Текст
ОКСФОРД
НЕПРЕХОДЯЩАЯ ИСТОРИЯ ^ М Ж Jr Ж 1 ■
КЕМБРИДЖ
НЕПРЕХОДЯЩАЯ ИСТОРИЯ
Петер Затер родился в 1945 году в немецком
городке Зильбек. После получения докторской
степени работал арт-критиком и редактором на
о в Кёльне. С 1975 по 1999 год — репортер
Die 7Al. В 1989 году удостоен
мии Эгона Эрвина Киша.
Прославился как автор путеводителей по
Британским островам, написанных
в уникальной манере и с доскональной
точностью. По авторитетнейшему
мнению газеты Frankfurter Rundschau,
Загер — мастер, умеющий подать
материал. Живет в Гамбурге.
Петер Загер
ОКСФОРД &
КЕМБРИДЖ
OXFORD 8c
CAMBRIDGE
Peter Sager
OXFORD &
CAMBRIDGE
AN UNCOMMON HISTORY
SCHOFFLING & CO
Петер Загер
ОКСФОРД &
КЕМБРИДЖ
НЕПРЕХОДЯЩАЯ ИСТОРИЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ОЛЬГИ МОРОЗОВОЙ
МОСКВА
УДК 821.112.2.3
ББК 84(4Гем)6~44
З14
Художественное оформление и макет серии
Андрея Бондаренко
Загер Петер
А40 Оксфорд и Кэмбридж. Непреходящая история / Пер. с нем.
В. Агафоновой, Е. Соколовой, К. Савельева. — М.: Издательство
Ольги Морозовой, 2012. — 640 с.
ISBN 978-5-98695Ю44Ю
«Если бы Оксфорд не был самым прекрасным, что есть в Англии, Кем¬
бриджу стало бы несколько легче», — писал Генри Джеймс. Оксфорд вос¬
питал больше премьер-министров, зато Кембридж — больше лауреатов
Нобелевской премии. В течение почти 8оо лет две столицы английской
интеллектуальной жизни распространяют свое влияние по всему миру,
выпуская не только политических лидеров, но и лучших шпионов, цер¬
ковных деятелей, а также великое множество литераторов.
Петер Загер, опираясь на бесценный клад фактов и анекдотов, соз¬
дал подробную и остроумную историю Оксбриджа (термин, придуман¬
ный Уильямом Теккереем). Что не менее важно — попутно автор рас¬
крыл массу секретов, таящихся за воротами колледжей. Замечательные
изыскания подкреплены фотографиями, картами, толковым словарем,
списком полезных адресов и библиографией.
УДК 821.112.2.3
ББК 84(41^)6-44
ISBN 978-5-98695-044-0 © Издательство Ольги Морозовой, 2012
© В. Агафонова, перевод, 2012
© Е. Соколова, перевод, 2012
© К. Савельев, перевод, 2012
© А. Бондаренко, оформление, 2012
Содержание
Предисловие 9
Оксбридж 13
"It’s fuck a fresher week!” 26
Гром среди ясного неба 35
Студенческие клубы 43
Оксфорд. История и культура 47
Переполох у Бычьего брода 49
Литературный Оксфорд 75
Там, где сияет “Свет мира ” 96
Ульи с веерными сводами 105
О мальчиках-хористах и гремучих мошонках 116
Краткие жизнеописания 123
К юго-востоку от Карфакса 140
Дом Христов и премьер-министр 144
Ориел-колледж и Корпус-Кристи-колледж 158
Отец всех колледжей 162
От Тропы покойника до утки Суити 167
Майский день и страна теней 171
5
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Между высоким и широким 178
Университетская церковь Св. Девы Марии 181
Элитарный клуб с уткой 184
Юниверсити-колледж и Куинс-колледж 189
Вселенная книг 197
• Брасенос-калледж, Эксетер-колледж и Джизус-колледж 205
Брод-стрит 210
Старый Эгимоловский музей и Шелдоновский театр 218
Между Уодхэм-колледжем и Нью-колледжем 224
К северо-западу от Карфакса 231
Как становятся премьер-министрами ? 233
Убийство в церкви Св. Фридесвиды,чаепитие
в “Рендольфе” 238
Эгимоловский музей, Вустер^колледж 241
Миллионеры и методисты 249
К северо-востоку от Мемориала мучеников 253
Колледж Тони Блэра 256
Энергичные дамы из Сомервилла 261
Кибл-колледж 265
Обитель Додо и динозавров 270
Лабленд 275
Как ковбои становятся джентльменами 279
Между Манчестер-колледжем и колледжем
Св. Екатерины 283
От северного Оксфорда до Иерихона 287
Между Музеем Пастернака и Обсерваторией
Редклиффа 292
Живая обитель мертвых 297
Книгиу слова, словари 300
На зеленой окраине города 305
В Бинси и Годстоу 308
6
Содержание
Кембридж. История и культура 311
Microsoft встречается со Средневековьем 313
Апостолы и шпионы 343
Байрон с медведем, Набоков в воротах 350
Философский камень 380
Краткие жизнеописания 396
К северу от Маркет-хгиы 412
Печать и молитва 415
Сердце университета 420
Гонвилл-энд-Киз-колледж 424
Слезы Клэр, Бакс и Тринити-холл 427
Трое для Троицы 432
От Моста вздохов к Свадебному торту 446
Две тысячи девятьсот три книги и один дневник 454
Круглые церкви, эксцентричные клубы
и колледж, полный петухов 460
Принесите мне голову Оливера Кромвеля 468
К югу от Маркет-хгиы 475
Ангельское хоровое пение 477
Куинс-колледж 491
Загадка Марлоу и трофеи Паркера 495
Гении из велосипедного сарая 500
Томас Грей переезжает 504
Дом для всех искусств 513
По пути к Ботаническому саду 519
Благородный вход и веселый выход 525
По ту сторону Кема 531
Дарвин-колледж и Ньюнэм-колледж 533
Предсказания на костях и инкунабулы 538
Робинсон-колледж и Черчилль-колледж 545
Жизнь, искусство и галька 551
7
Три колледжа и одна могила 556
“Гранчестеру ах, Гранчестер!” 561
Приложения 567
* Малый оксбриджский словарь 569
Кто есть кто в Оксбридже 581
Музеи и достопримечательности Оксфорда 600
Университет и колледжи: Оксфорд 607
Музеи и другие достопримечательности Кембриджа 614
Университет и колледжи: Кембридж 619
Праздники и фестивали 624
Библиография i 626
Предисловие
За океаном насчитывается около тридцати Оксфор-
дов и двадцать пять Кембриджей. Но в этой книге
рёчь идет о первоисточниках — об истории двух
городов, чьи названия превратились в синонимы
понятия “элитарность”, и о культурном мифе, отпе¬
чаток которого не спутаешь ни с чем.
Когда я работал над книгой, выпускник Оксфорда Тони
Блэр во второй раз стал британским премьер-министром. Его
соперник от Партии консерваторов также был оксфордцем.
В Оксфорде учился и недавний президент США Билл Клин¬
тон, и госминистр культуры Германии Михаэль Науманн.
Складывается впечатление, что оксбриджская сеть тянется
до газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung: один из ее издателей
Франк Ширрмахер учился в Кембридже, а известный дональ-
дист*, заведующий отделом фельетонов Патрик Банере окон¬
чил Оксфорд. Действительно, на удивление много немцев, от
Теодора Адорно до Петера Задека, обладают более или менее
полезным оксбриджским опытом.
* Эксперт по диснеевским комиксам и мультфильмам об утенке Дональде
Даке.
9
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Оксфорд и Кембридж — столицы знания, духовные жиз¬
ненные формы, а не просто педагогические модели, и по¬
скольку со времен Средневековья они сами себя утверждали
и обновляли в соответствии с веяниями времени, а иногда и
наперекор им, нынешний Оксбридж — не просто знак каче¬
ства. Несмотря на то что на извилистых тропах этого двой¬
ного пейзажа вы будете знакомиться с колледжами, препо¬
давателями и студентами, моя книга вовсе не путеводитель
по университетам. Я хотел показать одно: никакое онлайн-
образование не заменит очарования Оксфорда и Кембрид¬
жа. Не зря Эрнст-Людвиг Виннакер, президент Германского
общества научных исследований, называет эти два лучших ев¬
ропейских университета, когда говорит о масштабах проблем
в современной немецкой системе высшего образования.
И еще кое-что. Ныне все уже не так просто, как в викто¬
рианские времена. Тогда Бенджамин Джоуэтт, глава Баллиол-
колледжа, сам по себе был городской достопримечатель¬
ностью. Перед его квартирой на Брод-стрит экскурсовод
замирал, указывая на окно, за которым работал знаменитый
профессор, потом нагибался, чтобы подобрать несколько ка¬
мешков, бросал их в стекло и провозглашал: “А вот и великий
человек собственной персоной!”
Проведя большую часть жизни в Оксфорде и Кембридже —
сначала студентом, затем тьютором*, профессором и ректо¬
ром колледжа, — историк Хью Тревор-Роупер подводит итог:
“Кто в действительности может знать тот или иной оксфорд¬
ский (или кембриджский) колледж? В глубинах там прячут¬
ся новые глубины, во рвах — новые рвы... В этих небольших
ученых сообществах ничто не является тем, чем кажется”. За
то, что мне, чужаку, удалось пройти хотя бы некоторыми тро¬
пинками этого академического лабиринта, я благодарен мно¬
гим организациям и их сотрудникам; в Оксфорде — доктору
* Руководитель группы студентов, ведущий определенное направление,
особенно в начале обучения.
Ю
ПРЕДИСЛОВИЕ
Норме Обертин-Поттер (Кодрингтонская библиотека, Олл-
Соулз-колледж), К. Дж. Бакли (клуб “Оксфорд-Юнион”), лор¬
ду Ральфу Дарендорфу (колледж Св. Антония), Майклу Хини
(Бодлианская библиотека), Энн Пастернак-Слейтер (кол¬
ледж Св. Анны), доктору Бенджамину Томпсону (Сомервилл-
колледж); в Кембридже — Дж. К. Кэннеллу (Паркеровская
библиотека, Корпус-Кристи-колледж), доктору X. Диксо¬
ну (Кингз-колледж), Джонатану Хэррисону (библиотека
Сент-Джонс-колледжа), Дэвиду Дж. Хиллу (Кембриджская
университетская библиотека), доктору Ричарду Лаккетту
(Магдален-колледж), Э.П. Симму (Тринити-колледж), доктору
Дэвиду Маккитерику (библиотека Тринити-колледжа), док¬
тору Тессе Стоун (Ньюнэм-колледж), доктору Дэвиду Уоткину
(Питерхаус-колледж), Брайану Хьюмэну (Кембриджский го¬
родской совет).
Очень обязан я и двум своим оксбриджским друзьям — пи¬
сателю и переводчику Дэвиду Генри Уилсону, разъяснившему
мне тонкости вроде “оксфордской запятой”, и тогдашнему
маршалу* Оксфордского университета, начальнику полиции
города Теду Исту, столь же искусно проведшему меня по па¬
бам и проблемам town & gown**.
За многочисленные полезные замечания благодарю своих
друзей — Пенелопу Брэй и Джона О. Вейча (Сидней-Сассекс-
колледж, Кембридж), доктора Уинфрида Кноха (Бонн) и док¬
тора Эльке Р. Вейверз (городская и университетская библио¬
теки Гамбурга). И вновь сердечно благодарю Инге Хезель из
Скандинавских морских путей (Гамбург).
Я искренне рад, что издателями книги выступили Ида и
Клаус Шёффлинг, искренне увлеченные темой Оксбриджа.
Спасибо им за это.
* Помощник инспектора в Оксфордском университете.
** Жители Оксфорда и Кембриджа, включая студентов и профессуру; мест-
ные обычаи и традиции. Термин имеет дополнительную смысловую нагрузку
как синтез противоположных и взаимно дополняющих начал.
11
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Я был счастлив найти в лице Джейми Кемплина издателя,
который с энтузиазмом взялся за этот проект, и безмерно бла¬
годарен издательству Thames & Hudson за кропотливую редак¬
торскую работу.
Моей жене, Эльзе Марии, открывшей мне глаза на самые
необыкновенные цветы Оксбриджа, посвящаю я эту книгу, и
нашей дочери Лауре, которая только что переехала в Остин,
в университет штата Техас.
Гамбург,
весна 2005 г.
Оксбридж:
непохожие близнецы
-Будущие премьер-министры учатся не в Дареме, -
сообщил он матери.
- Как насчет Кембриджа ? - спросила она.
-Никаких политических традиций, - отозвался
Саймон.
- Но что, если на место в Оксфорде нет шансов ?
Джеффри Арчер. “Соперники” (1985)
Оксфорд и Кембридж — самые необычные места
на Британских островах. Города эти располо¬
жены примерно в ста пятидесяти километрах
друг от друга, но соответствующие топонимы
чаще всего произносят на одном дыхании, по¬
рой даже объединяя: “Оксбридж”. На духовной карте страны
это место расположено где-то в облаках над Центральной
Англией: остров над островом; элитарный, но и достаточно
популярный, чтобы раз в год миллионы зрителей с упоением
следили, как два в остальном совершенно им безразличных
университета, соревнуясь в академической гребле, ведут са¬
мую жесткую в мире дуэль восьмерок.
Иные места со временем образуют понятия, прочные как
“шеффилдская сталь” или “манчестерский капитализм”. Окс¬
форд и Кембридж — из другого теста: это Диоскуры, Кастор
и Поллукс, особые созвездия на академическом небосклоне,
не сравнимые между собой и не соединяемые ничем, кроме
разве что заморских своих отражений — Гарварда и Йеля. На
деле все обстоит именно так, как пишет Хавьер Мариас*: “Вы¬
пускники Оксфорда с невольным презрением реагируют на
* Роман X. Мариаса “Все души” (1989) цит. в переводе А. Косс.
!3
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
выпускников всех университетов мира, оказывая при этом
особое уважение выпускникам Кембриджа (которое нередко
проявляется лишь в виде застарелой глубинной ненависти),
как будто они могут хорошо себя чувствовать лишь в обще¬
стве тех, с кем вынуждены делить свою избранность”.
Понятие “Оксбридж” гораздо моложе, чем Оксфорд и
Кембридж. Этот синтетический термин ввел в обиход Уи¬
льям Теккерей в морализаторском романе “Истории Пен-
денниса” (1848—1850). Его герой Артур Пенденнис учится и
терпит крах в “колледже Св. Бонифация, Оксбридж”. Лишь
в середине хх века это выдуманное слово (в отличие от ана¬
логичного “Кемфорд”) стало общеупотребительным. Поня¬
тие “Оксбридж” само по себе, равно как и широкое распро¬
странение этого “лишенного почтительности обозначения”,
свидетельствует о конце мифа, или, как написал в 1970 году
Эрик Уильям Хитон, бывший тогда старшим тьютором в ок¬
сфордском Сент-Джонс-колледже: “Раньше люди шли учиться
в Оксфорд или в Кембридж. Теперь Оксбридж представляет
собой альтернативу десяткам университетов, появившихся с
тех пор в Англии”. Все высшие учебные заведения, с начала
XIX века открывавшиеся в провинции и в Лондоне, бросая
тем самым вызов исторической монополии Оксфорда и Кем¬
бриджа, на самом деле коренным образом отличаются от них
и по духу, и по материалу: сначала их строили из кирпича, по¬
том из стекла и бетона. Но ведь и в Оксбридже возникли с тех
пор новостройки в стиле redtmd? и plateglass** — хоть какое-то
разнообразие для немногих счастливцев в старинных стенах
их колледжей!
На протяжении столетий Оксфорд и Кембридж остава¬
лись единственными университетами в Англии. Оба берут на¬
* То есть из красного кирпича (анг.). В современном англ. яз. имеется
устойчивое выражение: redbrick university для обозначения “новых” универси¬
тетов, основанных после 1800 г.
** То есть зеркальное стекло (анг.). Обозначение современного архитек¬
турного направления (“стекло и бетон”).
14
ОКСБРИДЖ
чало в Средневековье, в мире монастырей. В тогдашней среде
европейских студентов — от Парижа до Оксфорда, от Падуи
до Кембриджа — латынь служила своеобразным эсперанто, за¬
мешанном на греческой философии и христианской морали.
После Реформации английским колледжам, существовавшим
на частные пожертвования, удалось пережить роспуск мона¬
стырей. Королевские декреты и парламентские акты гаран¬
тировали им автономию. Оксбридж балансировал между Цер¬
ковью и короной, пользуясь привилегиями и как “республика
духа”, и как “питомник элиты”.
Когда Англиканская церковь обрела статус государствен¬
ной, королевская власть позаботилась о том, чтобы универ¬
ситеты по-прежнему пребывали в атмосфере лояльности
и покоя. За вихрями гражданской войны* последовал Акт о
единообразии** 1662 года, который исключил из колледжей
католиков, иудеев и прочих нонконформистов вплоть до се¬
редины XIX века. Теперь каждый оксфордский студент уже в
момент матрикуляции (зачисления в университет) должен
был присягнуть англиканским догматам***, а кембриджский —
при присуждении академической степени. Таким образом,
иноверцы по крайней мере могли учиться там, хотя и без на¬
дежды на ученую степень.
Никакие иные частные институты в Англии не оказали
такого сильного влияния на развитие страны, как эти два
университета, ее двуглавая интеллектуальная верхушка. Ок¬
сбридж поставлял государству и Церкви чиновников, священ¬
ников, учителей, распространявших по стране английский
* Ряд конфликтов между сторонниками Карла I и сторонниками парламен¬
та с 1642 по 1652 г.
** Акт о Единообразии, впервые изданный в Британии в 1549 г., переиздан¬
ный в нескольких редакциях и частично действующий до сих пор, утверждал
ведущую роль Англиканской церкви и ограничивал права остальных верои¬
споведаний, прежде всего католичества.
*** “Тридцать девять статей” — главный доктринальный документ Англикан¬
ской церкви, принятый в нынешней редакции на Соборе 1563 г. на основе
прежних сорока двух статей, составленных Т. Кранмером в 1552 г.
*5
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
литературный язык и порожденную им культуру, однородную
элиту, чье чувство долга по интенсивности уступало разве что
их же собственной уверенности в собственных силах, — клас¬
сическая комбинация предпосылок для успешного решения
любых управленческих задач, поставленных Империей и
королевской властью. При этом Оксфорд и Кембридж пред¬
ставляли собой нечто гораздо большее, чем просто нацио¬
нальную кузницу кадров. Среди выпускников были не только
премьер-министры, но и умнейшие шпионы, завербованные
коммунистами; не только епископы, но и величайшие ере¬
тики и реформаторы Церкви (Джон Уиклиф, Джон Уэсли,
кардинал Ньюмен); провокаторы от литературы (от лорда
Байрона до Салмана Рушди); революционеры естествозна¬
ния (Исаак Ньютон, Эрнест Резерфорд, Стивен Хоукинг);
все инакомыслящие и эксцентрики, каким культура Велико¬
британии обязана многообразием и полнотой. И потому даже
левые радикалы вроде Бертрана Рассела всегда отстаивали
роль Оксфорда и Кембриджа в формировании духовной эли¬
ты: “Эти университеты наилучшим образом приспособлены
для формирования “людей первого сорта”, хотя уверенность,
которую там прививают, может причинить вред “людям вто¬
рого сорта”, ощущающим себя изгоями”.
В Средние века — цитадель схоластики, начиная с эпохи
Тюдоров — школа лучших администраторов королевства. А се¬
годня? И до наших дней влияние Оксфорда и Кембриджа в сре¬
де сильных мира сего весьма ощутимо. Как у сторонников, так
и у противников обоих университетов есть любимая социаль¬
но ориентированная игра — Большие Оксбриджские гонки.
Кто откуда в высших эшелонах власти?
Новый директор Национальной лондонской галереи
Чарлз Сомэриз Смит — выпускник Кембриджа, так же как и
руководитель Национального театра Николас Хитнер, а во
главе Британского музея теперь стоит шотландец из Оксфор¬
да Нил Макгрегор. Оксфорд окончил и действующий посол
Британии в Берлине — сэр Пол Левер. В начале 1990-х годов
16
ОКСБРИДЖ
в нижнюю палату парламента пришли триста семьдесят пред¬
ставителей консерваторов, сто шестьдесят шесть из них —
выпускники Оксфорда и Кембриджа. В кабинете министров
Маргарет Тэтчер, знаменитой Леди Оксфорд, из двадцати
двух министров девять окончили Кембридж. Ее последо¬
ватель Джон Мейджор — первый после 1945 года премьер-
министр без “нормального образования” — постарался не¬
медленно компенсировать этот недостаток, пригласив в свой
кабинет десять министров-оксфордцев и шесть кембриджцев.
Как показали дальнейшие события, именно это и стало слиш¬
ком тяжелым бременем для сына циркового артиста. За ним
вновь последовал оксфордец — Тони Блэр. Выпускник Кем¬
бриджа директор службы премьер-министра по стратегиче¬
скому развитию и коммуникациям Алистер Кемпбелл устро¬
ил его спикером верхней палаты. Даже после победы “новых
лейбористов” каждый шестой парламентарий — выпускник
Оксфорда.
Более половины высших чиновников Уайтхолла окончи¬
ли Оксфорд или Кембридж. Бонзы государственных служб, в
первую очередь Министерства иностранных дел, предпочи¬
тают подбирать молодые кадры среди выпускников Оксбрид-
жа. Птицы высокого полета с синими или голубыми крылья¬
ми, как правило, занимают сорок—пятьдесят процентов тех
считанных мест, на которые ежегодно претендуют будущие
управленцы. Кстати, среди лондонских адвокатов их про¬
центное соотношение еще выше. Так что будь то Уайтхолл
или Флит-стрит*, ВВС или Citi Bank — до сих пор самым надеж¬
ным билетом в бельэтаж британской элиты считается диплом
Оксбриджа. Самовоспроизводящаяся элита, штампующая
миф о самой себе: высокое качество гарантировано столетия¬
ми. “Нас повсюду считают достойными лучшего, — сказала мне
Шон Гриффитс, президент студенческого профсоюза, — хотя
* Улица в Лондоне, на которой расположены старейшие в Британии из¬
дательские дома. Ассоциируется с журналистикой и прессой.
17
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
это отнюдь не всегда соответствует действительности. Но
люди верят, и это работает”. Правда, несмотря на открытие
нового эксклюзивного интернет-агентства по трудоустрой¬
ству Oxbrigejobs.com, the old school tie* все-таки уже не является ав¬
томатической гарантией получения хорошей работы.
Трое безработных гуманитариев из Оксфорда однажды
встретились в Лондоне. Во избежание голодной смерти они
договорились тянуть жребий. Тот, кому выпадет самая ко¬
роткая соломинка, кончает жизнь самоубийством. Двое дру¬
гих, чьи соломинки чуть длиннее, продают труп “для нужд
естествознания”. Сказано — сделано. Погрузив мертвого од¬
нокашника в телегу, двое уехали. Через немалое время они
жаловались: “Безнадежно. Все хотят естествоиспытателя из
Кембриджа!”. В анекдоте, придуманном “пролетариатом ака¬
демической элиты”, речь идет не просто о лондонском рынке
рабочих мест, а о чем-то более важном: о конкуренции между
Оксфордом и Кембриджем. Соперничество их гораздо стар¬
ше, чем знаменитые лодочные гонки, и много сложнее, чем
крикет. “Если бы Оксфорд не был самым прекрасным, что
есть в Англии, Кембриджу стало бы несколько легче”, — сказал
Генри Джеймс. Но действительно ли Оксфорд и Кембридж
так сильно отличаются друг от друга? Или даже сильнее, чем
предполагают сами?
Оба городка расположены на берегах рек: Кема** (Кем¬
бридж) и Темзы (Оксфорд). Основанные вблизи переправ и
мостов, оба довольно быстро превратились в торговые цен¬
тры с собственными ярмарками и рынками. Однако располо¬
жение Оксфорда несколько удобнее — в самом центре Англии,
в урбанизированной долине Темзы, вблизи королевских рези¬
денций. Кембридж лежит несколько в стороне, в изоляции и
* Галстук старой школы (анг.). Устойчивое выражение, применяемое к вы¬
пускникам того или иного престижного университета.
** Сейчас главная река в Кембридже носит название Кем, в прошлом она
называлась Гранта. В деревнях выше и ниже по течению это название сохра¬
нилось.
18
ОКСБРИДЖ
глуши, по сей день оставаясь спокойным городком. Он совер¬
шенно иной, чем индустриальный Оксфорд. Эти два города,
в сущности, ничто не связывает; между ними нет даже нор¬
мальной дороги. Объединяет их только одно: университеты
(которые, правда, местным жителям нужны меньше всего).
Когда в городках возникли университеты, их развитие пошло
разными путями. В результате Оксфорд — это город с универ¬
ситетом, а Кембридж — университет, тянущий на буксире не¬
большой городок.
Но и двигаясь каждый своей дорогой, Оксфорд и Кем¬
бридж теперь неразрывно связаны друг с другом, словно Адам
и Ева. И хотя библейская история о происхождении Евы из
ребра Адама уже не возмущает ни одну феминистку, только
попробуйте напомнить кембриджцу, что его университет был
основан выходцами из Оксфорда! Дата: 1209 год. Повод —
весьма темный. Возможно, убийство. Это отнюдь не назида¬
тельная история. Кембридж — оксфордская колония, филиал,
открытый почти через сто лет после начала учебного процес¬
са в самом Оксфорде! Такие опоздания нельзя наверстать. Те,
у кого есть старшие братья или сестры, знакомы с проблемой.
Ты навсегда остаешься вторым, даже если часто бываешь пер¬
вым. Зато небольшая оплошность в рождении, если так мож¬
но сказать, порождает бесконечную конкуренцию, окрыляет
фантазию, дарит удивленному миру прекрасное зрелище под¬
линной борьбы: на полях науки, спорта, политики, искусства,
риторики и других, порой совершенно абсурдных.
“Оксфорд — для овладения искусствами, Кембридж — для
овладения наукой”; там гуманитарии, тут естественники.
Формулы подобного рода, сколь бы ни были они популярны,
описывают имеющиеся различия не более чем наполовину.
В нынешнем Оксфорде естественно-научная традиция, вос¬
ходящая к Роджеру Бэкону, столь же сильна, хотя теология и
играла ведущую роль там несколько дольше, чем в универси¬
тете, выучившем Ньютона и Дарвина. Или, к примеру, мате¬
матика — тоже одна из сильных сторон Кембриджа. Однако
19
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
самого удивительного математика в мире выучил Оксфорд:
это Льюис Кэрролл, заманивший свою Алису из Страны чудес
в волшебное пространство по ту сторону самой возможности
сравнения. В трезвомыслящем Кембридже на тридцать лет
раньше, чем в Оксфорде, был основан технопарк с прибыль¬
ными фирмами по разработке высоких технологий.
Среди выпускников Кембриджа больше нобелевских
лауреатов, а вот премьер-министры чаще получаются из ок¬
сфордцев. Эттли, Иден, Макмиллан, Дуглас-Хоум, Уилсон,
Хит, Тэтчер, Блэр — словно на Даунинг-стрит, ю расположен
филиал Оксфорда.
Но гордый дух Кембриджа не очень впечатлен этим. Ок¬
сфордцы верят, что правят миром, в то время как обитате¬
лям Кембриджа это безралично. Начиная с 1930-х годов, со
времен Стэнли Болдуина, Кембридж не выпустил ни одного
премьер-министра. Зато сколько шпионов! Энтони Блант,
Гай Бёрджесс и его друг Ким Филби, “третий человек” Грэма
Грина*, — самые известные шпионы, работавшие на СССР,
вышли из левого крыла Кембриджа.
Надо отметить, правда, что именно эта специализация не
пробуждает у Оксфорда желания бороться за первенство, хотя
там тоже имелась прокоммунистическая агентурная группи¬
ровка — причем нераскрытая, ибо она никогда по-настоящему
не выходила из подполья. Однако предатели 1930-х — чисто
кембриджское явление.
Некий оксфордский историк предложил провокационное
объяснение: в поисках абсолютной моральной истины кем¬
бриджцы гораздо в большей степени склонны к послушному
следованию за гуру, чем скептически настроенные обитатели
Оксфорда, где куда охотнее подвергают сомнению автори¬
теты и догмы. “Именно это интеллектуальное различие, как
мне кажется, объясняет, почему Кембридж гораздо раньше
Оксфорда поддался искушениям и соблазнам абсолютной уве¬
* Имеется в виду роман Г. Грина “Третий человек” (1949).
20
ОКСБРИДЖ
ренности, исходящим от вербовщиков из коммунистической
России”, — писал Хью Тревор-Роупер.
Корни описанной морали восходят к истории нонконфор¬
мистского Кембриджа. Там ведь учились и Томас Кранмер, и
Хью Латимер, и Николас Ридли — инициаторы и мученики
английской Реформации, о которых историк Томас Маколей
(выпускник Кембриджа) писал: “Кембриджу выпала честь
обучать прославленных протестантских епископов, всерьез
пошатнувших репутацию Оксфорда”. Так что оба университе¬
та отлично дополняли друг друга.
В Кембридже учились Оливер Кромвель и Джон Миль¬
тон. Это был университет пуритан, а в годы гражданской
войны — опорный пункт парламентских войск. Оксфорд же,
старинный бастион католичества, превратился тогда в штаб-
квартиру Карла I, рупор роялизма. Когда позднее на трон
взошли представители дома Ганноверов, Кембридж доказал
им свою лояльность, и в подарок “университету вигов” Ieopr I
преподнес роскощную библиотеку. В Оксфорд же он в том же
1775 году направил кавалерийский полк, поскольку ведущее
академическое учреждение партии тори все еще проявляло
симпатии к католикам и якобинцам.
Тот, кто потратит достаточно много времени на изучение
подобных историй, в конце концов придет к убеждению, что
в Оксфорде и поныне ощущается англо-католическое насле¬
дие барокко: там царит атмосфера более легкомысленная,
пронизанная ленью, в то время как в Кембридже процветает
более строгий, доходящий порой до педантичности дух пу¬
ританства и пуризма. Иными словами, даже дождь там суше,
чем в Оксфорде. “В Оксфорде ярче формулировки, в Кем¬
бридже глубже мысли”, — полагает преподаватель Сомервилл-
колледжа Бенджамин Томпсон, хорошо знакомый с обоими
университетами. Кембридж славится тем, что воспринимает
все слишком серьезно, в первую очередь — себя. В Оксфорде
культивируют легкость мысли, слабость к чудакам, эксцентри¬
кам и к прочим безнадежным случаям. Разобраться в тонко¬
21
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
стях помогает “испытание Монти Пайтона”*. Знаменитый
секстет классических английских комиков, за единственным
исключением, состоит из выпускников Оксбриджа. Каждый
выбрал себе стиль и амплуа в соответствии с alma mater. Ок¬
сфордцы (Майкл Пейлин и Терри Джонс) ведут себя абсурдно
и зрелищно, однако проявляют при этом сердечность, а кем¬
бриджцы (Джон Клиз, Грэм Чепмен и Эрик Айдл) логичны,
бесцеремонны и полны сарказма. В целом же “Монти Пайтон”
наглядно демонстрирует, как хорошо Оксфорд и Кембридж
ладят между собой, взаимно дополняя друг друга, подобно
противоположным началам Инь и Ян.
Говоря об извечном сопернике, обе стороны предпочи¬
тают пользоваться эвфемизмом the other place (другое место) —
словно большей противоположности, большего падения во¬
образить невозможно. Бывший президент ФРГ Рихард фон
Вайцзеккер, почетный доктор Оксфордского университета,
в 1994 году получил аналогичное отличие и в Кембридже. То,
что у него уже имелась оксфордская степень, в Кембридже
прокомментировали так: “Не переживайте, в жизни всегда
есть место самосовершенствованию”.
О том, чьим духовным сыном является, выпускник Окс¬
форда сигнализирует самой своей ученой степенью: D.Phil.
(если защитился в Оксфорде) или Ph.D.** (если в Кембрид¬
же). Академический курьез? Напротив, один из тончайших
нюансов, соблюдаемых с точностью до буквы. По той же
причине в Оксфорде пишут Encyclopaedia — с а посередине, а
в Кембридже обходятся без нее: Encyclopedia. Ну и, разумеет¬
ся, невозможно допустить, чтобы Magdalen College (Магдален-
колледж) в Оксфорде перепутали с кембриджским Magdalene
* “Монти Пайтон” — комик-группа из Великобритании (Т. Джонс, Дж. Клиз,
М. Пейлин, Г. Чепмен, Э. Айдл, Т. Гиллиам). Первый совместный проект — ко¬
медийное шоу “Летающий цирк Монти Пайтона” (сорок пять серий) выхо¬
дил в 1969—1974 гг. на ВВС. Позднее снято четыре полнометражных фильма.
** Оба наименования обозначают ученую степень доктора философии,
условно аналогичную российской ученой степени кандидата наук.
22
ОКСБРИДЖ
College (Магдален-колледжем) или оксфордский Queen's (Куинс-
колледж) с кембриджским Queens'* (Куинс-колледжем): если
последний был основан при участии двух королев, то у ис¬
токов его оксфордского аналога стояла только одна. Даже
если колледжи в этих университетах называются одинаково,
они все равно носят имена разных святых: так, Сент-Джонс-
колледж в Оксфорде наречен в честь Иоанна Крестителя, а
в Кембридже — в честь Иоанна-евангелиста.
Да, Оксфорд и Кембридж похожи друг на друга, как
Шалтай и Болтай. Иными словами, как сказала бы Алиса, со¬
вершенно не похожи. “Это было Зазеркалье, отраженный в
зеркале мир, — констатировал Роберт Грейвз, приехавший
из Оксфорда в Кембридж в 1923 году. — Все очень похожее
и вместе с тем тревожно иное”. Часы, отведенные для бесед
студента с тьютором, в Оксфорде называются Tutorial, в Кем¬
бридже — Supervision. Внутренние дворы колледжей — Quad
и Court соответственно; общие помещения — Common Room в
Оксфорде и Combination Room сами знаете, где. Средний три¬
местр — Hillary в Оксфорде, а в Кембридже — Lent, у первых
экзамен по античной филологии — Greats, у вторых — Mays.
Даже известный американский англофил Генри Джеймс
оказался, увы, не способен разобраться в этих тонкостях:
“Когда я говорю “Оксфорд”, подразумеваю “Кембридж”, ибо
иностранец, кем бы он ни был, не дает себе труда почувство¬
вать разницу”. А ведь все остальное ничуть не менее логично,
чем апостроф в Queens'. В Оксфорде ежегодная гонка по ака¬
демической гребле носит наименование Eights (“Восьмерки”),
в Кембридже — Mays — несмотря даже на то, что проводится
вовсе не в мае, а в июне.
И на Кеме, и на Черуэлле одинаково популярны punting
(толкалки) — гонки на плоскодонных яликах, — хотя излю¬
бленные стили передвижения различны, как нос и корма.
* Грамматически английское слово Queen’s означает “королевский = при¬
надлежащий королеве”, в то время как Queens’ — “принадлежащий несколь¬
ким королевам”.
23
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
В Кембридже человек стоит на палубе сзади и веслом толка¬
ет вперед остроносую лодку, а в Оксфорде — корма впереди,
человек с шестом на носу. О том, чья позиция — оксфордская
или кембриджская — правильнее, спорили иногда так страст¬
но, словно речь шла о Камасутре. И так вплоть до 1967 года,
когда на Кеме появился новый тип лодок — с палубами и на
корме, и на носу.
Вот так они и конкурировали друг с другом на воде и на
суше, сражаясь за спортивные кубки, Нобелевские премии и
исследовательские гранты, за академический престиж и по¬
литическое влияние — вечные соперники вроде Афин и Фив,
Глазго и Эдинбурга. В Оксфорде древнее университет, в Кем¬
бридже — университетская типография. Хотя издательство
Oxford University Press выпустило почти в четыре раза больше
книг, чем кембриджские конкуренты. И вовсе не в Кембрид¬
же, а в Оксфорде издается The Cambrige Quarterly - единствен¬
ный в мире ежеквартальный журнал, выходящий три раза в
год. Как бы то ни было, the other place обладает собственной ло¬
гикой. Академическая казуистика, скажете вы? Ну да, разли¬
чия минимальны. И культивировать их надлежит тем строже,
чем меньшую роль они в действительности играют.
Лишь с большой неохотой те и другие признаются, что
общего все-таки гораздо больше, чем различий. И при Якове I,
исследуя Библию, да и позднее, сотрудничая с Кавендишской
и Кларендонской лабораториями, оксфордцы и кембриджцы
прекрасно трудились совместно. Немалое число лучших уче¬
ных страны учились в обоих университетах, вплоть до Джор¬
джа Стайнера, классического двойного оксбриджца.
Корпус-Кристи-колледж (название можно перевести как
колледж Тела Христова) — тоже из дублей, имеющихся в обо¬
их университетах, — в 1999 году пригласил преподавателем
первого оксбриджского дона*, историка Дэвида Стоуна, по¬
* Ст. преподаватель, член совета колледжа в Оксфорде или Кембридже.
От лат. Dominus— главный ученый.
24
ОКСБРИДЖ
переменно по два года учившегося то там, то тут. Да и вообще,
в каком еще месте на белом свете, кроме Объединенного уни¬
верситетского клуба Оксфорда и Кембриджа, возможно со¬
блюдать столь тонкие различия?
Клуб этот, основанный в 1817 году, существует и поныне,
располагаясь в одном из классических палаццо на лондон¬
ской улице Пэл-Мэл — один из эксклюзивных клубных адре¬
сов столицы. Примерно четырем тысячам его членов со всего
мира открыт вход в роскошные бильярдные, залы для игры в
бридж и сквош, сорок пять спальных комнат, рестораны, би¬
блиотеку, располагающую двадцатью двумя тысячами томов,
и винный погреб, насчитывающий вдвое больше бутылок.
Это последняя, самая благородная крепость оксбриджских
мужчин. Женщинам — членам клуба до недавнего времени за¬
прещалось пользоваться главной лестницей, библиотекой и
баром. Равные с мужчинами права в клубе женщины Оксбрид-
жа получили лишь в 1996 году.
“It’s fuck a fresher week!”*
Женщины в Оксбридже
Большая прелесть Оксфорда, а на самом деле вся
прелесть Оксфорда - в том, что там нет девушек.
Комптон Макензи. “Синистер-стрит” (1914)
Ю октября 1986 года над привратницкой Магда-
лен-колледжа в Кембридже развевался черный
флаг. Многие студенты надели черные или
темно-коричневые галстуки и траурные по¬
вязки. Неужели умер кто-то из товарищей, а то
и знаменитый профессор, или, не дай бог, ректор? Нет! Слу¬
чилось нечто гораздо худшее, по крайней мере для мачо из
Магдален-колледжа: последний в Оксбридже мужской басти¬
он накануне принял решение обучать и девушек, впервые за
четыреста сорок четыре года. В тот же месяц некоторые сту¬
денты объединились в клуб “Черный октябрь”, дабы каждый
год со всей мыслимой эксклюзивностью отмечать годовщину
великого несчастья.
А несколько лет спустя бурлит уже Оксфорд. Окна Сомер-
вилл-колледжа залеплены стикерами и постерами с красными
надписями: “НЕТ” или “ДА”. Голосование по поводу реформы
образования? За лейбористов? Против вхождения Велико¬
британии в еврозону? Нет, впервые за сто тринадцать лет су¬
* Что-то вроде “Чертова неделя новичков!” (анг.). Выражение содержит
сексуальные коннотации и подразумевает появление новых девушек.
26
“IT’S FUCK A FRESHER WEEK!”
ществования женского колледжа решается гораздо более важ¬
ный вопрос: принимать или не принимать студентов-мужчин.
Sommerville’s got enough balls* — написано на футболках проте¬
стующих студенток или: We don't need go mix*. Споры продолжа¬
лись два года, потом в колледже появились первые юноши.
История борьбы за равноправие оксбриджских женщин
полна странных событий. Это теперь девушки входят и вы¬
ходят из колледжей, словно так было всегда. Но достаточно
одного взгляда на стены холлов и залов, увешанных портре¬
тами знаменитостей прошлого — известных воспитанников,
выдающихся профессоров, — сплошь парадные портреты
мужчин. На этой академической “ярмарке тщеславия” жен¬
ское лицо все еще большая редкость. В уставах всех без исклю¬
чения колледжей имелся фундаментальный параграф: “Ни
одна женщина не может вступить в данный колледж”. Вплоть
до 1874 года для членов конгрегации колледжей действовал
также запрет на женитьбу. Даже scouts (прислуга студентов)
могла быть только мужского пола. По своему монастырско¬
му происхождению колледжи — хранящие целибат вотчины
книжной учености, школяров и хористов, магистров и бака¬
лавров, джентльменов и итонских мальчиков — мир мужчин в
ватиканской концентрации.
О “патриархальном механизме” Оксфорда и Кембриджа
писала Вирджиния Вулф: “Все наши родственники мужского
пола в свой срок заглатывались этой машиной и потом, в воз¬
расте лет примерно шестидесяти, вновь всплывали где-нибудь
далеко — директорами школ, адмиралами, членами кабинета,
юристами”.
Между тем даже некоторые старейшие колледжи Оксбрид-
жа были основаны женщинами. Например, Баллиол-колледж,
* Двусмысленность, основанная на омонимичности английского bails (бал¬
лы) и balls (яйца): “У Сомервилла достаточно баллов...”
** Игра слов: to go mixed — стать смешанной (школой), to mix — смешивать,
взбивать (посредством миксера, мясорубки). Что-то вроде “Нам не нужно
становиться смешанной школой / мы не нуждаемся в мясорубке”.
27
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
названный в честь рыцаря xiii века, едва ли появился бы, если
бы не энергия его вдовы Дерворгиллы, равно как и оксфорд¬
ский Уодхэм-колледж, который не возник бы, не будь Доротеи
Уодхэм. Именно она догадалась разместить библиотеку прямо
над кухней, чтобы книги постоянно подсушивались. Шесть из
старейших колледжей Кембриджа также обязаны появлени¬
ем женщинам. Однако до второй половины xix века не было
ни одного колледжа для женщин.
В Англии, как и везде, умным женщинам предпочитали
утонченных и красивых женщин. Именно в лондонском сало¬
не леди Монтегю около 1750 года родилось понятие “синий
чулок”. Ярлык “синий чулок” (так именовали ученых девиц на
языке предрассудков, выходящем за рамки разумного) прочно
закрепился за воспитанницами первого в Англии интерната,
дающего девушкам университетское образование, — Гертон-
колледжа в Кембридже, основанного в 1869 году. Инициатор
его основания Эмили Дэвис поселила своих воспитанниц
в деревушке на окраине города, на безопасном расстоянии от
мужских колледжей. Студенткам предстоял неблизкий путь:
три километра до лекционных залов и почти восемьдесят лет
до признания колледжа полноправной частью университета.
(В Германии женщины получили право обучаться в универси¬
тетах Фрайбурга и Гейдельберга лишь в 1900 году.)
Вторым по счету, тоже в Кембридже, был основан жен¬
ский Ньюнэм-колледж (i775)* Лишь потом настал черед кон¬
сервативного Оксфорда. Ассоциация за женское образование
в 1878 году открыла там Леди-Маргарет^холл, именуемый в
народе LMH (ЛMX), а вслед за ним в 1879 году — Сомервилл-
колледж. И если в Кембридже следующие два женских коллед¬
жа появились лишь во второй половине хх века — Нью-холл
и Люси-Кавендиш-колледж, то в Оксфорде еще до конца xix
века возникли три: Сент-Хьюз-колледж, колледж Св. Анны и
колледж Св. Хильды.
Чтобы новички в Оксбридже не оробели, первая лекция
знакомит их с университетами. Для девушек она, наверное,
28
“IT’S FUCK A FRESHER WEEK!”
самая мучительная. Все, что столь щедро разлито в окружаю¬
щей академической атмосфере (аура многовековой истории,
древняя архитектура, богатые библиотеки, сады, спортивные
площадки), принадлежит мужчинам, и со всей этой роскошью,
веками накапливавшейся ученостью, уютом и эксклюзивно¬
стью, их колледжи никогда не смогут конкурировать, причем
девушки это знают. Тем решительнее борются они за то, чего
могут добиться: за одинаковое для всех образование, равные
академические права.
Лишь постепенно места их поселения превращались в
полноценные колледжи с собственным учебным процессом.
Несмотря на либерализм коллег, официальная университет¬
ская политика долго оставалась ограничительной. То и дело
проводились кампании и митинги. В мае 1897 года полно¬
правные члены Кембриджского университета должны были
проголосовать “за” или “против” права женщин на получение
академических степеней. Подавляющее большинство про¬
голосовало “против” и до поздней ночи праздновало победу
на рыночной площади. В 1884 году в своей проповеди де¬
кан Дж. В. Бертон с библейским апломбом уверял студенток
Оксфорда: “Низшими по отношению к нам создал вас Бог и
низшими до конца времен вы останетесь”. Еще в середине
1930-х годов, по воспоминаниям писателя Найджела Ни¬
колсона, профессор истории в Хэртфорд-колледже заявил
нескольким студенткам: “Я не читаю лекций undergraduettes*
(недоучкам)”.
В 1881 году в Кембридже девушкам разрешили сдавать вы¬
пускной экзамен. Впрочем, ученой степени они не получали
все равно. Потом настала очередь the other place, в 1920 году, че¬
рез два года после введения в Англии избирательного права
для женщин, Оксфорд гарантировал студенткам право на те
же академические степени, что и их сверстникам мужского
пола. Кембридж присоединился к этому правилу лишь в 1948
* Букв.: существо женского пола, не имеющее степени бакалавра.
29
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
году. Тогда же Ньюнэм-колледж и Гёртон-колледж вошли в со¬
став университета на равных правах с мужскими колледжа¬
ми, а их ректоры-женщины получили положенные им место
и право голоса в Сенате. И лишь в 2003 году впервые за всю
восьмисотлетнюю историю университета вице-канцлером
Кембриджского университета была избрана женщина — про¬
фессор антропологии Элисон Ричард.
Шаг за шагом наступая по всем направлениям, женщины
отвоевывали себе права и заняли подобающее место в Ок-
сбридже. В 1908 году, ровно через сорок лет после появле¬
ния первых undergraduettes, знаменитый дискуссионный клуб
“Оксфорд-Юнион” решился приглашать девушек — правда,
только в качестве слушательниц. “Осквернение священного
союза болтовней и ядовитыми духами скучающих дам озна¬
чало бы конец искусства дебатов”, — предупреждала в 1930-е
годы одна из ведущих национальных газет. Лишь в 1964 году
женский филиал “Оксфорд-Юнион” был принят в основной
клуб в качестве полноправного члена. А в 1977-м президентом
клуба стала студентка Л MX Беназир Бхутто, будущая премьер-
министр Пакистана. Когда в 1993 году впервые в истории ру¬
ководителем одного из отделов Британской разведки была
назначена женщина — Паулин Невилл-Джонс, old boys* сразу
почувствовали, что она “одна из них”; во всяком случае это
был Оксфорд, пусть даже и ЛМХ.
Долгое время казалось, что неконтролируемый натиск
столь ярких талантов внушает мужчинам страх. В 1927 году
конгрегация Оксфордского университета проголосовала за
ограничение количества мест для женщин. Каждому из пяти
женских колледжей была выделена квота; все вместе они
были вправе принять не более семисот восьмидесяти студен¬
ток. Лишь в 1956 году эти квоты были официально увеличены
в Оксфорде, а в Кембридже и того позже — в i960 году. Из-за
* Так в Англии принято называть выпускников Оксфорда, Кембриджа и не¬
которых других элитных университетов.
30
“IT’S FUCK A FRESHER WEEK!”
этих ограничений, в частности, женские колледжи были бед¬
ны, а значит, талантливые девушки из не слишком обеспечен¬
ных семей лишались возможности получать образование в
Оксбридже. Впрочем, ситуация постепенно менялась. В 1973
году из десяти тысяч трехсот тридцати одного студента Ок¬
сфорда было лишь две тысячи девяносто четыре девушки.
А год спустя плотину прорвало: Оксфорд стал смешанным.
Брасенос, Хэртфорд, Джизус, Сент-Кэтринс и Уодхэм —
вот первые пять мужских колледжей, решившихся обучать де¬
вушек. После принятия Акта о половой дискриминации (1975)
остальные колледжи также ощутили необходимость внести
изменения в уставы, нередко против воли студентов. Так,
девушкам, впервые появившимся в Крайст-Черч-колледже в
1981 году, пришлось пережить Full Monty* по-оксфордски: сту¬
денты танцевали во дворе колледжа стриптиз, напоминавший
то ли воинские пляски, то ли языческий праздник плодоро¬
дия. Правда, этот “Танец дождя Крайст-Черч” не стал тради¬
цией. Оксбриджские девушки лучше, чем когда-либо прежде,
осознавали: учиться придется не просто блестяще, но лучше,
чем лучшие из студентов. Писательница Антония Фрэзер, вы¬
пускница Л MX, вспоминает 1950-е: “Всем студенткам моего
поколения приходилось писать по два эссе в неделю в отли¬
чие от студентов-мужчин, писавших по одному”.
Со временем, однако, конкуренция между полами нор¬
мализовалась. Но тут статистика выявила новое отклонение.
Через год после начала совместного обучения, в 1973-м, при¬
мерно по двенадцать процентов студентов и студенток Ок¬
сфорда выдержали выпускной экзамен на “отлично”; в 1996
году среди мужчин таковых было уже двадцать три процента,
а среди девушек — только четырнадцать. Неужели с мозгами
у них все же не столь хорошо? Или они хуже адаптируются к
давлению Оксфорда?
* Отмеченный многими наградами английский фильм в жанре черной ко-
медии (1997).
З1
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Тем временем и колледжи для девушек принципиально
менялись. Прошли времена, когда единственным мужчиной
в девичьей резервации был садовник. Первым стал прини¬
мать студентов-мужчин в 1979 году старейший из женских
колледжей, 1ертон; в 1986-м, в год столетнего юбилея, к нему
присоединился Сент-Хьюз. Студентки Сомервилл-колледжа
протестовали: зачем? что за глупость! Ведь после того как де¬
вушкам разрешили оставлять приятелей-студентов у себя на
ночь, отпала всякая необходимость принимать их в колледж
на учебу. Впрочем, эти аргументы показались главе колледжа
гораздо менее убедительными, чем статистика “Норрингтон-
ского списка”, то есть высших экзаменационных результатов.
Пока мужские колледжи не начали принимать студенток, этот
знаменитый документ безоговорочно отдавал пальму первен¬
ства Сомервилл-колледжу, а с тех пор уже никогда; с подобной
проблемой столкнулись Ньюнэм-колледж и Нью-холл в Кем¬
бридже. Похоже, самые сильные абитуриентки отдают пред¬
почтение смешанным колледжам.
В Гертон-колледже и Сент-Хьюз-колледже, пионерах жен¬
ского образования, мужчин тем временем стало больше, чем
женщин. ‘Они погрязли в мужчинах, которых пустили к себе,
и утратили свою притягательность”, — говорят Hildabeasts*,
особо воинственные экземпляры из колледжей вымирающе¬
го вида, то есть чисто женских.
В Оксбридже сегодня чуть больше сорока процентов уча¬
щихся — девушки, как и в большинстве других университетов
Британии. И цифра эта давно не меняется, хотя число абиту¬
риенток женского пола постоянно растет. Всего семнадцать
процентов профессоров Оксфорда — женщины, а в Кембрид¬
же их и того меньше (хотя все-таки больше, чем в универси¬
тетах Германии). Что это, оборотная сторона совместного
обучения? Мужские в прошлом колледжи продолжают по
* Букв, “звери Хильды”, или “бестии Хильды” (имеются в виду студентки
колледжа Св. Хильды).
32
“IT’S FUCK A FRESHER WEEK!”
инерции приглашать в преподаватели преимущественно муж¬
чин, но ведь и женские в прошлом колледжи ныне отдают
им предпочтение. В Сомервилле (и не только) три четверти
преподавательского состава — мужчины. Какая ирония! По
утверждениям решившихся на протест дам из академической
среды, в 1990-е в Оксфорде почти девяносто пять процентов
всех назначений и повышений по службе касались исключи¬
тельно мужчин. Это похоже на дискриминацию по половому
признаку, но оксбриджские дамы по-прежнему с большим не¬
доверием относятся к любым предложениям по изменению
системы квот.
Не вызывает сомнений, что женщины отвоевали равные
с мужчинами права на образование. Они вполне преуспели
в качестве readers и lecturers* и даже на высших академических
должностях. Но, вглядываясь в лица за high tables (высокие,
или ректорские столы в столовых колледжей, за которыми
сидят старшие преподаватели и почетные гости) или присут¬
ствуя на заседаниях факультетских советов, легко усомниться,
что отвоеванные права им удалось реализовать в полной мере.
По сути, Оксбридж остается миром мужчин, духовным пи¬
томником мальчиков из обычных школ и old boys — несмотря
на аромат “Шанель”, порой здесь весьма силен дух мачизма.
В царящей атмосфере подиума давление необходимости быть
успешной студенткой и одновременно сохранять сексуальную
привлекательность, и без того весьма ощутимое, усиливается
многократно.
Тем крепче держится Ньюнэм-колледж за свой статус:
“Членами конгрегации колледжа могут быть только женщи¬
ны”. Именно в Ньюнэм-колледже в 1997 году произошел ку¬
рьезный эпизод. Женщина-астрофизик, за много лет до того
перенесшая операцию по изменению пола, была забаллоти¬
рована как транссексуал. Инициатором выступила одна из
* Должность reader в Оксфорде и Кембридже — следующая по старшинству
после профессора и примерно соответствует доценту; должность lecturers— на
ступень ниже.
33
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
коллег, радикальная феминистка Джермейн Грир: по закону,
мол, она по-прежнему считается мужчиной и потому не мо¬
жет входить в управляющие органы женского колледжа.
На ум приходит еще один случай. В 1995 году в Майский
день* — традиционный праздник студентов Оксфорда, куль¬
минацией которого является коллективный прыжок с моста
Магдален-бридж, — вместе со всеми прыгнула Черуэлл Джос-
лин Уитчард, студентка колледжа Св. Хильды. Прыгнула об¬
наженной, “в поддержку борьбы за феминизм и равные воз¬
можности”. С тех пор последний женский колледж Оксфорда
уважительно именуют St.-Thrillda's**.
* Праздник, завершающий академический год.
** В вольном переводе — Колледж Священного Трепета.
Гром среди ясного неба*:
регби, “Буме!”**
и гребная гонка
Гибель Кембриджа как учебного заведения неизбеж¬
на, но он имеет большое будущее в качестве места
проведения водных спортивных мероприятий.
Бен Лэтэм, ректор Тринити-холла (хгх век)
И звестная шутка колониальной эпохи характе¬
ризует Африку времен британского мирового
господства как “страну черных под управле¬
нием синих”. “Синие”*** — спортивные звезды
Оксбриджа, которые различаются по цвету фу¬
фаек: темно-синие в Оксфорде, голубые в Кембридже. Стать
“синим” по-прежнему очень почетно, почти как получить сте¬
пень бакалавра. Только члены Varsity-team— команды, представ¬
ляющей свой университет на состязаниях, — получают вожде¬
ленный “синий”. Победа или поражение не имеет значения:
Вы становитесь “синим”, даже если приходите вторым.
* В оригинале непереводимая игра слов. Выражение out of the blue (откуда
ни возьмись, гром среди ясного неба) одновременно намекает на принадлеж¬
ность к спортивной команде Оксфорда или Кембриджа.
** Bumps (анг., жарг.) — традиционные оксбриджские соревнования, во вре¬
мя которых вдоль реки выстраивается несколько команд гребных восьмерок,
обычно семнадцать—восемнадцать на расстоянии полутора лодочных корпу¬
сов друг от друга. Задача каждой команды — столкнуться с лодкой, стоящей
впереди, прежде чем сзади врежется следующая лодка.
*** Участники одного из официальных спортивных соревнований между
Оксфордом и Кембриджем.
35
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Впрочем, местное академическое учение о цвете разли¬
чает не только “синий” и “голубой”; есть еще “полный синий”
и “наполовину синий” (и то и другое не следует путать с Ox¬
ford Blue, острым сыром с плесенью). “Полностью синими” в
Оксфорде и Кембридже традиционно считаются лишь неко¬
торые виды спорта. Бадминтон, стрельба из лука и настоль¬
ный теннис — лишь “наполовину синие”. В 1997 году вслед за
сквошем и баскетболом “полностью синими” были признаны
спортивные танцы. Наряду с боксом, крикетом, футболом и
легкой атлетикой таковыми издавна являются регби и гре¬
бля, королевские дисциплины атлетов Оксбриджа. Впрочем,
эстеты вроде Стивена Спендера никогда не чувствовали себя
особенно хорошо среди атлетов. Даже Оскар Уайльд лишь по
недоразумению вошел в восьмерку Магдален-колледжа: “Не
вижу смысла в том, чтобы вечер за вечером спиной вперед
добираться до Иффли*”. Однажды студент Тринити-колледжа
Вивиан Холланд, сын Уайльда, встретил однокашника, Ро¬
нальда Фирбэнка, признанного кембриджского денди времен
короля Эдуарда. Фирбенк в спортивной форме шел по на¬
правлению к колледжу. Холланд спросил его, чем он занимал¬
ся. “Играл в мяч”. — “Регби или футбол?” — “О, что-то не пом¬
ню”. — “Ну, мяч был круглый или продолговатый?” — “Честно
говоря, мне так и не пришлось увидеть его вблизи!”
До xix века, когда спортивная подготовка в колледжах
приняла организованную и даже форсированную форму,
студенты отдавали предпочтение гребле, охоте, стрельбе и
рыбалке — квадривиуму джентльменского досуга. Сегодня
ежегодные соревнования проводятся почти по всем видам
спорта: Cuppers**— между колледжами, Varsity***— между универ¬
ситетами. Встреча регбистов обоих университетов на Твикен-
хэмском стадионе во второй вторник декабря транслируется
* Населенный пункт на Темзе, в этой части называемой Исидой.
** Игра на кубок между колледжами (в Оксфорде) (анг., жарг.).
*** Спортивные соревнования университетских сборных команд между Ок¬
сфордом и Кембриджем (анг., жарг.).
36
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
по телевидению. Этот матч Varsity — событие национального
масштаба: многие ведущие оксбридасские регбисты рано или
поздно становятся профессиональными игроками сборной
страны.
Спортивное противостояние между Оксфордом и Кем¬
бриджем началось с крикета в 1827 Г°ДУ» en*e Д° знаменитой
гребной гонки. Крикетные команды обоих университетов,
состоявшие исключительно из любителей, играли тогда в
высшей лиге вместе с профессиональными командами граф¬
ства — типичная оксбриджская привилегия. Раз в году они
встречались на нейтральной территории, на лондонском поле
Lord's. Помимо университетских полей Fenner’s в Кембридже и
The Parks в Оксфорде, это была единственная крикетная пло¬
щадка во всей Англии, где можно было бесплатно посмотреть
игру команд высшей лиги. Подлинные фанаты “ритуала в бе¬
лом” (который нам, жителям континента, представляется не
менее странным, чем пляски зулусов, посвященные богу пло¬
дородия) в анораках и с термосами в руках до сих пор собира¬
ются там на открытие сезона в апреле.
Тут самое время остановиться (лучше всего в Оксфорде, в
Cricketer’s Arms), чтобы провозгласить тост за Чарлза Берджесса
Фрая. Он трижды становился “синим” в легкой атлетике, кри¬
кете и футболе, а также выступал за сборную Англии во всех
этих дисциплинах. Будучи студентом Уодхэм-колледжа, в 1893
году он установил мировой рекорд по прыжкам в длину (меж¬
ду двумя сигарными затяжками), а потом стал легендарным
крикетным бэтсменом. Его партнер по сассекской команде,
индийский принц Раньитсинхьи, стал также национальным
героем: крикетная карьера принца, начатая в Кембридже,
блестяще описана Яном Бурумой в романе “Игра махараджи”.
Образ крикетного виртуоза Чарлза Фрая с патриархальной
викторианской бородкой, напоминающего “греческого бога с
деревянной битой”, стал иконой оксфордского клуба Vincent’s.
Среди спортивных клубов обоих университетов этот — один
из самых прославленных. В число его членов (а их никогда
37
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
не бывает более ста пятидесяти) принимают, как гласит устав
клуба от 1863 года, с учетом самых разных качеств: “Социаль¬
ные, физические и интеллектуальные качества учитываются
должным образом”. Дамы не допускаются в клуб и по сей день,
разве что в качестве приглашенных спутниц. Клубу Vincent’s
принадлежит одно из лидирующих мест среди оксбриджских
анахронизмов. Его помещение на Кинг-Эдвард-стрит оклее¬
но изнутри фотографиями знаменитых товарищей по клу¬
бу, среди которых два премьера (Макмиллан и Дуглас-Хоум),
два короля (Эдуард VIII и Олаф Норвежский), вице-король
Индии и множество архиепископов. Те, кто носит клубный
галстук — три короны на темно-синем фоне, — имеют более
высокие шансы в карьерной гонке, особенно внутри old boys
network* лондонского Сити.
Когда-то президентом клуба Vincent’s был невролог сэр
Роджер Баннистер, 6 мая 1954 года занявший первое место
в забеге на одну милю по оксфордской Иффли-роуд; именно
он преодолел магический рубеж четырех минут. Там же в свое
время тренировался и лорд Порритт, впоследствии личный
врач Ieopra VI, получивший бронзовую медаль в стометро¬
вом забеге на Олимпиаде 1924 года в Париже. Фильмы вроде
“Огненных колесниц” (1981, реж. Хью Хадсон), рассказываю¬
щие о жизни лорда Порритта, вносят лепту в мифологию ок¬
сфордских "синих”, как, впрочем, и сегодняшние спортивные
знаменитости: звезда крикета Имран Хан или граф Сноудон,
так и не получивший ученую степень, зато ставший облада¬
телем заветного звания “синий” как участник победившей в
1950 году кембриджской восьмерки гребцов. “Команду про¬
тивника нужно по-настоящему ненавидеть, — сказал он, — как
на войне. Вы думаете об оксфордцах, как о немцах”. Ровно за
сто лет до него образцовый викторианский писатель и спорт¬
смен Чарлз Кингсли в романе “Олтон Локк” описал гребную
гонку в Кембридже как воплощение имперской Englishness
* Сеть выпускников Оксфорда и Кембриджа (анг., разг.).
38
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
(английскости): “В ней проявляется подлинная английская
природа... Та, что защищала Гибралтар, одержала победу при
Ватерлоо, создала Бирмингем и Манчестер, колонизировала
каждый уголок земли — та самая свирепая, серьезная и жест¬
кая энергия, которая со времен римлян была присуща лишь
англичанам, отличая их от других народов”.
Как сообщают исторические хроники, уже к 1793 году гре¬
бля стала одним из самых любимых студентами видов спорта.
Если сегодня пройтись по всем колледжам, внимательно раз¬
глядывая граффити на стенах, можно даже решить, что Окс-
бридж — единственная в мире академия гребли. Свежей или
выцветшей уже краской чуть ли не на каждой стене намалева¬
ны перекрещенные весла, а над ними — год, несколько имен и
таинственная надпись: “Хозяин реки”. Такой эмблемой впра¬
ве украсить себя тот колледж, чья команда выиграла ежегод¬
ный “Буме!”. Гонка “Буме!” проводится в “Неделю восьмерок”*,
именуемую в Кембридже Майской неделей, — иначе говоря,
в пятую неделю третьего триместра**. Этой гонкой, сопрово¬
ждаемой всевозможными концертами, балами и большой по¬
пойкой, завершается академический год.
В гонке “Буме! ” восьмерки разных колледжей стартуют друг
за другом с определенным интервалом. Каждая лодка пытает¬
ся догнать предыдущую, чтобы, толкнув, вывести ее из игры.
Гонка продолжается четыре дня; в каждом следующем этапе
принимают участие лидеры предыдущего, сумевшие поднять¬
ся на четыре позиции, а абсолютный победитель провозгла¬
шается Хозяином реки. Этот странный вид водного спорта
зародился и процветает именно в Оксфорде, за Иффлийским
* Принятое в Оксфорде название для пятой недели третьего семестра —
праздничной недели в начале июня, когда проводятся гребные гонки вось¬
мерок, балы, концерты, театральные представления и другие мероприятия
(в Кембридже — Майская неделя).
** Trinity Term — последний из трех академических триместров, принятых
в Англии, пятая неделя которого приходится на начало июня. Букв.: три¬
местр Троицы.
39
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
шлюзом — там, где Темза слишком узкая для параллельного
движения нескольких восьмерок. Ход гонки документирует¬
ся с 1815 года, когда выиграла команда Брасенос-колледжа.
Впрочем, общенациональным хитом остается другая регата,
так называемая гребная гонка: дуэль восьмерок Оксфорда и
Кембриджа.
Предельно простая по форме, гребная гонка со временем
превратилась в нечто гораздо большее, чем просто спортив¬
ное мероприятие. Раз в году каждая английская семья да и
нация в целом делятся на “синих” и “голубых”. На традици¬
онном праздновании победы в отеле “Савой” в 1979 году Га¬
рольд Макмиллан признался: “Мой отец учился в Кембридже,
поэтому детьми мы болели за Кембридж, в то время как наша
няня страстно сопереживала Оксфорду”. Не менее решитель¬
но высказался автор детективов Колин Декстер, к тому вре¬
мени уже более тридцати лет проживший в Оксфорде: “Мне
по-прежнему хочется, чтобы выиграл Кембридж”. Более че¬
тырехсот миллионов телезрителей по всему миру ежегодно
наблюдают за битвой двух университетских команд, которые
не входят не только в мировую, но даже в английскую элиту
академической гребли! Просто морок какой-то, совершенно
иррациональный, как и сам Оксбридж.
Первая подобная гонка состоялась в 1829 Г°ДУ на Темзе
возле Хэнли. Победил Оксфорд. Нынешним маршрутом — от
Патни до Мортлейка (в прошлом — деревушки, а ныне райо¬
ны Лондона) — восьмерки ходят с 1845 года. Начиная с 1856
года соревнования проводятся ежегодно, как правило, в по¬
следнюю субботу марта, когда погода наименее предсказуема.
Дистанция (четыре мили триста семьдесят четыре ярда, то
есть почти семь километров) более чем втрое длиннее олим¬
пийской. Оксбриджским гребцам не угрожают стоячие воды —
они борются с коварной, быстрой, полноводной рекой; да
и двигаться они должны не прямолинейно, а по S-образной
кривой. Идеальная комбинация сложных условий исправно
подкидывает случайности. Кембриджская восьмерка пере¬
40
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
вернулась в 1859 и годах, оксфордская — в 1925 и 1951-м,
а в 1912 году, столкнувшись, перевернулись обе. Но до сих пор
ни одна команда не была дисквалифицирована.
Они тренируются по шесть часов в день, шесть дней в не¬
делю, шесть месяцев в году — мучение похлеще самой гонки.
Кембриджцы тренируются на реке Уз, оксфордцы — на Иси-
де (местное наименование Темзы). Редко когда в командах не
бывает спортсменов, импортированных из Америки: прези¬
денты оксбриджских клубов рекрутируют лучших гребцов из
Беркли, Бостона и Гарварда. Время от времени в гонках уча¬
ствуют немцы — так, в победившую кембриджскую восьмер¬
ку (1998) входили чемпионы мира по академической гребле
Марк Вебер и Штефан Форстер.
Кембриджу принадлежит и рекорд трассы — шестнадцать
минут девятнадцать секунд (1998), и ее антирекорд — двад¬
цать шесть минут пять секунд (i860). В 1981 году впервые
у руля мужской восьмерки села девушка — Сьюзен Браун из
Уодхэм-колледжа. И хотя организация оптимальных условий
для тренировок в любом случае потребляет немалые спонсор¬
ские средства, денежных премий за победу не предусмотрено:
кодекс чести любителей — добиться высшего класса не через
кассу. Кубок от производителя водки, вручаемый победите¬
лям Его Высочеством, — относительно недавнее приобрете¬
ние. Общий счет (по 2002 год включительно): 77 (Кембридж):
70 (Оксфорд). Ничья была зафиксирована лишь однажды —
в “мертвой гонке” 1877 года, когда “Оксфорд выиграл, и Кем¬
бридж тоже” (журнал Punch).
Вечным неудачником остается университетская восьмер¬
ка из Лондона. Purples (“Лиловые”) — истинные чемпионы,
которых уже много лет не может одолеть никто. Именно по
этой причине они отстранены от участия в эксклюзивной
национальной дуэли. Вызов, поступивший от тренера лон¬
донцев Марти Эйткена (“Лодочная гонка — событие весьма
скучное”), что называется, не вписался в поворот. Соответ¬
ствующим был и ответ, полученный в 1991 году из Оксфорда:
41
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
“Это частная гонка между двумя старейшими университетами
Англии. Участие Лондона все испортило бы”. Тренер кем¬
бриджской команды изрек еще одну фразу, ставшую класси¬
кой: “Марти — австралиец и не слишком разбирается в культу¬
ре”. В самом деле, будто цель гонки — всего лишь определить,
кто быстрее!
Скорость находится на последнем месте среди приори¬
тетов участников Черепашьих гонок. Почти тридцать лет
состязания “черепах” между Баллиол-колледжем и Корпус-
Кристи-колледжем входят в число важнейших спортивных
мероприятий академической среды. Апофеоз медлительно¬
сти, абсурднейшее из соревнований — вполне в духе Льюиса
Кэрролла. К примеру, невозможно забыть финал 1993 года,
когда Роза Люксембург, “черепаха” из Баллиола, в драматич¬
нейшем финишном спурте обошла соперницу Томасину из
Корпус-Кристи всего на несколько дюймов.
Студенческие клубы:
“Жирные бастарды ”
и “Игроки в блошки ”
Клубы. Теперь вступить в “Карлтон”, а в начале
второго курса - в “Грид”. Если захочешь выдвинуть
свою кандидатуру в “Союз”... составь себе сначала
репутацию в “Чэтеме”или, скажем, в иКеннингеп, и
начни с выступления по поводу газеты. *
Ивлин Во. “Возвращение в Брайдсхед” (1945)
Тем, кто посетит Оксфорд в первых числах октября,
когда академический год только начинается, и за¬
глянет на Хай-стрит, вероятно, бросятся в глаза
объявления особого рода о “ярмарке новичков” в
экзаменационной школе. Здесь студенческие союзы
и клубы знакомятся с первокурсниками и вербуют новых чле¬
нов: Клуб короля Артура, “Безумные шляпники”, Клуб доктора
Кто, Союз звонарей, “Певцы Аркадии”, Китайский дискусси¬
онный клуб, сообщество геев, лесбиянок и бисексуалов и, ко¬
нечно же, клуб Tiddlywinks, объединяющий игроков в блошки**.
Иногда названия интереснее того, что за ними стоит. Но,
как правило, все наоборот: то, что скрывается за названием,
еще любопытнее. К примеру, Оксфордская гильдия ассасинов —
это вовсе не корпорация безжалостных убийц, a drinking club
(питейный клуб) для избранных, названный в честь тайного
* Цитаты из романа “Возвращение в Брайдсхед” здесь и далее приводятся
в переводе И. Бернштейн.
** Игра в блошки — настольная игра, в которой игроки дисками большего
диаметра надавливают на край дисков меньшего диаметра, чтобы те, под¬
прыгивая, как блошки, переворачивались и попадали в горшок, который
стоит посередине стола.
43
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
объединения персидских ассасинов. Члены клуба “Пушишки”*
регулярно собираются, чтобы провести комические дебаты
под председательством Винни-Пуха, а затем все вместе направ¬
ляются к мосту Магдален-бридж, чтобы бросать с него в Черу-
элл палочки, и это захватывает сильнее, чем гребные гонки.
В Оксфорде существует более двухсот открытых для сту¬
дентов объединений, не считая спортивных. В Кембридже их
не меньше. Много союзов по интересам на любой вкус: поли¬
тические, религиозные, литературные, музыкальные, этни¬
ческие объединения, союзы любителей самых экзотических
занятий и самых абстрактных тем. Если клуба приверженцев
той или иной деятельности пока не существует, не сомневай¬
тесь: он обязательно появится. Ни одно место в мире не срав¬
нится с Оксбриджем по плотности всевозможных союзов на
единицу площади. При этом нет никакой чрезмерности, столь
характерной для Германии. Клубы — прекрасные подмостки
для самовыражения молодежи, сообщества талантов, трени¬
ровочные площадки всякого рода эксцентриков, волшебные
горы дружбы и необузданной общительности.
Возьмем, к примеру, альпинизм, большой спорт оксфорд¬
ской элиты с XIX века. Впрочем, их Клуб скалолазания собрал
покорителей в первую очередь интеллектуальных вершин;
одно из достижений — водружение ночного горшка на самый
верх Камеры Редклиффа. Очень много спортивных объеди¬
нений: в Клубе любителей опасного спорта собираются те,
кто (впрочем, как большинство обитателей Оксфорда) ищет
экстремальных ощущений. Прыжок с моста “Золотые Ворота”
в Сан-Франциско члены клуба рассматривают как обязатель¬
ное упражнение. Несколько безопаснее ритуал инициации
в кембриджском Обеденном клубе Клавдия, который носит
* Игра в пушишки, или игра в пустяки, придуманная Винни-Пухом, состо¬
ит в том, что участники бросают с моста шишки (каждый свою) и, перебежав
на другую сторону моста, проверяют, чья шишка выплыла быстрее. Шишки
Винни-Пух вскоре заменил палочками (Pooh-sticks), потому что их лучше вид¬
но, и игра стала называться игрой в пустяки.
44
СТУДЕНЧЕСКИЕ КЛУБЫ
имя самого прожорливого из римских императоров: новичок
должен представить оду пьянству собственного сочинения,
причем на латыни.
Свойственная Оксбриджу любовь к странным ритуалам
расцвела пышным цветом в клубной среде. Чтобы стать од¬
ним из “Жирных бастардов”, претендент должен за вечер
расправиться с пастушеским пирогом, сливочным тортом и
яблочным штруделем, обильно политым ванильным соусом,
общим весом в один стоун, то есть шесть килограммов три¬
ста пятьдесят граммов. Наплыв, таким образом, уменьшает¬
ся, обеспечивая эксклюзивность. Но по-настоящему эксклю¬
зивные клубы герметичнее масонских лож, и новых членов
вербуют отнюдь не на “Ярмарке новичков”. Впрочем, лишь
немногие так же непритязательны, как кембриджский Мета¬
физический клуб. По уставу, в этом клубе нет никаких долж¬
ностей: в нем запрещена вообще какая бы то ни было деятель¬
ность. Однако столь чистая созерцательность в студенческих
клубах — весьма редкое явление.
Лишь небольшое число dining & drinking societies издавна
вносят лепту в формирование элитарного имиджа Оксбриджа.
Ритуалы этих объединений, их идеалы, снобизм и классовые
предрассудки не без ностальгии описал в своем первом рома¬
не “Упадок и разрушение” Ивлин Во: “На последнем обеде,
три года назад, кто-то притащил лисицу в клетке: животное
предали казни, закидав бутылками из-под шампанского. За¬
мечательно повеселились три года назад!”* Для самого писа¬
теля, учившегося в Хэртфорт-колледже в 1920-е годы, дружба
и членство в “серьезных клубах” оказались гораздо важнее
выпускного экзамена, сданного им на самую низкую оценку.
Любимый клуб Ивлина Во — The Bullingdon, ныне называемый
The Bollinger, — по-прежнему ассоциируется со снобизмом и со¬
циальным престижем. Как и основанный в 1884 году Gridiron
Club, чаще именуемый The Crid, в котором состоят кронприн¬
* Перевод С. Белова и В. Орла.
45
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
цы, известные политики и писатели, такие как Джон Ле Карре
(“Я изображал классного парня”). Актер Хью Грант в бытность
студентом входил в клуб самых красивых юношей Оксфорда —
“Пирс Гавестон”. У этого клуба, названного в честь фаворита
Эдуарда II, в Кембридже имеется близнец — Клуб Адонисов,
куда принимают только мужчин. Женский вариант из Сент-
Кэтринс-колледжа — Alley Catz*\ среди ритуалов, через которые
проходят кандидатки, — поедание батончика “Марс”, торчаще¬
го из мужских трусов (неважно, с мужчиной внутри или без).
Клубы и объединения в современном понимании суще¬
ствуют в Оксбридже с середины xvii века. В те времена все же¬
лающие собирались в доме оргайистов Сент-Джонс-колледжа
для совместного музицирования. Ректор Уодхэм-колледжа
приглашал знаменитых ученых-естественников для участия
в публичных дискуссиях, а в “Копченой селедке” с 1694 года
сходились любители искусств и кельтской истории. К середи¬
не xviii века в Оксфорде насчитывалось более сорока клубов:
“Вольные циники” и “Аркадцы”, Jellybags** и “Любители абсур¬
да”. Эти “маленькие ночные сборища”, как определил клуб¬
ные вечеринки Джозеф Аддисон, где люди учились общаться
и обменивались мнениями, сыграли важную роль в формиро¬
вании общественного мнения в Англии. Ведь политические
союзы возникли гораздо позднее: в 1861 году был основан
Каннинг-клуб, а в 1869 году — Ассоциация оксфордских кон¬
серваторов (OUCS). Именно там в 1945 году началась карьера
студентки химического факультета, тогда еще носившей имя
Маргарет Робертс, но после свадьбы превратившейся в мис¬
сис Маргарет Тэтчер. Впрочем, испытательной ареной для
будущей Железной леди стало другое студенческое сообще¬
ство — единственное в Оксфорде существующее со времен
Регентства по сей день: самый большой и самый знаменитый
дискуссионный клуб “Оксфорд-Юнион”.
* Бездомные кошки (в переносном смысле — гулящие девки) (анг.).
** Букв.: мешочки из марли для процеживания желе; устаревшее простореч¬
ное название мошонки (анг.).
46
ОКСФОРД
История и культура
Переполоху Бычьего брода:
краткая история Оксфорда
Эти мне гнусные англичане! Их так и пучит от
денег и от запоров. Он, видите ли, из Оксфорда.
А знаешь, Дедал, вот у тебя-то настоящий оксфорд¬
ский стиль. *
Джеймс Джойс. “Улисс” (1922)
Особенный, сладко-горький вкус апельсиново¬
го джема я изведал гораздо раньше, чем впер¬
вые побывал в Оксфорде. Основанная в 1874
году фирма “Оксфордский мармелад Фрэнка
Купера” постепенно расширилась далеко за
пределы родного города и пробралась во все закоулки Бри¬
танской империи, где только подают завтрак. Но именем
нарицательным Оксфорд стал не только в мире джемов. По
месту происхождения называют известное религиозное дви¬
жение (Оксфордское движение), особую обувь (оксфорд¬
ские туфли) и мешковатые фланелевые штаны (оксфорд¬
ские мешки). На место создания указывают названия двух
оттенков — оксфордский синий и оксфордский серый, как и
особая разновидность викторианских рам для картин — ок¬
сфордская рама. По той же причине человек, нуждающий¬
ся в искусственном коленном суставе, получит оксфордское
колено. И какой студент не слышал об эталонном оксфорд¬
ском английском и его надменном отражении — оксфордском
акценте?
* Перевод С. Хоружего.
49
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Если вы приближаетесь к Оксфорду со стороны Элсфил-
да или спускаетесь с холма Литтлмор, перед вами откроется
знаменитый вид, получивший благодаря Мэттью Арнольду
название dreaming spires (грезящие шпили). Город расположил¬
ся в низине, но каждый, кто захочет его посетить, с какой бы
стороны он ни двигался, неизбежно goes up to Oxford (подни¬
мается к Оксфорду). Маленький предлог {up) сигнализирует
о превосходстве, расползающемся по округе, как апельсино¬
вый джем Купера по стране. Даже название магазина спаль¬
ных принадлежностей звучит как цитата из дневников Сэмю¬
эля Пеписа: “А теперь в постель”.
Покровительствует Оксфорду Св. Фридесвида, англосак¬
сонская принцесса начала viii века. Легенда гласит, что, спаса¬
ясь от настойчивого поклонника, она бежала до самой Темзы,
на спине быка перебралась на другую ее сторону, основала там
монастырь и творила разные чудеса. Собор Крайст-Черч сто¬
ит на том самом месте, где некогда располагался монастырь
Св. Фридесвиды, и город вырос вокруг него. Миф о девствен¬
ной основательнице, столь любимый Средневековьем, и саму
святую, чью легенду яркими красками расцветил Эдвард Бёрн-
Джонс, теперь можно видеть на витражах собора.
Согласно буквальной этимологии, “Оксфорд” означает
“Бычий брод”. Но где именно он тогда располагался? У моста
Магдален-бридж или возле паромной переправы Хинкси?
Самые ранние археологические находки свидетельствуют в
пользу нынешнего Фолли-бридж — средневекового большого
моста в южной части города. Oxnaforda — под этим названием
поселение, сложившееся вокруг места, где скот можно было
перегнать на другой берег, на пересечении торговых путей с
севера на юг и с запада на восток почти в самом центре Сред¬
ней Англии, — впервые было упомянуто в “Англо-саксонских
хрониках” в 912 году. Покрытые галькой берега Темзы и Че-
руэлла обеспечивали относительную сухость, сами реки —
естественную защиту. Поначалу в местечке осели англосаксы;
римляне избегали селиться в болотистых низинах.
50
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
Оксфорд, по-прежнему окруженный со всех сторон (кро¬
ме северной) пойменными лугами, — город очень зеленый, и
луга его носят поэтические названия: Музыкальный, Ангель¬
ский. И поныне луга нередко затапливаются, что в прежние
времена случалось еще чаще. В городе очень влажно, часто
бывают туманы, что идеально подходит только для садовни¬
ков и меланхоликов вроде Роберта Бёртона. Биографии вы¬
дающихся горожан насыщены катарами дыхательных путей,
депрессиями и неврозами неясной этиологии. Американец
Герман Мелвилл, путешествуя по Европе в 1857 Г°ДУ» указал
на одно весьма тонкое различие: “Можно с равной вероятно¬
стью подцепить ревматизм как в оксфордских галереях, так
и в римских. Но в Дориа-Памфили — опасность заражения,
а в Оксфорде — исцеляющая красота”. Однако подлинной
оксфордской болезнью (не считая, конечно, хронического
насморка) Колин Декстер, например, полагал “ту коварную
болезнь, что погружает жертву в иллюзию собственной непо¬
грешимости в познаниях и суждениях”.
Согласно переписной “Книге Судного дня” за 1086 год,
Оксфорд с его тысячью восемнадцатью домами был тогда
шестым по величине городом Англии после Лондона, Йор¬
ка, Норвича, Линкольна и Винчестера. Городские стены
отгораживали прямоугольник площадью примерно в пять¬
десят гектаров. Торговый центр “Вестгейт” и гостиница “Ист-
гейт” — ныне всего лишь названия, напоминающие о давно
разрушенных городских воротах. Впрочем, от бывшей коро¬
левской резиденции, дворца Бомон, осталось немногим боль¬
ше — только название улицы Бомон-стрит. В западной ее око¬
нечности прежде располагался дворец Генриха I, где родился
его внук Ричард Львиное Сердце. Сегодня примерно на том
же месте стоит автовокзал. В те времена Оксфорд был расту¬
щим торговым городом, центром шерстяной и суконной про¬
мышленности Котсуолда. Ткачи и кожевенники собирались
в гильдии, их магазинчики процветали на Корнмаркет-стрит.
Хартия 1155 года, передавшая Оксфорд Генриху II во времен¬
51
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ное пользование, даровала торговой гильдии привилегии, а
горожанам — возможность гордиться тем, что они живут в го¬
роде, намного более древнем, чем даже их университет. Вот
только теперь никто понятия не имеет, когда и как у Бычьего
брода появились первые академики.
Они пришли из Парижа — английские магистры и школя¬
ры — то ли просто отправились в странствие, то ли король
Генрих II призвал их обратно на родину, когда после его ссоры
с Филиппом II Августом Парижский университет был закрыт
для англичан. Вот таким загадочным образом около 1167 года
было положено начало университету, образовавшемуся в от¬
личие от большинства других европейских университетов без
королевского и папского благословений. С тех пор его пред¬
ставители всегда проявляли фантазию в поисках достойных
отцов-основателей: были потревожены даже король Альфред
и римлянин Брут, в свите которого имелись греческие фило¬
софы, обосновавшиеся вблизи Oxina.
И все-таки — почему именно в Оксфорде? Почему в про¬
винции, а не в столице? Этого никто окончательно не про¬
яснил.
Еще до первой хартии Universitas Oxoniensis (1214) проводи¬
лись неофициальные лекции, шел своего рода учебный про¬
цесс, опиравшийся прежде всего на местные монастырские
школы. Августинцы, бенедиктинцы, доминиканцы, франци¬
сканцы, цистерианцы, кармелиты — все значимые ордена
Средневековья были представлены своими конвентами в Ок¬
сфорде. Первым канцлером университета (около 1224 года)
стал францисканец Роберт Гроссетест, епископ Линкольнский.
Будучи теологом-схоластом, он разработал научную методику,
основанную не только на метафизике, — некий сплав като¬
лической ортодоксии и аристотелевой логики, включавший
элементы оптики, физики и астрономии. Гроссетест стал пер¬
вым из целой плеяды оксфордских ученых-францисканцев:
Роджер Бэкон, Джон Дунс Скот, Уильям Оккам. Именно им
(да еще группе математически ориентированных философов
52
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
из Мертон-колледжа) университет был обязан славой одного
из ведущих учебных заведений Европы уже в первые годы су¬
ществования. “Учитесь так, словно будете жить вечно; живите
так, словно завтра умрете” — такой совет давал студентам Св.
Эдмунд Абингдонский. Сам он вел аскетический образ жизни,
в 1247 Г°ДУ бЬ1Л причислен к лику святых архиепископом Кен¬
терберийским и сделался оксфордской иконой.
Поначалу студенты жили в так называемых Halls (холлах),
предшественниках колледжей. Эти hospitia (бурсы*) пред¬
ставляли собой частные квартиры, снимаемые в городе не¬
которыми преподавателями для размещения учеников и их
обучения. Но лишь колледжи, основанные епископами или
членами королевской фамилии, получили статус самостоя¬
тельных объединений с собственными уставами. В отличие
от бурсы они имели определенный имущественный фонд и
связывали себя обязательством постоянно молиться за души
основателей. Сложившийся симбиоз науки и почитания мерт¬
вых обеспечил коллегиальным учебным заведениям незави¬
симость, самоуправление и растущую роль в университетской
политике. Halls, которых когда-то было более ста двадцати,
постепенно вливались в колледжи и поглощались ими. Лишь.
Сент-Эдмунд-холл дожил до наших дней, так и не обзаведясь
основателями.
К концу хп столетия учебные и жилые сообщества объе¬
динились в университет, по смыслу представлявший собой не
что иное, как universitas magistrorum et scholarium— объединение
обучающих и обучающихся, организованных в академиче¬
скую гильдию, которая, как и другие гильдии, обеспечивала
членам правовую защиту и привилегии, в том числе снижение
платы за проживание. Наряду с университетами Парижа и
Болоньи Оксфордский университет входил в тройку первых
высших учебных заведений Европы; высшая школа в Праге
* Помещения для бедных студентов при средневековых духовных семина¬
риях.
53
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
присоединилась к ним лишь в 1348 году, а старейший герман¬
ский университет (Гейдельбергский) — в 1386 году.
Тем временем в Оксфорде сформировалась система, от¬
личная от континентальных. Университет удовлетворил
стремление своих академиков самостоятельно выбирать кан¬
цлера и тем самым обеспечил относительную независимость
от Церкви и Короны, ограниченную лишь автономией соб¬
ственных колледжей. Федералистское коллегиальное устрой¬
ство наряду с антицентралистской структурой формирует дух
Оксфордского и Кембриджского университетов по сей день.
Например, право матрикуляции целиком передано универси¬
тетом на усмотрение колледжей.
Очень скоро слава Оксфорда стала притягивать ученых
и студентов со всей Европы. Они селились в основном в се¬
верной и восточной частях города, вокруг университетской
церкви Св. Девы Марии. Там возник “латинский квартал”, где
говорили по-латыни и носили академические мантии. Это
был gown . Сам town * с его торговыми лавками сосредоточил¬
ся в западной части города, между нынешними Корнмаркет-
стрит и Бург-стрит — разделение, которое чувствуется и
поныне.
И вот они здесь — переселенцы, сначала на правах суба¬
ренды, перелетные птицы, которых постепенно становилось
все больше, — они гнездились и размножались, обрастая соб¬
ственными строениями и обычаями. Город настороженно
наблюдал за их бурной жизнью, как за кукушкой, забравшей¬
ся в чужое гнездо. Впрочем, нелюбимые чужаки приносили
ощутимую прибыль — хозяевам постоялых дворов и торгов¬
цам, булочникам, сапожникам, кузнецам, каменщикам — всем
представителям сферы обслуживания, развивавшейся вместе
с колледжами. Но симбиоз между town и gown порой омрачал¬
ся ростом напряженности. С обеих сторон имели место со¬
* Здесь: университет как сообщество людей, облаченных в мантию.
** Здесь: часть города, не имеющая отношения к университету.
54
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
перничество, враждебность, злоупотребления. А в 1355 году в
день Св. Схоластики дело дошло до мятежа.
В тот вторник, ю февраля, несколько студентов разбра¬
нили скверное вино в таверне “Свиндлсток”. Полетели кубки.
Обычная драка вскоре переросла в уличные бои. Вообще-то в
этом тоже не было ничего необычного. Но в течение двух по¬
следующих дней толпа горожан громила студенческие кварти¬
ры и убивала студентов. В результате в лужах крови остались
лежать шестьдесят три убитых. Король приговорил город к
штрафу, который отныне тот должен был выплачиваться по
частям на протяжении пятисот лет.
С тех пор каждый год в день Св. Схоластики бургомистр
Оксфорда в сопровождении шестидесяти двух горожан со¬
вершал свой “путь в Каноссу”. После поминальной мессы в
церкви Св. Девы Марии представители города передавали
вице-канцлеру университета надлежащую часть выплаты — по
одному серебряному пенни за каждого убитого студента. Лишь
в 1825 Г°ДУ символический покаянный долг был наконец за¬
чтен. Демонстративное примирение состоялось ю февраля
*955 года: бургомистр стал почетным доктором университета,
а вице-канцлер последнего — почетным гражданином города.
Нет сомнений, что горожане с самого начала невзлюбили
“мантии” за их привилегии. Хартия 1214 года гарантировала
университетским права, которых не было у горожан. Препода¬
ватели — в те времена исключительно из духовенства — подле¬
жали не гражданскому суду, а церковному. Его осуществлял сам
канцлер, canceUarius scolarium Охоте, высший университетский
авторитет, причем не только в вопросах студенческой дисци¬
плины. Благодаря Суду канцлера в Средние века университет
приобрел юридическую власть, которая могла стоить кое-кому
головы. Так, в xviii веке служащего одного из колледжей при¬
говорили к смерти только за то, что он украл вино из Брасенос-
колледжа. Контроль качества товаров, право лицензировать
театральные постановки на тридцать километров вокруг —
долгое время оставались университетскими привилегиями.
55
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
А собственная судебная власть, Суд вице-канцлера официально
прекратила существование лишь в 1977 году.
Оксфордский университет, как и Кембриджский, был на¬
сквозь пропитан монастырским духом. Средневековая уче¬
ность выросла на этой почве, но церковные и монашеские
корни колледжей сохранились лишь во внешних проявлени¬
ях, таких как черные мантии, латинские титулы и ритуалы
и названия колледжей: Jesus (колледж Иисуса), Trinity (кол¬
ледж Троицы), All Souls (колледж Всех Святых) и Corpus Christi
(колледж Тела Христова). Краеугольный камень Магдален-
колледжа был заложен в алтарь его часовни — незыблемый
символ далекого прошлого.
В те дни, когда в старейших университетах Италии процве¬
тали медицина и юриспруденция, в Оксфорде ведущую роль
играла doctrina sacra (священная доктрина) — Школа богосло¬
вия, теологический факультет. Не зря Джон Уиклиф назвал
Оксфорд виноградником Господним. Джон Уиклиф, теолог и
критик Церкви, поначалу сам преподавал в Оксфорде, пока в
1381 году ему это не было запрещено. Благодаря его перево¬
ду Библии на английский язык Слово Божие стало доступно
каждому, что в те времена казалось ересью. Только среди епи¬
скопов Кентерберийских xiv века было шесть выпускников
Мертон-колледжа. Нынешний глава Англиканской церкви
Роуэн Уильямс также защищал диссертацию и преподавал в
Оксфорде. Число оксфордских колледжей, основанных епи¬
скопами, гораздо больше, чем в Кембридже; как и количество
епископов и деканов, окончивших именно этот университет.
Впрочем, из теологических семинаров выходили и влиятель¬
ные политики. Королевская власть нередко выбирала себе
министров и канцлеров из верхушки духовенства. Оксфорд,
питомник блестящих церковных и государственных деяте¬
лей, постепенно превратился в национальный институт, чья
история, словно зеркало, отражала историю страны.
К началу xvi века в Оксфорде было около трех тысяч жи¬
телей. В эпоху Ренессанса небольшой по-прежнему город пре-
56
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
вратилея в центр интеллектуальной жизни, став вровень с
университетами Парижа, Падуи, Саламанки. Новый дух ощу¬
тил гуманист Эразм Роттердамский, посетивший Оксфорд в
1499 году. Он прожил в городе три месяца, наслаждаясь дис¬
путами и праздниками; ученого раздражали лишь “недобро¬
желательство в столь многих людях” и академическая надмен¬
ность — старейшие оксфордские пороки. Позднее Эразм осел
в Кембридже, хотя, как полагают в Оксфорде, всегда отдавал
предпочтение последнему.
Гуманистические идеалы воспитания человека высвобо¬
дили колледжи из-под влияния Церкви, начиная с библио¬
тек и заканчивая курсами изучаемых наук. На смену средне¬
вековым богословским дисциплинам — divinities — пришли
гуманитарные — humanities, вместо схоластического канона
предпочтение отдавалось лингвистическому, литературному
образованию, основанному на изучении античной литера¬
туры. Возник факультет Litterae Humaniores*, и набор класси¬
ческих дисциплин, вынесенных им на экзамены, получил в
Оксфорде название the Greats (Великие). Классические фило¬
логия и история стали прерогативой университета, грече¬
ский и латынь для нескольких поколений студентов остава¬
лись идеальными языками, позволявшими добиваться успеха
в Африке, в Индии и в остальном мире. Те, кто разобрался в
устройстве Римской империи, считались способными управ¬
лять Британской империей.
Реформацию Оксфорд воспринял в штыки. Приорат
Св. Фридесвиды, аббатства Осни, Годстоу, Рьюли со времен
Средневековья окружили город венком монастырей, чьи
лучшие жемчужины ныне обращены в прах. Когда проте¬
стантские реформаторы распустили колледжи и собрались
громить их имущество, Генрих VIII отказал им в поддержке:
“Уверяю вас, господа, ни одна из английских земель не разме-
* Такое название получил курс классической филологии в Оксфорде и не¬
которых других университетах. То же самое, что the Greats. Ныне изучение
этого курса позволяет получить степень бакалавра искусств.
57
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
щена лучше той, что отдана нашим университетам, ибо их ны¬
нешнее содержание будет разумно управлять нашим государ¬
ством, когда мы сами умрем и будем гнить в могилах”. Так что,
хотя ордена и лишились своих колледжей, сами колледжи
не прекратили существование: Глостер-холл вошел в Вустер-
колледж, Дарем — в Тринити-колледас.
Самый большой из всех, к тому времени еще не достроен¬
ный колледж кардинала Уолси, после падения кардинала был
заново основан королем, расширен и превращен в Крайст-
Черч-колледж, с 1546 года ставший центром нового Оксфорд¬
ского епископата. Основав также Тринити-колледж в Кем¬
бридже, Генрих VIII продемонстрировал, сколь важна для
него коллегиальная система обоих университетов. Помимо
всего прочего, “свои” теологи призваны были помочь королю
возвести Англиканскую церковь в ранг государственной. Впо¬
следствии, когда на трон взошла старшая дочь Генриха Ма¬
рия и пожелала вернуть в страну католицизм, оксфордские
теологи сыграли в этом ведущую, хотя и не самую похвальную
роль.
В 1555 году двух сторонников Реформации перевезли из
Тауэра в Оксфорд. Именно здесь, а не в Лондоне, епископы
Хью Латимер и Николас Ридли предстали перед ортодоксаль¬
ным университетским церковным судом. Диспут проходил в
Школе богословия и представлял собой классический показа¬
тельный процесс со смертной казнью через сожжение на ко¬
стре напротив Баллиол-колледжа. Последние слова Латиме-
ра вошли в сокровищницу героических цитат Реформации:
“Возрадуйся, магистер Ридли, и будь мужчиной. Сегодня мы
возожжем свечу, которую никогда уже не погасят”. Латимер
умер быстро. Порох, прикрученный к его шее, скоро взорвал¬
ся, в то время как костер Ридли никак не хотел разгораться
(“Я несгораемый!). Примерно через пол года Мария, все та¬
кая же ревностная католичка, как и прежде, отправила в Ок¬
сфорд на костер и архиепископа Кентерберийского Томаса
Кранмера.
58
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
Не менее решительно, хотя и более умеренно, чем ее
сводная сестра, университетскую политику проводила Елиза¬
вета I. Отныне и на долгое время Оксфорд и Кембридж по¬
лучили монополию на англиканское образование. Но их сила
обернулась слабостью: католикам, иудеям, квакерам, бапти¬
стам, атеистам и нонконформистам всех мастей вплоть до
XIX века было запрещено учиться в этих университетах. Каж¬
дый студент вынужден был приносить клятву на “Тридцати
девяти статьях”, собрании догматов Англиканской церкви
от 1571 года: в Оксфорде — уже в самый момент приема, а в
Кембридже — перед выпускным экзаменом. Лишь в 1854 году
эта весьма сомнительная “проверка совести” была отменена.
Однако вплоть до 1871 года инакомыслящие снимались с про¬
фессорских должностей и исключались практически из всех
академических учреждений.
Старый конфликт между town и gown достиг причудливой
кульминаций во время гражданской войны. Университет под¬
держивал короля, город — парламент. На протяжении четы¬
рех лет Оксфорд оставался столицей английских роялистов.
Осенью 1642 года изгнанный из Лондона Карл I вместе со сви¬
той и армией отправился в свою академическую резиденцию.
Король реквизировал несколько колледжей и переплавил их
серебро на военные нужды. Нью-колледж превратился в по¬
роховой склад, в университетских парках расположилась ар¬
тиллерия. Раз в неделю студенты и преподаватели выходили
рыть окопы. Карл обосновался в Крайст-Черч-колледже, ко¬
ролева Генриетта-Мария — в Мертон-колледже. Между ними
находилась территория Корпус-Кристи. Чтобы облегчить
внутренние передвижения королевских особ, в Садовой сте¬
не пробили проход. Деревянная дверь, названная Воротами
короля Карла, с тех пор более никогда не открывалась, как
заверил меня садовник Корпус-Кристи-колледжа Дэвид Лик,
отнюдь не разделявший роялистских убеждений.
24 июня 1646 года Оксфорд был взят парламентскими вой¬
сками. Король, переодетый слугой, наклеив бороду, покинул
59
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
город еще в апреле. А через два года после казни Карла I кан¬
цлером университета был избран Оливер Кромвель. Оксфорд
вновь оказался home of lost causes\ поставил не на ту лошадь,
ибо монархия вернулась. Как и его отец, Карл II, приезжая
в Оксфорд, располагался в Крайст-Черч-колледже, прогули¬
вал в университетском парке своих спаниелей, а в Мертон-
колледасе разместил любовницу леди Каслмейн. То, что в 1665
году она родила в упомянутом колледже сына, можно отнести
к обстоятельствам скорее непредвиденным, однако заведомо
менее прискорбным, чем тогдашняя чума, только в Лондоне
унесшая жизни семидесяти тысяч человек. В Оксфорде, за¬
пасной резиденции короля, дважды заседал английский пар¬
ламент, в том числе ив 1681 году — в последний раз за преде¬
лами Вестминстера.
Из всех королевских династий именно Стюарты в наи¬
большей степени ощущали свою связь с Оксфордом. Во время
их правления, в 1687 году, состоялся “показательный поеди¬
нок” между короной и университетом. В нарушение докумен¬
тально подтвержденной автономии колледжей король Яков
II назначил ректором Магдален-колледжа католика с намере¬
нием подчинить Оксфорд влиянию Рима и вернуть Англию
на путь истинной веры. Однако он так и не сумел ни запугать
членов колледжа, ни убедить их разделить его убеждения.
Даже после роспуска они игнорировали навязанного канди¬
дата. Напрасно король приезжал в Оксфорд. За два месяца
до собственного падения он сдался. В Магдален-колледже
устроили праздничные торжества и зазвонили в колокола. С
тех пор каждый год 25 октября члены конгрегации колледжа
совместным обедом в ресторане отмечают победу своих пред¬
шественников в этом противостоянии.
С самого начала университет искал защиты у короны.
Ориел-колледж стал первым формально возглавляемым коро-
* В переносном смысле: у разбитого корыта. Букв.: дом безнадежных дел
(игра прямого и пересносного смыслов этого выражения неоднократно ис¬
пользуется автором в дальнейшем).
6о
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
левской особой — Эдуардом II. Той же цели служили и Regius
Professarschips — кафедры, основанные монархами, — неизмен¬
но отстаиваемые Оксфордом. Но даже и в обмен на близость
к власти университет не собирался отдавать автономию. Ели¬
завета I посещала свой “дорогой Оксфорд” дважды, Яков I
именовал его “священным храмом Мнемозины”, матери всех
муз, и только королева Виктория не любила эту “старую мо¬
настырскую глушь”. Тем не менее старшего сына, принца Эду¬
арда, она отправила учиться в Крайст-Черч-колледж. Эдуард
счел Оксфорд скучным и предпочел Кембридж. А принц Уи¬
льям, старший сын нынешнего принца Чарлза, не остановил
выбор ни на одном из этих университетов: он учился в кол¬
ледже Сент-Эндрюс в Шотландии.
С давних пор у монархов считалось хорошим тоном — и не
только внутри английской королевской фамилии — подпиты¬
вать своих отпрысков духом оксбриджской учености. Король
Норвегии Олаф V послал дочь в Леди-Маргарет-холл, а сына
в Баллиол-колледж, который когда-то оканчивал сам. Первым
членом японского императорского дома, воспитывавшимся
за пределами своей страны, стал наследный принц Нарухито.
В 1988 году он получил в Мертон-колледже степень магистра
истории, защитив работу о роли Темзы как транспортной
артерии в английской истории xviii века. Там же учились его
жена Масако и его брат Акисино. Теперь свидетельство об
окончании Оксфорда для японской элиты имеет не меньшую
притягательность, чем платье Вивьен Вествуд (в стиле панк)
в мире моды.
Сегодня, как и два века назад, одна из самых распростра¬
ненных претензий к Оксфорду от его жителей и гостей: “Ка¬
кое движение! Что за шум!” “Центр Оксфорда — настоящий ад.
По сравнению с Нью-Йорком в нем раз в пять больше народу,
а грохот от транспорта сильнее в шесть раз” (У. X. Оден). До-
* Профессора (в англ. университетах все профессора заведуют кафедрами
или занимают высшие административные должности), чьи кафедры учреж¬
дены одним из англ. королей.
6l
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рога до Лондона занимала два дня, пока скоростные кареты
типа “Летающая машина Бью” к 1669 году не научились про¬
ходить девяносто километров за день. По причине чересчур
оживленного движения экипажей в конце xviii века были сры¬
ты последние городские ворота. Сотня почтовых экипажей в
день — ну и суматоха!
Более тонкие формы прогресса происходили опять-таки
из колледжей. Как-то раз в 1637 году по Баллиол-колледжу
распространился совершенно новый, какой-то чужой удиви¬
тельный запах: аромат кофе! Студент из Греции Натаниэль
Конопиос “был первым, кого мне довелось видеть пьющим
кофе”, — записал в дневнике его однокашник Джон Ивлин.
Первое в Англии кофейное заведение открылось в Ок¬
сфорде в 1651 году: оно называлось “Ангел” и располагалось
на Хай-стрит, примерно там, где ныне находится “Гранд кафе”.
Совсем рядом, в “Тильярде”, юный Кристофер Рен попивал
кофе, полистывая лондонские газеты или беседуя с друзьями
по Химическому клубу, будущими горячими головами Коро¬
левского общества. Вторая половина xvii века в Оксфорде
была не только эпохой coffee houses (кофейни), называемых так¬
же penny universities (однопенсовые университеты), ибо чашка
кофе стоила там пенни, но и периодом академического рас¬
цвета, временем великих философов, таких как Джон Локк,
и физиков, таких как Роберт Хук. Правда, примерно тогда
же началось постепенное перерождение колледжей в сплавы
джентльменских квартир с клубами.
Богатые отпрыски общественной верхушки, валом пова¬
лившие в Оксфорд (и Кембридж) после Реставрации, пере¬
краивали тамошний образ жизни под себя. Попойки, дуэли,
девицы — вот в каких дисциплинах пробовали теперь силы
молодые люди, а вовсе не в греческом и древнееврейском,
как прежде.
В общей сложности четырнадцать месяцев пробыл студен¬
том Магдален-колледжа историк Эдвард Гиббон в 1752_1753
годах, написавший об этом: “Самое бесполезное и бездарное
62
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
время в моей жизни”, ибо профессора, как правило, “только
делали вид, что чему-то учат”, а то немногое, чему они дей¬
ствительно учили, отдавало клерикализмом и реакционер-
ством. Гиббону пришлось оставить университет, когда стало
известно, что он католик. Всего год проучился в Оксфорде
и знаменитый лексикограф доктор Самюэль Джонсон. Как
пишет его друг Джеймс Босуэлл, Джонсон оставил универ¬
ситет, “задавленный бедностью” — ему ни на что не хватало
денег. Бедный Джонсон — умнейшая голова в изношенных
башмаках.
В xviii веке университет представлял собой классовое
общество в миниатюре. В иерархию входили также и мало¬
имущие студенты, которые оплачивали учебу, выполняя обя¬
занности servitors (сервиторов), то есть прислуживая богатым
gentlemen commoners (джентльменам, не нуждавшимся в стипен¬
дии и самостоятельно оплачивавшим все расходы) в привиле¬
гированных тслубах, для которых Крайст-Черч-колледж уже к
1600 году построил специальные апартаменты.
В подобную атмосферу не вписывались братья Уэсли и
их друзья. Начиная с 1729 года они собирались в Линкольн-
колледже, где Джон Уэсли в ту пору был членом конгрегации,
а его брат Чарлз — студентом. Вместе они читали классиков,
по воскресеньям — Библию, посещали заключенных в тюрь¬
ме, больных, выполняли другую общественную работу. Соуче¬
ники именовали их Священным клубом, Библейской молью
или — из-за особой методичности, с которой они следовали
в жизни своим убеждениям, — методистами. Из этих насмеш¬
ливых названий именно последнее стало впоследствии обще¬
известным.
Оксфорд всегда был городом мыслителей и искателей,
великих сомневающихся и фантастических реформаторов
начиная от Джона Уиклифа в xiv веке и на многие столетия
вперед. Те, кто 14 июля 1833 года побывал в церкви Св. Девы
Марии на Ассизской проповеди, могли гордиться тем, что
присутствовали при зарождении Оксфордского движения.
63
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Проповедовал Джон Кибл, профессор поэзии; и прежде все¬
го он сетовал на отступление нации от истинной веры. По¬
вод: угнетение некоторых ирландских епархий; настоящая
проблема: независимость Церкви от государства, обращение
к истокам католицизма. Радикальные идеи, в которых выкри¬
сталлизовалось одно из главных противоречий эпохи, вско¬
ре вышли за пределы Оксфорда, всколыхнув в последующие
годы всю нацию, и оказали огромное влияние на культурную
жизнь страны.
Оксфордское движение зародилось, как говорят, в гости¬
ной Ориел-колледжа. Именно там встречались и вели беседы
три дона, позднее возглавившие движение: Джон Кибл, впо¬
следствии священник, автор популярных гимнов; Эдвард
Пьюзи, преподаватель древнееврейского, каноник собора
Крайст^Черч, и Джон Генри Ньюмен, викарий церкви Св.
Девы Марии. Свои идеи и связанные с ними реформы они
пропагандировали в проповедях и трактатах — общим числом
тридцать девять, — опубликованных в The Times: они призыва¬
ли вернуться к учению Отцов Церкви, старой форме литур¬
гии, священным мистериям; заботиться о бедных в городах,
причем не только об их душах. Это была попытка найти сре¬
динный путь между римской и англиканской версиями хри¬
стианства, создать новую англо-католическую веру.
Символической фигурой Оксфордского движения стал
Джон Ньюмен. Во время его проповедей церковь Св. Девы
Марии заполнялась до отказа. Эти проповеди раскололи Ок¬
сфорд.
“Кто был в силах противиться очарованию духовных ви¬
дений, в тусклом свете дня скользивших по приделам церкви
Св. Марии, поднимавшихся вверх, к кафедре, чтобы затем из
подлинного восторга голосов обрушиться в молчание слов
и мыслей, которые сами являются религиозной музыкой —
утонченно, благозвучно, печально?” — так впоследствии опи¬
сывал Мэттью Арнольд, тогдашний студент, впечатления от
проповедей Джона Ньюмена. “Ныоманьяки” во всем подра¬
64
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
жали своему идолу: и в речи, и в образе жизни. Постились,
как он, со страстью курили сигары, чем пробуждали особый
гнев противников.
В 1845 году Ньюмен принял католицизм, шокировав даже
своих учеников, и покинул Оксфорд. Несколько десятиле¬
тий спустя его портрет написал прерафаэлит Джон Эверетт
Милле: бледная, аскетичная, харизматическая фигура в ярко-
красной кардинальской мантии.
Кибл-колледж, Пьюзи-хаус: в родном городе Оксфорд¬
ское движение оставило более заметный след, чем где-либо
еще, несмотря даже на то, что протестный импульс его дав¬
но уже выхолощен англиканским истеблишментом. Остались
пропахшие фимиамом высшие церковные чины в церкви
Св. Марии-Магдалины да традиционные литургии Высокой
Церкви, приближенного к католицизму варианта англикан¬
ской веры. На берегу канала в городском квартале Иерихон
ныне стоит бывший флагманский корабль Оксфордского
движения — церковь Св. Варнавы с позолоченной апсидой,
построенная в неоромантическом, неовизантийском стиле.
На известной карикатуре xix века церковь эта изображалась в
виде вокзала викторианской эпохи с вывеской: “Св. Варнава,
пересадка на Рим!”
Антипапские настроения имели в Оксфорде долгую тра¬
дицию. Католиков издавна воспринимали как пятую колонну,
считали шпионами Франции и Испании, с которыми враждо¬
вала Британская империя. Католицизм в политике считался
смертным грехом. И вдруг такое: возникло движение, в русле
которого число католиков в Англии увеличилось более чем
вдвое между 1840 и 1850 годом и достигло восьмисот сорока
шести тысяч человек.
Из Оксфорда вышли многие новообращенные: извест¬
ные писатели — Грэм Грин и Ивлин Во, а также иезуит, автор
экстатической лирики Дж. М. Хопкинс и апологет англо-
католицизма К. С. Льюис — кстати, среди поклонников его
“Хроник Нарнии” числится и Папа Римский Иоанн Павел
65
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
II. Первым со времен Реформации католиком, которого из¬
брали полноправным членом конгрегации колледжа, стал
ректор Балл иол-колледжа (где в 1920-е учился Грэм Грин)
Слиггер Уркхарт — один из тех легендарных донов, чей пред¬
полагаемый порок приводит друга Лестера Грина из романа
Ивлина Во в столь возбужденное состояние, что, став среди
ночи во дворе колледжа, тот громко орет: “Декан Баллиола
спит с мужчинами!” В романе Во “Возвращение в Брайдсхед”
Джаспер дает кузену Чарлзу актуальный, типично оксфорд¬
ский совет: “Остерегайся англо-католиков, все они содомиты,
к тому же говорят с противным акцентом”.
Лишь в 1854 году католики, иудеи и прочие нонконформи¬
сты получили официальное разрешение учиться и работать в
университете. Отмена присяги на тридцати девяти догматах
Англиканской церкви не в последнюю очередь явилась ре¬
зультатом Оксфордского движения.
Но движение настигло Оксфорд с другой стороны — со
стороны железной дороги, хотя и с опозданием, как это часто
бывает в Англии. До 1844 года университетские доны катего¬
рически отвергали идею ее постройки. Почтовые экипажи
тогда доезжали до Лондона за шесть часов — к чему давать сту¬
дентам возможность добираться до соблазнов столицы еще
быстрее?
Университет жестко противостоял предложению желез¬
нодорожной компании Great Western Railway разместить в Ок¬
сфорде вагоностроительный завод. В 1865 году предложение
принял Суиндон. Сначала казалось, что в городе “грезящих
шпилей” у индустриальной революции нет шансов. Правда,
в 1790 году здесь, как и повсюду в Англии, все-таки проры¬
ли канал. Связь с Ковентри и угольными месторождениями
графств центральной Англии внесла весомый вклад в эконо¬
мическое развитие города, несмотря на сопротивление уни¬
верситетских донов. Тем не менее первый опыт сотрудниче¬
ства между town и gown с того самого несчастливого дня Св.
Схоластики состоялся.
66
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
Основу оксфордского богатства в Средние века в основ¬
ном обеспечивали суконщики. Когда они перекочевали в
сельскую местность, от утраты промысла выиграли разве что
колледжи, которые смогли купить лучшие земельные участ¬
ки в центре города. К середине хгх века университету при¬
надлежало уже свыше тридцати гектаров земель, более по¬
ловины старого города. Горожане ютились в узких улочках
за Хай-стрит или в нездоровых предместьях. Неоднократно
там вспыхивали эпидемии холеры, даже в трущобах квартала
Сент-Эббе, в центре которого стоит собор Крайст-Черч. Меж¬
ду 1801 и 1851 годом население города удвоилось и достигло
двадцати пяти тысяч человек. Правда, в рабочих кварталах
царила бедность. В Оксфорде xix века упоминания достойна
лишь одна отрасль промышленного производства — книгопе¬
чатание. И самым крупным работодателем (семьсот пятьде¬
сят рабочих мест) выступает университетская типография.
Название Oxford University Press отражает блеск своего вла¬
дельца и носит его герб: между тремя коронами раскрытая
книга с семью печатями и девизом “Господь — свет мой”. То,
что со Словом Божиим творятся благие дела, было известно
еще архиепископу Лауду. В 1636 году он закрепил за своим уни¬
верситетом монопольное право на распространение Библии
в “авторизованной редакции” и особую королевскую привиле¬
гию — возможность печатать “книги всех мастей”. В xix веке
Библии и молитвенники были бестселлерами: их тоннами от¬
правляли на кораблях в Америку и в самые глухие уголки Бри¬
танской империи. Потом пошли школьные учебники, антоло¬
гии, энциклопедии, лексиконы, ну и, конечно, легендарный
“Оксфордский словарь английского языка”. Оксфордские
книги превратились в бренд, a Oxford University Press — в самое
большое университетское издательство в мире.
Но как обстояло дело с условиями труда печатников?
В 1830 году издательство вместе с типографией переехало
в роскошное здание в предместье Иерихон. Наряду с про¬
фессиональными рабочими в типографии работали сотни
67
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
детей — запреты, действовавшие на фабриках, на нее не рас¬
пространялись. Мальчики-наборщики, едва достигшие деся¬
тилетнего возраста, работали по двенадцать часов в сутки за
пять шиллингов в неделю, а некоторые и за половину этой
суммы. Их называли наборными дьяволятами. В шестнадцать
лет их увольняли, чтобы не платить полную зарплату. Впро¬
чем, в других типографиях викторианской эпохи дела обсто¬
яли не лучше. А сейчас? Оксфордские книги печатаются по
всему миру, но только не в Оксфорде: в 1989 году университет
закрыл типографию по причине неконкурентоспособное™.
С тех пор как писатель Уильям Кобетт, посетивший Ок¬
сфорд в 1829 году, с презрением отвернулся от колледжей —
от “трутней, которых там содержат, и пчел, которых выпуска¬
ют”, — то есть с начала 1830-х, критика академических “башен
из слоновой кости” лишь усилилась. Университетская рефор¬
ма 1854 года модернизировала систему управления и график
занятий. В учебный план были включены естественные науки,
расширились возможности поступления для неимущих. Двад¬
цать пять лет спустя в Оксфорде появились первые студент¬
ки. В 1877 году были сняты еще некоторые ограничения, в
том числе запрет на брак для членов конгрегации колледжей.
Только тогда в Оксфорде закбнчилось Средневековье.
К 1900 году население города достигло почти пятидесяти
тысяч человек, намного превзойдя по численности универси¬
тет. В последнем насчитывалось около двух тысяч пятисот сту¬
дентов, и все они ездили на велосипедах. Из этого увлечения
вырос старейший из существующих ныне союзов — Универси¬
тетский клуб велосипедистов, основанный в 1877 году. Самая
высокая в Англии плотность велосипедистов достигается во
вполне определенной точке Оксфорда: на перекрестке возле
таверны King’s Arms в конце Брод-стрит. Только в Ханое вело¬
сипедистов на улицах больше, чем в Оксфорде. Количество
велосипедистов не ускользнуло от внимания и некоего смыш¬
леного горожанина, который уже в четырнадцать лет начал
ремонтировать студентам велосипеды, в 1901 году открыл
68
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
собственный велосипедный магазин на Хай-стрит, а впо¬
следствии стал одним из самых успешных автопроизводите¬
лей. Это был Уильям Ричард Моррис, лорд Наффилд. В доме
№ 21 по Лонгуолл-стрит, напротив Оленьего парка Магдален-
колледжа, до сих пор находится старый гараж Морриса, мате¬
ринская ячейка торговой марки MG.
В 1913 году первый “Моррис” въехал в Оксфорд с завода,
расположенного в городском предместье Каули. Это был ма¬
ленький, недорогой и невероятно популярный “Моррис” со
вздернутым носом. Вскоре с конвейра сходили уже более ста
тысяч автомобилей в год.
Другой Уильям Моррис, “увенчанный цветами”, после
учебы в Оксфорде проповедовал союз искусств, ремесел и со¬
циализма, в то время как его тезка впервые обеспечил в горо¬
де полную занятость и хорошие зарплаты.
В 1936 году предприятие Морриса стало самым большим
автомобильным заводом в мире, за исключением разве что
американских. После 1945 года из Оксфорда вышли еще две
успешные модели: “Моррис-майнор”, ставший в Англии сим¬
волом послевоенных лет, и “Остин-мини”, на котором в “свин¬
гующие шестидесятые” ездили абсолютно все — от Твигги до
лорда Сноудона. Тогда, в пору расцвета, на автомобильном
и сталелитейном заводах в Каули работали почти тридцать
тысяч человек. А в 1994 году, когда заводы купила компания
BMW, после многочисленных слияний там оставалось всего
несколько тысяч работников. А ведь модель, построенная на
базе “Остина-мини” — английский автомобильный бестселлер
в Японии, — и поныне сходит с конвейера в Каули.
В годы бума “Моррисов” рядом с town и gown вырос и тре¬
тий Оксфорд — мотополис, как назвал его Джон Бетджемен.
В ту пору город Оксфорд стал латинским кварталом Каули, а
университет — придатком индустриального города. Это был
“мир внутри мира”, как вспоминает тогдашний студент Стивен
Спендер: “Единственной частью города, где университет оста¬
вался Оксфордом, был весьма ограниченный мирок коллед¬
69
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
жей, церквей, конференц-залов и старых зданий, вкраплен¬
ных в красно-кирпичное море индустриального Оксфорда, по
которому, подобно кораблям Нового времени возле островов
Греции, скользили грузовые и легковые автомобили”.
За тридцать лет население города удвоилось, достигнув в
!939 Г°ДУ ста тысяч человек — в первую очередь за счет приез¬
жих из Уэльса и центральных графств. Университет тоже рас¬
ширился: число студентов выросло с тысячи трехсот в 1850
году до четырех тысяч шестисот в 1931 году, а к концу хх века
вновь утроилось. Все больше выпускников государственных
школ, студентов-естественников, магистров, бакалавров и де¬
вушек вносили свою лепту в общий рост.
В октябре 1934 года молодой философ из Франкфурта
предпринял героическую попытку “мыслить противоречивы¬
ми категориями” в среде крутых парней из Мертон-колледжа:
это был Теодор Визенгрунд Адорно, как он тогда себя назы¬
вал, изгнанный из Германии национал-социалистами. Среди
эмигрантов, нашедших пристанище в Оксфорде в это время,
были также австрийский физик, лауреат Нобелевской премии
Эрвин Шрёдингер, его коллега из Берлина Николас Курти,
ставший впоследствии ведущим физиком-экспериментатором
Кларендонской лаборатории во время работы над британской
атомной бомбой. Из Гейдельберга приехал историк филосо¬
фии Раймонд Клибански, из Вены — историк искусств Отто
Пехт и ученик Шёнберга Эгон Веллеш, преподаватель визан¬
тийской музыки в Линкольн-колледже, из Гамбурга прибыл
Эрнст Кассирер, из Фрайбурга — Эдуард Френкель, первый за
всю историю Оксфорда иностранец на кафедре классической
филологии. Не зря после массового исхода ученых из Герма¬
нии и Австрии Оксфорд прозвали “лучшим немецким универ¬
ситетом в Европе”. Лирику и эссеисту Михаэлю Гамбургеру,
приехавшему сюда ребенком со своей еврейской семьей в
х933 Г°ДУ» пришлось провести в Крайст-Черч-колледже “годы
на пыточной скамье”, прежде чем, переведя на английский
Гёльдерлина, Целана, Грасса и других, он стал одним из самых
70
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
ярких пропагандистов немецкой литературы в Англии. И Бод-
лианская библиотека, ныне располагающая значительной ча¬
стью архивов Феликса Мендельсона-Бартольди, обязана этим
немецкому эмигранту — члену конгрегации Баллиол-колледжа
Альбрехту Мендельсону Бартольди, потомку композитора.
Сегодня в Оксфорде насчитывается сорок колледжей. Не
удивительно, что, если верить старой шутке, американские
туристы на улицах нередко спрашивают прохожих: “Где же
университет?” Под сенью университета выросло множество
самых разных школ — как подготовительных, так и высших, —
вдобавок политехникум и секретарский колледж, прозванный
студентами seccies, десятки языковых школ, летних школ, ака¬
демий, частных колледжей — и все они отмечены товарным
знаком Оксфорда. Кроме того, есть crammers (репетиторы),
подготовительные курсы, институты вроде Tutorial Establish¬
ment Эдварда Грина, где аспирантов других университетов за
баснословные деньги подтягивают до оксфордского уровня.
С тех пор как в автомобильной промышленности наступил
спад, образовательная индустрия обеспечивает самую боль¬
шую статью доходов в экономике города наряду с туризмом.
В этой топ-отрасли заняты более ста тысяч человек.
Оксфорд — город книг, самый крупный после Лондона
издательский центр в Великобритании. К традиционным
столпам экономики принадлежат и оксфордские больницы —
узкоспециализированные, как и колледжи. А также фирмы
высоких технологий и растущий сектор предприятий сферы
обслуживания, в котором сегодня зарабатывают на жизнь бо¬
лее трех четвертей всех работающих в Оксфорде.
Между двухэтажными туристическими автобусами (те¬
перь наконец изъятыми с запертых безнадежными пробка¬
ми улиц) летом 1996 года я впервые увидел велорикшу, но¬
вое предложение предприимчивых студентов. В том же году
* Сокращение от англ. secretary (секретарь) во мн. чм построенное таким об¬
разом, чтобы прочитывалась аналогия со словом sexy (сексуальный).
71
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
город впервые пригласил отдельного менеджера по туризму.
Раньше существовало лишь Бюро обслуживания туристов,
не проводившее никакого маркетинга (“никогда этого не хо¬
тели, никогда в этом не нуждались”). А ведь в год Оксфорд
посещают около пяти миллионов человек, из них почти по¬
ловина приезжают на один день из близлежащих городов: от
Лондона до Стратфорда-на-Эйвоне. Наряду с Венецией, Фло¬
ренцией, Зальцбургом, Брюгге и Экс-ан-Провансом Оксфорд
входит в шестерку хронически переполненных культурных
столиц Европы. Дай только волю ЮНЕСКО, и в пиковый се¬
зон нам дозволялось бы посещать Оксфорд лишь по входным
билетам на строго ограниченное время, как музей Вермеера и
некоторые особенно популярные выставки.
Вдали от колледжей и туристов лежит совсем иной Ок¬
сфорд: бетонные пустыни новостроек в Бартоне и Блэкберд-
лейз, окраинных районах, где обитают малоимущие — без¬
работные, матери-одиночки, пенсионеры, этнические
меньшинства. Правда, даже в процветающем старом городе
“все потерявшие и потерянные” не редкость. “Такое впечатле¬
ние, что бродяг в городе почти столько же, сколько студентов,
и одни составляют главный фактор роста числа других”, —
написал Хавьер Мариас в романе “Все души”. В Оксфорде,
одном из самых богатых городов Англии, на каждого горожа¬
нина приходится самое большое (за пределами Лондона) ко¬
личество бездомных — drifters, living rough (бродяг, живущих без
удобств), - не имеющих крыши над головой и выброшенных
на обочину. Кажется, что город как магнит притягивает их
еще со времен Средневековья, когда бродяги и странствую¬
щие работники могли рассчитывать на подаяние и ночевку в
местечке, где так много монахов и филантропов, — милосерд¬
ная традиция, ныне всячески искореняемая организациями
вроде Ночного приюта или Киренейской общины.
Оксфорд называли бродяжьей столицей Британии, мек-
кой для собирателей пожертвований. Здешние жители тем
легче вовлекаются в благое начинание, чем безнадежнее оно
72
ПЕРЕПОЛОХ У БЫЧЬЕГО БРОДА
выглядит, словно пытаясь оправдать репутацию home of lost
causes. 5 октября 1942 года группа горожан собралась в старой
библиотеке церкви Св. Девы Марии, чтобы организовать
помощь голодающим в охваченных войной областях, осо¬
бенно в Греции. В этой инициативе, исходившей от некоей
квакерши, приняли участие представители как town, так и
gown. Тогда существовало множество организаций подобно¬
го рода, но название лишь одной из urn.—Oxford Commitee for
FamineTfc/гг/Х Оксфордский комитет помощи голодающим), со¬
кращенно Oxfam — стало нарицательным. Более тридцати ты¬
сяч сотрудников-добровольцев, почти девятьсот магазинов
секонд-хэнд по всей Британии, сегодня Oxfam — самая значи¬
тельная английская организации помощи странам третьего
мира. И самая богатая, с годовым оборотом около ста пятиде¬
сяти миллионов евро.
В 1990-е среди оксфордских бездомных впервые появи¬
лись местные жители. Недостаток жилья здесь ощущается
сильнее, чем в аналогичных районах Лондона. Целые кварта¬
лы в центре принадлежат колледжам, которые сдают кварти¬
ры студентам. Соответственно квартир остается мало, и они
очень дороги. В очереди на социальное жилье по умеренным
ценам стоят почти пять тысяч семей. Значительная часть их
обитает во временных бараках или фургончиках на окраинах
города. Те, кто может себе это позволить, переезжают в север¬
ный Оксфорд, Олд-Хедингтон, Камнор-хилл. Даже скромные
дома в некогда рабочем квартале Иерихон давно престижны
и дороги. Все еще относительно дешевы восточный Оксфорд
и Каули, Ботли и Осни.
А как же старый конфликт между town и gown? С 1604 года
университет получил право независимо от города посылать
в парламент одного представителя, избранного выпускни¬
ками, независимо от их нынешнего места проживания. Эта
академическая привилегия, которую Яков I даровал также
Кембриджу, была отменена лишь в 1945 году правительством
лейбористов. В 1974 году парламент наконец лишил универ¬
73
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ситет представительства в городском Совете. И обитатели
университета превратились в обычных горожан. Вместо
уличных боев происходит периодический обмен взаимными
жалобами и время от времени — небольшие потасовки.
Недостаток жилья, преступность, социальные проблемы
в Оксфорде ничуть не меньше, чем в других больших горо¬
дах Британии, просто они менее заметны, особенно для ту¬
ристов. Между донами Олл-Соулз-колледжа и пакистанцами
из Каули, между Баллиол-колледжем и Блэкберд-лейз лежит
пропасть. Оксфорд — город заграждений и рвов: между town
и gown, университетом и политехникумом, между разными
кварталами, даже между колледжами и научными школами.
На этих противоречиях строится жизнь, и, кажется, ни о чем
не печется город с таким упорством, как об этих самых проти¬
воречиях, словно их проще всего вытерпеть (если не разре¬
шить) с помощью иронии, юмора и той восторженной языко¬
вой эксцентрики, которая и позволяет Алисе выдержать все
испытания в Стране чудес.
Литературный Оксфорд:
от Джеффри Чосера
до Хавьера Мариаса
В Оксфорде - прорва ученых,
Грамотный это народ.
Но кто самый мудрый на свете?
Конечно же, мистер Тоуд. *
Кеннет Грэм. “Ветер в ивах” (1908)
Первый студент Оксфорда в английской литера¬
туре — соблазнитель. Он поет, играет на лютне,
душится дорогими ароматами валерианы и ла¬
крицы. О его учебе мы знаем немного, зато куда
больше — о его любовных похождениях. В “Рас¬
сказе мельника” Джеффри Чосер излагает историю “утон¬
ченного Николаса”, который снимает комнату у плотника
и соблазняет его молодую жену Алисон. Причем соблазняет
весьма мило и умно, демонстрируя преимущества оксфорд¬
ского образования: “На что школяр годится, коль плотника
надуть не изловчится?” **. Душка Николас — прототип многих
пройдох из академической среды. Столетия спустя, уже в дни
Брайдсхеда, подобный ему парень выходит из своего коллед-
U ***
жа с игрушечным медведем под мышкой .
В “Кентерберийских рассказах” Чосер выводит также
образ благородного, действительно ученого оксфордского
героя. Меланхоличного, со впалыми щеками, застенчивого,
* Перевод И. Токмаковой.
** Перевод И. Кашкина и О. Румера.
*** Имеется в виду эпизод из романа И. Во “Возвращение в Брайдсхед”.
75
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
более приверженного Аристотелю, чем “дорогому платью”
школяра, который с удовольствием учится, но с еще большим
удовольствием поучает других и, несмотря на всю свою уче¬
ность, остается “бедным как церковная мышь”. Так и уезжает
он прочь — первый оксфордский дон — на тощей кляче (“не
конь под ним, а щипаная галка”), — чтобы потом, гораздо
позднее, появиться вновь на “Моррисе-майноре” и стать звез¬
дой в образе теледона.
Начиная с историй Чосера xiv века Оксфорд прочно во¬
шел в число мест, которые наряду с реальным измерением
имеют и весьма обширное вымышленное измерение, напри¬
мер, как Венеция или Атлантида. Эти города — их жителей,
их дома, вплоть до запахов и самых странных идей, — мож¬
но узнать, не побывав в них ни разу. Оксфорд — место скорее
для размышлений, чем для экскурсий, для читателей, чем для
туристов. Ни о каком другом английском городе, за исклю¬
чением разве что Лондона, ни об одном университете мира
не написано столько, сколько на протяжении шестисот лет
написано об Оксфорде: рассказы, эссе, стихи, мемуары, путе¬
водители, дневники, антологии, биографии и романы, сотни
романов. Оксфорд — это вымысел, а одноименный город —
лишь предместье придуманного.
У оксфордского литературного мифа множество граней,
но у истоков его стоят в первую очередь двое — Уильям Кэм-
ден и Мэттью Арнольд — историк елизаветинской эпохи и
викторианский поэт. В своей “Британии” (1586) гуманист и
патриот Уильям Кэмден восхваляет Оксфорд в самых высо¬
ких выражениях: “Наши благороднейшие Афины, обитель ан¬
глийских муз... сама душа нации”. Никогда прежде Оксфорд¬
ский университет не проводил более удачной маркетинговой
кампании, чем сие академическое самохвальство. По словам
Кэмдена, выпускника Крайст-Черч-колледжа, Оксфорд —
“знаменитейший источник учености и мудрости”, откуда рас¬
пространяются “по всему королевству религия, наука и образ
жизни, ориентированный на прекрасное”.
76
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
А теперь почитайте “Краткие жизнеописания” сэра Джо¬
на Обри — подлинное наслаждение для любого читателя, — и
вы узнаете, как в действительности обстояли дела в Оксфорд¬
ском университете xvii века. Обри провел в Тринити-колледже
“счастливейшее время своей жизни”, где познакомился со
многими героями, которых описал в неподражаемой манере:
с достойными преподавателями и с их любимыми занятиями,
такими как пьянство, азартные игры, девицы и даже пешие
походы на девяносто три километра до Лондона и обратно,
чтобы выиграть пари.
Оксфорд, обитель муз, олимп образования! Даже в пе¬
риоды академической засухи литературный топос Кэмдена в
разных вариациях оставался лейтмотивом английской элиты
до тех пор, пока Джон Рёскин и викторианцы в самом деле
не поверили, что Оксфорд является центром ученого мира.
Эхо доносилось даже из Кембриджа, от Сэмюэля Пеписа и
его часто цитируемой хвалы («место утонченного величия»)
до Джона Драйдена. Одно из самых красивых стихотворений
об Оксфорде написано выпускником Кембриджа, Уильямом
Вордсвортом: “О, Оксфорда шпили! Соборы и башни! Сады и
рощи! Присутствие ваше само подавляет трезвость рассудка”.
Это самое ощущение, охватившее романтика Вордсвор¬
та в Оксфорде 30 мая 1820 года, когда трезвость его рассуд¬
ка была безнадежно подавлена видом башен и куполов, Мэт-
тью Арнольд превратил в образ-бестселлер, образ “грезящих
шпилей”. Ныне это один из оксфордских штампов, открытка,
отпечатанная у нас в мозгу, образ всех образов. Магическое
заклинание Арнольда сплетает воедино романтическое во¬
ображение и холодную реальность, архитектурную красоту
и высшую истину. Оксфорд как обращенный в камень сон
разума.
Человек, придумавший образ всех образов, на протяже¬
нии тридцати пяти лет был старшим школьным инспекто¬
ром в округе, одним из самых влиятельных литературных
критиков и культурологов своего времени. В 1857 году Мэт-
77
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тью Арнольд вернулся туда, где учился и стал профессором
поэзии, одинаково популярным и как поэт, и как преподава¬
тель. Оксфордскими элегиями “Школяр-бродяга” и “Тирс” он
вписал свое имя в сердца викторианских читателей. Пасто¬
рали, вышедшие из-под пера интеллектуала, превозносят
ценность природной жизни перед лицом все ускоряющегося
научного и индустриального прогресса. На широких излучи¬
нах Темзы между устьями рек Черуэлл и Уиндраш располо¬
жились его любимые, тогда еще не тронутые цивилизацией
места: Айлсли-даун и Хинкси, Бэгли и Камнор-хилл — холм, с
которого открывается классическая оксфордская панорама,
описанная в 1867 году в стихотворении “Тирс”: “Блаженный
город с грезящими шпилями”. До сих пор на вершине холма
стоит одинокое дерево — “сигнальный вяз”. Правда, литера¬
турные следопыты из клуба Arnold's Country давно выяснили:
это вовсе не вяз, а дуб. А вот “грезящие шпили” стали своео¬
бразными маяками для многих поколений оксфордцев. Вос¬
торг выпускников, воспоминания учившихся здесь когда-то,
их честолюбие, гордость, разочарования — все чувства сое¬
динились в этом великом образе, постепенно превратив его
в клише.
Мэттыо Арнольд является автором еще одного, едва ли
менее популярного поэтического определения Оксфорда —
“дом безнадежных дел”. Этот образ появляется в предисло¬
вии Арнольда к “Критическим опытам” (1865), панегирике и
одновременно элегии, посвященной духовной родине: “Пре¬
красный город! Столь почтенный, восхитительный, не опу¬
стошенный бурной интеллектуальной жизнью нашего века,
такой безмятежный!” Так восторженно начинается самый
знаменитый, самый цитируемый в английской литературе
пассаж об Оксфорде — настоящая “Лунная соната”, вызыва¬
ющая в воображении очарование, воскрешающая историю
реальнее, чем “все тюбингенские науки”, воссоздающая ауру
золотой молодежи в средневековой обстановке и подводящая
автора к меланхолическому и одновременно героическому
78
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
признанию, что Оксфорд есть не что иное, как дом безнадеж¬
ных дел, отвергнутых убеждений, непопулярных имен и не¬
возможных привязанностей!
Таким Оксфорд остается по сей день: союзником прои¬
гравших, родиной безнадежных проектов, ареной борьбы
религиозных течений, гражданской войны — величайшим
адвокатом абсурда, преданным до абсурдности. А вскоре ему
также предстоит стать (и современники Арнольда чувствуют
это) бастионом классического образования, вернувшим утра¬
ченные позиции. Dreaming spires и home of lost causes — прежде
всего гениальные маркетинговые формулы, наделенные си¬
лой внушения, ничуть не меньшей, чем “Гиннесс” — это хоро¬
шо для вас” (кстати, автор приведенного слогана — выпускни¬
ца Оксфорда Дороти Л. Сэйерс). Мэттыо Арнольд как никто
другой способствовал распространению сентиментального
оксфордского культа вплоть до хх века. И, лежа на смертном
одре в далекой Африке, Сесил Родс просил читать ему вслух
вовсе не Библию, а пассажи об Оксфорде из сочинений Мэт-
тью Арнольда.
Впрочем, “родиной снов” университет не был никогда,
несмотря на романтический образ. Окончательно в Страну
чудес его превратила детская книжка викторианской эпохи.
Ее автор — доцент-математик Чарлз Лютвидж Доджсон, более
известный под псевдонимом Льюис Кэрролл, а героиня — ма¬
ленькая девочка, с которой он познакомился у себя в коллед¬
же: Алиса Лидделл, дочка ректора Крайст-Черч-колледжа.
Катая ее на лодке по Темзе, застенчивый молодой ученый
рассказывал девочке прекрасные истории, которые легли в
основу “Алисы в Стране чудес”.
Провалившись сперва в кроличью нору, а потом попав
в Зазеркалье, Алиса пережила целый ряд волнующих ситуа¬
ций и абсурдных встреч, в точности таких же, как в реальном
мире, только еще более безумных. Читатели всего мира узна¬
ют в этой книге топографию детства вообще и их собствен¬
ного детства в частности. Но почти сразу же за самой книгой
79
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
появились многочисленные интерпретации, поместившие
Страну чудес в Оксфорд. Гротескные украшения сточных же¬
лобов на стенах колледжей, странные ритуалы донов — совре¬
менников Льюиса Кэрролла и Алисы — оказалось, все можно
расшифровать и выявить в книге, единственном в своем роде
академическом бестиарии. И вот Страна чудес освоена тури¬
стами лучше, чем, скажем, Китай: от кроличьей норы до дере¬
ва, на котором сидел Чеширский Кот.
Воспринимая историю буквально, как делала Алиса, пони¬
маешь, что главной ареной всех ее приключений всегда был
язык. “Если бы это было так, это бы еще ничего, а если бы
ничего, оно бы так и было, но так как это не так, так оно и
не этак! Такова логика вещей!” * В своей игре Льюис Кэрролл,
этот великий маг, разрушает правила логики и языка. Посто¬
янная смена перспективы снимает условности мира взрос¬
лых, отдавая власть абсурду, а повседневность превращается в
Страну чудес. “Давай, как будто...” — в мире возможностей Али¬
са пробует новые роли и словесные обороты, чтобы понять,
кто она такая. Ее приключения сродни словесным ребусам и
академическим пародиям: от яйцеголового Шалтая-Болтая до
Синей Гусеницы, поучающей Алису с высоты своего гриба как
самый настоящий тьютор.
Кстати, родившаяся в Оксфорде Филлис Дороти Джеймс,
автор детективных романов, будучи ребенком, постоянно
спрашивала себя: действительно ли Хампти-Дампти свалился
со стены без посторонней помощи? Иными словами, имел ме¬
сто несчастный случай или преступление?
Льюис Кэрролл превратил Оксфорд в столицу фантазии
и абсурда. Столетием позже Джон Рональд Руэл Толкиен вы¬
пустил оттуда в мир хоббитов, а Клайв Стейплз Льюис прями¬
ком через платяной шкаф вывел нас в Нарнию.
* Роман Л. Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес» / Сквозь зер¬
кало, и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье. Здесь и далее цит. в
переводе Н. Демуровой; стихи в переводе С. Маршака и Д. Орловской.
8о
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
Названные экзотические порождения профессорского
романа — не что иное, как попытки бегства из академической
повседневности в страну фантазии, вылазки в мифические
миры бессознательного и детства.
Самый свежий пример оксфордской традиции — детские
фэнтези Филипа Пулмана, выпускника Эксетер-колледжа.
В романе “Северное сияние”, первом томе трилогии “Темные
начала”, действие происходит в воображаемом Оксфорде, в
Джордан-колледже, подобно грибнице, широко разветвив¬
шемся со времен Средневековья.
В начале 1879 года молодой священник и поэт Джерард
Мэнли Хопкинс отправился из Оксфорда в Годстоу вверх по
реке. Однажды, будучи студентом, он уже проходил по Темзе
этим классическим путем, как и многие до него. Тем больнее
ему было видеть на берегах реки множество поваленных дере¬
вьев. По возвращении он написал элегию о тополях Бинси —
экстатическую, жалобную, каждой гласной, каждым слогом
своим рыдающую: “Мои тополя дорогие, чьи легкие станы
срубили / Срубили, заткнули прыгучее солнце в листве / Все
пали, пали, все пали...” Будучи иезуитом, Хопкинс, капеллан
церкви Св. Алоизия, ощущал себя в тогдашней антикатоличе-
ской оксфордской атмосфере почти в такой же изоляции, как
и его знаменитый предшественник Дунс Скот. Скоту и “серой
красоте” его Оксфорда Хопкинс посвятил сонет — одно из
самых нежных оксфордских стихотворений, первая строка
которого имитирует вибрирующую разноголосицу городских
колоколен: “Башенный город, ветвистый меж башен; / Эхо
кукушки, рой колокольный, жаворонка трели, / Граем грачи¬
ным, рекой окруженный...”
Подобно пению сирен, разносился манящий призыв Ок¬
сфорда над Атлантикой. С тех пор как в 1831 году Вашингтон
Ирвинг стал почетным доктором университета, почти все
значительные американские писатели хгх века, путешествуя
по Европе, делали обязательную остановку в Оксфорде (или
в Стратфорде-на-Эйвоне). Ральф Уолдо Эмерсон и Натаниэль
81
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Готорн, Герман Мелвилл, Марк Твен, Генри Джеймс — все они
приезжали и восторгались. “Омываемый зелеными волнами
древний коралловый риф с выдающимися вперед уступами —
таков Оксфорд”, — написал Мелвилл в мае 1857 года. Отдельно
он похвалил виноград (“мягкий, как зеленое сукно бильярдно¬
го стола”) и изменения к лучшему в английском монашестве:
“Если тамплиеры представляли собой нечто среднее между
монахами и солдатами, то нынешние — между монахами и
джентльменами”.
