ISSN 0042-8779
ВОПРОСЫ
IК TOPI III
10
2JJ-J
ВОПРОСЫ
ИСТОРИИ
СОДЕРЖАНИЕ
ПОЛИТИЧЕСКИЙ АРХИВ XX ВЕКА
А.А. Чупров и большевистская революция (Вступитель-
ная статья и публикация А.Л. Дмитриева и А.А. Се-
менова) ........................... 3
СТАТЬИ
И.В. Павлова — 1937: выборы как мистификация, тер-
рор как реальность.......................... 19
О.Н. Бредихин — Эволюция межобщинных отношений
на Кипре.................................... 38
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ
Ю.Е. Ивонин — Фридрих II Гогенцоллерн и Иосиф II
Габсбург............................ 49
НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИИ СССР
Выходит с 1926 года	А.А. Искендеров — Гражданская война в России: при- чины, сущность, последствия	 75
ООО РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА «ВОПРОСЫ ИСТОРИИ» МОСКВА	ИСТОРИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА Д.А. Андреев — Размышления американского истори- ка о «Сценариях власти» в царской России	 96
СООБЩЕНИЯ
В.П. Данилов — Необычный эпизод во взаимоотноше-
ниях ОГПУ и Политбюро (1931 г.).................. 117
О.А. Васильченко—Государственная политика переме-
щения населения на Дальний Восток (1860—1917 гг.)	129
ЛЮДИ. СОБЫТИЯ. ФАКТЫ
В.В. Ермаков — Род Ушковых и народное образование
в г. Елабуге..................................... 138
С.П. Щавелев — Славянская дань Хазарии: новые ма-
териалы и интерпретации.......................... 141
ИСТОРИОГРАФИЯ
С.М. Исхаков — Ахмед-Закки Валидов: новейшая лите-
ратура и факты его политической биографии........ 147
К.А. Соловьев — История России.......... 159
О. Нагорная — А.Ю. Ватлин. Германия в XX веке. 162
М.В. Дмитриев — Мальта и Россия. Путешествие через
века. Исторические данные о русско-мальтийских
отношениях....................................... 165
М.Ц. Арзаканян — С. Жансен. Пьер Кот.... 167
М.Ю. Парамонова — С.И. Лучицкая. Образ Другого: му-
сульмане в хрониках крестовых походов............ 169
ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
Л. Люкс — Логика сталинизма............. 172
© Журнал «Вопросы истории», 2003
ПОЛИТИЧЕСКИЙ АРХИВ XX ВЕКА
А.А. Чупров
и большевистская революция
Имя выдающегося статистика и экономиста, члена-корреспондента Россий-
ской АН Александра Александровича Чупрова (1874—1926) известно пре-
имущественно в профессиональной среде. Историки знают его прежде всего
как автора статей по аграрному вопросу и публициста !. В последние годы
появилось несколько работ, в которых довольно подробно освещена науч-
ная деятельность Чупрова в России и в эмиграции 2.
Родился он в г. Масальске Калужской губернии в семье видного эко-
номиста и общественного деятеля Александра Ивановича Чупрова. Затем
семья перебралась в Москву. В 1892 г. А.А. Чупров окончил 5-ю Москов-
скую гимназию с золотой медалью, а в 1896 г. — Московский университет
по разряду физико-математического факультета. Затем он получил гума-
нитарную и экономическую подготовку в Германии: один семестр слушал
лекции в Берлинском университете, а в 1897—1901 гг. учился в Страсбур-
гском. Там же получил степень доктора государственных наук за работу
по морфологическому изучению общинного землевладения 3. В 1902 г.
Чупров сдал магистерский экзамен по политической экономии и статис-
тике на юридическом факультете Московского университета и по пригла-
шению А.С. Посникова — декана экономического отделения в только что
открытом Петербургском политехническом институте — занял штатную
должность доцента. Отдавая много сил преподавательской работе, он не
чурался и политики: в 1906—1907 гг. участвовал в работе аграрного коми-
тета кадетской партии.
В 1909 г. за представленную в Московский университет диссертацию
«Очерки по теории статистики» (СПб. 1909) он был удостоен степени
доктора и тогда же избран ординарным профессором по кафедре статисти-
ки Политехнического института. Здесь в особой интеллектуальной атмос-
фере, свободной от надзора Министерства народного просвещения, Чупров
сформировался как крупный ученый-теоретик и создал свою научную школу.
«Живя за городом в Политехническом институте, А.А. почти никогда не
ездил в город; за 15 лет жизни в институте он только один раз был в Петер-
бурге в театре. Когда над ним смеялись по этому поводу, он оставался
непреклонным и говорил, что совместить научную и преподавательскую
деятельность с развлечениями он не может. И все-таки он находил, что
ведет в Сосновке “слишком рассеянный” образ жизни, отвлекающий его от
научного сосредоточения» 4, — вспоминал позже друг и коллега Чупрова
В.Э. Ден.
3
Научное признание Чупрова неуклонно росло. В декабре 1917 г. по
представлению академиков П.Б. Струве, А.С. Лаппо-Данилевского и М.А.
Дьяконова он был избран членом-корреспондентом РАН.
Весной 1917 г. Чупров подал в Управление общественного градоначаль-
ника Петрограда прошение о выдаче заграничного паспорта для поездки на
каникулярное время в Швецию и Норвегию. Как отмечал позже Ден, «А.А.
поселился в Стокгольме и занялся исследованием вопросов о влиянии войны
на рождаемость и смертность населения (часть соответствующей работы была
подготовлена им к печати еще в 1916 г.)» \ Кроме того, по предложению Цен-
тросоюза он стал заведовать статистическим бюро Центросоюза в Швеции. В
сентябре 1917 г. Чупров намеревался вернуться в Петроград, однако обостре-
ние болезни помешало. «В течение 1918 г., — писал Ден, — Советское прави-
тельство несколько раз обращалось к нему с предложением прибыть в Москву
для участия в совещаниях по организации ЦСУ. К сожалению, мне неизвест-
но, дошли ли эти предложения до него, и как он на них отозвался» 6.
Приняв должность заведующего статистическим бюро Центросоюза в
1918 г., Чупров возглавил издание «Бюллетеней мирового хозяйства». В письме
Н.С. Четверикову от 26 мая 1921 г. сам он так характеризовал эту свою дея-
тельность: «Полтора года целиком ухлопал на “Бюллетени мирового хозяй-
ства” для наших кооперативных централей: с января 1919 по июнь 1920 г.
выпускал по два номера в месяц, размером под конец листа в три печатных и
более. Поглощало это рабочую силу полностью, но толку, к сожалению, вышло
мало, так как, по-видимому, бюллетени не доходили по назначению» 7. («Бюл-
летени мирового хозяйства», о которых идет речь в письме, до сих пор в
библиотеках не обнаружены 8).
В «Деле о службе А.А. Чупрова» имеется анонимная записка, в которой
сообщается, что «в сентябре 1918 г. от него было получено письмо с уведом-
лением, что он через две недели намерен приехать в Петроград, чтобы присту-
пить к своим занятиям в Институте. Не получая содержания из Петрограда, он
находился в затруднительных материальных обстоятельствах, о чем и писал в
названном выше письме. С тех пор причина его неприезда неизвестна. Такою
причиною является, вероятно, отсутствие необходимых для этого средств, так
как проезд на пароходе из Стокгольма в Петроград, по сообщенным в газетах
сведениям, стоит 3000 рублей» 9.
Русский дипломат В.В. Гулькевич писал об этом периоде: «Осенью [1917 г.]
А.А. ненадолго остановился в Стокгольме на обратном пути в Россию, но собы-
тия принимали тогда все более тревожные оттенки, и мне удалось уговорить
его не торопиться домой, выждать до тех пор, пока положение не прояснит-
ся. Октябрьский переворот. Горестные дни, недели, месяцы. А.А. переезжа-
ет ко мне, следит внимательно за тем, что происходит “там”, пытается разга-
дать загадку. Полное единогласие в оценке событий облегчало переживание
этого горестного периода» |0.
В середине 1920 г. Чупров переехал в Берлин, а затем в Дрезден, где
продолжал заниматься научной работой. Однако материальные условия ос-
тавляли желать лучшего. В 1925 г. он был приглашен в Прагу для работы на
Русском юридическом факультете. Там Чупрова ждало разочарование. Как
писал в своих воспоминаниях экономист и литератор Д.А. Лутохин, вернув-
шийся в 1927 году в СССР, Чупров поместил научную статью в московском
журнале «Вестник статистики» и был за это ошельмован своими коллегами:
«Приехав в Прагу, он собирался баллотироваться в члены академического
союза, но докладчик, который должен был огласить его кандидатуру, узнав
о статье в советском журнале, отказался представить такую кандидатуру со-
бранию союза. Этим “санкция” не ограничилась. Профессорской стипен-
дии от чехов он не получил, и ему пришлось временно принять скромную
синекуру, предложенную С.Н. Прокоповичем» ”. После такого приема в Праге
Чупров, уже плохо чувствовавший себя, направился на сессию Международ-
ного статистического института в Рим, после которой вынужден был лечь в
клинику. Скончался он в Женеве 19 апреля 1926 года.
4
В.А. Розенберг, хорошо знавший Чупрова по сотрудничеству в «Русских
ведомостях», подчеркивал, что «его гражданское мировоззрение, его полити-
ческие взгляды не колебались из стороны в сторону, под влиянием случай-
ных, хотя бы и горьких, обстоятельств... И он сам мне в откровении беседы
незадолго до смерти сказал, что в основном то, что он писал тогда [до рево-
люции], он повторил бы и теперь» ,2.
О нежелании возвращаться в советскую Россию, Чупров писал Лутохи-
ну 9 марта 1924 г.: «Конструкция “лояльной оппозиции”, о которой Вы
пишете, по существу интересна, но, боюсь, надолго еще обречена оставаться
утопией: судя по тому, что долетает оттуда, не таковы там еще государствен-
ные нравы. Вообще, кроме нэпачей, да спецов высших категорий, нелегко
еще там и сейчас живется. А дышится нашему брату и того тяжелее» |3.
И все же политические и экономические взгляды Чупрова в тот период,
его оценки происходящего остаются не вполне ясными. О них не дают пред-
ставления сугубо научные, аполитичные его статьи периода эмиграции 14.
Найденный в парижской Национальной библиотеке историком математики
О.Б. Шейниным текст статьи Чупрова «La decomposition du Bolchevisme» («Раз-
ложение большевизма») проливает свет на этот вопрос |5.
В работе сделана попытка проанализировать изменения советской по-
литики в 1917—1919 годах. Опираясь на сравнительно немногочисленные и
разрозненные источники, Чупров сумел дать удивительно точные характерис-
тики экономической ситуации первых послеоктябрьских лет. В статье обрисо-
ван пестрый фон, отмечены зигзаги хозяйственной политики большевиков,
указаны масштабы бюрократизации и предприняты интересные попытки вжи-
вания в психологию представителей новой власти. Автор делает вывод о про-
вале стратегии ускоренного строительства социализма, приводит вопиющие
примеры ее неэффективности. Как и многие аналитики того времени, он
ожидал скорого отказа Советов от лозунга диктатуры пролетариата и счи-
тал, что со стороны элиты правящей партии эта идеологическая метамор-
фоза может означать лишь установку на постепенное встраивание проводи-
мой политики в русло нормального буржуазного развития.
Вместе с тем в работе Чупрова прослеживается один важный момент,
делающий честь его проницательности и отчасти дающий ключ к пониманию
возможности принципиально иного характера развития событий в будущем.
Раскрывая тотальную регламентацию хозяйственной жизни Советов, автор
констатирует, что она парадоксальным образом сочетается с абсолютной бе-
зынерционностью подхода значительной части вождей и идеологов хозяйствен-
ного строительства, делающей возможной трансформацию избранного курса.
С некоторым даже любованием он оттеняет интеллектуальный блеск и редкую
прямоту, с которыми видные большевики разоблачают пороки проводимой
политики. Показательно, что внимание Чупрова привлекли суждения Н.А.
Орлова, вскоре порвавшего с большевиками.
Отмеченный в статье цинизм российских революционеров имел свою
специфику. Ценностные установки мыслящей части советского руководства
не могли быть сведены к вульгарному домогательству власти и денег. Мания
реализации коммунистической утопии в такой степени владела этими людь-
ми, что они были готовы безжалостно разрушать не только старое общество,
но и свои собственные постройки, если таковые оказывались неэффектив-
ными. Беспрецедентно высокая приспособляемость русского коммунизма в
значительной мере объяснялась именно этим.
Будучи последовательным противником советского режима и, не в при-
мер сменовеховцам, отлично сознавая бесчеловечную сущность большевистс-
кой диктатуры, Чупров, видимо, все глубже проникался в 1920-е годы мыслью
о неоправданное™ ожидания ее скорого саморазложения. Отсюда осознание
неправильности установки эмигрантских кругов на тотальный бойкот всех
структур и учреждений Совдепии. Такая, значительно опережавшая свое время,
жизненная позиция и предопределила, по всей видимости, трагедию после-
дних лет жизни ученого.
5
Публикация подготовлена А.Л. Дмитриевым и А.А. Семеновым. При пе-
реводе статьи все цитаты, взятые из большевистской прессы, были выверены
по оригинальным текстам. В публикации пропуски, не отмеченные самим
Чупровым, обозначены квадратными скобками.
Выражаем признательность О.Б. Шейнину за предоставленный им ма-
териал.
Примечания
1.	См.: ЧУПРОВ А.А. Общинное землевладение. В кн.: Нужды деревни. Т. 2. СПб. 1904; ЕГО
ЖЕ. К вопросу о дополнительном наделении малоземельных крестьян. В кн.: Аграрный
вопрос. М. 1905; ЕГО ЖЕ. Земельная реформа и крестьяне-арендаторы. — Полярная звез-
да, 1906, № 9. Чупров опубликовал большое количество статей в газете «Русские ведомос-
ти».
2.	Первая публикация: КАРПЕНКО Б.И. Жизнь и научная деятельность А.А. Чупрова. —
Ученые записки по статистике. Т. 3. М. 1957. См.: ШЕЙНИН О.Б. А.А. Чупров: жизнь,
творчество, переписка. М. 1990; Александр Александрович Чупров (1874—1926). К 70-ле-
тию со дня кончины. Сб. ст. СПб. 1996. Об эмигрантских работах см.: ЕЛИСЕЕВА И.И.
Статистики Русского зарубежья: А.А. Чупров и О.Н. Андерсон. В кн.: Зарубежная Россия.
1917-1939 гг. Сб. ст. СПб. 2000.
3.	TSCHUPROV А.А. Die Feldgemeinschaft. Eine morphologische Untersuchung. Strassburg. 1902.
4.	ДЕН В.Э. Краткая биография и характеристика личности А.А. Чупрова. — Известия эконо-
мического факультета Ленинградского политехнического института, 1928, № 1(25).
5.	ЧУПРОВ А.А. Война и движение населения. [Отд. оттиск из сб. в честь А.С. Посникова].
(Сборник остался неопубликованным.)
6.	ДЕН В.Э. Ук. соч, с. 313.
7.	Цит. по: ШЕЙНИН О.Б. Ук. соч, с. 14.
8.	Шейнин указывает, что они утеряны (ШЕЙНИН О.Б. Ук. соч, с. 135.)
9.	Центральный государственный архив г. Санкт-Петербурга, ф. 3121, оп. 12, д. 761, л. 16.
10.	GULKEV1TJ К А.А. Tschuprow. Persosonliga Erinringar. — Nordisk Statistisk Tidskrift, 1926, Bd.
5, № 2-3.
11.	ЛУТОХИН Д.А. Зарубежные пастыри. — Минувшее. Вып. 22. СПб. 1997, с. 59—60.
12.	РОЗЕНБЕРГ В.А. Несколько биографических черт. — Русский экономический сборник.
Кн. 6. Прага. 1926, с. 13.
13.	Цит. по.: Письма А.А. Чупрова к Д.А. Лутохину. — Известия СПб. университета экономики
и финансов, 1997, № 2, с. 115.
14.	См, напр.: ЧУПРОВ А.А. Инфляция — дефляция. — Современные записки, 1922, т. 9; ЕГО
ЖЕ. Мировой рынок после войны. — Там же, т. 13; ЕГО ЖЕ. К вопросу об основах креди-
тоспособности земледельца. — Крестьянская Россия, 1923, № 4.
15.	Текст подписан «А. Tschouprov, professeur d’£conomie politique a I’Universitd de Moscou.
Stockholm, Fevrier, 1919». По всей вероятности, это просто недоразумение, поскольку, окончив
Московский университет, Чупров никогда там не работал. Долгие годы там занимал кафед-
ру политической экономии и статистики его отец, А.И. Чупров, к тому времени уже скон-
чавшийся.
Разложение большевизма
I
Перегородки, отделяющие Советскую Россию от внешнего мира, стали
еще более глухими, чем во времена войны. Лишь какие-то разрозненные
экземпляры большевистских газет пересекают время от времени границу и
слегка дополняют официальные сообщения «РОСТА» с их умолчаниями и
Дмитриев Антон Леонидович - кандидат экономических наук, доцент Санкт-Петербургского государ-
ственного университета экономики и финансов; Семенов Андрей Александрович — доктор экономических
наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета.
6
неуклюжими преувеличениями. Чтобы воссоздать действительную картину
событий, приходится в основном опираться на рассказы эмигрантов. С точ-
ки зрения создания верного представления о некоторых вещах, это довольно
богатый источник информации. К примеру, в Швеции благодаря свидетель-
ствам очевидцев хорошо известны условия жизни в Петрограде. Но если мы
хотим выйти за рамки непосредственных впечатлений и расширить свое пред-
ставление о происходящем, свидетельские показания становятся сбивчивыми
и, в каком бы уверенном тоне они ни произносились, малоубедительными.
Мнения людей об общественных событиях мало соответствуют реальностям
даже в обычных условиях. В Советской же России прессе заткнули рот; пасса-
жирское сообщение затруднено, если не сказать больше; непрестанные по-
литические репрессии затерроризировали жителей столиц, и они не рискуют
поддерживать прежние формы дружеских отношений. В этих условиях не-
возможно понять, что происходит по другую сторону шлагбаума. Новости
с места событий впечатляют, но противоречивы. То, что просачивается через
границу, представляет собой нагромождение необоснованных слухов, кото-
рыми заполнены головы истерзанных, перенервничавших и неспособных
критически мыслить людей. Было бы малоподходящим делом брать за точку
отсчета подобные свидетельства, расставляя их затем вокруг хорошо извест-
ных фактов и раскрашивая общую картину цветами, подсказанными вообра-
жением. И нет ничего удивительного при таком положении дел, что сведе-
ния, извлеченные из «компетентных источников», могут содержать находки,
отражающие реальный ход событий в совершенно неожиданном свете.
Благодаря случаю я стал обладателем довольно богатой коллекции боль-
шевистских экономических публикаций. Это «Известия» самых различных
комиссариатов, «главков» и «центров». К сожалению, из них нельзя соста-
вить хоть мало-мальски отчетливую картину состояния экономики в Совет-
ской Республике. Лежащие передо мной страницы заполнены декретами,
проектами, гипотезами, выписками из протоколов комиссий, конференций
и конгрессов, но о фактической экономической ситуации они содержат при-
скорбно мало информации, если не считать той, которая почерпнута из
источников, относящихся к эпохе, именуемой представителями нынешней
диктатуры «буржуазным» периодом в истории русской мысли и государствен-
ности. Перелистывая все эти публикации, убеждаешься в одной вещи: сами
советские хозяйственные руководители, организующие «строго централизо-
ванное» производство и распределение продукции на всей территории рос-
сийской Совдепии, действуют все время вслепую, потому что не могут полу-
чить удовлетворительной информации об истинном положении в стране. Мой
главный интерес при анализе просмотренных материалов заключался не
столько в том, чтобы попытаться составить из разрозненных данных объек-
тивное представление о развитии событий, сколько в том, чтобы набросать
картину изменений в состоянии умов той части «руководящего ядра больше-
вистской партии», которая еще не полностью утратила способность мыслить
и отдает себе какой-то отчет в происходящем.
С начала лета 1918 г. страну сотрясает такая лихорадка бумаготворчества
и «административного рвения», перед которой бледнеют самые карикатур-
ные щедринские образы. Государственный переворот усадил за зеленые сто-
лы министерств «новых людей». И вот, опьяненные открывшимися перед
ними перспективами, эти «новые люди», принявшие бразды правления ради
создания «новой жизни», погрузились с каким-то почти трогательным энту-
зиазмом в писанину. Мы являемся свидетелями расцвета бюрократизма та-
кого масштаба, о котором уже успели забыть в прежних министерствах и чей
слабый прообраз при «царском режиме» лишь слегка прослеживался в самых
глухих углах административного механизма. В силу обстоятельств их пре-
жней жизни новые хозяева министерских канцелярий не имели ранее воз-
можности ознакомиться с кухней государственного управления. Все им здесь
в новинку, всем они интересуются, наподобие того, как если бы вдруг полу-
7
чили в подарок красивую механическую игрушку, не зная даже, как она за-
водится. И вот они нетерпеливо нажимают то на одну кнопку, то на другую,
надеясь, что совершится чудо и все заработает.
Чуда, однако, не происходит. Дело не движется, несмотря на «рабочий
задор» творцов декретов и усердие тех, кто их перепечатывает. Последние не
в силах справиться с ворохом сыплющихся на них бумаг. Более уравнове-
шенные умы это настораживает. Уже не столь сильна вера в то, что горстка
людей может по своему произволу изменить жизнь стомиллионного народа с
помощью декретов, пусть и самых угрожающих.
Жизнь заставила осознать, что параграфы декретов — это лишь незна-
чительная часть работы; что для того, чтобы эти параграфы оставляли следы
не только на бумаге, нужно думать о создании системы реальной передачи, о
приводном ремне, способном соединить мотор с рабочим механизмом. С
середины лета 1918 г. происходит смещение умонастроения в сторону более
четкого осознания происходящего. В трудах и выступлениях части советских
экономистов это проявляется со все нарастающей силой, сопровождаясь
чувством горького отрезвления и страхом перед жалким исходом столь лег-
комысленно начатых экспериментов.
Природа высказываемых тревог и разочарований, очевидно, двойствен-
на: она имеет и политическую и, так сказать, техническую основу. Но как бы
то ни было все сводится к следующим выводам: нужно идти на уступки;
нужно, считаясь с реальностью, отказаться от чисто «пролетарской» про-
граммы, которая в победном опьянении казалась столь легко реализуемой.
II
Большевики взяли власть для того, чтобы осуществить на практике клас-
совую диктатуру, диктатуру пролетариата.
Россия — аграрная страна, но крестьянин страдает от малоземелья и не
забыл еще той обиды, которую ему нанесли в период освобождения, когда он
получил лишь часть от ожидаемого. С полной верой в свои права крестьян-
ство непрестанно требовало передачи ему владений крупных земельных соб-
ственников. Фабрично-заводской пролетариат в России немногочислен, куль-
турно неразвит, не имеет ни устоявшихся профессиональных организаций,
ни руководителей, прошедших школу повседневной классовой борьбы. Бат-
раки в деревне напрочь лишены классового самосознания; сельский проле-
тарий по психологии своей остается крестьянином, он мечтает не о социа-
лизме, а о клочке хорошей земли, которой он мог бы владеть и пользоваться.
Трудно постичь психологический склад тех людей, которые, едва выпутав-
шись из тяжелых хозяйственных обстоятельств, тут же прониклись верой в
диктатуру пролетариата, ведущую к торжеству социализма в России. Объяс-
нение можно искать лишь в революционном угаре, в бушевании страстей,
лишающих способности к размышлению. Именно природными особеннос-
тями темперамента объясняется помимо всего прочего абсолютное преобла-
дание евреев в первых шеренгах мирового большевизма. Русский человек,
обладая от природы здоровым характером, не склонен убаюкивать себя ил-
люзиями или доверяться подобным миражам, если только он имеет хотя бы
малейшее представление о происходящем. Да и сам Ленин — в этом не мо-
жет быть никаких сомнений у тех, кто следил за «карьерой» этого политичес-
кого деятеля и немного знаком с его складом ума, — ни минуты не верил в
возможность установления диктатуры пролетариата в России, он вовсе не
для этого овладел властью. И в октябре 1917, и во все другие периоды своей
шумливой жизни Ленин жаждал власти ради власти, не задумываясь ни о
России, ни о русском пролетариате. Он был заинтересован исключительно в
проведении грандиозного эксперимента in согроге vili [над малоценным те-
лом] русского народа. Конечное поражение было для него очевидно, но, как
и всегда, он был совершенно равнодушен к судьбе людей, которые за ним
следовали. «Лес рубят — щепки летят», — говорит русская пословица. Когда
Ленин возглавлял подпольную группу интеллигентов и полуинтеллигентов,
8
от него страдали единицы. Когда же он стал властителем Великороссии, от
его гнета стали страдать уже десятки миллионов. Но подобные пустяки не
могут смутить «политических реалистов», они сохраняют полное хладнокро-
вие. Ленин нуждается в исключительном самообладании, чтобы удерживать
власть перед лицом растущей в стране ненависти к правящему режиму и в
условиях, когда его партийные сподвижники, опьяненные высокими постами,
проявляют инфантилизм, невероятно переоценивают свои реальные возмож-
ности и не понимают, в какую глубокую пропасть может завести стремление к
реальному воплощению «классовых требований» пролетариата. Пролетариат
может привести к власти, но чтобы ее удержать, его поддержки недостаточ-
но. Да и для того, чтобы сохранить сочувствие самого этого пролетариата,
мало одних бумажных декретов и льстивых речей. Ленин это быстро понял,
но долго был одинок среди своих сотоварищей. Наполеон мог совершить
государственный переворот, опираясь на армию, так как был ее кумиром. За
Лениным же нет преданной ему вооруженной силы. Латышские и китайские
янычары не считают его своим вождем. При малейшем просчете пролетари-
ат, поднявший на щит товарища Ленина, разорвет в клочья изменника Уль-
янова и будет прав, так как реалистическая линия Ульянова-Ленина пред-
ставляет собой измену делу пролетарской революции. Ленин не домогается
мученического венца, и его не прельщает судьба Розы Люксембург. Поэтому
он действует с величайшей осторожностью, демонстрируя завидный дар жон-
глирования судьбами людей и народных масс. Ленин убежден, что время
работает на него, ведь он рассчитал «объективные предпосылки» развития
исторического процесса в России. Ожидая, что уроки жизни образумят окру-
жающих его политических младенцев, он ограничивается тем, что время от
времени подвергает их мастерски дозированному холодному душу, который,
по его замыслу, должен ускорить повзросление тех, кто не совсем потерял
голову в период революционного разгула.
О том, насколько успешно он решает эту задачу, свидетельствуют разво-
рачивающиеся в Советской России события, об этом же красноречиво гово-
рят разложенные на моем столе журналы. Далее я попытаюсь охарактеризо-
вать постепенное отрезвление большевистских «реалистов», отрезвление,
подготавливающее глубокий поворот в политике советского режима.
III
Начну с того политического момента, когда советские руководители стали
осознавать невозможность удержания власти в России без крестьянской под-
держки.
«Прежде всего надо отметить основной фон чехословацких и белогвардей-
ских побед — это все более и более реакционные течения в толще имущего
крестьянства, — говорится в передовой статье “Известий Народного комиссари-
ата по продовольствию” (№ 14-15).
[...] Продовольственная политика советской власти идет вразрез кулацким
интересам. Богатая деревня не желает кормить промышленных рабочих [...] Ут-
верждение хлебных цен, борьба с мешочниками и прочими вредными посред-
никами, реквизиции хлебных запасов, опасения, что предстоящий хороший уро-
жай не удастся уже реализовать так, как был реализован старый хлеб, а придется
отдать государству по твердой цене, — все это питает в имущем крестьянстве
самые недобрые чувства к Советской Республике... Получив землю, имущее
крестьянство (да и значительная часть неимущего, полубатрацкого) потеряло
интерес к рабочим, обращает внимание на город лишь постольку, поскольку из
города можно получить необходимый товар. Если этого товара нет, если его
обещают дать по сходной цене с другой стороны (а мы полагаем, что сибирское
правительство с помощью своих высоких зарубежных покровителей в этом от-
ношении уже кое-что предпринимает), — то на российский город вообще мож-
но махнуть рукой; если же город этот, во имя каких-то непонятных требований,
пытается реквизировать кулацкое достояние, — не только предай, но и добей
его!
9
Перед лицом этого нового врага, осознающего себя и организующегося с
каждым днем больше и больше, пролетариат должен удесятерить свою органи-
зационную работу и хозяйственную деятельность» ].
Как видим, опасность начинает осознаваться. Признано, что «реакция»
нарастает, но из этого еще не делается рокового вывода. Автор избегает крайних
заключений, он старается успокоить читателя обычными фразами и не реша-
ется противопоставить растущей угрозе ничего, кроме призыва к удесятере-
нию энергии пролетариата. Однако жизнь не дает передышки, и уже в следу-
ющем номере «Известий» (№ 16-17) в статье за полной подписью редактора
Н. Орлова идея необходимости «послаблений» высказывается уже открыто,
причем с таким бесстрашием и такой прозрачной ясностью, что по таланту
изложения этот отрывок сопоставим с лучшей публицистикой Ленина.
«После 25 октября армия как революционная сила перестала существо-
вать [...] Крестьянство кончило свою революционную миссию, как только ов-
ладело землею. В дальнейшем лишь страх потерять эту землю да отсут-
ствие видимых точек расхождения заставляли его мириться с непокорной и
“неугомонной мастеровщиной”. Как только явится новая сила, которая мни-
мо или на самом деле гарантирует мужику его завоевания, — деревня предаст
пролетариат, как она, в лице армии, предала Республику под Двинском, Пско-
вом, Ревелем...
Лишь рабочий класс, меньше всего получивший в ночь на 25 октября,
остается верен старому знамени. Но и в его рядах нет того единодушия и той
энергии, каких требует трагический момент. И чем меньше остается объектив-
ных возможностей развернуть принятую им программу экономических мероп-
риятий, тем больше должно быть замешательство и отступничество. Пример
тому — позиция, занятая рабочими массами в оккупированных и мятежных
районах (Украина, Дон, Поволжье, Сибирь) [...]
Даже Красный Урал не захотел мобилизовать всех сил и отдал свою столи-
цу врагам советов...
Из всех этих и многих других печальных фактов надо смело сделать надле-
жащие выводы. Смертельная усталость, разочарование закрадываются в душу
того класса, которому ни кто иной, кроме него самого, не может гарантировать
целости октябрьских завоеваний...
С какими же обязательствами конкретно пришел к власти промышленный
рабочий класс России?
Мир—земля—хлеб! — вот лозунги октябрьских дней.
Представители советской власти в Брест-Литовске заявили о выходе Рос-
сии из войны и изложили свою программу мира... Выход Республики из боя был
воспринят как возможность поживиться за ее счет [...] Крестьянство не хотело
ни одного дня оставаться на позициях, рабочие были слишком слабы, чтобы
дать отпор гофмановским армиям. И вот мы имеем то, что имеем...
От нас зависело получить лучший мир, но предательство мелкой буржуа-
зии не позволило нам получить и худое соглашение. В этом — причина, почему
советская власть не сдержала своего первого и главного обещания...
Второе свое обещание Советская Республика выполнила, выполнила воп-
реки действительным интересам пролетариата: земля перешла фактически в бес-
контрольное распоряжение мелких хозяйчиков. Оплачена ли эта земля кресть-
янством? Нет.
Мелкая буржуазия вторично предает Республику. Отказ в хлебе — это, при
данных условиях, более тяжкое преступление, чем Двинск, Псков, Могилев, Эзель...
Надо смотреть правде в глаза и сказать откровенно: октябрьской рабоче-
крестьянской коалиции не существует, есть пролетарская диктатура, атакован-
ная со всех сторон...
А ведь наше положение опасно теперь главным образом в силу сопротив-
ления мелкой буржуазии, в силу того, что ничтожные иноземные отряды могут
спекулировать на мужицкой к нам ненависти и на голодном недовольстве обы-
вательских масс.
10
Отсюда вытекает, как кажется нам, что политика безнадежной последо-
вательности, политика самоизолирования, а следовательно и самораспятия, бу-
дучи гибельной для российского рабочего класса, не принесет пользы и миро-
вой социальной революции. Распавшаяся за последнее время рабоче-крестьянская
коалиция должна быть восстановлена.
И здесь на Комиссариат продовольствия выпадает особо ответственная за-
дача: взять на себя нициативу...
Очередная наша задача поэтому — устранить имевшиеся ранее разногла-
сия с крестьянством, привязать деревню (сначала нашу хлебородную, а затем и
сибирскую, донскую) к себе...
Но как же это сделать, какие меры нужно наметить?..
Тот день, когда пишутся эти строки, знаменателен: в Москву не пришло
ни одного вагона продовольственных продуктов. Этого не должно быть. Оче-
видно вопрос стоит так: или всем нам отправиться в деревню и вырвать у
мужика его запасы (но это ведь открытая война и провокация белогвардейско-
го восстания), или погибнуть от голода..., или круто повернуть наши приемы
хлебозаготовок.
В каком направлении?
Во-первых, в направлении пересмотра твердых цен на хлеб. Во-вторых, в
направлении привлечения к хлебозаготовкам новых сил и на новых началах...
Нашим продорганам можно вручить какой угодно акт, из хорошего они
сумеют всякий сделать дурным, но никогда — обратно» 2.
Вспомним, как в действительности развивались события: бесплодные
экспедиции в деревню вооруженных отрядов; попытки частников восстано-
вить «мешочный промысел»; провозглашение необычайно восхваляемого
«продуктообмена», сопровождавшееся смешными и неуклюжими попытка-
ми предоставления деревне необходимых ей продуктов на приемлемых для
нее условиях; головокружительный взлет твердых цен, чья незыблемость
ранее считалась краеугольным камнем пролетарской продовольственной по-
литики; и как завершающий аккорд всего этого, словесная уступка «сред-
нему собственнику» в форме циркуляра (столь же разумного, сколь и жал-
кого), в котором Ленин и Цюрупа, народный комиссар продовольствия,
«разъясняют» задачи комитетов бедноты. Документ этот, носящий назва-
ние «Что такое комитеты деревенской бедноты», адресован всем губернс-
ким советам и комитетам по продовольствию. Анализируя поступающую из
деревни информацию о деятельности комитетов бедноты, Ленин и Цюрупа
наивно сетуют:
«[...] Видно, что очень часто при организации бедноты нарушаются инте-
ресы крестьян среднего достатка. Лозунг организации бедноты во многих мест-
ностях неправильно истолкован в том смысле, что беднота должна быть проти-
вопоставлена всему остальному крестьянскому населению... Советская власть
никогда еще не вела борьбы с средним крестьянством. Советская власть всегда
ставила своей целью объединение городского пролетария с сельским пролетари-
ем, а также и с трудовым крестьянством среднего достатка...
Союз рабочих и крестьян победил помещиков и буржуазию в октябре про-
шлого года. Этот союз и только он укрепит землю за крестьянами, фабрики и
заводы — за рабочими и упрочит рабоче-крестьянскую власть. Союз рабочих и
крестьян приведет и к конечному торжеству социализма» \
Я представляю себе, с какой циничной и самодовольной улыбкой пред-
седатель Совнаркома ставил свою подпись «Ульянов-Ленин» под такой оче-
видной для него галиматьей.
IV
Политический смысл циркулярного письма «Что такое комитеты сельс-
кой бедноты» состоит в том, что государственная власть в России не может
опираться на пролетариат. Это не утверждается со всей откровенностью, но
недвусмысленно признается. После форсирования склона начинается спуск
с него. Диктатура пролетариата уступает место мужицкому царству. Позиция
«политического реалиста» при этом ясна: искать поддержки среди крестьян-
ства, какую бы цену за это ни пришлось заплатить.
Между тем жизнь заставляет сделать и другое, еще более тягостное при-
знание: банда «полуфанатиков, полуавантюристов», заправляющая после ок-
тябрьского переворота всеми делами в «Советской России», неспособна уп-
равлять государством. Время идет, а общественная жизнь упорно не поддается
организации. Напротив, положение становится все более отчаянным. В цен-
тре — беспорядок, в провинции — полный развал. Необходимо какое-то
радикальное изменение, иначе катастрофа неминуема.
Возложив на себя выполнение важной и тяжелой задачи, мучительно
сознаваться затем в собственной несостоятельности. Увлеченно писать дек-
реты, сопровождая их пылкими комментариями, будоражить прессу и ми-
тинги своим революционным энтузиазмом, петь фальшивые хвалы провоз-
вестнику всеобщего освобождения — русскому пролетариату — затыкая рот
противникам и ставя к стенке непослушных: во всем этом нет ничего нео-
бычного или технически сложного. Но таланты, требующиеся для выполне-
ния подобных задач, отнюдь не достаточны для управления стомиллионным
народом.
В этой прискорбной для них истине большевики должны были убедить-
ся на опыте. Можно нагромоздить горы декретов, заставить ведомственные
канцелярии работать без передышки, продемонстрировать настоящую орга-
низационную горячку: комитеты, комиссии, главки, центры рождаются, рас-
ширяются, изменяются, призывают сотнями новых сотрудников и с таким
размахом транжирят народные деньги, что типографии не успевают печатать
банкноты. И за всем шумом и суетой — никакого результата, если не считать
разрушения страны. Положение воистину «хуже губернаторского», как ког-
да-то говаривали. В чем же корень зла? Кто виноват? И где выход?
Большевики начали искать ответ с самого простого и приятного — с
перекладывания ответственности на своих противников. Одни из них, дес-
кать, бойкотируют Советскую власть, устраивают саботаж, другие же под
видом сотрудничества вероломно ведут подкоп под лучшие инициативы со-
ветов. Вот несколько примеров того, как, пройдя через головы советских
аналитиков, выражаются подобные идеи.
1) Национализация рыбных промыслов на Каспии (источник: «Извес-
тия Народного комиссариата по продовольствию», № 18-19).
«Октябрьская революция положила конец вековому спору труда и капи-
тала на берегах Каспия, однако пропуском осенней путины русские потреби-
тели лишены большой части ожидавшейся из этого района рыбы, отсутствие
которой особенно остро пережили крупные потребляющие центры зимой те-
кущего года. Упорство рыбопромышленников из Астрахани не было оконча-
тельно сломлено...
Частный капитал окончательно не сложил оружия. Убедившись в своем
бессилии в открытой борьбе победить восставшие трудящиеся массы, он прибег к
испытанному средству клеветы и подкупа, стараясь этим способом натравливать
одну часть рабочих на другую, восстанавливать промысловых рабочих против лов-
цов, подкупать транспортных тружеников и призывать местное казачество к себе
на помощь. Едва утихла гражданская война в Астрахани, как в феврале месяце
краевой совет принял решение о национализации всех промыслов вместе с их
инвентарем и денежным капиталом; разбросанные на расстоянии десятков верст
мелкие кустарные предприятия формально этим решением были отобраны от
частной промышленности. Проведение национализации — строгий учет живого
и мертвого инвентаря и широкий рабочий контроль — с самого начала отсут-
ствовали; огромная масса кустарных хозяйчиков, занятых в неводной тяге,
отвозке рыбы, в бондарном ремесле, ни в хозяйственном отношении и ни по-
литически не были подготовлены. Кое-где промыслы начали нормально функ-
ционировать, но огромная их часть распалась на мелкие синдикалистские груп-
пки, преследовавшие свои узкие цели в ущерб всему делу.
12
Под лозунгом социализации, оставшиеся деньги частноторгового аппарата
расхищались каждой группой в отдельности, а миллионные суммы, присланные
Компродом, иссякли в короткий срок. Наемный труд применялся на промыслах
после социализации не менее, чем до октябрьской революции; все старые спо-
собы эксплуатации возобновились, как у старых владельцев. За неводы, за
материалы, даже за продовольствие вновь образовавшиеся “национализирован-
ные” промыслы брали у рабочих-ловцов плату натурой — половину или треть
улова. Преимущественную роль здесь играла мелкая и средняя буржуазия, кото-
рая, быстро освоившись с новым положением, стала организовывать так назы-
ваемые трудовые артели, трудовые кооперативы, по существу преследовавшие
цель ликвидации завоеваний Октябрьской революции, для чего им пришлось
лишь дивиденды промыслов делить с той частью рабочих, которая вступила в
артель. При этом, однако, астраханская буржуазия и невинность соблюла и ка-
питал приобрела: большую часть дивиденда, потраченную на подкуп рабочих
членов артелей, они переложили на потребителя в виде повышения цен на рыбу.
От астраханской буржуазии не отстали некоторые официальные учрежде-
ния советской власти. Так, астраханское отделение Народного банка самостоя-
тельно “социализировало” несколько десятков лучших каспийских промыслов
[...] создав вокруг себя атмосферу торгашества. Пользуясь своим финансовым
аппаратом, воротилы “Народного банка” чувствовали себя вне всякой конку-
ренции. Военная местная организация отмежевала себе несколько промыслов
для своей кооперации; многочисленные волостные и сельские советы, в кото-
рых основательно окопались все бывшие владельцы промыслов; возникшие как
грибы после дождя десятки артелей, союзов, товариществ, заводских комитетов,
созданные под руководством и с участием старых владельцев... быстро превра-
тились в гнезда спекуляции со всеми губительными последствиями.
...Осуществленная капиталистами и их прихлебателями национализация
промыслов, в условиях астраханской действительности, должна была вызвать
массу кризисов. Первый кризис — денежный — не особенно смутил астраханс-
ких финансистов. Исчерпав все денежные ресурсы местных банков, ухлопав, в
виде ссуд и субсидий, наличность, полученную от центральной власти, Астра-
хань обзавелась недурным станком для печатания собственных денежных зна-
ков; эта операция кой для кого оказалась довольно выгодной, так как в условиях
отсутствия фондовой биржи в Советской Республике астраханские знаки яви-
лись выгодным источником биржевой игры. Для поддержания курса своих
знаков применялись различные репрессии, вплоть до конфискации общегосу-
дарственных денежных знаков у тех лиц, которые в ущерб биржевым игрокам
вывозили [эти знаки] или привозили [их] из столиц...
Следующим затруднением явился старый спор между ловцами и рабочими
промыслов, который не мог исчезнуть с насаждением синдикализма или одной
лишь сменой формы частновладельческой эксплуатации. При наших бытовых
условиях и слабом развитии пролетарского самосознания астраханских трудо-
вых масс, создаваемые вновь противоречия между двумя категориями труда гро-
зят приостановкой и развалом всего промыслового дела.
...Насажденная сверху, без подготовки, национализация углубила и заост-
рила эти противоречия. Огромное множество наловленной дорогой рыбы при-
ходилось тут же обратно выбрасывать в море из-за отказа рабочего от уборки...
Астраханский пролетариат, лучшие его представители должны напрячь свои
силы для борьбы за свои интересы и занятия беспрерывной чисткой (так в тек-
сте. — А.С., А.Д.) своих организаций. Они должны помнить, что одним из ору-
дий борьбы буржуазии против рабочего класса всегда служили ее заверения,
будто рабочие не в состоянии будут справиться с хозяйственным аппаратом» 4.
2) Социализация земли в Костромской губернии (источник: отчет по
земельному вопросу на пятом губернском съезде).
«Многие имения оказались взятыми на учет только на бумаге, во многих
случаях имения оказались опять в руках помещиков и по-прежнему сдавались
ими в аренду... Во многих местах заведомые кулаки засели в земотделах и
13
всячески препятствуют социализации земли. Напр., в Ильинской вол[ости]
Костромского] уез[да] по вине кулаческого состава земотдела из числа две-
надцати взятых на учет помещичьих имений ни одно не оказалось распреде-
ленным между населением и остается в руках помещиков» (Советская газета,
№ 118)» 5.
3) Общая ситуация в Костромской губернии (источник: хроника «По
России» в «Вестнике Народного комиссариата по торговле и промышленно-
сти», № 7-8).
«Костромская губ[ерния] принадлежит к числу тех местностей России, где
советский строй устанавливался постепенно, без бурной, кровопролитной борь-
бы. До последнего времени она благополучно избегает контрреволюционных
бунтов вроде того, каким доведен до гибели соседний Ярославль, и отдалена до
сих пор от железного контрреволюционного кольца, охватывающего Советскую
Республику. Такое положение должно было, казалось, содействовать успешной
и быстрой организационной работе по проведению новых основ народного хо-
зяйства. Между тем в деле советского строительства Костромская губ. не только
не идет впереди других местностей, находящихся в более трудном положении, а
напротив, оставалась долгое время позади их.
На примере Костромской губ[ернии] оказывается, что ту силу и глубину
революционного натиска, которые были необходимы для октябрьского перево-
рота, с трудом удается проявить на пути медленного развития, избегающего рез-
ких столкновений. Костромская деревня еще до лета была опорой эсеровства,
под знаменем которого удавалось притаиться сельской буржуазии и даже поме-
щикам, а город до последнего времени находился под влиянием тормозящего
советскую работу меньшевизма» 6.
Но столь упрощенное объяснение всех неудач преступным противодей-
ствием злонамеренных агитаторов не вполне удовлетворяет и самих больше-
виков. Жизнь ставит их перед фактами, от которых не может так уж просто
отмахнуться даже прошедшее специальную закалку советское сознание. Так,
в сообщении рязанского наркомпрода указывается, что «ввиду отсутствия
хлеба» население прибрежных районов реки Оки, равно как и живущее вдоль
железнодорожных путей, проголосовало за резолюцию о захвате судов и по-
ездов с продовольствием. Иногда население по собственной инициативе ов-
ладевало судами, транспортировавшими хлеб. Даже самые суровые меры,
принимаемые Советами, не дают результатов, потому что это разграбление
происходит не вследствие дурных намерений, а является «результатом голо-
да», — указывает отчет с неподражаемой непосредственностью.
«Народный комиссариат внутренних дел, — читаем мы в хронике “На ме-
стах” № 16-17 “Известий народного комиссариата по продовольствию”, — зава-
лен требованиями с мест об отпуске денег на содержание лечебниц и приютов.
Местные учреждения ввиду невнесения налогов населением не имеют средств.
Вследствие этого во многих губерниях содержащиеся в лечебницах и приютах уми-
рают с голоду. По имеющимся в Комиссариате внутренних дел сведениям, в
Тамбовской губернии в лечебных заведениях и детских приютах умерло с голоду
значительное число больных [...]
Эти факты, эти жертвы, — заключает автор этой хроники, Алексеев, —
ложатся на революцию позором и преступлением» 7.
Не каждый обладает мужеством напрямую признать свою сопричаст-
ность к позорным и преступным деяниям. И первый шаг на этом скорбном
пути — это констатация тесной связи межу вопиющим беспорядком, царя-
щим в Советской республике, и нелепой структурой власти Советов.
«Во многих местах, — сетует Цюрупа на Пятом съезде советов, — лозунг
[...] “Вся власть советам” был понят так, что вся власть должна принадлежать
тем советам, которые на местах имеются, независимо от того, какие это советы
— уездные, губернские, областные, советы всероссийские или съезды всех сове-
тов. Каждый совет считал себя вправе действовать независимо от директив цен-
14
тра, вести свою определенную, совершенно независимую, сепаратную политику
на местах. Мы сталкивались с целым рядом обстоятельств, которые нарушали
нашу работу, всюду на местах появлялись такие обстоятельства, как задержание
хлебных грузов и целый ряд других обстоятельств, которые тормозили нашу
работу. Мы не получали сведений о погрузках и отправках, об исполнении на-
ших нарядов, — словом, во всем деле царил полный, ужасный хаос [...] Кроме
того, эти организации [саботировавшие распоряжения центра] не ограничива-
лись областью продовольствия [...] возьмем железнодорожное сообщение: там
полная разруха [...] Возьмем такое явление, которое известно под именем рек-
визиции, то есть простой захват хлебных грузов, и вы убедитесь, с каким трудом
нам приходилось исполнять план, как мало было реальных возможностей к его
осуществлению, и как приходилось нарушать его выполнение» 8.
Вот маленькая иллюстрация этой характерной для ведомства Цюрупы
дезорганизации, почерпнутая из доклада продовольственного агента, побы-
вавшего в Тамбовской губернии:
«Продовольственное дело в Тамбовской губ[ернии] быстрым, угрожающим
темпом идет к ухудшению...
Ни тамбовская губпродколлегия, ни козловская уездпродколлегия [...] не-
смотря на искреннее и горячее желание, дела вести не могут. Люди, стоящие во
главе организации, совершенно не отдают [себе] отчета в том, в чем должна
заключаться их работа... Вся работа сводится фактически к приему посетителей.
Говорить о какой-либо системе в работе, планомерности, конечно, не прихо-
дится. Централизации никакой не наблюдается. Губпродколлегия не знает, что
делает уезд, уезд не знает, что делает волость. Статистического учета абсолютно
нет никакого [...]
Кирсановский уездный совдеп конфисковал заготовленный, согласно зак-
люченному договору с областным комитетом [...] картофель [...] За право выпус-
ка этого картофеля требует дополнительно по 3 рубля с пуда в пользу совдепа.
Инжавинский волостной совдеп из заготовленных губернпродукткомом 2000
пудов картофеля реквизировал для своих нужд 700 пудов по пониженной рас-
ценке...
Козловский комиссар по продовольствию запретил всем начальникам стан-
ций грузить картофель по нарядам губпродколлегии, требуя каждый раз особого
от него разрешения» 9.
Как видим, есть от чего прийти в отчаяние. И Тамбовская губерния не
исключение. Везде та же картина. «Все сказанное рисует нам картину пол-
нейшей несостоятельности местных продовольственных органов, совершен-
но детской неприспособленности и неведения элементарнейших заданий в
сфере своей собственной деятельности» 10, — таково признание автора хро-
ники «На местах», помещенной в «Известиях Народного комиссариата по
продовольствию» за № 14-15, и представляющей собой обзор состояния дел
по всей советской России.
«Страна, вчера еще жившая под гнетом самодержавия, не может, конечно,
переродиться в мгновенье ока... Но, твердо памятуя об этой аксиоме, все же
нельзя не испытывать тяжелого чувства при взгляде на современную жизнь на-
шей провинции...
Советская власть... поставила перед страной определенные задания и цели,
являющиеся историческими заданиями пролетариата. Если работа по осуществ-
лению этих целей в стране, вчера еще рабской, ведется медленно и робко, то это
вполне естественно и особо тягостного чувства возбуждать не может [...]
Но если с течением времени выясняется, что работа эта не только не вне-
дряется органически в жизнь, но по-прежнему, как в первые моменты суще-
ствования Советской Республики, родит упорное, то явное, то скрытое проти-
водействие, — то тяжелые чувства уже имеют для себя веские объективные
основания [...]
Советскую Республику за все время ее существования неуклонно и преда-
тельски подтачивает... враг, скрытый и тайный, который... дает чувствовать себя
15
везде. Это та дезорганизованность, та узость мыслей и чувств, которой пропи-
таны, за малым исключением, местные органы в Советской Республике, осо-
бенно продовольственные органы» 11.
Подобное стремится к подобному. Местные совдепы, губпродкомы и
т.д. и т.п. созданы по образцу центральных советских органов. Те же люди, те
же песни. Корень зла не в просчетах организаций, а в исполнителях, которые
не соответствуют тем должностям, на которые они назначены. Таких боль-
шевиков, у которых доктрина и конкретная работа сливались бы в одно
целое, слишком мало, чтобы заполнить министерские кресла. Остальные —
как в центре, так и в провинции — служат Советской Республике из страха и
алчности, нимало не интересуясь своими обязанностями, или, лучше ска-
зать, попросту проводят время на работе и получают при этом совершенно
несоразмерный реальному вкладу заработок. Вот характерная зарисовка того,
как работают органы советской власти, и что из этого получается, сделанная
одним из непосредственных участников социалистического строительства
(источник: статья П. Федорова «Буржуазные мысли», напечатанная в «Изве-
стиях Народного комиссариата по продовольствию», №№ 14-15, 16-17):
«Читателю известно [...] в каком положении находится промышленность
советской республики. Каждый новый день приносит с собою известия не об
открытии новых предприятий [...] а о закрытии, не о разработке новых копей,
рудников, лесных делянок, торфяников, пашен, а о сокращении и прекращении
эксплуатации прежних, уже эксплуатировавшихся [...]
Останавливаются за недостатком топлива фабрики и заводы, сокращается
железнодорожное движение, уменьшается дача тока на освещение и трамвайное
движение [...] Мы с ужасом ждем зимы: чем будем мы согревать свои жилища?
Дров нет, хотя леса видны со всех околиц наших городов.
Но не в одном топливе дело. Нет сырья для питания нашей обрабатываю-
щей промышленности.
[...] Сарты 12 засевают хлопковые плантации пшеницей и переводят кине-
шемских, шуйских, Вознесенских, московских текстилей на голодный паек [...]
Из льноводных районов идут вести о сокращении посевов льна, так как
старые запасы льна гниют на руках у льноводов. Тем временем сокращают про-
изводство льнопрядильные и льноткацкие фабрики...
Останавливаются [...] домны, работавшие на рудах наших, велико-
российских [...]
Но не только в области производства у нас нет данных на скорое выздоров-
ление. Их нет и в области распределения...
Взяли ли мы хотя бы один продукт как следует на учет? Нет... Какой бы
продукт ни попался нам на глаза из тех, что официально числятся на учете, мы
можем смело сказать, что по ведомостям учитывающих учреждений проходит
лишь 1/10 — 1/100 его часть.
Далее, проходит ли вся учтенная доля того или иного продукта правильно
все намеченные этапы распределения? Нет. Все наши плановые наряды испол-
няются, как известно, в малой степени, широко процветает практика внеплано-
вого распределения, так называемых внеочередных нарядов, которыми мы при-
выкли штопать прорехи. Карточная система существует (хромая и спотыкаясь)
там, где почти нечего давать по купонам; там же, где продукт налицо, карточка
признается лишь на бумаге...
Добавим к этой невеселой картине еще один общеизвестный штрих: ши-
рокое взяточничество и безграничное самоуправство [...]
В чем же, однако, дело? [...]
Прежде всего всюду, какую бы отрасль государственной экономической
работы мы ни взяли, поражает “многолюдное безлюдие”...
Сколько теперь у нас пишут и переписывают, какие тучи входящих и исхо-
дящих плодятся каждодневно без всякой надобности?!.. Акакии Акакиевичи,
перекрасив вицмундиры, принялись с обычным рвением за новую работу —
безграмотную, бестолковую, сугубо вредную для рабочего государства мазню...
16
Пустые фабричные корпуса и битком набитые пишущей братьей много-
этажные отели — это позор. Если республика посылает на тот свет мелких жули-
ков, она не может относиться терпимо к бестолковым администраторам, за спи-
ной которых разводятся чиновничьи парники...
Наши комиссары мало видят жизнь, отгороженные от нее бумажными бар-
рикадами, но наши управляющие, заведующие и делопроизводители, то есть те
люди, которые фактически управляют всеми отраслями государственного дела,
совсем не видят действительности. А посему чиновничья невежественность и
тупость вошли в поговорку...
Мы с ужасом наблюдаем полнейший развал промышленности, первой
причиной которого является наша организационная неопытность и манилов-
щина [...]
Необходимым условием оживления нашей обрабатывающей промыш-
ленности является устранение всех центров, главков, комитетов и советов (в
том виде как они сложились) от непосредственного вмешательства в произ-
водство...
Ни один уважающий свои знания и опыт инженер не пойдет к нам теперь,
ибо сплошь и рядом кучка невежественных рабочих, проникнутая узким пони-
манием своих интересов, свяжет инициативу такого человека...
В нашем распоряжении так мало идейных, преданных делу и образован-
ных людей, что их только-только хватит на замещение комиссариатских кресел.
Кто же будет претворять в жизнь прекрасные декреты Республики? Конечно,
люди иной складки, шаткие в политическом отношении, часто даже враждеб-
ные нам, не признающие никаких идейных побуждений, делающие лишь ради
заработка, изредка ради карьеры [...]
Делайте, потому что этого требует ваш интерес [...] — вот что нужно ска-
зать всей фаланге “саботирующих”, шипящих, делающих нам на каждом шагу
затруднения специалистов. Именно так подходила к этим гражданам буржуазия.
Она их покупала [...] Мы также должны их купить. Мы можем заплатить им
больше, чем платила жадная клика эксплуататоров» 13.
Рецепт, предлагаемый этим большевиком, научившимся мыслить по-
буржуазному, очень прост: нужно купить необходимых специалистов. Ну а
если их не удастся купить за деньги? Если платой за сотрудничество будут не
деньги и не пайки, а отказ от власти — от диктатуры пролетариата и деспо-
тизма совдепов, а также восстановление принципов демократии и безогово-
рочная капитуляция перед крестьянской буржуазией, столь презираемой еще
недавно?
