МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО
ОБРАЗОВАНИЯ РСФСР
СЕВЕРО-ОСЕТИНСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. К. Л. ХЕТАГУРОВА
АНТИЧНОСТЬ
и
ВАРВАРСКИЙ
МИР
(Сборник научных трудов)
ОРДЖОНИКИДЗЕ — 1985

Редакционная коллегия: Исаенко А. Вм канд. ист. наук (ответ ред.);
Фролов Э. Д., докт. ист. наук; Виноградов В. Б., докт. ист. наук; Струч-
ков Я. М., ст. препод.; Чипирова Л. А., канд. ист. наук.
В сборник «Античность и варварский мир» включены статьи специалис-
тов, раскрывающие важные проблемы взаимоотношений и взаимовлияний ан-
тичной и варварской культур.
Сборник предназначен для преподавателей, аспирантов и студентов исто-
рических факультетов вузов, а также для широкого круга читателей.
© Северо-Осетинский государственный университет
им. К. Л. Хетагурова, 1985 г.

В. Л. Ростунов
КУРО-АРАКСКАЯ КУЛЬТУРА НА ЦЕНТРАЛЬНОМ КАВКАЗЕ
(хронологический и историко-археологический аспекты миграции)
Археологические свидетельства миграции куро-аракских
племен на Центральный Кавказ рассматривались нами в одной
из предыдущих работ (19). Однако в этой работе анализирова-
лись почти исключительно погребальные памятники куро-арак-
ской культуры, с привлечением некоторых материалов страти-
фицированных закавказских поселений III тыс. до н. э.; наибо-
лее ранние и наиболее поздние погребения не рассматривались,
поскольку основной задачей работы было выявление основных
тенденций миграции и локализация исходного ее центра. Хро-
нологические рамки событий, а также возможные причины миг-
рации нами не рассматривались.
Ответ на вопросы о времени миграции куро-аракских племен,
а также о возможных причинах, побудивших их к переселению,,
может дать изучение стратифицированных поселений Централь-
ного Закавказья, а также Восточной Анатолии. В комплексе с
материалами нестратифицированных поселений и погребальных
памятников, материалы данных поселений существенно помо-
гают изучению политической ситуации в Закавказье к моменту
миграции.
Поселение Караз в Восточной Анатолии (табл. 1, рис. 1)
Поселение исследовано X. Кошаем и К. Турфаном. XV—VII
горизонты поселения содержали материалы куро-аракской куль-
туры; авторы раскопок относят XI—VII горизонты к «позднему
медному веку», а горизонты XI—XV — к «раннему медному ве-
ку» (29, с. 349—413). Исходя из находок металлических пред-
метов сравнительно поздних форм, К. X.- Кушнарева и Т. Н.
Чубинишвили относят верхние горизонты Караза к III этапу
куро-аракской культуры (2400; 2300—2000 гг. до н. э.— 12,
с. 67).
Показательными для определения времени функционирова-
ния нижних горизонтов Караза могут являться находки сосудов
3

с рельефным спиральным орнаментом; здесь этот орнамент в ря-
де случаев выполнен в виде меандра (рис. 1, 12). Характерными
для нижних горизонтов являются также сосуды с орнаментом в
виде пиктографических знаков и орнаментом в виде композиции
из вертикальных полосок, выполненных налепом и желобками,
и точечных вдавлений между ними (рис. 1, 11, 16).
Нижняя дата функционирования поселения этого периода
может определяться находками здесь роговидных очажных под-
ставок (середина III тыс. до н. э.—25—24 вв. до н. э.—3,
с 121—126). Подтверждать эту датировку может находка гли-
няного очага месопотамского (иракского) типа, дисковндной
формы, с углублением посередине (рис. 1, 13).
Верхняя граница функционирования поселения этого этапа
фиксируется наличием стерильной прослойки, свидетельствую-
щей о временном прекращении жизнедеятельности на поселении.
В целом нижние горизонты поселения залегают на глубине 9—8;
7,5—7; 6,5 м. Стерильная прослойка — на уровне 6 м.
Средние горизонты Караза содержат материалы, на рассмот-
рении которых мы остановимся подробнее.
В этих горизонтах по-прежнему продолжают бытовать моти-
вы спирального орнамента на сосудах. Желобчатый и налепной
орнамент с круглыми вдавлениями несколько видоизменяется
и приобретает теперь форму расхЬдящихся углов (рис. 1, 6, 7).
Наряду с элементами, продолжающими традицию предшествую-
щего периода, появляются предметы ближневосточного проис-
хождения, отсутствующие в нижних горизонтах, за исключением
единственной находки очага масопотамского типа.
1. Булавка с маленьким полусферическим навершием, расши-
ренным и просверленным верхним основанием стержня (рис. 1,
8). Булавки этого типа имели широкое распространение на
Древнем Востоке. В западной археологической литературе они
известны под названием 1о&ё1е-рт5. Такие булавки в различ-
ных вариантах найдены в уровне III Тарса, в Северной Сирии
(Рас-Шамра), в Кархемише, Эль-Хаммане, Телль Асмаре, в Па-
лестине, из XIII—XXX горизонтов Библа и в Трое III. В послед-
них двух случаях эти булавки обнаруживают наиболее точные
аналогии с булавкой из Караза (30, К д. 164, 6, р. 259. 271; П^.
79, р. 271; Нд. 68, 28—40, р. 64, 65, 271 и т. д.). В нижних слоях
Библа булавки 1о&&1е-рт5 найдены вместе с предметами конца
раннединастического Египта (VI династия — 2423—2263 гг. до
н. э., по Э. Бикерману); в частности, с фрагментами каменных
сосудов, просверленных «пулями», времени Пепи I и Меренра
(т. е. конец 24 —начало 23 вв. до н. э.). Однакр К. Шеффер
считает, что эти булавки несколько позднее времени правления
того или другого фараона (30, р. 425).
Датировку указанных выше памятников К. Шеффер опреде-
ляет временем между 2300 и 2000 гг. до н. э. (30, р. 64, 65, 271,
273, 425). Родственные образцы булавок известны из Верхней
4

Месопотамии и Персии, .где они датируются, согласно К. Шеф-
феру, 2200—2000 гг. до н. э. (30, р. 271).
Заслуживает внимания одна из параллелей, позволившая
К. Шефферу датировать булавки из Кархемиша, Телль Брака
IV и Трои III временем ок. 23—21 вв. до н. э. Отдельные эле-
менты золотого колье «в форме цилиндра, имеющие две пары
спиралей с концом», найденные Меллоуном в гробнице М. Т.
Аладжа Унюка, полиостью аналогичны колье из клада Трои III
и колье, найденному в развалинах дворца Нарам-Суэна (2236—
2200 гг. до н. э.), в IV горизонте Телль Брака (30, р. 292).
Следовательно, (егттиз роз! яиет для булавок типа 1о§е'е-
ршз будет время ок. рубежа 24/23 вв. до н. э. Подтверждают
эту дату и находки булавок 1о§д1е-рш5 в Библе, не ранее XXX
горизонта. К примеру, в XXIX горизонте Библа найдена булав-
ка, обнаруживающая точную аналогию булавке из Караза (30,
Ид. 68).
2. Глиняная «ваза» на ножке-подставке, найденная в верх-
ней части средних горизонтов Караза (рис. 1,5). Наиболее ран-
ние экземпляры подобных «ваз» найдены в царских гробницах
Ура, III Раннединастического периода — ок. 2500—2316 гг. до
н. э. (31, П§. 239, 250, 266). «Вазы» этого периода изготовля-
лись из бронзы (29, П&. 239), из камня (29, Пд. 250); известны
и керамические экземпляры (31, П&. 266). В ближневосточных
памятниках, синхронных РД1Н Ура, находок таких «ваз» не за-
фиксировано, за исключением единственной приближающейся к
ним находки «вазы для конфет» из Трон I (30. йд. 161, 8,
Р. 217).
Широкое распространение получают «вазы» на ножках-под-
ставках в керамике Кирбет-Керака; в Сирии—Телль Асмар и
Тиль Барсиб (30, %. 81, 5, 55—58, 65—67, 74; р. 81, 83-84,
109); в Кара-Хассане и Кархемише П§. 80Е, р. 81, 519); в Гис-
саре Шс (30, Нрг. 239, 22, 31, 32; р. 448—450); в Бейсане (Па-
лестина — 4. рис. 78, с. 180; 30, р. 189). В целом датировка ука-
занных памятников, по К. Шефферу,—2300—2000 гг. до н. э.
(для Гиссара III — 2200—2000 гг. до н. э.). Близкая к указан-
ным экземплярам «ваза» найдена в уровне III Телль Брака (30,
П&. 89, 2; р. 92, 292), что несколько удревняет эту находку до
25—24 вв. до н. э., т. к. начало уровня Телль Брака IV датирует-
ся временем ок. 2300 г. до н. э. (30, р. 92). Сходные образцы ке-
рамики встречены из уровней 2 и 3 Шагар Базара 2300—2000 гг.
До н. э., т. е. рубеж 24/23 вв. до н. э.— 21 в. до н. э. (30, р. 92,
426) Отметим, что в Телль Асмаре, Тиль Барсибе и Шагар Ба-
заре зафиксировано увеличение экземпляров «ваз» с короткими
ножками-подставками по сравнению с «вазами» более ранних
памятников.
По мнению Л. Вулли, такие сосуды (т. е. «бокалы для шам-
панского»), найденные в захоронениях Кара-Хассана и Кархе-
миша, одновременны (32, р. 87). Поздние их экземпляры покры-
5

ты росписью. По мнению М. Дюнана, появление росписи на со-
судах (керамика кЬаЬиг шаге) совпадает с царствованием
Шамси-Адада (33, р. 96—119). В целом подобный тип керамики
относится К. Шеффером ко времени между 2300 и 1850 гг. до
н. э. (30, р. 426).
Следовательно, (ептпгшз роз1 ^иет широкого распростране-
ния «ваз» на Ближнем Востоке — конец 24—23 вв. до н. э., а
для «вазы» из поселения Караз — 23 в. до н. э.
3. Находка вислообушного топора из средних горизонтов Ка-
раза подтверждает, возможно, датировку этих слоев временем
ок. 23 в. до н. э.
Древнейшие экземпляры трубчатообушных топоров найдены
в царских гробницах Ура (период РД Ша — ок. 2500 г. до н.э.),
однако по форме обуха и лезвия они значительно отличаются от
каразского. Несколько сближается с каразским топор из Эль-
Хаммана (Сирия), найденный там с булавками 1о^^1е-р1пз (28,
П^. 79, Д); сходство фиксируется наличием трубчатого обуха со
скошенной верхней и нижней частью, расположенного под углом
к лезвию. Датировка Эль-Хаммана, по К. Шефферу,— 2300—
2000 гг. до н. э. Возможно, топор из Караза является местной
творческой переработкой ближневосточных традиционных форм.
Таким образом, нижняя хронологическая граница функциони-
рования поселения второго этапа может определяться концом
24 — 23 вв. до н. э., а в целом время бытования поселения на
втором этапе, представленном средними горизонтами Караза —
23 в. до н. э. Верхняя граница функционирования поселения II
этапа фиксируется наличием в верхней части горизонтов следов
пожара и стерильной прослойкой, свидетельствующей о времен-
ном прекращении жизни на поселении. Археологически средние
слои Караза прослежены на глубине 5—4,5; 4—3 м. Стерильная
прослойка — на уровне 2,7 м.
В следующих за стерильной прослойкой горизонтах (уровень
2,5—2 м) наблюдается появление новых орнаментальных моти-
вов на керамике («паркетный» орнамент и заштрихованные
треугольники в композиции). Здесь же найден серп передне-
азиатского типа (рис. 1, 4), а также плоское клиновидное тесло
(рис. 1,3).
Клиновидные тесла найдены в кладе «К», относящемся ко
времени разрушения и сожжения Трои II. В датировке уровня
II Трои наиболее приемлема, на наш взгляд, дата, установлен-
ная Блегеном, возглавившим контрольные раскопки поселения,
предпринятые университетом Цмнцинатти (между 2600 и 2300 гг.
до н. э. (34, р. 18). К мнению Блегена присоединяется Шеффер
(30, р. 224). Если принять указанную дату, то время разруше-
ния и сожжения Трои II можно отнести к рубежу 24/23 вв. до
н. э.
Плоское клиновидное тесло найдено также в уровне IV Телль
б

Брака (30, П&. 89, 24) вместе со штыковидным копьем (30, П&.
69, 23). Город уровня IV Телль Брака вместе с дворцом Нарам-
Суэна относятся С. Смитом и К. Шеффером к 2300—2000 гг. до
н. э. (30, р. 92). Верхняя хронологическая граница уровня IV фик-
сируется разрушениями и пожарами во «дворце Нарам-Сина и
современном ему уровне IV Телль Брака». Катастрофа, по мне-
нию К. Шеффера, произошла между 2100 и 2000 гг. до н. э., т. е.
в 21 в. до н. э. Следовательно, для Телль Брака IV дата клино-
видного тесла может определяться 2300—2000 гг. до н, э.
Аналогичное указанным тесло найдено в позднем периоде
Тепе Гавра; из Гавра происходят также булавки кипрского ти-
па с петлевидной головкой и проволочной обмоткой (30, П§. 90.
1, 10). Время функционирования позднего периода Тепе Гавра,
по К. Шефферу,— между 2200 и 1900 гг. до н. э. (30, р. 95, 96).
Следовательно, 1егтти$ роз1 ^иет для тесла из Караза бу-
дет 23 в. до н. э. Учитывая стратиграфическое положение наход-
ки, а также исходя из датировки предшествующих горизонтов
23 в. до н. э., нам представляется возможным датировать тесло,
а также нижнюю хронологическую границу верхних горизонтов
Караза, рубежом 23/22 — 22 вв. до н. э.
Таким образом, несмотря на немногочисленность датирующих
предметов из Караза, приведенные данные, в совокупности с
данными стратиграфии, позволяют выделить три этапа функ-
ционирования поселения.
I период. Ранний этап бытования поселения; дата определяется
серединой III тыс. до н. э. по находкам роговидных очажных
подставок.
II период. В этот период наблюдается проникновение некоторых
ближневосточных элементов на поселение (булавка, «ваза», то-
пор). Дата определяется нами в целом концом 24—23 вв. до н. э.
Поскольку дата совпадает со временем высокой военной и поли-
тической активности Саргонидов (2316—2175 гг. до н. э.), этот
этап условно назван нами «саргонидским».
III период. Поскольку между средними и верхними горизонтами
зафиксирована стерильная прослойка, а конец средних горизон-
тов отмечен следами пожарищ, предположительна инвазия в
конце II этапа. Начальная дата III периода может определяться
по находке клиновидного тесла рубежом 23/22 — 22 вв. до н. э.
Амиранис-гора. Квемо Картли (табл. II, рис. IV)
Автором раскопок Т. Н. Чубинишвили стратиграфически бы-
ли выделены три строительных горизонта на Амиранис-гора (26,
27, с. 55—74). Стратиграфия прослежена лишь на отдельных
участках поселения, что затрудняет более дробную его периоди-
зацию.
Древнейший (II) строительный горизонт. Этот горизонт яв-
7

ляется наименее изученным; представлен остатками «литейной
мастерской», склепом подковообразной формы, захоронениями
в каменных ящиках и гробницах, тремя хозяйственными ямами,
а также, возможно, частью материалов алтарного комплекса.
Судя по находкам в ямах энеолитической керамики из переме-
щенного слоя, а также сосудов архаичных форм с рельефным
спиральным орнаментом, Т. Н. Чубиниывили представляется
возможным датировать II горизонт первой половиной III тыс. до
н. э. в целом.
I строительный горизонт. Несмотря на большую раскопан-
ную площадь этого горизонта и многочисленные находки из не-
го, горизонт практически не дифференцирован. В целом, исходя
из совстречаемости в одних и тех же помещениях сосудов с рель-
ефным спиральным орнаментом и сосудов с резным орнаментом
(помещение I), при сопоставлении с данными стратиграфии
Бешташенской крепости, прослеженными Б. А. Куфтиным (II,
с. 105, 115), а также из наличия на части сосудов зеркального
черного лощения и красной подкладки, представляется возмож-
ным отнести основной промежуток функционирования I гори-
зонта к середине — началу второй половины III тыс. до н. э.
Для определения хронологических границ I горизонта, боль-
шое значение имеют находки здесь предметов ближневосточного
происхождения,' которые, в комплексе с местными атрибутами,
помогают установить дату всего этапа.
1. В помещении XXI обнаружена бронзовая булавка с плос-
ким навершием в виде половины диска, слегка расширенным и
просверленным верхним основанием стержня (26, с. 47, рис. 14,
4; 27, с. 66, табл. XXV, 8). Единственной известной нам в нас-
тоящее время аналогией является точно такая же булавка из
3 горизонта Шагар Базара (Сирия). Датировка этого слоя, а
также вышележащего слоя 2, по К. Шефферу,— 2300—2000 гг.
до н. э. (30, р. 89, 271, 426). Судя по оформлению стержня (рас-
ширенная и просверленная верхняя часть) можно предположить,
что булавка является одним из вариантов распространенного
типа 1о§д;1е-р1пз. Судя по синхронным находкам булавок 1одд1е-
р1пз во многих памятниках Передней и Малой Азии, указанных
нами выше, 1еггшгш$ роз1 ^иет для данной булавки—конец
24—23 вв. до н. э.
Подтверждать такую датировку может совместная находка
булавки с фрагментом сосуда со спиральным орнаментом в виде
меандра, а также сосуда с орнаментом в виде двух небольших
налепов в виде «долек», характерным для сосудов Караза. Ор-
наментацию в виде меандра К. X. Кушнарева и Т. Н. Чубини-
швили относят ко второму этапу развития куро-аракской куль-
туры (12, с. 152), когда «спиральный орнамент усложняется
и несколько геометризируется (меандр), сочетаясь с тонкорез-
ным орнаментом». (12, с. 155). Орнамент из налепных «долек»
(26, табл. VIII, 4), а также находки в I горизонте сосудов с на-
8

лепным и желобчатым орнаментом в виде двух пар «долею в
сочетании с круглыми точками и налепами, имеют аналогию с
орнаментом сосудов Караза, а второй тип орнамента (расходя-
щимися углами)—с орнаментацией сосудов «саргонидского»
этапа Караза; сосуды с таким орнаментом найдены там, как
указывалось выше, в одних горизонтах с булавкой 1о^^1е-р1Пз.
Приведенные данные позволяют датировать комплекс из по-
мещения XXI временем ок. 23 в. до н. э. Не исключено; что по-
добную датировку может подтверждать наличие в комплексе
сосуда с меандровым орнаментом, появляющимся, вероятно, к
концу II этапа в комплексе с резным орнаментом.
2. В помещении XIII обнаружен плоский очаг с широким
бортом и углублением посередине. Этот очаг — совершенно но-
вого типа, не характерного для куро-аракской культуры Закав-
казья. По мнению Т. Н. Чубинишвили, этот очаг сходен с ирак-
скими (месопотамскими) культовыми очагами (26, с. 65). По-
добный очаг найден в нижних горизонтах Караза.
В том же помещении найдены остатки трех т. н. «жаровен»
с открытым бортом (группа XIII, по Т. Н. Чубинишвили,— 26,
с. 70). Посуда указанного типа также не характерна для памят-
ников куро-аракской культуры. В настоящее время нам извест-
на лишь одна аналогия таким «жаровням», происходящая из
Ливана (предположительно, из Библа — 30, Нд. 78А). Ливан-
ский экземпляр выполнен из бронзы. Судя по возможной на-
ходке его с алебастровым сосудом типа Майкопа — Телль Хуэй-
ры и гематитовыми печатями (30, П&. 78 Ь), «жаровня может,
датироваться временем появления майкопской традиции в Библе
(21, с 63—83), т. е. не ранее конца 24—23 вв. до н. э., по В. А.
Сафронову.
В помещении X найдено еще 4 таких «жаровни» (27, с. 64),
что позволяет синхронизировать комплексы из помещений X и
XIII.
Следует отметить, что в помещении XIII найден также боль-
шой обломок крупного сосуда с рельефным спиральным орна-
ментом (совстречаемость сосудов с рельефным и с резным ор-
наментом— II этап куро-аракской культуры, по К. X. Кушиаре-
вой, Т. Н. Чубинишвили и Б. А. Куфтину).
Таким образом, в тех помещениях, где найден комплекс ин-
вентаря, анализ каждого комплекса позволяет установить время
их бытования — начало второй половины III тыс. до н. э., а кон-
кретно— ок. 23 в. до н. э. (помещения I, X, XIII, XXI).
К числу находок предметов переднеазиатского происхожде-
ния следует причислить бронзовый изогнутый серп переднеазиат-
ского типа, найденный в культурном слое I горизонта (27, с. 68,
табл. XXV; 26, рис. 14, 5). На поселении Караз серп такого типа
найден в верхних горизонтах.
Отметим также находки сосудов, по технологии и формам
9

сходных с сосудами из средних слоев Караза (помещение XX)1.
В комплексе с орнаментом сосуда из помещения XXI, а также
ряда других сосудов I горизонта, эта керамика может представ-
лять каразские импорты (форма, технология), либо подражание
каразским (орнамент).
Следует обратить внимание на появление в I строительном
горизонте предметов переднеазиатского происхождения, не
встреченных в комплексах раннего (II) горизонта поселения.
Появление предметов ближневосточного происхождения в I го-
ризонте Амиранис-гора может соответствовать появлению их в
средних горизонтах Караза, также как «чисто» куро-аракские
атрибуты характеризуют нижние горизонты обоих поселений.
Представляют большой интерес некоторые наблюдения, сде-
ланные Т. Н. Чубинишвили на поселении.
1. Автор отмечает, что в жилых домах, не затронутых пожа-
рами, в редких случаях (помещения XXII, XXI) были найдены
комплексы предметов; этот факт дает основание Т. Н. Чубини-
швили предполагать, что в период, относящийся к I строитель-
ному горизонту, люди покидали дома еще до окончательного их
разрушения (27, с. 63). Подтверждает этот вывод, по мнению
автора, и заброшенность некоторых участков поселения, особен-
но на западной окраине центрального участка, где образовался
культурный слой вследствие постепенного разрушения домов
(27, с. 67).
Факт оставления старых жилищ для постройки новых не под-
тверждается ни археологически, ни этнографически на материа-
лах кавказских обществ, имеющих родовую структуру. Все же
можно предположить правильность выводов Т. Н. Чубинишви-
ли для отдельного конкретного жилища. Однако, согласно наб-
людениям самого автора раскопок, покидались не отдельные до-
ма, а целые компактные участки поселения; одновременно их
разрушение в связи с фактором времени и единовременный пе-
реход жителей на новые участки поселения трудно предполо-
жить.
2. Захоронения детей, встречающиеся вне родовых могильни-
ков, между стенами домов, хозяйственно-культовых сооружений
(каменные ящики № 40, 43, 44), а иногда в самих домах под
полом (каменные ящики № 18, 37—39) и на развалинах «длин- ]
иых домов» (каменный ящик № 52), Т. Н. Чубинишвили трак-
тует как «жертвенные приношения, имеющие особое культовое
содержание и связанные, возможно, с культом плодородия» (27,
с. 71).
Действительно, случаи захоронения детей вне родовых клад-
бищ зафиксированы этнографически, в частности, на Северном
Кавказе; здесь некоторые народности хоронили детей, не про-
Помещения I, X и XX являются смежными (27, с. 63—66).
10

шедших обряда «посвящения» (в Осетии — мальчиков до 3 лет),
в стороне от родовых кладбищ2.
Однако закономерность, подобная детским захоронениям,
наблюдается Т. Н. Чубинишвили и во «взрослых» погребениях:
так например, каменные ящики № 9, 14, 15, 17, а также склеп
№ 16 расположены внутри жилого помещения, под стенами; из
них ящики № 15 и 17 — детские захоронения, а ящики № 9, 14,
а также склеп № 16 — «взрослые» (27, с. 59). Остальные 12 мо-
гил расположены между стенами жилищ, рядом с указанными
выше погребениями, и ничем не отличаются от них в погребаль-
ном обряде и инвентаре3.
Помимо этого, погребения расположены на заброшенных
участках поселения. Однако в расположении этих погребений
Т. Н. Чубинишвили видит уже совсем другую традицию: «сов-
мещение поселения и погребений — явление, столь характерное
для раннеземледельческих культур Ближнего Востока» (27,
с. 69).
В расположении погребений под жилищами и между жилищ,
а также на заброшенных участках, мы усматриваем не тради-
цию совмещения домов с могильниками, а два самостоятельных
явления, заслуживающих более подробного рассмотрения.
1. Расположение погребений конкретно на центральном
участке поселения (между домами). Два родовых могильника
I горизонта на поселении Амиранис-гора зафиксированы Т. Н.
Чубинишвили достаточно четко: один — на восточной окраине
(принадлежит ко II горизонту и частично перекрыт помещения-
ми I горизонта); второй принадлежит к I горизонту и располо-
жен в стороне от жилых помещений (26, с. 36—42; 27, с. 59,
69—71).
Расположение могильников несколько в стороне от поселе-
ний зафиксировано практически во всех бытовых памятниках
Армении и Грузии (Элар, Гудабертка, Хизанаант-гора, Квацхе-
леби и т. д.), а также на холме Загли Барзонд, где обнаружено
два родовых могильника, расположенных в стороне от поселения.
Во время раскопок поселения Квацхелеби А. И. Джавахи-
швили и Л. И. Глонти также прослежены погребения, находя-
щиеся на самой территории поселения, а также под жилыми
постройками; стратиграфические наблюдения позволили авторам
раскопок прийти к выводу, что погребения на территории посе-
ления и под домами представляют собой части тех же родовых
могильников; однако в процессе разрастания поселения и соот-
ветственно расширения территории, им занимаемой, старые ро-
довые могильники оказались включенными в территорию гтосе-
2 При
ношу глубокую благодарность В. С. Уарзпати за консультации по
-опросам этнографического характера.
Эта группа погребений, возможно, представляет, по мнению Т. Н. Чу-
оинишвшш, II горизонт Амиранис-гора (27, с. 58—59).
и

ления, чем и может объясняться их присутствие здесь (5, с. 22—
25; 61-62).
Взамен старых появляются новые могильники (к примеру,
могильник Твлепиа-Цкаро, относящийся к горизонтам «С1»—«В»
Квацхелеби).
Явление включения кладбищ в территорию поселений фик-
сируется повсеместно как археологически, так и этнографиче-
ски. В данном случае разницей является лишь то, что на Квац-
хелеби погребения совершены в относительно глубоких грунто-
вых ямах, а на Амиранис-гора — в каменных ящиках, которые
обычно сооружались в неглубоких ямах и выходили на поверх-
ность.
Особое внимание следует, по нашему мнению, уделить погре-
бениям, расположенным на заброшенных участках поселения.
Эти догребения, о которых речь пойдет ниже, относятся к более
позднему, по сравнению с I горизонтом, периоду.
Обращает на себя внимание факт, что три из пяти помеще-
ний, комплексы из которых были рассмотрены нами, подверглись
пожару и разрушению (помещения I, X и XIII); в одном случае
(помещение XIII) в помещении обнаружены даже обгоревшие
кости ребенка (27, с. 62—63, 65). Следы пожарища зафиксиро-
ваны также наиболее ярко на западной окраине центрального
участка поселения (ошлакованные обломки керамики, обожжен-
ная обмазка глины и т. д.— 27, с. 67). Здесь же наиболее от-
четливо прослеживаются следы покинутости домов и их посте-
пенного разрушения4.
Судя по находкам предметов ближневосточного происхожде-
ния из сожженных и заброшенных помещений (булавка, очаг,
«жаровни»), а также по находке бронзового серпа из культурно-
го слоя I горизонта, образовавшегося вследствие постепенного
разрушения покинутых помещений, постройки I строительного
горизонта синхронны. Ближневосточные привязки определяют их
дату временем ок. 23 в. до н. э. Подобную датировку.могут под-
тверждать также факты совстречаемости в одном комплексе
(помещении) двух видов орнаментации на сосудах; такая со-
встречаемость отсутствует в керамике II строительного горизон-
та Амиранис-гора.
К Ш строительному горизонту, фиксирующему поздний этап
жизни на поселении, Т. Н. Чубинишвили относит грунтовый мо-
гильник, расположенный на заброшенном участке поселения (26,
с. 42; 6, с. 73—74).
Материалы могильника резко отличаются от всех остальных
материалов поселения Амиранис-гора.
1. Погребения совершены в грунтовых ямах, обложенных бу-
4 Следы заброшенности и постепенного разрушения жилых построек фик-
сируются Т. Н. Чубинишвили еще на ряде участков поселения, что было от-
мечено нами выше.
12

лыжником, в отличие от каменных ящиков, гробниц и склепов
предшествующего периода.
2. Появляются коллективные захоронения (в погр. № 19 и
№ 32/2), в которых зафиксировано от 4 до 7 погребенных. В ка-
менных гробницах предшествующего периода известны либо ин-
дивидуальные погребения, либо случаи одиночного подзахоро-
нения.
3. В погребении № 32/4, находившемся на каменной кладке
стены помещения, (26, с. 42; 6, с. 73), погребенный лежал на
спине с подогнутыми коленями вверх ногами. Ни в одном из
предшествующих захоронений в каменных конструкциях такого
обряда не зафиксировано.
4. В погребении № 32/4 найден сосуд с резным геометриче-
ским орнаментом, в пазах которого сохранились следы белого
талькового вещества. Такая технологическая особенность орна-
ментации не зафиксирована как во всех предыдущих материа-
лах Амиранис-гора, так и в керамике куро-аракской культуры
в целом, включая поздние ее комплексы.
Ориентировка погребенных продолжает традиции предшест-
вующего периода (головой в южном направлении).
Дату могильника могут определять булавки с петлевидной
головкой и проволочной обмоткой (погребение 34/5), т. н. бу-
лавки кипрского типа. В Центральном Закавказье они известны
из древнего, западного участка могильника Дзагина (погребение
№ 2), а также из погребений древнего горизонта Сачхерских мо-
гильников, где они встречены в комплексе с Т-образными бу-
лавками. В советской археологической литературе попытку раз-
работки датировок этих булавок предпринял В. А. Сафронов
(20, с. ПО). Однако определение В. А. Сафроновым даты була-
вок кипрского типа 1900—1750 гг. до н. э. методически неверно.
Ссылаясь на находки таких булавок в Среднем Угарите Иг, и
опровергая мнение К. Шеффера о более позднем возрасте уга-
ритских булавок по сравнению с сачхерскими (30, р. 517), В. А.
Сафронов не учитывает широкое их распространение в более ран-
них памятниках, хотя круг аналогий автору известен (20,
с. ПО).
Булавки т. н. «кипрского типа» были широко распространены
в северной полосе Передней Азии. В целом диапазон бытования
таких булавок довольно широк: булавки с петлевидной (или уз-
ловидной) головкой и проволочной обмоткой встречаются еще
в додинастическом Египте (24, с. 296), где они существенно от-
личаются от более поздних формой головки и линзовидным
стержнем (24, рис. 20); в унетицкой культуре (с узловидной го-
ловкой— 23, с. 169), на Кипре, в Сиалке IV, в Библе, в Тарсе
III, на позднем этапе Тепе Гавра, в Гиссаре III и т. д.; время
их существования охватывает, таким образом, первую половину
III тыс. до н. э.— 1900—1750 гг. до н. э. (Рас-Шамра — Средний
Угарит Н2).
13

Попробуем более детально проанализировать время бытова-
ния конкретно булавок с петлевидной головкой и проволочной
обмоткой.
Такие булавки найдены в Гиссаре III (30, Ь:&. 239, р. 448—
450, 519). Здесь они обнаружены в комплексе с желобчатыми
долотами и поздними экземплярами лавролмстных копий с наса-
дом (30, р. 449—450), а также кинжалами с изогнутым лезвием
(30, р. 448). Кинжалы с изогнутым лезвием известны в конце
Раннего'Угарита (Рас-Шамра), в Трое III, Тарсе III, Аладжа
Уйюке IV и в конце раннемимойского — начале среднеминойсхо-
го периода. Эти аналогии указывают на дату между 2300 и
2000 гг. до и. э. (30, р. 448). Копья с насадом, позднего типа, со-
поставимы с копьями из Раннего Угарита 3 (2300—2100 гг. до
н. э.) и начала Среднего Угарита (2100—1900 гг. до и. э.). На-
конечник копья в форме стилета из Гпссара II! аналогичен на-
конечникам в позднем Телль Асмаре и Тиль Барсибе, относя-
щимся к 2200—1900 гг. до н. э. (30, р. 450). Полукруглые желоб-
чатые долота имеют аналогии из Рас-Шамры, Библа, а также
из поздиемайкопских и новосвободненских памятников, т. е. не
ранее конца 23 в. до н. э. Весь комплекс находок из Гиссара III
К. Шеффер относит ко времени между 2200 и 2000 гг. до н. э.
Следовательно, 1ептпгшз роз! ^^^ет для булавок «кипрского
типа» из Гиссара III будет рубеж 23/22 — 22 вв. до н. э.
В Библе находки булавок с петлевидной головкой и прово-
лочной обмоткой известны из верхнего XII горизонта, в то вре-
мя как булавки 1о§&1е-рт5 бытуют от XIII до XXX горизонта
(30, р. 68, 27). Стратиграфическое соотношение булавок 1о§^1е-
р1пз и булавок кипрского типа, а также датировка нижней хро-
нологической границы первых концом 24 — началом 23 вв. до
н. э., позволяют определить (ептигшз роз1 ^иет для булавок
кипрского типа в Библе концом 23 — началом 22 вв. до к. э.
На Кипре эти булавки встречены в конце Раинеминойского—
начале Средпсминойского периода, что дает дату между 2200 и
2000 гг. до и. э., т. е. нижняя хронологическая граница этих бу-
лавок на Кипре — рубеж 23/22 — 22 вз. до н. э.
В Тепе Гавра такие булавки, имеющие, кстати, наиболее
близкое сходство с некоторыми сачхерскими экземплярами, най-
дены вместе с плоскими клиновидными теслами (2300—2000 гг,
до н. э.). Клиновидное тесло из Караза, как упоминалось еышс,
датируется временем не ранее рубежа 23/22 — 22 вв. до н. э.
Круг аналогий булавкам с петлевидной головкой и проволоч-
ной обмоткой можно было бы значительно расширить.
К. Шеффер датирует булавки «кипрского типа» временем
между 2200 и 2000 гг. до н. э. (30, р. 270—271), что совпадает с
нашими наблюдениями.
Указанные нами экземпляры булавок с петлевидной головкой
существенно отличаются от булавок Среднего Угарита 2 формой
навершия: последние имеют узловидную головку из нескольких
14

проволочек, образующих сферу или эллипс (30, р1. 46,1); в са-
мом поселении Рас-Шамра они найдены стратиграфически выше
булавок 1о&е1е-рт5 (30, рл. XIII); булавки {о&е1е-ртз из Рас-
Шамра также отличаются от экземпляров из других, указанных
нами выше памятников, представляя собой, вероятно, более
поздние формы (30, р1. XII, XIII). Таким образом, булавки с
узловидной головкой из Рас-Шамра, хотя и составляют одну
группу с булавками «кипрского типа», но датируются, очевид-
но, более поздним временем, о чем свидетельствует как их стра-
тиграфическое залегание, так и усложненность формы головки.
Датировка булавок с петлевидной головкой и проволочной
обмоткой в Закавказье рубежом 23/22 — 22 вв. до н. э. может
подтверждаться стратиграфией поселения Амиранис-гора, где
они встречены в горизонте, следующем за горизонтом I, содер-
жащим булавку варианта 1о^^1е-р1П5 и «жаровни»; в Сачхере
дата таких булавок может корректироваться находкой штыко-
видного копья (рубеж 23/22 — 22 вв. до н. э.).
На основании приведенных данных можно предположить,
что нижняя хронологическая .граница могильника III строитель-
ного горизонта Амиранис-гора может определяться рубежом
23/22 — 22 вв. до н. э.
К числу находок, относящихся к III строительному горизон-
ту, следует прибавить также сосуд на трех ножках (трипод) из
помещения XXIII; сосуд имеет резную геометрическую орнамен-
тацию, находящую прямые аналогии орнаментации керамики
нового могильника (26, рис. 8; 27, с. 67). Триподы не встречают-
ся, помимо этого единственного экземпляра, ни в одном куро-
аракском комплексе Закавказья.
Триподы появляются в Малой Азии еще в Трое I—II, что
свидетельствует о сравнительно раннем времени начала их бы-
тования (30, Пд. 162, 8; 163, 1, 10). Однако в Трое I распростра-
нение таких сосудов как будто невелико. Во всяком случае, в
монографии В. Дёрпфельда, публикующего в наиболее полном
объеме материалы раскопок Трои (34), а также К. Блегена
(35), К. Шеффера (30), Г. Чайлда (23, 24) и других исследова-
телей, приводится только один сосуд на трех ножках из Трои 1;
этот экземпляр значительно отличается морфологически от три-
подов II и III горизонтов Трои (30, Нд. 162,8). Следует отметить,
что в малоазийских и переднеазиатских памятниках, синхронных
Трое I—II, таких сосудов не найдено. Зато в Трое III, (30, Н&.
166,1—3), Эль-Хаммане (30, П%. 76, О—Н), Телль Асмаре, Тиль
Барсибе (30, П§. 81, 20, 61, 62) и других памятниках более позд-
него времени триподы получают большое распространение. Ха-
рактерно, что в Эль-Хаммане и в Трое III триподы найдены
вместе с булавками ^о^^1е-р1П5, что, в комплексе с данными из
Караза, указывает на время начала их широкого распростране-
ния — ок. 23 в. до н. э.
Интересно, что на некоторых триподах из Трои III, морфо-
15

логически приближающихся к триподу из Амиранис-гора, на
противоположной от ручки стороне тулова, у места перехода ту-
лова в горло, расположен сосцевидный налеп (30, П&. 166,3), что
тождественно композиционно сосцевидному налепу на триподе
из Амиранис-гора. Не исключено, что подобная композиция в
расположении орнамента может подтверждать датировку три-
пода из помещения XXIII временем не ранее 23 в. до н. э. Одна-
ко наличие орнамента на этом сосуде, тождественного по ряду
элементов орнаментации сосудов из нового могильника, позво-
ляет отнести комплекс из помещения XXIII к рубежу 23/22 —
22 вв. до н. э.
В целом изучение материалов поселения Ампраннс-гора поз-
воляет прийти к следующим выводам.
В развитии поселения прослеживаются этапы, сходные с эта-
пами развития поселения Караз.
На первом этапе (Н горизонт) зафиксировано бытование ран-
них элементов куро-аракской культуры (первая половина III
тыс. до н. э.).
На втором этапе (I горизонт) в середине — начале второй
половины III тыс. до н. э. наблюдается приток предметов ближ-
невосточного импорта (жаровни, очаг, булавка, серп); появля-
ются сосуды, по форме и орнаменту аналогичные каразским.
Приведенные данные могут свидетельствовать об установлении
сравнительно оживленных контактов со странами Ближнего
Востока и Восточной Анатолии; население Восточной Анатолии
(Караз) являлось, возможно, посредником при торговле5.
В конце периода функционирования I горизонта происходит
вторжение иноземных племен, о чем могут свидетельствовать
следы внезапного разрушения и пожарищ в помещениях I, X и
XIII, а также следы пожарищ на заброшенной западной окраи-
не центрального участка поселения и заброшенность ряда сосед-
них с ним участков.
С этой инвазией может быть связано начало миграции насе-
ления Амиранис-гора, а также, возможно, и части населения со-
седствующих с ним районов6.
Подтверждает вывод об инвазии и возникновение нового мо-
гильника на заброшенном участке поселения (рубеж 23/22 —
22 вв. до н. э.), резко отличающегося по обряду захоронения и
элементам материальной культуры от всех захоронений предше-
ствующего этапа, что свидетельствует о притоке нового, .чужерод-
5 Исходя из находок керамики, сходной с каразской, в помещениях XX
н XXI и помещении XIII, подвергшемся пожару (керамические типы, пикто-
графические знаки, орнаментальные мотивы), можно предположить как тор-
говые отношения с Каразом, так и приток части каразского (восточноанато-
лнйского) населения в Квемо Картлп в результате инвазии с юга.
6 Имеются данные, что поселение Ампраннс-гора окружали другие, ме-
нее значительные по размерам, поселки (3).
16