Оксфорд как пастораль учености, коллегиальной и сель¬
ской жизни, для писателей Нового Света слился с понятием о
европейской культуре. И хотя даже Эмерсон замечал, что кол¬
леджи — на самом деле высшие школы для высших классов, а
не для бедных, в Англии такое положение вещей казалось зако¬
номерным, как монархия. Восхищение американских студен¬
тов и туристов Оксфордом тем временем только возрастало,
и Макс Бирбом написал: “Американцы имеют право на суще¬
ствование повсюду в мире, но это право не удается распро¬
странить на Оксфорд”. Впрочем, это не остановило Фрэнсиса
Скотта Фицджеральда, когда он решился облагородить своего
Великого Гэтсби намеком на оксфордское образование.
Лучше, чем кто бы то ни было другой, любовь своих сооте¬
чественников к Оксфорду описал Генри Джеймс, прототип
американца-англофила. Там они находят неповторимое со¬
четание чувства и просвещения, честолюбия и легкости бы¬
тия: “Оксфорд придает сладость труду и достоинство досугу”.
В одном из ранних рассказов A Passionate Pilgrim (1871) Генри
Джеймс выводит смертельно больного американца по имени
Клемент Сирл, который перед смертью возвращается туда, где
учился. “Думаю, никакое иное место в Европе не пробуждает
в наших варварских сердцах столь пылкого восхищения”, —
говорит Сирл сопровождающему его в поездке другу. Сады
* “Страстный паломник” (анг.). Аллюзия на название известной поэтиче¬
ской антологии The passoinate Pilgrim, выпущенной в 1599 г. и приписываемой
Шекспиру.
82
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
колледжей видятся ему “самыми прекрасными в Англии, а их
плоды — самыми спелыми и сладкими плодами английской
системы... тут можно навсегда погрузиться в траву, пребывая
в счастливой убежденности, что вся жизнь — один большой
старый английский сад, а время — бесконечный файв-о-клок”.
“Но разве эта идиллическая картина не есть величайшая из
иллюзий? — спрашивает себя Сирл в Оксфорде перед самой
своей кончиной. — Разве все это не прекрасная ложь?”
На кладбище Холивелл, где Сирл созерцает английский
газон из-под земли, в 1975 году был похоронен американский
писатель Джеймс Блиш. Осевший в Англии, подобно Генри
Джеймсу, он получил известность главным образом как фан¬
таст благодаря участию в кинопроекте “Звездные войны”.
Но в 1964 году этот горячий поклонник Оксфорда из Нью-
Джерси написал биографический роман о Роджере Бэконе
под названием “Доктор Мирабилис”. В сторожке, когда-то
стоявшей на Фолли-бридж, францисканский ученый xiii века
оборудовал лабораторию и проводил эксперименты, потряс¬
шие Европу: он предвидел изобретение пороха и появление
летающих машин — подлинный научно-фантастический пер¬
сонаж Средневековья.
А в 1896 году вышел роман, пошатнувший основы ок¬
сфордского мифа, — “Джуд Незаметный” Томаса Гарди. В нем
писатель рассказывает историю неудачника по имени Джуд
Фоули, мечтавшего вырваться из тьмы невежества к свету, в
“рай учености”. Выросший в провинции среди простых лю¬
дей, он отправляется в Крайстминстер (читай: Оксфорд),
чтобы изучать теологию. Но во всех колледжах, включая
Библиол (читай: Баллиол-колледж), его отказываются при¬
нять. Человек, страстно желающий учиться, но не имеющий
денег, подобный Джуду, без средств и связей, не имел шансов
попасть в университет высшего класса. И до самой своей пре¬
ждевременной кончины так и проработавший каменщиком
Джуд — какая ирония! — вынужден был ремонтировать стены,
закрывшие ему путь к учебе.
83
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Морализаторский роман с героем из рабочих, закончив¬
шим жизнь в нищете да еще и в Оксфорде: какое оскорбле¬
ние! В обществе успеха на исходе викторианской эпохи роман
был воспринят в штыки. Мол, “Джуд Незаметный” разрушает
национальный миф. Лишь гораздо позднее, после универси¬
тетской реформы, Томаса Гарди избрали почетным доктором
университета (1920). В наши дни в оксфордском Иерихоне
открылся паб, названный в честь Джуда. А в 1996 году Майкл
Уинтерботтом снял по роману фильм, в котором с блеском сы¬
грала Кейт Уинслет.
“Джуд Незаметный” Гарди — классический оксфордский
роман, особый жанр, оформившийся и приобретший огром¬
ную популярность в XIX веке. Его главный герой, как прави¬
ло, студент, вынужденный преодолевать серию моральных
и духовных испытаний, чтобы найти свой путь. В большин¬
стве оксфордские романы скорее напоминали “Путь повесы”,
чем “Путь паломника”*. В базовый учебный план Оксфорда
и его колледжей (независимо от избранной специальности)
неизменно входят игра, разного рода состязания, пьянство и
женщины. Подобный образ жизни блестяще описан в “Пен-
деннисе” Уильяма Теккерея. Главный герой его, Артур Пен-
деннис, потерпевший крах в своем колледже Св. Бонифация
(Пемброк-колледж), в остальном демонстрирует снобизм
вполне оксфордского масштаба. Так, “встретив в холле опре¬
деленных людей очень низкого происхождения”, юный Пен
неизменно принимает ароматическую ванну.
Читатели всегда ценили картинки из экзотического мира
социальной элиты, особенно когда Оксбридж оставался уде¬
лом привилегированных классов. Колледжи окружала аура
закрытых клубов и загородных усадеб, причем из самых экс¬
* Rake's Progress (“Путь повесы”) — один из устойчивых сюжетов европей¬
ской культуры, отсылает к целому ряду произведений искусства (серия кар¬
тин У. Хогарта, опера Стравинского и др.). Pilgrim's Progress (“Путь паломни¬
ка”) — другое клише, берущее начало от христианской аллегории Джона
Беньяна The Pilgrim s Progress from This World to That Which is to Come (1678).
84
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
центричных — с собственными обрядами инициации, своими
дресс-кодом и сленгом. Университетские романы повествуют
об этих странных обычаях подобно тому, как экспедиционные
журналы описывают образ жизни далеких горных народов.
Согласно исследованию 1989 года, действие в общей сложно¬
сти пятисот тридцати трех романов полностью или частично
разворачивается в Оксфорде. Популярность жанра остается
неизменно высокой начиная с романа Эдварда Брэдли “При¬
ключения мистера Вердана Грина, первокурсника Оксфорда”
(1853-1857) и простирается далеко за “Возвращение в Брайд-
схед” Ивлина Во (1945). Не помог даже приговор, вынесенный
Джулианом Барнсом: “Запретить бы лет на двадцать романы,
действие которых происходит в Оксфорде или Кембридже”.
Но самым блестящим и сложным оксфордским романом
стала реальная жизнь Оскара Уайльда. То, что другие только
описывали, он проживал всем существом. Будучи студентом
Магдален-колледжа, писатель специализировался на искус¬
стве как образцовый эстет. Его комнату в колледже украша¬
ли перья павлинов, лилии и греческие статуэтки из Танагры.
“День ото дня мне все труднее поддерживать уровень жизнен¬
ных устремлений, достойный моего голубого фарфора”, —
высказался он однажды, и его процитировал журнал Punch.
Оскар Уйальд в совершенстве владел важнейшей из оксфорд¬
ских добродетелей: быть приятным во всех отношениях. По
сути, все его творчество — вариация этой манеры поведения.
На протяжении четырех лет обучения Уайльд пестовал
свои афоризмы, изящные позы, остроты, шутки и — на первый
взгляд безо всякого труда — классическое образование. Куми¬
ром Уайльда был Уолтер Пейтер, член Брасенос-колледжа и
друг прерафаэлитов. Для студентов поколения Уайльда пей-
теровские исследования искусства Ренессанса стали библией
эстетизма. При этом Пейтер рекомендовал студентам читать
также Платона. В “Диалогах” они находили оправдание соб¬
ственным мечтам — размышления об идеальном государстве,
апологию мужской красоты, любовь к юношам как источник
85
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
вдохновения. “Левая нога у него — просто греческая поэма”, —
с восхищением говорил Уайльд о некоем бегуне на длинные
дистанции. Столь легкомысленное обхождение как с антич¬
ным, так и с собственным гомоэротизмом казалось современ¬
никам подозрительным.
Одним из “юных оксфордцев”, встреченных Уайльдом в
Магдален-колледже, куда он в очередной раз вернулся с визи¬
том, оказался “по-гречески грациозный” лорд Альфред Дуглас
по прозвищу Бози. Любовь к нему сыграла в жизни поэта ро¬
ковую роль. Хуже, чем характер Бози, были только его сти¬
хотворения, и все же одно из них приобрело популярность и
цитировалось весьма часто, пока шел судебный процесс над
Уайльдом: “Я любовь, которая не смеет произнести свое имя”.
Речь, в 1895 Г°ДУ произнесенная писателем в Олд-Бейли в
свою защиту, привлекла внимание общественности к тесной
связи эллинизма и гомосексуальности в стенах викториан¬
ского Оксфорда. Два года спустя в De Pmfundis поэт подвел
печальный итог: “В моей жизни было два важнейших пово¬
ротных момента: когда отец послал меня в Оксфорд и когда
общество сослало меня в тюрьму”.
Макс Бирбом изучал древнюю филологию, подобно свое¬
му кумиру Оскару Уайльду, впрочем, не принуждая себя к вы¬
полнению требований выпускного экзамена. “Оксфорд, — жа¬
ловался он во время пребывания здесь в 1890 году, — немного
похож на Манчестер, через который когда-то пришел Апол¬
лон. Он полон отвратительных трамваев и кирпичных но¬
востроек... это настоящий бунт пошлости”. Остаток долгой
жизни “несравненный Макс” (по выражению Бернарда Шоу)
посвятил существованию в образе денди, стараясь выглядеть
всегда так, словно только что “вылез из шляпной картонки”:
“Я был скромным, жизнерадостным юношей. Оксфорд сделал
меня невыносимым”. Между делом он создал около двух ты¬
сяч карикатур; писал эссе, рассказы, даже выпустил сильно
переоцененный современниками роман, ставший бестселле¬
ром, — “Зулейка Добсон” (1911).
86
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
Зулейка приезжает в Оксфорд навестить дедушку, ректо¬
ра колледжа Иуды (читай: Крайст-Черч-колледж). Роковая
женщина столь прекрасна, что и у древних каменных извая¬
ний при виде ее пот выступает на лбу. Она кружит головы не
только студентам, но и надменному герцогу Дорсетскому, но
ни на чьи ухаживания не отвечает. И вот, во время ежегодной
гребной гонки, все ее поклонники, прыгнув в реку, соверша¬
ют коллективное самоубийство. Оксфордская пародия, иро¬
ническая лебединая песнь культа денди fin de siecle. С тех пор
толстый слой пыли покрыл как саму цветастую прозу Бирбо-
ма, так и эдвардианские иллюстрации к “Зулейке” на стенах
отеля “Рэндольф”, написанные Осбертом Ланкастером.
“Одни приехали в Оксфорд, чтобы охотиться на лис, дру¬
гие — чтобы носить слишком просторные и слишком странные
плащи, третьи — чтобы выступать за свой колледж в гребных
гонках, и лишь немногие — для того чтобы работать”. Такая
формулировка прозвучала в приветственной речи ректора
одного из колледжей, обращенной к первокурсникам, в романе
Комптона Маккензи “Зловещая улица” (1913—1914): действие
третьей части разворачивается в городе “грезящих шпилей”.
Культ Оксфорда неразрывно связан с английским патриотиз¬
мом. Герой Маккензи, студент Майкл Фейн, убежден, “лучшее
в Оксфорде есть лучшее во всей Англии, а лучшее в Англии
есть лучшее, чего достигло человечество”. Маккензи учится в
Магдален-колледже — там же, где учился когда-то Оскар Уайльд
и где в 1925 году “в помещениях благородной отделки” кварти¬
ровал еще один придворный поэт — Джон Бетджемен.
В те времена студенты были двух типов — hearties и aesthetes—
поклонники физической силы и эстеты. Первые занимались
греблей, пили пиво, носили галстуки своих колледжей и про¬
изводили много шума. Бетджемен и подобные ему книжники
носили экстравагантные шелковые галстуки, длинные воло¬
сы и “не имели представления, где расположены их спортив¬
ные площадки”. Сэр Исайя Берлин вспоминает сверстника из
эстетов, ответившего на вопрос, в каком колледже он учится:
87
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
“Мой дорогой, я просто не могу вспомнить”. Эстеты собира¬
лись на рюмочку шерри у Джорджа Альфреда Колкхорста,
доцента-испаниста. На шее у Полковника, как его называли,
всегда висел на веревочке кусок сахара, “чтобы подсластить
беседу”, а еще он непременно имел при себе маленький слухо¬
вой рожок, “чтобы ловить меткие замечания”. В одном из са¬
мых популярных английских поэтических сборников хх века
“Созванные колоколами” (i960), своего рода стихотворных
мемуарах, сэр Джон Бетджемен описывает Оксфорд “золо¬
тых двадцатых” — молодых литераторов, стареющих денди и
бесконечные вечеринки с шампанским — “...ибо жизнь была
легким завтраком, завтраком без конца”.
К эстетскому кругу Бетджемена принадлежал миллионер
и меценат Эдвард Джеймс, прозванный Ганимедом в честь
прекрасного юноши, служившего виночерпием у Зевса. Пото¬
лок своих комнат в Крайст-Черч-колледже Джеймс выкрасил
в черный цвет, стены обил серебристым шелком.
А в соседнем дворе в то же время писатель У. X. Оден тре¬
нировался в искусстве серьезного развлечения. В затемнен¬
ных комнатах поэт, который терпеть не мог дневной свет, об¬
лачившись в черный, чересчур просторный для него сюртук,
принимал друзей-поэтов — Стивена Спендера, Луиса Макниса
и Сесила Дэй-Льюиса, учившихся тогда же в Оксфорде, раз¬
рабатывал с ними план марксистской мировой революции и
читал вслух свои стихи. В 1956 году глава “Банды Одена” вер¬
нулся в Оксфорд, теперь — профессором поэзии.
Однако по эксцентричности ни один из оденовских одно¬
кашников не мог превзойти Гарольда Эктона. “Назад к крас¬
ному дереву!” — активно призывал он. Его комната была вы¬
крашена в лимонно-желтый цвет, а со своего балкона он на
весь двор Крайст-Черч-колледжа через мегафон декламиро¬
вал свои стихи и “Бесплодную землю” Т. С. Элиота. Те, кто
“следил за собой”, носили в те времена сшитые по моделям
Эктона оксфордские сумки и неряшливого вида штаны с по¬
ясными складками. Любимым занятием Эктона, если верить
88
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
справочнику “Кто есть кто?”, была охота на филистеров. Да,
он был настоящим снобом и знатоком, последним из великих
английских эстетов, более экзальтированным, чем даже Энто¬
ни Бланш, яркий персонаж “Возвращения в Брайдсхед”, про¬
тотипом которого и послужил. В том же романе, заставляя
своего Себастьяна выходить на улицу с плюшевым медвежон¬
ком под мышкой, Ивлин Во имел в виду, конечно же, Джона
Бетджемена, разгуливавшего по Оксфорду с плюшевым Арчи¬
бальдом Ормсби-Гором.
Брайдсхедский стиль, мирок академических павлинов и
воркующих голубей, провоцировал не только hearties. В 1929
году Д. Г. Лоуренс написал саркастическое стихотворение
“Голос Оксфорда”, в котором высмеял оксфордский акцент,
опознавательный знак элитарных слоев общества: “И, ах,
столь соблазнительно превосходя / столь соблазнительно /
самоуничижительно / пренебрежительно / превосходя — /
Мы не будем пока что настаивать на этом / но мы же / мы
же / вы же сами знаете / что мы самые лучшие”. Сколько
раз приходилось ему слышать жеманные, лениво-задумчивые
интонации в салоне леди Оттолин Морелл в ее поместье Гар-
сингтон, где собирались лондонские Bloomsberries* и молодые
умники из близлежащего Оксфорда? Особый “аромат конюш¬
ни” богемных современников, которого начисто был лишен
Стивен Спендер, учившийся, между прочим, непосредствен¬
но в источнике “оксфордского акцента”. В автобиографии
“Мир в мире” (1951) Спендер описывает университет как “по¬
рабощенное классовыми предрассудками сообщество”. Пра¬
вильное происхождение, престижная частная школа и деньги
играли там решающую роль; и те, кто был этого лишен, оста¬
* Имеется в виду группа “Блумсбери” — элитарная группа англ. интел¬
лектуалов, писателей и художников, по большей части кембриджских вы¬
пускников, начавшая регулярно встречаться в 1905—1906 гг. В нее входили
писатели В. Вулф, В. Саквилл-Уэст, Л. Стрэчи, Э. М. Форстер, Д. Гарнетт, ху¬
дожники Д. Каррингтон, Д. Грант; историки К. Белл, Р. Фрай и экономист
Д. М. Кейнс.
89
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
вались “в Оксфорде исключенными из Оксфорда”. Но даже
острее, чем собственное положение аутсайдера, Спендер вос¬
принимал изоляцию университета, его равнодушие к пробле¬
мам, волновавшим современников: социальным конфликтам,
политическим переломам в Европе 1930-х: “Мы были разоб¬
щенным поколением, поколением Гамлетов, обнаруживших,
что мир разошелся по швам, но не сумевших скрепить его
заново”.
Как раз когда мир лежал в развалинах, когда даже старый
Оксфорд, казалось, погиб, в 1945 году вышел роман Ивлина
Во “Возвращение в Брайдсхед” — ностальгическая панорама
Аркадии былых дней — университета 1920-х, столь безжа¬
лостно раскритикованного бывшим однокашником Стиве¬
ном Спендером. Ивлин Во рассказал историю дружбы между
Чарлзом Райдером и Себастьяном Флайтом, историю католи¬
ческой дворянской семьи, создав гламурный роман. Оксфорд
плюс аристократизм плюс пикники на земляничной поляне —
таким коктейлем предстает у Ивлина Во — Great English Clas¬
sic (Великая Английская Классика), или G. Е. С., по термино¬
логии Нэнси Митфорд. Слабые стороны, которые писатель
прекрасно видел сам, лишь способствовали успеху этой ро¬
мантизированной исторической панорамы, особенно после
экранизации с Джереми Айронсом в главной роли (1981).
Ни один роман не оказал такого влияния на формиро¬
вание нынешнего образа Оксфорда, как “Возвращение в
Брайдсхед”. Число туристов и плюшевых медведей в городе
возросло многократно. Однако с такими последствиями по¬
пулярности университет справлялся лучше, чем собственно с
“образом Брайдсхеда”. Летом 1986 года вечером после экзаме¬
на от передозировки алкоголя и героина погибла студентка.
Смерть в Оксфорде попала на первые полосы, ведь умерла не
просто студентка, а дочка министра Оливия Чэннон, и нашли
ее тело не где-нибудь, а в Крайст-Черч-колледже, в комнате
дружка-аристократа, графа Готфрида фон Бисмарка. Так вы¬
глядит “Возвращение в Брайдсхед” в извращенной форме, ро¬
90
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
ковая оборотная сторона мифа. Подобного рода эксцессы —
такая же часть Оксфорда, как и аскетизм, а каждый раз, когда
в студенческом smart set (избранном обществе) дело доходит
до скандала, замешанного на роскоши и непристойности, сле¬
дует непременная ссылка на “синдром Брайдсхеда”, словно
жизнь подтверждает литературу.
С романа Ивлина Во после Второй мировой войны на¬
чалось долгое прощание с “английскими Афинами”. Особый
академический статус Оксфорда, его славная роль в англий¬
ской литературе — все было утрачено, все осталось в прош¬
лом. Правда, выпускники Оксфорда и по сию пору играют
ведущую роль в литературной жизни страны: это известные
историки литературы Джон Кэри, Питер Конрад, Терри Иг-
лтон, Гермиона Ли, поэт и англовед Том Паулин, издатель и
писатель Майкл Шмидт, сатирики Ричард Ингрэме и Джон
Уэллс, публицисты Джеймс Фентон, Э. Н. Уилсон, Кристофер
Хитченс, Питер Стодхард, Энтони Туэйт, Марина Уорнер,
Мелвин Брэгг — в самых разных изданиях и литературных
жюри их такое количество, что невольно закрадывается по¬
дозрение относительно оксфордской литературной мафии.
Множество английских писателей хх века являются выпуск¬
никами Оксфорда: это и лауреат Нобелевской премии по ли¬
тературе Уильям Голдинг, и В. С. Найпол, Джон Бьючан, Грэм
Грин и Филип Ларкин, Кингсли Эмис и его сын Мартин Эмис,
Кристофер Хэмптон, Уилл Селф, Джулиан Барнс и Джанет
Уинтерсон; но едва ли их вдохновлял Оксфорд как таковой.
Одним из немногих исключений был выпускник Магдален-
колледжа Алан Холлингхерст, лауреат Букеровской премии
2004 года, в чьем романе “Линия красоты” рассказана исто¬
рия Ника Геста, гомосексуалиста и выпускника Оксфорда.
Иен Макьюэн — другой автор, живущий в Оксфорде с 2002
года. Работая над одной из сцен своего берлинского романа
“Невинные” (1990), он консультировался с доцентом кафедры
патологии Мертон-колледжа. Вот в чем для писателя преиму¬
щество Оксфорда — в радиусе километра он с гарантией оты¬
91
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
щет специалиста почти по любой заинтересовавшей его теме.
А сами темы Макьюэна не имеют отношения к Оксфорду, в
котором он, между прочим, жил до 2002 года.
Айрис Мердок — случай, исключительный во всех отно¬
шениях. Она училась, преподавала и жила в Оксфорде, знала
город и его жителей, как мало кто другой. В ее романах Ок¬
сфорд являет собой особую форму духовной жизни. Самопо¬
знание, свобода и детерминизм, мораль и сексуальность: в
центре ее книг философские, экзистенциальные проблемы.
Роман для Айрис Мердок — “комната отражений”, и многие
персонажи окружены аурой “преподавательских гостиных”.
В философском романе “Книга и братство” (1987) писатель¬
ница рассказывает историю друзей, вновь встретившихся на
балу в своем колледже через тридцать лет после окончания.
История страстей, идеологических конфликтов и разочаро¬
ваний (“все мы когда-то были марксистами”), панорама эпи¬
графических lost causes.
Единственный оксфордский роман после “Брайдсхеда”,
имевший успех не только в Британии, но и за ее пределами,
написан испанцем Хавьером Мариасом. “Все души” (1989) —
книгу, в которой писатель играет с оксфордскими клише и
штампами жанра, — можно считать постмодернистским про¬
должением “Зулейки Добсон”. Молодой испанец, приглашен¬
ный преподавать в университете, влюбляется в жену коллеги.
Картины из жизни оксфордских донов, увиденные и описан¬
ные этим Дон Жуаном, пронизаны прелестью взгляда со сто¬
роны, а по остроте не уступают афоризмам Оскара Уайльда.
Хавьер Мариас иронически деконструирует оксфордский
миф, превращая его в бурлеск. Но очарование остается, как в
цирке, и почти через полтора десятка лет следует продолже¬
ние: “Твое лицо завтра” (2002).
“Тому, кто не злословит или хотя бы не говорит с подтек¬
стом, суждено здесь жить в той же изоляции, в том же пре¬
небрежении со стороны остальных, что и представителю
всякого учебного заведения, за исключением Кембриджа или
92
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
самого Оксфорда”. По мнению Мариаса, у прообразов его
персонажей гениально развиты специфические местные спо¬
собности к сплетням и шпионажу. Не случайно из этого же
учебного заведения вышел Джон Ле Карре. В романе “Иде¬
альный шпион” (1986) он описывает становление двойного
агента Магнуса Пима. Начало его карьере было положено
именно в Оксфорде, где он шпионил за социалистами и марк¬
систами. Впрочем, точно так же в 1950-е в Линкольн-колледже
начинал Ле Карре. В действительности, однако, родиной
шпионов оказался Кембридж, а вовсе не Оксфорд. И во¬
обще Оксфорд — родина детективов, а вовсе не шпионских
романов.
В 1935 году Дороти Л. Сэйерс написала классический уни¬
верситетский детектив — “Вечер выпускников”. Главная его
героиня, писательница Харриэт Вейн, приехала в свой быв¬
ший колледж на встречу выпускников Gaudy Night (ежегодный
обед в честь бывших студентов) — так по-английски называ¬
ется этот роман, в котором впервые освещаются проблемы
студентов женского пола, разумеется, не в ущерб расследова¬
нию. Моделью выдуманного Шрусбери-колледжа служил Со¬
мервилл, в те времена еще чисто женский колледж, где учи¬
лась Дороти Л. Сэйерс. Стремясь поупражняться в искусстве
дедукции (ну и ради гонорара, конечно), дочь англиканского
священника берется за расследование. Впрочем, объяснение,
вина и расплата для писательницы важнее, чем действие.
В первом же ее романе — “Чье тело?” (1923) — выведен
детектив-любитель благородного происхождения лорд Пи¬
тер Уимзи, выпускник Балл иол-колледжа. Через двенадцать
романов, в “Испорченном медовом месяце” (1937)» емУ вы'
пала честь сочетаться браком с Хэрриэтт Вейн — разумеется,
свадьба состоялась в Оксфорде. Последний роман об Уимзи,
“Престолы и господства”, который Дороти Л. Сэйерс забро¬
сила в 1936 году, написав всего шесть глав, в 1998 году все же
увидел свет — его довела до конца Джилл Пейтон Уолш, пи¬
сательница, которая, прочитав в юношестве Gaudy Night, за¬
93
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
горелась настолько, что поставила на кон все, только бы по¬
ступить в Оксфорд.
В хх веке университетский детектив превратился в весь¬
ма прибыльный подвид оксфордского романа. Очередным
классическим образчиком жанра стал роман “Смерть в прези¬
дентской квартире” (1936), написанный Дж. И. М. Стюартом,
впоследствии профессором Крайст-Черч-колледжа. Наряду
с исследованиями о Шекспире, Джойсе и прочих почтенный
дон под псевдонимом Майкл Иннес написал около пятидеся¬
ти романов, и действие многих из них происходит в Оксфор¬
де. Его инспектор Эпплбай — прожженный циник, лишенный
иллюзий до крайней степени, какая возможна лишь в Оксфор¬
де. Лирик Сесил Дэй-Льюис, профессор поэзии в Оксфорде и
“придворный поэт” (несмотря на юношеские симпатии к ком¬
мунистам), тоже опубликовал около двадцати детективных ро¬
манов под псевдонимом Николас Блейк. По самому известно¬
му из них Клод Шаброль в 1969 году снял фильм: “Пусть зверь
умрет”. И уж кто бы мог подумать, что даже органист церкви
Св. Джона Роберт Монтгомери в свободное время пишет кри¬
минальные романы под псевдонимом Эдмунд Криспин? Его
детектив-любитель Джервиз Фен, профессор английской ли¬
тературы в Оксфорде, — весьма характерный представитель
академической школы расследований.
Нигде вы не найдете преступлений изысканней, донов
хитрее, а следователя начитаннее, чем в оксфордском де¬
тективе — ведь именно в Оксфорде интеллект убивает. Одни
рассказывают об убийствах xiii века (Иен Морсон), другие —
о преступлениях конца 1960-х, когда здесь учился Билл Клин¬
тон (Аарон X. Баркен). Иен Пирс написал эзотерический
триллер, разворачивающийся в академической среде Нью-
колледжа в 1663 году — “Перст указующий” (1997). Давно уже
разнообразят сцену женские детективы: от “Оксфордской
крови” леди Антонии Фрэзер (1985) до оксфордских трил¬
леров Вероники Столлвуд. А желающие подробнее изучить
академически-криминальное избирательное сродство могут
94
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОКСФОРД
посетить ежегодную конференцию “Тайна и преступление”
в колледже Св. Хильды, где училась известная писательница
криминального жанра Вэл Макдермид.
Впрочем, самые популярные оксфордские детективы
всех времен и народов пишет выпускник Кембриджа Колин
Декстер. С 1966 года он живет в Оксфорде, и многие годы
был членом экзаменационной комиссии университета —
опыт, использованный в романе “Безмолвный мир Николаса
Куинна” (1977). Куинна там отравили, подсыпав цианистого
калия в шерри, за то, что он хотел воспрепятствовать при¬
быльной сделке: разглашению экзаменационных вопросов.
По-византийски запутанные романы Декстера становятся
бестселлерами, их экранизации имеют успех повсюду в мире
во многом благодаря главному персонажу — инспектору Мор¬
су. По ту сторону Брайдсхеда описывается и повседневная
городская жизнь: окраинные кварталы; пивные, вплоть до
Вудстока — площадки своеобразного туризма по местам пре¬
ступления: “Это оксфордское преступление, и нужен житель
Оксфорда, чтобы его раскрыть”. Как сообщил мне (весьма
прочувствованно) Колин Декстер, он несет ответственность
за восемьдесят одно убийство в этом славном городе и сре¬
ди его жертв — три ректора: “Думаю, я превратил этот город
в мировую столицу убийств”. На самом же деле за последние
сорок лет в университетских колледжах произошло всего два
убийства.
Там, где сияет “Свет мира”:
Оксфорд — город книг, слов и словарей, мир по¬
нятий и абстракций. Изображения, как мне по¬
началу казалось, ведут в этом царстве рассудка
скорее метафорическое существование: они
вторичны, подобно теням в платоновских пе¬
щерах. Правда, здесь есть Эшмоловский музей, собравший
все, что радует глаз. Остальное, думал я, — архитектура, и уж
тут грех жаловаться. Потом я стал ходить по колледжам, за¬
глядывая в библиотеки, столовые, часовни... Повсюду карти¬
ны, бюсты, статуи, скульптуры из мрамора и бронзы, витра¬
жи, резное дерево, как будто каждый колледж — сам по себе
музей.
От средневековых миниатюр Бодлианской библиотеки до
портретного изображения Билла Клинтона работы Рональда
Б. Китая в Юниверсити-колледже — все свидетельствует о том,
что Оксфорд — еще и город изображений. Они рассыпаны по
городу, скрыты в преподавательских гостиных и доступны от¬
нюдь не всем и не всегда. Начнем с того, что имеется в откры¬
том доступе, — к примеру, с Эксетер-колледжа. В викториан¬
ских сумерках часовни сияет “Вифлеемская звезда”, картина
искусство
Сегодня я был в Оксфорде - там, где все юные лорды
и раджи огромной воронкой всасывают, знания. Не¬
вероятный музей для учащихся, музей, в котором хо¬
чется остаться на год, чтобы со вкусом исследовать
все эти древности.
Оскар Кокошка (1928)
96
ТАМ, ГДЕ СИЯЕТ “СВЕТ МИРА”
прерафаэлитской мощи, гобелен, вытканный по наброску Эд¬
варда Бёрн-Джонса (1887). Трое ткачей на протяжении двух с
лишним лет работали над этим монументальным творением:
исполненные радости подчеркнуто удлиненные фигуры сре¬
ди лилий, роз и нарциссов, как на флорентийском цветочном
гобелене раннего Ренессанса. Первый большой заказ фирмы
Морис & Со, со временем сделавшийся самым популярным на¬
стенным панно религиозного содержания, ныне существует
в десяти вариантах, но в часовне он хронологически самый
первый.
Уильям Моррис и Эдвард Бёрн-Джонс познакомились в
Эксетер-колледже, куда поступили в 1853 году изучать теоло¬
гию. Оба хотели быть священниками, а стали сторонниками
Оксфордского движения. Но Моррис по прозвищу Топси, ха¬
рактеризуемый наставником как “весьма неотесанный и не¬
образованный молодой человек, не проявляющий особого
литературного вкуса и способностей”, вскоре увлекся Джо¬
ном Рёскином и апофеозом готики, отдав ему явное предпо¬
чтение перед реформами кардинала Ньюмена — так же как
и его друг из Бирмингема. В Оксфорде Бёрн-Джонс впервые
переживал средневековые мистерии, на всю жизнь вдохно¬
вившие его как художника.
“В упоенье возвращался я пешком вдоль реки... И видел
внутренним взором картины давно минувших дней: аббат¬
ство, длинные процессии верующих, крестные знамена, пла¬
тья хористов, епископские жезлы, воодушевленных рыцарей
и дам по берегам реки, соколиную охоту, роскошь золотого
века... Не могу вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь впослед¬
ствии мне довелось пережить столь же несказанное посеще¬
ние иного мира, интенсивность которого причиняла мне
столь сильную боль, что, казалось, голова моя вот-вот раско¬
лется”, — записал в 1854 году Эдвард Бёрн-Джонс в дневнике
после посещения развалин аббатства Годстоу.
В том же году друзья заприметили у одного галериста с
Хай-стрит картину, наилучшим образом отвечавшую их эсте¬
97
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тическим и религиозным идеалам, — “Возвращение голубя
к ковчегу” Джона Эверетта Милле. Картина принадлежала
директору университетской типографии Томасу Комбе, в со¬
брании которого друзья впервые увидели также произведе¬
ния Хольмана Ханта, Данте Габриэля Россетти и других пре¬
рафаэлитов. Два года спустя, встретившись с Россетти, они
полностью посвятили себя искусству. Моррис стал движущей
силой движения Arts & Crafts, а Бёрн-Джонс — одним из самых
загадочных символистов.
В 1857 году они вернулись туда, где учились. Россетти
предложил знаменитому дискуссионному клубу “Оксфорд-
Юнион” цикл настенных росписей для нового зала дебатов и
хотел непременно воплотить свой замысел в жизнь вместе с
друзьями-художниками: серию сцен из легенд о короле Артуре,
это героико-патриотическое ядро викторианской рыцарской
романтики. Однако совместное творение прерафаэлитов с их
избытком энтузиазма и недостатком опыта весьма скоро по¬
блекло на плохо оштукатуренной кирпичной стене и почти
выцвело, ныне напоминая прекрасное привидение. После¬
дующие попытки Морриса вдохнуть цвет в творение диле¬
тантов не помогли, как и недавние реставрационные работы.
В том же 1857 году Россетти и Бёрн-Джонс встретились в
Оксфордском театре с молодой женщиной, чью болезненную
красоту Бернард Шоу охарактеризовал так: “Будто она только
что встала из египетской гробницы в Луксоре”. Джейн Бёр-
ден, дочь конюха, оказалась идеальной моделью для прера¬
фаэлитов. Россетти стал ее невротическим любовником, Уи¬
льям Моррис — нелюбимым мужем. На свадьбу, состоявшуюся
в 1858 году в оксфордской церкви Св. Михаила, Бёрн-Джонс
подарил им шкаф, расписанный сценами из чосеровского
“Рассказа аббатисы”. Моделью Марии послужила Джейн; впро¬
чем, ангелы тоже казались благочестивыми перерождениями
этой роковой женщины. В правом нижнем углу художник рас¬
положил портрет Чосера, чьи книги сопровождали друзей по
жизни, начиная с совместного чтения в Эксетер-колледже и
98
ТАМ, ГДЕ СИЯЕТ “СВЕТ МИРА”
до одного из самых прекрасных произведений книжного ис¬
кусства xix века — Келмскоттского издания Чосера 1896 года с
иллюстрациями Бёрн-Джонса, которое Моррис отпечатал на
ручном станке.
Сегодня этот свадебный шкаф — один из ярчайших экспо¬
натов зала прерафаэлитов в Эшмоловском музее в окружении
картин из собрания печатника Томаса Комбе. Будучи сторон¬
ником Оксфордского движения, он с энтузиазмом привет-
ствовал и обновляющее течение прерафаэлитов. И, похоже,
именно в картине Хольмана Ханта “Свет мира”, приобре¬
тенной Комбе в год написания (1853), воплотилось для него
эстетическое откровение новой веры. В утренних сумерках
Христос с фонарем в руке стучится в запертую дверь, возле
которой все заросло сорняками. Картина Ханта тиражиро¬
валась миллионами экземпляров и превратилась в средото¬
чие викторианской духовности, в икону эпохи, пропитанную
символизмом, исполненную чувства и гиперреалистических
деталей, тяжелых и сладких, как сливовый пудинг. Я помню
эту картину с тех времен, когда меня готовили к причастию;
позднее я встречал ее у старьевщиков в виде гравюр в старых
рамах, пока в конце концов не увидел оригинал в Оксфорде.
Вдова Комбе передала картину Кибл-колледжу, и в его часов¬
не построили специальный боковой придел для самого попу¬
лярного духовного изображения Англо-католической церкви.
Колледж, тогда уже испытывавший финансовые затруднения,
за шесть пенсов позволял посетителям любоваться виртуоз¬
ной игрой света, однако художник, узнав об этом, пришел в
такую ярость, что в 1900 году написал копию и подарил со¬
бору Св. Павла. С тех пор Оксфорд потерял монополию и на
этот “Свет мира”.
В университетских часовнях религиозное искусство пре¬
рафаэлитов вполне на месте. Нигде в мире не удастся про¬
следить развитие их витражного искусства полнее, чем в Ок¬
сфорде. В 1858 году Эдвард Бёрн-Джонс сделал эскиз первого
церковного окна для собора Крайст-Черч: шестнадцать сцен
99
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
из жизни Св. Фридесвиды. Сияющая, очень высокой плотно¬
сти средневековая мозаика с динамичными фигурами, тогда
еще мало походившими на статуи (в отличие от более позд¬
них его работ, где линии сделались более стилизованными и
простыми, формы — более четкими, а цвета — гораздо более
скромными). Бёрн-Джонс создал пять витражей для собора
Крайст-Черч, последний — в 1878 году: Св. Катарина с черта¬
ми Эдит Лидделл, умершей в юности сестры кэрролловской
Алисы. Напротив нее играет на шарманке Св. Цецилия, по¬
кровительница музыки; бумажные эскизы сопровождающих
их ангелов в 1940-е годы продавались на аукционе Christie's по
пять фунтов каждый.
С тех пор как в 1861 году Уильям Моррис основал в Лон¬
доне свою первую фирму, Бёрн-Джонс работал вместе с ним.
Их первый витраж для колледжа — восточное окно часовни
Сент-Эдмунд-холла: распятие (1865); последняя совместная
работа — окна часовни Манчестер-колледжа (1893—1896),
истинный луч света в сердце традиционной викторианской
архитектуры. На южной стене — несколько аллегорических
фигур Христовых добродетелей, напротив — “Шесть дней
Творения”: ангелы в темно-красных одеждах, в руках у них
голубая планета, магические сферы творения со словами
Дидро: “Дайте Богу больше пространства”. Моделью для анге¬
лов служила Мэй Моррис, дочь художника. Никто другой ни
в Англии, ни даже на континенте не умел тогда делать столь
изумительных витражей, как Моррис & Со. А ведь и самой тех¬
никой, и глубоким чувством материала Уильям Моррис был
обязан наглядным урокам, полученным в Оксфорде: “Окну То¬
маса Беккета” (ок. 1340) в соборе Крайст-Черч, “Окну Лилий”
в церкви Св. Михаила (xv в.) и особенно витражам в часовне
Мертон-колледжа (1289).
Не нужно быть специалистом, чтобы поддаться очарова¬
нию расцвеченных окон, и для этого нет места лучше, чем
Оксфорд. Вот что появилось там лишь в 1622—1641 годах:
исполненные библейской радости бытия витражи с элемен¬
юо
ТАМ, ГДЕ СИЯЕТ “СВЕТ МИРА”
тами фламандского маньеризма, созданные двумя художника¬
ми ван Лин из Эмдена — Бернардом и Абрахамом. Старший,
Бернард, занимался часовнями Уодхэм-колледжа и Линкольн-
колледжа; его брат (или кузен) Абрахам работал в часовнях
Куинс-колледжа, Баллиол-колледжа, Юниверсити-колледжа
и Крайст-Черч-колледжа. В соборе Крайст-Черч вы найдете
мой самый любимый витраж этих мастеров: монументальное
изображение Ионы на фоне Ниневии.
Около 1632 года, еще до начала гражданской войны, ког¬
да пуритане Кромвеля убрали из храмов Божьих все, что
услаждало взор, лондонский ювелир Ричард Гринбери создал
несколько гризайлевых витражей для Магдален-колледжа —
фигуры святых, епископов и королей в полный рост. Краски
цвета сепии окрашивают вестибюль часовни в теплые кофей¬
ные тона. Самый большой витраж западного окна, “Страш¬
ный суд”, перед войной (в 1939-м) был помещен в безопасное
место и установлен обратно лишь в 1996 году. Падение в ад,
Вознесение на небеса, ангелы с трубами, Христос на радуге,
а ниже, на фарфоровой табличке, надпись, напоминающая
об удивительной любви, начавшейся здесь. Двое бывших сту¬
дентов, Минни Макмиллан и Джон из Калифорнии, финан¬
сировали реставрацию окна “в благодарность за брак, заклю¬
ченный в этой часовне в Иванов день 1975 года”. Счастье и
стекло порой бывают долговечны.
А вот в современной живописи по стеклу Оксфорду не
очень везет, и не только с Марком Шагалом, но и с Джоном
Пайпером. Английский художник сделал наброски пяти аб¬
страктных композиций для часовни Наффилд-колледжа
(1961); самое прелестное из его окон ныне можно увидеть в
норманнской церкви в Иффли. Животные возвещают о рож¬
дении Иисуса Христа латинскими изречениями: “Христос
родился!” — кричит Петух, устроившийся на верхушке Древа
Жизни. “Когда? Когда?” — крякает Утка. “Нынче ночью”, — от¬
вечает Ворона с соседней ветки. “Где? Где?” — спрашивает Сова.
“В Вифле-еме! В Вифле-е-ме!” — блеет под деревом Овца.
Ю1
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Зверинец расписного стекла, в звукоподражании не ме¬
нее виртуозный, чем в яркости красок, — самое поэтичное и
радостное из известных мне изображение Рождества Христо¬
ва (эскиз 1982 года, витраж выполнен Дэвидом Уосли после
смерти Пайпера в 1995 году).
Художников тянуло в Оксфорд всегда, задолго до того,
как “грезящие шпили” в живописном изображении заполо¬
нили открытки. В 1669 году Дэвид Логган, художник из Дан¬
цига, был назначен университетским гравером. Его город¬
ские пейзажи из серии офортов “Оксфорд в иллюстрациях”
(1675) воспроизводят город и колледжи с фотографической
точностью. Жанровые художники и карикатуристы тоже на¬
ходили в Оксфорде множество сюжетов: от кучеров до до¬
нов, которых особенно любил изображать Томас Роулендсон:
пьянство и копуляции в обществе академиков георгианской
эпохи. Более семидесяти видов Оксфорда маслом, акварелью,
в технике офорта оставил один только вездесущий Уильям
Тёрнер.
На протяжении столетий университетский город обеспе¬
чивал художников выгодными заказами. Строились и пере¬
страивались колледжи, часовни, библиотеки, трапезные, по¬
мещения всех видов и назначений. Спонсоры хотели, чтобы
их увековечили в скульптурах; ректоры и доны, выдающиеся
ученики и благотворители — чтобы с них писали портреты.
Самое позднее сразу же после их смерти в часовне, холле или
вестибюле должен был появиться памятник или по меньшей
мере мемориальная доска. В Бодлианской библиотеке, в экза¬
менационных школах и в самих колледжах висят сотни пор¬
третов кисти Томаса Гейнсборо, Джошуа Рейнольдса и Дэви¬
да Хокни, изобразившего ректора Хэртфорт-колледжа.
В Оксфорде представлено огромное количество скуль¬
птур, в особенности xviii и xix веков. К примеру, на лест¬
ничной клетке библиотеки Крайст-Черч между каталогом
и компьютерами собралась на удивление представительная
компания: бюсты Луи Франсуа Рубийака, Джона Бэкона,
102
ТАМ, ГДЕ СИЯЕТ “СВЕТ МИРА”
Френсиса Чентри, Джейкоба Эпстайна и притаившийся в
нише скульптурный портрет в полный рост философа Джо¬
на Локка, шедевр Майкла Рисбрака (1757). Почти в каждой
часовне вас ожидает искусствоведческий сюрприз, а вернее
всего не один: в Леди-Маргарет-холле это ранний триптих
Эдварда Бёрн-Джонса (1862); в Сент-Эдмунд-холле — алтар¬
ный образ валлийского художника Сери Ричардса (“Христос
в Эммаусе”), а в часовне Нью-колледжа, как будто мало одного
Эль Греко (“Святой Иаков”, 1610), вас ожидают еще витраж
Джошуа Рейнольдса (1777) и “Лазарь” Джейкоба Эпстайна
(1948), высвобождающийся из гробовых одежд, — скульптура
из известняка, воплотившая пафос религиозных сомнений
послевоенного времени.
В точности никому неизвестно, какими шедеврами вла¬
деют колледжи. Поскольку это частные институты (да и в
целях безопасности), они не дают полных сведений о сво¬
их собраниях. Вероятно, многие колледжи и сами не знают,
какими сокровищами обзавелись на протяжении столетий.
В Леди-Маргарет-холле и колледже Св. Анны имеются кол¬
лекции произведений английских художников хх века (Стен¬
ли Спенсер, Пол Нэш, Дэвид Джонс, Кристофер Вуд и др.),
в Вустер-колледже — коллекция архитектурных эскизов от
Иниго Джонса до Уильяма Бёрджеса, в Кэмпион-холле — со¬
брание религиозного искусства: от Средневековья до модер¬
на, в Пемброк-колледже — коллекция британского послево¬
енного искусства (Линн Чэдуик, Элизабет Фринк, Патрик
Хирон, Том Филипс и др.). Но произведения искусства от¬
нюдь не всегда доступны для посетителей, за исключением
разве что тех, что принадлежат Крайст-Черч-колледжу. Для
собрания этого колледжа, несомненно самого крупного и
значительного в Оксфорде, в 1968 году была построена кар¬
тинная галерея. Впрочем, не подчиняется ни городу, ни го¬
сударству и Эшмоловский музей — университетский музей с
мировым именем, подобный музею Фицуильяма в Кембридже
и Лондонскому институту Курто.
103
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Американский художник Рональд Б. Китай был “оше¬
ломлен на всю жизнь” рисунками Рафаэля и Микеланджело,
представленными в Эшмоловском музее. В конце 1950-х годов
Китай бывал там почти каждый день, посещая занятия шко¬
лы рисования Рёскина. Эту школу, ныне переехавшую на Хай-
стрит, Джон Рёскин открыл в Университетских галереях, как
тогда еще назывался Эшмоловский музей, в 1871 году. Часть
коллекции, используемую в качестве учебного материала,
Рёскин передал в собственность университета: около ста пя¬
тидесяти своих рисунков, семьдесят семь набросков Уильяма
Тёрнера и внушительное собрание прерафаэлитов, к которым
когда-то принадлежал и сам. Рёскин преподавал в Оксфорде
почти пятнадцать лет, стал первым профессором изящных
искусств. До сих пор этот курс пользуется особой популяр¬
ностью благодаря знаменитым искусствоведам, читающим
его, в частности Кеннету Кларку, Эрнсту Гомбриху, Фрэнсису
Гаскеллу и Чарлзу Хоупу, выпускнику Баллиол-колледжа, ны¬
нешнему директору Варбургского института.
Тем более приятно, что, несмотря на исчерпывающую
полноту, с которой в Оксфорде представлено классическое
искусство, здесь есть и музей современного искусства. Имен¬
но в нем, а не где-нибудь в Лондоне, прошли первые в Бри¬
тании персональные выставки Йозефа Бойса, Карла Андре и
других пионеров авангарда. Не имея собственного собрания,
музей с самого основания в 1965 году регулярно организует на
своей территории знаковые выставки, дебаты о проблемах
восточноевропейского и не только европейского искусства,
а также о самых разных аспектах визуальной коммуникации.
И все это, при щедрых дотациях города, происходит в здании
бывшей пивоварни на Пемброк-стрит.
Ульи с веерными сводами
архитектура в Оксфорде
Красоты Оксфорда, по большей части
архитектурные.
Макс Бирбом. “Зулейка Добсон” (1911)
Подобно стеклянной пирамиде громоздится над
этим городом прошлое, будто весь Оксфорд —
один-единственный памятник и одновременно
кладбище идей, уложенных вековыми слоями.
Я стоял на колокольне церкви Св. Девы Марии,
невольно встречаясь глазами с готическими химерами на во¬
досточных желобах, и смотрел вниз на Редклифф-сквер, за¬
глядывал в лабиринты переулков и фронтонов, скользя взгля¬
дом по серым крышам колледжей, их зеленым внутренним
дворам, вдоль бесконечной вереницы башен, куполов и печ¬
ных труб. Оглядывая открывшуюся панораму, я чувствовал
примерно то же самое, что и герой Томаса Гарди, каменщик
Джуд Фоули, приехав в Крайстминстер: “Город раскинулся
перед ним, как раскрытый учебник по архитектуре”.
В Оксфорде на относительно небольшом пространстве
взгляду доступна вся история английской архитектуры: от
норманнских культовых сооружений до торговых центров в
эстетике постмодернизма. Готика, ренессанс, неоготика, ге-
оргианский и викторианский стили — все эти эпохи так или
иначе представлены здесь. Кристофер Рен, Николас Хоксмур
и Джеймс Гиббс, Уильям Баттерфилд, Эдвин Лаченс, Джеймс
105
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Стирлинг — ведущие архитекторы страны — возводили свои
шедевры в провинциальном городе, словно считали его вто¬
рой столицей. Утверждалось, что Гитлер распорядился не
бомбить Оксфорд, так как после окончательной победы со¬
бирался учредить там центр нацистской администрации
для управления покоренной Англией. Однако в отсутствие
документальных свидетельств, возможно, следует принять
популярную версию: он не стал бомбить Оксфорд, потому
что после войны надеялся получить там почетную докто¬
рантуру.
Начиная со Средневековья и на протяжении последующих
семисот лет в Оксфорде, как и в Кембридже, комплексная ар¬
хитектура колледжей получила небывалое по многообразию
и полноте развитие. Отгородившись от остального мира вы¬
сокими стенами, священные замки учености, созерцательные
в своей исключительности, становились фасадами вовнутрь
и задом к улице. Символом соответствующего способа обуче¬
ния может служить всегда готовая к обороне сторожевая баш¬
ня ворот с узкой дверкой в мощном портале — игольное ушко
в другой мир. Тот, кто входит сюда, привлекает внимание и
к себе самому, и к ученому сообществу.
Но не частные холлы, а пришедшие им на смену коллед¬
жи стали развивать особую архитектуру, способную отразить
их корпоративную самобытность. Прототипом автономного
средневекового учебного заведения стал Мертон-колледж,
основанный в 1264 году, прародитель всех колледжей. Сто¬
ловая, дом ректора, часовня — здания группируются вокруг
центрального внутреннего двора, будто что-то стягивает их к
центру. Скамьи в часовне стоят друг напротив друга, подобно
сиденьям для членов правящей партии и оппозиции в нижней
палате парламента — позднее эхо взаимного расположения хо¬
ристов в монастырских церквах. Примечателен лестничный
принцип, воплощенный в ансамбле его главного двора Моб-
квод. Комнаты связаны не коридором, а общей лестницей,
каждая существует сама по себе. Жилища студентов размеще¬
юб
УЛЬИ С ВЕЕРНЫМИ СВОДАМИ
ны по вертикали, а не по горизонтали вдоль одного коридора.
Именно расположение комнат в Мертон-колледже, обеспечи¬
вающее покой и уединение, послужило образцом для более
поздних построек. Лишь в 1870 году Кибл-колледж покончил
со средневековым лестничным принципом; его примеру по¬
следовали женские колледжи, расположившие комнаты по
сторонам коридора.
Через сто лет после первой ласточки епископа Уолтера
де Мертона в Оксфорде появился самый впечатляющий с
архитектурной точки зрения колледж в тогдашней Англии —
Нью-колледж, основанный Уильямом Уайкхэмом, епископом
Винчестерским в 1379 году. Поначалу все основные строения
задумывались как единое целое и располагались регулярно,
как в аббатстве. Трапезная и часовня “спиной к спине” зани¬
мали северную сторону двора, почти в четыре раза превос¬
ходившего по размерам мертоновский Моб-квод. На втором
этаже трапезной была предусмотрена открытая стропильная
конструкция, как в главном зале средневековой усадьбы, в са¬
мом дальнем конце которой на специальном помосте пиро¬
вали господа, — как и везде, за high table здесь трапезничали
члены колледжа и их гости. Возвышенное положение акаде¬
мической элиты играет особую роль в колледжской мифоло¬
гии. Хотя, как отмечает Хавьер Мариас, “высоким” стол назы¬
вался лишь потому, что стоял на возвышении, а вовсе не из-за
того, “что качество блюд на столе либо качество застольных
бесед было таким уж высоким”.
Прусский зодчий Карл Фридрих Шинкель, путешествуя
по Англии в 1826 году, посетил и Оксфорд, но задержался не¬
надолго, так как особого впечатления город на него не про¬
извел. Колледжи, по его словам, выглядят “очень богато и
своеобразно”, но “архитектура везде повторяется”. В этом
Шинкель ошибся. Его противоречивое суждение свидетель¬
ствует лишь о том, что повторения являлись необходимой
частью архитектурной программы. Часовня и парадный зал,
сторожевая башня ворот и библиотека, внутренние дворы и
107
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
сады — одни и те же элементы, на которых строится колледж,
подобно вариациям в фуге Баха.
Помимо структурного родства колледжи связывает и об¬
щая манера не доверять моде — как интеллектуальной, так
и архитектурной. Ренессансных мотивов, весьма заметных
в очертаниях дворца Хэмптон-корт, резиденции кардинала
Уолси, не стоит искать в зданиях основанного им колледжа.
Крайст-Черч-колледж прочно стоит на столпах готики — на¬
столько прочно, что и в 1640 году над лестницей его парад¬
ного зала был воздвигнут веерный свод, совершеннейший
анахронизм по тем временам. Похожие своды венчают сто¬
рожевые башни ворот Уодхэм-колледжа и Ориел-колледжа
(1620—1622), часовню Брасенос-колледжа (1665), а в залах
Эксетер-колледжа, Уодхэм-колледжа и Ориел-колледжа име¬
ются еще и окна в готическом стиле, а также веерные своды: в
общем, сплошные готицизмы. Что это — готика, пережившая
свой век, готика после собственной смерти или сознательная
ее реанимация?
Как пишет историк архитектуры Николаус Певзнер,
“странный стиль, с которым в Оксфорде сталкиваешься чаще,
чем в любой другой части Англии (где неоготика вообще рас¬
пространена в целом более, чем на континенте), — знак ан¬
тикварных предпочтений и одновременно неприятия ради¬
кальных перемен”. Постоянной оглядкой на средневековую
архитектуру колледжи вновь и вновь утверждают непрерыв¬
ность преемственности. В этом всегда была сила Оксфорда,
более значимая, чем любые стилистические инновации; но
одновременно и его слабость — угроза примитивного тради¬
ционализма.
Раскрытой средневековой книгой предстает фасад Бод-
лианской библиотеки, опутанный позднеготическими де¬
коративными арками, — чистая перпендикулярная готика
(1612). Первая неоготическая часовня в Оксфорде — часовня
Тринити-колледжа (1691) с оригинальной резьбой по дереву
Гринлинга Гиббонса. Довольно поздно, да и то лишь изред¬
108
УЛЬИ С ВЕЕРНЫМИ СВОДАМИ
ка, в архитектуре колледжей проявляются ренессансные
мотивы, — ярче всего в ансамбле внутреннего двора Сент-
Джон-колледжа Кентербери-квод, где весьма любопытно их
переплетение с элементами готики и барокко (1631—1636).
Неприятие итальянского Ренессанса, по словам Певзнера,
“особенно смущает, ведь Оксфорд играл столь значимую роль
в английском гуманизме xv века”.
Важнейшие университетские церемонии проходят в по¬
мещении Шелдоновского театра. В 1631 году ровесник века
молодой профессор астрономии Кристофер Рен сделал эскиз
этого “чуда юности”, как назвал его друг Рена Джон Ивлин. Те¬
атр был первым официальным заказом Рена в Оксфорде, как
и часовня Пемброк-колледжа в Кембридже. Так что и то и дру¬
гое — творения гениального дилетанта.
Величайший архитектор Англии на самом деле вовсе даже
не архитектор, а ученый-естественник. Еще в бытность сту¬
дентом Уодхэм-колледжа, Рен придумывал всякие полезные
вещи вроде регистратора погоды или алфавита для глухоне¬
мых. Его страсть к решению сложных технических проблем
пышным цветом расцвела в подвесных конструкциях крыши
Шелдоновского театра. Классическое по силуэту здание сооб¬
щает Оксфорду масштабность. Примерно тогда же Рен вхо¬
дил в комиссию по реставрации собора Св. Павла, и это об¬
стоятельство оказало влияние на всю его дальнейшую жизнь.
Гораздо позже, давно уже став королевским архитектором
и дворянином, он принимал участие в проектировании ок¬
сфордских колледжей: в 1681—1682 годах он завершил облик
Тюдор-хоф, внутреннего двора Крайст-Черч-колледжа, по¬
строив большую сторожевую башню Том-тауэр. Но лично мне
больше всего нравится его ранняя работа, солнечные часы
Олл-Соулз-колледжа, проект 1659 года. С барочной пышно¬
стью расположились они на южной стене библиотеки и от¬
считывают время: “Все проходит, но принимается в расчет”.
Англия—страна солнечных часов. Древнее гномоническое
искусство пестовалось в Оксфорде особо, словно в тенистых
109
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
владениях колледжей солнце хотели не только учесть, но и
научиться заклинать при помощи орнаментальной фантазии,
астрономической изощренности и магии латинских изрече¬
ний. На колоннах первого двора колледжа Корпус-Кристи
можно насчитать двадцать семь самых разных солнечных ча¬
сов — подлинный триумф христианского небесного искусства
1579 года рождения. На стенах Мертон-колледжа, Брасенос-
колледжа, Крайст-Черч-колледжа, в их внутренних дворах и
садах и даже вместо стекол в окнах лестницы Юниверсити-
колледжа — повсюду солнечные часы: их обустройство наряду
с украшением водосточных желобов было одним из популяр¬
нейших в Оксфорде архитектурных развлечений.
Вернемся в Олл-Соулз-колледж, член конгрегации которо¬
го Кристофер Рен когда-то следил за движением звезд и под¬
считывал финансы. Его лондонский ассистент Николас Хок¬
смур спроектировал башни-близнецы для Олл-Соулз-колледжа
(1716—1736), странный отзвук готики в георгианской Англии.
Хоксмур мечтал с размахом застроить весь город в римско-
барочном стиле, однако пожар так и не пришел ему на помощь,
как Рену в Лондоне, а оксфордским заказчикам делалось не по
себе от его эксцентричности. Ему позволили построить лишь
здание Кларендон-билдинг да кое-что для Олл-Соулз-колледжа.
Самый смелый проект Хоксмура, ротонду новой библиотеки,
уже после его смерти воплотил в жизнь другой человек, шот¬
ландец Джеймс Гиббс. А круглая Камера Редклиффа (i737—
1748) с уходящим вверх куполом теперь представляет собой
самый элегантный книжный мавзолей Англии — смешение ба¬
рокко Кристофера Рена и классицизма родом из Рима, города,
где учился Гиббс. Католик и якобит Джеймс Гиббс создал в Ок¬
сфорде только один архитектурный шедевр.
В архитектурный расцвет Оксфорда, пришедшийся на
начало xviii века, внесли вклад еще двое дилетантов. Генри
Олдрич, декан Крайст-Черч-колледжа, решил добавить к сво¬
ему колледжу еще один жилой блок — так появился квартал
Пекуотер-квод (1705—1714), чьи флигели и внутренние дво¬
1Ю
УЛЬИ С ВЕЕРНЫМИ СВОДАМИ
ры организованы подобно фасадам дворцов итальянского
Возрождения. Южный флигель, библиотеку с коринфскими
колоннами, спроектировал в 1717 году Джордж Кларк, член
Олл-Соулз-колледжа и архитектор-любитель. Декану Олдричу,
классическому ученому и бонвивану, приписывают также го¬
родскую церковь Всех Святых (1706—1708); сейчас это здание
используется колледжем под библиотеку. По заказу универси¬
тета приверженец рококо-готики Генри Кин спроектировал
обсерваторию Редклиффа, а Джеймс Уайетт увенчал ее в 1794
году Башней ветров в античном стиле — получилась самая не¬
обычная обсерватория своего времени.
Практически все знаменитые английские архитекторы
xix века отметились в Оксфорде своими главными или хотя
бы второстепенными творениями — музеями, виллами, церк¬
вами, павильонами для крикета, — составив своеобразную
антологию викторианских стилей и форм: от возрожденной
античности в очертаниях Эшмоловского музея до уличных
фонарей Джайлса Гилберта Скотта.
Тому, кто опасается передозировки монументализма, ка¬
ковым в избытке наделены здания Кибл-колледжа, постро¬
енные Уильямом Баттерфилдом, рекомендовал бы посетить
часовню Вустер-колледжа: ее интерьер — мастерская работа
Уильяма Бёрджеса (1864—1866), шедевр викторианского сти¬
ля, попурри из истории искусств, вплоть до вырезанного на
деревянных скамьях силуэта Додо. Для птицы Додо, истин¬
ного гербового символа Оксфорда, была построена еще одна
роскошная клетка — собор из чугуна и стекла под названием
“Университетский музей” (1855—1860). Сконструировав этот
выставочный зал, оксфордские приверженцы готики реши¬
лись наконец сделать шаг в индустриальную эпоху.
У каменщиков вроде Джуда Фоули из романа Гарди в xix
веке было много работы по реставрации хрупких башен. Дым
от сгоравшего угля за прошедшие столетия испортил стены
настолько, что масштабная реставрация была неизбежной.
Местный бутовый камень, привезенный когда-то из Хединг-
in
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тона, давно не мог конкурировать в прочности с коралловым
известняком из древних морских раковин, встречающимся
даже в старейших строениях Оксфорда (например, в неко¬
торых участках городской стены и колокольни Св. Михаила).
Около 1825 г°Да по городу прокатилась первая большая вол¬
на реконструкций. Поначалу использовали мягкий камень медо¬
вого цвета, потом ему на смену пришел кремовый известняк из
Линкольншира. Реставрационные вкрапления смотрелись гру¬
бо, а в стенах зданий Джизус-колледжа — настолько неряшливо,
что Уильям Моррис резюмировал результаты работ так: “Погу¬
блено поддел ками”. В наше время все чаще используется француз¬
ский известняк, который дешевле и хуже, как полагают пуристы.
Консервативное стремление Оксфорда воспроизводить
стили прошлого преобладало также и в архитектуре хх века.
Яркий тому пример — Наффилд-колледж, спроектированный
в 1939 году и построенный в i960 году, образчик котсуолдско-
го усадебного стиля. Интернациональный стиль 1930-х годов
добрался до Оксфорда с тридцатилетним опозданием. В 1958—
i960 годах Майкл Пауэрс возвел общежитие Сент-Джонс-
колледжа, шестиугольные помещения которого прозвали
сотами: многоугольный зигзагообразный фасад, огромные
стеклянные окна в металлических рамах — первые признаки
модерна на берегах Исиды (то есть Темзы). А потом архитек¬
тура хх века нагрянула сюда по-настоящему, расщедрившись
на целый колледж, целиком и полностью оборудованный
Арне Якобсеном, включая мебель и столовые приборы: кол¬
ледж Св. Екатерины (1960—1964). Еще несколько лет спустя
сэр Джеймс Стирлинг спроектировал общежитие для Куинс-
колледжа: Флори-билдинг на берегу Черуэлла, чудовищный
образчик функциональной архитектуры (1966—1971).
Весьма хаотично и без какого бы то ни было архитек¬
турного блеска осваивалась и “научная” территория, к севе¬
ру от Саут-Паркс-роуд, ныне плотно застроенная зданиями
естественно-научных лабораторий и институтов. Единствен¬
ное достойное упоминания сооружение у самой ее границы —
112
УЛЬИ С ВЕЕРНЫМИ СВОДАМИ
спроектированная сэром Лесли Мартином и Колином Сент-
Джоном Уилсоном библиотека юридического факультета
(1961—1964): длинные оконные проемы и кубы из кирпичей
песочного цвета позволяют отнести здание к стилю баухаус.
На исходе хх века университет пережил самый боль¬
шой строительный бум в истории. Из-за растущего числа
студентов колледжам требовались все новые жилые и учеб¬
ные помещения. Около тридцати миллионов марок Сент-
Джонс-колледж заплатил Ричарду Маккормику за квартал
Гарден-квод (1993), счастливо соединивший традицию и со¬
временность. Большинство новых зданий солидны и скучны,
лишены оригинальности и выдержаны в постмодернистском
или неогеоргианском стилях. Показательны здания Гроув-
билдингз Магдален-колледжа (1994—1999), спроектирован¬
ные Деметрием Порфириусом, — чистый неоклассицизм пре¬
красной ручной работы. Ностальгический облик и удобные
интерьеры ориентированы еще на один тип потребителей
(помимо студентов), играющий все более заметную роль в
жизни Оксфорда: на бизнесменов и участников конферен¬
ций, заполняющих учебные помещения в долгие месяцы ка¬
никул. К концу столетия в качестве застройщика университет
создал целый ряд milknium buildings (зданий тысячелетия), в
том числе экономический факультет сэра Нормана Фостера
(на Мэнор-роуд) и бизнес-школу Саида, построенную Джере¬
ми Диксоном и Эдвардом Джонсом рядом с вокзалом.
Новые здания, возведенные за пределами университета,
отвратительны в такой же степени, как все английские город¬
ские постройки хх века. В один из старейших кварталов на
Куин-стрит умудрились втиснуть два торговых центра: Вест-
гейт (1972) и Кларендон-центр (1984), выдержанных в духе
постмодернистского орнаментализма — сплошь зеркальное
стекло. В “супермаркетном стиле” 1990-х построен новый
вокзал, Oxford's terminal disaster* (The Observer). Уильям Моррис
* Окончательное несчастье Оксфорда (анг.). Игра слов: фразу также мож¬
но перевести как “катастрофический оксфордский терминал”.
"3
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
пришел бы в ужас. Еще в 1885 году он выступал против сноса
старых домов и бестолкового городского планирования. По
его мнению, культура Оксфорда погрязла в коммерции: “Надо
ли говорить о деградации, которая столь стремительно охва¬
тила город, все еще один из самых красивых на свете, город
с особым окружающим его миром, так что если бы у нас была
хоть капля здравого смысла, мы обращались бы с ним как с
подлинной жемчужиной, чью красоту необходимо сберечь
любой ценой”.
Лишь в 1968 году одна из частей северного Оксфорда пер¬
вой попала под действие Программы по охране памятников.
Теперь таких охранных зон в Оксфорде больше двенадцати.
Почему же так поздно? Ведь еще в 1927 году была создана ор¬
ганизация по охране Оксфорда — Oxford Preservation Trust Этот
трастовый фонд ставил целью всеми силами оберегать клас¬
сическую панораму “грезящих шпилей”. Он выкупил часть
холма Боарз-хилл и другие земельные участки, чтобы поме¬
шать неконтролируемой застройке, — похвальное, но недо¬
статочное решение. На протяжении столетий сами колледжи,
крупнейшие в городе землевладельцы, продавая земли, спо¬
собствовали застройке, на которую теперь громче всех жалу¬
ются. Политика сохранения “зеленого пояса” в окрестностях
Оксфорда, включающая строгие ограничения на строитель¬
ство в девятьнадцатикилометровой зоне вокруг Карфакса,
последовательно проводится лишь с 1947 года. Тем активнее
плодятся теперь населенные пункты за пределами зоны, а
старые поселения вроде Уитни или Вудстока превратились в
города-спутники Большого Оксфорда. А вот луг Крайст-Черч
не изменился с тех самых пор, когда Уильям Тёрнер однаж¬
ды в 1800 году в сумерках писал свою акварель: вид через за¬
ливные луга на купола церквей от Сент-Олдгейт до Св. Девы
Марии, силуэты на фоне неба. Как раз по этим лугам город
хотел проложить дорогу, чтобы разгрузить Хай-стрит. В оже¬
сточенной борьбе за прогулочную зону Мертон-колледжа, в
тянущихся годами судебных слушаниях, протестах, проектах
114
УЛЬИ С ВЕЕРНЫМИ СВОДАМИ
получил продолжение исторический конфликт town и gown,
пока не стало ясно: проще проложить трассу на Луне, чем
через луг Крайст-Черч. Чтобы разрешить общеизвестную
транспортную проблему, нужно просто изменить направле¬
ние Темзы, направив ее по Хай-стрит, — предложил когда-то
Джон Спэрроу, эксцентричный ректор Олл-Соулз-колледжа,
прозванный Warden of All Holes* из-за своих всем известных го¬
мосексуальных предпочтений.
В середине 1980-х годов Оксфорд вновь пришел в вол¬
нение. Защитники окружающей среды выступили против
строительства окружной дороги А40 в северной части города.
Сегодня шестирядный хайвей М40 проходит через долину Че-
руэлла, грубо вспарывая классический ландшафт, и этому не
смогла помешать даже леди Баллок, жена знаменитого истори¬
ка, пригрозившая, что ляжет на землю перед бульдозерами.
Джон Бетджемен называл Оксфорд хаосом, чуждым вся¬
кого планирования. В самом деле и город, и университет в
качестве землевладельцев на протяжении многих столетий
проводили в строительстве политику апартеида: каждый за
себя и часто друг против друга. В наши дни сотрудничество
между ними давно стало естественным. Но и оно пока не сни¬
мает противоречий — ни при обустройстве технопарка, кото¬
рый с 1985 года появился на краю луга Порт-мидоу, ни при
строительстве Оксфордского центра изучения ислама в Нью-
Мэрстоне (2001). Самый большой исламский учебный центр
в Англии, построенный по проекту египтянина Абделя Ва¬
хида Аль-Вакиля, имеет очертания типичного оксфордского
колледжа: внутренние дворы отчасти как в Альгамбре, отча¬
сти напоминают средневековые галереи — смешение готики
и ислама, гибрид восточной и западной архитектур, увенчан¬
ный минаретом и куполом мечети, последним экзотическим
дополнением к “грезящим шпилям”.
* Страж всех дыр (анг.). Игра слов: Warden of AU Souls (Страж всех душ) име¬
ет сходное английское звучание.
И5
О мальчиках-хористах
и гремучих мошонках:
музыка в Оксфорде
Пока его поезд подбирался все ближе к Оксфорду, го¬
роду громогласных хоров, как его окрестили когда-
то из-за вездесущей музыки, Николас с удовольстви¬
ем припал к своей бутылке виски.
Эдмон Криспин. “Убийство перед премьерой”
(1971)
На краю лужайки Магдален-мидоу под сенью
дикой вишни сидят два студента и играют на
скрипке ирландские народные песни: “Если нет
дождя, мы всегда упражняемся здесь, на приро¬
де”. Около полудня в часовне Уодхэм-колледжа
на возвышении для органа студентка вместе с учительницей
поет шубертовскую Ave Maria. Гуляя по дворам и садам коллед¬
жей, почти в каждом слышишь, как где-то играют на рояле.
Оксфорд — город музыки. Но еще раньше, едва приехав
сюда, сквозь грохот транспорта вы слышите колокольный
звон: поют колокола Магдален-колледжа, Мертон-колледжа и
Нью-колледжа, церкви Св. Девы Марии, Линкольн-колледжа,
собора Крайст-Черч, а также колокола семи церквей в цент¬
ральной части города — отовсюду доносится высокий и низ¬
кий, тяжелый и легкий небесный звук. Когда Чарлз Райдер,
студент из “Брайдсхеда” Ивлина Во, в последнее воскресенье
учебного года шагал по центральной аллее своего колледжа
“через мир благочестия”, его со всех сторон окружали прихо¬
жане и звуки колоколов. Давно нет былого благочестия, но
иб
О МАЛЬЧИКАХ-ХОРИСТАХ И ГРЕМУЧИХ МОШОНКАХ
церкви остались — по крайней мере шестьдесят пять англикан¬
ских церквей и колледжских часовен. Нигде в Англии, кроме
Лондона, не найти столь высокой концентрации колоколов
на единицу площади. Ничего удивительного, что не только
верующие, но и звонари играют в городе не последнюю роль.
Вскоре после Реформации колокольный звон вошел в моду
в среде молодых джентльменов — gentelmen-ringers (звонарей-
джентльменов). Правила игры установил кембриджский ма¬
стер колокольного звона Фабиан Стедмен. В трактате Tintin-
nalogia (1668) он разработал искусство переменного звона
в том виде, в каком оно практикуется и поныне, достигнув
такой виртуозности, что Георг Фридрих Гендель, к примеру,
всегда считал колокола национальным английским инстру¬
ментом.
Change-ringing (переменный звон) — математически обо¬
снованный, нередко часами длящийся ритуал, своеобразная
смесь дзен-буддизма и крикета для колоколен. У этого команд¬
ного спорта звонарей до сих пор имеются болельщики во мно¬
гих колледжах. Мастера переменного звона клуба “Оксфорд
Юниверсити”, основанного в 1872 году, регулярно упражня¬
лись в церквах Св. Марии Магдалины и Св. великомученика
Фомы, а временами также в церквах Сент-Кросс, Сент-Эбби и
в приходской церкви Олд-Мерстон. В Оксфорде работают на¬
стоящие виртуозы — например, команды Магдален-колледжа
или Наффилд-колледжа, а в 1958 году был установлен миро¬
вой рекорд: двенадцать тысяч шестьсот смен за шесть часов
двадцать минут. Уважаемым членом академического Союза
звонарей был и Джон Бетджемен. Колокола сопровождали
его всю жизнь: со времен учебы в Магдален-колледже и до зна¬
менитых стихотворных мемуаров, озаглавленных “Созван¬
ные колоколами”.
Следуя зову колоколов, удается порой насладиться и са¬
мой прекрасной музыкой, какую в состоянии предложить
только Оксфорд, причем совершенно бесплатно: церковной
хоровой музыкой в классической английской традиции от
117
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Уильяма Бёрда до Бенджамена Бриттена. Evensong (вечерняя
месса) — элемент университетской жизни, наиболее строго
оберегающий собственное монастырское происхождение.
Как правило, часовая вечерняя молитва поется только во вре¬
мя учебных триместров, хотя не у всех колледжей есть хоры.
Свои хоровые школы имеются лишь в Крайст^Черч-колледже,
Магдален-колледже и Нью-колледже, у них же — лучшие хоры.
Эти хоры давно стали звездами популярного жанра и ездят по
миру с концертами. В 1996 году хор Нью-колледжа с програм¬
мой церковной музыки попал не только в топ-листы классиче¬
ских исполнителей, но и в поп-чарты.
Шестнадцать мальчиков в жестких стоячих воротничках,
младшие из которых едва видны из-за скамей, становятся к
вечерне напротив хормейстера; за ними четырнадцать более
взрослых певцов в черно-белых одеждах, и все они вместе
поют своему Господину псалом, и господин их (если на миг по¬
забыть о Боге) — Эдвард Хиггинботтом. Хормейстер, человек
с длинными тонкими пальцами, как на картинах Эль-Греко,
которыми он, подобно заклинателю змей, шевелит где-то
над сопрано, тенорами и басами, пока не заставит тридцать
голосов слиться в единый тон, лучше всего без музыкального
сопровождения — в чистый и ясный звук, который он удер¬
живает между певцами, модулируя каждым пальцем, дирижи¬
руя к тому же бровями, словно крылатые ангелы высоко под
потолком тоже входят в состав хора; и еще несколько секунд
парят в воздухе пальцы, пока не растворится последний, не
слышный уже звук — аминь — прекрасный и долгий, как сама
вечность. Лишь иногда, в Хеллоуин, канун дня Всех Святых,
его серафимоподобные певцы притаскивают и водружают на
хоры красную маску дьявола.
Удивительные голоса, пестующие григорианские песнопе¬
ния Cantus planus, справляющиеся с виртуозной полифонией
поздней сакральной музыки, голоса Фаринелли, контртеноры,
живущие под постоянной угрозой мутации голоса и отсева на
экзаменах, год за годом, вновь и вновь, на протяжении столе¬
118
О МАЛЬЧИКАХ-ХОРИСТАХ И ГРЕМУЧИХ МОШОНКАХ
тий... С 1379 года поют они в Нью-колледже, исполняя волю
основателя, Уильяма Уайкхэма. Хористы собора Крайст-Черч
по-прежнему носят плоские тюдоровские шапочки эпохи кар¬
динала Уолси, а в Магдален-колледже начиная с 1458 года, пе¬
ред тем как приступить к исполнению вечерней молитвы при
свечах, поверх красных одежд они надевают белые накидки.
Огромная сила исходит от этих хоров, от их простоты и во¬
кальной мощи, внутренней гармонии по ту сторону ритуалов
и религий. Кто хоть раз слышал Miserere Грегорио Аллегри в
среду Страстной недели в часовне Магдален-колледжа, не за¬
будет этого никогда.
При этом хоры разных колледжей различаются не мень¬
ше, чем сами колледжи: даже вечернюю службу они начина¬
ют в разное время. В Магдален-колледже служба начинается
ровно в шесть, в Нью-колледже — в четверть восьмого, а в
Крайст-Черч-колледже — точно в пять минут седьмого. Ни¬
чего удивительного, что informator choristarum (распорядитель
хора) в Магдален-колледже именуется совсем не так, как его
коллеги-канторы, и это не просто другой стиль. Помимо уча¬
стия в церковных литургиях все три знаменитых оксфорд¬
ских хора связывает одно — любовь к сакральной музыке
тюдоровской эпохи. То же роднит их с соперниками из Кем¬
бриджа, признанными коллективами Кингз-колледжа и Сент-
Джонс-колледжа. Репертуар охватывает музыку тюдоровских
мастеров: Уильяма Бёрда, Томаса Таллиса, Орландо Гиббон¬
са — и простирается до Палестрины, Монтеверди и Орландо
Лассо. Они поют все, от мотетов Возрождения до хоралов и
барочных кантат. В течение недели здесь можно услышать в
хоровом исполнении Генделя, Баха, Пёрселла, а также Пен¬
дерецкого и Стравинского вкупе с Брукнером и Бриттеном,
английских классиков хх века: от Эдуарда Элгара и Воана-
Уильямса до Майкла Типпетта и последних сочинений Джона
Тейвенера.
Один из любимейших композиторов университетских хо¬
ров — Орландо Гиббонс. Когда-то он, родившийся в Оксфор¬
И9
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
де и сделавший карьеру композитора в Лондоне, был одним
из них — мальчиком из кембриджского хора. Потом играл на
спинете при дворе Якова I, был органистом Вестминстерско¬
го аббатства, столь виртуозно владевшим клавишными, что
прослыл величайшим аппликатором эпохи. Один из самых
известных хоралов Гиббонса — “О, бейте в ладоши!”, контра¬
пунктный необычайно трудный фрагмент, который никто во
всей стране не исполняет лучше хора под управлением Эд¬
варда Хиггинботтома, мастера вокального “аминя”. Компо¬
зитор Уильям Уолтон в 1916 году также начинал хористом в
Крайст-Черч-колледже. В четырнадцатилетием возрасте он
написал для своего хора литанию “Падайте, падайте, медлен¬
ные слезы” — самую раннюю из сохранившихся его компози¬
ций. А брат Генри Пёрселла Даниэль был кантором Магдален-
колледжа и при этом изрядным юмористом, за что получил
прозвище Punmaster General*. В часовне Ныо-колледжа начи¬
нали международную карьеру контртеноры Джеймс Боумэн
и Роберт Холлингуорт. Еще один певец колледжа, Джереми
Саммерли, ныне дирижирует одним из лучших хоров Брита¬
нии — Schola Cantorum.
Ежедневное участие в вечерней службе в колледжской ча¬
совне на протяжении столетий оставалось университетской
традицией, как и ношение мантии. Сегодня вечернюю мессу
посещают в основном туристы, а не студенты. Случается, осо¬
бенно зимой, что хор многочисленнее слушателей. Тогда он
поет преимущественно для “каменных гостей” — пророков,
апостолов и святых, скрытых в сумеречных нишах алтарной
стены. Но даже в пустом помещении хористы поют с такой
же сосредоточенностью, как в дни религиозных праздников,
когда в часовне яблоку негде упасть. На самом деле публика
им не нужна. Разве не пели они с самого начала лишь во славу
Господа своего и за душевное здравие основателей? Правда,
* Приблизительный перевод: каламбур-генерал. Игра слов: punster —
остряк; paymaster general — начальник государственного казначейства в Вели¬
кобритании.
120
О МАЛЬЧИКАХ-ХОРИСТАХ И ГРЕМУЧИХ МОШОНКАХ
помимо изначальной обязанности у них давно появились но¬
вые, способствующие прославлению уже их самих: междуна¬
родные турне, многочисленные компакт-диски, выступления
на торжествах, по телевидению, в фильмах об Оксфорде. Но
ни одна студия, никакие акустические изыски не способны за¬
менить часовню, воссоздать волшебство вечерни. Ибо одним
из важнейших элементов церковной музыки является попере¬
менное воздействие прекрасной архитектуры и Божествен¬
ных звуков.
Раз в год мальчики из хора Магдален-колледжа поднима¬
ются на колокольню, чтобы в рассветных сумерках исполнить
майские песнопения. В шесть утра они начинают старинный
евхаристический гимн TeDeumPatrem Colimus. На Хай-стрит, где
собираются тысячи студентов, горожан, туристов, воцаряет¬
ся тишина. Так заканчивается самая долгая ночь в Оксфорде,
и тот, кто выдержал празднество до конца, отправляется за¬
втракать в колледж, паб или одно из городских кафе. По ули¬
цам проходят моррис-танцоры*, молодые люди с венками из
плюща и вербы на головах. Кто-то танцует с плюшевым мед¬
ведем. Кто-то несет огромный картонный пенис с мошонкой-
погремушкой и вагину из красного бархата. “В этом есть
вульгарность, что-то языческое, сумасшедшее”, — говорит
в фильме Ричарда Аттенборо по роману Майкла Крайтона
“Земля теней” (1994) оксфордский дон Джек американской
подруге Джой, приглашая ее поучаствовать в праздновании
летнего солнцестояния на колокольне Магдален-колледжа.
Музицирование — часть жизни колледжей, такая же, как
театр или спорт. Помимо огромного числа всевозможных
музыкальных сообществ в Оксфорде есть два оркестра, со¬
стоящих почти исключительно из студентов и преподавате¬
лей университета, а кроме того, множество самых разных ка¬
мерных коллективов (оркестров, хоров), в которых играют и
* Моррис — театрализованный народный танец во время майских празд¬
неств, когда танцоры в средневековых костюмах играют фольклорных пер¬
сонажей, особенно из легенд о Робин Гуде.
121
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
поют и горожане — освежающая смесь town & gown, профес¬
сионалов и любителей. Не часто приходилось мне встречать
исполнителей вдохновеннее, чем Оксфордский универси¬
тетский оркестр, а публику искушеннее, чем в музыкальном
салоне “Холивелл”. “Однажды в программе было исполнение
малоизвестного произведения Дворжака, — поведал мне Ко¬
лин Декстер. — Органист застрял в пробке, мы сидели и жда¬
ли, а потом дирижер вдруг спросил, нет ли случайно среди
зрителей человека, способного сыграть “Реквием” Дворжака?
Поднялось тринадцать рук. Таков Оксфорд — все мы здесь об¬
ладаем избыточной квалификацией”.
Концерты происходят почти всегда и везде — в часовнях
и церквах, в кафе “Фрейд”, в доме музыки Жаклин дю Пре,
в колледже Св. Хильды, в Шелдоновском театре, а также в
неказистом здании на Холивелл-стрит. Музыкальный салон
“Холивелл”, один из старейших концертных залов Европы,
открылся в 1748 году исполнением оратории Генделя. В июле
1791 года Йозеф Гайдн дирижировал там своей симфонией
№92 соль-мажор — так называемой “Оксфордской симфони¬
ей” — в канун чествований в Шелдоновском театре по поводу
присуждения ему почетной докторской степени в области му¬
зыкального искусства. Самое необычное мероприятие состо¬
ялось здесь в 1920-е годы, когда будущий депутат от лейбори¬
стов Том Драйберг читал свои стихи через громкоговоритель,
перекрикивая стук пишущей машинки, а в кульминационный
момент раздался звук сливного бачка.
Оксфордскую прописку имеют не только коллекция Ф. Бей¬
та и квартет Аллегри — собрание исторических музыкальных
инструментов и всемирно известный струнный квартет. Поп-
группы Radiohead и Supergrass также родом из Оксфорда. Beat¬
les были здесь в 1964 году, пусть только с одним концертом,
организованным аферистом из Брасенос-колледжа Джеффри
Арчером. Ринго Старр, понаблюдав за прытким Арчером, со¬
биравшим пожертвования, заметил тогда: “Этот парень собе¬
рет мою мочу в бутылку и продаст за пять фунтов”.
122
Краткие жизнеописания:
галактика оксфордских звезд
Оксфорд всегда заставлял ее чувствовать себя
дурой. Она не выносила Оксфорд.
Вирджиния Вулф. “Годы” (1937)
Элиас Эшмол (1617—1692)
Сын шорника, учился в Брасенос-колледже, работал адвока¬
том, потом таможенником. Женившись на богатой вдове,
смог в конце концов полностью отдаться своим естественно¬
научным интересам. Эшмол основал Royal Society (Королевское
общество), написал историю Ордена Подвязки и Ордена Ро¬
зенкрейцеров, но всегда оставался прежде всего страстным
коллекционером. Объединив любопытные редкости, собран¬
ные его лондонским другом, придворным садовником Джо¬
ном Традескантом-младшим, с собственным собранием монет
и не только, он передал все это в дар Оксфордскому универ¬
ситету в 1683 году: так возник костяк старого Эшмоловского
музея, первого публичного музея в Англии. На протяжении
почти пяти десятилетий Эшмол, как и его современник Сэ¬
мюэль Пепис из Кембриджа, вел дневники, зашифрованные
столь искусно, что оксфордскому специалисту Курту Иостену
(кстати, немцу) удалось расшифровать их лишь в 1949 году.
Сэр Исайя Берлин (1909—1997)
Философ, историк, первый ректор Вольфсон-колледжа,
интеллектуальный фланёр, курсировавший из Оксфорда
в Вашингтон, от высшего общества к high table. Этот англича¬
123
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
нин, по происхождению еврей из России, столь блистательно
воплотил в себе оксфордский дух, что стал культовой фигу¬
рой, удостоенной более двух десятков почетных докторских
степеней. Родился он в Риге, в детстве пережил падение ца¬
ризма, в пожилом возрасте — крушение коммунизма.
Тоталитарной модели мира противопоставлял свободу
единичного: “Свобода — это свобода, а вовсе не равенство, не
честность, не справедливость, не культура, не человеческое
счастье и не спокойная совесть” (“Две концепции свободы”,
1958). Либерализм Берлина подчеркивает несовместимость
двух базовых ценностей, толерантности и плюрализма как
форм мышления и жизни.
Он писал о Дэвиде Юме, Александре Герцене, Карле Марк¬
се, Канте, Гердере, Гамане — мыслителях эпох Просвещения
и модернизма, создавая историю идей, опирающуюся на кон¬
кретные личности. Его излюбленной формой оставалось био¬
графическое эссе — рассказанная мысль, преподнесенная с
“библейским красноречием” (Т. С. Элиот).
Первый еврей среди членов конгрегации Олл-Соулз-
колледжа за всю его пятисолетнюю историю и всего третий
среди всех членов конгрегаций оксфордских колледжей. Ин¬
теллектуальное счастье, обретенное им в Оксфорде, он сумел
передать дальше с легкостью и очарованием, необычайными
даже для оксфордских мудрецов.
Уильям Бакленд (1784—1856)
Геолог, пионер палеонтологии, каноник собора Крайст-
Черч. Щедро одаренный природой эксцентрик. Превра¬
щал свои лекции в старом Эшмоловском музее в подлинные
зрелища. Еще до того как увидело свет дарвиновское “Проис¬
хождение видов”, Бакленд протягивал своим слушателям ока¬
менелости, поясняя, что в принятой теории происхождения
речь идет об отношениях Бога к человеку, а не к рептилиям,
124
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
и естественно-научные исправления в истории Творения, не¬
сомненно, имели место. Он был первым, кто в 1824 Г°ДУ Д3-71
научное описание динозавра Megalosaurus bucklandi. Квартиру
в Крайст-Черч с ним и его семьей делили змеи, совы, хорьки
и гиена по имени Билли.
По причине ненасытного любопытства ученого на обед у
них нередко подавали паштет из мяса носорога, шницели из
пантеры или крота.
Универсальное оксфордское воспитание принесло поль¬
зу его сыну Фрэнку Бакленду, тоже ученому-естественнику.
Фрэнк держал у себя ручного медведя, в шапочке и мантии
сопровождавшего хозяина на вечеринки. Когда его отцу на
Сицилии показали мощи Св. Розалии, старый Бакленд вос¬
кликнул: “Да это же кости козла!” А в Неаполе вдруг рухнул на
колени перед пятнами крови Св. Януария, лизнул их языком
и пришел к выводу, что перед ним моча летучих мышей.
Многие окаменелости и минералы из коллекции Баклен-
да ныне находятся в Университетском музее.
Роберт Бёртон (1577—1640)
и Т Известный малому числу людей, но еще меньшему — во-
jl А все не известный, покоится здесь: Демокрит-младший,
отдавший жизнь и смерть меланхолии”, — выбито по-латыни
на его надгробном памятнике в соборе Крайст-Черч. В 1621
году под упомянутым псевдонимом он выпустил книгу, сде¬
лавшую его знаменитым — “Анатомию меланхолии”, горькую
сатиру на суетность человеческих устремлений к знаниям.
“Все мы ведем весьма сомнительную, угрюмую, беспорядоч¬
ную, исполненную меланхолии суматошную жизнь, и если бы
были в силах предвидеть грядущее и могли выбирать, то уж
скорее отвергли бы столь жалкое существование, чем дали
на него согласие”. Даже религия не приносит утешения в на¬
прасной Вселенной, которую Бёртон с его энциклопедиче¬
!25
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
ской начитанностью взрастил в своем барочном сознании,
проникнутом ощущением “тщеты всего сущего” гораздо бо¬
лее радикально, чем позднейшие мастера абсурда. “Анатомия
меланхолии” — единственная книга, ради чтения которой
доктор Джонсон вставал на два часа раньше обычного.
Игнорируя шумный успех своей книги, Роберт Бёртон,
ученый, духовный наставник Крайст-Черч-колледжа, до са¬
мой смерти оставался книжным червем. “Я не беден, не богат;
я имею немногое, не хочу ничего”.
Обыкновенно он пребывал в унылом настроении и был
молчалив, но умел рассмешить любое общество. Сам же рас¬
смеялся лишь один раз, когда услышал брань лодочников на
Темзе.
Льюис Кэрролл (1832—1898)
Сын чеширского священника, левша, глухой на правое ухо.
В 1851 году поступил в Крайст-Черч-колледж, стал доцен¬
том математики и остался там на всю жизнь. Очаровал ма¬
ленькую девочку, а с ней и весь мир своими историями.
Charles Lutwidge Dodgson, как его звали на самом деле, пере¬
мешал слоги своей фамилии и имен, латинизировал результат
(Ludovicus Carolus), а затем вновь англизировал его, и получи¬
лось Lewis Carroll Под этим псевдонимом он выпустил “Алису
в Стране чудес” (1865) и “Алису в Зазеркалье” (1871) — детские
книжки, превратившие его, по определению Джойса, в крест¬
ного отца всей современной литературы.
Детство и бессмыслица, абсурдные игры логики стали
убежищем, отдушиной его во многих смыслах стесненного
существования. Художественные фотографии маленьких де¬
вочек, найденные после смерти писателя, создали скромному
ученому репутацию любителя нимфеток. Хотя, вполне веро¬
ятно, что взгляд Доджсона был куда более невинным, чем наш
нынешний, отравленный “Лолитой” взгляд.
126
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Ричард Докинз (р. 1941)
Этнолог, первый заведующий кафедрой всеобщего есте¬
ствознания, прозванный студентами Профессором Все¬
общего непонимания.
Тезис об эгоистичном гене как истинном двигателе эво¬
люции обеспечил Докинзу известность далеко за пределами
профессиональной среды. 1ениальный популяризатор науки,
автор бестселлеров “Эгоистичный ген” (1976), “Слепой часов¬
щик” (1986), “Река, текущая из рая” (1995), “Расплетая радугу”
(1999). Сам себя именует ортодоксальным неодарвинистом.
Тимоти Гартон-Эш (р. 1955)
Историк, придерживающийся традиции английского аван-
тюризма, член конгрегации колледжа Св. Антония, где в
2001 году возглавил Центр европейских исследований. Описал
переворот в Восточной Европе глазами очевидца (“Столетие
отправлено в отставку”, 1990), проанализировал восточноев¬
ропейскую политику Германии (“Во имя Европы”, 1993) и соб¬
ственное досье, собранное ШТАЗИ (“Акт Ромео”, 1997).
В основе его книг — соединение журналистского рассле¬
дования с архивной работой по изучению источников.
На вопрос газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung, какой у него
любимый цвет, ответил вполне по-оксфордски: “Цвет коло¬
кольни Магдален-колледжа”.
Дороти Мэри Ходжкин (1910—1994)
Специалист в области химии, кристаллографии и молеку¬
лярной биологии, работала сначала в Кавендишской ла¬
боратории Кембриджа, затем, с 1936 года, — в Оксфорде. Ав¬
тор новаторских работ о структуре пенициллина и инсулина.
127
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
В 1964 году стала третьей женщиной в истории человече¬
ства, получившей Нобелевскую премию по химии — за иссле¬
дования структуры витамина В12. В 1960-е годы присоедини¬
лась к движению протеста против атомной бомбы.
Самая знаменитая ее ученица — Маргарет Тэтчер.
Бенджамин Джоуэтт (1817— 1893)
Переводчик Платона, ректор Баллиол-колледжа, воплоще¬
ние оксфордского высокомерия и викторианской этики
успеха. Первый здесь я, мне Джоуэтт имя. / Знаний тут нет,
но владею я ими. / В колледже этом я главный хозяин. / Нет
знанья такого, чего я не знаю (студенческая эпиграмма, 1881).
По словам Джоуэтта, он имел “принципиальное предубежде¬
ние против всех, кто ни во что не ставит предубеждения”.
Щекастый, как его называли, был маленького роста,
внешне напоминал сову и вынашивал честолюбивые планы
по превращению Баллиол-колледжа в самый интеллектуаль¬
ный колледж Англии, по постепенной баллиолизации всего
мира.
“Я бы хотел управлять миром через своих учеников”, —
писал он Флоренс Найтингейл. Действительно, четверо
выпускников Баллиол-колледжа с тех пор стали премьер-
министрами, еще один, Джулиан Хаксли, сразу после войны
возглавил ЮНЕСКО. В 1883 году Джоуэтт открыл Институт
Индии, и сегодня Бодлианская библиотека владеет самым
большим за пределами Индии собранием манускриптов на
санскрите.
Некий шотландский профессор сказал как-то Джоуэтту по¬
сле доклада в Глазго: “Надеюсь, вы там, в Оксфорде, не думате,
что мы вас ненавидим”. — “Мы вообще о вас не думаем”, — воз¬
разил Джоуэтт.
В преподавании он придерживался такого же стиля. Про¬
гуливаясь вместе с учениками, обыкновенно молчал, пока уче¬
128
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
ник не произносил что-нибудь вслух. Еще примерно с милю
профессор продолжал идти молча, а потом заявлял: “Ваше по¬
следнее наблюдение было необыкновенно банальным”.
Уильям Лауд (1573—1645)
Сын суконщика из Рединга, поднявшийся до архиеписко¬
па Кентерберийского, казненный во время гражданской
войны как государственный изменник, похоронен в часовне
основанного им Сент-Джонс-колледжа.
В церковной политике жестко противостоял Реформа¬
ции, а на посту ректора Оксфордского университета, напро¬
тив, проводил многочисленные реформы. Позаботился об
открытии кафедры арабистики и создании первого письмен¬
ного университетского устава. Именно “Лаудианский кодекс”
начиная с 1636 года регулировал все вопросы академического
самоуправления: от порядка проведения экзаменов до длины
волос студентов. “Никто из студентов или преподавателей,
ни в каком состоянии, не имеет права играть в ножной мяч на
территории университета или в его окрестностях... Не следу¬
ет поощрять отращивание локонов, как и вообще волос непо¬
добающей длины”.
Клайв Стейплз Льюис (1898—1963)
Литературовед, писатель-фантаст, философ и первый ок¬
сфордский дон, растиражированный в средствах массо¬
вой информации. В его родном Белфасте стоит памятник с
надписью: “Этот человек влез в шкаф, ведущий в Нарнию”.
Популярностью обязан в первую очередь семи детским кни¬
гам о стране Нарнии и радиолекциям на религиозные темы.
В 1929 году сменил атеизм на католицизм, в 1954-м —
Магдален-колледж в Оксфорде на Магдален-колледж в Кем¬
бридже, продолжая жить в Оксфорде до смерти.
129
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
За свою жизнь К. С. Льюис успел покинуть ряды социали¬
стов, вегетарианцев и некурящих.
Среди его поклонников были как поп-звезды (вроде Лай¬
ма Галлахера), так и Папа Римский Иоанн Павел II. Общий
тираж его книг перевалил за сто миллионов.
Те, кто их не читал, знают о нем по фильму “Земля теней” —
истории позднего счастья холостяка-женоненавистника Дже¬
ка с американкой Джой, истории любви и смерти в Оксфорде.
Десмонд Моррис (р. 1928)
Ученый-зоолог и автор бестселлеров, в Магдален-колледже
защитил диссертацию о брачном поведении трехиглых
колюшек, с успехом применял к человеку методы, опробован¬
ные на рыбах и обезьянах (“Голая обезьяна”, 1967).
Несмотря на многочисленные и длительные поездки по
миру, заявлял: “Для меня Оксфорд — само совершенство. У
него только два недостатка: климат и проблемы с парковкой”.
Уильям Р. Моррис, лорд Наффилд (1877—1963)
Сын батрака, в четырнадцать лет оставивший школу, что¬
бы ремонтировать велосипеды, и ставший впоследствии
самым знаменитым автопроизводителем Великобритании.
В 1912 году открыл “Заводы Морриса” в Каули. Там сходи¬
ли с конвейера классические английские “Фольксвагены”:
“Моррис-оксфорд” и “Моррис-майнор”. Благодаря им Ок¬
сфорд превратился в индустриальный город, а Моррис — в
лорда Наффилда.
Ненавидел профсоюзы, неохотно принимал на работу
ученых, оставался реакционером и ипохондриком даже в
своей спонсорской деятельности. Но деньги давал щедро: от¬
крывал кафедры, закупал медицинское оборудование, осно¬
130
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
вал Наффилд-колледж. За всю жизнь вложил в университет
почти миллиард евро.
Некоторые принципы его трудовой этики ныне звучат ак¬
туальнее, чем когда-либо: “Думаю, что нации, которая в совре¬
менном мире рекламы тоскует по состоянию пренатального
покоя, следует оставить всякую надежду на прогресс”.
И. Морс (1932-1999)
Самый знаменитый оксфордский детектив. Сын таксиста,
изучал классическую филологию в Сент-Джонс-колледже,
но из-за несчастной любви так и не сдал выпускного экзамена.
Обосновался в полиции и с тех пор постоянно изводил сер¬
жанта Льюиса цитатами из Аристотеля и правилами правопи¬
сания: “Ближайший паб, Льюис. Нужно немного подумать”.
Главный инспектор Морс, никогда не писавший полно¬
стью своего имени (Индевор), — консервативный аутсайдер,
любитель Вагнера и кроссвордов, холостяк и меланхолик в
духе оксфордской традиции Роберта Бёртона. Морс не может
видеть крови, любит стихи А. Э. Хаусмана, настоящий эль,
реквием Форе и женщин с роскошным бюстом.
После первого же публичного появления (“Последний ав¬
тобус на Вудсток”, 1975) завоевал мировую славу книжного и
телегероя. Жил в северной части Оксфорда, пока не был убит
собственным автором и alter ego Колином Декстером в четыр¬
надцатом его романе об инспекторе “День раскаяния” (1999).
Джин Айрис Мёрдок (1919—1999)
Зта гранд-дама английской литературы всегда оставалась
философом и поэтом одновременно. Родом из Дублина,
она выросла в Лондоне и обрела духовное отечество в Ок¬
сфорде. В течение пятнадцати лет преподавала философию
в колледже Св. Анны.
!31
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Ее первая книга о Сартре вышла в 1953 году, а год спустя
увидел свет первый роман “Под сетью”. Потом она написа¬
ла еще двадцать семь романов, несколько театральных пьес,
множество стихов и философских трудов.
Называла себя христианкой, не верящей в Бога. В искус¬
стве видела моральную дисциплину, в метафизике — мораль¬
ное руководство. Платона считала своим личным божеством.
Восхищалась Толстым, Достоевским, романистами хгх века,
чью традицию продолжала. В лучших романах (“Море, море”,
“Черный принц” и др.) размышления о морали соединяются с
напряженностью действия и искусными диалогами.
Последние годы ее жизни, омраченные болезнью Альц¬
геймера, ее супруг, оксфордский литературовед и романист
Джон Бейли, описал в “Элегии Айрис”, одной из величай¬
ших любовных историй нашего времени, экранизированной
с Джуди Денч в главной роли.
Сэр Джеймс Мюррей (1837—1915)
Сын деревенского портного, учитель, филолог, лексико¬
граф. Почти тридцать лет провел, окруженный миллио¬
нами карточек, в сарае под крышей из гофрированного желе¬
за в саду своего оксфордского дома.
Мечтал охватить карточками все английские слова, начи¬
ная примерно с 1150 года, целиком и полностью: определе¬
ние, все значения в исторической перспективе, в том числе и
давно вышедшие из употребления, множество примеров — и
так для каждого слова. Первый том легендарного Oxford Eng¬
lish Dictionary (Оксфордского словаря английского языка) вы¬
шел в 1884 году, последний — в 1928-м, через много лет после
смерти Мюррея.
На фотографиях он в черном фраке с развевающейся
бородой патриарха. Его девиз: “Знать все о чем-нибудь и что-
нибудь — обо всем”.
132
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
У Мюррея было двенадцать детей, девять почетных док¬
торских степеней и один убийца в качестве незаменимого
сотрудника: У. С. Майнор, психопат, отбывавший наказание
в психиатрической больнице Бродсмура, откуда он на протя¬
жении двадцати лет присылал Мюррею всевозможные при¬
меры, так как тоже любил слова.
Джон Генри Ньюмен (1801—1890)
Главное действующее лицо англо-католического движения
обновления (Оксфордского движения). Учился в Тринити-
колледасе, для чего, по его мнению, требовался единственный
навык: пить, пить и пить.
Его злободневные проповеди, звучавшие с кафедры уни¬
верситетской церкви Св. Девы Марии, породили подлинную
ньюманию. Из дона сделался кардиналом, сменил веру, дваж¬
ды потерпел неудачу в стремлении основать в Оксфорде като¬
лический колледж.
Ньюмен — автор влиятельных трактатов; поэтических гим¬
нов, поющихся и поныне (например, “Веди, добрый свет”), и
автобиографии высоких литературных достоинств (Apologia
pro Vita Sua). “Монашеская, отливающая серебром” проза кар
динала Ньюмена впечатлила даже Джеймса Джойса, который
дал ей это определение.
В результате политических игр римской курии, страшив¬
шейся либеральных реформ, постепенно утратил влияние. Не¬
смотря ни на что, всю жизнь продолжал бороться за сближе¬
ние Англиканской и Католической церквей, за свободу науки
и совести. В 1991 году Папа объявил его Venerabilis (достойным
почитания). Для провозглашения святым не хватает лишь двух
свидетельств о чудесах, связанных с его именем.
*33
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Крейг Рейн (р. 1944)
Сын ярмарочного боксера, лирик, либреттист, настоящий
бородатый поздний хиппи и одновременно член конгре¬
гации Нью-колледжа, где преподает английскую литературу.
Рискует упасть с велосипеда, заглядывая девицам под юбки.
Иногда озадачивает друзей глупыми вопросами типа “По¬
лагаете, насекомые пердят?” Некоторых шокирует стихами
вроде “Задница” или “Как это было”, эротической элегией
о смерти от СПИДа своей бывшей возлюбленной. Сборник
стихов Рейна “Марсианин посылает домой открытку” (1979)
стал хрестоматийным для так называемой марсианской шко¬
лы в литературе. Сюрреалистический универсум, повседнев¬
ная магия вещей — его главная тема: “Я донесу до тебя красоту
фактов” (“Глина. Местоположение неизвестно”. 1996).
Крейг Рейн, издатель литературного журнала Arete, женат
на доценте-англистке Анне Пастернак Слейтер, внучке худож¬
ника Леонида Пастернака, русского эмигранта, умершего в
Оксфорде в 1945 году. История обеих семей от революции в
России до наших дней легла в основу его стихотворного эпоса
“История: домашнее видео” (1994).
Альфред Лесли Роуз (1903—1997)
Сын рабочего из Корнуолла, первый член конгрегации
Олл-Соулз-колледжа пролетарского происхождения.
Историк, специалист по эпохе Тюдоров, общеизвестный эго¬
ист и всезнайка: “Меня не интересуют неинтересные люди.
На самом деле я провел жизнь с Мильтоном и Шекспиром”.
Как-то заметил: когда критики оказываются “слишком глупы,
чтобы понять, что я знаю о елизаветинских временах больше,
чем кто-либо другой, приходится им на это указывать”.
Написал множество книг, столь популярных, что его про¬
звали Барбарой Картленд от истории. Самое спорное дости¬
134
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
жение: идентификация Dark Lady как шекспировского сонета,
гениальная мистификация.
Убежденный холостяк, замечен как в гомосексуальных,
так и в гетеросексуальных связях, друг учившегося в Оксфор¬
де Адама фон Тротта, который как-то признался: “Думаю, это
был именно тот человек, какого я всегда надеялся встретить,
человек, красивый во всех смыслах: и телом, и душой. Я не
встречал никого — ни среди мужчин, ни среди женщин, — кто
утолил бы эту мою тоску”.
Живя в Калифорнии, куда Роуз был приглашен препо¬
давать в университете, регулярно звонил домой в Корнуолл,
чтобы послушать, как мурлычет его кошка.
С 1925 года вел дневники, до сих пор не опубликован¬
ные, — готовил своего рода бомбу замедленного действия для
академической среды.
Джон Рёскин (1819—1900)
Сын виноторговца и пуританки, самый влиятельный исто¬
рик искусства своего времени, сторонник Уильяма Тёрне¬
ра и прерафаэлитов, предвестник движения Arts & Crafts.
Будучи студентом Крайст-Черч-колледжа, начал работу над
главным своим трудом — “Современные художники”, — в опре¬
деленном смысле представляющим собой памфлет на про¬
мышленное уничтожение ландшафтов, отравление рек, архи¬
тектурное обезображивание городов. Без Рёскина не было бы
такого учреждения, как National Trust (Национальный благо¬
творительный фонд объектов культурного, исторического и
природного наследия Великобритании). Первый среди чле¬
нов колледжей профессор изящных искусств; в 1871 году осно¬
вал в Оксфорде школу рисования и изящных искусств Джона
Рёскина и преподнес ей в дар (а также в качестве учебного
материала) блестящую коллекцию своих и чужих работ: “Ясно
видно, что это поэзия, пророчество и религия — все в одном”.
135
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Позднее в его отношениях с университетом, где подобное
распространение понятия искусства на другие формы чело¬
веческой деятельности воспринималось с недоверием, воз¬
никла напряженность. В понимании Рёскина искусство и ди¬
зайн нераздельно связаны с моралью, религией, окружающей
средой и общественными отношениями. Когда он, воплощая
в жизнь собственное “Евангелие труда”, хотел вместе со сту¬
дентами замостить главную улицу в деревне Норт-Хински, ок¬
сфордские яйцеголовые подняли его на смех.
В знак протеста против вивисекции в университете в 1885
году он отказался от профессорской должности, уехал из Ок¬
сфорда и никогда более не возвращался. Последние годы про¬
вел в Озерном краю*.
Центром исследований его жизни и творчества ныне яв¬
ляется Рёскинская библиотека в университете Ланкастера,
обладающая обширными материалами.
Дороти Ли Сэйерс (1893—1957)
Родилась в Оксфорде, как и другая писательница крими¬
нального жанра, Ф. Д. Джеймс. Отец Дороти, выпускник
Магдален-колледжа, был священником и директором школы.
Когда ей было всего шесть лет, он сказал: “Дорогая, ты уже
достаточно взрослая, чтобы изучать латынь”.
Дороти Л. Сэйерс, учившаяся в Сомервилл-колледже,
была прежде всего феминисткой, а также — мотоциклисткой,
специалистом по средневековой литературе и переводчицей
Данте. “Я ученый, севший на чужой пароход”, — часто повто¬
ряла она. Детективы писала потому, что нуждалась в деньгах,
и как только ей стало хватать на жизнь, бросила сочинитель¬
ство и посвятила себя настоящей работе — высокой литера-
* Живописный регион на севере Англии у границы с Шотландией, где за¬
родилась Озерная школа, виднейшими представителями которой были Вор¬
дсворт, Кольридж и Саути. С 1951 г. — национальный заповедник.
136
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
туре и религии, несмотря на то что успела стать подлинной
Вирджинией Вулф криминального жанра.
“Оксфорд — мое духовное отечество, мой священный го¬
род”, — говорила она. “Оксфордский рай за стенами серого
камня” — место действия ее предпоследнего романа о лорде
Питере Уимзи — Gaudy Night (1935).
Самый известный ее текст — рекламный слоган “Гин¬
несс” — это хорошо для вас”).
Уильям Арчибальд Спунер (1844—1930)
остопочтенный профессор Спунер иногда путал началь¬
ные слоги разных слов. Невольное искажение им пес¬
нопения в часовне Нью-колледжа стало притчей во языцех:
Kinkering Congs Their Titles Take*. Выгоняя одного студента, Спу¬
нер прочитал ставшую легендарной нотацию: You have tasted
two worms. You have hissed my mystery lectures. You can leave Oxford by
the town drain! ** Подобные изречения еще при жизни Спунера
вошли в оксфордский лексикон под названием “спунеризмы”.
А имя его стало нарицательным, являя пример того, сколь
мощное креативное начало может нести в себе даже дефект
речи, если речь идет об Оксфорде.
С тех пор многие поколения студентов усиленно культиви¬
руют странность пресловутого дона, который, даже поднимая
бокал за здоровье королевы — То our dear old Queen! — умудрил¬
ся провозгласить — То our queer old dean! (“За нашего старого
гомика-декана! ”).
* Имеется в виду церковный гимн “Цари-победители вступают в свои пра¬
ва”. Kinkering Congs — что-то вроде “циркачей-мошенников”.
** Буквальный перевод: “Вы попробовали двух червей. Вы освистали мои
таинственные лекции. Можете покинуть Оксфорд через систему городской
канализации”. На самом деле имелось в виду: You have wasted two terms. You have
missed my hystory lectures. You can leave Oxford by the dawn train.r (“Вы зря потратили
два семестра. Вы пропустили мои лекции по истории. Можете отправляться
вон из Оксфорда утренним поездом!”)
*37
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
В оксфордском фольклоре Спунер персонифицирует кли¬
шированный образ глупого профессора: “Приходите сегодня
к ужину, чтобы познакомиться с нашим новым преподавате¬
лем Кэссоном”. — “Но ведь я и есть Кэссон”. — “Не важно. Все
равно приходите”.
Джон Рональд Руэл Толкиен (1892 —1973)
Профессор англосаксонской литературы и языка, родив¬
шийся в Африке, в 1911 году пришел учиться в Оксфорд
и оставался там с небольшими перерывами всю жизнь.
В Оксфорде Толли, как звали его друзья, придумал языки
эльфов синдарин и квенья и весь фантастический мир Сре-
диземья. “Хоббит” (1937) и “Властелин колец” (1954) стали
культовыми книгами 1960-х годов, питающими литературу
последующих лет вплоть до “Гарри Поттера”. В основе ми¬
фического мира Толкиена лежит противоборство могуще¬
ственных мировых начал. “Гэндальфа в президенты!”, “Фродо
жив!” — возвещали значки и футболки поколения хиппи.
Дж. Р. Р. Толкиен был подлинным магом языка, а его Сре-
диземье — альтернативным миром, придуманным человеком,
который ненавидел любые механизмы сложнее прялки. Об¬
щий тираж книг Толкиена давно превзошел сто миллионов
экземпляров; комиксы, фильмы, настольные и компьютер¬
ные игры по их сюжетам продаются по всему миру.
Иногда возле его надгробного памятника в Волверкоте,
где выбиты имена Берена и Лютиэн (героев эпоса “Сильма-
риллион”, увидевшего свет после смерти писателя), можно
видеть фанатов в зеленых хоббитовских штанах. Благодаря
кинотрилогии 2001 года с Иеном Маккеленом в роли Гэндаль¬
фа “Властелин колец” превратился в мировой блокбастер.
138
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Хью Тревор-Роупер, лорд Дакр (1914 —2003)
В 1957—198° годах профессор королевской кафедры
истории Нового времени; в 1980—1987 годах — ректор
Питерхаус-колледжа в Кембридже.
Имел несчастье дважды в жизни жестоко разочароваться:
в первый раз — в двойном агенте Киме Филби, с которым во
время войны работал в Секретной службе, во второй — в днев¬
никах Гитлера, которые он в 1983 году объявил подлинными
и которые все-таки оказались фальсификацией.
Вместе с коллегой-историком Аланом Баллоком Тревор-
Роупер получил известность как автор книги “Последние дни
Гитлера” (1947).
Но главной областью его интересов всегда оставалась
история культуры раннего Нового времени. В книгах об Эраз¬
ме Роттердамском, Томасе Море и архиепископе Лауде проя¬
вились неоспоримые достоинства Тревора-Роупера: исследо¬
вательская добросовестность и элегантность стиля.
139
К юго-востоку от Карфакса
Самое интересное место на земле. Я обошел все кол¬
леджи... Ученость, словно фавн, наслаждается здесь
покоем.
Герман Мелвилл (1857)
Райская улица, Божественная дорога, Аристотеле¬
ва тропа, Тропа логики, Музыкальный луг — город
печется о genius loci даже в мелочах, вплоть до на¬
званий лужаек и улиц. Правда, мы начнем нашу
экскурсию с места несколько более прозаического,
самого шумного в городе: с башни Карфакс. Здесь сходятся
четыре улицы — quadrifurcus, как сказали бы древние римляне.
Но если повторять это слово достаточно долго, произнося
его на английский лад, рано или поздно получится Карфакс.
Уже в Средние века этот перекресток был центром Окс¬
форда. Со всех сторон света и ото всех городских ворот сбре¬
дались сюда пастухи, ремесленники, монахи, торговки, чосе¬
ровские школяры и прочий люд: кто пешком, кто на лошади,
кто с телегой, кто с повозкой. Движение было столь оживлен¬
ным, что в 1789 году пришлось убрать с площади барочный
фонтан, а уже при следующем расширении снести церковь Св.
Мартина. Осталась лишь колокольня — башня Карфакс, а на
ней так называемые Quarter boys (четвертные мальчики) — две
фигуры в одеждах римских легионеров, отбивающие своими
секирами каждый час.
140
К ЮГО-ВОСТОКУ от КАРФАКСА
Напротив церкви когда-то располагалась таверна “Свиндл-
сток”. А там, где сегодня расположился операционный зал бан¬
ка Abbey National, некогда произошло самое кровавое в истории
города столкновение между студентами и горожанами в день
Св. Схоластики в 1355 году.
Карфакс и поныне связывает town и gown: деловой квар¬
тал к западу от улицы Сент-Олдейт с Корнмаркет-стрит и ее
колледжами к востоку. Сент-Олдейт ведет от Карфакса вниз,
к реке. В черте города Темзу именуют Isis (Исида, сокращение
от латинского Thamesis); покинув его, она вновь становится
Темзой. “Все страныпе и страньше”, — как говаривала Алиса.
На двери туалета в одном из оксфордских кафе я как-то про¬
чел: Necessarium . Чего только не встретишь в Стране чудес!
В том месте, где ныне через Темзу переброшен мост
Фолли-бридж (1825), предположительно и находился когда-то
Бычий брод, давший название городу. Быки и волны красуют¬
ся на городском гербе, с особой пышностью изображенном на
лестнице Таун-холла (1893—1897), викторианские интерьеры
которого отражают самодовольство бюргерской эпохи. Уже
несколько десятилетий Лейбористская партия имеет в рату¬
ше большинство, и каждую вторую среду месяца в самом кра¬
сивом зале, приглашая гостей к чаю с последующими танцами,
небольшой оркестр играет фокстрот для почтенной публики.
В расположенном по соседству Оксфордском музее многие
помещения воссоздают исторический облик типичных инте¬
рьеров town и gown: комнату ремесленника, бюргерский салон,
студенческую каморку 1770-х годов. В его экспонатах и доку¬
ментах история города представлена живо, хотя, пожалуй,
несколько старомодно, но все же гораздо адекватнее, чем в
новомодном Оксфорд-Стори** на Брод-стрит, где посетителей,
привязав ремнями к креслам, отправляют в путешествие че¬
* Латинизм от английского слова necessity (необходимость).
** Здание примерно 1800 г, расположенное по адресу: Брод-стрит, 6. Сей¬
час там находится детский книжный магазин. Посетители, путешествуя по
зданию, могут услышать иллюстрированный рассказ об истории Оксфорда.
141
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
рез столетия в сопровождении всевозможных шумов, запахов
и историй в духе Диснейленда.
С тех пор как Клифф Ричард сдобрил воскресную службу
в церкви Св. Олдейта рок-н-роллом, церковь напротив Крайст-
Черч-колледжа прославилась неканоническим возглашением
Благой вести. Своеобразно понимает собственный статус
и Музей современного искусства, расположенный через не¬
сколько домов по Пемброк-стрит. Для английских любителей
современного искусства нет более притягательного адреса,
чем упомянутый выше: несмотря на то что музей не имеет соб¬
ственной коллекции, он обладает репутацией авторитетного
международного форума современного искусства, от класси¬
ческого модерна до будущих средств массовой информации.
Ведь что ни возьми — западный авангард, восточноевропей¬
ское или даже совсем не европейское искусство, — первая в
мире серьезная выставка по каждому из этих направлений со¬
стоялась именно здесь.
Вход в Пемброк-колледж находится несколько в стороне
от главной улицы, в углу замощенной булыжником площади,
где когда-то располагалось кладбище Сент-Олдейт. Пемброк-
колледж, один из самых маленьких и бедных в Оксфорде,
основанный в 1624 Г°ДУ» привык пребывать в тени могуще¬
ственного соседа — Крайст-Черч-колледжа.
Правда, на случай, если бы все колледжи стали вдруг ме¬
ряться своими премьер-министрами, нобелевскими лауреа¬
тами и прочими заслугами, у Пемброк-колледжа имеется чай¬
ник доктора Джонсона. Фарфоровый чайник, расписанный
синими цветочками, — память о знаменитом английском лек¬
сикографе Сэмюэле Джонсоне. Будучи студентом, Джонсон
превыше всего ценил общение и дискуссии за кубком пор¬
твейна: “Сэр, мы были гнездом певчих птиц”. Однажды, про¬
гуляв лекцию, он был вынужден заплатить штраф в два пенса,
что показалось ему чрезмерным, так как лекция не стоила и
одного пенни. “Ах, сэр, я был вспыльчив и глуп. То, что вы
принимали за распущенность, на самом деле было горечью.
142
К ЮГО-ВОСТОКУ ОТ КАРФАКСА
Я был отчаянно беден и задумал самостоятельно проложить
себе путь литературой и юмором, не балуя своим вниманием
власти и авторитеты”. Уже через год, в 1729 году, Джонсону
пришлось покинуть колледж из-за нехватки денег. Но связь с
Оксфордом он сохранил на всю жизнь, и в 1775 году, будучи
к тому времени давно уже звездой лондонской литературной
сцены, удостоился степени почетного доктора. Если захотите
к нему заглянуть — комната Джонсона располагалась на тре¬
тьем этаже, прямо над воротами Пемброк-колледжа.
Почти сразу за колледжем от улицы Сент-Олдейт ответвля¬
ется переулок: внимание привлекает здание строгих линий
из светлого известняка, соединившее интернациональный
стиль и котсуолдскую традицию. Это Кэмпион-холл, спроек¬
тированный в 1934 году сэром Эдвином Лаченсом. Здание ие¬
зуитского колледжа — единственная его работа в Оксфорде,
но чрезвычайно удачная, особенно часовня на втором этаже:
цилиндрические своды, апсида, балдахин и вырезанная по
дереву Фрэнком Брэнгвином серия гравюр с изображением
Крестного пути (1935). Лаченс придумал и многие мелкие де¬
тали — к примеру, лестницы в библиотеке, перила в индий¬
ском стиле с набалдашниками в форме колоколов, светильни¬
ки в виде кардинальских шапок.
Кэмпион-холл носит имя мученика-иезуита елизаветин¬
ских времен Эдмунда Кэмпиона, биографию которого напи¬
сал в 1935 году принявший католицизм Ивлин Во и посвятил
тогдашнему ректору университета (“Тому, под Господом, кому
я обязан своей верой”).
На той же стороне улицы, что и Кэмпион-холл, стоит дом,
где родилась Дороти Л. Сэйерс: Брюер-стрит, 1. Тогда, в 1893
году, ее отец возглавлял расположенную по соседству хоро¬
вую школу собора Крайст-Черч, “где в его обязанности входи¬
ло преподавать дьяволятам с ангельскими голосами основы
латыни”.
143
Дом Христов
и премьер-министр:
Крайст-Черч-колледж
-Все мы здесь не в своем уме - и ты, и я.
- Откуда вы знаете, что я не в своем уме? - спросила
Алиса.
- Конечно, не в своем, - ответил Кот. - Иначе как бы
ты здесь оказалась ?
Льюис Кэрролл. “Алиса в Стране чудес” (1865)
Каждый вечер ровно в пять минут десятого колокол
Том-тауэра звонит сто один раз: по одному разу за
каждого из членов колледжа первоначального со¬
става. Но почему в пять минут десятого? Как вы¬
яснили большие умники, Оксфорд расположен
западнее Гринвича чуть более чем на один градус. То есть ког¬
да часы всего королевства показывают пять минут десятого,
в Оксфорде — ровно девять. Логично, во всяком случае для
Крайст^Черч-колледжа. В этом колледже собственное не толь¬
ко исчисление времени, но и терминология. Постоянные чле¬
ны колледжа именуются не feUonvs, как везде, a students (учащие¬
ся, студенты), привратников называют не porters (швейцары),
a custodians (сторожа), да и сам колледж называется The House
(дом, от латинского Aedis Christi — Дом Христов). “Это не Ан¬
глия, это Крайст-Черч (Церковь Христова)”, — заверил меня
один из привратников колледжа, которые одни только во всем
университете до сих пор носят на голове капюшоны, словно
члены таинственного ордена или персонажи картин Магритта.
“Нет, вы только подумайте! Какой сегодня день странный!”
В колледже Крайст-Черч выросла Алиса Лидделл, та самая
144
ДОМ ХРИСТОВ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
дочка ректора, которой знаменитый доцент математики рас¬
сказывал удивительные истории.
Из этих стен вышли две знаменитые на весь мир кни¬
ги, одна о рассудке, другая об абсурде: трактат Джона Локка
“Опыт о человеческом разумении” и “Алиса в Стране чудес”
Льюиса Кэрролла. Еще один, третий классик в области чело¬
веческих настроений родом из Крайст-Черч-колледжа, — Ро¬
берт Бёртон, автор “Анатомии меланхолии”.
Крайст-Черч — один из самых больших и богатых оксфорд¬
ских колледжей, единственный, имеющий в своем распоря¬
жении собор и картинную галерею. Он слывет академической
колыбелью британской аристократии, высшей школой ис¬
кусства государственного управления и эксцентричности: от
поэта и рыцаря елизаветинской эпохи сэра Филипа Сидни до
блестящего министра кабинета Маргарет Тэтчер Алана Клар¬
ка. Прежде чем стать премьер-министром, Уильям Гладстон
изучал здесь математику и греческий, Энтони Иден — ориен¬
талистику. А еще были лорд Солсбери, лорд Дерби, Портленд,
Каннинг, Пиль — всего в Крайст-Черч учились тринадцать
премьер-министров Британии и одиннадцать вице-королей
Индии. Ничего удивительного, что именно этот колледж пер¬
вым в Оксфорде поднял входную плату, своего рода таможен¬
ный сбор с любителей достопримечательностей.
О масштабе личностей, входящих в конгрегацию коллед¬
жа, свидетельствует и такая история о философе Альфреде
Дж. Айере. Как-то на вечеринке в Нью-Йорке в 1987 году
Фредди заметил, что боксер Майк Тайсон клеится к супер¬
модели Наоми Кэмпбелл, и велел знаменитому тяжеловесу
оставить девушку в покое. “Черт возьми, да вы знаете, кто я
такой? — спросил Тайсон. — Чемпион мира в тяжелом весе!”
На что Айер ответил: “А я бывший профессор логики в Ок¬
сфордском университете”.
Крайст-Черч-колледж не менее грандиозен, чем его осно¬
ватели — кардинал Уолси и король Генрих VIII. Основан он
был под названием Кардинал-колледжа в 1525 году. Томас Уол-
45
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
си, Мальчик-бакалавр (прозванный так за то, что уже в пятнад¬
цать лет получил ученую степень), став кардиналом, задумал
построить колледж на земельном участке, некогда принадле¬
жавшем упраздненному аббатству Св. Фридесвиды, который
превосходил бы все существовавшие прежде: дворец, по ро¬
скоши не уступающий Хэмптон-корту (личной резиденции
кардинала на берегу Темзы), где свободно разместились бы
шестьдесят каноников и сорок младших каноников во гла¬
ве с деканом (вспомним сто один удар колокола). Однако в
1529 году из-за рискованной брачной политики Генриха VIII
и его ссоры с Католической церковью честолюбивый карди¬
нал утратил влияние. К тому времени были почти достроены
только три флигеля ансамбля первого двора (Том-квод), в том
числе трапезная. “Начал строить колледж, а построил тавер¬
ну”, — шутили современники.
Вместе с Хэмптон-кортом Генрих VIII отобрал у опально¬
го кардинала и колледж, расширил его и гарантировал еже¬
годные поступления, большей частью с земельных угодий
бывшего аббатства. В 1546 году он объединил свой колледж
с новой архиепископской резиденцией в Оксфорде. Часовня
колледжа превратилась в собор, Ecclesia Christi Cathedralis Ох-
oniensis, или, если коротко, церковь Христа (Крайст-Черч). С
тех пор глава собора, архиепископ Оксфордский, возглавляет
также колледж Крайст-Черч и назначается монархом — своео¬
бразная, чисто английская система. А на галстуках колледжа
до сих пор изображается красная кардинальская шапка.
О грандиозных планах Уолси можно судить по ансамблю
Том-квод — самый большой в Оксфорде внутренний двор со
стороной восемьдесят метров. Посередине стоит фонтан со
скульптурой — величавой, но не лишенной грации статуей
Меркурия, посланца богов, — с фонтана Медичи во Флорен¬
ции, построенного в 1580 году Джиованни да Болонья (копия
1670 года). Пруд, задуманный как отхожая яма, окружен об¬
ширным газоном. Вокруг проложены пешеходные дорожки.
Лишь по верхушкам пилястров и контрфорсов можно дога¬
146
ДОМ ХРИСТОВ и ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
даться, что когда-то здесь планировалась галерея, подобная
той, что была в Магдален-колледже, где учился Уолси. Кар¬
динал привлек к работам лучших королевских каменщиков,
участвовавших в строительстве Вестминстерского аббатства
и Виндзорского замка — Джона Люббинса и Генри Редмана.
К моменту падения Уолси, в 1529 году, они полностью завер¬
шили южную часть ансамбля, а восточный и западный фли¬
гели достроили лишь наполовину. Сторожевая башня также
оставалась незавершенной до 1681 года. Потом появился
Кристофер Рен и увенчал Крайст-Черч знаменитой башней
Том-тауэр, которая с тех пор является неотъемлемой частью
городского силуэта.
Том-тауэр, первое неоготическое строение Кристофера
Рена, слывет одним из наиболее своевольных образчиков
барочной готики, эдаким гермафродитом, немыслимым без
средневековой традиции сторожевых башен. На первом эта¬
же (эпоха Тюдоров) наряду с двумя восьмиугольными угловы¬
ми башенками над квадратом промежуточного этажа архи¬
тектор водрузил главную башню, также восьмиугольную; все
три увенчаны изогнутыми куполами, контуры которых под¬
держивают мотив килевых изгибов, воплощенный в декора¬
тивных готических фронтонах и нишах. Так проявилось ува¬
жение Рена к консерватизму: готическое здание он завершил
в неоготическом стиле. Потрепанный временем привратник,
скульптура барочного мастера Френсиса Бёрда (1719) над
порталом, — это кардинал Уолси. Высоко на колокольне ка¬
чается Большой Том, главный колокол колледжа весом почти
семь тонн, получивший имя в честь Томаса Беккета.
Когда родители Алисы куда-нибудь уезжали, Льюис Кэр¬
ролл, бывало, поднимался с дочерьми Лидделлов на коло¬
кольню. Они карабкались вверх по удивительной винтовой
лестнице из дуба, построенной по эскизу Рена, ныне, к сожа¬
лению, утраченной, и останавливались лишь возле Большого
Тома. Им разрешалось разбудить его, дотронувшись палкой:
тогда колокол начинал рычать, как старый лев. Позднее, в “За¬
47
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
зеркалье”, все, конечно, будет наоборот: там Лев заговорит
“голосом приглушенным и полым, словно огромный колокол”.
Квартира Льюиса Кэрролла в северо-восточной части Том-
квода ныне представляет собой студенческую гостиную.
Веерные своды, раскрывающиеся книзу с такой роскош¬
ной беспечностью, будто это и есть самая настоящая готика,
а не просто одно из самых ранних к ней возвращений, во¬
обще характерны для оксфордского консервативного стиля —
строительство было закончено в 1640 году. Кажется, что одна-
единственная центральная колонна удерживает весь свод
целиком. Но впечатление обманчиво, каменные ребра колон¬
ны — элементы чисто декоративные и не имеют отношения к
конструкции здания. Два широких, отнюдь не средневековых,
лестничных марша ведут вверх к Большому залу, выдержанно¬
му в духе как раз тех времен: под мощным арочным сводом
раскинулся самый большой довикторианский зал Оксфорда
и Кембриджа.
Именно в этой трапезной снимались сцены, происходив¬
шие в главном зале Хогвартса, школы волшебников из бест¬
селлера Джоан Роулинг “Гарри Поттер и философский ка¬
мень”.
В огромной столовой колледжа Крайст-Черч все блестит
и сверкает. Пахнет нардовой мазью и воском для натирки
полов. Длинные, натертые до блеска дубовые столы, стулья
с изогнутыми неоготическими спинками. На тарелках — эм¬
блема колледжа, кардинальская шапка. Студенты завтракают
и обедают здесь, как в самом обычном кафе, по вечерам же
столы сервируют, причем возможны два варианта: нефор¬
мальный ужин и formall hall (полный церемониал) в мантиях, с
молитвой на латыни. Председательское место в главном углу
зала занимает Генрих VIII в полный рост, с широко расстав¬
ленными ногами — копия пропавшего из Уайтхолла портрета,
выполненного Гансом Гольбейном. Вокруг короля по стенам
находятся знаменитости в золотых рамах: Джон Локк, Джон
Уэсли, Уильям Гладстон, У. X. Оден — звезды Крайст-Черч-кол-
148
ДОМ ХРИСТОВ и ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
леджа кисти Гейнсборо, Рейнольдса, Лоуренса, Милле, Са-
зэрленда. Не просто обыкновенный для колледжей пантеон
славы, а национальная портретная галерея в миниатюре. Уче¬
ные, поэты, высшие чины политики и Церкви — сплошь гром¬
кие имена. В этом сверхконсервативном колледже женщины
пока не удостоились чести быть увековеченными в парадных
портретах — за исключением двух Елизавет, I и II, в статусе
посетительниц с королевской инспекцией.
Справа от входа висит портрет Льюиса Кэрролла, на¬
писанный после его смерти и довольно меланхолический.
Сверху свет льется в зал через “Окно Алисы”: витраж по моти¬
вам кэрролловских историй. Насколько же крошечной и по¬
терянной должна была ощущать себя девочка Алиса в таком
огромном зале, среди всех этих громадных существ за столом
своего отца, ректора колледжа, пока наконец не попробова¬
ла пирожок, который помог ей вырасти, а потом все выше и
выше, пока она не стала похожа на старые длинношеие фи¬
гурки из мейсенского фарфора на каминной полке, а голова
ее не уперлась в потолок. К high table ведут три ступени: он
расположен на подиуме, приподнятом над общим академиче¬
ским уровнем.
В торце — портрет ректора Лидделла. Возле него дверь,
едва различимая в обшитой досками стене. “Это Кроличья
нора, — объяснил мне один из смотрителей. — Ведет прямо
в Старшую гостиную, клуб донов. Через эту дверь они выхо¬
дят из своего корпуса, быстро поглощают пищу и вновь ис¬
чезают в норе”. Будучи куратором Старшей гостиной, Льюис
Кэрролл в течение нескольких лет должен был следить за тем,
чтобы у его коллег всегда было в достатке газет, писчей бума¬
ги, а главное, чая и вина. В иерархии Крайст-Черч-колледжа
ему не удалось подняться выше.
Именно в Ректорском саду Льюис Кэрролл впервые встре¬
тил прообраз своей Алисы — 25 апреля 1856 года, когда ему
захотелось сфотографировать собор. В саду возле Алисиной
калитки до сих пор растет дерево, где, как утверждают, сидел
49
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тот самый Чеширский Кот, оставшийся в веках благодаря сво¬
ей широкой улыбке.
Ровно в пять минут седьмого начинается вечерняя служба.
Мальчики-хористы в тюдоровских шапочках поют молитву —
неизменно, с тех самых пор, как в 1525 году кардинал Уолси
основал здешний хор. Под сводами норманнских аркад поют
они “Слава Тебе, Троица!” первого здешнего хормейстера
Джона Тавенера, гимны Уильяма Уолтона, в свое время тоже
певшего в этом хоре. Чарующая церковная музыка, интеллек¬
туальные проповеди, вся в целом атмосфера собора Крайст-
Черч создают даже у атеистов невероятное ощущение кон¬
такта если не с самим Господом, то, несомненно, с историей
Англии.
Этот самый маленький в стране собор одновременно явля¬
ется часовней самого большого оксфордского колледжа. Дли¬
на собора Крайст-Черч — всего сорок восемь метров; часов¬
ня Кингз-колледжа в Кембридже, к примеру, вдвое длиннее.
Исторически первая церковь, стоявшая в этом месте, исчезла
бесследно: то был женский монастырь viii века, основательни¬
цей которого считается Св. Фридесвида, хранительница Ок¬
сфорда. Во второй половине хп века на фундаменте легенды
каноники-августинцы возвели церковь в том самом виде, в ка¬
ком ее можно видеть и сегодня. Вернее, сегодня она еще луч¬
ше — после реставрации сэром Джорджем Гилбертом Скоттом
в 1870—1876 годах. Одно из его норманнских дополнений —
знаменитое окно с розами в восточном торце здания.
Как правило, средневековые церкви ориентированы с
востока на запад. На хорах зарождается определенный ар¬
хитектурный ритм, поддерживаемый центральным нефом:
позднеримские круглые колонны с готическими бутоноо¬
бразными капителями; аркады со сдвоенными сводами, обра¬
зующими тройную арку, отчего стены кажутся выше, чем на
самом деле.
А вот над хорами (и это настоящая сенсация) растянулся
сетчатый свод со свисающими замковыми кирпичами и узо¬
150
ДОМ ХРИСТОВ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
ром, изображающим звездное небо. Как каменные фонари
парят эти подвески под ребрами лиерн — позднеготическая
изысканность примерно 1500 года рождения, — и никакого
железобетона. Лишь частично взгляду доступны арки, схо¬
дящиеся вместе позади свода и удерживающие конструкцию.
Автор гениального конструкторского решения — скорее всего
Уильям Орчард, один из самых блестящих архитекторов сво¬
его времени. Орчард, похороненный в соборе Крайст-Черч,
работал также в богословской школе и в Магдален-колледже.
Часовня каждого колледжа, а эта в особенности, отчасти
являет собой галерею усопших душ, придавая тем самым за¬
вершенность портретной галерее в столовой. Вот разгляды¬
вает нас “отец меланхолии” Роберт Бёртон в черной мантии,
с каменным лицом — бюст времен Стюартов. Другой почтен¬
ный дон, преподобный Покок, даже и после смерти не сни¬
мает mortarboard *. Философу Джорджу Беркли написал эпита¬
фию его друг Александр Поуп, о Джоне Рёскине напоминают
собственные слова художника (“Нет другого богатства, кроме
жизни”), а об У. X. Одене — памятник в часовне Милитари-
Чэпел, где он, будучи студентом, в велюровых тапочках от¬
стаивал воскресную литургию, начинавшуюся в восемь утра.
В вестибюле собора стоит памятник самому нелюбимому рек¬
тору Крайст-Черч-колледжа — доктору Джону Феллу. К сожа¬
лению, на нем не выбит шуточный стих, написанный о нем
студентами: “Я не люблю вас, доктор Фелл, / Причину вспом¬
нить не сумел, / Но убедиться я успел: / Я не люблю вас, док¬
тор Фелл”. Фелл был радикальным роялистом, отославшим из
колледжа как квакера Уильяма Пенна, так и философа Джона
Локка.
Средневековые пилигримы стремились в эту церковь с
особой целью — увидеть ларец с мощами Св. Фридесвиды. Из¬
готовленный в 1289 году, он был уничтожен в эпоху Рефор¬
мации, в 1889 году реконструирован и установлен в северном
* Академическая шапочка с плоским квадратным верхом (анг.).
*5*
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
боковом нефе. В пазухах свода средневековые скульпторы
прячут в густой натуралистически изображенной листве не¬
большую головку “зеленой женщины” в сказочном лесу. Это
та самая история, которую Эдвард Бёрн-Джонс в 1859 году
изобразил сияющими красками на расположенном рядом
окне Св. Фридесвиды: история о земных приключениях свя¬
той, от чрезмерной настойчивости поклонника сбежавшей в
леса, да так и остававшейся там до своего вознесения на небо,
к сонму спасенных душ. Одна из пяти живописных работ по
стеклу, выполненных Бёрн-Джонсом для собора Крайст-Черч.
С витражными святыми и ангелами прерафаэлитов сосед¬
ствуют окна, созданные в Средневековье и в эпоху барокко:
знаменитое убийство в соборе (окно Беккета, ок. 1340) и мо¬
нументальная живописная сага об Ионе работы Абрахама ван
Линя (1630-е годы).
Норманнский портал с колоннами ведет от крестово¬
го хода в Чаптер-хаус — помещение для собраний капитула.
Когда-то там располагалась часовня, теперь же под островер¬
хими расписными окнами и нежными капителями в форме
листьев собор продает сувениры — на память, в частности,
о Льюисе Кэрролле. Напротив его колледжа, на улице Сент-
Олдейт, 83, расположен “Магазин старой овцы”. В пятой главе
“Зазеркалья” именно в этой крошечной лавке Алиса встречает
вяжущую Овцу. С тех пор Овца превратилась в японку. В своем
тесном островерхом домике Юкки Гэндер, владелица Алиси¬
ного магазина, продает всевозможные сувениры, связанные
со Страной чудес: шахматные фигурки в виде Алисы, часы
Шалтая-Болтая, Додо на наперстке.
“Че-пу-ха!” — как сказала бы Алиса.
И правда, совершенно невозможно устоять перед искуше¬
нием попробовать фруктовые конфеты из лавки Юкки — поч¬
ти такие же засахаренные фрукты с удовольствием покупала
когда-то Алиса Лидделл.
По пути от собора к картинной галерее колледжа мы пере¬
секаем Пекуотер-квод, прозванный студентами Пек: три жи¬
152
ДОМ ХРИСТОВ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
лых корпуса с ионическими колоннами и центральным фрон¬
тоном (1705—1714), с юга — библиотека (1716—1772). В xviii
веке этот благородный квартал населяли преимущественно
студенты высокого происхождения, которые могли здесь ве¬
сти такой же аристократический образ жизни, как и в поме¬
стьях в стиле Палладио. Те же, чей достаток был поскромнее,
попав сюда, получали неплохие шансы изменить свою жизнь.
Это была классическая архитектура английского Просве¬
щения в обоих смыслах этого слова, возведенная по проекту
двух оксфордских ученых. Однако на молодого Джона Рёски-
на это не произвело сильного впечатления. В своей классиче¬
ской квартире поклонник средневековой архитектуры тоско¬
вал по эркерному окну “с видом на готическую часовню”.
Было бы странно предполагать, что за коринфским фаса¬
дом библиотеки колледжа, подобного Крайст-Черч, скрыва¬
ются только книги. Стоит войти, и вот уже радует глаз неболь¬
шое, но поистине блестящее собрание скульптурных поясных
портретов. Библиотечный зал, одно из самых красивых поме¬
щений в Оксфорде, растянулся по всей длине второго этажа,
от одного венецианского окна до другого: столы и колонны
обшиты панелями норвежского дуба, над стеллажами ро¬
скошная лепнина (1764). В библиотеке насчитывается около
ста двадцати тысяч томов, включая первопечатные издания,
средневековые иллюстрированные и греческие рукописные
книги, ноты, отпечатанные в xvi и xvii веках. В стеклянной
витрине, как жемчужина библиофилии, выставлена красная
шапочка, принадлежавшая, как утверждается, кардиналу
Уолси.
Под самой крышей находится маленькая кухня, где пьют
чай библиотекари. Там когда-то работал Льюис Кэрролл. Из
окон открывается вид на Ректорский сад, в котором игра¬
ла с сестрами Алиса. По сравнению с другими собраниями
Крайст-Черч коллекция, связанная с Льюисом Кэрроллом,
в его собственном колледже выгладит скорее бледно: несколь¬
ко писем, фотографий, первых изданий. Когда Общество
*53
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Кэрролла предложило Бодлианской библиотеке и колледжу
Крайст-Черч свое замечательное собрание, ни колледж, ни
библиотека интереса не проявили, как, впрочем, и город Ок¬
сфорд. Да и от коллекции Алисы Лидделл, много лет назад
безвозмездно переданной колледжу ее наследниками, здесь
предпочли избавиться — в 2001 году она была выставлена на
аукционе Sotheby's. Однако покупатель, частный коллекцио¬
нер, любезно вернул их под залог в картинную галерею. Судя
по всему, великие умы современного Оксфорда по-прежнему
с подозрением относятся к гению абсурда, фотографу и другу
маленьких девочек.
Ни один из оксфордских колледжей не обладает столь зна¬
чительным собранием произведений искусства, как Крайст-
Черч. В 1968 году из библиотеки оно переместилось в Картин¬
ную галерею, специально построенную фирмой Powell & Moya
и вписанную в ансамбль Кентербери-квод. Ядром коллекции
колледж обязан двум студентам — генералу и дипломату. Джон
Гизе сражался за герцога Мальборо, а в свободное время тя¬
нулся к искусству итальянского Ренессанса, сейченто (xvii в.),
великим венецианцам. Из его коллекции пришли произве¬
дения Караччи, Тинторетто и Веронезе, Доменикино и Бер¬
нардо Строцци, картина Антониса ван Дейка “Великодушие
Сципиона” и замечательный эскиз маслом, изображающий
солдата на лошади.
