А. Д. СПЕРАНСКИЙ
ЭЛЕМЕНТЫ ПОСТРОЕНИЯ
ТЕОРИИ МЕДИЦИНЫ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ВСЕСОЮЗНОГО ИНСТИТУТА
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ
МОСКВА —	1 9 3 5	— ЛЕНИНГРАД
Редактор С. Лебединская Техред А. Троицкая
Ответственный за выпуск в типографии П. Маркелов
Уполномоченный Главлита Б—3668 ВИЭМ № 1
Тираж 10.200 Формат 72х 1091/iS Печ. л. 22з/8
Знак в печ. л. 54272. Авт. л. 29,3. Сдано в тип.
26/ХП 1934 г. Подп. к печати 7/IV 1935 г.
Заказ 1389
Цена 10 руб. перепл. 1 руб. 50 коп.
16-я типография треста «Полиграфкнига», Трех-
прудный пер., д. 9.
СОДЕРЖАНИЕ
От автора......................................................... 5
НЕРВНЫЙ МЕХАНИЗМ СЛОЖНЫХ СУДОРОЖНЫХ состояний
Последствия замораживания участка коры головного мозга собаки.... II
Подкорковые явления в составе эпилептического приступа........... 18
Кора.................................................. •......... 25
Порог возбудимости в судорожных процессах........................ 37
РОЛЬ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ ЖИДКОСТИ В ГЕНЕЗЕ НЕКОТОРЫХ
ФОРМ ЭНЦЕФАЛИТА
Энцефалит как одно из последствий замораживания участка коры головного
мозга собаки................................................... 47
Роль цереброспинальной жидкости в процессе расщепления мозгового вещества 51
Токсичность цереброспинальной жидкости........................... 56
ЦИРКУЛЯЦИЯ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ ЖИДКОСТИ В МОЗГУ,
ЕГО ПОДОБОЛОЧЕЧНЫХ ПРОСТРАНСТВАХ И НЕРВАХ
Вопрос о связи подоболочечных пространств мозга с лимфатической системой 67
Наши исследования по вопросу о связи подоболочечных пространств мозга с
лимфатической системой........................................ 71
Движение цереброспинальной жидкости в мозгу и его подоболочечных про-
странствах ................................................... 83
О проникании различных веществ в нервный ствол и движении по нему ...	90
РОЛЬ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ В ПАТОГЕНЕЗЕ НЕКОТОРЫХ ИНФЕКЦИЙ
Бешенство............................•.......................... 103
Дифтерия........................................................ 107
Столбняк........................................................ 109
Дизентерия...................................................... —
Скарлатина.......................................•................ —
Корь............................................................ 112
Общий обзор..................................................... 114
УСЛОВИЯ И ФОРМЫ РАЗВЕРТЫВАНИЯ ДИСТРОФИЧЕСКИХ ПРОЦЕС-
СОВ ВНУТРИ НЕРВНОЙ СЕТИ
Механизм сегментарных поражений нервной системы через нервный ствол . .	127
Выхождение дистрофического процесса за пределы сегмента......... 139
Стандартные формы нервных дистрофий и их количественные варианты . . .	156
3
КАЧЕСТВЕННЫЕ ВАРИАНТЫ НЕРВНЫХ ДИСТРОФИЙ
Острое раздражение (воспаление).................................... 189
Хроническое раздражение (воспаление)............................... 205
Специфические реакции.............................................. 226
Общий обзор....................................................... 251
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Основные положения................................................. 267
Паркинсонизм ...................................................... 283
Ревматизм.......................................................... 296
Сыпной тиф......................................................... 291
Малярия............................................................ 294
Клещевой (персидский) возвратный тиф............................... 300
Анэстезия как раздражение.......................................... 303
Поражения органов пищеварения...................................... 307
Поражения полостей рта, носа и среднего уха........................ 309
Поражение глаз (кератит)........................................... 311
Септические процессы............................................... 315
Прочие болезни..................................................... 319
Итоги.............................................................. 323
Литература......................................................... 332
ОТ АВТОРА
Когда материал нашел наконец свой порядок и книга написана, ка-
жется, что путь изложения материала и путь его собирания один и тот же.
Это неверно. Между двумя экспериментами, занимающими в изложении
соседние места и связанными, казалось бы, неразрывной внутренней
связью, часто на самом деле проходит много лет работы. По мере нако-
пления материала происходит передвижение частей в старых системах.
В результате отправные точки зрения могут дойти до степени окончатель-
ного использования и ликвидации. Тогда ранее добытые факты приобре-
тают уже новое значение и занимают новое место в общем логическом
порядке.
Материал, полученный как следствие длинной рабочей цепи, при изло-
жении его может оказаться впереди причины, породившей всю цепь. Истори-
ческая последовательность создания материала, таким образом, не сов-
падает с логической последовательностью его изложения. Сказанное
имеет значение не только для биологии, но и для так называемых точных
наук. Конечно, в биологии, оперирующей с наиболее сложными процес-
сами, это проявляется особенно резко.
Пять лет тому назад мною была написана книга под заголовком «Нерв-
ная система в патологии» и уже вскоре затем выяснилось, что в прежнем
виде переиздана она быть не может. Движение исследования вперед не
только добавляло нечто к уже имеющимся данным, но потребовало пере-
группировок всего материала. Произошло это отчасти потому, что отдель-
ные вопросы включались в эксперимент и отставлялись неоднократно. Та-
кие процессы, как столбняк, бешенство, эпилепсия, туберкулез и другие,
служившие нам индикаторами при изучении различных физиологических
механизмов, возобновлялись в эксперименте много раз в зависимости от
получения новых данных в других областях. Так как основной идеей ра-
боты являлось уловить общность механизмов в патологических процес-
сах, внешне несходных, то каждый факт находился под перекрестной кри-
тикой других фактов, часто из очень отдаленных областей. Это позволяло
подмечать подробности, ранее ускользавшие от наблюдения, а теперь ме-
нявшие не только лицо самого явления, но и место его в ряду других.
В упомянутой книге я еще мог излагать материалы в порядке, диктуемом
формальной логикой работы, теперь это сделалось неосуществимым. На-
чала и концы так часто меняли свои места и перепутались столь сложно,
что при описании материалов в историческом порядке линия мышления
может со стороны показаться изломанной, что на самом деле неверно.
Нужно было или отказаться от возможности видеть материал в целом
и ограничиться опубликованием отдельных фактов, или перейти к другой
форме работы, т. е. к систематическому изложению предмета.
5
Последнее зависит от двух моментов: от количества новых фактов
и от согласования их с уже существующими системами представлений.
Для решения первой задачи объем исследования был значительно рас-
ширен, и работа проникла во все основные отделы общей патологии.
Вторая задача оказалась значительно более трудной, а в известной
части и просто невыполнимой, так как новый материал не помещался в рам-
ках старых идей. Первоначальное желание дать только систематическое
изложение предмета вылилось в необходимость строить новую систему, и
вопрос переключился в плоскость методологических отношений. Потре-
бовалось переоценить не только факты и положения, но методы и приемы
самого исследования. Понятно, что за несколько лет такая работа не могла
быть доведена до конца, но основные ее части определились достаточно.
Впрочем и теперь остался ряд затруднений для систематического
изложения: выводы, к которым мы пришли, оказались настолько дале-
кими от общепринятых, что излагать предмет прямо без введения, рисую-
щего работу в эволюционном ее разрезе, значило рисковать быть непо-
нятым или понятым превратно. Поэтому пришлось остановиться на сме-
шанной форме: сначала продемонстрировать пути наших исканий и только
потом перейти к систематике представлений.
Одним из недостатков такой формы является некоторое несоответствие
трактовки отдельных вопросов, разбираемых в начале и в конце книги,
но это же служит наглядным примером эволюции взглядов в зависимости
от эволюции работы.
Обращаясь к характеристике конкретных форм и направлений нашей
экспериментальной деятельности, нужно сказать следующее.
Хотя мы и производили опыты с различными*химическими веществами,
с токсинами и вирусами, но не имели специальной задачи изучить каждый,
вызываемый этими агентами процесс. В определенные моменты исследо-
вания мы прибегали к ним как к индикаторам для освещения тех час-
тей общего вопроса, которые нас интересовали. Поэтому и в книге, являю-
щейся сводкой наших работ, я не объединяю отдельных наблюдений, сде-
ланных в разное время по специальным поводам. В реакциях, вызывае-
мых разными агентами, мы часто видели столько сходства, что их невоз-
можно было различить, и мы обращались к изучению механизмов, лежа-
щих в основе этого единства.
Обычная форма работы, принятая в лаборатории и клинике, не обеспе-
чивает всестороннего охвата предмета. Клиника по характеру своих отно-
шений лишена права широкого, а главное свободного эксперимента. Ла-
боратория же каждый болезненный процесс изучает отдельно как особую
и самостоятельную единицу.
Это, конечно, тоже нужно и приносит пользу. Но тогда все, что совер-
шается в организме, приходится рассматривать с самого начала и неиз-
бежно связывать со свойствами «производящего» агента. На деле же бы-
вает, что некоторые явления при бешенстве легче понять, изучая эпилеп-
сию, а при скарлатине—наблюдая столбняк. Если к каждому болезнен-
ному процессу в каждом подходящем случае отнестись как к индикатору
того или иного физиологического акта, включить его в арсенал других
методических средств, которыми располагает современная наука, то ока-
жется, что для решения одной задачи вирус бешенства будет играть такую
же роль, как струнный гальванометр для решения другой.
Несмотря на то, что затронутые в этой книге вопросы имеют уже много-
летнюю историю, нужно признать, что и в настоящее время они находятся
в стадии первых шагов. Здесь все еще слишком часто приходится доволь-
6
ствоваться сопоставлением ряда косвенных данных, выискивать неожи-
данные поводы для эксперимента и само исследование вести в обстановке
столь же сложной, как решение уравнений со многими неизвестными. Из
представленных материалов будет видно, что только одновременная работа
над рядом смежных, часто по внешности весьма различных вопросов поз-
‘воляла нам найти нужную обстановку и хотя отчасти сдвинуть предмет
с мертвой точки.
Работа эта втечение 10 лет производилась в руководимых мною лабора-
ториях и клиниках Института экспериментальной медицины и Института
хирургической невропатологии в Ленинграде при участии большого
числа лиц разных специальностей, разделивших со мной труд по созданию
необходимых материалов. Каждый из них, помимо труда, внес сюда еще
и много индивидуального, что позволило шаг за шагом’ расширять рамки
исследования.
В процессе оформления книги большую помощь оказали мне мои со-
трудники д-ра И. А. П и г а л е в, С. И. Лебединская, а также
д-р Н. Е. Л е бе дев и моя жена. Пользуюсь случаем принести им глубо-
кую благодарность.
Ленинград
Сентябрь 1934 г.
НЕРВНЫЙ МЕХАНИЗМ СЛОЖНЫХ СУДО-
РОЖНЫХ состояний
ПОСЛЕДСТВИЯ ЗАМОРАЖИВАНИЯ УЧАСТКА КОРЫ
ГОЛОВНОГО МОЗГА СОБАКИ
Происхождение наших исследований таково. В1923/24 г., работая в фи-
зиологической лаборатории академика И. П. Павлова в Институте экспери-
ментальной медицины, я, между прочим, принимал участие в хирурги-
ческой деятельности лаборатории, подготовляя животных для будущих
специальных исследований. Конечно, мне, как и другим, пришлось столк-
нуться с тем неприятным фактом, что многие животные (собаки) после
произведенных им экстирпаций отдельных участков мозговой коры нередко
гибнут от эпилепсии. С этим явлением, правда, можно бороться, но далеко
не всегда. Кроме того, после новой трепанации с вырезыванием рубца по-
лучается в физиологическом отношении уже новая собака, которая не
может служить для продолжения старых, начатых с ней опытов. Поэтому
я поставил себе задачей—попытаться выработать такой метод выключения
ограниченных участков коры, при котором оставались бы сохраненными
не только твердая, но и мягкая мозговые оболочки.
Я исходил из положения о нестойкости нервной ткани к резким темпе-
ратурным колебаниям. Экспериментальная мысль уже работала в этом
направлении в тот период физиологии, когда учение о локализации функ-
ций в мозговой коре было еще новым и представлялось заманчивым. Так,
Опенховский в 1883 г. в лаборатории Г о л ь т ц a (Goltz)
произвел исследование о локальном действии холода, приложенного к моз-
говой коре. Результаты этой работы были им опубликованы в коротком
сообщении, напечатанном в Cpt. rend. Soc. Biol. V. 2. Ограниченного и раз-
литого действия холода он добивался прикладыванием к коре стеклянного
прибора, охлаждавшегося при помощи паров эфира. Работа была произ-
ведена на кроликах и собаках. У последних в двух случаях наблюдалось
развитие судорожных приступов. У кроликов отмечались явления анэ-
стезии и некоторые патологические формы движений в противоположной
стороне тела. Судорожные явления Опенховский получил при ох-
лаждении и частичном замораживании не только двигательной, но и заты-
лочной частей коры. Поэтому он приходит к выводу, что в коре больших
полушарий нет специальных эпилептогенных зон (центров). В решении ос-
новной задачи своего исследования—применение холода для целей изу-
чения локализации корковых процессов—он остался неудовлетворенным,
так как считал действие холода поверхностным. В дальнейшем и другие
исследователи интересовались влиянием холода на нервные элементы. Так,
Тренделенбург (Trendelenburg) установил ряд данных, свиде-
тельствующих, что даже простое охлаждение коры влечет за собой длитель-
ные расстройства ее функции.
Было несомненно, что при достаточной интенсивности замораживания
участка коры нервные элементы в нем погибнут. В то же время другие,
11
более стойкие образования могут справиться с подобным нарушением их
состояния. Если произвести замораживание коры через твердую мозговую
оболочку, не повреждая ее, а только обнажив на ограниченном участке,
то и твердая, и мягкая мозговые оболочки пострадают меньше, чем кора.
Осуществить это казалось нетрудным. Кора мозга собаки имеет срав-
нительно элементарный рисунок. Борозды и извилины почти на всем про-
тяжении сохраняют форму дуг, начинающихся в лобном полюсе и оканчи-
вающихся в височном. Варианты здесь также просты. Это дает возможность
довольно точного нанесения определенных участков коры на соответствую-
щие места черепа собаки. Защиту соседних частей мозга удобно осу-
ществить, производя трепанацию на ограниченном участке, строго в пре-
делах того пункта коры, который предполагалось выключить.
Построив по принципу замораживающего микротома несколько при-
боров разной величины и формы и расположив в них отверстия для выхода
углекислого газа таким образом, чтобы соседние части (мышцы, кожа) £не
пострадали, я приступил к производству опытов1 (рис. 1);
Ь
Рис. 1. Прибор для замораживания мозга.
а—толстостенная металлическая камера; b—трубка, подающая газ; с—отверстия для выхода газа
из камеры.
Первая же собака, которой была сделана операция замораживания
небольшого участка коры в зрительной зоне, погибла в течение суток при
явлениях тяжелой, длившейся более 12 часов, эпилепсии. Повторение
этого опыта во второй, третий и четвертый раз привело к тем же послед-
ствиям.
Во всех случаях картина болезни развивалась не сразу, а через из-
вестный промежуток времени—от 1 до 5 часов. После наркоза собака
пробуждается без каких-либо специальных явлений со стороны нервной
системы. Вскоре в различных мышечных группах развиваются тонические
судороги, к ним присоединяются клонические подергивания также в раз-
личных мышечных группах и отдельных мышцах. Вслед за этим или одно-
временно появляются ритмические судороги, другие сложные движения
и, наконец, наступает типичный эпилептический приступ в классической
его форме. Приступы эти повторяются через разные, часто удивительно
правильные промежутки времени, становятся все чаще и переходят в со-
стояние, которое может быть определено, как status epilepticus. Затем сле-
дует кома. В этом состоянии животные и погибают спустя 12—50 часов
после операции.
1 А. Д. Сперанский. Ж. экспер. биол. и мед. № 7, 1926; Ann. de Г Inst.
Pasteur, t. 40, 1926.
12
При вскрытии оказывается: твердая мозговая оболочка пропитана
кровью в своей наружной части, но цела и прочна: ее внутренняя поверх-
ность гладка, блестяща, на ней нет никаких наслоений. Между ней и по-
верхностью мозга также никаких наслоений нет. Мягкая мозговая обо-
лочка инъицирована на всем протяжении полушария. В том пункте,
где производилось замораживание, мозговое вещество представляется из-
мененным в виде резко контурированного пятна темновишневого цвета.
Сосуды в этом участке затромбированы. Величина и форма темного участка
почти точно соответствуют величине и форме прибора. При разрезе оказы-
вается, что изменение моз-
гового вещества распростра-
няется в глубину на 2—4 мм.
В этой области кора пре-
вращена в вишневого цвета
маркую массу, которая выс-
кабливается с поверхности
разреза, как пульпа селезен-
ки при остром ее набухании
(рис. 2).
В дальнейшем был по-
ставлен ряд таких же экс-
периментов, причем удалось
установить следующее:
1.	Место коры, подверга-
ющееся замораживанию, не
играет существенной роли в
развитии последующей кар-
тины болезни. Заморажива-
ние различных пунктов ко-
ры (исключая двигательных)
на доступных ее отделах в
затылочной и височной об-
ластях дает, приблизительно,
одинаковую картину.
2.	Если у собаки подвер-
гнуть замораживанию какой-
либо участок коры и затем
его удалить, то в дальней-
Рис. 2. Мозг собаки после замораживания уча-
стка коры.
шем никаких судорожных
или других явлений двигательного возбуждения не развивается. Живот-
ное уже вскоре оправляется и выздоравливает без осложнений.
3.	Если, наоборот, после замораживания выждать появления выражен-
ных симптомов (что бывает через несколько часов) и потом удалить соответ-
ствующий участок коры, это не предохраняет животное от дальнейшего
развития болезни, хотя последняя и меняет свое течение и картину.
4.	Замораживание участка коры у собаки, у которой за месяц перед тем
была произведена операция рассечения corpus callosum, вызывает разви-
тие эпилептических приступов и других судорожных явлений одновременно
и одинаково на обеих сторонах тела.
5.	Более подробное наблюдение выяснило, что после замораживания
в картине болезни первыми появляются и последними исчезают не корко-
вые, а подкорковые симптомы.
Для иллюстрации я приведу выписку из протокола.
13
Протокол №5
Кобель, весом 18 кг.
12	августа 1925 г. произведены трепанация и замораживание участка коры через
неповрежденную твердую мозговую оболочку прикладыванием к последней заморажи-
вающего прибора, охлажденного до очень низкой температуры.
Операция закончена (рана зашита) в 11 ч. 5 м. утра.
12	час. 15 мин. Тонические судороги разгибателей передних конечностей. Подерги-
вание мышц лица и языка.
12	час. 35 мин. Движение всеми конечностями, как при беге: собака лежит на боку,
головой и туловищем прилегая к полу и в таком положении «бежит», координируя дви-
жения конечностей совершенно правильно и последовательно,—правая передняя,
левая задняя, затем левая передняя и правая задняя. Движения эти совершаются неп-
рерывно, ускоряясь или замедляясь.
13	час. 10 мин. Первый эпилептический припадок. Тонико-клонические судороги,
захватывающие всю мускулатуру туловища, головы и конечностей. Бурный приступ.
Пена у рта, кал и моча. Продолжительность приступа P/а мин. Тотчас по окончании
приступа движения «бега на месте» возобновляются.
13	час. 20 мин. Приступы возобновляются через 3—5 мин. В промежутках «бег».
Между приступами (конечно, и во время их) не реагирует на внешние, даже болевые
ра'здражеиия. Временами появляются тонические судороги сгибателей задних конечно-
стей. Тогда движения «бега» совершаются только передними конечностями, задние же
прижаты к животу и в этом положении неловко подергиваются.
13	час. 30 мин. Status idem.
14	час. 15 мин. Начало приступа или с тонической судороги задних конечностей,
или с тонической судороги нижней челюсти (насильственное открывание рта). Следом
за этим быстрые чавкающие движения и дальше—общие тонико-клонические судороги.
Много пенистой слизи.
15	час. 30 мин. Между приступами промежутки в 5—6—10 мин. Слизистой пены
выделяется такое количество, что ею покрыт весь пол в камере. В промежутках собака
лежит неподвижно. «Бег на месте» прекратился.
16	час. 30 мин. Промежутки между приступами затягиваются, сами приступы ко-
роче и менее выражены.
19	час. 15 мин. С 16 час. 48 мин. был только один приступ судорог. Кома. Вначале
одышка выдыхательного типа, затем дыхание ровное и глубокое, но замедленное.
19	час. 28 мин. Тяжелый приступ эпилептических судорог, продолжительность
2 мин. 30 сек. Начало с судорожной одышки.
19	час. 35 мин. Новый приступ продолжительностью в 2 мин.
20	час. 5 мин. Приступ эпилепсии. Следом за ним через короткий промежуток вре-
мени (3 минуты) второй, затем третий и т. д.
20	час. 55 мин. Status epilepticus.
22	час. 40 мин. Status epilepticus. Судороги захватывают все мышечные группы, по
выражены слабее, более вялы.
23	час. 15 мин. Кома. Дыхание замедленное, ровное и глубокое.
13	августа, 1 час 35 мин. Смерть. Дыхание до конца оставалось ровным и глубоким
и только постепенно замедлялось. После операции жила 14 часов 30 минут. Вес после
смерти 15,7 кг.
Чтобы дополнить картину, я приведу некоторые выписки из других ис-
торий болезни и сводки, сделанные по отношению к различным симптомам.
1.	Почти во всех протоколах отмечается значительное слюнотечение.
Иногда оно бывает огромным (лужи на полу около морды собаки; иногда
весь пол покрыт пенистой слизью). В одних случаях слюна жидкая, как
вода, в других тягучая, слизистая. После того, как мы обратили на это вни-
мание, оказалось, что слизистая масса выделяется из полости рта, а во-
дянистая жидкость, не содержащая слизи,—из ноздрей. В отдельных слу-
чаях такое истечение может быть очень обильным.
Дальнейшие исследования показали, что мы имеем здесь дело с при-
месью цереброспинальной жидкости, которая во время приступов обильно
поступает в лимфатическую систему носовой полости и через stomata
выделяется на поверхность слизистой оболочки. Подробности, касающиеся
указанного явления, будут приведены ниже.
2.	В промежутках между отдельными приступами эпилепсии коматоз-
14
ного состояния не наблюдается. Обычно здесь или «бег на месте» или силь-
нейшее двигательное возбуждение. При этом собаки непрерывно мечутся
по комнате, натыкаясь на предметы, не реагируя на боль и на непреодоли-
мость встречающихся препятствий. Часто у них в это время «гордый вид»,
широко раскрытые глаза, высоко поднятая голова, поставленные уши, тан-
цующая походка («испанский шаг»). Как правило, во всех тяжелых слу-
чаях коматозное состояние наблюдается между группами эпилептических
припадков. В течение болезни таких групп бывает 2—3. Чем длительнее
было эпилептическое состояние, тем длиннее коматозный период. Кома на-
ступает всегда перед смертью, иногда незадолго, иногда за много часов
(5—6). Дыхание до конца ровное и глубокое, постепенно замедляющееся.
В нескольких случаях отмечено Чейн-Стоксовское дыхание.
3.	Порядок развития симптомов. Первым симптомом, обычно, является
тоническая судорога сгибателей задних конечностей. Интересно, что этот
симптом является наиболее постоянным, с перерывами тянется во все время
болезни и в случаях, окончившихся выздоровлением, последним исчезает
(может сохраниться дольше, чем две недели). Иногда первым симптомом
болезни бывает клоническая судорога какой-либо мышцы или мышечной
группы, судорога ритмическая (мигание, нистагм, подергивание язы-
ка, уха, одного или всех пальцев передней или задней лапы). Следом за
этим в различных мышечных группах развиваются беспорядочные тони-
ческие и клонические судороги, в то же время ритмические сохраняются
и даже усиливаются. Дальше—или описанное выше сильное двигатель-
ное возбуждение или «бег на месте». Наконец, наступает эпилептический
припадок. Иногда уже в начале болезни появляется один-два таких при-
ступа, после чего пауза в 2—3 часа, когда припадков нет, но развиваются
и усиливаются другие судорожные явления. Затем период эпилептиче-
ский вновь наступает.
4.	Срок появления первых симптомов болезни, или латентный период
ее, различен. Отчасти он зависит от величины замороженного участка и про
должительности действия холода, отчасти, повидимому, от индивидуаль-
ных свойств животного. Для первых симптомов болезни этот срок колеб-
лется от % до 5 часов. Для эпилепсии—от 2 до 13 часов.
5.	Описанный выше «бег на месте» отмечается обычно незадолго до на-
чала эпилептического состояния и в промежутках между приступами. Он
может быть и главным симптомом в случаях, когда в картине болезни эпи-
лептический припадок не развивается. Так, собака № II «бежала» 14 ча-
сов без перерыва, ускоряя или замедляя темп движения, но не меняя его
сущности вплоть до смерти.
6.	Реакция на внешние раздражения зависит от фаз болезни. В периоде,,
когда наблюдаются только беспорядочные тонические или местные клони-
ческие судороги, реакция обычно замедленная, но правильная. Сначала
появляется реакция на прикосновение, изменение положения и т. д.
Затем—на шум и на зов. Часто проходит значительное время (в несколько
секунд) между раздражением и ответом на него. Иногда раздражение
должно быть повторено несколько раз для получения реакции, но послед-
няя остается правильной, т. е. соответствует силе и характеру раздраже-
ния. В дальнейшем она может сделаться не только живой, но и чрез-
мерной. Во время эпилептических припадков, «бега на месте» и в периоде
коматозного состояния отсутствует реакция на какие бы то ни было даже
разрушительные, раздражения.
7.	В случаях, затянувшихся надолго и окончившихся смертью или
выздоровлением, отмечались расстройства жевания, глотания и функции
1’5
языка. Внешним образом это проявляется в том, что у животных рас-
страивается акт еды. 150,0 молока собака съедала иногда только в тече-
ние 12 минут, не отрываясь при этом ни разу. Обращали внимание нелов-
кие движения языком, челюстями и «громкое» глотание.
8.	Нередко во время болезни можно было видеть вычурные позыв виде
креста, винта, кольца и т. д., сохранявшиеся животными в течение значи-
тельного периода времени.
9.	Мы неоднократно наблюдали также, что болезнь проявлялась
в форме, совершенно типичной для джексоновской или кожевниковской
местной эпилепсии. Иногда вся болезнь протекала таким образом и закан-
чивалась выздоровлением. Но чаще формы местной эпилепсии характери-
зовали только некоторый период болезни, за которым следовали большая
эпилепсия и смерть животного.
'	10. Вес животных стремительно падает. Так, собака № 5 потеряла
в весе 2,3 кг за 14 часов, собака № 9—2 кг за 13 часов, собака № 10—2,75 кг
за 50 часов и т. д. Это объясняется большим количеством выделяемой
слюны, отчасти мочи и воды при дыхании.
11.	В ряде случаев в желудке собак после смерти было обнаружено
значительное количество мутной жидкости, кислой реакции, почти не
содержащей слизи. В коматозном периоде часто приходится отмечать уси-
ленную перистальтику.
12.	Иногда встречались своеобразные формы болезни, вроде описанной
в работе моего сотрудника Л. Н.Ф е д о р о в а1. Случай этот мы определи-
ли как laryngo-epilepsia. Вот история болезни этой собаки.
Собака № 21. Кобель рыжий, вес 10 кг.
И сентября 1926 г. операция замораживания в зрительной области левого полу-
шария. Площадь замораживания около 272 см2. Продолжительность замораживания
100 секунд.
9 час. 40 мин. Операция окончена.
12 час. Первый эпилептический приступ. До этого отмечены явления общего дви-
гательного возбуждения и тонические судороги в разных областях тела.
12 сентября, 9 час. 20 мин. За истекшие сутки было несколько групп эпилептиче-
ских приступов, которые ночью затихли и к утру появлялись лишь редко (через 1—2
часа). Вялые тонико-клонические судороги в различных мышечных группах идут не-
прерывно. Общего двигательного возбуждения нет.
11 час. 30 мин. Развился приступ судорог, которых мы раньше не наблюдали.
Начало внезапное, в виде короткого вскрикивания. Все тело сильно напряжено. Гром-
кие короткие вскрикивания следуют один за другим. Затем общий тонус слабеет,
и одновременно кончается короткий лай, но еще около 1—2 минут остается резкое за-
труднение вдоха. Вдох продолжительный, шумный, с воем, как при крупе. Выдох за-
труднен гораздо меньше и потому совершается быстрее, но также с шумом. Постепенно
затруднение дыхания ослабевало. Собака некоторое время (от 5 до 10 минут) дышала
нормально. Затем вновь внезапно развивались тонические судороги всего тела, корот-
кий лай в виде вскрикиваний, а по прекращении—затруднение дыхания в описанной
выше форме. Такое состояние держалось около 3 часов, затем приступов эпилепти-
ческих судорог ни в какой форме не было.
13 сентября. В течение всего дня отмечены только тонические судороги в отдель-
ных мышечных группах и общая слабость. На внешние раздражения собака реагирует
вяло, замедленно, но правильно. Пытается пить молоко, совершая неловкие движения
языком и челюстями. Акт глотания очень затруднен. Глотание громкое, при этом боль-
шая часть молока выливается обратно в чашку.
В последующие дни явления общей слабости нарастали. Собаку кормили искус-
ственно. 18 сентября было отмечено паралитическое состояние шейной мускулатуры:
поставленная на ноги собака некоторое время могла стоять, но при этом шея вяло сви-
сала книзу и голова занимала то случайное положение, которое получалось при по-
становке собаки на ноги.
19 сентября собака погибла.
1 L. N. F е d о г о f f. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 72, H. 1 u. 2, 1930.
46
ПОДКОРКОВЫЕ ЯВЛЕНИЯ В СОСТАВЕ ЭПИЛЕПТИЧЕ-
СКОГО ПРИСТУПА
Оценивая данные, касающиеся внешних симптомов болезни наших
собак, нужно характеризовать их таким образом: при замораживании
отдельных участков мозговой коры перед нами проходит ряд последова-
тельных явлений, протекающих по типу болезни. Это заболевание выра-
жается прогрессирующим возбуждением нервной системы как в двига-
тельной, так в секреторной и чувствительной сферах. Наиболее отчетливые
изменения отмечаются в сфере двигательной. Изменения эти разнообразны
и ярки. Они исчерпывают все известные в клинике формы гиперкинетиче-
ских расстройств.
Уже самый поверхностный разбор показывает, что мы имеем здесь дело
не только с явлениями, которые можно было бы приписать изолирован-
ному повреждению коры. Общий тонус, составляющий основной фон бо-
лезни, «стремительный бег», «испанская рысь», «бег на месте», расстрой-
ство глотания и другие бульбарные явления, вынужденные позы, особые
судорожные формы, описанные выше, как laryngo-epilepsia,—все это с оче-
видностью указывает на вовлечение в процесс отделов мозга, лежащих ниже
коры.
Сам замороженный участок или ближайшая его окружность является
источником, откуда возникает процесс. Это несомненно, так как экстир-
пация его до момента развития болезни предотвращает ее. Однако, начав-
шись отсюда, процесс быстро выходит за пределы коры. Двигательные
расстройства, связанные по своему происхождению с различными нерв-
ными приборами, возникают одновременно, наслаиваются друг на друга
и выливаются в ту высшую форму двигательного возбуждения, которая
носит название эпилептического приступа. С этого момента в двигатель-
ной картине трудно отметить какой-либо план или порядок.
Однако, тщательное наблюдение показало нам, что до момента разви-
тия эпилептического состояния в большинстве случаев имеется подгото-
вительный период, который развивается планомерно. Отсюда родилось
желание расчленить всю картину эпилептического приступа на ее состав-
ные элементы. Попытки подобного рода имелись и ранее, но ясность
в этом вопросе все еще не достигнута.
Метод, которым мы пользуемся, имеет свои особенности: 1. Болезнь
развивается не сразу. Части мозга включаются постепенно, позволяя
наблюдать своеобразное развертывание отдельных симптомов, которые
в клинике могут существовать как самостоятельные. 2. Весь процесс те-
чет, таким образом, по типу прогрессирующей болезни, концентрирую-
щей в часах то, что клиника наблюдает в течение месяцев и лет.
Кроме того, метод замораживания дает возможность менять отношения
между корой и нижележащими отделами мозга посредством разных приемов.
2 А. Д. Сперанский
17
Дело сводится к следующему/ Источником развития всего процесса
является кора в ближайшей окружности замороженного участка. Есте-
ственно предположить, что наибольшее воздействие при этом испыты-
вают части мозга, непосредственно связанные с корой того именно полу-
шария, которое было взято для замораживания. Комбинируя экстирпации
с перемещениями замороженного участка по коре обоих полушарий, мы
будем иметь и разную степень влияния этих воздействий на нижележа-
щие отделы—дозировать это влияние. Тогда можно ожидать, что порядок
наслоения друг на друга различных нервных актов будет меняться, и таким
образом, сделаются более доступными для наблюдения отдельные их эле-
менты.
Выше было указано, что наиболее яркие изменения отмечаются в дви-
гательной сфере. Связь коры с двигательной частью нижележащих отделов^
конечно, очень сложна, но наиболее отчетливо выражена в области двига-
тельного же анализатора. Поэтому разобщение коры с двигательными
частями других отделов мозга лучше всего проводить при помощи экстир-
пации двигательной зоны. Однако другие отделы мозговых полушарий
также имеют то или иное отношение к двигательным отделам подлежащих
частей. Поэтому удаление всего полушария на одной стороне составит
уже следующую ступень изменения интересующих нас отношений. Совер-
шенно так же можно полагать, что замораживание коры полушария, где
предварительно произведено удаление двигательных частей, даст не тот
результат, что замораживание в области противоположного целого полу-
шария и т. д.
Подходя к реальному выполнению этого плана, можно составить
4 формы опыта.
1-я форма. Экстирпация двигательной области одного полушария
и замораживание участка коры другого.
2- я ф о р м а. Экстирпация целого полушария мозга на одной стороне
и замораживание участка коры другого полушария.
3-я форма. Экстирпация двигательного участка коры одного полу-
шария и замораживание участка коры этого же полушария.
4-я форма. Экстирпация двигательных областей коры обоих полу-
шарий и замораживание участка коры одного из них.
Эти эксперименты и были поставлены моим сотрудником д-ром
Л. Н. Федоровым1.
Во всех случаях замораживание производилось в наиболее легко до-
ступной зрительной области полушарий.
Результаты наших наблюдений были сформулированы следующим
образом.
1-я форма опыта
На одной стороне в двигательной области делалась трепанация, эта
область коры удалялась, останавливалось кровотечение и производилось
зашивание раны. Через 1—2 месяца, после того как собака совершенно
поправится и сгладятся нарушения в двигательной сфере, производилась
трепанация в зрительной области здорового полушария и обычная форма
замораживания участка коры.
Наблюдение показало, что развитие и течение болезни у этих собак
мало чем отличаются от обычного. Только тонические судороги здесь начи-
наются раньше, причем более резко они проявляются на стороне, противо-
1 L. N. Fedoroff. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 72, H. 1 u. 2, 1930.
18
положной той, где двигательная область коры была удалена. До момента
появления эпилептических приступов здесь также можно отметить сильное
двигательное возбуждение, при котором вначале имеется резко повышен-
ная рефлекторная возбудимость на все раздражения, а затем всякая реак-
ция на них пропадает. Этот период совпадает с развитием того состояния,
которое мы называем «стремительным бегом» и «испанской рысью». Эпи-
лептические приступы его прерывают, но оно немедленно возобновляется
по прекращении припадка. Сами эпилептические приступы также почти
не отличаются от обычных, но на стороне, противоположной удатТению
двигательных отделов коры, тонические судороги выражены сильнее.
Однако клонические судороги имеются на обеих сторонах, только в разной
степени. Постоянным симптомом является также отчетливая «зрительная
аура», другими словами, двигательный акт «внимания» или «насторажива-
ния». Из числа этих собак погибают не все.
2-я форма опыта
Здесь в качестве предварительной операции производилось полное
удаление полушария. Через х/2—1 год после этого производилась операция
замораживания небольшого участка коры в зрительной облас/гпи здорового
полушария. При этом картина болезни оказалась также близкой к только
что описанной. Только в течении всей болезни, особенно в начале ее и в
конце, тонические судороги на стороне, противоположной удаленному
полушарию, выражены еще более резко. Во время первых эпилептических
приступов конечности этой стороны остаются вытянутыми, как палки,
и лишь вздрагивают крупной дрожью. В то же время на другой стороне
тела идут бурные клонические судороги. Вследствие разницы моторного
состояния обеих половин тела животное во время припадка несколько раз
перекатывается через себя, а по окончании его на некоторое время засты-<
вает в «позе кольца».
По мере того, как приступы учащаются, в промежутках усиливается
общее двигательное возбуждение. Собака «бежит», лежа на боку, но по-
стоянный тонус одной половины тела мешает координации движений,
и «бегут» только конечности здоровой стороны. Вследствие этого собака
крутится на одном месте, совершая на боку манежные движения.
С развитием эпилептического состояния усиливается и общее двига-
тельное возбуждение и, наконец, достигает формы «стремительного бега».
Тогда некоторое время можно наблюдать интересное явление. Связан-
ность движений проходит. Животное вдруг приобретает способность их
координировать и мчится вперед танцующей походкой, на кончиках паль-
цев, натыкаясь на предметы и не реагируя ни на какие раздражения. Вне-
запно это состояние прерывается тонической судорогой. Собака падает,
и почти тотчас же начинается эпилептический приступ.
Объяснить это можно так: по мере усиления возбуждения подкорковых
аппаратов мозга освобождаются заключенные там нервные механизмы
сложных двигательных актов и автоматизм их вступает в свои права.
У этих животных всегда ясно отмечается также зрительная или слуховая
аура (в сущности двигательный акт явления «настораживания»).
3-я форма опыта
Предварительная операция удаления двигательного отдела коры одного
полушария. Через 2—3 месяца обычная операция замораживания участка
коры в зрительном отделе того же полушария.
2*
19
Уже вскоре после окончания наркоза здесь можно отметить резкое
повышение рефлекторной возбудимости на все раздражения. Реакция
неправильная и чрезмерная. Любая форма раздражения вызывает приступ
тонических судорог, выраженных сильнее на стороне, противоположной
удалению двигательной области коры. Вскоре развиваются неправильные
клонические подергивания в различных мышечных группах, а затем силь-
ное двигательное возбуждение, которое появляется приступами. Собака
вскакивает и мчится вперед, или чаще по кругу. Во время этих приступов
почти невозможно отметить разницу между правой и левой половинами
туловища и конечностей—они действуют одинаково. В этом же периоде
иногда появляются частые позывы к испражнению. 2—3 раза при этом
собака действительно испражняется, но затем проделывает много раз
только внешнюю двигательную сторону этого акта.
В дальнейшем выступает ряд особых явлений. Приступы общего дви-
гательного возбуждения, проявляющиеся стремительным бегом по кругу,
начинаются с отчетливой и длительной ауры. Собака вскакивает с насто-
роженными ушами, пугливо и пристально вглядывается во что-то, что
находится позади, взвизгивает и делает прыжок, как при попытке убежать
от опасности. Начинается быстрый «бег» по кругу. Он все время сопровож-
дается чавкающими движениями челюстей, которые, постепенно учащаясь,
отбивают дробь, как при ознобе. Одновременно вокруг морды собаки ско-
пляется пенистая слизь. Сделав несколько кругов по комнате, животное
падает, и приступ возбуждения временно прекращается.
Последующие, уже явно эпилептические приступы протекают очень
своеобразно. При обычных условиях мы привыкли видеть, что в момент
начала эпилептического приступа собака, находившаяся на ногах, не-
пременно падает, а у собаки, лежавшей на полу, приступ судорог насиль-
ственно меняет только позу. Здесь же мы наблюдали явления прямо проти-
воположные. Эпилептический приступ начинается с того, что собака, лежав-
шая на полу в той или иной случайной позе, вскакивает на ноги, проделы-
вает уже описанную картину «ауры» и вдруг начинает бешено крутиться
на месте. Все тело сильно напряжено и дрожит, голова запрокинута, челю-
сти чавкают, вокруг морды пена. Движения совершаются по столь корот-
кому кругу, что зад остается на месте, а все тело вращается вокруг него.
Передние конечности высоко подкидываются и на лету еще успевают сде-
лать несколько мелких движений. Иногда вследствие одновременного
подбрасывания передних конечностей собака падает, но мгновенно под-
нимается, и приступ продолжается в той же форме. По окончании приступа
еще долго сохраняется тяжелая одышка (до 200 дыханий в 1 минуту). Во
время приступа отсутствует реакция на всякие раздражения. После при-
ступа реакция неправильная, чрезмерная. Такое состояние иногда длится
часами. Постепенно эпилептические приступы учащаются, но судорожные
явления становятся более вялыми. Собака уже все время лежит, затем
наступают короткая кома и смерть. Все собаки неизбежно погибают.
4-я форма опыта
За 5—б месяцев у собаки удалялся двигательный отдел коры одного
из полушарий, а за 1—2 месяца до основного опыта—тот же отдел другого
полушария.
Развитие болезни после замораживания коры у таких собак совер-
шается медленно. Проходит значительный срок, прежде чем появятся
первые симптомы, т. е. тонические судороги. Вскоре наступает период
20
общего повышения возбудимости и та сложная форма движения, кото-
рая выше определялась нами как аура. Далее начинаются судорожные
приступы. Их необходимо признать эпилептическими. В первое время они
сравнительно вялы и состоят во внезапном усилении напряжения всех
мышц туловища и конечностей, иногда с остановкой дыхания. В течение
первых приступов отмечаются только отдельные «чавкающие» движения
челюстей. Промежутки между приступами 1, даже 2 часа. Затем приступы
немного учащаются, а в промежутках собака как бы получает свободу
движений. Она часто судорожно встряхивается, чешется, иногда проделы-
вает движения, как при испражнении, и постепенно переходит в состояние
общего двигательного возбуждения. Она «бежит», не оценивая препятствий,
натыкаясь на людей и предметы, не реагирует на боль. Эпилептические
приступы прорезывают это состояние, но все они заключаются только во
внезапно развивающемся общем тонусе. В этот период тонус очень сильный,
все тело максимально напряжено, голова запрокинута, конечности вытя-
нуты, как палки. Единственной формой судорожных движений при этом,
которую следует признать клонической, является чавкающее движение
челюстей (акт жевания). Вскоре число таких приступов сокращается и они
исчезают, а затем проходит и двигательное возбуждение. Явлений, которые
могли бы быть подведены под понятие status epilepticus, не развивается.
Общее тоническое напряжение тянется еще довольно долго. Погибают не
все собаки.
Дальнейшие наблюдения (опыты моего сотрудника В. С. Галкина1)
позволили описанные явления констатировать при замораживании коры
и у нормальных собак. При внимательном анализе видно, что судорож-
ная картина беспорядочна только по внешности. Почти вся она состоит
из отдельных сложных двигательных актов, каждый из которых отличается
четкостью и даже стройностью своей формы. Во многих случаях и у нор-
мальных собак в начале заболевания легко отметить периодически по-
являющиеся: 1) короткое чавкание (акт жевания), 2) внезапный стре-
мительный бег, 3) внешнюю форму акта испражнения, повторяющегося
многократно, 4) периодическое и стереотипное облизывание половых
органов или чисто внешний акт искания насекомых, при котором со-
бака даже не прикасается к коже, 5) ритмическое почесывание и т. д.
Сюда же относятся двигательные акты, выражающие ту или иную
эмоцию, например—страха, внимания, настораживания. Во всех этих
случаях сохраняется форма приступа, т. е. они начинаются вдруг, про-
текают в очень отчетливом ритме и также внезапно прекращаются. Нередко
ритм этих реакций оказывается столь постоянным, что можно заранее
составить расписание времени их появления и с часами в руках убедиться,
до чего точно будет выполнено это расписание. Это мы многократно отме-
чали и раньше (опыты моего сотрудника К. А. Е ф и м о в а). В качестве
примера я позволю себе привести одно из таких наблюдений, сделанное
д-ром В. С. Галкин ы м.
Собака № 583. Кобель черный, вес 8 кг.
2 июня 1930 г. замораживание в обычном месте в течение 2 мин. Операция окон-
чена в 12 час. 05 мин.
С 13 час. 05 мин. до 15 час. 37 мин.—за 272 часа—45 приступов, длительностью
в 1—2 мин. с короткими перерывами, т. е. настоящее эпилептическое состояние.
16 час. 05 мин. Приступы кончились. Животное лежит на боку или на спине, под-
1 В. С. Галкин. Арх. биол. наук, т. 31, вып. б, 1931; Zeitschr. f. d. ges. ехг.
Med., В. 77, H. 3 u. 4, 1931.
21
няв лапы кверху. Реагирует неправильно. Изредка вскакивает и совершает манежные
движения в оперированную сторону.
16 час. 30 мин. При свисте, окрике сильно вздрагивает всем телом. Лежит на спи-
не, ноги, согнутые во всех суставах, спастически прижаты к туловищу.
17 час. 45 мин. Приступ, который можно характеризовать как «petit mal»: остол-
бенение на несколько секунд, мелкие подергивания в лице, нистагм в широко раскры-
тых глазах, подергивания в задних конечностях. Слюна тоненькой ниточкой.
17 час. 55 мин. Опять приступ в течение нескольких секунд с чавкающими движе-
ниями челюстей; сразу после приступа бежит, натыкаясь на предметы.
Дальше в течение 5 часов (до 22 ч. 55 м.) идут приступы с совершенно правильным
ритмом: каждые 10 минут (настолько точно, что можно проверять часы) повторяется
припадок, длящийся несколько секунд; 20 час. 05 мин., 20 час. 15 мин., 20 час. 25
мин., 20 час. 35 мин., 20 час. 45 мин., 20 час. 55 мин., 21 час 05 мин., 21 час 15 мин.,
21 час 25 мин. и т. д.
Затем ритм немного путается: 22 часа 55 мин., 23 часа 06 мин., 23 часа 19 мин.,
24 часа 33 мин., 23 часа 45 мин., 23 часа 59 мин., 0 час. 13 мин.
Кроме точного ритма припадки поражают своей стереотипностью,—
каждый последующий точно повторяет предыдущий. Собака ложится на
правый бок. Передние конечности тонически вытянуты, глаза широко рас-
крыты, глазные яблоки неподвижны. Животное как бы настораживается.
Тонически скованная голова подтягивается кверху. Мелкие движения
челюстей, отчетливое чавкание, небольшая ниточка слюны показывается
из угла рта, подергивания ушей и кончика носа. За несколько секунд, что
длится приступ, животное ровно три раза мигает, затем мигает 4-й раз
и немедленно вслед за этим приступ кончается: голова валится на землю,
животное вскакивает, встряхивается и начинает быстро бегать по кругу.
Весь приступ длится несколько секунд. В промежутках собака беспокойна.
У нас имеется также ряд других наблюдений, подобных описанному.
В одних случаях правильный ритм касался настоящих эпилептических
приступов, в других—явлений почесывания, двигательного акта испраж-
нения или хореоподобных судорог.
В указанном отношении интересны опыты сотрудников моих Н. А. Ас-
тапова, А. А. Вишневского иМ. С. Скобл о, произведен-
ные на кошках, которым под легким эфирным наркозом вводился субарах-
ноидально (субокципитальным уколом) 25% раствор иприта в ацетоне.
Количество раствора—0,1.
Уже через 2—3 минуты наркоз проходит. Вскоре вслед за тем животное
начинает чесать себе ухо, обычно задней лапой. Иногда первым симптомом
является «умывание». Постепенно тот и другой виды сложных автоматиче-
ских движений усиливаются до степени вынужденного акта. Особенно
ясно это выступает в случаях, когда движение не сопровождается реальным
эффектом, т. е. когда оно совершается в воздухе без прикосновения к коже.
В других случаях, наоборот, почесывание и умывание достигает степе-
ней увечья. Движения производятся при этом столь энергично, что с ушей
и морды срываются волосы и кожа покрывается кровью. Во время паузы
картина легко может быть спровоцирована любым раздражением—боле-
вым, звуковым или тактильным. Все заканчивается общим приступом
тонико-клонических судорог, т. е. эпилептическим припадком. В картине
приступа мы и здесь часто встречались с одновременным проявлением це-
лого ряда сложных автоматических движений.
Как было показано, искусственными мероприятиями удается беспоря-
дочную картину общих судорог разложить на составные элементы. Тогда
обнаруживаются четкие формы отдельных, двигательных актов. Сюда
мы относим и ауру, по крайней мере ее двигательную часть, так как о сен-
сорной ауре, галлюцинациях и прочих явлениях у собаки мы, понятно,
22
судить не можем. Однако, нет ничего невероятного в том, что процесс
возбуждения охватывает и сенсорные части подкорковых отделов мозга. Не
будучи корригированы нормальными отношениями с корой, они теряют
свое физиологическое значение и выступают в виде голых эмоций, как при
тех же условиях теряют значение и становятся бесцельными автоматические
двигательные акты.
Наконец, в части случаев мы имеем дело лишь с осколками этих актов.
Здесь стереотипно повторяется какая-либо часть сложного движения.
Если это совершается в определенном ритме—мы будем иметь перед собой
хореоподобное заболевание.
Мнение о подкорковом происхождении эпилепсии, особенно по отно-
шению к некоторым формам ее и отдельным частным случаям, высказы-
валось неоднократно. На основании клинических данных и патолого-ана-
томического анализа В. К. Хорошко таким образом рассматривает
случаи кожевниковской эпилепсии. К той же трактовке эпилептического
приступа приходят Спиллер, Виммер, Кнапп, Старлинг
и др. (Spiller, Wimmer, Knapp, Starling). Систематически проводит этот
взгляд Гартенберг (Hartenberg), который видит в судорожном
процессе явления растормаживания низших отделов мозга, вышедших из
подчинения коре. Того же придерживается и Денди (Dandy), хотя
и указывает, что у собаки после удаления коры он мог искусственно вызы-
вать одни лишь тонические судороги.
Я думаю, что это зависело от времени, которое в его опытах протекало
с момента удаления коры до основного эксперимента. Мне также много
раз приходилось производить у собак двустороннее удаление полушарий.
Во всех случаях, когда эта операция делалась в один прием, животные
в течение ближайшего же времени погибали. Одни из них оставались в со-
стоянии полной прострации, тяжелого шока, который незаметно переходил
в смерть. Другие, наоборот, испытывали буйное состояние двигательного
возбуждения, упорно и непрерывно лаяли, скалили морду и проделывали
ряд других неловких, но выразительных движений. У них всегда отмеча-
лась тяжелая одышка. Это состояние длится сравнительно недолго и также
заканчивается шоком и смертью. Следовательно, на таких собаках можно
ставить лишь острые опыты, что, конечно, не способствует решительным
заключениям.
Академик И. П. Павлов отметил, что если удаление коры по-
лушарий производится у собак по частям и в несколько приемов, то жи-
вотные переносят операцию гораздо легче и при соответствующем уходе
живут долго. В одном таком случае мне пришлось наблюдать тяжелые то-
нико-клонические судороги в виде быстро следующих друг за другом
приступов, совершенно типичных для эпилептического припадка. Здесь
удалено было все левое полушарие и % правого. От последнего остался
лишь небольшой участок из области кожного анализатора. Весь двигатель-
ный отдел этого полушария, теменная, затылочная и височная доли были
удалены перед тем еще за несколько месяцев. Оставшийся кусочек коры
по площади не превышал 4 квадратных сантиметров и был резко изменен
в результате нескольких предшествовавших экстирпаций окружающих
частей. Он мог конечно быть исходным пунктом раздражения, но нет ника-
ких оснований для помещения сюда всех явлений сложной двигательной
картины, которую мы наблюдали. Она развертывалась в других частях
мозга.
Не так давно мне вторично удалось наблюдать подобный случай в еще
более отчетливой форме.
23
У одной из собак в несколько приемов были удалены оба полушария
целиком. Животное находилось в хорошем состоянии и в лаборатории
академика И. П. Павлова уже много месяцев было включено в работу по
методу условных рефлексов. Внезапно вечером у собаки появилось дви-
гательное возбуждение, которое вскоре перешло в судорожное состояние.
Картина судорог совершенно типична для эпилепсии: общий тонус, на
котором непрерывно идут клонические подергивания мышц, крупные, раз-
машистые движения «бега на месте», непрерывное чавкание, большое коли-
чество слизистой пены, несколько раз испражнения. Все закончилось
явлениями status epilepticus, комой и через 12 часов смертью.
По отношению к этой собаке не только нельзя было говорить о нали-
чии каких-либо корковых областей целиком или отчасти, но сомнительным
было функциональное сохранение даже отдельных клеточных элементов
коры, что не помешало, однако, развитию типичного, «классического» эпи-
лептического состояния. Я смею думать, что приведенный случай решает
вопрос категорически и никаких иных толкований не допускает.
Из приведенных в начале этой главы опытов видно, что самая форма
приступа не является обязательной только для так называемого класси-
ческого эпилептического припадка. Она присуща многим другим из опи-
санных выше реакций и свидетельствует лишь о том внутреннем ритме, ко-
торый является характерным вообще для деятельности нервных элементов.
Таким образом, все, что при анализе двигательных процессов, соста-
вляющих эпилептический припадок, удается выделить как его отдельные
элементы, приводит нас к актам сложных автоматических движений. Эти
акты или, по терминологии акад. И. П. Павлова, высшие безуслов-
ные рефлексы, известными опытами Шеррингтона (Sherrington)
окончательно отнесены к подкорковым областям мозга. Заложенные здесь
в виде потенциальных сложных процессов они в нормальных условиях
развертываются под влиянием импульсов, идущих от соответствующих
рецепторных органов, и корригируются корой. В этих условиях они оказы-
ваются целесообразными, т. е. и по времени и по интенсивности соответ-
ствуют получаемому извне раздражению. В условиях наших эксперимен-
тов не поддержанные нормальными отношениями со своими рецепто-
рами и корой они выступают в виде голых двигательных актов и те-
перь подчиняются только законам ритмической деятельности нервной
системы. Оттого так и точен их ритм. Но отсюда же возникает и беспо-
рядок. Отдельные стройные двигательные акты наслаиваются друг на
друга, взаимно интерферируют и, наконец, достигают той степени интенсив-
ности, при которой мы констатируем их как общий судорожный приступ,
как эпилептический припадок. В части случаев, когда подготовительный
период бывает очень короток, болезнь прямо начиналась эпилептическими
приступами. Здесь необходимая степень возбуждения соответствующих,
отделов достигалась не постепенно, а сразу.
24
КОРА
Приведенный материал и его анализ дают нам право решительно приз-
нать так называемые подкорковые явления основными в составе эпилептиче-
ского приступа1. Почти вся внешняя картина процесса может быть исчер-
пана в этом освещении.
Какую же роль играет кора?
И клиника и эксперимент справедливо считают участие ее в происхож-
дении эпилептического приступа несомненным. Об этом говорят случаи
травматической или рубцовой эпилепсии, клинические наблюдения Фёр-
стера (Foerster) над ее проявлениями при разных формах локализации
изменений в мозговой коре, эксперименты с раздражением коры электри-
ческим током, а также и абсентовая эпилепсия, которая может быть выз-
вана прикладыванием этого вещества к обнаженным двигательным частям
коры (Л. А. О р б е л и и Д. С. Ф у р с и к о в). Наконец, и наши опыты
с замораживанием свидетельствуют о том же. Следовательно, выяснению
подлежит вопрос не об участии коры вообще, а только о форме этого
участия.
Прежде всего, имеем ли мы здесь дело с возбуждением коры или, наобо-
рот, с торможением ее? В первом случае необходимо допустить, что воз-
буждение в определенных пунктах ее достигает такой силы, при которой
нижележащие отделы мозга выходят из подчинения коре, порывают с ней
нормальную связь. Во втором—процесс должен быть уподоблен опытам
удаления полушарий с последующим прекращением постоянно тормозя-
щего действия коры (И. М. Сеченов).
Оба представления имеют своих сторонников, но оба опираются лишь
на косвенные данные. Вопрос таким образом остается нерешенным.
Для суждений по этому поводу мы располагаем в настоящее время не-
которым новым материалом.
По ходу других исследований мы часто прибегаем к извлечению цереб-
роспинальной жидкости у собак. Операция эта производится под нарко-
зом путем субокципитального укола. В большинстве извлекается макси-
мальное количество жидкости (6,0—12,0). Вначале, когда подобные извле-
чения не сопровождались оперативными приемами в других областях тела,
мы не имели дурных’ последствий. У нас даже составилось представление
о полной их безопасности. Впоследствии этот взгляд пришлось изменить.
Однажды, когда мы, тотчас вслед за извлечением максимального коли-
чества жидкости, быстро ввели собаке в толщу сгибателей голени около
8,0 столбнячного токсина, у нее тут же на столе, еще под наркозом, раз-
1 Употребляя выражение «подкорковые явления» или «подкорковые отделы»Т
я не имею в виду какие-либо точно определенные морфологические образования. Там,
где это имеет место,—это и оговаривается в тексте. Здесь же под словом «подкорка»'
подразумеваются отделы мозга, лежащие ниже коры.
25
вился бурный приступ эпилептических судорог. Через несколько минут
приступ возобновился, вскоре наступил status epilepticus, а затем и смерть
животного. Аналогичные случаи и в тех же условиях стали повторяться.
Когда, в дальнейшем, мы перешли к инъекциям различных веществ непо-
средственно в центральный конец перерезанного нервного ствола, эти
случаи сделались обычным явлением в жизни лаборатории. Они всегда
появлялись в одних и тех же условиях, но не во всех опытах, а только
в известном проценте их. Внешнее описание и первоначальный анализ
этих явлений были в свое время даны в статье моих сотрудников И. А. П и-
г а ле в а и Л. Н. Федорова1. В первое время все работники моей
лаборатории, пользовавшиеся указанной методикой, теряли, таким обра-
зом, известный процент животных, что и заставило нас попытаться
глубже проникнуть в природу этого процесса. Постепенно удалось
установить некоторые из определяющих его условий.
Большое число опытов с химической травмой нервных стволов пока-
зало нам, что одна эта операция не сопровождается развитием судорож-
ного состояния у собак, если предварительно у них не извлекается макси-
мальный объем цереброспинальной жидкости.
Выяснилось также, что качества вводимого в нерв вещества (токсины,
кротоновое масло, фенол, формалин, кислоты, желчь) почти не играют роли
в этом процессе. Случаи смертельной эпилепсии наблюдались после инъек-
ций в нерв не только сильно, но и слабо раздражающих веществ, например
эмульсии свежей нервной ткани того же животного. Говорить о действии
самого вещества нельзя было еще и потому, что часто судорожные приступы
начинались почти тотчас вслед за инъекцией. Кроме того оказалось, что при
прочих равных условиях введение многих из этих веществ непосредственно
в кровь не сопровождается развитием указанного состояния. Эффект, та-
ким образом, оставалось приписать рефлекторному механизму.
Для получения этого рефлекса выбор нерва не имеет существенного
значения. Мы наблюдали развитие судорожных явлений в опытах с седа-
лищным, блуждающим, тройничным и другими нервами.
Раз начавшись, судороги с короткими паузами тянутся часто до смерти
животного, наступающей через несколько часов. Судороги эти совершенно
типичны для так называемого классического эпилептического припадка.
Некоторая часть животных, проделав ряд приступов, в дальнейшем совер-
шенно оправляется.
Подсчитать точно, в каком проценте случаев описанные приемы влекут
развитие эпилептического состояния, невозможно. Иногда в течение одного
дня мы наблюдали его два и даже три раза, а затем проходила неделя, когда
все подобные опыты оканчивались благополучно. Так наметилось еще одно
условие. Стало очевидным, что для рефлекторного развития эпилептиче-
ского состояния у собак недостаточно извлечения цереброспинальной
жидкости и последующего раздражения нерва. Здесь требуется наличие
еще какого-то общего фона, без чего рефлекс угасает.
В дальнейшем мы стали наблюдать тот же процесс в несколько других
условиях. За время изучения последствий перерезок и химической травмы
нервов многие собаки жили в лаборатории подолгу. На месте травмы раз-
вивается неврома, т. е. создается пункт постоянного раздражения нервной
системы. Если у этих собак под наркозом извлечь цереброспинальную
жидкость без повторной травмы нерва, то нередко у них развивается эпи-
1 I. А. Р i g а 1 е w u. L. N. F е d о г о f f. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med.,
B. 70, H. 3 u. 4, 1930.
26
лептическое состояние в той же форме, какая была описана. Оно начинается
еще под наркозом и в большинстве случаев тянется до смерти.
Сотрудник мой Н. Ф. Б о х о н наблюдал тот же процесс, не создавая
в организме животного невромы центрального конца нерва. Основной за-
дачей его эксперимента являлось изучить формы развертывания нервных
дистрофий в случаях, когда первичное раздражение наносится одной из
добавочных полостей носа. Свои наблюдения он начал с лобной пазухи,
раздражение которой вызывал инъекцией туда 2—3 капель кротонового
масла. Операция производилась в условиях, гарантирующих покровные
ткани (кожу, мышцы) от попадания в них раздражителя. При этом у со-
бак быстро развивалось воспаление лобных пазух и прочие явления, кото-
рые лишь медленно затихали. В части случаев, извлекая под наркозом
у таких животных цереброспинальную жидкость, спустя 2—10 дней после
первой операции, он также получал развитие эпилептического состояния.
В итоге мы имели следующее: одно извлечение цереброспинальной жид-
кости у нормальной собаки не дает развития эпилептического состояния.
Одно повреждение нерва также не влечет за собой этих последствий.
Судорожный эффект является результатом комбинации обоих воздей-
ствий и кроме того при наличии сложного наркоза.
Каковы же взаимные отношения всех этих частей?
При решении этой задачи мы исходили из следующих двух положений.
Первое—это данные, полученные при анализе внешних проявлений
эпилептического приступа. Как уже было показано, вся картина его исчер-
пывается в представлении о возбуждении отделов мозга, лежащих ниже
коры.
Второе и самое важное—это то, что в указанных условиях мы неодно-
кратно наблюдали у собак развитие эпилептических судорог еще на опе-
рационном столе, до мбмента окончания зашивания раны,т. е. в состоянии
наркоза (морфий—эфир—хлороформ). Если судороги появлялись позже,
они все же следовали за операцией через короткий промежуток времени
в 5—20 минут. За этот срок действие нашего сложного наркоза далеко не
оканчивалось.
Оба момента дают основание думать, что развитию интересующего нас
процесса предшествует функциональное разъединение коры с нижележа-
щими частями. При этом возбуждение, вызванное травмой нерва, достигая
подкорковых частей, не только не угасает, но приобретает характер дли-
тельного процесса, который в дальнейшем черпает силу в самом себе и
продолжается ритмически до полного истощения, т. е. до смерти жи-
вотного.
В приведенных экспериментах роль наркоза выступила так ясно, что
невольно заставила сосредоточить на себе внимание. Мы видели, что
картина болезни при замораживании коры во всем подобна картине нашей
рефлекторной эпилепсии. Последствия обеих форм также почти одина-
ковы. После замораживания болезнь только начинается позднее, прохо-
дит определенные стадии, постепенно усиливаясь, и тянется дольше. При
описанной же рефлекторной форме болезнь сразу начинается с эпилепти-
ческих приступов, но с этого момента до смерти животного процессы
неразличимы. В обоих случаях судороги имеют характер классической
эпилепсии, идут приступами, в промежутках между ними можно наблюдать
те же формы двигательного возбуждения, отдельные акты сложных авто-
матических движений, явления «ауры» и т. д. Наконец, рефлекторная
эпилепсия также нередко приводит собак в коматозное состояние, пере-
.ходящее в смерть.
27
Таким образом, если в механизме рефлекторной эпилепсии наркоз дейст-
вительно играет существенную роль, то неизбежным сделалось проверить
его значение и для процесса, развивающегося после замораживания коры.
До последнего времени все опыты с замораживанием коры мозга у собак
(как и вообще все другие операции у них) мы производили под сложным
наркозом, который начинался с подкожной инъекции морфия (2% раствор
по 1,0 на каждые 4 кг веса животного). Спустя несколько минут у собаки
появляются рвота, испражнения, она делается вялой и в таком виде
переносится на операционный стол, где наркоз продолжается смесью эфира
и хлороформа. Между моментом инъекции морфия и ингаляционным нар-
козом обычно проходит 15—30 минут. Эта форма наркоза у собак удобна
во многих отношениях и очень безопасна. Она в течение десятков лет при-
меняется в лаборатории акад. И. П. Павлова, откуда ее заимствовали
и мы.
Действие этого наркоза, постепенно ослабевая, продолжается еще
несколько часов после операции, действие же одного ингаляционного нар-
коза эфиром, хлороформом или их смесью, но без морфия, проходит уже
спустя х/4—1 час. Через эти сроки собаки совершенно нормально реаги-
руют, правильно ходят и даже едят. Если мы вспомним, что после замо-
раживания участка коры заболевание начинается не сразу, но все же в те-
чение ближайших двух-четырех часов, то протекает оно, следовательно,
на фоне еще продолжающегося действия морфия.
Какую роль играет он в развитии всего процесса? Что изменится в форме
развертывания картины болезни, если это условие исключить и операцию
замораживания делать только под одним ингаляционным наркозом—хлоро-
форм—эфир?
Соответствующие опыты были поставлены сотрудником моим В. С. Г а л-
к и н ы м1.
В результате оказалось, что замораживание мозга почти потеряло свое
свойство вызывать болезнь, тщательному наблюдению которой посвящено
было столько труда и для описания которой потребовалось столько страниц.
Все десять собак, взятые первоначально в этот опыт, остались живы.
У семи из них от начала до конца наблюдения, продолжавшегося непре-
рывно в течение нескольких дней, не было вообще никаких симптомов
болезни. Собаки не отличались от нормальных, которые ничего кроме крат-
ковременного ингаляционного наркоза не получали. Некоторые из них
через 1 час после операции ели, все отлично ходили и совершенно правильно
реагировали. Ни вначале, ни позже даже явлений двигательного возбуж-
дения у них не было отмечено. Из 10 собак у одной были кратковременные
подергивания мышц лица на стороне, противоположной операции. Судо-
роги в виде эпилептических приступов развились у двух собак, из них
у одной было их только два. Другая собака проделала несколько припад-
ков с большими промежутками, но уже к вечеру совершенно оправилась
и в дальнейшем оставалась здоровой. Явления двигательного возбуждения
у этой собаки в промежутках между припадками также отсутствовали.
В прежних условиях эксперимента, т. е. с применением морфия, у всех
десяти собак развилось бы описанное выше типичное заболевание с незна-
чительными и несущественными отклонениями от общего стандарта. Нако-
нец, из этого числа погибло бы по крайней мере 5—б животных, а может
быть и все 10. Необходимо еще добавить, что как раз в эту группу вошли
1 В. С. Галкин. Арх. биол. наук, т. 31, вып. б, 1931 г.; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 78, H. 3 u. 4, 1931.
28
несколько собак охотничьих пород, которые, по нашим прежним наблю-
дениям, переносят операцию замораживания мозга особенно тяжело.
Впоследствии число опытов было нами значительно увеличено. Резуль-
тат оказался тот же. Почти все собаки остаются живы (по нашему мате-
риалу больше 80%). У 60—70% этих животных никаких болезненных
явлений вообще не развивается. Эпилептическая форма судорог наблю-
дается очень редко, обычно в самом начале опыта, вскоре после заморажи-
вания, когда еще не все явления ингаляционного наркоза прошли. При-
ступов бывает мало—2—5, затем они прекращаются.
Для того, чтобы окончательно убедиться в правильности сделанных
наблюдений, был поставлен еще следующий опыт. При старых условиях
эксперимента (с применением морфия) эпилептические припадки у нор-
мальных собак появлялись уже в первые 2—5 часов. Самый поздний срок,
отмеченный нами за несколько лет работы, это 14 часов. Теперь мы решили
применить морфий не предварительно, а последовательно. Было поста-
влено несколько экспериментов с замораживанием под одним ингаляцион-
ным наркозом без морфия. Когда уже выяснилось достаточно, что операция
эта не вызвала развития интересующего нас болезненного процесса, т. е.
спустя 10—48 часов, мы производили собаке подкожную инъекцию морфия
в обычной дозе. В результате мы имели ряд случаев типичного развития
болезни, закончившейся эпилептическим состоянием, комой и смертью
животного. Вся болезнь протекала при этом так, как если бы заморажива-
ние было сделано не накануне, а совпало по времени с инъекцией морфия.
Выяснилось также, что чем раньше ввести морфий, тем вернее будет до-
стигнут результат. Однако, у нас были случаи смертельной эпилепсии при
введении морфия через 24 часа после замораживания у собак, не имеющих
перед тем решительно никаких признаков заболевания. Совершенно так
же можно легко добиться возобновления судорожных явлений и эпилеп-
тических приступов у тех животных, которые, проделав короткую картину
болезни, вышли из этого состояния. Достаточно произвести инъекцию
морфия—и вся картина восстанавливается, но уже в значительно более
тяжелой форме, и теперь продолжается до смерти животного.
Интересно наблюдать, как собака, которая, при самом строгом отно-
шении к этому вопросу, признавалась нами нормальной, иногда уже на
четвертой-пятой минуте после инъекции морфия падала в тяжелом эпи-
лептическом приступе. Если этот эксперимент показать постороннему
наблюдателю, не сообщая ему о всех предварительных условиях, он именно
за морфием вынужден будет признать свойства, аналогичные свойствам
абсента или иных так называемых судорожных ядов, что на самом деле
неверно.
В чем состоит механизм действия морфия на центральную нервную
систему—в точности неизвестно. Применение морфия у собаки дает угнете-
ние, тем более глубокое, чем выше доза. Вместе с тем у собаки же можно
получить возбуждение и судороги от морфия, если вводить его непосредст-
венно в мозг (Смирнов) или субарахноидально (MacGuigan
а. Е. Ros s).
Что же—морфий или способ его введения дают этот эффект?
Мы провели большое число опытов с инъекцией желчи в кору головного
мозга собаки (опыты моего сотрудника В. С. Галкина). Достаточно
ввести одну каплю этого вещества, чтобы уже через несколько минут поя-
вились судороги. Они затем тянутся непрерывно в течение многих часов
и не только не ослабевают, но прогрессивно усиливаются. Известно, что
все вещества, введенные в мозг, сейчас же начинают выделяться оттуда
29
в кровеносную и лимфатическую систему. Таким образом, количество
желчи в мозгу убывает, а эффект ее действия непрерывно нарастает до
момента, когда наступят кома и смерть (погибают все собаки).
Ясно, что здесь мы имеем дело уже не с раздражителем, а с раздраже-
нием. Процесс течет совершенно аналогично тому, который мы наблюдали
при замораживании коры. Чтобы предотвратить последующее развитие
болезни, там оказалось необходимым производить экстирпацию заморожен-
ного участка до момента появления болезненных симптомов. Если болезнь
развилась, то удаление пункта первичного раздражения не останавливало
процесса.
В дальнейшем, помимо желчи, мы испытали и другие вещества. Приме-
нение некоторых из них дало те же последствия. В этих опытах мы столк-
нулись со следующим рядом явлений, которые позволяют подойти к рас-
смотрению вопроса вообще о механизме действия так называемых судорож-
ных ядов.
Извлечение цереброспинальной жидкости, особенно в больших коли-
чествах, является одним из способов увеличения проницаемости мозговых
сосудов. Естественно думать, что при этом «нервные яды», введенные в
кровь, должны отчетливо усилить свое действие. Оказалось, что вопрос
обстоит далеко не так просто. При внешне идентичной эксперименталь-
ной обстановке получался неодинаковый эффект. Одни вещества усили-
вали свое действие, другие ослабляли. То же нужно сказать и об экспе-
риментальных животных. Одинаковый опыт, произведенный на собаке и
кошке или на кошке и кролике, заканчивался совершенно различно^
Первые наши наблюдения подобного рода касаются абсента. Мы рабо-
тали с препаратом (Essence d’absinthe cultivee), полученным от профессора
В. П. Осипова, хорошо им изученным и точно дозированным.
Методика опытов состояла в следующем (опыты моего сотрудника
А. С. Вишневского1): собаки подбирались парами по весу и росту.
Одной из них под легким ингаляционным наркозом (хлороформ—эфир)
производилось максимальное извлечение цереброспинальной жидкости.
Другая собака, для уравнения условий опыта, получала только наркоз.
Через 25—30 минут обе собаки совершенно оправлялись, и тогда им вво-
дилась в кровь одинаковая доза указанного препарата абсента. Тотчас
же у обоих животных развивались судороги, но характер последних был
различен. В то время как контрольная собака проделывала ряд типичных
эпилептических приступов с бурными тонико-клоническими судорогами,
у подопытной судороги носили стрихнинный характер. Клонические явле-
ния или отсутствовали, или были выражены неясно. Картина состояла
из общего тетануса мышц туловища, головы и конечностей. Результат со-
вершенно подобен полученному Л. А. О р б е л и и Д. С. Фурси-
к о в ы м на собаках, которым после удаления коры больших полушарий
вводился в кровь тот же препарат абсента.
Авторы склонны приписать это отсутствию коры как органа, внутри
которого протекает определенная часть реакции, именно—клоническая
ее фаза. На самом же деле учитывать здесь следует самый факт произ-
веденной операции, раздражение, исходящее из области рубцов и т. д.
Это меняет реагирующий объект. Формы ответа на разного рода раз-
дражения теперь будут не те, что раньше.
Вторым отличием в последствиях у контроля и опыта было то, что безу-
1 А. С. В и ш п е в с к и й. Арх. биол. наук, т. 26, в. 4—5, 1926.
30
словно смертельная доза нашего препарата (0,13 на 1 кг веса) для подопыт-
ных собак в большинстве случаев оказывалась несмертельной.
Полученный эффект можно понять, только допустив, что у подопытной
собаки абсент встречает уже другую нервную систему, отличную от нор-
мальной. В результате вмешательства изменялись взаимные отношения
отдельных нервных частей, соответственно менялся и механизм судорож-
ного процесса.
Отсюда неизбежно следует, что сам по себе судорожный эффект зависит
не только от непосредственного действия абсента на соответствующие нерв-
ные отделы. Сюда присоединяется ряд необходимых сочетаний внутри
нервной сети, создание определенных отношений ее частей.
В отдельных случаях эффект действия того или иного вещества может
даже и совсем не проявиться, как это видно из следующих наших экспери-
ментов (опыты моих сотрудников Н. А. Астапова и И. П. Боб-
кова). Подопытными животными служили кошки и собаки, испытуемым
веществом был винный спирт. Методика та же, что и в опытах с абсентом.
Кошки и собаки подбирались парами. Одному животному из каждой пары
извлекалась цереброспинальная жидкость, прочие условия для контроля
и опыта тщательно выравнивались. Через 25—30 минут после извлечения
жидкости (у контрольного животного через тот же срок после легкого
наркоза) в желудок через зонд вводился 25% раствор спирта (кошкам из
расчета 6,0 чистого спирта на 1 кг веса, собакам в несколько иных отно-
шениях).
Эксперимент имел следующие результаты. Контрольная, нормальная
кошка через несколько минут начинала пошатываться на ногах, падала
на бок и уже не могла подняться, несмотря даже на болевые раздражения.
Вскоре затем наступал полный наркоз. Кошка подопытная в это
время еще совершенно свободно ходила, лишь слегка покачиваясь на но-
гах. Наркотическое состояние у нее или не наступало совсем, или опазды-
вало на целые часы по сравнению с контрольной. Были случаи, где живот-
ные весь опыт проводили на ногах и до конца реагировали на раздраже-
ния, хотя и не совсем правильно.
С собаками дело обстояло иначе. Здесь первым страдало подопытное
животное. Наркоз у него начинался раньше и продолжался иногда на много
часов дольше. Некоторые из этих собак погибали в течение ближайших
за опытом дней.
Интересно, что во всех опытах наиболее отчетливый результат полу-
чался тогда, когда между актом извлечения цереброспинальной жидкости
и введением того или иного вещества проходило известное время—25—
60 минут. Если испытуемый препарат вводился тотчас за извлечением, то яс-
ной разницы между контролем и опытом не было. Следовательно, роль здесь
играет тот процесс, который после извлечения жидкости постепенно раз-
вивается в нервной системе.
Совершенно несомненно, что при этих условиях спирт проникает
в райсн мозга в большем количестве, чем в норме, в результате чего
у собак действие тех же доз спирта усиливается. У кошки это не толь-
ко не ускоряет наступление наркоза, но явно его тормозит. Точно так
же и морфий, введенный собаке в кровь, вызывает наркоз, что несом-
ненно происходит вследствие попадания морфия в мозг. Однако, если
его инъицировать в мозг непосредственно, вместо наркоза мы получим
тяжелые и длительные судороги.
Имея все эти факты, можно ли рассматривать наркоз как простое
снижение функций нервной системы? Не есть ли это процесс, возникаю-
31
щий в результате создания особой комбинации может быть даже актив-
ных отношений между различными частями нервной системы.
Весь приведенный материал вместе с тем свидетельствует, что постоян-
ных и независимых свойств у так называемых нервных ядов нет. Действие их
определяется рядом условий. Основным моментом здесь нужно считать
состояние самого объекта раздражения, те взаимные отношения отдельных
его частей, которые непрерывно меняются.
Я позволю себе привести еще один пример, особенно ярко иллюстрирую-
щий это положение.
Абсент является классическим средством получения эпилептических
судорог. Мне кажется трудно сомневаться в том, что именно центральная
нервная система принимает участие в этом процессе? Наш препарат абсента
при введении его в кровь кошки, в количестве 0,2, немедленно, уже через
несколько секунд, вызывает у нее появление эпилептических приступов.
Приступы эти часто завершаются смертью в течение ближайших 10—30 ми-
нут. Так как из взятого количества абсента в мозг попадает лишь сравните-
льно небольшая часть, то нужно было думать, что инъекция непосредст-
венно в субарахноидальное пространство кошки полной дозы абсента в 0,2
вызовет смерть уже в течение первого эпилептического приступа. На са-
мом же деле ничего подобного не получилось (опыты моего сотрудника
К. П. Г о л ы ш е в о й)1. КошКи при зтом не только не погибали, но
у них даже судороги не развивались. В части случаев спустя значительный
промежуток времени в 10—20 минут можно было отметить тонические
явления, некоторые формы сложных автоматических двигательных актов и
лишь редко—настоящие клонические судороги. Но здесь оставалось неяс-
ным: имели ли мы перед собой результат действия того абсента, кото-
рый был введен в район мозга, или наш абсент выделился в кровеносную
и лимфатическую систему и теперь вновь проник в мозг вместе с кровью.
В дальнейшем на кошках и собаках было поставлено несколько экспе-
риментов с введением абсента непосредственно в толщу полушарий голов-
ного мозга. Эффект этого приема почти не отличается от эффекта субарах-
ноидальных инъекций. Судороги или не развивались или запаздывали по
сравнению с контролем на десятки минут. Только инъекция абсента
в двигательную зону коры или вблизи ее вызывает появление некоторых
судорожных актов, но они вялы и не идут в сравнение с обычной картиной
абсентовой эпилепсии.
Любопытна еще одна деталь. Прикладывание абсента на ватке к обла-
сти двигательного анализатора коры головного мозга собаки дает более
выраженный судорожный эффект, чем инъекция абсента в ту же область.
Но в обоих случаях эффект неизмеримо ниже того, который получается
при инъекции абсента в кровь, хотя относительное количество действу-
ющего вещества здесь, разумеется, значительно больше. Оказалось также,
что при этом способе испытания абсента скрытый период раздражения зна-
чительно длиннее, чем в случаях инъекции абсента в кровь. Здесь, сле-
довательно, опять остается неясным, каким именно путем достигается
судорожный эффект.
Одно дело, когда вещество подвозится к клетке через кровь, другое,
когда тем же веществом клетка раздражается непосредственно. Форма
реакции здесь должна быть различна еще и потому, что через кровь веще-
ство одновременно включает в процесс различные элементы. Каждая из
пострадавших частей может начать свой процесс и послужит уже физио-
1 К. П. Голышева. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 4, 1932 г.
32
логическим раздражителем для процессов в ряде новых областей. Все
это дает основание для сомнения в том, что нервные образования, участвую-
щие в создании картины эпилептического приступа, приводятся в деятель-
ное состояние только самим ядовитым веществом.
Что же, таким образом—свойства морфия или способ его введения или
состояние самого объекта в момент воздействия определяют конечный
эффект?
Значение, как видно, имеют все три фактора одновременно. Так как
два последних непостоянны, то и понятно, что одинаковые по внешности
опыты могут закончиться по-разному. В наших опытах с заморажива-
нием коры у собак морфий играет основную роль не потому, что он обла-
дает судорожным действием. Этим свойством он не обладает и вообще
свойств, не зависящих от всей остальной обстановки, не имеет. Судорож-
ный эффект морфия связан здесь с тем, что после замораживания участка
коры собака делается уже другим животным. В новой комбинации из
морфия и собаки неизменным остался только морфий. Какие же после этого
основания приписывать ему определенные и постоянные свойства?
У нормальной собаки морфий вызывает угнетение высших отде-
лов центральной нервной системы, что, в свою очередь, в известной
степени освобождает нижележащие части мозга от тормозящих влияний.
Однако, для получения судорожного эффекта одного этого недостаточно.
Когда присоединяется замораживание участка коры, то на общем фоне
снижения функции ее создается пункт раздражения, что является доба-
вочным стимулом возбуждения подкорковых частей. Такое же раздраже-
ние, исходящее из той же области коры, не влечет за собой судорожных
последствий, если тормозные влияния остальных частей коры не устранены.
Следовательно, в механизме развития эпилептического приступа можно
отметить наличие минимум двух моментов, совпадающих во времени:
раздражение нервных отделов, связанных с образованием сложных автома-
тических актов и какая-то степень снижения деятельности коры.
Источником раздражения в этих случаях является далеко не одна
только кора. Приведенные выше примеры рефлекторной эпилепсии ука-
зывают, что необходимое раздражение может возникнуть во многих других
местах. Тогда участие коры на всем протяжении приступа от начала до
конца будет пассивно, что однако не влечет за собой никаких изменений
во внешней картине. Это лишний раз свидетельствует, что элементы,
входящие в состав эпилептического припадка, не являются производными
коры.
При замораживании ограниченного участка коры в известной мере
нарушается состояние и других ее отделов. Поэтому в некотором проценте
случаев уже одно замораживание может повлечь за собой развитие судо-
рожных явлений, что мы и видели, но, в большинстве, этого оказывается
мало, и тогда морфий приходит на помощь, снимая с подкорковых отделов
мозга остатки средств их естественной защиты.
Фёрстер (Foerster) изучал на человеке симптомы первых фаз эпи-
лептических припадков, исходным пунктом которых были те или иные
изменения коры больших полушарий. Он отметил, что при определенной
локализации поражений начальные симптомы очень постоянны. Но место,
откуда начинается раздражение, оказывает влияние на судорожную кар-
тину только вначале, пока процесс течет в определенных морфологи-
ческих и функциональных границах. По мере увеличения раздраже-
ния, или, что то же, по мере повышения общей возбудимости, местные
судороги переходят в общие. Генерализуясь, процесс включает в себя
3 А. Д. Сперанский	33
большое число других автоматических механизмов. Своеобразие картины,
характеризовавшее первый короткий этап, теперь утрачивается и приступ
протекает в стандартной форме.
Если раздражение остается локализованным, то дело ограничивается
местным судорожным актом в виде мигания, подергивания уха, языка,
пальцев и т. д. В этих случаях мы будем иметь разнообразные симптомы
местной эпилепсии. При подходящих условиях они могут перейти в эпи-
лептический приступ. Клиника хорошо знакома с явлениями подобного
рода. Недавно моему сотруднику С. И. Лебединской удалось вос-
произвести его и в эксперименте.
Опыт ставился таким образом: кролику, под легким эфирным наркозом,
субокципитальным проколом производилась инъекция 1% раствора атро-
пина в количестве 2 мг. Вскоре вслед за тем можно наблюдать появление
у животного своеобразного судорожного симптома в виде периодического
встряхивания ушами и головой. Движение очень легко провоцировать
прикосновениями к уху. Если их повторять одно за другим с короткими
паузами меньше одной секунды, то они перестают вызывать указанный
двигательный эффект. Но процесс лишь затормаживается, ибо если теперь
выждать небольшой срок и вновь прикоснуться к уху кролика, то мы полу-
чим явления индукции, т. е. не местный судорожйый эффект, а настоящий,
хотя и сравнительно короткий эпилептический приступ. Феномен этот
можно воспроизводить несколько раз в течение ближайших 30—60 минут.
Любопытные данные получаются при сравнении картины сложных
судорожных состояний с картиной бешенства в разные моменты течения
обоих этих процессов1.
Бешенство, вызванное фиксированным вирусом, обычно начинается
с явлений расстройства координации. Изменяется походка—она стано-
вится шатающейся, пьяной. Однако, поведение животных, по крайней мере
собак, во весь первый период болезни остается почти нормальным. Они
отзываются на кличку, шатаясь на ногах подходят, машут хвостом, ла-
скаются, делают различие между вкусной (колбаса) и невкусной (черный
хлеб) пищей и т. д.
у Дальше болезнь переходит в стадию спастического паралича и часто
в первые же 8—12 часов мы застаем собаку в характерной позе на боку,
с вытянутыми, как палки, конечностями, запрокинутой головой и напря-
женным разгибанием позвоночного столба (opistotonus). Эти явления уси-
ливаются рефлекторно при всяких внешних раздражениях—резком звуке,
дотрагивании или внезапном освещении. Одновременно почти всегда бывает
значительное слюнотечение, иногда косоглазие, у кроликов скрежет ту-
бами (судороги жевательной мускулатуры). За стадией спастических
явлений наступает вялый паралич, а затем животное погибает. Все эти
симптомы не представляют чего-либо характерного или специфического
и в различной степени могут наблюдаться при многих поражениях нервной
системы: при столбняке, при стрихнинном и других отравлениях и в опре-
деленные моменты того своеобразного процесса, который мы наблюдали
у собак при частичном замораживании коры.
В начале нашей работы при заражении собак «virus fixe» мы считали
характерной особенностью картины бешенства стереотипность всех явле-
ний. Позднее мы этот взгляд изменили. Оказалось, что стереотипность
картины связана со способом заражения, вернее с местом, откуда процесс
начался. При обычных условиях собак заражают непосредственно в район
1 A. D. Speransky. Ann; de 1’Inst. Pasteur, t. 41, 1927.
34
головного мозга. Введение этого вируса в кровь и другие ткани, даже
в нервные стволы, лишь редко влечет за собой заболевание1. В настоящее
время нам удалось получить в руки постоянный способ заражения собак
ленинградским и другими штаммами virus fixe через нервный ствол. При
этом собаки заболевают почти в том же числе, как если бы они были зара-
жены в мозг (соответственная методика излагается ниже).
Наблюдая таких собак, мы отметили, что начальные симптомы болезни
меняются у них в зависимости от того, в каком месте проник с периферии
вирус (n. vagus, n. hypoglossus, n. ischiadicus etc.). Таким образом,
порядок включения в процесс отдельных нервных частей отражается и на
внешней стороне болезни. Но все это имеет значение лишь для первых
шагов ее. Уже вскоре указанная разница стирается и «фиксированное»
бешенство протекает в своей стандартной форме.
Внешние проявления болезни при уличном бешенстве значительно
сложнее и разнообразнее, зато здесь еще более отчетливо выступает пре-
имущественное поражение отделов мозга, лежащих ниже коры. Отличие
внешней картины «уличного» бешенства состоит в появлении добавочного
периода, которого нет, или почти нет при бешенстве «лабораторном». Он
характеризуется возбуждением нервных аппаратов автоматических слож-
ных движений, как жевание, глотание, локомоторные акты, вынуждающие
собак пробегать иногда огромные расстояния, агрессивная реакция и т. д.
Расстройство координации наступает значительно позднее и с этого мо-
мента картина болезни при уличном бешенстве уже ничем не отличается от
бешенства при заражении «virus fixe».
к В наших опытах мы имели возможность и непосредственно наблюдать
сходство во внешней картине уличного и лабораторного бешенства. Дело
касается собаки, которой через 18 часов вслед за субдуральным зараже-
нием «virus fixe» была, также субдурально, введена антирабическая сыво-
ротка в небольшом количестве (около 3,0). Введение сыворотки в том же
количестве через два дня было повторено. На шестой день (нормальная
инкубация для собаки) животное не заболело, также и на седьмой и в по-
следующие дни. Оно заболело на 12-й день после заражения, т. е. при инку-
бации, вдвое превышающей нормальную. Болезнь началась с общего воз-
буждения. При малейшем шуме (стук, открывание двери, вхождение в ка-
меру) собака вскакивала, озиралась, пыталась бежать. Вследствие начав-
шегося расстройства координации животное падало, нои упав, продолжало
бежать, уже лежа на боку. Вскоре сюда присоединились клонические
судороги, обильное слюнотечение и, наконец, непрекращающееся судорож-
ное состояние, напоминающее status epilepticus, прерываемый иногда опи-
санным выше «бегом на месте». Такое состояние длилось 12 часов и только
тогда перешло в картину спастического, а затем вялого паралича, харак-
терную для лабораторной формы бешенства (virus fixe). Затем животное
погибло.
Что мы здесь имели? После известных мероприятий получилось удли-
нение инкубационного периода. Он приблизился к тому, который при
непосредственном заражении в мозг является обычным для уличного бе-
шенства. В результате процесс принял характер промежуточного заболе-
вания, смешав черты, свойственные обоим видам бешенства.
Сравнивая эти данные с тем, что было получено при анализе составных
частей’эпилептического приступа, нетрудно отметить большое сходство.
Многолетние наблюдения показали нам, как трудно бывает иногда отли-
1 Ленинградский штамм «virus fixe».
3*
35
чать их друг от друга. Особенно ярко это выступает в отдельные моменты
наблюдения. Невольно приходишь к выводу, что нервный механизм обоих
процессов одинаков, что бешенство есть растянутый во времени эпилепти-
ческий приступ.
Несмотря на то, что анализ процессов, входящих в картину самого
эпилептического приступа, а также его подготовительной и последующей
стадий, неизбежно приводит нас к актам сложных автоматических движений,
мнение о руководящей роли коры в происхождении клонических судо-
рог удерживается все еще очень прочно [Гордон Хольме,
Д. К о л ь е и др. (Gordon Holmes, D. Collier)]. Недавно Н.И. Проппер
произвел ряд экспериментов на собаках для доказательства того же поло-
жения. Судорожный процесс автор вызывал путем раздражения электриче-
ским током от городской сети, пропускаемым в течение нескольких секунд
через голову животного (один электрод к нижней губе, другой к затылоч-
ному бугру). Изучив обычную картину судорожного приступа, автор пере-
шел к добавочному методу экстирпации различных частей нервной системы
в целях наблюдения тех изменений, которые теперь должны получиться
в сложном судорожном синдроме. В результате оказалось, что картина
эпилептического приступа может быть нарушена применением самых раз-
нообразных воздействий. Наибольший' эффект в смысле изменения клони-
ческой фазы приступа получается в ближайшее время вслед за экстирпа-
цией двигательных отделов коры. Затем разница начинает постепенно сгла-
живаться. Почти так же действуют и повреждения мозжечка и иссечение
частей пограничного ствола. Однако автор делает отсюда вывод о «преиму-
щественной роли коры в конструкции клонической фазы эпилептического
приступа». Роль подкорки он сводит к конструкции тонической фазы.
Опыты Н.И. Проппера представляют несомненный интерес, но
доказывают они только одно: если нервной системе нанести локальное по
вреждение в любом ее пункте, это в разной степени отразится и на осталь-
ных ее частях. Если бы автор в качестве индикатора взял не симптоматику
судорожной картины, а, например, качественную и количественную сто-
рону секреции желудочного сока, эффект был бы приблизительно тот же.
Сдвиг в ту или иную сторону мы получили бы и здесь, с такой же тенден-
цией к постепенному выравниванию. Несомненно, что различные нервные
части неравноценны и что повреждение, нанесенное в одном месте, буде*г
иметь более отчетливые последствия для одной группы реакций и менее
выраженные для другой. Но произойдет это не только вследствие прямого
изъятия частей, входящих в механизм данной реакции, а и потому, что
повреждение изменило реактивные способности всего объекта в целом.
Доказательства этого положения были уже приведены выше. Материалы
следующей главы имеют в виду осветить этот вопрос специально.
ПОРОГ ВОЗБУДИМОСТИ В СУДОРОЖНЫХ ПРОЦЕССАХ
Чтобы получить понятие о работе того или иного нервного механизма,
недостаточно знать его составные части и порядок включения их в процесс.
Раздражение, возникнув в одной из нервных точек, проходит ряд этапов
в центростремительном и центробежном направлениях. Окончательный
итог зависит не только от каждого из звеньев в отдельности, но и от состо-
яния всей цепи. Мы называем его тонусом, т. е. степенью рабочей готов-
ности, и измеряем порогом раздражения.
Нервный тонус определяется двумя основными факторами. Один—это
химический фон, на котором и протекает процесс. Другой связан с функ-
циональным состоянием нервных образований, участвующих в реакции.
Здесь подразумевается не только целость самих производящих или актив-
ных элементов, но и сохранение этими элементами нормальных связей
с другими, не имеющими к данному процессу прямого отношения.
Любая нервная клетка, где бы она ни находилась, является рецептор-
ным аппаратом для всякой другой, если она может быть связана с ней
прямо или косвенно передаваемым раздражением. Общая сумма таких не-
учитываемых влияний отражается на состоянии возбудимости работаю-
щих частей. Чтобы подкорковые отделы мозга, реализующие высокие сте-
пени своего возбуждения в эпилептическом приступе, находились в состоя-
нии необходимого тонуса, нужно, чтобы связи их с другими нервными
отделами не были нарушены.
В определенные моменты деятельности для клетки подкорковых частей
клетка Коры есть такой же рецепторный аппарат, как обонятельная или
слуховая. В этом смысле удаление двигательных частей коры можно срав-
нивать с нарушением целости того или иного рецепторного аппарата—
обонятельного, слухового или зрительного. В результате вмешательства
некоторые части подкорковых отделов лишатся постоянного, нормального
раздражения и тонус их, с которым связан порог раздражения, должен
понизиться. Теперь это будут уже другие клетки. Старые раздражители
не могут сохранить над ними прежней власти.
Поставленный в такой форме вопрос легко может быть проведен через
эксперимент, который и был организован нами следующим образом (опыты
моего сотрудника В. С. Галкин а)1.
Под наркозом мы вскрывали собаке лобные пазухи. Отсюда осторожно
трепанировали их внутреннюю костную пластинку над верхним концом
bulbus olfactorius, по возможности не повреждая твердой мозговой обо-
лочки. Узким и острым распатором эта оболочка отделялась на всем про-
тяжении решетчатой пластинки, которая у собаки несколько изогнута
1 В. С. Галкин. Арх. биолог, наук, т. 32, в. 2, 1932; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 81, H. 3/4, 1932.
37
и стоит почти вертикально к основанию черепа. Одновременно здесь пере-
рываются обонятельные нервы вне мозгового оболочечного мешка, и таким
образом, внутри полости черепа мы почти не имеем кровотечения. Кроме
того, избегается и травма лобных долей, что, как известно, в дальнейшем
может повлечь за собой у собак развитие эпилептического состояния.
В послеоперационном периоде иногда отмечается подкожная эмфизема
головы, которая довольно быстро проходит.
Часто уже простое наблюдение таких животных показывает разницу
в их поведении с тем, что было до операции. Некоторые из них делаются
более «скучными», много спят. При соприкосновении с новой обстановкой
не обнаруживают обычной живой ориентировочной реакции. Иногда со-
баки заметно худеют и даже погибают при явлениях истощения. Боль-
шая часть, однако, справляется с последствиями операции довольно
легко.
Спустя разные сроки, от нескольких дней до 2—3 месяцев, животные
поступали в опыт с замораживанием участка коры, которое производилось
обычным способом под общим наркозом с непременным предварительным
введением принятой у нас дозы морфия. Наблюдения показали, что судо-
рожные явления, которые, при обычных условиях, заполняют почти всю
картину болезни, в этой новой форме эксперимента отошли на второй план.
Процесс развертывался медленнее и редко достигал высокой степени судо-
рожных состояний.
Мне уже приходилось говорить о том, что эпилептические приступы
у нормальных собак начинаются обычно через 1—2—5 часов после замора-
живания. Только однажды, на много десятков наблюдений, мы отметили
первый эпилептический приступ через 14 часов. Нормальные собаки через
15—20 часов от момента операции часто уже погибают. Теперь же, наобо-
рот, мы стали встречаться с поздним развитием эпилепсии. Иногда запазды-
вание было значительным. Так, первый эпилептический приступ у наших
новых собак мы наблюдали и через 20 и даже через 40 часов после замо-
раживания.
В промежутках между приступами внешние проявления болезни
бедны. Период двигательного возбуждения, дававший раньше исключи-
тельно разнообразный материал для наблюдения, здесь почти отсутствует.
Вначале отмечаются тонические судороги в различных мышечных груп-
пах, но и они вялы и непостоянны. Смертью кончаются также далеко не
все случаи. В этом отношении наш экспериментальный материал может
быть разбит на две группы.
В первую относятся те животные, где между операцией перерыва
обонятельных путей и замораживанием коры проходит или короткий срок
в 1—2 дня, или, наоборот, очень длинный, в 4—5 месяцев. Из числа живот-
ных этой группы после замораживания коры погибают около 50%.
Вторую группу составляют животные, у которых промежуток времени
между обеими оперативными вмешательствами равен 2—5 неделям. Эти
собаки после замораживания коры, как правило, остаются живы. Кроме
того, судорожные явления у них, особенно в форме эпилептических при-
ступов, почти не имеют места. Довольно часто отмечаются случаи, когда
у животных отсутствуют вообще какие бы то ни было болезненные явления.
Такие случаи встречаются и среди животных первой группы, но зна-
чительно реже. Мы ищем объяснения указанной разнице в том, что при
коротком отставлении обеих операций лишение нормального возбуждения
через органы обоняния заменяется раздражением из области свежей опе-
рационной травмы. Когда же промежуток растягивается, то или в перед-
38
них отделах мозга развиваются рубцы, или животные компенсируют
отсутствующий рецептор обоняния, используя слуховой, зрительный, так-
тильный и т. д. в большей степени, чем в норме.
Таковы общие данные наблюдений.
За время эксперимента были отмечены, кроме того, настоящие особен-
ности, присущие только этой его форме и характеризующие всю группу.
Оказалось, что у некоторой части собак после замораживания коры разви-
вается не судорожное состояние, а сон, глубокий сон, который тянется
один, два и даже три дня. Таких последствий операции мы ни разу не
имели за несколько лет работы.
Что здесь действительно сон, а не кома или подобное ей состояние,
явствует из того, что животное можно разбудить. Правда, для этого тре-
буются значительные усилия. Собаку приходится тормошить и несколько
раз поднимать на ноги, чтобы она, наконец, сделала несколько шагов. При
этом видно, что она ищет более укромного места, залезает под стол, табу-
рет или под радиатор парового отопления. Поведение ее, таким образом,
не может считаться автоматическим. Оставленная в покое она немед-
ленно вновь погружается в сон, но встает для испражнений, для питья,
под конец для еды. В общем она производит впечатление собаки без полу-
шарий, для которой в первые недели сон часто есть обычное состояние,
на короткий срок прерываемое соматическими рефлексами.
У некоторых животных среди сна и без всякой предварительной подго-
товки развивается эпилептический приступ, за которым тотчас следует
сон. Несколько раз мы видели, что среди сна эпилептические приступы
появлялись под влиянием внешних раздражений. Так, однажды, при пере-
несении из одного помещения в другое, такую собаку случайно уронили
на пол. Тотчас развился типичный эпилептический припадок. Вскоре внеш-
ним же раздражением у нее же удалось вызвать приступ повторно. Эти
припадки составили всю судорожную часть картины болезни, которая до
и после проявлялась лишь в форме сна. Впоследствии мы имели еще не-
сколько подобных наблюдений.
Спустя разные сроки сонное состояние у собак постепенно уменьшается
и сходит на-нет, они оправляются и в дальнейшем могут считаться здоро-
выми. Но иногда сон незаметно переходит в кому, за которой следует
смерть.
В дальнейших экспериментах от обонятельного рецептора мы перешли
к слуховому и зрительному. Выключение слухового производилось путем
двустороннего разрушения улитки, зрительного—перерезкой зрительных
нервов.
Прекращение зрительных раздражений не имеет почти никакого влия-
ния на развитие болезненных явлений после замораживания коры. Во
всяком случае им трудно дать надлежащую оценку. Последствия же разру-
шения улиток отчасти подобны тем, которые мы видели при выключении
обоняния, но выражены гораздо слабее. Судороги и другие явления двига-
тельного возбуждения при этом встречаются часто, но однажды, вместо
судорожного состояния, мы имели и здесь развитие длительного и глубо-
кого сна.
Интересно, что все наши собаки с разрушением улиток через некоторое
время после операции замораживания коры погибли. Таким образом,
оказалось, что нервная травма при разрушении улиток имеет большее
жизненное значение, чем при операции рассечения обонятельных нервов,
хотя в первом случае мозг ни в какой мере не травмируется. Вся операция
производится из барабанной полости через так называемое круглое окно,
39
проходит очень быстро (не более 15 минут) и без употребления долот.
В течение ближайших же дней собаки оправляются и кроме глухоты ничем
не отличаются от нормальных. Однако, повторная нервная травма в виде
замораживания участка коры в этих случаях была смертельной. Повиди-
мому, здесь играет роль то, что первичное повреждение относилось непо-
средственно к сегментам продолговатого мозга.
Полученные данные поставили вопрос о том, каковы будут сами по себе
последствия выключения сразу целой группы основных рецепторов—обо-
няния, зрения и слуха (опыты В. С. Галкин а)1. Оказалось, что в по-
слеоперационном периоде здесь не только не бывает никаких признаков
возбуждения, но собаки просто не просыпаются. Перехода от наркоза
в сон заметить у них не удается. В первые дни только серьезные раздраже-
ния способны на несколько минут вывести животных из состояния непод-
вижности. Тогда можно видеть короткое, но сильное возбуждение, в виде
беспорядочной двигательной реакции, похожей на реакцию детей, которых
будят во время глубокого сна. Затем собаки вновь погружаются в сон.
Наблюдение, производившееся непрерывно в течение суток, показало, что
поза животных может не изменяться 15—20 и более часов.
Животных долгое время приходится кормить искусственно, так как
еду они не принимают, а если им вложить ее в рот—тотчас же выталкивают
обратно. Все это при полном благополучии в области операционных ран,
которые заживают быстро, первичным натяжением. Искусственное кормле-
ние приходится продолжать больше месяца. Мы производим его один раз
в день всегда точно в один и тот же час. Постепенно у собак вырабатывается
рефлекс на время и они начинают вяло и неловко, но самостоятельно при-
нимать пищу. В этот же час они испражняются и мочатся, выпуская сразу
все суточное количество мочи. В первые 2 недели, если собаку насильно
не поставить на ноги, она и испражняется лежа. Несмотря на то, что жи-
вотное начинает наконец самостоятельно есть, все остальное поведение ее
остается неизменным. Попрежнему после еды и испражнения собаки не-
медленно засыпают и не меняют позу в течение многих часов. Сон продол-
жается почти полные сутки.
Некоторые из этих собак после операции жили у нас более года и за все
время основной формой их «поведения» был сон. Лишь постепенно выра-
батывался несложный жизненный обиход, отнимавший у сна очень не-
большую часть времени (еда, облизывание, потягивание). Утрата экстеро-
цептивных раздражений выливалась, таким образом, в почти неизменное
состояние торможения. Оно зависело именно от общего снижения тонуса,
а не от Каких-либо других причин, порожденных операцией. Подтверж-
дением является следующий характерный случай.
Однажды операция выключения обоняния, зрения и слуха была сде-
лана на молодой, очень живой и подвижной собаке, страдавшей кожным
заболеванием с весьма сильным зудом (железица—acarus folliculorum).
Животное постоянно чесалось не только в бодром состоянии, но и во сне.
Когда у него последовательно один за другим были выключены все три
упомянутых рецептора, поведение не изменилось. Животное оставалось
подвижным, заигрывало и ссорилось со своими соседями, самостоятель-
но принимало пищу, проводило во сне нормальное количество времени.
Стоило только начать лечение кожного заболевания и устранить зуд,
как собака потеряла всю свою живость и целые дни стала проводить во
1 В. С. Галки и. Арх. биол. наук, т. 33. в. 1—2, 1933 г.; Zeitschf; f. d. ges.
exp. Med., B. 88. H. 3 u. 4, 1933.
40
сне. Соответственно изменились и другие жизненные проявления—прием
пищи, время испражнений и т. д. Как только лечение было прекращено
и болезнь рецидировала, животное вновь сделалось подвижным и общи-
тельным. Таким образом, недостающие раздражения заполнялись здесь
за счет повышения функции кожного рецептора. Пока это имело место,
общий тонус также удерживался на необходимой высоте и поведение жи-
вотного оставалось нормальным.
Выше я привел основания, по которым нервный механизм эпилепти-
ческого приступа мы считаем близким к нервному механизму бешенства.
Представлялся случай проверить это в новой форме эксперимента (опыты
моих сотрудников В. С. Г алкина и А. М. Пешков а)1.
Нескольким собакам производилась операция отслойки твердой моз-
говой оболочки от lamina cribrosa с разрывом всех проходящих здесь обо-
нятельных нервов. Некоторое время спустя после того как собаки опра-
вятся, мы заражали их субдурально уличным вирусом бешенства. Через
2—3 недели все животные заболели, но болезнь протекала так, как если бы
все они были заражены не уличным вирусом, a virus fixe. Больше того,
при фиксированном бешенстве все-таки удается отмечать некоторые ак-
тивные патологические симптомы, особенно в первое время. Здесь же.
с момента заболевания, собаки ложились, оставались неподвижными и в та-
ком полусонном состоянии погибали. Одновременно сократился и срок бо-
лезни. Уличное бешенство у собаки тянется обычно 3—4 дня, иногда даже
значительно дольше. В этих же случаях болезнь кончалась смертью в те-
чение 20—30 часов. Очень короткий период возбуждения мы отметили
только у одной собаки, но это был единственный случай, когда между опе-
рацией выключения обонятельного рецептора и заражением животного
прошло несколько месяцев. То же, как было показано, мы имели и в опы-
тах с эпилепсией. Таким образом, все явления, даже в мелких подробно-
стях, здесь повторились.
Выше я уже упоминал, что собаки в первые недели вслед за опера-
цией удаления коры обоих полушарий обычно большую часть своего вре-
мени проводят во сне. В дальнейшем это постепенно проходит. Наблюде-
ния, произведенные в лаборатории академика И. П. Павлова (С. И. Л е-
беди некая и И. С. Розенталь), показали, что через некото-
рый срок число часов бодрого состояния и сна приближается у них к тому,
что имеет место в норме. Здесь, в конце концов, также вырабатывается
свой примитивный жизненный обиход.
Все это не значит, что мы видим полную аналогию в последствиях опе-
рации удаления двигательных частей коры и выключения обоняния или
слуха. Развивающиеся при этом явления несомненно различны. Но отра-
жение их на другом процессе, взятом нами за индикатор, оказалось одина-
ковым. Следовательно, если после удаления какой-либо нервной части
мы в сложной картине получаем выпадение ряда симптомов, это вовсе еще
не значит, что данные симптомы составляют прямую и непосредственную
функцию удаленных элементов. Здесь надлежит учитывать, что остаю-
щиеся части меняются, и тем сильнее, чем более интимной была их связь
с пострадавшим отделом. Кроме того на примере приведенных выше опытов
Л. Н. Ф е д о р о в а1 2 мы видели, что у собаки, подвергшейся заморажи-
ванию после односторонней экстирпации двигательной зоны коры, раз-
1 В. С. Г а л к и н и А. М. Ч е ш к о в. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 3, 1932;
Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 82, H. 3 u. 4, 1932.
2 L. N. Fedoroff. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 72, H. 1—2, 1930.
41
ница в моторном состоянии обеих половин тела выражена только в первом
периоде заболевания. По мере нарастания судорожных явлений эта раз-
ница сглаживается и, наконец, наступает момент, когда двигательная кар-
тина на правой и левой сторонах тела делается одинаковой. Как могло
бы это случиться, если, экстирпируя кору, мы изъяли действительно произ-
водящие элементы?
Наконец, вспомним, что даже удаление обоих полушарий не предохра-
няет собаку от возможности развития в дальнейшем сложной судорожной
картины, совершенно типичной для эпилептического состояния. В конце
концов это, а не временные перемены в картине процесса после частичных
экстирпаций, решает дело.
Нервная система есть орган, который нельзя изменить местно. Отзвуки
вмешательства распространяются на всю нервную сеть, угасают постепенно
и не в полной мере, создавая ряд приспособлений к новой искусственной
норме. Новый объект по-новому реагирует и на раздражение. Для подня-
того здесь вопроса имеет значение лишь то, что объект сохраняет способ-
ность к развертыванию сложной судорожной картины во всех ее деталях,
несмотря на отсутствие соответствующих корковых областей.
Из частностей наблюдения представляет интерес сон, который мы полу-
чали вместо судорожного состояния в ряде случаев. Что бы ни говорить
о патологической природе этого явления, его необходимо признать на-
стоящим сном, так как внешние воздействия его прерывали и тогда пове-
дение собаки приближалось к нормальному. В человеческой патологии
известен симптомокомплекс, носящий название нарколепсии,которую очень
многие считают близкой к эпилепсии [Вестфаль, Фишер, Д.
Колье (Westphal, Fischer, Collier)]. Другие отстаивают ее самобыт-
ность [Эби (АЬу)]. Основным мотивом для объединения этих процессов
Колье считает то, что приступы нарколепсии могут чередоваться с на-
стоящими эпилептическими и служить им эквивалентом. В приведенных
материалах можно видеть подтверждение этому взгляду. Есть все основа-
ния думать, что причина появления той или другой формы этих реакций
в известной степени связана с состоянием возбудимости различных частей
нервной системы данного животного.
Последний пункт, заслуживающий отдельного рассмотрения, касается
условий развития status epilepticus. В происхождении этой формы не все
ясно. Общим признанием пользуется взгляд на указанный процесс как
на результат токсемии. К такому заключению приводят главным образом
наблюдения над эклампсией, которая всегда сопровождается значитель-
ными сдвигами химического характера в крови и тканях и дает патолого-1
анатомический субстрат в органах, подобный таковому же при отравле-
ниях. Полученные здесь данные переносятся и на все другие формы status
epilepticus.
Колье обращает внимание на то, что во всех наблюдавшихся им слу-
чаях status epilepticus (все они закончились смертью) на вскрытии находили
жировое перерождение сердца. Он считает, что это может быть лишь резуль-
татом острой токсемии.
Несомненно, что при эпилептическом приступе изменения касаются не
только работы двигательных частей нервной системы. Изменения здесь го-
раздо более обширны, они охватывают многие нервные отделы, в том числе
и так называемые вегетативные центры. Так, Куш и н г (Cushing) наблю-
дал развитие эпилептических приступов у собак после удаления гипофиза.
При этом всегда травмируется или раздражается область серого бугра и во-
ронки (tuber cinereum et infundibulum), т. e. части нервной системы, тес-
42
нейшим образом связанные с процессами обмена. Мы также имели этот
эффект на собаках при раздражении задней части серого бугра стеклянным
шариком, помещенным в область спинки турецкого седла. Если вместо
стеклянного шарика взять вымоченную в спирту горошину, т. е. если кроме
механического прибавить еще и химическое раздражение указанной об-
ласти, то эпилептическое состояние развивается у большинства собак.
В дальнейшем у них появляются разнообразные патологические изменения
дистрофического характера, чуть ли не во всех тканях и органах, что сви-
детельствует о тяжелых и разлитых нарушениях физико-химического рав-
новесия в организме. Они постепенно прогрессируют без того однако, что-
бы судорожные явления возобновлялись.
Одно и то же раздражение способно одновременно вызвать деятельное
состояние в различных частях нервной системы. Эти процессы могут вза-
имно поддерживать друг друга, что отчасти и оправдывается, например,
в явлениях эклампсии. Но форма status epilepticus может существовать
и самостоятельно. Мы должны это признать, иначе останутся совершенно
необъяснимыми описанные выше случаи смертельной эпилепсии после из-
влечения цереброспинальной жидкости с последующей травмой нерва.
Здесь, обычно с места, развивается именно status epilepticus у животного,
которое за полчаса перед этим было совершенно здорово.
Вывод должен быть сделан такой: status epilepticus как отдельная раз-
новидность судорожных состояний имеет своей причиной не одну токсе-
мию. Происхождение этой формы связано с основным свойством нервной
системы, именно с ритмическим характером ее работы. Если раздражение
достигает какой-то силы, то вызванный им процесс включается сам в себя.
Это не значит, что химический фон вообще не играет роли в развитии
status epilepticus. Но и каждый отдельный приступ связан с этим фоном.
Во многих случаях значение токсемии как основного момента в происхож-
дении status epilepticus может быть и оправдывается. Но рядом существуют
и такие формы, где никакого предварительного токсического процесса до-
пустить нельзя. Возобновление уже начавшихся судорожных приступов
находит поддержку не только в химии крови.
Указание Колье на жировое перерождение сердца как на явный при-
знак токсемии, не может иметь решающего значения. Прямая причинная
связь между ними вовсе еще не доказана. Изучение роли нервной системы
в различных патологических процессах дает нам ежедневные доказа-
тельства того, что в развитии многих дегенеративных явлений на периферии
основным моментом является первичное поражение нервной системы.
Мне остается сказать еще несколько слов, чтобы покончить с вопросом
о роли коры и подкорки в происхождении сложных судорожных состояний,
в частности,эпилептического приступа. Взаимоотношения здесь будут ясны
тогда, когда мы точно представим себе, о чем идет речь в каждый данный
момент. Нужно отделять понятие о составе эпилептического приступа от
понятия об его генезе. В первом случае мы удовлетворяемся представле-
ниями о локализации, т. е. о некоторой самостоятельности и определен-
ности функций отдельных морфологических групп и позволяем себе гово-
рить, что состав эпилептического припадка есть функция подкорковых от-
делов мозга.
При решении вопроса о генезе эти представления оказываются беспо-
лезными. Теперь для нас уже не существуют кора, подкорка и другие ус-
ловные подразделения нервной системы, так как все части ее могут быть
приведены в деятельное состояние раздражениями, возникшими в любом
нервном пункте.
43
РОЛЬ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОМ жидкости
В ГЕНЕЗЕ НЕКОТОРЫХ ФОРМ
ЭНЦЕФАЛИТА
ЭНЦЕФАЛИТ КАК ОДНО ИЗ ПОСЛЕДСТВИЙ ЗАМОРА-
ЖИВАНИЯ УЧАСТКА КОРЫ ГОЛОВНОГО МОЗГА СОБАКИ
Продолжительные наблюдения процесса, развивающегося у собак
в результате замораживания участка коры, показали, что дело здесь
далеко не всегда ограничивается явлениями, следующими непосред-
ственно за экспериментом. Но изучение отдаленных последствий затруд-
няется смертью животных, которая, в большинстве случаев, завершает
опыт. Обычно собаки погибают быстро и тогда наблюдение поневоле
остается в пределах острого опыта. Однако, уже с самого начала работы
мы имели и таких животных, которые, проделав некоторую часть острых
симптомов болезни, выздоравливали. В дальнейшем, как было показано,
уже наши специальные мероприятия стали часто задерживать, изменять
или даже предотвращать болезнь. Постепенно у нас накопилось значи-
тельное число таких животных. Тогда судьба их сделалась предметом
специального наблюдения.
Судьба эта оказалась неодинаковой. Если взять всю массу животных,
то в отношении последствий опыта их можно разбить на 4 группы.
Первая и наибольшая состоит из собак, погибающих непосредственно
вслед за опытом или, вернее, во время самого опыта.
Ко второй следует отнести тех животных, которые быстро оправляются
и затем остаются здоровыми в течение столь долгих сроков, что мы счи-
таем их выздоровевшими окончательно.
Третью группу составят собаки, которые, после некоторого периода
кажущегося здоровья, продолжительностью от 1—3 недель до нескольких
месяцев, внезапно заболевают рецидивом судорожного состояния, в те-
чение которого обычно и погибают.
Наконец, к четвертой группе относятся животные, переходящие из
судорожного периода в новую форму болезни. Эта немногочисленная
группа и явится теперь предметом нашего специального рассмотрения.
Переход совершается незаметно. Вначале у собак ослабляются, а
затем и исчезают эпилептические приступы. На некоторое время тони-
ческие судороги сохраняются и теперь выступают даже более отчетливо,
так как не затушевываются другими явлениями сложной судорожной
картины. Постепенно общий тонус также уменьшается и выражается,
по преимуществу, спастической походкой. Последняя может сохраняться
долгое время—одну-две недели и дольше. Животное заметно худеет,
делается скучным, много лежит, отказывается от еды, так что для поддер-
жания его жизни иногда приходится прибегать к искусственному корм-
лению. Вскоре начинаются вялые параличи по преимуществу в мышцах
задних конечностей. В части случаев паралич затрагивает также процессы
жевания и глотания. Слюнотечение отмечается обычно на протяжении
всей болезни. Иногда создается картина, похожая на картину бульбар-
47
ного паралича (частично это уже и было представлено выше). Если
болезнь затягивается, то вскоре можно наблюдать развитие также и
дистрофических явлений, выражающихся в очаговом или общем облы-
сении, сухости кожных покровов, экземе, появлении пролежней и других
незаживающих язвенных поражениях кожи. Процесс заканчивается
смертью животного.
Микроскопическое исследование центральной нервной системы таких
собак, произведенное сотрудником моим д-ром С. И. Лебединской,
показало, что изменения при этом обнаруживаются во многих отделах.
Здесь можно видеть и паренхиматозные изменения, местами достигающие
степени гибели нервных клеток, главным же образом интерстициальные,
в виде круглоклеточковых инфильтратов в мозговом веществе с образо-
ванием «муфт» вокруг кровеносных сосудов. В затянувшихся случаях
круглоклеточковая инфильтрация отмечается также под эпендимой же-
лудочков. Иногда встречается разрастание клеток самой эпендимы,
располагающихся в несколько слоев и образующих неровные выступы,
направленные в сторону желудочков мозга.
Участок коры, подвергавшийся непосредственному замораживанию,
через 10—15 дней после операции представляется пониженным по срав-
нению с соседними здоровыми частями, шероховатым и как бы изъеден-
ным. Позже на этом месте между оболочками образуется иногда замкну-
тая плоская полость, содержащая небольшое количество прозрачной
жидкости (киста).
Уже из этого краткого описания видно, что картина патолого-анато-
мических изменений мозга собак, погибших спустя долгое время после
операции частичного замораживания коры, не представляет каких-либо
специфических особенностей. Это есть картина энцефалита. Ее можно
наблюдать при самых разнообразных по происхождению болезненных
процессах. Прежде всего сюда относится бешенство, внешние проявле-
ния которого имеют много общего с только что описанной клинической
картиной. Близкий по характеру, а отчасти и по локализации, патолого-
анатомический субстрат у человека находят при эпидемическом энце-
фалите, прогрессивном параличе и некоторых других процессах. Ака-
демик И. П. Павлов в свое время описал интересную форму забо-
левания собак, которым через рану брюшной стенки двенадцатиперст-
ная кишка выводилась и фиксировалась под кожей живота. Спустя не-
который срок у этих животных начинал развиваться ряд симптомов,
аналогичных с тем, что мы видели у наших собак, переживших операцию
замораживания участка коры: образование изъязвлений, истощение,
другие формы дистрофических явлений, спастическая походка, параличи
и смерть. При патологоанатомическом изучении мозга этих собак были
обнаружены изменения, почти аналогичные только что описанным.
Таким образом, во всех этих, разнообразных по своей природе про-
цессах имеется что-то общее, что их объединяет. Несомненно что в ко-
нечном итоге мы имеем здесь дело с энцефалитом, течение Которого
зависит не столько от вызвавшего его раздражителя, сколько от свойств
самого пораженного объекта.
При попытке подойти к реальной оценке этих свойств нужно в первую
очередь остановиться на вопросе о циркуляции, к чему побуждает как
форма перечисленных морфологических изменений, так и локализация
их в тесном соседстве с кровеносными сосудами и мозговыми полостями,
содержащими цереброспинальную жидкость.
Если к инфильтрации круглоклеточковыми элементами относиться,
48
как к одной из форм реакции организма на вредность, то следует при-
знать, что в данном случае элементам центральной нервной системы вред-
ность угрожала со стороны кровеносных сосудов и полостей.