V
Отказ от ныне действующей программы как от воплощения классовых
интересов пролетариата, признание необходимости поворота от пролетарс-
кой диктатуры совдепов к буржуазной модели классового сотрудничества
на базе более или менее демократической организации политической жиз-
ни — таковы выводы, к которым в октябре 1918 г. «социальный экспери-
мент» подвел начавших задумываться экспериментаторов. Одновременно
большевизм как политическая идея сходит с российской сцены. Он прояв-
ляется еще то здесь, то там, но уже как состояние умов: банда политических
честолюбцев продолжает цепляться за остатки административной и поли-
цейской власти, оказавшейся, к несчастью, в ее руках. Развалины продол-
жают дымиться, но пожар близится к концу. Разумеется, новые осложне-
ния ситуации возможны. Например, руководители, сознательно ведущие
большевизм к капитуляции, могут свернуть себе шею, так и не успев
сдаться. Но если авантюрные краснобаи вновь одержат верх над теми, кто
выступает за реалистичную политику, если петерсы, Троцкие, з новьевы
свергнут и растопчут Лениных и Красиных, это не вольет новой крови в
разлагающийся большевизм.
Собственно говоря, для России подобный поворот событий был бы даже
лучшим. Он не отсрочит надолго финальный крах. Обеспечить возрождение
17
страны эти пытливые алхимики, набивавшие себе карманы обожженными
руками, совершенно не способны: пролитая кровь и разбитые жизни отделя-
ют их от будущей свободной России.
Стокгольм, февраль 1919 года
А. Чупров
Примечания
1.	Известия Народного комиссариата по продовольствию, 1918, № 14-15, с. 1—2.
2.	ОРЛОВ Н. Лавировать или бить? — Известия Народного комиссариата по продовольствию,
1918, № 16-17, с. 4—8. Н.А. Орлов - старый социал-демократ, кооператор и экономист,
редактировавший в 1918 г. журнал «Известия Наркомпрода». Написал «прекрасную», по
оценке В.И.Ленина, книгу «Продовольственная работа Советской власти». С лета 1921 г.
заведовал экономическим отделом издававшегося берлинским полпредством журнала «Но-
вый мир», но в тайном дневнике писал о своем желании «изобличить» большевиков, кото-
рые разорили великую страну, «за все их подлости, надувательства, подхалимство, за гибель
нашего поколения, за надругательство над всем, во что мы верили». Как докладывал пол-
пред Н.Н. Крестинский в Москву, в 1923 г. Орлов «не только идейно, но и формально
вышел из РКП», отказался вернуться в СССР и в связи с этим был уволен. Поселившись
под Берлином, Орлов работал над фантастическим романом «Диктатор» (см. ГЕН ИС В.Л.
Невозвращенцы 1920-х — начала 1930-х годов. — Вопросы истории, 2000, № 1, с. 49).
3.	УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) В., ЦЮРУПА А.Д. Что такое комитеты сельской бедноты (Всем губер-
нским совдепам и продкомам). — Известия Народного комиссариата по продовольствию,
1918, № 18-19, с. 27—28 (перепечатано из «Правды» (11.VII1.1918, № 175).
4.	Известия Народного комиссариата по продовольствию, 1918, № 18-19, с. 6—7.
5.	Вестник Народного комиссариата торговли и промышленности, 1918, № 7-8, с. 40.
6.	Там же, с. 47.
7.	Известия Народного комиссариата по продовольствию, 1918, № 16-17, с. 56.
8.	Пятый Всероссийский съезд советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депута-
тов. Стенограф, отчет. Москва, 4—10 июля 1918 г. М. 1918, с. 141.
9.	Известия Народного комиссариата по продовольствию, 1918, № 14-15, с. 57.
10.	Там же, с. 58.
11.	Там же, с. 56.
12.	Оседлое коренное население Средней Азии.
13.	ФЕДОРОВ П. «Буржуазные» мысли. — Известия Народного комиссариата по продоволь-
ствию, 1918, № 14-15, с. 17-19, № 16-17, с. 9-11.
СТАТЬИ
1937: выборы как мистификация,
террор как реальность
И. В. Павлова
В литературе, посвященной Большому террору, долгое время в тени оставал-
ся тот факт, что одновременно с массовыми репрессиями проводилась ши-
рокомасштабная избирательная кампания по выборам в Верховный Совет
СССР согласно только что принятой Конституции. Новым обращением к
этой теме в российской историографии мы обязаны Ю.Н. Жукову, который
не только написал о подготовке Конституции 1936 г., но и вслед за амери-
канским историком Д. Арч Гетти увидел в действиях И.В. Сталина намере-
ние «провести первые выборы в Верховный Совет СССР как альтернатив-
ные, состязательные... ради мирной, бескровной — в ходе предвыборной
борьбы, в ходе альтернативных, состязательных выборов, — смены власти».
По мнению Жукова, Сталин хотел «вообще отстранить партию от власти»,
но ему в этом помешали местные партийные секретари '. Выстраивая свою
концепцию, Жуков представляет Сталина либералом и обосновывает тезис о
противостоянии ему местных секретарей. Они якобы боялись лишиться сво-
их постов в ходе этих выборов, потому и выступили инициаторами Большого
террора. Такая трактовка событий 1937 года вызывает серьезные возражения.
Между тем в архивах есть документы, которые позволяют проследить
действительную, а не придуманную роль Сталина как в организации терро-
ра, так и в проведении избирательной кампании. Среди них особое место
занимают директивы Центра, которые рассылались в виде шифротелеграмм
серии «Г» за подписями секретаря ЦК Сталина, секретаря Центральной из-
бирательной комиссии Г.М. Маленкова и заведующего отделом партийной
пропаганды и агитации ЦК А.И. Стецкого.
Особого внимания заслуживают речи и действия первого секретаря За-
падно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. Эйхе, которому Жуков отвел роль глав-
ного инициатора.Большого террора. На основании записки Эйхе, поданной в
Политбюро во время июньского пленума ЦК, в которой он описывал взрыво-
опасную, с его точки зрения, ситуацию с контрреволюционной преступнос-
тью в крае, Жуков сделал следующий вывод: «Шантажируя таким образом
узкое руководство, Эйхе вынудил Политбюро утвердить 29 июня, в день зак-
рытия пленума, нужное решение: образовать “тройку” в составе начальника
УНКВД по Западносибирскому краю Миронова, краевого прокурора Баркова
и его лично. Дать им возможность установить число лиц, подлежащих рас-
стрелу, и сколько людей необходимо незамедлительно выслать из края» 2.
Павлова Ирина Владимировна — доктор исторических наук.
19
Конституция 1936 г., действительно, и по форме, и по содержанию пред-
ставляет собой демократический документ. Не случайно, решив легитимизи-
ровать результаты проведенной «революции сверху», Сталин запросил для
себя в качестве образца ни больше, ни меньше как Конституцию Швейца-
рии, страны с давними демократическими традициями. Не случайно и то,
что он лично контролировал работу Конституционной комиссии. Результат:
одно дело — советская Конституция, и совсем другое — реальная жизнь в
СССР того времени.
Статья 30 Конституции 1936 г. гласила: «Высшим органом государствен-
ной власти СССР является Верховный Совет СССР» 3. Для того, чтобы по-
нять, могли ли запланированные на декабрь 1937 г. выборы в принципе при-
вести к смене власти в СССР, как утверждает Жуков, необходимо ответить
на вопрос, что собой представляла тогда реальная власть. Если исходить из
понимания, что власть находилась в руках советов и их высшего органа Вер-
ховного Совета (ранее ВЦИК), то легко вообразить, что в результате выборов
могла произойти смена власти. Однако такое понимание далеко от дей-
ствительности: оно не учитывает характера того механизма власти, который
существовал тогда в СССР.
Основы этого механизма были заложены после захвата большевиками
государственной власти в октябре 1917 г., когда становление нового государ-
ства в России пошло по традиционному для нее пути централизации власти и
подчинения мест этой власти. Свое оформление механизм новой власти полу-
чил в ходе секретной партийно-государственной реформы 1922—1923 гг., су-
тью которой была реализация политики «диктатуры партии». В результате воз-
никло на редкость простое и архаичное устройство власти, не связанное ни
законами, ни контролем партии, которая перестала быть партией и преврати-
лась в ширму, прикрывающую и освящающую действия ее аппарата.
Хребет новой политической системы образовала иерархия партийных
комитетов во главе с назначенными сверху секретарями. Одновременно про-
изошло возвышение партийных комитетов над советами, что означало выхо-
лащивание и фактическую ликвидацию Советской власти. Управление в со-
ветах перешло сначала к их исполкомам, затем к президиумам исполкомов,
и, наконец, сами президиумы исполкомов оказались в полном подчинении у
партийных комитетов, фактически стали их тенью. В результате проведения
политики «диктатуры партии» двойственность политической системы, со-
хранявшаяся при Ленине, исчезла.
Возникла уже не партия-государство, а партийное государство, так как
партийный аппарат «проглотил» государство и сам стал структурой власти.
По типу иерархии партийных комитетов выстраивались иерархические струк-
туры всех государственных организаций, и все они состояли под контролем
партийных органов. Высшие органы партийного аппарата — политбюро, орг-
бюро и секретариат ЦК — являлись официально признанной властью в СССР,
но властью неконституционной, так как действовали вне Конституции. Об
этих органах власти и их директивной государственной деятельности не было
ни слова и в тексте Конституции 1936 года. Документы показывают, что и
высшие органы партийного аппарата являлись прикрытием реальной власти
фракционной группы Сталина, состав которой постоянно менялся («тройка»,
«семерка», «восьмерка», «девятка» и т.д.), но которая действовала как реальная
власть уже с 1922, а не с 1937 года. Именно Сталин, приближая к себе в разное
время того или иного члена своего окружения, принимал все политические
решения, которые оформлялись как решения высших органов партийного
аппарата, затем государственного в Центре и на местах. Свои самые большие
секреты Сталин не доверял даже «особой папке», поэтому факт принятия мно-
гих решений можно реконструировать только по последующим действиям.
Отдельного разговора заслуживают такие приемы сталинского властвования
как ложь, преднамеренная дезинформация.
Эта реальная, но нелегальная власть была законспирирована. О конспи-
рации в деятельности большевистской партии широко известно. Многие иссле-
20
дователи признают секретность и в действиях сталинской власти, но не видят
в этой практике ничего особенного. «Политические действия, — пишет аме-
риканский исследователь Дж. Энтин, — часто требуют секретности» 4. Однако
есть секретность в принятии решений (она может быть в практике и тех
государств, в основу действия которых положен принцип права) и конспира-
тивность как способ существования самой власти. Конспиративность реаль-
ной власти в СССР скрывала и авторов принимавшихся решений, и сами
решения, и весь механизм связи центральных партийных и государственных
органов с соответствующими органами на местах. Для этого существовала
разветвленная тайная инфраструктура власти с секретно-директивными час-
тями — секретными отделами, особыми секторами и мобилизационными
отделами во всех партийных и государственных органах, в том числе и хозяй-
ственных; на каждом промышленном предприятии, в каждом учреждении
существовала своя секретная часть.
Переписка с местными органами власти при Сталине повсеместно ве-
лась через фельдъегерскую связь ОГПУ-НКВД. Государственные органы «в
советском порядке» должны были проводить в жизнь постановления партий-
ных органов, без ссылки на исходные документы. В 1920-е годы конспира-
тивными документами считались в основном выписки из протоколов полит-
бюро, оргбюро, секретариата ЦК и шифротелеграммы, рассылавшиеся бюро
секретариата — секретным отделом секретариата ЦК. В 1930-е годы, после
назначения Молотова председателем Совнаркома, директивы Центра, как
правило, шли на места из «особого сектора» ЦК в виде директивных писем за
двумя подписями — сначала председателя СНК Молотова, затем секретаря
ЦК. Сталина (иногда вместо Сталина подписывался Л.М. Каганович). В ряде
случаев подписывался один Сталин как секретарь ЦК. Поскольку исходящих
документов было очень много, то работники секретариата заверяли их про-
сто факсимиле подписи указанных лиц. За этими подписями рассылались на
места и срочные шифрованные телеграммы серии «Г». По аналогии с поста-
новлениями ЦК и СНК оформляли свои директивы краевые, областные ко-
митеты партии и ЦК компартий национальных республик. Многие докумен-
ты готовились исключительно в кабинете Сталина и сразу же, без всякого
утверждения на политбюро, шли в качестве директив в местные партийные
органы.
Тайный механизм осуществления реальной власти определял ее нефор-
мализованность и безграничность. Конспиративность власти позволила Ста-
лину не только скрыть многие свои действия, но и затуманить сам смысл
провозглашенного «строительства социализма». В результате ему удалось также
направить по ложному следу тех историков, которые верят Иосифу Виссари-
оновичу «на слово».
Специальный доклад о предстоявших выборах в Верховный совет СССР
сделал А.А. Жданов на известном пленуме ЦК вечером 26 февраля 1937 года.
Жуков об этом пленуме пишет: «По докладам Ежова, Молотова, Сталина,
Кагановича, Ворошилова невольно могло сложиться впечатление, что суть
пленума и есть поиск “врагов”, проблема “вредительства”. Однако главным
все же было другое — предстоящие выборы в Верховный совет СССР» 5.
Такое утверждение — явный перекос в оценке происходившего на пленуме.
Даже с формальной точки зрения вопрос о выборах был одним из четырех на
этом пленуме; ему было посвящено вечернее заседание 26 февраля и оба
заседания 27-го (доклад Жданова, обсуждение, заключительное слово и при-
нятие резолюции). Всего же пленум продолжался, как известно, с 23 февраля
по 5 марта. То есть и по времени, и по накалу выступлений главными вопро-
сами были не выборы, а поиск «вредителей» и других «врагов социалистичес-
кого строительства».
Если учитывать контекст событий, то необходимо признать, что сталин-
ская власть с начала 1930-х годов последовательно раскручивала маховик
Большого террора, и инициативная роль Сталина здесь несомненна. 7 янва-
ря 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в докладе «Итоги первой
21
пятилетки» он, по сути, сформулировал программу «зачистки» общества от
антисоветских элементов. «Мы утвердили, — заявил Сталин, — во всех сфе-
рах народного хозяйства принцип социализма, изгнав оттуда капиталисти-
ческие элементы». Далее он, во-первых, раскрыл, кто имеется в виду под
«последними остатками умирающих классов». Это «промышленники и их
челядь, торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и
подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и
жандармы, всякого рода буржуазные интеллигенты шовинистического толка
и все прочие антисоветские элементы» (курсив мой. — И.П.). Во-вторых, он
априори, для всех этих групп определил состав преступления: «Пойти в пря-
мую атаку против Советской власти эти господа уже не в силах. Они и их
классы несколько раз вели уже такие атаки, но были разбиты и рассеяны.
Поэтому единственное, что остается им делать, — это пакостить и вредить
рабочим, колхозникам, Советской власти, партии. И они пакостят как толь-
ко могут, действуя тихой сапой. Поджигают склады и ломают машины. Орга-
низуют саботаж. Организуют вредительство в колхозах, в совхозах, причем
некоторые из них, в числе которых имеются и кое-какие профессора, в сво-
ем вредительском порыве доходят до того, что прививают скотине в колхозах
и совхозах чуму, сибирскую язву, способствуют распространению менингита
среди лошадей и т.д. ...Главное в “деятельности” этих бывших людей состоит
в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного
имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности... Они чуют
как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является
общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы
напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать
общественную собственность путем организации массового воровства и хи-
щения».
«Сильная и мощная диктатура пролетариата, — заключил он, — вот что
нам нужно теперь для того, чтобы развеять впрах последние остатки умираю-
щих классов и разбить их воровские махинации» (курсив мой. — И.П)6.
Карт-бланш сверху на обвинения в саботаже, вредительстве, воровстве и
хищениях открывал широчайший простор для расправы со всеми неугодны-
ми власти людьми, так как в 1930-е годы в обстановке хаоса проводившихся
преобразований в этом можно было обвинить практически любого. К тому
же в обществе с сильными патриархальными предрассудками такая борьба
стала наиболее действенным способом канализации массового недовольства.
Завершающая операция по «построению социализма» планировалась одно-
временно с подведением итогов первой пятилетки, но она сорвалась. Именно
неудачей в исполнении первоначального замысла можно объяснить содер-
жание той самой телеграммы, которую направили Кагановичу и Молотову
25 сентября 1936 г. Сталин и Жданов, отдыхавшие в Сочи. В ней предус-
матривался ряд кадровых перестановок, и первая касалась НКВД: «Считаем
абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост
наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в
деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом
деле на 4 года» 7.
Именно в этом контексте подготовки завершающей кампании по «пост-
роению социализма» находится следующая цепь событий: убийство Киро-
ва 1 декабря 1934 г. и последовавшие за ним закрытое письмо ЦК ВКП(б)
«Уроки событий, связанных с злодейским убийством С.М. Кирова» (18 янва-
ря 1935 г.), новая чистка партии в виде проверки учетных документов, объяв-
ленная циркулярным письмом Сталина от 13 мая 1935 г., закрытое письмо
ЦК «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрре-
волюционного блока» от 26 июля 1936 г. и широко известные ныне инсцени-
ровки судебных процессов. Непосредственно перед принятием Конституции
и подготовкой к выборам состоялись процесс по делу так называемого Анти-
советского объединенного троцкистско-зиновьевского центра (19—24 авгус-
та 1936 г.), Кемеровский процесс с разоблачением «диверсионно-вредитель-
22
ской деятельности троцкистов» (19—22 ноября 1936 г.), процесс по делу так
называемого Параллельного антисоветского троцкистского центра (23—30
января 1937 г.) и началась подготовка процесса так называемого Антисовет-
ского правотроцкистского блока, первым шагом к организации которого стала
принятая на февральско-мартовском 1937 г. пленуме резолюция по докладу
Ежова о передаче дела Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова в НКВД.
26 февраля 1937 г. на вечернем заседании пленума Жданов начал свой
доклад с объявления о том, что «введение новой Конституции отбрасывает
всякие ограничения, существовавшие до сих пор для так называемых лишен-
цев. Если раньше, до введения новой Конституции, выборы в Советы были
неравными, то теперь необходимость ограничения равенства выборов отпала
и все граждане имеют право участвовать в выборах на равных основаниях.
Если раньше выборы средних и высших органов власти были многостепен-
ными, то теперь, согласно новой Конституции, выборы во все Советы будут
производиться всеми гражданами непосредственно путем прямых выборов.
Если раньше, по старой Конституции, голосование при выборах было от-
крытым и по спискам, то теперь, согласно новой Конституции, голосование
при выборах будет тайным и по отдельным кандидатурам, выдвигаемым по
избирательным округам».
Далее он сформулировал еще ряд общих положений. Во-первых, след-
ствием изменений в избирательной системе должно было стать «дальнейшее
усиление политической активности масс, вовлечение новых слоев трудящих-
ся в работу по управлению государством». Во-вторых, именно партии пред-
стояло возглавить выборы и обеспечить в них свою руководящую роль. Для
этого ей предстояло уйти от практики кооптации в члены парткомитетов и
«перестроить партийную работу на основе безусловного и полного проведения
в жизнь начал внутрипартийного демократизма, предписываемого уставом
партии», а именно, не позднее 20 мая провести во всех парторганизациях вы-
боры партийных органов, начиная от комитетов первичных парторганизаций
и кончая краевыми, областными комитетами и ЦК компартий национальных
республик. Голосование должно было проводиться не списком, а по отдель-
ным кандидатурам и тайно. Провозглашалось неограниченное право крити-
ки и отвода кандидатов 11.
Сигнал этой кампании критики был дан Сталиным тоже на февральско-
мартовском пленуме. 3 марта, как и в начальный период коллективизации,
он вновь заговорил о головокружении от успехов. «Успехи и достижения —
дело, конечно, великое. Наши успехи в области социалистического строи-
тельства, действительно, огромны. Но успехи, как и все на свете, имеют и
свои теневые стороны. У людей, мало искушенных в политике, большие ус-
пехи и большие достижения нередко порождают беспечность, благодушие,
самодовольство, чрезмерную самоуверенность, зазнайство, хвастовство». Тогда
было рассказано и о группе работников-дальневосточников, переехавших на
Украину вместе с П.П. Постышевым, и о работниках из Узбекистана, пере-
кочевавших вслед за А.К. Лепой в Татарию, и, наоборот, о переехавших из
Татарии в Иркутск вслед за М.О. Разумовым, получившим назначение на
пост первого секретаря Восточно-Сибирского крайкома ВКП(б), и т.п. Тогда
же были оглашены факты маленьких «культов личности» местных руково-
дителей. В частности, стало известно о том, что 14 сентября 1936 г. на бюро
Казахского крайкома ВКП(б) с участием первого секретаря крайкома Л.И.
Мирзояна высочайшая точка Тянь-Шаня Хан-Тенгри 6697 м была переимено-
вана в пик Мирзояна. И что на Украине появился новый писатель Постышев,
который написал два произведения — «Горе Марфы» и «Талка» — объемом
«ровно один печатный лист», но которые стали центром шумной кампании,
организованной комсомолом и местным союзом писателей.
Дав старт критике своих назначенцев, Сталин заявил о том, что пришло
время готовить смену, что «прежде всего необходимо предложить нашим
партийным руководителям, от секретарей ячеек до секретарей областных и
республиканских партийных организаций, подобрать себе в течение извест-
23
ного периода по два человека, по два партийных работника, способных быть
их действительными заместителями. Могут сказать: а где их достать, двух
заместителей на каждого, у нас нет таких людей, нет соответствующих работ-
ников. Это неверно, товарищи. Людей способных, людей талантливых у нас
десятки тысяч. Надо только их знать и вовремя выдвигать, чтобы они не
перестаивали на старом месте и не начинали гнить. Ищите да обрящете».
Далее он определил для партийного обучения и переподготовки сек-
ретарей ячеек четырехмесячные «Партийные курсы» в каждом областном
центре, для секретарей райкомов — восьмимесячные «Ленинские курсы»
в десяти наиболее важных центрах СССР, для секретарей горкомов — ше-
стимесячные «Курсы по истории и политике партии» при ЦК ВКП(б) и для
секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий национальных республик
— шестимесячное «Совещание по вопросам внутренней и международной
политики» при ЦК ВКП(б) 9.
Перевыборная кампания в партийных организациях и подготовка к вы-
борам в Верховный совет СССР не означала отказа от репрессий. Жданов,
напомнив слова Сталина на пленуме ЦК 7 января 1933 г. о том, что «нам
нужна крепкая диктатура для того, чтобы развеять остатки ранее господ-
ствующих классов», заявил, что «диктатуре пролетариата и впредь придется
беспощадной рукой преодолевать сопротивление остатков враждебных ка-
питалистических классов и агентов фашистской буржуазии — троцкистов,
зиновьевцев, правых и других врагов народа». Ключевыми словами в докла-
де Сталина «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцки-
стских и иных двурушников» и его заключительном слове на пленуме были
«вредители», «диверсанты», «агенты троцкистского и нетроцкистского типа»,
«остатки эксплуататорских классов», «капиталистическое окружение и вы-
текающие из этого факта результаты» и т.д. Сейчас трудно сказать, как в
действительности воспринимали участники пленума выступление Сталина
и поняли ли зловещий смысл сформулированной им «кадровой реформы».
Судя по стенограмме, атмосферу пленума во время обсуждения докладов
Молотова, Сталина, Ежова и Жданова пронизывали единодушие и припод-
нятость. Никто из выступавших в прениях не высказывал ни сомнений, ни
тем более протеста. Как вполне обыденное дело участники пленума вос-
приняли рассуждения Сталина о будущей участи оставшихся оппозиционе-
ров: «Вы не утешайте себя тем, что каких-нибудь 12 тыс., может быть, из
старых кадров остается и что троцкисты последние кадры пускают в ход для
того, чтобы пакостить, которых мы скоро перестреляем, не утешайте себя» 10.
Вполне вероятно, что никто из сталинских назначенцев, представляв-
ших на этом пленуме, выражаясь сталинским языком, генералитет, партийное
офицерство и партийное унтер-офицерство, не ожидал тогда, что репрессии
коснутся кого-то из них лично. Их отношения наглядно демонстрируют со-
гласие как принцип функционирования системы господства и подчинения.
Даже в условиях, когда арест угрожал жизни практически любого члена ЦК,
они соглашались с генеральной линией партии, которую для них воплощал
Сталин. Поэтому врагов искали среди соратников и подчиненных, но не в
вышестоящей власти. Здесь уместно привести слова М.К. Мамардашвили,
точно схватившего специфику атмосферы 1930-х годов: «Партизанская борь-
ба каждого с каждым. Не видеть лицо власти, а видеть лицо соседа. Разруше-
ние социальной ткани. Горючий материал репрессий» и. Особенно важна в
рассматриваемом контексте мысль о разрушении социальной ткани в резуль-
тате сталинских преобразований.
Что касается процедуры предстоявших выборов в Верховный совет СССР,
то и докладчик Жданов, и дополнявшие его М.И. Калинин и Стецкий сами
недостаточно представляли себе эту процедуру, что свидетельствует не толь-
ко о неразработанности вопроса, но и о его второстепенности в ряду задач
сталинской власти. По заявлению Калинина, проект закона только подго-
товлялся и имелся ряд проектов, предложений с мест о подготовке к избира-
тельной кампании. Тех, кто непосредственно отвечал за подготовку предсто-
24
явших выборов, беспокоил прежде всего их организационно-технический
аспект, потому что, как сказал Стецкий, «у нас в низах еще довольно фанта-
стическое представление о тайном голосовании, что это такое — закрытое
тайное голосование».
Под политической подготовкой к выборам понималось прежде всего
обеспечение массовости участия населения в избирательной кампании и в
самих выборах, а также контроль со стороны партийных комитетов. На воп-
рос Мирзояна «От округа может быть один кандидат или будет допущено
выставление 2—3?» Калинин не ответил, зато Стецкий напомнил о следую-
щем факте: «Радек на Конституционной комиссии выступил с предложени-
ем относительно того, чтобы было разрешено выставлять любому гражда-
нину или группе граждан свою кандидатуру в совет. Очевидно, здесь был
далекий расчет на то, чтобы провести кое-кого из своих, своими средствами
и т.д. Несомненно, осколки, остатки троцкистской организации и правых
еще имеются». Тогда о какой действительной альтернативности предстоя-
щих выборов можно говорить? Не допустить этого, во-первых, и мобилизо-
вать массы на выборы, во-вторых, — в этом и состояла ближайшая задача
партийных комитетов на местах, которые Сталин критиковал за увлечение
хозяйственными вопросами и отход от партийно-политической работы. По-
вторяя реплику Микояна на пленуме, хлопот предстояло много |2. Но глав-
ными были не эти задачи, а борьба с «вредителями», «троцкистскими и
иными двурушниками». Выборам же в Верховный совет предстояло легити-
мизировать эту борьбу.
6 марта 1937 г. в «Правде» была напечатана резолюция пленума ЦК,
принятая по докладу Жданова 27 февраля, «Подготовка партийных организа-
ций к выборам в Верховный совет СССР по новой избирательной системе и
соответствующая перестройка партийно-политической работы». Однако разъе-
хавшиеся местные секретари начали проводить в жизнь другие установки
только что прошедшего пленума. По возвращении Эйхе из Москвы в Запад-
но-Сибирском крае началась массовая кампания разоблачения «врагов наро-
да». Решения пленума, доклад и заключительное слово Сталина обсуждались
16—18 марта на пленуме крайкома, 19—22 марта на собрании Новосибирско-
го городского и краевого партактива с участием секретарей горкомов и рай-
комов партии, сразу после этого — во всех остальных городах и сельских
районах — на городских и районных партактивах и на районных партийных
собраниях. И везде была проявлена большая активность: в трех районах со-
брания продолжались по четыре дня, в 31 районе — по три дня, в 34 районах
— по два дня и в 32 районах — по одному дню. Число выступавших в прени-
ях на каждом из этих собраний: до 20 человек — в 13 районах, от 20 до 30
человек — в 30 районах, от 30 до 40 человек — в 25 районах, от 40 до 50
человек — в 23 районах и свыше 50 человек — в 9 районах 13.
Сам Эйхе на пленуме крайкома говорил несколько часов подряд с не-
большим перерывом. Он начал свою речь с того, что каждый коммунист
должен научиться «чутко улавливать малейший сигнал, идущий от масс», и
закончил ее обоснованием кредо коммуниста: «Ведь каждый коммунист, если
он коммунист, как он поступает и как должен поступать? Где бы он ни нахо-
дился, он прежде всего коммунист. Будь я на квартире, в общественном ме-
сте — я прежде всего коммунист... Если только при коммунисте могли вести
(допустим такой вариант) разговоры, враждебные партии, и он не боролся
против них всеми ему доступными мерами, какой же он коммунист! Ведь он
же изменник своей партии». О докладе Сталина Эйхе отозвался как об «изу-
мительном документе, подлинно изумительном, где каждая строчка является
важнейшим документом нашей работы, и весь доклад в целом является про-
граммным документом для нас» |4.
Обстановка и на пленуме крайкома и на других подобных заседаниях
была чрезвычайно наэлектризована. «Мы все кипим кровью, — заявил сек-
ретарь Барабинского райкома Т. Волдин, — чтобы их (Бухарина, Рыкова и
других. — И.П.) привлекли к строгой ответственности» 15. После этих собра-
25
ний развернулась массовая кампания «проверки на месте работы местных
партийных и хозяйственных организаций в деле ликвидации последствий троц-
кистско-бухаринского контрреволюционного вредительства». По решению
крайкома секретари и заведующие отделами аппарата крайкома разъехались
по промышленным районам: Эйхе — в Прокопьевск, второй секретарь край-
кома В.П. Шубриков — в Сталинск и Кемерово, заведующий промышленно-
транспортным отделом В.Я. Принцев — в ряд районов Кузбасса и т.д.
По поводу предстоявших выборов в районы была разослана 29 марта
телеграмма Эйхе. В ней излагалось постановление бюро крайкома от 27 мар-
та, принятое на основе опубликованной в «Правде» 6 марта резолюции пле-
нума ЦК и поступившего на места циркулярного письма ЦК ВКП(б) от 20
марта «Об организации выборов парторганов». Телеграмма гласила: «1) От-
четы и выборы парткомитетов и парторганов в первичных партийных орга-
низациях сельских районов провести до 22 апреля 1937 г.; 2) отчеты и выбо-
ры парткомов и парторганов в первичных организациях в городах провести
до 1 мая 1937 г.; 3) обязать горкомы, райкомы обеспечить обсуждение в каж-
дой первичной парторганизации решений пленума ЦК ВКП(б) и письма ЦК
ВКП(б) 20 марта 1937 г. «Об организации выборов парторганов» до слуша-
ния и обсуждения в первичных парторганизациях отчетов парткомов и партор-
гов и до проведения выборов» |6.
Перевыборная кампания в партийных оранизациях края проводилась
под непосредственным контролем крайкома. Характерна фраза из письма
Эйхе в ЦК Маленкову: «Сообщаем списки отведенных крайкомом при выбо-
рах 1937 г. и отозванных секретарей райкомов и горкомов ВКП(б)» (курсив
мой. — И.П.). Своих постов таким образом лишились 10 первых и три вто-
рых секретаря райкома — «за связь с троцкистами или политически неустой-
чивые», 14 первых секретарей и восемь вторых — «вследствие непригодности
их в деловом отношении для руководящей районной партработы», четыре
вторых секретаря — по причине их «социально-чуждого прошлого и как слу-
живших в белой армии», шесть первых и один второй секретарь — по болез-
ни. После этого кандидатуры, одобренные крайкомом, голосовались в партий-
ных организациях.
По данным информационной справки Эйхе в ЦК от 16 июня «Об итогах
выборов партийных органов по Западно-Сибирской партийной организации»,
«случаев провала рекомендованных кандидатур на районных и городских парт-
конференциях и отчетно-выборных собраниях при выборах райкомов и гор-
комов не было», имелись лишь «случаи непонимания некоторыми руководи-
телями того, что развертывание критики и внутрипартийной демократии не
только не исключает, а обязательно требует более совершенного, подлинного
большевистского руководства партийными собраниями и конференциями». В
целом из 115 районов Западно-Сибирского края работа райкомов партии была
признана удовлетворительной в 25 районах, неудовлетворительной — в 63,
недостаточной — в трех, дана уклончивая оценка работы — в 24 |7.
Выборы самого крайкома проводились на III Западно-Сибирской крае-
вой партийной конференции 1—7 июня 1937 года. В голосовании участвовали
все 372 делегата конференции с решающим голосом. В ходе выборов звучала
острая критика, но отвод той или иной кандидатуры, как правило, происходил
по предложению руководства крайкома. Председатель крайисполкома Ф.П.
Грядинский выступил за отвод своего заместителя Д.И. Воронина. В результа-
те за его отвод проголосовали 334, против 13, после выступления Эйхе против
заведующего сельскохозяйственным отделом крайкома А.И. Колотилова за
отвод его проголосовали 338, против — 1, и т.д. Результаты тайного голосова-
ния были оглашены, как это и требовалось постановлением ЦК за подписью
Сталина от 8 мая 1937 года |8.
13 июня 1937 г. Эйхе направил в ЦК на имя А.А. Андреева письмо с
просьбой утвердить бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) в составе
13 человек; к письму прилагалась справка о результатах тайного голосования
на конференции и на пленуме крайкома 19.
26
Кампания перевыборов в партийных организациях сопровождалась вы-
явлением «вредителей» и «врагов народа». Эйхе сообщал в ЦК о том, что
«важные сигналы, разоблачающие замаскированных троцкистско-бухаринс-
ко-рыковских вредителей, шпионов и диверсантов, поступили в период об-
суждения решений февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), а также на
отчетно-выборных партийных собраниях и партконференциях», о том, что
развернута «перестройка партийно-политической работы, направленная на
полную ликвидацию в рядах парторганизации политической беспечности, на
разоблачение и выкорчевывание врагов народа». По данным, которые Эйхе
приводил в письме от 20 июня, за период с 1 марта по 15 июня 1937 г. в
Западно-Сибирской партийной организации было разоблачено и исключено
из партии 196 троцкистов и зиновьевцев, 26 правых контрреволюционеров и
лиц, связанных с ними 20. Исключение из партии тогда автоматически влекло
за собой арест и расстрел.
События разворачивались по одной схеме во всех регионах страны, и
руководство Западно-Сибирского края по своей инициативности находилось
не в первых рядах. На два дня раньше, чем Эйхе, 18 июня, с письмом в ЦК
на имя Жданова обратился новый первый секретарь Восточно-Сибирского
крайкома ВКП(б) А.С. Щербаков, в котором он сообщал, что «партийное и
советское руководство целиком было в руках врагов. Арестованы все руково-
дители областных советских отделов, заворготделами обкома и их замы (за
исключением пока — двух), а также инструктора, ряд секретарей РК, руково-
дители хозяйственных организаций, директора предприятий и т.д. Таким
образом, нет работников ни в партийном, ни в советском аппарате». Письмо
Щербакова знаменательно и тем, что его автор недвусмысленно указал на
действительных инициаторов и вдохновителей террора: «Однако, — продол-
жал далее Щербаков, — я не только не унываю, но еще больше укрепился в
уверенности, что все сметем, выкорчуем, разгромим и последствия вреди-
тельства ликвидируем. Даже про хворь свою и усталость забыл, особенно,
когда побывал у шт. Сталина и Молотова» 21 (курсив мой. — И.П.).
Именно они не давали местам расслабиться и не только инициировали
каждый новый виток репрессий, но и требовали от полностью зависимых от
них местных партийных секретарей, чтобы они организовывали массовую
поддержку и одобрение своих действий. В ответ на телеграмму Сталина от
11 июня 1937 г. о суде над военными 17 июня Эйхе доложил в ЦК Ежову,
что, по данным на 15 июня, по 30 городам и районам края было проведено
1527 митингов по поводу приговора по делу Тухачевского и других. В письме
приводились самые разные факты массовой поддержки расстрела военных.
Были и предложения: трудящиеся Барабинска просили правительство выпу-
стить новый заем, «чтобы еще крепче закрыть на замок нашу великую гра-
ницу» 22.
Что касается непосредственной подготовки избирательной кампании по
выборам в Верховный совет СССР, то, судя по ситуации в Западно-Сибирс-
ком крае, до июньского пленума ЦК она еще не развернулась. Не поступали
и директивные материалы из Москвы. Окончательная повестка дня пленума,
который проходил 23—29 июня 1937 г., была утверждена решением полит-
бюро 19 июня 23. К этому времени из состава ЦК, избранного на XVII съезде
ВКП(б), выбыло уже более 40 человек. Формальное согласие на арест давали
оставшиеся члены и кандидаты в члены ЦК. Среди материалов июньского
пленума сохранились заполненные ими бланки голосования (опросом) за
исключение того или иного члена ЦК из партии и его арест. Для присутствия
на этом пленуме члены ЦК предварительно запрашивали разрешения у Ста-
лина и Поскребышева 24. В повестке дня значилось пять вопросов: 1. Сооб-
щение Ежова. 2. Проект нового избирательного закона (докладчик Яковлев).
3. Об улучшении семян зерновых культур (докладчик Яковлев). 4. О введе-
нии правильных севооборотов (докладчик Чернов). 5. О мерах улучшения
работы МТС (докладчик Чернов). В сообщении о пленуме, опубликованном
в печати, первого пункта не было, хотя обсуждение его заняло четыре дня.
27
Уже один этот факт говорит о приоритетах в политике сталинской власти.
После этого пленума состоялась серия постановлений политбюро, давших
органам НКВД свободу действий. Первым в этом ряду стоит постановление
политбюро «Об антисоветских элементах», принятое 2 июля, через два дня
после окончания пленума. На основании этого постановления был подго-
товлен текст известной в настоящее время шифротелеграммы, разосланной
секретарям обкомов, крайкомов и ЦК компартий национальных респуб-
лик. «Замечено, — говорилось в ней, — что большая часть бывших кулаков
и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и си-
бирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои
области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и ди-
версионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и
в некоторых отраслях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организа-
ций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД
взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем,
чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были
расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки,
а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы пере-
писаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав
троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество
подлежащих выселению» 25.
Текст этой телеграммы был зашифрован не только по форме, но и по
существу. В ней говорилось только о кулаках и об уголовниках, хотя само
постановление называлось «Об антисоветских элементах», что выдает истин-
ный масштаб замысла окончательной «зачистки» общества. Само постанов-
ление политбюро от 2 июля 1937 г. сразу же получило гриф «особая папка».
Вопрос о том, чей именно документ стал основой для подготовки этого
постановления политбюро, Жуков возвел в ранг принципиального и увидел
за этим фактом протест местных секретарей против альтернативности предсто-
явших выборов, которые на деле никоим образом им не угрожали. Что касает-
ся содержания предложения Эйхе, то оно не было оригинальным. Во-первых,
его опыт организации «троек» был известен Сталину по хлебозаготовительным
кампаниям 1924/25, 1927/28, 1934 гг., а свою мысль о такой взрывоопасной
особенности края, как наличие бывших кулаков, Эйхе высказывал неоднок-
ратно. Об этом он говорил 27 февраля 1937 г. на пленуме ЦК: «У нас в крае
есть еще одна особенность — это бывшие кулаки, которых у нас порядочное
количество, частично от т. Косиора и других. (Косиор. Признаем свою ошиб-
ку. Веселое оживление в зале)... Осталась немалая группа заядлых врагов, ко-
торые будут... пускать в ход клевету и провокацию во время выборов, будут
пытаться причинять нам разные гадости». Об этом же Эйхе говорил и 25
марта 1937 г. на партактиве Сибирского военного округа, выступая с докла-
дом о решениях пленума ЦК: «У нас в Западной Сибири был наиболее мощ-
ный отряд кулачества, идеологами которого являлись правые... мы не можем
забыть о кадрах правых контрреволюционеров, которые, будучи разгромлен-
ными, притаились в щелях, затаив лютую злобу против колхозов. Мы не
можем забыть о том, что здесь орудовала сильная меньшевистская и эсеров-
ская группа, которая блокировалась с правыми отщепенцами», что, учитывая
«важное народнохозяйственное и оборонное значение Западной Сибири, враги
пытались и будут пытаться окопаться здесь для своей гнусной подрывной
работы». Но все эти высказывания никак не расходились с установками фев-
ральско-мартовского пленума ЦК партии. В таком же духе говорили и писа-
ли в своих справках прокурор края И.И. Барков и начальник управления
НКВД по Западно-Сибирскому краю С.Н. Миронов 26.
Грандиозный план «зачистки» общества исполнялся под прикрытием
избирательной кампании. 1 июля 1937 г. после одобрения на пленуме ЦК
ВКП(б) проекта Положения о выборах в Верховный совет СССР он был
28
утвержден от имени президиума ЦИК, а 9 июля стал постановлением IV
сессии ЦИК VII созыва. В отличие от постановления политбюро «Об анти-
советских элементах» Положение о выборах было широко распубликовано.
Изучение повесток дня заседаний политбюро показывает, что начиная со
2 июля вплоть до самых выборов 12 декабря 1937 г. параллельно принима-
лись решения об антисоветских элементах (по краям и областям) и о подго-
товке к выборам по избирательным округам. Более того, закончить «зачист-
ку» предполагалось тоже к моменту выборов 27. Приказ НКВД «Об операции
по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских эле-
ментов», утвержденный политбюро 31 июля, предписывал начать операцию,
в зависимости от региона, с 5 по 15 августа и закончить в четырехмесячный
срок. И еще один характерный момент — помимо подготовки к выборам,
летом—осенью 1937 г. шла череда массовых кампаний и праздников. Все
происходило одновременно с массовым уничтожением людей НКВД по ут-
вержденным сверху лимитам на репрессии.
Вот конспективная хронология мероприятий, которые все устраивались по
указанию сверху. 2 июля — митинги о займе укрепления обороны; июль, август
— антирелигиозная кампания и массовое создание на предприятиях, в учрежде-
ниях, колхозах ячеек Союза воинствующих безбожников, которое сопровожда-
лось разоблачением скрытых «врагов народа»; подготовка антивоенного дня
1 августа; организация к Дню авиации 18 августа докладов и бесед об авиации и
роли Сталина в развитии авиации, о героических полетах В.П. Чкалова и
М.М. Громова, а также массовых гуляний. На всех этих массовых сборах гово-
рилось о необходимости укрепления обороноспособности страны и выкорчевы-
вания шпионов и диверсантов. Массовые мероприятия по изучению Положе-
ния о выборах, в ходе которых тоже разоблачались «враги народа», — митинги
по предприятиям и районам, общегородские митинги, собрания домохозяек,
домохозяек-нацменок, жен инженерно-технических работников, кустарей, со-
брания молодых избирателей, допризывников, митинги в деревне и т. д. В это
же время наряду с ночными арестами проходили открытые показательные про-
цессы в деревне над «вредителями» (по телеграммам Сталина и Молотова от
3 августа, 10 сентября, 2 октября). Вот типичный отчет агитатора: «Мы проводи-
ли беседы и по вопросам шпионской диверсионной работы разведывательных
органов капиталистических стран. В результате этого наши беседчики и сами
слушатели выявили целый ряд контрреволюционных группировок... так, рабо-
чий Киреев разоблачил банду кулаков, состоявшую в контрреволюционной орга-
низации... после беседы в бараке выявили сестру Демидова, расстрелянного по
процессу Северного района... гражданка Тарасова выявила отца Демидова и дочь,
которая приехала устраиваться на работу» 2lt.
В проекте избирательного закона, который представил пленуму Я.А.
Яковлев, как считает Жуков, речь идет о возможности альтернативного выд-
вижения нескольких кандидатов. Как тут не поверить в задуманное руковод-
ством страны введение состязательности на будущих выборах. Это именно то
видение, которое задавалось Конституцией и Положением о выборах. Оно
оказало свое воздействие на левацки настроенных интеллектуалов 1930-х го-
дов за рубежом, на советских граждан с их табуированным сознанием и про-
должает работать сегодня. На самом деле, реальной альтернативности и состя-
зательности с самого начала был поставлен заслон. Кандидатов в депутаты, по
Конституции, могли выдвигать только общественные организации и общества
трудящихся. А.Я. Вышинский в статье «Самый демократический избиратель-
ный закон» отчетливо дал понять, что имеется в виду под общественными
организациями и обществами трудящихся. Это те общества, которые были
учреждены на основании Положения о добровольных обществах и союзах,
принятого ВЦИК и СНК РСФСР 10 июля 1932 г., и которые, «являясь орга-
низациями общественной самодеятельности трудящихся масс города и де-
ревни, ставят своей задачей активное участие в социалистическом строитель-
стве Союза ССР, а также содействие укреплению обороны страны». Но «не
являются обществами и общественными организациями, например, так на-
29
зываемые церковные “двадцатки”, которые регистрируются в особом поряд-
ке, установленном для них постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апре-
ля 1929 г., и которые, согласно этому постановлению, не имеют своего уста-
ва, не пользуются правом юридического лица, не имеют своих выборных
представительных органов. В своей деятельности они должны ограничивать-
ся исключительно теми целями, ради которых они образованы, то есть, как
об этом сказано в постановлении от 8 апреля 1929 г., — удовлетворения
своих религиозных потребностей» 29.
В ходе избирательной кампании 1937 г. партийным работникам прихо-
дилось неоднократно разъяснять это положение. «Как выдвигаются кандида-
туры? — говорила зав. отделом пропаганды и агитации Западно-Сибирского
крайкома ВКП(б) Ф.Б. Фрумкина. — Выдвигаются общественными органи-
зациями и обществами трудящихся. Сегодня один из культпропов беседовал
со мной, и я вижу, что товарищ не знает, что такое общество трудящихся.
Каждое собрание он представляет так, что это общество трудящихся, в то
время как под обществом трудящихся мы представляем какое-нибудь обще-
ство, обеспеченное правами юридического лица, зарегистрированное, имею-
щее печать и т.д. Такими обществами трудящихся являются МОПР, ОСО и
другие аналогичные общества, но никак не любое собрание. Значит, едино-
личники имеют возможность выдвигать кандидатов через то общество, в ко-
тором они состоят членами — МОПР, ОСО, Потребкооперация... Ясно, что
единоличник имеет полное право выдвигать и избирать, если он станет чле-
ном добровольного общества, общества трудящихся». А Эйхе, коснувшись
вопроса о церковнослужителях, которые пытались ставить вопрос о выдви-
жении своих кандидатов, прямо расценил такую установку как «один из спо-
собов борьбы с нами. Это попытка выставить своих, враждебных советской
власти кандидатов. Эти попытки будут, и с этим мы должны вести широкую
развернутую борьбу» 30.
Первоначально, в проектах, возможность выдвижения нескольких кан-
дидатов — преданными советской власти общественными организациями и
обществами трудящихся — допускалась. Одновременно с напечатанной 6 марта
1937 г. в «Правде» резолюцией пленума ЦК по докладу Жданова, в качестве
агитационного материала был подготовлен образец избирательного бюллете-
ня, опубликованный Жуковым в «Комсомольской правде» (5.XI.2002). Такой
же бюллетень сохранился и среди материалов Западно-Сибирского крайкома
ВКП(б)31. Однако показательно, что в опубликованном Положении о выбо-
рах возможность выдвижения нескольких кандидатов уже не акцентируется.
Соответствующие статьи 104-я и 107-я выглядят следующим образом: «Кан-
дидат в депутаты Верховного совета СССР, получивший абсолютное боль-
шинство голосов, то есть больше половины всех голосов, поданных по окру-
гу и признанных действительными, считается избранным»; «Если ни один из
кандидатов не получил абсолютного большинства голосов, соответствующая
окружная избирательная комиссия... объявляет перебаллотировку двух кан-
дидатов, получивших наибольшее количество голосов». Передовая статья в
«Большевике» «Избирательная система социалистического государства» разъяс-
няла, как следует понимать и это положение: «При системе относительного
или простого большинства избранным считается тот кандидат, который по-
лучил большее количество голосов, чем каждый другой кандидат в отдельно-
сти. Эта система действовала в нашей стране до введения в жизнь новой
Конституции СССР. Она была чрезвычайно целесообразна в свое время, так
как облегчала процедуру выборов. В настоящее же время, когда каждый кан-
дидат избирается не фабрикой, заводом, колхозом и т.п., то есть сравнитель-
но небольшой единицей, — а многонаселенным округом (один депутат в
Верховный совет от 300 тыс. населения), совершенно понятно, что прежний
порядок не может сохраниться и кандидат должен получить абсолютное боль-
шинство голосов своих избирателей» 32.
На местах это разъяснение было понято адекватно. По каждому избира-
тельному округу изначально выдвигался только один кандидат. В сентябре в
30
Западно-Сибирском крае по 14 избирательным округам по выборам в Совет
Союза Верховного совета СССР под контролем крайкома произошло выдви-
жение 14 кандидатур. 26 сентября 1937 г. бюро крайкома утвердило эти кан-
дидатуры одновременно со списком председателей окружных избирательных
комиссий п. После раздела края и образования Новосибирской области со-
гласно постановлению ВЦИК от 28 сентября в ней осталось то же число
избирательных округов и выдвинутых кандидатов. Любые текущие измене-
ния, в том числе и в списке выдвинутых кандидатур, утверждались на заседа-
ниях бюро обкома ВКП(б). Справки на кандидатов, выдвинутых в члены
Верховного совета СССР, и на председателей окружных комиссий, подписы-
вались начальником местного управления НКВД. Списки председателей и
секретарей участковых избирательных комиссий подписывались председате-
лем райисполкома, секретарем райкома партии и начальником районного
отдела НКВД. Далее кандидаты поступали на утверждение в ЦК ВКП(б).
Официально постановлением ЦИК СССР начало избирательной кампа-
нии было объявлено с 12 октября 1937 года. Этим же постановлением была
утверждена Центральная избирательная комиссия. Председателем ее был
назначен П.Г. Москатов, заместителем — О.Ю. Шмидт, секретарем — Ма-
ленков. Все они значились представителями от профсоюзов (соответственно
ВЦСПС, работников высшей школы и работников политпросветучрежде-
ний). Были утверждены также 569 избирательных округов по выборам в
Совет Союза и 574 — по выборам в Совет Национальностей. В тот же день,
12 октября, с докладом о предстоявших выборах и выдвижении кандидатов
выступил на пленуме ЦК Сталин. Одновременно он сообщил об изменени-
ях в составе ЦК за время после июньского пленума: арестовано восемь
членов и 15 кандидатов в члены ЦК, один покончил жизнь самоубийством.
Освободившиеся места быстро заняли другие — 10 человек были переведе-
ны из кандидатов в члены ЦК. Ежов — утвержден кандидатом в члены
политбюро ЦК 34.
Через два дня на места была разослана шифротелеграмма серии «Г» за
подписью Сталина, в которой давались подробные инструкции по дальней-
шей организации избирательной кампании. 1-й пункт был посвящен вопросу
о комплектовании избирательных комиссий: «ЦК нацкомпартий, крайкомы и
обкомы обязаны тщательно проверить для утверждения циками союзных и
автономных республик, краевыми или областными исполкомами состав рес-
публиканских и окружных избирательных комиссий. Райкомы ВКП(б), гор-
комы и райкомы в городах обязаны тщательно проверить состав участковых
избирательных комиссий, а ЦК нацкомпартий, крайкомы и обкомы обязаны
проверить председателей и секретарей участковых избирательных комиссий
для утверждения их райисполкомами и городскими советами или районны-
ми советами в городах». Во 2-м пункте получил дальнейшее развитие тезис о
том, что кандидат должен получить абсолютное большинство голосов своих
избирателей. В телеграмме говорилось: «Отдельное от беспартийных выступ-
ление коммунистических организаций со своими кандидатами только оттол-
кнуло и отделяло бы беспартийных от коммунистов, побудило бы их к выс-
тавлению конкурирующих кандидатов и разбило голоса, что на руку только
врагам трудящихся. В этих видах ЦК ВКП(б) считает целесообразным выд-
вижение от лица собраний рабочих и служащих по заводам и совхозам и
собраний крестьян — по колхозам и селам, включая единоличников, со-
вместных кандидатур... Выдвинутый таким образом общий кандидат по из-
бирательному округу вносится на регистрацию в окружную избирательную
комиссию от имени группы заводов, совхозов и колхозов, а также от партий-
ных и беспартийных общественных организаций, обществ трудящихся. На
партийные организации возлагается обязанность добиться поддержки этой
кандидатуры общими собраниями рабочих и служащих по всем заводам и
совхозам района, общими собраниями крестьян — по всем колхозам и селам
района». Пункт 3-й шифротелеграммы гласил: «ЦК ВКП(б) предлагает ЦК
нацкомпартий, крайкомам и обкомам не позднее 21 октября представить на
31
утверждение ЦК ВКП(б) списки выдвигаемых ими кандидатов в депутаты
Верховного совета СССР». Последние три пункта телеграммы были посвя-
щены организационной и агитационно-пропагандистской работе на избира-
тельных участках, которую должны были обеспечить ЦК компартий нацио-
нальных республик, крайкомы, обкомы и райкомы ВКП(б)35.
Из этой телеграммы ясно видно, что не было и речи о том, чтобы от-
странить партию от выборов. Наоборот, партийные комитеты и здесь рас-
сматривались Сталиным как самая надежная опора. Никаких расхождений в
понимании будущих выборов со сталинскими указаниями не было и в речи
Эйхе 20 октября, с которой он выступил на собрании городского партактива
в Новосибирске. «Нужно нам суметь, — говорил он, — выборы провести так,
как это от нас требует партия, провести так, как мы проводим все указания
нашего любимого вождя... Товарищ Сталин говорил, что нужно, чтобы было
обеспечено процентов 20 беспартийных кандидатур, нужно, чтобы было со-
блюдено правильное соотношение между количеством работников, выдвига-
емых снизу, лучших людей, и количеством работников-делегатов, которые
находятся на том или ином ответственном посту... Выставлять, публиковать
кандидатуры, обсуждать, популяризировать должны начинать тогда, когда
Центральный Комитет просмотрит» 36.
Тем не менее возможность выдвижения двух и даже трех кандидатур
сохранилась, но в «превращенной» форме. По этому поводу на места «по
поручению ЦК ВКП(б)» была отправлена телеграмма секретаря избиратель-
ной комиссии Маленкова, в которой он сообщал список из 32 человек, кото-
рые наряду с местными, одобренными ЦК ВКП(б), кандидатами могли выд-
вигаться в депутаты Верховного совета СССР в любом из избирательных
округов: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян, Андреев, Ка-
линин, Косиор, Чубарь, Жданов, Эйхе, Ежов, Петровский Г., Хрущев, Бу-
денный, Блюхер, Литвинов М., Булганин, Шверник, Шмидт О., Крупская,
Чкалов, Водопьянов, Молоков, Громов М., Москатов, Косарев, Мехлис,
Мануильский, Шкирятов, Маленков, Вышинский. «По примеру Москвы и
Ленинграда, — говорилось далее, — указанные товарищи могут выдвигать-
ся в избирательном округе наряду с местной кандидатурой, одобренной ЦК
ВКП(б)... Всю эту процедуру с выставлением кандидатов из списка 32-х счи-
таем нужным рекомендовать ввиду того, что рабочие и крестьяне хотят выс-
тавить на заводских и колхозных собраниях наиболее популярных в стране
руководителей партии и Советской власти почти во всех местах. Иначе все
будут удивлены, что известные руководители партии выставляются каждый
из них только в одном каком-либо округе, а трудящиеся других округов не
хотят или не имеют права будто бы назвать их в качестве своих представите-
лей. Получается, что каждый из известных руководителей партии является
вождем только в одном округе, а для остальных округов они остаются неиз-
вестной фигурой. Чтобы ликвидировать эту несообразность, мы решили ре-
комендовать Вам выдвинуть на общих собраниях рабочих и крестьян в раз-
ных округах, кроме одобренных ЦК ВКП(б) кандидатов, еще 32 человека по
указанному списку. Таким образом по каждому избирательному округу мо-
жет фигурировать не обязательно одна кандидатура, а две или три, из кото-
рых потом в день выборов будет баллотироваться только одна кандидатура*
(курсив мой. — И.П.) 37.
В последующие недели Сталина заботила только техническая сторона
выборов. Вот три наиболее характерные телеграммы серии «Г», разосланные
членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б), первым секретарям обкомов, край-
комов и ЦК компартий национальных республик.
Телеграмма от 3 ноября: «ЦК ВКП(б) располагает данными о том, что
многие обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий и их руководители не уделяют
внимания организационно-техническим вопросам избирательной кампании
в Верховный Совет СССР. Списки избирателей составляются крайне не-
брежно... Во многих избирательных участках отведены непригодные или плохо
оборудованные помещения... Доверенные лица, избранные на окружных пред-
32
выборных совещаниях, еще не приступили к работе на избирательных учас-
тках, и паотийные организации не выделили до сих пор агитаторов в помощь
этим доверенным лицам. ЦК ВКП(б) обязывает все обкомы, крайкомы, ЦК
нацкомпартий немедля покончить с недопустимым пренебрежением к воп-
росам организации и техники проведения выборов в Верховный совет СССР,
исправить отмеченные недостатки и к 10 ноября сообщить в ЦК ВКП(б) о
мерах, принятых к выполнению настоящей директивы. Секретарь ЦК ВКП(б)
Сталин».