Другой блок живописных шедевров подарил колледжу
дипломат Уильям Фокс-Стрэнгуэйз, один из первых англий¬
ских собирателей итальянского раннего Ренессанса, осо¬
бенно флорентийцев xiv и xv веков. Мадонны и Сивиллы ки¬
сти Дуччо, Боттичелли, Пьеро делла Франчески, фрагмент
“Оплакивания Христа” кисти Хуго ван дер Гуса, таинственный
“Кентавр” Филиппино Липпи, “Иеремия” Сальватора Роза —
жемчужины его коллекции. Здесь представлен и поздний
шедевр Франса Хальса “Портрет старой женщины”, дар Стар¬
шей гостиной, той самой “резервации для донов”, которые,
случается, радуют и других представителей рода человеческо¬
154
ДОМ ХРИСТОВ и ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
го удачной сплетней или картиной.
Кроме того, колледж обладает уникальной коллекцией
рисунков старых мастеров, насчитывающей около двух ты¬
сяч наименований. “Причудливая мужская голова” Леонардо
да Винчи, “Иаков и Рахиль” Хуго ван дер Гуса, акварель Кло¬
да Лоррена, удивительные работы Микеланджело, Тициана,
Тинторетто, Корреджо, Веронезе, Рембрандта, Рубенса, ван
Дейка — это великолепное собрание. Наряду с коллекцией
Эшмоловского музея эти рисунки превращают Оксфорд в
центр изучения искусства старых мастеров.
Сцены из повседневной жизни у них встречаются редко.
Тем удивительнее, когда художник Аннибале Караччи вдруг
пишет сюжет вроде “Лавки мясника” в формате историческо¬
го полотна (ок. 1583). Забивают овцу, бараний кострец взве¬
шивают и продают — лишь в голландской живописи xvii века
мы вновь встречаем подобные сцены, грубовато-комический
реализм которых совершенно не типичен для итальянского
барокко, даже если попытаться истолковать выбор жертвы
как аллегорию Страшного суда. На мой взгляд, это самая нео¬
бычная картина в этой исключительной коллекции. Когда-то
она принадлежала королю Карлу I.
Покинув картинную галерею, вы попадаете в небольшой
двор, выполняющий в Крайст-Черч-колледже роль триум¬
фальной арки. Он создан Джеймсом Уайеттом (1773—*783)
как монументальное завершение ансамбля Кентербери-квод.
Чтобы хотя бы отчасти сохранить privacy,, колледж построил
специальный вход для посетителей (которых бывает око¬
ло двухсотпятидесяти тысяч в год) в стороне, через здание
Мидоу-билдинг. Это сооружение в венецианском неоготиче-
ском стиле строилось в 1862—1866 годах как студенческое об¬
щежитие. Именно в нем жил, например, студент увековечен¬
ного Ивлином Во “Брайдсхеда” Себастьян Флайт вместе со
своим плюшевым медведем Алоизиусом, причем обоим там
очень нравилось. Во время роскошного совместного ланча
один из его друзей выходил на балкон и декламировал поэму
*55
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Т. С. Эллиота “Бесплодная земля”, так что стихи далеко раз¬
носились над лугом Крайст-Черч. Это вам не Том-квод, этот
луг — самая большая ценность колледжа.
Крайст-Черч-мидоу — старый заливной луг между Тем¬
зой и Черуэллом, болотистое место, в прошлом нередко за¬
тапливаемое в зимнее время. Со средневековой эпохи его
никогда не распахивали, никогда не поливали пестицидами.
Там растут лютики, ярутка полевая, погремок, манжетка и
водосбор — идеальный резервуар для насекомых, ботаников
и энтомологов. Если перелистать старый университетский
устав, выяснится, что всякий студент Крайст-Черч-колледжа
имеет право пасти там свою корову, чтобы ежедневно иметь
к завтраку свежее молоко. На желтых от цветущих калужниц
лугах пасутся лонгхорны (длиннорогие мясные коровы), а
мимо вьется дорога, красивее и естественнее которой я не
встречал ни в одном крупном городе мира.
Все в Оксфорде заполонили цитаты: улицы, стены, скамьи,
и эта дорога — не исключение. В самом ее начале, в Саду па¬
мяти павших, на одной из тротуарных плиток читаем: “Я даю
ему свой меч, и это должно принести мне успех в паломниче¬
стве”. Фраза из “Пути паломника” Джона Беньяна дает пищу
для размышлений. Вправо отходит дорожка Нью-уолк, про¬
ложенная в 1872 году по решению ректора Лидделла — аллея
тополей, спускающаяся вниз, к Темзе. Этой дорогой вдоль
мельничного ручья часто ходил Льюис Кэрролл с его дочеря¬
ми, собираясь на лодочную прогулку: так было и 4 июля 1862
года, когда он впервые поведал им историю о приключениях
Алисы в Стране чудес.
В июне, в Неделю восьмерок, тут становится жарко. Имен¬
но возле Крайст-Черч-мидоу финиширует гребная гонка, и в
пылу ее страстей болельщиков нередко тянет на любовные
приключения. На этом самом месте бросились в реку студен¬
ты, влюбленные в Зулейку Добсон, — кто не верит, прочитай¬
те одноименный роман Макса Бирбома. От южной оконечно¬
сти заливного луга ведет дорожка по берегу Черуэлла, откуда
156
ДОМ ХРИСТОВ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
открывается вид на шпили — классическая оксфордская пано¬
рама, не искаженная предместьями.
По Брод-уолк возвращаемся туда же, откуда начали: слева —
коровы, справа — спортивные площадки Мертон-колледжа и
Крайст-Черч-колледжа. Эта аллея была проложена вскоре по¬
сле гражданской войны. Тогда по ее сторонам росли вязы, те¬
перь платаны. Она была оксфордским Пэл-Мэлом, сельским
подиумом городской моды, по которому прогуливались, что¬
бы на других посмотреть и себя показать, особенно в июнь¬
ское воскресенье Show Sunday, которым заканчивается акаде¬
мический год.
И для местных обитателей, и для гостей, для многих по¬
колений профессоров и студентов Крайст-Черч-мидоу всегда
оставался местом отдыха и источником вдохновения. Здесь
гулял Сэмюэль Джонсон, медитировал кардинал Ньюмен, ри¬
совал Джон Рёскин, собирал цветы Джон Локк. Маршал Блю¬
хер, бывший гостем колледжа в 1814 году, нарезал по лугу кру¬
ги, чтобы протрезветь после того как выпил чересчур много
бренди. Методист Джордж Уайтфилд молился среди цветов.
Нет-нет да и вспорхнет прямо перед тобой голубой зиморо¬
док. Что за луг! А они, горожане, хотели проложить по нему
четырехполосное шоссе. Но это, слава богу, породило волну
протестов. Теперь Крайст-Черч-мидоу останется с нами и
в XXI веке — последняя пастораль Средневековья.
Ориел-колледж
и Корпус-Кристи-колледж
Я люблю Оксфорд, потому что люблю книги, а Окс¬
форд - это книга. Ты переходишь с одной улицы на
другую, как будто перелистываешь страницы.
Джулиан Грин. “Мои города” (1985)
Ориел-колледж? Очень спортивные, много
американцев”. Такой формулой моя ок¬
сфордская квартирная хозяйка охаракте¬
ризовала Ориел-колледж. Первые в гребле
и последние из тех, кто пустил в свой муж¬
ской бастион представительниц слабого пола лишь в 1985 году.
А ведь такие вещи формируют имидж колледжа не в меньшей
степени, чем декорации, которые здесь не обходит внима¬
нием ни одна съемочная группа: яркие, островерхие здания
вокруг площади Ориел-сквер — ансамбль колледжа с изогну¬
тыми фронтонами, эркерами, башенками на коньках крыш
и заглавными буквами, украшающими центральный подъезд
наподобие каменных бордюров. REGNANTE CAROLO — со¬
общает буквенная балюстрада (“Времен царствования коро¬
ля Карла”). Когда строился парадный вход Ориел-колледжа
(1620—1642), такого рода строительные арабески были не ме¬
нее популярны, чем рюши на одеяниях кавалеров — ажурная
вязь, — привезенная из Франции мода, которая захватила и
архитекторов-якобинцев.
В нишах над порталом три грубоватые скульптуры: возле
Карла I стоит Эдуард II, основавший колледж в 1326 году, а
158
ОРИЕЛ-КОЛЛЕДЖ И КОРПУС-КРИСТИ-КОЛЛЕДЖ
над ними — Мадонна, которой он посвящен. “Дом благосло¬
венной Девы Марии в Оксфорде” — так должен был назы¬
ваться колледж. Но из-за того, что примерно в то же время
Деву Марию в свое наименование ввел Нью-колледж, здесь
предпочли просто Ориел — по самому старому зданию, про¬
званному La Oriole — от oratorioum (часовня). По запутанности
истории оксфордских колледжей могут поспорить лишь с
кельтскими узлами.
За ажурными готическими окнами первого ансамбля
Фронт-квод скрываются часовня и зал, в примыкающем зад¬
нем дворе Бэк-квод — библиотека. Ее спроектировал Джеймс
Уайетт в 1788 году: всего семь соединительных балок в дли¬
ну. Внизу рустика, выше ионические колонны с гладким вер¬
хом — величие на минимальном пространстве. На первом эта¬
же с комфортом расположилась легенда колледжа, Старшая
гостиная, где, как утверждают сотрудники других колледжей,
прямо-таки воняет логикой. Именно здесь якобы зародилось
Оксфордское движение, и у нас нет причин сомневаться
в этом.
В Ориел-колледже учились два нобелевских лауреата: хи¬
мик сэр Александр Тодд и экономист Джеймс Мид, не говоря
уже о великих студентах прошлого вроде сэра Уолтера Рэли
или сэра Томаса Мора. Бо Бруммель, знаменитый денди эпо¬
хи Регентства, тоже учился в Ориел-колледже, хотя и недолго.
Однажды он выпустил во дворе колледжа галку с повязанны¬
ми белыми ленточками как пародию на выход ректора.
Но лишь один бывший студент сумел воплотиться в фи¬
гуру на фасаде колледжа, выходящем на Хай-стрит: Сесил
Родс, весьма средний студент, известный расист и один из са¬
мых щедрых оксфордских благотворителей. Его имя вместе
с Родезией давно растворилось бы в сумерках колониальной
истории, если бы он разрабатывал только алмазные копи да
имперские мечты. Но второй большой страстью его жизни
стал Оксфорд, а вовсе не забота о всеобщем имперском вос¬
питании, как многие ошибочно полагают. Одно из следствий
159
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
этого увлечения, стипендии Родса, приносят реальную поль¬
зу и по сей день.
Нет ничего абсурднее, чем стремиться из одного оксфорд¬
ского колледжа в другой, но нет ничего труднее, чем отказать¬
ся от этого стремления. Выйдем для начала в сад — конечно,
в сад колледжа Корпус-Кристи. Самый маленький колледж
в Оксфорде расположен рядом с самым большим, Крайст-
Черч-колледжем. Сад у Корпус-Кристи тоже маленький, в нем
нет ничего исключительного, и потому многие просто не за¬
мечают его. Колокольчики, примулы, буддлеи и незабудки,
серо-зеленые листья брокколи, мята, шалфей — все это раз¬
растается, преодолевая границы клумб и дорожек, свободно
и неформально. Это наложение мягкой анархии на характер¬
ные особенности приусадебного участка формирует в саду
Корпус-Кристи ни с чем не сравнимую атмосферу.
Там, где заканчивается сад, совершенно неожиданно кон¬
чается и город. С террасы, устроенной на остатках городской
стены, открывается панорамный вид на спортивные площад¬
ки, заливные луга, и вниз — на закрытый сад Крайст-Черч-
колледжа с его старым платаном.
Когда Ричард Фокс, епископ Винчестерский, основал
Корпус-Кристи в 1517 году, он сравнивал свой колледж с са¬
дом пасеки, где студенты прилежно, как пчелы, трудятся во
славу Господа и во исполнение собственных нужд. А дабы
росли там лишь “самые исключительные цветы и травы”, бла¬
гочестивый гуманист вызвал “трех по-настоящему искусных
травников”: одному надлежало способствовать расцвету латы¬
ни, другому — греческого, третий же, главный академический
садовник, должен был пестовать самый благородный и самый
прихотливый цветок — теологию. И вот, даже пять столетий
спустя, в саду епископского колледжа жужжат пчелы, и не
только метафорически. Два студента сидят в тени деревьев
рядом с наставником и оживленно о чем-то спорят. Кто со¬
чтет эту картину идиллией, просто недооценивает подобную
форму работы. В этом саду учатся и празднуют, а внизу, под
160
ОРИЕЛ-КОЛЛЕДЖ И КОРПУС-КРИСТИ-КОЛЛЕДЖ
жимолостью и орхидеями, покоится прах Элизабет Роусон,
классического филолога и хозяйки сада, умершей в возрасте
пятидесяти пяти лет и бывшей, как гласит эпитафия на латы¬
ни, остроумным и добродушным ученым.
И поныне в Корпус-Кристи культивируют классику, хотя
Интернет и биохимия ныне выглядят здесь не менее органич¬
но, чем античные классики, чьим трудам в местной библиоте¬
ке дивился еще Эразм Роттердамский.
В расположенной рядом часовне пахнет кедром. В не¬
скольких шагах, в восточном флигеле, находится актовый зал.
В небольшом, симпатичном колледже все находится рядом.
А на единственной колонне главного входа нашлось место
даже для бесконечной тайны времени: двадцать семь солнеч¬
ных часов, астрономические таблицы, вечный календарь —
подлинная триумфальная колонна в честь чисел и звезд, спро¬
ектированная Чарлзом Тернбуллом в 1579 году. На самом ее
верху, выше всего, что может знать человек, устроился пели¬
кан, символ колледжа Корпус-Кристи. Вокруг него по краям
стены растут мальвы, желтофиоль, водосбор, молочаи, акант,
бамбук, гималайский бальзам, а над аркой ворот свешивается
Rosa banksiae Lutea (вечнозеленая роза) — фейерверк из тысячи
маленьких желтых цветочков.
Отец всех колледжей:
Мертон
Принимаются только студенты хорошего поведе¬
ния, целомудренные, миролюбивые, скромные, нуж¬
дающиеся, способные учиться и желающие перемен
к лучшему.
Из устава Мертон-колледжа (1264)
Ваш код с парковки запоминается легко, —
сказала моя хозяйка, — 1264, год основания
Мертон-колледжа”. Он расположен сразу за
Корпус-Кристи на мощенной булыжником
улице, последней в Оксфорде, где еще слы¬
шится эхо Средневековья.
Мир идей, открывающийся за входными воротами, не¬
плохо характеризует тимпан на сторожевой башне (1418):
Иоанн Креститель и агнец Божий в чаще леса, а посередине
книга с семью печатями. Откровение, перед которым прекло¬
нил колени основатель колледжа Уолтер де Мертон. Епископ
Рочестерский, лорд-канцлер Генриха III, слуга и короны, и
Церкви, — его колледжу надлежало также служить обеим, но
под управлением магистров. Академическое самоуправление,
собственное имущество, размер и расположение зданий — все
это превратило Мертон-колледж в образцовую модель кол-
леджской архитектуры.
На относительно небольшом земельном участке между го¬
родской стеной и улицей Мертон-стрит “Дом стипендиатов
Мертона” постепенно превратился в один из самых влиятель¬
ных и богатых оксфордских колледжей. Часовня и главный
зал, центры внутренней жизни колледжа, занимают ведущее
162
ОТЕЦ ВСЕХ КОЛЛЕДЖЕЙ
место в первом дворе. Перед столовой растут магнолии и ги¬
гантские белые гортензии. Орнамент из завитков и спиралей,
обрамляющий готические дубовые ворота, одно из прекрас¬
нейших произведений художественной ковки конца xiii века,
создан приблизительно в одно время с виртуозным по испол¬
нению большим ажурным окном в восточной стене часовни.
Уолтер де Мертон задумывал свою часовню в размер мона¬
стырской церкви, с главным и боковыми нефами. Но постро¬
ены были лишь хоры (1289—1296), средокрестие (ок. 1355),
поперечный неф (1367—1424) и колокольня (1451), достаточ¬
но мощная, чтобы удерживать восемь колоколов. Так что по
большому счету часовня Мертона — лишь фрагмент, однако
столь масштабный и убедительный, что это не помешало ей
стать прототипом всех последующих колледжских часовен.
Уильям Моррис и его друзья любили часовню за средневе¬
ковые витражи. В ней покоятся многие члены колледжа — под
надгробиями из камня или фарфора, с брассами в строгом
стиле или по-барочному пышными, как, например, сэр Томас
Бодли. Женские фигуры, плотно окружившие сего диплома¬
та и филолога-классика, суть аллегории музыки, арифметики,
грамматики и риторики, а в роли пилястра выступает стопка
книг — вполне соответствующее обрамление для основателя
Бодлианской библиотеки. Этот настенный мемориал — тво¬
рение Николаса Стоуна, одного из лучших английских скуль¬
пторов той эпохи.
В вестибюле часовни укреплена табличка с именами всех
ректоров Мертон-колледжа. В 1994 году члены конгрегации
избрали ректором женщину — Джессику Роусон — впервые за
семьсот тридцать лет.
С юга к часовне примыкает Моб-квод. Его ансамбль, со¬
стоящий из четырех приблизительно одинаковых по вели¬
чине флигелей, был заложен в 1290 году и завершен в 1378
году. Таким образом, он был спроектирован самым первым
в Оксфорде. Под высокой седловидной каменной крышей в
северо-восточном углу находилась казна, где хранились при¬
163
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
надлежавшие колледжу серебро и документы. На первом эта¬
же размещались квартиры членов колледжа, причем в каждую
можно было попасть по отдельной лестнице, войдя со двора
через островерхую арку. В одной спальне жили по четверо
студентов; у каждого рядом была небольшая клетушка для за¬
нятий с крошечным окошком. Читать классические тексты
студенты поднимались на этаж выше, в библиотеку.
Верхняя библиотека Мертон-колледжа — одна из старей¬
ших ныне действующих библиотек Англии. Там царит по¬
лумрак, пахнет кожей и деревом. Острее чем где-либо еще
ощущается атмосфера старого Оксфорда. Первый ее каталог,
датированный 1300 годом, включает всего двенадцать назва¬
ний: Псалтирь, книга Иова, Аристотель, Фома Аквинский,
Бонавентура, Августин и другие отцы Церкви. К середине xvi
века Мертон-колледж владел уже примерно пятьюстами кни¬
гами. По мере стремительного роста количества печатных
изданий колледж вводил у себя систему боксов, позволяю¬
щую экономить пространство; такую же к 1260 году ввели в
библиотеке Кентерберийского собора. Полки установлены
перпендикулярно стене, между ними — скамейки с откидны¬
ми досками для письма; тут можно сидеть, как в боксах, спра¬
ва и слева от центрального прохода. Сходную организацию
пространства предпочли и другие оксфордские библиотеки.
Ренессансные интерьеры и дубовые полки Верхней библио¬
теки датируются 1589—1590 годами. Ценные книги прикре¬
плялись цепочками к доскам для письма вплоть до 1792 года.
Образцом такой chained library (цепной библиотеки) считается
библиотека Сорбонны в Париже, в хш веке самая значитель¬
ная университете кая библиотека Европы. В то время как сту¬
денты вынуждены были усваивать “цепные” знания прямо на
местах, профессорам разрешалось на время выносить рари¬
теты из Мертонского “книжного сундука”.
Правда, это было непросто. Сей “книжный сундук”, поя¬
вившийся раньше самой библиотеки (1371—1379), запирался
на три замка, ключи от которых хранились у трех разных лиц,
164
ОТЕЦ ВСЕХ КОЛЛЕДЖЕЙ
и, для того чтобы открыть его, требовалось одновременное
присутствие всех троих ключников. Ныне Мертон-колледж
владеет более чем тремястами пятьюдесятью иллюстрирован¬
ными рукописными книгами эпохи Средневековья; старей¬
шая из них, “Хроники” Евсевия, датируется гх веком. Чтобы
как-то расположить шестьдесят тысяч своих томов, библио¬
тека давно захватила и нижние помещения — те, где прежде
жили члены конгрегации колледжа.
Бюст в исполнении Эпстайна напоминает о Т. С. Эллио¬
те, американском студенте Марбургского университета, кото¬
рый в 1914 году перебрался в Оксфорд, где завершил фило¬
софскую диссертацию.
Количество студентов постепенно росло, и Мертон вы¬
строил свой третий, самый большой внутренний двор с при¬
легающими к нему корпусами — Феллоуз-квод (1608—1610),
первое в Оксфорде трехэтажное здание с cocklofts (каморками
под крышей) — для слуг. Строительство ансамбля Феллоуз-
квод с его совершенной симметрией и классической рас¬
становкой колонн главного фасада финансировал тот же
человек, который позаботился о новой мебели для Старой
библиотеки, — сэр 1енри Сэвил, ученый-энциклопедист, воз¬
главлявший Мертон-колледж на протяжении почти сорока
лет. В 1619 году Сэвил открыл две Сэвилианские кафедры —
геометрии и астрономии, впоследствии внесшие заметный
вклад в естественно-научную революцию. Правда, и в xiv веке
Мертон-колледж был уже европейским центром астрономии
и теологии. В те времена несколько преподавателей коллед¬
жа объединились в группу, известную под названием “Мер-
тонские вычислители”, так как они пытались исследовать лю¬
бые проблемы, причем не только физические, при помощи
математических методов. Они предпринимали даже попытки
вывести точные формулы для таких не поддающихся учету ка¬
тегорий, как грех и добродетель. Не зря же прямо от улицы
Мертон-стрит ответвляется Тропа логики. Правда, Теодора
Визенгрунда Адорно эта тропка привела в тупик.
165
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Почти четыре года еврейский иммигрант из Франкфурта,
которому фашистский режим запретил преподавательскую
деятельность, пытался обосноваться в Оксфорде. Осенью
1934 года Адорно, пониженный из приват-доцентов в про¬
двинутые студенты, получил квартиру в Мертон-колледже.
“Я живу здесь в неописуемом покое, условия для работы на
первый взгляд очень удобные; правда, в профессиональной
деятельности имеются трудности, поскольку разъяснить ан¬
гличанам мою философию не представляется возможным и,
для того чтобы быть понятым, приходится упрощать все до
детского уровня”. Он писал тогда о феноменологии Эдмунда
Гуссерля, начал работу над “Диалектикой Просвещения”, но
его философские размышления “О джазе” окончательно пре¬
вратили ученого в аутсайдера. Позитивистская школа мышле¬
ния, царившая в Оксфорде, была ему столь же чужда, как и
вся здешняя преподавательская среда. Избранный круг уни¬
верситета так и остался закрытым для истинного немца, как
и Бодлианский клуб, где дискутировали его коллеги.
Адорно регулярно принимал участие в концертах музы¬
кального салона “Холивелл”. Окончательно распростившись
с надеждой на карьеру в английском университете, в 1938 году
он сменил место изгнания, перебравшись в США.
Среди немногих вещей, которыми Адорно беспрепят¬
ственно наслаждался в Оксфорде, был Преподавательский сад
Мертон-колледжа, Феллоуз-гарден, откуда открывается изуми¬
тельный панорамный вид на просторы Крайст-Черч-мидоу.
Я посетил этот сад субботним вечером, как раз когда ко¬
локола Магдален-тауэр начали перезвон. Словно брызги фон¬
тана, взмывали ввысь над крышами и деревьями светлые зву¬
ки и вновь обрушивались на виноградники Мертона. Белым
и голубым цвели гибискусы на стене сада, а на просторных
клумбах буйствовали желтофиоли и манжетки, белые траде¬
сканции, красные огненные лилии, и неизменно тянулся к
солнцу горный клен, посаженный в 1705 году, любимое дерево
Дж. Р. Р. Толкиена в бытность его членом Мертон-колледжа.
166
От Тропы покойника
до утки Суити:
в Ботаническом саду
...ау англичан тоже свой фашизм имеется;
в Оксфорде тоже был и все еще есть
свой антисемитизм*.
Томас Бернхард. “Площадь героев” (1988)
Тропой покойника зовется дорожка, ведущая вдоль
городской стены мимо Мертон-колледжа к Ботани¬
ческому саду. По ней покойников возили от церкви
Св. Олдейта к еврейскому кладбищу в предместье.
С хн века оксфордские евреи жили в Great Jewry
(Большое гетто) между Карфаксом и мостом Фолли-бридж.
Это было небольшое обеспеченное сообщество, объединяв¬
шее едва ли больше двухсот семей. Синагога стояла примерно
там, где ныне колокольня Том-тауэр. Еврейские ученые тоже
приезжали жить в Оксфорд, но, как и все евреи, с 1218 года
были обязаны носить желтые знаки и не имели права препо¬
давать; им разрешалось только сдавать квартиры и ссужать
деньги. Так продолжалось до 1290 года, когда репрессии уже¬
сточились и Эдуард I изгнал евреев из Англии.
Только в xvii веке с разрешения Кромвеля евреи стали
постепенно возвращаться в Оксфорд. Из Леванта они при¬
несли пристрастие к новому напитку: в 1651 году еврей Якоб
открыл первую в Англии кофейню на Хай-стрит. Замечу, что
* Перевод М. Рудницкого.
167
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
еще в 1312 году в Оксфорде началось преподавание древне¬
еврейского языка, а в 1540-м была открыта королевская ка¬
федра иврита. Евреи, как известно, не могли обучаться ни
в Оксфорде, ни в Кембридже до университетской реформы
1854 года. И только в 1882 году еврейский ученый впервые
стал членом конгрегации оксфордского Линкольн-колледжа:
это был философ Сэмюэль Александер. Опыт оказался со¬
мнительным: “Они мошенники. Можно закончить Итон или
Крайст-Черч, стать офицером шотландской гвардии, профес¬
сором Оксфорда и даже принять посвящение в рыцари, но,
по сути, остаться грязным еврейским мальчишкой”, — сфор¬
мулировал эти сомнения сэр Альфред Дж. Айер.
Благодаря притоку иммигрантов еврейская община Ок¬
сфорда к концу гитлеровской эпохи насчитывала почти три
тысячи членов. Сегодня их около двухсот пятидесяти. Их си¬
нагога теперь находится в Иерихоне, кладбище в Волверкоте,
а там, где заканчивается Тропа покойника, с 1612 года начина¬
ется Ботанический сад.
Пройдя под цилиндрическим сводом барочной арки, по¬
строенной Николасом Стоуном (1632), из уличного шума Хай-
стрит сразу же попадаешь в оазис покоя. Старейший Ботани¬
ческий сад в Великобритании, основанный герцогом Денби,
который пожертвовал для этой цели пять тысяч фунтов, что
по сегодняшнему курсу составило бы больше пяти миллионов
евро. Чтобы защитить от паводков болотистые земли долины
Черуэлла, сюда было вывалено около четырех тысяч возов
“дерьма и навоза”, собранных по всем выгребным ямам Окс¬
форда.
Ни в одном Ботаническом саду нет такой академической
базы, как в этом. Согласно уставу, открытие сада преследова¬
ло двойную цель: “Углубление знаний и овладение творением
Божиим”. И обе они, по словам нынешнего директора Тимо¬
ти Уолкера, в принципе остаются актуальными.
Будучи Physic Garden (Физическим садом), как он именовался
168
ОТ ТРОПЫ ПОКОЙНИКА ДО УТКИ СУИТИ
вначале, университетский Ботанический сад представляет со¬
бой учебное пособие прежде всего для студентов-медиков, как
и первый в своем роде Лекарственный сад Падуанского уни¬
верситета, открытый в 1545 году. Здесь произрастают мелисса,
фенхель, зверобой, полынь, календула, мирровый купырь, а
рядом с лекарственными травами — растения, интересные для
ботаников и упорядоченные на клумбах по родам и видам.
Первым садовником университета стал бывший солдат-
наемник из Брауншвейга Якоб Бобарт. Осев в Оксфорде и
открыв пивную, он приобрел обыкновение прогуливаться
по городу с козой, в чью бороду накрепко вплетал звенящие
кусочки серебра. Этот Бобарт распланировал центральную
часть сада, защищенную высокой стеной, а возле южной стены
построил стеклянный павильон — одну из первых в Британии
теплиц. Уже в 1653 Г°ДУ» по свидетельству садовода-любителя
Джона Ивлина, в этом саду ему показали чудо: “капризнейшее
растение”, недавно завезенную в Англию Mimosa pudica (тро¬
пическую мимозу), листочки которой при прикосновении
сворачиваются в трубочку.
Лишь в XVIII веке ботаника стала самостоятельной наукой.
Университетские сады приобрели особое значение как со¬
брания учебных материалов, живые природные арсеналы.
Одним из “охотников за растениями”, постепенно превра¬
щавших английские сады в цветущие образы империи, стал
оксфордский ученый Джон Сибторп, профессор ботаники и
horti praefectus, как и поныне величают управляющих ботаниче¬
скими садами. За тридцать шесть лет работы в университете
он прочитал одну-единственную лекцию, ведь у него были со¬
всем другие цели. Раз за разом отправлялся он в путешествия
к Эгейскому морю, чтобы идентифицировать шестьсот расте¬
ний, которые в I веке н.э. описал греческий врач Диоскорид.
Фонарики, гулявник, дубровник, многоножка обыкновенная
и иглица — он разыскал почти все, а многие даже посадил в
своем Ботаническом саду. Он оставил после себя десятитом¬
169
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ный труд “Флора Греции по Сибторпу” с самым обширным
подбором растений, изданный после его смерти тиражом
в двадцать пять экземпляров (1806—1840).
В Ботаническом саду Исайя Берлин сделал предложе¬
ние своей возлюбленной Алине, и скорее всего это было не
единственное брачное предложение в истории сада. Еще и
поэтому следовало бы, наверное, заставить здесь играть на
валторне, как поступал великий Линней, обнаружив редкое
растение.
В саду произрастает около восьми тысяч видов растений,
представляющих важнейшие семейства всего мира. На длин¬
ных стеблях покачиваются желто-зеленые зонтики цветущих
молочаев — одно из нескольких здешних эксклюзивных собра¬
ний. Здесь как-то вдруг появился даже собственный сорняк,
Senecio sqaalidus, оксфордская разновидность крестовника.
И, конечно, имеются завсегдатаи, каких можно встретить
только в Оксфорде. Под старым черным орехом на берегу
Черуэлла сидит женщина за шестьдесят в зеленой ветровке
и белой вязаной шапочке. Зоэ Петерсен раньше преподава¬
ла экономику, а теперь пишет стихи. Скамейка в парке возле
реки — ее рабочее место, а если идет дождь, она переходит в
теплицу. Птиц, прилетающих к ее скамье, она знает по име¬
нам: белого голубя Игнациуса, уток Пепе и Суити.
Майский день и страна теней:
Магдален-колледж
Что бы ни говорили против Кембриджа, это
определенно лучшая подготовительная шко¬
ла перед учебой в Оксфорде.
Оскар Уайльд (1888)
Не важно, с какой стороны вы приближаетесь
к Оксфорду, от Крайст-Черч-мидоу или из Кау¬
ли — перед глазами у вас в любом случае будет
колокольня Магдален-колледжа, возвышающа¬
яся над крышами Хай-стрит и верхушками де¬
ревьев Ботанического сада, — сама элегантность в готическом
стиле, четырехэтажная, увенчанная восемью фиалами. Из
всех оксфордских башен Магдален-тауэр — самая яркая, “ли¬
лия среди башен” (Дороти Л. Сэйерс). Не зря ее копия уста¬
новлена в Принстоне. В честь завершения строительства ко¬
локольни 1 мая 1509 года в колледже была устроена вечеринка,
вошедшая в оксфордский фольклор. А во что превратился бы
без нее праздник Майского дня? Ведь каждый год в этот день
ровно в шесть утра с самого ее верха раздается хоровое пение
мальчиков и колокольный перезвон, а иные студенты снова и
снова пытаются положить конец не задавшейся оксфордской
карьере, бросившись в Черуэлл с ближайшего к ней моста
Магдален-бридж.
В других колледжах держат кошек, а в Магдален-колледже —
стадо благородных оленей. К экстравагантным особенностям
можно причислить также произношение и написание соб¬
171
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ственного названия: “Модлин-колледж”, как говорили в xv
веке, а не “Мэгделин”, и уж, пожалуйста, без е на конце. Кол¬
ледж Оскара Уайльда, Эдуарда III и Чарлза Спенсера, брата
принцессы Дианы, прозванного Чарли-боем. Здесь учились
Эдвард Гиббон, Десмонд Моррис, сэр Ричард Аттенборо и
бледный тори Уильям Хаг, нобелевский лауреат Эрвин Шрё-
дингер и сэр Джон Экклз, а также К.С. Льюис и А. Дж. П. Тей¬
лор, первые оксфордские медийные доны.
То обстоятельство, что в наши дни колледжу все труднее
соответствовать славному прошлому, пока не бросается в гла¬
за. Вольготно, утопая в зелени, расположились колледжские
корпуса, места хватает всем. Земельный участок площадью
пятнадцать гектаров — самый большой в Оксфорде. Ботани¬
ческий сад тоже разместился на угодьях Магдален-колледжа,
получившего возможность выйти за пределы городской сте¬
ны благодаря предусмотрительности основателя.
“Модлин-колледж” был основан Уильямом Уайнфлетом
в 1458 году и посвящен Марии Магдалине — заступнице сту¬
дентов, парикмахеров и раскаявшихся грешниц. Уайнфлет —
епископ Винчестерский, лорд-канцлер Генриха VI — остро
ощущал свою педагогическую миссию. Сам он тоже учился
в Оксфорде, в Нью-колледже, по образцу которого и создал
Магдален-колледж. Рядом открыл он и школу, где будущим сту¬
дентам полагалось изучать латынь, к тому же учредил шест¬
надцать стипендий для хористов. Хор колледжа процветает и
поныне, как и школа, где когда-то спрягал латинские глаголы
и учился размышлять философ Томас 1оббс. В 1928 году шко¬
ла при колледже переехала на более обширную территорию
по другую сторону моста, напротив колледжа Св. Хильды, по¬
следнего в Оксфорде чисто женского колледжа.
Главное здание Магдален-колледжа, построенное между
1474 и 1510 годами, — перпендикулярная готика в чистом
виде. Каменотес Уильям Орчард, ответственный за часовню
и крестовый ход, владел каменоломней в Хедингтоне, отку¬
да и поступал известняк для строительства. В отличие от не¬
172
МАЙСКИЙ ДЕНЬ И СТРАНА ТЕНЕЙ
сколько более раннего Нью-колледжа, здесь крестовый ход не
отделен от двора (1475—1490) и остается его частью. За счет
чего ансамбль Клойстер-квод приобретает атмосферу отча¬
сти монастырскую, отчасти академическую, становясь истин¬
ным воплощением средневековой колледжской архитектуры.
Перед окнами в ажурном орнаменте цветут глицинии, на кон¬
трфорсах — галерея гротескных фигур: гиппопотам, верблюд
и борзая, борцы и жонглеры. Иероглифические украшения
сточных желобов призваны отгонять злых духов.
Своими Т-образными очертаниями часовня Магдален-
колледжа (1474—1480) повторяет предшественниц — часовни
Мертон-колледжа и Нью-колледжа. Если бы мне было позво¬
лено упомянуть всего три особенности ее богатого внутрен¬
него убранства, я остановился бы на витражном изображении
Страшного суда в цветовой гамме сепии, ранней монументаль¬
ной копии “Тайной вечери” Леонардо и резных изображени¬
ях на старых хоровых скамьях, размещенных ныне в боковом
приделе. Обезьяна, сова, лиса и гуси, один из них на спине
лежащей лошади, а у самого края резного бестиария — муж¬
ская голова между раздвинутых женских бедер (самая левая
картина, как правило, целомудренно прикрытая).
Лучшее время здесь — вечерня, когда под высоким неого-
тическим деревянным с лепниной потолком Джеймса Уайет¬
та, расписанным под звездное небо (1790), поет гимны хор
мальчиков. А вот в 2021 году голоса поющих мальчиков зву¬
чат уже только в записи — в научно-фантастическом триллере
Ф. Д. Джеймс “Дитя человеческое”, герой которого, историк
Тео Фарон, именно в этой часовне встречает женщину, изме¬
нившую его жизнь.
В часовне похоронен и легендарный ректор, доктор Раут,
возглавлявший колледж на протяжении шестидесяти трех
лет. Его девиз: “Всегда проверяй ссылки!”
Возле мемориальной доски с именами усопших членов
конгрегации колледжа на отдельной табличке выбито имя
Эрнста Штадлера. Немецкий лирик экспрессионистского
273
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
прорыва Штадлер — и вдруг в Оксфорде? Получив стипендию
Родса, он в 1906—1908 годах работал в Магдален-колледже
над докторской диссертацией об образе Шекспира у Виланда.
А еще через два года вернулся в колледж для защиты диссерта¬
ции — молодой поэт и литературовед из Эльзаса в самом нача¬
ле блистательного жизненного пути. Однако в 1914 году Штад¬
лер погиб во Фландрии от удара английской авиабомбы. “Поэт,
судент и солдат” — выбито на мемориальной табличке, а рядом
слова Ангелуса Силезиуса: “Человек, будь значительным”.
К востоку от часовни расположилась столовая. Внутрен¬
няя обшивка стен эпохи Тюдоров вся в тяжелых драпировках,
на ректорском столе — серебряные канделябры. В головном
конце зала раскрашенный барельеф с ранними ренессанс¬
ными мотивами и сценами из жизни Марии Магдалины (ок.
1540).
У основания лестницы, ведущей на кухню, есть табличка,
указывающая на другую деревянную лестницу наверх, в ком¬
наты Оскара Уайльда. Между 1874 и 1878 годами он сменил
здесь три квартиры, ни одна из которых так и не была от¬
крыта для посетителей. “От него ничего не осталось, — ска¬
зал студент, — лишь унылые комнаты”. В конце пребывания в
должности профессора поэзии Симус Хини подарил пригла¬
сившему его колледжу бюст своего соотечественника Оскара
Уайльда. В 1998 году бюст установили в холле, вернее, выста¬
вили в холле, высоко над карнизом.
Скандальность этой поэтической жизни отбросила дол¬
гую тень — “печально известный Св. Оскар Оксфордский,
поэт и мученик”, как позднее сам он иронически себя имено¬
вал, намекая на мученическую роль гомосексуалиста в обще¬
стве задолго до расцвета движения в защиту секс-меньшинств
и однополых браков. Оксфорд навсегда остался для него “...
самым цветущим временем жизни, когда можно видеть суме¬
речных существ в отражениях серебряных зеркал”.
По ту сторону Клойстер-квод средневековый Магдален-
колл едж заканчивается, строгий академический корпус рас¬
174
МАЙСКИЙ ДЕНЬ И СТРАНА ТЕНЕЙ
творяется в царстве зелени. Открывается вид на широкий
луг и через него на здания Нью-билдингз, ставшие одной из
тех оксфордских декораций, которые счастливо соединяют в
себе ландшафт и архитектуру. Вполне классический ансамбль
спроектирован бывшим членом колледжа Эдвардом Холдсу-
ортом в 1733 году: абсолютная пропорциональность, никаких
украшений, кроме фронтона над центральным ризалитом.
Колоннады с лепниной воплощают минималистскую элегант¬
ность. Над входами лестничных проемов по-прежнему можно
прочесть старые цифры, золотые на черном фоне. А рядом
с дверными звонками установлены переговорные устройства
домофонов. Мощный платан перед зданием был посажен
в 1802 году в память об Амьенском мире.
Помните большую вечеринку в фильме “Земля теней” с
Энтони Хопкинсом и Деброй Уингер в ролях Джека и Джой,
позднюю любовь профессора-литературоведа, омраченную
смертельной болезнью? Вечеринка проходила на газоне
перед Нью-билдингз на оригинальной сцене, обустроенной
Ричардом Аттенборо, вернувшимся к месту собственной уче¬
бы ради воплощения оксфордской идеи. Он еще застал жи¬
вым подлинного героя своего фильма, К. С. Льюиса, члена
Магдален-колледжа, знаменитого автора “Нарнии” и хариз-
матичного перебежчика в другую веру, сумевшего по край¬
ней мере в Америке поднять волну льюисомании. В прежнем
'жилище Льюиса, The Kilns у подножия Шотовер-хилл, ныне
расположился студенческий центр Калифорнийского фонда
К. С. Льюиса.
“Веселый, домашний, добродушный и пьющий пиво” — так
описывал знаменитого писателя один из учеников, Джон Бет-
джемен, впоследствии посвятивший учителю несколько иро¬
нических стихотворений: “Наша гостиная, если позволишь, /
Напоминает Афинский полис./ Разве что Льюис, он вправду
прекрасен, / Но ты уверен, что он первоклассен?” В середи¬
не 1920-х годов Бетджемен жил в светло-зеленых апартамен¬
тах на третьем этаже Нью-билдингз.
*75
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Студенты, обитавшие на первом этаже, имели обыкнове¬
ние подпаивать красным вином с сахаром благородных оле¬
ней, которые паслись под окнами. Олений парк существует с
1706 года — академическая пастораль, обеспечивающая к тому
же дополнение к рациону, и поныне не отвергнутое колледж-
ской кухней.
Своими новостройками в хх веке Магдален-колледж не
снискал особой славы. На одну из красивейших площадок Ок¬
сфорда в восточной оконечности Магдален-бридж-колледж
в i960 году водрузил ящик из кирпича и бетона, Уайнфлет-
билдинг — “не сказать, чтобы красивая постройка”, как гово¬
рится в студенческом проспекте, но по крайней мере распо¬
ложенная весьма удобно — над магазином спиртных напитков
Bottoms Up. Еще одно жилое здание с собственным учебным
корпусом (Гроув-билдинг) в стиле античного Одеона в Афи¬
нах возведено на границе Оленьего парка архитектором Де¬
метрием Порфириосом (1994—1999). Стены из известняка,
шиферные крыши, внутри много дуба — архитектура в духе
xvii века.
Если уж вы оказались в Магдален-колледже, никак не обой¬
тись без прогулки по Тропе Аддисона. Эта кружная дорожка
названа в честь эссеиста Джозефа Аддисона, который, будучи
членом Магдален-колледжа, в 1698—1711 годах наслаждался
здесь “радостями воображения”, позднее переработанными
им в теорию движения “Ландшафтсгартен”. Тропа Аддисона
идет по широкой дуге между двумя рукавами Черуэлла мимо
заливных лугов Магдален-колледжа. Сотни деревьев окаймля¬
ют ее — дубы и буки, рябины, конские каштаны, ивы и боя¬
рышник вперемежку с тисами, вязами и лаврами. А как пахнут
бальзамические тополя! Можно ли вообразить тропу, более
подходящую для безоглядного полета мысли?
Большая зеленая поляна в средней части Аддисоновой
тропы — один из священных лугов Оксфорда — и все из-за един¬
ственного произрастающего на нем вида Fritillaria meleagris.
В конце апреля, когда раскрываются розовато-фиолетовые,
176
МАЙСКИЙ ДЕНЬ И СТРАНА ТЕНЕЙ
нежные, как тончайший фарфор, цветки своевольной лилии,
вся северо-восточная часть луга словно окутана пурпурной
пеленой. Головой змеи называют эти шахматные цветочки в
Англии, Скромной вдовой, Колокольчиком мертвеца и даже
Угрюмой девицей. Таково региональное разнообразие наиме¬
нований — значит, когда-то цветок этот был широко распро¬
странен по всей стране. Но по мере того как заливных лугов
становится все меньше, фритиллярия постепенно вымирает,
превращаясь в экзотическое растение. Но самая обширная
ее колония и, конечно, самая знаменитая расположилась как
раз на Магдален-мидоу.
Между высоким и широким:
от Хай-стрит до Брод-стрит
Приехав домой, я просто изнывала от тоски по
Оксфорду - не по университету, а по изгибу Хай-
стрит и Редклифф-сквер в лунную ночь.
Дороти Л. Сэйерс(1913)
Хай-стрит долгим мягким изгибом уводит от Маг-
дален-бридж на запад, к центру города. С каждым
шагом все полнее раскрывается перед нами пано¬
рама улицы, чья едва заметная кривизна словно
заманивает в ловушку все новыми и новыми ви¬
дами: на часовню Куинс-колледжа, башни Олл-Соулз, церкви
Св. Девы Марии и Всех Святых — пока все они, один за другим,
не выплывут наконец словно из-за кулис огромного городско¬
го театра под открытым небом.
Оксфордская Хай-стрит — одна из самых длинных в мире.
На the High, как ее называют, есть все, что может привлечь
располагающего временем фланера: магазины, церкви, кафе,
колледжи, грандиозные здания и скромные дома. Есть витри¬
ны, оформленные в стиле модерн, с викторианскими и геор-
гианскими элементами, кафе с дорическими колоннами — эхо
фасадов более элегантных эпох. В некоторых домах сохрани¬
лись позднесредневековые несущие конструкции (например,
дома № 126 и № 130). Магазин University of Oxford Shop, где уни¬
верситет продает свою символику на футболках, плюшевых
мишках и пледах собственного производства, помещается над
готическим подвалом с нервюрными сводами, где когда-то,
178
МЕЖДУ высоким и ШИРОКИМ
в начале xvi века, располагался Таклиз-инн, постоялый двор
для академиков. А если вы хотите соответствующим образом
облачиться в мантию и галстук своего колледжа, то вам нужно
в Ede & Ravenscmft, филиал лондонской фирмы, которая на¬
чиная с 1689 года обслуживала тринадцать монархов вместе
с их подданными “по королевскому предписанию”, в полном
соответствии с церемониалом.
В верхнем конце Хай-стрит вы найдете единственное в
городе место, где town и gown по-настоящему перемешались:
это крытый рынок. Горожане делают там покупки, а студенты
близлежащих колледжей в обеденные часы заполняют его за¬
кусочные и кафе. Крытый рынок между Хай-стрит и Маркет-
стрит открылся в 1774 году, а нынешняя его структура берет
начало в 1890-х годах. Здесь по-прежнему ощущается атмос¬
фера эдвардианского Оксфорда: между лавчонками с рыбой
и зеленью устроились продавцы сыра и книг. Мясники носят
фартуки в бело-голубую полоску, соломенные шляпы с черно¬
красными лентами, а их косули, зайцы и фазаны, как и пре¬
жде, висят на стойках снаружи.
Церковь Всех Святых открывается парадом башен, вы¬
строившихся вдоль Хай-стрит. Бывшая городская церковь на
углу с Терл-стрит была построена в 1706—1708 годах скорее
всего по проекту архитектора-любителя Генри Олдрича, де¬
кана Крайст^Черч-колледжа: прямоугольный зал без боковых
приделов, без хоров, зато с коринфскими пилястрами, леп¬
ным потолком и высокими скругленными арочными окнами.
Подобно телескопу развертывает башня свою геометрию на
квадратном основании узкой длинной ротонды с колоннами,
которую венчает конусообразный купол.
С 1975 года в бывшей церкви располагается библиотека
Линкольн-колледжа — один из самых благородных читальных
залов Оксфорда. Среди писателей, родившихся в этих сте¬
нах, — два члена колледжа, чьи аудитории едва ли могли бы
различаться сильнее: методист Джон Уэсли и Джон Ле Карре,
чей наставник, преподобный Вивиан Грин, послужил прооб¬
*79
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
разом его героя — шпиона Смайли. Кстати, если позволите,
небольшое отступление: однажды в Бате на узком тротуаре
Уэсли встретил бывшего однокашника, красавчика Нэша.
“Я никогда не уступаю дорогу дуракам”, — произнес Нэш, и не
думавший отступать в сторону. “Вот как? А я всегда уступаю”, —
ответил Уэсли, уступая дорогу.
Но что делает митра на фасаде гостиницы, стоящей на¬
против церкви Всех Святых?
Когда Ричард Флеминг, епископ Линкольнский, в 1427
году основал Линкольн-колледж, он использовал средства не
только богатого прихода церкви Всех Святых, но и прибыль
гостиницы на углу улиц Хай-стрит и Терл-стрит. Отсюда от¬
правлялась почта, шла в Лондон почтовая карета, и те, кто
себя уважал, останавливались именно в гостинице “Митра” —
от Карла Фридриха Шинкеля и Германа Мелвилла до Уильяма
Теккерея, который именно отсюда в 1857 году предпринимал
напрасные попытки занять вакантное место в Оксфордском
парламенте.
Однажды летним вечером 1782 года молодой берлинский
учитель и проповедник Карл Филипп Мориц, путешествуя по
Англии (“пеший путешественник выглядит здесь диковинным
зверем”), остановился в “Митре”, где наслаждался обществом
людей, крепких как в питейном искусстве, так и в знании Би¬
блии, чтобы на следующий день, почти протрезвев, посетить
их колледж: “Мне показалось, что Оксфорд имеет облик весь¬
ма печальный и меланхолический, и я совершенно не пони¬
маю, отчего его считают одним из самых красивых городов
Англии”.
Между тем престижная гостиница сдавала позиции и по¬
степенно превратилась в ресторан быстрого питания. На верх¬
них этажах сейчас живут студенты Линкольн-колледжа, кото¬
рому “Митра” принадлежит и по сей день.
Университетская церковь
Св. Девы Марии
В этом университете слишком много религии,
а мозгов маловато.
Ивлин Во (1922)
Перед главным входом в церковь Св. Девы Марии
стоит, опираясь на костыль, старое тутовое де¬
рево. Эта университетская церковь расположе¬
на всего в одном квартале от городской церкви
Всех Святых. На протяжении почти пяти сто¬
летий каждый год в день Св. Схоластики именно здесь деле¬
гация горожан передавала представителям университета сим¬
волическую искупительную плату в память о старинной драке.
Войти в эту позднеготическую церковь из котсуолдского кам¬
ня можно через портал, построенный в 1637 году, бравурный
образчик фламандского барокко, спроектированный предпо¬
ложительно Николасом Стоуном.
Винтовые колонны — новое слово в английской архитек¬
туре. Мадонна на разорванном фронтоне — акт политиче¬
ский, по крайней мере в то время. Архиепископ Уильям Лауд,
канцлер университета, спонсировал строительство портика
Девы Марии. Когда в 1645 Г°ДУ приверженцы короля-католика
затеяли свой процесс, им предъявили эту статую как свиде¬
тельство принадлежности к папской вере. Пробоины — дело
рук солдат Кромвеля.
181
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
В начале xiii века церковь предложила крышу универси¬
тету, постепенно формировавшемуся вокруг нее, а каждому
факультету — собственную часовню. Первые академики были
из клира, и искать помощи у Церкви в разрешении своих
проблем казалось для них столь же естественным, сколь и
мудрым. Под церковными сводами проходили заседания, эк¬
замены, церемонии, подписывались законодательные и юри¬
дические документы — так продолжалось, пока в 1320 году
университет не построил первое собственное здание — Дом
собраний с северо-восточной стороны церкви. Над залом уни¬
верситетских собраний расположилась первая библиотека и
оставалась там, пока в 1488 году не была построена библиоте¬
ка герцога Хэмфри.
Еще и в xvii веке университет проводил заседания и цере¬
монии под сводами Св. Девы Марии. Старый Дом собраний,
кажущийся снаружи боковым приделом ориентированной
перпендикулярно к нему церкви, в годы гражданской войны
использовался для торговли порохом, впоследствии там нахо¬
дились школа и лекторий. Сегодня под его крестовым сводом
подают пироги и салаты в кафе Convocation Cofee Ноте. Кресло
канцлера в приделе Бром-Чэпел также напоминает об акаде¬
мическом прошлом церкви. И как последняя ниточка инсти¬
туциональной связи, каждое воскресное утро в десять часов
звучит университетская проповедь — хотя и не на латыни,
зато нередко в исполнении знаменитых, специально пригла¬
шенных проповедников и отнюдь не всегда на религиозные
темы.
В церкви Св. Девы Марии проповедовали когда-то и стояв¬
ший у истоков методизма Джон Уэсли, призывавший бороться
с нездоровыми настроениями среди преподавателей, и осно¬
ватель Оксфордского движения Джон Ньюмен, ратовавший
за обновление веры. “Он сообщил нам, что, во-первых, среди
наших ректоров не было ни одного христианина; во-вторых,
что гордость, обжорство, алчность, сладострастие и пьян¬
ство — общие черты всех наших преподавателей, а бесполез¬
182
УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ЦЕРКОВЬ СВ. ДЕВЫ МАРИИ
ность самих колледжей давно вошла в поговорку”, — подвел
итоги один из слушателей последней проповеди Джона Уэсли,
прочитанной в церкви Св. Девы Марии 24 августа 1744 года.
В 1566 году, во время первого посещения Оксфорда, имен¬
но здесь произнесла речь на латыни Елизавета I, вызвав не¬
малое удивление. А десятью годами ранее тут состоялся суд,
приговоривший епископов Кранмера, Латимера и Ридли к
смертной казни как еретиков.
И еще одна дата — из новейшей истории: 3 сентября 1939
года, в день, когда Великобритания объявила войну Германии,
в университетской церкви прошла первая в истории служба
на немецком языке для множества германских эмигрантов,
спасавшихся в Оксфорде от нацизма. И поныне в первое вос¬
кресенье каждого месяца Немецкое лютеранское сообщество
собирается здесь на службу.
Внизу витражи викторианского дизайнера О. У. Н. Пьюд¬
жина (восточное окно южного бокового придела, 1844), на¬
верху лепной медальон с изображением Махатмы Ганди, си¬
дящего со скрещенными ногами, — в сравнении с этим лишь
одну деталь внешнего облика церкви Св. Девы Марии можно
назвать выдающейся, а именно башню. Строительство башни
началось в конце xiii века, около 1325 года была завершена
эффектная крыша с необычайно длинными фиалами и пыш¬
ным готическим растительным орнаментом. Поднявшись на
самый верх, мы оказываемся к нему так же близко, как скуль¬
пторы, его создавшие.
А какой отсюда вид! Купол Камеры Редклиффа, башни-
близнецы Олл-Соулз-колледжа, крыши Брасенос-колледжа,
Ориел-колледжа, Крайст-Черч-колледжа, внутренние дворы
и сады — сама их зеленая душа. А оказаться вдруг высоко над
головами всех умников Оксфорда? Ни с чем не сравнимое
чувство!
183
Элитарный клуб с уткой:
Олл-Соулз-колледж
Асквит заключил пари с Малькольмом на один
шиллинг о том, что удвоенный объем его живота
меньше, чем объем живота и головы Малькольма,
взятых вместе.
Пари, заключенное в 1904 году. Из “Книги
споров” Олл-Соулз-колледжа
Роман, действие которого происходит в Ок¬
сфорде, не может называться иначе, чем ‘Все
души’, независимо от того, о чем там речь”, —
написал Хавьер Мариас, бывший в середине
1980-х годов доцентом испанской литературы
в Оксфорде. Однако выдуманный колледж из его романа
не следует полностью идентифицировать с реальным Олл-
Соулз-колледжем. Благодаря минимальному количеству обя¬
занностей рассказчик Мариаса нередко “воспринимал себя
в качестве персонажа с чисто декоративными функциями”
и потому “полагал уместным время от времени облачаться в
черную мантию... в основном я делал это, дабы радовать мно¬
гочисленных туристов”. Любопытными носами трутся они о
кованую железную решетку работы Хоксмура (1734), через
которую с площади Редклиффа открывается вид на безупреч¬
ный овал газона, солнечные часы и сдвоенную башню, вознес¬
шуюся над залитыми сияющим светом готическими стенами,
словно фата-моргана.
Скульптуры родоначальников с двух сторон обрамляют
сторожевую башню на Хай-стрит: король Генрих VI и его
советник Генри Чичел, архиепископ Кентерберийский, в
184
ЭЛИТАРНЫЙ КЛУБ С УТКОЙ
1438 году основавший Олл-Соулз-колледж. Изначально в кол¬
ледже Всех Святых предполагалось регулярное отправление
мессы в память о павших в Столетней войне, в особенности о
членах дома Ланкастеров. Другой целью данного учреждения
помимо духовного исцеления верующих основатель видел
воспитание и образование будущих правящих слоев.
Чичел был специалистом по церковному праву, и в его
колледже, единственном в Оксфорде, количество юристов
скоро превысило количество теологов. Колледж и поныне
силен в юриспруденции, в том числе благодаря Чичеловской
кафедре международного права. Но ни эта, ни какая бы то ни
было иная область знаний не преподаются там эксклюзивно.
Исключителен весь колледж как таковой — эксклюзивнее, чем
самый элитарный лондонский клуб.
Олл-Соулз — колледж, в котором нет студентов, но это и
не просто учебное заведение для обладателей академических
степеней. Костяк его со старинных времен образуют сорок
постоянных членов и ректор, которого здесь называют War¬
den. Входят в него лишь те, кто достиг особых успехов или от
кого ждут чего-то особенного — избранные из избранных. По¬
мимо них колледж избирает Distinguished Fellows (заслуженных
членов колледжа) — двадцать два выдающихся ума в самых
различных областях общественной жизни. К тому же пригла¬
шаются “гости” числом двенадцать человек, как правило, на
годовые исследовательские программы. Олл-Соулз — скорее
академия, чем колледж, ученое сообщество равных. Препода¬
вательские обязанности сведены к минимуму. От этих ученых
ожидают одного: редкого, но всегда блестящего присутствия.
В разное время этим требованиям соответствовали такие
разные люди, как вице-король Индии лорд Керзон, сэр Джон
Хикс, лауреат Нобелевской премии по экономике, а также ро¬
манист и искатель приключений Т. Э. Лоуренс, написавший
здесь “Семь столпов мудрости”. Однако не все члены коллед¬
жа обладали умами парящими, иные отличались умами пор¬
хающими. О Джоне Спэрроу, ректоре колледжа в 1952—1977
185
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
годах, ходила такая острота: “Его разум сразу же проникает на
периферию любой проблемы”.
Историк Э. Л. Роуз принес в Олл-Соулз-колледж свое ис¬
следование эпохи Тюдоров и надменность высшей пробы, а
польский философ Лешек Колаковски нашел тут идеальные
условия для изучения марксизма, “Метафизического ужаса”
(так он назвал свою монографию) и для жизни в соответствии
с максимой arna nesciri (живи тайком). Сэр Исайя Берлин, эру¬
дит и человек мира, также процветал на этом академическом
Парнасе. В 1930-е годы в общей гостиной Олл-Соулз-колледжа
он оттачивал прагматическое чувство реальности в дискусси¬
ях с министрами и послами: “Если хотите знать, как управля¬
ли Англией, вам нужно в Олл-Соулз-колледж”. Именно здесь
острее, чем где бы то ни было, он наслаждался счастьем ин¬
теллектуальной жизни.
Эта мужская вотчина лишь в 1979 году, через пятьсот со¬
рок один год после основания, начала принимать женщин.
Разумеется, увидеть комфортабельные интерьеры этого экс¬
клюзивного клуба еще труднее, чем в других колледжах. “За¬
крытая лавочка, совсем закрытая”, — как говорила моя хозяй¬
ка. Так что остановимся на архитектуре.
Весьма оригинально выглядит уже сам главный вход
(1438—1443) в северном крыле часовни. Скульптурные укра¬
шения ее алтарной стены — самые роскошные из образчиков
оксфордской перпендикулярной готики, хотя 1447 годом
датируется лишь богатое обрамление, сами же скульптуры —
викторианские копии (1872) готических оригиналов, как и
позолоченный ангел на пологом своде. Русалка, волынщик и
другие фигуры — изумительная резьба по дереву на спинках
скамей — незаметно облегчают долгое сидение. Именно эта
часовня вдохновляла Николаса Хоксмура во время работы
над ансамблем Нортчсвод (1716—1733), архитектурной верши¬
ной колледжа. В первом дворе доминируют две исполненные
драматизма квадратные башни: их заостренные контрфорсы
как будто раздвигают верхние этажи, подобно телескопам.
186
ЭЛИТАРНЫЙ КЛУБ С УТКОЙ
Неоготические барочные башни-близнецы — ныне лицо кол¬
леджа, его подпись и одновременно автограф своевольного
архитектора. Построив Кодрингтонскую библиотеку (1716—
1720), Хоксмур оставил колледжу настоящий шедевр. Как
длинная галерея господского дома, растянулся грандиозный
читальный зал по северному крылу почти на шестьдесят мет¬
ров. Это первая библиотека в Оксфорде, которая в xviii веке
отказалась от средневековой “сундучной системы” и верну¬
лась к книжным полкам, просторно и щедро разбросанным
по стенам более чем двенадцатиметровой высоты. Перед пол¬
ками в ряд установлены одиночные пюпитры с чиппендей-
ловскими стульями. Венецианские окна в торцах обрамлены
изнутри классическими колоннами, а снаружи — готическими
ажурными орнаментами.
Когдя я вступил в библиотеку, меня окружила мертвая ти¬
шина. А ведь там как раз находился комендант здания, соби¬
равшийся полировать черно-белую мраморную плитку. Всего
раз в году заметна тут жизнь — после торжественной цере¬
монии окончания академического года вся университетская
знать по возвращении из Шелдоновского театра собирается
на ланч в книжном дворце Олл-Соулз-колледжа.
Посреди зала надо всем возвышается мраморная статуя в
одеянии римского патриция, у ее ног — стопка книг. Это Кри¬
стофер Кодрингтон, некогда почетный член колледжа, осно¬
ватель библиотеки. Он сделал состояние на сахаре, поэтому
его библиотеку иногда называют Сахарной. После смерти в
1710 году сахарный магнат-библиофил оставил колледжу бо¬
лее двенадцати тысяч книг; сегодня их более ста семидесяти
тысяч, и предмет особой гордости — трактаты по юриспру¬
денции и военной истории.
Карнизы зеленых классических книжных полок украшают
двадцать четыре свинцовых портретных бюста (1750—1756).
Создатель галереи выдающихся членов колледжа — сэр Ген¬
ри Чир, в свое время один из самых модных оксфордских
скульпторов. Наряду с Эдвардом Янгом, поэтом и автором
187
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
“Ночных мыслей”, там представлен и Кристофер Рен; из его
студии библиотека получила более четырехсот пятидесяти
рисунков. В 1659 году, когда Рен еще был казначеем коллед¬
жа, предположительно именно он спроектировал солнечные
часы, украшающие ныне фасад библиотеки, хотя изначально
предполагалось установить их в первом дворе.
В самом интеллектуальном оксфордском колледже соблю¬
даются самые абсурдные ритуалы. В общей гостиной лежит
“Книга споров”, где описаны порой самые невероятные пари,
когда-либо заключавшиеся между здешними академиками.
Время от времени книга небольшим тиражом печатается в
частной типографии, в остальное же время оберегается тща¬
тельнее, чем тайна вклада в швейцарских банках.
По-настоящему эксцентричным поведение местных уче¬
ных становится в День Утки. Ночью все члены колледжа, во¬
друзив как знамя над головами утку, нанизанную на пику, мар¬
шируют через двор, чтобы взобраться на крышу библиотеки,
словно участвуют в скетче Монти Пайтона из жизни “Мини¬
стерства дурацких походок”. В руках у них палки и факелы,
и они поют Утиную песнь в честь той утки, сидевшей на яй¬
цах, что была найдена здесь во время строительства колледжа
в xv веке.
Увидеть воочию Утиную процессию Олл-Соулз-колледжа
можно еще реже, чем комету Галлея — раз в сто лет, и следую¬
щая состоится 14 января 2101 года. А вот Утиную песенку вы
можете разучивать, чтобы напевать всякий раз, принимаясь
за приготовление утки с яблоками: “Так споем же и спляшем
гавот / В память утки, что тут не живет, / И как кряква ны¬
ряет в пруду, / Наплескавшись, нырнем мы в бурду. / О! Кля¬
нусь Эдуардовой кровью, / О! Клянусь Эдуардовой кровью, /
К этой утке я полон любовью”.
Юниверсити-колледж
и Куинс-колледж
Если я получу “отлично ”, поеду в Кембридж, гс/ш
“хорошо ”, останусь в Оксфорде. Поэтому смею наде¬
яться, что вы поставите мне иотлично ”.
Стивен Хоукинг оксфордским экзаменаторам
(1962)
Если бы Оксфорд располагался на Голливудском
бульваре, вы сейчас видели бы мириады фарфоро¬
вых звезд в камнях мостовой Хай-стрит. Эта улица,
как, собственно, и весь город, — настоящая Аллея
славы, полная воображаемых отпечатков знаме¬
нитостей, учившихся или преподававших здесь. К примеру,
Билл Клинтон; его несколько потускневшая уже звезда ведет
нас в Юниверсити-колледж, расположенный практически на¬
против Олл-Соулз-колледжа, немного наискосок. Там он учил¬
ся и жил на стипендию Родса в 1968—1970 годах, упражнялся
в игре на саксофоне и в погоне за юбками, так и не сдал экза¬
менов, зато завел необходимые знакомства и в конце концов
сделался президентом Соединенных Штатов. И его дочь Чел¬
си предпочла папин университет.
Юниверсити-колледж, часто называемый просто Univ,
вполне мог бы оказаться старейшим в Оксфорде. Документ
о его основании датирован 1249 годом, однако официальный
статус колледжа Aula Universitatis получил лишь в 1280 году.
А значит, претендентов на старшинство как минимум три: это
обладатель самого древнего устава (1264) Мертон-колледж,
раньше других основанный Юниверсити-колледж (Уильямом
189
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Даремским), и Балл иол-колледж, в этой академической битве
за первородство способный похвастаться самым долгим пре¬
быванием на одном месте (с 1263 года).
А вот архитектурная история нынешнего Юниверсити-
колледжа началась лишь в 1634 году. Старые здания были
снесены и построены новые в стиле традиционной готики,
включая веерный свод в сторожевой башне. В архитектур¬
ном ансамбле первого двора, завершенного в 1677 году, царит
строгая симметрия, которая ритмически формируется на
мансардном этаже, подготавливая кадриль изогнутых фрон¬
тонов. Зал и часовня спиной к спине образуют общий фли¬
гель напротив ворот и сторожевой башни.
Из этого колледжа вышли два премьер-министра — Кле¬
мент Эттли и австралиец Боб Хоук, а также многочисленные
юристы, послы, писатели и один физик, добившийся позднее
в Кембридже всемирной известности — Стивен Хоукинг. В га¬
лерее славы, разместившейся в главном зале под балочным
потолком 1656 года, имеется и портрет Билла Клинтона, про¬
филь в натуральную величину, написанный его соотечествен¬
ником Рональдом Б. Китаем.
Рядом, в часовне, вы обнаружите главный оксфордский
шедевр Абрахама ван Лина — восемь витражей на библейские
сюжеты (1641), исполненные с цветовой пышностью и вну¬
тренним движением, характерными для барокко. Все четыре
надгробных памятника в вестибюле сделаны по эскизам Джо¬
на Флексмана, величайшего английского скульптора эпохи
Классицизма. Уровень мастера проявился прежде всего в вы¬
пуклой фигуре сидящего ученого, специалиста по санскриту
сэра Уильяма Джонса, кодифицировавшего индийские зако¬
ны, основу британского колониального управления в Индии.
Правда, гораздо более известен мемориал Шелли, к кото¬
рому можно пройти через западное крыло Фронт-квода: выда¬
ющийся памятник студенту, вылетевшему в свое время из уни¬
верситета. Перси Биши Шелли поступил в Оксфорд в 1810
году. Его комната располагалась в юго-западном углу главного
190
ЮНИВЕРСИТИ-КОЛЛЕДЖ И КУИНС-КОЛЛЕДЖ
двора Юниверсити-колледжа. Первая же лекция (по минера¬
логии) показалась ему настолько скучной, что больше он не
посетил ни одной. Вместо этого без остановки читал, писал
роман “Леонора”, ходил стрелять из пистолета на Шотовер-
хилл, рассуждал о тирании и религии, постепенно превраща¬
ясь в левого радикала в голубом пиджаке с бархатным ворот¬
ником. Говорят, однажды на Магдален-бридж Шелли озадачил
вопросом некую молодую мамашу: “Мадам, а не расскажет ли
нам ваш малыш что-нибудь о жизни до рождения?”
Впечатляющее явление и не менее впечатляющий от¬
ъезд — внезапно, шесть месяцев спустя. В марте 1811 года
Шелли был исключен из университета как автор анонимно¬
го памфлета “Необходимость атеизма”. Остальное — история
литературы. Оксфорд не оставил следа в его творчестве. Тем
основательнее миф о погибшем романтике воцарился здесь, в
его бывшем колледже. Здесь и лежит он с тех пор, как утонул
в Средиземном море во время прогулки под парусами, — бе¬
лоснежная мраморная фигура в натуральную величину, под¬
держиваемая двумя крылатыми бронзовыми львами, у ног
которой расположилась Муза поэзии. И поскольку памятник
работы Эдуарда Онслоу Форда оказался слишком велик для
могилы Шелли на протестантском кладбище в Риме, в 1893
году его установил у себя Юниверсити-колледж под голубым
звездным куполом, выстроив пантеон навсегда потерянному
сыну, на котором золотыми буквами по розовато-лиловому
фону выбиты строки: “Жить одному, скончаться тьмам не¬
сметным. / Свет вечен, смертны полчища теней” (“Адонаис”,
1821).
Наряду с придворным поэтом Эндрю Моушном в этом
колледже учились Стивен Спендер и лауреат Нобелевской
премии по литературе В. С. Найпол. Оба разочаровались в
Оксфорде так же, как прежде Шелли, которого, правда, не
мучила хотя бы постоянная нехватка денег. Шелли приехал
из Итона, Найпол — из Тринидада. Изучая литературу в Univ
(1950—1954), будущий романист попал в “ослиный капкан уче¬
!91
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ности”. Бедность и болезнь подтолкнули его к самому краю —
он едва не покончил жизнь самоубийством. В своей оксфорд¬
ской комнате Найпол открыл газовый кран, однако выжил
благодаря особенностям английского газового оборудования:
в те времена оно требовало все новых и новых монеток, а
у бедняги кончились шестипенсовики.
А через несколько домов находится самое ненавистное
здание на Хай-стрит — Экзаменационная школа. За монумен¬
тальным викторианским фасадом загородной усадьбы с 1882
года заседает экзаменационная комиссия. Барельефы над пор¬
талом с колоннами показывают, чего следует ожидать. Поко¬
ления экзаменующихся проходили под ним в вестибюль, salle
des pas perdus* , и по разноцветным мраморным и мозаичным
полам добирались до отделанного деревом экзаменационно¬
го зала на втором этаже. Внутренний двор школы выходит на
Мертон-стрит, открывая грандиозный фасад, комбинацию
елизаветинского, якобитского и других мотивов, словно ар¬
хитектор хотел подвергнуть экзамену и нас, прохожих, творя
учебник по архитектуре прямо поверх истории стилей. Сэр
Томас Джексон был популярным в Оксфорде архитектором, а
данное сооружение — его шедевр.
Красивее всего вид от Экзаменационной школы наиско¬
сок через Хай-стрит на фасады Куинс-колледжа. Между лавок
и частных домов возвышается величественный классический
ансамбль, чьи фронтоны украшены скульптурами, а купол —
тосканскими колоннами, выстроенными наподобие округло¬
го храма над сторожевой башней. Куинс-колледж был основан
в 1314 году Робертом Иглсфилдом, придворным капелланом
королевы Филиппы, супруги Эдуарда III. Правда, скульптура
над главным входом изображает вовсе не ее, а одну из позд¬
нейших покровительниц, особу королевской крови Каролину
фон Ансбах — меценатствовавшую супругу Георга II.
Со времен основания Куинс-колледжа до наших дней со-
* SaUe des pas perdus {фр.). Приемная в суде, коридор перед залом судебных
заседаний. Букв.: зал потерянных шагов.
192
ЮНИВЕРСИТИ-КОЛЛЕДЖ И КУИНС-КОЛЛЕДЖ
хранилась лишь пивоварня в саду Феллоуз-гарден, где кол¬
ледж на протяжении почти шестисот лет варил собственное
пиво — вплоть до 1939 г°Да- После сноса средневековых зда¬
ний в xvii веке началось строительство новых: сперва был по¬
строен ансамбль заднего, северного двора Норт-квод (1672—
1707), и только потом — входного (1709—1734). Аркады на
первом этаже, высокие жилые флигеля по бокам, вход напро¬
тив часовни и актового зала — классическое барокко, величие
и единство, каких не найдешь ни в каком другом оксфордском
колледже. Архитектором ансамбля Фронт-квод считается
Уильям Таунсенд, местный зодчий, который, возможно, ис¬
пользовал наброски Николаса Хоксмура.
Но кто бы ни был автором Верхней библиотеки в ансам¬
бле северного двора (1692—1695) — не исключено даже, что
декан Олдрич, — он сумел обеспечить колледж такой библио¬
текой, равных которой не сыскать. Изящная лепнина и супра-
порты над дверью, резные гирлянды и рокайли на книжных
полках — один из самых красивых в Оксфорде интерьеров,
который к тому же почти не изменился. К сокровищам биб¬
лиотеки, располагающей примерно ста пятьюдесятью ты¬
сячами томов, принадлежат и ключевые труды по истории
архитектуры, такие как Британский Витрувий*, несколько
Библий елизаветинских времен и первое издание Дэвида Гар¬
рика, шекспировского актера и драматурга.
Каждый вечер в десять минут восьмого во внутреннем
дворе Куинс-колледжа трубят в горн — кто-нибудь из студен¬
тов подает сигнал. Так здесь со времен Иглсфилда созывают
к ужину. В первый день Рождества под высокий цилиндриче¬
ский свод трапезной вступает странная процессия. На сере¬
бряном блюде в зал вносят увенчанную короной, украшенную
розмарином и веточками омелы голову кабана, между зубами
которой зажат апельсин. Так начиная с 1395 года проходит
* Книга шотландского архитектора Колина Кэмпбелла, содержащая кол¬
лекцию вычерченных им планов и иллюстраций домов, построенных в Ан¬
глии на протяжении xvi в.
*93
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
праздничный Ужин Кабаньей головы в память о студенте, ко¬
торый сумел уцелеть, когда дикий кабан напал на него, бро¬
сив в пасть животному том Аристотеля и прокричав: Graecum
est! (“Это по-гречески!”) Ректор колледжа Джеффри Маршалл
опасается, что в скором времени настоящую кабанью голову
они подавать уже не смогут “из-за продуктовых стандартов Ев¬
ропейского союза”.
И еще один праздник, который до сих пор отмечается
в Оксфорде, — Ужин Иголки и Нитки. Во время новогодней
трапезы казначей передает каждому члену колледжа швейную
иглу с ниткой и говорит: “Возьми и будь бережливым!” Ничего
удивительного, что среди выпускников колледжа есть столь
диковинные птицы, как комик Роуэн Аткинсон или отец ути¬
литаризма Джереми Бентам, чей одетый скелет выставлен в
лондонском Юниверсити-колледже. Бентам был вундеркин¬
дом: в три года уже читал, а в двенадцать поступил в Куинс-
колледж, где, по собственному свидетельству, не выучился
ничему, кроме лживости и лести. В Куинс-колледже учился и
госминистр культуры 1ермании Михаэль Науманн, размыш¬
лявший здесь о “Структурных превращениях героизма”.
От Хай-стрит ответвляется Куинс-лейн, на которой — хотя
можно его и не заметить — расположен вход в Сент-Эдмунд-
холл с альпийской галкой на гербе. Такой скромный рядом с
роскошью Куинс-колледжа, такой маленький, но при нем есть
все, что должно быть в колледже: часовня и актовый зал, внут¬
ренний дворик размером с носовой платок и даже солнечные
часы. Словно гостиная, уютен дворик Teddy Hall со старинным
фонтаном, фонарями на крышах и глициниями, как бы наско¬
ро сколоченной садовой мебелью; северный флигель сложен
из бутового камня (1596), классическая часовня датируется
1680 годом.
Сент-Эдмунд-холл — единствнный академический холл,
сохранившийся в Оксфорде со времен Средневековья; он на¬
зван в честь Св. Эдмунда из Абингдона, который, по преда¬
нию, жил здесь в начале хш века.
194
ЮНИВЕРСИТИ-КОЛЛЕДЖ И КУИНС-КОЛЛЕДЖ
Дорога через кладбище ведет к библиотеке и церкви Св.
Петра-на-Востоке. Вся она, за исключением норманнской
крипты, заполнена книгами. Наверху, в башне, находятся пор¬
треты некоторых членов колледжа в традиции средневеково¬
го гротеска: умерший в 1997 году ректор Джон Келли изобра¬
жен с ракеткой для сквоша в руке, ибо преподобный Келли,
специалист по патристике, помимо Отцов Церкви очень лю¬
бил играть в сквош, а преподобный Грэм Миджли изображен
голова к голове с лабрадором Фредом, которому он написал
эпитафию: “Под этим дерном Фред, деканов пес: / Свой труп
под землю без хозяина унес. / Но в башне Фред с деканом сно¬
ва вместе / Смеются солнцу и пережидают дождь на месте”.
Двигаясь по правой стороне Куинс-лейн, вы проходите
через галерею гротескных животных и человеческих голов
на заднем фасаде Нью-колледжа в исполнении того же само¬
го скульптора, Майкла Гроузера: среди обезьян и выдр сидит
на яйцах черепаха. В оксфордском академическом бестиа-
рии, на фасадах Магдален-колледжа и Брасенос-колледжа, на
башне часовни Мертона — повсюду встречаются такого рода
гротески и горгульи. Сказочным образом перемешана здесь
средневековая традиция с местной любовью к абсурду, а не¬
обходимость отпугивать злых духов — с остроумной шифро¬
ванной игрой.
И еще раз изгибается Куинс-лейн, прежде чем выйти из
тени колледжа, чтобы у ворот его могущественного соседа
отказаться от своего имени и зваться отныне Нью-колледж-
лейн. Старейшая в Оксфорде сторожевая башня (1380) ныне
служит задним входом в Нью-колледж. Нигде дух укреплен¬
ного монастыря не ощущается явственнее, чем в этом узком
переулке между высокими, черными, как сажа, стенами. Тем
удивительнее вид, открывающийся за углом. Вы как будто
попали на Рио-ди-Палаццо: над Нью-колледж-лейн нависает
Мост вздохов. Через его венецианского тезку Ponto dei Sospiri
заключенные, как известно, шли из Дворца дожей прямо
в тюрьму. По оксфордскому Мосту вздохов студенты и пре¬
х95
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
подаватели Хэртфорд-колледжа переходят из одного своего
двора в другой. Мастер смешения стилей сэр Томас Джексон
спроектировал в 1913 году это сооружение, внесшее живопис¬
ный вклад в классические декорации Оксфорда и сумевшее
при этом воскресить воспоминания о старом доме-мосте че¬
рез Нью-колл едж-лейн.
В этом переулке в Доме Галлея с 1703 года и до самой смер¬
ти (1742) жил астроном Эдмунд Галлей, имя которого носит
несколько комет. Его обсерватория на крыше сохранилась до
наших дней.
Но нам предстоит отправиться в святая святых Оксфорд¬
ского университета — Шелдоновский театр и Бодлианскую
библиотеку.
Вселенная книг:
Бодлианская библиотека
и Камера Редклиффа
В Оксфорде веришь, что именно Бодлианская
библиотека - пуп вселенской учености.
Дороти Л. Сэйерс (1935)
Путь в университетскую библиотеку лежит через
четырехугольный Schools Quadrangle, главный
академический двор (1613—1624). В Средневе¬
ковье языком европейской учености была ла¬
тынь, и именно по-латыни, золотыми заглавны¬
ми буквами на синем фоне, над главным входом перечислены
scholae (что можно перевести как учебное заведение и как фи¬
лософское направление), предметы и факультеты, доступные
для посещения тогдашнему оксфордскому студенту. Обучение
начиналось с грамматики, логики и риторики, продолжалось
изучением арифметики, геометрии, музыки и астрономии:
семилетний курс семи artes liberales (свободных искусств). По
окончании учебы бывший студент становился бакалавром
искусств. Сократить время обучения? По-настоящему выс¬
шее образование — до магистра искусств — началось только
сейчас: через дверь — к философии, истории и древним язы¬
кам или через двор — к медикам и юристам, scienitae lucrativae
(прикладные науки; умения, приносящие пользу). Но коро¬
левский путь вел в Divinity School, на теологический факультет,
расположенный в торце. Впрочем, с тех пор все несколько из¬
!97
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
менилось; через Schola Moralis Philosophiae (Школу (факультет)
этической философии), к примеру, теперь попадаешь прями¬
ком в туалет.
Если расположение зданий в главном дворе отражает
средневековую иерархию наук, то фасад Бодлианской библи¬
отеки подчеркивает, в том числе стилистически, неразрыв¬
ное единство Universitas Oxoniensis (Оксфордского университе¬
та). Фасад главного входа в стиле перпендикулярной готики
с плотно примыкающими друг к другу уступами декоратив¬
ных арок в четыре ряда — отражение расположенной позади
и почти на два столетия более древней Школы богословия.
Строгий, линейно организованный фасад — а напротив него,
с восточной стороны, самая экстравагантная на свете сторо¬
жевая башня, наглядный пример из учебника по архитектуре
Ренессанса.
Пятью ордерами колонн Башня пяти ордеров славит
классическое образование и всех, кто пользуется этим вхо¬
дом. Между коринфскими близнецами-колоннами на пятом
этаже восседает Яков I, с трона взирающий на свою любимую
Бодлианскую библиотеку; слева от него находится аллегория
Славы, справа — коленопреклоненная alma mater; которой он
и протягивает свои труды. На самом верхнем этаже истинно
по-королевски расположился архивариус университета. Баш¬
ня строилась именно тогда, когда вышла новая Библия в зна¬
менитом “авторизованном издании” 1611 года, над которым
работали почти пятьдесят ученых из Оксфорда, Кембриджа и
Лондона по заказу короля Якова I, прослывшего “мудрейшим
дураком в христианском мире”. “Если бы я не был королем, я бы
с удовольствием стал оксфордским книжником,—заявил Яков
I в 1621 году, посетив Бодлианскую библиотеку, — а если бы я
был узником и имел право на одно желание, то никогда бы не
пожелал себе иной тюрьмы, кроме этой библиотеки, и с радо¬
стью позволил бы приковать себя к этим прекрасным авторам”.
Стоя в позе военачальника, вход в библиотеку охраняет
3-й граф Пемброкский, канцлер университета и благотвори¬
198
ВСЕЛЕННАЯ КНИГ
тель. В его честь назван Пемброк-колледж, а скульптурное
изображение приписывают Хуберу Ле Суэру (около 1640 года,
на основе портретного изображения Рубенса).
Томас Бодли основал библиотеку “для Оксфордского уни¬
верситета и Республики ученых”, как гласит латинская над¬
пись над входом. На внутренней стороне арки портала изо¬
бражена Книга Книг — раскрытая Библия на синем фоне, и
рядом надпись по-гречески: “Вы найдете его в Храме, среди
учителей” (имеется в виду двенадцатилетний Иисус, образец
для подражания всем школярам в храме книг).
Через вестибюль с магазинами, бывший просколиум, мы
попадаем в Школу богословия. Актовый зал теологического
факультета стал первым большим университетским зданием.
Недостаток денег тормозил строительство, начатое в 1424
году, и завершилось оно лишь в 1483-м. Но с каким размахом!
Роскошно декорированный свод изысканной конструкции,
“одно из чудес Оксфорда” (Певзнер). Свободно свисающие зам¬
ковые камни между четырьмя перекрестными арками свода
создают иллюзию веерообразности. Но это не веерный свод,
а лиерный, с опорой на перекрестные нервюры, ударная точ¬
ка позднеготической оригинальности — вероятно, творение
Уильяма Орчарда, главного архитектора Магдален-колледжа.
Как звезды, в своде сияют геральдические и аллегорические
замковые камни, более четырехсот скульптур, на многих из
которых есть гербы основателей: Эдуарда IV, епископа Лон¬
донского и других спонсоров из клира и знати. На одной из
скульптур вырезаны инициалы У. О. (Уильям Орчард).
В 1488 году над этим роскошным залом была построена
новая библиотека герцога Хэмфри, зародыш Бодлианской
библиотеки. Милейший Дюк Хэмфри, как называли герцога
Глостерского, был братом короля Генриха V. Он окончил Ок¬
сфорд (Баллиол-колледж), стал героем войны, дружил с ита¬
льянскими гуманистами и коллекционировал рукописи. Их-
то он и подарил университету, присоединившему коллекцию
к собственному собранию из церкви Св. Девы Марии, — око¬
199
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ло шестисот томов. Впрочем, библиотека эта устарела в день
своего открытия в 1488 году, ибо в то самое время, когда рево¬
люция, порожденная книгопечатанием, добралась наконец
до библиотек, в ее распоряжении были лишь рукописи. А так
как университет не обладал достаточными средствами, чтобы
позволить себе роскошь приобретения печатных изданий, в
1550 году библиотеку пришлось закрыть. Так начиналась три¬
умфальная история Бодлианской библиотеки.
Человек, чье имя с тех пор неразрывно связано с ней, сэр
Томас Бодли, преподавал в Мертон-колледже греческий и ив¬
рит, прежде чем сумел преуспеть на дипломатической службе
у Елизаветы I. На собственные средства он снабдил “огром¬
ную заброшенную комнату”, обнаруженную им над Школой
богословия, новой обстановкой. В 1602 году он открыл би¬
блиотеку, обладавшую двумя тысячами томов и кессонными
потолками, которые были украшены гербами — как универси¬
тетским, так и его личным. Из этого единственного помеще¬
ния библиотека постепенно разрасталась до нынешних две¬
надцати зданий.
Бодли, находясь под впечатлением от библиотечных за¬
лов на континенте, одним из первых ввел в Англии новую
систему. В торцовом флигеле искусств Артс-энд (1610—1612)
книжные полки располагались не поперек, как это было еще
у Дюка Хэмфри, а распределились по стенам — “стенная си¬
стема” вместо “системы кабинок”. Доступ к верхним полкам
обеспечивали галереи, поддерживаемые изысканными то¬
сканскими колоннами. Так же организован и западный торцо¬
вый флигель Селдон-энд (1624—1636), расположившийся над
Оксфордским советом и Канцлерским судом, старинными за¬
лами для собраний и осуществления правосудия.
Бодлианская библиотека, чаще называемая the Bod, на
самом деле состоит из многих библиотек, бывших частных
собраний, когда-то принадлежавших разным ученым, епи¬
скопам, юристам — книжным червям всех мастей. Сотни араб¬
ских и греческих рукописей раньше принадлежали епископу
200
ВСЕЛЕННАЯ КНИГ
Лауду, манускрипты на иврите из Оппенгеймской коллекции —
главному раввину Праги, от юриста Фрэнсиса Доуса библио¬
теке досталось бесценное собрание первопечатных изданий,
инкунабул, иллюстрированных рукописей, книг-символов и
макабров. А с 1989 года появилось еще около двадцати тысяч
книг Opie Collection, одного из самых значительных собраний
детских книг.
А что же раритеты? Самый ранний текст “Песни о Ролан¬
де”; первый из сохранившихся список “Правил святого Бене¬
дикта”, датируемый viii веком; “Книга о разнообразии мира”
Марко Поло; “Шахнаме” Фирдоуси; The Gough Map — одна из
старейших карт Англии (ок. 1360); еврейская Кенникотская
Библия, шедевр искусства книжной иллюстрации сефардов
(1476); типографский оттиск “Логико-философского тракта¬
та” Людвига Витгенштейна — вот лишь некоторые из жемчу¬
жин этой книжной сокровищницы. Есть в ней и иллюстри¬
рованные гравюрами средневековые рукописи (многие из
монастырей, распущенных в эпоху Реформации); шедевры
византийского, персидского, индийского искусства иллю¬
страции. Разумеется, есть Библия Гутенберга, рукописи Обри,
Шелли, Бекфорда, Толкиена, Чандлера, множество писатель¬
ских архивов. Знаменитые черные “четвертные тетради”
Кафки тоже находятся здесь: две трети его наследия, включая
тексты, послужившие основой для издания, подготовленного
оксфордским германистом сэром Малькольмом Пэсли.
Наряду с Британской и Кембриджской Бодлианская би¬
блиотека обладает правом копирайта. В 1610 году Бодли лич¬
но позаботился, чтобы Лондонский союз книготорговцев пе¬
редал его библиотеке право получать по одному бесплатному
экземпляру каждой книги, выходящей на территории Англии
(за исключением печатавшихся в Кембридже). Конечно, Бод¬
ли и предположить не мог, насколько мощными станут однаж¬
ды потоки получаемых таким образом книг. Сейчас библио¬
тека получает в год около восьмидесяти тысяч одних только
копирайтных экземпляров — вдвое больше, чем весь ее книж¬
201
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ный фонд в 1714 году. На неизбежный вопрос, сколько же у
них всего книг, библиотекари дают ответ в милях: “Около ста
двадцати миль книжных полок”. Любое конкретное число
уже в момент произнесения оказалось бы сильным преумень¬
шением. Фонды Бодлианской библиотеки в 2000 году состав¬
ляли примерно семь миллионов книг и возрастали на четыре
километра полок ежегодно, то есть примерно на сто трид¬
цать тысяч книг. До сих пор тут собирают почти все книги,
даже телефонные. “Никогда не знаешь, что в будущем станет
важным”. Когда Бодли приобрел собрание древних китай¬
ских книг, в Оксфорде не было ни одного человека, способ¬
ного их читать; сегодня подобных инкунабул не найти даже
в Китае.
Первые каталоги фондов Бодлианской библиотеки послу¬
жили образцом для остальных. Позднее их принцип каталоги¬
зации сочли скорее эксцентричным. Долгое время названия
вписывались в фолианты без указания картотечного индекса.
Сегодня даже и в этой средневековой библиотеке электрон¬
ные каталоги — нечто столь же естественное, как и пюпитры
для чтения с подключением к Интернету. BARD— Bodlean Access
to Remote Databases (Бодлианский доступ к удаленным базам дан¬
ных), к примеру, обеспечивает читателю электронную связь
с каталогами сотен профильных библиотек мира. При этом,
несмотря на то что с 1757 года книги здесь не приковывают¬
ся цепями к пультам, Бодлианская библиотека по-прежнему
остается “цепной”. Книг на руки не выдают, работать с ними
разрешается только здесь, в одном из двадцати девяти читаль¬
ных залов. Даже королю Карлу I было отказано в привилегии
брать книги на дом, как, впрочем, и Оливеру Кромвелю. Вме¬
сто нужной ему книги библиотекарь подарил Кромвелю ко¬
пию устава Бодли, запрещающего вынос книг из помещения.
В Верхнем читальном зале, предназначенном для чита¬
телей с ученой степенью, настенный фриз украшает более
двухсот портретов знаменитых мыслителей, от Аристотеля
до Лютера (1620).
202
ВСЕЛЕННАЯ КНИГ
Книжная вселенная Оксфорда постоянно расширяется.
Самый крупный из восьми филиалов — Новая Бодлианская
библиотека. Ее здание, чем-то напоминающее закрытый го¬
родской бассейн, построил сэр Джайлс Гилберт Скотт (1937—
1940). Со Старой библиотекой она соединена тоннелем под
Брод-стрит, по которому конвейер возит туда-сюда ящики с
книгами, словно неограненные алмазы из оксфордских сло¬
весных копей. И любую книгу читатель получает всего часа
через три после того, как ее заказал.
Уже в начале хх века бодлианские кроты копали в противо¬
положном направлении — тоннель под Редклифф-сквер, в сто¬
рону самого красивого своего филиала. Камера Редклиффа —
английский собор Св. Петра для книг — круглое здание, “чей
купол собирает вокруг себя близлежащие башни, как курица
цыплят” — так Джон Бетджемен описал это здание, более дру¬
гих подходящее на роль символа Оксфорда, барочный акцент
в окружении готических башен церкви Св. Девы Марии и
Олл-Соулз-колледжа. Когда-то на этом месте было множество
небольших домиков, потом их снесли в соответствии с сани¬
тарным градостроительным планом xviii века. Построить там
ротонду — идея Хоксмура, воплощенная в жизнь уже после его
смерти коллегой Джеймсом Гиббсом (1737—1749). Круглые
арки на грубой каменной кладке, изначально с открытыми ар¬
кадами, коринфские колонны, расположенные попарно, ат¬
тический этаж с балюстрадами и несущими столбами, а надо
всем этим — необычайно вытянутый купол с изящными фона¬
рями. Так и стоит по-флорентийски величественная Камера
Редклиффа на одной из самых больших площадей Европы.
Над читальным залом первого этажа RadCam, как ее назы¬
вают студенты, с монументальным величием высится роскош¬
ный купольный зал с лепниной холодной белизны. 15 июня
1814 года русский царь Александр I, прусский король Фрид¬
рих Вильгельм III, маршал Блюхер и принц-регент Георг со¬
брались в этом зале на банкет по случаю победы над Наполео¬
ном.
203
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Круговая галерея по всему залу на высоте примерно сере¬
дины массивной аркады, книжные полки по стенам — мог ли
доктор Редклифф желать себе лучшего мавзолея, чем библио¬
тека, носящая его имя? Доктор Джон Редклифф, став модным
лондонским врачом, сколотил себе состояние. Его трудно на¬
звать корифеем медицины, но у него были врачебный такт,
юмор и шарм — качества, присущие выпускникам Оксфорда,
благодаря которым он преуспел в лондонском свете, по край¬
ней мере в кругу образованных людей. Доктор Редклифф,
придворный врач Вильгельма III, лечил также и королеву
Анну, у которой было как минимум десять выкидышей и пяте¬
ро детей, умерших в детстве. Но в памяти человечества имя
его остается не поэтому, а благодаря его щедрым дарам уни¬
верситету и родному Юниверсити-колледжу.
Брасенос-колледж,
Эксетер-колледж
и Джизус-колледж
Хотя Иисус, разумеется, не посещал Джизус-
колледж, его отец был из Тринити и читал
классиков.
Оксфордская студенческая шутка
Когда Роберт Ранси, будущий архиепископ Кен¬
терберийский, впервые явился к своему настав¬
нику в Брасенос-колледже, навстречу ему из ау¬
дитории вышел американский студент, который
сказал: “Малыш, когда ты войдешь в эту дверь, то
встретишься с цивилизацией”.
Выпускники колледжа замечательны ничуть не менее,
чем его расположение на Редклифф-сквер: лауреат Нобелев¬
ской премии по литературе Уильям Голдинг, фельдмаршал Ду¬
глас Хейг, звезда коллектива “Монти Пайтон” Майкл Пейлин.
И так ли уж важно, что ныне академическая слава колледжа
остается в тени успехов его гребцов и регбистов?
Brazen nose (бронзовый нос), которому колледж якобы
обязан названием и необычной историей,—это старинная
дверная ручка в форме львиной гловы, датируемая xii или
XIII веком. Она была якобы установлена на входной двери в
Брасенос-холл, и преступивший закон, взявшись за нее, полу¬
чал убежище — такова была одна из привилегий академиче¬
ских холлов Средневековья, предшественников колледжей.
Когда в 1333 году студенты временно покинули Оксфорд,
дверную ручку они взяли собой в Стэмфорд, откуда она вер¬
205
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
нулась в Брасенос-колледж лишь в 1890 году. Ныне она закре¬
плена над профессорским столом в трапезной, прямо под
портретом основателя колледжа Уильяма Смита, епископа
Линкольнского.
Уже в самый год основания (1509) началось строитель¬
ство ансамбля Олд-квод, над которым ныне столь горделиво
возносится купол Камеры Редклиффа. Начиная с 1719 года,
в солнечные дни символы былых времен ярко высвечива¬
ются на северном фасаде. Веерный свод часовни в соседнем
дворе выполнен из штукатурного гипса и представляет собой
потрясающий пример готического возрождения (1665). Одна
из мемориальных досок в часовне посвящена Уолтеру Патеру,
викторианскому эстету и историку Ренессанса, заразившему
культом прекрасного не только юного Оскара Уайльда (“Нет
иного Отца, кроме Патера, и я — пророк его”). Бронзовый
барельеф изображает студента колледжа в окружении медаль¬
онов с портретами его героев — Платона, Данте, Леонардо,
Микеланджело, — являя собой одновременно и надгробный
памятник вселенной Просвещения xix века.
Высокая бутовая кладка, почерневшая от копоти, тянет¬
ся вдоль улочки Брасенос-лейн. За стеной растет огромный
каштан, чьи ветви нависают над переулком. Это каштан епи¬
скопа Хебера, посаженный в конце xviii века в преподаватель¬
ском саду Эксетер-колледжа. Если листья его летом достают
до стен Брасенос-колледжа, расположенных прямо напротив,
то в этот год гребцы Эксетер-колледжа обходят в гребной
гонке команду Брасенос-колледжа и одерживают победу — так
гласит старинное студенческое поверье. Соответственно сад
Эксетер-колледжа позади входного двора плотно зажат между
двумя стенами и тем самым хорошо защищен как от ветров,
так и от любопытных взглядов. Возле дома, где обитают пре¬
подаватели, растут четыре старых инжира, причем один даже
с докторской степенью — инжир доктора Кенникотта, кото¬
рый носит имя ученого-гебраиста, любившего плоды этого
дерева. По-настоящему приятным сюрпризом в этом неболь¬
20б
БРАСЕНОС-КОЛЛЕДЖ, ЭКСЕТЕР-КОЛЛЕДЖ И ДЖИЗУС-КОЛЛЕДЖ
шом саде оказывается терраска, откуда, словно из ложи, от¬
крывается вид вниз на Редклифф-сквер: прямо перед глазами
величественный купол RedCam, башни Олл-Соулз-колледжа и
церкви Св. Девы Марии, а совсем рядом — стены большого
городского театра Оксфорда.
Со дня основания в 1314 году Эксетер-колледж оставал¬
ся одним из самых маленьких и бедных колледжей, и едва
ли был интересен с архитектурной точки зрения, особенно
после того как в викторианскую эпоху свой вклад в его обу¬
стройство внес сэр Джайлс Гилберт Скотт, “имевший зака¬
зов больше, чем таланта, необходимого для их выполнения”
(Бетджемен). Великоватой для внутреннего двора получилась
часовня (1854—1860), построенная по образцу Сен-Шапель
в Париже. И все же стоит заглянуть в этот двор, пусть ради
одного-единственного шедевра — “Вифлеемской звезды”, го¬
белена по эскизу Эдварда Бёрн-Джонса, сотканного на фабри¬
ке его друга Уильяма Морриса.
Эти двое познакомились друг с другом именно здесь, и
отсюда берет начало их удивительный творческий союз. На¬
стенное панно Уильяма Морриса предстает здесь в “птичьем”
варианте 1787 года — самая популярная картина на ткани его
фабрики. После смерти Морриса его трубки, чернильница
и очки также перешли в распоряжение колледжа, хотя лишь
немногие из этих вещей выставлены на всеобщее обозрение;
это же, впрочем, относится и к рисункам и гобеленам Бёрн-
Джонса, прерафаэлитским реликвиям “комнаты Морриса” и
библиотеки.
Сколь свободна здешняя студенческая жизнь и сколь мало
обременительны учебные обязанности, Мартин Эмис, вы¬
пускник Эксетер-колледжа описывает так: “Уникальная ок¬
сфордская свобода проявляется в том, что студент обязан от¬
читываться не более чем за девяносто минут в неделю, и так
восемнадцать недель в году. То есть примерно за три дня из
каждых трех лет жизни. Такого в вашей жизни не бывало пре¬
жде и не будет больше никогда”.
207
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Напротив Эксетер-колледжа расположился Джизус-кол-
ледж, хотя разделяет их нечто гораздо большее, чем просто
улица Тёрл-стрит. Если в Эксетер-колледже на протяжении
столетий преобладали студенты из западной части страны,
то в Джизус-колледже издавна учатся жители Уэльса. Герб
над главным входом — страусовые перья принца Уэльского —
сигнализирует об уходящей в глубь веков связи с монахом и
юристом из Уэльса, доктором Хью Прайсом. Именно он по¬
заботился, чтобы Елизавета I в 1577 году основала Джизус-
колледж в награду валлийским нонконформистам — первый
после Реформации протестантский колледж. Основатель¬
ница и поныне присутствует в актовом зале в виде портрета
1590 года и еще в названии клуба, объединившего наиболее
крепких в науке пития преподавателей и студентов, или ели-
заветинцев. Валлийские корни пестует и общество Dafydd ар
Gwilym Society (в валлийском произношении — Общество Дави¬
да и Голиафа): одним из его председателей в прошлом была
Фиона Дженкинс, валлийская супруга министра иностранных
дел Великобритании Уильяма Хага.
В ансамбле второго двора Джизус-колледж культивирует
красоту в представлениях xvii столетия: узкие арочные окна,
закругленные фронтоны, голубой дождь над дверями. В этом
колледже учился последний авантюрист Британской импе¬
рии, писатель Т. Э. Лоуренс. Он изучал археологию, в 1910
году сдал выпускной экзамен, защитив работу о городах рыца¬
рей Тевтонского ордена, и прославился на весь мир как Лоу¬
ренс Аравийский, военный, переводчик “Одиссеи” и, помимо
воли, звезда средств массовой информации. Джизус-колледж
в часовне установил ему памятник, копию мраморного бюста
из собора Св. Павла.
Среди позднейших Jesubites (выпускников колледжа), ко¬
торые могли бы похвастаться тем, что сидели в тех же ауди¬
ториях, что и Лоуренс Аравийский, имеется даже премьер-
министр —лейборист Гарольд Вильсон, самый блистательный
академик среди послевоенных премьеров. Его семья принад¬
208
БРАСЕНОС-КОЛЛЕДЖ, ЭКСЕТЕР-КОЛЛЕДЖ И ДЖИЗУС-КОЛЛ ЕДЖ
лежала к манчестерскому среднему классу, и учился он в госу¬
дарственной школе, а окончив ее, мог позволить себе только
Джизус-колледж, один из самых маленьких в Оксфорде, не
обладающий славой ни Крайст-Черч-колледжа, ни Магдален-
колледжа. Вот почему Вильсону слегка не хватало social grace
(лоска в манерах), за что бедняга не раз подвергался насмеш¬
кам ушлых социалистов, стоило ему после нескольких лет
преподавания в Оксфорде начать карьеру в Вестминстере.
Сразу три колледжа — Джизус, Линкольн и Эксетер — рас¬
положились на Тёрл-стрит, в тихом, спокойном переулке
между Хай-стрит и Брод-стрит, в самом центре Оксфорда. Над
стенами Джизус-колледжа пышно раскинулась крона кашта¬
на, а в конце улицы возвышается башня церкви Всех Святых.
Оживленной улица становится лишь в полдень, когда студен¬
ты выходят из колледжей и направляются к Крытому рынку
и лоткам с сэндвичами. А если вам нужны новые туфли, об¬
ращайтесь по адресу: Тёрл-стрит, 6. Там размещается фирма
“Даккер и сын”, основанная в 1898 году, которая изготавлива¬
ет туфли и сапоги ручной работы на заказ.
Брод-стрит:
между Баллиол-колледжем
и магазином “Блэкуэллз”
Едва услышав его надменно-снисходительные
(а-не-погили-бы-вы-кчерту) интонации, я сразу
поняла: это Уимзи из Баллиол-колледжа.
Дороти Л. Сэйерс.
“Вечер выпускников” (1935)
УЭшца Брод-стрит идет параллельно Хай-стрит, но
по меньшей мере вдвое короче и шире ее. В Сред¬
ние века она называлась Хорсмонджер-стрит (Ули¬
ца торговцев лошадьми). В том месте, где когда-то
был Конный рынок, за северной городской сте¬
ной, теперь находится парковка прямо посреди улицы. Поч¬
ти все дома на Брод-стрит построены в xviii и xix веках и в
архитектурном отношении не представляют собой ничего
выдающегося. Разнообразно, но не слишком впечатляюще —
как, собственно, и улица в целом, лишь к своему окончанию
достигающая значительности, завершаясь на западе Шелдо-
новским театром и зданием Кларендон-билдинг, невольно
притягивающими взгляд, а на востоке — бывшим Институтом
Индии с флюгером в виде золотого слона на крыше.
Наверху, напротив Баллиол-колледжа, в мостовую вбит
каменный крест. Здесь пылали костры, на которых как ере¬
тиков сожгли в 1555 году епископов Николаса Ридли и Хью
Латимера, а полгода спустя — Томаса Кранмера, архиеписко¬
па Кентерберийского. Когда этот бывший сторонник Ген¬
риха VIII и соавтор первого англоязычного молитвенника
“Книга общих молитв” 21 марта 1556 года взошел на костер,
210
БРОД-СТРИТ
он вытянул вперед — прямо в огонь — правую руку, писавшую
отказ от претензий к Оксфордскому церковному суду. “За это
моя рука должна первой понести наказание” — таковы его ле¬
гендарные слова перед казнью.
Брод-стрит — улица книготорговцев и мучников. Между
книжным магазином “Уотерстоунз” в самом ее начале и Но¬
вой Бодлианской библиотекой в конце книжный люд под¬
жидают и другие райские уголки: это “Торнтонз”, старей¬
ший в Оксфорде книжный магазин, недавно, к сожалению,
переехавший на окраину, и “Блэкуэллз” — самый знаменитый
в Англии магазин, имеющий множество филиалов. А между
ними, слава богу, еще и паб “Белая лошадь”. Над стойкой там
висит фотография четверых студентов Тринити-колледжа,
занятых в саду Lawn Rowing (греблей на траве). Вместо дома
№ 6 по Брод-стрит, где разместился музей истории Оксфорда,
рекомендую посетить дом № 17, первый в городе секонд-хэнд
с постоянным адресом, открытый в 1948 году Оксфордской
благотворительной организацией Oxfam: в те времена — в по¬
мощь разрушенной послевоенной Европе, а ныне странам
третьего мира.
На другой стороне улицы обратите внимание на незамет¬
ную дубовую дверь с латунной табличкой: “Баллиол-колледж.
Квартира ректора”. В академическом мире не так уж много
адресов, куда стоит стремиться. Американский биохимик,
лауреат Нобелевской премии Барух Бламберг подлинным
венцом своей карьеры считал именно пост ректора Баллиол-
колледжа, слывущего главной кузницей оксфордской интел¬
лектуальной элиты с ее “превосходством без усилий”. Эту
формулу в обиход ввел Герберт Асквит, занявший кресло
премьер-министра в 1908 году. В одной из своих застольных
речей он наделил оксфордскую элиту “спокойным осозна¬
нием собственного превосходства, не требующего усилий”.
Оксфордский вариант идеала эпохи Ренессанса — искусство
осуществлять самые сложные вещи с аристократическим спо¬
койствием, необходимым качеством образцового придвор¬
211
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ного. Даже самые непристойные надписи в туалете Баллиол-
колледжа еще в 1920-е годы делались безупречным латинским
или греческим стихом.
У Балл иол-колледжа самый длинный в Оксфорде фасад,
но поскольку он и самый скучный, то, пока вы идете по Брод-
стрит и Сент-Джайлз-стрит мимо сего неоготического конгло¬
мерата, у вас есть прекрасная возможность выучить наизусть
топ-лист выпускников: премьер-министры Асквит, Макмил¬
лан, Хит и Мэсси, наследная принцесса Японии Масако Ова-
да, король Норвегии Олаф V; писатели Роберт Саути (“Все,
чему я научился — купаться и чуть-чуть плавать”), Мэттью Ар¬
нольд, Г. М. Хопкинс, Олдос Хаксли, Грэм Грин; режиссеры
Джон Шлезингер и Майкл Уинтерботтом; кардинал Мэннинг,
Адам Смит, Арнольд Тойнби, Ричард Докинз — прервем, по¬
жалуй, оглашение списка, который гораздо длиннее, чем весь
этот длинный фасад. А сам колледж гораздо старше, чем его
здания.
Существованием и именем он обязан некоему свирепому
барону, жившему в хш веке, — Джону де Балл иолу. Барон по¬
хитил епископа Даремского, а в качестве выкупа потребовал,
чтобы похищенный финансировал открытие в Оксфорде
шестнадцати учебных мест для нуждающихся студентов. Жена
барона, шотландка Дерворгилла, в 1282 году дала колледжу
устав, однако якобы основан он был еще раньше (1263—1268).
Единственное, что можно утверждать, не оскорбив притяза¬
ний Мертон-колледжа и Юниверсити-колледжа, — Баллиол
дольше всех оксфордских колледжей пребывает без переры¬
ва на одном и том же месте.
Правда, от средневековых зданий сохранились только
фрагменты (в первом дворе) да несколько георгианских по¬
строек, а все остальное возведено уже в xix веке. И, несмотря
на громкие имена архитекторов — Уильям Баттерфилд, Аль¬
фред Уотерхауз, Энтони Сэлвин, — ничего примечательного с
точки зрения архитектуры не получилось. “Снесли хорошее,
чтобы освободить место для плохого”, — подводит итоги лорд
212
БРОД-СТРИТ
Питер Уимзи, который, как мы знаем из оксфордских детекти¬
вов Дороти Л. Сэйерс, изучал историю в Балл иол-колледже.
Подобно геологическим пластам, уступами громоздят¬
ся многоцветные полосы каменных кладок на фасаде часов¬
ни — излюбленный мотив Баттерфилда (1857). В часовне,
навеянной итальянской готикой, установлен памятник ле¬
гендарному дону, классическому филологу Бенджамину Джоу-
этту. “Если завтра к восьми утра вы не поверите в Бога, вас
исключат”, — заявил он как-то строптивому студенту. Однако
именно с его ректорства в xix веке началась эпоха расцвета
Баллиол-колледжа. Помимо академического блеска он тре¬
бовал от студентов твердости характера, лидерских качеств
и желания сделать максимум для сообщества. Целью жизни
Джоуэтта стало обучение элиты, предназначенной для управ¬
ления империей. Действительно, к концу xix века более соро¬
ка выпускников Баллиол-колледжа заседали в нижней палате
парламента. А в колониальном правительстве Индии между
1878 и 1914 годами можно насчитать более двухсот выпуск¬
ников.
Один из них, лорд Керзон, дослужился даже до вице-
короля Индии. Последний правитель Гонконга, Крис Паттен,
тоже окончил Джоуэттовский колледж, как и рано умерший
министр от лейбористов, историограф и канцлер Оксфорд¬
ского университета Рой Дженкинс. Балл иол вырастил больше
влиятельных политиков, чем остальные колледжи Оксфорда
вместе взятые, как говаривал лорд Дженкинс, добавляя со
вздохом: “Жизнь — это просто череда выпускников Баллиола,
сменяющих друг друга!”
Было бы нарушением стиля предположить, что преслову¬
тое “превосходство без усилий” является результатом напря¬
женной работы. Колин Люкас, бывший ректор, объясняет
столь длительные успехи колледжа “собственной интеллекту¬
альной плодовитостью” места, скрытой “в генах донов, пере¬
дававшихся из поколения в поколение”. С течением времени
“ген успеха” перекочевал в Лондонскую школу экономики, об¬
213
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ретшую политическое влияние. Однако Балл иол-колледж обо¬
шел и ее, основав в 2001 году Оксфордский институт Интерне¬
та, вошедший в состав колледжа, — первый институт, занятый
исключительно исследованиями Интернета и его влияния на
общество. Баллиол-колледж одним из первых стал принимать
выпускников государственных школ и заокеанских студентов.
Это первый колледж в Оксфорде, где учились цветные — за¬
долго до того, как там появились женщины.
Мемориальная доска в память о погибших на двух миро¬
вых войнах висит в галерее, ведущей в часовню: их было боль¬
ше трехсот, большинство — в самом расцвете лет. Золотыми
буквами выбито имя “хорошего немца” — Адама фон Тротта.
Вместе с другими заговорщиками он был казнен после неудач¬
ного покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. До 1933 года в
течение двух лет, получая Родсовскую стипендию, он изучал
философию и юриспруденцию в Баллиол-колледже. Высоко¬
го стройного молодого человека окружали не только девуш¬
ки; среди его друзей-студентов был и Дэвид Астор, будущий
главный редактор газеты The observer. Во время ночных про¬
гулок по территории колледжа юный Тротт цитировал сти¬
хи Гельдерлина, томик которого лежал у него на столе рядом
с трудами Карла Маркса. Правда, потом, будучи дипломатом
в Берлине, он тщетно призывал друзей-англосаксов организо¬
вать движение сопротивления. Ныне семинарская аудитория
Баллиол-колледжа, носящая имя Адама фон Тротта, напоми¬
нает и об этом спорном моменте в немецко-английских взаи¬
моотношениях.
Авторитетной представительницей немецкой культуры
в Баллиол-колледже сегодня считается Роза Люксембург (чье
имя еще и дань памяти бывшему ректору, историку-марксисту
Кристоферу Хиллу). Никто не олицетворял “превосходство
без усилий” нагляднее, чем Рози, каждый год в “черепашьей
гонке” выходившая сражаться против соперников из Корпус-
Кристи-колледжа и Кибл-колледжа. Розу Люксембург я нашел
на ее излюбленном месте, в тени лесного бука в саду коллед¬
214
БРОД-СТРИТ
жа. Там растут еще и три тутовых дерева, старейшее из них,
вероятно, еще из “шелковичных деревьев Якова”, которые
по монаршему повелению в 1608 году сажали по всей стране,
а особенно рьяно — в садах роялистски настроенных коллед¬
жей. Хотя надежды короля на гусениц тутового шелкопря¬
да и создание новой индустрии не оправдались, во многих
колледжах и теперь время от времени готовят тутовое моро¬
женое.
Вернемся на Брод-стрит. Рядом с Баллиол-колледжем че¬
рез роскошную кованую калитку открывается вид на луг и
деревья, как будто перед нами вход в загородное поместье.
На самом деле это Тринити-колледж, основанный в 1555 году.
Привратник расположился в одном из живописных коттед¬
жей xvii века, которые прежде были в Оксфорде повсюду.
В Тринити обязательно нужно посетить часовню и сад.
Башня над входом построена в те же годы (1691—1694), что
и расположенная рядом часовня — первая в Оксфорде, вы¬
павшая из готической традиции. Полукруглые арочные окна,
плоские лепные потолки, узкое помещение с высоким сводом,
пропорции, столь же совершенные, как и детали интерьера.
Обшивка стен, ряды скамей, леттнер и ретабло — все из отпо¬
лированного, инкрустированного дерева местных и экзоти¬
ческих пород: орех, тис, бермудский можжевельник; и только
вставки, как обычно, из более мягкой и светлой древесины —
липы. Алтарный образ выглядит так, словно кто-то вынул его
из рамы: доска без росписи, просто геометрическая абстрак¬
ция из инкрустаций в виде крестов и звезд. Этот апофеоз
чистой медитации обрамлен резьбой по дереву, барочными
гирляндами цветов, вихрящимися акантами, крылатыми го¬
ловами херувимов — столь пышно и одновременно изящно,
будто именно рама является здесь главной. Стилистические
сопоставления позволяют заключить, что автором архитек¬
турного шедевра, не описанного в документах, мог быть лишь
Гринлинг Гиббонс, тогдашний виртуоз резьбы по дереву. Ра¬
боты в часовне Тринити-колледжа выполнены в 1693 Г°ДУ>
215
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
как раз между его известными контрактами в Петуорт-хаус и
Хэмптон-корте.
А теперь перейдем в сад. Тринити-колледж — первый в Ок¬
сфорде колледж с открытым внутренним двором. Три флиге¬
ля окружают заложенный в 1668 году Садовый двор — Гарден-
квод. Своей восточной стороной он открывается в зелень,
порывая тем самым с монастырской замкнутостью, средне¬
вековый дух которой ощущается даже рядом, в соседнем ан¬
самбле Дарем-квод. Старый, традиционный регулярный сад
в конце XVIII века был заменен на широкий газон. Тринити-
колледж слывет прекрасным местом для пикника, и студенты
стараются поддерживать эту репутацию. Летом они читают,
лежа на траве, или играют в крокет, и это приводит на ум
высказывание бывшего студента Джона Обри, в xvii веке ис¬
пытавшего здесь “величайшее блаженство своей жизни” под
попечительством красноречивого ректора: “Доктор Кеттель
имел обыкновение говорить: “Сенека пишет, как кабан писа¬
ет”, то есть рывками... К длинноволосым был настроен не¬
примиримо и называл их патлатыми.
Если вы приедете в Оксфорд зимой, в “Блэкуэллз” на
Брод-стрит будет гореть камин. Где еще найдете вы книжный
магазин, настолько тепло встречающий посетителей? Где-то
на стене я увидел табличку с формулировкой основного пра¬
ва читателей в “Блэкуэллз”: The Right to Browse (право часами
копаться в книгах, ничего не покупая). Но вы обязательно
что-нибудь купите, хотя бы для того, чтобы получить в соб¬
ственность фирменный пакет “Блэкуэллз” классического ок¬
сфордского голубого цвета. Только здесь поджидают вас око¬
ло двухсот пятидесяти тысяч книг, а еще больше — в четырех
филиалах. Книги, которую нельзя найти в “Блэкуэллз”, нет
в природе.
Там, где ковер изменяет цвет, заканчивается территория
самого первого исторического магазина площадью всего во¬
семнадцать квадратных метров, который был открыт Бен¬
джаменом Блэкуэллом в 1879 году в доме № 50 по Брод-стрит
216
БРОД-СТРИТ
с фасадом времен королевы Анны. Поначалу здесь торговали
почти исключительно подержанными книгами; в те времена
всего за восемнадцать шиллингов вы могли получить первое
издание “Левиафана” Гоббса (1651). На втором этаже, над ма¬
газином, родился в 1889 году его наследник. В 1920-е годы сэр
Бэзил Блэкуэлл основал собственное издательство, напечатал
первые книги Грэма Грина и Олдоса Хаксли в бытность обоих
еще студентами, а в доме № 8 по Брод-стрит открыл первый
в Англии магазин детской книги. Когда же наверху у него стало
тесновато, он продолжил экспансию в сторону центра. “Блэк-
уэллз” — единственная фирма, разраставшаяся под террито¬
рией одного колледжа, а именно под юго-восточным двором
Тринити-колледжа. Подземный зал магазина, Норрингтон-
рум с почти пятью километрами книжных полок, вошел в
Книгу рекордов Гиннесса.
Отвечая на вопрос, занимается ли он спортом, ректор
Уодхэм-колледжа Морис Баура сообщил мне: “Раз в неделю
хожу пешком из своего колледжа в “Блэкуэллз”: в субботу по¬
сле обеда. Это моя еженедельная тренировка”. На самом деле
“Блэкуэллз” — учреждение особое, нечто гораздо большее, чем
просто книжный магазин, — это отдельный фрагмент исто¬
рии литературы. Здесь покупали книги инспектор Морс Ко¬
лина Декстера, герой оксфордского романа Хавьера Мариа-
са “Все души”, который как-то застал здесь, на третьем этаже
магазина, одного из донов, с упоением вполголоса читавшего
Пушкина, подчеркнуто интонируя каждую ямбическую стро¬
ку. В.Н. Blackwells Ltd. и поныне остается чисто семейным
предприятием, хотя в одном только Оксфорде насчитывает
семь филиалов, а по всей Великобритании — более восьмиде¬
сяти. Его годовой оборот составляет свыше двухсот миллио¬
нов евро.
Старый Эгимоловский музей
и Шелдоновский театр
Я прекрасно осознаю, что присуждение почетной
докторской степени Оксфордским университетом -
честь гораздо более высокая, чем степень любого
другого университета по обе стороны Атлантики.
Этот титул стоит двадцати пяти других, как в
этой стране, так и за ее пределами.
Марк Твен. Речь по случаю присуждения по¬
четной докторской степени Оксфорда (1907)
Напротив магазина “Блэкуэллз”, рядом с Шелдо-
новским театром, расположено здание, прямо-
таки нашпигованное всевозможными астроно¬
мическими, оптическими, математическими
приспособлениями и аппаратурой. Музей исто¬
рии науки — старейший публичный музей в Англии. Открыл¬
ся он в 1683 году, за семьдесят лет до основания Британско¬
го музея, и строился, вероятнее всего, по проекту местного
архитектора Томаса Вуда. Заказчиком выступил университет,
а поводом послужил дар, прибывший из Лондона баржей по
Темзе в двадцати шести ящиках: собрание редкостей Элиаса
Эшмола, включая и принадлежавшие ему лично раритеты. Из
этого ядра впоследствии выросло собрание нынешнего Эш-
моловского музея. В так называемом старом Эшмоловском му¬
зее на Брод-стрит изначально проводились университетские
лекции по естественным наукам; а в его подвале под сводча¬
тым потолком возникла одна из первых в Англии химических
лабораторий — Officina Chemica.
Вот они выставлены в витринах — всевозможные часы,
циркули, земные и небесные глобусы, квадранты, секстанты,
солнечные часы в виде многогранников — инструменты, с по¬
218
СТАРЫЙ ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ И ШЕЛДОНОВСКИЙ ТЕАТР
мощью которых человечество пыталось удовлетворить извеч¬
но терзавшее его стремление определять место и время, изме¬
рять все на свете, на небе и на земле. Одних астролябий здесь
около ста пятидесяти, причем некоторые относят к гх веку:
дискообразные гравированные измерители высоты звезд из
сияющей латуни — здешнее их собрание больше всех в мире.
Инструменты подобного рода обладают особой красотой,
функциональным дизайном наивысшей точности и элегантно¬
сти. Японский миниатюрный компас, барометр, термометр,
канонерский прицел, инструменты хирургов и стоматологов,
коллекция первых фотоаппаратов, калейдоскопов и кинока¬
мер, фотооборудование Льюиса Кэрролла, счетная машина
Чарлза Бэббиджа, серебряный универсальный микроскоп,
принадлежавший Георгу III. Сохранилась и доска, на которой
Альберт Эйнштейн мелом писал свои магические формулы,
когда 16 мая 1931 года читал в Оксфорде лекцию о теории
относительности. Два лета Эйнштейн гостил в Крайст-Черч-
колледже. “Проходя по двору, мы имели счастье слышать, как
он в своей комнате играет на скрипке, — сообщил мне один из
членов колледжа. — Что касается его манеры держаться, то у
меня, к сожалению, не возникло ощущения, что передо мной
какой-то особенный мудрец или глубокий мыслитель”.
На лестнице старого Эшмоловского музея сияет glass dial
(окно солнечных часов) с надписью по-латыни: “Вечер нена¬
дежен, колебание вредно, завтра ничто” (xvii век). Наряду с ин¬
струментами для астрономов и математиков, изготовлением
которых Оксфорд славился уже в Средние века, здесь выстав¬
лены редкостные зоологические древности: всевозможные
рога, мечи рыбы-меч, коллекция птичьих яиц. Смешение духа
серьезной науки с атмосферой кунсткамеры придает старому
Эшмоловскому музею ни с чем не сравнимое очарование.
А снаружи на Брод-стрит перед Шелдоновским театром
выстроилась странная, образующая полукруг шеренга чудо¬
вищных каменных голов на столбах. Так называемые головы
императоров имеют еще меньшее сходство с римскими цеза¬
219
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рями, чем с ректорами оксфордских колледжей. Но кем бы ни
были эти большеголовые бородатые мужи, богами или фило¬
софами, благодаря ауре античности им удается одновременно
воплощать в себе genius loci и подсмеиваться над ним. И ведь
это третья отливка, копии 1972 года с оригиналов, успевших
обветшать дважды. Изначально голов было четырнадцать и
установлены они были здесь в 1669 году, как в римских тер¬
мах, по соглашению с архитектором Шелдоновского театра
Кристофером Реном.
Театр Марцелла в Риме под открытым небом послужил
Рену образцом для строительства D-образного Шелдоновско¬
го театра, из-за местного климата помещенного, правда, под
крышу. Этой крышей молодой профессор астрономии (тогда
еще не имевший опыта строительства) впечатляюще утвер¬
дил свой гений. Как отмечали удивленные современники,
плоская крыша размером двадцать один на двадцать четыре
метра свободно парит в воздухе без единой поддерживающей
колонны, как птичье крыло. Стальных балок тогда не суще¬
ствовало, и тем поразительнее выглядит конструкция из не¬
сущих балок, на которой подвешен потолок. Хотя бы ради нее
стоит подняться вверх сквозь стропильную конструкцию до
самого восьмиугольного фонаря, добавленного в 1838 году, ну
и, конечно, ради прекрасного вида.
Шелдоновский театр назван в честь основателя, заказчи¬
ка строительства Гилберта Шелдона, архиепископа Кентер¬
берийского, бывшего ректором Олл-Соулз-колледжа и другом
Кристофера Рена. С самого начала, со дня торжественного от¬
крытия в 1669 году, здание театра использовалось для разных
целей: здесь проводились праздники первокурсников и цере¬
монии присуждения степеней, прежде проходившие в универ¬
ситетской церкви Св. Девы Марии, а также собрания конгре¬
гации университета, выборы канцлера, доклады и концерты.
Целые поколения ученых, студентов, писателей, политиков,
знаменитостей со всего мира в лучшие минуты своей жизни
выходили на эту сцену под барочным Небом Добродетели, на¬
220
СТАРЫЙ ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ И ШЕЛДОНОВСКИЙ ТЕАТР
писанным Робертом Стритером. На потолочной росписи Ре¬
лигия, Искусство и Наука одерживают верх над Завистью, Не¬
вежеством, Ненавистью и Недоброжелательством — весьма
оптимистическая аллегория академической повседневности.
В Шелдоновском театре выступал Гендель, а в 1834 году
там стоя аплодировали герцогу Веллингтону, новому кан¬
цлеру университета, который, к вящей радости студентов,
запинался, когда говорил по-латыни. В этом театре звезда
французского деконструктивизма Жак Деррида в 1992 году
пережил успех, в котором отказал ему чересчур трезвый Кем¬
бридж. А годом раньше Джованни Аньелли, глава Fiat, был
причислен здесь к оксфордской знати и первым из промыш¬
ленников был приглашен читать в Шелдоновском театре еже¬
годную лекцию, Romanes Lecture, самую знаменитую публичную
лекцию университета. Эта традиция была заложена премьер-
министром Гладстоном в 1892 году и продолжена такими яр¬
кими ораторами, как Теодор Рузвельт, Карл Поппер и Сол
Беллоу, в разное время выступавшими в Шелдоновском теа¬
тре, но всегда — в Тринити-терм (последний триместр года).
В одну из майских суббот я посетил церемонию присуж¬
дения академических степеней. С фотоаппаратами и легко
читаемой гордостью на лицах в зале сидели родители, гости
и сами соискатели, плотно вжавшись в самые неудобные в Ан¬
глии скамьи партера и галереи, поддерживаемой облицован¬
ными мрамором деревянными колоннами.
Вслед за герольдами, вооруженными серебряными церемо¬
ниальными жезлами, на сцену вышел вице-канцлер в сопрово¬
ждении двух прокторов (представителей дисциплинарной вла¬
сти университета). Они стали выкликать кандидатов, колледж
за колледжем. Те, в мантиях и шапочках, постепенно собрались
на сцене, позади главы своего колледжа, представлявшего их
вице-канцлеру. Теперь над каждым из соискателей он произ¬
водил академический “удар посвящения”, хлопая Библией по
их академическим шапочкам, — недаром иначе эта церемония
называется Bible bashing {хлопок Библией). После этого выпуск¬
221
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ники покинули помещение, чтобы вскоре вернуться во всем
блеске новых мантий и уже в качестве бакалавров, магистров и
докторов засвидетельствовать почтение вице-канцлеру со все¬
ми необходимыми поклонами или реверансами.
“Бросьте. Мне все нравится, но не ждите, что я пойму, к
чему все это”, — говорит американец Харви Меткалф в романе
Джеффри Арчера “Ни пенни меньше, ни пенни больше”, ког¬
да ему пытаются объяснить смысл церемонии.
В Шелдоновском театре проходит также самый главный
из всех оксфордских обрядов, Encaenia, праздник Обнов¬
ления в конце каждого академического года, всегда в среду
девятой недели последнего триместра, то есть в июне. При¬
глашенные канцлером “благородные мужи, главы колледжей,
доктора, прокторы и джентльмены” являются облаченными в
разноцветные мантии в соответствии с факультетом и ученой
степенью — ярко-красные, темно-синие, серые — и разыгрыва¬
ют большой академический спектакль.
После Lord Crewe's Benefaction (традиционного завтрака
с фруктами и шампанским) в одном из соседних колледжей
процессия big wigs (больших париков) тянется вниз по улице
к Шелдоновскому театру, где присуждаются почетные док¬
торские степени в непременном сопровождении латинских
речей, поклонов, многократного снятия и надевания канцле¬
ром берета — церемониала более сложного, чем старинный
кастильский придворный ритуал. Далее по протоколу — ланч
в Олл-Соулз-колледже и пикник в саду Тринити-колледжа:
клубника со сливками и много шампанского, так много, что
некоторые герои дня заканчивают сутки “дурацкой походкой
в стиле Монти Пайтона”.
Йозеф Гайдн и Исаак Стерн, архиепископ Десмонд Туту и
германский президент Роман Херцог, генеральный секретарь
ООН Кофи Аннан и президент Евросоюза Романо Проди, а
также Надин Гордимер, Симус Хини, Вилли Брандт, Анна Ах¬
матова, Джуди Денч — список получивших в Шелдоновском
театре степень Почетного доктора даже длиннее, чем лицо
222
СТАРЫЙ ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ И ШЕЛДОНОВСКИЙ ТЕАТР
Маргарет Тэтчер, узнавшей в 1985 году, что осталась без нее.
Чтобы Оксфорд отказал в почетной докторской степени
премьер-министру “из своих” — такое случилось впервые, в
знак протеста против ее университетской политики. На этот
выпад Железная леди ответила тем, что основала в Кембрид¬
же кафедру своего имени по изучению предприниматель¬
ства — “дамской сумочкой - по Оксфорду”.
Завершающий классический аккорд на Брод-стрит — зда¬
ние Кларендон-билдинг (1711—1715). Монументальный пор¬
тик с колоннами, музы на крыше балюстрады. Здание, похожее
на храм, Николас Хоксмур проектировал для университетской
типографии, рассматривая его как своеобразные пропилеи к
царству учености, к школам и Бодлианской библиотеке — по¬
пасть туда можно через проход под цилиндрическим сводом.
Здание Кларендон-билдинг названо в честь первого графа
Кларендонского, одного из влиятельнейших советников Кар¬
ла I в период гражданской войны. Его сочинение “История
великого мятежа” (1702—1704) стало бестселлером, а получен¬
ного гонорара хватило на финансирование строительства но¬
вого здания университетской типографий. Лишь в 1830 году
издательство Oxford University Press переехало оттуда в новое,
более просторное, помещение, а в Кларендон-билдинг разме¬
стились личные апартаменты вице-канцлера; остальные поме¬
щения отошли Бодлианской библиотеке. В подземном этаже
перед мониторами сидят “бульдоги” (охранники университе¬
та). Там же в сейфе хранятся серебряные церемониальные
жезлы, доступные при необходимости в любой момент.
Тед Ист, бывший маршал университета, показывает мне
церемониальный жезл теологического факультета. На набал¬
дашнике выгравировано EGO SUM VIA (“Я ЕСМЬ ПУТЬ”), вни¬
зу — продолжение из Библии VERITAS ЕТ VITA (“ИСТИНА И
ЖИЗНЬ”). Выступая перед канцлером, герольд держит жезл
набалдашником кверху; а когда сопровождает вице-канцлера —
наоборот. Таковы тонкости оксфордских ритуалов.
223
Между Уодх эм-колледж ем
и Нъю-колледжем
Мы выпили восемь бутылок портера и одну бутыл¬
ку мадеры помимо аракового пунша, пива и сидра.
Я справился со своей порцией наилучшим образом.
Референт Джеймс Вудфорд,
член Нью-колледжа (27 июля 1774 г.)
В том, как лорд Петер Уимзи делает предложение
Хэрриэт Вейн, есть стиль, и это оксфордский
стиль: буднично, насколько это возможно возле
светофора на перекрестке с Холивелл-стрит, он
вдруг страстно по-латыни произносит: Placetne,
magistra (“Вы это одобряете, леди/учительница?”) Так обы¬
грывается формула, звучащая в Шелдоновском театре во вре¬
мя церемонии присвоения академических степеней, когда
кандидат должен вот-вот стать магистром. Ныне, как и тогда,
студенты собираются в угловой пивнушке King's Arms, сокра¬
щенно называемой КА, — это один из самых популярных в их
среде баров, где по-прежнему звучит живая музыка и льется
эль из “хорошо темперированных” бочек. Трактир носит свое
название с 1607 года в честь короля Якова I и, как и “Митра”,
принадлежит одному колледжу — Уодхэму, арендующему для
своих студентов верхние помещения этого и соседних домов.
Тяжелый сладкий дух витает над стенами Уодхэм-колледжа,
разносясь над Паркс-роуд; это аромат белой липы. Но не спе¬
шите идти в сад. Нигде в Оксфорде вы не найдете более впе¬
чатляющих образцов специфической колледжской архитекту¬
ры начала xvii века. Строительство Уодхэм-колледжа началось
224
МЕЖДУ УОДХЭМ-КОЛЛЕДЖЕМ И НЬЮ-КОЛЛЕДЖЕМ
в 161 о году, а в 161 з году оно уже завершилось — все построили
одним махом, и с тех пор ничего почти не менялось, только
расширялось. На фронтисписе входного двора изображены
оба основателя, Дороти и Николас Уодхэмы, землевладельцы
из Сомерсета, а над ними возвышается статуя Якова I. Класси¬
ческая симметрия проекта и фасадов сознательно подчерки¬
вает элементы средневекового стиля: готические окна, венец
из зубцов, потолок трапезной на опорных балках, веерный
свод сторожевой башни.
Стилистическая связь с прошлым соответствует и уставу
колледжа, который обязывал студентов и преподавателей
дважды в день посещать часовню — в пять утра и в восемь ве¬
чера — обычай монастырского происхождения, почитаемый
скорее в теории, чем на практике.
Когда-то в Уодхэм-колледже встречались джентльмены-
исследователи, давшие толчок к основанию Королевского
общества: ученые-естествоиспытатели Роберт Бойль, Роберт
Хук и однокашник последнего Кристофер Рен. Позднее за
“Народной республикой Уодхэм” закрепилась репутация лево¬
го колледжа; здесь учился политик-лейборист Майкл Фут.
Впрочем, давайте лучше обратим восхищенный взор на
здешние деревья: лесной бук, посаженный в 1796 году; гранди¬
озный лириодендрон; китайское красное дерево из провин¬
ции Сычуань. Под ветвями багряника японского примостил¬
ся самый странный в Оксфорде памятник университетскому
дону: пустой бронзовый стул, из спинки которого “растет”
голова сэра Мориса Бауры, популярного лектрра и ректора
Уодхэм-колледжа. С 1930-х годов этот классический филолог
слыл Фальстафом своей гильдии, виртуозом речей и наслаж¬
дений. На вопрос, во что он верит, Баура отвечал: “С нетерпе¬
нием жду встречи с Богом. У меня к нему шесть вопросов, не
имеющих ответа”.
Завернув за угол возле King's Arms, вы попадете на Холи-
велл-стрит. Георгианские лепные фасады, каркасные фрон¬
тоны, здания XVII и xviii веков, поставленные вперемешку,
225
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
образуют один из красивейших в городе ансамблей. Камни
с гербами сообщают, кому принадлежит то или иное здание.
Наряду с Уодхэм-колледжем и Нью-колледжем среди местных
домовладельцев выделяется Мертон-колледж, самый круп¬
ный собственник на Холивелл-стрит еще с xiii века. Немно¬
гие средневековые здания, избежавшие сноса в период экс¬
пансии колледжей, и поныне стоят на этой улице.
На живописно изогнутой площади Бат-плейс от Холивелл-
стрит ответвляется переулок, ведущий к легендарной в исто¬
рии оксфордских пабов таверне Turf Tavern. И в ее залах под
низкими потолками с накатом (“Утка” или “Тетерев”), и снару¬
жи в пивных дворах, в зимние вечера обогреваемых мерцаю¬
щими угольными печами, сидят студенты, попивая пиво, по¬
тягивая Pint Adnams или Old Speckled Hen, настоящий бочковой
эль. Не зря же The Turf - одно из самых любимых питейных за¬
ведений декстеровского инспектора Морса. Каменщик Джуд
из романа Томаса Гарди тоже заглядывает сюда и обнаружива¬
ет, что официанткой здесь служит та самая женщина, которая
бросила его несколько лет назад.
Просто, как методистская часовня, выглядит концертный
зал “Холивелл”, открытый в 1748 году. В его довольно-таки
жалком помещении четыре арочных окна, один орган и впол¬
не ожидаемые в подобном месте жесткие деревянные скамьи,
сидя на которых члены общины Св. Цецилии предавались вос¬
торгам камерной музыки, словно неистовствам Глайндборна.
Две люстры придают аскетической обстановке неожиданный
блеск. Когда-то они украшали Вестминстерский зал по случаю
коронации Георга IV; позднее король подарил их Уодхэм-
колледжу, которому и принадлежит “Холивелл”, старейший
и самый холодный концертный зал в Европе. Помнится, я
слушал там выступление русского виртуоза Александра Арда-
кова, незабываемый концерт: рояль и два обогревателя возле
пианиста.
Да, Оксфорд полон музыки. Во время учебных триместров
небольшая группа одетых в черное мальчиков каждый вечер
226
МЕЖДУ УОДХЭМ-КОЛЛЕДЖЕМ И НЬЮ-КОЛЛЕДЖЕМ
сворачивает с Мэнсфилд-роуд на Холивелл-стрит и исчеза¬
ет, вступив под большую сторожевую башню Ныо-колледжа.
Когда Уильям Уайкхэм, епископ Винчестерский, в 1379 году
основал в Оксфорде свой колледж, его пожертвования рас¬
пространялись также на шестнадцать мальчиков-хористов и
около дюжины певцов постарше. Они упражняются уже бо¬
лее шестисот лет и теперь знамениты по всему миру. Но, как
и прежде, хор мальчиков Нью-колледжа каждый вечер соби¬
рается в часовне к вечерней молитве. Нигде моцартовский
Agnus Dei не брал меня за душу сильнее, чем здесь.
Длинный неоготический корпус, где находится главный
вход в колледж с Холивелл-стрит, построен в конце xix века.
Сразу за ним начинается колледж, возведенный Уильямом
Уайкхэмом вплотную к средневековой городской стене, словно
укрепленный монастырь. В те времена колледж с семьюдеся¬
тью профессорами и ректором был самым большим. Бывший
лорд-канцлером при двух королях епископ Уайкхэм знал, что
для осуществления своей власти и Церковь, и Корона нуждают¬
ся в квалифицированных молодых кадрах. Поэтому он основал
колледж, а также подготовительную ступень к нему: латинскую
школу Винчестер-колледж. Система образования, включавшая
весь цикл от школы до университета, была тогда совершенно
нова, но именно она послужила педагогической моделью Ген¬
риху VT, внесшему лепту лет шестьдесят спустя, когда он осно¬
вал одновременно Итон и Кингз-колледж в Кембридже.
Вплоть до середины xix века в Ныо-колледж принимались
исключительно уайкхэмисты — те, кто изучал латынь в эли¬
тарной школе Винчестера. Поступить в колледж можно было
между пятнадцатью и двадцатью годами, на сей счет правила
были строгими — в соответствии с девизом Уильяма Уайкхэма
“Манеры делают мужчину”, предваряющим джентльменский
идеал. Футбол и шахматы, объявленные епископом вне за¬
кона как низкие игры, постепенно были разрешены, а с 1979
года также и женщинам. Вирджиния Вулф, посетившая кол¬
ледж в 1933 году, не была ослеплена его блеском: “Все вы здесь
227
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
представляете культуру, политику, мировую мудрость золоты¬
ми буквами. Прежде всего в Нью-колледже бросается в глаза
прекрасный вкус и всеобщее дружелюбие. Но, Господи, разве
можно так жить!”
Педагогическим видениям основателя соответствовал и
архитектурный проект, столь же грандиозный, сколь и нова¬
торский. Поначалу все здания задумывались как единое целое,
и через шесть лет строительство в основном было заверше¬
но — скорее всего под руководством королевского архитек¬
тора Уильяма Уинфорда, с которым Уильям Уайкхэм сотруд¬
ничал также при строительстве школы в Винчестере. Вокруг
главного внутреннего двора Грейт-квод группировались необ¬
ходимые для жизни здания: с северной стороны — актовый зал
и часовня, спиной к спине (как позднее в Олл-Соулз-колледже
и Магдален-колледже, где они были основаны уайкхэмиста-
ми). В восточном флигеле разместилась библиотека; с южной
стороны находятся жилые помещения для семидесяти ака¬
демиков, студентов и преподавателей — впервые под одной
крышей, а в сторожевой башне над входом (и это также стало
примером для позднейших колледжей) расположена кварти¬
ра ректора, которому отсюда было видно все: и двор, и вход,
и улица Нью-Колледж-лейн. Сегодня старый портал открыва¬
ется цифровым кодом. Овальный газон безупречно вписыва¬
ется в прямоугольник двора, предвещая архитектуру будущего
высшего образования.
Часовня Ныо-колледжа велика и красива. Через портик
вы попадаете в высокий длинный неф. В восточном его кон¬
це, заполняя всю стену, выстроились каменные апостолы
и святые. Истинно готическими выглядят украшенные па¬
рящими ангелочками ретабло и пологий потолок, хотя все
это — уже результат скрупулезной реставрации, выполненной
сэром Джорджем Гилбертом Скоттом (1877—1881). xiv век в
большей мере сохранился в скамьях, украшенных резными
мизерикордиями, проникнутыми поистине чосеровским по¬
вествовательным воодушевлением: тут и лекция, и поножов¬
228
МЕЖДУ УОДХЭМ-КОЛЛЕДЖЕМ И НЬЮ-КОЛЛЕДЖЕМ
щина среди студентов, и акробаты, и даже шестиголовый
монстр: повседневная жизнь и кошмары Средневековья.
Восемь церковных окон (1385—1390) представляют собой
одну из немногих в Оксфорде почти полных средневековых
витражных серий в исполнении оксфордского мастера Тома¬
са Глазьера, одного из самых ранних известных нам худож¬
ников по стеклу, умевшего придавать каждому святому, что
называется, свое лицо. Еще три необычные детали: епископ¬
ский жезл Уильяма Уайкхэма, виртуозная ювелирная работа
xiv века; исполненный драматизма “Лазарь” Джекоба Эпстай¬
на в приделе и в том же приделе западное окно — “Рождение
Христа” в окружении семи Добродетелей по эскизу Джошуа
Рейнольдса (1777). Это единственная его большая витражная
работа, и пастух в красном, глядящий на нас через плечо, яв¬
ляется автопортретом. “Размытые цвета”, — звучал приговор
Горацио Уолпола, поддержанный и Николаусом Певзнером, —
по-моему, совершенно ошибочная оценка этого витража, про¬
зрачными эмалевыми тонами достигающего нежнейших от¬
тенков гризайля и сепии. Но вы сами все увидите.
Могучий скальный дуб простирает голубовато-черную
листву над крестовым ходом, обсаженным ажурным орнамен¬
том из жимолости и роз. Крытые галереи к западу от часовни,
законченные около 1400 года, служили для академической
созерцательности, а также для шествий и похоронных про¬
цессий. В крестовом ходе нашли воплощение монастырские
традиции, в садах — загородный стиль. Внутренний двор
Гарден-квод, заложенный в 1682 году, открывается в сад. От
палладианского бокового флигеля его отделяет филигранная
кованая решетка, на которой опять-таки выведена максима
Уильяма Уайкхэма “Манеры делают мужчину”: по ту сторону
в траве с книгами в руках лежат его воспитанники, иногда
кто-нибудь встает, лихо делает стойку на руках, проходится
колесом перед подругой — лето, павлиньи игры.