ного населения. По некоторым деталям обряда и материальной
культуры это население сближается с населением, сооружавшим
«древние курганы Триалети», а также ранний горизонт Сачхер-
ских курганных могильников и Дзагина. В этом плане весьма
показательным является возникновение кургана на участке по-
селения Амиранис-гора, использовавшемся ранее как централь-
ная площадь (27, с. 71).
Возникновение кургана на заброшенной центральной площа-
ди также символизирует новую традицию погребального обряда
на поселении; скорее всего, курган синхронен времени возникно-
вения нового могильника. Сооружение кургана в раннебронзо-
вом периоде подтверждается отсутствием на поселении всяких
следов материалов, свидетельствующих о функционировании па-
мятника в эпоху средней бронзы; здесь зафиксированы остатки
слоя эпохи поздней бронзы и раннего железа (26, с. 78), когда
курганы уже не сооружались.
«...Каменные ящики... более позднего времени... появились на
центральном участке поселения одновременно с курганным по-
гребением, возникшем здесь на месте большой площади, огоро-
женной стенами (каменные ящики № 58—60)» (27, с. 71).
Для более полной характеристики событий, связанных с ин-
вазией чужеродных племен и миграцией населения Амиранис-
гора, весьма показательны материалы могильника в западной
части центрального участка поселения (отдельно от поселения),
а также ряд захоронений, расположенных на сожженных и за-
брошенных участках в западной части поселения. Родовой мо-
гильник, расположенный в западной части (отдельно от посе-
ления) и относимый Т. Н. Чубинишвили к I горизонту, характе-
ризуется более развитыми чертами, нежели родовой могильник,
расположенный на восточном участке: «погребальный обряд зна-
чительно усложнился: увеличилось количество инвентаря, нача-
ли совершаться жертвоприношения» (12, с. 66). В особенности
обращают на себя внимание материалы склепа № 36, где на
одном из сосудов обнаружены пиктографические знаки, а на
другом — изображение журавля, сходное с изображением на со-
суде из помещения X (27, с. 70, табл. XXVII, 6). На сосуде из
каменного ящика № 45 также представлены изображения двух
журавлей (27, с. 70—71, табл. XXVII, 3).
К группе своеобразной керамики из погребений могильника
относятся несколько сосудов, по орнаментации сходных с караз-
скими (27, с. 70). Количество сосудов в погребениях доходило
до 4-х (каменный ящик № 47 — 27, с. 56). Во втором родовом
могильнике значительно меньше случаев повторного использова-
ния каменных ящиков (27, с. 59).
На фоне относительного богатства и разнообразия сопрово-
дительных предметов из родового могильника, погребения, рас-
положенные на заброшенных участках поселения, поражают иск-
лючительной бедностью инвентаря. Так, например, ящики № 58,
2 Заказ № 341
17

59 и 60, появившиеся на заброшенном участке поселения одно-
временно с курганной насыпью, вообще не имели инвентаря, а
остальные — по одному сосуду.
Появление бедных, а то и вовсе безинвентарных погребений
в каменных ящиках на заброшенных участках поселения необ-
ходимо связать, по нашему мнению, с прекращением функцио-
нирования второго родового могильника, относящегося к I го-
ризонту, а также с появлением нового, «сельского» населения из
окрестных 'поселков взамен ушедшегр «городского» населения
Амиранис-гора. Пришлое окрестное население не было уже свя-
зано с традициями захоронения покойников именно на старом
родовом могильнике; вследствие этого появляются захоронения
на заброшенных участках поселения, между домами.
Появление трипода с характерной для сосудов нового, приш-
лого населения, орнаментацией в помещении XXIII, относящем-
ся, по мнению Т. Н. Чубинишвили, к I горизонту, может свиде-
тельствовать о заселении части покинутых домов Амиранис-гора
пришельцами. К этому же периоду могут относиться, согласно
Т. Н. Чубинишвили, помещения IV, V, VII и XI (27, с. 69).
Таким образом, предположение о вторжении чужеродных
племен и миграции в связи с этим вторжением населения Ами-
ранис-гора подтверждается, на наш взгляд, рядом весьма пока-
зательных фактов7.
О миграции не всего населения из района Ахалцихе, а лишь
определенной его части, может свидетельствовать продолжение
некоторых традиций предшествующего периода на поселении
Амиранис-гора (погребения в каменных ящиках на заброшен-
ных участках поселения). Приток нового населения на Амира-
нис-гора, отличного от пришельцев, но родственного по мате-
риальной культуре предшествующему, мы связываем с оставши-
мися жителями окрестных поселков, не вовлеченными в мигра-
цию.
Поселения Хизанаант-гора, Квацхелеби, Гудабертка
(среднее течение Куры, Шида Картли — табл. IV, рис. V)
Поселения Хизанаант-гора и Квацхелеби находились на рас-
стоянии ок. 2 км друг от друга (5). Два поселения (Хизанаант-
гора и Квацхелеби) хорошо стратифицированы, причем горизон-
ты «С1» — «СЗ» и «В1» — «ВЗ» обоих поселений синхронны и
содержат идентичные материалы (3, с. 4; 12, с. 72—76; 27,
с. 90—93; 9, с. 3—4). Поселение Гудабертка, к сожалению, ис-
7 Еще одним подтверждением этому предположению могут являться ма-
териалы соседнего Ахалкалакского Амиранис-гора: контрольные раскопки,
проведенные здесь Т. Н. Чубинишвили, показали заброшенность и постепен-
ное разрушение домов поселения, в которых не содержалось имущества, за
исключением фрагментов керамики (26, с. 11—13).
13

следовано мало и не стратифицировано так же хорошо, как пер-
вые два поселения, однако найденные в нем материалы свиде-
тельствуют об одновременности его с Хизанаант-гора и Квац-
хелеби, а также о центральном его положении по отношению к
окружающим поселкам (16, с. 32).
Ранний этап бытования этой группы поселений определяется
наличием слоев «Е» и «Д» на Хизанаант-гора; слои содержат
ранние куро-аракские материалы, сходные с материалами ниж-
них горизонтов Караза и II — начала I горизонтов Амиранис-
гора. Время функционирования поселения этого периода может
определяться находкой в слое «Е» роговидной подставки, анало-
гичной роговидным очажным подставкам из нижних горизонтов
Караза, а также очага с роговидными выступами, находящего
полную аналогию в Бейджесултаие (37, р. 113),— середина III
тыс. Д0 1Д/Э, (25—24 вв. до н. э., 18, с. 122; 3, табл. V, 1, 2).
Уровень «Д» Хизанаант-гора носит следы пожара (3, с. 5).
Обращает на себя внимание появление в слоях «С» и, в част-
ности, горизонтах «С1» обоих поселений предметов ближневос-
точного происхождения, отсутствующих в ранних слоях Хиза-
наант-гора.
1. «Вазы» на ножке-подставке (5, табл. IV, 510, 511, 513;
табл. XXVI, 1; табл. XXVII, 2; табл. XXVIII, 4; табл. IV, 12).
Дата распространения таких «ваз» на Ближнем Востоке уста-
новлена нами выше, при рассмотрении материалов Караза (ко-
нец 24 — 23 вв. до н. э.). Отметим, что все экземпляры «ваз»
из Хизанаант-гора и Квацхелеби — на сравнительно невысоких»
по сравнению с экземплярами из более ранних памятников, нож-
ках-подставках (рис. Ша, 26—31).
2. Сосуды на одной ножке-подставке, входящие в одну груп-
пу с «вазами» (5, табл. IV, 509, 512); среди них один сосуд на
трех ножках, соединенных внизу подставкой (5, табл. IV, 509).
Этот тип сосудов найден только в Квацхелеби (рис. Ша, 32, 33).
Наиболее ранние экземпляры таких сосудов найдены в па-
мятниках Раннединастического III периода Ура (31, р1. 266);
однако в синхронных РД III Ура памятниках таких сосудов
нет.
Сосуды на ножке-подставке имеют прямые аналогии одному
из типов керамики в Гиссаре II 1а, т. е. ок. 2300 гг. до н. э. (30,
П^. 238, 2, 3, 5). В Гиссаре Шв и Шс сосуды такого типа уже
не встречены.
Отличает сосуды из Гиссара Ша только отсутствие ручек,
которые, возможно, появляются на сосудах этого типа из Квац-
хелеби в результате местной творческой переработки; на одной
из «ваз» Квацхелеби зафиксированы ряды круглых вдавлений,
аналогичные точно такой же орнаментации сосуда на ножке-
подставке из Гиссара Ша.
Сосуды на ножке-подставке с двумя ручками найдены в Та-
лише и Ленкоране (30, Пд. 235, 24, 36), где они встречаются
19

вместе с «вазами» и триподами (30, Пд. 235), а также кинжа-
лами с изогнутым лезвием (30, Пд. 235). Нижняя дата их быто-
вания в Талише и Ленкоране определяется по кинжалам с изог-
нутым лезвием и «вазам» (рубеж 24/23 вв. до н. э.).
В Телль Асмаре и Тиль Барсибе такие сосуды найдены вмес-
те с «вазами» и триподами (30, П&. 81> 4> 5, 29, 30, 75, 76 —
рис. Ша).
Таким образом, нижняя хронологическая граница бытования
указанных сосудов для Гиссара Ша —рубеж 23/22 вв. до н. э.;
для Талиша и Ленкорана — рубеж 24/23 вв. до н. э.; для Телль
Асмара и Тиль Барсиба — рубеж 24/23 вв. до н. э.
Исходя из находки таких сосудов в горизонте «С1» Квацхе-
леби, фиксирующем финальный этап функционирования слоя,
датой таких сосудов для Квацхелеби может являться время ок.
конца 23 в. до н. э.
3. Глиняная «жаровня» с двумя роговидными выступами из
горизонта «С1» Хизанаант-гора (3, табл. IV, 19). Аналогии —
в Ливане и в помещениях X и XIII горизонта Амиранис-гора,
подвергшихся пожару и разрушению (конец 23 в. до н. э.). По-
мимо указанных памятников, в куро-аракских комплексах За-
кавказья таких «жаровен» не найдено.
4. Серп переднеазиатского типа в слое «С» Хизанаант-гора
(5, табл. IV, 18). Как и в верхних горизонтах Караза и в I го-
ризонте Амиранис-гора, является единственным экземпляром.
Помимо указанных памятников, такие серпы найдены (также в
1 экз.) в Кюль-Тепе II и Гарни (12, с. 126—127, рис. 42, 28, 29).
Среди указанных экземпляров наибольшее сходство имеют сер-
пы из Караза и Амиранис-гора. Характерно, что при наличии
бронзового серпа в слое «С» Хизанаант-гора, в слоях «С» —
«В» обоих поселений в большом количестве встречаются набор-
ные жатвенные ножи из кремневых пластин (5, табл. IV, 291 —
307 и т. д.), что также может свидетельствовать об импортном
характере серпа и подтверждать, возможно, его датировку вре-
менем ок. 23 в. до н. э.
5. Костяной наконечник копья больших размеров, четырех-
гранный, с четырехгранным насадом — подражание бронзовым
штыковидным копьям переднеазиатского происхождения (5,
с. 28, табл. IV, 287); этот наконечник найден в горизонте «С1»
Квацхелеби. Металлический экземпляр такого штыка обнаружен
в погребении № 3 могильника Твлепиа-Цкаро (5, с. 24, табл.
XXXVIII). Бронзовый экземпляр четырехгранный, с четырех-
гранным насадом, загнутым на конце. По мнению авторов рас-
копок А. И. Джавахишвили и Л. И. Глонти, могильник Твлепиа-
Цкаро стратиграфически относится к горизонту «С1» или к вы-
шележащим горизонтам (5, с. 62). В последующей работе (3,
с. 5) бронзовый штык относится уже безоговорочно к слою «В».
Проблеме датировки штыковидного оружия посвящены спе-
циальные разделы практически всех работ, связанных с изуче-
но

нием куро-аракской культуры Закавказья, поскольку этот перед-
неазиатский тип оружия встречается в сравнительно коротком
хронологическом промежутке и может служить надежной дати-
рующей привязкой.
Всего на территории Закавказья найдено 4 экземпляра брон-
зовых штыков — в Кюль-Тепе II, Квацхелеби, Царцис-гора, а
также в Ахали Жиивали (Квемо Араниси — 24, с. 37). В целом
различают два вида штыковидных копий: с прямым насадом —
архаичные, типа копий из царских захоронений РД П1а Ура (31,
р1. 154; 237, 1а—в); второй тип копья (с загнутым насадом,
иногда с «кнопкой» на конце насада) распространяется на Ближ-
нем Востоке в саргонидскую эпоху.
Наиболее подробно рассматривается датировка штыковид-
ных копий в работах Б. А. Куфтина (10, с. 73—74), О. М. Джа-
паридзе (6, с. 157—159), К. Х.Кушнаревой и Т. Н. Чубинишвили
(12, с. 125), а также в работе Г. Каитарадзе (8, с. 109—111).
Н. А. Николаева справедливо отмечает, что определение дат
штыковидных копий, проведенное К. X. Кушнаревой и Т. Н. Чу-
бинишвили, методически неверно (17, с. 82). Неверным нам
представляется и определение дат для штыковидных копий, про-
веденное Г. Кавтарадзе, который в целом пытается удревнить
период куро-аракской культуры на 200—1000 лет.
Наиболее правильно, на наш взгляд, датировка штыковидных
копий проведена Б. А. Куфтиным, а затем К. Шеффером и О. М.
Джапаридзе, пользовавшихся, однако, устаревшей в настоящее
время хронологией. К. Шеффер, вслед за Б. А. Куфтиным, да-
тировал время распространения штыковидных копий 24—22 вв.
до н. э.
В целом, исходя из находок штыковидных копий в памятни-
ках РД Ша Ура, ранний этап их бытования следует определить
25—24 вв. до н. э. (ок. 2500—2315 гг. до н. э., по Э. Бикерману
(2, с. 180).
Однако известны находки штыковидных копий с прямым 4-
гранным насадом, полностью аналогичные урским экземплярам
и подписанные именами Манпштусу (2236—2200 гг. до и. э.),
отца Нарам-Суэна (2236—2200 гг. до н. э.), а также Пузур-Ин-
шушинака (30, П&. 244, р. 485, 490) — 22 в. до н. э.8, что свиде-
тельствует о переживании штыков с прямым насадом до 23—
22 вв. до н. э.
Штыковидные копья второго типа (с загнутым насадом, иног-
да с «кнопкой» на конце насада) широко распространяются на
Ближнем Востоке в 23—21 вв. до н. э., что может быть связано
с активной завоевательной политикой Саргонидов.
8 По другим данным, ПузурИншушинак является современником Нарам-
Суэна, заключившим с последним мирный договор (28; 14, с. 26). Не исклю-
чено, что имя Пузур-Иншушннака является дворцовым (официальным) име-
нем эламского правителя Хита, современника Нарам-Суэна.
21

Датировка распространения штыков с прямым насадом, на-
ряду со штыками с загнутым насадом и «кнопкой», 23—22 вв,
до н. э. подтверждается находками абсолютно идентичных «ар-
хаичным» копий в Тиль Барсибе, где вместе с этими копьями
была найдена полусферическая чаша с надписью имени Шарка-
лишарри, последнего царя Саргонидской династии, сына Нарам-
Суэна (2200—2176 гг. до н. э., по хронологии Э. Бикермана, 30,
р.'484). -
Характерны находки штыковидных копий в Гиссаре III, где
они найдены в одном слое с булавками кипрского типа (с пет-
левидной головкой — рубеж 23/22, 22 вв. до н. э.), а также с же-
лобчатым долотом типа долот из Раннего Угарита, Библа, а так-
же позднего Майкопа — Новосвободной (конец 23—22 вз. до
н. э.). Выше упоминалось, что дата Гиссара III по Шефферу —
2200—2000 гг. до н. э. Еще одну линию синхронизации можно
провести по совместным находкам штыковидных копий с поздни-
ми лавролистными копьями в ряде поселений Ближнего Востока;
датировка этих копий разработана К. Шеффером (2200—2000 гг.
до н. э.); следует упомянуть совместные находки лавролистных
и штыковидных копий в погребениях Кархемиша и Кара-Хасса-
на, где они встречаются в комплексе с «вазами» на ножках-под-
ставках («бокалами для шампанского») —23 в. до н. э.
Таким образом, нижняя хронологическая граница бытования
в Закавказье штыковидного оружия может определяться рубе-
жом 23/22 — началом 22 в. до н. э.
В итоге этим же временем может определяться находка кос-
тяного подражания штыку из горизонта «С1» Квацхелеби. Дата
штыка из погребения № 3 Твлепиа-Цкаро, уже независимо от
того, принадлежит ли погребение к финальному горизонту «С1»,
или к начальному периоду функционирования слоя «В», может
также определяться рубежом 23/22 — 22 вв. до и. э.9
Дата штыка из Царцис-гора, помимо приведенных выше ар-
гументов, может подтверждаться наличием в погребениях ран-
него горизонта Царцис-гора, как и в целом в раннем горизонте
Сачхере (основные погребения), булавок кипрского типа в комп-
лексе с Т-образными булавками с гладким стержнем. Дата бу-
лавок кипрского типа по ближневосточным аналогиям и данным
стратиграфии III горизонта Амиранис-гора устанавливается на-
ми 22 в. до н. э.; ранние Т-образные булавки с гладким стерж-
нем зафиксированы в слоях «В» Хизанаант-гора и Квацхелеби
(3, с. 5, табл. 1, 8), что, в комплексе с находкой штыка из Квац-
хелеби, позволяет синхронизировать ранний горизонт Сачхере
9 Авторы раскопок поселения Квацхелеби относят погребение № 3 к слою «В»
исходя из значительного количества сопроводительного инвентаря в нем, в том
числе и металлических предметов; однако не исключено, что богатство по-
гребения связано с возможными социальными моментами.
22

-со слоями «В» Хизанаант-гора и Квацхелеби, а также датиро-
вать их начальный период 22 в. до н. э.
В горизонтах «С1» Хизанаант-гора и Квацхелеби зафиксиро-
ваны следы пожаров и поспешного бегства жителей (5, с. 9; 3,
с. 4; 9, с. 3—5). Такие же пожары зафиксированы и на нестра-
тифицированном поселении Гудабертка (16, с. 32). Возможно,
что пожары на Гудабертка синхронны пожарам и бегству жите-
лей на Хизанаант-гора и Квацхелеби, о чем может свидетель-
ствовать центральное положение Гудабертка среди всей группы
поселений.
Появление новых элементов материальной культуры, не ха-
рактерных для предыдущих горизонтов, наиболее ярко просле-
живается в слое «В» Квацхелеби, менее потревоженном поздни-
ми перекопами.
В .горизонтах «В1» — «ВЗ» поселения, наряду с продолже-
нием бытования керамических традиций предшествующего пе-
риода, появляются новые керамические формы и орнаментация,
характерные для керамики Амиранис-гора, причем как для I,
так и для III его горизонтов10.
Признаки, характеризующие керамику I горизонта Амиранис-
гора, выражаются в появлении двучастности моделировки сосу-
дов, не характерных для предшествующих горизонтов. На неко-
торых сосудах место перехода тулова в горло выделяется теперь
небольшим уступом (5, табл. IV, 139, 141 —144), либо подчерки-
вается 1—3 горизонтальными линиями (5, табл. IV, 137, 138, 140,
146, 150, 152, 165, 173, 174); наблюдается также совмещение обо-
их признаков (5, табл. IV, 139). Орнаментальные мотивы также
резко отличаются от орнаментации предшествующего периода и
сближаются с мотивами орнамента I горизонта Амиранис-гора
(5, табл. IV, 143; табл. XXXI, 5). Вместе с тем продолжают су-
ществовать орнаментальные мотивы (расходящимися углами),
характерные для предшествующих горизонтов «С1», сочетаясь
иногда уже с двучастностыо сосудов (5, табл. XXXII, 2, 4, 5).
На поселении Гудабертка признаки орнамента I горизонта
Амиранис-гора выражены в появлении пиктографических знаков
на сосудах (ср.: 27, табл. XXVII, 6, 9, 18 — Амиранис-гора; 8,
10 Необходимо подчеркнуть, что на поселениях Хизанаант-гора и Квац-
хелеби не зафиксировано стерильной прослойки между горизонтами «С1», под-
вергшимися пожару, н последующими горизонтами «В», что свидетельствует
либо о кратковременности прекращения функционирования поселений, либо
о том, что жизнедеятельность поселений не прекращалась после пожаров вов-
се; первое предположение кажется нам наиболее вероятным.
В любом случае появление новых элементов в керамике горизонтов «В»,
расположенных непосредственно за сожженными горизонтами, не может свя-
зываться только с хронологическими моментами, о чем может свидетельство-
вать как массовость таких находок, так и стратиграфическая ситуация на
поселениях.
23

16 —Гудабертка), а также в изображении «журавля» на гли-
няной печати, причем изображение «журавля» на печати абсо-,
лютно аналогично «журавлю» на сосуде из склепа № 36, из ро-
родового могильника I горизонта Амиранис-гора (пиктографиче-
ский знак).
Признаки, характеризующие керамику III горизонта Амира-
нис-гора проявляются в орнаментальных мотивах керамики (5,
142, 156, 165 и т. д.), а также в находке сосуда, по форме и ор-
наментации абсолютно идентичного сосуда из погребения 32/4
Амиранис-гора (ср.: 12, рис. 21, 5 — Амиранис-гора, III горизонт;
5, табл. IV, 142). В орнаментальных мотивах появляются зигза-
ги из ломанных линий, заштрихованные треугольники, а также
«паркетный» орнамент (рис. VI, 2—20, 22). Характерно, что ука-
занные варианты орнаментации находят аналогии не только в
керамике III горизонта Амиранис-гора, но и на сосудах из «древ-
них курганов Триалети», Сачхерских курганов, а также на со-
судах из верхних горизонтов Караза (рис. VI, 24—40); выше на-
ми уже было указано на сходство сосудов из Амиранис-гора (III
горизонт) и Триалетских погребений раннего этапа; по'мимо это-
го, сходство прослеживается не только в орнаменте, но и в ар-
хитектонике сосудов (рис. VI).
На поселении Гудабертка признаки, характеризующие чер-
ты III горизонта Амиранис-гора, прослеживаются в появлении
на грунтовом могильнике поселения курганной насыпи, анало-
гичной курганной насыпи на центральной площади Амиранис-
гора (12, с. 76; 6, с. 93). На керамике Гудабертка этого периода
также зафиксирована орнаментация, характерная для керамики
III горизонта Амиранис-гора (9, с. 75)п.
Сравнительно одновременное появление указанных призна-
ков в морфологии и орнаментации керамики, подтверждаемое
данными стратиграфии поселений, может являться убедительным
подтверждением нашей гипотезы о миграции куро-аракского на-
селения из района Ахалцихе изначально в среднее течение Куры.
Процессы, происходящие в это время в Шиде Картли, пред-
ставляются нам следующими.
В целом закономерности развития куро-аракских племен в
Шида Картли обнаруживают большое сходство с развитием род-
ственных им племен в Квемо Картли (Амиранис-гора) и Восточ-
ной Анатолии (Караз). К середине III тыс. до н. э. здесь наблю-
дается процесс становления и развития куро-аракской культуры.
11 Еще одним подтверждением наблюдаемого процесса служат материа-
лы шидакартлийского поселения Ахали Жинвали. Поселение в настоящее вре-
мя не стратифицировано. Предварительные результаты раскопок изложены
в октябре 1984 г. на Душетской археологической конференции (4, с. 33—
39). Ближневосточные элементы представлены здесь находками штыковпдного
копья и «ваз» на подставках. В орнаменте керамики, помимо местных тра-
диций, представлены традиции I и III горизонтов Амиранис-гора.
24

1. В начале второй половины III тыс. до н. э. (24—23 вв. до
н, э.) в Шида Картли зафиксировано проникновение некоторых
переднеазиатских культурных элементов. Появление их здесь мы
связываем, как и в предыдущих случаях, с высокой политиче-
ской активностью Саргонидов, вызвавшей, в частности, усиление
торговых контактов с Закавказьем.
2. Миграция куро-аракских племен из Квемо-Картли, в част-
ности, из Ахалцихского района, произошла изначально в сред-
нее течение Куры, к родственным шидакартлийским племенам
(1). Однако под давлением чужеродных племен с юга, квемо-
картлийские племена вынуждены были мигрировать дальше на
север.
Кратковременность промежутка между появлением в сред-
нем течении Куры квемокартлийского населения и началом чу-
жеземной инвазии может фиксироваться отсутствием в средних
слоях поселений Хизанаант-гора и Квацхелеби, в частности, в
их финальных горизонтах «С1», элементов материальной куль-
туры квемокартлийского происхождения. Разрушение и сожже-
ние поселений этапа «С1» фиксирует начало инвазии чужерод-
ных племен в центральные области Шида Картли.
3. Появление в поздних горизонтах Хизанаант-тора и Квац-
хелеби, а также на Гудабертка и Ахали Жинвали, элементов ма-
териальной культуры, характерной для I и III горизонтов Ами-
ранис-гора, может свидетельствовать, по нашему мнению, о двух
фактах: об оседании части квемокартлийского населения в Шида
Картли и о появлении чужеродного населения, родственного по
материальной культуре населению, сооружавшему грунтовый мо-
гильник и курган на Амиранис-гора, а также ранний участок
могильника Дзагина, ранние погребения Сачхерских курганов,
«древние курганы Триалети» и населявшем верхний горизонт
Бешташени.
Археологически картина появления нового населения в Беш-
ташени фиксируется данными стратиграфии Бешташенской цик-
лопической крепости (11).
Согласно стратиграфическим наблюдениям Б. А. Куфтина,
культурный слой поселения делился угольной прослойкой, воз-
никшей в результате пожара, на верхний и нижний горизонты
(табл. III).
Нижний горизонт содержал материалы, аналогичные мате-
риалам II и I горизонтов Амиранис-гора: сосуды с полушарны-
ми ручками и рельефной спиральной орнаментацией, а также
фрагменты сосудов с резным геометрическим орнаментом; особо
следует отметить сосуд с пиктографическими знаками, имеющи-
ми аналогии на сосудах I горизонта Амиранис-гора и в Гуда-
бертка (11, рис. 116); найдены также медный завиток от булав-
ки (аналогии — Хизанаант-гора и Квацхелеби, горизонты «С»)
и глиняная скульптурка быка (11, с. 109—110). К нижнему го-
ризонту Б. А. Куфтин относит, кроме того, обнаруженные в Беш-
25

ташени каменные ящики с индивидуальными захоронениями (11„
с. 116—117), аналогичными захоронениями в каменных ящиках
и .гробницах I горизонта Амиранис-гора.
В верхнем горизонте поселения, согласно Б. А. Куфтину,
представлена керамика, сближающаяся с керамикой «древних
курганов Триалети» (11, с. 113). Эту керамику Б. А. Куфтин вы-
деляет в III хронологический горизонт для керамики Закав-
казья (11, с. 105—115).
Таким образом; наблюдения Б. А. Куфтина подтверждают
общую картину событий, прослеживаемых нами в Центральном
Закавказье.
Время чужеземной инвазии и появления инородного населе-
ния в Центральном Закавказье устанавливается нами рубежом
23/22 — 22 вв. до н. э.
4. В результате чужеземной инвазии часть населения Шида
Картли была вовлечена в миграцию квемокартлийских племен.
Свидетельство этому — появление в конечном пункте мигра-
ции — н^ Центральном Кавказе — куро-аракских памятников,
сочетающих в себе как кземокартлийские, так шидакартлий-
ские черты (19).
Археологические признаки инвазии, появления новых племен
и связанной с этим куро-аракской миграции, сведены нами в
таблицы I—IV.
Появление новых племен на территории Центрального За-
кавказья, вызвавшее миграцию части куро-аракского населения
на Центральный Кавказ, могло произойти во время правления
четвертого царя Саргонидской династии — Нарам Суэна (2236—
2200 гг. дон. э.).
Древнехеттская клинопись «Нарам-Син и его враги», датиро-
ванная началом II тыс. до н. э., сообщает о существовании двух
крупных племенных союзов на юге Армянского нагорья —Уллив
и Арман. Изучению этой клинописи посвящены работы Б. Гроз-
ного и Э. Форрера (38, р. 65—76; 37), в которых подробно ис-
следованы вопросы историко-географического характера, свя-
занные, в частности, с локализацией упомянутых племенных
союзов. Б. Грозный и Э. Форрер локализуют Уллив на Армян-
ском нагорье, на месте современного Гульни (район Диарбеки-
ра, севернее Майяфаркина, северо-восточном течении Тигра).
К мнению Э. Форрера и Б. Грозного о местонахождении Ул-
лив присоединяется Л. А. Барсегян (1, с. 87—90), находя в бо:
\лее поздних ассирийских и урартийских текстах IX в. до н. э.
сведения об Уллив, где он упоминается какУллибан, входит в
состав Наири-Урартского объединения и граничит непосредствен-
но с Ассирией (1, с. 88—89).
Клинопись «Нарам-Син и его враги» повествует о том, как
«Лапанаил, царь Улливи» предпринял поход на Нарам-Суэна
и потерпел от последнего поражение. Ответным походом Нарам-
Суэн подчинил Уллив своему влиянию (38, р. 68—71).
26

Нашествие Нарам-Суэна на Уллив может археологически
подтверждаться находкой царского рельефа на базальтовой ска-
ле в Пир-Хусейне, севернее Диарбекира, на котором «был запе-
чатлен поход Нарам-Суэна против хурритского царя» (13,
с. 153).
Еще один рельеф — в Дарбанд-и-Гавре, на северо-западе
Ирана, датируемый, по мнению С. Ллойда, временем III динас-
тии Ура, сообщает о победе над племенем луллубеев. Это племя
«населяло Луристан и представляло постоянную опасность для
месопотамских границ» (13, с. 153). В настоящее время трудно
выявить степень связи между племенем луллубеев и племенным
союзом Уллив (Уллибан), однако сходство в названиях не поз-
воляет исключать вероятности этой связи. Не исключено, что
именно поход Нарам-Суэна в области, граничащие с областями
Восточной Анатолии и Центрального Закавказья, вызвал сдвиг
на север определенной части обитающего в верхнем течении Тиг-
ра населения, входящего, возможно, в состав племенного объе-
динения Уллив.
Другой возможной причиной нашествия является развитие
земледельческо-скотоводческого хозяйства в раннеземледельче-
ских областях и, в частности, в Центральном Закавказье и Вос-
точной Анатолии.
К концу III тыс. до н. э. происходит также формирование
гигантских общностей, а внутри них — больших племенных
объединений, «в которых доминирующую роль играло скотовод-
ство..., требующее частых передвижений и постоянного освоения
новых пастбищ... При этом экономическая база оставалась здесь
достаточно узкой, а давление избытка населения на ограничен-
ные производственные силы было особенно резким» (15, с. 12).
В этих условиях «пополнение жизненных ресурсов путем за-
хвата прибавочного продукта в раннеземледельческих областях
становится одним из стимулов миграций. Теперь это ... быстрые
перемещения значительных масс населения, объединенных в
мощные союзы, созданные для ведения военных действий...
Целью войны становится как борьба за наиболее продуктивные
территории, так и прежде всего за насильственное отчуждение
прибавочного продукта». Одной из основных форм миграций в
этот период может являться военное вторжение (15, с. 12—13).
Возможно, что, потерпев неудачу и поражение в стремлениях
к захвату областей на юге (Месопотамия), часть племен объеди-
нения Уллив предприняла поход-миграцию в земледельческие
районы севера (Восточная Анатолия и Центральное Закавказье),
т. е. в области с куро-аракским населением.
Вторжением этого населения в области, занимаемые куро-арак-
скои культурой, объясняется, возможно, разрушение ряда куро-
аракских населенных пунктов Центрального Закавказья, а так-
же появление новых памятников (Сачхерские курганы, «древние
курганы Триалети» и др.). Наличие в этих новых памятниках
п

посткуро-аракского времени ряда черт, сближающих их с куль-
турой предшествующего периода, может объясняться смешением
местного и пришлого населения, как это зафиксировано на Ами-
ранис-гора, Хизанаант-гора, Квацхелеби и т. д.
В различных географических пунктах Центрального Закав-
казья процесс диффузии местного и пришлого населения мог
происходить с различной степенью интенсивности, чем объясня-
ется, возможно, некоторое локальное своеобразие таких памят-
ников, как Сачхере, Дзагина, «древние Триалетские курганы»
и других. В задачу настоящей работы 'не входит рассмотрение
процесса ассимиляции пришлых племен; эта проблема — дело
самостоятельных исследований.
В заключение считаем возможным предположить хурритскую
этническую принадлежность пришлых племен. Хурриты засви-
детельствованы впервые в Северной Месопотамии в Аккадский
(Саргонидский) период. «Но во время III династии Ура в конце
III тыс. до н. э. основной центр поселения хурритов находился
еще к востоку от Тигра. То же самое положение сохраняется и
во времена государства Мари» (22, с. 116).
Эти данные о местоположении и хронологии хурритских пле-
мен полностью совпадают с приведенными нами выше сведения-
ми о расположении племенного объединения Уллив — Уллибаи,
с данными рельефа Нарам-Суэна в Пир-Хусейне, отчасти — с
данными о «луллубеях» III раннединастического периода, а так-
же с более поздними сообщениями Страбона о «халибах», оби-
тавших, по мнению древнего географа, в указанных районах.
Дальнейшее изучение данной проблемы может, но нашему
мнению, пролить новый свет на суть этнических и социально-
-экономических процессов на Ближнем Востоке и в Закавказье
к концу III тыс. до н. э.

ы
с?
а
< ^
§1
а. *
^ О
и
О
О
и
х
а
<
^
г;
О
н
га
<
га
О
0
■>л
. га —
я г г
я га СГ
Е """ е.
га — гз
со -»
Е га
оЪ~Л
~ ^ = Е
^ I 2 5
|;1*1"
'у
_■
га
" ь :
а о —
^ = а
- 'о ^ *
— н - к
= =•> = ° к
». 1 ~ 2 / —
"4 | Г ° = ^
■ га
1 ГЗ т-
1 -о
га гт>
1 -Р"
1 а О
1 3
! га к
1 Г О
= *
1 О ^
— *
га ^
н
1 я а
1 -(хае
= О г-
ИИ
— — с ~
4- н а —
| о
г 5 -
Е о Е
г- — О
§ а з
2.-е-
^ со
— н
га и.
а. с
- га 2
н с -
га а
о. к -
1- а
и-э-
га
о
и
;?
н
о
о
о
О
3/.
С-
с
Е
с
о
3
о
о
о
>->
о
о
о
о
^
о
о
с
Е~
22
О
е-
сз
О
3
о
и
^
=
го
га
О.
га
*
С
Р
^
а
а
ь
о
о
о
-^
г-
О
с;
с
-
|
а
о"
:»
а
о
6
О
_
о.
о
а
О
Е.
о
и
а
=
?
'ч о
- 2
77="
О го
а о
^ о
2 О
= 4-
О —
Е: С
"" га
о ""С
га а
з- га
- :—
— 3
5 з
о Е
~" о
37Г
= ^
с **•
о гз
° 'Е
О
о о
- 2-
о *"
го к
— га
О. г
*л ?л
т-
Т1
1
-х «-О
Н 1^'
V1
:2 см
- а |
га '
Е ью
% ь =
- ^ .
Е 2 =
р||
^ га ^
Е_ н -
°11
X = О
^ § |
о ^ га
8§ =
2 •/•
га о о
— '-^ ц
г;
3
га
о"
= в
о
го
— —
=: и
>> с га
г-1 о н
о О '*-
4- С-.^
и:т
2 5-2
1Л | 'О
^5" О. О
0>
о
^
т=
о
га
И
3
^
э~ =
2
X =
3
6 ^
н .<.
с"
со
сч .
-*■ ^
О -
!з
—Й
сч —
°
г^
)_г
~ —
с со
о %
н о
х:
I := °
1 — ;~
1 — ^
VIII
1011
О Я
О =
о с_
= С
СО =
осу-
11ЮП
т на с
пале!
5 ""
га '—
С- Н
О га
ЬНЫЙ
сслоб
п г>
га
О. ..
Е ^
- га
га —
с л
га гз
П со
>-. га
12 =
■~ х
р,
1 =
га "-
о 'Е
С»
"1
§1
и е.
^ =
о о
О- ГО
о =
с.
-Г °
со и
га
га"-
ис =
^
сз
О
О
и
о
о
О
=3
(-
О
о
о
[1
О
Г"
О
о
о
н
о
'Л.
СЗ
Е
о
^
о
с
а
о
—
о
—
о
_
и
га
5"
о
=
"Г
Ь га
~г ^
? с
2 о
о "В*
*^ ,__
— 2
- га
^ со
О СЗ
Е. Е
о н
о —
Н О
о" >>
О
Е. к
— о
-1
^
и.
Сч га
а
сз
га
о
о -
н .=
и о
р"
*> О
= О
3" Си
= с
га :=
= О
~
СЭ гг;
о =
е- с
1 а
ю ^ _*т
1
^
"** ^
3 ю-
ь ^ со
-
<-.
га
о"
О
^
гг*
г^
о
га
с
•3
а
—
_
^
о
а"
>»
5
о
2
6
Си
с:
к
га
-
г^
О
Е
~
о
Г2
о
—
зг
X «
X П
о. **•
о га
а «-
т~
га
з 2
1^.
о см
6
X
зс
зс
г?:
>^
О
О
3?
о
н
с
Е
5
о
о
о
О
3
О
н
о
сг;
О
о
Си
г^
^
О
о
о
о
><
1
1
, о
о ~ —
з" га %.
~ С_ 1^
ы_ и» —
° - 1
2 51
"" О 12
е. г~7Г
га ^ о
V га гз
— 5. Е
^ с о
? "*>
о -3
3- н ^
II
га О
— Ь
С О
1 " —
о к
—
3 _
^§
а ~>
^ 3 о
Е. Е га
С о н
н- н т>
^ о
~ гт
1: о
— г^
О
|
т
п
СиО^о
О
а
го
2.
^ ^г
— см
См
О 1
«- 1
о _ 2
а>
2*
О
г^
—
СМ
см_
га
ГО
3
~
О
7л
1
1
О
н
а
ь
х
3
— ^
га 8
а —
о =
* 3
о- о
— '"'
29

^
р
ю
^
со
<м
-
!
Конец пер-
вой полови-
ны III тыс.
до н. э.
1
Погребения в каменных скле-
пах и ящиках; южная ориенти-
ровка погребенных; погр. на
боку; рельефный спиральный
орнамент на сосудах
Рельефный
спиральный
орнамент,
фигурки бы-
ков
1
Ампраиис-
гора, II го-
ризонт
Конец 23 —
начало 22 в.
до н. э.
Конец II эта-
па, по Б. А.
Куфтину,
К. X. Куш-
наревой и
Т. Н. Чуби-
нншвилн; на-
ша дата:
25—23 вв. до
и. ^э.
Очаг месопотам-
ского типа (поме-
щение XIII); брон-
зовый серп месопо-
тамского типа; ке-
рамика типа кера-
мики из средних
горизонтов Караза
(помещение XX);
ряд орнаменталь-
ных мотивов, сбли-
жающихся с орна-
ментацией керами-
ки средних гори-
зонтов Караза
Индивидуальные погребения в
каменных ящиках и гробницах;
наличие одиночных подзахоро-
нений; пиктографические зна-
ки; мотив птиц; «журавль» на
сосуде из помещения X; со-
встречаемость сосудов с рель-
ефным спиральным орнамен-
том, выполненным в ряде слу-
чаев в виде меандра (помеще-
ние X и т. д.), и с резным
геометрическим орнаментом
(помещения I, X); сосуд с 3
ручками (помещение XXI) дву-
частность сосудов; наличие по-
лушарных ручек; на части со-
судов — черное лощение и
красная подкладка, варианты
цвета сосудов: черный, серый,
коричневый, красный
Булавка с
полукруглой
головкой
(помещение
XXI), «жа-
ровни» (по-
мещения X.
XIII)
Разрушения и по-
жарьГ в по-
мещениях I, X и
XIII, а также на
западной окраине
центрального участ-
ка; заброшенность
и разрушение ряда
участков поселения
Амиранис-
гора, I го-
ризонт

2
то | со
3^5*
^ га га о
1§
"" ТО ^- X
и = с;
л е-т .. з
:Х О
о &ь а
2 ^
= о = У ^
'5 ^
О \о
л -^Г -^ -э -я
а >■».. х г -3
о '^ ь- 3 н х
= х = а х
^ а «с ^ то
- - ?. 2 °- а
а, - са 0 то о
о о 2
хх..- .. ^
=: ш ^ »х а
^М 2 га = га
*•* \~) х со х со
5 3 а
Б.Р
о. о
о. х о :
>» а с е
•^ Я х
X
то О х
а. н х —
Э
о
о
5 х<
3 о х
О х го
то ^
X » =
то а
га§*
© г г
о а г
- с ^
о
а
о
о,
о
х ^ ^
« а о
О- О _
<у о „
Р1
^ X г<
О х о
X X
о га
*1
о
" Р
то 5. •-
с? 7? га
^ — е
Ю -
го х и: 1: ох
о а - то ^ >; с
то о
^ X
о.
о
С
> ш то
- = >>и = и X
- х х о о то
'^С^ьисхи
: к га ^ ^ х х о.
; X Б О О О О >>
: х к х ^ еа-|^ х -^
х га о
^ о. со
31

ь-
• со
ю
**
СО
СЧ
-
Конец 23 в.
до н. э.—
начало 22 в.
до н. э.
? — конец
23 в. до
н. э.
1
Каменные ящики с индивиду-
альными захоронениями; нали-
чие пиктографических знаков
на сосуде, аналогичных знакам
на сосудах I горизонта Амира-
нис-гора (склеп № 36); резной
геометрический и рельефный
спиральный орнамент на сосу-
дах; медный завиток от дву-
волютной булавки; нолушар-
ные ручки сосудов; часть со-
судов— с черным лощением и
красной подкладкой; варианты
цвета сосудов: черный, крас-
ный, коричневый, серый
Керамика
I—II хроно-
логического
этапа, по
Б. А. Куф-
тину
Угольная прослои-
ла, свидетельст-
вующая о пожаре,
делит слой на
верхний и нижний
горизонты
Бешташени,
нижний
горизонт
1
Нижняя да-
та -— рубеж
23/22, нача-
ло 22 в. до
н. э.
Появление кера-
мики, по форме
и орнаментации
сближающейся с
керамикой Сачхер-
ских курганов и
«древних курганов
Трпалети»
Исчезновение спирального ор-
намента и полушарных ручек
на сосудах; преобладают чер-
ный и красный цвета сосудов
Керамика
III хроно-
логического
этапа, по
Б. А. Куф-
тнну
2 х
с!
X са
о * 9
§ -2 «
с - ^
Бешташепи,
верхний
горизонт