Воспалительная реакция в тканях вызывается и поддерживается
далеко не одними только микробными или посторонними химическими
раздражителями. Сами ткани и жидкости организма, при изменении своих
биологических свойств, становятся раздражителями других элементов
и вызывают в них воспалительные формы местных реакций.
Наблюдая местные явления воспаления, мы и причину их естественно
начинаем искать где-либо по соседству. Поэтому первый вопрос, который
должен быть поставлен—это не является ли в данном случае кровь источ-
ником искомого раздражения?
На это нужно ответить отрицательно. При всех перечисленных выше
воздействиях, дающих в мозгу картину энцефалита, инфильтрация моз-
гового вещества бывает выражена далеко не вокруг всех кровеносных
сосудов. Мало того, некоторые процессы, например эпидемический энце-
фалит, имеют излюбленную локализацию таких изменений. Нельзя же
допустить, что вредность здесь, хотя и случайно, но всегда проникает
через небольшое число определенных сосудистых ветвей?
Остается искать другую причину. Несомненно, что должна она
быть в тесном соседстве со стенкой кровеносного сосуда. Единственным
таким образованием являются адвентициальные пространства и щели,
охватывающие кровеносные сосуды мозга. Пространства эти доступны
для цереброспинальной жидкости. Несмотря на некоторые возражения
их, повидимому, следует признать также и каналами нормальной ее
циркуляции.
К числу косвенных доказательств того, что адвентициальные щели
мозговых сосудов могут быть источником локальных раздражений нерв-
ной ткани, нужно отнести и факт инфильтрации круглыми элементами
частей мозга, прилежащих к желудочкам. Но в желудочках нет ничего,
кроме цереброспинальной жидкости и, следовательно, именно в ней мы
должны искать стимулов раздражения. Круглоклеточковые инфильтраты,
в виде «муфт» по ходу некоторых кровеносных сосудов мозга, по суще-
ству ничем не отличаются от реактивных изменений под эпендимой же-
лудочков. Содержимым адвентициальных щелей также может быть только
цереброспинальная жидкость. Таким образом, аналогия в происхожде-
нии различных воспалительных очагов при энцефалите напрашивается
сама собой. Здесь несомненную роль играет цереброспинальная жид-
кость.
Являясь средой мозга, единственной известной нам формой его лимфы,
она стекает к общим коллекторам из разных источников. Состав церебро-
спинальной жидкости на путях ее циркуляции и в норме не может быть
одинаков. По отношению к большим коллекторам ее, каковыми являются
желудочки и субарахноидальное пространство, это уже и установлено.
Разнообразные патологические процессы очень часто влекут за собой
изменение состава цереброспинальной жидкости, что было известно еще
старым исследователям [Видаль, Сикар и Лесне (Wiedal,
Sicard et Lesne)]. Теперь этому вопросу посвящена уже огромная лите-
ратура.
Необходимо признать, что при местных патологических изменениях
мозгового вещества происходит и местное же изменение состава церебро-
спинальной жидкости. Отсюда следует, что цереброспинальная жидкость
в различных адвентициальных щелях одной и той же центральной нерв-
4 А. Д. Сперанский
49
ной системы может обладать свойствами раздражителя не в одинаковой
мере.
Мы получаем таким образом право сравнивать околососудистые изме-
нения мозгового вещества при энцефалите с явлениями лимфангоита,
развивающегося на периферии, например при воспалительных процес-
сах в области стопы или кисти.
Все это заставило меня еще в 1925 г. начать серию эксперимен-
тальных исследований по вопросу о роли цереброспинальной жидкости
в происхождении токсических и инфекционных энцефалитов.
РОЛЬ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ ЖИДКОСТИ В ПРОЦЕССЕ
РАСЩЕПЛЕНИЯ МОЗГОВОГО ВЕЩЕСТВА
Однажды, еще в первом периоде нашей работы, был поставлен сле-
дующий опыт. Когда у собаки после операции замораживания развер-
нулась вся картина болезни и животное находилось «при смерти», пора-
женный участок мозга мы экстирпировали и поместили под твердую моз-
говую оболочку другой, здоровой собаки.
Несколько времени спустя (3—4 месяца) животное было убито. При
вскрытии оказалось, что кусочек, диаметром в iy2—2 см и толщиной
в 3—4 мм, не оставил следов своего пребывания ни на поверхности мозга
ни на твердой мозговой оболочке. Аналогичный опыт был повторен при-
близительно с тем же результатом. На вскрытии мы или не находили
следов тканевой реакций или они были очень слабы.
Желая объяснить это явление, я остановился на предположении,,
что здесь какую-то роль сыграла цереброспинальная жидкость. Отсюда
возникло желание узнать, оказывает ли она влияние на процесс рас-
щепления мозгового вещества in vitro. Соответствующие опыты были
поставлены так1.
В стерильных условиях у собаки извлекалась цереброспинальная
жидкость и сливалась в пробирку. Туда же помещался маленький кусо-
чек мозгового вещества, вырезанный из коры головного мозга собаки
(или мыши). Для контроля другая пробирка с таким же кусочком моз-
гового вещества наполнялась физиологическим раствором повареной
соли. Обе они ставились в термостат при 40° С и здесь довольно часто
и энергично встряхивались.
Уже через несколько часов можно было наблюдать разницу. Кусочек
мозга в пробирке с цереброспинальной жидкостью увеличивается в раз-
мерах и непокрытые оболочкой поверхности его перестают быть глад-
кими. При встряхивании от него сравнительно легко отделяются крошко-
ватые кусочки, и жидкость мутнеет. В пробирке с физиологическим
раствором кусочек мозга за тот же срок не изменяется в величине, или
лишь весьма незначительно. Жидкость продолжает оставаться прозрач-
ной. При встряхивании этой пробирки помещенный туда кусочек почти
не крошится, или отделение от него мелких частей требует большего
труда.
Описываемые явления можно наблюдать также, если вместо кусочка
головного мозга взять кусочек спинного мозга кролика. Нужно, вскрыв
позвоночный канал, вырезать из спинного мозга вместе с твердой обо-
лочкой два одинаковой величины кусочка и один поместить в церебро-
1 А. Д. С п е р ан с к и й. Журн. экспер. биол. и мед. № 7, 1926; Ann. de Г Inst,.
Pasteur, t. 40, 1926.
4*	51
спинальную ’жидкость, другой—в физиологический раствор. Через не-
сколько часов будет видно, что в стаканчике с цереброспинальной жид-
костью мозговое вещество набухло и выпячивается по обе стороны муфты
из твердой мозговой оболочки в виде бахромы. Весь кусочек принимает
таким образом форму песочных часов.
Факты эти позволили отметить, что распадение мозгового вещества
в цереброспинальной жидкости совершается быстрее, чем в физиоло-
гическом растворе соли. Этими опытами была установлена также извест-
ная избирательность процесса. Именно—набухает и распадается быстро
лишь мозговая ткань. Оболочки мозга и кровеносные сосуды не изме-
няются.
Данные этих наблюдений были мною сообщены в 1926 г. С тех пор
они уже несколько раз служили поводом для экспериментальной работы.
Так в 1929 и 1930 г. д-ра Карло Риццо и Марио Гоццано (С. Rizzo
е Mario Gozzano) опубликовали результаты своих наблюдений по этому
вопросу. Исходя из описанной мною методики, они поставили большое
число экспериментов в той же форме, какую применяли мы, а также
и в других вариантах. Для одних опытов они брали свежую мозговую
ткань, для других вырезанные кусочки свежего мозга, предварительно
замороженные или, наоборот, прокипяченные в воде. Контрольными
жидкостями служили физиологический раствор поваренной соли и кро-
вяная сыворотка. При этом оказалось, что во всех случаях, когда можно
было наблюдать процесс расщепления кусочка мозга в цереброспинальной
жидкости, здесь всегда находились микроорганизмы в большом коли-
честве. Прибавление к цереброспинальной жидкости антисептических
веществ предотвращало размножение там микробов, но одновременно
останавливало и процесс расщепления мозгового вещества.
Изменения кусочка мозга авторы приписывают деятельности микро-
организмов, а не процессу аутолиза в’ собственном смысле слова. Авторы
отрицают за цереброспинальной жидкостью особые свойства в этом про-
цессе и приравнивают ее ко всем другим жидкостям, употреблявшимся
ими для контроля.
В свое время, описывая результаты наших наблюдений, я отметил,
что для нас осталось неясным, играет ли здесь цереброспинальная жид-
кость самостоятельную роль или образует только ту среду, в которой
процессы расщепления нервной субстанции текут наилучшим образом.
Мы имели тогда перед собой тот факт, что распадение мозгового вещества
в этой среде осуществлялось лучше, чем в других, более искусственных
условиях. Того же взгляда придерживаемся мы и теперь.
В 1931 г. д-р А л ь д о-Р ивела Греко (Aldo Rivela Greco), из
нервной клиники университета в Генуе, опубликовал первую часть своих
исследований по тому же вопросу. Автор начинает с того, что подтвер-
ждает наши наблюдения, касающиеся вопроса о быстром расщеплении
частиц мозгового вещества, помещенных живому животному в подоболо-
чечные пространства мозга.
В дальнейшем он решает вновь повторить наши опыты in vitro, а также
поставить новые. Для контролей он пользовался не только физиологи-
ческим раствором соли или раствором Рингера, но брал также искус-
ственную цереброспинальную жидкость, сыворотку крови человека и
собаки. Результаты своих наблюдений автор резюмирует следующим
образом:
1.	В пробах, содержащих цереброспинальную жидкость и нервную
ткань, уже вскоре можно наблюдать опалесценцию, а затем и помутнение.
52
Процесс этот протекает быстрее с кусочком спинного мозга,’"а не с моз-
говой корой. Предварительное замораживание взятого кусочка также
ускоряет это расщепление.
2.	В пробах контрольных—с физиологическим раствором, жидкостью
Рингера, искусственной цереброспинальной жидкостью и сывороткой
крови быстрого появления опалесценции, а затем равномерного помут-
нения нет. Слабые степени опалесценции в этих жидкостях удается видеть
лишь спустя несколько дней после начала опыта. То же имеет место и по
отношению к кусочку нервной ткани. В контрольных пробах они неиз-
менно долго сохраняют свою конфигурацию, иногда лишь слегка на-
бухая.
3.	Интересуясь условиями, препятствующими обнаружению описан-
ного явления, автор нашел, что это достигается нагреванием цереброспи-
нальной жидкости до 70° в течение % часа, помещением ее на 10 минут
в кипящую водяную баню, замораживанием, а также фильтрацией сквозь
коллодий. В конечном итоге он считает «разницу в пробах, выполненных
с цереброспинальной жидкостью, и в пробах с жидкостями контроль-
ными—очевидной».
4.	Во всех пробах, как с цереброспинальной жидкостью, так и в кон-
трольных, автор всегда находил большое количество микроорганизмов.
Он не определяет степень их влияния на аутолиз нервной ткани. При-
знавая участие их в этом процессе несомненным, он, тем не менее, не
считает это причиной явления.
Мне кажется, что при оценке приведенных данных заслуживает вни-
мания факт наличия микроорганизмов одинаково как в пробах с це-
реброспинальной жидкостью, так и в контрольных. Среди последних
были жидкости, содержащие белки и углеводы. Таким образом они сами
по себе также являлись питательными средами для микроорганизмов,
не худшими, чем цереброспинальная жидкость. И однако распад нервной
ткани в них совершался значительно медленнее, чем в последней.
Между мозговой субстанцией и цереброспинальной жидкостью не-
сомненно существуют несколько особые отношения. Об этом свидетель-
ствуют различные факты. Так мозг, уже вскоре после смерти, начинает
изменять свой вес, становясь тяжелее. Одновременно цереброспинальная
жидкость постепенно исчезает из подоболочечных пространств и цистерн.
В 1924 г. Г. Бенинг (Н. Boning) подтвердила факт посмертного
исчезания цереброспинальной жидкости из подоболочечных пространства
именно за счет пропитывания ею мозгового вещества.
Все анатомы знакомы также с тем, что мозг человека для своего кон-
сервирования требует скорейшей фиксации, особенно в летнее время.
В противном случае он быстро начинает размягчаться, причем процесс
распадения начинается не с поверхностных частей, а в глубине, в тех
его отделах, которые ближе всего прилежат к желудочкам мозга, напол-
ненным цереброспинальной жидкостью.
По ходу работы мы вновь проверили наши наблюдения в несколько
иных условиях.
Опыты были поставлены моим сотрудником В. С. Галкиным1.
Контрольной жидкостью служили физиологический раствор и раствор
Рингера. Вначале производилась обычная операция замораживания.
Через несколько (1—3) часов у собаки под наркозом вырезался участок,
1 W. S. Galkin. Zeitschr. f. d. ges. exp. Medizin, B. 84, H. 3/4, 1932; Арх. биол.
наук, т. 34, в. 5 — 6, 1933 г.
53
подвергавшийся замораживанию и, в виде одинаковых кусочков, объе-
мом около 1 см3, помещался в пробирки с упомянутыми жидкостями.
Точно также мы поступали в контрольных опытах с кусочками нормаль-
ного мозга. В этих новых условиях опыт идет совершенно отчетливо, не
оставляя сомнений в том, что аутолиз нервной ткани в цереброспинальной
жидкости происходит значительно быстрее и полнее, чем в искусственной
среде. Выяснилось также следующее: если взять два кусочка—один из
нормального участка мозга, а другой из замороженного, аутолиз кото-
рого начался еще внутри живого организма, и оба эти кусочка поместить
в пробирки с цереброспинальной жидкостью, то распадение заморожен-
ного участка протекает гораздо быстрее.
В недавнее время А. Ривела Греко и его сотрудники произ-
вели ряд дополнительных исследований по тому же вопросу. При этом
были установлены некоторые новые подробности. Так оказалось, что
невролитический процесс идет значительно слабее, если в пробирку
цереброспинальная жидкость берется в большем количестве, чем обычно.
Здесь автор видит соответствие с тем, что имеет место вообще в химии
энзимов. Энергия их действия стоит в прямой связи с количеством суб-
страта, а не с количеством фермента [Р о н д о л и (Rondoli)]. Д-р Л а ц-
ц е р и (Lazzeri) провел исследования, имевшие целью установить время,
в течение которого извлеченная цереброспинальная жидкость теряет
невролитическую способность. Д-р П. М е к о (Р. Месо) доложил на
конгрессе невропатологов в Модене свои наблюдения над невролитиче-
ским действием цереброспинальной жидкости, взятой от 240 больных,
страдающих разного рода заболеваниями (цит. по A. R i, v е 1 a Greco).
Один из моих сотрудников А. Е. Захарова1 занималась опреде-
лением невролитических свойств жидких сред глаза, состав которых
очень близок к таковому же цереброспинальной жидкости. Сравнение
велось как с искусственными средами, так и с цереброспинальной жид-
костью тех же животных. Выводы, к которым она пришла, формулируются
так: 1) в жидкости передней Камеры глаза собаки и кошки свежевыре-
занный кусочек мозга расщепляется совершенно так же и приблизительно
в те же сроки, что и в цереброспинальной жидкости; 2) стекловидное
тело действует одинаково с жидкостью передней камеры, однако процесс
здесь течет медленнее.
Из серии других наших наблюдений, близких к описанным, я позволю
себе привести следующее.
Вассерманом и Такаки (Wassermann und Takaki) было
показано, что столбнячный токсин, в смеси с растертым свежим мозговым
веществом, теряет свои ядовитые свойства. Если действительно в церебро-
спинальной жидкости расщепляются преимущественно белковые веще-
ства мозга, то следует допустить, что, поместив в нее смесь мозга с токси-
ном, мы разрушим мозг и освободим токсин.
Возможность отщепления токсинов от тех или иных связавших их ве-
ществ уже была доказана и по отношению к столбнячному токсину Мари
и Мора, 1902 (Marie et Могах), Мари и Тиффено, 1908 (Marie
et Tiffenau) и к яду кобры [Кальметт (Calmette)]—отщепление яда
кобры от антитоксина сыворотки. Эффект достигался применением раз-
личных физико-химических агентов, не разрушавших токсина (высуши-
вание, мацерация, нагревание, папаин).
1 А. Е. Захарова. Арх. биол. наук, т. 34, в. 5—б, 1933 г. Zeitschr. f. d.
ges. exp. Med., B. 93, H. 1 u. 2, 1934.
54
Наш опыт был произведен на свинках и кроликах (опыты А. В. П о-
н о м а р е в а)1. Порция смеси мозгового вещества и столбнячного токсина
разделялась пополам. В одну часть прибавлялась цереброспинальная жид-
кость собаки, быка или человека, в другую—физиологический раствор
поваренной соли, и обе смеси ставились в термостат на несколько часов,
при температуре 38,0° С, после чего вводились под кожу двум животным
одинакового веса. Пребывание в термостате не должно быть продолжи-
тельным, так как при этом получается отщепление токсина и без це-
реброспинальной жидкости. В общем лучше всего держать в термостате
обе смеси 4—б часов. Животные, которым вводилась смесь без церебро-
спинальной жидкости, реагировали на введение лишь явлениями мест-
ного отека (на месте впрыскивания). У животных, получивших смесь,
обработанную цереброспинальной жидкостью, развивался местный столб-
няк, или даже они погибали при явлениях полной и типичной картины
тетануса. Другая форма опыта состояла в том, что смесь мозга с боль-
шим количеством токсина, однако недеятельная при введении под кожу,
вводилась собаке в субарахноидальное пространство. При этом также
происходило отщепление токсина со всеми вытекающими отсюда послед-
ствиями.
1 А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 26, в. 4—5, 1926.
ТОКСИЧНОСТЬ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ ЖИДКОСТИ
Как бы ни понимать форму участия цереброспинальной жидкости в-
процессе расщепления мозгового вещества, несомненно, что при этом ме-
няется ее состав. В результате жидкость может оказаться токсичной. Од-
нако, токсичность ее нельзя представлять, как величину абсолютную.
Здесь будет иметь значение не только то, что в составе цереброспинальной
жидкости оказались необычные примеси, но и ряд других моментов, обус-
ловливающих реакцию присоединения их к живым нервным элементам.
Опыт большого числа исследователей устанавливает, что цереброспи-
нальная жидкость здоровых людей и людей, страдающих различными
нервными болезнями, при впрыскивании ее животным обладает неодинако-
вой токсичностью. Именно: взятая у больных более ядовита [Видаль,
Сикар и Лесне (Wiedal, Sicard et Lesne), впоследствии и другие].
До настоящего времени остается неясным, что именно сообщает токсич-
ность цереброспинальной жидкости: только само начало, породившее за-
болевание, или также продукты распада и болезненного обмена. Для ре-
шения вопроса необходим опыт, в котором эта сторона дела была бы не-
сомненной. Определение токсичности цереброспинальной жидкости наших
собак представляло поэтому известный интерес. В целях выяснения этого*
вопроса был проделан ряд следующих опытов (опыты моего сотрудника
И. С. Розенталя).
Производилась операция замораживания части коры мозга у собаки
в «смертельной дозе». Немедленно после того, как такая собака погибала,
или незадолго до ее смерти, мы извлекали несколько грамм цереброспи-
нальной жидкости. Одновременно с этим, под легким ингаляционным нар-
козом смесью эфира и хлороформа, но без морфия, производились прокол
и извлечение той же жидкости у другой, нормальной собаки, которой тут
же вводилась субарахноидально жидкость первой собаки.
Только редко не удается при этом отметить каких либо расстройств.
Обычно разиваются нервные явления средней тяжести, в виде тонических,
а иногда и местных клонических судорог, спастической походки, общего
двигательного возбуждения с последовательным угнетением.
Два случая заслуживают особого описания. Однажды, большой здоровой
собаке была субарахноидально введена цереброспинальная жидкость двух
собак меньших размеров. Обе эти собаки получили накануне «смертель-
ную дозу» замораживания. К началу опыта одна из них только что погиблаг
другая находилась при смерти. У нормальной собаки было извлечено
7,0 цереброспинальной жидкости и введено 9,0 жидкости больных со-
бак. Картина, развившаяся после этого, оказалась довольно тяжелой.
Симптомы—те же, что были описаны выше, т. е. тонические и местные
клонические судороги, слюнотечение, возбуждение и последовательное
угнетение. Разница заключалась в том, что там патологические симптомы
56
уже вскоре совершенно исчезали. В этом же случае болезненные явления
держались несколько недель и закончились смертью животного. Спасти-
ческие явления до конца были настолько выражены, что ходьба живот-
ного иногда прерывалась падением вследствие неловких подпрыгиваю-
щих движений, главным образом задних конечностей. Обращало на
себя внимание затруднение начального периода каждого нового движе-
ния, расстройство жевания и глотания и общее состояние угнетения.
Второй случай—следующий. Все только-что описанные опыты были
произведены на взрослых животных. Один раз цереброспинальную жид-
кость умиравшей после «замораживания» собаки мы ввели субарахнои-
дально двум щенкам, причем непосредственно вслед за этим не получили
никаких симптомов, кроме небольшого угнетения. В дальнейшем в по-
ведении этих щенков также не наблюдалось чего-либо ненормального,
только один щенок стал падать в весе. Пять недель спустя этот послед-
ний заболевает. Вначале он делается скучным, не ест. Постепенно раз-
вивается картина двигательного возбуждения. Собака находится в не-
прерывном движении, иногда буквально мечется по камере, натыкаясь
на предметы. Походка резко спастическая, с неловко подпрыгивающими
конечностями. Одновременно с этим развиваются «галлюцинации»: жи-
вотное набегу внезапно останавливается, пристально всматривается
в одну точку, ощетинивает шерсть, с визгом отскакивает в сторону и за-
бивается в темный угол. Немного спустя собака успокаивается и начи-
нает снова бродить по камере. Затем вся описанная картина повторяется.
Вскоре появились манежные движения. Явления возбуждения, в форме
описанных «галлюцинаций», держались немного более одного дня, но спа-
стические явления усиливались с каждым днем. Собака перестала пра-
вильно реагировать уже со второго дня болезни, так что кормить ее при-
ходилось, вливая в рот воду и молоко. Двигательное возбуждение поне-
многу стало уменьшаться и поведение собаки сделалось почти нормаль-
ным. Собака лежала, свернувшись калачиком, принимала удобное поло-
жение, выбирала более теплый угол, а впоследствии, когда в камеру
к ней посадили другую собаку, прижималась к ней. В это время появи-
лись мелкие, почти непрерывные дрожания, похудание прогрессировало,
и на седьмой день от начала болезни собака погибла. На протяжении всей
болезни—слюнотечение, которое стало уменьшаться только в последние
два дня. Прививка мозга кролику не дала заболевания бешенством.
Микроскопическое исследование показало инфильтрацию .стенок кро-
веносных сосудов мозга и мозгового вещества в соседстве с сосудами,
отсутствие телец Negri в cornu Ammonis, инфильтрацию поверхностных
частей в области желудочков мозга и небольшое разрастание эпендимы.
Недавно почти аналогичное наблюдение имел другой мой сотрудник
В. С. Галкин. Мы уже окончательно решили, что имеем перед собой
уличную форму бешенства, однако дело кончилось выздоровлением. Точно
такую же форму болезни мы имели два раза уже у взрослых собак. Вна-
чале похудание. Затем, спустя довольно долгий срок, симптомы двига-
тельного возбуждения, слюнотечение, расстройство жевания, глотания,
параличи и смерть. Вся болезнь тянулась в одном случае около 10 дней,
а в другом—свыше 2 недель. Период возбуждения был значительно ко-
роче периода угнетения и тянулся 1 день. Несомненно, что болезнь окон-
чилась бы смертью гораздо раньше, если бы мы не приняли соответствую-
щих мер (согревание, искусственное кормление, сердечные).
Наблюдая картину болезни у этих, а также и у других собак, особенно
в некоторые ее моменты, можно было легко принять ее то за последствия
57
замораживания мозга, то за картину уличного бешенства, то бешенства
от «virus fixe», то столбняка, то отравления различными алкалоидами.
И хотя сама продолжительность болезни, а также и ее изменчивость
говорили против бешенства, мы все же производили исследование мозга
на virus, конечно с отрицательным результатом.
В этих опытах нам удалось сделать также еще одно наблюдение,
оказавшееся полезным в дальнейших исследованиях. Перед инъекцией
мы у здоровой собаки обычно извлекали цереброспинальную жидкость
и на ее место вводили жидкость собаки, погибавшей от «замораживания».
Один раз у здоровой собаки нам удалось извлечь предварительно всего
лишь 2,0 жидкости. В этом случае, после инъекции ей жидкости «токсич-
ной», почти никаких расстройств не было отмечено.
Мы сделали это предметом специального наблюдения. Оказалось,
что если у нормальной собаки предварительно извлечь лишь небольшое
количество цереброспинальной жидкости, то после инъекции ей «токсич-
ной» жидкости почти никаких патологических явлений не развивается.
Если же предварительно взять всю цереброспинальную жидкость, какую
только можно отсосать, и после этого ввести «токсичную» цереброспиналь-
ную жидкость, то описанные выше явления развиваются почти всегда.
Мы произвели большое число подобных опытов, инъицируя в субарах-
ноидальное пространство собакам и кроликам продукты неполного рас-
щепления мозгового вещества. Мы их получали, помещая эмульсию моз-
говой ткани в цереброспинальной жидкости на разные сроки в термостат
и стерилизуя ее в дальнейшем дробной пастеризацией. При этом также
очень отчетливо выступил описанный факт. Если мы вводили эмульсию
здоровым собакам без предварительного опорожнения оболочечного мешка,
то почти никаких симптомов у них не получали. Если то же количе-
ство вещества вводилось в опорожненный оболочечный мешок, то разви-
вались симптомы, описанные выше. Особенно хорошо наблюдать это на
кроликах.
Нужно отметить, что развитие судорожных явлений у собак при инъек-
ции мозговой эмульсии или продуктов ее расщепления в субарахнои-
дальное пространство бывает выражено всегда во много раз слабее, чем
в случаях непосредственного замораживания. Таким образом нахождение
измененного замораживанием кусочка в составе самого мозга оказывает
на последний несравненно более сильное действие. Это и понятно, так
как здесь присоединяется то очаговое раздражение, которое возникает
в ближайшей окружности пострадавшего участка, провоцируя отсюда
возбуждение других нервных отделов.
Всеми приведенными фактами вместе с тем устанавливается, что це-
реброспинальная жидкость, после замораживания участка коры голов-
ного мозга собаки, приобретает токсические свойства и у здоровых собак
может вызвать ряд болезненных симптомов. Картина болезни далеко не
во всех случаях одинакова. Мы имели большое число наблюдений, когда
при внешне схожих условиях опыта одна собака погибала, а другие
развивали лишь незначительные и скоропреходящие симптомы. Ядо-
витые вещества, образующиеся при этом в мозгу, нельзя, следовательно,
приравнивать к другим ядам, например к токсинам. Токсичность их услов-
на и резко колеблется в зависимости от многих причин. Отсюда не только
ближайшие, но и отдаленные последствия наших экспериментов были
различны у разных животных. Продукты распада нервной ткани, о ко-
торых идет речь, можно конечно называть и «невротоксинами», но особой
необходимости в этом нет. Здесь неизбежны были бы многочисленные
58
оговорки, так как за ними нельзя признать специфических свойств. Они
могут быть заменены разнообразными другими веществами, вызывающими
те же ближайшие и отдаленные последствия и даже со значительно боль-
шим постоянством, чем «невротоксины».
Действие последних, как мы видели, в известной мере связано с
условиями циркуляции в районе центральной нервной системы. Но в
цереброспинальную жидкость попадают не только те вещества, которые
возникают в мозгу. Извне сюда разными путями могут проникнуть мно-
гие другие раздражители. Роль циркуляции в процессе их распростра-
нения также должна быть учтена. Естественно было проверить этот
вопрос на таких процессах, как столбняк и бешенство.
Столбнячный токсин есть специфический нервный яд. Считается, что
он и в случаях спонтанных заболеваний и при искусственном введении
в ткани проникает через нервный ствол в центральную нервную систему,
чем и обусловливает ее поражение.
Вопрос о том, участвует ли в его распространении цереброспинальная
жидкость, проверялся неоднократно и не получил однообразного реше-
ния. Одним авторам [Московия (Moschowitz)] удавалось определить
его там, другим нет [С и к а р (Sicard)].
В своих опытах (опыты моего сотрудника А. В. Пономарева)1
мы не ставили себе цели только найти или не найти токсин в церебро-
спинальной жидкости. Было решено проверить также, какое значение
для течения столбняка будет иметь наличие или отсутствие ее в субарах-
ноидальном пространстве у заболевших животных.
Опыты были поставлены так. Двум собакам одного веса и роста мы
вводили одновременно одинаковое количество столбнячного токсина под
кожу ноги (в других случаях в мышцы), с расчетом, чтобы явления «мест-
ного столбняка» развились через 40—50 часов. Незадолго до появления
«местного» симптома у одной из этих собак субокципитальным проколом
производилось извлечение цереброспинальной жидкости, всей, какую
только можно отсосать (7,0—12,0). В дальнейшем извлечение повто-
рялось два раза в день, утром и вечером. Таким образом оболочечный
мешок собаки поддерживался «пустым». Контрольной собаке извлече-
ние жидкости не производилось. Но так как для операции прокола и
извлечения жидкости первой собаке давался наркоз, то и контрольная
в те же сроки его получала. При этом оказалось, что у подопытного и
у контрольного животного явления «местного» столбняка развиваются
приблизительно одинаково. Но дальнейшая картина болезни резко раз-
нится. У контрольной собаки вслед за местными явлениями обычным
порядком развиваются «общие». У собаки, которой с момента появления
местных симптомов производилось ежедневное опорожнение оболочеч-
ного мешка, развитие общего столбняка запаздывало на 24—48 и более
часов. В связи с этим и продолжительность жизни подопытных собак
на 2—5 дней (один раз даже на 10 дней) была дольше, чем у контрольных.
Конечно, повторное извлечение цереброспинальной жидкости, даже
если оно производится дважды в день, не гарантирует того, что оболо-
чечный мешок мозга действительно поддерживается в пустом состоянии.
Через каждые 12 часов часто бывает возможно получить почти то же ко-
личество жидкости, что и при первом извлечении. Однако несомненно,
что условия ее циркуляции, а в зависимости от этого и условия работы
1 А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 25, в. 4—5, 1926.
59
нервной системы изменяются. В результате изменяется и ход процесса,
взятого нами за индикатор.
Развитие и течение бешенства дают некоторое право искать здесь те
же особенности, которые мы наблюдали в разобранных выше процессах.
При вскрытии павших от бешенства животных вирус может быть
обнаружен во всех частях нервной системы. Он, как принято говорить,
прорастает ее. Механизм этого прорастания остается неясным. Приве-
денные выше факты позволяют допустить, что циркуляция цереброспи-
нальной жидкости может способствовать распределению вируса по цен-
тральной нервной системе. Поэтому мы решили поставить некоторые
опыты с бешенством по тому же плану, что и опыты со столбнячным токси-
ном (опыты моего сотрудника А. М. Мешкова)1.
Вначале подопытными животными нам служили кролики, у которых
перед заражением извлекалась цереброспинальная жидкость. У кролика,
весом в 1500,0—2500,0, легко удается извлечь таким образом 0,6—1,5.
Непосредственно вслед за этим производилась трепанация и введение
вируса под твердую оболочку выпуклой части полушарий головного
мозга (обычный способ Pasteur—Roux). Контрольные животные одновре-
менно получали ту же дозу вируса, но без предварительного извлечения
жидкости. Для заражения брался ленинградский штамм virus fixe в виде
1% эмульсии.
Просматривая журнал прививочного отделения Института экспери-
ментальной медицины за несколько последних лет, мы убедились, что
при работе с этим штаммом кролики, как правило, заболевали к концу
4-го дня. В результате же наших опытов оказалось, что почти все кро-
лики, у которых перед заражением извлекалась цереброспинальная
жидкость, заболевали немного позже своих контролей. Запоздание было
различно, от 5 до 12 часов, изредка даже более.
Вследствие короткости скрытого периода болезни у кроликов мы ре-
шили перенести наблюдения на собак. Проверка показала, что при суб-
дуральном заражении нашим вирусом, скрытый период болезни у собак
также почти всегда одинаков и тянется около полных б дней. В этих
опытах после извлечения цереброспинальной жидкости мы производили
трепанацию в теменной области собаки и вводили ей 1% эмульсию вируса
в объеме 0,3—0,4 под dura mater. Здесь также, во всех без исключения
случаях, было получено запаздывание начальных симптомов болезни
и притом более значительное, чем у кроликов. Подопытные животные
заболевали на 15—24 часа позже, чем контрольные.
Необходимым условием такого удлинения инкубации является опре-
деленное объемное количество вируса, а также заражение под твердую
мозговую оболочку в области выпуклой поверхности полушарий мозга.
Объем жидкости, в которой вводится вирус, должен быть не более 0,5
(лучше менее). Содержание самого вируса в этом объеме не играет суще-
ственной роли. Эмульсия может быть 1%, 2% и 3%. Важно, чтобы коли-
чество жидкости было не больше того, которое может удержаться благо-
даря капиллярности в узком, щелевидном пространстве между dura
mater и выпуклой поверхностью полушарий. Если то же количество
вируса ввести субокципитально и, кроме того, в большем объеме жид-
кости (3,0—4,0), то никакого удлинения инкубации не происходит. На-
оборот, при этом скорее отмечается даже некоторое ее укорочение. Здесь
повторяется явление, отмеченное выше в опытах с субарахноидальным
1 А. М. Ч е ш к о в. Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, 1927 г.
60
введением продуктов расщепления мозгового вещества после извлечения
большого количества цереброспинальной жидкости: последующий эффект
и ускоряется и усиливается.
Выяснилось также, что извлечение жидкости должно предшествовать
заражению. Все последующие извлечения не играют существенной роли.
Во всяком случае однократное или повторное извлечение цереброспиналь-
ной жидкости, начатое спустя 12—24 часа после заражения, уже не
оказывает влияния на продолжительность инкубационного периода
болезни.
Цереброспинальная жидкость, являясь средой мозга, служит одно-
временно и путем, по которому происходит распространение вируса. Одно-
го соприкосновения вируса с неповрежденной поверхностью мозга еще не-
достаточно для заражения.
Вирус, введенный в не-
большом объеме (3—5 ка-
пель) в опорожненный от
жидкости промежуток ме-
жду оболочками, не по-
ступает в мозг, а остает-
ся некоторое время на
месте. Накопляющаяся по-
степенно жидкость сдви-
гает его,и вирус получает
возможность распростра-
нения сначала в подобо-
лочечном пространстве, а
затем и по центральной
нервной системе.
Накопление церебро-
спинальной жидкости со-
Рис. 3. Введение кольца через разрез твердой мозго-
вой оболочки в переднем ее отделе.
вершается медленно. Кроме того, скорость накопления жидкости инди-
видуально вариирует в довольно широких пределах, почему наблюдав-
шееся нами запаздывание и было неодинаково. У одних животных оно
превышало сутки, у других ограничивалось часами. Несомненно, что
предрасположение к самой инфекции здесь не при чем, так как живот-
ные, зараженные в мозг обычным порядком, заболевают с удивительной
точностью, что называется «голова в голову».
Для окончательного решения вопроса об участии цереброспинальной
жидкости в распространении вируса бешенства по мозгу был поставлен
еще ряд следующих опытов (опыты моего сотрудника А. М. Ч е ш к о в а).
Мы задались целью отделить часть субдурального пространства и зара-
жать в такую изолированную камеру. Для этого мы воспользовались
одним наблюдением, ранее сделанным мною при операциях вживления
электродов в различные отделы головного мозга собаки. Было замечено,
что изолированный целлулоидом электрод, проходящий между dura
mater и поверхностью мозга, довольно быстро получает с ними сращения,
которые обычно ограничиваются областью электрода и не идут в сторону
за его пределы.
Из тонкой серебряной проволоки были изготовлены кольца и покрыты
слоем целлулоида. Операция производилась следующим образом.
Под наркозом мы обнажали боковую поверхность черепа и резеци-
ровали часть покровных костей в области височной ямы. Через разрез
твердой мозговой оболочки в переднем ее отделе вводилось кольцо и про-
61
Рис. 4. Положение кольца после зашивания твер-
дой мозговой оболочки.
двигалось по поверхности полушария назад к задне-верхнему углу кост-
ного дефекта, где и оставлялось свободно. Кольцо мы укладывали так,
чтобы часть его окружности находилась как раз рядом с задне-верхним
углом костного края. Это помогает впоследствии, когда твердая мозго-
вая оболочка значительно огрубеет, точно определить положение кольца
на поверхности мозга. Разрез в твердой мозговой оболочке зашивается
двумя-тремя швами. Затем зашивается m. platysma и кожа.
С помощью этого метода мы действительно несколько раз получили
замкнутую-по периферии щелевидную полость со стенками, состоящими
из dura mater с одной стороны и arachnoidea—с другой. Только в даль-
нейшем от серебряных колец мы отказались, так как они легко погружа-
ются в мозговое вещество, образуя пролежень. Проволока была заменена
бумажной или шелковой нитью, пропитанной целлулоидом. При этом
очень облегчился и второй момент—введение кольца под твердую обо-
лочку, что нужно произ-
водить без всякой травмы
окружающих частей.
Уже в течение 15—20
дней сращения по окруж-
ности кольца становят-
ся достаточно прочными.
Спустя указанный срок
мы делали разрез мягких
тканей до твердой мозго-
вой оболочки, которая к
этому времени значитель-
но утолщается. Последнее
обстоятельство позволяет
провести изогнутую под
углом иглу шприца через
твердую мозговую оболоч-
ку в косом направлении. Благодаря этому введенное в камеру вещество
после удаления иглы не может вылиться обратно. Проведение иглы через,
толщу durae должно совершаться возможно более осторожно, так как
самое незначительное ранение arachnoideae достаточно для того, чтобы
вирус проник непосредственно в мозг. Лучше всего пользоваться коль-
цом спустя 15—20 дней после первой операции. До этого срока сращения
еще недостаточно прочны. Нехорошо также, если операция образования
изолированной камеры произведена за 1%—2 месяца до заражения. При
этом почти всегда образуются вторичные сообщения, в виде извитых
каналов, между полостью камеры и остальной частью субдурального
пространства. После введения вируса 1 игла извлекается и кожная рана
зашивается.
В результате оказалось, что инкубационный период при этом во мно-
гих случаях растягивался. Даже если сращения недостаточно прочны,,
можно видеть удлинение инкубации на 1—5 дней.
В одном случае инкубация достигла 90 дней.
Интересно, что вирус, пробывший в изолированной камере такой дол-
гий срок, изменил некоторые свои биологические свойства. Так эмульсия
мозга этой собаки тотчас после ее смерти была привита в мозг кролику.
1 1%, 2% или 5% эмульсия virus fixe вводится в количестве 0,2. При изготовлении
эмульсии все более крупные крошковатые кусочки непременно удаляются.
62
Кролик заболел через 18 дней. Мозг этого кролика, привитый другому,
вызвал заболевание с инкубацией в полных 5 дней. И только третья при-
вивка дала у кролика нормальную для ленинградского вируса инкуба-
цию в неполных 4 дня. Пребывание вируса (virus fixe) в течение столь
долгого срока в изолированной камере имело своим последствием изме-
нение его свойств. В соответствии с этим и картина болезни у собаки,
от которой был взят этот вирус, была не вполне обычна. В протоколе
наблюдения у нас отмечены двигательное возбуждение и клонические
судороги. Таким образом болезнь представляла как бы промежуточную
форму между обоими видами бешенства—«фиксированным» и «уличном».
Этими опытами устанавливается также, что неповрежденная паутин-
ная оболочка мозга является препятствием для проникания вируса.
Если при инъекции вируса в нашу камеру паутинная оболочка оказы-
валась поврежденной, то никакого удлинения инкубации не происходило,
и собаки заболевали, как обычно, на б-й день. Отсюда явствует, что для
заражения вирус должен сдвинуться с места введения, проникнуть в це-
реброспинальную жидкость и вместе с ней достигнуть того пункта, откуда
он может вступить в мозг. Пункт этот находится вероятно не на выпуклой
стороне полушарий мозга, а на его основании, там, где более крупные
сосуды с поверхности погружаются в вещество мозга, впячивая впереди
себя паутинную и мягкую мозговые оболочки. Таким путем и образуются
вокруг мозговых сосудов упоминавшиеся выше адвентициальные щели,
доступные для цереброспинальной жидкости.
Подводя итоги всем этим данным, можно было бы сделать заключение,
что циркуляция цереброспинальной жидкости в мозгу и его подоболо-
чечных пространствах играет роль в развитии бешенства. Однако было
бы преждевременным только на этом основании строить представление
о патогенезе процесса.
Я не буду теперь задерживаться на этом предмете. При изложении
других материалов еще неоднократно придется к нему возвращаться.
Основной задачей этой главы было показать, что в развитии некоторых
патологических процессов в мозгу, в том числе столбняка и бешенства,
цереброспинальная жидкость и условия ее циркуляции могут играть
роль. Для представления этой стороны предмета современная физиоло-
гия не располагает достаточным количеством точных данных. В резуль-
тате мы встретились с необходимостью начать серию специальных иссле-
дований по вопросу о циркуляции цереброспинальной жидкости в мозгу
и его подоболочечных пространствах.
ЦИРКУЛЯЦИЯ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ
ЖИДКОСТИ В МОЗГУ, ЕГО ПОДОБОЛО-
ЧЕЧНЫХ ПРОСТРАНСТВАХ И НЕРВАХ
ВОПРОС О СВЯЗИ ПОДОБОЛОЧЕЧНЫХ ПРОСТРАНСТВ
МОЗГА С ЛИМФАТИЧЕСКОЙ СИСТЕМОЙ
Вопрос об образовании цереброспинальной жидкости, циркуляции
и выделении ее из района мозга принадлежит к труднейшим в физио-
логии. Несмотря на большое количество исследований, начатых еще
Швальбе (Schwalbe, 1869) и продолженных классическими рабо-
тами К е й и Ретциуса (Key u. Retzius), даже морфологическая
сторона дела остается далеко невыясненной. Так, роль Пахионовых
грануляций, наличие и строение периваскулярных, перицеллюлярных
и адвентициальных пространств, циркуляция по ним, источники и меха-
низм образования спинномозговой жидкости, переход ее из подпаутин-
ного пространства в кровеносную и особенно лимфатическую систему—
все это вопросы, которые и для современного исследователя предста-
вляются проблемами, далекими от разрешения.
Считается, что субарахноидальное пространство есть коллектор, куда
собирается цереброспинальная жидкость из разных отделов мозга и от-
куда начинается ее выделение. Однако оно не имеет прямых, анатомически
оформленных связей ни с кровеносной, ни с лимфатической системой тела.
В сторону мозга оно, напротив, продолжается в виде особых каналов,
идущих вдоль кровеносных сосудов мозга, окружая их. Каналы эти
носят название адвентициальных влагалищ и развиваются в эмбрио-
нальном периоде при врастаниях кровеносных сосудов внутрь мозгового
вещества из мезенхимы, окружающей нервную трубку [Роби н-В и р-
х о в с к и е (Robin-Virchow) пространства]. При этом кровеносные со-
суды как бы одеваются оболочками мозга, впячивая их впереди себя.
Мягкая и паутинная оболочки между собой не вполне срастаются и обра-
зуют щелевидные каналы, доступные для цереброспинальной жидкости.
Таким образом наружной стенкой этих щелей, прилегающей непосред-
ственно к мозговому веществу, является продолжение мягкой мозговой
оболочки. Внутренняя же стенка, лежащая на кровеносном сосуде, есть
продолжение паутинной оболочки [Кушинг (Cushing)]. Клетки этих
оболочек замещаются в веществе мозга клетками невроглии, и адвенти-
циальные пространства таким образом входят в интимное сообщение
с нервными элементами внутри мозга. Кроме этих каналов, ведущих
в глубь мозгового вещества, в заднем мозговом парусе наблюдаются сооб-
щения субарахноидального пространства с мозговыми желудочками
[отверстия Маженди (Magendi) и Л ю ш к a (Luschka)] х.
Согласно мнению многих авторов движение цереброспинальной жид-
кости внутри мозгового вещества совершается по направлению к суб-
1 Отверстия эти отсутствуют в раннем возрасте, а иногда и у взрослых. Вообще же
они могут быть наблюдаемы лишь по удалении plexus chorioideus.
5*	67
арахноидальному пространству, а не наоборот. К такому заключению
пришли еще первые исследователи этого вопроса—Ш вальбе, Кей
и Ретциус, считавшие субарахноидальное пространство началом
выделительной системы из района мозга. В новейшее время того же мне-
ния придерживаются и другие авторы. Согласно данным, полученным
Штерн, вещества, введенные в мозговые желудочки или в самый мозг,
непременно проникают оттуда в жидкость субарахноидального простран-
ства. Кроме того вещества, введенные в субарахноидальное пространство,
скорее появляются в крови, чем после введения их в систему желудоч-
ков мозга.
Многочисленные опыты, касающиеся этого же вопроса, были постав-
лены американским анатомом У и д о м (Weed) и его школой. Автор
пользовался специальным методом прижизненной инъекции субарахно-
идального пространства и установил, что по направлению к нему дви-
жется не только жидкость мозговых желудочков, но и жидкость адвенти-
циальных (периваскулярных) щелей. Далее У ид показал, что вещества,
введенные в субарахноидальное пространство, могут проникнуть в адвенти-
циальные щели, т. е. внутрь мозга, только при искусственном и весьма
значительном повышении давления (50—100 мм ртутного столба). Такое
давление может совершенно изменить направление токов цереброспиналь-
ной жидкости. Если же инъекцию, хотя бы и длительно, совершать при
нормальном, низком давлении (5—10 мм ртути), то вводимые вещества
н е проникают внутрь адвентициальных влагалищ, а следовательно,
и внутрь мозга. Таким образом, субарахноидальное пространство яв-
ляется внешним для мозга не только топографически.
Выделение отсюда идет уже в двух направлениях: в венозное и в лим-
фатическое русла. Есть основания полагать, что выделение в крове-
носную систему совершается и через субарахноидальное пространство
(Ш вальбе, Кей, Ретциус, Уид и Кушинг) и непо-
средственно в мельчайшие вены внутри мозгового вещества [Cenn(Sepp)].
С е п п вообще не соглашается с приведенными выше взглядами
на субарахноидальное пространство как на начало выделительной си-
стемы мозга. Сопоставляя взгляды и опыты различных исследователей,
он считает этот вопрос освещенным противоречиво. Автор строит свою
теорию выделения, основанную на изучении строения мозговых сосудов
и законах гидродинамики. Кроме С е п п а и некоторые другие отри-
цают за субарахноидальным пространством с его Пахионовыми грануля-
циями роль выделительного органа [Мотт, Папилиан и Ж и п-
п a (Mott, Papilian u. Jippa)].
Кей и Ретциус на основании своих экспериментов считали,
что цереброспинальная жидкость, помимо указанных путей, вытесняется
еще и в периневральные щели всех нервных стволов. Отсюда она пере-
ходит в клетчатку, их окружающую, и дальше поступает в настоящие
лимфатические сосуды общей лимфатической системы тела. Опыты эти
вызвали справедливое возражение Тестю (Testut), указавшего, что при
посмертных инъекциях авторы развивали в подоболочечных простран-
ствах мозга столь высокое давление, какого в физиологических усло-
виях никогда здесь не бывает. Нужно сказать, кроме того, что в опытах
Кея и Ретциуса, даже при этих исключительных условиях, инъек-
ционная масса продвигалась по нервным щелям далеко не всех черепно-
мозговых нервов (п. п. olfactorius, opticus, acusticus, facialis). В нервах же
спинномозговых ее обычно можно было видеть только до ближайшего
межпозвоночного узла. Но это есть место, где оболочки еще неплотно
68
охватывают нервный ствол, образуя как бы боковые выросты из общего
мешка.
В последнее время произведено много новых исследований этого
вопроса. К их числу относятся работы упомянутого выше американского
исследователя У и д а, который также смотрит на периневральные
щели как на нормальные пути оттока из субарахноидального простран-
ства. У и д предложил свою методику изучения путей выделения из суб-
арахноидального пространства и вообще циркуляции цереброспиналь-
ной жидкости. Я позволю себе несколько подробнее остановиться
на этом методе, так как ясное представление о нем имеет существенное
значение для правильной оценки полученных результатов.
Прежде всего, У и д отказался от инъекции на трупах и от всех
нерастворимых инъекционных масс. Он отказался также от искусствен-
ного, чрезмерного повышения давления при инъекциях. В качестве инъек-
ционной массы он берет 1% изотонический раствор железо-аммониевой
соли лимонной кислоты и железисто-синеродистого калия. Самую инъекцию
он производит на живом животном, которому, после ламинэктомии,
обнажает и рассекает на той или иной высоте спинной мозг вместе с оболоч-
ками поперечно. Перед этим, вне оболочечного мешка, перевязываются
лигатурой и перерезаются ближайшие спинномозговые нервы. Dura
mater оттягивается по мозгу кверху и отворачивается в виде манжетки.
Обнажившийся таким образом участок спинного мозга вновь отсекается
поперечно, и манжетка из dura mater опускается вниз. В образовавшееся
между концами перерезанного мозга и оболочками пространство У и д
ввязывает канюлю, через которую в течение нескольких часов и про-
изводит инъекцию своего раствора под давлением в 100—120 мм
воды.
После смерти животное вскрывается и помещается на сутки в крепкий,
подкисленный соляной кислотой формалин, под влиянием которого
из солей выпадает берлинская лазурь. Распределение мельчайших кусоч-
ков берлинской лазури в мозгу и окружающих частях изучается макро-
и микроскопически. У и д полагает, что в этих условиях опыта инъици-
руемая жидкость, смешавшись с цереброспинальной, циркулирует по
естественным путям последней. Таким образом нахождение где-либо
частичек берлинской лазури должно свидетельствовать о нормальной
функциональной связи этого места с подоболочечными пространствами
мозга.
Пользуясь этим методом, У и д обнаружил берлинскую лазурь на
всем протяжении субарахноидального пространства, включая Пахионо-
вы грануляции, в венозных синусах, в венах костей черепа, в оболочках
мозга, в клетчатке и лимфатических узлах шеи и в других узлах, располо-
женных вблизи позвоночного столба; кроме того, в периневральных
пространствах всех черепномозговых нервов и в слизистой оболочке
полости носа. Как выше было уже указано, при давлении инъицируемой
жидкости в 5—10 мм ртути ему не удавалось обнаружить берлинскую
лазурь в желудочках мозга и адвентициальных пространствах его. На ос-
новании этих данных, У ид полагает, что внутри мозгового вещества ток
цереброспинальной жидкости совершается по направлению к субарах-
ноидальному пространству. Отсюда же выделение происходит в крове-
носную систему через Пахионовы грануляции и в лимфатическую через
периневральные пространства черепномозговых и спинномозговых нервов.
Вначале, приступая к работе по' изучению выделения из подоболочеч-
ных пространств мозга, мы пользовались методикой, предложенной
69
У и д о м (опыты моего сотрудника М. С. Спиров а)1. Свои исследо-
вания он произвел на живых животных и на трупах (человеческие эм-
брионы разных возрастов). При этом, помимо инъекции мозга и оболочек,
было получено пропитывание введенными солями костей черепа, костей
и связок позвоночного столба и клетчатки вокруг крупных кровеносных
сосудов и нервов на шее. Кроме того, частички берлинской лазури нахо-
дились в просвете и стенках кровеносных сосудов отдаленных областей
тела, в параганглиях, почках, мочеточниках и т. д. Отсюда возникло
подозрение, что упомянутый раствор двойной соли обладает свойством
диффузно пропитывать ткани, окружающие место инъекции. В особен-
ности резко это сказывается при работе на мертвом материале. Попе-
речная перерезка спинного мозга также дает возможность вводимой
жидкости проникать в открытые рассечением кровеносные сосуды.
С п и р о в у однажды пришлось видеть, как ртуть, которой он произ-
водил инъекцию, прошла отсюда в вены позвоночного столба и даже
в вены, расположенные за его пределами.
Таким образом данные, полученные при работе с этим методом, не все
могут быть признаны равноценными. Если, при наличии указанных
выше условий, вводимое вещество не обнаруживается в адвентициальных
щелях, то это, действительно, указывает, что проникание его внутрь
мозга затруднено. Что же касается взгляда на периневральные щели
всех черепномозговых и спинномозговых нервов как на нормальные
пути оттока цереброспинальной жидкости, то его нельзя считать доста-
точно убедительным. В этом отношении вопрос остается попрежнему
открытым. Проникание вводимых в субарахноидальное пространство
инъекционных масс до ближайших к позвоночнику лимфатических узлов
видели многие авторы (Швальбе, Кей и Ретциус, Иоси-
фов, У и д и др.). Радецкий описывает лимфатические сосуды,
идущие от периневрия к пристеночным узлам, но не устанавливает
через них непосредственную связь подоболочечных пространств с лимфа-
тическими узлами. II а г н у с (Magnus) и его .школа, смачивая оболочки
мозга раствором Н2О2, показали наличие здесь лимфатических сосудов,
но так же, как и другие, не могли проследить дальнейшего их хода. Как
бы то ни было, все сходятся на том, что отграниченных и организованных
путей, связывающих подоболочечные пространства мозга с кровеносной
и лимфатической системами тела, до настоящего времени не найдено.
Заинтересованные этими вопросами, мы начали серию исследований,
сосредоточив в первое время свое внимание на путях оттока в лимфати-
ческую систему, так как и морфология и физиология этих путей являются
наименее изученными. При этом нам пришлось соответствующим образом
изменить и методику.
1 М. Спиров. Русск. архив анатомии, гистологии и эмбриологии, т. б,
в. 2, 1927.
НАШИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ВОПРОСУ О СВЯЗИ ПОД-
ОБОЛОЧЕЧНЫХ ПРОСТРАНСТВ МОЗГА С ЛИМФАТИ-
ЧЕСКОЙ СИСТЕМОЙ
Субарахноидальное пространство является общим для головного
и спинного мозга. Целый ряд данных, отчасти приведенных выше, застав-
ляет думать, что у высших животных область головного мозга поставлена
в лучшие условия в смысле организации выделения, чем область спинного.
Левандовский (Lewandowsky) в остром опыте на животных
разъединял головной и спинной мозг вместе с его оболочками и отметил,
что при этом весьма сильно задерживается переход в кровь веществ,
введенных в подоболочечные пространства спинного мозга. Можно от-
сюда допустить, что в норме спинной мозг отчасти пользуется выделитель-
ными аппаратами, расположенными в области головного. Во многих
отношениях было бы важно разделить субарахноидальное пространство
не в остром, а в хроническом опыте и заставить, таким образом, спинной
мозг приспособиться к пользованию только своими выделительными
аппаратами.
Осуществить эту задачу мне удалось, исходя из следующего простого
принципа: всякое инородное тело, помещенное в серозную полость, сра-
стается с ее стенками. Субарахноидальное пространство этими свойствами
серозной полости обладает. Если какому-либо инородному телу придать
форму кольца и поместить его вблизи границы продолговатого мозга со
спинным, обведя его вокруг последнего, то оно должно срастись с оболоч-
ками (pia, arachnoidea et dura). После ряда технических затруднений
мы выполнили эту задачу. Подробности методики изложены в статье
моего сотрудника И. А. П и г а л е в а1. Укажу только, что главные
затруднения мы встретили в двух отношениях. Первое—это кровотече-
ние. Для операции мы избрали у собаки область 2-го шейного позвонка,
чтобы отграничить, по возможности, весь оболочечный мешок спинного
мозга. При распиле задней стенки (дуги) этого позвонка легко ранятся
позвоночные сосуды (arteria et vena vertebrales). Кровотечение это настоль-
ко трудно остановить по ряду анатомических и технических условий,
что его появление служит почти верным сигналом неудачной операции.
Этого осложнения мы научились избегать путем применения косого рас-
пила дуги 2-го позвонка и последующего выкусывания боковой стенки
позвоночного канала щипцами Люэра.
Второе осложнение—это проведение «кольца» вокруг спинного мозга.
Момент этот технических трудностей не представляет. И, однако, при
насилии или торопливости, животное внезапно погибает, сделав 2—3 судо-
рожных «терминальных» дыхательных движения, что объясняется, конечно,
1 J. Р i g а 1 е w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., Bd. 61, H. 1—2, 1928.
71
интимной близостью продолговатого мозга. Для избежания этого необхо-
димо обводить «кольцо», не приподнимая мозга из его ложа.
В начале работы даже те случаи, которые на операционном столе
оканчивались благополучно, давали осложнения в виде последователь-
ных спастических явлений в области туловища и конечностей. Такие
собаки оказывались непригодными для некоторых дальнейших опытов,
например для работы с вирусом бешенства или столбнячным токсином.
Рис. 5.
Рис. 6.
Рис. 7.
Рис. 5, 6, 7. Три момента операции наложения мышечного кольца на спинной мозг.
Тогда шелковую нить, которую мы употребляли в первое время, мы за-
менили тонкой полоской из мышцы (материал значительно более мяг-
кий). Кроме того мы стали обводить ее вокруг мозга возможно более
деликатным образом. Вскоре мы имели собак, которые уже через несколь-
ко дней совершенно оправлялись и в дальнейшем ничем не отличались от
нормальных. В ряде случаев при этом действительно было достигнуто
разъединение не только субарахноидального, но и субдурального простран-
ства, ибо рубец проникал кнаружи от паутинной оболочки, спаивая
72
последнюю с твердой. Вводя под разным давлением окрашенные инъек-
ционные массы в субарахноидальное пространство спинного мозга, мы
могли убедиться в его полной замкнутости.
На таких животных и были начаты наши опыты. Мы рассчитывали,
что спинной мозг, лишенный возможности пользоваться выделительными
аппаратами головного, компенсаторно расширит нормально существую-
щие у него пути выделения и тем самым сделает их более доступными изу-
чению.
Для инъекции мы отказались также от поперечной перерезки спинного
мозга с образованием манжетки из твердой мозговой оболочки. Мы про-
изводили ламинэктомию последнего поясничного позвонка и части задней
стенки крестца, обнажая хвостовой конец оболочечного мешка. По вскры-
тии оболочек вводили канюлю в субарахноидальное пространство ниже
спинного мозга, укрепляя ее лигатурой к оболочкам. В качестве инъек-
ционной массы употреблялась китайская тушь, соответствующим образом
приготовленная и «отмученная»;
Первые исследования поэтому вопросу принадлежат сотруднику моему
Г. Ф. Иванову1, в работе которого можно найти как технические
подробности методики исследования, так и соответствующую литера-
туру.
Вначале мы провели несколько опытов на свежих трупах нормальных
собак. Инъекция производилась в течение 1—2—3 дней под давлением
30—50 см водного столба. При этих условиях в подпаутинное про-
странство собаки среднего веса за сутки входит 25,0—30,0 взвеси туши.
Затем следовало вскрытие и макро-, а также микроскопическое изучение
материала.
В дальнейшем было поставлено несколько острых опытов с введением
туши в субарахноидальное пространство живым собакам. Наконец, целый
ряд исследований был произведен на свежих трупах животных, у кото-
рых подоболочечные пространства заранее были разобщены описанным
выше кольцом.
Полученные при этом результаты качественно совершенно одина-
ковы, разница только в интенсивности, и поэтому я позволю себе
привести их в общем обзоре.
Прежде всего обращал на себя внимание тот, уже известный факт,
что значительная часть туши задерживалась паутинной оболочкой.
Количество туши, захваченной клетками arachnoideae, во много раз
больше, чем количество туши, фиксированной на поверхности мозга.
Замечательно, что в опытах, где канюля случайно проникла не в субарах-
ноидальное, а в субдуральное пространство, тушь в виде тонкой корочки
только лишь прилегала к поверхности arachnoideae, легко с нее снималась,
а не пропитывала ее. Таким образом по отношению к инородным, взвешен-
ным частицам, поведение клеток arachnoideae, обращенных в сторону
мозга, резко отличается от поведения клеток той же arachnoideae, обращен-
ных субдурально.
Факт этот отмечается впервые, вообще же захват посторонних частиц
мезотелиальными клетками arachnoideae известен давно (Швальбе).
На этом основании arachnoidea считается в значительной степени непро-
ницаемой для взвесей, введенных в подпаутинное пространство. Исклю-
чением являются особые участки ее, специально построенные и располо-
1 Г. Иванов. Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, 1927. Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 58, H. 1—2, 1927.
73
женные на определенных местах в районе головного (Пахионовы грану-
ляции) и спинного мозга [Эльман (Elmann)]. Но любопытно, что в наших
опытах лимфатические сосуды наружных частей твердой мозговой оболоч-
ки спинного мозга окрашивались именно тогда, когда тушь вводилась
субарахноидально, а не субдурально. В последнем случае тушь, как было
упомянуто, только прилегала к arachnoideae. Она, точно такимже образом,
только прилегала к dura mater, легко снималась с ее внутренней поверх-
ности и почти не была захвачена ее эндотелиальными клетками. Таким
образом инъекция тушью лимфатической системы твердой мозговой
оболочки достигается значительно лучше из пространства, стенки
которого считаются для туши непроницаемыми. Явление это можно
понять только при условии допущения специальных путей, связывающих
подпаутинное пространство с лимфатической сетью dura mater. Исследо-
вание под лупой промытой в воде и просветленной твердой мозговой
оболочки позволило обнаружить в ней большую сеть сосудов, связанных
между собой многочисленными анастомозами.
Следующим местом, где тушь легко и в больших количествах обнаружи-
вается макро- и микроскопически, являются лимфатические узлы,
и именно глубокие узлы, лежащие вблизи дорзальной стенки туловища—
мезентериальные, межреберные и глубокие шейные. Часто узлы бывают
просто забиты тушью. Иногда она обнаруживалась и за пределами этой
первой цепи глубоких узлов. Так в некоторых случаях частички туши
или синьки можно было проследить до паховых лимфатических узлов,
а также до узлов брызжейки кишок, с одной стороны, и до ductus tho-
racicus—с другой.
Последнее наблюдалось именно тогда, когда инъекция производилась
на собаках, предварительно оперированных описанным выше способом.
Как мы и ожидали, при этих условиях спинной мозг действительно
компенсаторно расширяет свои отводящие пути. При инъекции тушью
свежих трупов таких собак наполнение упомянутых частей лимфатической
системы совершается быстрее и полнее. При инъекции трупов нор-
мальных собак мы редко видели частички туши в лимфатических узлах
брызжеек кишок и только в весьма малом количестве. Здесь же импрег-
нация этих образований иногда достигала интенсивно черного цвета.
Кроме того, в тех шести опытах, когда несмотря на наложение кольца
не произошло полного разделения оболочечного мешка на головной
и спинной отделы, мы могли обнаружить частички туши лишь в узлах
дорзальной стенки туловища.
К сказанному нужно прибавить, что возможность попадания части-
чек туши в отдаленные лимфатические образования через кровеносную
систему тела исключалась рядом опытов с предварительной перевязкой
аорты полых вен и ductus thoracicus.
Вторым обстоятельством, заставлявшим склониться к признанию
прямой анатомически оформленной связи подоболочечных пространств
мозга с лимфатической системой тела, является то, что несколько раз
мы видели частично инъицированные тушью лимфатические сосуды
в брызжейке кишок, в воротах селезенки и в паренхиме поджелудочной
железы. Однажды в хвостовом отделе поджелудочной железы мы получили
инъекцию всей лимфатической сети (опыты моего сотрудника В. С. Гал-
кина).
Из других органов, расположенных на дорзальной стенке туловища,
тушь часто обнаруживалась в надпочечниках, а также в толще lig. longi-
tudinale posterius на телах позвонков.
74
Проникание туши под оболочки нервов мы видели только на протяже-
нии n. n. optici, olfactorii, acustici et facialis.
Промежуточных путей, организованных в виде лимфатических сосу-
дов, между твердой мозговой оболочкой и ближайшими к ней глубокими
лимфатическими узлами в первом периоде работы обнаружить нам не уда-
лось. Но в дальнейшем (опыты моих сотрудников Г. Ф. Иванова
и К. В. Р о м о д а н о в ского1), когда инъекционной массой служила
краска Герота (Gerota), приходилось видеть, что уже на глазах через
5 минут от начала инъекции глубокие забрюшинные лимфатические
узлы окрашивались в голубой цвет. В части приводящих лимфатических
сосудов, на некотором протяжении от лимфатических узлов, также была
обнаружена краска.
При непосредственной инъекции туши в лимфатические узлы дор-
зальной стенки туловища К. В. Ромодановскому удавалось
иногда получать обратную инъекцию приводящих сосудов, направляю-
щихся отсюда к позвоночному каналу. Но эта инъекция также была
лишь частичной.
Эти данные были получены не только на трупах, но и на живых собаках,
которым тушь вводилась в тех же условиях под наркозом.
Задачей дальнейшего исследования являлось более точно установить
пути, связывающие субарахноидальное пространство с ближайшими
лимфатическими образованиями на периферии (узлы брызжеек, шейные,
бронхиальные, паховые). Эта работа могла итти только по пути ме-
тодического усовершенствования, куда и были направлены наши уси-
лия.
Сотрудникам моим К. В. Ромодановскому и Г. Ф. Ива-
нов у удалось уловить новый ряд условий, значительно улучшив-
ших результаты инъекций. Они обратили внимание на то, что при дли-
тельных инъекциях вода быстро всасывается, а тушь остается, заполняя
субарахноидальное пространство в виде плотной корочки и создавая
препятствия ее дальнейшему выхождению из субарахноидального про-
странства.
При попытках устранить указанное явление выяснилось, что оно
связано с концентрацией того раствора, на котором готовится эмульсия
туши. Если эмульсию сделать на дестиллированной воде, то вода быстро
всасывается и тушь сгущается, отвердевая в виде корочки. Если вместо
воды взять раствор Рингера (Ringer), то загустение туши значительно
меньше. Если же раствор Рингера берется в двойной концентрации, то за-
густения туши уже вовсе не происходит. Она остается жидкой. При упот-
реблении такой взвеси получается наилучшая инъекция.
Пользуясь этой инъекционной массой, удалось в значительной степени
сомкнуть отдельные звенья лимфатической цепи, заполнив пробелы
между ними.
Еще в первом периоде работы мы видели проникание туши из субарах-
ноидального пространства в лимфатические щели и сеть лимфатических
капилляров твердой мозговой оболочки. При новых условиях удавалось
уже отметить тонкие лимфатические сосуды, отходящие в различных ме-
стах от наружной поверхности durae matris. Они расположены в клетчатке
эпидурального пространства спинного мозга. Особый интерес представ-
ляют те из них, которые занимают совершенно определенное место. Эти
1 G. Iwanow и. К. Romodanowski.1 Zeitschr. f. d. ges. exp. Med.,
B. 58, H. 3—5, 1927; Русск. арх. анат., гистол. и эмбриологии, т. 6, в. 2, 1927.
75
сосуды начинаются на наружной поверхности durae matris в том месте,
где к ней подходят Ugg, denticulata,
В дальнейшем мы имели возможность видеть, что lig. denticulatum
действительно играет какую-то особую роль в процессе захвата посторон-
них частиц из подоболочечного пространства мозга. Так, по ходу другого
исследования сотрудник мой Н. Н. Н и к и т и н вводил 1% раствора
Trypanblau в одно из полушарий головного мозга живой собаки. Краска
инъицировалась в количестве 1—3 капель через маленькое трепанационное
отверстие, дающее возможность продвинуть в мозг иглу. При этом через
раневой канал часть краски вытекает обратно и размазывается по поверх-
ности соответствующего полушария. Чтобы избежать этого, некоторые
опыты были поставлены на собаках, которым предварительно под твердую
мозговую оболочку закладывалось кольцо из бумажной нити, пропитан-
ной целлулоидом (методика описана выше). Инъекция краски произво-
дилась в толщу полушария таким образом, что игла проникала в глубину
внутри кольца, через изолированную камеру. В тех случаях, когда сраще-
ние кольца с прилежащими тканями было полным, краска не проникала
в общую часть субдурального пространства и избыток ее задерживался
в камере. Избежать растекания краски по субарахноидальному простран-
ству понятно нельзя, так как оно не плоско, а опускается в глубину всех
борозд.
Указанные инъекции собаки переносят тяжело. Они делаются вялыми
и обычно погибают в течение 20—30 часов. При вскрытии краска обнару-
живается в цистернах и бороздах мозга на всем протяжении взятого
для опыта полушария. Все эти части окрашены интенсивно и тем больше,
чем ближе они находятся к месту инъекции. Соответствующие части
противоположного здорового полушария также содержат краску, но уже
в значительно меньшем количестве. В районе спинного мозга arachnoi-
dea окрашивается в слегка голубоватый цвет, но обычно только в шейном
отделе. Ниже интенсивность окраски быстро убывает и, начиная с груд-
ного отдела до хвостового конца, мозг и его оболочки остаются белыми.
Что же касается lig. denticulatum, то она оказывается окрашенной
на всем своем протяжении до конца спинного мозга и резко выделяется
на белом фоне его в виде симметричной интенсивно синей полоски. Любо-
пытно, что при этом почти незаметно, чтобы окраска ее бледнела по мере
удаления от головного конца. Степень окраски на обеих сторонах тела
так же не зависит от того, с какой стороны,—справа или слева, была
введена краска в полушарие. Обе lig. denticulata бывают окрашены всегда
одинаково.
Lig. denticulatum представляет собой производное arachnoideae.
Последняя на всем своем протяжении обладает способностью захватывать
из цереброспинальной жидкости различные, взвешенные в ней посторонние
частицы. Эта способность, как мы видели, особенно энергично осуществля-
ется теми ее элементами, которые обращены в субарахноидальное (арах-
ноидальное) пространство. Но оказывается, что даже здесь части, входя-
щие в состав lig. denticulatum, выделяются по степени участия в общем
процессе.
В приведенных опытах было отмечено еще и следующее: lig. denticula-
tum, как известно, отдельными своими зубцами прикрепляется к внутрен-
ней поверхности durae в промежутках между местами выхода нервных
корешков. При осмотре пунктов ее прикрепления мы несколько раз отме-
чали, что в окружности их dura mater также окрашена в голубовато-
синий цвет. Следовательно, здесь имеется не только захват краски элемен-
те
тами lig. denticulatum, но и передача ее в район твердой мозговой оболочки.
Если вспомнить, что в этом же месте, но на наружной поверхности durae
мы находили тонкие лимфатические стволы, то объединение всех
явлений в один общий процесс напрашивается само собой.
В случаях, когда хорошо инъицировались периферические лимфати-
ческие узлы, тушь можно было обнаружить и в ductus thoracicus. На тру-
пах животных, которые, после удачной инъекции, в течение ряда дней
вымачивались в текучей воде, происходило значительное обесцвечивание
тканей. Здесь мы также видели окрашенные тушью тонкие лимфатические
сосуды в брызжейке и в воротах селезенки. В части случаев отмечена инъек-
ция gland, thymus и подходящих к ней лимфатических сосудов.
Что касается инъекции периневральных щелей и пространств череп-
ных и спинных нервов, то и в условиях новой методики результат был
получен тот же. В черепных нервах распространение туши под оболочками
(на всем их протяжении) наблюдалось только в n. n. opticus, acusticus
и olfactorius. В последнем тушь достигала концевых разветвлений нервов,
заполняла лимфатическую сеть слизистой оболочки носа, переходила
на ее поверхность и вытекала из ноздрей. Это явление на трупах животных
отмечалось уже некоторыми исследователями. Кей и Ретциус
(Key u. Retzius), У и д (Weed). Баум и Траутман (Baum u. Traut-
mann) описали особые ямки и stomata на поверхности слизистой оболочки
носовой полости, через которые и происходит выделение инъекционной
жидкости из лимфатической сети.
Из других черепных нервов тушь мы видели под оболочками n. facialis
на протяжении до ganglion geniculi. Но и в новых методических условиях
нам не пришлось видеть проникания туши из субарахноидального про-
странства под оболочки других нервов дальше, чем до межпозвоночного
узла. Обычно тушь не распространялась даже и до этого места, а достигала
лишь половины протяжения между мозгом и межпозвоночным узлом. Толь-
ко в случаях, когда применялось высокое давление и наблюдались разрывы
и подтеки туши, последняя выходила иногда за пределы межпозвоночного
узла. Таким образом на основании своих исследований мы не можем
признать, что периневральные щели большинства черепных и всех спин-
номозговых нервов являются постоянными и нормальными путями оттока
из района мозга и его подоболочечных пространств.
В дальнейшем, в опытах сотрудника моего П. Н. Ульянова1,
мы осуществили еще одну задачу. До того при инъекциях тушью субарах-
ноидального пространства у живой собаки мы обычно пользовались
однократным введением взвеси в количестве 4,0—6,0. Так мы поступали
и при субокципитальных инъекциях и при введении туши в хвостовой
отдел оболочечного мешка. В начале работы, когда мы употребляли жид-
кую продажную тушь, у животных развивались судороги и они быстро
погибали. Это заставило искать способов обезвреживания туши, чего
мы добились, заменив продажную жидкую тушь сухой китайской, которую
растирали в- растворе Рингера. В результате был получен действительно
безвредный препарат, который собаки переносили не только без судорог,
но и без каких-либо других видимых расстройств. Приготовленную
таким образом тушь П. Н. Ульянов в течение 30 дней ввел одной
собаке субокципитально 8 раз. За этот срок ей было инъицировано 43,0
взвеси туши. Инъекции были прекращены потому, что под конец при про-
1 П. Н. Ульянов. Арх. биол. паук, т. 29, в. 2, 1929; Zcitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 05, H. 5/6, 1929.
77
коле невозможно было получить цереброспинальную жидкость. Оболочеч-
ный мешок опустел и не было уверенности, что при инъекции тушь попадет
туда, куда нужно. При вскрытии тушь была обнаружена в ближайших
и отдаленных лимфатических узлах, которые оказались сильно увеличен-
ными в размерах и окрашенными в интенсивно черный цвет. Но, кроме
того, частички туши можно было видеть под оболочками многих кровенос-
ных сосудов и нервов за пределами позвоночного канала. Цереброспиналь-
ной жидкости в субарахноидальном пространстве не оказалось. Случай
может свидетельствовать об исключительной приспособленности подобо-
лочечных пространств мозга к выведению проникших туда посторонних
взвешенных частиц. По мере исчезания цереброспинальной жидкости
пассивное выведение вместе с током ее делалось все более затрудненным
и заменялось активным выведением туши фагоцитирующими элементами.
Таким образом объясняется нахождение частичек туши в виде отдельных
вкраплений в клетчатке всех расположенных по соседству органов (в кро-
веносных сосудах, нервах, костях). Собака была убита на четвертый день
после последней инъекции. Естественно, что несмотря на переполнение
тушью ближайших и отдаленных лимфатических узлов тушь не была
обнаружена в лимфатических сосудах, связывающих эти узлы. В другом,
остром опыте под наркозом, длившимся с перерывами 13 часов, д-р
Ульянов ввел собаке (постоянное давление в 30 см воды) 60,0 «гиперто-
нической» взвеси туши. Здесь лимфатические узлы дорзальной стенки
туловища также оказались увеличенными в 2—3 раза по сравнению
с нормой. Но и лимфатические сосуды были также хорошо инъицированы,
и, например, на шее, легко определялись в области главного сосудисто-
нервного пучка.
Впоследствии нам удалось внести еще несколько новых улучшений
в методику инъекции лимфатической системы из субарахноидального
пространства.
Работая над изучением генеза эпилептического припадка, мы заинте-
ресовались вопросом о том, в каком состоянии находится выделение
из подоболочечных пространств мозга во время приступа (опыты моего
сотрудника К. А. Ефимова1). С этой целью мы производили собаке
обычным способом субарахноидальную инъекцию продажной жидкой,
недиализированной туши (продажную тушь диализировать нельзя, так
как она при этом коагулирует и нацело выпадает). Как было упомя-
нуто, этот препарат сам по себе вызывает у собак судороги, часто заканчи-
вающиеся смертью. Контрольная собака получала то же количество
взвеси, приготовленной растиранием палочки китайской туши в рас-
творе Рингера. Такой препарат не вызывает судорог и вообще отлично
переносится. Тушь ей вводилась одновременно с подопытной собакой
и также субокципитально. В момент смерти подопытного животного
контрольное убивалось хлороформом и производилось вскрытие обоих.
Оказалось, что во время судорожного приступа выделение из под-
оболочечных пространств в лимфатическую систему резко повышается.
За два часа судорожного состояния большое количество туши выводится
уже за пределы мозга и проникает не только в ближайшие, но и в более
отдаленные лимфатические узлы. Особенно интересным является то, что
у живой собаки вскоре после начала судорог тушь начинает выступать
на поверхность слизистой оболочки полости носа и даже вытекает из нозд-
1 К. А. Ефимов. Жури. эксп. биол. и мед., №27, 1928; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 62, H. 5/6, 1928.
78
рей. Приведенный эксперимент устраняет сомнение в том, что мы имеем
здесь дело с нормально существующими путями выделения. На вскрытии
слизистая оболочка полости носа окрашена местами в интенсивно черный
цвет. При микроскопическом исследовании, произведенном Г. Ф. Ив а-
новым, тушь оказалась внутри лимфатических сосудов, образующих
в слизистой оболочке густую сеть. За тот же срок у контрольной собаки
лишь с трудом удается определить начало выхождения туши из района
мозга и отложение ее в ближайших лимфатических узлах.
После К. А. Ефимова эти опыты продолжал Г. Ф. И в а-
н о в1 и пришел к заключению, что для прижизненной инъекции лимфа-
тической системы из суб-
арахноидального простран-
ства едва ли .не наилучшей
методикой является соеди-
нение инъекции с искус-
ственно вызванным у жи-
вотного эпилептическим со-
стоянием. Особенно хорошо
при этом удается инъекция
лимфатической системы сли-
зистой оболочки полости
носа, а также лимфатиче-
ских сосудов на шее, сооб-
щающих эту оболочку с
глубокими шейными лим-
фатическими узлами.
Кроме того, наблюдается
и еще ряд явлений, кото-
рые без них отсутствуют.
Именно: тушь проникает в
желудочки мозга и спинно-
мозговой канал, в адвенти-
циальные щели кровенос-
ных сосудов мозга, внутрь
septum arachnoidale anterius
et posterius, в пери- и эндо-
невральные щели спинно-
мозговых узлов и нервов
Рис. 8. Прижизненная инъекция из субарахно-
идального пространства лимфатических сосудов
слизистой оболочки носа собаки.
кнаружи от узлов, а также в перинев-
ральные щели caudae equinae. Эти данные могут быть поставлены в связь
с значительным повышением внутричерепного давления, имеющим место
во время приступа.
Недавно д-р В. А. Чудносоветов (Казань) поставил ряд опы-
тов по тому же вопросу о связи лимфатической системы носовой полости
с субарахноидальным пространством. В методической части работы он
исходил из наших данных, но внес и добавления к ним. Так, для более
точного представления о характере сосудистой сети в полости носа, ко-
торая наливается тушью из субарахноидального пространства, он при-
менил двойную инъекцию. Это обстоятельство позволило ему наблюдать
одновременно две сосудистых сети в слизистой носа—кровеносную и лим-
1 Г. Иванов. Русск. арх. анатом., гистолог, и эмбриолог., т. 8, в. 2Г
1929; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 64, H. 3/4, 1929.
79*
фатическую. Опыты проведены на живых животных и на свежих трупах.
Результаты их вполне совпадают с теми, что видели мы.
Вторым, внесенным нами методическим улучшением при инъекциях
является повторное кровопускание. Опыт ставится так, что собака,
предварительно (за 12—15 дней) оперированная с наложением «кольца»
вблизи границы продолговатого и спинного мозга, укладывается на столе
(опыты моего сотрудника И. А. Пигалев а1). Общий наркоз. Ламин-
эктомия в области крестца. Канюля ввязывается в конец оболочечного
мешка, ниже конца спинного мозга, и резиновой трубкой соединяется
с воронкой, наполненной тушью. Давление 30—40 см воды. Затем по-
вторно устраиваются небольшие кровопускания. В результате начинается
известное при кровопотере усиление всасывания жидкостей в лимфа-
тическую систему. После того как собака погибает, инъекция продол-
жается уже на трупе в течение 16—20 часов. При этих условиях нам
удавалось инъицировать тушью лимфатические узлы брызжейки до са-
мой кишки. Особенно хорошо инъицируются узлы на месте перехода
тонкой кишки в толстую. В брызжейках других органов также можно
видеть тонкие лимфатические сосуды, частично наполненные тушью.
В последующих экспериментах (опыты моего сотрудника В. С. Г а л-
к и н а1 2), мы обратили внимание на значение места инъекции для ее
результата. Дело в том, что инъекция лимфатической системы, произве-
денная из субарахноидального пространства, даже в самых удачных
случаях никогда не бывает полной. Иногда хорошо наливаются лимфа-
тическая сеть полости носа и связанные с ней шейные узлы. В других
случаях то же мы наблюдали по отношению к брюшным органам. Лимфа-
тическая система грудной полости (узлы, сосуды) всегда инъицировалась
слабо. В узлах здесь нам еще приходилось отмечать краску, но в сосудах
мы ее не видали ни разу. Просматривая материал, мы убедились вскоре,
что лимфатические образования тела инъицируются из субарахноидаль-
ного пространства тем легче, чем ближе они расположены к месту инъек-
ции. Вероятнее всего считать, что при инъекциях давление в субарах-
ноидальном пространстве падает довольно быстро и в начале пути оно
больше, чем в конце. Мы в этом и убедились, поставив следующий опыт.
Свежий труп собаки был уложен горизонтально. Твердая мозговая обо-
лочка в шейном, грудном и поясничном отделах была обнажена и вместе
с паутинной вскрыта небольшими разрезами. Через них в субарахнои-
дальное пространство вводились специальные канюли, сделанные моим
сотрудником Н. А. Астаповым, и соединялись с вертикальными
стеклянными трубками. Инъекция производилась жидкой тушью через
четвертую канюлю, ввязанную в хвостовой конец оболочечного мешка.
Давление 30—50 см воды. Опыт показал, что в двух ближайших к месту
инъекции трубках уровень жидкости был приблизительно одинаков,
в отдаленной же он был заметно ниже. Высота столбиков во всех трех
трубках выравнивалась только через несколько часов, когда пути оттока
из субарахноидального пространства были уже забиты тушью и движе-
ние жидкости прекращалось.
В соответствии с этими данными мы изменили несколько и методику.
В прежних опытах мы вводили тушь или субокципитально (живой собаке),
или в хвостовой отдел оболочечного мешка (живой собаке и на трупе).
Теперь мы решили производить инъекцию на разных высотах спинного
1 I. Р i g а 1 е w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., В. 66, H. 3/4, 1929.
2 W. S. Galkin. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 74, H. 3 u. 4, 1930.
80
Рис. 9. Инъекция из субарахноидального про-
странства глубоких глоточных лимфатических
узлов и сосудов в области середины шеи на
свежем трупе нормальной собаки.
мозга, пользуясь канюлей Астапова или специальной, очень ма-
ленькой канюлей Делицына, предназначенной для инъекции межфас-
циальных промежутков и щелей.
Была поставлена серия экспериментов (опыты В. С. Галкина),
которые подтвердили на деле значение места инъекции и дали нам воз-
можность видеть несколько больше, чем прежде. Опыты ставились и на
нормальных собаках и на таких, которым предварительно производилось
разделение субарахноидального пространства при помощи операции
кольца.
При инъекциях в области середины шеи на свежем трупе нормальной
собаки мы видели тушь не только в лимфатической сети носовой полости,
но и в лимфатической сети
лобных пазух. Одновременно
получается хорошая инъекция
лимфатических узлов и сосу-
дов шеи.
Одно наблюдение заслу-
живает отдельного упомина-
ния. Тушь проникла справа
и слева в глубокие глоточ-
ные лимфатические узлы и
частично их окрасила. В верх-
ний полюс левого узла всту-
пал один лимфатический со-
суд, который поднимался вверх
позади подъязычного нерва к
слизистой оболочке носоглот-
ки. Сосуд на всем протяже-
нии отлично инъицирован. По
латеральному краю того же
левого глоточного узла в него
впадали три лимфатических
ствола, также отлично инъ-
ицированных. Эти стволики
на некотором протяжении рас-
полагались почти параллель-
но. Верхний из них шел от
основания черепа по внутрен-
ней сонной артерии. Два дру-
гих спускались сюда из области поперечных отростков III и IV шей-
ных позвонков. Из сосудов, проходящих к правому глоточному узлу,
налились лишь два верхних—один из области носоглотки, другой
по ходу сонной артерии (рис. 9). Сегментарное расположение лим-
фатических стволов, подходящих к глоточному узлу, может гово-
рить о том, что и сам этот узел также имеет сегментарное происхо-
ждение и эмбриологически представляет собой конгломерат отдельных
узлов, слившихся вторично. Об этом косвенно свидетельствуют и его раз-
меры и вытянутая, удлиненно овальная форма.
В дальнейших опытах этой серии нам удалось, наконец, добиться хо-
рошей инъекции лимфатической системы и грудной полости. В этих слу-
чаях инъекция производилась из шейного отдела субарахноидального
пространства свежих трупов собак, предварительно оперированных с на-
ложением кольца.
6 А. Д. Сперанский
81
Вот данные одного из протоколов: «тушь осела в лимфатических узлах,
лежащих цепочкой по обеим сторонам трахеи и на бифуркации, окрасила
эти узлы в интенсивно черный цвет и заполнила тонкие лимфатические
сосуды, соединяющие узлы друг с другом. В то же время в брюшной по-
лости налились только забрюшинные поясничные узелки по одному с
каждой стороны. Узлы и лимфатические сосуды шеи были совершенно
свободны от туши» (рис. 10).
Вообще говоря, инъекция лимфатического аппарата шеи из субарах-
ноидального пространства стоит 'в прямой зависимости от инъекции
Рис. 10. Инъекция
лимфатической систе-
мы средостения со-
баки из шейного
отдела субарахнои-
дального простран-
ства.
лимфатической сети носа. Это отмечали мы еще в
первом периоде работы. Несомненно, что тушь мо-
жет проникать в шейные лимфатические узлы и
через сегментарные сосуды, как это и было пока-
зано протокольными данными и рисунком. Но это
не главный путь. При всех формах закрытия носо-
вого оттока лимфатический аппарат шеи почти все-
гда остается свободным от туши.
За время работы выяснилось также, что для хо-
рошей инъекции лимфатической системы органов
брюшной полости канюлю следует ввязывать в хво-
стовой отдел оболочечного мешка. Инъекция из об-
ласти шейного и грудного отделов спинного мозга
позволяет продвинуть тушь только до первого этапа
брюшных узлов, расположенных на дорзальной стен-
ке туловища.
Приведенные данные свидетельствуют, мне ка-
жется, уже с несомненностью, что между субарах-
ноидальным пространством и лимфатической систе-
мой тела имеется прямая, анатомически оформлен-
ная связь. Она осуществляется как через лимфати-
ческую сеть полости носа, так и через специальные,
может быть сегментарные лимфатические стволы.
Из числа путей оттока по периневральным ще-
лям нервных стволов нужно назвать fila olfactoria.
Возможно, что сюда нужно отнести и еще некото-
рые черепные нервы. Мы не будем отрицать, что при
особых условиях, например при высоком давлении в
подоболочечных пространствах, и другие черепные и спинные нервы
могут принять участие в этом процессе. «Щели» нервных стволов не
имеют клапанов и движение жидкости по ним может совершаться в обе
стороны. Но, исходя из нашего материала, а также из оценки мате-
риалов других авторов, мы не можем признать эти «щели» постоян-
ными путями оттока из района мозга.
ДВИЖЕНИЕ ЦЕРЕБРОСПИНАЛЬНОЙ ЖИДКОСТИ В
МОЗГУ И ЕГО ПОДОБОЛОЧЕЧНЫХ ПРОСТРАНСТВАХ
В вопрос о циркуляции цереброспинальной жидкости внутри мозга
и его подоболочечных пространств исследования многих авторов уже
внесли ряд достоверных фактов [К ей и Ретциус, Кушинг,
Коб (Coeub), Уид, Мотт, Баум, Папилиан и Станеску
Ж и п п a (Papilian et Stanesku Jippa), Штерн и др.]. Однако и в
этом вопросе далеко не все ясно. В течение работы нам удалось сделать
несколько наблюдений, могущих служить дополнением к тому, что здесь
уже известно.
Выше было отмечено, что при прижизненном субокципитальном вве-
дении тушь всегда обнаруживается в области головного мозга. Она рас-
а	b
Рис. 11. Распределение туши в субарахноидальном пространстве головного мозга
собаки:
а—прижизненное введение; b—посмертное.
полагается преимущественно в бороздах* и цистернах на его основании.
При посмертной инъекции распределение туши в районе головного мозга
гораздо более равномерно и ее можно видеть повсюду в глубине борозд
на поверхности полушарий. Эти данные впоследствии были неоднократно
подтверждены наблюдениями моих сотрудников д-ров П. Н. Ульяно-
ва и В. С. Г а л к и н а. При этом оказалось, что прижизненное запол-
нение субарахноидального пространства тушью стоит в прямой зависи-
мости от ее количества. Если туши мало, то она почти вся скопляется
на основании мозга.
Отсюда можно заключить, что при нормальных условиях циркуляции
ток цереброспинальной жидкости в подоболочечных пространствах голов-
ного мозга имеет главное направление к основанию. После смерти, когда
циркуляция цереброспинальной жидкости прекращается, тушь, под
искусственным давлением, пассивно и потому равномерно заполняет
коллекторы субарахноидального пространства. То же наблюдается и при
6*	8а
жизни, если давление превысит какую-то величину, после чего нормально
существующие отношения извращаются.
Одним из условий, определяющих циркуляцию жидкости в субарах-
ноидальном пространстве головного мозга собаки, является отток ее.
Последний осуществляется на выпуклой поверхности мозга через Пахио-
новы грануляции и на основании через периневральные щели вокруг fi 1а
olfactoria. Эти щели, как было показано, представляют более мощный
путь и потому оказывают действие на пространстве большего радиуса.
Чтобы получить более конкретное представление о степени мощности
носового пути оттока, нами были проведены следующие эксперименты
(опыты моего сотрудника В. С. Галкин а1).
Мы уже видели, что в хроническом опыте разделение субарахнои-
дального пространства на головной и спинной отделы имеет своим послед-
ствием компенсаторное расширение связей спинного мозга с лимфати-
ческой системой тела. Во всяком случае качество инъекций при этом
резко улучшается. Того же мы достигали впоследствии, применяя повтор-
ные кровопускания. Таким образом, был создан некоторый индикатор
для суждения о динамическом состоянии интересующего нас русла.
Оставалось выяснить, каковы будут последствия для района спинного
мозга, если закрыть носовой путь оттока из субарахноидального про-
странства.
Метод, которым мы для этого пользовались, описан в первой части
этой книги в главе о нервном механизме судорожного приступа. Он со-
стоит в отслойке твердой мозговой оболочки от lamina cribrosa. В течение
этого акта разрываются все fila olfactoria. Отверстия решетчатой пла-
стинки впоследствии закрываются рубцом. Спустя 2—3 недели после
операции собаки поступали в опыт с инъекцией, которая производилась
обычным способом, т. е. начиналась под наркозом на живой собаке и за-
канчивалась на трупе.
В результате оказалось, что одно выключение носового пути оттока
цереброспинальной жидкости имеет для циркуляции ее в районе спинного
мозга те же последствия, что и отделение всей головной части субарахнои-
дального пространства. Инъекция, произведенная из хвостового конца
оболочечного мешка, давала при этом исключительно полную картину
перехода туши в соответствующие части брюшной полости. Именно здесь
мы несколько раз отметили прокрашивание всей цепи узлов брызжейки
до кишки, а также инъекцию лимфатической сети поджелудочной железы.
В этих опытах вновь получил подтверждение факт прямой связи лим-
фатических аппаратов шеи с соответствующей сетью носовой полости.
Если тушь не проникала в последнюю, то и в шейных образованиях ее
обнаружить не удавалось. В одном случае закрытие носового пути оттока
было неполным. Тушь продвинулась в полость носа и тотчас же была
найдена в лимфатических узлах шеи.
В другой серии экспериментов сравнение велось с теми опытами, где
качество инъекции достигалось применением повторных кровопусканий.
И здесь оказалось, что результат закрытия носового пути оттока не
только не хуже, но даже лучше этого методического приема. Мы заклю-
чаем отсюда, что мощность оттока цереброспинальной жидкости через
лимфатическую сеть полости носа достаточно велика. Припомним, что
переход цереброспинальной жидкости в венозные пазухи в области Па-
хионовых грануляций совершается по типу фильтрации через животные
1 W. S. Galkin. Zeitschr. f. g. d. ges. exp. Med., B. 72, H. 1 u. 2, 1930.
34
перепонки. Здесь на пути оттока имеется механическая преграда. В ре-
зультате ток жидкости в головном отделе субарахноидального простран-
ства может иметь несколько направлений, но из них наиболее сильным
оказывается то, которое ведет к основанию мозга. Посторонние взвешен-
ные частицы в случаях, когда в субарахноидальном пространстве они
находятся в небольшом количестве, пассивно увлекаются этим током
и частично задерживаются в соответствующих бороздах и цистернах.
Весьма вероятно, что именно в этом механизме и кроется одна из причин
образования так называемых базальных менингитов.
Субарахноидальное пространство головного и спинного мозга является
общим. Если нормально у собаки ток цереброспинальной жидкости в го-
ловном отделе имеет более или менее постоянное направление, то это
не может не отразиться и на спинном отделе оболочечного мешка. Соот-
ветствующие эксперименты наши это подтвердили (опыты моего сотруд-
ника Г. Ф. Иванов а1).
Как было уже упомянуто, при субокципитальном введении туши ее
впоследствии всегда можно обнаружить в бороздах и-цистернах основания
головного мозга. В сторону спинного мозга тушь распространяется лишь
недалеко. Это выступает особенно отчетливо, если тушь вводить в неболь-
шом количестве и не освобождать предварительно субарахноидальное
пространство от заключенной там цереброспинальной жидкости. Когда
жидкость извлекается в количестве, превышающем объем вводимой
взвеси, то последняя проникает и в район спинного мозга. Однако даже
при этих условиях она редко спускается ниже грудного отдела оболочеч-
ного мешка и почти никогда не достигает хвостового его конца. При вве-
дении туши в хвостовой отдел, независимо от взятого количества, она
всегда распространяется по направлению к голове и может быть обнару-
жена в цистернах основания мозга. Те же данные были получены другим
моим сотрудником И. А. П и г а л е в ы м в опытах на кроликах с суб-
окципитальной инъекцией дегтярной эмульсии.
Все это свидетельствует, что цереброспинальная жидкость в значи-
тельной части субарахноидального пространства имеет поступательное
движение по направлению к голове. Определить скорость этого движения
трудно. По некоторым данным опытов моего сотрудника П. Н. Улья-
нова, у наркотизированных животных тушь из хвостового конца обо-
лочечного мешка достигает до головы лишь через несколько часов. Такая
скорость не соответствует действительной, в частности у нормально
подвижного животного. Кроме того, на своем пути тушь энергично за-
хватывается клеточными элементами arachnoideae и потому движение
ее не свободно. Наконец, следует иметь в виду, что в подоболочечных
пространствах имеется не одно направление тока цереброспинальной
жидкости, а несколько.
Желая получить динамическую характеристику этого процесса на
различных уровнях спинного мозга, мы несколько раз поставили следую-
щий опыт (опыты моего сотрудника В. С. Галкин а1 2). При помощи
описанных выше «колец» собакам производилось разделение субарах-
ноидального пространства на 3 района—верхний, средний и нижний.
Спустя обычный срок животные поступали в опыт с инъекцией, которая
производилась через каждый из этих районов в отдельности. Оказалось^
1 Г. Ф. Иванов. Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, 1927; Zeitschr. f. d. ges. exp-
Med., B. 58, H. 1 u. 2, 1927.
2 W. S. Galkin. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 74, H. 3 u. 4, 1930.
85
что из верхнего и нижнего отделов всегда получалась хорошая инъекция
лимфатической системы соответствующих областей на периферии. Инъек-
ция же из среднего отдела не давала почти никакого результата. Прибли-
зительно то же, но в несколько иной методической обстановке, наблюдал
и другой мой сотрудник П. Н. Ульянов.
Отсюда надлежит сделать вывод, что интенсивность оттока церебро-
спинальной жидкости в лимфатическую систему на разных уровнях суб-
арахноидального пространства неодинакова. В головном и хвостовом
концах оболочечного мешка она больше, чем в середине. С точки зрения
истории развития выделительный аппарат в хвостовой части оболочеч-
ного мешка является более старым. У низших животных он, повидимому,
играет основную роль. Недавно В. М. Карасик показал, что при
кровоизлияниях в районе центральной нервной системы у лягушки вы-
ведение продуктов распада излившейся крови совершается именно в хво-
стовом отделе оболочечного мешка через периневральные щели нервов
задних конечностей.
Таковы полученные нами данные, относящиеся к циркуляции церебро-
спинальной жидкости в подоболочечных пространствах центральной
нервной системы.
По вопросу о циркуляции жидкости внутри самого мозга мы также
имели несколько наблюдений. Одни из них касаются центрального ка-
нала спинного мозга, другие мозгового вещества.
Для выяснения вопроса о движении жидкости в центральном канале
были поставлены следующие опыты (опыты моего сотрудника П. Н. Улья-
нова1). Под общим наркозом собаке производилась двусторонняя
перевязка сонных и позвоночных артерий в нижней части шеи (a. a. carot.
comm, et a. a. vertebrates). За этим следовала широкая трепанация, обна-
жавшая оба полушария мозга. Тупым инструментом (шпадель) быстро
производилась децеребрация по Шеррингтону (Sherrington). Мозг
разделялся в стволовой части, на уровне заднего четверохолмия, как раз
в том месте, где сходятся brachia conjunctiva. Весь мозг кпереди от этого
места удалялся. Кровотечение на дне средней черепной ямы из разорван-
ных при удалении мозга сонных артерий иногда бывает довольно упор-
ным, независимо от предварительной перевязки сосудов на шее. Его
лучше всего останавливать, насыпая на дно полости черепа сухой гипс
и втирая образующуюся кашицу пальцем. Art. basilaris в борозде Варо-
лиева моста легко перевязать.
Голова собаки фиксировалась на одном уровне со спиной. Если те-
перь осторожно приподнять мозжечок, то разрывается передний мозго-
вой парус и открывается полость 4-го желудочка. Тонкой пипеткой мы
вводили туда 1—2 капли «диализированной» туши. Собака искусственно
согревалась, периодически получала сердечные. При этих условиях
опыт может тянуться много часов. Время от времени введение туши в по-
лость 4-го желудочка повторялось в тех же условиях. После смерти собаки
спинной мозг фиксировался и затем подвергался микроскопическому ис-
следованию.
Оказалось, что частички туши обнаруживаются на всем протяжении
canalis centralis. В хвостовом его отделе их оказывается даже больше,
чем в середине, так как, достигнув конца канала, частички туши задер-
живаются и скопляются здесь, как на фильтре.
1 П. Н. Ульянов. Арх. биол. наук, т. 31, в. 5, 1931; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 78, H. 5 u. 6, 1931.
86
В этой форме опыт был поставлен несколько раз также и на собаках,
предварительно оперированных с наложением «кольца» на границе про-
долговатого и спинного мозга. Вследствие рубцового давления по окруж-
ности создавались некоторые затруднения для проникания туши по цен-
тральному каналу. Однако, и здесь по длине его мы находили частички
туши, хотя и в меньшем количестве.
Выше было показано, что цереброспинальная жидкость, находящаяся
в су арахноидальном пространстве, движется к головному концу оболо-
чечного мешка. Приведенные данные позволяют допустить, что жидкость
внутри canalis centralis, наоборот, имеет поступательное движение в кау-
дальном направлении.
В недавнее время Ремленже и Б а й и (Р. Remlinger et J. Bail-
ly) провели ряд опытов, относящихся к патогенезу бешенства. Помимо
ответа на основной вопрос, ради которого они были поставлены, эти
опыты дают, мне кажется, основание для суждения и о направле-
нии токов цереброспинальной жидкости в самом веществе головного
мозга.
Авторы производили заражение в кору головного мозга, а затем
периодически исследовали различные части мозга на содержание вируса.
При этом оказалось, что в первое время вирус исчезает из места прививки
и вновь появляется здесь лишь спустя 8 дней, но в количестве, менее
значительном, чем в ядрах нервов, иннервирующих слюнные железы.
Отсюда авторы делают заключение о специфической чувствительности
к вирусу нервных ядер, именно слюнных желез.
Я думаю, что здесь может найти место и другое объяснение. Вирус
исчезает из пункта прививки лишь временно. Он не погибает. Следова-
тельно, из района инъекции он только вымывается. Переносясь в другие
отделы мозга, он размножается на своем пути в возрастающей прогрессии.
Количество его в стволовой части мозга, как известно, всегда бывает отно-
сительно больше, чем в других местах. Если ток жидкости внутри голов-
ного мозга направлен к основанию, т. е. к стволовой его части, то сюда,
естественно, в первую очередь и будут перенесены мельчайшие частицы
вируса. В результате огромного размножения вирус вторично запол-
няет или, по принятому выражению, прорастает нервную систему. Те-
перь он опять появляется на месте прививки, но уже не только здесь,
айв периферических нервных стволах. Едва ли можно заключить от-
сюда, что вирус имеет сродство именно к ядрам слюнных желез. К этому
взгляду приводит лишь постоянное нахождение вируса в слюне при
уличной форме бешенства. Но нельзя забывать, что это, во-первых, почти
самый короткий путь по нервному стволу до железы с внешней секре-
цией. Во-вторых, слюнные железы выделяют в течение суток весьма
большое количество секрета, одновременно выводя и вирус за свои пре-
делы. Последнее обстоятельство имеет сугубо практическое значение
и потому фиксирует на себе особое внимание. Другие железы привлекают
к себе гораздо меньший интерес. Здесь мы имеем лишь эпизодические
сообщения о том, что отдельные исследователи время от времени обнару-
живали вирус и в поджелудочной и в слезной железах [Бомбичи (Вот-
bici), Черев ков и другие]. П у н т о н и (Puntoni) иногда находил
его даже в кишечном соке.
Мне казалось, что присутствие вируса в других железах с внешней
секрецией должно быть также постоянно, как и в слюнных. В частности
это относится к слезным железам, имеющим такой короткий нервный
путь к мозгу. Соответствующее обследование я поручил произвести своему
87
сотруднику д-ру А. М. Чешкову1. Данные произведенного им ана-
лиза сводятся к следующему.
1.	Определялось содержание уличного вируса в слезных железах
собаки.
2.	То же по отношению к фиксированному вирусу в слезных железах
кролика.
3.	Исследовались слезные железы на человеческом материале.
Для первой серии опытов приготовлялась эмульсия из стерильно
взятой слезной железы собаки, погибающей или только что погибшей
от уличной формы бешенства. Этой эмульсией заражалась другая собака
субарахноидально. Когда последняя заболевала и погибала, от нее брался
соответствующий материал и опыт повторялся в тех же условиях. Кроме
того, всегда производилось микроскопическое исследование мозга всех
павших животных и биологическая проба на кроликах.
Из 10 поставленных таким образом опытов—в 9 собаки погибли от
уличной формы бешенства. Следовательно, в слезных железах бешеной
собаки уличный вирус был обнаружен в 90% случаев.
Из 10 кроликов, зараженных фиксированным вирусом, у 4 последний
был найден в слезных железах. Результат проверен биологической про-
бой, состоявшей из двух пассажей.
Здесь обнаружилась любопытная деталь. В 2 случаях при пассаже
инкубация вместо обычных 4 дней растянулась до б, в одном—до 7 и
в одном—даже до 8 дней. При вторичном пассаже у всех кроликов она
сократилась до обычных 4 дней. Таким образом, фиксированный вирус,
пробывший некоторое время в слезной железе кролика, уже начал изме-
нять свои биологические свойства.
На человеческом материале, взятом от трупов людей, погибших от
гидрофобии, соответствующая проверка была произведена 3 раза. Во
всех трех случаях получен положительный результат.
Отсюда мы вправе сделать вывод, что нахождение вируса бешенства
в слезных железах животных не является исключением. Особое значение
приобретает обнаружение здесь фиксированного вируса (у 4 животных
из 10), так как считается, что последний даже в слюнных железах кролика
 отсутствует.
Эти материалы позволяют думать, что уличный вирус и в слюнные
железы проникает не потому, что имеет какое-то тяготение к нервным
центрам этих органов. Дело идет не об отдельных центрах, а о всей ство-
ловой части мозга, куда вирус может быть занесен и пассивно, например
током цереброспинальной жидкости. Размножаясь, он вторично «прора-
стает» отсюда в различные другие нервные части.
Выше уже были приведены данные экспериментов У и д а, устанавли-
вающие, что путь из субарахноидального пространства внутрь мозга
затруднен. В своих опытах на живой собаке мы видели, что тушь про-
никает по этому пути только при условии значительного повышения
внутричерепного давления, например при судорогах. Следовательно, ток
жидкости в нем нормально совершается по направлению к подоболо-
чечным пространствам. Единственным, более или менее оформленным
образованием, могущим служить этой цели, являются адвентициальные
щели мозговых сосудов. Они, несомненно, доступны для цереброспиналь-
ной жидкости и в большом числе открываются именно на основании
мозга.
1 А. М. Tscheschkow. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 78, H. 1 u. 2, 1931.
88
Подводя общий итог нашей работе, нужно сказать, что приведенные
материалы утверждают роль субарахноидального пространства в про-
цессе выведения из района мозга. Однако, мы не будем отрицать и того,
что отсюда же при известных условиях цереброспинальная жидкость
может поступать в мозг по адвентициальным щелям кровеносных сосудов.
Оба процесса могут совершаться даже одновременно. В своих опытах
мы видели, что это имеет место например в течение эпилептического
приступа. Вероятно это происходит и при других физиологических усло-
виях, что подтверждается и опытами с вирусом бешенства (virus «fixe»).
Выше было показано, что неповрежденные оболочки мозга являются
препятствием для проникания вируса в мозг. Ниже мы увидим, что и
оболочки нерва непроницаемы для вируса. Следовательно, в субарахнои-
дальном пространстве вирус находит какую-то дорогу в мозг, помимо
поверхности самого мозга или поверхности его нервных корешков. Только
при введении в это пространство очень малых количеств вируса удается
изредка наблюдать, что та или другая собака не заболевает. Здесь имеет
место выведение вируса за пределы субарахноидального пространства
еще до момента, как он проник внутрь мозга. В огромном же большинстве
случаев заболевание развивается. Следовательно, вопрос идет не о невоз-
можности, а лишь о затруднениях для проникания цереброспинальной
жидкости из субарахноидального пространства внутрь мозга. Эти затруд-
нения могут быть созданы противоположным током жидкости в адвенти-
циальных щелях. Допустимо думать, что не только исключительные
условия, в виде эпилептических приступов, но и усиленная мышечная
работа и изменения глубины и ритма дыхания способны временно менять
скорость, а иногда и направление тока цереброспинальной жидкости
внутри адвентициальных щелей.
О ПРОНИКАНИИ РАЗЛИЧНЫХ ВЕЩЕСТВ В НЕРВНЫЙ
СТВОЛ И ДВИЖЕНИИ ПО НЕМУ
Изучение циркуляции цереброспинальной жидкости не может быть
ограничено топографическими пределами мозга и его подоболочечных
пространств. Такая форма отношения к предмету явно недостаточна,
прежде всего потому, что ни у мозга, ни у его оболочек настоящих пре-
делов нет. В области каждого сегмента отходят нервные стволы, а по ним
спускаются оболочки. Внутриствольные нервные щели таким путем свя-
зываются со всеми частями подоболочечных пространств.
В своем месте было отмечено, что как старые, так и полученные вновь
данные не позволили нам внутриствольные нервные щели большинства
нервов признать путями постоянного оттока для цереброспинальной
жидкости. Однако, в опытах с изменением нормальных отношений, на-
пример в случаях длительного повышения внутричерепного давления,
нервные щели принимали на себя указанную функцию. Отсюда нужно
сделать вывод, что понижение этого давления, постоянное или временное,
будет, иметь обратные последствия: жидкость, заключенная в щелях
нервного ствола, теперь должна поступать отсюда в район мозга.
Постоянство состава цереброспинальной жидкости, охраняемое рядом
различных приспособлений, в том числе и барьером, оказалось бы таким
путем под ударом, ибо вещества, не переходящие через барьер из крови,
могли бы достигнуть мозга обходным путем через щели нервных стволов.
Сегментарность строения центральной нервной системы и количество
нервных стволов создают в данном случае предпосылку для значительных
колебаний состава цереброспинальной жидкости. Но этого, как мы знаем,
нет. Получается противоречие, которое нельзя оставить без рассмотрения.
Вопрос в общем распадается на две части.
Первая имеет целью выяснить—действительно ли лимфа внутри-
ствольных нервных щелей может передвигаться по направлению к центру
и каковы силы, определяющие этот процесс.
Вторая должна установить, почему вместе с лимфой нервных стволов
в цереброспинальную жидкость не проникают посторонние вещества,
находящиеся в крови.
Обе задачи тесно друг с другом связаны и были включены в работу
одновременно.
Ряд данных привел нас к выводу, что в процессе образования нервной
лимфы играют роль те же особенности, которые имеют место при обра-
зовании цереброспинальной жидкости. Но определить качественный со-
став нервной лимфы прямым химическим анализом—затруднительно:
попытки собрать ее без насилия обречены на неудачу, всякий же искус-
ственный прием даст фальсифицированный продукт. Остается лишь
косвенный путь.
90
Здесь прежде всего привлекают внимание старые клинические наблю-
дения, удостоверяющие исключительную морфологическую и функцио-
нальную стойкость нервных стволов при воспалительных и даже некро-
тических процессах в соседних частях. Нередко можно видеть, что перв-
ые стволы, охваченные на значительном протяжении гноем или мертвыми
и распадающимися тканями, сохраняют, тем не менее, не только внешний
ви^ но и полный объем функций.
В конце прошлого столетия возник интерес к вопросу о распростра-
нении живых вирусов и токсинов при введении их в нервный ствол. Здесь
следует назвать работы Гвиллана (Guillan), Хомена и Лай-
тин е н а (Нотёп und Laitinen), Орра и Роуза (Orr and Rows) и др.
Из русских ученых Рахманов изучал проникание в нерв различных
ядов—химических и микробных, а также некоторых красок. Все авторы
отмечают местные изменения в окружности нервной травмы, а также
восходящие дегенеративные явления вплоть до места вхождения кореш-
ков в спинной мозг. Были найдены также воспалительные явления с об-
разованием инфильтратов вокруг эндоневральных сосудов.
Неоднократно отмечалось, что неповрежденные оболочки предста-
вляют препятствия для проникания многих веществ с поверхности внутрь
неповрежденного нервного ствола. Препятствия эти не являются, однако,
абсолютными. Хорошо известно, что применение, например, хлороформа
или растворов кокаина с поверхности нервного ствола влечет за собой
потерю возбудимости и полный перерыв проводимости по нему.
Экспериментальные данные, полученные в моей лаборатории, пока-
зали, что для ряда веществ не только вход, но и выход через неповрежден-
ные оболочки нервного ствола затруднен (опыты моего сотрудника
П. Н. Ульянова1). Опыты состояли в следующем.
Под наркозом в подколенной впадине у собаки открывалась разрезом
главная ветвь седалищного нерва—n. tibialis. В него через тонкую иглу
шприца медленно вводился 2% раствор йодистого калия в количестве
1,0—2,0. Получалось местное вздутие нерва. Оно постепенно уменьша-
лось вследствие продвижения раствора под оболочками в соседние части.
Следом за этим особым разрезом обнажался тот же седалищный нерв
в тазобедренной области. Осторожно, без повреждения мелких нервных
ветвей и окружающих тканей, нерв приподнимался. Под него подво-
дилось небольшое плоское часовое стекло. Над этим последним нерв
покрывался кусочком ваты, смоченной теплым физиологическим раство-
ром. В течение ближайших часов вата несколько раз снималась и про-
изводилось исследование на содержание в ней иода. Результат был отри-
цательным. В тех же случаях, когда оболочки в участке нерва над стеклом
мы надрезали, а нервные пучки слегка раздвигали, то уже очень скоро
в ватке, наложенной на такой нерв, иод легко обнаруживался. Эти дан-
ные свидетельствуют, что некоторые вещества, введенные в нервный
ствол, способны надолго задерживаться между его оболочками, а затем
и перемещаться по его длине. Несомненно, что движение здесь было
стимулировано местным повышением давления, вызванным инъекцией,
так как опыт показал, что оно совершается в обе стороны. Разница в сте-
пени продвижения вверх или вниз отчасти зависит от направления инъек-
ции, т. е. практически от того, куда было обращено острие иглы. Если
инъекцию раствора йодистого калия производить медленно, избрав для
этого участки седалищных нервов, наиболее близкие к тазовой области,
1 Р. U 1] ano w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 64, H. 5 u. 6, 1929.
91
то иод можно' иногда обнаружить и в цереброспинальной жидкости.
Подобные же по технике опыты д-р Ульянов поставил и на неко-
торых стволах сосудистой системы. Он вкалывал тонкие иглы во влага-
лища сосудистых пучков, расположенных вблизи позвоночника, и про-
изводил инъекцию под известным давлением. Через некоторое время
введенные вещества (краски, иодистый калий) можно было найти в це-
реброспинальной жидкости и даже внутри мозга по ходу его кровенос-
ных сосудов. В этих опытах требовалось только брать сравнительно
большие объемные количества вещества (для собаки около 10,0), так
как влагалища сосудов построены очень рыхло. При инъекциях жидкость
здесь легко растекается вдоль по основному стволу и его ветвям, про-
никая по ходу последних в соответствующие органы, в том числе и в цен-
тральную нервную систему.
Итак, проникание, в мозг веществ, введенных в щели нервного ствола
или влагалища сосудов, не встречает особых препятствий. Это касается
не только веществ со специальным сродством или «тропизмом» к нервной
системе. Мы видели это и в опытах с индифферентными веществами. Таким
образом условия, лежащие в основе интересующего нас процесса, отно-
сятся к категории общих. Как бы ни были они преувеличены в наших
экспериментах, спорить можно только о количественной стороне дела.
Сложнее обстоит с вопросом о механизме самого акта проникания
посторонних веществ в нерв.
Несмотря на значительное число работ, посвященных этому пред-
мету, далеко не все в нем можно считать ясным. В основу существующих
представлений здесь положен именно «тропизм», своего рода специфич-
ность, то есть закономерность частного порядка. Учет явлений подобного
рода затруднен. Дело ограничивается по преимуществу их регистрацией.
В общем нам стало известно, что, например, столбнячный токсин дви-
жется по нервному стволу, но мы не знаем ни способа его вхождения туда,
ни сил, обусловливающих его движение. Просматривая соответствующую
литературу, легко убедиться, что первый вопрос нашел решение лишь
в слове «сродство», а второй даже не поднимался. Задачей исследователей
до сих пор являлось выяснение главным образом морфологического суб-
страта этого процесса: только ли пери- и эндоневральные щели нерва
служат путем движения невротропных токсинов и вирусов или здесь
играют роль и осевые цилиндры. Тот и другой взгляд имеют своих сторон-
ников и очень вероятно, что оба они правильны. Начало этой серии работ
было положено опытами и наблюдениями над бешенством [Пастер,
Ру, Шамберлан, Бабеш (Babes), Ч е н т а н и (Centanni)], но
главная масса их проведена на столбнячном токсине [Гумпрехт
(Gumprecht), Мари и Мора (Marte et Могах), Мейер и Рансом
(Meyer u. Ransom), Тиццони иКаттани (Tizzoni u. Cattani),
Вассерман и Так аки (Wassermann u. Takaki), Бруннер и
Брушетини (Brunner u. Bruschetini), Ашоф и Робертсон
(Aschof u. Robertson), в позднейшее время Готлиб и Фрейнд
(Gottlieb u. Freund), Тиль и Эмблетон (Teale a. Embleton)
и др.].
Динамическую сторону явления и его механизм перечисленные ис-
следования почти не затрагивают.
Приступая к работе в той же области, мы поставили перед собой три
задачи.
1.	Выяснить, является ли химическое сродство или сродство биоло-
гическое («тропизм») непременным условием вхождения того или иного
92
вещества внутрь нервного ствола, или это возможно и для веществ инди-
ферентных.
2.	Где именно на протяжении нервного ствола совершается этот пе-
реход.
3.	Каковы силы, руководящие дальнейшим движением вещества, уже
вступившего внутрь нервного ствола.
Решение всех трех задач наметилось в следующем опыте сотрудника
моего П. Н. У л ь я н о в а1.
Собаке, находившейся под наркозом, мы инъицировали одновременно
в толщу musculus triceps surae на правой и левой ногах одинаковые коли-
чества водного раствора (и отчасти взвеси) кармина. Чтобы иметь уве-
ренность в симметрии и равномерности инъекции, мышцы обнажались
кожным разрезом, а тотчас после введения краски этот разрез зашивался.
Вслед за тем на одной стороне мы заставляли работать названные мышцы
в течение нескольких часов. Это достигалось ритмическим раздражением
их через кожу током от индукционной спирали. Мышцы второй конеч-
ности оставались в покое. Наркоз поддерживался до конца опыта, затем
животное убивалось хлороформом и производилось вскрытие.
Оказалось, что на стороне, находившейся в покое, краска лишь не-
значительно выходила за пределы места инъекции и имбибировала ткани
в ближайшей окружности. Уже на уровне подколенной ямки клетчатка
и стенки сосудов почти не содержали краски, нервные же стволы были
чисты. На стороне работавшей мышцы нервы окрашивались значительно
дальше, до середины бедра или еще выше. Один раз мы видели, что окра-
сился не только весь седалищный нерв, но и соответствующие нервные
корешки. Даже в прилежащих частях мозговых оболочек содержалась
краска. В дальнейшем были проведены аналогичные наблюдения и с дру-
гими веществами. Я опускаю эти опыты потому, что они дали приблизи-
тельно тот же результат, не внеся существенных добавлений.
Таким образом оказалось, что при создании особых условий многие
вещества получают возможность проникать внутрь нервного ствола из
окружающих тканей. В наших экспериментах мы меняли осмотические
процессы в тканях, вводя в них растворы и взвеси чуждых веществ.
Тканевым элементам наносилась вульгарная травма, т. е. процесс изу-
чался в обстановке искусственной. Однако, имеется причина, позволяю-
щая не только обсуждать полученные результаты, но и прямо сопоста-
влять их с тем, что было известно ранее.
В самом деле. В экспериментах со столбнячным токсином, давших
основной материал для суждений по интересующему нас вопросу, имели
место точнейшим образом те же условия. Опыт начинается с инъекции
токсина в здоровые ткани. Препараты токсина, употребляемые обычно,
не оставляют сомнения в том, что, помимо специфического воздействия,
здесь есть вульгарная травма окружающих частей, вызванная сложной
смесью разнообразных и совершенно чуждых организму химических
веществ. Неспецифические последствия физико-химического характера
при этом акте наступают в тканях немедленно вслед за введением, тогда
как специфические отсрочиваются на много часов и дней. Следовательно,
условия, в которых изучался лабораторный столбняк, также искусствен-
ны, а искусственность их того же порядка, как и в наших экспериментах.
Так разрешается первая из поставленных нами задач. Вторая, касаю-
щаяся вопроса о месте, где легче всего совершается процесс проникания
1 Р. U 1 j а п о w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 64, H. 5 u. 6, 1929.
93
в нервный ствол, выясняется из тех же опытов. Чтобы искомое вещество
найти в нервных щелях, оказалось более удобным вводить его в толщу
тканей. Ясно, что дело идет здесь о концевых разветвлениях, может
быть даже о нервных окончаниях. Осевые цилиндры, постепенно обна-
жающиеся от оболочек, вступают в тесный контакт с тканевыми элемен-
тами и вместе с ними подвергаются воздействию разнообразных вредно-
стей. В частности по отношению к мышце известно, что здесь имеется даже
прямой переход оболочки двигательного нервного волокна в сарко-
лемму клетки.
Третья задача была решена следующим образом. При всяком вве-
дении в ткани чуждых веществ возникают осмотические процессы. Через
клеточные оболочки одни вещества покидают клетку, другие вступают
в нее. Развивающееся при этом давление может быть первым стимулом
движения. Мышечные сокращения создают добавочный его фактор, так
как работа мышц есть одно из главных условий движения лимфы не только
в самих мышцах, но отраженно и в других частях тела, включительно до
подкожной клетчатки.
Приведенные выше данные позволяют теперь присоединить сюда
и лимфообращение в щелях нервных стволов. Это нашло подтверждение в
следующей серии экспериментов сотрудника моего А. С. Вишнев-
ского1.
