет торгового баланса, не за счет платежей, а за счет налогов, установленных римлянами. Конечно, в эпоху мира и порядка именно такая система могла обеспечить некое экономическое равновесие, ибо провинциям, чтобы уплачивать налоги, требовалось добывать наличность путем ведения экономической деятельности181. Но в период, рассматриваемый в настоящей главе, этот механизм не работал: в эту эпоху еще продолжались активные завоевания, усугублявшиеся внешними и гражданскими войнами и бесконтрольными вымогательствами римских магнатов. Между 90 и 31 гг. до н. э. Греция и Азия испытывали огромное налоговое и финансовое давление, которое не могло не исковеркать нормальные механизмы производства и обмена. Источники свидетельствуют, что в первой половине I в. до н. э. задолженность Греции и, особенно, Азии по платежам, в одностороннем порядке навязанным Римом, стала тяжелейшей экономической катастрофой: в 70 г. до н. э. эта задолженность составляла 120 тыс. талантов, то есть 720 млн денариев, под сложные проценты182. Поэтому (что тоже хорошо засвидетельствовано) провинциалы вынуждены были брать в долг под ростовщические проценты у собственных кредиторов, то есть у римских откупщиков и банкиров, пока не разорялись окончательно или пока
180 Италийские портовые сборы (portoria) просуществовали до 60 г. до н. э. и вновь были введены в 45 г. до н. э., по крайней мере, на некоторые «иноземные товары», см.: Светоний. Божественный Юлий. 43.1.
181 Вероятно, именно так эта система будет функционировать в эпоху Империи, см.: Hopkins 1980 (G 124).
182 Плутарх. Лукулл. 20.


738
Часть Π
сам Рим не объявлял об отсрочке платежей (что порой случалось). Именно эти операции, а не экономические сделки в обычном смысле слова — земельные, коммерческие или промышленные, — привлекали римских капиталистов, которые, в сущности, являлись скорее чем-то вроде рантье, получавших ренту от властной структуры, нежели настоящими предпринимателями. Конечно же не следует недооценивать подлинное экономическое производство и обмен и роль в этих процессах римского политического и предпринимательского классов; но в рассматриваемый период в общем и целом преобладала экономика разграбления. Достаточно взглянуть на две цифры, случайные, но красноречивые: 1,5 млн гектолитров зерна, розданные бесплатно в 57 г. до н. э., при рыночной цене в три сестерция за модий должны были стоить 57,6 млн сестерциев или почти 15 млн денариев, однако это составляло менее двух процентов от суммы налоговых недоимок в Азии в 70 г. до н. э.
Провинциалы (peregrini) не обманывались: разграбление мира римлянами со 146 г. до н. э. и до окончания гражданских войн было неоспоримым экономическим фактом; его засвидетельствовали не только Посидоний или Агатархид Книдский, но и Саллюстий183, а иллюстрацией к нему служила «страсть к золоту» печально известного Красса. Учитывая жестокую и довольно «внеэкономическую» манеру обогащения римлян, в анализируемый период трудно обнаружить какую-либо экономическую политику Римского государства. Правительство больше не заключало никаких торговых соглашений (как с Карфагеном в былые дни) и лишь предпринимало запоздалые усилия по борьбе с пиратством и обеспечению свободы мореплавания, не проводило никакой таможенной политики, разве что с целью повышения доходов, и постоянно добивалось преимуществ или уступок в интересах Рима.
Если иноземная продукция (к примеру, греческое вино или благовония) облагалась налогами или запрещалась, то это делалось только в рамках традиционных законов против роскоши; подобные меры имели, разумеется, и некоторые (незапланированные) вторичные экономические последствия, но по своему характеру эти законы являлись не экономическими, но гражданскими, морализаторскими и политическими мероприятиями (время от времени их действие возобновляли, в последний раз — при Юлии Цезаре, но их эффективность в любом случае была почти нулевой). Таким образом, римского экономического протекционизма не существовало. Единственный текст, на который историки слишком часто в связи с этим ссылаются, — Цицерон «О государстве». Здесь, в пассаже Ш.16, говорится о запрете на разведение виноградников у «трансалышй- цев». Это упоминание, несомненно, не относится ни к Галлии, ни к рассматриваемому в настоящей главе периоду; аналогичный, будто бы, запрет, установленный Домицианом два века спустя184, лишь доказывает, что римляне всегда боялись перебоев в снабжении зерном. Только на этом
183 Саллюстий. История. IV.69M (письмо Митридата); Диодор. Ш.47.8.