о
X
в*
сО
0
X
3
а.
>>
Л х
§СС 3 X © = =
§2§|о5х^сп
2 5
*• 2
2 о
И а X
2 о ^
2 о.*
« х 0
* = 1
х ^
о.о 2
и = и
а ^ >»
к * «
- о та
а <и
О 2
г=< со
>*х
о о.
8°
су
о «^
О УО
X _
Л сз О
со х ^
X С2
^ 2 5
2 о-ь
>>2 >»
е $х <•>
^ ^ о
си
о в *
в •* -*
X А 3
си со ^ а.
^ х * <и
§ 2 «
V я ;
о2..а
си
«3
хи
Си* « =г
X * Ш
- ~§"3
а к а >, 3
О со о о со
е< X § О <У
о со о Е
о со я 2
о ^ о н о.
со -О X
= « 2 О - 2
з = 8 о з &
О ^ о ь. х н
^ Я *С С? =* У
О эг о г- X 3
СХ о с о а с
А
О
о
со с; ^
2 ь> |
5 о ш
>^СО со О
О* см =г «=С
ч* О
сч «
*а
сз
о. а
хо 2
СО
н
о
р- с
3$3
со а»
Я си
к х
х х
О X
X со
>» Си
О с;
О Е(
* о
6 «
са
^з
«с 6
... си
со со
г* Си
X
Си • -
си х
х ^
ао
щего
була
?з
н х
си
о
н
ЭВ1
>>
Г)
е*
О
X
сз
г-
о
отсут
об.;
со х Э
2 ю ■
"" е* си
= ю°
Ш X
,о I 2
°-Ю. со
|:|
а?
Ш СО
= * а
2 СО О
- *3.
X >»
к и
о х о
х V си
*ч СО
я со н
К н О
О а =*
х о „
О е; 3
со и н
О) К X
со к »х
«=( х
сох
О X X
г< а в;
те л
ч =
^ си
с( со
О Си
X
9— со
ог «а
83 -
со а> си с1*
х о си
^ х си
си
си
о <я« • . (
° о ^ * 5 ад :
- со X = ^ « 5
2 = си а) о о $ :
V си х си со си ^ I
о :
О !
X <
к :
* о С
сиЮ
а л
о *> ^
з я 2 й
~ а р- со
Си Я X Н
СО <у ^ X
^ X '> О
5 О СО
° О СО X
С с са а
— <и
.о \о
е=С со
<и е(
0^
Н Я" е-
х со си
з а § *
Ь? О сиУ
X и 8 V
та * ■
^г • х си
н х со е;
о. н а си
" си х си си
С^ё-х х
3 Заказ Лг9 341
33

X
о
*в2
Iе3'
со =(
^ 2
х х г=
« о о
х х 2
50 = о
о о *«
ш Е
С?
* су х
СО Б; X
О СО X
О. К Ч
х о я
С5 с Ь
НН1'!
,- ^ - г о а
II
II
.51
и*
3
>> с
ё1
■III
° Н Я
у «=:
со «
о о
«=* X
о со
о а,
и к ,
со со
о|с!,
8г
-,81
х 2 о Ь;
X су ^ к
Э 3 § = к
из 3 х 8 5"
йО Н
0 х у
со
* = ?.
Л СО
х =(
1 С0>^
0 О
х а
х^ х а
х .ь о
^ § 3
X О
о!
= 2!?
1 е й
2 « о
3 н-9-
I 2 * «
82ёё
3 8^
в ^ « о м
о 5 х,' си °
а» ■■ ^ т а
О Л X ее со
~ 'Ю О. е;
■ О)
и *
& =
. > -°
х
си о 5
X 2 Р
5 су
М
** а.
со су
О
■3
34

Литература
1. Барсегян Л. А. Древнейший племенной союз в Армении.— Известия
Академии Наук Арм. ССР, 1962, № 1 (на арм. яз.).
2. Бнкерман Э. Хронология Древнего Мира. — М., 1975.
3. Г л о н т и Л., Д ж а в а х и ш в и л и А., Д ж а в а х и ш в и л и Г., К и к-
в п д з е Я-, Т у ш а б р а м и ш в и л и Д. Некоторые итоги полевых работ
1964 г. Урбнисской и Квирильской археологических экспедиций.— Вестник
Государственного музея Грузни, XXV — В. Тбилиси, Мецниереба, 1968.
4. Глонти М. Г. Памятники Арагвского ущелья раннебронзовой эпо-
хи (тезисы доклада): Душетская археологическая конференция, посвященная
проблемам взаимоотношений между горными и равнинными регионами (ан-
нотации). Тбилиси, изд-во Тбилисского университета, 1984.
5. Д ж а в а х и ш в и л и А. И., Глонти Л. И. Урбниси I.— Тбилиси:
изд-во АН Груз. ССР, 1962 (на груз. яз.).
6. Джапаридзе О. М. К истории грузинских племен на ранней ста-
дии медно-бронзовой культуры.— Тбилиси: Мецниереба, 1961.
7. Д ж а п а р и д з е О. М. К этнической истории грузинских племен.—
Тбилиси: Мецниереба, 1976 (на груз. яз.).
8. Кавтарадзе Г. К хронологии эпохи энеолита и бронзы Грузии.—
Тбилиси: Мецниереба, 1983.
9. К и к в и д з е Я. А. Раннебронзовое поселение Хизанаант-гора.— Тби-
лиси: Мецниереба, 1972 (на груз. яз.).
10. Куфтин Б. А. Археологическая маршрутная экспедиция 1945 года
в Юго-Осетию и Имеретию.— Тбилиси: изд-во АН Груз. ССР, 1949.
11. Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети.— Тбилиси:
изд-во АН Груз. ССР, 1941.
12. Куш на рев а К. X., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры
Южного Кавказа.— Л.: Наука, 1970.
13. Ллойд С. Археология Месопотамии.— М.: Наука, 1984.
14. М а г и д о в и ч И. П., М а г и д о в и ч В. И. Очерки по истории гео-
графических открытий.— М.: Просвещение, 1982.
15. Мерперт Н. Я. Миграции в эпоху неолита и энеолита.— Советская
археология, 1978, № 3.
16. Надимашвнли С. И. Археологические раскопки древнейшего по-
селения— городища Шида Картлн Гудабертка — Цихис-гора: Научная сессия
Горийского исторпко-этнографического музея. Гори, 1961 (на груз. яз.).
17. Николаева Н. А. Периодизация кубаио-терской культуры. Исто-
рические судьбы КТК в катакомбную эпоху.— В сб.: Катакомбные культуры
Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1981.
18. Рост у но в В. Л. К вопросу о датировке роговидных очажных под-
ставок куро-аракской культуры.— В сб.: Хронология памятников эпохи брон-
зы Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1982.
19. Рост у но в В. Л. Куро-аракская культура на Центральном Кавказе
(к вопросу об истоках и путях миграции).— В сб.: Античность и варварский
мнр. Орджоникидзе, 1985.
20. Сафронов В. А. Датировка Бородинского клада.— В сб.: Пробле-
мы археологии, вып. I. Л., изд-во ЛГУ, 1968.
35

21. Сафронов В. А. Хронология, происхождения и определение этап*
ческой принадлежности майкопской культуры по археологическим и письмец,
ным источникам.— В сб.: Хронология памятников бронзового века Северного
Кавказа. Орджоникидзе, 1982.
22. Титов В. С. К изучению миграций бронзового века.—В сб.: Архео-
логия Старого и Нового Света.— М.: Наука, 1982.
23. Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации.— М: нзд-во иност-
ранной литературы, 1952.
24. Чайлд Г. Восток в свете новых раскопок.—М., нзд-во иностранной;
литературы, 1956.
25. Чу б и ниш вил и Т. Н., Гамбашндзе О. С, Татишвплн Т.
Археологические раскопки в южных районах Грузии.— Советская археология,
1957, № 4. '
26. Чубииишлили Т. Н. Амиранис-гора.— Тбилиси: Сабчота Сакарт-
вело, 1963 (на груз. яз.).
27. Чубннпшвили Т. Н. К древней истории Южного Кавказа.— Тби-
лиси: Мецниереба, 1971.
28. Хннц В. Государство Элам.—М.: Наука, 1977.
29. К о 5 а у Н., Т и г Г а п К- Еггигит Кагаз каз151 гароги. «Тйгк 1а пЬ;
кигити». Ве11е(еп, XXIII, 1959, № 41.
30. 5 с Ь а е Н е г Ср. 51гаИдгарЫе сотрагёе е1 спгопо1о&1е с!е ГА5|е
оссМепЫе. Ьопйоп, 1948.
31. №оо11еу Ь. Щ ехсауаКопз. Тпе Коуа1 Сете1егу, Ке\у Уогк, 1934.
32. ШооПсу Ь. НКШе Випа1 Сиз1отз. Аппа1з о! Агспсо1оеу апс
Ап1горо1о&у. Ьгуегроо!, 1914.
33. Тпигеаи-Эап^п Р., Бипагк! М. ТП-Вагзй. Рапз, 1936.
34. О о г р Г е 1 с1 №. Тго]а ипо1 ППоп, V. II, ВегПп, 1910.
35. В1едеп С. №. Аппиа1 ВгШзп 5споо1 а! А1Непз, XXXVII, Ьопёоп,
1935—37.
36. В 1 едеп С. №. Тгоу ало1 Тго]апз. Ьопс1ог1, 1963.
37. Ы о у с1 5., М е 11 а а г 1 Л. ВеусезиЦап ехсауаНопз. РоигШ ргеНти
лагугерог*, 1957. «Апа1оПап 51и(Иез», VIII, 1958.
38. Нгогпу В. Ыагат-Зт е! зез еппеггнз сГаргез ип 1ех1е НШЙе;
«Агс1у опепЫпу», 1929, уо1. 1, № 1.
39. Роггег Е. р1е Во^Нагкбу-1ех1е т итзсппП. Ье1р21§, 1926, №3~

г^
пг&-$Ъ
ПЬ
"М-5
гг Я 9
* I- яг
IV 8-6
(Ь—
37

ее
ш
-а
[^ с
<^\*
I*3
5 »-
1ЙСС111
Л! 'Э№
К'ОПб
39

40

114
— поселения
— <ур?а нЬ*
/ Яараз
2. Я мира нас -гора /&*а*цихе)
6 Хи^амоа»"-? - г&/?а
5 Триау?гл7<;#1/р Кур 2а "6,
_ г/о уго да
ни Уугуг*у%
На л ро Зле "а&
о/* баз 1^су
^' ЗСу#>*г*с«их: (?)
ро/>г>мо* Зако&АгаЗЬе
^» /7у/77и /чигращ/*^
Курс» - <2/эа лг<г *гиж
Цемтро^ЬнЬ'1' /6а&А'4&
рису//
41

Список подрисуночных подписей
Рис. I. Поселение Караз: 1—4 —находки из верхних гори-]
зонтов; 5—10 —находки из средних горизонтов; 11 —17 —на-1
ходки из нижних горизонтов. ;
Рис. II. Датирующие металлические изделия: булавки из;
Амиранис-гора (1) и горизонта 3 Шагар Базара (2); 3—11—!
булавки из средних горизонтов Караза (3), Трои III (4), Эль-1
^Саммана (5, 6) и горизонтов XXX—ХШ Библа; 12—19 — бу-1
лавки кипрского типа: из III горизонта Амиранис-гора (12), XII!
горизонта Библа (13), Гиссара III (14), Корети (15), Сачхере;
(16, 17), и Тепе Гавра (18, 19); 20—32 — штыковидное оружие:;
из РД III Ура (20—23), Луристана (24), Телль Брака IV (25),!
Гиссара III (26, 27), Кархемиша (28), горизонта «В» Квацхеле-»
би (29), Царцис-гора (30), Кюль-Тепе II (31) и костяное подра-1
жание из горизонта «С1» Квацхелеби (32); 33—38 —плоские*
клиновидные тесла: из Трои II, клада «К» (33, 34), Телль Бра-,
ка IV (35), Тепе Гавра (36), верхних горизонтов Караза (37):
и Сачхере (38).
Рис. III. Датирующие керамические изделия: 1—4 — «жа-
ровни»: из Ливана (Библ? — 1), I горизонта Амиранис-гора (2,
3) и слоя «С» Хизанаант-гора (4).
Рис. 111а. Датирующие керамические изделия: «вазы» и
сосуды на ножках-подставках из периода РД III Ура (1—8),
Кархемиша и Кара-Хассана (9, 10), Телль Асма'ра и Тиль Бар-
•сиба (11 —18), Бейсана (19), Гиссара Шс (20, 21), Телль Бра-
ка III (22), Гиссара Ша (23—25), средних горизонтов Караза
(26), горизонта «С]» Хизанаант-гора (27) и горизонта «С1»
Квацхелеби (28—33).
Рис. IV. Находки из I горизонта Амиранис-гора: 1—3 — да-
тирующие изделия; 4—9 — признаки, свидетельствующие о внеш-
них влияниях; 10—23—местные элементы.
Р и с. V. Археологические свидетельства миграции куро-арак-
ских племен Квемо Картли в среднее течение Куры: 1 —15-^
горизонты «С1» Хизанаант-гора и Квацхелеби: 1—5 — датирую^
щие изделия; 6—15 — импортные изделия, местные предметы]
16—30 — находки из горизонтов «В» Хизанаант-гора, Квацхеле]
би и поселения Гудабертка; 16—17— датирующие изделия; 18-1
21—элементы, характерные для I горизонта Амиранис-гора<
22—24 — находки из Гудабертка; 25—30 — орнаментация пред
шествующего этапа на двучастных сосудах.
Рис. VI. Элементы материальной культуры пришлых пле-,
мен и датирующие предметы: 1—5 — Амиранис-гора, III гори]
зонт; 6—22 — Квацхелеби, горизонт «В»; 23—28 — «древнич
курганы Триалети»; 29—36 — Сачхерские курганы; 37—39^}
верхние горизонты Караза. |
Рис. VII. Карта-схема инвазии новых племен на террито]
рию Центрального Закавказья и пути миграции куро-аракски.1
племен.
42

В. Б. Виноградов, Я. Б. Березин
КАТЛКОМБНЫЕ ПОГРЕБЕНИЯ И ИХ НОСИТЕЛИ В
ЦЕНТРАЛЬНОМ ПРЕДКАВКАЗЬЕ В III В. ДО Н. Э. — IV В. Н. Э.
Вопрос о катакомбных погребениях Северного Кавказа1 сар-
матского времени, а если говорить точнее, вопрос о происхожде-
нии этого обряда захоронения, в настоящее время является од-
ним из самых спорных в северокавказской археологии раннеже-
лезного века.
Традиционная точка зрения об их сармато-аланской принад-
лежности применительно к периоду раннего средневековья, сфор-
мулированная и доказанная уже давно (Спицын А. А., 190Э,
с. 69—74; Готье Ю. В., 1927, с. 65 и др.), в настоящее время яв-
ляется общепринятой и никем серьезно не оспаривалась. Как
справедливо заметила М. Г. Мошкова (Мошкова М. Г., 1983,
с. 21), идея об аланской принадлежности катакомб сарматского
времени была в значительной степени создана ретроспективным
путем. Окончательно она была сформулирована в работах Л. Г.
Нечаевой и В. Б. Виноградова (Нечаева Л. Г., 1956; она же,
1961, с. 153; Виноградов В. Б., 1963, с. 94 ел.) и разделяется в
настоящее время многими кавказоведами (библиографию см.:
Березин Я. Б., Савенко С. Н., 1977, с. 37—42; Виноградов В. Б.,
Петренко В. А., 1983, с. 103; Мошкова М Г., 1983, с. 23) и сар-
матоведами (например, см.: Смирнов К. Ф., 1978, с. 56—64; Же-
лезчиков Б. Ф., Кригер В. А., 1977, с. 227).
Основные положения этой теории таковы.
1. Бесспорен факт принадлежности основной массы средне-
вековых катакомб как Северного Кавказа, так и Подонья, насе-
лению аланского круга (в большинстве своем ираноязычному в
основе) и наличия целого ряда могильников, ясно демонстри-
рующих преемственность катакомб раннего средневековья от
аналогичных форм погребений сарматского времени (например,
Виноградов В. Б., Рунич А. П., 1969; Абрамова М. П., 1972; Бе-
резин Я. Б., 1981 — 1983).
2. Существование, как долго представлялось, совпадения вре-
мени появления алан в Предкавказье и распространения здесь
же катакомб.
3. Инвентарь катакомб носит отчетливо выраженный сармат-
ский облик, отличный от одновременных ему горских могильни-
ков первых веков н. э.
Однако исследования последних лет показали, что катаком-
1 Кроме тех случаев, когда это будет специально отмечено, говоря о ка-
такомбах, мы будем иметь в виду катакомбы Центрального и Северо-Вос-
точного Кавказа.
43

бы существуют на Северном Кавказе улсе во II в. до н, э. (Абра-
мова М. П.. 1972; Керефов Б. М., Нагоев А. X., 1976, с. 123—124) г
а возможно и в III в. до н. э. (Кореняко В. А., 1980; см. также'
настоящую статью), когда,судя по письменным источникам, алан
здесь еще явно не было (Мачинский Д. А., 1974, с. 132; Виногра-
дов В. Б., 1975, с. 36—43).
Анализ отдельных категорий инвентаря, в том числе керами-
ки, из этих ранних катакомбных захоронений был проведен
М. П. Абрамовой, сконцентрировавшей свои усилия на обосно-
вании аборигенной (кобанской) версии их генезиса. Мы не мо-
жем согласиться с категоричным утверждением исследователя
о безусловно местном происхождении (отнюдь не отрицая мест-
ное производство) северокавказской керамики сарматского вре-
мени (Абрамова М. П., 1979, с. 48—49), но ее значительное от-
личие от собственно сарматской керамики степей Северного
Прикаспия и Приуралья вполне ощутимо. С другой стороны,
дополнительно обосновывается сарматское происхождение ряда
выразительных, хотя и весьма оригинальных категорий погре-
бального инвентаря ранних катакомб (Петренко В. А., 1973; он
же, 1975, с. 256—259; Виноградов В. Б., Петренко В. А., 1977,
с. 44—49), керамики (Петренко В. А., 1980, с. 275—283) и эле-
ментов ее декора (Березин Я. Б., 1979, с. 34—38).
Учитывая вышесказанное, считаем необходимым отметить,
что теория сарматского происхождения катакомб в том виде, в
каком она существовала до сего дня, не может объяснить нако-
пившиеся факты, и, очевидно, нуждается в коррективах.
Альтернативную точку зрения попыталась обосновать М. П.
Абрамова в серил статей, вышедших в семидесятые — начале
восьмидесятых годов. В специальной работе о катакомбных и
склеповых сооружениях юга Восточной Европы говорится: «В
свете всего вышесказанного нет оснований объяснять распрост-
ранение обряда катакомбных захоронений в Центральном Пред-
кавказье, как и в других областях Кавказа и Закавказья, при-
током сюда сарматских племен» (Абрамова М. П., 1982, с. 17).
Коллективность многих, хотя далеко и не всех, ранних ката-
комб Северного Кавказа, при подавляющей одиночности захо-
ронений в сарматских степях «метрополии» навела М. П. Абра-
мову на мысль об этническом значении этого признака как ин-
дикатора «местного» (горского) происхождения погребенных
(Абрамова М. П., 1972, с. 45). Отметив со своей стороны, что
коллективность есть признак скорее социальный, нежели этни-
ческий, приведем по этому поводу мнение В. Б. Ковалевской:
«Однако катакомба как форма погребального сооружения, кол-
лективность как черта погребального обряда и многоярусность
как способ захоронения и проявления характера использования
погребального сооружения несравнимы между собой, поскольку
характеризуют разные стороны такого сложного явления куль-
туры первобытного общества, как погребальный обычай; следо-
44

вательно, такой подход методически неверен» (Ковалевская
В. Б., 1984, с. 92).
Заканчивая беглый обзор литературы, отметим, что в резуль-
тате длившейся около двух десятков лет полемики доказана не-
состоятельность попыток приписать катакомбы одному из ирано-
язычных сарматских племен, а именно, собственно аланам. Итог
по этой части дискуссии подвела упоминавшаяся выше статья
М. Г. Мошковой, на наш взгляд, убедительно доказавшей, что
катакомбы не являются обязательным и определяющим призна*
ком ранних алан.
В то же время роль сарматов, ираноязычных степняков в це-
лом, в сложении, формировании северокавказских катакомб по-
следних веков до н. э.— первых веков н. э. достаточно заметна,
не может отрицаться и представляется даже определяющей в этом
вопросе.
Во всех работах, так или иначе касавшихся катакомб, упот-
ребляется их классификация по К. Ф. Смирнову или М. П. Аб-
рамовой. Обе эти классификации построены по формальному
признаку соотношения входной ямьги камеры. На наш взгляд,
в решении вопроса о происхождений и принадлежности ката-
комбных захоронений может помочь их оценка, учитывающая
хронологию, наличие либо отсутствие курганной насыпи и гео-
графическое расположение памятника. В соответствии с указан-
ными признаками все катакомбные Центрального Предкавказья
сарматского времени можно сгруппировать следующим образом:
1. Ранние (как правило до I в. до н. э.), спорадически встре-
чающиеся подкурганные катакомбы, расположенные в степной
и равнинной зоне региона. Обычно впущены в курганы пред-
шествующих эпох.
2. Катакомбы II в. до н. э.— IV в. н. э., образующие обшир-
ные могильники, как правило, продолжающие функционировать
в раннее средневековье. Расположены в предгорной зоне.
3. Поздние (II — IV вв. н. э.) подкурганные катакомбы, ча-
ще всего, основные в курганах. Сосредоточены в степной части
Предкавказья.
Внутри каждой из групп катакомбы делятся на типы
по упоминавшейся выше классификации, предложенной К. Ф.
Смирновым (Смирнов К. Ф., 1972, с. 78).
Происхождение всех трех указанных групп катакомб, оче-
видно, общее. К. Ф. Смирнов считал бесполезным поиски какого-
то единого центра происхождения катакомб (Смирнов К. Ф.,
1975, с. 15), да его, очевидно, и не было. Ираноязычным наро-
дам, населявшим степи Евразии от Дуная до Средней Азии,
этот обряд погребения был достаточно хорошо знаком, и от-
дельные катакомбные захоронения встречаются на всей этой
территории на протяжении I тыс. до н. э. Наверное, нельзя
сбрасывать со счета и мысли о связи катакомбных захоронений
раннежелезного века с катакомбами эпохи бронзы. Во всяком
45

случае, для скифских катакомб такая связь считается вполне ве-
роятной (Ольховский, 1978), а погребения «подбойно-катакомб-
ной конструкции» встречаются в предкавказскмх и прилегающей
части калмыцких степей в период перехода от эпохи бронзы к|
раннему железу, т. е. в первые века I тыс. до н. э. (Синицын
И. В., Эрдниев У. Э., 1979, с. 52—53; Кореняко В А, 1982, с. 65— |
66), занимая хронологически промежуточное положение между;
катакомбами эпохи средней бронзы.и сарматским временем. |
В задачу данной статьи не-входит рассмотрение вопроса о|
происхождении катакомбпого обряда как такового, его ндеоло-;
гической подоплеки и т. п. Но поскольку, как выясняется, сто-|
ройники северокавказской «аборигенной» теории происхождения!
катакомб затрудняются указать истоки этой традиции, попро-
буем выяснить, с кем в Предкавказье могла прийти эта иниоза-
ция.
Можно считать доказанным, что в степях Северного Кавка-
за и после походов в Переднюю Азию пребывали значительные
группы ираноязычных кочевников, в основном скифов (Виногра-1
дов В. Б., 1972, с. 25—31). Это подтверждается и находками на!
Ставрополье скифских курганов — святилищ у хут. Красное Зна-1
мя и на окраине г. Ставрополя (Петренко В. Г., 1980; она же,!
1983). По мнению автора раскопок ставропольского кургана|
Н. А. Охонько, которому мы весьма благодарны за предостав-!
ленную информацию и возможность познакомиться с найденным;
инвентарем, судя по обнаруженным конструкциям и предметам:
первых веков н. э., курган, будучи сооружен в конце VII — нач.!
VI вв. до н. э., служил местом поклонения вплоть до конца I ты-
сячелетия до н. э.— I в. н. э.
Распространенность катакомб в скифском мире общеизвест-
на. По подсчетам В. С. Ольховского, катакомбы различных ти-
пов составляют до 48% от общего числа погребений (Ольхов-
ский В. С, 1978, с. 6). Таким образом, одна из групп населения,
обитавшего в степном Предкавказье в середине I тыс. до н. э.г
имела значительные «катакомбные» традиции. «Скифский» им-
пульс в появлении катакомб на Северном Кавказе мог быть осо-
бенно сильным на Северо-Западном Кавказе, в Прикубанье, т. к.
в Приазовье и в Подонье хорошо известна значительная группа
катакомб IV—III вв. до н. э., скифская принадлежность которых
признана (Ольховский В. С, 1978, с. 15, 18).
С рубежа IV—III вв. до н. э. в степное Предкав'казье продви-
гаются новые ираноязычные группы сарматского населения —
носители (отчасти) прохоровской культуры (Виноградов В. Б.,
1963; Смирнов К. Ф., 1984, с. 117—118). На территории рас-
пространения этой культуры, в Нижнем Поволжье и в При-
уралье, катакомбы были известны и в IV в. до и. э. и ранее
(Мошкова М.Г., 1983, с. 24; Железчиков Б. Ф., Кригер В. А.,
1978, с. 223, табл.), не образуя, однако, каких-либо территориаль-
но-компактных групп. Но в данном случае это и не важно. «Рас-
46

сыпанные» по сарматским степям на протяжении пространства
и времени катакомбы, не принадлежа какой-то определенной
группе кочевников, являются признаком всех сарматов вообще,
и, там где сарматы вступали в контакт с народами, не имевши-
ми своих традиций сооружения катакомб, последние могут ис-
пользоваться как этнический фактор. К аналогичным выводам
относительно диагональных погребений пришел К. Ф. Смирнов
(Смирнов К. Ф., 1984, с. 122). Важно, что новые пришельцы так-
же были знакомы с традицией сооружения камерных земляных
конструкций и катакомб в частности.
Хорошо известен тот факт, что одной из ведущих форм по-
гребального сооружения у сарматов являлся подбой. Повсемест-
ное распространение подбойных ям показывает, что идея камер-
ной могилы широко бытовала у сарматов. По нашему мнению,
^подбойные захоронения создавали и питали известную основу
для слорадического появления в степях катакомб. Более того,
катакомбные захоронения IV — III вв. до н. э. как в Поволжье—
Приуралье, так и на Северном Кавказе, делавшиеся для одно-
кратных захоронений, по сути своей представляют усложненную
^форму подбоя, что могло диктоваться, к примеру, необходимос-
тью воздания особых почестей покойному. На наш взгляд, малое
количество катакомб у сарматов объясняется тем, что имевшие-
ся у них типы погребальных сооружений (подбои, разного рода
грунтовые ямы, могилы с деревянными конструкциями и т. п.)
полностью -обслуживали запросы погребального культа, а ката-
комбы были лишь разновидностью подбоя, применявшейся в ред-
ких случаях. На родство подбоев и катакомб указывают и не-
однократные находки погребений, занимающих по своей конст-
рукции среднее положение между указанными типами захороне-
ний (Смирнов К. Ф., 1975, с. 15), причем таковые найдены и на
Северном Кавказе (Абрамова М. П., 1983, рис. 1, 2, 4, 6). Отме-
тим, что высказанные положения не противоречат, а скорее до-
полняют точку зрения К. Ф. Смирнова, считавшего возможным
прототипом сарматских катакомб большие грунтовые могилы с
деревянным перекрытием и специально устроенным входом
(Смирнов К. Ф., 1964, с. 83—84).
Итак, мы показали, что обитавшее в степном Предкавказье
ираноязычное население (потомки кочевников скифо-савромат-
ского круга и вновь продвинувшиеся сарматские племена) име-
ло давние и стойкие традиции сооружения камерных могил, в
том числе и катакомб.
Прежде чем перейти к более подробному анализу северокав-
казских катакомб, необходимо затронуть их историю в других
областях, где сарматы сталкивались в ходе своей экспансии с
иными народами. Подробно этот вопрос недавно рассмотрела
М. П. Абрамова, что во многом избавляет нас от необходимости
повторять фактический материал, хотя не со всеми выводами
исследователя мы согласны (Абрамова М. П., 1982).
47

Прежде всего, М. П. Абрамова, совершенно справедливо воз-
ражая против путаницы в понятиях «склеп», «земляной склеп»,
«катакомба», сама смешивает в конечном итоге каменные скле-
пы и земляные склепы (-катакомбы) как Боспора, так и Север-
ного Кавказа (Абрамова М. П., 1982, с. 17). Это, на наш взгляд,
неверно. Как земляные, так и каменные склепы предназначались
для многократных захоронений, о их функциональной близости
говорит и тот факт, что в некрополях Пантикапея и некоторых
других городов Боспора земляные склепы нередко штукатури-
лись и расписывались так же, как и каменные (Археология
СССР, 1984, с. 62). Однако конструктивно эти два типа захоро-
нения в корне отличны друг от друга. Если каменный склеп
строился, для чего сверху вырывался котлован, то катакомба-
земляной склеп выбиралась снизу, из входной ямы, через вход-
ное отверстие. Абстрагируясь от деталей, можно сказать, что в
основе каменного склепа лежит приспособленное для многоразо-
вого захоронения сооружение типа каменного ящика, а в основе
катакомбы—так же перестроенный подбой. Это дает право го-
ворить о различных культурных традициях, породивших эти кон-
струкции.
Земляные склепы и подбои появляются в некрополях городов
Северного Причерноморья как правило одновременно, в III в.
до н. э. (Археология СССР, 1984, с. 62—87; Цветаева Г. А.? 1951,
с. 73). Исключение составляет Херсонес, где они фиксируются
лишь с рубежа н. э., и Ольвия, где первые подбои возникают в
V в. до н. э., а катакомбы с начала IV в. до н. э. (Археология
СССР, 1984, с. 40, 52). В случае с Херсонесом данный факт
объясняется тем, что варваризация этого эллинского города на-
чалась поздно, лишь в римское время (Археология СССР, 1984,
с. 52). С Ольвией вопрос сложнее. Так, Ю. И. Козуб считает
появление подбоев в некрополе Ольвии связанным с ионийской
традицией (Козуб 3. И., 1974), другие исследователи придержи-
ваются местной, в основном, скифской версии их поязления
(Парович-Пешикан М., 1974).
Проникновение подбоев и катакомб в неркополп городов
Боспора, скорее всего связано с появлением, начиная с IV—
III вв. до н. э. в составе населения этих 'городов значительных
ираноязычных групп, в том числе, и во все возрастающей про-
порции сарматов (Арсеньева Т. М., 1977, с. 149; Масленников
А. А., 1981, с. 93).
Общепризнано, что для склепов, как земляных, так и "камен-
ных, характерны более богатые захоронения, чем в грунтовых
ямах, подбоях и т. п. (Археология СССР, 1984, с. 71—81). Види-
мо, богатые семьи степного (скифо-сарматского) происхожде-
ния, столкнувшись с необходимостью иметь семейный склеп (бы-
ло ли это обусловлено престижными, культовыми или иными
соображениями), использовали в этом качестве известную на их
прародине катакомбу. В целом необходимо отметить, что вопрос
48

происхождения катакомб в некрополях боспорских городов до-
вольно слабо изучен. Не совсем ясны их взаимосвязи и взаимо-
влияния с каменными склепами, затрудняет выяснение картины
и сильнейшее нивелирующее влияние греческой культуры. Одна-
ко полностью отрицать связь распространения катакомб и на-
чала сарматизации Боспора и Прикубанья нет оснований. Иное
дело территория Крыма, где массовое распространение катакомб
продолжило исконную скифскую традицию и было усилено, оче-
видно, процессом оседания кочевников — скифов на землю (Ха-
занов А. М., 1975, с. 67).
Опрометчиво категорическое утверждение М. Пг Абрамовой
о том, что «ни в одном из перечисленных районов распростране-
ние или появление земляных склепов не связывается исследова-
телями с приходом сюда сарматских племен» (Абрамова М. П.,
1982, с. 17). Ведь в отношении территории Прикубанья такое
мнение высказывалось неоднократно (Ждановский А. М., 1979,
с. 38—44; он же, 1983, с. 81—83), а в более осторожной форме
и для Боспора (Масленников А. А., 1981, с. 78).
Наиболее ранние катакомбы Северного Кавказа, первая
группа в системе нашей оценки, пока еще весьма немногочислен-
ны. Одна найдена у села Иовоселицкое Ставропольскою края
(Кореняко В. А., 1980, с. 96—101), пять в Моздокском районе
СОАССР, у с. Комарово2. В 1984 году отрядом археологической
экспедиции Северо-Осетинского госуниверситета под руководст-
вом В. Л. Ростунова, которого мы искренне благодарим за воз-
можность опубликовать материалы его раскопок, в том же Моз-
докском районе, в кургане № 2 у станицы Павлодольской были
открыты еще две катакомбы. В раскопках принимал участие
один из авторов.
Погребение 1, курган 2 (раскопки 1984 года)
Входная яма длиной 3,20 м и шириной 1,40—1,68 м ориенти-
рована по линии восток—запад с отклонением в 16° (рис. 1; 1).
Ее дно полого спускалось к востоку, примерно посередине была
устроена ступенька высотой 0,4 м, у южной стенки эта ступенька
была разделена на две малых, очевидно, для удобства пользо-
вания. Входная яма без всякого сужения (в плане) переходила
в дромос длиной 0,92 м, ведущий в камеру, его форму из-за об-
вала свода полностью восстановить не удалось (рис. 1; 2). Про-
ход отделялся от погребальной камеры ступенькой высотой
0,22 м, на краю которой, у северной стенки, была сделана не-
большая площадка. На ней лежали кости животного (барана?)
и, видимо, стоял крупный чернолощеный кувшин, который впо-
следствии упал со ступеньки и лежал внизу под ней.
2 Признательны автору раскопок А. О. Наглеру за предоставленную ин-
формацию.
4 Заказ Ле 341
49

Камера подпрямоугольной формы, со скруглёнными углами,
размерами 2,51X1,53 м была ориентирована так же, как и вход-
ная яма, ее дно немного понижалось к востоку. В сечении каме-
ра представляла собой равнобедренный треугольник с округлен-
ными углами (рис. 1; 3). В катакомбе было вскрыто одно по-
гребение, женщины 60—65 лет3. Она лежала на спине, с вытяну-
тыми ногами, руки слегка согнуты в локтях (рис. 1; 1). Ориента-
ция, по линии позвоночного столба, головой на запад с отклоне-
нием-к югу в 15°—16°. Под погребенной зафиксирована берестя-
ная подстилка, на правой руке найден золотой браслет в три
оборота, у висков — золотые серьги, вокруг черепа, на нем и в
районе шеи — мелкие бляшки и трубочки из золотой фольги
(рис. 3; 1—3). На груди — большое бронзовое зеркало в ма-
терчатом футляре, удалось также зафиксировать тлен деревян-
ной ручки прямоугольной формы (рис. 3; 6).
Во время зачистки погребения бросилась в глаза явная не-
брежность при ее постройке. Стенки входной ямы, ее дно было
неровное, с буграми и ямами. Довольно странно выглядит от-
сутствие бус, мелких бытовых предметов при явном богатстве
погребения. В целом, создается впечатление спешки при совер-
шении захоронения. На это же указывает и след лезвия меча
шириной около 0,05 м, найденный на дне камеры. Очевидно, мо-
гила строилась не специальными инструментами, а оружием.
Погребение 10, курган 2 (раскопки 1984 года)
Находилось рядом с первым, в западном поле кургана, схо-
жи и их конструкции. Дно входной ямы размерами 2,62Х 1,00 м
равномерно понижалось на восток, без ступеней и перепадов,
ориентирована она почти точно восток — запад (рис. 2; 1). В
этом погребении удалось проследить конструкцию дромоса, ве-
дущего из входной ямы в камеру. Он представлял собой земля-
ную трубу почти овального сечения длиной 0,69 м, шириной
0,95—1,00 м и высотой 0,35—0,38 м (рис. 2; 4). Вход в погре-
бальную камеру был закрыт циновкой или камышевой плетен-
кой, следы от которой хорошо прослеживались у входа в виде
растительного тлена (рис. 2; 2).
Камера подпрямоугольной формы, со скругленными углами,
размерами 2,02X1,02 — 0,84 м, с двускатным потолком (рис. 2\
3) имела покатое к востоку дно с уклоном в 20°. Погребенный,
возможно подросток (из-за плохой сохранности костей опреде-
ление провести не удалось), лежал на спине, головой, как и в
погребении 1, ко входу, с вытянутыми ногами. Руки, как и в по-
гребении 1, согнуты в локтях и образуют ромбовидную фигуру,
кисть левой руки лежит на левой бедренной кости (рис. 2; 2).
Ориентировка костяка (по линии позвоночника столба) головой
3 Определение антрополога А. В. Шевченко (ЛОИЭ).
50

практически точно на запад, отклонение на север в пределах
3°—4°. Под погребенным зафиксирвана берестяная подстилка.
Севернее локтя левой руки обнаружены кости животного, а меж-
ду черепом и северной стенкой — керамический сосуд (рис. 3;4).
Расположение этих погребений практически рядом друг с
другом, явные параллели в конструкции и деталях погребально-
го обряда позволяют предположить, что они имеют какую-то
связь друг с другом и совершены если не одновременно, то в те-
чение небольшого промежутка времени.
Инвентарь захоронений сравнительно немногочисленен, од-
нако дает основания для датировки. Большое (диаметр 19 см)
зеркало с валиком по краю и штырем для насаживания рукояти
(рис. 3; 6) имеет многочисленные аналогии в раннесарматских
древностях (Мошкова М. Г., 1963, с. 42—43; Шилов В. П., 1975,
с. 121). Датируются они в основном концом IV—II вв. до н. э.
Интересно, что наше зеркало найдено треснутым и при зачист-
ке распалось на части. Вероятно, это можно связать с широко
распространенным у сарматов обычаем помещать в могилу раз-
битые зеркала (Смирнов К. Ф., 1975, с. 167). Удалось также про-
следить следы деревянной ручки, которая насаживалась на брон-
зовый штырь. Ее размеры примерно 2X7 см. И еще одна инте-
ресная деталь. Зеркало не было в употреблении, его «рабочая»
поверхность не шлифовалась и смотреться в него было невоз-
можно. Не исключено, что его положили в могилу вскоре после
изготовления, но, с другой стороны, можно предположить изго-
товление у сарматов зеркал специально для использования в
погребении.
Лепной плоскодонный горшок (рис. 3; 4) из погребения 10/2
с шестью группами вертикальных полосок — «полотенец» при-
надлежит к типу кухонной посуды, хорошо известной в ранне-
сарматских памятниках Нижнего Поволжья (Мошкова М. Г.,
1963, табл. 6; 14, 18). Ближайшей аналогией чернолощеному
кувшину из погребения 1/2 является сосуд из погребения № 100
Нижне-Джулатского могильника, которое М. П. Абрамова не
так давно передатировала II в. до н. э., если не концом III в.
до н. э. (Абрамова М. П., 1978а, с. 67).
Незаурядной находкой является золотой браслет из погребе-
ния 1/2. Сделай он из прута толщиной 0,4—0,5 см в три оборо-
та, диаметр не совсем правильных витков 5,5—5,8 см (рис. 3; 1).
Один конец браслета оформлен зооморфной фигуркой длиной
4,5 см. По обеим сторонам морды выделяются рога в виде за-
витков в два оборота, что позволяет предполагать в фигурке
изображение барана. На другом конце браслета, судя по сохра-
нившимся следам, также была фигурка, но она еще в древности
была сорвана. Обычай зооморфно украшать концы гривы, брас-
летов характерен для ираноязычных кочевников (Артамонов
М. И., 1973). Браслеты, оформление которых сходно с нашим,
как в семантике образа, так и в технике исполнения, известны
51