Телеграмма от 16 ноября: «ЦК ВКП(б) стало известно, что многие партий-
ные организации ограничивают свое участие в избирательной кампании в
Верховный совет СССР только проведением привычного типа общезаводских
или фабричных митингов, окружных совещаний... наши партийные организа-
ции фактически на избирательных участках работы не ведут и предоставляют
там избирателей самим себе. ЦК ВКП(б) предлагает обкомам, крайкомам, ЦК
нацкомпартий исправить такое положение и активно включить парторганиза-
ции фабрик, заводов, колхозов, учреждений, учебных заведений во всю пред-
выборную организационную и агитационную работу на избирательных учас-
тках, считая организацию такой агитации наиболее важной задачей... ЦК
ВКП(б) рекомендует всем горкомам, райкомам партии и первичным партий-
ным организациям развернуть политическую работу среди избирателей не-
посредственно по месту жительства... охватывая большевистским влиянием
все слои избирателей и всех взрослых членов семей, пользующихся избира-
тельным правом. ЦК ВКП(б) предлагает особое внимание уделить вопросам
техники выборов, вопросам организации работы участковых комиссий на
избирательных участках в день проведения выборов в Верховный совет СССР.
Необходимо заранее внимательно продумать по каждому избирательному
участку в отдельности, как обеспечить, чтобы в день выборов в помещении
избирательного участка и возле избирательных ящиков не было очередей,
чтобы избиратели могли быстро найти, к кому им необходимо обратиться
для регистрации и получения избирательных бюллетеней, чтобы регистрато-
ры могли в списках избирателей быстро находить соответствующие фамилии
избирателей и т.п. Все эти организационно-технические вопросы имеют ог-
ромное значение для организованного проведения выборов. ЦК ВКП(б) пред-
лагает горкомам и райкомам ВКП(б) тщательно проинструктировать каждую
участковую избирательную комиссию по всем вопросам организации работы
на избирательном участке в день проведения выборов. В целях большей на-
глядности этого инструктажа необходимо его провести в помещениях, где
будет происходить голосование, с тем, чтобы тут же была предусмотрена вся
организационно-техническая сторона выборов, а именно: порядок входа и
выхода избирателей из помещения, регистрация избирателей, расположение
помещений для заполнения бюллетеней, место расположения избирательно-
го ящика и т.д. ЦК ВКП(б) обязывает первых секретарей обкомов, крайко-
мов, ЦК нацкомпартий не позднее 1 декабря с.г. представить в ЦК. ВКП(б)
краткий отчет о выполнении настоящей директивы. Секретарь ЦК ВКП(б)
Сталин».
Телеграмма от 2 декабря: «5 декабря исполняется первая годовщина со
дня утверждения Чрезвычайным VIII Всесоюзным съездом советов Сталинс-
кой Конституции СССР. ЦК ВКП(б) предлагает отметить эту годовщину в
печати, митингами и массовыми собраниями трудящихся, осветив значение
Сталинской Конституции победившего социализма и подлинного демокра-
тизма, а также праздничными вечерами в клубах, домах культуры, театрах.
День 5 декабря — всенародного праздника — должен стать днем мобилиза-
ции всех трудящихся под лозунгами партии к выборам в Верховный совет
СССР. ЦК ВКП(б) И. Сталин» 38.
6 декабря датировано решение политбюро о принятии «Обращения ЦК
ВКП(б) ко всем избирателям, рабочим, работницам, крестьянам и крестьян-
кам, к Красной армии, к советской интеллигенции». На следующий день оно
было опубликовано в «Правде». И в это же время, 6 декабря, в Новосибирск
2 «Вопросы истории» № 10
33
на имя секретаря обкома И.И. Алексеева поступила шифротелеграмма прин-
ципиально иного содержания: «Вашу шифровку о вылазках врагов народа
получили. ЦК одобряет политику расправы с врагами народа и предлагает
вам не давать пощады мерзавцам. И. Сталин» 39. Таким образом широко раз-
вернутая кампания по выборам стала мощнейшим прикрытием массового
уничтожения «врагов народа» и его оправданием: «Во имя счастья нашего
героического народа, во имя процветания нашей славной социалистической
родины мы, — говорил Эйхе 20 октября 1937 г., — беспощадно громили и
будем еще громить троцкистско-бухаринскую и иную фашистскую нечисть.
Мы непобедимы, ибо нас ведет от победы к победе могучий гений нашей
эпохи, наш великий вождь, родной и любимый учитель, товарищ Сталин».
«Вся страна, наша область, — говорила на III пленуме обкома 25 октября
1937 г. заведующая отделом пропаганды и агитации Фрумкина, — пережива-
ют огромный политический подъем. Этот подъем выражается в росте наших
хозяйственных и политических успехов. Этот подъем выражается в том, с
какой активностью и с какой огромной любовью выдвигают трудящиеся кан-
дидатуры Сталина и других руководителей нашей партии и правительства...
Этот подъем выражается в росте бдительности масс, в том, что огромные
слои трудящихся масс включились в активную работу по выкорчевыванию
шпионов и диверсантов, презренных троцкистов и бухаринцев» 40. Массовое
вовлечение народа в избирательную кампанию одновременно стало спосо-
бом их массового соучастия в проведении политики репрессий.
В документах неоднократно отмечалось, что «за время избирательной
кампании усилился приток заявлений со стороны трудящихся об отдельных
контрреволюционных элементах», «в результате изучения Сталинской Кон-
ституции и Положения о выборах у нас разоблачены враги народа, такие,
как...»4|. Любой человек, высказывавший сомнение, становился потенциаль-
ным кандидатом на арест. Вот три характерных примера из справки Кеме-
ровского городского отдела НКВД «О ходе подготовки к выборам в Верхов-
ный совет СССР» по состоянию на 26 сентября: «Заведующий культотделом
рудкома угольщиков Новиков в присутствии рабочих высказал следующее:
“Я не верю в правдивость новой избирательной системы, так как в советских
газетах пишут одну ложь”. (Новиков намечен к аресту.) Кардашин среди ра-
бочих азотно-тукового завода высказал: “Коммунисты везде говорят, что пред-
стоящие выбора (так в тексте. — И.П.) будут самые демократические, а сами
выставили двух кандидатов в Верховный совет и Совет национальностей,
Алексеева и Антонюка, и голосуй за них, это не тайное голосование, а то же
самое, что и назначение”. (Кардашин арестован.) Татаринцева, жена инжене-
ра, работник редакции “Кузбасс”, среди женщин на агитпункте высказала:
“Конституция существует на бумаге, кандидатами в Верховный совет выс-
тавляют коммунистов, лучше сломать себе ногу, чем идти на эти выборы”.
(Татаринцева взята в глубокую агентурную проработку.)». Готовность к со-
действию властям была усилена принятым тогда же постановлением СНК о
повышении заработной платы низкооплачиваемым рабочим и служащим
фабрично-заводской промышленности и транспорта, которое широко про-
пагандировалось накануне выборов. «Разъяснение этого постановления, —
говорилось в телеграмме второго секретаря Новосибирского обкома ВКП(б)
Н.Ф. Лобова местным секретарям, — необходимо проводить со всей агита-
ционной работой в связи с избирательной кампанией и подготовкой к
20-летию Октябрьской социалистической революции» 42.
Обобщенный портрет кандидатов в депутаты Верховного совета СССР
можно представить на примере кандидатов от Новосибирской области. В
списке из 14 человек, утвержденных кандидатами в Совет Союза Верховного
совета СССР, значились бывший первый секретарь Западно-Сибирского край-
кома ВКП(б) Р.И. Эйхе, назначенный наркомом земледелия СССР, первый
и второй секретари Новосибирского обкома ВКП(б) И.И. Алексеев и Н.Ф.
Лобов, начальник управления НКВД по Новосибирской области Г.Ф. Гор-
бач, начальник Кузбасса и главного управления металлургической промыш-
34
ленности Наркомтяжпрома СССР академик И.П. Бардин, директор Кузнец-
кого металлургического завода К.И. Бутенко, профессор, хирург, заслужен-
ный деятель науки В.М. Мыш, комбайнер Лушниковской МТС Сузунского
района С.Я. Рязанов, председатель Прокопьевского совета рабочих, кресть-
янских и красноармейских депутатов И.М. Концевич, председатель Подъель-
никовского сельсовета Каргасокского района Нарымского округа П.Е. Го-
лещихин, беспартийный забойщик, передовой стахановец С.А. Баннов,
беспартийная передовая стахановка, звеньевая колхоза «Путь новой жизни»
Мариинского района А.Е. Картавая, знатный комбайнер Юдинского совхоза
Чистоозерного района И.А. Многолетний, председатель Ояшинского райис-
полкома Б.А. Торбина. В Совет Национальностей Верховного совета СССР
был избран один депутат — командующий войсками Сибирского военного
округа М.А. Антонюк.
Наряду с вышеназванными местными кандидатурами на многочислен-
ных предвыборных собраниях выдвигались и кандидатуры из списка 32-х,
присланного Маленковым. По Новосибирскому городскому округу вместе с
Эйхе были выдвинуты кандидатуры Сталина и Молотова, по Кемеровскому
избирательному округу, вместе с Алексеевым, — Каганович и Шверник, по
Татарскому избирательному округу, вместе с Многолетним, — Чубарь и Блюхер
и т.д. 43 В день выборов, 12 декабря 1937 г., на всех избирательных участках
дежурили сотрудники НКВД, они же представляли регулярные спецсводки о
ходе голосования. Аресты происходили прямо на избирательных участках
при активном содействии населения. По данным спецсводок, в Ирменском
районе «явившаяся на избирательный участок дочь кулака Стародубцева,
получив бюллетень, вышла с ним на середину помещения и заявила: “Не
буду голосовать за антихристов” и бросила бюллетень. Возмущенные колхоз-
ницы доставили ее в НКВД. Арестована. В г. Кемерово в Эйховском районе
Погатенко, пользуясь безграмотностью женщин, говорил им о необходимос-
ти зачеркнуть одну из кандидатур, записанных в разных бюллетенях». Пога-
тенко был разоблачен старушкой, сообщившей об этом в НКВД 44.
Идеологическая обработка населения и террор возымели свое действие.
Из всех информационных сводок, сообщавших о ходе выборов в Верховный
совет СССР, особо выделяется следующий случай: «На избирательном учас-
тке в с. Суммы Каргатского района 104-х летняя (!) старушка проголосовала,
а потом расплакалась и заявила: “Спасибо товарищу Сталину, который допу-
стил нас до управления государством”» 45.
С того времени долгие годы в СССР типичными были итоги голосова-
ния 12 декабря 1937 г. — 98,6 % проголосовало в целом по стране за канди-
датов в депутаты Верховного совета СССР. Всего членами Верховного совета
стали 1143 депутата — 855 коммунистов и 288 беспартийных. Первая его
сессия проходила в Москве 12—19 января 1938 года. В повестке дня значи-
лись следующие вопросы: внесение изменений и дополнений в некоторые
статьи Конституции СССР в связи с принятыми решениями ЦИК и СНК
СССР. Избрание президиума Верховного совета СССР. Образование прави-
тельства — СНК СССР. Назначение Прокурора СССР. Возмещение депута-
там расходов, связанных с выполнением депутатских обязанностей 46. А на
следующий день на товарищеском ужине в Большом Кремлевском дворце
перед депутатами выступил Сталин. По записи, сохранившейся в архиве Во-
рошилова, именно на этом заседании он сказал свою многозначительную
фразу: «Никому на слово, товарищи, верить нельзя», вызвавшую аплодис-
менты присутствовавших. А затем предложил тост: «За органы бдительности
во всесоюзном масштабе, за чекистов, за самых малых, средних и больших.
(Аплодисменты. Крики «ура!». Да здравствует товарищ Ежов!) Не торопитесь,
товарищи, торопливость — вещь плохая, сидите смирно, успокойтесь. Я пред-
лагаю тост за всех чекистов и за организатора и главу всех чекистов — това-
рища Ежова». (Бурные аплодисменты.)47. На этом заседании Сталин получил
поддержку массовых репрессий со стороны высшего, согласно Сталинской
Конституции, органа государственной власти страны.
35
Избрание в этот бутафорский парламент не гарантировало от репрес-
сий. Из депутатов по Новосибирской области вскоре были арестованы и рас-
стреляны бывшие начальники области — Эйхе, Алексеев, Лобов, Горбач. Если
же вспомнить об избранном в начале июня 1937 г. бюро Западно-Сибирско-
го крайкома ВКП(б), утвержденном ЦК в количестве 13 человек, то оно
было репрессировано в полном составе: 11 человек — расстреляны, один —
повесился в тюремной камере, один — многие годы провел в лагерях. К
этому перечню следует добавить еще пять руководящих работников аппарата
крайкома.
Выборы 1937 г. в принципе не могли привести к смене власти в СССР,
потому что никакой реальной властью этот бутафорский советский парла-
мент не обладал. Основа советской государственности в виде иерархии: по-
литбюро, оргбюро, секретариат ЦК, обкомы, крайкомы и ЦК компартий
национальных республик во главе с назначенными сверху секретарями —
осталась неизменной. После Большого террора изменилось лишь кадровое
наполнение этой иерархии. Назначение Верховного совета в системе поли-
тической власти СССР было так же далеко от предназначения парламента в
демократических странах, как вовлечение масс в политику власти от дого-
ворных отношений государства и общества. Что же касается общего пред-
ставления о всевластии Сталина как о воплощении либерализма, то это
слишком очевидная мистификация.
Примечания
1.	GETTY J. Arch. State and Society under Stalin: Constitutions and Elections in the 1930s. — Slavic
Review, 1991, Vol. 50, № 1, p. 33—35; ЖУКОВ Ю.Н. Репрессии и Конституция СССР 1936
года. — Вопросы истории, 2002, № 1; Жупел Сталина. Беседа А.Д. Сабова с Ю.Н. Жуковым.
— Комсомольская правда, 5, 6. XI.2002; Культовая механика. Ю. Жуков — А. Сабов. —
Литературная газета, 5—11.HI.2003, № 9.
2.	ЖУКОВ Ю.Н. Ук. соч., с. 23. Благодаря содействию С.А. Красильникова и В.Ю. Афиани
удалось проверить архивный шифр дела, на которое ссылается Жуков. Записки Эйхе там
нет. Тем не менее можно допустить существование этого документа, но, учитывая подчи-
ненное положение Эйхе в системе сталинской власти, а также другие его обращения в ЦК
на имя Сталина, Ежова и др., невозможно представить себе, чтобы в подобной записке он
«требовал», «шантажировал», «вынудил». Не соответствует действительности сообщение,
что Эйхе трижды получал осенью 1934 г. во время хлебозаготовок «право единолично,
бесконтрольно, без суда и следствия выносить смертные приговоры». Документы свиде-
тельствуют, что Эйхе получил это право от Центра по инициативе Молотова, который,
побывав в Новосибирске и других районах края, 19 сентября 1934 г. отправил в Москву
шифрованную телеграмму: «По примеру 1930 года предлагаю предоставить Эйхе право да-
вать санкцию на высшую меру наказания в Западной Сибири в течение сентября—октября
месяцев. Эйхе согласен. Жду ответа». В тот же день предложение Молотова было принято
политбюро и оформлено как постановление ЦК от 19 сентября 1934 г., которое гласило:
«Предоставить Эйхе право давать санкцию на высшую меру наказания в Западной Сибири
в течение сентября и октября». Постановлением ЦК от 2 ноября эти полномочия Эйхе
были продлены до 15 ноября, о чем Сталин сообщил ему лично в шифротелеграмме за
своей подписью (Государственный архив Новосибирской области (ГАНО), ф. П-3, оп. 2, д.
595а, л. 11 — 13; д. 643а, л. I, 2, 5; Сталинское политбюро в 30-е годы. Сб. док. М. 1995, с.
65). В газетных выступлениях Жукова в пассаже, относящемся к июньскому пленуму ЦК
1937 г., Эйхе почему-то именуется первым секретарем Новосибирского обкома ВКП(б),
хотя он стал таковым лишь с 28 сентября, после образования Новосибирской области.
3.	Сталин и Каганович. Переписка. 1931 — 1936 гг. М. 2001, с. 597; История Советской Консти-
туции. 1917-1957. Сб. док. М. 1957, с. 349.
4.	ЭНТИН Дж. Теории заговоров и конспиративистский менталитет. — Новая и новейшая
история, 2000, № 1, с. 70.
5.	ЖУКОВ Ю.Н. Ук. соч., с. 17.
6.	СТАЛИН И.В. Соч. Т. 13. М. 1951, с. 206-210.
7.	Сталин и Каганович, с. 682—683.
8.	Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. — Вопросы истории,
1993, № 5, с. 3-4, 13-14.
36
9.	Там же, 1995, № 3, с. 9; № 7, с. 20; № 10, с. 6, 7, 10, 16; № 3, с. 14-15.
10.	Там же, 1993. № 5, с. 4; 1995, № 11-12, с. 21.
11.	МАМАРДАШВИЛИ М.К. Необходимость себя. М. 1996, с. 172.
12.	Вопросы истории, 1993, № 6, с. 16—17, 27; № 7, с. 5—6.
13.	ГАНО, ф. П-3, оп. 11, д. 29, л. 1.
14.	Там же, оп. 2, д. 839, л. 81; д. 841, л. 58.
15.	Там же, л. 113.
16.	Там же, оп. 11, д. 3, л. 154.
17.	Там же, оп. 2, д. 867, л. 118—126; оп. 11, д. 30, л. 9—10, 15, 21.
18.	Там же, оп. 2, д. 828, л. 5—10, 26—27; оп. 11, д. 30, л. 23—24; Российский государственный
архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 558, on. 1, т. 4—5, д. 5003, л. 1.
19.	ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 867, л. 49-50.
20.	Там же, оп. 11, д. 29, л. 5, 6.
21.	Советское руководство. Переписка. 1928—1941 гг. М. 1999, с. 363.
22.	ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 867, л. 178, 179.
23.	РГАСПИ, ф. 17, оп. 2, д. 780, л. 12.
24.	ЖУКОВ Ю.Н. Ук. соч., с. 23; РОГОВИН В.З. 1937. М. 1996, с. 440; РГАСПИ, ф. 17, оп. 2,
д. 614, 615; д. 779, л. 29, 30, 47.
25.	Труд, 4.V1.1992; ХЛЕВНКЖ О.В. Политбюро. М. 1996, с. 188-190.
26.	Вопросы истории, 1993, № 6, с. 6, 37. ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 1036, л. 42—43; д. 829, л. 106—
108; ф. П-4, оп. 34, д. 26, л. 1—3. Благодарю С.А. Красильникова за предоставление текста
справки С.Н. Миронова «По делу эсеровско-монархического заговора в Западной Сибири»
от 17 июня 1937 года.
27.	Политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б): Повестки дня заседаний. Каталог. Т. 2. М. 2001, с. 877—
933.
28.	ГАНО, ф. П-3, оп. 11, д. 682, л. 172.
29.	Большевик, 1937, № 14, с. 17—18;
30.	ГАНО, ф. П-3, оп. 11, д. 682, л. 256-257; оп. 2, д. 1034, л. 2.
31.	Там же, оп. 11, д. 642, л. 29. Совпадение фамилий кандидата в депутаты и председателя
окружной избирательной комиссии слишком бросалось в глаза, поэтому фамилия после-
днего «И. Петров» была исправлена от руки на фамилию «П. Степанов».
32.	Коммунист. Двухнедельный журнал Западно-Сибирского крайкома ВКП(б), 1937, № 11, с.
23; Большевик, 1937, № 13, с. 9.
33.	ГАНО, ф. П-3, оп. 11, д. 697, л. 122-125.
34.	Коммунист, 1937, № 12-13, с. 1—4; РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1120, л. 94—96, 98.
35.	ГАНО, ф. П-4, on. 1, д. 75, л. 15-18.
36.	Там же, ф. П-3, оп. 2, д. 1034, л. 16, 44.
37.	Там же, ф. П-4, on. 1, д. 75, л. 19—20.
38.	Там же, ф. П-3, оп. 2, д. 822, л. 55-55об., 74-74об., 90-90об.
39.	Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б), с. 933; РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 57, л. 136- 137об.
40.	ГАНО, ф. П-3, оп. 2, д. 1034, л. 28; ф. П-4, оп. 33, д. 3, л. 4.
41.	Там же, ф. П-3, оп. 11, д. 205, л. 16, 17; д. 682, л. 205.
42.	Там же, ф. П-4, оп.1, д. 74, л. 105—106, 93.
43.	Там же, д. 10; ф. П-3, оп. 11, д. 697, л. 33.
44.	Там же, ф. П-4, on. 1, д. 74, л. 189, 190, 208.
45.	Там же, л. 183.
46.	Большевик, 1937, № 23—24, с. 6; Сталинская Конституция. Указатель литературы. 1937—
1940. М. 1940, с. 34.
47.	РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1121, л. 19.
Эволюция межобщинных
отношений на Кипре
О.Н. Бредихин
Уже около полувека кипрская проблема остается очагом напряженности в
Восточном Средиземноморье. Ее характеризуют элементы межэтнического
конфликта и антиколониальной борьбы, аспекты международного противо-
стояния, а также черты комплексной межународной проблемы, вовлекшей в
свою орбиту разного рода региональных, в том числе многосторонних учас-
тников. Помимо этого, на историю кипрского вопроса оказала существенное
воздействие логика блокового противостояния периода «холодной войны», а
также внутриполитическая ситуация в странах участниках конфликта. В этой
связи было бы актуальным предпринять краткий ретроспективный анализ и
попытаться уяснить, насколько исторический опыт и специфика межобщин-
ных связей на острове делают греков и турок Кипра способными мирно ужи-
ваться друг с другом.
Оттоманское владычество: 1571—1878 гг. Исходным пунктом отноше-
ний греков и турок на Кипре является 1571 год, когда остров был присоеди-
нен к владениям Оттоманской империи. При этом греческое население Кип-
ра в своем большинстве приветствовало войска Порты как избавителей от
гнета католиков-венецианцев, систематически предпринимавших попытки
насильственного обращения православных в католичество. Истребление и
изгнание католической части населения, а также бедственное экономичес-
кое положение Кипра побудили султана к обеспечению миграционного при-
тока на остров из Малой Азии. Прибывающие крестьяне-турки, наряду с
чиновничеством и военными Порты, положили начало формированию тур-
ко-кипрской общины ’.
Точных сведений о динамике демографического соотношения общин
нет: первая официальная перепись была проведена лишь в 1841 году. При
этом на основе сопоставления имеющихся исторических свидетельств при-
нято считать, что в XVII—XIX вв. это соотношение колебалось в пределах 2:8
— 3:7 в пользу греков-киприотов 2.
Османская империя, заинтересованная в поддержке со стороны местно-
го населения, отменила крепостное право и позволила грекам-киприотам
приобретать землю в собственность. Признав существование на острове двух
религий (православного христианства и ислама), Порта обеспечила опреде-
ленную степень терпимости к вере греческой общины и передала управление
Бредихин Олег Николаевич — аспирант Московского государственного института меджународных отно-
шений (Университета) МИД Российской Федерации.
38
ее делами церковным иерархам, архиепископу и митрополитам, которые на-
делялись высоким правом прямого обращения к султану и обязанностью сбора
налогов. В дальнейшем особые права церкви подтверждались фирманами
султанов (1572, 1660, 1754 гг.), что закрепило традиционно ключевую роль
церкви в жизни греко-кипрской общины.
Включение церковной верхушки в состав правящей элиты некоторым
образом противопоставляло ее остальной массе греков-киприотов и превра-
щало в рычаг управления греческим населением острова. Предоставление пра-
вославному клиру широких полномочий, в том числе права прямого обраще-
ния к султану, вызывало недовольство и ревность мусульманской части элиты.
Искусно балансируя между интересами паствы, местной османской админис-
трации и султаном, православные иерархи до определенного момента исправ-
но выступали в роли посредников между греческой общиной и Портой.
Несмотря на существование религиозных различий, основной группой
на острове оставался семейно-родственный клан и деревенская община, чле-
нами которой могли быть и православные, и мусульмане. Доказательством
этого тезиса является значительное количество заключавшихся межэтничес-
ких браков, большой процент смешанных по этническому составу деревень
(всегда более половины от существовавших), практика заимствования друг у
друга имен, относительно легкое обращение православного населения в ис-
лам (и, реже, наоборот), а также случаи совместного отправления некоторых
обрядов 3. Кипрские диалекты греческого и турецкого языков до сих пор
содержат немало взаимных заимствований. Тяжелые сельскохозяйственные
работы поощряли совместный труд представителей обеих общин, объединяя
их быт и отдых. Показательной в этом плане находкой стало открытие турко-
кипрских версий произведений греко-кипрского фольклора (так называемых
«Акритских баллад») — более полных, чем оригиналы! Объединение интере-
сов представителей общин происходило, таким образом, не на основе рели-
гиозной или этнической принадлежности, а в зависимости от их статуса во
властной пирамиде. Неслучайно большинство конфликтов на Кипре имели в
своей основе не межэтнические, а, скорее, «межклассовые» противоречия.
Так, зарегистрированные в хрониках восстания 1578, 1665, 1680, 1712, 1764—
1765, 1783, 1804, 1830 и 1833 гг. являлись совместными выступлениями кре-
стьян Кипра против гнета правящей элиты. Поэтому неудивительно, что ни
одно из известных свидетельств путешественников, посещавших Кипр в ос-
манский период, не содержит упоминаний о наличии каких-либо заметных
социально-бытовых различий или противоречий между общинами. Как под-
тверждает запись в отчете консульства Великобритании на Кипре (1862 г.),
«мусульмане живут в мире со своими христианскими соседями в городах и в
провинции» 4.
В то же время следует признать, что, несмотря на существование опре-
деленных предпосылок, на острове так и не сложилась единая «кипрская»
идентичность. При этом на Кипре, в отличие от примеров конструирования
идентичностей в эпоху наций-государств, эта цель никогда и не ставилась.
Предоставив, по сути, режим частичной автономии греческой общине остро-
ва, Порта тем самым санкционировала обособленность наиболее образован-
ной ее части — православного духовенства, взявшего на себя роль хранителя
и распространителя альтернативных ценностей. Монастыри и церковные
школы превратились в центры греческой — в традициях Византии — культу-
ры и образованности, оплоты «особости» на фоне отсутствия социально-бы-
товых различий между основной массой населения общин. Постепенный рост
«эллинского» самосознания в среде греческих интеллектуалов в Европе (пос-
ледняя четверть XVIII в.) затронул и Кипр: в греко-кипрской общине появи-
лись идеи о присоединении острова к независимому греческому государству,
которое должно было быть создано на населенных греками территориях Ос-
манской империи. К 1815—1820 гг. относится установление контактов между
представителями греко-кипрской общины и греческими революционными
группами 5.
39
Начало войны за независимость Греции (март 1821 г.) не вызвало круп-
ных выступлений на Кипре, однако спровоцировало, как и в других областях
Османской империи, гонения в отношении греческого населения. Успехи
греков на Пелопоннесе вызвали рост репрессий, которые достигли своего
апогея на Кипре в июле 1821 года. Давно стремясь найти удобный случай для
сведения счетов с облеченной широкими полномочиями православной эли-
той, местная османская администрация, не имея на то ясных полномочий из
Стамбула, обвинила в «содействии повстанцам» архиепископа, митрополи-
тов и иерархов церкви (всего 470 чел.), которые затем были казнены. Резни
простого населения или столкновений на религиозной почве, однако, не
последовало.
В целом участие греков-киприотов в войне за независимость Греции
было незначительным — лишь несколько десятков из их числа приняли участие
в боевых действиях и в связи с этим покинули Кипр. Прежним остался и
общий характер межобщинных отношений, и специфика властной верти-
кали на острове. В этой связи показателен тот факт, что всего через не-
сколько лет, в ходе восстания 1830 г., крестьянское население обеих общин
объединилось против непомерного налогового бремени, и сам новый архи-
епископ вынужден был искать убежище — от гнева своих единоверцев — во
дворце османского наместника 6.
При всем этом, однако, создание греческого государства резко ускорило
процесс распространения на Кипре «эллинского» самосознания: программы
школ греческой общины в точности стали копироваться с учебных планов
школ Греции; в Греции же представители греко-кипрской элиты получали
высшее образование ’. Все более популярной становилась политическая ус-
тановка первого правителя новой Эллады И. Каподистрии на включение всех
населенных греками земель, в том числе Кипра, в состав нового греческого
государства. Настроения в пользу присоединения Кипра к Греции — «эноси-
са» — укоренялись в сознании каждого следующего поколения греков все
глубже.
Рост и разнообразие экономической активности греков-киприотов име-
ли следствием увеличение их экономического благосостояния по сравнению
с экономическим положением турок-киприотов. Негативное отношение ис-
лама к коммерческой деятельности привело к тому, что формировавшийся
класс буржуазии стал практически исключительно греко-кипрским. Он, на-
ряду с клиром и учительством, составил базу для дальнейшего распростране-
ния идей «эносиса». При этом, впрочем, процесс развития греко-кипрской
идентичности не затронул пока основную массу населения — крестьян 8. В
своей основе межобщинные отношения оставались ровными, и даже носите-
ли «эллинского» сознания, мечтавшие об «эносисе», врага видели не в про-
стых мусульманах, а в чиновничестве и военном сословии Порты.
Таким образом, тезис о «генетической» предопределенности межобщин-
ной вражды на Кипре не подтверждается 9. Столкновений на этнической
почве в период османского владычества на острове отмечено не было; более
того, свидетельства современников полны сообщениями о гармоничном со-
существовании греков- и турок-киприотов. В то же время ясно, что форми-
рования «общекипрской» идентичности также не произошло: специально эту
задачу Стамбул решить не пытался, а присутствие на острове автономной
греческой общины, сохранявшей на уровне элиты чувство своей «особости»
и получившей после создания независимого Греческого государства нацио-
нальный ориентир, не позволил этому случиться естественным путем. Рост
национального самосознания начался, в силу ряда причин, с опережением в
греческой общине и представлял собой серьезный вызов для будущего ме-
жобщинных связей на Кипре. Следующие несколько десятилетий станови-
лись ключевыми.
Британское правление: 1878—1960 гг. Отойдя в 1878 г. к Великобритании,
Кипр, по договору короны с султаном, формально остался в границах осман-
ского суверенитета, а в 1914 г. был аннексирован и включен в состав Бри-
40
танской империи. Произошло резкое перераспределение статусов между
общинами: если раньше турки-киприоты, оставаясь на Кипре численным
меньшинством (в 1881 г. мусульманское население Кипра составляло 24%),
ощущали свой подавляющий перевес над греками за счет чувства «вклю-
ченности» в состав Османской империи, то теперь осознание утраты связи
со Стамбулом порождало чувство страха и неопределенности. Как пред-
ставляется, Лондон в некоторой степени разделял озабоченность мусульман-
ского меньшинства. В глазах греков-киприотов (и затем в оценках ряда ис-
следователей) 10 это, однако, выглядело как необъективность и стремление
«коварного Альбиона» столкнуть общины по принципу «разделяй и властвуй».
Руководствуясь либеральными принципами организации управления,
британская администрация сразу приступила к осуществлению преобразова-
ний на острове. При губернаторе учреждался совещательный администра-
тивный совет с фиксированными квотами для избираемых голосованием
представителей общин. Это стало, по сути, первым политическим признани-
ем «раздельности» и в потенциале противоречивости интересов греков- и
турок-киприотов. Из авторитетных представителей общин формировались
специальные советы, которые наделялись правами самостоятельного конт-
роля над сферами религии и культуры в рамках «своей» этнической группы.
Таким образом, им было позволено практически неограниченно развивать
контакты с Афинами и Стамбулом. Предпринятая реформа системы образо-
вания, учреждавшая общегражданские школы, одновременно сохраняла прин-
цип комплектации школ по этническому признаку и расширяла существо-
вавшую практику набора учителей из «родственных стран» и. Как следствие,
дополнительные стимулы получали процессы проникновения «эллинской»
идентичности в среду греков-киприотов и укоренения сознания своей обо-
собленности в мусульманской общине.
Ориентируясь на секуляризованную модель правления, Лондон на Кип-
ре отменил все привилегии церкви. Впервые сталкиваясь с мощной право-
славной традицией, Великобритания, как представляется, не осознавала силу
церкви как механизма мобилизации населения и недооценивала опасностей
прямой конфронтации с ней. Отмена церковных привилегий и полномочий
привела к тому, что оппозиция клира британской администрации стала не-
уклонно нарастать.
Свидетельства роста национального самосознания общин появились
очень скоро. Уже в конце XIX в. греки-киприоты начали активно обращать-
ся к британским властям с требованием позволить Кипру объединиться с
«матерью-Грецией», а в скоротечной, но кровопролитной греко-турецкой
войне за Крит в 1897 г. на стороне Греции приняло участие несколько сотен
греко-кипрских добровольцев. Изгнание мусульманского населения с Крита,
а затем включение острова в состав Греции встревожили турок-киприотов,
которые полагали, что подобный сценарий мог повториться на Кипре. На
этом фоне усиление греческого стремления к «эносису» вызывало ответную
реакцию в виде консолидации чувства «особости» в турецкой общине. К ру-
бежу XIX—XX вв. относятся и первые случаи открытого противостояния —
пока мирного — представителей общин: в ответ на требования «эносиса»,
турки-киприоты в административном совете при губернаторе стали блоки-
ровать решения по различным предложенным греками-киприотами хозяй-
ственным вопросам.
Сами англичане осознавали потенциальную силу движения за «эносис»
и при определенных условиях были готовы пожертвовать Кипром ради реа-
лизации своих стратегических интересов. Так, есть информация о том, что в
1912—1913 гг. в Великобритании серьезно размышляли над возможностью
передачи острова Греции в обмен на получение военных баз на побережье
Пелопоннеса и на Ионических островах. Внятного предложения, однако,
тогда сделано не было. В 1915 г. Лондон уже ясно давал понять, что в случае
немедленного вступления Греции в первую мировую войну на стороне Ан-
танты, он не будет возражать против присоединения Кипра к Греции. Афи-
41
ны, где сильна была прогерманская королевская партия, заколебались и про-
медлили с определением своей позиции. После окончания первой мировой
войны вопрос о передаче острова Греции остался нерешенным 12. События
«малоазиатской катастрофы» (1922 г.), избиение греков и их изгнание из
исторических районов проживания, существенно отразились на взаимном
восприятии кипрскими общинами друг друга, хотя и не стали поводом для
столкновений. Несмотря на ровные межгосударственные отношения Афин и
Анкары в 20—30-е гг. XX в., на уровне общественного сознания как в Греции
и Турции, так и на Кипре крепло чувство взаимного недоверия. В свою оче-
редь Великобритания, все лучше осознавая опасность дальнейшего разраста-
ния движения за «эносис», стремилась в противовес заручиться поддержкой
турок-киприотов. Получался сложный треугольник отношений, регулировать
которые было все труднее.
При этом, однако, необходимо подчеркнуть, что активной «антигречес-
кой» идеологии в турко-кипрской общине еще не было; вплоть до середины
XX в. в ней шел процесс вычленения новой турецкой идентичности из «об-
щеосманской» ,3. Рост национализма в среде греков-киприотов тоже, в це-
лом, не сопровождался обострением межобщинных отношений: основным
препятствием для «эносиса» греки считали британцев, поэтому на данном
этапе какой-либо сильный «антитурецкий» элемент в их идеологии отсут-
ствовал.
В межвоенные годы пик движения за «эносис» наступил в 1931 г. в виде
массового выступления греков-киприотов, охватившего и города Кипра, и
провинцию. Подавляющая часть турко-кипрской общины от участия в вос-
стании воздержалась. При этом столкновений на этнической почве отмечено
не было. Стихийное и неорганизованное выступление было быстро подавле-
но и. Оно, однако, ознаменовало собой завершение процесса формирования
ярко выраженной греческой идентичности и обозначило переход от классо-
вого содержания предыдущих конфликтов к противоречиям по линии «коло-
ния — метрополия».
После 1931 г. британцы предприняли ряд жестких мер против укрепления
греческого и турецкого национализмов на Кипре. Помимо преследования ак-
тивистов «эносиса», вводился строгий запрет на использование государствен-
ных цветов и символов как Греции, так и Турции. Радикально менялась прак-
тика набора учителей, прекращался импорт учебников из Греции и Турции,
а для подготовки школьных преподавателей на Кипре (г. Морфу) основывал-
ся специальный колледж. Как представляется, поспешность проводимых из-
менений свидетельствует о косвенном признании британцами того, что их
предшествующая политика, допустив разрушение характерных для традици-
онного общества горизонтальных связей, способствовала росту национализ-
ма кипрских общин и готовила почву для потенциального конфликта. При
этом, однако, столкновение греков- и турок-киприотов еще не было неиз-
бежным. О совпадении интересов значительной части населения общин
свидетельствует их совместное участие в кооперативном аграрном движе-
нии, профсоюзных организациях, кипрской компартии 15. Тем не менее, в
1943 г. появились первые профсоюзы, сформированные по этническому
принципу выходцами из турецкой общины Кипра; к концу 1940-х годов
распространенным явлением стали раздельные аграрные кооперативы. Гре-
ко- и турко-кипрские коммунисты, выступавшие за классовое объедине-
ние, подвергались давлению со стороны общественного мнения «своих» об-
щин, обвинялись в предательстве и в итоге были вынуждены перейти на
националистические позиции. Подспудное напряжение в межэтнических
отношениях продолжало нарастать.
Во время второй мировой войны греки-киприоты принимали участие в
боевых действиях в составе британских сил и после победы рассчитывали на
выполнение Лондоном своих обещаний о предоставлении союзным народам
права на самоопределение. Реализация данного права греками Кипра рас-
сматривалась исключительно в качестве осуществления «эносиса». Ответом
42
был отказ Лондона пойти далее предоставления Кипру автономии. В связи с
началом процесса распада Британской империи и постепенной утратой ею
баз на Ближнем Востоке, в конце 1940-х — начале 1950-х годов Кипр стал
видеться Лондону в качестве главной опорной точки в Восточном Среди-
земноморье и стратегическим «балконом» на Ближний Восток 16. Попытки
поиска компромисса ни к чему не приводили: безрезультатно завершилась
работа «Совещательной ассамблеи» (1948 г.), а также переговоры между
британским губернатором Кипра Дж. Хартингом и архиепископом Макари-
осом (октябрь 1955 — февраль 1956 гг.).
Греция долго затруднялась в обозначении своей позиции в вопросе о
присоединении Кипра. Гражданская война (1946—1949 гг.), а также серьез-
ные экономические трудности ограничивали возможности Афин; перспек-
тива членства в НАТО также не располагала ссориться с будущими союзни-
ками по блоку. Лишь после победы над коммунистами и вступления в НАТО
Греция почувствовала себя свободнее и поставила в ООН вопрос о праве
Кипра на самоопределение (1954 г.). Лондон, стремясь сбалансировать гре-
ческую активность, начал втягивать в кипрскую ситуацию Турцию (особенно
с 1955 г.).
Обеспокоенные своей дальнейшей судьбой, турки-киприоты после
1945 г. стали особенно активно выступать против «эносиса». В их среде окон-
чательно сложилась турецкая идентичность и победила точка зрения, соглас-
но которой в случае отказа Великобритании от суверенитета над Кипром
остров должен быть передан предыдущему «владельцу», то есть Турции. В
1948 г. в столице Кипра г. Никосии прошла первая крупная демонстрация
турок-киприотов против «эносиса» с участием 15 тыс. человек. В дальней-
шем такие выступления повторялись все чаще. По мере осознания практи-
ческой невозможности «возвращения» Кипра Турции, турки-киприоты ста-
ли требовать раздела острова («таксим»), не веря, что их безопасность, в
случае объединения Кипра с Грецией, будет обеспечена.
Тупик в переговорах привел к переходу конфликта между греками-кип-
риотами и Великобританией в стадию вооруженной борьбы (апрель 1955 г.).
И хотя основными целями боевиков «Национальной организации кипрских
борцов» (ЭОКА) были представители колониальных властей и сотрудничав-
шие с ними греки-киприоты, именно тогда произошла трансформация ме-
жэтнической напряженности в вооруженное противостояние: среди жертв
ЭОКА оказались солдаты вспомогательной полиции (в подавляющем боль-
шинстве турки-киприоты), которых власти привлекали для борьбы с «гре-
ческими террористами». После этого последовали межэтнические столкно-
вения, а в турецкой общине были созданы боевые группы для вооруженной
борьбы со сторонниками «эносиса». При этом есть серьезные свидетельства
того, что действия этих групп поощрялись британцами |7. Уровень межоб-
щинного насилия грозил достичь критической отметки, и в 1958 г. Лондон
пошел на установление разделительной линии между греческими и турецки-
ми кварталами столицы. По сути, она стала границей первого раскола Кипра
по этническому признаку.
В условиях давления на международной арене и в связи с невозможно-
стью одолеть партизанское движение на самом Кипре, Великобритания на-
чала рассматривать в качестве возможного выхода из ситуации удержание не
всего Кипра, а лишь баз на его территории. В результате стал вырисовывать-
ся вариант с предоставлением острову независимости, исключающей в буду-
щем любую форму его объединения с Грецией или Турцией, и наделением
Великобритании, Греции и Турции статусом государств-гарантов. При этом
Кипру предлагалась конституция на основе принципов двойной власти и
этнического дуализма с четким соблюдением прав каждой из общин. Цюрих-
ско-лондонские соглашения 1959 г. оформили этот компромисс, и независи-
мость Кипра была провозглашена 16 августа I960 года.
Таким образом, подводя краткий итог британскому правлению, прихо-
дится признать, что именно в этот период произошло принципиальное из-
43
менение характера межобщинных связей. От состояния мирного сосуще-
ствования в рамках традиционного общества общины через этап развития
национального самосознания перешли к конфликтным отношениям. По-
степенное повышение уровня образования киприотов и практически нео-
граниченные полномочия общин в сферах образования, культуры и религии
привели к формированию различных, хотя поначалу еще не конфликтую-
щих, идентичностей греков- и турок-киприотов. Как представляется,
процесс этот имел объективный характер: рост национализма в греческой
общине Кипра, чему способствовала британская модель управления, стиму-
лировал как ответную реакцию нарастание турецкого национализма. Итогом
этих двух процессов, опиравшихся на поддержку «родственных держав» —
Греции и Турции, стало взаимное отчуждение общин и переход их отноше-
ний в стадию межэтнического противостояния.
Годы независимости. Конституция независимого Кипра официально ус-
танавливала статус «соучредителей государства» для обеих общин. Во всех
сферах политической жизни власть разделялась в установленных соотноше-
ниях между греками- и турками-киприотами, причем последние получали
больший пропорциональный вес по сравнению со своим численным соста-
вом 18. Конституцией определялось, что Президентом Республики становил-
ся грек-киприот, а вице-президентом — турок-киприот, избираемые незави-
симо электоратом своих общин. Оба они имели право вето в отношении
законов парламента и решений совета министров. Последний состоял из 7
греков- и 3 турок-киприотов, которые выдвигались президентом и вице-пре-
зидентом соответственно, но могли быть назначены лишь их совместным
решением. Таким образом, признавая конфронтационность интересов об-
щин, законодательно и институционально делалась попытка «приучить» их
действовать сообща, ибо только в таком случае громоздкая система госорга-
нов была способна функционировать. Для этого, однако, требовалось нали-
чие межобщинного климата доверия и сотрудничества — элементов, которые
окончательно исчезли из отношений греков- и турок-киприотов во второй
половине 1950-х годов.
Греки-киприоты воспринимали цюрихско-лондонские соглашения, зап-
ретившие «эносис», как навязанные извне: понимая, что альтернативой не-
зависимости является лишь раздел Кипра между Грецией и Турцией, они
были вынуждены их принять. При этом, однако, эти договоренности виде-
лись основной массе греческой общины как передышка перед продолжени-
ем борьбы 19. На этот раз противником были уже не британские колониаль-
ные власти, а турецкая община острова. В свою очередь турки-киприоты
изначально опасались, что предоставившая им широкие права конституция
1960 г. станет объектом нападок греков, которые постараются снизить статус
турецкой общины до положения простого этнического меньшинства, а затем
осуществить «эносис». В этой связи они были бескомпромиссно настроены
добиваться реализации всех своих привилегий. В первый же год независимо-
сти конфликт интересов общин, осложненный недостаточной дееспособнос-
тью государственной модели, завел в тупик деятельность властных органов
Кипра. Межобщинные отношения все ухудшались 20.
В ноябре 1963 г. греки-киприоты предложили 13 конституционных по-
правок, предусматривавших ограничение прав турецкой общины (отмена права
вето президента/вице-президента и раздельного голосования в парламенте;
создание объединенных муниципалитетов; представительство общин в гос-
структурах в соответствии с их долей в населении острова и т. д.). Турки-
киприоты отвергли поправки, и в декабре 1963 г. на острове вспыхнули
кровавые межобщинные столкновения. Как указывают некоторые исследо-
ватели, именно греками-киприотами после 1960 г. разрабатывались планы
по насильственному изменению конституции. Один из них, «Акритас», и
был реализован в декабре 1963 года 21.
После достижения договоренности о прекращении огня переброшен-
ные с баз британские войска создали в Никосии нейтральную зону между
44
кварталами общин; в марте 1964 г. на Кипр прибыл миротворческий контин-
гент ООН. Столкновения, тем не менее, продолжались по всему острову.
Особенно ожесточенными они были летом 1964 и 1967 гг. Греки-киприоты,
имевшие численное превосходство и контролировавшие большую часть си-
ловых ресурсов, вынуждали турок-киприотов сосредотачиваться в несколь-
ких районах компактного проживания (по оценкам, 3% территории острова)
под защитой своих полувоенных формирований. Эти анклавы блокирова-
лись, к ним запрещался подвоз товаров, объявленных греками-киприотами
стратегическими (горно-смазочные материалы, стройматериалы, электрообо-
рудование, транспортные средства, механизмы и т. д.)22. Продовольственное
снабжение анклавов обеспечивалось нерегулярно и только под давлением
ООН. 10 сентября 1964 г. в своем докладе Генеральный секретарь ООН зая-
вил, что положение турок-киприотов «сродни положению осажденных». Тем
не менее, несмотря на то, что государственные органы Кипра покинули все
представители турецкой общины, Совет Безопасности ООН признал каби-
нет греков-киприотов правительством всего острова (резолюция 186, март
1964 г.). Это решение дало грекам Кипра международное признание, а ту-
рок-киприотов обрекло на изоляцию. Одновременно, по сути, тем самым
легитимизировались конституционные преобразования, осуществленные гре-
ками-киприотами де-факто.
Уверенные в своей скорой победе, последние полагали, что рано или
поздно блокада заставит турок-киприотов пойти на уступки, и затягивали
переговоры, шедшие с перерывами с 1968 по 1974 гг.23. Здесь, однако, необ-
ходимо отметить, что во второй половине 60-х гг. «победа» стала восприни-
маться значительной частью греческой общины уже не как осуществление
«эносиса», а как де-юре закрепление сложившегося положения дел, при ко-
тором влияние турецкой общины было минимизировано. Связан этот пово-
рот как с осознанием опасности возможной турецкой силовой реакции в
ответ на «эносис», так и с нежеланием объединяться с Грецией, где у власти
с апреля 1967 г. находилась хунта «черных полковников». Именно противо-
речия Никосии и Афин оказались определяющими для дальнейшего разви-
тия ситуации на Кипре.
Как известно, 15 июля 1974 г. противники президента Макариоса при
поддержке афинской военной диктатуры организовали переворот на остро-
ве. Турция предприняла вторжение и оккупировала 37% территории Кипра.
При этом имело место жестокое обращение в отношении греческой общины
острова; около 200 тыс. греков-киприотов покинули свои дома и стали бе-
женцами. В 1975 г. между общинами были заключены соглашения об обмене
населением. В результате на оккупированном севере острова сосредоточи-
лась вся турко-кипрская община, а на юге греки-киприоты (за исключением
небольшой общины в районе полуострова Карпасия) — это положение со-
храняется до сих пор. В 1983 г. турки-киприоты провозгласили независи-
мость «Турецкой Республики Северного Кипра» (ТРСК), которую признала
лишь Турция. СБ ООН в резолюции 541 от 18 ноября 1983 г. резко осудил
этот шаг турецкой общины Кипра. Тем не менее, де-факто на острове появи-
лось «госформирование», увенчавшее собой процесс роста самосознания ту-
рок-киприотов.
С 1974 г. под эгидой ООН продолжаются межобщинные переговоры.
Однако жесткая конфронтационность позиций общин мешает достижению
соглашения. Выжив в условиях силового прессинга в 1963—1974 гг., турки-
киприоты делают все, чтобы не допустить повторения прежней ситуации. Их
основная цель — обеспечение гарантий безопасности и равного с греками-
киприотами статуса. По этой причине они требуют, с одной стороны, фор-
мального закрепления права Анкары на одностороннее вмешательство в дела
Кипра, если под угрозой окажутся жизненно важные интересы турецкой об-
щины, и, с другой, — юридического признания своего «равенства» с грека-
ми-киприотами 24. Следствием является принципиальное требование оста-
вить при проектировании урегулирования как можно больше прав у своей
45
администрации и передать возможно меньше полномочий центральному
правительству, сконструировав максимально «рыхлую» (кон)федерацию с
предельно широкими правами (в том числе правом вето) субъектов.
«Основным» интересом греков-киприотов после 1974 г. является объе-
динение острова и обеспечение вывода турецких войск. Признавая, что уре-
гулирование должно предусматривать создание двухзонального государства с
равными правами общин, они соглашаются на федерацию, стремясь при этом
оставить у центра как можно больше прерогатив и не дать субъектам полно-
мочий ограничивать на своей территории свободу поселения, перемещения
и права собственности. Кроме того, абсолютно неприемлемым для них явля-
ется требование о закреплении за Турцией права на одностороннее вмеша-
тельство на Кипре. Греки-киприоты полагают, что за годы переговоров ими
уже сделаны все возможные уступки, и возможности компромисса с их сто-
роны исчерпаны. Присоединение в апреле 2003 г. Кипра к Евросоюзу не
только значительно усилило их позиции в межобщинном диалоге, но факти-
чески предоставило право голоса (читай: вето) в отношении «европейской
перспективы» Анкары. В таких условиях они намерены твердо добиваться
серьезных уступок со стороны «ТРСК» и Турции.
Налицо, таким образом, факт «лобового» столкновения интересов об-
щин при отсутствии взаимного доверия. При этом определяющее влияние
имеет история конфликтных отношений, особенно в период 1963—1974 гг., а
не историческая память о более чем трех веках вполне ровного сосущество-
вания. В сознании турок-киприотов «образ врага» связан с агрессивными
действиями греков с 1963 г. вплоть до «освобождения» — осуществленной в
два этапа «миротворческой операции турецких вооруженных сил на Кипре».
В памяти греков-киприотов навсегда остались жестокости турецких солдат,
которыми сопровождалась «агрессия Анкары» (июль—август 1974 г.). Взаим-
ные негативные чувства продолжают культивироваться, о чем свидетельству-
ет контент-анализ сообщений СМИ, а также соответствующих параграфов
школьных учебников истории 25. Напряженность в межобщинных связях и
по сей день порой выливается в инциденты вдоль разделяющей Кипр «зеле-
ной линии». В ходе столкновений в августе 1996 г. два грека-киприота были
убиты, несколько десятков человек получили травмы и увечья.
Пока надежд на сближение позиций общин мало. На север Кипра про-
должается приток мигрантов из материковой Турции. В 1990-е годы на ост-
рове насчитывалось уже более 90 тыс. турецких переселенцев и солдат турец-
кого военного контингента, при общем населении «ТРСК» около 180 тыс. В
то же время значительное число коренных турок-киприотов покинуло остров
(по оценкам, до 30—45 тыс.). В итоге сокращается доля коренных турок-кип-
риотов и неизменно растет процент переселенцев из Турции, несущих с собой
свою идентичность. Как показывает ряд исследований, они намного менее,
чем местные турки-киприоты, склонны верить вообще в какой-либо иной,
кроме признания «свершившихся фактов», вариант урегулирования: для боль-
шинства из них «нерешенность есть тоже решение» 26. Имея свою администра-
цию, экономику и защитника в лице Турции, турки-киприоты, несмотря на
целый ряд экономических проблем, вызванных фактической блокадой ТРСК
со стороны международного сообщества, сейчас не опасаются за собственную
безопасность, и им представляется надежнее сохранять статус-кво 27.
При этом, однако, критика в отношении лидера «ТРСК» Р. Денкташа
постепенно нарастает. Участие десятков тысяч турок-киприотов в демонстра-
циях в поддержку плана всеобъемлющего урегулирования кипрской проблемы
Генерального секретаря ООН К. Аннана и за вступление объединенного Кип-
ра в ЕС (февраль 2003 г.) выявило наличие на севере Кипра значительного
конструктивного потенциала, способного серьезно повлиять на политику
«ТРСК». Обращает на себя внимание также открытая поддержка этих проте-
стных настроений со стороны «международного фактора»: публичные
(критичные в адрес Р. Денкташа) выступления представителей США, Вели-
кобритании, России, ЕС и самого К. Аннана были затем подтверждены фор-
46
мулировками резолюции 1475 Совета Безопасности ООН. Смена руковод-
ства в Турции в результате парламентских выборов осенью 2002 г. скоррек-
тировала позицию Анкары, и теперь ее поддержка Р. Денкташа уже не пред-
ставляется столь неизменной. Ослабление ограничений на передвижение
киприотов по всей территории острова, приведшее к массовому всплеску
межобщинных контактов, продемонстрировало, что греки- и турки-киприо-
ты, несмотря на дефицит доверия друг к другу, необязательно настроены
исключительно враждебно и непримиримо.
Приходится констатировать, что кипрский конфликт весьма молод, и
рассуждения о «генетической предопределенности» взаимной нетерпимости
греков- и турок-киприотов сильно преувеличены. Межобщинные отноше-
ния развивались гладко с момента появления турецкой общины на острове
(1571 г.) до, по меньшей мере, второй четверти XX века. Переход к конфлик-
тной стадии стал результатом объективного процесса вызревания националь-
ного самосознания общин, предотвратившего формирование общекипрской
идентичности. Британская система управления (1878—1960 гг.) стимулирова-
ла и ускорила этот процесс, но не стала его первопричиной. Вооруженная
фаза противостояния не была неминуемой, но стала итогом эгоистической
политики обеих общин, а также стратегий внекипрских сил — прежде всего,
Великобритании, Греции и Турции, активно стремившихся разыграть «кип-
рскую карту» в своих интересах.
Нынешнее состояние межобщинных отношений таково, что греки- и
турки-киприоты на данный момент не готовы к гармоничному сосущество-
ванию «бок о бок». В то же время сохраняется надежда на перспективу, при
выполнении, разумеется, ряда условий «внутреннего» и «внешнего» характе-
ра. «Внутрикипрским» фактором содействия переговорному процессу долж-
на явиться целенаправленная политика руководства обеих общин, нацелен-
ная на создание климата доверия. Конкретным ее воплощением могли бы
стать взаимные официальные извинения, смягчение тона пропагандистской
борьбы, издание объективно освещающих эволюцию отношений двух общин
школьных учебников истории и развитие межличностных контактов. В та-
ком случае постепенно начнут затягиваться психологические раны и появит-
ся шанс на восстановление межобщинного сотрудничества.
«Внешним» позитивным фактором, видимо, способно стать более глу-
бокое подключение Евросоюза непосредственно к поискам путей разреше-
ния кипрского конфликта, при сохранении общего переговорного процесса
под эгидой ООН. Многие исследователи, изучающие кипрскую проблему,
также считают членство Кипра и Турции в ЕС важнейшим моментом в борь-
бе греческого и турецкого интересов в треугольнике Афины — Никосия —
Анкара. Разумеется, принципиальное условие всегда будет заключаться в
наличии у Евросоюза политической воли взять на себя ответственность за
наведение мостов в Восточном Средиземноморье. Успех, однако, возможен
только при осуществлении планомерной, кропотливой и многоплановой ра-
боты в этом направлении.
Примечания
1.	См.: KYRRIS С. History of Cyprus. Nicosia. 1985, p. 251; GAZIOGLOU A. The Turks in Cyprus.
Lnd. 1990.
2.	Тогда мусульман насчитывалось 29%, греков — 68%, остальных — армян, евреев и др. — 3%
— INALCIK Н. A Note on the Population of Cyprus. Perceptions. 1997, p. 24; PAPADOPOULOS
T. Social and Historical Data on Population 1570—1881. Nicosia. 1965, p. 35—36, 45—49.
3.	См., в частности: PURCELL H.D. History of Cyprus. NY. 1996, p. 189—192.
4.	ALASTOS D. Cyprus in History. A Survey of 5,000 Years. Lnd. 1976, p. 275—276; цит. no:
KITROMILIDES P. From Coexistence to Confrontation. — Cyprus Reviewed. Nicosia. 1977,
p. 41.
5.	См.: ХРИСТОДУЛУ M. Отношения Афин и Никосии. Т. 1. Никосия. 1999, с. 34—37 (на
греч. яз).