184 Светоний. Домициан. 7.2.


Глава 16. Экономика и общество, 733—43 гг. до н. э.
739
элементарном уровне можно обнаружить «экономическую политику» такого государства, как Рим: оно стремилось обеспечить средства к существованию, облегчить доступ к необходимым продуктам («необходимое» определялось в зависимости от класса) и поддерживать тот уровень общей безопасности — при минимальном вмешательстве, — который подобало иметь правящему народу185.
V. 	Экономика и общество
Если так выглядела экономическая база, то какое воздействие она оказывала на социальные структуры и отношения? Для полного раскрытия этого вопроса потребовалась бы отдельная глава, здесь же мы можем лишь вкратце осветить некоторые аспекты, характерные для римского мира в целом и для рассматриваемого периода в частности.
Во-первых, это проблема, которую традиционно именуют долговой (хотя на самом деле она включает в себя сложный комплекс явлений). Римская анналистическая традиция относит ее к очень ранней эпохе и всегда связывает с насильственными политическими и социальными конфликтами. В те ранние дни данная проблема имела, вероятно, структурный характер, поскольку долговое рабство и самопродажа в рабство за долги были тесно связаны с особенностями земледельческого труда. Но ко П в. до н. э. она уже обрела более «современный» и специфически экономический характер, то есть заимствование денег во всех формах. Попытаемся провести некоторые разграничения. Как мы уже видели, существовала [а) сельская задолженность мелких землевладельцев или арендаторов, сыгравшая важную роль в истории «сельскохозяйственного кризиса» и вызвавшая двоякие последствия: либо новые формы зависимости колонов от землевладельцев, либо уход земледельцев с участков и включение последних в обширные поместья. Существовала также [Ь] городская задолженность. Ростовщичество (faenus) слишком часто упоминается в политических речах и частных документах со времен по меньшей мере Катона Старшего и до Юлия Цезаря, чтобы можно было усомниться в том, что оно было встроено в структуру общества. Да и в историографии уже давно отмечается, что с долговой проблемой сталкивался (во всяком случае, время от времени, например, в 66—63 гг. до н. э. и в 47 г. до н. э.) сам правящий класс, богатые люди, землевладельцы и кредиторы, которые, в свою очередь, были обременены долгами, взятыми, как правило, не ради экономических целей, но для поддержания статусного уровня жизни, строительства, политической деятельности и т. д. Объяснялось ли это нехваткой наличных денег в экономике? Или слишком низкой доходностью сельской и городской недвижимости? Или ростом цен на товары, пользовавшиеся спросом в этих кругах, вроде произведений искусства и  18 *18э Более широкий взгляд на вещи, который, возможно, предвещал Цицерон, появил¬
ся только при Августе, см.: Nicolet 1988 (G 179): гл. 2, 3.


740
Часть Π
экзотических предметов роскоши? В данной области необходимы глубокие исследования. Во всяком случае, можно уверенно утверждать, что ростовщичество приносило прибыль не только некой специализированной группе: крупные ростовщики (faeneratores) принадлежали к тому же самому высшему классу (хотя их индивидуальное поведение могло разниться в зависимости от личного морального выбора, как различалось, скажем, поведение Аттика и Марка Красса). Однако, если бы подобное движение денег затрагивало только малочисленные высшие слои, оно не имело бы тех катастрофических последствий, которые наблюдались в ряде случаев: в 92—88 гг. до н. э. долговая проблема породила законодательство о денежном обращении, мятежи в судах и новые долговые правила; в 66—63 гг. до н. э. долговой кризис шел рука об руку с политическими травмами, связанными с войной против Каталины (bellum Catilinae); в 48-47 гг. он, можно сказать, привел к гражданской войне. Поэтому долговая проблема, несомненно, затрагивала не только аристократию, но и другие социальные группы и категории: например, на низшем уровне — уровне очень скромных городских плебеев, которые попадали в долги, когда не могли внести арендную плату за свое жилье и мастерские; поэтому в 47 г. до н. э. Юлию Цезарю пришлось сперва установить мораторий на выплату долгов, а затем создать систему контроля. Но заемный капитал требовался прежде всего мелким предпринимателям, ремесленникам, лавочникам. Мы уже видели, какую роль (более распространенную, чем обычно считается) в текущих мелких торговых операциях играл краткосрочный кредит, получаемый у аукционистов: когда происходили политические потрясения, сопровождавшиеся войнами, затруднениями для мореплавания и т. д., задолженность класса мелких предпринимателей, который, судя по археологическим и эпиграфическим данным, был многочисленным и разнородным, могла иметь очень болезненные последствия. Отсюда парадоксальное на первый взгляд сотрудничество этих скромных и очень уязвимых горожан-должников с некоторыми крупными должниками, использовавшими их для достижения собственных честолюбивых целей. Так экономические кризисы сливались с политическими, примером чего может служить деятельность Мария Гратидиана, Каталины, Целия Руфа (в 48 г. до н. э.) и Луция Антония (трибуна в 44 г. до н. э.)186. Но кем были заимодавцы, занимавшиеся такого рода кредитованием (или ростовщичеством)? Мы видим, что в 89 г. до н. э. эта люди убили претора187, в 48 г. до н. э. боролись против Целия188, в 44 г. до н. э. оказали почести Луцию Антонию189; это были «денежные люди», обосновавшиеся на Форуме, «у среднего Януса» («in Iano medio»), и объединенные в своего рода гильдии. Они не являлись ни крупными капиталистами, ни банкирами (argentarii) в точном смысле слова, ни агентами великих магнатов, которые тем вре¬
186 Вплоть до 33 г. до н. э. это был эндемичный для Рима структурный феномен; позднее громадная власть и богатство принцепса позволили найти другие решения.
187 Ливий. Периохи. 74; Аппиан. Гражданские войны. 1.54.
188 Цезарь. Гражданская война. Ш.21.
189 Nicolet 1985 (С 232).


Глава 16. Экономика и общество, 133—43 гг. до н. э.
741
менем брали и давали друг другу в долг целые состояния. Интересующие нас люди имели, видимо, иной социальный статус, чем римляне в провинциях, которые предоставляли кредиты (опять же совсем в иных масштабах) провинциальным городам и общинам. Являлись ли эти люди своего рода классом? Именно им, и только им, Цицерон приписывает в трактате «Об обязанностях» владение мастерством «приобретать и вкладывать деньги»190. Впрочем, не вызывает сомнений, что Катон, Красе, Аттик, Публий Ситтий, Помпей и Брут владели данным мастерством ничуть не хуже!
Вопрос о том, являлось ли римское общество сословным или классовым, то есть играли ли в нем основополагающую роль социальные или экономические структуры, представляет собой ложную дихотомию: римское общество, как и практически любое другое, функционировало в нескольких измерениях. Официальная социальная иерархия определялась правовыми статусами и, в принципе, была основана на способности конкретного человека играть те или иные общественные роли; следовательно, римское общество, по определению, было сословным, и его элита являлась функциональной аристократией (патрициат, нобилитет, сенат, всадники). Но одновременно существовала и иерархия собственности, поскольку сословия базировались и на имущественных критериях. В прошлом, по меньшей мере до 218 г. до н. э., действовали некоторые ограничения, вследствие которых функциональная аристократия не допускалась к «стяжательской» деятельности, за исключением лишь сельского хозяйства. Но этот запрет, скорее этический, чем правовой, был не абсолютным: например, он не препятствовал торговле сельскохозяйственной продукцией или сдаче в аренду земли либо жилья. Кроме того, он нередко переставал соблюдаться, и его приходилось возобновлять, как правило, довольно безрезультатно. Поэтому можно обнаружить (и недавно исследователи обнаружили), особенно в I в. до н. э., множество сенаторов, занимавшихся торговлей (нередко они продавали собственную продукцию, но не всегда), извлекавших прибыль из строительства или гончарного дела, владевших складами (horrea), что приносило им огромные барыши. Даже «первенствующие мужи» («principes viri») — Крассы, Помпеи и Домиции — не гнушались подобным заработком, подобно герцогу Орлеанскому, которого Людовик XVI называл «лавочником Пале-Ροяля»; владельцев обширных виноградников в Италии, огромного поголовья скота в Апулии или Эпире, судов в Александрии, рудников в Испании вполне можно считать коммерсантами. Но при этом они являлись сенаторами, магистратами, полководцами; к этим позициям их подталкивала вовсе не предпринимательская деятельность, а, напротив, желание занять свое место в единственной социальной иерархии, существовавшей в то время. Конечно, часто для продвижения собственных коммерческих интересов (пользуясь, например, «свободным посольством» (libera legatio), что в общем случае не разрешалось) они использовали «связи», то есть легитимные возможности своего