в раннесарматское время (Смирнов К. Ф., 1976, с. 82—83, рис.
6; 5—7). Аналогии серьгам из погребения 1/2 также известны
в сарматских памятниках, хотя и более позднего времени (Мед-
ведев А. П., 1981, рис. 3; 20, 21).
Катакомбы, конструкция которых аналогична описанным
(тип II, по К. Ф. Смирнову) достаточно известны на территории
поволжско-уральских степей (Шилов В. П., 1975, с. 113—114;
Смирнов К. Ф., 1975, с. 158—159). Согласно подсчетам М. Г.
Мошковой, они и производные от- них катакомбы III типа со-
ставляют 26 из 30 известных катакомб IV—II вв. до н. э. (Мош-
кова М. Г., 1983, с. 24). В свое время В. А. Кореняко определил
катакомбу, раскопанную им у села Новоселицкое Ставрополь-
ского края, как сарматскую (Кореняко В. А., 1980, с. 100). Ново-
селицкое погребение по конструкции во многом совпадает с на-
шими катакомбами, только жертвенная пища и сосуд находи-
лись не у входа, а на специально вырытой боковой площадке,
в стенке. Думаем, что наиболее правильным будет признание
сарматской принадлежности и павлодольских катакомб, кото-
рые совместно с пятью комаровскими и новоселицкой составля-
ют первую категорию катакомб по нашей группировке.
Считаем, что эту группу нужно рассматривать как южную,
предкавказскую периферию катакомб сарматских степей. Им
свойственны одни и те же общие черты: малочисленность, раз-
бросанность среди других типов сарматских захоронений, общие
элементы конструкции. Думается, что первую группу катакомб
Центрального Предкавказья можно попытаться связать с сарма-
тами сиракского племенного союза. Основания для этого дают
некоторые детали погребального обряда (западная ориентиров-
ка всех погребенных, положение кистей рук на таз). Кроме того,
одновременные памятники, связываемые с сираками, известны
в этом районе (Березин Я. Б., 1983). Факторы, вынудившие ка-
кую-то часть сираков использовать катакомбу вместо обычной
для них прямоугольной впускной ямы, вероятно, должны быть
одинаковы с факторами, действовавшими в основных сармат-
ских степях. Они лежат, скорее всего, в области социальных от-
ношений и идеологических представлений сарматов. Во всяком
случае, погребенные в катакомбах часто выделяются либо сво-
им богатством (Павлодольская, к. 2, п. 1), либо чертами, гово-
рящими о возможном несении умершими каких-то жреческих
функций (Новоселицкое, к. 1, п. 6).
В то же время ранние предкавказские катакомбы несут в се-
бе черты, отличающие их от захоронений степей метрополии. Эти
различия прослеживаются главным образом в инвентаре погре-
бений и справедливо объясняются тесными контактами степня-
ков и аборигенов, ведущими к сложению специфической «некото-
рой культурно-исторической общности» на Северном Кавказе
уже в последние века до н. э. (Виноградов В. Б., 1974, с. 7—9;
Кореняко В. А., 1980, с. 100).
52

Обратимся к рассмотрению второй выделенной нами группы
катакомб. Они составляют обширные некрополи, из которых
наиболее известны Нижне-Джулатский, Чегемский, Подкумский
и Железноводский могильники4.
Одним из основных аргументов М. П. Абрамовой в пользу-
аборигенного происхождения катакомбных могильников Север-
ного Кавказа последних веков до — начала н. э., а следователь-
но, и катакомб как таковых, является их безкурганность, «грун-
товость» (Абрамова М. П., 19786, с. 80). Рассмотрим с этой точ-'
ки зрения указанные выше четыре могильника. Чегемский мо-
гильник, несмотря на его неполную опубликованность, никак
нельзя рассматривать в качестве обычного грунтового могиль-
ника. Это курган эпохи бронзы, использованный сарматами в
качестве стационарного кладбища (Керефов Б. М., Нагоев А. X.,
1976).
Нижне-Джулатский могильник всегда рассматривался как
чисто грунтовый, однако, проанализировав его топографию, мы
пришли к выводам, ставящим это под сомнение. Основная мас-
са погребений концентрируется в двух компактных группах
(Абрамова М. П., 1972, рис. 1). В центре одной из групп сосре-
доточено шесть погребений (№ 68—70, 75, 76, 78) катакомбной
культуры эпохи средней бронзы, в другой—четыре погребения
(№ 84, 91, ПО, 113) скифского (VI в. до н. э.) времени. Между
этими группами лежит свободное пространство без захоронений.
Возникает резонный вопрос, а не использовали ли сарматы в
последних веках до н. э.— начале н. э. под свое кладбище два
расположенных рядом кургана, эпохи бронзы и скифского вре-
мени? Кроме топографии могильника в пользу этого предполо-
жения свидетельствует тот факт, что бескурганные катакомб-
ные погребения эпохи средней бронзы в плоскостной зоне, где и
находится Нижний Джулат, практически не известны. Малое —
всего четыре могилы — число захоронений скифского времени
также предполагает наличие здесь кургана, так как грунтовые
некрополи обычно гораздо обширнее. Таким образом, факт су-
ществования на Нижнем Джулате курганов, использованных
сарматами для «учреждения» своего кладбища, представляется
нам достаточно убедительным. Думается, что на момент раско-
пок эти курганы могли и не сохраниться, будучи уничтоженными
в древности, в процессе жизнедеятельности населения Нпжне-
Джулатского городища.
Территория Подкумского могильника, как нам хорошо из-
4 Впрочем, только в районе г. Кисловодска нам известны еще: Клнн-Яр-
скнй III, Березовский III, Замковый, Аликоновский, «Директорская горка»
могильники. Однако, как показывают исследования последних лет, основное
время функционирования этих памятников падает на раннее средневековье,
и глубже чем в III—IV вв. н. э. в сарматское время они не заходят, что и
дает нам основание не относить подобные некрополи ко второй группе.
53

вестно, представляет собой естественный холм небольших раз-
меров, который также мог быть осмыслен как курган использо-
вавшими его племенами. Относительно Железноводского могиль-
ника, ввиду его малой исследованности, трудно сделать опреде-
ленные выводы (Рунич А. П., 1983, с. 218—222), однако, по мне-
нию авторов, одному из которых довелось побывать на нем, там
повторяется ситуация Подкумского могильника, хотя сам холм—
останец значительно больших размеров.
Таким образом, мы сталкиваемся с фактом использования
предкавказским населением последних веков до н. э.— начала
н. э. ранних курганов и кургаиообразных возвышенностей для
своих некрополей, что естественно можно считать реминисцен-
цией степного курганного погребального обряда. Подобный факт
зафиксирован на территории Чечено-Ингушетии (Петренко В. А.,
1980, с. 12; Виноградов В. Б., Петренко В. А., 1983, с. 103). В
более ранний период, к которому относятся Нижний Джулат и
Чегем, используются настоящие курганы, позже (Подкумок и
Железноводск), с продвижением в предгорья и угасанием тра-
диции — возвышенности, которые лишь относительно напоми-
нают курган.
Кому же принадлежали катакомбы второй группы? Конечно,
это было оседлое население, о чем красноречиво говорят солид-
ные размеры некрополей. Однако это оседлое население имело
глубокие сарматские корни, причем оно отнюдь не обязательно
связано с собственно аланами, а предшествует им. Более того,
нам думается, что и после I в. н. э., когда письменные источники
фиксируют появление алан на Северном Кавказе, они состав-
ляли среди населения предгорно-плоскостной зоны меньшинст-
во. Не лишне еще раз вспомнить высказывание Аммиана Мар-
целлина об аланах: «Они мало-помалу постоянными победами
изнуряли окрестные народы и распространили на них название
своей народности» (Аммиан Марцеллин, XXXI, 2, 13). Мысль о
том, что под именем «аланы» применительно к Северному Кав-
казу начала н.э. скрываются не только собственно аланы, была
высказана В. Б. Виноградовым (Виноградов В. Б., 1963, с. 170—
171) и разделялась М. П. Абрамовой (Абрамова М. П., 1979,
с. 81), хотя последняя видит з них в основном автохтонные пле-
мена, подвергнувшиеся иранпзацип.
Скорее всего, под именами «сираков» с III в. до н. э. и «алан»
с I в. н. э. на Северном Кавказе выступает формирующееся и,
видимо, ко II в. до н. э. в основном сложившееся, синтезировав-
шееся ирано-кавказское этно-культурное сообщество, включив-
шее в себя полиэтнпчных потомков населения Предкавказья
скифского времени, сарматские племена сираков, группы аор-
сов, алан, роксолан и т. п., но также и в различной степени сар-
матизованные местные племена.
За этим качественно новым явлением в этно-культурной ис-
тории Центрального Предкавказья стоят не просто взаимные об-
54

тения, уровень адаптации и аккультурации. Начиная со скиф-
ской эпохи, и чем ближе к раннему средневековью, тем явствен-
нее и активнее в предгорно-плоскостных районах края протекает
синтез различных этно-культурных элементов, приводящий в
итоге к созданию новых этнообразований (этно-социальных орга-
низмов) в традиционной контактной зоне между горами и сте-
пью. Этот синтез касается не отдельно сарматов или аборигенов,
не подчиняет их друг другу, но вплетает их судьбы в единый,
общий исторический процесс. Речь идет фактически о создании
нового «предэтноса», который позднее разовьется в средневеко-
вую аланскую народность. Языковая, политическая и идеологи-
ческая доминанта (но отнюдь не чистота) в этом процессе оста-
валась, очевидно, за сарматскими традициями. В области мате-
риальной культуры в ходе столкновения двух направлений рож-
дались зачастую новые категории предметов, о чем упоминалось
выше.
Именно этому сообществу принадлежали «псевдогрунтовые»
и «псевдокурганные» катакомбные могильники Северного Кав-
каза II в. до н. э.— IV в. н. э.
Остается рассмотреть третью группу катакомб нашей клас-
сификации. Она включает в себя подкурганные, одиночные, как
правило, весьма богатые погребения, относящиеся обычно к I
типу, по К. Ф. Смирнову. Подобные захоронения хорошо извест-
ны из могильников у Алхан-Калы (Виноградов В. Б., 1963,
с. 72—74), хутора Октябрьского, села Брут (Абрамова М. П.,
1975), села Братского (Мунчаев Р. М., 1965, с. 179). Раскопки
М. А. Романовской курганных групп «Веселая роща» №№ II и
III в Александровском районе Ставропольского края дали еще
шесть таких катакомб, о чем нам любезно сообщил автор иссле-
дований. Как видим, они найдены на всей степной части Цент-
рального Предкавказья.
Указанные захоронения практически однотипны с большинст-
вом катакомб второй группы по конструкции сооружения, дета-
лям обряда, инвентарю, хронологии. Появляясь несколько позд-
нее таковых (возможно, в I—II вв. н. э.), они продолжают су-
ществовать и в раннее средневековье. Основные их отличия от
катакомб второй группы: явная подкурганность, большее в це-
лом богатство инвентаря, большие размеры и более тщательная
отделка погребальных сооружений.
Эти различия уже пытались объяснить социальными причи-
нами (Минаева Т. М., 1971, с. 120; Абрамова М. П., 1975, с. 232)
и, видимо, верно. Истории хорошо известны и в древности, и в
средневековье политические образования, где господствующий
слой общества вел кочевой либо полукочевой образ жизни (Ски-
фия, Хазария, Золотая Орда и т. п.). Аналогичная ситуация мог-
ла существовать и на Северном Кавказе. Образовавшаяся ира-
но-кавказская общность с середины I в. н. э. попала под эгиду
аланского объединения, политический центр которого распола-
55

гался, видимо, в Подонье. При этом ее верхушка вновь обрати-
лась к недавно оставленному ее сарматским компонентом коче-
вому образу жизни, использовавшемуся и новыми военно-поли-
тическими лидерами Предкавказья. Наверняка значительную
часть этой социальной верхушки составляли и собственно при-
шельцы аланы, перенявшие у своих предкавказских родичей уже
несколько столетий как выработанный и освоенный местными
сармато-кавказцами тип погребального сооружения— ката-
комбу. -
Суммируя все вышесказанное, определим нашу концепцию.
1. Катакомбы появляются на Северном Кавказе в IV—III вв.
до н. э. как южная периферия кочевнических, прежде всего ран-
несарматских катакомб.
2. На их основе племена складывающейся в последние века
до н. э. в предгорно-плоскостных районах Центрального Пред-
кавказья ирано-кавказской этно-культурной общности выраба-
тывают и массово осваивают свой тип катакомб.
3. Параллельно и обусловленно катакомба становится все бо-
лее популярной, а затем и основной (хотя и не единственной)
формой погребального обряда сначала «сиракского», но главным
образом «раннеаланского» политических объединений, сложив-
шихся на Северном Кавказе в сарматское время. Последнее из
них продолжило свое развитие в раннее средневековье, опираясь
и совершенствуя опыт длительных и позитивных исторических
взаимодействий предгорно-плоскостной зоны края и его энто-
культурных невообразований.
4. Новая концепция открывает широкие перспективы для су-
щественно лучшего понимания вопросов местной археологии
и истории I тысячелетия до н. э.— I тысячелетия и. э., в том чис-
ле и сложнейших проблем этногенеза осетин, а также вайнахов
(чеченцев и ингушей), балкаро-карачаевцев,

57

I

Ь-'-.чдМ

Литература
1. Абрамова М. П. Ннжие-Джулатскпй могильник.—Нальчик, 1972.
2. Абрамова М. П. Катакомбные погребения IV—V вв. н. э. из Се-
верной Осетии.— СА, 1975, 1.
3. Абрамова М. П. К вопросу ораннеаланскнх катакомбных погре-
бениях Центрального Предкавказья. — В сб.: Впросы дрвней и средневеко-
вой археологии Восточной Европы. М., 1978.
4. Абрамова М. П. К вопросу об аланской культуре Северного Кав-
каза.—СА, 1978, 1. ,
5. Абрамова М. П. К вопросу о связях населения Северного Кав-
каза сарматского времени.— СА, 1979, 2.
6. Абрамова М. П. Катакомбные и склеповые сооружения юга Вос-
точной Европы.— В сб.: Археологические исследования на юге Восточной Ев-
ропы—М., 1982.
7. Абрамова М. П. О хронологии ранней группы погребений Нижне-
Джулатского могильника. КСИА, 176.—М., 1983.
8. А р с е н ь е в а Т. М. Некрополь Танаиса.— М., 1977.
9. Артамонов М. И. Сокровища саков.— М., 1973.
10. Археология СССР. Античные государства Северного Причерноморья.—
М., 1.984.
11. Березин Я. Б., Савенко С. Н. К вопросу о происхождении ка-
такомб сарматского времени на Северном Кавказе.— В сб.: Археология и воп-
росы атеизма. Грозный, 1977.
12. Березин Я. Б. Зооморфная керамика как показатель этнических
процессов на Северном Кавказе в сарматское время.— В сб.: Археология и
вопросы этнической истории. Грозный, 1979.
13. Березин Я. Б. Полевые отчеты о раскопках могильника «Замко-
вый» в 1981—1983 гг.
14. Березин Я. Б. Новые погребения последних веков до н. э. в Сред-
нем Прнтеречье. — В сб.: Кочевники Азово-Каспийского междуморья. Орджо-
никидзе, 1983.
15. Виноградов В. Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа.— Гроз-
ный, 1963.
16. Виноградов В. Б. Центральный и Северо-Восточный Кавказ &
скифское время. — Грозный, 1972.
17. Виноградов В. Б. К изучению взаимоотношений между абориге-
нами Центрального Кавказа и ираноязычными степняками в раннем железном
веке: Тезисы докладов IV Крупновскнх чтений по изучению археологии Кав-
каза. Орджоникидзе, 1974.
18. Виноградов В. Б. Описание Северного Кавказа в «Географин»
Страбона. ИСКВЦВШ, 4 —Ростов-на-Дону, 1975.
19. Виноградов В. Б., Петренко В. А. К происхождению сармат-
ских зеркал-подвесок Северного Кавказа. КСИА, 148.— М., 1975.
20. Виноградов В. Б., Петренко В. А. Материалы погребальных
памятников Среднего Притеречья о роли сарматов в этно-культурной истории
Северного Кавказа. — В сб.: Кочевники Азово-Каспийского междуморья.
Орджоникидзе, 1983.
60

21. Готье 10. В. Кто были обитатели Верхнего Салтова? ИГАИМКг
т V.—Л., 1927.
22. Ждановский А. М. Новые данные об этнической принадлежности
курганов «Золотого кладбища».— В сб.: Археология и вопросы этнической
истории Северного Кавказа. Грозный, 1979.
23. Ждановский А. М. Появление алан в Прикубанье.—В сб.: Проб-
лемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кав-
каза. Ростов-на-Дону, 1983.
24. Желез ч и ко в В. Ф., Крнгер В. А. Катакомбные захоронения
Уральской области.— С А, 1978, 4.
25. Керефов Б. М., На го ев А. X. Раскопки в зоне Чегемской оро-
сительной системы. АО— 1975.— М., 1976.
26. Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы.— М., 1984.
.27. Козуб Ю. И. Некрополь Ольвп V—IV вв. до н. э. — Кш'в, 1974.
28. К о р е н я к о В. А. Погребения сарматского времени в кургане у
с. Новоселицкое в Ставропольском крае. КСИА, 162.—М., 1980.
29. Коре н я ко В. А. Погребения предскифского времени на Восточном
Маныче. КСИА, 176.—М., 1982.
30. М а ч и н с к н й Д. А. Некоторые проблемы этногеографии восточноев-
ропейских степей во II в. до н. э.— I в. н. э. АС—16. Л., 1974.
31. Масленников А. А. Население Боспорского государства в VI—
II вв. до н. э.—М., 1981.
32. Медведев А. П. Сарматское погребение близ Воронежа.— СА,
1981, 4.
33. Мошкова М, Г. Памятники прохоровской культуры. САИ, Д1 —10.—
М., 1963.
34. Мошкова М. Г. К вопросу о катакомбных погребальных сооруже-
ниях как специфическом этническом определителе.— В сб.: История и куль-
тура сарматов. Саратов, 1983.
35. Минаева Т. М. К истории алан Верхнего Прнкубанья по археоло-
гическим данным.— Ставрополь, 1971.
36. Мунчаев Р. М. Новые сарматские памятники Чечено-Ингушетии.—
СА, 1965, 2.
37. Нечаева Л. Г. Могильник Алхан-Кала и катакомбные погребения
сарматского времени на Северном Кавказе: Автореф. Дис канд. ист..
наук.—Л., 1965.
38. Нечаева Л. Г. Об этнической принадлежности подбойных и ката-
комбных погребений сарматского времени в Нижнем Поволжье и на Север-
ном Кавказе. Исследования по археологии СССР.— Л., 1961.
39. Ольховский В. С. Погребальные обряды населения степной Ски-
фии (VIII—III вв. до н. з.): Автореф. Дис. .::канд. ист. наук.—М., 1978.
40. П а р о в и ч-П е ш и к а н М. Некрополь Ольвии эллинистического
времени.— Киев, 1974.
41. Петренко В. А. Об одной из разновидностей сарматской культовой
посуды на Среднем Тереке.— СА, 1980, 1.
42. Петренко В. А. Культура населения Среднего Притеречья в сар-
матскую эпоху: Автореф. Дис. ... канд. ист. наук.— М., 1980.
61

43. Петренко В. А. Еще раз о клинках с серповидным навершчем
из могильников сарматской эпохи Центрального Кавказа: Тезисы докладов
III Крупновских чтений. Грозный, 1973.
44. Петренко В. А. Клад конского снаряжения из раскопок второго
Ханкальского городища.—СА, 1975, 4.
45. Петренко В. Г. Изображение богини Иштар из курганов Ставро-
полья. КСИА, 162.—М., 1980.
46. Петренко В. Г. Скифская культура на Северном Кавказе. АС—
23. —Л'; 1983, -
47! Рунич А. П. Железноводский могильник II—IV вв. н. э.— СА,
1983, 4.
48. Смирнов К. Ф. Савроматы.— М., 1964.
49. Смирнов К. Ф. Сарматские катакомбные погребения Южного При-
уралья — Поволжья и их отношение к катакомбам Северного Казказа.— СА,
1972, 1.
50. Смирнов К. Ф. Сарматы Нижнего Поволжья и междуречья Дона
и Волги в IV в. н. э.— II в. н. э.—СА, 1974, 3.
51. Смирнов К. Ф. Сарматские катакомбные погребения Южного При-
уралья — Поволжья и их отношение к катакомбам Северного Кавказа.
МАДИСО, т. III.—Орджоникидзе, 1975.
52. Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке.— М., 1975.
53. Смирнов К. Ф. Савромато-сарматский звериный стиль.— В сб.:
Скифо-сибнрский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М., 1976.
54. Смирнов К. Ф. Дромосные могилы ранних кочевников Южного
Приуралья и вопрос происхождения сарматских катакомб.— В сб.: Вопросы
древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978.
55. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господ-
ства в Скифии.—М., 1984.
56. Спицы н А. А. Историко-археологические изыскания.— ЖМНЛ,
1909, 1.
57. С и н и ц ы н И. В., Э р д н и е в У. Э. Древности Восточного Маныча.—
В сб.: Археологические памятники калмыцкой степи. Элиста, 1979.
58. Хаза нов А. М. Социальная история скифов.— М., 1975.
59. Цветаева Г. А. Грунтовый некрополь Пантикапея. МИА, 19.—
М., 1956.
60. Шилов В. А. Очерки по истории древних племен Нижнего По-
волжья.—Л., 1975.
Список сокращений
АО — Археологические открытия.
АС — Археологический сборник Государственного Эрмитажа.
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения.
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной,
культуры.
62
/

МАДИСО — Материалы по археологии и древней истории Северной Осе-
тии.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР,
С. Ю. Сапрыкин
МИТРИДАТОВСКИЕ ТРАДИЦИИ В ПОЛИТИКЕ БОСПОРА
НА РУБЕЖЕ Н. Э.
1. Время Фарнака и Асандра
Период чуть более ста лет после смерти Митридата VI Ев-
патора с 63 г. до н. э. и до середины I в. н. э. является одним
из самых сложных в истории Боспорского царства. Это было вре-
мя многочисленных смут, внутренних и внешних конфликтов,
переворотов и заговоров, которые приводили к смене правителей,
боровшихся за престол. Рим, победив в упорной борьбе с Мит-
ридатом Евпатором, активно вмешивался в дела причерномор-
ских государств, стремясь втянуть их в орбиту своей политики
на востоке, где ему противостояла грозная сила в лице Парфян-
ского царства.
В этой сложной политической игре Боспорскому государству
и царству Понтийскому отводилась Римом особая роль, посколь-
ку они стояли на границе двух противоборствовавших миров:
эллинистическо-римского, включавшего огромную Римскую дер-
жаву и находившиеся в вассальной к ней зависимости неболь-
шие эллинистические государства, и варварского, в лице Парфии
и пришедших в движение ираноязычных кочевников евразийских
степей. В такой ситуации боспорским правителям- приходилось
учитывать особенности международного положения, оказывав-
шего влияние на внутриполитическую обстановку в царстве. По-
стоянное лавирование между римлянами, эллинскими городами
и варварским окружением заставляло их выбирать в делах та-
кую политическую линию, которая помогла бы заручиться под-
держкой различных слоев населения и закрепиться во главе го-
сударства. При этом некоторым боспорским владыкам, возводив-
шим себя к династии Митридата, необходимо было оправдать
родство с великим царем, пользовавшимся особой славой в гре-
ко-иранском мире. Для этого надо было хотя бы в общих чер-
тах следовать, или делать вид, что они следуют политике Мит-
ридата VI, приводя ее & соответствие с изменениями, которые
произошли в связи с активной внешнеполитической деятельнос-
тью Рима как победителя в войне с понтийским царем. Поэто-
му изучение основных направлений боспорской политики помо-
жет,- как представляется, пролить свет на отдельные темные мо-
62

менты истории Боспорского царства этого времени, позволит по-
иному трактовать некоторые уже известные события и внесет
что-то в решение такой сложной проблемы, как взаимоотноше-
ния римлян и эллинов с варварами в период ранней Римской
империи.
Положение в Боспорском царстве в конце I в. до н. э.— нача-
ле I в. н. э. получило достаточно широкое освещение в литера-
туре. В работах Т. Моммзена, В. В. Латышева, М. И. Ростов-
цева^ А. Л. Бертье-Делагарда, А. В. Орешникова была сделана
попытка установить хронологию правления отдельных династов,
взаимоотношения их с Римом и местными племенами, степень
зависимости от Римской державы. При этом особая роль отво-
дилась нумизматике1.
Русские и зарубежные нумизматы Т. Рейнак, А. фон Залле,
X. X. Гиль, А. Л. Бертье-Делагард, А. В. Орешников, П. О. Бу-
рачков установили порядок выпуска монетных серий этого вре-
мени, их принадлежность отдельным властителям, без чего не-
возможно говорить об отношениях с Римом, династических и
родственных связях2. Названным ученым принадлежит заслуга
в выявлении митридатовской символики и летоисчисления на
монетах. Однако вне поля их зрения оставались связи боспор-
ских царей с греческими городами, роль последних в формирова-
нии внешнеполитического курса Боспора и, прежде всего, во
взаимоотношении с Римом. Не получила решения и проблема
взаимовлияния эллинского и варварского во внутренней полити-
ке Боспора на рубеже н. э. Пожалуй, лишь в работах М. И. Рос-
1 Латышев В. В. Краткий очерк истории Боспорского царства.— В сб.
ПОЫТ1КА. Спб., 1909, с. 97—107; Ростовцев М. И. Бронзовый бюст боспор-
ской царицы и история Боспора в эпоху Августа.—«Древности», ТМАО XXV,
1914, с. 12—21; он же: Медь Динамии и Аспурга.—ИТУАК, 1918, Лг9 54,
с. 47—50; он же: Эллннство и иранство на юге России.—Птг., 1918, с. 143—
150; М. I. Ко51оу1гс(Г. (Эиееп Оупагтз оГ Возрогиз, ТЫ5.
XXXIX, 1919 г.; Бертье-Делагард А. Л. О монетах властителей Боспора
Киммерийского, определяемых монограммами. — ЗООИД, т. XXIX, 1911,
с. 118, ел.; Орешников А. В. Каталог собрания древностей графа А. С. Ува-
рова.— М., 1887, с. 57—76; он же: К нумизматике преемников Аспурга.—
ИРАИМК, I, 1921, с. 1—6. См. также Моммзен Т. История Рима т. V.—М.,
1949, с. 267; Моттзеп. Тп. ОезсЫсЫе с!ез КбгтзсЬеп Мйпгшезепз. ВегПп,
1860.
2 Кетасп Тп. Езза» зиг 1а пштизтаНяие <5ез го1 с!с Роп[. Кеуие Мигт'зта-
Ицие, 1888; ср.: Шас1сПп&(оп №. 5иг 1а 5пгопо1о&1е с!е пм с1и Роп! е1 с1и
Возроге е1 с!ез рппсез а"01Ьа. КМ, XI, 1866. р. Спг. Спе1. Юете ВеИга&с
7.иг апИкеп пиггпзтаияис 5йа,гиз51апа,5. Мозкаи, 1886, 5. 25—33; Бертье-Де-
лагард А. Л.• Указ. соч., с. 120; Орешников А. В. Экскурсы в область древ-
ней нумизматики Черноморского побережья. — Неб. III, 1914; он
же: Этюды по нумизматике Черноморского побережья. — ИРАИМК, т. I,
1921, с. 236—238; т. II, 1922, с. 126—133 и др.
64

товцева сделана попытка осветить этот аспект, но ввиду недо-
статочности сведений и наличия элементов модернизации пред-
ложенная им концепция в настоящее время приемлемой быть
не может3.
Благодаря археологическим исследованиям на Керченском
п-ове, Тамани, в окрестностях Анапы и Новороссийска значи-
тельно расширились знания о проникновении сарматов на терри-
торию Боспора в I в. до н. э.— I в. н. э. Среди советских иссле-
дователей, занимавшихся историей Боспорского государства это^
го времени, необходимо выделить работы Д. П. Каллистова,
концепция которого была принята в нашей литературе. В общих
чертах она сводится к следующему: в период войн с Римом Мит-
ридат VI чрезмерно сблизился с верхушкой местных племен; это
вызвало недовольство в боспорских городах, отношения которых
с племенами были далеки от согласия. Данное обстоятельство
привело боспорских греков в стан друзей и союзных римлян,
вдохновило сыновей Евпатора— Макара и Фарнака на измену
отцу и заставило искать дружбу с Римом. Последующие власти-
тели Асандр, Динамия, Аспург, ставленники римлян Митридат
VII Пергамский и Полемон, а также самозванец Скрибоний вы-
нуждены были заниматься политикой лавирования, выбирая
ориентацию либо на города, т. е. романофильство (Асандр, Ди-
намия), либо на местные племена, т. е. митридатовскую линию
в политических делах, которая сводилась к отстаиванию само-
стоятельности Боспора и противопоставлению его интересов Ри-
му (Скрибоний, Аспург)4. Однако концепция Д. П. Каллистова,
справедливо акцентирующая внимание на двух взаимоисклю-
чающих направлениях в политике послемитридатовского Боспо-
ра, не лишена доли упрощенного схематизма: резкого противо-
поставления друг другу эллинских городов и местного населе-
ния.
Между тем, картина гораздо сложнее. Во-первых, не было
столь яркого антагонизма между племенами и городами на ру-
беже н. э., а во-вторых, и это, пожалуй, главное, эллинские го-
рода оставались верными Митридату VI Евпатору до последне-
го5, а их позиция в международных делах не была последова-
3 См. сн. 1, а также Роз1оу12еГГ М. I. 1гашепз апс! Огеекз \п ЗоиШ
Ки551а. ОхГ., 1922, р. 150—155.
4 Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора в римский период.— ВДИ,
1938, № 2(3), с. 277 ел.; он же: Политика Августа в Северном Причерно-
морье.—ВДИ, 1940, № 2, с. 66 ел.; он же: Этюды из истории Боспора рим-
ского времени (политические взаимоотношения Рима и Боспора при царях
Фарнаке и Асандре).—ВДИ, 1938, № 4, с. 174 ел.
5 Шелов Д. Б. Махар, правитель Боспора.—ВДИ, 1978, № 1, с. 58, 70,
71; он же: Северопонтийские города в составе державы Митридата Евпатора
(тезисы): Авторско-читательская конференция ВДИ. Москва, 29. V—I, VI —
1979, с. 34.
5 Заказ № 341
65

тельно романоцентрнстской. Поэтому точка зрения Д. П. Кал-
листова требует уточнения.
В работах ряда советских исследователей (В. Ф. Гайдукевич,
Н. И. Сокольский, В. Д. Блаватский, А. И. Болтунова, Д. Б. Ше-
лов и др.) долгое время господствовало мнение, высказанное
еще М. И. Ростовцевым, что Динамия, дочь Фарнака, внучка
Митридата VI, царствовала до 13 г. н. э., причем с 8 г. до н. э.
о#а якобы управляла совместно с Аспургом6. Недавно на осно-
вании нумизматического материала Н. А. Фроловой удалось
подтвердить выдвигавшиеся ранее предположения7, что Динамия
не могла царствовать после 12 г. до н. з., так как ее уже не бы-
ло в это время в живых, а сын ее Аспург мог управлять Боспо-
ром до 13 г. н. э., но лишь как архонт8.
Это существенно меняет наши представления о Боспорском
государстве второй половины I в. до н. э. и требует пересмотра
высказанных ранее положений.
Большое значение для изучения внешнеполитических связей
Боспора на рубеже н. э. имеют работы В. Н. Дьякова, И. А.
Машкина, Е. С. Голубцовой, Г. А. Цветаевой, Т. В. Блаватской,
в которых дан анализ взаимоотношений с Римом и разбираются
отдельные моменты внутриполитической обстановки в царствеу.
Названные исследователи отмечали значительные колебания в
отношениях между Римом и Боспором, выражавшиеся то в улуч-
6 Ростовцев М. И. Указ. соч., с. 18—20; Гайдукевич В. Ф. Боспорское
царство.— М.—Л., 1949, с. 316—317; он же: История античных городов Се-
верного Причерноморья. —АГСП, М,—Л., 1955, с. 129; Баз ВозрогашзсНе
КекН. ВегПп—Атзкга'ат, 1971, 5. 328; Блаватский В. Д. Пангикапей.—
М., 1964, с. 134; Сокольский Н. И. Нощые памятники спндской скульпту-
ры,— КСИА, вып. 100, 1965, с. 89; Болтунова А. И. К надписи 1о$ Ре 11,100.—
БДИ, 1954, № 1, с. 174; Зограф А. Н. Античные моменты.—МИ А, 1951,
№ 16, с. 196; Голенко К. В. Керченский клад медных боспорских монет
конца I в. до н. э. — М., 1971, IX, с. 41; Шелов Д. Б. Тананс и Нижний
Дон в III—I вв. до н. э. —М., 1970, с. 231.
7 Машкин Н. А. Принципат Августа.—М.—Л., 1949, с. 532; Голубцова
Е. С. Северное Причерноморье и Рим на рубеже н. э. — М., 1951, с. 110; ср.:
А. 51 ет Оупагшз.— КЕ, Вс1. V, 1905, 1879; Орешников А. В. Об эре на
монетах Пифодорнум, царицы Понта. — М., 1885, с. 14.
8 Фролова Н. А. О времени правления Динамии.—СА, 1978; с. 49 ел.;
она же: К вопросу о начале правления Аспурга на Боспоре.— ВДИ, 1979,
№ 1, с. 143, 144; ср.: Латышев В. В. Указ. соч., с. 105.
9 Дьяков В. Н. Пути римского проникновения в Северное Причерноморье.
Понт и Мезия.—ВДИ, 1940, № 3—4, с. 74—77; Машкин Н. А. Принципат
Августа, с. 539 ел.; Голубцова Е. С. Северное Причерноморье и Рим.— М.,
1979, с. 14—28; Блаватская Т. В. Рескрипты царя Аспурга.—СА, 1965, № 2,
с. 202—208; она же: Аспург и Боспор.—СА, 1965, № 3, с. 28 ел.; Крушкол
Ю. С. Древняя Синдика —М., 1971, с. 168—175.
66

тении, то в серьезном их ухудшении. Но многие выводы дела-
лись подчас на основании анализа общей римской политики в
Восточном Средиземноморье без учета внутриполитической об-
становки в Боспоре, особенно в городах10. В то же время для
одних исследователей характерно преувеличение роли местных
племен в формировании политического курса Боспорского царст-
ва на рубеже н. э.11, для других же, напротив, выделение на пер-
вый план городов как главных вдохновителей проримской ориен-
тации12.
Учитывая уже сделанное, мы попытаемся раскрыть позиции
боспорских городов и местного населения в отношении царской
власти. Для нас представляет также интерес, каким образом
преемники Митридата VI относились к этим двум главным пар-
тиям в своем царстве. Немаловажно и то, что внутриполитиче-
ская обстановка на Боспоре влияла на формирование его внеш-
ней политики, в частности, на взаимоотношения с Римской дер-
жавой.
Источники, которые помогут раскрыть эти положения, раз-
нохарактерны. Это, прежде всего, отрывочные сообщения антич-
ных писателей Страбона, Аппиана, Диона Кассия и Лукиана о
положении на Боспоре после гибели Митридата VI и связях с
Римом, противоречивые показания монет и скупые данные над-
писей, составленных от имени или в честь того или иного бос-
порского правителя. В их числе надписи почетные, посвятитель-
ные, манумиссии и царские рескрипты. В связи с расширением
археологических исследований Боспора значительно повысился
удельный вес археологических свидетельств о роли местного на-
селения во внутриполитических событиях конца I в. до н. э.—
начала I в. н. э. и формировании боспорской аристократической
10 Ср., например: Дьяков В. Н. Указ соч., с. 75, 76; Машкин Н. А. Указ.
соч., с. 530 ел.; в этом плане выгодно отличаются работы Е. С. Голубцовой (Го-
лубцова Е. С. Указ. соч., с 79 ел.; она же: Внешнеполитическое положение Бос-
порского царства на рубеже н. э.— ВДИ, 1949, № 4, с. 87), в которых дан
детальный анализ внутриполитической ситуации в царстве. См. также:
Ма&1е О. Нотап Ки1е т А8|'а МШог. Рппсе1оп, 1950, V. II, р. 1229, 1262;
Но1те5 Т. К. Т!:е Котап КериЬПс апё 1Не Роипс1ег оГ Ше ЕтрГге. Уо1. III.
ОхГого\ 1923, р. 508.
11 Ростовцев М. И. Эллннство н нранство..., с 150, 151; Мтпз Е. 5су-
Ин'апз апс1 Огеекз. СашЬпёде, 1913, р. 594, 603 ГГ.; Болтунова А. И. Указ.
соч., с. 174; Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 324; Блаватский В. Д.
Пантпкапей, с. 1146. Ср.: Калл истов Д. П. Политика Августа..., с. 68 ел.;
Жебелев С. А. Народы Северного Причерноморья в античную эпоху.—
В сб.: Северное Причерноморье. М— Л., 1953, с. 268.
12 Блаватская Т. В. Аспург и Боспор, с. 28—30; Крушкол Ю. С. Указ.
соч., с. 171; Дьяков В. Н. Указ. соч., с. 74; Кадеев В. И. Херсонес, Боспор и
Рим в I в. до н. э.—III в. и. з,— ВДИ, 1979, № 2, с. 58—60.
67

олигархии. Каждый из перечисленных источников в отдельности
не может претендовать на исчерпывающее освещение вопросов,
но использование их в совокупности позволяет представить ход
событий на Боспоре и его политику следующим образом.
Нет надобности отрицать, что в боспорских городах в конце
II—I вв. до н. э. происходили процессы социального и имущест-
венного расслоения. Это (вызвало)обострило внутренние проти-
воречня. Социально-экономический кризис боспорского общества
был следствием концентрации земельной собственности в руках
немногих зажиточных семей, монополизации ими торгово-ремес*
ленной деятельности, сокращения внешней торговли и начавших-
ся в III в. до н. э. передвижений племен13. Чрезмерное обогаще-
ние одной и заметное обнищание другой части боспорского об-
щества хЬрошо прослеживается по археологическим данным: в
Пантикапее и других городах с III в. до н. э. участилось строи-
тельство богатых домов и усадеб, появились погребения знат-
ных лиц в склепах, инвентарь которых отличался изысканностью.
Появилось также много захоронений с исключительно бедные
инвентарем. Это свидетельствует о социальном расслоении, что
было питательной средой внутренних конфликтов. Однако эти
факты ни в коей мере не означают, будто боспорская экономика
в период позднего эллинизма переживала глубокий застой. Хотя
объем торговли хлебом сократился по сравнению с V—VI вв. до
н. э., ремесленная деятельность продолжалась и даже возросла.
Увеличились размеры некоторых рабских эргастериев, произо-
шел подъем в изготовлении керамических изделий, предметов
торевтики, ювелирном и камнерезном деле, металлургии и т. п.
Это потребовало интенсификации производства и увеличения ис-
13 Жебелев С. А. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре.—
В кн.: С. А. Жебелев. Северное Причерноморье. М.—Л., 1953, с. 82—85; он
же; Экономическое развитие Боспорского государства; там же, с. 149, 150;'
Гайдукевпч В. Ф. Боспорское царство.—М.—Л., 1949, с. 150, 153,298; его же:|
История античных городов Северного Причерноморья.— В кн.: Античные го-
рода Северного Причерноморья. М.—Л., 1955; его же: История античных го-
родов Северного Причерноморья.— В кн.: Античные города Северного При-
черноморья. М.—Л., 1955, с. 118—123; Кастанаян Е. Г. Период позднего
эллинизма в истории городов Боспора.— В сб.: Проблемы истории Северного
Причерноморья в античную эпоху. М., 1959, с. 208 ел. Некоторые исследо-
ватели полагают, что социально-экономический кризис боспорского общества
обостряется не ранее конца II в. до н. э. (См.: Блаватский В. Д. Земледе-
лие в античных государствах Северного Причерноморья.— М.; 1953, с. 10; он
же: Исследования города Пантикапея.— В сб.: Археология и история Боспора.
Симферополь, 1952, с. 50; он же: Пантнкапен. — М., 1964, с. 99—101; Шелов
Д. Б. Рецензия на кн.: Жебелев С. А. Северное Причерноморье.—ВИ, 1954,.
№ 2, с. 166; он же: Северное Причерноморье 2000 лет назад.—М., 1975'
с. 69—73).
68

пользования рабского труда14. Одновременно происходило про-
никновение иноземных эллинских и туземных элементов в состав
населения городов Боспора, что наглядно показывает пере-
чень имен на надгробных стелах и граффити15. Часть этого насе-
ления могла быть связана с ремеслом. Подобная дисгармония
между расширением ремесленного производства и заметным со-
кращением торговой деятельности, вызванным изменениями эко-
номическом ситуации в Восточном Средиземноморье и наруше-
нием взаимообмена с местными племенами Северного Причерно-
морья, беспокоила боспорскую торгово-ремесленную верхушку.
Эта и ряд других причин, обусловленных ростом активности ски-
фов и сарматов, а также угроза внутренних социальных конф-
ликтов, заставила города Боспора примкнуть к Митридату VI,
пожертвовав собственной независимостью. Пользуясь выгодами
вхождения в состав державы понтийского царя, боспорская вер-
хушка поддерживала его в борьбе с Римом, оказывая посильную
помощь деньгами, хлебом и людскими ресурсами. Однако, как
только наметилось превосходство Рима и стала очевидной угро-
за поражения Митридата, боспорские греки начали изыскивать
пути выхода из этого союза, стремясь завязать отношения с но-
вой мировой державой — Римом16. В лице последнего греческие
города Причерноморья усматривали возможного защитника от
14 Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 134—142; он же: История
античных городов.., с. 119, 120; Блаватский В. Д. Процесс исторического
развития античных государств в Северном Причерноморье.— В кн.: Пробле-
мы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959, с. 27 ел.;
он же: О боспорском ремесле IV—I вв. до н. э.— СА, XXIX, XXX, 1959,
с. 44 ел.; он же: Пантикапей, с. 117—124.
• 15 См.: КБН, №№ 248—250, 252, 274; во II—I вв. до н. э. увеличивается
количество фракийских, иудейских и иранских имен в ономастике Боспора,
ср.: 2диз1а Ь. 01*е Регзопеппатеп ^песЫзсНег 51ас11е бег пбгсШспеп
5сп\уаг2тесгк(Ыс. РгаЬа, 1955, 5. 50—55; см. также: Яйленко В. П. Мало-
азнйскне имена в надписях Боспора: Тезисы Симпозиума «Античная Балка-
нистика». 2—4 декабря, 1980; с. 69—70; Блаватский В. Д. Об этническом
составе населения Пантикапея в IV—III вв. до и. э.—СА, XXVIII, 1958,
с. 106; о возможности использования иностранцев в наемных войсках см.:
Сокольский Н. И. К вопросу о наемниках на Боспоре в IV—III вв. до
и. э. — СА, XXVIII, 1958, с. 298 ел. Подробнее об этом см.: Масленников
А. А. Население Боспорского государства в VI—II вв. до и. э. — М., 1981,
с. 80 ел.
16 Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 305; Са1а*икеУ1*с V. Р., ор.
сЦ., 5. 318; он же: История..., с. 124; Каллистов Д. П. Северное Причерно-
морье в античную эпоху.—М., 1952, с. 145; Кастанаян Е. Г. Указ. соч., с. 210;
однако Д. Б. Шелов (Махар..., с. 56—58), признавая в общем факт выступ-
ления городов в 80-х гг. I в. до н. э., полагает, что причины и движущие
силы его были иными, нежели в 68 г. до н э.
69