Двум собакам одного веса и роста разрезом он обнажал один из седа-
лищных нервов и инъицировал в него каплю метиленовой синьки. Упо-
треблять нужно минимальные количества вещества, так как при повы-
шении давления на месте инъекции краска уже на глазах растекается
в обе стороны, пока давление не уравняется. Кроме того, часть краски
может выйти через укол и окрасить клетчатку, чем затемнится результат.
По зашивании раны одна из собак помещалась в клетку с низким потолком
и находилась здесь преимущественно в лежачем положении. Другая
впрягалась в тележку, нагруженную камнем. Эту тележку она возила
в течение нескольких часов, иногда повторно. Затем обе собаки убивались
кровопусканием.
Оказалось, что в центростремительном направлении краска продви-
гается по нерву быстрее у той собаки, которая возила груз. Результат
опыта тем отчетливее, чем ближе К мышце взят участок нерва. Отсюда
видно, что работа мышц не только способствует вхождению веществ в щели
нервного ствола, но и является силой, продвигающей эти вещества дальше.
Как известно, лимфатических сосудов внутри нервных стволов под
пери- и эндоневрием нет, их находят только в жировой клетчатке эпи-
неврия. Возможно, что через этот путь часть нервной лимфы и проникает
в общее лимфатическое русло. Но сами внутриствольные щели не офор-
млены—они состоят в непрерывном сообщении друг с другом на всем
протяжении до центральной нервной системы и ее подоболочечных про-
странств. Повышая давление в начале пути, в мышце, мы получили уско-
рение движения лимфы внутри нервного ствола. Ясно, что того же мы
должны достичь, если сумеем понизить давление в конце пути. Это и
было подтверждено экспериментально в дальнейших опытах А. С. В и ш-
невского1 2 3.
Двум собакам одного веса и роста под наркозом также открывался
1 А. С. Вишневский. Арх. биол. наук, т. 28, в. 2, 1928; Zeitschr. f. d.
ges. exp. Med., B. 61, H. 1 u. 2, 1928.
3 А. С. Вишневский. Ibid.
94
седалищный нерв в тазовой области. В него инъицировалась капля рас-
твора метиленовой синьки.
После инъекции краски кожная рана зашивалась и одной из собак
производилось максимальное извлечение цереброспинальной жидкости.
Другая оставлялась для контроля. Через несколько часов собак мы уби-
вали кровопусканием. Кожные швы снимались и нерв вновь обнажался.
Производилось измерение окрашенного участка в центральном напра-
влении от места инъекции.
Выяснилось, что за один и тот же срок у собаки, которой извлекалась
цереброспинальная жидкость, нерв окрашивался на большем протяже-
нии, чем у контрольной. Здесь, чтобы результат был отчетлив, нужно
выбирать для инъекции участок нерва возможно ближе К мозгу.
В других опытах А. С. Вишневского мы вводили собакам
раствор метиленовой синьки уже в большом объемном количестве, но не
в нервы, а в длинные мышцы спины у самого позвоночного столба. Затем
извлекалась цереброспинальная жидкость. Спустя несколько часов жи-
вотное убивалось и производилось вскрытие. Здесь мы также получали
окраску нервных корешков и даже прилежащих частей спинного мозга.
Следует отметить, что в спинном мозгу краска при этом никогда не рас-
пределялась равномерно. Окрашивалась только часть мозга, лежащая
книзу от места вхождения корешков. Остальная часть окружности их
оставалась белой.
После опубликования наших опытов они были повторены в раз-
ных местах. Полученные результаты в общем совпали с тем, что видели
мы. Хорсбер и Уайтман (Horsber u. Whitmann), инъицируя
в нерв токсины и краски, устанавливают даже исключительно короткие
сроки для этого движения. Кенджи Фуджибайяши (Kenji
Fujibayashi) считает этот путь наиболее коротким и наиболее доступ-
ным проходом к центральной нервной системе. Хироши Огата
(Hiroshi Ogata) дает химическую характеристику веществам, способным
легче всего проникать туда по щелям нервного ствола.
Итак, различные вещества, тем или иным путем введенные или само-
стоятельно проникшие в нерв, в дальнейшем поступают в постоянный
ток его лимфы. Нервные щели не имеют клапанов, регулирующих напра-
вление движения заключенных там жидкостей. Поэтому движение может
одинаково совершаться в обе стороны. В случаях, когда субарахноидаль-
ное давление оказывается выше того, под которым находятся части нерва
вне оболочечного мешка, движение будет центробежным, при обратных
отношениях—центростремительным. В последнем случае жидкости нерв-
ного ствола получают возможность проникнуть в район мозга под все
его оболочки, т. е. окажутся и внутри мозгового ствола и снаружи от него
в субдуральном и субарахноидальном пространствах. В норме, невиди-
мому, центростремительное движение, по крайней мере для большинства
спинальных нервов, является более постоянным, чем центробежное.
Рядом естественных причин и искусственных мероприятий скорость
этого движения, как мы видели, может быть увеличена.
В наших опытах движение по нерву было обеспечено индифферентным
веществам. Движение веществ, имеющих химическое или биологическое
сродство к нервной ткани, может совершаться и другим путем. Отсюда
следует, что в этом процессе необходимо твердо различать два механизма—
активный и пассивный. Движение токсинов и некоторых других веществ,
совершающееся вследствие сродства их или «жадности» к нервной ткани,
есть движение активное. Оно неизбежно должно быть связано с самим
95
нервным веществом. Движение по нервным щелям всегда пассивно.
Проникнув сюда, посторонние вещества, индифферентные и специфиче-
ские, переносятся дальше потому, что движется сама нервная лимфа.
Таким образом, специфические вещества имеют в своем распоряжении
двойной путь.
Эти выводы, в свою очередь, требуют ряда других.
1.	Мы видели, что лимфа нервных стволов имеет возможность пере-
ходить в район центральной нервной системы. Следовательно, пере-
числяя различные источники образования цереброспинальной жидкости
как внутри, так и снаружи от мозгового вещества, нужно иметь в виду
также и лимфу нервных стволов.
2.	Очевидно, что тканевая жидкость нервных стволов не является
обычной лимфой, иначе в район центральной нервной системы прони-
кали бы все вещества, циркулирующие в общем лимфатическом русле.
Какие количества нервной лимфы действительно достигают мозга и какие
покидают нерв по пути, сказать нельзя. Если бы нервная лимфа по со-
ставу не отличалась от обычной, то, учитывая число нервных сегментов,
можно было бы опасаться постоянных или периодических колебаний
в составе цереброспинальной жидкости. Этого нет. Значит в области
нервных стволов на периферии существует особая проницаемость сосудов
и оболочек, другими словами, отдельный периферический нервный барьер,
по свойствам своим близкий к центральному.
3.	При грубом изменении физиологических условий, например при
непосредственном введении в мышцу какого-либо чуждого вещества,
нормальное сопротивление периферического нервного барьера нару-
шается. Это происходит не столько на протяжении уже вполне сформи-
рованного нервного ствола, сколько в области концевых разветвлений
или даже нервных окончаний. Отсюда находят свое объяснение некоторые
факты, известные в лаборатории и клинике. Так, мы знаем, что эффект
от внутримышечных инъекций специфических сывороток значительно
превосходит эффект от инъекций подкожных. Разница здесь настолько
существенна», что ее едва ли можно приписать одной скорости всасывания.
С этой точки зрения делается понятным то предпочтение, которое многие
невропатологи продолжают оказывать кожным втираниям ртути при
лечении специфических поражений нервной системы, а некоторые сифили-
дологи—внутримышечным инъекциям ртути и сальварсана. Наконец, и
механизм так называемой паравертебральной анэстезии, при которой
анэстезирующее вещество вводится в мышцы непосредственно у попереч-
ных отростков позвонков, может быть отчасти разъяснен теми же данными.
4.	Последний вывод касается утомления. В нормальных условиях
работы циркуляция в мышцах приспособляется к новой обстановке,
почему продукты сгорания в мышцах и не накопляются. Когда же работа
оказывается чрезмерной или очень продолжительной, то наступает ряд
последствий, носящих общее название утомления. В состав его входят
не только явления со стороны мышц, но и в нервной системе. При оценке
генеза этих явлений может быть также следует считаться с механизмом,
изучению которого посвящена эта глава.
Остается привести еще один материал. Он касается вопроса об осевых
цилиндрах. Играют ли они роль в интересующем нас процессе или дело
ограничивается лишь пери- и эндоневральными щелями?
Положительное решение этого вопроса основывается на косвенных
данных, главным образом на том, что столбнячный токсин вступает с нерв-
ной тканью в химическую связь. Отчасти подтверждают это и наблюдения
96
гистопатологического характера (соответствующая литература приве-
дена выше). Фактов, позволяющих оценить явление в условиях' прямого
эксперимента, нет. Несомненно, что построить прямой эксперимент
в данном случае очень трудно или даже невозможно. Поэтому заслужи-
вает внимания все, что экспериментальная форма работы способна здесь
дать.
При организации такой работы необходимо учесть два момента.
Во-первых, взятое для опыта вещество должно с периферии проникать
в мозг наверное по нервному стволу, а не через кровь.
Во-вторых, последовательное нахождение этого вещества в мозгу не
должно вызывать сомнений.
Таким «веществом» является вирус бешенства. В естественных условиях
заражения вирус, как известно, продвигается к мозгу по нерву. Меха-
низм движения до сей поры остается неясным, на что еще недавно ука-
зывал такой знаток бешенства, как Краус (Kraus). Вирус при этом
движется не только центростремительно, но и центробежно (Е. Roux
и др., в последнее время—Nicolau). Возможно, что живой вирус активно
распространяется по всей центральной и периферической нервной си-
стеме, которую он, как принято выражаться, «прорастает». Однако это
не мешает постановке нашего опыта, ибо для заболевания имеет значение
только движение вируса по направлению к мозгу. В этом движении
может играть роль как активный, так и пассивный момент. Последний
мы, конечно, могли бы уловить при помощи нашей методики.
Опыты велись на собаках. Для заражения употреблялся virus fixe
[опыты моих сотрудников Гента (Н. Gantt) и А. В. Пономарев а1].
Virus fixe вводился собакам в мышцы в виде 10% эмульсии, которая
различными приемами освобождалась от крошковатых кусочков и имела
вид слегка опалесцирующего раствора. Инъекция производилась во
много мест, чтобы привести вирус в соприкосновение с возможно большим
количеством нервных элементов в мышцах. Количество эмульсии—30,0.
Место введения—глубокие мышцы спины и шеи в соседстве с позвоноч-
ником. Собаки для опыта, как всегда, подбирались парами. Одной из
двух собак производилось последовательное извлечение цереброспиналь-
ной жидкости. Другая (контрольная) оставалась без извлечения. Первой
собаке извлечение жидкости повторялось в этот и на следующий день.
В результате собаки, которым производилось извлечение, заболевали
бешенством в значительном проценте случаев. Из числа контрольных не
заболела ни одна.
Мы не считали эти опыты достаточно чистыми методически, так как
здесь могли создаться условия для проникания вируса в мозг из крови.
Тогда следующая серия экспериментов была поставлена с инъекцией
фиксированного вируса прямо в нерв, после чего производилось извле-
чение цереброспинальной жидкости. Подопытными животными также были
собаки.
Вначале мы вводили вирус в толщу седалищного нерва на одной
стороне и не получили ожидаемого эффекта. Животные не заболевали.
Опыты ставились со всеми штаммами вируса, имевшимися в Институте
экспериментальной медицины. Больше чем на 15 случаев мы имели только
одно заболевание. Тогда мы стали вводить вирус в оба седалищных нерва,
также сопровождая эту операцию извлечением цереброспинальной жид-
1 В. X. Гент и А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 29, в. 3,
1929; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., В. бб, H. 5 u. 6, 1929.
7 А. Д. Сперанский
97
кости. Собаки не заболевали. Нужно было признать, что «virus fixe»,
проникший в нервный ствол из мышцы, получает возможность двигаться
дальше, в то время как тот же вирус, введенный непосредственно в нерв-
ный ствол, почему-то эту способность теряет.
Мы искали разгадку этого явления в приведенных только что опытах
д-ров А. С. Вишневского и П. Н. Ульянова. Первый инъи-
цировал каплю краски под оболочки нервного ствола. Второй вводил
краску в толщу мышцы, а затем в течение нескольких часов раздражал
мышцу электрическим током, ритмически вызывая ее сокращения. В этих
случаях краска продвигалась по нерву значительно дальше, чем в опытах
А. С. Вишневского, и иногда достигала даже до спинного мозга.
Кроме того, мы тогда имели уже другие опыты по вопросу о механизме
развития «трофических язв». Опыты эти излагаются ниже. Для получения
трофических расстройств мы вводили различные раздражающие вещества
(гной, иприт, формалин, кротоновое масло и т. д.) в седалищный нерв
собаки. В одних опытах инъекция производилась в толщу неповрежден-
ного нервного ствола, под его оболочки. В других нерв рассекался попе-
речно, а раздражитель вводился с поверхности разреза между волокнами
центрального конца. В случаях, когда раздражитель наносился на по-
верхность рассеченного нерва, «трофические» расстройства развивались
быстрее и были значительно интенсивнее. Мы объяснили это таким обра-
зом, что здесь имела место двойная травма нервного ствола и, кроме
того, открывался добавочный путь к нервной клетке не только через
нервные щели, но и через осевые цилиндры, недоступные для непосред-
ственных инъекций.
Представлялся случай проверить это опытами с virus fixe. Мы стали
инъицировать вирус в том же количестве и в то же место седалищного-
нерва, что и раньше. Вводили только с одной стороны, но вслед за вве-
дением острым ножом рассекали нерв через середину вздувшейся при
инъекции части. После этого извлекалась цереброспинальная жидкость
также только 1 раз. Несмотря на то, что большая часть вируса из пере-
резанного нерва вытекала обратно в рану, почти все без исключения собаки
заболели бешенством. Число животных, заболевших при этом способе
заражения, почти равнялось числу заболевавших при непосредственном
заражении в мозг. Когда после инъекции нервный ствол перерезается
поперек, то, казалось бы, этим самым шансы вируса проникнуть внутрь
мозга, именно через нервные щели, значительно уменьшаются: во-первых,
местное давление, искусственно поднятое инъекцией, сразу же падает и,
во-вторых, почти все введенное под оболочки нерва вытекает назад.
А между тем результат получился обратный. Ясно, что нервные щели
здесь не при чем. Но тогда остаются только осевые цилиндры, ибо ника-
ких иных образований здесь больше нет.
РОЛЬ нервной системы в патогенезе
НЕКОТОРЫХ ИНФЕКЦИЙ
Материалы, полученные за время работы по вопросу о циркуляции
в мозгу, его подоболочечных пространствах и спинальных нервах, созда-
ли ряд новых рабочих предпосылок для изучения роли нервной системы
в патологических процессах.
В первую очередь предстояло продолжить наблюдения над действием
различных веществ, проникших самостоятельно или введенных искусст-
венно в район центральной нервной системы. Здесь особое внимание при-
влекают к себе вещества, имеющие имя специфических, т. е. вирусы, ток-
сины и их антитела. Установив в свое время роль цереброспинальной
жидкости в патогенезе бешенства, мы невольно должны были встать перед
вопросом о причинах безрезультатности пассивной иммунизации и специ-
фического лечения этой болезни,
Вопрос этот не нов. Он уже неоднократно поднимался. Но если реше-
ния его и искали, то или «в пробирке», или по линии циркуляции.
В последние годы прошлого века рядом авторов почти одновременно
было сделано одно наблюдение, которое впоследствии вылилось в учение
о так называемой «менингеальной проницаемости» («permeabilite menin-
gee»). В основу его был положен тот факт, что химический состав церебро-
спинальной жидкости отличается от состава крови сильнее, чем это имеет
место у транссудатов, и что цереброспинальная жидкость, следовательно, не
есть обычный транссудат. В дальнейшем оказалось, что при различных па-
тологических процессах, например при остром, а также при туберкулез-
ном менингитах, состав цереброспинальной жидкости изменяется [В и-
д а л ь, С и к а р и Лесне (Widal, Sicard et Lesne)]. Видаль и Си-
кар (1897 г.) показали также, что многие вещества, искусственно введен-
ные в кровь животного (метиленовая синька, иодистый калий и др.), или
самостоятельно возникшие в крови (специфические агглютинины) не пере-
ходят оттуда в цереброспинальную жидкость и не могут быть в ней обна-
ружены. В 1898 г., в работе о «церебральном тетанусе», РуиБоррель
(Е. Roux et Borrel) отметили, что иммунитет к столбнячному токсину не
является абсолютным. Если токсин ввести иммунному животному в мозг,
то оно заболевает столбняком, несмотря на избыток в крови антитоксина.
Таким путем впервые было установлено, что столбнячный антитоксин,
находящийся в крови, не проявляет своего действия в мозгу. Эти наблюде-
ния авторы впоследствии перенесли и на дифтерию. Рансом (Ransom),
Кафка (Kafka), Карльсон (Karlson), Г е к т о е н (Hektoen), Б е х т
(Becht), Г р е е р (Groer), Г е р т н е р (Gartner), Р е д л и х (Redlich),
П е т ц л ь (Potzl), Гесс (Hess), Л е м е р (Lemaire), Дебре (Debre),
Г ольдман (Goldmann), Витгенштейн (Wittgenstein), Кребс
(Krebs) и другие уже специальными опытами показали, что специфические
антитела сывороток, в том числе антитоксины, проникают в цереброспи-
нальную жидкость лишь в виде следов. Постепенно выяснилось также, что
очень большой ряд других коллоидов и кристаллических веществ ветре-
101
чает препятствие для проникания из крови в район мозга. Уже очень
скоро указанное явление перестали связывать только с «менингеальной
проницаемостью» и начали говорить вообще о проницаемости стенки моз-
говых сосудов. Штерн и Готье предложили для этого явления и
новое название: «гемато-энцефалический барьер». Дальнейшие исследова-
ния показали уже, что не только сосуды мозга и его оболочек обладают
особой, избирательной проницаемостью, но что и в других органах сосуды
неодинаково проходимы для различных веществ, циркулирующих в крови.
Авторами, положившими основу всего этого учения, нужно считать В и-
даля и Сикара, значение же его для иммунологии впервые было
реализовано упомянутыми опытами РуиБорреля. По этим вопро-
сам в настоящее время существует уже огромная литература, клиничес-
кая и экспериментальная. Интересующиеся могут ее найти в книге К а ф-
к a (Die Zerebrospinalfliissigkeit), а также в книгах Гельгорна
(Gellhorn) иВальтера (Walter).
Я не буду останавливаться на этом дольше, так как из всего, относя-
щегося сюда материала нас будет интересовать лишь тот, давно и твер-
до установленный, факт, что в норме антитела специфических сыворо-
ток или совсем не проходят из крови в мозг, или проникают сюда лишь
в весьма малом количестве, например в тех случаях, когда концентрация
их в крови достигает больших степеней.
При так называемых специфических поражениях мозга это обстоятель-
ство уже неоднократно вызывало попытки производить инъекцию сыворот-
ки непосредственно в район центральной нервной системы. Так, Р у и Бор-
ре л ь в случаях спонтанного столбняка человека предложили вводить
антитоксин субарахноидально. Кохер рекомендовал вводить его даже
в желудочки мозга. Однако, и такой способ редко оказывается действи-
тельным.
Еще меньше дает применение антирабической сыворотки при бешен-
стве. Специфический эффект от нее при интрацеребральном заражении
животных никогда и никем не наблюдался. Так, К р а у с и Мари (Kraus,
Marie), несмотря на многолетние усилия, не могли констатировать дейст-
вия ее в организме. В том же смысле высказываются Келлер (Keller),
Клермон (Clairmont), Мурильо (Murillo), М и с с н е р (Miessner),
Капфбергер (Kapfberger) и др. Сообщения о положительных резуль-
татах применения антирабической сыворотки единичны и в дальнейшем не
подтверждались. Еще в 1895 г. Тиццони и Чентанни (Tizzoni,
Centanni) описали несколько опытов, когда изготовленная ими антираби-
ческая сыворотка оказала профилактическое действие при условии под-
кожного заражения животных.
В 1913 году П ф е й л е р (Pfeiler) сообщил о положительном результате
субдурального введения антирабической сыворотки у овец, которых он за-
ражал через переднюю камеру глаза. Ферми (Fermi) также наблюдал
специфическое действие своей сыворотки на животных. Но он заражал их
только своим вирусом («virus Fermi») и только под кожу. Краус и Фуку-
гара (Kraus и Fukuhara) проверяли эти опыты в тех же условиях
и с тем же вирусом, но получили отрицательный результат. В итоге вопрос
о профилактическом и лечебном действии антирабической сыворотки при
всех способах заражения животных решается отрицательно. В книге
«Lyssa bei Mensch und Tier», являющейся совместным трудом трех боль-
ших специалистов—К рауса, Герлаха и Швейнбурга (Kraus,
Gerlach, Schweinburg), этот взгляд выражен со всей категоричностью.
Таким образом, положительный эффект применения антирабической
102
сыворотки является во всяком случае весьма редким исключением. Наобо-
рот, имеется весьма большое число сообщений, свидетельствующих о том,
что антирабическая сыворотка проявляет специфические свойства только
«in vitro», т. е. при непосредственном смешении ее с вирусом.
В таком положении находился вопрос, когда мы включили его в работу.
Причину противоречий между опытами, произведенными in vitro и in
vivo, мы не могли искать в слабости рабицидных свойств сыворотки. В ру-
ках отдельных исследователей (Тиццони и Чентанни) имелись
сыворотки, рабицидное действие которых проявлялось «in vitro» в разве-
дении 1 :25000. Долей грамма такой сыворотки было бы достаточно для
нейтрализации вируса в целом мозгу человека. Анализируя создавшуюся
обстановку, мы остановились на предположении, что, при всех условиях
введения сыворотки in vivo, рабицидные вещества с вирусом не встречают-
ся. Если сыворотка вводится в кровь—этому препятствует «барьер». При
субарахноидальной инъекции сыворотка попадает в пространство, от-
куда доступ в мозг затруднен, и, наоборот, легко совершается удаление ее
за пределы мозга.
Добиться ясности здесь можно только путем экспериментов, предусма-
тривающих указанные условия.
В этих целях мы решили воспользоваться некоторыми данными из при-
веденных выше наблюдений над циркуляцией, т. е. поставили вопрос не в
частном порядке изучения специфических реакций именно при бешенстве,
а вообще об условиях встречи различных веществ в мозгу и его под оболочечных
пространствах. В результате данные, полученные при изучении одного
процесса, легко переносились на другие. Объем работы, естественно, рас-
ширился, что, в свою очередь, дало возможность наблюдать явления, не
имевшие прямого отношения к первоначальной задаче.
БЕШЕНСТВО
Для начала мы воспользовались данными, полученными при изучении
действия продуктов расщепления нервной ткани. Мы видели, что эффект
их действия резко усиливался в тех случаях, когда перед субарахноидаль-
ным введением извлекалось большое количество цереброспинальной жид-
кости. По этому же типу были поставлены на собаках и новые опыты с ан-
тирабической сывороткой (опыты моих сотрудников А. В. П о н о м а-
реваи А. М. Пешков а1].
Число животных—16. Заражение всегда субарахноидальное или суб-
дуральное. Сыворотка вводилась также субарахноидально, в одних слу-
чаях до, в других после заражения с промежутком времени в обе стороны
от 6 до 20 часов. Для заражения употреблялся ленинградский штамм virus
fixe в разведении 1/100 и 1/500 (нефильтрованная эмульсия) в количестве
0,4—0,5 см3. Перед введением сыворотки у собак извлекалось максималь-
ное количество цереброспинальной жидкости. Иногда сыворотка вводи-
лась повторно по 3,0—5,0. Каждый опыт сопровождался соответствующим
контролем.
В результате почти все подопытные собаки остались здоровыми. Забо-
лела только одна, причем инкубация растянулась у нее до 12 дней. Все
1 A. Ponomareff et A. Tchechkoff. Comptes rend, de la So-
ciSte de Biologie. S. du 2 Juillet 1927, t. 97, p. 376.
103
контрольные животные, зараженные одновременно той же дозой вируса,
заболели и погибли в обычный срок.
Эти данные позволяют думать, что при субарахноидальном введении
и вирус и сыворотка вступают в мозг одними путями. Вот почему при со-
здании условий, благоприятствующих прониканию из субарахноидаль-
ного пространства в мозг, сыворотка получила возможность проявить свое
специфическое действие даже тогда, когда между заражением и инъекцией
сыворотки проходило несколько часов. Она как бы догоняла вирус на пу-
тях его распространения.
Приведенными опытами устанавливается также, что нет никакой раз-
ницы в действии антирабической сыворотки «in vitro» и «in vivo». Отсут-
ствие эффекта применения этой сыворотки в организме в значительной сте-
пени зависит, таким образом, от того, что она не встречается с вирусом.
Во всяком случае создание условий этой встречи обеспечило проявление
реакции.
Те наши опыты, в которых момент применения сыворотки отставлялся
от момента заражения на 20 и более час’ов, кончались неудачей. Из даль-
нейшего изложения будет видно, что неудачи эти находят себе объяснение
не только в механических условиях циркуляции, но несомненно, что и
они могли играть здесь некоторую роль.
Полезный эффект достигается только тогда, когда вирус еще не вышел
за какие-то пределы, доступные из субарахноидального пространства. Мы
видели, что не все введенные сюда вещества вступают в мозг диффузно.
Для многих из них, особенно же для вируса, необходимо допустить суще-
ствование каких-то ворот, и только по этому пути антитела сыворотки
могут в достаточном количестве войти в соприкосновение с вирусом.
Для того, чтобы рабицидные вещества проникали в мозг из крови, нуж-
но нарушить целость упомянутого выше «барьера». Существует ряд ис-
кусственных приемов, способствующих увеличению проницаемости мозго-
вых сосудов. К их числу относятся:
1)	перегревание тела и в частности мозга (диатермия),
2)	рентгенизация,
3)	перевязка мочеточников (Н. К. Розенберг),
4)	введение в кровь различных веществ, например дифтерийного ток-
сина, туберкулина и т. д. (Ш т е р н, Б а а т а р д),
5)	инъекция в кровь гипертонического раствора поваренной соли,
б) понижение субарахноидального давления, путем извлечения цере-
броспинальной жидкости и другие.
Некоторые из этих приемов употребляются и в клинике в случаях,
когда желают доставить к мозгу то или иное лекарственное вещество, нор-
мально не переходящее через барьер. Однако, для многих эксперименталь-
ных целей, в частности для решения поставленной нами задачи, одни из
этих способов оказались неприемлемыми, так как в короткий срок влекли
за собой смерть животных (перевязка мочеточника), другие—слишком сла-
быми (перегревание, введение гипертонических растворов), не дававшими
в наших руках никакого результата. Перечисленные приемы пригодны
может быть для изучения самого физиологического явления—проницаемо-
сти стенки мозговых сосудов. Но в опытах с введением антирабической сы-
воротки в кровь животных, зараженных интрацеребрально, мы не полу-
чили от них эффекта. Только вводя в кровь антирабическую сыворотку и
вслед за тем максимально извлекая цереброспинальную жидкость, мы
иногда видели запаздывание в развитии явлений бешенства. Инкубацион-
ный период несколько удлинялся, но нам и здесь ни разу не удалось спа-
104
сти животное от бешенства, даже если интрацеребральное заражение про-
изводилось перед или тотчас после извлечения цереброспинальной жид-
кости. Однако, этот способ остановил на себе наше внимание.
Из числа всех других его следует считать самым старым. Во всяком
случае уже первые исследователи вопроса о проницаемости мозговых со-
судов (Сикар, Н. К. Розенберги др.) подробно описывают ус-
ловия извлечения цереброспинальной жидкости, при которых удается из-
бегнуть попадания в нее веществ, находящихся в крови.
Существенным преимуществом является здесь то, что 1) в организм ни-
чего не вводится извне и 2) результат начинает сказываться почти с момен-
та применения. Единственный недостаток этого приема заключается в сла-
бости его для наших целей. Действие его необходимо было усилить.
По ходу другого исследования мне пришлось сделать наблюдение, поз-
волившее тем же механическим путем добиться нужного усиления прони-
цаемости мозговых сосудов. Именно при различных операциях на черепе
и на мозгу собак было отмечено следующее. Если непосредственно перед
трепанацией извлечь большое количество цереброспинальной жидкости,
то трепанация не сопровождается кровотечением из костей, или оно бывает
незначительным. Факт этот оказался постоянным и был подвергнут спе-
циальному изучению, которое я и поручил сотруднику моему д-ру А. С.
Вишневскому1.
Опыты ставились таким образом, что собаке под наркозом производи-
лась трепанация над sinus sagittal is или над одной из крупных костных вен
покровных костей черепа. Появлялось сильное кровотечение. Тотчас, субок-
ципитальным проколом извлекалась цереброспинальная жидкость. Уже
в начале извлечения кровотечение останавливается почти внезапно. Стои-
ло ввести жидкость обратно и оно возобновлялось с прежней силой. Если
кровотечение происходило из обнаженного sinus sagittalis, то, по мере из-
влечения жидкости, стенка синуса западала и уже не только не выпячи-
валась над твердой мозговой оболочкой, но прогибалась внутрь, образуя
желобок. В настоящее время мы пользуемся этим приемом при всех бо-
лее или менее значительных трепанациях черепа у собак.
Если извлечь у собаки цереброспинальную жидкость, ввести ее обрат-
но и вновь извлечь, то жидкость уже не будет бесцветной. При повторе-
ниях этого приема она постепенно окрашивается в желтоватый, а затем и в
красный цвет. Если эти действия продолжить, употребляя для них все
доступное количество цереброспинальной жидкости, то окрашивается не
только жидкость субарахноидального пространства, но и жидкость же-
лудочков, а в самом веществе головного мозга появляются точечные крово-
излияния.
Этот прием мы назвали «буксирование», или «pompage». В дальнейшем
для краткости я позволю себе употреблять этот термин.
Методом буксирования мы и решили воспользоваться для того, чтобы
дать возможность антирабической сыворотке проникнуть из крови в мозг
(опыты сотрудников моих А. В. Пономарева и А. М. Чешко-
в а)1 2.
Опыты ставились следующим образом. Двум кроликам одного веса мы
вводили в ушную вену антирабическую сыворотку. Вслед за этим одному
1 А. С. Вишневский. Журн. эксп. биол. и мед., № 12, 1926/27; Arch. f.
kl. Chir., В. 146, H. 2/3, 1927.
2 A. Ponomareff et A. Tchechkoff. Comptes rend. d. 1. Soc. de
Biol. S. du 2 Juillet 1927, t. 97, p. 376.
105
из них производился субокципитальный прокол, извлекалась цереброспи-
нальная жидкость, которая тотчас вводилась обратно, и извлекалась вновь.
Иногда этим дело ограничивается, иногда прием повторяется еще один или
два раза. По окончании операции обратно жидкость мы обычно не вводим.
Заражение кроликов производилось всегда интрацеребрально. Материалом
служила 1% эмульсия «virus fixe». Так как вначале в нашем распоряже-
нии была сыворотка слабого титра, то и заражение мы производили за два-
три часа до или через 2—3 часа после введения сыворотки. Контрольные
кролики, получавшие то же количество сыворотки в кровь, но без букси-
рования, заражались одновременно и тем же способом.
За весьма редкими исключениями подопытные кролики остались здо-
ровыми. Контрольные заболели и погибли все.
Эти опыты были нами поставлены в большом числе с одинаковым ре-
зультатом. С тех пор, как в Институте экспериментальной медицины была
изготовлена антирабическая сыворотка высокого титра (С. Фай н), уда-
лось момент заражения отодвигать от момента введения сыворотки на зна-
чительный срок (до 20 часов). Впоследствии известное число таких же
опытов и с теми же результатами было поставлено на собаках.
Оценивая полученные данные, необходимо отметить, что за всю исто-
рию изучения условий пассивной иммунизации при бешенстве впервые
случилось, что антирабическая сыворотка стала постоянно проявлять свое
специфическое действие в организме даже при интрацеребральном зара-
жении животного.
Действительность разрушения барьера «буксированием» в дальнейшем
мы проверили не только в отношении специфических антител, но также в
отношении вируса.
Вопрос о возможности заражения бешенством через кровь до сих пор не
имеет окончательного решения. Большинство авторов такую возможность
отрицает [Пастер (Pasteur), Мари (Marie), Краус (Kraus), Н о-
к а р (Nocard), Б а б е ш (Babes), Б о м б и ч и (Bombici) и др.]. Гель-
ман считает даже, что вирус разрушается в крови. Согласно эксперимен-
тальным данным Черевкова, вирус, введенный в кровь, исчезает из
нее уже через несколько минут, но может быть найден во многих тканях и
органах.
Наши опыты в этом направлении ставились так (опыты д-ра Б. М.
Повелев а)1. Приготовлялась 25% эмульсия рабического мозга, филь-
тровалась через марлю и некоторое время центрифугировалась для удале-
ния всех более крупных кусочков. Центрифугат в объеме 3,0 очень медлен-
но вводился в ушную вену кролика. Вслед за тем части кроликов произво-
дилось простое извлечение цереброспинальной жидкости, другим проделы-
вался описанный только что прием буксирования. После этого кролики
вновь получали в вену 5,0 той же эмульсии. Контрольным животным вводи-
лась в кровь только эмульсия в тех же количествах и также в 2 приема.
Из 5 кроликов с простым извлечением цереброспинальной жидкости
заболел бешенством один. Во второй серии животных, которым было про-
делано «буксирование», из 5 кроликов заболело 4. Все 5 контрольных кро-
ликов остались здоровыми.
Результат этих* опытов наглядно демонстрирует, что «буксирование»
является действительным средством увеличения проходимости мозговых
сосудов даже для элементов организованной материи и по силе своего дей-
1 Б. М. Повелев. Арх. биол. наук, т. 30, в. 4, 1930; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 74, H. 1—2, 1930.
106
ствия значительно превышает простое извлечение цереброспинальной жид-
кости. Вместе с тем опыт подтверждает, что заражение бешенством через
кровь# нормальных условиях встречает затруднения. Животные не заболе-
вали даже в тех случаях, когда вирус вводился в количествах, совершенно
невозможных при спонтанной форме заражения.
Недавно Швейнбург (Schweinburg) также поставил ряд опытов на
морских свинках в целях проверки интравенозного пути заражения бешен-
ством. Употребляя большие объемные количества вируса, он в 50% полу-
чил заболевание. На этом основании он считает, что в наших опытах
отрицательный результат зависел не от степени проходимости мозго-
вых сосудов для вируса, а от применения жидкой эмульсии и в малых
дозах.
Я думаю, что здесь недоразумение. Мы разделяли общее количество
эмульсии на две порции именно потому, что введение всего количества ее
в один прием сопровождалось тяжелыми явлениями (одышка, судороги).
Много кроликов при этом быстро погибало с явлениями массовой эмболии
легких.
Если в указанных условиях ни один контрольный кролик не заболел,
а «буксированные» заболели почти все (4 из 5), то какое же может быть сом-
нение относительно влияния степени проходимости мозговых сосудов на
этот процесс? Наоборот, выводы, к которым приходит Швейнбург,
скорее могут встретить возражение. При инъекциях больших объемов по-
сторонней жидкости в кровеносную систему свинки нужно считаться не
только с находящимся в ней специфическим вирусом, но и с самим фактом
введения. Состав крови при этом хотя и временно, но резко изменяется,
а это прежде всего имеет последствием механическое нарушение нормаль-
ного состояния сосудистого ложа. При таких условиях, никогда не встре-
чающихся в норме, заражение бешенством через кровь должно быть при-
равнено к эмболической форме его, т. е. к непосредственному внесению ви-
руса в мозг. Но даже и здесь Швейнбург имел только 50% заражения
своих животных. Если бы опыты его были поставлены в наших методиче-
ских условиях, т. е. при еще большей поломке сосудистого ложа, он полу-
чил бы не 50, а все 100% заражения.
ДИФТЕРИЯ
Описанный метод механического разрушения «барьера» не заключает
в себе ничего специального именно для бешенства. Поэтому было интерес-
но изучить его влияние на течение всех тех патологических процессов, при
которых применяется лечение специфическими антителами, в частности
антитоксинами.
Первые опыты были нами поставлены с дифтерийным токсином, на
связь которого с мозгом указывает целый ряд клинических и патолого-ана-
томических наблюдений [Монти (Monti), Багинский (Baginsky),
А р н г е й м (Arnheim), Клейншмидт (Kleinschmidt)]. Нервные симп-
томы при дифтерии так часто выступают на первый план, что это вызвало
в свое время предложение [Франчиони (Francioni) и Бингеля
(Bingel)] вводить больным дифтерийный антитоксин интралюмбально, что
в тяжелых случаях Бингельи делал с успехом. Предложение его поч-
ти не встретило поддержки. Вероятно, это объясняется тем, что в случаях
средней тяжести уже простая инъекция сыворотки под кожу и, особенно,
в кровь и мышцы дает хороший эффект. Когда же эффекта при этом не
107
получают, то оказывается упущенным время, и антитоксин становится
бесполезным при всех способах его введения.
Для своих экспериментов (опыты моего сотрудника А. В. П о н о м а-
р е в а)1 мы воспользовались данными работ Д е н и т ц a (Donitz) и
Б ер г х а уз a (Berghaus), касающимися тех количественных и времен-
ных отношений между токсином и антитоксином, при которых последний
способен проявлять свое специфическое действие в организме. Д е н и т ц
показал, что если кролику весом в 1800,0—2000,0 ввести, в кровь 15DLM
дифтерийного токсина, а через 60 минут после этого 1850 единиц
антитоксина, то кролик уже не может быть спасен и погибает приблизи-
тельно на 3-й день. Поставив предварительные опыты, мы в этом также убе-
дились.
В каждый наш опыт кролики подбирались парами. Через 60 минут после
введения в вену 15 DLM дифтерийного токсина кролики получали, также
внутривенно, 1850 I. Е. Спустя 5—10 минут после этого одному из каждой
пары животных мы производили буксирование. Операция эта делалась
под эфирным наркозом. Для уравнения условий опыта все контрольные
кролики также получали эфирный наркоз, но буксирование им не произ-
водилось.
Первоначально опыт был поставлен на 18 парах кроликов. Из них все
18 контрольных животных заболели и погибли в обычных условиях. Из
подопытных—5 не заболели совсем, 11 пережили своих контролей на 3—
5 дней и только 2 погибли одновременно со своими контролями. Тогда мы
изменили условия опыта и стали вводить антитоксин не через 60, а через
45 минут после токсина. В остальном схема опыта оставалась без измене-
ния. При этих условиях подопытные кролики выживали уже как правило,
а контрольные погибали, прожив лишь несколько дольше, чем в опытах
первой серии.
Приведенные данные с несомненностью устанавливают, что при дифте-
рийной интоксикации нервная система вовлекается в болезненный про-
цесс не в одинаковой степени с другими органами и системами тела. Ее
поражение является основным условием, определяющим смерть. В наших
экспериментах выживали только те животные, в организме которых созда-
вались условия для лучшего проникания антитоксина из крови в мозг.
Своевременная доставка антитоксина в район центральной нервной систе-
мы устраняла заботу о других органах и гарантировала выздоровление. То
же количество антитоксина в крови, омывающей сердце, надпочечник
и т. д., оказывалось бесполезным, если центральная нервная система оста-
валась вне сферы специфических реакций.
Что после «буксирования» антитоксин действительно поступает в мозг,
мы убедились специальными опытами на собаках, цереброспинальная жид-
кость которых нейтрализовала токсин как in vitro, так и in vivo. Здесь
выяснилась еще одна деталь: после «буксирования», особенно, если оно при-
менялось повторно, количество антитоксина в цереброспинальной жидко-
сти нарастает постепенно и достигает максимума не в ближайшие за тем
часы, а на 2-й, 3-й день.
В дальнейшем содержание антитоксина в цереброспинальной жидкости
падает, но в некоторых случаях мы находили его здесь до 7-го и даже
до 10-го дня.
1 А. В. Пономарев Арх. биол. наук, т. 28, в. 4, 1928. Zeitschr. f. d. ges. exp,.
Med., B. 64, H. 1 u. 2, 1929; C. r. Soc. de Biol., t. 97, 1927;
108
СТОЛБНЯК
Приблизительно по той же схеме были поставлены наши опыты со столб-
нячным токсином. Я не буду приводить их подробностей. Отмечу только,
что сходство в результатах было получено и здесь, однако далеко не в той
степени, как это можно было бы ожидать. Подопытные животные в сред-
нем переживали своих контролей на некоторый небольшой срок, однако,
в конце концов погибали и они. Невольно возникал вопрос, что полезное
действие было связано здесь больше с приемом «буксирования», чем с са-
мими по себе специфическими антителами.
ДИЗЕНТЕРИЯ
Опыты с дизентерийным токсином были проведены на кроликах. Как
показали исследования КраусаиДерра (Kraus u. Dorr), эти живот-
ные весьма чувствительны к дизентерийному токсину. Патологические по-
следствия дизентерийной интоксикации сказываются у них не только на
области кишечного тракта, но и на нервной системе, в виде судорог и пара-
личей [Геллер (Heller), Дерр].
Методика наших опытов (опыты моего сотрудника А. В. П о но-
ма р е в а1) была та же, что и в опытах с дифтерийным токсином. Меня-
лось лишь время и количество реагирующих веществ. В результате кро-
лики, которых мы «буксировали», или не заболевали или переживали
своих контролей. Такой же результат мы имели в тех случаях, когда
кроликов не «буксировали», а, разделив сыворотку на две части, х/3 всего
количества вводили субарахноидально, а другие 2 3—в кровь. Контрольный
кролик все количество сыворотки получал только в кровь. В части случаев
мы прибегали к повторному введению сыворотки в равных дозах подопыт-
ному и контрольному кроликам.
Интересны данные применения противодизентерийной сыворотки у уже
заболевших животных. После того, как обнаруживался понос, а особенно
в начале появления параличных симптомов, мы вводили сыворотку под-
опытному кролику в кровь и субарахноидально, а контрольному—только
в кровь.
В ряде случаев у подопытных животных мы получили хороший лечебный
эффект. Четыре раза мы имели выздоровление животных, лежавших
«пластом» и уже не имевших силы самостоятельно подняться на ноги.
Теми же дозами антитоксина нам не удавалось спасти заболевших кроли-
ков, если сыворотка вводилась только в кровь.
СКАРЛАТИНА
Многие инфекционные процессы не могут быть воспроизведены на жи-
вотных. Поэтому мы вынуждены были обратиться к клиническому мате-
риалу.
В настоящее время при скарлатине часто применяется лечение анти-
токсической сывороткой. В момент, когда мы приступали к работе (1926 г.),
в Ленинграде еще почти не имелось концентрированных противоскарла-
тинозных сывороток и нормальной дозой для тяжелых случаев у взрослых
1 A. W. Ро no ma re w, 1. с., стр. 108.
109
была доза в 100,0—200,0, иначе эффекта получить не удавалось. Приведен-
ные выше данные позволяли думать, что при таких объемных количествах
сыворотки некоторая часть антител проникала из крови в район мозгаг
и что именно это являлось необходимым условием лечебного эффекта. Но
тогда при субарахноидальном введении мы должны были бы получать его
и от очень малых доз сыворотки.
С соответствующим предложением я обратился к главному врачу зараз-
ной больницы им. С. П. Боткина в Ленинграде профессору Г. А. И в а-
ш е н ц о в у. Под его наблюдением докторами Н. Г. Котовым и
Б. Н. Котляренко1 был поставлен ряд соответствующих опытов
в этой больнице. Неконцентрированная антитоксическая сыворотка вво-
дилась скарлатинозным больным только субарахноидально через пояснич-
ный прокоп в количестве от 4,0 до 10,0. Во всех этих случаях в кровь или
в мышцы сыворотка не вводилась.
К лету 1927 г. было произведено 57 наблюдений: в 27 случаях имелась
токсическая форма болезни (II, III и IV категории по Мозеру), в 13—ток-
сико-септическая (II—III категории) и в 17—септико-токсическая форма
(III и IV категории).
В числе случаев, леченных субарахноидальным введением сыворотки,
не было легких форм. Сюда вошли только те больные, которые по своему
состоянию вообще подлежали сывороточному лечению. О контингенте этих
больных можно судить по следующей статистике.
Наши наблюдения производились зимой 1926/27 г., как раз в разгар
эпидемии скарлатины. В 1926 г. в Боткинской больнице находилось на из-
лечении 3 296, а в 1927 г.—3 367 скарлатинозных больных. Общий про-
цент смертности от скарлатины в 1926 г. был 4,8, а в 1927 г.—4,2. Боль-
шинство составляли легкие формы. Из всех этих больных лечение сыворот-
кой проводилось лишь у действительно нуждающихся в этом как по форме,
так и по тяжести случая. Смертность здесь, несмотря на сывороточное ле-
чение, была в несколько раз больше и равнялась 20%. Так, из 107 больных,
получивших антитоксическую сыворотку в мышцы, погибли 21 человек.
Наши 57 больных находились в больнице в тот же период времени.
Для внутримышечных инъекций сыворотка употреблялась в количестве
100,0—200,0, для интралюмбальных мы брали по 4,0—10,0 (в среднем по
6,0). Наблюдения велись параллельно.
Из 57 человек, леченных интралюмбальным введением сыворотки, по-
гибли 6 (10,5%); из них 5 случаев IV категории Мозера, для которой
сам Мозер выводит 99,8% смертности, считая эту форму уже преддве-
рием агонии.
В одном случае интралюмбального применения сыворотки эффект не
был получен. Интересно, что повторное введение сыворотки в большом ко-
личестве в мышцы, произведенное этому больному на следующий день,
также не сопровождалось лечебным эффектом (больной все же выздо-
ровел).
В остальных случаях эффект был получен в те же сроки и в той же
форме, как и при других способах введения антитоксина. Создалось впечат-
ление, что при этом способе достигался даже более быстрый и решитель-
ный эффект.
Последний выражался прежде всего в ликвидации «явлений интоксика-
1Н. Г. Котов и Б. Н. Котляренко. Журн. микр. пат. и инф. бол.
т. б, в. 2, 1928; Verhandl. d. Deutsch-Russisch Scharlach Kongresses vom 11 — 14 Juni
1928 in Konigsberg.
110
ции» (помрачение сознания, бред, судороги, общее возбуждение или угне-
тение, недержание мочи, поносы, рвота, сердечно-сосудистые явления и т. д.).
Вместе с тем исчезала или сильно бледнела розеолезная сыпь. Из элементов
петехиальной сыпи сохранились лишь сами петехии на бледном фоне. Ис-
чезание сыпи во всех случаях происходило независимо от тяжести болезни.
Одновременно с сыпью резко уменьшалась или проходила краснота и
отечность зева (ангина). В процессе ликвидации сыпи и ангины наблюдал-
ся полный параллелизм. Явления интоксикации, сыпь и ангина, раз ис-
чезнув, больше уже не возобновлялись.
Температура упала в 50 случаях из 57. В своей работе авторы говорят
по этому поводу следующее: «Введенная субдурально сыворотка... дает
совершенно четкий, быстрый и, в неосложненных случаях, окончательный
критический спуск температуры».
Чем раньше было применено сывороточное лечение, тем эффект был
лучше. Для получения эффекта от сыворотки предварительное извлечение
больших количеств цереброспинальной жидкости оказалось ненужным.
Дальнейшие данные касаются скарлатинозных нефритов. Из числа упо-
мянутых выше 107 скарлатинозных больных, леченных внутримышечными
инъекциями сыворотки, 18 умерло в первые дни болезни. У остающихся 89
больных впоследствии было отмечено 22 случая выраженного нефрита
(25%), из которых 3 окончились смертью. У наших же больных, выздоро-
вевших после интралюмбального применения сыворотки, в числе 51 чело-
века, собственно нефрит не был отмечен ни разу. Кратковременная аль-
буминурия (1—3 дня) отмечена только в 3 случаях и в 2 других альбумину-
рия (без примеси крови, без отеков, при нормальной температуре) держа-
лась около 2 недель.
Следует отметить еще наблюдения над развитием менингеальной реак-
ции при интралюмбальном введении сыворотки. В этом отношении все
больные резко разбились на две группы. Одна состояла из больных, кото-
рым была введена сыворотка, изготовленная с прибавлением для консер-
вирования карболовой кислоты (следы). В эту группу вошло 27 человек..
Из них только у 5 не было никаких явлений «менингизма», у 4 явления эти
были выражены довольно резко и у 18 легко.
Вторая группа больных из 30 человек получила сыворотку, консерви-
рованную прибавлением хлороформа. Ни в одном из этих случаев явле-
ния менингизма не были отмечены. Приписать это нужно, повидимому, дей-
ствию хлороформа: когда нескольким больным интралюмбально была вве-
дена сыворотка, не содержащая ни карболовой кислоты, ни хлороформа,
явления менингизма у них развились.
Позднее был сделан ряд новых наблюдений над интралюмбальным
введением сыворотки при скарлатине, с тем же приблизительно резуль-
татом.
Оценивая приведенные данные, нужно сказать, что одно только суб-
арахноидальное введение малых количеств антитоксической сыворотки в
ряде случаев дало полный терапевтический эффект, выразившийся в паде-
нии температуры, исчезании сыпи и ангины и в резком улучшении «об-
щего состояния». Подобный эффект не мог быть получен от тех же ко-
личеств нашей сыворотки при введении ее в кровь, мышцы или подкож-
ную клетчатку.
Вскоре после опубликования этих данных соответствующие опыты были
повторены д-ром Н. И. Морозкиным в Смоленске в клинике ин-
фекционных болезней проф. М. И. Певзнера (Врачебная газета,
1930 г., № 3).
ш-
Материал—50 случаев. Возрастной состав—по преимуществу дети от
^2 года до 12 лет. В половине всего числа больных имелась тяжелая септи-
ческая форма скарлатины с ранними осложнениями (гнойный аденит,
отит, мастоидит). Другая половина больных отнесена автором к категории
токсической скарлатины средней тяжести (t° до 40°, ясно выраженная ин-
токсикация, обильная сыпь, налеты в зеве без некрозов). В этой группе
больных при интралюмбальном введении сыворотки автором получен «бы-
стрый и верный эффект» от таких доз антитоксина, которые были в несколь-
ко раз меньше применяемых внутримышечно. При септической форме
скарлатины интралюмбальное введение сыворотки давало лишь временное
снижение температуры и преходящее уменьшение интоксикации. Автор
приходит к выводу, что даже малые дозы антитоксина, введенного интра-
люмбально, дают хороший терапевтический эффект в случаях токсической
скарлатины. Вопрос о лечении тяжелой септической скарлатины таким пу-
тем не разрешается. Недостатком способа для терапевтических целей автор
считает менингеальные явления, которые в двух его случаях сопровож-
дались нескоро выравнившимися расстройствами со стороны мочевого
пузыря. За способом внутримышечных инъекций сыворотки автор со-
храняет преимущества, так как он не дает описанных осложнений.
Я не считаю себя компетентным в решении этого вопроса. Это, кроме
того, и не являлось целью поставленных нами экспериментов. В задачу
их входило изучение патогенеза токсической формы скарлатины, и в этом
отношении полученный результат представляет несомненный интерес.
При интралюмбальной инъекции антитоксина в количествах, недеятель-
ных ни при Каком ином способе введения, исчезали ведь не только «нерв-
ные явления» и улучшалось не только «общее состояние». Происходили
изменения в ряде таких местных процессов, как сыпь и ангина и, может
быть, предупреждались нефриты. Принятые нами количества сыворотки
при подведении ее непосредственно к самим пораженным органам, через
кровь, оказывались недействительными, а из района мозга угашали все
болезненные процессы в них!
Здесь несомненная загадка, разрешить которую можно, только изу-
чив происхождение и природу этих своеобразных «местных» процессов.
КОРЬ
Внешние проявления болезни при кори очень похожи на скарлатиноз-
ные. Острое начало, первые признаки местного поражения во рту и зеве,
сыпь и высокая температура.
Профилактическое употребление сыворотки коревых реконвалесцен-
тов в настоящее время стало повсюду довольно популярным. Для этих
целей сыворотка употребляется в малых дозах, не дающих лечебного эф-
фекта. Последний также можно получить, увеличив дозу.
Проверить положение о сходстве патогенеза кори и скарлатины на боль-
шом клиническом материале по ряду причин невозможно. Во-первых,
коревые больные в специфическом лечении нуждаются сравнительно редко
и поэтому эксперимент не имеет других оправданий, кроме тех, которые
заключаются в нем самом. Во-вторых, очень трудно подобрать такой ма-
териал, который позволил бы считать результаты эксперимента убедитель-
ными, так как течение кори само по себе часто дает пеструю картину. Од-
нако, нам удалось получить несколько случаев, в значительной степени
доказательных (случаи д-ров Н. Г. Котова и Б. Н. Котляренко).
112
Дело идет о внутрибольничном заражении: одновременно получают
возможность заразиться трое детей, приблизительно одного возраста. Они
берутся под наблюдение. Одновременно у всех на слизистой оболочке
щек появляются «пятна Коплика». Всем им в одинаковых количествах
(8,0) вводится сыворотка коревых реконвалесцентов, но двоим в кровь,
а одному субарахноидально через поясничный прокол. Для субарахнои-
дальной инъекции был выбран случай, где «пятна Коплика» были выраже-
ны особенно отчетливо. Двое первых детей на другой же день заболевают
выраженной корью и в дальнейшем проделывают обычную картину бо-
лезни средней тяжести. У ребенка, которому сыворотка была введена суб-
арахноидально, заболевания не последовало. Только пять дней спустя у
него слегка поднялась температура (37,4°) и появилась небольшая и
нетипичная сыпь (сывороточные явления?). Раньше чем через сутки сыпь
исчезла, и температура пришла к норме.
Случаи эти можно оценить следующим образом. В кровеносную си-
стему двух больных была введена сыворотка, количество которой оказа-
лось недостаточным для получения эффекта. Это явствует из того, что в
развитии и течении болезни этих больных не произошло никаких изме-
нений. Третьему больному то же, т. е. также недостаточное количество
сыворотки было введено субарахноидально. У этого больного заболевания
не последовало или, во всяком случае, оно было отсрочено на 5 дней.
Тогда что же такое корь и скарлатина, если блокада одной только
нервной системы задержала или угасила все симптомы этих болезней!
Ясно, что здесь, как и при скарлатине, «местные» явления (сыпь,
ангина, «пятна Коплика») не могут быть признаны самостоятельными
и отнюдь не свидетельствуют о действительном поражении перифериче-
ских тканей специфическим раздражителем, вызвавшим самую болезнь.
Мы имели возможность убедиться в этом еще на одном примере.
Сыворотка коревого реконвалесцента была введена субарахноидально
(10,0) одному больному в начале болезни, когда имелась уже ясно выражен-
ная сыпь и высокая температура (39,8°). Через 12 часов температура упа-
ла критически, сыпь исчезла. Но случай интересен не этим. У больного
в первый же день болезни была констатирована пневмония с фокусом в
одном из легких (ранняя «коревая пневмония»). Разрешение пневмони-
ческого очага последовало одновременно с исчезанием других симптомов
болезни, и уже через сутки фокус этот не мог быть определен.
Если один за другим отпадают все симптомы болезни, то прекраща-
ется и самая болезнь. Если этот процесс совершается за счет реакций
нервной системы, то логика требует признать, что нервная система была
не только вовлечена в болезнь, но сама организовала ее внешние проявления.
Все остальное явилось лишь следствием этого акта.
8 А. Д. Сперанский
ОБЩИЙ ОБЗОР
В дальнейшей работе мы испытали в тех же условиях ряд других спе-
цифических сывороток. Сщда относятся поливалентные—стрептококко-
вая и стафилококковая, холерная и брюшнотифозная. Небольшое число
наблюдений было произведено на людях. Главная масса опытов—на
животных. Каких-либо ясных преимуществ в действии этих сывороток
при субарахноидальном введении или при «буксировании» мы не отметили.
Эффект или отсутствовал или был случаен. Общее впечатление от этой
серии опытов скорее отрицательное. Это и понятно. Субарахноидальная
инъекция или «буксирование» сами по себе являются травмой нервной
системы. Если прием этот не сопровождается специфически полезной ad
hoc реакцией, то он неизбежно должен ухудшить положение. Все пере-
численные только что сыворотки, как известно, и в обычной форме при-
менения не дают отчетливо выраженного эффекта. Современная медицин-
ская практика почти не считается с ними. Если соответствующие лабора-
тории все-таки продолжают их вырабатывать, то, главным образом, в
целях научных.
Принято думать, что отсутствие специфического действия зависит здесь
от случайных причин: от вида животного, от качеств взятого антигена,
формы иммунизации и т. д. Таким образом, сохраняется надежда, что
с течением времени перемена в способах изготовления этих сывороток,
т. е. методические усовершенствования, разрешат задачу в положительном
смысле.
В этом можно решительно сомневаться. Мы видели, что обнаружение
специфического действия сывороток в организме связано не только с на-
личием определенных свойств этих сывороток. В основном здесь дело идет
о свойствах реагирующего объекта и о характере тех процессов, которые
проявляются в форме болезни. Я позволю себе несколько остановиться
на этом предмете.
Зависит ли специфичность действия от того, имеем ли мы «антитокси-
ческую» или «бактерицидную» сыворотку?
Нет не зависит. Выше это уже демонстрировалось на примере анти-
рабической сыворотки. Специфические свойства ее ранее были доступны
изучению только in vitro. Теперь мы получили возможность наблюдать
их in vivo.
Второй вопрос: действительно ли обладают перечисленные «бактери-
цидные» сыворотки специфическими свойствами?
Да обладают, ибо in vitro они дают ряд специфических реакций с со-
ответствующими антигенами. Кроме того, и способ их изготовления не имеет
никаких принципиальных отличий от способа изготовления сывороток
антитоксических. Разница несущественна, она касается лишь способов
получения антигена, времени, количества и места его инъекции.
114
Наконец, и самое главное, имеются ли какие-нибудь особенности в
характере действия антитоксических сывороток?
Нет не имеются. Специфические свойства их безусловно проявляются
также только in vitro. Чтобы наблюдать их в организме, нужно точней-
шим образом учитывать время. Клиника дифтерии показывает, как стре
мительно нарастает процент неудач сывороточного лечения с каждым днем
отсрочки его применения. Лабораторный опыт свидетельствует о том же с
еще большей категоричностью. Здесь играют роль уже не дни, а часы и
даже минуты опоздания. Почти то же можно сказать о лабораторных опы-
тах со столбняком. Появление начальных местных симптомов служит обыч-
но сигналом смертельной опасности, каким бы путем и в какой бы степени
ни проводилось затем сывороточное лечение.
Не то же ли самое видели мы в наших опытах с бешенством?
Ясно, что у нас нет твердых данных противопоставлять антитоксиче-
ские сыворотки бактерицидным. Ясно также, что наши представления об
инфекционных и токсических процессах, как о процессах, от начала до
конца специфических, неверны. Во всех этих случаях специфический агент
только начинает процесс. Дальнейшее его развитие подчиняется другим
условиям, устранить которые специфическая сыворотка не может.
Неудивительно теперь, что интралюмбальная, да и всякая иная форма
введения антитоксина не разрешили вопроса о лечении септической скар-
латины. Последняя является добавочным процессом, возникающим на почве
скарлатины. Как и при дифтерии, переход в эту новую форму болезни
может произойти очень быстро, почти одновременно с токсическими явле-
ниями. Отсюда следует, что отсутствие лечебного эффекта от применения
многих сывороток вовсе не служит свидетельством того, что они слабы
или лишены специфических свойств.
Переходя к рассмотрению генеза отдельных симптомов инфекционного
процесса,мы должны будем признать, по крайней мере некоторые из них,
не только вторичными, но даже отраженными. Сюда относится коревая
и скарлатинозная сыпь, а также ангина. Естественно, возник вопрос и о
местных изменениях при дифтерии.
В дифтерийном процессе руководящая роль нервной системы высту-
пила, как видно, также с полной очевидностью. При одном и том же ко-
личестве антитоксина выживали лишь те животные, в организме которых
были созданы условия для поступления его в мозг. Данные, удостоверя-
ющие способность дифтерийного токсина связываться с различными тканя-
ми, представляют, таким образом, по преимуществу теоретический интерес.
Левадити и Мутермильх (С. Levaditi et St. Mutermilch),.
помещая кусочки органов (сердце, почки, селезенка, костный мозг) на
короткий срок в раствор дифтерийного токсина, видели задержку в росте
культур тканей. Эта задержка легко нейтрализовалась антитоксином.
Д-р И. М. Г а х в 1928 г. повторил эти опыты с тем же результатом. Однако,
когда для культур тканей он стал брать кусочки органов животных, по-
гибших от дифтерийной интоксикации, то культуры эти росли отлично,
несмотря на то, что дозы токсина были в общем огромны (200 DLM). Автор
не приводит объяснения этому явлению. Однако, отсюда мы вправе сде-
лать, по крайней мере, тот вывод, что в условиях живого организма диф-
терийный токсин, даже в больших дозах, не причиняет указанным тканям
непоправимых расстройств.
Совсем иначе обстоит дело с нервной системой. Выше уже были при-
ведены опыты Ру и Борреля, установившие, что иммунизированные
животные погибают от столбняка, если токсин вводится им в мозг. П ла-
8*
115
нер иПотпечниг (Planer u. Potpeschnig) повторили эти опыты с ана-
логичным результатом, взяв вместо столбнячного дифтерийный токсин.
В свою очередь и мы поставили серию опытов в этом направлении с дифте-
рийным токсином (опыты моих сотрудников Н. Н. Никитина и
А. В. Пономарева)1.
Подопытными животными служили кролики и свинки. Антитоксин
кроликам вводился в-кровь в больших количествах (500—1 000 I. Е.).
Вскоре вслед за этим субарахноидально инъицировался дифтерийный ток-
син в дозах 10 и 5 DLM. Все кролики погибли, причем лишь очень не-
многие из них пережили 24 часа. Но еще более убедительный результат
был получен в другой серии опытов. Здесь мы не только вводили такие же
количества антитоксина в кровь, как и в первой серии, но сопровождали
это «буксированием». Только тогда инъицировался субарахноидально
токсин. Такие кролики, конечно, значительно переживали кроликов пер-
вой серии, многие из них даже выжили. Когда от доз в 5 DLM мы переш-
ли к 2 DLM, то выживание «буксированных» кроликов сделалось пра-
вилом. Однако, в более поздние сроки (на двенадцатый—двадцатый день
и позднее) и эти животные довольно часто погибали при явлениях по-
худания, нараставшей слабости и параличей. Дифтерийный токсин,
которому была предоставлена возможность одновременной встречи с ан-
титоксином и нервной тканью, не только частично вступил в связь с по-
следней, но и успел вызвать в ней непоправимые изменения. Пусть впо-
следствии токсин был нацело нейтрализован, нервная клетка, даже после
этого, не восстановила свою структуру и функцию.
Опыты на свинках были поставлены в аналогичных условиях. Так же,
как кроликам, мы вводили свинкам большие дозы антитоксина в кровь
и лишь немного токсина субарахноидально. Так же, как кролики, все
они неизменно погибали.
В серии этих экспериментов нами было отмечено одно любопытное яв-
ление. Известно, что у свинки типическим признаком смерти именно от
дифтерийной интоксикации считаются соответствующие поражения над-
почечников. Их можно наблюдать и у других животных, но в менее резкой
степени. При вскрытии наших свинок эти изменения мы у них обнаружили.
Может быть, они были несколько слабее выражены, чем в случаях инток-
сикации через кровь, однако даже макроскопически определялись совер-
шенно ясно. То же имело место по отношению к сердечной мышце и ган-
глиям.
На этих данных стоит остановить внимание. В наших условиях экс-
перимента каждая молекула токсина, выходящая из района мозга в кровь,
немедленно здесь нейтрализовалась, так как антитоксин мы вводили
раньше, чем токсин. Только в таком недеятельном виде токсин доставлялся
к сердцу или надпочечнику. Когда в тех же условиях мы вводили токсин
не субарахноидально, а в кровь и даже в очень больших количествах, то это
не имело вообще никаких последствий. Значит, толчок к изменениям сердца
и мозгового вещества надпочечников был в наших опытах получен со сто-
роны и именно из нервной системы, на которую только и мог действовать
дифтерийный токсин. Другими словами, эти периферические поражения при
дифтерии вторичны. Причиной их является не токсин, а те новые нерв-
ные отношения, которые теперь установились между тканями и повреж-
денным центром.
1 н. н. н икитин и А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 30, в. 1,
1930; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 70, H. 3/4, 1930.
116
Таким образом оказалось, что и при дифтерии, как при скарлатине и
кори, природа некоторых «местных» процессов своеобразна и требует спе-
циального рассмотрения.
Проводя эту точку зрения далее, мы должны будем признать, что если
исчезание или предупреждение местных симптомов зависит от иммуниза-
ции одной только нервной системы, то и местные реакции иммунитета
протекают может быть вовсе не там и не так, как об этом принято думать.
Отсюда же неизбежно возникает вопрос и о природе «общих» расстройств,
так как последние, в свою очередь, тесно связаны со всем остальным.
Чтобы закончить разбор материалов этой главы, остается дать оценку
методического приема, которым мы пользовались и назвали «буксировани-
ем», или «pompage».
В приведенных здесь опытах мы считались лишь с условиями, интере-
совавшими нас непосредственно в данный момент. Целью являлось быстрое
изменение проходимости мозговых сосудов для подведения к мозгу специ-
фических антител.
Но ведь, помимо нужных нам продуктов, дорога открывалась для всех
других веществ, находящихся в крови. На некоторый срок проходимость
мозговых сосудов изменялась вообще. Факт, который следует непременно
учитывать.
Однако и это не все. На материале, касающемся судорожных явлений,
уже было показано, что даже простое извлечение цереброспинальной жид-
кости может иметь своим последствием изменение обычной формы реак-
ций на тот или иной раздражитель. Еще сильнее должно быть действие
буксирования. Хотя бы с точки зрения механики его следует расце-
нивать как своеобразную форму массажа мозга.
Мы хорошо знаем, что в организме нервная система не может прояв-
лять своих функций вне связи с другими органами. В этом отношении
она всегда и неизбежно выступает как двойник. Если внутри ее происходят
изменения, можно быть уверенным, что они найдут отображение и на
периферии. Реакции, имеющие в нормальных условиях определенный
цикл течения, меняют свое лицо, если нервная норма будет нарушена.
В этом мы убеждались неоднократно. Вот еще ряд примеров того же рода.
Сотрудниками моими д-рами А. М. и М. Л. Петруньки-
ными1, между прочим, была поставлена серия опытов с солями магния и
брома, которые при введении в кровь, внутримышечно или даже в желу-
док (бром) кролика, вызывают у этих животных наркоз..
Первая часть работы ушла на выработку условий эксперимента, т. е.
отношений времени и доз. Последние в значительной мере зависят от вели-
чины животного. В конце концов мы остановились на следующей форме,
при которой опыты идут отчетливо.
Животные подбирались парами. Вес их от 1600,0 до 1800,0. Экспери-
мент начинался с того, что под эфирным наркозом одному кролику произ-
водилось «буксирование», а другому, для уравнения условия, давался толь-
ко наркоз. Через 40—60 минут обоим кроликам одновременно вводился
внутримышечно (в мышцы бедра и ягодиц) 10% раствор MgCl2 в количестве
8,0—10,0.
Уже очень скоро можно было отметить разницу. Нормальный кролик
в течение ближайших 3—10 минут делался вялым, ложился и засыпал.
Скоро развивался наркоз. У кролика буксированного в тех же условиях
1 А. М. и М. Л. П е т р у н ь к и н ы. Арх. биол. наук, т. 29, в. 1, 1929;
Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 68, H. 5 u. 6, 1929.
117
не только не было наркоза, но и сонливость наблюдалась далеко не всегда.
В то время, как контрольные животные лежали уже неподвижно и не реаги-
ровали на внешние раздражения, «буксированные», сплошь и рядом, бе-
гали еще по столу, обнюхивали своих спящих товарищей и даже ели пред-
ложенную им свеклу. Через некоторое время они также становились бо-
лее вялыми, сидели неподвижно, нахохлившись, но реагировали на при-
косновение и не ложились на бок. Вскоре они окончательно оправлялись.
Когда два раза мы вместо 10,0 ввели кроликам по 18,0 раствора MgCl2, то
заснули и «буксированные» животные, но заснули лишь через 20 минут
после введения и проснулись через 1 час. Их контроля через 3 минуты по-
сле инъекции спали, а через 25 минут погибли.
Чтобы опыт шел отчетливо, необходимо вводить магний не тотчас
после «буксирования», а через 40—60 минут. Следовательно, здесь играет
роль не столько нарушение нормальной проходимости мозговых сосудов,
сколько тот процесс, который после нашего вмешательства развивается в
нервной системе. Только через некоторый период времени он достигает
нужной степени, и тогда оказывает отчетливое влияние на течение других
реакций.
Кроме того, нельзя же сомневаться, что процесс, носящий название
наркоза, основным образом протекает внутри центральной нервной си-
стемы. Но после буксирования магний поступал сюда в большем количе-
стве, чем в норме, и несмотря на это явления наркоза или отсутствовали
или были выражены значительно слабее, чем у контроля!
Отсюда неизбежен вывод, что характер действия того или иного веще-
ства зависит не только от его специальных свойств, количества или спо-
соба применения. Оценивая сложный эффект, в каждом отдельном случае
необходимо учитывать все условия присоединения или неприсоединения взя-
того вещества, а также вечно колеблющиеся взаимные отношения отдель-
ных частей реагирующего субстрата.
В аналогичных опытах с Вг мы вводили это вещество в желудок. Нар-
котическое действие брома на кроликах начинает проявляться только
через несколько часов. Поэтому мы вводили его не через 40—60 минут
после «буксирования», а тотчас вслед за ним. В результате «буксированные»
кролики засыпали через 4—5 часов и наркоз у них тянулся затем 1—2
дня. Сон у нормальных кроликов наступал лишь через 15—20 часов, а нар-
коз длился всего несколько часов. Были случаи, когда у нормальных
кроликов полный наркоз не развивался совсем. В опытах с бромом был
получен, таким образом, результат, обратный тому, что имело место в
опытах с магнием.
В поисках объяснения этому факту было высказано следующее пред-
положение. Mg есть катион. Согласно правилу Лёба (Loeb) ему надле-
жит присоединяться к карбоксильной группе белковой молекулы в щелоч-
ной среде. Подкисление мозга должно уменьшить присоединение Mg к
белкам и, таким образом, ослабить его фармакологическое (наркотическое)
действие.
Напротив, Вг является анионом. По тому же правилу соединение его
с белком будет происходить в кислой среде через свободную в указанных
условиях аминную группу.
Учет этих данных позволил поставить новую группу экспериментов.
Они были во всем подобны описанным, но буксирование было заменено
здесь введением в. кровь щелочей или кислот. Для подкисления употреб-
лялся Vio N раствор соляной кислоты, для подщелачивания 2%% ра-
створ Na2CO3.
118
При этих условиях у «подкисленных» кроликов магнезиальный наркоз
не развивается, «щелочные» же, наоборот, засыпают быстро и наркоз у
них длится долго. Это тем более замечательно, что при одном введении щело-
чей без магния кролики становятся оживленными, даже беспокойными,
введение же кислот вызывает угнетение их.
Опыты с бромом были организованы по тому же типу: 35% раствор
бромистого натрия в количестве 20,0 вливался через зонд в желудок 2-м
кроликам вскоре после того, как одному из них инъицировалась в кровь
кислота, а другому щелочь. Все «кислые» кролики быстро делались вя-
лыми. Через 3—5 часов они уже находились
шегося затем 1—2 дня и часто завершавше-
гося смертью. При прочих равных условиях
у кроликов, получивших в кровь щелочь,
наркоз не только не развивался, но даже
сон отмечался не всегда. Случалось, что че-
рез сутки, когда их «кислые» товарищи на-
ходились в наркозе, «щелочные» могли счи-
таться почти нормальными.
Когда А. М. и М. Л. Петрунькины
перенесли те же опыты в область чисто хими-
ческих отношений, то оказалось следующее:
бром и магний присоединяются к желатине,
а также к белкам мозга человека в точном
соответствием с правилом Лёба. Именно: по
мере подщелачивания среды магний присоеди-
няется в возрастающих количествах. Наобо-
рот, та же реакция с бромом идет пропорцио-
нально подкислению. Оба эти момента можно
видеть на прилагаемой кривой (рис. 12).
в состоянии наркоза, длив-
Итак, последствием буксирования является не только изменение усло-
вий проницаемости стенок мозговых сосудов. Получающаяся при этом
своеобразная форма нервного раздражения сказывается, как видно, нару-
шением нормального хода многих других процессов организма, возможно,
в том числе и его кислотно-щелочного равновесия.
Необходимо отметить здесь еще одну деталь. Опыты Люмьера
показали, что колебания pH крови, вызванные введением в кровь морской
свинки кислот или щелочей, удерживаются очень недолго и уже через
1—2 часа сходят на-нет. В наших же случаях мы могли убедиться, что
этого срока было достаточно не только для временного, но и для оконча-
тельного изменения хода интересующих нас процессов. Отсюда следует,
что течение и судьба некоторых биологических реакций определяются уже
в первые моменты действия раздражителя на соответствующий объект.
Для характеристики «буксирования» как приема, влекущего за собой не
одно, а много различных последствий, я приведу еще один материал. Дело
идет о нескольких наблюдениях над эпидемическим цереброспинальным
менингитом. Они были произведены еще в 1926 г. и явились логическим
следствием наших опытов с бешенством, дифтерией, скарлатиной и т. д.
Показания для соответствующего эксперимента по внешности были
здесь совершенно ясны, так как относительно местонахождения антигена
в районе мозга не могло быть никаких сомнений. С самого начала процесса
надлежит считать и начало аутоиммунизации. Последняя через 2—3 не-
дели должна была бы достигнуть значительной степени. Однако, мы знаем,
что к этому времени болезнь не только не затихает, но находится на выс-
119
шей точке своего развития. Если теперь добиться усиления доставки
к мозгу специфических антител, находящихся в крови, то можно было бы
рассчитывать ускорить выздоровление.
Для осуществления этой задачи «буксирование» казалось подходящим
приемом, так как в течение первых 2 недель густой гной, заполняющий
субарахноидальное пространство, обычно становится более жидким, водя-
нистым и начинает легко оттекать через иглу.
Препятствие для постановки соответствующего эксперимента могло
встретиться только в другом отношении.
В опытах с менингитом мы впервые решились применить «буксиро-
вание» на человеке. Естественно, что здесь требовалась несколько иная
обстановка, отличная от сложившейся при экспериментах на животных,
где мы пользовались всем тем количеством жидкости, которое удавалось
отсосать. Там было достаточно повторять прием 2—3 раза, чтобы иметь
нужный эффект и не получить дурных последствий. У человека количе-
ство цереброспинальной жидкости очень велико. С годами оно увеличи-
вается, достигая 150,0—200,0. «Буксирование» даже одной третью или
четвертью этого количества едва ли может остаться безнаказанным. Мы
решили поэтому употреблять шприц объемом лишь в 10,0—15,0, но самый
прием извлечения и обратного введения жидкости повторять 10—15 раз.
В таком виде «буксирование» было допустимо и на человеке, особенно при
менингите: количество жидкости здесь обычно настолько увеличено, что
это само по себе часто вызывает нужду в ежедневных пункциях.
Кроме того, в клинической хирургии известен и применялся один
вариант люмбальной анэстезии по Биру, при котором анэстезирующее
вещество (кокаин) вводится и извлекается несколько раз. Способ этот пред-
ложен французским хирургом Ле Филиатром (Le Filliatre) для
смешения раствора кокаина с цереброспинальной жидкостью. Здесь пре-
следовалась цель распространить анэстезию на части центральной нервной
системы, лежащие выше поясничного отдела спинного мозга. Каких-либо
дурных последствий от самой механики этого приема автор не отмечал.
Опыты применения «буксирования» при эпидемическом менингите
были произведены нами в 1925— 1926 гг. в Ленинграде в больнице
имени Филатова совместно с д-ром Ю. К. Панферовым. Материал
состоял из 7 больных детей. Всем им уже в течение значительного периода
времени производились повторно люмбальные пункции для понижения
внутричерепного давления. Заметных улучшений отмечено не было. Тогда
к поясничному проколу было присоединено «буксирование». Жидкость
извлекалась и вводилась 5—8 раз, затем сливалась, шприц вновь наде-
вался на иглу и вся процедура повторялась еще 5—10 раз. В заключение,
жидкости давали свободно стекать через иглу до того количества, которое
раньше у этого больного выпускалось при простой пункции. В ближай-
шие дни такое вмешательство повторялось. 5 детей поправились без де-
фектов, причем благоприятный перелом болезни у них более или менее
ясно совпал с периодом применения «буксирования». У шестого больного,
который также поправился, выздоровление было трудно связать именно
с нашим приемом. Седьмой больной через несколько дней после первого
«буксирования» умер. Мы не могли отрешиться от мысли о возможной связи
этой смерти с нашим вмешательством и больше опытов с цереброспиналь-
ным менингитом не производили.
Спустя 2 года д-р С. Н. Марков (Уфа) применил «буксирование»
в одном случае менингита у взрослого с хорошим результатом. В 1930 г.
эти опыты повторил д-р М. Б. Л и т в и н (Могилев на Днепре). Его мате-
120
риал состоял как из чистых, так и из осложненных случаев. Помимо «бук-
сирования» автор применял и другие формы лечения (повторные инъекции
сыворотки, протеинотерапия, autoliquortherapia и т. д.).
Оценивая свой материал, он приходит к заключению, что «общий эф-
фект от буксирования при цереброспинальном менингите равнялся эф-
фекту обычной люмбальной пункции». Выздоровление своих больных
автор не ставит в связь с указанным приемом.
При просмотре приведенных им кратких выписок из историй болезни
видно, что почти во всех случаях «буксирование» применялось им одно-
кратно. Мы прибегали к нему повторно через 1—2—3 дня, присоединяя
его к очередной пункции. Имеющиеся в нашем распоряжении данные сви-
детельствуют, что в этой форме прием оказал несомненное влияние на
течение некоторых случаев цереброспинального менингита. То же нужно
сказать и о случае д-ра С. Н. М а р к о в а.
Лечение своего больного он начал повторными люмбальными пунк-
циями. Они не дали успеха. После первого «буксирования» температура
сразу упала на 2,5° и общее состояние резко улучшилось. В следующие дни
отмечен новый подъем температуры, но после «буксирования» она в тот
же день опустилась до нормы. Прием был повторен еще 2 раза с тем же эф-
фектом, после чего температура уже не поднималась и больной поправился.
Интересно, что в одном из наших случаев наблюдались совершенно ана-
логичные отношения. В день первого «буксирования» температура упала
до нормы. То же продолжалось и на следующий день. На третий день тем-
пература поднялась, соответственно изменилось и общее состояние. Пов-
торное «буксирование» ликвидировало все эти явления и опять на два дня.
Картина возобновлялась еще 2 раза, после чего рецидивы прекратились
и больной окончательно выздоровел.
Эти и подобные им наблюдения убедили нас, что в некоторых случаях
цереброспинального менингита «буксирование» оказывает безусловно
благоприятное действие на течение болезненного процесса. Казалось бы,
что полученный результат должен был утвердить нас и в правильности
сделанных ранее предпосылок. Однако, сравнение с рядом других фак-
тов ставило под сомнение вопрос о том, что мы имели здесь дело со спе-
цифическими реакциями.
В самом деле, если антиген находится в мозгу, то почему для выработки
антител он должен непременно покидать его и через кровь проникать в дру-
гие органы? Иммунитет мог бы развиться и на месте. Если мы не имеем
этого, например, при бешенстве, то только потому, что процесс прогрессив-
ного поражения нервной системы развертывается здесь стремительно.
И все же можно добиться некоторой степени активного иммунитета цен-
тральной- нервной системы даже к бешенству, что мы несколько раз
и видели еще в 1926 г. (опыты моего сотрудника А. В. Пономарев а)1.
Рабический мозг обрабатывался в термостате цереброспинальной жидко-
стью, фильтровался через свечу и* фильтрат повторно вводился кроликам
субарахноидально. При последующем заражении эти животные оказа-
лись заметно более стойкими, -чем их контроли.
С менингококком дело должно было бы обстоять еще лучше. Несо-
мненно—это слабый раздражитель. Болезнь тянется неделями и часто не
только кончается выздоровлением, но выздоровлением без дефектов.
Останавливает- на себе внимание также ритмический характер улуч-
шений и последующих взрывов болезни, наблюдающихся при церебро-
1 Speransky. Ann. de 14nst. Pasteur, 41, 1927.
121
спинальном менингите нередко. Если ремиссия произошла под воздей-
ствием специфического фактора, то что обусловило рецидив?
Необъясним с этой точки зрения и самый факт продолжительности
болезни. Лабораторные приемы активной иммунизации дают нужный эф-
фект в сроки гораздо более короткие, чем iy2—2 месяца. А между тем мы
знаем, что цереброспинальный менингит тянется иногда и дольше.
Но, может быть, процесс активной иммунизации задерживается именно
в нервной системе, или она даже вовсе неспособна к реакциям этогорода?
Просматривая литературу, легко убедиться, что этот вопрос служил
предметом изучения, но освещен очень противоречиво. Вопрос разбирался
по отношению к различным антителам—гемолизинам, агглютининам и
антитоксинам. Нейфельд (Neufeld) в цереброспинальной жидкости
кроликов, обработанных субарахноидальными инъекциями эритроцитов
барана, не нашел гемолизинов. Муте р ми л ьх (Mutermilch), в тех
же условиях эксперимента, обнаружил их и в крови и в цереброспинальной
жидкости, но титр в крови был выше приблизительно в 100 раз. И л л е р т,
ГрабовиПлаут (lllert, Grabow, Plaut), также на кроликах, убеди-
лись, что при соответствующих условиях гемолизины и агглютинины
в цереброспинальной жидкости появляются и именно за счет местного
образования, а не вследствие перехода их из крови. Количество этих
веществ в крови, однако, было в 10—80 раз больше, чем в liquor. Мари
(Marie) иммунизировал животных, вводя им интрацеребрально столбняч-
ный токсин в минимальных дозах, но не добился желаемого эффекта.
Мутермильх и Саламон (Mutermilch et Salamon) повторили
эти опыты, заменив токсин анатоксином. Обработанные таким путем жи-
вотные выдерживали интрацеребральное введение смертельных доз столб-
нячного токсина. Дескомбей (Descombey) в тех же условиях экспе-
римента получил противоположный результат и на этом основании отри-
цает разницу между подкожным и интрацеребральным способами иммуни-
зации животных столбнячным анатоксином.
Чтобы привести вопрос к окончательной ясности, мы сочли необходи-
мым поставить ряд соответствующих экспериментов с дифтерийным ана-
токсином (опыты моих сотрудников Н. Н. Н и к и т и н а и А. В. По-
номарев а)1.
Подопытными животными нам служили кролики и собаки. Последние,
благодаря своим размерам, являются более подходящими для данного
опыта. Техника необходимых приемов здесь упрощается. Кроме того,
количество цереброспинальной жидкости у собак во много раз больше,
чем у кроликов. Следовательно, при субарахноидальных инъекциях тех же
доз анатоксина состав ее будет меняться относительно меньше. Это, в свою
очередь, уменьшает общую нервную травму и связанный с ней местный шок
тех элементов, которые должны быть вовлечены в интересующий нас
процесс.
Вакцинация кроликов производилась субарахноидально и интраце-
ребрально, собак только субарахноидально. Контрольные животные
в обеих группах вакцинировались под кожу. Инъекции анатоксина повто-
рялись несколько раз с недельными промежутками. В разные сроки после
последней прививки (от 8 дней) животным интрацеребрально инъициро-
вался дифтерийный токсин. Кролики получали по 10, собаки по 100 и по
250 смертельных доз интрацеребрально.
1 Н. Н. Никитин и А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 30, вып. I,
1930; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 70, H. 3 u. 4, 1930.
122
Все подопытные животные остались здоровы, не только в течение бли-
жайших дней, но и во все последующее время. Все контроли погибли
в сроки от 10 до 48 часов.
Еще задолго до пробы с токсином цереброспинальная жидкость и сы-
воротка собак испытывались на содержание антитоксина. Выяснилось,
что титр жидкости был только в 2 раза ниже титра крови. Это дает полное
основание считать, что антитоксин в районе мозга наших собак имел
местное происхождение, а не проник сюда из крови вследствие менингеаль-
ного раздражения. Когда другим собакам мы инъицировали субарах-
ноидально антидифтерийную сыворотку, а затем через разные сроки опре-
деляли ее в цереброспинальной жидкости, то уже через один-два дня
обнаружить там антитоксин не могли. А ведь менингеальное раздражение
от сыворотки ничуть не меньше, чем от анатоксина. Принимая во внимание
количества той и другого, нужно считать, что раздражение, вызванное сы-
вороткой, даже больше. Наши же животные через месяц после окончания
вакцинации легко и без всяких симптомов переносили интрацеребральное
введение 250 смертельных доз дифтерийного токсина.
При сравнении этих данных с приведенными выше видно, что в районе
центральной нервной системы продукция антитоксинов идет более успешно,
чем продукция других антител, например гемолизинов или агглютининов.
Это находит себе объяснение в особой чувствительности нервных элементов
к токсинам, в том, что токсины и токсоиды являются более сильными раз-
дражителями, чем эритроциты и бактерии, которые сначала должны еще
пройти процесс расщепления, совершающийся, к тому же, довольно
медленно.
Из побочных наблюдений, сделанных за время описанных эксперимен-
тов, заслуживает внимание то, что титр антитоксина в сыворотке собак,
вакцинированных субарахноидально, был выше титра вакцинированных
под кожу. Добавочное раздражение нервных элементов специфическим
антигеном способствовало, таким образом, более энергичной продукции
антител и в других частях организма.
Полученные данные вместе с тем показали нам, что активная местная
иммунизация центральной нервной системы не только возможна, но
является наиболее надежной формой иммунитета. Развитие ее начинается
с первых дней действия антигена и уже довольно скоро может быть опре-
делено соответствующими биологическими пробами.
Это еще раз поставило перед нами вопрос о том, действительно ли
выздоровление от цереброспинального менингита связано именно со спе-
цифическими реакциями между антигеном и антителами и имеются ли у нас
объективные и бесспорные доказательства того, что менингококк от начала
до конца болезни является ее причиной?
Таких доказательств, ни объективных, ни тем более бесспорных, у нас
нет. Процесс был и остается загадочным. Приступая к опытам «буксиро-
вания» больных эпидемическим менингитом, мы разделяли общепринятую
точку зрения и полученный в некоторых случаях несомненный эффект
связывали с реакциями иммунитета. Дальнейшая работа изменила перво-
начальные представления и заставила искать иных объяснений. Большое
число экспериментов, приведенных в предшествующих главах этой книги,
показывает, что и простое извлечение цереброспинальной жидкости и
«буксирование» имеют значительное влияние на течение многих процессов.
Помимо реакций со стороны мозговых сосудов и оболочек приходится учи-
тывать самый акт раздражения, наносимого при этом нервной системе.
Размеры и направление биологических реакций в различных частях орга-
123
низма, в том числе и внутри самой нервной системы, изменяются. Для
того или иного патологического явления это может дать повод как к уси-
лению, так и к ослаблению. Поэтому, оценивая метод «буксирования», мы
должны считаться не только с «барьером» или с проницаемостью сосуди-
стой стенки, но и с тем, что этот прием есть своеобразная форма «массажа
мозга».
Изучение свойств реагирующего объекта и характера его реакций—вот
основная задача в деле выяснения природы интересующих нас явлений.
Наши эксперименты в этом направлении и составляют предмет изло-
жения следующих глав книги.
УСЛОВИЯ и ФОРМЫ РАЗВЕРТЫВАНИЯ
ДИСТРОФИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ ВНУТРИ
НЕРВНОЙ СЕТИ
МЕХАНИЗМ СЕГМЕНТАРНЫХ ПОРАЖЕНИЙ НЕРВНОЙ
СИСТЕМЫ ЧЕРЕЗ НЕРВНЫЙ СТВОЛ
В одной из глав, посвященных вопросу о циркуляции, анализируя ряд
полученных данных, мы разделили движение различных веществ по нерв-
ному стволу на две формы—пассивную и активную. Активной была наз-
вана та, в основе которой лежит биохимическая связь данного вещества
с нервной тканью. В свою очередь это значит, что активное движение есть
всегда повреждение.
Процессы, развивающиеся в результате проникания посторонних
веществ в нерв, идут, таким образом, минимум по двум направлениям.
В одном—мы будем иметь раздражение или поломку периферических нерв-
ных частей с дальнейшим включением рефлекторных механизмов, в другом—
нервные клетки центральных приборов могут оказаться объектом непо-
средственного действия взятого вещества. Обе группы явлений протекают
одновременно, наслаиваясь друг на друга, и создают весьма сложную ком-
бинацию, в которой нелегко различить составные элементы.
Судить о процессах, совершающихся внутри нервной системы, можно
лишь по внешним реакциям, отражающим эти процессы на периферии.
Местный столбняк той или иной группы мышц мы считаем одним из видов
нервных реакций потому, что его легко угасить перерезкой соответствую-
щего нерва. Точно так же мы видели, что ангина и сыпь при скарлатине уга-
шаются путем воздействий, направленных на нервную систему. Так как
начало столбняка обычно бывает связано с попаданием токсина в пери-
ферические нервные части, то интересно было испытать это как метод
при изучении генеза других местных процессов, применяя в качестве раздра-
жителя и другие вещества.
Здесь сам собою родился вопрос о трофических язвах. Образование язв
на роговице кролика после раздражения Гассерова узла электричес-
ким током впервые наблюдал Мажанди. Самюэль (Samuel),
один из основоположников учения о трофической функции нервной си-
стемы, пользовался для получения тканевых расстройств химическим раз-
дражением различных нервных образований. Отсюда же решили начать
свою работу и мы.
К числу местных патологических процессов, возникающих на почве
заболевания или повреждения нервной системы, относятся хронические
язвы. У человека они чаще всего развиваются на нижних конечностях.
Уже Шарко отметил, что далеко не всякое повреждение нерва влечет
за собой дистрофические расстройства в тканях и что расстройства эти
связаны не с прекращением функции нерва, а с его раздражением. По
наблюдениям американских хирургов—М итчела, Морхоуза и
Кина (W. Mitchell, Morehouse a. Keen) частичное повреждение нервов
127
в этом отношении опаснее, чем полный перерыв. Указывалось также на
роль инфекции и воспаления пострадавших нервов. Так, трофические
язвы после повреждения седалищного нерва часто возникают в тех слу-
чаях, которые сопровождаются нагноением и где в периоде заживления
имелся неврит.
В эксперименте хронические язвы конечностей у собак были получены
уже сравнительно давно Левашевым и Лапинским, а затем
и другими. В основу кладется раздражение седалищного нерва каким-либо
химическим веществом (например нитка, пропитанная серной кислотой,
иодом или кротоновым маслом). Спустя 2—3 месяца после этого у неболь-
шого числа животных (около 20%) развиваются язвы на стороне, соот-
ветствующей месту повреждения. А. С. Вишневский1, повторивший
эти опыты, обратил особое внимание на роль нагноения и постоянного
механического раздражения центрального конца перерезанного седалищ-
ного нерва у собак. Он вызывал нагноение в операционной ране и, кроме
того, подшивал центральный конец нерва к непарализованным мышцам.
Сокращение мышц влекло за собой постоянную небольшую травму нерва.
В результате ему удалось получить хронические язвы на соответствую-
щей конечности у собак в 100% своих опытов. Язвы развивались через 1%—
2 месяца, независимо от условий содержания животных и, вслед за удале-
нием невромы центрального конца перерезанного нерва, нередко заживали.
Развитие трофических язв конечностей в основном идет, таким обра-
зом, по типу рефлекса. Раздражение центрального конца пострадавшего
нерва полагает начало всему процессу.
Однако, ряд других фактов заставляет думать, что процесс этим не
ограничивается. Прежде всего, мы имеем здесь дело не с простым рефлек-
сом. Как известно, клиника добивается заживлений трофических язв не
только операцией удаления невромы спинальных нервов, но и перерывом
симпатических путей, чего, например, Л е р и ш достигал периартериаль-
ной симпатэктомией, Разумовски й—алкоголизацией сосудистого
влагалища, Д и ц (Diez)—частичным иссечением пограничного ствола
и т. д.
Второй момент—это рецидивы. Статистика всех форм оперативного
вмешательства показывает, что рецидивы после излечения трофических
язв имеют место в значительном большинстве случаев. Замечательны также
и поводы, которые в некоторых случаях определяют рецидив. Так, А. С.
Вишневский отметил у ряда своих больных, оперированных по спо-
собу Молоткова, что зажившие уже язвы легко рецидировали в мо-
мент заболевания гриппом. Проходил грипп, вновь заживала и язва.
Он обратил также внимание на несомненное значение возраста как
в деле образования трофических язв, так и в процессе их заживления.
Все это приводит к мысли, что повреждением нерва создается не только
пункт раздражения на периферии, но и какой-то болезненный очаг в
центре. Выяснение условий его происхождения и сделалось предметом
нашей работы.
Первоначальные эксперименты состояли в следующем (опыты моего
сотрудника С. А. Вишневского)1 2. У собаки под наркозом перерезался
седалищный нерв в средней части бедра. На центральный конец нерва
1 А. С. Вишневский. Вести, хирургии и пограничных областей, кн. № 39,
1928.
2 А. С. Вишневский. Вести, хирург, и погран. обл., кн. № 41, 1928; Zeit-
schr. f. d. ges. exp. Med., Bd. 63, H. 5—6, 1928.
128
наносилось и отчасти втиралось некоторое количество слизистогнойного
отделяемого, взятого из хронического гнойного очага у человека. Рана
зашивалась наглухо. Следом производилось извлечение цереброспиналь-
ной жидкости. Этот прием мы повторяли через каждые 2—5 дней (3—
5 раз). Никаких добавочных раздражений в области самой операционной
раны не производилось.
В результате оказалось, что на соответствующей стопе, обычно на
тыле ее, а также у пяточного бугра, уже через 7—12 дней появлялась
флюктуирующая отечность,
выпадение волос и, наконец,
изъязвление. Последнее бы-
стро увеличивалось по пе-
риферии и в глубину, захва-
тывая сухожилия, суставы и
кости, так что иногда про-
цесс следовало определять
уже не как язву, а как ган-
грену. У некоторых собак
дело доходило до полного от-
деления пальцев и частей
стопы. Секвестрация костей
часто происходила не по су-
ставу и не вблизи эпифизар-
ного конца кости, а в сере-
дине диафиза, например, ме-
татарзальных костей. Все это
совершалось среди совершен-
но здоровых тканей, не свя-
занных никакими воспали-
тельными явлениями с опе-
рационой раной. Таким об-
разом, процесс, который в
руках прежних исследова-
телей требовал периода вре-
мени в 2—3 месяца, в этих
новых условиях развивался
в несколько раз быстрее и
интенсивнее.
Но этого мало. Во всех
Рис. 13. Гангренозная язва с секвестром фаланг
и,‘метатарзальных костей после перерезки соот-
ветствующего седалищного нерва и введения в
центральный конец его капли гноя с последу-
ющим изв лечением цереброспинальной жидкости).
наших случаях спустя неко-
торое время (от 5—10 дней до 8 недель) появлялась такая же незаживаю-
щая язва или гангрена на симметричном месте другой, здоровой ноги.
Образование симметричных хронических язв на конечностях в клинике
давно и хорошо известно. Но экспериментально этот факт ранее не был по-
лучен в условиях, когда для опыта брался нерв только на одной стороне.
Важно отметить, что какой бы то ни было непосредственный момент
в образовании этих изъязвлений, например травма, исключается. В боль-
шинстве случаев процесс, начинается с ограниченной отечности в опре-
деленном месте. Кожа истончается и под ней намечается флюктуирующий
очаг. Когда он вскрывается, оттуда вытекает кровянисто-серозная жид-
кость и видно, что поражение тканей в глубине уже имеется. Следова-
тельно, дистрофия начинается, с глубоких частей и лишь постепенно дости-
гает поверхности, образуя незаживающую язву.
9 А. Д. Сперанский
129
В дальнейшем выяснилось, что инфекция поврежденного нерва не явля-
ется единственным или даже главным моментом в развитии симметричных
поражений. Вместо слизистогнойного отделяемого мы брали желчь, кото-
рую инъицировали в центральный конец перерезанного седалищного нерва.
Извлечение цереброспинальной жидкости производилось, как в опытах
первой серии. Операция делалась стерильно и рана заживала per primam.
Результаты от этого не менялись. Другие мои сотрудники брали в каче-
стве раздражителей различ-
ные химические вещества
(иприт, кротоновое масло,
кислоты, щелочи, формалин,
фенол и т. д.) и свежие эму-
льсии нормальных органов
и наблюдали те же послед-
ствия (Пигалев и Куз-
нецова, Суслов, Гал-
к и н)1. Описываемые яв-
ления, таким образом, не
были связаны с миэлитом
инфекционного происхож-
дения, который, как изве-
стно, можно иногда полу-
чать у ЖИВОТНЫХ, ВВОДЯ ИМ
инфекционное начало внутрь
нервных стволов. Однако,
нечто схожее должно было
иметь место и здесь, ибо
симметричные поражения
конечностей у собак могли
развиться лишь в результа-
те симметричного же по-
ражения нервной системы.
Изучение движения раз-
личных веществ по нервно-
му стволу дает ряд фактов,
допускающих возможность
действия взятого вещества
непосредственно на клеточ-
ные элементы центральных
приборов. Но едва ли один
этот акт может все объяс-
нить. Да и учесть его в чи-
стом виде нельзя. Ведь уже
Рис 14. Рентгенограмма той же и симметричной
ей конечности (см. рис. 13).
с момента проникания раздражителя в нерв осевые цилиндры, т. е.
части тех же центральных элементов, подвергаются раздражению, кото-
рое, таким образом, начинается раньше, чем раздражитель проникнет дсг
нервных клеток. Кроме того, мы имели ряд случаев, когде эффект дей-
ствия раздражителя проявлялся тканевыми нарушениями иногда очень
поздно. Симметричные поражения мягких тканей и костей на здоровой
1 И. А. Пигалев и 3. Г. Кузнецова. Арх. биол. наук, т. 30, в. 1, 1930;
Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 67, H. 1 u. 2, 1929; I . В. С у с л о в. Арх. биол. наукг
т. 32, в. 2, 1932; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 83, H. 3 u. 4, 1932.
130
ноге собаки в одних случаях отмечались на 14-й день от начала опыта,
в других—лишь через 2—3 месяца. За этот срок от самого по себе раздра-
жителя, примененного к тому же однократно, в организме не остается
и следа.
При изучении последствий замораживания коры головного мозга у со-
бак мы, в общем, уже встречались с подобным явлением. Если раздраже-
ние, исходящее из пострадавшего участка, достигало какой-то определен-
ной силы, то остановить его мы не могли, даже при условии удаления раз-
дражителя, В одних случаях процесс этот совершается быстро, в других—
медленнее, но течет он приблизительно по тому же плану, что и поражение
надпочечников при дифтерийной интоксикации. Выше было показано, что
Рис. 15. Симметричные язвы на обеих задних конечностях после перерезки левого
седалищного нерва и введения в центральный конец его капли гноя (с последую-
щим извлечением цереброспинальной жидкости).
соответствующие изменения развивались здесь даже тогда, когда ни одна
молекула токсина не могла войти с ними в непосредственный контакт.
Другой мой сотрудник, П. Н. Ульянов, также имел целью своих
исследований получение симметричных поражений при одностороннем раз-
дражении. Но местом приложения раздражителя служил не нервный ствол,
уже вполне сформированный, а мышцы, т. е. тончайшие нервные развет-
вления и нервные оконча-ния. Условия здесь, как видно, были довольно
близки к тому, что имеет место в экспериментах со столбнячным токсином.
Подопытными животными служили собаки. В качестве раздражителя
применялся 2—5% раствор йодистого калия.
В начале своей работы Ульянов сравнивал скорость образования
кожных сыпей и изъязвлений при различных формах иодной интоксикации
животных—через кровь, подкожную клетчатку и мышцы. При этом ока-
залось, что явления иодизма, в виде папул, пузырьков, эррозий и настоя-
щих язв, после внутримышечных инъекций наступали быстрее, чем даже
после внутривенных.
Вместе с тем, они не были только результатом общего отравления. Это
выяснилось из опытов, когда раствор йодистого калия вводился внутри-
мышечно и, кроме того, на одной стороне тела животного. В этих случаях
поражения кожи также были несимметричными. На стороне инъекции
9*
131
они и появлялись раньше и выражены были интенсивнее. Если раствор
йодистого калия вводился в мышцы одной из задних конечностей, то
сыпь, облысение и экзема развивались сначала на той же конечности,
затем на симметричных местах противоположной ноги и только потом на
коже других частей тела. Следовательно, и здесь мы имели дело с процес-
сом, начинавшимся сегментарно.
Оценивая полученные результаты, нельзя не отметить сходства их
с тем, что при аналогичных методических условиях наблюдается в экспери-
ментах со столбнячным токсином. Так же эффект в первую очередь сказы-
вается на стороне раздражения, так же началом генерализации процесса
является сегментарный столбняк и, наконец, приблизительно в той же
последовательности, как диссеминация кожного поражения, столбняк
захватывает всю мышечную систему. Если исходить только из данных ге-
неза этих процессов, то окажется, что между некоторыми формами кож-
ных сыпей и столбняком непроходимой пропасти действительно нет.
Другой вид симметричной дистрофии на почве одностороннего раздра-
жения был получен сотрудником моим, д-ром П. В. Маненковым1.
В переднюю камеру одного глаза собаки вводились кусочки медной
проволоки. В результате у животного развивался воспалительный
процесс в роговой и радужной оболочках,—кератит и ирит, иногда паноф-
тальмит.
Начиная с первого же дня производилось и через каждые 2—3 дня
повторялось извлечение цереброспинальной жидкости. В некоторых слу-
чаях, спустя 5—15 дней появлялось заболевание второго глаза. Первый
его симптом—светобоязнь, затем перикорнеальная инъекция сосудов,
которая день ото дня увеличивается. Вскоре присоединяется слабое,
а иногда и более сильное ограниченное или диффузное помутнение рого-
вицы. Однажды мы видели, что кровеносные сосуды с краев роговой обо-
лочки начали врастать в нее густым слоем. Из других патолого-анатоми-
ческих изменений следует отметить очаги помутнения в стекловидном теле
«симпатизирующего глаза». Посевы из этих очагов, произведенные в мо-
мент вскрытия, показали их стерильность.
Демонстрировать симметричность нервных изменений при односторон-
ней химической (инфекционной) травме нервного ствола можно не только
на трофических язвах, но и на других процессах. Я позволю себе привести
несколько примеров этого рода из области наших работ. Сюда относится
исследование по вопросу о регенерации нервов. Выполнение этой работы
было мною поручено моему сотруднику А. С. Вишневскому1 2. Гис-
тологическая часть эксперимента проведена в лаборатории Б. С. Дой-
ник о в а.
Процесс нервной регенерации складывается из двух моментов: роста
и соединения синцитиальных протоплазматических тяжей и прорастания
осевых цилиндров из центральной культи, перерезанного нерва [К р э к-
ш е н к (Cruikschank), В а л л е р (Waller), Рамон-Кахаль,
Перрончито (Perroncito), Бильшовский (Bielschowsky),
Гейденгайн, Рансон (Ranson), Красин, Дойников].
При изучении обстановки, способствующей, или же, наоборот, препят-
ствующей правильному течению этого процесса, отдельными исследова-
телями был учтен ряд таких условий, как величина дефекта, положение
1 П. В. Маненков. Арх. биол. наук, т. 29, в. 1. 1929; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 63, H. 5 u. 6, 1928.
2 A. S. Wischnewsky. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 76, H. 1 u. 2, 1931.
132
и степень расхождения отрезков, инфекция, рубцы, ^инородные тела
и проч. Перечисленные условия, как видно, относятся к категории местных
и, в основном, даже внешних. Возможность воздействия на. регенерацию
нерва со стороны других процессов, текущих в сложном организме, не
привлекала к себе должного внимания. Остался вне рассмотрения и во-
прос о роли самой нервной системы в этом акте.
Наше исследование состояло из трех серий экспериментов. Все они
строились одинаково за исключением сроков, через какие материал посту-
пал в гистологическую обработку. Подопытными животными служили
собаки. В каждый опыт входило два животных—подопытное и контроль-
ное. Обоим им одновременно под наркозом производилась операция обна-
жения и перерезки правого и левого седалищных нервов в тазобедреной
области. У подопытного животного левый седалищный нерв тут же сши-
вался, а в центральный конец правого вводился какой-либо химический
или биологический раздражитель (кротоновое масло, вирулентные микро-
бы и т. д.). Сшивание левого седалищного нерва производилось и контроль-
ному животному, но в центральный конец правого здесь никаких посто-
ронних веществ не вводилось. По окончании операции у обеих собак извле-
калась цереброспинальная жидкость. В течение ближайших дней извле-
чение жидкости повторялось еще один или два раза. Спустя некоторое
время животные убивались, и участок седалищного нерва в ближайшем
соседстве шва подвергался гистологическому изучению. В первой серии
опытов препараты поступали в обработку через 2—3 дня после операции,
во второй—через 7—8 дней и в третьей:—через б—7 недель.
Вот результаты в том виде, как они зафиксированы в протоколах
А. С. Вишневского.
1-ая серия (2—3 дня)
В группе подопытных животных не удается отметить признаков регенерации нерва.
Имеют место лишь разволокнение фибрилл (effilochements Cajal’a) и единичные колбы
роста. В тоже время препараты, взятые из контрольной группы, показывают на месте
шва ясную картину начала регенеративного процесса. Видно очень большое число мо-
лодых аксонов, оканчивающихся колбами роста, а также первые стадии образования
спиралей Perronci to.
2-ая серия (7—8 дней)
Подопытная группа. В области нервного шва отмечается наличие
тонких осево-цилиндрических волокон, местами сплетенных в виде «войлока» (непра-
вильный рост по типу образования невром). Колбы роста мелки и в малом количестве.
Отдельные волокна переходят линию шва только в нескольких местах. В огромном боль-
шинстве волокна оканчиваются центрально, на значительном расстоянии от границы
рубца.
Контрольная группа. В районе нервного шва бурная регенерация.
Осевы^ цилиндры тесно прилегают друг к другу. Прорастание их по всей линии
идет правильными рядами. Большинство осевых цилиндров уже проходит линию
шва. Отмечается некоторое число осевых цилиндров, растущих в центральном на-
правлении и точно так же снабженных колбами роста.
3-ья серия (б—7 недель)
Подопытная группа. По всей линии шва среди рубцовой ткани волок-
на неправильно перекрещиваются между собой, образуя «войлок». Осевые цилиндры
тонки с редкими и малыми колбами роста Через линию шва переходят лишь единич-
ные волокна (см. рис. 16).
Контрольная группа. На месте бывшего шва имеется вполне восстановив-
шийся нерв. Элементов регенерации уже нет. Молодые волокна идут рядами внутри
вновь образованных периневральных оболочек. Регенерация нерва в ближайших ча-
стях периферического отрезка закончена (см. рис. 17).
133
Все это было получено при нормальном течении раны, среди здоровых
тканей и в совершенно одинаковых местных условиях для обеих групп
животных. Несмотря на то, что в подопытной группе раздражение нано-
силось в топографически удаленном участке и даже на противоположной
стороне тела, результатом его была почти полная остановка регенерации
нерва. Процесс протекал так, как если бы на месте шва была искусственно
создана непреодолимая преграда.
В последующих опытах выяснилось, что акт извлечения цереброспи-
нальной жидкости, хотя и играет роль в этом процессе, но не является обя-
зательным. Одна химическая травма нервного ствола дает приблизительно
те же последствия.
Приведенные данные, устанавливая влияние отдаленных воздействий
на течение местных процессов, позволяют тем самым по новому оценить
и значение тех моментов, действие которых всегда расценивалось, как мест-
ное. В первую очередь здесь следует назвать инфекцию. Мы видели, что
наличие инфекции на противоположной стороне тела оказывало на про-
цесс регенерации тоже влияние, как если бы было инфицировано само
место нервного шва. Отсюда неизбежно вытекает, что в тех случах. когда
нагноение имеется в области самой операции, дело не ограничивается непо-
средственной деструкцией окружающих тканей. Поражение захватывает
не только ближайшие участки осевых цилиндров, но и соответствующие
нервные элементы целиком, временно или навсегда, лишая их способности
к регенеративному процессу.
Следующий пример того же порядка относится к области сосудистой
иннервации. Я позволю себе демонстрировать его в двух формах. Первая
имеет в виду наблюдения над так называемым Loven-рефлексом. Под этим
именем физиология выделяет расширения кровеносных сосудов органа,
получающиеся в результате раздражения центрального конца перерезан-
ного чувствительного нерва, при условии сохранения вазомоторных воло-
кон в составе других нервов [Левен (Loven), Брэдфорд (Brad-
ford), Бейлисс (Bayliss)].
Опыты были проведены в моей лаборатории П. С. К у и а л о в ы м
иФ. Д. Василенко1. Для опыта брались собаки, которым за 10—15
дней перед тем в мышцы одной из задних конечностей вводился 2% раствор
йодистого калия в объеме 3,0—5,0 на 1 кг веса животного. Как было только
что показано, этот способ применял иУльянов при изучении процесса
образования симметричных кожных поражений.
Условия опыта состояли в следующем. Собака кураризировалась, под-
вергалась трахеотомии. Искусственное дыхание. Для согревания—мешки
с теплой водой. В целях выключения влияний адреналина, надпочечники
с обеих сторон удалялись. На задних конечностях, после препаровки и пе-
ререзки n. sapheni или n. peronei, прикреплялись плетизмографы, соеди-
ненные с капсулами Марея.
Всего для опыта было взято б собак. Ни в одном случае Loven-рефлекс
у них не был получен, не только на конечности, в которую за несколько
дней до этого вводился раствор йодистого калия, но и на противополож-
ной, «здоровой» ноге. Равное число нормальных животных, взятых для
контроля, точно в тех же условиях эксперимента, дали нормальную форму
Loven-рефлекса, как это и видно на прилагаемых кривых.
Вторая форма опыта, также свидетельствующая о симметричности
1 F. D. Wa s s i 1 е n ко. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 74, H. 5/6, 1930.
134
Рис. 16. Подопытная группа. Участок седалищ-
ного нерва в области шва. Через 6 недель после
операции.
Рис. 17. Контрольная группа. Участок седалищ-
ного нерва в области шва. Через 6 недель после
операции.
сосудистых изменений при односторонней нервной травме, была осуще-
ствлена моим сотрудником Е. П. 3 а к а р а я1.
Подопытными животными служили кролики. Как и в ряде других слу-
чаев, опыт начинался с перерезки одного из седалищных нервов и под-
травливанья его центрального конца кротоновым маслом1 2. Вслед за тем
Рис. 18. L6 wen-рефлекс па задней конечности здоровой собаки при раздражении
центрального конца n..peronei. Расстояние катушек НО мм.
в кровеносную систему животного через ушную вену мы вводили 1% рас-
твор Trypanblau в объеме от 20,0 до 30,0. Иногда дело ограничивалось одно-
кратной инъекцией, иногда она повторялась на следующий день.
Trypanblau является коллоидной краской и не способен проникать
в район центральной нервной системы через «барьер». Было интересно
узнать, изменятся ли свойства «барьера»
в данном случае и в какой именно фор-
ме, т. е. на всем ли протяжении спинного
и головного мозга или только в области
соответствующих нервных сегментов.
Опыт подтвердил последнее. Оказа-
лось, что при этом Trypanblau действи-
тельно проникает в район мозга, окра-
шивая в голубпй цвет паутинную и мяг-
кую оболочки, а также само мозговое
вещество на протяжении нескольких
сегментов, ближайших к поврежденному
нерву. Если для опыта брался седалищ-
ный нерв, то в наибольшем количестве
Trypan проникал в хвостовой отдел
спинного мозга. Отсюда интенсивность
окраски убывала по направлению к го-
Рис. 19. Отсутствие Lowen-рефлекса
па левой задней конечности при
раздражении центрального конца п.
peronei у собаки, подвергшейся за
две недели до опыта иптрамуску-
лярной инъекции 2% раствора йоди-
стого калия в правую заднюю ко-
нечность.
лове, и уже с середины грудной части спинной мозг
оставался белым.
В других случаях, когда механической и химической травме подвер-
1 Е. П. 3 а к а р а я. Арх. биол. паук т. 31, в. 2—3, 1931; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 80, H. 5 u. 6, 1932.
2 Следует отметить, что по отношению к кротоновому маслу кролик оказывается
значительно более стойким, чем собака. Последние очень чувствительны к введению
в нерв этого вещества и легко погибают от дозы в 0,2—0,3, особенно если препарат
свежий. Поэтому в опытах на собаках лучше избегать инъекции, а ограничиваться
анкалываньем центрального конца нерва иглой, смоченной в этом масле.
135
2п
вы* Я0- О*.
136
гались нервы плечевого сплетения, окрашивалась шейная часть спинного*
мозга, а также основание и задние отделы головного. Грудная и пояснич-
ная части спинного мозга краски не содержали. Следует добавить, что
распределение Trypanblau в правой и левой половинах спинного мозга было
одинаково, т. е. процесс и здесь оказался симметричным (рис. 20).
Наши наблюдения над развитием сегментарных нервных поражений
не ограничились приведенными данными. Но другие факты той же кате-
гории служили одновременно для выяснения новых подробностей в инте-
ресующем нас процессе, и потому дополнения будут делаться по мере даль-
нейшего изложения.
Итак, первое, что требует особого выделения, это вопрос о раздражи-
теле и раздражении в генезе сегментарных патологических реакций. К этому
предмету придется возвращаться еще не раз, но и разобранный только что
материал ставит вопрос достаточно твердо. Химическая или инфекционная
травма различных нервных образований на периферии легко может сде-
латься начальным этапом этого сложного процесса. Развитие его идет
двумя путями. Итог слагается из непосредственного повреждения нервных
элементов самим веществом и необычной формы нервного раздражения.
Последнее' может не только извратить функцию нервной клетки, но
и убить ее.
В наших опытах при точно выверенных и уравненных условиях резуль-
тат в количественном отношении не был одинаковым. Внешние признаки
заболевания и по времени появления, и по степени выраженности, и по
дальнейшей судьбе отличались друг от друга иногда очень резко. Между
моментом нанесения раздражения и изменениями, которые мы объективно
обнаруживали, всегда проходил некоторый срок в несколько часов,
дней и даже недель. По внешности за это время животное не отличалось от
здорового. Однако, внутри его нервной системы процесс скрытно прогресси-
ровал, что явствует из результатов всех экспериментов. К ним можно доба-
вить одно из наблюдений сотрудников моих Н. А. Астапова и
И. П. Бобкова1.
Изучая механизм действия иприта и люизита в условиях непосред-
ственного раздражения того или иного нервного ствола, они, между про-
чим, ставили такой опыт. В ягодичной области кролика обнажалось раз-
резом место выхода седалищного нерва из таза. Разрез проводился всегда
по верхнему краю ягодичной мышцы, и последняя оттягивалась крючком
вниз и медиально. Это делалось для того, чтобы как можно дальше ото-
двинуть ме^то операции от области промежности и мошонки. Тотчас по вы-
ходе седалищного нерва от него отделяется n. pudendus, который через
foramen ischiadicum minus переходит в cavum ischio-rectale, направляясь
далее к промежности и половым органам. На тонкий ствол n. pudendi на-
носилась 1 платиновая петля 2% раствора иприта или люизита в ацетоне.
Почти немедленно раствор испарялся, и рана зашивалась наглухо.
Важно отметить, что обычно на месте нанесения растворов этих веществ
в указанной концентрации ни в ближайшее время, ни после не отмечалось
внешних признаков воспалительной реакции. Операционная рана всегда
заживала per primam.
В последующие 2—3 дня кролик остается здоровым. Затем на коже
соответствующей мошонки, в дистальном ее отделе, появляется небольшое
синеватое пятнышко. Ткани вокруг отекают. Пятно постепенно увеличи-
1 Н. А. Астапов и И. П. Бобков. Мед. санит. вопросы противохимич.
защиты. Сборп. 1, 1932.
137
вается, и процесс заканчивается сухим омертвением кожи соответствую-
щей мошонки на большем или меньшем протяжении. Одновременно уве-
личивается и размер яичка. Яичко и мошонка на противоположной стороне
остаются нормальными. Проходит еще несколько дней, и описанные явле-
ния начинают затихать. Тогда появляется отечность мошонки на противо-
положной, «здоровой» стороне. До омертвения дело обычно не доходит.
Яичко здесь включается еще позже, когда на стороне раздражения процесс
уже закончился.
Опыты эти наглядно демонстрируют развёртывание процесса по этапам.
Вначале мы имеем общий скрытый период, в течение которого процесс,
текущий внутри нервной сети, остается невидимым. После того как мест-
ные явления начались, этот скрытый процесс продолжает прогрессиро-
вать и периодически выбрасывает на периферию доказательства своего
движения. Так создается последовательный ряд скрытых периодов для
каждой ступени процесса.
Я хотел бы уже теперь задать вопрос, чем именно отличаются описан-
ные периоды от той инкубации, которая считается характерным призна-
ком инфекционных процессов и до сей поры рассматривается многими как
начальная стадия «борьбы» между микро-и микроорганизмом?
Факты, приведенные в этой главе, указывают, что некоторые формы раз-
дражения нервных приборов на периферии легко могут дать повод к раз-
витию сегментарного поражения нервной системы. Если нервные элементы
пострадали и не оправились, если они сохранили следы бывшего здесь
патологического процесса, то мероприятия, направленные на устранение
болезненных изменений в тканях на периферии, не спасут положения. Если
в орбиту какого-либо другого нервного процесса прямо или косвенно будут
вовлечены пострадавшие нервные элементы, это неизбежно прибавит
нечто к существующему уже здесь болезненному раздражению.
Отсюда делаются понятными рецидивы, которыми в клинике человека
кончается большинство трофических язв, излеченных операциями на
нервных путях. Известные мне статистики [М а т э й-К о р на (Mathey-
Cornat), Дюрант (Durente), Шамов, А. С. Вишневский,
Страд ы н ь, Л ев е н с о н и др.] одинаково неутешительны в отно-
шении вмешательств как на симпатических путях, так и на центральных.
Но подлинное заболевание не язва на периферии. Операцией рассече-
ния путей болезненного рефлекса мы не излечиваем основного страдания,
а, подобно страусу, прячущему голову под крыло, делаем процесс невиди-
мым для себя. Временно разрубая одно из звеньев, мы не только сохра-
няем причину явления, но и усиливаем ее, так как акт оперативного вме-
шательства сам по себе есть добавочная нервная травма. И мы знаем, что
при рецидивах процесс возобновляется часто в более широком объеме.
В работе А. С. В и.ш н е в с к о г о, посвященной вопросу лечения спон-
танной гангрены невротомией спинальных нервов, приведены убедительные
данные, свидетельствующие, что полезный эффект операции тем яснее
и продолжительнее, чем меньше было по своим размерам хирургическое вме-
шательство. Повторные невротомии как правило влекли за собой резкое
ухудшение и гангренозных явлений и общего состояния больного.
381
ВЫХОЖДЕНИЕ ДИСТРОФИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА ЗА
ПРЕДЕЛЫ СЕГМЕНТА
В эту главу войдут материалы, полученные в условиях приблизи-
тельно той же методики, что и материалы главы предыдущей.
Мы видели, что последствием нервных травм бывают или односторон-
ние дистрофии, или симметричные, и что эта разница в значительной сте-
пени зависит от величины раздражения. Следует думать, что та же при-
чина может обусловить развертывание процесса и за пределы сегмента,
пораженного первично.
В целях дальнейшего анализа предмета мы повели работу в разных
направлениях. Сюда относится и изучение морфологических последствий
нервной травмы. Больших надежд на этот метод возлагать нельзя. Мор-
фологические изменения в нервных клетках запаздывают по сравнению
с функциональными. Нарушения структуры, сделавшиеся доступными
непосредственному наблюдению, обычно свидетельствуют о процессе,
зашедшем уже далеко. Тем не менее, этот метод привлекает к себе катего-
ричностью суждений об изменении жизненных свойств клеток. В неко-
торой степени он позволяет также учесть последовательность в развитии
процесса, составить представление об его этапах.
Работа эта далека еще от окончания и потому я приведу материалы
лишь нескольких исследований моих сотрудников, где эксперимент час-
тично завершался гистологическим анализом. Последний проводился под
общим руководством Б. С. Д о й н и к о в а.
Сюда относятся исследования Б. С. Д о й н и к о в а, Е. П. 3 а к а-
рая, Г. В. Суслова, Ю. М. Жаботинского, частично
И. А. Пигалева, А. С. Вишневского, С. И. Лебедин-
ской, Е. А. У с п е н с к о г о и О. П. Вишневской.