47
6.	БЛАН П. Расчленение Кипра. Афины. 2002, с. 20 (на греч. яз.).
7.	POLL1S A. The Role of Foreign Powers in Structuring Ethnicity and Ethnic Conflict in Cyprus. —
Cyprus and Its People. Nation, Identity and Experience in an Unimaginable Community 1955—
1999. Boulder. 1998, p. 90-96.
8.	LOIZOS P. The Progress of Greek Nationalism in Cyprus. — Choice and Change: Essays in
Honour of Lucy Mair. Lnd. 1974.
9.	Эта точка зрения весьма распространена. См., например: BAHCHELIТ. Greek-Turkish Relations
since 1955. Boulder, San Francisco and Lnd. 1990.
10.	Cm.: STEFANIDIS I.D. Isle of Discord. Nationalism, Imperialism and the Making of the Cyprus
Problem. Lnd. 1999.
11.	Cm.: POLLIS A. Op. cit, а также: КИЗИЛЪЮРЕК H. Кипр: тупик национализмов. Афины.
1999, с. 35 (на греч. яз.).
12.	См.: ИРАКЛИДИС А. Кипрская проблема. Конфликт и решение. Афины. 2002, с. 241—244
(на греч. яз.).
13.	КИЗИЛЪЮРЕК Н. Ук. соч., с. 55-65.
14.	CRAWSHAW N. The Cyprus Revolt: an Account of the Struggle for Union with Greece. Lnd.
1978.
15.	Cooperative Development. In: Cyprus. A Handbook on the Island’s Past and Present. Nicosia.
1964, p. 223—234. Преемницей запрещенной после событий 1931 г. компартии Кипра стала
Прогрессивная партия трудового народа Кипра (АКЭЛ).
16.	KELL1NG G. Countdown to Rebellion. British Policy in Cyprus, 1903—1955. N.Y., Lnd., Westport,
Connecticut. 1990.
17.	HITCHENS C. Cyprus. Lnd., N.Y. 1984, p. 46.
18.	По данным переписи 1960 г., 77,1% населения Кипра составляли греки-киприоты, 18,1% —
турки-киприоты, 4,8% — арабы-марониты, армяне, евреи и др. — Республика Кипр. Спра-
вочник. М. 1992, с. 9. При этом в госаппарате грекам-киприотам отдавалось 70%, а туркам
— 30% мест, в силовых структурах соотношение устанавливалось 60:40.
19.	BAHCHELI Т. Op. cit., р. 45, 54.
20.	Сложности возникли с соблюдением установленных соотношений для гражданской гос-
службы и силовых структур, при формировании армии, образовании раздельных муници-
палитетов, принятии налогов, назначениях на должности и т. д. См.: JOSEPH S.J. Cyprus-
Ethnic Conflict and International Politics. Lnd. 1997, p. 25—27.
21.	Текст поправок см.: JOSEPH S.J. Op. cit. Appendix 4, p. 146—147; REDDAWAY J. Burdened
with Cyprus: the British Connection. Lnd. 1986, p. 199—206.
22.	GROOM A.J.R. The Process of Negotiations 1974—1993. — The Political, Social and Economic
Development of Northern Cyprus. Huntingdon. 1993, p. 17; Greek Cypriot Economic Blockade
and Embargo against the Turkish Cypriot Community. — Turkish Cypriot Human Rights Committee.
Lefkosa. 1983.
23.	ИРАКЛИДИС А. Ук. соч., с. 137-153.
24.	См.: The Political, Social and Economic Development of Northern Cyprus, p. 104—161.
25.	Cm. DOGAN TILIS L. Журналистика в Греции и Турции. Афины. 2000, с. 455—467 (на греч.
яз.).
26.	Report on the demographic structure of the Cypriot communities. Rapporteur: Mr. Cuco (Spain) —
Council of Europe, Parliamentary Assembly, 27 April 1992. Published by the Press and Information
Office, Republic of Cyprus, p. 3, 25, 30, 31, 39.
27.	POLLIS A. Op. cit., p. 85—102; RICHMOND O.P. Mediating in Cyprus. The Cypriot Communities
and the United Nations. Lnd. 1998, p. 166.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ
Фридрих II Гогенцоллерн
и Иосиф II Габсбург
Ю.Е. Ивонин
Прусский король Фридрих II (1712—1786) и император Священной Римской
империи или, как ее теперь чаще называют, Старой империи Иосиф II (1741 —
1790) являются, пожалуй, не только самыми примечательными монархами и
политиками германского мира эпохи Просвещения, но и одними из самых
ярких представителей «просвещенного абсолютизма» и одними из самых
интересных и значительных политических деятелей XVIII в. в Европе. Часто
употреблявшееся по отношению к ним, особенно по отношению к Фридриху
II, определение «просвещенный монарх» непременно в кавычках должно было
наталкивать читателя на мысль о том, что просветительские идеи являлись
только прикрытием для «феодальной» в сущности политики обоих монархов.
Но, во-первых, абсолютистские государи во все время существования «ста-
рого порядка», т. е. абсолютизма, не были полностью свободными в своей
политике, ибо зависели во многом от интересов дворянства, династий, род-
ственников монархов, наконец, от придворных партий, во-вторых, многие
идеи и замыслы монархов эпохи «просвещенного абсолютизма» наталкива-
лись на отсутствие объективных условий для их осуществления. Идеология
Просвещения и реальная жизнь часто расходились друг с другом.
Кроме того, объективной оценке Фридриха II и Иосифа II часто меша-
ли сложившиеся стереотипы, в основе которых лежали представления о пер-
вом как о наиболее крупном носителе духа «пруссачества» и германского
национализма, отчего и выработалась своего рода легенда об этом короле как
основателе линии Фридрих II — Бисмарк — Гитлер, а о втором как об угнета-
теле народов, живших во владениях австрийских Габсбургов. После второй
мировой войны конную статую Фридриха II на Унтер-ден-Линден в Берлине
перенесли в Потсдам, где она находилась до начала 1981 года. Эта статуя не
без усилий геббельсовской пропаганды долгое время представляла собой не
только символ «пруссачества», но и германской агрессии в Восточной Евро-
пе, «Дранг нах Остен», поскольку действительно была поставлена лицом на
восток. По прошествии ряда лет произошла реабилитация Фридриха II в
официальной идеологии ГДР, и статую короля, и в самом деле никогда не
бывшего германским националистом, вернули на прежнее место.
В конце 1918 г. бюсты и статуи Иосифа II сбивали со зданий и сносили
с пьедесталов после ликвидации власти австрийских императоров в Чехии
Ивонин Юрий Евгеньевич — доктор исторических наук, профессор Смоленского государственного универ-
ситета.
49
как символы ненавистной «немецкости» и удушения национальной свободы.
Правда, теперь начинают говорить о том, что с разрушением Австрийской
империи, называвшейся с 1867 г. Австро-Венгрией, исчез «общий рынок»,
связывавший между собой земли Дунайской монархии, особенно Австрию,
Чехию и Венгрию В оценках Иосифа И начали появляться и в этих странах
признаки спокойного объективного подхода. Что же, прошло много време-
ни, страсти улеглись, и оба монарха могут сегодня предстать в истинном
свете со всеми своими достоинствами и недостатками.
В общественном мнении предшествующих веков Фридрих II получил
неоднозначные оценки. Вообще его характер, как заметил К.О. фон Аретин,
был слишком многослойным и сложным, чтобы судить об этом короле в
черно-белом измерении. В нем сочетались чувствительность с силой воли,
склонность к рациональному планированию со спонтанными решениями.
Он воодушевлял генералов и солдат, умел говорить с простым народом, иг-
рая роль заботливого и рачительного «земельного отца» 2. Одних его соб-
ственных высказываний с лихвой хватит для совершенно противоположных
мнений. Если исходить из его фразы «солдат должен бояться палки капрала
больше, чем пули врага», то перед нами предстает деспот и солдафон, все
военное искусство которого сводилось к нагнетанию страха перед началь-
ством и созданию культа тупой исполнительности. Но были и другие его
высказывания, например, «на гербе Пруссии должна быть изображена обезь-
яна, ибо Пруссия лишь подражает великим державам, сама не будучи тако-
вой». Где уж тут солдафонство и «прусский дух», а тем более германский
национализм? Хотя это вообще бесперспективное дело судить о человеке,
тем более крупном политическом деятеле, по его отдельным высказываниям.
Даже если их собрать вместе, они очень часто могут оказаться противоречи-
выми и не стать основой для объективной и взвешенной характеристики.
Личность Фридриха II как известно подвергалась разного рода истори-
ческим спекуляциям. Он был ненавистен не только австрийцам и ортодок-
сальному духовенству — одним из-за ослабления Австрии, другим из-за
вольнодумства и безразличия к религии. Со времени создания Германской
империи в начале 70-х гг. XIX в. он стал ненавистен демократам и социали-
стам как родоначальник духа «пруссачества» и объединения Германии с по-
мощью завоеваний, хотя в первой половине того же столетия немецкие либе-
ралы называли Фридриха II «августейшим революционером». Но со времен
«железного канцлера» Бисмарка, объединителя Германии «сверху», благода-
ря официальной пропаганде Фридрих стал как для консерваторов, так и для
либералов не просто основателем великой прусской державы, но и провозве-
стником объединения Германии под прусским началом. Консерваторы в Гер-
мании любили ссылаться на прусские традиции, имея в виду Пруссию вре-
мен Фридриха II.
Недавно в нашей стране были изданы весьма апологетическая и повер-
хностная биография Фридриха II, написанная в середине XIX в. известным
русским театральным деятелем Ф. Кони, и сборник статей «Англия и Евро-
па» столпа вигской историографии Т.Б. Маколея, одна из которых содержит
критическую оценку прусского короля. По вполне понятным причинам анг-
лийские либералы XIX в. вряд ли могли с восторгом оценивать не только
Пруссию времен Фридриха II, но и происходившее у них на глазах объеди-
нение Германии под эгидой Пруссии. Характеризуя Фридриха II, Маколей
отмечал восхищение прусского короля французской культурой и особенно
его преклонение перед гением Вольтера, положительно оценивал строгий
порядок и защиту собственности в Пруссии, введенную при этом короле
свободу печати. Вместе с тем он порицал политический цинизм прусского
короля 3. Довольно много работ вышло в последние десятилетия, особенно к
200-летию со дня смерти Фридриха II. Достаточно упомянуть весьма объе-
мистые, но не содержащие ничего принципиально нового книги Р. Аугштей-
на, К. Дуффи, Р. Аспрея, а также статьи известного немецкого специалиста
по истории XVIII в. И. Куниша 4. Возвращаясь немного назад, необходимо
50
отметить использование национал-социалистами фигуры Фридриха II как
духовного предтечи Гитлера во времена третьего рейха 5.
Заметим, что как в кайзеровской Германии, так и при нацистском ре-
жиме сознательно забывалось, что Фридрих II был поклонником не немец-
кой, а французской культуры, своего рода «вольтерьянцем» на королевском
троне. Он вел трудовую и в чем-то аскетическую жизнь, спал на железной
койке, резко сократил расходы на содержание королевского двора и даже
самому себе положил жалование как «слуге государства», любил литературу и
музыку, но не любил пышных праздников и предпочитал придворному об-
ществу круг своих близких друзей из числа французских ученых-просветите-
лей, прежде всего Вольтера и Мопертюи (геолог и историк). Он делил с
солдатами тяготы военных походов, ел с ними из одного котла, всегда назы-
вал их «дети мои», что вполне соответствовало характерному для германских
государств того времени образу государя как «земельного отца», заботящего-
ся о подданных как о своих чадах. Ходивший часто в несвежем белье, в
пропахших от употреблявшегося им нюхательного табака камзоле и кафтане
маленький, сухонький, особенно к старости, человек, отпускавший едкие
замечания, очевидно, не вызывал восхищения и не соответствовал образу
венценосного монарха в духе Людовика XIV.
Пруссия, как выразился Т. Шидер, была страной противоречий. И эти
противоречия отразились уже в самом воспитании Фридриха II и, конечно, в
формировании характера короля и его становлении как государственного
деятеля. Воспитание и образование он получил довольно своеобразные. Его
отец король Фридрих Вильгельм I не любил придворных празднеств, а науки
и светскую утонченность считал вредными. Его идеалом был непрерывный
труд, любовь к которому он внушил своему старшему сыну Фридриху. Един-
ственными средствами для укрепления государства он полагал бережливость
в расходах на управление и двор, а также необходимость содержания сильно-
го войска. Исполнительность и прилежание он доводил порой до абсурда,
что нередко служило предметом насмешек при многих европейских дворах.
Своего наследника Фридрих Вильгельм I старался воспитывать в том же духе.
Фридрих Вильгельм I любил муштру, особенно в армии, а лучшими развле-
чениями считал охоту и заседания в так называемой «табачной коллегии» за
кружкой пива и курением. Ортодоксальный лютеранин, он старался и сына
сделать последователем лютеранства. Но тот не придерживался лютеранско-
го вероучения, а скорее использовал кальвинистское понимание тезиса о
предопределении как оружие против деспотичного отца. Как бы то ни было,
именно способность сопротивляться тирании отца не дала тому возможность
сломить личность наследного принца. Французские книги выбрасывались,
любимая флейта была сломана, король собственноручно бил сына, но тем
самым только усиливал его упорство. Принц приобрел редкое самооблада-
ние и умение скрывать свои чувства 6.
Несмотря на суровое воспитание со стороны отца, детские и юношеские
годы Фридриха II прошли под сильным влиянием французской культуры и
французского языка, которому его учили французские кальвинисты мадам
Вакуль и месье Дюган, нашедшие в Пруссии убежище после отмены Людо-
виком XIV Нантского эдикта. Любовь к французской культуре и французс-
кому языку Фридрих II пронес через всю свою жизнь. По-французски он
говорил и писал лучше, чем по-немецки. Его «Политические завещания» и
подавляющее большинство писем из политической корреспонденции напи-
саны на французском языке. А вот латынь он не изучал, так как этого не
захотел суровый протестант Фридрих Вильгельм. Кстати, основы христианс-
кого вероучения излагались юному принцу с таким педантизмом, что он,
которого в качестве наказания заставляли выучивать наизусть псалмы и це-
лые главы катехизиса, отнюдь не возлюбил религию и вообще относился к
ней с большим безразличием, если не с тайной нелюбовью. Поэтому он лю-
бил устраивать домашние концерты, на которых с большим удовольствием и
воодушевлением играл на флейте вплоть до самых преклонных лет.
51
Но главным пунктом в воспитании наследника Фридрих Вильгельм I
считал военное дело. Маленького Фридриха нарядили в мундир, возили на
смотры и маневры, обучали стрельбе и т.д. Пруссия еще во времена курфюр-
ста Фридриха Вильгельма I (1640—1688), которого нередко именуют Вели-
ким курфюрстом, стала по сути дела государством, сохранившим и расши-
рившим владения с помощью оружия, и отец Фридриха II стремился прежде
всего научить сына военному искусству, дабы тот сочетал в одном лице мо-
нарха и полководца. Недаром официальными воспитателями кронпринца
стали вскоре генерал и полковник. Но грубость отца, узость его интересов и
постоянные военные упражнения вызывали раздражение наследника, вслед-
ствие чего отношения с королем обострились. Несомненно все же, что кон-
фликт между Фридрихом Вильгельмом I и наследным принцем был скорее
не политическим, а конфликтом поколений, несмотря на то, что политичес-
кий цинизм и аморализм Фридрих II унаследовал от отца именно в годы
своей «горькой юности». Фридрих даже попытался при помощи своего друга
лейтенанта Катте бежать из Пруссии, но эта попытка провалилась. Все за-
кончилось тем, что принц был в конце концов помилован, в том числе и
потому, что за него заступились многие иностранные государи, а Катте по
обвинению в дезертирстве, что означало сношения с иностранными держа-
вами, был казнен. Фридриха заставили смотреть из окна на казнь Катте, что
произвело на него неизгладимое впечатление. Несколько позднее он напи-
сал королю покаянное письмо и попросил носить шпагу с темляком. Совре-
менники рассказывают, что, прочитав это письмо, Фридрих Вильгельм I вос-
кликнул: «Мой Фриц — солдат в душе!» ’.
В последующие годы молодой принц стал много заниматься военными
и государственными делами, очевидно, не только для того, чтобы заслужить
расположение отца, но и для того, чтобы подготовить себя к будущей роли
венценосца, да так и постепенно втянулся в них, перенимая военную идео-
логию Фридриха Вильгельма I и вкус к управлению государством. Впрочем,
Фридрих II проявлял нередко великодушие и благодарность, которые были
довольно редкими среди монархов его времени. Отцу Катте он пожаловал
титул графа и произвел его в фельдмаршалы. Своего старого учителя Жака
Эгидия де Жандуна он вывез из Гарца в Берлин и предоставил ему долж-
ность в министерстве иностранных дел, а знаменитому философу Христиану
Вольфу, которого не любил Фридрих Вильгельм I, вернул кафедру в универ-
ситете Галле ’. В годы, непосредственно предшествовавшие воцарению на
троне, кронпринц Фридрих достаточно четко определил свои задачи как бу-
дущего прусского монарха исходя из анализа сложившейся к тому времени в
Европе ситуации. Самого себя он готовил к роли второго Густава II Адольфа
(знаменитого шведского короля и полководца первой трети XVII в.). Об этом
желании иронически высказался тогдашний руководитель французской внеш-
ней политики кардинал Флери, что, мол, Фридрих хочет стать вторым Густа-
вом Адольфом подобно тому, как Карл XII мечтал стать вторым Александ-
ром Македонским. Но все же Фридрих рассчитывал на интерес Франции к
своей особе, что не замедлило вскоре сказаться и проявилось в заключении
альянса между Францией и Пруссией 4 июня 1741 года 9.
Однако Фридрих II не забывал и своих ученых занятий. Так формиро-
вался одновременно образ отца-командира, рассматривавшего солдата как
инструмент для исполнения замыслов военачальника, но вместе с тем самого
подававшего пример воинской доблести и заботы о солдатах, образ «первого
слуги государства», вникавшего во все тонкости управления государством,
расценивавшего подданных как своих детей, которых, впрочем, порой по-
лезно и палкой поучить, а также образ просвещенного монарха, стремивше-
гося воплотить идеи Просвещения на практике, то есть освободить крестьян
от крепостного права, развивать промышленность, совершенствовать нало-
говую систему, безразличного к религии, а порой критикующего догмати-
ков-священнослужителей. Главным украшением библиотеки Фридриха яв-
лялся портрет Вольтера во весь рост. Сам он был в некотором роде подобием
52
Вольтера, написал много различных сочинений, в том числе осуждающий
беспринципность в политике трактат «Анти-Макьявелли». В придворном те-
атре принца ставились пьесы Расина и Вольтера. В 1736 г. молодой Фридрих
обратился к Вольтеру с письмом, в котором предлагалась дружба. Их пере-
писка продолжалась вплоть до смерти Вольтера в течение сорока двух лет,
великий французский просветитель жил в Потсдаме, в личной резиденции
Фридриха II Сан-Суси в 1750—1753 гг., хотя временами они ссорились, и
однажды Вольтер, оскорбившись, покинул Пруссию.
Характер у Фридриха II был нелегкий, он любил насмешничать и отпус-
кать едкие шутки и замечания, чем, кстати, был похож на Вольтера. Особен-
но едкими были шутки по адресу царствующих особ женского пола, именно
российской императрицы Елизаветы Петровны и императрицы Священной
Римской империи Марии Терезии, за что они его конечно ненавидели.
Фридрих пробовал себя в жанре исторических сочинений, среди которых
самыми знаменитыми были основанные на личных впечатлениях «История
Силезской войны» и «История Семилетней войны». В то же время удиви-
тельным было его пренебрежение к величайшим умам самой Германии, пи-
сателям и философам Винкельману, Клопштоку, Лессингу, Гердеру, Гете и
Вольфу, творчество которых, собственно, стало возможным благодаря тому,
что Фридрих, взойдя на престол, отменил цензуру. Немецкие философы и
литераторы были более осторожны в суждениях, тогда как их французские
собратья остро ставили вопросы политики и духовной жизни общества. Но
нельзя объяснять явные симпатии Фридриха к французскому Просвещению
только отсутствием в Пруссии общественного мнения, способного использо-
вать идеи просветителей для борьбы против королевской власти |(). Во-пер-
вых, реформами в духе просвещенного абсолютизма Фридрих II хотел укре-
пить государство и ослабить остроту социальных конфликтов в обществе,
что, кстати, не было сделано во Франции XVIII в. и результатом чего явилась
Французская революция, и кроме того существовал как бы негласный дого-
вор между Фридрихом II и прусским дворянством, согласно которому дво-
рянство отдавало в руки Фридриха управление государством в обмен на то,
чтобы он позволял помещикам управление подвластными им крестьянами.
Таким образом, реформы Фридриха II способствовали укреплению прусско-
го государства, в чем прямо или косвенно было заинтересовано прусское
дворянство. Поэтому его реформы, не имевшие такого революционного ха-
рактера, как реформы Иосифа II, были все же осуществлены. Реформы Фрид-
риха II, как заметил в свое время Ф. Мейнеке, основанные на принципах
рационализма, построили из сословно и корпоративно разделенного обще-
ства и из обделенной естественными ресурсами территории сильное государ-
ство. Но трагедия государства Фридриха II заключалась в том, что оно дер-
жалось исключительно на умении короля управлять этим государством. В
известном смысле он был утопистом и не мог, конечно, «стоять на свобод-
ной земле со свободным народом» ".
Идея «округления» и спрямления разбросанных по всей Германии вла-
дений Гогенцоллернов не встречала сопротивления со стороны прусского
дворянства. Но подобного рода идеи были характерны для политики практи-
чески всех государей Европы, в том числе и германских князей. Другое дело,
что не всем государям удавалось осуществлять эти идеи в полной мере. Одни
выигрывали, а другие проигрывали в этой беспрестанной войне, которая ве-
лась то на поле брани, то в кабинетах монархов, министров и начальников
генеральных штабов. Сами по себе территориальные претензии не были пло-
дом воображения государей, а возникли в результате многочисленных дина-
стических браков, когда статьи брачных договоров давали возможности
предъявления претензий к другим государствам. И Пруссия в этом смысле не
была исключением. Недаром Фридрих II часто говаривал, что повод для вой-
ны надо искать в архивах.
Фридрих Вильгельм I создал сильную армию, в конце его жизни она
насчитывала 81 тыс. человек, что было бы достаточно для обороны, но Фрид-
53
рих II, едва взойдя на престол, создал 22 новых воинских подразделения.
Армия увеличилась в размерах, достигнув к концу его правления 220 тыс.
человек в мирное время при населении в 5 млн 430 тыс. человек. В течение
всего правления Фридриха улучшалось качество ее вооружения. В Пруссии
широко распространилась кантональная система: в мирное время солдатская
служба продолжалась 2—3 месяца в году, тогда как в остальное время солда-
ты пребывали в поместьях офицеров. Складывалась система, где дворяне-
офицеры играли роль «земельных отцов» по отношению к солдатам и крес-
тьянам, а король являлся «земельным господином» по отношению ко всем
своим подданным. В прусской армии еще при предшественниках Фридриха
воинский устав был поставлен превыше всего. Во многом прусская военная
система основывалась на страхе солдат перед командирами и драконовскими
наказаниями, хотя, с другой стороны, солдатам гарантировался прожиточный
минимум |2. Фридрих II совсем не гнушался брать на прусскую службу воен-
нопленных, что вызывало критику современников, с одной стороны, и ос-
лабляло ядро прусской армии, с другой. Все же он был крупным военным
реформатором, создав классическую пехоту XVIII в. и применив к привыч-
ному для того времени линейному боевому порядку способ косой атаки, рас-
ширив тем самым потенциальные возможности пехоты. Известный военный
теоретик и историк XIX в. Карл фон Клаузевиц подчеркивал «высокую спо-
собность расчета» Фридриха, опыт которого стал основой прусского военно-
го методизма, ставшего себя изживать в эпоху наполеоновских войн, когда
прусские генералы в сражениях при Йене и Ауэрштедте в 1806 г. двинулись
в косом боевом порядке Фридриха против сосредоточенных масс армий На-
полеона, то есть, говоря словами Клаузевица, «в открытую пасть гибели», в
чем сказалось «полнейшее скудоумие, до которого когда-либо доходил мето-
дизм». Клаузевица, впрочем, нередко называют апологетом Фридриха II, но
ведь нет великих полководцев, которые не совершали хотя бы одной ошиб-
ки, как и нельзя требовать от них полнейшей проницательности, особенно,
когда в одном лице действуют политик и полководец ,3.
Амбивалентность (двоякость) политики Фридриха II, в которой король-
просветитель, поклонник наук и искусств, выступал также в качестве цинич-
ного политика-завоевателя, для которого чуть ли не смысл жизни заключал-
ся в упрочении своего государства с помощью военных успехов, объясняется
во многом политическими расчетами и господством в сознании государей
того времени принципа «государственного интереса». Именно этот интерес
сделал Пруссию еще до восшествия на престол Фридриха если не воинствен-
ным, то определенно военным государством, о котором один из известных
деятелей Французской революции сказал, что «Пруссия это не страна, у ко-
торой есть армия, а армия, которая владеет страной». Эволюция представле-
ний Фридриха II о самом себе от «первого слуги народа» до «первого слуги
государства» в течение короткого времени как бы символизирует главный
жизненный принцип прусского короля ,4. Создание сильной боеспособной
армии при весьма скромных источниках ее финансирования могло видеться
прусским властителям только за счет жесткой экономии всех средств и жес-
ткой дисциплины в армии. Хотя высшие офицеры и генералы играли боль-
шую роль в прусском королевстве, представляя собой военную аристокра-
тию, в армии господствовало беспрекословное подчинение ,5.
Особенностью военной тактики Фридриха II было использование не-
согласованности в действиях армий противников, что, например, хорошо
прослеживалось в действиях русских, австрийских и французских войск в
годы Семилетней войны. Армии выполняли маневры в порядке установлен-
ной дисциплины тесно сомкнутыми рядами. Маневры требовали большой
точности, много времени и необычайной расторопности руководящих ими
генералов. При армиях численностью от 20 до 40 тыс. человек длина фронта
атаки или обороны составляла от 3 до 6 километров, а сражения длились от
трех до четырех часов. Увеличившаяся в количестве артиллерия позволяла
сдерживать маневры и держать противника на расстоянии. Как полководец
54
Фридрих II
Фридрих II был сравнительно редким типом монарха, непосредственно ру-
ководившим своими войсками на поле битвы и в походах. Клаузевиц ставил
его в один ряд с Цезарем, Густавом II Адольфом, Карлом XII, Наполеоном
Бонапартом. Естественно, что в войнах Фридрих II решал исключительно
политические задачи. Завоевание Силезии в 1740 г. позволило ему приобре-
сти ключевое стратегическое положение и угрожать Вене новым вторжени-
ем. Внезапность передвижений позволяла ему уменьшить риск потерь в кро-
вопролитных сражениях. Но, кроме того, король-полководец должен был не
только руководить войсками, но и действовать на поле боя как простой сол-
дат. В то же время Фридрихом руководили не только политические сообра-
жения, но и жажда славы, хотя первые, безусловно, преобладали |6.
55
Восшествие Фридриха II на престол было встречено в Западной Европе
с воодушевлением, поскольку многие знали, что он с его литературными и
музыкальными вкусами и просвещенческими взглядами являл собой резкий
контраст по сравнению с Фридрихом Вильгельмом I. Поначалу его действия
как бы подтверждали такие ожидания. Были отменены пытки, берлинские
газеты были освобождены от контроля цензуры, хотя подлинной свободы
печати в Пруссии времен Фридриха II все же не существовало. Были отмене-
ны позорная «охота за ведьмами» и ведовские процессы. Для заселения пус-
тующих земель стало широко практиковаться привлечение колонистов из
других германских земель и европейских стран, прежде всего представителей
религиозных и национальных меньшинств, которых привлекала господству-
ющая в Пруссии еще со времен курфюрста Фридриха Вильгельма I и особен-
но укрепившаяся при Фридрихе II веротерпимость.
Французская культура, литература и философия вообще были предме-
том особого пристрастия Фридриха II. В юные годы он увлекался философи-
ей Лейбница и Вольфа, но более всего его привлекала философская мысль
французских просветителей ”. С помощью Жака де Жандуна Фридрих со-
брал в бытность свою кронпринцем обширную библиотеку в четыре тысячи
томов. В этой библиотеке почетное место занимали тома английского мыс-
лителя Джона Локка, французских философов Декарта, Бейля и, конечно
же, Вольтера. Первая встреча Вольтера и Фридриха состоялась 12 сентября
1740 г. в замке Мойланд близ Клеве. Интерес же в самой Франции к лично-
сти кронпринца возник в связи с известной попыткой бегства Фридриха из
Пруссии. В 1740 г. в Париже распространилась сенсационная новость: напи-
санный на французском языке памфлет «Анти-Макьявелли» оказался произ-
ведением прусского наследного принца. Для французов, многие из которых
не знали толком, где находится Берлин, это было откровением. Уже в этом
произведении Фридрих обозначил себя как «первого слугу государства» и
развил теорию, согласно которой государство должно стоять на защите прав
и блага своих подданных, а также развития человечности (Menschlichkeit) как
первостепенной задачи. Но когда между 1740 и 1745 гг. Фридрих, став коро-
лем, вторгся в Силезию, произошла как во Франции, так и в Англии ревизия
до того распространенного положительного имиджа Фридриха II в кругах,
близких к просветителям. И в дальнейшем разница между философскими
взглядами и политикой Фридриха II отмечалась французскими просветите-
лями, прежде всего Жан Жаком Руссо, сказавшим, что он «думает как фило-
соф, а ведет себя как король. Слава — вот его бог, его закон!» |8.
Наступило отрезвление. Силезия была обширной, густонаселенной и
экономически развитой территорией. Отсюда императоры могли угрожать
непосредственно Пруссии. Повод для нападения на Силезию с точки зрения
правовых норм того времени мог показаться законным, поскольку часть тер-
ритории Силезии ранее принадлежала Гогенцоллернам. Неувязка заключа-
лась только в том, что ранее предшественники Фридриха отказались от пре-
тензий на Силезию, что не смутило молодого честолюбца. В конечном счете
Вена была вынуждена уступить Фридриху II Силезию, что увеличило терри-
торию Пруссии на одну треть. В 1744 г. под предлогом защиты интересов
Священной Римской империи, императором которой тогда был под именем
Карла VII баварский курфюрст из династии Виттельсбахов, Фридрих II на-
чал новую войну против Австрии, добившись окончательной уступки Верх-
ней Силезии. Мария Терезия с трудом уступила прусскому королю. В кари-
катурах того времени она даже изображалась таким образом, как будто с нее
снимают одежды другие германские государи, спешащие унести добычу в
свои владения.
Фридрих II в общем-то довольно скептически оценивал результаты побед
на этом этапе своей деятельности: «Если оценивать вещи исходя из их под-
линной ценности, то надо признать, что война в некоторых отношениях была
бесполезным кровопролитием, и что...Пруссия не добилась ничего иного,
как утверждения во владении Силезией» ”. Разумеется, политика Фридри-
56
ха II строилась на достижениях его предшественников. Пруссия времен «ве-
ликого курфюрста» Фридриха Вильгельма I была в известном смысле, по
словам Ф. Пресса, спящим великаном. После того, как этот курфюрст сумел
добиться гегемонии на северогерманском пространстве, приобретя сувере-
нитет Бранденбурга над Пруссией в 1660 г., его сын Фридрих I в награду за
помощь императору Леопольду I в борьбе против экспансии Людовика XIV
был увенчан в 1701 г. королевской короной, что значительно укрепило пози-
ции Пруссии как внутри Империи, так и на европейском уровне. Но как сам
Фридрих I, так и его сын Фридрих Вильгельм были лояльными членами
Империи и не создавали императорам каких-либо значительных трудностей
в имперских делах. Но в это же время благодаря системе браков и родствен-
ным связям значительно укрепилось положение Гогенцоллернов во многих
частях Германии — Гессен-Касселе, Вюртемберге, у франконских Гогенцол-
лернов (Ансбах-Байрейт), при северогерманских дворах. Образовалась сеть
из близких к Берлину северогерманских небольших княжеских дворов, а так-
же протестантских княжеств Средней и Юго-Западной Германии, тогда как
южногерманские дворы были более близки к Вене. Именно на этой основе
Пруссия превратилась в главного соперника Австрии внутри Империи и в
Европе. Так что по существу Фридрих II имел другие цели, нежели его пред-
шественники, и его замыслы были направлены против основ имперского
союза, хотя он часто, когда воевал или интриговал против Австрии, выступал
как защитник имперской конституции 20.
Во всяком случае, он решился на аннексию Силезии, с чего, собствен-
но, начинается история австро-прусского дуализма. Фридрих так или иначе,
несмотря на приводимые им доводы, выступал в качестве нарушителя им-
перского мира и имперской конституции. Но он опирался на созданную его
предшественниками армию и сеть политических и династических связей внут-
ри Империи. При этом молодой прусский король ловко использовал сложную
политическую ситуацию, когда после смерти императора Карла VI в 1740 г.
наследницей трона стала его дочь Мария Терезия, не имевшая еще опыта
государственного управления. Амбиции и экономические выгоды двигали
Фридрихом II, в чем он сам в своих мемуарах откровенно признавался 21.
Военные победы Фридриха II вызвали опасения у Франции, что может
измениться выгодное для Парижа соотношение сил в Священной Римской
империи и будет ослаблена позиция Франции как гаранта Вестфальского
мира 1648 года. Это побудило Париж в лице выдающегося политика того
времени кардинала Флери искать союза со старым врагом, Австрией, для
того, чтобы создать противовес усиливавшейся Пруссии. Складывалась мощ-
ная коалиция, к которой присоединились Польша, Саксония, Россия и Шве-
ция. Пруссии ничего не оставалось делать, как заключить соглашение с глав-
ным противником Франции в Европе Англией, смысл которого заключался в
том, что Пруссия будет воевать на английские деньги. Соблазн усилиться и
расширить территории за счет теперь уже Саксонии был настолько велик,
что Фридрих II ввязался в авантюру, вылившуюся в конце концов в Семи-
летнюю войну (1756—1763 гг.).
Прусский король рассчитывал на быструю кампанию, которую ресурсы
Пруссии вполне могли выдержать. Заметим, что именно эта концепция ско-
ротечной войны легла затем в основу стратегических расчетов германского
милитаризма последующих веков. Поражения Фридриха объяснялись всяко-
го рода случайностями, что таило в себе большую опасность. Слабость этой
концепции в любом случае заключалась в том, что ее апологеты не учитыва-
ли быстро меняющихся внешнеполитических обстоятельств, то есть возмож-
ного расширения противоборствующей коалиции, недооценивали степень
сопротивления населения завоеванных территорий, наконец, переоценивали
собственные материальные и военные ресурсы. Кстати, сам Фридрих потом
учел уроки Семилетней войны и предпочитал вести «кабинетные войны»,
создавая коалиции и стараясь приобретать новые территории, не совершая
военной агрессии.
57
История Семилетней войны — это история как громких побед, так и
громких поражений Фридриха. В ней были победы под Лейтеном и Росба-
хом, особенно последняя победа над австро-французской армией 5 ноября
1757 года. В этой битве австро-французская армия потеряла около 10 тыс.
человек, из них 7 тыс. пленными, тогда как пруссаки 548 человек. К слову
сказать, австрийский и французский командующие во многом зависели от
указаний своих монархов, что отнюдь на способствовало единству их дей-
ствий 22.
Но ход войны решался не только в Саксонии или Чехии, но и на восточ-
ном направлении. Сначала русская армия под командованием С.Ф. Апрак-
сина разбила прусские войска под Гросс-Егерсдорфом и заняла Восточную
Пруссию. Фридрих II теперь вынужден был вести военные действия на два
фронта. В 1758 г. он столкнулся с русской армией в сражении под Цорндор-
фом, которое отличалось редкой ожесточенностью и большими потерями с
обеих сторон и не принесло победы ни одному из противников. Решающее
сражение между прусской и русской армиями произошло в следующем году.
1 августа 1759 г. состоялось сражение при Кунерсдорфе на подходах к Фран-
кфурту-на-Одере. Прусская армия состояла из 40 тыс. человек, а русская с
корпусом австрийского генерала Лаудона из 70 тыс. человек. Поначалу успех
сопутствовал пруссакам. Фридрих даже отправил гонцов в Берлин с вестью о
победе. Казалось, русская армия должна была отойти, но тут Фридрих совер-
шил роковую для него ошибку, начав штурм горы Шпицберг, в результате
чего пруссаки понесли значительные потери. Сам прусский король едва не
попал в плен и в отчаянии написал карандашную записку министру Фин-
кенштейну: «Все пропало! Спасите королевскую семью! Прощайте навеки».
Затем последовала еще одна записка, в которой вновь прозвучали слова «все
пропало». Прусская армия потеряла в этом сражении до 20 тыс. человек. Но
командующие русской и австрийской армиями П.С. Салтыков и Даун не
смогли договориться относительно дальнейших совместных действий, что
спасло армию Фридриха II от окончательного разгрома. В следующем году
русская армия на непродолжительное время заняла Берлин. Русские и авст-
рийцы захватили значительные части территории Пруссии. Кроме того, Ан-
глия после отставки правительства Уилльяма Питта-старшего, поддерживав-
шего прусского короля, перестала выплачивать Пруссии субсидии.
Но....произошло чудо. Фортуна неожиданно улыбнулась Фридриху II. В
декабре 1761 г. скоропостижно скончалась российская императрица Елизавета
Петровна. На российский престол взошел ее дальний родственник Петр III,
немец по происхождению и приверженец прусской военной системы. Новый
российский император тут же подписал с Фридрихом II мир и тем самым
внес раскол в антипрусскую коалицию. Хотя в июне 1762 г. Петр III был
свергнут с престола с согласия его супруги, тоже немки по происхождению,
будущей императрицы Екатерины II, Россия не стала продолжать войну.
Несмотря на то, что императрица не питала симпатий к Фридриху, ее вполне
устраивало равновесие сил между Пруссией и Австрией, которое она хотела
использовать в целях укрепления позиций России в Польше и в войнах про-
тив Турции. В итоге в 1763 г. был подписан Губертусбургский мир, сохранив-
ший состояние австро-прусского дуализма в Священной Римской империи.
Но одновременно усилилось влияние России в европейской политике. В то
же время при всей малочисленности своего населения и ограниченности
финансовых ресурсов Пруссия усилила свое влияние в пятерке ведущих в
военно-политическом отношении держав Европы, хотя экономически она
была очень ослаблена, что Фридрих учитывал в последующие годы, стараясь
избегать больших войн и предпочитая проводить «кабинетные войны», ис-
пользуя дипломатию, а также заботясь об укреплении экономики своего го-
сударства. Во всяком случае, итогом Семилетней войны стало окончательное
разрушение Вестфальской системы, гарантами которой были Франция и
Швеция, и утверждение Пентархии, то есть господства в европейской поли-
тике пяти великих держав — Англии, Франции, России, Австрии и Пруссии.
58
Поскольку российская императрица в 60-е — 70-е годы XVIII в. была занята
внутренними реформами, оба германских государства выдвинулись на клю-
чевые позиции в европейской политике, в результате чего австро-прусский
дуализм стал ядром международной системы, в которой Вена и Берлин иска-
ли дружбы с Петербургом 23.
Хотя Фридрих II часто предпочитал ссылаться на ошибки своих генера-
лов, на неблагоприятные обстоятельства и прочее, кое-какие уроки из Семи-
летней войны он извлек. Теперь ему был свойствен не столько военный,
сколько политический авантюризм, но довольно осторожный. Это хорошо
видно из его «Политического завещания» 1768 года. Достаточно привести
несколько высказываний из этого интересного документа, например, такое:
«Существуют союзы наступательные. Они создаются исключительно для зах-
ватов и приобретения взаимных преимуществ договаривающимися сторона-
ми. Существуют союзы оборонительные, которые имеют целью помешать
амбициозному государю усилиться, потому что его сила становится слишком
угрожающей государям, которые по этой причине находят основание проти-
виться ему». Для того, чтобы проводить свою политику «в таких тонких де-
лах, необходимо, во-первых, хорошо знать силу и слабость собственного го-
сударства, необходимо, наконец, изучить другие королевства Европы, их силы,
их слабости, их систему, если таковая у них имеется, характер государя, его
министров, достоинства или слабости армии, флота и ресурсов государ-
ства... Все это требует прилежания, забот и множества комбинаций». Во вся-
ком случае, оценки, даваемые Фридрихом другим государствам Европы, очень
реалистичны. Например, его оценка Российской империи, в которой он ви-
дел самую опасную для Пруссии европейскую державу (очевидно, сказывал-
ся синдром Семилетней войны). Он достаточно хорошо видел намерения
Екатерины II использовать противоречия между Австрией и Пруссией и от-
мечал, «что будет очень трудно в будущем уменьшить влияние России». Зато
совершенно противоположное мнение у него было о Польше, которую он
вообще в грош не ставил, считая ее царством анархии, а поляков «последней
нацией в Европе» 24. Эти наблюдения, возможно, и способствовали возник-
новению у него мыслей о расчленении Польши, которая целиком могла под-
пасть под влияние России, с тем, чтобы поначалу получить территории Речи
Посполитой, населенные немцами-протестантами, а затем, отдав земли с
православным населением России, не дать последней возможности подчи-
нить всю Польшу.
Страх перед Россией, вошедший в сознание. Фридриха в результате Се-
милетней войны, остался у него на всю жизнь. В этом же «Завещании» он
писал, что Европа должна противостоять подъему России. Он не отказывал-
ся от союза с Россией, но рассматривал этот союз исключительно с точки
зрения выживания своего государства. В сущности, он так и не оправился от
нанесенной ему психологической травмы, но страх его был, как пишут неко-
торые современные авторы, видением, химерой, порожденной осознанием
ограниченных возможностей его государства по сравнению с огромной Рос-
сией. К тому же он всеми силами старался противодействовать вероятному
сближению Петербурга и Вены. Вместе с тем союз с Россией так или иначе
должен был удерживать потенциальных агрессоров от выступлений против
Пруссии. С этого времени в Берлине определенно осознали, что европейская
политика делается скорее в Петербурге, а не в Париже 25.
Особое внимание в «Завещании» Фридрих уделял Австрии. Он отмечал
непредсказуемый характер замыслов императрицы Марии Терезии и наце-
ливал своих преемников на то, чтобы они не содействовали мирной полити-
ке Вены, поскольку если Австрия начнет войну, то в силу финансового де-
фицита может оказаться в состоянии банкротства и тем самым значительно
ослабнет. Относительно амбициозных планов Вены, особенно вынашивае-
мых соправителем Марии Терезии ее сыном Иосифом II, в смысле подчине-
ния Баварии, Фридрих высказывался весьма скептически. Но что касалось
Иосифа II, прусский король советовал подождать до наступления единолич-
59
ного правления Иосифа, чтобы «по его действиям судить о его характере и
замыслах».
Позицию многих немецких курфюрстов и князей, прежде всего Саксо-
нии, Ганновера, Пфальца, Гессена и других Фридрих характеризовал как
колеблющуюся и зависящую от субсидий крупных держав, а главным обра-
зом от равновесия сил между Австрией и Пруссией. Как видно, Фридрих
особенно утешался ослаблением Франции, находившейся в состоянии над-
вигавшегося экономического кризиса и истощенной бесконечными войнами
и амбициозными проектами французских королей в Германии и в Европе в
целом. Но более всего он стремился использовать соперничество между Ан-
глией и Францией в интересах Пруссии. Поскольку Англия прекратила со-
юзные отношения с Пруссией, а Франция заключила союз с непримиримым
врагом Пруссии — Австрией, рассуждал далее Фридрих, необходимо заклю-
чить союз с Россией. В итоге Пруссия смогла принять участие в первом
разделе Польши.
Заслуживают внимания рассуждения Фридриха о политике и политиках
вообще. Наиболее мудрой политикой он считал «ожидать случая, и тогда
видеть, в каких обстоятельствах находишься, и благоприятствовать тому, что
нам кажется выгодным». И еще одно замечание: «наибольшей ошибкой, в
которую можно впасть, является вера в то, что короли или министры заинте-
ресованы в нашей судьбе. Люди любят только самих себя; их интерес — это
их бог...Они вас будут уверять, что ваши интересы им также дороги, как их
собственные; но не верьте им и закройте ваши уши перед песнями этих
сирен». Интересно, что это писал человек, который являлся автором сочине-
ния под названием «Анти-Макьявелли».
И, конечно же, нельзя обойти вниманием его оценку политики великих
держав XVIII в. «Англичане вам платят субсидии и считают вас наемной
силой, которую можно использовать, когда вам надо. Французы с трудом
дают субсидии, потому что должны самим себе. Чтобы привлечь ваше вни-
мание, они вам предложат владения на Луне, хотя вам предстоит тяжелая
работа их завоевать. Австрийцы медлительны в своих намерениях и рассмат-
ривают своих союзников скорее как своих подданных, чем как независимые
государства, которые вступают в союз с общей целью. Русские требуют от
своих союзников больше, чем те имеют намерения сделать для них».
Идея разделов Польши уже давно завладела Фридрихом. Ко времени
написания завещания 1768 г. она уже, как видно, окончательно сформирова-
лась. «Наши границы с Польшей дают нам возможности проникать в это
королевство. Всякий, кто будет владеть устьем Вислы и Данцигом, будет боль-
ше господином этого государства, чем король, который им правит». Надо
полагать, что Фридрих хотел таким образом подчинить себе Польшу, оставив
России только территорию современной Белоруссии. Гипертрофированный
страх перед Россией у него все же был, поскольку в этом же завещании он
писал, что «есть только одно средство остановить экспансию России, оста-
вив этот свирепый народ в его древнем логове» 26.
Собственно, тогда же он и начал действовать. В 1764 г. Фридрих II зак-
лючил с Екатериной II тайное соглашение, по которому обе державы обязы-
вались силой оружия способствовать сохранению польской конституции от
всяких попыток реформ. Такая политика давала надежду обеим сторонам
установить контроль над польскими делами. Но прусский король опасался,
что Россия окажется сильнее, и ждал своего часа, который настал, когда
Россия увязла в очередной войне с Османской империей и, не имея сил
вторгнуться в Польшу, согласилась на вариант раздела, предложенный Прус-
сией. Австрия была «куплена» предложением получить южную часть Польши
с Краковом и Галицию в качестве компенсации за Силезию. Австрийский
двор колебался, но соблазн получить обширные территории без применения
оружия оказался сильнее. Мария Терезия как будто мучилась угрызениями
совести. Узнав об этом, Фридрих II ехидно заметил: «Плачет, но берет». Не
менее едкие замечания допускал он в дипломатической переписке по поводу
60
шума, поднятого в английской печати в связи с первым разделом Польши,
поскольку видел, что Англия не в состоянии ему помешать 27.
Пруссия в результате первого раздела Польши в 1772 г. получила земли
по нижнему течению Вислы за исключением Данцига (Гданьска) и Торна
(Торуни), что позволило связать в одно целое Бранденбург с Восточной Прус-
сией. Первый раздел Польши в известном смысле можно считать вершиной
«кабинетных войн». Фридриху II удалось благодаря этому разделу укрепить
свои позиции и в скором будущем, когда Австрия попыталась в войне за
«баварское наследство» присоединить Баварию, помешать ей и, наконец, в
1785 г. создать Княжеский Союз, ставший препятствием на пути стремления
Иосифа II усилить Империю по отношению к князьям 28. Ему ли было не
знать, что могущество Пруссии было довольно зыбким и держалось главным
образом на противоречиях между ее противниками.
В экономическом отношении Пруссия была недостаточно сильна. По-
пытки Фридриха отменить крепостное право натолкнулись на ожесточенное
сопротивление дворянства, а ведь из него состоял офицерский корпус прус-
ской армии. Деньги нужны были в большом количестве, и Фридрих достиг
большого искусства в умении выколачивать деньги на содержание армии,
заметим, одной из самых дешевых в Европе, не влезая в государственные
долги. Если в год смерти Фридриха II (1786 г.) государственный долг Вели-
кобритании равнялся 246 млн фунтов стерлингов, то есть 1,5 млрд прусских
талеров, долг Франции с 1777 по 1781 г. увеличился на 3 млрд ливров, то есть
на 792 млн прусских талеров, а к 1784 г. вырос до 4,5 млрд ливров (1,2 млрд
прусских талеров), Россия имела долг в 52 млн рублей или 53 млн талеров, то
Пруссия имела долг в 172 тыс. талеров. Фридрих II довел до совершенства
введенную еще курфюрстом Фридрихом Вильгельмом I систему государствен-
ных налогов и акцизов. Значительные средства дали контрибуции в Силезии
и Западной Пруссии. После акцизов важными статьями доходов были тамо-
женные пошлины и обложение налогами предметов роскоши. Но 75% этих
средств шло на военные расходы и в последние годы царствования Фридри-
ха II их количество достигло предела, которого оно не могло превышать без
риска нарушить финансовый баланс. К 1794 г. отложенные для наследника
10 млн талеров истощились, а к моменту смерти Фридриха Вильгельма II
государственный долг Пруссии достиг суммы 36 млн талеров. Война переста-
ла кормить Пруссию, что рано или поздно должно было произойти, система
Фридриха II дала сбои 29. Она имела слишком много недостатков, которые
покрывались до поры до времени доходами от завоеванных территорий. Яв-
ляясь сторонником теории меркантилизма, Фридрих II облагал импортные
товары высокими пошлинами, полагая, что доходы от повышенного тамо-
женного обложения пополнят государственную казну, но при этом не думал
о том, что страны-импортеры могут принять ответные меры по отношению к
прусским товарам на их рынках. Он всецело старался способствовать разви-
тию мануфактур в Пруссии, но поскольку решения принимал сам, то време-
нами ошибался в выборе приоритетных направлений и монополий, из-за
чего бюргерство нередко выражало возмущение. Маколей заметил по этому
поводу: «Ни опыт других правителей, ни его собственный не научили Фрид-
риха, что Лион, Брюссель или Бирмингем создаются не эдиктами и не де-
нежными субсидиями». Использование опыта французских налоговиков в
Пруссии, принявшихся по существу обирать население по примеру Фран-
ции, имело негативные последствия, и Фридрих II был вынужден отказаться
от услуг французов 30.
Сам Фридрих часто устраивал объезды своих владений, беседовал с бюр-
герами, крестьянами, играя роль заботливого «земельного отца». Так форми-
ровался культивировавшийся долгое время в германском общественном мне-
нии образ «старого Фрица», заботящегося о своих подданных. Интересен
такой эпизод. Как это было ему свойственно, Фридрих II однажды, услышав
о широком использовании в кашубской местности (территория, полученная
в результате первого раздела Польши) картофеля, решил узнать о некой жен-
61
щине Аманде Войке, которая открыла полезные свойства картофеля. Король
посетил селение, в котором проживала эта женщина, и отведал горячего кар-
тофельного супа. Узнав рецепт этого супа, он потом рекомендовал его в ка-
честве лейб-кушанья, после чего оно вскоре нашло применение во всей Прус-
сии. Произошло это 16 октября 1778 года.
Вообще вся система управления Пруссией была основана на неограни-
ченной королевской власти. Пока Фридрих был молод и энергичен, он мог
вникать, хотя и не всегда достаточно эффективно, во все дела королевства.
Но становясь старше, страдая подагрой и астмой, не мог столь же успешно
следить за всеми делами. Тем более, что Фридрих привык править один,
практически не проводя заседаний кабинета министров, накладывая резолю-
ции на доклады министров и решая различные вопросы во время своих инс-
пекционных поездок. По отношению к своим сотрудникам он был деспотом,
державшим все нити управления в своих руках. Так или иначе рациональный
дух Просвещения в прусской системе управления не был представлен, компе-
тенция сословных представителей была минимальной. Рано или поздно такая
система должна была потерять свою эффективность. Часто лишенные иници-
ативы и самостоятельности министры становились лишь исполнителями воли
монарха, не вполне представлявшего себе суть решаемого вопроса. Происхо-
дило отставание в принятии решения от требования момента.
Но в то же время Фридрих II, следуя идеям эпохи Просвещения, немало
способствовал созданию в Пруссии основ правового государства. Конечно,
отставание в этом смысле по сравнению с Англией было значительным, и все
же идея верховенства закона и равенства всех подданных перед законом мед-
ленно, но верно внедрялась в сознание жителей Пруссии и в практику судо-
производства. Само по себе нахождение дворян на высших должностях в
государственном аппарате и в армии сдерживало продвижение по служебной
лестнице выходцев из других сословий. Экзамены для чиновников, введен-
ные для отбора на основе знаний, по существу были только на бумаге, пото-
му что конкурсная система была построена таким образом, чтобы новые люди
не попали в число чиновников. Но следует заметить все же, что в Пруссии
буржуазия к концу XVIII в. была еще слишком слабой, чтобы создавать с
опорой на нее систему государственного управления. Государственное регу-
лирование развитием мануфактур должно было способствовать экономичес-
кому прогрессу, но поскольку целиком находилось в руках монарха, то не
всегда учитывало потребности рынка. Бюргерам было запрещено приобре-
тать землю: эта политика была направлена на сохранение дворянства как
привилегированного сословия и, естественно, сдерживала развитие капита-
лизма в сельском хозяйстве. Короче говоря, в экономической и социальной
политике Фридрих II не совершил решительного поворота, ибо зависел во
многом от позиции дворянства, но при этом имел практически полную сво-
боду в военной и дипломатической сферах. Интересно, что сам по себе тип
большей частью патриархальных отношений зависимости и подчинения между
дворянством и крестьянством переносился на характер отношений в армии,
а затем механизм военной дисциплины внедрялся в гражданское общество.
Фридрих укреплял дворянство как сословие еще больше, чем его отец. Из
этого сословия происходили офицеры и чиновники в противоположность
буржуазным слоям, выходцы из которых вытеснялись из армии и гражданс-
кого управления. Вообще-то он был сторонником традиционного сословно-
го деления общества. Одно дело — рассуждать как просветитель, другое дело
— практическая социальная политика. К концу столетия антагонизм между
офицерско-дворянским корпусом и стремящимися к буржуазной эмансипа-
ции гражданскими кругами усилился, что, естественно, не могло не сказать-
ся на общем состоянии прусского общества 31.
Веротерпимость прусского короля, как уже отмечалось, носила исклю-
чительно рационалистический характер. Во-первых, она способствовала при-
влечению бежавших из других земель Германии, а также из некоторых стран
Западной Европы из-за религиозных преследований протестантов и евреев,
62
многие из которых были полезны для Пруссии как обладатели капиталов и
хорошей профессиональной подготовки в качестве купцов, промышленни-
ков, ремесленников и офицеров. Во-вторых, еще с детства он проникся без-
различием к религии. В-третьих, Фридрих II, прекрасно разбиравшийся в
различных вероисповедных системах, был очень близок к атеизму. Он часто
говорил, что в его владениях «пусть каждый очищается от грехов, как ему
больше нравится». Но в полном согласии, например, с взглядами Вольтера,
он считал, что простому народу религия необходима, ибо страх перед богом
способствует большему законопослушанию. Любопытно, что Берлин во вре-
мя его царствования стал центром еврейского просвещения, хотя сам он счи-
тал, что количество евреев в Пруссии необходимо ограничить 32.
В своем «Политическом завещании» Фридрих уделял большое внима-
ние вопросам судопроизводства и юстиции. Он писал: «Хотя государь не
вершит дела юстиции лично, он должен по меньшей мере следить во все
глаза за ее осуществлением и за судьями». И еще: «Для того, чтобы утвердить
правосудие в его целостности, необходимо выбрать хорошего канцлера и
посылать комиссаров высшего трибунала в провинции, дабы контролировать
подчиненных чиновников, и это необходимо делать раз в три года». В фи-
нансовых делах, учитывая скудость ресурсов Пруссии и бедность ее жителей,
что не давало возможности вести длительные войны, необходимо рационально
вести финансовые и торговые дела, используя все возможности для пополне-
ния государственной казны 33.
Фридрих II старательно создавал себе имидж «первого слуги государ-
ства». Это было нечто новое по сравнению с типично абсолютистским пред-
ставлением о монархе как «первом дворянине» в духе французского «старого
порядка» времен Людовика XIV. Здесь сказывалось влияние не только идей
Просвещения, но и новых правовых представлений. Не исключено, что этот
гипертрофированный идеал «первого слуги государства» возник отчасти как
результат не сложившейся личной жизни самого прусского короля. В молодо-
сти, когда он еще был наследным принцем, ему нравилась Анна Мекленбург-
ская, племянница российской императрицы Анны Иоанновны. Но Фридрих
Вильгельм I женил, исходя из соображений политической выгоды, своего стар-
шего сына на принцессе Елизавете Христине Брауншвейг-Вольфенбюттельс-
кой. Не будучи счастливым в браке, от которого к тому же не было детей, в
результате чего прусский трон достался Фридриху Вильгельму II, сыну его
брата Генриха, Фридрих II ревностно занялся политическими и военными
делами. Он долгое время жил со своей супругой врозь. Набожная Елизавета
Христина занималась рукоделием и переводами на французский язык немец-
ких богословских книг. В Берлине она появлялась редко, во время смотров
войска отдавали ей все необходимые королевские почести, иногда король и
королева обедали вместе. В Сан-Суси, дворцовом комплексе в Потсдаме, где
Фридрих проводил большую часть своего времени, она никогда не бывала.