Две вещи сообщают саду Ныо-колледжа особый облик: го¬
родская стена и насыпь. Массивные стены из местного вла¬
229
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
гостойкого кораллового известняка, возведенные в xiii веке,
с ходом для часовых, бастионами и зубцами, ныне прекрасно
защищают цветочные клумбы. Холм посреди газона, насы¬
панный в 1594 году (с тех пор, правда, ставший заметно мень¬
ше и окончательно заросший), — почти единственное, что
осталось от изысканного английского разбитого сада. С хол¬
ма открывался отличный вид, и преподаватели называли его
“Парнасом”, превращая тем самым банальный пейзаж в возвы¬
шенное зрелище.
В 1856 году американский писатель Натаниэль Готорн
стоял под деревьями Нью-колледжа. По его словам, они “сто¬
летиями ведут здесь спокойную жизнь, окруженные заботой
и опекой, надежно защищенные от резких ветров, поэтому
они, без сомнения, должны быть счастливейшими деревьями
на свете”. Если бы ему самому выпало счастье учиться здесь,
то он, несомненно, был бы самым счастливым из студентов,
ибо “такое блаженное, спокойное, торжественное, величе¬
ственное уединение не может существовать нигде больше”.
Эти слова не следует читать в Кембридже.
К северо-западу от Карфакса
Там происходит гораздо больше, чем видно тому, кто
просто гуляет по улицам. Столько религии и учено¬
сти в одном городе - второго такого нет и быть не
может. Это духовная житница нашей страны.
Томас Гарди. “Джуд Незаметный” (1896)
К северу от башни Карфакс уходит Корнмаркет-
стрит. В Средние века на The Сот торговали зер¬
ном — это была улица торговцев, ремесленников
и трактирщиков. Посередине стоял позорный
столб, у которого до 1810 года подвергали пу¬
бличному наказанию мелких мошенников, булочников и пи¬
воваров, обманывавших клиентов. Сейчас это процветающая
деловая улица со множеством банков, торговых центров, ре¬
сторанов быстрого питания. Есть на ней и дом, связанный с
именем Шекспира.
В доме № з по Корнмаркет-стрит над рекламной фирмой
“Оксфордские тетушки” открылось агентство по найму обслу¬
живающего медперсонала. К моему удивлению, когда менед¬
жер сдвинула в сторону деревянную табличку со словами “Вот
и мы”, глазам моим предстала настенная роспись середины
xvi века — розы, виноградные лозы, пассифлоры на охряном
фоне, а над ними — фриз с религиозными максимами (“Бой¬
ся Бога превыше всего остального”). Эта расписная комната
раньше принадлежала таверне “Корона”, хозяин которой
был другом Шекспира, — последний нередко квартировал там,
останавливаясь по пути из Стрэтфорда в Лондон и обратно.
231
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
В историю вошла и прекрасная жена трактирщика, чей
сын, сэр Уильям Давенант, впоследствии прославился как
драматург. Молва гласит, что Шекспир был не только крест¬
ным, но и настоящим его отцом. Правда, наверняка известно
лишь то, что между 1604 и 1613 годами труппа Шекспира не¬
однократно приезжала с гастролями в Оксфорд.
Миновав несколько домов и пройдя под аркадой Голден-
Кросс-шопинг, в современной упаковке торгового центра
можно и впрямь обнаружить то, что осталось от трактира
“Золотой крест”: двор с вычищенными флигелями каркасной
конструкции и фрагментами фресок (xv—xvii), ресторан типа
пиццерии, где столетиями пересекались town и gown, пока его
не зареставрировали до смерти в 1980-е годы. А вот в Кларен-
донском торговом центре напротив поступили иначе, полно¬
стью избавившись от инородного тела эпохи Средневековья —
Кларендонской гостиницы.
Как становятся
премьер-министрами ?
Клуб “Оксфорд-Юнион”
Этот дом предпочитает женщин сверху.
Резолюция клуба
“Оксфорд-Юнион” (1998)
На Сент-Майкл-стрит, ответвляющейся от Корн-
маркет-стрит, расположена штаб-квартира
клуба “Оксфорд-Юнион”. Как заметил однаж¬
ды Джон Бетджемен, ни один из оксфордских
клубов не располагает более роскошными туа¬
летными комнатами, но это не единственное преимущество
легендарного студенческого дискуссионного клуба. Как мини¬
мум раз в неделю, чаще всего — вечером в четверг, огромный
зал “Оксфорд-Юнион” заполняется до самого последнего из
почти тысячи мест. Предстоит дискуссия, и только. Где, кро¬
ме Оксфорда, дискуссионный клуб собирает народу больше,
чем дискотека? При этом темы дебатов отнюдь не всегда ори¬
гинальны, а правила очень жесткие. Но для студентов нет
иного места, где они могли бы провести целый вечер в ярост¬
ных спорах с живыми Биллом Клинтоном, Диего Марадоной,
Гором Видалом и другими приглашенными звездными орато¬
рами. И потом, лучшей возможности для начала собственной
публичной карьеры и не придумаешь.
Когда тори Майкл Хезелтайн только начинал учебу
в Пемброк-колледже, в первый же вечер за ужином он ударил
ложкой по стакану. Сосед спросил, зачем он это сделал. “Тре¬
233
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
нировка, чтобы стать президентом ‘Оксфорд-Юнион’”, — по¬
ведал ему Хезза. “А зачем тебе это?” — “Это первый шаг к крес¬
лу премьер-министра”. И действительно, в 1954 году Майкл
Хезелтайн возглавил “Оксфорд-Юнион”, да и в Вестминсте¬
ре сделал неплохую карьеру, пусть и не добравшись до самой
вершины. Гладстон, Асквит, Макмиллан, Хит — многие толь¬
ко из британских премьеров начинали свой путь в “Оксфорд-
Юнион”, не говоря уже о министрах, епископах, судьях и
дипломатах, получивших здесь первый опыт в искусстве пу¬
бличных выступлений.
“Объединенное Оксфордское Дискуссионное Сообще¬
ство”, как оно называлось раньше, было основано в 1823 Г°ДУ
группой студентов благородного происхождения. Поначалу
они собирались в колледжах членов сообщества, чтобы не
привлекать чрезмерного внимания. Ведь публичные дискус¬
сии, особенно на политические и религиозные темы, всегда
вызывают подозрения властей предержащих. Но уже в 1830
году, когда его президентом стал выпускник Итона Уильям
Гладстон, клуб обрел собственный облик и самосознание.
Именно в “Оксфорд-Юнион” великий мастер ораторского
искусства впервые проявил свой политический талант — еще
до того, как в двадцать три года попал в нижнюю палату пар¬
ламента. Гладстон четырежды был премьер-министром от
либералов, до восьмидесяти трех лет сохранив способность
по два с половиной часа подряд говорить перед парламентом.
Именно он как-то с гордостью произнес: “Назвать кого-то на¬
стоящим оксфордцем, значит сделать ему самый лестный из
возможных для человеческого существа комплиментов”.
В середине xix века “Оксфорд-Юнион” получил первую
штаб-квартиру на Сент-Майкл-стрит, несколько викториан¬
ских строений из кирпича. Исторический интерес из них
представляет только Старая библиотека — бывший зал для
дебатов, построенный в 1857 году. Помещение в неоготиче-
ском стиле, окруженное галереей, с высокими потолками и
потолочным фризом, на который сейчас едва ли обратили
234
КАК СТАНОВЯТСЯ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРАМИ?
бы внимание, не будь это образец раннего творчества пре¬
рафаэлитов, их героический провал — настенная роспись на
сюжеты из жизни короля Артура. Новое, более просторное
помещение было спроектировано Альфредом Уотерхаузом в
1878 году на вершине парламентского самосознания нации.
Участники дискуссии сидят друг против друга на деревянных
скамьях, разделенных бюстами бывших премьер-министров,
как в нижней палате парламента. Президент клуба восседает
на подиуме во фраке с белой бабочкой, по бокам располага¬
ются казначей и библиотекарь, перед ними — секретарь; это
чисто служебные должности, начиная с 1960-х годов все чаще
занимаемые женщинами. Honourable speakers (приглашенные
ораторы) произносят речи pro или contra перед обитыми лату¬
нью ящиками для писем: здесь звучат резолюции, реплики, а
в конце по удару молотка происходит голосование: ораторы,
и студенты покидают зал через дверь “за” или дверь “против”,
в соответствии со своей позицией. Ритуалы дискуссионного
клуба воспроизводят парламентский прообраз Палаты об¬
щин с почти пародийной точностью, начиная от расположе¬
ния мест и заканчивая делопроизводством.
Здесь обсуждаются важные для нации вопросы, ее “на¬
вязчивые идеи”, фундаментальные этические проблемы и
актуальные кризисные ситуации: Северная Ирландия, отказ
от монархии и смертная казнь, вооруженные операции ООН,
гомосексуализм в армии. “В этом доме верят, что единствен¬
ное решение проблем, стоящих перед этой страной, лежит
в русле социализма”, — гласила резолюция 1932 года. А год
спустя, вскоре после захвата власти Гитлером, состоялись са¬
мые знаменитые за всю историю клуба дебаты, когда некий
студент Сент-Джонс-колледжа выступил с предложением:
“Этот дом ни при каких обстоятельствах не станет сражать¬
ся за своего короля и страну”. Пацифистские умонастроения
шокировали тогда многих англичан, которые посчитали это
предательством родины. После того скандального предложе¬
ния Черчилль никогда более не посещал “Оксфорд-Юнион”.
235
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
И впоследствии резолюции общества время от времени
привлекали внимание: в 1975 году его члены проголосовали
за Европейский союз, в 1991-м — против. В 1996 году резолю¬
ция была удивительно дальновидной: “Этот дом считает, что
Тони Блэр будет великим премьер-министром от консервато¬
ров”.
Важнейшие дискуссии транслировались по ВВС в прямом
эфире как отражающие настроения нации. В других уни¬
верситетах, в том числе и в Кембридже, тоже имеются дис¬
куссионные клубы, но ни один из них не обладает харизмой
“Оксфорд-Юнион”. Не последнюю роль в этом играют при¬
глашенные ораторы. Рональд Рейган, Дуглас Адамс и Далай-
лама, радикально настроенный чернокожий мусульманин
Малькольм Икс, Мать Тереза и Ясир Арафат, Гельмут Шмидт
и Йозеф Бойс, многочисленные писатели — от У.Б. Йейтса
до Тони Моррисона, гуру биржевых тонкостей Джордж Со¬
рос, король рекламы Саатчи — все они выступали в “Оксфорд-
Юнион” без всякого гонорара. Здесь министр обороны США
Каспар Уайнбергер впервые вступил в публичную дискуссию
со сторонником мирного движения, здесь произносил свои
речи Джерри Адамс в те дни, когда ему еще был закрыт доступ
на английское телевидение. “‘Оксфорд-Юнион’ известнее,
чем сам университет”, — сказал как-то лорд Дженкинс, канц¬
лер университета. И не зря Джордж Буш-старший во время
первых теледебатов с блестящим противником Биллом Клин¬
тоном заявил: “Я не профессиональный спорщик. Я не учился
в Оксфорде”. Так что напрасно Буш, простой парень из Йеля,
пытался набрать очки в поединке с бывшим оксфордским сту¬
дентом Клинтоном.
Ежегодное заявление о недоверии правительству Ее Ве¬
личества является таким же ритуалом общества, как и “Про¬
щальные дебаты”, сатирическая пьеса в конце триместра с
основным тезисом вроде такого: “Господь, конечно же, ан¬
гличанин”. За годы существования клуб почти не изменил
правила, но полностью поменял профиль. Если в хгх веке там
236
КАК СТАНОВЯТСЯ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРАМИ?
придерживались в основном консервативных убеждений, то
в 1930-е годы он превратился в форум левых идеологов. С дру¬
гой стороны, политик-лейборист Барбара Касл в 1975 году
увидела в “Оксфорд-Юнион” “кадетский корпус истеблиш¬
мента”. Но и он не избежал влияния духа времени. Наряду
с тяжеловесами политической и культурной жизни в качестве
гостей здесь все чаще выступают представители шоу-бизнеса,
звезды моды и СМИ вроде Джерри Холл или Майкла Джексо¬
на и даже центральные фигуры громких скандалов, такие как
О. Дж. Симпсон и Дженнифер Флауэрс.
Из мужского клуба верхушки среднего класса “Оксфорд-
Юнион” давно превратился в массовую студенческую органи¬
зацию. Десять тысяч членов насчитывается в самом Оксфор¬
де и еще около ста тысяч живет в разных частях света. За
годовой взнос в размере около двухсот евро клуб предлагает
своим членам не только дискуссии. Устраиваются просмот¬
ры кинофильмов, вечера кабаре, викторины и показы мод,
имеются подвальный бар с дискотекой, ресторан, бильярд и
библиотека, располагающая примерно ста тысячами томов
и самыми удобными в городе кожаными креслами. И только
в одной области (правда, самой главной) у общества имеют¬
ся конкуренты из новичков: клуб LChaim Society, созданный
в 1988 году американским раввином Шмуэлем Ботичем. Бли¬
стательный оксфордский Моисей, автор “Еврейского спра¬
вочника супружеских измен” и других бестселлеров на сек¬
суальные темы, постепенно превратил свой дискуссионный
клуб, насчитывающий более двух тысяч представителей раз¬
ных конфессий, во второе по авторитетности студенческое
объединение университета.
237
Убийство в церкви
Св. Фридесвиды,
чаепитие в “Рендолъфе”
Морс даже предположить не мог, что там,
наверху, он обнаружит труп.
Колин Декстер. “Месса
по всем усопшим” (1979)
Несколько дольше, чем фрески в “Оксфорд-
Юнион”, продержался брак Уильяма Морриса
с Джейн Берден, заключенный всего в несколь¬
ких шагах от здания клуба, в церкви Св. Михаи¬
ла. Чужеродно и угловато возвышается ее за¬
падная башня на углу Корнмаркет-стрит и Шип-стрит, реликт
начала xi века. Узкие сдвоенные арочные окна с кряжисты¬
ми колоннами и каркасной конструкцией из камня, long-and-
short-work, весьма характерны для позднего англо-саксонского
стиля. Сама церковь гораздо моложе, а красивейшая ее де¬
таль — витраж из часовни Св. Марии, так называемое “Окно
с лилией”: Христос, распятый на лилии, фрагмент Благове¬
щения xv века.
Башня Св. Михаила у Северных ворот, как она полностью
называется, изначально была построена рядом с северными
городскими воротами; здесь же, частично над этими самыми
воротами, находилась тюрьма. Конец средневековому симби¬
озу был положен сносом ворот в 1771 году.
Позади церкви Св. Михаила еще одна церковь — Св. Марии
Магдалины. Но какая из двух является прототипом церкви Св.
Фридесвиды, где происходит ужасная серия убийств в детек¬
238
УБИЙСТВО В ЦЕРКВИ СВ. ФРИДЕСВИДЫ,ЧАЕПИТИЕ В “РЕНДОЛЬФЕ”
тиве Колина Декстера “Месса по всем усопшим”? Готическая
купель, приторно-сладкий запах ладана, занавес рядом с орга¬
ном, за которым скрывается лестница наверх, в башню — все
эти детали столь искусно сплетены Декстером в одно целое,
что на идентификацию церкви читатель затратит больше уси¬
лий, чем главный инспектор Морс на изобличение убийцы.
С архитектурной точки зрения церковь Св. Марии Магдали¬
ны тоже слегка сбивает с толку, ибо длина ее равна ширине.
С норманнских времен появилось несколько пристроек, мно¬
гое было перестроено в викторианском стиле, “к несказанно¬
му сожалению”, как говорит служительница церкви.
Эта церковь, называемая в народе St. Mary Mags, считается
центром high church (традиционной англо-католической литур¬
гии). Горят свечи перед портретом короля-мученика Карла I,
чей праздник отмечается ежегодно 30 января торжественной
мессой. Поставьте же еще одну свечку всем усопшим и другую
свечку Джону Обри, удивительному биографу, похороненно¬
му в St. Mary Mags в 1697 году.
С северной стороны церкви поднимается Мемориал свя¬
тых мучеников, воздвигнутый в память о протестантских
епископах Кранмере, Латимере и Ридли всего в нескольких
шагах от места их казни. Память героев-еретиков была увеко¬
вечена в 1843 году, в разгар теологических диспутов Оксфорд¬
ского движения. Историки искусства видят в этом создании
Джорджа Гилберта Скотта пример археологически точной
неоготики; студенты — еще одну башню, на которую можно
нахлобучить ночной горшок. Ступени Мемориала святых му¬
чеников популярны в народе как место встречи, но еще попу¬
лярнее бар инспектора Морса в отеле “Рендольф” неподалеку.
Со дня открытия в 1866 году “Рендольф” всеми силами
стремится поддерживать викторианский комфорт. Лучшее
место, чтобы “стильно выпить чаю”, коктейль с шампанским
вроде Dreaming spires или Oxford blue (водка и Кюрасао). В любом
случае, вполне достаточно обедать в “Рендольфе” раз в пять
лет, как и поступают истинные оксфордцы после выборов
239
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
нового профессора поэзии. В “Рендольфе” вывешены иллю¬
страции сэра Осберта Ланкастера к “Зулейке Добсон”, слава
которых во много раз превосходит их качество. Здесь, в баре
Chapters, как он назывался прежде, инспектор Морс отдыхает
от лицезрения трупа в № 310: “Лаура Стрэттон лежала, рас¬
тянувшись на двуспальной кровати. На ней был длинный до
пят пеньюар персикового цвета, а под ним (насколько Морс
мог судить) — ничего. И она была мертва”. Умерла туристка,
пропало произведение искусства — обстоятельства дела из ро¬
мана Колина Декстера “Драгоценность, которая была нашей”
переводят нас прямиком в Эшмоловский музей.
Эшмоловский музей,
Вустер-колледж
Не Наполеон по прихоти своей
Основал Эшмоловский музей.
У бедняги не было шанса,
Ведь он жил обычно во Франции.
Эдмунд Клерихью Бентли
(1875-1956)
В Великобритании около четырехсот университет¬
ских музейных собраний, некоторые междуна¬
родного ранга: таковы коллекции Лондонского
института Курто, Гунтерианская галерея искусств
в Глазго, музей Фицуильяма в Кембридже. Но
только в Эшмоловском музее имеется “камера чудес” — на вто¬
ром этаже, в зале № 27. Китайский кубок цвета гибискуса из
носорожьего рога, косточки вишни и сливы, покрытые ис¬
кусной резьбой, страусиное яйцо, расписанное сценами охо¬
ты, стремена Генриха VIII, ожерелье из кошачьих зубов — эти
странные экзотические предметы выставлены в витринах не¬
большого помещения. Среди них и “платье Виргинского ко¬
роля” — одеяние из оленьей шкуры, украшенное раковинами
моллюсков, в котором некогда, как гласит предание, ходил
индейский вождь, чью дочь звали Покахонтас. И это лишь не¬
которые из “редких и любопытных” вещиц, собранных Джо¬
ном Традескантом и его сыном-тезкой в начале xvii века. Их
“камера чудес” стала ядром Эшмоловского музея.
То, что история музея искусств началась с двух садовни¬
ков, необычно даже для Англии. Джон Традескант-старший
был придворным садовником времен Стюартов, “хранителем
садов, виноградников и шелкопрядов Его Величества”, бота¬
ником и охотником за растениями, которые собирал в иссле¬
241
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
довательских экспедициях. Целью его было все, что достойно
удивления в этом мире, “будь то природное, искусственное, эк¬
зотическое или эксцентрическое”. Собрание, которое его сын
открыл для публики в своем доме в лондонском районе Ламбет,
стали называть “Ковчег Традесканта”. А вот за то, что “Ковчег
Традесканта” осел в Оксфорде, нужно благодарить Элиаса Эш-
мола. Роскошный, слегка высокомерный джентльмен в пари¬
ке с длинными локонами, красном бархатном камзоле с золо¬
тыми наградными цепями, полученными за “Историю Ордена
Подвязки”, — таким изображает его написанный в 1681 году
портрет в резной раме работы Гринлинга Гиббонса, имеющей
большую художественную ценность, чем сам портрет.
В результате сомнительного судебного процесса Элиас
Эшмол унаследовал коллекцию редкостей своего друга Джона
Традесканта-младшего и, присоединив собственное собрание
(главным образом нумизматическое), пожертвовал все это
университету. В новом музее с его естественно-научным учеб¬
ным центром, открытым в 1683 году на Брод-стрит, собрание
Эшмол а выглядит довеском. Старый Эшмоловский музей не
имел никакого отношения к искусству. Изменения произош¬
ли лишь в XIX веке, когда университет построил специальное
здание для накопившихся в его собственности скульптур, кар¬
тин, рисунков, археологических находок. Галерея открылась
в 1845 Г°ДУ “ это Новый Эшмоловский музей, как он офици¬
ально называется с 1908 года.
Заказчик требовал здание с “греческим характером” и
Чарлз Роберт Кокерелл, архитектор Банка Англии, построил
его. Неоантичными элементами он украсил строение, возво¬
дившееся в то время, когда на континенте стиль этот давно вы¬
шел из моды. С гор Аркадии, из храма Аполлона Эпикурейско¬
го в Бассах Кокерелл перенес в Оксфорд ионические колонны
монументального портика в самый центр Эшмоловского музея,
над фронтонными скульптурами которого царит Аполлон.
Этот античный классицизм наделил здание скорее барочной
выразительностью: выступающий вперед боковой флигель,
242
ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ, ВУСТЕР-КОЛЛЕДЖ
более высокий, чем средняя часть здания, белый портленд¬
ский известняк в противовес желтоватому батскому камню.
В восточном флигеле, выходящем на улицу Сент-Джайлс-стрит,
тема колонн достигает кульминации в колоссальной иониче¬
ской колоннаде; фриз ее капители венчают четыре женские
фигуры. Это вход в Institutio Tayloriana (Тейлоровский центр) и
скульптуры на фасаде персонифицируют страны, чьи языки
изучаются здесь с 1845 года: Францию, Италию, Германию и
Испанию. Центр получил свое имя в честь сэра Роберта Тей¬
лора, архитектора XVIII столетия, оставившего свое имущество
университету “в поощрение изучения европейских языков”.
Один из специалистов по сравнительным исследовани¬
ям Тейлоровского центра, полиглот, был выходцем из Герма¬
нии — индуист и исследователь мифов Макс Мюллер, викто¬
рианский энциклопедист, прославившийся в Оксфорде тем,
что стал основателем сравнительного религиоведения.
В глазах посетителей Эшмоловский музей имеет одно нео¬
ценимое преимущество: он гораздо меньше, чем Британский
или Национальная галерея, а качество не менее высокое. Что
касается рисунков старых мастеров, археологии, истории
Восточной Азии, оксфордские экспонаты даже значитель¬
нее тех, которыми располагают лондонские большие музеи.
Даже античная галерея на первом этаже: римские мраморные
скульптуры, портретные бюсты, надгробные стелы необык¬
новенной красоты сами по себе являются раритетами, а цен¬
тральный экспонат коллекции — знаменитые каменные четки
(Arundel Marbles), восходящие к Томасу Говарду, графу Арондей-
лу, первому английскому знатоку классики в xvii веке.
Пройдемся по первому этажу. Рядом с египетскими залами
находится кабинет Восточно-Азиатской культуры, не уступаю¬
щий собранию из музея Виктории и Альберта: ранняя керами¬
ка династий Сун и Хань, бело-голубой фарфор династии Мин,
индийские книжные иллюстрации и царящий над всем этим
медитативный покой духовного учителя — фигура китайского
Бодхисаттвы из фигового дерева, датируемая xiii веком.
243
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
На втором этаже Эшмоловского музея заслуживают вни¬
мания прежде всего археология и европейское искусство. Ки-
кладские идолы, бронзовые фигурки из Луристана, статуэтки
этрусков, ассирийские барельефы из дворца Нимрода — все
это было найдено во время легендарных раскопок, организо¬
ванных в том числе и оксфордскими археологами, самый зна¬
менитый из которых, сэр Артур Эванс, раскапывал Кносский
дворец. Благодаря ему Эшмоловский музей обладает теперь
самым богатым собранием минойского искусства за преде¬
лами Крита. Есть там кувшин с танцующими каракатицами,
каких вполне мог бы нарисовать Пикассо. Одно только гон¬
чарное искусство — вазы с черными и красными фигурками,
чаши, амфоры, лекифы, — по экспонатам читается история
развития и одновременно панорама повседневной жизни
Греции и ее мифология.
Но если бы у меня было совсем мало времени, я пошел
бы прямиком в зал Ренессанса, №39. От Мадонн Джотто,
Беллини, Джорджоне до “Джакомо Дориа” Тициана и манье-
ристского парадного портрета Джованни де Медичи кисти
Бронзино; от cassones (расписных сундучков) до табличек сло¬
новой кости — какое богатство! Одна сияющая ночная сцена
является неизменной звездой этого зала — “Охота в лесу” Пао¬
ло Учелло, шедевр математической точности и живописной
страстности, столь убедительный, что мне каждый раз кажет¬
ся, будто я слышу крики загонщиков, раздающиеся из их ши¬
роко разинутых ртов. Бронзовые скульптуры Возрождения
составляют лишь часть весьма значительного собрания скуль¬
птур Эшмоловского музея.
Только один штрих в зале №43: мраморный бюст молодо¬
го Кристофера Рена, один из исполненных жизни бюстов ан¬
глийского барокко (Эдвард Пирс, 1673).
Как будто случайно на втором этаже в лестничном вести¬
бюле Эшмоловский музей демонстрирует один из самых цен¬
ных своих экспонатов. Нажатие кнопки, и из сумерков витри¬
ны выплывают головы, руки, агония распятия, грива дикого
244
ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ, ВУСТЕР-КОЛЛЕДЖ
жеребца, падающий рыцарь — рисунки Рафаэля, Микелан¬
джело, Тициана. И это, конечно, лишь мимолетный взгляд в
понятный всем мир рисунков старых мастеров.
В зале офортов (по предварительной записи) можно уви¬
деть и другие, в том числе шестьдесят восемь рисунков Рафаэ¬
ля — самое репрезентативное в мире музейное собрание. Все
они из коллекции художника сэра Томаса Лоуренса, как и пять¬
десят четыре наброска Микеланджело. Но это только малая
часть собрания. Боттичелли, Гуэрчино, Тьеполо, Грюневальд,
Дюрер, Гольбейн, Рембрандт, Ватто — едва ли хотя бы одно из
великих имен отсутствует в зале офортов Эшмоловского музея.
В собственности музея имеется и значительное собрание
немецких рисунков хгх века. Ядро коллекции — дары эми¬
грантки из Берлина, специалистки по истории искусства Гре¬
ты Ринг, племянницы Макса Либермана.
Фонды музея постоянно расширяются: и за счет коллек¬
ции рисунков Тёрнера, переданной Джоном Рёскином (в до¬
полнение к собственным работам), и за счет наследия импрес¬
сиониста Камиля Писсарро, чей сын Люсьен перебрался на
жительство в Англию. Великие английские акварелисты Томас
Гертин, Джон Селл Котмен, Дж. М. У. Тёрнер представлены в
Эшмоловском музее так же основательно, как сатирик Томас
Роулендсон, романтический визионер Сэмюэль Палмер и Эд¬
вард Бёрн-Джонс, чей расписной свадебный шкаф, некогда
подаренный Уильяму Моррису, ныне украшает зал прерафаэ¬
литов на третьем этаже. Там же можно увидеть и удивительное
собрание голландских натюрмортов, ботанических шедевров
xvii века.
Соответствующие специалисты давно знают о “своих” по¬
мещениях: о залах раннего вустерского фарфора и ювелирных
украшений мастеров-гугенотов, о кабинетах медалей и монет,
часов, гравированного стекла и о молчаливом мире коллекции
Хилла в самом конце. Звездой этого исторического собрания
музыкальных инструментов является скрипка Страдивари
1716 года. Рассказывают, что один из ее владельцев постоян¬
245
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
но о ней говорил, но никому не показывал, пока кто-то не усо¬
мнился — мол, скрипка его подобна Мессии: его обещают, а он
все не является. Сейчас знаменитая скрипка-мессия занимает
отдельную витрину. И еще одно, последнее, сокровище Эшмо-
ловского музея, вокруг которого разворачивается интрига в
романе Декстера “Драгоценность, которая была нашей”. Это
так называемая “Драгоценность Альфреда” из золота, эмали
и горного хрусталя. “Заказано мне Альфредом” — гласит над¬
пись; возможно, это фрагмент подсказки для чтения рукопи¬
сей времен короля Альфреда (871—899).
В хх1 век Эшмоловский музей вступил, обзаведясь при¬
стройкой в неоклассическом стиле ретро, последней судоро¬
гой постмодерна. Ротонда в виде греческого круглого храма
ведет от Сент-Джонс-стрит в новую Саклеровскую библиоте¬
ку, построенную Робертом Адамом (2001) — часть проекта рас¬
ширения, включающего также галерею китайской живописи
XIX и хх веков, центр античного искусства (Evans &Shalev) и
галерею современного искусства. Там мы, возможно, скоро
вновь увидим единственного в Эшмоловском музее Сезанна,
украденного в ночь смены тысячелетий 2000 года.
Эшмоловский музей не может пожаловаться на соседей.
Улица Бомонт-стрит представляет единственный в Оксфорде
георгианский уличный ансамбль, сохранившийся в перво¬
зданном виде. Он был построен в 1822—1833 годах. Фасады
стоящих в ряд трехэтажных домов сложены из тесового кам¬
ня, и пропорции их не менее совершенны, чем отдельные де¬
тали: портики с колоннами, дверные ручки, кованые балкон¬
ные решетки. На Бомонт-стрит квартируют преимущественно
адвокаты, врачи, маклеры и архитекторы. Неплохое капита¬
ловложение для построившего их Сент-Джонс-колледжа, ведь
эти дома по-прежнему принадлежат ему.
На южной стороне Бомонт-стрит, наискосок от Эшмолов-
ского музея, в 1938 году открылся театр, самый именитый из
четырех театров Оксфорда. Лондонские театральные звезды
Дирк Богарт и Алек Гиннесс, играли на этой сцене, а в 1966
246
ЭШМОЛОВСКИЙ МУЗЕЙ, ВУСТЕР-КОЛЛЕДЖ
году в спектакле Кристофера Марлоу “Доктор Фауст” сыгра¬
ли даже две голливудские суперзвезды — Ричард Бёртон и
Элизабет Тейлор. Для Ричарда Бёртона это был своего рода
домашний спектакль, ведь он полгода изучал англистику в
Эксетер-колледже — вполне достаточно, чтобы в качестве old
boy получить право на грант, из которого, собственно говоря,
и вырос театр Бёртона и Тейлор. В этом театре проходили
премьеры большинства постановок Оксфордского универси¬
тетского драматического общества, и для многих эта студен¬
ческая сцена стала трамплином к мировой славе — не только
для Роуэна Аткинсона (известного как Мистер Бин), но и для
Мэгги Смит, Майкла Пейлина, Джона Шлезингера, Кеннета
Тинэна и Линдсея Андерсона, которые, будучи студентами
Оксфорда, входили в Драматическое общество (OUDS).
Бомонт-стрит заканчивается Т-образным перекрестком
или, лучше сказать, упирается прямо в классический фасад
Вустер-колледжа. Оказавшись в его первом, входном дворе
с огромным газоном, фанаты Льюиса Кэрролла, нигде не за¬
держиваясь, устремляются к узкой остроконечной арке в юго-
западном углу. Сейчас вам пригодятся воспоминания о Стране
чудес, чтобы последовать за Алисой, когда она заглядывает в
“самый прекрасный сад на свете”. На самом деле небольшой
тоннель ведет в ландшафтный садик с озером. Настоящая
Алиса Лидделл нередко приходила сюда с Льюисом Кэррол¬
лом, чтобы покормить уток на озере. Парк, расположенный
на берегу Оксфордского канала, когда-то основательно забо¬
лоченного, был разбит в 1817 году — с аккуратными газонами,
продуманными группами деревьев, извилистыми дорожками
и озером в форме вьющейся ленты. До сих пор это идеальная
природная сцена для летнего суденческого театра. Здесь в при¬
сутствии самого Льюиса Кэрролла ставили и “Алису в Стране
чудес”: благотворительное мероприятие, когда публика ничего
не платила за вход, зато покинуть сад могла только за деньги.
В июне 1949 года в парке состоялась премьера шекспиров¬
ской “Бури” с магическим финалом на ночном озере. Режис¬
247
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
сером был Невилл Когхилл, наставник У. X. Одена и “первый,
кто понял, как со мной обращаться”, как вспоминает Питер За-
дек. Сын еврейских эмигрантов из Берлина, Задек вспоминал
школьные и университетские годы в Оксфорде (Сент-Джонс-
колледж) как “сплошную полосу неудач”, за исключением по¬
лученных здесь импульсов к будущей театральной карьере.
Своим основанием Вустер-колледж (1714) обязан некоему
баронету из Вустершира. Третий колледж на землях западной
оконечности города, где еще в 1283 году появился колледж ор¬
дена бенедиктинцев. После Реформации от Глостер-колледжа
осталось лишь несколько скромных, покрытых каменными
плитами коттеджей, южный флигель нынешнего ансамбля
Мейн-квод — средневековый фрагмент, только потому и вы¬
живший среди классицистических соседей, что деньги на
строительство закончились. Аркады лоджии центрального
входа объединяют в единое целое актовый зал и часовню пер¬
вого этажа с библиотекой на втором.
Только у Вустер-колледжа есть такая часовня, с интерье¬
ром высокой викторианской эпохи от Уильяма Бёрджеса
(1864—1866). Бёрджес, тогда еще молодой архитектор, при¬
думал масштабный проект внутреннего убранства, теологи¬
чески идущий столь же далеко, как и стилистически. Вирту¬
озное попурри из ассирийского, помпейского и японского
стилей с использованием библейских символов, мотивов Ква¬
троченто, включавший ручную работу в различных техниках
по разным материалам: настенную роспись, живопись по сте¬
клу (Генри Холидей), мозаичный пол, алебастровый пюпитр,
резьбу по дереву на спинках скамей — единороги и совы, но¬
сороги, гиппопотамы, пеликаны и курицы, крокодилы и сло¬
ны, черепаха, муравьед и даже птица Додо — как будто здесь,
в часовне у озера, высадился Ноев ковчег. Не менее экзотич¬
но звучит и другая весьма распространенная здесь легенда о
том, что австралийский медиамагнат Руперт Мёрдок в быт¬
ность студентом колледжа кокетливо украсил свою комнату
бюстом Ленина на каминной полке.
248
Миллионеры и методисты:
между Наффилд-колледжем
и Сент-Питер-колледжем
Богатые давно уже жертвуют недостаточно.
Лорд Наффилд (1877—1963)
Неуклюжая башня с верхушкой цвета медного ку¬
пороса главенствует на фоне неба в западной
части города. Это башня Наффилд-колледжа —
аутсайдер среди “грезящих шпилей”, новичок,
столь же угловатый и своевольный, как и его
создатель лорд Наффилд. Он сделал состояние на производ¬
стве автомобилей марки “Моррис” и добился дворянства как
филантроп, учредивший множество разнообразных фондов.
Его колледж, основанный в 1937 году, должен был выпускать
инженеров и экономистов, но быстро превратился в маги¬
стратуру и аспирантуру по общественным наукам. “Это чер¬
тов Кремль, где за мои деньги учатся левые”, — ворчал лорд
Наффилд.
С архитектурной точки зрения основатель получил имен¬
но то, чего хотел: здания построены в котсуолдском стиле за¬
городного строительства: фронтоны, окна с каменными пере¬
мычками, крыши из колливестонских каменных плит, отзвук
манхэттенского art deco и высотное здание библиотеки, кото¬
рое тоже отлично смотрелось бы на Гудзоне. Остин Харри¬
249
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
сон, в то время правительственный архитектор в Палестине,
спроектировал Наффилду этот колледж в 1939 году; построен
он был уже после войны, а закончен лишь в i960 году. Уже тог¬
да навеянный Лаченсом облик из эпохи 1930-х годов оказы¬
вал ностальгическое воздействие. В усадебно-академическую
идиллию включен и пруд во внутреннем дворе, отражающий
несколько иной мотив: в прошлом здесь разгружали уголь,
прибывший из Стаффордшира, и лишь перед началом строи¬
тельства колледжа эта часть Оксфордского канала была засы¬
пана. Хайт-бридж отмечает нынешнюю оконечность канала и
начало буксирной тропы, по которой можно пешком пройти
вдоль канала до Иерихона и дальше.
Напротив Наффилд-колледжа высится зеленый остов
Оксфордского замка. На покрытом травой холме стояла де¬
ревянная башня 1071 года, а у подножия крепостного вала —
часовня Св. Георгия. Ее норманнская крипта сохранилась, как
и массивная западная башня, однако обе давно уже недоступ¬
ны, так как в единственном внутреннем дворе замка с 1785 по
1996 год размещалась тюрьма Ее Величества. Как во всех по¬
добных исправительных учреждениях, здесь занимались тя¬
желой монотонной работой; hanging cell (камера повешения),
где еще в 1950-е годы совершались казни, помещалась в башне
часовни. С башней связана история побега, разыгравшаяся в
декабре 1142 года, во время гражданской войны между коро¬
лем Стефаном и Матильдой, дочерью Генриха I. После много¬
недельной осады Оксфордского замка Матильда спустилась
из башни по канату и, одетая в белое, бежала по заснеженным
полям в сторону Уоллингфорда.
Чем романтичнее история, тем мрачнее реальность: это
простое правило для туристов подтверждается и в данном
случае. Рядом с бывшей тюрьмой, которую предполагается
перестроить в отель с фитнес-комплексом наряду с музеем и
историческим центром, власти графства построили свое ад¬
министративное здание в неонорманнском стиле. Напротив
расположен Вестгейтский торговый центр, а рядом с ним —
250
МИЛЛИОНЕРЫ И МЕТОДИСТЫ
новое нагромождение бетона в виде многоэтажной автосто¬
янки. В этих урбанистических джунглях оставалось лишь два
светлых пятна: ночлежка Саймон-хауз (на Парадиз-стрит, где
францисканцы когда-то имели свой сад) и пивоварня Морел¬
ла. В ней, на Сент-Томас-стрит, с 1782 года варили изысканное
пиво. Солод из Уоллингфорда, хмель из Вустера, вода из Кот-
суолда и Чилтерн-хиллз — все это придавало пиву несравнен¬
ный вкус. На чугунных воротах львы с герба Мореллов под¬
нимали вверх веточку хмеля, но, увы, недостаточно высоко.
Последняя семейная пивоварня в Оксфорде наконец закры¬
лась, и “Львиная пивоварня”, как ее еще называли, превра¬
тилась в жилой квартал. Возможно, Св. Фома, чье имя носит
Сент-Томас-стрит, не стал бы плакать об этом, но я определен¬
но грущу.
Из семьи Мореллов вышел, например, адвокат Филип
Морелл, депутат парламента и пацифист. Его жена, эксцен¬
тричная леди Оттолайн, в своем имении Гэрсингтон воз¬
ле Оксфорда имела салон, где в 1913 году высшее общество
смешивалось с “интеллектуальным андеграундом” (Леонард
Вулф), как солод с хмелем.
Параллельно Корнмаркет-стрит — и тут мы возвращаемся
к исходному пункту нашей прогулки — идет одна из старей¬
ших оксфордских улиц — Нью-Инн-Холл-стрит. Когда-то ее
называли переулком Семи смертных грехов, пока она не ста¬
ла центром нонконформистского благочестия. В доме №33
по Нью-Инн-Холл-стрит 14 июля 1783 года Джон Уэсли читал
одну из своих проповедей, столь беспокоивших англиканский
истеблишмент. В этом коттедже из бутового камня с широки¬
ми ступенчатыми окнами, первом молельном доме оксфорд¬
ских методистов, сегодня живут студенты Брасенос-колледжа.
Колледжу принадлежит и половина улицы, включая Фруин-
холл, где в Средневековье располагался учебный конвент ав¬
густинцев. Хотя один из корней методизма находится в Ок¬
сфорде, Джон Уэсли нашел здесь очень мало последователей,
несмотря на свой гений проповедника и аналогичный талант
251
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
его ученика Джорджа Уайтфилда. Лишь в 1878 году, когда нон¬
конформисты были официально допущены к обучению, ме¬
тодистская община достаточно окрепла и построила на своей
улице большую церковь — Мемориальную церковь Уэсли.
Поблизости между двумя церковными башнями в 1929
году епископ Ливерпульский заложил Сент-Питерс-колледж.
Кто начинает с таким опозданием, да еще почти в самом цен¬
тре города, вынужден считаться с более древним окружени¬
ем. Главным входом в колледж стал георгианский пасторский
дом, колледжской часовней — викторианская приходская
церковь Св. Петра, а ректор въехал в бывшую штаб-квартиру
компании Оксфордского канала, чья эмблема до сих пор вид¬
на над портиком. С тех пор Сент-Питерс-колледж заполнил
новостройками каждый уголок, превратившись в некий ар¬
хитектурный конгломерат, в котором, однако, студенты чув¬
ствуют себя неплохо. Один из них, Эдуард Акуфо-Аддо, стал
президентом Ганы, а изучавший здесь юриспруденцию Кен
Лоуч — знаменитым кинорежиссером.
К северо-востоку
от Мемориала мучеников
Однажды побивав в Оксфордском университете,
ты навсегда утрачиваешь способность верить тому,
что говорят.
Луис Макнис. “Осенний журнал” (1938)
Как в воронку, сливаются здесь две улицы, обра¬
зуя Сент-Джайлз-стрит, направленную с севера к
центру. Giler на местном наречии — самая широ¬
кая улица в Оксфорде, обрамленная платанами,
образует роскошный зеленый въезд в город. Она
своенравно выгибается и извивается под асфальтом, а ее сто¬
роны не хотят идти параллельно друг другу. Едва начавшись
около церкви Сент-Джайлз, она тут же останавливается возле
Мемориала мучеников, как будто решает, что это в конце кон¬
цов не место для длинного бульвара.
Улица и церковь названы в честь Св. Эгидия, одного из
четырнадцати покровителей калек и бродяг, особенно попу¬
лярного в эпоху Средневековья. Его день отмечается 1 сентя¬
бря, и из этого церковного праздника постепенно выросла
ежегодная ярмарка Св. Джайлза. Она проходит каждый год
в понедельник и вторник после дня Св. Джайлза. Это одна из
последних больших ярмарок, популярных в средневековой
Англии, — народный праздник, объединяющий town и gown,
город и предместье, созывая их всех на улицу, названную в
честь святого заступника, которую на два дня закрывают для
движения и отдают во власть временных подмостков, пере¬
253
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
движных тиров, каруселей и рингов, где друг с другом борют¬
ся девушки в корсетах и черных чулках. В остальные дни здесь
вновь воцаряются академики и теологи. Доминиканцы, бене¬
диктинцы, представители Англиканской церкви, баптисты и
квакеры — тут обосновалось на удивление много религиозных
общин.
В прекрасной симметрии улицу с двух сторон обрамляют
два колледжа и два паба: “Орел и дитя” напротив “Флага и
ягненка”, а Сент-Джонс-колледж — напротив Сент-Кросс-кол-
леджа. Так что каждый найдет здесь то, в чем нуждается.
Из XVIII века, когда вокруг Сент-Джайлз-стрит стало фор¬
мироваться предместье, прародитель нынешнего северного
Оксфрда, на ней сохранилось несколько добротных домов в
георгианском стиле: там размещались профессорские кварти¬
ры, адвокатские конторы, университетские службы. На запад¬
ной ее стороне, рядом с Тейлоровским центром, доминикан¬
цы в 1921 году построили монастырь с семинарией — Blackfriars
(доминиканцы, букв.: черные братья). Это произошло через
семьсот лет после того, как в 1221 году они же основали здесь
первый оксфордский холл. Этот орден дал стране многих
влиятельных ученых и проповедников, пока Реформация не
изгнала доминиканцев из страны. Сегодня Blackfriars считает¬
ся самой либеральной католической общиной в городе и при¬
нимает одинаково активное участие в дискуссиях о борьбе со
СПИДом и о защите окружающей среды.
Рядом с Blackfriars расположился Пьюзи-хауз, названный в
честь викторианского ученого Эдварда Пьюзи, одного из ли¬
деров Оксфордского движения. В 1884 году на базе теологи¬
ческой библиотеки Пьюзи образовался Англо-католический
институт, “Дом священной учебы”, который ныне делит зда¬
ние с Сент-Кросс-колледжем. А в соседнем неоклассическом
здании, построенном после 1939 года уже на Пьюзи-стрит,
размещается ныне оплот баптизма, Риджентс-парк-колледж.
Но прежде чем продолжить прогулку по “благочестивей¬
шей миле Оксфорда” по направлению к колледжу бенедик¬
254
К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ МЕМОРИАЛА МУЧЕНИКОВ
тинцев Сент-Бенет-холл, рекомендую заглянуть в паб “Орел и
дитя”, поистине экуменическое место.
Эта открытая в 1650 году таверна стала любимой для
Дж. Р. Р. Толкиена, К. С. Льюиса и их друзей, известных как
инклинги*. “Нет, только не еще один чертов эльф!” — стонал
здесь К. С. Льюис во время очередного чтения фантастиче¬
ских историй Толкиена. Между 1939 и 1962 годами инклинги
регулярно собирались в “Кроличьем зале” с деревянной об¬
шивкой, где в клубах табачного дыма вели мужской разговор
о хоббитах, Беовульфе и последних колледжских сплетнях.
На вывеске паба “Орел и дитя”, называемого местными
завсегдатаями “Птичка и малыш”, изображен классический
сюжет: орел, похищающий очаровательного юношу Ганимеда,
на которого положил глаз Зевс. Не столь уж далека от класси¬
ческой мифологии и христианская иконография, прочиты¬
ваемая на вывеске паба напротив. “Флаг и ягненок” назван по
атрибутам Иоанна Крестителя, и под этими символами в тени
каштанов собираются в основном студенты близлежащего
Сент-Джонс-колледжа, которому он и принадлежит примерно
с 1695 года.
* Литературная группа Оксфордского университета, существовавшая в
193°—195°_х годах. Главными членами группы были Дж. Р. Р. Толкиен, К. С.
Льюис, О. Барфилд и Ч. Уильямс. На собраниях группы были впервые зачи¬
таны многие фрагменты из произведений Толкиена и Льюиса.
Колледж Тони Блэра:
Сенш-Джонс-колледж
Я никогда не выносил оксфордскую интеллекту¬
альную элиту. Они будто аршин проглотили!
Тони Блэр (1994)
Двадцать пятый премьер-министр Великобритании,
“сделанный в Оксфорде” — Тони Блэр, — в студен¬
честве был блестящим солистом рок-группы Ugly
Rumours (“Грязные сплетни”), а вовсе не блестя¬
щим оратором дискуссионного клуба “Оксфорд-
Юнион”. В 1980 году, через пять лет после выпускного эк¬
замена по юриспруденции, он вполне в оксфордском стиле
справил свадьбу в часовне Сент-Джонс-колледжа.
Колледж, где он учился, настолько богат, что даже его
водосточные желоба покрыты позолотой. Говорят, отсюда
можно дойти до Кембриджа, не покидая колледжских земель.
Хотя это, может быть, и преувеличение, но твердо известно
одно: колледжу принадлежит значительная часть Северно¬
го Оксфорда, лондонского Вест-Энда и обширные угодья в
Швейцарии — в общем, вполне достаточно, чтобы почти че¬
тыреста студентов провели в его комфортабельных стенах са¬
мые замечательные годы жизни. Правда, взамен от них ожи¬
дают высоких академических успехов.
Главный фасад с двумя башнями, обрамляющими главный
вход, тянется вдоль Сент-Джайлз-стрит так долго, словно
здесь расположился не один колледж, а два. И действительно,
25б
КОЛЛЕДЖ ТОНИ БЛЭРА
в стенах Сент-Джонс-колледжа прячутся остатки цистерциан-
ского колледжа Св. Бернара, основанного в 1437 году и про¬
существовавшего два столетия. Под названием Collegium Divini
Baptistae Johannis (Коллегия Божественного Крестителя Иоан¬
на) он был заново основан в 1555 году сэром Томасом Уайтом,
лондонским бургомистром и торговцем сукном. Уайт председа¬
тельствовал в гильдии портных, святым заступником которой
является Иоанн Креститель. Королевское покровительство
взяла на себя католичка Мария Тюдор. У истоков колледжа
стояла антиреформация, и когда при Елизавете I католиков
вновь стали преследовать, одной из жертв оказался знамени¬
тый преподаватель колледжа иезуит Эдмунд Кэмпион.
В стенах этого колледжа наиболее интересны две вещи:
ансамбль Кентербери-квод и сад — то и другое производит
самое необыкновенное впечатление. Всего в Сент-Джонс-кол-
ледже шесть внутренних дворов. За самым старинным из них,
Фронт-кводом, с его совершенным по форме круглым газо¬
ном, вписанным в квадрат двора, расположен следующий, где
очень много зелени. На посетителя нежданно снисходят по¬
кой и ощущение величия. Из тени полукруглых аркад на фоне
зеленого газона видна колоннада расположившегося напро¬
тив западного флигеля.
Повсюду царят симметрия и на первый взгляд совер¬
шенная гармония. А ведь с архитектурной точки зрения
этот заложенный в 1631 году двор представляет собой пол¬
ное смешение стилей — нагромождение готических, клас¬
сических, барочных и совсем уж неожиданных элементов.
В Кентербери-кводе впервые в Оксфорде первый этаж пред¬
ставляет собой открытую террасу. Аркады в стиле франко¬
итальянского Ренессанса, над ними узкие, готические окна и
венец из зубцов. Главные арки обоих аркадных флигелей, вы¬
деленные двухэтажным фронтисписом, с парными колонна¬
ми и арочным фронтоном в стиле барокко, обрамляют статуи
королевских особ в нишах — свинцовые скульптуры Карла I и
Генриетты-Марии (1633) работы Хубера Ле Суэра.
257
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
В присутствии монаршей четы архиепископ Кентербе¬
рийский Уильям Лауд в 1636 году открывал этот роскошный
архитектурный ансамбль, свой Кентербери-квод, строитель¬
ство которого он, будучи канцлером университета и бывшим
ректором Сент-Джонс-колледжа, организовал и финансиро¬
вал. Но кто же был архитектором? Может быть, Адам Бра¬
ун, лондонский плотник-виртуоз, которому Лауд заказывал
работы в лондонском Ламбете и в других местах? Или коро¬
левский зодчий Николас Стоун? В документах упоминаются
только имена ассистентов, проводивших некоторые отделоч¬
ные работы по камню в Кентербери-кводе — к примеру, ваяте¬
ли бюстов Добродетелей и artes liberates (свободных искусств)
для надсводных частей аркад.
Архиепископ Лауд, величайший благотворитель Сент-
Джонс-колледжа, был казнен во время гражданской войны
как предатель родины вместе со своим королем. Теперь, как
гласит молва, оба они играют своими головами в боулинг
в библиотеке Кентербери-квод после наступления сумерек.
Лауд похоронен в часовне, а та самая шапочка, в которой он
поднимался на эшафот ю января 1645 года, хранится в Ста¬
рой библиотеке. В библиотеке хранится также его дневник,
восточные рукописи и другие раритеты из его наследия. К со¬
кровищам библиотеки принадлежат также инкунабулы лон¬
донского печатника Уильяма Кэкстона, письма Джейн Остин,
архив Роберта Грейвза (автора “Белой Богини”), защитивше¬
го здесь диссертацию о “поэтическом безрассудстве” в 1924
году, и рукописи поэта А. Э. Хаусмана, провалившего экзамен,
но впоследствии преподававшего латынь в Кембридже.
“Оксфорд ужасал меня. Мальчики из публичных школ ужа¬
сали меня. Доны ужасали меня” — такой итог времени, про¬
веденному в Сент-Джонс-колледже, подвел еще один великий
английский лирик Филип Ларкин. Для него самого этот пе¬
риод увенчался в 1943 году незадолго до выпускного экзаме¬
на созданием романа-монолога девочки-школьницы (“Джил,
1946): “Я провожу время, сочиняя непристойный лесбийский
258
КОЛЛЕДЖ ТОНИ БЛЭРА
роман в форме школьной истории. Получаю большое удо¬
вольствие”.
В самой оконечности Кентербери-квода позади тоскан¬
ских колонн притаились небольшие ворота. Что там еще, за
этим архитект урным шедевром? Как часто бывает в Оксфор¬
де, самые крошечные дверцы ведут к самым большим чудесам.
И вот перед нами широкая поверхность луга: долгий зеленый
выдох, столь необходимый глоток воздуха после перенасы¬
щенной камнем архитектуры Кентербери-квода. Одно из
мест, предназначенных, по восторженному суждению Генри
Джеймса, для того, чтобы “вечно лежать в траве, пребывая в
счастливой уверенности, что жизнь — не что иное, как старый
английский сад, а время — бесконечные в Англии послеполу¬
денные часы”.
Старший садовник Сент-Джонс-колледжа имеет титул
Хранителя дубрав. Под его руководством целые поколения
ботаников-любителей приносили в колледжский сад все, что
считали прекрасным и необычным из местной и экзотиче¬
ской флоры, в первую очередь деревья: тюльпанное дерево,
багряник, гималайский кедр, давидию, эвкалипт, редкие виды
дубов, причудливо искривленный гамамелис. Одних только
падубов здесь двести пятьдесят, а всего около двух тысяч пя¬
тисот видов деревьев и кустарников. “Во всем королевстве
нет больше ничего подобного”, — заявил однажды, как гово¬
рят, Георг III, посетивший сад Сент-Джонс-колледжа в 1785
году. Сады колледжей всегда были излюбленным приютом
для любовных утех донов. Один из дневников, датированный
1825 годом, описывает, как некий весьма уважаемый препо¬
даватель был застигнут в саду Сент-Джонс-колледжа в час дня
на месте преступления с дочерью проктора. “Какой стыд! По¬
чтенный старец поспешно застегнул брюки и снялся вместе
с возлюбленной в направлении садов Тринити-колледжа, где,
возможно, возобновил свои игры”.
Кованая калитка соединяет сад со следующим кварталом —
Гарден-кводом, построенным в 1993 году. Его лекционные
259
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
залы и студенческие квартиры спроектировал Ричард Мак¬
кормик — серию прямоугольных башен из желтого кирпича,
кремового бетона, дерева и стекла. Башни елизаветинского
Хардвик-холла, висячие купола Джона Соуна, распростертые
над пространством подобно крыльям летучей мыши, — Мак¬
кормик охотно подхватывал элементы подобных стилей, во¬
площая их в материале и духе эпохи модерна. Через отвер¬
стие в куполе прямо из полуподвального этажа видно небо,
конические своды куполов во внутренних помещениях рас¬
писаны облаками. Своими новейшими сооружениями Сент-
Джонс-колледж не устает демонстрировать, что и в сложном
деле соединения традиционной и современной архитектуры
он заметно удачливее остальных.
Энергичные дамы
из Сомервилла
Леди-Маргарет-холл - для леди,
Колледж Св. Хильды для игр,
Сент-Хъюз-колледж для веры,
А Сомервилл для мозгов.
Слоган женских колледжей (1920)
Как вилка камертона разделяется надвое Сент-
Джайлз-стрит: справа — Бэнбери-роуд, слева —
Вудсток-роуд. Давайте же пойдем за колоколами
церкви Сент-Джайлз, только уже не в церковь,
а в дом приходского священника по адресу:
Бэнбери-роуд, 1. Трудно придумать лучшее начало для улицы,
чем этот старинный дом, где теперь находится маленькая уют¬
ная гостиница. Именно здесь в 1877 году жил Оскар Уайльд,
когда он был студентом, и в рекламном буклете гостиницы не
без иронии цитируется его замечание о последнем, доволь¬
но обветшавшем жилище изгнанника в Париже: “Либо уберут
эти обои, либо я уберусь отсюда!”
Рядом от Вудсток-роуд отделяется Литтл-Кларендон-стрит,
где есть достаточно кафе, бистро и бутиков, чтобы отвлечь
ваше внимание от бетонной громады университетского адми¬
нистративного здания. Из общего ряда эта улица выбивалась
уже в XIX веке. В помещении над одной из здешних булочных
собирались на лекции по истории Греции первые оксфорд¬
ские студентки, Sommeruillians. Таким было скромное начало
Сомервилл-колледжа, второго в Оксфорде чисто женского
колледжа, основанного в 1879 году. Первые двенадцать сту¬
261
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
денток жили на съемной викторианской вилле, Уолтон-хаус,
между Редклиффским госпиталем и церковью Св. Алоизия.
Соседями первых “синих чулков” были католики и больные,
тоже в некотором смысле аутсайдеры. И в такой обстановке,
вдали от мужских колледжей центральной части города, Som-
merviUians сумели не только обрести собственное лицо, но и
существенно расширить территорию между Уолтон-стрит и
Вудсток-роуд. Сегодня в Сомервилл-колледже обучаются око¬
ло четырехсот студентов: примерно половину составляют
мужчины, которых терпят в колледже с 1994 года.
Сомервилл-колледж прославили главным бразом три old
girls*: Дороти Л. Сэйерс, Маргарет Тэтчер и Индира Ганди.
Индира Ганди, дочь первого премьер-министра Индии
Джавахарлала Неру, провела один год в Сомервилле и один
год в тюрьме из-за участия в борьбе за независимость. Сама
она стала премьер-министром в 1966 году, пережила обвине¬
ния в некомпетентности и коррупции и вернулась к власти
в 1980 году, но была убита четыре года спустя членами соб¬
ственной сикхской охраны. Эта история плохо сочетается с
образом “грезящих шпилей”.
Дороти Л. Сэйерс завершила учебу госэкзаменом по ста¬
рофранцузской литературе, однако академическую степень
получила лишь пять лет спустя, в 1920 году, когда женщин
впервые допустили к церемонии торжественного присвоения
ученых степеней. Будучи студенткой, она осуществляла над¬
зор за велосипедами, пела в Баховском хоре колледжа и осно¬
вала ОВО — Общество взаимного обожания — литературный
клуб, члены которого наперебой восхищались произведения¬
ми друг друга. Уже став королевой детектива, она вернулась
за сомервиллский ректорский стол — в черном крепдешине,
строгая, неприступная, многотомная.
Из этой кузницы сильных женщин вышло несоразмерно
много писательниц: от Айрис Мердок до Пенелопы Фитцдже¬
* По аналогии с old boys.
2б2
ЭНЕРГИЧНЫЕ ДАМЫ ИЗ СОМЕРВИЛЛА
ральд. Прежде всего благодаря им Сомервилл приобрел ре¬
путацию интеллектуального, либерального, левого колледжа.
В таком свете их ультраконсервативную сверстницу, премьер-
министра Маргарет Тэтчер, следует рассматривать как свое¬
го рода производственный брак. “Мы предпочли бы видеть
на посту премьер-министра лейбористку Ширли Уильямс”, —
признался один из донов колледжа. Студенткой Маргарет
Робертс, как тогда звали леди Тэтчер, вступила в “Общество
Джона Уэсли” и по выходным вместе с друзьями-методистами
ездила с проповедями по окрестным деревням. Там она
овладела ораторским искусством и усвоила пламенную мис¬
сионерскую интонацию, гораздо более характерную для
нее, чем обычная оксфордская любовь к иронии и двусмыс¬
ленности.
“Маргарет по-настоящему хотела попасть в парламент, —
вспоминает ее современница Нина Боуден, — а в консерва¬
тивном лагере было больше шансов выделиться, потому что
большинство его представителей попросту глупы и скучны”.
В академических кругах будущая леди Тэтчер сумела завое¬
вать всеобщую нелюбовь из-за демонстративного презрения
к интеллектуалам, особенно к тем, кто не был миллионером.
Поэтому в 1985 году, когда она резко сократила образователь¬
ный и исследовательский бюджет Оксфорда, университет,
обычно лояльный к правительству, отказал ей в присуждении
почетной докторской степени. Несколько позже, приехав с
визитом в Олл-Соулз-колледж, она была атакована протестую¬
щими студентами, которые забросали ее яйцами. Но в 1944
году она начинала учебу в лучших сомервиллских традици¬
ях, как будущий естествоиспытатель. Ее преподавательница
химии, Дороти Ходжкин, впоследствии стала лауреатом Но¬
белевской премии. Сейчас обеих женщин связывает лишь ге¬
ография: Центр Маргарет Тэтчер расположен в архитектур¬
ном ансамбле Дороти-Ходжкин-квод.
Новые здания дали колледжу несомненное премущество:
как и прежние, викторианские и неогеоргианские, они так
263
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
и не превратили Сомервилл в туристическую достопримеча¬
тельность.
В отличие от основанного англиканцами Леди-Маргарет-
холла, Сомервилл с самого начала был свободен от конфес¬
сиональных условностей. Но в 1935 году там все же была
построена часовня — вернее не часовня, а своего рода контей¬
нер для медитаций без всяких украшений и торжественной
атмосферы.
Кибл-колледж:
Святая Зебра
и университетские парки
Будучи оксфордцем, я обладаю привилегией
быть наглым.
Джордж Фаркуар (1701)
Еще несколько лет назад в Оксфорде существова¬
ло студенческий клуб, ратовавший за разрушение
Кибл-колледжа. Каждый желающий вступить в
клуб был обязан принести на собрание кирпич из
стены колледжа. Тем не менее Кибл-колледж благо¬
получно пережил эту церемонию в отличие от клуба, ныне су¬
ществующего исключительно в виде идеи — причудливого эха
противоречий, которые породил этот колледж самим своим
появлением в 1870 году.
Он стоит на углу улиц Паркс-роуд и Кибл-роуд, огромный,
словно викторианский дом для умалишенных, сверкающий
ярко-красными кирпичными фасадами и причудливыми узо¬
рами. Early Bloody (ранний кровавый) — таково было назва¬
ние архитектурного стиля, приписанное молвой первому в
Англии колледжу из красного кирпича. Кирпичное здание
в неоготическом стиле было отступлением (хотя и не един¬
ственным) от традиционного строительства из местного кам¬
ня. Кибл-колледж воплощает дух Оксфордского движения,
так как Джон Кибл был одной из его ведущих фигур. После
смерти Кибла его почитатели объявили подписку для сбора
частных и общественных пожертвований, чтобы основать
265
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
колледж, который стал бы символом религиозного и обще¬
ственного обновления. Кибл и его друзья хотели построить
образование в Оксфорде по принципам Англо-католической
церкви, сделать его высокодуховным, доступным для всех, а не
только для привилегированных классов. Наряду с Сомервилл-
колледжем Кибл-колледж в наши дни остается одним из наи¬
менее эксклюзивных в социальном отношении и одним из
самых бедных.
Строительство главного здания финансировал экспортер
удобрений из птичьего помета, а проектировал Уильям Бат¬
терфилд. Жизненной целью последнего было реформирова¬
ние христианской архитектуры, а фирменным знаком — раз¬
ноцветный кирпичный орнамент из геометрических фигур
или полос. Holy Zebra (Святая Зебра) — нарекли современники
часовню Кибл-колледжа, после того как Баттерфилд покрыл
ее “татуировками”. Оба больших внутренних двора не замкну¬
ты, архитектор сохранил возможность взгляда насквозь и ор¬
ганизовал пространство таким образом, что возникает особое
чувство из-за разности высоты зданий, изломанности очерта¬
ний и нарушенной симметрии. В обустройстве внутреннего
пространства он тоже ломает оксфордскую традицию: комна¬
ты студентов расположились вдоль общего коридора, а не по
лестничному принципу, как было принято в Средневековье.
Часовня Кибл-колледжа, Святая Зебра, возвышается над
остальными зданиями. Ее окна, расположенные высоко над
декоративными аркадами, усиливают ощущение высоты, соз¬
давая романтическую ауру прорыва. Часовня была открыта в
1876 году, но не освящена до сих пор — храм англиканского
благочестия, не подконтрольный государственной Церкви.
Скамьи установлены не друг против друга, а так, чтобы взгляд
сидящих был обращен к алтарю, литургически подчеркивая
святыню, вполне в духе Оксфордского движения. В боковом
приделе под точечным освещением висит одно из самых по¬
читаемых и высмеиваемых полотен викторианской эпохи:
“Свет мира” Хольмана Ханта. Карлейль называл его галлюци¬
266
КИБЛ-КОЛЛЕДЖ
нацией папистского толка, Рёскин — “одним из благородней¬
ших творений священного искусства”. Для головы Христа ху¬
дожнику позировали Кристина Россетти и Элизабет Сиддел,
роковые красавицы прерафаэлитов. Поразительного перла¬
мутрового светового эффекта Хант достиг, рисуя при лунном
свете, при свечах и газовых фонарях, — чудо Богоявления для
одержимого реалиста. Это первый вариант картины, испол¬
ненный Хантом собственноручно. В соборе Св. Павла, где по¬
хоронен художник, находится более поздняя версия, на кото¬
рую в 1905—1907 годах, когда ее возили показывать по всему
свету, люди дивились как на явление самой Мадонны. Второе
сокровище Кибл-колледжа, еще более значительное, лишь из¬
редка покидает библиотеку: это собрание средневековых ру¬
кописей с цветными иллюстрациями, лучшее в Оксфорде за
пределами Бодлианской библиотеки.
Раз в неделю после мессы колледжский священник при¬
глашает паству в свои комнаты, где не бывает засухи благода¬
ря заботливому “хранителю пасторского шерри”.
Последний священнослужитель колледжа, Дуглас Г. Роу¬
элл, стал англиканским епископом Гибралтара в 2001 году.
Если хотите отправиться на пикник, просто выйдите че¬
рез парадную дверь колледжа, и вы окажетесь в парках. Мно¬
жественное число здесь выглядит правильно и совершенно
уместно. Где еще в пределах одного парка вы найдете более
восьмисот видов деревьев, викторианский павильон для кри¬
кета и мостик прямиком в Месопотамию? Да, Оксфорд дей¬
ствительно расположен на берегах Тигра и Евфрата, если
только вы вслед за собственным воображением проследуете в
Междуречье, образованное рукавами Черуэлла. Месопотамия,
или Mespots, как ее здесь называют, занимает южную погра¬
ничную область парков площадью тридцать шесть гектаров,
где во время гражданской войны роялисты “парковали” свои
артиллерийские орудия. Впоследствии Карл II выгуливал там
королевских спаниелей. Его примеру следуют многие поко¬
ления оксфордских собачников, а также философы, тунеяд¬
267
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
цы, приверженцы спортивной ходьбы, хоккеисты, регбисты,
влюбленные — всем это место пришлось по вкусу.
В купальне Parson's Pleasure студенты больше не купают¬
ся голышом, как прежде, — с тех пор как команда девушек-
гребцов вылезла здесь из лодки, обошла это место по берегу и
вернулась в лодку чуть ниже по течению Черуэлла.
Правильно выбрав место, вы можете попасть прямо к хоб¬
битам. Надпись “В память о Толкиене” вырезана на одной из
скамеек рядом со стрелкой в направлении двух близлежащих
деревьев, которые символизируют Тельперион и Лаурелин.
В нескольких сотнях метров посаженная в 1967 году белая
ива напоминает о победе оксфордской крикетной команды
над командой Вест-Индии. Но и без всяких воспоминаний
здешние деревья удивительны сами по себе: атласский кедр
и мамонтовое дерево, белая кария, лириодендрон, катальпа,
берека лечебная и гималайский кедр — редкие, порой уни¬
кальные виды, заботливо собираемые здесь с середины xix
века, когда земельные угодья Мертон-колледжа отошли к уни¬
верситету. Оксфорд — город деревьев, а не только книг. Аллея,
усаженная разными видами кленов, ведет к Рейнбоу-бридж, а
дорога по берегу Черуэлла через заливные луга — к Мерстону.
У северной границы парка в 1878 году был основан Леди-
Маргарет-холл — первый в Оксфорде женский колледж, рас¬
положенный вдали от центра, где все места были заняты
мужчинами. Преимущество — собственный кусочек реки и
собственный сад, который через сто лет все же пришлось
делить с мужчинами. Помимо цветов и деревьев в инвентар¬
ном списке колледжского сада упоминается двести пятьдесят
видов дикорастущих растений, шестьдсят девять видов птиц,
двадцать дневных и сто восемьдесят три вида ночных бабо¬
чек. Из этого благословенного биотопа вышли такие сильные
женщины, как премьер-министр Пакистана Беназир Бхутто,
глава британской разведки Паулин Невилл-Джонс, писатель¬
ницы Антония Фрэзер и Кэрил Черчилль.
268
КИБЛ-КОЛЛЕДЖ
Леди-Маргарет-холл, сокращенно ЛМХ, назван в честь
леди Маргарет Бофор, матери Генриха VII. “Она была ари¬
стократкой, ученой дамой, святой, после трех браков клялась
в непорочности; чего еще можно требовать от женщины?” —
писала о ней Элизабет Вордсворт, основательница ЛМХ. Она
же открыла в Оксфорде кафедру теологии и два колледжа в
Кембридже. После 1896 года ЛМХ с комфортом разместил¬
ся в собственных кирпичных неогеоргианских корпусах
под четырехскатными крышами. На фоне этой несколько
гувернантской по духу архитектуры выделяется только ча¬
совня — крестообразная купольная церковь в византийском
стиле, спроектированная в 1931 году сэром Джайлзом Гилбер¬
том Скоттом. Что касается будущего ЛМХ, то, как написано
в научно-фантастическом романе Ф. Д. Джеймс “Дитя челове¬
ческое”: “В здание Леди-Маргарет-холла, бывшего женского
колледжа, перебрался оксфордский массажный центр”.
Обитель Додо и динозавров:
Университетский музей
и Музей Питт-Риверса
Да, вы попали в сказочные земли, куда уходят
мифы, когда они умирают.
Джеймс Фентон. “Музей Питт-Риверса,
Оксфорд” (1995)
Высоко подняв голову, ожидает посетителей в боль¬
шом зале Университетского музея естественной
истории готовый к прыжку игуанодон. Он нахо¬
дится в окружении скелетных слепков других дои¬
сторических животных: четырнадцатиметрового
Tyrannosaurus rex и местного Cetiosaurus oxoniensisf который, по
заверениям специалистов, является вегетарианцем.
Над зрелищно оформленным залом изгибается крыша из
стекла и железа, будто это Центральный вокзал для динозав¬
ров. Экспозиция начинается прямо отсюда. Чугунный “свай¬
ный куст” делит прямоугольный внутренний двор, обрамлен¬
ный крестовым ходом арок и галерей. Стрельчатые своды
поддерживают стеклянную седловидную крышу. Неоготиче-
ский “собор знаний”, спроектированный в 1855 году с исполь¬
зованием технических возможностей века железных дорог
малоизвестным викторианским архитектором Бенджаменом
Вудвордом, привлекшим на помощь литейщиков из Ковентри.
Элегантность антрвольтов, их филигранный растительный
орнамент предваряют югендстиль и одновременно иллю¬
стрируют направленность музея естественной истории, как
и кованые капители: листья, цветы и плоды каштанов, лип,
270
ОБИТЕЛЬ ДОДО И ДИНОЗАВРОВ
пальм и других деревьев. Сами по себе аркады — готовые ил¬
люстрации к лекциям по ботанике и геологии. Стволы колонн
выполнены из разных пород камня, добываемых в Британии;
каждая капитель представляет свое растение. Моделями по¬
служили растения Ботанического сада, а скульпторами были в
основном ирландцы, прежде всего своевольные братья О’Ши.
Акцент на готику, ручную работу и на природу как источ¬
ник орнаментов был особенно дорог Джону Рёскину, прини¬
мавшему в строительстве Университетского музея столь дея¬
тельное участие, словно оно было продолжением “Камней
Венеции”, его собственного, только что сформировавшегося
эстетического кредо. Для иллюстрации своего “Евангелия
труда” Рёскин сам впрягся в работу. Вместе с несколькими
учениками он построил кирпичную колонну внутри здания —
правда, так неумело, что профессионалам пришлось снести и
выстроить ее заново.
Это была идея Рёскина — построить рядом с музеем хи¬
мическую лабораторию, скопировав кухню средневекового
аббатства Гластонбери вплоть до восьмиугольной пирами¬
дальной крыши и фонарей. Гораздо меньше, чем многих со¬
временников, его смущало, что материалы, пригодные для
здания вокзала — стекло и железо, — не вполне подходят для
адекватной передачи готического духа. “Совершенно непри¬
лично”, — вынес свой приговор Альфред Теннисон. Но осно¬
вание музея повлекло за собой и другие серьезные конфликты.
В год открытия (186о) в Университетском музее проходи¬
ли легендарные дебаты. Епископ Оксфордский Сэмюэль Уил-
берфорс, один из столпов англиканского истеблишмента, и
зоолог Томас Хаксли перед более чем семьюстами зрителей
спорили об эволюционной теории Чарлза Дарвина, чей эпо¬
хальный труд “О происхождении видов” увидел свет на не¬
сколько месяцев раньше. Неужели Хаксли верит, вопрошал
епископ, прозванный Мыльным Сэмом за изворотливость в
словесных баталиях, что в его роду “с материнской или отцов¬
ской стороны была обезьяна”? По свидетельству очевидца,
271
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
бледный от ярости Хаксли поднялся с места и ответил: “Луч¬
ше уж произойти от обезьяны, чем от какого-нибудь теолога,
злоупотребляющего собственным авторитетом, лишь бы за¬
давить истину”.
В годы дебатов о дарвинизме Университетский музей
Оксфорда предлагал обширный наглядный материал как ис¬
следователям, так и широкой публике. В его распоряжении
имелось около пятисот тысяч окаменелостей, десятки тысяч
минералов, три миллиона насекомых, и лишь малую долю
этих сокровищ музей был в состоянии демонстрировать. Но
где же Додо? Что осталось от редкой, давно вымершей птицы
семейства пастушковых? Челюсть, череп и аура — все там же,
где Льюис Кэрролл и Алиса увидели впервые: в Университет¬
ском музее. Вот она, эта реликвия Страны чудес, прибывшая
с острова Маврикий, — в витрине на первом этаже. Именно
на Маврикии не способный летать гигантский голубь Raphus
cucullatus в xvn веке пал жертвой собственной упитанности и
прожорливости моряков. Всего двенадцать дронтов были до¬
ставлены живыми в Европу, где вскоре от них осталась лишь
поговорка “мертв, как Додо”. Экземпляр из коллекции Траде-
сканта перешел во владение Оксфордского университета в
1683 году. В 1775 году, когда выбрасывали последнюю тушку
дронта, куратор сохранил челюсть и череп.
Льюис Кэрролл же, чье настоящее имя было Доджсон и
который нередко, представляясь, заикался: “До-до-доджсон”,
в каком-то смысле отождествил себя с вымершей птицей и
вывел ее в третьей главе своей “Алисы в Стране чудес”, тем
самым обеспечив птице бессмертие. Когда все животные про¬
мокают в озере слез, именно Додо предлагает устроить “бег
по кругу”, чтобы они обсохли, и после получасовой пробежки
на месте объявляет, что все выиграли. “А кто будет вручать
призы?” — раздается хор голосов. “Она, разумеется”, — отвеча¬
ет Додо. Каким-то образом все снова возвращается к Алисе.
Университетский музей, как матрешка, прячет внутри себя
другой — самый необычный в Оксфорде Музей Питт-Риверса,
272
ОБИТЕЛЬ ДОДО И ДИНОЗАВРОВ
пристроенный в 1885 году с задней стороны. Застекленные
стеллажи тесно примыкают друг к другу под огромным две¬
надцатиметровым тотемным столбом с острова королевы
Шарлотты у побережья Канады, и каждая витрина буквально
нашпигована приборами, оружием, одеждой, экзотическими
предметами вроде масок, ножей, амулетов, зажигалок и опи¬
умных трубок, поясов, пилочек, сушеных голов; имеется там
и эскимосский дождевик из тюленьих кишок. Ощущение та¬
кое, будто вы попали в чулан, где в совершенном беспорядке
валяется все, чем пользовались люди далеких и древних куль¬
тур и, наконец, выкинули вон.
Этот музей человечества, полное название которого —
Музей антропологии и всемирной археологии Питт-Риверса,
восходит к генералу Огастесу Генри Лейн-Фоксу Питт-Риверсу.
Он принимал участие в Крымской войне и по поручению ар¬
мии изучал историю развития огнестрельного оружия. Как
и Дарвин, Питт-Риверс был одержим идеей эволюции, но у
него речь шла об эволюции предметов. От простого к слож¬
ному, от мушкета к винтовке, и вот с 1852 года он начал со¬
бирать и сравнивать разные виды огнестрельного оружия,
кремневые наконечники стрел, замки, ключи, всевозможные
приспособления и приборы, пока его лондонский дом был в
состоянии все это вместить. Около двадцати тысяч этногра¬
фических и археологических объектов передал он в 1883 году
Оксфордскому университету, который в том же году по усло¬
вию дарителя открыл кафедру антропологии, первую среди
британских университетов.
Питт-Риверс хотел, чтобы в его музее по возможности
большее количество пригодных для сравнения экспонатов
было выставлено поблизости друг от друга — по типологиче¬
скому, а не по географическому или хронологическому прин¬
ципу. Полезная система, от которой в других местах отказа¬
лись, пришлась ко двору: получилось чисто викторианское
собрание, немного школьное, но уж никак не скучное. Даже
подписи к экспонатам, в основном старые, выполнены чер¬
273
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
нилами от руки. На фоне нынешних музеев, где вещи пропа¬
дают в виртуальных пространствах, старомодное очарование
Питт-Риверса выглядит едва ли не революционным.
В 1944 году в Оксфорде, будучи студентом художественной
школы Слейда при Лондонском университете, скульптор Эду¬
ардо Паолоцци большую часть свободого времени проводил
в этом музее, приходя в восторг от африканских масок и фе¬
тишей викторианской “камеры чудес”, исполненной грез об
имперском прошлом. “Что-то жуткое есть в этом месте”, — го¬
ворит инспектор Морс Колина Декстера, расследуя дело “до¬
черей Каина”. Из 52-го зала музея исчез нож, который потом
оказался в спине некоего наркоторговца. А теперь, будто ни¬
чего и не происходило, он вновь находится в 52-м зале — роде¬
зийский охотничий нож с деревянной ручкой. А изображение
орудия убийства с автографом Колина Декстера отпечатано
на открытках, которые продаются в музейном магазинчике.
Сегодня в Музее Питт-Риверса насчитывается более мил¬
лиона экспонатов (и это при хронической нехватке средств,
как и у любого университетского музея).
В филиале на Бэнбери-роуд, 6о выставлено удивительное
собрание музыкальных инструментов со всего мира: носовые
флейты из Ассама, английские гобои из коровьего рога, ки¬
тайские поющие стрелы, которыми стреляли, чтобы подать
сигнал, когда по стране путешествовал император, дабы на¬
род успел своевременно исчезнуть из поля зрения правите¬
ля. Не пропустите Музыкальный сад позади здания. Там есть
растения, из которых делаются музыкальные инструменты, и
растения с говорящими именами: трубные лилии, ангельские
трубы, рожковые фиалки, колокольчики, тюльпаны Берлио¬
за и розы Генделя.
Лабленд:
мир лабораторий
Почти невозможно в двадцать два года получить
Нобелевскую премию, зато уже в этом возрасте,
окончив Оксфорд, вполне возможно точно знать,
что необходимо делать в будущем, чтобы когда-
нибудь все-таки получить Нобелевскую премию.
Алан Райен, ректор Нью-колледжа (2000)
Позади Университетского музея вдоль Саут-
Паркс-роуд простирается территория науки,
владения естествоиспытателей. Лаборатории
Лабленда представляют собой конгломерат зда¬
ний из кирпича, стекла и бетона, в архитектур¬
ном отношении также являя собой антимир по отношению к
центральным колледжам.
Чуть ли не до середины хх века в Оксфордском универси¬
тете главенствовали гуманитарные науки. Хотя не было не¬
достатка и в выдающихся ученых-естественниках, начиная с
Роджера Бэкона и заканчивая учеными из Уодхэм-колледжа,
основавшими Лондонское Королевское общество. Ведь из
тени церковной и литературной ортодоксии естественные
науки вышли лишь к середине xix века. О начале Ренессан¬
са свидетельствовало строительство Университетского му¬
зея. Впервые естественно-научные дисциплины, прежде раз¬
веденные по разным корпусам, сошлись под одной крышей.
Правда, ненадолго. Уже в 1872 году физики выехали оттуда —
в расположенную по соседству Кларендонскую лабораторию,
один из множества новых институтов, возникавших тогда во¬
круг Университетского музея.
*75
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Благодаря Кларендонской лаборатории, основанной в
1870 году, на несколько лет раньше более знаменитой кем¬
бриджской Кавендишской лаборатории, Оксфорду удалось
восхождение к самым вершинам атомной физики и лазерных
исследований. Главной движущей силой его стал Фредерик
Линдеманн — физик, космополит, эксцентрик, возглавлявший
лабораторию с 1919 года, а во время Второй мировой войны
весьма влиятельный советник Уинстона Черчилля.
Линдеманн, получивший прозвище Проф, — единствен¬
ный в истории профессор, когда-либо принимавший участие
в Уимблдонском теннисном турнире. Он учился в Берлине,
тогдашнем центре теоретической физики. По его инициа¬
тиве такие ученые, как Франц Займон и Курт Мендельсон,
уехав из гитлеровской Германии, оказались в Кларендонской
лаборатории, где в 1933 году впервые в Англии ими был по¬
лучен жидкий гелий. В новом здании лаборатории, корпусе
Линдеманна, открытом в 1939 году, команда под руковод¬
ством Франца Займона работала над программой Tube Alloys
(“Трубные сплавы”), как для отвода глаз называли разработку
атомной бомбы. Сегодня ученые из Кларендонской лаборато¬
рии создают в том числе и приборы для экспедиций NASA на
Марс и Титан, спутник Сатурна, расположенный в семи годах
полета от Земли.
Позади Кларендонской лаборатории в Лабленде располо¬
жились лаборатории химиков, анатомов, фармакологов, бо¬
таников и биогенетиков, а над ними возвышается восьмиэ¬
тажный Институт микробиологии. С момента открытия в
восточной части Саут-Паркс-роуд школы патологоанатомов
(1927) сэром Уильямом Данном противники вивсекции неод¬
нократно выступали с протестами. Патологоанатому Говарду
Флори совместно с биохимиком Эрнстом Борисом Чейном,
приехавшим из Берлина, в 1939 году удалось совершить ре¬
шающий прорыв в изучении лекарственных свойств пени¬
циллина, уже открытого в Оксфорде в 1928 году Александром
Флемингом.
276
ЛАБЛЕНД
Как и кембриджские коллеги, оксфордские естествоиспы¬
татели создавали все новые высокотехнологичные производ¬
ства и открывали новые лаборатории на окраинах города.
Особенно успешным оказалось сотрудничество университета
с производством в области биотехнологий — коммерциализо-
ванные научные исследования по американской модели. На
медико-биологические исследования Оксфордский универ¬
ситет выделяет почти триста миллионов евро в год — боль¬
ше, чем Кембридж. “Это просто штамп, что Кембридж якобы
обитель естественных наук, в то время как Оксфорд — оплот
гуманитарных наук; сегодня это не соответствует истине”, —
говорит Алан Райан, ректор Нью-колледжа.
Научная значимость Лабленда обратно пропорциональна
значительности его архитектуры. Угловое здание Института
патологоанатомии — не исключение. Сэр Лесли Мартин про¬
ектировал его как “коммунальную квартиру” для зоологов и
психологов (1966—1970). Массивы застройки организованы в
пространстве, подобно палубам гигантского океанского лай¬
нера; стены смонтированы из готовых бетонных плит, все
в целом выполнено в стиле брутальной вещественности Ле
Корбюзье.
Да есть ли вообще в Лабленде примеры интересной ар¬
хитектуры? А как же! Вон там, напротив, пусть даже это и не
бросается в глаза.
Линакр-колледж, носящий имя врача и гуманиста Тома¬
са Линакра, был основан в 1962 году как учебное заведение
для бакалавров и магистров с упором на естественные нау¬
ки. В 1994 году на краю огромного заливного луга Черуэлл-
колледж открыл новое студенческое общежитие, построен¬
ное в стиле королевы Анны (строгая красота и изящество)
с голландскими фронтонами и отдельными георгианскими
деталями.
Ничто не порицается в Оксфорде яростнее, чем впечатле¬
ние новизны. При этом за исторически выверенными фаса¬
дами стоят строительные технологии будущего, основанные
277
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
на использовании исключительно натуральных материалов
(шифер и дерево), органических красок, полном отказе от
синтетических продуктов. Здание Абрахам-билдинг потре¬
бляет значительно меньше газа и электричества, чем другие
подобные сооружения. Дождевая вода собирается и фильтру¬
ется, вода из душа повторно используется для слива в туалет¬
ных бачках — утилизация отходов как составная часть образ¬
цовой архитектуры.
Как ковбои становятся
джентльменами:
фонд Родса
Стипендиаты фонда Родса лишены обычной сту¬
денческой добродетели считать Оксфорд чем-то
само собой разумеющимся. Немцы для этого слиш¬
ком мало любили его, те же, кто приезжал из коло¬
ний, - слишком сильно. Утомительнее всего в этом
смысле американцы.
Макс Бирбом. “Зулейка Добсон” (1911)
Что связывает Билла Клинтона, 1оварда Флори и Ада¬
ма фон Тротта? Все они — президент США, лауре¬
ат Нобелевской премии из Австралии и немецкий
боец Сопротивления, — получив стипендию фонда
Родса, некоторое время учились в Оксфорде. Этот
международный фонд восходит к Сесилу Родсу, который имел
великую мечту: изменить ход истории к лучшему с помощью
всемирной оксфордской элиты.
Сам Родс учился в Ориел-колледже. На Саут-Парк-роуд и по¬
ныне стоит дом, принадлежащий его наследникам. Родс-хаус
был построен в 1929 году по проекту сэра Герберта Бейкера, лю¬
бимого архитектора Сесила Родса. Но лишь во входной ротон¬
де и храмоподобной пристройке с колоннами есть нечто им¬
перское, как и в зданиях, построенных Бейкером в Претории
и Нью-Дели. Родс-хаус выглядит скорее скромно, представляя
собой смешение колониального стиля и котсуолдской тради¬
ции усадебного строительства. В память о павших стипендиа¬
тах Родса ротонду венчает бронзовая мифологическая птица
из Зимбабве, бывшей Родезии. Под куполом в пол встроена
гранитная плита с холмов Матопо (Зимбабве), где похоронен
279
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Родс. Non Omnis Moriar (“Весь я не умру”) — написано над вхо¬
дом в вестибюль — гордые слова Горация из знаменитой оды,
начинающейся словами “Я памятник себе воздвиг прочнее
меди”.
Классика занимает видное место в доме классического
империалиста, чьи изречения хорошо известны: “Равные
права для каждого белого человека к югу от Замбези!” Сесил
Родс, сын священника, сумевший стать премьер-министром
Капской колонии, сделал состояние на алмазных копях Юж¬
ной Африки. Ко времени его смерти в Родезии в 1902 году
Луна еще не принадлежала Британии (“Я присоединил бы и
планеты, если бы только мог”, — говорил он), но примерно
четвертая часть суши земного шара в школьных атласах была
окрашена в красный цвет, обозначавший Британскую коло¬
ниальную империю. “Не вызывает сомнений, что Господь
предназначил англоязычной расе роль своего избранного
орудия, дабы с его помощью установить на земле порядок,
основанный на справедливости, мире и свободе, и, в пол¬
ном соответствии с этим Его желанием, я не жалею своих
сил, чтобы обеспечить этому народу столько пространства
и могущества, насколько это возможно”, — написал Сесил
Родс в своем блокноте в 1877 году. По этой причине он осно¬
вал фонд, призванный служить филантропическим аспектам
политики экспансии. В Оксфордском университете Сесил
Родс видел своеобразный “энергетический источник им¬
перии”: именно там его стипендиаты должны были учить¬
ся управлять миром. Разумеется, миром, который говорит
по-английски.
В 1903 году первые стипендиаты приехали в Оксфорд из
британских колоний, из Америки и из Германии, которую
Родс указал в дополнении к завещанию, касающемуся дея¬
тельности фонда, в надежде, что “взаимопонимание между
тремя сильнейшими государствами сделает невозможной
мировую войну, а педагогические связи крепко свяжут их”.
В 1914 году Германия была в первый раз вырезана из род-
280
КАК КОВБОИ СТАНОВЯТСЯ ДЖЕНТЛЬМЕНАМИ
совской мировой карты Оксфорда. После Первой мировой
войны — должно же быть какое-то наказание! — немцы лишь
в 1929 году вернули себе право на стипендии фонда Род¬
са, да и то всего на две в год, вместо первоначальных пяти.
Адам фон Тротт стал одним из последних немецких стипен¬
диатов, прежде чем в 1939 году его страна вновь не утратила
свой и без того условный допуск к оксфордскому образова¬
нию. Лишь в 1969 году она опять была восстановлена в Род-
совском клубе — теперь с правом на четырех стипендиатов
ежегодно.
Что касается расистских и шовинистических идей, клубив¬
шихся в голове Сесила Родса, то к настоящему времени все
они сведены на нет управляющими фонда. Цветные студенты,
даже африканские революционеры из Африканского нацио¬
нального конгресса, приезжают учиться в Оксфорд на деньги
Родса, а вот женщины получили такую возможность лишь в
1976 году. Ежегодно в Оксфорд приезжают до девяноста сти¬
пендиатов из восемнадцати стран — элита внутри универси¬
тета и лучшие пропагандисты Оксфорда за границей. Среди
бывших Родсовских стипендиатов — премьер-министры Ав¬
стралии, Мальты и Ямайки, немецкий экономист Е. Ф. Шума¬
хер, звезда музыки кантри из Техаса и известный актер Крис
Кристоферсон, министр иностранных дел США Дин Раск, се¬
натор Джеймс Фулбрайт, генералы НАТО и директора ФБР.
Кто станет спорить с тем, что стипендия Родса существенно
способствовала превращению ковбоев в джентльменов? Про¬
должающееся и поныне увлечение американцев Оксфордом,
несомненно, весьма помогает в карьере вернувшимся оттуда
Родсовским стипендиатам.
На рубеже тысячелетий состояние Родсовского фонда со¬
ставляло более тридцати миллионов евро. Его штаб-квартира
на Саут-Паркс-роуд — не просто место встречи стипендиатов
из разных стран. Обладая библиотекой в четыреста тысяч
томов, Родс-хаус сам по себе превратился в учебный центр
(филиал Бодлианской библиотеки). Здесь собраны в первую
281
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
очередь материалы по английской и колониальной истории,
архивы Общества противников рабства и Движения против
апартеида. А в вестибюле — правда, это уже не имеет отноше¬
ния к Родсу — висит прерафаэлитский гобелен, выпущенный
фирмой Моррис & Со в 1901 году по утерянной картине Эдвар¬
да Бёрн-Джонса “Пилигрим в саду”, воплотившей сон о любви
среди роз.
Между Манчестер-колледжем
и колледжем Св. Екатерины
Если ты действительно хочешь посмотреть на
меня женатого, попробуй посетить церковь Сент-
Кросс в Оксфорде завтра в два часа.
Дороти Л. Сэйерс. “Испорченный
медовый месяц” (1937)
Если вы ищете в Оксфорде прерафаэлитов, не остав¬
ляйте без внимания Харрис-Манчестер-колледж.
Все витражи его викторианской часовни выпол¬
нены Эдвардом Бёрн-Джонсом и фирмой его друга
Уильяма Морриса — это их последняя совместная
работа в бывшей alma mater. Как возникло двойное название
колледжа? Он был основан в 1786 году в Манчестере, пере¬
ехал в Оксфорд в 1789 году, а еще через сто лет был переи¬
менован в честь сэра Филипа Харриса, крупного производи¬
теля ковров, выделившего колледжу около трех миллионов
фунтов. Стать влиятельным покровителем университетского
колледжа — по-прежнему самый короткий путь в оксфордскую
элиту. Так поступил и американский король кукурузных хло¬
пьев Уилл Кейт Келлог: в его честь назван Келлог-колледж,
или Korpus Krispie*, как шутят студенты.
Раз в неделю неподалеку отсюда в Мэнсфилд-колледже со¬
бирается Клуб доктора Кто, чтобы вместе смотреть любимые
научно-фантастические фильмы. Но популярный студенче¬
ский клуб — не единственный повод, чтобы упомянуть этот
колледж, вольготно расположившийся в стороне от туристи¬
* От англ. crispies — хрустящий картофель или кукурузные хлопья.
283
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
ческих троп между Мэннсфилд-роуд и Лав-лейн. Основанный
в 1866 году как богословский колледж для представителей
религиозных общин, он с самого начала демонстрировал не
только экуменическую открытость, но и благородные очер¬
тания зданий, созданных викторианским архитектором Бэ¬
зилом Чемпнисом. В Мэннсфилд-колледже самая высокая в
Оксфорде квота для выпускников государственных школ, име¬
ется междисциплинароный Исследовательский институт эко¬
логии, этики и общественных проблем, где работает первый
в мире профессор в области теологии животных. Преподоб¬
ный Эндрю Линци стремится к расширению “высших прав”
животных, например права на исполнение надлежащих цере¬
моний при крещении или погребении. Свою книгу Animal Rites,
первый литургически выверенный сборник молитв, связан¬
ных с нуждами братьев наших меньших, профессор-референт
Линци посвятил своему усопшему четвероногому другу: “По¬
свящается Барни, который теперь виляет хвостом в раю”.
Неподалеку, на кладбище Холивелл, покоятся иные птицы
высокого полета из тех, кто учился и преподавал в Оксфорд¬
ском университете: среди них фанатик прекрасного Уолтер
Патер, одержимый театрал Кеннет Тайнен, воинственный
ректор Уодхэм-колледжа Морис Баура. Ныне на их могилах
разросся плющ, а со стороны Черуэлла, если прислушаться,
доносится шум ветра в ивах. Во всяком случае, здесь похоро¬
нен и Кеннет Грэм, написавший красивейшую эдвардианскую
детскую книгу “Ветер в ивах”, ставшую в свое время бестсел¬
лером. Рукопись ее вместе с собственной долей от прибыли
он передал Бодлианской библиотеке. Грэм ходил в Оксфорде
в школу, стал банковским служащим в Лондоне, а на склоне
дней вновь захотел вернуться к кротам и лягушкам своего дет¬
ства, на викторианское кладбище Холивелл. Там же, рядом с
небольшой, скорее деревенской церквушкой Сент-Кросс, по¬
коится его сын Алистер, родившийся в Оксфорде.
На заливных лугах по другую сторону Черуэлла располо¬
жился колледж Св. Екатерины, основанный в 1963 году. Па¬
284
МЕЖДУ МАНЧЕСТЕР-КОЛЛЕДЖЕМ И КОЛЛЕДЖЕМ СВ. ЕКАТЕРИНЫ
раллельно реке проложен канал, похожий на крепостной ров,
поросший водяными лилиями и кувшинками, за ним — поло¬
са газона и длинное, ориентированное вдоль реки главное
здание из стекла и клинкерного кирпича. Рядом с приврат-
ницкой восседает страдающая артритом колледжская кошка
Плопс со строгим выражением на мордочке. Catz, как называ¬
ют колледж Св. Екатерины студенты, — единственный в Ок¬
сфорде, целиком построенный во второй половине хх века.
Датский архитектор Арне Якобсен проектировал его цели¬
ком, включая мебель и светильники, и ему действительно
удалось продолжить великую традицию в индивидуальной
и современной форме. Правда, кирпич песочного цвета, из
которого построен комплекс, смотрится в Оксфорде так же
странно, как когда-то красный кирпич Кибл-колледжа.
Здания Арне Якобсена кажутся плоскими и тем самым
подчеркивают горизонталь речного ландшафта. Проект сле¬
дует общепринятому в Оксфорде рисунку внутренних дворов,
но все четыре угла в них разомкнуты (флигеля не соприкаса¬
ются углами) и нет четкого перетекания из внутреннего дво¬
ра в следующий. Между двумя длинными (по сто восемьдесят
метров каждый) жилыми корпусами расположились учебный
корпус, библиотека и столовая; блоки зданий разделяет кру¬
глый газон. Даже велосипедная парковка у входа имеет иде¬
ально круглую форму, а музыкальный павильон шестиуголь¬
ный. Повсюду геометрия, вплоть до квадратов “веранд” и
прямоугольников серых напольных плит.
Пуризм, вещественность, самодисциплина — такие сиг¬
налы скрыты архитектором под аурой благородства, откры¬
тости, либеральности. Нигде острее, чем здесь, я не ощущал
того, что нынешний Оксфорд — всемирная организация, со¬
временная кузница успешных научных кадров.
Этот колледж единственный, не имеющий часовни; прав¬
да, здесь есть колокольня. Обеденный зал самый большой
в Кембридже и Оксфорде, более чем на четыреста мест, но
без портретов. Он был подарен колледжу компанией Esso и
285
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
официально открыт канцлером Гарольдом Макмилланом, ко¬
торый в своей речи заметил: “Полагаю, это самая большая в
мире заправочная станция Esso”.
Колледж Св. Екатерины, покровительницы учебных заве¬
дений и библиотек, стал носить ее имя с 1993 года, когда трид¬
цать лет спустя после основания был официально признан
большой архитектурной удачей. Министр культуры Велико¬
британии вручил тогда колледжу такой же, как у средневековых
усадеб и соборов, сертификат первой степени о том, что ком¬
плекс его зданий является архитектурным памятником и как
таковой нуждается в защите. Впрочем, есть и свои неудобства:
слишком маленькие комнаты, плохая звукоизоляция, недоста¬
точная приватность из-за стеклянных фасадов, жарко летом.
Правда, всерьез недовольных студентов я что-то не встретил.
Первым директором колледжа Св. Екатерины был исто¬
рик Алан Баллок, чья биография Гитлера (1952) стала миро¬
вым бестселлером. Портрет лорда Баллока кисти Тома Фи¬
липса, выпускника Catz, висит в профессорской столовой.
Среди выпускников самого молодого оксфордского колледжа
уже имеется один премьер-министр (Тринидада и Тобаго),
как и член могущественного правительства Тони Блэра (Пи¬
тер Мендельсон). Есть кафедра современного театра, осно¬
ванная импресарио лондонского Вест^Энда Кэмероном Ма¬
кинтошем. Знаменитые драматурги — Артур Миллер, Питер
Шеффер, Алан Эйкборн — являются ее донами, ведут мастер¬
ские и мастер-классы, а время от времени к ним присоединя¬
ется и кинозвезда Диана Ригг. В южной оконечности кампуса
расположен небольшой амфитеатр на открытом воздухе — за
ним кедры, кипарисы и даже багряник. И бескрайняя зелень
спортивных площадок и полей на берегу Черуэлла.
В 1991 году колледж Св. Екатерины открыл в японском
порту Кобэ филиал, созданный на деньги тамошнего сталели¬
тейного концерна. Институт в Кобэ представляет собой ок¬
сфордский колледж в миниатюре и является первым филиа¬
лом Оксфордского университета за его пределами.
286
От северного Оксфорда
до Иерихона
Shall we ever; ту staunch Myfanwy,
Bicycle down to North Parade?
Kant on the handle-bars, Marx in the saddlebag,
Light my touch on your shoulder-blade*.
Джон Бетджемен. “Моя возлюбленная
в Оксфорде” (1940)
По вечерам, рассказывает Колин Декстер, ин¬
спектор Морс покидает холостяцкую квартиру
в северном Оксфорде и шагает “под огромны¬
ми каштанами по улицам с примечательными
названиями вроде Миддлуэй или Сквитчи-лейн,
в одну из своих излюбленных гостиниц”.
Как и его инспектор Морс, Колин Декстер живет в север¬
ном Оксфорде — в верхнем конце Бэнбери-роуд, в квартале
Саммертаун. Заходя в тамошний супермаркет, всерьез риску¬
ешь в очереди к кассам оказаться по соседству с каким-нибудь
бывшим министром или нобелевским лауреатом. В северном
Оксфорде живут писатели Джон Фентон, Крейг Рейн, Джон
Бейли, ученые и корифеи СМИ вроде Ричарда Докинза, Род¬
жера Баннистера и Десмонда Морриса, за виллой которого
* Приблизительный перевод: “Когда же с тобою, верная подруга, / На ве¬
ликах в Норт-Пэрейд прокачусь?/ Кант на руле, а Маркс в седельной сумке, /
Мое прикосновенье к твоему плечу” (анг.) Название и размер стихотворения
соответствуют популярной валлийской песне Джозефа Перри, впервые опу¬
бликованной в 1875 г Myfonwy — женское имя, производное от валлийского
annwyl (возлюбленная).
287
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
(“Саннисайд”) когда-то располагался викторианский садовый
домик, тот самый, где сэр Джеймс Мюррей работал над со¬
ставлением “Оксфордского словаря английского языка”.
В бесчисленных академических мемуарах упоминается
эта легендарная Донландия. Литературные комментарии к
ней можно обнаружить в ностальгически-иронических сти¬
хотворениях Джона Бетджемена и в романе Барбары Пим
“Крэмптон Ходнет”, предлагающем заглянуть во внутреннюю
жизнь квартала и его обитателей, довоенной верхушки сред¬
него класса. “Белбраутон-роуд костиста, и вдруг рассыпается
брызгами / Соцветий сливы и форсайтии прямо по пути /
...А там, где когда-то паслись коровы, / Беззаботные дети рез¬
вятся на ветвях старых яблонь” — так это описано Джоном
Бетджеменом в “Майской песне северному Оксфорду”. По
этим улицам вместе с детьми высокомерных донов ходили
в школу Т. Э. Лоуренс, Кеннет Грэм, Антония Фрэзер и Лоу¬
ренс Оливье. Эта часть города принадлежит умным малы¬
шам, рождая фантазии о хоббитах в описании Дж. Р. Р. Тол-
киена, некоторое время обитавшего среди них в доме № 20
по Нортмур-роуд. Если бы на каждый фасад вешали таблички
“Здесь жил такой-то” и “Здесь умер такой-то”, то самих домов
за ними было бы не разглядеть. А так наш взгляд готов к вос¬
приятию архитектурных шедевров самого викторианского из
всех английских предместьев.
Северный Оксфорд растянулся почти на три километра
вдоль улиц Бэнбери-роуд и Вудсток-роуд между кварталами
Сент-Джайлз и Саммертаун. Большая часть его территории
принадлежит Сент-Джонс-колледжу, который в середине xix
века начал превращать свои поля в стройплощадки, оказав¬
шиеся золотым дном.
Самый старый жилой квартал в северном Оксфорде, Парк-
таун, был спроектирован Сэмюэлем Липскомбом Секхэмом в
1853—1855 годах: два серпа, овальный парк между ними, на вос¬
токе еще один серп в виде парковой террасы, а посередине —
одинокие виллы с просторными садами. Переходы от стоя-
288
ю-кодж дж: садовые ворота и холм
QVOD FEL1C. VOKTAT
ACADEMIC! OXONIKNS
В1ВЫОТНПСАМ HANC
VOBIS HKIPV&UICAEQVE
UTERATORVM
я*& %
ОТ СЕВЕРНОГО ОКСФОРДА ДО ИЕРИХОНА
щих рядами городских домов к утопающим в зелени виллам
помогают создать общность и чувство единства, ощущение
жизни в городе и на природе; уже тогда это был участок ms in
urbe (сельский элемент в городе), предвестник городского Са¬
дового движения. В последующие десятилетия выросли дома
и на соседних улицах: викторианская высокая готика Норхэм-
роуд и Норхэм-гарден, Крик-роуд, Кентербери-роуд, Бодуэлл-
роуд и Сент-Маргаретс-роуд. Южный участок Бэнбери-роуд —
вот самый сокровенный, настоящий северный Оксфорд. При
этом он никогда не был чисто академическим районом.
Винодел, адвокат, два аптекаря и фотограф построили
первые виллы в Парк-тауне. Доны пришли позднее: тогда
они еще жили в колледжах, более или менее соблюдая обет
безбрачия. Лишь после 1877 года, когда брачный запрет для
членов колледжей был, наконец, снят, встал вопрос о жилье:
квартирах неподалеку от колледжей, виллах для больших
семей с многочисленной прислугой: садовниками, повара¬
ми, нянями и горничными. Джону Бетджемену эти виллы
напоминали дома священников, “рассчитанные на монахов-
вольноотпущенников”. В них обитали профессора и клирики,
вышедшие на пенсию доны или их вдовы — поздневикториан¬
ский анклав академической семейной и частной жизни, у гра¬
ниц которого разместились также теологические семинарии
и первые женские колледжи. Новый Иерусалим — так в шутку
называли тогда северный Оксфорд.
Уже глубоко в хх веке этому району отдавали предпочте¬
ние те, кто избрал своим образом жизни “простую жизнь и
высокий образ мыслей”. Северо-оксфордский стиль подраз¬
умевал любовь к вельветовым брюкам, серой фланели, шер¬
стяным фуфайкам цвета морской волны и туфлям на толстой
подошве от Ducker’s in the Turl. Комнаты оклеены обоями по ри¬
сункам Морриса, моду на которые завел в Оксфорде Уолтер
Патер. По воскресеньям окрестные жители посещали Phil and
Jim — англиканскую воскресную службу в церкви Св. Филипа
и Св. Иакова на Вудсток-роуд, где в 1860—1866 годах Джордж
289
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
Эдмунд Стрит построил для быстро растущей паствы новую
приходскую церковь, не менее амбициозную, чем весь рай¬
он — со стрельчатыми окнами и круглыми колоннами из поли¬
рованного розового гранита. Своих детей, едва им исполня¬
лось три года, здешние обитатели отправляли в знаменитую
школу Дрэгон-скул, потом в Хай-скул на Белбраутон-роуд, выс¬
шую школу для девочек, а мальчиков — в Саммертаун, в школу
Св. Эдварда.
Традиции северного Оксфорда... В чем они состоят поми¬
мо званых обедов? В первую очередь как проводить канику¬
лы: весной — в Корнуолл, летом — в Дордонь. Не зря же знаме¬
нитый французский повар Раймон Блан в 1977 году построил
в Саммертауне свой первый ресторан для гурманов Quat’s
Saisons, втиснув его между офисом Oxfam и бутиком дамского
белья.
По северному Оксфорду можно бродить как по музею
викторианской архитектуры на открытом воздухе. Здесь
представлены почти все ее стили: от неоренессанса до эдвар-
дианского и неогеоргианского направлений. В 1860-е годы,
потеснив ранние итальянизированные виллы с лепными фа¬
садами, лидирующее положение в Парк-тауне заняла неоготи¬
ка — светлый и желтый кирпич. После 1880 года в моду вошел
стиль королевы Анны и красный кирпич, бросающий вызов
бледному котсуолдскому камню средневекового города. Здесь
все еще можно прочувствовать и оценить орнаментальную
фантазию викторианцев, их любовь к историческим переоде¬
ваниям. А сады, пока не ставшие парковками, распространя¬
ют аромат лилий, пестрят анютиными глазками и золотисты¬
ми кистями бобовника.
Долгое время викторианскую архитектуру отвергали, и
северный Оксфорд в те времена оставался золотой жилой для
всякого рода любителей модернизации и спекулянтов земель¬
ными участками. И в том, что, несмотря на небольшие потери,
этот район все же сохранился практически в первозданном
виде, немалая заслуга Джона Бетджемена, предсказавшего
290
ОТ СЕВЕРНОГО ОКСФОРДА ДО ИЕРИХОНА
викторианское возрождение. Он весьма способствовал про¬
возглашению северного Оксфорда заповедной территорией,
что и произошло в 1968 году. В большие семейные виллы сред¬
него класса на Бэнбери-роуд и вокруг нее давно въехали все¬
возможные офисы и институты, все больше и больше языко¬
вых курсов открывают здесь свои школы. Сегодня в северном
Оксфорде живет немало лондонцев — бизнесмены, именитые
врачи, представители рекламного и медиабизнеса — ведь та¬
кой адрес предполагает определенный уровень цен на недви¬
жимость. Виллы Секхэма в Парк-тауне сегодня стоят около
двух миллионов евро — серьезные деньги, недоступные для
большинства донов. Пока еще может себе позволить дом на
Линтон-роуд Его Преосвященство Ричард Харрис — все-таки
он оксфордский епископ со связями в высших кругах.
Между Музеем Пастернака
и Обсерваторией Редклиффа
Вчера моя жена возила моего отца в спиритуа-
листскую часовню в оксфордском Саммертауне. По
пути они проезжали через Аристотелъ-лейн. “Ари¬
стотель,, - сказал вдруг отец, - а не был ли он грече¬
ским миллионером ? ”
Крейг Рейн (1994)
В 1999 году в Оксфорде открылся новый музей.
Режим его работы не менее эксклюзивен, чем
место расположения: это Музей Пастернака в
Парк-тауне, открытый для посещений на два часа
каждое первое воскресенье месяца и то лишь по
предварительной договоренности. Дом Леонида Пастернака,
художника из Одессы (чей сын, поэт Борис Пастернак, еще
более известен), который после Октябрьской революции
оставил родину и в 1921 году переехал в Берлин, как и На¬
боков. А в 1938 году, когда евреям жить там сделалось невоз¬
можно, перебрался в Англию, где семь лет спустя умер в своем
доме в Парк-тауне, в первой слева от входа комнате.
На стенах — картины, сопровождавшие Леонида Пастер¬
нака на долгом пути из Москвы в Оксфорд: портреты, инте¬
рьеры, натюрморты, большинство — рисунки простым ка¬
рандашом или мелом, но есть и пастели, и картины маслом.
Некоторые из лучших портретов — портреты друзей: Толсто¬
го, Рахманинова, Эйнштейна, Рильке. Картины русского экс¬
прессиониста предыдущего перед Малевичем поколения не¬
292
МЕЖДУ МУЗЕЕМ ПАСТЕРНАКА И ОБСЕРВАТОРИЕЙ РЕДКЛИФФА
сколько академичны, но при этом искрятся цветом, яркостью
мгновений частной жизни, вырванных из-под власти Ленина,
чей незавершенный портрет стоял на мольберте восьмидеся¬
титрехлетнего художника.
В частном доме-музее сегодня живет внучка Леонида Па¬
стернака Анна Пастернак-Слейтер, член колледжа Св. Анны,
супруга поэта и дона Крейга Рейна, который, опасаясь за со¬
хранность собственного покоя, написал: “Лучше всего было
бы, если бы музей посещали исключительно исполненные не¬
мого восхищения миллионеры без мочевого пузыря, которым
не нужен туалет и которые расплачиваются за открытки золо¬
тыми слитками, небрежно бросая при этом: ‘Сдачи не надо!’ ”
Напротив Парк-тауна, на другой стороне Бэнбери-роуд,
расположен Сент-Хьюз-колледж, один из четырех в про¬
шлом чисто женских. Он разместился в северном Оксфорде
в конце xix века. Элизабет Вордсворт, внучатая племянница
поэта, основала колледж Сент-Хьюз в 1886 году; он носит имя
Св. Хьюго, средневекового епископа Линкольнского. Первые
тридцать лет существования колледжа студентки провели в
съемных квартирах, пока в 1916 году не получили в свое рас¬
поряжение новое здание на Сент-Маргарет-роуд — первый
колледж, построенный для девушек.
Право же, выпускницы этого колледжа гораздо интерес¬
нее, чем его неогеоргианская архитектура: например, Аун
Сан Су Чжи, правозащитница из Мьянмы и лауреат Нобелев¬
ской премии мира. Ее муж Майкл Эйрис был специалистом по
Тибету в соседнем колледже Св. Антония, но когда в 1999 году
он умер, военные власти Мьянмы не разрешили вдове, много
лет прожившей на родине под домашним арестом, выехать на
похороны.
Колледж Св. Антония, расположенный на Вудсток-роуд
несколько ближе к центру, представляет собой еще один кла¬
дезь интеллектуальных сил университета. Там обучаются те,
кто уже имеет ученую степень. Колледж достаточно новый,
соответственно бедный и весьма своевольный, чтобы писать
293
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
свое название без третьей буквы “н”. На самом деле, он должен
называться колледж Св. Антонина в честь своего основателя
Антонина Бессе, французского бизнесмена, не окончившего
даже школу и потому искренне полагавшего, что Энтони —
просто перевод его имени на английский язык.
Колледж открылся в 1950 году и поначалу работал в мрач¬
ной викторианской атмосфере бывшего аббатства, часовня
которого стала библиотекой. С тех пор у колледжа появилось
несколько новых зданий, в том числе и Ниссанский институт
японистики.
Академическая специализация колледжа Св. Антония
весьма необычна — это политика, экономика и история опре¬
деленных регионов мира: Западной и Восточной Европы,
России, Ближнего Востока, Японии, Китая, Африки и Латин¬
ской Америки. “Наша высшая школа в большей степени, чем
другие колледжи, приспособлена для подготовки исследова¬
телей в области международных отношений”, — сказал мне
Ральф Дарендорф, до 1997 года бывший ректором колледжа
Св. Антония. И добавил: “Золотой треугольник — Оксфорд,
Кембридж, Лондон — превзойти очень трудно. Во всяком
случае немецкая система университетского образования не
предлагает альтернативы — традиция высшей школы в Герма¬
нии рушится”.
Великий либерал, гражданин мира и покоритель границ,
лорд Дарендорф внес существенный вклад в упрочение между¬
народной славы своего колледжа, среди выдающихся умов ко¬
торого обретается в том числе и эксперт по Восточной Европе
Тимоти Гэртон Эш. Получив место приглашенного профессо¬
ра в колледже Св. Антония, немецкие историки оказываются
на острие немецко-английских отношений. И им предстоит
сделать еще немало, чтобы изменить к лучшему образ krauts и
hurts в восприятии британцев (“кислая капуста” и “гунны”, как
презрительно называют немцев в Великобритании).
Расположенный по соседству колледж Св. Анны, пио¬
нер женского образования, с 1979 года принимает также
294
МЕЖДУ МУЗЕЕМ ПАСТЕРНАКА И ОБСЕРВАТОРИЕЙ РЕДКЛИФФА
студентов-мужчин. Stan's, как с тех пор именуют его молодые
люди, подготовил впечатляющую по разнообразию палитру
образованных женщин: среди его выпускниц гламурная писа¬
тельница Тина Браун и монашка-беллетристка сестра Венди
Беккет; женщины-политики Эдвина Керри и баронесса Янг,
первая женщина, возглавившая Палату лордов; поэтесса Эли¬
забет Дженнингс и химик Мэри Арчер, специалист по солнеч¬
ной энергии и скандально известным мужчинам вроде Джеф¬
фри Арчера. Так что пусть блочная архитектура колледжа Св.
Анны вас не пугает. В конце концов с противоположной сто¬
роны Вудсток-роуд давно уже манит Башня ветров.
Обсерваторией Редклиффа называют эту классическую
башню, совершенно не похожую на обсерваторию. Вместо
традиционного купола ее венчают свинцовые фигуры, Геракл
и Атлант, которые держат глобус цвета медного купороса. Два
длинных одноэтажных корпуса по сторонам восьмиугольной
башни; бельэтаж разделен ионическими пилястрами, а над
окнами — рельефные изображения знаков зодиакального кру¬
га. Строительство университетской обсерватории, первого в
Оксфорде здания в духе греческого возрождения, началось в
1772-м и завершилось в 1794 году (Джеймс Уайетт). Как и в
эллинистическом прообразе Башни ветров в Афинах, вокруг
кровельного карниза парят Борей, Зефир и остальные крыла¬
тые воплощения ветров: восемь каменных барельефов Джона
Бэкона, автора скульптурной группы с Атлантом. Вплоть до
1935 года в благородном восьмиугольнике Джеймса Уайетта
размещались телескопы. Сейчас Обсерватория Редклиффа
принадлежит основанному в 1979 году Грин-колледжу, учеб¬
ному заведению для бакалавров с упором на медицину. Его
основатели — Ида и Сесил Грины — производители чипов для
мобильных телефонов из Далласа (Texas Instruments).
Между Грин-колледжем и Сомервилл-колледжем находит¬
ся госпиталь Редклиффа, носящий, как и обсерватория, имя
главного спонсора, Джона Редклиффа. Классически строгое
здание старейшей в Оксфорде больницы (i759~ 177°) с аР"
295
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
хитектурной точки зрения гораздо примечательнее, чем все
пристройки, возводившиеся безо всякой системы в последу¬
ющие столетия, пока в 1979 году в пригородном районе Хед-
дингтон не открылась современная клиника JR2. Несмотря на
то что здесь собрался цвет медицины Оксфорда, многие ушли
отсюда прямиком “через Иордан” (иными словами, отошли в
мир иной). Мы же пока отправимся в Иерихон.
Живая обитель мертвых:
Иерихон
Здесь ощущался в высшей степени англиканский
запах ладана, молитвенников и полироли. Вне¬
запно я почувствовал, что вполне можно нат¬
кнуться и на труп с перерезанным горлом. И я
перенесла свою церковь (Святого Варнавы) из
Оксфорда в Паддингтон.
Ф. Д. Джеймс о месте действия своего
романа “Привкус смерти” (1986)
Иерихон — ничейная земля в туристическом
бизнесе. Никаких колледжей, музеев, нет даже
торгового центра. В северо-восточной части
Оксфорда двухэтажные домики выстраивают¬
ся вдоль улиц в шахматном порядке — терра¬
сированные дома из клинкерного кирпича, по две комнаты
наверху и внизу. У некоторых есть крошечные палисадники.
Перед дверями, выкрашенными в пастельные тона, стоят бу¬
тылки с молоком, об углы трутся кошки... Пригородная идил¬
лия в пятнадцати минутах ходьбы от центра.
Иерихон расположился между Уолтон-стрит и Оксфорд¬
ским каналом; с юга он ограничен территорией Вустер-
колледжа, а с севера — кладбищем Гроба Господня. Этот неког¬
да пролетарский аналог вилл Парк-тауна появился в начале
xix века, когда по берегам канала расселялись рабочие с вер¬
фи, железной дороги, а также печатники из Oxford University
Press и литейщики с металлургических заводов.
Библейское название поселения молва объясняет так: де¬
шевые домики для рабочих строились быстро и не слишком
297
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
качественно, и когда кондуктор на близлежащей железнодо¬
рожной линии слишком громко свистел, стены обрушива¬
лись, словно стены Иерихона. На самом деле название пошло
от старого наименования местности — Сады Иерихона, —
примерно в 1680 году было построено питейное заведение
Jericho Ноше на Уолтон-стрит (ныне это Philandere & Firkin око¬
ло кинотеатра Phoenix). Через несколько домов расположен
паб Джуда Незаметного, в котором можно выпить кружку эля
за героя Томаса Гарди, каменщика Джуда, нашедшего здесь, в
придуманном квартале Бирсхеб, дешевое жилье и печальный
конец.
Но не только литературные связи придают Иерихону
“привкус смерти”: от Ф. Д. Джеймс, родившейся в доме № 164
по Уолтон-стрит, до Колина Декстера. Бедность, проституция
и холера вольготно чувствовали себя здесь еще в xix веке. По¬
сле Второй мировой войны конец Иерихона, казалось, был
неизбежен, но началась столь высоко превозносимая ныне
кампания по его оздоровлению. В дешевые тогда еще кварти¬
ры вселились представители альтернативной культуры — ху¬
дожники, музыканты, студенты, инструкторы по йоге, спе¬
циалисты по иглоукалыванию, спиритуалисты. Разрушенные
сараи на задних дворах превратились в мастерские и звуко¬
записывающие студии, рабочие халупы — в академические
квартиры. На Уолтон-стрит открылись дизайнерские салоны,
магазины деликатесов, кафе и бистро вроде Le Petit Blanc. На
этой же улице размещается и лучший в Оксфорде джаз-клуб —
в полумраке, за викторианскими витражами церкви Св. Пав¬
ла (1836), построенной в стиле греческого возрождения, ко¬
торая была закрыта в 1969 году и открылась вновь уже под
вывеской “Кафе Фрейда”.
Сегодня Иерихон не узнать: это фешенебельный район,
полный жизни, хотя и без глянцевого шика Челси. Если вы,
подобно инспектору Морсу, постоянно испытываете жаж¬
ду, гоняясь за “дьяволом полиграфистов”, то вам — в пивную
“У юного наборщика”, в действительности именуемую Book¬
298
ЖИВАЯ ОБИТЕЛЬ МЕРТВЫХ
binders (“Переплетчики”) и расположенную “в тени угрожаю¬
ще вздыбившейся башни Св. Варнавы”, где произошло одно
из убийств в “Трупе в Иерихоне” (1981) Колина Декстера.
Bookies, как называют его местные жители, — излюбленное
местечко работников университетской типографии и при¬
хожан церкви Св. Варнавы — Barney's, рабочей церкви Ок¬
сфордского движения англикан-реформаторов, нашедшего
много приверженцев среди бедноты Иерихона. Отражением
небесного Иерусалима должна была казаться им эта церковь,
когда по воскресеньям они попадали из тесных жилищ в ро¬
скошные залы: сверкающие золотом апсиды в византийском
духе, балдахин над алтарем, мозаики над аркадами. Сэр Артур
Блумфелд, сын епископа Лондонского, проектировавший эту
своеобразную викторианскую церковь (1869), снабдил ее по¬
луциркульными арками, полосами из красного кирпича и ко¬
локольней, высоко вздымающейся над одноэтажными типо¬
выми домиками. Колокольня возле канала — вклад Иерихона
в силуэт “грезящих шпилей”.
Кто в чугунном кресте, венчающем колокольню Св. Вар¬
навы, увидит перст указующий, придет туда, где он был отлит:
на чугуноплавильное предприятие Lucy’s Eagle Ironworks. С на¬
чала xix века этот завод в северной части Иерихона произ¬
водил ворота канальных шлюзов, уличные фонари, решетки,
колонны и другие необходимые декоративные элементы века
чугуна. Сегодня его цеха стоят как памятник утраченному про¬
изводству: в них тихо, как на кладбище, с трех сторон обсту¬
пившем его стены из красного кирпича.
Кладбище Гроба Господня, заложенное в середине xix
века, — викторианский Сад мертвых Иерихона. Могилы за¬
росли снытью и колокольчиками в тени падубов, ясеней,
темных тисов. Где-то под буками покоится и Томас Комбе,
директор университетской типографии, финансировавший
строительство церкви Св. Варнавы; здесь же в 1893 Г°ДУ °бре-
ло покой тщеславие Бенджамена Джоуэтта, ректора Баллиол-
колледжа.
299
Книги, слова, словари:
Oxford University Press
С точки зрения механики это просто чудо.
С точки зрения морали - и того больше.
Уильям Гладстон об Oxford
University Press (1831)
Когда, прогуливаясь по Иерихону, вы заглянете в
Кафе Фрейда”, чтобы выпить чашечку капуччи-
но, на противоположной стороне улицы замети¬
те классическое здание из белого батского камня,
монументальное, как филиал Банка Англии. Из¬
дательство и типография Oxford University Press, занимающие
его с 1830 года, — предприятие национального масштаба. Его
продукция вполне способна стать причиной волнений и даже
спровоцировать обвал на бирже. Когда в 1998 году the Press вы¬
пустило собственную поэтическую серию, публичные дебаты
дошли до парламента: запрос из Палаты общин, споры о ли¬
рике — в Палате лордов. Какое еще издательство может рас¬
считывать на столь пристальное внимание?
Первая в Оксфорде книга была напечатана в 1478 году на
ручном станке Теодорика Руда из Кёльна: Это “Толкование апо¬
стольского Символа веры”. История оксфордского книгоизда¬
ния началась с опечатки: Руд позабыл одну из римских “X”, и
год издания превратился в 1468-й. Всего десять лет просуще¬
ствовала в Оксфорде и сама типография Руда, так и не сформи¬
ровав прочной связи с университетом. Лишь в 1585 году Роберт
Дадли, граф Лестерский, заново основал Oxford University Press.
300
КНИГИ, СЛОВА, СЛОВАРИ
Переезжая с места на место, OUPпостепенно перебралось
из здания Кларендон-билдинг в нынешнюю свою штаб-кварти-
ру на Уолтон-стрит: религиозное книгопечатание переехало в
южное крыло, научное — в северное. Правда, с историческим
разделением на религию и науку давно покончено. Бестсел¬
лерами OUP стали теперь не только Библии и молитвенники,
но и словари вроде The Oxford Advanced Learner's Dictionary (зна¬
менитый оксфордский словарь английского языка “для про¬
двинутых студентов”). Учебники английского языка, заказы на
которые поступают со всех уголков мира, превратили Oxford
English в одно из самых больших и быстро растущих подразде¬
лений OUP. С первым изданием “Оксфордской антологии ан¬
глийской поэзии” под редакцией Артура Квиллер-Коуча в 1900
году был найден новый рецепт успеха: антологизация всего
на свете под маркой OUP. На сегодняшний день не существу¬
ет разве только что “Оксфордской антологии Кембриджа”.
В 1896 году OUP открыло свой первый офис в Нью-Йорке;
за ним последовали филиалы в Индии, Африке и Австралии.
Но куда бы ни приходило это издательство — от Калькутты до
Куала-Лумпура, — его продукция немедленно начинает играть
ключевую роль в области науки и образования. Сегодня OUPc
филиалами более чем в пятидесяти странах имеет самую боль¬
шую университетскую типографию в мире. Оно издает около
четырех тысяч наименований книг в год, а годовой оборот со¬
ставляет почти пятьсот миллионов евро. Контроль над этим
грандиозным предприятием всегда осуществляла специаль¬
ная комиссия, созданная еще архиепископом Лаудом в 1633
году, в бытность его канцлером университета: в нее должен
входить двадцать один представитель академической среды с
разных факультетов. В свою очередь, эта комиссия назначает¬
ся комитетом тринадцати донов, члены которого меняются
почти каждый год: это тоже специалисты в своих областях,
но не сведущие в книгоиздании. Так, по мнению критиков,
наилучшим образом обеспечивается почти стопроцентная га¬
рантия неразберихи и отсутствия преемственности.
301
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
И тот факт, что эта причудливая система работает, можно
считать оксфордским чудом, не в последнюю очередь возмож¬
ным благодаря Лондонскому филиалу OUPy функционирующе¬
му по собственному сценарию. Коммерческий успех послед¬
него покрывает даже бюджетный дефицит Кларендон-пресс,
чисто академического отделения Лондонского филиала OUP.
Там издаются книги и похлеще стихотворных сборников. По
рекомендации Дарвина в 1878 году там вышел труд “О неко¬
торых различиях в строении голосовых связок птиц отряда
воробьиных, каковые до настоящего времени не привлекали
внимания”, за четверть века нашедший двадцать одного поку¬
пателя. Но ведь и такому лежалому товару издательство в нема¬
лой степени обязано уникальной репутацией, а еще, конечно,
сотрудникам — как, например, редактору, умеющему читать на
сорока языках, преподавателю колледжа Крайст-Черч Леоф-
ранку Холфорду-Стривенсу. Когда в 1967 году этот полиглот
сдавал выпускной экзамен, ему дали древнегреческий текст
с указанием “Переведите!”. И он перевел, но на такой язык,
который никто из экзаменаторов не смог определить. В кон¬
це концов они установили, что перед ними диалект фризских
крестьян XIX века.
С архитектурной точки зрения OUP не представляет со¬
бой ничего особенного. Достояние OUP— не здания, а труды.
Два из них следует знать непременно: это крупнейшие в своем
роде достижения издательского дела. Первый представляет
собой справочное издание, составленное из биографий всех
сколько-нибудь значительных представителей общественной
жизни Британии и ее колоний: шестьдесят три тома “Словаря
национальных биографий”, выпущенные в 1885—1901 годах.
Эта “национальная галерея словесных портретов”, в полном
соответствии с фундаментальной викторианской идеей, долж¬
на была служить усилению чувства национальной гордости.
Первым составителем стал отец Вирджинии Вулф, сэр Лесли
Стивен, кембриджский историк литературы, отнюдь не яв¬
лявшийся провозвестником женского движения. Он включил
302
КНИГИ, СЛОВА, СЛОВАРИ
в свой труд около тридцати пяти тысяч мужчин и всего около
тысячи женщин, породив некий дефицит, с тех пор воспол¬
няемый дополнительными томами под собирательным назва¬
нием “Забытые личности”.
Несмотря на исключительную добросовестность лексико¬
графов, в первое издание включили двух людей, никогда не
существовавших: это Адам Англикус и Томас Катуод, фиктив¬
ные порождения оксфордского абсурда.
В 2004 году должно было выйти новое, пересмотренное
издание, содержащее около пятидесяти пяти тысяч жиз¬
неописаний — коллективная память нации (онлайн-версия:
www.oup.co.uk/newdnb).
Второй великий проект xix века, который OUP продол¬
жает и в хх1 веке, вкладывая в его развитие более пятидеся¬
ти миллионов евро, — это Oxford English Dictionary, OED (“Ок¬
сфордский словарь английского языка”), одно из мировых
чудес лингвистической учености. Первый том его (от А до
Ant), посвященный королеве Виктории, вышел в 1884 году,
ровно через тридцать лет после выхода первого тома “Не¬
мецкого словаря” братьев Гримм, служившего образцом для
оксфордских лексикографов. Их собственный Гримм носил
имя Джеймс Мюррей и был шотландским филологом, мечтав¬
шим уложиться в десять лет и четыре тома. После его смерти
в 1915 году (он умер, добравшись до слога “ Та ") потребовалось
еще тринадцать лет, прежде чем увидело свет двенадцатитом¬
ное издание OED.
Гигантская инвентарная опись единиц английского язы¬
ка — “самое длинное из написанных когда-либо стихотворе¬
ний” (Энтони Бёрджесс) — рождалась в сарае под крышей из
гофрированного стального листа на заднем дворе дома Мюр¬
рея в северной части Оксфорда — в холодной, мокрой, “ужас¬
ной дыре”, как называли “скрипториум” его редакторы. Там
сортировалось, откладывалось и обрабатывалось все, что при¬
сылали Мюррею добровольные помощники со всей Англии,
более тысячи карточек в день с примерами литературного
303
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
употребления для каждого слова, влючая и самое длинное —
Jloccinaucinihilipilification (“оценка чего-то как совершенно ник¬
чемного”). Некоторое время лексикографом в OED (в разделе
“спорт и скабрезности”) работал писатель Джулиан Барнс.
Второе издание “Оксфордского словаря английского язы¬
ка” (OED 2), выпущенное в 1989 году, включало уже двадцать
томов — настоящий исполин в мире слов. В 1998 году на пути к
третьему изданию было осуществлено переиздание (онлайн-
доступ: www.oed.com), оцененное весьма высоко, однако и
раскритикованное за капитуляцию перед духом времени. Но
ученики Мюррея фиксировали лишь развитие английского
языка; куда же деться озадаченному читателю при встрече с
американизмами и неологизмами вроде Prozac, Blairism и sex
tourism f Между “оксфордским английским” и “английским-
эсперанто”, действующим в Интернете, дистанция огромно¬
го размера. Новые словечки, выловленные вами в Сети или
где-нибудь еще, присылайте в Оксфорд, в редакцию OED 3.
Для полного пересмотра словаря, который планируется за¬
вершить к 2016 году, необходимо заново переработать каждое
из семисот пятидесяти тысяч ключевых слов вкупе с двумя
миллионами четырьмястами тысяч примеров употребления.
Перед домом Мюррея, по адресу: Бэнбери-роуд, 78, где
ныне проживает известный зоолог Десмонд Моррис, по-
прежнему стоит красный почтовый ящик, формой напо¬
минающий колонну, когда-то установленный почтовыми
служащими специально, чтобы он мог вместить огромную
корреспонденцию собирателя слов.
* Прозак, блэризм (по фамилии британского премьер-министра Тони Блэ¬
ра), секс-туризм.
На зеленой окраине города:
Оксфордский канал
и луг Порш-мидоу
Я хочу тебя взять с собою туда, где ты никогда не бывала -
Полу город, полупредместъе - земли возле Канала,
А нтичных развалин они мне милее: люблю их сильнее
холмов покатых,
И 'нету на свете реки прямее и тоньше Канала.
Джеймс Элрой Флеккер (1884-1915). “Оксфордский канал”
За домами Иерихона просвечивают воды Оксфорд¬
ского канала. По берегам растут ивы, ольха, ореш¬
ник. Взлетают дикие утки, по береговой полосе
семенит кулик. У берега пришвартованы ярко рас¬
крашенные прогулочные яхты “Шекспир” и “Пет¬
рарка”; здешние баржи носят самые фантастические име¬
на — “Ящерица Билл” и “Прекрасная Розамунда”, “Пустяки”,
“Прозорливость”. Многие годами гниют в глубинах под Хит-
бридж, зато есть здесь и плавучие дома с почтовыми ящиками,
веревками для белья, даже с крошечными палисадниками, где
цветут ирисы, клематис, садовая земляника, жасмин и розма¬
рин на узкой полоске между баржей и дорогой вдоль берега.
Самые крошечные сады Англии можно увидеть на берегах
Оксфордского канала — в серо-зеленом, своеобразном город¬
ском предместье, где обитает лодочный народ — те, кто выпал
из жизни или раньше времени ушел на пенсию, — безработ¬
ные, студенты, странствующие ремесленники.
Канал между Оксфордом и Ковентри имеет протяжен¬
ность сто тридцать три километра. Строительство его нача¬
лось в 1769 году, когда Англию охватила “канальная лихорад¬
305
ОКСФОРД. ИСТОРИЯ и КУЛЬТУРА
ка”, а завершилось в 1790-м. У самой Темзы возле шлюза Исиды,
где канал соединяется с Темзой, переброшен красивейший
мостик с коваными чугунными перилами, время от времени
там вылавливают самоубийц. По этому каналу, связывающему
Темзу с Трентом и Мерсией, из шахт центральных графств в
Оксфорд прибывал уголь. Такой путь был дешевле морского.
Глубина канала всего полтора метра, ширина — около пяти
метров, но этого достаточно, чтобы два судна, встретившись,
могли благополучно разминуться. Стандартная ширина про¬
гулочного судна (чуть больше двух метров) в точности совпа¬
дает с шириной прибрежной дороги.
Все было продумано до мелочей, просчитались только с
железной дорогой. Путь по железной дороге Great Western, в
1844 году дотянувшейся до Оксфорда, оказался настолько бы¬
стрее и дешевле, что коммерческих перевозок по каналу ста¬
новилось все меньше. Там, где прежде разгружали уголь, в том
числе у причалов Иерихона, сегодня суда сдают внаем капита¬
нам, предлагающим отдых на воде.
Оксфордский канал, промышленный водный путь, вторг¬
шийся в загородную идиллию, четко обозначил границу меж¬
ду городом и окрестностями. Но на участке между железной
дорогой в Бирмингем и чугунолитейным заводом он все еще
успевает продемонстрировать напоследок другое, старое
свое лицо — серое от бедности и тяжелой работы. Оборотная
сторона Оксфорда, приводившая в восторг таких поэтов, как
У. X. Оден и Стивен Спендер в бытность их здешними студен¬
тами, — пролетарский, неспокойный, полностью погружен¬
ный в повседневность полюс, противоположный академиче¬
скому миру “башен из слоновой кости” с его таинственными
обитателями.
На Порт-мидоу — бескрайних заливных лугах между Тем¬
зой и железнодорожной насыпью — пасутся лошади. Небо
парит высоко над незастроенной зеленой равниной северо-
западной окраины города. Порт-мидоу никогда не застраи¬
вался и никогда не вспахивался, оставаясь одним из немногих
306
НА ЗЕЛЕНОЙ ОКРАИНЕ ГОРОДА
природных ландшафтов Англии, который и сегодня использу¬
ется так же, как тысячу лет назад: в качестве пастбища. Когда
кто-то из американских гостей спросил, какая же достопри¬
мечательность Оксфорда самая древняя, ему показали не цер¬
ковь и не колледж, а заливные луга Порт-мидоу.
Уже в старинной переписи Domesday Book 1086 года упоми¬
нается огромное пастбище у городских стен, за пользование
которым горожане платили королю шесть шиллингов и во¬
семь пенсов ежегодно. Исконным правом пользоваться паст¬
бищем обладали так называемые фримены — свободный люд,
торговцы и ремесленники — и отстаивали его весьма жестко,
время от времени пресекая на корню попытки более выгод¬
ного использования ста шестидесяти гектаров плодородных
земель. Последний на сегодняшний день судебный процесс
вокруг этих территорий, начатый в 1732 году, завершился
лишь в 1970-м; в результате луга Порт-мидоу провозглашены
землями общего пользования с правом на выпас скота при¬
близительно для двухсот горожан.
Разумеется, выиграли от этого не только фримены и их
коровы. Любители прогулок, бегуны, владельцы собак, дру¬
зья пернатых — все мы наслаждаемся прекрасной природой
на подступах к городу На Порт-мидоу издавна проводились
скачки, крикетные матчи между студентами, а зимой, когда
часть лугов затапливалась и замерзала, здесь собирались лю¬
бители конькобежного спорта.
Луга, никогда не знавшие химикатов, — с биологической
точки зрения, возможно, один из самых изученных и тща¬
тельно описанных земельных участков Англии, — ныне име¬
ют статус природного заповедника как “представляющие осо¬
бый научный интерес”. Здесь растут кровохлебка и скабиоза,
здесь можно встретить большинство из двухсот семи видов
птиц, в хх веке замеченных вблизи Оксфорда, включая аркти¬
ческих гусей, веретенников и даже удода, замеченного в Ок¬
сфорде 18 мая 1981 года.
3°7
В Бинси и Годстоу:
здесь больше не дремлет Алиса
Я был в Оксфорде; разве вы могли бы его покинуть ?
После посещения этого прелестного места едва ли я
могу просить вас приехать в Кембридж.
Горацио Уолпол (1736)
Однажды сентябрьским еще почти летним днем
я шагал с Аристотель-лейн к Темзе прямиком
через луг. Ребятишки над Порт-мидоу запускали
змеев. По мосту я перешел в Бинси, миновал
старую прибрежную таверну “Окунь”, где пьют
пиво, сидя прямо под ивами, и пошел дальше вдоль Темзы в
направлении Годстоу. Многие поколения студентов сиживали
здесь, возле самой воды: перед глазами кружка пива, позади —
башни Оксфорда и сонная благодать долгого летнего вечера.
Нет более красивой дороги из города книг и нет лучшего по¬
вода вернуться к истокам.
Каштановая аллея ведет прямиком к деревенской цер¬
ковке в Бинси — маленькой, скромной, освещенной лишь
парафиновыми лампами. За ней родник Сент-Маргаретс,
легендарный источник, волшебным образом связанный как
с историей о святой заступнице Оксфорда Фридесвиде, так и с
кэрролловским источником из патоки. Лечебно-укрепляющее
воздействие его воды, особенно полезной для глаз, желудка и
женской плодовитости, еще в эпоху Средневековья преврати¬
ло Бинси в место паломничества, а о постоянном росте его
популярности неустанно заботился постоялый двор “У оку¬
зов
В БИНСИ И ГОДСТОУ
ня” с соломенной крышей и бочковым пивом. Правда, внизу
у самой реки сегодня, как прежде, шелестят, дрожа на ветру,
листья осин, пересаженных на месте тех самых “тополей
Бинси”, в 1879 году поэтично оплаканных Джерардом Мэнли
Хопкинсом, увидавшим их грубо выкорчеванные останки.
“Годстоу” означает “Место Господне”, и не только из-за
трактира “Форель”, вблизи которого в Темзе давным-давно
уже нет форели, зато есть множество фотографий рыбаков
на стенах, лучший в мире эль и комната с реликвиями инспек¬
тора Морса. Напротив “Форели”, на другом берегу реки, —
развалины аббатства Годстоу, места действия трагических
любовных историй Средневековья. В этом бенедиктинском
монастыре нашла пристанище прекрасная Розамунда Клиф¬
форд, легендарная возлюбленная Генриха II. А вот ответить
на вопрос, умерла она там в 1176 году от сердечной тоски или
была отравлена ревнивой королевой Элеонорой, не может
даж е мудрый инспектор Колина Декстера.
Сколь плодотворно в Оксфорде слияние правды и вымыс¬
ла, демонстрирует путь из Бинси в Годстоу. Именно здесь, на
берегу Темзы, Льюис Кэрролл впервые поведал маленькой
Алисе и ее сестрам о Стране чудес. Они проплыли на лодке
вверх по реке от Фолли-бридж в Годстоу, примерно пять кило¬
метров, собираясь устроить пикник на развалинах аббатства.
Было это 4 июля 1862 года, в “жаркий летний полдень, ког¬
да над лугами колыхалось призрачное марево”, как впослед¬
ствии написала Алиса Лидделл в своих воспоминаниях. Этот
самый “июльский полдень золотой” у метеорологов зафикси¬
рован как “прохладный и весьма влажный”, но задним числом
все оксфордские воспоминания в большей или меньшей сте¬
пени покрываются золотой пылью.
КЕМБРИДЖ
История и культура
Microsoft встречается
со Средневековьем:
краткая история Кембриджа
Так странно находиться в городе колледжей,
который не является Оксфордом.
Мэттью Арнольд (1853)
Для первого филиала фирмы Microsoft за пределами
Соединенных штатов Билл Гейтс из всех европей¬
ских городов выбрал в качестве резиденции имен¬
но Кембридж. Я читал это сообщение в мае 1997
года (“Золотая технолихорадка дает Кембриджу
толчок к развитию”), сидя в отеле “Гарден-хаус” на реке Кем.
Под ивами на низменности Коэ-Фен паслись коровы. “Коро¬
вы в центре Кембриджа”, — поражались бизнесмены за со¬
седним столом. Что понадобилось компьютерному гиганту
Америки в маленьком торговом городке посреди болот Вос¬
точной Англии?
Благодаря многомиллионным пожертвованиям в рамках
крупнейшей в Англии программы по выделению стипендий,
Билл Гейтс вошел в суперлигу королевских благотворите¬
лей, под держивавших Кембриджский университет со времен
Средневековья. Здесь учился Исаак Ньютон, с блеском про¬
гуливал занятия Чарлз Дарвин, а в наши дни Стивен Хоукинг
на бывшей кафедре Ньютона рассказывает про черные дыры
во Вселенной. Атом, компьютер и ген — три великих символа
естествознания хх века, связаны с этим университетом, как
знамя Тюдоров с часовней Кингз-колледжа. Создатели модели
3*3
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ДНК Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон, пионеры вычислитель¬
ных машин и искусственного разума Чарлз Бэббидж и Алан
Тьюринг, физики-ядерщики, включая Эрнеста Резерфорда и
Джеймса Чедвика, — все они внесли вклад в кембриджский
феномен, возросший под сенью колледжей. Сотни фирм, раз¬
вивающих высокие технологии, обосновались здесь, Silicon
Fen (Силиконовая топь) стала именем нарицательным, ан¬
глийским ответом калифорнийской Silicon Valley (Силиконо¬
вой долине). Если Билл Клинтон хотел учиться в Оксфорде,
то Билл Гейтс отправился в Кембридж.
История местности часто бывает и историей слова. В “Ан¬
глосаксонских хрониках” от 875 года упоминается местечко
Grantabrycge, первое зафиксированное употребление в англий¬
ском языке слова bridge (мост). Из норманнского Grentebridge
или Cantabriegge получился в конце концов знакомый нам Cam¬
bridge. И только после этого, а не наоборот, река получила
свое теперешнее название Кем, сохранив в верхнем течении,
между Сильверстрит-бридж и Гранчестером, старое название
Гранта. Гораздо более известен, чем река, литературный жур¬
нал Granta, который теперь издается в Лондоне, хотя начи¬
нался как студенческий альманах.
Кембриджшир — единственное в Англии графство, назва¬
нием обязанное мосту. Мост через Кем располагался непо¬
далеку от нынешнего Магдален-бридж. Местность чуть выше
переправы, на известняковых и галечных холмах у южного
края топи — огромной по площади болотистой низменности,
которую осушили только в XVIII веке, — была облюбована по¬
селенцами бронзового века для своих хижин. Рано или позд¬
но здесь оказывались все: римляне, англосаксы, викинги и
норманны. Одни вытесняли других, как всегда бывает, когда
обладание мостом дает стратегические преимущества.