Целью работ был гистоанализ различных отделов нервной системы
в разные сроки после нанесения химической или инфекицонной нервной
травмы на периферии. В опыты вошло значительное число животных—
собак, кошек, кроликов и крыс.
В большинстве раздражитель вводился в тот или другой нерв, после
чего операционная рана зашивалась. В части случаев те же вещества на-
носились на кожу или инъицировались в ткани. Животные переносили эти
вмешательства в общем довольно хорошо, хотя у них и развивались мест-
ные дистрофические процессы. Однако, некоторое число животных поги-
бало уже через короткий срок при явлениях общей дистрофии. Другие
жили сравнительно долго, во всяком случае время достаточное как для
наблюдения, так и для постановки новых экспериментов. Спустя нужный
период времени мы убивали животных, и материал поступал в гистологи-
ческую обработку (N i s s 1, М а г с h i, серебряная импрегнация Cajal’n
по de-C astro, Фаворскому и др.).
139
Изучение соответствующих объектов показало, что морфологические
изменения в центральной нервной системе развиваются не только после
введения раздражителя непосредственно в нерв, но и при нанесении его
на кожу и при инъекциях в ткани. Во всех этих случаях изменения каче-
ственно были одинаковы, отличаясь лишь по степени.
Интересно, что при химической травме нервного ствола степень морфо-
логических изменений внутри центральной нервной системы далеко не
всегда соответствовала концентрации взятого раздражителя. Были
испытаны разной крепости растворы формалина, иприта, кислот и т. д.
При анализе состояния нервных частей, удаленных от пункта первичного
раздражения, общее впечатление получилось такое, что слабые концентра-
ции одного и того же вещества дают там даже более резкие морфологиче-
ские изменения. Это вновь подтверждает, что в изучаемом нами процессе
играет роль не столько непосредственное действие раздражителя, перено-
симого с места инъекции к проксимальным нервным отделам, сколько сам
акт раздражения. Последнее предусматривает наличие энергично реаги-
рующего субстрата. При высоких концентрациях вещества местная де-
струкция тканей может быть очень велика. В то же время нервное раздра-
жение, возникающее в этом пострадавшем районе, где ткани убиты, будет
малым.
Оказалось, далее, что инъекция раздражителя в нерв без его перерезки
дает значительно меньшие последствия, чем инъекции в центральный конец
перерезанного нерва, хотя бы во втором случае количество взятого ве-
щества и было меньше.
Наконец, выяснилось, что в картине развивающихся изменений нет
особой разницы между химической и инфекционной формой раздражения
нерва.
Нервный ствол. Внутри поврежденного нервного ствола про-
цесс выражается некрозом, распределяющимся в отдельных пучках нерав-
номерно. При введении слабого раствора формалина (72%) сохраняется
часть Шванновских клеток, а также сосудистых и эндоневральных эле-
ментов. Наиболее резкие реактивные изменения встречаются со стороны
эпиневрия и периневрия (инфильтрация, продуктивная реакция, утолще-
ние периневрия). В области демаркационной зоны в первые дни имеет
место лейкоцитарная реакция. В отрезке нерва, дистальном от места
инъекции—различные степени Валлеровского (W а 1 1 е г) перерождения,
в проксимальном же—явления восходящего неврита различной интен-
сивности.
Чем ближе к мозгу участок травмированного нерва, тем неврит подни-
мается выше, достигая до межпозвоночных узлов и даже корешков. По
мере удаления от места инъекции воспалительная реакция убывает. То же
нужно сказать о дегенеративных изменениях нервных волокон. Только
в меньшинстве резкая картина воспаления и дегенерации распростра-
няется далее 2—3 сантиметров. Выше—эндоартериит сосудов нерва,
небольшие инфильтраты и легкие дегенеративные изменения парен-
химы [большое количество телец Эльцгольца (Elzholz) в нервных
волокнах].
В межпозвоночных узлах, соответствующих поврежденному
нерву, имеются как воспалительные, так и паренхиматозные изменения.
Воспалительная реакция появляется от 5 до 10 дня и локализуется у
проксимального или дистального полюса ганглия (рис. 21), реже также и
в строме его (рис. 22). Она состоит из полосы инфильтрата, как бы перего-
раживающего нерв поперек и заходящего в область корешков (рис. 23).
140
Рис. 21. Инфильтрация периневрия в области дистального конца нижнего
поясничного межпозвоночного узла на стороне химической травмы седа-
лищного нерва формалином. 14 дней после травмы. Метод Ниссля.
Рис. 22. Межпозвоночный ганглий шейного отдела на стороне травмы
формалином n. mediani. Дегенерирующие ганглиозные клетки и инфиль-
траты из плазматических клеток (микрофотограмма препарата Ниссля).
Рис 23. Кольцо воспалительного инфильтрата в оболочке корешка непо-
средственно выше крестцового межпозвоночного узла на стороне хими-
ческой травмы седалищного нерва (формалином); \
Рис. 24. Изменение части нервных клеток поясничного межпозвоночного
узла на стороне химической травмы седалищного нерва формалином.
Перинуклеарное скопление писслевского вещества.
Рис. 25. Множественные инфильтраты из полибластов в шейном отделе
спинного мозга на стороне инъекции 5% формалина в ствол n. mediani.
Микрофотограмма препарата Ниссля.
Рис. 26. Шейный отдел спинного мозга. На границе переднего рога и
переднебокового столба воспалительный очаг. 17 дней после химической
травмы седалищного нерва формалином. Метод Ниссля.
Эта реакция интересна еще в том отношении, что она развивается не
только в узлах пораженного сегмента. Сначала (5—б дней) ее можно ви-
деть действительно лишь здесь. В дальнейшем же аналогичные измене-
ния появляются на ганглиях и корешках противоположной «здоровой»
стороны, а затем и на других, иногда даже на всех ганглиях правой
и левой стороны спинного мозга.
Изменения нервных клеток межпозвоночных узлов проявляются в
нескольких формах.
1.	Наиболее частая—это скопление хроматофильного вещества в окруж-
ности ядра и разрежение его на периферии клетки (рис. 22, 24).
2.	«Первичное раздражение» клетки—центральный хроматолиз при
краевом расположении ядра.
3.	Диффузный или ограниченный хроматолиз без резких изменений
ядра.
4.	«Тяжкое заболевание» нервной клетки—гиперхроматоз ядра и рас-
пад клеточного тела.
Никогда не поражаются при этом все клетки узла, а лишь известная
их часть.
Спинной мозг. Во всех случаях изменения спинного мозга резче
выражены в области сегментов, соответствующих месту первичного
раздражения, а также в сегментах соседних. Интенсивность изменений
в разных случаях неодинакова: здесь имеют место как глиозная реакция
(рис. 26, 26), так и воспалительная. Кроме того всегда есть и изменения
паренхимы. Последние обычно нерезки и обратимы.
Глиозная реакция состоит в пролиферации краевой глии, особенно
вблизи места входа корешков, а также в диффузном разрастании ее в бе-
лом и сером веществе и вокруг кровеносных сосудов. Пролиферация глии
имеется и вокруг нервных клеток как измененных, так и не несущих
на себе никаких признаков поражения (рис. 27). Здесь можно видеть
развитие полных и неполных глиозных валов вокруг нервных клеток или
отдельных их отростков, образование глиозных розеток, т. е. скоплений
глиозных элементов на месте погибших нервных клеток, изредка—явле-
ния нейронофагии. В первые 5—8 дней все виды этих реакций на сторо-
не травмы выражены более резко, затем они иногда становятся симмет-
ричными и далее выходят за пределы сегмента, постепенно убывая в
своей интенсивности.
Воспалительная реакция проявляется в форме набухания и резкого
прокрашивания интимы сосудов, инфильтрации вокруг них, а также
у входа корешков, в pia mater и ее воронках, в белом веществе и в се-
ром—вблизи от центрального канала. Важно отметить, что в тех именно
случаях, где на уровне первично пострадавших сегментов воспалитель-
ные явления выражены резко, почти всегда имеются рассеянные воспа-
лительные очаги и на протяжении нижележащих или вышележащих
отделов спинного и головного мозга. Локализуются они обычно вокруг
сосудов и в разных пунктах мозговых оболочек (encephalo-myelitis
disseminata).
Это следует учесть. В западной и американской литературе появился
ряд сообщений, указывающих, что в последнее время у кроликов довольно
часто находят явления энцефало-миэлита, развивающегося спонтанно и ни-
чем не проявляющегося при жизни [Буль (Bull), Леви и Тифен-
б а х (Lewy u. Tiefenbach), Оливер (Oliver), Мак Картней
'(McCartney), Бало и Гал (Balo u. Gal), 3 е й ф р и д (Seifried),
Юстертаг (Ostertag)].
141
Вполне подтверждая эти данные, мы, тем не менее, не можем признать
спонтанным энцефало-миэлит у наших животных, так как здесь отчетливо
наметилась прямая связь его с первичной нервной травмой. Кроме того,
мы вели работу не только на кроликах, но и на других животных, в том
числе на собаках. В особенности у последних, при постепенном развитии
общей дистрофии на почве нервной травмы, морфологические дегенерати-
вные явления обнаруживаются всегда.
Паренхиматозные изменения спинного и головного мозга проявляются
в форме, разных типов дегенерации нервных клеток. Чаще это—обратимые
изменения: диффузный хроматолиз, иногда с легким гиперхроматозом ядра,
пятнистый хроматолиз, скопление хроматофильного вещества слоем вокруг
ядра и разрежение его в периферических слоях (рис. 27). Редко бывает
«первичное раздражение» клетки и только в моторных клетках передних
рогов. Еще реже—«тяжелое заболевание» клетки (рис. 28).
Изменена всегда лишь часть клеток. Большой интерес представляют
препараты, где из двух рядом лежащих нервных клеток одна пострадала
столь сильно, что должна быть признана мертвой, а другая имеет совер-
шенно нормальный вид. Такие случаи нередки. Они еще раз показывают,
что перед нами сложный процесс. Его нельзя оценивать только как резуль-
тат непосредственных влияний постороннего агента на каждый элемент
в отдельности. Тогда останется совершенно необъяснимым, почему одна
клетка была убита, а соседняя, лежащая на расстоянии нескольких ми-
кронов, даже не пострадала. Гибель клетки сделается понятной при усло-
вии, если причиной ее признать извращение отношений этой клетки
с другими нервными элементами, изменившими свою функцию под влиянием
раздражения.
Характерно, что глиозная реакция часто отсутствует вокруг тяжело
измененных нервных клеток и имеется вокруг близлежащих—нормаль-
ных, или измененных лишь незначительно.
На стороне раздражения степень изменения нервных клеток обычно
бывает больше. В тяжелых случаях эта разница стирается. Так же, как
явления воспаления, паренхиматозные изменения нервных клеток силь-
нее выражены в области первично пострадавших сегментов, но встречаются
и далеко за их пределами.
При сравнении данных морфологического и физиологического анализа
был установлен их параллелизм. Чем интенсивнее дистрофические про-
цессы в тканях на периферии, чем больше областей они захватывают,
тем тяжелее и распространеннее изменения внутри нервной системы.
Интересна роль, какую в этом отношении играет место первичного
раздражения.
Сотрудник мой Г. В. Суслов свои исследования начинал с хими-
ческой травмы седалищного нерва. Морфологические изменения внутри
центральной нервной системы, как в районе соответствующего сегмента,
так и за его пределами, здесь почти всегда были очень отчетливы. То же
нужно сказать и об явлениях симметричных дистрофий в тканях задних
конечностей (облысение, язвы, выпадение ногтей). Ю. М. Ж а б о т и н-
с к и й часть своих опытов начинал с химической травмы одного или
нескольких нервов передней конечности. Морфологические последствия
внутри нервной системы были в общем те же, что и в опытах Суслова,
но степень их оказалась значительно меньше. Симметричные изменения
в самом спинном мозгу и его межпозвоночных узлах иногда отсутствовали
или были выражены слабо. Одновременно и дистрофических явлений в тка-
нях передних конечностей обнаружить не удалось. Однако это не мешало
142
Рис. 27. Моторные клетки поясничного отдела спинного мозга на стороне
химической травмы нерва. Перинуклеарное скопление нисслевского ве-
щества; перицеллюлярный глиоз вокруг отдельных нервных клеток.
17 дней после химической травмы формалином седалищного нерва.
Метод Ниссля.
Рис. 28. Нервные клетки контралатерального переднего рога пояснич-
ного отдела спинного мозга через 12 дней после химической травмы
формалином. «Тяжкое заболевание» и «первичное раздражение».
Метод Ниссля.
впоследствии развитию общей дистрофии, которая, таким образом, на-
ступала без предшествующей стадии сегментарных изменений.
В исследованиях Дойникова и Жаботинского имеется
еще одно любопытное наблюдение. Когда после химической травмы
нервов верхней конечности морфологические изменения в области шей-
ных сегментов были выражены резко, появлялись резкие же изменения
в поясничном отделе спинного мозга. Грудной же его отдел оставался
почти незатронутым процессом. Последний, таким образом, может рас-
пространяться неравномерно, перескакивая через целые обширные нервные
области. Ясно, что, если бы дело здесь сводилось к распространению
по нервной системе самого раздражителя, ни о чем подобном не могло быть
и речи.
Отсюда, впрочем, не следует, что мы совсем отрицаем возможность
непосредственного действия на элементы центральной нервной системы
введенного в нервный ствол раздражителя. Активную роль этого меха-
низма в происхождении интересующих нас явлений мы признаем и нахо-
дим постоянные подтверждения этому в своих исследованиях, в част-
ности и в работах морфологического направления. Достаточно указать
здесь хотя бы на 2 факта. Оба были получены в опытах моих сотрудников
Закарая и Суслова.
Изучая последствия интравенозной инъекции трипана при химиче-
ской травме спинального нерва, Закарая1 нашел, что интенсивность
прокрашивания наружных слоев твердой мозговой оболочки в подопыт-
ной группе животных гораздо больше, чем в контрольной. Несмотря на
то, что травме подвергался лишь один из седалищных нервов, интенсив-
ность поглощения краски мезотелиальными элементами durae резко уси-
ливалась на протяжении всего спинного и даже головного мозга. Раздра-
жение спинального нерва посторонним агентом отразилось усилением
этой функции на всем протяжении самой наружной из мозговых оболо-
чек. В результате другой посторонний агент задерживался в области
этой преграды с гораздо большей энергией, чем в норме.
Второй факт состоит в следующем. Выше уже было отмечено, что одной
из реакций на химическую или инфекционную травму нерва является
инфильтрация межпозвоночных ганглиев. Реакция развивается не только
в узлах, соответствующих поврежденному нерву, но и в соседних и даже
в симметричных узлах противоположной стороны. Иногда ее можно на-
блюдать с обеих сторон на протяжении всего спинного мозга. С удалением
от места фактического раздражения эта реакция становится только менее
резкой.
Создавалось представление о существовании особого, неизвестного
до сей поры механизма, имеющего генеральное значение для центральной
нервной системы. Химический удар по одному нерву как бы заставлял
всю ее «насторожиться» и развернуть ряд кордонов на путях, по которым
сама по себе вредность еще не поступала. Один этот факт свидетельствует,
что путь через нервный ствол по направлению к центру есть путь дей-
ствительной угрозы.
Получить уверенность в том, что перед нами действительно своеобраз-
ная форма «защитной» реакции, можно только, проверив вопрос экспери-
ментально. Наиболее подходящим процессом для этого является бе-
шенство.
1 Е. П. Закарая. Арх. биол. наук, т. 31, в. 2—3, 1931; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 80, H. 5 u. 6, 1932.
143
Соответствующая работа была произведена моим сотрудником Г. В. С у-
с л о в ы м1. Методика ее состояла в следующем: для каждого опыта мы
подбирали двух собак. Одной из них производилась однократная инъек-
ция небольшого количества 5% водного раствора формалина в левый
седалищный нерв, после чего рана зашивалась. Другой—формалин в нерв
не вводился и животное оставалось для контроля. Спустя 10—16 дней
обе собаки заражались бешенством (5% эмульсия virus fixe) в седалищ-
ный нерв, но не в левый, в который подопытному животному ранее вво-
дился формалин, а в правый, здоровый нерв. После заражения нерв пере-
резался через середину места инъекции, вслед за чем производилось од-
нократное извлечение цереброспинальной жидкости.
Выше уже было показано, что при таком способе заражения собак
очень сильно повышается процент их заболевания бешенством по срав-
нению с заражением в нерв без его перерезки.
Всех опытов было 11 на 22 собаках. Вот их результат.
Контрольная группа. Из 11 контрольных животных не заболела бешен-
ством только одна собака. Начальные симптомы заболевания контрольных животных
появились у двух на 4-й день, у одной—на 5-й, у двух—на 6-й, у четырех—на 7-й
и у одной—на 10-й день после заражения.
Подопытная группа. Из 11 подопытных собак не заболели бешенством 6.
Начальные симптомы заболевания у пяти погибших животных появились: у одной
на 14-й день, у одной—на 12-й, у одной—на 10-н, у одной—па 8-й и у одной—на
5-й день после заражения.
Из сравнения этих цифр видно, что в подопытной группе число забо-
левших и погибших собак было значительно меньше, а инкубационный
период заметно длиннее, чем в группе собак контрольных.
В других экспериментах формалин вводился собакам не в седалищ-
ный нерв, а в кожу и под кожу одной или обеих конечностей. Мы упо-
требляли 2 и 3% раствор формалина и инъицировали его по 2—4 капли
в различные места. Каждое животное получало приблизительно 4,0—5,0
указанного раствора формалина. Последствием внутрикожных инъек-
ций было ограниченное сухое омертвение кожи в виде бляшки. Подкож-
ные—не оставляли следов. Спустя 9—14 дней эти собаки, одновременно
с равным числом контрольных, заражались эмульсией virus fixe через
тот или иной седалищный нерв. Условия заражения точно соответство-
вали описанным выше.
Всего в опыт было взято 14 животных.
Из 7 контрольных заболели и пали 6 собак. Одна осталась жива. Собаку
эту нельзя было считать вполне соответствующей условиям, предъявляе-
мым для контроля, т. к. ранее она была в опыте с инъекцией в мышцы
другого раздражающего вещества. Инкубация в трех случаях была 6 дней,
в одном 7, в одном 8 и в одном 10 дней.
Из 7 подопытных животных заболели и пали три. Четыре собаки не
заболели. Инкубационный период в этой группе в среднем также был
длиннее, чем в группе контрольной: 13, 11 и 8 дней. Болезнь у подопытных
собак протекала более вяло и несколько затягивалась.
Аналогичные опыты мы провели и на кроликах. Вначале они не дали
результата. Кролики трудно переносят двустороннее повреждение седа-
лищных нервов,—помимо паралича конечностей у них расстраивается
акт дефекации и мочеиспускания и многие животные погибают. Тогда
1 В. Суслов. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 2, 1932; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 83, H. 3 u. 4, 1932.
144
мы стали заражать подопытную и контрольную группу в седалищный
нерв без его перерезки, но это оказалось невыгодным. Дело в том, что
при заражении virus fixe (ленинградский штамм) через седалищный нерв
без последующего его рассечения только собаки дают малый процент за-
болевания, кролики же заболевают легко, однако не все. При этих усло-
виях очень трудно достигнуть надлежащей сравнимости результатов. При-
шлось перейти к форме эксперимента, при которой и инъекция формалина
и последующее заражение животных производилось бы на одной стороне,
но в разные нервы, например, в седалищный и бедреный (n.n. ischia-
dicus et cruralis). Предварительная проверка показала, что при инъек-
ции формалина в седалищный нерв кролика возбудимость и проводимость
по n. cruralis сохраняются. Кроме того, выяснилось, что при заражении
нормальных кроликов в n. cruralis с его перерезкой заболевают около 90%
животных, несмотря на то, что нерв этот сравнительно очень тонок. Воз-
можность сравнения была таким образом обеспечена.
Мы взяли 8 кроликов и ввели им в левый седалищный нерв небольшое
количество 5% раствора формалина. Через 10 дней кролики получили
заражение в левый же n. cruralis с последующей его перерезкой. Вместе
' с подопытной группой тем же способом были заражены 8 контролей.
Из 8 кроликов контрольной группы 7 заболели и погибли. Из равной
группы подопытных животных 2 заболели, 6 остались здоровыми.
Приведенные данные показывают, что реакция, которую мы наблю-
дали, может в известном отношении трактоваться как «защитная». Вместе
с тем лишний раз получил подтверждение взгляд, что в деле поражения
нервной системы через нервный ствол действие самого раздражителя
играет несомненную роль.
В нашем распоряжении имеются еще и другие материалы, относящиеся
к той же категории, но рисующие предмет с несколько иной стороны.
Наблюдения были начаты опытами моего сотрудника Е. П. Закарая1.
Полученные им данные частично уже были использованы выше.
Подопытными животными служили кролики. Целью работы являлось
изучить изменения в нервной системе за пределами непосредственной травмы
нерва и в ближайшие сроки вслед за этой травмой. Методика состояла
в перерезке и подтравливании кротоновым маслом центрального конца
одного из крупных спинальных нервов с последующим внутривенным
введением 1% раствора трипанблау. Разница в степени прокрашивания
отдельных частей служила индикатором начавшихся изменений и могла
дать некоторое представление о самом движении процесса. Контролями
были нормальные кролики, которым одновременно вводились в кровь
соответствующие количества раствора трипанблау. В намеченные сроки
(2—3 дня) обоих животных мы убивали хлороформом. Если подопытный
кролик погибал раньше, то и контрольный убивался одновременно с ним.
Вскрытия дали ряд фактов для суждения о ходе интересующего нас
процесса как в центральной нервной системе, так и в симпатическом
пограничном стволе.
Если кротоновое масло инъицировалось в нерв слева, то межпозвоноч-
ные узлы в поясничной области (gang, intervertebralia) прокрашивались
интенсивно, но слева значительно больше, чем справа. Окраска тех же
узлов в шейном и грудном отделах была сравнительно слабой, но слева,
т. е. на стороне операции, также несколько сильнее.
1 Е. П. Закарая. Арх. биол. наук, т. 31, в. 2—3, 1931; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 80, H. 5 u. 6, 1931.
10 л. Д. Сперанский
145
Симпатические узлы пограничного ствола давали приблизительно те же
отношения. Левые поясничные узлы (L4, L5, Le, L7), соответствующие
травмированному на той же стороне нерву, превышали размерами парные
им правые иногда в 2—3 раза. Узлы эти явно отечны. Изредка мы видели
здесь точечные кровоизлияния. Окраска их слева более интенсивна,
чем справа. Размеры и степень окраски правых и левых узлов в других
отделах пограничного ствола обычно одинаковы.
Когда описанная травма наносилась одному или двум нервам плече-
вого сплетения, те же изменения перемещались в соответствующие нерв-
ные области. Здесь, например, мы наблюдали, что на стороне операции
размеры ganglion stellatum вследствие его отечности достигали 7 мм
в длину и 3,5 мм в ширину. Справа те же величины были 4 мм и 2,5 мм.
Межпозвоночные и симпатические узлы контрольных животных по разме-
рам и окраске были во всех случаях совершенно симметричны.
Два раза мы видели, что на стороне повреждения изменение коснулось
всех узлов пограничного ствола от крестца до головы. В то же время на про-
тивоположной «здоровой» стороне отечными были лишь симпатические
узлы, связанные с сегментами седалищного нерва. Следовательно, интере-
сующий нас процесс, исходя из одной нервной точки на периферии, рас-
пространялся по центральной и симпатической нервной системе как во
фронтальной, так и в сагиттальной плоскостях, давая и симметричную
и несимметричную форму поражения.
При работе в условиях описанной методики стало, таким образом,
выясняться, что после травмы спинального нерва кротоновым маслом мор-
фологические изменения в центральной нервной системе кролика могут
быть даже менее интенсивными, чем в узлах пограничного симпатиче-
ского ствола. Изменения здесь проявляются в форме отечности и кро-
воизлияний. В то же время элементы спинного мозга морфологических
отклонений от нормы еще не представляют. Дело здесь ограничивается
некоторым увеличением проходимости барьера, о чем можно судить по
нахождению Trypanblau в мозговых оболочках и адвентициальных щелях
кровеносных сосудов пострадавших сегментов. Более отчетливые измене-
ния в спинном мозгу отмечаются обычно позднее.
Факт этот заслуживает того, чтобы на нем остановиться. Можно счи-
тать несомненным, что происхождение описанных явлений не связано
с движением самого раздражителя по нервной системе и непосредствен-
ным действием его на каждый из пострадавших элементов. Ведь после
химической травмы спинального нерва симпатические узлы претерпевали
нарушения не только на стороне травмы, но и на противоположной «здо-
ровой» стороне. Кроме того, в узлах этих изменения развивались в общем
даже быстрее, чем в элементах спинного мозга. Но к последним путь
для проникания вредности открыт через нервные щели, здесь же ни пере-
даточные пути, ни силы, руководящие движением по ним, нам неизвестны.
Каким же образом представить себе вовлечение в процесс симпатиче-
ских узлов?
Прежде всего в составе спинальных нервов, особенно некоторых из
них, имеется примесь симпатических волокон. С ними конечно раздражи-
тель может войти в прямой контакт. Но одного этого мало, ибо с осевыми
цилиндрами элементов центральной нервной системы раздражитель всту-
пает также в прямую связь.
Нельзя допустить, кроме того, что употреблявшееся нами вещество
действовало избирательно, т. е. было раздражителем именно симпатиче-
ских элементов, центральные же относились к ним индифферентно. В од-
146
ной из глав первой части этой книги я уже приводил результаты наших
опытов с инъекцией в полушария мозга желчи, кротонового масла, раство-
ров иприта и т. д. Капли желчи, например, введенной в любое место цен-
тральной нервной системы, оказалось достаточным, чтобы животное (со-
бака, кошка) уже через несколько часов погибло, проделав довольно длин-
ный ряд судорожных приступов. То же нужно сказать об иприте и кро-
тоновом масле. Даже при беглом гистологическом анализе этих случаев
мы уже находили изменения нервных клеток чуть ли не во всех отделах
центральной нервной системы. Следовательно, в опытах 3 а к а р а я
поражение симпатических элементов опережало поражение центральных
не потому, что для последних взятое вещество было слабым раздражителем.
Чтобы приблизиться к пониманию этого явления необходимо признать
наличие еще какой-то добавочной причины. В поисках нужного решения
была организована следующая серия экспериментов.
Согласно общепринятому взгляду столбнячные явления зависят не-
посредственно от токсина, который из места образования или введения
распространяется по осевым цилиндрам и нервным щелям до клеток спин-
ного мозга и поражает их. Вопрос о том, играет ли здесь, и какую именно
роль симпатическая система, насколько мне известно, даже не поднимался.
Соответствующие эксперименты были проведены моим сотрудником
д-ром С. Д. Каминским1. В каждый опыт входило две собаки. Об-
щее число животных 28.
Методика состояла в следующем: под наркозом производилась опера-
ция удаления поясничной и крестцовой части левого пограничного ствола.
Способ операции внебрюшинный. Уже через несколько часов такие живот-
ные совершенно оправляются и не имеют никаких дефектов в двигатель-
ной сфере. Спустя некоторое время,—от 30 минут до 1—2 дней,—в мышцы
левой же голени животного вводился столбнячный токсин. Доза токсина
менялась, но всегда была больше смертельной и разница в картине про-
цесса сказывалась лишь на длине инкубационного периода. Одновременно
с подопытным ту же дозу токсина и в то же место левой ноги получало
контрольное нормальное животное, которое специально подбиралось
к своей паре по весу и росту.
Протокол
Опыт
Собака № 161. Вес 16 кг.
2/ХП—30 г. 15 час. Экстраперитоне-
ально удален поясничный отдел левого
пограничного ствола.
2/ХП. 18 час. Введено в мышцы левой
голени 3 см3 столбнячного токсина.
5/XII. 9 час. Местный тетанус. Левая
задняя конечность отведена кзади и вы-
тянута, как палка. Собака ходит на трех
ногах.
7/ХП. 11 час. Местный тетанус. Собака
свободно ходит на трех ногах.
Контроль
Собака № 162. Вес 16 кг.
Введено в мышцы левой голени 3 см3
столбнячного токсина.
Местный тетанус. Левая задняя конеч-
ность отведена кзади, напряжена и вы-
вытянута, как палка. Собака ходит на
трех ногах.
Общий тетанус. Собака лежит, под-
няться не может. Резкая ригидность всех
конечностей. Голова запрокинута кзади
(оп исто то нус). Высокая рефлекторная воз-
будимость. На дотрагивание собака от-
вечает рефлекторными судорогами всех
мышечных групп.
1 С. Д. Каминский. Арх. биол. наук, т. 33, в. 1—2, 1933; Zeitschr. f. d.
ges. exp. Med., B. 88, H. 5 u. 6, 1933.
10*	147
8/XII. 9 час. Местный тетанус. Соба-
ка свободно ходит на трех ногах. Хорошо
ест и пьет.
9/XII. 9 час. Попрежнему только мест-
ный тетанус.
11/XII. 9 час. Начальные явления об-
щего тетануса. Ригидность задних конеч-
ностей. Собака передвигается по камере
самостоятельно, временами покачиваясь.
Незначительная ригидность шейных
мышц. Ест и пьет хорошо.
12/ХП. 9 час. Собака попрежнему пере-
двигается по камере. Ест и пьет. Ригид-
ность затылочных мышц наросла. Тонус
повышен и в передних конечностях.
Явления общего тетануса продолжают
усиливаться. Судорожный оскал зубов.
Конечности вытянуты, как палки, и на-
пряжены. Опистотонус.
Терминальные явления. Вечером, в 10
час. смерть.
г ис. 29. Ранний срок заражения столбняком после операции удаления
пограничного симпатического ствола. Контрольная собака лежит, под
опытная стоит.
13/ХП. 12 час. Собака встать не может,
приподнимается только на передние лапы.
Тонус мышц всех конечностей повышен.
Живо реагирует на зов, пытаясь встать,
но падает.
14/ХП. 12 час. Собака лежит. На зов
поворачивает голову, пытается есть с ру-
ки.
15/ХП. 9 час. Опистотонус. Ночью
смерть.
Протокол
Опыт	Контроль
Собака № 185. Вес 11 кг.	Собака № 186. Вес. 11 кг.
16/1—31 г. 17 час. Экстраперитонеаль-
но удален поясничный отдел левого по-
граничного симпатического ствола.
148
17/1. 16 час. Введено в мышцы ле-
вой голени 3 см3 столбнячного токсина.
23/1. 12. час. Начальные явления мест-
ного тетануса. Повышен тонус в левой
задней конечности. При ходьбе щадит по-
следнюю.
25/1. 9 час. Местный тетанус.
26/1. 9 час. Местный тетанус.
27/1 9 час. Местный тетанус
28/1. 9 час. Начальные явления обще-
го тетануса. При ходьбе пошатывается.
Мышцы задних конечностей напряжены.
Ест, пьет, живо реагирует на зов.
29/1. 10 час. 30 мин. Собака лежит. Мо-
жет подняться только на передние лапы.
Хорошо ест и пьет. Живо реагирует на зов.
Ригидность повышена больше в задних
конечностях.
30/1. 9 час. Ригидность всех четырех
конечностей. Собака лежит. Поставлен-
ная на ноги падает. На зов хорошо реа-
гирует. Ригидность затылочных мышц
усилилась, однако собака ползает по ка-
мере, передвигаясь передними конечно-
стями. Собака убита хлороформом.
Введено в мышцы левой голени 3 см3
столбнячного токсина.
Начальные явления местного тетануса.
Повышен тонус в левой задней конечно-
сти. При ходьбе щадит последнюю.
Общий тетанус. Собака при ходьбе по-
шатывается. Ригидность позвоночника и
шейных мышц.
Явления общего тетануса усилились.
Собака лежит, встать не может. Ригид-
ность всего туловища и конечностей.
Опистотонус. Судорожный оскал зубов.
Собака лежит, запрокинув голову на-
зад. На зов не реагирует. Все четыре ко-
нечности вытянуты, как палки, и напря-
жены.
Терминальные явления. Собака убита
хлороформом.
Таких протоколов в нашем распоряжении имеется 8. Во всех случаях
начальные явления столбняка у подопытного и контрольного животных
или совпадали или контрольное заболевало лишь на несколько часов
раньше. Но в картине дальнейшего развертывания процесса наблюдалось
значительное отставание всех симптомов у тех собак, которым предвари-
тельно был удален пограничный симпатический ствол. Кроме того столб-
нячные явления у них по своей интенсивности не достигали степени,
бывшей у контролей. Весь процесс тянулся вяло, как если бы взятая
доза токсина была здесь гораздо меньше.
При толковании полученных результатов возможны две формы: или
отсутствие симпатических узлов делает элементы центральной нервной
системы менее восприимчивыми к раздражению столбнячным токсином
или для развития полной картины болезни сам столбнячный токсин дол-
жен и симпатическую часть нервной сети вовлечь в специфическую
реакцию.
Оба эти предположения были проверены и не подтвердились.
Я уже упоминал, что в первой серии опытов д-ра Каминского
мы инъицировали токсин не сразу после удаления пограничного ствола,
а спустя некоторый срок, от 30 минут до 4 дней. При этом было отмече-
но, что разница между контролем и опытом выступает тем резче, чем
короче промежуток между указанной операцией и инъекцией токсина.
Заинтересовавшись фактором времени в изучаемом процессе, мы решили
поставить новую серию экспериментов, отодвинув инъекцию токсина
от момента иссечения пограничного ствола на несколько дней и даже
недель.
Результаты оказались прямо противоположными тому, что мы ви-
дели раньше. Подопытные собаки заболевали быстрее, чем их тщательно
подобранные контроли, процесс здесь был выражен резче и смерть насту-
пала через значительно более короткие сроки.
149
Протокол
Опыт
Собака № 51. Вес 11,2 кг.
12/V—31 г. 15 час. Экстраперитонеаль-
но удален поясничный отдел левого по-
граничного симпатического ствола.
Контроль
С о б а к а № 64. Вес. 11 кг.
19/V. Обеим собакам введено в мышцы левой голени по 7 см3 столбнячного ток-
сина (препарат более слабый, чем в опытах первой серии).
21/V. 3 ч. 25 мин. Тонус левой зад-
ней конечности повышен. Собака перед-
вигается на трех ногах.
22/V. 10 час. Явление местного тетану-
са и почти следом за тем (спустя 3 часа)—
общий тетанус. Ригидность задних конеч-
ностей. Напряжение мышц затылка. Ре-
флекторные судороги. Собака передви-
гается с трудом, часто падает. На зов реа-
гирует.
Здорова.
Первые признаки местного тетануса.
Незначительное повышение тонуса левой
задней ноги. При ходьбе изредка щадит
левую заднюю конечность.
Рис. 30. Поздний срок заражения столбняком после операции удаления
пограничного симпатического ствола. Контрольная собака стоит, под-
опытная лежит.
23/V. 9 час. Собака лежит, встать не
может. Голова запрокинута кзади. Рез-
кий опистотонус. Рефлекторные судороги
всех мышечных групп. Все конечности
напряжены и вытянуты, как палки. Су-
дорожный оскал зубов. Смерть.
Местный тетанус. Мышцы левой ко-
нечности напряжены. Бегает по камере,
ступая только на три ноги. Хорошо ест,
пьет.
24/V. —10 час. Первые признаки общего
тетануса. Ригидность задних конечно-
стей. Хорошо берет корм. Передвигается
по камере, щадя левую заднюю конеч-
ность. В 18 ч. ригидность затылка.
25/V 10 час. Полная картина общего
тетануса.
26/V. Смерть.
150
Опыт
Протокол
Контроль
Собака № 180. Вес 11 кг.
13/XI—31 г. 15 час. Экстраперитоне-
ально удален поясничный отдел левого
симпатического пограничного ствола.
2/XII. 16 час. Обеим собакам введены
пячного токсина.
Собака № 181. Вес 11 кг.
в мышцы левой голени по 3 см8 столб-
4/XII. 10 час. Местный тетанус левой
задней конечности. Последняя вытянута,
как палка.
5/ХП. 10 час. Начальное явление об-
щего тетануса. Ригидность затылочных
мышц. Рефлекторная возбудимость по-
вышена. Рефлекторные судороги обеих
задних конечностей. Лежит. Поставлен-
ная на ноги—падает, однако из рук бе-
рет корм.
6/ХП. 10 час. Полная картина общего
тетануса.
7/XII. 9 час. Смерть.
Здорова.
Небольшое повышение тонуса мышц ле-
вой задней конечности.
Местный тетанус левой задней конеч-
ности. Собака свободно ходит на трех
ногах. Хорошо ест.
Начальное явление общего тетануса.
Ригидность задних конечностей и мышц
затылка. Собака берет корм, передвига-
ется по камере, однако часто пошаты-
вается и падает.
8/ХП. 9 час. Рефлекторные судороги
мышечных групп. Собака лежит, запроки-
нув голову. Опистотонус. При дотрагива-
нии рефлекторные судороги усиливаются.
9/XII утром. Смерть.
Остальные опыты этой серии дали в общем тот же результат.
Таким образом можно считать установленным, что сам по себе факт
отсутствия узлов пограничного ствола не делает элементы центральной
нервной системы менее восприимчивыми к раздражению стобнячным
токсином.
Оказалось, кроме того, что для развитой картины столбняка не тре-
буется прямого контакта токсина с элементами симпатических узлов.
В новой серии опытов стоблнячные явления у наших собак развивались
в полном объеме, несмотря на отсутствие соответствующего пограничного
ствола.
Нельзя допустить и того, что за время между операцией удаления ле-
вого пограничного ствола и инъекцией токсина происходит замещение
отсутствующей функции путем образования новых связей с* сохранивши-
мися в целости узлами правой стороны. Специально поставленные опыты
показали, что двустороннее удаление брюшной симпатической цепочки
на течение столбняка имело то же влияние, что и одностороннее, и также
основным фактором, определяющим характер реакции, является здесь
время.
Последнее, о чем можно было бы думать, это о непосредственном влия-
нии удаления симпатических узлов на тонус поперечнополосатой муску-
латуры [д е-Б у р (de Boer), О р б е л и и др.]. Но, как мы только что
видели, это помогло бы в объяснении лишь опытов первой серии. Резуль-
таты второй с таким толкованием находились бы в прямом противоречии.
Остается одно объяснение: при инъекциях на периферии столбнячного
токсина элементы центральной нервной системы испытывают не только
151
специальную форму раздражения, но и вульгарную травму. Это есть вто-
рой процесс, развивающийся параллельно. Раздражение спинальных
элементов передается отсюда на симпатические части, вовлекая их не
в комплекс столбнячных явлений, а в болезненный процесс порядка нервных
дистрофий. Но и симпатические элементы, измененные под воздействием
центральных, в свою очередь ставят последние в необычные условия жизни
и работы. Когда незадолго до инъекции токсина мы удаляем соответствую-
щий пограничный ствол, то клетки центральной нервной системы, во-
первых, испытывают известного рода шок, а во-вторых, с них снимается
добавочное раздражение, тот контрудар, который в норме они могли
получить со стороны симпатических элементов. Наоборот, если между
обоими актами нашего вмешательства проходит более долгий срок, ре-
зультат будет противоположным, так как операция иссечения погранич-
ного ствола сама по себе есть нервная травма,*иными словами, повод для
развертывания дистрофического процесса в других нервных частях. Мы ви-
дели уже неоднократно, что процесс этот наступает не сразу, нарастает
постепенно и неизбежно прибавляет нечто ко всем другим текущим здесь
процессам. В итоге столбняк принимает более тяжелое течение.
Интересно, что эта форма отношений также не является постоянной.
В недавних опытах другие мои сотрудники, И. П. Бобков и А. Л. Фе-
не л о н о в, имели следующее наблюдение: они инъицировали столб-
нячный токсин в мышцы шеи двум собакам, которым за много месяцев
перед тем была произведена операция одностороннего удаления брюшной
цепочки симпатических узлов. Когда развились явления общего столбняка,
то в мышцах задней конечности на стороне операции тетанус был выражен
очень слабо. Дело ограничилось лишь некоторым повышением рефлектор-
ной возбудимости.
Интенсивность дистрофического процесса, вызванного нервной трав-
мой, как видно, может довольно резко меняться. Для столбняка временно
вновь создаются условия, схожие с теми, что были в первые часы, вслед
за удалением пограничного ствола. В зависимости от хода кривой дистро-
фического процесса будет колебаться кривая и всех других процессов,
текущих в тех же нервных областях. Именно отсюда делается понятным
значение времени как фактора перемены.
Какими бы качествами ни обладал раздражитель и как бы ни казалось
изолированным место первичного его приложения, последствия скажутся
на ряде нервных образований, никогда не бывших в прямом с ним кон-
такте. Строгой локализации этого процесса в пределах какой-либо
части нервной системы нет, так как с элементов центральной нервной
системы раздражение переходит на симпатическую и обратно.
Таким путем уточняется понятие о сегментарных поражениях нервной
системы. Вопрос идет не о формально ограниченных сегментах спинного
мозга. Мы видели, что после травмы спинального нерва изменения почти
с первых же шагов обнаруживаются в симпатических узлах пограничного
ствола не только на стороне повреждения, но и на противоположной,—
«здоровой» стороне. В понятие сегмента, таким образом, входит и симпа-
тический его отдел. Дальнейшие материалы покажут, что и внутриорган-
ные нервные части также имеют свой определенный порядок включения
в процесс и что этот порядок связан с пунктом первичного раздражения.
Необходимо оттенить, что в момент обнаружения сегментарных нерв-
ных изменений в пределах, например, симпатической нервной системы,
очень часто можно было наблюдать соответствующие изменения и за пре-
делами этого сегмента, при чем процесс развертывался здесь одновре-
152
менно и во фронтальной и в сагиттальной плоскостях. То же имеет место
и в центральной нервной системе. Если тем не менее мы не отказываемся
от термина «сегментарных поражений», то только потому, что этим опре-
деляется начальный этап процесса,—этап, играющий несомненную роль
в дальнейшем его течении. Кроме того, степень функциональных и морфо-
логических изменений в области первично пострадавшего сегмента вна-
чале всегда бывает наибольшей.
Подводя итоги изложенному, следует признать, что в деле развития
нервных дистрофий извращение нормальных отношений нервных элементов
между собой имеет не меньшее значение, чем непосредственное действие
на них постороннего агента. За время работы мы неоднократно видели,
что в первично пострадавшей нервной группе начальные изменения мор-
фологического порядка часто бывают незначительными. Тем не менее
на периферии в определенных местах это уже проявляется тяжелыми
нарушениями целости тканей. Непосредственное раздражение посторон-
ним агентом, несмотря на необычность свою, нервных клеток не убивало.
Оно меняло лишь их функцию. Изменение же нормальной нервной функ-
ции влекло за собой заболевание и даже смерть тканевых элементов на
периферии.
Сама по себе нервная травма не является, таким образом, от начала
до конца прямой причиной нервных дистрофий. Этим дается лишь тол-
чок к движению процесса, который затем течет нарастая. Так, измене-
ния, возникающие в симпатических частях вторично, могут в дальнейшем
оказаться и опаснее и тяжелее.
Приведенные факты имеют еще и методическое значение. При изуче-
нии нервных функций основную роль играет метод раздражения и выклю-
чения. Исчезание какой-либо реакции или, наоборот, ее появление приз-
нается доказательством того, что эта реакция связана с определенной
группой нервных элементов, бывших объектом непосредственного вмеша-
тельства. Для реакций элементарных и сроков наблюдения коротких
такое отношение допустимо, хотя и с оговорками. Если же дело идет
о сложном процессе, внешние проявления которого начинаются не сразу,
а после некоторой и часто довольно длинной пазуы, то о его локализации
нельзя судить только по данным о месте первичного вмешательства. Го-
раздо большую роль может играть здесь не часть, подвергавшаяся раздра-
жению, а сам акт вмешательства, делающийся родоначальником целой
группы новых процессов. Если бы в только что разобранных эксперимен-
тах не был учтен акт вмешательства, то его последствия, т. е. задержку,
усиление и новую задержку столбнячных явлений, мы должны были бы
приписать одному и тому же объекту, а именно самим симпатическим
узлам. В результате составилось бы ложное представление о включении
их в специфическую часть реакции, чего на самом деле нет.
Здесь невольно приходят на память наши эксперименты по эпилепсии,
описанные уже в соответствующем месте книги. Одинаковые по внешности
воздействия давали разные последствия, наоборот, применением различ-
ных вмешательств мы добивались одних и тех же результатов. В кли-
нике, например, это иллюстрируется случаями травматической эпилеп-
сии, когда и повторное закрытие костного дефекта и повторное удаление
пересаженных костей на одном и том же больном каждый раз дает лечеб-
ный эффект, но каждый раз он оказывается временным.
Итак, при химической или инфекционной нервной травме в нервной
системе развивается ряд различных процессов физиологического и пато-
логического порядка. Первые имеют полезное значение, вторые выра-
153
жаются дистрофическими явлениями, как внутри нервной сети, так и в тка-
нях на периферии. Дистрофические процессы текут циклически и могут
закончиться полным восстановлением нормальных отношений. Однако
в ряде случаев они развертываются прогрессивно. Начавшись в области
того или иного нервного сегмента, они вскоре выходят за его пределы,
охватывают другие части сложной нервной сети и завершаются общей
дистрофией и смертью животного.
Характерным их свойством является инкубация, скрытый или латент-
ный период. Однако в процессе работы с достаточной очевидностью выясни-
лось, что на самом деле латентного периода здесь нет. Представление о нем
сложилось вследствие неполноценности индикаторов, которыми мы поль-
зуемся. Момент появления местных дистрофий в тканях мы считаем на-
чалом процесса, тогда как часто это есть его итог и всегда не первый этап.
Независимо от того, получит ли сам раздражитель распространение
по нервной системе, или действие его ограничится одним нервным пунк-
том, может возникнуть внутри нервной сети ряд точек необычного раздра-
жения, взаимно поддерживающих друг друга и создающих новые. В генезе
дистрофических процессов это, а не раздражитель сам по себе, играет
основную роль. Отсюда делается понятным, почему раздражение разно-
образными по своей природе химическими и инфекционными агентами
может иметь в конце концов одинаковые последствия.
Специальный нервный «тропизм» здесь не при чем. Мы видели, что
по нервному стволу достичь до центральной нервной системы может лю-
бое вещество. Но одно из них, и проникнув туда, останется индиффе-
рентным, а другое, и не двигаясь с места, нервную систему разрушит.
Недавно из лаборатории 'Л е в а д и т и (Levaditi) вышли 2 работы
Николо, Крувейе и Копциовской (Nicolau, Cruveil-
lier et Kopciowska), изучавших морфологические последствия вакцина-
ции virus fixe.
Отметив ряд изменений, развивающихся при этом в центральной нерв-
ной системе, авторы оценивают их как специальные реакции («reactions
Speciales») на невротропный вирус, как морфологическое выражение
«прямой борьбы» между вирусом и чувствительной тканью.
Что эта реакция может иметь некоторое защитное значение, это верно.
Но ничего специального здесь нет. В этом легко убедиться, заразив та-
ких кроликов интрацеребральным путем: они заболеют и погибнут, как
нормальные. Вакцинация к бешенству делает животных стойкими лишь
в отношении заражения, идущего с периферии. Но ведь только что было
показано (опыты Суслова), как можно без всякой «борьбы» специаль-
ных элементов добиться тех же результатов при помощи нескольких ка-
пель раствора формалина, однократно введенного в нерв. По эффекту
реакция и здесь оказалась «защитной», однако, едва ли можно решиться
трактовать ее, как реакцию специальную и безусловно полезную.
То же имеет место и в отношении морфологических последствий. Если
вместо вакцинации кроликов эмульсией рабического мозга смазать кожу
небольшим количеством иприта, инъицировать в ткани раствор формалина,
карболовой кислоты или какого-либо другого вещества, морфологи-
ческие последствия в нервной системе отличить друг от друга будет
нельзя.
Я смею это утверждать, так как имею в своем распоряжении соответ-
ствующий материал. В нашей лаборатории Б. С. Дойников ы м
и В. Г. Ушаковым также были поставлены опыты с вакцинацией
кроликов virus fixe и также в целях изучения морфологических измене-
154
ний в нервной системе. Результат точно соответствовал тому, что мы ви-
дели раньше, когда употребляли другие раздражители. Вакцинация эмуль-
сией нормального мозга давала те же морфологические последствия, что
и вакцинация эмульсией мозга рабического, только количественно они
были несколько меньше. Это понятно, ибо присутствие вируса создает
добавочное раздражение. Стоит продлить раздражение нормальным мозгом
или увеличить его дозу,—и размеры морфологического эффекта в обоих
случаях сравняются.
Отсюда, скорее всего, можно объяснить популярность, которую во
многих местах приобрел способ вакцинации к бешенству по Fermi.
То, что к эмульсии прибавляется здесь небольшое количество карболовой
кислоты, создает добавочное раздражение, усиливающее специфический
иммунитет неспецифической наслойкой. Последняя—есть реакция на
раздражение вообще, а не специально на данный раздражитель.
СТАНДАРТНЫЕ ФОРМЫ НЕРВНЫХ ДИСТРОФИЙ И ИХ
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ ВАРИАНТЫ
Положения, высказанные в предшествующей главе, получили свое
развитие в дальнейшей работе.
Излагать эти материалы я начну с опытов моих сотрудников И. А. П и-
галева и 3. Г. Кузнецовой1. Работа была произведена на кро-
ликах и собаках. Объектом вмешательства служили II и III ветви трой-
ничного нерва, именно n. infraorbitalis и n. mentalis. Как уже было упо-
мянуто, раздражение внутричерепных частей, именно тройничного нерва
у кролика и дало в руки исследователей первый материал, положивший
основу учения о трофической функции нервной системы (М а ж е п д и,
С а м ю э л ь). С тех пор много ученых эти опыты повторяли в первоначаль-
ной форме и с изменениями [(М е й с н е р (Meisner), Лонже (Longet),
Бертольд (Berthold), Кирхнер (Kirchner), Ш и ф (Schiff),
Н а с с э (Nasse) и др.] Для большинства авторов индикатором трофиче-
ских расстройств на периферии служило при этом заболевание глаза
в форме конъюнктивита или кератита, которые через тот или иной срок
развивались у кроликов на стороне раздражения.
Нашей задачей сделалось получить те или иные изменения глаза у жи-
вотного не только на стороне повреждения нерва, но и на противополож-
ной, здоровой стороне. Кроме того, мы вознамерились получить их не
с Гассерова узла или внутричерепных частей тройничного нерва, а с пери-
ферических ветвей его, не имеющих прямого отношения к глазу.
В качестве раздражителя был испытан ряд веществ (горчичное и кро-
тоновое масло, желчь, молочная кислота и др.). В конце концов мы
остановились на кротоновом масле. Вслед за введением его в толщу нерва
последний рассекался через середину вздувшегося после инъекции ствола.
Для опытов мы брали периферические части II и III ветвей тройничного
нерва—n. infraorbitalis или n. mentalis. После небольшого разреза над
местом выхода нерва из кости и его обнажения производилась инъекция
2—3 капель кротонового масла и перерезка нерва. Если рану зашить,
то развивается обычно обширное нагноение. При открытой ране дело огра-
ничивается отечностью, вскоре исчезающей. У собак, которым после инъек-
ции в нерв кротонового масла, производилось извлечение цереброспиналь-
ной жидкости, отек был всегда гораздо больше и не только на стороне
операции, но и на симметричном месте другой стороны. Во всех случаях
раздражающее вещество вводилось в нерв однократно. Отдельные детали
методики менялись, и, таким образом, опыты разбились на серии. Так как
результаты этих серий отличаются друг от друга только количественно,
то я и позволю себе привести их в общем обзоре.
1 И. А. Лига л ев и 3. Г. Кузнецова. Арх. биол. наук, т. 30, вып. 1,
1930; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 67, H. 1 u. 2, 1929.
156
Введение кротонового масла в n. infraorbitalis без его рассечения уже
в первые дни давало у кроликов развитие светобоязни и конъюнктивита
на стороне операции. Изредка конъюнктивит был двусторонним. Через
2—4 дня у этих животных, вблизи средней линии, на месте перехода кожи
в слизистую оболочку верхней губы появляется синюшное пятно, а затем
язва. Она медленно увеличивается в размерах и постепенно, в течение
2—3 недель, заживает.
Когда после инъекции кротонового масла мы стали рассекать нерв,
то эффект значительно усилился. У этих кроликов конъюнктивит, как
правило, был двусторонним, на стороне же операции часто развивался
кератит и иногда язвы роговицы. Язва на губе появлялась теперь уже
в течение одного—двух дней. Она быстро увеличивалась в размерах и не
заживала в течение 5—б недель. Вскоре появляется точно такая же язва
на симметричном месте другой, здоровой губы, а затем симметричные
язвы языка. Дважды мы имели двустороннее гнойное воспаление сред-
него уха, от которого животные и погибли.
У большинства кроликов все эти явления постепенно затихали, что,
однако, не было свидетельством полного восстановления нарушений,
причиненных нервной клетке. В ряде случаев, спустя 4—8 недель, у живот-
ных, казавшихся здоровыми, начинается изменение зубов, сначала на сто-
роне повреждения, а затем и на противоположной. Яснее всего это выра-
жено на резцах. Дело начинается с появления мутных, белесоватых
участков, постепенно увеличивающихся, сливающихся и занимающих
иногда весь зуб. Зуб становится рыхлым, ломким, крошится. Изменение
зубов на стороне повреждения нерва начинается раньше и бывает выра-
жено более резко, чем на «здоровой» стороне. Эти изменения носят также
временый характер, так как у кролика резцы растут непрерывно в течение
жизни. Растущая часть оказывается нормальной, но не всегда. Мы видели
животных, резцы которых сохраняли способность легко разрушаться
в течение многих месяцев.
Совершенно то же получается, если для опыта брать n. mentalis,
только изменения глаз начинаются несколько позже, симметричные язвы
развиваются на нижней губе, а изменение зубов на нижних резцах.
Один раз, кроме изменения нижних резцов, спустя несколько недель,
образовались беловатые, а затем и кариозные участки в верхнем резце,
но только на стороне повреждения нерва. Язвы языка были получены также
и с этого нерва и также были симметричны. В двух случаях этой серии
мы вновь имели двусторонее гнойное воспаление среднего уха, закончив-
шееся смертью животных.
В целях более детального выяснения характера изменений, наблюдаю-
щихся в полости рта и сравнения их с соответствующими данными из
клиники человека, те же эксперименты еще раз были поставлены сотруд-
ником моим П. А. Глушковым1. Из 14 бывших под опы-
том кроликов у 8 в ближайшие дни после травмы нервного ствола
можно было наблюдать гиперемию слизистой оболочки альвеолярного
отростка. Гиперемия—застойного характера. Сильнее всего она выражена
у шеек резцов. Вскоре несколько набухшая слизистая понемногу начи-
нала отставать от зубов, образуя кармашки у их шейки с губной поверх-
ности. Кармашки в дальнейшем становились глубже, в них скоплялись
пищевые крошки и волосы. При надавливании на десну из этих кармаш-
ков выделялся гной. Наличие пришеечных карманов можно было обна-
1 П. А. Г л у ш к о в. Арх. биол. наук. т. 34, в. 4, 1933.
157
ружить: в 2-х случаях уже на 2-й день после травматизации нерва, в
2-х—на 5-й, в 1-м—на 12-й, в 1-м—на 13-й и в 2-х—на 50-й день.
Два последние случая интересны в том отношении, что развитие ди-
строфического процесса было здесь выражено слабо. Лишь на 50-й день
можно было подметить небольшое отставание десны у шеек соответствую-
щих резцов. Обоим животным, на 83-й день после первой, нанесена была
повторная нервная травма: одному—перерезка и химическое раздраже-
ние центрального конца n. ischiadici, а другому—раздражение левого
верхнего шейного узла уколами иглы, смоченной tinct. jodi. Уже через
день после этого отставание десен от шейки резцов резко усилилось и об-
разовались карманы с гнойным отделяемым.
Сравнивая эту картину с тем, что наблюдается в клинике человека
при альвеолярной пиоррее, Глушков пришел к заключению о близком
сходстве обоих процессов. Анализ бактериальной флоры гнойного отделяе-
мого описанных карманов дал картину вульгарной микрофлоры ротовой
полости (грамположительные и отрицательные диплококки и диплоба-
циллы). В клинике человека при альвеолярной пиоррее в карманах сли-
зистой оболочки, образующихся при отслойке ее от шейки зуба, находят,
как известно, также совершенно неспецифическую микрофлору.
В общих чертах тот же процесс наблюдался и в опытах на собаках
(Пигалев и Кузнецова). Здесь, кроме случаев кератита и язв
роговой оболочки иногда симметричных, мы видели ряд симметричных же
язвенных процессов на твердом небе, языке, губах и других частях сли-
зистой оболочки полости рта. В числе поражений кожной поверхности
губ неоднократно отмечен типичный herpes, т. е. образование пузырьков
на покрасневшей и эррозированной коже вблизи переходной складки.
Несколько раз наблюдалось также двустороннее гнойное воспаление сред-
него уха и добавочных полостей носа. Эти явления развивались как при
повреждении n. infraorbitails, так и n. mentalis. В числе постоянных
находок при вскрытии необходимо назвать кровоизлияния в ткань лег-
кого и в слизистую оболочку различных участков желудочно-кишечного
тракта.
Наблюдая собак, проживших сравнительно долгий срок после описан-
ных вмешательств на ветвях тройничного нерва, мы отметили следующее.
В известном проценте трофические изменения у них вообще не развивались
или были мимолетны. В других случаях все, даже тяжелые расстройства
в области соответствующего нервного сегмента проходили и в дальней-
шем собаки почти ничем не отличались от нормальных, кроме рубцов
и пятен на месте бывших повреждений. Наконец, у части собак, через
тот или иной срок внешнего здоровья, вновь появлялись трофические
изменения в тканях на местах старых поражений. Следом за этим начи-
налось образование участков облысения и язв в других областях тела,
не имеющих, казалось бы, никакого отношения к сегменту тройничного
нерва. Со времени однократного введения кротонового масла в ту или иную
ветвь этого нерва никаких других воздействий не производилось. Извле-
чение цереброспинальной жидкости прекращалось также задолго до по-
явления признаков генерализации дистрофических явлений. И, однако,
собаки худели, у них выпадала шерсть, изменялась походка, развивались
вялость и общее истощение. Все это заканчивалось смертью.
При вскрытии можно было обнаружить изменения в мозгу, в различ-
ных паренхиматозных органах, а также в костях, которые становились
то очень тонкими и хрупкими, то, наоборот, мягкими настолько, что,
например, ребра резались ножом.
158
Во всей картине болезни и патолого-анатомического вскрытия здесь
много общего с тем, что академик И. П. Павлов наблюдал иногда
у собак, содержавшихся в сыром помещении после различных операций
в области пищеварительного тракта.
Эти и подобные им наблюдения вызвали у нас стремление расширить
область работы, сделав объектом вмешательства не только нервные стволы,
но и другие нервные части. Естественно, что в первую очередь вопрос воз-
ник о том отделе мозга, который теперь выделяют под именем hypotha-
lamus. Область эта считается как бы высшим центром вегетативных
нервных функций. Здесь находят центры регуляции водного, солевого,
белкового, жирового и углеводного обменов, сердечно-сосудистой системы,
органов внутренней секреции и т. д. Заболевание или повреждение hypo-
thalami может повлечь за собой расстройство и в двигательной сфере до
эпилептических приступов включительно [Кушинг (Cushing)]. Здесь же
некоторые хотят видеть локализацию «центра сна».
Еще первые исследователи—Ш ифф и Броун Секар при по-
вреждениях промежуточного и среднего мозга наблюдали последователь-
ное развитие кровоизлияний в органах дыхания и пищеварения. То же
описывают многие авторы, изучавшие так называемый «тепловой укол».
Н. Н. Бурденко и Б. Н. Могильницкий видели образо-
вание геморрагий и изъязвлений в желудке собак, которым они разрушали
часть hypothalami позади воронки.
Несомненно, таким образом, что эти отделы мозга связаны со многими
функциями организма, которые можно было бы объединить словом тро-
фические. Я не буду приводить историю всего дела. Относящиеся сюда
вопросы стоят сейчас в центре внимания и основные факты общеизвестны.
Кроме того, нас в данный момент не интересуют частные факты из области
физиологии и патологии именно этого нервного фрагмента, тем более,
что для представления о течении дистрофического процесса внутри нерв-
ной системы формальные данные о локализации едва ли могут принести
пользу. Вопрос заключался в том, чтобы выяснить форму развертывания
дистрофического процесса при условии, когда пунктом первичного раздра-
жения является область hypothalami, в частности серый бугор (tuber
cinereum) и substantia perforata posterior.
Основная трудность задачи состояла в получении действительно изо-
лированного и притом хронического раздражения серого бугра. Глубокое
его расположение на середине основания черепа и тесная связь с гипофи-
зом весьма усложняли технику вмешательства прежде всего из-за крово-
течения. Необходимо было так изменить обычную методику, чтобы совер-
шенно избежать кровотечения в полость черепа. Вследствие того, что
кровь при этом скопляется на его основании, раздражение получает раз-
литой характер, захватывая всю стволовую часть головного и даже верх-
ние сегменты спинного мозга. Эта погрешность присуща всем методам.
Ей по преимуществу обязаны мы тем, что до сей поры нет точных данных,
позволяющих в сложном эффекте отделить функцию гипофиза от функции
серого бугра.
Первым этапом в нашей работе явилась, таким образом, методика.
Изменив ряд отдельных технических приемов и включив новые, мне,
в общем, удалось достичь желаемых результатов. В конце концов техниче-
ски мы имели следующее: 1) все моменты операции могут быть проведены
на глазах; 2) кровотечение как во время операции, так и после отсут-
ствует; 3) повреждение мозга точно ограничивается пределами задуман-
ного и длится хронически; 4) побочная травма других отделов мозга исклю-
159
чается; 5) твердая мозговая оболочка зашивается наглухо и без всякого
натяжения.
Методика эта была опубликована в статьях моих сотрудников
М. С. С к о б л о1 и И. А. П и г а л е в а1 2. Я позволю себе повторить
здесь ее описание для тех, кто пожелал бы применить ее в своей работе.
В опыт лучше выбирать собак небольшого размера, так как операцион-
ная рана при этом оказывается менее глубокой. Молодые собаки также
имеют преимущества перед старыми: основание черепа у них шире и сред-
няя черепная яма более уплощена.
Сама операция производится так. Под общим наркозом разрез кожи
и подлежащих тканей по средней линии головы, от корня носа до ости-
стого отростка II шейного позвонка. На одной стороне головы (удобнее
слева) кожа и platysma отпрепаровываются до уровня скуловой дуги.
Далее следуют перевязка кровеносных сосудов, питающих височную
мышцу (m. temporalis), удаление ее по краю скуловой дуги и тщательная
остановка кровотечения. Мышцу можно и не иссекать, а, очертив ее дуго-
вым разрезом по краю прикрепления к кости и отделив распатором от
дна височной и подвисочной ямы, оттянуть крючком кнаружи. Долотом
или фрезой вскрывается черепная полость, отверстие слегка увеличивается
щипцами и твердая мозговая оболочка тупым путем отделяется на неко-
тором протяжении от внутренней поверхности костей.
Вслед за тем производится извлечение цереброспинальной жидкости,
что играет весьма существенную роль в дальнейшем ходе операции. Бли-
жайшим результатом является значительное уменьшение или даже пре-
кращение кровотечения из костей. Кроме того, это влечет за собой замет-
ное уменьшение объема мозговых полушарий за счет жидкости желудочков.
При последующем широком вскрытии черепа полушария не только не
выпирают за края костного дефекта, но отстают от них, как ядро ореха
от его скорлупы. Благодаря этому очень облегчается приподнимание ви-
сочной доли со дна полости черепа и всегда в полной мере обеспечивается
глухой шов твердой мозговой оболочки. Наконец, извлечение жидкости
делает ненужным специальное удаление ее из области средней черепной
ямы марлевыми тампонами, что также имеет значение. Именно в этот
момент легко получить кровотечение из сосудов основания мозга, кото-
рое сделает дальнейшие результаты нечистыми.
По окончании извлечения жидкости продолжается отделение твердой
мозговой оболочки от костей по всем направлениям, особенно вниз к ос-
нованию. Здесь следует опасаться повреждения венозных синусов. Вслед
за этим покровные кости черепа удаляются щипцами книзу от линии,
соединяющей наружно верхний угол глазницы с серединой длины lineae
nuchae (у собаки гребня).
После удаления костей до уровня скуловой дуги, нужно широко от-
крыть рот собаки. При этом венечный отросток нижней челюсти сильно
опускается книзу и оттягивает за собой все мышцы, сосуды и нервы,
идущие от боковой поверхности черепа к нижней челюсти. Достаточно
теперь пройти по кости рукояткой скальпеля, чтобы вся боковая поверх-
ность и часть основания черепа была обнажена. Открывшаяся, таким
образом, глубокая часть покровных костей удаляется как можно ближе
к средней линии. Нужно следить, чтобы костные щипцы совсем не захва-
1 М. С. С к о б л о. «Научное слово», № 4, 1930; Zeitschr. f. d. ges. Med., В. 73,
H. 1—2, 1930.
2 И. А. П и г а л е в. Архив биол. наук, т. 32, вып. 1, 1932; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 82, H. 5—6, 1932.
160
тывали мышц на дне подвисочной ямы, ибо здесь, в ближайшем соседстве,
проходят крупные кровеносные сосуды, сопровождающие II и III ветви
тройничного нерва.
Когда кости удалены, производится Т-образный разрез твердой моз-
говой оболочки. Горизонтальная часть его тянется от угла глазницы
назад. Вертикальная начинается от середины горизонтальной и идет
вниз до края костного дефекта.
В этот момент оператор переходит на противоположную (правую)
сторону операционного стола. Наркотизатор вращает голову животного
вокруг продольной оси позвоночного столба так, что левая сторона опе-
рационного поля переходит направо. В силу тяжести головной мозг
несколько отстает от основания черепа. Уже сейчас, без всяких дальней-
ших действий оказывается обнаженной не только вся височная доля,
но и gyrus pyriformis и даже край tractus olfactorius. Небольшого давления
каким-либо гладким инструментом достаточно, чтобы открылась область
гипофиза в промежутке между сонной артерией и n. oculomotorius.
Тотчас после обнажения гипофиза берется заранее приготовленный,
стеклянный шарик, величиной в горошину, осторожно проталкивается
в промежуток между сонной артерией и глазодвигательным нервом и по-
мещается тотчас позади спинки турецкого седла. Голова собаки приво-
дится в прежнее положение, гипофиз встает на место, мозг опускается на
основание черепа и операция заканчивается послойным зашиванием
раны.
Твердая мозговая оболочка всегда зашивается наглухо. Ее совершенно
не приходится натягивать, так как за время операции полушария не
успевают расправиться до прежней своей величины. Зашивать же ее
необходимо потому, что иначе мозговое вещество будет непременно выпя-
чиваться через дефект. При этом пострадали бы части коры, ближайшие
к основанию мозга. Желательно также, чтобы раневое отделяемое наруж-
ных частей раны не могло проникнуть под твердую мозговую оболочку
и на основание черепа. При описанном способе мы не имели ни кровоте-
чения, ни последующего проникания крови туда из внешних частей раны.
Побочные изменения в районе полушарий мозга или у его основания также
отсутствовали за исключением нежных точечных сращений в области шва
твердой мозговой оболочки. Когда во время обнажения гипофиза или в дру-
гой момент операции начиналось внутричерепное кровотечение, мы опе-
рацию не заканчивали, а дождавшись остановки кровотечения, просто
зашивали рану и исключали животное из опыта.
Вскрытия показали, что стеклянный шарик не вызывает почти ника-
ких реактивных явлений со стороны мозга или его оболочек.
Помещаясь по средней линии между передними концами ножек мозга
(pedunculi cerebri), шарик давит на заднюю часть серого бугра, corpora
mamillaria и substantia perforata posterior. Здесь образуется пролежень
мозга, в виде круглой ямки, соответствующей по размерам и форме взятому
шарику. Мозговая ткань под влиянием давления атрофируется настолько,
что часто открывается полость третьего желудочка, прикрытая снизу
лишь прозрачной пластинкой из мягкой и паутинной мозговых оболочек.
Кровеносные сосуды смещаются в стороны, вследствие чего дно ямки на
вид представляется бледным. Иногда вместо стеклянного мы брали воско-
вой шарик или даже обыкновенную горошину, которую в течение несколь-
ких дней до операции вымачивали в спирту. В этих случаях реакция со
стороны окружающих тканей была значительно больше и шарики оказы-
вались заключенными в капсулу из нежной рубцовой ткани.
11 А. Д. Сперанский
161
Любопытно, что при употреблении обыкновенной горошины в неко-
торых случаях собаки жили долго: один-два месяца и дольше. Вслед-
ствие разбухания горошины пролежень мозга достигал больших разме-
ров. Это, однако, не мешало животному ходить, есть и даже играть, не-
смотря на наличие ряда различных явлений дистрофического порядка,
описываемых ниже. Впрочем такие животные обычно быстро погибают.
Часто уже в ближайшие часы у них развиваются типичные эпилептиче-
ские приступы, следующие друг за другом и приводящие животных
к гибели по истечении 1—2 дней.
Повидимому здесь играет роль присоединение химической травмы,
т. е. не горошина сама по себе, а спирт, в котором она вымачивалась.
Так можно думать потому, что иногда судороги начинались спустя 15—20
минут после операции, когда сухая
горошина не успевала еще увеличить
свои размеры.
Изменений гипофиза, которые
могли бы в нем развиться вслед-
ствие непосредственного давления
стеклянным шариком, в большинстве
случаев не было. Шарик располага-
ется кзади от гипофиза и не может
сместиться вперед, ибо этому мешает
задний край турецкого седла, слегка
приподнятый над основанием черепа.
Все же, чтобы избежать возможно-
сти таких повреждений, мы в даль-
нейшем изменили методику и вме-
сто шарика стали употреблять стек-
лянные кольца с вырезанной в одном
месте стенкой. Размеры кольца соот-
ветствуют размерам ямки турецкого
седла. Толщина его 2—Змм.
Рис. 31. Мозг собаки. Стеклянное полу- в момент приподнимания мозга
кольцо вокруг воронки гипофиза. воронка (infundibulum) вводится че-
рез вырез в кольце внутрь его и
кольцо поворачивается так, чтобы свободные концы смотрели кпереди
(рис. 31). Кольцо ложится на края ямки турецкого седла, оставляя
гипофиз на месте, нигде его не касаясь и не стесняя. При опускании
мозга кольцо давит на задние и боковые части серого бугра, образуя
здесь полуколъцевидный пролежень. Единственный недостаток этой фор-
мы—застойные явления в гипофизе, образующиеся иногда вследствие
прижатия сосудов по окружности серого бугра.
По обоим этим способам, т. е. с шариком и кольцом, до настоящего
времени мы оперировали уже много десятков животных. Полученные дан-
ные я изложу в общей сводке.	'
Две начальных серии экспериментов были проведены моими сотруд-
никами М. С. С к о б л о1 и И. А. П и г а л е в ы м1 2. Первый имел дело
со стеклянным шариком, второй—с полукольцом. Последствия, как для
1 М. С. Скобли. Научное слово, № 4, 1930; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med.,
B. 73, H. 1—2, 1930.
2 И. А. П и г а л e в. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 1, 1932; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 82, H. 5—6, 1932.
162
жизнй животных, так и в смысле картины дистрофического процесса
в обеих сериях были приблизительно одинаковы.
Прежде всего необходимо отметить, что продолжительность жизни
собак после указанного вмешательства вариирует в широких пределах.
Часть животных погибает уже в течение первых 10—20 часов, другие жи-
вут несколько дней, жизнь третьих тянется недели и даже месяцы (до года
и больше). Несмотря на это, дистрофические явления, которые у них разви-
ваются, очень схожи, различаясь лишь по степени.
Первый симптом, отмечаемый обычно уже в ближайшие часы,—это кро-
воточивость десен в области пародонта. Обычно вокруг коренных зубов
Рис. 32. Случай номы (noma) после «операции шарика». Распадение
тканей щек.
обеих челюстей появляются отечность, разрыхление и темная кайма точеч-
ных кровоизлияний. Картина очень схожа с той, что у человека бывает при
цынге. Постепенно процесс прогрессирует, кайма кровоизлияний вокруг
зубов расширяется в сплошную полосу, десна отстает от шейки зуба, откры-
вая альвеолярный край кости. В более тяжелых случаях изъязвления вок-
руг отдельных зубов сливаются и тогда вся десна отходит, обнажая кости
на большом протяжении. Мы имели несколько наблюдений, когда слизи-
стая десны ихорозно распадалась за пределы альвеолярных отростков верх-
ней и нижней челюсти. Это происходилолбез реактивных явлений со сторо-
ны окружающих тканей, оставляя впечатление трупного разложения или
мацерации. Повидимому, это не сопровождается также и сколько-нибудь
значительными болевыми ощущениями. Собаки свободно допускают осмотр
и ощупывание измененных частей, едят и пьют без заметных затруднений.
Столь тяжелые случаи встречаются относительно редко. Обычно дело огра-
ничивается отечностью, разрыхлением, кровоизлияниями и изъязвлением
десен вокруг шейки зубов. Процесс может течь много дней и даже недель,
постепенно затихая и вспыхивая вновь.
11*
163
Одновременно с деснами поражаются и другие отделы слизистой обо-
лочки полости рта. Здесь также появляются эррозии и язвы, особенно на
губах, языке и под языком, иногда на щеках, твердом и мягком небе, еще
реже в зеве и даже глотке. Реактивные явления часто отсутствуют и здесь.
Ткани вялы, грязны или, наоборот, имеют столь неестественно свежий вид,
как будто дефект образовался не вследствие изъязвления, а в результате
вырезывания ножом. В большинстве случаев эти изменения бывают поверх-
ностны, однако мы не раз видели, что они начинали неудержимо прогресси-
ровать, разрушая слизистую, мышечную и кожную часть щеки. В резуль-
тате получался обширный сквозной дефект, совершенно типичный для той
картины, которая в патологии и клинике носит название номы (noma) или
«водяного рака» (рис. 32 и 33).
Рис. 33. Случай помы (noma) после операции шарика. Верхняя и нижняя
челюсти обнажены почти на всем протяжении.
Нас не интересовал вопрос о том, какие именно микробы и какую роль
играли в этих процессах. Было ясно, что между картиной номы и теми
язвами, которые не проникают через все ткани насквозь, разница только
количественная. Изъязвления в полости рта у наших собак были постоян-
ным последствием описанного выше вмешательства. Если какие-либо мик-
робы и принимали в этом участие, значит они уже заранее находились
в организме всех животных, оставаясь сапрофитами. Условия их активно-
сти были продиктованы другим процессом. Кроме того, и, сама активность
или патогенность их ограничена строгими рамками. Так, часто можно ви-
деть, что отдельные язвы в полости рта, достигнув определенного размера,
останавливаются и как бы застывают в одном положении, не двигаясь впе-
ред и не имея тенденции ликвидироваться. Если говорить о переходе мик-
робов от сапрофитного состояния к патогенности, то нужно точно очер-
тить участок, на котором это произошло! Участок же этот, как видно,
образован действием других сил. Перешагнуть его границы микробы оказы-
ваются не в состоянии. Но тогда в чем же проявляется их патогенность
164
как активное свойство? Очевидно, что понятие это в данном случае ничего
объяснить не может, а потому не представляет и интереса.
Следующей и очень своеобразной формой поражения является разви-
тие папиллом. Эти типичные разрастания, по внешнему виду напоми-
нающие цветную капусту, могут быть одиночными и множественными.
Они располагаются на слизистой оболочке губ и щек, иногда на языке.
Размеры их различны. Одни не превышают булавочной головки, другие до-
стигают грецкого ореха. Время их появления, считая от момента операции,
также неодинаково: от 2—3 недель до 5—7 месяцев. Просуществовав
недолго, они атрофируются или отпадают и заменяются новыми. На ме-
сте, где они были, остается белое пятно, особенно хорошо видное в тех слу-
чаях, когда слизистая рта сильно пигментирована. Развитие папиллом
у наших собак—реакция далеко не такая постоянная, как кровоточивость
десен и изъязвление слизистой. Однако, мы видели ее уже не менее 20 раз
и считаем, что после «операции шарика» папилломатоз встречается
в 15—20% всех случаев. По своей микроскопической картине описанные
папилломы никаких отличий от обычной их формы не имеют.
Из других изменений полости рта нужно отметить поражение зубного
аппарата. Вначале зубы покрываются налетом желтовато-бурого, иногда
почти черного цвета. Появление этого налета несомненно связано с крово-
точивостью десен, но в отдельных случаях налет оплотневает настолько,
что уже не исчезает и после прекращения кровоточивости.
В дальнейшем постепенно начинаются изменения самих зубов. Они ста-
новятся более мягкими, легко стираются, обламываются, крошатся. Ука-
занные изменения иногда можно наблюдать уже в течение второго месяца,
иногда они развиваются позже. Через тот или иной срок процесс может за-
хватить все зубы у животного, не имевшего до той поры в зубном аппарате
никаких дефектов. Обычно же процесс этот сказывается лишь в какой-либо
определенной группе зубов, оставляя другие в большей или меньшей сте-
пени неповрежденными. Поражение лишь редко достигает высоких степе-
ней, во многих случаях даже просто отсутствует, но иногда приводит к пол-
ной потере всего зубного аппарата. Вот одно из таких наблюдений (слу-
чай д-ра М. С. С к о б л о).
Собака № 294, вес 14 кг.
23/Х 1929 г.—операция. Положен гипсовый шарик на турецкое седло позади
гипофиза.
24/Х—собака в хорошем состоянии.
ЗО/Х—операционная рана зажила. Животное в отличном состоянии. Очень ожив-
лено, хорошо ест, немного прибавило в весе (0,5 кг). Все зубы покрыты толстым
бурым несмывающимся налетом. Десны вокруг зубов слегка разрыхлены.
3/XI—налет на зубах увеличивается. При очистке его с зубов видно, что эмаль
шероховата и ущерблена. В разных местах на слизистой оболочке полости рта по-
явились сосочковые разрастания эпителия до булавочной головки.
10/XI—зубы в том же положении. Папилломы на слизистой оболочке губ и
щек частью исчезли, частью, наоборот, увеличились.
20/XI—папилломы в полости рта исчезли. На месте некоторых из них оста-
лись лишь небольшие светлые (лишенные пигмента) пятна. Другие исчезли без
следа. Почти все зубы начинают разрушаться. Часть резцов верхней челюсти об-
ломалась. Правый верхний клык одновременно крошится и расшатывается. Зубы тем-
покоричневого цвета.
1/X II—разрушение зубов прогрессирует. Верхние резцы продолжают крошить-
ся и стираться. Они разрушены уже до половины своей величины. Правый верх-
ний клык также разрушен. Левый поражен кариозным процессом по всей эмале-
вой поверхности. Все зубы верхней и нижней челюсти покрыты налетом темношо-
коладного цвета. Общее состояние собаки очень хорошо. Собака оживлена, много
и охотно ест. Со времени операции прибавила в весе около 3 кг.
165
15/XII—резцы стерлись до уровня десны. Остальные зубы поражены зубным
камнем и кариозным процессом (рис. 34).
27/ХП—собака случайно по ошибке убита.
После опубликования этих данных они привлекли к себе внимание вра-
чей-стоматологов, которые приняли участие в наших исследованиях в целях
уточнения представлений и выяснения подробностей.
Профессор Д. А. Э н т и н1 в нашей же лаборатории провел ряд соот-
ветствующих наблюдений на 43 собаках (кольцо и шарик). Самым типич-
ным и наиболее ранним симпто-
мом оказалось здесь поражение
краевого пародонта. Оно отме-
чено в 34 случаях как отчетли-
вое, в остальных же было выра-
жено менее ясно. Процесс начи-
нается с кровоточивости десен
в области моляров и премоля-
ров, реже—клыков. Продержа-
вшись 10—15 дней, кровоточи-
вость уменьшается и даже совер-
шенно исчезает. В некоторых
случаях, однако, вслед за тем
развивается атрофия или рет-
ракция десны, на протяжении
одного или нескольких зубов,
что может случиться как после
язвенного стоматита, так и без
него. Последнее доказывает, что
процесс атрофии костного края
альвеолы зависит не от рубцо-
вых изменений десны, а совер-
шается одновременно под воз-
действием общей причины, выз-
вавшей оба процесса.
Одновременно с явлениями
Рис. 34. Зубной аппарат собаки № 294 че- пародонтита И В СВЯЗИ С НИМ
рез Р/2 месяца после «операции шарика». отлагается И упомянутый выше
налет на зубах. Микроскопи-
ческий анализ показал, что налет состоит из кровяных пигментов, солей,
десквамированного эпителия, слюнных телец, лейкоцитов и разнооб-
разных микробов. По мере затихания маргинального пародонтита умень-
шаются и эти отложения, но иногда они оплотневают настолько, что уже
не снимаются без насилия, превращаясь, таким образом, в настоящий
зубной камень. В некоторых случаях сюда присоединяются расшатывание
зубов и образование гнойных лакун у их корней, т. е. развертывается
картина, очень похожая на картину, известную в клинике человека под
именем альвеолярной пиорреи. В эксперименте процесс этот до сей поры
не удавалось получить без воздействий, направленных непосредственно
на слизистую рта или зубной аппарат. Тем больший интерес может
представить приведенный материал, полученный в условиях нервной
травмы одной из удаленных областей организма.
На том же материале в 13 из 43 случаев имелись поражения зубов.
1 Д. А. Энтин. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
166
Они состояли в пятнистости, эррозиях и некрозе эмали, в легкой стирае-
мое™ и ломкости зубов. Иногда эти изменения развивались быстро, в дру-
гих случаях значительно позднее (через 5—9 месяцев) и тогда обычно со-
провождались рецидивом болезненных явлений в мягких тканях. Любо-
пытны симметричные поражения зубов системного характера. Так
у собаки № 331 в течение 25 дней изменения появились в трех одноименных
зубах обеих челюстей.
Возвращаясь к первым опытам сотрудников моих Пигалева и
С к о б л о, нужно добавить следующее. Кроме только что описанных изме-
нений в полости рта мы наблюда-
ли ряд дистрофических процес-
сов и в других органах.
Прежде всего здесь следует
отметить поражение глаз в форме
конъюнктивита, кератита и иног-
да прободающих язв роговой обо-
лочки. Они встречаются доволь-
но часто, но далеко не всегда.
Это те же изменения, которые
Мажанди и Самюэль
получали у кроликов после раз-
дражения элементов Гассерова
узла и которые мы видели в опы-
тах с химической травмой пери-
ферических частей тройничного
нерва (Пигалев и Кузне-
цова). Появляются они то
вскоре после операции шарика,
уже через несколько дней, то
много позднее — спустя 1% — 2
месяца. Иногда они протекают
бурно и кончаются потерей гла-
за. В других случаях дело огра-
ничивается временным помутне-
нием роговицы с последующим
выздоровлением.
о мы наблюдали
симметричность этого процесса,
т. е. развитие его на роговице обо-
их глаз. Считать причиной кера-
тита прямую травму нервной системы глаза во время акта операции нельзя
по целому ряду причин. Прежде всего, операцию мы всегда производим сле-
ва, так как технически это удобнее, образование же кератитов имело место
не только на левом глазу, но ина правом, по нашему материалу справа даже
несколько чаще, чем слева. Кроме того, и слева внутричерепные части трой-
ничного нерва при операции никогда не травматизируются. Достаточно
посмотреть на основание мозга собаки и будет ясно, что место, где лежит
шарик, отстоит от места выхода тройничного нерва из Варолиева моста
больше, чем на два сантиметра. Таким образом, природа описанных кера-
титов, получивших в клинике название нервно-паралитических, на самом
деле с параличом ни в какой мере не связана. Это есть типичная дистрофия,
тем более достоверная, что для объяснения ее происхождения ссылка на
сосудистую реакцию бесполезна. Роговица не имеет сосудов и интере-
Рис. 35. Облысение вокруг глаз и помутне-
ние роговицы после «операции шарика».
167
сующий нас процесс лучше совсем оставить без объяснения, чем прибегать
к первому попавшемуся.
Помимо поражения глаз, мы несколько раз наблюдали гнойный ри-
нит, гнойное воспаление среднего уха и добавочных полостей носа.
Обращают на себя внимание также явления, разыгрывающиеся иногда
в области операционной раны, которая во всех случаях зашивалась наглу-
хо. Обычно на 7—8-й день швы снимались и все дальнейшее протекало
нормально. Но иногда, без предшествия каких бы то ни было явлений вос-
паления, операционная рана после снятия швов раскрывалась на всем
протяжении. На дне ее ткани имели необычно свежий вид, как если бы
разрез был произведен не 7—8 дней назад, а лишь накануне. Отсутствие
реактивных явлений продолжалось и в следующие дни. Такие животные
довольно быстро гибли, но в некоторых случаях выживали. Тогда посте-
пенно заживала и операционная рана путем образования вялых и блед-
ных грануляций.
Другая форма кожных дистрофий состояла в облысениях, часто сим-
метричных, локализирующихся на голове, особенно вокруг глаз, где они
имели вид как бы надетых очков.
Уже беглый обзор перечисленных изменений показывает, что все они
располагаются в области, почти точно соответствующей распределению
ветвей тройничного нерва (кожа лица и головы, глаз, среднее ухо и доба-
вочные полости носа, слизистая губ, щек, языка, мягкого и твердого неба,
зубы, кости челюстей и т. д.). Отсюда родилось естественное желание
воспрепятствовать развитию указанных дистрофий в определенных пунк-
тах иннервации путем перерезки той или иной ветви тройничного нерва.
Поставленные с этой целью эксперименты имели несколько форм.
В одних случаях мы делали «операцию шарика» одновременно с перерез-
кой II ветви trigemini у места выхода ее из полости черепа, в других пере-
резка нерва отсрочивалась на несколько дней, в третьих, наоборот,—
предшествовала первой операции. Результат всех этих форм был одинаков:
перерезка тройничного нерва не только не устраняла дистрофических
явлений в соответствующей области на периферии, но резко, их усиливала.
Впрочем, этого и нужно было ожидать. Трофические язвы на нижней конеч-
ности развиваются не только несмотря на перерыв седалищного нерва, но
именно вследствие него. То же нужно сказать о наших опытах с инъекцией,
кротонового масла в одну из ветвей тройничного нерва с последующей
ее перерезкой. Первые явления дистрофии и здесь появлялись в тканях,
соответствующих по иннервации перерезанной ветви.
В этом хотели видеть доказательство непричастности элементов цент-
ральной нервной системы к процессу образования тканевых дистрофий.
Еще недавно А. Ю. С о з о н-Я р о ш е в и ч произвел ряд исследований
по вопросу о механизме развития трофических язв конечностей у собаки
на почве повреждения седалищных нервов или боковых рогов спинного
мозга. В случаях, когда одновременно на той же стороне удалялась брюш-
ная цепочка узлов пограничного ствола, развития трофических язв он
не наблюдал. Отсюда он делает вывод о прямой связи трофических рас-
стройств с повреждением или заболеванием травмированных им нервных
частей.
В моей лаборатории операции удаления различных частей погранич-
ного ствола, в том числе и брюшной его цепочки, производятся постоянно
по разным поводам. С этим методом работали многие мои сотрудники (П и-
галев, Галкин, Каминский, Лебединская и Успен-
ский). Оказалось, что удаление симпатических узлов не только не пре-
168
пятствует, но часто служит поводом для развития разнообразных тка-
невых дистрофий. Любопытно, что операция пересечения rami communi-
cantes пограничного ствола влечет за собой иногда даже более тяжелую
картину последующей дистрофии, чем удаление узлов (опыты моих сот-
рудников С. И. Лебединской и Е. А. Успенского). Понимать это
нужно таким образом, что пересечение указанных нервов является трав-
мой, направленной одновременно в обе стороны, т. е. к центральной
и симпатической системам. Когда симпатические узлы удаляются, то этим
устраняется часть активных элементов, дающих толчок к дальнейшей
генерализации раздражения.
Сам по себе акт операции, сопряженный с травмой большой нервной
области, полагает начало дистрофическому процессу внутри нервной си-
стемы, как это и было показано на ряде приведенных выше примеров. Глав-
ным фактором, подлежащим учету, является здесь время. Результат, полу-
ченный Созон-Ярошевичем, зависел не от утраты специальной
функции, вследствие утраты специальных же нервных образований, а от
самого факта удаления элементов, участвующих в работе сложного
механизма. Этим была нарушена часть звеньев в общей цепи явления.
Заканчивая описание дистрофических последствий травмы в области
серого бугра стеклянным шариком или полукольцом, необходимо остано-
виться еще на одном ряде явлений, встречающихся постоянно и в судьбе
животного играющих решающую роль. Я говорю о поражениях легких
и желудочно-кишечного тракта.
Изменения легких состоят в кровоизлияниях. Эти кровоизлияния встре-
чаются довольно часто. Иногда целые доли одного или обоих легких оказы-
ваются пропитанными кровью настолько, что производят впечатление пе-
чени или, во всяком случае, той стадии крупозного воспаления легкого,
которая носит название «красного опеченения». В случаях ранней смерти
животного эту реакцию мы находили уже через несколько часов после
операции шарика. Воспалительные изменения здесь отсутствовали, сле-
довательно, воспаление не могло быть ее причиной. Неоднократно мы на-
блюдали также, что кровоизлияния захватывают не какую-либо одну долю,
а рассеяны по всей нормальной розовой ткани обоих легких, как пятна на
шкуре леопарда (рис. 36).
Изменения желудочно-кишечного тракта настолько постоянны и ха-
рактерны, что послужили для нас в дальнейшем предметом специального
исследования, произведенного сотрудником моим И. А. П и г а л е в ы м1.
Они состоят из кровоизлияний и изъязвлений, рассеянных под слизистой
оболочкой желудка и других частей кишечной трубки.
Кровоизлияния в области пищеварительного тракта после тех или
иных повреждений стволовой части мозга были хорошо известны еще ста-
рым исследователям, но и в новейшие времена вопрос этот не потерял своего
интереса. Подробный указатель соответствующей литературы можно найти
в книге Хаузера (Hauser: «Peptische Schadigungen des Magens und
Darmes». Handbuch der speziellen pathologischen Anatomie und Histologie).
За годы работы кровоизлияния в различных местах стенки пищеваритель-
ного канала мы также видели очень много раз, но не об этом пойдет теперь
речь. Наблюдая большое число таких случаев, мы не могли не отметить
некоторых характерных особенностей. Основными из них являются по-
стоянство формы и удивительная стереотипность расположения болезнен-
1 И. А. П и г а л е в. Арх. биол. наук, т. 32, в. 1, 1932; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 82, H. 5—6, 1932.
160
ных изменений в определенных местах желудочно-кишечной трубки. Они
выражены тем интенсивнее, чем быстрее погибает животное после опера-
ции, а в случаях смерти собаки в течение первых суток приобретают ката-
строфический характер.
У животных этой группы еще при жизни, т. е. спустя 5—15 часов после
операции, наблюдаются частые испражнения с примесью крови, в отдель-
ных случаях настоящие кишечные кровотечения, так что весь пол в камере
испачкан кровью. Изредка имеет место кровавая рвота. При вскрытии
в полостях желудка, тонкого и толстого кишечника мы находили жидкую
кровянисто-слизистую массу, а в их стенках обширные кровоизлияния.
Слизистая оболочка может быть разрушена на протяжении больших участ-
ков, слущена или даже отторгнута.
Рис. 36. Кровоизлияния в легких собаки. Смерть через 2]/2 месяца после операции
наложения шарика на турецкое седло позади гипофиза.
В случаях подострого течения те же изменения соответственно меньше,
кровоизлияния более ограничены и тогда дефекты слизистой оболочки
имеют характер настоящих язв, проникающих не только в подслизистую,
но и в мышечную часть стенки.
Наконец, в группе животных, погибавших спустя долгий срок после
операции, те же самые изменения приобретали более хронический характер
и носили отчетливые следы рецидивирующего процесса. Наряду с рассеян-
ными там и здесь свежими кровоподтеками, эррозиями и язвами имелись
старые с признаками воспалительной реакции, а также белесоватые рубцы
на месте заживших дефектов, бурые пятна и полосы—остатки еще не
вполне рассосавшихся кровоизлияний.
Обращает на себя внимание, однако, не форма процесса, а его локализа-
ция. Она совершенно постоянна для всех случаев, независимо от того, остро
или хронически протекало заболевание.
В области желудка эррозии, язвы и диффузные кровоподтеки раз-
мещены главным образом в привратниковой части—pars pylorica. На
остальном протяжении желудочной стенки изменения встречаются зна-
чительно реже. Неоднократно приходилось видеть между pars pylorica
по
и остальными частями желудка как бы границу, на которой процесс
резко обрывался. Наибольшей интенсивности процесс достигает в области
самого привратника.
Следующим местом, где поражения очень резки, является двенадцати-
перстная кишка. Чаще всего она изменена диффузно, имеет багровокрас-
ный цвет, местами эррозирована на значительной площади, но встреча-
ются и язвы. Эти изменения начинаются не сразу от привратника, а не-
сколько отступя от него. Обычно ближайшие к желудку 1—2 см кишки не
а	b	с
Рис. 37. Смерть собаки через 7V2 месяцев после операции наложения полукольца. Крово-
излияние в желудке (а) и 12-перстной кишки (Ь). Тонкая кишка (с) без изменений.
несут почти никаких признаков поражения, представляя бледную полосу
между двумя темнобагровыми площадями привратника и двенадцати-
перстной кишки.
Далее по ходу тонкого кишечника интенсивность изменений убывает
и часто стенка его на значительном протяжении выглядит нормальной.
Вблизи впадения тонкой кишки в толстую расстройства возобновляются,
хотя и далеко не в той степени, как в двенадцатиперстной кишке (рис. 37).
Внезапно, на самом месте перехода, именно в области Баугиниевой за-
слонки (valvula Bauhinii), все явления резко усиливаются. Губы заслонки
оказываются настолько пропитанными кровью, что имеют вид темновиш-
невого, иногда даже черного, кольца (рис. 38).
Довольно сильно поражена и слизистая слепой кишки, а дальше по
ходу толстого кишечника интенсивность поражения опять убывает, чтобы
возобновиться в области прямой кишки.
Интересно, что кровоподтеки, эррозии и язвы в прямой кишке иногда
располагаются на вершине складок слизистой оболочки, подобно тому
как это имеет место при дизентерии. Надлежит отметить, что и здесь, на
171
ную локализацию и в
Рис. 38. Кровоизлияние в
Баугиниевой заслонке,сле-
пой и толстой кишках
после «операции шарика».
границе двух соприкасающихся зон поражения часто остается узкая по-
лоска слизистой оболочки, кажущаяся на вид неизмененной. Я упоминал
уже об этом при описании границы между двенадцатиперстной кишкой
и желудком. То же можно видеть в области перехода тонкой кишки в
толстую в соседстве с Баугиниевой заслонкой, то же отмечается и в конеч-
ном отделе прямой кишки вблизи заднепроходного отверстия.
Итак, если после травмы серого бугра развиваются изменения в обла-
сти желудочно-кишечного тракта, то они во всех случаях имеют определен-
отдельных случаях отличаются лишь по степени.
Они располагаются: 7) в выходной части желуд-
ка; 2) в двенадцатиперстной кишке; 3) на месте
перехода тонкой кишки в толстую (Баугиниева
заслонка, слепая кишка) и 4) в прямой кишке.
Когда это было установлено на большом мате-
риале, мы сравнили результат с тем, что было
получено раньше на собаках, которым наноси-
лась механическая и химическая травма цент-
рального конца одной из ветвей тройничного нер-
ва. Соответствующие опыты были вновь повторе-
ны. Оказалось, что последствия в обеих группах
экспериментов были совершенно одинаковыми.
Повреждение области серого бугра и указанную
форму травмы тройничного нерва по картине ди-
строфического процесса отличить друг от друга
нельзя. Интенсивность процесса, правда, бы-
вает различна и в общем при операции ша-
рика она больше. Но и здесь вплетается индиви-
дуальность и потому сравнивать результаты
можно только при условии накопления значи-
тельных материалов.
Отсюда возникает сомнение, действительно ли
имеется непосредственная связь между поврежде-
нием этих нервных образований и описанными
расстройствами на периферии?
Прежде всего непосредственных или прямых
причин мы должны признать здесь минимум две,
но и в таком случае вопрос остается разъяснен-
ным не в полной мере. Если обе причины—пря-
мые, то последствия их должны быть так же обя-
зательны, как обязательно сокращение мышцы
при раздражении соответствующего нерва. А ме-
жду тем в ряде опытов обе формы наших раз-
дражений не сопровождались дистрофическим
процессом в тканях или он лишь намечался и
быстро сходил на-нет.
Значит процессы, возникавшие непосредственно вслед за вмешатель-
ством, служили лишь толчком для какого-то третьего процесса, внешним
проявлением которого были тканевые дистрофии. Но тогда мы вправе ожи-
дать, что и многие другие формы нервных раздражений, исходящие может
быть из весьма отдаленных пунктов общей нервной сети, дадут ту же кар-
тину периферических расстройств. Нужно только, чтобы в орбиту процес-
са, развертывающегося внутри нервной сети, были захвачены соответ-
ствующие механизмы.
172
Рис. 39. Схематическое распределение кровоизлияний по длине желудочно-кишеч-
ного тракта.
g—желудок, b—двенадцатиперстная кишка, с—тонкая кишка, d—слепая кишка, е—Баугиниева зас-
лонка, g—rectum.
173
Дальнейшая работа полностью это подтвердила. В целях большего
удобства я начну изложение с опытов моих сотрудников Г. Ф. И в а н о-
в а1 и С. И. Г а л ь п е р и н а1 2, хотя другие, относящиеся сюда же факты
и были получены ранее.
Поводом для исследования, произведенного Г. Ф. И в а н о в ы м, по-
служили данные вскрытий наших животных, погибших в течение первых
двух-трех дней после операции шарика. Помимо перечисленных выше изме-
нений, было отмечено, что у таких собак верхние шейные симпатические
узлы на обеих сторонах тела часто оказываются гиперемированными и даже
отечными. В меньшей степени то же наблюдается и на узлах, расположен-
ных ниже. Выяснилось далее, что очень похожие изменения, а именно—
увеличение объема и гиперемия, имеются и в надпочечных железах.
Для более подробного знакомства с совершающимся здесь процессом
Г. Ф. И в а н о в произвел специальное исследование. Было оперировано
(шарик, кольцо) значительное число собак, из них 12 дали материал для
гистоанализа. Исследованию подвергались преимущественно те случаи,
которые заканчивались смертью в ближайшие 1—4 дня после операции,
так как по макроскопической картине изменения здесь наиболее отчетливы.
При вскрытии вырезались верхние шейные симпатические узлы и надпо-
чечные железы. Симпатические узлы фиксировались в 10% формалине
или абсолютном алкоголе и проводились через параффин. Срезы красились
гематоксилин-эозйном, поВан-Гизону и по Нисслю. Для сравнения были
изготовлены соответственно обработанные препараты, полученные от
нормальных животных.
Нервные клетки первого шейного узла собаки в норме представляются
большими круглыми образованиями с ядром, расположенным эксцент-
рично, с резко окрашенным ядрышком. Клетки уни- или биполярны,
в протоплазме заключены тельца Ниссля. Вокруг таких клеток и их
групп располагаются продолговатые клетки с овальным ядром.
На препаратах, взятых от наших подопытных животных, нервные
клетки оказались резко измененными и в такой именно форме, которая
свидетельствует об острой их гибели. Среди более или менее нормальных
экземпляров лежат клетки неправильной полигональной или вытянутой
формы. В них отсутствует Нисслевская зернистость, а часто отсутствует
и ядро. Местами от клеток сохраняется лишь зернистый распад, окружен-
ный слоями круглых или вытянутых элементов с продолговатыми ядрами.
Протоплазма клеток базофильна, часто в ней встречаются вакуоли. Пери-
целлюлярные пространства растянуты иногда в такой степени, что дефор-
мированная нервная клетка представляется лишь небольшим темнымкомоч-
ком в одном из углов обширной камеры. Строма узлов во всех случаях
разрыхлена. Среди поврежденных и даже погибших нервных элементов
встречаются нормальные. В тяжелых случаях на одну здоровую приходится
10—15 измененных клеток. В более легких из 8—10 здоровых страда-
ют 2—3.
Что касается упомянутых выше изменений надпочечных желез, то
они сводятся к резкому липоидозу клеток коркового слоя. В течение
короткого срока, иногда не превышавшего 8—12 часов, клетки эти оказы-
вались буквально наводненными жиром, в той же и даже в значительно
большей степени, чем это имеет место при дифтерийной интоксикации.
1 G. F. I w а п о w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 74, H. 5 u. 6, 1930.
2 С. И. Гальперин. Арх. биол. наук, т. 33, в. 1—2, 1933; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 90, H. 1—2, 1933.
174
Рис. 40. Дегенеративные изменения в клетках вгрхне-
го шейного узла после ('Операции шарика».
В данный момент мы отложим вопрос о надпочечниках и вернемся
к первому шейному узлу. Существенным здесь является то, что после
травмы серого бугра он вовлекается в орбиту сложного процесса, скрытно
протекающего внутри нервной системы. Естественно, что для нас это
сделалось поводом узнать, какова окажется форма тканевых дистрофий при
условии, если пунктом приложения раздражителя будут элементы пер-
вого шейного узла. Соответствующее исследование было выполнено сот-
рудником моим С. И. Г а л ь п е р и н ы м. Вот два примерных прото-
кола, взятых из его работы.
Собака № 57, самка; вес 6 кг.
1/XII 1931 г.—введение небольшого количества желчи (каплями) в толщу обоих
верхних шейных узлов. Рана зашита.
3/ХП—ночью смерть.
Вскрытие: совершенно симметричные кровоизлияния, занимающие целиком ниж-
ние доли обоих легких. Кровоизлияния в стенке желудка. Слизистая duodeni чиста.
Резкое пропитывание кровью Баугиниевой заслонки, которая имеет вид почти черного
кольца. Кровоизлияния в подслизистой толстой кишки, возрастающие по направлению
к прямой кишке, которая почти сплошь черна от кровоизлияний.
Собака № 81, самка.
13/VI—впрыснуто около 1 капли кротонового масла в левый шейный узел.
14/VI—левый зрачок сужен. Черный налет на зубах, особенно на клыках.
26/VI—кератит на левом глазу. Глубокая, больше булавочной головки, язва на-
ружной половины роговицы. Гиперемия и выпячивание третьего века.
27/VI—то же.
28/VI—то же, но в более сильной степени.
1/VII—левый глаз гноится, но язва заживает. Зубы чисты.
7/VII—язва почти зажила. Слизистая рта в норме.
Уже беглый взгляд на эти данные показывает, что они совершенно по-
добны тем, которые были получены в результате непосредственной травмы
серого бугра. Пролежень серого бугра, химическая травма первого шейного
узла, такая же травма на протяжении одной из ветвей тройничного нерва
дали в периферических тканях одинаковую картину дистрофических рас-
стройств. Зная, что они только отображают другой процесс, текущий
внутри нервной сети, мы вправе говорить, что последний во всех случаях
был приблизительно одинаков.
Идея дальнейшей серии работ состояла в следующем. Как уже было
показано, постоянным результатом травмы перечисленных нервных образо-
ваний является поражение органов полости рта, в частности зубного
аппарата.- Интересно было проследить, какова будет форма дистрофиче-
ского процесса, если начать его с раздражения именно нервных аппаратов
нормального зуба.
В этих целях сотрудник мой П.Н. Карташов совместно с Л. М. Мат-
вее в о й1, сначала в моей лаборатории, а затем в лаборатории стоматологи-
ческой клиники Саратовского университета, поставили ряд специальных
опытов на собаках и кроликах. Основные данные были получены на соба-
ках, так как у этих животных картина дистрофических явлений богаче,
а развертывается она более последовательно и закономерно.
Всего под опытом было свыше 30 собак. Методика состояла в том, что
животному под наркозом производилась трепанация одного или двух зу-
бов, чаще всего клыка и коренного. В полость пульпы помещалась ватка,
смоченная кротоновым маслом, формалином или же вкладывалась мышья-
ковистая паста, обычно употребляемая в зубоврачевании. Снаружи отвер-
стие закрывалось быстро застывающим цементом. Непосредственно вслед
П. Н. Карташов и Л. М. Матвеева. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
175
за операцией, а также в один из ближайших дней производилось извлече-
ние цереброспинальной жидкости. Последний прием больше не повторялся,
так как молодые собаки (щенки) при многократных извлечениях жидкости
часто гибнут. Собаки взрослые относятся к этому значительно более индиф-
ферентно, но для сравнимости результатов было желательно вести все
эксперименты в одинаковых условиях. Отказаться же от молодых собак
и вести всю работу на взрослых не хотелось, так как дистрофические явления
у первых развиваются значительно скорее и протекают интенсивнее.
Контрольные животные подбирались, как обычно, а в опытах со щен-
ками еще и по возрасту. Во всех случаях, где это было возможно, контро-
лями служили животные того же помета. Им также под наркозом произ-
водилась трепанация соответствующего зуба (или двух), но в нульпу
вкладывалась и покрывалась цементом ватка, смоченная лишь физиологи-
ческим раствором. В одни сроки с животными подопытной группы извле-
калась цереброспинальная жидкость и у контролей.
Последствия описанных вмешательств заслуживают внимания, так
как по ним удается ясно проследить разницу между двумя процессами,
начинающимися одновременно.
Один—это реакция тканей в области приложения раздражителя. Дру-
гой есть результат нервно-дистрофического процесса, который с раздражи-
телем, или, точнее, с пунктом первичного раздражения, связан лишь
исторически.
Явления местные выражаются воспалительной реакцией, локализо-
ванной в ближайшей окружности зуба и состоят из припухлости десны,
покраснения и местной кровоточивости пародонта. Зуб постепенно расша-
тывается и иногда выпадает. В дальнейшем даже щенки остаются по внеш-
ности здоровыми в течение одного-двух месяцев. Для взрослых животных
эти сроки могут быть больше.
В форме местной реакции следует отметить еще одну деталь. При упо-
треблении кротонового масла и формалина местные изменения обычно
замыкаются в пределах того зуба, который был взят для опыта. Если
вместо кротонового масла применить мышьяковистую пасту и заключить
се хотя бы только в один зуб, то пострадают непременно соседние, иногда
даже все зубы на соответствующей стороне и костная часть самой че-
люсти.
Отсюда казалось бы неизбежным заключение, что мышьяк является
гораздо более сильным раздражителем, чем формалин и кротоновое
масло. А, между тем, изучение отдаленных последствий тех же вмеша-
тельств создает как раз обратное представление. Именно: несмотря
на малый местный эффект от формалина и кротонового масла, тяжелые
общие дистрофии являются здесь правилом, только приходят они не сразу,
а после сравнительно долгого периода кажущегося здоровья. Напротив,
те же опыты с мышьяковистой пастой, дающей в окружности трепани-
рованного зуба большие поражения зубного и челюстного аппаратов,
сопровождаются в дальнейшем разлитыми дистрофиями значительно
реже.
Подобного рода факты мы встречаем не в первый раз. Они уже были
разобраны в своем месте. Понять их легко, если помнить, что степень
и длительность раздражения связаны прежде всего с жизненным состоя-
нием соответствующих элементов. Если на месте своего приложения
раздражитель просто убивает ткани, то этим и ограничивается весь про-
цесс. Вот почему при изучении морфологических последствий химической
травмы спинального нерва более действительным оказалось применение
.176
слабых растворов формалина, а не крепких. Приблизительно то же имеет
место и здесь. В ряде случаев, через некоторый срок, но не дожидаясь
начала генерализации дистрофических явлений, П. Н. Карташов
извлекал соответствующие зубы с находящимся в них кротоновым маслом
или формалином. Это не предохраняло в дальнейшем животное от раз-
литых дистрофий и даже не ослабляло их интенсивности. Процесс таким
образом не был связан с продолжающимся «кротоновым» или «форма-
линовым» раздражением и зависел от других причин.
Как уже было упомянуто, по ликвидации местной реакции, животные
остаются внешне здоровыми в течение 1—2 и более месяцев. Первым
признаком генерализации дистрофического процесса и в этих случаях
всегда оказывались те же изменения, которые мы видели столько раз:
кровоточивость десен, налет на зубах, изъязвление слизистой оболочки
полости рта, иногда папилломы, конъюнктивит, кератиты и т. д. Живот-
ное теряет аппетит, становится вялым, апатичным. Вскоре начинается
понос с примесью крови, резкое падение реактивности, параличи и смерть.
В других случаях, однако, все эти изменения постепенно сглаживаются
с тем, чтобы вскоре повториться вновь. Словом, даже в подробностям
течения нельзя уловить разницу между этим процессом и теми, которые
мы наблюдали ранее. При вскрытии погибших собак основные поражения
локализовались в легких и желудочно-кишечном канале. В легких иногда
целые доли оказывались пропитанными кровью, производя впечатление
долевой пневмонии в стадии красного опеченения. В других случаях
легочные кровоизлияния были рассеяны по всей поверхности. В желу-
дочно-кишечном канале изменения также повторяли хорошо нам извест-
ную картину. Они состояли из гиперемии, кровоподтеков и изъязвлений,
расположенных в привратниковой части желудка, двенадцатиперстной
кишке, Баугиниевой заслонке с прилежащими частями и наконец в пря-
мой кишке. Остальные части кишечной трубки или оставались нормаль-
ными или поражались менее. В случаях, когда смерть наступала в ре-
зультате ритмически протекавшей болезни, наряду со свежими изме-
нениями всегда находились следы старых. Контрольные животные во
все время оставались здоровыми.
В дальнейших опытах Карташова1 можно отметить еще не-
сколько, не лишенных интереса деталей. Вместо кротонового масла он
стал заключать в пульпарную полость зуба дифтерийный и столбнячный
токсин. Контроли строились, как обычно. Дозы токсина были всегда
значительно ниже смертельных. При инъекции их в другие ткани или
в кровь мы не получили бы не только смерти, но и заболевания.
Заключение этих токсинов в пульпарную полость также не давало
заболевания. Тем не менее многие животные погибали спустя тот или
иной срок при явлениях типичной и уже много раз здесь описанной ди-
строфии. Иногда вначале удавалось отмечать признаки специфической
реакции. Так в двух опытах со столбнячным токсином (сухой препарат)
П. Н. Карташов наблюдал начальные явления местного столбняка в же-
вательной мускулатуре в виде тризма. Последний продержался недолго
и закончился выздоровлением. Через некоторый срок обе эти собаки,
однако, заболели и погибли, проделав известную уже картину разлитого
дистрофического процесса.
В предшествующей главе при описании опытов другого моего сотруД'
ника С. Д. Каминского я указывал, что проникание в ткани
1 П. Н. К а р та ш о в. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
12 А. Д. Сперанский
177
столбнячного токсина влечет за собой не только специальную форму
раздражения, но и вульгарную нервную травму и что общий итог есть
сумма этих процессов. Приведенный пример дает лишнюю иллюстрацию
того же положения.
В условиях обычной лабораторной практики, при изучении реакций
на специфические вещества, нам не приходится встречаться с процессами
второй группы. Чтобы иметь специфический эффект, мы употребляем
большие дозы. Уже через 1—2 дня животное заболевает, а спустя еще
почти такой же срок—умирает. Скрытый период процессов второй кате-
гории значительно дольше и потому они становятся доступными наблю-
дению только в случаях, когда специфическое вещество берется в малой
дозе. Но, употребляя малую дозу вещества и не получая вследствие этого
специальной реакции, мы уверены, что процесс нацело ликвидирован. Что
бы ни произошло впоследствии, мы уже не будем связывать это причинной
связью с первичным вмешательством. Еще в случаях, когда раздражи-
телем избирается организованная и живая материя, например spirocheta
pallida, мы допускаем, что скрытый период может тянуться несколько
недель. Хотя для понимания текущего при этом процесса до сей поры
приходится прибегать к довольно туманному представлению о взаимной
борьбе двух живых начал—микро- и макроорганизма. Что же касается
простых и сложных химических веществ, то здесь скрытый период в 1—2 ме-
сяца нам просто не был известен. Таким образом, описываемая реакция
оказывается новой формой отношений, которая раньше не учитывалась.
Она не является ответом на раздражение каким-либо определенным веще-
ством и не связана с какими-либо определенными свойствами последнего.
Механизм этого процесса в общих чертах теперь нам уже известен.
Следует дополнительно подчеркнуть его способность развертываться
с разной скоростью. Величина его скрытого периода зависит не только
от силы раздражения, но и от чувствительности реагента. При опера-
ции шарика или инъекциях кротонового масла в верхний шейный узел
скрытый период процесса в общем значительно короче, чем при раздра-
жении нервных элементов пульпарной полости зуба. Но если взять только
один из этих методов, например операцию шарика, то материал и здесь
расположится довольно пестро. Наряду со скрытым периодом в 5—10 ча-
сов, мы будем иметь случаи, где он тянется много недель. То же нужно
сказать в отдельности и про каждый другой из перечисленных методов.
И однако все это не отражается на форме самого процесса, которая
остается стандартной, как бы предопределенной заранее и вариирует
лишь в своей интенсивности.
Неоднократно за время разнообразной экспериментальной работы
мы видели точно такие же последствия и при других формах вмешатель-
ства на нервной системе, например при операции удаления брюшной
цепочки симпатических узлов, особенно если операция производилась
человеком неопытным и сопровождалась поэтому излишним травматиз-
мом. Иногда тоже наблюдалось после опытов, сопряженных с травмой
спинного или головного мозга и даже седалищного нерва.
Типичная картина генерализованной дистрофии при травме седалищ-
ных нервов несколько раз была отмечена в опытах моего сотрудника
И. А. П и г а л е в а. С момента, когда процесс приобретал разлитой
характер, изменения появлялись в полости рта и носа, в легких и на
обычных местах желудочно-кишечного тракта. Эти последствия далеко
однако не столь постоянны, как при травме серого бугра, верхнего
шейного узла и ветвей тройничного нерва. Но они любопытны в другом
178
Рис. 41. Смерть через 24 часа после внутривенного
введения раствора сулемы. Кровоизлияние в пря-
мой кишке, тонкая кишка чиста.
отношении. Здесь лишний раз подчеркивается то положение, чю '^^бой
участок нервной сети может сделаться исходным пунктом процессов
нервно-трофического характера. Впрочем, нужно сказать, что при неко-
торых методических изменениях довольно легко удается резко повысить
процент случаев, когда интересующий нас дистрофический процесс, на-
чавшись с седалищного нерва, переходит в стандартную форму разлитой
дистрофии. Так, другой мой сотрудник В. С. Галкин добился этого,
заменив кротоновое масло эмульсией нормального мозга, которую вводил
в центральный конец рассеченного седалищного нерва собаки. Среди его
наблюдений имеется несколько кратерообразных язв желудка с каллёз-
ными краями, типичных «круглых язв», почти прободающих все слои
желудочной стенки. В других случаях отмечалась кровоточивость десен,
изъязвления в полости рта, кровоподтеки по ходу желудочно-кишечного
тракта и т. д. Любопытно, что эмульсия может быть изготовлена из мозга
животного того же вида и все-таки дистрофические последствия ее вве-
дения, как в области соответствующего сегмента, так и за его пределами,
часто бывают выражены интенсивнее, чем даже при употреблении кро-
тонового масла.
Факты подобного рода нужно хорошо помнить. При решении вопроса
о вредности или безвредности какого-либо вещества нельзя базироваться
только на данных непосредственного эффекта или ближайших послед-
ствиях. Сила раздражителя есть степень раздражения. Степень же раз-
дражения есть сумма многих процессов, развертывающихся последова-
тельно, и учет ее должен вестись до конца, т. е. до момента действитель-
ного угасания всех явлений. Тогда легко может оказаться, что вредность
слабого по первоначальной реакции раздражителя не меньше или даже
больше, чем сильного.
Имея постоянно перед глазами описанные изменения в области желу-
дочно-кишечного тракта, мы невольно должны были заинтересоваться
и другими болезненными процессами, при которых также наблюдаются
желудочно-кишечные кровотечения, но не ставятся в зависимость от
влияний нервно-трофического характера. Я не говорю здесь о вмешатель-
ствах на нервной системе самих органов брюшной полости, таких, на-
пример, как перерезка или прижигание n. vagi вблизи желудка [Ц и-
р о н и с (Zironis)], повреждение надпочечников с их сложной нервной
частью [Ф и н ц и (Finzi)], травма самих органов, n. splanchnic! (Р а-
зенков), отдельных симпатических узлов и сплетений. Кровоизлияния
и изъязвления в стенке желудка часто их сопровождают, но факты эти
давно и хорошо известны, хотя до сей поры они также не имеют настоя-
щего объяснения.. Гораздо большего внимания заслуживают другие
процессы, причиной которых являются так называемые общие отравления,
например, солями тяжелых металлов—сулемой, свинцом, сурьмой или
такие инфекционные процессы, как бешенство.
Происхождение желудочно-кишечных кровотечений и изъязвлений
при отравлениях обычно связывают с путями выделения солей тяжелых
металлов из организма, именно через кишечную стенку. Результатом
скопления здесь данного вещества якобы и получается непосредственное
действие его на ткани.
Есть попытка поражения желудочно-кишечного тракта при уличном
бешенстве объяснить при помощи того же механизма. В этих целях П у н-
т о н и (Puntoni) произвел поиски вируса в желудочно-кишечном канале
животных, погибших от бешенства, и действительно его там обнаружил.
Нашей задачей сделалось изучить форму указанных изменений и рас-
12*
179
их по отдельным частям пищеварительной трубки. Сотруд-
ник мой И. А. П и г а л е в произвел большое число исследований этого
рода. Он отравлял собак через кровь различными дозами солей тяжелых
металлов (ртуть, свинец, сурьма) и производил вскрытие павших. Ока-
залось, что кровоподтеки в толщу слизистой оболочки, эррозии и язвы
располагались точнейшим образом на тех же местах, что и в случаях
операции шарика, химической травмы первого шейного узла и т. д. В более
тяжелых случаях слизистая оболочка поражалась на протяжении всего
пищеварительного канала, но и тогда на обычных местах степень изме-
нений была больше. В случаях средней тяжести мы всегда находили соот-
ветствующие изменения в полости рта, в выходной части желудка, две-
Рис. 42. Кровоизлияния в слизистую оболочку желудка кролика после повреждения
седалищного нерва.
надцатиперстной кишке, Баугиниевой заслонке, слепой и прямой кишках.
Если изменения располагались не во всех перечисленных местах сразу,
то непременно в какой-либо части их, например, во рту, в желудке и пря-
мой кишке или в Баугиниевой заслонке и прямой кишке и т. д. Ни макро-,
ни микроскопически отличить процесс от того, что мы наблюдали ранее,
было нельзя. Конечно, можно описывать отдельные из этих моментов под
именем гастрита, колита или баугинита, но едва ли это будет хотя в какой-
нибудь мере способствовать пониманию сущности совершающихся здесь
процессов.
Точно такие же данные были получены при вскрытии трупов собак,
погибших от уличной формы бешенства. В дальнейшем И. А. П и г а-
л е в стал вводить в кровеносную систему собак другие вирусы, непато-
генные для этих животных, но в дозах, причинявших смерть (тифозная,
кишечная палочка). Наряду с живыми культурами употреблялись и уби-
тые. В этих случаях заболевание также выражалось общей слабостью
животного, гиперемией и кровоточивостью десен, жидким стулом с при-
месью крови. При вскрытии изменения обнаруживались в полости рта,
легких и желудочно-кишечном канале. По форме и расположению их
нельзя было отличить от тех, что были описаны выше. Учитывая все при-
180
веденные материалы, трудно допустить специальные особенности в ме-
ханизме происхождения каждого из них. Этот механизм нервный и из-
менения органов непрямые.
При выяснении генеза изменений в органах, топографически удален-
ных от пункта первоначального раздражения, естественно возникает во-
прос о механическом переносе сюда биологического или химического
раздражителя из области первичного очага через кровь и лимфу. В этих
случаях поражение тканевых элементов здесь также будет непосредствен-
ным. Однако решать вопрос необхо-
димо по совокупности условий, а не
только потому, что внутри очага найден
посторонний агент, иначе очень лег-
ко впасть в ошибку. Далеко не всегда
раздражитель появляется в области
вторичного очага вследствие пассив-
ного переноса и задерживается на
месте в силу механических причин
(эмбол, клапанные и фильтрующие
системы организма). Мы теперь хоро-
шо знаем, что тот или иной раздра-
житель часто «выбирает» места вторич-
ных очагов в организме. Для объясне-
ния избирательности этих поражений,
того, что не все ткани изменены в оди-
наковой степени, была предложена
теория «тропизма» особой чувствитель-
ности или сродства определенных ор-
ганов и целых систем к определенным
же раздражителям.