Вообще Елизавета Христина была полной противоположностью Фридриху II.
Высокого роста, нескладная блондинка, хотя и отнюдь не уродливая, неразго-
ворчивая, она плохо себя чувствовала в обществе Фридриха и его приближен-
ных, а ее бесплодность совсем отдалила короля от супруги.
За исключением крупных военных кампаний первой половины его цар-
ствования, Фридрих II привык вести уединенную однообразную жизнь, рано
вставал, по утрам много работал за письменным столом и играл на флейте,
вечера проводил в беседах с друзьями, которых с годами становилось все
меньше и меньше: Вольтер давно уехал во Францию, остальные же умирали
один за другим. Фридрих II умер в достаточно преклонном по тем временам
возрасте. Не желая упускать из своих рук руководство армией, он в августе
1785 г. семь часов под проливным дождем и при сильном северном ветре
командовал маневрами, усугубив астму воспалением легких. Здоровье его
резко ухудшилось. Через год он скончался. Гроб с телом Фридриха II был
помещен в склеп под кафедрой гарнизонной церкви в Потсдаме. На простом
надгробном камне была высечена надпись «Fredericus II». Его имя навсегда
63
оказалось связано как с эпохой Просвещения и вольтерьянством, так и с
пруссачеством и германским милитаризмом. Образ реального Фридриха II
не всегда согласовывался с представлениями как его критиков, так и его
апологетов и, конечно, должен быть рано или поздно очищен от конъюнк-
турных наслоений.
Конечно, Пруссия благодаря усилиям Фридриха II в течение половины
столетия из династически скомбинированного конгломерата экономически
слабо связанных земель стала значительной силой в европейской системе
государств. Но она управлялась военными и чрезвычайными мерами, а также
архаическими методами, что не могло долго продолжаться. Естественно, что
Фридрих не мог управлять отсталой патриархальной страной иными метода-
ми, но созданная им система могла держаться только при нем. Французская
революция и наполеоновские войны разрушили эту систему 34.
С Иосифом II, соправителем своей матери Марии Терезии и едино-
личным правителем в 1780—1790 гг., он в чем-то сходился, но в чем-то и
расходился. Они были похожи в неуемном стремлении к реформаторству и
укреплению своих государств, в неустанном труде на поприще «первых слуг
государства», в желании воплотить на практике идеи Просвещения, в не-
счастливой личной жизни. Но если Фридрих был ловким и циничным поли-
тиком, то Иосиф был прямолинейным и ортодоксальным государственным
деятелем, лишенным какой бы то ни было хитрости и действующим часто
напролом. Иосиф II, будучи моложе Фридриха II на двадцать восемь лет,
ненавидел его как государя державы-соперницы и восхищался им одновре-
менно как государственным деятелем, желая перенять те принципы управле-
ния государством, которых придерживался прусский король. 25 августа 1769 г.
в городе Нейсе в Силезии они впервые встретились и Иосиф выразил свое
восхищение в следующих словах: «Теперь я совершенно счастлив! Желания
мои исполнились: я вижу и обнимаю величайшего монарха и полководца».
Фридрих II сказал тогда же Иосифу, что считает день их встречи наисчастли-
вейшим, поскольку она может послужить основой для сближения австрийс-
кого и прусского домов. Разумеется, это были обычные дипломатические
вежливость и лукавство. Но Фридрих понял, что энергичный и предприим-
чивый Иосиф может значительно усилить Австрию, и стал его опасаться. Он
даже поместил портрет Иосифа у себя в кабинете, сказав одному из своих
приближенных, «чтобы иметь его всегда пред глазами. Император Иосиф —
человек с головой, он мог бы многое совершить, но жаль, что всегда делает
второй шаг раньше первого».
Как уже отмечалось, Иосиф II был одновременно поклонником и анта-
гонистом Фридриха II. Но если прусский король всегда приспосабливался к
обстоятельствам и умело их использовал, то Иосиф II был в известном смыс-
ле доктринером и даже догматиком собственных идей и упрямо стремился
осуществить свои планы, даже если они встречали сопротивление со сторо-
ны его подданных в многочисленных габсбургских владениях, населенных
чехами, поляками, русинами, венграми, итальянцами и французами. Напри-
мер, проводя между 1781 и 1790 гг. церковную реформу, Иосиф рассчитывал
получить больше выгод от продажи монастырских земель, чем оказалось на
самом деле, несмотря на радикальный характер этой реформы 35. Разделение
его власти как бы на два уровня, то есть императора с весьма ограниченными
правами в германских землях, зависящего во многом от позиции и интересов
князей и сословий, и суверенного правителя наследственных габсбургских
земель (Чехия, Венгрия и др.), где он мог проводить реформы, не обращая
внимания на протесты местных органов самоуправления, порождало проти-
воречия в его политике и стремление усилить свои позиции в Германии, где
ему успешно противостоял Фридрих II.
Австро-прусское соперничество еще больше усиливало ненависть Иосифа
к прусскому королю. Когда Фридрих II умер, император высказал сожаление
о том, что тот «так долго прожил». Русский историк П.П. Митрофанов, автор
биографии Иосифа II, заметил по этому поводу, что «нужно было все благо-
64
разумие Леопольда и потрясающие события французской революции, чтобы
Габсбурги и Гогенцоллерны на время забыли свою вражду». А во время вой-
ны 1778—1779 гг. за «баварское наследство» между Австрией, с одной сторо-
ны, Пруссией и Саксонией — с другой, закончившейся Тешенским миром
1779 г., Фридрих II вынашивал планы объединения различных сил против
императора. Corpus Evangelicorum, то есть союз протестантских князей и го-
родов Германии, не надо было даже укреплять — это была готовая оппози-
ция императору в случае его попыток изменить в пользу Вены баланс сил в
Германии 36.
Как и Фридрих II, Иосиф был фанатиком идеи государства и «слугой
государства», работавшим во имя создания сильного государства порой по 18
часов в сутки, чем довел свой организм до того, что этот красивый, высокий
и крепкий здоровьем в молодости мужчина умер от сильной простуды, не
выдержав напряженных трудов, в возрасте 48 лет.
Самое главное направление в его политике, касающееся Фридриха II,
заключалось в том, чтобы не допускать сближения Пруссии с Францией и
всеми силами препятствовать объединению Ансбаха-Байрейта с Бранденбур-
гом-Пруссией, что создало бы перевес Пруссии над Австрией. Но для этого,
как он считал, кроме сближения Австрии с Францией необходимо было про-
вести реформу судебной системы Старой империи, которая бы усилила роль
Вены в решении территориальных споров в Германии, но сама идея которой
наталкивалась на решительное сопротивление Corpus Evangelicorum, сразу
же ссылавшегося на нарушение таким образом принципов Вестфальского
мира 1648 г. ”, поскольку вмешательство в судебную систему касалось также
религиозных дел.
Иосифу II было сложно управлять государственными делами, будучи
императором как бы в двух лицах: идея сильного австрийского государства
часто не совпадала с интересами населявших его народов, особенно с инте-
ресами национального дворянства, в руках которого находились органы
местного самоуправления. Прямолинейность Иосифа, не считавшегося с на-
циональными чувствами и традициями и, мало того, не любившего аристок-
ратию и стремившегося к равенству дворянства с буржуазией, часто вредила
его реформам. Так, он оскорбил национальные чувства чехов, отказавшись
короноваться в Праге короной чешского короля, и венгров, игнорировав по-
добную же церемонию в Буде, но приказав привезти соответственно короны
Св. Вацлава и Св. Стефана в Вену и поместив их на хранение в дворце Шен-
брунн. Введя повсеместное использование немецкого языка в делопроизвод-
стве, поклонник физиократов Иосиф II хотел только создать единообразие в
государственном управлении, не желая, конечно, оскорблять национальные
чувства, но получилось именно так 38.
Объясняется это, возможно, тем, что на Иосифа II давил психологичес-
кий груз наследства Карла V, а также тем, что сам он не был чистым немцем,
в его жилах текла кровь лотарингских предков по отцу Францу I (мужу Ма-
рии Терезии и ее соправителю в 1745—1765 гг.), сделавшему основой своей
политики восстановление имперской идеи, человеку живому и темпера-
ментному, к тому же обиженному на Францию за лишение его предков
многих наследственных земель. В то же время он, подобно своему отцу и
Фридриху И, был поклонником французской культуры, предпочитал пи-
сать и говорить на французском языке. Поэтому он не понимал, скажем,
приверженности венгерского дворянства своему родному языку. Язык для
него был средством общения, а не душой народа. Ко всяким проявлениям
национальных чувств он относился как к предрассудкам и в этом смысле не
понимал многих своих подданных. Но точно также в высших интересах
государства он был сторонником веротерпимости и примирения всех хрис-
тианских конфессий (кроме сектантов), хотя в душе оставался верующим
католиком в отличие от близкого к атеизму Фридриха II. Тут, конечно,
сказалось влияние его матери довольно набожной Марии Терезии, не
любившей иезуитов, но считавшей религию необходимой и, мало того, по-
3 «Вопросы истории» №10
65
лагавшей необходимым сохранение господствующего положения католичес-
кой церкви в австрийских владениях.
Мария Терезия оказывала большое влияние на сына и, пока была его
соправительницей, сдерживала многие инициативы Иосифа II, в том числе и
в религиозных вопросах. Она, например, сильно препятствовала введению
акта о веротерпимости, который был объявлен уже после ее смерти, в 1781
году. Ее отношение к замыслам сына в области религии очень хорошо отра-
жено в письме к Иосифу в июле 1777 г.: «Без господствующей религии?
Терпимость, безразличие в самом деле наилучшие средства для того, чтобы
все подорвать и ничего не поддержать; более того, мы можем попасть в ло-
вушку: это не Нантский эдикт, разрушивший эти провинции (имеются в
виду южнофранцузские гугенотские территории. — Ю.И.)', в Бордо эдикт
никогда не действовал и страна не стала богаче... дурная администрация,
слабые министры или интриганы, которые разрушили королевство... недо-
статок религиозности у чиновников, которые были заняты только своими
интересами и охвачены своими страстями, разрушившими все... Я говорю
только в политическом смысле, а не в христианском: ничто так не бывает
необходимым и спасительным, как религия». Мать-императрица, в самом
деле, умела сдерживать рвение своего сына. Она знала его деятельный, не-
преклонный и упрямый характер и опасалась, что его действия могут вызвать
сильную оппозицию, которая погубит реформы. Как любящая мать и сама не
чуждая реформаторства, она полностью сделала ставку на своего сына, что
видно из того же письма: «Я действую не только для блага государства и
Вашей сохранности, сын, ставший после своего рождения единственной це-
лью моей жизни, но и для Вашего блага» 39.
Был Иосиф II революционером или деспотом, историки спорят до сих
пор. Суть дела, очевидно, в следующем. В нем сочетались революционность
замыслов с деспотизмом их осуществления. Традиции монархического обра-
за управления, несмотря на всю склонность Иосифа к идеям Просвещения и
либерализму, сказывались в его политике. К тому же он торопился осуществ-
лять свои планы, словно боясь, что жизнь его на исходе и он не успеет все
сделать. Может быть, он боялся отстать от Пруссии и ослабить Австрию в
соперничестве с державой Фридриха II? Но одно можно сказать определен-
но: он опережал свое время и многие его идеи осуществились значительно
позже40.
Будучи фанатиком общего блага и догматиком идеи государства, Иосиф
действовал, не обращая внимания на общественное мнение. Во многом он
использовал чисто эмпирические методы в проведении реформ, характер-
ные, заметим, и для его матери. Он часто пренебрегал историческими тра-
дициями, был эклектиком не только в финансовой политике, но и в целом
в экономической политике, так как одинаково относился к земледелию,
промышленности и торговле. Меркантилизм в стиле Кольбера был для
Иосифа примером регламентации промышленной жизни государства. Аг-
рарная реформа у него не получилась, крестьяне не стали наследственными
арендаторами, реформа была убыточной для землевладельцев. Просветитель-
ские идеи и реформы вызвали недовольство консервативной аристократии, а
абсолютистские методы правления — недовольство либералов 4|.
Многие идеи и планы Иосифа II возникли еще в юные годы, хотя они
не всегда были связаны с его воспитанием и образованием. С одной стороны,
Мария Терезия с ее умеренным католицизмом сильно повлияла на то, что
принц остался католиком в душе, с другой стороны, ее супруг Франц I, сто-
ронник просвещенного янсенизма, провозглашавшего идеи очищения като-
лицизма и спасения верующих с помощью добродетельного поведения, при-
вил сыну критическое отношение к религиозным догматам и особенно к
практике католицизма. Вообще воспитание Иосифа было подчинено конкрет-
ному четкому плану, занятия проводились согласно тщательно составленному
расписанию. Он владел латынью, французским и итальянским языками, хотя
и примитивно, понимал чешский и венгерский языки. Его религиозным обра-
66
Иосиф II
зованием занимались отцы-иезуиты. Иосиф интересовался философией, ма-
тематикой, географией, естественными науками, изучил естественное и меж-
дународное право, немецкое государственное и ленное право. Он получил
хорошие знания по истории Священной Римской империи, по политическо-
му и административному устройству австрийской монархии и подчиненных
ей территорий. Среди воспитателей Иосифа был также крупный военачаль-
ник родом из Венгрии фельдмаршал Батянь, прививший ему страсть к во-
енному делу, в результате чего идеалом наследника стала военная система
Фридриха II. С другой стороны, он мало интересовался изобразительным
искусством и литературой, к Вольтеру относился с неодобрением, даже зап-
ретил издание его сочинений в переводе на немецкий язык, не желая рас-
пространения среди своих подданных «философского яда», был против ос-
67
нования Академии наук в Вене. Но питал слабость к музыке, любимому вре-
мяпрепровождению всех Габсбургов, покровительствовал музыкантам и сам
любил играть на виолончели. Когда юный Моцарт начал концертировать в
Вене, его первым делом представили Иосифу II.
Совсем молодым Иосиф II начал присутствовать, а затем и участвовать
в заседаниях центральных правительственных учреждений, например, вос-
созданного в 1761 г. Государственного Совета. Так что он был в общем и
целом хорошо подготовлен к государственной деятельности, которую рьяно
исполнял в соответствии со своими представлениями о государе как «слуге
государства». Многое в деятельности Иосифа II определялось его впечатле-
ниями от частых поездок как по самой Империи, так и за границу 42. Бывал
он и во Франции, посещая свою сестру Марию-Антуанетту, жену французс-
кого короля Людовика XVI, где, как известно, в конце XVIII в. произошла
революция, которая смела старый порядок и отправила на эшафот Людовика
XVI и Марию-Антуанетту. Он много видел и примечал, стараясь своими ре-
формами исправить положение дел и укрепить государство, вероятно, для
того, чтобы избежать в будущем великих потрясений и сохранить Империю.
В 1780 г. Иосиф посетил Россию. Его путь лежал через бывшие земли
Речи Посполитой, ставшие в результате первого раздела Польши владения-
ми Российской империи. Первая встреча с Екатериной II состоялась в Моги-
леве. Иосиф II понравился российской императрице, хотя прусские и фран-
цузские политики считали, что императору не удастся оторвать Екатерину от
союза с Пруссией. Самоуверенность, чванливость и непомерная жажда лести
Екатерины, конечно, не понравились Иосифу, но Россия была нужна Иоси-
фу II как противовес Пруссии, когда силы другого австрийского союзника,
Франции, начали слабеть. Попутно с дипломатическими переговорами Иосиф
с интересом изучал неведомую для него ранее страну. В письме из Смоленс-
ка, где он встретился с всесильным фаворитом Екатерины князем Г. Потем-
киным и вел переговоры о заключении военно-политического союза, он пи-
сал Марии Терезии, что город и дороги отличаются большей культурой, чем
в бывших восточных землях Польши 43.
Иосиф II был поклонником идей физиократов, отождествлявших обще-
ство с природой и считавших развитие сельского хозяйства основой обще-
ственного блага. Именно поэтому он видел в отмене крепостного права одну
из главных целей своей политики. Другой — было подчинение имперской
идеи австрийской государственной идее: имперской идее отводилась пре-
имущественно «инструментальная роль», во всяком случае, в первые годы
его царствования. Австрии так и не удалось вернуть большую часть захвачен-
ной Фридрихом II Силезии и, несмотря на все военные реформы, ослабить
агрессивность северного соседа Возможно, что это обстоятельство, с од-
ной стороны, заставляло укреплять австрийскую армию и австрийскую госу-
дарственность, а уж затем пытаться переломить соотношение сил в свою
пользу.
Если в конце 70-х — начале 80-х годов XVIII в. Иосиф II искал дружбы
с Россией для борьбы против Пруссии, то ранее, в 50-е годы венские полити-
ки при активном участии императрицы Марии Терезии искали дружбы с
Францией. В итоге к началу Семилетней войны, к 1756 г., после более чем
250-летнего соперничества Вена и Париж пошли на сближение и повернули
свое оружие в союзе с Россией против Пруссии. Французский интерес зак-
лючался в борьбе против Англии, австрийский — против Пруссии. Этот союз
не был популярен во Франции, так как там хорошо помнили о постоянном
прежнем соперничестве и не доверяли венскому двору. Тем не менее этот
союз позволял Вене рассчитывать на сдерживание агрессивности Пруссии45.
Перегруппировка сил на рубеже 1755—1756 гг., заключавшаяся в созда-
нии австро-французского союза и отказе Австрии выступить на стороне Ан-
глии в войне против Франции, Вестминстерская Конвенция между Лондо-
ном и Берлином еще не угрожали миру в Империи, но Фридрих II своим
нападением на Саксонию 29 августа 1756 г. сделал его сохранение невозмож-
68
ным. Центральным направлением внешней политики Австрии ввиду прус-
ской угрозы явилось создание большой коалиции против Фридриха II. Пользу-
ясь поддержкой английского короля Георга И, являвшегося одновременно
ганноверским курфюрстом, Фридрих II пытался изобразить эту войну как
борьбу протестантов под маской «защитника германской свободы» против
католических великих держав, вследствие чего протестантские чины Импе-
рии не могли, конечно, желать поражения Пруссии и Ганновера (Англии).
Изменившаяся после окончания Семилетней войны обстановка в Европе
означала и изменение ситуации в самой Империи. Некоторое сближение и
даже совместное участие в первом разделе Польши не означали примирения
Вены и Берлина. Женитьба Иосифа II в 1765 г. на баварской принцессе
Марии-Йозефе должна была улучшить положение Австрии, но смерть Ма-
рии через два года спутала планы венского двора, а война за «баварское на-
следство» в 1778—1779 гг., о чем уже говорилось выше, привела к Тешенско-
му миру и поискам дружбы с Россией 4б.
Основные принципы своей внутренней политики Иосиф II сформули-
ровал еще 20 лет от роду и неуклонно им следовал. Он их изложил в письме
Марии Терезии от 3 апреля 1761 г.: «1. Покровительствовать торговле и сель-
скому хозяйству; 2. Ограничить роскошь и уменьшить излишние расходы;
3. Реформировать бесполезные должности, чтобы 20 человек не делали рабо-
ту, для которой хватит и восьми; 4. Не платить щедро людям за то, что они
ничего не делают, и не давать компенсацию дурным должностным лицам за
их отстранение от службы, потому что мой принцип состоит в том, что вся-
кий человек должен быть использован в обществе с пользой и платить следу-
ет за заработанное; 5. Навести порядок в финансах; 6. Создать менее дорогую
и хорошо управляемую военную систему; 7. Наконец, использовать все пре-
имущества власти, которые Ваше Величество имеет под рукой» 47.
Главным врагом своих реформ Иосиф II считал аристократию и стре-
мился подавить ее в подвластных ему землях. Но поскольку он в отличие от
Фридриха II не владел искусством социальной демагогии, которая ему бы
очень пригодилась, для того, чтобы обосновать необходимость проведения
реформ в глазах общественного мнения и особенно в глазах потенциальных
противников реформ, союзников в этом деле у него было мало. Его энтузи-
азм до 1780 г. сдерживался Марией Терезией, которая после смерти мужа и
тяжелой болезни в 1767 г. (она болела оспой и едва не умерла) потеряла
былой интерес к проведению реформ. Без формального согласия императри-
цы-соправительницы Иосиф ничего не мог сделать, и споры между ними
перерастали в острые конфликты. Тем не менее он оставался послушным
сыном. Их споры удавалось примирять не только благодаря родственной
близости, но и с помощью усилий канцлера Кауница, рационалиста и сто-
ронника реформ, тщеславного и осторожного политика. Кауниц во многом
соглашался с Иосифом II, но не торопился с проведением в жизнь реформ
императора. Он прекрасно видел возможные трудности в их осуществлении
и старался предостеречь его от опрометчивых шагов.
Собственно, с деятельности Кауница, ведшего сложнейшую и кропот-
ливую работу по подготовке реформ в области управления, особенно в отно-
шениях церкви и государства, можно начинать историю явления, известного
под названием «йозефинизм», то есть реформ Иосифа II. Собранные и из-
данные Ф. Маасом документы по истории этих реформ хорошо показывают
активность Кауница в подготовке церковной реформы с целью подчинения
церкви государству в австрийских владениях. Церковную реформу предпола-
галось провести в янсенистском духе. Для проведения реформы управления
церковью Кауниц подготовил доклад, датированный 28 декабря 1768 г., со-
гласно которому предлагалось создать комиссию из епископов с привлече-
нием гражданских сановников с целью разработать основы этой реформы.
Работа этой комиссии, имевшей консультативные функции, продолжалась
до 1782 г., пока Иосиф II, не став единоличным правителем, не взял дело
церковной реформы в свои руки 4*.
69
В 1781 г. Иосиф II отменил крепостное право, сначала в австрийских и
чешских землях, а в 1785 г. в Венгрии. Он стремился не только к улучшению
социального статуса крестьянства, но и к увеличению числа налогоплатель-
щиков. В 1784 г. была проведена перепись населения для того, чтобы полу-
чить более широкую информацию об имуществе подданных, что встретило
недовольство венгерского дворянства, поскольку в Венгрии неприкосновен-
ность дворянского жилища гарантировалась особой статьей закона и суще-
ствовал налоговый иммунитет для дворянства. Отмена крепостного права
также задевала сословные привилегии венгерского дворянства, — привиле-
гии эксплуатировать крестьян, — в результате чего в Венгрии оппозиция
реформам просвещенного абсолютизма приняла в известной мере форму
национального движения. Масла в огонь подлило введение немецкого языка
как обязательного в делопроизводстве и в обучении49.
Иосиф II понимал, что проводимые им реформы встретят широкое со-
противление, и поэтому решил с помощью отмены церковной цензуры скло-
нить в свою пользу общественное мнение. Однако либерализация цензуры
способствовала появлению огромного количества брошюр и листовок оп-
позиционного содержания, хотя, с другой стороны, стала широко распрос-
траняться грамотность. Императору так и не удалось с помощью тайной
цензуры выправить положение дел, то есть создать для проведения реформ
благоприятное общественное мнение и одновременно подавить критику
реформ в печати.
В итоге реформы в духе просвещенного абсолютизма способствовали
появлению тайной полиции, подчиненной графу Пергену, полицейского ре-
жима и полицейского государства, творцом которого стали объявлять Иоси-
фа II. Аристократия возглавила оппозицию. Так Иосиф сам вывел двор из
игры на своей стороне. Бюргерство, в котором были еще живы традиции
самоуправления, боялось наступления на цеховые привилегии. Крестьяне,
получившие свободу, но плохо информированные, больше доверяли своим
помещикам, распространявшим всякие небылицы о планах Иосифа II, не-
жели официальной пропаганде, которая до них доходила редко. Либералы
были настроены против полицейского режима, а консерваторы против ре-
форм. Двойственность самого существа реформ Иосифа II, направленных на
демократизацию общества, но при этом сохранявших авторитарный монар-
хический режим, создавала эти проблемы. Сложность заключалась еще и в
том, что, обладая вроде бы большими возможностями в смысле издания за-
конов, Мария Терезия и Иосиф наталкивались на традиции и привилегии,
идущие от феодального ленного права, которым пользовались дворянство и
духовенство. Действия Иосифа, ломавшего без колебаний старинные приви-
легии, вызывали даже у Кауница и министра финансов Карла фон Цинцен-
дорфа раздражение — они называли его на этом основании тираном. В «По-
литическом завещании», говоря о том, к какому типу реформаторов он хотел
бы принадлежать, Иосиф так охарактеризовал результаты своих реформ:
«Последние годы моей жизни должны быть ужасным уроком для всех коро-
лей». В сущности, и в сфере бюрократизации государственного управления у
Иосифа II далеко не все получалось. Австрийский Тайный Совет был слабее,
чем в других немецких землях Старой империи. Вместо этого австрийские
правители еще с XVII в. имели обыкновение проводить в виде закрытых
конференций совещания с отдельными избранными министрами 50.
Император пытался опереться на чиновничество, обеспечив его посто-
янным жалованием и пенсиями, но оно оказалось неготовым поддержать
своего благодетеля. Высший слой чиновничества был близок к аристокра-
тии, средние и низшие звенья чиновничьей касты были напуганы и не увере-
ны в себе. Армия была ослаблена бесконечными войнами с турками. В итоге
началось восстание в Южных Нидерландах, то есть в Бельгии, где реформы
Иосифа задели интересы практически всех слоев населения — города дали
деньги дворянству для найма солдат, чиновники разбежались или вышли в
отставку. Оппозиция усилила в самой Австрии нажим на правительство, в
70
результате чего Кауниц и Перген поставили перед императором вопрос о
необходимости отмены реформ 51.
Эти неудачи и появившиеся вследствие колоссального перенапряжения
сил болезни делали Иосифа II в конце его жизни желчным и раздражитель-
ным. А ведь раньше он, несмотря на всю свою внешнюю суровость, был
добросердечен, искренне сострадал бедам и несчастьям своих подданных из
низших слоев населения, общался с людьми скромного происхождения. Не-
навидя аристократию, он пытался ограничить ее амбиции. Но все же по
большей части он был весьма требователен и строг, отличался едкостью за-
мечаний и сарказмом, не щадил самолюбия людей, на что ему нередко ука-
зывала Мария Терезия, хорошо по своему опыту знавшая, как чувствительны
люди к внешним знакам внимания, а не к делам52.
Армию, подобную прусской, Иосиф II все-таки не создал, хотя и пытал-
ся. Составленная из разных национальных элементов, с менее жесткой дис-
циплиной, чем прусская, эта армия не была столь же боеспособной, как
армия Фридриха II. Интересно замечание императора по поводу высказан-
ных в его адрес упреков министров, что он слишком подражает Фридриху II:
«Министры делают мне слишком много чести, говоря, что я считаю короля
Пруссии образцом для подражания; он неподражаем для честного человека,
характер его, как я полагаю, никто не может превзойти». В этой фразе содер-
жится изрядная доля иронии, ибо коварство и цинизм Фридриха в то время,
действительно, были непревзойденными. О первых встречах с прусским ко-
ролем в 1769 г. Иосиф II оставил довольно подробное письмо своей матери,
в котором сообщал не только об ученых беседах, в частности, о Вольтере и
Мопертюи, но и о том, что он попытался вызвать у Фридриха доверие, сняв
все подозрения относительно замыслов венского двора в смысле расширения
владений за счет Пруссии, «наконец, дав ему понять, что нашим общим
желанием является мир и безразличие к его связям с Россией. Он мне сказал,
что первой его целью является нейтралитет в случае войны между Англией и
Францией» и т.д. 53.
Странно, но тогда во Фридрихе II и Иосифе II было кое-что общее, хотя
Фридрих вполне оправдывал прозвище «лиса со Шпрее» (Берлин находится
на реке Шпрее. — Ю.И.), а Иосиф был слишком прямолинейным. Но оба
были «слугами государства» и фанатиками «государственного интереса». Иосиф
II работал, может быть, даже больше, чем прусский король, хотя бы потому,
что ему надо было постоянно преодолевать сопротивление оппозиции. Им-
ператор не любил двор и предпочитал проводить время в обществе «пяти
княгинь», в число которых входили его родственницы, ездил в манеж по-
смотреть лошадей, любил театр, игру на фортепиано. Он был непохож на
большинство австрийцев, любивших хорошо поесть и попить, неторопливых
и не особенно прилежных в труде. Нарушив строгий этикет венского двора и
сократив расходы на его содержание, император таким образом сэкономил
один миллион гульденов 54.
В жизни он был не менее одинок, чем прусский король. Оба брака Иосифа
II завершились печально. В возрасте 19 лет в 1760 г. он согласно желанию
Марии Терезии по династическим соображениям женился на образованной
и интеллигентной принцессе Изабелле Пармской, приходившейся внучкой
французскому королю Людовику XV. Брак был очень счастливым, но в том
же 1760 г. Изабелла умерла от оспы. Второй брак, заключенный в 1765 г. с
Марией-Йозефой Виттельсбах, сестрой бездетного курфюрста Баварского
Максимилиана III Иосифа, также завершился смертью жены через два года,
и снова от оспы. Более Иосиф II жениться не хотел, Мария Терезия уже на
этом больше не настаивала, ибо будущее династии было обеспечено много-
численными детьми ее младшего сына Леопольда. Иосиф всецело посвятил
свою жизнь государству, избегая влияния женщин на него и тем более на
государственные дела 55.
Характеризуя в целом внутреннюю политику Иосифа, следует подчерк-
нуть, что в ней удивительно сочетались развитие начального образования и
71
недостаток внимания к университетам, которые были лишены прежней ав-
тономии. Что касается его экономической политики, то, очевидно, она не
была преимущественно протекционистской, меркантилистской или либераль-
ной. Иосиф II не вмешивался, подобно Фридриху II, в экономические дела,
стараясь, тем не менее, способствовать развитию мануфактур прежде всего в
Чехии и Нижней Австрии, в том числе с помощью создания единого тамо-
женного пространства в чешских и австрийских землях. Относительно зако-
нотворчества Иосифа II можно вполне определенно сказать, что вступление
в силу введенных им законов было замедлено: это касается отмены смертной
казни, введения единых судов для всех сословий, установления правового
паритета во всех территориях, поскольку особенности отдельных стран и
земель не были учтены. Была сделана также попытка разделить управление
делами юстиции по территориям, чтобы отделить юстицию от политическо-
го управления, созданы суды двух инстанций. Хотя эти реформы имели лишь
частичное применение и многие из них были отменены, они опережали свое
время. Это были реформы уже надвигавшегося нового XIX в., поэтому они
не были поняты и не были приняты. В этом заключались трагедия самого
Иосифа II и внутренняя слабость «йозефинизма». Перед кончиной самого
императора реформы были свернуты, а при его преемнике Леопольде II (1790—
1792 гг.) они были отменены. Но важно иметь в виду, что независимо от его
собственных планов и желаний, Иосиф II, как и его противник Фридрих II,
способствовал приближению конца Старой империи. Только в XIX в. эти
незрелые и несвоевременные реформы были поняты56.
В турецкой кампании 1788 г., проведенной в жаркой и болотистой мест-
ности, Иосиф заболел малярией, которая усугубила начавшийся у него ранее
туберкулез. Он вернулся в Вену и вскоре слег. 5 февраля 1790 г. врачи сообщи-
ли монарху, что бессильны его спасти, и через 15 дней он умер. Последние дни
Иосифа II были заполнены мучительной агонией человека, потратившего много
сил на осуществление своих планов и не увидевшего их триумфа. Иосифа
похоронили в Вене в Склепе Капуцинов без всяких украшений согласно его
желанию. Рядом находится монументальная гробница его родителей в стиле
Барокко, который он не любил и против которого боролся всю жизнь.
Уже началась Французская революция, затем начались наполеоновские
войны, произошла ликвидация Старой империи. На пороге стоял XIX век.
Фридрих II Гогенцоллерн и Иосиф II Габсбург были реформаторами в
духе идей Просвещения. Иосиф II во многом опережал свое время, тогда как
Фридрих II, имея для проведения своих реформ больше времени, действовал
более рационально и менее радикально. Собственно, он и оппозицию встре-
чал менее сильную, так как положение аристократии в Австрии было более
прочным, нежели в Пруссии. Фридрих стремился сделать Пруссию великой
державой, а Иосиф укреплял Австрию и пытался усилить Старую империю.
Симпатии читателя могут в большей степени оказаться на стороне Иосифа
II, чем Фридриха II, но попытки императора укрепить Австрию любой це-
ной, в том числе с помощью сомнительных политических сделок, показыва-
ют, что в этом отношении он был ничуть не лучше других монархов и поли-
тиков своего времени. Одно можно сказать определенно. Реформы обоих
монархов в духе просвещенного абсолютизма все же способствовали модер-
низации Пруссии и Австрии, построению в них основ правового государства
и смягчению социальной напряженности в германских землях накануне гроз-
ных потрясений в Европе конца XVIII — начала XIX вв.
Примечания
1.	ФРЕЙДЗОН В.И. Не увлекаться крайностями. — Австро-Венгрия: интеграционные процес-
сы и национальная специфика. М. 1997, с. 9.
2.	См. ARETIN К.О. VON. Friedrich der GroBe. GroBe und Grenzen des PreuBenktinigs. Bilder und
Gegenbilder. Freiburg. 1985, S. 12; GREIFFENHAGEN M. Friedrich der GroBe, PreuBen und
72
wir. — Fredrich der GroBe. Herrscher zwischen Tradition und Fortschritt. Gutersloh. 1985,
S.14.
3.	КОНИ Ф. Фридрих Великий. Ростов-на-Дону. 1997; МАКОЛЕЙ Т.Б. Фридрих Великий. —
МАКОЛЕЙ Т.Б. Англия и Европа. СПб. 2001.
4.	AUGSTEIN R. PreuBens Friedrich und die Deutschen. Frankfurt am Main. 1968; ASPREY R.
Frederick the Great. The Magnificent Enigma. N.Y. 1986; DUFFY CHR. Friedrich der GroBe.
Ein Soldatenleben. Zurich; Koln. 1986; KUNISCH J. Friedrich II der GroBe (1740—1786). —
Preussens Herrscher. Von den ersten Hohenzollern bis Wilhelm II. Munchen. 2000.
5.	ARETIN K.O. VON. Nachruhm und Nachleben Friedrich II in Geschichte und Bildender Kunst.
— Friedrich der GroBe. Herrscher, S. 222.
6.	SCHIEDER TH. Friedrich der GroBe. Ein KOnigtum der Widerspruche. Frankfurt am Main. 1983;
МАКОЛЕЙ Т.Б. Ук. соч., с. 252—253; BAUMGART Р. Kronprinzenopposition. Zum Verhaltnis
Friedrichs zu seinem Vater Friedrich Wilhelm I. — Friedrich der GroBe, Franken und das Reich.
Koln; Wien. 1986, S. 5-23.
7.	ARETIN K.O. VON. Friedrich der GroBe, S. 34, 42; GREIFFENHAGEN M. Op. cit., S. 16;
КОНИ Ф. Ук. соч., с. 21-23, 50-53, 63.
8.	DOLLINGER Н. Derjunge KOnig: zwischen Reformvorstellungen und Machtsstreben. — Friedrich
der GroBe. Herrscher, S. 72.
9.	MEINECKE F. Des Kronprinzen Friedrichs Considdrations sur 1’etat presdnt du corps politique de
1’Europe. — MEINECKE F. Brandenburg. PreuBen. Deutschland. Kleine Schriften zur Geschichte
und Politik. Stuttgart. 1979, S. 175, 199.
10.	ГИНЦБЕРГ Л.И. Фридрих II. — Вопросы истории, 1988, № 11, с. 99.
11.	MEINECKE F. Die Idee der Staatsrason in der neueren Geschichte. Munchen. 1963, S. 398—400.
12.	KROENER B. Armee, Krieg und Gesellschaft im friederizianischen PreuBen. — Friedrich der
GroBe. Herscher, S. 94.
13.	КЛАУЗЕВИЦ К. О войне. М. б. г., с. 143, 154-155, 171-172.
14.	GEM В RUCH W. Struktur des preuBischen Staates und auBenpolitische Situation zu Beginn der
Herrschaft Friedrichs des GroBen. — GEM BRUCH W. Staat und Heer; ausgewahlte historische
Studien zum ancien rdgime, zur FranzOsischen Revolution und zu den Befreiungskriegen. Brl.
1990, S. 187, 193, 206.
15.	DUFFY CHR. Op. cit., p. 469-473.
16.	KUNISCH J. Das Mirakel des Hauses Brandenburg. Studien zum Verhaltnis von Kabinettepolitik
und Kriegsftihrung im Zeitalter des Siebenjahrigen Krieges. Munchen; Wien. 1978, S. 57, 59—63;
ejusd. Friedrich der GroBe als Feldherr. — KUNISCH J. Furst — Gesellschaft — Krieg. Studien
zur bellizistischen Disposition des absoluten Furstenstaates. Koln; Weimar; Wien. 1992, S. 81—106.
17.	SCHIEDER TH. Op. cit., S. 176.
18.	Cm.: MALETTKE K. Frankreich, Deutschland und Europa im 17. und 18. Jh. Beitrage zum
EinfluB franzOsischer Theorie, Verfassung und AuBenpolitik in der Friihen Neuzeit. Marburg. 1994,
S. 362-371; ARETIN K.O. VON. Friedrich der GroBe, S. 8-9; SCHLENKE M. England und
das Friederizianische PreuBen 1740—1763. Freiburg; Munchen. 1963.
19.	MITTENZWEI I. Friedrich II von PreuBen. Eine Biographic. Brl. 1984, S. 73.
20.	PRESS V. Friedrich der GroBe als Reichspolitiker. — PRESS V. Das Alte Reich. Brl. 1997, S.
262-288.
21.	МАКОЛЕЙ Т.Б. Ук. соч., с. 258-259.
22.	ГИНЦБЕРГ Л.И. Ук. соч., с. 107; КОНИ Ф. Ук. соч., с. 313-315.
23.	DUCHHARDT Н. Balance of Power und Pentarchie. Internationale Beziehungen 1700—1785.
Paderborn; Munchen; Wien; Zurich. 1997, S. 368—369.
24.	Politische Testamente und andere Quellen zum Fiirstenethos der Friihen Neuzeit. Darmstadt. 1987,
S. 241, 244, 246.
25.	ДУХХАРДТ X. Россия в представлении Фридриха Великого. — Россия, Польша, Германия
в европейской и мировой политике XVI—XX вв. М. 2002, с. 125—138.
26.	Politische Testamente, S. 247—248, 254—256, 258.
27.	См.: Польша и Европа в XVIII в. Международные и внутренние факторы разделов Речи
Посполитой. М. 1999, с. 153—155.
28.	См.: Россия, Польша, Германия, с. 169—189.
29.	BLASTENFREI Р. Der Konig und das Geld. Studien zur Finanzpolitik Friedrich 11 von PreuBen.
— Forschungen zur Brandenburgischen und Preussischen Geschichte. Bd. 6. Brl. (1996), S. 55—57,
60—61, 64-65, 80-82.
30.	МАКОЛЕЙ Т.Б. Ук. соч., с. 270; ГИНЦБЕРГ Л.И. Ук. соч., с. 111.
31.	ARETIN K.O. VON. Friedrich der GroBe, S. 108-110, 114; KROENER B. Op. cit., S.93;
VIERHAUS R. Friedrich II als Staatsmann und Monarch des aufgeklarten Absolutismus. — Friedrich
der GroBe. Herrscher, S. 138.
32.	VIERHAUS R. Op. cit., S. 168.
33.	Politische Testamente, S. 187—189.
73
34.	VIERHAUS R. Op. cit., S. 124; ARETIN K.O. VON. Nachruhm und Nachleben Friedrich II. —
Friedrich der GroBe. Herrscher, S. 220.
35.	DICKSON P. Joseph Il’s reshaping of the Austrian Church. — The Historical Journal, Vol. 36, I,
March 1993.
36.	МИТРОФАНОВ П. Политическая деятельность Иосифа II, ее сторонники и ее враги (1780—
1790). СПб. 1907, с. 122; ARETIN K.O. VON. Das Alte Reich. Bd. 3. Das Reich und der
osterreichisch-preussische Dualismus (1745—1806). Stuttgart. 1997, S. 210—211.
37.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 93, 122, 131; ARETIN K.O. VON. Das Alte Reich. Bd. 3, S.
122-123.
38.	См. XABAHOBA O.B. Истоки венгерского национализма в политической культуре XVIII в.
— Вопросы истории, 1998, № 6; ее же. Просвещенные монархи Екатерина II и Иосиф II:
опыт сопоставления. — Век Екатерины II: Россия и Балканы. М. 1998; ее же. Нация, отече-
ство, патриотизм в венгерской политической культуре: движение 1790 г. М. 2000, с. 91—
111, 128—140; BLANN1NG Т. Joseph II and Enlightened Despotism. Lnd. 1970, p. 19—20, 111,
112, 116; EVANS R. Joseph 11 and nationality in the Habsburg lands. — Enlightened Absolutism.
Reform and reformers in later Eighteenth Century Europe. Lnd. 1990; BALAZS E. Hungary and
the Habsburgs 1765—1800. An Experiment in Enlightened Absolutism. Budapest, 1997, p. 212 etc.
39.	Maria Theresia und Joseph IL Ihre Correpondenz. Bd. 1. Wien. 1867, S. 157—158.
40.	PRESS V. Kaiser Joseph II — Reformer Oder Despot? — Europaische Herrscher. Ihre Rolle bei der
Gestaltung von Politik und Gesellschaft vom 16. bis zum 18. Jahrhundert. Weimar. 1988, S. ТП—
278, 285, 288, 298.
41.	Cm.: TAPIE V.-L. L’Europe de Marie-Th£rese. Du baroque aux lumieres. P. 1973; МИТРОФА-
НОВ П. Ук. соч., с. 182, 388, 403, 577-583, 770.
42.	Там же, с. 80—83; БАУМГАРТ П. Иосиф II и Мария Терезия (1765—1790). — ШИНДЛИНГ
А., ЦИГЛЕР В. Кайзеры. Священная Римская империя, Австрия, Германия. Ростов-на-
Дону. 1997, с. 303-305.
43.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 143—144; Maria Theresia und Joseph IL Ihre Correspondenz.
Bd. 3, S. 256.
44.	БАУМГАРТ П. Ук. соч., с. 300, 303.
45.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 123-126; ARETIN K.O. VON. Das Alte Reich. Bd. 3, S. 122;
SCHILLING L. Kaunitz und das Renversement des Alliances. Studien zur aussenpolitischen
Konzeption Wenzel Antons von Kaunitz. Brl. 1994, S. 14—15, 380.
46.	ARETIN K.O. VON. Das Alte Reich. Bd. 3, S. 87-88, 98, 100, 102-103, 113-119.
47.	Maria Theresia und Joseph IL Ihre Correspondenz. Bd. 1, S. 4—5.
48.	MAAB F. Der Josephinismus. Quellen zu seiner Geschichte in Osterreich 1760—1790. Amtliche
Dokumente aus dem Wiener Haus-, Hof- und Staatsarchiv. Bd.1.1760—1769. Wien. 1951, S. 201,
230—231, 254—255, 258—261, 332—337, 348—349; ejusd. Friihjosephinismus. Wien; Munchen.
1969; SZABO F. FUrst Kaunitz und die Anfange des Josephinismus. — Osterreich im Europa der
Aufklarung. Bd. I. Wien. 1985, S. 525-545; БАУМГАРТ П. Ук. соч., с. 301-303.
49.	XABAHOBA О.В. Нация, отечество, патриотизм, с. 116—119.
50.	LIEBEL-WECKOWICZ Н. Auf der Suche nach neuer Autoritat: Raison d’Etat in den Verwaltungs-
und Rechtsreformen Maria Theresias und Josephs II. — Osterreich in Europa, Bd. I, S. 339—340,
343.
51.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 770—774; НАМАЗОВА А.С. Брабантская революция. —
Новая и новейшая история, 2001, № 6.
52.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 95-98.
53.	Maria Theresia und Joseph 11. Ihre Correspondenz. Bd. 1, S. 187; Bd. 2, S. 310—311.
54.	МИТРОФАНОВ П. Ук. соч., с. 94-95.
55.	БАУМГАРТ П. Ук. соч., с. 306.
56.	БАУМГАРТ П. Ук. соч., с. 327-328, 330-331; LIEBEL-WECKOWICZ Н. Op. cit., S. 362-
363; GON DA L, NIEDERHAUSER E. Die Habsburger. Ein europaisches Phanomen. Budapest.
1978, S. 156-157.
НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИИ СССР
Очерки истории советского
общества
А.А. Искендеров
Гражданская война в России: причины,
сущность, последствия
Советская историография Гражданской войны в России отличалась удиви-
тельной особенностью: чем больше на эту тему выходило книг и статей и чем
объемистее они становились, тем меньше содержалось в них правды об этой
войне. Еще И.А. Бунин в «Окаянных днях» не без сарказма писал, что в
освещении русской революции и сопутствующих ей событий, в том числе
Гражданской войны, «настоящей беспристрастности все равно никогда не
будет» и в то же время выражал надежду, что «пристрастность» тех, кто ока-
зался по другую сторону баррикады, будет «очень и очень дорога для будуще-
го историка» '. Настали ли уже такие времена?
Публикации последних лет на эту тему невозможно охватить. Они пред-
ставлены научными исследованиями, популярными работами, разнообразной
и весьма многоликой мемуаристикой, а также многочисленными изданиями
архивных документов и материалов, что, казалось бы, позволяет утвердитель-
но ответить на этот вопрос. Однако подобное заключение было бы, пожалуй,
весьма поспешным.
Главным недостатком советской историографии было не отсутствие ра-
бот по данной тематике и даже не слабая их источниковая база, а то, что это
была литература, освещавшая события Гражданской войны крайне односто-
ронне, исключительно с позиции победителей. Реальные факты, которые
характеризовали тех или иных военачальников и тем более оценки конкрет-
ных военных операций в расчет не принимались, если не подтверждали пра-
вильность той концепции Гражданской войны, которая была одобрена и сан-
кционирована на высшем партийно-государственном уровне. Естественно,
что при таком подходе Белое движение и его лидеры из числа царских гене-
ралов и адмиралов, квалифицировались как сила антинародная, антипатрио-
тическая, как прислужники международного империализма.
Именно такие характеристики преобладали в многотомной «Истории
Гражданской войны в СССР». Это претенциозное издание должно было по-
кончить со всеми «фривольностями» в оценках этого важного и во многом
уникального события XX столетия, прекратить споры о Гражданской войне,
особенно о ее негативных и тяжелых последствиях, остро и долго проявляв-
шихся в различных сферах жизни советского общества. Подключение к ра-
боте над многотомником, наряду со И.В. Сталиным, В.М. Молотовым и дру-
гими членами политического руководства страны, М. Горького должно было,
Продолжение. См. Вопросы истории, 2002, № 5; 2003, № 2.
75
очевидно, не только поднять авторитет и влияние этого издания, но и актив-
но противодействовать русскому зарубежью, по-бунински гневно и яростно
критиковавшему односторонность в освещении событий Гражданской вой-
ны, препятствующую воспроизведению полной и объективной ее истории.
Нельзя не отметить и того, что естественное стремление ряда совре-
менных авторов уйти от этой односторонности и предвзятости нередко со-
провождается непомерным восхвалением Белого движения и чрезмерной
героизацией отдельных его лидеров. Но это так же далеко от правдивого
изображения истории Гражданской войны, как и сведение ее к цепи непре-
рывных побед красных полководцев. К сожалению, ключ к непредвзятому
анализу политики и практических действий красных и белых, победителей и
побежденных все еще не найден. Видимо, поэтому некоторые исследователи
даже утверждают, что объективное изучение истории Гражданской войны
требует качественно иной, новой методологии, позволяющей преодолеть
инерцию бесплодных споров — «за» или «против» белых или красных 2.
Но пока «новая методология» будет разрабатываться, исследователям
следовало бы прежде всего освободиться от политической и идеологической
ангажированности, попытаться рассматривать события Гражданской войны
без «классовой», политической предвзятости, без подмены одних явлений
другими и, уж во всяком случае, точно соблюдая историческую последова-
тельность событий и их причинно-следственные связи. А довольно частые
подмены фактов и понятий при освещении событий этой войны не были
случайными. Подобная практика входила непременной составной частью в
официальную концепцию. Последняя же практически не допускала какой-
либо иной трактовки, даже вопреки явным противоречиям и абсурду в своих
подходах и выводах.
По причине политической тенденциозности от историков Гражданской
войны требовали, чтобы они исходили не из раскола и противостояния в
самом российском обществе, что требовало, разумеется, серьезного анализа
истинных причин этого раскола, а именно из того, что это было вооружен-
ное столкновение опиравшегося на внутренние контрреволюционные силы
международного империализма с революционной Россией.
Гражданская война в России — событие во многих отношениях уникаль-
ное: и по количеству вовлеченных в нее людей, и по огромности территории,
на которой развернулись жесточайшие военные действия, и по различию тре-
бований, выдвигаемых классами, социальными слоями, политическими парти-
ями и т. д. Для отображения всего этого многообразия, многоцветия и много-
ликости необходима была очень широкая палитра красок, способная передать
сложнейшие жизненные и социальные перипетии тех лет, тяжелым грузом
отразившиеся на всем развитии страны, самочувствии всех ее народов. Одна-
ко на вооружение была взята простая и в общем-то достаточно примитивная
схема, которая должна была сгладить остроту противоречий и конфликтов,
реально существовавших в российском обществе как до, так и после Ок-
тябрьской революции, оправдать жестокости и насилия Советской власти,
переложить ответственность за грубейшие ошибки и неудачи на внутренних
и внешних врагов.
Именно такой подход и преобладал в многотомной «Истории Граж-
данской войны в СССР», задуманной, не в последнюю очередь, как ответ
многочисленным зарубежным критикам большевизма. Кроме русских пи-
сателей, эмигрировавших после Октябрьской революции на Запад и опуб-
ликовавших там немало произведений, вроде бунинских «Окаянных дней»,
содержавших острую, а порой и весьма злобную критику того, что происхо-
дило в тогдашней России, в роли непримиримых критиков политики и дей-
ствий новых хозяев России выступили свидетели событий и среди них мно-
гие непосредственные участники Гражданской войны.
Среди подобных публикаций особое внимание обратили на себя книги
генерала А.И. Деникина, объединенные единым названием «Очерки русской
смуты», которые в начале 1920-х годов стали появляться в Брюсселе и Берли-
76
не; в конце 1920-х годов в России вышли отдельными выпусками некоторые
главы из четвертого и пятого томов воспоминаний Деникина («Поход на
Москву» и «Поход и смерть генерала Корнилова»),
«Очерки русской смуты», которые иногда называли чуть ли не энцикло-
педией Гражданской войны в России, были и, пожалуй, остаются наиболее
полными. Они содержат огромный, в основе своей достоверный, фактичес-
кий материал о главных событиях Гражданской войны, настроениях, ца-
ривших в Белой армии, проникнуты стремлением осмыслить причины по-
ражения Белого движения, судьбу России и свою собственную — русского
офицера. Воспоминания Деникина сразу же после их выхода стали предме-
том весьма острой полемики и дискуссий о сущности Гражданской войны в
России, ее причинах и последствиях.
Авторы и редакторы советского пятитомного труда, посвященного исто-
рии Гражданской войны, имели перед собой в качестве основного антипода
именно деникинский пятитомник. Первый том «Истории Гражданской вой-
ны в СССР» увидел свет в 1935 г., то есть через 7 лет после того, как заверши-
лась публикация «Очерков русской смуты». И несмотря на то, что разработка
советской концепции истории Гражданской войны осуществлялась при не-
посредственном участии партийных и государственных лидеров и деятелей
науки и литературы 3, превзойти своего главного оппонента этому изданию
так и не удалось. Основной недостаток советского труда состоял в его односто-
ронности, события Февральской, Октябрьской революций и Гражданской войны
рассматривались лишь с позиции сил, находившихся в революционном лагере
и полностью разделявших большевистские взгляды на происходившие собы-
тия, их причины и оценку.
Семь лет, отделявшие выход второго тома истории Гражданской войны,
опубликованного в 1942 г., от первого, прошли сначала в ожидании появле-
ния на свет «Краткого курса истории ВКП(б)», книги, которую очень скоро
окрестили «Библией социализма», а затем в тщательном его усвоении. Исто-
рики должны были неукоснительно следовать «Краткому курсу», одобренно-
му ЦК ВКП(б) в 1938 г., по которому сверялись все основные положения,
оценки и выводы, касавшиеся главных событий развития советской страны.
Это в полной мере проявилось и в ходе работы над вторым и всеми последу-
ющими томами «Истории Гражданской войны в СССР». Многочисленными
цитатами из произведений Ленина и Сталина авторы пытались восполнить
скудость мыслей, отсутствие убедительной научной аргументации.
Центральным и в то же время наиболее уязвимым местом в марксистс-
ко-ленинской концепции истории Гражданской войны в России являлось
настойчивое стремление доказать, что между этой войной и Октябрьской
революцией не было никакой причинно-следственной связи. Главный вывод,
который проходил красной нитью через все издание, сводился к утверждению,
будто Гражданская война, «столь длительная, ожесточенная и опустошитель-
ная, какой она была в Советской России, не являлась необходимым и неиз-
бежным следствием социалистической революции» 4.
Для того, чтобы этот вывод выглядел убедительно, во-первых, запуты-
вался вопрос о начале Гражданской войны, да и толковался он весьма сбив-
чиво и непоследовательно, а во-вторых, историческая ответственность за нее
перекладывалась то на международный империализм, то на внутреннюю кон-
трреволюцию. В первом томе «Истории Гражданской войны в СССР», озаг-
лавленном «Подготовка Великой пролетарской революции (от начала войны
до начала Октября 1917 г.)», один из параграфов назывался «Буржуазия на-
чинает Гражданскую войну». Из этого должно было следовать, что Граждан-
ская война готовилась чуть ли не в самом Временном правительстве, будучи
развязанной видными генералами царской армии, в первую очередь генера-
лом Л.Г. Корниловым.
По мере раскрытия этой проблемы менялись оценки и формулировки,
рождавшиеся под прямым воздействием «Краткого курса истории ВКП(б)».
Акценты стали смещаться в сторону внешнего фактора: иностранная воен-
77
ная интервенция изображалась как начало и первый период Гражданской
войны. Это положение из «Краткого курса» основывалось на заявлении В.И.
Ленина на VIII Всероссийской конференции РКП(б) в 1919 г., что именно
всемирный империализм «вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую
войну и виновен в ее затягивании» 5. При таком подходе внутренняя контр-
революция выступала как пособница международного империализма и ей
отводилась уже не главная, а второстепенная роль в развязывании Граждан-
ской войны.
Разные оценки причин возникновения Гражданской войны в России
невольно порождали разноголосицу и по многим другим вопросам, в том
числе о начале Гражданской войны, ее продолжительности, ее ходе и резуль-
татах, а также об отношении к Белому делу в целом. К примеру, авторы и
составители пятитомного издания по истории Гражданской войны в России
определяли ее продолжительность в три года, хотя в самом названии труда
указывались 1917—1922 годы. Заключение ко всему изданию начиналось
фразой «Три года Советская страна была охвачена пламенем Гражданской
войны», а несколькими страницами ниже, предлагая свою периодизацию
истории Гражданской войны и выделяя четыре периода ее развития, авторы
говорили уже лишь о двухлетнем сроке: с весны 1918 г. по апрель 1920 года6.
Что же касается событий, которые происходили после апреля 1920 г., напри-
мер, в Средней Азии, Закавказье или на Дальнем Востоке, то их, в понима-
нии авторов указанного труда, вообще не следовало относить к Гражданской
войне. Но как же при такой трактовке Гражданской войны можно было во-
обще говорить, что она была «столь длительной, ожесточенной и опустоши-
тельной»? Кстати, Л.Д. Троцкий также считал 1920 год последним годом
Гражданской войны 7.
Вся эта «путаница» преследовала совершенно определенную цель: как
можно дальше по времени развести два события — Октябрьскую революцию
и Гражданскую войну и тем самым затушевать, а то и полностью скрыть их
связь и взаимообусловленность, а истоки Гражданской войны искать не во
внутренних, а во внешних факторах. Не случайно поэтому начало Граждан-
ской войны в России нередко связывают с началом военной интервенции
капиталистических стран, пытавшихся таким образом наказать Россию за
выход из мировой бойни, заметно ослабивший военную мощь Антанты. В
случае же удачного развития вооруженной интервенции предполагалось за-
кабалить Россию.
По существу, такой же оценки придерживался и Ленин, не раз заявляв-
ший, что после заключения Брестского мира, то есть с начала марта 1918 г.