Так и развивался Кембридж на перепутье между долиной
Темзы, побережьем Норфолка и центральными районами
Англии — маленький торговый порт между соперничающими
королевствами Мерсии и Восточной Англии.
34
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
Когда монахи из Или в 695 году отправились за сарко¬
фагом для Св. Этельдреды, они увидели в Кембридже лишь
“городок в запустении”, руины римского Дуролипонта у под¬
ножия холма Касл-хилл. Центр нового англосаксонского по¬
селения постепенно перемещался на другой берег реки и в
конце концов растянулся вдоль современной Бридж-стрит на
месте древней римской улицы, ведущей в Колчестер, затем
южнее, вдоль улицы Трампингтон-стрит к Суайнкрофт-марш,
где теперь находится Даунинг-колледж.
Согласно описи английских земель Domesday Book в нор¬
маннском селении Грентебридж насчитывалось около трех¬
сот семидесяти пяти домов. В описи от 1086 года значатся
также мельницы в конце Милл-лейн, где и теперь еще мож¬
но распознать мельничный пруд. Здесь мололи зерно для
селения, которое превратилось позднее в главный город
графства. Задолго до того, как Мильтоновский речной бог,
“преданьями воспетый Кем”*, украсил себя ожерельем кол¬
леджей, в Баксе (так назывался левый берег реки) распола¬
гались верфи и торговые склады. Реки Кем и Грейт-Уз связы¬
вали Кембридж с Северным морем, прибрежным городом
Кингс-Линн в Восточной Англии и балтийскими торговыми
портами. Об этих временах напоминает герб города: три ко¬
рабля проплывают под мостом с зубцами бойниц, фланкиро¬
ванным королевскими лилиями и украшенным тюдоровской
розой.
Церковь-ротонда Гроба Господня отмечает центр нор¬
маннского Кембриджа. Там, где Хай-стрит ответвляется от
старой римской дороги, расположен госпиталь Св. Иоанна,
который горожане и епископ Или построили около 1200 года
для больных и бедняков. К религиозно-благотворительным
учреждениям средневекового общества принадлежал и ле¬
прозорий, устроенный на безопасном расстоянии от города,
за монастырем августинцев в Барнуэлле.
* Из элегии Д. Мильтона “Люсидас”, перевод Ю. Корнеева.
315
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Евреи тоже прочно занимали место в жизни города и в
универсуме Средневековья. Jewry (еврейский квартал) распо¬
лагался напротив Тринити-колледжа. Лишь около 1275 года
горожане Кембриджа с королевского благословения присту¬
пили к изгнанию евреев из города, еще до полного изгнания
их из Англии.
“Самый старый из межуниверситетских видов спорта — со¬
стязание во лжи”, — заметил историк Ф. У. Мейтленд, а имен¬
но — спор за первородство, какой из университетов старее.
Один из мифов об основании Кембриджского университета:
alma mater Cantabrigiensis основали афинские философы из сви¬
ты испанского принца Кантабера, зятя короля бриттов Гур-
гунтия Брабтрука, в 4321 году от сотворения мира, то есть в
4004 году до Рождества Христова. Куда более вероятна другая
история: двух оксфордских школяров обвинили в убийстве
проститутки, и городской суд в 1209 году приговорил их к по¬
вешению. Оксфордские магистры из протеста прекратили
преподавание и уехали из Оксфорда, обосновавшись в том
числе и в Кембридже.
Появление нового университета в результате исхода про¬
фессоров или студентов — отнюдь не новость, именно так
возник Лейпцигский университет, отделившись в свое время
от Пражского. Но почему университет обосновался именно
в Кембридже, а не в Нортгемптоне или Стэмфорде, процве¬
тающих торговых городах, где также осели тогда оксфорд¬
ские школяры? Почему не в Лондоне? Наконец, почему не в
Линкольне, епископском городе, где к тому же была соборная
школа?
Сколь бы ни были темны обстоятельства основания Кем¬
бриджского университета, ясно одно: группе профессоров
и студентов удалось получить поддержку короны и Церкви,
непременное условие существования в те неспокойные вре¬
мена ввиду недоверия горожан. Самое позднее в 1225 году
кембриджские магистры избрали из своего круга канцлера,
чьи полномочия (а с ними и автономию университета) под¬
316
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
твердил король Генрих III. Вскоре, в 1233 году, последова¬
ло признание университета Папой Григорием IX, а с ним и
церковно-правовая привилегия, которую Оксфорд получил
лишь в 1254 году.
Как с удовлетворением заметила архивариус Кембридж¬
ского университета Элизабет Лидхэм-Грин, “Кембридж не¬
редко стартует позже Оксфорда, зато к финишу приходит
первым”. Решающее значение, однако, имели декреты Ген¬
риха III и его преемников, обеспечившие обоим университе¬
там монополию в сфере образования. Вплоть до xix века, на
протяжении шестисот лет Оксфорд и Кембридж оставались
единственными в Англии университетами. Такого рода моно¬
полии не было больше нигде в Европе.
Как и университет в Оксфорде, Кембриджский универси¬
тет поначалу не имел собственных зданий. Учились и жили
там, где было свободное место, в съемных помещениях. С са¬
мого начала студенты стали селиться в общежитиях под при¬
смотром ректора. В городе насчитывалось тридцать четыре
таких общежития к 1280 году, когда на смену частным прию¬
там пришли колледжи со своим правом и собственностью в
виде пожертвований, что обеспечило им долговечность и не¬
зависимость.
В 1284 году Хью де Бэлшем, епископ Или, основал пер¬
вый в Кембридже Питерхаус-колледж. Во всем, вплоть до
устава, он следовал образцу епископского Мертон-колледжа
в Оксфорде, основанного на двадцать лет раньше. По уставу
Питерхаус-колледж состоял из ректора, четырнадцати чле¬
нов коллегии, двух настоятелей для ежедневных церковных
служб, двух казначеев для управления финансами, одного
сборщика пожертвований и, если хватало средств, приврат¬
ника. За исключением нескольких малоимущих студентов,
этот академический колледж представлял собой сообщество
ученых мужей по образцу парижской Сорбонны. И лишь
Кингз-холл, основанный Эдуардом II, в начале xiv века вопло¬
тил путеводную концепцию колледжа как сообщества студен¬
317
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тов, объединившихся для учебы и совместного проживания.
Королевские чада, как их тогда называли, в самом деле были
детьми: они поступали в колледж примерно в возрасте четыр¬
надцати лет.
Кто же, собственно, учился в те времена? Своих сыновей
посылали в Кембридж мелкие землевладельцы и представите¬
ли городской верхушки, реже аристократия и поместное дво¬
рянство. Студиозусы раннего Средневековья жили в суровых,
по-монашески строгих условиях. Часто только доктора богос¬
ловия, то есть теологи, получившие докторскую степень, мог¬
ли претендовать на отдельную комнату. Остальным членам
колледжа приходилось делить жилье с группой студентов:
“Не больше двоих в одной постели, если они старше четыр¬
надцати лет”, согласно уставу Сент-Джонс-колледжа.
Службы в часовне были обязательными для посещения
ранним утром и вечером, лекции проходили в убогих, хо¬
лодных помещениях с застланным соломой полом. Ни спор¬
та, ни какого-либо иного организованного досуга не было.
Единственное развлечение — городские таверны и женщины,
которых там можно было найти. Еще в 1342 году слышались
жалобы на модные экстравагантности студентов и донов:
“Пренебрегая тонзурой, знаком их положения, они носят
длинные, ниспадающие на плечи, как у женщин, волосы, за¬
вивают их локонами и напудривают... Они ходят в мантиях
с оторочкой из меха, красно-зеленых клетчатых туфлях и
шелковых шарфах необычной длины; их пальцы унизаны
кольцами, талии перетянуты широкими дорогими поясами,
украшенными фигурами и золотом, а на поясах, словно мечи,
висят ножи”.
Уже в то время академический год был поделен на три три¬
местра. В Кембридже, как и во всех европейских универси¬
тетах Средневековья, прослушивался элементарный курс из
семи artes liberalis (свободных искусств), которые также назы¬
вали бесхлебными: грамматика, логика и риторика (trivium),
за которым следовали арифметика, музыка, астрономия и ге¬
318
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ CO СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
ометрия (quadrivium), а в завершение — три философские дис¬
циплины: метафизика, этика и натурфилософия. Тот, кто по¬
сле семи лет обучения выдерживал все экзамены, становился
магистром искусств и получал право на преподавание. Тем же,
кто хотел сделать карьеру при дворе или в Церкви, стать док¬
тором юриспруденции, медицины или теологии, предстояло
продержаться еще десять лет. Итого — семнадцать лет учебы
без каких бы то ни было именных стипендий.
У выпускников Оксбриджа еще в те времена были хоро¬
шие шансы получить работу. Во всяком случае после эпиде¬
мии чумы 1348—1349 годов, которая унесла треть населения
Англии, потребность в образованных священнослужителях,
управляющих, юристах, врачах возросла.
К 1370 году в Кембридже было восемь колледжей и поч¬
ти две дюжины общежитий. Всего в университете было око¬
ло семисот членов — меньше, чем в настоящее время в одном
Куинс-колледже. Только в xv столетии бедный родственник
Оксфорда сравнялся с ним если не по значимости, то хотя бы
по размерам.
Из сохранившихся студенческих записей мы знаем, как
учились кембриджские воспитанники: за изучением Аристо¬
теля следовало штудирование трудов оксфордских ученых.
Между тем оба университета в отличие от Парижа, к примеру,
выделялись в Средние века традиционной склонностью к экс¬
периментальной натурфилософии, к математической и сим¬
волической логике, ярко вспыхнувшей как в теологических
тонкостях Дунса Скота, так и в скептицизме Оккама.
До основания в Европе университетов центрами науки
выступали монастыри и церковные школы. Там собирались
рукописи, Священные Писания и другие документы, а также
редкие в почти сплошь безграмотном обществе ученые мужи.
Точно так же и в Кембридже монастыри появились раньше
колледжей. В их среде возникли и новые орденские филиалы.
С появлением университета число монахов выросло, мона¬
шество выступало теперь существенным стабилизирующим
319
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
элементом академического сообщества. Многие из первых
студентов (и не только с теологического факультета) были
клириками или впоследствии становились ими. Язык Церк¬
ви — латынь — являлся и универсальным наречием для уче¬
ных Болоньи, Саламанки и Кембриджа. Именно здесь, как
ни в каком другом месте, остро соперничали между собой за
главные кафедры францисканцы и доминиканцы. Это неиз¬
бежно порождало потребность в более свободном дискурсе,
в том числе направленном против традиционной церковной
доктрины.
Кембридж стал также высшей школой еретиков. Самой
формой обучения здесь клирики создали инструмент “декле-
рикализации науки” (Курт Флаш). К концу xiv века примерно
три четверти всех кембриджских теологов принадлежали к
тому или иному ордену, среди мирян же юристов было в че¬
тыре раза больше, чем теологов. Самым малочисленным был
медицинский факультет.
Колледжи в Средние века обеспечивали и средство спа¬
сения души, в них были часовни, воздвигнутые по обету
{chantries)у где читались мессы во спасение душ основателей.
Основание колледжа рассматривалось как религиозный акт,
подобно основанию монастыря или жертвованию иконы.
Первые основатели кембриджских колледжей отнюдь не
были людьми Церкви. Среди них есть короли и их жены, дамы
высшего света, такие как Элизабет де Клер и графиня Пем-
брок, государственные служащие, торговцы, а вот епископов
относительно немного. Необычные крестные были у Корпус-
Кристи-колледжа, единственного колледжа в Кембридже (и
Оксфорде), основанного двумя городскими гильдиями в 1352
году и едва не уничтоженного спустя тридцать лет самими же
горожанами.
Трения между town и gown для средневековых университе¬
тов не являлись чем-то особенным. Еще в 1231 году Генрих III
от имени школяров жаловался бургомистру Кембриджа на не¬
померную плату за квартиры. Горожане же, в свою очередь,
320
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
были недовольны обширными правами университетов: от
контроля за продажей спиртного до собственной судебной
власти — привилегии, которыми все английские монархи на¬
чиная с XIII века при вступлении на трон дарили оба универ¬
ситета — формально вплоть до королевы Елизаветы II. Много
ярости выплеснулось, когда в 1381 году Кембридж охватило
крестьянское восстание. Чернь под предводительством бур¬
гомистра громила студенческие квартиры, колледжи, до¬
бралась и до сейфа университета в церкви Св. Девы Марии.
Университетские акты были уничтожены, документы и книги
сожжены на рыночной площади: “Долой обучение клириков,
прочь отсюда!”
За бесчинства 1381 года город дорого заплатил. Король
только усилил положение университета. Отныне универ¬
ситет осуществлял контроль мер, весов и цен на продукты
повсюду в Кембридже. Он контролировал даже свободное
времяпрепровождение, футбольные соревнования и теа¬
тральные постановки, петушиные бои и охоту на медведей.
Только по закону парламента от 1856 года университет поте¬
рял право инспектировать рынки и ярмарки, лицензировать
разлив пива и отправлять собственное правосудие. Но древ¬
нее право оберегать своих студентов от опасных искушений
сохранялось до 1894 года: право ареста проституток и лицен¬
зирования театральных представлений. До 1974 года в город¬
ском совете было четыре представителя университета. Лишь
в начале xxi века правительству Блэра удалось лишить Кем¬
бриджский университет последней привилегии, восходящей
к Хартии Ричарда II (1382): права выдавать лицензии на тор¬
говлю вином.
История Кембриджа в большей степени, чем Оксфорда,
является историей университета. Ничто так не меняет облик
средневекового города, как строительство колледжа, и ни¬
что так не злит горожан, как рост университетских владений.
Вы легко можете себе это представить, сидя у оградки Кингз-
колледжа: газон за вашей спиной был когда-то густо застроен
321
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рядами домов, улочки вели к реке, на широких территориях
дворов и лугов со знаменитой часовней располагался город¬
ской квартал, снесенный ради честолюбия Генриха VT, поже¬
лавшего основать колледж в 1441 году. На бывшей Милн-стрит
стояли сотни домов ремесленников, множество лавочек; это
была одна из главных улиц, параллельная реке, чье течение
теперь угадывается лишь по остаткам русла в северной части
Тринити-лейн и в южной оконечности нынешней Куинс-лейн.
Это был типичный пример городской санации — возможно,
имела место спекуляция земельными участками, но во всяком
случае было положено начало радикальным структурным из¬
менениям. Ремесленный квартал у реки вошел в университет¬
ский кампус и стал одним из самых красивых университет¬
ских парков Европы, Backs (Бакс).
Между тем университет построил первое здание — Ста¬
рые школы, ок. 1350—1475, с залами для лекций и собраний,
библиотекой и административными помещениями. Вокруг
этого академического ядра стали расселяться остальные кол¬
леджи: Клэр-колледж, Тринити-холл, Гонвилл-холл. Посте¬
пенно исчезали склады, верфи и набережные у реки Кем. К
1500 году в Кембридже было около дюжины колледжей, рас¬
положенных в большинстве своем между Хай-стрит и рекой:
от Питерхаус-колледжа на юге, за городской стеной у ворот
Трампингтон-гейт, до северной части, где впоследствии поя¬
вились Тринити-колледж и Сент-Джонс-колледж. Проявилась
определенная тенденция в развитии города: западную часть
захватил университет, восточная же осталась преимуществен¬
но за town, а не gown.
С началом книгопечатания распространение получили
идеи гуманистов. Никто не воплощал в себе эту европейскую
тенденцию обновления духа античности ярче, чем Эразм Рот¬
тердамский. Он прибыл в Кембридж, обругал погоду, пресное
пиво, дурных переписчиков — словом, осыпал жалобами всех
и вся и остался здесь с перерывами почти на три года. С 1511
по 1514 год он квартировал в Куинс-колледже, читал там тео¬
322
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
логию и греческий, писал, переводил, публиковал труды, вел
переписку, и все это с беспримерной энергией и стилистиче¬
ским блеском. Присутствие Эразма в Кембридже означало для
университета нечто большее, чем просто престиж. Изучение
источников заняло место средневековой схоластики. С тео¬
логии главный акцент сместился на риторику, с обучения
священников — на воспитание образованных государствен¬
ных мужей. На долгое время с тех пор в английских универ¬
ситетах установилось доминирование классических языков и
литературы. Интерес кембриджских гуманистов к греческому
и древнееврейскому языкам способствовал критическим в
плане текстологии изданиям Библии и трудов Отцов Церкви.
Это была, так сказать, плодородная почва для Реформации.
Ключевую роль в этих процессах сыграл человек, пригла¬
сивший в Кембридж Эразма Роттердамского, его друг Джон
Фишер. Ректор Куинс-колледжа, епископ Рочестерский, он
тридцать лет занимал должность канцлера университета как
ученый и деятель огромного влияния, но не в последнюю
очередь — как крестный отец леди Маргарет Бофор, матери
Генриха VII. Этот благочестивый дон посоветовал ей связать
спасение своей души с Кембриджем, вместо того чтобы жерт¬
вовать свое состояние Вестминстерскому аббатству. И леди
Маргарет согласилась: она основала профессуру теологии
(1502), старейшую кафедру университета, затем Крайстс-
колледж (1505), затем еще один колледж — Сент-Джонс (1511).
Завершение строительства часовни Кингз-колледжа Ген¬
рихом VII произошло также благодаря участию Джона Фи¬
шера. Громадные пожертвования, растущее число студентов,
гуманистическая программа образования — все это вместе
взятое превратило тогдашний Кембридж в один из универ¬
ситетов европейского ранга: впервые здесь был достигнут
уровень Оксфорда. Будучи реформатором, Джон Фишер
оставался ортодоксом. Он призвал в Кембридж Эразма Рот-
тердамского и публично сжигал труды Лютера. В итоге он сам
оказался на эшафоте. К числу его противников принадлежал и
323
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
бывший член Джизус-колледжа Томас Кранмер, архиепископ
Кентерберийский. Именно он сообщил королю Генриху VIII
о том, что кембриджские теологи вполне готовы интерпрети¬
ровать щекотливый в церковном плане вопрос разводов в его
пользу. Под угрозой санкций университет подчинился коро¬
лю, а канцлер нет. Как государственный изменник Джон Фи¬
шер был казнен в 1535 году, но канонизирован четыреста лет
спустя.
В отличие от консервативного Оксфорда, у кембриджских
донов учение Лютера нашло благожелательный прием. Они
собирались в трактире “Белая лошадь” неподалеку от Кингз-
колледжа и дискутировали о новых тезисах из Германии. Эту
группу сочувствующих называли Маленькой Германией, и
если бы историческое питейное заведение давным-давно
не пошло на слом, мы наверняка читали бы сейчас на табличке
у входа: “Здесь выпивали пионеры английского протестантиз¬
ма”. Хью Латимер, Томас Кранмер, Майлз Кавердейл, Мэттью
Паркер, Уильям Тиндейл — эти друзья Маленькой Германии,
переводчики Библии, епископы и архиепископы — внесли
решающий вклад в распространение Реформации в Англии.
Две книги сыграли в этом особую роль: Библия Тиндейла и
литургия Кранмера — “Книга общих молитв”.
Уильям Тиндейл, покинувший Оксфорд, спасаясь от пре¬
следований, продолжил свои занятия в Кембридже и встре¬
тился с Лютером в Виттенберге. Ему, окончившему свои дни
на костре, принадлежит первый перевод на английский язык
Нового Завета, изданный в Вормсе в 1525—1526 годах. Книга
написана по-народному простым, будничным языком, что по¬
зволило распространить дух учения по всей стране. Не менее
выдающейся стала книга, оказавшая еще более мощное воз¬
действие на англичан — “Книга общих молитв”, стандартный
молитвослов, работа над которым была начата в 1549 году
архиепископом Кранмером. Благодаря Акту о единообра¬
зии этот молитвенник стал обязательным в том же году, его
читали в каждой церкви, в каждом доме — народная книга
324
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
протестантской революции, наложившая отпечаток на сло¬
воупотребление, до сих пор остается символом английской
культуры. Литургия Кранмера, Тиндейловский перевод Биб¬
лии, творчество Шекспира и поныне утверждают триумф
языка небольшой островной нации, и просто нельзя не упо¬
мянуть, что двенадцать из тринадцати соавторов, работав¬
ших над “Книгой общих молитв”, были кембриджцами.
Однако в свете силовой политики Генриха VIII переоце¬
нивать тогдашнее влияние обоих университетов было бы
ошибкой. Как и в Оксфорде, в Кембридже были распущены
монастыри. Но королевским советникам нужно было нечто
большее: серебро колледжей, пожертвования и угодья. В 1545
году Генрих VIII подписал закон об упразднении всех крупных
часовен, построенных на пожертвования, и всех колледжей.
Как удалось Оксбриджу избежать смертного приговора,
точно неизвестно, но в целом поразительно. Очевидно, каз¬
начеи сумели представить свои колледжи как чисто амортиза¬
ционные объекты, потому что при изучении их финансового
баланса король не без иронии заметил, что во всем его коро¬
левстве “немного найдется людей, которые, имея столь мало
земли и прибылей, пользуются подобным влиянием”.
В дальнейшем король позволил колледжам благополуч¬
но умножать свой дефицит. Более того, пока он собирался
упразднить все часовни, построенные на пожертвования, ча¬
совня Кингз-колледжа с его же благословения обретала гран¬
диозный интерьер.
К парадоксам эпохи экстравагантных королей можно от¬
нести и то обстоятельство, что Генрих VIII, лично никогда
Кембриджем не интересовавшийся, подарил университету
пять королевских кафедр. Во времена исторического пере¬
лома корона нуждалась в Оксфорде и Кембридже как в ре¬
зервуаре надежных управленцев, юристов и священников,
оказывающих академическую поддержку режиму. И наконец
основание самим Генрихом VIII в 1546 году колледжа, соеди¬
нившего два старых в один новый, превзошедший все пред¬
325
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ыдущие (Тринити-колледж), было вовсе не знаком королев¬
ской либеральности. По сей день он остается единственным
в Кембридже колледжем, где ректор не избирается из числа
членов, а назначается короной по предложению премьер-
министра.
В 1553 году на английский трон вступила дочь Генриха,
Мария Тюдор, католичка по вероисповеданию. В Англии по¬
явились комиссии по выявлению еретиков, колледжи лиша¬
лись ректоров. Три сторонника Реформации из Кембриджа —
Кранмер, Латимер и Ридли — взошли на костер в Оксфорде.
Многие протестанты сбежали на континент, кое-кто не смог
обрести покой даже в могиле. Так, 6 февраля 1556 года тела
протестантских теологов Мартина Буцера и Пола Фагиуса
были эксгумированы, гробы прикованы к столбам и сожжены
на рыночной площади Кембриджа как воплощения еретиков.
При протестантке Елизавете I положение университета
постепенно стабилизировалось, однако последствия и этой
перемены оказались весьма серьезны. Продолжились дискус¬
сии об авторитете Библии и Церкви. Присяга англиканским
догматам многих ввергала в религиозный конфликт, в том
числе пуритан, в целом весьма лояльно настроенных к Елиза¬
вете I. Королева-девственница ввела целибат для всех членов
колледжа, освобождены от него были только ректоры. С 1570
года безбрачие стало частью университетских статутов, и
официально так продолжалось до 1861 года.
Были основаны новые колледжи, Эммануил-колледж
(1584) и Сидни-Сассекс-колледж (1596) — оба для поддержа¬
ния истинной веры, а для того чтобы продемонстрировать
отказ от католического прошлого, их часовни поначалу ори¬
ентированы были на север, а не на восток.
Лишь однажды, летом 1564 года, Елизавета I посетила Кем¬
бридж, ведь основная часть ее симпатий и пожертвований
принадлежала “дорогому Оксфорду”. Тем не менее за все вре¬
мя ее долгого правления университет Кембриджа был близок
к трону и власти как никогда ранее и никогда в будущем. Око-
326
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
л о сорока лет министр королевы Уильям Сесил, лорд Баргли,
канцлер университета, заботился о своей alma mater: Выпуск¬
ники Кембриджа один за другим становились архиепископа¬
ми Кентерберийскими, занимали высокие государственные и
церковные посты.
С религиозной консолидацией возросло и число студен¬
тов: с тысячи шестисот тридцати в 1570 году до трех тысяч
в 20-е годы xvii века. Все больше было среди них сыновей
gentry (мелкопоместного дворянства). В то время образова¬
лись три категории студенчества: noblemen, которые вносили
высокую плату за обучение, получали академические степени
без экзаменов и участвовали в commons (общих трапезах) за
столом преподавателей; pensioners (студенты среднего класса),
вносившие меньшую плату за проживание и обучение; и, на¬
конец, sizars (стипендиаты из бедных семей), освобожденные
от платы, зато обязанные работать в колледже. Воспитатель¬
ной основой этого трехклассового общества была система
тьюторства, опеки и наставничества, развившаяся в xvi—xvii
веках и одновременно являвшаяся частью университетской
экономики. С помощью тьюторства молодые члены колледжа
зарабатывали на хлеб.
На протяжении столетий город Кембридж представлял со¬
бой лишь задворки университета, источник дешевой рабочей
силы. Еще в 1954 году ирландский драматург Шон О’Кейси,
будучи в Кембридже, писал: “Город жмется к университетским
зданиям, крутится вокруг них и производит впечатление бед¬
ного родственника, надеющегося по милости богатого полу¬
чить место”.
По мере разрастания колледжи все сильнее нуждались в
привратниках, педелях, уборщицах, ремесленниках. Город
оставался относительно небольшим — в 1801-м, в год первой
переписи населения, он насчитывал не более девяти тысяч
и был скромным рынком в центре преуспевающих сельско¬
хозяйственных угодий. Здесь жили крестьяне, каменотесы,
портные, сапожники, торговцы. Больших домов не было, бо¬
327
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
гатые горожане жили в усадьбах в окрестностях города. Одна¬
ко раз в год все они стекались в Кембридж: приезжие со всей
страны, кареты из Лондона и торговцы с континента прибы¬
вали на Сторбриджскую ярмарку в сентябре.
Около 12И года король Иоанн Безземельный выдал горо¬
жанам привилегию устраивать на общественных землях еже¬
годную ярмарку. Сторбриджская ярмарка стала крупнейшей
в Англии. Торговцы полотном и вином, кожевники, свечных
дел мастера, торговцы книгами и лошадьми — у всех были
здесь будки и лавки. Приезжали бродячие актеры, фокусники,
кукольники, скоморохи, карлики и великаны, “дикие звери и
дикие люди”. Это было народное празднество с питейными
домами и борделями, базар во всех смыслах и на любой вкус.
Колледжи закупали здесь свечи и запасались другим товаром,
школяры — книгами. Исаак Ньютон, должно быть, здесь при¬
обрел свою призму, а Джон Беньян взял эту ярмарку за обра¬
зец для своей “ярмарки тщеславия” в романе “Путь паломни¬
ка”. В XIX веке начался закат кембриджской ярмарки, и в 1934
году она была упразднена. Осталось только название улицы
Гарлик-Роу, где прежде шла торговля чесноком и зеленью.
Стюарты отдавали предпочтение Оксфорду, а в Кембрид¬
же видели только перевалочный пункт по дороге на скачки
в Ньюмаркет. Когда в 1614 году Яков I останавливался в Три-
нити-колледже, во всем колледже был объявлен запрет на ку¬
рение табака, потому что король считал табакокурение пре¬
досудительным. В качестве развлечения доны предложили
ему philosophy act (показательный диспут) по вопросу “Могут ли
собаки строить силлогизмы?”. Был сделан вывод, что собаки
думать не могут, однако монарх заявил, что его собаки явля¬
ются исключением, и доны со всем возможным энтузиазмом
это подтвердили.
Несомненно, Кембридж обладал особой духовной вибра¬
цией и был местом теологических и политических дебатов,
которыми наслаждался не только юный Мильтон. Будучи сту¬
дентом Сидни-Сассекс-колледаса, Оливер Кромвель познако-
328
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
милея здесь с идеями кальвинистов, еще до того, как в 1640
году его с перевесом в один голос избрали в парламент от
Кембриджа. “Этот единственный голос разрушил и Церковь,
и государство”, — заметил поэт Джон Кливленд, член Сент-
Джонс-колледжа.
В отличие от города университет оставался роялистским
во время гражданской войны. В 1643 Г°ДУ Кромвель вернулся
в Кембридж, превратил колледжи в казармы, а Кембридж — в
штаб-квартиру парламентского движения в Восточной Ан¬
глии. Большинство ректоров потеряли свои должности, по¬
ловина членов колледжа, более двухсот, были уволены, не¬
которые сбежали в Оксфорд, где находился двор короля
Карла I. Все, что выжило в Реформацию, Уильям Даусинг по
указу парламента постарался уничтожить: ангелов, изобра¬
жения святых, все папистское. Сколь бы варварской ни была
его деятельность, для многих современников Кромвеля он во¬
площал в себе истинную набожность.
“Воздерживайтесь от сна во время службы и проповедей,
потому что это сон смерти, — значилось в правилах 1660 года
для студентов Тринити-колледжа. — Не играйте в шахматы во¬
все или очень редко, хоть это и умная игра, однако очень уто¬
мительная и поглощает много времени. Воздерживайтесь от
игры в футбол, она обычно требует неприличных действий и
громких выкриков и больше подходит клоунам, нежели сту¬
дентам”.
После реставрации монархии Акт о единообразии восста¬
новил старый англиканский порядок. В канцлеры университе¬
та стали навязывать придворных фаворитов, и в назначениях
глав кафедр на протяжении десятилетий можно проследить
протестантско-католическую чехарду на престоле. Тем не ме¬
нее не только кембриджским платоникам, группе либеральных
философов религии, удавалось тогда с картезианской непод¬
купностью заниматься наукой и учить: “Разум - свеча Господа”.
Пока вера искала основу в разуме, разум нашел новую ре¬
лигию — естественные науки. После основания Лондонского
329
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Королевского общества (1660) были образованы кафедры
математики, химии и астрономии. Над Кембриджем взошла
сияющая звезда Исаака Ньютона.
Самые жаркие студенческие дискуссии проходили, одна¬
ко, в кофейнях, где пуритане и рационалисты лакомились но¬
вомодным напитком, устраивая оргии трезвости. В кофейнях
курсировали теории, колледжские сплетни, стихи студентов,
а вскоре и первые газеты. Эти предшественники интернет-
кафе стали настолько популярны, что вице-канцлер и ректо¬
ры в 1750 году выпустили указ, запрещающий посещать ко¬
фейни до обеда.
В отличие от Оксфорда Кембридж в те времена был от¬
носительно изолирован от Лондона. Только с 1792 года было
налажено прямое регулярное почтовое сообщение. На прео¬
доление расстояния от Лондона до Кембриджа требовалось
семь часов с четвертью.
В xviii веке корона и парламент все охотнее предостав¬
ляли университет самому себе. Доны и студенты занимались
тем, что им больше всего нравилось: учились и развлекались.
Ловили рыбу и охотились, сидели в кофейнях, ходили на теа¬
тральные представления и к проституткам, услуги которых
при таком скоплении холостых преподавателей и жеребцов-
студентов были весьма доходны. В комнате отдыха, этом
георгианском закулисье Сент-Джонс-колледжа, еще можно
ощутить атмосферу того элегантного века и пиршеств Гарган-
тюа — “в высшей степени комфортабельный и респектабель¬
ный век”, по определению Лесли Стивена.
К оксбриджским клише тех лет относятся образы клюю¬
щих носом донов и бойких студентов, поглощенных охотой,
рыбалкой или возлияниями. Уже в те времена эскапады экс¬
центричных сынков аристократии привлекали больше вни¬
мания, чем скрюченные спины книжников. Большинство
студентов, однако, были из небогатых семей, много работали
и в будущем надеялись по меньшей мере на доход, который
позволил бы им прокормиться. Многие профессора георги-
330
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
анского Кембриджа вообще не читали лекций или просто от¬
сутствовали.
К 1800 году репутация Кембриджа, как и Оксфорда, была
серьезно подмочена. Два других университета обошли их
по рангу, прежде всего в естественных науках: шотландский
Эдинбург и Геттинген, где ганноверский курфюрст Ieopr II
Август основал университет, вскоре ставший самым уважае¬
мым учебным заведением Ганновера. Внутри страны впервые
включились в конкуренцию Даремский (1832) и Лондонский
(1836) университеты. Оксбридж утратил монополию. При
этом число студентов выросло: преуспевающий буржуазный
средний класс нуждался в новых образовательных центрах.
И даже в Кембридже, в этом коммерциализированном обще¬
стве викторианцев, едва затронутом индустриализацией, по¬
чувствовали, что пора приносить пользу. Реформы запозда¬
ли. Толчок дал принц Кобургский, Альберт, супруг королевы
Виктории.
С небольшим перевесом в голосовании Кембриджский
университет избрал в 1847 Г°ДУ своим канцлером этого мало¬
популярного немца. К облегчению королевы принц Альберт
обрел, наконец, собственное поле деятельности. На самом же
деле принц Альберт знал об образовании в Германии и Анг-
лии больше, чем большинство британских академиков. Но
для решительных реформ он был слишком мягок и чересчур
уважительно относился к кембриджским традициям. Лишь с
Университетским актом 1858 года он начал ревизию законов
и учебной программы. Была значительно урезана автономия
колледжей по отношению к университету. Время привилегий
прошло: не только католики требовали права на образова¬
ние — женщины тоже хотели учиться.
Когда мисс Эмили Дэвис в 1869 году, набрав пять студен¬
ток, приступила к преподаванию, это было столь же скром¬
ное, сколь и решительное начало. Гертон-колледж стал пер¬
вым женским колледжем в Великобритании, а через два года
вслед за ним появился Ньюнэм-колледж. Интеллектуальная и
331
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
социальная свобода для девушек? К чему это приведет? Под
прогрессом викторианское общество понимало нечто иное.
Постепенно кембриджские профессора привыкали к
присутствию женщин на своих лекциях. Однако сэр Артур
Квиллер-Коуч обращался к своей смешанной аудитории ис¬
ключительно “джентльмены”. Уже в 1890 году студентка сдала
экзамен лучше всех в своем выпуске, но заслуженную акаде¬
мическую степень она не могла получить еще очень долго:
об этом позаботились джентльмены, наложив вето в Сенате.
Кембридж был последним британским университетом, при¬
знавшим за женщинами полное академическое равноправие,
от права голоса до торжественного присвоения степени. Это
случилось лишь в 1948 году, на двадцать восемь лет позже, чем
в Оксфорде, и стало своеобразным рекордом. Кингс-колледж
и Черчилль-колледж были первыми мужскими колледжами
Кембриджа, принявшими в свое число студентов-женщин,
Магдален-колледж — последним (1987).
В те героические дни, рассказывал мне главный приврат¬
ник Сент-Джонс-колледжа, “у моего предшественника Боба
Фуллера на рукаве была черная повязка, а флаг колледжа был
приспущен”. Сейчас более трети студентов составляют жен¬
щины, но среди профессуры их всего шесть процентов.
В 1871 году законом была прекращена дискриминация
нонконформистов. До тех пор все те, кто желал получить ма¬
гистерскую степень, должность в колледже или преподавать,
должны были признать “Тридцать девять статей”. Эта проце¬
дура признания Англиканской государственной церкви, прак¬
тиковавшаяся с 1563 года, полностью исключала католиков,
иудеев и других диссидентов. Но даже и после запоздавшего
эдикта о толерантности участие студентов в ежедневных бо¬
гослужениях в часовне было обязательным до конца Первой
мировой войны, а в некоторых колледжах еще дольше.
То обстоятельство, что Кембридж постепенно расстается
со Средневековьем, проявилось в 1861 году, когда в университе¬
те появился первый женатый дон. За год до этого был офици¬
332
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
ально упразднен целибат для членов конгрегации. Поскольку
колледжи самостоятельно принимали решение по этому во¬
просу, готовность членов колледжа к браку в массовом порядке
проявилась лишь после 1880 года. Это породило бум рождае¬
мости и строительства в Кембридже. С появлением домов для
академических семей сходил на нет образ жизни колледжей:
симбиоз преподавателей и студентов под одной крышей.
Некоторые доны и по сей день сожалеют об этом: “Я ве¬
рил в колледж как семью, подлинно однополое сообщество, —
сказал мне Дэвид Уоткин, член Питерхаус-колледжа. — Мой
идеал, когда доны живут в колледжах, как и студенты, нахо¬
дящиеся in statu pupiUari (в положении учеников). Это было
совершенно необыкновенное сообщество, которое суще¬
ствовало весьма успешно, пока его совершенно необдуманно
не разрушили, следуя бессмысленной моде на равноправие.
А я не приветствую никаких проявлений равноправия там,
где получают высшее образование”.
В генетическом отношении разрешение на браки привело
к замечательному усилению оксбриджского фактора. Некото¬
рые университетские семьи соединялись, их дети станови¬
лись донами в Оксфорде и Кембридже, ректорами Итона или
Регби, занимали ключевые позиции в политике, литературе,
публицистике. К таким академическим династиям Оксбрид-
жа относятся Арнольды, Адрианы, Батлеры, Хаксли и Стиве¬
ны, кваркерские семьи Гарни, Фрай, Гаскелл, Ходжкин, такие
блестящие фамилии, как Маколей, Тревельян и Дарвины,
которые, в свою очередь, состоят в родстве с Кейнсами. Эти
немногие семьи производили непропорционально высокий
процент уважаемых, влиятельных личностей с начала века
и вплоть до 1930-х годов — в высшей степени консерватив¬
ную интеллектуальную аристократию, кровные и духовные
родственные связи которой описал кембриджский историк
Ноэль Аннан, один из последних видных наследников этой
аристократии, к тому же женатый на берлинке из дома Уль-
штайнов, известных книжных издателей.
333
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Оксбридасское “близкородственное скрещивание”, одна¬
ко, имеет и обратную сторону: социальную обособленность.
У детей рабочих даже после университетской реформы не
было почти никаких шансов. “Истинной причиной нашего ис¬
ключения стало то, что мы были бедны”, — писал Чарлз Кинг¬
сли. Для героя его романа Олтона Локка, портного и поэта,
Кембридж в 1850 году был так же недостижим, как Оксфорд
для каменотеса Джуда из романа Томаса Гарди в конце того же
века. Сам Кингсли, от исторических романов которого оста¬
лось только географическое название “Вперед, на Запад!”, стал
в i860 году профессором современной истории в Кембридже.
Принц Альберт назначил его тьютором своего старшего сына,
Эдуарда VII, тогда еще студента Тринити-колледжа, которому
импонировало “мускулистое христианство” Кингсли. Чемпи¬
он из рабочей среды и воспитатель принцев, христианский
социалист и ненавистник католиков, кембриджец Чарлз Кинг¬
сли был очень популярен у викторианцев еще и потому, что
воплощал в себе противоречия эпохи.
В 1870 году тогдашний канцлер университета Уильям Ка¬
вендиш, 7-й герцог Девонширский, учредил кафедру экспери¬
ментальной физики и лабораторию, которые назвал в честь
одного из своих предков, физика Генри Кавендиша. Это было
начало блистательного пути в развитии естественных наук,
символом которого стала Кавендишская лаборатория.
Индустриальная революция, однако, обходила Кембридж
стороной. Хотя в 1845 году в городе все же появилась желез¬
ная дорога, после двадцатилетних споров между городом и
университетом, который (как и в Оксфорде) предпочел бы
отказаться от ее проведения. Резко протестовал вице-канцлер
и против дешевых билетов в Лондон в выходные дни. Такие
воскресные вылазки, по его мнению, были “так же отврати¬
тельны для университетских властей, как оскорбительны для
Господа Всемогущего и всех добропорядочных христиан”.
Университету во всяком случае удалось добиться, чтобы
вокзал был построен далеко от центра города, на свободных
334
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
тогда землях. Там, в восточной части города, возник район
типовой застройки для служащих железной дороги — Малень¬
кая Россия, как нарекли в народе квартал Ромсей, — в то вре¬
мя как на западе, по ту сторону Бакса, строили виллы универ¬
ситетские доны. В XIX веке население Кембриджа выросло в
четыре раза, составив почти пятьдесят тысяч жителей. Мно¬
гие скученно обитали в средневековом ядре города, на узких
улочках и дворах вокруг Петти-Кьюри.
Недоедание, тиф, проституция — таковы были будни го¬
рода. Все сточные воды сливались в Кем. Когда королева Вик¬
тория во время визита в Кембридж посмотрела с моста в реку,
она поразилась обилию обрывков бумаги в реке. “Это, мадам,
объявления о том, что здесь запрещено купаться”, — объяснил
ей Уильям Уэвелл, ректор Тринити-колледжа.
В Первую мировую войну Кембридж стал гарнизонным
городом. В колледжах появились сестры милосердия, на кри¬
кетных полях разместились полевые госпитали. Вскоре в ча¬
совнях начнется бесконечная траурная череда поминальных
служб. Только в этом университете оплачут более двух тысяч
погибших студентов, прежде чем и ноября 1918 года колоко¬
ла церкви Св. Девы Марии (Большей) возвестят о перемирии.
В 1920-е годы казалось, что в колледжи вновь вернулась
эдвардианская эпоха, дух вечно юного, златокудрого Руперта
Брука (он стал символом счастливых времен довоенной эпо¬
хи), всегда окруженного красивыми и умными людьми — мир,
в котором есть место катанию на яликах, майским балам и
крем-брюле.
Между двумя мировыми войнами Кембридж вновь стал
ареной изысканного общения и интеллектуальных диспутов,
атмосфера его определялась такими людьми, как Бертран
Рассел, Мейнард Кейнс, Людвиг Витгенштейн. Наступил рас¬
цвет философии, экономики и естественных наук, а также
студенческого театра и дискуссионных клубов, среди кото¬
рых “Еретики”, Этический клуб и самый элитарный из всех
“Апостолы”.
335
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Приход Гитлера к власти заставил перейти от дискуссий
к делу. Племянник Вирджинии Вулф Джулиан Белл и его друг
Джон Корнфорд были среди тех кембриджцев, кто погиб
в Испании во время гражданской войны с “Капиталом” Марк¬
са в солдатском ранце. После 1933 года марксизм казался
многим студентам и донам единственной достойной альтер¬
нативой. Историк Эрик Хобсбаум, член конгрегации Кингз-
колледжа, оставался в рядах коммунистической партии
вплоть до 1990-х годов.
В среде блестящих кембриджских интеллектуалов не толь¬
ко НКВД удалось завербовать таких знаменитых шпионов,
как Ким Филби и Энтони Блант. Британская разведка нашла
здесь выдающиеся умы для своей криптографической служ¬
бы, прежде всего Алана Тьюринга, внесшего существенный
вклад в расшифровку кода “Энигма” немецкого вермахта.
Только в 1938—1939 годах более сорока тысяч эмигрантов-
евреев искали пристанище в Англии. Одним из них был во¬
семнадцатилетний Готфрид Эренберг из Тюбингена, впо¬
следствии кембриджский специалист по эпохе Тюдоров,
один из самых крупных историков в стране (известный под
именем Джеффри Элтон). Из-за ограничительной миграци¬
онной политики Британии только каждому десятому бежен¬
цу в гитлеровское время удавалось получить здесь убежище.
Благодаря Совету академической взаимопомощи, одной из
появившихся в 1933 году организаций такого рода, в Кем¬
бридже находили приют прежде всего эмигрировавшие
ученые-естественники. Среди них был венский химик Макс
Перуц, который в 1947 году основал здесь всемирно извест¬
ную лабораторию молекулярной биологии. За главный свой
труд, исследование гемоглобина, Перуц вместе со своим
коллегой Джоном Кендрю получил в 1962 году Нобелевскую
премию.
Сегодня, проходя по Кембриджу, почти на каждом кол¬
ледже можно увидеть памятные доски в честь павших во Вто¬
рой мировой войне. Только в маленьком Питерхаус-колледже
ззб
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ CO СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
список насчитывает шестьдесят имен, в Тринити-колледже —
триста восемьдесят девять.
Обязанность с наступлением сумерек ходить по улицам в
мантиях была отменена в 1945 году—маленький шаг к большим
переменам. Число студентов росло стремительно, с почти ше¬
сти тысяч в 1938 году до более двенадцати тысяч в 1984 году. Те¬
перь в университете тридцать один колледж, где учатся почти
семнадцать тысяч студентов. Среди вновь образованных кол¬
леджей для бакалавров числятся Дарвин-колледж, Вольфсон-
колледж и Клэр-холл. Университет решительно вышел за пре¬
делы центральной части города. Это расширение, начавшееся
в 1934 году строительством новой университетской библиоте¬
ки, привело в конце хх века к появлению нового кампуса на за¬
паде города, где преобладают естественные науки.
Летом 1959 года в Кембридже состоялась лекция, которая
произвела фурор и цитируется до сих пор, хотя тема даже для
того времени не была новой: “Две культуры и научная рево¬
люция”. Ученым-естественникам не хватает литературного
образования, а гуманитарии не имеют представления о вто¬
ром законе термодинамики, жаловался Ч.П. Сноу — физик,
сотрудник Кавендишской лаборатории и известный писатель.
Его тезис о растущей пропасти между гуманитариями и пред¬
ставителями естественных наук, опасной в общественно¬
экономическом плане, особенно провокационно звучал в
Кембридже. Разве Бертран Рассел, математик и нобелевский
лауреат по литературе, не является лучшим доказательством
обратного? Дон Даунинг-колледжа Ф. Р. Ливис, историко-
литературный гуру своего времени, выступил самым непри¬
миримым противником Сноу. Однако их полемика давно
изжила себя. Компьютерная техника и генная инженерия
подготавливали в обществе решительные перемены, и куль¬
турные авторитеты мало что могли об этом сказать.
Тем не менее мыслящая элита Кембриджа приспособилась
к этим тенденциям раньше, чем кто бы то ни был в Англии,
и не только благодаря основанию Черчилль-колледжа. Осно¬
337
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ванный в 1970 году Тринити-колледжем Научный парк стал
катализатором сближения между исследованиями в области
высоких технологий и экономикой, town и gown. Университет
сосредоточился на естественных науках, не теряя сильной
традиции в гуманитарных отраслях знания. Из инженерного
отделения вырос новый, самостоятельный факультет — Техно¬
логическая школа.
Все это происходило на фоне государственной политики
в сфере высшего образования, рассматривавшей Кембридж,
как и Оксфорд, исключительно в качестве реликтов старой
образовательной элиты. Цель Оксбриджа — производство
джентльменов, а не бизнесменов. Правительство Тэтчер сде¬
лало из этого остроумного изречения Бернарда Шоу фаталь¬
ные выводы. Университет должен ориентироваться на новые
коммерческие приоритеты. Были введены контроль за эффек¬
тивностью, производительностью, ощутимо снизились дота¬
ции. Пострадала система тьюторства, ориентированная на
индивидуальную работу со студентами. Лейбористское прави¬
тельство продолжило курс экономии и штрафов в отношении
Оксбриджа. Тони Блэр, как и Маргарет Тэтчер (оба выпуск¬
ники Оксфорда), в едином порыве отцеубийства ополчились
против принципа элитарности, который их, собственно, и
породил. Вместо того чтобы улучшать систему школьного об¬
разования, лейбористские идеологи осуждали доминирующее
положение частных школ.
“Хотите учиться в Кембридже? Поступайте в государствен¬
ную школу”. Под таким заголовком газета The Independent в ян¬
варе 2000 года обнародовала новаторскую инициативу Клэр-
колледжа: оказывать предпочтение кандидатам из семей
с низкими доходами и из государственных школ, а не выпуск¬
никам частных школ. Критики, понятное дело, называли это
социальной инженерией и дискриминацией независимых
школ. Тем не менее в 2004 году Кембриджскому университе¬
ту удалось повысить долю абитуриентов из государственных
школ до пятидесяти трех процентов против все еще непро¬
338
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
порционально высоких сорока семи процентов из частных
школ. Трудность заключается в достижении правильного рав¬
новесия без снижения планки высоких стандартов и отказа
от принципа зачисления по критерию одаренности.
Обезличивание и усреднение высшего образования в
Англии и на континенте лишь укрепляют сторонников Ок-
сбриджа вроде Ноэля Аннана в их стремлении защитить
университет: “превосходное рождает превосходное”. Об ок-
сбриджском духе, который с упорством, равным мастерству,
доказывает свой блеск, свидетельствует поэтический конкурс
1998 года, проведенный в Кембриджском университете, где
об актуальных проблемах говорилось в стиле, который мо¬
жет показаться полным анахронизмом. Чтобы получить ме¬
даль сэра Уильяма Брауна, которую вручают с xviii века, нуж¬
но было написать оду на древнегреческом “об исследовании
Интернета” и стихотворение на латыни о клонировании.
В Кембриджском университете самый малый процент
тех, кто бросает учебу (один процент, для сравнения: в Гер¬
мании около пятидесяти процентов). Пока университет пе¬
реживал финансовый кризис и искал свое место в современ¬
ном обществе, город и регион переживали беспримерный
подъем. Символом кембриджского феномена стал Научный
парк, возведенный в 1970 году на северо-восточной окраине
города по инициативе Джона Брэдфилда, казначея Тринити-
колледжа, которому этот участок земли принадлежал с 1443
года. Следуя американской модели, он задумал своего рода
территориально-производственное объединение, где инно¬
вационные фирмы занимались бы исследованиями, соединяя
таким образом фундаментальную науку и ее реализацию в эко¬
номике, создавая союз промышленности и университета, вы¬
годный для обеих сторон.
Кембриджский наукоград с его почти семьюдесятью фир¬
мами на сегодняшний день является самым крупным на Бри¬
танских островах центром информационных и биотехноло¬
гий. При этом его павильоны на участке земли площадью в
339
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
пятьдесят гектаров утопают в зелени и больше напоминают
корпуса пансионата для пожилых людей. Те, кого не интере¬
суют эксперименты Abeam,, Хааг и NAPP, получат удовольствие
от парка как от дендрариума, потому что у доктора Брэдфил-
да, ученого-зоолога, есть еще один повод для гордости: между
лабораториями насажено столько разных деревьев, сколько
букв в алфавите, от акации до ясеня.
Успеху кембриджского Научного парка, первого в Англии
(только в Шотландии есть еще один — Стратклайд), предше¬
ствовал ряд других, пусть и не столь эффектных проектов.
Лет через десять после бума высоких технологий в Силико¬
новой долине в окрестностях Кембриджа тоже появились
небольшие узкоспециализированные фирмы. Часто во главе
их стояли молодые ученые, духовные наследники Ньютона,
которых больше привлекала самостоятельная исследователь¬
ская работа, чем плохо оплачиваемая преподавательская —
подрядчики высоких технологий в духе тэтчеризма. Изобре¬
татель Всемирной паутины, физик Тим Бернерс-Ли, тоже был
выпускником Кембриджа, как и первый в Англии интернет-
миллиардер Майк Линч, создатель программного обеспе¬
чения Autonomy. К середине 1980-х годов вокруг Кембриджа
насчитывалось более четырехсот подобных фирм. Силиконо¬
вая топь стала визитной карточкой экономической политики
правительства Тэтчер, примером бурного экономического
роста целого региона.
В 1987 году Сент-Джонс-колледж открыл собственный ин¬
новационный центр прямо напротив Научного парка. Соеди¬
нение техники будущего с вековой академической традицией,
как и творческая атмосфера Кембриджа, действует как магнит.
Sony, Olivetti, Microsoft и многие мировые игроки новой постин¬
дустриальной революции открыли в Силиконовой топи ис¬
следовательские фирмы. Где, как не здесь, быть европейскому
центру ключевых технологий xxi века? В окрестностях Кем¬
бриджа работают около полутора тысяч фирм с тридцатью
тремя тысячами сотрудников. Многие годы Кембриджшир —
340
MICROSOFT ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СРЕДНЕВЕКОВЬЕМ
самое быстро растущее графство в Англии. “Университетский
город превратился в город экономического бума”, — писала в
1999 году газета The Independent
Оборотной стороной, как обычно, стали неимоверные
транспортные и жилищные проблемы. Из окрестных на¬
селенных пунктов в Кембридж на автомобилях ежедневно
прибывают на работу около сорока тысяч человек. Пробки
в часы пик здесь страшнее, чем на мосту Блэкфрайерс-бридж
в Лондоне. Даже на автобусных остановках в местах перехва¬
тывающих парковок на окраинах города не удается избежать
давки. На узких центральных улочках, где запрещено автомо¬
бильное движение, проблемой становятся велосипедисты.
Попытка лоббистов пешеходных зон вытеснить их из цен¬
тра города мобилизовала на противостояние не только town
и gown, но и лейбористский городской совет (за велосипеды)
против консервативного совета графства (за пешеходов).
Образованию заторов в маленьком городе весьма способ¬
ствуют туристы, ежегодно прибывающие в количестве более
трехсот пятидесяти тысяч человек. Не удивительно, что го¬
родской совет подумывает об антитуристических кампаниях
вроде “Один день без поездки в великий Кембридж” со слога¬
ном “Кембридж полон, вы здесь не нужны”.
Город полон уже и собственными жителями числом бо¬
лее ста двадцати тысяч. Год за годом цены на недвижимость
в Кембридже растут примерно на двадцать процентов вслед¬
ствие недостатка жилья и бума в Силиконовой топи. Даже
крохотные викторианские типовые дома в рабочем квартале
Ромсей стоят более ста пятидесяти тысяч евро; в аристокра¬
тической части города, Вест-Энде, за дом можно выложить
четыреста тысяч, а за эдвардианскую виллу на Сториз-Уэй —
полтора миллиона евро. Из-за таких цен большинство пред¬
почитает жить в Или или в Хантингдоне и приезжать на ра¬
боту в Кембридж. В ближайшие годы планируется построить
десятки тысяч новых домов. Но где? У планировщиков есть
серьезная проблема. Университет в сельской местности, ко¬
341
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
торый превратился в центр новой экономики с инфраструк¬
турой средневекового торгового городка — все это тоже часть
кембриджского феномена.
“Кажется, наша участь — превратиться в зрелище, — еще
в 1869 году опасался дон Тринити-колледжа Генри Сиджвик. —
Учеба переместится куда-нибудь еще, а мы все превратимся в
чичероне. Типичный кембриджец станет антикварным пер¬
сонажем, который все знает об истории колледжей и погру¬
жен в “культуру развалин”.
В Кембридже более чем где-либо еще ощущается социаль¬
ное расслоение. И границы эти проведены не только между
town и gown. Наряду с академическим средним классом есть
преуспевающий класс компьютерных миллионеров из Сили¬
коновой топи, а наряду с интеллектуальной и технической
элитой — широкий слой низкооплачиваемых работников.
Процент безработных невелик, но тем не менее немалая часть
населения находится у черты бедности — например, жители
такого проблемного квартала, как Арбери в северной части
города. Но группы смешиваются, и социальное напряжение
удерживается в рамках. Там, где равенства меньше всего, ис¬
кусство удерживать равновесие становится самым востребо¬
ванным. Кембриджу, похоже, это удается.
Апостолы и шпионы:
кембриджский Гоминтерн
Если бы мне пришлось выбирать между изменой
родине и предательством друга, надеюсь, у меня
хватило бы смелости изменить родине.
Э. М. Форстер (1951)
В 1820 году в Сент-Джонс-колледже появился дис¬
куссионный клуб, основанный одним из студентов
и его друзьями. Изначально там было двенадцать
членов, и вскоре его стали называть “Апостолы”.
Основатель общества, Джордж Томлинсон, закон¬
чил свои дни англиканским епископом Гибралтара. Самый
знаменитый член клуба, Ким Филби, умер в 1988 году в Мо¬
скве в глубокой конспирации, будучи шпионом КГБ. А между
этими двумя крайностями — история студенческой элиты,
блестящая и таинственная, как и многие другие порождения
Кембриджа.
“Апостолы”, среди которых когда-то был и поэт Альфред
Теннисон, встречались раз в неделю, сначала в Сент-Джонс-
колледже, позднее в Тринити-колледже. Они обсуждали все,
что их занимало, и имели только два правила: абсолютная
откровенность друг с другом и полное молчание вне своего
круга. Они были рационалистами, агностиками, верившими
только в сомнение. Они ставили под вопрос всякую истину
и догму — в государстве, как и в Церкви, науке или морали.
Подобный нонконформизм был чересчур опасным даже для
Кембриджа. Поэтому “апостолы” культивировали свое под¬
343
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рывное мышление на английский манер, в закрытом клубе.
Они были искусными мастерами критики истеблишмента, не
порывая отношений с ним и не отказываясь от его удобств.
То, что об этом тайном обществе стало известно всему
миру, связано с известностью его членов и их страстью к
мемуарам. Леонард Вулф, Литтон Стрэчи и Джон Мейнард
Кейнс, Руперт Брук, Бертран Рассел и Людвиг Витгенштейн,
романист Э. М. Форстер, историк Д. М. Тревельян — все они
входили в число “апостолов”. В начале хх века это было бли¬
стательное созвездие. Большинство “апостолов” происходи¬
ло из Тринити-колледжа, самого богатого и аристократично¬
го в Кембридже, многие из них вращались в дружеском кругу
“Блумсбери”. “Любовь, творчество, эстетическое наслаждение
и стремление к познанию” — так обрисовал философ Д. Э. Мур
идеалы общества “апостолов”, президентом которого он был
тогда. Книга Мура “Начала этики” (1903), релятивистская тео¬
рия добра, повлияла на целое поколение студентов.
“Самым важным событием в моей кембриджской жизни
было избрание в “апостолы”. Я чувствовал, что я достиг вер¬
шины кембриджского интеллектуализма”, — писал племянник
Вирджинии Вулф Джулиан Белл в 1930 году. Между собой они
называли себя братьями, все связанное с ними было реально¬
стью, в то время как остальной мир был для них феноменами
или просто видимостью. Как школьники, они любили кодо¬
вые слова: старых членов общества они называли ангелами,
кандидатов — эмбрионами, анчоусы на тостах, традиционное
блюдо на их субботних встречах, — китами. “Когда мы в по¬
следнем триместре дискутировали на тему “Можем ли мы лю¬
бить тех, с кем совокупляемся?”, присутствие женщин было
бы бесценно”, — заметил в 1893 году Бертран Рассел. Женщин
этот мужской союз стал принимать только в 1971 году. Первой
“сестрой” стала Жюльет Аннан, студентка Кингз-колледжа и
дочь “ангела”, лорда Аннана.
Немало “апостолов” считали гомосексуальную связь выс¬
шей формой любви. В рамках higher sodomy (высокой содомии),
344
как называл ее Литтон Стрэчи, было позволено все, лишь бы
желания укладывались в собственную мораль. В этом климате
фривольных игр разума, интеллектуальной и этической рас¬
крепощенности и зародился флирт с марксизмом.
Уже в начале 1920-х годов юный русский эмигрант в Кем¬
бридже Владимир Набоков писал о своих соучениках, что они,
будучи “культурными, тонкими, человеколюбивыми, либераль¬
ными людьми... несмотря на всю свою изысканность, начина¬
ли нести гнетущий вздор, как только речь заходила о России”
(“Другие берега”). Одна из таких вздорных мыслей — или это
было просто меткое словцо? — принадлежит искусствоведу
и “апостолу” из Тринити-колледжа Энтони Бланту, который
после поездки в СССР в 1935 году сказал: “Коммунизм может
быть так же интересен, как и кубизм”. Не все “апостолы” были
слепы на левый глаз. Марксистская экономика, доказывал сво¬
им друзьям Мейнард Кейнс, это “оскорбление нашего разума”.
Вот две главные причины, почему многие левые в Англии
в течение “розового десятилетия” между двумя мировыми
войнами симпатизировали марксизму: классовая система с
тремя миллионами безработных, с одной стороны, и угро¬
за национал-социализма — с другой. В качестве противовеса
коммунизм представлялся более приемлемым, чем Лейбо¬
ристская партия, политика попустительства и то лицемерие,
которое Джон Ле Карре назвал “существенной частью нашей
общественной декорации”: “Ничего удивительного, что мо¬
лодежь Оксфорда и Кембриджа, жаждавшая вырваться из
тесных рамок правил поведения буржуазной Англии, устре¬
милась за “голубым цветком”* коммунизма 1930-х годов”.
В большинстве своем представители золотой молодежи Окс-
бриджа были либералами или консерваторами, но определен¬
но не марксистами. Пацифистские взгляды студенты проде¬
монстрировали в знаменитой дискуссии 9 февраля 1933 года
* Символ немецкого романтизма, означающий нечто недостижимое, выс¬
шее представление о счастье (Новалис).
345
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
в “Оксфорд-Юнион”, вскоре после прихода Гитлера к власти.
Двумястами семьюдесятью пятью голосами против ста пяти¬
десяти трех было решено, что “никто из этого дома ни при
каких обстоятельствах не станет воевать за короля и родину”.
Даже этот глубоко этический вопрос, вопрос политической
лояльности, был по-своему интерпретирован кембриджски¬
ми “апостолами”.
В то время когда Джулиан Белл отправился в Испанию
сражаться на стороне левых в гражданской войне, чтобы
там погибнуть, его “апостольский” брат и любовник времен
учебы в Тринити-колледже Энтони Блант стал агентом со¬
ветской разведки. Завербовал его однокурсник Гай Бёрджесс,
авантюрист и невротик, одержимый властью. Уже в 1933 году
Ким Филби, “апостол” и денди из Тринити-колледжа, стал
сотрудничать с НКВД. К ним присоединился и дипломат
Дональд Маклин, выпускник Тринити-холла, с которым Гай
Бёрджесс вновь пересекся в Министерстве иностранных дел
и завербовал его. Оба они в 1950 году работали в британском
посольстве в Вашингтоне, где Маклин получил доступ к аме¬
риканской программе по разработке атомного оружия. Оба в
1951 году сбежали в Москву, вовремя предупрежденные о гро¬
зящем провале “третьим человеком”, Кимом Филби.
Филби был супершпионом этой группы, удачливейшим
двойным агентом. Закончив изучать историю в Кембридже,
он поступил на службу в британскую разведку и стал шефом
подразделения MI6, которое занималось контрразведкой
в странах Восточного блока. Сотням агентов и оппозицио¬
неров в Восточной Европе двойная игра Филби стоила жиз¬
ни. Он провалился лишь в 1963 году, после исповеди в ФБР
американца Майкла Стрейта, бывшего студента Тринити-
колледжа и тоже “апостола”. Ким Филби сбежал в Москву. Там
он прожил еще двадцать пять лет, получая пенсию генерала
КГБ, оксфордский мармелад “Купере” и книги, которые он
до последнего дня выписывал из Кембриджа, через магазин
Sherrat & Hughes.
346
АПОСТОЛЫ и шпионы
В 1964 году, через год после бегства Филби, был дезавуи¬
рован “четвертый человек”. Им оказался советник короле¬
вы по искусству, получивший рыцарское звание как куратор
королевской пинакотеки. За признание ему гарантировали
амнистию, и лишь пятнадцать лет спустя, когда он с почетом
был уволен со всех своих должностей, в ноябре 1979 года
премьер-министр Маргарет Тэтчер провозгласила в парла¬
менте: сэр Энтони Блант, королевский эксперт по искусству,
был шпионом на службе у Советов. Этот скандал потряс ан¬
глийский истеблишмент больше, чем отречение от престола
Эдуарда VIII. Блант был “одним из нас”, сделанным из того же
теста. Они делили друг с другом все: клубы, студенческие ор¬
ганизации, иногда даже постель. Кембриджские шпионы пре¬
дали их класс, а это даже хуже, чем измена родине. “Я выбрал
совесть”, — сказал впоследствии Блант. Этот “апостол” стал
предателем не из-за денег, и Филби с Бёрджессом тоже счи¬
тали себя предателями по убеждению. 1ерои Гоминтерна, как
их назвал оксфордский дон Морис Баура, были виртуозами
двойной жизни и двойной морали, интеллектуальными аван¬
тюристами, чья тень отныне легла и на то, откуда они вышли,
на клуб “Апостолы”.
Но разве это уважаемое кембриджское общество не слыло
всегда тайным? Многие старые его члены были подвергнуты
допросам. Обнаружились не новые агенты СССР, а противо¬
речия в расколотом поколении. Даже пакт Сталина—Гитлера
1939 года не заставил марксистскую элиту Кембриджа усо¬
мниться в своей миссии. Этот самообман был одной из масок
предательства, подробно описанной историком Джоном Ко¬
стелло. С тех пор ореол заговорщиков стал составной частью
мифологии “апостолов”. К их членам, избранным пожизнен¬
но, сегодня причисляют таких влиятельных людей, как лорд
Ротшильд, публицист Нил Эшерсон и марксистский историк
Эрик Хобсбаум.
Ким Филби и его друзья — не единственные шпионы, вы¬
шедшие из Кембриджа. В круг “апостолов” вступала в основ¬
347
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ном литературная интеллигенция, но и в Кавендишской лабо¬
ратории сидел свой крот: Петр Капица, протеже и сотрудник
Эрнеста Резерфорда. Капица передавал результаты ядерных
исследований в Москву, что стало основой советской програм¬
мы по созданию атомной бомбы. Был еще Джордж Блейк — не
“апостол”, не светский лев и не секс-символ, а обыкновенный
выпускник Даунинг-колледжа. И все же Блейк в период холод¬
ной войны не только выдал множество западных агентов, но
и провалил операцию “Золото”, англо-американский план по
строительству тоннеля под демаркационной линией в Бер¬
лине для прослушивания телефонной сети Советской армии.
Этот тоннель стал темой берлинского романа Иена Макьюэ-
на “Невинный” (1990).
Кремлевские шпионы, эти в высшей степени популярные
фигуры кембриджского фольклора, стали героями книг, теат¬
ральных постановок и фильмов и навсегда запечатлелись в на¬
циональном самосознании. Когда в 1983 году скончался Энто¬
ни Блант, в газете The Times ему был посвящен некролог на три
колонки, как государственному деятелю. Похожая ситуация
сложилась и с Кимом Филби, чьи личные вещи расхватали на
аукционе Sotheby's в 1994 году, словно реликвии поп-звезды.
Самые верные шпионы СССР были родом из Кембриджа,
а лучшие шпионские романы писались оксфордцами: Грэмом
Грином, который первое издание своих книг посвятил Киму
Филби (и сам три года отработал в MI6), и Джоном Ле Карре,
который студентом работал на Секретную службу и следил за
коллегами, которые придерживались левых убеждений. Его
меланхолический герой Смайли как никто другой воплощает
характерный для кембриджских шпионов конфликт лояль¬
ности.
В Корпус-Кристи-колледже, бывшем колледже писателя,
висит портрет драматурга Кристофера Марлоу 1585 года.
Этот соперник Шекспира, виртуозно владевший искусством
драмы и обмана, еще студентом снискал славу атеиста и гомо¬
сексуалиста, работающего на тайные службы. Поговаривали,
348
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
будто его завербовал государственный совет Елизаветы I, что¬
бы он шпионил в колледже за католиками, которые ездили из
Кембриджа в английский иезуитский колледж в Реймсе, пред¬
ставлявший собой образовательный центр для католических
священников и потенциальных врагов государства. Не исклю¬
чено, что до своей ранней насильственной смерти в таверне
поэт был двойным агентом. Но было это убийством или опе¬
рацией прикрытия?
Марлоу был не единственным предшественником кем¬
бриджских шпионов. Его современник Джон Ди — выпускник
Сент-Джонс-колледжа, математик, географ, алхимик и каб-
балист, один из самых блестящих ученых своей эпохи — так
вот, этот доктор Ди был не только астрологом Елизаветы I,
но и выполнял дипломатические поручения на континенте.
Свои шифрованные письма он подписывал кодом 007. Как ни
странно, Джеймс Бонд, супершпион из произведений Иена
Флеминга, тоже учился в Кембридже.
Байрон с медведем,
Набоков в воротах:
литературный Кембридж
Не знаю, поедет ли кто-нибудь и когда-нибудь в Кембридж, чтобы
отыскать следы шипов, оставленные моими футбольными бут¬
сами в черной грязи перед пустыми воротами, или последовать
за тенью моей шапочки через внутренний двор к лестнице моего
тьютора. Но знаю, что, проходя между почтенными стенами,
я думал о Мильтоне, Марвелле и Марлоу с чем-то большим, чем
трепет туриста.
Владимир Набоков. “Память, говори!” (1966)
ВДаунинг-колледже был кот по имени Пиквик.
Кошку в Сидни-Сассекс-колледже звали Стелла,
в память о любовных стихах сэра Филипа Сидни
к Стелле (1591). В Пемброк-колледже мне навстре¬
чу вышла Томасина, мурлыкающий памятник То¬
масу Грею, который жил там в xviii веке и написал душераз¬
дирающую оду своей кошке, утонувшей в вазе с золотыми
рыбками. Преемница Томасины тоже носит литературное
имя: это четвероногое зовется Кит — сокращение от Кристо¬
фера Смарта, непримиримейшего соперника Грея, закончив¬
шего свои дни в доме для умалишенных, не оставив нас, одна¬
ко, без гимна своему коту Джеффри, столь поэтичного, что
даже нынешний ректор Пемброк-колледжа зовет этим име¬
нем своего бирманского кота кофейной масти.
В Кембридже кошачьи следы ведут нас прямиком к ли¬
тературе. Она вездесуща: от мильтоновской шелковицы до
байроновского пруда, в витринах с рукописями библиотеки
Тринити-колледжа и в чайных ритуалах на природе во фрук¬
35°
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
товом саду Руперта Брука в Гранчестере. Рекламный слоган
кембриджского книжного магазина Deighton Bell 1951 года дает
классическую формулировку: “Кембриджский поэт дня сегод¬
няшнего в целом таков, каким будет типичный оксфордский
литератор завтрашнего дня”.
Елизаветинские поэты Эдмунд Спенсер и Кристофер
Марлоу, три великих романтика английской литературы —
Вордсворт, Кольридж и Байрон, популярные викторианские
писатели Эдвард Бульвер-Литтон и Альфред Теннисон, нобе¬
левские лауреаты Бертран Рассел и Патрик Уайт, современ¬
ные авторы бестселлеров Дуглас Адамс, Роберт Харрис, Ник
Хорнби, Салман Рушди, Зэди Смит — все они учились в Кем¬
бридже. Здесь, а не в Лондоне, следует искать корни “Блум¬
сбери”. Даже самая трагическая в литературе история любви
хх века началась в Кембридже, где в 1956 году встретились на
вечеринке Тед Хьюз и Сильвия Плат.
В Кембридже — лучшие поэты, в Оксфорде — лучшие сти¬
хи, заметил оксфордец Ивлин Во, чей “Брайдсхед” популяр¬
нее любого кембриджского романа. И все же в литературной
гонке Кембридж на несколько книжных полок обошел Ок¬
сфорд. Интеллектуальная конкуренция обоих соперников
такова, что даже в плане стилистики подчеркивается скорее
различие между ними, чем общность. Суровый климат болот
и многовековая обособленность Кембриджского универси¬
тета способствовали развитию более “строгой добродетели”,
более серьезного отношения к морали, чем в общительном,
открытом миру Оксфорде, писал Питер Акройд, и эта атмос¬
фера долгое время способствовала скорее лирической утон¬
ченности, чем прозаической фривольности. Акройд, выпуск¬
ник Кембриджа и видный романист, мог бы еще добавить, что
в Оксфорде, очевидно, климат более благоприятен для искус¬
ства абсурда, для остроумной игры разума от Льюиса Кэррол¬
ла до “Тетушки Чарлея” Томаса Брэндона. Даже в популярном
жанре детектива или фэнтези лидирует Оксфорд. Значит, все
же злополучный тезис о genius loci правилен?
351
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
“Кембридж — мать поэтов”, — пишет сэр Лесли Стивен.
Университет по праву гордится своими поэтами; но что, соб¬
ственно говоря, — спрашивает Стивен, — он сделал, чтобы
поддержать своих гениев? Ничего, — отвечает Теннисон в со¬
нете 1830 года: “О вы, кто призван был нас обучать, / Но ни¬
чему не научил, не дал отрады сердцу”.
Биографии и труды кембриджских авторов полны жалоб
на alma mater. Они жалуются на донов: “...масса свободного
времени и скудное чтение” (сэр Фрэнсис Бэкон), жалуются на
неорганизованные груды фактов и “отвратительно плоский
ландшафт” (Теннисон) и на “безмолвное уродство Кембрид¬
жа” (Кольридж). “Как плохо это место подходит для сыновей
Феба!” — написал Джон Мильтон в одном пентаметре, таком
же совершенном, как любой из тех, которые он изучал в Кем¬
бридже. Больше всего ругательств в кампусе собирают вы¬
жившие из ума доны и гадкий климат. “Кембридж — настоя¬
щий дворец ветров”, — писал Кольридж, в чьих комнатах в
Джизус-колледже было настолько сыро, что он в первом же
триместре в 1791 году слег с ревматизмом и был вынужден
принимать опиум. Его предшественники, Джордж Герберт и
Лоренс Стерн, умерли от чахотки, которую заработали пред¬
положительно в годы учебы. И тот факт, что эта “волшебная
гора” посреди болот, университет Ньютона и Мекка ученых-
естествоиспытателей, вообще произвела столько поэтов,
больше похоже на чудо.
Хотя Кембридж пронизан литературными связями в боль¬
шей степени, чем какое-либо другое место в Англии, кроме
Лондона, лишь немногие литераторы готовы были надолго
связать себя с ним. Большинство из них были “юными пере¬
летными птицами, которые хватали на лету впечатления,
знания и дружбу, воротили нос от систем и догм и улетали
дальше” — резюмировал Грэм Чейни в своей “Литературной
истории Кембриджа”.
Университет всегда был пересадочной станцией, для мно¬
гих локомотив, для некоторых — мостом к славе. Cambridge,
352
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
Fame-bridge (“Кембридж - мост к славе”) — рифмовал Фредерик
Рафаэль, подтвердивший игру слов собственной карьерой, в
том числе и своим соавторством в сценарии к фильму Стенли
Кубрика “С широко закрытыми глазами” 1999 года.
Поэты, которые задерживались в Кембридже, были ско¬
рее замкнуты на себе и не слишком плодовиты в литературном
смысле — эксцентричные отшельники при колледжах вроде
Томаса Грея и А. Э. Хаусмана, а в конце жизни и Э. М. Форсте¬
ра, так не внявшего собственному предостережению о том,
что “Кембридж — не то место, где следует жить писателю”.
Первыми литературными паломниками еще до появле¬
ния туристов в городе колледжей были литераторы. Студен¬
том Теннисон посещал места, которые напоминали ему о Бай¬
роне, Вордсворте и других великих предшественниках. Сам
Вордсворт в автобиографической поэме “Прелюдия” призна¬
вался, как пировал со своими товарищами в комнатах Миль¬
тона в Крайстс-колледже и пил “в память о тебе”, пока не на¬
пился как никогда, в первый и последний раз в жизни. В той
же III книге “Прелюдии” представитель раннего романтизма
описывает вылазку в Трампингтон, место действия “Кентер¬
берийских рассказов” Джеффри Чосера.
В этой деревушке к югу от Кембриджа, как рассказывает
чосеровский герой, у “грубого Симкина” (“со всеми груб, над¬
менен и сварлив”) была мельница на Кеме. Симкина, ворова¬
того и заносчивого, провели два умных школяра-юриста, Алан
и Джон, когда он попытался их надуть. Они приехали из кол¬
леджа, чтобы помолоть у него зерно. В конце концов мельник
остался “обманутым обманщиком”, а оба школяра порезвились
с его женой и дочерью. Так Чосер выводит на мировую литера¬
турную сцену кембриджских школяров, и этот дебют оказался
весьма убедительным.
Лишь специалисты сегодня читают Toxophilus (1545) Родже¬
ра Эшема, диалог двух кембриджских школяров об искусстве
стрельбы из лука. При этом имя автора, став нарицательным,
ныне обозначает acsharn (шкаф для хранения лука и стрел). Гу¬
353
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
манист Роджер Эшем, наставник королевы Елизаветы I и ее
министр иностранных дел, учился в Сент-Джонс-колледже,
там же, где и сэр Томас Уайетт, который как переводчик Пе¬
трарки ввел в Англии стихотворную форму сонета, а как лю¬
бовник Анны Болейн рисковал на дипломатической службе у
короля Генриха VIII гораздо больше, чем будущим всех своих
сонетов. “Мать моя, Кембридж!” — говорил о своей alma mater
Эдмунд Спенсер в четвертой книге Faerie Qweene (1590—1596).
В этом стихотворном эпосе о королеве фей Глориане и ее иде¬
альном королевстве Елизавета I милостиво узнала себя и на¬
значила автору пожизненную пенсию — сказочный успех для
поэта, начинавшего бедным стипендиатом в Пемброк-холле.
Все это, так или иначе, затерялось в истории литерату¬
ры. Но и в наши дни еще читают или ставят произведения
Кристофера Марлоу, чей конец был столь же кровавым, как и
конец многих его героев — удар кинжалом в глаз 30 мая 1593
года. Этому серьезнейшему сопернику Шекспира тогда было
всего двадцать девять лет. В Корпус-Кристи-колледже Мар¬
лоу изучал теологию и стал вольнодумцем, ‘университетским
остроумцем”, не вписывавшимся ни в какие ренессансные
рамки. Еще в Кембридже он написал первую пьесу, трагедию
“Дидона, царица Карфагенская”, и начал “Тамерлана Велико¬
го” — драму о сверхчеловеке, написанную белым стихом, пол¬
ную риторических фигур и роскошных образов, патетиче¬
скую, огромную — первый его триумф на лондонской сцене.
Марлоу вел сумасшедшую и блестящую двойную жизнь поэта
и шпиона. Его почитала публика, поддерживал королевский
совет, а в Кембридже с ним не расстаются и по сей день. Если
вы захотите увидеть настоящий студенческий театр, сходите
на представления Общества Марлоу в Театре искусств. Пер¬
вый спектакль был поставлен в 1907 году Рупертом Бруком:
это “Доктор Фауст” Марлоу.
Далека ли от нас поэзия xvii века? Вовсе нет, если вспом¬
нить о Роберте Геррике, вместившем в шесть строф стихот¬
ворения “О платье, в котором явилась Джулия” всю изыскан¬
354
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
ность лирического искусства соблазнения: “Вдыхая аромат ее
шагов, / Я онемел, я умереть готов — / Весь в благорастворе¬
нии шелков. / Я различаю сквозь туман в глазах / Волненье
складок, дивных линий взмах, / Тону, тону в трепещущих вол¬
нах!” * Геррик был сельским пастором в Девоне; он держал при
себе дрессированную свинью, которая умела пить из пивной
кружки, и развлекал свою паству стихами о родном крае и его
девушках — элегический певец пасторального счастья, кото¬
рый помимо благочестивой жизни знал цену “веселью и вере
в хорошие стихи”, как сказано в одном из его стихотворений.
Роберт Геррик принадлежит к удивительной плеяде ан¬
глийских лириков xvii века, вышедших из Кембриджа, первым
из которых был Джон Мильтон. Но стоит познакомиться и с
другими. Например, Джордж Герберт: выпускник Тринити-
колледжа, оратор, “сокровище университета”, как называл
его Яков I. Член парламента, он не сделал в Лондоне карьеры,
а прожил короткую жизнь приходским священником в Уилт¬
шире, где и скончался в возрасте сорока лет. Только после
смерти в 1633 году вышел единственный сборник его стихов
“Храм”, культовая книга благочестивого движения пуритан в
годы гражданской войны и Реставрации. Многие духовные
гимны Герберта исполняются до сих пор. За то, что эти стихи
были опубликованы, следует благодарить Николаса Феррара,
его друга по кембриджскому университету.
Феррар тоже отказался от карьеры и в уединенном месте
на северо-западе графства основал религиозный анклав, ком¬
муну Литтл-Гиддинг. Соединив ремесло и медитацию, common
sense и common prayer (здравый смысл и литургию), это мирское
сообщество (кстати, возвращенное к жизни) представило
специфику английской духовности: отталкиваясь от физиче¬
ского труда, искать мистический опыт.
Т. С. Элиот посвятил этому невзрачному месту, которое
проездом из Кембриджа посетил в 1936 году, последнее сти¬
* Перевод Т. Гутиной.
355
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
хотворение “Литтл Гиддинг” из цикла “Четыре квартета”. Воз¬
вращением в xvii век из эпохи модерна стали прочитанные в
Тринити-колледже в 1926 году лекции Т. С. Элиота о поэтах-
метафизиках, чей сложный интеллектуальный образный
язык он считал синтезом духовных и чувственных пережива¬
ний. Своими “Кларковскими лекциями” Элиот внес серьез¬
ный вклад в переоценку таких менее известных кембридж¬
ских метафизиков, как Ричард Крэшоу и Эндрю Марвелл.
Первые стихи Ричарда Крэшоу, которые я прочел, были
нацарапаны на стеклянной двери часовни Девы Марии в церк¬
ви Св. Девы Марии (Меньшой) в Кембридже, и они впечатли¬
ли меня (не только в плане каллиграфии) куда больше, чем на
страницах антологии. В этой церкви рядом со своим коллед¬
жем Крэшоу был англиканским священником, пока пуритане
не изгнали его в 1644 году как члена Питерхаус-колледжа. Роя¬
лист Крэшоу сбежал на континент, перешел в католичество и
умер в 1649 году в Лорето, в Италии, не дожив до сорока лет.
Его главное произведение называется “Ступени к храму”; это
религиозная лирика, наполненная образами контрреформа¬
ции, испанской мистики, экстаза и барочности — настоящая
дьявольщина для пуритан-кальвинистов.
Противоположную, протестантскую позицию занимал со¬
временник Крэшоу по Кембриджу Эндрю Марвелл, пропаган¬
дист Кромвеля, секретарь лорда Карлейля и парламентарий
от своего родного города Халла вплоть до кончины в 1678 году.
Выпускник Тринити-колледжа, Марвелл, с которым, по мне¬
нию Джона Обри, никто не может сравниться в латинском
стихе, при жизни был известен как патриот, республиканец
и сатирик; его лирика оставалась почти неизвестной. Только
эпоха модерна вновь открыла для себя его ироничную, иногда
загадочную поэзию, его городской юмор и concetti (блестяще
выраженные тонкие мысли). “В могиле не опасен суд молвы,
/ Но там не обнимаются, увы!”* — писал Марвелл, склоняя ко
* Перевод Г. Кружкова.
356
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
взаимности застенчивую возлюбленную. Словесной игрой в
марвелловской любви к парадоксам маскируются сомнения и
надежды пуританской души, противоречия времени.
Выдающимся голосом эпохи стал друг и покровитель Мар¬
велла Джон Мильтон.
Для современного читателя религиозная и образователь¬
ная планка этого произведения высока, как гора. Но восхожде¬
ние стоит того. Только не надо сразу штурмовать эпический
стихотворный массив “Потерянного рая”. Доступнее (хотя и
не обязательно проще) изучить ранние стихи и сонеты Миль¬
тона. Латинизированный синтаксис, обилие библейских, ми¬
фологических и литературных отсылок — отголоски семи лет
учебы в Кембридже, в конце которых, в 1632 году, появилась
ода “Задумчивый” — медитация в “древнем монастыре” своего
колледжа, “где стены / О своды прочно оперлись / Под кров¬
лей, устремленной ввысь, / И через витражи цветные / Едва
сквозят лучи дневные”, где “громовой орган, / Сливаясь с хо¬
ром прихожан... В благоговейном песнопенье” его “исполнит
восхищенья” и “отверзнет небеса” *.
Как бы ни разочаровал его университет (“Эта учеба не
принесла ничего: ни удовольствия, ни знаний, ни какой-либо
общественной пользы”), Кембридж стал поворотным момен¬
том в его судьбе. Теперь он хотел быть поэтом, а не церковни¬
ком. Со своим звучным органным стихом Мильтон стал рупо¬
ром пуритан, нравственным и поэтическим авторитетом.
На смерть своего товарища по Кембриджу, утонувшего
при кораблекрушении, Мильтон в 1637 году написал стихот¬
ворение “Люсидас”, размышление о неопределенности жиз¬
ни, значении смерти и собственной поэтической судьбе. Оно
содержит некоторые наиболее известные строки в англий¬
ской поэзии (“Не в этой жизни истинная слава / Стяжается
по праву — / Увенчивает ею не молва, / А лишь один влады¬
ка естества”) и является одной из самых красивых элегий на
* Перевод Ю. Корнеева.
357
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
английском языке. “Он встал и, синий плащ надев, исчез: /
С утра ему опять в луга и в лес” *.
Поскольку были поэты и был двор, существовали и при¬
дворные поэты. Двенадцать из двадцати одного поэта, но¬
сивших звание поэта-лауреата** родом из Оксбриджа: семь
из Оксфорда, пять из Кембриджа. Оксфорд дал больше при¬
дворных поэтов, зато Кембридж — лирику лучшего качества.
Первым поэтом в Англии, которому король присвоил звание
поэта-лауреата (1668), был кембриджец Джон Драйден. Он
писал пьесы для театра, имевшие успех, сатиры, дидактиче¬
ские поэмы, критические эссе и блестящие переводы. Драй¬
ден был сторонником Кромвеля, потом роялистом, перешел
в католичество, метался в разные стороны и даже предпочел
Оксфорд Кембриджу. Но нам не нужно любить человека для
того, чтобы восхищаться им.
Лично я являюсь поклонником Сэмюэля Пеписа, не пото¬
му, что он любил Кембридж, постоянно ездил туда и завещал
родному Магдален-колледжу личную библиотеку, сокровищ¬
ницу утраченных знаний, а потому, что Пеписа мы читаем с
таким же удовольствием, что и наши предшественники. Эти
дневники сына лондонского портного, который дослужился
до секретаря Адмиралтейства и президента Королевского
общества, дает такое яркое и увлекательное описание своей
повседневной жизни, что мы словно видим его 25 мая 1668
года, когда он приехал в Магдален-колледж, где “выпил вдо¬
воль пива, которое порадовало меня как лучшее, какое я
когда-либо пил”.
Только в xviii веке встречаем мы первого значительного
* Перевод Ю. Корнеева.
** Звание придворного поэта, утвержденного монархом и традиционно
обязанного откликаться памятными стихами на события в жизни королев¬
ской семьи и государства. Звание поэта-лауреата присваивается пожизненно.
Начиная с xix в. оно считается скорее почетным, нежели предполагающим
какие-либо обязательства, и его обладатель обычно продолжает собствен¬
ную литературную карьеру.
358
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
романиста, учившегося в Кембридже — “прискорбная потеря”
четырех лет жизни, как он сам назовет время учебы. Лоренс
Стерн получал стипендию в Джизус-колледже, постоянно нуж¬
дался и считался лентяем в среде еще больших лентяев, чью
псевдоученость он пародирует в “Тристраме Шенди” — рома¬
не, который сам по себе является одним грандиозным лири¬
ческим отступлением. Стерн использовал время оптималь¬
но — читал все, что не имело прямого отношения к учебе, но
что он сам считал полезным, в том числе Сервантеса, Свиф¬
та и Рабле. Последнего он изучал в первом внутреннем дво¬
ре колледжа под ореховым деревом, которое его друг Джон
Холл-Стивенсон описал следующим образом: “Оно бросает
тень во все углы, /Ив сумраке неисчислимых лет / Блуждает
ум среди следов былых / И ощупью находит путь на свет”.
Следуя стерновскому принципу отступлений, мы тоже об¬
ратимся к деревьям кембриджских поэтов: история литерату¬
ры в дендрологическом аспекте необходима хотя бы для того,
чтобы все мы разом не бросились к мильтоновской шелкови¬
це. “О, дорогого Кембриджа поля, скажите беспристрастно, /
Ведь в травах у себя вы нас видали часто? / Да было ль дере¬
во хотя б одно средь вас, / Не знавшее, что страсть настиг¬
нет нас?” — так в 1656 году лирик и член Тринити-колледжа
Абрахам Коули оплакивал смерть университетского друга
Уильяма Гарвея. Насквозь элегические корни и у кипарисов
в саду Крайстс-колледжа; они выращены из семян того само¬
го кипариса, который растет на могиле Шелли в Риме. Ясени
в саду колледжа, которые Уильям Вордсворт студентом наве¬
щал лунными зимними ночами: “Один, под чудным сим тво¬
рением земным”, как он писал в “Прелюдии”. Этого “чудного
дерева” нет больше в саду Сент-Джонс-колледжа; вместо него
мы увидим молодые ясени в бочках возле часовни. Но мы, как
и Генри Джеймс, можем восхищаться старым конским кашта¬
ном, чьи могучие ветви, склоненные к земле, закрывают соб¬
ственные корни и становятся мощнее, чем ствол — “одна из
самых потрясающих достопримечательностей сада Тринити-
359
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
холла”, — писал искушенный в деревьях американский писа¬
тель. Однако самый красивый памятник поэту вы найдете в
Баксе, когда цветет вишневая аллея, которую посадили чле¬
ны Тринити-колледжа в память об одном из них, о лирике
А. Э. Хаусмане: “Из всех деревьев вишня краше всех, / Окутал
ветви белый цвет, как снег, / Все в белом встали вдоль тро¬
пы — девицы / В ожидании Светлой Седмицы”.
Завершая дендропоэтический экскурс, мы находим тис,
который возвращает нас в xvni век. Это дерево Томаса Грея
и его “Элегии, написанной на сельском кладбище” (1751),
вечнозеленое тенистое дерево меланхоликов и мертвых. Как
и сельские жители в его элегии, “чуждые смут и волнений
безумной толпы”*, Грей в бытность свою членом Пемброк-
колледжа жил как улитка в своем домике. “Кембридж — восхи¬
тительное место, и сейчас здесь никого нет, — писал он своему
другу в августе 1760 года. — Думаю, оно бы тебе понравилось,
если бы ты понял, какое оно без обитателей. Это они, уверяю
тебя, составляют ему дурную репутацию и все портят”. Если
не считать нескольких путешествий, всю свою жизнь он про¬
вел в Кембридже — самый странный и загадочный универси¬
тетский отшельник своего времени. Мало кто из английских
поэтов оставил так мало стихов, как Грей. Тем не менее эти
несколько стихотворений цитируют чаще, чем строки любо¬
го другого английского лирика xviii столетия. Кладбищенская
элегия Грея, совершенная по звучанию и форме, соединяет
в себе классические стилевые элементы с новым ощущением
природы и выражением чувств эпохи романтизма, предвест¬
ником которой и считается Грей.
В георгианском Кембридже для искушенной в пьянстве,
тщеславной и завистливой ученой клики колледжа Грей был
аутсайдером, чью писательскую сдержанность, по мнению
Лесли Стивена, уколы коллег только усиливали, “как если
бы певчая птица собралась высиживать птенцов в осином
* Перевод В. Жуковского.
360
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
гнезде”. К его немногочисленным друзьям в колледже при¬
надлежал Горацио Уолпол, а к соперникам — эксцентричный
Кристофер Смарт, который однажды заметил: “Грей ходит,
словно наложил в штаны, и выглядит так, будто нюхает это”.
Однако лирик Кристофер Смарт заслуживает больше, чем
просто упоминания в связи с Греем. Он писал стихи редкой,
трепещущей, надломленной интенсивности, напоминающие
стихи Горация, и псалмы; их пульсирующий ритм и религиоз¬
ный экстаз взрывал традицию, которой придерживался Грей,
сдержанный как в жизни, так и в творчестве. Смарт, поэт и
религиозный фанатик, провел много времени в сумасшедшем
доме и закончил свои дни в долговой тюрьме.
В пасмурный октябрьский день 1787 года некий перво¬
курсник гордо въехал в свою новую квартиру в Сент-Джонс-
колледже. Он, говоря его же словами, “селянин с севера”, спу¬
стился с холмов Озерного края на самую плоскую из равнин
и нашел себе “уединенный уголок”, укромный закуток над
кухней в первом внутреннем дворе. Его “невзрачная келья”
сегодня перестроена в конференц-зал и называется залом
Вордсворта. В 1791 году, когда Вордсворт покинул Кембридж,
к учебе в Джизус-колледже приступил Сэмюэль Тейлор Коль¬
ридж. Они встретились лишь четыре года спустя, подружились
и стали вместе создавать историю английской литературы.
Эти Диоскуры английского романтизма, давно канонизи¬
рованные авторы лирических баллад, в учебе показали себя
не лучшим образом. Кольридж ушел из университета раньше
срока, даже без экзаменов; Вордсворт закончил учебу “без от¬
личия’” (в то время как его младший брат Кристофер стал рек¬
тором Тринити-колледжа). Обоих стеснял распорядок жизни
колледжа. Посещение часовни было обязательным два раза
в день, а за каждое отсутствие на церковной службе назна¬
чался двухпенсовый штраф, что позволило Кольриджу заме¬
тить: “Я был необыкновенно религиозен по экономическим
соображениям”.
Кембридж не повредил английским романтикам. Часов¬
361
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ня Кингз-колледжа и собственный портрет вдохновили Вор¬
дсворта на сонеты, хотя едва ли лучшие в его творчестве.
Единственное же официальное стихотворение, которое
он написал, будучи поэтом-лауреатом — ода на вступление в
должность канцлера университета принца Альберта в 1847
году, — оказалось весьма слабым, а три года спустя Вордсворт
умер. Но гениальная панорама Кембриджа разворачивается
в “Прелюдии”, насыщенной яркими впечатлениями, ожида¬
ниями, страхами, разочарованиями, которые Вордсворт раз¬
делил с целыми поколениями студентов: “Я был Мечтатель, а
они — мечта”. Этот отрывок в его поэтическом произведении,
шестой книге, носит прекрасное название “Кембридж и Аль¬
пы”. На самом деле, именно горы, а не книги, открыли авто¬
ру глаза на возвышенную природу воображения. “Прелюдия”,
ключевое произведение английского романтизма, посвящено
Кольриджу, который наделал в Кембридже больше шума, чем
тихий Вордсворт.
Воодушевленный французской революцией, Кольридж
весной 1793 года присоединился к протестующим студентам,
выжегшим на священной лужайке колледжа слова пламенного
лозунга “Свобода и равенство”. Кольридж со своими друзьями
пугал консервативный истеблишмент одной своей якобин¬
ской внешностью: длинные локоны и полосатые панталоны
вместо коротких шелковых штанов и напудренных париков.
Если еще в первый год своей учебы в колледже он получил
золотую медаль за греческую оду о работорговле, то теперь
он вместе со своим оксфордским другом Робертом Саути опу¬
бликовал стихотворную драму о Робеспьере.
Однако это взволновало университетские власти гораздо
меньше, чем дезертирство Кольриджа из храма науки в дра¬
гунский полк, куда он записался под псевдонимом Сайлас Том¬
кин Комбербах, скрываясь от кембриджских кредиторов. По¬
сле возвращения университет назначил ему наказание в виде
месяца ареста и перевода девяноста страниц с греческого.
Не удивительно, что Кольридж с Саути хотели эмигрировать
362
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
в Америку, чтобы основать там идеальную коммуну пантисо-
кратов. Этим планам не суждено было сбыться, что стало уда¬
чей для английской литературы.
Героем университетского фольклора стал и лорд Байрон,
самый юный в кембриджском трио романтиков. В отличие
от Кольриджа и Вордсворта, получавших стипендию как сту¬
денты из бедных семей, Байрон пользовался всеми привиле¬
гиями студентов-аристократов. Он трапезничал в вышитой
золотом мантии за столом донов Тринити-колледжа, держал
карету с четверкой лошадей, ливрейных лакеев и, поскольку
собаки в колледже были запрещены, имел ручного медведя
по кличке Брюн. Юный лорд водил его на цепочке гулять и
на вопрос, что собирается с ним делать, отвечал: “Он будет
профессором”. Своему тьютору он сообщил, что у него нет
ни пристрастия к математике, ни намерения “блуждать в ла¬
биринтах метафизики”. Нет никаких сомнений, что именно
лорд Байрон установил планку эксцентричности для целых
поколений студентов.
Кембридж отличался “бесконечным водоворотом развле¬
чений”, как писал Байрон в 1807 году: “Какая жалкая участь:
только и делать, что заводить любовниц, врагов и сочинять
стихи!” У читателя его писем складывается впечатление, что
в Кембридже он научился прежде всего боксу и фехтованию,
а занимался в основном азартными играми, охотой, плавани¬
ем и теми утехами, которые наградили его гонореей. Но все
же Байрон не был столь праздным, как можно вынести из на¬
звания его сборника стихов “Часы досуга”. За маской аристо¬
кратической небрежности прячется честолюбивый студент,
который переводит Вергилия и Анакреонта, пишет роман и
в восемнадцать лет издает первый стихотворный сборник —
“Стихи на случай” (1806). В ранней лирике Байрон подражает
Александру Поупу и анакреонтикам, пишет традиционные
фривольные стихи, в которых, однако, уже сквозит та мело¬
дичная мировая скорбь, которая станет фирменным знаком
байроновской поэзии. Когда он несколько лет спустя, в 1814
363
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
году, снова приедет в Кембридж, его будут чествовать в Сена¬
те бурными овациями. Он вернется известным на всю Европу
автором “Паломничества Чайльд Гарольда”, стихотворного
эпоса о романтическом герое и его страстях, гениально пе¬
реведенного на немецкий язык Генрихом Гейне. Именно эту
книгу Байрон держит в мраморной руке, стоя на цоколе в биб¬
лиотеке Тринити-колледжа.
В Кембридже, по словам Байрона, он провел “может быть,
самые счастливые дни” своей жизни. Существенный вклад в
это счастье внес пятнадцатилетний певчий из его колледжа,
Джон Эдлтон, с которым Байрона связывала, как он писал,
“сильная, но чистая страсть”. Иметь в бойфрендах мальчиков
из хора — тоже традиция Тринити-колледжа, да и вообще го-
моэротические связи образовывали в мужском мире коллед¬
жей своего рода естественное подводное течение, как впо¬
следствии происходило и в женских колледжах. После ранней
смерти своего друга Байрон посвятил ему элегию “К Тирзе”.
Еще более известной стала другая дружеская связь, кото¬
рая началась в том же колледже и закончилась плачем у гроба,
тронувшим всю викторианскую Англию.
В 1828 году Альфред Теннисон — близорукий, длинново¬
лосый, несколько робкий студент Тринити-колледжа — позна¬
комился с младшим соучеником, которого вскоре полюбил
сильнее, чем ручную змею, жившую у него в комнате. Артур
Генри Хэллам, способный к языкам и красноречивый, как
и Теннисон, почитал романтиков. Они оба были “апостола¬
ми”, вместе путешествовали и были счастливы в Кембрид¬
же. Внезапная смерть двадцатидвухлетнего Хэллама в 1833
году потрясла Теннисона. В том же году он начал In Memorian
А. Н. Н. — лирический траурный труд, который в конце кон¬
цов включил в себя сто тридцать два стихотворения — одна
из самых больших элегий в английской литературе, которую
Т. С. Элиот назвал “поэзией отчаяния, но отчаяния в религи¬
озном смысле”. Солдаты и вдовы находили утешение в этих
стихах, как и королева Виктория после смерти принца Аль¬
364
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
берта. В год выхода этой книги, в 1850 году, Теннисон вслед
за Вордсвортом стал поэтом-лауреатом, а в 1884 году ему был
пожалован титул лорда.
Читать лорда Теннисона сейчас? Непременно, ведь это
был гипнотической силы художник, и в форме, и в звуке сти¬
ха, выразительный и тревожный голос эпохи. Только прочи¬
тайте “Тифона”, одно из красивейших стихотворений, кото¬
рое он начал еще студентом до того, как 1831 году покинул
Кембридж, так и не получив ученой степени. “Тифон” — дра¬
матический монолог человека, который стареет и не может
умереть, потому что боги пожаловали ему бессмертие, но не
вечную молодость — “жестокое бессмертие”, приобретающее
удивительную актуальность в эпоху биогенетики.
Характерным представителем викторианской эпохи был
и Эдвард Бульвер-Литтон. Он находил, что Кембридж “черес¬
чур академичен”. Благодаря своим историческим романам
“Последний день Помпеи” и “Риенци” (которым зачитывал¬
ся Рихард Вагнер, сделавший из него оперу) Бульвер-Литтон
стал самым высокооплачиваемым писателем xix века. Теперь
нам напоминает о нем лишь премия, названная его именем, за
самое неудачное начало романа.
В своем первом бестселлере “Пэлэм, или История джентль¬
мена” (1828), который ввел в модный обиход так называемую
школу серебряной вилки (романов о жизни высшего обще¬
ства), он рассказывает историю молодого денди Генри Пэлэ-
ма, одной из престижных остановок которого был Кембридж:
“В моей комнате стояло фортепиано, а частная бильярдная
комната находилась в поселке в двух милях оттуда; курсируя
между этими двумя способами времяпрепровождения, я отто¬
чил свой разум в большей степени, чем можно было ожидать.
Но, сказать по правде, от этого места разило вульгарностью”.
В отличие от Бульвер-Литтона, его сверстник Уильям
Мэйкпис Теккерей, автор общественно-сатирических про¬
изведений, по сей день считается одним из главных романи¬
стов эпохи. Студенческая жизнь автора “Ярмарки тщеславия”
365
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
(1848) и “Книги снобов” (1849) в Кембридже была похожа на
жизнь героя его романа “Пенденнис” (1848—1850). Он пил,
играл, что ни день фехтовал и через пять триместров поки¬
нул университет весь в долгах и без надежды на успешную сда¬
чу экзаменов.
С университетских времен Теккерей остался дружен со
стариной Фицем (так он называл его), бывшим коллегой по
Тринити-колледжу Эдуардом Фицджеральдом, которого в
1859 году знаменитым сделала книга, написанная не им, но
переведенная столь блистательно, что авторство книги на
английском языке было отдано ему: “Рубайат” перса хн века
Омара Хайяма. На побережье Восточной Англии старина
Фиц продолжал студенческое бытие как блестящий бездель¬
ник, восторгавшийся сильными моряками, если только они
походили на “мраморные статуи Фидия в голубых штанах и
шерстяных фуфайках”. Первый опубликованный Фицдже¬
ральдом труд — “Евфранор” (1851) — представляет собой пла¬
тонический диалог двух кембриджских студентов за пивом и
бильярдом в “Трех бочках” о радостях юности и узколобости
английского университетского образования.
Из множества писателей, учившихся в Кембридже, ни
один не отрицал влияния университета на свое развитие столь
категорически, как Джон Каупер Поуис: “Университет не ока¬
зал ни малейшего влияния на мой вкус, разум, философские
взгляды или характер”. По его словам, он был ничем не обя¬
зан Кембриджу, но всем — Кембриджширу. Дорога в Или, де¬
ревенские кладбища, свекловичные поля, пойменные луга по
пути в Гранчестер с их тополями и ивами — “вот мои тьюторы,
мои сотоварищи, мои библиотеки, лекционные залы; вот мои
готические храмы!”. Долгие одинокие прогулки с дубовым по¬
сохом по имени Святыня пробудили в Поуисе, который изучал
историю в Корпус-Кристи-колледже, но сначала хотел стать
священником, литературный дар, “своего рода видение по до¬
роге в Дамаск”. Сорок лет спустя в автобиографии 1934 года
он опишет это “невыразимое чувство радости спокойного, от¬
Збб
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
решенного, опьяненного ветром, напоенного воздухом духа”,
экстаз стихийного познания природы и вещей. В Кембридже
с точки зрения поэтики начался путь рассказчика мифических
историй Джона Каупера Поуиса.
Самые красивые и остроумные описания Кембриджа при¬
надлежат перу женщины, которая никогда в Кембридже не
училась. Ее отец там преподавал, там учились ее братья, и
даже со своим будущим мужем она познакомилась в колледже.
Без Кембриджа из дочери сэра Лесли Стивена не получилось
бы Вирджинии Вулф. Даже кружок “Блумсбери” начинался в
Кембридже.
Весной 1900 года Тоби Стивен пригласил своих сестер
Вирджинию и Ванессу в свой колледж на майский бал. Они
приехали, появились — как в чеховской пьесе — “в белых
платьях и больших шляпах, в руках зонты от солнца; от их кра¬
соты буквально замирал дух”. Так Леонард Вулф описал свою
встречу с Вирджинией Стивен и ее сестрой в комнате друга
по Тринити-колледжу. Там и Ванесса впервые встретилась со
своим будущим мужем, Кливом Беллом. В его комнатах, в Но¬
вом дворе Тринити-колледжа, собирались члены Клуба люби¬
телей чтения, чтобы декламировать стихи Мильтона, Шелли
и собственные. Вместе с Кливом Беллом в это “Общество по¬
луночников” входили и Леонард Вулф, и Тоби Стивен, и Лит-
тон Стрэчи — ядро будущей группы “Блумсбери”. Приходили
друзья из Кингз-колледжа — Эдуард Морган Форстер и Джон
Мейнард Кейнс, члены пресловутого тайного общества “апо¬
столов”, куда в 1902 году были приняты также Леонард Вулф
и Литтон Стрэчи. Их связывала безоговорочная вера в разум,
интеллектуальную честность, полную открытость как в лич¬
ных, так и в сексуальных отношениях. По завершении учебы
группа кембриджских друзей нашла новое место для встреч —
в доме двух сестер Стивен в Лондоне, в районе Блумсбери.
А Кембридж получил иронический титул Блумсбери-на-Кеме.
“Нет в мире места прекраснее”, — писала Вирджиния Вулф
в 1904 году. Она любила Кембридж и ненавидела его как оли¬
367
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
цетворение мужского мира. Лондон был местом ее рожде¬
ния, но родным для нее стал Кембридж. Ее отец, сэр Лесли
Стивен, студент, а потом и член конгрегации Тринити-холла,
прототип викторианского ученого, был для Вирджинии Вулф
образцом “аналитического духа Кембриджа” и одновремен¬
но — олицетворением чувственной недостаточности. Амби¬
валентность этого места, как и собственного происхожде¬
ния, она ощущала всю жизнь. “Я рождена в полярном краю
Кембриджа, — писала она в 1930 году Этель Смит, — и даже
без университетского образования принадлежу к этой тупой
аскетичной, пуританской расе”.
Вирджиния Вулф снова и снова приезжала в Кембридж и
описывала его. Поначалу она ночевала у своей тетки Кароли¬
ны, прозванной Квакершей, в доме № 33 на Гранчестер-стрит,
а потом в Ньюнэм-колледже, где ректором была ее дальняя
родственница из клана Стивенов.
В октябре 1928 года Вирджиния Вулф прочитала студент¬
кам Ныонэм-колледжа лекцию “Сестра Шекспира: женщины
и литература” и неделю спустя лекцию на ту же тему в 1ертон-
колледже по приглашению тамошнего клуба студенток
ODTAA Society (акроним One Damned Thing After Another — одна
чертовщина за другой). “Я вежливо советовала им пить вино
и обзавестись собственной комнатой, — писала она в своем
дневнике. — Я чувствовала себя старой и перезревшей. Никто
не проявлял ко мне уважения”. Эти кембриджские лекции лег¬
ли в основу ее эссе “Собственная комната” (1929), благодаря
своим экскурсам в андрогинность ставшее классическим, и не
только для феминистского взгляда на литературу.
“Наверное, Кембридж слишком уж похож на пещеру”. Но
как бы сурово Вирджиния Вулф ни критиковала этот рассад¬
ник мелкой зависти и суетности, она же соблазнительно опи¬
сала радости жизни в Кембридже, особенно в третьей главе
романа “Комната Джейкоба” (1922). Она как будто попыталась
подарить своему брату Тоби, умершему в 1906 году от тифа,
вторую, выдуманную жизнь в качестве Джейкоба Флендерса,
368
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
который в том же 1906 году начинает учебу в университете,
живет в Тринити-колледже и погибает в Первую мировую
войну. Вирджиния Вулф неподражаемо описывает высший
свет Кембриджа — это шедевр импрессионистской иронии —
освещенный вечерний колледж и доны, гротескные светочи
науки вроде Эразма Коэна, потягивающего портвейн и декла¬
мирующего латинские стихи так мелодично, “словно латынь
была вином на его губах... Сам Вергилий нигде бы не услышал
ничего подобного”. И Сопвит, тьютор с серебряным языком:
“Он говорил, говорил, говорил — как будто можно прогово¬
рить все — сама душа соскальзывала с его губ тонкими сере¬
бряными дисками, растворяясь в головах молодых людей, как
серебро, рассеиваясь, как лунный свет. О, как долго они будут
это помнить, как пристально будут вглядываться в прошлое
даже в глубоком маразме”.
Литтону Стрэчи очень хотелось стать одним из знамени¬
тых донов, карикатуру на чей внешний облик сам он являл со¬
бой еще в студенческие годы. Стрейч, как его называли, был
бледен, близорук, болезненно худ, слегка истеричен, неверо¬
ятно высок “и мог бы стать выше еще раза в два, если бы не
клонился вниз, как вялая спаржа”, — заметил как-то Сесил Би¬
тон. Литтон Стрэчи, обладатель фальцета и пламенно-рыжей
бороды, еще многие годы после выпускных экзаменов появ¬
лялся в Кембридже, идеальном месте для духовных и гомоэро-
тических исканий: “Кембридж, чьи монастыри всегда освяще¬
ны поэзией и здравым смыслом”. Осознав тщетность попыток
стать профессором Тринити-колледжа, он написал книгу, при¬
несшую ему славу: “Выдающиеся викторианцы” (1918), шедевр
критического обращения с национальными героями. Остаток
жизни профессор без кафедры провел между Кембриджем,
“Блумсбери” и читальным залом Британского музея, в браке
втроем с художницей Дорой Каррингтон и ее мужем.
“Наверное, выдумать хорошую жизнь так же трудно, как ее
прожить”. Эту фразу своего друга Литтона Стрэчи романист
Э. М. Форстер мог только подтвердить. В кругу “апостолов”
369
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Литтон Стрэчи прозвал его Кротом за робость и неприметную
внешность. Роскошные экранизации его романов — “Путеше¬
ствие в Индию”, “Конец Говарда” и другие — не скрывают глав¬
ного внутреннего конфликта его жизни, гомосексуальности,
наделившей его способностью описывать любовь вне жестких
нравственных и классовых рамок. Лишь после смерти Форсте¬
ра в 1970 году в его комнатах в Кингз-колледже был найден на¬
чатый в 1913 году роман “Морис”. Морис, узнав о любви к нему
студента-аристократа, был “потрясен до самых глубин своей
провинциальной души”. Форстер же наиболее личным своим
произведением считал роман “Самое длинное путешествие”
(1907), воспевающий Кембридж и главные его ценности —
дружбу и эстетический опыт, ценности “Блумсбери”.
Великим их приверженцем был кембриджский фило¬
соф, “апостол” Джордж Эдвард Мур, чей труд “Принципы
этики” вышел в 1903 году. Мур, дон Тринити-колледжа, кото¬
рый “преследовал истину с упрямством бульдога и безупреч¬
ностью святого” (Леонард Вулф), значительно способствовал
открытости общества по отношению к гомосексуализму. Для
таких студентов, как Кейнс и Форстер, он был освободитель¬
ным голосом разума, фигурой почти мессианской. “То, что
Кембридж полон друзей, придает ему магические свойства, —
писал Форстер. — Люди и книги укрепляют друг друга, разум
соединяется с чувствами, умозрительные построения напол¬
няются страстью, а дискуссия благодаря любви становится
глубже”. Прочитав по приглашению в Кембридже несколько
лекций, в 1946 году Форстер вернется в свой колледж, чтобы
остаться там до конца своих дней, — “голубой мотылек”, как
назвала его Вирджиния Вулф, нашедший свой кокон на лест¬
нице А Кингз-колледжа.
На лестнице А в 1906 году обретался какое-то время в на¬
чале своей учебы и Руперт Брук, пока не переехал в Гранче-
стер. Это легендарный в Англии персонаж, столь же переоце¬
ненный, как и его стихи. Став вторым национальным героем,
вышедшим из Кембриджа, “вторым Байроном”, Руперт Брук
370
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
им все же не был. Он умер молодым и красивым, как Мерилин
Монро, в Первую мировую войну. “Он весь был таким, какими
должны быть самые достойные сыновья Англии” — этот отзыв
Черчилля в The Times в 1915 году канонизировал легенду, ко¬
торая превратила поэта-солдата и германофоба в символ по¬
коления. “Самый красивый молодой человек Англии”, как на¬
звал его У. Б. Йейтс, был действительно неотразим, особенно
для мужчин. “Младой златоволосый Аполлон / Стоит задум¬
чиво у битвы на краю; / В своем величии не может ведать он,
/ Что вечности отдаст судьбу свою” (Френсис Корнфорд).
Но как бы хорошо ни соответствовал Гранчестерский
Аполлон андрогинным идеалам “Блумсбери”, он не был па¬
цифистом, как другие “апостолы”. До 1980-х годов хх века
рукопись с его патриотическими сонетами военного време¬
ни лежала в витрине перед памятником погибшим членам
Кингз-колледжа. Сейчас голос этого потерянного поколения
мы узнаем скорее в антивоенной поэзии сотоварищей Бру¬
ка, таких как Зигфрид Сэссон или Уилфрид Оуэн, испытав¬
ший на себе ужас траншей и погибший в двадцать пять лет во
Фландрии. Слава Брука основывается на одном-единственном
стихотворении — “Старый дом священника в Гранчестере”,
гениально-сентиментальном гимне Англии. Впрочем, его на¬
ставник Литтон Стрэчи назвал это стихотворение “чертов¬
ски жеманной стряпней”.
Если почитать переписку Руперта Брука с Джеймсом
Стрэчи, младшим братом Литтона, создается впечатление,
что кембриджские студенты в то время думали только о трех
вещах: альпинизме, социализме и сексе. Один из красивых
молодых людей, принадлежавших к кругу “королев Кингз-
колледжа”, студент-историк Джордж Мэллори, погиб в 1924
году на вершине Эвереста. Знаменитый дон Кингз-колледжа,
историк Оскар Браунинг, который интересовался молодыми
людьми не только как педагог, алкеевой строфой написал оду
пенису: “О, товарищ наших дней, / Царь, сильнейший средь
мужей, / И обитель всех скорбей...”.
371
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Даже такой раскрепощенный автор, как Д. Г. Лоуренс, по¬
сетив в 1915 году Три нити-колледж, почувствовал себя на ред¬
кость чужим в кругу “апостолов” и в его атмосфере гомосек¬
суального флирта (“Я съездил в Кембридж и невыразимо его
возненавидел”). Лоуренс горько разочаровался в Мейнарде
Кейнсе и других донах, чей образ мысли и жизни показался
ему нестерпимо эстетским в сравнении со зверствами миро¬
вой войны. Он писал Бертрану Расселу, принимавшему его в
Кембридже, что не может выносить этот “запах разложения
и затхлости”: “Откуда у таких больных людей берется их ду¬
шевный подъем? Лучше бы им умереть”. Т. С. Элиот, напро¬
тив, в том же 1915 году приезжавший читать доклад, нашел,
что обитатели Кембриджа — “серьезные, усердные и тупые
плебеи”. Всяк судит на свой лад, и красота находится в глазах
смотрящего.
В Первую мировую войну многие добровольцы носили
в солдатском ранце томик стихов, выпущенный еще в 1896
году, но обретший популярность позднее и сохранивший ее
до сих пор: “Парень из Шропшира”, элегические стихи о сель¬
ской Англии, о напрасной любви и ускользающей юности — о
“стране утраченного счастья”. Автор этих вариаций на тему
утраченного времени, Альфред Эдвард Хаусман, был видным
ученым-латинистом и с 1911 года преподавал в Кембридже.
Своими пасторальными, балладными, горестно-сладкими
строфами он создал образец для георгианских поэтов круга
Руперта Брука. Однако для Т. С. Элиота и лириков модерна он
еще при жизни стал анахронизмом. Двадцать пять лет жил Ха¬
усман в Тринити-колледже, издал пятитомное собрание сочи¬
нений Манилия и всего один тоненький сборник собственных
стихов. А. Э. Хаусман был poeta doctus (ученый поэт, чьи стихи
предназначены для узкого круга людей) и холостяк, подобно
Томасу Грею, замкнутый человек, глубоко прятавший свои
страсти как в лирике, так и в личной жизни. “Он сделал выбор
быть сухим, как пыль, / И запер слезы, как письмо в комоде.
/ Еда была его публичной страстью, тайной — гниль: / Наси¬
372
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
лие и бедность на свободе”, — написал У. X. Оден в сонете об
А. Э. Хаусмане. Лишь через шестьдесят лет после его смерти,
в 1996 году, память А. Э. Хаусмана была увековечена в уголке
поэтов Вестминстерского аббатства памятным окном, кото¬
рое установит его известнейший кембриджский ученик, пере¬
водчик Фукидида и консервативный политик Енох Пауэлл.
К писателям, ценившим стихи А. Э. Хаусмана при его жиз¬
ни, относился и Владимир Набоков. Студентом он регулярно
встречал меланхоличного дона с висящими усами за профес¬
сорским столом Тринити-колледжа — фигуру из другого мира.
Юный Набоков, эмигрант из имперского Санкт-Петербурга,
с 1919 года учился в Кембридже, сначала изучал зоологию,
потом французскую и русскую филологию. С прустовской на¬
сыщенностью описывает он в своей биографии эти первые
годы в изгнании как прошедшие под знаком всеобъемлюще¬
го стремления “стать русским писателем” (“Другие берега”).
Можно было бы подумать, что Набоков в те времена посвя¬
щал себя в основном футболу, гребле и “множеству увлечений”,
словно хотел выдуманному дяде Генриху дать право быть уве¬
ренным, “что эти три года плавания по кембриджским водам
пропали даром” (“Подвиг”).
На самом деле за годы студенчества Набоков успел многое.
Он написал первое сочинение по энтомологии (“Некоторые
замечания о чешуекрылых Крыма”), первым перевел на рус¬
ский язык “Алису в Стране чудес” (а позднее оговорил Льюи¬
са Кэрролла, назвав его первым Гумбертом Гумбертом), писал
также рецензии, переводил стихи Руперта Брука, писал и соб¬
ственные, “довольно стерильные вирши”. В 1921 году Набо¬
ков с теннисной ракеткой, боксерскими перчатками и дипло¬
мом с отличием вернулся к своей семье в Берлин, тогдашний
центр русской эмиграции. В эмигрантской среде 1920-х годов
между Кембриджем и Швейцарией разыгрывается действие
его романа “Подвиг” (1930), герой которого Мартин Эдель¬
вейс, лучшие моменты, как и сам Набоков, пережил, стоя
в воротах за Тринити-колледж.
373
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
История литературы — всегда и история несостоявшихся
встреч. Когда Набоков покинул Кембридж, Кристофер Ишер-
вуд только начинал учиться; а в Берлине, куда тот тоже в кон¬
це концов переехал, их пути пересеклись, не задев друг друга.
Берлин в романе Ишервуда, легшем в основу фильма “Кабаре”,
так же отличается от набоковского Берлина, как кембридж¬
ские сценки Набокова от ишервудовских. В литературной
автобиографии “Львы и тени” (1938) Ишервуд рисует анар¬
хистский мир, противостоящий академическому Кембриджу —
городу мертвых, Мортмеру, как он его называет, населенному
некрофилами, порнографами, парвеню и копрофагами, — та¬
кое вот сюрреалистическое сведение счетов с собственными,
не слишком счастливыми студенческими годами. “Когда он
пришел на экзамен, — сообщает его друг Стивен Спендер, — он
на все вопросы отвечал дольником и белым стихом. И добился
своей цели — исключения из университета”.
Еще в Кембридже Малькольм Лаури, тогдашний студент
колледжа Св. Екатерины, написал свой первый роман “Ультра¬
марин” (1933), герой которого Гилиот слышит от своего тью¬
тора такие слова: “Вы вовсе не такой необыкновенный, каким
себя считаете!” Между тем тьютор Лаури все-таки засчитал
этот роман в качестве диссертации. Следуя примеру своего
друга, Лаури уже тогда бывал трезвым самое большее два-три
часа в месяц, с блеском играя под столами в пивной на укулеле
(гавайской гитаре). Снова и снова в его короткой, насыщен¬
ной кочевой жизни где-то в Мехико, как в романе “У подножия
вулкана”, обманчивые воспоминания возвращают его в годы
учебы в колледже: “Ах, эти портовые колокола Кембриджа!”
Послевоенная литература началась в Кембридже любов¬
ной историей, трагичнее которой нельзя и представить. На
вечеринке в феврале 1956 года впервые встретились Тед Хьюз
и Сильвия Плат: “И тогда он с размаху поцеловал меня в губы...
А когда он поцеловал меня в шею, я вцепилась зубами ему в щеку,
так что он уходил из комнаты с залитым кровью лицом”. Через
три с лишним десятилетия в “Письмах ко дню рождения” к своей
374
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
покойной жене Тед Хьюз упомянет об этом поцелуе, “который
оставил след на моем лице еще на месяц, а во мне—на всю жизнь”.
Сильвия Плат, стипендиатка Фулбрайта из Массачусетса,
нашла свою “большую, опасную, сумасшедшую любовь”, “не¬
вероятного мужчину”, как писала она матери, который “изо
дня в день ходит в одном и том же черном пуловере и вель¬
ветовой куртке, с карманами, набитыми стихами, свежей
форелью и гороскопами”. Тед Хьюз, выпускник Пемброк-
колледжа и чемпион университета по стрельбе из лука, со¬
бирался перебраться в Австралию. Но ему досталась, как он
выразился, “главная мужская роль в драме” Сильвии Плат.
Они поженились уже в июне 1956 года и поселились в
квартире на краю Гранчестер-мидоуз (Элтисли-авеню, 55). Тед
Хьюз работал учителем в школе Кольриджа, Сильвия Плат го¬
товилась к экзамену по литературе в Ныонэм-колледже, и оба
писали главным образом стихи: “Мы изливали себя в словах”.
Кембриджские дневниковые записи Сильвии Плат светятся
счастьем их общего воодушевления, а также фанатичным
стремлением достичь вершины — в учебе, в литературе, в се¬
мейной жизни. Пять лет спустя она была побеждена своими
навязчивыми идеями, и не из-за Теда Хьюза, а вопреки его
стараниям. Самоубийство превратило ее в великомученицу, а
его в чудовище, но это лишь искаженная феминистская трак¬
товка бесконечно более сложной истории.
В середине 1960-х годов студенческие волнения коснулись
и Кембриджа. То обстоятельство, что в столь привилегирован¬
ном окружении могут вырасти лишь реформаторы, но не ре¬
волюционеры, австралийскому писателю Клайву Джеймсу ка¬
залось благом — при том даже, что себя он в те времена считал
радикальным социалистом. Студенты из аристократических
семей, как, например, его коллега Салман Рушди, приехавший
из Бомбея и изучавший историю в Кингз-колледже, посещали
не баррикады, а кино, смотрели Годара и Антониони, слуша¬
ли Боба Дилана, Мика Джаггера и читали, по словам Рушди,
наряду с 1ербертом Маркузе еще и “двухголового парня, зна¬
375
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
комого читателям Гюнтера Грасса как Марксэнгельс”. Кон¬
фликты тех лет отразил Дэвид Хэйр в пьесе “Зубы и улыбки”
(1975)» действие которой происходит на богатом событиями
балу в Джизус-колледасе. Одновременно с Дэвидом Хэйром в
Кембридже тогда учились драматурги Говард Брентон и Пи¬
тер Шеффер, режиссеры Питер Холл и Тревор Нанн, актеры
Дерек Джекоби, Иен Маккеллен и Эмма Томпсон.
Без сомнения, мир благодарен Кембриджу за нечто более
веселое, чем революционеры, а именно — за комиков. Сати¬
рический бум 1960-х годов начался с шоу-ревю Beyond the Fringe,
написанного и исполненного четырьмя людьми: двумя из
Оксфорда и двумя из Кембриджа. Впервые представленное
в Эдинбурге, оно взяло Лондон штурмом и положило начало
тенденции, которая привела от юмористического журнала
Private Eye к феерии “Монти Пайтона”. Из четырех участников
Джонатан Миллер (Кембридж) получил степень доктора и яв¬
ляется одним из лучших театральных и оперных режиссеров
нашего времени. Алан Беннетт (Оксфорд) — один из ведущих
драматургов Англии, Питер Кук (Кембридж) считался многи¬
ми самым забавным комиком нашего времени, а Дадли Мур
(Оксфорд) — талантливый концертный и джазовый пианист
с успешной карьерой киноактера. Совместное выступление
“Пита и Дада” было классикой в своем роде, но, к сожалению,
оба ушли из жизни слишком рано.
Фестиваль Cambridge Footlights находился в самом центре
этих событий. Это ежегодное мероприятие, которое по-
прежнему является одним из главных событий Майской неде¬
ли, было отмечено дебютами некоторых лучших английских
авторов, включая Майкла Фрейна, исключительно разносто¬
роннего романиста и драматурга, чьи произведения варьиру¬
ют от тонкого фарса в “Шуме за сценой” до интеллектуальных
и научных сложностей “Копенгагена”. Фредерик Рафаэль
и Стивен Фрай (bom to be Wilde) тоже принимали участие в
* Переделанная строка из песни группы “Степпенвольф" Вот to be wild,
(“рожденный, чтобы жить на воле”). Намек на роль Уайльда в одноименном
376
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
фестивале, но самыми блестящими комиками, выходивши¬
ми на его сцену, конечно же, были звезды “Монти Пайтона”
Джон Клиз, Грэм Чэпмен и Эрик Айдл. Абсурдистский, анар¬
хический юмор скетчей группы “Монти Пайтон”, с момента
премьеры на ВВС в 1969 году превратившихся в культовый
сериал, известный во всем мире, берет начало в бурлескной
традиции студенческого театра.
Фестиваль начал свою историю с представления для обита¬
телей кембриджского дома душевнобольных. Успех был таким,
что в 1883 году студенты организовали кембриджский театраль¬
ный клуб “Огни рампы”. Они ставили мюзиклы в стиле Гилбер¬
та и Салливана, пантомимы и ревю. Мужчины исполняли и
женские роли (студенткам позволили выходить на сцену лишь
в 1957 году), но в отличие от Оксфорда, где актерам не раз¬
решалось надевать женское платье, кембриджские “девушки”
одевались так красиво, что традиция переодевания в женское
платье стала отличительной особенностью “Огней рампы”.
Скорее фарс, чем роман, являет собой и университет¬
ская сатира Тома Шарпа (“Новый расклад в Покерхаусе”,
1974). Над выжившими из ума донами, над новым ректором-
реформатором, не пришедшимся ко двору, над грубым глав¬
ным привратником Кухмейстером читатели смеялись тем
громче, чем сильнее любили университет. “Сейчас уже все
не то. И молодые джентльмены стали совершенно другими.
Нет в них того шика. Не то что до войны. Теперь они, видишь
ли, стипендии получают. Работают. Да разве в старые време¬
на в Покерхаусе хоть один студент работал? Не до того было.
И так забот хватало: выпивка, скачки... Бессмысленно вы¬
яснять, кто послужил моделью для ностальгической карика¬
туры староанглийского университетского величия. Хотя сам
Том Шарп учился в Пемброк-колледже, отвечать за Покерхаус
пришлось Питерхаус-колледжу.
фильме и, возможно, на сексуальную ориентацию актера.
* Том Шарп, “Новый расклад в Покерхаузе”. Перевод В. Шапенко, М. Сап¬
рыкина.
377
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Куда любопытнее мне кажется то обстоятельство, что дей¬
ствие подавляющего большинства кампусных романов проис¬
ходит в Оксфорде, а не в Кембридже, несмотря на преобла¬
дание кембриджских авторов. Авторы детективов, действие
которых происходит на территории университета, тоже
находят благодарный материал в оксфордской среде (более
криминальной? более живописной? более разнообразной?).
Но самый животрепещущий вопрос: где учился Шерлок
Холмс? В Оксфорде или в Кембридже? Доподлинно известно,
что родившаяся в Оксфорде дочь кембриджских служащих
Ф. Д. Джеймс дала имя своему детективу Адаму Далглишу в
честь своей учительницы английского языка в Кембриджшир-
ской школе для девочек, мисс Далглиш.
Назовем некоторых выдающихся современных авторов,
учившихся в Кембридже, не расставляя их по ранжиру: об¬
ладательницы Букеровской премии Пенелопа Фитцджеральд
и Антония С. Байетт, ее сестра Маргарет Дрэббл, лирик Том
Ганн, Джеффри Хилл, Джон Холлоуэй, Майкл Хоффман,
романисты Себастьян Фолке, Роберт Харрис, Ник Хорнби,
Грэм Свифт, Говард Джекобсон и Ален де Боттон, чью книгу
“Как Кембридж может изменить вашу жизнь” мы с нетерпе¬
нием ждем. В 1999 году свежеиспеченная выпускница Кингз-
колледжа Зэди Смит дебютировала со своим романом “Белые
зубы”, который сделал эту двадцатичетырехлетнюю писатель¬
ницу англо-ямайского происхождения литературной звездой.
С тех пор как сэр Артур Квиллер-Коуч в 1912 году воз¬
главил молодую в то время кафедру английской литературы,
в Кембридже стали преподавать все более известные исто¬
рики литературы: от таких корифеев шекспироведения, как
Джордж Райлендс и сэр Фрэнк Кермод, до страстной феми¬
нистки Джермейн Грир. Многие из них стали литературными
гуру для целых поколений студентов, харизматичными, как
Ф. Р. Ливис или Джордж Стайнер. И даже самая большая на
сегодняшний день биография Гёте была написана не немец¬
ким германистом, а Николасом Бойлем, членом Магдален-
378
БАЙРОН С МЕДВЕДЕМ, НАБОКОВ В ВОРОТАХ
колледжа. Первым писателем, ставшим в 1867 году почетным
доктором литературы Кембриджского университета, был
оксфордец Джон Рёскин. Из немцев эту почетную степень
пока получили лишь двое — в 1953 году Томас Манн ив 1991
году Стефан Гейм. “Редкое явление — двойная докторантура в
Оксфорде и Кембридже”, — заметил тогда Томас Манн в своем
дневнике. И там же: “Скудный обед, сносное жилье”.
В сфере публицистики выпускники Кембриджа также
играют весьма заметную роль: обозреватели и репортеры
Нил Эшерсон, Джон Симпсон, Роджер Скратон, Мартин
Белл, Саймон Хогарт и биограф Сэмюэля Пеписа Клер То-
малин; основатель и издатель журнала “Лондонское книжное
обозрение” Карл Миллер; звезды телевидения Дэвид Фрост
и Джереми Паксмен — и это только самые известные. Все из¬
датели легендарного сатирического журнала Punch с 1874 по
1932 год вышли из Кембриджа; многие еще раньше снискали
свои первые журналистские лавры в “Гранте”. Для этой сту¬
денческой газеты левша Рональд Сирл, родившийся в 1920
году в Кембридже, нарисовал свои первые карикатуры; по¬
лученными гонорарами он оплачивал учебу в Кембриджской
школе искусств, где рисование ему преподавала внучка Дар¬
вина Гвен Рейверат. В 1979 году издание “Гранта” возглавил
Билл Бафорд, двадцатичетырехлетний стипендиат Кингз-
колледжа из Калифорнии. Благодаря своим литературным
открытиям он превратил выпускавшуюся с 1888 года студен¬
ческую газету в самый яркий литературный журнал Англии,
получивший международное признание. В 1990 году Билл Ба¬
форд вместе с журналом переехал в Лондон, а в 1995 году стал
литературным шеф-редактором еженедельного журнала New
Yorker— вполне кембриджская карьера.
Философский камень:
архитектура
и градостроительство
Ни одно сердце, думала она, не может остаться
равнодушным к этому городу; где камни и витражи,
вода и зеленые лужайки, деревья и цветы, вся их
упорядоченная красота направлена на служение
наукам.
Ф. Д. Джеймс. “Неженское дело” (1972)
Очарование Кембриджа не может найти объясне¬
ние исключительно в его архитектуре или ауре
учености. Секрет его притягательности — не¬
что больше, чем сумма колледжей. Кембридж —
эстетическое целое, сочетание несоизмеримых
частей, как пьеса Шекспира, в которой есть и король, и шут,
пафос белого стиха и грубая проза. Магия заключена в чере¬
довании размеров и материалов, где уют уступает место вели¬
чию, известняк соседствует с кирпичной кладкой, а фахверк
с железобетонными конструкциями. Она заключена в класси¬
ческих колоннадах и лугах на берегу Кема, в стилистических
контрастах и гармонии, которая как нигде видна в Баксе,
парке с задней стороны колледжей. Ренессанс церкви Клэр,
поздняя готика часовни Кингз-колледжа, классицизм флиге¬
ля Гиббса, романтизм новой готики Уилкинза — парад стилей
на подиуме заливных лугов Бакса.
Архитектура Кембриджа — это прежде всего архитектура
колледжей. В городе нет кафедрального собора, зато есть ча¬
совня колледжа, более царственная, чем собор в Оксфорде.
Примерно в то время, когда Кингз-колледж достраивал свою
380
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
часовню, на противоположной стороне улицы университет
и город совместными усилиями обновили церковь Св. Девы
Марии (Большей). Эта скромная приходская церковь, одно¬
временно являющаяся и общей университетской, располо¬
жилась в тени часовни одного колледжа — противоречие, от¬
ражающее тогдашнюю расстановку сил. У многих колледжей
были богатые покровители, с готовностью дававшие деньги
на строительство, университет же в целом, слишком обезли¬
ченный, чтобы заполучить в спонсоры бывших учеников,
оставался бедным. Лишь с 1730 года у него появилось достой¬
ное здание для церемоний — дом Сената. Только когда ученым-
естествоиспытателям понадобились лаборатории, то есть с
xix века, университет начинает активнее проявлять себя как
застройщик. А что же город? Если не считать церквей, вклад
Кембриджа в архитектуру даже меньше, чем какого-нибудь за¬
терянного в пустыне эмирата.
При всех индивидуальных особенностях в архитектур¬
ном плане колледжи следовали общему образцу, отражавшему
академическую форму жизни. Вокруг прямоугольного внут¬
реннего двора, который в Кембридже называется court, а не
quadrangle, как в Оксфорде, располагаются трапезная, часовня
и библиотека, ректорская резиденция и жилой флигель для
преподавателей и студентов. Крытая галерея, которую назы¬
вают the screens (ее стены используют как доску для объявле¬
ний), ведет между трапезной и кухней во второй двор, а если
необходимо, и в третий. Дворы колледжей образуют пассаж
и располагаются один за другим, а позади них разбиты сады,
где выращивали фрукты и овощи для кухни, а впоследствии
были обустроены площадки для игры в боулинг и крокет. Та¬
ков основной образец, тема для множества вариаций, типоло¬
гическое продолжение феодальной застройки.
Разработанный в Оксфорде план колледжа в Кембридже
был воплощен лишь в 1448 году, при строительстве Куинс-
колледжа. Его старый двор (как и двор Корпус-Кристи-
колледжа) являет собой прекрасный пример полностью со¬
381
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
хранившегося средневекового внутреннего двора. Здесь и
поныне ощущается интимность, покой и безопасность, кото¬
рые они предлагают, атмосфера уединения. Этот “домашний”
двор являет собой скорее скромную версию большого двора
Нью-колледжа в Оксфорде. Крестовый ход как центральный
элемент монастырской и соборной архитектуры был воспри¬
нят Куинс-колледжем, хотя остальные кембриджские коллед¬
жи посчитали его излишним. Как в господских домах xrv—xv
столетий, трапезная расположена здесь напротив въездных
ворот, рядом с резиденцией ректора. В отличие от Оксфорда
в Кембридже трапезная и часовня не обязательно соседствуют
друг с другом.
В расположении помещений первые колледжи Кембриджа
следуют лестничному принципу по образцу Оксфорда. Боль¬
шинство преподавателей, как и студенты, обитали в одном
помещении, где у каждого была своя ниша для занятий; в цен¬
тре стояли truckle beds (кровати на колесиках разной высоты),
которые ради экономии пространства задвигались одна под
другую, собираясь в одну наподобие матрешки. За несколько
помещений, связанных одной лестницей, и по сей день пред¬
ставляющих собой единое целое, были ответственны один или
два члена колледжа — ядро будущей тьюторской системы.
“Город потных грез” — этот кембриджский каламбур был
пародийным ответом Фредерика Рафаэля на возвышенные
слова Мэттью Арнольда об Оксфорде, ставшие его вывеской:
“Город грезящих шпилей”. Какими бы роскошными ни были
первые колледжи Оксфорда, Кембридж отличают большие
привратные дома в тюдоровском стиле, триумфальные во¬
рота в мир науки, от Куинс-колледжа, Крайстс-колледжа
и Тринити-колледжа до орнаментального апофеоза Сент-
Джонс-колледжа. Башни и бойницы, воинственные порталы
и элементы геральдики отсылают нас к средневековой кре¬
постной архитектуре; это своеобразный академический ва¬
риант замковой архитектуры, сигнализирующей: осторожно,
это крепость науки.
382
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
Помимо символической функции ворота колледжа вы¬
полняли и другую, ограждая школяров от мира развлечений —
от проституток, еретиков и враждебно настроенных горожан.
В привратных домах, например, за входом в Куинс-колледж,
часто располагалась казна колледжа, где хранили серебро и
документы. О том, что теперешние привратники куда эффек¬
тивнее падающей решетки, знает всякий, кого хотя бы один
раз останавливали перед привратницкой с ужасающими сло¬
вами: “Извините, мы закрыты”.
Кембриджшир — кирпичная страна, а Кембридж — город
кирпича. В привратных домах колледжей этот дешевый ма¬
териал облагорожен. Жженый кирпич всегда получает шанс
на карьеру там, где поблизости нет хороших разломов при¬
родного камня. Почти все здания в Кембридже до 1500 года
построены из мягкого мелового известняка, разрабатываемо¬
го на холмах в юго-восточной части графства. Его было легко
добывать в Черри-Хинтоне или в топях возле Рича, его легко
обрабатывать, в чем можно убедиться, посмотрев на виртуоз¬
ную надгробную часовню епископа Олкока в кафедральном
соборе Или; правда, ему не хватает прочности и устойчиво¬
сти к погодным условиям. В XVII—xviii веках многие колледжи
обновили известняковые стены: фасады были облицованы
по большей части кеттонским известняком кремового цвета,
который использовался также для часовни Кингз-колледжа,
при строительстве Клэр-колледжа, Тринити-колледжа и дру¬
гих зданий. Самый лучший кеттонский камень, оолит юрско¬
го периода, добывался в каменоломнях Нортгемптоншира и
Ратленда; он стоил дорого и соответственно использовался
экономно. На средневековых стенах Питерхаус-колледжа и
Крайстс-колледжа или Тринити-холла толщина облицовки из
кеттонского камня всего пять сантиметров. Альтернативой
ему был жженый кирпич, и Куинс-колледж стал первым ис¬
пользовавшим в большом объеме красный кирпич в качестве
облицовочного материала для стен из мягкого известняка.
Триумф кладки из жженого кирпича — от привратных домов
383
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
эпохи Тюдоров до орнаментализма викторианской эпохи, на¬
пример, в Ньюнэм-колледже, — стал кембриджской традици¬
ей, которую в 1977 году с грандиозным размахом продолжил
Робинсон-колледж, монументально процитировав архитекту¬
ру привратных домов с использованием разноцветного кир¬
пича из Суонси.
Если вы посетите оба университетских города и сравни¬
те их, в глаза бросятся не только различия в строительных
материалах. Если в Кембридже многие колледжи выходят
на реку, то большинство колледжей Оксфорда зажаты между
Хай-стрит и Брод-стрит, задами выходя на улицу. Кембридж —
это “здания в ландшафте”, как писал Николаус Певзнер, а
“Оксфорд — ландшафт из камня”. Оксфорд урбанизирован, а
Кембридж имеет сельский вид: здесь есть рыночная площадь,
но нет такой площади, как Редклифф-сквер. “Кембридж —
несомненно, очень уютное, симпатичное местечко после
мрачного великолепия Оксфорда — поистине буржуазное,
в котором всегда можно найти утешение, во всяком случае
на день-другой”, — считал Литтон Стрэчи. Когда в 1951 году
Кембридж по недоразумению получил городские права, сами
кембриджцы были поражены. Этим жестом король Георг VI
хотел отблагодарить за то время, которое он провел на реке
Кем студентом Тринити-колледжа.
Места, подобные Кембриджу, дают прекрасную возмож¬
ность совершить обзорную экскурсию по истории архитекту¬
ры, от англосаксонской колокольни Сент-Бенет до новейших
лабораторий в стиле хай-тек. Перипетии эпохи Реформации
привели к тому, что итальянский Ренессанс до Англии до¬
шел поздно, проявившись в первую очередь в орнаментах и
декоративных деталях, роскошнее всего — в решетке и ска¬
мьях на хорах часовни Кингз-колледжа (ок. 1535 года). В ар¬
хитектурном плане большинство колледжей по-прежнему
придерживались готических традиций. Пример Гонвилл-энд-
Киз-колледжа, внедрившего новый стиль в средневековую
атмосферу, лишь подтверждает это. Пилястры и фронтон
384
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
Врат Добродетели (1567), полукруглые арочные ворота с ба¬
рельефами Викторий на антрвольтах, как на римских триум¬
фальных арках, — чистый Ренессанс, совершенно не типич¬
ный для елизаветинской архитектуры. Современницы Врат
Добродетели — Врата Чести — цитируют обелиски и другие
детали из книги болонского архитектора Себастьяно Серлио.
В его весьма влиятельном труде VArchitettura (1537—г551) ан"
глийские зодчие открыли для себя пять образцов античных
ордеров колонн и все остальное, что может относиться к пос-
тантичному стилю.
Иниго Джонс ничего не построил в Кембридже, но здесь
есть часть решетки для хоров, которую он создал в 1638 году
для Винчестерского собора. Поскольку она не вписывалась в
готическую обстановку, ее убрали в 1820 году, а в 1912-м вы¬
ставили на верхнем этаже Археологического музея в Кем¬
бридже. В то время как Иниго Джонс в Лондоне призывал
соотечественников к великой революции в восприятии клас¬
сики, в Кембридже и после 1638 года строили стрельчатые
окна и готические веерные своды, например, в привратном
доме Клэр-колледжа. Одновременно этот колледж начал об¬
новлять свой старый двор в стиле дворцов Ренессанса. Доны
Крайстс-колледжа тоже захотели резиденцию в духе ново¬
го времени. Симметрично скомпонованное здание членов
конгрегации (1640—1643) стоит в строгом и величественном
уединении, демонстрируя то, что Джон Ивлин называл “стро¬
гая архитектура”. Но потом появился человек из Оксфорда и
показал кембриджцам, что он понимает под классикой. Это
был Кристофер Рен — профессор астрономии, никогда пре¬
жде ничего не строивший.
В начале 1663 года, еще до того как в Оксфорде был зало¬
жен Шелдоновский театр, Кристофер Рен предложил своему
дяде Мэттью Рену, члену Пемброк-колледжа, проект часовни.
Это была очень скромная часовня с пилястрами, фронтоном,
минимальным декором — первое чисто классическое здание
Кембриджа. Кристофер Рен черпал вдохновение не только
385
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
в книге Серлио, но и у современных ему французских и ита¬
льянских архитекторов, например у Бернини, с которым по¬
знакомился в Париже в 1665 году. Год спустя он предложил
проект еще одной часовни для Эммануил-колледжа, уже с ба¬
рочными элементами. Однако его шедевром в Кембридже
стала библиотека Тринити-колледжа, строительство которой
началось в 1676 году, когда сам Рен уже стал главным королев¬
ским архитектором. В здании библиотеки, грандиозном по
замыслу, безупречно выполненном вплоть до мельчайших де¬
талей, Рен придал палладианскому классицизму собственное
звучание, которое ни с чем не спутаешь.