Способность многих тканевых эле-
ментов к захвату и удержанию посто-
ронних частиц, проникших в организм,
не является постоянной величиной.
Процесс этот резко усиливается с об-
ласти воспалительных и вообще из-
-^1
Рис. 43. Кровоизлияния в слизистую
оболочку желудка кролика, погибшего
от бешенства.
мененных очагов. Когда где-либо образуется такой очаг, то не только
химически активные, но и совершенно индифферентные вещества, напри-
мер тушь, будут захватываться и оседать именно здесь. Следовательно,
говорить о тонко избирательном процессе или о сродстве можно только
тогда, если мы уверены, что в момент переноса раздражителя в ткани
последние были совершенно нормальны. Присутствие постороннего веще-
ства во многих случаях не будет говорить о производящей роли этого
вещества, ибо появление его здесь было актом вторичным. Возможно, что
судьба местного процесса при этом и отягощается, но это уже совсем
другой вопрос, относящийся к течению явления, а не к его происхождению.
Какие отсюда следуют выводы?
Прежде всего в деле образования местных патологических очагов
нервной системе необходимо, наконец, отвести надлежащую роль орга-
низатора, так как порядок поражения органов и тканей часто является
лишь отражением дистрофического процесса, текущего внутри нервной
сети.
Как было уже не раз упомянуто, изучение этой стороны дела показало
нам, что инкубация или латентный период есть время, в течение которого
181
процесс скрыто развертывается внутри нервной сети. При оценке генеза
местных патологических очагов с этим необходимо считаться в первую
голову. Если между моментом проникания в ткани постороннего агента
и реактивными явлениями проходит более или менее значительный срок,
этого одного достаточно для сомнения в непосредственности тканевой
реакции и в прямой связи ее с раздражителем.
Генерализация дистрофического процесса начинается с сегментарного
поражения нервной системы (центральная, симпатическая и автономная
ее части). На данном этапе тканевые дистрофии еще отличаются друг от
друга по месту, откуда процесс начался.
В следующей стадии мы встречаемся уже с выхождением процесса за
пределы пострадавшего сегмента. Этот акт также не является беспоря-
дочным, но он уже гораздо менее связан с пунктом первичного пораже-
ния и имеет свою постоянную или «стандартную» форму.
Как мы только что видели, уже с первых моментов своего возникно-
вения, явления общей дистрофии текут не беспорядочно, а в каких-то
законных и постоянных формах. Тот или иной конечный результат в зна-
чительной степени зависит от величины первоначального раздражения.
Не следует забывать, однако, что легкость перехода к генерализован-
ным дистрофиям достигается только в принятых нами методических усло-
виях. Для изучения физиологической стадии того же процесса они, ко-
нечно, являются преувеличенными и мы придерживались их только по-
тому, что не видели другого пути.
Кроме того, и наша непосредственная заинтересованность клонилась
в сторону анализа именно нервных дистрофий, в сторону учета их роли
в генезе разнообразных патологических процессов. Но и при этих усло-
виях далеко не всегда удавалось получить картину развернутых дистро-
фических явлений в одинаковой степени. Количественная сторона вар пи-
ровала в широких пределах. При одинаковости методических приемов, при
тщательном подборе объектов и т. д. одни животные погибали через не-
сколько часов, другие оставались внешне здоровыми в течение месяцев
и даже лет.
После того, как были подведены итоги большого числа наблюдений,
оказалось, что весь материал может быть разбит на следующие б групп:
1.	У животных первой группы дистрофические расстройства сразу
приобретают прогрессивное течение и катастрофическую скорость со
смертельным исходом в ближайшие же часы вслед за опытом.
2.	Ко второй группе относятся животные, у которых точно те же явле-
ния тянутся дольше и кончаются смертью спустя 7—10 дней.
3.	В третьей группе начальные явления соответствуют тому, что отме-
чено в первых двух. Но в дальнейшем они постепенно затихают и больше
не возобновляются: спустя много недель и месяцев животные остаются
по внешности здоровыми.
4.	Четвертая группа животных близка к третьей в том отношении,
что и здесь начальные симптомы, продержавшись некоторое время, исче-
зают, но затем, без каких-либо новых внешних воздействий, возобно-
вляются на старых местах. Этот процесс может протекать ритмически,
повторяясь в одной и той же форме несколько раз. Рано или поздно живот-
ные погибают.
5.	В пятой группе наши предварительные воздействия вовсе не со-
провождались развитием дистрофического процесса в тканях. Животные,
на первый взгляд, оставались здоровыми. Однако, в большинстве случаев
они оказывались негодными для каких бы то ни было других хрониче-
182
ских экспериментов, так как при этом легко погибали. В процессе нового
заболевания у них всегда обнаруживались расстройства и именно в той
самой форме и на тех же местах, где эти расстройства должны были быть
в результате первого эксперимента.
6.	Наконец, определилась еще одна—шестая группа. Этих животных
следует считать наиболее стойкими по отношению к генерализации ди-
строфического процесса. Они не только, подобно животным пятой группы,
не отвечают на «первый удар» по нервной сети, но переносят и повторные
операции, приблизительно так же, как нормальные животные.
Как бы ни казались различными результаты по отдельным группам
указанной сводки, легко убедиться, что разница эта служит показателем
лишь степени, а не формы. Причина количественных вариантов процесса
заложена в индивидуальных свойствах объекта, складывающихся из
многих ингредиентов, учет которых в настоящее время еще не может
быть проведен объективно.
На получение постоянного эффекта мы вправе рассчитывать лишь при
изучении более элементарных реакций. Таковы—сокращение отдельной
мышцы вне организма, секреция изолированной железы и т. д. Наблю-
дение тех же реакций внутри организма сразу приводит к встрече с пер-
вым из сделавшихся известными свойств нервной клетки—суммацией
раздражения. Чем выше пойдем мы по лестнице усложнения рефлексов,
тем разница будет больше. Особенно ясным это делается на примере высшей
нервной деятельности. Сложность построения условных рефлексов и те-
кучесть нервных комбинаций, из которых они составлены, приводит к тому,
что эффект на одно и то же раздражение может оказаться различным не
только количественно, но и по существу. Результаты экспериментов,
при самом точном уравнении всех внешних условий, здесь часто бывают
столь неоднородны, что для их систематизации пришлось создать целое
учение о типах нервной конституции собак (И. П. Павло в). Только
тогда материал стал приобретать надлежащий порядок.
Анализ явлений нервно-трофического характера привел нас к необ-
ходимости также ввести соответствующие подразделения. Причиной
и здесь являются исключительная сложность и подвижность нервных
комбинаций.
Нормальная нервная функция по миновании вызвавшей ее причины,
естественно, прекращается. Патологический процесс той же категории
может сам сделаться своей причиной и для поступательного движения
будет черпать силы в самом себе. Но и он сохраняет способность к зату-
ханию. Однако, спустя некоторый срок после, казалось бы, полной ликви-
дации и без всяких новых воздействий с нашей стороны, процесс может
рецидировать. Картина его обычно повторяет то, что уже имело место
в первый раз, так как изменения возникают теперь на старых местах
и в старой форме. Проходит известный срок и они вновь угасают. В части
случаев, следом за рецидивом на местах старых поражений развиваются
известные уже явления общей дистрофии, за которыми следует смерть.
Ясно, что исчезание болезненных симптомов, после первой нервной травмы,
не было результатом полного восстановления пострадавших нервных
элементов. Ясно, что еще тогда в нервной системе был заложен новый болез-
ненный пункт. Если рецидив нам не всегда удается связать с каким-либо
определенным новым воздействием, это еще не значит, что его действи-
тельно не было. В свое время я приводил данные, касающиеся течения
трофических язв в клинике человека. Легкий грипп в послеопераци-
онном периоде оказывался здесь поводом для рецидива. Какое-либо
183
мало заметное воздействие несомненно имело место у наших жи-
вотных.
Отсюда и возникло подозрение, что те животные, которые не отвечают
на нервную травму развитием явных дистрофий, на самом деле не могут
считаться нормальными. Ряд наблюдений это подтвердил. Тогда была
организована серия специальных экспериментов, в целях выяснения при-
роды того состояния, которое известно в клинике под термином «пред-
расположение» (опыты моих сотрудников А. А. Вишневского
и К. П. Г о л ы ш е в о й1).
Материалом для опытов служили животные (собаки), уже перенесшие
однажды нервную травму без особых последствий или совершенно вос-
становившие свое здоровье после короткого периода болезни. Мы со-
храняли таких животных под наблюдением в течение долгого срока,
Рис. 44. Собака № 378. Образование папиллом слизистой рта.
затем вновь включали их в опыт. Для второй нервной травмы (второй
«удар») избирался нервный отдел, топографически удаленный и прямо
несвязанный с местом первой травмы (первый «удар»). В одних случаях
первый удар наносился в области центральных приборов (операция ша-
рика или полукольца, введение химических веществ в верхний шейный
узел), в других опыт начинался с химической и механической травмы
одного из спинальных нервов. Пунктом нанесения второго удара также
являлись различные части центральной и периферической нервной си-
стемы.
В большинстве случаев уже вскоре после второго удара развивались
типичные дистрофические явления и именно в тех местах, где они были
раньше или должны были появиться еще в результате первого удара. Так,
если первым ударом была операция шарика, то капля кротонового масла
1 А. А. Вишневский и К. П. Голышева. Арх. биол. наук, т. 33,
в. 1—2, 1933; Zeitschr. f. d. ges. Med., В. 89, H. 1/2, 1933.
184
введенная под ноготь одного из пальцев передней лапы, вызывала раз-
витие стоматита, папиллом в полости рта, язвенного кератита, типичных
кровоизлияний по ходу желудочно-кишечного тракта и т. д. Наоборот,
если первым ударом была соответствующая травма седалищного нерва,
то операция шарика возобновляла изъязвление в пределах старых руб-
цов на задних конечностях. Здесь, конечно, появлялись и те изменения,
которые типичны для операции шарика, но поражение конечностей иногда
их даже опережало. За несколько лет работы мы имели большое число
таких наблюдений. Каждый из моих сотрудников неоднократно с ними
встречался.
Таким образом, факт этот следует считать установленным твердо.
Его толкование не мсжет встретить особых затруднений. Нервная фи-
зиология знает примеры подобного рода, хотя и в других областях иссле-
дования. Сначала работами И. П. Павлова на коре головного
мозга собаки, а затем А. А. Ухтомским на других нервных обра-
зованиях было показано, что клетка, находящаяся в состоянии воз-
буждения, «притягивает» к себе возбуждения, возникающие где-либо в
других частях нервной системы. В настоящее время получено уже боль-
шое число фактов этой категории. Они дали повод проф. А. А. Ухтом-
скому развить целое учение о так называемой доминанте. Магнус
(Magnus), изучая рефлексы положения, пришел к тому же выводу не-
сколько с иной стороны. Он отметил случаи, когда определенный рефлекс
положения, вызываемый определенным же раздражением, почему-либо
задерживается. Если теперь на животное падало новое раздражение,
дающее в норме совершенно иную двигательную реакцию, то проявля-
лась не эта новая реакция, а первая, которая почему-то задержалась.
В результате первого раздражения, не давшего видимого эффекта, нерв-
ная система сохраняет след его, или, по терминологии Магнуса,
приобретает «готовность» к реакции. В только что приведенных приме-
рах, взятых из наших экспериментов, мы имеем четвертый вид нервной
деятельности, очень своеобразной по итоговой функции и назначению, но
протекающей в тех же условиях, что и первые три («условный рефлекс»,
«доминанта», «готовность» Магнуса). Это еще раз доказывает, что
не только основные принципы конструкции нервной системы, но даже
подробности в работе различных ее отделов имеют много сходства, свя-
заны единством плана.
Итак, дистрофический процесс, возникший внутри нервной системы,
иногда способен к полному затуханию и не оставляет за собой слишком
прочных следов. Иногда же он сохраняется в латентной форме, и тогда
всякое упавшее вновь раздражение может его вызвать к жизни. В тканях
на периферии будет воспроизведена реакция, по размерам и форме соот-
ветствующая уже бывшему здесь процессу. Мы можем встретить при этом
сосудистые (отеки) или воспалительные явления (кератит), деструкции
(нома, гангрена, язва), новообразования (папилломы), т. е., в конечном
счете, все известные нам формы местных патологических процессов. Зна-
комство с этой категорией явлений путает карты старых понятий о генезе
местных патологических процессов, ломает ряд представлений, создан-
ных клеточной патологией, заставляет сомневаться в действительной
ценности классификации болезней по органам и системам. В самом деле,
кто бы -еще недавно решился поверить, что с седалищного нерва можно
ослепить собаку или из пульпарной полости зуба убить животное, вызвав
у него кишечное кровотечение одной каплей формалина, через 2—3 месяца
после того, как не только формалин, но и самый зуб был удален.
185
Страдает несомненно и понятие о так называемой этиологии болезней.
Десятки самых разнородных раздражений, примененных в различных
местах организма, могут привести в конце концов к одинаковым послед-
ствиям. Наоборот, результат внешне однородных воздействий может
оказаться разным по эффекту. Это мы и видели во всех опытах со вторым
нервным ударом. Травма седалищного нерва давала то трофическую
язву задних конечностей, то папилломатоз слизистой рта. Приблизи-
тельно так же действовала и операция шарика. Если бы заранее нам не
была известна история каждого из наших животных, то полученный
эффект следовало бы признать беспорядком.
В этом пункте мы подходим к вопросу уже о качественных вариантах
нервных дистрофий. Последние делаются доступными изучению или
тогда, когда первичное раздражение было сравнительно слабо или когда
нервная система взятого для опыта животного оказалась более устойчи-
вой. Если процесс вышел за пределы определенных нервных групп и огра-
ниченного числа нервных комбинаций, то генерализация его протекает
в стандартных формах. При более слабых степенях процесса индиви-
дуальные особенности данной нервной системы получают возможность
проявиться. Эти индивидуальные особенности можно рассматривать как
узлы, разбросанные по сложной сети, где все части связаны воедино.
Каждый новый вплетающийся сюда узел меняет тонус и отдельных ча-
стей и всей сети. Образование узлов связано с бесчисленным количеством
причин, а пребывание их в сети может быть временным или постоянным.
Наличие их может ничем не проявляться в течение долгих сроков, а за-
тем внезапно сказывается уклонением обычной реакции. Чтобы полу-
чить право хотя отчасти предвидеть эти уклоны, нужно знать историю
каждой данной нервной сети. Вот почему в своих экспериментах нам в по-
следнее время приходится часто становиться втупик перед вопросом
о выборе животных для контроля. Отсюда же конкретизируется формула
великих врачей прошлого, гласящая, что «нет болезней, есть только
больные».
КАЧЕСТВЕННЫЕ ВАРИАНТЫ НЕРВНЫХ
ДИСТРОФИЙ
ОСТРОЕ РАЗДРАЖЕНИЕ (ВОСПАЛЕНИЕ)
Наша дальнейшая работа в направлении изучения нервных дистро-
фий определялась следующими тремя положениями:
1.	Для развития в нервной системе дистрофических явлений необяза-
тельно, чтобы пунктом первичного раздражения был непременно нерв-
ный ствол или нервный узел. Раздражение нервных окончаний внутри
тканей на периферии (кожа, клетчатка, мышцы и т. д.) легко становится
источником таких же тяжелых изменений нервной системы, как и не-
посредственное повреждение сложных нервных образований.
2.	Форма развертывания дистрофических процессов внутри нервной
сети в основном не зависит от того, взят ли чисто химический раздра-
житель, или раздражитель биологический (инфекционный).
3.	С любого нервного пункта может начаться процесс, который в окон-
чательно^ итоге дает явления общей дистрофии, в стандартных ее формах.
Последнее не значит, что пункт первичного раздражения не имеет
никакого влияния на форму развертывания дистрофического процесса.
Выше мы уже неоднократно видели, что процесс часто начинается сегмен-
тарное. е., по крайней мере, на первых этапах форма его оказывается от-
четливо связанной с исходной точкой. Охват других нервных отделов
совершается также по этапам. Чем больше величина раздражения, тем
труднее уловить последовательность, но это отнюдь не значит, что ее
нет вообще.
Отсюда ясно, что человек, стремящийся изучить весь ход процесса,
а не только его начало и итог, должен в методике своей работы придер-
живаться слабых форм раздражения. Это побудило нас испытать био-
логические раздражители, в частности некоторые виды патогенных ми-
кробов. Вместе с тем здесь преследовалась и другая цель, именно раз-
решение старого спора о влиянии нервной системы на процесс воспаления.
Вопрос этот возник одновременно с общим вопросом о трофической
функции нервной системы и решался попутно и зависимо. Потому и исто-
рия его повторяет все стадии борьбы вокруг основного предмета. Кроме
того, со времени создания клеточной патологии внимание исследователей
было привлечено главным образом к изучению свойств самих тканевых
элементов, форм и размеров присущих им реакций. Участие нервной
системы здесь игнорировалось или даже решительно отвергалось. Жизнь
не примирилась с решениями кабинетной науки, и клиника стала вновь
выдвигать вопрос о роли нервной системы в процессе воспаления.
В 1906 г. Ш п и с с (Spiess) обратил внимание на то, что применение
анэстезирующих веществ в некоторых случаях острого воспаления не
только облегчает течение процесса, но иногда обрывает или предупре-
ждает его. Основным моментом он считает рефлекторный нервный им-
пульс, предшествующий воспалению, и называет его «первичной болью».
189
Согласно его наблюдениям устранение этого первичного момента меняло
весь последующий характер воспаления. Наблюдения Ш п и с с а под-
тверждались и другими исследователями.
В дальнейшем (1921) появилась работа Лакёр и Магнуса
(Laquer u. Magnus), изучавших последствия отравления кошек фосгеном.
При действии фосгена наиболее тяжкие изменения наблюдаются в лег-
ких. Предварительная перерезка блуждающих нервов на шее или совер-
шенно предотвращает эти изменения, или весьма сильно их уменьшает.
В то же время А. Г. Молотков опубликовал ряд клинических
наблюдений над течением некоторых воспалительных процессов после
перерезки соответствующих нервов. На основании своего материала он
пришел к выводу о первостепенном значении нервной системы в генезе
этих процессов.
Однако, Ш и м у р a (Shimura) вскоре вслед за тем (1924) привел
большой ряд экспериментов, свидетельствующих о том, что воспали-
тельный процесс в денервированных тканях развивается так же, как
и в нормальных. Отсюда он сделал заключение, что все признаки, из
которых складывается воспаление, являются самостоятельным ответом
самих тканей на непосредственный контакт с ними раздражителя. Того
же мнения придерживается -Л ю б а р ш (Lubarsch), из лаборатории
которого вышла работа Ш и м у р а.
Против этого энергично протестовал Р и к к е р (Ricker), указывая,
что в целом организме воспалительный процесс должен развиваться не
совсем так, как в обезнервленных тканях. Помимо критической оценки
чужих данных, Р и к к е р приводит экспериментальный материал,
а, главное, свои наблюдения из секционной практики патоло! о-анатома.
Работы Р и к к е р а были подвергнуты критике. Последняя не стоила
его оппонентам большого труда, ввиду своеобразно отвлеченной формы
изложения им своих представлений, и была совершенно несправедлива,
если беспристрастно оценить заключенный в них материал. Нападки,
испытанные Р и к к е р о м, непонятны еще и потому, что идеи его были,
в сущности, очень скромны и не шли дальше признания «игры вазомо-
торов» за акт, предшествующий развитию местных патологических про-
цессов.
Любопытно, что до последних лет даже такие идеи встречают реак-
цию сопротивления!
Теперь, повторяю, на этом фронте стало спокойнее, но не потому, что
вопрос о роли нервной системы в процессе воспаления был действительно
разрешен в положительном смысле. Местный воспалительный очаг и по-
ныне рассматривают как нечто самостоятельное, замкнутое в кругу
своих частных закономерностей, в основу понимания процесса и поныне
кладется способность местных тканевых элементов реагировать на раз-
дражитель непосредственно. В итоге, вопрос остается настолько непо-
пулярным, что, например, учебники, излагая главу о воспалении, его про-
сто замалчивают
Что касается чисто научных статей, то и здесь вопрос трактуется не-
смело. Нервный компонент воспалительной реакции допускается как
фактор дополнительный, могущий со стороны оказывать влияние лишь
на течение воспаления, а отнюдь не на его генез.
Кроме того, и в методах работы здесь до последнего времени господ-
ствует формализм. Основной задачей является изучение воспаления
в обезнервленных тканях. На это было потрачено очень много труда
и в общем безрезультатно, так как ни перерыв спинальных или симпати-
190
ческих путей, ни экстирпация нервных узлов не в силах устранить цели-
ком нервные элементы и нервные влияния в тканях. Последние частично
могут осуществляться нервно-гуморальным путем, а также через местные
аксон-рефлексы Лэнгли (Langley), что и для воспалительных про-
цессов уже устанавливается рядом работ Б р у к к е (Brucke), А л ь-
перна и других.
В своих экспериментах к тому же вопросу мы подошли с другого
конца. Преследуя цель изучить, какую роль играет нервная система в раз-
витии и судьбе воспаления, само исследование мы, тем не менее, начали
с вопроса о том, какую роль воспаление играет в работе и судьбе нервной
системы.
В сложном организме влияния взаимны. Кроме того, воспаление как
таковое не является чем-то постоянным. Здесь имеется разнородный
подвижный субстрат и время, в течение которого процесс непрерывно
меняется. За это время вблизи и вдали от местного очага происходит ряд
различных событий, так или иначе связанных друг с другом. Оценка
явления с обеих сторон могла дать случай увидеть то, что раньше было
скрытым.
В свое время мы пытались вести эту работу, как и все, в частности,
как Ш и м у р а. Основным методом были попытки исключить в опреде-
ленном районе возможность нервных воздействий на воспалительный
процесс. Результаты опытов с внешней стороны были близки к резуль-
татам опытов Ш и м у р а, однако для нас они не были категорическим
решением задачи.
Мы видели, что воспалительный процесс в тканях вызывает внутри
нервной сети дистрофические явления и через них возвращается обратно
на периферию в виде разного рода местных изменений. Эти отраженные
процессы часто бывают симметричными, но могут располагаться и за
пределами первично пораженного сегмента. Основной причиной их обра-
зования является нарушение нормальных нервных отношений в определен-
ном участке тканей, связанном через цепь нервных звеньев с родоначаль-
ником всего процесса, т. е. с очагом первичным. Отсюда ясно, что и в пер-
вичном воспалительном очаге только первые шаги можно рассматривать
как непосредственный результат встречи тканей с посторонним агентом.
Проходит короткий срок и к прямому действию самого раздражителя
присоединяется добавочный фактор раздражения со стороны соответ-
ствующих нервных образований.
С этого момента картина и судьба самого первичного процесса пере-
стает быть замкнутой в круг местных условий и частных закономерностей,
так как совершенно неизвестно, который из двух основных компонентов
раздражения в каждый данный момент перетягивает чашку весов.
Сблизив таким образом через нервный компонент воспалительные
процессы с нервными дистрофиями, мы получили новое эксперименталь-
ное поле и приобрели право применять патогенные микроорганизмы
в качестве возбудителей не только воспалительных явлений, но и про-
цессов типа нервных дистрофий. В новой форме работы преимущество
микробных раздражителей перед химическими и физическими агентами
состояло еще в том, что они не так легко вымываются из тканей.
Подбирая микробных раздражителей по степени вирулентности, мы
надеялись также растянуть нервнодистрофический процесс во времени
и этим путем получить более подробное представление о его движении.
Поставив перед собой задачу выяснить некоторые подробности в во-
просе о влиянии места первичного раздражения на форму развертывания
191
нервнодистрофического процесса, естественно было обратиться к тем
наблюдениям, которые были получены нами ранее.
В первую очередь здесь следует назвать изменения желудочно-кишеч-
ного тракта на его определенных местах. В приведенных выше экспери-
ментах поражение этих мест являлось актом вторичным, было резуль-
татом процесса, начавшегося совсем в другой области. Теперь их же мы
решили сделать пунктом первичного раздражения.
Соответствующие опыты были поставлены сотрудниками моими,
П. В. Маненковым, ав дальнейшем И. А. П и г а л е в ы м.
Подопытными животными были кролики. В качестве раздражителей упо-
треблялись различные штаммы стафилококка в дозах, которые при вве-
дении в кровь не вызывали смерти животных.
Опыты д-ра Маненкова1 состояли в следующем. Двум нормаль-
ным кроликам производилась лапаротомия. Одному из них стафилококк
инъицировался под серозную оболочку желудка, другому, контрольному,
та же доза микроба вводилась под серозную толстой кишки приблизи-
тельно на середине ее протяжения, т. е. вдали от слепой и прямой ки-
шок. После этого операционная рана зашивалась.
В результате оказалось, что все кролики, зараженные в стенку же-
лудка, погибали в период времени от 8 до *16 часов. Из числа кроли-
ков, зараженных сдновременно в стенку толстой кишки, многие остались
живы, остальные же переживали своих контролей на срок до несколь-
ких дней. В опыте этом было отмечено еще одно интересное обстоятельство.
Именно: при вскрытии кроликов, зараженных в стенку желудка, тяжкие
воспалительные изменения имели место не только в области инъекции
вируса, но на всем протяжении желудка. Помимо того, всегда были
налицо явления общего перитонита, в виде кровянисто-серозного, иногда
даже гнойного выпота и инъекции сосудов других органов брюшной
полости. Гнойное воспаление констатировалось редко, ибо прежде, чем
оно успевало развиться, животные уже погибали.
При вскрытии контрольных кроликов, погибавших после заражения
в стенку толстой кишки, явления общего перитонита констатировались
очень редко, так что оффициальной причиной смерти необходимо было
считать здесь уже не перитонит, а сепсис. Но этого мало. Местная реак-
ция в тех пунктах толстой кишки, куда вводился вирус, всегда была
резко ограничена. Если кролик погибал в течение первых двух дней, то
вокруг места инъекции можно было видеть отечность и красноту. Если же
смерть наступала спустя несколько дней, то кроме небольших спаек
и ограниченного гнойника величиной с булавочную головку здесь часто
ничего найти не удавалось. Уже соседние части на-глаз представлялись
нормальными.
В следующей серии опытов1 2 слабо вирулентный стафилококк вводился
под серозную оболочку желудка, тонкой или толстой кишки, матки,
параметриев, мочевого пузыря, а также в толщу париэтального и вис-
церального листков брюшины.
Иногда инъекция вируса производилась в органы одного кролика.
В большинстве же случаев мы брали несколько кроликов и заражали
каждого из них в какой-либо один орган. Если один кролик погибал, то
все другие убивались хлороформом, после чего производилось изучение
1 П. В. Маненков. Казанск. мед. журн., № 1, 1929; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., Bd. 64, H. 1 u. 2, 1929.
2 П. В. Маненков. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 66, H. 3 u. 4, 1929.
192
характера и интенсивности местной реакции. Оказалось, что при оди-
наковых условиях наиболее тяжкие и разлитые изменения, в виде отеч-
ности, инфильтрации, гиперемии и кровоизлияний, наблюдаются в стенке
желудка. В тонкой кишке реакция бывает значительно слабее, ограничи-
ваясь обычно окружностью инъекции. Иногда здесь даже не удается
найти место введения вируса. Поражение мочевого пузыря по степени
реакции приближается к поражению желудка.
При инъекции вируса в тело матки или в трубы ее вблизи тела мест-
ная реакция бывает слабой. В первое время наблюдается ограниченная
краснота, а затем можно видеть лишь гнойную точку на месте укола.
Интересно, что если вирус инъицировать в параметрий на дне полости
малого таза, то воспалительные изменения тела матки бывают гораздо
больше, чем при непосредственном заражении в этот орган.
Факт этот весьма примечателен. Вирус, введенный в самый орган,
оказывается для него почти индифферентным. Стоит тот же вирус
заставить действовать со стороны, как иммунный орган теряет свою
сопротивляемость и развертывает картину тяжелого воспаления. Опи-
раясь только на микроба, едва ли кто-нибудь сумеет удовлетворительно
справиться с объяснением подобного рода явлений!
Четыре года спустя некоторые из этих экспериментов были повто-
рены Шолером (Scholer) отчасти в иных методических условиях.
Явления воспаления у кролика он воспроизводил по методу местной
анафилаксии и отметил, что в стенке желудка они развиваются легко,
в стенке же кишок получить их не удается.
Изучение стандартных форм нервных дистрофий показало нам, что
в основе избирательности мест поражения по длине желудочно-кишеч-
ного канала лежат воздействия нервной природы. Когда те же места были
испытаны на степень реактивности в процессе воспаления, то они и здесь
выделились совершенно отчетливо. Связь между обоими процессами наме-
тилась, таким образом, сама собою.
Возникло предположение, что не только интенсивность местной вос-
палительной реакции, например, желудка, но и выхождение процесса
за эти пределы с образованием картины разлитого перитонита подчиняется
воздействиям нервного характера. Если своеобразие реактивной способ-
ности данного места зависит от своеобразия его нервных отношений,
стоит любым путем изменить эти последние, чтобы ответ стал другим.
Внешняя конструкция нервных отношений в области желудка обеспе-
чивала более простые методические формы работы и потому для своих
экспериментов, имевших принципиальное значение, мы избрали желудок.
Опыты были произведены моими сотрудниками И. А. П и г а л е-
в ы м и М. П. Б у ш м а к и н о й1. Объектами наблюдения служили
кролики, которым предварительно производилась перерезка обоих блу-
ждающих нервов на пищеводе, тотчас ниже диафрагмы. При соблюдении
некоторых технических условий (наименьшая побочная травма) и осо-
бом пищевом режиме (исключение овса и сена) кролики переносят эту
операцию хорошо. Однако, они постепенно худеют, делаются менее под-
вижными и менее «опрятными». Часть их погибает от пневмонии или про-
бодения желудка, особенно при сухой, грубой пище. Через 10—15 дней,
когда операционная рана заживет и зарубцуются повреждения в обла-
сти пищевода, кролики заражались не в тот или иной определенный орган,
1М. П. Бушмакина и И. А. Пигалев. Арх. биол. наук/т. 28, вып. 3,
1928; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 63, H. 1/2, 1928.
13 А. Д. Сперанский	193
а в свободную брюшную полость, для чего употреблялась культура «сеп-
тического», специально вирулентного для кроликов, стафилококка.
С этой культурой, полученной нами из Киева от И. М. Г а х, мы вели
перед тем работу на кроликах уже в течение двух лет. За все время она
нисколько не потеряла в своей вирулентности. 1/100 суточной культуры
этого стафилококка при внутривенном введении убивала кролика в 10—
20 часов. Совершенна так же действовала 1/20—Узо суточной культуры
при заражении в свободную брюшную полость. При указанных дозах
не было случая, чтобы зараженный ею кролик остался жив. Тем не менее
мы остановились на дозе, равной у15 суточной культуры, как на дозе,
превышающей смертельную и дающей результат еще до истечения суток.
Для контроля брались здоровые нормальные кролики того же веса, кото-
рые одновременно с подопытными заражались внутрибрюшинно той же
дозой вируса. Результаты видны на следующих таблицах.
Таблица 1
№ кро- лика	Вес	День зараже- ния	Доза		Исход	Продолжительность жизни		
325	1 650,0	12/IV—28 г.	1/15-	—1/20	Смерть		18	часов.
			сут.	культ.				
464	—	—	»	»	»	Около	24	»
660	—	—	»	»	»	Меньше 24		»
675	1 770,0	—	»	»	»	»	15	»
667	1 950,0	—	»	»	»	Около	15	»
201	1550,0	4/V—28 г.	»	»	»	»	10	
665	2 050,0		»	»	»	»	12	»
671	2100,0	—.	»	»	»	»	10	>►
668	1 750,0	9/V—28 г.	»	»		Свыше	8	дней
469	2 750,0	—	»	»	>>	»	14	часов
672	1 700,0	—	»	»	»	»	3	дней
224	1 100,0	15/VI—28 г.	»	»	»	»	11	часов
664	1 250,0	—	»	»	»	>>	13	»
370	2 270,0	—	»	»	»	»	13	
282	2 230,0	—	»	»	»	»	5	дней
Таблица 2
№ кро- лика	Вес	День девагиро- вания	День зараже- ния	Дозы	Исход	Продолжи- тельность жизни
514	1 850,0	23/1II— 28 г.	12/IV—28 г.	1/15—1/20	Выздоровле-	Прослежен
				сут. культ.	ние	23 дня
988	1 500,0	31/1II—28 г.	12/IV—28 г.	»	Смерть	15 час.
347	1 700,0	11/IV—28 г.	4/V—28 г.	»	»	7 дней
673	1 950,0	18/IV—28 г.	4/V—28 г.	»	»	4 >>
501	1 720	—	—	»	Выздоровле-	Прослежен
					ние	14 дней
669	1 700,0	19/IV—28 г.	—	»	Смерть	2 »
658	2 770,0	20/IV—28 г.	9/V—28 г.	»	Выздоровле-	Прослежен
					ние	12 дней
513	2 350,0	—	—	»	Смерть	20 час.
374	1 700,0	24/V—28 г.	15/VI—28 г.	»	»	36 »
404	1 340,0	1/VI—28 г.	—	»	Выздоровле-	Прослежен
					ние	9 дней
293	2 500,0	2/VI—28 г.	—	»	Смерть	4 дня
451	1500,0	1/VI—28 г.	—	»	Выздоровле-	Прослежен
					ние	9 дней
194
Сравнение этих двух таблиц показывает, что у кролика перерезка
обоих блуждающих нервов ниже диафрагмы увеличивает сопротивляе-
мость брюшной полости к инфекции, другими словами, создает условия,
затрудняющие генерализацию воспалительных явлений. Из 12 кроликов
5 даже выздоровели, хотя, повторяю, при указанной дозе за все время
работы мы ни разу не видели, чтобы кролик справился с инфекцией.
Если же принять во внимание, что девагированные кролики, вообще
говоря, не могут считаться здоровыми и, действительно, легко погибают
от различных причин, то указанная разница приобретает еще большее
значение.
В описываемых опытах повторилось одно обстоятельство, на которое
я уже обращал внимание выше в главе о стандартных формах нервных
дистрофий. Оказалось, что если заражение кроликов производить не-
медленно вслед за девагированием или в ближайшие 2—3 дня, то живот-
ные погибали так же быстро или даже быстрее контрольных. Нечто
подобное мы видели, когда к «операции шарика» присоединяли перерезку
одной из ветвей тройничного нерва в целях предохранить ткани от раз-
вития дистрофических явлений. Вместо устранения мы имели резкое их
усиление. В других опытах сотрудника моего А. С. Вишневского1
был получен обратный результат. Когда спустя тот или иной срок после
раздражения седалищного нерва собаки он добивался развития у нее
трофической язвы конечности, перерезка этого нерва выше места повре-
ждения нередко излечивала процесс. Того же в клинике человека до-
стигали Молотков, Шамов, Брюнинги другие. Но клиника
теперь уже хорошо знает, что совершенно одинаковая' операция невро-
томии в одних случаях легко излечивает язвы многолетней давности, в
других служит поводом к их провокации.
Этого нельзя понять, если результат связывать только с определен-
ной формой вмешательства, сводить его, например, к рассечению путей
болезненного рефлекса. Нужно помнить, что объектом вмешательства
является нервная система. Воздействия, направленные на нее, могут
остаться местными, т. е. угаснуть в дуге простого рефлекса, лишь в слу-
чаях так называемых физиологических раздражений, да и то при соблю-
дении определенных силовых норм. Необычные виды раздражения при-
водят в действие ряд нервных механизмов. Угашая одни функции, мы
возбуждаем другие, извращаем нормальное их течение, перебрасываем
процесс в новые нервные области. Сюда следует добавить еще и те индиви-
дуальные особенности, которые, оставаясь в виде следов ранее бывших
раздражений, могут изменить и направление и силу раздражений, падаю-
щих вновь. Чтобы наверное предвидеть результат, надлежит хорошо
знать почву, а она различна у разных животных и кроме того непрерывно
меняется. Вот почему во всех наших экспериментах с такой настойчи-
востью выступал фактор времени.
Таким образом, оценивая результаты опытов с внутрибрюшинным
заражением девагированных кроликов, мы должны были связать их не
только с рассечением именно блуждающих нервов, но и с фактом нару-
шения нормальных отношений нервной системы вообще и особенно в дан-
ной области. После перерезки нервов орган стал другим. Раздражение его
культурой стафилококка дало теперь новую форму реакции. Генерали-
зация процесса внутри нервной сети встретила больше затруднений и явле-
ния общего перитонита не развились.
1 А. С. Вишневский. Вести, хирургии и пограничн. областей, кн. 39, 1928.
13*	195
Что в результате перерезки блуждающих нервов орган (желудок)
действительно стал иным, мы убедились из дальнейших экспериментов.
Только что было показано, что при инъекции культуры стафилококка
в различные органы брюшной полости кролика наиболее тяжко пора-
жается желудок. Было интересно узнать, изменится ли это явление после
девагирования и в какую именно сторону.
С этой целью П. В. Маненков1 подбирал кроликов парами
и из каждой пары одного девагировал. Контрольному кролику, для
уравнения условий опыта, также производилась «пробная» лапаротомия
с потягиванием за желудок. Спустя 2—3 недели, обоим кроликам одно-
временно производилась вторая лапаротомия и заражение одинаковыми
дозами нашего стафилококка, но не в свободную брюшную полость, а в со-
ответствующие места под серозным покровом желудка. Доза стафило-
кокка Vaoo—V500 суточной культуры. В опытах этой серии мы получили
тот же результат, что и в предыдущих. Именно: погибали нормальные
кролики. Девагированные или выживали, или значительно переживали
своих контролей. Но даже в тех случаях, когда девагированные кролики
погибали, не только нельзя было констатировать общего перитонита,
но и местные явления оставались локализованными в окружности инъек-
ции. Воспалительных изменений на всем протяжении стенки желудка
не происходило. Интересно, что кролики, зараженные в девагирован-
ный желудок, все же погибали чаще, чем кролики, которых П. В. М а-
н е н к о в в предыдущей серии опытов заражал в стенку толстой кишки.
Общий перитонит в обоих случаях не развивался; следовательно, здесь
играл роль какой-то особый фактор.
Стафилококк, которым мы пользовались, отличается особой патоген-
ностью для кролика при всех способах его введения, особенно в кровь.
Можно было думать, что при инъекции в стенку даже девагированного
желудка происходит более быстрое поступление заразных веществ в кровь,
чем при инъекции в стенку толстой кишки.
Для проверки этого был произведен ряд следующих опытов на нор-
мальных кроликах.
Животные, как всегда, подбирались парами. Одновременно обоим кро-
ликам делалась лапаротомия. Одному из них производилась инъекция
1 2оо—V500 суточной культуры стафилококка в стенку желудка. Другому,
для уравнения условий опыта, желудок только вытягивался в рану, а за-
тем вводился обратно, и рана зашивалась. Этому второму кролику та же
доза того же стафилококка вводилась непосредственно в кровь (в ушную
вену). В результате все кролики, зараженные в стенку желудка, погибали
во много раз скорее, чем кролики, которым вирус вводился в кровь. Следо-
вательно, если здесь мы имели сепсис, то протекал он тяжелее тогда,
когда начинался из стенки желудка, а не возникал непосредственно
в крови.
Возвращаясь к приведенным выше фактам течения воспалительного
процесса в брюшной полости, мы должны будем сделать вывод, что общий
или разлитой перитонит у наших животных развивался не только, вер-
нее даже не столько вследствие распространения микроба по отдельным
тканям и органам, сколько вследствие генерализации процесса раздра-
жения по нервной сети. Микроб шел позади и поражал орган, уже пред-
назначенный для этого заранее. Сказанное, как видно, одинаково может
относиться и к сепсису.
1 Р. W. М a n е n ко w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., В. бб, H. 3 u. 4, 1929.
196
Из опытов выясняется также, что не одна только скорость всасывания
в кровь определяет опасность перитонита вообще и «верхних перитони-
тов» в частности. Все, что мы видели, заставляет указанную разницу
связывать с разницей нервной конструкции самих органов.
Морфология и физиология дают много доказательств того, что не
только связи с другими нервными отделами, но и строение внутриорган-
ных нервных частей здесь различны. Любопытны в этом отношении работы
проф. Б. И. Лаврентьева и его сотрудников по вопросу о мор
фологии нервных элементов в интрамуральных ганглиях пищеваритель-
ного тракта млекопитающих.
Происхождение исследования таково: А. С. Догелем было пока-
зано, что в интрамуральных ганглиях пищеварительного тракта можно
наблюдать два резко различных типа нервных клеток. Изучая характер
и ход отростков нервных клеток этих 2 типов, Догель предполо-
жил^ что клетки 1-го типа получают раздражение от центрального ней-
рон|(нейрон i-го порядка), а аксоны связаны с гладкой мускулатурой.
Клетки 2-го типа могут осуществлять чисто местный автономный рефлекс
для данного органа, будучи связаны со слизистой оболочкой, с одной
стороны, и с клетками 1-го типа—с другой.
Исследования Б. И. Лаврентьева, во-первых, подтвердили
существование двух, резко различных типов нервных клеток в интра-
муральных ганглиях пищеварительного тракта млекопитающих. Одно-
временно с этим на большом гистологическом материале (кошка, собака,
корова, крыса, верблюд) ему удалось установить, что клетки 1-го и 2-го
типа по всей длине пищеварительного тракта распределены неравно-
мерно. Если выразить это математически знаками и <^, то получатся
следующие две формулы:
Клетки 1-го типа
Пищевод > желудок > кишечник < прямая кишка
(у жвачных рубец,
сетка, книжка)
Клетки 2-го типа
Пищевод < желудок < кишечник > прямая кишка
(у собаки и коровы
в пищеводе отсут-
ствуют совершенно)
Опыты показали, что перерезка обоих блуждающих нервов на шее
ведет к дегенерации перицеллюлярных аппаратов на клетках 1-го типа.
Нахождение их в большом количестве в прямой кишке заставило пред-
полагать, что и здесь они связаны с парасимпатическим путем. Двусто-
ронняя перерезка n. errigentis подтвердила полностью это предположение.
После этого перерождаются перицеллюлярные аппараты на клетках
1-го типа в прямой кишке. Дальнейшие исследования Б. И. Л а в-
рентьева дают основания думать, что и в области перехода тонкой
кишки в толстую имеет место некоторое сгущение клеток 1-го типа.
Итак, распределение клеток 1-го типа по длине пищеварительного
тракта довольно точно совпадает с теми пунктами желудочно-кишеч-
ной трубки, которые были выделены нами в процессе изучения как нерв-
ных дистрофий, так и явлений воспаления.
Мы видели, что в области желудочно-кишечного канала при генера-
лизации «чистого нервно-дистрофического процесса» выделяются опреде-
ленные места, где интенсивность тканевых изменений оказывается наи-
197
большей. Если эти же места сделать пунктом первичного раздражения,
то возникающий здесь «чистый воспалительный процесс» и по своей интен-
сивности и по наклонности к генерализации также будет отличаться от
соответствующего процесса на соседних участках. Опыты с девагиро-
ванием дают основание думать, что эта разница связана с процессами
типа нервных дистрофий, которые с означенных пунктов вызываются
легче и, сплетаясь с воспалением, резко отягощают последнее.
Чтобы нервный компонент воспаления сделать в данном случае оче-
видным, нужно было попытаться вызвать с тех же пунктов другой про-
цесс-, нервная природа которого была бы вне сомнений, но который не
был бы ни чистым воспалением, ни чистой дистрофией. Для этбго мы
остановились на анафилаксии.
Симптомокомплекс анафилаксии есть симптомокомплекс эпилепсии,
т. е. наверное нервный. Кроме того, для ее получения первую инъек-
цию раздражителя желательно производить не в кровь,а непременно в тка-
ни. Что бы ни говорили о значении непосредственного соприкосновения
раздражителя с разнообразными тканевыми элементами, мы не забудем,
что среди них имеются и нервные окончания, т. е. что нервная форма
раздражения возникает здесь с первых же шагов. Наконец, наступлению
анафилаксии, безразлично пассивной или активной, предшествует инкуба-
ция. При анафилаксии пассивной она только короче. Большой ряд наблю-
дений, приведенных выше, создал у нас известную настороженность при
оценке генеза всех явлений, впереди которых идет инкубация. Послед-
нюю мы уже считали сигналом того, что перед нами явление нервной
природы.
Вероятную близость нервных механизмов двух, казалось бы, столь
различных явлений, как нервно-дистрофический процесс и анафилакти-
ческий шок, можно допустить еще на основании следующих наблюдений.
У свинок, погибших от этого шока, особенно в случаях более затяжных,
мы многократно отмечали кровоизлияния в слизистую желудка и прямой
кишки, т. е. как раз на местах, типичных для стандартной формы генера-
лизованного нервно-дистрофического процесса.
В целях выяснения поставленного вопроса сотрудник мой И. А. П и г а -
лев произвел ряд опытов на свинках. Сенсибилизация велась при помощи
лошадиной сыворотки. Пунктами инъекции у одних животных являлась
стенка желудка, у других—стенка тонкой кишки, приблизительно на сере-
дине ее протяжения. Доза сыворотки была минимальна: 1 капля. У свинки
стенка тонкой кишки настолько действительно тонка, что ввести в нее
иглу и не проколоть насквозь является далеко не простым делом. А между
тем необходимо иглу провести в толще кишечной стенки возможно дальше,
иначе через канал от укола сыворотка выйдет назад в свободную брюш-
ную полость. Этого нужно очень опасаться, так как сенсибилизация через
брюшную полость есть самый верный путь для получения анафилаксии.
Если бы это произошло, мы не имели бы разницы в пунктах первичного
раздражения в обеих группах наших животных. Чтобы гарантировать
себя от возможности подобной ошибки, мы употребляли самую тонкую
иглу, продвигали ее как можно глубже между слоями кишечной стенки
и тщательно контролировали проникание сыворотки, именно в ткани.
Последнее в общем нетрудно, так как кишечная стенка почти проз-
рачна. В случае каких бы то ни было сомнений свинка исключалась из
опыта.
Разрешающая доза сыворотки всем животным вводилась в кровь через
3 недели после начала сенсибилизации.
198
В стенку желудка сенсибилизировано было 46 свинок, из них:
Количество %
Смертельный шок развился........................ 34	74
Несмертельный шок............................... 11	24
Не было шока..................................... 1	2
В стенку тонкой кишки сенсибилизировано 38 свинок, из них:
Количество %
Смертельный шок развился......................... 8	23
Несмертельный шок................................ 13	33
Не было шока..................................... 17	44
Сравнение этих цифр говорит само за себя. Если сюда добавить, что
между слоями тонкой кишки нам никогда не удавалось продвинуть иглу
так далеко, как в желудке, т. е. что опасность попадания сыворотки
в брюшную полость через укол в первом случае была значительно больше,
то разница должна увеличиться.
Я далек от мысли, исходя только из приведенных данных, разбирать
весь механизм такого сложного и до сих пор малопонятного феномена,
каким является анафилаксия. Для его понимания нехватает учета
может быть весьма многих обстоятельств. Однако, несомненно, что в нерв-
ной части механизма анафилаксии имеется нечто близкое к механизму
нервных дистрофий, также возникающих из очага первичного раздра-
жения, также проходящих сложный путь внутри нервной сети (инкуба-
ция) и также завершающихся определенной настройкой,
В результате судорожный синдром является как бы заранее подго-
товленным и ждет лишь сигнала. Таким сигналом считают взаимодей-
ствие антигена с сенсибилизином, которое, согласно мнению А. М. Бе з-
редка, Люмьера (Lumiere) и других, совершаясь на поверхности
клеток центральной нервной системы, нарушает их равновесие.
В правильности такого представления можно сомневаться. Во-пер-
вых, для раздражения соответствующих нервных образований вовсе нет
необходимости в непосредственном контакте их с каким-либо раздражаю-
щим веществом. В части этой книги, касающейся генеза судорожных
процессов, было приведено много примеров смертельных судорожных
состояний, которые у собак, имеющих постоянный пункт раздражения
внутри нервной сети, развивались вслед за максимальным извлечением
цереброспинальной жидкости.
Во-вторых, в настоящее время в наших руках имеется материал,
свидетельствующий, что при сенсибилизации животных (кроликов и со-
бак) сенсибилизины в районе центральной нервной системы, в частности
в цереброспинальной жидкости, не появляются. Следовательно, не может
быть и встречи их с антигеном на поверхности центральных нервных
клеток. Данные эти были получены сотрудниками моими А’. В. Поно-
маревым и А. А. Канаревскойхв опытах с пассивной анафи-
лаксией. Для получения анафилактических антител употреблялись кро-
лики и собаки, а для обнаружения их—морские свинки (гетерологическая
пассивная анафилаксия).
Методика опытов заключалась в том, что животным в брюшную полость
или в вену повторно вводился? антиген в больших дозах. Антигеном слу-
жили яичный белок или лошадиная сыворотка. По окончании этих про-
1 А. В. Пономарев и А. А. Канаревская. Арх. биол. наук, т. 36, вып.
3, сер. В.
199
цедур через 8 дней у животных брали цереброспинальную жидкость
и кровь. Из последней приготовлялась сыворотка. Часть свинок полу-
чала в брюшную полость инъекцию сыворотки, другая—равное коли-
чество цереброспинальной жидкости.
Так как количество жидкости у кроликов очень невелико, а извле-
кать ее максимально нельзя, чтобы избежать примеси крови, то на одну
свинку приходилось употреблять жидкость нескольких кроликов. В опы-
тах с собаками этого, конечно, не требовалось. Через 24 часа после ука-
занной подготовки свинки получали определенные количества соответ-
ствующего антигена (яичный белок или лошадиная сыворотка) непо-
средственно в вену. В результате все свинки, подготовленные сывороткой
кролика или собаки, прошли через выраженный анафилактический шок,
в большинстве случаев закончившийся смертью. Ни у одной свинки, под-
готовленной цереброспинальной- жидкостью, не было никаких явлений
анафилаксии.
Таким образом, сенсибилизины, накопляющиеся в крови в ответ на
введение антигена, не переходят в район центральной нервной системы
и, следовательно, в дальнейшем контакт их с антигеном не может про-
исходить на поверхности центральных нервных клеток. Процесс разы-
грывается на нервной периферии, настроенной специальным образом
и включающей в реакцию центральные части не через раздражитель,
а через раздражение. Здесь именно и кроется причина того, что фено-
мен анафилаксии можно наблюдать даже на изолированных и отмытых
от крови органах сенсибилизированного животного!
Необходимо повторить, что вопрос о природе анафилаксии мы не
считаем этим путем выясненным. В сложном механизме анафилаксии
наше внимание было привлечено лишь нервной его стороной. Последнюку
удалось изучать в тех же методических условиях, что и процессы типа
нервных дистрофий, а это не могло не создать представления о какой-то
степени качественной их близости.
Итак, течение местного воспалительного очага, а с ним и судьба орга-
низма стоят в несомненной зависимости от того, в какой форме и степени
вовлечена в этот процесс нервная система. Влияние ее здесь нельзя расце-
нивать только отрицательно. Мы хорошо знаем, что огромное боль-
шинство острых воспалений заканчивается выздоровлением. Если бы
включение нервного компонента было всегда фактором отягощения, то
каждый местный воспалительный очаг неизбежно приводил бы животное
к смерти. Травма, полученная нервной системой в участке тканей, изме-
ненных воспалением, возвращалась бы обратно в виде нервно-дистрофи-
ческого процесса. Состояние пораженного участка ухудшалось бы еще
более, а это в свою очередь должно было увеличивать нервную травму.
В результате—заколдованный круг, из которого нельзя выйти.
Так как ни одно животное в течение своей жизни не гарантировано
от мелких травм и сопровождающего их воспаления, то история разви-
тия была бы просто невозможна. Однако, мы видим другое. Следовательно,
нервный компонент воспаления может быть фактором положительным,
т. е. трофическим. Дистрофическим в своих экспериментах мы его видим
потому, что сильно преувеличиваем условия, в которых ведется изуче-
ние процесса.
Впрочем мы не всегда встречались с этим фактором только как с от-
рицательным, свидетельством чего являются опыты с девагированием.
Изменение нервных отношений органа, при известных условиях, созда-
вало поворот воспалительного процесса в благоприятную сторону. Но
200
тогда и во всех других приемах лечения и профилактики воспаления следует
предположить наличие влияний на нервную систему. Экспериментальное
решение этой задачи представляло, таким образом, большой интерес.
Соответствующие опыты были поставлены сотрудником моим А. В. П о-
н о м а р е в ы м1. Предметом анализа была активная местная иммуни-
зация антивирусом по Безредка. Подопытными животными слу-
жили кролики.
Как известно, прикладывая на кожу животного компресс, смоченный
антивирусом, А. М. Безредка получал в этом участке явления
иммунитета. Если взять для смачивания большую площадь кожи, то
явления местного иммунитета можно констатировать не только в этой
области, но и по всей кожной поверхности. Нужно сказать, однако, что
в участках, не подвергавшихся непосредственному воздействию антиви-
руса, явления местного иммунитета выражены значительно слабее.
Факт генерализации процесса по всей кожной поверхности живот-
ного трудно понять, если привлечь для его объяснения, как это и делают,
циркуляцию лимфы. Мы не имеем данных, свидетельствующих об особой
циркуляции лимфы по всей системе кожных щелей. Наоборот, факты
говорят о том, что лимфатическая система кожи регионарна. На при-
мере скарлатины мы видели, что генерализованное поражение всей кож-
ной поверхности легко угашается из района центральной нервной системы.
Допустимо думать, что и в опытах с антивирусом мы имеем дело с анало-
гичным процессом.
Каким образом ставятся обычно эксперименты с «антивирусом»?
Прежде всего, шерсть животного сбривается. Но брить не значит
удалить только волосы. Это значит соскоблить эпидермис и обнажить
те части эпителиального слоя, которые обильно снабжены нервными
окончаниями. После бритья антивирус получает уже возможность войти
в контакт с нервной системой кожи, вызывая, таким образом, ее раздра-
жение.
Для опытов мы брали двух кроликов. Обоим им выбривалась кожа
ушей и производилась перерезка всех чувствительных и двигательных
нервов левого уха. Чувствительные нервы перерезались на шее, nervus
facialis—тотчас у выхода его из кости, так как веточки его к уху отхо-
дят сразу в этом месте. Одному из кроликов на оба уха накладывались
и укреплялись компрессы с антивирусом. Компрессы периодически,
в течение 24 часов смачивались. Через сутки обоим кроликам впрыски-
валось одновременно в кожу и, отчасти, под кожу обоих ушей равное
количество культуры стафилококка.
У контрольного кролика, которому компресс с антивирусом не при-
кладывался, воспалительные изменения развивались почти совершенно
одинаково как на нормальном, так и на денервированном ухе. Через
24 часа оба уха были одинаково отечны, красны и горячи наощупь. На
вторые сутки на обоих ушах появлялись некротические участки.
У подопытного же кролика на обоих ушах была совершенно различ-
ная реакция. На правом ухе, где нервы были целы, не отмечалось никаких
воспалительных явлений, исключая незначительного уплотнения тканей
на месте впрыскивания. Ухо было бледно, неотечно и наощупь холодно.
В то же время на левом ухе, где нервы были перерезаны, воспалительная
реакция была очень велика, ничем не отличаясь от воспалительной реак-
1 А. В. Пономарев. Арх. биол. паук, т. 28, в. 4, 1928; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 63, H. 1 u. 2, 1928.
201
ции на обоих ушах контрольного кролика (отек, краснота, повышение
температуры, некрозы). Опыт был поставлен несколько раз в одних и тех же
условиях и с одинаковым результатом.
Антивирус, таким образом, оказался способным вызывать явления
местного иммунитета только в тканях, нервные отношения которых были
нормальны. Нарушение их в корне меняло всю реакцию.
В этой серии опытов мы встретились с любопытным противоречием.
Перерезка нервов уха не оказала, как видно, почти никакого влияния на
ход воспаления в нем. Для Ш и м у р а это и послужило в свое время по-
водом отрицать участие нервной системы в воспалительном процессе. Одна-
ко, из дальнейших наблюдений выяснилось, что дело здесь обстоит да-
леко не так просто.
Иммунизация местных элементов антивирусом достигалась только
при сохранении тем же органом нормальных нервных связей. Перерезка
создавала условия, недопускающие развития иммунитета; следовательно,
за нервной системой необходимо признать право угашать воспаление.
Было бы странно, если бы она обладала этой функцией, не играя роли в са-
мом процессе!
Вывод отсюда один: в сложном морфологическом и функциональном
комплексе воспаления далеко не все нам известно. Оценивая явление по
тем или иным внешним признакам, мы опускаем остальные и в результате
имеем неполноценное знание. В области нервной физиологии и морфологии
каждый год приносит новые факты. Многие лишь с трудом укладываются
в рамки старых понятий, некоторые же из них, опыты Пауля Вейса,
например, просто стоят особняком.
Говоря о перерезке нерва, не следует забывать, что рассекаемые при этом
пучки волокон не равноценны. Так, денервация уха у кролика дает со-
всем не то, что девагирование желудка. Сведения о vagus вообще очень эле-
ментарны. Недавние исследования Б. А. Долг о-С а б у р о в а из
лабораторий Бушмакина и Тонкова обогатили нас в этом отно-
шении рядом новых интересных данных. Оказалось, например, что при
перерезке n. vagi на любом уровне (шейный, грудной, брюшной отделы)
регенерирует всегда не только центральная, но и периферическая культя.
Выяснилось также, что сохранившиеся волокна периферического отрезка
нельзя отнести к «особо резистентным», описанным в свое время еще
Р. Кахалем (Ramon J Cajal), Де Кастро (De Castro) и другими.
Резистентные волокна наблюдаются лишь в течение первых 5—7 дней
после перерезки, затем они исчезают. Здесь же они были констатиро-
ваны через 13—19 и даже 30 дней. Регенерация периферической культи
в опытах Долг о-С а б у р о в а особенно ярко отмечалась в брюшном
отделе n. vagi. Работы эти только лишь начаты, но они сулят в корне
изменить наши представления о морфологии и физиологии этого нерва,
который сам по себе является сложным нервным отделом.
Неудивительно поэтому, что зависимость воспаления от нервных влия-
ний труднее установить на ухе кролика, чем в частях его желудочно-ки-
шечного тракта. Если бы Ш и м у р а перенес свои эксперименты только
в другую нервную область, отрицательный взгляд его на роль нервной си-
стемы в процессе воспаления значительно ослабел бы в своей категорич-
ности.
Опыты с антивирусом вызвали у нас желание получить тот же эффект
другим путем, перенеся контакт антивируса с нервной системой в другую
нервную область, например в субарахноидальное пространство (опыты
моего сотрудника А. В. Пономарева)
202
С этой целью приготовленный обычным способом «поливалентный» ста-
филококковый антивирус, разведенный в 3—5 раз физиологическим рас-
твором, мы вводили кролику субарахноидально. Неразведенный антиви-
рус употреблять нельзя, так как при этом развиваются тяжелые судорож-
ные явления, и животные погибают.
Непосредственно вслед, или даже раньше этого, в кожу и отчасти под
кожу живота кролика впрыскивалась в различных количествах культура
стафилококка. Контроль мы брали двойной. Для контроля один нормаль-
ный кролик одновременно с подопытным заражался тем же способом и той
же дозой культуры под кожу и в кожу живота. Кроме того, мы брали еще
третьего кролика, который в течение 24—48 часов перед этим подгото-
влялся прикладыванием компрессов с антивирусом на обритую кожу живо-
та. Одновременно с другими и в тех же условиях заражался и этот кролик.
В результате оказалось, что местные явления после заражения кролика,
которому антивирус вводился в субарахноидальное пространство, были
не только меньше, чем у простого контроля, но иногда меньше, чем укро-
лика, обработанного непосредственным приложением антивируса к коже.
А ведь подопытного кролика мы заражали почти одновременно с субарах-
ноидальным введением антивируса.
Когда, во избежание ядовитого действия, мы стали вводить антивирус
в кровь, после чего кролика «буксировали», то результат получился
в общем даже более отчетливый.
Опыт располагался так, что двум кроликам мы вводили 5,0 антивируса
в кровь, а затем одного из них «буксировали». Оба эти кролика, а также
третий, подготовленный в течение 24 часов прикладыванием компрессов
с антивирусом, заражались одновременно и одинаково. В этих случаях
приходилось иногда наблюдать, что чрезе 24 часа после заражения у кро-
лика, которому производилось «буксирование», местных воспалительных
изменений еще почти нет, тогда как у обоих других они всегда были выра-
жены совершенно ясно, хотя и в разной степени.
Мы не выясняли, как долго длятся явления «местного» иммунитета кожи
при той или иной форме воздействия антивируса на район центральной
нервной системы.
А. М. Безредка считает, что местный иммунитет, после непосред-
ственного приложения антивируса к коже, длится столько времени, сколько
антивирус остается в кожных клетках. Возможно, что при этом на нерв-
ную систему он действует дольше, чем при непосредственном введении
в район мозга, откуда все посторонние вещества очень быстро удаляются.
Но и кролики, обработанные в течение 24 часов антивирусом по методу
Безредка, также давали уменьшение местной реакции лишь в пер-
вые дни после заражения. Многие из них впоследствии погибали. То же
наблюдали мы и на наших животных. Чтобы при обычных условиях
получить от антивируса более длительные явления местного иммунитета,
компрессы необходимо прикладывать к коже в течение 2—4 дней.
Впрочем, в данном случае вопрос о длительности иммунитета нас
вообще не интересовал, так как из своих опытов мы, конечно, не предпола-
гали делать какие-либо практические выводы, а тем более предложения. Не
имел для нас значения и другой вопрос о специфической природе получав-
шихся явлений «местного иммунитета». Вызывало ла проникание антиви-
руса в район центральной нервной системы специальную форму ее раздраже-
ния или нет—факт тот, что в результате связанной с этим нервной пере-
стройки течение воспаления на периферии изменялось. Отсюда мы вправе
сделать вывод, что нервный компонент воспалительного процесса в основ-
203
ном есть фактор положительный (физиологический). Переход его в ди-
строфическую (патологическую) форму зависит от чрезмерности раздра-
жения.
Нашими опытами активной местной иммунизации еще в 1927 г. заин-
тересовался проф. В. В. Чирковский и вместе со своим сотруд-
ником Л. А. Дымшицем повторил их в несколько особой форме.
Объектом эксперимента был глаз кролика. Введение антивируса под
конъюнктиву или в переднюю камеру глаза не давало его иммунизации по
отношению к стафилококку. Когда же к этому был присоединен прием
«буксирования», то положительный эффект получился из 14 случаев в 10.
Оценивая все эти данные, мы должны были притти к заключению, что
в механизме местной иммунизации дело не ограничивается воздействиями,
которые подлежащая ткань испытывает непосредственно от иммунизи-
рующего агента. Химиотаксис, лежащий в основе клеточных реакций имму-
нитета, есть реакция безусловная, однако мы видим, что размер этой реак-
ции зависит от каких-то воздействий из центра, т. е. что функцией по-
движных элементов, играющих роль в иммунитете, в известной мере
руководит нервная система.
С. И. Метальников, иммунизируя гусениц к холерному виб-
риону, устанавливает, что развитие иммунитета у них стоит в связи с цело-
стью одного из нервных узлов и также высказывается за признание нерв-
ных влияний на фагоцитирующие элементы.
За время производства всех этих экспериментов было, как видно,
затронуто большое число вопросов общей патологии, но основное внима-
ние оставалось фиксированным на одном. Формулировать его можно сле-
дующим образом.
Место первичного раздражения, по крайней мере, на некоторое время
определяет форму развертывания дистрофического процесса внутри нерв-
ной сети.
Если степень раздражения переходит какие-то силовые пределы,, то
каждая нервная клетка, вовлеченная в процесс, сама становится источни-
ком раздражения и создает новые его очаги. Процесс развертывается стре-
мительно и быстро достигает стадии общей дистрофии. Это и есть основное
препятствие на пути исследования, стремящегося разбить и изучить про-
цесс по этапам.
Отсюда, конечно, не следует, что только сила и место первичного раз-
дражения являются условиями, определяющими весь процесс от начала до
конца. Мы имели возможность многократно видеть, что, несмотря на оди-
наковость места и возможное уравнение силы, в одних случаях развивалась
чистая нервно-дистрофическая форма тканевых изменений, в других—
воспаление, в третьих—анафилактический шок, в четвертых—феномен
Шварцмана ит. д.
В общей картине раздражения здесь каждый раз отмечаются яркие
особенности, но в части нервного механизма всех этих, столь по внешности
разнородных явлений имеется что-то общее, что их объединяет.
Степень функциональных изменений нервных элементов делает то,
что первичный воспалительный очаг приобретает все черты вторичного,
развившегося в результате генерализации нервно-дистрофических явле-
ний. Микробы будут там и здесь. В обоих случаях их можно считать пато-
генными, т. е. сообщающими нечто процессу,, который, однако, и без них
может прогрессировать и с ними закончиться благополучно.
204
ХРОНИЧЕСКОЕ РАЗДРАЖЕНИЕ (ВОСПАЛЕНИЕ)
Изучение хронических форм раздражения (воспаления) в последние
годы не представляло для нас трудности, так как все основные предпосылки
для этого имелись уже в материалах, полученных ранее.
Мне не раз приходилось упоминать, что среди отдельных форм нервно-
дистрофического процесса мы наблюдали у наших животных периодиче-
скую или ритмическую картину его течения. Временно исчезавшие пато-
логические изменения в тканях возобновлялись и обычно на местах старых
поражений. Мы научились также легко провоцировать эти рецидивы. Сле-
довательно, в организме создавались какие-то постоянные пункты, про-
должавшие хранить след бывшего повреждения. Временное выздоровле-
ние не свидетельствовало об окончательной ликвидации процесса. Так
как причиной и первоначальных изменений и рецидива процесса и его прово-
кации были раздражения нервной природы, а сами изменения лишь отра-
жали на периферии другой процесс, текущий внутри нервной сети, то
вывод напрашивался сам собой. Понятие о сенсибилизации, так же как стран-
ное представление о «дремлющей инфекции» получали отсюда свою настоя-
щую оценку и конкретное содержание.
Чтобы ткани на периферии непрерывно были раздражены, находились
в состоянии «доминанты» или «готовности» к переходу в явно патологи-
ческое состояние вовсе не требуется, чтобы агент раздражения был доку-
ментально внешним, чтобы его, как улику, можно было найти среди постра-
давших элементов, изолировать от них и изъять. К этому постороннему
агенту нельзя подойти с требованием очевидных «на-глаз» доказательств.
Формально он легко может остаться невидимым, что не мешает ему быть
для тканей действительно внешним.
Микробы, обнаруживаемые у наших животных в хронических неза-
живающих язвах, поселялись там вторично и имели случайный характер.
Их наличие не усиливало процесса, удаление же—его не устраняло.
А между тем эти язвы являются не чем иным, как очагами хронического
воспаления. В этом каждый легко может убедиться, произведя соответствую-
щий морфологический анализ.
Таким образом, местного извращения нервных влияний достаточно и для
возникновения и для поддержания очагов хронического воспаления.
Однако, в патологии имеется большое число примеров, когда такие
очаги несут на себе некоторые черты, сообщающие им особые или, как
принято говорить, специфические отличия. Внутри таких очагов всегда
или почти всегда присутствуют определенные, а не случайные микроорга-
низмы, которым поэтому очень трудно отказать в роли производящих аген-
тов. Здесь в первую очередь следует назвать туберкулезный вирус и сифи-
литическую спирохету (sp. pallida).
Экспериментируя с ними на животных, мы, как известно, получаем
205
картину местных изменений, типичную для каждого из этих раздражителей.
По отношению к туберкулезу здесь приходится учесть и еще одно важное
обстоятельство. В настоящее время имеются способы заражения туберку-
лезом тканевых культур in vitro (Тимофеевский, Макси-
ме в и другие). Развивается болезнь культуры с образованием бугорков.
Все это идет, конечно, при отсутствии каких бы то ни было нервных влия-
ний. Создается впечатление, что не только само по себе заболевание тубер-
кулезом, но и форма реакции на него являются процессами самостоятель-
ными, не стоящими ни в какой связи с функцией нервной системы.
Обращаясь к спонтанному заболеванию туберкулезом, мы, странным
образом, видим другое.
Клиника уже давно и высоко оценивает состояние нервной системы при
этом процессе. Со времени Ш п и с с a (Spiess) ларингологи часто и с успе-
хом применяют различные формы местной анэстезии, а также невротомию
n. laryngei superioris для лечения туберкулезных язв гортани (Верхов-
ский).
А. Г. Молотков имеет в настоящее время уже большой материал
по вопросу о лечении туберкулезных язв языка невротомией n. glosso-
pharyngei. Среди его наблюдений на мой взгляд особо выделяются случаи,
когда обширная и грязная язва языка быстро заживала и эпителизирова-
лась, а сквозь прозрачный тонкий слой нового эпителия в глубине тканей
оставались видными отдельные бугорки. Они теперь почему-то не вызы-
вали добавочной реакции в окружающих тканях. Биопсия таких участков
показала наличие в них типичных тканевых и микробных элементов, ко-
торые в дальнейшем исчезали лишь постепенно. Таким образом, сначала
заканчивалось воспаление, а затем шла ликвидация вызвавших его «причин».
Здесь есть над чем поразмыслить людям, убежденным в независимости во-
спалительной реакции тканей от нервных влияний!
Не вполне понятным остается и еще одно обстоятельство. Из данных
лабораторного эксперимента нам известно, что непосредственной инъек-
цией вируса удается заразить туберкулезом почти любой орган. При спон-
танной же форме этого процесса или при заражении через кровь органы
животного поражаются избирательно и в какой-то определенной последо-
вательности. Невольно приходится думать, что при инъекциях вируса
в орган, помимо введения специального раздражителя, наносится еще и
вульгарная травма. В случаях проникания вируса в те же ткани через
кровь этого добавочного фактора нет или он значительно меньше.
Простой встречи с вирусом таким образом недостаточно, необходимо
еще, как говорят, понижение «резистентности» данного органа к вирусу.
Следовательно, место для очага подготовляется или заранее или одновре-
менно, но действием какого-то другого агента. Естественно было искать
здесь участия тех именно процессов, которые изучаются нами под именем
нервных дистрофий.
К изложению соответствующих материалов я и перехожу (опыты моего
сотрудника А. В. Пономарев а)1.
Подопытными животными были кролики. Заражение производилось
в нижнюю долю правого легкого культурой Vallee, ослабевшей несколько
в своей вирулентности. Затем в одних случаях перерезался правый n. va-
gus, в других—левый. Контролями служили нормальные кролики, за-
раженные в тех же условиях. Через 4—5 недель кролики убивались и
1 А. В. По н'о марев. Арх. биол. наук, т. 29, вып. 4, 1929; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 70, H. 3 u. 4, 1930.
206
вскрывались. В правом легком, в которое производилось заражение, а
также в его плевре туберкулезный процесс можно было констатировать во
всех случаях, но в левом легком лишь очень редко, гораздо реже и
слабее, чем у контролей. Таким образом, перерезка любого блуждающего
нерва на шее у кролика затрудняла развитие туберкулеза в левом лег-
ком, несмотря на то, что в правых легком и плевре имелся большой
туберкулезный очаг. Изменение нервных отношений в одном из парных
органов сказывалось и на другом. Легкое делалось более резистентным
к гематогенному туберкулезу и тогда, когда перерезался левый vagus, и
тогда, когда правый.
В дальнейшем были поставлены опыты, методически повторявшие
описанные в предыдущей главе (опыты моих сотрудников И. А. П и г а-
леваиГ. С. Эпштейн а1). Они имели целью проследить течение тубер-
кулезного процесса при условии зараженияв различныепункты желудочно-
кишечного тракта.
Для заражения мы брали самую слабую из туберкулезных культур,
именно—BCG. Инъекция вируса производилась кролику в одинаковом
количестве и в одинаковое число мест стенки желудка и толстой кишки,
вдали от прямой. Через 1 месяц кроликубивался и производилось вскрытие.
Во всех случаях без исключения изменения в стенке желудка были вы-
ражены во много раз сильнее, чем в стенке толстой кишки. В желудке
в каждом пункте инъекции всегда имелся инфильтрат и отечность на не-
котором протяжении вокруг. Инфильтрат достигал величины горошины
и даже лесного ореха. Иногда мы наблюдали изъязвление слизистой обо-
лочки желудка над инфильтратом. Что касается толстой кишки, то здесь
даже найти место инъекции было всегда довольно трудно, иногда же
просто невозможно. Эти места определялись гиперемией или «гнойной
точкой» в пункте укола. В стенке желудка иногда мы наблюдали образова-
ние воспалительных инфильтратов и вне места инъекции, чего никогда не
было в стенке толстой кишки.
Необходимо отметить, что микроскопическое исследование кусочков,
вырезанных из воспалительных инфильтратов стенки желудка и толстой
кишки, показало отсутствие типичных туберкулезных бугорков. Следова-
тельно, при этом вирусе специфически туберкулезной реакции в тканях не
развивалось, и дело ограничивалось простыми явлениями хронического
воспаления.
В другой серии опытов заражение кроликов BCG производилось не-
сколько иначе. Именно: вирус в стенку желудка, тонкой и толстой кишок
инъицировался не на одном животном, а на разных. Количество вируса
и число мест инъекции было одинаково. При этих условиях оказалось, что
воспалительные изменения в стенке толстой и особенно тонкой кишок были
еще меньше, чем в опытах первой серии: из 5—б уколов на вскрытии едва
удавалось найти 2—3, обычно в виде небольшого рубцового следа на сероз-
ной поверхности.
В этих опытах был отмечен еще следующий факт. При вскрытии кро-
ликов, убитых через 4—5 недель после заражения в стенку желудка, мы
часто находили в легких у них воспалительные изменения острого (не ту-
беркулезного) характера. У кроликов, зараженных в стенку толстой
кишки, такого поражения легких мы не наблюдали. Таким образом, раз-
дражение стенки желудка вызывает в другом органе того же нервного сег-
1 И. А. Пигалев и Г. С. Эпштейн. Арх. биол. наук, т. 29, вып. 4, 1929;
Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 70, H. 3 u. 4, 1930.
207
мента повышенную восприимчивость к неспецифическому воспалению, т. е.
сенсибилизирует легкое.
В другой серии подобных опытов мы употребили вирулентную куль-
туру Vallee и получили тот же результат. Он был несколько менее отчет-
лив, так как эта культура вызывает поражения, выходящие за пределы
места инъекции не только в желудке, но и в толстой кишке.
В дальнейших опытах с культурой Vallee мы наблюдали следующее.
В каждый эксперимент включалось три одинаковых по весу кролика.
Из них один девагировался. Через две недели всем трем производились
лапаротомия и заражение в стенку желудка одинаковым количеством виру-
лентной культуры Vallee. Число мест инъекции и их расположение у всех
трех было одинаково. Через 2—3
недели после этого одного из двух
кроликов, зараженных в стенку нор-
мального желудка, мы также деваги-
ровали. Во время операции подробно
осматривалась брюшная полость и
составлялся протокол. При этом все-
гда можно было определить уже до-
вольно тяжелые и разлитые измене-
ния стенки желудка, сальника и две-
надцатиперстной кишки. Еще 2—4
недели спустя всех трех кроликов
мы убивали и производили вскрытие.
В результате оказалось, что на-
иболее тяжкие изменения желудка,
сальника, печени, париэтальной брю-
шины и т. д. наблюдались всегда у
нормального кролика. Сальник при
этом был усеян отдельными бугор-
ками и их конгломератами, склеро-
зирован и часто сморщен в комок.
Почти в той же степени поражен и
желудок. Определить здесь пункт
инъекции вируса невозможно, так
как и соседние и даже удаленные
части желудочной стенки поража-
Большое количество бугорков наблю-
Рис. 45. Желудок контрольного кро-
лика (нормального). Убит через 40 дней
после заражения в стенку желудка
культурой tbc Vallee.
лись приблизительно одинаково.
дается и на париэтальной брюшине, особенно в диафрагмальной ее
части. Гораздо меньше поражается висцеральная брюшина, одевающая
тонкие и толстые кишки, а также и их брызжейки.
У кроликов, которым была произведена операция перерезки обоих
блуждающих нервов ниже диафрагмы, весь процесс протекает иначе.
В сальнике удается видеть только отдельные бугорки, он не склеро-
зирован и не спаян с соседними частями. В стенке желудка всегда легко
определяются места инъекции вируса, так как вне их желудок поражается
незначительно. Здесь лишь местами можно встретить отдельные бугорки.
Париэтальная брюшина, обычно, страдает в той же степени, как и у кро-
ликов первой группы, но висцеральная, в том числе брызжейки кишок,
почти совершенно чиста.
Интересно, что у кроликов, которым перерезка блуждающих нервов
была произведена спустя 2—3 недели после заражения, получается почти
тот же результат, что и у кроликов, девагированных до заражения. Даже те
208
Рис. 46. Желудок подопытного кролика. Оба
блуждающих нерва перерезаны под диафрагмой
за 22 дня перед заражением культурой tbc
Уа11ёе. Убит через 40 дней после заражения.
изменения, которые были отмечены во время операции девагирования, не
только не усиливались, но часто значительно ослабевали. В нескольких
случаях результат последовательного девагирования был даже лучше,
чем результат девагирования предварительного.
Любопытны данные другой серии экспериментов, поставленных также
с культурой Valjee. Всякий раз как кролики заражались в свободную брюш-
ную полость, а особенно в стенку желудка, у них развивалось тяжелое
поражение обоих легких. Можно сказать, что это поражение во всей кар-
тине болезни уже вскоре делается главным. Бугорки пронизывают оба
легкие настолько, что легочная ткань между ними лишь с трудом обнару-
живается. Если одновременно
или вскоре после заражения
перерезать vagus не под диа-
фрагмой, а на шее и притом
только один нерв, это задер-
живает процесс в обоих легких.
В легочной ткани животных че-
рез те же сроки удается обна-
ружить лишь отдельные бу-
горки, рассеянные далеко друг
от друга. Иногда мы даже
находили оба легких свобод-
ными от бугорков, в то время
как легкие контрольного кро-
лика были поражены сплошь.
Таким образом, туберкулез
стенки желудка сенсибилизи-
рует легкие кролика при це-
лости нормальных нервных
отношений. Изменение послед-
них влечет за собой, хотя бы
на время, повышение рези-
стентности этого органа к ту-
беркулезу.
Односторонняя перерезка n. vagi на шее одинаково отражалась на обоих
легких. Она, следовательно, действовала не только сама по себе, но и слу-
жила стимулом создания новых отношений внутри нервной системы.
Это изменяло биолого-химические свойства и тех тканей, с которыми рас-
сеченный нерв имел прямую связь, и других, относящихся ко второй поло-
вине нервного сегмента. Таким образом, и здесь повторялось правило, уже
неоднократно отмеченное мною ранее: при оценке действия того или иного
приема, направленного на нервную систему, нужно считаться не только
с формой этого приема, но и с самим актом вмешательства, являющимся
родоначальником целой группы процессов.
Для того, чтобы порядок туберкулезного поражения органов поставить
в ясную зависимость от процессов, развертывающихся внутри нервной
сети, необходимо организовать эксперимент в такой области, где в сложных
взаимоотношениях нервных приборов можно разобраться, пользуясь
хотя бы данными истории развития. Такую область мы имеем в мочеполовой
системе.
Яичко, придаток и почка являются органами, которые топографически
и функционально тесно объединены, но происходят из разных источников.
В клинике человека все три органа часто поражаются туберкулезом по-
14 А. Д. Сперанский
209
рознь и одновременно, однако связь между этими отдельными процессами
до сей поры не установлена. Несмотря на большую работу эксперимента-
торов и клиницистов, задача осталась неразрешенной или разрешенной
крайне противоречиво. В этом легко убедиться, просмотрев соответствую-
щую литературу [Баумгартен, Кремер, Савамура (Baum-
garten, Kramer, Sawamura), С. П. Федоров, Хольцов, Кютт-
н е р (Kiittner), Вильдбольц (Wildbolz), Израэль (Israel) и'др.].
Вопрос решался почти исключительно на основе данных изучения мор-
фологии путей и механики движения по ним жидкостей—крови, лимфы,
мочи и спермы. Создавались произвольные допущения о прямом и обрат-
ном токе этих жидкостей, вместе с ко-
Рис. 47. Желудок подопытного кро-
лика. Оба блуждающих нерва пере-
резаны под диафрагмой через 27 дней
после заражения культурой tbc Val-
lee. Убит через 40 дней после зара-
жения.
низма. У кролика, независимо
вскоре наиболее пострадавшим <
торыми и должен распространяться
вирус. Для симметричного поражения
второго придатка искали объяснения
в обратно-перистальтических движе-
ниях семявыносящего протока (vas de-
ferens). В итоге продвижение микроба
из области первичного очага по труб-
чатым путям попрежнему считается
единственной причиной распростране-
ния процесса. Однако, всем известно,
что последний лишь очень редко пере-
ходит с придатка на яичко, несмотря
на интимную их близость, и, наоборот,
очень часто поражает симметричный
придаток, путь к которому через имею-
щуюся, систему трубок далек и из-
вилист.
В построении своих экспериментов
мы исходили из следующих наблю-
дений.
Куда бы мы ни прививали кролику
tbc вирус—в подкожную клетчатку,
в кровь или внутрибрюшинно, генера-
лизация процесса по другим органам
обеспечена. Давно и хорошо известно,
что при этом никогда не получается
равномерное поражение всего орга-
। от места первичного заражения, уже
органом окажется легкое. В нисходящем
порядке следуют сальник, селезенка, связки печени. Общий туберкулез
органов брюшной полости начинается значительно позднее, даже если
само заражение произведено этим путем.
Еще позже развивается поражение почек. Его можно видеть только
в случаях затянувшихся, когда после заражения кролик живет 3—5 ме-
сяцев, или в случаях применения очень вирулентных культур, когда гене-
рализация процесса идет стремительно. Если же кролик погибает или
сами мы убиваем его в течение 30—50 дней после заражения, констатиро-
вать у него туберкулез почек почти не удается, хотя поражение других
органов в это время часто достигает уже весьма значительных степеней.
Это обстоятельство тем более странно, что разнесение tbc вируса из места
инъекции совершается через кровь, а последняя, в свою очередь, очи-
щается от микробных загрязнений именно через почки.
210
Исходя из представления о том, что образование каждого нового мест-
ного очага не случайно, что оно предопределяется какими-то идущими впе-
реди нарушениями тканевого состояния, мы задались целью искусственно
создать в организме такие нарушения для почки, но не прикасаясь непосред-
ственно ни к самому органу, ни к его автономному нервному аппарату.
Задача была'разрешена из следующих положений: почка млекопитаю-
щего, это—эмбриологически вторичная почка. Она развивается из осо-
бого участка соединительной пластинки между вентральным и дорзальным
отделами мезодермы. Из соседнего участка той же пластинки развивается
паренхима яичка (и яичника). Кровеносная система этих органов, как
известно, тесно связана. Можно думать, что так же должна быть сбли-
жена и их нервная система. Тогда, подействовав на нервные аппараты вну-
три яичка, мы получим право рассчитывать на то, что в страдание будет
вовлечена и нервная система почки.
Опыты были поставлены моими сотрудниками И. А. П и г а л е в ы м
и Г. С. Э п ш т е й н о м1 таким образом, что вирус инъицировался в парен-
химу яичка кролика в тех же количествах, что и раньше, при инъекциях
в другие места. Затем, спустя 4—5 недель, т. е. такой срок, при котором
другие способы заражения не дают поражения почек, кролик убивался.
В результате мы получили туберкулезное поражение обеих почек
во всех 100% наших опытов. Здесь, конечно, не могло быть и речи о какой-
либо лимфатической форме переноса вируса. Для этого необходимо допу-
стить не только обратное движение лимфы от общих ее с яичком лимфатиче-
ских коллекторов, но такое же обратное движение лимфы внутри почечной
паренхимы. Кроме того, следует отметить, что при одностороннем зараже-
нии яичка мы всегда имели двустороннее поражение почек.
Однако, чтобы совершенно очистить этот опыт методически, был поста-
влен другой его вариант.
Здесь мы рассуждали так: яичко по происхождению и по составу—
орган сложный. Две главные составные его части—железистая и выводная—
онто- и филогенетически совершенно различны. Развиваются они из раз-
ных источников и в разных областях тела. Соединяются вторично. Кро-
веносная система каждой из них самостоятельна. То же следует думать
и об их нервной системе. Тогда заражение через придаток не должно да-
вать в почке туберкулезного поражения.
Это действительно и подтвердилось в эксперименте. Заболевание
почек туберкулезом после введения вируса в придаток наблюдалось только
тогда, когда в момент заражения или после него tbc вирус проникал в па-
ренхиму яичка. В этих случаях мы всегда имели не изолированный очаг
в придатке, а совместное поражение придатка и яичка. Если же заражение
производилось чисто и первичный очаг локализировался в придатке, то
почки оставались здоровыми.
Те же опыты были поставлены другим моим сотрудником, д-ром Ф е fi-
re л е м, на кроликах-самках, только вместо туберкулезного вируса он
брал слабовирулентную культуру стафилококка. Объектом вмешатель-
ства был яичник.
Здесь также во всех без исключения случаях одностороннее заражение
яичника влекло за собой развитие множественных гнойных очагов в парен-
химе обеих почек (карбункул почки). Разница с предыдущими опытами со-
стояла в том, что процесс протекал значительно быстрее (в 3—5 дней).
1И. А. Пигалев и Г. С. Эпштейн. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 2, 1932.
14*	211
Окончательное решение вопроса о природе описываемых явлений было
получено в опытах других моих сотрудников А. Т. Долинской и
Д. С. Четвертака.
Подтвердив результаты, полученные Фейгелем на кроликах-сам-
ках, они в дальнейшем перешли к новой модификации эксперимента.
В толщу одного из яичников кролика инъицировалось 1—2 капли 2%
раствора формалина. Три недели спустя в венозную систему этих живот-
ных вводилось 0,1 взвеси стафилококка, малопатогенного для кролика (су-
точная культура смывалась 2,0 физиологического раствора). Через месяц
мы убивали животных и производили вскрытие.
В яичнике на месте инъекции формалина находились лишь тонкие
спайки и иногда небольшая киста с прозрачным содержимым. В остальных
органах и полостях тела изменений не обнаруживалось за исключением
почек, где всегда имело место образование множественных гнойников, про-
низывавших паренхиму органа, главным образом, в его корковом отделе.
Опыт этот, в сочетании с приведенными выше, делает несомненным, что
в содружественном заболевании отдельных частей мочеполовой системы
объединение их через разного рода трубчатые пути не играет решительно
никакой роли. В основе избирательности поражения того или иного органа
лежат процессы нервной природы. Если бы так называемая сенсибилизация
была только результатом воздействий, падающих на тканевые элементы
прямо, а не через посредство нервной системы, яичник был бы первым или
даже единственным органом, вовлеченным в болезненный процесс. Но
изменения, наблюдавшиеся нами, резко отличались от изменения почек.
Если раздражение яичника вызвало изменение нервной системы
почки, не может быть, чтобы нервная система яичника осталась при этом
интактной! Однако, это не дало поражения его стафилококком. Отсюда
следует, что процесс, вызванный непосредственным раздражением той или
иной нервной точки, делается родоначальником неодинаковых тканевых
изменений биохимического порядка в различных других пунктах орга-
низма.
К опытам, демонстрирующим связь между пунктом первичного раздра-
жения и порядком развертывания дистрофического процесса внутри нерв-
ной сети, можно присоединить еще один, явившийся результатом случай-
ного наблюдения. Производя большое количество внутрибрюшинных за-
ражений кроликов, естественно иметь иногда технические неудачи. Это
несколько раз было и у нас: при проколе конец тупой иглы выпячивал
впереди себя брюшину, не проникал в брюшную полость и вирус оста-
вался в толще подбрюшинной клетчатки.
На месте инъекции постепенно развивался изолированный туберкулез-
ный очаг. Когда, спустя некоторый срок, кролики были убиты и произведено
вскрытие, то, помимо небольшого туберкулеза легких, обнаружилось
изолированное поражение серозного покрова и брызжеек обоих яичек. Про-
цесс резко обрывался по краю брызжейки яичка, будучи как бы не в силах пе-
реступить невидимую границу между ней и париэталъной брюшиной.
Другие органы брюшной полости, не исключая сальника, были свободны
ют поражения. Таких наблюдений было три. Это вызвало желание воспро-
извести явление уже нарочно, что я и поручил сделать Д. Н. Федорову.
Серия кроликов была заражена tbc вирусом в толщу брюшной стенки
по средней линии, на половине расстояния между лобком и мечевидным
отростком. Для заражения взята культура Vallee, ослабевшая в своей
вирулентности. Последнее обязательно для всех опытов, имеющих целью
изучить последовательность в развитии процесса, так как при употребле-
212
Рис. 48. Первая стадия поражения тубер-
кулезом яичек и их брызжеек.
нии сильных культур заболевание течет бурно и тогда искомый порядок
уловить много труднее.
Инъекция вируса производилась таким образом, чтобы инфильтриро-
вать часть стенки до подбрюшинной клетчатки.
Вскоре же на месте инъекции начинает образовываться инфильтрат.
Через 1—\у2 месяца мы убивали кроликов и производили вскрытие. Еще
при жизни ощупыванием яи-
чек можно было определить
их туберкулезное поражение.
На вскрытии это подтверди-
лось. Во всех тех случаях,
когда инфильтрат захватывал
всю толщу брюшной стенки,
а не только одну подкожную
клетчатку, имелось сплошное
поражение серозного покрова
яичек и их брызжеек. Процесс
довольно долго носит изоли-
рованный характер и очень
резко обрывается по краю
брызжейки яичка. Кроме это-
го, бугорки в огромном коли-
честве рассеяны на париэ-
тальной брюшине, выстилаю-
щей внутреннюю поверхность
мошонки, т. е. на так называе-
мой влагалищной оболочке
ее. Здесь также поражение
внезапно и резко обрывается
по краю внутреннего пахового
кольца и остальная часть па-
риэтальной брюшины, даже в
непосредственной близости с
этим кольцом, остается со-
вершенно здоровой. В саль-
нике бугорков или нет или их
очень мало. Во всяком случае тяжесть его поражения во много раз меньше,,
чем влагалищной оболочки, яичек и их связочного аппарата. У нас были
случаи далеко зашедшего поражения серозных оболочек и брызжеек обоих
яичек в то время, когда даже в легком еще не удавалось определить бугорков.
Особо нужно отметить следующее. В приведенных выше опытах ту-
беркулез яичка, вызванный непосредственной инъекцией в него вируса,,
всегда сопровождался двусторонним поражением почек. Теперь же, когда
яички заболевали туберкулезом вторично, почки оставались без изме-
нения. Таким образом, в обоих случаях мы имели принципиально раз-
ные процессы, хотя индицированы они были одним и тем же показа-
телем-туберкулезным бугорком.
Все эти опыты еще раз подтверждают, что форма развертывания дистро-
фического процесса, во всяком случае на первых этапах, в значительной
степени связана с тем местом, откуда процесс начался.
К приведенным материалам следует добавить опыты, демонстрирующие
интенсивность поражения туберкулезным вирусом отдельных тканей
и органов при одновременном их заболевании. Сюда относятся две группы
213
Рис. 49. Тяжелое поражение туберкулезом яичка и его
брызжейки.
экспериментов моих сотрудников. Одна принаделжитИ. А. П и г а л е в у1,
другая В. С. Галкину1 2. Первый изучал степень изменения органов
брюшной полости при интраперитонеальном заражении туберкулезом,
задачей второго было выяснить картину распределения туши, также вве-
денной интраперитонеально.
Подопытными животными служили кошки и кролики, для туши также
еще и собаки. Спустя известный срок после начала опыта животные убива-
лисьь Оказалось, что протоколы вскрытий в этих, по сути дела, совсем
разных экспериментах были настолько похожи, что могли заменять друг
друга, стоило лишь слово тушь переменить на слово бугорок или наоборот.
Наибольшая степень поражения туберкулезом отмечена в области боль-
шого и малого сальника, серозной поверхности желудка, прямой кишки
и ее брызжейки. Кроме того всегда имелось поражение связочного аппа-
рата яичка и яични-
ка. Брызжейка яичка
и широкие связки
матки также во всех
случаях были густо
усеяны бугорками.
Процесс резко об-
рывался на границе
этих образований.
Тонкие кишки и их
брызжейка остава-
лись почти свободны-
ми. На серозной по-
верхности толстой
кишки количество бу-
горков резко увели-
чивалось по мере при-
ближения к прямой.
Перечисляя орга-
ны, в которых от-
кладывается тушь, введенная в брюшную полость, приходится назвать—
большой и малый сальник, брызжейки двенадцатиперстной и прямой
кишки, а также серозные связки яичников и яичек, Брызжейки тонкой
и большей части толстой кишок остаются совершенно свободными от
туши.
Отсюда видно, что распределение по органам брюшной полости этих
столь между собой различных веществ едва ли можно поставить в зависи-
мость от наличия особых свойств самих веществ. Кроме того, совершенно
очевидно, что мы имеем здесь дело с теми же местами, о которых не раз
было упомянуто при описании дистрофических изменений на протяжении
желудочно-кишечной трубки.
Таким образом, дело идет о свойствах самих органов. Эти свойства
изменчивы, а изменчивость их связана с воздействиями нервной природы.
Вирус, распространяющийся из места первичного очага, фиксируется в том
или ином органе не случайно.
Теперь уже доподлинно известно, что и в условиях искусственного за-
ражения животных и при спонтанном туберкулезе человека нахождение
1 И. А. Пигалев. Арх. биол. наук, т. 31, вып. б, 1931; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 80, H. 3 u. 4, 1932.
2 W. S. Galkin. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 94, H. 1—2, 1934.
214
палочки в крови больных явление постоянное. Также нередки находки
стрептококка, стафилококка, кишечной и туберкулезной палочек в крови
здоровых людей. Однако, это обычно не влечет за собой образования очагов
воспаления. В огромном большинстве случаев организм легко освобож-
дается от бактерийных загрязнений.
Когда животное заражается искусственно, мы не только создаем депо
живых микробов, но наносим еще и травму. Помимо тканевых элементов
данного органа—серозных
поверхностей, клетчатки,
внутренней поверхности со-
судистого ложа и т. д.,—раз-
дражению подвергаются и
заключенные здесь нервные
приборы, т. е. создается
толчок к развитию нервных
дистрофий. Теперь не толь-
ко микроб, взятый для раз-
дражения, но и другие, на-
пример, безвредно цирку-
лировавшие до тех пор в
крови в качестве случай-
ных «дежурных» микробов,
могут приобрести локаль-
ную или общую «патоген-
ность». Так, в приведенных
выше опытах А. Г. Д о-
линской и Д. С. Чет-
вер т а к а стафилококк
из всех органов оказался
патогенным только для поч-
ки, хотя при других усло-
виях этот орган должен
был пострадать в послед-
нюю очередь.
Наблюдая развитие сим-
метричных трофических язв
у собак после односторон-
ней химической травмы се-
далищного нерва, мы отме-
тили следующее: процесс
лишь редко начинается пря-
мо с кожи. Обычно вначале
Рис. 50. Органы брюшной полости кошки, зара-
женной туберкулезом интраперитонеально. Убита
через б мес. 12 дней. Резкое поражение туберку-
лезом сальника и серозной оболочки прямой киш-
ки. Тонкий кишечник не поражен.
7 — желудок, 2 — склерозированный сальник, 3 — тонкая
кишка, 4 — прямая кишка.
появляется отечная припухлость, постепенно
или быстро размягчающаяся в центре. Если, не дожидаясь самопроиз-
вольного вскрытия очага, сделать разрез через истонченные покровы,
то мы найдем ткани в состоянии распада.
Очаг, хотя и не содержит гноя, никогда не бывает стерильным. Однако,
вскрытие и опорожнение его не влечет за собой заживления. Не будет также
и прогрессивного роста очага. Достигнув каких-то пределов, он делается
стационарным, хотя теперь микробов там будет еще больше.
Насколько пребывание микробов в таких хронических воспалитель-
ных очагах может быть действительно случайным, видно на примере
опытов д-ра К а ш к и н а из клиники А. Г. Молоткова. Изучая
микрофлору хронических язвенных очагов до и после невротомии, он уста-
215
новил, что одна лишь перерезка соответствующего нерва меняет микро-
флору коренным образом. Формы, бывшие до операции, исчезают и заме-
щаются новыми, которые на время становятся столь же постоянными, как
и первые. Из положения активного участника, даже производящего
агента, микробы низводятся, таким образом, на степень дрессированных
животных, подчиняющих время своего пребывания на арене взмаху хлыста
укротителя.
Все это вовсе, однако, не значит, что микробы не играют роли инициа-
торов воспаления или не способны его поддерживать.
Чтобы микроб был действительно и производящим и поддерживающим
агентом воспаления, требуется совпадение ряда условий. Прежде всего
он должен быть раздражителем, для хронического же воспаления еще
и слабым раздражителем нервной клетки. Если вызванное им раздражение
будет велико, это даст бурную реакцию, которая или быстро ликвидирует
микроба или так же быстро закончится гибелью организма.
При слабых степенях раздражения процесс может начаться незаметно.
Выше мы видели, что такое, по внешности, слабое раздражение способно
в конечном итоге оказаться даже более опасным. Свойство производящего
агента раздражитель незаметно передает нервной клетке, делающейся
источником новых раздражений, прогрессивно развертывающихся внутри
нервной сети. Теперь и поддержание воспаления, и переход в его хрониче-
скую форму, и создание новых местных очагов обеспечиваются работой
других механизмов.
Чтобы сохранить за собой в дальнейшем даже только роль индикатора,
сообщающего воспалению те или ийые специальные черты, микроб, пре-
жде всего, должен найти в измененных тканях условия для своего суще-
ствования. Новые местные очаги, появившиеся на периферии в результате
нервных дистрофий, в том только случае будут заселены микробом иници-
атором всего процесса, если физико-химические условия среды будут под-
ходящими именно для этого микроба, а не для какого-нибудь другого.
В противном случае болезнь, основным образом начатая действием одного
раздражителя, будет протекать под флагом другого, может быть даже
невинного, мы же, исходя из «очевидности», именно ему будем приписы-
вать и инициативу и весь дальнейший ход процесса.
Стоит изменить нервные отношения органа, бывшего до того легкой
«добычей» вируса, например стоит девагировать желудок кролика, как
характер туберкулезного процесса также меняется. Пусть это будет на
время, тем более очевидной делается связь, которую мы ищем. Ведь именно
нервную систему нельзя изменить определенным образом раз и навсегда.
Наше вмешательство только полагает начало целой сумме процессов.
Последние развертываются прогрессивно и затухают не скоро. Таким обра-
зом, во вторичных очагах судьба вируса, а с ним и характеристика всего
процесса связаны с тем состоянием тканей, которое предшествует появле-
нию микроба и сообщает ему действительную или кажущуюся активность.
Но состояние тканей и в смысле состава среды и в смысле энергии живых
ее элементов зависит от подвижных влияний нервной природы, следова-
тельно нервный фактор от начала до конца процесса остается решающим.
Когда туберкулез изучается в условиях лабораторного эксперимента,
то и толчок к развитию процесса и заселение вторичных очагов происходят
из одного источника. В клинике толчком может быть малярия, грипп,
процессы ревматоидного типа, вроде erythema nodosum, физические фак-
торы и т. д. Образование вторичных очагов здесь не связано с тем инфек-
том, по имени которого болезнь получит свое название.
216
Отсюда делается понятным расхождение в течении и судьбе лаборатор-
ного и спонтанного туберкулеза. При одинаковой форме заражения,
сколько бы мы ни взяли кроликов, картина болезни у всех будет одинакова.
Отклонения от общего стандарта редки и носят по преимуществу количе-
ственный характер. Клиника же человека и животных не знает другого
заболевания, которое по разнообразию форм, течения и исходов могло бы
конкурировать с туберкулезом.
Я хочу подчеркнуть, что произведенный анализ имел в виду рассмот-
реть вопрос с точки зрения общепатологической. Туберкулез был взят
вовсе не как таковой, но лишь потому, что он заключает в себе наиболее
типичные черты хронического воспаления вообще. Другой пример мы най-
дем в сифилисе.
По общепринятому взгляду и здесь причиной процесса от начала до
конца является спирохета. Казалось, при столь простой форме решения
вопроса в нем не должно было бы возникать никаких темных мест. А ме-
жду тем именно необходимость в каждый момент изучения считаться
со спирохетой делает представление о патогенезе сифилиса словесным
упражнением в поисках выхода из массы противоречий.
Я не буду излагать подробности, касающиеся патогенеза сифилиса
и иммунитета при нем. Это всем известно или; вернее, это неизвестно
никому. Здесь дело обстоит даже хуже, чем с туберкулезом. Едва ли есть
еще процесс, где словесные достройки экспериментальных положений бы-
ли бы так неизбежны. Невольно приходишь к заключению, что в самых ос-
новах учения не о сифилисе, а о воспалении вообще имеется какая-то ошибка,
не допускающая расположения фактов в определенный идейный порядок.
Успехи, достигнутые в профилактике и клинике бешенства, столбняка,
сибирской язвы, особенно же дифтерии, создали естественное стремление
увеличить круг соответствующих процессов. Стремление это не принесло
ожидавшихся плодов, но прежние удачи все еще не позволяют поколебать
основные положения. Изменения органов при инфекционных процессах
продолжают считать результатом контакта их со специфическим раздра-
жителем, а также свидетельством взаимной борьбы двух начал. Мы уже
неоднократно видели, что такое'представление далеко не всегда оправды-
вается на деле. Сила одного из этих начал микроба значительно слабее,
чем принято думать, зато другой сам способен приносить вред своим тка-
ням и органам в гораздо большей степени, чем это делает микроб.
Наиболее странным фактом в патогенезе сифилиса следует считать
отсутствие «фактического» иммунитета, хотя у нас есть ряд данных, что
спирохета является действительным антигеном и что иммунитет «идейный»
в виде целого ряда специфических реакций in vitro et in vivo имеется
налицо.
Спустя известный промежуток времени после заражения кролика,
повторные прививки уже не сопровождаются развитием склероза. Это
значит, что теперь спирохета перестала быть прежним специфическим раз-
дражителем, что в какой-то степени она обезврежена («инфекционный
иммунитет»). Не удивительно ли, что, закончив развитие иммунитета,
обезвредив спирохету, кролик в то же самое время может погибать от
тяжКой «сифилитической» деструкции своих тканей с массой новых мест-
ных очагов, к новому образованию которых он, как будто, только что был
неспособен? Можно ли в объяснении этого успокоиться на таких определе-
ниях, как иммунитет к шанкру (Schankerimmunitat) или специальный
иммунитет только кожи, которые пытаются узаконить факт чиста
словесной формулировкой?
217
Представляется примечательным также и то, что по мере развития си-
филиса у человека местные явления становятся тяжелее (розеола, папула,
пустула, гумма), а непосредственный раздражитель в области этих пора-
жений все убывает количественно, так что в гумме, например, спирохеты
обнаруживаются уже с трудом.
Экспериментальный сифилис кролика по своей картине стоит очень
близко к тому, что имеет место у человека. После прививки—продолжи-
тельная инкубация, затем склероз и дальнейшее ремиттирующее течение
болезни.
Опыты Колле (Kolle) показали, что у кролика в течение первых
90 дней после заражения повторные прививки также дают образование шан-
кра. Если они производятся другим штаммом, то этот период удлиняется до
120 дней. Затем «кожа» довольно внезапно теряет свою «чувствительность»
к вирусу, хотя в течение всего указанного срока чувствительность ее
почему-то все время возрастала: инкубация каждого последующего зара-
жения прогрессивно сокращалась. Для обоих этих явлений у нас нет
ничего, кроме словесных понятий об анергии и аллергии, к которым
приходится поочередно прибегать в каждый период смены сифилитиче-
ских явлений.
В экспериментальном сифилисе кролика следует отметить еще один
факт. После прививки известный процент животных не дает ни склероза,
ни других сифилитических явлений. Однако, это не значит, что кролик не
заражен. У него не будет лишь картины сифилиса, хотя в то же время
в его тканях могут быть найдены спирохеты, а его лимфатические узлы
дают отличный материал для заражения других животных. Такие кролики
называются нуллерами. Колле дал метод получать их по произволу.
Для этого в ткани кролика он вводит нерастворимые соединения висмута
(висмутовое депо). Заражение таких кроликов не сопровождается склеро-
зом и дальнейшей картиной сифилиса, но спирохета и здесь легко может
быть обнаружена в тканях. Это состояние Колле называет бессимптом-
ной инфекцией (symptomlose Infection). Подобное же явление было отмечено
Николлем (Nicolle) и Л е б а й и (Lebailly) у морских свинок, заражен-
ных вирусом сыпного тифа и названо ими «infection inapparente».
Сказанное далеко не исчерпывает всех недоумений, возникающих при
изучении патогенеза сифилиса, но мне думается, что необходимости в пол-
ном их перечислении нет. В нашу задачу не входит изучение этого процесса,
как частнопатологической формы. После же того, как на примере тубер-
кулеза перед нами прошли основные части общих вопросов, касающиеся
роли нервного фактора в хроническом воспалении, направление работы
с сифилисом наметилось само собой.
Уже при первом знакомстве с работами по экспериментальному сифи-
лису внимание невольно привлекает к себе вопрос о нуллерах. Данные,
полученные здесь Колле, приобретали для нас особый смысл. Мы могли
их трактовать только так: чтобы получить у кролика полную картину забо-
левания, необходимо не только заражение, но непременно еще и очаг пер-
вичного нервного раздражения. Экспериментальная задача, следовательно,
сводилась к тому, чтобы установить, участвует ли и в какой степени нерв-
ная система в образовании первичного и вторичных очагов при сифилисе.
Решение ее давало уже право оценки ряда других вопросов.
Соответствующие опыты были поставлены сотрудником моим И. А. П и-
г а л е в ы м. Работа производилась на кроликах, для заражения мы
пользовались штаммом Т р у ф ф и, полученным от проф. В. М. Ар и с-
товского. Наблюдения за течением сифилиса кроликов ведутся нами
218
в общем более четырех лет и основные моменты выяснились с достаточной
полнотой.
Здесь прежде всего нужно отметить, что при заражении в кожу мо-
шонки нормальных кроликов мы в 95% случаев получали на месте при-
вивки типичный склероз еще до истечения 35 дней. Инкубация больше
этого срока встречалась в 3—4% и в 1—2% мы имели нуллеров. Склероз
прогрессивно увеличивался, достигал определенных размеров и, продержав-
шись некоторое время, постепенно исчезал. Затем наступала пауза, а даль-
ше начинался период вторичных явлений на типичных местах (веки, губы,
нос, область заднего прохода).
Составив себе представление о ходе процесса у нормальных животных,
мы перешли к опытам с разного рода нервными повреждениями, состояв-
шими вначале в перерезках нервов, имеющих отношение к мошонке. Мы
не имели в виду денервировать ткани. Целью было нанесение нервной травмы
и соответственное подвижное изменение нервных отношений в определен-
ной области. Чаще всего производилась перерезка n. pudendi в ягодичной
области и n. genitofemoralis на дорзальной стенке туловища (внебрюшин-
ный метод). Иногда сюда присоединялся и n. cutaneus femoris lateralis.
В одних случаях нервы рассекались лишь на одной, в других—на обеих
сторонах тела животного. Оказалось, что в картине наблюдавшихся нами
специальных последствий это не играло существенной роли. Односторон-
нее и двустороннее нервное повреждение действовало одинаково. Это еще
больше укрепило нас во мнении, что вопрос идет не столько о перерезке
именно взятых нервов, сколько вообще о нервной травме данной области.
Сама операция производилась через поясничный и верхний ягодичный
разрезы, т. е. через разрезы, удаленные от области будущего заражения—
кожи мошонки. Каждый опыт сопровождался контролем. Заражение под-
опытных животных проводилось через 5—15 дней после операции, в точно
одинаковых условиях с контролями и всегда в одно и то же место кожи ле-
вой мошонки.
Как и следовало ожидать, в этих новых условиях мы лишь в редких
случаях стали получать обычную форму ответа.
Прежде всего резко изменилась инкубация. Я уже указывал, что в 95%
склероз у наших нормальных кроликов развивался до истечения 35 дней
с момента заражения. Скрытый период дольше 40 дней мы у них вообще не
видали. При новых условиях эксперимента продолжительность инкубацион-
ного периода заметно увеличилась. Она доходила до 50—70, в отдельных слу-
чаях даже до 90 дней (кролик № 61).
Затем склероз часто принимал абортивную форму течения. Иногда,
вместо обычного, резко отграниченного плотного инфильтрата, величиной
в крупный орех, развивалось плоское загрубение кожи, формой и размером
с чечевицу или немного более. Таким склерозом не удавалось воспользо-
ваться для перевивки. Просуществовав недолго, инфильтрат подвергался
обратному развитию и уже через 3—4 недели исчезал бесследно.
Но самым любопытным является другое. Почти в половине случаев,
спустя тот или иной срок после образования склероза слева,развивался
типичный склероз на симметричном месте правой мошонки, в которую за-
ражение не производилось. Такого рода явление может встречаться и при
обычных условиях заражения, но лишь как редкость. Во всяком слу-
чае, при работе на нормальных кроликах в течение ряда лет мы его имели
лишь два-три раза.
Симметричный склероз правой мошонки по своим размерам обычно был
значительно больше первичного. Он появлялся в разные сроки: на 45-й,
219
70-й, 80-й и даже 150-й день, иногда в период, когда первичный склероз
на месте заражения уже увядал. Любопытно, что столь поздний срок обра-
зования вторичного склероза отмечен был у того же кролика, у которого-
первичный склероз появился лишь на 90-й день.
Интересен и другой случай. Кролик № 15 через 5 дней после двусторон-
ней перерезки n. n. pudendi et genitofemoralis был заражен в кожу левой
мошонки. На 30-й день в пункте заражения образовалось небольшое уплот-
нение, величиной в чечевицу, которое без изменений держалось до 110-го
дня, когда на симметричном месте правой мошонки также появился пло-
ский слегка изъязвленный инфильтрат. Следом за этим быстро началось
увеличение первичного склероза слева и в короткий срок он вырос до раз-
меров крупного боба.
Рис. 51. Омертвение кожи мошонки после нанесения петли люизита
на ее дистальный конец.
Из побочных наблюдений заслуживает быть отмеченным, что при зара-
жении кроликов, которым были перерезаны соответствующие нервы, отек
на месте прививки даже в первые дни почти отсутствует, в то время как
у контрольных животных он держится долго, часто до момента образования
склероза.
Итак, если к обычной форме заражения кроликов сифилисом добавить
нервную травму, то процесс резко меняет форму своего течения. Это выра-
жается рядом особенностей.
Самой важной из них является образование симметричных форм пораже-
ния, носящих все признаки первичной реакции, т. е. склероза, и, однако,
развивающихся на местах, куда вирус не вводился. Поражения эти неслу-
чайны, ибо они почти не встречались нам у контролей.
Время появления вторичного склероза через 70—90—150 дней после
прививки также свидетельствует, что здесь имеет место какое-то особое
сочетание условий, которое не бывает в норме.
Спрашивается, не точно ли тоже явление имело место во всех опытах по
изучению обычных форм нервных дистрофий? Там, следом за химической
220
или вульгарно-инфекционной нервной травмой мы получали сегментар-
ное поражение нервной сети с образованием в тканях симметричных пато-
логических очагов. Последние на здоровой стороне точно воспроизводили
картину изменений, первично появившихся на стороне травмы.
Вторая серия опытов д-ра И. А. Пигалева была проведена в не-
сколько иных методических условиях.
Выше уже была демонстрирована картина движения туберкулезного
процесса у кролика в случаях, когда первичный очаг искусственно созда-
вался в толще передней брюшной стенки вблизи средней линии. При развер-
тывании процесса одним из первых мест поражения оказывается мо-
шонка, именно влагалищная ее оболочка. Процесс резко обрывается на
уровне пахового кольца и за эту грань не переступает.
Рис. 52. То же после нанесения петли люизита у корня мошонки
вблизи пахового канала.
В других экспериментах по изучению действий некоторых кожных раз-
дражителей мы имели случай еще разубедиться в своеобразии тех реакций,
которые дает мошонка кролика в ответ на раздражение (опыты моих сотруд-
ников Н. А. Астапова и И. П. Бобкова1, И. А. Пигалева
и А. К. Пухидског о1 2). Полученные данные вкратце сводятся к сле-
дующему.
Как известно, мошонка кролика состоит из двух раздельных половин,
•сливающихся вместе лишь у корня. Если нанести одну платиновую петлю
люизита в дистальном отделе левой или правой мошонки, то, спустя ко-
роткий срок, кожа этой мошонки на всем протяжении омертвеет. Омерт-
вение может распространиться и на кожу другой мошонки, но оно не
переходит на кожу живота, если последнюю защитить от непосредствен-
ного соприкосновения с пораженным местом. Точно то же наблюдается,
если люизит нанести у корня мошонки вблизи пахового кольца. Омерт-
1 Н. А. Астапов и И. П. Бобков. Медико-санитарные вопросы проти-
вохимической защиты, сборн. 1, 1932.
2 И. А. Пигалев и А. К. Пухидский. Там же.
221
вение распространится теперь вниз и захватит всю мошонку, но не пере-
ступит через грань пахового канала на живот, несмотря на его топографи-
ческую близость. Наконец, если то же количество люизита нанести на
кожу нижней части живота в близком соседстве с паховым кольцом, то
омертвение пойдет вверх, захватит обширный участок кожной поверхно-
сти живота, мошонка же останется интактной.
Все это легко изменить—стоит лишь за полторы-две недели до опыта
сделать животному лапаротомию, вытянуть яичко в брюшную полость и от-
делить его от мошонки. Теперь воспаление и омертвение легко переходят
Рис. 53. Омертвение кожи живота после нане-
сения петли люизита на кожу нижней его ча-
сти вблизи пахового канала.
как с мошонки на брюшную
стенку, так и обратно.
У кролика связь яичка с
мошонкой очень слаба. Она
представлена несколькими тон-
кими соединительнотканными
пучками, идущими от головки
придатка ко дну мошонки
(остатки gubernaculum Hun-
teri). Разделение пучков про-
изводится тупым путем и не
влечет за собой никакого кро-
вотечения. Однако, уже од-
ного этого достаточно, чтобы
изменить свойства мошонки.
Опыты с туберкулезом дали
нам основание считать, что
особенности течения воспали-
тельного процесса в мошонке
кролика связаны с процес-
сами нервной природы. Но
тогда утрата этих особен-
ностей может быть также
только следствием нервных из-
менений, Операцию отделения
головки придатка мошонки
мы, таким образом, должны
были расценивать как своего
рода нервную травму. Отсюда
получалась возможность сравнения с данными других экспериментов,
где уклонения в ходе какого-либо процесса следовали, наверное, за нерв-
ной травмой. Такими были наши опыты с сифилисом.
Теперь мы решили повторить их, заменив операцию перерезки нервов
разделением той небольшой связи, которая существует между головкой
придатка и мошонкой. В остальном опыты шли в прежних условиях. Также
подбирались контроли, также заражение подопытных животных произво-
дилось спустя 5—15 дней после операции в определенное и всегда постоян-
ное место кожи левой мошонки, наконец также одна половина опытов была
проведена с односторонним, а другая с двусторонним вывихиванием яичек
из мошонки. Результаты опытов от этого заметно не менялись и потому
я приведу их в общем обзоре.
Операция производилась через лапаротомию. Разрез на высоте сере-
дины живота, т. е. в области, достаточно удаленной от пункта заражения.
Яичко кролика, отделенное от связи своей с мошонкой, больше туда не спу-
222
скается, располагаясь в брюшной полости, хотя мошонка не запустевает
и ход в нее остается попрежнему открытым.
В этих опытах полностью повторились данные первой серии экспери-
ментов. Здесь вновь мы встретились с инкубацией, в два и три раза превы-
шавшей нормальную. Вместо 25—30 дней скрытый период тянулся 50—
70—90 дней и больше и это было правилом, так как встречалось чаще, чем
в половине опытов. В соответствии с этим мы наблюдали абортивную форму
склероза, подвергавшегося обратному развитию уже вскоре вслед за по-
явлением. Наконец, здесь мы не только часто наблюдали развитие склероза
на симметричном месте другой здоровой мошонки, но имели случаи, когда
склероз прямо появлялся на симметричном месте справа, слева же в пункте
действительного заражения никаких признаков специфической реакции
не было.
Особый интерес в этом отношении представил один кролик с двусторон-
ним вывихиванием яичек. Первичный (в сущности, конечно, вторичный)
склероз развился у него не слева, в пункте прививки, а справа на симмет-
ричном месте. В первый раз его появление отмечено на 90-й день. Медленно
увеличиваясь, он достиг размеров горошины, а затем подвергся обратному
развитию и к 180-му дню исчез. Начиная с 210-го дня, у того же кролика
стал спонтанно развиваться склероз в совершенно типичной форме и опять-
таки на правой мошонке у ее корня.
Нужно добавить, что в опытах этой серии мы имели несколько случаев,
когда вместо замедления процесса получалось ускорение его. Так, у кролика
№ 37 склероз слева, на месте заражения, был отмечен уже на 17-й день,
а на 40-й появился и симметричный склероз справа.
С какой меркой ни подходить к этим опытам, ясно, что картина сифили-
тического склероза у кролика может быть получена не только на месте вне-
дрения вируса, но и на симметричном месте здоровой стороны. Так же,
как и первый, этот склероз содержит большое количество спирохет. Но
механизм попадания и дальнейшая судьба их здесь, а также участие в раз-
витии и поддержании тканевых изменений уже трудно объяснить прямой
прививкой, борьбой двух агентов микро-и макроорганизма, временной
победой первого, новой временной победой второго, вообще всем тем, что
патогенез сифилиса делает последовательной серией более или менее остро-
умных предположений.
Мы получали совершенно типичный склероз в тканях интактных, свя-
занных с пунктом первичного раздражения через соответствующий слож-
ный нервный сегмент. Этот склероз несомненно был вторичным, но так
как возникал он в близкий по времени период, кроме того в том же нервном
сегменте, то и повторял во всех подробностях картину, которая имела или
должна была иметь место в очаге первичном.
Каким образом появлялась, задерживалась и размножалась там спи-
рохета, другой вопрос. Несомненно, что в измененных тканях создаются
особые условия для жизни данного микроба. Он может быть и не един-
ственным их обитателем. Мы убедились на опыте, что в склерозе кролика,
помимо спирохет, можно всегда обнаружить и вульгарную флору и даже
в очень большом количестве. Интересно, что эти вульгарные микробы
также оказываются как бы замкнутыми в пределах склеротически изме-
ненных тканей, не вызывая в окружности добавочных воспалительных
явлений, хотя легко дают обширные нагноения при прививках в любом
другом пункте тела того же животного.
Ставя себе целью определить не только причину, но и ход какого-либо
болезненного явления, мы в процессе изучения каждого из этих вопросов.
223.
придерживаемся почему-то разных методов работы. Причина рассматри-
вается, как нечто неизменное, данное раз навсегда, ход же болезни или тече-
ние ее, наоборот, как последовательный ряд реакций. Время конкретно учи-
тывается только во втором разделе работы, в первом же нет. Это ошибка.
Причина так же изменяется во времени, как и следствие.
Течение реакции есть цепь из отдельных звеньев, связанных в опреде-
ленный порядок. У каждого следующего звена не может быть та же при-
чина, что и у предыдущего. Ясно, что, по мере движения процесса, непре-
рывно меняется и его движущая сила.
Чтобы признать в мышечной клетке мезодермальную, нужно мысленно
пройти весь цикл превращений последней. Взятые же раздельно на двух
концах этого этапа, они не сравнимы, так как, кроме истории, не имеют
ничего общего. Точно те же отношения мы встретим, если захотим сравнить
причины начальной и конечной из реакций какого-нибудь другого слож-
ного биологического процесса. Связь между ними может уже окончательно
потеряться. Не зная путей и этапов превращения причины, мы до настоя-
щего времени были вынуждены оставаться в недоумении, почему, например,
простуда в одном случае дает грипп, в другом—пневмонию, в третьем—не-
фрит, в четвертом—воспаление мозговых оболочек или туберкулез колена,
а в пятом—ничего.
Разобранные нами материалы наглядно демонстрируют не только
движение того или иного патологического процесса, но и эволюцию его
причин.
Химическая и инфекционная травма нервных образований имеет своим
последствием нервные дистрофии, которые, в свою очередь, служат поводом
для развития в тканях разного рода патологических изменений, в том
числе и воспалительного характера. Местоположение их на периферии мо-
жет быть заранее нами предсказано, а границы, часто в течение долгих сро-
ков, остаются неподвижными.