период мирного строительства мог быть весьма длительным: «Гражданская
война еще не начиналась... В руках Советской республики была громадная
территория, за исключением того, что от нее отнял Брестский мир. Обста-
новка была такова, что можно было рассчитывать на продолжительный пе-
риод мирной работы» 8.
Что же помешало этому? По мнению авторов «Истории Гражданской
войны в СССР», мирное развитие страны было сорвано военной интервен-
цией международного империализма, оказавшего полную и решительную
поддержку внутренней контрреволюции, в результате чего и была развязана
Гражданская война в России. Но из этого следуют по крайней мере два тесно
связанных между собой вывода: выходит, во-первых, что до прямого воору-
женного вмешательства иностранных держав Гражданская война на террито-
рии России еще не велась, а во-вторых, что без такого вторжения внутренняя
контрреволюция не решилась бы самостоятельно развязать ее. Впрочем, у
Ленина эта мысль была выражена не столь прямолинейно: «Только тогда в
России развернулась гражданская война», когда капиталистические державы
«целиком пошли на то, чтобы помочь в этой гражданской войне русским
капиталистам и помещикам» 9. В этих ленинских словах шла речь о внешней
помощи силам внутренней контрреволюции, а не только об открытой воору-
женной интервенции, иначе бы пришлось утверждать, что если бы не было
78
иностранного военного вторжения на территорию России, то не было бы и
Гражданской войны в России, поскольку внутренняя контрреволюция не рас-
полагала достаточными силами и средствами для ее ведения. Но так ли это?
В «Истории Гражданской войны в СССР» признается, что с первых же
дней пролетарской революции против нее выступили свергнутые классы —
помещики и капиталисты, которых активно поддерживали так называемые
демократические партии эсеров, меньшевиков, анархистов, а также буржуаз-
ные националисты всех мастей. Конечно, это еще не означало, что с первых
же дней Октябрьской революции пламя Гражданской войны неминуемо дол-
жно было разгореться и разнестись по всей необъятной территории России.
Однако все дело в том и состояло, что расстановка политических сил в рос-
сийском обществе после Октября 1917 года приняла настолько четкие очер-
тания и такой обостренный характер, что избежать Гражданской войны уже
вряд ли было возможно. В результате Февральской, и особенно Октябрьс-
кой, революций расстановка сил существенно изменилась. Появились новые
политические союзы и блоки, объединявшиеся на антибольшевистской ос-
нове. Позиция каждой из социально-политических сил, готовых вступить на
тропу Гражданской войны, не всегда была достаточно четкой и ясной. Новая
расстановка сил включала в себя, часто весьма противоречивые по составу,
целям и взглядам партии, движения и организации.
Можно выделить четыре лагеря. В первый лагерь входили те, кто продол-
жал мечтать о восстановлении старых порядков, лишь несколько видоизменив
их, в частности, путем установления режима парламентарной или ограничен-
ной монархии. Наряду с откровенными монархистами, так и не простившими
Николаю II его отречение от престола, в этом лагере была представлена нема-
лая часть армии (включая ее высший командный состав), не желавшая под-
держивать ни Временное правительство, ни тем более большевиков.
Второй лагерь — сторонники буржуазных преобразований, стоявшие на
платформе Февральской революции. К. ним следует отнести прежде всего
представителей крупной российской буржуазии, а также и тех, кто хотя и
поддерживал режим Временного правительства, но и резко критиковал его за
непоследовательность и отсутствие твердости в осуществлении политичес-
ких и социально-экономических преобразований, а главное за нерешитель-
ность действий по недопущению к власти большевиков. Основную полити-
ческую силу этого лагеря составляла партия кадетов, а массовую его базу —
часть царской армии, чудом уцелевшей после охвативших ее процессов раз-
ложения и распада. Это — генералы, офицеры и солдатская масса, относив-
шие себя к подлинным патриотам и обвинявшие левые силы и движения в
антипатриотизме и предательстве национальных интересов страны.
К третьему лагерю относились в основном социалистические движения,
партии и организации, которые отказывались сотрудничать как с режимом
А.Ф. Керенского, так и с властью большевиков. Это — меньшевики, эсеры,
«народные социалисты», немалая часть среднего и младшего армейского
офицерства, а также определенные слои крестьянства и представители раз-
личных мелкобуржуазных групп населения.
Наконец, четвертый лагерь представлял собой широкие народные мас-
сы, включая рабочих и крестьян, военнослужащих, в том числе немалое чис-
ло генералов и офицеров, уставших от войны и переходивших на сторону
большевиков.
Над вопросом о расстановке и соотношении социальных и политичес-
ких сил в послереволюционной России ломали голову, строили свои догадки
и высшие чины старой армии, пытаясь угадать, что станет с Россией, в каком
направлении будут развиваться события. Излишне говорить, что большин-
ство генералов, сохранивших верность своему долгу, не могло смириться с
происходившей на их глазах гибелью царской армии и разрушением всей
государственной жизни. Пожалуй, лучше и откровеннее других эти мысли и
настроения выразил генерал А.И. Деникин, видевший главную опасность
для русской армии и для России в том, что распад центральной власти неиз-
79
бежно приведет к утрате российской государственности и вызовет «балкани-
зацию русского государства по признакам национальным, территориальным,
историческим, псевдо-историческим, подчас совершенно случайным, обус-
ловленным местным соотношением сил» |0. Столь неутешительный вывод
генерал делал, исходя из того, что новая, большевистская власть, во-первых,
уступила по Брестскому миру Германии значительную часть российской тер-
ритории, а во-вторых, стала формировать свою рабоче-крестьянскую армию
параллельно с расформированием старой армии. Формирование же новой,
классовой армии, по мнению Деникина, преследовало цель не вести войну
на внешнем фронте, отстаивая территориальную целостность России, а за-
щищать Советскую власть.
Идея неизбежности гражданской войны в оказавшемся вконец расколо-
том и разобщенном обществе получила распространение в массах и уже мало
кем отвергалась. Более того, противостоящие друг другу лагеря видели в ней
едва ли не главное средство решения сложнейшей задачи: для одних — со-
хранения старой, пусть и несколько подновленной России, для других —
разрушения «до основания» старого и построение нового мира. Как извест-
но, те, кто отождествлял себя с Россией будущего, еще в годы мировой вой-
ны выступал за поражение российского правительства в той войне и превра-
щение последней в войну гражданскую.
Однако какими бы глубокими и серьезными ни были причины возник-
новения Гражданской войны в России и как бы широко ни охватила массо-
вое сознание идея такой войны, последняя не стала бы реальностью, если бы
не проявились определенные побудительные мотивы, та последняя черта, за
которой окончательно разделились и разошлись политические и социальные
силы, а соглашения и компромиссы заменила вооруженная борьба, в кото-
рой главными аргументами служат не доводы, а орудийные залпы.
Можно выделить по крайней мере три мотива, которые в своей взаимо-
связи и взаимообусловленности извлекли на поверхность скрытые до поры
до времени причины, ввергшие российское общество и его граждан в брато-
убийственную войну. Кабальный для России Брестский мир для одних был
возможностью отстоять революционные завоевания, а для других, особенно
военных людей, был позором России, отказом силой русского оружия защи-
щать честь и достоинство родины. С этим мотивом был связан и второй:
крайне жесткие методы новой власти, проводившей политику национали-
зации, вылившуюся в конечном счете в сплошную «экспроприацию эксп-
роприаторов», в принудительное изъятие всех средств производства и всего
имущества не только у крупной буржуазии, но и у средних и даже мелких
частновладельцев, при чем большинство из них были объявлены врагами
народа и оказались изгоями в собственной стране. Наконец, третий мотив —
красный террор, крайне жесткие, часто ничем не оправданные действия
революционной власти. И хотя красный террор был в немалой степени
порожден террором белым, направленным на физическое устранение вид-
ных представителей Советской власти (убийство председателя Петроградс-
кого отделения ВЧК М.С. Урицкого и покушение на В.И. Ленина), массо-
вый характер террора красного не мог не привести к всплеску насилия в
стране, вылившегося в вооруженное противостояние армий, политических
партий, классов, сословий и социальных групп.
Начало массовому красному террору и возведению жесточайшего наси-
лия в ранг государственной политики положило постановление Совета На-
родных Комиссаров, принятое 5 сентября 1918 г. по докладу Ф.Э. Дзержин-
ского. Вот его полный текст: «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад
председателя Всероссийской Чрезв[ычайной] Комиссии по борьбе с контр-
революцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуа-
ции обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью;
что для усилия деятельности Всероссийской] Чрезвычайной] Комис-
сии и внесения в нее большой планомерности необходимо направить туда
возможно большее число ответственных партийных товарищей;
80
что необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов
путем изолирования их в концентрационных лагерях.
Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским орга-
низациям, заговорам и мятежам;
что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также осно-
вания применения к ним этой меры»
Это постановление было воспринято ВЧК и местными чрезвычайными
комиссиями как сигнал к началу массового красного террора, который на
«законном основании» позволял чекистам действовать с позиции полного
правового нигилизма. ВЧК и до этого не очень-то церемонилась при прове-
дении необоснованных арестов, обысков, конфискаций, бессудных расстре-
лов граждан, но теперь она получила еще большую, по существу, ничем и
никем не ограниченную свободу в своем, воистину массовом беззаконии и
произволе. И хотя Ленин, по-видимому, больше для острастки, чем по при-
чине действительной заинтересованности в недопущении грубейших нару-
шений «революционной законности» время от времени публично отмеже-
вывался от крайностей, применяемых рядом местных чрезвычайных
комиссий, например, украинской, и даже заявлял, что последние «принес-
ли тьму зла» |2, тем не менее вряд ли хотел что-либо изменять в практике
ВЧК, во всяком случае, пока шла война (не случайно же он наряду с Нар-
коматом по военным делам относил ВЧК к важнейшим боевым органам
Советской власти) ,3.
«Боевые органы» Советской власти менялись местами, однако репрес-
сии продолжались, набирая все новые обороты. Характерно в этом отноше-
нии письмо Ленина к наркому юстиции Д.И. Курскому от 20 февраля 1922 г.,
в котором на Наркомюст возлагалась особенно боевая роль, включавшая в
себя «усиление репрессии против политических врагов Соввласти и агентов
буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрес-
сии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целе-
сообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте
и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через пе-
чать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких
других важнейших центрах; воздействие на нарсудей и членов ревтрибуна-
лов через партию в смысле улучшения деятельности судов и усиления реп-
рессии». При этом подчеркивалась необходимость воздействия партии на
народные суды и членов ревтрибуналов с целью усиления репрессий. «Все
это, — говорилось в письме, — должно вестись систематично, упорно, на-
стойчиво» |4.
Чрезмерная жестокость, которая в массовом порядке проявлялась в ходе
Гражданской войны и с той, и с другой стороны вызывает разные, порой
полярные суждения и оценки. Одни осуждают действия ВЧК и ее органов,
захват заложников, сосредоточение в руках чекистов огромной и часто не-
контролируемой власти, позволявшей им вести как розыскные, так и след-
ственные действия, без суда выносить приговоры и самим приводить их — в
основном расстрелы — в исполнение. Наделение ВЧК такими исключитель-
ными полномочиями и правами, утверждают эти авторы, явно противоречи-
ло не только правовым принципам, но и элементарным морально-нравствен-
ным нормам. Критики же такой постановки вопроса, как правило, упрекают
своих оппонентов в «неисторическом» подходе при оценке событий и явле-
ний Гражданской войны и в попытке механически переносить нравственные
и правовые ценности современности на то, что происходило в специфичес-
ких условиях Гражданской войны 15.
В ходе дискуссии по этой весьма непростой, да к тому же крайне поли-
тизированной участниками полемики проблеме обычно выдвигаются три глав-
ных аргумента. Во-первых, предпринимаются попытки представить дело так,
будто красный террор, хотя и имел место, но не носил массового характера.
Во-вторых, красный террор рассматривается как вынужденный, а потому и
«закономерный» ответ на белый террор, развязанный врагами революции и
81
Советской власти. В-третьих, утверждается, что все жестокости были не только
вынужденными, продиктованными особыми, чрезвычайными ситуациями.
Жестокости и репрессии против собственного народа, даже если они и
воспринимаются как продиктованные революционной или иной целесооб-
разностью, рано или поздно, но обязательно проявят свои негативные по-
следствия. Не всегда можно предсказать, где и когда обнаружит себя это зло,
но то, что это непременно произойдет, сомнений быть не должно. И россий-
ская история богата такими примерами. Гражданская война в России как раз
и показала убедительно, что и со стороны победителей, и со стороны побеж-
денных историческая ответственность политиков игнорировалась, отодвига-
лась на задний план.
Не так уж много в мире стран, где бы происходившие в них революции
не сопровождались гражданскими войнами, которые становились, по суще-
ству, последним средством для преодоления острейших социальных проти-
воречий, удовлетворения непомерных притязаний политических деятелей на
власть. Как правило, гражданские войны ведут к братоубийству и проявле-
ниям крайней жестокости. Не явилась в этом отношении исключением и
Гражданская война в России, хотя и имела ряд существенных отличий.
Назовем некоторые из них. Во-первых, в условиях, когда она захватила
огромную территорию и в нее было втянуто практически все население, все
социальные слои и политические силы, люди — и очень часто — оказыва-
лись не по своей воле по разные стороны баррикады. Такой участи не мино-
вали даже связанные кровными узами. Брат шел против брата, дети убивали
родителей, а родители проклинали своих детей. Во-вторых, по размаху и
жестокости, нередко бессмысленной, Гражданская война превзошла, пожа-
луй, все, что когда-либо переживала Россия. Противоборствовавшие силы
словно соперничали, чьи методы и средства борьбы окажутся более свирепы-
ми и изощренными, уничтожающими как можно большее число своих же
соотечественников, на время превращенных в ненавистных врагов. Но глав-
ной жертвой Гражданской войны был, конечно, народ, как целостность.
В-третьих, существенная особенность Гражданской войны в России и одна
из причин ее возникновения — это иностранная военная интервенция, в
первую очередь стран Антанты, недовольных выходом России из войны с
Германией и Австро-Венгрией и стремившихся вернуть ее в систему пре-
жних союзнических отношений. Из этого, разумеется, отнюдь не вытекает
вывод официальной советской историографии, утверждавшей, что без внеш-
него вмешательства и поддержки иностранных государств Гражданская вой-
на в России «никогда не приняла бы тех масштабов и форм, в которых она
происходила» 16.
Эти и другие характерные черты ставят Гражданскую войну в России в
один ряд с самыми значительными и судьбоносными событиями XX столе-
тия, последствия которых не ограничивались национальными рамками и
повлияли на ход мирового развития.
Сколько бы современные историки ни спорили, откуда берет начало
Гражданская война — от падения ли царизма или от победившей пролетарс-
кой революции, суть дела не меняется, негативные последствия войны, и не
только в сфере политики и социальных отношений, не выглядят менее тяже-
лыми и всеохватывающими. Эхо кровавых событий, унесших миллионы че-
ловеческих жизней, доходит и до нас — современников.
После того, как Россия вышла из мировой войны и русский фронт,
сдерживавший германские войска на весьма протяженной линии — от севера
до юга, фактически полностью распался, уцелевшие остатки старой русской
армии, в одночасье лишившейся управления и командования и превратив-
шейся в стихийную массу сбитых с толку и едва оправившихся от кошмаров
войны людей, разбрелись кто куда. Солдаты, главным образом, отправились
в свои деревни в надежде успеть к дележу земли. Кто-то пополнил массу
безработных, осев в больших и малых городах. Немалая часть военнослужа-
щих, в том числе офицеры и генералы, а также многочисленный обездолен-
82
ный люд устремились на Юг страны, где складывалась особенно сложная
обстановка, а политическая и военная ситуация выходила из-под контроля.
Это стихийное движение из центра страны на Юг, крайне разношерст-
ное по своему составу и целям участвовавших в нем людей, очень красочно
описал генерал А.И. Деникин. Силы эти, писал он, «стекались — офицеры,
юнкера, кадеты и очень немного старых солдат — сначала одиночно, потом
целыми группами. Уходили из советских тюрем, из развалившихся войско-
вых частей, от большевистской «свободы» и самостийной нетерпимости. Одним
удавалось прорываться легко и благополучно через большевистские загради-
тельные кордоны, другие попадали в тюрьмы, заложниками в красноармей-
ские части, иногда... в могилу. Шли все они просто на Дон, не имея никако-
го представления о том, что их ожидает, — ощупью, во тьме через сплошное
большевистское море — туда, где ярким маяком служили вековые традиции
казачьей вольницы и имена вождей, которых народная молва упорно связы-
вала с Доном. Приходили измученные, оборванные, голодные, но не павшие
духом» |7.
Сюда же, на Юг, на Дон подались, спасаясь от преследований больше-
виков, и некоторые известные и весьма авторитетные военные деятели, та-
кие, как генералы от инфантерии М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов, генерал-
лейтенанты А.И. Деникин и А.С. Лукомский и другие. Здесь они стали спешно
сколачивать из пришлых людей и местного населения Добровольческую ар-
мию, которой отводилась роль ударной боевой силы Белого движения. Они
преследовали две главные цели: военную — любой ценой остановить про-
движение вооруженных сил молодой Советской республики на юг России, а
затем, собрав в кулак все имеющиеся в этом обширном регионе антибольше-
вистские силы, самим перейти в наступление и захватить жизненно важные
центры страны, включая Москву, и политическую, которую кратко можно
определить, как восстановление старых порядков.
Главной фигурой, с кем связывало свои надежды на успех Белое движе-
ние на Юге России, по праву считался генерал Алексеев, обладавший боль-
шим опытом разработки и управления крупными военными операциями. Во
время мировой войны он был начальником штаба Юго-Западного фронта,
командовал Северо-Западным фронтом, был начальником штаба Ставки, имел
широкие контакты с политическими деятелями старой России, в том числе и
с теми, кто находился в оппозиции к режиму, короткое время при Времен-
ном правительстве пребывал в должности верховного главнокомандующего.
Это имя было достаточно хорошо известно и в армии, и в стране. Именно
поэтому с самого начала Алексееву отводилась роль не только идейного вдох-
новителя Белого движения на Юге страны и его вождя, но и руководителя
Добровольческой армии.
Нельзя сказать, чтобы сам Алексеев испытывал от этого назначения осо-
бую радость и был слишком усерден в достижении новых и непривычных ему
целей и задач. К тому же резко ухудшавшееся состояние здоровья 61-летнего
генерала не позволяло ему действовать достаточно смело и решительно, как
того требовала крайне сложная и тревожная обстановка, складывавшаяся на
Юге России, включая и Украину, и Северный Кавказ, и Закавказье.
Положение в Белом движении и в Добровольческой армии усугублялось
еще двумя неожиданно возникшими обстоятельствами. Первое было связано
с определением роли, отводимой генералу Алексееву, с чем не был согласен
генерал Корнилов, полагавший, что она должна быть строго ограничена рам-
ками политики и направлена прежде всего на выработку стратегической ли-
нии, связанной с укреплением Белого движения и привлечением на сторону
Добровольческой армии все новых политических и идеологических союзни-
ков, как среди местного населения, так и по всей России. Что же касается
самой Добровольческой армии, ее боевой подготовки и проведения военных
операций, то в роли ее командующего генерал Корнилов видел только себя.
И для этого у него были свои причины: он мог тесно общаться с офицерами
и солдатами, знал и учитывал их настроения, мысли и чувства, был на 13 лет
83
моложе Алексеева, имел за плечами не меньший боевой опыт, командуя в
мировую войну дивизией, корпусом, а при Временном правительстве неко-
торое время, как и генерал Алексеев, занимал пост верховного главнокоман-
дующего. Но гораздо большим поводом для того, чтобы занять подобную
позицию было стремление Корнилова реабилитироваться и прежде всего перед
теми, кто после его неудавшегося антиправительственного мятежа и скан-
дального провала его попыток вооруженным путем задушить пролетарскую
революцию в Петрограде, потеряли к нему всякий интерес. Генерал Алексе-
ев явно уступал Корнилову и по части бонапартистских замашек и амбиций,
которые у последнего проявлялись куда сильнее и острее, чем у Алексеева. К
этому следует добавить, что и личные отношения между двумя генералами не
складывались из-за взаимной подозрительности и недоверия.
Второе обстоятельство могло обернуться для всего Белого движения Юга
особенно тяжелыми последствиями. Речь шла о максимально широком при-
влечении на сторону Белого движения донского казачества, компактно про-
живавшего в этих краях и дорожившего своей вольницей. Свергнутые, но до
конца не сломленные монархистские силы, активно поддержавшие рожде-
ние Белого движения и Добровольческой армии, как и те, кто непосред-
ственно занимался ее формированием, рассчитывали на полную и безуслов-
ную поддержку казачества. В этом состоял, пожалуй, самый главный мотив
превращения Юга России в плацдарм, на котором собирались антибольше-
вистские силы, формировались боевые подразделения, готовившиеся к на-
ступлению на территории, находившиеся под властью Советов, в том числе
для похода на Москву и ее захвата.
Как явствует из письма одного из самых ярых монархистов — В.М. Пу-
ришкевича атаману донского казачества генералу А.М. Каледину, правые силы,
утратившие веру даже в лучших солдат, которые, как он писал, «разрознены
и терроризованы сволочью», главную ставку в борьбе с большевиками делали
на казачество, в частности, донское, и их лидера. Эти силы как манны небес-
ной выжидали начала похода Каледина и его войска на Петроград, выясня-
ли, когда это произойдет, «дабы сообразовать свои действия» 18.
Расчеты на то, что казачье войско заменит потерпевшую крушение рус-
скую армию и сможет справиться с большевиками оказались тщетными.
Фактически лишь часть донского казачества, причем далеко не преобладаю-
щая, готова была примкнуть к Добровольческой армии и в ее рядах сражать-
ся против Советской власти. Большинство же казаков, обремененное соб-
ственными трудностями и заботами, не торопилось вовлекаться в события,
которые непосредственно не затрагивали их интересы, тем более, что и ис-
ход их был им далеко не ясен. Атаман Донского казачьего войска генерал
Каледин, прекрасно осведомленный о настроениях, царивших среди подав-
ляющего большинства казаков, вначале занимал выжидательную позицию,
уходил от прямого разговора с прибывавшими на Дон бывшими высокопос-
тавленными царскими генералами. Он прекрасно понимал, что торопливость
в этом вопросе может стоить ему не только занимаемого поста, но и самой
жизни, что, собственно, и произошло.
Та часть казачества, которая примкнула к Белому движению, могла бы
не расти и даже сокращаться, если бы не жестокая политика большевиков в
отношении этих казаков, не переносилась на все казачество и не приняла бы
форму политики «расказачивания», направленной фактически против всего
казачьего сословия.
Мнение о казачестве как о контрреволюционной силе, против которой
следовало применить те же методы и средства борьбы, что и в отношении
«врагов народа», как-то удивительно легко и быстро овладело высшим боль-
шевистским руководством. Такая позиция советских лидеров лишь ослож-
няла и без того до крайности напряженную обстановку на бурлящем Юге,
толкало казачество в сторону белогвардейских сил. Кого-то это, вероятно,
вполне устраивало, поскольку свои военные неудачи и просчеты, а их было
немало, можно было свалить на контрреволюционные действия казаков и
84
их атаманов. Весьма характерно в этом отношении письмо Сталина Ленину
от 4 августа 1918 г. из Царицына, в котором едва ли не главной причиной
неблагоприятной обстановки, сложившейся на ряде участков Царицынского
фронта, называлась позиция казачьих частей, не желавших «вести решитель-
ную борьбу с казачьей контрреволюцией»; переходят же казаки на сторону
Красной армии, писал Сталин, лишь «для того, чтобы, получив оружие, на
месте познакомиться с расположением наших частей и потом увести за со-
бой в сторону Краснова целые полки» |9.
К началу 1919 г. политическое недоверие к казакам, охватившее партий-
ные органы как в центре, так и на местах, вылилось в массовые репрессии
против них. 24 января 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) приняло секретное цир-
кулярное письмо об отношении к казакам, в котором четко отразилась под-
линная позиция большевиков по этому вопросу, которую долгие годы наме-
ренно скрывали от партии и общества. Этот документ, позволяющий судить
о сущности большевистской политики по отношению к казачеству в целом,
заслуживает того, чтобы его воспроизвести полностью:
«Циркулярно, секретно.
Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши
продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск
— заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их рабо-
ты при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах.
Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, при-
знать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верха-
ми казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы,
никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:
1.	Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их пого-
ловно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем во-
обще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в
борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять
все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к
новым выступлениям против Советской власти.
2.	Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные
пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйствен-
ным продуктам.
3.	Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой
бедноте, организуя переселение, где это возможно.
4.	Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех
других отношениях.
5.	Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет
обнаружено оружие после срока сдачи.
6.	Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.
7.	Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до уста-
новления полного порядка.
8.	Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения,
предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить на-
стоящие указания.
ЦК постановляет провести через соответствующие советские учрежде-
ния обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические
меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.
Центральный Комитет РКП» 20.
Не требуется больших усилий, чтобы понять, какими тяжелейшими
последствиями не только для казачества, но и для всей России обернулось
выполнение требований, содержавшихся в этом циркулярном письме,
носившем прямо директивный характер. Не удивительно и то, что сам этот
документ, как и имена тех, кто его готовил и утверждал, держались в
строжайшем секрете (не случайно, наверное, и то, что в протоколе
данного заседания Оргбюро ЦК РКП(б) не были указаны фамилии присут-
ствующих).
85
В ходе изучения материалов и документов, показывающих, как в боль-
шевистском руководстве накапливалась подозрительность в отношении ка-
зачества, которое перешло в массовые репрессии и террор, все чаще высту-
пает на первый план фигура председателя ВЦИК и секретаря ЦК партии
Я.М. Свердлова, занимавшего по данному вопросу особенно жесткую и не-
примиримую позицию, которую, возможно, разделяли не все советские ли-
деры. Вряд ли следует относить к малозначащему эпизоду слова Ленина,
сказанные им на VIII съезде РКП(б), открывшемся 18 марта 1919 г., в день
похорон Свердлова. Отдавая дань его памяти и отмечая заслуги перед партией,
особенно в области организационной работы, Ленин не преминул заявить, что
«мы были вынуждены всецело полагаться и имели полное основание пола-
гаться на тов. Свердлова, который сплошь и рядом единолично выносил ре-
шения» 21. Вполне возможно, что таким необычным способом воадь партии
хотел публично откреститься от некоторых решений, в том числе и касающих-
ся казачества, принятых по настоянию Свердлова, но не получивших полного
и однозначного одобрения в руководящих партийных кругах.
Политика уничтожения казачества как сословия разделялась далеко не
всеми как в самой партии большевиков, так и особенно среди тех, кто
сочувствовал Советской власти и был готов бороться за ее идеалы. К сожа-
лению, те, кто осмеливался критиковать официальную политику больше-
виков по отношению к казачеству, нередко подвергались незаслуженным
гонениям.
Одним из тех, кто встал на защиту казачества и с удивительной настой-
чивостью и убежденностью, проявив редкостное мужество и отвагу, доказы-
вал руководителям партии и советского государства несправедливость и па-
губность предпринимаемых в отношении казачества неоправданно жестких
и жестоких мер, был командарм 2-ой Конной армии Ф.К. Миронов, кото-
рый в оценке роли казачества в революции и Гражданской войне резко рас-
ходился с официальной линией партии, был смещен со своего поста, аресто-
ван и убит в 1921 г. в Бутырской тюрьме. Вся «вина» этого выдающегося
военного деятеля состояла, как это ни парадоксально звучит, лишь в том, что
он энергичнее, чем кто бы то ни было старался привлечь казачество на сторо-
ну Советской власти, отказывался от применения насильственных методов, в
том числе и «расказачивания», и который воспринимал формулу «социальная
справедливость» в ее высоком и подлинном смысле, целиком посвятив себя
борьбе за ее претворение в жизнь. В своем последнем предсмертном письме
на имя председателя ВЦИК М.И. Калинина от 30 марта 1921 г. Миронов,
приводя ленинские слова о том, что революционное движение в России по-
шло зигзагами, писал: «Острые углы этих зигзагов в 1918—1919 гг. больно
резали мою душу за темное, невежественное, но родное мне донское казаче-
ство, жестоко обманутое генералами и помещиками, покинутое революци-
онными силами, заплатившее десятками тысяч жизней и полным разорени-
ем за свою политическую отсталость, а в 1920—1921 гг. эти углы стали еще
бблее резать за судьбу социальной революции при виде страшной экономи-
ческой разрухи. И теперь, когда всеми осознаны эти острые углы, когда сами
вожди открыто признали (в этом, если бы я даже действительно был виноват,
мое оправдание!), что мы зашли дальше, чем теоретически и политически
было необходимо, когда произнесено, чтобы отстающие успели подойти, а
забежавшие вперед не оторвались от широких масс, когда сказано, что мы
должны помогать везде и всюду усталым и истерзанным людям — неужели
клевета восторжествует над тем, кто искренно и честно, может быть, споты-
каясь и ошибаясь, отставая и забегая вперед, но шел все к той же одной для
коммуниста цели — делу укрепления социальной революции» 22.
Тем временем обстановка на Юге продолжала усложняться и станови-
лась все более непредсказуемой. После долгих и трудных переговоров три
генерала — Алексеев, Корнилов и Каледин согласились образовать некое
подобие триумвирата, в котором роли распределялись следующим образом:
на Алексеева возлагалось общегражданское управление, внешние дела и фи-
86
нансы, Корнилов своими бесконечными ультиматумами и угрозами поки-
нуть Юг и перебраться в Сибирь добился все-таки полноты своей военной
власти, а Каледин, оставаясь атаманом казачьего войска, должен был скон-
центрировать свое внимание на управлении Донской областью.
Впрочем с таким трудом образованный «триумвират» просуществовал
недолго. 29 января 1918 г. части Добровольческой армии потерпели сокру-
шительное поражение от революционных войск под командованием Р.Ф.
Сиверса, которые, успешно развивая наступление, освободили Таганрог и
подошли к Ростову-на-Дону. Не выдержав столь серьезного и неожиданного
поражения, Каледин сложил с себя все полномочия и покончил жизнь само-
убийством. 13 апреля того же года в сраженье под Екатеринославом (Красно-
даром) был убит командующий Добровольческой армии генерал Корнилов.
Его неожиданная гибель повергла в состояние подлинного шока как офице-
ров, так и солдат этой армии, отрицательно сказавшись на ее боеспособнос-
ти. Вот как описал это событие один из самых верных сторонников Корни-
лова генерал Деникин: «Генерал Корнилов был один в своей комнате, когда
неприятельская граната пробила стену возле окна и ударилась об пол под
столом, за которым он сидел; силой взрыва его подбросило, по-видимому,
кверху и ударило об печку... Рок — неумолимый и беспощадный. Щадил
долго жизнь человека, глядевшего сотни раз в глаза смерти. Поразил его и
душу армии в часы ее наибольшего томления.
Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату
Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический
покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли.
Вначале смерть главнокомандующего хотели скрыть от армии до вечера.
Напрасные старания: весть разнеслась, словно по внушению. Казалось, что
самый воздух напоен чем-то жутким и тревожным и что там, в окопах, еще
не знают, но уже чувствуют, что свершилось роковое» 23.
Командующим Добровольческой армией стал Деникин. Спустя пять с
небольшим месяцев, в сентябре 1918 г., умер и последний член «триумвира-
та» генерал Алексеев, подписавший приказ о вступлении Деникина в коман-
дование Добровольческой армии. После смерти Алексеева Деникин стано-
вится единоличным и непререкаемым лидером всего Белого движения на
Юге и предводителем армий Юга России. Он командовал фронтом, растянув-
шимся от Царицына до Одессы, включая такие важные центры, как Воронеж,
Орел, Киев. На этом пространстве в один миллион квадратных километров с
населением до 50 млн человек располагались 18 губерний и областей. С этого
плацдарма Деникин готовил и предпринял поход на Москву.
Троцкий, считавший, что судьба революции заново решалась в сраже-
нии за Казань в августе 1918 г., вынужден был признать, что Южный фронт
«все время был самым упорным, самым длительным и самым опасным» 24. В
июле 1919 г., анализируя крайне опасную ситуацию, сложившуюся к тому
времени на различных фронтах Гражданской войны, ЦК РКП(б) особо вы-
делил «нашествие с юга на Украину и на центр России». В письме, с которым
партия обращалась к своим членам и всему населению страны и в котором
содержался призыв к борьбе с Деникиным, отмечалось, что основная задача
текущего момента в том, чтобы, не останавливая победного наступления
Красной Армии на Урал и Сибирь, напрячь все силы Советской республики,
чтобы отразить наступление Деникина и победить его. «Наступил, — говори-
лось в письме, — один из самых критических, по всей вероятности, даже
самый критический момент социалистической революции». И далее: «При-
фронтовая полоса в Российской Социалистической Федеративной Советс-
кой Республике за последние недели страшно разрослась и необыкновенно
быстро изменилась. Это — предвестник или спутник решительного момента
войны, приближения ее развязки» 25.
Поход Деникина на Москву, на победоносный исход которого рассчи-
тывал не только он сам, но и его западные покровители, потерпел полный
провал как с военной, так и с политической точки зрения. Разгромленные и
87
деморализованные, лишенные руководства, остатки деникинских войск были
отброшены за Дон, а сам Деникин эмигрировал на Запад.
Обиды многие годы не давали Деникину покоя, вновь и вновь возвра-
щая его к российским событиям, которые глубокой болью отложились в его
памяти. В 1937 г. он опубликовал небольшую статью под названием «Кто
спас Советскую Россию от гибели?», весь смысл и главный пафос которой
сводился к тому, чтобы снять с себя ответственность за провал его похода
на Москву, объясняя это предательством маршала Польши Ю. Пилсудско-
го, который не поддержал Деникина и не стал добиваться свержения Со-
ветской власти, в чем, по мнению Деникина, проявился «безграничный
национальный эгоизм» Пилсудского, явно «переигравшего» Деникина. Он
обвинял Пилсудского и в том, что тот сознательно стремился к гибели Бе-
лого движения и его вождей, которые, как и Деникин, отказывались при-
знавать полную государственную самостоятельность Польши и ее право
голоса в решении вопроса о будущем земель, некогда отошедших к Рос-
сии 26. Противники Пилсудского в Польше тоже ставили ему в вину то, что
он спас Советскую власть 27.
Анализ хода Гражданской войны позволяет выделить наиболее значи-
тельные события, которые в своей совокупности рисуют военно-политичес-
кую ситуацию, складывавшуюся на огромном театре военных действий. В
конце мая 1918 г. произошел «чехословацкий мятеж», который некоторые
исследователи склонны рассматривать даже как начало Гражданской войны
в России 28. Однако это событие, при всем его значении и таившейся в нем
серьезной опасности для Советской власти, вряд ли можно отнести к исто-
кам, а тем более к главным причинам Гражданской войны. События развива-
лись не совсем так, как это освещалось в советской исторической литерату-
ре. Если верить существовавшей тогда точке зрения, чехословацкому мятежу
страны Антанты изначально отводили роль главной ударной силы, которая
по крайней мере на первых порах должна была отвлечь внимание Советской
власти от готовившейся военной интервенции Англии, Франции, США, Япо-
нии и некоторых других государств против Советской России.
Проблема, связанная с пленными чехами и словаками была головной
болью еще Временного правительства. Первоначально планировалось пере-
бросить чехословацкий корпус во Францию прямым путем, но ввиду того,
что он был небезопасен, было решено, что более надежный, хотя и долгий,
пролегает через Сибирь и Владивосток. При этом, как отмечал будущий пре-
зидент Чехословацкой республики Т.Г. Масарик, специально для этого при-
езжавший в Россию, чехословацкие части должны были передвигаться на
восток не как боевые подразделения, а как частные граждане, имея при себе
небольшое количество оружия 29. Сам Масарик вскоре выехал из России в
США, где состоялись его переговоры с президентом В. Вильсоном, в ходе
которых обсуждался и вопрос о чехословацком корпусе.
Формирование корпуса проходило достаточно сложно. Из 200 тысяч
военнопленных чехов и словаков, несмотря на сильное давление, принужде-
ние и угрозу вновь направить в австрийскую армию тех, кто отказывался
вступать в формируемое соединение, удалось привлечь в его состав лишь 50
тыс. человек, что впрочем для того времени было немало. Уже в ходе продви-
жения чехословацкого корпуса на восток было решено осуществить под его
прикрытием высадку первых интервенционистских сил на Севере и на Даль-
нем Востоке. Когда цели командования корпуса стали очевидными и пока
собирались необходимые силы для того, чтобы остановить его продвижение
на восток, белочехи успели захватить ряд важных в стратегическом отноше-
нии городов Поволжья, Урала и Сибири, помогли активизироваться в этих
местах антибольшевистским силам. Теперь Красной Армии приходилось ве-
сти борьбу как бы на два фронта: против иностранных войск, вторжение
которых Запад представлял как необходимую меру, направленную на возвра-
щение России в состав Антанты и ее участия в мировой войне, а также про-
тив Белой армии, состоявшей в основном из остатков старой русской армии
88
и небольшого процента «добровольцев», которые нередко вставали под зна-
мена белых, ясно не понимая, за какие цели они воюют.
Высадкой войск на Севере и захватом Архангельска и Мурманска, а
также на Дальнем Востоке и оккупацией Владивостока иностранные держа-
вы пытались не только с помощью военной силы поддержать антисоветскую
оппозицию, какие бы силы в нее ни входили, но не забывались свои соб-
ственные интересы. При том, что основной силой при осуществлении
интервенции на Дальнем Востоке была Япония, которой отводилась главен-
ствующая в этом регионе роль в борьбе против молодой Советской респуб-
лики, Соединенные Штаты вовсе не желали усиления японского влияния в
этом регионе. В свою очередь, Япония, давно мечтавшая о захвате дальнево-
сточных российских земель, тоже не очень-то намеревалась таскать каштаны
из огня для американцев. Вторжение японских войск осуществлялось в основ-
ном с территории Маньчжурии, где были сосредоточены белогвардейские силы
во главе с генерал-лейтенантом Г.М. Семеновым. Здесь же обосновался и ад-
мирал А.В. Колчак, провозгласивший себя «Верховным правителем российс-
кого государства» и установивший военную диктатуру на Урале, в Сибири, и
на Дальнем Востоке. Действуя рука об руку с интервентами, особенно япон-
цами, Колчак представлял серьезную опасность для Советской власти, по-
скольку угрожал отделить от России огромные территории — от Урала до
Дальнего Востока.
Из всех вождей Белого движения наибольшую опасность для Советской
власти представлял, пожалуй, адмирал Колчак. Как подчеркивалось в выше-
приведенном письме ЦК РКП(б), «Колчак и Деникин — главные и един-
ственно серьезные враги Советской республики» м. Были, разумеется, и дру-
гие вожди Белого движения — барон П.Н. Врангель, возглавлявший после
разгрома Деникина вооруженные силы Юга России, бежавший за границу с
частью своей разгромленной армии, Н.Н. Юденич, один из руководителей
Белого движения на Северо-Западе России, организовавший в октябре—но-
ябре 1919 г. поход на Петроград, но потерпевший поражение и с остатками
своей армии отступивший в Эстонию, а оттуда эмигрировавший на Запад.
На Дальнем Востоке, как и в других регионах России, где находились
иностранные войска, постепенно завязывался тугой узел острых противоре-
чий как между самими интервентами, так и между ними и местным населе-
нием, что ослабляло силы и позиции Белого движения и способствовало
победе Советской власти и Красной Армии.
Для правильного понимания и глубокого осмысления последующей ис-
тории Советской России важно выявить причины поражения Белого движе-
ния и победы молодой Советской республики в этой до крайности изнури-
тельной и испепеляющей войне. Их немало. Выделим лишь главные, в том
числе объясняющие не только поражение сил, стремившихся не допустить
укрепления власти большевиков, но и позволяющие понять, почему Граж-
данская война в России оказалась столь затяжной и необыкновенно жесто-
кой, а ее последствия для нарождавшегося на российской земле нового госу-
дарства такими тяжелыми. По этим, во многом ключевым, вопросам идут
достаточно острые споры, выявляются разные подходы, взгляды и оценки.
Они в той или иной степени затрагивают достаточно широкий спектр про-
блем, прежде всего таких, как, например, цена победы, методы и средства
ведения войны с той и с другой стороны, характер и степень ее последствий
для дальнейшего развития России и становления ее нового облика.
Одна из основных, если не основная, причина всех неудач Белого дви-
жения, приведших в конечном счете к его жесточайшему поражению, зак-
лючалась в том, что ни одна из входивших в его состав военно-политичес-
ких организаций, включая самих руководителей, не имели четкой и ясной
программы, которая определяла бы цели и задачи этого движения и была
бы способна привлечь на его сторону широкие массы населения. Увещева-
ния, вроде того, что над Россией нависла грозная опасность и что необхо-
димо восстановить поруганные большевиками честь и достоинство офице-
89
ров, к чему любил призывать Корнилов, уже не достигали той цели, на
которую были рассчитаны. Господствовала одна, объединявшая всех, идея
— уничтожение и полное искоренение большевизма в России и недопуще-
ние того, чтобы страна окончательно и навсегда оставалась под властью
большевиков.
Лидеры Белого движения намеренно скрывали свои политические при-
страстия, вводя в заблуждение даже свое ближайшее окружение, не раскры-
вая до конца свои истинные цели и потаенные намерения. Одни мечтали
вернуть многострадальную страну к старым порядкам, другие, в том числе и
те, кто продолжая придерживаться монархистских убеждений, не исключали
возможность введения несколько подновленного режима, который бы отли-
чался от режима Временного правительства не по существу, а по методам
управления и был бы более жестким и бескомпромиссным. Не исключалась
и возможность проведения более глубоких, чем при Временном правитель-
стве, реформ, но которые бы непременно вели страну по пути буржуазного
развития.
Пожалуй, единственным политическим пунктом, сближавшим их всех,
хотя бы внешне, был созыв Учредительного собрания. Ему, как и прежде,
отводилась роль своего рода третейского суда, который должен решить, ка-
ким быть российскому государству по форме и существу. Однако и этот ло-
зунг не выражал настрой и состояние российского общества, оказавшегося
насильственно втянутым в водоворот событий Гражданской войны и уже не
в состоянии был объединить антибольшевистскую оппозицию.
Во главе Белого движения и Добровольческой армии находились выс-
шие чины царской армии, которые, и это вполне естественно, главную став-
ку делали на ту часть русской армии, которая, как им казалось, хотя и не
смогла победить внешнего врага — австро-германские войска, но уж внут-
реннего противника одолеть сумеет. В этом также состояла одна из причин
поражения Белого движения, лидеры которого слишком поздно осознали,
что процесс распада и разложения, глубоко парализовавший войска, имел
всеобщий характер и затрагивал не какие-то отдельные части или соедине-
ния, а всю армию в целом.
Попытки расширить и укрепить за счет «добровольцев» сохранившиеся
армейские части, состоявшие в основном из офицерства, не увенчались серь-
езным успехом. Не привели к желаемым результатам и те старания, которые
предпринимались, чтобы возродить порядки и традиции русской армии и
практически заново создать вооруженные силы, сделав их боеспособными.
Эти силы, однако, больше напоминали не хорошо организованные и высоко
дисциплинированные боевые части, а отдельные, плохо взаимодействующие
друг с другом, часто разрозненные отряды, лишенные единого оперативного
руководства. Впоследствии Деникин назовет эту разобщенную и разъединен-
ную массу «человеческой накипью»3|, которая в военном отношении не пред-
ставляла серьезной силы, способной энергично противостоять натиску Крас-
ной Армии.
Безусловно важной причиной поражения Белого движения можно счи-
тать уровень руководства им, а также морально-политические и личные ка-
чества его вождей. Нельзя отрицать, что в Белое движение входило немало
боевых генералов, за плечами которых было не одно выигранное сражение в
русско-японскую и мировую войны. Более того, они обладали несравнимо
более глубокими, чем командиры Красной Армии, военными знаниями, зна-
чительно большим боевым опытом, а также умением командовать крупными
войсковыми соединениями. Достаточно сказать, что в числе военных руко-
водителей Белой армии было два верховных главнокомандующих — генера-
лы М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов, главнокомандующие фронтами — А.И.
Деникин, Н.И. Иванов, Н.Н. Юденич, командующий Черноморским фло-
том адмирал А.В. Колчак, ряд командующих армией, корпусом, высокопос-
тавленных штабных генералов — П.Н. Врангель, П.Н. Краснов, А.С. Луком-
ский и многие другие.
90
Однако, как показал опыт, у Гражданской войны есть свои законы и
свои резоны. Те методы и средства ведения боевых действий, которые ус-
пешно применялись на фронтах войны с иностранными государствами, да-
леко не всегда давали такие же благоприятные результаты в условиях войны
гражданской, когда линия фронта, по существу, проходит по живому телу
населения единой страны, которому всякий раз приходилось делать непрос-
той выбор в пользу той или иной стороны, причем часто позиции воюющих
сторон трудно было понять и определить. В этих случаях не винтовка рожда-
ет власть и не уровень военно-технических знаний определяет успех или
неуспех сражений, а нечто другое, гораздо более важное, крепко-накрепко
связывающее фронт и тыл, четко фиксируя и отражая состояние и измене-
ния, происходящие в умах и настроениях людей. Как раз этого и не достава-
ло вождям Белого движения, которых население страны все чаще отождеств-
ляло не с будущим России, а с ее прошлым, от которого она уходила.
Командный состав и офицерский корпус Добровольческой армии, в боль-
шинстве своем остававшиеся верными своим убеждениям и искренне наде-
явшиеся на возрождение старых порядков, могли предложить народу лишь
идеологию освобождения России от большевиков, которую широкие массы
отказывались принимать потому, что свои беды и страдания они связывали
не столько с Советской властью, сколько с властью белых.
Командиры Красной Армии, явно уступая белым офицерам и тем более
генералам в военных знаниях и боевом опыте, гораздо лучше разбирались во
внутриполитической обстановке, расстановке сил, настроениях, царивших в
обществе. Это давало им возможность привлекать на свою сторону огромные
массы людей и проводить победоносные сражения, которые нередко приво-
дили военных специалистов в замешательство и недоумение от завидной
смелости и необыкновенной дерзости, с какими проводились эти операции.
Серьезным просчетом Белого движения можно считать и то, что оно так
и не смогло сплотиться вокруг единого лидера. Вождей у белых было много,
но лидера всероссийского масштаба среди них не оказалось. Многие, оче-
видно, видели в этой роли только самих себя. Это не могло не сказаться
отрицательно на координации действий белых армий и наращивании их бо-
евой мощи. Нельзя не согласиться с теми исследователями, которые спра-
ведливо считают, что «настоящих общенациональных вождей харизматичес-
кого типа Белое движение так и не выдвинуло, зато в избытке оказалось
беспредельствующих вожаков» 32. Среди них были не только военные, но и
политические неудачники, надеявшиеся на реванш. Что касается противо-
борствующей стороны, то там недостатка в лидерах не было.
Разобщенность, взаимная подозрительность и недоверие друг к другу
составляли такую же характерную примету Белого движения, как и скрытая
вражда внутри самого движения. На Юге России, например, в Добровольчес-
кой армии противостояли друг другу два течения: ставленники Алексеева и
ставленники Корнилова. Между ними постоянно происходили «скрытый
раздор и тайная борьба» 33. Аналогичные или похожие процессы отмечались
и в других отрядах Белого движения, когда их главные руководители, столк-
нувшись с первыми же трудностями, «выходили из игры» так же легко и
просто, как и присоединялись к нему. Один из участников Белого движения
на Севере России описал далеко не единичный случай подобного поведения
руководителей этого движения: «Перевернулась страница неумолимой исто-
рии и неведомо, что она собой прикрыла — героическую ли доблесть гор-
сточки честных и сильных людей, защищавших белое дело, или недостойную
капитуляцию тех, кто волею судеб встал во главе белого движения Севера, не
имея на то ни достаточного государственного опыта и знаний, ни сильной
воли к достижению намеченного, ни просто мужества и воинской доблести,
— в тяжелую минуту покидая на произвол тех, чьими жизнями так бестре-
петно распоряжались в продолжении полутора года» 34.
Некоторые не в меру спесивые вожди Белого движения, уверовавшие на
первом этапе борьбы против Советской власти в свои силы, спешно создава-
91
ли правительства на местах и сами же становились их самопровозглашен-
ными руководителями. Появление таких правительств на Юге, Севере и
Востоке страны не могло скрыть слабости и противоречия внутри Белого
движения, которое, не имея единого центра и единого руководства, без
надлежащей поддержки местного населения в любой момент могло разва-
литься, что, собственно, в итоге и произошло.
Стремление некоторых белых вождей установить на периферии России
режим личной диктатуры, отгородившись от событий, происходивших в цен-
тральной части страны, отражало центробежную тенденцию и отвечало ин-
тересам интервенционистов, добивавшихся раскола, а затем и распада Рос-
сии и образования на ее территории так называемых самостоятельных, на
самом же деле зависимых от иностранных держав, государств с марионеточ-
ными правительствами во главе. Подобные планы вынашивались примени-
тельно к таким российским регионам, как Дальний Восток, Сибирь, Урал,
Украина, некоторые районы, расположенные вдоль южных границ страны.
Белое движение в России не имело будущего и потерпело сокрушитель-
ное поражение в значительной мере и потому, что его все чаще стали рас-
сматривать не как национально-русское явление, несмотря на то, что лидеры
этого движения очень ревностно относились к тому, чтобы образовавшуюся
на местах власть считали не просто правительством, а непременно русским
правительством, а скорее как к иностранному, созданному и активно под-
держиваемому из-за рубежа. Когда помощь и поддержка иностранных дер-
жав стали не столь эффективными, вожди Белого движения, пытаясь снять
обвинения и упреки в свой адрес за то, что слишком большие надежды они
возлагали на зарубежных союзников, заговорили по-другому и стали откры-
то критиковать державы Антанты, обвиняя их в том, что они проводили в
России своекорыстную политику, соблюдая «только свои собственные инте-
ресы и далее этого не шли». Всерьез обеспокоенные тем, что тесный союз с
Антантой может лишь усилить общественную критику по адресу всего Бело-
го движения и его лидеров за утрату ими национальных черт, они стали
открещиваться от своих зарубежных союзников, упрекая их, что те «ничего
реального России как таковой не обещали; а ... русские национальные ин-
тересы были им совершенно чужды и они расценивали их невысоко». Но
несмотря на это вожди Белого движения не хотели считать «союзников»
предателями 35.
По мере расширения военных действий, в ходе которых большевики
выигрывали все более решающие сражения, происходило значительное су-
жение базы Белого движения и Добровольческой армии. Белые генералы уже
не только не могли проводить успешные наступательные операции, но и
сохранить складывавшееся на фронтах статус-кво, что вызвало массовое де-
зертирство и переход многих военных специалистов, сотрудничавших с Бе-
лым движением, на сторону Советской власти. Это значительно облегчало
положение Красной Армии и способствовало военной выучке бойцов и бое-
вой мощи частей и соединений.
Военные успехи Красной Армии на фронтах Гражданской войны могли
бы быть достигнуты и гораздо раньше, а жертв среди ее бойцов и командиров
было бы намного меньше, если бы в большевистском руководстве не суще-
ствовали острые разногласия и противоречия по вопросу об отношении к так
называемым военспецам, из которых, кстати, впоследствии выросли выдаю-
щиеся военачальники советских вооруженных сил.
В этом, как и в ряде других не менее принципиальных вопросов, столк-
нулись позиции двух главным соперников, претендовавших на особое поло-
жение в руководстве партией и страной. Известно, что все военные дела, включая
создание и подготовку Красной Армии, Ленин поручил Л.Д. Троцкому. В годы
Гражданской войны роль Троцкого еще больше укрепилась, его возводили в
ранг едва ли не главного военного лидера и основного специалиста по воен-
ным вопросам. Деятельность Троцкого в годы Гражданской войны некоторые
исследователи не без оснований называют его «звездным часом» 36.
92
Однако в советскую историографию это имя вошло со знаком минус.
Как отмечал Ю.И. Кораблев, вклад которого в изучение Гражданской войны
трудно переоценить, начало необъективному освещению роли Троцкого на
фронтах Гражданской войны положил Сталин в середине 1920-х годов во
время борьбы против троцкизма, а продолжил фальсификацию К.Е. Воро-
шилов. На Троцкого, пишет исследователь, «возлагалась вина за поражение
Красной Армии на Восточном, Южном и Западном фронтах» 37. Этому не в
малой степени способствовала книжка Ворошилова «Сталин и Вооруженные
силы СССР», преследовавшая вполне определенную цель — принизить, на-
сколько это возможно, заслуги Троцкого в Гражданской войне и в то же
время возвеличить роль Сталина, полководческий «гений» которого якобы
помогал находить выход из самых трудных военных ситуаций и в конечном
счете выиграть эту войну.
В годы Гражданской войны положение Троцкого действительно было
почти бесконтрольным, что позволяло ему единолично решать многие важ-
ные проблемы фронта, расстановки военных кадров, военного строительства
и даже военной стратегии. Это не могло не вызвать у ряда партийных руко-
водителей, в том числе у Сталина, крайне негативных эмоций. Существовав-
шая в их отношениях подозрительность и взаимная неприязнь часто вылива-
лась в открытое противостояние, в частности, по вопросу о привлечении на
сторону Красной Армии военных специалистов. Сталин поддерживал «воен-
ную оппозицию», выступавшую против линии партии и конкретно Троцко-
го. Широкое привлечение военных специалистов, по мнению Троцкого, дол-
жно было ускорить процесс создания регулярной армии и серьезно ослабить
структуру и состав Белой армии, вынужденной терять свои высокообразо-
ванные в военно-техническом отношении кадры’ располагающие к тому же
опытом проведения крупных сражений.
Несогласие с Троцким касалось не только данного, но и ряда других
военных вопросов, в том числе принципов, на которых должна строиться
Красная Армия. В частности, далеко не все разделяли точку зрения Троцко-
го, заявлявшего: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы
людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни» 38. Все
эти споры и разногласия, часто заканчивавшиеся отставками тех, кто стоял у
истоков создания новой армии, например, наркома по военно-морским де-
лам Н.В. Крыленко, отрицательно сказывалось и на положении на фронтах
Гражданской войны, а нередко приводило даже к поражениям и затягива-
нию сроков подготовки и проведения тех или иных военных операций.
К числу причин, приведших к поражению Белого движения, следует
отнести и такой фактор, как плохое взаимодействие фронта и тыла. В после-
днее время широкое хождение в исторической литературе получила доволь-
но эффектно звучащая формула, согласно которой в Гражданской войне в
России противоборствовавшие силы — белые и красные — не столько по-
беждали своих противников на поле боя, сколько проигрывали друг другу на
внутреннем фронте. Имеется в виду, очевидно, состояние тыла и обществен-
ный настрой населения тех мест, где происходили эти сражения. Именно в
этом красные оказались сильнее, потому и окончательная победа была на их
стороне. Попытки объяснить, а, возможно, и оправдать поражение Белого
движения тем, что оно было лишено прочного тыла, тогда как у красных и
тыл был больше и пропаганда была налажена лучше, предпринимались еще
бывшими руководителями Белого движения. Так, в Берлине в 1929 г. был
опубликован доклад одного из них — А.А. фон Лампе, который в качестве
одной из решающих причин неудачи вооруженного выступления белых на-
зывал как раз отсутствие у них широкого и прочного тыла. «Достаточно толь-
ко, — говорил он, — одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то
неблагоприятное для белых обстоятельство, что если у красных тылом, рай-
оном снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необ-
ходимого на войне, была вся Россия, — то тыл белых почти неизбежно све-
шивался в море, только временами, во время успехов белых, отходя от него».
93
Разумеется, автор не преминул заявить, что если красные для урегулирова-
ния своего тыла прибегали к простому, но действенному средству, а именно
к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвля-
юще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той
законности, которую они якобы несли с собой. И, как следствие, делает свой
главный вывод Лампе, «получалось, что при полном произволе в тылу крас-
ных, там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу
белых тыл их был безусловно далек от порядка». О том, какие порядки ус-
танавливались на захваченных белыми территориях и с какой жестокостью
подавлялись выступления местного населения, восстававшего против навя-
зываемых ему режимов, хорошо известно, и никакие теоретизирования на
этот счет не могут скрыть преступления, которые творила Белая армия. Но,
пожалуй, наибольший интерес в докладе Лампе представляет следующее умо-
заключение: «Мне кажется, что из всего сказанного можно сделать только
один и немалый вывод: белые могли бы победить красных, если бы они
сами, в своих методах, в своей деятельности... стали тоже красными» ”.
Победоносный для Советской власти исход Гражданской войны не при-
нес исстрадавшейся России столь желанного умиротворения и успокоения.
Помимо огромных людских потерь, война причинила колоссальный ущерб
всему народному хозяйству страны, ни одна его отрасль не уцелела, про-
изошло невиданное обнищание широчайших народных масс. За годы Граж-
данской войны Россия потеряла, по самым приблизительным, в основном
заниженным оценкам, не менее 13 миллионов человек40. В это число обычно
включают убитых на фронте, расстрелянных, умерших от голода и эпидемий,
в особенности от чумы, которая буквально косила людей.