Мы встречаем в Кембридже и Николаса Хоксмура, асси¬
стента Рена. В отличие от Оксфорда здесь ему не позволили
воплотить ни один из монументальных проектов (начиная с
1713 года) в Кингз-колледже, в том числе большой двор девя¬
носто на девяносто метров с крестовым ходом и колокольней,
или реализовать честолюбивые планы в центре города. Если
бы Хоксмуру позволили их осуществить, сегодня мы могли бы
по главной аллее пройти вдоль всей улицы Петти-Кыори от
Крайстс-колледжа до часовни Кингз-колледжа, где по замыс¬
лу был предусмотрен forum academician (академичесий форум) с
колоннадой. Улицу Тринити-стрит Хоксмур тоже хотел расши¬
рить и украсить ее обелисками в стиле римской площади Navo-
па — барочная Cantabrigia Romana (Римский Кембриджшир).
В экскурсиях по воздушным замкам есть прелесть. Пред¬
ставьте себе, как мог бы выглядеть небольшой город на бо¬
лотах, если бы он в свое время доверился таланту Ланселота
Брауна. Этот великий мастер английского садового искус¬
ства в 1779 году предложил превратить Бакс в один непре¬
рывный парк. Вместо зигзагообразного маршрута по раз¬
деленным земельным участкам колледжей, вдоль реки Кем
вились бы дорожки, приводившие к узкому озеру, и не было
бы никакой Куинс-роуд с ее автомобильным движением. От¬
клонены были и проекты, которые предлагал в 1784 году
Роберт Адам, находившийся тогда на вершине славы: новая
38б
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
университетская библиотека и круглая трапезная для Кингз-
колледжа. То, что было построено в xviii веке, — лишь бледная
копия.
И снова, как и в Оксфорде, воплотить часть проектов Хок¬
смура удалось Джеймсу Гиббсу. Его здание для членов конгре¬
гации (1724—1732) наглядно демонстрирует (особенно если
смотреть со стороны Бакса) контраст соседствующих стилей:
классицизм Гиббса рядом с готикой часовни Кингз-колледжа,
драматические перпендикуляры-вертикали рядом с вытяну¬
той, спокойной горизонталью, белый портлендский камень
флигелей колледжа рядом с теплым желтоватым кеттонским
и Йоркским камнем часовни — триумфальный ансамбль, поу¬
чительный пример смелой планировки. И дом Сената (1722—
1730) с георгианским благородством выполненный Джейм¬
сом Гиббсом — первое новое здание университета за более
чем два столетия.
Один привратник рассказывал мне, что несколько сту¬
дентов как-то ночью подняли на крышу дома Сената седьмую
модель “Остина”. Байки, подумал я, пока не прочитал “Ноч¬
ных альпинистов Кембриджа”. Эта классическая книга 1937
года описывает невероятные экспедиции любителей поко¬
рять фасады по кембриджским крышам и башням так, слов¬
но это восхождения на Эверест: Трещина Четвинда в Кингз-
колледже, Кухонное плато в Тринити-колледже, Расщелина
водостока в Новом дворе Сент-Джонс-колледжа. “Ночной
альпинизм” — несколько замысловатый способ овладения
пиками архитектуры колледжей, экстремальный студенче¬
ский спорт, удовлетворяющий альпинистское честолюбие
на академической болотной равнине. В палитру достижений
фасадных скалолазов входят и розыгрыши: например, за¬
менить скипетр Генриха VIII на портале Тринити-колледаса
ножкой от стула, а также акции протеста — скажем, растянуть
между фиалами часовни Кингз-колледжа транспарант с над¬
писью “Долой бомбу”. Однако настоящее искусство лазания
по крышам — это искусство ради искусства. Спрыгнуть из
387
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
узкого окна викторианской угловой башни Киз-колледжа на
кровельный карниз здания Сената и подняться назад, что
гораздо труднее: этим так называемым прыжком дома Се¬
ната, традиционным испытанием на храбрость среди сту¬
дентов Киз-колледжа, мы и завершим чествование Джеймса
Гиббса.
Наряду с выдающейся фигурой Гиббса новый георгиан-
ский стиль в Кембридже внедряли два архитектора-любителя.
Сэр Джеймс Бэрроу, ставший позднее ректором Киз-колледжа,
предложил проект флигеля Питерхаус-колледжа в палладиан-
ском стиле (1738—1842) и украшенной пилястрами часовни
Клэр-колледаса (1763—1769). Фасадом из тонкого тесового
камня, окнами с фрамугами и щипцовыми крышами он в 1742
году итальянизировал главный двор Тринити-холла, придав
ему новый облик в духе классицизма — своеобразная подтяж¬
ка для лица xviii века. Опыт Бэрроу вошел в архитектурную
практику. Средневековье уходило в прошлое, а о защите па¬
мятников еще не было речи. Похожим образом в те времена
модернизировались многие колледжи, которые не могли себе
позволить строительства новых зданий: например, Крайстс-
колледж и Эммануил-колледж, обновленные младшим колле¬
гой Бэрроу Джеймсом Эссексом. За гладкими георгианскими
фасадами с высокими светлыми окнами века Разума часто
скрывались маленькие, облицованные темными панелями
средневековые помещения.
В начале xviii века облик города заметно изменился. Сред¬
невековая архитектура Кембриджа почти исчезла. Вместо
фахверковых домов с выступающими этажами появляются
строения из жженого кирпича с классическими пропорциями.
Одним из лучших примеров служит ректорская резиденция
Питерхаус-колледжа (на другой стороне Трампингтон-стрит,
прямо напротив колледжа), выполненная в стиле королевы
Анны (1701). В Кембридже нет элегантных площадей и город¬
ских кварталов в форме полумесяца, как в георгианском Бате
или Лондоне, но есть их поздние отголоски — красивые ан¬
388
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
самбли домов террасовой застройки xix века на Малькольм-
стрит или Парк-террас.
К концу наполеоновских войн рост числа студентов при¬
вел к строительному буму. Даунинг-колледж, строительство
которого началось в 1807 году, стал первой с xvi века ново¬
стройкой и первым кембриджским колледжем, выполненным
в стиле греческого возрождения. Но в 1820-е годы Средневе¬
ковье вновь входит в моду: особенно ценится облик старых
колледжей со стрельчатыми окнами, башенками и зубчатыми
венцами. Уильям Уилкинс, построивший Даунинг-колледж,
с успехом осуществлял теперь свои неоготические проекты
для Корпус-Кристи-колледжа, Тринити-колледжа и Кингз-
колледжа. В триумф кембриджского возрождения готики
внесли вклад ведущие архитекторы эпохи наряду с Уилкин¬
сом: это прежде всего сэр Джордж Гилберт Скотт, построив¬
ший новое здание Сент-Джонс-колледжа, и Альфред Уотерха¬
ус (Пемброк-колледж, Киз-колледж и Гёртон-колледж).
К чему это разнообразие готических форм? Мода на Сред¬
невековье — часть европейской романтики и одновременно
“в высшей степени английский феномен”, считает историк
архитектуры Дэвид Уоткин. Силовое поле готического воз¬
рождения он видит в интеллектуальном треугольнике между
Оксфордом, Кембриджем и Лондоном. Два католических
обновленческих движения сыграли в этом решающую роль:
Оксфордское движение и кембриджское Кэмденское обще¬
ство, основанное студентами в 1839 году. Общество экклезио-
логов, как стали его называть по выпускаемому им журналу
“Эюслезиолог”, хотело реформировать литургию и церковное
строительство. Их идеалом была английская готика xiv века,
архитектурным пророком — О. У. Н. Пьюджин. В часовне
Джизус-колледжа Пьюджин, перешедший в католичество в
1835 году, оставил превосходные примеры исторически кор-
рректного дизайна. По его словам, упадок веры привел к рас¬
пространению “роскошных стилей античного язычества” —
долой классический декор, назад к готике!
389
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
“Что касается Кембриджа, то это настоящая дыра, сейчас
ни в какое сравнение не идущая с Оксфордом”. Тем не менее
оксфордец Уильям Моррис и его фирма трудились и в Кем¬
бридже. Работы его друзей-прерафаэлитов Эдварда Бёрн-
Джонса и Форда Мэдокса Брауна — прежде всего цветные
окна и кафель — находятся в Питерхаус-колледже и Куинс-
колледже, а также в часовне Джизус-колледжа. Расположен¬
ная напротив церковь Всех Святых — шедевр викторианской
эпохи в духе Пьюджина, с потолочными и настенными ро¬
списями и витражами, выполненными в 1863 году по проекту
Джорджа Фредерика Бодли, одного из архитекторов второго
поколения готического возрождения.
В таком месте, как Кембридж, всякое новое строительство
особенно рискованно. Из-за смены стилей xix век предпочи¬
тал следовать традициям, чтобы не попасть под подозрение
в их нарушении. Результат чаще всего был посредственным.
Хотя викторианская эпоха на реке Кем начиналась многоо¬
бещающе, со Старой университетской библиотеки Чарлза
Роберта Кокерелла и Музея Фицуильяма работы Джорджа
Базеви, строительство которых началось в год вступления на
трон королевы Виктории (1837). К концу ее правления Кем¬
бридж отметился беспримерным подъемом естественных
наук, связанным с удручающим нагромождением лаборато¬
рий и институтов. К этому архитектурному кошмару между
Пемброк-колледжем и Эммануил-колл еджем на Фри-Скул-лейн
приложил руку виртуоз архитектурных стилей Т. Д. Джексон.
К английским архитекторам, которые на рубеже веков
больше всего поразили Германа Мутезиуса, сооснователя
Веркбунда, относится и забытый ныне Маккей Хью Бэйли
Скотт. Он проектировал почти исключительно жилые дома:
двенадцать в Кембридже и его окрестностях, из них пять —
только на улице Сториз-Уэй. Самый известный из них, дом
№48, построенный в 1912 году для одного из членов конгре¬
гации Киз-колледжа в лучших традициях Arts & Crafts, весьма
показателен для стиля Бэйли Скотта, в проектах которого
390
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
внешний вид здания и его интерьер, сад и дом рассматрива¬
ются как единое целое. Бэйли Скотт сегодня находится в тени
своего знаменитого соотечественника, сэра Эдвина Лаченса,
оставившего в Кембридже лишь одну работу второстепенно¬
го значения — длинный жилой флигель во дворе Бенсон-корт
в Магдален-колледже (1930—1932).
В начале 1930-х годов над деревьями по ту сторону Бакса
вознесся двенадцатиэтажный книжный дом. Ни один из вы¬
сотных домов не был столь спорным проектом, как эта новая
университетская библиотека сэра Джайлса Гилберта Скотта.
Как и его лондонская электростанция, законченная в том же
1934 году, университетская библиотека отмечена абстракт¬
ным монументализмом — компромисс между традицией и со¬
временностью. Архитектора-авангардиста того времени Валь¬
тера Гропиуса, с 1934 года жившего в эмиграции в Лондоне,
Кембридж, однако, не принял. Гропиус, основатель Баухауса,
сбежавший от нацизма, в 1936 году предложил (вместе с Мак¬
свеллом Фраем) проект расширения для Крайстс-колледжа,
который был отклонен советом колледжа. Взамен в третьем
дворе был построен неогеоргианский анахронизм, и не Кем¬
бридж, а Гарвард призвал Гропиуса в 1937 году занять кафедру
архитектуры.
хх век начался в Кембридже только в 1959 году. В тот год
Сэр Бэзил Спенс спроектировал здание имени Эразма Рот¬
тердамского для Куинс-колледжа, первое кембриджское стро¬
ение в интернациональном стиле. Прежний вклад колледжей
в современную архитектуру был столь невелик, что Николаус
Певзнер, бывший одно время главным профессором изящ¬
ных искусств в Кембридже, позволил себе заметить: “Похо¬
же, в нашем веке интеллектуальное превосходство может на¬
ходиться весьма далеко от эстетического”. Но уже скоро эти
слова “герра доктора профессора” (Джон Бетджемен) будут
блестяще опровергнуты. Между 1954 и 1974 годом в Кембрид¬
же были основаны семь колледжей, расширены многие кор¬
пуса, то есть имел место настоящий строительный бум, поро¬
391
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
дивший не только шедевры, но зато продемонстрировавший
необыкновенное разнообразие современной архитектуры.
Есть смысл еще раз оглядеться и в старых колледжах, где
современность часто прячется во втором или третьем дворе.
Мое любимое здание — Криппс-билдинг в Сент-Джонс-
колледже — меандр из белого портлендского камня на зеле¬
ном фоне, бескомпромиссно современное здание, при этом
поразительно деликатно вписанное в ландшафт (Пауэлл и
Мойя, 1962—1968). Радикальнейшую, наиболее спорную кем¬
бриджскую новостройку университет заказал сам: это фа¬
культет истории сэра Джеймса Стирлинга, монументальный
блок из индустриального стекла и огненно-красного кирпича
(1964—1968). “Антиархитектура, в эстетическом плане трога¬
ющая не больше, чем парник с помидорами... агрессивно без¬
образная”, — заключил Певзнер. Исторически этот вердикт
оказался таким же, как и в отношении факультета истории
Стирлинга, который тем не менее находится под защитой го¬
сударства как памятник архитектуры.
В последней трети хх века Кембридж утвердился в статусе
главной стройплощадки — гораздо более продвинутой, неже¬
ли Оксфорд, — для снискавших международную славу англий¬
ских архитекторов. Сэр Норман Фостер, сэр Майкл Хопкинс,
Ричард Маккормак, Ральф Эрскин, Элдред Эванс, Дэвид Ша¬
лев, Джон Оутрам, Квинлан Терри, Эдвард Каллинан — все
они строили в Кембридже, как и два датских архитектора —
Хеннинг Ларсен и Эрик Сёренсен. Здесь мы находим новые
формальные подходы к классическим архитектурным зада¬
чам — часовня и библиотека, исследовательская лаборатория
и фабрика. Палитра сооружений простирается от сенсаци¬
онного Института менеджмента Джона Оутрема в стиле фа¬
раонов до шатра в стиле хай-тек Майкла Хопкинса — исследо¬
вательского центра “Шлюмберже”, который стал приметой
нового Кембриджа.
Здесь, на западной окраине города, в зеленой зоне между
шоссе Mil и А1303, университет воплощает в жизнь один из
392
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
двух самых честолюбивых своих проектов: Западный кампус
естественных наук и компьютерной техники. На этой терри¬
тории к югу от Мэдингли-роуд открываются новые корпуса
Кавендишской лаборатории и факультета клинической вете¬
ринарии. Появляются новые исследовательские институты, а
также совместные предприятия науки и экономики — в том
числе и Европейский исследовательский центр Microsoft ря¬
дом со зданием Билла Гейтса — университетской компьютер¬
ной лабораторией.
Второй новый кампус растет на юге вокруг Нового Адден-
брукского госпиталя: это кампус биомедицины. Воплощени¬
ем мечты миллениума стал спроектированный австралийцем,
сэром Алеком Броерсом, нанотехнологом и вице-канцлером
университета, “целый коридор для биомедицинских иссле¬
дований” от Адденбрукса до Хинкстон-холла. На этих землях
к югу от Кембриджа дважды Нобелевский лауреат Фредерик
Сенгер создал кампус генома человека — главный европей¬
ский генетический архив медицины xxi века. Теперешний
руководитель Центра Сенгера, сэр Джон Салстон, получил в
2002 году Нобелевскую премию по медицине (вместе с био¬
логами Сиднеем Бреннером и Робертом Хорвицем, бывшими
коллегами Крика и Уотсона).
Как связаны жизненные планы с архитектурой? На са¬
мые смелые свои проекты университету также необходимо
получить разрешение. Этим занимается Брайан Хьюман, за¬
меститель директора отдела городского планирования, где
проблема противостояния town и gown получила продолже¬
ние, соответствующее духу времени. Университету и коллед¬
жам принадлежат около тридцати процентов всех земель, а
в западном Кембридже — почти семьдесят. Там город нередко
может строить лишь с согласия колледжей, которые, в свою
очередь, как крупные землевладельцы подчиняются город¬
скому планированию. Даже новый Западный кампус, проект
которого разрабатывал архитектор (и выпускник Тринити-
колледжа) Ричард Маккормак, подвергся обычной процедуре
393
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
утверждения. “Университет поначалу полагал, что речь идет
в известном смысле о строительстве у него на заднем дворе,
где приоритет принадлежит ему, а не нам”, — говорит Брайан
Хьюман. Как всегда, в отношениях присутствует “своего рода
креативное напряжение, которое требует гибкости от обеих
сторон. Разумеется, есть и определенные ограничения в сво¬
боде действий”. Одно из таких ограничений можно опреде¬
лить словосочетанием “зеленый пояс”.
Паркерс-Пиз, Крайст-Пиз, Джизус-Грин, Мидсаммер-Ком-
мон — Кембридж действительно богат зелеными зонами, само
существование которых не менее странно, чем их названия.
Это общая земля в центре города, по сей день не застроенная
благодаря прозорливости town и gown. Кроме того, имеется
широкий “зеленый пояс” вокруг центра и соседних деревень —
результат плана Холфорда 1950 года. Этот план развития го¬
рода, названный именем архитектора, сэра Уильяма Холфор-
да, размещает исторический Кембридж, как драгоценную
жемчужину на зеленом бархате. Никаких поселений на грани¬
це: все новые фирмы отправляются за город, в болота. Только
такой обеспеченный город, как Кембридж, в 1960-е годы мог
позволить себе отказать в разрешении на строительство фи¬
лиалу IBM. Из-за бума высоких технологий, последовавшего
за созданием Научного парка, этому ограничительному плану
все чаще приходится прибегать к обороне. Растут жилищные
и транспортные проблемы: Кембридж превращается в жерт¬
ву собственного успеха.
“Расти или умереть”: как стимулировать экономический
рост, не посягая на характер города и качество жизни в нем?
В конце 1990-х годов пути решения этой фундаментальной ди¬
леммы искала проектная группа “Будущее Кембриджа” — моз¬
говой центр, лучшие головы из академиков, горожан и бизнес¬
менов. В завершение примечательных дебатов было принято
множество решений: уплотнение застройки в центре, введе¬
ние в оборот пустующих земель, изыскание возможностей
развития внутри “зеленого пояса”, который и без того пред¬
394
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
ставляется не слишком зацикленным на защите окружающей
среды людям ужасно плоским и скучным.
В болотах к западу от Кембриджа тем временем возводит¬
ся новая деревня на три тысячи триста домов под названи¬
ем Кемборн по проекту архитектора Терри Фарелла. “Такие
поселки-сателлиты, рассыпанные по местности, — не выход
из положения, — считает Брайан Хьюман. — Чтобы полностью
удовлетворить потребность Кембриджа в жилье, нужно по¬
строить новый город примерно такого же размера, как и сам
Кембридж”.
Краткие жизнеописания:
галактика звезд Кембриджа
оэт и бунтарь, искатель приключений в политике и люб¬
ви, архетип художника-романтика, чью жизнь отождест¬
вляют с самым крупным его произведением, стихотворным
эпосом “Дон Жуан” (1819—1824).
Заложил основу мифа о себе в Кембридже (“И это оби¬
талище дьявола или по крайней мере главную его резиден¬
цию, — писал он в 1805 году, — они именуют университетом,
хотя любое другое название пристало бы ему куда больше, ибо
учеба — последнее, чем здесь занимаются”), превратившись
вдруг из робкого полноватого мальчика в денди с бледным
лицом и каштановыми локонами, “безумного, испорченного
и опасного для знакомства” (леди Кэролайн Лэмб). Поддер¬
живал образ романтического отшельника стихами, полными
вселенской скорби, и скандалами, вплоть до участия в грече¬
ской войне за независимость.
От статуи Байрона, стоящей теперь в библиотеке Тринити-
колледжа, когда-то отказалось Вестминстерское аббатство.
* Перевод Р. Померанцевой.
Джереми: Сэр, в моей голове зреют семена красно¬
речия и риторики; я ведь был в Кембридже. Тэттл:
Что ж, университетское образование вполне подо¬
бает слуге. Джентльмена оно как-то засушивает. *
Уильям Конгрив. “Любовь за любовь” (1695)
Лорд Байрон (1788—1824)
39б
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Там память “проклятого поэта” увековечили памятной доской
лишь в 1968 году.
Томас Кранмер (1489—1556)
Кембридж породил его, Рим приговорил, Оксфорд — сжег.
Кранмер был студентом и членом конгрегации
Джизус-колледжа, интеллектуальным крестным отцом ан¬
глийской Реформации и самым известным ее мучеником.
Он санкционировал женитьбу Генриха У1ГГ на Анне Бо-
лейн и учредил Англиканскую государственную церковь.
В 1533 году стал первым архиепископом Кентерберийским.
Его молитвенник (“Книга общих молитв”, 1549—1552), по
сей день остающийся общим молитвословом Церкви Англии,
наукой ценится как шедевр английского языка. Вместо лати¬
низмов и гуманистической помпы — проза возвышенной рас¬
судочности, энергичная, простая и выразительная. Кранмеру
принадлежат восемьдесят четыре молитвы церковного года —
так называемые коллекты, прозаические миниатюры редкой
красоты.
Френсис Крик (1916—2004)
и Джеймс Уотсон (р. 1928)
44Т^езумное предприятие” — так Ф. Крик обозначил в за-
-U головке автобиографии то, что удалось ему вместе с
Дж. Уотсоном в 1953 году: открытие двойной спирали ДНК.
За эпохальную расшифровку генетического кода они вместе с
Морисом Уилкинсом получили в 1962 году Нобелевскую пре¬
мию по медицине.
Крик, коренной англичанин, до 1976 года работал в Кем¬
бридже, в лаборатории молекулярной биологии, потом ней¬
робиологом в калифорнийском институте Солка. Изучая
397
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
человеческий мозг, этот убежденный атеист надеялся опреде¬
лить, “что такое душа”.
Его прежний коллега, Джеймс Уотсон из Чикаго, вернул¬
ся в Америку еще в 1956 году. До 1976 года преподавал в Гар¬
варде, в 1988—1992 годах возглавлял национальный проект по
изучению генома человека — пионер анализа наследственно¬
сти, желавший улучшить эволюцию за счет генной техники.
Его книга “Двойная спираль” (1967) остается обязатель¬
ным чтением для будущих студентов-биологов; она была на¬
столько откровенной, что едва не расстроила его дружбу с
Криком, который пытался предотвратить ее публикацию.
Чарлз Дарвин (1809—1882)
Изучение медицины в Эдинбурге он забросил и стал
изучать теологию в Кембридже; как он напишет позд¬
нее, это были наиприятнейшие годы в его жизни. Одна¬
ко Дарвин не захотел становиться приходским священ¬
ником.
Кембриджские связи позволили изменить течение жизни:
в качестве неоплачиваемого натуралиста в 1831 году он всту¬
пил на борт корабля “Бигль”. Во время экспедиции в Южную
Америку, продолжавшейся почти пять лет, Дарвин собрал ма¬
териал, систематизация которого изменила наше представле¬
ние о мире. Эпохальный труд “Происхождение видов путем
естественного отбора” (1859) разрушил библейский миф о со¬
творении мира. С обезьяной на родовом дереве его современ¬
ники мирились с трудом.
Когда Дарвин послал своему бывшему профессору, гео¬
логу Адаму Седжвику экземпляр “Происхождения видов”, тот
ответил: “Я прочитал вашу книгу скорее с болью, чем с удо¬
вольствием”. В отличие от теории Маркса дарвиновская мо¬
дель эволюции остается в силе — по крайней мере для социо¬
биологов и биогенетиков.
398
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Вернувшись на родину, Дарвин жил с семьей в Даун-хаусе
в графстве Кент, занимался наукой и писал статьи; его послед¬
няя работа называлась “Формирование плодородного гумуса
благодаря деятельности червей”.
Он умер агностиком в 1882 году и был похоронен в Вест¬
минстерском аббатстве, неподалеку от гробницы Ньютона.
Сыновья и внуки Дарвина преуспевали в Кембридже, где
теперь один из колледжей носит его имя. В университетском
гербарии хранится более девятисот пятидесяти высушенных
растений из экспедиции “Бигля”, которые Дарвин послал сво¬
ему другу Джону Хенслоу в Кембридж.
1гличане”, — писал Эразм, любитель ритори¬
ческих преувеличений. При этом великий голландский гума¬
нист весьма ценил Англию, “где у стен больше образования и
красноречия, чем у наших людей”.
В Англии, в кругу гуманистов Томаса Мора, Эразм впер¬
вые снискал признание. После пребывания в Оксфорде
(1499—1500) этот пламенный публицист и пацифист препода¬
вал в Кембридже в 1511—1514 годах. Комментированными из¬
даниями античных авторов и Нового Завета он задал планку
учености, лишенной схоластического догматизма. Его целью
был синтез веры и науки, античности и христианства. Эразм
склонялся к религиозным реформам, но не хотел церковного
раскола Реформации.
Застольные беседы в Куинс-колледже могли послужить
моделью для его Colloquia familiaria (1518), бестселлера того
времени, который и по сей день остается увлекательным
учебником по civilitas (умению дружелюбного и жизнерадост¬
ного общения с другими людьми).
Эразм Роттердамский (ок. 1469—1536)
Кембриджа еще менее гостеприимны, чем
399
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Эдвард Морган Форстер (1879—1970)
Как и для героя его романа Рикки (“Самое длинное путеше¬
ствие”), Кембридж для Э. М. Форстера был “единствен¬
ным настоящим домом” и в начале, когда он был студентом
и вращался в кругу друзей из “Блумсбери”, и потом, когда он
стал почетным членом Кингз-колледжа.
В промежутке были беспокойные годы во Флоренции,
в Александрии, Индии.
К тридцати пяти годам Форстер написал шесть романов,
богатых точными портретами представителей среднего слоя
эдвардианского общества, с их привычками и ограничения¬
ми. После “Путешествия в Индию” он писал только крити¬
ческие статьи и эссе. В Кингз-колледже провел последнюю и
самую продолжительную часть жизни с “чайным застольем”,
как назвал это Кристофер Ишервуд.
Он был робким, дружелюбным человеком с совиным ли¬
цом, полностью сознающим свое праздное существование,
преходящие следы которого он отметил в своей записной
книжке: “Газы. С запахом и без запаха”.
Томас Грей (1716—1771)
Его отец, нотариус, был настолько вспыльчивым, что мать,
которая была модисткой, в конце концов развелась с ним.
Из двенадцати детей выжил один: Томас Грей, поэт и ипохон¬
дрик, английский Бартлеби*, уклонявшийся от всех требова¬
ний академического и литературного мира.
Славу ему принесла “Элегия, написанная на деревенском
кладбище”, высокая песнь меланхолии.
Со своим другом по Итону и однокурсником в Кембрид¬
же Горацио Уолполом Грей совершил большое путешествие,
* Герой новеллы Германа Мелвилла “Писец Бартлеби: уолл-стритская исто¬
рия”.
400
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
потом вернулся в колледж, где провел остаток жизни чле¬
ном университетского совета — скучный человек, по мнению
светского доктора Джонсона: “Скучный в компании, скучный
в клозете, скучный везде”. Репутация Грея как оригинала и
чудака столь же неоспорима, как и его место в истории лите¬
ратуры.
Он был поэтом разочарований, оставаясь заключенным в
рамки классической формы со всеми своими чувствами и кон¬
фликтами. А еще у него был блестящий эпистолярный дар.
Джермейн Грир (р. 1939)
В 1960-е годы она была феминисткой, которую любили
даже мужчины: яркая фигура у всех на устах из-за ее сексу¬
альных эскапад и политических заявлений.
Она родилась в Австралии, училась в Сиднее в монастыр¬
ской католической школе и в университете; с 1964 года живет
в Англии. В Кембридже защитила диссертацию по женским
образам Шекспира, за три недели справилась с замужеством
и разводом, а бестселлер “Женский евнух” (1970) превратил
ее в ключевую фигуру женского движения.
Колумнистка, роковая женщина академического мира,
всегда достаточно независимая, чтобы менять свое мнение,
она была доцентом Ньюнэм-колледжа, а с 1998 года — профес¬
сор английской литературы и компаративистики в Варвик-
ском университете.
Автор книг о роли женщин в искусстве и литературе (“Гон¬
ки с препятствиями”, “Небрежные Сивиллы”), о возрасте и
менопаузе (“Перемена”), написала монографию о графе Роче-
стерском, отрезвляющий ретроспективный анализ женского
движения (“Настоящая женщина”, 1999) и представила про¬
вокационный взгляд на мальчиков в живописи (“Мальчик”,
2003).
401
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Стивен Хоукинг (р. 1942)
Астрофизик из Оксфорда, в двадцать один год заболел бо¬
ковым амиотрофическим склерозом, редкой формой мы¬
шечной атрофии, которая, как правило, приводит к смерти в
течение нескольких лет. Тем не менее Хоукинг женился, обза¬
велся тремя детьми и в 1979 году возглавил кафедру Ньютона
в Кембридже.
“Краткая история времени” (1988), его взгляд на совре¬
менную космологию и поиски универсальной теории физики,
стала самой успешной научной книгой всех времен и народов,
а ее автор, гений в инвалидной коляске, — звездой массмедиа.
После развода Хоукинг женился на своей медсестре, вы¬
ступил в голливудской комедии “Симпсоны” и при всей спе¬
кулятивности собственной космологии (“Мир в двух словах”,
2001) стал одним из самых удивительных кембриджских до¬
нов своей эпохи. А один из его бывших ассистентов, Натан
Майрволд, стал главным научным стратегом Microsoft и муль¬
тимиллионером.
Томас Гобсон (1544—1631)
Кембриджский извозчик, возивший профессоров, студен¬
тов и их скарб. Нажил состояние на прокате лошадей, а
его имя стало нарицательным в выражении “выбор Гобсона”
(см. раздел “По пути к Ботаническому саду”).
Его любили и town и gown, он несколько раз становился
мэром Кембриджа, даже в преклонном возрасте сам управлял
каретой, запряженной восьмеркой лошадей, и был крепок,
как тиковое дерево. Но в конце концов смерть настигла его:
“Спальню показать он попросил, / Обувь снял и свет там по¬
гасил./ Если спросят, следует сказать: / Он поужинал, теперь
прилег поспать”. Так завершил Джон Мильтон свою эпита¬
фию Гобсону, похороненному в церкви Св. Бенедикта.
402
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Альфред Эдвард Хаусман (1859—1936)
Студентом он потерпел фиаско в Оксфорде, а в ign году
получил кафедру латыни в Кембридже. Между этими
двумя событиями были долгие годы службы в лондонском
патентном бюро и публикация сборника стихов “Парень из
Шропшира”, ставшего бестселлером (1896). А. Э. Хаусман —
поэт пессимизма, поздний романтик, до сих пор популярный
в Англии виртуоз пасторальных, патриотических, ностальги¬
ческих чувств и соответственно вызывающий подозрения у
апологетов модернизма.
Последние двадцать пять лет жизни провел в Тринити-
колледже — латинист, гурман, член клуба холостяков “Семья”,
а в остальном — замкнутый человек, закрытый, как ящик ко¬
мода, скрывающий от всех, что у него внутри. Об этой потаен¬
ной жизни и навязчивых идеях идет речь в пьесе Тома Стоп¬
парда “Изобретение любви” (1997).
Тед Хьюз (1930—1998)
и Сильвия Плат (1932—1963)
Ни один сборник лирики последнего десятилетия не сни¬
скал такого грандиозного успеха, как вышедшие в 1998
году “Письма ко дню рождения” поэта-лауреата Теда Хьюза:
восемьдесят восемь стихотворений об убийственной любви,
которая началась в 1956 году в Кембридже. “Слава придет спе¬
циально для тебя, / Она придет неизбежно, но когда это слу¬
чится, / Ты заплатишь за нее своим счастьем, / Своим мужем
и самою жизнью”.
Они встретились в Кембридже, выпускник колледжа из
Йоркшира Тед Хьюз и стипендиатка из Бостона Сильвия
Плат. Брак закончился в 1963 году ее самоубийством, которо¬
му предшествовал уход Теда Хьюза из семьи, бросившего ее
403
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
с двумя детьми ради Алисы Уивелл, которая пять лет спустя
также покончила с собой, убив при этом и своего ребенка.
Из склепов биографических перипетий ныне все явствен¬
нее выступают тексты, которые стоят того, чтобы их читать,
оставив за скобками феминистский суд Линча. У Сильвии
Плат это цикл стихов “Ариэль”, письма и дневники, у Теда
Хьюза — наряду с детскими книжками, переводами классиков
и поэтологическими эссе — целая россыпь стихов о живот¬
ных, лирическая ярость которых неизменно провоцировала
упреки в насилии.
Сэр Джон Мейнард Кейнс
(1883-1946)
Самый известный экономист хх века, родившийся в год
смерти Маркса.
Когда ему было пять лет и он уже вовсю увлекался стати¬
стикой в крикете, расписаниями поездов и всякого рода чис¬
лами, его прабабушка написала ему: “От тебя ожидают блестя¬
щего ума, ведь ты всегда жил в Кембридже”.
Кейнс блистал во многих ролях — профессора, диплома¬
та, биржевого спекулянта, коллекционера, литератора, меце¬
ната — и в домашнем кругу “Блумсбери”, и в мире финансов.
Весьма разнообразна была и его сексуальная жизнь — его друг
Джеймс Стрэчи называл Кейнса “железной машиной для спа¬
ривания”, пока Кейнс в 1925 году не женился на партнерше
Нижинского Лидии Лопоковой (Лопуховой).
После выпускного экзамена в Кингз-колледже начал ка¬
рьеру в министерстве финансов; в качестве представителя
министерства принимал участие в Версальских мирных пере¬
говорах, а в 1944 году стал ключевой фигурой в переговорах
о послевоенном экономическом устройстве.
“Общая теория занятости, процента и денег” (1936) полу¬
чила известность как основной документ кейнсианства. Его
404
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
кредо — рынок не может сам себя регулировать, в особых слу¬
чаях государство обязано вмешиваться в экономику — оказа¬
лось вовсе не панацеей. Финансовый гений Кейнса пошел на
пользу Кингз-колледжу, казначеем которого он был.
Одно из его правил: “Если я вижу, что не прав, то меняю
свое мнение. А вы?”
Фрэнк Реймонд Ливис (1895—1978)
Худой, с тонкими губами, в рубашке с открытым воротом и
в сандалиях, восседая очень прямо на своем стареньком
велосипеде, он едет в сторону Даунинг-колледжа. Таким его
можно было видеть до 1960-х годов. Ф. Р. Ливис, самый значи¬
тельный историк литературы и критик своего времени, оппо¬
нент Ч. П. Сноу в споре “двух культур”.
Этот миссионер от литературы, вырастивший целые по¬
коления англистов и Leavisites (ливистов), родился, вырос и
умер в Кембридже, олицетворяя традицию пуританской стро¬
гости: “Жить правильно — это жить в большой литературе и
ради нее”.
В его методе пристального чтения подчеркивается важ¬
ность анализа текста, а также общественный аспект и нрав¬
ственная ответственность литературы. В таких книгах, как
“Переоценка” (1936) и “Великая традиция” (1948), он обо¬
значил свой литературный канон, от Джона Донна до Джейн
Остин, выстроив бастионы английской культуры против не¬
здорового духа массмедиа. К примеру, Ливиса шокировало,
что Витгенштейн ходил в кино.
Он рано стал продвигать Дж. М. Хопкиса, Д. Г. Лоренса,
Т.С. Элиота, но неверно оценил Джеймса Джойса и Вирджи¬
нию Вулф.
Журнал “Критический разбор” (1932—1953), который Ли¬
вис издавал вместе со своей женой Куини, стал самым влия¬
тельным форумом кембриджской литературной критики и
405
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ее великих полемистов. Его ограниченность, догматизм и
островной провинциализм стали очевидны после появления
Джорджа Стайнера.
Джон Мильтон (1608—1674)
Его прозвали Леди из Крайстс-колледжа за нежное лицо и
острый язык.
Будучи пуританином, он поддерживал парламентскую
партию в гражданской войне. В 1649 Г°ДУ Государственный
совет предложил ему должность секретаря для переписки
на иностранных языках. Мильтон был министром иностран¬
ных дел в правительстве Кромвеля, представляя в письмах и
памфлетах политику республиканцев, вплоть до оправдания
убийства короля.
Вопреки всем авторитетам государства и Церкви Миль¬
тон выступал за свободу совести и печати, за здравый смысл
и религиозную терпимость. Это впечатляло его современни¬
ков больше, чем лирика Мильтона, слава которой стала расти
лишь в эпоху романтизма.
Мильтон был самым обстоятельным из всех английских
поэтов; по его собственным словам, его стиль куда дальше от
бытового языка, чем Кембридж от Блэкпула, а самой трудной
задачей для него оказались попытки оправдать пути Господни
в делах человеческих.
Свой огромный стихотворный эпос “Потерянный рай”
Мильтон мог только диктовать, потому что в 1653 Г°ДУ полно¬
стью ослеп.
“Лишь тот из вас слуга, Ему любезный, / Кто, не ропща
под ношею своей, / Все принимает и превозмогает” *.
* Заключительная строфа из стихотворения Мильтона “О своей слепоте”.
Перевод Ю. Корнеева.
406
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Сэр Исаак Ньютон (1643—1727)
Крестьянский сын из Линкольншира в возрасте семнадца¬
ти лет отправился в Тринити-колледж, а в двадцать семь
лет стал профессором математики.
Его великий труд “Математические начала” стал результа¬
том пребывания в Кембридже и прочно вписался как в науку,
так и в репутацию университета. С Ньютона началось возвы¬
шение естественных наук. Его законы о динамике и гравита¬
ции впервые доказали физическое единство вселенной. Обо¬
снованный с точки зрения разума синтез земных и небесных
явлений давал новую картину мира.
Ньютон слыл чудаком — дикарь, не интересовавшийся ни
женщинами, ни мужчинами.
В 1705 году он, будучи директором Королевского монет¬
ного двора и президентом Королевского общества, стал пер¬
вым ученым, получившим рыцарское звание.
Вольтер в день государственных похорон Ньютона в Лон¬
доне в 1727 году увидел в нем предтечу Просвещения.
В сундуке, который этот холостяк оставил университету
в наследство, обнаружились труды по алхимии и теологии.
Этот “последний из магов” (Дж. М. Кейнс) в конце жизни ис¬
кал Божественный план спасения, закон природы творения.
Уильям Блейк в 1795 году представил его как неоднознач¬
ного гения (“Предвечный”, 1795), и по его образцу Паолоцци
создал памятник Ньютону, установленный перед Британской
библиотекой: рационалист, циркулем измеряющий вечность.
Ньютон был о себе более скромного мнения: “Я сравниваю
себя с ребенком, который, играя на берегу моря, собирает
гладкие камни или красивые раковины, а между тем перед
ним лежит неисследованный великий океан истины”.
407
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Сэмюэль Пепис (1633—1703)
Своему Магдален-колледжу он оставил не только личную
библиотеку, но и более трех тысяч страниц, написанных
скорописью, которые сделали его знаменитым, — свои днев¬
ники.
После учебы он был избран в парламент от родного Лон¬
дона, где стал организатором боеспособного флота.
Пепис был экспертом по судоходству, президентом Коро¬
левского общества, членом парламента, любителем искусств
и жуиром, жизнелюбивым обывателем, любопытным и сует¬
ным — идеальные качества для автора дневника, которому
предстоит войти в классику. Этот на редкость откровенный
и остроумный хронист повседневной жизни педантично опи¬
сывал любовные интрижки и политические интриги. Фразу,
неизменно повторяющуюся в его дневнике после многочис¬
ленных поездок в Кембридж, можно считать рефреном всей
его жизни: “Мы были очень рады”.
Ким Филби (1912—1988)
Собственно говоря, его звали Гарольд Адриан Рассел Фил¬
би. Кимом его стали называть по имени героя романа
Киплинга “Ким”, обладавшего такими же способностями к
шпионажу, или Большой игре.
Ким Филби родился в Индии, в 1933 году окончил Тринити-
колледж убежденным коммунистом. Блестящий джентльмен-
предатель, двойной агент британской разведки и КГБ, в 1963
году он сбежал в Москву, где в его честь посмертно выпустили
почтовую марку — единственный из кембриджских агентов,
кого так отметили.
Одним из его друзей до самого последнего дня оставался
Грэм Грин, в романе которого “Человеческий фактор” (1978)
прочитывается история Кима Филби.
408
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Сэр Бертран Рассел (1872—1970)
Он четырежды женился, последний раз в восьмидесяти¬
летием возрасте, трижды проигрывал парламентские
выборы, дважды сидел в тюрьме за пацифистские убеждения
и получил в 1950 году Нобелевскую премию по литературе за
скандальную книгу “Брак и мораль” (1929).
Учился и преподавал в Тринити-колледасе, занимался ма¬
тематической логикой, которую вскоре разрушил его ученик
Витгенштейн.
“Вольтер нашего века” (Голо Манн), он пояснял задним
числом, что философией занялся, когда стал слишком глуп
для математики, а в политику пошел, когда стал слишком глуп
для философии.
С трубкой и серебристой сединой он стал символической
фигурой протестного движения против вьетнамской войны
и атомного вооружения, пионером сексуальной свободы, чье
бесконечное скакание из одной постели в другую способство¬
вало его славе. “Человек у которого есть только мозги и яйца,
но ничего между ними” (Джейн Данн).
Лондонский таксист рассказывал, как однажды вез зна¬
менитого лорда Рассела: “И я спросил: “Ну, и к чему все это?
Я имею в виду зачем мы здесь?” И знаете что? Он не смог мне
ответить!”
Джордж Стайнер (р. 1929)
Сын венского банкира еврейского происхождения родил¬
ся в Париже, а в 1940 году эмигрировал в Америку, где вы¬
рос в трехъязычной среде, став нарушителем литературных
и идейных границ.
Его диссертация на тему сравнительного литературного
анализа была отклонена в Оксфорде, но стала его первым ли¬
тературным успехом (“Конец трагедии”, 1961). В 1960-е годы
409
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Стайнер блистал в Кембридже, потом — в Женеве и в 1994
году вернулся в Оксфорд в качестве первого приглашенного
профессора по сравнительному литературному анализу. Боль¬
шинство преподавателей с островным мышлением подозри¬
тельно относились к космополитическому, бродяжническому
интеллекту этого корифея. Стайнер так и остался в стороне,
являя собой пример оксбриджской двойственности.
Тема его жизни — связь искусства и варварства, языка и
молчания. Его автобиографическая книга “Список опечаток:
экзамен для жизни” (1997) — апофеоз вечно мятущегося еврей¬
ского духа, сражающегося с метастазами посредственности.
Алан Тьюринг (1912—1954)
Изучал математику в Кембридже и “был талантливее мно¬
гих “королев” Кингз-колледжа” (Клайв Джеймс). Одним
из его учителей был Витгенштейн.
Отталкиваясь от проблемы принятия решений, одного из
широко обсуждавшихся в то время вопросов математической
логики, в 1936 году он придумал так называемую машину Тью¬
ринга, модель современной компьютерной системы. Он на¬
чал свою книгу “Вычислительные механизмы и разум” (1950)
так: “Я предлагаю рассмотреть вопрос: ‘Может ли машина
мыслить?’ ” И эта строка стала знаменитой.
Он внес существенный вклад в работу команды дешиф¬
ровщиков Блетчли-парка, раскрыв код “Энигма” немецкого
вермахта.
Однако подобрать ключ к обществу, в котором он жил,
Тьюринг не сумел. В 1952 году против него было выдвинуто
обвинение в гомосексуализме. Принудительное лечение жен¬
скими гормонами (“У меня растут груди\”) Тьюринг прервал,
съев яблоко, начиненное цианистым калием.
410
КРАТКИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Людвиг Витгенштейн (1889—1951)
Младший из восьми отпрысков венского стального магна¬
та, он вырос в иудейско-протестантской семье.
Сначала изучал аэронавтику в Манчестере, пока в 1911
году не встретился в Кембридже с Бертраном Расселом. В кон¬
це первого триместра он спросил своего тьютора: “Как вы
полагаете, я полный идиот?” Рассел: “Зачем вам это знать?”.
Витгенштейн: “Потому что если я полный идиот, то стану пи¬
лотом, если нет — философом”.
В 1914 году он добровольцем пошел в австрийскую армию,
закончил свой “Логико-философский трактат”, раздарил мил¬
лионное наследство, поработал монастырским садовником,
сельским учителем и архитектором. В 1929 году вернулся в
Кембридж, объяснив, что в первый раз все сделал неправиль¬
но, и провел следующие восемнадцать лет, занимаясь тем,
что конденсировал, по его выражению, “целое облако фило¬
софии в одну каплю учения о языке”. Другое его изречение:
“Только давайте обойдемся без трансцендентальных бредней,
раз все ясно, как оплеуха”.
Витгенштейн, опубликовавший при жизни почти сто пе¬
чатных листов, для своих мальчиков был солнцем философии,
абсолютистом как в мышлении, так и в жизни, мономаном, са-
момучителем, раздражавшим академический истеблишмент,
и самым нетусовочным доном Тринити-колледжа, который
отдавал предпочтение дешевым американским триллерам
перед философским журналом “Мысль”.
От черных дыр логики Витгенштейн спасался в кино, в
Ирландии, Норвегии — только бы подальше от мира испол¬
ненных значительности людей. В 1947 году, за несколько лет
до смерти в Кембридже, он отказался от профессуры.
Его этическим ригоризмом, аналитической элегантно¬
стью его языкового мышления восхищаются до сих пор. Пол¬
ное двуязычное издание его сочинений Wiener Amgabe (венское
издание) готовилось в кембриджском архиве Витгенштейна
и начало публиковаться с 1993 года.
411
К северу от Маркет-хилл
Мне кажется ужасно важным поехать в Кембридж.
Я не хотел бы испытать слишком сильных и пугаю¬
щих впечатлений, но боюсь, что это возможно.
Д. Г. Лоуренс Б. Расселу (2 марта 1915 г.)
Начало хорошее: совершенно ровная площадь
под названием Маркет-хилл. Со времен Сред¬
невековья окрестные крестьяне расставляли в
центре Кембриджа торговые ряды. Здесь пах¬
ло сиренью, сыром, рыбой, здесь торговали
свежими фруктами, зеленью, книгами, древностями — толь¬
ко никакого холма здесь не было. Открытое место — как ни
странно, слово hill в Кембридже означает именно это — про¬
стирается к востоку до церквей Св. Троицы и Св. Андрея. Как
и во всех маленьких городах, рядом с рыночной площадью
можно найти все, что душа пожелает: ратушу, церкви и кафе,
банки и магазины. В таком аморфном архитектурном конгло¬
мерате витрины в стиле модерн на улице Маркет-стрит, 21 ка¬
жутся едва ли не лишними.
В северной стороне рыночной площади, там, где Роуз-
Кресент плавно заворачивает за угол, бронзовая табличка на¬
поминает нам о табачной лавке Бэкона. В список почетных
клиентов этого семейного предприятия, процветавшего в
Кембридже с 1810 года, входили заядлые викторианские ку¬
рильщики вроде Альфреда Теннисона и Эдварда Фицджераль¬
да в их бытность студентами. Впрочем, профессура в лице
412
К СЕВЕРУ ОТ МАРКЕТ-ХИЛЛ
Чарлза Кингсли тоже не гнушалась лавкой — здесь покупали
табак, трубки и спички “Везувий”, надежные в ветреную по¬
году. О храме синего дыма, закрывшемся в 1983 году, осталось
несколько строк, отлитых в бронзе, — “Ода табаку” Чарлза
Стюарта Калверли. Он написал ее еще в 1862 году, когда был
членом Крайстс-колледжа. Калверли, блестящий пародист, с
одинаковой легкостью переводивший английских классиков
на латынь и греческий и прыгавший через извозчичьих ло¬
шадей, был страстным спортсменом и курильщиком: “Смит,
возьми свою сигару! / Ну-ка, Джонс, задай им жару! / За тебя,
наш Бэкон!”.
От Маркет-стрит ответвляется Петти-Кыори, первая ули¬
ца в Кембридже, которую замостили в xviii веке. Эта улица
со множеством переулков и задних дворов представляла со¬
бой старый городской квартал, которому в будущем при¬
шлось вновь столкнуться с прогрессом. Вместо того чтобы
отреставрировать, в 1975 году его снесли и построили на
его месте безликий торговый центр. “Ужасная ошибка” — по
признанию строительного комитета. В центре Лайон-Ярд
на пьедестале стоит красный лев, фирменный знак бывшей
гостиницы “Красный лев”. Несчастья, приключившиеся со
старым городом в хх веке, умножают расположенные за тор¬
говым центром крытая автостоянка и здание суда. На обочи¬
не — иронический акцент: бронзовая статуя Майкла Айртона
“Талое” — мифический страж, оберегавший остров Крит от
всяких напастей.
За ратушей напротив туристического информационного
центра расположено вытянутое кирпичное здание 1874 года
постройки. Викторианская зерновая биржа, предназначавша¬
яся для крестьян с расположенных по соседству болот, ныне
используется как многофункциональный концертный зал,
вполне подходящий для поп-концертов, однако грубоватый
по акустике, если говорить о симфонической музыке. Сразу
за углом на Пис-хилл, который не имеет ни малейшего отно¬
шения к гороху, а связан с рыбой — peas (горох) на самом деле
413
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
неверно переданное с латыни pisces (рыбы), — так вот, на Пис-
хилл находится Театр искусств. На сцене этого небольшого
театра выступали великие мимы, а не только юные звезды
студенческого Общества Марлоу, чьи постановки здесь про¬
ходят регулярно.
Инициатором и спонсором этого театра был Джон Мей¬
нард Кейнс, легенда национальной экономики. На открытии
театра в 1936 году его жена, русская балерина Лидия Лопоко-
ва, играла Нору в “Кукольном доме” Ибсена. Копия двойного
портрета этой искушенной в искусстве пары, которая висит в
фойе театра, принадлежит кисти художника Уильяма Роберт¬
са, входившего в круг вортицистов.
Кейнс, коллекционер и меценат, знал, на что тратить
деньги. Еще студентом, в 1904 году, он приобретал у антиквара
Густава Дэвида всяческие раритеты, в том числе первое изда¬
ние “Начал” Ньютона. Вы тоже можете предаться в Кембрид¬
же этой страсти всего в нескольких шагах от Театра искусств.
В лавке Дэвида, на идиллической улочке рядом с кладбищен¬
ским садом церкви Св. Эдуарда, библиофилы по-прежнему
могут найти куда больше того, что ищут.
Печать и молитва:
Cambridge University Press
и церковь Св. Девы Марии
(Большей)
Улыбкой кембриджец тебя не одарит:
Он сгорблен городом и хитростью набит.
Руперт Брук. “Старый дом священника
в Гранчестере” (1915)
Если антикварная лавка Дэвида прячется в укромном
месте, то университетское издательство с книж¬
ным магазином расположились на виду — прямо на¬
против здания Сената. И хотя витрины Cambridge
University Press (CUP) появились во внушительном
кирпичном здании на углу Сент-Мэри-стрит лишь в 1992 году,
книги там продавались задолго до того — как минимум с 1581
года. Поэтому дом № i по Тринити-стрит и рекомендует себя
исключительно в превосходной степени, как “старейшее в
Англии место, где торгуют книгами”.
Как и в Оксфорде, первопечатник Кембриджа тоже был
немцем — Йоханн Лэр из Зигбурга. Джон Сиберч (так англича¬
не слышали название его родного города), как его называли,
появился в Кембридже в 1521 году, напечатал на ручном пе¬
чатном прессе десять книг и в следующем же году вернулся в
Германию. Цензура превращала печатное дело в рискованное
предприятие. Типография Сиберча была частной и не имела
отношения к университету. В течение шестидесяти лет после
его отъезда книги в Кембридже не печатались вовсе. И хотя
университет в 1534 году получил от Генриха VIII лицензию,
415
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
разрешавшую печатать и продавать omnes et omnimodos libres
(книги всякого рода), книгоиздатели воспротивились этому.
До 1584 года товарищество лондонских книгоиздателей удер¬
живало монополию, но потом кембриджский печатник Томас
Томас смог опубликовать первую книгу — на год раньше, чем
его оксфордские конкуренты.
В начале было Слово — женевская Библия 1591 года, — и
Слово в Кембридже стало приносить миллионы фунтов. Это
то самое издание Библии, которым пользовался Шекспир и
которое брали с собой в Америку первые английские посе¬
ленцы. Кембриджское университетское издательство делило
с оксфордскими коллегами привилегию на издание Библии и
молитвенников. Большая нужда в религиозной литературе в
начале xix века принесла университетской типографии боль¬
шую прибыль, которая пошла на финансирование учебной
программы.
Разумеется, деньги выделялись избирательно: “Логико¬
философский трактат” Людвига Витгенштейна универси¬
тетская типография печатать отказалась. Когда Бертран
Рассел и Альфред Норт Уайтхед предложили к изданию
свою геркулесову попытку вывести из логики все математи¬
ческие теоремы — рукопись “Основы математики” объемом
в две тысячи пятьсот страниц, — типографский синдикат
Кембриджа ныл так долго, что в конце концов авторы реши¬
ли возместить часть предполагаемых убытков. Позднее Рас¬
сел допускал, что никто не прочитал все три тома: “Когда-
то я знавал по крайней мере шестерых человек, которые
прочли заключительную часть книги. Трое из них были
поляками, и, полагаю, их уничтожил Гитлер. Трое осталь¬
ных — техасцы, которые впоследствии успешно ассимили¬
ровались”.
Из длинного ряда кембриджских университетских изда¬
телей выделяется Джон Баскервиль, один из великих евро¬
пейских создателей типографских шрифтов xviii века. Разра¬
ботанный им шрифт носит его имя. Как профессиональный
416
ПЕЧАТЬ И МОЛИТВА
каллиграф и литейщик шрифтов, он стремился к совершен¬
ству в типографском оформлении книг. За несколько лет
типографской деятельности в Кембридже Баскервиль успел
напечатать классические издания — Новый Завет гречески¬
ми литерами и знаменитую Библию 1763 года в формате ин¬
фолио. Лучшие примеры его мастерства до сих пор можно
видеть в библиотеке Ньюнэм-колледжа.
Издательство Cambridge University Press публиковало труды
Эразма Роттердамского, Мильтона, Ньютона и Джона Донна;
сейчас оно издает популярные антологии и научные энци¬
клопедии, печатает материалы к лекциям, экзаменационные
формуляры, специальные газеты, молитвенники, учебники
и словари для всего англоязычного мира. CUP давно стало
интернациональным предприятием с филиалами и предста¬
вительствами почти в шестидесяти странах. В 1981 году изда¬
тельство (и значительная часть типографии) покинуло викто¬
рианскую резиденцию Питт-билдинг на Трампингтон-стрит и
переехало в новое здание за Ботаническим садом. Под маркой
CUP выходили труды более двадцати четырех тысяч авторов
из сотни стран. Ежегодно появляется примерно две тысячи
четыреста новых изданий — достаточно, чтобы нас снова и
снова тянуло в дом № i на Тринити-стрит.
К истории типографского дела в Кембридже принадле¬
жат и обитавшие в этом угловом доме до университетской ти¬
пографии братья Макмилланы из Шотландии, Дэниэл и Алек¬
сандр. С 1845 г°да они торговали книгами, а вскоре начали
их издавать. В доме № i на Тринити-стрит собирались студен¬
ты и профессора, книжные черви всех видов, здесь читали
Теккерей и Теннисон, а в 1857 году появился викторианский
бестселлер из школьной жизни — “Школьные годы Тома Брау¬
на” Томаса Хьюза. Так в Кембридже начался путь знаменитого
лондонского издательского дома Макмилланов.
Когда вы выходите из книжного магазина и идете по
Маркет-стрит, то слышите колокольный перезвон Биг Бена.
Это может показаться удивительным, ведь Лондон далеко. Но
417
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
слух не обманывает вас. Знакомая всем музыкальная фраза из
“Мессии” Генделя (“Я знаю, искупитель мой жив”), отмечаю¬
щая каждую четверть часа, впервые прозвучала в Кембридже
с колокольни церкви Св. Девы Марии (Большей). Установил
этот колокольный перезвон курантов профессор юриспру¬
денции из Тринити-холла, преподобный Джозеф Джоуэтт в
1793 году. Мелодия была настолько популярной, что в 1859
году ее позаимствовали для башенных часов нового парла¬
ментского комплекса. Под названием Westminster Chimes кем¬
бриджский перезвон разлетелся по всему миру: сегодня он
звучит с колоколен различных американских университетов
и даже с ратуши Сиднея.
Церковь Св. Девы Марии (Большей) с высокими строй¬
ными аркадами, перпендикулярными окнами и венцом из
зубцов была построена в 1478 году на фундаменте более древ¬
ней церкви. Пологий потолок с тюдоровским рельефом вы¬
тесан из сотни дубовых стволов, подаренных в 1505 году Ген¬
рихом VII. На антрвольтах из мягкого известняка камнетесы
оставили ажурный орнамент. Городская церковь Кембриджа с
давних времен стала и университетской. До постройки здания
Старой школы в xv веке ректоры и члены университетского
совета заседали в этой церкви, здесь хранились документы —
фактически здесь находился центр управления. Еще в 1730
году, до постройки здания Сената, диспуты, жалование титу¬
лов и ученых степеней, а также прочие университетские це¬
ремонии проходили в этой церкви. На хорах боковых нефов,
пристроенных в 1735 году, теснились студенты и горожане,
желавшие послушать знаменитых приглашенных проповед¬
ников. Предназначенную для докторов и ректоров галерею,
впоследствии демонтированную, называли Голгофой. В церк¬
ви Св. Девы Марии (Большей), одной из немногих в Англии,
имеется также передвижная кафедра, которую можно выка¬
тить по рельсам в центральный неф.
Уже несколько веков университетская церковь пребывает
в тени часовни Кингз-колледжа. “Бедная Святая Мария”, мож¬
418
ПЕЧАТЬ И МОЛИТВА
но было бы сказать, если бы не роскошный, несравненный
перезвон. Двенадцать колоколов этой церкви производят
значительно более сильное впечатление, чем ее архитектура.
Если вы еще не знакомы с английским искусством переменно¬
го звона, то именно здесь можете превратиться в его страсти
ного поклонника. Если повезет, гильдия звонарей Кембридж¬
ского университета предложит вашему вниманию полный
пассаж из Stedman Triples, хотя это может занять несколько
часов. Загадочные аппликатуры переменного звона записы¬
ваются на доске в звонарной, которую мы минуем, поднима¬
ясь по винтовой лестнице на бельведер. Пестрые рыночные
палатки, колокольни, дворы колледжей — у наших ног лежит
весь Кембридж.
Как всегда, спустившись с небес на землю, на все смо¬
тришь более трезво. Перед входом в церковь Св. Девы Марии
(Большей) на Сенатском холме стоят мраморные скамьи и
тумбы с вычурными золотыми буквами — уличная меблировка
маленького городка в манхэттенском стиле. От этого зрелища
лучше всего отдыхать в чайной “У тетушки” или в интернет-
кафе напротив.
Сердце университета:
дом Сената и Старые школы
- Людям в самом деле приходится работать,
когда они попадают в Кембридж. Если они
попадают в Кембридж.
- Что, всем ?
-Да, всем.
Николас Монсеррат.
Из автобиографической книги (1967)
Раз в году под перезвон колоколов Св. Девы Марии
(Большей) вдоль дома Сената по Королевскому
плацу проходит живописная процессия: впереди —
привратники со своими жезлами, за ними — кан¬
цлер (или вице-канцлер) университета в мантии,
украшенной золотыми кружевами, за ним — городская знать,
ректоры и члены колледжей, чьи мантии в традиционных
цветах колледжей похожи на униформы девушек-танцовщиц
на Кёльнском карнавале. Вручение почетных дипломов —
кульминация учебного года. Фельдмаршал Блюхер, архиепи¬
скоп Туту и энтомолог Мириам Ротшильд, Петр Чайковский,
Томас Манн, Юрген Хабермас, все они были здесь, в Сенате,
приняты в ряды почетных докторов Кембриджского универ¬
ситета.
В то время как мы, хотя и с симпатией, но без особого
интереса, обозреваем классический фасад, студенты в июне
толпятся перед длинным списком, вывешенным у входа, где
обнародованы результаты экзаменов — то ли доска почета, то
ли позорный столб. Чуть позже, в день вручения дипломов,
все они вместе с преподавателями и родственниками придут
420
СЕРДЦЕ УНИВЕРСИТЕТА
на праздник завершения экзаменов в дом Сената, и тут уже
колледжи будут представлены не в алфавитном порядке. Даже
этот ритуал отражает табель о рангах университетской эли¬
ты. Праздник начинается утром в пятницу с Кингз-колледжа,
Тринити-колледжа и Сент-Джонс-колледжа, самых больших,
самых старых и богатых, а заканчивается вечером в субботу,
когда трава перед домом Сената уже совсем вытоптана бед¬
ными родственниками из Робинсон-колледжа, Хомертон-
колледжа и Дарвин-колледжа.
Дом Сената — каменное сердце университета. Здесь прохо¬
дят заседания Сената, принимаются мелкие и крупные реше¬
ния, определяющие течение университетской жизни, от спо¬
ров по поводу обучения женщин до интриги с присуждением
звания почетного доктора философу Жаку Деррида. Время
от времени дом Сената становится площадкой для обществен¬
ных мероприятий. В мае 1933 года здесь читал свою един¬
ственную публичную лекцию лирик и латинист А. Э. Хаусман
(“Имя и природа поэзии”), а в 1959 году Ч. П. Сноу впервые
излагал тезис о “двух культурах” в рамках Ридовских лекций.
По сравнению с тем, сколько лет этой уважаемой кем¬
бриджской лекционной традиции, берущей начало с 1524
года, дом Сената относительно молод. Он был воздвигнут
в 1722—1730 годах по проекту шотландского архитектора
Джеймса Гиббса, главное творение которого в то же самое
время сооружалось в Лондоне — церковь Св. Мартина-в-Полях.
Монументальное деление фасада колоссальными колоннами
и пилястрами, фронтон над слегка выступающим централь¬
ным ризалитом, нижний ряд окон с арочными щипцами, поо¬
чередно круглыми и островерхими, балюстрада как заверше¬
ние крыши, акцентированная урнами, — так, в классической
элегантности, Гиббс представил нам дом Сената, смешение
палладианских мотивов, традиции Кристофера Рена и рим¬
ского барокко. Внутри можно увидеть длинный светлый зал
с галереями, кессонный потолок с лепниной в стиле рококо,
статуи работы Майкла Рисбрака и Джозефа Нолкенса. Фасад
421
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
выполнен из светлого портлендского камня, который Рен ис¬
пользовал и в Лондоне. На лужайке — бронзовая копия рим¬
ской варвикской вазы. Случайных посетителей, то есть боль¬
шинство из нас, удерживает на расстоянии массивная черная
ограда 1730 года, одна из первых чугунных решеток в Англии.
Стоит отметить, что углы кембриджских лужаек отмече¬
ны спиралями из литого железа перед домом Сената, замыс¬
ловатыми каменными свитками во дворе Эммануил-колледжа
и черными фонарями в старом дворе Питерхаус-колледжа —
тема с множеством вариаций в этом раю для любителей ан¬
глийских газонов.
Дом Сената — единственный реализованный из множе¬
ства проектов застройки xviii века в центре Кембриджа. Не
только Хоксмур грезил о барокко, Гиббс тоже хотел вопло¬
тить здесь гораздо больше: двор с флигелями и церковью Св.
Девы Марии (Большей) в качестве восточного завершения
ансамбля. Недостаток средств, а также резкая критика не по¬
зволили ему закрыть вид на часовню Кингз-колледжа. Лишь
через тридцать лет университет построил рядом с домом
Сената новую библиотеку (1754—1758). Проект Стивена Рай¬
та, более мужественный, чем у Гиббса, счастливым образом
завершил ансамбль. Здание выполнено из того же портленд¬
ского камня в палладианском духе, а его венецианские окна
особенно полюбились английским последователям. Паллади-
анский флигель Райта заменил изначальное восточное крыло
Старых школ.
Там, за георгианским ансамблем, располагается средне¬
вековое ядро университета. В вымощенном булыжником
Коббл-корте есть все, что нужно университету: помещения
для собраний и руководства, библиотека и лекционные залы
различных факультетов, или школ. Начало школам положили
теологи. Их Школа богословия (ок. 1350—1400) стала первым
собственным зданием Кембриджского университета, хотя по
роскоши не может даже сравниться со своим двойником из
Оксфорда, выстроенным в стиле поздней готики. Из грубого
422
СЕРДЦЕ УНИВЕРСИТЕТА
бутового камня сложен и западный флигель для факультета
церковного права (ок. 1430—1460), а южный флигель, где слу¬
шали лекции по философии и гражданскому праву, — уже из
жженого кирпича. Над лекционными залами располагались
первые библиотечные помещения университета.
Старые школы, многократно перестраивавшиеся, сегод¬
ня являются административными задворками университета.
К управленческому центру принадлежит также прилегаю¬
щий к ним западный двор, изначально старый двор Кингз-
колледжа, проданный колледжем университету в 1829 Г°ДУ-
Сэр Джордж Гилберт Скотт в 1867 году почти полностью об¬
новил его, как и выход на улицу Тринити-лейн.
Попутно еще об одном здании в этом каре, Кокереллов-
ской библиотеке (1837—1842), кзападу от дома Сената. Второй
проект расширения университетской библиотеки предложил
викторианский архитектор С. Р. Кокерелл. Его ощущение
объема и поверхностей бесподобно; грандиозное внутреннее
помещение, которое тянется во всю длину здания, с одним ци¬
линдрическим сводом, оживленным кессонами с диагональ¬
ным рисунком — самый красивый библиотечный зал xix века
в Кембридже. В 1992 году университет, чьи книжные фонды
давно переместились в новое здание, сдал свою старую биб¬
лиотеку в аренду на триста пятьдесят лет расположенному на¬
против Гонвилл-энд-Киз-колледжу. Таковы масштабы времени,
в которых мыслят обитатели Кембриджа.
Гонвилл-энд-Киз-колледж:
Врата Чести
Ах!Мой старый друг, доктор Гарвей... Припоминаю,
что у него была премиленькая девушка-служанка,
которую он использовал также и в качестве грелки,
подобно царю Давиду.
Джон Обри (1626—1697) об Уильяме Гарвее,
открывшем кровообращение
УТонвилл-энд-Киз-колледжа не только два названия.
Он и основан был дважды: в 1348 году Эдмундом
Гонвиллом, священником из Восточной Англии,
и в 1557 году Джоном Кизом, врачом из Нориджа,
который по гуманистической традиции латинизи¬
ровал свою фамилию (Cains), но произносил ее по-прежнему
как Киз. Колледж в его честь тоже стали именовать по-латыни
Caius-college.
Доктор Киз был придворным врачом Эдуарда VI и Марии
Тюдор, одним из богатейших врачей своего времени. Он изу¬
чал медицину в Гонвилл-холле и в Падуе, а прежде чем присту¬
пить к врачебной карьере в Лондоне, несколько лет прожил
в Италии, изучая философию. Вложив средства, доктор Киз
оздоровил свой старый колледж, где занимал пост ректора,
хотя члены колледжа не слишком жаловали его за католицизм.
Новый двор, воздвигнутый в 1565—1569 годах рядом со
старым Гонвилл-кортом, стал первым в Кембридже двором
всего с тремя флигелями: с южной стороны он отделен от
мира только стеной с воротами. Киз-корт должен был стать
светлым, открытым, хорошо продуваемым — санитарная мера
с символическим значением: выветрить затхлость Средневе¬
424
ГОНВИЛЛ-ЭНД-КИЗ-КОЛЛЕДЖ
ковья! В закрытых внутренних дворах повеяло новым духом,
открытостью Ренессанса.
Тремя символическими воротами доктор Киз наглядно
демонстрирует нам путь к образованию елизаветинских гу¬
манистов. На первых воротах написано Humilitatis (это Врата
Смирения), через них входят студенты. На вторых воротах
читаем Virtutis (это Врата Добродетели), а с другой стороны —
Sapientiae (Мудрость). После Врат Мудрости наконец попада¬
ем к Вратам Чести, которые ведут от колледжа прямиком к
Старым школам — к экзаменам, ученым степеням и карьере.
Этот академический ритуал посвящения Киз-колледж прак¬
тикует для церемониального шествия и по сей день. Лишь по
двум поводам открываются запертые обычно Врата Чести:
в день вручения дипломов, когда студенты направляются в
Сенат для получения степени, или по случаю смерти препо¬
давателя. Чтобы отдать ему последние почести, гроб с телом
после реквиема в часовне проносят через Врата Чести к ката¬
фалку, ожидающему у дома Сената.
Нигде в Кембридже нет подобной иконографической про¬
граммы академического течения жизни. И хотя Врата Смире¬
ния перенесли в ректорский сад, где они, возможно, нужнее,
призыв к смирению встречает нас на прежнем месте, над
входом с Тринити-стрит. От викторианского Три-корта мы по
прелестной рябиновой аллее выходим к трехэтажным Вратам
Добродетели (1567). Это одна из старейших реликвий англий¬
ского Ренессанса, как уверяют нас историки архитектуры. Но
привлекательнее стилистической чистоты и благородства,
как часто бывает в жизни, выглядит живописное смешение
стилей в соседнем дворе. Врата Чести, возведенные в 1575
году по проекту доктора Киза уже после его смерти, пред¬
ставляют собой фантастический коллаж из колонн, портиков,
обелисков и фиалов, увенчанный шестиугольной башней с ку¬
полом и солнечными часами: изобилие разных мотивов в не¬
большом пространстве. Елизаветинская эпоха любила такие
concetti— чем больше украшений, тем больше чести.
425
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
То, что доктор Киз славу ценил более смирения, демон¬
стрирует и его гробница в часовне колледжа: балдахин, под¬
держиваемый колоннами из мрамора и алебастра. Две латин¬
ские надписи начертаны на его Вратах Чести, одна из них с
вергилиевским пафосом: “Добродетель побеждает смерть” и
лапидарное резюме: “Я был Киз”. Несмотря на это, он не был
единственным знаменитым врачом, вышедшим из колледжа.
Уильям Гарвей, открывший кровообращение, тоже учился
в Киз-колледже, как и Эдвард Уилсон, служивший врачом в
экспедиции Скотта 1912 года и умерший в Антарктике. Флаг
колледжа, поднятый им на Южном полюсе, вывешен сегодня,
подобно трофею, в передней части холла. Там, под пологим вик¬
торианским потолком в портретной галерее колледжа, мы ви¬
дим в массивной золотой раме лицо астрофизика, от которого
давно отказались врачи: Стивена Хоукинга, самого знаменито¬
го члена Киз-колледжа. На лекциях, запрограммированных на
компьютере, он двумя последними своими подвижными паль¬
цами управлял голосовым синтезатором: супермозг в инвалид¬
ном кресле, движущийся к границам пространства и времени.
“Моя цель проста. Я хотел бы узнать, как родилась Вселенная,
откуда она появилась и почему она вообще существует”.
Гонвилл-энд-Киз-колледж был первым, кто отменил за¬
прет на бракосочетания для своих членов в i860 году, и од¬
ним из последних, ставших принимать на учебу студенток в
1979 году. Часовня и холл относятся к Гонвилл-корту, истори¬
ческому ядру колледжа, чей средневековый двор сэр Джеймс
Бэрроу, ректор колледжа и архитектор-любитель, в 1753 году
модернизировал классическим фасадом. Он был простым и
пропорциональным по контрасту с чрезвычайно помпезным
первым двором в стиле замков раннего французского Ренес¬
санса, построенным в 1870 году по проекту Альфреда Уотерха¬
уза. С Королевского плаца яснее всего видно, сколько самодо¬
вольства в этом нагромождении викторианской архитектуры
по сравнению с соседним зданием Сената и университетской
церковью.
426
Слезы Клэр, Бакс
и Триниши-холл
Если бы у меня спросили, какое место я считаю са¬
мым очаровательным в мире, я бы вздохнул с нежно¬
стью и указал бы дорогу в сад Тринити-холла.
Генри Джеймс. “Портреты мест” (1883)
Вход в Клэр-колледж расположен позади Старых
школ, в самом конце Тринити-лейн. Элегантная
простота архитектуры и вся ее красота открывают¬
ся лишь со стороны реки, на фоне грандиозной сце¬
ны Бакса. Словно сельский замок, колледж возвы¬
шается над лугами совсем рядом с часовней Кингз-колледжа.
Двенадцать серебряных слез на черном поле обрамля¬
ют герб Клэр-колледжа. Это слезы, которые леди Элизабет
де Клэр, трижды становившаяся вдовой, пролила по сво¬
им мужьям. Все ее мужья были богаты, что пошло на пользу
колледжу, основанному в 1326 году канцлером университета
Ричардом Бэдью, не имевшим достаточных средств. В лице
графини Клэр в 1338 году колледж обрел вторую, более могу¬
щественную покровительницу. От его первых зданий ничего
не осталось. То, что мы видим сейчас, появилось в результате
реконструкции, которая, начавшись в 1638 году, была пре¬
рвана гражданской войной и завершилась лишь в 1715-м. Не¬
смотря на то что его строительство растянулось на семьдесят
семь лет, Клэр-колледж выглядит очень гармонично, словно
возведен одновременно. В нем ощущается и аура города, и
роскошь ренессансного дворца.
427
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Олд-корт, Старый двор Клэр-колледжа, — первый полно¬
стью классический архитектурный ансамбль в Кембридже.
При этом в его тщательно продуманной, почти маньерист-
ской сторожевой башне 1638 года постройки есть поздне¬
готические веерные своды — один из последних примеров
подобной моды на ретро. Сам двор отличается соразмерно¬
стью и строгим достоинством нового стиля. Монументаль¬
ные ионические пилястры ритмизируют выходящий на реку
фасад западного флигеля; в мансардном этаже чередуются
треугольные и закругленные щипцы. Строительство вели
местные зодчие Томас Грамболд и его сын Роберт по проек¬
ту, в котором ощущается влияние Кристофера Рена. Портал с
барочным тимпаном в виде раковины ведет в часовню, спро¬
ектированную Джеймсом Бэрроу в 1763 году по образцу Пем-
брокской часовни Рена. Оригинален вход — восьмиугольный
вестибюль, увенчанный высоким светлым фонарем. Алтарная
роспись “Благовещение” принадлежит кисти Джованни Ба¬
тиста Киприани, одного из членов-основателей Королевской
академии. Студенты Клэр-колледжа, однако, в часовне ценят
прежде всего крипту, где устраиваются ночные дискотеки.
Выход из дворов колледжа на природу — всегда удоволь¬
ствие, особенно в Клэр-колледже. Через реку перекинут трех¬
арочный мост, на парапете которого балансируют каменные
шары, шутливый элемент архитектурной “музыки воды”*,
спроектированный в 1639 году Томасом Грамболдом. Ни один
гид не забудет задать на мосту Клэр излюбленный вопрос:
“Сколько на балюстраде каменных шаров?” Четырнадцать, от¬
вечают простодушные туристы. Но правильный ответ — три¬
надцать и семь восьмых, потому что у одного шара не хватает
сегмента. Клэр-бридж — старейший из сохранившихся мостов
через Кем, и, если плыть по реке в лодке, на внешней стороне
парапета можно увидеть барельеф с изображением мифиче¬
ского певца Ариона верхом на дельфине.
* “Музыка воды” — концерт из трех сюит, сочиненных Г. Ф. Генделем по за¬
казу короля Георга I для музыкального представления на Темзе.
428
СЛЕЗЫ КЛЭР, БАКС И ТРИНИТИ-ХОЛЛ
С 1688 года, еще до установки филигранных кованых во¬
рот (1714), члены колледжа проходили в сад по липовой аллее.
У входа — иудино дерево, багряник, цветущий в мае пурпур¬
ным цветом, замечательные цветочные бордюры с желтыми
соцветиями коровяка, голубыми маками и синими дельфини¬
умами и садовый пруд, окруженный тисами. В конце Тропы
декана растет дерево, которое в июне машет сотнями белых
цветов-платочков — Davidia involucrata (давидия оберточная).
На Майской неделе все любители великолепных садов и теа¬
тров встречаются здесь на шекспировском спектакле.
Если вы покидаете колледжи на Кеме через заднюю дверь,
то попадаете в один из красивейших городских ландшаф¬
тов Европы: Бакс. Этот комплекс простирается от Дарвин-
колледжа и Куинс-колледжа на юге до Сент-Джонс-колледжа и
Магдален-колледжа на севере и представляет собой уникаль¬
ное сочетание пойменных лугов, университетской архитекту¬
ры, парков, садов, мостов и аллей. Пикники на речном берегу,
ялики, коровы, пасущиеся на фоне часовни Кингз-колледжа, —
весь открыточный глянец оживает здесь в сценах, символизи¬
рующих неповторимую природу Кембриджа.
Кажется невероятным, что эта идиллия не существовала
здесь с незапамятных времен. Однако в раннем Средневековье
Бакс был промышленной зоной. От Хай-стрит мимо складов и
колледжей переулки вели к причалам, где осуществлялась реч¬
ная торговля между Кембриджем и Кингз-Линн. Другой, запад¬
ный берег, регулярно находившийся под угрозой затопления,
оставался практически нетронутым. Король Генрих VI, купив
участок земли для Кингз-колледжа, в 1447 году приобрел также
земли на другом берегу. Зады королевского колледжа — значи¬
лось на старых земельных картах, а сокращенно просто Зады,
или Бакс, как их стали называть впоследствии.
Поскольку Кем был судоходной торговой артерией и к тому
же являлся частью городской канализации, колледжи поверну¬
лись к дурно пахнущей реке спиной. Бакс был их задним дво¬
ром и ничем больше. В xvi веке произошли изменения. Ведуты,
429
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
пейзажи на меди гравера Дэвида Логгана в изданном в 1690
году сборнике “Кембридж в иллюстрациях”, показывают нам
несколько аллей в Баксе и в университетских садах вдоль бе¬
регов реки: огороды, фруктовые сады и плантации хмеля, пло¬
щадки для боулинга и выгоны для лошадей членов колледжа.
К концу xviii века Бакс почти приобрел теперешний облик,
став больше похожим на парк, чем на частные земельные угодья,
а колледжи проявили свой двойственный характер, с грозными
сторожевыми воротами со стороны улицы и города и с идилли¬
ческими садами и речными пейзажами с внутренней стороны.
“Мне случилось посетить городок Кембридж, — писал
Йозеф Гайдн в 1791 году, — и осмотреть тамошние университе¬
ты [sic!], удобно выстроенные в ряд, один за другим, притом
каждый сам по себе; у каждого с задней стороны ухоженные
сады близ красивого каменного моста, по которому можно
пересечь огибающую сады реку”. С тех пор посетители с удо¬
вольствием гуляют по академическим зеленым насаждениям.
Мы наслаждаемся Баксом как настоящим английским садом,
rus in urbs (кусочком деревни в городе), а тут еще и ощуще¬
ние, будто вдыхаешь чистый воздух человеческого духа. Ни
в одном другом парке мира вы не найдете такую высокую кон¬
центрацию интеллектуальных способностей.
Под глубоким впечатлением от Бакса Генри Джеймс писал,
что речка существует скорее по декоративным причинам, как
оправдание для постройки красивых мостов. Между мостами
Клэр-бридж и Тринити-бридж тем временем появился еще
один современный мост — узкий, из армированного бетона,
построенный в i960 году и предлагающий вид на еще один
волшебный сад со старинными конскими каштанами и не¬
сколько менее старыми преподавателями Тринити-холла.
С помощью излюбленного георгианского косметическо¬
го фасада из гладкого тесового камня и больших раздвижных
окон колледж скрывает свой истинный возраст — по крайней
мере в переднем дворе. Однако проход рядом лестницей В
выведет нас из xviii века прямо в xiv век, на тыльную сторону
430
СЛЕЗЫ КЛЭР, БАКС И ТРИНИТИ-ХОЛЛ
северного крыла, где еще видна средневековая кладка из гру¬
бого тесаного песчаника и узкие готические окна.
Тринити-холл был основан в 1350 году и освящен самим
основателем, епископом Уильямом Бэйтманом, который дал
это название своему собору Св. Троицы в Норвиче. За несколь¬
ко лет до того в Англии свирепствовала чума, и с помощью
нового колледжа епископ Бэйтман надеялся воспитать новое
поколение необходимых стране клириков и юристов. Здесь
постигали азы науки государственные и церковные деятели,
от епископа Стивена Гардинера, лорд-канцлера Марии Тюдор,
до сэра Джеффри Хоу, министра иностранных дел в прави¬
тельстве Маргарет Тэтчер. Тринити-холл до сих пор считается
главным колледжем для обучения юристов (и гребцов), здесь
изучал юриспруденцию Вивиан Холланд, сын Оскара Уайльда.
Элегантный фонарь над западным крылом указывает
на трапезную с пышным интерьером в георгианском стиле;
стены обшиты панелями нежно-зеленого цвета, в передней
части зала стоят коринфские парные колонны с позолочен¬
ными капителями. Помещение напротив входа, комната сэра
Лесли Стивена, напоминает об отце Вирджинии Вулф, кото¬
рый был членом этого колледжа, как и Роберт Ранси, епископ
Кентерберийский, чья страсть к крикету увековечена памят¬
ным окном в вестибюле часовни.
Тринити-холл — единственный колледж Кембриджа, чья
библиотека сохранила средневековый дух, несмотря на то
что само здание относится к концу xvi века. За стенами кир¬
пичной кладки тюдоровских времен со ступенчатым фронто¬
ном некоторые книги до сих пор крепятся к пюпитру цепью,
как в первых “цепных” библиотеках.
Многие колледжи изначально назывались холлами. Слово
“колледж”, происходящее от латинского collegium, относилось
к студентам, жившим в холлах, но потом значение слова изме¬
нилось. Из старых кембриджских колледжей только Тринити-
холл сохранил изначальное название в отличие от своего со¬
седа, Тринити-колледжа.
431
Трое для Троицы:
Ньютон, Байрон
и принц Чарлз
Ничто из того, что во всей Бесконечности кроется,
Не сравнится в величии с ректором колледжа Троицы.
Анонимное ироническое стихотворение
Котелки в Кембридже носят только привратники
Тринити-колледжа. Вот они стоят на вымощен¬
ной серым булыжником мостовой перед боль¬
шими воротами и болтают, а король над входом
вместо скипетра держит ножку от стула. Тринити-
колледж не спутаешь ни с каким другим. И даже яблоня на
газоне рядом со входом — совсем не обычное дерево. “Это
яблоня Ньютона”, — заверяет меня привратник. Нет никаких
сомнений, что Древо Познания растет именно здесь.
Давайте сразу покончим с превосходными степенями:
Тринити-колледж — самый большой, самый богатый и зна¬
менитый колледж Кембриджа. Здесь зародилась группа
“Блумсбери”, здесь находится родина “Апостолов”, колыбель
государственных изменников. Здесь учились выдающиеся
шпионы Ким Филби и Энтони Блант, премьер-министры
Артур Бальфур, Джавахарлал Неру и Раджив Ганди, будущие
короли Эдуард VII, Георг VI и его внук принц Чарлз. Список
нобелевских лауреатов Тринити-колледжа состоит из двадца¬
ти девяти имен — больше, чем в любом другом колледже как в
Кембридже, так и в Оксфорде. В хх веке среди выпускников
Тринити-колледжа представители Королевского общества
432
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
были практически во всех отраслях естественных наук. Имен¬
но этому колледжу и его ученым, от Эрнеста Резерфорда до
Алана Ходжкина, Кембридж обязан первенством в естествен¬
ных науках среди английских университетов.
При этом Тринити-колледж является колыбелью поэтов,
от лорда Байрона до Владимира Набокова, и интеллектуаль¬
ным центром, где Бертран Рассел, Людвиг Витгенштейн и
американский кибернетик Норберт Винер занимались рас¬
щеплением ядра философского атома, каждый четверг соби¬
раясь на “безумном чаепитии”*, в комнатах Рассела в Невилз-
корте. “Знакомые Мориса смеялись над Тринити, но они не
могли игнорировать высокомерное великолепие или отри¬
цать превосходство этого колледжа, едва ли нуждавшееся в
подтверждении”**, — писал Э. М. Форстер в романе “Морис”.
Тринити-колледж такой же величественный и вычурный,
как его основатель Генрих VIII. Он появился на свет, когда
король распустил два старых колледжа, объединив их в один
новый. В 1546 году Майкл-хауз и Кингз-холл превратились
в колледж Святой и Неделимой Троицы, с шестьюдесятью
членами во главе с ректором — больше, чем в каком-либо дру¬
гом колледже, даже чем в Крайст-Черч-колледже кардинала
Уолси в Оксфорде. Конфискацией монастырских владений
Генрих VIII обеспечил своему детищу богатое приданое. На
одном из таких участков Тринити-колледж в хх веке открыл
настоящее золотое дно под названием Научный парк (см. гла¬
ву “Краткая история Кембриджа”).
Четырьмя зубчатыми угловыми башнями из тюдоровского
кирпича возвышаются над Тринити-колледжем ворота Грейт-
гейт (1518—1535), некогда служившие входом в Кингз-холл,
основанный Эдуардом III в 1337 году. Привратный дом напо¬
* Существует хорошо обоснованная версия, что чаепитие Болванщика, За¬
йца и Сони в книге “Алиса в Стране чудес” списано Кэрроллом с вечерних по¬
сиделок профессоров Тринити-колледжа Дж. М. Э. Мактаггарта, Дж. Э. Мура
и Б. Рассела, которых называли “троицей безумного чаепития”.
** Перевод А. Куприна.
433
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
минает геральдический банк данных по английской истории.
Над ним развевается флаг колледжа, штандарт Эдуарда III,
реявший на полях сражений при Креси и Пуатье. В знак сво¬
их притязаний на французский престол король первым скре¬
стил французские лилии с английским львом. 1ерб Эдуарда III,
расположенный по центру над входом, обрамлен гербовыми
щитами шести его сыновей.
Связь Тринити-колледжа с короной не ограничивается
фигурами, украшающими фасад сторожевой башни, среди
которых сам 1енрих VIII и смотрящий во внутренний двор
Яков I с супругой и сыном, будущим королем Карлом I. Это
единственный колледж в Кембридже, где ректор не избирает¬
ся членами совета колледжа, а назначается короной.
“У нас есть один прелестный церемониал, — рассказывал
мне Пол Симм, помощник казначея Тринити-колледжа. —
Каждый новый ректор должен при вступлении в должность
постучать в ворота и ожидать ответа. Главный привратник
справляется у него о королевских верительных грамотах и,
получив их, относит на серебряном подносе членам совета,
собравшимся в часовне колледжа. Вице-ректор зачитывает
им королевскую грамоту, затем члены совета выходят из ча¬
совни, открывают ворота и впускают своего нового ректора”.
Даже без этой церемонии у Тринити-колледжа триум¬
фальный вход. Перед нами лежит Грейт-корт, широкое зе¬
леное каре, обрамленное зданиями, грандиозное сочетание
итальянской пьяццы и сельской лужайки с фонтаном в цен¬
тре, чье непрерывное журчание окружает нас с первой ми¬
нуты, ограждая от уличного шума. Грейт-корт, разумеется,
больше, чем любой другой двор в Кембридже или Оксфорде,
но не только масштабы и даже не качество отдельных зданий
делают его несравненным. Часовня и учебный корпус, рези¬
денция ректора и жилой флигель, сторожевые башни — все
это стандартные элементы университетского двора. Поче¬
му же именно он впечатляет сильнее других? Большой двор
Тринити-колледжа — не квадрат и не прямоугольник, здесь нет
434
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
симметричных газонов и дорожек и ни одни из трех ворот не
расположены по центру соответствующего крыла. Как и на
средневековых площадях, здесь разная высота окружающих
зданий, их возраст, строительный материал и качество по¬
стройки. У одних каменные фасады, у других оштукатуренные,
многие увиты растениями, в том числе глициниями, розами,
ломоносом и диким виноградом. Очарование неупорядочен¬
ности, многообразие, которое здесь предстает единством,
таким живым, каким может быть лишь то, что создавалось ве¬
ками. В центре этого зрелища находится плещущий фонтан.
Даже он, бывший когда-то для колледжа источником питье¬
вой воды, слегка повернут вокруг своей оси. Он накрыт бал¬
дахином поздней елизаветинской эпохи, лежащим на колон¬
нах, с филигранным резным куполом и килевидными арками
(1601—1615, обновлен в 1715 году). Именно этому архитектур¬
ному элементу огромный двор обязан пропорциональностью
и сбалансированностью, обретая в нем точку опоры и центр
притяжения.
Грейт-корт в современном виде — плод усилий Томаса
Невила, ректора Тринити-колледжа в 1593 году. Он объеди¬
нил разрозненные строения эпохи основания колледжа, на
собственные средства построил новую трапезную и даже
передвинул сторожевую башню. Добиваясь единообразия в
пространстве двора, Невил не стал сносить башню короля
Эдуарда (1424—1437), а велел разобрать ее камень за камнем и,
отодвинув на двадцать метров, сложил заново у западной сте¬
ны часовни. Башня короля Эдуарда ранее служила входом в
Кингз-холл и была первой сторожевой башней в Кембридже.
И все-таки впечатляющий пример защиты архитектурных па¬
мятников, поданный Невилом, имеет отношение не столько
к архитектуре, сколько к преемственности в истории коллед¬
жа, будучи скорее прагматическим, нежели символическим
жестом: строительный камень стоил дорого, а рабочая сила
была дешева. Фонарь на башне был добавлен ректором, как
и статуя Эдуарда III в наряде елизаветинской эпохи. В конце
435
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
концов этот король не только победил французов и учредил
Орден Подвязки, но и призвал в Англию фламандских ткачей,
поэтому его считали просвещенным предтечей европейских
идеалов.
Тем временем подают голос большие часы на башне ко¬
роля Эдуарда, отбивающие по два удара на каждый час, пер¬
вый — глухой, второй — звонкий. Для студента Вордсворта из
соседнего Сент-Джонс-колледжа эти часы были будильником,
и он называл их болтливыми. Для спортивных натур с ними
связывается самое большое достижение времен учебы в Кем¬
бридже. Раз в году в октябре студенты собираются в полдень
на Забег Большого двора, чтобы состязаться в скорости с ча¬
сами. Пока часы бьют двадцать четыре раза (примерно в те¬
чение сорока пяти секунд), нужно обежать двор по периме¬
тру (триста семьдесят метров). Этот самый эксцентричный в
легкой атлетике забег первым выиграл в 1927 году лорд Берг-
ли, впоследствии ставший олимпийским чемпионом. Лишь
в 1988 году победителями забега стали еще двое — Себастьян
Коу и Стивен Крэм. Но это сочли нечестным, потому что они
бежали не по дорожке, а по булыжной мостовой по меньшему
радиусу, с разницей почти пятнадцать метров. Как бы то ни
было, больше никому не удавалось повторить это достиже¬
ние.
Забег — ключевой момент в сюжете фильма продюсера
Хью Хадсона “Огненные колесницы”, заканчивается финиш¬
ной прямой перед часовней. Строительство часовни в поздне¬
готическом стиле (1555—1567) финансировала Мария Тюдор,
дочь Генриха VIII, что было редким примером церковной
архитектуры времен правления этой королевы-католички. 1е-
оргианским интерьером — кафедрой с колоннами, скамьями,
ретабло с балдахином — часовня обязана не слишком вежли¬
вому профессору классической филологии, ректору Ричарду
Бентли, называвшему своих коллег и студентов не иначе как
“ослы”, “дураки” и “собаки”. С 1742 года он покоится в этой
часовне — хотя неизвестно, почиет ли он в мире. В притворе,
436
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
который гораздо интереснее самой часовни, можно увидеть
целую галерею знаменитостей Тринити-колледжа, увекове¬
ченных на латунных мемориальных табличках, в мраморных
бюстах и статуях. В этой христианской Валгалле восседает
лорд Теннисон, чья свирель наполовину прикрыта лавровым
венком, а напротив него находится великий полиглот сэр
Френсис Бэкон, который уже в двенадцатилетнем возрасте
считал, что учебная программа Тринити-колледжа устарела.
Над всеми ними возвышается, как гласит строка из Лукре¬
ция на цоколе (“Кто род человеческий дарованиями превос¬
ходит”), сэр Исаак Ньютон с призмой в руке, молодой, без
парика — шедевр скульптора-гугенота Луи Франсуа Рубийяка
(1755)* Эта мраморная статуя вдохновила Вордсворта на та¬
кие строки в его знаменитой “Прелюдии”: “...Я видеть мог /
На постаменте статую Ньютона. / Он держит призму. Тихое
лицо / Как циферблат ума, что в одиночку / Плывет сквозь
Мысли странные моря”*.
Около тридцати пяти лет своей жизни Ньютон провел в
Тринити-колледже. Студентом он застенографировал список
своих грехов, от прогуливания служб в часовне до кражи по¬
лотенец (“Пользуясь полотенцем Вилфорда, чтобы сберечь
свое”). В 1669 году его учитель уступил ему кафедру (что само
по себе случается довольно редко), считая ученика более до¬
стойным. Комнаты двадцатисемилетнего профессора мате¬
матики Ньютона, декорированные его любимым малиново¬
красным цветом, располагаются в Большом дворе на лестнице
Е. Здесь были созданы его крупные естественно-научные
труды, заложена основа нового понимания времени и про¬
странства, настолько революционного, что Александр Поуп
посвятил ему эпиграмму: “Природа и ее законы в ночной таи¬
лись мгле. / Но Бог промолвил: Быть Ньютону! И свет стал на
земле”. В минуты отдыха Ньютон выходил в сад, который в те
времена располагался под его окнами, возле входных ворот.
* Перевод А. Шапиро.
437
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Яблоня, которая растет там сегодня, была пересажена в 1954
году, — это потомок дерева, росшего возле дома его родителей
в Линкольншире, с которого в 1665 году, как всем известно,
ему на голову всем весом закона всемирного тяготения об¬
рушилось яблоко. Цветок Кента — так называется ньютонов¬
ский сорт яблок. По заверению храбреца, попробовавшего
их на вкус, они абсолютно несъедобны.
Почти каждую неделю кто-нибудь обращается за разреше¬
нием на съемку в комнатах Ньютона, и каждый раз казначей
вынужден отказывать, потому что там живут члены колледжа.
“У нас нет помещений-мемориалов. Мы не музей, мы здесь ра¬
ботаем”. Вот, например, лестница Е— кто там только не жил,
будучи студентом или профессором: романист Уильям Текке-
рей, историк Томас Бабингтон Маколей, антрополог Джеймс
Фрезер. И, как в библейской генеалогии, одно имя в Тринити-
колледже тянет за собой другое. Взять хотя бы историков: от
Маколея через его внучатого племянника Джорджа Маколея
Тревельяна и его учителя лорда Эктона к ученику Тревельяна
Стивену Рансимену, хронисту Крестовых походов, и дальше к
Э. X. Карру, Орландо Фиджесу и Ричарду Эвнасу ширится фа¬
ланга членов Тринити-колледжа, работавших в русле великой
англосаксонской традиции исторического повествования.
“Социальная история Англии” Тревельяна стала бестселлером,
а сам он — ректором Тринити-колледжа. В память о Славной
революции 1688 года он взял себе номер телефона 16-88. До
2004 года ректором был Амартия Сен, исследователь всемир¬
ной проблемы бедности, супруг дочери Ротшильда и нобелев¬
ский лауреат по экономике.
В южном крыле Грейт-корта, где сторожевую башню укра¬
шает статуя Елизаветы I, в 1967 году квартиру на лестнице К
занял новоиспеченный студент из дома Виндзоров. Три года
принц Чарлз изучал в Кембридже антропологию и историю —
первый студент королевских кровей, который действительно
заработал степень бакалавра и сдал экзамены. К анекдотам
Тринити-колледжа он не прибавил ничего, хотя однажды и
438
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
рассмешил однокашников. Как-то, когда они сидели в ком¬
пании и делились друг с другом, чем будут заниматься после
сдачи экзаменов и кем хотят стать, Чарлз заявил: “Хочу стать
королем Европы”.
К домашним ритуалам Тринити-колледжа относится и уме¬
ние одним махом перепрыгнуть через восемь полукруглых сту¬
пеней трапезной. Похожий на пагоду фонарь венчает плоскую
крышу здания — еще одно возможное спортивное достижение
для любителей лазать по фасадам: “Это самый лучший вид на
университетские Альпы”, как написано в “Путеводителе по
Тринити-колледжу для любителей лазать по крышам” 1899
года. Этот зал длиной более тридцати метров — самая большая
столовая в Кембридже — был построен в 1604—1605 годах по
образцу Мидл-Темпл-холла в Лондоне. С роскошью поддержи¬
вает столовая Тринити-колледжа традицию средневековых
трапезных. Ее интерьер с самого начала был старомодным —
от галереи менестрелей, возвышения для певцов с декоратив¬
ным ограждением виртуозной резьбы, до балочного потолка в
стиле Якова I, слишком изящного для своих размеров. Пласт¬
массовые утята, восседающие тут и там на перекрытиях, сви¬
детельствуют об активности местного Общества верхолазов.
Два высоких эркерных окна с геральдическими мотивами
в оформлении освещают головную часть трапезной: два “вы¬
соких стола”, зарезервированных для ректора, членов совета
колледжа и высоких гостей. На обшитой панелями стене над
ними председательствует Генрих VIII с широко расставлен¬
ными ногами — громадный, как и на уничтоженной фреске
Г. Гольбейна 1537 года во дворце Уайтхолл. Справа от портре¬
та короля-основателя (копия 1667 года) висит портрет его
дочери Марии Тюдор, как всегда строгой, а по левую руку от
короля — длинноногий красивый мальчик пятнадцати лет, ко¬
торый позднее, в 1791 году, уже в отделанной золотом маги¬
стерской мантии выпускника Тринити-колледжа позировал
художнику Джорджу Ромни. Это принц Уильям-Фредерик,
второй граф Глостерский, по прозвищу Глупый Билли, впо¬
439
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
следствии канцлер университета и первый член королевской
семьи, учившийся в Кембридже. Его портрет был заменен на
детский, кисти Джошуа Рейнольдса. Вы не найдете более оча¬
ровательных портретов в галерее знаменитостей Тринити-
колледжа. Нежелание студентов обманываться всем этим бле¬
ском доказывает замечание в “Альтернативном проспекте”:
“Убранство трапезной по-прежнему впечатляет гораздо боль¬
ше, чем то, что подается на стол”.
Изредка здесь можно было встретить члена Тринити-
колледжа Людвига Витгенштейна. Однажды философ осто¬
рожно погрузил ложку в десерт, похожий на пудинг. “Сэр, —
подбодрил его служитель, — если вы копнете поглубже, вы
найдете там персик”. По словам Витгенштейна, это была са¬
мая дружелюбная фраза, какую ему довелось услышать в Кем¬
бридже.
Из коридора трапезной мы выходим в Невилз-корт или
скорее на окаймленную балюстрадой террасу, известную как
трибуна Рена. С этой классической трибуны открывается вид
на второй двор Тринити-колледжа, заложенный по решению
ректора Томаса Невила в 1612 году. На смену средневековой
хаотичности Грейт-корта пришла соразмерность Ренессан¬
са — флигель с колоннадной галереей средиземноморской
элегантности, в которой Ньютон с маятником в руке измеря¬
ет скорость звука, исследуя эхо. В центре двора расположен
безупречный газон. “Однажды студенты загромоздили его ме¬
белью, — вспоминает привратник. — А в другой раз выпустили
во двор белых кроликов”. Безобидная шутка, если вспомнить,
что Байрон со своим медведем гулял именно здесь. Собствен¬
ные комнаты в северном крыле Невилз-корта юный лорд укра¬
сил лампами в греческом стиле, обставил оттоманкой и кро¬
ватью с балдахином. Он имел слугу и лошадь и в уже первом
триместре написал кузине Августе, что чувствует себя “неза¬
висимым, как немецкий принц, который чеканит собствен¬
ную монету”. Из комнат на втором этаже Байрон смотрел на
библиотеку Рена, где ныне он увековечен в мраморе.
440
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
Изначально Невилз-корт был открыт со стороны реки и
выглядел вполне по-домашнему. Монументальное западное
крыло он приобрел, когда учитель Ньютона, ректор Иса¬
ак Барроу (“Бог всегда действует геометрически”), попро¬
сил своего друга Кристофера Рена построить для колледжа
новую библиотеку. Рен сделал это без гонорара, создав свой
кембриджский шедевр (1676—1685). Библиотека Тринити-
колледжа превосходит университетскую библиотеку так же,
как часовня Кингз-колледжа — университетскую церковь. Рен
спроектировал вытянутое в длину здание с открытым колон¬
ным залом на первом этаже, подобно большим залам в антич¬
ных гимнасиях. Высокие окна над аркадами подхватывали
ритм полуциркульных арок; большие, спокойные волны из
кеттонского камня, тщательно обработанного каменотесом
Рена Робертом Грамбольдом, на свету меняли цвет с кремо¬
вого на персиковый. С балюстрады на крыше во двор смо¬
трят четыре статуи, аллегории теологии, юриспруденции,
физики и математики, созданные придворным скульптором
Вильгельма III. Насколько богато украшена стена, выходящая
во внутренний двор, настолько же просто и строго выглядит
фасад, выходящий на реку, расчлененный тремя портиками с
колоннами — вполне достаточно для Бакса, который в то вре¬
мя не был парком.
Один-единственный барочный прием доказывает кон¬
структивно-математический гений Рена. Верхний этаж, где
расположена библиотека, начинается не над триглифным
фризом, как кажется снаружи, а непосредственно под арка¬
дой. Дополнив арки люнетами, Рен скрыл истинную высоту
этажа. Опустив уровень пола, он выиграл пространство как
под полки, так и под большие окна, получив очень простор¬
ный и светлый зал. В строительстве этой библиотеки, гораз¬
до более монументальной, чем кажется снаружи, Рен следо¬
вал великим образцам Ренессанса (библиотека Лауренциана
работы Микеланджело во Флоренции и библиотека Сансови¬
но в Венеции).
441
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
А что за интерьер! Сорок шесть метров в длину, двенадцать
в ширину и столько же в высоту — дворец для книг с логовами
для чтения между полками, которые впервые расположились
вдоль стены и под прямым углом к полкам, — комбинация ан¬
глийской стеллажной системы и континентального читально¬
го зала. Рен спроектировал табуреты и столы с вращающими¬
ся пультами для книг в учебных кабинетах, а также книжные
полки из дуба, мореные в розовый цвет под кедр. Резьба же,
напротив, выполнена из липы, причем так виртуозно, как это
было под силу в то время только одному человеку — Гринлин¬
гу Гиббонсу, гражданину природы, как восславил его Горацио
Уолпол, который “дереву придает свободную и воздушную
легкость цветов”. Между 1691 и 1695 годом Гиббонс украсил
книжные шкафы Тринити-колледжа цветочными гирлянда¬
ми, фруктами, щитами и эмблемами. На одной из двадцати че¬
тырех основных панелей на самом верху сидит, приготовив¬
шись к прыжку, резной кузнечик. Имеется даже мраморная
статуя шестого герцога Сомерсетского, тогдашнего канцлера
университета, — правда, неуклюжая, так как мрамор не был
привычным материалом для Гиббонса.
Любое большое помещение в этом колледже превраща¬
ется в чертог героев Валгаллы. Звезды Тринити-колледжа за¬
полняют не только часовню и холл, но и библиотеку. Двой¬
ную почетную стражу перед книжными шкафами и над ними
несут ряды мраморных бюстов — Бэкон, Бентли, Ньютон,
старые знакомые и давно забытые имена, лучшие из которых
являются работами Рубийяка (начиная с 1751 года) — вместе
с греческими, римскими и английскими мыслителями и поэ¬
тами, будто на этом Олимпе знаний выпускниками Тринити-
колледжа стали даже Сократ, Цицерон и Шекспир.
Далее мы подходим к черно-белой мраморной плите в кон¬
це зала. Перед большим южным окном сидит на пьедестале
лорд Байрон, “изо всех сил старающийся выглядеть несчаст¬
ным”, по словам Бертеля Торвальдсена, которому поэт по¬
зировал в Риме. В погребении в Вестминстерском аббатстве
442
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
скандальному автору было отказано соборным капитулом; не
разрешили и установить надгробный памятник в натуральную
величину, так что в результате мраморная скульптура 1829
года обрела прописку в библиотеке байроновского колледжа.
Завершает этот апофеоз славы барочная роспись по стеклу:
Cantabrigia, воплощенная alma mater, представляет своих су¬
перзвезд Ньютона и Бэкона королю Георгу III, окруженному
аллегорическими фигурами Британии, Славы и нимфами в
легких одеждах.
Мы почти забыли, что главное в библиотеке — книги. Из
почти двухсот тысяч томов, хранящихся в библиотеке Рена,
примерно пятьдесят пять тысяч были изданы до 1820 года.
Из этого океана слов, как коралловые рифы, выступают от-
дельные блоки: собрание ранних изданий Шекспира, Рот-
шильдовская коллекция английской литературы xviii века,
личная библиотека Ньютона вместе с его прогулочной тро¬
стью и собрание итальянского экономиста из Турина Пьеро
Сраффа, которого в 1927 году Мейнард Кейнс позвал в Кем¬
бридж и который провел остаток жизни членом Тринити-
колледжа. К сокровищам реновской библиотеки относят и
Библию для ботаников, Historia Plantarum (1686—1704), члена
Тринити-колледжа Джона Рея. На этом энциклопедическом
описании двадцати тысяч видов растений покоится система
Линнея. Но книжные радости предназначены не только для
ученых. В витринах библиотеки Рена выставлены кое-какие
жемчужины и для библиофилов-любителей, такие как руко¬
пись “Винни Пуха”, который превзошел славой байроновско¬
го медведя и чей автор А. А. Милн учился в Тринити-колледже
(к сведению паломников: Уэвелл-корт, лестница Р)\ рукописи
стихотворений Джона Мильтона и А. Э. Хаусмана, издание
“Благочестивого пахаря” xiv века, когда стали появляться пер¬
вые тексты на общеупотребительном языке и английский
пришел на смену французскому даже в придворном общении.
К книжным редкостям Тринити относятся также инкунабулы,
книжные миниатюры, более тысячи двухсот средневековых
443
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рукописей, в том числе издание Св. Иеронима, где красочно
выписанная буквица Л читается как пародия на тьюторов:
мужчина учит азбуке дрессированного медведя (хи век). Ла¬
тинская копия письма апостола Павла, сделанная, вероятно,
каким-то ирландским монахом, — старейший манускрипт би¬
блиотеки Тринити-колледжа (viii век).
В сейфе колледжа хранится наследие Людвига Витген¬
штейна: его дневники, заметки, тысячи машинописных стра¬
ниц. Витгенштейн вернулся в Кембридж в 1929 году. “Вчера
долго сидел в саду Тринити и думал: поразительно, как хоро¬
шее физическое развитие всех этих людей сочетается с пол¬
ной бездуховностью”, — записал он в дневнике. Десятью года¬
ми позже Витгенштейн стал преемником Джорджа Эдварда
Мура, вступив в “абсурдную должность профессора филосо¬
фии”, по его собственному выражению. В небольшом кругу
учеников (“Мои лекции — не для туристов”) он обозначал
границы языка и мышления — запинаясь и умолкая, витиева¬
тыми, афористичными предложениями, — седой, сухопарый
человек энигматической ясности, которого может понять
только зеленый человечек с Марса, с которым он дискутиру¬
ет в фильме Дерека Джармена “Витгенштейн”. После таких
семинаров он совершенно выбивался из сил и, чтобы рассла¬
биться, сразу отправлялся в кино — как правило, на американ¬
ский вестерн.
Витгенштейн жил на другой стороне Тринити-стрит в
спартанских условиях, в маленькой квартире, выходившей
во Уэвелл-корт. Этажом ниже жил лирик и профессор латыни
А. Э. Хаусман. Два члена Тринити-колледжа, один гомосексу-
альнее другого, оба с тяжелым характером — ситуация явно
не из простых. Хаусман во всяком случае так не любил фило¬
софа Витгенштейна, что в одной настоятельной ситуации не
позволил ему воспользоваться своим туалетом.
В середине xix века Тринити-колледж распространился
через Грейт-гейт в старый город. Уэвелл-корт (1859—1868)
был построен в стиле тюдоровской готики по проекту Энто¬
444
ТРОЕ ДЛЯ ТРОИЦЫ
ни Сальвина и назван по имени тогдашнего ректора Уильяма
Уэвелла — тьютора Теккерея и Теннисона, викторианского
ученого-полиглота, человека “неукротимой энергии и безгра¬
ничной надменности” (Ноэль Аннан).
Рядом с Уэвелл-кортом возвышается Вольфсон-билдинг,
пятиэтажное студенческое общежитие с двумя фонарями,
похожими на опрокинутые пирамиды (1968—1972). Вавилон¬
ским зиккуратом смотрится это новое здание в историческом
центре. Рядом находится еще одно общежитие для студентов
Тринити-колледжа, Блю-Боу-корт, в эстетическом плане более
удачный проект Ричарда Маккормака (1996).
Весь квартал между Тринити-стрит и Сидней-стрит, Грин-
стрит и Олл-Сэйнтс-пассаж принадлежит Тринити-колледжу,
крупнейшему землевладельцу Кембриджа. Если кому-то, как
студентам Тринити-колледжа, повезет поселиться в бывшем
отеле “Блю Боу” прямо напротив колледжа, то у него будет
повод для радости каждый раз, когда он спускается в бар на
первом этаже со звучным и не требующим объяснений назва¬
нием “Ха! Ха!”.
От Моста вздохов
к Свадебному торту:
Сент-Джонс-колледж
Кража, убийство, инцест, явное прелюбодеяние или
распутство, лазанье через стены или открывание
ворот в ночное время... караются изгнанием из кол¬
леджа.
Из статута Сент-Джонс-колледжа (xvi в.)
Между посещениями колледжей необходима
пауза. Литературная пауза в Кембридже на¬
зывается “Хефферс”, книжный магазин на
Тринити-стрит. Этот аналог оксфордского
книжного магазина “Блэкуэлле” в 1876 году
основал человек, не имевший ни малейшего отношения к
наукам — Уильям Хеффер, сын фермера с болот Кембрид¬
жшира. Название “Хефферс” стало привычным к 1999 году,
когда внук основателя продал фамильное дело фирме “Блэку¬
элле ”. Эта смена владельцев, считают там, была равнозначна
ничьей в лодочных гонках. “Хефферс” продолжает грести
под своим именем, но у руля уже “Блэкуэлле”. У одного из ше¬
сти филиалов “Хефферс” — детского книжного магазина на
Тринити-стрит — витрины сохранились со времен Регентства.
Дома из обожженного кирпича xviii и xix веков, внизу — лав¬
ки, наверху — квартиры, легкий изгиб улицы, небольшая пло¬
щадь с лавками и березами. Парк Олл-Сэйнтс-гарден прежде
был кладбищем возле давно снесенной церкви. По выходным
дням ремесленники расставляют тут свои палатки.
Розовым цветом отливает тюдоровский кирпич Сент-
Джонс-колледжа. Сторожевая башня с ромбовидным узором
446
ОТ МОСТА ВЗДОХОВ К СВАДЕБНОМУ ТОРТУ
из голубого обожженного кирпича и четырьмя восьмиуголь¬
ными угловыми башенками — одна из самых классических в
Кембридже. Сент-Джонс-колледж, как и его сосед Тринити-
колледж, сразу же живописно представляет посетителям весь
штат своих основателей. Два трагелафа, сказочных существа
с телом антилопы, головой козы и слоновьим хвостом, дер¬
жат увенчанный короной герб леди Маргарет Бофор, матери
Генриха VTI. Здесь даже роскошнее, чем в Крайстс-колледже,
основанном ею ранее, представлены эмблемы Тюдоров: пада¬
ющая решетка и алая роза Ланкастеров. Пышно цветут на ге¬
ральдическом поле маргаритки и незабудки, цветочная игра
слов в честь леди Маргарет, чей девиз был: “Чаще вспоминай
меня”. Но златокудрая фигура 1662 года в нише под готиче¬
ским балдахином — вовсе не царственная благодетельница, а
духовный покровитель колледжа, евангелист Иоанн со свои¬
ми атрибутами: орлом и кубком со змеей. Ему была посвящена
монастырская больница августинцев (ок. 1200 года), на чьих
обширных землях через два года после смерти леди Маргарет
и был в 1511 году построен Сент-Джонс-колледж. Движущей
силой этого мероприятия стал ее душеприказчик, епископ
Джон Фишер.
Как только минуем красивый гофрированный дубовый
портал и пройдем под веерным сводом 1516 года, перед нами
откроется цепь дворов и зданий постройки от начала xiii до
конца хх века, тянущаяся через реку в парк до Куинс-роуд, об¬
щей протяженностью более полукилометра. “Это словно ма¬
ленький город”, — говорит Дон, один из привратников. По
площади Сент-Джонс-колледж — самый большой, а студентов
и денег больше только в Тринити-колледже.
Здесь возможно все, как можно видеть у входа на лестницу
Gb первом дворе, где мы читаем: “Олень, 15 ноября 1777 года”.
По-видимому, олень смог подняться до половины лестницы,
прежде чем был убит охотниками. Первый двор является ста¬
рейшей частью колледжа, и здесь на лестнице F некогда жил
юный Вордсворт. Сегодня он не узнал бы противоположно¬
447
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
го крыла: часовню, куда он ходил, стоявшую здесь со времен
больницы Св. Иоанна, давно снесли и на газоне остался толь¬
ко фундамент. За ним — часовня в неоготическом стиле, слиш¬
ком большая для этого двора. Правда, в трапезной Вордсворт
обнаружил бы свой портрет.
Трапезная с массивным балочным сводом, украшенным
позолотой, — одна из самых красивых в Кембридже: чистый
тюдоровский стиль со вторым викторианским эркером. Та¬
кие эркерные окна на уровне почетного стола встречались
уже в средневековых поместьях, чтобы господа могли тра¬
пезничать при свете. Над местом ректора, как почти в каж¬
дом колледже, висит портрет основателя: Маргарет Бофор
в белом чепце аббатисы на коленях перед часословом. Роу¬
ленд Локи, ученик Николаса Хильярда, написал этот портрет
в 1598 году, спустя почти девяносто лет после ее смерти. За
образец он взял скульптурное изображение на ее саркофаге
в Вестминстерском аббатстве. Иоанниты, студенты Сент-
Джонс-колледжа, любят свою основательницу, и старейший
яхт-клуб в Кембридже, основанный в 1825 Г°ДУ» был назван
в ее честь. Из-за ярко-алых спортивных курток членов этого
клуба в обиход вошло слово “блейзер”, которое теперь обо¬
значает любую спортивную куртку или кофту яркого цвета.
Портретная галерея колледжа предлагает небольшой ас¬
сортимент знаменитых иоаннитов, от лорда Бергли, самого
влиятельного министра и университетского политика при
дворе Елизаветы I, до премьер-министра королевы Викто¬
рии лорда Палмерстона. Гуманист Роджер Эшем, наставник
Елизаветы I, ее астролог Джон Ди, английский Нострада¬
мус, праведный Филип Говард, которого она оставила уми¬
рать в Тауэре, — все они вышли из Сент-Джонс-колледжа. За
естественно-научную славу колледжа отвечают такие лауреа¬
ты Нобелевской премии, как Поль Дирак, Эдвард Эпплтон и
физик-ядерщик Джон Кокрофт. Не будем также забывать, что
именно выпускники Сент-Джонс-колледжа первыми пересек¬
ли Антарктику по суше (сэр Вивьен Фукс, 1957) и провезли
448
ОТ МОСТА ВЗДОХОВ К СВАДЕБНОМУ ТОРТУ
нас “автостопом по галактике” (Дуглас Адамс в его книге под
таким же названием, 1979).
Часовня Сент-Джонс-колледжа скорее похожа на большую
приходскую церковь, чем на университетскую часрвню. Она
была построена по проекту сэра Джорджа Гилберта Скотта
(1863—1869) в стиле конца xiii века и представляет собой мону¬
ментальное недоразумение. Пропорции здания так же плохо
сочетаются с его окружением, как и строительный материал,
известняк вместо жженого кирпича. Многоугольную апсиду
Скотт подсмотрел в Сен-Шапель в Париже, Т-образную гори¬
зонтальную проекцию с поперечным зданием и средокрест¬
ной башней — в оксфордских университетских часовнях. На
то, что раздражало современников, теперь смотришь спо¬
койнее. Эта часовня — внушительный пример неоготической
церковной архитектуры с классическим примером декора
викторианской эпохи. Красный гранит, зеленый серпентин,
мрамор разных цветов — расходы колледжа оказались такими
же колоссальными, как и башня часовни. И хотя в ней есть
два проема для колоколов, колоколов там нет.
Английская любовь к игре слов — постоянный источник
радости, даже по ту сторону жизни. В притворе часовни сто¬
ит саркофаг Хью Эштона, одного из первых членов колледжа,
скончавшегося в 1522 году. Решетка и надгробный памятник
украшены ребусом, в котором зашифровано его имя: ясень,
растущий из бочки (ash-tun). Двойной смысл подчеркивает и
двойственная фигура самого Эштона: верхняя в академиче¬
ской мантии, нижняя — в виде скелета.
Члены колледжа до сих пор собираются в часовне для
выбора ректора, но в вечерней службе могут принимать
участие все желающие. Мальчики из хора и “джентльмены
Сент-Джонс-колледжа” славятся среди знатоков совершенно
особенным звучанием. Кто слышал в первую среду Великого
поста Miserere Грегорио Аллегри, не забудет этого исполнения,
как и хорала, который поют мальчики на самом верху башни
каждый год в полдень на праздник Вознесения. Лишь два кем¬
449
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
бриджских колледжа могут позволить себе собственную хоро¬
вую школу, Кингз-колледж и Сент-Джонс-колледж. На протя¬
жении сорока лет до 1991 года хором Сент-Джонс-колледжа
руководил валлиец Джордж Гест, завоевавший мировую славу
гастролями по всему свету; его хор выступал даже в Сидней¬
ском оперном театре.
Никакой другой колледж не создает подобного ощущения
осевой симметрии и архитектурного единства, как три двора
Сент-Джонс-колледжа, идущие уступом один за другим между
улицей и рекой.
Как эхо привратного дома, еще одна сторожевая башня сто¬
ит в конце второго двора, построенного в 1598—1602 годах на
средства графини Марии Шрусбери, изображение которой мы
видим над портиком. “Она умерла на эшафоте, — рассказывает
привратник Дон и дергает шеей, — в те времена это было очень
просто”. Затем Дон показывает мне помещения, которыми чле¬
ны колледжа пользуются только в торжественных случаях: зал
собраний на втором этаже северного крыла (1599—1601). Это
бывшая ректорская “длинная галерея” длиной около тридцати
метров с богато украшенным лепным потолком; ее стены об¬
шиты панелями, повсюду серебряные подсвечники — елизаве¬
тинский интерьер, красивее которого не сыщешь во всем Кем¬
бридже. “Его длина почти двадцать четыре метра, — говорит
Дон. — Здесь могут разместиться сто восемьдесят гостей”.
Одновременно с третьим двором в xvii веке Сент-Джонс-
колледж получил и новую библиотеку. Это северное крыло
заканчивается у реки эркером, на котором стоит дата: 1624
год. Сквозь стрельчатое ажурное окно на второй этаж пада¬
ет какой-то архаический свет, освещая вытянутое помещение
в позднеготическом стиле, которое из-за стеллажной систе¬
мы хранения книг производит совершенно средневековое
впечатление. Дубовые шкафы с книгами украшены орнамен¬
том в ренессансном стиле, а с торцовой стороны есть двер¬
цы, за которыми можно найти перечень книг. К приятным
сюрпризам относятся и низкие табуреты для ног. Раньше их
450
ОТ МОСТА ВЗДОХОВ К СВАДЕБНОМУ ТОРТУ
было по числу мест для чтения, по два ца каждый пюпитр: так
даже низкорослые читатели могли пользоваться пюпитрами,
не рискуя отморозить ноги.
В верхней библиотеке колледж хранит только книги,
изданные до 1800 года, — тогдашний академический канон
античных, теологических и естественно-научных трудов,
включая и самый ранний в Англии справочник по родовспо¬
можению (De arte natandi, 1587). Этажом ниже, в огнестойкой
климатической камере, хранится около двухсот шестидесяти
иллюстрированных средневековых рукописей. Там же лежит
и изумительный часослов в переплете из кожи ягненка, кото¬
рый леди Бофор подарила своей придворной даме, предпо¬
слав этому такие строки: “Моей дорогой леди Ширли, моли¬
тесь за меня”.
В библиотеке Сент-Джонс-колледжа хранятся первые из¬
дания знаменитых выпускников, чайная чашка и пресс-папье
Уильяма Вордсворта, фотографии Сесила Битона, который
начинал учебу с намерением “стать эстетом-фанатиком”. В то
время он был слишком застенчив, но через три года, когда по¬
кинул колледж без ученой степени, стиль его костюмов и сцени¬
ческих декораций для студенческих постановок в Кембридже
уже привлекал широкое внимание. То же самое относилось к
его первой фотосессии в журнале Vogue в 1924 году, где он пред¬
ставил потрет Джорджа Рейнольдса в роли герцогини Мальфи.
Большая часть книг, свыше восьмидесяти тысяч томов,
хранится в соседнем новом здании библиотеки. Архитектор
Эдвард Каллинан в 1993 году расширил викторианское за¬
падное крыло Чепел-корта, достроив поперечное здание из
красного кирпича со вставками из известняка, увенчав его
фонарем из стали и стекла, который функционирует как вен¬
тилятор с сенсорным управлением, а видом напоминает стоп¬
ку китайских шляп.
Из старых дворов Сент-Джонс-колледжа через реку Кем
переброшены два моста. Олд-бридж, обрамленный балюстра¬
дами, спроектировал превосходный каменотес Рена Роберт
451
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Грамболд (1709—1712). Второй — экстраваганза в неоготиче-
ском стиле от Генри Хатчинсона под названием Мост вздохов
(1831), задуманный по образцу одноименного моста в Вене¬
ции. Когда летом кембриджские гондольеры, стоя на корме
остроносых яликов и небрежно пользуясь длинными шеста¬
ми, словно прогулочной тростью, проводят лодки под арка¬
ми моста, лучшей картинки для рекламного проспекта и не
придумаешь. Крытым мост сделали из-за статута колледжа,
предписывавшего студентам ночью казарменное положение
в стенах учебного заведения. Поэтому и ажурные окна моста
не застеклены, а забраны решетками. Как видим, оснований
для вздохов более чем достаточно.
Средневековой фата-морганой должен был казаться со¬
временникам Нью-корта, со строительством которого Сент-
Джонс-колледж впервые расширился на другую сторону реки
(1826—1831). Крестовый ход с готическими окнами и зубча¬
тым венцом связывают два внешних крыла, в центре возвы¬
шается увенчанная фонарем сторожка с башнями по бокам,
а аркбутаны, фиалы и контрфорсы доводят стиль до неого-
тического крещендо. Это сооружение немедленно прозвали
Свадебный торт. Благодаря светлому кеттонскому известняку,
стилистически цельный ансамбль Нью-корт ярким пятном
выделяется на зеленом полотне Бакса — прекрасный пример
готического возрождения с классическими элементами, по¬
строенный по проекту Томаса Рикмана и его ученика Генри
Хатчинсона.
Кстати, именно Рикман ввел в обиход понятия “ранний
английский”, “декоративный” и “перпендикулярный” стиль —
термины, с помощью которых мы классифицируем англий¬
скую готику.
Каменный орел над килевидной аркой ворот Ныо-корта
стал предметом множества студенческих шуток. Этот атрибут
святого покровителя колледжа то красили в красный цвет, то
надевали ему на шею галстук-бабочку или водружали на голову
шляпу.
452
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДЕВЯТЬСОТ ТРИ КНИГИ И ОДИН ДНЕВНИК
Привратник Сент-Джонс-колледжа может порассказать
и не такое: “Однажды мы с крыши сбросили рояль прямо в
реку — да, вот это была шутка”.
Сент-Джонс-колледж не заканчивается и за Нью-кортом,
и он по-прежнему готов удивлять. На берегу реки начина¬
ется образцовый участок с университетской архитектурой
хх века: здание длинными, плавно изгибающимися линиями
пересекает парк, образуя открытые дворы и чередуя стены с
деревьями — диалог с ландшафтом в стиле питтореск, пользу¬
ясь современным лексиконом. Криппс-билдинг от Пауэлла и
Мойи (1963—1967) — это студенческое общежитие на двести
человек, почти в четыре раза больше, чем было студентов
колледжа в xvi веке. Есть также пентхаусы для преподавате¬
лей и вечеринки на крыше для всех остальных.
Когда труппа Lady Margaret Players показывает новую пьесу,
любители театра Сент-Джонс-колледжа собираются в Школе
Пифагора. Этот массивный каменный дом, построенный око¬
ло 1200 года (один из самых старых в стране), в 1270 году был
приобретен Уолтером де Мертоном как возможное приста¬
нище для оксфордских школяров. Лишь в 1959 году Мертон-
колледж продал свой эксклав Сент-Джонс-колледжу вместе с
соседними фахверковыми зданиями, известными как Мертон-
холл (xvi—xvii век).
Широкие возможности для общения с природой Сент-
Джонс-колледжу обеспечивает его парк в Баксе. У Ланселота
Брауна имелись свои представления о естественном, и сад,
который он разбил в 1778 году для членов колледжа, был из¬
вестен просто как “глушь”. Там растут старые дубы, каштаны и
лириодендроны, а весной под деревьями расцветают малень¬
кие золотистые нарциссы, которые обессмертил в своих сти¬
хах Вордсворт.
453
Две тысячи девятьсот три
книги и один дневник:
Сэмюэль Пепис
в Магдален-колледже
Прогулялся в Магдален-кояледж... и вдоволь напил¬
ся местного пива, которое показалось мне лучшим
из тех, что я пивал.
Сэмюэль Пепис (25 мая 1668 г.)
Pike по-английски щука; pickerel — щуренок, a Pickerel
Inn — излюбленная пивная щурят из Магдален-кол-
леджа, расположенного наискосок от нее. Пять
трактиров стояло когда-то на небольшом расстоя¬
нии друг от друга между рекой и перекрестком
у конца Кастл-стрит и по меньшей мере столько же борделей.
С “домом Магдалины”, исправительным заведением для про¬
ституток, у Магдален-колледжа общее только то, что святая
покровительница колледжа является и патронессой раскаяв¬
шихся блудниц.
Много поколений студентов колледжа отмечали в этой
пивной свои победы и поражения; стены паба увешаны груп¬
повыми фотографиями игроков в регби и хоккей, футболи¬
стов и членов общества “Виверны”. Чтобы стать членом этого
эксклюзивного спортивного клуба, нужно за три минуты вы¬
пить три пинты пива, последнюю — пополам с водкой. И все
же имидж мачо существенно пострадал с тех пор, как колледж
в 1988 году, последним в Оксфорде и Кембридже, допустил
в свои ряды студенток. Этот бастион “старых итонцев” долго
славился тем, что его студенты больше интересуются разведе¬
454
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДЕВЯТЬСОТ ТРИ КНИГИ И ОДИН ДНЕВНИК
нием собак, чем учебой. Небольшое викторианское собачье
кладбище в Феллоус-гарден — последнее подтверждение этой
легенды. Так и лежат в академической земле Бамбл и Неттл,
Ти-Ти и “верный пес Тим”. Магдален-колледж, который всег¬
да произносится mo.dlin и пишется всегда с е на конце в от¬
личие от оксфордского Магдален-колледжа — единственный
из старых колледжей, построенный на западном берегу Кема.
Там в 1428 году бенедиктинцы основали свою орденскую кол¬
легию. После роспуска монастыря Бэкингем-колледж, как он
тогда назывался, достался лорду Томасу Одли, лорду-канцлеру
Генриха VIII, который и основал его вновь под названием
колледж Св. Марии Магдалины в 1542 году. Его наследники,
Невиллы, до сих пор обладают правом назначать ректора
колледжа.
Как и сам колледж, первый двор (ок. 1430—1580) тоже не¬
большой и уютный. Герб монастыря на некоторых порталах
еще напоминает о днях орденской коллегии. В восточном
флигеле с фонарем, похожим на телескоп, располагается
трапезная, над входом в которую начертан девиз основателя
колледжа — “Береги свою честь”, который студенты любят
трактовать как “Береги свою печень”. Очарование трапезной
придает галерея, украшенная богатой резьбой; из нее, как в
камерном театре, можно смотреть вниз на столы с мерцаю¬
щими свечами. Обед при свечах — это будни колледжа, потому
что в трапезной и по сей день нет электрического света (хотя,
разумеется, есть выход в Интернет).
Если бы я мог выбирать, с кем из мужчин Магдален-
колледжа, чьи портреты висят в холле, провести вечер, то
вряд ли нашел бы спутника занятнее, чем Сэмюэль Пепис.
Бонвиван эпохи Реставрации — таким изображен он на пор¬
трете, написанном сэром Питером Лели (или его ассистен¬
том) в 1673 году, сразу же после получения Пеписом должно¬
сти в Адмиралтействе. И все же своему колледжу он оставил
потрясающий автопортрет в книгах — Bibliotheca Pepysiana во
втором дворе колледжа.
455
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Большинство книжных собраний xvii века давно рассея¬
лось по миру. Библиотека Пеписа чудесным образом сохра¬
нилась полностью, причем именно в том виде и в таком же
порядке, какой был заведен в его лондонской квартире при
его жизни. Это была в высшей степени современная библио¬
тека с застекленными книжными шкафами, первыми в своем
роде в Англии, изготовленными в 1666 году Томасом Симпсо¬
ном, столярным мастером Адмиралтейства. Шкафы к тому же
были сколочены из корабельных досок — из дуба, а не из крас¬
ного дерева или ореха, как было принято. Действуя столь же
экономно и системно, как при наведении порядка во флоте,
Пепис обустраивал и свою библиотеку: двенадцать шкафов,
в каждом примерно по двести пятьдесят книг, поставленных
в два ряда, из экономии места книги подобраны по размеру
(и, разумеется, по авторам и тематике). Вся библиотека за¬
нимает небольшое помещение на втором этаже над аркадами,
и ее компактность весьма показательна. Пепис был убежден,
что библиотека образованного человека должна содержать
лишь то, что он может освоить сам, что отражает его интере¬
сы и сферу деятельности. В любом случае это гораздо больше,
чем решаются позволить себе многие нынешние школьные
мудрецы.
Для Пеписа детали повседневности были не менее важ¬
ными, чем идеи Платона, а чтение произведений классиков
столь же естественно, как и ньютоновских “Начал матема¬
тики”, на издание которых он как президент Королевского
общества давал официальное разрешение.
В витринах, защищенных от света, хранятся некоторые
раритеты его библиотеки: инкунабулы Кэкстона, первые нот¬
ные записи полифонической музыки, средневековые руко¬
писи, альбом для рисования с потрясающими акварельными
рисунками зверей {Monk's Drawing Book, ок. 1400 года). В боль¬
ших кожаных фолиантах Пепис хранил гравюры Дюрера,
Рембрандта, тысячи графических работ — портреты, библей¬
ские сюжеты — и целую коллекцию образцов каллиграфиче¬
456
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДЕВЯТЬСОТ ТРИ КНИГИ И ОДИН ДНЕВНИК
ского письма от vii века до времени Пеписа. Пепис собирал
также баллады и народные книги, так называемые Penny Merri¬
ments — своеобразный срез поп-культуры xvii века. И, конечно,
материалы о его служебной деятельности во флоте: письма,
меморандумы, статистические отчеты, иллюстрированный
инвентарный перечень вооружения на флоте Генриха VIII,
провиантский список испанской Армады, корабля за кора¬
блем — сокровищница необыкновенных документов.
Пепис переплел свои книги In Decency and Uniformity (благо¬
пристойно и единообразно). На каждом экземпляре стоит его
имя, герб, экслибрис с его портретом и эмблемой — канат и
якорь, двойной картотечный номер и его девиз, который мы
также могли прочесть над входом в библиотеку — сентенцию
из цицероновского “Сна Сципиона”: “Дух каждого человека —
это и есть человек”.
Все, что являла собой в те времена книжная культура,
представлено в этом собрании: эстетика, разум и красота во
всем — в слове, печати и переплете, от каждой буквы на пере¬
плете до книжных шкафов и библиотеки в целом.
Этот поистине изысканный кабинет Пепис, умерший без¬
детным, в 1703 году завещал своему колледжу, “на пользу по¬
томкам”. Педантичный Пепис оговорил, что его библиотека,
которую он воспринимал как самостоятельное произведение
искусства, должна сохраниться в неприкосновенности, “ни
одной книгой больше”. “Ни одну из двух тысяч девятисот
трех книг нельзя выносить из этого помещения, даже рестав¬
рируют их здесь, на месте”, — говорит библиотекарь Ричард
Лакетт. Если какая-нибудь книга потеряется, будет украдена,
продана или, наоборот, добавлена, вся библиотека целиком
отходит Тринити-колледжу. Однако Тринити-колледж, гово¬
рит доктор Лакетт, уже лишился своих прав, так как нерегу¬
лярно исполнял свои обязанности по надзору за библиотекой.
Лишь ректор Магдален-колледжа может дать разрешение на
вынос книги из библиотеки Пеписа, да и то раз в году. С 1819
года этой привилегией не воспользовался ни один ректор.
457
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
И наконец, доктор Лакетт показывает мне книгу книг,
дневник Сэмюэля Пеписа.
Оригинал рукописи содержит около трех тысяч ста
страниц, шесть томов в коричневом переплете из телячьей
кожи, написан чернилами на нелинованной бумаге, калли¬
графическим разборчивым почерком человека с ясными
мыслями и любовью к порядку. Записи Пепис часто делал
поздно ночью, при свете свечи, напрягая зрение. Из страха
ослепнуть в 1669 году он перестал вести дневник после того,
как в течение десяти лет редкий день оставался без записи.
Ведь он уделял внимание не только значительным событи¬
ям — реставрации монархии, чуме, лондонскому пожару, — но
с такой же скрупулезностью и откровенностью описывал и
собственные будни, мечты, настроения, адюльтеры, пользу¬
ясь при этом скорописью, которую изучил еще студентом, а
вовсе не тайным шифром, как долго считалось. В 1819—1822
годах студент Сент-Джонс-колледжа расшифровал стено¬
граммы Пеписа. Причем ключ к дневникам все это время
хранился в библиотеке: Tachygraphy Томаса Шелтона, сте¬
нографическая система 1626 года, которой и пользовался
Пепис.
Бросим еще один взгляд на здание, которое теперь носит
его имя. Надпись над центральной аркой колоннады — Biblioth-
еса Pepysiana, 1724—не сообщает ни первоначального назначе¬
ния здания, ни дату постройки. Библиотеку перенесли сюда в
1724 году, но документы об истории строительства здания со¬
общают немного. Центральный блок с двумя боковыми фли¬
гелями и двойными щипцами, светлый известняковый фасад,
классически симметричный, задний фасад елизаветинской
эпохи из красного кирпича, выходящий в сад, — строитель¬
ство начато около 1585 года. Почти сто лет спустя строитель¬
ство было завершено; орнамент на антрвольтах и окна — до¬
бавление XVIII века. Библиотека Пеписа — это уникальный
опыт, и в конце я могу лишь повторить его слова: “Итак, я уда¬
ляюсь, премного довольный”.
458
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДЕВЯТЬСОТ ТРИ книги и один ДНЕВНИК
Лучше всего сохранившийся средневековый жилой ан¬
самбль находится напротив колледжа на Магдален-стрит. За
фахверковыми домами, поражавшими еще Пеписа, Магдален-
колледж обустроил еще три двора. Вход бывшей гостиницы
Кросс-Киз-инн (дома № 25 и № 25а) ведет в Бенсон-корт. За¬
тянуть “Страна надежды и славы” здесь отнюдь не неуместно,
ибо текст к музыке Эдварда Элгара для этого гимна, который
и по сей день является хитом последней ночи двухмесячного
фестиваля классической музыки ВВС, написал ректор Модлин-
колледжа А. С. Бенсон, с прибыли от которого, как говорят,
он профинансировал строительство двора Бенсон-корт. Реа¬
лизована была лишь треть от того, что предполагалось по
плану, — один чересчур длинный и громоздкий кирпичный
корпус по проекту архитектора Эдвина Лаченса (1930—1932).
Слава богу, что у знаменитости не получилось сделать больше.
Если бы все шло, как он задумал, пришлось бы сносить остав¬
шиеся здания XVI века, которые его коллега Дэвид Робертс в
1950-е годы заботливо приспособил под общежитие.
Скромные новостройки завершают “поселок” — сельскую,
домашнюю часть Магдален-колледжа, к которой относится и
Мэллори-корт, названный в честь бывшего студента, альпи¬
ниста Джорджа Мэллори. Он погиб в 1924 году на вершине
Эвереста, где и нашли его тело, правда, только в 1999 году. На
вопрос, почему он хочет покорить Эверест, Мэллори ответил
кратко: “Потому что он есть”.
Круглые церкви,
эксцентричные клубы
и колледж, полный петухов
Дебаты - это публичные беседы с удовольствием, раз¬
говор, который имеет цель, оргазм без пачкотни.
Клуб “Кембридж-Юнион”
Из всех мостов через реку Кем Магдален-бридж
является единственным, где начиналась исто¬
рия. На этом месте находилась первая и долгое
время единственная переправа Грейт-бридж,
которой Кембридж обязан своим названием.
Именно там римская Via Deuana из Колчестера пересека¬
ла Кем, который образовывал границу между Восточной и
Центральной Англией. На смену бесчисленным деревянным
мостам и одному каменному в 1823 Г°ДУ наконец пришел мост
из литого железа, который в наши дни с некоторым содрога¬
нием выдерживает вес современного транспорта.
Внизу, где плоскодонки ожидают клиентов, в конце ix века
находился торговый порт викингов. Период завоевания до
сих пор имеет слабый отзвук в названии церкви на Бридж-
стрит: это церковь Св. Клемента, который был святым покро¬
вителем христианских моряков, обеспечивавшим безопас¬
ность от мародеров-викингов. Более интересная церковь с
архитектурной точки зрения находится немного ближе к цен¬
тру города, где Сент-Джонс-стрит отделяется от старой рим¬
ской дороги: это церковь Гроба Господня, больше известная
здесь как Круглая церковь.
460
КРУГЛЫЕ ЦЕРКВИ, ЭКСЦЕНТРИЧНЫЕ КЛУБЫ И КОЛЛЕДЖ, ПОЛНЫЙ ПЕТУХОВ
Это старейшая из пяти круглых церквей в Англии. Об¬
разцами для них послужили римские и ранние христианские
ротонды над гробницами, особенно над часовней Гроба Го¬
сподня в Иерусалиме. Кембриджская Круглая церковь была
построена около 1130 года членами Братства Гроба Господ¬
ня. Единственная сохранившаяся оригинальная часть — цен¬
тральный купольный зал с закрытой галереей. Четыре корот¬
ких закругленных контрофорса поддерживают галерею с еще
более короткими, но не менее мощными устоями и двойными
арками, и пространство выглядит одновременно стесненным
и монументальным, с напряженной концентрацией энергии,
как у штангиста перед решительным рывком. Все остальное
кажется поверхностным. Северная часовня, южный притвор
и алтарь были добавлены в xv веке. Радикальная реставрация
была предпринята в 1841 году викторианским архитектором
Антонио Сальвином, который реконструировал централь¬
ную часть церкви в идеальной норманнской форме, с новыми
круглыми арочными окнами, порталом с колоннами и кони¬
ческой крышей. Круглая церковь по-прежнему могла бы быть
благородным местом, если бы только кто-нибудь выдворил ме¬
нял из храма; их современный эквивалент называется Центр
мемориальных оттисков* и выставка, с помощью которой так
называемый Центр христианского наследия разрушает зри¬
мую красоту своего лучшего экспоната.
Во время учебного года студенты устремляются в викто¬
рианское кирпичное здание за Круглой церковью для участия
в дебатах и вечеринках, которые проводит клуб “Кембридж-
Юнион”. Он на несколько лет старше своего аналога в Ок¬
сфорде, проводит такие же риторические ритуалы и пригла¬
шает не менее видных ораторов, от полковника Каддафи до
защитницы проституток Линди Сент-Клер, но так и не достиг
статуса “Оксфорд-Юнион”. Причина этого может послужить
поводом для создания интересного кинофильма.
* Коммерческая организация, которая занимается переводом на бумагу от¬
тисков с бронзовых барельефов в старинных церквах Британии.
461
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
20 февраля 1815 года “Кембридж-Юнион” провел свои
первые дебаты в задней комнате заведения “Красный Лев” на
Петти-Кыори. Два года спустя университетские власти запре¬
тили ему проводить новые встречи, так как его члены осме¬
лились обсуждать правительственную политику в Ирландии.
Это было многообещающее начало. В 1821 году обществу
снова разрешили собираться при условии, что оно будет воз¬
держиваться от политических вопросов (разумеется, запрет
давно отменен). Нынешние предложения отличаются шири¬
ной охвата и тематической спецификой: “Этот дом считает,
что запрет на охоту не поможет лисам” (1997). Среди ранних
звезд был студент Тринити-колледжа Маколей, такой же бле¬
стящий оратор, как и его современник Бульвер-Литтон, в то
время как Теккерей выступил — или, вернее, промямлил —
только один раз, что-то про Наполеона.
В 1866 году “Кембридж-Юнион” переехал в нынешнюю
неоготическую резиденцию, построенную по проекту Алана
Уотерхауса, получившего свой первый подряд в Кембридже.
В палате дебатов за винно-красным кожаным креслом пре¬
зидента висят фотографии его предшественников, включая
Мейнарда Кейнса и не менее пяти министров из кабинета
Маргарет Тэтчер: Кеннета Кларка, Нормана Ламонта, Джона
Сельвина Гаммера, Майкла Говарда и Дугласа Хэрда. Но это
не единственная причина, по которой каждый год вносится
предложение о вотуме недоверия правительству Ее Величе¬
ства, радостно обсуждаемое перед неизбежным вердиктом в
пользу этой инициативы. Как и в Оксфорде, подсчет голосов
определяется выходом через соответствующую дверь.
Если мы повернем с Бридж-стрит на Джизус-лейн, то
пройдем мимо единственной британской пиццерии, посвя¬
щенной премьер-министру Уильяму Питту. Медальон с его
портретом украшает тимпан над портиком небольшого вы¬
беленного дома, где заседает Клуб Питта, основанный в 1819
году в честь Уильяма Питта-младшего, чья карьера началась в
Кембридже. Лишь эксклюзивный клуб, подобный этому, где
462
КРУГЛЫЕ ЦЕРКВИ, ЭКСЦЕНТРИЧНЫЕ КЛУБЫ И КОЛЛЕДЖ, ПОЛНЫЙ ПЕТУХОВ
традиционно встречаются очень состоятельные люди, может
позволить себе иметь клубный дом, не говоря уже о пицце¬
рии. Клуб Питта насчитывает сто членов, только мужчин,
как мне сообщил его президент Дэвид Уоткин, эстет и член
Питерхаус-колледжа. Какова его программа? “Просто непри¬
нужденные беседы”. Эта программа распространялась и на
Гая Бёрджесса, супершпиона и гомосексуалиста с безупреч¬
ной родословной. Согласно его биографу Тому Дрибергу, за
ланчем он выпивал бутылку немецкого вина.
За углом на Парк-стрит находится ADQ старейший в Ан¬
глии университетский театр. “Любительский клуб драмы”
был основан в 1851 году и получил значительную поддержку
от Эдуарда VII во время его учебы в Кембридже. Эдуард Винд¬
зор, младший брат нынешнего принца Чарлза и патрон теат¬
ра, заслужил здесь свое прозвище Балаганный принц. Он из¬
учал историю в Джизус-колледже в 1980-х годах. Говорят, что
поскольку он привез с собой множество слуг, то чувствовал
себя как дома в обществе привратников колледжа, и его ско¬
рее можно было найти у них, чем на регбийном матче.