Считается, что основная причина воспаления есть посторонняя «вред-
ность». Очевидно, что в наших случаях вредность была вредностью только
в определенных пунктах организма и уже на соседних участках станови-
лась индифферентной. Такое положение немыслимо, если дело идет о вред-
ности, действительно принесенной извне. Следовательно, здесь имели место
другие причины, кроющиеся в первичном изменении самих тканей на опре-
деленных участках.
Местное изменение нервных отношений—это прежде всего местное
изменение среды, нарушение нормального физико-химического состояния
данной области. Что бы его ни нарушило, посторонний агент или процессы
внутреннего порядка, характер реактивных явлений будет один и тот же,
ибо теперь пострадавшие элементы организма сами делаются для него
посторонним агентом. Нервная система, таким образом, сама способна
быть организатором воспаления, создавать «вредности», которые его вы-
зывают.
Мне думается, что приведенными наблюдениями вопрос об участии
нервной системы не только в течении, но и в генезе воспалительного процесса
решается категорически и в принципиальной своей части пересмотру не
подлежит.
Инфекционный или токсический очаг, равно как те или иные раздраже-
ния физического характера, вызывают изменения в организме и на месте
приложения и вдали от него. Эти изменения могут пройти бесследно, но
не всегда. В случаях, когда в процесс вовлекается нервная система, и
судьба первичного очага и генерализация процесса перестают зависеть
224
только от местных причин. Появляется новая добавочная причина, перед
которой легко тушуется и наконец теряет значение причина перво-
начальная.
Особенно резко сказывается это на процессах инфекционного происхож-
дения, где непосредственный раздражитель может быть и уничтожен и
нейтрализован рядом специфических и неспецифических реакций. Если же
микробы хронически, часто в течение лет присутствуют в болезненно изме-
ненных тканях, то это, как мы видели, далеко еще не является доказатель-
ством неспособности организма справиться с данным микробом. Наоборот,
микроб нейтрализован, сам по себе он больше не раздражает ткани и
именно потому физическое его уничтожение делается невозможным. В то же
самое время оно и бесполезно, так как уничтожение микроба, перестав-
шего быть причиной болезни, не устранит последнюю.
Если в общем комплексе условий острого воспаления, текущего часы
и дни, нам пришлось выделить нервный компонент на одно из первых мест,
то для воспаления хронического следовало бы подыскать еще более реши-
тельную форму определения. Ведь здесь и поддержание первичного очага
и образование вторичных вскоре уже делаются не чем иным, как новой пато-
логической функцией нервной системы.
Немудрено, что до сей поры у нас нет теории хронического воспаления.
Мы же воспитывались на том, что нервная система не играет здесь сколько-
нибудь существенной роли. Как же могли бы мы догадаться, что в конеч-
ном итоге она-то и есть его основная причина?
Тэ л. д. Сперанский
СПЕЦИФИЧЕСКИЕ РЕАКЦИИ
Нам предстоит проанализировать еще один вопрос, от рассмотрения
которого до сей поры мы сознательно уклонялись. Дело идет о качестве
раздражителя, другими словами о свойствах постороннего агента вызы-
вать в организме реакцию, отличающуюся какими-либо специальными чер-
тами. Вопрос этот очень сложен. Одновременно он является основным, так
как общая патология именно проблеме качества обязана своим превраще-
нием в частную.
Трудности, возникающие при его решении, зависят не столько даже
от сложности предмета, сколько от отсутствия правильных установочных
положений. Мне уже не раз приходилось указывать, что, оценивая послед-
ствия раздражения, часто всю цепь ответных реакций считают результатом
прямого действия раздражителя на каждый из реагирующих элементов,
и что такое представление ошибочно. Мы убедились, что начинающий реак-
цию агент вскоре же передает свои свойства возбудителя частям самого
организма. Раздражитель превращается в раздражение, а последнее опять
в раздражитель, только уже совершенно иного порядка.
Из одной точки, таким образом, возникает целая сумма реакций. Да-
леко не все они могут получить название специфических. Чтобы на фильт-
ре исследователя остались только те процессы, которые действительно свя-
заны с определенным и специальным воздействием, нужно вначале изъять
все случайное и добавочное, другими словами расчистить поле работы. Это
естественно задержало нас в стремлении прямо перейти к изучению специ-
фических реакций и на ряд лет приковало внимание к тому, чтобы со-
ставить представление об их неспецифических частях.
В самом деле бешенство, пролежень серого бугра, вызванный стеклян-
ным шариком, раздражение кротоновым маслом любой из ветвей тройнич-
ного нерва, инъекция формалина в пульпарную полость зуба или желчи
в верхний шейный узел, введение в кровь чуждого белка, различных вак-
цин, отравление солями тяжелых металлов, например сулемой и т. д.,
могут дать в ряде органов совершенно постоянные и настолько одинаковые
изменения, что их невозможно отличить друг от друга. Ясно, что проис-
хождение означенных изменений мы не можем связывать с особыми каче-
ствами взятых раздражителей, иначе нам пришлось бы сравнивать стек-
лянный шарик с сулемой, а последнюю с вирусом бешенства. Ясно, что
нахождение раздражителя, например сулемы, в очагах местных поражений
острого характера не может изменить нашей точки зрения на этот предмет,
так как точно те же очаги, в той же форме и на тех же местах мы получаем
без употребления каких бы то ни было ядовитых веществ.
Не имеет значения факт отложения частиц тяжелых металлов и в хро-
нических воспалительных очагах при хронических же отравлениях (ртуть,
свинец). Любопытно, что эти места очень постоянны. Отсюда и черпается
226
главное доказательство в пользу теории «тропизма». Но, как уже было
показано, постоянство топографии и делает подозрительным все толкова-
ние. В наших опытах мы видели, что стеклянный шарик, положенный
на турецкое седло, «выбирает» для местных очагов на периферии именно
те самые места, что свинец или сулема. Не вправе ли мы теперь думать, что
места эти подготовлены другим процессом и что происхождение их связано
с непосредственным раздражителем лишь исторически?
Вот почему вначале нужно узнать то постоянное, что не зависит от
качеств раздражителя и одинаково проявляется во всех случаях раздра-
жения.
При анализе этой стороны дела прежде всего выдвинулся фактор вре-
мени, без учета которого все другие данные теряли свою ценность. Допол-
нительные раздражения со стороны нервной системы уже через короткий
срок превращают реакцию в сложную сумму прямых и отраженных актов.
Говорить о специальных свойствах раздражителя теперь уже невозможно,
так как даже полное его удаление часто не в силах остановить процесс.
А между тем последний странным образом способен сохранять свои
качественные особенности на протяжении многих месяцев и лет! Выясне-
ние причин этого противоречия является одновременно и ключом к решению
проблемы качества в патологии.
Что касается конкретной работы в указанном направлении, то она мо-
жет быть сведена к анализу двух положений.
Первое связано с учетом времени. Если какому-либо патологическому
процессу присущи качественные особенности, то, как было показано на
примерах, взятых из области хронического воспаления, они должны сооб-
щаться ему уже на первых этапах действия раздражителя.
Второе имеет гораздо большее принципиальное значение. Мы видели,
что раздражитель может быть изъят из организма или нейтрализован,
а процесс все еще продолжает сохранять специфические черты. Следователь-
но изменения, вносимые в организм раздражителем, могут на некоторое
время остаться в нем не просто в виде вульгарного раздражения, а в какой-
то особой, качественно отличной форме этого раздражения.
Кто же является его хранителем?
Принято думать, что это элементы, уже ранее входившие с раздражите-
лем в непосредственный контакт.
Довольно веские основания этот взгляд приобретает в работах по изу-
чению злокачественных новообразований, вызванных экспериментальным
путем. В настоящее время имеются способы превращения нормальных
культур тканей в культуры злокачественных новообразований под влия-
нием химического раздражения [Фишер, Каррель, Л а з е р и др.
(Ficher, Carrel, Laser)]. В результате нескольких пересевов нормальная
клетка культуры делается «раковой», со всеми присущими последней осо-
бенностями и сохраняет свои новые свойства независимо от того, что раз:
дражитель больше не применяется. Все протекает in vitro. Никаких нерв-
ных влияний для этого не требуется. Указанными опытами вопрос о роли
нервной системы в этом процессе решается отрицательно и попытки
установить здесь какую-нибудь связь заранее обрекаются на неудачу.
Однако, так дело обстоит только на первый взгляд. В экспериментах
с туберкулезом культур тканей in vitro мы встречались по сути дела с по-
добным же явлением. Это не остановило нашей работы по изучению роли
нервной системы в туберкулезном процессе и, как было показано, привело
к положительному решению вопроса. Сделанные тогда предпосылки со-
храняют силу и здесь.
15*
227
Основная из них состоит в недопустимости аналогий между процессами,
текущими в-сложном организме и в тканевых культурах. Даже если эпи-
телиальная клетка превращается в раковую вследствие непосредственного
контакта с раздражителем, все равно необходимо выяснить, имеется ли
в организме что-нибудь способствующее или препятствующее такому пре-
вращению.
Первые экспериментальные данные по вопросу о связи новообразований
с тем или иным функциональным состоянием нервной системы принад-
лежат Шписсу (Spiess). При раке у мышей и раке гортани у человека
ему удалось показать, что повторное применение местной анэстезии влечет
за собой задержку роста новообразований, а иногда даже и полное их
исчезание.
Что нервная система не остается без влияния хотя бы только на течение
новообразований, это в настоящее время можно считать экспериментально
установленным опытами с так называемым дегтярным раком. Сначала
Итшикава и Коцарев (Itschikava et Kotzareff), а затем Цун ода
(Tsunoda) и др., перерезая различные нервы уха кролика, получали то
значительное усиление роста дегтярных папиллом, то, наоборот, задержку
их развития. Еще раньше А. Г. Молотков перерезкой второй ветви
тройничного нерва добился в некоторых случаях быстрого излечения кож-
ного рака щеки и верхней губы у человека. Рикке р также приводит
ряд сопоставлений из своих наблюдений, свидетельствующих о связи но-
вообразований с изменениями в нервной системе. Гистологические иссле-
дования Арго (Argaut), Итшикава и др. обнаружили нервы в ра-
ковых опухолях. Мартынов установил значительное их разрастание
в стадии, предшествующей образованию дегтярного рака у кроликов. Кли-
ника давно знает, что раку часто сопутствуют болезненные симптомы нерв-
ного характера.
Таким образом, какая-то связь новообразований с нервной системой
несомненно существует. Однако, формального указания на участие нерв-
ной системы в этом процессе недостаточно. Само собой разумеется, что
нервная система, связанная почти с каждой клеткой организма, должна
вовлекаться во все патологические процессы. Задачей является выясне-
ние формы и степени этого участия.
Рядом экспериментов, приведенных в предшествующих главах, было
показано, что нервная система не только вовлекается, но организует и опре-
деляет многие болезненные формы, считавшиеся до сей поры независимыми
от нервных влияний. С теми же представлениями мы подошли и к изуче-
нию дегтярного рака.
Объектом вмешательства были различные части желудочно-кишечного
тракта кроликов. Раздражителем служила каменноугольная смола,
полученная с Московского газового завода (опыты моего сотрудника
И. А. Пигалева1).
В первую очередь было испытано действие дегтя на те отделы желудоч-
но-кишечного тракта, которые ранее остановили на себе наше внимание
при изучении других процессов.
Нас не удивило, что и в этой новой форме эксперимента был получен
приблизительно тот же результат. Капля дегтя, однократно введенная под
слизистую желудка, уже в течение 3—4 недель вызывала в ближайшей
окружности развитие опухоли в виде цветной капусты иногда значитель-
1 И. А; Пигалев. Арх. биол. наук, т. 28, в. 4, 1928; Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 63; H. 5 u. 6, 1928.
228
ных размеров. Микроскопически была констатирована аденома с атипи-
ческим ростом эпителия, прораставшего через muscularis mucosae и утра-
тившего свой нормальный морфологический состав (уничтожение главных
и обкладочных клеток, переход эпителия в высокий цилиндрический).
Рост аденомы происходил иногда очень быстро. Мы имели случаи, когда
уже через 20—25 дней от момента инъекции дегтя аденома достигала разме-
ров 5—8 см2 при высоте до 1 сантиметра.
В других, более редких случаях дело ограничивалось вялой язвой сли-
зистой оболочки на месте инъекции.
На много десятков экспериментов с введением дегтя под слизистую
тонкой или толстой кишки мы никогда не видели каких-либо изменений,
кроме вульгарно-воспалительных. И только при повторном закладывании
дегтярных тампонов кроликам в прямую кишку два или три раза было по-
лучено образование мелких аденом в толще ее слизистой оболочки и папил-
лом на коже вокруг заднего прохода.
Чтобы вопрос сразу принял надлежащую ясность, бывает полезно
в эксперименте его заострить. В данном случае это значило поставить вопрос
о том, действительно ли эпителий реагирует на деготь только вследствие
прямого контакта с ним?
Слизистая желудка, как видно, очень чувствительна к этому раздраже-
нию: через 3—4 недели мы часто получали аденому уже значительных
размеров. Следовательно, реакция начиналась здесь с первых же шагов.
Если бы оказалось, что даже и на этом первом этапе она обусловлена изме-
нениями местных нервных отношений, то вопрос решился бы сам собой.
Эксперимент был организован нами в старой и уже оправдавшей себя
ранее форме (опыты И. А. П и г а л е в а). Ряд наблюдений проводился
на кроликах, которым непосредственно перед инъекцией дегтя в желудок
мы перерезали оба ствола блуждающего нерва на пищеводе. Животных мы
убивали в разные сроки—от 3 недель до 1% месяцев. Ни в одном случае
атипического разрастания эпителия при этом не было получено. Иногда
появлялась вялая, медленно рубцующаяся язва. В более поздние сроки
удавалось отметить образование шагреневых участков слизистой, но до
развития аденом дело не доходило.
Мне хотелось бы еще лишний раз подчеркнуть сходство результатов
с тем, что мы неоднократно видели в других экспериментах.
Сходство это распространяется и дальше. Здесь вновь подтвердилось,
что перерезка блуждающих нервов оказывает влияние на процесс разви-
тия дегтярных аденом не вследствие денервации тканей. Дело идет о нерв-
ной травме, т. е. о временном изменении характера нервных отношений.
Оказалось, что после перерезки блуждающих нервов развитие адено-
мы только задерживается, но не устраняется. Когда кроликов мы стали
убивать спустя более долгий срок (2%—3% месяца), то не раз обнаружи-
ли на месте старой язвы с каллезным дном атипическое разрастание эпи-
телия. Края язвы приподнимаются, получают вид цветной капусты. Микро-
скопический анализ дает аденому с атипическим ростом эпителия.
Напомню, что в опытах по изучению острого и хронического воспале-
ния было отмечено нечто весьма сходное. Результат мы должны были свя-
зать с изменением характера нервных отношений. Обе категории процессов
объединяются таким образом через свой нервный компонент. Если что
и требует дальнейших доказательств, то уж конечно не роль нервной систе-
мы в этих процессах, а, наоборот, право местных элементов эпителиальных,
мышечных, соединительнотканных и т. д., быть самостоятельными органи-
заторами специальных форм ответа на раздражение.
229
Опыты с «злокачественным» превращением клеток в тканевых культу-
рах in vitro, под влиянием химических воздействий, ни в какой мере не
могут противоречить этому положению. То, что в культуре тканей in
vitro производит химический агент, внесенный извне, то в культуре тканей
in vivo делает другой, также посторонний и также химический агент,
но возникающий здесь на месте вследствие извращения нормальных нерв-
ных отношений.
Всем известны случаи, когда после нескольких смазываний уха кро-
лика дегтем эта процедура почему-либо навсегда прекращалась. Воспа-
лительные изменения кожи, в виде шелушения, вскоре же исчезают.
В течение многих месяцев кролик остается здоровым. Но иногда, без вся-
кой видимой причины, на ухе вдруг начинают появляться дегтярные папил-
ломы, кожные рога и настоящие канкроиды. Таким образом, след быв-
шего раздражения оказался сохраненным здесь именно в той форме, какая
была первоначально.
Если характер реакции определяется уже на первых шагах раздра-
жения и в этом процессе нервной системе отводится едва ли не решающая
роль, то не будет труда ответить и на вопрос, поставленный в начале
этой главы: кто же, какие элементы являются хранителями следов спе-
циальной формы раздражения?
Допустим, что в лабораторных условиях, когда начинает реакцию дей-
ствительно посторонний агент, искусственно введенный извне, нервная
система создает лишь дополнительные условия, являющиеся тем не менее
необходимыми в ходе процесса. Это значит, что если в каком-либо пункте
организма характер местных нервных отношений будет изменен другой
причиной, но в том же направлении, в каком это было достигнуто дей-
ствием внешнего агента, последствия неизбежно будут одинаковыми.
Отсюда предположительно мы делаем два вывода:
1) качество раздражителя есть способность его вызывать специаль-
ную форму нервного раздражения, и
2) нервная система обладает свойством в течение некоторого времени
сохранять след такого раздражения,не меняя характерных его особенностей.
Положения эти необходимо проверить работой над таким процессом,
где специфические качества раздражителя не возбуждали бы никаких
сомнений.
Наиболее подходящим здесь следует считать столбняк. Не будь столб-
нячного токсина, понятие о качестве раздражителя никогда не достигло бы
современного своего состояния. В этом отношении он интереснее даже
токсина дифтерийного. Применение последнего дает у животных нети-
пичную картину «общего» заболевания, завершающегося смертью. Столб-
нячный токсин также дает смерть, но перед этим вызывает ряд явлений,
весьма характерных и слагающихся в определенный болезненный цикл.
Весь патогенез столбняка рассматривается в настоящее время как
результат прямого контакта каждого из реагирующих элементов с данным
раздражителем. Общепринятая точка зрения на этот предмет утверждает,
что токсин из места своего образования или введения поднимается по нерву
до соответствующих клеточных образований спинного мозга. Действуя
на них непосредственно, он резко повышает рефлекторную их возбуди-
мость. Вначале это наблюдается в пределах одного, двух нервных сегмен-
тов. По мере поступления новых порций токсина последний продвигается
вверх и вниз по спинному мозгу, захватывая соответствующие элементы
соседних областей. Процесс заканчивается генерализацией столбнячных
явлений по всей центральной нервной системе.
230
Дело, таким образом, сводится к простому и почти механическому
фактору: все вовлеченные в процесс нервные элементы связаны с токсином
непосредственно; если бы токсин не двигался по нерву и мозгу, мы не
знали бы, что такое столбняк. Отсюда становится понятным, что и ликви-
дацию столбнячных явлений мы ожидаем только от удаления или нейтра-
лизации токсина.
Взгляд этот, как уже упоминалось, пользуется общим признанием.
Базируется он на совершенно прямых экспериментах, из них главные
могут быть разбиты на две серии. К первой относятся опыты, показываю-
щие прогрессивное накопление токсина на разных уровнях нервных ство-
лов, связанных с местом инъекции. Вторая устанавливает, что предвари-
тельная перерезка соответствующих спинальных нервов предохраняет
животное от заболевания, несмотря на инъекцию в ткани действующих
и даже смертельных доз токсина. Другие работы стремились лишь дета-
лизировать эти данные.
Вопрос как будто бы действительно ставился и разрешался прямо,
не оставляя ни сомнений, ни поводов для нового вмешательства. Так это
и было до тех пор, пока мы не пришли к необходимости разделить меха-
низм движения различных веществ по нервному стволу на две формы,
пассивную и активную.
Если активная форма движения есть результат химических взаимо-
отношений между токсином и нервной тканью, то раздражение начинается
с первых же шагов процесса, а не только с момента, когда токсин достигнет
нервной клетки и свяжется с ней. Это обстоятельство почему-то не учиты-
валось. Первый раз нами было обращено на него внимание в приведенных
выше опытах, поставленных на собаках, которым в мышцы голени вводился
токсин после одно- и двустороннего удаления брюшной цепочки симпатиче-
ских узлов. Влияние на ход столбнячного процесса созданных таким путем
новых отношений выступило тогда с очевидностью. Стало ясным, что,
при прочих равных условиях, изменения даже в отдаленных нервных обла-
стях способны резко менять форму ответа тех элементов, в которых про-
цесс развертывается как бы избирательно. Все это заставило нас сомне-
ваться в истинности канонических представлений о патогенезе столбняка.
Прямым поводом для такого сомнения явилось одно случайное наблю-
дение. Оно описано в работе моего сотрудника д-ра С. И.Лебедин-
с к о й1 и относится к периоду, когда мы изучали последствия нервных
травм, наносимых повторно через разные промежутки времени. Как было
показано, получавшаяся при этом реакция далеко не всегда соответство-
вала характеру повторного раздражения. Часто она воспроизводила
процесс, который развивался или должен был развиться в результате
раздражения первичного.
Однажды мы имели собаку, выздоровевшую после инъекции неболь-
шой дозы столбнячного токсина в мышцы левой голени. За время болезни
у нее был столбняк только левой задней конечности. Он развился через
7 дней после инъекции токсина, постепенно нарастал, но не перешел
в область других мышц и держался около 20 дней. Затем животное вновь
получило возможность пользоваться пораженным органом.
Через пять дней после окончательной ликвидации симптомов заболе-
вания собака случайно была включена в другой опыт, не имевший в то
время никакого отношения к изучению столбняка. Животному после тре-
панации был положен стеклянный шарик на область позади турецкого
1 С. И. Лебединская. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
231
седла (tuber cinereum). Много раз описанные здесь последствия этой опе-
рации состоят в разного рода дистрофиях, генерализованных по тканям
и органам. В данном же случае последствием вмешательства было восста-
новление незадолго перед тем угасших столбнячных явлений. Через 24 часа
у собаки появились тонические судороги преимущественно в задних ко-
нечностях, которые через 48 часов дали типичную картину сегментарного
столбняка. Далее следовали повышение рефлекторной возбудимости,
ригидность позвоночника, опистотонус и смерть.
Не может быть сомнения, что столбняк возобновился здесь без всякого
участия специфического токсина. Операцию «шарика» мы произвели боль-
ше чем через месяц после введения токсина, т. е. через срок, вполне доста-
точный для развития иммунитета. Кроме того, животное болело и выздо-
ровело. Последнее, как принято думать, возможно только при условии
удаления или нейтрализации токсина.
Но самое главное заключается в том, что мы получили здесь нечто
большее, чем просто рецидив. Первоначальный процесс состоял в явлениях
местного столбняка одной лишь задней конечности. Рецидив дал не только
повторение того же симптома, но сегментарный, а затем и общий столбняк.
Отсюда неизбежно следует вывод, что переход местного столбняка
в общий возможен и без того, чтобы этим процессом руководил непременно
токсин, распространяющийся из области первичного очага по всей централь-
ной нервной системе.
В нашем случае местный симптом был лишь первым этапом сложного
нервного процесса, имеющего свой определенный цикл развития. При
малой величине первоначального раздражения процесс способен остано-
виться на полпути. Если же сила раздражения достигнет каких-то преде-
лов, то и процесс развертывается до конца. В основе его лежит, таким обра-
зом, готовый нервный механизм, где каждая новая часть, включаясь в рабо-
ту, определяет тем самым работу следующей.
Если данный эпизод получает отсюда свое объяснение, то ведь его
можно распространить и на все другие формы спонтанного и лаборатор-
ного столбняка. Поставленный так вопрос приобретает исключительное
значение и не только для патогенеза столбняка, но для всей патологии
вообще. Естественно, что мы сделали его предметом специального изучения.
Прежде всего необходимо было проверить, действительно ли нервная
травма случайного происхождения («второй удар»), нанесенная вскоре
после ликвидации столбнячных явлений, способна восстановить процесс
в той или иной его форме.
Соответствующее исследование было произведено моими сотрудниками
И. П. Б о б к о в ы м и А. Л. Ф е н е л о н о в ы м1. Подопытным живот-
ным служила кошка, так как на собаке в общем трудно подобрать дозу
токсина, дающую только местный столбняк, без дальнейшей его гене-
рализации. У кошек процесс развивается медленнее, легко задержи-
вается на стадии местных явлений и довольно часто заканчивается вы-
здоровлением.
Предварительными опытами было установлено, что при введении
столбнячного токсина в переднюю камеру глаза, а особенно в его стек-
ловидное тело, даже в дозах, превышающих смертельную, кошки легко
справляются с процессом. Последний, кроме того, теряет свои типичные'
черты. Явления местного столбняка отсутствуют или же, странным обра-
зом, переносятся в противоположный конец центральной нервной системы,.
И. П. Бобков и А. Л. Ф е н е л о н о в (рукопись).
232
Так, нередко первый местный симптом мы наблюдали в области хвоста
и мышц задних конечностей. При поглаживании животного ригидность
усиливалась до степени тонических судорог. Затем следовала ригидность
позвоночника, лишь редко достигавшая высоких степеней.
Все эти явления держатся обычно недолго, 3—7 дней, и ликвидируются
бесследно. Из девяти кошек погибла только одна. Когда в б—8 раз меньшая
доза того же токсина инъицировалась девяти другим кошкам в мышцы—
последствием всегда был местный, а иногда и общий столбняк. В этой
серии выздоровели всего четыре кошки.
Спустя три-пять дней после исчезания судорожных симптомов жи-
вотным обеих серий была нанесена добавочная нервная травма. В одних
случаях это была инъекция желчи в правый или левый седалищный нерв
с последующей его перерезкой, в других—введение капли, желчи в верхний
шейный узел. Почти для всех животных та и другая формы вмешательства
оказались смертельными. Часть погибла уже в ближайшие часы, осталь-
ные жили 2—б дней. При этом оказалось, что судорожные явления, угас-
шие за несколько дней перед тем, вновь реиидировали и даже в более выра-
женной форме, чем первоначально. Здесь опять отмечена резко усиливаю-
щаяся при дотрагивании ригидность хвоста, задних конечностей и по-
звоночника, подергивание мышц спины и т. д.
Нормальные животные переносят инъекцию желчи в седалищный нерв
очень легко. Последствием являются здесь тканевые дистрофии, разви-
вающиеся через сравнительно долгий срок. Вмешательства этого рода мы
применяем так часто, что надобности в их повторении специально для
данного случая не было. Что же касается инъекции желчи в верхний шей-
ный узел нормальной кошки, то такую серию контролей мы поставили.
Из пяти кошек три погибли на б-й и 7-й день, две остались живы. Ни
у одного животного никаких судорожных явлений не было. У всех наблю-
дались только кашель и общая слабость.
Оценивая эти данные, необходимо признать, что нервная травма,
падающая на разные отделы нервной сети только что выздоровевшего от
столбняка животного, в некоторых случаях действительно может вос-
становить угасшую картину во всех подробностях.
Здесь, таким образом, повторяется явление, которое встречалось уже
нам неоднократно при изучении процессов, объединяемых в этой книге
под общим именем нервных дистрофий. Если внутри нервной сети сохра-
нился след раздражения бывшего ранее, то новым, даже случайным воз-
действием можно вызвать к жизни реакцию, соответствующую по форме
раздражению первичному/
Мы не можем,конечно, рассчитывать па восстановление первоначальной
картины во всех опытах со вторым ударом. Последний может вызвать
интересующую нас реакцию только до тех пор, пока она не угасла до конца.
Здесь, следовательно, в основном необходимо учитывать время, а оно не
находится в полном распоряжении экспериментатора.
Мы видели, что восстановиться может не только итог реакции, но
и весь ее ход. Это значит, что нервный процесс, текущий во времени и имею-
щий сложный комплекс последовательно развертывающихся частей, за-
ложен в нервной системе как таковой в виде готового механизма. Внешний
агент нужен лишь для того, чтобы с достаточной силой начать реакцию.
В дальнейшем он может быть полностью нейтрализован или удален,
а процесс все-таки дойдет до своего естественного конца.
В приведенных материалах обращает на себя внимание факт перене-
сения местного симптома из области непосредственно раздражаемых сег-
ментов на противоположный конец центральной нервной системы. В пато-
генезе столбняка факт этот не являлся еще предметом изучения.
До настоящего времени были известны три формы развития и течения
столбняка.
Обычно болезнь начинается с нервного сегмента, соответствующего
месту введения токсина. Отсюда процесс постепенно распространяется
по спинному и головному мозгу. Такая форма наблюдается у собак, кошек,
кроликов, морских свинок, мышей и некоторых других животных.
У человека и лошади имеет место вторая форма, при которой столбняк
сразу начинается с так называемых общих явлений, минуя местную стадию.
Наконец третья форма, описанная Ру, может быть получена только
в искусственных условиях, когда столбнячный токсин вводится непосред-
ственно в район центральной нервной системы. Форма эта известна под
именем церебрального тетануса.
То, что мы наблюдали при введении токсина в стекловидное тело кошки,
не подходит ни под одну из указанных категорий. Это заставило нас за-
няться более подробным изучением картины столбняка у кошки при усло-
вии введения токсина в различные органы тела животного.
Имелось в виду проверить, какое влияние оказывает место первичной
инъекции токсина на форму и последовательность течения болезни.
Разного рода опыты ставились моими сотрудниками д-рами И. П. Б о б-
к о в ым, А. Л. Ф е н е л о н о в ым, М. О. О с и п ов ым и С. И. Л е-
бединской. Наблюдения Лебединской и Осипова1 по-
казали, что при односторонней инъекции токсина в мышцы голени первым
местным симптомом часто бывает столбняк хвоста. Последний напряжен
и резко загибается в сторону введения токсина. Когда поражение захва-
тывает обе половины нервного сегмента, хвост все еще продолжает оста-
ваться изогнутым несимметрично.
При субокципитальных инъекциях токсина первые местные симптомы
опять-таки проявляются в области хвоста и задних конечностей. Можно
было бы думать, что нервная система хвоста особо чувствительна к дей-
ствию столбнячного токсина. Это вызвало естественное желание посмотреть,
как потечет столбняк, если именно хвост избрать пунктом введения ток-
сина.
Полученный результат оказался неожиданным. При инъекциях токсина
под кожу дистальной части хвоста ригидность нередко начиналась с зад-
них конечностей. Хвост вовлекался в процесс лишь последовательно.
Если взять малую дозу токсина, однако достаточную для получения
заболевания при введении в ткани других областей тела, и инъицировать
ее под кожу дистальной части хвоста, то можно вообще не получить ника-
ких симптомов. Любопытно, что у нас были случаи, когда такие живот-
ные тем не менее довольно быстро погибали, не развивая ни местных,
ни общих явлений столбняка. В этих случаях токсин вызывал, невиди-
мому, какую-то новую нетипичную для него форму реакции.
Я хотел бы напомнить здесь опыты моих сотрудников Дой никова,
Суслова и Жаботинского, описанные выше в главе о генера-
лизации дистрофических явлений. При нанесении химической травмы
седалищному нерву наиболее тяжелые морфологические изменения на-
блюдаются в нервных элементах соответствующего сегмента. Отсюда пора-
жение распространяется вверх по спинному мозгу, убывая более или менее
равномерно. Совершенно другая картина получается, если пунктом нане-
1 С. И. Лебединская и М. О. Осипов (рукопись).
234
сения травмы избрать один из нервов плечевого сплетения. Равномерность
заменяется здесь скачкообразностью явлений. Из области шейного утол-
щения процесс перебрасывается в хвостовую часть спинного мозга, оста-
вляя в целости весь грудной его отдел. Анализ причин этого несоответствия
привел нас к признанию различий в ходе самого процесса раздражения.
Раздражитель, бывший инициатором всех явлений, в дальнейшем уже не
играл роли.
Весьма похожие данные получили мы и теперь при изучении симптома-
тологии столбняка. Царящий здесь странный беспорядок невозможно
объяснить, исходя из представлений только о движении токсина по нервной
системе.
Мы окончательно убедились в этом на материале опытов моих сотруд-
ников Бобкова и Фенелонова1. Испытывая влияние места
инъекции на картину болезни, мы, между прочим, вводили токсин в верх-
ний шейный симпатический узел. При этом у кошек почти как правило
развивается удивительная картина сагиттального столбняка. Болезнь
начинается с мышц шеи, в результате чего голова повертывается в сторону,
соответствующую инъекции. Далее следует столбняк одноименных перед-
ней и задней конечностей, а также ригидность мышц той же половины туло-
вища.
Если токсин введен слева, то тело животного оказывается также изог-
нутым влево, а левые передняя и задняя конечности напрягаются иногда,
как палки. В то же время правые конечности остаются мягкими и сохра-
няют почти нормальную подвижность.
В одних случаях картина бывает выражена резко, в других слабее.
Обычно переход процесса на противоположную сторону нервной системы
задерживается, и сам процесс редко достигает здесь значительной степени,
так как еще до того животное погибает.
В других опытах токсин вводился кошкам или в m. sterno-cleido-ma-
stoideus или под кожу боковой части шеи. В нескольких случаях здесь
также была отмечена сагиттальная форма столбняка, выраженная, однако,
не столь резко.
Здесь вновь приходят на память старые наши опыты, имевшие целью
изучить морфологические последствия химической травмы различных
нервных образований. Мы видели, что изменения в симпатических узлах
пограничного ствола у кролика после односторонней химической травмы
седалищного нерва (кротоновое масло) распространялись преимуществен-
но по стороне, одноименной травмированному нерву. И также анализ
причин этого процесса привел нас к отрицанию участия в нем самого раз-
дражителя.
Сравнивая теперь разные формы генерализации столбнячного процесса,
мы должны будем разделить их на две категории—фронтальную и сагит-
тальную. Обе они могут иметь место и у животных одного вида. Так кошки
при инъекции токсина в мышцы задних конечностей проделывают обычно
фронтальную форму развертывания болезни. Первым симптомом здесь
будет местный столбняк сначала одной, затем другой задней конечнэсти,
далее следуют ригидность позвоночника, передних конечностей, описто-
тонус и т. д. Та же кошка, зараженная в верхний шейный узел, развивает
сагиттальный столбняк. Причиной указанной разницы является лишь
выбор пункта первичного раздражения. По крайней мере на первое время
это определяет ход процесса раздражения внутри нервной сети.
1 И. П. Бобков и А. Л. Фене л о но в (рукопись).
235
Человеку, который захотел бы в объяснении описанного базиро-
ваться на движении токсина внутри центральной нервной системы, при-
шлось бы немало потрудиться над вопросом о путях и силах этого
движения!
Итак, процесс генерализации столбнячных явлений по всей центральной
нервной системе может не зависеть от наличия токсина внутри реагирую-
щих элементов. Тогда где же гарантия, что и сам первичный местный симп-
том связан непременно с токсином, который по нервному стволу достигает
соответствующих клеток спинного мозга и поражает их?
В основу этого представления положен достоверный факт движения
столбнячного токсина по нерву и проникания его внутрь мозгового
ствола. Но одного этого все-таки мало. Мы видели, что вступать в нервный
ствол и передвигаться по нему до центральной нервной системы легко
могут и совершенно индифферентные вещества. Для признания особой
значимости этого акта должны быть еще какие-то добавочные доказа-
тельства.
Они действительно есть. Важнейшим здесь следует считать известные
опыты Мейера и Рансома (Meyer u. Ransom). Вводя столбнячный
токсин под кожу конечности кролика, они инъицировали одновременно
небольшое количество антитоксина внутрь соответствующего нерва и на-
блюдали, что столбнячные явления при этом или отсутствуют или задер-
живаются по сравнению с контролем. Из этого был сделан вывод, что если
на пути движения к мозгу поставить кордон, нейтрализующий только
тот токсин, который проник внутрь нервного ствола, то столбняк не ра-
зовьется.
Произведенная нами проверка указанных опытов полностью их под-
твердила. Однако в это время мы уже хорошо.знали, что значит сам по>
себе акт вмешательства. Вводя.антитоксин, т. е. сыворотку, т. е. сложную
смесь чуждых белков, авторы добивались «специфической» перегородки
для токсина и не учитывали, что одновременно травмировали нерв. Этим
перегораживалась дорога для всех процессов, текущих по нерву, а не
только для одного токсина. В результате вмешательства меняется и мор-
фологический и физиологический субстрат. Неудивительно, что послед-
ствием будет нарушение нормального течения столбнячного процесса.
Ведь перерезка соответствующего нерва, как известно, предупреждает
развитие столбняка уже наверное.
Поэтому мы сочли необходимым поставить новую серию экспериментов.
Формально они должны были повторять условия опытов Мейера
и Р а н с о м а. Но для перегородки нерва вместо специфической сыворотки
мы применили нормальную (опыты моих сотрудников В.М.Аристов-
с к о г о и А. В. П о н о ма р ев а1).
Наблюдения велись на кроликах. В разных комбинациях, на одном
животном и на нескольких, с одиночными и двойными формами контроля,
седалищный нерв перегораживался небольшим количеством разведенной
антитоксической или нормальной сыворотки. Разницы в результатах не
только не было получено, но часто на конечности, где кордоном служила
нормальная сыворотка, столбняк развивался позднее и был менее выражен,
чем в случаях применения сыворотки специфической.
Тогда, чтобы покончить с вопросом, мы решили повторить опыты уже,
так сказать, в форме гротеска и путь столбнячному токсину перегородить
столбнячным же токсином.
1 В. М. Ар и сто вс к ий и А. В. Пономарев (рукопись).
236
Контролями служили аналогичные опыты с антитоксической и нор-
мальной сыворотками.
Токсин для образования кордона разводился физиологическим раст-
вором в несколько раз. Объем и способ введения в нерв всех указанных
веществ были всегда одинаковы.
Как и можно было ожидать, последствия применения токсина были
те же, что и обеих сывороток. В отдельных случаях с токсином достигался
даже более отчетливый эффект. Сам по себе акт введения в нерв чуждого
вещества, безразлично какого, играл, как видно, основную роль в ходе
интересующего нас процесса.
В серии других опытов, произведенных сотрудником моим С. И. Ле-
бединской на собаках, токсин инъицировался то в седалищный нерв,
то в мышцы голени. В двух случаях этот опыт был поставлен на одном
и том же животном.
Из шести опытов только однажды процесс у подопытного и контрольного
животного начался одновременно. В остальных—на стороне введения ток-
сина в нерв местные явления отчетливо запаздывали по сравнению с вве-
дением в мышцы. Это имело место как в опытах на разных, так и на одном
и том же животном. Еще большая разница отмечена в отношении времени
перехода местного столбняка в общий и продолжительности всей болезни.
После инъекции токсина в мышцы болезнь протекает быстрее и тяжелее.
Необходимо добавить, что доза в обеих формах опыта была почти одинако-
вой. Во всяком случае, из тканей на периферии ни в лабораторных, ни
в спонтанных условиях такое количество токсина не может проникнуть
в щели нервного ствола. Кроме того, из части нерва, вздувшейся после
инъекции, некоторое количество вещества вытекает обратно через укол.
Причиной болезни здесь, следовательно, может быть не только токсин,
находящийся внутри нервного ствола, но и та его часть, которая входит
в контакт с концевыми нервными аппаратами внутри тканей.
Выше мы пришли к заключению, что для генерализации столбнячных
явлений наличие токсина внутри центральной нервной системы вовсе
не является обязательным. Теперь то же самое приходится повторить
и о столбняке местном.
За время работы от элементов центральной нервной системы мы посте-
пенно спускались вниз до тех пор, пока в нашем распоряжении не оста-
лись одни только внутритканевые нервные образования. На них мы и сосре-
доточили свое внимание.
Вопрос о столбняке был поставлен как вопрос о своеобразной форме
нервного раздражения, возникающего в области рецепторных нервных
приборов, передаваемого отсюда в центр и проявляющегося затем в виде
готовой сложной реакции.
Но, если это так, то, отделив концевые аппараты от вышележащих
нервных частей или даже только лишив их возбудимости на время встречи
с токсином, мы должны предотвратить развитие столбняка.
Профилактическое значение перерезки соответствующего нерва в пато-
генезе местного столбняка известно уже давно. К сожалению эта форма
опыта в данном случае не является доказательной, так как при ней пре-
рывается одновременно и путь для движения токсина. Однако задача легко
может быть осуществлена путем прибавления к токсину анэстезирующих
веществ, в частности новокаина. Здесь возникал только один вопрос—
не окажет ли новокаин прямого действия на токсин в смысле его нейтра-
лизации. Поэтому опыты, произведенные моим сотрудником С. И. Лебе-
ди нс к о й, начались с проверки указанного обстоятельства.
237
Были определены стандартные дозы имевшегося у нас токсина и изго-
товлены несколько смесей его с новокаином. В дальнейшем они подверг-
лись диализу при комнатной температуре и в таких условиях, которые не
допускают поступления излишков воды в изготовленную смесь. Диализ
продолжался до тех пор, пока в воде уже нельзя было определить даже
следов новокаина. Вслед за тем, на собаках и кроликах, специально подо-
бранных парами, производилась проверка действия диализированного
токсина и сравнение с теми же дозами исходного препарата. Оказалось,
что токсин, за время пребывания его в смеси с новокаином, ни мало не изме-
нился. Подопытные животные заболевали и погибали параллельно со свои-
ми контролями, иногда немного раньше, иногда позже. Мы сделали от-
сюда вывод, что новокаин и столбнячный токсин относятся друг к другу
индифферентно и ни в какие реакции не вступают.
Далее следовали основные опыты также на собаках и кроликах. В ка-
ждой паре одно животное получало под кожу голени определенное коли-
чество столбнячного токсина, другое—туже дозу токсина в смеси с ново-
каином. Объем вводимой жидкости в обоих случаях был одинаков. Так
как дело шло об изучении генеза именно местных столбнячных явле-
ний, то дозы токсина брались небольшие, в пределах одной DLM или
менее.
Результаты рисуются, в следующем виде. Больше чем в половине
случаев животные, получившие смесь токсина с новокаином, не заболели,
в то время как все их контроля проделали полную картину местного,
а нередко и общего столбняка с неизбежным в таких случаях смертельным
исходом. В другой части опытов развитие местных столбнячных явлений
в подопытной группе животных запаздывало в 2 или даже 3 раза по сра-
внению с контролями. Наконец, в известном числе, разница оказалась
сглаженной, но это было или при увеличении дозы токсина или при умень-
шении процентного содержания новокаина.
Увеличение дозы токсина также влекло за собой стирание разницы
между контролем и опытом. Причина этого понятна. При изучении столб-
няка в лабораторной обстановке все потребное количество токсина вво-
дится сразу. На-глаз видно, что уже через несколько минут подкожное
вздутие на месте инъекции исчезает. Токсин всасывается дренажной си-
стемой организма, переходит в общий круг кровообращения, откуда, как
известно, действие его ослабляется в несколько раз. На месте введения
задерживается лишь небольшая часть токсина. Если в это время воспри-
нимающие раздражение приборы потеряют реактивную способность вслед-
ствие анэстезии, то и еще некоторое количество его отмывается. К моменту
восстановления нормальных нервных отношений количество токсина на
месте будет меньше необходимого, раздражение будет ниже порога и столб-
няк не разовьется.
Несомненно, что вопрос здесь идет именно о пороге раздражения, так
как столбнячный токсин из места введения не вымывается без остатка.
В этом легко убедиться, поставив опыты с тем же, или даже большим,
процентным содержанием новокаина, но увеличив дозу токсина. Здесь
у подопытных животных имеет место лишь задержка реакции и даже не
во всех случаях.
Токсин относится к категории коллоидов, которые по сравнению с кри-
сталлическими веществами местными тканевыми элементами захватываются
более энергично. Чем больше введенная доза, тем больше остаток. В то
время как новокаин через короткий срок нацело будет отмыт и пройдут
явления анэстезии, количество задержавшегося на месте токсина окажется
238
достаточным, чтобы вызвать раздражение и соответствующую реакцию
на него.
В серии дальнейших экспериментов новокаин мы заменяли другими
анэстезирующими веществами—кокаином и хинином. Полученный ре-
зультат был в основном подобен описанному.
Оставалось рассмотреть еще один вопрос: не препятствует ли приба-
вление новокаина прониканию столбнячного токсина в нерв, чем, напри-
мер, и можно было бы объяснить задержку и даже предотвращение столб-
нячных явлений.
Это положение при проверке не подтвердилось.
В мышцы голени собаки или кролика мы вводили смесь токсина с 5%
раствором новокаина и убивали животных через разные сроки. Из кусоч-
ков соответствующего седалищного нерва, взятых на разных уровнях,
готовилась эмульсия и вводилась под кожу белым мышам. Все мыши
заболели столбняком. Следовательно, от прибавления анэстезирующего
вещества токсин не потерял способности вступать в нерв и двигаться по
нему. Если, несмотря на это, заболевание предотвращалось, то ясно, что
своим происхождением оно было обязано не тому токсину, который про-
никал внутрь нервного ствола.
Отсюда следует вывод: столбнячный токсин по нервному стволу рас-
пространяется, но ни в патогенезе местного, ни в патогенезе общего столб-
няка это не играет сколько-нибудь существенной роли.
Сложная реакция, известная под именем столбняка, создается уже
в момент встречи токсина с периферическими нервными приборами.
Она имеет свой постоянный для данного животного цикл развития,
где каждое следующее звено определяется предыдущим, варианты же за-
висят от физиологической разницы нервных образований,.бывших исход-
ным пунктом процесса.
Отсюда не следует, что проникание токсина по нерву до центральной
нервной системы должно считаться актом в полной мере индифферентным.
Нам хорошо известно, как легко вызвать столбняк субарахноидальной
инъекцией токсина. Но ведь и в подоболочечных пространствах мозга
имеется достаточное количество рецепторных нервных приборов, способ-
ных начать реакцию под влиянием раздражения. Проникание токсина
непосредственно к нервным клеткам и прямое их раздражение в данном
случае вовсе не обязательны.
Итак, причиной столбняка является столбнячный токсин. Но это не
значит, что столбнячные явления от начала до конца именно им и поддер-
живаются.
Таким образом получает, наконец, объяснение странный факт, давно
уже висящий над патогенезом столбняка, как основное недоумение. Имен-
но: в нашем арсенале имеется весьма мало сывороток, чьи специфические
свойства ни в ком не возбуждали бы сомнений. Из них на первом месте
стоят две—противодифтерийная и противостолбнячная. Разного рода ме-
тодическими приемами концентрация в них антител доведена теперь до
высоких цифр. И, тем не менее, противостолбнячная сыворотка лечеб-
ным действием не обладает. Ее применение имеет большое значение, но
лишь в профилактике, т. е. в условиях ничем не отличающихся от реак-
ций in vitro. Специфическая сыворотка здесь просто нейтрализует ток-
син, превращая раздражитель в индифферентное вещество. Этим преду-
преждается самая возможность раздражения.
Если в клинике человека при субарахноидальных инъекциях время
от времени и удается отметить полезный эффект, всегда остается сомнение—
239
чему именно мы этим обязаны—специфическим свойствам сыворотки или
акту вмешательства? В лабораторных же условиях, когда процесс вы-
зывается введением определенной дозы токсина, появление первых местных
симптомов столбняка как правило сигнализирует смерть, куда бы и в ка-
ких количествах ни вводилась затем сыворотка. В опытах с буксирова-
нием мы также не добились никаких намеков на положительный эффект.
Любопытный ряд наблюдений был в свое время проведен нами в кли-
нике на 5 случаях выраженного спонтанного столбняка у человека. Сыво-
ротка вводилась интралюмбально после предварительного извлечения
максимального количества цереброспинальной жидкости. Отсасывание
жидкости производилось медленно. Извлекалось от 40,0 до 110,0 церебро-
спинальной жидкости. Операцию эту мы возобновляли через 1—2 дня до
появления отчетливых признаков улучшения (до 3—5 раз). Одновременно
сыворотка вводилась и в кровь. Во всех этих случаях явления столбняка
постепенно исчезли. В шестом случае, где при проколе цереброспиналь-
ная жидкость не была получена (punctio sicca) и сыворотка вводилась без
предварительного опорожнения оболочечного мешка, мы эффекта не имели
и больную потеряли. Позднее эти опыты были с успехом повторены в кли-
нике профессора Ю. Ю. Джанелидзе.
С внешней стороны здесь все казалось бы благополучным, однако в те-
чение наблюдений обнаружились данные, поколебавшие такую уверен-
ность. Дело в том, что во всех случаях через несколько часов после одно-
кратного введения сыворотки симптомы столбняка всегда ослабевали,
затем опять усиливались до степени первоначальных явлений, чтобы вновь
уступить повторному вмешательству.
Исходя из представления о реакции между специфическими антителами,
объяснить это невозможно. Если ослабление интенсивности столбняка
было связано с нейтрализацией токсина, то откуда могли прибыть новые
его порции, вызвавшие возобновление процесса? Употреблявшиеся нами
количества сыворотки, настолько превышали возможное максимальное
содержание в организме токсина, что если бы даже мы добавочно ввели
огромную его дозу это ничем бы не проявилось. В условиях нашего вме-
шательства антитоксин в избытке находился и в крови и в мозгу. Это
однако не мешало возобновлению процесса в первоначальном объеме.
Ясно, что антитоксин был здесь не при чем. Реакция являлась лишь отве-
том на вмешательство, на добавочное или встречное раздражение. Оно
меняло отношения частей внутри нервной сети, создавало на время новый
нервный плацдарм, затруднявший развертывание ранее бывшего процесса.
Недоверие к лечебным качествам противостолбнячной сыворотки вы-
звало уже возврат клиники к приемам симптоматического лечения. Так
мы вновь видим применение наркоза, обеспечивающего больным, по край-
ней мере, временное облегчение страданий, испытывают магнезию, интра-
люмбальные инъекции новокаина и даже растворов карболовой кислоты
(Synn Suvansa). Оказалось, что новокаин и карболовая кислота дают
несомненный лечебный эффект и если не во всех случаях, то значительно
более постоянно, чем специфический антитоксин. Конечно, специфический
антитоксин, введенный субарахноидально, может нейтрализовать токсин,
поступающий туда по нервному стволу из очага своего образования.
Интенсивность дополнительных раздражений может быть и будет таким
путем несколько снижена. Однако, это не устранит уже развившихся
столбнячных явлений.
Вывод отсюда один: сывороточное лечение столбняка не является спе-
цифическим, так каК за время развития процесса происходит смена его при-
240
чин. Наоборот, воздействия, относимые клиникой к разряду симптомати-
ческих, теперь приобретают право на название причинных. Сыворотка
не оказывает при столбняке лечебного действия потому, что процесс еще
в течение инкубации теряет свойства, относимые иммунологией в область
специфических реакций.
Вопрос об отсутствии лечебных свойств сыворотки не единственное
недоумение в патогенезе столбняка. Этих недоумений в общем довольно
много, но я не нахожу нужным перечислять их все по порядку ввиду того,
что изучение столбняка как частнопатологической формы не входит
в нашу задачу. Отмечу лишь некоторые моменты, могущие быть полезными
для разъяснения интересующих нас основных положений.
Странным фактом, не имеющим толкований, является исключительная
чувствительность лошади к столбнячному токсину. Она не только отно-
сительно, но и абсолютно больше, чем у морской свинки, числящейся
также в группе самых чувствительных животных. Разного рода весовые
отношения, с которыми неизбежно следует считаться при трактовке столб-
няка, как реакции на контакт каждого из реагирующих элементов с токси-
ном, ничем помочь здесь не могут. Только представление об этом процессе
как о своеобразной и сложной форме нервной реакции, где порог раздраже-
ния определяется чувствительностью реагирующего субстрата, способно
внести сюда надлежащую ясность.
Делается понятным и другой факт, не раз отмечавшийся клиникой
и свидетельствующий, что столбнячных больных оперировать не следует.
Даже в тех случаях, когда удаляется несомненный источник всего процес-
са (например, при ампутациях), явления столбняка не только не затихают,
но часто резко усиливаются.
Если токсин, проникший в центральную нервную систему через щели
нервного ствола, и принимает участие в развитии процесса, то только как
дополнительный фактор, учет которого возможен, но практически беспо-
лезен, ибо, даже изъяв токсин из нервных клеток, мы не остановим процес-
са. В одной из глав этой книги, посвященной роли цереброспинальной жид-
кости в патогенезе столбняка, я привел материалы, свидетельствующие
о значительном замедлении движения болезненного процесса у животных,
которым упомянутая жидкость периодически извлекалась. Там мы свя-
зывали это с вопросами циркуляции, с тем, что удаление жидкости создает
механические препятствия для распространения токсина. Результаты
опытов могут получить теперь и иное толкование. Акт извлечения боль-
ших количеств цереброспинальной жидкости необходимо оценивать еще
и как прямое воздействие на нервную систему, включающее цепь добавоч-
ных раздражений. Это влечет за собой временное изменение взаимных
отношений отдельных нервных частей. На новом фоне и процесс, служащий
индикатором, будет развертываться по-новому.
Здесь и уже не в первый раз мы встречаемся с противоречием. Доба-
вочное раздражение в одних случаях усиливает существующий процесс,
в других ослабляет или даже ликвидирует его. Как бы ни казалось стран-
ным такое положение, оно совершенно точно и, следовательно, его остается
только признать.
Причина состоит в том, что объектом воздействий является нервная
система, все элементы которой связаны друг с другом в подвижных ком-
бинациях. Раздражение, падающее на эту сеть, может угаснуть в дуге
простого рефлекса лишь в случаях, когда оно относится к категории сла-
бых. Необычные виды раздражений, с которыми приходится иметь дело
в патологии, растекаются на значительные нервные области, вызывая
16 А. Д. Сперанский
241
временную перестройку внутринервных отношений далеко за пределами
непосредственного контакта. Ответ на раздражение здесь всегда сложен,
реакция всегда течет не по одному, а по нескольким различным путям,
степень проявления которых вариирует. В зависимости от индивидуального
рисунка данной нервной сети, от силы раздражения, времени его и ряда
других моментов, та или иная часть реакции получает преимущественное
значение и, заслоняя другие, определяет внешнюю форму процесса. Разница
в ответе связана, таким образом, вовсе не с тем, что реакция с самого начала
идет по различным и даже противоположным направлениям.
Большую роль играет здесь степень раздражения. В результате про-
изведенных нами наблюдений выяснилось, что чем она больше, тем скорее
эффект выразится в усилении уже существующего или ранее бывшего,
но еще не угасшего процесса.
В моем распоряжении имеется одна серия экспериментов, могущая
отчасти свидетельствовать, что токсин, проникший в район центральной
нервной системы, не остается индифферентным (опыты моего сотрудника
А. В. Пономарев а1).
Двум собакам одного веса и роста вводилась одновременно в мышцы
левой голени одинаковая доза столбнячного токсина. Затем одна из них
помещалась в клетку с низким потолком и здесь находилась преимуществен-
но в лежачем положении. Другая, непосредственно вслед за введением
токсина, впрягалась в нагруженную камнем тележку, которую и возила
в течение 2—3 часов. В части опытов мы заставляли собаку возить груз
повторно, с промежутком в 12—15 часов. В результате оказалось, что
у собаки, возившей тележку, местный столбняк развивался раньше, чем
у контрольной. Разница была значительной. Часто она достигала 20—
26 часов. Правда, даже у специально подобранных животных время по-
явления первых симптомов не всегда совпадает. Но в описываемых опытах
разница выступила во всех случаях, а главное она оказалась пропорцио-
нальной времени, в течение которого собака производила работу.
В эЛх опытах было отмечено и еще одно любопытное явление. У собак,
возивших тележку, общие явления столбняка развивались одновременно
или следовали непосредственно за местными. Тризм, ригидность позво-
ночного столба и т. д. появлялись почти тотчас после обнаружения первых
местных симптомов. У нас были случаи, когда к моменту заболевания
контрольного животного подопытное уже погибало или находилось «при
смерти».
Другие опыты, описанные в своем месте, показали, что мышечная рабо-
та способствует ускорению движения лимфы (и заключенных в ней веществ)
по нервному стволу. Появление у наших животных сразу общих симптомов
столбняка казалось с этим и нужно бы было связать. Но здесь опять воз-
никает возражение. Работа мышц в области нервного сегмента, раздра-
жаемого токсином, есть дополнительная нагрузка на соответствующие
нервные элементы, а мы знаем, какую роль в патогенезе столбняка может
играть добавочное раздражение.
Как бы то ни было, вопрос этот возбуждает лишь академический
интерес. Проникает ли токсин в район центральной нервной системы
или нет, основные черты процесса измениться не могут.
Прежде чем утвердился и получил общее признание современный
взгляд на патогенез столбняка, имелись уже отдельные высказывания,
переносившие центр тяжести процесса на нервную периферию [Гольд-
1 А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 28, в. 1, 1928.
242
шейдер (Goldscheider, 1894), К у р м о н иДуайон (Courmont
et Doyon, 1899)]. Теперь мало кто даже и помнит об этих представле-
ниях, раздавленных под тяжестью так называемых «очевидных» доказа-
тельств, данных новой теорией. Последняя, как только что было показано,
также не вынесла предъявленных к ней требований, и мы вновь стоим
перед положением, бывшим когда-то исходным. Оно не может, конечно,
удовлетворить и нас, так как имеет в виду лишь рефлекторный механизм
возникновения местного столбняка и совершенно бессильно решать
вопрос о генерализации столбнячных явлений. Возражения Рансома
и Мейера (1903) по этой именно линии и были направлены. Авторы
указывали, что кроме электрического тока современной науке неизвестно
другое средство, которое, исходя из одного пункта, могло бы изменить
возбудимость всей нервной дуги. Тем большие препятствия видели они для
признания «динамического распространения» по нервной системе, вызван-
ных на периферии изменений. По их мнению это значило бы «встать
в противоречие со всеми современными опытами»1.
Перефразируя слова Гегеля, мы могли бы тепеэь ответить: «тем
хуже для этих опытов». Факты, особенно же факты, взятые из области
биологии, далеко не всегда имеют самостоятельное значение вне создав-
шей их системы. Переброска материала из одной системы в другую, в целях
проверки этой последней, возможна только при условии объективной
ценности материала, оправданной всесторонне. А так как каждый наш
факт в огромном большинстве случаев есть лишь осколок явления, то*
было бы по крайней мере поспешным заставлять будущее равняться на него.
Это произошло и в данном случае. Ссылка на отсутствие соответству-
ющих материалов в современной авторам науке не говорила об их дей-
ствительном отсутствии в природе, доказательством чего и является эта
книга. Здесь представлен достаточно большой и разнообразный материал^
делающий несомненным именно «динамическое распространение» раздра-
жения из области концевых нервных приборов на периферии по всей
сложной нервной сети.
На этом я прекращаю разбор материалов по изучению столбняка
как частной патологической формы.
Наша работа преследовала другую цель. Еще в начале этой главы,,
выясняя роль нервного компонента в происхождении дегтярных новооб-
разований у кролика, я высказал два предварительных положения.
1. Специфическое качество раздражителя есть способность его вызы-
вать необычную форму нервного раздражения, приводящего в действие
определенные нервные механизмы. На периферии это выражается рядом
функциональных и структурных нарушений, развертывающихся после-
довательно и в постоянном плане.
2. Нервная система обладает свойством в течение некоторого и иногда
долгого времени хранить след такого раздражения, не меняя характер-
ных его особенностей.
. Оба эти положения мы можем теперь утвердить. Способность вызы-
вать своеобразную и постоянную форму сложной нервной реакции только
путем раздражения периферических нервных приборов и есть специфи-
ческое качество столбнячного токсина.
Переходя к оценке этого раздражения, мы должны отметить сле-
дующее:
1 Странно, что они забыли при этом известный опыт Тюрка с раздражением кис-
лотой одной из лапок обезглавленной лягушки, в результате чего получается очень
сложная и совершенно координированная реакция, состоящая из ряда звеньев.
16*
243
1.	Его нельзя отнести ни к одной из известных категорий тактильной,
болевой, температурной и т. д.
2.	Свойственная ему инкубация имеет такую продолжительность,
какая не встречается среди других, более или менее простых нервных
реакций.
3.	Возникая в одной точке и прогрессивно усиливаясь, процесс охва-
тывает многие нервные части в определенной последовательности, приводя
их в состояние, при котором невозможна жизнь.
4.	Обычная и постоянная форма этого процесса может нарушаться лишь
отчасти и только на первых этапах. Это достигается, например, перенесе-
нием пункта первичного раздражения из одной нервной области в другую.
5.	Устранение раздражителя способно задержать генерализацию раз-
дражения только в самом начале. Если процесс достиг какой-то своей
стадии, удаление раздражителя не в силах его остановить.
6.	Прекращение внешних симптомов процесса не всегда свидетель-
ствует о полной его ликвидации. На некоторое время в нервной сети остает-
ся след бывшего специального раздражения. Новое воздействие, хотя бы
вульгарная травма, направленная на нервную систему, в ряде случаев
может восстановить процесс в типичной его форме.
Достаточно бегло просмотреть приведенные шесть положений, чтобы
узнать в них все характерные особенности другой группы процессов, уже
столько раз демонстрированных на страницах этой книги. Как бы по
ряду признаков столбняк ни казался своеобразным, он очень близко под-
ходит к тому, что выше мы объединили под именем нервных дистрофий.
Разница состоит в том, что вызывающие их неспецифические воздей-
ствия могут быть весьма различны по своей природе. Варианты здесь
связаны лишь со степенью раздражения и местом, откуда процесс на-
чался. Отсюда и создалось у нас представление о стандартных формах
нервных дистрофий. Не следует забывать, однако, что это представление
условно. Если бы столбняк удавалось воспроизводить не только столбняч-
ным токсином, а целым рядом других веществ и приемов, мы относили бы
-его также в группу стандартных реакций, так как ничего исключительного
здесь действительно нет. Своеобразным представляется лишь течение
процесса, да и то в случаях, когда болезнь, начинаясь местным симптомом,
проходит ряд последовательных стадий. Человек и лошадь обычно прямо
начинают с явлений общего столбняка. В этой форме процесс легко может
быть воспроизведен искусственно применением разнообразных воздей-
ствий, что неоднократно и было мною показано на материалах первой
части этой книги, посвященной изучению генеза судорожных состояний.
Таким образом, специфическая реакция есть также групповая реакция,
только число известных нам внешних воздействий, которые ее вызывают,
сравнительно очень невелико.
В сущности, то же самое должны мы повторить и о дифтерии.
Принадлежность дифтерии к специфическим процессам, кажется, ни
в ком не вызывает сомнений.
На чем же именно основана эта ее квалификация?
Здесь надлежит различать две стороны дела: первая—внешние прояв
ления процесса, вторая—иммунобиологические реакции.
Выше был. уже приведен материал опытов моих сотрудников Н и-
китина и Пономарева1, изучавших последствия введения диф-
1Н. Н. Никитин и А. В. Пономарев. Арх. биол. паук, т. 30, вып. 1,
1930; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 70, H. 3—4, 1930.
244
терийного токсина в район центральной нервной системы морской свинки.
Предварительно животные получали в кровь огромные дозы специфиче-
ского антитоксина. Это не спасало их от смерти, наступавшей обычно еще
в течение первых суток. При вскрытии у всех животных были обнаружены
характерные изменения надпочечных желез и сердечных ганглиев, хотя
в указанных условиях ни одна молекула токсина не могла достичь ни над-
почечника, ни сердца. Ясно, что эти изменения и при обычных условиях
не зависят от контакта токсина с элементами самих органов и что про-
изводящим агентом являются здесь процессы нервной природы. А, между
тем, у свинки указанные изменения сердечных ганглиев, особенно же
надпочечников, признаются типичными именно для дифтерии.
В другой, также упоминавшейся работе моего сотрудника Г. Ф. Ив а-
н о в а1, изучавшего на собаках морфологические последствия раздра-
жения стеклянным шариком области серого бугра (tuber cinereum), отме-
чено следующее. Во всех случаях, когда дистрофический процесс в тка-
нях развертывался стремительно и животные погибали в течение ближай-
ших 2—3 дней, на вскрытии мы находили тяжелые изменения надпочеч-
ников, выражавшиеся резким липоидозом. Клетки коркового слоя почти
нацело заполнялись жиром, в той же и даже в гораздо большей степени,
чем это имеет место при дифтерии.
Вот еще серия экспериментов, произведенных моим сотрудником
И. А. П и г а л е в ы м1 2. Проверке подлежал вопрос, не является ли
механизм происхождения дифтерийного налета, близким к тому, который
обусловливает развитие местных симптомов столбняка. Это можно подо-
зревать, так как мы видели, что, например, скарлатинозная ангина ока-
залась процессом нервной природы, отражением его в периферических
тканях.
«Дифтерийного» воспаления тканей кролика Ж и б ь е (Gibier) до-
стигал, вводя токсин в прямую кишку на тампоне или в клизме. Для
нас эта форма была неудобна вследствие относительной трудности опе-
рировать на нервных связях прямой кишки. Поэтому наши опыты ста-
вились на ухе.
Двум кроликам делалась искусственная язва на тыльной стороне уха
в дистальной его половине. С этой целью отпрепаровывалась и обрезалась
кожа на протяжении 3—4 см2. Кожу от подлежащих тканей нужно отде-
лять осторожно, так как слой их между кожей и хрящом очень тонок.
Затем (или перед тем) одному из кроликов производилась перерезка уш-
ного, затылочного и лицевого нервов (auricularis, occipitalis et facialis)
вне пределов уха—из одного разреза на шее. Сосуды и их нервная система
оставлялись нетронутыми. Второму кролику перерезка нервов не про-
изводилась, он служил контролем. Над образованной таким образом
язвой пришивался тампон, периодически смачиваемый в течение дня
и ночи дифтерийным токсином.
Оказалось, что меньше чем через 24 часа на ухе нормальных кроли-
ков обычно появляется уже беловатый крепко сидящий налет, прочно
спаивающий марлю с раневой поверхностью. Дно и края раны получают
грязный «сальный» вид. При снимании марли налет частично отрывается
от раневой поверхности, в результате чего эти места начинают слегка кро-
воточить. На 2-й день описанные явления усиливаются. На 3-й и 4-й дни,
1 G. I w а п о w. Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 74, H. 5 u. 6, 1930.
2 И. А. П и г а л e в. Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, Zeitschr. f. d. ges. exp.
Med., B. 63, H. 5 u. 6, 1928.
245
если кролик не погибает, присоединяется сильное нагноение вследствие
вульгарного загрязнения и это мешает дальнейшим сравнениям.
На ухе кроликов, которым нервы были перерезаны, больше чем в по-
ловине всех случаев рана в течение 24—48 часов сохраняла свежий вид,
а затем, в результате загрязнения, также развивалось нагноение.
В части случаев эта разница была выражена нерезко. Любопытно,
что для получения более отчетливой разницы необходимо, чтобы перерезка
нервов была произведена незадолго до прикладывания токсина к ране.
Если между этими двумя моментами проходит более долгий срок, разница
в эффекте постепенно стирается. Факты подобного рода и их объяснения
уже неоднократно приводились мною при описании других материалов,
относящихся к той же категории явлений.
Таким образом, один и тот же препарат дифтерийного токсина оказы-
вал различное действие на ткани и это было связано с целостью или наруше-
нием нервных отношений соответствующей области. Мы видим здесь не-
сомненное сходство со столбняком. Оно распространяется и дальше. Так
кролики, которым дифтерийный токсин прикладывался к денервированной
раневой поверхности, как правило переживали своих конт.ролей и для
дифтерии на весьма значительный срок, до 3—5 дней.
Что касается дифтерии у человека, то и здесь сама по себе картина
болезни не говорит ничего определенного, а тем более категорического.
Окончательное решение вопроса сплошь и рядом предоставляется бакте-
риологическому анализу. Отрицательный ответ переносит процесс
в группу вульгарных, несмотря на наличие в зеве характерных для дифте-
рии налетов.
Из всего этого вытекает, что и при дифтерии у нас нет твердых данных
для признания местных проявлений болезни результатом прямого кон-
такта токсина с каждым из пострадавших элементов. Наоборот, есть все
основания думать, что большинство их обязано своим происхождением
тем изменениям, которые токсин вызывает внутри нервной сети. По-
следний также изменяется не диффузно, а в какой-то более или менее опре-
деленной последовательности, чем и обусловливается постоянство внеш-
них симптомов болезни. Впрочем, как мы видели, постоянство и здесь не
может трактоваться в смысле специфичности, так как реакция и здесь
имеет групповой характер.
Этим решается первый вопрос о природе внешних проявлений дифте-
рийного процесса.
Второй относится к области реакций иммунобиологического порядка.
Начнем с того, что противодифтерийная сыворотка проявляет свои
свойства как in vitro, так и in vivo. Кроме того, она имеет не только
профилактическое, но и лечебное действие, чем, как будто бы, и отличается
от противостолбнячной в выгодном для себя отношении.
Однако, очень ли уж велико это отличие? Возьмем эксперименты на
животных. Как было показано выше (опыты Пономарев а1), легко
подобрать такие отношения дифтерийных токсина и антитоксина, при
которых последний не спасает кролика, несмотря на то, что вводится спустя
45 минут и что доза его больше чем в 100 раз превышает подлежащую
нейтрализации дозу токсина. Когда сюда мы присоединили буксирование,
т. е. создали условия для проникания антитоксина в район центральной
нервной системы, кролики стали выживать как правило. Стоило только
f
1 А. В. Пономарев. Арх. биол. наук, т. 28, в. 4, 1928; Zeitschr. f. d. ges.
exp. Med., B. 64, H. 1—2, 1929; C. r. Soc. Biol., XCVII, 1927.
246
увеличить интервал между введением токсина и антитоксина и увеличить
всего лишь на несколько десятков минут, как буксирование теряло свое
полезное действие и животные погибали.
Три года тому назад мы вновь повторили эти опыты, но время изменили
в более широких пределах (опыты моего сотрудника Н. Н. Никитина).
Кролики были разбиты на две группы. Токсин инъицировался в кровь
в дозе около одной DLM, так как мы были заинтересованы в возможно
большей длительности процесса. В первой группе антитоксин вводился
в кровь через 10 часов, во второй через 30—40 часов, после чего все живот-
ные подвергались буксированию.
Результат оказался противоположным тому, что мы видели в опытах
Пономарева. Продолжительность жизни кроликов, буксирован-
ных позднее, была дольше. Прием, составлявший в опытах Понома-
рева непременное условие сохранения или продления жизни, стал
теперь поводом, ускоряющим смерть.
Проникание антитоксина в район центральной нервной системы
и через 10 и через 40 часов было одинаково запоздалым. Но то, что во вто-
рой группе известная травма, причиняемая буксированием, значительно
отсрочивалась, давало кроликам один, три лишних дня жизни. Травма-
тические последствия вмешательства в опытах Пономарева нацело
покрывались нейтрализацией токсина внутри центральной нервной си-
стемы. Это было меньшее зло. В опытах Никитина нейтрализация
токсина была уже ненужна, и потому вмешательство являлось лишь голой
травмой. На полезность самого акта буксирования можно бы было рас-
считывать только при условии создания в нервной системе отношений,
способных затруднить течение основного патологического процесса.
В данном случае этого не получалось. Перевес брало другое, неоднократно
отмечавшееся мною явление, когда новая травма усиливает уже суще-
ствующий внутри нервной сети патологический процесс.
В клинике человека, по существу дела, мы видим то же самое. Прежде
всего, как ни странно, здесь до сей поры не составилось еще твердого
взгляда на сыворотку как на действительно специфическое средство вме-
шательства при дифтерии. Фридбергер (Е. Friedberger) в одной
из своих статей собрал значительное число разного рода относящихся
сюда противоречий. Анализируя статистику смертности от дифтерии, он
указывает, что, например, в эпидемию 1885—1888 гг. в Западной Прус-
сии, несмотря на отсутствие сывороточного лечения, смертность от дифте-
рии упала в три раза, а в 1926—1927 гг. она колоссально возросла,
несмотря на широкое применение концентрированных сывороток в гран-
диозных дозах. Автор приводит также статистику Б и н г е л я (Bingel),
который в 937 случаях дифтерии, бывших под его наблюдением в эпиде-
мию 1913—1916 гг., в равной мере применял как противодифтерийную,
так и нормальную сыворотки. Статистика смертности в обеих группах ока-
залась одинаковой.
Падения и подъемы смертности от дифтерии Фридбергер не
связывает с введением в обиход специфической профилактики и терапии,
объясняя их другими закономерностями, которым подчиняются эпидемии.
Он не считает также доказанным, что комплекс вредных влияний при
дифтерийной инфекции идентичен с дифтерийным токсином. Другие авторы,
К р ю в е й е (CruveiПег), Р у, К р а у с и др., указывают, что между
содержанием антитоксинов и лечебным действием сыворотки парал-
лелизма нет. Г отштейн (Gottstein) прямо заявляет, что тео-
рия, по которой иммунитет к спонтанному заражению дифтерией
247
обеспечивается содержанием антитоксина в крови, есть «хотя и воодуше-
вляющая, но еще не доказанная гипотеза» (цитировано по Ф р и д б е р-
г е р у). Наконец, всем известны случаи рецидивов дифтерии спустя
короткий срок после выздоровления. Не входя в более подробный анализ
причин этих случаев, их попросту считают реинфекцией.
Если оставить в стороне приведенные факты и выводы и взять только
те положения, которые пользуются общим признанием, то окажется, что
в клинике человека основным критерием лечебного действия противодиф-
терийной сыворотки является не количество специфических антител,
а время. Статистика прогрессивно ухудшается по мере того, как отсрочи-
вается момент введения сыворотки. Данные лаборатории и клиники
в этом вопросе таким образом совпадают—лечебное действие противо-
дифтерийной, совершенно так же, как и противостолбнячной, сыворотки
надлежит оценивать сквозь призму времени.
Можно специфичность понимать по-старому, т. е. как свойство, принад-
лежащее данному раздражителю. Но тогда и начатый им процесс будет
иметь право на это название лишь до момента, пока специфические анти-
тела способны его устранить. Как только нейтрализация раздражителя
перестает сказываться на ходе процесса, последний надлежало бы пере-
носить в разряд неспецифических. Однако, сделать это нельзя по той
причине, что, и потеряв связь с раздражителем, процесс все еще продол-
жает сохранять характерные особенности своего течения. Следовательно,
для объяснения понятия «специфичность» нужно итти по линии иных
закономерностей.
Анализ материалов, полученных при изучении столбняка, позволил
мне сформулировать нашу точку зрения на этот предмет. Но патогенети-
ческая близость столбняка и дифтерии очевидна. Разница зависит от тех
нервных образований, которые, вследствие своей чувствительности, в пер-
вую очередь связываются с токсином и начинают процесс.
Как известно, для получения эффекта столбнячный токсин выгоднее
вводить в ткани (клетчатка, мышцы), а не в крсвь, дифтерийный же на-
оборот. Вместе с тем наши опыты с буксированием показали, что при из-
вестных условиях доставка антитоксина в район центральной нервной
системы гарантирует выздоровление таким животным, которые без этого
обречены на смерть. Отсюда ясно, что щи экспериментальной дифтерии
рецепторы специальной формы раздражения находятся где-то в спинном
или головном мозгу. В болезненный процесс включаются другие нервные
механизмы, не те, что при столбняке.
Как бы в деталях ни отличался искусственно вызванный токсином
процесс от спонтанной дифтерии человека, это не играет роли при реше-
нии вопроса в принципиальной плоскости.
Дифтерию человека также легко разбить на два периода. Оба они свя-
заны с процессами нервной природы.
Вначале раздражителем является токсин. Он вызывает в нервной
системе патологические изменения, носящие в первое время функциональ-
ный характер. Это значит, что болезненный процесс поддерживается
только из очага, где нервные элементы раздражены непосредственно ток-
сином, но последний не успел еще нанести им непоправимых повреждений.
Устранение раздражителя является здесь устранением раздражения, и спе-
цифическая сыворотка неизменно будет давать положительный эффект.
Второй период начинается сменой причин процесса, т. е. с момента,
когда источником раздражения становятся сами пострадавшие нервные
элементы.
248'
Время перехода дифтерии из одного периода в другой не учитывается
формально. И индивидуальность и эпидемиологические моменты в широ-
ком социально-биологическом понимании этого слова могут его укорачи-
вать и удлинять. Очень вероятно, что в ряде случаев второй период на-
чинается почти одновременно с первым, чем и объясняются неудачи спе-
цифического лечения, примененного во-время и в героических дозах.
С начала второго периода судьба дифтерийного процесса зависит
от степени повреждений, причиненных нервным элементам. Выздоровле-
ние возможно и здесь. Процесс постепенно угасает, как это мы неодно-
кратно наблюдали при других описанных выше формах нервных ди-
строфий. Он может и рецидивировать, т. е. внезапно повторить всю кар-
тину не задолго перед тем закончившейся болезни, давая тем повод к раз-
ного рода недоумениям и догадкам о причинах реинфекции. Наконец он
может получить медленно прогрессирующее течение и убить животное
через тот или иной срок.
На путях развертывания этого процесса внутри нервной сети, невиди-
мому, как правило стоит нервный аппарат сердца и потому смерть на-
ступает раньше, чем сам процесс выльется в одну из стандартных форм
генерализованных дистрофий. Однако, у наших животных, погибавших
в более поздние сроки, через 20—30 дней после инъекции токсина, всегда
можно было отметить те или иные признаки, характерные для разлитых
дистрофий—похудание, облысения, воспалительные изменения слизистой
рта и носа, кровоизлияния во внутренних органах и т. д.
Происхождение грандиозных нарушений, произгодшых минималь-
ными дозами токсинов, всегда казалось загадочным. Для объяснения соз-
далась даже специальная теория, относящая токсины в группу ферментов.
Верна или неверна указанная теория, факт тот, что для понимания про-
цессов в сложном организме она не нужна.
Заканчивая главу, я хочу повторить, что применение сыворотки во
втором периоде дифтерии бесполезно. Здесь мы имеем дело с тем же явле-
нием, что и при столбняке, так как отделять профилактическое дей-
ствие специфических сывороток от лечебного можно только исходя из
соображений практики. Принципиальной разницы между этими поня-
тиями нет; в первом периоде дифтерии уже обнаруживаются харак-
терные проявления болезни, тот же период столбняка течет без внеш-
них симптомов. Если когда-нибудь будет найенд признак, ускоряющий
распознавание столбняка хотя бы только на несколько часов, мы, не
задумываясь, признаем лечебные свойства и за противостолбнячной сыво-
роткой.
Приведенные положения являются новыми не только формально, но и
по существу, так как данные, которыми располагает физиология, не могут
их объяснить. И однако я считаю необходимым эти положения поддер-
живать.
По сути дела, для их признания имеется только одно препятствие—
это современное состояние вопроса о качестве возбуждения. Большинством
разделяется мнение, что само по себе возбуждение, текущее по нерву в обе
стороны, всегда одинаково. Оно не несет на себе никакой индивидуальной
окраски.
То, что мы видели в опытах с столбнячным токсином, заставляет реши-
тельно в этом сомневаться.
В центр здесь передавалось несомненно какое-то своеобразное раз-
дражение, служившее родоначальником сложной реакции, имеющей опре-
деленный цикл течения. Было установлено, что характер этой реакции
249
определяется в моменты встречи токсина с периферическими пргборами.
Вступление других нервных частей обусловливалось этим процессом.
Следовательно, уже с самого начала по нервному стволу передается какая-
то особая, образно выражаясь, «столбнячная форма» возбуждения.
Необходимо отметить, что за последнее время вопрос о качестве воз-
буждения заметно потерял спокойные тона, свойственные ему в момент,
когда был сформулирован принцип «все или ничего». Уже в 1892 г. проф.
Н. Е. Введенский имел материал, способный поколебать канони-
ческие представления на этот предмет. В дальнейшем в лаборатории проф.
А. А. Ухтомского, развившего учение о доминанте, было получено
много новых фактов, свидетельствующих, что «нерв есть прибор не только
необыкновенно лябильный..., но и прибор переменной лябильности, пред-
назначенный для послушного воспроизведения разнообразных форм
и ритмов возбуждения». Школа А. А. Ухтомского защищает это
положение против теории однообразия нервного импульса и против прин-
ципа «все или ничего». Близкие к этому представления были созданы
Г артеном (Garten), говорившим о наличии «собственных ритмов» возбу-
ждения различных тканей, а также Л а п и к о м (Lapicque) и П ь е р о-
н о м (Pieron).
В 1923 г. появилась первая работа Пауля Вейса, содержащая
данные его. экспериментов с пересадкой конечностей и отдельных
мышцу амфибий. Сообщенные им факты вначале вызвали недоумение,
но после проверки полностью подтвердились. Основное явление состоит
в следующем. Производится пересадка какой-либо мышцы от одного жи-
вотного другому. На новом месте к ней отводят нервную веточку от бли-
жайшего нерва. Постепенно этим путем восстанавливается связь мышцы
с центральными нервными приборами. Когда это произошло, мышца на-
чинает сокращаться, однако совершенно не так, как можно было бы ожи-
дать.. Сокращение пересаженной мышцы происходит теперь одновременно
с одноименными же мышцами нового хозяина. Так, если m. gastrocnemius
был пересажен в переднюю конечность и снабжен одним из нервов плече-
вого сплетения, то сокращаться он будет не вместе с мышцами передней
конечности, а тогда, когда сократится m. gastrocnemius нового хозяина.
Эксперимент имеет несколько вариантов, не вносящих, однако,сюда че-
го-либо существенно нового. Для объяснения этого явления Вейс пред-
лагает «теорию резонанса», предусматривающую взаимодействие станций
отправления и назначения, причем последней принадлежит главная роль.
Она должна «отозваться на позывные», по какому бы пути, прямому или
окружному, ни распространялась данная волна возбуждения. Ясно, что
это возможно только при условии допущения качественных отличий
в характере того процесса, который протекает по нерву и носит имя
возбуждение.
Сообщенные мною факты, хотя и отличаются некоторым своеобра-
зием, должны быть отнесены к той же категории явлений.
ОБЩИЙ ОБЗОР
Данные, изложенные в этой, а также в предшествующих главах, по-
священных острому и хроническому воспалению, позволяют применить
их к толкованию патогенеза ряда других инфекционных процессов.
Мы уже видели, что одним из основных моментов при учете лечебных
свойств специфических сывороток является время. Но и это верно только
для случаев, когда мы не ошибаемся в индикаторе, когда процесс получает
наименование по действительно вызвавшей его причине. На деле это не
всегда оправдывается. Как было показано, в опытах моих сотрудников
А. Т. Долинской и Д. С. Четвертака мы имели изолиро-
ванное поражение почки стафилококком в форме так называемого кар-
бункула ее, причиной же процесса была капля формалина, за три недели
перед тем введенного в яичник. Хорошо, что мы об этом знали. Если бы
тот же эксперимент был поставлен природой, лживая очевидность заста-
вила бы нас именно в стафилококке найти причину всех явлений.
Совершенно несомненно, что в клинике человека подобные факты имеют
широкое распространение. Болезнь именуется не по причине, а по одному
из многочисленных следствий и часто по такому, который в ходе процесса
оказывается повинным может быть менее всех других. Мне уже приходи-
лось останавливаться на этом при описании наших клинических экспери-
ментов по вопросу о цереброспинальном менингите.
Признавая менингит болезнью инфекционной, мы, как известно, почти
не имеем оснований считать его заразным. Редкие случаи семейного
менингита не при чем, так как помимо инфекции мы можем встретить здесь
совпадение целого ряда других условий. Одной встречи с менингококком
недостаточно для заболевания. Впереди идет еще какой-то процесс, под-
готовляющий обстановку активных отношений макро- и микроорганизма.
А если так, то что же разъяснилось, что практически полезного оста-
лось нам от знакомства с менингококком?
Прибегая к специфическому (сывороточному) лечению менингита, мы
требуем от него ликвидации микроба. Но ведь последний и сам есть только
следствие другой причины. Устранить микроб и оставить в силе условия,
породившие его патогенность, такая формулировка едва ли может кого-
либо удовлетворить, тем более что задача удаления микроба решается
очень непросто.
Специфические реакции отнимают у микроба лишь его способность
быть раздражителем, они нейтрализуют его, делают в данный момент
и в данном организме сапрофитом. Далеко не всегда они уничтожают
его физически. Отсюда именно и родился страх перед бациллоноситель-
ством и постоянная забота о стерилизации выздоравливающих от скарла-
тины, дифтерии, тифа и т. д.
251
Со времени первых предложений сывороточного лечения менингита
[Колле и Вассерман (Kolle u. Wassermann)] прошло почти
30 лет. Срок достаточный как для усовершествования первоначального
препарата, так и для выработки ясного отношения к вопросу об его дей-
ствительной ценности. На деле же мы и теперь не вышли из сферы при-
митивного эксперимента. Каждый год мы пробуем новые сыворотки,
приготовленные применением новых, а по сути дела лишь случайных
антигенов, и каждый год за короткие периоды увлечения расплачиваемся
разочарованием.
Желание во что бы то ни стало получить специфический эффект от
сыворотки при менингите ставит подчас врачей в откровенно ложное поло-
жение. Мне, например, известны случаи, когда детям 3—б лет сыворотка
вводилась по 5—9 раз на протяжении 4—8 недель. Отдельные больные
успевали получить за это время до 600,0—900,0 сыворотки. Их выздоро-
вление расценивалось как торжество специфической терапии, несмотря
на то, что поворот процесса в благоприятную сторону начинался с момента
шестой или девятой инъекции. Спрашивается, а как следует расценивать
неудачу первых инъекций? Почему энная порция препарата, бывшего
до того индифферентным, приобрела неожиданно свойства специфиче-
ского воздействия и на болезнь и на микроба?
Сомнения подобного рода прокрадываются, повидимому, и в клинику,
во всяком случае она довольно отчетливо демонстрирует их своим пове-
дением. Не отказываясь от сыворотки, она параллельно и энергичней-
шим образом проводит при менингите все другие формы терапевтических
вмешательств. Найти чистые случаи в ее материале почти невозможно.
И, несмотря на это, в своих общих заключениях клиника идет на поводу
традиции. Если благоприятный перелом болезни совпадает по времени
с одной из многочисленных инъекций сыворотки, то эффект приписывается
именно ей и расценивается как специфический. Вновь вспыхивает на-
дежда, развертывается работа по отысканию нужного микроба и тончай-
шей дифференцировки его свойств, изготовляются новые сыворотки,
создаются новые серии клинических проб.
Лаборатория, по мере своих сил, поддерживает клинику. Хорошо
проконтролированными опытами она доказывает, что при смешении ви-
рулентного менингококка с различными дозами специфической сыворотки
вызвать менингит у кролика не удается даже при субокципитальном
и интрацеребральном заражении. Таковы, например, недавние опыты проф.
П. Ф. Здродовского и его сотрудников. Опыты эти имеют несом-
ненный интерес, но доказывают они только то, что у кролика при непо-
средственной инъекции вируса в район центральной нервной системы
можно вызвать менингит и что даже минимальные количества противо-
менингококковой сыворотки в этих случаях действительно дают специфи-
ческий эффект. Но они делают еще более непонятным, почему та же сыво-
ротка, употребляемая в огромных дозах, оказывается бесполезной при
спонтанном менингите человека, несмотря на то, что вводится прямо
в район поражения.
То, что в эксперименте при интрацеребральном заражении менинго-
кокком можно вызвать у кролика менингит, не говорит ничего опре-
деленного. Заражение в тех же условиях многими другими видами микро-
организмов влечет за собой тот же процесс и даже с гораздо большим
постоянством. Неудивительно, что специфические сыворотки будут оказы-
вать действие в этих случаях, так как микроб был сделан здесь действи-
тельным инициатором процесса. Однако эффект достигается лишь на пер-
252
вых порах, когда сыворотка вводится или вместе с микробом или в бли-
жайшие часы вслед за заражением.
При спонтанном менингите человека перед нами может быть совсем
иной процесс. Когда почка становится на пути развертывания дистрофи-
ческого процесса, начатого раздражением нервных аппаратов яичника
или яичка, она поражается туберкулезом в первую очередь. Если тот же
процесс возникает в другом месте, она до конца остается здоровой. Из
клиники человека мы знаем, что одновременный туберкулез яичка и почки
встречается хоть и часто, но далеко не всегда. В наших же экспериментах
введение вируса в яичко неизменно давало 100% поражения почек. Ясно,
что туберкулез яичка, развившийся спонтанно, отличается от того же
процесса, вызванного искусственно. Может быть внешне они и близки, но
по существу это разные вещи. В первом случае вирус является индика-
тором одной формы патологического состояния, во втором инициатором
Другой.
Нервная система сама для себя является и центром и периферией.
Биохимические процессы, текущие в ней, имеют такую же нервную ре-
гуляцию, как в печени, сердце, скелетной мускулатуре и т. д. Создание
временных или постоянных патологических нервных комбинаций влечет
за собой развитие болезненных процессов в различных органах, в том
числе и внутри самой нервной сети. Здесь, так же как в других местах,
дистрофический процесс будет иметь качественные особенности. Послед-
ние, как мы видели, зависят и от места возникновения процесса и от
характера первоначального раздражения. В результате процесс в одних
случаях будет индицирован менингококком, в других туберкулезной па-
лочкой, в третьих явлениями типа дегенераций и т. д. Ни в один момент
возникновения и течения процессов этой категории иммунобиологические
реакции ничего изменить не в состоянии. Максимально на что здесь можно
было бы рассчитывать, это на устранение добавочного раздражения, т. е.
на удаление микроба, но именно этой гарантии иммунитет и не дает.
Удерживаясь в патологически измененных тканях, тот же микроб гибнет
даже на соседних участках, если в биолого-химическом, а следовательно
и в функциональном отношениях эти участки сохранились в норме. Когда
нервные изменения, бывшие причиной тканевых дистрофий, оказываются
временными, постепенно сходя на-нет, то ликвидируются и тканевые из-
менения, а с ними исчезает и микроб. Никаких специальных форм имму-
нитета для этого не требуется.
Изготовленная соответствующим образом сыворотка не может, как
мы знаем, не иметь специфических свойств. Если она не дает эффекта, то
не потому ли, что в судьбе данного процесса указанные реакции не играют
роли? Однако, решиться на пересмотр вопроса, на анализ идейных основ,
командующих поведением, мы почему-то не можем. Впрочем, жизнь
этот анализ сделала. Изготовление сывороток против дифтерии и столб-
няка есть задача, которую берет на себя каждый институт, работающий
в области иммунологии. Производство прочих сывороток идет без плана,
по настроению отдельных работников, случайно интересующихся и слу-
чайно теряющих интерес к данному вопросу.
Настает пора дать дорогу недоверию и поручить ему переоценку
всей обстановки с самого начала. То, что мы видели, делает сомнение
законным и мы позволяем себе больше не верить, что выздоровление от
цереброспинального менингита есть результат иммунобиологических
реакций. Даже когда противоменингококковая сыворотка дает как будто бы
ясный терапевтический эффект, последний может зависеть вовсе не от спе-
253
цифических качеств сыворотки, а от добавочного раздражения, оказав-
шегося в данном случае полезным в смысле нужной перестройки создав-
шихся отношений.
То, что это заболевание часто возникает эпидемически, ничего изменить
здесь не мсжет. Знакомство с микробом, несомненным инициатором мно-
гих форм индивидуальных и массовых заболеваний, двинуло нас далеко
вперед в области изучения патологии инфекции. В этом величайшая за-
слуга Пастера. Но одновременно это же искусственно упростило
действительность, позволив по одному и часто случайному признаку
объединять процессы, имеющие между собой лишь внешнее сходство.
Из данных эпидемиологии холеры мы знаем, что ей предшествуют,
сопутствуют и последуют так называемые холероподобные заболевания.
По внешности они ничем не отличаются от холеры (понос, рвота, судороги,
похолодание конечностей, падение пульса и т. д.), но холерного микроба
в организме больных обнаружить не удается. Следовательно, внешняя
форма болезни здесь не связана именно с холерным вибрионом. Вся эта слож-
ная реакция должна быть отнесена к разряду групповых. Она имеет опре-
деленный состав последовательно развертывающихся частей. Ее меха-
низм может быть пущен в ход под влиянием и другого рода воздействий.
Выше в главе о стандартных формах нервных дистрофий я привел
наши опыты по вопросу о так называемом «предрасположении». Последнее
оказалось временным или постоянным изменением рисунка данной нервной
сети, включившей в себя отдельные пункты болезненного возбуждения.
Если в периоды холерных эпидемий весь симптомокомплекс болезни про-
является без участия данного микроба, это значит, что масса людей, жи-
вущих обычно в одной местности и часто в одинаковой социальной обста-
новке, подвергается одновременно воздействию одинаковых, но необыч-
ных раздражений, создающих в организме определенную форму «предрас-
положения». Добавочное раздражение, или по нашей терминологии—
«второй удар», превращает скрытую подготовку в явный процесс. Можно
думать, что далеко не всякое раздражение способно быть этим «вторым
ударом» и холерному вибриону принадлежит здесь некоторое преимуще-
ство, ибо статистика показывает, что его вмешательство действительно
влечет за собой отягощение процесса. Но еще более достоверно, что холер-
ный вибрион является не единственным «патогномоничным» условием хо-
леры, как и вся холера не может быть зарегистрирована в качестве «нозо-
логической единицы». Активность микроба в этом случае становится лишь
активностью катализатора.
Может ли холерный микроб вызвать типичную картину заболевания
в здоровом организме? Я, конечно, говорю о человеке, ибо для большин-
ства животных он вообще не патогенен.
Любопытно, что этот вопрос решить трудно. Случаи лабораторного
заражения не дают определенного ответа, так как, во-первых, случаев
этих очень мало, а, во-вторых, полученные результаты противоречивы.
Наибольшей известностью пользуется опыт лаборатории И. И. Me ч-
никова. Несколько сотрудников ввели себе через рот определенное
количество чистой культуры холерного вибриона, из них один вскоре за-
болел явлениями острого гастроэнтерита, другие остались здоровы. Таким
образом у нас нет данных, чтобы решить, в какой именно форме сыграл
здесь свою роль микроб, был ли он действительным инициатором процесса
или только способствовал скорейшему его выявлению.
Отсюда не следует, что холерный вибрион вообще безвреден и^что
опасность нахождения его, например, в водоемах, преувеличена, так как
254
и катализационные его свойства и способность добавлять нечто, отяго-
щающее основной процесс, отражаются на статистике заболеваемости
и смертности. Но в патологии, т. е. в учении о происхождении и форми-
ровании болезней, его необходимо развенчать, вернее оценить в меру
действительной стоимости, иначе нам не выбиться из того идейного
тупика, в который наличие накопившихся противоречий загнало патологию.
Сказанное не замыкается кругом менингита, холеры или холероподоб-
ных заболеваний. Для нас, например, нет никаких сомнений, что в эпи-
демиологии гриппа инфекция играет еще гораздо меньшую роль. Пре-
имущественное и вульгарно-воспалительное поражение полости рта, носа,
легких и желудочно-кишечного тракта (легочная, кишечная форма гриппа)
является едва ли не самой стандартной из всех форм нервных дистрофий,
какие мы наблюдали. Неудивительно, что при этой странной инфекции нет
никаких признаков иммунитета и рецидивы возможны уже через несколько
дней после выздоровления. Ведь именно склонность к рецидивам характе-
ризует процессы типа нервных дистрофий и именно там это явление со-
вершенно понятно. Случаи семейного гриппа легко находят себе объяс-
нение в общности конституции и в одинаковых условиях жизни и обста-
новки. Наконец, эпидемиология гриппа знакомит нас с такими формами
распространения его, которые никак не укладываются в представление об
инфекте. Так в одном году грипп, начавшись в Берлине, распространяется
почему-то в Париж, а в следующем меняет направление на 180° и из того же
Берлина движется на Москву. Учение об инфекции не дает ответа на эти
вопросы, следовательно решение нужно искать в других областях.
В свое время термин «поветрие» был заменен термином «эпидемия».
А между тем за термином поветрие какая-то доля правды осталась. В наших
опытах бактериальные, химические и физические агенты оказались оди-
наково способными к тому, чтобы начать внутри нервной сети нервно-
дистрофические процессы, которые в дальнейшем вовсе не оставались
безличными, а, наоборот, легко принимали те или иные качественно особые
формы. В огромном комплексе влияний, объединяемых словами—климат,
время года, метеорологические условия и т. д., анализ значения отдельных
частей и их комбинаций далеко еще не закончен. Более чем вероятно, что
многие из них действуют не вообще, «подрывая сопротивляемость орга-
низма» (?), а именно в частности, вызывая внутри нервной сети животных
одного вида определенную форму перестройки отношений.
Возвращаясь к основному предмету изложения, я задаю вопрос: значит-
ли все это, что цереброспинальный менингит, холера и некоторые другие
эпидемические болезни не относятся к категории специфических про-
цессов?
Нет, не значит. Это несомненно специфические заболевания, только,
как уже было не раз упомянуто, оценку специфичности нужно вести по
линии совсем не тех закономерностей, которые учитывались ранее.
Инфекционный процесс получает определенную форму и цикличность
течения вследствие постоянства нервного механизма, лежащего в его основе.
Микроб, обнаруживаемый в очагах поражения, может участвовать
здесь в трех видах. Или он оказывается производящим агентом, т. е. дей-
ствительным инициатором процесса (чума, сап, сибирская язва и т. д.),
или выступает в роли своеобразного катализатора, т. е. способствует
проявлению процесса, уже подготовленного заранее действием других
раздражений, или, наконец, просто появляется в тканях, биологическое
состояние которых изменилось в сторону, благоприятную для нахождения
здесь именно этого микроба, а не какого-либо другого. В последнем слу-
255
чае он только индицирует процесс, характеризует его по итоговой части
реакции.
Микроб инициатор может в дальнейшем сделаться и индикатором вы-
званного им болезненного состояния. Яснее всего это видно на примере
сифилиса.
При изучении патогенеза сифилиса нужно помнить о двух совершенно
различных процессах, которые совпадают во времени и потому кажутся
неразделимыми. В действительности же сливаются они только на один
момент и только в самом начале.
И первый и второй процессы начинаются в момент заражения.
Первый состоит в том, что спирохета проникает в ткани, а отсюда
в круг циркуляции жидкостей, этим путем разносится по организму,
размножается и фиксируется в некоторых, более или менее определенных
местах. Установлено, что такое разнесение спирохеты совершается бы-
стро, в течение нескольких часов. Спирохета как антиген приводит
в действие аппарат иммунитета.
Обезвреживая постепенно спирохету, отнимая у нее свойство быть
раздражителем, организм не убивает ее. Он мирно с ней уживается, как
он уживается с туберкулезной палочкой и многими другими патогенными
и непатогенными микробами. В результате мы имеем спирохетоз, от кото-
рого до сифилиса еще далеко.
Вторым процессом, начало которого совпадает по времени с началом
первого, является раздражение нервных элементов в тканях на месте
прививки.
Для получения склероза у кролика прививку необходимо производить
в толщу кожи. Значение этого обстоятельства подчеркивалось мною уже
неоднократно при разборе генеза ряда других процессов. Именно здесь,
в районе периферических нервных приборов и начинается тот процесс,
который впоследствии получит название сифилиса. В этом пункте спиро-
хета раздражает организм уже не только как антиген. Реакция, которую
она здесь вызывает, не имеет никакого отношения к реакциям иммуни-
тета. Входя в интимное общение с нервными приборами, она делается
специфическим нервным раздражителем, поворачивает ручку того, уже
знакомого нам, страшного механизма, который в дальнейшем будет ра-
ботать, как часы, и шаг за шагом развернет процесс по всему организму.
Если в момент заражения произошло только проникание спирохеты в жид-
кости организма, но нервный аппарат на периферии остался почему-то
нетронутым, сифилиса не будет, дело ограничится спирохетозом, мы будем
иметь перед собой нуллера.
Способность спирохеты быть нервным раздражителем и антигенная
ее функция связаны. С момента окончательного достижения иммунитета
новое заражение сифилисом, в смысле повторения всей картины его, не-
возможно, но новая спирохетемия получается, новое поколение спиро-
хеты легко удается поселить в иммунном организме, как это и было в свое
время показано опытами Колле. Организм, как видно, не препятствует
новым спирохетам поселиться в его тканях, но реагировать на это разви-
тием специальной реакции он уже не будет. Напротив, в первом периоде,
пока иммунитет еще не достиг результата, спирохета не только продолжает
сохранять свойства раздражителя нервной клетки, но каждое новое, на-
носимое ею раздражение встречает почву, уже подготовленную действием
раздражения первичного. Скорость ответной реакции теперь увеличи-
вается, т. е. инкубационный период становится короче.
Будучи раздражителем весьма слабым, спирохета лишь через долгий
256
срок (3—4 недели) доводит нервную клетку до того состояния, когда оно
отражается в соответствующих тканях на периферии, в виде склероза.
За весь предшествующий период, период инкубации, размножения спиро-
хеты в этом очаге не было. Мало того, легко допустить, что через неко-
торый срок после заражения очаг уже становится стерильным, как сте-
рильны ткани собаки до развития в них дистрофических явлений, закан-
чивающихся трофической язвой. В момент развития склероза здесь вто-
рично появляется и размножается спирохета. Она располагается только
в пределах того участка, новые физико-химические и биологические
условия которого это допускают. Добавляет ли она сама что-либо спо-
собствующее поддержанию склероза—неизвестно, но, повидимому, это
не имеет особого значения. Как только кривая своеобразных дист-
рофических явлений в данной области пойдет на понижение, сам со-
бой исчезнет склероз, а с ним и спирохеты. Ткани вновь окажутся сте-
рильными.
Вывод отсюда может быть только один: связь спирохеты и склероза не
является связью односторонней. Взаимозависимость здесь очевидна. Если
спирохета вызывает склероз, то и склероз, в свою очередь, создает усло-
вия появления спирохеты.
Раздражение, нанесенное спирохетой в каком-либо пункте нервной
сети, не угасает, а переходит в своеобразную форму ремиттирующего
процесса. Так, склероз, появившись, быстро достигает определенной,
вернее, предельной величины, за которую не распространяется и, просу-
ществовав недолго, исчезает, независимо от того, применялось ли лечение
или нет. Далее следует пауза, затем розеолезная сыпь, вновь пауза и так
далее, через ряд новых местных очагов и новых пауз. Получается опреде-
ленный цикл периодов поражения и свободных промежутков. Уже одно
это должно было бы привлечь внимание в сторону нервной системы, для
которой ритмическая форма деятельности является характерной.
Поражая вначале кожу и слизистые оболочки, процесс постепенно
генерализуется по всем тканям и органам, сохраняя свои специфические
черты и в смысле «излюбленной» локализации и в форме тканевых измене-
ний. Качественные особенности первоначального раздражения выливаются,
таким образом, в определенную форму прогрессивно текущего нервно-
дистрофического процесса.
Спирохета несомненно является слабым раздражителем, почему пер-
воначальная реакция на нее и отсрочивается на 3—4 недели. Но мы уже
не раз убеждались, что, при учете отдаленных последствий некоторых
форм нервной травмы, слабость раздражителя превращается в его силу.
Страшные разрушения, вносимые иногда в организм сифилисом на позд-
них его этапах, связаны именно с этим.
Излечить сифилис—значит приостановить движение данного нервно-
дистрофического процесса внутри нервной сети. Тогда сама собой исчезнет
спирохета, как она без всякого лечения исчезает из склероза в периоде
«обратного его развития» вследствие изменения состояния тканей на дан-
ном участке.
Что касается туберкулеза, то здесь дело обстоит сложнее.
В своем месте я уже указывал на необычайную пестроту картины спон-
танного туберкулеза человека и, наоборот, стереотипность ее при лабора-
торном заражении животных (кролики, свинки). Это, а также ряддругих
фактов, описанных в главе о хроническом воспалении, привело нас
к мысли, что многие формы, зарегистрированные в клинике под именем
туберкулеза, на самом деле не имеют права на это название.
17 А. Д. Сперанский
257
Туберкулезом в клинике болеют люди, иммунные к туберкулезу.
С вирусом, выступающим как антиген, здесь не приходится иметь дела,
за исключением, может быть, некоторых случаев детской практики.
Поэтому в клинике человека туберкулезная палочка лишь очень редко
является инициатором болезни, обычно же она присоединяется последо-
вательно ко многим другим процессам. Конечно, в форме местной ткане-
вой реакции в виде бугорка есть нечто специальное, связанное именно
с раздражителем, но этого еще недостаточно для характеристики всего
процесса.
Наоборот, в экспериментальном туберкулезе, вызванном заражением
здоровых лабораторных животных, вирус является инициатором болезни,
качественно особым раздражителем и потому дает постоянную форму
ответа. Уклонения зависят почти исключительно от силы раздражителя
и места, откуда процесс начался. В результате мы получаем здесь прин-
ципиально ту же форму реакции, что и при столбняке.
В случаях спонтанного туберкулеза усиливать иммунитет введением
живого или мертвого вируса или специфических антител бесцельно.
В опытах с заражением туберкулезом различных мест желудочно-кишеч-
ной трубки кролика мы видели, что у одного и того же животного, на
протяжении одной и той же системы органов, на двух чуть, ли не соседних
местах микробы ведут себя по-разному. В одном дают генерализацию
процесса за пределами инъекции, в другом погибают иногда настолько*
быстро, что этот пункт даже не удается определить. Никакие личные каче-
ства микроба, ни кислотоупорность, ни восковые оболочки не спасают
его от уничтожения. Ясно, что роль восковых оболочек как безусловного
фактора сопротивляемости туберкулезного вируса, это есть легенда, ко-
торую пора позабыть.
Искусственная иммунизация может предохранить лишь от активного
туберкулеза и не спасет от туберкулеза пассивного, где микроб только
индицирует другой процесс. Опасность туберкулеза есть опасность тех
форм дистрофий, к которым вторично присоединяется микроб. Все, что
способно их усилить, увеличит и объем и степень туберкулеза, даже при
условии, если тем же путем специфический иммунитет будет доведен до
высших пределов.
На примере сифилиса мы видели, что способность быть нервным раз-
дражителем и антигенные свойства спирохеты связаны. По достижении
иммунитета новая прививка вируса не вызывает видимой реакции. Не та
имеет место при туберкулезе. Иммунитет не отнимает у антигена свойства
быть нервным раздражителем и туберкулин легко усиливает уже суще-
ствующий дистрофический процесс. Вместо ликвидации старых очагов
получается образование новых, ибо наличие иммунитета не сказывается
на способности микроба жить в тканях иммунного животного. К настоя-
щему времени клиника видела столько неудач от применения специфи-
ческой терапии туберкулеза, что почти совершенно от нее отказалась.
Лишь в глазной практике продолжают иногда пользоваться туберкулином
как лечебным средством. Но если туберкулин полезен только при тубер-
кулезе глаза, то и разгадку нужно искать не в туберкулезе, а в глазе.
В итоге—наилучшими лечебными мероприятиями при туберкулезе
являются покой, питание и климат, т. е. средства, одинаково действитель-
ные при целом ряде других хронических заболеваний, не имеющих по
внешности ничего общего с туберкулезом.
Патогенез туберкулеза легко было бы подвергнуть и более подробному
анализу. Так же можно поступить и с патогенезом ряда других инфек-
25«
ций, не упомянутых в изложении. Но делать этого не следует, чтобы сло-
весными формулировками не предупреждать работу на материале.
Выдвигаемые здесь положения по вопросу о природе специфических
реакций в патологии имеют в виду не только дать новую форму толкования
этих процессов, но прежде всего превратить так называемую проблему
в предмет конкретной работы.
До настоящего времени этого мы не имели. Термин «специфичность»
понимался как указание на закономерноеть самого частного порядка, как
на явление, не имеющее себе подобных. Он как бы сигнализировал невоз-
можность дальнейшего анализа. Назвать процесс специфическим, по сути
дела, значило только его зарегиетрировать.
А между тем, в отношении биологических процессов это не находит
себе оправдания, так как о специфических качествах агента мы судим по
реакции объекта, т. е. комплекса точно срегулированных частей. Или
нужно отказаться от признания истории развития или, признав, сделать
соответствующие выводы. Можно ли, например, допустить, что живая
протоплазма через миллионы лет и миллиарды форм сопротивления
провела свою способность к совершенствованию, превратилась в чело-
века, оставаясь все время в зависимости от бесчисленных специфических
агентов, готовых каждую минуту заставить ее заново проявлять какие-то
небывалые свойства?
Вторгаясь в эту систему извне, посторонний агент вызывает реакцию*
среди элементов, которые ни в один момент своей жизни не являются
самостоятельными. Каждый из них включается в состав разнообразных?
но постоянных рабочих комбинаций, как и эти последние сочетаются,
друг с другом системными связями. Физиологические раздражения при-
водят в действие определенные механизмы и на определенный срок. Да-
лее процесс затухает или автоматически переносится в другую область,
ибо порядок включения новых звеньев уже предопределен в самой работе.
Как бы иначе мог возникнуть сложный организм?
Очень близкие отношения имеем мы и в патологии. Разница состоит
в необычности раздражения и пунктов, в которых оно возникает. Есте-
ственно, что работа физиологических механизмов при этих условиях будет
резко изменена, но вовсе не без порядка. Здесь создается только свой по-
рядок, свой план и, как мы не раз имели случай убедиться, план после-
довательный и строгий. Между моментом начала и полного затухания
процесс проходит последовательно несколько стадий, явления склады-
ваются в определенный цикл, допускающий регистрацию отдельных
болезней и их систематику. Однако индивидуальность процессов или спе-
цифичность их не абсолютна. Мы знаем, как много времени прошло, прежде
чем «горячка» отдифференцировалась в тифы—брюшной, сыпной и возврат-
ный, сколько труда и теперь требует диагноз некоторых болезненных форм,
от каких мелких подробностей зависит правильное решение.
То же относится и к отдельным симптомам. Возьмем коревую и скар-
латинозную сыпь. Их можно было бы причислить к строго специфическим
реакциям, но этому мешают случаи так называемой идиосинкразии, когда
от одного и того же раздражителя, но у разных субъектов получается то
скарлатинозный, то коревой тип сыпи. Клиника ежедневно встречается
с подобными фактами в разных областях своей работы.
Таким образом, настоящих специфических реакций, связанных не-
пременно с данным раздражителем, нет. Все они относятся к разряду груп-
повых, только количество производящих агентов внутри каждой группы
различно.
17*
259
Задавшись целью выяснить основные механизмы, способные объеди-
нить всю массу разнородных болезней, мы логикой самой работы каждый
раз были направляемы в сторону нервной системы. То же произошло
и с вопросом о специфических реакциях. Качество раздражителя оказа-
лось способностью его вызывать внутри нервной сети циклическое течение
определенного процесса, основные закономерности которого очень близки
к закономерностям процессов, объединяемых в этой книге под именем нерв-
ных дистрофий.
Специфический раздражитель внутри нервной сети вызывает не один
вид реакции. К специальному раздражению всегда присоединяется вуль-
гарная нервная травма. Стандартная форма дистрофического процесса со-
путствует специальной, может и совершенно ее заслонить или, наоборот,
начать проявляться спустя долгий срок после ее ликвидации. В этом
кроется опасность тех специфических воздействий, которые укоренились
в клинической практике.
Уже неоднократно раздавались отдельные голоса врачей, предостере-
гавшие от увлечения разного рода прививками или так называемыми
диагностическими пробами (реакции Пиркэ, Шика, Дика и др.),
особенно широко применяемыми в школе, детской клинике и амбулатории.
Эти голоса не привлекли к себе должного внимания, так как не могли вы-
яснить причину и ограничивались лишь указанием на отдельные факты.
Мало этого, они встретили многочисленные возражения людей, считающих
кожные пробы (прививки) безопасными на том основании, что в огром-
ном большинстве случаев с этим вмешательством не удается связать не-
посредственный вред.
Теперь мы должны признать эти аргументы недостаточными. О безвред-
ности специфических реакций можно было бы говорить лишь в том случае,
если бы производящий агент действительно обладал только специфиче-
скими свойствами. На самом деле этого нет. Другой процесс развивается
медленно и подкрадывается незаметно. Вызываемые им последствия отно-
сятся к явлениям иной категории, которую мы не привыкли причинно
связывать с первичным вмешательством специфического порядка. При-
веденные материалы ставят, наконец, этот вопрос прочно и уклоняться
от его решения значит сознательно и, может быть, преступно закрывать
глаза на действительность. Процесс может вспыхнуть через много недель
и месяцев, проявиться в неожиданной форме и тем не менее причинно
останется связанным с тем вмешательством, о котором и врач и больной
перестали думать.
Конечно, указанные последствия необязательны и далеко не всегда
будут губительными. В этом отношении опасность не следует преу-
величивать, но и преуменьшать ее нельзя, особенно в случаях, когда
вопрос идет о повторном нанесении такого рода травм молодым жи-
вотным.
Характерным свойством нервнодистрофических процессов является
способность оставлять внутри нервной сети скрытые следы, становящиеся
затем источниками добавочных болезненных раздражений и организато-
рами новых болезненных точек. Таким именно путем процесс и распро-
страняется по всем частям сети. Падающее извне повторное раздражение
не только создает новый процесс, но может послужить поводом к возоб-
новлению старых, казавшихся по внешности ликвидированными нацело.
На этом основывались данные, полученные нами в опытах со «вторым уда-
ром» и послужившие материалом для конкретизации понятия о «пред-
расположении» того, что клиника человека, не делая попыток объяснения
260
и даже не имея подходов к нему, зарегистрировала в свое время под име-
нем locus minoris resistentiae.
Дальнейшее изучение нервных дистрофий показало, что в вопросе
о силе и слабости раздражителя не все обстоит благополучно, что решать
его необходимо по совокупности многих условий, так как слабый раздра-
житель при одном рисунке нервной сети становится сильным при дру-
гом. Наконец, было установлено, что в ряде случаев говорить о слабости
и силе раздражителя допустимо лишь по отношению к реакциям, воз-
никающим вскоре вслед за раздражением. При оценке результатов до
конца, со включением отдаленных последствий, понятия о слабости и силе
могут перемениться местами. Появление новых узлов пересоздает нерв-
ную сеть. Новые патологические комбинации постепенно расширяют
сферу вмешательства в физиологические процессы и приводят к явлениям
общей дистрофии. В конечном итоге это и есть старость.
В своей лаборатории мы неоднократно имели возможность наблюдать
ее как побочный результат ряда экспериментов. Два или три раза эти
наблюдения носили специальный характер. Наиболее отчетливый эффект
достигается у молодых собак, которым в возрасте б—8 месяцев была на-
несена нервная травма, имеющая характер длительного «слабого» раздра-
жения. Сюда, например, относится инъекция эмульсии мозгового веще-
ства в один из седалищных нервов с последующей его перерезкой или
даже без этого. Животное далее оставалось жить в лаборатории и ника-
ким новым воздействиям не подвергалось. Если начатый таким образом
нервнодистрофический процесс не приведет в ближайшее время к каким-
либо тяжелым последствиям из числа описанных выше, то животное уже
скоро оправляется и выглядит здоровым в течение долгих сроков. В дру-
гих случаях постепенно развиваются похудание, сухость кожи, шерсть
редеет, теряет свой блеск, появляются рассеянные очаги облысения,
морда седеет, глаза часто загнаиваются и слезятся, зубы покрываются
налетом и начинают разрушаться, расстраивается походка, изменяется
поведение и т. д. Через один, полтора года налицо имеются все при-
знаки старости, как будто животное уже прожило свой век (12—14
лет).
Результат такого рода достигается, конечно, не во всех случаях, так
как процесс генерализации дистрофических явлений протекает с различной
скоростью. Однако, при большом числе опытов описанная картина на-
блюдается часто.
Искусственно создав только один пункт болезненного возбуждения
в нервной сети молодого животного, мы оставили его в покое, но этот
деятельный пункт послужил стимулом прогрессивного развития новых
очагов. Теперь уже и слабые, а для здорового животного даже индиффе-
рентные раздражения обыденной жизни, падая на болезненно измененную
сеть, вызывают необычную форму реакций, участвуют в дальнейшем про-
движении процесса.
С этой точки зрения нет никакой разницы между «бессмертием» амебы
и «смертностью» высших животных. Принципиально «бессмертны» те
и другие, но, идя по лестнице совершенствования, высшие животные теряют
возможность воспользоваться своим правом, так как в сложных условиях
жизни нет такой обстановки, которая гарантировала бы от случайности
необычного раздражения. Достаточно, чтобы это было однажды. Сама
система сложившихся отношений доделает остальное. В итоге каждая
царапина, каждый укол способны стать стимулом постарения. Нечего
говорить, если к этой царапине прибавляется химическое раздражение,
261
да еще веществом белковой природы, обладающим свойствами вызывать
специальные формы раздражения.
Один из крупных современных гигиенистов сказал, что искусство
продления жизни состоит в том, чтобы научиться ее не укорачивать. Чем
сложнее делается культурная жизнь, тем больше родится новых факторов,
биологическая полезность или вредность которых не может быть оценена
сразу. Печально, если сама медицина, призванная охранять жизнь отдель-
ных людей и всего коллектива, станет создавать подобного рода вредности.
Поэтому клиника, особенно же детская клиника, должна переоценить дей-
ствительную нужду в кожных пробах и всякого рода прививках, составить
ясное представление о действительной их безвредности, иначе так назы-
ваемые «достижения науки» легко превратить в один из способов кале-
чения человечества.
Сказанное приобретает тем большую остроту, что основной вопрос о це-
лесообразности активной иммунизации людей способами, какие для этого
применяются, не имеет одинакового решения. В конечном итоге здесь все
еще больше надежд, чем достижений.
Само толкование результатов массовых прививок заставляет думать
о каком-то странном противоречии и двойственности понятий. Часто при-
ходится читать или слышатб, что если активная иммунизация и не сни-
жает процент заболеваемости среди привитых, то облегчает форму и тече-
ние процесса. Пусть это верно, но только при чем же здесь специфический
иммунитет? Легка или тяжела форма данного болезненного процесса, но,
если он начался, это уже значит, что иммунитета нет.
В спонтанных условиях заражения, скажем скарлатиной, организм
не может сразу подпасть под воздействие такого количества вируса, кото-
рое нейтрализует весь наличный запас антител и тогда животное вообще не
может заболеть. Если же это случилось, то организм теряет свой имму-
нитет и тогда облегчение формы болезненного процесса делается непо-
нятным.
Клиника брюшного тифа, чаще чем какая-либо другая, имеет дело с ре-
цидивами, начало которых следует почти непосредственно за выздоровле-
нием, а картина повторяет весь цикл только что закончившейся болезни.
Что же здесь—внезапная потеря специфического иммунитета, который по
общепринятому взгляду еще накануне был единственной причиной вы-
здоровления?
Два года тому назад один из моих друзей, профессор Б., заболел брюш-
ным тифом в сравнительно редко встречающейся теперь классической
его форме. Начиная с третьей недели, появилась надобность в ежедневных
опорожнениях мочевого пузыря через катетер. Несмотря на падение тем-
пературы до нормы и ликвидацию других симптомов, эта операция про-
должалась и дальше. В результате у больного развился небольшой цистит,
а вслед за ним возобновилась картина тифа в прежней классической форме
и тянулась еще ровно три недели. Весь ход болезни точнейшим образом
воспроизводил только что законченный процесс.
Я воздержусь от категорических суждений по вопросу о природе
описанного рецидива, но не могу скрыть подозрения, что причиной его
был «второй удар» по нервной сети, в которой не произошло еще полного
затухания процесса. Тщательное изучение аналогичных случаев, неред-
ких в клинике брюшного тифа, позволит, конечно, составить более точное
представление об этом предмете. В настоящий же момент нас интересует
Другое.
Если даже при исключительных условиях иммунизации, созданных
262
перенесенной болезнью, нет гарантии от немедленного тяжелого рецидива,
то ясно, что тяжесть процесса не связана с так называемыми реакциями
иммунитета и что указанный выше эффект прививок зависит далеко не от
одних только специфических антител. В результате повторных воздей-
ствий малыми дозами специфического агента происходит тренировка
нервной сети, повышается сопротивляемость ее к данному виду раздраже-
ния в частности, а может быть и к ряду раздражений, близких по харак-
теру и входящих в одну группу. Но одновременно может возникнуть
другой процесс типа нервных дистрофий и мы никогда не можем заранее
предвидеть, угаснет он без следа или нет. Статистика показывает, что,
иммунизируя активно к брюшному тифу, мы, повидимому, действительно
нейтрализуем этот раздражитель, делаем его индифферентным. Данный
субъект не заболеет тифом или перенесет его легко. Но это не значит,
что достигнутый эффект имеет право называться безусловно положитель-
ным, если внутри нервной системы будет положено начало очагу болез-
ненного возбуждения, который в свое время сыграет роль затравки для
другого патологического процесса. Если же это так, то применение специ-
фических антигенов в целях получения специфического иммунитета сле-
дует оценивать лишь как неизбежный, но временный рабочий этап.
В профилактике инфекции мы должны стремиться получить такое
состояние, когда в момент встречи микро- и макроорганизма нервная сеть
последнего не была бы вовлечена в процесс, чтобы и вульгарное и специ-
фическое раздражение оказались ниже необходимого порога. Для этого
имеется не только путь, которым шли до сих пор, путь уменьшения силы
раздражителя. Повышение сопротивляемости объекта, тренировка его
нервной сети должны дать тот же эффект и даже в значительно более
широких пределах. В задачу исследователя входит, таким образом, созда-
ние конкретных условий, при которых достижения подобного рода не
сопровождались бы побочным вредом.