варварской угрозы, а главное,—могущественного торгового парт,
нера, способного оживить зачахнувшую было местную торгов.
лю17. Парадоксально, но даже блокада Понта, осуществленная
Гн. Помпеем, не убавила стремления городов ориентироваться
на Рим, который, казалось бы, являлся одним из источников их
невзгод. Такова была в общих чертах ситуация, в которой ока.
зались преемники Митридата Великого на Боспоре, и особенно,!
первый из них сын Евпатора Фарнак II.
Фарнак начал правление как «друг и союзник римлян»
(ф1А^ ксы аг)|1|xаxоV Ра)|л,атод), получив это звание вместе с
титулом царя от Гн. Помпея за помощь в войне против Митри-|
дата (Арр. МКЬг., 113, 114, Ве11. Слу., 11, 92). В первое время он
правил как царь Боспора, владевший всем царством, кроме Фа-
нагорий. Этот город получил от Помпея свободу и автономию за
то, что первым отважился выступить против Митридата. Фарнак!
всячески заискивал перед римлянами, особенно перед Гн. Пом-|
леем, которого считал своим покровителем. Это подтверждается!
тем, что после злополучной для Помпея битвы при Фарсале
(47 г. до н. э.) один из помпеянцев Л. Кассий пытался пробиться
в Понт к царю Боспора Фарнаку, желая поднять его против Це-
заря, но неудачно (Арр. Ве11. Слу. 11, 88; Зие1. Саез., 63; Сазз.!
Бюп., ХЫ1, 6, 2). Очевидно, в лагере Помпея считали, что Фар-
нак, обязанный им царством, окажет помощь в войне с Цезарем.
Это было сделано даже после того, как Фарнак неоднократно
отклонял просьбы Гн. Помпея оказать ему помощь вспомогатель-
ными войсками (Ве11. А1ех., 69; Сазз. Эюп., ХЫ, 65). Утвержде-
ние Фарнака на Боспоре было задумано Помпеем с далекоиду-
щими целями: приобрести для римлян, а по возможности, и для
себя верного союзника на Востоке. Поначалу Фарнак оправды-
вал надежды Помпея. Он согласился с элевтерией Фанагории,
отпадением Херсонеса18, послал римскому полководцу тело сво-
его отца и отпустил заложников (Арр. МНЬг., 113). Такая поли-
тика объяснялась тем, что Фарнак в значительной степени зави-
сел от городов, не желавших ссориться с Римом19. В последний
17 Голубцова Е. С. Указ. соч., с. 53—55; Готье Ю. В. Очерки по исторж
материальной культуры Восточной Европы.— Л., 1925, с. 202; Дьяков Б. Н
Пути римского проникновения в Северное Причерноморье. Понт и Мезия.
ВДИ, 1940, № 3—4, с. 73; Кузьмина А. Г. Взаимоотношения Римского госу-
дарства с Ольвпей, Херсонесом и Боспором в I в. до и. э.— II в. н. э. Авго
реферат канд. дисс. М., 1966, с. 8, 9.
18 Кадеев В. И. Указ. соч., с. 55, 56.
19 Дьяков В. Н. Пути..., с. 74; он же: Таврнка в эпоху римской оккупа-
ции: Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина, т. XXVIII, вып. 1. М., 1942, с. 29:
Каллистов Д. П. Северпре Причерноморье в античную эпоху.— М., 1952
с. 154; он же: Этюды из истории Боспора в римский период, с. 283; Голуб-
цова Е. С. Указ. соч., с. 58.
70

период эпопеи Митридата VI эллинские города царства отвер-
нулись от него и это стало одной из причин возвышения Фарна-
ка20. Фарнак в первое время не чувствовал себя прочно на
престоле, поэтому н заигрывал с римлянами. Ведь права на
власть мог выпросить и кто-либо другой из многочисленных
сыновей Великого царя, местных династов — мужей его доче-
рей или разного рода авантюристов, заслуживших доверие рим-
лян. Достаточно вспомнить выдвинувшихся позднее грека Поле-
мона, сына ритора Зенона из Лаодикеи, ставшего царем Понта
и Боспора, Митридата VII Пергамского (см. ниже) и некоего
Скрибония, мнимого внука Митридата VI Евпатора, оспаривав-
шего у Асандра власть на Боспоре.
Поэтому попыток проявить независимость, а тем более воз-
родить тенденции митридатовской политики у Фарнака быть не
могло, во всяком случае, до разрыва Г. Цезаря с Г. Помпеем
в конце 50-х гг. I в. до н. э. Положение стало меняться, как
только начались военные действия между римскими военачаль-
никами. Отказ Фарнака помочь Помпею можно расценить как
начало возрождения митридатовских традиций на Боспоре. Не-
которые ученые полагают, что у Фарнака давно созревали пла-
ны восстановить в полном объеме царство отца, но открытое вы-
ступление стало возможным не ранее 48 г. до н. э.21 С этим ут-
верждением можно согласиться. Ведь Флор (Р1ог., IV, 2, 61 —
63) говорит, что Фарнак, «полагаясь более на наши раздоры,
чем на собственную храбрость, обрушился с войском на Каппа-
докию». Из других источников (Ве11. А1ех., 34) мы узнаем, что
как только легат Цезаря в Азии Гн. Домиций Кальвин получил
сообщение от Дейотара, тетрарха Галатии и Малой Армении, об
опустошении ее и Каппадокии сыном Митридата, он тотчас по-
слал ему гонцов «с требованием очистить Армению и Каппадо-
кию и не пользоваться гражданской войной для посягательств
на права и величие римского народа». Таким образом Фарнак
воспользовался столкновением Цезаря и Помпея для развязы-
вания военных действий. Поскольку битва при Фарсале прои-
зошла 6 июня 48 г. до н. э., а Домиций Кальвин узнал о вторже-
нии Фарнака в Малую Азию и предпринял соответствующие
шаги осенью и зимой 48 г. до н. э., то из этого следует, что бос-
порский царь за два с небольшим месяца занял Колхиду, Ма-
20 Шелов Д. Б. Махар..., с. 58—70; он же: Северо-понтийские города,
с- 34; Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора в римский период, с. 283—
286.
21 Моммзен Т. История Рима. Т. III. —М—Л., 1941, с. 352; "1и(1е1сп №.
Саезаг 1т Опеп*. Ьрг., 1885, 63—66; Максимова М. И. Античные города юго-
ьосточного Причерноморья. — М.—Л., 1956, с. 296, 297; Голубцова Е. С.
^'каз. соч., с. 58 ел.; Блаватский В. Д. Пантнкапей, с. 130; Гайдукевич
В. Ф. История..., с. 126. Ср.: Гл. 1. Ро51оу1геГГ М. I. ГгаШепз апс1 Сгеекз...,
Р. 150.
71

лую Армению, Каппадокию и часть Понта. А это означает, что
он должен был приготовиться к походу заблаговременно, так
как за одно лето невозможно снарядить войско и осуществить
сразу столь обширные завоевания. В совокупности с уже упоми-
навшимися отказами Помпею в помощи, это свидетельствует о
тщательно вынашиваемом желании восстановить отцовское цар-
ство. Объяснить эту длившуюся около пятнадцати лет подготов-
ку к военным действиям можно следующим образом.
*■ Если-верить Аппиану, то выступление Фарнака против отца
началось с брожения в войске, нежелавшем идти походом в
Италию (Арр. МКЬг., 109—111). При этом ведущую роль в вол-
нениях сыграли римские перебежчики. О позиции городов в ис-
точниках не упоминается, но общепринято, что они поддержали
заговор Фарнака (см. выше). Можно предполагать, что под-
держка эта была негласной; боспорские греки не знали, как по-
ведет себя Фарнак в новой ситуации, тем более сам Митридат
VI неоднократно заявлял, что его сын будет преемником отца и
продолжателем начатого дела (Арр. МННг., ПО). В таких об-
стоятельствах Фарнаку необходимо было завоевать расположе-
ние городов, показать себя защитником их интересов. Руковод-
ствуясь этими целями, он решил оправдать поначалу доверие
римлян.
Монетное дело Боспора при Фарнаке в общих чертах про-
должало митридатовский чекан. Фарнак выпускал золотые ста-
теры только в 54—55 гг. до н. э. и медную пантикапейскую мо-
нету в течение короткого времени22. В основе монетного обраще-
ния по-прежнему оставались многочисленные выпуски митрида-
товской меди. Заслуживает быть отмеченной медная пантика-
пейская чеканка: это оболы (тип: голова Аполлона в лавровом
венке, вправо — орел с приподнятыми крыльями на молнии,
справа звезда, легенда (ПАЫТ1КАПА1Т7Ш) и тетрахалки (тип:
голова Аполлона, вправо — треножник, тирс, звезда, легенда
та же). К. В. Голенко полагает, что выпуск этих монет осущест-
влялся одновременно с зблотой23. Чекан Пантикапея при Фар-
наке, когда в обращении было достаточно митридатовской меди,
свидетельствует, что боспорский царь поощрял экономический
рост крупнейшего города Боспора, способствовал сохранению им
политики, а также автономии в делах торговли и ремесла. Это '
можно рассматривать как продолжение митридатовских тради-
ций во внутренней политике Боспора, поскольку сам Митридат
предоставил Пантикапею, Фанагории и Горгиппии право выпус-
22 Орешников А. В. Каталог собрания древностей..., с. 60, 61; Голенко
К. В. Из истории монетного дела на Боспоре в I в. до н. э.— НЭ, 1960, II,
с. 39, 40; Со1епко К. V., Кагузгко^зк! Р. I. Тле Со1с1 Сошаде оГ Ктд
Рпагпасез оГ 1Не Возрогиз. ЫС, 7Л\\ зепез, уо1 XII, 1972, р. 25 ГГ.
23 Голенко К. В. Указ. соч., с. 36—40.
72

кать монету*4. Монетная политика Фарнака в отношении столи-
цы Боспора способствовала росту его авторитета.
В то же время данная мера была лопыткой укрепить собст-
венный тыл для последующих крупных внешнеполитических
предприятий. Опора на городское население Пантикапея могла
сыграть немаловажную роль в организации похода в Малую
Азию, предпринятого Фарнаком в начале 40-х гг. I в. до н. э.
Не случайно, что выпуск меди совпал по времени с чеканом зо-
лотых монет, призванных, как показали К. В. Голенко и П. О.
Карышковский, политически и идеологически обосновать пре-
тензии сына Митридата на господство в Причерноморье25. Ви-
димо, уже в 50-е годы Фарнак вынашивал идею разрыва с Ри-
мом и занимался подготовкой к вторжению в Колхиду и Понт,
что и осуществил в 48—47 гг.
На золотых статерах Фарнак помещал величественную над-
пись: ВАЕIЛЕ^2 ВА21ЛЕСЖ МЕГАЛОТ ФАР1\АКОТ,
т. е. «царя царей, Великого Фарнака». Такой же титул мы нахо-
дим в боспорских надписях, поставленных при Фарнаке (КБН,
№№ 28, 29-1о$РЕ IV, № 200)26. Считается, что принятие этого
титула знаменовало разрыв сына Митридата VI с Римом и оз-
начало следование традициям ахеменидских царей и эллинисти-
ческих монархов Митридата VI Понтийского и Тиграна II Ар-
мянского. К. В. Голенко и П. О. Карышковский предполагают,
что выпуск золотых с этим титулом был кратковременным и не
связан с намерением Фарнака II реставрировать державу отца,
поскольку являлся лишь политической демонстрацией с целью
воздействовать на местные племена, подчинившиеся его власти27.
Не исключено, что эта сторона дела входила в планы новоявлен-
ного «царя царей», но и она была подчинена главному: подгото-
виться к борьбе за малоазийские владения отца. Названные ис-
следователи утверждают, что Фарнак принял титул «царя ца-
рей» или «великий царь царей» в 243 г. н. э. (55/54 гг. до н. э.)
от армянского царя Тиграна Великого, год смерти которого сов-
падает с выпуском первой золотой монеты боспорского владыки
с подобным титулом. А уже в 50/51 гг. до н. э. эта титулатура
перешла к парфянскому царю ОродуН и Фарнак ей не владел28.
24 Голенко К. В. Из истории монетного дела..., с. 36; он же: Фантзлоп-
ский клад боспорских дидрахм I в. до н. э.—ВДИ, 1965, № 4, с. 141—145,
152; Шелов Д. Б. Махар..., с. 63. Ср.: Зограф А. Н. Античные монеты.—М.—
Л., 1951, с. 187.
25 Со1епко К. V., Кагузгко\Узк1 Р. I., ор. сЩ р. 32.
26 Блаватскнй В. Д. Пантикапей, с. 131; он же: Строительное дело Пан-
тикапея по данным раскопок 1945—1949, 1952—1953 гг.—МИА, № 56, 1'957г
с. 67.
27 Со1епко К. V., КагузгкохузЫ Р. I., ор. сИ., р. 31—32.
28 Оо1спко К. V., Кагу52ко\У5к1 Р. I., ор. сЛ., р. 31—3&
тг

Однако боспорские надписи противоречат этому: титул «царь
царей, великий...>> имел Асандр, сменивший на боспорском пре-
столе Фарнака (см. КБН, № 30) и унаследовавший, конечно же,
от него и титулатуру; «Великим царем» называет Фарнака дочь
его Динамия (КБН, № 31), и, наконец, в фрагментарной надпи-
си, относящейся, как будет ниже сказано, к Фарнаку, прибыв-
шему на Боспор после разгрома при Зеле в 47 г. до н. э., он так-
же назван... ^еуоср Расплело (ЗаслДеап' (КБН).
В найденной недавно нимфейской надписи Митридат VI ти-
тулуется «Великим царем царей». Этот титул он носил, очевид-
но, в начале I в. до н. э.29 Поэтому Фарнак имел на него право
не только как родственник Тиграна, но как сын и наследник Ев-
патора. Можно думать, что Фарнак сохранил титул довольно
долго, а его принятие знаменовало открытое возрождение митри-
датовских традиций, призванных оправдать вмешательство в ма-
лоазийские дела для восстановления былого могущества Пон-
тийской державы. В связи со всем вышеизложенным, полагаем,
что кратковременный выпуск Фарнаком золотой монеты должен
был покрыть расходы по подготовке к этому вторжению, подоб-
но тому, как чекан 'золота Митридатом VI помог ему когда-то
выйти из затруднения в войне с Римом.
Таким образом, подготовка к столкновению с Римом велась
со второй половины 50-х гг. I в. до н. э., и Фарнак ждал удоб-
ного момента для начала военных действий. В это время царь
изменил характер внутренней политики. Если прежде он заигры-
вал с городами царства, стремясь избежать конфронтации с рим-
лянами, то теперь он открыто выступил противником романо-
фильской партии. Фарнак понимал, что для успешной борьбы
с Римом ему недостаточно опоры в городах, настроенных про-1
римски, а необходимо расширить влияние среди туземных пле-
мен, особенно меото-сарматских. Страбон указывает, что Фар-
нак на Азиатском Боспоре владел землями до Танаиса, а сар-
матские племена сираков и аорсов составили главное ядро его
конного войска. Однако царю приходилось, очевидно, силой при-
нуждать некоторые племена подчиняться. Для покорения дан-
дариев ему пришлось даже отвести одно из русел Кубани (Ги-
панис) и затопить их область (51гаЬо, XI, 2, 11, 5, 8). Есть ос-
нование предполагать, что права некоторых городов его царства
были урезаны. В 51/50 гг. до н. э. прекратился медный чекан
29 Молев Е. А. О пропонтинской ориентации боспорян в период подчине-
ния Боспора Понту: Тезисы докладов конф. «Проблемы античной истории и
классической филологии». Харьков, 1980, с. 43.
30 Блаватский В. Д. Каменное ядро из Фанагории.— КСИИМК, выл
XXXIX. 1951, с. 135, 136; Цветаева Г. А. Поход Фарнака на Фанагорию и
свете последних археологических открытий.— В сб.: Новое в Советской ар-
хеологии. М., 19.65,.с. 23.4, 235. I
74

Пантикапея, тогда же Фарнак, вероятно, покончил с автономией
Фанагории, разрушив ее оборонительные стены до основания30,
и принудил к покорности соседние с нею города и племена на
Азиатском Боспоре (Арр. МНЬг., 120). Несомненно, Фарнак ис-
пользовал при этом войска, присланные местными вассальными
царями. Об этом говорит, в частности, то, что, отправившись
в Малую Азию, Фарнак оставил на Боспоре наместником Асанд-
ра, бывшего этнархом (ейшрхг|д), т. е. предводителем пле-
мени или группы племен (Арр. МИЬг., 120; Сазз. ЕНоп., ХЫ1, 9,
46; Ьис. Масг., 17). Последний как начальник азиатских владе-
ний царя31 завоевал его доверие, очевидно, во время подавления
выступлений городов на этом берегу пролива. Недовольство эл-
линских полисов могло быть вызвано усилением антиримских
тенденций в политике Фарнака и его ориентацией на варварские
племена.
Показательно, что разбитый Цезарем при Зеле «Великий
царь царей», вернувшись на Боспор и столкнувшись с изменой
своего наместника, как передает Аппиан, с группой «каких-то
скифов и сарматов захватил Феодосию и Пантикапей», коро-
тые, надо думать, и раньше сочувствовали городам азиатской
половины царства (Арр. МЛЬг., 120). В период подготовки к по-
ходу в Понт Фарнак изменил отношение к эллинским полисам
и начал заигрывать с туземным населением, способствуя разжи-
ганию антиримских настроений. А это ни что иное, как возврат
к политике Митридата VI Евпатора, который после поражения
в Третьей Митридатовой войне, оказавшись на Боспоре, заклю-
чал союзы с местными династиями, рисуя перед ними утопиче-
ские планы захвата Рима.
Нет нужды описывать перипетии войны Фарнака в Малой
Армении, Каппадокии и Понте. Это подробно изложено автором
Ве11ит А1ехапдппит, Страбоном, Дионом Кассием и Аштианом.
Из их сообщений важно то, что большинство греческих городов,
которые были захвачены Фарнаком в 48/47 гг. до н. э., оказало
31 О тптулатуре Асандра см.: Латышев В. В. Краткий очерк истории Бос-
порского царства, с. 98, 99; о том, что Асандр имел первоначально опору вне
пределов Пантикапея, вероятно, на азиатской половине царства, подметил
А. Н. Зограф (Указ. соч., с. 190), поскольку первые его медные монеты с
титулом архонта выполнены небрежно. Исследованиями Н. И. Сокольского
(Сокольский Н. И. Таманский толос..., с. 106—109; он же: К истории северо-
западной части Таманского п-ва в античную эпоху: VI СопГегепсе 1п1егпа-
1юпа1е (Ге(ис1е$ с1а551*яие5 о'ез рауз зоааПз^ез. София, 1963, с. 24) доказа-
но, что многочисленные укрепления на Тамани, построенные при Асандре,
и были основной базой для борьбы с Фарнаком. Очевидно, в это время за-
ложены и основы того административно-политического деления с выделением
должности оея1 тг]с, гг)аоо, которые мы находим при Аспурге и его преем-
никах (ср. КБН, № 40). ч
75

ему сопротивление32. Поэтому боспорский царь был вынужден
прибегать к длительной их осаде, как это произошло, например,
при взятии Амиса (Ве11, А1ех., 38; 51гаЬо, XII, 3, 44; Сазз.,
Эюп., Х1Л1, 46; Арр. Ве11. Слу., 11, 91). Фарнак жестоко обошел-
ся с жителями городов Южного Причерноморья, уничтожал рим-
ские селения и крепости. Его политика в Колхиде, Понте и Кап-
падокии не отличалась в целом от той, которую он проводил на
Боспоре в период подготовки к походу в Азию. Однако антирим-
ская ее направленность в Малой Азии была ярче выражена. Это
приводило к упорному сопротивлению городов, не желавших
входить в состав причерноморской державы боспорского царя.
М. И. Максимова объясняет ее наличием тесных экономических
связей торгово-ремесленной верхушки с Римом33. Это вполне
справедливо и для городов Северного побережья Понта.
Длительное сопротивление городов, их нежелание поддер-
жать планы Фарнака объясняются стремлением сохранить сво-
боду и автономию, которой они пользовались с ведома Рима,
что привело к росту благосостояния. Фарнак, конечно, чувство-
вал это, искал опору среди местных царей, и тем не менее начал
поход в Малую Азию, жестоко расправляясь с непокорными. В
этом заключается его просчет. Римляне, имея прочные позиции
в городах Понта, обязанных им пусть и относительной, но свобо-
дой, легко одолели Фарнака, принудив его бежать с кучкой
всадников, тех же скифов и сарматов, на Боспор. Таким обра-
зом, от позиции эллинских городов во многом зависела судьба
митридатовской политики Фарнака, реализация плана сохранить
независимость царства от римлян. Принцип свободы и автоно-
мии (еХеиОерюс хои аитогорла) под римским влиянием оказался
более действенным для эллинов, нежели освящение его властью
наследника Митридата. В разгар войны с римлянами на Боспоре
вновь вспыхнуло недовольство политикой царя. Этим воспользо-
вался оставленный там наместником Асандр. Аппиан передает,
что Асандр «изгнал Фарнака из Азии» (есос; сагпп? "Аасгуброд
ех'ород, Чбюр Ра)|ла1ау\? огэ аxоXа(роVта)V, е^т]А.аае хщ 'Ааихс;),
что можно объяснить тем, что на азиатском Боспоре опять, как
и в период подготовки к походу на Понт, среди городов началось
брожение. Асандр, имевший прочные политические и военные по-
зиции среди племен и городов этой половины царства (см. вы-
ше), создал здесь опору для свержения Фарнака (Арр. МНЬг.,
120; Сазз. Эюп., Х1Л1, 9, 46). Вскоре к оппозиции примкнули
крупнейшие города европейского Боспора Феодосия и Пантика-
32 О войне Фарнака II в Малой Азии подробнее см,: Мад|'е С Нотап
Ри1е т Аз1а Мтог, V. 1, р. 363—380, 407—410 ГГ.; 01еЫ Е. РЬатасез (2).—
Не XIX, 1938, 5. 1851; Лопез А Н.М. Тле СШез о! Еаз1егп Нотап Ргоутсез.
ОхГ., 1937.
33 Максимова М. И. Указ. соч., с. 300, 301.
76

пей, так как, по словам того же Аппиана, Фарнаку, бежавшему
от Цезаря в Таврику, пришлось бы брать их приступом (см. вы-
ше). Эти события происходили в 47/46 гг. до н. э. Очевидно,
Фарнаку на какое-то время удалось восстановить власть на ев-
ропейском Боспоре, а азиатскую его половину прочно удержи-
вал за собою Асандр34.
К этому последнему периоду пребывания Фарнака у власти
мы склонны отнести крайне фрагментарную надпись — посвя-
щение Фарнака, если справедливо восстановление там его имени:
[Фо^ахг]с;? цеуас; раайе] ис; Расгйеауу [архоуу? роалорои тог; ха]
та тг^ Егэрашт^ [ахе'&цку?] Ди ГеVарx^|^. — Фарнак?
царь царей. Великий, правящий европейским Боспором,
посвятил? Зевсу Генарху (КБН, № 29). Надпись эта может от-
носиться к Фарнаку потому, что титул «Великий царь царей»
носили на Боспоре Фарнак и Асандр, но все преемники Фарна-
ка, будучи в царском звании, владели всем Боспором..., а не од-
ной его частью. Очевидно, Фарнаку силой приходилось удержи-
ваться у власти. При этом местные племена, которые ранее под-
держивали Фарнака, теперь оказались в лагере Асандра. Ведь
по сообщениям античных авторов сын Митридата прибыл из Си-
нопы лишь с тысячью рсадников, удерживал столицу с помощью
кучки «каких-то скифоз и сарматов», которые к тому же не были
искушенными в военном деле. Аппиан говорит, что Асандр
«вновь напал на Фарнака и одолел его в битве из-за того, что
всадники царя не умели сражаться пешими» (Арр. МЛЬг., 120,
121; Сазз. Оюп., Х1Л1, 9; 46; 47; 51гаЬо, XIII, 4, 3). Как видим,
города европейского Боспора опять не поддержали Фарнака,
а взяли, вероятно, сторону Асандра. Гибель сына Евпатора в
этом сражении ознаменовала крах его антиримской политики,
направленной на возрождение объединенной понтийской держа-
вы. Греческие города Северного и Южного Понта, равно как и
некоторые туземные племена, не поддерживали Фарнака, по-
скольку не хотели создания государства, угрожавшего римским
интересам. Для эллинских городов было выгоднее не противо-
борствовать Риму, а сохранять свободу и автономию, создавав-
ших видимость равного с ним партнерства. В этом немалую
роль играли экономические интересы торгово-ремесленной вер-
хушки.
Следует согласиться с мнением исследователей, которые счи-
тают, что Асандр не начал восстание против Фарнака до похода
в Малую Азию, поскольку тогда Фарнак не оставил бы его на-
местником на время своего отсутствия35. Скупые данные антич-
34 Сокольский Н. И. Таманский толос..., .с. 107—111; он же: Валы в сис-
теме обороны Европейского Боспора.— СА, XXVII, 1957, с. 102; Блаватская
Т. В. Аспург и Боспор, с. 36, 53.
35 Голубцова Е. С. Указ. соч., с. 79; Дьяков В. Н. Указ. соч., с. 74; Гай-
77

ной литературной традиции позволяют заключить, что Асандр с
самого начала пытался угождать римлянам и был сторонником
проримской политики (Сазз. Оюп, Х1Л1, 9, 46). Это вполне ло-
гично, ибо Асандр воспользовался против Фарнака его антирим-
ской авантюрой и в этой связи нелогичным кажется то, что про-
тив Асандра выступил сам Г. Цезарь. В Риме вдруг вспомнили,
что Фарнак некогда являлся «другом и союзником» римского
народа (Сазз. Оюп, Х1Л1, 9, 47). Очевидно, Цезарь и его окру-
жение были немало обеспокоены ходом дел на Боспоре, свер-
шившихся без вмешательства Рима. Для этого были веские ос-
нования. С одной стороны, Асандру нужен был царский титул
для обоснования претензий на власть, добыть который он мог,
только заручившись поддержкой Рима. С другой стороны, отказ
войти в состав объединенной понтийско-боспорской державы го-
ворил о некоторой самостоятельности боспорцев (особенно горо-
дов), чреватой нежеланием поддержать устремления римлян.
Для Цезаря, вынашивавшего планы борьбы с Парфией, было,
вероятно, более приемлемо иметь на боспорском престоле став-
ленника, готового сделать для Рима все что угодно и когда это
будет угодно. Этим, вероятно, руководствовался Цезарь, посы-
лая против Асандра своего друга Митридата Пергамского36.
Этот Митридат получил от Цезаря титул царя Боспора и
двинулся против Асандра через Колхиду, где разрушил святи-
лище Ино-Левкотеи (51гаЬо, XI, 2, 17; Арр. МИЬг., 121; Ве1К
А1ех., 787)37. Любопытно, что шел он на Боспор по суше, не вос-
пользовавшись кратчайшим путем по морю. Очевидно, ом рас-
читывал на поддержку племен Северного Кавказа и хотел уда-
ром с тыла лишить Асандра основного оплота — азиатских вла-
дений. Дион Кассий прямо говорит, что Цезарь позволил Митри-
дату воевать с Асандром. Прос; те тоу //АааVброV поХе\1ЦО<ул
елерефе\> (Са$5. Оюп, Х1Л1, 9, 46), поэтому надо думать, воору-
женное столкновение между ними все же случилось. Окончи-
лось оно не в пользу Митридата и поддержавших его римлян.
Победа Асандра, не позволившая Митридату VII занять бос-
порский трон, укрепила позиции бывшего этнарха среди насе-
ления. Причины этого кроются в следующем.
Как выше было указано, главной силой, противоборствовав-
шей Фарнаку, стали эллинские города его царства. Дном Кассий
и Аппиан говорят, что возмущение Асандра началось в самый
дукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 313; ОаМикеУк V. Р., ор. сИ, 5.324.
Латышев В. В. Краткий очерк истории..., с. 96; Но$1оу1геГ[ М. I. 1гагпеп5
апд Сгеекз, р. 150.
36 Ростовцев, М. И. Эллинство и иранство..., с. 143; Голубцова Е. С.
Указ. соч., с. 64; Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора..., с. 176, 177.
37 Гайдукевнч В. Ф. .Боспорское царство, с. 313; Лордкипанидзе О. Д.
Город-храм Колхиды.—М., 1978, с. 76. *
78

разгар военной кампании, когда Фарнак поначалу одерживал
победы. Он разбил войска римского легата Г. Домиция Кальви-
на, вынудив его отступить в провинцию Азию, овладев Никопо-
лем, и собирался вторгнуться в Вифинию и Азию (Арр. МНИг.,
120; Са$з. Е)юп, ХЫ1, 9, 46). Отважиться на отделение от Фар-
нака в этот момент можно было, только чувствуя за собой силу
и правоту дела. Города оказали Фарнаку сопротивление, они не
поддержали Асандра, который своим «возмущением» действовал
в их интересах. Заручившись уже тогда поддержкой городов,
Асандр в последующие 29 лет правления стремился сохранить
этот с ними союз.
В течение первых четырех лет правления Асандр носил титул
архонта и чеканил золотые и медные монеты. Начиная с 4-ого
года пребывания у власти он титулуется царем38. Типы его мед-
ных монет: оболы — голова Асандра и тетрахалки — голова Ни-
ки на аверсе, на реверсе обеих групп монет — нос корабля. Зо-
лотые статеры 1 и 2 годов правления архонта Асандра на лице-,
вой стороне имеют портрет Октавиана, а 3 года—М. Антония,
оборотная сторона этих выпусков — Ника на носу корабля39.
Как отмечал А. Н. Зограф, типология монет архонта Асандра
была связана с какой-то морской победой, способствовавшей его
возвышению40. Считается, что это была победа над пиратами,
препятствовавшими нормальной морской торговле городов41. Как
некогда боспорский царь Евмел (IV в. до н. э.), Асандр способ-
ствовал этим благосостоянию городов Боспора, завоевав симпа-
тии торгово-ремесленной олигархии. Став царем (статер 4-го го-
да правления с титулом «царя» и портретом самого Асандра),
он прекращает медный чекан, предоставив эту привилегию важ-
38 5а11е1 А. уоп ВеНгаде гиг СезсЫсМе ипс! г4иггпзта1|'к с!ег Кбгпде без
Оттепзспеп Возрогиз ипд (1ез Роп1из,. ВегПп, 1866, 5. 27, 28; АУасМт^-
1оп Ш., ор. сИ., р. 417; Орешников А. В. Каталог собрания, с. 63—65; Спг.
Сме1. К1ете Векгаде..., 5. 10, 11; Зограф А. Н. Указ. соч., с. 189.
39 Орешников А. В. Каталог..., с. 65, 66; Зограф А. Н., с. 189, 190; Кал-
листов Д. П. Этюды..., с. 178, 179; Голубцова Е. С. Указ. соч., с. 79.
40 Зограф А. Н. Указ. соч., с. 189; Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство,
с. 314.
41 Ростовцев М. И. Эллинство и иранствр..., с. 144; Коз1оу1геГГ М. I.
1гап|'епз апб. Огеекз..., р. 151; Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 314;
СаМикеую V. Р., ор. а!., 5. 326; Голубцова Е. С. Указ. соч., с. 76; Соколь-
ский Н. И. Валы..., с. 108; Шелов Д. Б. Северное Причерноморье, с. 90
и др. X. X. Гиль (СЬг. Спе1. К1ете ВеКгаде..., 5. 11) считает, что золотые
статеры Асандра могли быть отчеканены в честь победы над Митрпдатом
VII Пергамским. Но еще А. А. Сибирский доказал, что типы золотых монет,
как и сам их выпуск, не связаны с победой Асандра над Митридатом VII
Пергамским (Сибирский А. А. Гипотеза о происхождении Асандра и новые
данные о некоторых событиях его правления. — ЗООИД, т. X, 1877,
с 56-58).
79

нейшим городам царства Пантикапею и Фанагории. Сам же
чеканит золото42. В типологическом отношении медная чеканка
городов имеет отголоски митридатовскон символики: Апполон,
Геракл, палица, лира, лук, поющий пегас, астрально-солярные
знаки (звезда-солнце, лев)43. Следовательно, в отношение горо-
дов Асандр продолжал традицию Митридата VI и первых лет
царствования Фарнака, когда прерогативы автономии и полиги-
ки ведущих полисов сохранялись. Изображения Ники и проры
на некоторых монетах городов указывает на связь с монетами
архонта Асандра и подтверждают вывод, что города много вы-
играли от одержанной им морской победы. К тому же, это на-
водит на мысль, что принятие Асандром титула архонта было
предпринято в интересах городов, чтобы создать видимость по-
ощрения их свободы и автономии, попранных Фарнаком. Таким
путем, Асандр, не имевший прав на престол и не осмелившийся
сразу объявлять себя царем, надеялся при посредничестве горо-
дов заручиться расположением Рима и завладеть вскоре цар-
ским титулом44. Отсюда видно, что митридатовская традиция
привлекать эллинские полисы для достижения собственных це-
лей имела место и в политике Асандра.
Важную роль для экономики царства сыграло расширение
при Асандре границ государства на восток до Танаиса (51гаЬо,
XI, 2, 11), а на запад до Херсонеса, постройка вала на Перекоп-
ском перешейке и отказ платить обременительную для городов
дань кочевникам — скифам и роксоланам45. Асандр, завязавший
прочные связи с городскими слоями Пантикапея, Фанагории,
Горгиппии и других центров Боспора, очень дорожил ими и со-
действовал мх благополучию. Что касается эллинских полисов,
то, заинтересованные в связях с Римом и его восточными вла-
деяннями, они тем не менее поддержали Асандра против рим-
ского ставленника. Это могло быть результатом деятельности
Асандра, а также их нежеланием войти в состав объединенной
понтийско-боспорской державы под главенством Митридата
42 Орешников А. В. Каталог..., с. 65, 66; Зограф А. Ы. Указ. соч.,
с. 188—190; Калл истов Д. П. Этюды..., с. 170; М:ппз Е. 5су1Ыап5 ала* ргеекз.
43 Орешников А. В. Каталог..., с. 65—68; Зограф А. Н. Указ. соч., с. 190;
СЬг. 01е1. Юете ВеИга&е..., 5. Ю—12.
44 Каллпстов Д. П. Этюды..., с. 179—182; Гайдукезич В. Ф. Боспорское
царство, с. 313, 314; он же: История..., с. 127; Цветаева Г. А. Боспор и Рим,
с. 14; об отношении Рима к Александру см.: Моммзен Т. Указ. соч., с. 267;
Машкнн Н. А. Принципат Августа.— М.—Л., 1949, с. 529 ел.; Голубцовг Е. С.
Указ. соч., с. 76 ел. (
45 Сокольский Н. И. Валы..., с. 103, 104; Гайдукевич В. Ф. История...,
с. 127; Блаватскнн В. Д. Пантикапей..., с. 130, 131; Мйппз Е., ор. сН., р. 591,
592; Каллпстов Д. П. Северное Причерноморье..., с. 157; ср. также: Ростов-
цев М. И. Эллинство и нранство, с. 144.
80

Пергамского и римлян. Как и при Фарнаке, города Боспора
больше заботились о собственных интересах, опасаясь, что им
будет отведена второстепенная роль в этой державе46. Таким
образом, еще одна митридатовская тенденция — отстоять само-
стоятельность от римлян — получила живительную почву в лице
городских слоев в период архонства Асандра. Вот почему Мит-
ридату VII Пергамскому не удалось одолеть Асандра и поддер-
живавших его боспорцев.
Т. Моммзен заметил, что Асандр и Митридат VII в своих по-
пытках закрепиться всячески старались выставить на вид связь
с Митридатом Евпатором и ахеменидскими традициями. Д. П.
Каллистов считает, что это делалось с целью привлечь туземные
племена, настроенные антиримски47. Однако все гораздо проще.
Для Асандра это было важно потому, что он незаконно захва-
тил престол и сверг Фарнака — сына Великого Митрмдата. Что-
бы придать законный характер своим действиям, он взял в же-
ны Динамию, дочь Фарнака и внучку Митридата VI, легитим-
ную наследницу престола (Сазз. бюп, ЫУ, 24)48. Митридат
VII пользовался своим отдаленным родством с Евпатором, что-
бы дискредитировать Асандра, показать незаконный характер
его деяний и, в конечном итоге, расположить к себе города, ко-
торые были верны традициям Митридата VI. Имя Евпатора ос-
тавалось еще популярным на Боспоре. Этим объяснялись пыш-
ные похороны Евпатора Помпеем и попытка Цезаря предста-
вить узурпатором Асандра, свергнувшего «друга и союзника
римлян» Фарнака, хотя он и его отец до того испортили римля-
нам немало крови. Митридат Пергамский и римляне рассчиты-
вали сыграть на настроениях широких слоев населения царства.
Римляне, однако, вскоре поняли свой просчет и изменили
тактику во взаимоотношениях с Боспорским царством. Они при-
знали Асандра царем Боспора. Лукиан (Ьис. Макг., 17) сооб-
щает, что Август дал Асандру вместо титула этнарха титул ца-
ря боспорского. Царская титулатура Асандра прослеживается
и по монетам, разобранным А. фон. Заллетом и А. В. Орешни-
ковым49. Вопрос о том, когда и кто из триумвиров признал Асан-
дра царем, недостаточно ясен. Если одна группа исследователей
40 Подобную тенденцию в политике городов при Полемоне I подметили
Машкин Н. А. (Принципат..., с. 531) и Шелов Д. Б. (Тананс и Нижний Дои
в III—I вв. до н. э.—М., 1970, с. 232).
47 Моммзен Т. Указ. соч., с. 267; Каллистов Д. П. Этюды по истории Бос-
пора римского времени, с. 176, 177.
48 Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство, с. 313; Оа^^иксук V. Р., ор.
сЙ., $. 324, 325; Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора римского вре-
мени, с. 176; он же: Северное Причерноморье..., с. 155; Голубцова Е. С.
Указ соч., с. 76; Шелов Д. Б. Северное Причерноморье..., с. 92.
49 5а11е( А. уоп, ор. сИ., 5. 12—17; А. В. Орешников. Каталог..., с. 63,64.
Ср.: Латышев В. В. Краткий очерк истории..., с. 98, 100.
6 Заказ № 341
81