Что касается материального ущерба, причиненного Гражданской вой-
ной, то он, по официальным данным, составил 50 млрд золотых рублей. К
концу войны промышленные предприятия производили лишь 20% довоен-
ной продукции 41. Колоссальный ущерб был нанесен сельскому хозяйству,
транспорту и другим отраслям экономики.
Война — и в этом тоже одно из ее негативных последствий — придала
происходившим в советском обществе процессам, в том числе и его мораль-
но-нравственному состоянию, сильно деформированный характер. Некото-
рые исследователи полагают, что было бы неправомерным напрямую связы-
вать то, что происходило в годы Гражданской войны, с репрессиями 1930-х
годов. Однако эта связь не только прослеживается достаточно четко, но в
этом как раз и заключается одно из самых трагических последствий Граж-
данской войны.
Гражданская война не разрешила, да, очевидно, и не могла разрешить
все противоречия развития России, а некоторые из них еще более обостри-
лись. Политика военного коммунизма, опиравшаяся на систему военно-при-
казного управления страной и обществом с широким применением бюрок-
ратических и репрессивных мер, не могла не обнажить эти противоречия и в
стране и в самой большевистской партии, не вызвать недовольство различ-
ных слоев населения. Страна шла навстречу системному кризису, который
затронул самую чувствительную сферу отношений — партии, государства и
общества (но об этом в следующей главе).
Примечания
1.	См. БУНИН И.А. Окаянные дни. М. 1991, с. 23.
2.	См. МИХАЙЛОВ И.В. Гражданская война в современной историографии: виден ли свет в
конце тоннеля? — Гражданская война в России: события, мнения, оценки. Памяти Ю.И.
Кораблева. М. 2002, с. 641.
3.	Первый том «Истории Гражданской войны в СССР» (1935 г.) вышел под редакцией М.
Горького, В. Молотова, К. Ворошилова, С. Кирова, А. Жданова, А. Бубнова, Я. Гамарника,
И. Сталина. Второй том (1942 г.) не досчитался более половины прежних редакторов и
остались лишь четверо — В. Молотов, К. Ворошилов, А. Жданов, И. Сталин. Третий
94
(1957 г.), четвертый (1959 г.) и пятый (1960 г.) тома выходили уже и вовсе без влиятельных
редакторов, которых заменила редакционная комиссия, состоявшая из людей, не столь
авторитетных в партийных и научных кругах, что можно рассматривать как явное падение
к тому времени интереса к теме Гражданской войны со стороны высшего политического
руководства страны.
4.	История Гражданской войны в СССР. Т. 5. М. 1960, с. 366.
5.	ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 39, с. 343.
6.	История Гражданской войны в СССР. Т. 5, с. 366.
7.	ТРОЦКИЙ Л.Д. Моя жизнь. М. 2001, с. 404.
8.	ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 40, с. 300-301.
9.	Там же, с. 303.
10.	См. ДЕНИКИН А.И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. —
апрель 1918 г. М. 1991, с. 167.
11.	Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 19,
on. 1, д. 192, л. 2.
12.	См. ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 50, с. 338.
13.	Там же. Т. 44, с. 396.
14.	Там же, с. 396, 397.
15.	См. Красная книга ВЧК. Т. 1. М. 1989, с. 7.
16.	См. Советская историческая энциклопедия. Т. 4. М. 1963, с. 687.
17.	ДЕНИКИН А.И. Указ, соч., с. 157.
18.	Цит. по: Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917—1921 гг. Документы и материалы. М. 1997,
с. 30.
19.	Там же, с. 77.
20.	Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989, № 6, с. 177—178.
21.	ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 38, с. 146.
22.	Филипп Миронов, с. 648—649.
23.	ДЕНИКИН А.И. Указ, соч., с. 298, 299.
24.	См. ТРОЦКИЙ Л.Д. Указ, соч., с. 404.
25.	ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 39, с. 44, 53.
26.	См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ А.А. фон. Трагедия Белой армии. М. 1991, с. 8.
27.	См. ПАРСАДАНОВА В.С. Юзеф Пилсудский, — Вопросы истории, 1996, № 1, с. 66.
28.	См. Историки спорят. Тринадцать бесед. М. 1988, с. 48.
29.	МАСАРИК Т.Г. Мировая революция. Т. 1. Прага. 1926, с. 222.
30.	ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 39, с. 46.
31.	ДЕНИКИН А.И. Указ, соч., с. 159.
32.	См. Гражданская война в России, с. 642—643.
33.	См. ГУЛЬ Р.Б. Ледяной поход, ДЕНИКИН А.И. Поход и смерть генерала Корнилова,
БУДБЕРГ А. Дневник 1918-1919 годы. М. 1990, с. 25.
34.	Цит. по: Белый Север. 1918—1920. Мемуары и документы. Выпуск П. Архангельск. 1993, с.
203.
35.	См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ А.А. фон. Указ, соч., с. 19.
36.	См. Гражданская война в России, с. 299.
37.	Там же, с. 300.
38.	ТРОЦКИЙ Л.Д. Указ, соч., с. 401.
39.	См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ А.А. фон. Указ, соч., с. 22, 31.
40.	См. Гражданская война в России, с. 328; Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД.
Т. 1. М. 1997, с. 49. Называются цифры — 12 млн человек (Мировые войны XX века. Книга
первая. М. 2002, с. 633) и около 8 млн человек (История Гражданской войны в СССР. Т. 5,
с. 370).
41.	См. История Гражданской войны в СССР. Т. 5, с. 370.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА
Размышления американского
историка о «Сценариях власти»
в царской России *
Д.А. Андреев
Фундаментальное исследование американского историка Ричарда Уортмана
«Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии» 1 посвящено ана-
лизу тех приемов и способов, какими русские государи, начиная с эпохи
раннего Нового времени и до 1917 г., воздействовали на подданных. Тор-
жественные выходы и военные триумфы, коронации и похороны, парады и
придворные приемы — все это и было тем специфическим символико-мифо-
логическим языком, на котором верховная власть разговаривала с населением.
Этот язык — или, как его называет Р. Уортман, «сценарий власти» — менялся
от царствования к царствованию сообразно с теми историческими задачами,
которые вставали перед каждым из представителей дома Романовых.
Суть сценария, прежде всего, заключалась в придании некоего нового
смысла основным монархическим церемониям. Так, если в XVII в. корона-
ция выглядела «покорным принятием богоданной власти», то в XVIII в. она
обретала форму «подтверждения верховного морального и политического
господства», а при восшествии на престол Николая I, уже производила впечат-
ление «отождествления императора с нацией и государством». Последующие
коронации Александра II, Александра III и Николая II — каждая по-своему —
«демонстрировали меняющиеся взаимоотношения между монархом и русским
народом». Еще одна весьма распространенная традиция — путешествие госу-
даря или наследника по стране — могла восприниматься как своеобразное
«церемониальное завоевание земли» посредством взращивания народной
любви к августейшей персоне и всеобщего одобрения ее деяний (у Екатери-
ны II и Александра II) или как «устрашающая инспекционная поездка» (у
Павла I и Николая I). Парады же и подавно становились буквально визитной
карточкой русских монархов: при Павле I «дисциплина и симметрия воен-
ных смотров выглядели как доказательство личной власти императора», а
при Александре I — как свидетельство «верности и блистательности элиты».
В сценарии же Николая I парадная стройность и подтянутость войск ассоци-
ировались с «властью и организацией самодержавного государства», а при
его сыне — с «изысканностью и утонченностью» личности самого Александ-
ра II. «Национальные устремления», отразившиеся в парадах Александра III,
при последнем русском государе уступили место остро ощущавшейся по-
требности в «политической поддержке».
После 1881 г. начала возрождаться роль церкви как необходимого эле-
мента державного спектакля. Кроме того, при Николае II «неформальные
Андреев Дмитрий Александрович — кандидат исторических наук, доцент Исторического факультета МГУ.
96
встречи царя с простым народом и массовые исторические торжества» про-
пагандировали связь государя с подданными, а также поддерживали его пре-
тензию на национальное лидерство в духе «наследия русского героического
прошлого».
Уортман указывает на определенные закономерности в развитии сцена-
риев. Как правило, основное идеологическое содержание любого царствова-
ния формулировалось в высочайшем манифесте, издаваемом в начале каждого
нового правления. На протяжении XIX в., вплоть до восшествия на престол
Николая II, эти манифесты разрабатывались «в тени событий, дискредитиро-
вавших предшествовавший сценарий» — будь то восстание декабристов, пора-
жение в Крымской войне или цареубийство. (Добавим, что и обстоятельства
1801 г. также укладываются в эту схему, с той лишь только разницей, что факт
физического устранения Павла I и причастности к нему наследника не стал
предметом официальной пропагандистской риторики.) Отсюда — неотвра-
тимость перемен, провозглашавшихся каждым таким манифестом. Однако
после необходимых демонстраций нового стиля руководства и неизбежных
«кадровых перестановок» сценарий начинал постепенно «замораживаться».
Его пропагандистские эффекты утрачивали связь с потребностями истори-
ческого развития, и самодержавная власть оказывалась вынужденной искать
«новые замыслы и более актуальные аранжировки мифа» 2.
Уортман поднимает сразу несколько принципиальных проблем. Здесь и
миф об «иноземности» как сквозной мотив самодержавной идеологии, и кон-
кретная трансляция императорской власти в ритуалах, изобразительном ис-
кусстве, архитектуре, литературе, музыке. Автор подробно останавливается
на воспитании наследника и затрагивает в целом вопрос о семейной составля-
ющей сценариев царской власти. Русская монархическая мифология сравни-
вается с аналогичными пропагандистскими приемами европейских суверенов.
Тематика, рассматриваемая Уортманом, разнообразна и многопланова. По-
этому особенно полезными для отечественного читателя стали рецензии М.Д.
Долбилова на оба тома «Сценариев власти» 3. Опубликованные еще до выхо-
да русского перевода первого тома они оказались ценными путеводителями
по исследованию американского историка.
Предложенный Уортманом подход поднимает изучение русского само-
державия на качественно новый уровень. Обсуждение книги на «круглом
столе» в редакции журнала «Новое литературное обозрение» показало право-
мерность и — главное — актуальность и востребованность неординарных
проблемных постановок. По мнению Долбилова, выход «Сценариев власти»
заставляет отечественных историков обратить особое внимание на «концеп-
туализацию самого понятия монархии» — выявление ее «автономного про-
странства», которое «нельзя смешивать с бюрократическими и сословными
институтами». Налицо очевидная «недостаточность изучения монархии в
институциональной, политико-юридической и философско-идеологической
перспективах», ибо самодержавие представляло собой «систему власти, кото-
рая не способна существовать без одновременного порождения мифической
реальности». А.М. Семенов идет еще дальше, говоря о необходимости «но-
вой политической истории, которая использует семиотику считывания мета-
фор, символической игры для понимания политического процесса» 4.
Иными словами, мы вплотную подошли к необходимости изучения вла-
сти именно как технологии. К сожалению в последние годы политическая
история рассматривалась преимущественно в модернизационной парадигме,
пытавшейся втиснуть все многообразие социального бытия в иллюзорный
зазор между понятиями «реформы» и «контрреформы». Подобная зашорен-
ность явилась закономерным результатом практически векового и почти что
безраздельного господства в нашем историческом сознании одного из мифов
дореволюционной либеральной историографии, весьма метко охарактеризо-
ванного Долбиловым как «историографический идол «абсолютизма»» 5. Этот
«идол» вынуждал исследователей изучать самодержавие исключительно сквозь
призму неизбежной (оговоримся сразу, в контексте модернизационного ми-
4 «Вопросы истории» № 10
97
ровоззрения) конституционалистской перспективы. Данный подход, разуме-
ется, не приводил к целостному пониманию того, как функционировала власть,
что представляли собой ее механизмы, где найти объяснение эффективности
или неэффективности тех или иных политических режимов.
Анализ самодержавия как своеобразной властной технологии позволяет
увидеть в работе Уортмана уникальную попытку написать историю Public
Relations русской монархии. Конечно, привнесение современного и уже че-
ресчур затасканного термина «пиар» в ткань исторического повествования
может выглядеть некорректной модернизацией. Тем не менее, правомерно и
обратное суждение: новейшие властные технологии возникли не на пустом
месте, и задача историка — отыскать их корни, увидеть в далеком прошлом
похожие факты воздействия на общественное мнение. И в этом смысле упот-
ребление данного термина применительно к дореволюционной России выг-
лядит вполне оправданным.
Модный сегодня политтехнолог Г.О. Павловский откровенно признается
в том, что своими навыками он во многом обязан историку М.Я. Гефтеру —
«первооткрывателю мира тайных сталинских сценариев, управления страной
через подачу косвенных, понятных массам знаков» 6. Разматывая этот клубок
дальше, стоит вспомнить, что сам Сталин любил читать Макиавелли 7, еще
несколько столетий тому назад рекомендовавшего «государю» аналогичные
рецепты манипулирования общественным мнением. Взять хотя бы такое ут-
верждение Макиавелли: «Люди в целом судят больше на взгляд, чем на ощупь,
ибо видеть дано всякому, а притронуться — нет. Каждый видит, чем ты ка-
жешься, мало кто понимает, что ты есть на самом деле, и эти немногие не
решатся выступить против мнения большинства, на стороне которого за-
щищающее его величие государства, так что в действиях всех людей, а в
особенности государей, кои никому не подсудны, смотрят на результат.
Пусть государь победит и сохранит государство: средства будут всегда со-
чтены достойными, и всякий станет их хвалить, потому что толпа поглощена
видимостью и исходом событий, а на свете всюду одна лишь толпа, и мнение
немногих имеет вес, когда большинству не на что опереться» 8. Налицо лю-
бопытная цепочка: политтехнолог (кстати, историк по образованию) учится
у историка, исследовавшего тирана, который, в свою очередь, воплотил в
жизнь многие из наставлений ренессансного мыслителя. Историческое вре-
мя едино, и попытки подходить к прошлому с академическими мерками, а к
настоящему — с позиций политологической публицистики, выглядят несос-
тоятельными. Итак, пиар в дореволюционной России? Почему бы нет.
Принимая такую установку, следует, прежде всего, прояснить два прин-
ципиальных вопроса. Во-первых, кто в предложенной Уортманом схеме —
авторы «сценариев власти» или сценаристы. Во-вторых, для какой аудитории
писались эти сценарии, кем были зрители монарших спектаклей.
Казалось бы, сценарист — это сам государь, выстраивающий через сце-
нарий идеологическое обеспечение собственной власти. К такой трактовке
склоняется и сам Уортман. По его мнению, в отличие от Англии, Франции,
Германии и Австро-Венгрии, где разработка монарших сценариев представ-
ляла собой «организованный процесс», осуществляемый церемониймейсте-
рами, в России «доминирующей фигурой» оказывался непосредственно им-
ператор.
Однако сценарий — это не только и даже не столько «церемония». Со-
гласимся с Долбиловым, считающим сценарий «результатом очень слож-
ного взаимодействия между монархом и элитой, которое подчинялось совер-
шенно иной логике, чем спорадическая коммуникация между монархией и
социальными низами». А такой взгляд на сценарий, в свою очередь, «откры-
вает широкую перспективу для изучения механизмов высшего управления,
контактирования монарха и элиты» 9. В конце концов, как известно, «короля
играет свита». Причем режиссура «игры» становится неотъемлемой частью
самого сценарного замысла, а зачастую даже и подменяет его. Подобную
«свиту» и подразумевает Уортман, вводя понятие «элиты русской монархии».
98
Элита участвует в двух видах монарших церемоний. С одной стороны, это
балы и придворные приемы, с другой — «публичные презентации» (путеше-
ствия, коронации, массовые процессии), призванные подчеркнуть «превос-
ходство элиты и ее сопричастность трансцендентным качествам монарха» ,0.
Отсюда следует, что мотивация элиты, вовлеченной в сценарий суверена,
чрезвычайно проста и прозрачна — самоутвердиться в лучах верховной влас-
ти. Выходит, свита не только играет короля, но и делает это ради собствен-
ной выгоды. Так кто же здесь сценарист? Можно ли говорить о каком-то
противостоянии между монархом и элитой из-за авторства сценария? И, на-
конец, каким образом причастность к авторству влияет на реальное положе-
ние монарха и элиты в механизмах власти?
Как указывает Уортман, разрастание и усиление на протяжении XVII
столетия управленческого аппарата приводило к заметному изменению его
положения и постепенному превращению в царского партнера по власти и
соучастника презентаций самодержавного суверенитета. Подобная причаст-
ность к трону возвышала дворян и «над схваткой социальных интересов». А
их стремление к выставлению себя потомками татарской или европейской
аристократии смахивало на откровенное подражание насаждавшемуся рус-
скими государями мифу об «иноземности» собственного происхождения: в
обоих случаях налицо явное желание дистанцироваться от народа, доказать
свою исключительность по сравнению с основной массой населения. Однако
до каких-либо самостоятельных претензий служилого чиновничества было
еще далеко, и двор Алексея Михайловича являлся именно «коллективной
презентацией царя и элиты», где церемониальные функции определялись
придворным статусом (или близостью к престолу) и, следовательно, напря-
мую влияли на возможности в сфере реальной политики.
Таким образом, уже в допетровскую эпоху очевидна определенная раз-
двоенность, проявлявшаяся в демонстрациях властного сценария. Элита —
пока еще не соавтор и даже не полноценный соучастник монаршего представ-
ления. Она — всего лишь своеобразный фон, оттенявший государя. Правда,
как раз в качестве подобного фона элита становилась и непременным элемен-
том царских презентаций. Хотя бы потому, что без такого фона верховная
власть попросту не выглядела бы столь внушительной и могущественной.
Преобразования первой четверти XVIII в. значительно усугубили эту
раздвоенность. Казалось бы, с одной стороны, концентрация государствен-
ной власти в руках Петра достигла невиданных доселе пределов, да и автор-
ская монополия его сценария не нуждается в доказательствах. Однако, с дру-
гой стороны, отвергнув прежний средневековый миф о Руси как вселенском
универсальном православном царстве и взявшись за создание национальной
абсолютистской монархии наподобие современных ему западных образцов,
Петр был вынужден осуществить «еще один акт культурного насилия» —
трансформировать «образ царя и элиты в соответствии с западноевропейс-
ким мифом о завоевании и власти».
По мнению Уортмана, первым новшеством в этом направлении стало
привнесение Петром в презентацию собственной власти классического евро-
пейского триумфа — своеобразного «ренессансного политического спектак-
ля», соединявшего «празднование военной победы с церемониями средневе-
кового въезда, во время которого горожане представляли пышное действо и
инсценировали церемонии приветствия». Впервые этот новый политический
ритуал был разыгран осенью 1696 г. во время триумфального въезда русских
войск в Москву после покорения Азова. Русский царь — главный герой три-
умфа — уже не столько помазанник Божий, сколько военный предводитель,
император в исконном римском значении данного термина. (В этом смысле
особенно ценным представляется наблюдение Уортмана: титул «император»
присутствует на некоторых портретах Петра, написанных еще до 1721 г.)
Европейский мифологический образ монарха-завоевателя уходит свои-
ми корнями в эпическое прошлое. Основатель нового царства представлялся
«богоподобной личностью», вторгавшейся извне, разрушавшей старые по-
99
рядки и утверждавшей иные, более жесткие и жизнеспособные 11. Вся притя-
гательность и актуальность подобной символики для петровских сверхзадач
очевидна.
Изменения в образе царской власти неизбежно влекли за собой и знако-
вые коррективы роли элиты. Монарх-триумфатор собственной славой обя-
зан войску, приносящему победу суверену. И в данном случае соратники
военного предводителя уже больше не могли восприниматься как безликие
декорации царских презентаций допетровских времен. Они теперь — сора-
ботники державного господина, творящие вместе с ним историю новой им-
перии. Причем соработники не только военные, но и штатские, трудящиеся
каждый на своем поприще ради общего блага.
Здесь следует дополнить взгляд Уортмана указанием и на обратную тен-
денцию. По мере обюрокрачивания государственной жизни заметно обмир-
щался и принижался образ и самой верховной власти. Она постепенно ра-
створялась в административном аппарате империи. Государь превращался в
главного чиновника, пределы компетенции которого отныне (пускай и тео-
ретически) напрямую зависели от расклада сил внутри бюрократической кор-
порации. Формально царь находился вне «Табели о рангах», а реально, на
практике становился ее закономерным продолжением, своеобразным долж-
ностным лицом «нулевого» класса. А если еще вспомнить «Устав императора
Петра I об изменении порядка наследования императорского престола в Рос-
сии» (5 февраля 1722 г.), фактически отменявший династический принцип
передачи власти ,2, то выслуживание от коллежского регистратора или фенд-
рика до императора de jure оказывалось возможным!
Несмотря на очевидные заимствования из европейского и, прежде все-
го, шведского опыта государственного строительства, петровская система
принципиально отличалась от современных ей европейских абсолютистских
моделей. На первый взгляд, преобразования Петра I были выдержаны в духе
камерализма — порожденной Новым временем культуры бюрократического
делопроизводства со свойственными ей рутинизацией, систематичностью,
унификацией и специализацией. От шведской камералистской модели Петр I
практически целиком взял бюрократическую систему (делопроизводство,
штаты, процедурную часть) и отраслевую специализацию. Однако петровс-
кие коллегии существенно отличались от шведских, органично вписанных в
модель абсолютизма, ограниченного отлаженной системой сословно-пред-
ставительных органов, городского и сельского самоуправления, незыблемы-
ми сословными привилегиями, а также исторически устоявшимися королев-
скими обязательствами перед подданными. Русский Сенат, оказавшийся на
практике всего лишь новым громоздким передаточным звеном между пре-
столом и центральными и местными структурами управления, также мало
соответствовал своему западному прообразу. К тому же новая структура
власти по-прежнему основывалась на принципе поручения, а не ответствен-
ности ,3. Сглаживая эти очевидные несоответствия заимствуемого шведско-
го государственного аппарата реалиям российской действительности, Петр
искренне полагал, что со временем камералистская бюрократическая тех-
нология «притрется» к традиционному самодержавию и станет его надеж-
ной опорой. Однако произошло обратное. Вживленный в ткань самодержа-
вия «ген» камерализма запустил деструктивный для нашей верховной
власти процесс либерализации, раскручиваемый бюрократией в своих, су-
губо корпоративных интересах.
Европейский абсолютизм, по крайней мере, на идеологическом уровне
выражался в господстве государства над дистанцированными от него сосло-
виями. Петр I же, напротив, огосударствлял сословия, стремясь к их факти-
ческому растворению в административном аппарате. Разумеется, уровень
бюрократического встраивания разных сословий не был одинаковым, одна-
ко, если самодержавный суверенитет транслировался теперь по чиновничьей
вертикали, то правомерно заключить, что благодаря Петру I правящее сосло-
вие оказывалось непосредственным продолжением и развитием императоре-
100
кой власти. Более того, в отличие от Европы, где монарх обретал суверенитет
от внешнего объединения сословно-корпоративных структур, петровский
абсолютизм осуществлял обратное — наделял собственным суверенитетом
создаваемые им же самим сословия. И Февраль 1917 г. стал в этом смысле
закономерным итогом растянувшегося на два столетия «раскрепощения со-
словий» ,4.
Конечно, тогда, на заре XVIII в., еще ничто не предвещало самодержа-
вию столь печальной участи. К тому же огосударствление дворянской элиты
максимально приближало ее к престолу и препятствовало уже чисто инсти-
туциональному ограничению верховной власти: царь правил не через Сенат
или иные новообразованные учреждения, но через конкретных лиц, полнос-
тью подчиненных и зачастую лично обязанных ему своим положением *5.
Поэтому-то современники Петра и не ощущали реального понижения стату-
са самодержца.
Таким образом, в первой четверти XVIII в. верховная власть и элита
неудержимо стремились к своеобразному взаимопроникновению и даже вза-
иморастворению. На уровне же церемоний подобные перемены выражались
в том, что из безмолвных статистов царские подданные превращались, по
сути, в главных действующих лиц, на протяжении всего действа подготавли-
вавших монарший выход лишь в финальный кульминационный момент спек-
такля. Именно в таком духе на закате петровского правления выдерживались
государевы торжества, одному из которых — коронации Екатерины I весной
1724 г. — Уортман уделяет особое внимание. «Церемония, — по меткому
замечанию автора «Сценариев власти», — совершалась элитой и для элиты. С
самого начала она приобрела вид триумфа, выражая теперь завоевание цере-
монии освящения европейским петербургским двором». Действительно, цен-
тральный эпизод коронации — водружение Петром короны на голову Екате-
рины — остался именно эпизодом на фоне пышного ритуала, от начала и до
конца разыгранного императорским окружением. А главные слова, оправды-
вавшие и объяснявшие коронацию Екатерины, были произнесены отнюдь
не государем, а Феофаном Прокоповичем — идеологом петровских преобра-
зований и одновременно своеобразным олицетворением взращенной импе-
ратором новой элиты.
Но уже очень скоро самодержавие оказалось заложником этой самой
элиты. Начавшаяся в 1725 г. борьба «дйадохов» явилась лишь верхушкой того
айсберга, на который наткнулся корабль русской монархии. Уортман предва-
ряет повествование о послепетровских сценариях власти прологом с харак-
терным названием — «Дворянская монархия и наследие Петра». По его мне-
нию, на протяжении XVIII в. в России фактически утверждалась система
соправительства самодержавия и дворянства: «Государство XVIII в. было си-
стемой совместного господства монарха, чья личная власть не ограничива-
лась никакими институтами, и дворянства, игравшего преобладающую роль
в бюрократии и правившего в своих поместьях наподобие государя» ,6.
Данное утверждение нуждается в обстоятельном комментарии, принци-
пиально важном для понимания специфики всей последующей (вплоть до
1917 г.) истории самодержавия. В эпоху дворцовых переворотов престол стре-
мительно обволокла бюрократическая элита нового типа, которая включала
в себя и сановную олигархию, и императорский двор, и дворянскую гвар-
дию. При этом основная масса дворянства оказалась вне этой элиты. Граж-
данская служба была у дворян не в чести, и Петру I в 1724 г. даже пришлось
скрепя сердце разрешить прием на низшие ступени гражданской службы лиц
недворянского происхождения. А к середине XVIII в. количество потомствен-
ных дворян среди бюрократии составляло чуть больше 20% *7. Таким обра-
зом, нижние этажи бюрократической лестницы заполнялись разночинцами
— пестрой и разнородной массой, не привязанной, в отличие от дворянства
и крестьянства, к земле и, следовательно, быстро и безошибочно вычисляв-
шей наиболее перспективные сферы деятельности. Именно потому, что ос-
новная масса дворян оказалась не «зараженной» корпоративными бюрокра-
101
тическими интересами и, соответственно, не заинтересованной в перекрой-
ке пределов монаршей власти, и захлебнулась затея «верховников» ограни-
чить Анну Иоанновну «кондициями».
Осознав невозможность реализовать петровскую идею о создании дво-
рянской бюрократической элиты, Екатерина II пошла несколько дальше своих
предшественников и решила противопоставить несокрушимой чиновничьей
пирамиде сословно-корпоративную альтернативу в виде выборной дворянс-
кой службы. До издания вводившей эту службу в 1785 г. Жалованной грамо-
ты дворянству оно более 20 лет, с момента выхода аналогичного документа
при Петре III, пребывало в состоянии абсолютной свободы. В начальный
период своего царствования государыня остро нуждалась в поддержке со сто-
роны дворян, опасаясь оказаться подмятой всесильной бюрократией. Именно
поэтому в ту пору она и не нарушала безмятежной жизни дворян в их поме-
стьях. Когда же ее престол укрепился, благодаря целой серии блестящих
военных побед, подавлению пугачевской смуты и начавшейся реформе ме-
стного управления, Екатерина сочла возможным прервать дворянскую без-
деятельность. Выборная дворянская служба идеальным образом вписыва-
лась в структуры губернских и уездных учреждений. Более того, именно на
уровне местного управления сомкнулись дворянская и бюрократическая
службы. Исполнительная власть на уездном уровне оказывалась в руках
избиравшегося уездным дворянским собранием капитана-исправника, ко-
торый одновременно являлся и подотчетным губернатору чиновником.
Создавая выборную дворянскую службу как противовес бюрократии,
Екатерина и не подозревала, какую мину замедленного действия она закла-
дывает под самый фундамент самодержавия. Все местное управление факти-
чески оказывалось в руках сословия, которому было не только разрешено, но
и предписано невиданное доселе самоуправление. В.О. Ключевский переда-
ет слова двух французских путешественников, побывавших в России в конце
царствования Екатерины и наблюдавших функционирование дворянских
учреждений. Путешественники определенно заявили, что «рано или поздно
эти собрания непременно приведут к великой революции» ,8. Сословная воль-
ница неминуемо «заражала» и местные органы государственной власти. «Ген»
камерализма продолжал тем временем усиливать либеральные веяния в среде
высшей бюрократии. А Жалованная грамота городам приобщала к корпора-
тивному самоуправлению разночинную массу мелкого чиновничества. Вся слу-
жебная вертикаль перерождалась в духе иноземной политической культуры.
Наиболее одиозным несоответствием идеалам самодержавия выглядела,
конечно, дворянская вольница. Поэтому именно с нее Павел I начал йсправ-
лять ошибки своих предшественников. Он, по словам Уортмана, «исключил
дворян из сценария, превратив их из товарищей по оружию в объекты заво-
евания, совершенного его гатчинскими войсками в прусских мундирах» ,9.
Несмотря на демонстративные знаки уважения к своему предку (в частности,
памятник возле Михайловского замка с надписью «Прадеду Правнук»), Па-
вел I принялся за кардинальное исправление петровского сценария. Он даже
пошел наперекор прадедовской установке на создание дворянской бюрокра-
тии, ограничив поступление этого сословия на гражданскую службу. Причем
данное ограничение появилось как раз тогда, когда молодые дворяне, желая
избежать неимоверных тягот павловской военной службы, потянулись — воп-
реки прежним представлениям о чести и достоинстве — к службе гражданс-
кой. Одновременно государь исключил из подушного оклада всех чиновни-
ков, то есть отныне право поступления на гражданскую службу обретали все,
кроме крепостных крестьян 20.
Павел отважился и на более радикальное исправление петровского сце-
нария. Растворению монаршего суверенитета в среде бюрократии он проти-
вопоставил идею собирания царской власти и ее отдаления от чиновничьей
среды. «Учреждение об императорской фамилии» 1797 г. стало отчаянной
попыткой вернуть престолу утраченную уже около века назад надсослов-
ность и надгосударственность. Однако павловское изобретение привело к
102
обратному: оно лишь еще сильнее затягивало бюрократическую петлю вокруг
самодержавия. Фактически создавалось «удельное» государство в государстве,
ибо верховная власть обретала теперь (кстати, впервые в русской истории)
зримые институциональные очертания и «упаковывалась» в рамки «Учрежде-
ния об императорской фамилии» и Департамента уделов. Тем самым она, по
сути, превращалась в структурное подразделение административного аппара-
та, которым реально заправляло уже непосредственно само чиновничество.
Такое обособление института монархии делало неизбежным выстраива-
ние новой чиновничьей вертикали, зависящей отныне уже напрямую от импе-
ратора. Эту задачу выполнил Александр I, учредив министерства. Уортман
видит в их создании необходимое предварительное условие для последующего
введения конституции: «Для того чтобы вводить изменения, Александр дол-
жен был централизовать администрацию и сделать ее более эффективным ору-
дием преобразований, усилить свою власть, прежде чем ее урезать» 21.
Для Александра I — в отличие от его отца — общественное мнение имело
исключительное значение. Видимо, уловив эту струнку в натуре молодого го-
сударя, М.М. Сперанский составил в 1802 г. записку «О силе общего мнения».
Принципиальное значение этой записки только сейчас начинает по-настоя-
щему оцениваться исследователями 22. По сути, Сперанский предлагал возвес-
ти формирование общественного мнения в ранг государственной политики,
ибо «сила общего мнения», по его убеждению, «составляет важнейший пред-
мет размышлений законодателей и воздействия правительства» 23. Объектом
такой политики должно было стать, разумеется, не какое-то абстрактное (пусть
даже и великосветское) общество, а именно чиновничество, на чьи плечи
ложилась основная тяжесть работы по осуществлению задуманных новым
императором государственных преобразований. В известной степени Алек-
сандр I просто наслаждался той обстановкой всеобщего любования и восхи-
щения, в которой он оказался по восшествии на престол. Его реформаторс-
кие мотивы во многом подогревались желанием поддержать восторженное и
умиленное отношение подданных. А прагматик Сперанский усмотрел воз-
можность извлечь из царского тщеславия еще и практическую пользу: умело
преподнесенный образ «ангела на троне» мог стать эффективной «смазкой»
для самых разных «винтов» и «винтиков» гигантской бюрократической ма-
шины империи. И в этом смысле целенаправленное воздействие на «общее
мнение» действительно становилось делом государственной важности.
П.А. Вяземский оставил весьма нелицеприятную, хотя и довольно мет-
кую характеристику Сперанского: «Он был то, что позднее стали называть
идеологом и доктринером, то есть человеком, который крепко держится не-
скольких предвзятых понятий и правил и хочет без разбору подчинять им
действительность, а не их согласовать с нею и с условиями и требованиями
ее» 24. Сперанский и вправду был способен подогнать действительность прак-
тически под любую заказанную ему схему. Оказавшись ближайшим советни-
ком императора, он разработал проект уникального политического режима,
максимально учитывавшего как государево желание слыть реформатором,
ничего не меняя всерьез, так и интересы усиливающейся бюрократии, все
больше и больше претендующей на реальное соучастие во власти.
С этой точки зрения весьма примечательна составленная в 1803 г. «За-
писка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России». В
ней Сперанский прямо указывал, что проблема преобразования «настоящего
управления в России не в том состоит, каким образом можно превратить его
в истинное управление монархическое» (то есть конституционную монар-
хию). Главная задача текущего момента, по его мысли, заключалась в том,
чтобы, с одной стороны, установить «настоящую самодержавную конститу-
цию», не предполагавшую разделения законодательной и исполнительной
властей. А с другой — «сохранить и усилить народное мнение», ограничива-
ющее верховную власть, однако, «не в существе ее, но в форме ее действия».
По этой «самодержавной конституции», законодательная и исполнительная
власти, сливающиеся воедино в персоне императора, неразделимы. «Они, —
103
утверждал Сперанский, — в существе своем суть два отделения внутреннего
государева кабинета; но в мнении народном представляют места внешние и
умеряют собою самодержавие».
Таким образом, через целенаправленное конструирование представле-
ния об определенном сходстве предлагаемой «самодержавной конституции»
с идеалами конституционализма, Сперанский намеревался и сохранить в не-
зыблемости властные прерогативы самодержца, и создать у бюрократии ви-
димость соучастия во власти. Просветительская идея разделения властей в
европейском ее прочтении предполагала создание нескольких — независи-
мых и равноправных — центров управления гражданским обществом, суще-
ствовавшим на Западе. В России никогда прежде не было даже отдельных
элементов гражданского общества. Поэтому разделение властей означало здесь
нечто принципиально иное, отличное от классической схемы Ш.Л. Монтес-
кье, а именно: раз-деление как на-деление государственного аппарата от-
деленным от монарха суверенитетом. Сперанский проговаривал идею разде-
ления, но тут же доказывал ее практическую несостоятельность (самодержец
есть источник всех властей) и одновременный пропагандистский эффект (ви-
димость разделения создаст впечатление ограничения самодержавия) для
«мнения народного», то есть для чиновничества. Сперанский писал о «само-
державной конституции» как о переходной форме от современного ему са-
модержавия к конституционной монархии, однако, процесс такого перехода
мог быть сколь угодно долгим, и ожидание «истинного управления монархи-
ческого» в подобной ситуации уже само по себе становилось феноменом,
формирующим «общее мнение».
Идея «самодержавной конституции» получила свое дальнейшее развитие
в составленном в 1809 г. «Введении к Уложению государственных законов».
Впечатление разделения властей достигалось здесь искусной риторикой. «Нет,
кажется, сомнения, — восклицал автор, — что предложение закона должно
предоставить исключительно правительству». Этого, по его словам, «требуют»
такие специфические условия российской действительности, как «простран-
ство империи, разнообразие населения и степень нашего просвещения». От-
сюда Сперанский заключал: «По сим причинам нет, кажется, сомнения пред-
ложение закона исключительно присвоить державной власти». То есть право
законодательной инициативы — исключительно монаршая прерогатива, а
правительство — отнюдь не самостоятельный субъект политического про-
цесса, а всего лишь транслятор власти самодержца. Последнее лишний раз
подтверждалось замечанием, что «вся исполнительная часть должна принад-
лежать власти державной». Судебная же власть, по словам Сперанского, так-
же «в источнике своем не что другое есть, как власть исполнительная», сле-
довательно, «принадлежит по существу своему власти державной». Контроль
же за соблюдением законов возлагался на «законодательное сословие», из
которого «нельзя, однако же, исключить» и министров.
Четырехуровневая Дума выглядит в данном контексте структурой весь-
ма загадочной и не вполне встроенной в общую схему проекта. С одной
стороны, Сперанский называл ее «местом, равным Сенату и министерству»,
а также довольно подробно проговаривал процедуру ее формирования, начи-
ная с волости и заканчивая непосредственно самой Государственной думой.
С другой стороны, во «Введении к Уложению государственных законов» ни-
чего не говорилось о главном — каким образом думское избирательное нача-
ло предполагалось совместить с самодержавной государственностью, пускай
и наделенной некоей видимостью конституционализма. Вероятно, ощущая
эту недосказанность, Сперанский отмечал, что «образ действия, рассуждение
и формы Государственной думы определяются подробно в коренных зако-
нах», то есть будут оговорены отдельно. Однако этому не суждено было сбыть-
ся, и, кроме беглого замечания в написанном тогда же «Кратком начертании
государственного образования» о том, что «Думе представляются отчеты ми-
нистров», русский парламент так и остался наименее разработанным фраг-
ментом сценария Сперанского.
104
Зато Государственному совету в деле формирования образа александ-
ровского конституционализма отводилась исключительная роль. По мысли
Сперанского, он превращался в инстанцию, где «все действия части законо-
дательной, судной и исполнительной в главных их отношениях соединяют-
ся», а также «восходят к державной власти и от нее изливаются». Иными
словами, Государственный совет должен был символизировать определен-
ную отчужденность законодательной, исполнительной и судебной властей от
власти верховной. Однако отчужденность формальную, а не фактическую.
Самодержавный суверенитет попросту переадресовывался Государственным
советом — как своеобразной царской канцелярией — в ту или иную сферу
управления, что, в свою очередь, позволяло переложить ответственность за
принимаемые решения с императора на конкретных исполнителей его воли.
Кстати, именно этот последний довод и стал для Сперанского главным аргу-
ментом в пользу скорейшего создания Государственного совета: непопулярное
решение об увеличении налогов будет выглядеть уже «не действием одного
произвола, но необходимостью, признанною и представленною от Совета», а
«власть державная сохранит к себе всю целость народной любви» 25. Выходит,
что в 1810 г. был создан институт, заботившийся, прежде всего, о поддержании
в «общем мнении» образа «ангела на троне».
Правда, проекты Сперанского всё-таки выглядели уступкой самодержа-
вия бюрократии: верховная власть, пускай демонстративно, но отказывалась
от определенной, причем весьма существенной, части собственного суверени-
тета, допуская уже саму мысль о разделении властей. На фоне многовекового
абсолютного царского господства такой шаг производил сильное впечатление.
В этом смысле и учреждение министерств, и создание Государственного сове-
та стали этапами единого процесса бюрократического обволакивания само-
державия. Не зря ведь Н.М. Карамзин — убежденный критик Сперанского
— точно указал на видимость контроля за министерствами со стороны Госу-
дарственного совета: «Совет, говорят, — писал он в «Записке о древней и
новой России», — будет уздою для министров. Император отдает ему рас-
сматривать важнейшие их представления; но, между тем, они все будут пра-
вить государством именем государя. Совет не вступается в обыкновенное
течение дел, вопрошаемый единственно в случаях чрезвычайных, или в но-
вых постановлениях, а сей обыкновенный порядок государственной деятель-
ности составляет благо или зло нашего времени» 26.
Однако тенденция еще отнюдь не означает факта свершившегося, и са-
модержавие по-прежнему продолжало оставаться единственным субъектом в
политической жизни России. Более того, Александр I, несомненно, осозна-
вал растущую угрозу своей властной монополии со стороны усиливающегося
административного аппарата. Уортман отмечает пристрастие государя к «внеш-
ней симметрии» в архитектуре и градостроительстве. Случалось также, что и
в делах управления он руководствовался похожими принципами. Так, уже
ощутимому и очевидному обюрокрачиванию собственного суверенитета он
противопоставил придворное контролирование самого чиновничества: ведь
именно в этом заключалась суть принятого в 1809 г. решения, в соответствии
с которым государственная служба становилась непременным условием по-
лучения придворного чина.
«В течение последующего полувека, — отмечает Уортман, — двор пре-
вратился в витрину высшей бюрократии. В результате низшие придворные
чины стали нести административную службу, а придворные звания стали
служить вознаграждением чиновникам за особую преданность царю. Ввиду
того что администрация стала более образованной и специализированной, а
круг ее деятельности более определенным, двор подключил чиновничество к
сценарию власти, расширив личное влияние монарха на бюрократическую
иерархию». Точнее, наверное, будет сказать, что двор не стал препятствовать
бюрократии соучаствовать в сценарии власти, ведь наилучший способ обуз-
дания стремящегося к самостоятельности — вовлечение его в процесс совме-
стного принятия решений и, следовательно, опутывание взаимной ответствен-
105
ностью за их результаты. Здесь коренится еще одно отличие от европейского
опыта выстраивания взаимоотношений между двором и бюрократией: на
Западе, указывает Уортман, особенно после наполеоновских войн, монархи
воплощали собой скорее символы «буржуазных ценностей», а набиравшее
силу чиновничество было заинтересовано в дистанцировании двора от бю-
рократии, лимитировании «власти монарха над административными инсти-
тутами» при одновременном выделении именно «символической роли» суве-
ренов.
Царствование Николая I явилось переломным моментом в истории сце-
нариев власти: их важнейшей составляющей становятся пропагандистские
эффекты, рассчитанные не только на ближайшее окружение государя, но и
на остальное население империи. Выходы в люди Николая I (при всем их
внешнем сходстве с буквально трансцендентными явлениями Петра Велико-
го в самой толще народной жизни) приобретают новое звучание: в отличие от
сценария прапрадеда, «сценарий Николая подчеркивал его близость к народу,
отрицая, а не увеличивая дистанцию между монархом и его подданными».
Уортман отмечает, что эти изменения статуса народа и его роли в царском
сценарии чувствовались уже в нововведениях в ритуал коронации Николая I:
«Это была первая коронация, к которой был привлечен народ, чье активное
одобрение прозвучало после церемонии. Тройной поклон Николая I народу
с Красного крыльца 22 августа 1826 г. стал на целый век церемонией из
царского репертуара, исполняемой и во время коронации, и при последую-
щих посещениях Москвы. Ее начали понимать как выражение русской на-
циональной души, демонстрирующее связь между царем и народом, суще-
ствовавшую со времен Московии» 27.
Семимесячное путешествие по России наследника Александра Никола-
евича в 1837 г. явилось дальнейшим развитием темы народа в сценарии его
державного отца. По образному выражению В.А. Жуковского, путешествие
было своеобразным «венчанием с Россией» будущего государя: Александру
надлежало узнать, рассмотреть, почувствовать страну, в которой, как гово-
рил Николай I, «рано или поздно» ему «определено царствовать». Вместе с
тем путешествие выглядело и символическим единением престола и поддан-
ных. Александр оказался первым самодержцем, перешагнувшим через Урал.
Весьма примечательны его слова, высказанные в послании к отцу, написан-
ном в Тобольске: «Я точно не знаю, как благодарить Тебя, милый Папа, за
то, что Ты меня прислал сюда, ибо пребывание мое здесь принесло жителям
и мне душевную радость. Они говорят, что доселе Сибирь была особенная
страна и теперь сделалась Россиею» 28. Так через своего сына-наследника
государь доносил до народа, проживавшего в дальних пределах империи,
образ собственной власти.
Если старший брат Николая I прослыл «ангелом на троне», то сам он
всячески выставлял себя простым смертным, черпающим нечеловеческие силы
и способности из чувства священного монаршего долга. Уже14 декабря 1825 г.
он продемонстрировал верность высоким идеалам царского служения, не
отступив перед смутьянами и не дав посрамить престол предков. Впослед-
ствии, отмечает Уортман, в кризисные ситуации Николай I неоднократно
«воспроизводил сцену 14 декабря». При этом «неотъемлемой частью мифо-
логии его правления» стала роль «одинокого героя, появляющегося посреди
народа, чтобы сокрушить подрывные силы и невежество». Именно так выг-
лядели его поступки во время эпидемии холеры в 1830 — 1831 годах. Особое
значение для демонстрации близости Николая I и народа имели парады, в
которых бесконечные стройные ряды войск олицетворяли огромную импе-
рию, внимающую велениям своего государя.
Если военные парады выказывали близость царя к армии и олицетворя-
емой ей нации, то императорский двор, подчеркивает Уортман, должен был
пропагандировать связь государя с бюрократией. «Узы личной преданности,
— замечает американский историк, — позволили императору нейтрализовать
то соперничество учреждений и закона, какое на Западе способствовало раз-
106
витию профессионального бюрократического духа. Церемонии николаевс-
кого двора вводили чиновников в культуру династической монархии и ос-
лабляли их верность областям специальной компетенции, характерную для
европейских администраций, явно бывших образцами для России».
Да, действительно, личные качества Николая I заметно приглушили
бюрократические поползновения пристроиться к власти, а более целенаправ-
ленная и массированная, нежели прежде, политика придворного надзора за
чиновничеством создавала видимость абсолютной подконтрольности админи-
страции. Однако уже к концу 1840-х годов взращенное Николаем I чиновни-
чество начинает тяготиться царским сценарием и оглядываться на Европу в
поисках более совершенных и эффективных моделей государственного уст-
ройства 29. Внедренный Петром I в ткань государственности «ген» камерализ-
ма оказался многократно усиленным целенаправленной политикой Николая I
по вестернизации бюрократии. Насаждаемое «сверху» культурное западниче-
ство со временем непременно должно было перерасти во враждебное престо-
лу западничество политическое. И процесс этот, очевидно, уже шел полным
ходом. Яркое тому подтверждение — восклицание А.С. Пушкина в письме к
П.Я. Чаадаеву о том, что «правительство все еще единственный европеец в
России» 30. Взгляды, ценностные ориентиры и морально-этические нормы
чиновничества стремительно отдалялись от царского идеала о долге и ответ-
ственности, вынуждая монархию пойти на принципиальное обновление соб-
ственного сценария.
По словам Уортмана, после 1855 г. императоры стали придавать боль-
шее значение демонстрации своей связи с народом, нежели с элитой 31. Это
утверждение нуждается в уточнении. На самом деле Великие реформы и, в
первую очередь, освобождение крестьян неизбежно усиливали народный
компонент презентаций Александра II. Однако принципиальная новизна
сценария Царя-Освободителя заключалась всё-таки в другом. Крымская ка-
тастрофа доказывала неэффективность бюрократического всевластия и вы-
нуждала престол всерьез задуматься о существовавшем уже несколько деся-
тилетий мнении о привлечении к делам государственного управления так
называемой «общественности».
Мифологизированный образ этой самой «общественности» представля-
ет собой очевидный пропагандистский продукт либерального мировоззрения
пореформенной эпохи. Весьма спорно уже само употребление данного тер-
мина применительно к российским реалиям. В европейских государствах с
развитым (в большей или меньшей степени) гражданским обществом — это
прослойка населения, в целом вписывавшаяся в рамки «среднего класса» и,
главное, причастная к власти через представительские институты. В России
же «общественность» это, прежде всего и главным образом, служащие, заня-
тые не только в структурах управления, но и других сферах государственной
жизни, в частности культуре, науке, образовании, здравоохранении. Из пред-
ставителей «общественности» не состоявшими на службе могли быть разве
только дворяне. Однако участие в жизни дворянского общества походило на
отправление определенных обязанностей, а фактическое положение арис-
тократии сводило к минимуму разницу между службой сословной и государ-
ственной.
В отличие от начала XIX в., когда Сперанский под носителями «общего
мнения» подразумевал именно чиновничество, «общественность» кануна
Великих реформ представляла собой более сложный организм. Однако та
или иная причастность к государственной службе по-прежнему оставалась
основополагающей характеристикой «общественности». Даже предпринима-
тельская среда продолжала пребывать в зависимости от государства. То есть
эта самая пресловутая «общественность» являлась, по сути, своеобразной
производной от бюрократии. Отсюда понятна и вожделенная мечта «обще-
ственности» — пристроиться к власти. (В этом-то и заключалось принципи-
альное отличие русской «общественности» от европейской.) Причем в силу
своего служебного статуса, а также социокультурных и профессиональных
107
качеств, «общественность» была реально способна на это. Поэтому самодер-
жавие и сочло возможным привлечь ее к выработке программы освобожде-
ния крестьян.
Данное решение отнюдь не вносило каких-то радикальных перемен в
устоявшуюся практику управления. По сути речь шла всего лишь о том, что-
бы несколько потеснить высшую бюрократию чиновниками гораздо более
низкого уровня. Но идеологическое значение такого шага оказывалось ко-
лоссальным: впервые за многовековую историю России к власти допуска-
лись люди «не по чину», а то и вовсе посторонние элементы. Поэтому «при-
звание общественности» потребовало серьезной корректировки царского сце-
нария.
Его наиболее зримым и ощутимым новшеством стала санкционирован-
ная государем гласность. Свободный обмен мнениями имел и прагматичес-
кий смысл. В отличие от Европы, где преобразования осуществлялись «тре-
тьим сословием», в России, при отсутствии подобной силы, они могли быть
проведены только самой властью, опиравшейся на серьезную поддержку «сни-
зу». В этой ситуации гласность становилась не просто знаком (вспомним
Гефтера в пересказе Павловского), подаваемым «сверху» «общественности» и
свидетельствовавшим о востребованности последней, но и буквально мате-
риализованным инструментом формирования нужных престолу мнений и
настроений.
Подобная задача возлагалась на русскую газету «Le Nord», издававшую-
ся с 1855 г. в Брюсселе на французском языке. Ей надлежало создавать для
западного читателя новый образ самодержавия. Подготовка такого органа
началась еще при Николае I, и развязанная накануне Крымской войны в
европейской прессе массированная кампания по дискредитации России до-
казала актуальность и своевременность газеты. Однако теперь на нее возла-
галась более деликатная миссия: помимо европейцев, малосведущих в рус-
ских делах и бесконечно от них далеких, начать обрабатывать отечественную
аудиторию. Выходившая за границей газета могла позволить себе гораздо
больше свободы в подаче материала, который по цензурным соображениям
нельзя было опубликовать в России. Безусловно, взаимоотношения между ре-
дакцией «Le Nord» и официальным Петербургом не выглядели идиллически-
ми: радикализм издателей намного превосходил ожидания столичного чинов-
ничества. Но в целом эксперимент удался: газета знакомила своих читателей с
дискуссиями о путях решения крестьянского вопроса и даже помещала прави-
тельственные документы, позволявшие судить о путях и темпах подготовки
крестьянской реформы. Так, в 1857 г. на страницах газеты, раньше чем в
русской прессе, появился рескрипт В.И. Назимову. Брюссельское издание
оказывало и опосредованное влияние на процесс выработки правительствен-
ного проекта отмены крепостного права: члены Главного комитета и Редак-
ционных комиссий с большим интересом читали в «Колоколе» мнения А.И.
Герцена и Н.П. Огарева, которые, в свою очередь, испытывали на себе оче-
видное воздействие публикаций из «Le Nord» 32.
Апогеем сценария, ориентированного на «общественность», стала дея-
тельность Редакционных комиссий 33. Эффективное большинство из пра-
вительственных чиновников (не самого высокого ранга) и экспертов от «об-
щественности» явилось максимально возможным на тот момент вариантом
интеграции во власть «небюрократических» элементов.
Тем временем и правительство оказалось уже не «единственным евро-
пейцем в России». Чиновники, вестернизированные еще при Николае I, об-
рели в ситуации гласности возможность находить друг друга и уже совместно
объединяться вокруг наиболее конъюнктурных и перспективных проектов.
Так оформилась группировка «либеральных бюрократов» — главных провод-
ников Великих реформ.
Продуктивность Редакционных комиссий навела их лидера — Н.А. Ми-
лютина — на мысль пойти еще дальше и всерьез задуматься о создании на-
дежной опоры проводимому властью реформаторскому курсу в виде так на-
108
зываемой «партии центра», которая должна будет удерживать либеральную
«общественность» от чрезмерной радикализации м. (Весьма примечательно,
что Милютин как высокопрофессиональный чиновник, тонкий знаток аппа-
ратной среды и фактический лидер подготовившей крестьянскую реформу
«либеральной бюрократии» прекрасно понимал, что подогреваемая неудов-
летворенными амбициями и алчущая причастности к власти «общественность»
таит в себе опасный антигосударственный энергетический потенциал.) Одно-
временно точно такая же мысль вынашивалась и идейным оппонентом «либе-
ральной бюрократии» — консервативным дворянством, которое видело задачу
такой партии как раз в обратном — в противодействии радикалам-чиновни-
кам, проводящим угрожающие основам государственности реформы 35.
Иными словами, и «либеральная бюрократия», и консервативное дворян-
ство намеревались укреплять страну одним и тем же способом — структуриза-
цией умеренной «общественности» на партийной основе. И хотя оформление
системы политических партий, отражавших интересы «общественности», осу-
ществилось в России намного позже, фактическое размежевание цензового
мира в соответствии со степенью радикализации составлявших его группи-
ровок произошло именно в эпоху Великих реформ. Так «разбуженная» глас-
ностью «общественность», замешанная из того же самого «служебного тес-
та», что и бюрократия, помогала последней теснить престол в пространстве
власти...
Весьма показателен в этом смысле опыт М.Т. Лорис-Меликова, самым
серьезным образом подходившего к преподнесению собственного образа даже
еще до назначения на министерский пост. Его воззвание «К жителям столи-
цы», опубликованное через несколько дней после взрыва в Зимнем дворце
5 февраля 1880 г., уже само по себе выглядело событием незаурядным: глава
Верховной распорядительной комиссии прибегнул к совершенно несвой-
ственному государственным лицам такого ранга жанру прямого обращения
к народу. Доселе подобные документы исходили лишь из-под высочайшего
пера. Более того, воззвание являлось не просто декларацией о намерениях,
а содержало открытый призыв обществу поддержать действия власти. Об-
щественное мнение незамедлительно отреагировало на знаковые поступки
Лорис-Меликова и активно подключилось к сценарию «диктатуры сердца»:
отставка (кстати, с подачи «диктатора») Д.А. Толстого с постов министра
народного просвещения и обер-прокурора Синода, состоявшаяся в Страст-
ную Пятницу, отозвалась в среде столичной бюрократии каламбуром: «Тол-
стой сменен, воистину сменен» 36.
Великие реформы превратили бюрократию во влиятельного «менедже-
ра», без которого самодержавие уже попросту не могло более управлять им-
перией. На данном этапе этот «менеджер» пока и не желал большего. Само-
державие было ему необходимо как единственная сила, способная довести до
конца масштабные преобразования. Именно поэтому Лорис-Меликов вовсе
и не помышлял о конституции, а, напротив, пытался усилить энергетичес-
кий потенциал самодержавия путем возрождения образа инициативной мо-
нархии эпохи кануна и начала Великих реформ 37. Другое дело, что при этом
неизбежно усиливалась роль государственных деятелей, реализовывавших с
опорой на монарший авторитет тот или иной курс. Однако правовой статус
таких сановников, продолжавших всецело зависеть от воли императора и
подотчетных только ему одному, оставался прежним. Единственной возмож-
ностью упрочить собственное положение и обрести дополнительное влияние
оказывалась для них обработка общественного мнения — будь то популяри-
зация собственной персоны или дискредитация конкурента. А общественное
мнение, в свою очередь, буквально жаждало включиться в чей-либо сцена-
рий, хотя бы на правах хора из древнегреческого театра, ради вожделенной
причастности к реальной политике.