Главу нельзя закончить, не упомянув об инкубации. В различных
местах книги этот вопрос не раз поднимался и подведение итогов уже не
составит труда.
Инкубация, или время скрытого периода какого-либо процесса,—явле-
ние весьма распространенное в биологии, но в учении об инфекции и им-
мунитете она обращает на себя особое внимание. Многие и до сей поры
рассматривают ее как период «скрытой борьбы» между микроорганизмом,
с одной—и макроорганизмом, с другой стороны. Как бы эта точка зрения ни
была привычной, удовлетворить нас она не может, ибо ничего не отвечает
на вопрос о форме указанных взаимоотношений. Все понятие является
словесным отголоском известных идей в биологии, порожденных эволю-
ционной теорией.
Доля правды в этом, конечно, есть, но при условии, если оценка дается
в историческом разрезе, свидетельствует лишь об эволюции свойств слож-
ного организма. С этой точки зрения элементы борьбы действительно
могут быть отмечены, но лишь в процессе развития определенных
функций.
Сложный организм, как известно, способен к выработке разного рода
приспособлений к условиям среды. Сюда входят и реакции на антиген.
Тонкость дифференцировки этой способности организма изумительна.
Видно, что это старая, отлично сложившаяся функция, ничем не отли-
чающаяся от слюноотделения, кровообращения и т. д. Встреча двух начал
микро- и макроорганизма есть повод для проявления этой функции, как
хлеб, положенный в рот, есть повод для отделения слюны. В обоих слу-
263
чаях качественная и количественная формы ответа одинаково связаны
с характером нанесенного раздражения.
Но при чем же здесь болезнь? То, о чем идет речь, есть нормальная или
физиологическая функция, направленная на активную поддержку равно-
весия организма с окружающей средой.
Болезнь, как мы видели, нечто совершенно иное. Ее проявления
выходят за рамки физиологии, не нужны организму. Кроме того, первые
внешние признаки болезни начинаются иногда много времени спустя после
того, как подействовал посторонний агент. К этому сроку реакции на ан-
тиген уже могут быть налицо. Мы знаем, например, что в разгаре брюш-
ного тифа достоверным для диагноза признаком является реакция Видаля.
Следовательно, организм уже вступил в активную форму специфических
взаимоотношений с микроорганизмом. А между тем ему предстоит про-
делать ряд патологических изменений в течение по крайней мере еще двух
недель, и, кроме того, без всякой гарантии, что дело кончится благополуч-
но. Борьба, таким образом, не болезнь, а болезнь—не борьба. Перед нами
две категории совершенно различных явлений. Совпадая во времени,
они действительно смешивают свои черты, но не сливают их. Инкубация
имеет место в обеих группах, но это также два разных процесса и по вре-
мени и по существу. Патологию может интересовать лишь тот из них, кото-
рый образует преддверие болезни, т. е. относится к болезненным симптомам.
Для решения вопроса об инкубации наша работа дает три основных
положения.
Прежде всего, эксперименты показали, что скрытый период действия
продолжительностью в несколько дней, недель и даже месяцев вовсе
не является специальным свойством веществ белковой природы, а тем
более определенных микроорганизмов. Этим свойством можно, в конце
концов, наделить многие другие вещества, так как причина явления зави-
сит только от объекта раздражения.
Во-вторых, из тех же опытов выяснилось, что инкубация есть самая
типичная особенность процессов нервнодистрофического характера.
Наконец, третье положение было получено в период изучения специ-
фических реакций, когда по ряду признаков мы должны были отнести
их в особую группу процессов, близких по типу к нервным дистрофиям.
Инкубацией мы признали, таким образом, время, в течение которого раздра-
жение, исходящее из одного или нескольких нервных пунктов, вовлекает
в процесс другие нервные части и завершается временным или постоян-
ным функциональным их изменением.
Если это так, то не только первые, но и вторые и третьи симптомы
болезни также имеют свою инкубацию. Последняя тянется от момента
раздражения до смерти или выздоровления, болезнь же значительно коро-
че, так как ее начинают измерять лишь со времени обнаружения внешних
симптомов. По сути дела, инкубация и есть самая болезнь, а не латентное
состояние какого-то другого процесса, ибо внешние симптомы являются
уже актом вторичным.
Отсюда следует, что если в процессе встречи внешнего агента с реаги-
рующим объектом имеются элементы взаимодействия, то весь акт идет по
линии чисто физиологических закономерностей.
Возникающие одновременно патологические процессы текут самостоя-
тельно. Задача медицины состоит в том, чтобы найти путь активного вме-
шательства в их течение.
Первые попытки работы в этом направлении составляют предмет изло-
жения следующей части книги, являющейся одновременно и заключением.
264
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Эта книга не может иметь заключения.
ГМне не раз приходилось упоминать, что хотя вопрос о роли нервной
системы в патологических процессах поднят уже давно, но новизны своей
он не потерял и до наших дней. Причина состоит в том, что вопрос разби-
рался в частном порядке изучения отдельных патологических форм. Нерв-
ная система рассматривалась как фактор дополнительный, вносящий
несколько лишних штрихов в сложный симптомокомплекс того или иного
заболевания. Если не считать некоторых попыток, в их числе старых
исследований Самюэля (Samuel) и недавних работ Р и к к е р а
(Ricker), можно сказать, что общепатологическая оценка нервного фактора
по-настоящему даже еще и не имела места.
В первое время наша работа также носила эпизодический характер,
переводилась от одного предмета к другому логикой самого эксперимента.
В дальнейшем, когда ясно определилась потребность в систематизации
материалов, обнаружилась и недостаточность, а вернее, просто отсутствие
необходимых для этого основных положений.
С этого момента изменилась форма наших рабочих отношений: то,
что раньше являлось только предметом работы, мы сделали и методом ее.
Вместо изучения столбняка или туберкулеза, работа повелась при помо-
щи столбняка, при помощи туберкулеза и т. д., в целях сравнительного
изучения нервного механизма совсем других процессов, часто по внешности
не имеющих между собой ничего общего. Конечно, в новых условиях вы-
яснялись многие детали, касающиеся и самих процессов, взятых за инди-
катор, но теперь это стало второстепенной задачей, как бы отходом основ-
ного производства.
Приступая к работе, мы, также каки все, считали нервнотрофические
нарушения особой формой реакций организма, требующей выделения их
в специальную главу патологии. Чем дальше продвигался анализ пред-
мета, тем больше приходилось расширять круг процессов, где нервный
компонент выступал в качестве основной части явления, определявшей
и судьбу болезненного процесса и судьбу животного. Я не говорю уже
о разных видах сосудистых нарушений, нервная природа которых выясне-
на в настоящее время достаточно. Работа показала, что воспаление—
острое и хроническое, разные виды деструктивных изменений, новообра-
зования и даже травма связаны с процессами нервного характера тесней-
шей связью. К настоящему моменту мы считаем уже очевидным, что нерв-
ные дистрофии не замкнуты в особый круг, что они входят в состав всех
без исключений патологических процессов, не поддаются изъятию из них
и, следовательно, не составляют и не могут составить отдельной главы
в патологии.
267
Чтобы сделать отчетливым положение, занятое нами в этом вопросе,
необходимо обратиться к истории.
Совсем недалеко то время, когда вопрос о наличии трофической функ-
ции нервной системы был только предметом дискуссии. Спор этот возник
в середине XIX века и дотянулся до наших дней. Он у всех на памяти,
но теперь уже нет необходимости воскрешать всю его историю, так как
ожесточенные прения постепенно затихли, и мы получили, наконец, здесь
право суждений, не боясь на каждом шагу встретиться с возражениями.
Интересующий нас вопрос вначале был выдвинут патологией и клини-
кой. Естественно, что, прежде чем признать факт, физиология и морфо-
логия потребовали доказательств. Морфология желала получить определен-
ный субстрат в виде «трофической нервной клетки», а физиология видеть
этот процесс в привычных методических условиях, которым она доверяла.
Это было главной причиной, застопорившей дело на многие годы. Про-
цесс почти не поддавался учету в рамках физиологического изучения,
а потому и самое существование его было поставлено под сомнение. Так
как в то же время наличия целого ряда своеобразных явлений отрицать
было нельзя, то для их понимания стали искать объяснения в фактах прош-
лого. Отсюда возникла и удержалась до наших дней «вазомоторная теория
нервной трофики», объясняющая все «игрой сосудов» и связанным с ней
количественным изменением питания и дренажа. Тем же путем создава-
лись и другие взгляды на этот предмет.
Доверие клиники к авторитету физиологии сделало то, что внутри нее
самой мнения также разделились. Спор, загоревшийся в стенах лабора-
тории, перешел в клинику. Однако, патология и клиника не могли целиком
отказаться от своих наблюдений и выводов. Далеко не вся современная
медицина возникла из современной биологии. Медицина—гораздо более
древняя система, чем научная физиология, к которой она только примк-
нула, присоединилась на ходу. Она отказалась от многих своих прежних
теорий и новые начала строить в контакте с более точными дисципли-
нами, но зачеркнуть полностью свое прошлое не могла и в этом была
права.
Современная физиология изучает осколки процессов в доступной обста-
новке и искусственно созданных условиях. Медицина имеет дело с жизнью
во всей совокупности простых и сложных ее проявлений, с теми исклю-
чительными комбинациями, составлять которые умеет только природа.
Современная физиология в основном продолжает жить анализом,—меди-
цина во все времена интересовалась только синтезом, правом на каждый
день доводить свои построения до конца, до использования их в практиче-
ских целях. Это есть основная форма ее отношений, вытекающая из необ-
ходимости. И потому медицина не может руководствоваться только тем,
что получило аппробацию исследовательской лаборатории и часто сохра-
няет самостоятельность своего поведения.
По данному вопросу между лабораторией и клиникой произошел раз-
рыв, в течение которого клиника продолжала собирать и систематизиро-
вать свой материал. Большую роль сыграл здесь опыт европейской войны
1914—1918 гг. Он сделал очевидным, что последствия нервных травм
далеко не ограничиваются одними только анэстезиями, болями, параличами
или расстройствами вазомоторного характера. К вопросу о нервной тро-
фике вновь пробудился живой интерес. Это привлекло внимание и иссле-
довательских лабораторий. Здесь, наконец, также были получены доказа-
тельства, способные убедить старую физиологию в существовании прямых
влияний нервной системы на биохимические процессы в тканях, чему
268
оказало содействие изучение нервной стороны так называемых вегетатив-
ных процессов. Начало ему было положено еще до европейской войны,
но полного развития оно достигло лишь за последние годы.
Следует, впрочем, отметить, что доказательства, найденные теперь
физиологией, в основном были необходимы ей самой. Признание ее опоздало.
Для клиники это был уже в значительной степени пройденный этап.
Несколько лет тому назад, когда мы также начали систематическую работу
в указанном направлении, публикуемые нами данные все еще произврдили
впечатление чего-то необычного. А между тем положения, к которым
они относились, могли быть в общем известными уже в течение ряда де-
сятилетий.
Началом всего дела следует считать опыты Мажанди (Magendie,
1824). Повреждая внутричерепные части тройничного нерва у кроликов,
он отметил у них последовательное заболевание глаза в форме кератита.
Опыты эти были повторены Самюэлем, Мейснером (Meisner),
Шиффом (Schiff), Кирхнером (Kirchner) и другими.
Полученные данные позволили установить, что у кроликов, в резуль-
тате повреждений или раздражения внутричерепных частей тройничного
нерва, на стороне травмы появляются конъюнктивит и кератит, иногда
с прободением роговицы. Вокруг этих экспериментов в свое время и раз-
горелся спор, начавший угасать лишь недавно. Предметом обсуждения
был не сам по себе факт, а его толкование. Воспалительные изменения глаз
одни считали прямым следствием нервной травмы и видели здесь проявле-
ние особой «трофической» функции нервной системы. Другие искали
объяснения просто в нарушении чувствительности глаза, отчего повышался
процент его случайных ранений. В доказательство приводились опыты,
свидетельствующие, что у оперированного таким путем кролика можно
предупредить заболевание, если защитить глаз от внешних воздействий.
Мейснер и Шифф показали, что дело обстоит не совсем так. Произ-
водя частичные повреждения Гассерова узла, они сохраняли чувствстель-
ность глаза и все же имели развитие кератита и язв роговой оболочки.
Бертольд (Berthold) отметил, что при раздражении Гассерова узла
кролика можно наблюдать изменения не только на роговице глаза, но
и в полостях среднего уха, отношение которых к действию внешних вред-
ностей после операции не меняется.
Самюэлем было проделано большое число различных экспери-
ментов в целях доказать наличие трофической функции нервной системы.
Это дало ему материал для построения специальной теории, изложенной
в его книге: «Die trophischen Nerven» (I860). Здесь он подробно анализи-
рует бывший в его руках экспериментальный и клинический материал и не
только приходит к выводу о существовании в организме особой «трофи-
ческой нервной системы», но дает общую схему ее распределения и работы.
Теория эта не получила общего признания и долгое время служила лишь
поводом для критики. Однако, автор ее не остался одиноким. Вскоре
Шарко совершенно категорически высказался за связь некоторых
хронических местных расстройств с нарушением какой-то специальной
нервной функции. На ту же точку зрения встали Дюпле и Мора
(Duplay et Morat, 1873), Эрб (Erb) и др.
После войны Северных и Южных штатов Америки вышла работа вра-
чей Митчел я, Морхауза и Кина (W. Mitchell, Morehouse а.
Keen), посвященная разбору патологических последствий нервных травм.
Развитие дистрофических явлений в тканях после повреждения нервов
здесь трактуется как своеобразная форма нервных реакций.
269
Вслед за открытием секреторных нервов [Людвиг (Ludwig), 1851]
Г ейденгайн (Heidenhain) подвергает подробному анализу нервную
сторону секреторного процесса. Рядом экспериментов он выясняет значе-
ние различных форм иннервации в этом процессе и приходит к выводу
о наличии здесь трофических нервных влияний, доже трсфических волокон
в составе симпатического нерва.
Около того же времени приобретает широкую известность классиче-
ский .опыт КлодБернара (Claude Bernard) с «сахарным уколом». Полу-
ченный им факт до настоящего времени не имеет окончательной оценки,
хотя и является предметом ревностного изучения в течение 60 лет, но не-
сомненно, что вопрос об активном участии нервной системы в процессах
регуляции обмена этим тогда же был твердо поставлен.
В 1884 г. вышла диссертация В. И. Разумовского на тему
об атрофических процессах в костях после перерезки нервов.
В 1885 г. И. П. П а в л о в опубликовал свои исследования об
«усиливающих» нервах сердца. Вместе с данными КлодБернара
иГейденгайна их следует считать основным материалом этой обла-
сти, полученным в условиях физиологического эксперимента. Более ран-
ние наблюдения основывались на фактах, относящихся к сфере пато-
логии.
В дальнейшем приходится констатировать снижение интереса к пред-
мету. Отдельные работы появляются эпизодически. Большая часть их
выходит из клиники и принципиальной стороны вопроса почти не затра-
гивает.
Из числа экспериментально клинических исследований этого периода
(1901—1906 гг.) необходимо назвать серию работ Ш п и с с а, кото-
рому удалось показать значение применения анэстезирующих веществ
для течения некоторых местных патологических процессов (острое и хро-
ническое воспаления, новообразования). Его наблюдения не привлекли
тогда должного внимания. Под влиянием Вирхова и его школы утвер-
дилось мнение, согласно которому нервная система не играет существен-
ной роли в этих процессах. Вопрос считался решенным отрицательно.
Патологические последствия нервных травм объяснялись или потерей
функции или местным изменением сосудистых реакций.
С началом текущего столетия физиология и морфология совместными
усилиями заложили фундамент планомерного изучения симпатической
нервной системы. Были указаны принципы ее дифференцировки, проведено
разделение на звенья, а также объединение с другими нервными образова-
ниями в общем понятии вегетативной нервной системы.
Исходным моментом в развитии этого учения были наблюдения Г а -
с к е л л a (Gaskell), но основу современных представлений заложили
здесь исследования Лэнгли (Langley), Шеррингтона (Sher-
rington) и др. Наиболее важным пунктом в системе этих работ явилось
установление вегетативных центров, вернее вегетативных областей внутри
головного и спинного мозга. Симпатическая нервная система оказалась
включенной в центральную, спаянной с ней морфологически и функциональ-
но до такой степени, что говорить о точных границах между ними стало
просто невозможным. Это в конце концов и создало необходимость под
именем вегетативной нервной системы выделить особую функциональную
группу, состоящую из центральных частей, пограничного ствола и внутри-
органных нервных образований на периферии.
Вскоре и клиника стала разрабатывать новый отдел хирургии, именно—
хирургию вегетативной нервной системы. Из числа этих работ следует
270
отметить исследования Л е р и ш a (Leriche) и его сотрудников, успеш-
но применявших операции на симпатической системе для лечения хрони-
ческих язв.
Обилие и качественное разнообразие материалов по нервной травме,
полученных за время последней европейской войны, заставили вспомнить
опыт прошлого и воскресили идеи, заживо похороненные еще в конце
минувшего века. В результате, отчетливо наметились четыре направления
в работе.
Одно исходило из наблюдений Самюэля, Шарко и других кли-
ницистов; началом второго явились опыты Клод Бернара;
третье было заложено исследованиями Людвига, Гейденгайна
и И. П. П а в л о в а; четвертое возникло из опытов Лёви (Loewi).
Идеи Самюэля нашли отклик главным образом в клинике. В раз-
личных местах одновременно и независимо друг от друга врачи вновь
занялись изучением природы трофических последствий нервных повреж-
дений. Одни вели работу с уклоном в сторону вмешательства уа симпа-
тических узлах и путях [Лериш, Мате й-К о р н a (Mathey-Cornat)],
другие сосредоточили свое внимание на частях центральной нервной си-
стемы. В числе основных работников второго направления следует назвать
Молоткова, Шамова и Брюнинга (Briining).
А. Г. Молотков собрал материал, окончательно определивший
роль центрального конца поврежденного спинального нерва в деле раз-
вития трофических расстройств на периферии. Рассекая нерв выше и ниже
места повреждения (невромы)., он наблюдал последствия каждой из этих
операций в отдельности. Оказалось, что перерезка нерва ниже невромы
обычно не изменяла течения хронических язв и других трофических по-
ражений нижней конечности. Та же операция, произведенная выше ука-
занного пункта, излечивала эти заболевания,—иногда в поразительно
короткий срок. Подобные же наблюдения имели Брюнинг, Ша-
мов, Поленов, А. С. Вишн. евский, а затем и другие. Ш а-
м о в, анализируя свой клинический материал, пришел к заключению,
что в рефлекторных дугах рефлексов, связанных с трофическими расстрой-
ствами на периферии, в частности с трофическими язвами, принимают
участие как элементы симпатической, так и центральной нервных систем.
Приблизительно те же положения были высказаны Брюнингом,
Ганом (Hahn) и Поленовым. Дальнейшие исследования Молот-
кова позволили значительно расширить круг патологических процес-
сов, где нервный фактор играл решающую роль.
Работа теоретиков патологии также способствовала укреплению
взгляда на нервную систему как на активный фактор в развитии некото-
рых патологических процессов. В первую очередь здесь следует назвать
Риккера, а также ряд русских исследователей (Давыдов-
ский, Абрикосов, Бурденко, Мог ильницкий,
Вайль и др.).
Исходным пунктом второй системы работ, как уже было упомянуто,
явились исследования Клод Бернара. Задача заключалась в том,
чтобы установить роль нервной системы в общем обмене. Успехами в рабо-
тах этого направления мы также обязаны не только лаборатории, но и кли-
нике. Последней принадлежат собирание и систематизация материалов из
области патологии подкорковых ганглиев мозга (corpus striatum, hypo-
thalamus, ядра ножек мозга). Сделанные здесь наблюдения неоднократно
служили прямым поводом для постановки лабораторных экспериментов,
в которых клиника, физиология и морфология взаимно дополняли друг
271
друга. Отсюда постепенно возникло и стало расширяться представление
о роли нервной системы в физиологии и патологии углеводного, водно-
солевого, жирового и белкового обменов. Материалы эти добыты трудами
многих работников, в том числе Ашнера (Aschner), Карплюса,
и Крейдля (Karplus u. Kreidl), Маринеско (Marinesco), М о-
ланта (Mohlant), Фрейнда (Freund), Тренделенбурга
Маклеода (Macleod), Экхарда (Eckhard),Ю н г мана и Мей-
ера (Jungmann u. Meyer), Леви (Levi), Д р е з е л я (Dresel), Ашера
(Asher), Крауса и Ц о н д е к a (Kraus, Zondek), Б и д л я (Biedl),
Кушинга (Cushing), Фёрстера и многих других; из русских
авторов—Бурденко, Могильницкого, Астанина, Пинеса,
Альперна и их сотрудников. Многие из этих работ дают основание
думать, что воздействие нервной системы на течение физико-химических
процессов в организме является действительно прямым.
Третья серия исследований, начатая работами Людвига, Г е й-
денгайна и И. П. Павлова, имела целью, путем применения
физиологической методики, изучить влияние нервной системы на местный
обмен в тканях.
В числе работ этой группы необходимо отметить исследования Баб-
кина. Методом условных рефлексов ему удалось показать, что несмотря
на перерезку симпатических нервов слюнной железы, состав слюны при
разных видах условных раздражений остается различным и попрежнему
связанным с тем безусловным рефлексом, сигналом которого является дан-
ный условный раздражитель. Альперн и его сотрудники детализиро-
вали и развили данные экспериментов Ге’йденгайна по вопросу
о прямом нервном воздействии на качественный состав секрета слюнных
желез. В 1922 г. одновременно появились исследования Г. И. Степа-
нова, Магнус-Альслебена и Гофмана (Magnus-Als-
leben u. Р. Hofmann), изучавших влияние симпатической системы на при-
жизненную окраску поперечнополосатых мышц у лягушки. Выводом из
работ также является признание прямого влияния симпатической системы
на этот процесс. Позднее (1930—1931) Быков показал зависимость окис-
лительных процессов в тканях от условных раздражений, выработанных
на почве безусловных рефлексов.
В 1913 г. Б у к к е (Воеске) опубликовал свои наблюдения над сим-
патической иннервацией скелетной мускулатуры, на что в свое время обра-
щал внимание Перрончито (Perroncito). Б у к к е показал нали-
чие в мышцах элементов симпатической нервной системы, связанных именно
с мышечным волокном, а не с кровеносными сосудами. Еще раньше (1895)
Д. А. Тимофеев проследил симпатические волокна до внутренних
частей Пачиниевых телец. Исследования Б у к к е послужили началом
большого числа работ других морфологов, из которых одни подтверждали,
другие же отрицали полученные им данные. То же произошло и в среде
физиологов. Так, де Бур (de Boer, 1921) и О р б е л и (1922) почти
одновременно пришли к заключению о прямом влиянии симпатической
нервной системы на тонус поперечнополосатой мускулатуры. Аналогичные
наблюдения были произведены в лаборатории Н. А. М и с л а в с к о-
го. Орбели удалось демонстрировать этот процесс в различных
условиях инструментальной физиологической методики (Тонких,
Г и н е ц и н с к и й). Серия дальнейших его исследований была посвя-
щена влиянию симпатической нервной системы на работу центральной
(Стрельцов). Несмотря на тщательность постановки и определенность
результатов, обе серии опытов не избежали возражений, как принципи-
272
результатов, обе серии опытов не избежали возражений, как принципи-
альных, так и со стороны методики (Б е р и т о в). На сцену вновь была
извлечена вазомоторная теория трсфики, вопрос вновь был повернут к
истокам, из которых когда-то возник. Физиология, требующая для себя не-
пременно ('физиологических доказательств», очутилась в порочном кругу.
Впрочем, не все физиологи в трактовке этого вопроса придерживались
привычных форм. Так, И. П. П а в л о в, едва ли не первым из физиоло-
гов, признал научную доказательность индикаторов, взятых из области
патологии. В 1922 г. им напечатана статья, посвященная описанию ряда
тяжелых патологических изменений в различных органах у собак, перенес-
ших те или иные операции на желудочно-кишечном тракте. Эти процессы
дистрсфического характера он считает следствием повреждения именно
нервных аппаратов.
Остается еще четвертая группа работ, исходным пунктом которых были
известные опыты Лёви (О. Loewi, 1923). Раздражая различные нервы
изолированного сердца, он собирал оттекающую жидкость и затем пропу-
скал ее через другое сердце. Оказалось, что жидкость, взятая в период
раздражения блуждающего или симпатического нервов, давала на нор-
мальном сердце тот же эффект, что и непосредственное раздражение самих
нервов. Следовательно, при раздражении различных нервов в тканях
сердца создаются качественно различные же вещества. Свойства веществ,
вырабатывающихся таким путем, связаны с деятельным состоянием опре-
деленного нерва (Vagusstoff, Sympathicusstoff). Впоследствии эти данные
были значительно расширены трудами различных исследователей, в том
числе И. П. Р а з е н к о в ы м и его сотрудниками, показавшими нали-
чие того же явления в условиях работы других органов, например, пище-
варительных желез. Полученные материалы свидетельствуют не только о
существовании нервно-гуморальной формы регуляции физиологических
процессов в организме, но еще раз утверждают положение, что нервное
воздействие на химизм тканей является действительно прямым.
В дальнейшем, особенно же в последние годы, появилось большое число
работ, посвященных участию нервной системы в процессе тканевого мета-
болизма. Они относятся к различным разделам физиологии, патологии
и клиники. Я не буду приводить их здесь, так как они не вносят в вопрос
ничего существенно нового, увеличивая материал лишь количественно.
Кроме того, эта книга не преследует цели дать монографическое перечи-
сление всех относящихся сюда фактов. Регистрация участия нервной си-
стемы еще в одном лишнем физиологическом или патологическом процессе
не изменит общего положения.
На данном научном этапе основной задачей является:
7) установление формы этого участия;
2) создание системы конкретных представлений о работе соответству-
ющих нервных механизмов;
3) определение общих и частных закономерностей, присущих процес-
сам этого рода.
Я умышленно также не приводил литературы, имеющей лишь дискус-
сионное значение. Для подведения итогов и выяснения столь долгих коле-
баний в решительном признании интересующего нас явления, важно учесть
не отдельные моменты, а общие условия, в которых шло изучение вопроса.
В настоящее время это и нужно и можно сделать.
Знаменательно, что в первое время вопрос о нервной трофике как одной
из форм регуляции физико-химических процессов в тканях трактовался
спокойно, как нечто неизбежное и само собой понятное. Немногие помнят,
18 А. Д. Сперанский
273
что, например, Шарко еще в 1874 г. высказался по этому поводу в та-
ких выражениях: «Rien de mieux etabli en pathologie, que Texistence deces
troubles trophiques consecutifs aux lesions de centres nerveux ou de nerfs»1.
Казалось бы, и co стороны теории не могло встретиться препятствий
для признания этих положений. Открытие секреторных нервов совершенно
просто решало, в конце концов, тот же самый вопрос.
Как можно понять, что под влиянием нервного раздражения железистая
клетка переходит из состояния покоя к секреции, если не видеть в этом
акте прямого нервного воздействия на тканевой метаболизм? Нерв только
потому и секреторный, что он трофический. Одно без другого существо-
вать не может. Если мы откажемся от этого, то пострадает представление
вовсе не о трофическом, а именно о секреторном нерве. Двигательная,
чувствительная и секреторная нервная функция были отмечены как функ-
ции sui generis, признаны без всякой борьбы, хотя сущность происходящих
здесь явлений до сей поры остается неизвестной. Учение о трофической
нервной*функции встретило бурю возражений, хотя никаких биологических
процессов без изменения вещества представить себе мы не можем.
Причиной возникшей борьбы были, следовательно, не факты или пря-
мые противоречия. Основная причина состояла в том, что вопрос с самого
начала был понят, как вопрос об особой и совершенно новой нервной функции,
отличной от известных ранее. Согласно положений, принятых физиоло-
гией, все формы нервной деятельности связаны с определенным, специально
к тому предназначенным морфологическим субстратом. То же требование
было предъявлено и теперь, и не получило формального удовлетворения.
Начиная именно отсюда, история учения о трофической нервной функ-
ции разбивается на две части: на историю самого дела и на историю недо-
разумений.
Как было упомянуто, основным недоразумением явилось признание ее
функцией особой, отличной от известных ранее. Уже соображения общего
порядка должны были бы показать, что это невероятно. В сложном орга-
низме нервный компонент входит в состав всех без исключения процессов.
Понятие об органе, об его структуре и функции предусматривает этот
момент, так как при попытке изменить нервные отношения органа легко
может случиться, что мы потеряем самый орган.
В нормальных условиях жизни данной ткани процессы нервнотрофи-
ческого порядка остаются невидимыми именно потому, что они определяют
самое понятие—норма. Их изменение за обычные пределы сигнализирует
переход к патологическому состоянию. Вот почему в этом вопросе патоло-
гия и клиника на много опередили физиологию. Физиология, претен-
дующая на изучение нормы, к указанной группе явлений долгое время
не имела надлежащего подхода. Это не помешало ей постигшую ее не-
удачу приписать предмету работы. Инерция полезного прошлого не
допустила пересмотра основных положений самой науки, и осужденным
оказался невинный.
Вторым недоразумением в истории учения о нервной трофике нужно
считать требование доказать наличие прямых нервных влияний на обмен
непременно в «покоящихся» тканях.
Странный термин! Он должен был бы отделить реакции, являющиеся
следствием самой работы, от тех, которые входят в комплекс ее причин.
Но ведь всякое изменение в тканях, когда бы оно ни появилось и в чем бы
1 «В патологии нет ничего столь же прочно установленного, как трофические
расстройства на почве повреждения нервных центров или нервов».
274
ни выражалось, уже свидетельствует, что ткань не находится в состоянии
покоя.
На удовлетворение упомянутого требования было, однако, потрачено
много усилий. Едва ли можно сказать, что это внесло что-либо существенно
новое в ту сумму представлений, которая имелась ранее. Достаточно
вспомнить известные опыты Гей денга й на по вопросу о секреции
слюнных желез. Они привели его к признанию трофических нервов на
основании именно тех изменений, которые под влиянием нервного раздра-
жения происходят в «покоящейся» железе, вне периода ее секреции. Убе-
дительность приведенных им данных ничуть не ниже всего, что явилось,
следствием их обработки в руках более поздних исследователей.
Таким образом, вопрос о прямом влиянии нервной системы на течение
физико-химических процессов в организме еще в те времена решался поло-
жительно и не только для тканей, функциональное состояние которых легко
отличается от состояния покоя (железы), но и для других, где указанная
разница выступает нерезко. Сюда относятся фасции, сухожилия, кости
и т. д. Своеобразные формы поражения костей при tabes dorsalis, тяжелые
местные деструкции различных тканей при сирингомиэлии, такие заболе-
вания, как myositis ossificans, когда на месте мышечной ткани развивается
кость, не оставляли сомнения в их нервной природе. Не могли они объяс-
няться и простой атрофией от недеятельное™ или сосудистыми расстрой-
ствами.
Отыскивая причину, вызвавшую требование демонстрировать явления
нервной трофики непременно в «покоящейся» ткани, видишь, что она упи-
рается опять-таки в вопрос об индикаторе. Факты, убедительные в пре-
делах одной дисциплины, не считаются доказательными для другой. От-
сюда—несогласия типа ведомственных недоразумений, атмосфера недо-
верия и беспокойства.
Остается, наконец, еще один вопрос. Дело идет о направлении, которое
приняло в настоящее время учение о вегетативной нервной системе.
Интересно, что за ней право на самостоятельность было признано без
всякой борьбы. То, что явилось главным препятствием для трофической
нервной системы, вегетативная преодолела легко, ибо с первых же шагов
удовлетворила морфологию предоставлением материального субстрата.
Одно это не только укрепило позиции нового учения, но привело к преуве-
личенным представлениям об изолированности вегетативных нервных
функций, замкнутых в особую систему. Здесь нашла свое отражение тра-
диция, поклон в сторону старого учения о локализации, понимаемой узко
и совершенно формально. Отсюда же и критика должна начать свою работу.
Многочисленные исследования, исходным пунктом которых были работы
Гаскелла и Лэнгли, позволили проследить симпатические пути
внутри центральной нервной системы и установить отдельные этапы их
или вегетативные центры. Эти исследования тесно переплетаются с дру-
гими, началом которых следует считать «сахарный укол» Клод Бер-
нара. В основном работа носит чисто аналитический характер. Она
заключается в изъятии из нервной системы определенных областей, свя-
занных с процессами регуляции обмена. Области эти или центры получили
определенную градацию и были сведены в систему. Однако, чтобы иметь
ясное представление обо всем объединении, нужно оценить действительное
значение каждого слагаемого, определить точно, что именно следует по-
нимать под термином «нервный центр».
В огромном большинстве случаев мы имеем здесь дело с окончательно
определившейся, итоговой функцией. Это есть нечто вроде короткой фор-
275-
мулы из нескольких знаков, завершающей математическое вычисление,
длившееся перед тем, может быть, много недель. Формула дает право ис-
пользовать ее в соответствующих случаях, но не дает представления о соз-
давшем ее процессе. Если при разборе сложной нервной реакции весь пред-
варительный путь не учтен, то и нервный центр, реализующий ее итоговую
часть, является лишь обломком процесса. Мы признаем за нервный центр
любую группу элементов, прямое раздражение которых влечет за собой
определенный акт на периферии (в общем—движение). Но с этими элемен-
тами связаны другие, с другими—третьи. И везде прямое раздражение
включает новые части. В сложном физиологическом акте каждое из этих
звеньев, будь оно постоянным или случайным, является нервным центром.
Так, нервная клетка кишечной трубки может быть центром эпилепсии.
Вегетативная нервная система, таким образом, ничуть не более само-
стоятельна, чем, скажем, система пирамидная и другие. Под этим именем
объединяется лишь некоторое число рабочих функций, тех низших цент-
ров, которые призваны осуществлять последние этапы процесса.
Совершенно произвольно делать отсюда вывод, что мы вообще отрицаем
учение о локализации. Мы только хотим, чтобы понятия в этой области
были, наконец, уточнены. Дифференциация и сгущение нервных элементов
одинакового назначения с образованием узлов или центров есть факт, о ко-
тором не может быть двух мнений. Но это вовсе не значит, что та или иная
нервная функция от начала до конца протекает внутри специальных эле-
ментов.
С первых моментов своего возникновения вопрос о нервной трофике
разбирался от общего к частному. Когда ряд недоразумений поколебал
вопрос, пострадал и метод. В деле о нервной трофике это проявилось
боязнью синтеза и недоверием к нему. На место закономерностей общего
порядка стали выдвигать частные, связывая их к тому же со специаль-
ными нервными отделами. То, что вегетативные функции были приурочены
к симпатической нервной системе, может иметь хорошие последствия
только в плане аналитической работы, в плане синтетическом—дурные.
Этим путем можно расширить представления о частной физиологии отдель-
ных симпатических образований и их комплексов, но, одновременно,
укрепить неверное понятие об обособленности трофической нервной функ-
ции, замкнутости ее в кругу определенных морфологических объединений.
За несколько лет работы мне и моим сотрудникам много раз пришлось
убедиться, что при изучении процессов этого рода традиционные формы раз-
деления нервной системы на центральную, периферическую, симпатиче-
скую и т, д, не получают оправдания. Из многих примеров этой книги видно,
что с любого нервного пункта легко привести в действие нервные меха-
низмы, работа которых закончится на периферии сдвигами био-физико-
химического порядка. Пусть итоговая часть процесса осуществляется не-
пременно через тот или иной участок так называемой вегетативной нервной
системы. Разве это достаточный повод для изоляции всего процесса в спе-
циальную группу? Гораздо большее право приобретает положение, что
любой нервный пункт, не исключая периферических нервных образований,
может стать родоначальником процессов типа нервных дистрофий, сде-
латься на время или и навсегда нервным центром этих процессов.
Вегетативная нервная система есть лишь частный случай тех форм фи-
зиологических отношений, которые прежде были известны под именем
нервной трофики. Никакого своеобразия в это понятие вновь включено
не было. Клиника подошла к вопросу синтетически, теория—аналитически.
Но данным лабораторного эксперимента в науке принято доверять больше,
276
чем наблюдениям, сделанным в клинике. Клиническая идея признается
научной с момента, когда ее поддержит лаборатория, и последняя, довольно
наивно, именно отсюда начинает отсчитывать возраст идеи.
То обстоятельство, что современный физиолог или гистолог не могут
выделить «трофическую нервную клетку», перестало быть возражением
и потеряло силу отрицания. Любую форму решения этого вопроса мы спо-
койно оставляем будущему. Многочисленные клинические наблюдения и со-
вершенно прямые эксперименты показали, что нервная форма управле-
ния физико-химическими явлениями в сложном организме существует.
Процесс имеет как общее значение для всего организма, так и частное для
каждого отдельного органа.
Казалось бы это и все, что нам нужно?
Исследовательская деятельность в указанном направлении может
вестись независимо от признания специальных трофических нервных эле-
ментов еще и потому, что нервных элементов нетрофических, т. е. неимею-
щих ни прямого, ни косвенного отношения к метаболизму, в организме нет.
В конкретной работе вопрос надлежит ставить не о трофической нервной
системе как таковой, а о нервном компоненте процессов, разнообразие
внешних форм которого очень велико.
Выше упоминалось, что каждый раз, когда паши приемы позволяли
затронуть нервную часть какого-либо явления, это влекло за собой изме-
нения не только в этой его нервной части, но во всем сложном комплексе.
Постепенно здесь наметились два основных положения. Первое со-
стоит в том, что многие патологические процессы, за причину которых
признавалось все, что угодно, но только не нервные воздействия, в действи-
тельности своим происхождением целиком обязаны этим последним.
Второе положение имеет в виду все другие процессы, не входящие в
первую группу. К какой бы главе патологии они ни относились, как ни
сложен был бы их состав и переменчиво течение, нервный компонент от
начала до конца остается фактором, определяющим их состояние. Он как
бы объединяет отдельные элементы в целое, является цементом, изменение
которого неизбежно меняет лицо процесса во всех других его частях. От-
делить его от остальных элементов сложного комплекса нельзя. Ведь кроме
памяти, мы не знаем ни одной нервной функции, которая могла бы осуще-
ствляться сама по себе, не через изменение состояния какого-либо другого
органа. Отсюда ясно, что внешние проявления воздействий нервной природы
в сложном организме должны быть так же разнообразны, как и вообще все
проявления жизни. В указанных условиях оценка роли нервного компонен-
та патологических процессов представляет неисчислимые трудности.
Вот почему эта книга не может иметь заключения.
Разнообразные материалы, полученные в результате значительного
числа экспериментов, связанных единством цели, допускают, однако, по-
пытку дать несколько формулировок и обобщений.
Оставив в стороне подробности, назову несколько положений, в до-
стоверности которых мы убедились за годы исследования.
1.	Известные нам формы нервной деятельности—двигательная, чув-
ствительная и секреторная—проявляются в изменении состояния различ-
ных частей организма и неизбежно связаны с изменением вещества. Нервные
воздействия на течение биофизических и биохимических процессов в тка-
нях (нервная трофика) не являются, таким образом, принципиально новым
видом физиологических отношений, своеобразной, а тем более специальной
нервной функцией.
2.	Прямое раздражение определенных нервных образований может
277
повлечь за собой биохимические сдвиги в крови и органах и без того,
чтобы одновременно это сопровождалось каким-либо другим легко кон-
статируемым актом. Отсюда создается представление о самостоятельности
нервных функций обмена. На деле же это есть лишь ряд установочных мо-
ментов, необходимых рабочих предпосылок к последующему развертыва-
нию цепных реакций. Когда же интересующая нас функция действительно
проявляется самостоятельно, вне связи с другими физиологическими про-
цессами, это значит, что она уже перешла в разряд патологических.
3.	По отношению к процессам нервно-трофического характера учение
о локализации может применяться лишь условно. Сгущение морфологи-
ческих элементов, объединенных функционально, несомненно имеет место,
но этим определяется не весь процесс, а лишь отдельные его звенья. Будучи
взяты сами по себе, они никакой самостоятельности не имеют и целого не
составляют. Вместе с тем, они могут быть приведены в действие из самых
разнообразных энергетических источников, которые, таким путем, на время
также включаются в цепь нервных центров данного процесса. Следователь-
но, трофическая нервная функция как таковая не имеет точной ло-
кализации. Морфологические группы несущих ее элементов рассеяны по
всей сложной нервной сети, состоящей из центральной, периферической
и симпатической частей.
4.	Каждое из этих образований связано простыми и сложными связями
не только со всеми другими нервными приборами, но и с тканевыми эле-
ментами на периферии, осуществляя свою функцию в общем комплексе с ними.
Поэтому не могут быть созданы какие-либо специальные формы вме-
шательства именно в процессы нервнотрофического порядка, не затра-
гивающие в то же время других функций.
5.	Изменение нервной части какого-либо процесса для данного места
и времени является итогом ряда других процессов, одним из звеньев тех
непрерывно меняющихся комбинаций, которые слагаются внутри нервной
сети. Частная комбинация существует постольку, поскольку она связана
с общей и вытекает из нее, общая же есть подвижная сумма всех частных.
Отсюда явствует, что раздражение любого пункта сложной нервной сети
может вызвать изменения не только в ближайших ее частях, но и в отда-
ленных областях организма.
6.	Эти изменения заключаются в перестройках внутринервных отно-
шений, протекающих во времени, постепенно развертываясь и затем угасая.
Далеко не на всех формах нервной деятельности они отражаются одина-
ково. В общем физиологическом комплексе имеются и более и менее по-
стоянные нервные комбинации, что связано с постоянством функций и пе
риодами работы отдельных систем. Так как патологическая нервная ком-
бинация есть всегда новая комбинация, то и вмешательство в ее течение
может быть достигнуто легче, чем в случаях, когда перед нами стойкий
физиологический процесс.
7.	Прочность комбинаций патологического типа также весьма различна
и зависит от ряда моментов. В основе их происхождения лежит действие
какого-либо раздражителя. Но сила раздражителя есть степень раздра-
жения. Полученные нарушения могут быть мимолетными или постоянными.
Если, в результате местного раздражения, внутри нервной сети возникнут
необратимые изменения (хотя бы только в одном пункте), дело не ограни-
чивается просто утратой какой-либо функции или ее части. Кроме следа
бывшего повреждения, мы будем иметь здесь очаг новых болезненных возбуж-
дений, вовлекающий в процесс другие, здоровые части. Временная патологи-
ческая нервная комбинация делается постоянной, приобретает ту же стой-
278
кость в отношении направленных на нее воздействий, как и нервные ком-
бинации, лежащие в основе процессов физиологических. С этого момента
новые раздражения, падающие на измененную нервную сеть, часто будут
отражаться в области пострадавших ее участков усилением и без того
имеющегося здесь болезненного возбуждения.
8.	Вот почему, применяя ту или иную форму воздействий, преследую-
щую цель активно вмешаться в перегруппировку создавшихся патологи-
ческих внутринервных комбинаций, мы часто будем получать вначале не-
которое усиление существующих болезненных симптомов. Старая комби-
нация разрушается не прямо от примененного воздействия, но только
потому,что создаются новые. На это требуется время. Сам же по себе
акт вмешательства, всегда и при всех условиях, есть та или иная степень
вульгарной нервной травмы. Действие ее сказывается быстро и особенно
на элементах, которые в данный момент уже раздражены.
9.	Вследствие этого, при точно уравненных условиях эксперимента,
мы далеко не всегда будем иметь одинаковый эффект. Чтобы предусмотреть
направление, которое примет процесс, нужно заранее быть знакомым с ис-
торией данной нервной сети, иметь ее «личную карточку». Здесь, таким
образом, приобретает значение не только характер взятого за индикатор
процесса или форма избранного приема, но и индивидуальные особенности
течения раздражения внутри самой сети. Отсюда делается понятным, по-
чему те или иные внешние воздействия, перенесенные животным, не влекут
за собой предрасположение ко всем, например, инфекциям. Предрасполо-
жение есть создание определенных сочетаний внутринервных отношений,
а не только «подрыв общего состояния».
10.	Как показал ряд произведенных нами исследований, место, откуда
начинается нервно-дистрофический процесс, на некоторое время опреде-
ляет форму его развертывания. Еще большее значение имеет качество на-
носимого раздражения, с чем связано происхождение так называемых «спе-
цифических реакций». Все, вместе взятое, дает большое разнообразие внеш-
них проявлений дистрофических процессов. Естественно, что не каждый
прием, хотя бы и безусловно активный, т. е. способный вызвать перестройку
внутринервных отношений, отразится одинаково на течении и судьбе
различных патологических реакций.
11.	Если раздражение выходит за какие-то силовые пределы, то, откуда
бы процесс не начался и чем бы первоначально не был вызван, он генерали-
зуется по всей нервной сети и тогда, обычно, приобретает стандартную
форму течения. Теперь он уже почти не может быть остановлен, завер-
шаясь общей дистрофией и смертью.
12.	Отсюда родится правило, что только слабые степени раздражения
могут иметь полезное значение, сильные неизбежно приносят вред. При
оценке соответствующих вмешательств с этим необходимо считаться в пер-
вую очередь.
Приведенные положения не претендуют на окончательное разрешение
вопроса о природе интересующих нас реакций. Однако, их достаточно,
чтобы осветить направление, которое было нами придано эксперименталь-
ной работе в клинике.
Выше, когда шла речь о молодости современной медицины, я имел в
виду, конечно, только медицину научную. Вообще же это одна из древ-
нейших систем. Нужно прямо сказать, что современная медицина своими
успехами в области лечения обязана далеко не одной только науке. Десятки
ее методов и приемов опираются на эмпирику и даже на случайность.
Лишь в области инфекции, механической терапии и гигиены достижения
279
связаны с действительно научным анализом явлений. В остальном господ-
ствует стихия, кое-где подправляемая отдельными фактами и частными
сравнениями. Мы имеем бесконечное количество медицинских теорий, но
теории медицины, способной обнять весь материал и направить его по ли-
нии наиболее активного использования, у нас не было и нет.
Однако, медицина не может ждать. В ее построениях цели будущего
должны как-то сочетаться с задачами сегодняшнего дня. И потому она,
может быть одной из первых биологических дисциплин, встала на путь
поисков выхода из положения, в котором находится биология вообще.
Как бы по внешности ни казалось элементарным биологическое явление,
оно всегда представляет некую сложность, состоит из ряда более простых.
Трудность анализа и последующего синтеза заключается именно в том,
что все части связаны здесь подвижно, т. е. непрерывно изменяются во
времени. При этих условиях стремление получить знание о целом путем
определения всех входящих в него частей, оказывается безнадежным, ибо
уже с момента изъятия первого элемента остальные немедленно всту-
пают между собой в качественно новый вид отношений. То же нужно ска-
зать и об обратном воссоздании первоначальной комбинации.
Положение медицины, ставящей себе целью активное вмешательство
в течение болезненных процессов и направление их по заранее намечен-
ному руслу, делается как будто весьма затруднительным. А между тем
мы знаем, что медицина лечит, часто даже хорошо лечит и притом болезни,
о сущности которых не имеет не только полного, но даже приблизительного
понятия. Таков, например, ревматизм, многие кожные, нервные, так на-
зываемые «конституциональные» болезни и т. д.
В чем же дело? Ясно, что для вмешательства в ход болезненного процесса
точное знание всех его деталей не является обязательным. Иногда достаточно
точно уловить основное условие—«ведущее звено», взяв которое оказывается
возможным повернуть всю цепь. На этом базируются перспективы научной
постановки медицинской практики, отсюда именно проистекает всеми ис-
пытываемая нужда в создании единой теории медицины.
Со времени мистических и натурфилософских школ можно отметить
только одну попытку формулировать такую теорию, это — клеточная па-
тология Вирхова. Но и здесь общей была только идея самостоятель-
ности клеточных реакций, что на деле привело не к слиянию, а к дисперсии
медицинских взглядов. Поэтому и поиски ведущего звена, на которых
хотела бы сосредоточить свое внимание медицина, далеко не всегда мо-
гут считаться поисками в настоящем смысле слова. Часто—это просто
находки. Большие фармацевтические заводы Европы и Америки так,
приблизительно, и строят свою работу. Здесь химики и техники бывают
иногда вынуждены изготовить сотню ненужных препаратов, чтобы из них
медицина выбрала один. Необходимое звено отыскивается, таким образом,
стихийно, и только позднее начинается работа по выяснению механизма
его действия в каждом отдельном случае.
Не требуется доказательств для признания, что на пути движения
от частного к частному медицина не скоро достигнет цели. До тех пор,
пока природа всех без исключения патологических процессов не будет объе-
динена каким-либо общим признаком, пока к методу разделения болезней
по различию мы не добавим метода объединения их по сходству, у нас не
будет теории медицины, т. е. не будет надежды покончить навсегда со сти-
хийной формой ее движения и перейти к плановой и системной работе.
Новое направление в патологии, могущее возникнуть при изучении
роли нервного компонента патологических процессов, стремится разре-
280
шить обе задачи, стоящие на пути создания теории медицины. Оно дает
конкретное представление о ведущем звене и устанавливает принцип объе-
динения бесчисленного количества отдельных патологических форм в еди-
ную систему.
Чтобы в медицинской практике осуществить идею «ведущего звена»,
нужно прежде всего освободиться от некоторых привычных форм подхода
к понятию о терапевтическом вмешательстве. Последнее, как известно,
преследует цель устранить из организма болезненные явления. При этом
о болезни неизменно создается представление как о вторжении со стороны
чего-то чуждого, что должно и действительно может быть изъято. К та-
кого рода представлению приводит «причинный метод» оценки болезненных
состояний, рассматривающий процесс как столкновение, а затем как дли-
тельное взаимодействие двух начал.
Мы видели, что взгляд этот не смог выдержать деловой критики. Са-
мый акт столкновения организма с посторонним агентом в большинстве
случаев ускользает от наблюдения и учета. Следовательно, с периодом вза-
имодействия двух начал практически нам лишь очень редко приходится
иметь дело, так как вскоре же они сливаются в одно. Мы получаем не бо-
лезнь в организме, а новый организм, отличающийся от исходного рядом
постоянных или случайных признаков. Если бы дифтерия, саркома, неф-
рит, диабет и т. д. от начала до конца сохраняли активную связь с вызвав-
шей их индивидуальной причиной, само собой разумеется, что ни о каком
ведущем звене в медицине не могло быть и речи.
Включение в существующую систему некоторого числа добавочных
факторов пересоздает систему, приспособляет ее к новым условиям дея-
тельности. Но теперь добавочный фактор не только определяет общее со-
стояние системы, а и сам зависит от нее.
Воздействия, вторично направленные на эту новую систему, неизбежно
отразятся и на факторах, изменивших ее первично. В результате вмеша-
тельства можно добиться создания таких условий, при которых патоло-
гически сложившаяся комбинация не устранится, а распадется. Про-
изойдет это именно потому, что болезнь не является чем-то посторонним
для организма, а делается его частью, скомбинированной со всем остальным
в единое целое.
При такой постановке вопроса идея «ведущего звена» превращается в кон-
кретную задачу, состоящую в том, чтобы найти, изучить и использовать
ряд приемов, способных к созданию временных перегруппировок отношений
внутри сложного организма. Оценивая всю совокупность приведенных
выше материалов, понятно, что указанную форму вмешательства мы стали
искать в сфере воздействий, направленных на нервную сеть.
Первыми по времени приемами, которыми клиника стала пользоваться
для ликвидации болезненных процессов нервно-трофического характера,
были операции, стремившиеся или удалить пострадавшие нервные элемен-
ты или прервать пути «болезненных рефлексов». В начале своей работы так
же оценивали задачу и мы, однако в дальнейшем вынуждены были изменить
отношение к предмету.
Более близкий анализ показал неверность одного положения, которое
и теперь еще пользуется общим признанием. Считают, что в основу изуче-
ния всех глав нервной физиологии положен метод раздражения и обрат-
ный ему метод выключения. Один ведает учетом тех явлений, которые воз-
никают вновь, другой дает возможность отмечать дефекты или даже выпа-
дения целых функций. Я не берусь судить, насколько действительно оправ-
дан этот взгляд по отношению к другим отделам физиологии, но в обла-
281
ста изучения нервного компонента патологических процессов он оказался
неприменимым. На самом деле ничего выключать здесь мы не умеем, и как
бы ни выглядел по внешности наш прием, он никогда не является вычита-
нием, ибо всегда прибавляет нечто новое к тому, что было. Мало этого.
Оказалось даже, что и раздражение и выключение одних и тех же нервных
образований часто на периферии сказываются совершенно одинаковыми
последствиями. Стало ясно, что оба приема действовали не сами по себе,
а только начинали какой-то третий процесс, для которого оба служили
лишь исторической точкой. Операции перерезки и иссечения нервных об-
разований могут, как известно, дать терапевтический эффект, т. е. вре-
менно устранить явления дистрофии в тканях. Но механизм действия
здесь иной, а не тот, который за этими приемами официально зачислен.
Таким образом, для понимания благоприятного действия перечислен-
ных операций одних формальных расчетов недостаточно. Устраняя одни
из чисто внешних проявлений болезни на периферии, эти приемы способны
расширить комплекс ее причин в центре. В результате мы получаем или
рецидив, но обычно уже в более тяжелой форме, или даже генерализацию
дистрофических явлений со всеми ее последствиями. И мы видим, что на-
иболее авторитетные представители этой, сравнительно недавно возник-
шей отрасли хирургии [Л е р и ш (Leriche) и другие], подводя итоги ее
«достижениям», уже бьют тревогу и открыто призывают к воздержанию
от всех вмешательств, сопряженных с более или менее значительной нерв-
ной травмой.
В своей экспериментальной работе мы от этого отказались давно и
отчетливо выяснили причину создавшихся противоречий. Стало очевидным,
что причина полезности оперативного вмешательства на нервной системе
кроется часто в самом по себе акте вмешательства, а не в форме его, вред
же, наоборот, зависит от формы, сопряженной с чрезмерным трав-
матизмом.
В течение последних лет мы поставили себе целью изучить ряд раз-
личных раздражений, не связанных с анатомическим нарушением нерв-
ной системы, однако способных вызывать хотя бы временную перестройку
взаимных отношений отдельных ее частей. Были испытаны разные виды
кожных раздражений, создан особый прием массажа мозга, названный
нами «буксированием» и т. д.
Часть относящихся сюда экспериментально клинических наблюдений
я и позволю себе здесь привести.
ПАРКИНСОНИЗМ
Первые наши попытки экспериментальной работы в клинике относятся
еще к тому времени, когда мы занимались изучением генеза судорожных
процессов. В начале книги я указывал, что для объяснения некоторых по-
лученных тогда данных мы пытались использовать представление о «нев-
ротоксинах». Это представление возникло в науке следующим образом.
В начале нынешнего столетия из лаборатории И. И. Мечникова
вышло учение о цитотоксинах. В основу его легли опыты Б о р д э (Bor-
det), который первым получил гемолизины, и Ф. Я. Чистовича,
открывшего преципитины. Вскоре затем появился ряд других клеточных
токсинов, биологического происхождения, в том числе и невротоксинов
[Делезенн, Чентанни, Энрике и Сикар (Delezenn,
Centanni, Enriquez et Sicard)]. Из русских авторов большое исследование
по вопросу о невротоксинах принадлежит В. К. X о р о ш к о. В 1912 г.
он нашел уже возможным высказаться положительно о роли невротоксинов
в генезе ряда патологических нервных процессов, в частности эпилепсии.
Мы также предполагали остановиться на этой точке зрения, считая, что
в замороженном участке при его распадении образуется какое-то раздра-
жающее вещество, вступающее в связь с нервными элементами и действую-
щее как нервный яд. Вещество это мы признали «аутоневротоксином» и пы-
тались использовать его в целях активной и пассивной иммунизации, чему
содействовали многие обстоятельства. Мы наблюдали, например, что по-
вторные слабые замораживания небольших участков коры головного мозга
собаки часто способствовали тому, что последующее замораживание в смер-
тельной дозе переносилось животным сравнительно легко. В этом мы желали
видеть факт активной иммунизации животного к «аутоневротоксину». Но
в дальнейшем оказалось, что известная часть нормальных животных также
не заболевает, несмотря ни на какую форму замораживания. Через разные
сроки мы убивали таких собак и всегда находили, что распадение мозгового
вещества в замороженном участке протекает у них так же энергично,
как у собак, погибших от смертельной эпилепсии. Наше представление
о роли именно невротоксинов в этом процессе особенно поколебалось после
того, как выяснилось, что «смертельное» замораживание мозга на обычном
месте, под наркозом, но без морфия, почти теряет свое действие. Наконец,
наблюдения показали, что у нас нет ничего твердого для признания каче-
ственных различий между отдельными формами эпилепсии. Допустим,
что в развитии эпилепсии от замораживания коры играют роль невроток-
сины и вообще продукты распада нервной ткани. Но тогда, как же связать
с невротоксинами описанные выше формы рефлекторной эпилепсии? А
они, как мы видели, ничем не отличаются от тех, что наблюдаются в ре-
зультате замораживания коры, и так же часто оказываются смертельными.
Постепенно стали отпадать и другие мотивы прежних наших предста-
283
влений. После опытов с активной иммунизацией собак мы перешли
к иммунизации пассивной. И здесь вначале стали получаться, казалось
бы, положительные данные, способные поддержать уверенность в правиль-
ности избранного пути. Однако, и здесь последовательно обнаружились
противоречия. Для опытов с пассивной иммунизацией мы брали кровь
собак, дважды испытавших замораживание коры в смертельной дозе
и оставшихся живыми. Из крови, обычным порядком, изготовлялась
сыворотка. Эту сыворотку мы, однократно или несколько раз, вводили
нормальным собакам субарахноидально. Спустя некоторое время животные
подвергались операции замораживания с применением морфия и в смер-
тельной дозе, причем многие из них остались живы, а у некоторых даже не
развивались судорожные явления, или они были слабы.
Когда соответствующие опыты были перенесены в клинику человека,
то и здесь в нескольких случаях был получен, так называемый, «ободряю-
щий» результат. После повторного субарахноидального введения даже
малых количеств изготовленной упомянутым способом сыворотки (0,2—
0,5), у некоторых больных, имевших ежедневные припадки, они временно
исчезали совсем, или число их заметно сокращалось. Улучшение наблю-
далось и на короткий и на сравнительно долгий срок. Однако, в дальней-
шем оказалось, что повторное субарахноидальное введение здоровой собаке
нормальной лошадиной сыворотки может способствовать облегчению су-
дорожной картины после замораживания участка коры. Отсюда станови-
лось ясным, что если сыворотка «иммунизированных» к замораживанию
собак и оказывала какое-либо действие, то эффект зависел от самого факта
введения в район центральной нервной системы чуждых там веществ.
В результате раздражения происходила какая-то перестройка внутринерв-
ных отношений, затруднявшая развитие судорожного синдрома.
Идя далее по этому пути, легко было наметить ряд задач для лаборатор-
ного и клинического эксперимента.
Еще в 1926 г., одновременно с попытками воздействия сывороткой на-
ших собак на эпилепсию, мы, с согласия профессора М. П. Н и к и т и н а,
поставили несколько подобных опытов в клинике нервных болезней Ленин-
градского медицинского института на больных паркинсонизмом. И здесь
в незапущенных случаях был получен известный, хотя и непостоянный
терапевтический эффект. Наблюдения эти мы вскоре прекратили, но затем
возобновили опять (опыты моего сотрудника 3. А. Малиновског о1).
Паркинсонизм, как всякая сложная нервная реакция, требует для своей
реализации наличия определенного фона, на котором протекает процесс.
Изменение этого фона должно вызвать колебание процесса в положитель-
ную или отрицательную сторону. Выше уже указывалось, что изменений
этого рода мы достигали субарахноидальным введением посторонних ве-
ществ и что эффект сравнительно мало зависел от количества введенного
вещества. Оставалось выбрать соответствующий агент, который причинял
бы организму минимум побочного вреда. Мы остановились на крови самого
больного. В Институте хирургической невропатологии в Ленинграде
было проведено, таким образом, немного более 20 случаев паркинсо-
низма. В это число входили и сравнительно свежие и старые формы.
Всем больным повторно, с разными промежутками времени, вводилась
субарахноидально кровь, взятая из вены того же больного. Вначале мы
употребляли значительные и даже большие ее количества от 5,0 до 20,0.
В дальнейшем перешли на малые дозы в 0,3—1,0. Эффект от этого почти
1 3. А. Малиновский. Арх. биол. наук, т. 32, вып. 5—6, 1932.
284
не зависел. Большее значение имело место, куда производилась инъекция-
Именно—при субокципитальном проколе эффект получался быстрее и
был более продолжителен, чем при поясничном. Перед инъекцией выпу-
скалось соответствующее количество цереброспинальной жидкости. Кроме
того, в ряде случаев сюда присоединялось «буксирование», или «pompage».
В двух третях всех случаев был получен несомненный терапевтический
эффект. Уменьшалось, а иногда прекращалось слюнотечение, пропадала
маскообразность лица, связанность движений, своеобразный ступор, ис-
правлялась походка и другие двигательные акты, например речь. Больные,
особенно молодые, делались более дисциплинированными, у некоторых ис-
чезали или очень ослаблялись судорожные явления в области глаз, они
начинали читать, интересоваться окружающим, участвовать в общей жизни
палаты. Из числа больных трое уже вскоре приступили к обычной работе,
которую перед тем вынужденно покинули. Один в течение нескольких ме-
сяцев занимался спортом. К обслуживанию самих себя оказались способ-
ными почти все больные. Многие возобновили участие в домашних работах.
Продолжительность благоприятного действия описанного вмешатель-
ства была не одинаковой и в значительной степени зависела как от воз-
раста больного, так и от возраста его болезни. Но рано или поздно всегда
наступал момент постепенного возвращения всех симптомов и в той самой
форме, которая была до лечения. Повторение описанной процедуры вновь
облегчало болезнь и влекло за собой временное исчезание симптомов.
Иногда эффект удерживался только 2—4 недели, но в нескольких случаях
его можно было наблюдать в течение 3 и даже 5 месяцев.
Я не беру на себя оценку терапевтического значения описанного
приема. В приведенном клиническом эксперименте несомненным является
то, что даже такой сложный и упорный процесс, как паркинсонизм,
обнаруживает значительные колебания в своем течении под влиянием
неспецифических воздействий, направленных на нервную сеть. Продолжи-
тельность эффекта, как видно, иногда была значительна. Во всяком слу-
чае она на много превышала срок пребывания введенного вещества в
районе мозга. Это обстоятельство еще раз подчеркивало, что в полученном
результате качества введенного вещества едва-ли были повинны.
Весьма любопытен факт обязательного восстановления патологических
> симптомов и именно в той самой форме, которая была раньше. Процесс, та-
ким образом, за все время, в течение которого мы его не видели, оставался
в латентном состоянии. Изменились другие условия, определявшие вступле-
ние соответствующих механизмов в работу. Тотчас, как эти условия были
ликвидированы, процесс восстановился в прежних границах.
Отсюда делаются понятными многие странные факты, которыми рас-
полагает нервная клиника. Возьмем, для примера, травматическую эпи-
лепсию с костным дефектом черепа. Больного оперируют, удаляют рубцы
и закрывают дефект трансплантатом из ребер. Припадки прекращаются.
Проходит некоторый срок и они возобновляются, часто с еще большей
силой. Вторичная операция: пересаженные и уже прижившие куски ребра
иссекаются. Припадки исчезают и опять лишь на известный срок. Новая
операция, состоящая в повторной трансплантации ребер, вновь приоста-
навливает болезнь. Я не знаю, как долго можно это повторять, но в при-
веденной форме опыты были поставлены и они известны.
Все эти формы воздействий стремились удалить источник раздражения
и защитить мозг, а благоприятный результат достигался и тогда, когда
для мозга создавали охрану, и тогда, когда его этой охраны лишали,
и в обоих случаях эффект был временным.
285
РЕВМАТИЗМ
Позднее мы обратились к методу буксирования. К настоящему моменту
с его помощью проведено уже значительное число наблюдений над измене-
нием хода различных патологических процессов. Начнем с ревматизма.
Факт выхождения дистрофических расстройств за пределы первично
пораженного сегмента, постепенная генерализация, а часто и симметрич-
ность патологических изменений невольно направили нашу мысль на
этот процесс, природа которого до сей поры остается загадочной. Болезнь
имеет некоторые признаки инфекционной, но она не заразна, хотя и может
встречаться эпидемически. Легче, чем какая-либо другая, она подходит
под понятие «простудной». Действие этого последнего момента не поддается
точному учету. Обычно его значение определяют безответственным тер-
мином «предрасполагающий». Мы видели, что под этим понятием кроются
явления, очень близкие к явлениям типа нервных дистрофий.
Как при всякой болезни, в которой можно заподозреть инфекционную
природу, и здесь интерес сосредоточивается вокруг возбудителя. Найти
возбудителя! Его ищут везде: в крови, в выделениях носовой полости
и верхних дыхательных путей и, конечно, в местах наибольших изменений—
в суставах, в сердечной мышце, в бородавчатых разращениях сердечных
клапанов. Другие хотят его видеть в невидимом фильтрующемся вирусе,
к которому тот или иной микроб только присоединяется. Основанием здесь
служит лишь то, что ревматизм—болезнь по виду инфекционная, проявляю-
щаяся рядом местных изменений воспалительного характера, а внешнего
агента в тканях нет.
Клиника ревматизма и его патологическая анатомия уже и теперь раз-
работаны хорошо. Со времени работ А ш о ф a (Aschoff) сделалось изве-
стным, что ревматизм есть своеобразная форма воспаления, имеющая свой
цикл развития и особый морфологический субстрат. Исследования Тала-
лаева, познакомив нас с метаморфозой этого субстрата, позволили раз-
бить процесс на этапы. Совсем не то получится, если к ревматизму по-
дойти с точки зрения его этиологии и патогенеза. Оба эти понятия легко
разграничить для любой группы патологических процессов, кроме воспа-
ления. Здесь мы их невольно сближаем и вот почему.
Причиной воспаления считается внешняя вредность, само же воспале-
ние есть реакция на нее. Если внешний агент найден—все остальное дела-
ется как бы понятным. Если обнаружить его не удалось, мы продолжаем
поиски или ждем и тогда соглашаемся даже на невидимый вирус, только
чтобы формула была соблюдена.
Неудивительно, что учение о ревматизме в этом отношении должно
было пережить много различных стадий, так как, несмотря на тщатель-
ные поиски микроба, его не нашли. То, что в разное время предлагалось
одними исследователями [Разенов, Менцер, Смол, Шотмюллер,
286
Грэт, Фаар и др., (Rasenow, Menzer, Small, Schottmiiller, Gratt,
Fahr и др.)], не удовлетворило других. Тогда на помощь было привлечено
учение об аллергии, а вместо микроба на сцене появился токсин.
Природа указанного токсина также никому неизвестна, ибо и он только
предположен. Тем не менее «аллергическая теория» ревматизма, разрабо-
танная главным образом Вейнтраудом, Клинге (Weintraud, Klinge)
Стражеско и другими, оказалась теперь едва ли не самой популярной.
Для нас никогда не было сомнения в том, что в основе большой группы
явлений, объединяемых в понятии аллергия, лежат процессы нервной при-
роды. Подтверждение можно найти едва ли не во всех приведенных выше
материалах. Здесь уместно упомянуть еще об одном наблюдении этого рода.
Сотрудники мои Н. Г. Котов и Б. Н. Котляренко, изучая
генез некоторых кожных реакций, встретились однажды со следующим
фактом: скарлатиной заболевает ребенок, которому за 3 недели пе-
ред тем была произведена на коже одного из предплечий реакция Дика
(скарлатинозный токсин). Скарлатинозная сыпь равномерно покрывала
все тело больного за исключением ближайшей окружности места бывшей
инъекции токсина. Участок этот представлялся бледным пятном на об-
щем фоне сыпи. В то же время на симметричном месте другого предплечья
появляется особенно сильное высыпание, в виде ограниченного островка,
или красного пятна на общем фоне сыпи. Заинтересованные этим явлением,
они сосредоточили на нем свое внимание, и им удалось отмечать его
и впоследствии. Степень его выраженности колеблется. Во всех подобных
реакциях играет большую роль время, а оно не может быть включено в
условиях эксперимента, потому что самая постановка его, да и других
подобных экспериментов на людях, зависит не от экспериментатора.
Толковать эти случаи следует таким образом, что у одного индивиду-
ума, в области одного и того же нервного сегмента, но на разных сторо-
нах его, можно одновременно наблюдать невосприимчивость и повышен-
ную восприимчивость к скарлатинозному токсину. Оба эти процесса раз-
виваются в результате однократного действия антигена, примененного
только в одном пункте кожной поверхности. Я не думаю, чтобы нервный
характер обоих процессов нуждался еще в каких-либо доказательствах.
Интересно лишь то, что под влиянием одних и тех же условий в одном нерв-
ном сегменте и одновременно могут возникнуть две противоположные по
своему значению реакции, т. е. что в конструкции аллергических и энер-
гических явлений заложен в общем одинаковый механизм.
Старое представление о повышенной или пониженной восприимчивости
конкретизируется, таким образом, в процессах нервно-трофического по-
рядка. Стремление причину аллергии найти непременно в токсине экзо-
генного или эндогенного происхождения совершенно произвольно и неоправ-
дано на-деле. Мы видели, что нервные дистрофии одинаково могут быть
вызваны физическими, химическими или биологическими раздражениями,
падающими на тот или иной пункт нервной сети.Наличие внешнего
агента на месте воспалительных очагов при этом вовсе необязательно и,
кроме того, ничего не доказывает, так как может быть случайным.
Свой клинический эксперимент по вопросу о ревматизме мы вели при
помощи метода буксирования. Оценивая ревматизм как своеобразный про-
цесс нервной природы, мы и салициловый натрий должны были считать
веществом, эффект действия которого может проявляться только через
нервную систему. Вначале мы полагали, что, усилив при помощи букси-
рования проникание этого препарата в район центральной нервной системы,
мы,может быть, добьемся лучшего эффекта и в более короткий срок. Взгляд
287
этот пришлось изменить. Выше уже не раз указывалось, что само по себе
буксирование следует оценивать как особую форму нервного раздражения.
Раз начавшись, оно постепенно развертывается внутри нервной сети,
временно создавая в ней новую комбинацию отношений. Нервно-дистро-
фический процесс также является не чем иным, как подвижной комбина-
цией нервных отношений, существующей временно или постоянно. Ясно,
что в новых условиях он может и не сохранить свое прежнее лицо и, или
распадется или, напротив, окрепнет еще более. Как будет видно из даль-
нейшего изложения, это именно и определило полученный эффект.
Соответствующие опыты еще в 1928/29 г. были поставлены в Обу-
ховской больнице сотрудниками моими М. А. Горшковым и А. А.
Бабковой1 под общим наблюдением профессора И. И. Грекова.
Вначале в архиве больницы они произвели выборку историй болезни
ревматиков, пользовавшихся стационарным лечением за предшествую-
щие 2 года. Это были больные, поступившие с острыми явлениями ревма-
тизма; 127 из них болели впервые и 97 повторно. Все больные лечились
салициловым натрием в дозах 3,0—10,0 pro die, компрессами, ваннами,
салициловыми обертываниями и т. п. Многим производилось повторное
внутривенное вливание салицилового натрия. Из числа 127, впервые бо-
левших острым ревматизмом, выздоровело 48%, получило улучшение
46% и выписано без улучшения 6%. Из 97 больных, у которых явления
острого ревматизма были повторными, выписаны, как выздоровевшие,
33%, с «улучшением» 64% и без улучшения 3%. В среднем, первые при-
знаки ясного перелома болезни приходились на 12—15-й день лечения.
Для опытов с буксированием мы решили применять салициловый нат-
рий внутрь, в дозе 5,0—6,0 pro die, так как эта доза являлась средней из
доз, которые получали в этой же больнице упомянутые 224 больных.
В огромном большинстве случаев буксирование производилось только
однажды. Если больной до того не принимал еще салициловых препаратов
или прекратил прием их вследствие отсутствия терапевтического эффекта,
то салициловый натрий назначался накануне вмешательства или в день
его, а также в течение двух-трех последующих дней. Буксирование про-
изводилось через поясничный прокол, обычно в сидячем положении
(любопытно, что почти во всех случаях ревматизма имелось повышение
субарахноидального давления и иногда очень значительное).
Для операции употреблялся шприц «Рекорд», объемом в 10,0. Прием
извлечения и обратного введения жидкости повторялся от 8 до 40 раз.
Последняя порция жидкости удалялась. Извлекать и вводить жидкость
обратно нужно не слишком медленно, но и не быстро. При быстром извле-
чении, особенно когда это производится во вторую половину операции,
всегда получаются болевые ощущения в голове. Начавшаяся в этот мо-
мент головная боль не проходит до вечера, иногда держится и на следую-
щий день. В единичных случаях отмечена рвота.
Всего мы имели 100 больных полиартритической формой ревматизма.
Из них 52 случая первичного острого ревматизма, 33 повторного острого
и 15 хронического. В графу выздоровевших относились только те больные,
у которых ликвидировались как тканевые и температурные изменения,
так и жалобы.
В группе больных первичным острым ревматизмом полное выздоров-
ление отмечено у 70% и улучшение у 30%. Из этих 30% выписано с объек-
тивно нормальными суставами еще 50%.
1М. А. Горшков и А. А. Бабкова. Вести, хирургии и погран. обл.
№47, 1929; Zeitschr. f. d. ges. exp. Med., B. 67, H. 1 u. 2, 1929.
288
При повторном остром ревматизме полное выздоровление отмечено
в73%, улучшение в 24% и без улучшенияЗ%. Из24% больных, выписанных
с улучшением, в 50% суставы также были объективно нормальны.
При хроническом ревматизме выздоровление отмечено в 4-х случаях
из 15-ти, улучшение в 9-ти и отсутствие улучшения в 2-х.
Первые признаки ясного улучшения у большинства больных мы на-
блюдали не через 10—15 дней, а уже в первые 10—24 часа. Это относится не
только к улучшению общего состояния, уменьшению болей или падению
температуры, но и к таким явлениям, как краснота, отечная припухлость
и тугоподвижность суставов. Во многих случаях через 24—48 часов после
буксирования краснота, отечность и боли в суставах совершенно исчезали.
Первые признаки объективного и субъективного улучшения через 10 часов
после буксирования отмечены в 27% всех случаев, а через 48 часов
больше чем в 80%. Через 48 часов объективные изменения полностью
исчезли у 24 человек, из них у 18-ти отсутствовали и субъективные жалобы.
В момент поступления изменения сердца отмечены у 53% больных. Шум
в сердце или сохранялся или постепенно становился слабее (21%). Из
47 больных, поступивших без поражения сердечно-сосудистой системы,
появление этих изменений мы наблюдали только в одном случае.
Таковы общие данные наших наблюдений. В настоящее время метод
этот испытан в ряде ленинградских и других лечебных учреждений, и
приведенные факты подтвердились в руках многих работников. Профес-
сор Ленорский и его сотрудники, применяя буксирование при рев-
матизме, вели одновременно исследования биохимического порядка и
таким путем значительно расширили базу представлений о ревматизме,
как об особой форме нервных дистрофий. Работы проф. Николаева
также дали ряд примеров этого рода. У нас создалось впечатление, что
метод буксирования в сочетании с салициловым натром при остром рев-
матизме является едва ли не самой надежной формой терапевтического
вмешательства.
Это представление особенно подкрепляется теми случаями острого рев-
матизма, где длительное лечение даже огромными дозами салициловых пре-
паратов не только не давало улучшения, но сопровождалось и ухудшением
общего состояния и поражением ряда новых суставов. Таких больных под
нашим наблюдением было уже свыше сорока. Форсированное салициловое
лечение применялось в течение 2—б недель или без результата, или со-
провождаясь явным прогрессированием болезни.
Буксирование в большинстве случаев дало и здесь быстрый положитель-
ный эффект. Часто у больного, находившегося до тех пор неподвижно
в кровати, спустя 15—30 часов спадала температура, исчезали боли, крас-
нота и отечность суставов, больной вставал и начинал ходить. Некоторые
из них через 5—7 дней считали себя сами и могли трактоваться объективно
здоровыми.
Точно такие же результаты мы имели и в нескольким случаях поли-
неврита.
В деле лечения хронического ревматизма эффект буксирования сво-
дился в основном к ликвидации явлений обострения, развившегося на общем
фоне старого страдания. Случаи с более глубокими поражениями морфоло-
гического субстрата оставались без изменения.
В течение последних лет мы провели ряд случаев острого ревматизма
без всякого салицилового лечения, только под одним буксированием. Любо-
пытно, что и здесь был получен несомненный терапевтический эффект,
хотя и несколько более слабый, чем в случаях, когда оба метода сочета-
19 А. Д. Сперанский
289
лись. В чем именно состоит причина ббльшей эффективности комбина-
ции обоих этих приемов—будет выяснено в дальнейшем изложении.
Приведенные материалы дают основание считать как острый, так и
хронический суставной ревматизм отражением в периферических тканях
одной из форм того своеобразного процесса, которые мы объединяем под
именем нервных дистрофий. В острых случаях болезнь удается остано-
вить, но след бывшего раздражения может при этом и сохраниться. Соот-
ветствующие раздражения, вновь падающие на нервную сеть, будут теперь
вызывать возбуждение в пострадавших ее частях, воссоздавая источник
тех же болезненных раздражений. В результате—рецидив процесса. Если
заинтересованные нервные части изменились настолько, что уже не могут
быть исправлены, процесс принимает хроническое течение.
Отсюда делается понятной роль, которую в развитии ревматизма
играет конституция. Наши эксперименты показали, что место, откуда
начинается нервнодистрофлческий процесс, по крайней мере на время,
определяет дальнейшее его течение. Кроме того, в ряде опытов с нанесе-
нием повторных нервных травм мы научились вызывать те формы нерв-
ной дистрофии, которые были предопределены не повторным, а именно
первичным вмешательством. Сотрудники мои, И. А. Пигалев, Э. Я
Елькина и В. Н. Попов, получают в настоящее время тяжелые
поражения костно-суставного аппарата у кроликов, причем сама костная
система остается вне непосредственных воздействий. Вся игра идет на вы-
боре нервных точек, начинающих реакцию. Таким образом, что бы ни
вызвало инидивидуальные особенности внутри нервной сети данного жи-
вотного, наследственная ли передача, или приобретение их в течение жиз-
ни, характер реакции будет зависеть от этих условий.
Остается еще один пункт.
Наблюдения за ходом ревматического процесса позволили нам отметить
несколько любопытных особенностей. Иногда после буксирования темпе-
ратура, достигавшая 39—40э, быстро падала до нормы, а суставы еще
в течение нескольких дней продолжали оставаться отечными, горячими
и резко болезненными. В другой группе, наоборот, отечность суставов таяла,
можно сказать, на глазах, все другие местные симптомы также быстро
ликвидировались, а температура еще несколько дней оставалась на высо-
ких цифрах. Мы имели, таким образом, дело с какой то своеобразной дис-
социацией симптомов болезни.
Как бы ни рассматривать это явление, несомненно, что воспалитель-
ные изменения в области суставов и реакция температурных центров
взаимно друг с другом не связаны. Больной лихорадит не потому, что у него
имеется ряд больших и малых воспалительных очагов в организме. Если
искать связь между двумя этими процессами, то не по прямой линии. Для
этого придется отступить назад к моменту первичного раздражения, вы-
звавшего болезнь.
Развертываясь внутри нервной сети, процесс течет не по одному направ-
лению, захватывает различные нервные части, в том числе и отделы, свя-
занные с теплорегуляцией. Таким образом, то, что характеризует син-
дром ревматизма, составлено из отдельных частей. Возникают они, может
быть, и из одной точки, но развиваются не последовательно, а параллельно.
Обычно ликвидация одного симптома совпадает с ликвидацией всех дру-
гих. Тогда процесс затухает сразу. Но он может распадаться и таким
образом, что некоторые из его элементов в течение еще какого то срока
продолжают пребывать в деятельном состоянии.
СЫПНОЙ ТИФ
Поставленный так вопрос имеет принципиальное значение и потому
нуждается в дальнейших исследованиях. В этих целях мы решили прове-
рить явление на другом патологическом процессе, не имеющем по внеш-
ности сходства с ревматизмом. Для примера был избран сыпной тиф.
Симптомы его разнообразны и могут регистрироваться объективно:
температура, сыпь, увеличение селезенки, помрачение сознания, опреде-
ленный цикл течения и т. д. Все это связывается в стандартную кар-
тину, обеспечивающую постановку диагноза. Процесс как бы спаивает
отдельные симптомы в единое целое и потому частичное их распадение
дало бы нам право считать, что дело идет о закономерностях действи-
тельно общего порядка.
Эту работу я поручил моим сотрудникам В. С. Галкинуи
Н. Г. Котову. Проведена она в Боткинской заразной больнице в Ле-
нинграде. План и методика исследования строились соответственно тому,
что имело место в работе с ревматизмом.
Мы, конечно, не имели в виду при .помощи салицилового натра и бук-
сирования вылечить больных от сыпного тифа. Если сыпной тиф от-
личается от ревматизма по происхождению,' картине и последствиям,
это уже значит, что формы активного вмешательства в их течение
не могут быть совершенно одинаковыми. Но в наших опытах явления
диссоциации симптомов ревматизма могли возникнуть только потому,
что примененное вмешательство, не носило специфического характера,
не было направлено на причину болезни, а вторгалось в ее механизм.
Если отдельные симптомы сыпного тифа имеют такую же форму взаим-
ных отношений, то мы могли бы получить соответствующий эффект
и здесь. Работа это полностью подтвердила.
Клинический материал состоял из 63 случаев сыпного тифа, взятых
по возможности в первую неделю заболевания. Проверка показала, что
в эту эпидемию средняя продолжительность болезни была 14—16 дней.
По тяжести болезни мы имели 4 случая тифа в легкой форме, средней
тяжести—34 и тяжелой—25.
Так же, как при ревматизме, салициловый натр вводился внутрь
в количестве 4,0—6,0 pro die и применялся только в течение двух дней—
накануне и в день буксирования. Операция производилась на постели
больного, в положении на боку, через поясничный прокол и состояла
из 8—10-кратного извлечения и обратного введения цереброспинальной
жидкости. Последняя порция жидкости удалялась. Буксирование при-
ходилось обычно на 5-й—7-й, реже на 8-й—9-й день болезни.
В смысле терапевтического эффекта больные разбились на 4 группы:
1.	В 7 случаях была получена ликвидация всех симптомов заболе-
вания непосредственно вслед за вмешательством. Температура критиче-
19*	291
ски падала до нормы, исчезала или резко бледнела сыпь, проходили—
общая слабость, головная боль, потемнение сознания и бред. Эффект
имел место как в легких, так и в тяжелых случаях.
2.	8 раз наше вмешательство дало перелом болезни в сторону улуч-
шения и быстрого затем выздоровления. Падение температуры начина-
лось на вторые сутки после буксирования, сыпь бледнела в течение
первого же дня, затем исчезал бред и прояснялось сознание. Весь про-
цесс ликвидации болезненных явлений занимал 2—4 дня.
3.	16 больных дали отчетливую ремиссию почти непосредственно
вслед за вмешательством. Температура падала, бледнела сыпь, умень-
Рис. 54. Сыпной тиф. Критическое
падение температуры непосредствен-
но вслед за буксированием1.
после буксирования в форме лизиса.
шались другие симптомы. Однако в ближайшее время картина восстана-
вливалась, но уже не на долго. Все 16 больных относятся к категории
тяжелых или средней тяжести.
4.	В 32-х случаях вмешательство не дало терапевтического эффекта,
однако и здесь не раз отмечалось выпадение того или иного симптома.
Из этих больных умерло 4, все с тяжелой формой болезни. Трое по-
гибли через 7, 8 и 14 дней, один через 2 дня после буксирования. Послед-
ний имел двустороннюю катарральную пневмонию. После буксирования
температура с 40° спустилась до 38°, но состояние осталось тяжелым,
больной без сознания, цианоз, бред. На вскрытии, кроме явлений пнев-
монии, найдено резкое перерождение сердечной мышцы.
Чтобы* оценить значение каждого из компонентов нашего вмешатель-
ства в отдельности было проведено 24 контрольных наблюдения. В 12 слу-
чаях применялось только буксирование и в 12 только салициловый
натр в указанной дозе. Ни в одном случае эффекта получено не было.
Обращаясь к подробностям вопроса о взаимных отношениях отдель-
ных симптомов при сыпном тифе, мы можем разбить свой материал на не-
сколько категорий.
1.	Температура падает, сыпь бледнеет или даже исчезает, сознание же
затемняется, усиливается бред, появляются галлюцинации.
1 Стрелкой на всех кривых обозначено буксирование.
292
Рис. 56. Сыпной тиф. Временная ремиссия
температуры после буксирования.
2.	Температура падает, но сыпь остается без изменений. То же по от-
ношению к общему состоянию и другим симптомам.
3.	Температура падает, исчезает бред, проясняется сознание, а сыпь
не только сохраняется, но еще и усиливается.
4.	Температура остается на высоких цифрах, но сыпь бледнеет, бред
исчезает, сознание проясняется.
5.	Исчезает только сыпь, все остальное остается в прежнем состоянии.
Это явление встречается чаще всего (мы имели его 14 раз).
Описываемое здесь явление диссоциации симптомов болезни иногда
удается наблюдать и самостоятельно, без применения посторонних воздей-
ствий. Но эти последние провоци-
руют реакцию, демонстрируют ее
чаще и в более отчетливой форме.
Два других моих сотрудника
А. А. Бабкова и А. А. К а-
наревская1 в той же боль-
нице провели ряд опытов лечения
сыпного тифа субарахноидальным
введением сыворотки реконвалес-
центов. Подобные попытки имели
уже место в клинике сыпного тифа,
но полученные результаты разно-
речивы [Ортикони (Orticoni),
Дюран (Durend)]. Целью нашего
эксперимента не было примирить
эти противоречия. Начиная работу,
мы ожидали, что результат будет
неопределенным. Имелось в виду
только сравнить эффект специфи-
ческих и неспецифических воздей-
ствий, направленных на нервную систему при этом заболевании.
Под наблюдением было 22 больных (случаи тяжелые и средней тяжести).
В другой группе больных применялось то же лечение, но сыворотка ре-
конвалесцентов была инактивирована нагреванием при 56° в водяной бане
в течение одного часа.
Некоторый терапевтический результат в отдельных случаях и здесь
был получен, но почти всегда оставался временным. Кроме того, не уда-
лось отметить никакой разницы в действии «активной» и «инактивиро-
ванной» сыворотки. Сдвиги зависели, таким образом, от неспецифических
воздействий. В этих опытах также наблюдалась диссоциация симптомов
болезни, и приблизительно в той же форме, как в опытах с салициловым
натром и буксированием.
Итак, диссоциация симптомов сложной патологической картины, ко-
торую мы наблюдали в опытах с ревматизмом, не была случайной. Отдель-
ные симптомы заболевания друг с другом несомненна связаны, но истори-
чески, непосредственные же причины каждого из них различны и не зави-
сят друг от друга. Это еще раз подчеркивает, что идея «причинного ле-
чения» инфекционных болезней, как бы она ни казалась заманчивой, без-
надежна, ибо для многих процессов к моменту вмешательства она ока-
жется запоздалой.
1 А. А. Бабкова и А. А. Канаревская. Арх. биол. наук, т. 34,
вып. 5—6, 1933 г.
МАЛЯРИЯ
Данные, полученные при наблюдении над салицилоупорными слу-
чаями ревматизма, неизбежно поставили вопрос о малярии. Несмотря
на то, что этиология всех форм этой болезни изучена с достаточной пол-
нотой, патогенез ее продолжает быть темным. Так теория, ставящая про-
исхождение малярийных симптомов в прямую зависимость от определен-
ных моментов в цикле развития малярийного плазмодия, изображает про-
цесс в слишком упрощенном виде. Представления о хронической малярии
почти от начала до конца базируются на словах. Наконец мы до сих пор
не знаем, в чем именно состоит механизм действия хинина. Этому мешают
случаи так называемой хиноупорной малярии, а также опыты, свидетель-
ствующие, что в культурах плазмодий относится к хинину индифферентно.
В опытах с ревматизмом мы видели, что салициловый натр, не давав-
ший в течение 2—6 недель никакого эффекта, внезапно, в течение дня
приобретал это свойство и только потому, что вмешательством, направлен-
ным на нервную систему мы временно меняли реагирующий объект. Акти-
вация свойств салицилового натрия зависела, таким образом, не от того,
что изменялось болезнетворное начало ревматизма, а от-того, что плац-
дарм, на котором протекает реакция, стал другим.
Отсюда мы получили право думать, что в хиноупорности некоторых
случаев малярии также Повинен не плазмодий, а организм.
Такая постановка вопроса сама собой сформулировала и эксперимен-
тальную задачу. В ее осуществлении принял участие целый ряд моих со-
срудников в Ленинграде, Москве и Самарканде (д-ра Пигалев, Боро-
дулин, Галкин, Гинзбург, Коста ньян, Авербух,
а также проф. Заводской и его ассистенты Новикова и По-
номарева). Исследования эти еще не вполне закончены, но к настоя-
щему моменту можно уже подвести некоторые итоги. В основном я буду
базироваться на работе, проведенной в Москве во 2-й клинической боль-
нице (главный врач И. С. К а з а н о в и ч) сотрудниками моими
В. С. Галкиным, Е. М. Гинзбургом, Р. Г. Авербух
и В. А. Костаньяном, так как полученный ими материал допу-
скает предварительную обработку.
Всего под наблюдением было свыше 50 больных, но по отношению
к ряду лиц исследование еще не может считаться законченным, ввиду
краткости времени, истекшего с начала наблюдения. Поэтому в сводку
я включаю лишь 33 случая хиноупорной малярии. Все больные неодно-
кратно, но без результата лечились хинином в течение месяцев и лет.
Большинство из них были аборигенами малярийного пункта.
Что касается формы болезни, то случаев трехдневной малярии мы имели
29, малярии хронической—3 и тропической—3.
Примененное нами вмешательство состояло в следующем. В течение
294
двух суток каждый больной получал хинин по 0,25—4 раза в день. (1,0).
На третий день утром производилось.буксирование. В этот день больным
еще давалась та же доза хинина, а затем он отменялся.
Все больные прослежены на протяжении от одного до четырех меся-
цев после буксирования. Интересно, что у малярийных больных реакция
на буксирование значительно превышает таковую же у ревматиков (го-
ловная боль, бессонница, нередко рвота, иногда возбужденное состояние и
даже бред). Связать это, повидимому, нужно с хинином, а не с малярией,
так как буксирование, производившееся нами при многих других болезнях,
такой реакции не давало. Кроме то-
го несколько раз мы буксировали
больных малярией без хинина и
тогда не имели таких последствий.
В более тяжелых случаях описан-
ные симптомы держатся около 48 ча-
сов, обычно же 20—24 часа.
У всех 27 больных трехдневной
формой малярии в крови был най-
ден plasmodium vivax. Часть боль-
ных имела приступы ежедневно,
другие через день, или пачками по
5—б дней, с небольшими интерва-
лами. Общее состояние удовлетво-
рительно лишь у двух, у остальных
пониженное, достигая иногда сте-
пени истощения. Все бледны, мно-
гие желтушны, с явлениями диспеп-

Рис. 57. Малярия. Буксирование и пре-
кращение приступов.
Некоторые больные состоят на йн-
сии: поносы со слизью и кровью,
запоры. Большинство страдает го-
ловными болями. Жалобы на недо-
могание, быструю утомляемость, ча-
стые головокружения, шум в ушах,
валидности, другие считаю? ёебя инвалидами.
Селезенка лишь в одном случае найдена в норме, в остальных увели-
чена. Она легко прощупывается, иногда же достигает весьма больших раз-
меров, спускаясь передним краем до уровня пупка. В половине случдевуве-
личенаи печень, но не сильно (1—3 пальца ниже подреберья). У большие
ства больных отмечена максимальная резистентность эритроцитов и по-
нижение количества гемоглобина. Встречается анизоцитоз, пойкилоцитоз
и полихроматофилия.
Примененный нами метод хинизации в сопровождении буксирования
резко оборвал течение малярии в 16 случаях из 27. Температура пришла
к норме. Самочувствие изменилось. Больные сделались бодрыми, восстано-
вили трудоспособность, большинство прибавило в весе. Количество гемо-
глобина также повысилось. Максимальная резистентность эритроцитов
пала. Селезенка сократилась до нормы в 12 случаях и еще в 3-х резко умень-
шилась. Уменьшение селезенки начиналось с первых же дней после, букси-
рования и прогрессивно продолжалось дальше. Изменения эти контроли-
ровались не только перкуссией и пальпацией, но и зарисовкой на экране
под рентгеном. Любопытно, что в числе указанных 12 случаев, где селе-
зенка дошла до нормы,, в трех она достигала пупочной линии. Печень также
уменьшалась и переставала прощупываться.
Вторая группа больных трехдневной формой малярии состоит ид 11
295
человек. Характеристика этих случаев в общем совпадаете той, что мы дали
группе предыдущей. Буксирование и здесь устранило одни симптомы
болезни и вызвало обратное равитие других. Но спустя некоторый срок
появились рецидивы, в пяти случаях через 16—30 дней и в шести—через
9—12 дней. Однако характер болезни при этом изменился. Интервалы
между приступами удлинились. У одного больного, у которого раньше
приступы шли пачками с небольшими интервалами между ними, после
буксирования они стали появляться одиночно и с промежутками в 2—4 не-
дели. Другой больной, лихорадивший через каждые 1—2 дня, после бук-
сирования имел интервал в 12 дней, затем под ряд два приступа, интервал
в 20 дней, снова три приступа и т. д. Особенно интересно, что хинин, ранее
у этих больных утративший свои терапевтические свойства, теперь легко
прерывал приступы, появлявшиеся после рецидива. В этой группе селе-
16 Ц 1954,-	26Н1934с
Рис. 58. Малярийная селезенка (зарисовка на рентгене). Слева перед буксированием,
посредине и справа после буксирования.
зенка и печень уменьшались в размерах совершенно так же, как и в пер-
вой, но иногда при возобновлении приступов вновь отмечалось и увели-
чение селезенки.
Случаев хронической малярии мы имели три. В крови больных, и в
прошлом и в настоящем plasmodium vivax. Но в момент поступления в боль-
ницу приступов уже не было. Они сменились состоянием слабости, прогрес-
сирующего истощения, постоянными головными болями, субфебрильной
температурой, одышкой, приступами тахикардии, общим недомоганием
и т. д. Селезенка увеличена во всех случаях. Хинизация уже давно оста-
ется без эффекта. Давность заболевания—20 лет, 3 года и 2 года. Эффект
нашего вмешательства был положительным в двуэ£ случаях. В одном, как
раз у больного, страдавшего малярией в течение 20 лет, результат надо
считать отличным (срок наблюдения пять месяцев). Больной сам считает,
что «переродился». В обоих положительных случаях селезенка сократилась
до нормы и снизилась максимальная резистентность эритроцитов. Третий
случай остался без эффекта.
Тропическая форма малярии в этом материале встретилась 3 раза. Все
тяжело больные. Давность заболевания—7 месяцев, 5 месяцев и 3 месяца.
Ритм приступов беспорядочный. Они ежедневны или почти ежедневны,
29б'
с очень краткими ремиссиями. Истощение, восковая бледность, у одного
сердечная слабость, отеки, одышка, увеличение селезенки.
И здесь в двух случаях хинизация в сопровождении буксирования дала
терапевтический эффект. В течение двух месяцев приступов нет. Вос-
становление работоспособности, хорошее самочувствие, сокращение се-
лезенки до нормы. У третьего перерыв болезни наблюдался только
17 дней, за каковой срок заметно улучшилось общее состояние и сократи-
лась селезенка. По возобновлении приступы идут с меньшей силой и час-
тотой, чем раньше.
Особого интереса заслуживают случаи хиноупорной малярии, лечен-
ные только одним буксированием без хинизации или какой бы то ни было
химиотерапии. Работа выполнена в Узбекистане д-ром И. Л. Банком1
и проф. П. А. Алисовым, состоящим консультантом моей лабора-
тории.
Материал охватывает 17 случаев—5 мужчин и 12 женщин. Длитель-
ность заболевания от 6 месяцев до 3-х лет. Лечение хинином, разными до-
зами и способами его введения, не давало результата. Некоторые больные
приняли до 250 уколов хинина. Форма малярии устанавливалась по ме-
тоду толстой капли и мазков. В 11 случаях была констатирована тропичес-
кая форма, в одном трехдневная, в двух четырехдневная и в трех смешан-
ная. Среди последних—случай трехдневной, четырехдневной и тропической
вместе. Из 11 больных чистой формой тропической лихорадки, леченных
буксированием без хинизации, у 10 температура упала до нормы и больше
не поднималась. Селезенка сократилась до нормы в 6 случаях и в 4
значительно уменьшилась. Все больные повторно, в течение долгого
срока, исследовались на плазмодии в крови методом толстой капли.
Периодически этому предшествовала провокация адреналином, иногда
в сопровождении холода на область селезенки. В 10 случаях из 11
паразиты из крови исчезли и больше не появлялись. Только в одном они
сохранились, температура осталась субфебрильной и имела наклонность
повышаться. 8 из этих больных были прослежены в течение 4 месяцев.
За все время приступы не возобновлялись и микроб в крови не появ-
лялся. У всех восстановилась трудоспособность и улучшилось общее
состояние.
При трехдневной малярии (1 случай) паразиты не исчезли, сохрани-
лись и все остальные симптомы заболевания. Очень любопытен случай,
где одновременно имела место 3-дневная, 4-дневная и тропическая
малярия. После буксирования из крови исчезли паразиты только тропи-
ческой и 4-дневной формы, а 3-дневной остались. И хотя селезенка
уменьшилась с 5 до 1V2 см, приступы лихорадки не прекратились.
Отсюда видно, что те перестройки в организме, которые создаются
в результате буксирования, относятся к категории тонких реакций. Про-
исходящие при этом сдвиги весьма незначительны и, однако, их достаточно,
чтобы условия размножения, а может быть и существования, определен-
ных форм плазмодия были нарушены. В то же время Другие близкие к
нему виды не испытали особых стеснений для проявления своей жизне-
деятельности.
Опыты эти может быть и нельзя считать совершенно чистыми методи-
чески, ибо больные предварительно лечились хинином, хотя и безуспешно.
Правда, между последним приемом хины и буксированием специально
создавался перерыв в 2—3 недели. Все же возможность задержки следов
1 И. Л. Банк (рукопись).
297
хинина з организме отрицать нельзя. Чтобы устранить сомнения был по-
ставлен ряд аналогичных опытов на больных персидским возвратным ти-
фом, где эта’ сторона дела была предусмотрена. Соответствующие мате-
риалы излагаются ниже.
Перейдем к оценке изложенного. Полученный нами эффект заслужи-
вает названия терапевтического. Но это вовсе не значит, что так именно
мы его и рекомендуем. Несомнено, что для случаев, неудачно леченных
другими способами, этот метод может занять место в арсенале средств
малярийной терапии. Однако, рано или поздно, он может быть заменен
и другим, менее сложным по технике и еще более эффективным. Этого
можно только желать.
Эксперимент наш имеет иное значение. Он позволяет глубже заглянуть
в патогенез малярии, обнажает части процесса, оставшиеся скрытыми.
Механическим приемом, не имеющим специфического значения, но направ-
ленным на нервную систему, нам удалось временно сделать организм дру-
гим. На почве, измененной, как было показано, весьма незначительно,
патологический процесс все жё удержаться не мог. Временная или окон-
чательная его ликвидация достигалась, следовательно, в результате дру-
гого процесса, источником которого было нервное раздражение.
В этом основное значение приведенных наблюдений.
МьГне сомневаемся, конечно в инфекционой природе малярии. Но мы
очень сомневаемся в том, что каждый из ее симптомов своим происхож-
дением действительно обязан прямому раздражению антигеном. Ни тем-
пература, ни селезенка, ни прочие элементы болезни могут не зависеть
от микроба или его токсинов. Если эти симптомы удается угасить неспе-
цифическим и однократно примененным воздействием на нервную систему,
не вправе ли мы предположить, что и корни их происхождения кроются
в Той же области? Микроб своим периодическим размножением несомненно
наносит добавочный и может быть значительный вред, дополняя симпто-
матику процесса. Но основные его черты связаны с изменением свойств
пораженного объекта.
Нам делается теперь понятным, почему малярией не заболевают со-
бака, кролик, лошадь и многие другие животные. Ведь даже незначитель-
ных сдвигов в работе нервного механизма человека оказалось достаточным,
чтобы тотчас нарушить условия, в которых проявлялось патологическое
действие плазмодия. Ясно, что у животного другого вида эти отрицатель-
ные условия могут прямо входить в круг его естественных и постоянных
свойств. Это объясняет, почему именно в учении об инфекции не могла
быть соблюдена знаменитая «триада Коха». Мы получаем также материал
для суждения по вопросу о том, в чем секрет действия хинина при малярии,
сальварсана, при сифилисе и салициловых препаратов при ревматизме.
Указанные вещества обладают свойствами раздражителей, дающих опре-
деленную форму нервного раздражения. Но проявление этих свойств тре-
бует наличия каких то постоянных условий. Когда они нарушены, веще-
ства теряют способность вызывать нужную реакцию. Сам по себе раздра-
житель ничего, конечно, приобрести или утратить не может. Это постоян-
ный и простой препарат. Меняется организм, объект, на который падает
раздражение. Это он получает или теряет свойство отвечать на раздра-
жение. Восстановив необходимые условия путем добавочного, встречного
раздражения, мы активируем эти утраченные им качества.
Идея Эрлиха найти или создать химические вещества, специфически
действующие на данного возбудителя, привела к открытию лишь весьма
малого числа таких средств, дай в их действии специфический тропизм,как
29»
видно, не при чем. Therapia sterilisans magna не оправдала себя на практике
именно потому, что положенный в основу ее принцип оказался неверным.
Чтобы закончить главу остается сказать несколько слов о лихорадке.
Я уже указывал поводы для сомнений в том, что температура есть реак-
ция определенных механизмов непосредственно на внешнюю вредность.
Интересующий нас своеобразный нервный процесс развертывается вну-
три нервной сети, хотя и по разным направлениям, но не беспорядочно.
Включая отделы, связанные с теплорегуляцией, он и им сообщает каждый
раз свой особый рабочий ритм. Для многих болезненных форм этот ритм
является настолько характерным, что часто по нему судят и об этиологии,
и о течении, и об исходе болезни. Лихорадка, таким образом, составляет
одно из звеньев всей картины, почему и нарушения ее типа сигнализируют
отклонение в общем ходе процесса. Не удивительно, что типичная форма
лихорадки для каждого болезненного процесса считается признаком бла-
гоприятным. Отсюда уже недалек переход к тому распространенному
мнению, что лихорадка для течения инфекционного процесс полезна. На
самом же деле нормальный ход лихорадки является лишь свидетельством
нормальной формы течения процесса, а вовсе не условием, определяющим
его благоприятный исход. Значение ее как индикатора оценивается пра-
вильно. Представление же о ней, как об одной из форм борьбы организма
с инфекцией, далеко не так прочно, как об этом принято думать. Стремле-
ние сохранить нормальный тип лихорадки для диагностики и предсказа-
ния понятен, но запрещение вмешательства в ход температурных коле-
баний', когда ставятся уже только задачи лечения, в достаточной степени
произвольно.
КЛЕЩЕВОЙ (ПЕРСИДСКИЙ) ВОЗВРАТНЫЙ ТИФ
Результаты опытов с малярией вызвали понятное желание проверить
вопрос на других процессах, при которых возбудитель во время присту-
пов и между ними также находится в крови. Сотрудник мой, проф.
П. А. Алисов, заведующий инфекционной клиникой в Самарканде,
провел ряд соответствующих опытов на одном, мало знакомом в наших
широтах, болезненном процессе, известном под именем «персидского или
клещевого возвратного тифа».
В Узбекистане болезнь эта, хотя и не очень распространена, но встре-
чается эндемически.
Она вызывается особым видом спирохеты, открытой в 1912 г. вете-
ринарным врачом Джунковским. Николль и Андерсон
(Nicolle et Anderson), получив штамм туркестанского рекурренса от проф.
Павловского, подробно его изучили и назвали Spirochaeta sogdia-
num. Переносчиком, повидимому, являются несколько видов клещей,
распространенных в Персии и Туркестане. Эпидемия вспыхивает обычно
весной, что стоит в связи с пробуждением клещей после зимнего периода.
Болезнь характеризуется продолжительностью и упорством течения.
Приступы, правда, не достигают той степени, какую дает европейский воз-
вратный тиф, но их много, промежутки между ними неправильны, так что
вся болезнь затягивается на 2%—3 месяца. Это резко сказывается на общем
состоянии больных и нередко влечет за собой явления истощения. Так же,
как при европейском возвратном тифе, здесь отмечается набухание селезен-
ки, боли в ногах, озноб. Температура достигает 38,5—39°. Нередко можно
видеть желтушную окраску кожи. Иногда приступ может протекать и без
повышения температуры. Тогда он выражается общей разбитостью, ло-
мотой во всем теле, головными болями и т. д. Во время приступов, а не-
редко между ними, спирохета в большом количестве находится в крови.
Современная медицина бессильна в деле лечения этого заболевания.
Ни сальварсан, ни другие близкие ему препараты мышьяка, имеющие
столь решительное действие в случаях европейского возвратного тифа,
не дают здесь никакого эффекта [Марциновский, Руге (R u g е),
Касирский, Ирен и др.]. Поэтому П. А. Алисов решил приме-
нить здесь один только метод буксирования, без сопровождения его
медикаментозным лечением. В совместной работе с сотрудником своим
И. А. Кусаевым1 он провел соответствующие наблюдения над
18 больными клещевым возвратным тифом. Процедура буксирования
применялась в той форме, в какой она уже не раз была здесь описана.
После нее больной в течение суток содержался в постели. Головные
‘И. А. Куса ев (рукопись).
300
боли, обычный симптом персидского тифа, после буксирования усилива-
лись и держались 1—2 дня. Затем они совершенно проходили.
В 11 случаях из 18, через 40 часов после буксирования, больные объек-
тивно и субъективно могли трактоваться здоровыми. Температура возвра-
щалась к норме, уменьшалась
селезенка, исчезали из крови
спирохеты. Ежедневная про-
верка на спирохету производи-
лась в течение 2—3 последую-
щих недель всегда с отрица-
тельным результатом. Все боль-
ные прослежены в течение 3
месяцев. За этот срок ни у од-
ного из них не было новых
приступов болезни. В разгарё
первого приступа буксировались
4 больных, в разгаре второго
также 4, на высоте третьего—
один, на высоте четвертого—
один и в периоде апирексии
после второго приступа—один.
Во второй группе, состоя-
щей из 4 человек, буксиро-
вание пришлось применить два-
жды, после чего приступы прекратились, спирохета из крови исчезла, лик-
видировались и прочие симптомы. Все больные прослежены на протя-
жении более 3 месяцев и возобновления приступов не давали.
Рис. 60. Клещевой возвратный тиф. Выздоровление после буксирования, применен-
ного дважды.
В третьей группе, состоящей из двух человек, после однократного бук-
сирования наблюдалось только по одному приступу. Затем приступы пре-
301
кращались и спирохета окончательно исчезала из крови. Больные про-
слежены также 3 месяца.
В четвертой группе имеется только один больной, 12-ти лет, у которого,
наряду с клещевым тифом, был коклюш. Однократное буксирование не
дало эффекта.
В результате авторы приходят к выводу, что буксирование при клеще-
вом возвратном тифе без всякого медикаментозного лечения представляет
наиболее простой и верный способ вмешательства, не вызывающий неприят-
ных побочных явлений. Через 40 часов температура падает до нормы. Че-
рез тот же срок исчезают из крови спирохеты. Общее состояние больных
резко улучшается.
Приведенный материал дополняет данные, полученные при работе с
малярией. Наше вмешательство в большинстве случаев и здесь преры-
вало болезнь, без того что бы применялись какие либо другие средства,
которым можно было бы приписать непосредственное действие на возбу-
дителя болезни. Если одной только временной перестройки внутринерв-
ных отношений достаточно для ликвидации всех симптомов инфекцион-
ной болезни, то где же следует искать причину развития этих симптомов?
Не потому появляются приступы, повышается температура, увеличи-
вается селезенка и т. д., что посторонний агент проникает извне или вы-
ходит из сокровенных мест самого организма и наполняет его. Дело об-
стоит как раз наоборот. Микроб появляется потому, что этому содействует
организм. Специфический возбудитель дает специальную же форму нерв-
ного раздражения, выливающуяся в процесс определенного характера.
На этом и кончается его роль. В дальнейшем повинен реагирующий объект.
Кроме описанной, мы в настоящее время не имеем другой терапии пер-
сидского возвратного тифа. Но если завтра она появится, то, какой бы она
ни была, в оценке механизма своей эффективности она все равно должна
будет равняться на нашу систему представлений.
АНЭСТЕЗИЯ КАК РАЗДРАЖЕНИЕ
Метод буксирования сам по себе и в комбинации с другими формами
вмешательства мы применяли при различных заболеваниях. В настоящее
время я еще не могу дать отчет об этой работе, вследствие недостаточности
имеющихся материалов. Совершенно несомненно, что вызываемая им форма
нервного раздражения имеет какие-то определенные черты. В результате
каждый вид нервных дистрофий, навстречу которому мы его направляли,
будет менять течение в зависимости от своих индивидуальных особенностей.
Поэтому эффект, полученный при лечении ревматизма, не может служить
примером для вмешательства, скажем, при тифз. Среди разрозненных кли-
нических наблюдений этого рода мы имеем факты и положительного и
отрицательного значения. Оценка материалов будет дана, когда их удастся
систематизировать. Теперь же я перейду к изложению другой серии
наших клинических экспериментов, где формой вмешательства была вре-
менная анэстезия обширных нервных областей.
Еще в начале столетия Ш п и с с, применяя метод местного обезбо-
ливания при воспалительных процессах, отметил его терапевтическое
действие и на этом основании развил особую теорию. Начальным момен-
том воспаления тканей он считал «первичную боль», устранение которой
путем анэстезии благоприятно отражается на дальнейшем течении
процесса. Проповедь его не нашла отклика под влиянием опасений про-
двинуть при инъекциях заразное начало в соседние здоровые части и тем
вызвать дальнейшее распространение процесса per continuitatem.
Систематические исследования проф. А. В. Вишневского и
его сотрудников вновь воскресили вопрос не только о допустимости, но и
о полезности применения местной анэстезии в области воспалительных оча-
гов. Работая в этом направлении в течение ряда лет, А. В. Вишневский
создал свой метод анэстезии, названный им методом «ползучего инфиль-
трата».
Помимо воспалений он с успехом применял его для лечения таких по-
ражений, как трофические язвы, гангрена конечностей, psoriasis vulga-
ris и некоторые другие. Целью его было добиться перерыва путей «болез-
ненных рефлексов» способом менее травматичным, чем обычная операция.
Кроме того, на основании наблюдений над воспалительными процессами,
он рассматривал новокиан как средство, обладающее непосредственным
лечебным действием на пораженные нервные элементы.
Мы в то время оценивали лечебный эффект даже от прямого перерыва
нервных путей или экстирпации соответствующих нервных образований,
не только как следствие выключения, т. е. прекращения болезненных раз-
дражений, но и как момент, способствующий перестройке внутринервных
отношений, т. е. как фактор добавочного раздражения. Понятно, что по
отношению к местной анэстезии эта точка зрения приобрела еще боль-
308
шее значение. Временный «блок» путей «болезненного рефлекса», продол-
жающийся несколько десятков минут, давал, однако, А. В. Вишнев-
с к о м у результат не только не хуже, но часто даже лучше, чем соответ-
ствующие кровавые оперативные приемы. Терапевтический эффект такой
однократно примененной анэстезии иногда мог быть прослежен в течение
месяцев и лет. В отдельных случаях полезное действие ее за весь этот пе-
риод прогрессивно нарастало.
Может ли быть лучшее доказательство того, что здесь нет места ни
действию самого новокаина как лечебного средства, ни анэстезии, отделяю-
щей на короткий срок периферию от повреж-
денных элементов центра?
В 1932 г., приступая к изучению анэстезии
как метода активного вмешательства в течение
различных по природе болезненных процессов, я
исходил из следующей схемы (см. схему—рис. 61).
Нервная система данного животного (А)
есть сплошная замкнутая сеть, где все эле-
менты связаны друг с другом не только струк-
турно, но и динамически. Представим себе, что
из этой подвижной сети мы извлекли на время
какой нибудь участок (В). Остающаяся часть
не будет той же системой А минус В, так как
элементы ее сомкнутся в новых комбинациях
отношений. Процесс этот, начавшись в одном
пункте, прогрессивно распространится на со-
седние и отдаленные нервные части и постепен-
но угаснет. Перед нами окажется не система А
минус В, а какое-то новое С, выражаясь фигу-
рально,—новое животное. Если теперь мы
вновь начнем включать временно изъятый уча-
сток В в систему С, то уже не получим А, ибо
и первоначальная работа вычитания и после-
дующее сложение протекают здесь не по про-
стым правилам арифметики. Вмешивается вре-
мя. В обоих случаях создаются новые комби-
нации, образуются новые связи. При обратной
встрече разъединенных элементов порядок вклю-
чения будет отличаться от порядка расхождения. В результате, вместо
системы А мы получили систему Av Последняя будет, конечно, близка к
А, будет, кроме того, иметь тенденцию к ней приближаться, но в полной
мере этого не достигнет или достигнет не скоро.
Отсюда следует, что не только период анэстезии, но и период ее пре-
кращения действуют в этом смысле одинаково. Если нервная комбина-
ция, входящая в комплекс условий какого-либо сложного патологиче-
ского процесса, за этот период распалась, то даже полное восстановление
системы А может не вызвать возобновления болезненного процесса, так
как другие элементы данного сложного явления уже не встретятся в перво-
начальной форме отношений. А это значит, что временный лечебный эф-
фект сделается постоянным. Практически рассчитывать на такого рода
эффект возможно, главным образом, в патологических процессах острого
характера, при которых изменения нервных элементов не достигли еще
степени непоправимых расстройств. Но и в хронических процессах возможны
сдвиги в благоприятную сторону на все то время, пока вызванный нами
304
и медленно развертывающийся внутри нервной сети процесс постепенно
угаснет.
Уже a priori можно думать, что любая форма такого временного выклю-
чения нервных частей в любом месте организма в той или иной степени
отразится на любой патологической внутринервной комбинации именно
потому, что последняя всегда находится в состоянии возбуждения. Но так
же ясно, что место и форма вмешательства, степень раздражения и ряд
других моментов будут определять конечный результат. Таким образом,
одинаковым приемом можно достигнуть положительного эффекта в од-
ной группе процессов и отрицательного—в другой.
Вопрос решает здесь опыт. Продолжительная работа в лаборатории
убедила нас в том, что, начиная новую серию исследований, часто бывает
выгодно итти от сложного к простому, от сильного к слабому. Поэтому,
приступая к работе с анэстезией, мы заинтересовались методом проф.
А. В. Вишневского, так как его «ползучий инфильтрат» дает
возможность охвата действительно обширных нервных областей. Среди
отдельных приемов с нашей точки зрения наибольшего внимания заслу-
живал способ новокаиновой блокады поясничного отдела пограничного
ствола. Во-первых, здесь, по данным анатомических изысканий А. А. В и ш-
невского и Н. Ф. Рупасова, достигается не только охват
новокаиновым раствором поясничных узлов пограничного ствола, но ча-
стично включаются и другие автономные нервные образования, как ple-
xus renalis, suprarenalis и отчасти Solaris. Во-вторых, А. В. Вишнев-
ский уже доказал безопасность его применения в клинике человека и
полезность при ряде болезненных процессов нервно-трофического харак-
тера (гангрена, язвы и т. д.).
Своими соображениями я поделился с проф. А. В. Вишневским,
а также с рядом других наших клиницистов и предложил им расширить
область применения указанного вмешательства за пределы тех процессов,
которые связаны прямыми, анатомически оформленными нервными свя-
зями с избранным районом анэстезии. К настоящему времени у нас имеется
уже значительный клинический материал, полученный в этом направле-
нии.
Техника анэстезии почечной области описана А. В. Вишневским1
следующим образом:
Больной укладывается на бок, в положение для почечной операции
(обязательно валик). В углублении между 12-м ребром и длинными мыш-
цами спины делается инфильтрат маленьким шприцем. Затем сквозь по-
лученный желвак вглубь продвигается длинная игла (10—12 см), насажен-
ная на большой шприц (10,0—20,0). Направление иглы строго перпен-
дикулярно к поверхности кожи. Продвижению иглы предшестует непре-
рывная инъекция раствора. Пройдя сквозь слой мускулатуры и задний
листок почечной фасции, конец иглы попадает в межфасциальное простран-
ство. В технике инъекции это сказывается внезапным прекращением со-
противления тканей, а также тем, что раствор новокаина начинает итти
легко, без напряжения. В результате можно свободно ввести взрос-
лому от 150,0 до 200,0\4% раствора новокаина, с прибавлением двух
капель адреналина на каждые 100,0.
Кроме указанной применялись и другие формы анэстезии, например
на шее в области верхнего и нижнего симпатических узлов (вагосимпати-
ческая блокада). В части случаев мы обращались к анэстезии целой конеч-
1 А. В. Вишневский. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
20 д. д, Сперанский	303
ности, например бедра. Техника этой операции состоит в циркулярной
внутрикожной инъекции 1/4°/0 раствора новокаина. Отсюда большим шпри-
цем циркулярно же инфильтруется подкожная клетчатка Затем, рядом
глубоких уколов раствор вводится под апоневроз до кости. Этот метод
А. В. Вишневский называет циркулярным блоком конечности.
На него расходуется 200,0—250,0	раствора новокаина.
По технике наиболее прост способ поясничной блокады. Для наших
целей он же являлся одним из самых подходящих, так как давал возмож-
ность включить в район анэстезии обширную и сложную нервную область.
Последствия временного устранения различных нервных частей путем
анэстезии нельзя, конечно, считать в полной мере одинаковыми.Какая
форма будет наиболее эффективной для вмешательства именно в данный
процесс, надлежит выяснять на практике.
ПОРАЖЕНИЯ ОРГАНОВ ПИЩЕВАРЕНИЯ
В главе о стандартных формах нервных дистрофий я привел ряд дока-
зательств того, что при генерализации этого процесса форма его теряет
зависимость от места, откуда процесс начался. В результате воздействий*
направленных на серый бугор* седалищный нерв, верхний шейный узел, кору
головного мозга или брюшную цепочку пограничного ствола могут возник-
нуть одинаковые поражения в тканях на периферии. Несомненно, что эти
изменения происходят во всех частях организма, но наиболее резко выра-
женными мы встречаем их в определенных и постоянных пунктах. Сюда
относятся—глаз, именно слизистая и роговая его оболочки, ротовая по-
лость, полости носа и среднего уха, легкое, выходная часть желудка, 12-
перстная кишка, место перехода тонкой кишки в толстую и прямая
кишка. Естественно было и соответствующий клинический эксперимент
начать с заболеваний, имеющих локализацию в указанных областях.
Вместе со своими сотрудниками проф. А. В. Вишневский провел
большую работу по изучению влияния поясничной блокады на язвенные
поражения желудка и 12-перстной кишки. Исследование охватывает
несколько десятков случаев язвенной болезни, тщательно прослеженных
в клинической обстановке как до, так и после вмешательства. Вывод,
к которому приходит автор, формулируется следующим образом.
«В большом ряде случаев язвенного поражения желудка и 12-перст-
ной кишки примененный нами способ воздействия дает весьма стойкий ле-
чебный эффект. Эффект этот сказывается как в субъективной, так и в объ-
ективной сферах».
Любопытно, что непосредственно вслед за вмешательством у большого
процента больных отмечались обострения некоторых симптомов болезни,
в частности болей. Этот период тянется несколько дней, затем боли снижа-
ются и постепенно проходят. В части случаев приходилось прибегать
к повторной поясничной блокаде. При старых каллезных язвах вмешатель-
ство эффекта не давало.
Профессору Р. А. Лурия в нескольких случаях удалось показать
рентгеновскими снимками, что поясничная блокада влечет за собой не
только исчезновение язвенных симптомов, но и рубцевание самих язв. В на-
стоящее время я имею несколько писем врачей, подтверждающих, что при
язве желудка новокаиновый блок поясничной области нередко дает быст-
рый эффект, который держится довольно стойко. Рецидивы также имеют
место, но это естественно, учитывая характер самого процесса. Метод ин-
тересен еще и потому, что обратным путем подтверждает представления об
язве желудка и 12-перстной кишки как о процессах нервной природы.