считала, что официальное признание Асандра Римом произошло
еще при Цезаре, а показания Лукиана неточны50, то другая по-
лагала, что это было сделано Антонием с согласия Октавиаиа51.
Расчеты А. фон Заллета, на основании монет, показывают, что
Асандр на четвертый год правления получил царский титул. К
тому же имеется посвятительная надпись Афродите Навархиде
Посейдону Сосинею от Наварха Панталеона, где Асандр име-
нуется «Великим царем царей», «другом римлян», «спасителем»
(КБН № 303. Несомненно, она связана с морскими победами,
отголоски которых мы находим на монетах этого правителя. По
расчетам ученых-нумизматов Асандр получил царский титул и
эпитет фйоро)|лаюд в 712/13 гг. от основания Рима (42/41 гг.
до н. э.)52. Мы разделяем мнение тех, кто считает, что это было
сделано уже после смерти Цезаря (44 г. до н. э.) и с согласия
Октавиана М. Антонием после битвы при Филиппах (42 г. до
н. э.), когда триумвир прибыл в Азию и занялся устройством
римских дел на Востоке путем образования вассальных и зави-
симых царств53. В таком случае официальное вступление Асанд-
ра в архонство падает на 46 г. до н. э., когда был убит Фарнак.
Ведь после битвы при Зеле (47 г. до н. э.) Фарнак вернулся на
Боспор и еще некоторое время управлял западной его половиной
(см. выше). Принятие царского титула в его митридатовском
варианте, конечно, не было ускорено победой над Митридатом
Пергамским. Рим почувствовал, что даже города Боспора, опора
римской дипломатии, поддержали Асандра, и вынужден был
пойти на официальное его признание. Это нисколько не ограни-
чивало самостоятельность Боспорского государства, правитель
50 Моммзен Т. Указ. соч., с. 267; Ростовцев М. И. Эллннство и иранст-
ьо..., с. 144; Каллпстов Д. П. Этюды из истории Боспора римского времени,
с. 179.
51 5а11е1 А. уоп, ор. сЛ., 5. 15—17; А^адсПп^оп \У. 5иг 1а СНгопо1о^1е...,
р. 417, 418; Спг. СЛе!. К'сшс ВеИга^е..., 5. 10; Орешников А. В. Каталог...,
с. 63, 64; Машкин Н. А. Указ соч., с. 529; Голубцова Е. С. Указ. соч.,
с. 82,— полагают, что Октавнан признал Асандра архонтом, а М. Антоний—
парем Боспора. Однако Д. П. Каллпстов. (Этюды..., с. 178) справедливо от-
мечает, что римляне не утверждали архонства за правителями. В. Ф. Ган-
дукевич (Боспорское царство, с. 314; он же: История..., с. 127) и Г. А.Цве-
таева (Боспор и Рим, с. 14) полагают, что царем Асандра признан Август.
52 5а11е1 А. уоп, ор. сИ., 5. 17; Спг. Спе1. К1еше ВеИга&е..., 5. 10; Ореш-
ников А. В. Каталог..., с. 64. Бурачков П. О. (Каталог монет..., с. 235),
признавая, что царский титул Асандр получил от Антония, относит это со-
бытие к 711 г. от осн. Рима (43 г. до н. э.). См.: Огезспшко^ А. 1Моиуе1
езза! <1е спгопо1о&1е о!ез топпа^ез сГАзапйге. Аппиа1ге бе 1а зоае^е ^е
пиггштаНяие, 1888, Масоп, р. 6, где дана сводка мнений по этому вопросу.
53 Голубцова Е. С. Указ. соч., с. 81; Максимова М. И. Указ. соч., с. 304;
подробнее см.: Вгои^Ыоп Т. К. 5. Котап Аз1а. 1п: Ап Есопогшс Зигуеу о(
апаегЦ Коте, ес1. Ргапк Т., у. IV, ВаШтоге, 1938.
82

которого мог проводить в целом независимую политику, соотно-
ся ее в деталях с римлянами. Это было то, чего добивались эл-
линские города царства.
До сих пор речь шла о городах, а какое место в этих собы-
тиях занимали племена? Когда Асандр отложился от Фарнака^
все указывало на то, что они поддержали эту акцию. По всей
видимости, резко антиримская политика Фарнака не нашла сто-
ронников у вассальных царей и местных династов. Со времени
Д. П. Каллистова утвердилось мнение, будто местные племена
были настроены сугубо против римлян и поэтому поддерживали
митридатовские тенденции в политике боспорских царей54. От-
падение Асандра, его ориентация на меото-сарматские племена
Прикубанья свидетельствуют, что племена не были всегда враж-
дебны Риму. Их позиция менялась в зависимости от конкретной
обстановки.
Действительно, туземные царьки оказывали помощь Фариаку
против Рима (см. выше), но как только города царства отвер-
нулись от царя, племена стали более пассивными. А дандарии
вообще выступили против Фарнака. Когда же города оказались
в союзе с Асандром, то и племена поддержали его мероприятия.
Об этом имеются археологические свидетельства.
В I в. до н. э. началось интенсивное проникновение сармат-
ских и скифских племен в города Боспора, что приводило к тя-
желой борьбе между ними55. Угроза исходила, главным образом,
от скифов и сарматов. При этом усилилось давление сарматских
племен на оседлое меотское население Прикубанья, что потре-
бовало организации защиты этих территорий, бывших житницей
эллинских полисов Азиатского Боспора, оплотом власти Асанд-
ра56. Археологические раскопки на Тамани, в районе Анапы
(Древней Горгиппии) и Новороссийска показали, что около се-
редины I в. до н. э. здесь возникает сеть крепостей и укреплен-
ных поселений. Городища Кучугуры, Голубицкое I и II, Бата-
рейка I и II, Ильичевка, Красноармейское, крепость на юго-за-
падном берегу Ахтанизовского лимана, входили в единую сис-
54 Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора римского времени, с. 179
ел.; он же: Политика Августа..., с. 68 ел.: Шелов Д. Б. Танаис и Нижний
Дон, с. 232; ср.: Жебелев С. А. Народы Северного Причерноморья в антич-
ную эпоху.— В сб.: Северное Причерноморье. М.—Л., 1953, с. 169; Гандуке-
вич В. Ф. Боспорское царство, с. 308.
55 Жебелев С. А. Народы..., с. 269 ел.; Блаватский В. Д. Процесс исто-
рического развития античных государств в Северном Причерноморье, с. 32,
33; Сокольский Н. И. Взаимоотношения античных государств и племен Се-
верного Причерноморья. — 1п: ОпесЫзспе 51ас11е ипб етпе1ггп8спе У61кег
с!ез 5сИ\уаг2теегдеЫе1е5. ВегПп, 1961, 5. 133.
56 Смирнов К. Ф. Основные пути развития меото-сарматской культуры
Среднего Прикубанья— КСИИМК, 1952, вып. XVI, с. 13, 14.
83

тему обороны Фанталовского п-ова (бывшего в древности ост-
ровом) и подчинялись специальному должностному лицу, при-
ближенному Асандра (Оет тг\с-уг\Ьоъ)у имевшему резиден-
цию, обнаруженную Н. И. Никольским у пос. Пересыпь и из-
вестную в науке под названием «дона Хрисалиска»57.
В окрестностях Новороссийска обнаружены большие укреп-
ленные поселения Цемдолинское, Владимировка, Широкая бал-
ка, а близ Анапы подобные укрепления раскопаны у хут. Рас-
свет, с'?. Анапская и Натухаевская. Все поселения возникли поч-
ти одновременно, имели одинаковое предназначение, во многом
сходную планировку и даже одинаковое время гибели — рубеж
н. э. Их появление показывает, что боспорские цари, преемники
Митридата, очень заботились, как отразить угрозу своим восточ-
ным границам, исходившую от воинственных сарматов, сатархов
и Митридата Пергамского. Эти укрепления подобны эллинистиче-
ским катойкиям, население которых, преимущественно местное,
занималось земледелием и одновременно несло службы по ох-
ране владений царя и эллинских городов. Их возникновение свя-
зано с появлением дружины аспургиан, сыгравших важную роль
в последующих событиях на Боспоре58.
Укрепленные поселения, близкие перечисленным выше, из-
* вестны на Керченском п-ове (Семеновка, Новоотрадное, Андре-
евка Северная, Михайловка, Золотое, Ивановка, Тасуново, Ге-
неральское I). Их появление связывают с деятельностью Асанд-
ра59. Любопытно, что восточная часть Таврики и область у Пере-
копа как и Северо-Западный Кавказ во II—I вв. до н. э. были
территорией расселения пришедших в Северное Причерноморье
57 Никольский Н. И. К истории северо-западной части Таманского п-ва
в античную эпоху, с. 22—24; он же: Таманский голос..., с. 112; о раскопках
отдельных поселений и крепостей на Тамани см.: СА, 1966, № 4, с. 128; СА,
1963, № 1, с. 183-190; КСИА, 1967; Вып. 109, с. 112—114; КСИА, 1975, вып.
143, с. 27—29; КСИА, вып. 100, 1965, с. 87—89; АО за 1976, с. 96; АО за
1977, с. 117; & районе Новороссийска: АО за 1978 г., с. 140; КСИА, вып. 103,
1965, с. 125 ел.; КСИИМК. вып. 77, 1959, с. 61; КСИА, вып. 133, 1973, с,
94—96; СА, 1970, № 1, с. 130—136; в районе Анапы: Крушкол 10. С. Антич-
ное здание в районе Горгппппн. АИКСП, Л., 1968, с. 218. Алексеева Е. М.
К изучению сельских поселений вокруг Горгиппин.—В сб.: Горгиппия. Крас-
нодар, 1980, с. 20.
58 Об аспургианах см.: Латышев В. В. Краткий очерк.„, с. 103; Соколь-
ский Н. И. Крепость аспургиан на Боспоре.— КСИА, вып. 143, 1975, с. 28;
он же: Новые памятники синдской скульптуры.— КСИА, вып. 100, 1965, с. N9;
Десятчнков Ю. М. Процесс сарматизации Боспора. Автореф. канд. дисс. М.,
1974, с. 6.
59 Кругликова И. Т. Сельское хозяйство Боспора.—М., 1975, с. 103; Мас-
ленников А. А. К истории населения хоры европейского Боспора в I в. до
н. э.— СА, 1980, № 4, с. 71—73; Латышева Б. А. Особенности исторического
развития Боспора на рубеже н. э.— Харьков, 1970, с. 9, 10.
34

1 .сатархов (тохаров, юечжей)60. Их появление совпадает по вре-
мени с организацией Асандром укреплений на Тамани в Крыму,
строительством вала, созданием дружины аспургиан и т. п.
Очевидно, Асандр, желая укрепить обороноспособность царства,
сумел привлечь часть сатархов, главным образом, из числа зна-
ти, для охраны границ Боспора от наседавших на него скифов-
кочевников и сарматов-роксолан. Если это так, то часть варвар-
ских племен оказалась на стороне Асандра и поддерживавших
его эллинских полисов. Вследствие этого отношение их к римля-
нам могло находиться в прямо пропорциональной зависимости от
политики городов. Ведь знать и часть оседлых сатархов и неко-
торых меото-сармат были заинтересованы в связях с торгово-
ремесленной верхушкой полисов. Поэтому часть варваров могла
идти за Асандром, поддерживая его политику.
Расчет Асандра был до удивления прост. Поскольку города
его царства были настроены по большей части проримски, и от-
ношение их к царю оставалось неустойчивым, римляне всегда
могли переманить их на свою сторону против царя, проводив-
шего самостоятельную политику. Так было с Митридатом VI,
так случилось в конце концов и с Фарнаком. В этом случае
Асандр всегда мог опереться на племена и укрепления, которые
он создал по всему царству. Если же среди подвластных племен
начнет распространяться недовольство, то царь, сохранявший
добрые отношения с городами, мог опереться на них против вос-
ставших племен. Играя, таким образом, на противоречиях этих
взаимоисключающих друг друга партий, Асандру удавалось про-
водить самостоятельную политику. В целом получалось, что у не-
го добрые отношения и с эллинами и с оседлыми варварами.
Что же касается основной массы кочевников причерноморских
степей, то они, надо думать, были настроены враждебно как к
Асандру и городам, так и к римлянам61. Вот почему можно сме-
ло сказать, что митридатовская политика Асандра, выразившая-
ся в стремлении сохранить независимость Боспорского царства,
была значительно более гибкой, чем у его предшественника Фар-
иака. Именно поэтому Риму в лице Митридата Пергамского не
удалось низложить этого властителя.
О последних годах Асандра известно очень мало. В конце
правления» Асандр передал власть супруге своей Динамии (Сазз.
Вюп, ЫУ, 24, 4). Последнее подтверждается ее уникальным зо-
лотым статером от 17/16 гг. до н. э., имевшим на лицевой сторо-
не портрет царицы, а на оборотной Луну и Звезду (Солнце) —
династическую эмблему Митридата Евпатора и ахеменидских
60 Десятчиков Ю. М. Сатархи.—ВДИ, 1973, № 1, с. 136—144.
61 Об этом см.: Каллистов Д. П. Этюды из истории Боспора римского
времени, с. 175; он же: Политика Августа , с. 68 ел.; он же: Северное При-
черноморье..., с. 164; Шелов Д. Б. Танаис..., с. 232.
85

царей62. На этом основании был сделан справедливый вывод,
что Асандра в 17/16 гг. до н. э. уже не было в живых03. Однако
имеется одно крайне противоречивое свидетельство Лукиана о
том, что Асандр, бывший прекрасным воином в 90 лет, увидел,
как его дружина переходит на сторону Скрибония и, не пережив
позора, уморил себя голодом на 93 году жизни (Ьис. Макг., 17).
Не все исследователи склонны доверять этому сообщению. Меж-
ду тем по другим источникам выступление Скрибония засвиде-
тельствовано- (Сазз. Э10П, ЫУ, 24, 4), поэтому факт возмущения
против Асандра, передаваемый Лукиаиом, в основе своей вереи.
Отсюда следует, что в последние годы властвования Асандра на
Боспоре резко обострились противоречия и вспыхнули какие-то
волнения против царя, которые использовал Скрибоний. К сожа-
лению, об их причине можно только гадать, но нам представля-
ется, что это могло быть связано с маневрами городов и римлян,
воспользовавшихся передачей власти Асандром Динамии.
Таким образом, после смерти Митридата VI сто преемники
на боспорском престоле пытались продолжать его политику, хотя
суть ее коренным образом изменилась. Если основная цель за-
ключалась в том, чтобы удерживать независимость и проявлять
самостоятельность во внешнеполитических делах, то методы, ко-
торыми это достигалось различными властителями, были неоди-
наковы. Фарнак пытался возродить понтийско-боспорскую дер-
жаву отца, не считаясь с интересами эллинских полисов и их
естественным тяготением к Риму. Он пытался открыто противо-
поставить туземные племена городам и римлянам, поэтому эл-
линская торгово-ремесленная верхушка не поддержала его поли-
тику. Асандр же действовал более осторожно. Он, как и Фарнак,
пытался играть на противоречиях эллинов и варваров, но его
политика учитывала прежде всего экономические и политические
интересы полисов царства. Отказавшись от планов возродить
державу Митридата VI, понимая их бесперспективность, Асандр
сконцентрировал внимание на повышение благосостояния Бос-
порского государства. Он отстаивал его самостоятельность за
счет сохранения союза с эллинскими городами, стремясь при-
влечь для этих целей некоторые варварские племена. Главным
в его политике было не противопоставить себя открыто Риму,
сохранять по отношению к нему полную лояльность, но стре-
миться к самостоятельности в делах государства. Подобная по-
литика принесла ему успех и длительное царствование. Причи-
ны возмущения Скрибония з конце его правления нам пока не-
известны.
62 Фролова Н. А. О времени правления Дпнампн. — СА, 1978, № 2, с. 49.
63 Зограф А. Н. Указ. соч., с. 191; Латышев В. В. Указ. соч., с. 1С0, Го-
лубцова Е. С.<Указ. соч., с. 100 и др.
86

А. О. Наглер, Л. А. Чипирова
К ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ТИПОВ
В ДРЕВНИХ ОБЩЕСТВАХ
Ритмы социальной эволюции древних обществ во многом оп-
ределялись взаимодействием двух хозяйственных типов: земле-
дельческого и скотоводческого. Кочевой скотоводческий мир до-
статочно подробно изучен в целом ряде фундаментальных иссле-
дований1. Накопленный материал позволяет смоделировать сле-
дующую схему трансформации кочевого скотоводческого общест-
ва. Его хозяйство как экономический базис формирует динамич-
ную социально-политическую структуру, составляющие кото-
рой — народ-войско, организованный по кровнородственному
принципу (это община в рамках рода, племени, союза племен),
и военный предводитель; предпосылка существования этого об-
щественного организма —движение.
До известного времени данная структура находится во внут-
реннем равновесии; оно обеспечено достатком природных ресур-
сов и тем, что процесс присвоения объективных условий не отя-
гощен соперничеством с соседями, а имущественная дифферен-
циация едва намечается. Но экономический потенциал кочевого
хозяйства, как известно, ограничен, а скот рано и легко стано-
вится частной собственностью, поэтому социальные процессы в
скотоводческих обществах развиваются ускоренно, быстро соз-
ревают противоречия между базисом и надстройкой2. Необходи-
мость расширения экономической базы вызывает столкновения
с соседними племенами. Борьбу за благоприятные условия су-
ществования усложняет и естественный прирост населения и те
социальные процессы, становление которых детерминировано
развивающимся институтом частной собственности.
На определенном этапе в производственной деятельности ко-
чевого общества намечается и углубляется специализация: оно
заинтересовано в создании постоянной военной силы, которая
обеспечивает и безопасность существования и расширение эко-
1 Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья.— М., 1981;
Артамонов М. И. История хазар.—Л., 1962; Артамонов М. И. Киммерийцы
и скифы.— Л., 1974; Берыштам А. Н. Очерки истории гуннов.— Л., 1951; Ви-
ноградов В. Б. Сарматы Северо-восточного Кавказа.— Грозный, 1963; Вла-
димиров В. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феода-
лизм.—Л., 1934; Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства.— М., 1970;
Марков Г. Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественные органи-
зации.—Мм 1976; Плетнева С. А. Северо-восточный Кавказ в скифское вро-
мя.— Грозный, 1972; Федоров А. Я., Федоров Г. С. Ранние тюрки на Север-
ном Кавказе.—М., 1978; Хазанов А. М. Социальная история скифов.—М.,
1975 и др.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, с. 58, 160.
гг

номической базы. Эта постоянная военная сила складывается из
менее обеспеченной молодежи, которая войной должна создать
себе хозяйственную базу, в первую очередь — необходимое ко-
личество скота3. В кочевом обществе возникает организация,
специализирующаяся на войне как сфере хозяйственной дея-
тельности4.
Обстановка постоянной военной опасности, зреющая в степи,
в свою очередь способствует быстрой консолидации племени, по-
литической и хозяйственной. Сплотившись вокруг военного вож-
дя и его дружины, племя становится военным лагерем, а война—
главным содержанием его хозяйственной деятельности. В этот
процесс неминуемо втягиваются все новые и новые племена, по-
рой разноэтничные, объединяющиеся вокруг племени-гегемона,
возникает орда5.
Возникновение и развитие орды — не что иное, как консоли-
дация кочевого хозяйства в рамках определенного региона (к
XIII в. н. э. этот процесс охватывает кочевой мир континента).
Следует подчеркнуть, что орда — это отнюдь не государственное
образование, не «держава» и не «империя». Это община в рам-
ках союза племен, народ-войско, подчиняющийся военной дис-
циплине и нормам родового общества. Это та ступень социаль-
ной организации, которую может достичь в своем развитии ско-
товодческое общество. Орда существует, лишь «паразитируя»
на какой-либо земледельческой системе, в противном случае она
распыляется в окружающей этнической среде. Это «паразитиро-
ваиие» есть кульминация взаимодействия двух хозяйственных
типов — скотоводческого и земледельческого. И нашествия ко-
чевников-скотоводов, захлестывавшие время от времени земле-
дельческий мир,— не что иное, как синтез земледельческого и
скотоводческого хозяйства, объективный и закономерный про-
цесс интеграции производительных сил. Процесс этот сопровож-
дался насильственной ломкой сложившихся хозяйственных
структур и коренным изменением их социально-политическою
облика6.
В свою очередь земледелие как форма хозяйства в силу
крайне медленного развития товарности и замедленного процес-
са производства само по себе не могло обеспечить самостоятель-
ного развития общества по пути классообразования. Функцио-
нальная зависимость между общинной структурой и уровнем
средств труда, определяя социальный прогресс в земледельче-
ском обществе, делала его крайне замедленным. Это усугубля-
3 Толстов С. П. К истории древнетюркской социальной терминологии.—
Вестник древней истории, 1938, № 1.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, с. 164.
5 Гумилев Л. Н. Хунны в Китае.— М., 1974, с. 15.
6 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг.— М., 1973, с. 185.
88

лось спецификой сельскохозяйственного производства, которое в
полной мере способно было обеспечить жизнь в самом прямом,
биологическом, смысле. Такая «самодостаточность» и обеспечи-
вала автономность существования общины. И если товарность
не проникала бы в нее, последняя была бы бесконечна. Только
товарность, порожденная разделением труда, сама порождаю-
щая и стимулирующая специализацию хозяйственной деятель-
ности, взрывает экономическую основу общины как производст-
венной кооперации — коллективную собственность.
Лишь взаимодействие двух хозяйственных начал — земледе-
лия и скотоводства — обеспечивало прогрессивное развитие об-
щества. Процесс взаимодействия, набирая силу, завершается
синтезом этих двух начал. Последний в свою очередь опреде-
ляет как принципиально новый уровень интеграции производи-
тельных сил общества, так и принципиально новый уровень про-
изводственных отношений. Он знаменует собой созревание двух
взаимозависимых хозяйственных организмов, двух социально-
политических структур — гражданской общины города и сель-
ской общины, превращенной в мельчайшее звено государства.
Следствием кочевых нашествий является в конечном счете рост
международной торговли, а в последующем торгово-ростовщи-
ческого капитала.
Механизм синтеза с наибольшей наглядностью можно ре-
конструировать на историческом материале Азово-Каспийского
междуморья — одном из участков контактной зоны кочевого и
оседлого миров, где проходили важнейшие торговые пути древ-
ности и средневековья. Как известно, контактная зона включала
в себя обширную территорию и пересекала континент в широт-
ном направлении по южной окраине Евразийских степей. Имен-
но здесь сложился «Великий шелковый путь» как цепь торговых
пунктов, связывавших кочевой мир севера и оседло-земледель-
ческий мир юга континента. «Степь» определяла здесь экономи-
ческое и социальное становление оседлого мира. Постоянно осе-
давшие и находившиеся в непрерывном движении кочевники рас-
ставляли свои акценты в процессе его эволюции. Более динамич-
ный кочевой мир давал все новые и новые импульсы развития.
В этом плане показательна «аланская проблема». Сам ме-
тод интерпретации имеющегося материала обрекает исследова-
телей ходить по кругу одних и тех же локальных вопросов. В
принципе «аланская проблема» была решена давно. Так, С. П.
Толстов, работая в 30-е годы над семантической палеоантологией
древнетюркских этнических и социальных терминов, находит,
что «... имя «тюрк» трансформируется от значения возрастного
класса молодежи к значению «войско», «военный вождь», и да-
лее «племенная аристократия», «патрициат», «сюзерен», «вер-
ховный правитель», дальше — собирательное имя тех народов,
У которых в эпоху раннего средневековья господствующая арис-
тократия несла традиции этой общественной организации, вне
89

зависимости от их этнической и языковой принадлежности»7.
Очевидно, что и термин «алан» претерпел аналогичное превра-
щение. Они (аланы) были той частью сарматского населения,
хозяйственной деятельностью которой становилась война, а в
развитии — социальный слой сарматского общества, из которого
формировалась военная знать. Социальный термин закрепился
как этноним за различными народами, населявшими «Сарма-
тию». Следы этого процесса остались в осетинском языке, сохра-
нившем термин «аллон-баллон» (дигорский диалект). Согласно
В. И. Абаеву, «бал» — группа, партия, отряд; вожак такой пар-
тии назывался «балцон»; каждый из участников — «амбал»; а
все предприятие — «балц». В. И. Абаев возводит эти термины
к древнеиндийскому «бар» — ездить верхом, и придает исход-
ному выражению значение «конная военная партия». Термин
«аллон» предполагает с необходимостью более старую форму
«аллан»8.
Восприятие данного имени изначально как этнонима ошибоч-
но. Именно этим, мы считаем, и объясняется отсутствие четкой
грани между сарматами и аланами, наблюдаемое и у древних
авторов и у большинства современных исследователей. Чтобы
увидеть это, достаточно обратиться к последним работам 96
аланах9. Греко-римский мир, внимательно следивший за «сте-
пью», не отмечает к I в. н. э. какого-либо серьезного изменения
этнического плана, как это было здесь раньше, во время сар-
матского вторжения, что является еще одним доводом в пользу
предлагаемой нами интерпретации этнонима «аланы». По-види-
мому, при решении проблем этногенеза народов Кавказа следует
учитывать и факторы социального порядка.
Механизм синтеза двух типов хозяйства как следствия взаи-
модействия кочевого и оседлого миров обнажает и хозяйствен-
но-политическая история греческих колоний Северного Причер-
номорья. Греческие поселения в Причерноморье были, как из-
вестно, колониями отдельных полисов материковой Греции, их
дочерними земледельческими общинами. В результате взаимо-
действия античный и варварский мир претерпели качественные
изменения экономического порядка: хозяйство и земледельцев и
кочевников становится товарным, значительно расширяется тор-
говля, укрепляется рынок10. Интенсивно развивающиеся товарио-
7 Толстов С. П. Указ. соч.
8 Абаев В. И. Исторпко-этимологический словарь осетинского языка.—
М.—Л., 1958, с. 1, с. 47, 232—234.
9 Ковалевская В. Г. Кавказ и аланы.—М., 1984; Кузнецов В. А. Очерки
истории алан.— Орджоникидзе, 1984. >
10 Вопросы экономического развития греческих колоний изучены столь ос-
новательно, что мы лишь ограничимся ссылкой на последние исследования.
См.: Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. I.— М., 1983; Антич-
ный город.— М., 1983; Проблемы греческой колонизации Северного и Вос-
90

денежные отношения ускоряют социализацию общества как у
варваров, так и у греков. Меняющаяся социальная структура
приводит к изменению политического облика античного и вар-
варского миров: полисы как формы организации политической
власти доклассового общества ушли в прошлое, уступив место
государству как в материковой Греции, так и в Причерноморье.
Новый мощный импульс получил этот регион в сарматскую эпо-
ху, когда контактная зона двух хозяйственных форм значительно
расширилась.
Итак, исходя из основного принципа марксистской методоло-
гии, который требует рассматривать отдельные исторические
факты и явления, а в нашем случае «истории» отдельных этно-
сов и регионов как органическую часть единого всемирно-исто-
рического процесса, в нашествиях кочевников, время от времени
захлестывавших оседлый мир, следует видеть синтез двух форм
хозяйства — земледельческого и скотоводческого, процесс инте-
грации производительных сил, совершавшейся насильственно.
Сама логика развития исторической науки диктует необходи-
мость пересмотра ряда прежних принципов интерпретации имею-
щегося материала, методическое несовершенство которых усмат-
ривается в том, что научный поиск ведется вокруг узко регио-
нальных, локальных проблем.
В. Л. Ростунов
КУРО-АРАКСКАЯ КУЛЬТУРА НА ЦЕНТРАЛЬНОМ КАВКАЗЕ
(к вопросу об истоках и путях миграции)
Вопрос о бытовании куро-аракских племен в цетральных
районах Северного Кавказа вплоть до 70-х гг. не поднимался
исследователями, поскольку реальных следов куро-аракской
культуры на Центральном Кавказе обнаружено не было. Пер-
вым исследователем, который поставил этот вопрос, был Р. М.
Мунчаев, указывавший при изучении материалов стоянки Шау-
лагат (Северная Осетия) и Долинского поселения (Кабардино-
Балкария) на вероятность распространения куро-аракской куль-
туры в указанные районы. Однако отсутствие информации о
других куро-аракских памятниках на территории Центрального
Кавказа не позволяло исследователям включить эти районы в
ареал распространения куро-аракских племен.
В период 60—70 гг. было опубликовано несколько работ, за-
точного Причермо|Морья: Материалы I Всесоюзного симпозиума по древней
истории Причерноморья. Цхалтубо, 1977, Тбилиси, 1979; и др.
91

трагивающих в той или иной степени вопросы о наличии кучро~
аракского элемента на Центральном Кавказе (А. А. Формозов
1967; Б. В. Техов, 1971; Р. Ж. Бетрозов, 1982: А. Л. Нечитайло)
1976; В. И. Маркович, 1982 и некоторые другие). Однако в этих
работах исследуется лишь степень культурных связей северо-
кавказских племен с куро-аракскихми; допускается проникнове-
ние отдельных куро-аракских микрогрупп на Северный Кавказ
(Р. Ж. Бетрозов); в целом же повторяется система аргумента-
ции Р. М. -Мунчаева с незначительными вариациями. Исключе-
нием является одна из последних работ С. Н. Кореневского, в
которой на материале среднебронзовых топоров в качестве ме-
таллургического центра их производства выделяются районы
Северной Осетии (Дигория); эти районы, согласно С. Н. Коре-
невскому, тесно связаны по особенностям металлургической тра-
диции с Закавказьем (Северная Грузия — Сачхере), что пред-
полагает в конце ранне- и начале среднебронзовой эпохи нали-
чие в горных районах Осетии племен, родственных сачхерским
(С. Н. Кореневский, 1981, с. 20—41).
В настоящее время на территории Центрального Кавказа, в
частности, Северной Осетии, обнаружены и исследованы новые
памятники куро-аракской культуры, позволяющие нам внозь
обратиться к вопросу о бытовании куро-аракских племен в ука-
занных районах.
Настоящая статья посвящена вопросам локализации исход-
ных районов миграции культуры и выяснению возможных путей
ее миграции. Статья не претендует на окончательное решение
названных вопросов; в ней обрисован только круг проблем, под-
лежащих изучению, и выявлены основные тенденции, позволяю-
щие, на наш взгляд, эти проблемы решить. Источниками, кото-
рые могут дать информацию к изучению вопроса о происхожде-
нии куро-аракской культуры в центральной части Северного
Кавказа, являются бытовые и погребальные памятники III тыс.
до н. э.
В настоящее время на территории Центрального Кавказа
известно несколько поселений, которые относятся исследовате-
лями к куро-аракской культуре. Это Долинское поселение в Ка-
бардино-Балкарии, раскопанное А. П. Кругловым и Г. В. Под-
гаецким1; стоянка Шау-лагат в Куртатинском ущелье Северной
Осетии (раскопки В. П. Любина); две временные стоянки в Ко-
банском ущелье, исследованные Е. И. Крупновым2; и, наконец,
1 Материалы поселения имеют синкретический характер: часть их при-
надлежит майкопской, часть — куро-аракской культуре. Впервые эти особен-
ности поселения выделил Р. М. Мунчаев (Р. М. Мунчаев, 1961, с. 32—33, 38,
105, 161).
2 Е. И. Крупное трактует исследованные им стоянки как энеолптическне
(Е. И. Крупное, 1951, с. 21—26). Р. М. Мунчаев при рассмотрении материа-
лов стоянок затрудняется определить их культурную атрибуцию, предлагая
92

поселение в местности «Загли Барзонд», открытое автором ста-
тьи в 1983 г. Однако материалы указанных поселении не дают
в настоящее время возможности локализовать на их основании
область, откуда произошла миграция куро-аракских племен в
центральные районы Северного Кавказа: выборки категорий
инвентаря из поселений Закавказья и Центрального Кавказа не
сопоставимы из-за слабой изученности и бедности последних и
не могут быть использованы для анализа изучаемого вопроса3.
Таким образом, единственным источником, который может
дать реальную возможность сравнительно равнозначно сопоста-
вить центральнокавказские материалы куро-аракской культуры
с закавказскими, являются погребальные памятники.
К моменту написания настоящей статьи в Центральных райо-
нах Северного Кавказа нам известно 31 документированное по-
гребение куро-аракской культуры из четырех пунктов: в Кабаре
дино-Балкарии (2 погребения, раскопанных Б. Е. Дегеном в Ка-
бардинском парке г. Нальчика)4 и трех пунктах Северной Осе-
тии (8 погребений курганного могильника у сел. Дзуарикау—
раскопки В. А. Сафронова5; 8 погребений Нижнекобанского мо-
два их толкования: либо большую архаичность по сравнению с куро-аракской
или майкопской культурой, либо самобытность и изолированность очага их
бытования (Р. М. Мунчаев, 1961; с. 29). Накопление новых данных по мате-
риалам стоянок позволяет нам уже непосредственно связывать их с куро-
аракской культурой: по технологии керамики (коричневый ангоб, черное ло-
щение, светлая подкладка), роговым наконечникам мотыг (аналогия — в Хи-
занаант-гора и Квацхелеби) и некоторым другим признакам.
3 Единственным перспективным источником, который в будущем может
дать достаточное для сопоставления с закавказскими памятниками количест-
во материала, нам представляется пока только одно поселение в местности
«Загли Барзоид»; однако к моменту написания статьи поселение планомерно
еще не исследовалось, что исключает возможность использовать его мате-
риалы применительно к задачам статьи. Необходимо отметить, что впервые
на происхождение куро-аракских памятников в Чечено-Ингушетии и смежных
с ними территорий Центрального Кавказа из районов Шида Картли указал
Р. М. Мунчаев (Р. М. Мунчаев, 1975, с. 191). Однако это важное указание
высказывалось в форме предположения.
4 В настоящее время существуют некоторые указания на пополнение
числа раскопанных погребений куро-аракской культуры в Кабардино-Балка-
рии. Об этом свидетельствуют обнаруженная нами в фондах Кабардино-Бал-
карского музея краеведения бронзовая Т-образная булавка типа сачхерскоп
(инв. № 4880/22) и два сосуда куро-аракского облика, переданные в музеи
И. М. Мизиевым из раскопок 1972 г. у сел. Чегем II. К сожалению, мате-
риалы раскопок еще не опубликованы.
5 Существует еще несколько погребений из Дзуарикау, в которых пред-
ставлены материалы куро-аракской культуры, однако эти погребения содер-
жат материалы куро-аракской «и кубано-терской» культур и их рассмотрение
не входит в задачи статьи.
9*

гильиика — раскопки автора; 13 погребений из двух могильников
«Загли Барзонд» (Верхний Кобан), из которых 3 исследованы
Е. И. Крупновым («Загли 1») и 10 —автором («Загли 1, 2»).
История исследования и интерпретации некоторых из ука-
занных памятников занимает уже довольно длительный проме-
жуток времени.
В конце 20-х — начале 30-х гг. отрядом Северокавказской
экспедиции ГАИМК под руководством Б. Е. Дегена было рас-
копало 5 курганов в Кабардинском парке г. Нальчика. На осно-
вании материалов раскопок Б. Е. Деген выделил особую группу
«погребений II стадии» (Б. Е. Деген, 1941, с. 213—293). Впер-
вые отмечаются Б. Е. Дегеном отдельные связи, «как пережиточ-
ные, так и синстадиальные», с горной зоной Центрального Кав-
каза; эти связи, по мнению автора, в отдельных случаях пере-
кидываются и на южный склон Главного Кавказского хребта.
При этом Б. Е. Дегеном имелись в виду находки в Северной
Грузии — у сел. Тли в Юго-Осетии и у сел. Сачхере в Имеретии.
Последние наблюдения были основаны на материалах погребе-
ния № 1 кургана 4, представленного куро-аракским инвентарем и
случайных находках бронзовых Т-образных булавок, которые
находили аналогии в погребальном инвентаре и случайных на-
ходках из Сачхерских погребений (Б. Е. Деген, 1941, с. 267).
Однако ко времени публикации Б. Е. Дегеном результатов ис-
следования нальчикских курганов закавказские раннебронзовые
памятники еще не были исследованы в достаточной степени, ко-
торая позволила бы выделить их в отдельную культуру. Ука-
зания же Б. Е. Дегена на северогрузинские аналогии отдельным
комплексам Центрального Кавказа и предположение его о за-
кавказских связях в эпоху бронзы имеют принципиально важное
значение в последующих интерпретациях материалов указанных
памятников.
Выводы Б. Е. Дегена получили свое дальнейшее развитие в
работе В. И. Марковина, который, указывая вслед за Б. Е. Деге-
ном на закавказский характер металлического инвентаря погре-
бения 4/1, видит в нем только импорт, свидетельствующий о свя-
зях с Закавказьем, и относит это погребение, наряду с другими
захоронениями могильника, к I этапу исследуемой им северокав-
казской культуры. Украшения и керамика погребения 4/1 рас-
сматриваются В. И. Марковииым как непосредственные атрибу-
ты северокавказской культуры (В. И. Марковин, 1960, с. 57, 58).
В середине 70-х — начале 80-х гг. вопрос о культурной при-
надлежности нальчикских погребений вновь был поднят В. А.
Сафроновым и Н. А. Николаевой. В поисках аналогий для рас-
копанных им погребений у сел. Дзуарикау В. А. Сафронов рас-
сматривает погребение 4/1 уже как смешанное погребение с эле-
ментами куро-аракской и кубаио-терской культуры, с преобла-
данием куро-аракского компонента; в частности, В. А. Сафро-
нов указывает на сачхерское происхождение не только Т-образ-
94

ной булавки, но и керамики (В. А. Сафронов, 1978, с. 73). Од-
нако в последующей работе Н. А. Николаева относит погребения
2/1 и 4/1 могильника к I этапу кубано-терской культуры, руко-
водствуясь двумя основополагающими, по ее мнению, признака-
ми: 1) наличием в комплексах сосудов, традиция которых исхо-
дит из культуры шаровидных амфор (Б. Е. Деген, табл. IV: 3, 4;
Н. А. Николаева, 1981, с. 83); 2) исходя из материалов могиль-
ника в Дзуарикау, Н. А. Николаева считает обычай помещать
маленький сосуд в большой (как это зафиксировано в погребе-
нии 2/1 Кабардинского парка) характерным только для погре-
бений кубано-терской культуры (Н. А. Николаева, 1981, с. 80;.
Против подобного вывода имеется ряд существенных возраже-
ний: 1) сосуды некуро-аракских форм составляют незначитель-
ную часть инвентаря погребения 4/1—в погребении преобла-
дают изделия куро-аракской культуры; 2) обычай помещать ма-
ленький сосуд в большой зафиксирован в двух погребениях ку-
ро-аракского могильника Хизанаант-гора (Шида Картли): в дет-
ском погребении, раскопанном в 1957 г. и в погр. № 44, раско-
панном в 1960 г. (Л. А. Чилашвили, 1964, с. 9, табл. III, фото 1;
табл. V, фото I)6. Поскольку оба этих погребения древнее дзуа-
рикаусских, можно с большей вероятностью предположить, что
данная традиция перешла от куро-аракских племен к кубано-
терским, а не наоборот. Помимо этого, оба сосуда из погребения
2/1 по ряду технологических особенностей и формам, тяготеют
к куро-аракской, а не к кубано-терской культуре; 3) закономер-
ностью погребального обряда для I этапа кубано-терской куль-
туры, согласно Н. А. Николаевой, является исключение южных
направлений в ориентировке погребенных. В захоронении же
4/1, согласно наблюдениям Б. Е. Дегена, погребенный лежал го-
ловой на юг (Б. Е. Деген, 1941, с. 227, рис. 26), т. е. в положе-
нии, характерном практически для всех погребений куро-арак-
ской культуры в Шида и Квемо Картли (см. Т. I).
Таким образом, в настоящее время имеются все основания
считать погребения 2/1 и 4/1 Кабардинского парка принадлежа-
щими непосредственно куро-аракской культуре.
Курганный могильник у сел. Дзуарикау. В 1976 г. археолого-
реставрационной экспедицией ВЦНИЛКР (ныне — ВНИИ рес-
таврации) под руководством В. А. Сафронова было раскопано
12 курганов эпохи бронзы у сел. Дзуарикау. В четырех из них
(курганы 2, 4, 7, 12) были обнаружены погребения куро-арак-
ской культуры. В целом погребальные комплексы куро-аракской
6 На Центральном Кавказе этот обычай зафиксирован в погр. 2 куро-
аракского могильника Загли 2 у с. Верх. Кобан. Здесь маленькая кружка
обнаружена внутри большого трехручного сосуда. В погребении найден так-
же майкопский бронзовый топор, что позволяет датировать комплекс 23 —
нач. 22 в. до н. э., т. е. временем, предшествующим времени бытования КТК
на Центральном Кавказе.
95

культуры из Дзуарикау представлены тремя типами погребаль-
ных сооружений:
1. Гробницы, боковые стенки которых состояли из отесанных
блоков с кладкой в несколько ярусов, а торцевые стенки — из
отесанных плит, поставленных на ребро (погребения 4/5 и 12/1 —
Н. А. Николаева, В. А. Сафронов, 1980, с. 36, 39, 58, 60; рис. 11,
12,23).
2. Каменные ящики из 4-х плит, поставленных на ребро (по-
гребения 4/6, 7/1, 7/3, 12/2, 12/3 —Н.. А. Николаева, В. А. Саф-
ронов, 1980, с. 39, 47, 49, 60; рис. 12, 17, 23)7.
3. Грунтовая яма (погребение 2/2; помимо куро-аракского
инвентаря, в погребении найден каменный топор кабардино-пя-
тигорского типа (Н. А. Николаева, В. А. Сафронов, 1980, с. 30,
рис. 7).
Все три типа погребений имели меридиональную в целом
ориентировку; большинство их ориентировано точно по линии
север — юг, однако встречаются и отклонения к востоку и за-
паду (2 случая). Дно погребений земляное, в 1 случае (гробни-
ца 4/5) дно имеет галечную вымостку. Погребальный обряд не
установлен — погребения либо ограблены, либо кенотафы. По-
гребальный инвентарь из захоронений могильника, за исключе-
нием керамических типов, сведен нами в таблицы II—III.
Большое значение имеют стратиграфические наблюдения,
проведенные В. А. Сафроновым на могильнике: было установ-
лено, что основными в курганах являются погребения майкоп-
ской культуры, которые перекрываются либо однокультурны-
ми, либо куро-аракскими погребениями, а также северокавказ-
скими погребениями «иовосвободненского» типа. Стратиграфиче-
ского соотношения самих куро-аракских комплексов не просле-
живалось (В. А. Сафронов, 1978, с. 72). В дальнейшем Н. А.
Николаевой и В. А. Сафроновым уточняется соотношение куро-
аракских и северокавказских комплексов (куро-аракские пере-
крывают северокавказские при отсутствии обратной стратигра-
фии); уточняется и датировка куро-аракской культуры на Цент-
ральном Кавказе: время бытования здесь куро-аракских племен
авторы относят к этапу РБ III (не ранее 21 в. до н. э.) и СБ1а
(посткуро-аракский горизонт, 20 в. до н. э.— Н. А. Николаева,
1981, с. 82—88). Исследователями впервые были приведены ана-
логии куро-аракским погребениям из Дзуарикау. По их мнению,
это — сачхерские памятники типа Царцис-гора; впервые было
7 Каменный ящик 12/3 был полностью ограблен и не содержал инвента-
ря; однако его форма, ориентировка, а также наличие в кургане двух одно-
типных инвентарных захоронений куро-аракской культуры позволяет нам от-
нести это погребение к тон же культурной атрибуции; необходимо также
отметить, что во всех 12 курганах могильника погребений указанного типа
с иекуро-аракским инвентарем не зафиксировано.
96