Но когда я посетил Джизус-колледж, в привратницкой был
другой регулярный посетитель: кот Бенсон, пользовавшийся
своим “почетным правом на трапезу в колледже”. Хорошо
помню совет, полученный от главного садовника Пемброк-
колледжа Ника Фирмена: “Если захотите вернуться, то воз¬
вращайтесь в облике колледжской кошки”.
Во время его основания в 1496 году Джизус-колледж на¬
ходился за городской стеной, настолько хорошо защищен¬
ный заливными лугами от шума внешнего мира, что Яков I
однажды высказал пожелание молиться в Кингз-колледже,
трапезничать в Тринити-колледже, но учиться и спать в
Джизус-колледже. Монастырское происхождение колледжа
явствует из его официального названия — колледж Блажен¬
ной Девы Марии, Св. Иоанна-евангелиста и достославной Cfc.
Радегунды. Бенедиктинские монахини около 1150 года осно¬
вали здесь женский монастырь в честь Св. Радегунды. Добро¬
463
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
детельный нрав этой тюрингской принцессы, увы, не послу¬
жил примером для монахинь в конце xv века, ибо когда Джон
Олкок, епископ Илийский, посетил монастырь, он нашел там
только двух монахинь, и одна из них была сомнительной ре¬
путации. Не дожидаясь Реформации, епископ Олкок закрыл
монастырь и основал на его месте колледж в надежде сделать
его более полезным (не говоря о благочестии).
Длинный, обнесенный стенами маршрут от Джизус-лейн
до колледжа получил название Монастырская тропа. Теперь
он больше известен как СЫтпеу, но не от английского сло¬
ва “камин”, а от французского chemin (путь). За стенами, где
расположен сад колледжа, растут платаны. В конце этой ка¬
менной тропы возвышается сторожевая башня привратного
дома, величественный вход в другой мир.
Привратный дом Джизус-колледжа построен около 1500
года из красного кирпича с ромбовидным узором из кремо¬
вых кирпичей на верхнем этаже с зубчатой надстройкой. Над
балдахином, защищающим фигуру в нише, находится петух на
шаре, эмблема епископа Олкока, образующая скульптурный
ребус для двух слогов его имени, где шар означает all (все).
Петух в Библии кричит трижды, как и на гербе епископа, на
гербе колледжа и повсюду, куда ни падает взор — каменные и
деревянные петухи украшают дверные проемы, окна, перила,
потолки и даже края скамей. Кроме того, в Джизус-колледже
есть историческая коллекция бронзовых и серебряных пету¬
хов и клуб под названием “Петухи”.
В тот момент, когда вы покидаете первый двор и входи¬
те в Клойстер-корт, вас поражают мир и спокойствие этого
монастырского анклава. Здесь есть маленькая квадратная
лужайка, окруженная крытой галереей; вокруг этой галереи,
оставшейся от бывшего монастыря, епископ Олкок и постро¬
ил свой колледж. Он снес боковые приделы несоразмерно
большой монастырской церкви, превратил алтарное помеще¬
ние и трансепт в часовню колледжа и сделал неф ректорской
резиденцией. Студенты едят в бывшей трапезной монастыря,
464
КРУГЛЫЕ ЦЕРКВИ, ЭКСЦЕНТРИЧНЫЕ КЛУБЫ И КОЛЛЕДЖ, ПОЛНЫЙ ПЕТУХОВ
на втором этаже в северном крыле. На стенах зала, под кры¬
шей из ореховых балок, неизбежные портреты знаменитых
выпускников колледжа: архиепископа Кранмера, Роберта
Мальтуса, Лоренса Стерна и Сэмюэля Тейлора Кольриджа.
Вы должны быть более или менее мертвым, чтобы получить
место на этих стенах.
Часовня Джизус-колледжа занимает особое место среди
часовен кембриджских колледжей. Любители музыки рукопле¬
щут ее алтарю, поклонники прерафаэлитов восхищаются ее
отделкой, а историки архитектуры увлекаются головоломкой
ее элементов, от норманнских круглых арок в северном тран¬
септе, старейшей части монастырской церкви (около 1150
года) до узких окон с остроконечными арочными перемычка¬
ми, которые имеют ранний английский вид, но фактически
являются образцом викторианского Средневековья в духе кем¬
бриджского Кэмденского общества. Архитектор О. У. Н. Пьюд¬
жин, которому поручили реставрацию часовни в 1845 году, за¬
менил перпендикулярное восточное окно епископа Олкока
этими высокими арочными окнами. Для придания аутентич¬
ности своему готическому стилю Пьюджин посетил Шартр¬
ский собор, где изучил окна, откуда позаимствовал астрагалы
и принцип оцинкованных железных рам и даже включил фраг-
менты шартрского стекла в восточные окна часовни Джизус-
колледжа. Но на этом его работа не закончилась. Он сконстру¬
ировал бронзовый аналой, который опирается на скульптуры
львов, подобных тем, которых можно видеть в соборе Св. Мар¬
ка в Венеции, и расписной органный кожух, крылья которого
можно закрывать как средневековый триптих (1847).
Второй этап реставрации увенчался несравненным успе¬
хом. Неф, поперечная башенка и алтарное помещение по¬
лучили новый деревянный потолок, расписанный ангела¬
ми, гербами и цветочными узорами в духе прерафаэлитских
представлений о Средневековье, выполненный Уильямом
Моррисом (1864—1867). Большая часть окон получила новые
росписи в виде аллегорий христианских добродетелей, свя¬
465
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
тых и Отцов Церкви, созданные в основном Эдвардом Бёрн-
Джонсом, но также Фордом Мэдоксом Брауном и Уильямом
Моррисом (1873—1877). В прихожей в качестве редкого бону¬
са можно видеть некоторые эскизы для окон, включая боль¬
шой рисунок углем Бёрн-Джонса с изображением епископа
Олкока.
Этот колледж “петухов Олкока” до краев наполнен про¬
изведениями искусства. На лужайке первого двора стоит
бронзовая “Венецианская лошадь” Барри Фланагана; во дво¬
ре часовни находится “Дедал” Эдуардо Паолоцци, а на кри¬
кетной площадке пристроился самый странный из всех кри¬
кетных монументов — “Заяц, играющий в крикет” Фланагана.
Коллекция Джизус-колледжа также включает работы Эндрю
Гормли, Джона Беллани, Уильяма Тернбулла и Ричарда Лонга,
которые в 1996 году украсили верхний зал одной из монумен¬
тальных настенных росписей “Ил на реке Эйвон”. Такая тяга
к современному искусству сравнительно редко встречается
у кембриджских академиков, за исключением почтенных дам
из Нью-холла. Члены Джизус-колледжа имеют художествен¬
ную комиссию, которая регулярно организует выставки со¬
временной скульптуры в колледже и покупает современные
работы. Поскольку садовая комиссия солидарна с этой поли¬
тикой, все получают пользу.
В 1996 году, в год пятисотлетия, Джизус-колледж открыл
новую библиотеку, построенную по проекту Элдреда Эванса
и Давида Шалева, ахитекторов галереи Тейт. Зеленые колон¬
ны поднимаются на фоне охристого кирпичного фасада, от
основания до капителей оплетенные вьющимися растениями.
Окна напоминают о палладианской архитектуре, решетчатые
конструкции заставляют вспомнить о Чарлзе Ренни Макин¬
тоше, а в целом эти исторические отголоски создают впечат¬
ление какого-то нерешительного модернизма. Чрезмерный
акцент на гармонию делает библиотеку похожей на уступку
старым зданиям, а не самостоятельным архитектурным про¬
изведением. Однако интерьер выглядит более убедительно;
466
КРУГЛЫЕ ЦЕРКВИ, ЭКСЦЕНТРИЧНЫЕ КЛУБЫ И КОЛЛЕДЖ, ПОЛНЫЙ ПЕТУХОВ
ярко освещенный, со шкафами и столами из светлого амери¬
канского ясеня, а на вершине лестницы — скульптура “Умение
видеть” (1995) работы Энтони Гормли, выпускника Тринити-
колледжа. Среди сокровищ библиотеки есть копия манускрип¬
та первой Библии, напечатанной в Америке, переведенной на
язык могикан эмигрантом и выпускником Джизус-колледжа
Джоном Элиотом и опубликованная в 1663 году в Кембридже,
штате Массачусетс. Эванс и Шалев спроектировали новый
зал резиденции рядом с библиотекой (2000). Вместе с южным
крылом Чэпэл-корт он создает новый двор, открытый с одной
стороны, как и все дворы в Джизус-колледже.
Впечатление открытого пространства, которое вы полу¬
чаете в этом колледже, распространяется на многочисленные
спортивные площадки, окружающие его зеленым ореолом.
Сами названия этих приречных лугов подобны бальзаму для
ног, уставших от городского бетона. Платановая аллея и сеть
тропинок ведут к этим полям, которые в Средние века были
монастырскими землями, а потом отошли в собственность
колледжа и остались в неизменном состоянии до сих пор.
На северном берегу Кема напротив Мидсаммер-Коммон
находятся лодочные эллинги, некторые из них викториан¬
ской эпохи, с коньковыми крышами и балконами — бастионы
спортивного веселья. Отсюда гребцы отправляются на трени¬
ровки и поднимаются по реке до Честертона и шлюза Бэйт-
Байт в надежде получить звание Хозяина реки на ежегодных
гребных гонках “Буме!” во время Майской недели.
В это время — которое, как вы помните, приходится на
начало июня — поля в окрестностях Диттон-Фен наполняют¬
ся зрителями, любителями пикников в соломенных шляпах
(которые называются “лодочки” из-за ассоциации с гребны¬
ми гонками), шампанским и цветущими лютиками. Наступает
время для сельского праздника, более непринужденного, чем
соревнования по академической гребле Хэнли-он-Кем.
467
Принесите мне голову
Оливера Кромвеля:
Сидни-Сассекс-колледж
и Крайстс-колледж
Хорошие профессора не более важны для колледжа,
чем просторный, хорошо ухоженный сад.
Лорд Кеймс (1762)
Церковь Всех Святых на Джизус-лейн с высоким
острым шпилем расположена прямо напротив
входа в Джизус-колледж и была частью его жиз¬
ни. Из всех викторианских церквей в Кембридже
эта наиболее важная. Она была построена в 1863
году Дж. Ф. Бодли в неоготическом стиле; он с Уильямом Мор¬
рисом также отвечал за роспись стен и потолков со стилизо¬
ванными цветами и листвой, фразами из псалмов и повторя¬
ющимся мотивом граната, символа воскрешения. Для работы
над большим восточным окном (1865—1866) над главным пре¬
столом, с собранием святых, пророков, апостолов и королей,
Бодли пригласил своих друзей-прерафаэлитов Эдварда Бёрн-
Джонса, Форда Мэдокса Брауна и Уильяма Морриса — тех же
художников, которые впоследствии украшали окна часовни
Джизус-колледжа. Загадочный приглушенный свет, падающий
на неф, торжественные краски настенных росписей — все это
создает ауру трактарианского благочестия, не имеющую ана¬
логов. Прошлое существует несмотря на то, что церковь Всех
Святых была оставлена в запустении.
468
ПРИНЕСИТЕ МНЕ ГОЛОВУ ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ
Когда я вошел под своды этого викторианского шедевра,
меня встретил леденящий запах разложения. Церковь опу¬
стела после 1972 года; она была спасена от полного упадка
Фондом сохранения церквей, но тем не менее доживает свой
век в центре богатого университетского города. Пакистанец,
владелец магазина на Кинг-стрит, дал мне ключ, чтобы я мог
увидеть все собственными глазами. “Ее можно назвать домом
Господа, — сказал он, — но я называю это гротеском: пустое
здание, когда вокруг так много бездомных людей”.
Кинг-стрит была прекрасна до того, как коттеджи с одной
стороны улицы были снесены и заменены рядом унылых одно¬
образных домов, стоящих стена к стене. Не менее безобразна
и часть со стороны Нью-корта, которым Крайстс-колледж в
буквальном смысле поворачивается спиной к городу. Все, что
осталось, — несколько пабов, благодаря которым улицу награ¬
дили вторым названием — Королевская тропа. “Этот дом по¬
священ тем замечательным членам колледжа, которые сдела¬
ли выпивку удовольствием и которые, независимо от напитка,
могут принять его, удержать в себе и по-прежнему остаться
джентльменами”. Эти слова написаны над входом в один из
пабов, и я рекомендую вам подзарядить там свои батареи с по¬
мощью соответствующих напитков, потому что наш следую¬
щий колледж — настоящий триллер.
Это случилось одной темной ночью в ноябре, в южном
крыле Чэпэл-корта Сидни-Сассекс-колледжа. Джон Эмсли
сидел в своей комнате, когда вдруг стало холодно и в воздухе
появился запах гниющей рыбы. Студент обернулся и увидел
парящую голову, бледную, как воск, и без ушей. На следующий
день студентка сообщила, что видела у себя в комнате голубой
глаз — один-единственный большой голубой глаз.
Если хотите учиться в Сидни-Сассекс-колледже, убедитесь
в том, что ваши нервы в порядке. Для таких необычных фе¬
номенов у экспертов есть блестящее объяснение: это призрак
Оливера Кромвеля, который время от времени возвращается
в свой старый колледж, где он начал учиться в 1616 году. Лишь
469
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
за двадцать лет до этого Сидни-Сассекс-колледж получил свои
статуи, посмертный дар леди Фрэнсис Сидни, графини Сас-
секской. Колледж был строго пуританским, в духе кальвиниз¬
ма, который оказал сильное влияние на Кромвеля. Его непо¬
колебимая вера в провидение и в самого себя как одного из
избранных, его ощущение собственной правоты — все это
коренилось здесь, хотя он проучился лишь год и два месяца.
Но давайте вернемся к известным фактам, которые стоят за
кровавой историей.
После восстановления монархии фанатичные роялисты
отомстили за казнь Карла I, казнив уже мертвого цареубий¬
цу. Они вынесли его тело из гробницы в Винчестерском аб¬
батстве, повесили труп на виселице в Тайберне, обезглавили
его и пронесли голову на шесте в Вестминстер-холл. В какой-
то момент череп исчез, но снова появился спустя много лет,
спрятанный в коробку, и 25 марта i960 года был тайно похо¬
ронен в прихожей часовни его собственного колледжа. Лишь
ректор и казначей знали точное место, потому что (кто зна¬
ет?) роялисты могут вернуться и снова совершить возмездие.
Если вы действительно хотите увидеть голову Кромве¬
ля, то лучшее, что может предложить вам Сидни-Сассекс-
колледж — это его портрет на стене “с бородавками и всем
прочим”, как он сам пожелал, написанный Сэмюэлем Купе¬
ром за год до смерти Кромвеля в 1657 году. Это довольно гру¬
бое лицо с отведенным взглядом, лицо фермера из Восточной
Англии, который стал некоронованным королем, человека,
которого боялись и ненавидели, которого не любили даже
его обожатели. Он был национальным лидером, но никогда
не был национальным героем, таким как Нельсон.
Из всех портретов в холлах Кембриджа только портрет
Кромвеля снабжен занавесом. Даже в наши дни один из слуг
закрывает этот синий парчовый занавес перед тем, как про¬
возглашается тост за здоровье короля. Однако когда королева
Елизавета II посетила колледж в 1999 году, занавес остался от¬
крытым, так как, по словам привратника, “у нее есть чувство
470
ПРИНЕСИТЕ МНЕ ГОЛОВУ ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ
юмора”. Но при этом возможно, что она сторонилась комна¬
ты Джона Эмсли.
Сейчас Кромвель не узнал бы георгианский интерьер
зала, как не узнал бы и Холл-корт, где когда-то жил студентом.
В те дни Сидни-Сассекс-колледж имел красный кирпичный
фасад, а не пуританскую серую облицовку из романцемента,
которой сэр Джеффри Уайтвилл покрыл колледж в 1821 году.
Уайтвилл, поборник неоготического стиля елизаветинской
эпохи, создал привратный дом в его нынешнем виде, с зуб¬
цами и ступенчатой щипцовой крышей. Более поздние при¬
стройки тоже не смогли превратить Сидни-Сассекс-колледж в
архитектурную диковинку.
С другой стороны, подлинное удовольствие можно полу¬
чить от “Аркадии”, театральной группы колледжа, которая
дает представления под открытым небом на Майской неделе
в ректорском саду. В 1999 году, через четыреста лет после его
основания, во главе колледжа встала женщина — профессор
Сандра Лоусон, социолог и первый директор Института мар¬
кетинговых исследований имени Джаджа.
Не каждый день вы можете обменять деньги в виктори¬
анском банке, построенном по проекту Альфреда Уотерхауза.
С 1891 года он стоит на углу Сидней-стрит и Гобсон-стрит, и я
упоминаю о нем только из-за банковского зала: восьмиуголь¬
ника с колоннами и мозаичным полом, терракотовой плит¬
кой с лаймово-зеленым цветочным узором, который пред¬
ставляет собой эстетический бонус даже в том случае, если
обменный курс падает.
В центре этого торгового квартала вы найдете Крайстс-
колледж. Чтобы попасть внутрь, обычно нужно пройти через
узкую дверь в большом дубовом портале привратного дома.
Вы сразу же оказываетесь вдали от городской суеты — во
дворе, ведущем в другой двор, который ведет в сад, такой же
мирный, как в любой деревне. Во времена основания в 1505
году Крайстс-колледж находился на окраине города. Если бы
тюдоровский кирпич не исчез за известняковым фасадом
471
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
в начале xviii века, нам было бы трудно отличить его сторо¬
жевую башню от башни Сент-Джонс-колледжа. На обеих есть
одинаковые рогатые мифические животные, известные как
трагелафы, которые держат королевский герб над стрельча¬
той аркой, и алые розы Ланкастеров, которые появляются
над окнами, указывая на статус одной и той же основательни¬
цы — леди Маргарет Бофор. Она не только основала эти два
колледжа, учредила профессуры в Оксфорде и Кембридже,
но и была одной из ярчайших представительниц династии
Тюдоров.
Маргарет забеременела в двенадцать лет, овдовела в три¬
надцать, еще дважды выходила замуж, провела хитроумную
тактическую игру во время войны Алой и Белой Роз и сделала
победителем единственного сына Генриха VII. “Она была ще¬
дрой и великодушной... и с поразительной добротой относи¬
лась к людям... Вся Англия имела причину для скорби из-за ее
кончины, включая студентов обоих университетов, для кото¬
рых она была матерью”. Эти слова произнес епископ Джон
Бишоп на ее похоронах в 1509 году.
“Чаще вспоминай меня” — девиз леди Маргарет, который
мы уже видели в Сент-Джонс-колледже, также украшает ее
герб на эркерном окне ректорской резиденции напротив вхо¬
да. Верхний этаж резиденции был предназначен для визитов
высокопоставленной основательницы, и из окна своей мо¬
лельни, обшитой деревянными панелями, она могла смотреть
прямо на соседнюю часовню, сходную с часовнями при коро¬
левских дворцах. При реставрации ректорской резиденции в
начале хх века были обнаружены четыре мумифицированные
крысы, умершие в настоящем гнезде учености. Оно состояло
из обрывков рукописей, четырех страниц Горация, фрагмен¬
тов издания Кэкстона и четырех игральных карт, датируемых
1510 годом.
Лужайка на прямоугольном дворе имеет круглую форму, а
возле угла часовни растет Magnolia grandiflora, в то время как
старая глициния протягивает ветви над стеной ректорской
472
ПРИНЕСИТЕ МНЕ ГОЛОВУ ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ
резиденции. В середине xviii века первый двор был модерни¬
зирован с добавлением створчатых окон, классических фрон¬
тонов над дверями и фасадов из кеттонского камня. Это кол¬
ледж Джона Мильтона и Чарлза Дарвина.
Молодой Дарвин приехал в Кембридж с целью стать сель¬
ским священником, но это намерение каким-то образом про¬
пало по пути. Ботанические полевые работы нравились ему
гораздо больше, чем изучение теологии и математики. Он
был страстным собирателем жуков, и как-то, когда обе его
руки были полны, даже положил одного жука себе в рот.
Студенческая карьера Джона Мильтона была не такой без¬
облачной, как у Дарвина. Его, поступившего в колледж в 1625
году в возрасте шестнадцати лет, студенты прозвали Леди из
Крайстс-колледжа. Он был тихим, чувствительным юношей с
длинными волосами. “Почему я кажусь им недостаточно му¬
жественным? — недоумевал он. — Несомненно, потому, что ни¬
когда не мог одним махом опрокидывать полные кружки”. Тем
не менее он проучился семь лет, получил степень, писал оды
на латыни и сонеты на итальянском языке и стал одним из ве¬
личайших английских поэтов. Где же он жил? На лестнице М
или на лестнице N? Мы не знаем. Единственной аутентичной
реликвией Мильтона является замечательный бюст работы
Эдварда Пирса (около 1656 года), но посетители обычно не
могут увидеть его, так что им приходится довольствоваться
деревом легендарного поэта в саду колледжа.
Небольшой коридор справа от столовой ведет во второй
двор и к зданию преподавательского корпуса (1640—1643).
Это было эпохальное сооружение, по крайней мере для Кем¬
бриджа. Его изолированное положение в саду — такое же
новшество для архитектуры колледжей, как каменные при¬
творные стойки и оконные фрамуги. Пилястры ионических
колонн поднимаются до вершины каждой стены, а мансард¬
ные окна имеют чередующиеся треугольные и закругленные
фронтоны, в то время как окна на первом этаже окружены
рустовкой; это почти маньеристская трактовка классических
473
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
мотивов. Симметрию и гармоничность фасада можно было
бы приписать Иниго Джонсу, но на самом деле никто не знает
архитектора этого здания.
Таким же новаторским, хотя и построенным почти на
триста лет позднее, является Нью-корт сэра Дениса Лэсдена
(1966—1970), каскад из сборных бетонных и стеклянных кон¬
струкций, расположенный террасами и окрещенный Пишу¬
щей машинкой. Такие мегасооружения — хотя это отличается
разнообразием — сделали Лэсдена предтечей бетонного бру-
тализма архитектуры позднего модерна.
В саду колледжа растут катальпы, кипарисы, фритилля-
рии и всевозможные цветы. Под деревьями доны расстави¬
ли ульи и дали своему знаменитому коллеге Чарлзу Перси
Сноу роскошное место последнего упокоения в урне рядом с
плавательным бассейном. Неподалеку находится шелкович¬
ное дерево Мильтона с древней раскидистой кроной, ветви
которой удерживаются подпорками, похожими на костыли
почтенного пенсионера из Челси. Самое известное дерево в
Кембридже было посажено в 1608 году, когда родился Миль¬
тон, и числилось среди трехсот деревьев, купленных коллед¬
жем с помощью короля Якова I. Его великий план заключался
в развитии шелковой промышленности в Англии, но, к сожа¬
лению, деревья были выбраны неправильно, и бедные шел¬
ковичные черви, которые должны были питаться листьями,
вместо этого гибли от голода. Тем не менее в течение как ми¬
нимум нескольких лет этот сад был “обретенным раем” для
Мильтона.
К югу от Маркет-хилл
А теперь за красу Кембриджа - красавицу из краса¬
виц! - за часовню Кингз-колледжа!
Мария Эджуорт (i мая 1813 г.)
Старая кембриджская Хай-стрит имеет четыре
названия: Сент-Джонс-стрит, Тринити-стрит,
Кингз-парад и Трампингтон-стрит — via triumphalis
(триумфальная дорога) великих соседей, от тю¬
доровских сторожевых башен на севере до музея
Фицуильяма с великолепной часовней Кингз-колледжа по¬
середине. Кингз-парад, или Королевский плац, находится в
самом центре этого поистине королевского променада, хотя
по возможности лучше не приезжать сюда в разгар сезона.
Есть веская причина, по которой толпы туристов собирают¬
ся здесь, где дом Сената, университетская церковь и часовня
Кингз-колледжа образуют несравненный ансамбль классиче¬
ской и средневековой архитектуры. Однако вся эта роскошь
могла бы показаться холодной и безличной, если бы не оди¬
нокое громадное дерево: конский каштан, который стоит на
страже перед часовней.
Дома из кирпича и деревянного бруса xviii и xix веков, ма¬
газины, кафе, жилые здания — на Кингз-парад не выделяется
ни один конкретный дом, но все они образуют живой фон
для колледжа, расположенного напротив. Здесь вы можете
475
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
покупать газеты и плюшевых мишек, студенческие мантии и
колледжские галстуки правильного цвета от Ryder & Amies, от¬
личные ремесленные изделия от Primavera, а если у вас есть
вкус к сладостям, отправляйтесь прямо в Fudge Kitchen Джи¬
ма Гэррахи, чей вход расположен напротив Кингз-колледжа.
В былые времена люди как минимум раз в день встречались
на Королевском плацу, поскольку здесь находилось “агент¬
ство новостей” колледжа и центр университетской политики.
“Помните об одном, — написала Фрэнсис М. Корнфорд в своей
Micmcosmographia academica 1908 года. — Люди, которые делают
дела, — это те люди, которые прогуливаются взад-вперед по
Кингз-парад с 14.00 до 16.00 каждый день своей жизни”.
Ангельское хоровое пение:
Кингз-колледж
Сбейте пару башенок с обоих концов часовни Кингз-
колледжа, и вы мгновенно получите некое подобие
пропорциональности.
Джон Рёскин. “Светочи архитектуры” (1849)
Вдоль Королевского плаца тянется каменная пере¬
городка, фантастически украшенная башенками,
и вы можете вообразить, что за ней находится
все великолепие Ксанаду — летней резиденции
китайского императора Хубилая, прославленной
в стихотворении С. Т. Кольриджа “Кубла-Хан”. Фронт-корт
просвечивает зеленью из-за ажурных каменных окон, и даже
викторианский почтовый ящик перед привратным домом
снабжен маленьким куполом. “Велосипеды не допускаются” —
гласит уведомление на стене, к которой прислонены все ве¬
лосипеды. Городские ласточки, устраивающие гнезда под сво¬
дом привратного дома, не обращают внимания на суету внизу.
Это классический вход в Кингз-колледж. Туристов, однако,
направляют к северному порталу часовни, но даже этот чер¬
ный ход производит впечатление. Джон Бетджемен однажды
назвал Кингз-колледж самым оксфордским из всех кембридж¬
ских колледжей, что, несомненно, является высшим компли¬
ментом со стороны оксфордца.
Королевский колледж Блаженной Девы Марии и Св. Ни¬
колая — полное название колледжа, основанного Генрихом VI
в 1441 году, всего за несколько месяцев до Итонского коллед¬
477
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
жа. Этим дублированием учебных учреждений девятнадцати¬
летний король следовал примеру Уильяма Уайкхэма, который
на шестьдесят лет раньше основал Винчестерскую школу, что¬
бы готовить студентов для Нью-колледжа в Оксфорде, осно¬
ванного им в 1379 году.
Кингз-колледж был открыт только для выпускников Ито¬
на до 1861 года, и эта элитная группа не только была лишена
необходимости сдавать обычный экзамен, но и не обязыва¬
лась подчиняться авторитету прокторов. “Королевские люди”
в соответствии с пожеланием короля имели особый статус и
утратили его только в середине xix века. Такие привилегии
не снискали им благосклонности со стороны товарищей-
студентов, но придали совершенно особенную снобистскую
привлекательность.
В наши дни Кингз-колледж предпочитает ставить акцент
на своих нонконформистских и либеральных традициях.
В 1973 году это был один из первых кембриджских колледжей,
который стал принимать женщин, и теперь этот бывший ан¬
клав Итона может похвастаться самой высокой пропорцией
студентов из государственных школ (около восьмидесяти про¬
центов). Этнические меньшинства еще раньше нашли дорогу
в колледж, и другой особенностью Кингз-колледжа являет¬
ся эгалитаризм среди донов и студентов. Дух либерализма и
дружбы, отличавший “Апостолов” и членов группы “Блумсбе¬
ри”, был живописнее и романтичнее всего описан романи¬
стом Э. М. Морганом, членом колледжа, который сказал, что
он скорее предаст свою страну, чем своих друзей. Во время
основания колледжа такое заявление стоило бы ему головы.
Согласно статутам Кингз-колледжа, в нем должно быть
семьдесят преподавателей и школяров, десять священников,
шесть клерков, шестнадцать хористов и глава, которого на¬
зывают не ректором, а провостом. Для колледжа такого раз¬
мера, ранее не имевшего аналогов в Кембридже, королю по¬
надобилось свободное место. Был снесен городской квартал
вместе с приходской церковью, хотя прошли столетия до
478
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
возведения всех новых зданий. На первом этапе появился
только Олд-корт к северу от часовни, где позднее были зало¬
жены здания Школ. После поражения короля в войне Алой
и Белой Роз средства для строительства колледжа оказались
недоступными. Чудесным образом часовню успели достроить
к 1515 году, но прошло более двухсот лет, прежде чем у оче¬
редного короля появились масштабные планы. Опять-таки
только один план был воплощен: дом Гиббса напротив входа
в колледж. Джеймс Гиббс, архитектор дома Сената, постро¬
ил этот длинный отдельный флигель из светлого портленд¬
ского камня в рациональном духе классической архитекту¬
ры (1724—1732). Над кладкой из грубо обтесанного камня в
цокольном этаже находится парадный этаж, а над ним — еще
один, увенчанный балюстрадами, которые придают зданию
стройный и завершенный вид по контрасту с замысловатой,
воодушевленной готикой соседней часовни. Лишь вход, по¬
хожий на триумфальную арку с треугольным фронтоном
и окном в форме полумесяца, вносит некоторое оживле¬
ние в строгую симметрию этого элегантного здания, про¬
стота которого объясняется в том числе ограниченностью
бюджета.
Именно в этом здании в комнате НЗ на первом этаже
25 октября 1946 года произошла первая и единственная встре¬
ча между двумя великими умами хх века. “Существуют ли фи¬
лософские проблемы?” — такую тему предложил слушателям
Карл Поппер, приглашенный лектор в Клубе этической науки.
Людвиг Витгенштейн, вертевший в руках кочергу из камина,
потребовал у Поппера привести пример этического правила.
“Не угрожать приглашенным лекторам кочергой”, — ответил
Поппер, и Витгенштейн покинул помещение. Произошло ли
это на самом деле? Так или нет, но легендарная ссора превра¬
тилась в одну из самых длинных и интересных аннотаций в
истории философии.
В наши дни двое видных ученых читают лекции в аудито¬
рии НЗ: специалист по истории экономики Эмма Ротшильд
479
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
и королевский астроном сэр Мартин Рис (ректор Тринити-
колледжа с 2004 года). Кочергу приносить не обязательно.
По проекту Гиббса, Грейт-корт должен был включать три
отдельных флигеля, а не только этот. Однако случилась старая
история — не хватило денег. Прошло еще сто лет, прежде чем
Фронт-корт принял нынешний вид. Между 1824 и 1828 годом
Уильям Уилкинс, один из самых успешных колледжских ар¬
хитекторов своего времени, спроектировал южное крыло и
холл, увенчанный двумя фонарями, а на восточной стороне —
привратный дом и стену, отгородившую колледж от улицы.
Эта стена с остроконечными башенками, балансирующими
на парапете, как если бы они спустились сюда с крыши часов¬
ни, разделена большими перпендикулярными окнами, свет¬
лыми и прозрачными, и достаточно низкая, чтобы не нару¬
шать вид из часовни. Она похожа на подножие большой горы
и состоит из элементов, точно копирующих архитектурные
детали самой часовни, которые Уилкинс изучал в бытность
студентом. В середине привратного дома можно увидеть не-
оготическую фантазию с куполом и башнями, тюдоровскими
розами, коронами и опускными решетками. Хотя часовню
Кингз-колледжа и привратный дом в стиле готического воз¬
рождения разделяет более трехсот лет, комплекс кажется на¬
столько однородным и тонко сбалансированным, что можно
лишь восхититься мастерством архитектора. Нам не прихо¬
дится даже сожалеть об отсутствии крытой галереи, которую
Уилкинс хотел построить внутри.
В течение последних двадцати лет жизни, до самой смер¬
ти в 1970 году, Э. М. Форстер жил во Фронт-корте на лестнице
А. Он стал живой иконой колледжа и принимал визиты вежли¬
вости от донов и студентов, окончательно избавившись от об¬
раза “бледного холодного цыпленка”, по описанию Вирджи¬
нии Вулф. В фильме Джеймса Айвори, снятом по его роману
“Морис”, истории о гомосексуальной любви в Кембридже,
члены колледжа организованной процессией шли к препода¬
вательскому столу в трапезной.
480
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
Но когда я сам обедал там, под деревянными балками не-
оготического потолка, в столовой было самообслуживание,
никто не носил мантию, а преподавательский стол бесследно
исчез. “Мы гордимся своим эгалитарным духом”, — сказал Хэл
Диксон, преподаватель на пенсии. Со стен, обшитых деревян¬
ными панелями, на нас взирали два старых друга: сэр Роберт
Уолпол, первый премьер-министр Англии, и его сын Горацио.
Коллеги, с которыми доктор Диксон регулярно встречался
здесь, включали нобелевских лауреатов, таких как биохимик
Фредерик Сенгер, историков, таких как Ноэль Аннан, марк¬
систа Эрика Хобсбаума и гуру Тони Блэра, социолога Энтони
Гидденса. Здесь также можно было видеть молодого тьютора
французского языка в шортах и гавайской рубашке — Энди
Мартина, известного как дон-серфингист, который пишет о
серфинге во многом так же, как Ролан Барт пишет о культур¬
ных мифах в повседневной жизни.
Потом мой личный проводник повел меня через коридо¬
ры и салоны, наполненные портретами выпускников Кингз-
колледжа, многие из которых принадлежали к группе “Блум¬
сбери”, пока мы наконец не дошли до библиотеки.
Библиотека Кингз-колледжа, также построенная по про¬
екту Уилкинса, содержит около ста тридцати тысяч книг, спе¬
циализированные коллекции средневековых и восточных
манускриптов и сокровища для библиофилов-экономистов.
Когда Джон Мейнард Кейнс умер бездетным в 1946 году, он
оставил колледжу первые издания Коперника, Ньютона,
Лейбница, Декарта, Вольтера, Мильтона и других авторов —
изысканную библиотеку, заключающую в себе историю раз¬
вития европейских идей. В ней есть пятьдесят изданий xviii
века только одного Канта. Для Кейнса чтение было таким же
естественным, как дыхание, и он собирал книги со студенче¬
ских лет.
Комнаты Кейнса на лестнице Р Уэбб-корта за библиоте¬
кой были украшены обнаженными танцовщицами и сборщи¬
цами урожая, на смену которым впоследствии пришли менее
481
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
провокационные темы: восемь аллегорий наук и искусств в
рост человека, написанные в 1920—1922 годах его друзьями
Дунканом Грантом и Ванессой Белл. Они также создали че¬
репицу с цветочным орнаментом в коридорах Гарден-хостел,
студенческого общежития, которое стоит на краю колледж-
ского сада (1949). Отлично сохранились расписные двери и
каминные украшения, которыми Дора Каррингтон и Дуглас
Дэвис в 1927 году облагородили комнаты Дэди Райлендса,
протеже Кейнса, жившего здесь в 1990-х годах.
Тысячи писем и фотографий художников из группы “Блум¬
сбери” (Charlestone Papers) хранятся в Современном архивном
центре в библиотеке колледжа вместе с рукописями таких вы¬
пускников, как Роджер Фрай и Алан Тьюринг, и практически
полным литературным наследием Э. М. Форстера и Руперта
Брука. Вероятно, существует возможность, что бывший сту¬
дент истории Салман Рушди когда-нибудь доверит архивному
центру манускрипты своих романов.
В читальном зале вы даже увидите расписные двери из
лондонской квартиры Кейнса на Гордон-сквер.
На Сколарс-пис, луговых угодьях колледжа на берегу реки
Кем, пасутся коровы. Эти коровы бессмертны, как мы узна¬
ем в начале романа Э. М. Форстера “Самое длинное путеше¬
ствие”, где один из студентов философствует: “Эта корова...
Будь я в Кембридже, в Исландии или в гробу, корова останет¬
ся на том же месте”. Лишь во время эпидемии “коровьего бе¬
шенства” эта корова временно исчезла.
Чтобы попасть в Бакс, мы должны перейти через Кем по
мосту Уилкинса. Плавно изгибающаяся липовая аллея ведет
нас через луга, где в красочном изобилии цветут анемоны,
гиацинты, фритиллярии, колокольчики и нарциссы, а ивы
создают плакучую завесу на берегу реки. Но даже без этих ро¬
скошных весенних красок поистине несравненное зрелище,
неизменное с xviii века, составляет вид на сам Кингз-колледж
со стороны Бакса: часовня, дом Гиббса и Олд-корт величествен¬
но поднимаются на расстоянии из моря зелени. По этому пути
482
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
каждый день проходят мальчики-певчие из Кингз-колледжа,
когда идут из школы на вечернюю службу в часовне.
25 июля 1446 года Генрих VI заложил краеугольный камень
часовни колледжа, которая в то время должна была выглядеть
еще более грандиозно, чем сейчас. Лишь кафедральные собо¬
ры и королевские часовни строились с таким размахом. Ча¬
совня должна была стать памятником своему основателю, но
стала монументом самой идеи Церкви в противоположность
еретикам того времени. Спустя семьдесят лет (и пять коро¬
лей) часовня Кингз-колледжа была достроена и стала вехой
английской позднеготической архитектуры наряду с часов¬
ней Св. Георгия в Виндзоре — последней великой церковью,
построенной под королевским покровительством до Рефор¬
мации.
Привратники Кингз-колледжа называют свою часовню
“амбар”. Сэмюэль Тейлор Кольридж превозносил ее “совер¬
шенную красоту”, Дж. М. Тернер запечатлел ее на холсте, а
Уильям Вордсворт посвятил ей три сонета. Лишь Джон Рёс-
кин, архитектурный гуру Оксфорда, придирался к ней и жа¬
ловался, что она выглядит “как перевернутый стол с четырь¬
мя ножками в воздухе”. Для скалолазов 1930-х годов не было
большего вызова, чем вертикальный подъем со стороны
северо-восточной башни. Буквы С. С. (chapel climber - совер¬
шивший восхождение на часовню) после имени были гораздо
престижнее, чем любой академический титул. А если кому-то
удавалось закрепить зонтик или велосипед на шпиле одной
из башен как доказательство своего триумфа, его достижение
было сродни подвигу старых каменщиков, работавших на
шатких строительных лесах.
Иногда в строительстве часовни принимало участие более
двухсот человек, что было очень много для города с населе¬
нием, едва достигавшим пяти тысяч жителей. Строительство
началось в 1446 году при короле из дома Ланкастеров, прерва¬
лось в 1461 году из-за войны Алой и Белой Роз, возобновилось
в 1477 году при победителях из дома Йорков, снова прерва¬
483
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
лось в 1485 году и наконец получило славное завершение при
Тюдорах в 1508—1515 годах.
Как было принято, строительство началось с восточной
стороны, где кладка состояла из серовато-белого магнези¬
ального известника из Йоркшира. При строительстве более
поздней западной части часовни использовался более тем¬
ный кремовый уэлдонский камень из Нортгемптоншира. Пе¬
рерыв в строительстве можно различить не только по типу
камня, но и по стилю. Западные контрфорсы в отличие от
восточных богато украшены тюдоровскими розами, опускны¬
ми решетками, французскими лилиями и геральдическими
животными. Но несмотря на различия, долгое строительство
и как минимум четырех разных архитекторов, общий эффект
едва ли мог быть более гармоничным.
“Хрустальный дворец* из камня и стекла” — так назвал
Джон Бетджемен эту часовню, где, казалось, не существовало
границы между несущими стенами и окнами — удивительное
достижение инженерного искусства. Ажурные узоры, покры¬
вающие окна, стены и потолок, такие же изящные, как пау¬
тина, связывают все элементы воедино. Стены кажутся неве¬
сомыми, словно они не поддерживают ничего, кроме самих
себя. Свет льется внутрь со всех сторон. Арочные ребра от
стройных колонн по сторонам растут вверх и над нами, об¬
разуя свод, сетчатый рисунок которого снова кажется невесо¬
мым, создавая ряд каменных водоворотов. При ширине нефа
двенадцать метров и длине восемьдесят восемь метров этот
веерный свод тянется непрерывно на высоте двадцать че¬
тыре метра над нашими головами как сочетание мастерской
архитектоники и возвышенной эстетики. Размер свода даже
сейчас производит головокружительное впечатление. Есть
еще один смелый элемент: у пересечения вееров, где ребра
сходятся друг с другом и образуют ромбы, находятся замко-
* Имеется в виду Хрустальный дворец, построенный в 1850 г. в лондон¬
ском Гайд-парке из стали и стекла ко Всемирной выставке 1851 г. В 1852 г.
был демонтирован.
484
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
вые камни свода, которые сами по себе весят не меньше тон¬
ны — розы и опускные решетки как чередующиеся эмблемы
Тюдоров, вырезанные из цельных каменных блоков. Вес это¬
го свода, оцененный в тысячу восемьсот семьдесят пять ме¬
трических тонн, отведен наружу на четыре угловые башни и
двадцать два контрфорса. Непрерывный ряд боковых приде¬
лов скрывает глубину этих массивных контрфорсов, чьи шпи¬
ли воспаряют как пики над гребнем крыши и устремляются
в небо.
Благодаря одному из членов колледжа я удостоился чес¬
ти вступить под веерный свод часовни. Спиральная лестни¬
ца в северо-западной башне ведет в узкий коридор, идущий
вдоль боковых стен, на которые опираются мощные дубовые
балки, образующие массив освинцованной крыши. Немного
ниже этих балок есть темная комната, волнистый пол кото¬
рой представляет собой обратную сторону веерного свода.
Зажатый между дубовыми ребрами и каменной оболочкой, я
чувствовал себя Ионой во чреве кита. Гением, который соз¬
дал эту чудесную крышу, был Джон Уэстелл. Мастер-каменщик
принимал участие в строительстве часовни Кингз-колледжа с
1485 года; среди приписываемых ему веерных сводов есть по¬
перечная башня в Кентерберийском соборе и задние хоры в
кафедральном соборе Питерсборо, но его неоспоримым ше¬
девром является часовня Кингз-колледжа. Реджинальд Эли,
архитектор Генриха VI, первоначально запланировал строи¬
тельство готического звездчатого свода, но Джон Уэстелл за¬
вершил часовню в 1512—1515 годах этим царственным веер¬
ным сводом, самым большим в Англии.
Уэстелл и его товарищ, мастер-каменщик Томас Стоктон,
также построили большую часть сводов в боковых приделах,
богато украшенные крытые галереи и угловые башни, а так¬
же создали превосходно вырезанные геральдические эмбле¬
мы, насчитывающие более четырехсот предметов, включая
розы, короны, опускные решетки, французские лилии, гон¬
чих с герба Бофоров и валлийского дракона с герба Тюдоров.
485
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Генрих VI был очень недоволен всеми этими украшениями.
Он хотел, чтобы вся часовня была такой же простой, как ее
восточная сторона, потому что это дом Божий. Однако 1ен-
рих VIII превратил вестибюль часовни в геральдическую вы¬
ставку собственного королевского дома — величественный
вход в государственную церковь, тюдоровский зал славы, по¬
скольку шаткое основание новой династии нуждалось в таких
подпорках, как роскошное собрание эмблем. Согласно исто¬
рику искусства Дэвиду Уоткину, “такое архитектурное исполь¬
зование геральдики характерно для Испании и может быть
следствием женитьбы Генриха VIII на Екатерине Арагонской
в 1509 году”.
Великолепный экран из темного дуба, подарок от короля,
отделяет прихожую часовни от хоров. Здесь, как раз в нужный
момент, громадное пространство интерьера прерывается са¬
мым примечательным образом. Врата клироса поднимаются
как триумфальная римская арка, а орган конца xvii века над
ними охраняют два ангела, дующие в сияющие трубы. Это на¬
стоящий архитектурный театр. Внутренние контрасты тоже
необычны и поразительны: среди готической архитектуры
можно видеть ренессансную деревянную резьбу на экране и
скамьях для певчих; колонны, пилястры, фризы, круглые арки
и разные классические формы создают почти маньеристское
изобилие фигур и украшений. В Англии начала эпохи Возрож¬
дения нет ничего равного по качеству. Приезжали ли резчики
по дереву из Италии, Франции или 1Ълландии? Мы не знаем
их имен, но они оставили инициалы HR и RA, Henricus Rex
(король Генрих) и Anna Regina (королева Анна — Анна Болейн,
вторая жена Генриха VIII, на которой он женился в 1533 году
и которую обезглавил в 1536 году) — ценное свидетельство
для датировки работ.
В отличие от резчиков нам известны имена мастеров, ко¬
торые создавали окна, поскольку их контракты сохранились.
Бернард Флауэр, королевский стекольщик, был первым из
шести английских и фламандских художников, изготавливав¬
486
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
ших витражные стекла с 1517 по 1547 год. Это самый полный
цикл церковных витражных окон с правления Генриха VIII.
Во время Второй мировой войны они были вынуты и храни¬
лись в безопасном месте, а после войны понадобилось пять
лет, чтобы установить их на прежнем месте. Стилистически
они отражают переход от готики к Ренессансу, а иконографи¬
чески верно следуют традиции Средневековья. Верхние сек¬
ции двадцати четырех боковых окон пересказывают истории
из Ветхого Завета, в то время как нижние секции содержат
соответствующие сцены из Нового Завета. Большое восточ¬
ное окно со сценами Страстей Христовых и Распятия уравно¬
вешивает сцену Страшного суда, изображенную на западном
окне (1879). Оно производит глубокое впечатление и может
служить уроком по истории искусства, но для непосредствен¬
ного эмоционального восприятия я рекомендую картину в
одном из боковых приделов — “Распятие” Крейга Этчисона
(1994) — образ бесконечного и безвременного одиночества.
На стекле в прихожей часовни есть выгравированное сооб¬
щение: “Джон Блекмор в 1747 году помыл эти окна”. Более
поздний гравер добавил: “Их снова нужно помыть”.
Фаворитом у посетителей является великолепное полотно
Рубенса, но когда оно появилось здесь, вызвало бурю споров.
Картина “Поклонение волхвов” была написана в 1634 году для
фламандского женского монастыря. Впоследствии она была
куплена герцогом Вестминстерским, продана на аукционе
за рекордную для того времени сумму двести семьдесят пять
тысяч фунтов и преподнесена в дар колледжу новым владель¬
цем. Однако она была слишком велика для свободного места
под восточным окном, поэтому члены колледжа демонтиро¬
вали исторический главный престол и обшивку стен вплоть
до хоров. Этот вандализм “во имя искусства” был бы давно
забыт, если бы результат оказался убедительным, но с тех пор
Святое Семейство, изображенное на этом шедевре барочной
живописи, непрерывно вступало в эстетический конфликт
с тюдоровскими окнами прямо над ним. Однако давайте не
487
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
преувеличивать масштаб бедствия; то, что было сделано на
другом конце часовни, с эстетической точки зрения пред¬
ставляет гораздо худшую катастрофу, а именно — сувенирная
лавка в прихожей.
Есть и другая проблема. Часовня Кингз-колледжа нужда¬
ется в деньгах: только стоимость технического обслуживания
составляет более тысячи фунтов в день. Кислотные дожди
и выхлопные газы постоянно разъедают каменную резьбу,
и каждый дюйм эрозии усугубляет проблему консервации и
стоимость реставрации. Еще не очень давно, когда вы могли
посетить часовню бесплатно, люди опускали добровольные
пожертвования в дубовый сундук с металлической окантов¬
кой (теперь это экспонат выставки в боковых приделах). По
преданию, это был сундук, в котором Генрих VII отправил в
Кембридж золото и серебро в плату за строительство часов¬
ни. Теперь существует другой источник дохода: золотые голо¬
са мальчиков-певчих.
Хор Кингз-колледжа старше самой часовни. Шестеро
братьев-мирян и шестнадцать мальчиков “приятной наруж¬
ности и здравого ума”, как сказано в постановлении Генри¬
ха VI от 1441 года (год основания колледжа), должны были
ежедневно исполнять мессу в часовне. Они делают это уже
более пятисот шестидесяти лет. Шестнадцать мальчиков в
итонской форме — фуражки и полосатые брюки — каждый
день приходят на вечерню в половину шестого, проделывая
путь от своей школы на другой стороне Бакса. Школа Кингз-
колледжа, расположенная в доме №50 по Гранж-роуд, явля¬
ется подготовительной школой для мальчиков и девочек в
возрасте от четырех до тринадцати лет, где кроме пения их
учат таким старомодным добродетелям, как самодисциплина,
преданность и настойчивость.
Англиканская церковь в течение некоторого времени
позволяет женщинам принимать церковный сан, но в хоре
Кингз-колледжа нет девочек. Это даже не обсуждается. Ника¬
кое сопрано не может сравниться со звонким вибрато этих
488
АНГЕЛЬСКОЕ ХОРОВОЕ ПЕНИЕ
детских голосов с неподражаемым тембром где-то посереди¬
не между ангелом и евнухом. Их чистый дискант воспаряет к
веерному своду часовни Кингз-колледжа с магическим звуком,
который достигает апогея за мгновение до того, как голоса
стихают. Они воплощают преходящую природу чистой красо¬
ты и детскую невинность. Мы прикасаемся к волшебству, когда
смотрим на херувимов, поющих в хоре при свете бездымных
шведских свечей. Чарлз Дарвин вспоминал, что в бытность
студентом часто ходил на вечерню в часовне Кингз-колледжа и
был очарован дивными звуками. “Иногда нанимал мальчиков
из хора, чтобы они пели у меня на квартире”, — вспоминал он.
Начиная со Средневековья в английских соборах и кол¬
леджах готовили мальчиков-певчих, и композиторы пользо¬
вались их голосами для создания полифонической церков¬
ной музыки, особенно в эпоху Тюдоров. Эта музыкальная
культура особенно характерна для Англии, и она по-прежнему
актуальна. Мастерство звучания, зародившееся в те дни, здесь
достигло кульминации, и “королевский звук” обладает почти
эфирной ясностью.
Во время учебного семестра вы всегда можете найти ме¬
сто на вечерней службе, но раз в год вам придется вступить в
борьбу, чтобы оказаться внутри. Еще за сутки до мероприятия
вы увидите первых людей со спальными мешками в очереди
перед воротами колледжа. “Фестиваль девяти уроков и рож¬
дественских куплетов” — название рождественского концер¬
та в Кингз-колледже, и слушательская аудитория насчитывает
сто девяносто миллионов человек по всему миру, не считая
тысячи пятисот душ в самой часовне. Каждый год с 1928 года
благодаря ВВС люди даже в Африке и Новой Зеландии могут
настроить свои радиоприемники, чтобы в прямом эфире
услышать серебряные обертоны голоса солиста, который
порхает как птица: “Благословен Господь, твердыня моя...”
Рождественские гимны в Кингз-колледже — такая же неотъем¬
лемая часть английского Рождества, как жареная индейка и
рождественский пудинг.
489
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Певчие Генриха VI стали не только национальным сокро¬
вищем, но и коммерческим предприятием, управляемым и
рекламируемым точно так же, как юношеские группы в поп-
индустрии. По выходным дням они дают концерты, летом
отправляются в заморские туры и выпускают по три новых
компакт-диска в год. Церковная музыка остается удивительно
популярной в светском обществе.
Многие крупные музыканты начинали карьеру в хоре
этого колледжа: Орландо Гиббонс, который пел здесь в воз¬
расте тринадцати лет; Уильям Стерндейл Беннет, который
в возрасте восьми лет уже был певчим в Кингз-колледже, а
впоследствии стал профессором музыки в Кембридже; дири¬
жер Джон Элиот Гардинер; Томас Адес, нынешний директор
Олдебургского музыкального фестиваля; контртеноры Дэвид
Кордье и Лоуренс Заццо. В мае 1968 года шестеро англичан
“приятной наружности и здравого ума”, бывшие хористы
Кингз-колледЖа, образовали вокальный секстет King's Singers,
который пользовался огромным успехом и в котором теперь
выступает третье поколение певцов.
Куинс-колледж:
кошки, собака и две королевы
Ах, манящие колокола Кембриджа! Фонтаны
при лунном свете, запертые ворота подворий и
монастырей, эта непреходящая красота, чистая,
отчужденная и гордая... некогда сияла, как маяк,
в таинственной тишине и одиночестве болот.
Малькольм Лаури. “У подножия вулкана”
(1947)
В третьей главе романа Малькольма Лаури “У под¬
ножия вулкана” его герой-консул пьяным оказы¬
вается на улицах Мехико и его спасает какой-то
водитель с зычным голосом и в галстуке Тринити-
колледжа. Лаури, уверяют нас его биографы, и
сам был не дурак выпить, когда в начале 1930-х годов учился в
колледже Св. Екатерины. На чугунной решетке, отделяющей
внутренний двор от Трампингтон-стрит, нашим взорам пред¬
стает пыточное орудие, которое красуется на гербе этого кол¬
леджа, колесо Св. Екатерины, покровительницы учености.
Лишь немногим ученым Св. Екатерина благоприятствова¬
ла больше, чем Уильяму Уоттону. В шесть лет он знал латынь,
греческий и древнееврейский, в девять лет был принят в кол¬
ледж Св. Екатерины, а в двадцать один год стал членом Ко¬
ролевского общества. Однако карьера этого вундеркинда xvii
века быстро выдохлась, как и наш визит в этот колледж, по¬
тому что мы уже повернули за угол на Кингз-лейн.
Эта улица между колледжем Св. Екатерины и Кингз-кол-
леджем неуютная, зато выводит нас к настоящей жемчужине.
У Куинс-колледжа есть все, что радует наше сердце:
патронессы королевских кровей, живописная архитектура
и герои академического мира. Несмотря на историческую
491
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
связь с Кингз-колледжем и их соседство со стороны реки, у
Куинс-колледжа особенный характер. Это начинается с ректо¬
ра, который здесь называется президентом, и заканчивается
Спрайтом. Спрайт — джек-рассел-терьер, но статут 1595 года
запрещает держать собак в университете. Поэтому Спрайт
получил honorary feline status, что в переводе на обычный язык
позволяет считать его кошкой.
Когда Генрих VI учредил Кингз-колледж, его жена Марга¬
рита, которой в то время было восемнадцать лет, в 1448 году
тоже основала в Кембридже колледж — “К чести и во славу
женского пола”. Прошло еще пятьсот тридцать два года,
прежде чем Куинс-колледж стал принимать женщин. После
поражения партии Ланкастеров в войне Белой и Алой Роз
униженная и обездоленная Маргарита вернулась в родной
город Анжу, и ее колледж прекратил бы свое существование,
если бы не бывшая придворная дама королевы Елизавета Вуд-
вилл, которая, выйдя замуж за Эдуарда ГУ, стала королевой
и взяла на себя заботы о колледже своей предшественницы.
Именно поэтому кембриджский колледж называется Queens*
College (Колледж королев), а не Queen's College (Колледж коро¬
левы), как в Оксфорде. Движущей силой этого решения был
местный священник Эндрю Докет. Ему удалось, преодолев
все политические водовороты, обеспечить своему проекту по
созданию колледжей самых высоких покровителей. Что был
бы Куинс-колледж без Докета и какой была бы университет¬
ская история без блестящих дипломатов и попрошаек?
Через дубовый портал на Куинс-лейн мы попадаем в один
из наиболее хорошо сохранившихся университетских дворов
времен позднего Средневековья. Олд-корт, строительство
которого было начато в 1448 году, имеет такую же гармонич¬
ную планировку, как и архитектуру: вокруг кирпичные стены,
окна с плоскими тюдоровскими арками, привратный дом с
парапетом и угловыми башенками. Напротив находится холл,
в северном крыле часовня и библиотека, а в южном жилые
помещения — прекрасная симметрия и функциональность.
492
КУИНС-КОЛЛЕДЖ
Как говорится, всегда бывает позже, чем вы думаете, но редко
когда можно получить более живописное напоминание, чем
солнечный и лунный циферблат на стене часовни (1733).
Холл стал еще более красочным с тех пор, как викториан¬
ский архитектор Д. Ф. Бодли зажег здесь постоянный фейер¬
верк с сотнями звезд из позолоченного свинца, сверкающих
на красно-зеленом небе из деревянных балок. Прерафаэлит¬
ским сокровищем является фигурный кафель над карнизом
камина по эскизам Форда Мэдокса Брауна, выполненный
Уильямом Моррисом, как и декорации стен. “Да процветает
дом” — значится на классическом изголовье над ректорским
столом. В вольном переводе это означает: в таких музейных
интерьерах процветает бизнес по устройству конференций.
В марте 1996 года фирма по производству стиральных машин
арендовала на вечер старый холл Куинс-колледжа, чтобы от¬
метить своих лучших дилеров в стиле празднования оконча¬
ния учебы, с мантиями и университетскими шапочками.
Проход рядом с холлом ведет в Клойстер-корт. Он так
красив, что хочется опуститься на колени и поцеловать га¬
зон. Интимный, не такой грандиозный, как двор Тринити-
колледжа, он тоже не строго прямоугольный, но полон шар¬
ма неправильности. Клойстер-корт с его розовым, теплым
тюдоровским кирпичом, строившийся с 1460 года, был пер¬
вым крестовым ходом в колледжах Кембриджа, спроектиро¬
ванный, по всей вероятности, как и Фронт-корт, местным
архитектором Реджинальдом Эли. Около 1540 года резиден¬
ция ректора была расширена за счет длинной галереи над се¬
верной колоннадой — двух фахверковых этажей с альковами в
деревянных колоннах. Ректорская галерея — единственное из
еще сохранившихся фахверковых строений в кембриджских
колледжах — аутентичная тюдоровская декорация к пьесам
Шекспира, которые студенты Куинс-колледжа ставят здесь
каждый год на Майской неделе.
В соседнем Памп-корте была квартира Эразма Роттердам¬
ского с 1511 по 1514 год, где-то рядом с башней Эразма. Вели¬
493
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
кий цивилизатор Европы, как назвал его Кеннет Кларк, буду¬
чи членом Куинс-колледжа, преподавал arcanae litterae - тайны
переводов Библии в новом критическом духе гуманизма. Без
греческого нет теологии, считал Эразм, а без хорошего вина —
радости познания. В 1511 году Эразм писал из колледжа своему
другу в Лондон: “Здешнее пиво мне совсем не нравится, да и
вино не намного лучше. Если ты пришлешь мне бочонок гре¬
ческого вина, лучшего, какое сможешь достать, то сделаешь
своего друга счастливым (но я бы предпочел абсолютно сухое
вино)”. Об ученых жалобщиках, свободно говорящих на латы¬
ни, но не знающих английского, напоминает также Эразмус-
билдинг сэра Бэзила Спенса, куб из кирпича и бетона (1959).
Современная архитектура в Баксе? Строения, шокировавшие
современников, теперь кажутся вполне безобидными.
К членам Куинс-колледжа принадлежит также знамени¬
тый знаток санскрита Гарольд Уолтер Бейли (1899—1996). Он
писал дневник на своем языке, представлявшем собой кол¬
лаж из сарматских надписей. Скажете, это уже чересчур? Ни
в коем случае: “Здесь нет ни одной строчки, которую не понял
бы перс, живший в iv веке”.
Река Кем делит владения Куинс-колледжа на две части. На
восточном берегу расположены старые здания, на западном
берегу новые. Оба берега соединяет легендарный Математи¬
ческий мост. Построенный из дерева без единого гвоздя, он
сконструирован настолько оригинально, что его приписыва¬
ли Ньютону, пока в викторианскую эпоху мост не разобрали
и не смогли собрать обратно. Установлено, что эту китайскую
головоломку спроектировал в 1749 году какой-то студент; с
тех пор мост два раза обновляли.
На другом берегу в 1980 году раскинулся Криппс-корт —
белые бетонные колонны, много стекла и никакого сострада¬
ния к чувствам окружающих. И тем не менее около пятисот
студентов Куинс-колледжа найдут здесь все, что так нравится
и участникам всяческих конференций: гимнастический зал,
сквош, мультимедиа... Эразм, вы по-прежнему с нами?
494
Загадка Марлоу
и трофеи Паркера:
сокровище
Корпус-Кристи-колледжа
Кембридж, такой как есть - сырой, холодный, аб¬
страктный, формальный, - прекрасное место, что¬
бы писать, читать и работать.
Сильвия Плат (29 января 1956 г.)
февраля 1953 года Фрэнсис Крик зашел на
Я J ланч в таверну “Орел” на Бенет-стрит и объ-
Ш явил, что он со своим коллегой Джеймсом
я ^ Уотсоном только что открыл тайну жизни.
ШШШШЩ Речь шла о структуре ДНК, играющей клю¬
чевую роль в передаче наследуемых признаков. Оба молодых
генетика из соседней Кавендишской лаборатории входили в
число постоянных клиентов, весьма ценивших бочковое пиво
этого заведения. Во дворе таверны 1667 года, где раньше оста¬
навливались почтовые кареты, теперь за кружками пива Green
King сидят студенты и туристы. В “Орле” есть также бар ВВС,
где во времена Второй мировой войны встречались англий¬
ские и американские военные летчики, и часто эти встречи
были последними. Перед вылетами они оставляли на потолке
бара свои имена, они писали их копотью от свечи или пома¬
дой подружки.
Выйдя из трактира, мы увидим напротив угловатую стро¬
гую башню, бойницы которой устремлены на нас, словно
взгляд древней совы. Это церковь Св. Бенедикта, которая сто¬
яла здесь еще до завоевания Англии норманнами. Характер¬
ной чередующейся кладкой вертикальных и горизонтальных
495
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
камней англосаксонские зодчие добивались устойчивости и
прямоугольности башен. Круглая арка под башней покоится
на двух диких животных, вероятно, львах, — отголосок суро¬
вых языческих времен. У церкви Св. Бенедикта шесть колоко¬
лов, а то, как они могут звучать в прекрасных математических
вариациях, открыл печатник Фабиан Стедмен, которого на¬
зывают отцом английского искусства переменного звона.
Небольшой кладбищенский парк огибает эту старейшую
в городе и графстве церковь, которая была построена около
1040 года, с позднейшими достройками и перестройками. По
ту сторону стены из бутового камня, бок о бок с покойника¬
ми живут студенты Корпус-Кристи-колледжа. Веками главный
вход в колледж располагался рядом с церковью, почему и кол¬
ледж часто называли Бенет-колледж, пока в 1827 Г°ДУ не по“
явилась настоящая, большая сторожевая башня, и парадный
вход в неоготическом стиле со стороны Трампингтон-стрит.
Корпус-Кристи — единственный из всех колледжей Ок¬
сфорда и Кембриджа, основанный двумя городскими гиль¬
диями, а не представителями аристократии или Церкви. Это
произошло в 1352 году, поскольку уже тогда купечество осо¬
знало преимущества высшего образования. Кроме того, горо¬
жане благодаря своему колледжу надеялись обрести влияние
в университете, дабы не всегда попадать впросак в спорах
между town и gown. Однако когда в 1381 году крестьянский бунт
достиг Кембриджа, “буржуазное” происхождение колледжа
Тела Христова и Пресвятой Девы Марии никак не защитило
его от гнева горожан. Во время грабежей удалось спасти рог
в серебряной оправе, из которого студенты Корпус-Кристи-
колледжа до сих пор пьют прощальную чашу, отмечая удачно
сданные выпускные экзамены.
Если вы из величественного переднего двора повернете
направо, то из xix века сразу попадете в xiv век, в скромный и
тесный мир Средневековья. Булыжная мостовая, овал газона,
окруженный косоугольным каре низких зданий: это Олд-корт,
возведенный между 1352 и 1377 годом, старейший двор в кол¬
496
ЗАГАДКА МАРЛОУ И ТРОФЕИ ПАРКЕРА
леджах Кембриджа, сохранившийся в первоначальном виде.
Контрфорсы и мансарды — дополнения xvi века, как и ками¬
ны в северном крыле; до того времени школяры жили без ото¬
пления. На одну спальню приходилось несколько студентов, и
вокруг спальни группировались четыре клетушки для занятий,
каждая с узким оконцем. Некоторые из этих окошек еще можно
увидеть, а общие спальни давно переделаны в двухкомнатные
апартаменты на одного студента или преподавателя, хотя по-
прежнему без персонального туалета. Историк и эколог Оли¬
вер Рэкхем, член Корпус-Кристи-колледжа, рассчитал, что для
строительства двора Олд-корт потребовалось примерно тыся¬
ча четыреста дубов и всего около сотни тонн древесины для
полов и фахверковых стен между лестницами. Часовней для
колледжа более двух столетий служила соседняя приходская
церковь Св. Бенедикта. На лестнице R в Олд-корте, в те време¬
на единственном дворе колледжа, в 1580 году поселился сын
сапожника из Кентербери, стипендиат Кристофер Марлоу.
Здесь началась причудливая карьера драматурга елизаве¬
тинской эпохи, которым восхищались такие разные люди,
как Гёте, Брехт и Дерек Джармен. Марлоу был мастером ма¬
скарада. Одно из множества его лиц всплыло в 1953 году во
время реставрационных работ за деревянной обшивкой стен
в ректорской резиденции, особенно долгожданное, посколь¬
ку других достоверных портретов Марлоу не существует. На
портрете изображен мужчина двадцати одного года с мягки¬
ми чертами лица, львиной гривой, в батистовом воротничке,
руки сложены на груди поверх черно-красного с прорезями
бархатного жабо — слишком шикарно для сына сапожника.
Датирован этот сомнительный в плане идентичности шедевр
1585 годом, из чего следует, что написан он был через год пос¬
ле получения Марлоу степени бакалавра. На портрете есть де¬
виз: “Что меня питает, то меня разрушает”. Парадоксальный,
как и сам Марлоу, словно тайна всей его жизни заключена в
этом портрете, висит он теперь в старой комнате отдыха, где
члены колледжа выпивают перед обедом портвейн.
497
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
“Корпус славится своим портвейном, — говорит приврат¬
ник, показывавший мне портрет Марлоу. — В годы хорошего
урожая члены колледжа покупают тысячи бутылок, винный
погреб расположен рядом с ректорским”.
В часовне колледжа похоронен Уильям Уилкинс; это фи¬
нальный жест расположения к нему, потому что из всех своих
неоготических творений Уилкинс, архитектор Лондонской
национальной галереи, больше всего любил Нью-корт (1823—
1827) Корпус-Кристи-колледжа.
И если даже наша любовь к ажурным орнаментам и зуб¬
чатым коронам уже не так велика, этот двор таит в себе на¬
стоящее сокровище. Оно находится в южном флигеле, за
восемью неотюдоровскими окнами, и называется Паркеров-
ской библиотекой. Выставка “Миллениум”, которую я там ви¬
дел, едва ли могла быть проще и сенсационнее одновременно.
Из своей коллекции библиотека выделила по одной книге
на каждое столетие. Первым было издание Canterberу Gospels
(Кентерберийские Евангелия) vi века, которое покидало кол¬
ледж только на время интронизации нового архиепископа
Кентерберийского в сопровождении двух членов колледжа.
Одной из последних была Insectorum sive minimorum animalium
theatrum Томаса Мофета, первая иллюстрированная англий¬
ская книга о насекомых 1634 года. Ранние копии трудов Ци¬
церона, Амвросия, Блаженного Августина и Беды Достопоч¬
тенного, роскошно иллюстрированная Библия из аббатства
Бери-Сент-Эдмундс (ок. 1135), работы первого известного
нам по имени английского художника, мастера Хьюго, — око¬
ло семисот рукописей хранится в библиотеке этого колледжа,
в том числе английские, французские и фламандские часос¬
ловы, более сотни инкунабул, шедевры раннего книгопечата¬
ния. Только в Британской и в Бодлианской библиотеках есть
более полные собрания англосаксонских рукописей, чем в
Паркеровской библиотеке. Ядром своей коллекции библио¬
тека обязана сыну суконщика из Нориджа, Мэттью Паркеру.
Он был студентом и членом колледжа Корпус-Кристи, потом
498
ЗАГАДКА МАРЛОУ И ТРОФЕИ ПАРКЕРА
стал его ректором, вице-канцлером университета и наконец
архиепископом Кентерберийским. Будучи духовником Генри¬
ха УГГГ, ему удалось спасти от уничтожения фанатиками веры
бесценные свидетельства книжной культуры Средневековья
из монастырских и соборных библиотек. Этот изумительный
трофей библиофил-церковник впоследствии подарил своему
колледжу вместе с роскошным столовым серебром. В таких
спонсорах Корпус-Кристи-колледж нуждается и сегодня, а
точнее — в тридцати миллионах евро на запоздалую модерни¬
зацию библиотеки.
Около одиннадцати тысяч книг Паркеровской библиотеки
были изданы до 1800 года. На сделанных по эскизам Уилкинса
полках наряду с классиками можно найти видных литерато¬
ров из Корпус-Кристи-колледжа: Кристофера Марлоу, Джона
Флетчера, Кристофера Ишервуда. “Нет первых изданий Джо¬
на Каупера Поуиса”, — сокрушается библиотекарь. Поуис, в
свою очередь, самый плодовитый из современных английских
романистов, в студенческие годы мечтал вовсе не о Паркеров¬
ской библиотеке. Нет, не книги открывали ему тайны бытия, а
мхи и лишайники на стене за Музеем Фицуильяма.
Две церкви обрамляют Корпус-Кристи-колледж: церковь
Св. Бенедикта с севера и церковь Св. Ботольфа с юга. Св. Бо-
тольф (или Ботульф) жил в vii веке и был настоятелем мона¬
стыря, одним из ранних святых-покровителей Восточной Ан¬
глии. Если вы как турист не хотите подвергнуться нападению
разбойников, не забудьте поставить свечку Св. Ботольфу, ведь
он и покровитель путешественников. Церкви, посвященные
ему, можно найти, как правило, на въезде в город, как в Кем¬
бридже, пусть даже теперь это выглядит иначе. В Средневе¬
ковом Кембридже церковь Св. Ботольфа располагалась у юж¬
ных ворот города, на лондонской дороге. Трампингтонские
ворота давно снесены, но Ботольф-лейн с ее выкрашенными
в пастельные цвета коттеджами проведет вас вдоль кладбища
прямо в Средневековье.
499
Гении из велосипедного сарая:
Олд-Кавендиш
Кембридж в моей семье был аксиомой, как соленая
овсянка на завтрак, и все мои мысли об Оксфорде
казались такой же ужасной ересью, как и мечты о
сладкой булке с молоком.
Клаф Уильямс-Эллис (1971)
Нигде в Кембридже Средневековье и современ¬
ность не встречаются так естественно, как
на Фри-Скул-лейн. На этой улочке с обратной
стороны от Корпус-Кристи-колледжа, напро¬
тив его закопченных стен, расположен вход
на олимп естественных наук. Ядерная эпоха и генетическая
революция — все это началось здесь, в старой Кавендишской
лаборатории. Когда она открылась в 1873 году, в Кембридже
было всего девятнадцать студентов, изучавших естественные
науки. Сегодня же только с Кавендишской лабораторией свя¬
заны имена тридцати с лишним нобелевских лауреатов, от
Эрнеста Резерфорда до Джона Кокрофта. А в лекционном
зале имени Кокрофта 29 апреля 1980 года состоялась первая
лекция человека в инвалидной коляске, который не мог про¬
изнести ни одного слова: профессора математики Стивена
Хоуинга.
Только в середине xix века Кембриджский универси¬
тет уравнял естественные науки в правах с гуманитарными,
включив их в экзаменационный список. Новые лаборатории
и лекционные залы стали строить на бывшей территории Бо¬
танического сада, к востоку от Фри-Скул-лейн. В центре это¬
500
ГЕНИИ ИЗ ВЕЛОСИПЕДНОГО САРАЯ
го района стоит физическая лаборатория, которую основал
Уильям Кавендиш, тогдашний канцлер университета. В Кавен-
дишской лаборатории Джеймс Клерк Максвелл исследовал
природу световых волн, а сэр Джозеф Джон Томпсон открыл
существование электрона. Дж. Дж. Томпсон превратил Кавен-
дишскую лабораторию в ведущий центр экспериментальной
физики. Его последователю Эрнесту Резерфорду в 1919 году
удалось впервые расщепить ядро атома. Лорд Резерфорд воз¬
главлял ядерные исследования в Кембридже до смерти в 1937
году. У одного из ближайших его коллег, Петра Капицы, во
дворе напротив Кавендишской лаборатории была своя соб¬
ственная, Мондовская лаборатория, названная по имени про¬
мышленника и филантропа Монда. На клинкерном фасаде
рядом со входом в институт, где теперь располагается отдел
аэрофотосъемки, изображен крокодил с разинутой пастью,
барельеф Эрика Гилла (1936). Крокодил — прозвище, которое
Капица дал коллеге Резерфорду, чей громкий голос был слы¬
шен задолго до того, как он появлялся — сигнал тревоги, как
часы, что проглотил крокодил в “Питере Пэне”. У самого Ре¬
зерфорда, защитника свободной науки, не было внутренних
часов, которые могли бы предостеречь его от Капицы, и в
конце 1920-х годов тот передал результаты атомных исследо¬
ваний в Москву.
В велосипедном сарае во дворе Кавендиша в 1947 году
родилась легендарная лаборатория молекулярной биологии.
Тринадцать Нобелевских премий вышли из этого института.
Ее инициаторами были венский эмигрант, химик Макс Перуц
и выпускник Тринити-колледжа Джон Кендрю. К этой коман¬
де, желавшей исследовать молекулярные структуры биологи¬
ческих систем, примкнули Френсис Крик и Джеймс Д. Уотсон,
тоже совершенно разные люди: англичанин Крик с медицин¬
ским образованием, в тридцать пять лет все еще не имевший
докторской степени, и Уотсон из Чикаго, двенадцатью годами
младше, в прошлом орнитолог. В апреле 1953 года им удалось
“безумное предприятие”, как назвал это позже Крик, — пред¬
5°!
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ставление ДНК в виде двойной спирали, содержащей всю ге¬
нетическую информацию и наследственные характеристики
живого существа. За это далеко идущее открытие в биологии
хх века Крик и Уотсон вместе с физиком Морисом Уилкинсом
в 1962 году получили Нобелевскую премию по медицине.
В том же 1962 году, когда их коллеги Перуц и Кендрю по¬
лучили Нобелевскую премию по химии, лаборатория молеку¬
лярной биологии обрела новую квартиру на южной окраине
города, на территории нового Ад денбрукского госпиталя. Там
немецкому иммунологу Георгу Кёлеру вместе с аргентинцем
Сезаром Мильштейном удалось совершить еще один глобаль¬
ный прорыв в биомедицине и получить в 1984 году за свои
исследования Нобелевскую премию. Пионеры ксенотран-
сплантации (межвидовой трансплантации органов) работа¬
ют в исследовательской лаборатории в Кембридже, центре
британской биотехнической индустрии.
В 1973 году, через сто лет после основания, Кавендишская
лаборатория переселилась в новые помещения на западной
окраине города. При этом большинство других лабораторий
также оставили прежние квартиры на Фри-Скул-лейн. Остал¬
ся лишь конгломерат строений, пустынных, как задний двор
большой клиники.
Все, что университет с xix века строил для своих ученых,
снова входит в почти гениальное противоречие с качеством
научных исследований, расцветших в этом эстетическом ва¬
кууме. Сегодня этот квартал носит эвфемистическое назва¬
ние Площадка новых музеев.
Не пугайтесь бетонного колосса, построенного по проек¬
ту сэра Филипа Доусона в конце 1980-х годов для зоологиче¬
ского факультета. На приподнятой платформе скелет финва¬
ла указывает на вход в Зоологический музей. Здесь мы можем
обозреть весь цикл творения, пусть и в витринах, вплоть до
гигантского ленивца, вымершего в конце плейстоцена. Здесь
же хранятся останки птиц и рыб, которых привез Дарвин из
экспедиции на “Бигле”, а дарвиновский микроскоп оказался
502
ГЕНИИ ИЗ ВЕЛОСИПЕДНОГО САРАЯ
среди сокровищ соседнего Уиппловского музея истории нау¬
ки. Астролябии, солнечные часы, навигационные и измери¬
тельные приборы, телескопы, спектроскопы — все это вос¬
хитительное собрание восходит к Роберту Стюарту Уипплу,
председателю Кембриджской компании научных инструмен¬
тов, по сей день процветающей фирмы, соучредителем кото¬
рой в 1878 году был младший сын Дарвина Горацио. Среди
прочих вещей она создала и первые в мире сейсмографы.
Для своих быстро растущих научных отделений универ¬
ситет в 1900 году приобрел владения Даунинг-колледжа, рас¬
положенные наискосок от Кавендишского комплекса. За не¬
сколько десятилетий даунинговская площадка была плотно
застроена разномастными и заурядными зданиями. По про¬
екту оксфордского архитектора Т. Дж. Джексона из клинкер¬
ного кирпича было построено здание вдоль Даунинг-стрит,
стилистическое попурри в эдвардианском духе (1904—1911).
Туда переехали два университетских музея, Музей археоло¬
гии и антропологии и Седжвиковский музей наук о Земле, где
сосредоточена одна из лучших в мире коллекций окаменело¬
стей. Над одной из дверей можно видеть воплощение alma
mater Catabrigia — каменный барельеф обнаженной женщины,
несущей солнце, контейнер и лабораторную мензурку под де¬
визом Hinc Lucem et Pocula Sacra — символический призыв к сту¬
дентам пить из источника света, мудрости и знания.
Кембриджскими учеными решаются не только глобальные
научные задачи вроде ядерных и генетических исследований.
В 2000 году два физика, Томас Финк и Ионг Мао, опубликова¬
ли новаторскую книгу с множеством элегантных математиче¬
ских решений другой насущной проблемы: “Восемьдесят пять
способов завязывать галстук”.
Томас Грей переезжает:
из Питерхаус-колледжа
в Пемброк-колледж
Ректоры колледжей — это дюжина седовласых
аристократов, помешавшихся на своей гордости;
члены колледжа - ленивые, пьяные, тупые и неве¬
жественные создания.
Томас Грей — Горацио Уолполу
(31 октября 1734 г.)
В дождливые дни два ручья текут по Трампингтон-
стрит в широких каменных желобах. Эти желоба
появились в 1749 году, по ним вода из источника
поступает в центр города. Они называются Пот и
Пем, и различить их легче, чем Твидлдама и Твид-
лди: Пем течет со стороны Пемброк-колледжа, а Пот — со
стороны расположенного напротив Питерхаус-колледжа, ко¬
торый также называют Потхаусом. Вот так все просто устрое¬
но в Кембридже. Как-то, когда он был студентом, Кольридж
пришел на помощь двум пьяным, упавшим в бурлящий поток
водосточного желоба. “С-спасите м-моего друга, — промямлил
один из них. — Н-не обращайте внимания на м-меня, я умею
плавать!”
Легко опознать и принадлежащие колледжу велосипеды
пемброкских студентов. Все они помечены литерой У, ини¬
циалом Марии де Валенса, графини Пемброк, которая осно¬
вала колледж в 1347 году. По фасаду уже не видно, насколько
он стар; его полностью обновили в начале xviii века, снабдив
стенами из выбеленного тесового камня с зубцами.
Сильные стороны Пемброк-колледжа — естественные
науки и ориенталистика. Здесь преподавал физик виктори¬
504
ТОМАС ГРЕЙ ПЕРЕЕЗЖАЕТ
анской эпохи Джордж Габриэль Стокс, которому мы обязаны
правилом Стокса о длине волны фотолюминесценции, зако¬
ном Стокса о силе сопротивления в бесконечно вязкой сре¬
де, стоксом (единицей кинематической вязкости), стоксовой
формулой преобразования криволинейного интеграла — про¬
должать или нет?
Пемброк-колледж — это кембриджский уголок поэтов.
Нет другого колледжа, из которого вышло бы столько поэтов,
что их хватило на собственную антологию: Эдмунд Спенсер,
Ричард Крэшоу, Томас Грей, Кристофер Смарт, Тед Хьюз —
пятнадцать “пемброкских поэтов”, и это не считая Дэвида
Генри Уилсона, чей Джереми Джеймс по популярности едва
не уступает Гарри Поттеру, писатель-сатирик Том Шарп, ав¬
тор кампусных романов, обессмертивший образ старшего
привратника.
В 1951 году Тед Хьюз, получив стипендию, приехал в Кем¬
бридж изучать англистику. На третий год учебы в Пемброк-
колледже, когда он в очередной раз (а происходило это раз в
неделю) мучился над написанием эссе, ему приснилось, что
в комнату, хромая, вошла раненая лисица, положила окро¬
вавленную человеческую руку на пустую страницу и сказала:
“Кончай с этим, ты нас истребляешь”. Литературоведение
противно натуре поэта, так понял юный лирик свой сон и вы¬
брал себе другие предметы для выпускного экзамена — антро¬
пологию и археологию. После того как Тед Хьюз, сдав экза¬
мен, познакомился с Сильвией Плат, таких простых решений
проблем, как в этом случае с эссе, у него не находилось.
Из переднего двора мы мимо холла проходим к Айви-корту.
В южном флигеле этой пристройки xvii века Томас Грей нашел
то, что искал: покой картезианского монастыря. Его “Элегия,
написанная на сельском кладбище” принесла скромному дону
больше славы, чем он желал. В отличие от Теда Хьюза Грей
отказался от должности поэта-лауреата. С 1756 года он жил
отшельником на первом этаже Хичем-билдинг на лестнице I
в таком уединении, что студенты бросали еду и бежали на
505
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
него смотреть, если он показывался снаружи. Чем занимался
он в своих трех комнатах? Делал заметки к лекциям, которых
ни разу не прочел, собирал материал для истории литерату¬
ры, которую так и не написал, изучал генеалогию и китайские
династии, переписал линнеевскую классификацию насеко¬
мых латинским гекзаметром — короче говоря, это был уче¬
ный чудак, который ни в одном колледже, и даже в Пемброк-
колледже, не нашел бы понимания в наше время. “Я словно
тот паук, которому нечего больше делать, как только плести
свою паутину, переползать в другое место и снова плести”, —
говорил он о себе.
Рукопись знаменитой “Элегии, написанной на сель¬
ском кладбище” является сокровищем Старой библиотеки
в северо-западном углу переднего двора. Прежде здесь нахо¬
дилась часовня колледжа. Теперешнюю капеллу построил на
свои средства Мэттыо Рен, епископ Или, в знак благодарно¬
сти за свое освобождение из Тауэра после восемнадцати лет,
проведенных там во время пуританского правления. Подряд
на строительство Мэттыо Рен в 1665 году отдал начинающему
архитектору из Оксфорда, своему племяннику. Это был при¬
мер непотизма с превосходным результатом, поскольку пле¬
мянника звали Кристофер Рен.
Пемброкская часовня стала дебютом Рена, он окончил
ее в 1665 году, еще до завершения Шелдоновского театра
в Оксфорде. Это римский храм с барочным фонарем, и его
классический стиль был чем-то совершенно новым для Кем¬
бриджа. С каким чувством пропорций и ритма Рен проек¬
тировал своего первенца, ясно показывает западный фасад
церкви. Капители коринфских пилястров, гирлянды и урны
на фронтоне — эти замечательные примеры искусства каме¬
нотесов стали характерными чертами более поздних церквей
Рена. Первоначально часовня стояла без пристроек; тесовый
камень на лицевом фронтоне со стороны Трампингтон-стрит
и кирпич по бокам. Скромный прямоугольный интерьер, рас¬
считанный на восемьдесят членов общины колледжа, был
506
ТОМАС ГРЕЙ ПЕРЕЕЗЖАЕТ
расширен на восток в 1880 году; новые хоры с коринфскими
мраморными колоннами строились по проекту Джорджа Гил¬
берта Скотта-младшего.
В алтарном помещении часовни стоит резное кресло, ре¬
ликвия протестантского мученика. Кресло Ридли (если это,
конечно, оно) напоминает нам о бывшем члене ученого со¬
вета и ректоре Пемброк-колледжа, епископе Николасе Ридли,
который был казнен в Оксфорде в 1555 году. “Сладостный дух”
пемброкского сада, в верности которому он клялся в послед¬
нем своем письме, обещая “унести его с собой на небеса”, до
сих пор не выветрился. В этом саду ботаник Уильям Тёрнер,
современник Ридли, изучал растения, давая им первые ан¬
глийские названия. С тёрнеровской New Herball начинается си¬
стематическая ботаника в Англии. За рядом платанов на юго-
восточном углу сада расположено самое новое пемброкское
студенческое общежитие, построенное по проекту лондон¬
ского архитектурного бюро Эрика Перри (1997), приятная
компенсация за невыразительность викторианских построек
Альфреда Уотерхауза (1871—1873).
В нежном четырнадцатилетием возрасте Уильям Питт-
младший вселился в бывшую квартиру Грея в Пемброк-
колледже. Через десять лет он уже был премьер-министром,
самым молодым в британской истории. Как человек, спас¬
ший Европу от Наполеона, Питт вернулся в свой колледж в
виде бронзовой статуи в натуральную величину, облаченный
в римскую тогу. На этот памятник, установленный перед би¬
блиотекой, было пожертвовано столько денег, что их хвати¬
ло и на финансирование Питт-билдинг в 1833 году, нового
здания университетской типографии на Трампингтон-стрит.
Из-за башен, украшенных фиалами, это здание в неотюдоров-
ском стиле выглядит как церковь; есть даже излюбленный
студенческий розыгрыш — послать первокурсника на мессу во
Fresher's Church (церковь новичка). Но гораздо более приятную
перспективу представляет Fit2hilliesy удобно расположенный
рядом с колледжем, где продают легендарные челсийские
507
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
булочки — сладкие булочки с изюмом и корицей, возможно,
самые липкие в мире. Fitzbillies — это булочная-кондитерская,
основанная в 1922 году и принадлежащая Пемброк-колледжу.
Она свои шоколадные торты рассылает по всему миру, и даже
в Новой Зеландии их вкус воскрешает воспоминания о былом,
во многом так же, как прустовское пирожное “Мадлен”.
Напротив пемброкской часовни Рена от Трампингтон-
стрит ответвляется улочка, такая же милая, как ее название —
Св. Девы Марии (Меньшой) (Литтл-Сент-Мэри-лейн). Выбе¬
ленные коттеджи по одну сторону улицы, а по другую кладбище
с маленькой церковью — такие уголки называют романтически¬
ми, но здесь есть кое-что еще. С 1925 года местные жители и
прихожане ухаживают за диким садом, который разбил в цер¬
ковном дворе один дон из Тринити-колледжа. Это сеть изви¬
листых, переплетающихся тропинок, живописный ландшафт
в миниатюре, где между могилами развернулась пышным ков¬
ром растительная жизнь: ракитник, колокольчики, душистые
фиалки, вонючий морозник, аконит и мыльнянка, герань и
козлобородник, который здесь также называют Полдень-Джек-
пора-в-постель, потому что цветки у него раскрываются только
на утреннем солнце. Около двухсот видов растений обнаружил
в этом кладбищенском парке ботаник из волонтерской органи¬
зации по защите естественных ареалов растительного и жи¬
вотного мира Великобритании, и это не считая мхов и лишай¬
ников. Светло-желтым цветом цветет здесь Rosa cantabrigiensis
(кембриджская роза).
Газовым освещением на Литтл-Сент-Мэри-лейн, раритет¬
ным для Кембриджа, мы обязаны Артуру Пеку, профессору
классической филологии. Он собирал викторианские газовые
фонари, заполняя ими все принадлежавшие ему комнаты.
Маленькая церковь, примыкающая к этому саду, тоже на¬
зывается Св. Дева Мария (Меньшая). В ней есть восточное
окно с ажурным орнаментом в стиле пламенеющей готики
и памятная доска викария Годфри Вашингтона, жившего в
начале xviii века. Рассказ о том, что из трех звезд и полос на
508
ТОМАС ГРЕЙ ПЕРЕЕЗЖАЕТ
гербе Годфри Вашингтона в итоге получился американский
флаг, — одна из геральдических историй, которая гаранти¬
рованно порадует туристов из бывших английских колоний.
А викарий Св. Девы Марии (Меньшой) и в самом деле при¬
ходился двоюродным дедом Джорджу Вашингтону, первому
президенту Соединенных Штатов.
Рядом с этой церковью, которая до середины xiv века, ког¬
да ее отстроили заново, называлась церковью Св. Петра, рас¬
полагается старейший кембриджский колледж: Питерхаус.
Основал его в 1284 году бенедиктинский монах Хуго де Бэл-
шэм, епископ Или, под девизом “На пользу общества”. Дом
Св. Петра был первым общежитием школяров в городе, прак¬
тиковавшим новые правовые нормы и образ жизни коллеги¬
ального института.
Великие имена окружают Питерхаус-колледж, как острия
его ограды из позолоченной бронзы. Здесь учился физик Ген¬
ри Кавендиш и лорд Кельвин, предсказавший гибель планеты
от глобального потепления, гений вычислительной техники
Чарлз Бэббидж, кинозвезда Джеймс Мейсон, неудачливый
политик от Партии тори Майкл Портилло по прозвищу Пол¬
ли, елизаветинский поэт Томас Кэмпион, сочинявший чудес¬
ные песни с лютневым аккомпанементом, и инженер Фрэнк
Уиттл, который еще студентом запатентовал свое изобрете¬
ние газотурбинного двигателя. Влияние этих выпускников
Питерхауса несоразмерно велико по сравнению с колледжем,
который всегда оставался интимным и самым маленьким в
Кембридже — на двести пятьдесят студентов. Очень долго он
был оплотом роялистских симпатий и англиканского благо¬
честия, настолько консервативным, что стал принимать жен¬
щин лишь в 1985 году. Не напрасно Питерхаус-колледж стра¬
дает от ярлыка “Портерхаус” из кампусного сатирического
романа Тома Шарпа. Чтобы опровергнуть его, колледж даже
пригласил к себе Мадонну прочитать лекцию. Она оказалась
умнее, чем думали местные доны, и не приехала.
Что мы видим со стороны улицы? Слева клинкерный фли¬
509
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
гель с острой крышей и готическим эркером, елизаветин¬
ская библиотека; справа — жилое здание в стиле классицизма
с венецианским окном; в центре — восточная стена часовни,
смелая смесь перпендикулярной готики и Ренессанса. Но это
лишь прелюдия к стилистическому попурри Питерхауса. Тра¬
пезная XIII века, впоследствии украшенная прерафаэлитами,
палладианская архитектура xviii века, тюдоровская готика xix
века, многоэтажное здание 1960-х годов — да и кто может ожи¬
дать единообразия после семисот с лишним лет истории?
За колоннадой переднего двора поблескивает зеленое
каре Олд-корта, который куда старше, чем можно предполо¬
жить по георгианским решетчатым окнам и фасадам из те¬
сового камня. В год смерти основателя колледжа, в 1286 году,
в южном крыле был построен холл, старейшее из сохранив¬
шихся колледасских зданий в Кембридже.
С тех пор трапезная пережила множество смен художе¬
ственного вкуса, пока в 1870 году Джордж Гилберт Скотт, от¬
реставрировав, не привел ее в тот вид, который мы наблю¬
даем сейчас: блестящий пример викторианской неоготики
благодаря вкладу Arts Crafts Морриса и его коллег. Тюдо¬
ровский камин 1501 года Уильям Моррис декорировал своим
волшебным кафелем с маргаритками 1861 года, стены — ро¬
списью по трафарету с растительным рисунком. Его друзья,
прерафаэлиты Эдвард Бёрн-Джонс и Форд Мэдокс Браун,
сделали эскизы витражей с идеализированными портретами
Аристотеля, Данте и Спенсера — англиканская образователь¬
ная программа в духе античности (1870—1874).
Даже соседняя комната отдыха 1460 года — произведение
искусства Уильяма Морриса: стены с дубовыми панелями,
яркий кафель камина, витражи Форда Мэдокса Брауна и Эд¬
варда Бёрн-Джонса, чьи мотивы соединяют в себе любовь к
маргариткам с фигурами из чосеровской “Легенды о пример¬
ных женщинах”. В этой комнате с таинственным полумраком
в 1997 году казначею Питерхауса явилось одно из двух приви¬
дений колледжа, дух его предшественника Френсиса Доуиса,
5Ш
ТОМАС ГРЕЙ ПЕРЕЕЗЖАЕТ
который в 1789 году повесился на колокольной веревке. Этой
веревкой, что отрадно, в колледже пользуются до сих пор.
Лишь в 1632 году Питерхаус-колледж обрел собственную
часовню, а до тех пор на службы по галерее ходили в соседнюю
приходскую церковь Св. Девы Марии (Меньшой). Открытые
колоннады фланкируют часовню колледжа, архитектора ко¬
торой мы не знаем. Коллаж стилей так же необычен, как и
ее расположение. Башенками в стиле перпендикулярной го¬
тики и классическим фронтоном восточный фасад часовни
обращен к переднему двору, западный фасад с барочным ис¬
кривленным щипцом повернут к Олд-корту. Из богатого ин¬
терьера упомяну только одну деталь: фламандское распятие,
трогающее драматизмом, в восточном окне (1639) было в
1855—1858 годах дополнено витражным циклом мюнхенского
мастера Макса Айнмиллера — примечательный альянс наза-
рейского благочестия и Англо-католической церкви.
Палладианский жилой флигель рядом с часовней проек¬
тировал кембриджский архитектор-любитель, сэр Джеймс
Бэрроу, ректор Киз-колледжа. К первым выпускникам Питер-
хауса, переехавшим в 1742 году в Бэрроуз-билдинг, принадле¬
жит и Томас Грей. Он остался в нем жить и после выпускного
экзамена по юриспруденции, пока его не выжили оттуда гру¬
бые выходки студентов. Мисс Грей, как они называли этого
застенчивого молодого человека, панически боялся огня, и
у него всегда была наготове веревочная лестница на случай
пожара. Однажды ночью его разбудил тревожный крик “По¬
жар!”. Грей вылез из окна и приземлился в ведро с водой.
Скрытую часть этой истории можно увидеть со стороны
Трампингтон-стрит: чугунные перила на окнах верхнего эта¬
жа, к которым Грей крепил свою веревочную лестницу. После
этого розыгрыша 1756 года поэт переехал на другую сторону
улицы в Пемброк-колледж, первый и последний раз в жизни.
Тысячи нарциссов цветут в саду Питерхаус-колледжа.
Я шел вдоль края Коэ-Фен через парк, где колледж еще в
1930-е годы держал стадо благородных оленей, а потом вокруг
511
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
задней стороны Фицуильямовского музея к Уильям-Стоун-
билдинг. Многоэтажка в таком неподходящем месте? В 1964
году Лесли Мартин и Колин Джон Уилсон — оба бывшие про¬
фессора архитектуры в Кембридже — спроектировали эту
восьмиэтажную башню студенческого общежития из клин¬
керного кирпича с геометрически строгим членением окон¬
ных рам, словно в подражание Алвару Аалто. “Абсолютный
хлам, — ворчит Дэвид Уоткин, историк архитектуры и член
Питерхаус-колледжа. — Башня разрушает кембриджскую тра¬
дицию структуры внутренних дворов. В ней нет смысла — это
гротеск, настоящее безумие”.
Дом для всех искусств:
шедевры Музея Фицуильяма
Демонстрация обнаженных фигур в публичной
галерее всегда сопряжена с некоторыми затруд¬
нениями.
Уильям Уэвелл, ректор
Тринити-колледжа (1855)
Доводилось ли вам видеть львов более надменных,
чем те, что сидят перед Музеем Фицуильяма? Они
величественно расположились на своих пьедеста¬
лах по обе стороны от лестницы, которая ведет к
монументальному портику с колоннами из глубины
Трампингтон-стрит в высокие сферы храма искусства. Каки¬
ми жалкими кажутся скромные коттеджи напротив! Но есть и
исторический зазор в менталитете, который еще более велик,
чем контраст между хижинами и дворцами. В год революции
1848 года, когда на континенте из-под топоров летели голо¬
вы, кембриджцы открывали Музей Фицуильяма. “О ты, счаст¬
ливый Кембридж”*. Доступ в музей, как одно из учреждений
университета, сначала был только у членов колледжей, три
дня в неделю допускали и других посетителей, при условии,
что они “прилично одеты”. Дресс-код имел превосходство
над классовой борьбой.
Основанием Музея Фицуильяма мы обязаны бывшему
* Выражение Bella gerant alii, tu felix Austria nube (“Заключай браки, счастли¬
вая Австрия, пусть другие воюют”) изначально относится к Австрии, кото¬
рой удавалось добиваться монархическими браками того, чего другие госу¬
дарства достигали войнами.
513
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
студенту Тринити-холла, ирландскому виконту Ричарду Фи-
цуильяму. Это был классический знаток и поклонник музыки,
который всю жизнь коллекционировал итальянскую и фла¬
мандскую живопись, гравюры, книги, иллюстрированные ру¬
кописи Средневековья.
Холостяк, перед смертью в 1816 году виконт Фицуильям
подарил университету сто сорок четыре картины, в том чис¬
ле полотна Тициана, Веронезе и Пальма иль Веккьо, десять
тысяч книг и часть других коллекций и в придачу свое состоя¬
ние, вложенное в рентные облигации “Компании Южных мо¬
рей”, на строительство музея. Архитекторский заказ выиграл
Джордж Базеви, ученик сэра Джона Соуна.
Фицуильямовский музей Базеви, строительство которого
началось в 1837 году, один из самых больших классических му¬
зеев Европы, по концепции задуман как храм искусства напо¬
добие мюнхенской Глиптотеки архитектора Лео фон Кленце
или Британского музея Роберта Смёрка. Но Базеви продол¬
жил в обе стороны классический портик и открыл массивный
фронтон, что придало фасаду в неогреческом стиле барочное
ощущение движения. Открытия своего музея Базеви не уви¬
дел, он погиб, упав со строительных лесов в кафедральном
соборе Или. Лестница и холл обрели теперешний вид благо¬
даря Чарлзу Роберту Кокереллу и Чарлзу Барри (1846—1875),
торжестйенно-помпезный, с обилием мрамора и золота, слов¬
но входишь в господский дом викторианской эпохи.
Музей Фицуильяма, кратко называемый Фиц, — это Лувр в
миниатюре. Почти все мировые культуры и эпохи представле¬
ны здесь в отдельных работах, не подавляя кошмаром изоби¬
лия, как, скажем, в музее Метрополитен. Спектр экспонатов
простирается от греческих амфор ваз до японского фарфора
и корейской керамики, от скульптуры Ренессанса, рукописей
музыкальных и поэтических произведений до мебели, монет
и майолики. Поскольку я в этой Стране чудес, как и Алиса, го¬
тов последовать совету Короля Червей (“Начинай с начала”),
то мы оказываемся в цокольном этаже, в залах античности,
54
ДОМ ДЛЯ ВСЕХ ИСКУССТВ
где меня встречает “Небритый каменотес” из Египта. Эта ка¬
рикатура, нарисованная в хи веке до н.э. на осколке извест-
няка, показывает нам каменотеса за работой, будничный эпи¬
зод, подкрепляющий значение стилизованного формального
искусства Древнего Египта. Это один из многочисленных
фрагментов, найденных в Дейр-эль-Медине, поселении непо¬
далеку от Фив, где жили ремесленники, украшавшие гробни¬
цы в Долине царей.
Центральный зал со световым люком в старом здании от¬
дан британскому искусству. Здесь и в соседних помещениях
можно в концентрированном виде получить представление
о главных и второстепенных его представителях, увидеть
портреты, ландшафты, жанровые сцены Хогарта, Гейнсборо,
Констебла, от натурализовавшихся фламандцев Антони Ван
Дейка и Ганса Эворта, придворного живописца Марии Тю¬
дор, до Бена Николсона, Генри Мура и британского поп-арта
1960-х годов.
В Музее Фицуильяма также выставлено “Прощание с Ан¬
глией”, знаменитая картина 1855 года Форда Мэдокса Брауна,
посвященная переселенцам, моделями для которой послужил
он сам вместе с членами своей семьи (копия i860 года).
Иногда одна-единственная картина способна полностью
передать дух какого-то места, историю страсти. Такой карти¬
ной является “Джимкрэк”, написанная Джорджем Стаббсом
в 1765 году. Бытовая сцена, изображающая жокея на серой
лошади на Ньюмаркетской пустоши; слева виднеется столб
ограды, за которой проходят скачки, справа — кирпичное
здание, где обтирают вспотевших во время скачек лошадей.
Тонко просчитана геометрия линий, планов и промежутков,
баланс композиции. Джимкрэк был суперзвездой своего вре¬
мени и принес владельцам и букмекерам состояния. В наше
время лошади Стаббса являются суперзвездами на рынке про¬
изведений искусства.
По соседству с такими вершинами английской исто¬
рии культуры в Музее Фицуильяма есть один отдел, ко¬
5*5
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
торый можно легко проглядеть из-за формата работ, ко¬
торые в нем представлены: портретные миниатюры на
пергаменте, эмали на слоновой кости. Наряду с собранием Му¬
зея Альберта и Виктории это самая значительная коллекция
страны.
С начала xvi до середины xix века английская миниатюр¬
ная живопись развилась в национальное искусство, особен¬
но во времена Тюдоров и Стюартов. Виртуозными работами
представлены мастера этого жанра, прежде всего Николас
Хильярд и его ученик Исаак Оливер. Одному художнику из
Тюбингена тоже удалось сделать при дворе Георга III карьеру
миниатюриста — это Иеремия Майер, один из основателей
Королевской академии.
Царствует в этом кабинете редкостей, как и положено,
опять Генрих VIII — вернее его портрет, написанный в 1526
году учителем Гольбейна Лукасом Хорнболтом, размером с по¬
чтовую марку (пятьдесят три на сорок восемь миллиметров).
Это один из самых ранних сохранившихся миниатюрных
портретов, нагляднее всего демонстрирующий происхож¬
дение этой тончайшей техники от средневековой книжной
живописи.
Иллюстрированные рукописи тоже присутствуют в ви¬
тринах музея, и по крайней мере два раритета вам стоит по¬
смотреть: бретонское Евангелие (ix—х вв.) и часослов Греев—
Фицпейнов (около 1300 г.), фантастически украшенный
рисунками животных и гротесками, который продал музею
Уильям Моррис.
Одной из точек притяжения в музее являются итальянцы
в галерее Курто. Тициановская “Венера и Купидон с лютнис¬
том”, рядом “Венера и Купидон” Пальма иль Веккьо — очаро¬
вательные картины, выписанные весьма соблазнительно. Не
удивительно, что ректор Уильям Уэвелл с его викториански¬
ми воззрениями настаивал на том, чтобы убрать полотна из
экспозиции. “Что такое красота?” — спрашивают эти работы
и отвечают актом насилия: “Тарквиний и Лукреция”, сцена
516
ДОМ ДЛЯ ВСЕХ ИСКУССТВ
изнасилования кисти позднего Тициана, написанная им для
своего венценосного мецената Филиппа II. Мертвенного цве¬
та тело, терновый венец и полное одиночество, таким пред¬
ставил Гвидо Рени Христа на картине 1639 года Ессе Homo, вол¬
нующий образ в этой галерее шедевров.
Настоящей сокровищницей страны является кабинет гра¬
вюр Музея Фицуильяма, в котором насчитывается около двух¬
сот пятидесяти тысяч единиц графики, богатейшее собрание
английских акварелей, индийской миниатюрной живописи,
гравюр Рембрандта и рисунков голландских мастеров xvii
века. Выделяются акварели и цветные эстампы Уильяма Блей¬
ка, этого визионера Апокалипсиса, иллюстрации Библии и
Данте из собрания Джеффри Кейнса. А его брат, экономист
Мейнард Кейнс, своей любовью к Сезанну, Пикассо, Браку и
Матиссу позволил музею хотя бы вскользь коснуться модер¬
низма. Новые современные работы включают произведения
Дэмиэна Хёрста и Марка Куинна, который учился в Робинсон-
колледже. Куинн произвел фурор необычными концепциями,
такими как скульптуры из его собственной замороженной
крови или проект “Алисон Лаппер”, выставленный на Тра¬
фальгарской площади.
На индивидуальность и качество фондов музея накладыва¬
ют отпечаток частные коллекционеры, Курто и Ротшильды,
а также Генри Броутон, который в 1973 году подарил Музею
Фицуильяма более тысячи картин с натюрмортами фламанд¬
ских и голландских мастеров xvii—xviii веков, коллекцию в
коллекции. Здесь есть даже галерея для расписных вееров.
Я люблю Фиц и из-за некоторой эксцентричности. Все
представлено в традиционной академической манере универ¬
ситетского музея, что по сравнению с современной тенденци¬
ей быстрой смены впечатлений в потребительской культуре
выглядит почти революционно.
Порчу картин в результате глобального обмена музейны¬
ми экспозициями лорд Фицуильям предотвратил, дальновид¬
но посвятив этому вопросу отдельный пункт завещания: ни
517
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
одну картину из его собрания нельзя никуда передавать даже
под залог.
В список меценатов музея вписал себя американский кол¬
лекционер и миллиардер Пол Меллон. После смерти в 1999
году этот бывший студент Клэр-колледжа оставил Музею Фи-
цуильяма около восьми миллионов долларов на расширение
музея, включая Галерею Курто и открытие новой Галереи
Меллона в 2004 году.
Я никогда не ухожу отсюда без улыбки Мадонны. Одному
художнику, Йосу Ван Клеве, она удалась особенно восхити¬
тельно, очень земной, с истинно фламандским жизнелюбием.
По пути к Ботаническому саду
О! Это был очень мудрый человек! В зависимости
от того, сколько воды выливала из себя корова, он
мог сказать, сколько литров молока она дает, а по
тому, как его лошадь машет хвостом, мог предска¬
зывать погоду.
Студенческая сатира на извозчика
Томаса Гобсона (1544—1631)
Если супница из челсийского фарфора с изображе¬
нием карпа в Музее Фицуильяма пробудила у вас ап¬
петит, то прямо напротив музея вы найдете лучший
рыбный ресторан в городе. В тюдоровском коттед¬
же располагается филиал компании Loch Fyne Oyster
из шотландского Аргайла, где вам предложат лукуллов пир, от
лосося на завтрак до устриц на ужин.
Если бы вы отравились рыбой, то несколько лет назад
могли бы обратиться в соседний Адденбрукский госпиталь.
Как и музей, университетская больница была создана на сред¬
ства бывшего члена колледжа Джона Адденбрука. С момента
открытия в 1740 году Адденбрукский госпиталь много раз рас¬
ширялся, пока в 1863 году викторианский архитектор Мэттью
Дигби Уайатт не привел фасад почти к теперешнему его виду,
с аркадами, балконами и рядом декоративных арок. Сто лет
спустя последние возможности для расширения были исчер¬
паны. Новая клиника на южной окраине города стала круп¬
нейшей университетской больницей в Европе, выдающимся
медицинским учебным и исследовательским центром.
Старое здание Адденбрукского госпиталя пережило уди¬
вительное возрождение. Там в 1996 году королева Елизавета
519
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
открыла Институт исследований в области менеджмента, на¬
званный Институтом Джаджа в честь своего главного спонсо¬
ра, предпринимателя и выпускника Тринити-колледжа сэра
Пола Джаджа. Заняв место между университетом и экономи¬
кой, бизнес-школа Джаджа является новым учреждением в
духе времени, как, впрочем, и ее архитектура.
Добавив красный, зеленый, синий цвета и центральный
фронтон, Джон Оутрам постмодернизировал викторианский
фасад: сильный колористический ход позволил сохранить
внешний вид здания, но радикально изменить внутреннее
пространство, заново сконструировав его. От мраморных
полов до самой крыши открывается высокий светлый атри¬
ум, словно раскрашенные диснейлендовскими аниматорами
декорации к “Метрополису” — фильму Ф. Ланга по роману
Т. фон Харбоу, метафорической и научно-фантастической
антиутопии (1927). Между мощными колоннами пронизыва¬
ют пространство, взлетая зигзагом с этажа на этаж, наружные
лестницы мимо расположенных под углом ходов и балконов,
синих, серых, красных, охристых — смесь Леголенда и Кар-
накского храма. Многоцветность ошеломляет. Именно здесь
потенциальная бизнес-элита учится организовывать и опти¬
мизировать, из этого громадного детского манежа выходят
наши будущие глобальные игроки.
Еще несколько слов о материале Джона Оутрама. Blitzcrete
называет он свою специальную смесь из дробленого кирпи¬
ча и бетона; изготовленный в контрастных цветах вариант
каменного литья называется doodlecwte. Классический ордер
колонн Оутрам заменил на робо-ордер своих высокотехноло¬
гичных колонн-монстров, внутри которых прячутся вентиля¬
ция и кабели, увенчанные египетскими капителями. Вход для
поставщиков института Джаджа на Теннис-корт-роуд Оутрам
полностью перестроил в новый флигель. Массивный, как ми¬
ланский замок Сфорца, вдохновивший его, этот замковый
блок раскрывает словарь Оутрама: крепкие цилиндрические
формы, тяжелые карнизы, геологические слоистые стены.
520
ПО ПУТИ К БОТАНИЧЕСКОМУ САДУ
Это пестрый уличный театр, эксцентричная развлекательная
архитектура. Проект был первым большим выходом в свет
этого аутсайдера среди английских архитекторов, который
до того занимался в основном постройкой частных домов,
среди которых числится поместье шведского тетрапаковско-
го миллиардера Ханса Раузинга.
Если вы последуете за водосточными желобами дальше
по Трампингтон-стрит к границе города, то на углу Ленсфилд-
роуд наткнетесь на фонтан Гобсона. Золотой ананас венчает
шестиугольное сооружение в стиле барокко, которое до 1856
года стояло на рыночной площади. Там более двухсот сорока
лет жители Кембриджа брали питьевую воду, чистую роднико¬
вую воду из соседних известняковых холмов Гог-Магог-хиллс.
Придумали водопровод ректоры двух колледжей, универси¬
тет и город совместно реализовали план, а назван он был в
честь Томаса Гобсона, извозчика, пожертвовавшего на фон¬
тан свои средства в 1614 году. Другие были только умны, а он
был умен и популярен. Джон Мильтон написал ему эпитафию,
и его имя стало нарицательным. Если кто-нибудь хотел нанять
у него лошадь — неважно, студент или дон, — получал именно
ту, что стояла ближе всего к воротам конюшни, якобы потому,
что она дольше находилась здесь и лучше отдохнула. Выбора
не было, отсюда и расхожее выражение “выбор Гобсона”.
На Ленсфилд-роуд есть небольшой музей, посвященный
большим приключениям во льдах. QUASEVIT ARCANA РОЫ
VIDET DEI (“Раскрывший тайны полюса узрит тайны Бога”) —
гласит надпись на карнизе крыши. Институт полярных ис¬
следований, названный по имени исследователя Антарктики
Роберта Фолкона Скотта, был открыт в 1934 году участником
экспедиции на корабле Terra Nova, впоследствии профессо¬
ром географии в Кембридже Фрэнком Дебенхэмом. На сте¬
нах мемориальные вещи, в витринах фотографии, письма,
последние дневниковые записи. В этом музее, относящемся
к факультету географии и геологии, история полярных иссле¬
дований становится наглядной в своих реликвиях: компасы,
521
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ледоруб, кусочек бисквита, шелковый лоскут палатки Амунд¬
сена, оставленной им на Южном полюсе в igi 1 году.
Что такое хорошая архитектура? Зайдите за угол, и вы
увидите ее: Центр кристаллографических данных на Юнион-
роуд. Узкий, сделанный вручную кирпич, с него все начина¬
ется. Строгие, ясные формы, куб без монотонности. Кирпич¬
ная кладка рядом со входом искусственно взломана, обнажая
кремневую стену, как прожилок в кристалле, — шутливый сиг¬
нал из сферы деятельности кристаллографов. Банк данных
для них был построен в 1993 году по проекту архитектора
Эрика Сёренсена, им же был разработан интерьер: обстанов¬
ка из красного дерева, тромплейно-мраморные полы. Сёрен-
сен и его жена Корнелия Зибрандтсен проектировали также
соседний центр молекулярной информатики “Юнилевер”,
подразделение химического факультета университета (2001).
Еще несколько улиц, и мы наконец оказываемся на при¬
роде — в Ботаническом саду. Когда в 1846 году он был открыт
по инициативе наставника Дарвина, профессора ботаники
Джона Хенслоу, он располагался в чистом поле, как и вокзал
неподалеку, открытый годом ранее. В день открытия сада по¬
садили голландскую липу. Она и по сей день растет у западной
границы сада, рядом с Трампингтонскими воротами. Эти ко¬
ваные ворота раньше стояли на входе в старый Ботанический
сад на Фри-Скул-лейн. Там в 1762 году кембриджский универ¬
ситет, существенно позже оксфордского, разбил небольшой
сад, предназначенный для изучения лекарственных растений,
но открытый для всех желающих. То, что в старом саду вы¬
носилось за скобки как растения “для чистого удовольствия”,
то есть цветы и деревья, сегодня в изобилии представлено в
Ботаническом саду.
В западной части территории в шестнадцать гектаров еще
сохранилась викторианская планировка: центральная аллея,
широкие площадки газонов, озеро, питающееся из гобсонов-
ского водопровода, и “систематические грядки”, на которых
около тысячи шестисот видов морозостойких кустарниковых
522
ПО ПУТИ К БОТАНИЧЕСКОМУ САДУ
растений демонстрируют свои родственные связи. Эуфор-
бии, лютиковые... Все тщательно подписано, нам нужно лишь
нагибаться, получая пользу от научных изысканий, пока не
заболит спина, как у студента-ботаника в первом триместре.
Так, мы увидим на “хронологических клумбах” около двух¬
сот видов заморских растений, упорядоченных хронологи¬
чески, соответственно датам их ввоза в Британию, а в “саду
генетики” — влияние генетических факторов на дикие и куль¬
тивированные растения. Особый интерес в Ботаническом
саду вызывают национальные коллекции тюльпанов, берге-
ний, фритиллярий и манжеток, камнеломок, жимолости и
гераней.
Как во всех хороших садах, в этом и зимой есть своя пре¬
лесть; особенно радуют глаз кизиловые с их зелеными, крас¬
ными, черными и охристыми стволами. Любители растений
найдут здесь коллекции ив, просвирников и можжевельников,
экзотические раритеты вроде Pinus cembmides var. monophylla
(однохвойной сосны), Umbellularia (калифорнийского лавра,
или дерева головной боли), Metasequoiaglyptostmboides (метасек¬
войи с конической кроной), китайского реликтового дерева,
долго известного только по ископаемым фрагментам, пока
в 1941 году его не удалось обнаружить на территории одно¬
го китайского храма. Некоторые ботанические чудеса света
можно увидеть в этом саду, где содержится около восьми ты¬
сяч видов. А в теплицах — к смущению вегетарианцев — вы
найдете коллекцию плотоядных растений.
Планируется построить новый центр для посетителей, с
кровлей из кедрового гонта и солнечных элементов, спро¬
ектированный лондонским архитектором Эдвардом Калли-
наном.
Два корифея среди современных садовников Англии яв¬
ляются выпускниками Кембриджа: Пенелопа Гобхауз (Гертон-
колледж) и Кристофер Ллойд (Кингз-колледж). В 1660 году,
еще до того как появился Ботанический сад, Джон Рэй опу¬
бликовал Catalogus Plantarum circa Cantabrigiam nascentium. Рэй
523
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
был доцентом Тринити-колледжа и преподавал греческий
язык и математику, что не помешало ему каталогизировать
все растения в Кембридже и его окрестностях. Пройтись по
местам, описанным в каталоге, — разве это не интересно? Вот,
к примеру, лебеда, или марь вонючая, обнаруженная Рэем у
стен Питерхауса: растет ли она там до сих пор? Ждем ваших
комментариев.
Благородный вход
и веселый выход:
Даунинг-колледж
и Эммануил-колледж
Когда мне исполнилось четырнадцать, отец
послал меня в колледж Эммануил в Кембридже,
где я пробыл три года, прилежно отдаваясь
своим занятиям.
Джонатан Свифт. “Приключения
Гулливера” (1726)
Когда звезда комик-группы “Монти Пайтон” Джон
Клиз учился в Даунинг-колледже в начале 1960-х
годов, новая библиотека еще не пристроилась у
входа. Она выглядит так, словно ее проектиро¬
вал чиновник из “Министерства глупых походок”,
пройдясь пародией по архитектурной истории стилей. Афин¬
ская башня ветров поднимается над палладианской виллой,
а дорический портик взывает к величию античных храмов.
Этот анахронизм 1992 года обнаруживает более тонкий юмор
на метопах фриза под портиком. Вырезанные в камне симво¬
лы сообщают нам о предметах, которые здесь можно изучать.
Двойная спираль ДНК олицетворяет биологию, радиотеле¬
скоп — астрономию, песочные часы — историю, лавровый
венок — английскую литературу, Вавилонская башня — ино¬
странные языки. Весы правосудия указывают на традицион¬
ную область знаний этого колледжа, в котором преподавал
знаменитый историк права Фредерик Уильям Мейтленд.
Один литературный гуру своего времени также был членом
525
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Даунинг-колледжа, “человечек с острым языком и злым юмо¬
ром, точь-в-точь похожий на кривоного гнома”, как Сильвия
Плат в 1955 году отрекомендовала Ф. Р. Ливиса.
Уже через несколько шагов чуть ли не физически начи¬
наешь ощущать особенность Даунинг-колледжа. С деловой
Риджент-стрит мы попадаем не в какой-нибудь хорошо знако¬
мый монастырский внутренний двор, а в парковый ландшафт,
окруженный зданиями, похожими на храмы, открытый с юж¬
ной стороны, с видом поверх широкого травяного газона до
острого шпиля на колокольне Св. Марии на Хиллс-роуд. Ни
один колледж в Кембридже не создает такого ощущения про¬
странства, аркадской иллюзии благородного занятия наукой,
спокойного обучения.
Даунинг-колледж был учрежден строительным спекулян¬
том, сэром Джорджем Даунингом. В честь его дедушки в Лон¬
доне была названа улица Даунинг-стрит. Основатель коллед¬
жа скончался в 1749 году, затем последовала долгая тяжба за
наследство, пока, наконец, в 1800 году колледж не обрел свой
устав. Это был первый новый колледж, появившийся за две¬
сти с лишним лет. Архитектуру курировал сам король Георг III.
Колледж должен был воспроизводить классический стиль “и
никакой готики”. Конкурс выиграл двадцативосьмилетний
ученик Уильям Уилкинс, член Киз-колледжа. Его проект 1806
года вошел в историю архитектуры.
Вместо традиционных внутренних дворов средневеко¬
вого колледжа проект Уилкинса предполагал группу отдель¬
ных павильонов, открытым каре огибающую прямоугольник
паркового газона. Даунинг-колледж был первым колледжем
в кампусном стиле, еще до университета Виргинии, первого
американского кампуса Томаса Джефферсона. Кроме того,
Даунинг-колледж отмечает поворотный момент в английском
классицизме, поворот от римско-палладианских к греческим
архитектурным формам и к греческому возрождению. Про¬
стота и достоинство, обнаруженные в греческой архитектуре,
с археологической точностью соответствовали новым вкусам
526
БЛАГОРОДНЫЙ ВХОД И ВЕСЕЛЫЙ ВЫХОД
грекофилов, к которым в Кембридже принадлежал и лорд
Байрон. В полу возле алтаря в часовне колледжа есть кусочек
греческого мрамора из храма в Спарте, раскопанного тьюто¬
ром колледжа, — культовое соединение религии и грекофиль-
ства. Не удивительно, что даже в наши дни здесь раз в три
года проходит Кембриджский фестиваль греческого театра,
где произведения исполняются на языке оригинала, начиная
с “Аякса” Софокла в 1882 году.
Свой храм учености Уилкинс сумел возвести лишь час¬
тично: ректорская резиденция в конце восточного флиге¬
ля — первое законченное здание (1807—1810), а по другую
сторону от газона расположен его двойник, трапезная кол¬
леджа. Оба здания с ионическими портиками; за ними по¬
следовали дома для членов колледжа и студентов, простые
и без украшений, но с элегантными дверными проемами и
карнизами из изысканного кремово-коричневого известня¬
ка. Дорические пропилеи, которые Уилкинс планировал на
северной стороне, построены не были, как и монументаль¬
ное южное крыло. Вместо этого Эдвард Барри разбавил его
концепцию, соединив павильоны 1873 года проходными
флигелями. Сэр Герберт Бейкер закрыл северную сторону, в
центре которой его преемник построил часовню с колонна¬
дой, портиком и фронтоном в стиле греческого возрождения
(1953)-
Что может по-настоящему современное зодчество в та¬
ком окружении, показывает профессорская комната отдыха
к западу от трапезной. Стройными бетонными колоннами и
переломленными фронтонами павильон Билла Хауэлла ци¬
тирует мотивы Уилкинса структурным отголоском, смелой
геометрической абстракцией античности. Это всерьез напу¬
гало членов колледжа, и для дальнейших работ по расшире¬
нию был приглашен Куинлан Терри. Он в 1987 году построил
Говард-билдинг, конференц-центр в стиле ретро-шик. Фасады
украшены коринфскими колоннами, пилястрами, фронтона¬
ми и урнами. В прилегающем жилом здании в Говард-корте
527
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
(1994) ностальгия продвинулась еще дальше, от дорической
колоннады в современном исполнении к библиотеке на вхо¬
де, претенциозной мешанине постмодерна. Исторические ре¬
конструкции Куинлана Терри придают классицизму Даунинг-
колледжа призрачные черты.
Участок Паркера — это большой луг для игр и пикников
по другую сторону Риджент-стрит, земля, которая была в
1587 году сдана в аренду некоему Эдварду Паркеру, повару
Тринити-колледжа. В 1613 году town и gown договорились об
обмене участками. Колледж передавал паркеровский участок
городу и получал за эти десять гектаров земли меньший, зато
расположенный в центре Бакса, где теперь стоит библиотека
Тринити-колледжа. Так все остались довольны, и мы тоже, по¬
тому что участок Паркера остался в общественном пользова¬
нии, невозделанным, как место отдыха на природе для всех
желающих.
Герой романа Яна Бурумы “Игра махараджи” индийский
принц Ранжи, который учится в Тринити-колледже, завершая
джентльменское образование, именно на этом лугу пережива¬
ет первый триумф в игре в крикет. Элегантность его игры, сде¬
лавшая его любимцем публики на Паркеровском лугу, не впол¬
не соответствует реальности, которую вы можете наблюдать
совсем рядом: за студенческой турбазой расположена площад¬
ка Fenner's— священный для нации крикетный газон.
Давайте не будем отвлекаться на очередные классические
фасады на Сент-Эндрюз-стрит и посетим Эммануил-колледж.
Когда я вошел в передний двор, по газону наискосок шла
утка с утятами, что нашему брату запрещено. Этот колледж,
как меня заверили, единственный в Кембридже держит уток.
Они обитают в парковом пруду за часовней, где доминиканцы
когда-то разводили рыбу. На землях распущенного монастыря
черных братьев в 1584 году был основан Эммануил-колледж.
Его основателем был сэр Уолтер Майлдмэй, канцлер казна¬
чейства Елизаветы Г. Этим первым колледжем, созданным
после Реформации, Майлдмэй хотел способствовать образо¬
528
БЛАГОРОДНЫЙ ВХОД И ВЕСЕЛЫЙ ВЫХОД
ванию протестантских священников. “Я слышала, — сказала
королева, — вы учредили пуританский колледж?”. “Нет, мадам,
я далек от мысли предпринимать что-либо противоречащее
вашим законам, — ответил сэр Уолтер. — Но я посадил семя, а
какие плоды принесет дуб, который из него вырастет, знает
один Бог”. Эммануил-колледж стал оплотом пуритан. Теоло¬
гия по-прежнему является сильной стороной этого заведения,
из которого вышли многие из так называемых кембриджских
платоников, философов трезвой набожности, пытавшихся
в духе платонического гуманизма увязать разум и веру.
В xvii веке ортодоксальный дух церковной реформы архи¬
епископа Лауда вынудил многих пуритан отправиться в эми¬
грацию. Из ста сорока оксбриджцев, отправившихся до 1645
года в Америку за свободой совести, сто четыре были из Кем¬
бриджа, из них треть из Эммануил-колледжа — больше, чем
из всего Оксфорда. Новая Англия была “страной Иммануила”,
как тогда часто говорили. Одного из оказавшихся там вы¬
пускников Эммануил-колледжа звали Джон Гарвард. Умерев в
1638 году в возрасте тридцати лет в Новом Свете, он оставил
колледжу, незадолго до этого основанному на окраине Босто¬
на компанией Massachusets Вау, половину своего состояния и
всю библиотеку — триста двадцать девять книг. Его коллекция
состояла в основном из библейских комментариев и пропо¬
ведей, но там были и классики, такие как Гомер, Сенека и
Цицерон, — рабочая библиотека пуританского священника.
Его именем был назван Гарвардский университет. Каждый
год Гарвард и Эммануил-колледж обмениваются студентами-
стипендиатами. Финансируется эта программа из фонда быв¬
шего студента Эммануил-колледжа, химика Гершеля Смита,
который столько заработал на усовершенствовании противо¬
зачаточных пилюль, что в итоге оставил своей alma mater око¬
ло семидесяти миллионов евро.
У Эммануил-колледжа, известного просто как Эмма, есть
часто фотографируемый вид, который открывается из арка¬
ды входного двора: часовня архитектора Кристофера Рена.
529
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Спроектирована она была в 1666 году, когда Рен еще не стал
знаменитым, а закончена в 1674 году, как и колоннады по обе
стороны от часовни. Превосходный баланс между прямоуголь¬
ными и круглыми формами подчеркивает качество каменного
орнамента. Рен использовал кеттонский известняк, который
при определенном освещении становится бледно-розовым.
В отличие от пемброкской часовни, первой работы Рена
в Кембридже, классически строгой, здесь прослеживаются
барочные черты. Разорванный фронтон украшен часами, над
которыми надстроен высокий фонарь. Здесь есть празднич¬
ные гирлянды, гроздья плодов между коринфскими капите¬
лями полуколонн и пилястр. Самым барочным элементом яв¬
ляется иллюзорная планировка, поэтому собственно часовня
начинается не сразу за фасадом, а на некотором расстоянии.
За открытыми аркадами тянется длинная галерея, которая
проходит по всей длине крыла, — тюдоровский мотив, к кото¬
рому Рен прибегнет еще раз, желая представить ректора на¬
равне с его коллегой из Куинс-колледжа. Простота отличает
интерьер часовни, несмотря на обилие лепнины и резьбы по
дереву. Окна с яркими витражами славят викторианское про¬
шлое Эммы: Джон Гарвард рядом с Кранмером, Тиндейлом и
другими героями истории Протестантской церкви.
Лапина ясенелистная, восточный платан и другие заме¬
чательные деревья растут в саду Эммануил-колледжа. А во
дворе Нью-корт есть садик, где выращивают зелень для кух¬
ни, цветочная коробка в тюдоровском стиле, выдержанная в
зеленых и серых тонах, геометрическая, как картины Питера
Мондриана. Рядом с этим двором Майкл Хопкинс в 1995 году
построил для колледжа концертный и театральный зал, ше¬
девр в мизерном пространстве, из кеттонского камня, как и
часовня Рена. Этот бриллиант называется Куинс-билдинг, что
дает студентам подходящий повод для упражнений в остроу¬
мии. Вот их совет будущим однокашникам: на собеседовании
в Эмме не обязательно спрашивать: “А что, Куинс-билдинг и
правда дискотека для геев?”
530
ПО ТУ СТОРОНУ КЕМА
По ту сторону Кема
В своей жизни я никогда не проводила столько при¬
ятных часов подряд, как в Кембридже. Мы гуляли
все время - от одного колледжа к другому... Они по¬
нравились мне больше всего.
Мэри Лэмб (1815)
Только не еще один колледж!” Этот крик я
услышал от измученного туриста, когда шел
по мосту Сильвер-стрит-бридж. Неужели мы
еще не посмотрели все важное там, в центре
Кембриджа? Зачем еще и за реку?
Однако если отказаться от посещения западной части,
получится, что мы игнорируем развитие университета за по¬
следние сто тридцать лет. Там, на другом берегу, в конце xix
века открылись первые женские колледжи Гёртон и Ньюнэм,
а после i960 года — и колледжи для уже имеющих высшее об¬
разование, созданные исключительно для подготовки акаде¬
мических кадров, число которых после Второй мировой вой¬
ны так возросло, что в старых колледжах для них не осталось
места. Да и колледжи, появившиеся в послевоенное время
(Черчилль-колледж и Робинсон-колледж), находятся в запад¬
ной части Кембриджа, где между викторианскими виллами
и спортивными площадками еще можно найти свободное
местечко. Уже в 1934 году строительство башни университет¬
ской библиотеки отметило начало экспансии по ту сторону
от Бакса, появление нового кампуса на точке пересечения
исторических и современных колледжей.
531
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Длинными рядами выстроились ялики у подножия
Сильвер-стрит-бридж. Целые поколения студентов выпивали
здесь свои пинты пива в Anchor Inn, The Mill и просто на при¬
роде, на небольшом островке у мельничной запруды. Этот луг
называется Прачкиной лужайкой, потому что здесь колледжи
когда-то отбеливали свое белье. Не только названия, но и сами
заливные луга являются реликтами средневекового Кембрид¬
жа, остатками топи, которая своими белыми ивами и болот¬
цами с черной водой пробирается в город, еще не настолько
одомашненная, как Бакс. Коровы, лошади, овцы пасутся на за¬
ливных лугах, веками находящихся в общинном пользовании,
не тронутых пестицидами и гербицидами. Здесь в изобилии
растут дикие растения — зюзник, подмаренник, сердечник
луговой, — а над ирисами звонко жужжат стрекозы. А вдоль
реки идет дорога на Гранчестер.
Дарвин-колледж
и Нъюнэм-колледж:
дом для “синего чулка99
Чего бы я ни отдал за то, чтобы и на моей родине
увидеть такой женский колледж, как этот.
Иван Тургенев о посещении
Ньюнэм-колледжа (1878)
На узком, вытянутом участке земли между Силь-
вер-стрит и боковым рукавом Кема в 1964 году
был основан Дарвин-колледж. Он был первым
в Кембридже, рассчитанным только на людей
с высшим образованием, запущенный и про¬
финансированный тремя колледжами (Киз-колледжем, Сент-
Джонс-колледжем и Тринити-колледжем). Выбор названия
связан с историей кембриджской семьи. Эрмитедж, Ньюнэм-
Грейндж и Олд-Грэнери — три здания постройки начала xix
века, в которых разместился колледж, принадлежали наслед¬
никам Чарлза Дарвина. Его сын Джордж, профессор астро¬
номии в университете, купил Ньюнэм-Грейндж в 1885 году, и
до 1962 года там жил внук Дарвина, сэр Чарлз Гэлтон, ректор
Крайстс-колледжа. И пусть Дарвин-колледж не пускает к себе
посетителей, мы все-таки можем познакомиться с genius loci
в мемуарах внучки Дарвина, резчицы по дереву Гвен Рейве-
рат, выросшей в Ньюнэм-Грейндж. Ее книга “Фрагмент эпохи”
описывает исчезнувший Кембридж ее детства, викториан¬
ские обычаи и ритуалы, эксцентричных дядюшек, тетушек и
двоюродных дедушек — весь этот особенный, удивительный
академический клан в тени великого Дарвина.
533
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Флигель из клинкерного кирпича соединяет эти три дар¬
виновских дома в один сквозной колледж, с идиллическими
садиками у реки и собственным причалом для яликов. С про¬
тивоположного берега видно оригинальное в архитектур¬
ном плане здание архитекторов Джереми Диксона и Эдвар¬
да Джонса (1994). Словно баржа у мельничного пруда стоит
Дарвин-колледж на светлом кирпичном фундаменте: деревян¬
ный настил, балконы на консолях, за ними залы для семина¬
ров и читальные залы. В этом колледже есть кафедра, первая,
которую финансируют университеты Кембриджа и Гамбурга,
дарвиновская профессура для геолога, который занимается
наукой и преподает попеременно в двух городах.
Когда Дарвины еще жили здесь, вспоминает Гвен Рейве-
рат, мимо их дома ходили студентки Ньюнэм-колледжа, оде¬
тые как “синие чулки”, и дядя Уильям огорченно замечал:
“Почему эти юные женщины всегда ходят в пальто такого от¬
вратительного цвета?” А под пальто мистер Дарвин, однако,
мог бы открыть для себя прерафаэлитский облик студенток
из поколения, пристально следящего за модой, — тех, что
украшают стены в Ньюнэм-колледже обоями от Морриса.
Авангард — это они, а не old boys, мужской мир университета,
насчитывающий несколько веков.
Второй женский колледж, основанный через два года по¬
сле открытия Гертон-колледжа, начал свой путь в 1871 году
в съемном доме на Риджент-стрит, дом №74, всего пятью
студентками и одной женщиной-принципалом — Анной Дже¬
маймой Клаф. Она была движущей силой этого предприятия,
сестра поэта-викторианца Артура Хью Клафа, которому при¬
надлежат часто цитируемые строки: “Не говори, что бой бес¬
смыслен”. Имел ли смысл бой, стало ясно через четыре года,
когда студентки мисс Клаф переехали в собственное помеще¬
ние в Ньюнэме. Эта деревня на окраине Кембриджа и дала
колледжу имя.
К первым студенткам Ньюнэм-колледжа, которые по
пути на лекции в городе проходили мимо окон Дарвинов,
534
ДАРВИН-КОЛЛЕДЖ И НЬЮНЭМ-КОЛЛЕДЖ
относятся такие выдающиеся суфражистки, как сестра
Литтона Стрэчи Пернель, впоследствии ректор Ньюнэм-кол-
леджа, и яркая Джейн Харрисон, специалист по греческому
языку и культуре, заядлая курильщица и модница, одна из гла¬
мурнейших фигур почтенной науки об античности. Своими
книгами о происхождении религии греков Джейн Харрисон,
можно сказать, возглавила так называемых кембриджских ри-
туалистов. Академическая супер-дама, чьи лекции были столь
же блестящи, как и выходы в сапфическом образе на вече¬
ринках “Блумсбери”. К первым студенткам Ньюнэма относят¬
ся также Элен Гладстон, дочь премьер-министра, и Элеонора
Бальфур, сестра более позднего премьера, и они не единствен¬
ные из высших сфер, кто доказал интерес либеральных слоев
высшего общества к основанию такого колледжа. Элеонора
Бальфур вышла замуж за дона Тринити-колледжа, который во
всех смыслах был страстным поклонником Ньюнэм-колледжа,
философа-этика Генри Сиджвика. Его именем названа
платановая аллея, на солнечной стороне которой стоит
колледж.
Красный кирпич, большие белые деревянные окна, гол¬
ландский щипец — весь шарм стиля королевы Анны представ¬
лен в Ньюнэм-колледже, смотреть на который лучше всего
из сада. С кокетливым изяществом, в гирляндах, масках, пи¬
лястрах раскрывает свое орнаментальное богатство это ис¬
кусство кирпичной кладки. “Домашней коллегией” назвал ар¬
хитектор Бэзил Чемпнис свой проект для женщин Ньюнэма.
Он хотел создать для первых академических дам ощущение
приватной, семейной надежности — что-то от уюта голланд¬
ских домов. Популярный в те времена голландский красно¬
кирпичный стиль был новым для университетской архитек¬
туры; он уводил от Тюдоров и неоготики мужских колледжей,
оставаясь в остальном не менее консервативным. Показатель¬
ная “стройка для ‘синих чулков’ ”, — писала Маргарет Бирни
Викери, своего рода феминистское преуменьшение для Ан¬
глии на излете викторианской эпохи.
535
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Вместо закрытых внутренних дворов Бэзил Чемпнис по¬
строил ряд домов вдоль Сиджвик-авеню. Каждая студентка
должна была принадлежать одновременно и к небольшой
семье дома, и к большому сообществу колледжа. Чемпнис ра¬
ботал в Ньюнэме около тридцати пяти лет, до 19 ю года. Он
построил здание Олд-холл и неизменную сторожевую башню
рядом — монументальный пример эдвардианской архитекту¬
ры, а также Клаф-холл с его элегантным столовым залом и
двумя большими круглыми эркерами. Поскольку студентки
прикладной физики или химии в те времена не могли посе¬
щать коллег-мужчин, для них пришлось строить собственные
лаборатории. Часовня изначально не была предусмотрена
в проекте в отличие от Гёртон-колледжа, зато имелась бо¬
гатая библиотека — не в последнюю очередь потому, что во
время основания Ньюнэм-колледжа женщинам не позволяли
пользоваться университетской библиотекой. Для раритетов
библиотеки, книг и инкунабул до 1800 года, среди которых
есть “Нюрнбергская хроника” Хартмана Шеделя 1493 г°Да>
лондонский архитектор Джоанна ван Хейнинген в 1981 году
построила миниатюрное здание, пожаробезопасное и с кли¬
матической установкой, поддерживающей определенный
микроклимат. Оно словно шкатулка для драгоценностей из
кирпичиков “Лего”: кирпичные стены выкрашены в горизон¬
тальную полоску под цилиндрическим сводом со свинцовым
покрытием.
Самый недавний пример удачной современной архитекту¬
ры — Розалинд-Франклин-билдинг Боба Эллайза. Это общежи¬
тие для молодых ученых, построенное в 1995 году, названо по
имени рентгенографа Розалинды Франклин, рано умершей
выпускницы Ньюнэм-колледжа, проделавшей серьезнейшую
работу по подготовке открытия ДНК Криком и Уотсоном. Так
что не все они стали “стаей школьных учительниц”, по снис¬
ходительному замечанию Вирджинии Вулф, приехавшей в
колледж в 1928 году изложить свое видение “сестры Шекспи¬
ра” кембриджским студенткам.
536
ДАРВИН-КОЛЛЕДЖ И НЬЮНЭМ-КОЛЛЕДЖ
К известным выпускницам Ньюнэма относятся такие писа¬
тельницы, как Сильвия Плат, находившая, что все женщины-
тьюторы — “синие чулки” со странностями, А. С. Байатт и ее
сестра Маргарет Дрэббл, актриса Эмма Томпсон, теперешний
генеральный директор Британского фонда охраны памятни¬
ков истории и культуры Фиона Рейнольдс, феминистки Джер¬
мейн Грир и Мэри Арчер, специалист по солнечной энергии
и невозможным мужчинам вроде Джеффри Арчера. Разве
они не удивительны, эти old girls Ньюнэм-колледжа: Джулия
Нойбергер, первая женщина-раввин в Англии, и Сесилия Га-
пошкин, первая женщина, которая стала профессором астро¬
номии в Гарварде в 1956 году?
Предсказания на костях
и инкунабулы:
книжный ковчег университета
Ни разу за три моих года в Кембридже - повторяю:
ни разу - не навестил я университетской библиоте¬
ки и даже не позаботился выяснить, где она рас¬
положена.
Владимир Набоков. “Память, говори” (1966)
Однажды весенним утром я шел по цветущей виш¬
невой аллее в саду Сельвин-колледжа и думал
о Джоне Сельвине Гаммере, который учился
здесь. В 1990 году, в самый разгар кризиса, свя¬
занного с “коровьим бешенством”, он вместе со
своей дочерью Корделией стоял перед камерой и заставил ее
съесть бифштекс, чтобы заверить общественность в безопас¬
ности местной говядины. Здесь, в саду его колледжа, когда-
нибудь установят памятник этому другу крупного рогатого
скота: монументальный бифбургер от Класа Ольденбурга.
Сельвин-колледж, построенный в 1882 году, был призван
стать цитаделью англиканского воспитания. Так он сейчас
и выглядит. Тюдоровская неоготика, красный кирпич, как в
Кибл-колледже в Оксфорде, чьи статуты были взяты Сельвин-
колледжем за образец. Надпись на греческом над воротами —
присяга верности идеалам “мускулистого христианства”,
эффектно воплощенным в жизнь Джорджем Огастесом Сель-
вином, давшим колледжу свое имя. Студентом он был участ¬
ником первых гонок на яликах-восьмерках в 1829 Г°ДУ между
Кембриджем и Оксфордом. Кембриджцы проиграли, а он
впоследствии стал епископом Новой Зеландии.
538
ПРЕДСКАЗАНИЯ НА КОСТЯХ И ИНКУНАБУЛЫ
Если бы члены Сельвин-колледжа не отвергли проект
студенческого общежития, предложенный Джеймсом Стир¬
лингом в 1959 году, у нас был бы повод задержаться здесь по¬
дольше.
А так мы идем дальше, к Сиджвик-сайт, где этот шотланд¬
ский архитектор в 1964—1968 годах построил исторический
факультет, принесший университету славу и множество не¬
приятностей. Два семиэтажных прямоугольных крыла с ад¬
министративными помещениями и лекционными залами, а
между ними веерообразный стеклянный купол библиотеки
и читального зала. Для того времени это был шок: промыш¬
ленный кирпич, блочное остекление! Все это годится для ин¬
женерного факультета, но не для исторической библиотеки!
Стирлинг и в самом деле использовал материалы, которые
раньше употреблялись только в теплицах и складских поме¬
щениях, и сделал это с такой скульптурной мощью, что это
превратило его кембриджский проект в новаторский. Нра¬
вится вам это или нет, один из источников моды на огромные
стеклянные атриумы в торговых и деловых центрах находит¬
ся именно здесь.
После открытия творение Стирлинга постоянно ремон¬
тировалось. Перебои с водоснабжением, недостаточная шу-
моизоляция, парниковая температура внутри — из-за кошмар¬
ных расходов на ремонт университету было бы проще снести
непопулярное здание, но с весны 2000 года оно находится под
защитой государства как памятник архитектуры. Вот так ко¬
роток путь от эстетического шока до музейного статуса.
Соседство звездных архитекторов в Кембридже очень
тесное: рядом со Стирлингом строил сэр Норман Фостер. Его
здание юридического факультета (1995) открывается клино¬
видным атриумом, словно ясная, острая речь адвоката. На се¬
верной стороне — изогнутый фасад из силиконового стекла
со стальными рамами; южный фасад строго вертикальный,
наполовину из портлендского камня, наполовину из стекла,
и все это вместе имеет обтекаемую форму, навеянную само¬
539
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
летостроением. Здание юридического факультета вносит
элегантный акцент в пеструю архитектуру территории между
Сиджвик-авеню и Вест-роуд. В этот продуваемый всеми ветра¬
ми, не полюбившийся студентам кампус, который лишь сей¬
час начинает преображаться, университет в 1950-е годы от¬
правил гуманитарные институты вместе с концертным залом
сэра Лесли Мартина, архитектора Королевского Фестиваль-
холла в Лондоне. На краю нас ожидает находка: Музей клас¬
сической археологии с учебным собранием более шестисот
гипсовых слепков с античных шедевров.
В Кембридже, этом “хранилище знаний”, как Гете однаж¬
ды назвал Иену, в колледжах и на факультетах насчитывается
более сотни библиотек, но университетская библиотека одна.
Ее почти пятнадцатиметровой высоты башня — не только
верный ориентир, но и символ всего кампуса, появившегося
под сенью этой книжной башни по ту сторону реки. Постро¬
ив в третий раз новое помещение для библиотеки, универси¬
тет отказался от своего исторического места в центре города.
Тот же архитектор, что проектировал новую Бодлианскую би¬
блиотеку в Оксфорде, сэр Джайлс Гилберт Скотт, в 1931—1934
годах построил и Кембриджскую библиотеку.
Ржаво-коричневый кирпич, строгая симметрия, верти¬
кальные полосы окон, тянущиеся на шесть этажей, — монумен¬
тальное сочетание складского ангара и ассирийского дворца.