Сотрудники мои И. А. П и г а л е в, А. А. Бабкова и А. А. Ка-
на р е в с к а я имели 45 случаев различных заболеваний желудочно-
20*
307
кишечного тракта хронического характера, где методом вмешательства
было временное выключение различных нервных областей.
По эффективности полученных результатов материал можно разделить
на 3 группы: с удовлетворительным эффектом 26 случаев, со слабым эф-
фектом 12 и без эффекта 7. В первую группу вошли больные, у которых
стойко уменьшились или даже исчезли боли и диспептические явле-
ния, улучшились общее состояние, аппетит, сон, больные прибыли
в весе. Во второй группе имелось временное улучшение или ликвидация
лишь части симптомов.
Интересные данные сообщил мне из Сталиногорска д-р И. А. К р а-
маров в письме от 9 июня 1934 г. Поясничную блокаду новокаином
он три раза произвел у больных, страдающих раком пищевода. Во всех слу-
чаях сужение достигало степени, допускавшей принятие лишь жидкостей.
Проходимость пищевода стала быстро восстанавливаться, так что на
4-й день больные были переведены на обычную диэту—хлеб, мясо и т. д.
Общее состояние улучшилось, прибавился вес. К сожалению, у меня нет
сведений о дальнейшем ходе процесса и потому остается неизвестным,
ни как долго удерживался эффект, ни чему именно он был обязан.
ПОРАЖЕНИЯ ПОЛОСТЕЙ РТА, НОСА И СРЕДНЕГО УХА
Одним из распространеннейщих патологических процессов является
в настоящее время альвеолярная пиоррея. Выше, при изложении экспе-
риментальных материалов, я уже привел основания, по которым мы должны
были причислить ее к категории нервных дистрофий. Оставалось проверить
это в обстановке клинического эксперимента.
Работа была выполнена моими сотрудниками П. А. Глушковым
и А. А. В и ш н е в с к и м1. Первые наблюдения касаются 25 больных.
Во всех случаях имелась налицо полная сумма необходимых для диагноза
признаков. Перед вмешательством, а также после него, в течение значи-
тельного промежутка времени, никакие другие формы лечения не приме-
нялись. Метод вмешательства—поясничная блокада (120,0—190,0
раствора ново'каина). В стационаре больные проводили 3—4 дня, затем
являлись на осмотр амбулаторно. Наблюдение велось по трем пунктам:
1) состояние слизистой полости рта и десен, 2) гнойное отделяемое из
пришеечных карманов, 3) расшатанность зубов. Почти во всех случаях
была получена та или иная степень благоприятного эффекта. В пяти из
них реакция сразу же приняла положительный характер. Сюда входит
один больной, страдавший папилломатозом слизистой рта, в виде целых
групп и I отдельно сидящих папиллом. Все они исчезли через несколько
дней после вливания.
Во второй группе улучшению предшествовал короткий период нара-
стания болезненных явлений. Здесь в ближайшие дни вслед за вливанием
отмечено усиление гиперемии, более обильное гнойное отделяемое и уве-
личение расшатанности зубов. Через 2—10 дней этот период сменялся
улучшением и иногда очень резко. Гиперемия исчезала или становилась
слабой, диффузной, уменьшался отек слизистой, а также количество гноя
в пришеечных карманах, начиналось укрепление зубного аппарата, иногда
доходившее почти до нормы.
В третью группу входят 7 случаев, где реакция на вмешательство ока-
залась незначительной. Симптомы положительного разрешения отмечены
и здесь: исчезание гиперемии, уменьшение отделяемого, но обычно это
было временным явлением. Расшатанность зубов оставалась без перемен,
так как в большинстве имела уже место атрофия костного края десны
и, следовательно, укрепление зубов было здесь механически невозможно.
Рецидивы отмечены во всех трех группах, иногда спустя несколько
недель, иногда много позднее, но некоторые больные сохраняли эффект
на протяжении времени около года.
Приведенный материал может быть и не разрешает вопроса о терапии
1 А. А. В и ш невски и и П. А. Г л v ш к о в. Арх. биол. наук, т. 34,
в. 4, 1933.
309
альвеолярной пиорреи, однако намечает пути, по которым должны быть
направлены искания в этой области.
Другой мой сотрудник проф. Д. А. Энтин также имел много случаев
альвеолярной пиорреи, папилломатоза полости рта, простых и язвенных
стоматитов, где поясничная блокада оказывалась полезной даже тогда,
когда все другие лечебные приемы не давали эффекта.
Два моих сотрудника А. А. Вишневский и И. А. Пигалев
в разное время провели наблюдения над течением цынги, при условии той
же поясничной блокады. Эффект был получен почти во всех случаях.
Иногда его следовало признать исключительным по результату. Больные,
в течение многих дней находившиеся в постели вследствие отека и крово-
излияний в области нижних конечностей, нередко уже в течение двух
ближайших дней получали возможность самостоятельно передвигаться,
угнетение сменялось бодростью, появлялся аппетит. Вскоре отек и кро-
воточивость десен исчезали, а затем укреплялись и зубы.
Едва ли кто в настоящее время сомневается, что цынга развивается
на почве авитаминоза. Однако, он, как видно, не может считаться пря-
мой причиной поражения тканей. Последние страдают вторично. Ави-
таминоз дает лишь толчок к развитию нервно-дистрофического процесса,
совершенно так же, как шарик, положенный на область турецкого седла
собаки.
Одним из заболеваний полости рта, близких по природе, как к альвео-
лярной пиоррее, так и к цынге, но протекающих более остро, мы считаем
ному (noma) или водяной рак. Й хотел бы напомнить, что несколько совер-
шенно типичных случаев номы мы видели у наших собак после «операции
шарика». Иногда изъязвление начинало неудержимо прогрессировать, что
влекло за собой распадение слизистой, мышечной и кожной части щеки,
с обнажением костных частей челюсти на значительном протяжении.
Поэтому мне было очень интересно получить письмо от д-ра С. П. П о н о-
марева, работающего в Азово-Черноморском крае, в станице Старомин-
ской. За лето 1934 г. ему удалось собрать 8 случаев номы в различных
степенях ее развития, успешно излеченных новокаиновой блокадой пояс-
ничной области. Больные были демонстрированы им в Ростове-на-Дону,
на заседании Краевого хирургического общества.
Я имею также письма врачей, сообщающих об успешных результатах
применения поясничной блокады в некоторых случаях заболевания доба-
вочных полостей носа и среднего уха. При остром гнойном воспалении
среднего уха, осложненного мастоидитом, вмешательство иногда обры-
вало процесс и делало ненужной хирургическую операцию.
ПОРАЖЕНИЕ ГЛАЗ (КЕРАТИТ)
В своем месте уже указывалось, что среди частых симптомов генера-
лизации нервно-дистрофических явлений имеет место поражение глав
в форме кератита.
В нашей лаборатории сотрудник мой проф. В. В. Ч и р к о в с к и й1
провел систематические наблюдения и эксперименты по этому вопросу.
Результаты были им сформулированы в специальной статье. Они сво-
дятся к ряду следующих положений.
1.	У животных (собак и кроликов) поражения роговицы в виде раз-
личных кератитов—от поверхностного ограниченного, до глубокого гной-
ного и распространенного, нам удалось добиться путем воздействий,
направленных на различные нервные отделы. Здесь в первую очередь сле-
дует назвать gangl. Gasseri, периферические части и даже сравнительно
мелкие ветви тройничного нерва, gangl. ciliare, tuber cinereum, верхний
шейный узел, пояснично-крестцовый отдел пограничного симпатического
ствола, а в особых условиях—плечевое сплетение, седалищный нерв и даже
случайно избранные места коры головного мозга.
2.	В наибольшем проценте случаев описанные изменения роговой
оболочки развиваются при повреждении нервных частей в ближайшей
периферии глаза, включая верхний шейный узел и серый бугор.
3.	Среди случаев, где одностороннее повреждение того или иного из
перечисленных образований имело своим последствием кератит, мы не-
однократно наблюдали развитие его на обоих глазах. Любопытно, что в не-
котором проценте кератит прямо развивался на противоположной
стороне.
4.	Работа на сравнительно большом материале показала, что повре-
ждение любого из перечисленных нервных пунктов никогда не дает раз-
вития кератитов в 100% случаев.
5.	Это обстоятельство, в связи со всем перечисленным выше, было для
нас категорическим свидетельством того, что кератит не являлся прямым
следствием повреждения именно данных образований, т. е. что ни одно
из них не могло считаться специально трофическим центром роговой обо-
лочки глаза.
6.	Отсюда вытекает, что все формы нашего вмешательства служили
лишь поводом для начала развертывания сложного нервного процесса,
одним из звеньев которого был кератит. Что дело происходит так, видно
по исключительно разнообразной инкубации процесса: в одних случаях
мы имели эффект уже через несколько часов после вмешательства, в дру-
гих—лишь через несколько месяцев.
К моменту перевода эксперимента в клиническую обстановку мы уже
1 В. В. Чирковский. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
311
знали, что для изменения нервной части какого-либо патологического
процесса далеко не всегда обязательно направлять вмешательство непре-
менно на нервную систему пораженного органа. Такая форма может при-
нести иногда даже вред, усилив возбуждение, и без того существующее
в определенной группе нервных образований. В этих случаях бывает
выгодным отнести вмешательство к нервным отделам, прямо не связан-
ным с пораженным органом. Кроме того, наша задача имела общий харак-
тер и преследовала цель установить, как именно отразится на данном про-
цессе изменение отношений, возникшее в отдаленных частях нервной сети.
Соответствующая работа проведена в глазной клинике I Ленинград-
ского мединститута проф, В. В. Ч и р к о в с к и м и его сотрудниками
И. Э. Б а р б е л ь, А. А. В и ш н е в с к и м, Л. А. Д ы м ш и ц е м
иР. X. Микаэляно м1. Основным моментом нашей заинтересованности
было одинаковой формой воздействия добиться эффекта при кератитах
различной этиологии.
Для наблюдения за течением процесса, помимо обычных методов кли-
нического анализа, была использована биомикроскопия при помощи ще-
левой лампы. Отдельно изучался вопрос об изменении чувствительности
роговой оболочки. Обычная терапия исключалась, и только при выражен-
ной гиперемии или воспалении радужной оболочки применялся атропин.
В ряде случаев, когда больные поступали в клинику из амбулатории, они
уже находились под воздействием обычной терапии. Безуспешность ее
являлась особым поводом к применению нашего вмешательства.
Всего под наблюдением было 34 случая разного рода острых и хрони-
ческих кератитов, в их числе 10 случаев герпетического кератита (4—
keratitis dendritica, 3—ulcus corneae herpetica, 2—keratitis disciformis
и 1—keratitis superficialis punctata).
Поясничная блокада в семи из них дала быструю ликвидацию процесса.
В трех—выздоровление затянулось.
Первым следствием обычно являлось резкое улучшение самочувствия
больных, что нужно связать с прекращением мучительных болей, слезоте-
чения и светобоязни. В двух случаях вслед за вмешательством здесь также
отмечено кратковременное усиление явлений.
Объективные изменения процесса сводились к следующему: уменьше-
ние, а затем расплавление инфильтрации как в поверхностных, так и
в глубоких слоях роговицы. Одновременно ослаблялась сосудистая реак-
ция конъюнктивы. Часто в ближайшие же дни ликвидировались гипере-
мия и воспаление радужной оболочки. Зрачки, не реагировавшие на атро-
пин, делались широкими. В 2 случаях быстро исчез гипопион. В числе
этих больных было несколько с язвенным кератитом значительной дав-
ности, безуспешно леченным различными средствами и легко уступившим
описанной форме вмешательства.
Гнойных кератитов было 17. В 9 из них ползучая язва, в 4 язвен-
ный кератит сопровождал трахому и в 4 имелся периферический кера-
тит типа катарральных язв. Больные по этиологии, тяжести и стадиям
болезни были различны. Из 9 случаев ulcus corneae serpens (ползучая
язва) в 5 был найден пневмококк, в одном диплобацилл МА и в одном
стафилококк. В двух случаях микроб не был обнаружен.
Эффективность поясничной блокады в этой группе больных оказалась
даже большей, чем в первой. Однако, наряду с быстрым излечением про-
1 И. Э. Б а р б е л ь, А. А. В и ш невски и, Л. А. Д ы м ш и ц, Р. X.
М и*к аэ ля н, В. В. Чирков с к и й. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
312
цесса, 3 раза вслед за вмешательством отмечены усиление болезненных
явлений и отсрочка полезного эффекта.
Четыре кератита, не типичной формы, развившиеся на почве трахомы,
леченные долговременно и безрезультатно, дали ясный сдвиг в сторону
выздоровления. Особенно показателен случай гнойного кератита, похо-
жего на круговой абсцесс. Процесс захватил по периферии значительную
часть роговицы и грозил ее разрушением. В ближайшие же сутки после
блокады больная впервые за 2 недели спокойно провела ночь. Подавлен-
ное настроение сменилось бодрым. Гнойный круговой инфильтрат стал
быстро таять и несколько задержался только в нижнем отделе роговицы.
Второе вливание новокаина в поясничную область противоположной сто-
роны быстро привело к ликвидации болезненных явлений.
Из двух случаев keratitis parenchymatosa, безуспешно леченных в тече-
ние длительного срока, один был особенно показателен. Через 14* дней
после блокады острота зрения, бывшая при поступлении равной движению
руки перед глазом, поднялась до 0,5. Другой случай также поддался дей-
ствию блокады, но лишь после ее повторения.
В двух случаях Rosacea keratitis положительный эффект у одной боль-
ной отмечен уже через 2 суток после вмешательства, а через 9 дней она
была выписана со спокойным глазом. В другом случае также через 2 дня
началось быстрое рассасывание инфильтрата в роговице и ослабление
всех воспалительных явлений. Через 9 дней больной был выписан, а черел
неделю вернулся с рецидивом процесса. Потребовалась вторичная бло-
када, чтобы закрепить эффект.
В последней группе было 5 случаев скрофулезного кератита, различной
давности и интенсивности поражения. Из них три раза мы наблюдали
быстрое разрешение процесса, вскоре вслед за блокадой.
При всех формах кератита имелись изменения чувствительности как
в сторону понижения, так и в сторону повышения, первое, однако, встре-
чалось чаще. Между процессом ликвидации кератита и восстановлением
чувствительности параллелизма установить не удалось. Были случаи,
когда воспалительный процесс заканчивался, а чувствительность еще
в течение долгого срока оставалась измененной. Таким образом, непосред-
ственной связи между этими процессами, невидимому, нет.
Давая общую оценку полученным материалам, необходимо особо под-
черкнуть, что успех вмешательства достигался во многих случаях, когда
обычная местная, а отчасти и общая терапия проводилась в течение дол
гих сроков не только безрезультатно, но при явном прогрессировании забо-
левания. В нескольких случаях, когда блокада оставалась без эффекта
и даже влекла за собой прогрессивное развитие болезни, изменение нерв-
ных элементов вероятно достигало уже той степени, при которой новое
вмешательство действует как «второй удар».
Любопытен факт усиления болезненных явлений в первое время вслед
за блокадой. Мы не раз уже с этим встречались в других областях работы.
Прежде чем будет достигнута нужная форма перестройки внутринервных
отношений — вмешательство как прямая травма повышает возбуждение
болезненно измененных элементов.
Следует отметить, что мы имели несомненный успех не только при
острых, но иногда и при хронических поражениях роговой оболочки.
Здесь блокада легко снимала явления обострения.
Интересно, что при совершенно одинаковой форме вмешательства
эффект достигался в случаях кератита с различной этиологией. Мы не счи-
тались с первононачальной причиной процессов и, тем не менее, различные
313
формы его были уловлены единой установкой, оценивающей] не причину
процесса, а диалектику его развития.
В той же клинике (проф. В. В. Чирковский) были проведены
наблюдения над темновой адаптацией глаза при поясничной блокаде
(опыты д-ров Л. А. Дымшиц, Л. Н. Луковой и Л. В. Рокиц-
кой1). Во всех случаях был получен положительный, иногда даже
резко положительный эффект, но также во всех случаях он оказался
временным.
1 Л. А. Дымшиц, Л. Н. Лукова и Л. В. Роки цк а я. Апх. биол.
наук, т. 34, в. 4, 1933.
СЕПТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ
Материалы, полученные при изучении местных воспалительных про-
цессов, естественно выдвинули проблему септических заболеваний общего
характера.
Что собственно подразумевается под этим понятием, в полной мере
остается неизвестным. В отдельных случаях часто бывает трудно решить
даже такой вопрос как—имеем ли мы дело с милиарным туберкулезом,
полиневритом, септическим эндокардитом, ревматизмом или еще с чем-
нибудь другим. Кроме того, я уже упоминал, что нахождение микроба
в крови может быть лишь индикатором, а не причиной болезненных
состояний. Отсюда понятно стремление изучать септические процессы вне
зависимости от формальной их причины.
В этом направлении нами проведены две серии работ: одна касается
вопроса о гангрене легких, другая—сепсиса в чистом его виде.
Исследование по вопросу о влиянии поясничной блокады на течение
гангрены легких принадлежит сотрудникам моим С. В. Куракину
и И. А. П и г а л е в у1. В Обуховской больнице (Ленинград) под их
наблюдением было 8 случаев этого заболевания с давностью процесса от
5 дней до 2% месяцев. Четыре больных предварительно не подвергались
никаким другим способам лечения, остальные в течение месяца и более
безуспешно пользовались сальварсанотерапией, внутривенным введе-
нием гипертонического раствора хлористого натрия, диэтической терапией
(сухоядение и т. д.). б случаев относятся к тяжелой форме процесса. Пояс-
ничная блокада проводилась в обычной форме.
Оценке подлежали следующие моменты: 1) самочувствие, боль, сон,
аппетит; 2) изменения со стороны мокроты; 3) изменения температурной
кривой; 4) рентгеноскопические данные; 5) вес больного.
Вмешательство в первую очередь сказывалось улучшением общего
состояния больного, а также на испытываемых им болезненных ощуще-
ниях. Очень постоянны изменения со стороны мокроты как в количествен-
ном, так и в качественном отношениях. Обычно уже в ближайшие 2—3 дня
количество мокроты резко увеличивается. В отдельных случаях оно дости-
гало 600,0—800,0 в сутки. С этого же момента мокрота начинает терять
свою трехслойность за счет увеличения нижнего гнойного слоя и умень-
шения верхнего, серозного. Здесь не лишне привести сравнение с теми изме-
нениями, которые наблюдаются в области трофических язв конечностей,
леченных операциями на нервах (Молотков). В ближайшие дни вслед
за невротомией того или иного спинального нерва скудное серозное отде-
ляемое таких язв сменяется обильным густым гноем, что почти всегда сиг-
нализирует благоприятный эффект вмешательства.
1 С. В. Куракин и И. А. Пигалев. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933;
315
В большинстве наших случаев гангрены легких температура вскоре
после вмешательства начинала падать и достигала нормальных цифр,
ее, совпадавшие с задерж-
кой отхаркивания.
Изменения в легких
констатировались рент-
геном. В б случаях из
восьми заживление про-
текало очень быстро. В
одном случае, где рент-
ген определил полость
размерами в крупное яб-
локо, уже через 20 дней
после блокады можно бы-
ло отметить только по-
мутнение. У другого боль-
ного почти тот же резуль-
тат был достигнут через
50 дней. У третьего диф-
фузное помутнение, за-
нимавшее четыре межре-
берья, через 15 дней
уменьшилось до разме-
ров одного межреберья.
У 4-го, 5-го и 6-го боль-
определялась лишь тень.
Изредка отмечались кратковременные подъемы
Рис. 62. Тонзиллярный сепсис. Эффект после пояс-
ничной блокады1.
месте полости
случая] относятся к запущенным. В одном
поставлен 9/11-33 г. В течение ближайших
Оба
был
ных через 25 — 30 дней на
Двое больных умерли.
диагноз гангрены легких
недель 5 раз было прове-
дено вливание сальвар-
сана не только без каких
бы то ни было явлений
улучшения, но при яв-
ном прогрессировании бо-
лезни. Лишь 1/IV того
же года ему была произ-
ведена поясничная бло-
када (180,0 х/4% Раст“
вора новокаина). Вна-
чале были получены не-
которые указания на бла-
гоприятный перелом бо-
лезни: снизилась темпе-
ратура, улучшилось об-
щее состояние, резко уве-
личилось количество мо-
кроты, но эффект был не-
продолжительным, КрО- Рис. 63. Температурная кривая больной И. Диагноз:
вохаркание продолжа- ' lllcera puerperalia et pyelitis sinistra,
лось, достигая иногда
степени легочных кровотечений, и больной через 2 недели после нашего
1 Стрелкой на всех кривых обозначена инъекция 0,25% раствора новокаина
в забрюшинную клетчатку.
316
вмешательства погиб. Второй случай еще более тяжелый. Поступил в боль-
ницу с диагнозом сыпного тифа. Через 1% месяца вышел на работу и снова
заболел. Диагноз—пневмония и гангрена легких. Несколько раз больной
получил внутривенное вливание сальварсана без результата. На протя-
жении всей болезни тяжелое кровохаркание. Новокаиновый блок был
произведен через 2 месяца после начала вторичного заболевания и дал
вначале положительный эффект, оказавшийся кратковременным. Повтор-
ная блокада вновь улучшила общее состояние и устранила отдельные
симптомы. Но кровотечение из легких периодически повторялось и боль-
ной погиб.
Сепсис изучался в той же Обуховской больнице сотрудниками моими
В. С. Г а л к и н ы м и Г. М. Давыдовым1. Материал состоял из 12
Рис. 64. Температурная кривая боль- Рис. 65. Температурная кривая больной Ц.
вой С. Диагноз: endometritis post abor- Диагноз: salpingo-ophoritis bilateralis post
turn.	abortum.
случаев. Причиной септических явлений были разного рода повреждения
(отморожения, ранения, переломы) или заболевания с образованием мест-
ных воспалительных очагов (ангина, кариозные процессы зубов с после-
дующим перидентитом, рожа). В числе наблюдений имелись и случаи
септикопиэмии. Материал наполовину состоял из тяжелых случаев за-
болевания.
В большинстве вмешательство создавало определенный перелом, иногда
же почти молниеносно обрывало болезнь, длившуюся перед тем в течение
ряда дней и даже недель. В других случаях выздоровление затягивалось,
однако начало его отчетливо совпадало с моментом вмешательства. Два
случая окончились смертью.
Некоторое число наблюдений было проведено другими моими сотруд-
никами А. С. Вишневским и Г. Д. Дерчинским над септи-
ческими заболеваниями, развившимися после родов или аборта. Здесь в
ряде случаев также был получен хороший эффект как при легких, так
и при тяжелых формах процесса. В настоящий момент, вследствие неза-
конченности исследования, я не могу привести его подробности. Выясни-
Ь В. С. Га л к и н и Г. В. Д а в ы д о в. Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
317
лось все же, что чем раньше применялось вмешательство, тем эффективней
оно было. Одним из постоянных симптомов и здесь было улучшение
общего самочувствия, прекращение болей и уменьшение или даже ликви-
дация кровотечений. Температура падала, иногда критически, иногда в
форме короткого или более растянутого лизиса, но начало его отчетливо
совпадало с примененным вмешательством. Септические поражения поло-
вого аппарата после аборта легче поддавались вмешательству, чем такие
же процессы, развившиеся в результате родов.
ПРОЧИЕ БОЛЕЗНИ
Одной из наиболее темных областей патологии являются кожные
болезни. Этиология и патогенез большинства из них остаются неизвест-
ными. Вместе с тем связь кожных поражений с заболеванием нервной
системы часто выступает настолько ясно, что со стороны многих исследо-
Рис. 66. А. М. больная красной вол-
чанкой, продолжительность заболева-
ния 10 лет.
Рис. 67. Та же больная через 11/2 ме-
сяца после блокады.
вателей это давно уже вызвало стремление уточнить этот вопрос. В мою
задачу не входит исторический обзор этих исканий.
В своем клиническом эксперименте мы изучали кожные поражения
под углом зрения нервного компонента этих процессов, для чего и была
установлена связь с проф. О. Н. П о д в ы с о ц к о й, работающей в боль-
нице им. Тарновского в Ленинграде. За истекшие полтора года там было
произведено значительное число разного рода исследований. Итоги их под-
водить еще рано. Упомяну лишь, что среди других способов изучения при-
менялся и новокаиновый блок нервов, чаще всего в виде поясничной бло-
кады.
319
Как и можно было ожидать, в ряде случаев она давала лечебный эффект
в других же, наоборот, сопровождалась прогрессированием болезни.
Более постоянный терапевтический эффект отмечен при глубоких дерма-
титах, выражающихся узловыми формами поражения кожи (эритематоз-
ные узлы, глубокая форма волчанки, элефантиазис, лепра и т. д.). Иногда
эффект проявлялся очень быстро и удерживался в течение продолжитель-
ного времени. Состоял он в уменьшении плотности инфильтратов, в уве-
личении их подвижности и устранении сосудистых нарушений. Нередко
вмешательство влекло за собой восстановление чувствительности на ме-
стах, где она была утеряна в течение долгих сроков.
Из поверхностных дерматитов в двух случаях был ликвидирован гер-
петический дерматит Дюринга. В 5 случаях красной волчанки удалось
Рис. 68. Герпетиформный дерматит
Дюринга до блокады.
Рис. 69. Тот же больной через 12 дней
после блокады.
получить почти полное излечение, а в 4 значительное улучшение. Ухуд-
шение отмечено в 4 случаях туберкулезной волчанки. Кроме усиления
местного процесса здесь наступали и прогрессирующее падение веса боль-
ных и активация процесса в легких.
Улучшение общего состояния особенно резко проявлялось в случаях
пеллагры (pellagra). Депрессивное состояние сменялось бодрым, исчезала
плаксивость, появлялся сон, значительно уменьшались поносы, про-
ходили головные боли, нарастал вес. Эти данные дополняют исследования
д-ра Куимова из клиники нервных болезней Пермского мединсти-
тута. На основании анализа ряда случаев он пришел к заключению, что
пеллагра есть нервное заболевание трофического характера и что для
профилактики и лечения ее необходимо учитывать состояние нервной
системы.
При поверхностных поражениях кожи типа экзем, пруригинозных
высыпей и т. д. эффект или не достигался или был лишь кратковременным.
Некоторое число наблюдений над проказой было проведено моими
320
сотрудниками, А. А. В и ш н е в с к и м и М. И. Ще п е р и н ым,
в лепрозории Крутые Ручьи. В незапущенных случаях новокаиновый блок
давал хороший и длительный терапевтический эффект. У нас имеется ряд
больных, которые почти вернули свою трудоспособность, главным обра-
зом, за счет восстановления чувствительности. Отмечено также уплоще-
ние, а в некоторых случаях исчезание кожных узлов, заживление хро-
нических язв и устранение контрактур. Пальцы больных, находившиеся
в течение лет в положении грифа, расправлялись, приобрели чувствитель-
ность и подвижность, становились способными даже к некоторым видам
тонкой работы (вышивание). То же имело место и по отношению к общему
состоянию (самочувствие, вес, аппетит, сон и т. д.). Следует отметить, что
новокаиновым блоком в нескольких случаях удалось снять у лепрозных
больных внезапные приступы обострения, т. е. тот процесс, который не-
редко является причиной их гибели. Подробный отчет об этой работе бу-
дет дан в отдельной статье.
Из других заболеваний нужно упомянуть бронхиальную астму, при
которой сотрудники мои И. А. П и г а л е в и Я. Д. Е в з е р о в
неоднократно и с успехом применяли поясничную блокаду.
Проф. В. А. Воробьеви д-р В. Н. Д о м а р е в в санатории За-
харьино Центрального Тубинститута НКЗ в Москве пользовались ново-
каиновым блоком для лечения туберкулеза легких. Выработанная ими
методика состояла в инъекции У4% раствора новокаина в область шейной
части пограничного ствола и имела целью захватить gangl. stellatum. Тех-
ника разработана д-ром В. Н. Д о м а р е в ы м. Авторы приходят к вы-
воду, что применение указанной формы новокаинового блока может иметь
место при лечении туберкулеза легких. Показания и пределы примени-
мости этого метода они не решаются в данный момент определить точно,
но указывают, что ряд тяж:елых явлений со стороны кишечника, сердечно-
сосудистой системы, а также температура, боли в груди, мучительный
кашель, одышка, бессонница, общая слабость и пр. могут быть устранены
или снижены путем новокаинового блока. Однако, в числе их наблюдений
имеются случаи, закончившиеся и обострением легочных явлений. В целях
экспериментального изучения новокаиновый блок они применяли в чистом
виде, но высказываются за необходимость комбинации его с другими ме-
тодами лечения.
В отделении болезней уха, горла и носа Рязанской городской боль-
ницы д-р Александрин разработал удобный и технически простой
метод глоточной вагосимпатической блокады нервной системы. Совместно
с д-ром Н.А. Ива новой он провел ряд наблюдений над действием
его при различного рода заболеваниях: язва желудка и 12-перстной кишки,
трофические язвы нижних конечностей, спонтанная гангрена и т. д.
Недавно, уже в текущем (1934) году Лериш и Фонтен (Leriche
et Rene Fontaine) опубликовали данные своих наблюдений над анэстезией
g. stellatum. В статье описана и техника вмешательства. Среди их больных
имеется ряд случаев, где однократно примененная анэстезия давала лечеб-
ный эффект, продолжавшийся например при бронхиальной астме и angina
pectoris в течение многих месяцев. Авторы отмечают невозможность объяс-
нить эти факторы, исходя из существующих систем представлений.
С некоторого времени в психиатрию вошел метод лечения острых исте-
рических и циклотимических психозов подкожной инъекцией веществ,
вызывающих образование абсцесса [Якоби, Аземар и К а т о л я
(Jacobi, Azemar, Catola)]. У нас д-ра А. А. Э п ш т е й п, С. Н. Б р а й н е с
и Э. М. П а л е й опубликовали данные применения скипидарных абсцес-
21 А. Д. Сперанский
321
сов, полученные на материале больницы им. Балинского в Ленинграде.
Оказалось, что спутанность, бред, двигательное возбуждение, достигаю-
щее степени буйства^ и другие явления могут при этом исчезнуть в сравни-
тельно короткий срок и нередко больше не возвращаются. Происхождение
указанных явлений, мне думается, также следует связать с механизмом,
изучению которого посвящена эта книга.
В заключение считаю необходимым отметить, что к методу новокаино-
вого блока нужно иметь иное отношение, чем то, которое в лечебной прак-
тике сделалось привычным.
Это не средство от болезни. Когда новокаиновый блок сразу не дает
эффекта, повторная блокада часто оказывается полезной. Наоборот,
когда уже первое вмешательство дает эффект, повторное нередко приносит
вред. Если бы действительно мы имели здесь дело со средством, направлен-
ным на данную болезнь, дело должно было бы обстоять наоборот. Лечит
не наше вмешательство само по себе, а то, что после него происходит в ор-
ганизме. Когда эффект сразу был положительным, повторное вмешатель-
ство будет менять благоприятную обстановку на какую-то другую, в общем
неизвестную. Наоборот, если после блокады не создалась нужная форма
отношений, то эту комбинацию мы, конечно, имеем право менять и дальше.
Отсюда правило—если эффект вмешательства может быть оценен сразу
как положительный, то пауза перед его повторением должна быть длиннее.
итоги
На этом я заканчиваю изложение данных клинического эксперимента.
Они показывают, что уже теперь клиника может использовать некоторые
из выдвинутых здесь положений. В каком объеме и форме утвердятся из-
бранные нами конкретные приемы, когда и чем именно они будут заме-
нены, покажет будущее. С разных концов Союза я получаю письма врачей,
стремящихся использовать нашу форму подхода к пониманию генеза пато-
логических процессов. Сделан ряд наблюдений, свидетельствующих, что
включение в работу новых умов и рук расширит предмет и углубит спо-
собы его изучения. Чуткая к своим успехам и неудачам практика сумеет
в конце концов подвести итог.
Задачей теоретика остается теория. Медицина пока еще ее не имеет.
Подлинно научное ее изучение началось недавно, с момента, когда экспе-
римент вошел в физиологию как основной метод работы. Движение научной
медицинской мысли шло, таким образом, не самостоятельно. Оно зависело
от движения биологии вообще. Медицина строила свои взгляды, приме-
няясь к тому, что было добыто в соседних областях. Стремление к объеди-
нению всех ручьев в общебиологическом русле, конечно, вполне естест-
венно и в идеале совершенно правильно. Однако, прежде чем объединять;
надо не только собрать материал, но составить надлежащую его частную
характеристику, довести анализ предмета до возможного совершенства.
Пассивное подчинение чужому руководству легко может погубить дело,
ибо оно связано с обязательством словесных аналогий, с подбором каче-
ственно различных явлений по случайному признаку. В результате вместо
объединения мы получим обезличивание, потеряем свободу маневрировать
и кончим дело призванием варягов.
Это уже не раз случалось с патологией. Кто только не считал себя
вправе здесь хозяйничать? Какие мелкие факты не являлись поводом для
создания принципов строительства этой науки? Каждый из них претендо-
вал на объединение патологии, каждый стремился дать исчерпывающее
и окончательное определение понятию болезнь.
Знаменательно, что решительно никому это не удалось. И посейчас
стоит лишь выступить с таким определением, чтобы немедленно началась
скучная дискуссия, не имеющая надежды привести хотя бы к временному
и сколько-нибудь полезному соглашению.
Мы истощаем себя в новых попытках найти наконец нужную формулу,
тогда как на самом деле решать следует вопрос о том, почему она не могла
быть получена. Причина же очень проста: мы никогда не рассматривали
болезнь как самостоятельное качество, как особый вид биологических про-
цессов, а исходили из противопоставлений. Взяв за индикатор одну или
несколько групп сложных реакций, входящих в понятие нормы, мы
болезнь представляли как извращение или изменение этих отношении.
21*	323
Отсюда был сделан справедливый вывод: чтобы понять болезнь, нужно
знать норму.
Но к понятию норма у нас также нет надлежащих подходов. Все дело
находится еще в стадии накопления. Работа идет вширь, носит преиму-
щественно количественный характер. Принципов, руководящих объеди-
нением всего материала, до последнего времени было еще очень мало.
Естественно, что в этих условиях задача, хотя бы она и была правильно
составлена, делается просто невыполнимой. Болезнь нельзя определять
как антитезу здоровья, ибо ни на одной стороне такой медали ничего не
будет оттиснуто.
На нашем научном этапе остается искать качественные отличия
внутри каждого из этих понятий. Мне кажется, что по отношению к бо-
лезни сложного организма эту задачу нам удалось разрешить. Форма,
в которой выступает нервный компонент патологических процессов, не
встречается в норме. Отношения здесь имеют своеобразие новых реакций.
Наличие последних свидетельствует, что перед нами действительно пато-
логический процесс. Таким образом, не дисгармония существующих
в норме явлений и не расстройство корреляции в работе отдельных частей
организма определяет болезненное его состояние, а вторжение новых,
качественно отличных процессов. Расстройство корреляции, дисгармония
и т. д. оказываются лишь следствием этого.
Нет никакого сомнения, конечно, что базой для развития нервнодистро-
фических процессов в организме являются особенности строения и функции
нервной системы, т. е. ее физиологические свойства. Но извращение их
создает как бы новый тип нервной деятельности, появление новых реак-
ций, не только ненужных, но прямо вредных для жизни индивидуума.
Вопрос, таким образом, идет не о степени, а о форме, другими словами,
о новом качестве биологических явлений.
Этим решается и старый спор о том—можно ли считать медицину
самостоятельной наукой. Мы несомненно должны признать ее таковой,
ибо она ставит свои задачи и цели, располагает своим материалом и своими
методическими приемами, изучает явления, которых биология не знает
в других областях. Наконец, она имеет и свой выход в технику. Все это
отводит научной медицине самостоятельное место в кругу биологических
наук. Название патологическая физиология не только режет ухо своей
грубой и какой-то противоречивой компановкой, но неверно и по суще-
ству. Старый термин—общая патология, вытесненный опасением не оп-
равдать себя на путях самостоятельности исследовательской работы,
должен быть теперь восстановлен.
Мы видели, что каждый раз, когда наши приемы позволяли затронуть
нервную часть какого - либо сложного патологического процесса—это
влекло за собой изменения не только в его нервной части, но во всем ком-
плексе проявлений. Дальнейшая работа исследователя должна итти по
путям всестороннего изучения подробностей стандартной и специальных
форм нервнодистрофического процесса и иметь целью нахождение новых
способов активного вмешательства в их течение. Древнейшие методы
лечения в виде всякого рода прижиганий каленым железом, заволоки,
фонтанели, смазывания раздражающими веществами, кровососные банки,
согревающие компрессы, равно, как и более поздние—подкожная инъек-
ция молока и других белковых веществ, радий, рентген, диатермия и ион-
тофорез, все что входит в понятие Reiztherapie, наконец буксирование
и временное выключение частей нервной системы при посредстве анэсте-
зии, получает объяснение своего действия в тех формах своеобразной
324
интерференции, какие имеют место внутри нервной сети при встрече
процессов раздражения. Есть все основания думать, что лекарственные
вещества, как салициловый натр, хинин, мышьяк, ртуть, а может быть
и очень многие другие, обязаны эффектом своего действия работе тех
же механизмов. Этим закладываются основы понимания направлений, по
которым должна вестись исследовательская деятельность в клинике. Раз-
личие форм нервнодистрофического процесса и индивидуальные особен-
ности нервной сети в каждом отдельном случае требуют искания новых
форм вмешательства. Отсюда ясно, что медицина никогда не будет иметь
панацеи. Этим же диктуется неизбежность исканий.
Однако, не следует думать, что терапия своим разнообразием должна
соответствовать патологии, что каждая болезнь будет иметь свою опре-
деленную форму лечения. Мы видели, что разнообразие форм нервно-
дистрофического процесса носит все же групповой характер. Кроме того
и любой акт нашего вмешательства имеет не одно, а много последствий.
Эффект может зависеть и от совокупности всех частей и от каждой из
них в отдельности. Вот почему разного рода кератиты, язва желудка,
гангрена конечностей, септические и многие другие патологические
процессы могут уступить одинаковым по внешности формам воздей-
ствий.
В то же самое время эффект действия одного и того же приема при каком
либо определенном заболевании часто бывает различным. Причиной явля-
ется то, что в своем диагнозе мы фиксируем обычно результат и не оцениваем
механизма болезненного процесса. Возьмем для примера сепсис. На первых
шагах сепсис, начавшийся из полости матки, имеет в механизме своего
развития мало общего с сепсисом, началом которого была ангина, ибо
место возникновения по крайней мере на время определяет и форму нервно-
дистрофического процесса. Ясно, что при этих условиях одна и та же форма
вмешательства не может во всех случаях одинаково повлиять на его ход.
В дальнейшем, когда процесс примет стандартную форму течения, всякое
новое воздействие может стать поводом его отягощения. В этих случаях
часто бывает упущенным время.
Тем не менее, в какую бы сторону ни повернулся процесс—в сторону
его усиления или, наоборот, ликвидации, положение, что основной кон-
солидирующий момент, «ведущее звено» процесса мы имеем именно в нерв-
ном компоненте, остается непоколебленным.
Вторым условием построения теории медицины, как было упомянуто,
является объединение всего пестрого материала патологии вокруг общего
центра. Я не буду повторять ни мотивов, делающих эту задачу в настоя-
щий момент весьма реальной, ни материалов, свидетельствующих, что
искомый центр был найден нами в нервном компоненте патологических
процессов.
Изучение этой стороны дела не только интересно само по себе, но дает
возможность соответственно расположить все остальное, найти место
каждому ингредиенту и зафиксировать порядок вступления отдельных
частей в работу.
На этом пункте следует остановиться.
Пять лет тому назад я опубликовал первую сводку наших материалов
в книге под названием «Нервная система в патологии». В последующее
время в советской и иностранной литературе было напечатано большое
число работ, вышедших из моей лаборатории и посвященных тому же пред-
мету. В 1933 г. мной были опубликованы две статьи о нервной трофике
и сборник работ, посвященных нашим клиническим наблюдениям и экспе-
риментам в новом направлении1. В ближайшие за тем месяцы в Москве
и Ленинграде я сделал несколько докладов на ту же тему. В развернув-
шихся прениях, а отчасти и в периодической печати были высказаны
возражения.
Характерно, что критика почти не касалась защиты старого, В основ-
ном она состояла из предостережений от увлечения, могущего привести
к упрощению сложных явлений, к низведению многоликой действитель-
ности до ряда элементарных формулировок.
Я смею думать, что здесь недоразумение. Во-первых, формулировки,
к которым мы пришли, не элементарны, а во-вторых, они вовсе не претен-
дуют на то, чтобы исчерпать предмет, ликвидировать необходимость
других форм его изучения. Свидетельством является весь стиль нашей
работы.
Мы никогда не начинали с ломки каких-либо существующих положе-
ний, напротив, всегда исходили из прошлого и на него опирались. Не наша
вина, если эта опора оказывалась ненадежной. Кроме того, за время
исследования мы пользовались всеми доступными и нужными в данный
момент методами—инструментальной физиологией, бактериологией, мор-
фологией, химией и т. д. Следовательно, говорить о том, что этим дисципли-
нам грозит теперь какое то стеснение, не приходится. Наоборот, теперь
то они и должны получить широкое поле применения, так как стихий-
ность будет заменена направленностью и определенной системой работы.
Упрек не может быть принят нами еще и потому, что склонность к схе-
матизации является старой болезнью патологии, с которой мы то именно
и вступили в борьбу. Особенно много путаницы внес сюда клинический
эксперимент, увлекавшийся то специфической терапией, то therapia
sterilisans magna, то эндокринологией в самых примитивных ее формах,
то ацидозом и алкалозом, то «взаимной борьбой» калия и кальция в орга-
низме. Достигая успехов в одном, клиника естественно стремилась их рас-
ширить. Для этого она прибегала к обобщениям, в спешном порядке
строила теории, забывая, что хотя поведение такого рода и допустимо
в качестве меры временной, но безопасно только до тех пор, пока об этом
помнят. В результате возникло много мелких схем, совсем не согласован-
ных друг с другом.
Наряду с ними создавались и большие системы, удерживавшие поло-
жение в патологии в течение многих лет.
Здесь следует назвать морфологическое направление, теперь уже зна-
чительно утратившее свой идейный авторитет, и химическое, как раз в наше
время стремящееся захватить позиции руководства.
Необходимо иметь ясное отношение к этому вопросу. Мы переживаем
эпоху бурного развития физики, всех родов химии и других, так называе-
мых точных наук. Достижения их за последние десятилетия очень велики.
Многое из этого нового нашло приложение в биологии, в частности в фи-
зиологии и медицине. И это новое выгодно отличается именно точностью
тех методов, при помощи которых оно было получено. Разница со старым
столь разительна, что она отнимает и уже почти отняла желание зани-
маться исследовательской работой в биологии при помощи старых ме-
тодов.
В результате и клиника и лаборатория переживают сейчас период,
который можно было бы назвать периодом увлечения химией.
1 А. Д. Сперанский. Арх. биол. наук, т. 33, вып. 5—б, 1933; Арх. биол.
наук, т. 34, вып. 4, 1933.
326
Не удивительно, что химики спокойно заняли здесь командные вы-
соты, странно, что врачи не только примирились с этим, но кажется
получили уверенность в неизбежности такого положения.
Пусть даже это верно. Допустим, что настанет время, когда сложные
наши вопросы упростятся до того, что смогут быть поняты при помощи
химических формул и уравнений. При всех условиях сейчас мы можем
рассчитывать только на суррогат того, что когда-нибудь окончательно
утвердится.
Поворот в сторону химии патология совершает потому, что, не имея
своих хороших методов, она спешит позаимствоваться хорошими же, но
чужими, не всегда считаясь с пределами их применимости. Патология не в
первый раз переживает подобный период. Совсем недавно руководство в
этой науке принадлежало патологической анатомии. Клеточная патология
Вирхова дала в руки исследователя простой метод суждения о струк-
турных изменениях пораженных тканей. При его помощи была проделана
огромная работа по систематике болезненных процессов. Здесь морфоло-
гический метод был во всеоружии и достижения его составили эпоху в па-
тологии. Но, пользуясь этим же методом, были сделаны попытки построе-
ния теории по динамике ряда болезненных процессов. Действительное
значение таких теорий неопределенно, так как часто они являлись лишь
логическим выводом из морфологических наблюдений, расстановкой
статических явлений в искусственный динамический ряд.
Устремляя все свое внимание на изучение физико-химических измене-
ний в отдельных тканях или во всем организме, мы рискуем тем же самым,
только внешняя форма будет иная.
Когда биологи преклоняются перед точностью химического метода,
они часто забывают об объекте. Современной химии доступны только ма-
ленькие вещи. Возможности ее не следует преувеличивать. Необходимо
помнить, что в тех случаях, когда дело идет об изготовлении какого-либо
более сложного продукта, как это имеет место в производстве, научная
химия часто бывает вынужденной переходить на рельсы химии технической.
Помимо простых факторов, легко учитываемых и точно дозируемых, она
начинает применять ряд навыков и приемов, значение которых не всегда
остается ясным. В этих случаях она скромно повторяет ряд условий в опре-
деленном порядке, будучи не способной оценить действительное значение
каждого из них.
А это и есть то самое, что делает биология. Поэтому понятно обращение
к физике и химии во всех тех случаях, когда дело идет о вещах сравни-
тельно простых, доступных уже в настоящее время точному анализу. Но
это не дает права строить общее представление о сложном процессе на том
основании, что часть мелких подробностей его удалось уловить точно.
Лучшим примером служат работы академика И. П.Павлова, зало-
жившие основы физиологического изучения высшей нервной деятельности
животных. Благодаря этим работам мы теперь уже имеем настоящую
физиологию больших полушарий. Основные положения ее и многие, каза-
лось-бы, неуловимые детали представлены в таких ясных формулировках,
которым может позавидовать современная инструментальная физико-
физиология. А между тем, все это не только было получено по методу
условных рефлексов, но не могло и пока не может быть достигнуто ника-
кими иными исследовательскими приемами. Физика и химия неизбежно
примут участие в дальнейшей разработке поднятых здесь вопросов, но они
не могли их поставить. Это сделал биологический эксперимент.
Материалы, собранные в этой книге, были получены помощью таких
327
именно экспериментов и потому они не могут претендовать на точность.
Труднейшая методологическая задача найти простой и постоянный индика-
тор почти неразрешима в биологии, и нам, например, часто приходилось
основываться на таких показателях, как жизнь и смерть животного, ко-
торые сами по себе представляются сложнейшими процессами и до настоя-
щего времени не имеют даже словесного определения. Тем не менее, сде-
ланные с их помощью обобщения передавали нам в руки новые вопросы,
подчиняли их общим условиям эксперимента и позволяли устанавливать
отношения, ранее ускользавшие от наблюдения. Отсюда—право на такую
форму работы и на появление в свет этой книги.
Вмешательство химии, как одного из методов анализа биологических
процессов, приносит несомненно большую пользу, но ничего синтезировать
этим путем еще нельзя, а потому нельзя считать и химию способной орга-
низовать, сделаться центром объединения патологии.
Остается путь, которым идет физиология. Правда, и она не сумела
еще подняться над уровнем элементарного (рабочего) синтеза, т. е. над
пониманием только механики жизненных актов. В основном, предметом
ее заинтересованности является последовательность в работе отдельных
частей сложного организма и их взаимозависимость. Сами по себе эти
части, сущность составляющих их процессов, оценены далеко не доста-
точно. И, однако, никто не сомневается, что физиология в каждый данный
момент располагает свой материал в системном порядке, что она является
самостоятельной научной дисциплиной. Этим она обязана вовсе не боль-
шей точности своих методов, или яснее, выраженной формулировке своих
целей, а равномерности движения, гармоничности развития отдельных
частей. Страшно подумать, что сталось бы с физиологией, если бы из про-
цессов, которые она изучает, нервные влияния были вытравлены с такой
настойчивостью, с какой до последних лет это делалось в патологии.
Путь всестороннего анализа избран и патологией. Но для упорядо-
чения материала, для его систематики и создания рабочих перспектив
одного анализа мало. Требуется синтез. В патологии это стало просто уже
необходимым с момента, когда выяснилось, что запутанность ее предста-
влений зависит не от недостатка деталей.
Чтобы достигнуть нужной цели остается, следовательно, перешагнуть
только через одну трудность. Мы должны определить те принципы, кото-
рые для данного времени сумеют лучше всего и объединить материал
и толкнуть патологию на путь наиболее эффективной работы.
Трудность задачи заключается в том, где искать эти принципы, так как
патология до сей поры не удосужилась приобрести собственного лица.
Виновником является представление об этой науке, как о физиологии плюс
добавочный раздражитель. А если это так, то логика требует и причину
своеобразия искать именно в добавке. На страницах этой книги не раз было
показано, что отсюда и возникла главная путаница.
Патология не только расстройство физиологических координаций, не
только нарушение нормально существующих связей, но создание новых
отношений, которых не знает физиология. Это своеобразие, это новое ка-
чество, делающее патологию самостоятельной дисциплиной, вносится в нее
нервным компонентом патологических процессов. Мы видели, что различие
его частных проявлений достигает весьма больших степеней и, тем не менее,
существует ряд закономерностей общего порядка, в которых все они могут
быть учтены.
О какой же опасности упрощенчества идет речь? Ведь теорию мы опре-
деляем, как «опыт..., взятый в его общем виде» (И. Сталин). Следова-
328
тельно, прежде всего нужен опыт, работа по собиранию материала и тща-
тельному его анализу. Эта сторона дела должна получить теперь еще боль-
ший размах. Но размах работы стоит в прямой зависимости от перспектив,
последние же требуют «общего вида», генерального плана, где подробности
служат помехой, затемняют истинный смысл сделанных обобщений.
Остается сказать еще несколько слов в ответ на возражения более
конкретного характера. Нам указывали, что сводя «все»(?) к нервной си-
стеме, мы упускаем такие достоверно активные моменты, как конституция,
эндокринные, нервно-гуморальные факторы и т. д.
Это не верно, мы их признаем, мало того, пользуемся и будем пользо-
ваться в работе ничуть не меньше, чем другие. Но ведь вопрос идет о поис-
ках принципов объединения материала, о создании угла зрения, под кото-
рым производится его оценка.
Что же может объединить в настоящее время учение о конституции?
Принципы ее организации исходят из наблюдений и подсчетов. Статистика
говорит, что в вариантах ответа па то или другое воздействие черный
кролик отличается от белого, высокий и худой человек от толстого и низ-
кого, англичанин от итальянца. Используя более тонкие приемы опреде-
лений, как морфологию и химию крови, время реактивных явлений,
преобладание в общем эндокринном хозяйстве той или иной внутрисекре-
торной функции, мы сохраняем в сущности все тот же статистический
принцип.
Конституция владеет большим числом всевозможных индикаторов,
которые несомненно могли бы заинтересовать теорию, если бы было из-
вестно, что именно они индицируют. Но за этим-то пока и остановка.
Учение о конституции способно к составлению так называемых «пред-
сказаний», необходимых клинике и быть может страховому делу, т. е.
оно удовлетворяет какой-то сумме практических потребностей. Но ведь,
можно пользоваться и крестьянскими предсказаниями погоды, так как
и здесь дело основано на приметах, иными словами, на сопутствующих
признаках. Сущность и механизм самих явлений н обоих случаях оди-
наково ускользают.
Что же можно объединить в системе, живущей ожиданием помощи
со стороны для наведения порядка внутри нее самой? Материалы, при-
веденные выше, содержали много примеров, когда мы, прикоснувшись
к той или иной части нервной сети, меняли «конституцию» животного
самым радикальным образом. Наличие всех других факторов не обеспе-
чивало сохранения ранее бывшего состояния. Отсюда можно считать, что
действие всякого рода влияний, дающих в общей сумме содержание
слову конституция, также определяется нервной частью процесса, что-
именно в этой точке действительно происходит пересечение всех линий.
Решение вопроса вдвинуло бы внутрь беспризорного учения о конститу-
ции настоящую стержневую проблему, а в музейный склад индикато-
ров вдохнуло бы идею, поставив перед исследованием конкретную
задачу—определить, что каждый из них действительно индицирует в
интересующей нас сложнейшей системе отношений.
В конечном итоге то же надлежит сказать и о гуморальных факто-
рах эндокринного и нервного происхождения. Те и другие входят в.
состав условий жизни организма и обеспечивают содружественную ра-
боту его частей. Но Каким образом они могут послужить базой для
объединения сложного материала патологии—совершенно непонятно.
Если для этого надлежит воспользоваться эндокринной функцией щито-
видной железы, надпочечника или яичка, то почему отказать в том же-
329-
^печени, костям или мышцам? А если мы, не считаясь ни с чем, согла-
симся и на такого рода работу, то что Кроме дисперсности представ-
лений могло бы отсюда возникнуть?
Еще более странным является противопоставление нервных и нерв-
но-гуморальных влияний. Последние возникают в результате образова-
ния-особых веществ в тканях. Но причиной их образования служит раз-
дражение нерва? В общей экономике организма оказалось выгодным,
чтобы поддержание той или иной функции, начатой нервным возбужде-
нием, было затем переложено на плечи других механизмов. Нервный
•стимул создает в тканях определенное вещество, которое затем яв-
ляется раздражителем, родоначальником других, но определенных же
реакций.
Упрекать наев недооценке нервно-гуморального фактора не следует.
Мы с интересом наблюдаем эту работу, начатую Леви и продолжаемую
теперь во многих других местах. Много любопытного и практически полез-
ного дали здесь исследования проф. И. П. Разенкова и связанных
с ним лабораторий и клиник. Но мы не можем допустить переоценки
значения этого фактора для дела объединения материалов физиологии, а тем
более патологии. Ни теперь, ни после это не удастся по той простой причине,
что нервно-гуморальной функции отдельно от нервной не существует. Гумо-
ральный фактор есть один из видов отражения нервных влияний в пе-
риферических тканях, без чего ни одна нервная функция нам вообще не
известна.
На этом заканчивается книга. Она не претендует еще на изложение
общей патологии в новом освещении. Цель ее—системно представить
материал, прошедший через наши руки, и сделать основные выводы, могу-
щие послужить фундаментом для построения теории медицины. Осталь-
ное необходимо передать будущему.
Как ни относиться к тому, что здесь изложено, необходимо признать,
что книга появляется во-время. В послевоенной истории медицины всеми
испытывается какая-то неудовлетворенность, утомление мистикой слов,
разочарование в богатстве, состоящем из нереальных ценностей. Меди-
цина Вирхова, Пастера и Э р л их а приблизилась к исчерпанию и
уже не в силах справиться с противоречиями. Рядом с тем, что все еще
может стоять прочно, накопилось много неудач, сомнений и парадоксов. Но
ведь все это факты. Назвать их исключениями значит просто закрыть глаза
на действительность, отмахнуться от вопроса. Выход из положения ищут в
новых словесных определениях, благо что слова от частого повторения при-
обретают как бы реальный смысл. Достаточно помянуть такие термины,
как аллергия и анергия. Оценку какого-либо явления доводят до момента,
когда удается воспользоваться одним из указанных слов, регистрируют
таким образом явление и считают работу чуть ли не законченной. А между
тем внутри самих этих понятий царит беспорядок, приближающийся
к степени хаоса.
Выдвигаемая нами система представлений несомненно встретит реак-
цию сопротивления. Это понятно и совершенно законно. Таким путем
будет очищено все случайное, непрочное, недостаточно проверенное на
деле. Но в этой же борьбе и прошлое должно будет из-под забрала сло-
весных надстроек показать наконец свое подлинное лицо.
А. П. Ч е х о в в беседах о технике писательства однажды выразился
приблизительно так: «если в первой главе вашего романа на стене висит
ружье, в дальнейшем, когда-нибудь, оно должно выстрелить, иначе не-
зачем ему и висеть».
330
На стенах теории медицины висит такое количество нестреляющих
ружей, что говорить здесь можно разве что об архиве и уж никак не об
арсенале.
Из этого положения нужно найти выход. Одна критика, как бы она ни
была беспощадна, не спасет положения. Прежде чем получить право раз-
рушать, нужно иметь план нового строительства, оценить и собрать сред-
ства. Вот почему нош эксперимент должен был охватить такое число во-
просов.
В деле пересмотра патологии время революции наступило, она созрела,
пора ее начинать, тем более, что в этой революции мы действительно
ничего не потеряем «кроме цепей».
ЛИТЕРАТУРА
Александрин, Метод глоточной вагосимпатичсской блокады нервной систе-
мы, Рязанск. гор. больница, 1934 (рукопись).
Алексеев С. М., Новокаиновый блок при острых эпидидимитах, Сб. раб. Казанск.
хир. клиники, т. II, 1934.
Алисов П. А., Значение изменения нервной трофики при некоторых хронических
заболеваниях, 1934 (рукопись).
А л ь п е р н Д. Е., Вегетативная нервная система и обмен веществ, ДВОУ, Мед-
издат, 1931.
Аристовский В. М. и Пономарев А. В., К патогенезу местного тета-
нуса, докл. на Всеросс. конференции микробиологов в Ленинграде 7/XII—11/ХП
1934 г.
А с т а н и н, Арх. биол. наук, т. 28. в. 2, 1928.
Астапов Н. А. и Бобков И. П., О некоторых условиях алкогольного сна.
(рукопись)
Астапов Н. А. и Бобков И. П., Наблюдения над экспериментальной эпи-
лепсией после замораживания мозговой коры у кошек, Арх. биол. наук, т.
31 в. 1, 1931.	*
Астапов Н. А. и Бобков И. П., К вопросу о природе тканевых^пораже-
ний, вызванных действием боевых отравляющих веществ, Мед.-сан. вопросы
противохим. защиты, сб. 1, 1932.
Астапов Н. А., Вишневский А. А., С к о б л о М. С., Действие иприта
на животный организм при субарахноидальном введении (рукопись).
Бабкова А. А. и Канаревская А. А., Клинический опыт субарахнои-
дального введения сыворотки реконвалесцентов при сыпном тифе, Арх. биол-
наук, т. 34, в. 5—б, 1933.
Бабкова А. А. и Канаревская А. А., Роль нервной системы в желу-
дочно-кишечных заболеваниях (рукопись).
Банк И. Л., Лечение малярии буксированием (рукопись).
Барбель И. Э., Вишневский А. А., Дым ши ц Л. А., Микаэ-
лян Р. X. и Чирковский В. В., Нервная клиника в патогенезе
и клинике кератитов, Арх. биол. наук, т. 34, в. 4,1933.
Безредка, Местная иммунизация. Societ6 d'edit, scient. France—Russie. Paris.
Он же,* Анафилаксия и антианафилаксия, Госмедиздат. 1928.
Б е р и т о'в, Труды IV съезда физиологов. 1930.
Бехтерев, Основы учения о функциях мозга, 3-е изд., 1905.
Бобков И. П. и Фенелонов А. Л., Условия развития сагиттального столб-
► няка у кошки (рукопись).
Б о х о н Н. Ф., Последствия экспериментального раздражения лобных пазух (ру-
копись).
Бушмакина М. П. и Пигалев И. А., Экспериментальные данные по
вопросу о механизме прямых поражений продолговатого мозга при разлитом
перитоните, Арх. биол. наук, т. 28, в. 3, 1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med.,
Bd. 63, H. 1—2, 1928.
Быков К. M., Функциональная связь коры головного мозга с внутренними орга-
нами, Вести, хир., кн. 82—84, 1932.
В а й л ь, С. С. О симметричных поражениях кожи и связи их с изменениями нерв-
ной системы, Арх. биол. наук., т. 34, в. 1—3, 1933.
Верховский, Значение болевых и иного рода рефлексов как возбудителей воспа-
ления, Журн. ушн. и горлов. болезней, т. 1, № 10—12, 1924; см. дополнение
к этой статье, ibid., т. II, № 11 —12, 1925.
Вишневский А. А. и Голышева К. П., К вопросу о предрасположении,
Арх. биол. наук, т. 33, в. 1 — 2, 1933;Ztschr.f.d. g. exp. Med., Bd. 89, H. 1—2, 1933..
332
Вишневский А. А. и Р у п а с о в Н. Ф., Сб. работ Казанск. хир. клиники,
т. I, 1932.
Вишневский А. А. и Щеп ер ин М. И., К патогенезу и терапии проказы
(рукопись).
Вишневский А. В., Новокаиновый блок нервной системы как метод воздей-
ствия на трофические расстройства тканей, Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Вишневский А. В., Вопросы нейротрофики и хирургии, Сб. работ Казанск.
хир. клиники, т. II, 1934.
В и ш н е в с к и й А. С., О роли цереброспинальной жидкости в механизме действия
абсента на мозг, Арх. биол. наук, т. 26, в. 4/5, 1926.
О н же, Метод борьбы с кровотечениями из костей и синусов при трепанациях черепа,
Журн. эксперим. биол. и мед., № 12, 1926—1927; Arch. f. kl. Chir., В. 146,
H. 2/3, 1927.
О н ж е, Об условиях изменения скорости движения краски по нервам, Арх. биол.
наук, т. 28, в. 2, 1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd.61, H. 1—2, 1928.
О н же, О механизме сегментарных поражений мозга в деле трофических рас-
стройств, Вести, хир. и погр. обл., кн. 41, 1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63,
H. 5 u. 6, 1928.
О H же, О некоторых условиях образования экспериментальных язв у собак
после повреждения нервов, Вести, хир. и погр. обл., кн. 39, 1928.
Вишневский А. С. и Д е р ч и н с к и й Г. Д., Инфекция родовых путей
(рукопись).
Галкин В. С., Дальнейшие наблюдения над экспериментальной эпилепсией,
вызванной частичным замораживанием мозговой коры, Арх. биол. наук, т. 31,
в. 6, 1931; Ztschr. f. d. ges. exp. Med., Bd. 77, H. 3/4, 1931.
Он же, О форме участия мозговой коры в организации эпилептического припадка,
Арх. биол. наук, т. 31, в. 6, 1931; Ztschr. f. d. g. exp. Med., В 78, H. 3/4, 1931.
Он же, Колебания возбудимости нервной клетки и эпилептический приступ, Арх.
биол. наук. т. 32, в. 2, 1932; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 81, H. 3/4,1932.
Он же, О расщеплении мозговой ткани в цереброспинальной жидкости, Арх. биол.
наук, т. 34, в. 5—6, 1933; Ztschr. f. d. g. exp. Med. Bd. 84, H. 3/4, 1932.
О н ж e, О значении рецепторных аппаратов для работы высших отделов нервной
системы, Арх. биол. наук, т. 33, в. 1—2, 1933; Ztschr. f. d. g. exp. Med. Bd.
88, H. 3/4, 1933.
Галкин В . С. и Давыдов Г. В., Материалы к вопросу о генезе и терапии
сепсиса, Арх% биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Галкин В. С. и Котов Н. Г , Материалы к вопросу о составе, генезе и тера-
пии сыпного тифа, печатается в Арх. биол. наук. т. 36, вып. 3, 1935.
Галкин В. С. и Мешков А. М., Состояние возбудимости нервной клетки
и картина бешенства, Арх. биол. наук, т. 32, в. 3, 1932; Ztschr. f. d. g. exp.
Med., Bd. 82, H. 3/4, 1932.
Гальперин С. И. , Развертывание дистрофического процесса при поражениях
верхних шейных симпатических узлов, Арх. биол. наук, т. 33, в. 1—2,
1933.; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 90, H. 1—2, 1933.
Гаршин В. Г., Экспериментальные исследования атипических разрастаний эпи-
телия. Атипические разрастания эпителия при асептическом воспалении, вы-
званном инфузорной землей, Арх. биол. наук, т. 27, в. 1—3, 1927.
Г а х И. В. Реферат доклада, Микроб, журн., т. 6, в. 3, 1928.
Гейденгайн, Физиология отделительных процессов, Руков. к физиологии,
изд. А. Германом, т. V, ч. 1, СПБ, 1886.
Г е н т т В. X. и П о н о м а р е в А. В., О механизме распространения вируса
бешенства (v. f.) в организме, Арх. биол. наук, т. 29, в. 3, 1929; Ztschr. f. d. g.
exp. Med., Bd. 66, H. 5/6, 1929.
Г и н e ц и н с к и й А., Влияние симпатической нервной системы на функцию по-
перечнополосатой мышцы., Русск. физиол. журн. им. Сеченова, т. 6, 1923.
Он же, Участие симпатической нервной системы в течении стрихнинных судорог,
ibid., т. 7, 1924.
Глушков П. А., К вопросу о нейротрофической природе «альвеолярной пиор-
реи», Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
В и ш невский А. А., и Глушков П. А. К патогенезу и терапии аль-
веолярной пиорреи, Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Голышева К. П., Экспериментальные материалы к вопросу о генезе токсиче-
ской формы эпилептического приступа, Арх. биол. наук, т. 32, в. 4, 1932.
Горшков М. А. и Бабкова А. А., К вопросу о патогенезе острого ревма-
тизма, Вест. хир. и погр. обл., № 47, 1929; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 67,
H. 1—2, 1929.
333
Давыдовский И. В., Очерки по истории инфекции, Клин, мед., т. II, №9
(25), 1924; т. V, № 7 (58), 1927; т. V, № 8 (59), 1927.
Дамперов Н. И., О декапсуляции почки при эклампсии, Врач, газ., № 3, 1928.
Дойников Б. С., Морфологические изменения нервной системы при химиче-
ской травме периферического нерва формалином (печатается в Арх. биол. наук).
Долинская А. Т. и Четвертак Д. С., К вопросу о влиянии места пер-
вичного раздражения на форму развертывания дистрофических процессов (ру-
копись).
Домрачев И. В. и Новиков Г. М., К патогенезу и лечению трофических
язв конечностей, Со. раб. Казанск. хир. клиники, т. II, 1934.
Д ы м ш и ц Л. А. , Л у к о в а Л. Н. и Р о к и ц к а я Л. В., Темновая адап-
тация глаза при новокаиновой блокаде нервов в отдаленной от глаза области,
Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Е н а л е е в С. М. , К вопросу о патогенезе паренхиматозного кератита,Казанск.
мед. журн., № 3, 1931.
Ефимов К. А., К вопросу о генезе эпилептического припадка, Журн. эксп.биол.
и мед., № 27, 1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 62, H. 5/6, 1928.
Ж а б о т и н с к и й, Изменения нервной системы при химической травме нервов
передней конечности кролика (печатается в Арх. биол. наук).
ЗакараяЕ. П. К вопросу о механизме сегментарных поражений нервной си-
стемы и их последствий. Арх. библ, наук, т. 31. в. 2/3, 1931; Ztschr.
f. d. g. exp. Med., Bd. 80, H. 5/6,1932.
Замуравкин, Туберкулез яичка и придатка, дисс., СПБ., 1907.
Захарова А. Е., О гистолических свойствах жидких сред глаза. Арх. биол.
наук, т. 34, в. 5/6, 1933; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 93, H. 1—2, 1934.
Зеленковский, К патогенезу симпатического воспаления, дисс, СПБ., 1900.
И в а н о в Г. Ф. , О путях оттока из подоболочечных пространств спинного мозга
Арх. биол. наук, т. 27, в. 4/5, 1927; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 58,
H. 1—2, 1927.
О н ж e, О путях оттока из подоболочечных пространств головного и спинного мозга,
и о методике их исследования, Р. арх. анат., гист. и эмбр., т. 7, в. 2, 1929;
Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 64, H. 3/4 1929.
Иванов Г. и Ромодановский К., Об анатомической связи подоболо-
чечных пространств головного и спинного мозга с лимфатической системой,
Р. арх. анат., гист. и эмбр., т. 6, в. 2, 1927; Ztschr, f. d. g. exp. Med., Bd.
58, H. 3/5, 1927.
Иванов П.,0 действии ядов на организм в зависимости от различного состояния
нервной системы, дисс. СПБ., 1901.
Ильинский В. И. и Евзеров Я. Д., Роль нервной системы в патогенезе
ревматизма (рукопись).
Повелев Б. М. , О некоторых условиях заражения бешенством через кровь, Арх.
биол. наук, т. 30, в. 4, 1930: Ztschr. f.d.g. exp. Med., Bd. 74, H. 1—2, 1930.
Иосифов, Лимфатическая система человека, Томск, 1914.
Каминский С. Д. Нервный механизм столбнячной интоксикации, Арх. биол.
наук, т. 33, в. 1—2, 1933; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 88, H. 5/6, 1933.
Карасик В. M., Петр у н ькина А. М. и Петру нькин М. Л., О
присоединении кураре к белкам и о роли pH в этом процессе, Арх. биол. наук,
т. 28, в. 4, 1928.
Карташев П. Н., О трофических расстройствах при действии дифтерийного
токсина на ветви тройничного нерва, Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Карташев П. Н. и Матвеева Л. М.,К вопросу о трофических расстрой-
ствах при повреждении нервов зубного аппарата, Арх. биол. наук, т. 34,
в. 4, 1933.
Колльэ Джемс, Эпилепсия, пер. с англ. «Three lectures on epilepsy», Л., 1928.
Котляренко Б. Н.,К вопросу о генезе кожных реакций, Журн. микр., пат.
и инф. бол., т. 6, в. 2, 1928.
Котов Н. Г. и Котляренко Б. Н., К вопросу о патогенезе и лечении
скарлатины в связи с опытом субдурального введения сыворотки, Журн. микр.,
патол. и инф. бол., т. 6, в. 2, 1928; Verh. d. Deutsch.-Russ. Scharlach-Kongr,
11 — 14 Juni 1928 in Konigsberg.
К p о г А., Анатомия и физиология капилляров, русск. перев. Миттелыптедта, М., 1927.
Куимов, Пеллагра и нервная система, клиника нервн. болезн. Пермского мед.
инет. 1934 (рукопись).
Куракин С. В. и Пигалев И. А. , К патогенезу и терапии гангрены лег-
ких, Арх. биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
К у с а е в И. А., Лечение клещевого возвратного тифа буксированием (рукопись).
334
Лэнгли, Автономная нервная система, 1925.
Лебединская С. И., Материалы к вопросу о механизме действия специфи-
ческих токсинов. Арх. биол, наук, т. 34, в. 4, 1933.
Она же, К патогенезу местного тетануса (рукопись).
Лебединская С. И. и О с и п о в М. О., Место раздражения в картине
столбнячных явлений (рукопись).
Лебединская С. И. и Розенталь И. С., Новые экспериментальные
данные у собак, лишенных больших полушарий, докл. в Ленингр. обществе
биологов 15/VI 1931.
Левинсон Д. М., Отдаленные результаты хирургического лечения трофических,
язв при повреждениях седалищного нерва, Нов. хир. арх., т. 30, 1933.
Лепорский, К проблеме патогенеза острого суставного ревматизма и его лече-
ние, Труды III Всеукраинск. съезда терапевтов, Харьков, 1933.
Литвин М. Б., О методе «буксации» в лечении эпидемического цереброспиналь-
ного менингита, Клин, мед., т. 9, № 24, 1931.
Малиновский 3. А., Клинический опыт субарахноидального введения крови’
при некоторых формах поражения нервной системы, Арх. биол. наук, т. 32,
в. 5/6, 1932.
Маненков П. В., Экспериментальные данные по вопросу о механизме прямого
поражения продолговатого мозга при разлитом перитоните, Казанск. мед. журн.
№ 1, 1929; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63, H. 1—2, 1929.
Маненков П. В., К вопросу о механизме вторичного поражения одного из пар-
ных органов после заболевания другого, Арх. биол. наук, т. 29, в. 1.,
1929, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63, H. 5/6, 1928.
Маргулис M. С., Острые инфекционные болезни нервной системы. М.—Л.,
1928.
Марков С. Н., Метод «буксации» в случае серозного менингита, Клин, мед.,
№ 10, 1928.
Молотков, Трофическая функция нервной системы как основа патологических,
процессов в хирургии, Р. физ. журнал им. Сеченова, т. 8, кн. 5—6, 1925;
XIX съезд росс, хирургов, 1927; В. хир. и погр. обл., 1922.
Морозкин Н. И. О лечении скарлатины интралумбальным введением антиток-
сина, Врач, газ., № 3, 1930.
Никитин Н. Н. и Пономарев А. В. ,0 пассивной и активной иммуни-
зации центральной нервной системы против дифтерийной, интоксикации, Арх.
биол. наук, т. 30, в. 1, 1930; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 70, H. 3/4, 1930.
Николаев, О ревматизме, Клин, мед., т. 9, № 1, 1931.
О р б е л и Л. А., Симпатическая иннервация скелетной мускулатуры, Изв. Научн.
инет. нм. Лесгафта, т. 6, стр. 187, 1923.
Он ж е, О механизме возникновения спинномозговых координаций, ibid., стр. 202.
Он же, Труды II съезда физиологов.
Орбели и Фурсиков, Изв. Науч. инет. им. Лесгафта, т. 8, 1924.
Осипов, Обозр. психиатрии, 2, 1897.
Павлов И. П., Центробежные нервы сердца, дисс., СПБ., 1883.
Он ж е, О трофической иннервации, докл. на научном совещании Обуховской боль-
ницы 31/XII 1920, см. Нечаевский сборник.
Он же, Труды врачей Обуховской больницы, 1924.
Он же, Лекции о работе больших полушарий, Л.—М., 1927.
Он же, Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности
(поведения) животных, Л. 1928.
П е т р у н ь к и н ы А. М. и М. Л., Об условиях присоединения к желатине алка-
лоидов и других органических оснований, Арх. биол. наук., т. 27, 219, 1927.
Они же, Об условиях присоединения алкалоидов и животных оснований к белкам
мозга человека, Арх. биол. наук, т. 28, в. 4, 1928.
Они же, О некоторых условиях магниевого и бромного сна, Арх. биол. наук,
т. 29, в. 1, 1929; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 68, H. 5/6, 1929.
П и г а л e в И. А., Об условиях развития «местных» явлений при применении^
дифтерийного токсина, Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, 1927; Ztschr. f. d. g.
exp. Med., Bd. 63, H. 5/6, 1928.
Он ж e, О механизме развития «дегтярного рака», Арх. биол. наук, т. 28, в. 4,
1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63, H. 5/6, 1928.
Он же, Порядок и условия поражения туберкулезом органов брюшной полости,
Арх. биол. наук, т. 31, в. 6, 1931; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 80, H. 3/4,
1932.
Он же, К вопросу о генезе язвенных процессов в желудочно-кишечном тракте, Арх.,
биол. наук, т. 32, в. 1, 1932; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 82, H. 5/6, 1932.
335.
Л и га ле в1 И. А. и Кузнецова 3. Г., Об условиях развития ограниченных
и разлитых поражений трофического характера, Арх. биол. наук, т. 30.
в. 1, 1930; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 67, H. 1—2, 1929.
Пигалев И. А. и Пухидский А. К., Мед.-сан. вопросы противохим. за-
щиты, сб. 1, 1932.
Пигалев И. А. и Эпштейн Г. С., Роль нервной системы в развитии и тече-
нии туберкулезного процесса у кролика, Арх. биол. наук, т. 29, в. 4, 1929;
Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 70, H. 3/4, 1930.
Пигалев И. А. и Эпштейн Г. С., Роль нервной системы в развитии у кро-
лика мочеполового туберкулеза, вызванного экспериментальным путем, Арх.
биол. наук т. 32, в. 2, 1932.
Поленов, О новых методах хирургической терапии трофических расстройств, 1923.
Пономарев А. В., О свойстве цереброспинальной жидкости способствовать
отщеплению связавшегося с мозгом тетанического токсина, Арх. биол. наук,
т. 26, в. 4—5, 1926.
Юн же, О роли цереброспинальной жидкости в механизме действия тетанического
токсина на мозг, Арх. биол. наук, т. 26, в. 4—5, 1926.
Он же, К вопросу о патогенезе столбняка и о механизме продвижения тетаниче-
ского токсина по нерву, Арх. биол. наук, т. 28, в. 1, 1928; Ztschr. f. d.
g. exp. Med., Bd. 61, H. 1—2, 1928.
О н же, О последствиях непосредственного введения эмульсии каменноугольной
смолы в субарахноидальное пространство у кроликов, Арх. биол. наук, т. 28.
в. 4, 1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63, H. 5/6, 1928.
Он же, К вопросу о механизме «местной иммунизации», Арх. биол. наук, т. 28, в. 4,
1928; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 63, H. 1—2, 1928.
Он же, О некоторых условиях действия противодифтерийной и противодизенте-
рийной сыворотки в организме., Арх. биол. наук., т. 28, в. 4, 1928; Ztschr.
f. d. ges. exp. Med., Bd. 64, H. 1—2, 1929. Cpt. r. s. de Biol. 97, 1927.
•О н ж e\ Субокципитальный прокол как метод заражения бешенством через субара-
хноидальное пространство, Арх. биол. наук, т. 29, в. 1929; Ztschr. f. d. ges.
exp. Med., Bd. 64, H. 5/6, 1929.
О н ж e, К вопросу об участии нервной системы в туберкулезном процессе, Арх.
биол. наук, т. 29, в. 4, 1929; Ztschr. f. d. ges. exp. Med., Bd. 70, H. 3/4 1930.
Пономарев А. В., и Канаревская А. А., Гемато-энцефалический барь-
ер и сенсибилизины (печатается в Арх. биол. наук^ т. 36, вып. 3, сер. В.)
Пономарев А. В. и Мешков А. М.,0 некоторых условиях действия анти-
рабической сыворотки в организме, Арх. биол. наук, т. 27, в.* 4 — 5, 1927;
Cpt. г. Soc. Biol., 97, 1927.
Пшеничников В. М., Новокаиновый блок в консервативном лечении язв
желудка и двенадцатиперстной кишки, Сб. раб. Казанск. хир. клин., т. 2, 1934.
Р а де цк и й, Подпаутинное пространство (предв. сообщ.), Русск. врач, 1917.
Он ж е, К вопросу о связи подпаутинного пространства головного и спинного мозга
с лимфатической системой тела у человека, Русск. врач, 1914.
Р а з е н к о в И. П. К вопросу о трофической иннервации скелетных мышц, Русск.
физиол. журн. им. Сеченова, 10, 1927.
Он ж е , О гуморальной природе нервного возбуждения, доклад на всемирн. конгр.
физиол. в Риме, 1932.
Разумовский, К вопросу об атрофических процессах в костях после перерезки
нервов, дисс., 1884.
Рахманов, О распространении токсинов по нервной системе, дисс., 1910.
Розенберг Н. К., Курс острых инфекционных болезней, Л. 1925.
Он же, Экспериментальные материалы к учению об отравных воспалениях зритель-
ного нерва и сетчатки, дисс., 19)1.
Рупасов Н. Ф., Новокаиновый блок нервной системы как метод лечения рожи,
Сб. раб. Казанск. хир. клиники, т. 2, 1934.
Самойлович Л. А., Вегетативная нервная система и ее состояние у туберку-
лезных больных, Краснодар, 1928.
С е п п Е., Особенности в организации питания центральной нервной системы, Журн.
псих,, неврол. и псих, 1, 1922.
Он ж е , О защитной организации центральной нервной системы против инфекции,
Журн. псих., неврол. и псих., 2, 1922.
•Он же, О роли лимфоцитов при защите центральной нервной системы, Корсак, журн.
в. 1, 1925.
С к о б л о М. С., Новое в физиологии серого бугра, Научное слово, № 4, 1930; Ztschr.
f. d. g. exp. Med., Bd. 73, H. 1—2, 1930.
Созон-Ярошевич А. Ю., Трофические язвы конечностей, Госмедиздат.Л .-M 1931.,
336
Сперанский Л. Д., Аутотоксины при замораживании и проблема ихприменения
для иммунизации., Русск. физио л. журн. им. Сеченова, т. 9, 1, 1926; Ann.
Pasteur, t. 41, 1927. * .
Он же, О роли цереброспинальной жидкости в течении физиологических и патологи-
ческих процессов в мозгу, Журн. экспер. биол. и мед., № 7, 1926; Ann. Pasteur,
t. 40, 1926.
Он же, О некоторых условиях действия специфических антител в организме, Гиг.
и эпид., т. 3, 1927; Ann. Pasteur, t. 41, 1927.
Он же, Об участии нервной системы в местных процессах, ibid., т. II, 1927; Ann.
Pasteur, t. 42, 1928.
Он же, О механизме сегментарных поражений мозга и о его значении в патогенезе
некоторых общих и местных процессов, Вест. хир. и погр. обл., №45—46, 1929;
Ann. Pasteur, Mai-Juin, 1929.
Он же, Как создавалось учение о нервной трофике, Арх. биол. наук,т. 33, в. 5 6,
1933.
Он же, Нервная система в патологии, 1930.
О н ж е, Нервная трофика в теории и практике медицины, Арх. биол. паук, т. 34,
в. 4, 1933.
Спир о’в М. С., Подпаутинное пространство головного и спинного мозга и его
отношение к спинномозговой жидкости, Р. арх. анатом., гист. и эмбр., т. 6,
в. 2, 1927.
Он же, Пути распространения спинномозговой жидкости и инъицируемых масс из
подпаутинного пространства головного и спинного мозга, ibid; т. 6, в. 2, 1927.
Степанов Г. И., Доклад на XXXIII физиол. беседе, 11/III 1922, Р. физиол.
журн., 5, 1923.
Он же, Изв. Инет. им. Лесгафта, т. 6, 1923.
Стражеско . Проблема ревматизма, Киевск. мед. журн., № 3—4, 1930.
Суслов Г. В., Химическая травма нервного ствола формалином, ее последствия
и значение, Арх. биол. наук., т. 32, в. 2, 1932; Ztschr. f. d. g. exp. Med.,
Bd. 83, H. 3/4, 1932.
С ы с г а н о в, Новый метод инъекции лимфатических сосудов, Каз. мед. жури.,
№ 4, 1926.
Талалаев В. Т., Теория острого ревматизма, Клин, мед., т. 6, № 17, 1928.
Т е р н о в с к и й и М о г и л ь н и ц к и й , Вегетативная нервная система и ее
патология, М. 1925.
Тимофеев Д. А., О нервных окончаниях в мужских половых органах млекопи-
тающих и человека, дисс., 1896, Казань.
Т и м о ф е е в с к и й А. Д., Доклад на III Всесоюзн. съезде патологов в Киеве, 1927.
Тонких А. В., О механизме действия симпатических нервов на сердце, Р. физиол.
журн. им. Сеченова, т. 6, 1923.
Ульянов П. Н., К вопросу о связи подоболочечных пространств мозга с лим-
фатической системой тела, Арх. биол. наук, т. 29, в. 2, 1929; Ztschr. f.d.g.
exp. Med., Bd. 65, H. 5/6, 1929.
О н ж e, Экспериментальные данные к вопросу о движении спинномозговой жидкости
внутри центрального канала спинного мозга, Арх. биол. наук, т. 31. в. 5,
1931; Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 78, H. 5/6, 1931.
Ухтомский А., О зависимости кортикальных двигательных эффектов от побоч-
ных центральных влияний; Юрьев, 1911.
Ухтомский А., Новое в рефлексологии и физиологии нервной системы, II, 1926.
Ухтомский А., Парабиоз и доминанта, 1927.
Федоров С. П., Экспериментально-клиническое исследование по вопросу о столб-
няке, дисс., 1895.
X о р о ш к о В. К., Реакции животного организма на введение нервной ткани,
дисс., 1912.
Черевков, Русск. врач, 1902.
Мешков А. М., О роли цереброспинальной жидкости в механизме развития бе-
шенства, Арх. биол. наук, т. 27, в. 4—5, 1927.
Чирковский В. В., Нервный компонент в патогенезе кератита, Арх. биол.
наук, т. 34, в. 4, 1933.
Чирковский и Дымшиц, Казанск/мед. журн., т. 24, № 12, стр. 1351, 1928.
Ч уд по со вето в, Сб. Казанск. клиники болезней носа, горла и уха, 1931, Acta
oto-laryngologiae, v. 19, f. 3.
Ш а а к В. А. и Андреев Л. А., Местное обезболивание в хирургии, Практ.
руков. для врачей и студентов, Л. 1928.
Шамов, Нов. хир. арх., т. I, кн. 3, 1921.
О н ж е, Вестн. хир., т. 1, 1922.
22 А. Д. Сперанский
337
Ill e н ф e л ь д В., Спинномозговая жидкость в дерматологий, Русск.-нем. Мед. >Курй.,
4. № 12, 1928.
Ш и льнико в А. А., Гноеобразование, биохимия и нервная система, Сов. невропат.,
псих, и психол., т. 2, в. 8/9, 1933.
Штерн Л., Барьерная функция и отношение между спинномозговой жидкостью,
кровью, нервными элементами спинномозгового ствола, Мед.-биол. журн.,
в. 2, 1926.
Она же, Барьерная функция животного организма. Вестн. совр. мед., № 15—16, 1927.
Энти н Д. А., Нервнотрофический фактор в патологии органов полости рта, Арх.
биол. наук, т. 34, в. 4, 1933.
Э п in тейп, Браннее и Пале й, Терапия психозов скипидарными абсцессами,
Сб. трудов Ленингр. псих, больн. им. Балинского, № 1, 1934.
Яблонски й Ю. М., Специфические заболевания собак, теряющих хронически
сок поджелудочной железы, дисс., 1894.
Arno id, Tabulae anatomicae, Fasc. I, Lymphgefasse d. Gehirns.
Aschner, Wien. Arch. f. inn. Med., I, 1929.
Aschoff u. Robertson, Med. Klinik, № 26—27, 1905.
A s h e r, KI. W., №3, 1922; Ztschr. f. Biol, 58, 1912 u. 78, 1923; Pfl. Arch., 166, 1916.
Asher u. Flack, Ztschr. f. Biol., 55, 1911.
В a a t a r d, La barriere hemata-encephalique etc., These de Geneve, 1924.
Babes, Virch. Arch., 60, 1887.
Babkin В. P., Pfl. Arch., 149, 1913.
В a 1 о u. G a 1, Virch. Arch., 265, S. 386, 1927.
Bartels B., Das Lymphagefasssystem, Jena, 1909.
В a u’m, Ztschr. f. Infektionskrankh., parasit. Krankh. u. Hyg. d. Haustiere, 12, 1913.
В a u m, Ztschr. f. Fleisch. u. Milchhyg., 25-26, 1926.
В а и m H. u. Tra u t m a n n A., Anat. Anz., Bd. 60, № 7—8, 1925.
Ba umgarte n, Arch. f. klin. Chir., Bd. 63, 1901; Berlin. Klin. Wochenschr., № 3,
1903; ibid., № 44, 1905; Virch. Arch., Bd. 254, S. 662, 1925.
Bayliss, The vaso-motor system, 1923.
В e c h t a. G r 6 e r, J. of inf. dis., VII, 127, 1910.
В e r g h a u s, Centralbl. f. Bakt., XLVIII, s. 450, 1908
Beth e, Biochem. Ztschr., 127, 1922.
Bielschowsky, J. Psychol, u. Neur., 5, 1905.
В i n e t L., Cpt. rendu Soc. Biol., 93, 32, 1925. •
Bingel, D. Arch. f. KI. Med., CIV, 3 4, 1911.
Binswanger u. Berger, Virch. Arch., CLII, 1898.
В 1 a k e, J. of compar. Neurol., 1900.
Blumenthal u. Jacob, Berl. Klin. Wschrift, № 49.
В о e c k e I., Anat. Anz., 35, 1910.
В о e c k e I., Anat. Anz., 44, 1913.
В о m b i c i, Zentralbl. Bakter., 12, 1892; Rif. med., 1890.
Boning Herta, J. ges. Neur. Psych., H. I, S. 72—84, 1924.
Bordet I., Ann. Pasteur, t. XII, 1898.
В r u c k e A. N., Arch. f. exp. Path. u. Pharm., Bd.*63, 1910.
Briini ng, Ztbl. f. Chir., №48, 1921; ibid., 1922; Arch. f. klin. Chir., Bd. 117, 1921;
KI. W., № 46, 1923; Deutsche med. Wschr., № 25, 1927.
Bruschettini, Ricerche istologiche sulla azione neurolitica del liquor, c. s.,Tesi
di Genova, 1932.
Bull C. G., J. of exper. Med., V. 25, p. 557, 1917.
Burdenko N. u. Mogilnitzki B., Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych.,
Bd. 103, H. 1—2, 1926.
В it r n e t, J. of Path., p. 45, 1932.
С a 1 me t te A., L’infection bacillaire et la tuberculosc chez 1’homme et chez les
animaux, 2 edit., Paris, 1922.
Calmette, Ann. de 1 ’Inst. Pasteur, t. XIX, p. 601.
Carlson a. Hektoen, J. of inf. dis., VII, 1910.
Carrel, Le principe filtrant des sarcomes de la poule produits par 1’arsenic, C. r.. 93,
1925.
Carrel, Au sujet du sarcome de 1’arsenic de Fischer, C. r., 96, 1927.
Cassirer, Die vasomotorisch-trophischen Neurosen, Berlin’, 1912.
C e n t a n n i, Riforma medica, V. 14, 1900.
Charcot, Les maladies du systeme nerveux, 1874.
333
Arch. Physiol, norm, etpath., 1868, 1874.
Lemons sur les maladies du systfcme nerveux, 1874.
Gaz. med., Paris, №39. 1889.
Oeuvres completes, 1886.
a m m e r, Killian, Arch, of ophthalni., 57, I, 59- 71, 1928.
t et Doyon, Le tetanos, Paris, 1899.
Studies in intercranial physiology and surgery, Oxford, 1925.
The Cameron Rize Lectures, Lecture I, The. third circulation, 1925.
M a 1 v о z, Ann. Pasteur, p. 539, 1892.
Charcot,
Charcot,
Charcot,
Charcot,
Cohen. К
С о u r m о n
Cushing,
Cushing,
D a c h e et
D e - В о e r, Pfl. Arch., 190, 1921.
Delezenne, Ann. Pasteur, t. XIV, 1900.
Delore et Chalier, La Tuberculose genitale, 1926.
Descombey B., Ann. Inst. Pasteur, XLIII, № 5, 1929.
Doerr, Allergie und Anaphylaxie, Hdb. d. path. Mikroorg., Bd. I, Lief. 29.
D о g i e 1, Arch. f. mikrosk. Anat., 22, 1883.
Do i n i ко w B. S., Hist. u. path. Arbeiten fiber die Grosshirnrinde, herausg.
Nissl u. Alzheimer, Bd. 4, 1911.
D o n i t z, Arch, intern, de pharmacodyn., V, 1899.
D u r e t, Arch, de physiol., 1878.
Eberth, Virch. Arch., XLIX, 1870.
v.
Ebstein, Arch. f. exp. Path. u. Pharm., 2, 1874.
E 1 m a n, Bullet. Johns Hopkins Hospital, v. 34 a, Carnegie Inst, of Washington,
New book, № 22.
Enriquez et Sicard, Cpt. rendu Soc. Biol., t. 52, 1900.
Falkenheim u. Naunyn, Arch. f. exp. Path. u. Pharm., 22, 1887.
Fahr, Virch. Arch., Bd. 232; Klin. Wochenschr., №43, 1929.
F e d о г о f f L. N., Ueber die wechselseitige Betciligung der Hirnrinde und der sub-
corticalen Abschnitte des Gehirns beim Entstehen des epileptischen Anfalls, Ztschr.
f. d. g. exp. Med., Bd. 72, H. 1—2, 1930.
Fedoroff L. N., Versuchsmaterial u. Methode zur Frage der Genese des epilepti-
schen Anfalls, Ztschr. f. d. ges. exp. Med., Bd. 72, H. 1- 2, 1930.
Fermi, Centrbl. f. Bakt., 1 Abt., Orig., XLI11 u. XL1V, 1907; XLVI, 1908; LII, 1909;
LXI, 1919.
F i n к e 1 n b u r g, D. med. Wschr., 1907.
F i sche r, C. R. Soc. Biol., 94, 1926.
Foerster, Neuzeitl. Psychoneur., Febr., 1927.
F о r g u e E., Precis de pathologie externe, Paris, 1928.
F о i x Ch. et G u m e n e r G., Soc. de Neur. Paris, Seance 13, I, 4, 1913; Rev.
Neurol; №5, 1913.
Frankenthal, Ztrbl. f. Chir., № 48—49, 1923.
F r i e d b e r g e r, Med. Klin. № 20, S. 767, 1928.
Galkin W. S., Ueber die Bedeutung der «Nasenbahn» fur den Abfluss aus deni Suba-
rachnoidalraum, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 72, H. 1 -2, 1930.
Galkin W. S., Zur Methodik der Injektion des Lymphsystenis vom Subarachnoidal-
raum aus, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 74. H. 3/4, 1930.
Galkin W. S., Die Gesetzmassigkeit in der Reihenfolge der Affektion der Abdo-
minalorgane, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 94, H. 1—2.
Gartner, Dermat. Ztschr., 28, 1919.
Gaskell, J. of Physiol., V. 7, 1886.
Gaskell, The involuntary nervous system, 1916.
G e 1 1 h о r n, Das Permeabilitatsproblem, Berlin, 1929.
G i b i e r, Cpt. rendu Soc. Biol., 1896.
Go Idscheider, Ztschr. f. kl. Med., Bd. XXVI, 1894.
Go 1 m a n n S. W., Ztschr. f. d. ges. Neur. u. Psych.,Bd. 135, H. 3/4.
Gottlieb u. Freund, Munch, med. Wochenschr., № 21, 1916.
G о z z a n о e Rizzo Boll. Soc. Biol. sper. 4, H. 4, 1929.
G r a b о w u. Plant, Ztschr. f. Immunitatsforsch., LIV, 1927—1928.
Graf f. Rheumaprobleme, 1929.
G r a m e n i t z к i M. I., Arch. f. exp. Path. u. Pharm., Bd. 124, 1927.
Gratia, Ann. Pasteur, 49, p. 131, 1932.
Gratia et Li nz, Ann. Pasteur, 50, p. 89, 1933.
Guigan Hugh Me. a. Ross E. L., J. am. med. Assoc., V. 64, 1494, 1915.
Gumprecht, Pflugers Archiv, 59, H. 3/4, s. 105 1895.
Gumprecht u. S t i n t z i n g, Grenzgebiete d. xMed. u. Chir., Bd. 3, H. 3/4.
Haga Z., Krebsforch., 12, H. 3, 1913.
Hahn, Die Chirurgie d. vegetativen Nervensystems, 1923.
22*
339
H a me n u. L a i t i n e n, Beitr. path. Anat., 1889.
Hartung, Virch. Arch., Bd. 180, S. 179, 1905.
Hauser, Peptische Schadigungen des Magens und Darms, Handb. d. spez. path.
Anat. u. Hist.
He i denha in R., Studien d. physiol. Institute zu Breslau, IV, S. 65, 1868.
He i denhain R., Uber die Wirkung einger Gifte auf die Nerven dergl. submaxi1-
laris., Arch. f. d. g. Physiol. V, S. 309, 1872.
Heidenhain R., Uber secretorische und trophische Driisenncrven, Arch. f. d. g.
Physiol., XVII, S. 1, 1878.
Heidenhain, Plasma u. Zelle, Bd. 2, 1911.
H c i n e к e, Exper. Untersuchungen liber die Todesursache bei Perforationspcritonitis,
D. Arch. f. klin. Med., Bd. 69, 1901.
Helman, Ann. Inst. Pasteur, 3, p. 15, 1889.
Hiroshi Ogata, Japanese Journal of medical sciences, IV Pharmacology, vol. IV,
№ 3, Tokyo, 1930.
Hoff, Erg. u. Med., Bd. 33, 1928.
Hoff u. Werner, Schmied. Arch., 133, 1928.
Horsber u. W h i t m a n n, Ztschr. f. Hyg. u. Infektionskrankh., Bd. 113, 1931.
Hiibschmann, Z. f. Tuberk., Bd. 46, S. 40, 192; Zbl. f. Path. u. path. Anat., Bd.
38, S. 338, 1926; Ztschr. f. Tuberk., Bd. 47, S. 23, 1927.
I 1 1 e r t, Ztschr. f. Hyg., CVIII, 1928.
Ischikawa u. Bauer, J. Cane. Res., I, 1925.
Ischikawa u. Kotzareff, Bull. Assoc, franc, Etude Cane., 14, 1925.
I wa n о w G., Die Beschadigung des Tuber Cinereum als ursSchliches Moment einer
Destruktion der Zellen des oberen lympathischen Halsganglions, Ztschr. f. d. g.
exp. Med., Bd. 74, H. 5/6, 1930.
Jacoby, Arch. f. Psych, u. Nervenkrankh., 70.
Jacoby W. u. Magnus G., D. med. Wochenschr., 1925.
Jungmann u. Meyer, KI- Wschr., № 31, 1922.
Kafka, Die Zerebrospinalfllissigkeit, 1930, Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. VI,
H. 5, 1913.
Kafka, Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. 13—15, 1912—1913.
К a r p 1 u s u. Kreidl, Pfliigers Archiv f. d. ges. Phys., Bd. 143, 1911; Bd.
171, 19 18.
Kenji Fujibayaschi, Japanese Journal of Medical Sciences, IV, Pharmacolo-
gy, vol. IV, № 2, Tokyo, 1930.
Kensaku Shiraischi, Graefes Arch. f. Ophthalmologic, Bd. 120, H. 3, 1928.
Key u. Retzius, Studien in der Anatomie des Nervensystems und des Bindege-
webes, Stockholm, 1875.
Key u. Retzius, 3 schwed. Abhandl. liber die Hiillen und serosen Raume des
Nervensystems, Virch.-Hirsch Jahresb., I, 1870.
К 1 a г к W. a. Gross E., J. of anat., 55, 1922.
Kleinschmidt, Jahrb. f. Kind., B. 76 (26) Erg.-Heft s. 179. 1912.
К 1 i n ge, Klin. Wochenschr., № 13, 1930.
Kolle u. Wasserman n, Deutsche Med. Woch., № 16, 1906.
Ko 1 1 m a n n, Corresp. Blattf. Schw. Aerzte, 1880.
Kotzareff et Fischer, Les cancers et la physio-chimie, Paris, 1927.
Kraemer, Wien. med. Wochenschr., № 45, 1900; Beitr. z. Klin. d. Tuberkulose,
Bd. 33 u. 35, 1915; Deutsche med. Wochenschr., № 16, S. 435, 1920.
К r a s s i n, Zur Lehre liber die Regeneration der peripheren Nerven nach Beschadigung
derselben, Diss., 1907.
Kraus-Gerlach-Schwe inburg, Lyssa bei Mensch und Tier, 1926.
Kraus R. u. Dorr, Wien. KI- Wochenschr., № 7, 42, 1905; № 30, 1906.
Kraus u. Fukuhara, Ztschr. f. Immunitatsforsch., II u. Ill, 1906.
Kraus, Keller u. Clairmont, Ztschr. f. Hyg., XXXIV, 1900.
Kruse, D. med. Wochenschr., № 8 u. 9; Ztschr. f. Hyg. LVII, H. 3, 1907.
Langley, J. of Physiol., V. 58, 1923; Ergebn. d. Phvsiol., Bd. 2, 1903.
L a p i c q u e, C. R. Soc. Biol., t. 72, p. 283, 871, 1912ft. 74, p. 1012, 1913.
L a p i n s к y, Virch. Arch., 183, 1906.
Laquer E. u. Magnus R., Ztschr. f. d. g. exp. Med., H. 1/6, 1921.
Laser, Erzeugungeines Hlihnersarkoms in vitro, KI- Wochenschr., № 15, 1927.
Laser, Erzeugung eines Hlihnersarkoms in vitro mittels Teer, Arch. f. exp. Zellforsch.,
6, 1928.
LawrentjewB. I., Ztschr. mikr. anat. Forsch., 18, H. 1—2, 1929.
L a z z e r i, (zit. nach Rivela Ricerche sui processi neurolitici nel liquor c. r).
L e F i 1 1 i a t r c G., Anesthesie generale par rachicocainisation lombosacree (suivant
340
notre technique), Tr. Intern. Congr. Med., T.V1I, Anaesth. p. 177—182, London,
1913; Gaz. mdd., t. LXXXV, 13. Paris, 1919.
Le Filliatre G., Anesth6sie generale au moyen de la cocaine par «barbotage
arachnoidien», Arch, de m£d. et pharm. mil., t. LXXX, 43—48, Paris, 1918.
Le Filliatre G., Compte rendu des Anesth6sies g6n£rales par voie arachnoidienne,
pratiqu6es £ 1’Hopital militaire du Grand Palais (service des anesthcsies arachnoi-
diennes). Bull. Acad, med., S. 3, t. LXXXII, 77—83, Paris, 1919.
L e Filliatre G,. Precis de rachianesthesie generale, S. Le Francois, 16, opp. № 12,
Paris, 1921.
L e Filliatre G., Vingt huit ans de R. A. et R. A. generales, La vie m£dicale,
№ 22, 10 Dec. 1928.
Lemaire et De b r e, J. Physiol, et Path, gen., 13, 1911.
L e r i c h e, Lyon Med., № 3, 1912, 1923; C. r. de la Soc. de biol. de Paris, 1917.
L e r i c h e, Presse mdd., № 50, 1917; Rev. neuro 1., 1916; Presse mCd., 1916; Deutsche
Ztschr. f. Chir., Bd. 132, 1914.
Leriche et Fontaine, Presse med., № 36 et 71, 1926.
Leriche et Fontaine, Bull, et Мёш. de la Soc. Nat. de Chir., V. 52, № 15, 1926.
Leriche et Fontaine, L’anesthesie isolee du ganglion, Presse med., № 41,
p. 849, 1934.
Leriche, Reneet Robineau, Presse m£d., № 84, 1927.
Le ri che et Robineau, XXXVI Congr£s francais de Chirurgie, 1927.
Levaditi C. et Muttermi Ich St., Cpt. rendu Soc. Biol., t. LXX1V,
p. 379, 1913.
Levaditi C. et N i с о 1 a u S., Ectodermoses neurotropes. Etudes sur la vaccine,
Extr. d. Ann. de 1 ’Inst. Pasteur, t. XXXVII, 1923.
Lewandowsky, Ztschr. f. klin. Med., 40, 1910.
Lewaschow, Virch. Arch., 92, 1883.
Lewyu. Tiefenbach, Ztschr. f. d. g. Neurol, u. Psych., Bd. 71, 1921.
v. Leyden u. Blumenthal, Nothnagels spezielle Pathologie und Therapie,
Bd. V, 2, Wien, 1901.
L i p s c h ii t z, Z. Krebsforsch., 21, 1924.
Livon et Bernard, Cpt. rend, de I’Acad. d. Sc.,87, 1898 (zit. nach Kafka).
Loeb I., Proteins and theory of colloidal behaviour, New York, 1924.
Loeffler L., Leberstudien (III Teil. Die Leberneurose bei dcr Chloroformvergiftung),
Virch. Arch., Bd. 269, H. 3, 1928.
Loewi O., Pfl. Arch., Bd. 189, 1923.
L u b a r s c h, Virch. Arch., Bd. 250, 1924.
Ludwig C., Ztschr. f. rat. Med. N. F., I, S. 259, 271, 1851.
Lumiere A. et So г s M., Effets de 1’introduction des bases et des acides dans
1’organisme, Ann. des laboratoires A. Lumi£re, p. 17—22, 1925.
Magendie, J. de Physiol, exper., IV, 1824.
Magnus, Die Darstellung der Lymphwurzeln in menschlichen und tierischen Ge we ben,
ihr Verhalten in serbsen Hauten und ihre Bedeutung fur deren Pathologie, D. Ztschr.
f. Chir., 175, H. 1/6, 1922.
A' a gnus, Ueber die Darstellung von Lymphraumen durch Katalyse von Wasserstoff-
superoxydat., Verh. d. dtsch, path. Ges., Gottingen, 1923.
Magnus, Kbrperstellung, Exper.-phisyol. Untersuchungen iiber die einzelnen bei der
Kbrperstellung in Tatigkeit tretenden Reflexe, iiber ihr Zusammenwirken und ihre
Stbrungen, Berlin, 1924.
M a g n u s-A 1 s 1 e b e n, KI. W., № 16, 1928; B. Zt., Bd. 127, 1922.
Magnus-Alsleben u. Hoffmann P., Biochem. Ztschr., 127, 1922.
Manenkow P. W., Experimentelle Beitrage zum Mechanismus der direkten Affck-
tion der Oblongata bei akuter diffuser Peritonitis,/, f. d. g. exp. Med., Bd. 66,
H. 3/4, 1929.
Marcus H., Ueber Beziehungen zwischen dem Lymph, - und Вlutgefasssystem, Sitz.
Ber. d. Ges. f. Morph, u. Phys, in Miinchen, 1911.
Marcus H., Ueber die Entwicklung von Blut und Gefassen bei Hypogeophis und
Torpedo, Ztschr. f. Anat. u. Entwicklungsgeschichte, Bd. 80, 1926.
Marie, Ann. Inst. Pasteur, № 2, 1898.
Marie et Mo rax, Ann. Inst. Pasteur, t. 16 1902.
Marie et Tiffeneau, Ann. Inst. Pasteur, 1908.
Mascagni, Vasorum lymphaticorum descriptio et iconographia, Siena, 1787.
Mathey-Cornat, Chirurgie du sympathique, Paris, 1926.
M a x i m о w, J. of inf. Dis., 34, 1924.
McCartney J. E., J. of exper. Med., V, 39, 1924.
M e c o, Atti Cong, Soc. ital, Neur., X, Modena, 1932.
341
Meissner, Ztschr. f. rat. Med., 1867.
Me n ze r, Rheumaprobleme, 1929.
Me st rc za t, Le liquide cephalorachidien normal et pathologique, Paris, 1912.
Mcstrezat et Gaujoux, Archives du liquide cephalorachidien dans la menin-
gite tuberculeuse, Cpt. rend. Soc. Biol., 66, 23, 1089, 1909.
Mestrezat et Gaujoux, Cpt. rendu Soc. Biol., 66, 12, 533, 1909.
Meta Ini ко w S., L’infection microbienne et I’immunite chez la mite des abei Iles
Galleria Melanella, Paris, 1927.
Meyer u. Ransom, Arch. f. exp. Path., u. Pharm., XLIX, 1903.
Miessner u. Kapf be rger, Zbl. f. Bakt., LIV, 1912.
M i 1 c h n e г K-, Berl. klin. Wochenschr., № 17, 1898.
M i 1 i a n, Structure et relations des games lymph, perivasculaires, Bull, et mem. Soc.
anat., Paris, 1904.
Mitchel W., Amer. Journ. of med. Sciences, 1874.
Monro, Observations on the structure a. physiology of fisches, Edinburgh, 1875.
Morgagni, De sedibuset causis morborum peranatomia indigatis, Epist. VIII, art. 6.
Moschowitz, Ann. of Surgery, 1901.
Mott, Lancet, The Oliver-Sharpy lectures on the cerebrospinal fluid, 1910.
Muller, D. Arch. f. kl. Med., Bd. 101, 1910
Murillo, Bol. de 1 ’Inst. Nat. de Hig., № 25, Madrid, 1911.
Mutermilch et Salomon, C. R. Soc. Biol., CLXXXVIII, 205 et 350, 1929.
Neufeld, Krankh. forsch., 2, H. 1.
Nicola u, Cruveilhier, Kopciowska, Modifications histologiques
provoquees par la vaccination antirabique dans le systeme nerveux des lapins,
C. R. Soc. Biol., t. CVIII, № 35, p. 871, 1931.
Nicol a u, Cruveilhier, Kopciowska, Interpretations des modifications
histologiques provoquees par la vaccination dans le systeme nerveux des lapins,
C. R. Soc. BioL, t. CVIII, X 36, p. 937, 1931.
Oliver, J. of infect, diseases, v. 30, p. 91, 1922.
О p a I s к i, Ztschr. f. d. g. Neurol, u. Psych., B.. 124, 1930.
Openchowski, C. R. Soc. Biol., № 2, Paris, 1883.
Oppencheimer, Handbuch d. Biochemie, Bd. VI.
Ostertag, «Nervensystem», Anatomie u. Pathologie der Spontanerkrankungen der
kleinen Laborariumstiere, herausg. von R. Jaffe, Berlin, 1931.
Papillan et Stanescu Jippa, Recherches experimentales sur la circulation
du liquide cephalorachidien, C. R. Soc. BioL. 91, Paris, 1924; J. de phys. etpath.,
23, 1925.
Papilian et Veil u da, Clujnlmcdical, .Ns 1—2, p. 55—57, 1925.
Pasteur, Roux e t C h a m b e r 1 a i n, C. R. Ac. Sc., t. 98, 1884.
Perroncito, Beitr. Path.. Anat., 44, 1908.
Peters A., Die sympathische Augenerkrankung, 3 AufL, 1919.
P e t t e, Deutsche Ztschr. f. Nervenheilk., 1926.
P f e i 1 e r, Berl. tierarztl. Wschr., 1913.
P i ga 1 e w I. A., Methode zur Trennung des Subarachnoidalraums bei Hunden im
chronischen Experiment, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 61, H. 1—2, 1928.
P i-ga le w I. A., Zur Methodik der Injektionen des Lymphsystems vom Subarachnoi-
dalraum aus, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 66, H. 3/4, 1929.
Pigalew I. A. u. Fedoroff L. N., Ueber eine der Methoden zur experimentellen
Erzeugung reflektorischer Epilepsie, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 70, H. 3/4, 1930.
Planner К. u. P о t p e s c h n i g K., Wien. med. Wochenschr., № 10, 1905.
Poirier et C h a r p y, Traite d’anatomie humaine, 11, 4, Paris, 1902,
Ponomarew A. W., Sur les conditions qu i modifient la vitesse de propagation de
la toxine tetanique dans le nerf, C. R. Soc. Biol., t. XCVII, 1927.
P u n t о n i, Ann. d’igiene, t. 37, 1927.
Rachmanow, Folia neurobiol., 7, 1913.
Ransom, Ztschr. f. physiol. Chemie, XXXI, s. 282, 1901.
Ransom, J. Comp. Neur., 22, 1912.
R a s e n о w, Rheumaprobleme, 1929.
R a u b e r, Arch. f. Ohrenheilkr., XV, 1880.
Redlich, Pbtzl u. Hess, Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. 2, 1910.
Recklinghausen, Die Lymphgefasse und ihre Beziehungen zum Bindegewebe,
Berlin, 1862.
R e m 1 i n g e r, Cpt. rendus Soc. BioL, 1904, 1906, 1907; Ann. Inst. Pasteur, 1906.
Remlinger P. et Bailly I., Contribution a 1’etude de la propagation du virus
de ruexdans le systeme nerveux central, Cpt. rendu Soc. BioL, 1928.
342
R с n а и t. Notes stir les capiHaires lymphatiques du tissn conjonctif lachc., Cpt. rendu
Assoc, anal., Lyon. Sess. 3, 1901.
R i c he t, L’anaphylaxie, Paris.
Ricker G., Pathologic als Naturwissenschaft (Relationspathologie), Berlin, 1924.
Ricker G., Der Stand der Lehre von der Epityphlitis, D. Ztschr. f. Chir., Bd. 202,
H. 1/3, 1927.
Ricker G., Die Wiederbelebung des anatomischen Praparats. Ein Programm fur
neurologische Arbeit, Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. 117, H. 4/5, 1928.
Ricker G., Angriffsort und Wirkungsweise der Reize an der Strombahn, Krankhiets-
forschung, Bd. 1, H. 6.
Rivela Greco Aldo, Possiede il liquor c. r. in vitro una proprieta neurolitica,
Acad. Med., 3, Genova, 1931.
Rivela Greco Aldo, Nuovi dati e nuove vedute sulla azione neurolitica del
liquor c. r., Note Psichiatr., 61, I, 1932.
Rivela Greco Aldo, Ricerche ulteriori sui processi neurolitici nel liquor c. r.,
Note-Psichiatr., 63, 3, 1932.
Rivela Greco Aldo, Untersuchungen fiber neurolytische Prozesse der Cerebro-
spinaIfliissigkeit, Z. Neurol, u. Psych., 147, H. 1, 1933.
Rivela Greco Aldo, Recherches sur les proprietes neurolytiques du liquide
c. r., Ann. Inst. Pasteur, 51, 1933.
Rizzo, Intorno ad una presunta azione neurolitica del liquor c. r., Atti Congr. Soc.
Ital. Neur., 8, 1930. .
Rizzo, Controlli istologici su una presunta proprieta neurolitica del liquor c. r., Bull.
Soc. Ital. Biol, sper., 1931.
Robin, Journ. de physiol., 5, 9, 1853.
Roux e t В о r re 1, Ann. Inst. Pasteur, XII, 1898.
Ruisch (Ruischius Frid). Dilucidatio valvularum in vasis lyniphaticis et lacteis,
In Mangeti Bibl. anat., 11.
S a m u e 1, Die trophischen Nerven, Leipzig 1860.
Samuel, Trophoneurosen, Real-Enzyklop. 1890.
S a p p e y, Traite d’anatomie descriptive, t. 2, 1888.
S a w a m u r a, Ztsch. f. Chir., Bd. 103, 1910.
Schiff, Lehrbuch der Muskel- u. Nervenphysiologie, 1858-1859.
Schiff, Legons Physiol. Digestion, Paris, 1867.
Schiff, Ztschr. f. ratiomMed., 1867.
Sc holer H. Zeitschr. f. Immunifrschg 79, 99, 1933.
Schonfe Id W., Ztschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. 104, 1926.
S c h о t t ё, Cpt. rendu Soc. de Phys., 41, 1924.
Schott muller, Rheumaprobleme, 1929.
Schroder, Einfiihurng in die Histologie und Histopathologic des Nervensystems,
4. Vorles., 1920.
Schultz u. Charlton, Ztschr. f. Kindheilk, Marz, 1918.
Schwalbe G., Ztrbl. f. d. med. Wiss., 1869.
Schweiger-Seidl, Stickers Handbuch der Gewebe lehre, 1, 1869.
Schweinburg, ZbL f. Bakter., Bd. 124, S. 246, 1932.
S e i f r i e d, Die wichtigsten Krankheiten des Kaninchens mit besonderer Beriicksichti-
gung der Infektions- und Invasionskrankheiten, Wiesbaden, 1927.
S e i f r i e d, Ztschr. f. Infektionskrankheiten der Haustiere, Bd. 36, 1929.
S e r e n у E. e. G a г о f о I i n i, Arch. f. exp. Zellforsch., Bd. XIII, H. 1, 1932.
Sherrington, The Integrative Action of the Nervous System, New Hoven, 1926.
S h i m u г a K-, Virch. Arch., Bd. 251, 1924.
S i c a r d, Le liquide cephalorachidien, Encycl. des aide memoire Leaute.
S i c a r d, Les injections sous-arachnoidiennes, These, Paris, 1899.
Small, Rheumaprobleme, 1929.
Speransky A. D., Faits nouveaux sur la pathogenic et la prophy laxie de la rage,
Ann. Inst. Pasteur, XLI, 1927.
Spiegel, Experimentelle Neurologic, 1928.
Spielmeyer, Histopathologic d. Nervensystems, 1922.
S p i e s s, Therapeutische Versuche zur Heilung von Krebsgeschwiilsten durch die Me-
thoden der Anasthesierung, Miinch. med. Wochenschr., H. 40, 1906.
S p i e s s, Ein neuer Gesichtspunkt in der Behandlung d. frischen Schnupfen., Fraenk.
Arch., Bd. 12, 1901.
S p i e s s, Die Bedeutung der Anasthesie in der Entzundungstherapie und ihre Nutzan-
wendung speziell bei der Behandlung der Kehlkopftuberculose, Fraenk. Arch., Bd. 21.
S p i e s s, Die Bedeutung der Anasthesie in der Entzundungstherapie, Miinch. med;
Wschr., H. 8, 1906.
343
Stern et Ga ut i e r, Arch, intern, de physiol., 17, 1921 —1922; 20. 1923.
Stuart G. a. К r i к о r i a n К. E., Ann. trop. Med., 26, 55 —64, 1932.
S у n n-S u v a n s a, The Lancet, № 5620, 1931.
T a u d a. Virch. Arch., Bd. 251, S. 1, 1924.
Tchistowitch Th., Etude sur I’immunisation contre le s6rum d’anguilles, Ann.
Inst. Pasteur, t. XIII, 1899.
Teale a. Embleton, Journ. of the royal army med. corps, XXXV, 1920.
T e s t u t, Traite d’anatomie humaine.
T i m о f e j e w D. A., Anat. Anz., Bd. 11, № 2, 1895.
T i z z о n i u. C a t t a n i, Arch. f. exp. Pharm. u. Path., B.27, S. 432, 1890.
Trendelenburg W., Methodik der Physiologie des Zentralnervensystems von
Wirbeltieren. Abderhalden, Hdb. d. biol. Arbeitsmethoden. Abt. V. T. 5, B.
Trendelenburg W., Pfliigers Archiv, 133, 305, 1910; 135, 469, 1910; 136, 427,
1910; 137, 515, 1911; Ztschr. exp. Med., 1, 1913.
Tscheschkow A. M., Ueber die Bedingungen des Eindringens von Tollwutvirus
in die Tranendriisen, Ztschr. f. d. g.exp. Med., Bd. 78, H. 1—2, 1931. .
T s u n о d a, Ztschr. f. Krebsforschung, 25, H. 6, 1927.
T у 1 i n s к i, Dtsch. Ztschr. f. Chir., Bd. 110, 1911.
U 1 j a n о w P., Ueber den Mechanismus des Eindringens verschiedener Substanzen in
das Hirngebiet langs den Scheiden der Blutgefasse und Nerven, Ztschr. f. d. g. exp.
Med., Bd. 64, H. 5/6, 1929.
V о о 1 a n d, J. of Anat., v. LVIII, p. 11, January, 1924.
V u 1 p i a n, Lemons sur 1’appareil vasomoteur, Paris, 1875.
W a 1 d e у e r, Arch. f. mikr. Anat., 1880.
Walter, KI. Wochenschr., № 34, 1927.
Walter, Die Blut-Liquor-Schranke, Leipzig, 1929.
Wasserman n u. Takaky, Berl. klin. Wschr., .V* 1, 1898.
Wassilenko F. D., Ueber die vasomotorischen Reflexe bei experinientellen tro-
phischen Geschwiiren, Z. exp. Med., Bd. 74, H. 5/6, 1930.
W e d e n s к y. Arch, de physiol. Ser. 5, t. 4, 1892
Weed, I. Studies on cerebrospinalfluid, Amer. Journ. of Anat., 1914; II. The Theories
of drainage of cerebrospinalfluid with an analysis of the methods of investigations;
III. The pathways of escape from the subarachnoid spaces with particular reference
to the arachnoid villi; IV. The dual source of cerebrospinalfluid.
Weed, The formation of the cranial subarachnoid spaces, The Anat. Record., v. X, 1916.
Weed, An anatomical consideration of the cerebrospinalfluid, The Anat. Record, v.
XII, 1917.
Weed, The cells of the arachnoid, Johns Hopkins Hospital bulletin, v. XXXI, № 356,
October, 1920.
Weed, The absorption of cerebrospinalfluid, Physic, rewiew, 1922.
Weed, The absorption of cerebrospinalfluid in to the venous syst., Amer. Journ. of
Anat., 31, 1, 1923.
Weed a. Kibben, Ressure changes in the cerebrospinalfluid following intravenous
injection of solutions of various concentrations, Amer. Journ. Physiol., v. 48.
Wegefarth, Jour. med. Research, 31, 1914.
Weintraud, Hand. Kraus u. Brugsch, 1913; Berlin. Klin. Wochenschr.
Bd. II, s. 1381, 1913.
Weir-Mitchell G. R., Morehouse a. W. Keen, Gunshot wouds and
other injuries of nerves, Philadelphia, 1864.
Weiss Paul, Arch. f. mikr. Anat. u. Entwckl., Bd. 99, 150, 1923; Ergebn. d. Biol.,
Bd. 3, 1 — 151, 1928; Naturwiss., Bd. 16, 626, 1928; Pfl. Arch. Bd. 226, 600, 1931;
Wien. klin. Wschr., Bd. 44, 1211, 1931.
Widal et S i c a r d, Etude sur le sgrodiagnostic, Ann. Inst. Pasteur, t. 11, p. 353, 1897.
Widal, Sicard et Le sn e, Toxicite de quelques humeurs de 1'organisme, Soc.
de Biol., 1898.
W i 1 d b о 1 z, Die Tuberkulose der Harnorgane, Handb. d. Urologie, Bd. 14.
Wischnewsky A. S., Experimentelle klinische Untersuchungen zur Frage der
Genese und Behandlung chronischer trophischer Geschwiire beim Menschen, Arch,
f. klin. Chir., Bd. 154, H. 1—2, 1929.
W i s c h n e w s к у A. S., Ueber die Rolle nervoser Einfliisse auf den Prozess der
Regeneration des Nervensystems, Ztschr. f. d. g. exp. Med., Bd. 76, H. 1—2, 1931.
Zdrodowski P. et GolinewitschH., Ann. de 1 ’ Inst. Pasteur, t. LI 11,1934.