показано постепенное растворение куро-аракских племен в се-
верокавказской этно-культурной среде.
Однако закавказские аналогии, проводимые Н. А. Николае-
вой и В. А. Сафроновым, носят общий характер и могут быть
использованы только для доказательства куро-аракской атрибу-
ции дзуарикаусских комплексов. Не было проведено исследова-
телями анализа погребального обряда; аналогии были приведе-
ны в основном в керамике и носили поверхностный характер, без
массового привлечения закавказского керамического инвентаря
и детального его анализа8; из металлического инвентаря анало-
гии приводились лишь двум категориям предметов: топорам и
ножам9. Таким образом, задача локализовать центр распростра-
нения куро-аракскоп культуры на Северный Кавказ лишь попут-
но при выявлении роли куро-аракского компонента в формиро-
вании кубано-терской культуры.
Открытие Н. А. Николаевой и В. А. Сафроновым первых по-
гребальных памятников куро-аракской культуры и проведенные
ими исследования положили начало новому этапу изучения куро-
аракской культуры, уже в рамках центральных территорий Се-
верного Кавказа.
Иижнекобанский могильник. Могильник располагался на пе-
рекрестке шоссейной дороги, ведущей в сел. Средний Кобан, и
грунтовой дороги, ведущей в сел. Нижний Кобан. В 1978 г.
Н. И. Гиджрати было здесь обнаружено 2 каменных ящика,
разрушенных в результате прокладки дороги на базу отдыха у
сел. Нижний Кобан. Подъемный материал, собранный Н. И.
Гиджрати, представлял фрагменты от 4-х сосудов. Реставриро-
ванные нами сосуды были представлены характерными для куро-
аракской культуры формами и орнаментацией.
В 1982 г. нами было обследовано 8 погребений могильника
(включая 2 ящика 1978 г.).
7 погребений могильника было совершено в каменных ящи-
ках и гробницах, полностью аналогичных описанным погребе-
8 Так, например, при определении аналогий керамике из Дзуарпкау
Н. А. Николаева и В. А. Сафронов указывают на куро-аракскую керамику
из Юго-Осетин (Н. А. Николаева, В. А. Сафронов, 198.0, с. 60), не называя
при этом конкретных памятников, откуда происходят эти аналогии, и из
Амираипс-гора в Квемо Картли (Н. А. Николаева, 1981, с. 84). Всего авто-
рами приводятся аналогии 6 тинам сосудов (1980, рис. 27). Между темг
аналогия сосуду, обозначенному под типом XVI (рис. 27/1) происходит не из
Юго-Осетии, как указано авторами, а из Имеретин (могильник Царцяс-гора
в Сачхере — Б. А. Куфтин, 1949, с. 78, рис. 31); сосуды на рис. 27/2а и 27/5а
приводятся из Амнранпс-гора; рис. 27/6а — из Квацхелеби. Аналогия типу
Х1а (рис. 27/3, За) неправомерна из-за различия форм сосудов.
9 Последнее объясняется бедностью некерамического инвентаря дзуари-
каусских комплексов.
7 Заказ № 341
97

ниям из Дзуарикау; из них 3 погребения — в гробницах, 4 — з
каменных ящиках. Погребения имели меридиональную ориенти-
ровку; в 3-х случаях зафиксировано отклонение к западу (погре-
бения 1—3). Дно погребений земляное, в одном случае (погр. 4)
вымощено мелкой галькой и обмазано глиной. Кладка боковых
стенок, как и в Дзуарикау, сухая (погр. 5); зафиксирован также
I случай крепления кладки глинистым раствором (погр. 4) и 1
случай примазывания глинистым раствором покровной плиты к
верхнему основанию гробницы (погр. 8).
В, могильнике зафиксированы дв'е позиции положения погре-
бенных: 1) на правом боку, головой на юг (погр. 5, 8); 2) на ле-
вом боку, головой на север (погр. 4), а также два случая под-
захоронения (погр. 4, 5). Гробница 4 имела сводчатое сужение
боковых стенок.
Погребение 6, обнаруженное в могильнике, существенно от-
личалось от остальных: оно было совершено в грунтовой яме;
погребенный лежал на левом богу, ориентирован по линии за-
пад—восток, головой на восток; в отличие от керамического ин-
вентаря остальных погребений могильника (3 и более сосудов в
погребении), в головах погребенного найден только 1 сосуд.
Нижнекобанский могильник мы склонны считать сезонным,
функционировавшим в краткие периоды весны — осени (иног-
да— лета: погр. 1, 2); погребение 6, отличающееся обрядом за-
хоронения, является, по всей вероятности, субстратным явлением
в могильнике10.
Погребальный инвентарь из захоронений могильника сведен
в табл. II—III.
Могильник «Загли Барзонд» у сел. Верхний Кобан. Могиль-
ник был обнаружен и частично исследован в середине 30-х гг.
Е. И. Крупновым, которым было раскопано 3 погребения (Е. И.
Крупнов, 1938, с. 40—47, рис. 1—6).
В своей статье, посвященной публикации материалов из мо-
гильника, Е. И. Крупное опирался при их датировке главным
образом на подкурганные комплексы из Ставрополья и Прику-
банья, определив время функционирования могильника началом
II тыс. до н. э. (Е. И. Крупнов, 1938). Позднее, благодаря вы-
делению Б. А. Куфтиным в конце 30-х — начале 40-х гг. «культу-
ры куро-аракского энеолита» и публикации новых материалов
куро-аракских памятников из Закавказья, Е. И. Крупнов по-но-
вому рассматривает керамику из «Загли Барзонд», ааходя ей
широкие закавказские аналогии. Это образцы керамики из
«энеолитического» слоя Бешташени, Элара, Ахыллара, Дидубе,
Заглика, Армавир-блура. Однако, датируя могильник уже по за-
10 Подробно аргументация по этим вопросам изложена нами в статье:
В. Б. Виноградов, В. Л. Ростунов, В. Н. Дорошевскнй. Особенности ориенти-
ровок захоронений эпохи ранней бронзы Центрального Кавказа в связи с
годовым движением Солнца.— Орджоникидзе, 1983.
98

кавказским аналогиям началом II тыс. до н. э., Е. И. Крупное,
как и в предыдущей работе, рассматривает этот могильник как
памятник северокавказской культуры «II стадии» (Е. И. Круп-
нов, 1951, с. 32, 54—55). Подобное мнение Е. И. Крупнова о се-
верокавказской культурной атрибуции могильника утвердилось
в исторической и археологической литературе и бытует вплоть
до настоящего времени (Очерки истории Северной Осетии, т. 1,
с 19). Н. А. Николаева в одной из последних работ пишет, что
«последовательность этапов IV, V, VI, VII соответствует совре-
менному уровню знаний, обеспечиваемому новыми материалами»
(Н. А. Николаева, 1983, с. 28). Напомним, что к V этапу северо-
кавказской культуры Е. И. Крупное относил каменные ящики
из «Загли Барзонд».
. Опубликованные Е. И. Крупновым материалы и его указа-
ния на закавказские аналогии керамике могильника привели нас
к мысли доисследовать могильник, поскольку двух погребений
(третье было начисто ограблено) было недостаточно для интер-
претации могильника как памятника северокавказской культу-
ры. В 1983—85 гг. нами было раскопано здесь еще 10 погребе-
ний (из них 7 — непосредственно на холме Загли Барзонд, т. е.
в месте раскопок Е. И. Крупнова, и 3 — в 1 км к югу от холма,
на могильнике Загли II, открытом нами в 1983 г.). В этом же го-
ду в результате разведочной шурфовки холма, расположенного
в 0,5 км к западу от Загли Барзонд нами выявлено также по-
селение куро-аракской культуры.
В обоих могильниках погребения были совершены в двух ти-
пах погребальных сооружений:
1) в гробницах с боковыми стенками, из блоков с кладкой
в несколько ярусов, и торцевыми из плит; в одном случае боко-
вые стенки гробницы имели сводчатое сужение (Загли 2,
погр. 1);
2) в каменных ящиках из 4-х плит, поставленных на ребро.
Все погребальные сооружения имеют меридиональную в це-
лом ориентировку, в ряде случаев с отклонениями к западу или
востоку; кладка сухая; в 2-х случаях зафиксировано крепление
кладки глинистым раствором (Загли 2, погр. 1, 2). Дно земля-
ное; в ряде случаев дно вымощено известняковыми плитами
(погр. 7, Загли 1; погр. 1, Загли 2); в одном случае (погр. 2,
Загли 2) обмазано глиной. У северной стенки погр. 1 и погр. 2
на Загли 2 — камень-«подушка» (для головы погребенного). На
могильниках зафиксировано три позиции положения погребен-
ных:
1) на правом боку, головой на юг (погр. 2, раскопки Е. И.
Крупнова);
2) на левом боку, головой на юг (погр. 1, раскопки Е. И.
Крупнова; погр. 7 на могильнике Загли 1—раскопки автора);
3) на левом боку, головой на север (погр. 3, 4 могильника
Загли 1 — раскопки автора).
99

Зафиксировано также 2 случая подзахоронения (погр. 1, 4
Загли 1). Погребальный инвентарь сведен в таблицы II—III.
При выяснении причин и механизмов миграции куро-аракских
племен в центральные районы Северного Кавказа мы берем за
основу три критерия11, необходимые для убедительного доказа-
тельства ее существования.
1. Территориальный критерий, по которому мигрирующая
культура должна соприкасаться по своей территории распрост-
ранения с ареалом исходной культуры, или же конечный и ис-
ходный районы миграции должны быть соединены цепочкой
близких мм в этно-культурном отношении памятников. В данном
случае такими районами являются районы Грузии, непосредст-
венно примыкающие к центральным районам Северного Кавка-
за; естественной границей между этими двумя субрегионами слу-
жит Главный Кавказский хребет.
2. Хронологический критерий, по которому необходимо дока-
зать, что в районе происхождения мигрирующая культура су-
ществовала раньше, чем в новом. В нашем случае этот критерий
не нуждается в доказательствах, поскольку изначальное быто-
вание куро-аракской культуры в Закавказье уже выяснено и до-
казано; вопрос ставится лишь о том, в какой конкретно хроноло-
гический промежуток эта культура появилась на Центральном
Кавказе.
3. Так называемый критерий лекальности, согласно которому
мигрирующая культура на новом месте должна быть точной ко-
пией (как бы сделанной по лекалу) культуры на месте ее про-*
исхождения.
Присоединяясь в основном к этому положению, мы, тем не
менее, вынуждены сделать ряд замечаний, которые препятствуют
полному применению критерия лекальности.
Исследуя археологические признаки миграций, Л. С. Клейн
в числе факторов, порождающих трудности миграционных ин-
терпретаций, назвал неидентичность состава исходной и мигри-
рующей культуры, а также миграционную трансформацию.
Ф. Добжански отмечает, что обычно при миграции охватывается
не весь генофонд исходной популяции, но лишь его небольшая
часть, что означает генетическую неидентичность исходной и
мигрирующей популяции. Мигрирующая популяция неизбежно
разбивается на ряд изоляторов, в которых вследствие дрейфа
генов накапливаются генетические особенности. Подобная мо-
дель может объяснить культурные отличия, накапливающиеся в
пределах замкнутых групп (культура, группы поселений, посе-
11 Необходимость этих критериев показана 1$ работе В. С. Титова, посвя-
щенной изучению закономерностей миграции з бронзовом веке (В. С. Титоз,
1982, с. 92).
100

ления) и затрудняющие их идентификацию с исходными фор-
мами12.
Необходимо также учитывать период самостоятельного раз-
вития мигрирующей части населения в новых районах, когда
ослабевают или прерываются связи с исходными пунктами ми-
грации; в этих случаях развитие материальной культуры «отко-
ловшейся» части популяции может идти автономно, что неиз-
бежно приведет к появлению культурных элементов, не харак-
терных для исходного района миграции (в обряде захоронения,
керамике и т. д.). Третьим аспектом этого вопроса является не-
обходимость учитывать культурное влияние соседствующих пле-
мен в районах конечного пункта миграции, их культурное воз-
действие на мигрирующие племена. В настоящей статье этот
вопрос нами не рассматривается, поскольку его изучение ослож-
нило бы основную задачу, поставленную в работе13.
Для сравнительного анализа погребального обряда куро-арак-
ской культуры в центральных районах Кавказа, по обе стороны
Главного Кавказского хребта, нами приводятся погребения из
12 могильников, представляющих 4 района Грузии: южные райо-
ны (Квемо Картли—Амиранис-гора, Бешташени, Ардасубани,
Тамариси); центральные районы (Шида Картли — Хизанаант-
гора, Квацхелеби); северные районы (Юго-Осетия — Кулбакеби)
и северо-западные районы (Сачхерский район в Имеретии —
Начеркезеви, Царцис-гора). Два могильника расположены на
территориях, являющихся пограничными областями между ука-
занными районами. Таким памятником является могильник Дза-
гина, расположенный в северо-западной части Шида Картли и
граничащий с памятниками Имеретии; могильник Корети, рас-
положенный по дороге из Цхинвали в Сачхере, то есть погранич-
ный между Юго-Осетией (северным районом) и Имеретией (се-
веро-западным районом).
Указанные памятники представлены 127 документированны-
ми погребениями (Амиранис-гора—59; Квацхелеби — 9; Хиза-
наант-гора—9; Кулбакеби—1; Озни — 1; Бешташени — 2; Ар-
дасубани — 1; Тамариси — 1; Дзагина — 12; Начеркезеви — 27;
Царцис-гора — 2; Корети — 3)м.
Подобная выборка не случайна по следующим причинам.
12 Данная аргументация цитируется по статье П. М. Долуханова. См.:
П. М. Долуханов. Истоки миграции (моделирование демографических про-
цессов по археологическим и экологическим данным).— В сб.: Проблемы ар-
хеологии, вып. П. Л., нзд-во ЛГУ 1978, с. 38—43.
13 Необходимо все же упомянуть, что подобное культурное влияние се-
верокавказскпх племен зафиксировано в погр. 4/7 Кабардинского парка и в
тюгр. 1/15, 5/2 и компл. 1/2, 4 Дзуарикау (Н. Л. Николаева, В. А. Сафронов,
1980, с. 25, 40, 43; рис. 4, 14).
14 Искренне признателен А. С. Илуридзе за большую помощь, оказанную
мне при переводе грузинских источников (В. Р.).
101

1. Приводимые памятники относятся к эпохе расцвета куро-
аракской культуры, с уже установившимся погребальным обря-
дом и однотипным в рамках памятника инвентарем; хронологи-
чески период функционирования указанных памятников охваты-
вает конец первой половины III тыс. до н. э.— последние века
второй половины III тыс. до н. э. Наиболее ранними из них яв-
ляются склепы'Ардасубани, Тамариси и 2 склепа на Амиранис-
гора (№ 16 и № 36); наиболее поздними — погребения сачхер-
ских могильников и слоев «В» Хнзанаант-гора и Кзацхелеби.
2. Указанные памятники обнаруживают наибольшее количест-
во аналогий (по инвентарю и погребальному обряду) с куро-
аракскими памятниками центральных районов Северного Кав-
каза.
Исключаются из свода куро-аракских погребальных памят-
ников могильники восточных районов Грузии (Кахетия — Хирса,
Машнаари, Цнорская курганная группа и др.), поскольку они,
во-первых, не граничат территориально с центральными райо-
нами Северного Кавказа; во-вторых, погребения этих памятни-
ков по обряду захоронения и вещевому сопровождению сущест-
венно отличаются как от остальных памятников Грузии, так и от
куро-аракских памятников Центрального Кавказа15.
Не включены нами в свод памятников могильники Самшвил-
де и Кикети (Квемо Картли), поскольку они относятся к наибо-
лее ранним этапам куро-аракской культуры (первая треть III
тыс. до н. э,), периоду ее становления. Типологически сближаясь
по архитектуре с погребениями Ардасубани и Тамариси, склепы
Кикети не обнаруживают сложившихся традиций погребального
обряда внутри самих могильников; ориентировка погребальных
сооружений и положения погребенных отличаются большим раз-
нообразием, не позволяющим выяснить закономерности обряда
внутри самих могильников.
Исключаются нами из сводки курганные погребения Триале-
ти, поскольку они относятся к наиболее позднему периоду куро-
аракской культуры; погребения существенно отличаются обря-
дом захоронения и погребальным инвентарем в целом от осталь-
ных погребений эпохи ранней бронзы на территории Грузии, что
дает нам основание присоединиться к мнению ряда исследова-
телей (Б. А. Куфтин, О. М. Джапаридзе, К. X. Кушнарева, Т. Н.
Чубинишвили) о пережиточности бытования «древних курганных
погребений Триалети». Эти погребения позднее приводимых на-
ми ящичных погребений Бешташени и хронологически выпадают
из рамок рассматриваемого периода.
Грунтовые погребения в ямах на Амиранис-гора, составляю-
15 Ш. Ш. Дедабришвпли выделяет курганные памятники эпохи ранней
бронзы Кахетпп в особый алазано-беденский культурный этап (Ш. Ш. Де-
дабришвпли, 1979, с. 59). В настоящее время эти памятники выделены гру-
зинскими археологами в самостоятельную культуру, названную беденской.
102

щие отдельный участок могильника, также не включены в нашу
таблицу, поскольку стратиграфически отнесены Т. Н. Чубинй-
швили к наиболее позднему этапу функционирования памятни-
ка, когда часть поселения, на которой располагался указанный
участок могильника, была уже заброшена (К. X. Кушнарева,
Т. Н. Чубинишвили, 1970, с. 66; Т. Н. Чубинишвили, 1963, с. 37—
42). По мнению Т. Н. Чубинишвили, эти погребения по своим
особенностям примыкают к памятникам древней Триалетской
группы (Т. Н. Чубинишвили, 1971, с. 73—74). Однако эти погре-
бения представляют несомненный интерес в рамках рассматри-
ваемой нами ситуации и исследуются отдельно.
Погребения из Ыацар-гора, упоминаемые Т. Н. Чубинишвили
как куро-аракские (Т. Н. Чубинишвили, 1971, с. 86—87) нами
не рассматриваются, поскольку при ближайшем знакомстве с ис-
точником (Г. Ф. Гобеджишвили, 1951, с. 239—277) выяснилось,
что эти погребения безинвентарные, впущены в слой поселения,
а потому куро-аракская их атрибуция бездоказательна.
Следует сделать оговорку относительно погребений, раско-
панных В. П. Любиным у Кулбакеби (могильник «Скорпионо-
вый склон»). Из 7 расчищенных здесь погребений в сводку
включено 1, куро-аракская атрибуция которого доказуема (по-
греб. 4); остальные погребения либо сильно разрушены (погр.
3, 7 — положение погребенных не восстанавливается, инвентарь
отсутствует), либо относятся по сопроводительному инвентарю к
эпохе средней бронзы (погр. 1, 2, 5, 6 — В. П. Любин, 1955, с.
14—22).
Как исключение введены в сводку материалы Эларского мо-
гильника, поскольку территориально могильник сравнительно
близок областям Квемо Картли; по ряду особенностей погре-
бального обряда и инвентаря могильник обнаруживает сходст-
во с памятниками Квемо-Картли.
Изучение археологического аспекта миграции должно, на наш
взгляд, вестись следующими этапами.
1. Выделение наиболее полного комплекса признаков погре-
бального обряда, характерного для каждого из изучаемых па-
мятников.
2. Выделение на основании анализа совстречаемости призна-
ков локальных групп памятников внутри каждого из субрегио-
нов; выяснение на основании общих для них признаков степени
межгрупповых связей между выделенными группами памятни-
ков.
3. Осуществление критерия лекальности: сравнение «методом
кальки» каждой из выделенных групп памятников «исходного»
субрегиона с группой памятников «конечных» районов мигра-
ции; локализация, таким образом, исходного пункта миграции
и возможных промежуточных ее пунктов.
При сравнительном анализе погребального обряда нами вы-
деляется суммарно 17 его элементов, зафиксированных в погре-
103

бениях Грузии и центральных районов Северного Кавказа и
представленных 23 признаками16.
1—3. Тип погребального сооружения.
1. Гробницы, боковые стенки которых состоят из отесанных бло-
ков с кладкой в несколько ярусов, а торцевые стенки — из оте-
санных плит, поставленных на ребро. Наиболее ранние их ти-
пы— склепы Тамариси, Ардасубани и погр. № 16, 36 Амиранис-
гора.
2. Каменные ящики из 4-х вертикально поставленных плит.
3. Грунтовые ямы с грунтовой или булыжной засыпкой; в 1 слу-
чае (Квацхелеби) стенки погребения облицованы булыжником;
еще несколько случаев облицовки стенок булыжником зафикси-
ровано в Эларе.
4—7. Технологические особенности конструкции погребений.
4. Мощение дна галькой или каменными плитками.
5. Крепление кладки глинистым раствором.
6. Наличие в гробнице сводчатого сужения (ложный свод).
7. Наличие камня-«подушки» под головой погребенного.
8—11. Ориентация погребальных сооружений. •
8. По длинной оси север—юг.
9. Подлинной оси северо-запад — юго-восток; ССЗ—ЮЮВ.
10. По длинной оси северо-восток — юго-запад; ССВ—ЮЮЗ.
11. По длинной оси запад—восток (дается суммарно).
12—15. Позиция погребенных в погребальных сооружениях.
12. На правом боку, головой на юг;
а) с отклонениями к западу;
б) с отклонениями к востоку.
13. На левом боку, головой к востоку.
а) с отклонениями к западу;
б) с отклонениями к востоку.
14. На левом боку, головой на север;
а) с отклонениями к западу;
б) с отклонениями к востоку.
Единственным исключением из позиции 14 являются несколь-
ко погребений из Дзагина (на правом боку).
15. На правом и левом боку, головой на запад и восток (дается
суммарно). Так, в сачхерских могильниках Начеркезеви и Цар-
16 Объем статьи не позволяет подробно разобрать количественное соот-
ношение признаков в каждом отдельно взятом могильнике, поэтому признаки
для каждого могильника приводятся суммарно. В ряде случаев (когда па-
мятник представлен 1—2 погребениями, отличающимися друг от друга по
некоторым элементам, это различие показано в таблице. В таблице также
показаны и некоторые элементы обряда, не характерные для могильника
в целом, а потому являющиеся исключениями; эти исключения обозначены
цифрами в скобках; цифры показывают количество погребений, в которых эти
особенности зафиксированы.
104

цис-гора погребенные мужского пола лежали на левом боку, го-
ловой на восток, а женского пола — на правом боку^ головой на
запад; на западном участке могильника Дзагина погребенные
лежали на правом боку, головой на север и на запад; на восточ-
ном участке могильника погребенные лежали на правом боку,
головой на запад (О. М. Джапаридзе, 1961, с. 124—143).
16. Наличие подзахоронений.
17. Наличие в погребении жертвенной пищи (части тушки жи-
вотного)17.
В результате корелляции признаков погребального обряда
на территории Грузии удается выявить три самостоятельные и
территориально сравнительно четко разграниченные группы па-
мятников18.
I группа. Включает в себя все памятники Квемо Картли: Ами-
раиис-гора, Бешташени, Озни, Тамариси, Ардасубани. Всего в
группе насчитывается 64 погребения. Группа представлена наи-
большим количеством признаков (14 из 23)|9.
II группа. Включает в себя памятники Шида Картли и Юго-
Осетии: Хизанаант-гора, Квацхелеби, Корети и Кулбакеби. Все-
го в группе насчитывается 22 погребения. Группа представлена
10 признаками. Памятники II группы обнаруживают тяготение
к памятникам I группы (по 6 признакам из 9).
III группа. Включает в себя сачхерские могильники и близкий к
ним территориально могильник Дзагина. Всего в группе насчи-
тывается 41 погребение. Группа представлена 6 признаками. Па-
мятники III группы полярны с памятниками I группы (различие
17 Необходимо также сделать некоторые пояснения к обозначениям, при-
водимым в таблице:
+ наличие признака;
— отсутствие признака;
? отсутствие данных о признаке, когда вследствие ограбления погребения
признак проследить не удается (Дзуарикау), либо в описании нет указания
на его наличие (Корети):
+? частичное отсутствие данных о признаке. Например, погребение в камен-
ном ящике № 2 в Бешташени было разрушено; сохранилась лишь одна
стенка ящика и дно, представляющее собой площадку, вымощенную камен-
ными плитками. Указывая размеры площадки, Б. А. Куфтпн не указывает ее
ориентировки по длинной оси (в таблице +1 — признак 2). В трех докумен-
тированных погребениях Корети О. М. Джапаридзе указывает ориентировку
погребенных и их позу (скорченно, на боку), однако не указывает, на каком
боку лежали погребенные (соответственно в таблице 1-1?; +1?; +1? —
признаки 10, 10а, 106; +?, +1?, +1? —признаки 11, Па, 116).
13 Корелляшюиные таблицы 1а и 16 приводятся в конце статьи.
19 Погребения Эларского могильника в Армении тяготеют по элементам
погребального обряда к памятникам I группы: эти погребения (числом 25)
представлены 11 признаками; аналогичны I группе по 10 признакам.
105

повеем признакам) и с памятниками II группы (сходство толь-
ко по 1 признаку — наличие грунтовых ям).
В центральных районах Северного Кавказа удается выявить
2 группы памятников.
I группа. Включает в себя памятники Северной Осетии: Нижне-
кобанский могильник, 2 могильника Загли Барзонд и Дзуарикау.
Всего в группе насчитывается 27 погребений. Группа представ-
лена 19 признаками. Памятники I центральнокавказской группы
аналогичны памятникам I группы Закавказья по 14 признакам
(то есть по всем признакам, выделенным нами для I группы За-
кавказья). В меньшей степени обнаруживаются связи между I
центральнокавказской и II закавказской группами (II закавказ-
ская группа сближается с I центральнокавказской по 8 из 9
признаков)..Соотношение в целом приближается к соотношению
I и II групп памятников в Закавказье (ср.: 6:9 и 6:14 — для I и
II групп Закавказья; 8:9 и 8:19 — для II группы Закавказья и 1
группы Центрального Кавказа).
Памятники I центральнокавказской группы полярны памят-
никам III закавказской группы (по тому же соотношению приз-
наков, что и памятники двух первых закавказских групп).
Исключением для I группы памятников Центрального Кавка-
за являются два погребения, не включенные нами в общее коли-
чество погребений I группы. Рассмотрим их отдельно.
Погребение 2/2 из Дзуарикау. Погребение совершено в грун-
товой яме, представляет собой кенотаф; ориентировано по длин-
ной оси северо-запад — юго-восток. Нам представляется возмож-
ным реконструировать обряд захоронения в данном погребении
на основании постановки в погребении сосудов. Для куро-арак-
ских погребальных памятников характерны 3 позиции постанов-
ки сосудов в погребении: 1) в головах погребенного; 2) перед
лицевой частью погребенного; 3) совмещение 1 и 2 позиций. Та-
кая постановка сосудов встречается практически во всех погре-
бениях куро-аракской культуры.
В юго-восточной части погребения 2/2 вдоль восточной его
стенки стояли в ряд 4 сосуда (Н. А. Николаева, В. А. Сафронов,
1980, с. 30, рис. 7/Ш); 3 из них —ближе к центральной части,
1 — у южной стенки. Исходя из приведенных выше данных, мож-
но реконструировать позицию, в которой предполагалось поло-
жить погребенного: скорченно, на правом боку, головой на юго-
восток, лицом в восточном направлении — позиция, зафиксиро-
ванная практически во всех погребениях II группы Закавказья
(за исключением единственного погребения в Кулбакеби — на
левом боку) и для 50% погребений I группы Закавказья. Одна-
ко, исходя из характерных особенностей конструкции и ориенти-
ровки погребения 2/2 (в грунтовой яме, не характерной для па-
мятников I группы; ориентировка СЗ—ЮВ — в I закавказской
группе не зафиксирована; см. признак 9 табл. I), нам представ-
ляется вероятным отнести погребение 2/2 к памятникам типа
106

II группы Закавказья и считать его субстратным в Дзуарикаус-
«ском могильнике и в I центральнокавказской группе в целом.
Погребение 6 Нижнекобанского могильника по всем особен-
ностям погребального обряда тяготеет к памятникам типа Сач-
хере (III группа Закавказья) и также является субстратным для
могильника и всей I центральнокавказской группы куро-арак-
ских погребений.
II группа Центрального Кавказа включает в себя в настоя-
щее время 2 погребения из Кабардинского парка (погр. 2/1 и
4/1). В целом погребения представлены 5 признаками. Выделе-
ние данных погребений в группу условно, поскольку материалов
для этого недостаточно. Однако на данном этапе исследования
обойти их вниманием невозможно, поскольку они территориаль-
но и по ряду элементов погребального обряда отличаются от ку-
ро-аракских памятников в Северной Осетии. Вместе с тем погр.
4/1 по всем элементам погребального обряда аналогично погр.
4 в Кулбакеби и, возможно, погребениям в Корети, входящим во
II группу закавказских погребений. Погребение 2/4 по форме
погребального сооружения (яма) и ориентировке погребенного
(головой на север) сближается с некоторыми погребениями Дза-
гинского могильника, однако по положению погребенного (на ле-
вом боку) резко от них отличается. В настоящее время позиция
положения погребенного на левом боку, головой на север, за-
фиксирована только в I группе центральнокавказских погребений
куро-аракской культуры и является, возможно, результатом са-
мостоятельного развития погребального обряда куро-аракской
культуры на Центральном Кавказе; не исключено и культурное
влияние северокавказских племен. В целом этот вопрос нужда-
ется еще в дальнейшем изученри.
При анализе погребального обряда куро-аракской культуры
невозможно обойти вниманием погребальный инвентарь, по-
скольку без его изучения анализ будет неполным и односторон-
ним.
Анализируя погребальный инвентарь, мы выделяем весь
комплекс изделий, найденный в погребениях куро-аракской
культуры на Центральном»Кавказе, и приводим им аналогии из
закавказских погребений исследуемых нами районов. При этом
некоторые категории закавказского инвентаря оказываются вне
поля зрения и не рассматриваются. Однако такая методика, на
наш взгляд, наиболее правильна, поскольку в настоящее время
выборки закавказских и центральнокавказских куро-аракских
погребений не сопоставимы. Помимо этого, некоторые категории
закавказского инвентаря обнаружены не в погребениях, а на по-
селениях. Методика, примененная в статье, делает выборки рав-
ноценными, а следовательно, сопоставимыми20.
20 Некоторые категории предметов, приводимых в таблице, имеют более
широкие хронологические и территориальные рамки бытования. Например,
107

Всего в куро-аракских погребениях Центрального Кавказа
нами выявлено 22 категории сопроводительного инвентаря (иск-
лючая керамику), представленного украшениями и оружием21.
Сравнения проводятся с погребальным инвентарем каждой выде-
ленной нами закавказской группы (с теми памятниками, в ко-
торых наиболее полно представлен инвентарь, характерный для
данной-группы,). Так, для I группы это Амиранис-гора; для II
группы это Хизанаант-гора и Квацхелеби; для III группы это
сачхерские могильники Ыачеркезеви и Царцис-гора.
Из таблицы II видно, что в целом все изделия рассматривае-
мых нами памятников Закавказья имеют полную аналогию с из-
делиями центральнокавказских памятников (95,5%). Однако
для разных групп Закавказья степень этих связей проявляется
по-разному.
Для выяснения характера межгрупповых связей в данном
случае нами применяется формула степени сходства признаков,
приведенная впервые в статье Я. А. Шера (1968), а затем в кол-
лективной монографии И. С. Каменецкого, Б. А. Маршака, Я. А.
Шера (1972):!= —, где ! — степень сходства, К — количество
категорий однотипных предметов одного объекта, / — количество
категорий предметов второго объекта; 5 — общее для обоих
объектов количество категорий однотипных предметов. Степень
сходства может принимать следующие значения: 1) принимает
значения между нулем и единицей; 2) будет равно нулю только
тогда, когда 5 = 0, то есть, оба объекта не имеют ни одной об-
щей для них категории предметов (ни одного общего признака);
3) будет равно единице только тогда, когда 5 = К=/, то есть
аналогии двуволютным булавкам указывают в Хараппе и Анау, а также в
материалах кобанской культуры; костяные пряслецевмдные предметы, Т-об-
разные булавки и некоторые типы бус продолжают существовать на Сезер
ном Кавказе в эпоху средней бронзы и т. д. Однако было бы методически не-
верно, на наш взгляд, в поисках возможного центра происхождения мигра-
ции, указывать на широкие аналогии данным изделиям; такие аналогии не-
обходимы при первоначальной интерпретации памятника для доказательства
его культурной атрибуции и времени бытования; когда же атрибуция и хро-
нология памятника выяснены, привлечение широких аналогий его материалам
зачастую мешает выделению группы родственных по большинству элементов
материальной культуры памятников. При выяснении механизмов миграции
методически более правильным нам кажется выявление соотношения элемен-
тов материальной культуры внутри группы однокультурных памятников, близ-
ких хронологически и территориально. Вторым этапом является выяснение
степени связи центральнокавказских памятников с каждой из выделенных
нами закавказских групп.
21 Исключением являются роговые наконечники мотыг (табл. II, 18). Как
в Закавказье, так и на Центральном Кавказе, они найдены не в погребениях,
а в культурном слое поселений.
108

когда все категории предметов (или признаки) обоих объектов
совпадают. Все расчеты сведены в таблицы Па—Ив.
Из таблицы Па явствует, что наибольшее сходство наблю-
дается у центральнокавказских памятников с памятниками ши-
докартлийского типа (II группа Закавказья — 0,955— почти пол-
ное сходство); на втором месте стоят памятники Сачхерского
типа (III группа — 0,591); на третьем месте Квемокартлийские
памятники, наиболее удаленные от областей Центрального
Кавказа территориально (I группа — 0,455).
Таблица Нб показывает примерно ту же картину межгруппо-
вых связей, что и погребальный обряд (см. таблицы 1а, I б).
Наименьшее сходство обнаруживается у памятников I и III
групп (коэффициент 0,123); наибольшее сходство наблюдается
по категориям инвентаря у памятников I и II групп (коэффи-
циент 0,476); однако примерно такой же относительный процент
сходства у памятников II и III групп (граничащих территориаль-
но) — 0,443.
При выяснении соотношения категорий инвентаря между I
выделяемой нами группой на Центральном Кавказе и каждой
из трех закавказских групп (таблица Ив) наблюдается следую-
щая картина: наибольшее сходство обнаруживается со второй
группой памятников Шида Картли и Северной Грузии (степень
сходства — 0,641); сильное влияние на I группу центральнокав-
казских памятников могут обнаруживать памятники III группы
(0,49); однако все приведенные категории предметов III группы
(13 категорий) обнаруживают прямые аналогии с инвентарем
II группы, а потому категорически утверждать о непосредствен-
ном прямом влиянии материальной культуры III группы на I
центральнокавказскую группу не представляется возможным,
поскольку отсутствуют специфические категории предметов, ха-
рактерные только для III закавказской и I центральнокавказ-
ской групп и при этом общих для них. Напротив, инвентарь па-
мятников I закавказской группы, имеющий самый низкий отно-
сительный показатель сходства с инвентарем I центральнокав-
казской группы (0,337), по своему абсолютному удельному весу
(8 категорий предметов из общего числа 10) максимально при-
ближается к I центральнокавказской группе (80% сходства).
Степень связи II (условной) центральнокавказской группы
памятников по инвентарю нами не рассматривается, поскольку
не содержит выборки, необходимой для сравнения.
На наш взгляд, наиболее полную и объективную информа-
цию при изучении археологического аспекта миграции после по-
гребального обряда дает керамический инвентарь, поскольку, во-
первых, керамика является наиболее специфичным показателем
для любой археологической культуры; во-вторых, технологиче-
ские традиции изготовления и орнаментации керамики более
консервативны, нежели традиции изготовления оружия или ук-
рашений и в значительно меньшей степени подвержены сторон-
109

ним влияниям; в-третьих, керамические изделия в значительно
меньшей степени, чем оружие и украшения, являются предме-
том экспорта.
При анализе характерных особенностей технологии изготов-
ления и орнаментации керамики мы пользуемся той же методи-
кой, что и в предыдущих двух случаях: выделяется весь комп-
лекс особенностей, характерных для категории цемтральнокав-
казских памятников, а затем этот комплекс сопоставляется с
комплексом каждой из 3-х закавказских групп; при этом могут
выпадать из поля зрения некоторые специфические особенности
изготовления закавказской керамики (к примеру, некоторые ти-
пы орнаментации). Однако при изучении механизмов и возмож-
ных путей миграции наиболее весомым выступает комплекс
признаков у памятников конечных ее пунктов, поскольку во вре-
мя миграции часть технологических навыков может быть утеря-
на, другая же часть, наоборот, приобретена вследствие контак-
тов с населением районов, через которые проходит миграция,
или же включения части населения этих районов в состав ми-
грирующей популяции. Кроме того, необходимо учитывать хро-
нологический аспект технологии изготовления керамики: напри-
мер, наиболее ранние приемы орнаментации (двойная спираль,
выполненная налепом) в изучаемых нами центральнокавказских
памятниках не встречаются; отсутствует также этот орнамент и
в шидокартлийских и юго-осетинских памятниках, обнаруживаю-
щих наибольшее количество аналогий по керамическому инвен-
тарю центральнокавказским памятникам, а также в памятниках
типа Сачхере.
С другой стороны, вычурный геометрический орнамент, бес-
системно разбросанный по всему туловУ сосудов и не встречаю-
щийся в центральнокавказских куро-аракских памятниках, ха-
рактерен для керамики Триалетских курганов, стратиграфически
наиболее позднего слоя «В» Квацхелеби, а также в наиболее
поздних грунтовых погребениях Амиранис-гора (на заброшен-
ном участке поселения). Подобная закономерность заставляет
нас полагать более позднее по отношению ко времени миграции
возникновение этих типов декора сосудов и рассматривать при-
чины их возникновения в указанных районах отдельно.
В составленной нами таблице (таблица III) указываются-для
Закавказья материалы памятников, в которых наиболее полно
для каждой группы представлены все признаки орнаментации
и технологии изготовления керамики. Для I группы таким па-
мятником является Амираиис-гора, для II группы Хизанаант-
гора и Квацхелеби, для III группы — сачхерские могильники. В
таблице выделены три самостоятельные блока признаков, общим
числом 20: из них 9 — особенности орнаментации керамики; 6—
специфические особенности архитектоники сосудов и 5—элемен-
ты технологии изготовления сосудов.
Сопоставление вариантов орнаментации керамики позволяет
ПО

проследить следующую картину: орнаментация I закавказской
группы обнаруживает аналогию орнаментации I центральиокав-
казской группы по 6 вариантам из 9; орнаментация II группы —
по 7 вариантам из 9. Наименьшее сходство с орнаментацией
центральнокавказских сосудов обнаруживается у керамики III
закавказской группы (по I варианту из 9 — признак № 3 таб-
лицы)22. Между собой сосуды I и II закавказских групп сходны
по 5 общим для них вариантам орнаментации (соответственно
степень сходства 0,6); вариант № 1 отсутствует в орнаментации
II группы; вариант № 6 отсутствует в I группе; однако оба эти
варианта представлены в I центральнокавказской группе. Ни в
одной из исследуемых закавказских групп памятников не обна-
ружено орнамента типа варианта 7, зафиксированного на кера-
мике I центральнокавказской группы (Загли Барзонд, Нижнеко-
банский могильник). Очевидно, такая орнаментация является
вариантом орнамента 4 и появляется на Центральном Кавказе
в результате самостоятельного развития керамической традиции
отколовшейся части куро-аракского населения.
Сопоставление специфических особенностей архитектоники
куро-аракской керамики из I центральнокавказской. и трех за-
кавказских групп также весьма показательно: так, керамика I
закавказской группы соответствует керамике Центрального Кав-
каза по всем 6 выделенным признакам; керамика II закавказ-
ской группы — по 5 признакам23. Керамика III закавказской
группы сближается с керамикой остальных указанных групп
только по форме ручек (признаки 12, 13); отсутствует такой
важный для керамики I, II закавказских групп и I центрально-
кавказской группы признак, как двучастность сосудов (признак
И)24.
При сравнении элементов технологии изготовления сосудов
мы не включили в их число два признака: наличие примесей
песка и дресвы или примесей шамота: такие признаки характер-
ны не только для изучаемых нами групп, но и для керамики ку-
ро-аракской культуры в целом и не могут являться весомыми
показателями. Как видно из таблицы, абсолютное сходство об-
наруживает с I центральнокавказской группой керамика II за-
кавказской группы — по всем пяти признакам; на втором месте
22 Подобный орнамент обнаружен всего на 1 сосуде из общего количест-
ва 52, приводимых О. М. Джапаридзе при описании ивентаря погребений 3-х
могильников: Начеркезевн, Царцис-гора и Дзагина (О. .VI. Джапаридзе, 1961,
с. 133, рис. 26). Всего в коллекции орнаментировано только б сосудов.
23 Отсутствует всего 1 элемент — ножки у сосудов; однако в I группе
Закавказья обнаружен всего 1 сосуд на ножках; в I центральнокавказской
группе зафиксировано 2 таких сосуда, оба в смешанных куро-аракско-северо-
кавказскнх комплексах.
24 Этот признак характерен для большинства сосудов указанных групп.
111