Все в целом смотрится жестковато, во всяком случае не так
гостеприимно, как красные телефонные будки, которыми мы
обязаны тому же дизайнеру. И все же пользователи Кембридж¬
ской университетской библиотеки с семью миллионами книг
и газет считают ее самой удобной библиотекой Европы из-за
прямого доступа в библиотечные фонды. Только главный чи¬
тальный зал, грандиозный, как вокзальное помещение, пред¬
лагает около шестидесяти тысяч справочных изданий.
До того как она приобрела александрийские размеры,
университетская библиотека была весьма скромным учреж¬
дением. Сначала для хранения университетских книг хватало
54°
ПРЕДСКАЗАНИЯ НА КОСТЯХ И ИНКУНАБУЛЫ
и пары сундуков, которые держали сначала в казначействе, а
потом в восточном крыле Старой школы. Когда библиотека
Питерхаус-колледжа насчитывала уже более трехсот томов,
в университетском каталоге 1424 года числилось всего сто
двадцать две книги. Прежде всего это были религиозные тру¬
ды, теология и церковное право, но наряду с ними и классиче¬
ская книга Средневековья “Утешение философией” Боэция,
одна из появившихся около 1400 года иллюстрированных ру¬
кописей с чосеровским переводом. Кембриджская рукопись —
одна из трех, сохранившихся в оригинальном состоянии.
В вихрях Реформации университетская библиотека сно¬
ва похудела; правда, как раз в те времена она приобрела не¬
которые из драгоценнейших своих манускриптов, которые
Мэттью Паркер, архиепископ Кентерберийский, завещал
своей alma mater, в том числе такие англосаксонские основные
тексты, как “Проповеди” Элфрика и “Пастырские правила”
Папы Григория Великого, переведенные королем Альфре¬
дом. Еще в 1709 году в университетской библиотеке Кембрид¬
жа было не более пятнадцати тысяч шестисот девяноста трех
книг и шестисот пятидесяти восьми рукописей. В том же году
библиотека стала одной из пяти в стране, куда обязывались
поставлять один экземпляр любой изданной в Великобрита¬
нии книги. Это была привилегия, имевшая далеко идущие по¬
следствия. Правда, самые ценные поступления приходили из
других источников.
В 1715 году Георг I подарил университету около тридцати
тысяч книг в знак благодарности за лояльность Кембриджа
дому Ганноверов в год якобитского восстания; в мятежный
Оксфорд были посланы войска. Эта королевская библиотека,
дубовые шкафы которой до сих пор еще стоят в коридорах,
принадлежала скончавшемуся незадолго до этого епископу
Илийскому, Джону Муру, собиравшему наряду с медицинскими
и юридическими трудами первые издания Палладио, Ньюто¬
на и Шекспира, средневековые источники вроде “Церковной
истории” Беды Достопочтенного (viii век) и иллюстриро¬
541
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ванные сокровища Book of Сете и Book of Deer — молитвенник
и Евангелие, созданные вких веках. Особенной любовью
у священника-библиофила пользовался Уильям Кэкстон, ан¬
глийский Гутенберг; его изданий в библиотеке Мура было
более сорока, в том числе первая английская печатная книга
“Сборник рассказов о Трое”, 1475 /147^* Труд Цицерона “Об
обязанностях”, изданный в 1466 году в Майнце, тоже попал в
Кембридж вместе с королевской коллекцией — это первое пе¬
чатное издание античного классика и одновременно старей¬
ший имеющийся в Англии экземпляр печатной книги.
Королевский дар утроил фонды университетской биб¬
лиотеки. Некоторые из книжных сокровищ можно увидеть
большей частью на специальных выставках. Но в читальном
зале редких книг ученые сидят, склонившись над “Бестиари-
ем” Генриха III или погрузившись во фламандскую роскошь
часослова. Кембриджское собрание инкунабул — более четы¬
рех тысяч пятисот книг — третье по величине в стране после
Британской и Бодлианской библиотек. К книжным редко¬
стям причисляют также Codex Bezae Cantabrigiensis, тысячеше¬
стисотлетний манускрипт, содержащий Евангелие и Деяния
Апостолов, написанный унциальным шрифтом. Почти вдвое
старше самый ранний документ библиотеки — около вось¬
мисот китайских предсказаний, вырезанных на кости, дати¬
руемых приблизительно 1200 годом до н.э. Другое бесценное
сокровище — коллекция “каирской генизы”: примерно сто
сорок тысяч фрагментов еврейских текстов за семьсот лет,
обнаруженных в подвале каирской синагоги, несравненный
источник информации о повседневной жизни евреев Среди¬
земноморского региона начиная с ix века.
Когда королева Виктория в 1843 Г°ДУ находилась с визи¬
том в Кембридже, в культурную программу входило посеще¬
ние университетской библиотеки, где принц Альберт заметил,
что здесь есть интересные рукописи. “Да, дорогой, — ответи¬
ла королева. — Но только не останавливайся”. Длина книж¬
ных полок составляет почти сто восемьдесят километров, и
542
ПРЕДСКАЗАНИЯ НА КОСТЯХ И ИНКУНАБУЛЫ
у посетителей может возникнуть ощущение, будто они обхо¬
дят по кругу мировой дух и идут по проходам, как Ленц через
горы: “Он не чувствовал усталости, только досадовал, что не
может пройтись вверх ногами” *. Эта библиотека состоит из
множества библиотек. Она вобрала в себя собрания людей
Церкви, ученых, учреждений: коллекция японских поварен¬
ных книг xvii века, архив премьер-министра Роберта Уолпола,
библиотека собора в Питерборо, личная библиотека Джеф¬
фри Кейнса, книги общества Royal Commonwealth Society. Только
дарвиновский архив насчитывает сотни рукописей и четыр¬
надцать тысяч писем, многие из которых до сих пор не опу¬
бликованы.
В том, что старая университетская библиотека уже тре¬
щала по швам, отчаянно нуждаясь в новом помещении, не
последнюю роль сыграли семьдесят тысяч томов актонов-
ской библиотеки, рабочего архива скончавшегося в Тегерн-
зее в 1902 году историка лорда Актона. Он был дипломатом
и советником Гладстона, первым католиком на должности
королевского профессора в Кембридже, родственником ита¬
льянских герцогов и баварских графов. Какое-то время лорд
Актон был камергером королевы Виктории, которая восхи¬
щалась: “В случае смерти кого-то из моих родственников на
континенте он мог выразить соболезнования на их родном
языке”. В Кембридж, а не в какой-нибудь немецкий универ¬
ситет, писатель Стефан Гейм, автор из Восточного Берлина,
в 1992 году передал свой частный архив: дневники, письма
и все рукописи. Так что если кто-то решит серьезно изучать
творчество Гейма, милости просим в Кембридж.
Напротив библиотеки и на одной оси с ней находится
Мемориал-корт того же архитектора, сэра Джайлса Гилберта
Скотта, — здание, которое он спроектировал в 1923 году для
Клэр-колледжа. Строительство этого студенческого общежи¬
тия в неогеоргианском стиле стало первым шагом по расши¬
* Цитата из новеллы “Ленц” (1839) Г. Бюхнера.
543
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
рению колледжей через Бакс на запад, что в те времена было
весьма спорным шагом. Открытое флигельное строение — это
новая библиотека Клэр-колледжа, которая расположилась
здесь в 1986 году, серебристо-серый кирпичный восьмиуголь¬
ник работы архитектора Филипа Доусона.
О погибших не только из этого колледжа напоминает
скульптура “Павший воин” Генри Мура 1956 года, современ¬
ный архетип всех, кто пал в бою. Рядом с этим памятником
растет большая сосна. Соседство природы и искусства так же
свойственно этому городу, как переплетение жизни, учебы и
смерти.
Вид на библиотеку Тринити-колледи^
со стороны паркового комплекса Бакс
Библиотек
ал л с*джаработы Кристофера Рена
Джизус-колледж: венецианская лошадь работы Барри Фланагана
основателя, ейископакока
Робинсон-колледж
и Черчилль-колледж:
новые основатели, новые идеи
Университет, в котором стоит учиться, - это тот,
в котором студент находится в личном контакте
с аурой и опасностью первоклассного, в котором он
становится к этому восприимчивым.
Джордж Стайнер. “Список опечаток” (1997)
Вы тоже можете основать колледж. Как Дэвид Ро¬
бинсон, который в пятнадцать лет ушел из школы,
поработал в велосипедном магазине своих родите¬
лей в Кембридже, пока не понял, что сдачей теле¬
визоров напрокат можно заработать больше — во
всяком случае достаточно, чтобы стать одним из самых преу¬
спевающих владельцев конюшен скаковых лошадей в Англии
и в конце жизни на самом деле сделать себе имя в родном го¬
роде, пожертвовав около тридцати миллионов евро на строи¬
тельство Робинсон-колледжа. Открывала колледж в 1981 году
королева Елизавета, пожаловав сыну торговцев велосипеда¬
ми дворянское звание. Все произошло, как в сказке. И, как в
Средневековье, у этого самого молодого колледжа есть все,
что положено: сторожевая башня, часовня и холл, библиоте¬
ка и комнаты на четыреста студентов.
Пандус из жженого кирпича ведет нас от Грейндж-роуд
ко входу в Робинсон-колледж. Резко выдается вперед сторож¬
ка — с таким гостеприимством, словно с башни в вас сверху
целятся из лука. Как падающие решетки смотрятся шпалеры
и оконные решетки на длинной внешней стене. Похожий на
545
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
крепость колледж заперся от улицы на все замки. Два архитек¬
тора из Глазго, Эндрю Макмиллан и Ази Мецштейн, построи¬
ли два кольца зданий, похожих в плане на перевернутую лите¬
ру L. Во внешнем здании — офисы, часовня и библиотека, во
внутреннем флигеле — студенческие общежития и столовая.
Между ними чуть-чуть клаустрофобии: ущелье из тесных дво¬
риков и подходы к лестницам. Железобетонные конструкции
обложены кирпичом — миллион с четвертью сделанных вруч¬
ную переливающихся всеми оттенками красного дорсетских
кирпичей. Насколько виртуозно продолжена традиция ис¬
пользования жженого кирпича, показывает вход в часовню,
ступенчатый портал как геометрическая абстракция. Блиста¬
тельна и сама часовня, для которой Джон Пайпер выполнил
два витража “Свет мира” — озарение светом и буйство красок.
За двойным кольцом зданий прячется один из самых кра¬
сивых в Кембридже садов, с небольшим озером и старыми де¬
ревьями. Там растет, кстати, очень редкая плакучая веллинг¬
тония, мамонтово дерево, в элегантном трауре склоняющее
макушку, словно выполняя в высшей степени экспрессивную
танцевальную фигуру в стиле Мэри Вигман.
Робинсон-колледж — первый колледж, созданный и для
мужчин, и для женщин, со всеми функциями академического
существования, включая возможность проведения конферен¬
ций во время каникул. До сих пор колледж достроен только
на две трети, в планах — возведение северного крыла.
Напротив, на 1ершель-роуд, Клэр-колледж в 1966 году по¬
строил собственный колледж для молодых ученых Клэр-холл
по проекту английского архитектора Ральфа Эрскина, про¬
живающего в Стокгольме. Традиционной концепции кол¬
леджа с его крупными структурами он противопоставил ака¬
демическую деревню: группы домов, апартаменты и общие
помещения, соединенные небольшими двориками. Колледж
получился домашним и неформальным, как никакой другой.
Экспрессивные линии, своенравные силуэты, натуральные
материалы, удивительная смена уровней — это современное
546
РОБИНСОН-КОЛЛЕДЖ И ЧЕРЧИЛЛЬ-КОЛЛЕДЖ
продолжение викторианского Вест-Энда в Кембридже, где
доны когда-то имели собственные виллы и сады.
“А теперь совсем о другом”. В 1955 году сэр Уинстон Чер¬
чилль оставил пост премьер-министра и еще десять лет до
смерти скучал. Влиятельные друзья решили сподвигнуть пен¬
сионера на образовательно-политическую инициативу, одно¬
временно поставив ему национальный памятник, и создали в
i960 году Черчилль-колледж.
Этот первый колледж, названный в честь еще живущего
человека, — кульминация культа Черчилля в послевоенные
годы. Из всех стран империи приходили пожертвования на
строительство колледжа: медь из Родезии, ковры из Индии,
древесина из Австралии, Новой Зеландии и Нигерии. Ака¬
демический шарф и гребные лодки колледжа выкрашены в
цвета Черчилля на скачках — шоколадный и розовый. “Впе¬
ред!” — гласит девиз колледжа, ключевое слово в знаменитой
речи Черчилля в мае 1940 года “Кровь, пот и слезы”*, про¬
пускной пароль, приобретающий новый оттенок в риторике
вокруг учреждения этого колледжа. Девиз “Вперед!” в конце
50-х, в самый разгар холодной войны, означал, что Черчилль-
колледж должен создать новую, техническую элиту, которая
обеспечит Великобритании ведущие позиции.
По примеру Массачусетского технологического институ¬
та, акцент в образовании делается на естественных науках.
Согласно уставу, семьдесят процентов студентов и доцентов
должны быть математиками, инженерами или естествоиспы¬
тателями. Первым ректором, призванным еще Черчиллем,
стал нобелевский лауреат, физик-ядерщик сэр Джон Кокрофт.
Однако на входе по классической кембриджской традиции
мы читаем гекзаметр Вергилия в качестве девиза: “Счастлив
тот, кто мог познать причины вещей”.
* Речь, произнесенная 13 мая 1940 года Черчиллем, только что сменившим
на посту премьер-министра Чемберлена, в Палате общин, сразу после пора¬
жения Франции: “Мне нечего предложить вам, кроме крови, пота и слез...
Давайте двигаться вперед вместе”.
547
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Этот колледж финансирует не государство, а промышлен¬
ность и частный бизнес. Это учреждение королевского мас¬
штаба в смысле пространства и персонала, в котором изна¬
чально было шестьдесят членов (теперь более ста сорока) и
пятьсот сорок студентов. Пройдя между кирпичными пилона¬
ми, минималистской абстракцией сторожевых ворот, мы вхо¬
дим в колледж и перед нами открывается комплекс строений
и газонов, разбросанных с такой широтой и щедростью, слов¬
но эта территория площадью семнадцать гектаров — только
начало бесконечных возможностей.
Между 1959 и 1968 годом компания Richard Sheppard, Rob¬
son & Partners построила серию из десяти внутренних дворов,
студенческие общежития из коричневого жженого кирпича
с бетонными поперечными полосами, похожими на смотро¬
вые щели, и большими эркерными окнами. Как сателлиты
кружат эти дворы вокруг ядра колледжа, общих помещений,
столовой, аудиторий, библиотеки. Традиционная планировка
дворов и кампусный ландшафт находят здесь новое единство.
Это архитектура 1960-х: деловитость плоских крыш, окна
с рамами из тикового дерева и легкий налет брутальности.
Грозный, как военная речь Черчилля, тремя цилиндрически¬
ми бетонными сводами возвышается над окрестностями холл
колледжа.
На траве расположилась скульптура Барбары Хепуорт с
шармом абстракции 1960-х годов — Four-square Walk Through, че¬
тыре ломтя эмментальского сыра из бронзы.
А другой фрагмент эпохи между тем покинул колледж:
историк литературы Джордж Стайнер. Вместо положенно¬
го преподавания среднего периода в творчестве Драйдена
он интерпретировал лирику по Марксу и Фрейду, говорил в
переполненных залах о структурализме, культуре и варвар¬
стве и других неортодоксальных предметах, что снискало
ему нелюбовь со стороны академического истеблишмента и
увеличило популярность среди студентов, во всяком случае
во время вьетнамской войны. Джордж Стайнер был литера¬
548
РОБИНСОН-КОЛЛЕДЖ И ЧЕРЧИЛЛЬ-КОЛЛЕДЖ
турным гуру, но кафедру получил, только покинув Кембридж
в 1974 году.
На тот случай, если вы ищете часовню колледжа, она
находится в дальнем углу кампуса. Изначально ее должны
были построить у входа, потом решили не строить вообще.
Часовня — анахронизм, во всяком случае в обществе людей,
занимающихся естественными науками, возмущался ученый-
генетик Френсис Крик. “Говорят, что в городе церкви стоят
наполовину пустые, — написал он Черчиллю 12 октября 1961
года. — Вот пусть и ходят туда”. К своему протестному письму
знаменитый ученый приложил десять гиней на финансирова¬
ние борделя для колледжа: это было бы очень полезное заве¬
дение, писал Крик, и со временем гетеры колледжа получили
бы такое же право обедать в колледже, как капелланы.
В 1967 году в колледже все же появилась часовня, постро¬
енная в экуменическом стиле на частные пожертвования.
Содержится она тоже на собственные средства, и так демон¬
стративно расположилась на краю спортивной площадки,
что ее скорее можно принять за эксцентричную обществен¬
ную уборную. За холодными стенами прячется насыщенный
интерьер. Часовня в плане повторяет греческий крест и со¬
держит витражи Джона Пайпера (1970).
На поросшем травой склоне между часовней и колледжем
в 1992 году был открыт Мёллер-центр. Вытянутое, светло-
коричневое строение из клинкерного кирпича, с поясом из
песчаника и цилиндрической крышей, “словно выдавленная
из тюбика зубная паста” {The Observer). Чуть в стороне стоит
восьмиугольный бельведер со стеклянным пирамидальным
куполом. Это конференц-центр и в то же время отель на семь¬
десят номеров был построен по проекту датского архитекто¬
ра Хеннинга Ларсена. Учредил его на собственные средства
соотечественник Ларсена Мерск Маккинни Мёллер, транс¬
портный и нефтяной магнат и большой почитатель Черчилля.
Сэр Уинстон оставил колледжу не только собственноруч¬
но посаженные дуб и шелковицу, но и свои литературные,
549
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
политические, личные записки и документы огромной исто¬
рической важности. Вообще же Архивный центр Черчилл ь-
колледжа хранит наследие около трехсот политиков, во¬
енных и ученых, от премьер-министра Клемента Эттли до
эмигрантки Лизы Мейтнер. Выпускница Оксфорда Маргарет
Тэтчер тоже доверила свой архив этому кембриджскому кол¬
леджу, а не Бодлианской библиотеке — маленькая месть за то,
что Оксфорд отказал ей в почетной степени доктора.
Покидая колледж, стоит дойти до угла по Сториз-уэй. На
южной стороне улицы вы увидите несколько зданий Arts &
Crafts рубежа xix и хх веков, пять из них — по проекту Хью
Маккея Бейли-Скотта (дома №29, 30, 48, 54 и 56). Самый из¬
вестный, дом №48, продан в 2000 году более чем за миллион
фунтов.
Для ученых-естествоиспытателей в этой части западного
Кембриджа есть совсем другие развлечения: новые лаборато¬
рии Кавендиша к югу от Мэдингли-роуд. Если в поле непода¬
леку от трассы Mil вы заметите огромный шатер с восемью
мачтами, знайте, что это не цирк Ронкалли, а центр “Шлюм-
берже”. Эту исследовательскую лабораторию спроектировал
Майкл Хопкинс в 1985 году. Яркое хай-тековское олицетворе¬
ние инноваций, символ кембриджского феномена, широко
пропагандируется, его часто фотографируют, противопо¬
ставляя часовне Кингз-колледжа. Но одни иконы живут веч¬
но, а другие быстро выцветают.
Жизнь, искусство и галька:
коллекционер из Кеттлз-Ярда
“Кеттлз-Ярд должен быть в каждом
университете”.
Джим Ид (1970)
Кеттлз-Ярд стоит на Медовом холме, и там нас дей¬
ствительно ожидают сладостные впечатления.
Это всего лишь несколько коттеджей с вальмовы-
ми крышами на травянистом склоне и колоколь¬
ней церкви Св. Петра за деревьями. Здесь был
дом человека, известного как Джим Ид, который жил в этом
сельском уголке Кембриджа со своей коллекцией произведе¬
ний искусства и хотел делиться любовью к жизни и искусству
с другими людьми.
Это дом, полный искусства, но все-таки не музей. Все про¬
исходит как при частном визите: чтобы вас приняли, нужно
сначала позвонить. Потом вписать свое имя в книгу посети¬
телей, и приятный голос экономки предложит присесть. Вы
чувствуете себя как дома, просто гостем коллекционера, ко¬
торый, к сожалению, не может принять вас лично. Джим Ид
давно не с нами, но все здесь осталось так, как было при нем.
На столе — круглые камешки, выложенные спиралью: бе¬
лые, серые и черные окатыши, трофеи любителя побродить
по морскому берегу. Грубые деревянные половицы, белые
стены, на которых развешаны картины Бена Николсона и
его жены Уинифред, Кристофера Вуда, Альфреда Уоллиса,
551
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
Жоана Миро. На комодах и столах — скульптуры, керамика
Бернарда Лича и Люси Ри, на рояле — “Прометей” Константи¬
на Бранкузи, каменная голова 1912 года. А между ними снова
природные объекты, раковины, камни, засушенные цветы,
птичьи перья в стакане. Этому коллекционеру не нужны были
шедевры, изолированные от мира, он искал связь между при¬
родой и искусством, искусством и повседневной жизнью. Из
всего космоса явлений некоторые ему удалось взять в свой
коттедж. Но кем был Джим Ид?
Ид родился в методистской семье. В Кембридже он ходил
в школу, но проводил больше времени в Музее Фицуильяма.
Он хотел стать художником, одним из живописцев эпохи ква¬
троченто, которыми он восхищался. После учебы в художе¬
ственной школе Слейд в Лондоне Ид в 1920 году поступил на
работу в галерею Тейт в качестве ассистента. Немного позднее
он познакомился с Николсонами. Они открыли ему глаза на
современное искусство: Пикассо, Брака, Бранкузи. Бен про¬
дал Иду свои работы, которые тогда еще никем не ценились,
за символические деньги, только чтобы окупить расходный
материал. Сегодня в Кеттлз-Ярде насчитывается более соро¬
ка работ только Бена Николсона, от натюрморта с фруктами
1920 года до геометрических абстракций 1960-х годов. Одним
из первых Джим Ид стал собирать работы Альфреда Уоллиса,
великого представителя наивного искусства из Сент-Ив, все¬
го около ста произведений. Когда в галерею Тейт поступили
скульптуры французского мастера Анри Годье-Бжеска и ни¬
кто не хотел их покупать, Ид приобрел столько, сколько смог.
Творчество этого вортициста в Кеттлз-Ярде представлено
полнее, чем в большинстве музеев.
В 1936 году Ид ушел из галереи Тейт и перебрался в Тан¬
жер — маргинал, который все же не поддался гибельному
дурману этого анклава гедонистов и авантюристов. Он пи¬
сал, путешествовал, читал лекции об искусстве. В 1956 году
вместе с женой Элен Джим Ид вернулся в Кембридж. Рядом
с кладбищем при церкви Св. Петра он купил четыре полураз-
552
ЖИЗНЬ, ИСКУССТВО и ГАЛЬКА
валившихся коттеджа xvii и xviii веков, отреставрировал их и
поселился там вместе с коллекцией.
Очень скоро Иды открыли свой дом для первых посетите¬
лей на время учебного семестра. Многие студенты за чашкой
чая впервые познакомились здесь с модерном. Ид разрешал им
брать на занятия оригинальные произведения, ведь искусство
для него было образом жизни (так он и назвал автобиографию).
“Он был глубоко религиозным человеком, почти мистиком”, —
рассказывает мне его бывшая сотрудница. Кеттлз-Ярд — духов¬
ное место, где предметы, освещение и пространство находятся
в тонком равновесии. Несмотря на обилие вещей, нет ощуще¬
ния их избытка, есть покой, простота и гармония. Порядок,
лежащий в основе вещей, — вот что должно стать очевидным
здесь, по мнению Ида. Порядок, который нужно сознавать
все сильнее, чтобы нас не захлестывал стремительный поток
событий.
В 1966 году Иды подарили дом и коллекцию кембриджско¬
му университету. Какое-то время они еще жили здесь, потом
переехали в Эдинбург, где Джим Ид и скончался в 1990 году
в возрасте девяноста четырех лет. О том, чтобы Кеттлз-Ярд
не стал мавзолеем, чтобы классический модерн не утратил
связи с современностью, Джим Ид позаботился заранее, при¬
строив зал для камерных концертов и галерею для сменных
экспозиций по проекту архитектора Лесли Мартина (1970).
Дом Джима Ида остался своеобразным свидетельством
британского авангарда довоенного времени, инициативы
одного энтузиаста. Романтическая идея единства искусства и
природы нашла здесь воплощение в жизни, эхом откликаясь
в нас, посетителях.
Небольшая церковь Св. Петра стоит на холме позади
Кеттлз-Ярда, в тени кленов и каштанов. Это все, что осталось
от большой церкви хи века. В кладке колокольни сохранил¬
ся кирпич римских времен, вероятно, взятый из старой го¬
родской стены. Когда приход сократился до четырнадцати
хозяйств в начале xvii века, церковь пришла в упадок. Ее от¬
553
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
строили в уменьшенном виде, но когда прихожане перестали
заполнять и это пространство длиной всего одиннадцать мет¬
ров, церковь превратилась в предмет нежной заботы, иными
словами, в реликт ушедшей эпохи. Иногда ее использует для
выставок соседняя галерея, вполне в духе Ида, о котором нам
напоминает памятная доска со стихами Джона Донна. Но луч¬
ше всего в этом помещении ощущаешь себя без всяких кар¬
тин, когда нет ничего, только тишина.
Норманнская купель, однако, осталась в церкви, и я не
знаю, закричал бы я младенцем от страха или восторжен¬
но загукал, если бы меня крестили в таком месте. Из четы¬
рех углов каменной плиты вздымаются морские существа
и, схватившись за хвосты, изгибаясь, тянутся вверх, к краю
купели. Редко встретишь тритонов из свиты Посейдона, за¬
нимающихся йогой, но не менее редко встречаются такие
языческие гибридные существа в сочетании с христианской
символикой. Рыба — один из первых символов Христа, вода
крещения — элемент жизни верующих в Него. Об этом гово¬
рит камень, полный магической жизненной силы, — говорит
и после того, как замолк голос священника. Симметрия орна¬
ментов, геометрия формы, круг купели и квадрат основания:
осталось эстетическое чудо, выдающееся творение средневе¬
кового искусства.
Флюгер на шпиле церкви Св. Петра отмечен буквами А. Р.,
инициалами Эндрю Перна. Он был ректором Питерхаус-
колледжа с 1553 по 1589 год, и в это бурное время очень удоб¬
но было трактовать литеры на флюгере в зависимости от по¬
литических веяний: A Protestant, A Papist, A Puritan.
Угловой дом на Кастл-стрит, постоялый двор xvi века, те¬
перь пристанище Этнографического музея графства Кем¬
бриджшир и по самую крышу набит предметами домашнего
обихода наших предков, живших в городе и его окрестностях.
Плакат 1850 года, хранящийся в этом краеведческом музее,
приглашает на публичную казнь Элиаса Лукаса и Мэри Ридер
на Кастл-хилл.
554
ЖИЗНЬ, ИСКУССТВО И ГАЛЬКА
Трава на этом холме растет по диагонали, он был насыпан
по велению норманнского завоевателя Вильгельма I в 1068
году для защиты крепости, стоявшей здесь, сначала деревян¬
ной, потом из камня со сторожкой и башнями — прекрасный
источник материала для строительства колледжей. На Кастл-
хилл больше нет ни крепостных развалин, ни виселиц, остал¬
ся лишь прекрасный вид.
Три колледжа и одна могила:
соседи Витгенштейна
Очень странно, если в двух комнатах друг под дру¬
гом могут сосуществовать два мира. Это случается,
когда я живу под двумя студентами, которые надо
мной шумят. Это в самом деле два разных мира, и
взаимопонимание невозможно.
Людвиг Витгенштейн (7 ноября 1931 г.)
В детективе “Неженское дело” Ф. Д. Джеймс част¬
ный детектив Корделия Грей ведет расследова¬
ние в Кембридже. Дело, в котором она расследует
смерть студента-историка, приводит ее в колледж
на окраине города: “Здание колледжа Нью-холл, с
его византийским декором и сияющим пологим куполом, по¬
хожим на половинку апельсина, почему-то навеяло Корделии
аналогию с гаремом. Конечно, владельцем его мог быть толь¬
ко султан очень либеральных взглядов, питающий располо¬
жение к ученым дамам”.
Нью-холл был основан в 1954 году; это третий женский
колледж после Гёртон-колледжа и Ньюнэм-колледжа. Сту¬
денческая братия состоит исключительно из женщин, среди
членов колледжа терпят мужчин — в качестве уступки постфе¬
минизму. Здание колледжа просвечивается за деревьями на
Хантингдон-роуд: белый клинкерный кирпич и голый белый
бетон. Его построило в 1962—1966 годах архитектурное бюро
Chamberlin, Powell & Bon, и чувственности в этом их проекте го¬
раздо больше, чем в лондонском жилом комплексе Барбикан
в стиле брутализма. Здание холла высится, словно обсерва¬
тория с сегментированным куполом, в плане повторяя гре¬
556
ТРИ КОЛЛЕДЖА И ОДНА МОГИЛА
ческий крест, окруженный четырьмя круглыми лестничны¬
ми башнями с маленькими куполами. В византийском стиле
холла притаилось и немного от эстетики строительного кон¬
структора. Бетонные блоки таких размеров можно поднять
только строительным краном — экономичный монтаж, неиз¬
бежный при ограниченном бюджете. Напротив трапезной
расположена библиотека с цилиндрическим сводом, между
ними — внутренний двор, в котором плещется фонтан.
Пуристам вроде Певзнера такая “простая красота” может
показаться подозрительной: девственная белизна и волнис¬
тые формы, словно архитектор хотел польстить клиенткам,
выбрав подчеркнуто женские архитектурные линии. Но об
этом нет и речи, учитывая конструктивизм остальных зданий.
Вскоре члены колледжа Нью-холл поняли, что белые
клинкерные стены предлагают идеальные условия для пре¬
зентации современного искусства. В длинных, хорошо осве¬
щенных коридорах центрального Фаунтин-корта, в общих по¬
мещениях, в столовой, на улице прямо на траве — искусство
здесь повсюду. От батика и до металлической скульптуры,
представлены все средства и все техники; есть картины, фо¬
тографии, резьба по дереву Гвен Рейверат, бронзовая голова
Элизабет Фринк и “Война в Заливе” Мэгги Хэмблин. Свыше
двухсот работ более семидесяти художниц включает в себя
коллекция колледжа, причем наряду с произведениями име¬
нитых авторов, таких как Паула Рего или Барбара Хепуорт,
есть несколько картин бывших студенток. Женское искусство
в женском колледже — все еще программная альтернатива
для смешанного мужского мира Кембриджа. “Скачки с пре¬
пятствиями” — так называется книга 1979 года феминистки
Джермейн Грир о женском искусстве. Продолжение книги
находится перед глазами у студенток Нью-холла в виде самых
свежих примеров, готовя их к собственным препятствиям.
Жизнестойкость колледжской системы весьма убедитель¬
но аргументирует Анна Лонсдейл, ректор Ныо-холла: “Клю¬
чевые глобальные проблемы, такие как изменения мирового
557
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
климата, которые теперь встают перед нами, требуют способ¬
ности к междисциплинарному мышлению, какую развивает
жизнь в колледже”.
Примерно в то же время, что и Нью-холл, был построен
соседний Фицуильям-колледж, новое помещение для коллед¬
жа, созданного в 1869 году для студентов, которые не принад¬
лежали ни к одному из уже имевшихся колледжей. Поскольку
первое помещение, которое они заняли, находилось напро¬
тив Музея Фицуильяма, колледж тоже окрестили Фицем. В на¬
стоящее время около семидесяти процентов студентов этого
колледжа окончили государственные школы, что намного
выше среднего, как подобает социальной направленности
этой образовательной инициативы викторианской эпохи.
“Из старого и нового — лучшее”, гласит девиз колледжа.
К сожалению, архитектор-бруталист Дэнис Ласдан не при¬
держивался этого принципа. У здания на Хантингдон-роуд,
которое в 1961—1967 годах построил этот знаменитый архи¬
тектор Лондонского национального театра, шарма не боль¬
ше, чем у придорожного мотеля. Фасады из промышленного
кирпича тоскливого коричневого цвета, этажи подчеркнуты
бетонными полосами. Насколько скучен жилой флигель, на¬
столько экстравагантен холл с его крышей-балдахином: высо¬
кие окна, над которыми нависают козырьки, подпрыгиваю¬
щие, словно возбужденные монашки в чепцах.
К счастью, у Фицуильям-колледжа на тот момент закончи¬
лись деньги. Часовню в 1992 году строил другой архитектор,
Ричард Маккормак. В торце ласдановского флигеля он при¬
строил ротонду, вписав в нее куб, часовню на втором этаже.
Алтарная стена стеклянная, восточное окно не требует витра¬
жей, потому что поверх алтаря открывается вид на могучий
платан. Это ясное, светлое помещение открыто как снаружи,
так и изнутри. Естественный свет становится откровением,
Словом в пространстве образов, будто в современном пуриз¬
ме нашла отклик пуританская традиция Кембриджа. Только
ради этой часовни стоит посетить Фиц.
558
ТРИ КОЛЛЕДЖА И ОДНА МОГИЛА
Далеко за городом на прямой как стрела римской дороге на
Хантингдон расположен Гертон-колледж, в благословенном
отдалении от туристических троп. Осматривать тут, честно
говоря, нечего, хотя есть чем восхититься. Гертон-колледж —
первый женский колледж в Великобритании. В 1869 году
Эмили Дэвис при поддержке Национального общества за из¬
бирательные права женщин основала общину, состоявшую из
пяти студенток, сначала в Хитчине в графстве Хартфордшир,
а с 1873 года на этом месте. Как и в случае с Ньюнэмом, кол¬
ледж был назван по имени деревни Гёртон. “Это языческое
место”, как сказал о женском колледже некий кембриджский
клирик, сегодня насчитывает около шестисот пятидесяти
воспитанников. Студенток из них всего половина, потому что
с 1979 года гёртонцы принимают в свои ряды и мужчин.
Колледж был построен по проекту сэра Альфреда Уотер¬
хауса в 1873 году как рутинный комплекс викторианской эпо¬
хи наподобие его зданий для Джизус-колледжа и Пемброк-
колледжа: неотюдоровский стиль, красный кирпич и
терракота, со всеми традиционными элементами от часовни
до сторожки, в знак равенства Гертон-колледжа с мужскими
колледжами Кембриджа. Только вот доминирующий в уни¬
верситете лестничный принцип Уотерхаус применять не стал.
Коридоры с их тесным соседством должны были сделать со¬
вместное проживание женщин более комфортным. Ни один
колледж в Кембридже не может похвастаться такими длинны¬
ми коридорами, как Гертон-колледж, и ни у кого нет подогре¬
ваемого закрытого бассейна. Сад Феллоуз-гарден разбила для
колледжа его бывшая студентка, математик Пенелопа Гобхаус,
мастер английского садового искусства.
Десять минут на велосипеде займет путь от Гертон-кол-
леджа до города. На полпути от главной дороги ответвляется
Олл-Соулз-лейн. За тисами мелькают пашни и поля, словно
сама сельская местность, а не кладбище Сент-Джайлс, и явля¬
ется целью улицы Всех Святых. Там, в могилах, town и gown
мирно покоятся бок о бок — ректоры и бургомистры, адвока¬
559
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ты, лавочники, профессоры, члены Тринити-колледжа рядом
с соперниками из Кингз-колледжа. Мирно спят доны, и если
они были при жизни достаточно значимыми фигурами, мы
найдем их последний на этот момент адрес на черной доске у
кладбищенской часовни.
“Кто есть кто” кладбища Сент-Джайлс: здесь похоронен
национальный экономист Альфред Маршалл, философ-мора-
лист Джордж Эдвард Мур, латинист Чарлз Оскар Бринк, эми¬
грант из Берлина, сэр Джеймс Джордж Фрэзер, автор “Зо¬
лотой ветви”, и Уильям Хеффер, чьи книжные магазины мы
очень любим. Много великих имен прочтем мы на могилах, и
еще больше великих остались в забвении. Обнаружатся здесь
и Дарвины, сэр Фрэнсис Дарвин, специалист по орхидеям и
биограф своего отца, и внучка Дарвина Фрэнсис Корнфорд,
чья слава лирической поэтессы свелась к трем строкам: “По¬
чему прячешь руки в перчатки, идя средь полей? / Ты теря¬
ешь всё больше и больше... Скажи мне, зачем? / В чем винов¬
на ты, в чем? Нелюбима никем на Земле, /Почему прячешь
руки в перчатки, идя средь полей?”*
1 мая 1951 года на кладбище Сент-Джайлс под раскиди¬
стой сосной был похоронен Людвиг Витгенштейн (участок
№ 5). Как плохой каламбур закончилась его история в Сториз-
Энд, в доме приятеля-врача. По личным заметкам видно, что
до последнего дня его интересовали понятия достоверности,
очевидности и заблуждения. Ему было шестьдесят два года,
когда он умер от рака простаты. Его последние слова были,
если сказанному можно верить: “Скажите им, что я прожил
прекрасную жизнь”. На его надгробном камне написано лишь
то, что можно сказать с достоверностью: Людвиг Витген¬
штейн, 1889—1951. И тут жизнь еще раз подкинула философу,
занимавшемуся проблемами языка, неудачную игру слов: в со¬
седней могиле лежит некто по имени Джеймс Иди Тод (Tod
по-немецки — смерть).
* Перевод А. Артёмова.
560
“Гранчестер, ах, Гранчестер!”
Чай с медом для патриотов
Посмотри на всплески зимородков, слетающих к воде,
Зеленая река незаметно скользит под деревьями,
Смеется, проходя через бесконечное лето,
На пути к морю.
Я опускаюсь в глубь заливного луга.
Pink Floyd. “Луга Гранчестера” (1969)
Собственно говоря, стильно добраться из Кембрид¬
жа в Гранчестер можно только одним способом:
на ялике по реке Гранта. Для многих поколений
студентов такая речная вылазка с подружкой и
корзинкой для пикника была обязательной, как
встречи с наставником или выпускной бал. Но и путь по лугам
Гранчестера так красив, что рок-группа Pink Floyd— ребята, ко¬
торых не сразу заподозришь в любви к природе, — написала о
нем песню.
“Добро пожаловать в Рай” — читаем на вывеске заповед¬
ника, в котором голубые зимородки, водяные крысы, ужи и
малиновки живут более или менее дружно. “Я опускаюсь в
глубь заливного луга...” Если мы протиснемся в “калитку по¬
целуев” и поцелуемся по хитроумному обычаю, заведенному
здесь пастухами и пастушками, то сможем пройти вдоль реки
весь путь до Гранчестера.
Соломенные крыши, цветники как на выставке, церковь
и три паба. Деревня, как сотни других в Англии, даже в наши
дни. Что такого особенного в Гранчестере? “В нашей дерев¬
не около шестисот жителей, три нобелевских лауреата, пять
членов Королевского общества и восемь кембриджских про¬
561
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
фессоров”, — сказал мне один из них, автор бестселлеров
Джеффри Арчер. Ему хотелось бы быть такой же романтич¬
ной фигурой, как Руперт Брук — один из немногих поэтов,
чьи имена пишут на ресторанных вывесках, что в Англии
свидетельствует о еще большей популярности, чем место в
“уголке поэтов” в Вестминстерском аббатстве. Без Брука Гран-
честер был бы обычной профессорской деревней, каких мно¬
го вокруг Кембриджа. Но не будь Гранчестера, Брук никогда
не написал бы свое самое известное стихотворение. Он со¬
чинил его в мае 1912 года в кафе Des Westens на западе Берлина,
где тогда собиралась интеллектуальная элита. “Берлин. Евре¬
ев голоса, / Что пиво пьют” — замечает Руперт Брук и вспо¬
минает “луга у Хаслингфилд и Котон, / Где все открыто, не
verboten... * Охваченный ностальгией, он пишет гимн Англии,
“Сентиментальное изгнание”, как поначалу называлось это
стихотворение, ныне известное под названием “Старый дом
священника в Гранчестере” — оду утраченным местам юно¬
сти: “А нынче мягкая вода / Озер по-прежнему сладка / И так
же смех реки струей / Звенит под мельницей пустой? / Ведь
вряд ли где-то я найду / Такой уют и красоту... / Луга забыть
помогут ложь, / Пустую правду, боль... Ну, что ж...” И, нако¬
нец, заключительные строки, часто цитируемые, вошедшие
в поговорку: “Застыли стрелки, замер час.../ А есть ли к чаю
мед у нас?” Гранчестер Брука — место, где время не движется.
Впрочем, предложение навсегда остановить часы на церков¬
ной колокольне на десяти минутах третьего в память о поэте
было прозаически отвергнуто деревенским священником.
Руперт Брук, сын учителя из Регби, сначала жил в Кингз-
колледже, а в июне 1909 года переехал в Гранчестер, чтобы в
тишине и покое написать диссертацию о елизаветинском дра¬
матурге Джоне Вебстере. Он снял комнату в заведении под
названием Orchard, где на самом деле был фруктовый сад, а с
1897 года и кафе-чайная у реки Гранта. Пчелиным медом хозя¬
* Здесь и далее перевод А. Рытова.
562
“ГРАНЧЕСТЕР, АХ, ГРАНЧЕСТЕРГ
ев посетители кафе сластили чай, а протанцевав всю ночь на
Майской неделе, студенты в шесть утра встречались в Orchard
Tea Garden за завтраком.
Здесь мы и сидим сейчас, в зеленых шезлонгах, кучно рас¬
ставленных под яблонями и грушами, и пьем чай, который
сластят уже не медом, а стихами Брука в рекламном проспек¬
те заведения и сознанием того, что мы находимся в одной из
священных рощ английской нации, “где больше знаменитых
людей пили чай, чем в любом другом месте”.
Летом 1911 года Руперта Брука в Гранчестере посети¬
ла Вирджиния Вулф, тогда еще носившая фамилию Стивен.
Его лирика произвела на нее меньшее впечатление, чем он
сам (“я думала, он станет премьер-министром”), и теплой лун¬
ной ночью (“пойдем купаться голышом”) они ныряли в “пруд
Байрона” — небольшую запруду на окраине деревни, где лорд
Байрон студентом занимался физкультурой, готовясь пере¬
плыть Геллеспонт. “Новые язычники”, как называла Вирджи¬
ния Вулф “апостольское” окружение Руперта Брука, славили
в стихах и буколических вылазках радость повседневной жиз¬
ни вдали от современного урбанизированного мира. Мечты о
природной жизни, социалистические идеи, сексуальная рас¬
кованность — все это было в деревенской идиллии кембридж¬
ских интеллектуалов. Сияющим солнцем этого мирка был
Руперт Брук: босой, в рубашке с открытым воротом, каштано¬
вые волосы, расчесанные на прямой пробор, эдвардианский
Хью Грант, окруженный женщинами и мужчинами, в метани¬
ях между бисексуальными и гомосексуальными пристрастия¬
ми, сердцеед и прирожденный победитель.
С энтузиазмом, как и большинство его сверстников, от¬
правился он в 1914 году на войну: “Чего хочет от меня Бог,
так это чтобы я преуспел, колотя немцев”. Уже год спустя Ру¬
перт Брук умер в возрасте двадцати семи лет в госпитале на
корабле в Средиземном море. То, что Брук погиб не на поле
боя, а от укуса насекомого, не вполне вязалось с образом на¬
ционального героя Англии. Однако Черчилль, в то время пер¬
563
КЕМБРИДЖ. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
вый лорд Адмиралтейства, посвятил смерти “поэта-солдата”
пламенный отклик в газете The Times. И на пасхальной служ¬
бе 1915 года, вскоре после смерти поэта, настоятель церкви
Св. Павла цитировал строки из сонета Брука “Солдат”: “Коль
я умру, знай вот что обо мне: / Есть тихий уголок в чужой зем¬
ле, / Который будет Англией всегда...” Руперт Брук был по¬
хоронен в оливковой роще на эгейском острове Скирос. Аура
золотой юности и ранняя смерть сделали его романтической
легендой, символом потерянного поколения Первой миро¬
вой войны и, к сожалению, выразителем глубоко укоренив¬
шихся антинемецких настроений.
Более поздние биографы Брука последовательно развен¬
чивали “золотого мальчика”. Однако все его слабости, огра¬
ниченность лирики и натужная техника стихосложения — все
это растаяло, как мед в чае, и миф о Гранчестере остается не¬
тронутым. Деревня давно стала местом паломничества тури¬
стов, воплощением романтизированного английского стиля.
Гранчестер это “Англия навсегда”, как написано в рекламном
буклете Orchard, идиллическое убежище, где былые импер¬
ские амбиции удовлетворяются “тихим уголком в чужой зем¬
ле” где-то за Брюсселем. А мы, лежа в зеленых шезлонгах и
попивая чай под цветущими яблонями, на самом деле лежим
в окопе английской души. Только это объясняет страстность,
с которой принц Чарлз и другие кембриджцы защищали это
кафе, когда торговцы недвижимостью хотели отдать его тер¬
риторию под застройку.
“Но Гранчестер, ах, Гранчестер! / Ты мир святой вдали
от дел...” Мир и покой, собственно, здесь можно найти толь¬
ко зимой. От кафе в саду толпа паломников движется в паб
с ярким портретом поэта, потом в церковь, башенные часы
которой так и не остановили, и дальше к старому дому вика¬
рия, последнему пристанищу Руперта Брука, “где тень кашта¬
нов над рекой / дарила благостный покой”. С 1980 года — и
это настоящее святотатство для многих поклонников Брука —
там живет автор скандальных романов, бывший политик и
564
“ГРАНЧЕСТЕР, АХ, ГРАНЧЕСТЕР!”
бывший заключенный Джеффри Арчер. На его письменном
столе стоят песочные часы, сделанные специально для него.
Песок пересыпается из одной колбы в другую за два часа.
По этому таймеру он и пишет свои бестселлеры, ставя дол¬
ларовые мировые рекорды. С тех пор вошла в обиход гран-
честерская шутка об Арчере, парафраз из строки Брука: “Ах,
есть ли еще деньги для меня?” Арчер был золотым мальчиком
консерваторов, “бестселлером Маргарет Тэтчер”, ее верным
защитником и любимым автором, человеком разных карьер
и интриг, прозванным Лордом лжи в английской прессе, бан¬
кротом, миллионером, мастером закулисных игр в Палате
общин, поднявшимся до Палаты лордов, потом скатившимся
вниз после сексуальных скандалов, обвинений во взятках и
лжесвидетельстве, отсидевшим тюремный срок, а теперь пре¬
вратившимся в маленького Гэтсби на задворках Гранчестера.
В пабе Руперта Брука его видят редко, встретить его можно
разве что по воскресеньям в церкви, где дирижирует хором
его жена Мэри Арчер.
С xiv века церковь Гранчестера относится к приходу
Корпус-Кристи-колледжа, а сама земля входит во владения
Кингз-колледжа. Крестьяне и доны, “люди с великолепными
сердцами”, как называл их Руперт Брук, нашли последний
приют на старом, обнесенном стеной кладбище. Его академи¬
ческий статус значительно повысился в 1986 году, когда два
лихенометриста (специалисты по лишайникам) в 1986 году
обнаружили здесь кое-что еще: шестнадцать разновидностей
улиток, сорок четыре вида лишайников и тридцать шесть ви¬
дов мха, включая редкий подвид Tortula papillosa.
ПРИЛОЖЕНИЯ
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
Малый аксбриджский словарь
- Вы бывали в Оксфорде, Джеймс ?
-Да сэр. В Доме.
- В Доме ? - удивился Харви.
- Крайст-Черч, сэр
- Никогда не пойму Оксфорд.
- Нет, сэр.
Дж. Арчер. “Ни пенни больше,
ни пенни меньше” (1976)
The Backs:
Парк с задней стороны колледжа, выходящий на берег реки Кем.
Bedder:
Горничная; в прежние времена застилала студентам постели (= bed-
maker).
Bedels:
Герольды университета; одна из старейших служб университета,
в Оксфорде — с XIII века.
Blue:
Спортивные цвета, присваиваемые участникам официальных мат¬
чей между Оксфордом (синий) и Кембриджем (голубой). Различают
также полный синий и наполовину синий. (См. главу “Гром среди ясно¬
го неба: регби, “Буме!” и гребная гонка ”.)
Boat Race:
Состязание гребных восьмерок обоих университетов на Темзе в Лон¬
доне; обычно проводится в конце марта.
Bod:
Бодлианская библиотека, Оксфорд.
569
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Bulldog:
Также известна как buUer, старейшая частная полицейская служба
в британском университете (Оксфорд); упразднена в 2002 году.
Bumps:
Гонка восьмерок разных колледжей в борьбе за титул Хозяина реки.
Каждая лодка пытается протаранить ту, что оказывается непосред¬
ственно перед ней. В весеннем триместре называется “Торпеды”,
в летнем триместре — “Восьмерки” (в Кембридже — “Мэйз”).
Cantab.:
От лат. Cantabrigium; у выпускников Кембриджа следует за их акаде¬
мической степенью.
Cap and gown:
Берет и мантия, традиционное студенческое облачение.
(См также subfusc.)
Chancellor:
Канцлер университета; почетная пожизненная должность, избира¬
ется членами университетского совета в Оксворде (см. Convocation)
или Сената в Кембридже. В эпоху Средневековья вплоть до Рестав¬
рации главный авторитет в университете; теперь в основном испол¬
няет обязанности церемониймейстера и сборщика пожертвований.
Commemoration:
Прощальные празднества в конце летнего триместра, включая En¬
caenia (см. далее), гребную гонку и балы в память об основателях и бла¬
готворит елях университета.
Common Rooms:
Общие помещения и комнаты отдыха в колледжах Оксфорда; в Кем¬
бридже называются Combination Rooms. Младшая общая гостиная {Ju¬
nior Common Room, f.C.R) предназначена для студентов, Старшая (Se¬
nior Common Room, 5. C.R) — для преподавателей; во многих колледжах
имеется также Средняя гостиная (Middle Common Room, М.C.R) — для
обладателей академических степеней и преподавателей.
570
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
Congregation:
Университетский парламент; в Кембридже так называют собрание
Regent Ноше (см. далее) для голосований и присуждения ученых сте¬
пеней в здании Сената; в Оксфорде — собрание живущих в городе
магистров искусств в Шелдоновском театре.
Convocation:
Собрание выпускников Оксфордского университета, в том числе
и тех, кто постоянно живет не в Оксфорде, для выборов канцлера
или профессора поэзии.
Council:
Университетский совет; исполнительный орган Кембриджского
университета, избирается Regent House (см. далее). Совет осущест¬
вляет официальную связь между колледжами и центром, отвечает
за планирование, финансы и т.д.
Court:
Внутренний двор колледжа в Кембридже; в Оксфорде называется
Quad.
Cuppers:
Ежегодные спортивные состязания между колледжами.
Dean:
Декан, как правило, отвечает за часовню и религиозную жизнь
в колледже. В некоторых колледжах этот титул носят преподавате¬
ли, ответственные за дисциплину и консультирование студентов.
В Крайст-Черч-колледже этот титул носит ректор, одновременно
являющийся деканом собора.
Degrees:
Академические степени и титулы: бакалавр искусств (Bachelor of Arts,
ВА) в Оксбридже присуждается в области как гуманитарных, так и
естественных наук; бакалавр наук (Bachelor of Science, BS) — только за
успешную исследовательскую работу. Более высокие степени: ма¬
гистр и доктор. В Великобритании сокращенное наименование ти¬
тула ставится обычно после фамилии, при этом между выпускника¬
571
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
ми Оксфорда и Кембриджа имеется небольшое различие, например
оксфордский доктор обозначит себя как D.Phil (Охоп.), а кембридж¬
ский — Ph.D (Cantab.).
Don:
От лат. dominus (ученый муж), разговорное обозначение ученых, за¬
нятых на преподавательской или исследовательской работе.
Eights Week:
Праздничная неделя в июне, в Кембридже называется Майской не¬
делей, в которую проходит регата колледжских восьмерок, много¬
численные балы, концерты и спектакли.
Encaenia:
От греч. egkainia (праздник обновления). Проходящая в Шелдонов-
ском театре в конце академического года (июнь), в девятую неделю
триместра, на Троицу, торжественная церемония присуждения по¬
четных докторских степеней (Оксфорд).
Essays:
Рефераты, которые необходимо писать каждую неделю, ко встрече
со своим тьютором; студентами нередко употребляется в словосоче¬
тании essay crisis.
Fellow:
Калька с лат. socius (спутник). Член совета (governing body), управляю¬
щего органа колледжа, назначаемый на ограниченный срок (Junior
FeUaw) или избираемый пожизненно (Senior Fellow) с разными при¬
вилегиями, включая право проживания в колледже. Бывают также
Research Fellows, Visiting Fellows, Tutorial Fellows, Honorary Fellows, Emeritus
Fellows, имеющие различный статус. Fellows имеют право (но не обя¬
заны) заниматься преподавательской или управленческой работой
в колледже.
Finals:
Экзамен, завершающий трех- или четырехлетний курс обучения для
получения степени.
572
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
First Class degree:
Высшие экзаменационные баллы, включая Upper Second и Lower Se¬
cond (2.1 и 2.2) и Third (3). Они называются почетными степенями,
но можно и просто “сдать” (pass) или “провалить” (fait) экзамен без
подобных отличий.
Fresher:
Студенты первого года обучения.
Gaudy:
От лат. gaudium (радость); праздник колледжа, особенно встречи
выпускников Оксфорда.
Going up, Coming up:
Приехать на учебу в Оксфорд или Кембридж независимо от страны
или направления. Предлог up указывает на возвышенное положение
Оксбриджа по сравнению со всеми остальными местами. Соответ¬
ственно уход из Оксбриджа подразумевает going down. Однако соглас¬
но “Альтернативному проспекту” Джизус-колледжа “Оксфорд навер¬
ху, все остальное внизу, а Кембридж нигде”.
Grads:
Сокращение от graduates:, это студенты, сдавшие выпускной экзамен.
Greats:
Классические дисциплины, в Оксфорде называемые “великие”: ла¬
тынь, греческий, литература, история, философия (litterae human-
iores). Соответствующий классическому курсу выпускной экзамен
в Оксфорде называется Greats, в Кембридже — Mays. С 1920-х годов
существует также категория Modem Greats, сочетающая философию,
политику и экономику, сокращенно РРЕ.
Hall:
Столовая, трапезная; изначально это обозначение относилось
ко всем аспектам размещения студентов в колледже. Formal Hall —
совместная трапеза в мантиях и с официантами вместо обычного
самообслуживания.
573
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Heads of Houses:
Главы колледжей, избираемые их членами (за исключением Тринити-
колледжа в Кембридже, ректор которого назначается Короной).
Разные колледжи придают значение тому, как именно у них принято
называть ректора. Декан (Dean) возглавляет только Крайст-Черч-
колледж в Оксфорде. Во главе некоторых колледжей стоит директор
(Master, Баллиол-колледж) или директриса (Mistress, Гёртон-колледж),
в других президент (President, Магдален-колледж, Куинс-колледж и
др.), принципал (Principal, Брасенос-колледж, Сомервилл-колледж и
другие), провост (Provost, Ориел-колледж, Кингз-колледж и др.), рек¬
тор (Rector; Эксетер-колледж) или уорден (Warden, Олл-Соулз-колледж
и Мертон-колледж).
Hebdomadal Council:
Орган управления университетом; включает ректоров колледжей,
профессоров и мастеров, избранных университетским парламен¬
том (Congregation, см. ранее). Этот университетский совет, University
Council, как он теперь называется, во время учебного года собирает¬
ся раз в неделю.
High table:
Стол (букв, высокий стол), предназначенный для ректора, членов
колледжа и почетных гостей; в старых колледжах расположен обыч¬
но на возвышении в головном конце трапезной, перпендикулярно
столам студентов. Исключительный талант в Оксбридже — “быть
очаровательным за ректорским столом”.
Hilary:
Весенний триместр в Оксфорде, названный в честь дня Св. Илария
(13 января).
(См. также Lent и Terms.)
Isis:
Исида — так называется Темза на территории Оксфорда (и местный
студенческий журнал).
574
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
Lent:
Великопостный триместр; весенний семестр в Кембридже.
МА:
Тот, кто сдал экзамен на звание бакалавра (ВА)> получает ученую сте¬
пень магистра искусств (Master of Arts) без специального экзамена,
заплатив небольшую сумму. Выпускники Оксфорда могут получить
степень МА через семь лет после начала учебы, а в Кембридже —
через шесть лет.
Matriculation:
От лат. matricula (малый список); матрикуляция, запись в высшее
учебное заведение в начале академического года (начало октября).
May Week:
Кембриджское название Eights Week.
Michaelmas:
Осенний триместр, начинается после Дня Св. Михаила 29 сентября.
(См. Terms.)
Mods:
Сокращение от Moderations: так называется первый открытый экза¬
мен в конце первого или второго года обучения.
Moral Tutor:
Преподаватель, обязанность которого помогать студенту разрешать
его личные проблемы.
Norrington Table:
Ежегодно обновляемый список рейтингов оксфордских колледжей;
назван в честь Артура Норрингтона, бывшего ректора Тринити-
колледжа, который ввел систему ранжирования в соответствии
с экзаменационными баллами выпускников в 1963 году. Кембридж¬
ский аналог: Tomkins Table.
OUSU:
Оксфордский университетский студенческий союз (Oxford University
Student Union). Кембриджский эквивалент — CUSU.
575
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Oxon.:
От лат. Oxoniensis; на визитных карточках оксфордских выпускников
следует за указанием их ученой степени. Также сокращенное наиме¬
нование графства Оксфордшир.
The Parks:
Всегда во множественном числе; Оксфордский университетский
парк. Получил название после гражданской войны, когда там были
установлены (“припаркованы”) артиллерийские орудия.
Porter:
Привратник в колледже, но не тот, кто подносит багаж. Хранит
ключи, принимает и разбирает почту, присматривает за студентами.
Знает все о погоде, о колледже, о политике и жизни в целом. Соот¬
ветственно полон достоинства: “Главный привратник в колледже —
следующий человек после ректора” (Дональд Томкинс, исполняю¬
щий обязанности главного привратника в Сент-Джонс-колледже,
Кембридж).
Prelims:
Сокращение от Preliminaries; на некоторых факультетах первый
открытый экзамен, как правило, в конце первого или второго три¬
местра.
Proctors:
От лат. Procurator Academiae. два официальных представителя уни¬
верситета, каждый год избираются из числа членов колледжей; те¬
перь в большей степени осуществляют представительские функции,
чем следят за дисциплиной. В Оксфорде первое упоминание о них
относится к 1248 году.
Professor:
Титул заведующего кафедрой или главы факультета. Другие препо¬
даватели в порядке старшинства называются readers, доценты — lec¬
turers.
576
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
Quad:
Сокращение от quadrangle (четырехугольник). Внутренний двор кол¬
леджа в Оксфорде. (См. Court.)
RadCam:
Камера Редклиффа, часть Бодлианской библиотеки.
Regent House:
Объединение преподавательского и управленческого составов Кем¬
бриджского университета и колледжей, включает около трех тысяч
человек. Они выбирают совет, административный орган управления
университета.
Regius Professor:
Заведующий кафедрой, учрежденной королевской властью, как
правило, ею же и утверждаемый. Первые королевские профессуры
основал Генрих VIII в Кембридже около 1540 года (кафедры теоло¬
гии, гражданского права, медицины, греческого и древнееврейско¬
го языков) и еще пять кафедр в 1546 году в Оксфорде.
Residence:
Обязанность студентов “жить при университете”; например, в Кем¬
бридже это означает жить в окрестности трех миль от церкви
Св. Девы Марии (Большей).
Rusticated:
От лат. rusticari (жить на природе). Означает исключение из универ¬
ситета на определенное время; sent down означает окончательное
исключение.
Scarlet Day:
Определенные дни в году, когда доктора должны появляться на пуб¬
лике в пурпурных мантиях.
Schools:
Обозначение разных учебных специальностей и соответствующих
экзаменов (takingschools) в Экзаменационной школе на оксфордской
577
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Хай-стрит. В Кембридже это называется просто “экзамены” (taking
exams). (См. Tripos.)
Scout:
Уборщики в оксфордских колледжах; в xviii веке только мужчины, ко¬
торые поддерживали порядок в комнатах студентов-джентльменов.
В Кембридже (и Дареме) они называются gyps.
Senate:
В качестве высшего административного органа Кембриджского
университета Сенат теперь во многом отделен от университетского
совета; он состоит из выпускников со степенью магистра искусств
и выше. “Это орган, предназначенный для того, чтобы обучить муж¬
чин омертвлению духа” (Джеффри Элтон).
Sporting the oak:
Эквивалент таблички “не беспокоить” по отношению к любому, кто
закрывал дубовую дверь своей комнаты; после установки двойных
дверей термин вышел из употребления.
Subfusc:
От лат. subfuscus (темный, мрачный). Академический обычай, обяза¬
тельный к исполнению во время матрикуляции, экзаменов или полу¬
чения ученой степени — студентам мужского пола надевать темный
костюм, белую сорочку, белый галстук-бабочку; студенткам — черную
юбку, белую блузку и черный галстук-бабочку. В дополнение к этому
нужно облачаться в черную мантию (goum) и четырехугольный чер¬
ный берет (mortarboard). “Определенно самый глупый наряд, кото¬
рый вам когда-либо придется носить” (OxfordHandbook, 1998).
Supervisor:
См. Tutor.
Target Schools:
Реклама Оксбриджа в государственных школах с целью уравнять
шансы их выпускников с элитарными абитуриентами.
578
МАЛЫЙ ОКСБРИДЖСКИЙ СЛОВАРЬ
Terms:
Академический год делится на три триместра, каждый полный три¬
местр (Full Term) длится восемь недель: Michaelmas, октябрь — начало
декабря; Hillary (он же Lent в Кембридже), январь — середина мар¬
та; Trinity (он же Easter Term в Кембридже), апрель — середина июня.
Между ними есть каникулы (vacations); летом — долгие каникулы (long
vac.).
Tomkins Table:
Ежегодно обновляемый список рейтингов кембриджских колледжей
в соответствии с набранными экзаменационными баллами. Введен в
1980 году с легкой руки экзаменатора по экономике Питера Томкин-
са по образцу оксфордского Норрингтонского списка (см. ранее).
Torpids:
См. Bumps.
Town and gown:
Город и университет; простые горожане, с одной стороны, студенты
и профессура, с другой стороны, — неразлучные спутники и сопер¬
ники со времен Средневековья.
Trinity:
Летний семестр в Оксфорде, назван в честь праздника Троицы.
В Кембридже — Easter Term.
Tripos:
В Кембридже экзамен на получение степени бакалавра; назван
в честь трехногого табурета, на котором сидел Mr. Tripos (глашатай
присуждения университетских степеней) и декламировал юмори¬
стические стихи по этому случаю.
Tutor:
Доцент колледжа, который отвечает за небольшую группу приписан¬
ных к нему студентов. Обязательная еженедельная встреча со своим
тьютором в Оксфорде называется tutorial (сокращенно tute), в Кем¬
бридже — supervision.
579
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
UL:
Библиотека Кембриджского университета.
Undergraduate:
“Не имеющий степени” — традиционное название студентов Ок-
сбриджа. Вообще-то только члены Крайст-Черч-колледжа называют¬
ся students. После экзамена на получение степени бакалавра можно
продолжать учебу уже в качестве postgraduate до получения следую¬
щих степеней.
The Union:
Дискуссионный клуб университета; не путать с профсоюзом (trade
union) или студенческим союзом (Student union).
Varsity:
Студенческая газета в Кембридже.
Varsity Match:
Спортивные соревнования между командами университетов, напри¬
мер по регби в Твикенхэме (во второй вторник декабря).
Vice-Chancellor:
Вице-канцлер; административный глава университета, ранее изби¬
рался из числа ректоров колледжей сроком на два года, теперь
назначается университетским советом на семь лет.
Кто есть кто в Оксбридже
В списке перечислены лишь некоторые видные выпускники
и члены Оксфорда и Кембриджа. Несколько имен встречает¬
ся дважды, так как эти люди учились в одном колледже, а пре¬
подавали в другом.
ОКСФОРД
Олл-Соулз-колледж
Сэр Исайя Берлин, историк идей; сэр Уильям Блэкстоун,
юрист; Джеффри Фабер, издатель; сэр Джон Хикс, лауреат
Нобелевской премии по экономике; сэр Майкл Говард, во¬
енный историк; Лешек Колаковски, философ; Т. Э. Лоуренс
(Лоуренс Аравийский), писатель; Томас Линакр, врач; сэр
Сарвепалли Радхакришнан, президент Индии; А. Л. Роуз,
историк; Томас Сиденхэм, врач; сэр Кристофер Рен, архитек¬
тор; Эдвард Янг, поэт.
Баллиол-колледж
Томас Брадвардин, философ; Ричард Докинз, этолог; Ред¬
жинальд Фаррер, садовник и коллекционер растений; Кри¬
58i
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
стофер Хилл, социальный историк; сэр Сирил Хиншельвуд,
лауреат Нобелевской премии по химии; Бенджамин Джоуэтт,
классический филолог; сэр Энтони Кенни, философ; Энтони
Леггетт, лауреат Нобелевской премии по физике; Г. Э. Мэн¬
нинг, кардинал; Олаф V, король Норвегии; сэр Джон Поуп-
Хенесси, историк искусства; Кристофер Рикс, литературный
критик; Джон Шлезингер, кинорежиссер; Адам фон Тротт цу
Зольц, боец Сопротивления; сэр Бернард Уильямс, философ;
Майкл Уинтерботтом, кинорежиссер; Джон Уиклиф, теолог.
Премьер-министры: Герберт Асквит, сэр Эдвард Хит, Гарольд
Макмиллан.
Политики: Лорд Керзон, Денис Хили, Рой Дженкинс, Борис
Джонсон, Крис Паттен.
Писатели: Мэттью Арнольд, Хилари Бэллок, Джон Эвелин,
Грэм Грин, Л. П. Хартли, Джерард Мэнли Хопкинс, Олдос
Хаксли, Вед Мехта, Гарольд и Найджел Николсон, Энтони
Пауэлл, Роберт Саути, А. Ч. Суинберн.
Журналисты: Дэвид Астор, Сирил Конолли, Кристофер Хит¬
ченс, Ричард Ингрэме, лорд Уильям Риз-Могг, Хыого Янг.
Брасенос-колледж
Элиас Эшмол, коллекционер и благотворитель; Вернон Бог-
данор, специалист по общественному праву; Колин Коудри,
крикетист; сэр Артур Эванс, археолог; граф Дуглас Хейг,
фельдмаршал; Г. Л. А. Харт, юрист и философ; Джон Миддлтон
Марри, критик и издатель; Майкл Пейлин, комедиант; Роберт
Ранси, архиепископ; виконт Сидмут, премьер-министр.
Писатели: Джон Бьючан, Уильям Голдинг, Джон Мортимер,
Уолтер Патер.
582
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Крайст-Черч-колледж
Сэр Гарольд Эктон, знаток искусства; сэр Альфред Дж. Айер,
философ; сэр Джозеф Бэнкс, ботаник; сэр Адриан Болт, ди¬
рижер; Уильям Бакленд, палеонтолог; Алан Кларк, политик;
Питер Конрад, историк литературы; Дэвид Димблби, журна¬
лист и телепродюсер; Эдуард VII, король Англии; Курт Хан,
педагог-теоретик; Роберт Хук, врач; Эдвард Джеймс, коллек¬
ционер и покровитель искусств; Фредерик Линдманн, врач;
лорд Лонгфорд, историк и политик; Питер Муре, коллекцио¬
нер и предприниматель; Фердинант Маунт, журналист и ро¬
манист; Дэвид Огилви, рекламный гуру; сэр Филип Сэссон,
политик и общественный деятель; Джон Тавернер, компози¬
тор; Хью Тревор-Роупер, историк; Якоб фон Укскюлль, осно¬
ватель альтернативной Нобелевской премии; сэр Уильям Уол¬
тон, композитор.
Премьер-министры: сэр Энтони Иден, Уильям Гладстон.
Писатели: У. X. Оден, Роберт Бартон, Льюис Кэрролл, Майкл
Хэмбургер, Ян (Джеймс) Моррис, Джон Рёскин, сэр Филип
Сидни, Ричард Стил, Энтони Туэйт.
Корпус-Кристи-колледж
Эл Альварес, поэт и игрок в покер; Иен Бостридж, оперный
певец; Эдвард Френкель, классический филолог; Ричард Ху¬
кер, теолог; Джон Кибл, церковный деятель; Николас Карт-
цер, математик и астроном; сэр Кейт Томас, историк; Уильям
Уолдергрейв, политик.
ЭКСЕТЕР-КОЛЛЕДЖ
Сэр Роджер Баннистер, спортсмен; сэр Эдвард Бёрн-Джонс,
художник; Ричард Бертон, актер; Уильям Моррис, художник;
583
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
сэр Хьюберт Пэрри, композитор; Энтони Эшли-Купер,
1-й граф Шафтсбери, политик.
Писатели: Мартин Эмис, Алан Беннетт, Р. Д. Блэкмор, Сальва¬
дор де Мадариага, Филип Пулман, Крейг Рейн, Дж. Р. Р. Тол-
киен.
Харрис-Манчестер-колледж
Джон Дальтон, физик и химик; Джозеф Пристли, первоот¬
крыватель кислорода.
Хэртфорд-колледж
Эдвард Хайд, i-й граф Кларендон, политик и историк; Чарлз
Джеймс Фокс, политик; Томас Гоббс, философ; Доминик
Минтофф, премьер-министр Мальты; Генри Пэлэм, премьер-
министр; Уильям Тиндейл, переводчик Библии.
Писатели: Джон Донн, Том Паулин, Джонатан Свифт, Ивлин
Во.
Джизус-колледж
Джон Корнуэлл, историк; Гвинфор Эванс, политик; Т. Э. Лоу¬
ренс (Лоуренс Аравийский), писатель; Бо Нэш, денди; Уилл
Селф, писатель; лорд Гарольд Вильсон, премьер-министр.
Кибл-колледж
Иен Гамильтон, литературный критик; Уолтер Хасси, коллек¬
ционер произведений искусства; Имран Хан, крикетист; сэр
Питер Пирс, тенор; Андреас Уиттэм Смит, журналист.
584
Леди-Маргарет-холл
Астрид Норвежская, принцесса; Гертруда Белл, археолог и
писательница; Беназир Бхутто, премьер-министр Пакиста¬
на; Кэрол Черчилль, драматург; Вивьен Даффилд, благотво¬
рительница; леди Антония Фрэзер, писательница; Элен Гар¬
днер, англист; Найджелла Лоусон, автор книг по кулинарии;
Элизабет, графиня Лонгфорд, историк; баронесса Паулина
Невилл-Джонс, бывший председатель Объединенного коми¬
тета по разведке; Марина Уорнер, писательница; баронесса
Мэри Уорнок, философ.
Линкольн-колледж
Говард Флори, лауреат Нобелевской премии по медицине; сэр
Осберт Ланкастер, писатель и карикатурист; Джон Ле Карре,
писатель; Эдвард Томас, поэт; Эгон Веллец, композитор
и музыковед; Джон Уэсли, методист.
Магдален-колл едж:
Сэр Ричард Аттенборо, актер и кинорежиссер; Питер Брук,
театральный режиссер; Эдмунд Картрайт, изобретатель;
Уэсли К. Кларк, главнокомандующий войсками НАТО; Лорд
Деннинг, глава государственного архива Великобритании;
сэр Джон Экклз, лауреат Нобелевской премии по медицине;
Эдуард VIII, король Англии; Найджел Фергюсон, историк;
Эдвард Гиббон, историк; Уильям Хаг, политик; Иен Хислоп,
журналист; Майкл Хоффман, поэт и переводчик; Пол Джон¬
сон, журналист и историк; Джеймс Лиз-Милн, автор дневни¬
ков; Десмонд Моррис, зоолог; лорд Артур Э. Порритт, врач;
Мартин Рут, теолог; Эрвин Шрёдингер, лауреат Нобелев¬
ской премии по физике; сэр Уилфред Тесигер, исследователь
и путешественник.
585
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Писатели: Джозеф Эддисон, сэр Джон Бетджемен, Генри Грин,
Джеймс Фентон, Джон Фуллер, Алан Холлингхерст, К. С. Лью¬
ис, сэр Комптон Маккензи, Эрнст Стадлер, Оскар Уайльд.
Мертон-колледж
Теодор Адорно, философ; сэр Бэзил Блэкуэлл, книготорго¬
вец; сэр Томас Бодли, классический филолог; Роберт Байрон,
писатель; Джон Кэри, историк литературы; граф Элгин, зна¬
ток искусства; Майкл Гилберт, историк; Джереми Исаакс, ки¬
норежиссер; П. Дж. Кавана, поэт; Крис Кристоферсон, актер
и певец; Роберт Мэй, биолог; Нарухито, кронпринц Японии;
сэр Генри Сэвил, ученый; Марк Томпсон, генеральный дирек¬
тор ВВС; Николас Тинберген, лауреат Нобелевской премии
по медицине; Дж. Р. Р. Толкиен, англист и писатель; сэр Энгус
Уилсон, писатель; Джон Уиклиф, теолог.
Ныо-колл ЕДЖ
Кейт Бекинсэйл, актриса; Тони Бенн, политик; Ричард До¬
кинз, этолог; Ричард Эллман, литературный критик; Роберт
Лейн Фокс, классический филолог и садовод; Хью Гейтскелл,
политик; Хью Грант, актер; сэр Джулиан Хаксли, биолог; Брай¬
ан Джонсон, комментатор игры в крикет; Гермиона Ли, исто¬
рик литературы; лорд Лонгфорд, политик; Нейл Макгрегор,
директор музея; Герберт Мюррей, эллинист; Э. Ф. Шумахер,
экономист; В. А. Спунер, ученый; Наоми Вулф, феминистка;
Джеймс Вудфорд, автор дневников.
Писатели: Джон Фаулз, Джон Голсуорси, Деннис Поттер, Крейг
Рейн, Сидни Смит, Адам Триуэлл, Д. М. Томас, Э. Н. Уилсон.
586
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Наффилд-колледж
Лорд Макс Белофф, историк; Джеймс Миррлис, лауреат Но¬
белевской премии по экономике.
Ориел-колледж
Томас Арнольд, директор; Бо Бруммель, денди; Реймонд Кли-
бански, философ; сэр Томас Мор, гуманист; Джон Генри Нью¬
мен, теолог; сэр Томас Рэли, придворный и навигатор; Сесил
Родс, политик и предприниматель; граф Феликс фон Шверин,
дипломат и боец Сопротивления; А. Дж. П. Тейлор, историк;
сэр Александр Тодд, лауреат Нобелевской премии по химии;
Гилберт Уэйн, писатель-натуралист.
Пемброк-колледж
Фрэнсис Бомонт, драматург; сэр Томас Браун, врач и эссеист;
сэр Рокко Форте, отельер; Дж. Уильям Фулбрайт, сенатор
США; Майкл Хезлтайн, политик; Сэмюэль Джонсон, писа¬
тель и лексикограф; Джеймс Смитсон, основатель Смитсони-
анского института; Джордж Уайтфилд, методист.
Куинс-колледж
Роуэн Аткинсон, комедийный актер; Джереми Бентам, фило¬
соф; Тим Бернерс-Ли, основатель Всемирной паутины; Алек
Клифтон-Тейлор, историк архитектуры; Уильям Гипин, писа¬
тель; Эдмунд Галлей, астроном; Эдвин Хаббл, астроном; Рут
Келли, политик; Михаэль Науманн, журналист; Уолтер Патер,
литературный критик и эссеист; Леопольд Стоковски, дири¬
жер.
587
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Рескин-колледж
Джон Прескотт, политик; Рафаэль Сэмюэль, историк; Нор¬
ман Уиллис, профсоюзный лидер.
Колледж Св. Анны
Мэри Арчер, химик; Карен Армстронг, писательница; сестра
Венди Беккет, монахиня-кармелитка и критик-искусствовед;
Тина Браун, журналистка; Эдвина Карри, политик; Хэлен
Филдинг, писательница; Зоэ Хеллер, журналистка; Элизабет
Дженнингз, поэтесса; Пенелопа Ливли, писательница; Нао¬
ми Митчисон, писательница; Полли Тойнби, жерналистка;
баронесса Янг, политик.
Колледж Св. Антония
Лорд Ральф Дарендорф, социолог; Тимиоти Гартон Эш, исто¬
рик; Альберт Хурани, арабист; Теодор Зельдин, историк и ан¬
трополог.
Колледж Св. Екатерины
Дж. Пол Гетти, филантроп; Питер Леви, поэт и историк лите¬
ратуры; Питер Мендельсон, музыкант; Том Филипс, художник;
Мэттью Пинсент, гребец и олимпийский чемпион; сэр Джон
Уолкер, лауреат Нобелевской премии по химии; Саймон Вин¬
честер, журналист; Жанетт Винтерсон, писательница.
Сент-Эдмунд-холл
Сэр Ричард Блэкмор, врач; сэр Робин Дэй, журналист; Терри
Джонс, комедийный актер; сэр Майкл Роуз, генерал; Джон
Уэллс, сатирик.
588
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Колледж Св. Хильды
Венди Коуп, поэтесса; Дженни Джозеф, поэтесса и автор книг
для детей; Гермиона Ли, историк литературы; Вэл Макдермид,
автор триллеров; Кейт Миллетт, феминистка; Жаклин Дюпре,
виолончелистка; Барбара Пим, писательница; Джиллиан Ше¬
пард, политик; Энн Туэйт, писательница.
Сент-Хью-колледж
Элизабет Энскомб, философ; Барбара Кастл, политик; Энн
Пеллыо, пилот Королевских ВВС; Аун Сан Су Чжи, лауреат
Нобелевской премии мира.
Сент-Джонс-колледж
Тони Блэр, премьер-министр; Эдмунд Кэмпион, мученик;
инспектор Морс, вымышленный детектив; Лестер Пирсон,
премьер-министр Канады; Дин Раск, госсекретарь США;
Джетро Талл, специалист по сельскому хозяйству; Питер
Задек, театральный режиссер.
Писатели: сэр Кингсли Эмис, Роберт Грейвз, А. Э. Хаусман,
Джон Ланчестер, Филип Ларкин.
Сент-Питерс-колледж
Эдвард Акуфо-Аддо, президент Ганы; Кен Лоуч, кинорежис¬
сер; сэр Пол Ривз, генерал-губернатор Новой Зеландии.
СОМЕРВИЛЛ-КОЛЛ ЕДЖ
Кэтри Дункан-Джонс, историк литературы; Филиппа Фут, фи¬
лософ; Индира Ганди, премьер-министр Индии; Дороти Ход¬
жкин, лауреат Нобелевской премии по химии; Эмма Киркби,
589
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
сопрано; Эстер Ранцен, телепродюсер; Маргарет Тэтчер,
премьер-министр; Жанетт Воган, патолог; Ширли Уильямс,
политик.
Писатели: Нина Боуден, Вера Бриттен, Пенелопа Фитцдже¬
ральд, Маргарет Форстер, Виктория Глендиннинг, Лиз Джен¬
сен, Маргарет Кеннеди, Роза Маколей, Айрис Мердок, Доро¬
ти Сэйерс.
Тринити-колледж
Граф Альбрехт фон Бернсторф, дипломат и деятель Сопро¬
тивления; лорд Кеннет Кларк, политик; Энтони Кросленд,
политик; Фрэнсис Хаскелл, историк искусства; Майлс Кин-
тон, колумнист; сэр Ханс Крэбс, лауреат Нобелевской пре¬
мии по медицине; Джон Генри Ньюмен, кардинал; лорд Норт,
премьер-министр; Уильям Питт-старший, государственный
деятель; Питер Стоддард, журналист; Рональд Сайм, исто¬
рик.
Писатели: Джон Обри, Джастин Картрайт, Джеймс Элрой
Флекер, Уолтер Сэвидж Лэндор, сэр Артур Квиллер-Кох, сэр
Теренс Раттиген, Томас Уортон.
ЮнИВЕРСИТИ-КОЛЛЕДЖ
Клемент Эттли, премьер-министр; Билл Клинтон, президент
США; Макс Гастингс, журналист; Боб Хоук, премьер-министр
Австралии; Стивен Хоукинг, астрофизик; сэр Уильям Джонс,
ориенталист и юрист; сэр Томас Филипс, библиофил; Джон
Редклифф, врач; Питер Сноу, журналист.
Писатели: К. С. Льюис, Эндрю Моушн, сэр В. С. Найпол, Пер¬
си Биши Шелли, сэр Стивен Спендер.
590
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Уодхэм-колледж
Линдси Андерсон, кинорежиссер; сэр Томас Бичэм, дирижер;
Джон Берт, генерал-полковник ВВС; сэр Роберт Блейк, адми¬
рал; Мелвин Брэгг, писатель и журналист; лорд Алан Баллок,
историк; Сесил Дэй-Льюис, поэт-лауреат; сэр Майкл Фут, по¬
литик; С. Б. Фрай, крикетист и спортсмен-универсал; Бернард
О’Донахью, поэт и англист; граф Рочестер, поэт; Натаниэль
Ротшильд, финансист; Кристофер Рен, архитектор.
Вольфсон-колледж
Сэр Исайя Берлин, историк идей; Норман Дэвис, историк;
Дороти Ходжкин, лауреат Нобелевской премии по химии;
Реймонд Клибански, философ; Эрих Сигал, писатель и исто¬
рик литературы.
Вустер-колл ЕДЖ
Патрик Бэнерс, журналист; Томас де Куинси, писатель; Фло-
риан Иллис, журналист; Руперт Мердок, медиамагнат; сэр
Питер Палумбо, магнат в сфере недвижимости; Бен Пимлотт,
историк и журналист; сэр Тимоти Сейнсбери, предпринима¬
тель; Норман Стоун, историк; Вудро Уайатт, политик и автор
дневников.
КЕМБРИДЖ
Крайстс-колледж
Али Джи (Саша Барон Коэн), комедийный актер; сэр Энто¬
ни Каро, скульптор; Чарлз Дарвин, биолог; Сэр Фрэнк Кер-
мод, историк литературы; Филип Кинг, скульптор; Фрэнк
Кингтон-Уорд, ботаник; Джеймс Мид, лауреат Нобелевской
591
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
премии по экономике; Джон Мильтон, поэт; лорд Маунтбет-
тен, адмирал; Рой Портер, историк; Саймон Шама, историк
культуры; Ч. П. Сноу, врач и романист; сэр Александр Тодд,
лауреат Нобелевской премии по химии; Роуэн Уильямс, ар¬
хиепископ Кентерберийский.
Черчилль-колл ЕДЖ
Сэр Алек Броэрс, нанотехнолог; сэр Джон Кокрофт, лауреат
Нобелевской премии по физике; Фрэнсис Крик, лауреат Но¬
белевской премии по медицине; сэр Уильям Хоуторн, инже¬
нер; Джордж Стейнер, специалист по сравнительной литера¬
туре; Майкл Янг, социолог.
Клэр-колл ЕДЖ
Питер Акройд, писатель; сэр Дэвид Аттенборо, натуралист;
Дэвид Кеннадайн, историк; сэр Филип Доусон, архитектор;
Николас Феррар, теолог; Хью Латимер, деятель Реформации
и мученик; Эндрю Менц, барочный скрипач; Пол Меллон,
миллионер и покровитель искусств; сэр Роджер Норрингтон,
дирижер; Зигфрид Сэссон, поэт; Фрэнк Ширмахер, журна¬
лист; Уильям Уайтхед, поэт-лауреат.
Корпус-Кристи-колледж
Роберт Браун, нонконформист; Томас Кавендиш, яхтсмен-
кругосветник; Джон Флетчер, драматург; Кристофер Ишер-
вуд, писатель; Кристофер Марлоу, драматург; Роберт Маккрам,
журналист; Джон Каупер Поиус, писатель; Оливер Рэкхем,
историк и эколог; сэр Джордж Томсон, лауреат Нобелевской
премии по физике.
592
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Даунинг-колл ЕДЖ
Майк Атертон, крикетист; Квентин Блейк, автор детских книг
и иллюстратор; Джон Клиз, комедиант; лорд Гудмен, юрист;
Ф. Р. Ливис, историк литературы; Ф. У. Мейтленд, историк
права; сэр Тревор Нанн, театральный режиссер; Майкл Вин¬
нер, кинорежиссер.
ЭММАНУИЛ-КОЛЛ ЕДЖ
Питер Берк, историк культуры; Грэм Чэпмен, комедиант;
Себастьян Фолке, писатель; Майкл Фрейн, писатель; Эдди
Джордж, банкир; Джон Гарвард, пуританин; Джеффри Хилл,
поэт и англист; сэр Ф. Дж. Хопкинс, лауреат Нобелевской пре¬
мии по медицине; Уильям Лоу, методист; Ф. Р. Ливис, историк
литературы; Гершель Смит, химик; сэр Уильям Темпл, настав¬
ник Свифта.
Фицуильям-колледж
Джон Костелло, историк; Ли Куан Ю, премьер-министр Син¬
гапура; Дэвид Старки, историк.
Гертон-колледж
Салли Бомэн, писательница; Мэри Люси Картрайт, матема¬
тик; Валери Гроув, журналистка; Пенелопа Гобхауз, садовник;
Дженнифер Джексон, генеральный директор Национально¬
го фонда по защите исторических памятников; Розамунда
Леман, писательница; Кэтлин Рейн, поэтесса; Юджиния Сел¬
лерс Стронг, археолог; баронесса Мэри Уорнок, философ;
Хэлен Уотерхауз, археолог.
593
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Гонвилл-энд-Киз-колледж
Ален де Боттон, писатель; Алистер Кемпбелл, политолог;
сэр Джеймс Чэдвик, лауреат Нобелевской премии по физи¬
ке; Кеннет Кларк, политик; Дэвид Фрост, телеведущий; сэр
Томас Гришэм, финансист и филантроп; Хэмиш Хэмилтон,
издатель; Уильям Гарвей, врач; Стивен Хоукинг, астрофизик;
Норман Ламонт, политик; Джозеф Нидхэм, синолог; Майкл
Дж. Оакшотт, философ; Э. С. Прайор, архитектор; Джереми
Принн, поэт; Джонатан Сакс, раввин; Норман Стоун, исто¬
рик; Уильям Уилкинс, архитектор; Джон Довер Уилсон, шек-
спировед.
Джизус-колледж
Сэмюэль Тейлор Кольридж, поэт; Алистер Кук, журналист;
Джон Корнуэлл, историк идей; Томас Кранмер, архиепископ
и мученик; Тед Декстер, крикетист; Терри Иглтон, историк
литературы; Джон Флэмстид, астроном; Дэвид Хейр, драма¬
тург; Ник Хорнби, писатель; сэр Лесли Мартин, архитектор;
сэр Артур Квиллер-Кох, историк литературы; Роджер Скра-
тон, журналист; лорд Сноудон, фотограф; Лоуренс Стерн, пи¬
сатель; принц Эдуард, граф Уэссекский.
Кингз-колледж
Томас Адес, композитор; Ноэль Аннан, историк; Нил Эшер-
сон, журналист; К. Р. Эшби, архитектор; Патрик Бэйтсон, ис¬
следователь поведения; Марк Боксер, карикатурист; Руперт
Брук, поэт; Билл Баффорд, журналист; Чарлз Кларк, поли¬
тик; Тэм Дэлиэлл, политик; Э. М. Форстер, писатель; Роджер
Фрай, художник и искусствовед; сэр Джон Элиот Гардинер,
дирижер; Энтони Гидденс, социолог; сэр Джордж Харингтон,
изобретатель туалетного бачка; Эрик Хобсбаум, историк;
Саймон Хоггарт, журналист; Майкл Игнатьефф, журналист;
594
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
М. Р. Джеймс, историк Средневековья и писатель; Джон Мей¬
нард Кейнс, экономист; Артур Сесил Пигу, политический
экономист; Стивен Полякофф, драматург; сэр Мартин Риз,
астроном; Салман Рушди, писатель; Джордж Райландс, ан¬
глист; Дэвид Сейнсбери, политик; Фредерик Сенгер, лауреат
Нобелевской премии по химии; Чарлз Сомарес Смит, дирек¬
тор музея; Зэди Смит, писательница; Сьюзен Томас, пианист¬
ка; Алан Тьюринг, математик; Горацио Уолпол, писатель; сэр
Роберт Уолпол, премьер-министр; Джудит Вейр, композитор;
Патрик Уайт, лауреат Нобелевской премии по литературе.
Магдален-колл ЕДЖ
Николас Бойл, германист; Монти Дон, садовник; сэр Уильям
Эмпсон, поэт и историк литературы; Бамбер Гаскойн, писа¬
тель и телеведущий; Майкл Хоффман, поэт и переводчик;
Чарлз Кингсли, писатель; К. С. Льюис, писатель; Джордж
Мэллори, альпинист; Сэмюэль Пепис, автор дневников;
Майкл Редгрейв, актер; Николас Шекспир, писатель; Джон
Симпсон, журналист.
Ныо-холл
Элизабет Энскомб, философ; Анита Брукнер, писательни¬
ца и историк искусства; Розмари Мюррей, химик; Мэгги
О’Фаррелл, писательница; Тильда Суинтон, актриса.
Ньюнэм-колледж
Мэри Арчер, химик; Джоан Бэкуэлл, журналистка; Антония
С. Байетт, писательница; Маргарет Дрэббл, писательница;
Джейн Гудолл, приматолог; Джермейн Грир, историк литера¬
туры и феминистка; Джейн Харрисон, эллинист; Дороти Ход¬
жкин, лауреат Нобелевской премии по химии; Лиза Жардин,
историк и биограф; Джулия Ньюбергер, женщина-раввин;
595
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Фрэнсис Партридж, автор дневников; Сильвия Плат, поэтес¬
са; Фиона Рейнольдс, генеральный директор Общества по
охране исторических памятников; Пернель Стрэчи, историк
литературы; Эмма Томпсон, актриса; Клэр Томалин, литера¬
турный критик и биограф.
Пемброк-колледж
Ричард А. Батлер, политик; Питер Кук, комедиант; Стивен
Гринблатт, литературный критик; Кристофер Хогвуд, музы¬
кант; Эрик Айдл, комедиант; Питер Мэй, крикетист; Уильям
Питт-младший, премьер-министр; Родни Р. Портер, лауреат
Нобелевской премии по медицине; Николас Ридли, деятель
Реформации и мученик; Крис Смит, политик; сэр Джордж Га¬
бриэль Стокс, математик и физик; Уильям Тернер, ботаник.
Писатели: Ричард Крэшоу, Томас Грей, Тед Хьюджес, Клайв
Джеймс, Том Шарп, Кристофер Смарт, Эдмунд Спенсер, Дэ¬
вид Генри Уилсон.
ПиТЕРХАУС-КОЛЛЕДЖ
Чарлз Бэббидж, математик; Томас Кэмпион, поэт и компози¬
тор; сэр Кристофер Кокерелл, инженер и изобретатель; сэр
Ричард Эйре, театральный режиссер; Томас Грей, поэт; Ко¬
лин Гринвуд, музыкант; Майкл Говард, политик; лорд Уильям
Кельвин, физик; сэр Джон Кендрю и сэр Аарон Клуг, моле¬
кулярные биологи и лауреаты Нобелевской премии; Джеймс
Мейсон, актер; Макс Перуц, лауреат Нобелевской премии
по химии; Майкл Портилло, политик; Артур М. Шлезингер-
младший, журналист; Джон Скелтон, поэт; Дэвид Уоткин,
историк искусства; сэр Фрэнк Уиттл, инженер и изобрета¬
тель; сэр Перегрин Ворстхорн, журналист.
596
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Куинс-колледж
Хэролд У. Бейли, эксперт по санскриту; Эдвард Каллинан, ар¬
хитектор; Эразм Роттердамский, гуманист; лорд Фальконер,
политик; Стивен Фрай, актер и писатель; Томас Фуллер, исто¬
рик; Рональд Пенроуз, художник и писатель; Чарлз Вильерс
Стэнфорд, композитор; Грэм Свифт, писатель; Чарлз Томлин¬
сон, поэт; Т. Г. Уайт, писатель.
Колледж Св. Екатерины
Говард Брентон, драматург; Дональд Дэви, поэт и критик; сэр
Питер Холл, театральный режиссер; Малькольм Лаури, писа¬
тель; сэр Иен Маккеллен, актер; Тим Паркс, писатель; Джере¬
ми Паксман, журналист.
Сент-Джонс-колледж
Роджер Эшэм, гуманист; сэр Сесил Битон, фотограф; Майкл
Брирли, крикетист; сэр Хыо Кэссон, архитектор; Джон Ди,
математик и астролог; сэр Вивиан Фухс, исследователь и путе¬
шественник; сэр Джон Гершель, астроном; сэр Гарри Хинсли,
историк; Филип Говард, святой; сэр Дерек Джейкоби, актер;
Альфред Маршалл, экономист; Джонатан Миллер, театраль¬
ный и оперный режиссер и автор; сэр Николаус Певзнер,
историк искусства; Генри Ризли, 3-й граф Саутгэмптонский,
покровитель Шекспира; лорд Томсон Флит, газетный барон;
Уильям Уилберфорс, политик.
Писатели: Дуглас Адамс, Уильям Барнс, Сэмюэль Батлер, Ро¬
берт Геррик, Фредерик Рафаэль, Уильям Вордсворт, сэр То¬
мас Уайетт.
597
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Сидни-Сассекс-колледж
Оливер Кромвель, государственный деятель; граф Манчес¬
терский, генерал; Дэвид Оуэн, политик; Чарлз Томас Риз
Уилсон, лауреат Нобелевской премии по физике; сэр Джон
Уолкер, лауреат Нобелевской премии по химии.
Тринити-колледж
Чарлз Беббидж, математик; лорд Карнарвон, египтолог;
Джеймс Джордж Фрэзер, антрополог; Энтони Гормли, скуль¬
птор; Майкл Хофман, поэт и переводчик; Ричард Маккормак,
архитектор; Чарлз Ролле, один из основателей компании
Rolls-Royce, Джон Монтегю, 4-й граф Сэндвичский, изобрета¬
тель сэндвича; У. Г. Фокс Тэлбот, пионер фотографии; Ральф
Воган Уильямс, композитор; сэр Кло Вильямс-Эванс, архи¬
тектор.
Писатели: лорд Байрон, Джон Драйден, Эдвард Фицджеральд,
Саймон Грей, Джордж Херберт, А. Э. Хаусман, Эндрю Мар¬
велл, А. А. Милн, Владимир Набоков, Питер Шеффер, Лит-
тон Стрэчи, лорд Альфред Теннисон, Уильям Теккерей.
Премьер-министры: Стенли Болдуин, Артур Бальфур, Раджив
Ганди, граф Грей, виконт Мельбурн, Джавахарлал Неру.
Политики: Леон Бриттен, Дуглас Хард, Енох Пауэлл.
Короли и принцы: Эдуард VII, Георг VI, Чарлз Виндзор.
Шпионы: Энтони Блант, Гай Бёрджесс, Джон Кернкросс, Ким
Филби.
Философы: Фрэнсис Бэкон, Г. Э. Мур, Бертран Рассел, Генри
Сиджвик, А. Н. Уайтхед, Людвиг Витгенштейн.
598
КТО ЕСТЬ КТО В ОКСБРИДЖЕ
Историки: лорд Актон, Э. X. Карр, Ричард Дж. Эванс, Орландо
Фиджес, Томас Бабингтон Маколей, Стивен Рансимен,
Дж. М. Тревельян.
Естествоиспытатели: Джеймс Клерк Максвелл, Исаак Ньютон,
Джон Рэй, Виктор Ротшильд, Эрнест Резерфорд.
Нобелевские лауреаты: лорд Адриан, Уильям и Лоуренс Брэгг,
Алан Ходжкин, Брайан Джозефсон, сэр Джон Кендрю, Амар-
тия Сен, Дж. Дж. Томсон.
Тринити-холл
Ханс Блике, главный военный инспектор ООН; Эдвард
Бульвер-Литтон, писатель; Рональд Фирбэнк, писатель; ви¬
конт Фицуильям, коллекционер произведений искусства и
благотворитель; сэр Норман Фаулер, политик; Стивен Гар¬
динер, лорд-канцлер; Роберт Геррик, поэт; лорд Говард Эф-
фингемский, адмирал; сэр Джеффри Хоу, политик; Дональд
Маклин, шпион; Дж. Б. Пристли, писатель; сэр Лесли Стивен,
историк литературы; Эдмунд де Ваал, художник по керамике.
Музеи
и достопримечательности
Телефонный код Оксфорда
01865
Эшмоловский музей
Ashmolean Museum
Beaumont St.
Tel. 278000
www.ashmol.ox.ac.uk
Вт—сб lo.oo— 17.00
Чт lo.oo— 19.00
Вс 12.00—17.00
Коллекция музыкальных инструментов Ф. Бэйта
The Bate Collection of Musical Instruments
Faculty of Music, St. Aldate St.
Тел. 276139
Собрание исторических музыкальных инструментов, ядром
которого является коллекция продюсера ВВС Филипа Бэйта
(1909-1999).
Вт—пт 14.00—17.00
Инспектор Морс любил не только пиво и оперы
Вагнера: “Целый час он в тихой радости бродил по
Эшмоловскому музею, долгие минуты простаивая
перед Джорджоне и Тьеполо ”.
Колин Декстер. “Месса по всем усопшим’
(1979)
боо
МУЗЕИ И ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ОКСФОРДА
Бодлианская библиотека
Bodleian Library
Broad St.
Тел. 277216
www.bodley.ox.ac.uk
Пн—пт 9.30—16.45
Сб 9.30—12.30
Для посещений открыты только здания Convocation Ноше,
Divinity School и Duke Hamfrey 5 Library.
Театр Бертона Тейлора
The Burton Taylor Theatre
Gloucester St.
Тел. 798600
www.oxfordplayhouse.burtontayler.com
Учебная сцена театра The Oxford Playhouse, много студенческих
постановок.
Картинная галерея Крайст-Черч
Christ Church Picture Gallery
Oriel Square
Тел. 276172
www.chch.ox.ac.uk
Принадлежащая колледжу коллекция работ старых мастеров;
сменные экспозиции.
Пн—сб 10.30—13.00, 14.00—17.30
Вс 14.00—17.30
Крытый рынок
Covered Markt
Между улицами High St. и Market St.
Крытый рынок викторианской эпохи, популярен
у toxvn & gown.
Пн—сб 8.00—17.30
601
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Дом музыки Жаклин дю Пре
Jacqueline du Рте Music Building
Колледж Св. Хильды
Cowley Place
Тел. 276821
www.sthildas.ox.ac.uk
Концертный зал колледжа, где проводятся открытые концер¬
ты камерной музыки.
Пивоварня Морелла
Morrels Brewery
St. Thomas'St.
Тел. 813036
www.morrelsofoxford.co.uk
Классическая оксфордская пивоварня, основанная
в 1782 году.
Экскурсии:
Июнь—сентябрь: ежедневно, ок. 12.00.
Октябрь—май: только по субботам и воскресеньям.
Музей истории науки
Museum of the History of Science
Bmad St.
Тел. 277280
www.mhs.ox.ac.uk
Научный музей университета.
Вт—сб 12.00-16.00
Музей современного искусства
Museum of Modem Art
30 Pembroke St.
Тел. 252761
www.oxford.gor. uk
Сменные экспозиции и выставки современного искусства
и классического модерна.
602
МУЗЕИ И ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ОКСФОРДА
Вт—сб 11.00—18.00
Чт 11.00 —21.00
Музей Оксфорда
Museum of Oxford
St. Aldate’s
Тел. 252761
www.oxford.gor.uk
История города и университета.
Вт—пт ю.оо—16.00
Сб 10.00—17.00
Вс 12.00—16.00
Театр
The Old Fire Station
40 George St.
Тел. 794490
Учебная сцена возле открытого в 1934 году Театра Apollo.
Гастрольные спектакли и студенческие постановки.
Театр
The Oxford Playhouse
Beaumont St.
Тел. 798600
www.oxfordplayhouse.com
Театр, построенный в 1938 году, где состоялся премьерный
показ многих хитов лондонского Вест-Энда.
Музей истории Оксфорда
The Oxford Story
6 Broad St.
Тел. 728822
www.oxfordstory.co.uk
История города и университета в туристической версии
(“От донов до ДНК”).
603
Пн—сб 10.00—16.30
Вс 11.00—16.30
Художественный музей
The Painted Room
3 Commarket
Тел. 249784
Живопись Ренессанса, фрески.
Посещение только по предварительной записи.
Музей “Дом Пастернака”
The Pasternak Trust
Картины и рисунки Леонида Пастернака.
В первое воскресенье месяца с 14.00 до 16.00
Только по предварительной записи.
Тел. 515994
Музей Питт-Риверса
The Pitt Rivers Museum
Parks Rd.
Тел. 270927
www.prm.ox.ac.uk
Университетский этнографический музей.
Пн—сб 13.00—16.30
Вс 14.00—16.30
Филиал:
60 Banbury Rd.y где находится Музыкальный сад
The Bains Music Garden
Пн—пт 14.00—17.00
Шелдоновский театр
Sheldonian Theatre
Bmad St.
Тел. 277299
www.sheldon.ox.ac.uk
604
МУЗЕИ И ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ОКСФОРДА
Актовый зал университета, где проходят академические
церемонии, лекции, концерты.
Пн—сб 10.00—12.30, 14.00—16.30
Церковь Св. Девы Марии
St. Мату the Virgin
High St.
Тел. 243806
Университетская церковь с колокольней, откуда открывается
великолепный вид.
Пн—сб 9.00—17.00
Вс 12.15—16.30
Церковь Св. Михаила у Северных ворот
St. Michael at the North Gate
Commarket St.
Тел. 240940
Англосаксонская церковь, старейшее здание Оксфорда.
Пн—сб 10.00—17.00
Вс 12.30—17.00
Университетский музей национальной истории
The University Museum of National History
Parks Rd.
Тел. 272950
www.oum.ox.ac.uk
Музей естественной истории.
Ежедневно 12.00—17.00
Университетский Ботанический сад
University of Oxford Botanic Garden
Rose Lane
Тел. 286690
Старейший Ботанический сад Англии.
Ежедневно 9.00—17.00
605
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Теплицы: 14.00—16.00
Филиал:
Дендрарий Nuneham Courtenay (10 км к югу по шоссе А423)\
23 га земельных угодий, разбит в 1835 году.
Май—октябрь: пн—сб 9.00— 17.00; вс 14.00—18.00
Университет и колледжи:
Студенты обязаны своим счастьем главным об-
разом сознанию того, что они больше не учатся
в школе. Вся чушь, которую вышибали из них
в шкале, мало-помалу возвращается в Оксфорде
или Кембридже.
Сэр Макс Бирнбом (1899)
Оксфордский университет
University of Oxford
University Offices Wellington Square 0X1 2JD
Тел. 280545
www.ox.ac.uk
Приемная комиссия колледжей Оксфорда
Oxford Colleges Admissions Office
Тел. 270207
Студенческий союз Оксфордского университета
Oxford University Student Union
28 Little Clarendon St 0X1 2HU
Тел. 270777
www.ousu.ac.uk
Оксфордский союз
The Oxford Union
Frewin Court 0X1 4JB
Тел. 241353
www.oxfordunion.org
607
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Издательство Оксфордского университета
Oxford University Press
Great Clarendon St., 0X2 6DP
Тел. 267268
www.oup.co.uk
Домашняя страница Оксфордского
словаря английского языка
Homepage of the Oxford English Dictionary :
www.oed.com
Небольшой музей работает по расписанию
пн—пт 10.00—16.00
Только по предварительной договоренности.
Тел.353527
Общество Оксфордского университета
Oxford University Society
Oxenford House 0X1 ЗАВ
Тел. 288088
www.alumni.ox.ac.uk
Офис выпускников Оксфорда; домашняя страница включает
информацию более чем о сорока оксфордских обществах по
всему миру.
Дом Родса
Rhodes House
South Parks Rd 0X1 3RG
Тел. 270909
608
УНИВЕРСИТЕТ И КОЛЛЕДЖИ: ОКСФОРД
КОЛЛЕДЖИ
Колледжи являются частными учреждениями для жилья и
обучения, а не музеями. Поэтому часы посещения ограниче¬
ны, особенно во время экзаменов. Чтобы избежать разочаро¬
вания, нужно позвонить перед визитом или справиться у при¬
вратника. В нижеследующем списке даны некоторые часы
открытого посещения колледжей плюс адреса и веб-сайты; в
скобках указаны даты основания каждого колледжа.
Олл-Соулз-колледж
All Souls College (1438)
High St 0X1 4.AL
Тел. 279379
www.all-souls.ox.ac.uk
Пн—пт 14.00—16.30
Баллиол-колледж
BaUiol College (1263/68)
Broad St 0X1 3BJ
Тел. 277777
www.balliol.ox.ac.uk
Брасенос-колледж
Brasenose College (1509)
Radcliffe Square 0X1 4AJ
Тел. 277830
www.bnc.ox.ac.uk
Крайст-Черч-колледж
Christ Church (1546)
StAldgate'sStOXl 1DP
Тел. 276150
www.chch.ox.ac.uk
609
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Картинная галерея
Пн—сб 10.30—13.00,
14.00—16.30
Вс 14.00—16.30
Корпус-Кристи-колледж
Corpus Christi College (1517)
Merton St 0X1 4JF
Тел. 276700
www.ccc.ox.ac.uk
Эксетер-колледж
Exeter College (1314)
Turl St 0X1 3DP
Тел. 279600
www.exeter.ox.ac.uk
Ежедневно 14.00—17.00
Грин-колледж
Green College (1979)
Woodstock Rd 0X2 6HG
Тел. 274770
www.green.ox.ac.uk
Джизус-колледж
Jesus College (1571)
Turl St 0X1 3DW
Тел. 279700
www.jesus.ox.ac.uk
Кибл-колледж
Keble College (1870)
Parks RdOX13PG
Тел. 272727
www.keble.ox.ac.uk
Келлог-колледж
Kellogg College (1990)
Wellington Square 0X1 2JA
Тел. 270383
www.kellogg.ox.ac.uk
Леди-Маргарет-холл
Lady Margaret Hall (1878)
Norham Gardens 0X2 6QA
Тел. 274300
www.lmh.ox.ac.uk
Харрис-Манчестер-колледж
Harris Manchester College (1786)
Mansfield Rd 0X1 3TD
Тел. 271006
www.hmc.ox.ac.uk
Хэртфорд-колледж
Hertford College (1740)
Catte St 0X1 3BW
Тел. 279400
www.hertford.ox.ac.uk
Линакр-колледж
Linacre College (1962)
St Cross Rd 0X1 3JA
Тел. 271650
www.linacre.ox.ac.uk
Линкольн-колледж
Lincoln College (1427)
Turl St 0X1 3DR
Тел. 279800
www.lincoln.ox.ac.uk
610
Пн—сб 11.00—17.00
Вс 14.00—17.00
Магдален-колледж
Magdalen College (14148)
High St 0X1 4AU
Тел. 276000
www.magd.ox.ac.uk
Ежедневно 13.00—18.00
Мэнсфилд-колледж
Mansfield College (1886)
Mansfield Rd 0X1 3TF
Тел. 270999
www.mansfleld.ox.ac.uk
Мертон-колледж
Merton College (1264)
Merton St 0X1 4JD
Тел. 276310
www.merton.ox.ac.uk
Пн—пт 14.00—16.00
Сб—вс ю.оо—16.00
Нью-колледж
New College (1379)
Holywell St 0X1 3BN
Тел. 279555
www.new.ox.ac.uk
Апр.—окт. ежедневно и.оо—
17.00; зимой 14.00—16.00
Наффилд-колледж
Nuffield College (1937)
New Road 0X1 INF
Тел. 278500
www.nufF.ox.ac.uk
Ориел-колледж
Oriel College (1326)
Oriel Square 0X1 4EW
Тел. 276555
www.oriel.ox.ac.uk
Пемброк-колледж
Pembroke College (1624)
Pembroke Square 0X11DW
Тел. 276444
www.pmb.ox.ac.uk
Куинс-колледж
The Queen ys College (1341)
High St 0X1 4AW
Тел. 279120
www.queens.ox.ac.uk
Колледж Св. Анны
St Anne's College (1879)
Woodstock Rd 0X2 6HS
Тел. 274800
www.st-annes.ox.ac.uk
Колледж Св. Антония
St Antony’s College (1950)
62 Woodstock Rd 0X2 6JF
Тел. 284700
www.sant.ox.ac.uk
Колледж Св. Екатерины
St Catherine's College (1963)
611
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Manor Rd 0X1 3UJ
Тел. 271700
www.stcatz.ox.ac.uk
Сент-Кросс-колледж
St Cross College (1965)
St Giles' 0X1 3LZ
Тел. 278458
www.stx.ox.ac.uk
Сент-Эдмунд-холл
St Edmund HaU (1278)
Queen ys Lane OXI4AR
Тел. 279000
www.seh.ox.ac.uk
Колледж Св. Хильды
St Hilda 5 College (1893)
Cawley Place 0X4 1DY
Тел. 276884
www.sthildas.ox.ac.uk
Сент-Хыоз-колледж
St Hugh’s College (1886)
St Margaret's Rd 0X2 6LE
Тел. 274900
www.st-hughs.ox.ac.uk
Сент-Джонс-колледж
St Johns College (1555)
St Giles'OXI3JP
Тел. 277300
www.sjc.ox.ac.uk
Сент-Питерс-колледж
St Peter's College (1929)
New Inn Hall St 0X1 2DL
Тел. 278900
www.spc.ox.ac.uk
Сомервилл-колледж
Somerville College (1879)
Woodstock Rd 0X2 6HD
Тел. 270600
www.some.ox.ac.uk
Темплтон-колледж
Templeton College (1965)
Kennington Rd 0X1 5NY
Тел. 422500
www.templeton.ox.ac.uk
Тринити-колледж
Trinity College (15*45)
Broad St 0X1 3BH
Тел. 279900
www.trinity.ox.ac.uk
Юниверсити-колледж
University College (1249)
High St OXi 4BH
Тел. 276602
www.univ.ox.ac.uk
Уодхэм-колледж
Wadham College (1610)
Parks Rd 0X1 3PN
Тел. 277900
www.wadham.ox.ac.uk
6i 2
УНИВЕРСИТЕТ И КОЛЛЕДЖИ: ОКСФОРД
В учебное время ежедневно
13.00—16.15
Во внеучебное время
10.30—11.45 и 13.00—16.15
Вольфсон-колледж
Wolf son College (1964)
Lintons Rd 0X2 6UD
Тел. 274100
www.wolfson.ox.ac.uk
Вустер-колледж
Worcester College (1714)
Worcester St 0X1 1DW
Тел. 278300
www.worcester.ox.ac.uk
Музеи и другие
достопримечательности
Кембриджа
Телефонный код Кембриджа
01223
Театр ADC
ADC Theatre
Park St
Тел.: 300085 и 359547
www.adc-theatre.cam.ac.uk
ADC означает “Любительский клуб драмы”, старейший
в Англии университетский театр.
Сценические ревю в июне.
Кембриджский театр искусств
Cambridge Arts Theatre
6 St Edward's Passage (вход со стороны: Peas Hill)
Тел. 503333
www.cambridgeartstheatre.com
Основан в 1936 г. Мейнардом Кейнсом, известен как The Arts.
Театральные, музыкальные и балетные постановки.
614
МУЗЕИ И ДРУГИЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ КЕМБРИДЖА
Кембриджская зерновая биржа
Cambridge Сот Exchange
Wheeler St
Тел. 357851
www.comex.co.uk
Бывшая викторианская зерновая биржа, построена
в 1875 году. Теперь площадка для проведения концертов
и других мероприятий.
Фольклорный музей Кембриджшира
Cambridge & County Folk Museum
2 Castle St
Тел. 355159
www.folkmuseum.org.uk
Вт—сб 10.30—17.00
Вс 14.00—17.00
Кембриджская фестивальная компания Шекспира
Cambridge Shakespeare Festival Company
Тел. 511139
Основана в 1988 году Дэвидом Грилли. Проводит
постановки пьес Шекспира в садах колледжей.
www.cambridgeshakespeare.com
Ботанический сад Кембриджского университета
Cambridge University Botanic Garden
Bateman St
Тел. 336265
www.botanic.cam.ac.uk
Апр.—сент. 10.00—18.00
Февр., март и окт. 10.00—17.00
Ноябрь—янв. 10.00—16.00
Библиотека Кембриджского университета
Cambridge University Library
615
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
West Rd
Тел. 333000
www.lib.cam.ac.uk
Пн—пт 9.00—19.15
Сб 9.00—17.00
Издательство Кембриджского университета
Cambridge University Press
Shaftesbury Rd
Тел. 358331
Книжный магазин
1 Trinity St
Тел. 333333
www.cup.cam.ac.uk
Пн—сб 9.00—17.30
Вс 9.00—17.00
Музей Фицуильяма
Fitzwilliam Museum
Trumpington St
Тел. 332900
www.fitzmuseum.cam.ac.uk
Большая коллекция, маленькое кафе и музейная лавка.
Вт—сб 10.00—17.00
Вс 14.00—17.00
Джанкшн
Thefunction
Clifton Road
Тел.511511
www.junction.co.uk
Центр искусств, театральная и музыкальная площадка.
Кеттлз-Ярд
Kettle's Yard
616
МУЗЕИ И ДРУГИЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ КЕМБРИДЖА
Castle St
Тел. 352124
www. kettlesyard. со. uk
Дом коллекционера Джима Ида, галерея
с сезонными выставками.
Летом: вт—вс 13.30—16.30
Зимой: вт—вс 14.00—16.00
Музей археологии и антропологии
Museum of Archaeology and Anthropology
Downing St
Тел. 333516
http: //museum-server.archanth.cam.ac.uk
Главная достопримечательность — коллекция культур
Океании.
Вт—сб 14.00—16.30
Музей античной археологии
Museum of Classical Archaeology
Sidgwick Avenue
Тел. 335153
www.classics.cam.ac.uk
Пн—пт 14.00—17.00
Сб 10.00—13.00
Зоологический музей
Museum of Zoology
Downing St
Тел. 336650
www.zoo.cam.ac.uk
Пн—пт 10.00—16.45
Примавера
Primavera
10 King's Parade
617
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Тел- 5577°8
www.primaverauk.com
Галерея современных британских ремесел, открытая
в 1946 году.
Институт полярных исследований Скотта
Scott Polar Research Institute
Lens field Rd
Тел. 336540
www.spri.cam.ac.uk
Основан в 1934 году; есть небольшой Музей истории
британских экспедиций в Арктику и Антарктику.
Вт—сб 14.30—16.00
Музей наук о земле Сиджвика
Sedgwick Museum of Earth Sciences
Downing St
Тел. 333456
www.sedgwickmuseum.org
Большая коллекция минералов и окаменелостей.
Пн—пт 9.00—13.00 и 14.00—17.00
Сб 13.00—16.00
Музей истории науки Уиппла
Whipple Museum of the History of Science
Free School Lane
Тел. 330906
www.hps.cam.ac.uk /whipple /
Пн—пт 12.30—16.30
618
Университет и колледжи:
Кембридж
В романе Томаса Бернхарда “Корректура ” Ройт-
хамер, австрийский профессор в Кембридже; де¬
лает замечание: “Поразительно, как много лю¬
дей, пока они еще молоды и очень часто как раз
в нужный момент отправляются в Англию для
дальнейшего развития, и почти все, кто побы¬
вал в Англии, находят свой путь в жизни ”.
Кембриджский университет
University of Cambridge
The Old Schools Trinity Lane
CB21TN
Тел. 337733
www.cam.ac.uk
Приемная комиссия Кем¬
бриджского университета
Cambridge Admissions Office
Fitzwilliam House 32 Trumping-
ton St
CB2 1QY
Тел. 333308
www.cam.ac.uk/admissions
Студенческий союз Кем¬
бриджского университета
Cambridge University Student's
Union
11-12 Trumpington St
CB21QA
Тел. 356454
www.cusu.cam.ac.uk
Офис выпускников
Кембриджа
Cambridge Alumni Office
1 Quayside Bridge St
CB5 8AB
Тел. 332288
www.foundation.cam.ac.uk
619
колледжи
(даты основания указаны в скобках)
Знай, что ректор Иисус
Очень раздражает нас.
Томас Грей (1716—1771).
“Сатира на ректоров колледжей
Крайстс-колледж
Корпус-Кристи-колледж
Christ 5 College (1505)
Corpus Christi College (1352)
St Andrew's St
Trumpington St
CB2 3BU
CB21RH
Тел. 334900
Тел. 338000
www.christs.cam.ac.uk
www.corpus.cam.ac.uk
Черчилль-колледж
Дарвин-колледж
Churchill College (i960)
Darwin College (1964)
Storey’s Way
Silver St
CB3 ODS
CB39EU
Тел. 336000
Тел.335660
www.chu.cam.ac.uk
www.dar.cam.ac.uk
Клэр-колледж
Даунинг-колледж
Clare College (1326)
Downing College (1800)
Trinity Lane
Regent St
CB21TL
CB2 1DQ
Тел. 333200
Тел.334800
www.clare.cam.ac.uk
www.dow.cam.ac.uk
Клэр-холл
Эммануил-колледж
Clare Hall (1966)
Emmanuel College (1584)
Herschel Rd
St Andrew's St
CB3 9AL
CB23AP
Тел. 332360
Тел.334200
www.clarehall.cam.ac.uk
www.emma.cam.ac.uk
620
МУЗЕИ И ДРУГИЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ КЕМБРИДЖА
Фицуильям-колледж
Fitzwilliam College (1869)
Huntingdon Rd
CB3 ODG
Тел. 332000
www.fltz.cam.ac.uk
Гертон-колледж
Girton College (1869)
Huntingdon Rd
CB3 OJG
Тел. 338999
www.girton.cam.ac.uk
Гонвилл-энд-Киз-колледж
Gonville and Caius College
(1348/1557)
Trinity St
CB2 1TA
Тел. 332400
www.cai.cam.ac.uk
Хомертон-колледж
Homerton College (1768)
Hills Rd
CB2 2PH
Тел. 507111
www.homerton.cam.ac.uk
Хьюджес-холл
Hughes Hall (1885)
Mortimer Rd
CB1 2EW
Тел. 334898
www.hughes.cam.ac.uk
Джизус-колледж
Jesus College (1496)
Jesus Lane
CB5 8BL
Тел. 339339
www.jesus.cam.ac.uk
Кингз-колледж
King's College (1441)
King's Parade
CB2 1ST
Тел. 3311oo
www.kings.cam.ac.uk
Люси-Кэвэндиш-колледж
Lucy Cavendish College (1965)
Lady Margaret Rd
CB3 OBU
Тел. 332190
www.lucy-cav.cam.ac.uk
Магдален-колледж
Magdalene College (1542)
Magdalene St
CB3 OAG
Тел. 332100
www.magd.cam.ac.uk
Нью-холл
New Hall (1954)
Huntingdon Rd
CB3 ODF
Тел. 762100
www.newhall.cam.ac.uk
621
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Ныонэм-колледас
Newnham College (1871)
Sidgwick Avenue
CB3 9DF
Тел. 335700
www.newn.cam.ac.uk
Пемброк-колледж
Pembroke College (1347)
Trumpington St
CB2 1RF
Тел. 338100
www.pem.cam.ac.uk
Питерхаус-колледж
Peterhouse (1280-84)
Trumpington St
CB2 1RD
Тел. 338200
www.pet.cam.ac.uk
Куинс-колледж
Queens' College (1448)
Queen's Lane
СВЗ 9ET
Тел. 335511
www.quns.cam.ac.uk
Робинсон-колледж
Robinson College (1979)
Grange Rd
CB3 9AN
Тел. 339100
www.robinson.cam.ac.uk
Колледж Св. Екатерины
St Catharine's College (1473)
Trumpington St
CB2 1RL
Тел.338300
www.caths.cam.ac.uk
Колледж Св. Эдмунда
St Edmund's College (1896)
Mount Pleasant
CB3 OBN
Тел.336250
www.st-edmunds.cam.ac.uk
Сент-Джонс-колледж
St John's College (1511)
St John's St
CB21TP
Тел. 338600
www.joh.cam.ac.uk
Сельвин-колледж
Selzvyn College (1882)
Grange Rd
CB3 9DQ
Тел.335846
ww.sel.cam.ac.uk
Сидни-Сассекс-колледж
Sidney Sussex College (1596)
Sidney St
CB23HU
Тел. 338800
www.sid.cam.ac.uk
622
МУЗЕИ И ДРУГИЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ КЕМБРИДЖА
Тринити-колледж
Trinity College (1546)
Trinity St
CB21TQ
Тел. 338400
www.trin.cam.ac.uk
Тринити-холл
Trinity Hall (1350)
Trinity Lane
CB21TJ
Тел. 332500
www.trinhall.cam.ac.uk
Вольфсон-колледж
Wolfson College (1965)
Barton Rd
СВЗ 9BB
Тел. 335900
www.wolfson.cam.ac.uk
623
Праздники и фестивали
Мисс Добсон, у нас в Кембридже есть мероприя¬
тие,, известное как Майская неделя. Это не со¬
всем неделя и не совсем в мае, но она может быть
очень приятной.
С. К. Робертс. “Зулейка в Кембридже” (1941)
Несколько эксцентричное измерение времени является час¬
тью академической традиции Оксбриджа. В остальных случа¬
ях обычно применяются даты григорианского календаря.
Январь
Ужин Нитки и Иголки (Needle and Thread Dinner) : празднование Ново¬
го года в Куинс-колледже, Оксфорд.
Март
Torpids (Оксфорд) и Bumps (Кембридж): лодочные гонки между кол¬
леджами.
Гребная гонка: Оксфорд против Кембриджа.
Апрель
Ботаническая прогулка (Fritillary Walk): луг Иффли, Оксфорд.
Май
Хоровое пение в Магдален-тауэр: Оксфорд (1 мая, 18.00).
Beating the Bounds, прогулка в границах прихода от церкви Св. Михаи¬
ла у Северных ворот до Линкольн-колледжа в Оксфорде (день Воз¬
несения).
Неделя “восьмерок” (Eights Week): гребные гонки в Оксфорде, балы,
театральные представления и т.д. (5-я неделя триместра Троицы).
624
ПРАЗДНИКИ И ФЕСТИВАЛИ
Июнь
Майская неделя (May Week): гребные гонки в Кембридже, балы, теат¬
ральные представления и т.д. (окончание пасхального триместра).
Клубничная ярмарка (Strawberry Fair): фестиваль музыки и искусств
в Мидсаммер-Коммон, Кембридж.
Encaenia (Оксфорд) и Honorary Degree Day (Кембридж): вручение
почетных докторских дипломов.
Июль
Кембриджский Шекспировский фестиваль: до конца августа.
Кембриджский фольклорный фестиваль.
Сентябрь
Ярмарка Сент-Джайлс (St Gile’s Fair) в Оксфорде (понедельник
и вторник после дня Св. Эгидия, i сентября).
Октябрь
День Св. Фридесвиды (St Frideswide’s Day): праздничная служба
в соборе Крайст-Черч в честь святой покровительницы Оксфорда
(19 октября).
Торжественный ужин (Restoration Dinner) в Магдален-колледже,
Оксфорд (25 октября).
Ноябрь
День Всех Святых (All Souls Day): праздник в Олл-Соулз-колледже
в Оксфорде с исполнением Утиной песни в честь легендарной утки,
найденной при строительстве колледжа (2 ноября). Происходит раз
в сто лет.
Декабрь
Ужин Кабаньей головы (Boar's Head Dinner) в Куинс-колледже,
Оксфорд (суббота перед Рождеством).
Фестиваль девяти уроков и рождественских гимнов (Feastival of Nine
Lessons and Carols) в Кингз-колледже, Кембридж (24 декабря в 15.00).
625
Библиография
Noel Annan, The Dons: Mentors, Eccentrics and Geniuses, London:
HarperCollins, 1999
Philip Atkins and Michael Johnson, A New Guidebook to the
Heart of Oxford, Stonesfield: Dodo, 1999
Nicolas Barker, The Oxford University Press and the Spread of
Learning; 1478-1978: An Illustrated History, Oxford: Clarendon
Press, 1978
Brian Bell (ed.), Oxford, Singapore: APA Publications, 1990
John Betjeman, An Oxford University Chest, London: John Miles,
1938 Richard Bird, The Gardens of Cambridge, photographs by Dona
Haycraft, Cambridge: Covent Garden, 1994
Andrew Boyle, The Climate of Treason: Five Who Spied For Russia,
London: Hutchinson, 1979
Christopher Brooke and Roger Highfield, Oxford and
Cambridge, photographs by Wim Swaan, Cambridge: CUP, 1988
Christopher Brooke (ed.), History of the University of Cambridge,
Cambridge: CUP, 2004
Hugh Casson, Hugh Casson's Cambridge, London: Phaidon,
1992
Graham Chainey, A Literary History of Cambridge, Cambridge:
Pevensey, 1985
Alec Clifton-Taylor, The Pattern of English Building, 4th ed.,
London: Faber & Faber, 1987 Alan B. Cobban, The Medieval English
Universities: Oxford and Cambridge to c. 1500, Aldershot: Scolar, 1988
БИБЛИОГРАФИЯ
John Costello, Mask of Treachery, London: Collins, 1988
Jon Davison, Oxford: Images & Recollections, Oxford: Jon
Davison Publications, 1995
Richard Deacon, The Cambridge Apostles: A History of Cambridge
University's Elite Intellectual Secret Society, London: Royce, 1985
Alexander Demandt (ed.), Stdtten des Geistes: grosse Universitdten
Europas von derAntihe bis zur Gegenwart, Cologne: Bohlau, 1999
Christopher Dodd, The Oxford & Cambridge Boat Race, London:
Stanley Paul, 1983 John Dougill, Oxford in English Literature: The
Making and Undoing of ‘the English
Athens', Ann Arbor: University of Michigan Press, 1998
David Edmonds and John Eidinow, Wittgenstein's Poker: The
Story of a Ten-Minute Argument Between Two Great Philosophers, London:
Faber 8c Faber, 2001
Walter Ellis, The Oxbridge Conspiracy: How the Ancient Universities
Have Kept Their Stranglehold on the Establishment, London: Michael
Joseph,1994
Laurence and Helen Fowler (eds), Cambridge Commemorated:
An Anthology of University Life, Cambridge: CUP, 1984 Peter Fox
(ed.), Cambridge University Library: The Great Collections, Cambridge:
CUR 1998
Martin Garrett, Cambridge: A Cultural and Literary History,
Oxford: Signal, 2005
Ronald Gray, Oxford Gardens, photographs by Ernest Frankl,
Cambridge: Pevensey Press, 1987
A. H. Halsey, The Decline of Donnish Dominion: The British
Academic Professions in the
Twentieth Century, Oxford: Clarendon Press, 1992
Christopher Hibbert, The Encyclopaedia of Oxford, London:
Macmillan, 1988
Tanis Hinchcliffe, North Oxford, New Haven and London: Yale
University Press, 1992
David Horan, Oxford: A Cultural and Literary Companion,
Oxford: Signal, 1999
Clive James, May Week Was In June, London: Cape, 1990
627
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Tony Jedrej, Cambridge Cats, text by John Gaskell, London:
Duckworth, 1994
Anthony Kenny (ed.), The History of the Rhodes Trust, 1902-
1999, Oxford: OUP, 2001 Margaret Elizabeth Keynes, A House by
the River: Newnham Grange to Darwin College, Cambridge: Darwin
College, 1976
Elisabeth Leedham-Green, A Concise History of the University of
Cambridge, Cambridge: CUP, 1996
W. C. Lubenow, The Cambridge Apostles, 1820-1914: Liberalism,
Imagination, and
Friendship in British Intellectual and Professional Life, Cambridge:
CUP, 1998
Rita McWilliams Tullberg, Women at Cambridge, 2nd ed.,
Cambridge and New York: CUP, 1998
James Morris, Oxford, London: Faber & Faber, 1965
Jan Morris, The Oxford Book of Oxford, Oxford: OUP, 1978
Richard Ollard (ed.), The Diaries of A. L. Rowse, London: Allen
Lane, 2003
Nikolaus Pevsner, Cambridgeshire, “The Buildings of England”,
2nd ed., Harmondsworth: Penguin, 1970
David Piper, The Treasures of Oxford, New York and London:
Paddington Press, 1977
David Piper, Treasures of the Ashmolean Museum, Oxford:
Ashmolean Museum, 1995
John Prest (ed.), The Illustrated History of Oxford University,
Oxford and New York: OUP, 1993
Gwen Raverat, Period Piece: A Cambridge Childhood, London:
Faber & Faber, 1952
Tim Rawle, Cambridge Architecture, London: Trefoil, 1985
Nicholas Ray, Cambridge Architecture: A Concise Guide, Cambridge:
CUP, 1994
Robert T. Rivington, Punting: Its History and Techniques, Oxford:
R.T. Rivington, 1993
Lisa Sargood, Literary Cambridge, Stroud, Glos.: Sutton
Publishing, 2004
628
БИБЛИОГРАФИЯ
Norman Scarfe, Cambridgeshire, London: Faber 8c Faber, 1983
Jennifer Sherwood and Nikolaus Pevsner, Oxfordshire, “The
Buildings of England”,
Harmondsworth: Penguin, 1974
Andrew Sinclair, The Red and the Blue: Intelligence, Treason and
the Universities,
London: Weidenfeld and Nicolson, 1986
Peter Snow, Oxford Observed: Town and Gown, London: Murray,
1991
Richard Surman, College Cats of Oxford and Cambridge, London:
HarperCollins, 1994
Ted Tapper and Brian Salter, Oxford, Cambridge and the Changing
Idea of the
University, Buckingham: Open University Press, 1992
Alison Taylor, Cambridge: The Hidden History, Stroud, Glos.:
Tempus, 1999
Ann Thwaite (ed.), My Oxford, London: Robson, 1977
Geoffrey Tyack, Oxford and Cambridge, “Blue Guide”, London:
A & С Black, 1995
David Walter, The Oxford Union: Playground of Power, London:
Macdonald & Co., 1984
Sydney Waterlow (ed.), In Praise of Cambridge, London:
Constable & Co., 1912
Whipplesnaith (Noel Howard Symington), The Night-Climbers
of Cambridge, London: Chatto & Windus, 1937
Jon Whiteley, Oxford and the Pre-Raphaelites, Oxford: Ashmolean
Museum, 1989
Simon Winchester, The Surgeon of Crowthome, London: Viking,
1998 Simon Winchester, The Meaning of Everything: The Story of the
Oxford English Dictionary, Oxford: OUP, 2003
Francis Woodman, The Architectural History of King's College
Chapel, London: Routledge 8c Kegan Paul, 1986
A. R. Woolley, The Clarendon Guide to Oxford, 4th ed., Oxford:
OUP, 1979
629
Петер Загер
ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Непреходящая история
Директор издательства
Ольга Морозова
Редакторы:
Алла Хемлин, Кирилл Савельев
Корректор
ГУля Мубаракшина
Художественное оформление
Андрей Бондаренко
Верстка
Владимир Дёмкин
Подписано в печать 10.07.12. Формат 60x90/16.
Бумага офсетная. Гарнитура New Baskerville.
Печать офсетная. Тираж 3000 экз. Заказ № 1209300.
Издательство Ольги Морозовой.
103001, Москва, Б. Козихинский пер., д. 22, стр. i
e-mail: morozovabooks@yandex.ru
По вопросам закупок книг обращаться:
тел.: (499)15004-72
e-mail: vertrai@yandex.ru
Отпечатано в полном соответствии с качеством
dTVdtO предоставленного электронного оригинал-макета
в ОАО “Ярославский полиграфкомбинат”
150049, Ярославль, ул. Свободы, 97
Готовится к выпуску
Эндрю Николл
ВАЛЬДЕС
Отелло, Войцек, фенуй, Вальдес. Что их объединяет?
Главный герой романа Лучано Вальдес — знаменитый
писатель. Любая женщина готова упасть в его объятия, по¬
мани он только пальцем. Лишь одно омрачает безоблачное
существование Вальдеса. Уже год, как он не в силах напи¬
сать ничего, кроме единственной строчки: “Тощая рыжая
кошка перешла улицу”. Затяжной творческий кризис вле¬
чет за собой депрессию. Но в этот момент Лучано встречает
Катерину — юную, страстную, восторженную. Уверенный,
что с помощью Катерины он сумеет побороть кризис и
снова начать писать, Лучано не замечает, как влюбляется
в нее... и совершает убийство.
Я очень хорошо помню, когда придумал Вальдеса. Это было в чет¬
верг, я листал газету и увидел фотографию стоящего на приколе
ржавого танкера.
Эндрю Николл
Эта история начинается как типичная латиноамериканская
мыльная опера, а затем превращается в психологическую мело¬
драму.
The Guardian
Первый роман Эндрю Николла “Добрый мэр”
также опубликован в “Издательстве Ольги Морозовой”.
Готовится к выпуску
Чарлз Кинг
ОДЕССА:
ВЕЛИЧИЕ И СМЕРТЬ ГОРОДА ГРЕЗ
Книга американского исследователя и публициста Чарлза
Кинга — долгожданный интереснейший труд по истории
Одессы. Города, вызывающего интерес чуть ли не с момента
основания, представляющего собой, по словам Марка Тве¬
на, Америку в миниатюре.
Одесса как исторический и социальный феномен, как
средоточие жизни, полной чарующей романтики, искро¬
метного юмора и неизбывного драматизма — таков город
грез, открытый Чарлзом Кингом.
На протяжении долгого времени Одесса не была похожа на другие
города России. Культурная, общественная и политическая жизнь
города отражала не столько официальные имперские представ¬
ления и идеалы, сколько альтернативные, маргинальные и неофи¬
циальные культурные реалии и практики.
Чарлз Кинг
Чарлз Кинг представляет историю Одессы через галерею живших
здесь и приезжавших в этот портовый город знаменитостей: от
Александра Пушкина до Марка Твена, Исаака Бабеля и Владимира
Жаботинского.
The Washington Post
Готовится к выпуску
Доминик Лесброс
ПАРИЖ, НЕПРИВЫЧНЫЙ
И ЗАГАДОЧНЫЙ
Книга признанного знатока Парижа, журналистки Доми¬
ник Лесброс, посвящена как неизвестным уголкам Пари¬
жа, так и знаменитым достопримечательностям. Многим
из нас столица Франции знакома не понаслышке. Прочи¬
тав эту книгу, вы будете воспринимать Париж еще глубже,
ближе и реальнее, чтобы возвращаться туда снова и снова,
удивляя самих парижан знаниями нетривиальных подроб¬
ностей истории города.
Вы получите ответы на многие вопросы, возникающие
у пытливого путешественника: чем знаменито кладбище
Сен-Медар в Латинском квартале? Какой знаменитый лите¬
ратор предпочитал обедать именно в этом кафе? Для чего
сохраняют в неприкосновенности парижские катакомбы?
Одним словом, вам откроются маленькие секреты большой
истории.
Чтобы еще больше заинтриговать читателя, автор снаб¬
дила свои рассказы редкими фотографиями, афишами и
дагерротипами, иллюстрирующими очаровательный па¬
рижский быт начиная с середины XIX века. Д. Лесброс со¬
четает глубокое знание предмета с несомненным талантом
рассказчика и остроумием, благодаря чему книга читается
как роман о вечно юном Городе, который никогда не спит.
Вышло из печати
Лайза Пикард
ВИКТОРИАНСКИЙ ЛОНДОН
Время царствования королевы Виктории (1837-1901), обозначив¬
шее целую эпоху, внесло колоссальные перемены в столичную
лондонскую жизнь. Развитие экономики и научно-технический
прогресс способствовали росту окраин и пригородов, активному
строительству, появлению новых изобретений и открытий. Стре¬
мительно развивалась инфраструктура, строились железные доро¬
ги, первые линии метро. Оделись в камень набережные Темзы, соз¬
давалась спасительная канализационная система. Активно велось
гражданское строительство. Совершались важные медицинские
открытия, развивалось образование.
Лайза Пикард описывает будничную жизнь Лондона. Она по¬
казывает читателю школы и тюрьмы, церкви и кладбища. Книга
иллюстрирует любопытные подробности, взятые из не публико¬
вавшихся ранее дневников обычных лондонцев, истории самых
разных вещей и явлений — от зонтиков, почтовых ящиков и уни¬
тазов до возникновения левостороннего движения и строитель¬
ства метро. Наряду с этим автор раскрывает и «темную сторону»
эпохи — вспышки холеры, мучения каторжников, публичные каз¬
ни и жестокую эксплуатацию детского труда.
Книга в самых характерных подробностях воссоздает блеск и
нищету, изобретательность и энергию, пороки и удовольствия Лон¬
дона викторианской эпохи.
Вышло из печати
Питер Акройд
ПАДЕНИЕ ТРОИ
Блестящий исторический роман Акройда изобилует тайнами и
интригами, мистическими и экстремальными происшествиями.
События, разворачивающиеся на раскопках античной Трои, по на¬
калу страстей не уступают захватывающим эпизодам гомеровской
Илиады.
Смело сочетая факты и вымысел, автор создает яркий образ
честолюбивого археолога-фанатика с темным прошлым и вол¬
нующим настоящим. Генрих Оберманн — литературный двойник
знаменитого «первооткрывателя Т^юи» Генриха Шлимана. Как и
положено авантюристу мирового масштаба, в его прошлом — зага¬
дочный брак с русской женщиной и нечистые операции в золотых
песках Калифорнии, а в настоящем — не менее масштабные аван¬
тюры, неумеренные амбиции и юная жена - наследница захватив¬
шей душу Оберманна древней культуры.
Во время раскопок легендарного города смешиваются реальные
артефакты и фальшивки, холодящие кровь истории и искусная
ложь. Накал человеческих страстей разрешается буйством природ¬
ных стихий, сметающих на своем пути следы прошлого и настоя¬
щего, вымышленного и реального.
Вышло из печати
Энтони Капелла
ароматы КОФЕ
Роман «Ароматы кофе», прежде всего, отражает живой интерес автора к
истории, к особенностям яркого исторического периода, к мельчайшим
деталям быта и особенностям мышления круга лиц, описываемых в рома¬
не. В данном случае это —fin de siecle: тот самый рубеж XIX-XX веков, кото¬
рый открыл новую эру бурных потрясений в истории человечества, эпоху
мировых войн и громадных социальных сдвигов. Праздно безмятежный
Лондон в считанные годы преображается в энергичный метрополис. И это
преображение, этот резкий переход становится доминантой в развитии
характера главного героя — Роберта Уоллиса. Изнеженный, мнящий себя
поэтом юноша, проходя через жизненные потрясения, открывает для себя
иную жизнь, иную мораль и иные обычаи. Он встречает на своем пути
разных людей, женщин и мужчин, и, погружаясь в различные с ними от¬
ношения, постепенно вырастает в зрелого мужчину, способного понять и
оценить собственные ошибки и заблуждения, бьггь преданным и верным
в дружбе, осознать многогранность, вкус и ароматы человеческой любви.
Энтони Капелла раскрывает сущность характера и поступков своего ге¬
роя через его способность улавливать тончайшие нюансы ароматов и вкуса
разных сортов кофе, выращиваемого в разных концах земли. Эго становит¬
ся на какое-то время его профессией, но, по сути, жизненным призванием.
Присущее Роберту Уоллису чувство слова, точность метафоры и дар сопостав¬
ления не способствуют рождению в нем поэта с общепризнанной точки зре¬
ния. Однако делают его более открытым многоликому миру человеческих
отношений и чувств, позволяя воссоздать историю своей жизни в живых кра¬
сках и во всем многообразии уловимых и еле уловимых запахов этого мира.
Вышло из печати
Питер Акройд
ВЕНЕЦИЯ.
ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД
Вслед за историей Лондона Питер Акройд написал книгу о
Венеции. Вместе с ним из двухэтажного автобуса мы пере¬
саживаемся в гондолу и совершаем путешествие по одному
из самых загадочных городов Италии. Его текст — ода горо¬
ду, чью гибель предрекают два столетия подряд.
Играющую со смертью Венецию Акройд описывает не
только как неисправимый романтик, но и как жаждущий
исторической справедливости документалист. Акройд рас¬
сказывает о том, что происходило на островах Венециан¬
ской лагуны в IV веке, как между каналами наводились мо¬
сты, как рождалась великая империя купцов и художников.
Кажется, что больше, чем Питер Акройд, знать и любить Вене¬
цию невозможно.
Daily Telegraph
В “Издательстве Ольги Морозовой” опубликованы следую¬
щие книги Питера Акройд а:
“Лондон. Биография”
“Темза. Священная река”
“Падение Трои”
Вышло из печати
Уэллс Тауэр
ДВЕРЬ В ГЛАЗУ
СБОРНИК РАССКАЗОВ
Рассказы молодого американца из Северной Каролины Уэллса Тауэ¬
ра запоминаются сочетанием несочетаемого: не покидающей геро¬
ев тревоги и надоеды — и не на материальные блага, а на тепло,
сочувствие и сопереживание. “В мире столько безысходности, —
говорит Тауэр, — что в моих рассказах не может не быть теплоты”.
Вместе с тем проза Тауэра — это то и дело возникающие комиче¬
ские ситуации, неожиданно сменяющиеся ощущением чего-то
ужасного. Писатель, которого литературные критики называют
“следующим лучшим писателем Америки”, пытается разобраться
в том, что побуждает людей творить зло, скрывать свои чувства и
лицемерить.
Тауэр является лауреатом американской литературной премии
Pushcart Prize, обладателем премии журнала The Paris Review, а в
июне 2010 года Тауэр вошел в двадцатку лучших молодых писате¬
лей Америки по версии журнала The New Yorker.
Этот сборник рассказов достоин самой высокой оценки. Настоящий про¬
рыв в современной малой прозе.
The New York Times
Язык Уэллса Тауэра столь же выразительный и рельефный, как тело борца.
San Francisco Chronicle
НЕЗАВИСИМЫЙ
АЛЬЯНС
Некоммерческое партнерство "Альянс независимых издателей и книгорас-
пространителей" — это частная некоммерческая инициатива в духе профсо¬
юзного движения, которая ставит своей целью создание профессионального
объединения издателей и книготорговцев, занимающихся книгой, а не биз¬
несом, выработку общей стратегии развития, укрепление внутрицеховых го¬
ризонтальных связей, лоббирование общих интересов перед государством,
крупным бизнесом и обществом.
Ближайшие цели Альянса:
• расширение пространства чтения и решение проблем дистрибуции
• создание карты независимых книжных магазинов
• проведение независимых книжных ярмарок
• создание новостной рассылки
• организация премии Альянса
Контакты для связи:
indie.bookalliance@gmai4.com
Более подробная информация:
http://book-alliance.ru/
http://book-alliance.livejournal.com/
http://www.facebook.com/BookAlliance
e r,aeie wa:
\\ Double Helix 1953
Загеру удается так выразить красоту языковыми
средствами, вдохнуть жизнь в самый распоследний
камень, что это избавляет
me local
pub for scientists from the nearby
Cavendish Laboratory.
It was here on February 28* 1953 th
Francis Crick and James Watson fir!
announced their discovery of how
ON A carries genetic information.
Оксфорд и Кембридж, интеллектуальный “марьяж” Великобритании
и одновременно два самых знаменитых университетских города мира, уже
восемьсот лет связывают непрестанная конкуренция и самая искренняя
любовь-ненависть. С энциклопедическим обилием фактов, цитат,
анекдотов и биографических зарисовок Петер Загер составляет
историческую, литературную и культурную карту' Оксбриджа.
Удивительным образом он соединяет в своей книге путеводитель,
историю искусства и литературы, биографию и психоанализ двух
которые являются не только
географическими точками,
но и состояниями
сознания.