стоит керамика I закавказской группы (аналогия по 4 призна-
кам из пяти — отсутствует признак 17 — наличие черной под-
кладки при красном лощении). Керамика III закавказской груп-
пы имеет сходство со всеми остальными группами только по
двум признакам (№ 16 — чернолощенные сосуды с краской под-
кладкой и № 19 — наличие коричневого ангоба на сосудах)..
Указанные приемы изготовления сосудов характерны для всей
куро-аракской керамики, начиная со второго этапа бытования
культуры (по К. X. Кушиаревой, Т. Н. Чубинишвили).
В целом соотношение всех выделенных элементов технологии
и орнаментации керамики исследуемых нами групп памятников
позволяет получить картину, представленную на таблицах II1а
иШб.
Как и во всех предыдущих случаях, наибольшее сходство
между собой и с I центральнокавказской группой обнаруживают
комплексы особенностей I и II закавказских групп; на послед-
нем месте по степени сходства стоят памятники III, сачхерской
группы. Как видно из таблиц, керамика III группы обладает
лишь теми специфическими особенностями, которые характерны
для куро-аракской керамики з целом. Это, естественно, не озна-
чает, что особенности сачхерской керамики ограничиваются
только указанными признаками. Однако все другие признаки,
характеризующие керамику III группы, существенно отличаются
от признаков I и II выделенных нами групп и сближаются, на-
пример, с трналетской группой «древних курганных погребений»
(в частности, по особенностям орнаментации).
К сожалению, настоящий объем статьи не позволяет нам
привести типологию керамики из исследуемых групп памятников
в качестве четвертого комплекса признаков их материальной
культуры, и следовательно, не проводится сравнительный ана-
лиз керамических форм из этих групп; несмотря на это обстоя-
тельство, весь приведенный нами поэтапно комплекс особеннос-
тей погребального обряда и инвентаря каждой из изучаемых
групп памятников позволяет получить сравнительно полную ин-
формацию, достаточную, на наш взгляд, для выявления основ-
ных тенденций миграции куро-аракских племен в центральные
районы Северного Кавказа (таблицы 1Уа, 1У6).
В результате приведенных нами данных представляется воз-
можным локализовать исходные районы миграции и пути, по
которым могла проходить миграция куро-аракского населения
в центральные районы Северного Кавказа.
Прежде всего обратимся к погребальному обряду. Погребе-
ния в гробницах и каменных ящиках, зафиксированные в райо-
нах Квемо-Картли, полностью отвечают критерию лекальности
с погребениями I группы Центрального Кавказа (по мельчай-
шим деталям погребального обряда). Это детальное соответствие
вполне объяснимо, так как погребальный обряд является наибо-
лее консервативным признаком материальной культуры, и миг-
112

рирующий этнос, даже при условии частичного смешения с на-
селением промежуточных районов миграции, сохраняет все. ос-
новные детали свойственного ему обряда вплоть до конечных
пунктов миграции. В данном случае полное соответствие погре-
бального обряда можно объяснить сравнительно небольшим
расстоянием миграции и относительно коротким ее сроком25.
Погребений в каменных конструкциях не зафиксировано в
районах Шида Картли с культурой, родственной по многим эле-
ментам куро-аракской культуре в Квемо Картли. Это может сви-
детельствовать о том, что, проходя через районы Шида Картли,
мигрирующая часть квемокартлииского населения либо не оста-
навливалась надолго в этих районах, либо в указанных районах
осела незначительная его часть, не повлиявшая существенно на
развитие куро-аракских племен Шида Картли. Характерно, что
в конечном районе миграции обнаружено погребение, по всем
деталям обряда соответствующее шидакартлийским (погр. 2/2 в
Дзуарикау) и представляющее субстратное явление для I цент--
ральнокавказской группы. Подобный факт, в комплексе с дру-
гими приведенными фактами, может явиться аргументом в поль-
зу частичного вовлечения шидокартлийского населения в мигра-
ционное движение; он же объясняет появление на первоначаль-
ном этапе двух форм погребальных сооружений: в грунтовых
ямах и каменных конструкциях, с преобладанием последних. Не
исключено, что в дальнейшем на Центральном Кавказе будут
обнаружены и другие погребения с шидокартлпйским обрядом.
Проходя через районы Шида Картли, мигрирующая культу-
ра могла позаимствовать и такую деталь погребального ритуа-
ла, как отклонение погребений от меридиональной ориентировки
к востоку (ЮВ—СЗ).
Появление же захоронений типа погр. 6 Нижнекобанского
могильника объясняется, возможно, установлением на позднем
этапе контактов с северо-западными районами Грузии (Сачхе-
ре).
Следующим по степени подверженности изменениям элемен-
том материальной культуры является керамика. Удается просле-
дить, что подавляющее большинство технологических навыков
изготовления и орнаментации своего керамического фонда миг-
рирующая из Квемо Картли культура сохраняет вплоть до ко-
нечных пунктов миграции, заимствуя при этом некоторые прие-
мы изготовления и орнаментальные мотивы у шндакартлийских
племен. Не исключено, что часть шидакартлийских племен, во-
влеченная в миграционное движение, принесла данные традиции
25 Хронологический аспект в настоящей статье не разбирается; эти вопро-
сы освещены в статье: В. Л. Ростунов. Исторнко-археологнческий аспект
миграции куро-аракской культуры на Центральный Кавказ. — В настоящем
сборнике.
8' Заказ № 341 <ЦЗ

с собой; в последующем развитии эти традиции уже неразрывно
связаны в едином центральнокавказском варианте.
Третьим фактором, свидетельствующим о миграции из ука-
занных районов, является весь комплекс некерамичесхого инвен-
таря из погребений. Поскольку этот комплекс в наибольшей ме-
ре подвержен изменениям (культурные заимствования, импорты
и т. д.), при изучении механизмов миграции он может играть
существенную-роль. Изучение этого комплекса показывает, чго
подавляющее большинство категорий некерамического инвента-
ря исходных районов (Квемо Картли) зафиксировано в погре-
бальных памятниках Центрального Кавказа. Основной же фонд
инвентаря, зафиксированный в погребениях Центрального Кав-
каза, находит детальные аналогии в шидакартлийских памятни-
ках (95,5%), что может свидетельствовать как о прохождении
мигрирующих племен Шида Картли, так и о вовлечении в миг-
рацию части шидакартлийского населения.
Интересно, что на позднем этапе определенное влияние на
материальную культуру куро-аракских племен Центрального
Кавказа оказывают сачхерские племена. Это положение может
аргументироваться наличием в погребениях I центральнокавказ-
ской группы бронзовых булавок с двуволютным навершием в
виде бараньей головки и Т-образных булавок.
Булавки с «бараньей головкой» зафиксированы в период ран-
ней бронзы только в двух пунктах Закавказья: в Триалетских
~ курганах (1 экз.) и в сачхерских могильниках (до 2-х десятков
экземпляров); что может явиться свидетельством "происхожде-
ния этой категории предметов непосредственно из Сачхере. Дру-
гой категорией предметов, указывающей на сачхерское влияние,
являются Т-образные булавки, которые обнаружены почти в
каждом погребении сачхерских могильников. Помимо Сачхере,
в Закавказье этот тип булавок зафиксирован только в Шида
Картли (2 экз. в погребениях, относящихся к поздним слоям
«В» Хизанаант-гора и Квацхелеби)26. Этот факт может свиде-
тельствовать, с одной стороны, о связях на позднем этапе Шида
Картли с Сачхере, а с другой — о связях сачхерских племен с
центральнокавказскими уже после прихода последних в конеч-
ные пункты миграции.
20 Характерно, что в обоих случаях верхние основания стержней булавок
не орнаментированы; О. М. Джапаридзе относит такой тип Т-образиых бу-
лавок к раннему этапу их бытования (2400—2200 гг. до н. э.— О. М. Джапа-
ридзе, 1961, хронологическая таблица-вклейка). Булавка, обнаруженная на-
ми в погр. 7 могильника Загли I, также не орнаментирована и обнаружи-
вает точную аналогию с булавками из Хизанаант-гора, Квацхелеби, а также
с булавками некоторых ранних погребений сачхерских могильников. Инте-
ресно, что подобного типа Т-образных булавок до сих пор не обнаружено в
Кабардино-Балкарии, несмотря на уже довольно значительную их коллекцию
здесь (ок. 2-х десятков экземпляров).
114

В процессе изучения закавказских материалов удается также
локализовать конкретные пункты, через которые могла прохо-
дить миграция. Такими пунктами является, на наш взгляд, груп-
па поселений Шнда Картли, расположенных в среднем течении
Куры (Хизанаант-гора, Квацхелеби, Гудабертка).
1. Эти поселения составляют отдельную группу, смыкающую-
ся территориально (все три памятника расположены в 2 км друг
от друга).
2. Материалы Хизанаант-гора и Квацхелеби содержат наи-
большее для II группы количество аналогии в погребальном об-
ряде и инвентаре как памятникам I закавказской, так и памят-
никам I центральнокавказской группы.
3. Поселения Хизанаант-гора и Квацхелеби хорошо страти-
фицированы; стратиграфия поселений позволяет сделать ряд
следующих наблюдений:
а) наибольшее количество аналогий I центральнокавказской
группе обнаруживают все три комплекса, выделяемых нами (по-
гребальный обряд, керамика, некерамический инвентарь), отно-
сящихся непосредственно к слою «С» (для Квацхелеби — к го-
ризонту «С1»);
б) слой «С» Хизанаант-гора синхронен горизонту «С?» Квацхе-
леби (А. И. Джавахишвили, Л. И. Глонти, 1962; Л. А. Чилашвили,
1964; Я. А. Киквидзе, 1966; Л. Глопти, А. Джавахишвили, Я. Ки-
квидзе, Д. Тушабрамишвили, 1968); оба этих синхронных слоя
носят следы пожара и поспешного бегства жителей; такие же
следы пожара носит поселение Гудабертка (С. Н. Надимашвили,
1961). К сожалению, поселение недостаточно стратифицировано,
однако территориальная близость его с Хизанаант-гора и Квац-
хелеби, а также указание авторами раскопок на его базовое по-
ложение среди указанной группы памятников позволяют нам
предположить, что пожар и разрушение произошли в одно вре-
мя с остальными поселениями;
в) между слоями «С» и «В» Хизанаант-гора и Квацхелеби от-
сутствует стерильная прослойка, что указывает на кратковре-
менность отсутствия в них населения;
г) в слоях «В» Хизанаант-гора и Квацхелеби (в особенности
Квацхелеби, где материалы сохранились лучше—не потревоже-
ны перекопами позднейших строений и погребений, как на Хи-
занаант-гора) прослеживаются, наряду со старыми формами,
новые формы керамики (появляется двучастность сосудов, не
встречающаяся в керамике слоев «С»; такая двучастность яв-
ляется характернейшей особенностью керамики уже I и II строи-
тельных горизонтов Амиранис-гора и встречается на большин-
стве сосудов I центральнокавказской группы); орнаментация ке-
рамики слоев «В», наряду со старыми вариантами орнамента,
обнаруживает детальные аналогии (уже по всем исключительно
вариантам орнамента) с орнаментацией керамики III строитель-
ного горизонта Амиранис-гора; в слоях «С» поселений этой ор-
115

иаментации не зафиксировано. Наибольшее количество аналогий
обнаруживает керамический инвентарь слоев «В» с керамиче-
ским инвентарем позднейшего участка грунтовых погребений на
Амиранис-гора.
Таким образом, существуют достаточно веские основания
предположить, что появление в слоях «В» указанных поселений
новых типов керамических форм и орнаментации связывается не
с хронологическим аспектом развития поселений, а с проникно-
вением групп населения Квемо Картли (в частности, Амиранис-
гора), привнесших новые технологические традиции.
В целом стратиграфия поселений Хизанаант-гора и Квацхе-
леби дает основание предположить, что миграция квемокарт-
лийских племен на Центральный Кавказ произошла по времени
не ранее конца существования поселений уровня «С»; это наблю-
дение позволит в дальнейшем более подробно изучить хроноло-
гический аспект миграции. Но это — дело будущих исследований.

Таблица 1а. СООТНОШЕНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ
ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА
3-х ЗАКАВКАЗСКИХ ГРУПП
ПАМЯТНИКОВ
де Л — количество признаков I закавказской группы;
/2 — количество признаков II закавказской группы;
/3 — количество признаков III закавказской группы.
Тогда:
/и. 1П —^' = ТТ = °'028 <5п. и. = 1)
117

Таблица 16. СООТНОШЕНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ
ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА
I ЦЕНТРАЛЬНОКАВКАЗСКОЙ
ГРУППЫ С КАЖДОЙ ИЗ 3-х
ЗАКАВКАЗСКИХ ГРУПП
/Г, — количество признаков погребального обряда I группы
Центрального Кавказа.
1гр.
1трГу ЦЕНТР. У"~Шг^
ДКавказа /\ г*
Тогда:
/.=
142
/* =
к . /, 19-14
82
$2
°2
/з =
к . /2 19 • 9
12
52
Л . 12 19-4
= 0,737(5, = 14)
= 0,374(52 = 8)
= 0,013 (53=1)
113

I I + +
I I + +
II + 1
+ I + +
I + + I
I I + +
+ -и + +
I + + +1
+ I +
+ I +
+ I +
-н
+
+
+
+
+ +
I I
+ 1
I I
I I
I I
I I
1 +
I I
X О!
ст. со
- х
+
и
3 о
н я
Я О
* ь.
I 5
со о 2
о о я
I *»&%
•Я Я *»
1 та е; ~ О
О О ~
8*§8
ю
О
су
3
со
"2
5 2
8
В и !
О ро
+ +1
+ 1 +
+ I I
+ 1 I
+ М1
I I I
I О «
<у <->о о «
** су су а>
?2§32
с со «в со со
и О Я О О
а> со л со «
О. Я Ч X Я
« о та о о
\о о. со о. о.
Оиэоюьо
о
с
су
л х
<у
2
5з
§2
>>5
88
ш су
ж т
2 о
су и
О. О
*§8
чо* а. та
<и<у н*
СО СО Л А
о о со а
СО СО О О
Я Я Н Н
о о <-> <->
о. о. та со
^___«,—___-СМСЧ<М
I I I ++ I I I
I + + ++ + +1 I
+ + + I 11+
I ++■+++ I I I
+ + + + +1+1
I I + + + +1 I
I I + + + +1 +
+++++++++
о.
о
3 3
о Я1 .о
^ о
су
си ^'
3 -
. ? = .=
! х Л су * 5 х о Я =
: таСЯ а»^ о. 2 = су = Й
1 X ^ X СУ ег ХОХ О. С
;{_солта1уитаи0.5и >>Ю ^
ОЯмгэотао^сотаЯоЛЗ^то
О —Г
*о2 Л
X О р- С2
я о. >> о
Я\о С С
2> 2 * о
3 Я" О 3
Ш х — =
о ш - -
н а5 о о
О ~ О о
та су 4 х
ПггЕеа
2
•=;
о
со
к
3
Я Л
X Н
а> — су
5 ос?§§ 8.
х^хЛеа су ч $
= со с? » О г си
= а. о 2 ш о "?
Ч х та 5 >>§ о
X" охо40 *3 § а.
о су о су су
3 3 3 3 3 § 2
С СО СО СО СО Ж -О
о о о о о х х
го со со со со ж 5-
X X X X X ^ Н
о о о о о 2 о
о. о. о. о. о. та о
^СМСО^ЮСО N«0)0^
о та *г
2 н Л
О) О) «
2 в> <у Е5
о <-> о.35
в §§8.
н о я о
су « с; о
2 та _,
<у *
о. та со ^
с &: = -
<у з
<у 2 а> я
х «< 5 я
аг <у я ев
я о. та (^
ег х со
л « «
5 5 «> г
« а 8 5
СГ Н 2 О
та >> к с<
СО Т с Я
О ^
— +

Таблица Па. СТЕПЕНЬ СВЯЗЕЙ МЕЖДУ ВСЕМ
КОМПЛЕКСОМ ИНВЕНТАРЯ
ЦЕНТРАЛ ЬНОКАВКАЗСКИХ
ПАМЯТНИКОВ И КАЖДОЙ ИЗ
3-х ГРУПП ЗАКАВКАЗЬЯ
Графически выразим эти связи следующим образом:
тде К—количество категорий инвентаря Центрального Кав*
каза;
1Х —количество категорий I закавказской группы;
/2 __ количество категорий И закавказской группы;
/3 — количество категорий III закавказской группы.
Тогда
Д = —— = = 0,455 (^ = 10);
<Й 212
/2 = 3- = = 0,955 (5, = 21);
72 *•/, 22-21 - '
/з = -^— = ^— = 0,591 (53 = 13).,
Уз к-1ъ 22-13 К
120

Таблица 116. ВНУТГИГРУППОВЫЕ СВЯЗИ
МЕЖДУ КОМПЛЕКСАМИ
ИНВЕНТАРЯ 3-х ГРУПП
ЗАКАВКАЗСКИХ ПАМЯТНИКОВ
Получаем следующий граф:
Тогда
I. II
-/1. II / . /
Д И ~~ / . /
102
10-21
42
10- 13
= 0,476 <51%п- 10)
= 0,123(5, |П = 4)
-/и. II
__ ^М, III _
112
/2-/з
= 2ГТГ = 0'443(5»'^ = 11)
121

Таблица Ив. СТЕПЕНЬ СВЯЗЕЙ МЕЖДУ
КОМПЛЕКСАМИ ИНВЕНТАРЯ
I ЦЕНТРАЛЬНОКАВКАЗСКОИ
ГРУППЫ И КАЖДОЙ ИЗ
3-х ГРУПП ЗАКАВКАЗЬЯ
где Кх — количество кгтегорий инвентаря I центральнокав-
казской группы
Тогда
122

о
<
а.
■
О
а.
>>
2$
« ГО
5 <
ВН ч^
2«
»5
5 X
5 -А
и ч
° *
си и
со СО
<
Я СО
.? ил
О
%
<
ш
а
н
о
со
•о
и
Ё§
техноло
иия сосу
Элементы
изготовле
бенности
осудов
с осо
ики с
чески
ектон
1 Спецнф|
архит
ю
о
со
1^
О
ю
тг
со
сМ
~
о
к
я
са
н
а>
2
са
X
о.
о
к
са
«
о
О)
в;
о.
н
О)
г
о
а>
_^
са
О
^
>1
О
О
а
о
со
с^
СО
ю
тГ
СО
<м
~
»>
ш
ТГ ^
го
ас
н
<
С
+ +1 + 1 I
+ +++++
+ +11+1
I +1 + 11
+ +++++
+ II++I
+ +1I1+
+ ++1+1
+ +++++
+ +1.1++
+ +1+++
+ +1+++
+ +11+1
I I1++1
I +11+1
I +11+1
+ +1+++
+ ++11+
+ +1++1
+ I 1+++
5 55 Ь
<><5ихсо^
о
ъ
со
X '
а.
<ь»
ЕГ
«=(
О
СО
о
X
о
>>
н
о
X
о
Си
си
с
к х
X
■а х
- о 5
2-2 8
о, ~* ^
с
1
7 5.8
. «о
о
а>
5" И О
>» <и о
I * °-2
; м&*
. ^ 5 в х ^
! >> со <и си си
) Н; X X X X
I о а* з- у з-
1 >* X X X X
■> о * ч * ч
I г са са са са
[«ЕДЯ Я
«.У
11
11111
ШР
=2 ^
5"
§•*
' X
2
х
н о
са ее?
■=* о
о с
х о
:8.5
ё1
:р
I ^ гг
<йа
си
са
х
о
си ^—^ Ои
О $ Ь
О ± О
I I
III
ЦБ
са | о
к са о
са с X
ХГ с х
§§§
У и о
к о х
х •=: са
х о»
§ 2 в
к ш х*
2 «в ^ 5
5 ю 2 5
са о са 2
2 с? X Ч
о >, а-л
• 2 -сч
со 3"*
О со
X X
са
о
1
I
X
X
о
и:
см
X X
си о
са — т
§11
см
О со
^хя
С я с
Х X
х ^ >,
со^е*
22 ^
в х со
Р | СО
X = X
<у 5 <и
1 2? = 2
2 X «- X
са о. г о.
§о^о
о. . л .
ь са
о ^
123

Таблица III а. СООТНОШЕНИЕ КЕРАМИЧЕСКИХ
ЭЛЕМЕНТОВ 3-х ГРУПП
ЗАКАВКАЗСКИХ ПАМЯТНИКОВ
Тогда
Ап =7^ = ^ = 0,721 (5,|1 = 14)
А." = |^,=^ = 0,311(^1|1=5.
/п. п. = ^7 = -~ = 0,294 (5„. ,„ = 5).
124

Таблица 111 б. СООТНОШЕНИЕ КЕРАМИЧЕСКИХ
ЭЛЕМЕНТОВ 1 ЦЕНТРАЛЬНО-
КАВКАЗСКОЙ ГРУППЫ
И КАЖДОЙ ИЗ 3-х
ЗАКАВКАЗСКИХ ГРУПП
1гр.
Мб
1гр.
ЦЕНТР.
КАВКАЗА
\
е2=1?
Тогда
/г
*?
16'
*•/!
92
02
к • /2
52
°з
=
20 • 16.
172
20- 17
5'
к • /, 20-5
= 0,8(5, = 16)
= 0,85(52=17)
= 0,25(53 = 5)
125

Таблица IVа. СООТНОШЕНИЕ ВСЕХ
ВЫДЕЛЕННЫХ ПРИЗНАКОВ
ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА И
МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
3-х ЗАКАВКАЗСКИХ ГРУПП
ПАМЯТНИКОВ
/,„ — количество признаков погребального обряда I группы;
1щ— количество признаков (категорий инвентаря) I группы;
/„.— количество признаков технологии и орнаментации ке-
рамики I группы.
1цх = А„ + А„ + Ак =14+10+16 --= 40.
Соответственно для II группы:
^•22 = Ап + Аи + Ак = 9 + 21 + 17 = 47.
Для III группы:
^2з = А„ + А« + Ак = 4 + 13 + 5 = 22.
$1, III = 5,, и„ + 5,, „„ + 5Г. „к = 6 + 10 + 14 = 30
51, 1112 = 51, Шп + $1, Ши + Я шк = 0 + 4 + 5=9
% III! = 5П, Шп + % Ши + % Шк =1 + 11+5=17
5?. ц2 30»
I П2~~ Г21/.12 _ 40-47
= 0,479
5?. ш2
9з
?\. Ш2 = ГТргё" 40 • 22 = °'092
172
^И! 1112 е
с2 ^
^22^23 47-22
= 0,279
126

блица 1У6. СООТНОШЕНИЕ ВСЕХ
ВЫДЕЛЕННЫХ ПРИЗНАКОВ
ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА
И МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
I ЦЕНТРАЛЬНОКАВКАЗСКОИ
И КАЖДОЙ ИЗ 3-х
ЗАКАВКАЗСКИХ ГРУПП
Ьр<
1гр.
центр.
Нгр>
1^0(58) КАВКАЗА (Л. /п
1 ' К«»58 Г/Ьха=4?
<7
Шгр.
и*22
$12 = $1п + 51и + $1к =14 48+16 = 38
522 = 52п + 52и +52к = 8+164-17 = 41
$32 = 53„ + 53и + 53к = 1 + 11 + 5= 17
Лу =
51
382
12 #21 ^21 58 •
40
= 0,622
5?5 41»
^* = к^Ш=^-77 = °*617
/^ЯУ =
5'5
172
= 0,227
32 К 23^-23 58-22'
^12 = *1п + К\и 4- К\у. = 19 4- 19 + 20 = 58

Литература
Ч.Ъетрозов Р. Ж. К древней истории племен Центрального Кавка-
за.—Нальчик: Эльбрус, 1982.
2. Виноградов В. Б., Р о с т у н о в В. Л., Д о р о ш е в с к и й В. Н.
Особенности ориентировок захоронений эпохи ранней бронзы Центрального
Кавказа в связи с годовым движением солнца.— В сб.: Кочевники Азово-Кэс-
. пинского междуморья. Орджоникидзе, 1983.
3. Глонти Л. И., Д ж а в а х и ш в и л и А., Кнквидзе Я., Туша-
бра ми ш в ил и Д. Некоторые итоги полевых работ 1964 г. Урбнисской и
Квирнльской археологической экспедиции: Вестник Государственного музея .
Грузни, XXV. Тбилиси, 1968.
4. Г о б е д ж и ш в и л и Г. Ф. Холм Нацар:гора близ г. Сталинири.—
Тбилиси: Мимомхнлвери, 1951 (на груз. яз.).
5. Д е д а б р и ш в и л и Ш. Ш. Курганы Алазанской долины.— Тбилиси:
Мецниереба, 1979.
6. Джавахишвили А. И., Глонти Л. И. Урбниси I.— Тбилиси:
изд-во АН Груз. ССР, 1962 (на груз. яз.).
7. Джапаридзе О. М. К истории грузинских племен на ранней ста-
дии медно-бронзовой культуры.—Тбилиси: Мецниереба, 1961 (на груз. яз.).
8. Д о л у х а н о в П. М. Истоки миграции (моделирование демографиче-
ских процессов по археологическим и экологическим данным).— В сб.: Проб-
лемы археологии, вып. II. Л., изд-во ЛГУ, 1978.
9. Киквидзе Я. А. Памятники эпохи ранней бронзы в Урбниси.—
Друзья памятников культуры, VI. Тбилиси, 1966 (на груз. яз.).
10. Ко ре невский С. Н. Втульчатые топоры — оружие ближнего боя
эпохи средней бронзы Северного Кавказа.— В сб.: Кавказ и Средняя Азия
в древности и средневековье. М., Наука, 1981.
11. Крупное Е. И. Погребения эпохи бронзы в Северной Осетии:
Труды ГИМ, VIII, 1938.
12. Круп но в Е. И. Материалы по археологии Северной Осетии доко-
банского периода.— МИА, 1951, № 23.
13. Круглое А. П., Под га е цк и й Г. В. Долинское поселение у
г. Нальчика.—МИА, 1941, № 3.
14. Куш на рева К. X., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры
Южного Кавказа.— Л.: Наука, 1970.
15. Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети.— Тбилиси,
1941.
16. Куфтин Б. А. К проблеме энеолита Внутренней Картли и Юго-Осе-
тии: Вестник Государственного музея Грузии, XIV—В. Тбилиси, 1947.
17. Куфтин Б. А. Археологические раскопки 1947 г. в Цалкииском -
районе.— Тбилиси, 1948.
18. Куфтин Б. А. Археологическая маршрутная экспедиция 1945 г. в
Юго-Осетию и Имеретию.— Тбилиси, 1948.
19. Л ю б и н В. П. Археологические разведки в окрестностях г. Сталини-
ри.— КСИА, 1955, вып. 60.
20. Л ю б и н В. П. Энеолитический комплекс из грота Шау-легет.—
КСИА, 1966, вып. 108.
128

21. Марко в и и В. И. Культура племен Северного Кавказа в эпоху брон-
зы (II тыс. до н. э.).— МИА, 1960, № 93.
22. Марков пи В. II. К вопросу о хронологии археологических культур
эпохи бронзы на территории Северного Кавказа. — В сб.: Новые памятники
эпохи бронзы в Чечено-Ингушетии. Грозный, 1982.
23. Мнрцхулава Г. Могильник в Самшвплдс: Тез. научной конферен-
ции аспирантов и молодых сотрудников института истории, археологии и
этнографии. Тбилиси, 1969.
24. Мупчаев Р. М. Древнейшая культура Северо-Восточного Кавка-
за.—МИА, 1961, № 100. *
25. М у н ч а е в Р. М. Кавказ на заре бронзового века.—М.: Наука, 1975.
26. Над и м а ш в и л и С. Н. Археологические раскопки древнейшего по-
селения— городища Шнда Картли-Гудабертка — Цпхнс-гора: Научная сес-
сия Горийского Государственного исторпко-этнографпческого музея. Гори,
1961 (на груз. яз.).
27. Николаева Н. А., Сафр о но в В. А. Курганный могильник эпо-
хи бронзы у сел. Дзуарикау. — В сб.: Проблемы археологии Северной Осе-
тии. Орджоникидзе, 1980.
28. Николаева И. А. Периодизация куба.но-терской культуры. Истори-
ческие судьбы КТК в катакомбную эпоху.— В сб.: Катакомбные культуры
Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1981.
29. Николаева Н. А. Основные тенденции в сложении концепции
среднебронзового века Северного Кавказа в 50—70 гг. XX в.— В сб.: Кочев-
ники Азово-Каспийского междуморья. Орджоникидзе, 1983.
30. Пхакадзе Г. Г. Погребения энеолитического периода из села Та-
мариск: Тезисы доклада XII конференции аспирантов и младщих научных
сотрудников АН Груз. ССР. Тбилиси, 1961 (на груз. яз.).
31. Пхакадзе Г. Г. Энеолит Квемо Картли.— Тбилиси, 1963 (на груз,
яз.).
32. П и ц х е л а у р и К. Н. Древняя культура племен, населявших тер-
риторию Иоро Алазанского бассейна.— Тбилиси: Мецниереба, 1965.
33. Сафр о нов В. А. Периодизация и хронология раннего и начала
среднебронзового века б Северной Осетии (тезисы доклада): VIII Крупнов-
ские чтения. Нальчик, 1978.
34. Т е х о в Б. В. Очерки древней истории и археологии Юго-Осетии.
Тбилиси: Мецниереба, 1971.
35. Титов В. С. К изучению миграций бронзового века.— В сб.: Архео-
логия Старого и Нового света. М., Наука, 1982.
36. Т у ш и ш в и л и Н. Н. Некоторые ранние памятники из Ардас убани.—
Друзья памятников культуры, XV (на груз. яз.).
37. X а н з а д я н Э. В. Культура древнейших племен Армянского на-
горья.—Ереван, 1976 (на арм. яз.).
38. Чилашвили Л. А. Городище Урбниси.—Тбилиси: Мецниереба,
1965 (на груз. яз.).
39. Ч у б и н и ш в и л к Т. Н. Древнейшая культура в двуречье Куры и
Аракса.—Тбилиси: Мецниереба, 1965 (на груз. яз.).
40. Чубинпшвили Т. Н. Амиранис-гора (материалы к древнейшей
9 Заказ Л"? 341
129

истории Месхет-Джавахети).—Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1968 (на груз,
яз.).
41. Чубинишвили Т. Н. К древней истории Южного Кавказа.— Тби-
лиси: Мецниереба, 1971.
42. Формозов А. А. Каменный век и энеолит Прикубанья.—М.: Нау-
ка, 1967.
Н. И. Гиджрати, А. О. Наглер
САРМАТСКОЕ ПОГРЕБЕНИЕ У СЕЛ. КОМАРОВО
МОЗДОКСКОГО РАЙОНА СО АССР
(предварительная публикация)
В 1983 г. археологической экспедицией Северо-Осетинского
государственного университета в окрестностях сел. Комарово
(Моздокский р-н СО АССР) было раскопано 4 кургана, содер-
жавших 64 погребения от эпохи ранней бронзы до средневековья.
Данная,публикация имеет цель ввести в научный оборот ма-
териалы лишь одного богатого сарматского погребения № 24,
обнаруженного в восьмислойном кургане № 1, находившегося в
1650 м к ЮЗ от здания бригады № 3 колхоза «Красная Осетия».
Высота кургана составляла 6,8 м от современной дневной по-
верхности, диаметр — 80 м.
Погребение № 24 было впущено в центральную часть курга-
на на глубину 553 см, разрушив при этом погребение эпохи
бронзы. Погребенная женщина 55—60 лет1 лежала в прямо-
угольном деревянном коробе, вытянуто на спине, головой на
запад (рис. 1). Руки сложены на животе, левая нога отставлена
к северу и согнута в колене. Костяк потревожен грызунами, раз-
рушившими кисти рук и череп.
Справа и слева от черепа расчищены фрагменты кожи (по-
душка?). Вдоль правой плечевой кости, между ней и стенкой
короба — фрагменты кожи с крупными рыбьими чешуйГками.
Фрагменты кожи были прослежены на груди, справа и слева у
тазовых костей, под тазом, доходили до колен погребенной.
Можно предположить, что они являлись остатками кожаной
одежды.
На шее погребенной расчищены две крупные пастовые синие
бусины с «глазками» из голубой, обведенной белой полоской пас-
ты (рис. 2, 13—14).
Здесь же стеклянная шестигранная бусина (рис. 2,11), го-
лубоватая, орнаментированная по поверхности извивающимися
по всей длине линиями — зелеными, белыми, золотистыми. Ря-
дом с ней крупная бусина из розового сердолика (рис. 2, 12).
На шее погребенной расчищены две половины фигурки кабана
1 Определение антрополога А. В. Шевченко.
130

(рис. 3, 3), изготовленной из золотого листа и заполненной внут-
ри темной серо-коричневой пастой, а также золотая фрагменти-
рованная сложновитая цепь из тонкой проволоки, с застежками,
выполненными в такой же, как и кабан, технике, в виде грифо-
нов с львиными мордами, увенчанными витыми изящными рож-
ками (рис. 3, 4).
На обоих предплечьях—массивные золотые браслеты из
проволоки диаметром до 3,3 мм, закрученные в 7,3 витка на ле-
вом (рис. 3, 1), в 6 витков на правом предплечье (рис. 3, 2).
Концы браслетов переходят в литые золотые пластины шириной
23,4 мм, на лицевой стороне которых отчеканены по три иду-
щих друг за другом изображений баранов.
У правого локтя стоял сосуд из бесцветного стекла кониче-
ской формы с округлым дном (рис. 4, 2). На левом локте погре-
бенной расчищено массивное бронзовое зеркало (рис. 4, 1) с
идущим по краю уплощенным валиком. К зеркалу прикреплена
утончающаяся к концу ручка. , '
В ногах погребенной, вне короба, справа от него,— орнамен-
тированный керамический кружальный сосуд (рис. 5, 34), пре-
имущественно темно-коричневого цвета, с невысоким, чуть рас-
ширяющимся кверху горлом с закругленными краями. Дно сосу-
да плоское, к тулову крепится петлевидная ручка.
Справа от черепа расчищены два височных кольца (рис. 5,
30—31) и две серьги (рис. 5, 28—29) из тонкой золотой про-
волоки.
По всему костяку и рядом с ним расчищено большое коли-
чество бус из сердолика, агата, стеклянной пасты голубого, зе-
леного и золотистого цвета, стеклянных пронизей золотистого
цвета (рис. 2, 15—27), нашивных золотых бляшек в виде розе-
ток (рис. 2, 1—8), животных (рис. 2, 9—10; рис. 5, 12, 21), че-
ловеческих лиц (рис. 5, 7—11), крестов и свастик (рис. 5, 13—*
16), ромбов (рис. 5, 18, 24, 25), пронизей (рис. 5, 21, 26). Боль-
шое количество бляшек фрагментировано.
Бусы, бляшки и пронизи были нашиты на покрывало из пар-
чи— сохранилась золотая нить, встречающаяся в значительном
количестве по всему коробу. Часть бляшек расчищена в перевер-
нутом положении под костями погребенной. По-видимому, погре-
бенная была завернута в покрывало, складки которого дали
скопление бляшек, пронизей и бус у левого бедра, между бедер
и колен. С целью выявления орнаментики покрывала расчистка
и фиксация производились послойно. Тем не менее, какого-либо
порядка в положении бляшек установлено не было. Вероятно,
они были нашиты на покрывало в беспорядке. Возможна сле-
дующая реконструкция последовательности, в которой погребен-
ная была обернута в ткань: покрывало было положено на дно
короба, обернуло погребенную в один слой, затем было заверну-
то и покрыло крышку короба; край был подоткнут под крышку
у правого бока погребенной.
131

Костяк носит следы перенесенного при жизни заболевания —
суставы и позвоночный столб имеют крупные костяные наросты.
Позвонки местами сросшиеся, средняя часть позвоночного стол-
ба выгнута (горб?), под этой частью костяка-в дне короба за-
фиксировано отверстие, а в дне ямы углубление.
Погребальный инвентарь тематически выдержан. Преобла-
дают бляшки с солярными и лунарными символами, грубо сра-
ботанные, явно местного производства браслеты украшены ба-
ранами, олицетворявшими у древних иранцев, «небесную благо-
дать», составной кулон в виде кабана — одного из воплощений
Веретрагны—спутника Митры, обилие личин мужских и женских,
личины с гиперболизированными чертами лица, грифоны в виде
птицеголового коня и рогатых львов, ритуальный стеклянный со-
суд, парча, само обилие изделий из золота,— все это может сви-
детельствовать о том, что погребенная при жизни исполняла
жреческие функции и относилась к сарматской социальной вер-
хушке. Сочетание богатства погребального инвентаря и простоты
погребального сооружения, сохранность захоронения, отсутствие
следов тризны и жертвенной пищи, место захоронения — самый
высокий в районе курган, его центральная часть, могут указы-
вать на то, что захоронение было произведено тайно.
Предметы из комплекса явно разновременны. Так, часть бля-
шек фрагментирована, а фрагменты имеют дополнительные от-
верстия для пришивания. Фигурка кабана имеет на «брюшке»
два золотых колечка, через которые, по-видимому, продевался
шнур для ее подвешивания. Колечки сильно истерты, что ука-
зывает на длительное время употребления этого предмета. В то
же время браслеты не носят на себе следов длительного ноше-
ния, хотя вполне вероятно, что они могли использоваться только
во время отправления культовых обрядов (совокупный вес брас-
летов 700 граммов). Бусы и сосуды также могут иметь довольно
длительное время пользования.
Датирующим признаком для всего комплекса может являть-
ся парчовое покрывало. Производство парчи впервые было ос-
воено в Китае на рубеже н. э.2, откуда она могла попасть на
Кавказ как ценная ткань, находившая спрос у кочевнической
сарматской аристократии. Вполне возможно использование та-
кого значительного по размеру куска парчи в качестве ритуаль-
ного покрывала.
Таким образом, наличие парчи позволяет датировать погре- -
бение не ранее рубежа н. э. — I в. н. э.
Дальнейшее детальное исследование инвентаря погребения,
в котором лишь художественные изделия из золота составляют
около 1000 предметов, даст ценный материал по истории Цент-
рального Предкавказья в сарматское время.
2 Клейн В. И. Иноземные ткани, бытовавшие з России до XVIII в., их
терминология.— М., 1925.
132

^ГРШУ
'■■■'х1 *&
\ I
V •"•'".
у * .У
*•••' и1ЙШр^> Ш -о (г ■ ■■■• * \№ч* ■■*•*■
1
*. у
к* ■'
.4 ■ '^^'А*^**»»*^*^^..^'^'.-^-'"

©ч
к>
! :.
<ж-&.--ь
'«■'. Й
в-Ф &
б® «5
^® а
ФЭ й
е>-э*.
сггкз й
О-®2
ал /9&е
«V
>§Йжч
Ж1
|л
^***$ШГлг*$

*.?••>
н^

.^
*&?*
,л
*****
«**&*'
136

тъ* ^
•у.
«7

СОДЕРЖАНИЕ
Ростунов В. Л. Куро-аракская культура на Центральном Кавказе
(хронологический и исторнко-археологическпп аспекты миграции) . 3
Виноградов В. Б., Березин Я. Б. Катакомбные погребения и их но-
сители в Центральном Предкавказье в III в. до н. э.— IV в. и. э. . 4,3
Сапрыкин С. Ю. Митрпдатовские традиции в политике Боспора
на рубеже н. э. 63
Наглер А. О., Чипирова Л. А. К вопросу о развитии хозяйственных
типов в древних обществах 8/
Ростунов В. Л. Куро-аракская культура на Центральном Кавказе
(к вопросу об истоках и путях миграции) ...... 91
Гиджрати Н. И., Наглер А. О. Сарматское погребение у сел. Кома-
рово Моздокского района СО АССР (предварительная публикация) . 131

АНТИЧНОСТЬ И ВАРВАРСКИЙ МИР
(Сборник научных трудов)
Редактор Б а т и е в а Е. М.
Технический редактор Г а в р и л о в а В. В.
Художник В е л ь г а ч И. В.
Корректор К о к а е в а Ф. А.
Темплан 1985 г. Позиция № 1107.
Сдано в набор 26.06.85. Подписано в печать 11.09.85. ЕЙ 01860. Формат бу-
маги 60x90716- Бумага типографская № 3. Литературная гарнитура. Печать
высокая. Усл. п. л. 8,75. Уч.-пзд. л. 8,6. Тираж 500 экз. Цена 1 руб.
Северо-Осетпнский государственный университет им. К. Л. Хетагурова,
362040, г. Орджоникидзе, ул. Ватутина, 46.
Книжная типография Госкомиздата СО АССР, 362040, г. Орджоникидзе,
ул. Тельмана, 16.