Подобное сложное переплетение политических интересов и ресурсов
влияния и сформировало тот своеобразный сценарий, которого придержива-
лись оба последних самодержца. Ключевой особенностью данного сценария
109
Уортман считает его национальную окраску. По мнению американского ис-
торика, ситуация складывалась парадоксальным образом: «чтобы соответство-
вать господствовавшей на Западе доктрине национализма, русская монархия
должна была демонстративно преподносить себя противоположной Западу и
происходящей из укорененных в народе традиций и оснований веры». Дума-
ется, однако, что здесь-то как раз никакого парадокса и не было. Крутой
разворот царского сценария в мир культурных образов допетровской России
просто-напросто совпал по времени со стремительным утверждением в Ев-
ропе мировоззренческих установок национализма. В основе же своей эти
процессы принципиальным образом отличались друг от друга. В Европе об-
ращение к национальным ценностям было продиктовано необходимостью
укрепления гражданского общества. В России же, напротив, новый сценарий
работал на сброс всех тех немногих элементов гражданского строя, которые
прижились у нас за минувшие два века. Подлинный парадокс заключался в
другом: несмотря на новый сценарий престола, Россия продолжала разви-
ваться в режиме модернизации, постепенно выводившей нашу страну на путь
Запада.
Автор «Сценариев власти» и сам признает, что Александр III «отверг
петровский государственный аппарат с его западной рационалистической
ориентацией» 38. Яркий тому пример — взаимоотношения самодержца с
Государственным советом, явно нарушавшим ««эпический» имперский мо-
нолог» 39. Деятельность этого законосовещательного органа Уортман воспри-
нимает как «храбрый бюрократический арьергардный бой», призванный «за-
щитить институциональную регулярность и закон от индифферентизма царя
и его советников» 40. Оценивая место Государственного совета в сформиро-
ванном Александром III новом сценарии власти, Долбилов считает иначе.
По его мнению, неизбежная регулярная работа над поступавшими из Госу-
дарственного совета бумагами могла способствовать складыванию и востор-
женного представления о государе, сосредоточенно трудящемся на благо
Отечества в тиши своего кабинета. Причем такое представление оказывалось
удивительно амбивалентным. Оно не только возвышало образ самодержца,
но и в известной степени обеспечивало легитимацию «сдерживавших» вер-
ховную власть функций Государственного совета 4|.
Наблюдение Долбилова — убедительное свидетельство нелинейности и
неоднозначности процессов, воздействовавших с конца XIX в. на функцио-
нирование самодержавного сценария. Та же специфика взаимоотношений
царя с Государственным советом позволяет говорить о нараставшем конф-
ликте обоих сценариев — самодержавного и бюрократического. В.П. Ме-
щерский приводит в своих мемуарах весьма симптоматичную историю, когда
Александр III при подготовке «Положения о земских участковых начальни-
ках» вместо обычной поддержки мнения либо большинства, либо меньшин-
ства Совета начертал в своей резолюции на мемории, по сути, третий —
собственный — взгляд. Подобное вопиющее нарушение, казалось бы, усто-
явшейся на протяжении десятилетий законодательной традиции вызвало
бурю эмоций в среде бюрократии. По словам Мещерского, «весь сановный
Петербург заволновался, точно революция какая-то совершилась». Госу-
дарственный секретарь А.А. Половцов лично поведал императору об охва-
тившем членов Совета «смущении», ибо «не было примера, чтобы Государь
мнение Государственного совета заменял своим». На этот весьма прозрач-
ный намек Половцова Александр с улыбкой заметил: «Да разве есть такой
закон, который запрещал бы Государю изменять мнение Государственного
совета?» «Закона нет, Ваше Величество, но есть предание», — ответил со
смущением госсекретарь. Лишь напоминание министром внутренних дел Д.А.
Толстым трех подобных случаев, когда император «изменял по существу»
поданные в мемории мнения, успокоило Половцова и, следовательно, «весь
сановный Петербург»42. В политической культуре Российской империи именно
такие знаковые нюансы, имевшие отношение вовсе не к юридической прак-
тике, а к «преданию», традиции, устоявшимся представлениям и оказыва-
110
лись своеобразной «линией фронта», разделявшей царский «домен» и осаж-
давшую его бюрократию, обустраивавшуюся в пространстве власти посред-
ством собственных сценариев.
Сценарии министров выглядели по-разному. Так, полемизируя с С.Ю.
Витте о судьбе земства 43, И.Л. Горемыкин рассчитывал донести до обще-
ственного мнения свои симпатии к самоуправлению. А Д.С. Сипягин, под-
писывавшийся «окольничим», «ловчим» или «выжлятником большого двор-
ца» **, преднамеренно архаизировал свое придворное звание егермейстера,
демонстрируя приверженность востребованным верховной властью истори-
ко-культурным образам Московской Руси.
Не уступал своим коллегам из МВД и министр финансов Витте, кото-
рый пошел еще дальше, пытаясь воздействовать уже и на западное обще-
ственное мнение. Встречавшийся с ним британский журналист Р. Лонг
оставил любопытное, не лишенное сарказма, описание манеры Витте пре-
подносить себя зарубежным корреспондентам. «Если бы ясновидящий, спо-
собный проникать взором сквозь стены и двери, всматривался бы в течение
недели в здание Министерства финансов в Санкт-Петербурге, — отмечал
Лонг, — то он приобрел бы неоценимые...сведения о том, как фабрикуется
знаменитость...
Министр принимает всякого... В первый день ясновидящий был бы сму-
щен тем, сколько времени министру приходится тратить понапрасну. На вто-
рой день он бы изумился. На третий ему, вероятно, стало бы противно. И
только на десятый или двадцатый день, с появлением в европейской прессе
плодов разговоров, состоявшихся в первый день, он понял бы, что доступ-
ность министра возведена в систему...
Одна и та же сцена повторяется ежедневно. За столом друг напротив
друга сидят именитый английский журналист...и величайший из современ-
ных министров финансов, молчаливый и внимательный, ковыряющий в зу-
бах шведской спичкой. Величайший из министров финансов в восторге: лег-
коверие посетителя, полное незнание страны, для изучения коей он прибыл,
и рабское преклонение перед абсолютным авторитетом экономической на-
уки создают как раз ту почву, которую министр так любит обрабатывать. И
именитый посетитель тоже в восхищении: он-то воображал, что встретит
разгуливающих по Невскому медведей, а вместо этого беседует с немногос-
ловным джентльменом в сюртуке, готовым потратить целое утро на разъяс-
нение Западному миру блистательных успехов, достигнутых Восточной им-
перией...
Его превосходительство молчит и продолжает ковырять в зубах. Его не-
разговорчивость объясняется разными причинами. Во-первых, все это ему
уже немного надоело: вчера точно такое же интервью брал у него именитый
француз, а завтра возьмет известный американец... Во-вторых, он знает, что,
в сущности, нечего и говорить, так как у его собеседника уже лежит в карма-
не готовая статья о творце современной России, и он ожидает получить лишь
некоторые статистические данные, дабы закончить ее и отослать в редакцию.
Наконец, в-третьих, его превосходительство приобрел в своей многообразной
и пестрой империи репутацию молчаливого и сильного человека и считает
гораздо более полезным держать язык за зубами, нежели толковать о своем
величии: он рассчитывает, что западные корреспонденты сами об этом догада-
ются... Его немногословность — первый признак величия, тогда как сладкие
речи наводят подозрительного человека на мысль о змеином коварстве и об-
мане. И хотя истина, ложь и статистика — все в распоряжении господина
министра — щедрою рукою преподносятся в официальных отчетах, перепле-
тенных в сафьян, украшенный императорскими орлами, редко, однако, случа-
ется, чтобы они исходили из уст самого его превосходительства.
А между тем, как убедительно свидетельствуют результаты, несмотря на
малосодержательность беседы, в ней скрыто какое-то волшебство. Ибо по
возвращении в гостиницу именитый интервьюер, нагруженный сафьяном с
императорскими орлами, неизбежно приходит к заключению, что от Цезаря
111
и до Чемберлена история не знала более выдающейся личности. Не было
еще ни одного иностранца, который бы после получасового разговора с гос-
подином Витте не ушел бы от него в абсолютном убеждении, что его собе-
седник — величайший человек в мире, причем готовый сделать все возмож-
ное, дабы заставить всех других уверовать в то же самое».
Однако в самой России, по ироническому замечанию Лонга, отношение
к Витте куда менее восторженное. Про него рассказывают «ехидные басни».
Британский журналист приводит одну из них. Государю приснился стран-
ный сон: пред ним явились три коровы — жирная, тощая и глупая. Он обра-
тился к митрополиту Палладию с просьбой растолковать сон, но тот не смог
исполнить царского пожелания. Тогда Николай II пригласил Иоанна Крон-
штадтского, который дал царю такой ответ: «Ваше Величество, я понимаю
Ваш сон следующим образом: жирная корова — это господин министр фи-
нансов, тощая корова — русский народ, а глупая корова...» Тут отец Иоанн
замялся. «Не бойтесь, продолжайте», — сказал император. «Глупая корова —
это Вы, Ваше Величество», — смущенно промолвил пастырь45. Остается только
добавить, что изложенная Лонгом «ехидная басня» вполне могла бы оказать-
ся и преднамеренной затеей самого Витте, любившего, как известно, лиш-
ний раз намекнуть на свою способность манипулировать «глупой коровой»...
Не уступал Витте на поприще выстраивания собственного сценария и
его главный оппонент из правительственного стана — В.К. Плеве. Правда, в
отличие от своих предшественников из Министерства внутренних дел, он
был вынужден сражаться сразу на нескольких фронтах. По словам М.С. Си-
моновой, «традиционное пространство, в котором действовал министр внут-
ренних дел, к моменту прихода Плеве к власти оказалось существенно су-
женным» 4б. При его предшественниках — Дурново, Горемыкине, Сипягине
— заметно ослабло влияние главы этого министерства на политическую жизнь
страны. Упала дисциплина и в самом ведомстве. Влиятельность же другого
ключевого министерства во властной структуре империи — финансов — на-
против, продолжала усиливаться. Роль «фабриканта министров» (выражение
Н.Х. Бунге), некогда безраздельно принадлежавшая министру внутренних
дел, похоже, окончательно переходила к Витте. И все это — на фоне неви-
данного и уже было подзабытого за минувшие двадцать лет революционного
террора и разнузданной либеральной дискредитации власти.
Обстановка вынуждала Плеве сразу, без раскачки действовать решительно.
«Россия толстела, дурнела, горе мыкала, сипела, а теперь плевать начинает»,
— таким каламбуром встретило общественное мнение первые шаги нового
министра 47. А эти шаги, явно контрастируя со стилем руководства предше-
ственников Плеве, действительно обращали на себя внимание.
Досконально знавший русскую бюрократию, ее всесилие, Плеве начал
именно с чиновничества. Его ближайшие сотрудники — начальник канцеля-
рии министра внутренних дел Д.Н. Любимов и управляющий земским отде-
лом МВД В.И. Гурко — оставили ценные свидетельства о знаковых поступ-
ках Плеве в отношении подведомственного ему аппарата. «На следующий
день после назначения, — вспоминал Любимов, — Плеве принял высших
чинов Министерства внутренних дел. Помянув в теплых словах своего пред-
шественника, погибшего на своем посту, он сказал, обращаясь к присутству-
ющим: «Прошу у вас, господа, всяческого содействия при исполнении моих
тяжелых обязанностей. Требую от вас неукоснительного исполнения моих
распоряжений». Слово «требую» произвело большое впечатление. Об этом много
и различно толковали» 48. Плеве понимал, что беспроволочный чиновничий
«телеграф» разнесет его «требую» далеко за пределы здания министерства на
Фонтанке. По свидетельству Гурко, с приходом Плеве «бюрократический мир»
с нетерпением ожидал неминуемого столкновения нового министра внутрен-
них дел с Витте. Уход властного и неугомонного министра финансов был
многим на руку, и в Плеве начинали видеть ту силу, которая способна уско-
рить падение Витте 49. На этом фоне Плеве сразу давал понять чиновниче-
ству, что не станет игрушкой в его руках.
112
Вместе с тем Плеве заявил о себе как не только о требовательном, но и
о заботливом руководителе, который никогда не сдает своих. Именно с та-
кой стороны он показал себя в двух эпизодах, произошедших вскоре после
его назначения. Харьковский губернатор И.М. Оболенский, стремясь пре-
кратить беспорядки в своей губернии, вопреки существующему законода-
тельству, в массовом порядке стал применять телесные наказания. Действия
губернатора вызвали взрыв негодования, и, по словам Любимова, «всех инте-
ресовало, как отнесется к этому новый министр, приехавший на место». Не
побоявшись общественного мнения и не желая слепо следовать букве закона,
Плеве открыто поддержал Оболенского и даже представил его к награде 50.
Буквально в это же время влиятельный В.П. Мещерский на страницах «Граж-
данина» позволил себе резкие высказывания в адрес киевского генерал-гу-
бернатора М.И. Драгомирова5|. Плеве отреагировал на эти выпады незамед-
лительно, и уже в следующем номере своего издания Мещерский был
вынужден опубликовать «первое предостережение» министра внутренних дел
издателю за «резкие суждения о высших должностных лицах губернского
управления» 52.
Плеве искренне уповал на возможности государства. Свое кредо ми-
нистр высказал осенью 1902 г. во время знаменитого ялтинского диспута с
Витте: «В настоящее время поход на бюрократию общественных элементов
есть лозунг борьбы, прикрывающий другую цель — разрушение самодержа-
вия» 53. В этой фразе содержится ключ к пониманию главной причины усу-
гублявшегося на протяжении пореформенного периода кризиса самодер-
жавной власти. В течение почти трех столетий престол Романовых пытался
сделать собственный властный монополизм эффективным с помощью самых
разнообразных институционально-аппаратных инноваций, заключавшихся в
том числе и в передаче верховной властью части собственного суверенитета
бюрократии. Однако такая политика приводила к обратному. Усиливавшееся
чиновничество лишь обустраивалось в пространстве власти и сковывало са-
модержавие, которое, утрачивая суверенитет, становилось еще менее эффек-
тивным. Взаимоотношения между ними неуклонно развивались в направле-
нии соправительства, фактически достигнутого в эпоху Великих реформ. Все
попытки верховной власти преодолеть такое бюрократическое обволакива-
ние и найти себе опору вне чиновничьей иерархии были заранее обречены
на неуспех: в государстве, возникшем и на протяжении многих веков разви-
вавшемся благодаря всеобщей службе, просто не существовало ничего, кро-
ме власти и служебных элементов самых разных уровней, рангов, чинов и
званий. Как показала вся предыдущая романовская эпоха, эта тотальная слу-
жебная зависимость и служение престолу не только не совпадали, но все
больше и больше взаимоисключали друг друга. Высшая бюрократия, дер-
жавшая в своих руках рычаги управления государством, превращалась в
самодостаточный субъект политического процесса с собственным сценари-
ем, в котором в той или иной степени участвовала вся чиновничья верти-
каль, представлявшая так называемую «общественность». Поэтому пере-
ориентация царского сценария с элиты на народ, начавшаяся, как отмечает
Уортман, при Александре II и достигшая апогея при Николае II, просто не
имела альтернативы. Установка на преодоление бюрократического «средос-
тения» между государем и подданными стала одним из главных идеологичес-
ких ориентиров самодержавия.
Ситуация, складывавшаяся в пространстве власти, все больше походила
на замкнутый круг. Стремясь порвать бюрократические путы, престол пы-
тался опереться на различных советников, причем, с точки зрения техноло-
гии властвования, грань, отделявшая факт подачи совета монарху от участия
в принятии решения, являлась довольно расплывчатой. Долбилов для иллю-
страции данной особенности взаимоотношений между самодержцами и их
советниками прибегает к следующей метафоре: «Принимаемое правителем
решение может восходить не к частному лицу (самому монарху или советни-
ку), а к особому «виртуальному» посреднику, действующему в культурном
5 «Вопросы истории» № 10	113
пространстве между правителем и его окружением. Можно сказать, что ре-
шение выносится не столько монархом вместе с конкретной группой людей,
сколько сконцентрированным вокруг него образом, «оживленным» совмес-
тными усилиями большей или меньшей группы людей. Это позволяет со-
ветникам и консультантам играть с различными культурными значениями
образа самодержца и оказывать скрытое символическое давление на субъек-
тивную волю царя» 54.
Анализируя исследование американского историка, А.М. Семенов дает
следующее объяснение усиливавшейся напряженности во взаимоотношени-
ях между самодержавием и бюрократией: «Антагонизм монархии и бюрокра-
тии времен последнего императорского правления в России был вызван по-
пытками Николая II вернуться к политическим моделям и практикам XVII
века, которые исключали бюрократию как часть позднего европейского за-
имствования, противоречили идее рутинизации власти (а, следовательно,
ограничению самодержавия) и преследовали политическую задачу создания
массовой социальной поддержки (вопреки административным целям бюрок-
ратии)» 55. Думается, однако, что приведенное суждение правильнее было бы
высказать как раз наоборот: не действия престола, вознамерившегося обра-
титься к символам XVII в., вызвали ответное сопротивление бюрократии, а,
напротив, очевидная экспансия последней в сферу суверенитета верховной
власти заставила самодержавие искать «политическое убежище» как в мифо-
логии допетровской России, так и в доверительных беседах с ближайшими
неформальными советниками. Например, Николай II за весьма непродол-
жительное время на рубеже XIX-XX вв. допускал к себе весьма «разношерст-
ных» советников — А.А. Клопова, В.П. Мещерского, Н.А. Демчинского, А.М.
Безобразова. Хорошо зная эту черту Николая II, Плеве летом 1903 г. сетовал
военному министру А.Н. Куропаткину: «Самодержцы по наружности выслу-
шивают своих министров, наружно соглашаются с ними, но почти всегда
люди со стороны находят легкий доступ в их сердца или вселяют государям
недоверие к своим министрам, представляя их покусителями на самодержав-
ные права» 56. В итоге, однако, именно бюрократии приходилось либо ис-
правлять, либо развивать предложенные такими советниками начинания, и
зависимость престола от чиновничества лишь еще больше усугублялась. Не-
традиционные презентации верховной власти (как, например, если говорить
о том же 1903 г., костюмированный бал в стиле XVII в. или Саровские тор-
жества) оставались фактически единственной сферой, где монархия оказы-
валась наиболее свободной от своей бюрократической «оболочки».
По мнению Долбилова, «самодержавие, по крайней мере, за несколько
лет до отречения Николая II перестало существовать как институт, уступив
место некоей предельно персонализированной властной сущности» 57. Было
бы, наверное, более точным сказать несколько иначе — самодержавие изо
всех сил стремилось перестать быть именно институтом, в который его пре-
вратило развитие страны по пути модернизационных преобразований, нача-
тых Петром I. Режим модернизации насаждался престолом — единственным
в России властным субъектом. Имея в своем распоряжении такой энергети-
ческий ресурс, этот режим оказался способным сокрушать любые препят-
ствия, встречавшиеся на его пути. Законы функционирования создаваемой
им цивилизационной среды не просто подминали традиционные принципы
жизнедеятельности, но и выворачивали их наизнанку. Трансцендентный
образ верховной власти, который она обрела при Иване III и затем на
протяжении двух веков всячески укрепляла и оберегала, подвергся под
воздействием «гена» камерализма необратимой мутации, обретя именно ин-
ституциональные свойства. И уже как институт самодержавие, будучи онто-
логически чуждым режиму модернизации способом правления, рано или
поздно должно было оказаться выкинутым из пространства власти. На про-
тяжении двух веков — с Петра I и до Февраля 1917 г. — престол, по сути,
лишь отступал под натиском модернизационной элиты. Сценарий обоих
последних государей дома Романовых оказался безуспешной попыткой из-
114
бежать этой фатальной перспективы. Прежде насаждавшаяся «сверху» вес-
тернизация в определенном смысле маскировала несовместимость само-
державия и модернизации. Теперь же, когда верховная власть стала в таком
же директивном порядке разворачивать подданных в сторону национально-
ориентированных ценностей, эта несовместимость проявилась в полную
силу. Революционный террор, антигосударственность либеральной «обще-
ственности» и латентный конституционализм высшей бюрократии явились
лишь разными уровнями общего для всей модернизационной среды непри-
ятия самодержавия.
Написанная Уортманом масштабная историческая картина крупными
мазками воссоздает историю знаковых перипетий, протекавших в простран-
стве власти на протяжении почти трех столетий. А сейчас, после выхода «Сце-
нариев власти», следует детализировать эти крупные мазки целой серией более
детальных штудий.
Примечания
* Работа выполнена при поддержке Фонда Герды Хенкель (ФРГ) в рамках проекта «Самодер-
жавие и высшая бюрократия: взаимоотношения в пространстве власти, 1894 — 1905 гг.»
(проект № AZ 08/SR/02).
1.	WORTMAN R. Scenarios of Power. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Vol. 1: From Peter
the Great to the Death of Nicholas I. Princeton, N.J. 1995; Vol. 2: From Alexander II to the
Abdication of Nicholas II. Princeton, N.J. 2000. Первый том издан на русском языке: УОРТ-
МАН Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1: От Петра Великого
до смерти Николая I. М. 2002.
2.	WORTMAN R. Op. cit. Vol. 2, p. 8-10.
3.	Отечественная история, 1998, № 6, с. 177—181; 2001, № 5, с. 178—181.
4.	«Как сделана история»: Обсуждение книги Р. Уортмана «Сценарии власти. Мифы и церемо-
нии русской монархии» в редакции журнала «Новое литературное обозрение» 25 июня
2002 г. — Новое литературное обозрение, 2002, № 56, с. 43—44, 52.
5.	Там же, с. 43; DOLBILOV М. The Political Mythology of Autocracy: Scenarios of Power and the
Role of the Autocrat. — Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History, Fall 2001, № 2 (4),
p. 774.
6.	ШАПОВАЛ С. Консультант: Грехи и доблести Глеба Павловского. — Независимая газета,
21.IX.2000, с. 11.
7.	БУРЛАЦКИЙ Ф.М. Никколо Макиавелли. Советник государя. М. 2002, с. 11 — 12.
8.	МАКИАВЕЛЛИ Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Государь. М. 2002, с. 411.
9.	«Как сделана история», с. 54, 45.
10.	WORTMAN R. Op. cit. Vol. 2, p. 5.
И. УОРТМАН P. Ук. соч., с. 53, 54, 57, 58, 67, 70, 68, 69, 74, 71.
12.	ВОСКРЕСЕНСКИЙ Н.А. Законодательные акты Петра I. М.-Л. 1945, с. 174—176.
13.	АНИСИМОВ Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в
первой четверти XVIII века. СПб. 1997, с. 291—292.
14.	Подробнее см.: ПОПОВ Д.Ф. Проблема российской абсолютной монархии (верховная власть)
в русской исторической науке. М. 1999, с. 85—92.
15.	CHERN1AVSKY М. Tsar and People. Studies in Russian Myths. N. Y. 1969, p. 86—87.
16.	УОРТМАН P. Ук. соч., с. 104-112, 119-120.
17.	ПИСАРЬКОВА Л.Ф. От Петра I до Николая 1: политика правительства в области формиро-
вания бюрократии. — Отечественная история, 1996, № 4, с. 29—32.
18.	КЛЮЧЕВСКИЙ В.О. Сочинения. В 9 т. Т. 5. М. 1989, с. 112.
19.	УОРТМАН Р. Ук. соч., с. 232.
20.	ПИСАРЬКОВА Л.Ф. Ук. соч., с. 37-38.
21.	УОРТМАН Р. Ук. соч., с. 269.
22.	ВИШЛЕНКОВА Е.А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России
александровской эпохи. Казань. 1997, с. 15.
23.	СПЕРАНСКИЙ М.М. Проекты и записки. М.-Л. 1961, с. 77.
24.	ВЯЗЕМСКИЙ П.А. Старая записная книжка. М. 2000, с. 106—107.
25.	СПЕРАНСКИЙ М.М. Ук. соч., с. 120, 126, 169-172, 192-197, 227, 216, 233.
26.	КАРАМЗИН Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском
отношениях. М. 1991, с. 60—61.
27.	УОРТМАН Р. Ук. соч., с. 308-315, 271-272, 325-326, 396-397, 369.
115
28.	Венчание с Россией. Переписка великого князя Александра Николаевича с императором
Николаем I. 1837 год. М. 1999, с. 25, 53.
29.	УОРТМАН Р. Ук. соч., с. 390-396, 404-415, 421, 532-533.
30.	ПУШКИН А.С. Поли. собр. соч. Т. 16. М. 1998, с. 422.
31.	WORTMAN R. Op. cit. Vol. 2, p. 13.
32.	ЗАХАРОВА Л.Г. Самодержавие и реформы в России. 1861 — 1874 (К вопросу о выборе пути
развития). — Великие реформы в России. 1856—1874. М. 1992, с. 25.
33.	Там же, с. 33—37; ЗАХАРОВА Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России
1856 - 1861. М. 1984, с. 137-148.
34.	Письмо Н.А. Милютина к Д.А. Милютину. — Российский архив. История Отечества в
свидетельствах и документах XVIII — XX вв. Вып. 1. М. 1994, с. 97.
35.	ХРИСТОФОРОВ И.А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам (конец 1850 —
середина 1870-х гг.). М. 2002, с. 311—312.
36.	ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870 — 1880-х годов. М. 1964, с.
156-157, 216.
37.	МАМОНОВ А.В. Граф М.Т. Лорис-Меликов: к характеристике взглядов и государственной
деятельности. — Отечественная история, 2001, № 5, с. 45—46.
38.	WORTMAN R. Op. cit. Vol. 2, p. 161, 526.
39.	DOLBILOV M. Op. cit., p. 785.
40.	WORTMAN R. Reply to Mikhail Dolbilov. — Kritika: Explorations in Russian and Eurasian
History, Fall 2001, № 2 (4), p. 799.
41.	DOLBILOV M. Op. cit., p. 785.
42.	МЕЩЕРСКИЙ В.П. Мои воспоминания. M. 2001, с. 609—612.
43.	Кризис самодержавия в России. 1895 — 1917. Л. 1984, с. 106—111.
44.	С.Д. К новому царствованию. — Освобождение, 1902, № 3, с. 37.
45.	LONG R.E.C. М. Witte: Atlas of the Autocracy. — The Fortnightly Review, vol. LXXIII (New
Series), 1903, January-June, p. 109—110.
46.	СИМОНОВА M.C. Вячеслав Константинович Плеве. — Российские консерваторы. М.
1997, с. 305.
47.	ЛЕБЕДЕВ С. В.К. Плеве в Троице-Сергиевой лавре. (Воспоминания студента духовной
академии 1902 г.). — Исторический вестник, т. 116, 1909, апрель, с. 175.
48.	Бахметьевский архив русской и восточноевропейской истории и культуры Колумбийского
университета (Нью-Йорк, США). Фонд Д.Н. Любимова. Рукопись «Русская смута начала
девятисотых годов. 1902 — 1906. По воспоминаниям, личным запискам и документам», л. 7.
49.	ГУРКО В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование
Николая II в изображении современника. М. 2000, с. 130.
50.	ЛЮБИМОВ Д.Н. Ук. соч., л. 9.
51.	Гражданин, 26.V.1902, с. 17-18.
52.	Там же, 30.V.1902, с. 3.
53.	Отрывки из воспоминаний Д.Н. Любимова (1902 — 1904 гг.). — Исторический архив, 1962,
№ 6, с. 83.
54.	DOLBILOV М. Op. cit., р. 794-795.
55.	СЕМЕНОВ А. «Заметки на полях» книги Ричарда Уортмана «Сценарии власти: Миф и
церемония в истории российской монархии». — Ab Imperio: Теория и история националь-
ностей и национализма в постсоветском пространстве, 2000, № 2, с. 296.
56.	Дневник А.Н. Куропаткина. — Красный архив, т. 2, 1922, с. 45.
57.	DOLBILOV М. Op. cit., р. 788.
СООБЩЕНИЯ
Необычный эпизод
во взаимоотношениях ОГПУ
и Политбюро (1931 г.)
В.П. Данилов
В любой общественной системе учреждения государственной безопасности
подчинены верховной власти, не только ее идеологии и политике, но и пря-
мому управлению. Тем не менее они обладают правом на самостоятельное
мнение в анализе и оценке различных событий и ситуаций, имеющих отно-
шение к их функциям. При этом, естественно, информация высшей власти
об этих событиях и ситуациях, как и о породивших их факторах, является
прямой обязанностью госбезопасности, независимо от того, чем они были
вызваны — действиями враждебных сил или самой власти, ее политикой.
Советская система госбезопасности, складывавшаяся в условиях гражданс-
кой войны, с самого начала существования была ориентирована на макси-
мально полную информацию обо всем, происходившем в стране, прежде всего
о всем враждебном и неблагополучном, особенно в положении населения,
его настроениях и отношении к власти. В 1919 г., в разгар гражданской вой-
ны, ВЧК требовала от своих местных организаций «своевременной полной
осведомленности Центра о положении на местах...». При этом речь шла даже
о том, чтобы «методом статистического исследования выяснить действитель-
ные причины создающегося положения РСФСР и устанавливать постоянно
действующие условия развития того или другого явления, частую повторяе-
мость этого явления и зависимость одних явлений от других» L
Функциональное предназначение сообщать государственному руковод-
ству обо всем случившемся, в особенности негативном, предопределило мощ-
ный рост информационной службы в ВЧК и ОГПУ, оформленной в само-
стоятельный Информотдел, поставлявший почти ежедневные сообщения о
политическом положении по всем районам страны, с постоянным дополнени-
ем сведениями о состоянии промышленности, сельского хозяйства, финансов,
кооперации, армии и т. д. Тематические сводки дополнялись справками, док-
ладными записками, а с 1922 по 1930 г. и ежемесячными «Обзорами полити-
ческого и экономического положения республики» (с 1923 г. — СССР).
Объем поступавшей наверх информации достиг максимума в 1930 г.,
намного превысив возможности освоения и учета получаемых сведений.
Система политического контроля и секретной информации добросовестно
выполняла свои функции и буквально захлестнула власти потоком сообще-
ний о повсеместном неблагополучии и прямом сопротивлении государствен-
Данилов Виктор Петрович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института россий-
ской истории РАН.
117
ной политике, когда сталинская «революция сверху» вылилась в «сплошную
коллективизацию» крестьянских хозяйств и в раскулачивание, ставшее ос-
новным средством массового насилия и, одновременно, способом обеспече-
ния дешевой рабочей силой богатых природными ресурсами, но нежилых
районов на севере и востоке страны. Необычный эпизод в отношениях ОГПУ
и Политбюро относится именно к проблемам раскулачивания и судьбы рас-
кулаченных, поэтому необходимо напомнить о некоторых моментах органи-
зации и хода раскулачивания, не останавливаясь на самом процессе коллек-
тивизации крестьянских хозяйств.
Официальное начало кампании раскулачивания по стране в целом было
положено директивой Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвида-
ции кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», принятой 30
января 1929 года. Этим постановлением устанавливались категории раскула-
чиваемых и количественные «нормы». Первую категорию должен был соста-
вить «контрреволюционный актив» — организаторы террора и «антисоветс-
кой деятельности», которых надлежало арестовывать и репрессировать как
политических преступников, то есть заключать в концентрационные лагеря
или даже расстреливать. Их семьи подлежали высылке в отдаленные районы
страны на поселение. Туда же высылались вместе с семьями «крупные кула-
ки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективиза-
ции» (вторая категория). Остальная часть раскулаченных (третья категория)
подлежала расселению в пределах краев и областей их прежнего прожива-
ния, но не в том селении, в котором находились их хозяйства и жилища до
раскулачивания. Общая численность раскулачиваемых устанавливалась в 3—
5% крестьянских хозяйств, однако для первой и второй категорий были оп-
ределены «ограничительные контингенты»: в сумме по основным сельскохо-
зяйственным районам страны для первой категории 60 тыс. и для второй —
150 тыс. хозяйств.
Предписывалось раскулачивание «в районах сплошной коллективиза-
ции провести немедленно, а в остальных районах по мере действительно
массового развертывания коллективизации». В числе немедленных действий
были и такие: «Конфисковать у кулаков... средства производства, скот, хо-
зяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и
семенные запасы» 2.
Немедленность раскулачивания сотен тысяч хозяйств создала проблемы
для всех органов власти, особенно на местах — и для проводивших в разгар
зимы ликвидацию хозяйств, конфискацию имущества с концентрацией рас-
кулаченных семей в пунктах выселения, и для транспортников, отправляв-
ших десятки и сотни эшелонов в отдаленные районы Севера, Сибири и
Дальнего Востока, не говоря уже о размещении высланных в «специальные
поселения», которых в действительности еще не было... 6 февраля ОГПУ
разослало всем своим полномочным представительствам разъяснение об «уд-
линении сроков» выселения кулацких семей и предписание: «План выселе-
ния рассчитать на три месяца (февраль, март, апрель)» 3. Но и эти сроки
были «сверхреволюционными»...
Первый эшелон с кулаками отправился в путь 13 февраля, последний —
15 апреля. Их общее число достигло 181. В лагеря формирующегося ГУЛАГа
было доставлено 123 716 кулаков «первой категории» (сюда не входят «пер-
вокатегорники», расстрелянные по приговорам судов и «троек» ОГПУ). Судьба
и условия существования взрослых мужчин, ставших «зеками», была предоп-
ределена назначением ГУЛАГа и не становилась предметом обсуждения, а
тем более столкновения руководящих и исполнительных органов власти.
Совсем иной характер приобрела проблема кулаков «второй категории», вы-
селяемых семьями с добавлением к ним семей «первокатегорников», а также
кулаков «особого назначения» (из пограничных районов Украины и Бело-
руссии). По справке на 20 мая в группе кулаков второй категории числен-
ность вывезенных в районы «спецпоселений» составила 99 515 семей с насе-
лением в 510 096 человек 4.
118
Естественно, что проблемы обеспечения обобранных донага семей едой и
одеждой возникли уже по дороге, но по прибытии в районы Севера, где новых
жильцов никто не ждал, эти проблемы сразу же приобретали чрезвычайный
характер. Именно так оценивалась эта ситуация в записке зампреда ОГПУ
С.А. Мессинга, адресованной Наркомторгу 7 марта 1930 г.: «ОГПУ обращает
Ваше внимание на чрезвычайно острое положение с продовольствием и пром-
товарами для переселенных в Северный край кулацких семей» 5.
Конечно, сведения о положении, в котором оказывались высланные се-
мьи, о «неправильно» раскулаченных и высланных проникали наверх, в том
числе и через каналы ОГПУ (запросы с мест, различные справки). К тому же
в составе высшего руководства еще оставались такие, например, деятели как
А.И. Рыков или С.И. Сырцов. 1 апреля Рыков, как председатель СНК СССР,
подписал постановление об организации Секретной комиссии при прави-
тельстве по устройству высланных кулаков. Комиссию возглавлял В.В. Шмидт
— заместитель председателя СНК СССР. 5 апреля Политбюро приняло ре-
шение о создании Комиссии С.А. Бергавинова для проверки неправильно
высланных в Северный край. 10 апреля СНК РСФСР принял постановление
о мерах по упорядочению расселения высланных семей 6.
Тем не менее подлинную картину положения высланных крестьянских
семей, их гибельной судьбы, бессмысленной жестокости к детям и старикам
воссоздал и заставил увидеть центральную власть В.Н. Толмачев — нарком
внутренних дел РСФСР, входивший в состав комиссий и Шмидта и Бергави-
нова. Возможно, что он был первым представителем Центра, прибывшем на
Север для ознакомления с положением спецпоселенцев. Увиденное он опи-
сал 16 апреля 1930 г. в письме Д.З. Лебедю — заместителю председателя СНК
РСФСР.
Ко времени появления Толмачева в Северном крае находилось уже 45
тыс. семей, в составе которых насчитывалось 158 тыс. человек, из них тру-
доспособными оказались всего 36 тыс. Все они были отправлены «в разные
места на работу». Нетрудоспособные женщины, дети, старики, больные (122
тыс.) были «размещены в бараках по линии Вологда-Архангельск и Вятка-
Котлас»: «Теснота невероятная. Есть места, где на человека приходится */10 м2
площади при постройке нар в несколько этажей (кубатура меньше гробо-
вой). Полов в бараках нет, крыша сделана из жердей и слегка присыпана
тающей и осыпающейся землей. Температура не выше 4°, как правило. Вши-
вость. При скверном питании, а для многих при почти полном его отсут-
ствии, все это создает колоссальную заболеваемость и такую же смертность
среди детей».
В письме приводится «Справка о заболеваемости и смертности среди
высланных». Вот некоторые данные из этой справки: «По г. Архангельску за
март и 10 дней апреля из 8000 детей заболело 6007... Умерло детей — 587.
По Северо-Двинскому округу на 12 апреля 1930 г. всего умерло — 784,
из них детей — 634.
По Вологодскому округу с 29 марта по 15 апреля болело детей — 4850,
из них умерло — 677, в том числе только за 12—13 апреля умерло 162...
Причем болеют и мрут младшие возраста»...
Еще одно место из письма Толмачева: «...с высланными обращаются,
как с опаснейшими заключенными, подлежащими строжайшей изоляции.
Это исключает возможность использования их собственной инициативы и
самодеятельности и налагает на нас совершенно непосильную обязанность
их полного обслуживания. Это ведь не ящики, не тюки груза, который сам о
себе не думает, а живые люди...». Отметим также вполне убедительное мне-
ние наркома, получающего информацию из всех районов РСФСР о том, что
положение высланных в Сибири и на Урале «во всех отношениях должно
быть еще хуже, чем здесь» 7.
Осенью 1930 г. Толмачев вместе с Сырцовым окажется в последней ан-
тисталинской оппозиции и разделит ее судьбу. Но апрельское письмо нарко-
ма внутренних дел РСФСР произвело весьма сильное впечатление на руко-
119
водство ОГПУ. 20 апреля на места был разослан меморандум, разрешающий
родственникам «высланных кулацких семейств 2-й категории... вывоз детей
кулаков с мест высылки на родину». При этом даже предписывалось «разре-
шать немедленно» ввиду «тяжелых условий пребывания малолетних детей на
Севере», разумеется «при согласии родителей» и в возрасте «до 14-ти лет» 8.
К сожалению, этот проблеск человечности продержался недолго — наплыв
родственников и соседей в районы лагерей и спецпоселений был в принципе
неприемлем сталинской системе репрессий, поскольку разглашал то, что
должно было держаться в строжайшем секрете. К тому же появление род-
ственников, увозивших детей, облегчало побеги для взрослых переселенцев.
Оперативная группа ОГПУ, непосредственно руководившая раскулачи-
ванием, вывозом и «устройством» на местах, в справке от 12 июня 1930 г.
сообщала, что к этому времени на Север было «переброшено» 230 005 чело-
век, из которых с конца апреля, когда потеплело, бежали 14 123 (6,1%). При
этом отмечалось: «Значительно облегчает побег взрослых кулаков отправка
детей кулаков на родину». Приводились и «факты», которые мы частично
воспроизводим, настолько они выразительны: «Из лагеря бежала Котельни-
кова Мария 25 лет с сыном Александром 7 месяцев. Остальных своих детей
Котельникова отдала гр. Сухих, с которыми уехала и сама... Из лагеря бежала
Чебановская Ксения 32 лет из Запорожского округа, которая ходила прово-
жать отправляемых на родину детей и в лагерь не возвратилась. Из лагеря
бежали Юмахины Мария 20 лет и Ирина 37 лет из Острогожского округа.
Обе они бежали с отпущенными на родину детьми.......из лагеря бежали:
Артеменко Лукерья 61 года, Глушкова Мария 24 лет с ребенком Иваном 10
месяцев и Кривова Анастасия 63 лет. Бежали при отпуске детей на родину с
родственниками, приехавшими за детьми»9. Тема бегства из спецпоселений,
естественно, стала постоянной на все время их существования. И неизменно
она являлась результатом бесчеловечных условий, в которых оказывались
высланные семьи. И это, конечно, не могло не сказываться на поведении
сотрудников ОГПУ и ОГПУ как учреждения при создании системы спецпо-
селений.
3 сентября в телеграмме своим представительствам по районам вселения
раскулаченных семей руководство ОГПУ констатировало, что «выселенные
кулаки [в] громаднейшем большинстве до сих пор хозяйственно не устроены
(помещения не построены, [в] ряде мест не приступали [к] стройке, перебои
[с] продснабжением, не обслуживаются [в] медицинском отношении). ...Мас-
совое бегство [с] мест высылки не прекращается...» Полномочным предста-
вительствам предписывалось «немедленно поставить вопрос [в] крайкоме во
всем объеме о хозустройстве выселенных кулаков до наступления зимы»,
«наладить регулярную проверку...», «20 сентября прислать подробную ин-
формацию [о] положении кулацкой ссылки...» 10. Документы о положении
раскулаченных в районах вселения, о настроениях «кулацкой ссылки» на
Урале, в Северном крае в сентябре-октябре свидетельствуют, что сколько-
нибудь заметных перемен не произошло п. В этих условиях развернуть ши-
рокую кампанию по раскулачиванию было невозможно. Сталинскому руко-
водству пришлось отложить таковую на 1931 год.
О действительных результатах и, соответственно, о действительном зна-
чении выселения раскулаченных семей за 1930 г. в целом позволяет соста-
вить представление «Докладная записка о высланных кулаках 2-й категории»
(и семьях «первокатегорников», добавим мы от себя), датированная началом
февраля 1931 г. и сообщающая сведения на 1 декабря 1930 года. Наиболее
конкретно и полно оказались представлены судьбы спецпереселенцев в Се-
верном крае. «За все время пребывания... до 1 декабря 1930 г.»., из 230 370
спецпереселенцев умерло 21213 человек, отправлено на родину 35 400 детей,
«возвращено неправильно высланных» 1390 человек, «отпущено на поруки»
68 человек, «оставлено на свободное (?) жительство в Севкрае» 26 500 «не-
правильно раскулаченных» (!) и 2100 «федоровцев», 502 человека были от-
правлены в другие районы спецпоселений. Пытались бежать 39 743 спецпе-
120
реселенца, но в большинстве они были изловлены и возвращены. На дату
информации в бегах числилось 15 458 человек 12.
К 1 декабря 1930 г. в Северном крае осталось 127 739 спецпереселенцев
— немногим больше половины завезенных сюда при раскулачивании. Из них
103 970 человек были расселены в 189 спецпоселках, в том числе 64 996 — «в
построенных бараках» и 38 974 — «в шалашах, землянках и прилегающих к
поселкам селениях». К сожалению, последующая судьба спецпереселенцев
1930 года неизвестна и нельзя сказать сколько из них осталось в живых после
суровой и длинной северной зимы «в шалашах и землянках...», когда «самым
больным вопросом» оставалось продовольственное снабжение, когда «в ряде
поселков большинство поселенцев разуты, в рваной верхней одежде или со-
всем без верхней одежды»...
Каков же итог трудового использования спецпереселенцев в Северном
крае? — На 1 декабря 1930 г. «всего использо[валось] на работе» 29 634 чело-
века, в том числе 23 634 человека на строительстве поселков и 6000 человек
на лесозаготовках. На лесозаготовках зимой 1930 г. могли трудиться не 6 тыс.
рабочих, а неизмеримо больше при нормальной экономической (например,
нэповской) организации труда, что означало бы также неизмеримо меньшие
расходы и неизмеримо большие результаты труда. Сообщение о столь нич-
тожном использовании спецпоселенцев на лесозаготовках потребовало про-
верки по всем районам их вселения. Оно было поручено Особому отделу
ОГПУ, представившему 14 февраля специальную справку «О количестве ссыль-
ных кулаков, занятых на лесоразработках». В справке подтверждались сведе-
ния по Северному краю (6 тыс.). На Урале лесозаготовительным организаци-
ям было передано 41,5 тыс. трудоспособных, из коих использовалось «на
основных работах» — 20,7 тыс., однако не сообщалось, входили ли в их число
занятые на строительстве поселков. По Сибири сведений не имелось. В ДВК
на лесозаготовках работало 1,5 тыс. человек ,3. Судьба спецпереселенцев на
Урале, в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в других
районах вселения освещена в рассматриваемом документе намного скупее,
однако не потому, что там их положение было лучше. Напротив. Вероятнее
всего сокращение конкретной информации по мере нарастания расстояний
от Москвы отражало такое ухудшение ситуации, о которой и центральное
руководство не хотело знать.
Докладные записки и справки ведущих политических отделов ОГПУ,
датированные началом февраля 1931 г., в совокупности представляли рабо-
чий анализ итогов первого года раскулачивания как массовых репрессий в
деревне, задевших, естественно, и город. В каждом из названных документов
большое место занимала оценка возможностей и условий нового этапа рас-
кулачивания с учетом негативного опыта, весьма обстоятельно и конкретно
представленного в тех же записках и справках. Пожалуй, мы впервые столк-
нулись со случаем, когда руководство ОГПУ пыталось изложить свой взгляд
на политику раскулачивания и предлагало существенные коррективы в мас-
штабы, сроки и условия ее практического осуществления, разумеется, не
подвергая сомнению «генеральную линию».
В основной справке от 1 февраля 1931 г. предполагалось в течение года
«выселить за пределы... края (области) кулаков второй категории — ориенти-
ровочно 100 тыс. хозяйств, включая в это же количество... и семьи тех, кто в
1930 г. были изъяты по первой категории». (Это не единственное свидетель-
ство о том, что значительная часть семей раскулаченных по первой катего-
рии в 1930 г. осталась в местах прежнего проживания, а не была выслана в
спецпоселения, что может объясняться изъятием главных, а часто единствен-
ных трудоспособных членов семей). Говорилось о необходимости «заранее
перестраховаться от всех основных недочетов и организационных недосмот-
ров, какие имели место при прошлогоднем выдворении кулаков». 3 февраля
появилась «Ориентировочная справка Особого отдела ОГПУ о возможных
пунктах размещения спецпереселенцев». По стране в целом выделялось 14
районов «почти не освоенных», «малообжитых», но богатых лесами и иско-
121
паемыми. Для каждого из этих районов определялась численность семей
переселенцев, с учетом реальных возможностей. В сумме они составляли
бы 90 тыс. (к примерам порайонных контингентов, предлагавшихся в этой
справке, мы еще вернемся). Систему мероприятий «по предварительному
устройству переселенцев на новых местах», «быстрейшего приспособления
переселенцев к работе» и «прочного оседания на новых местах», а также
смягченный порядок раскулачивания (сохранение сельхозинвентаря, домаш-
него имущества, продовольствия и даже денег) предлагали справки ГУЛАГа
от 4 февраля ,4. Одновременность выступления ряда ведущих подразделений
ОГПУ с обоснованием существенных исправлений в практике раскулачива-
ния, а, главное, сокращения его масштабов свидетельствовало о том, что
даже в ОГПУ сталинская политика еще не воспринималась как не подлежа-
щая обсуждению и исправлению. В недалеком будущем главные участники
этого выступления поплатятся за попытку исправить «генеральную линию».
Названные в февральских документах ОГПУ контингенты высылаемых
семей оказались заниженными в два-три раза по сравнению со сталинскими
планами, а выдвигавшиеся ими требования к организации раскулачивания и
высылки семей (сохранение одежды и предметов обихода, необходимый ми-
нимум продовольствия и т. д.) не заслуживающими внимания. Принятое 20
февраля постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О кулаках» обязало ОГПУ
за 6 месяцев «подготовить... районы для устройства кулацких поселков тысяч
на 200—300 кулацких семейств под управлением специально назначенных
комендантов». В протоколе заседания Политбюро отмечены выступления
Сталина, В.Р. Менжинского и Г.Г. Ягоды, поэтому есть все основания пола-
гать, что постановление о выселении 200—300 тысяч семей было принято
под диктовку Сталина. ОГПУ в сталинском представлении явно не справля-
лось с задачами. Наблюдение за «выселением и расселением раскулаченных
кулаков» решением Политбюро возлагалось на заместителя председателя СНК
СССР А.А. Андреева. ОГПУ обязывалось согласовать с ним «все вопросы,
связанные с выселением и расселением кулаков» 15. Таков был первый ответ
Сталина на попытку ОГПУ высказать свое мнение.
11 марта 1931 г. на Политбюро в числе «Вопросов ОГПУ» вновь оказал-
ся «Вопрос о кулаках» и было принято следующее решение: «Возложить на-
блюдение и руководство работой по выселению и расселению кулаков на
специальную комиссию тт. Андреева, Ягоды и Постышева, предложив
им в декадный срок представить в ПБ план конкретных мер» 16. Создан-
ная 11 марта 1931 г. Комиссия Андреева обеспечивала личный контроль Ста-
лина за выполнением ОГПУ его директив по выселению не менее миллиона
раскулаченных. Решения, принятые комиссией, целиком относились к дея-
тельности ОГПУ и не нуждались в утверждении или хотя бы подтверждении
правительством. Даже денежные средства на выполнение решений комиссии
Андреева поступали помимо правительства. Вот о многом говорящий ответ
на вопрос Л.М. Ваковского (полномочного представителя ОГПУ в Западной
Сибири) о правительственном разрешении приступить к переселению рас-
кулаченных. Меморандум от 18 апреля 1931 г. за подписью Ягоды и Е.Г.
Евдокимова (начальник секретно-оперативного управления ОГПУ) гласил:
«...никакого правительственного постановления по решению комиссии т.
Андреева не будет. С решением комиссии т. Андреева т. Ваковский должен
ознакомить крайком. Операцию по принятому решению проводить. День-
ги, сколько надо будет т. Ваковскому из отпущенных сумм, когда угодно он
получит по предъявлению сметы финотделу ОГПУ» 17.
Директива представить в декадный срок «план конкретных мер» была
выполнена досрочно. Ее сущность была изложена в телеграмме руководства
ОГПУ на места, разосланной 15 марта: « [В] целях полной очистки края от
кулаков, с мая по сентябрь 1931 г. намечено провести массовую операцию
[по] кулачеству [с] высылкой [в] отдаленные местности Союза со всех обла-
стей. Для проработки этой операции предлагается: 1) установить количество
кулацких хозяйств края ([в] том числе раскулаченных [и] распроданных [в]
122
прошлом году), подлежащих высылке; 2) установить теперяшнее местона-
хождение кулацких хозяйств, [в] особенности глав семей», включая бежав-
ших и «проникших» на работу в промышленность, скрывающихся в городах
и в колхозах... «Подробный оперативный план проведения этой массовой
операции» по каждому региону предлагалось представить в Секретно-поли-
тический отдел ОГПУ (СПО ОГПУ) не позднее 10 апреля 18.
18 марта комиссия Андреева приняла целый ряд решений о переселении
раскулаченных семей, которые соответствовали сталинской директиве от 20
февраля. В Западно-Сибирском крае надлежало переселить в северные райо-
ны «в течение мая—июня—июля 40 тыс. кулацких хозяйств». Упоминавшая-
ся выше «Ориентировочная справка Особого отдела...» от 3 февраля считала
возможным переселить в Западную Сибирь в целом 15 500 семей. Еще более
разительными были решения о переселении раскулаченных семей в Казах-
стан. Не 5 тыс. семей, как считал возможным Особый отдел ОГПУ, а 150
тыс.! Причем уже к 15 апреля туда предстояло доставить 10 тыс. глав раскула-
ченных семей для «подготовки условий... приема остального контингента».
И т. д. 19.
Новая кампания по массовому раскулачиванию и переселению раскула-
ченных семей должна была начаться в мае 1931 года. Ее бесчеловечность,
неизбежность гибели новых спецпереселенцев в количествах, сопоставимых
с 1930 г., были очевидны. И это находило отражение в документах ОГПУ, где
еще сохранялись люди, считавшие своим долгом сообщать партийно-государ-
ственному руководству не только о враждебных силах, но и о действительном
положении в стране, в том числе о негативных последствиях осуществляемой
властью политики. 4—5-го мая СПО ОГПУ представил руководству 9 аналити-
ческих справок «О вселенных и переселенных кулаках по отдельным краям и
областям СССР». Все они ныне опубликованы, поскольку и воссоздают кон-
кретную картину переселения раскулаченных семей с начала 1931 г. и их
положения в качестве спецпереселенцев. К сожалению, раскулачивание как
таковое в этих справках уже не затрагивается (в отличие от рассмотренных
выше февральских). Справка, относящаяся к Восточно-Сибирскому краю, после
сведений о переселенных туда в 1930 г. и в марте 1931 г., сообщала: «С хозуст-
ройством вселенных кулаков как прошлогодних, так и мартовских этого
года, вопрос стоит остро. Жилищ подготовлено не было, необходимые ба-
раки для жилья отсутствуют. Продснабжение недостаточное. Рабочая сила
используется недостаточно... Медпунктов на участках вселения нет. Мед-
помощь оказывается только... на лесозаготовительных участках». И есте-
ственно, «отмечается массовое бегство ссыльных кулаков — вместе с семья-
ми...». В справке по Казахстану сообщалось, что высланные в 1930 г. были
«расселены на островах и полуостровах Аральского моря» и использовались
«для ловли рыбы». «Жилища... полностью не построены, ...перебои в снаб-
жении продовольствием...» То же и с новыми спецпереселениями: «Хозорга-
низации к приему и хозустройству ссыльных кулаков 1931 г. подготовлены
не были». Обширная справка «О вселенных кулаках в Северный край» вклю-
чала все сведения за 1930 г., вновь воспроизводя приведенные в февральской
докладной записке СПО. Положение высланных туда семей не только не
улучшалось, но, напротив, резко ухудшалось, поскольку «с 1 апреля 1931 г.
все ссыльные кулаки были сняты с централизованного снабжения, в том
числе строящиеся поселки и осваивающиеся на новых землях...», «возможно
возникновение голода...», «...развивается эпидемия сыпного тифа, ...свиреп-
ствует дизентерия, цинга и простудные заболевания»... Такой же была ситу-
ация на Урале и Дальнем Востоке 20.
Единственным районам вселения, где обеспечивалась оплачиваемая ра-
бота, оказывалось содействие в жилищном строительстве, открывались сто-
ловые и общественные кухни, школы и даже детские дома, имелись амбу-
латории и больница, продавалась одежда являлся Ленинградский военный
округ (апатитовые разработки в Хибинах и торфодобывание в Синявино).
Однако и здесь И НО спецпоселенцев, прибывших в 1930 г., были разме-
123
щены не только «в дощатых бараках» и «стандартных домах», но и «в палат-
ках и землянках», с жилплощадью в среднем 1,2 кв. м на человека. Отсюда
развитие эпидемических заболеваний, умерло свыше 700 человек, главным
образом детей... 2|.
Отметим, что все эти справки были составлены и подписаны одним
лицом — оперуполномоченным СПО ОГПУ Г.А. Штранкфельдтом, за что он
в скором времени поплатился вместе с рядом других работников названного
отдела. Есть основания считать его одним из авторов и февральских доку-
ментов Секретно-оперативного управления (СОУ) ОГПУ, обнаруживших
расхождения в восприятии практики раскулачивания между Политбюро и
ОГПУ. Справки Штранкфельдта сыграли не последнюю роль в пересмотре
решений комиссии Андреева, принятых 8 мая о разработке плана переселе-
ния в Казахстан 150 тыс. «кулацких семей» в точном соответствии со сталин-
ской директивой. Для выполнения этого задания назначался кратчайший срок
— «к 10 мая» 22. Неизвестно, состоялось ли заседание комиссии, назначенное
на «10 мая в И часов утра» (там же). Решение комиссии, принятое 15 мая,
коренным образом пересмотрело масштабы переселения и даже его геогра-
фию. «Ввиду технической невозможности переселения 150 тыс. кулацких
семейств в районы Казахстана, признать возможным расселение в текущем
году в первую очередь в районах Казахстана 60 тыс. и на Урале 50 тыс. кулац-
ких семейств». Из плана реализации принятых 15 мая решений мы узнаем,
что на Урал в дополнение к 5000 семей, переселяемых из Иваново-промыш-
ленной области на Магнитострой, направлялось 30000 семей из Украины,
15000 — с Северного Кавказа и 5000 — из Белоруссии на лесоразработки, то
есть, в северные районы края. Не трудно представить себе их положение в
необжитых районах, куда направлялось и 5000 семей «внутренних пересе-
ленцев» и где такого дополнения не ждали. В Казахстан должны были высе-
ляться 50000 семей из Поволжья и 10000 семей из Московской области и
Ленинградского военного округа 23.
Как видим, директиву Политбюро от 20 февраля о переселении 200—300
тыс. семей намечалось выполнить, хотя и с ориентацией на минимум. Харак-
терно, что и план депортации, подписанный, кстати, Штранкфельдтом, был
ориентирован на летние месяцы — июнь и июль, когда предлагалось пересе-
лить 164 809 семей из 184 209. На август—сентябрь оставалось меньше 20 000
семей.
Ситуация для ОГПУ усложнялась и тем, что все другие государственные
учреждения, обязанные, как предполагалось, обеспечить использование тру-
да и содержание спецпереселенцев — ВСНХ, ведавший промышленностью,
Наркомат путей сообщения, Наркомснаб, а также Наркомздрав и Наркомп-
рос, оказались не в состоянии выполнять свои функции в спецпоселениях,
расположенных не только в необжитых, но и в труднодоступных районах. Не
удивительно, что в протоколе заседания комиссии Андреева 15 мая первым
пунктом явилось решение о передаче спецпереселенцев полностью в ведение
ОГПУ: «Ввиду безобразного использования рабочей силы спецпереселенцев
и беспорядка в их содержании хозорганами — передать целиком в ОГПУ
хозяйственное, административное и организационное управление по спец-
переселенцам, а также все материальные и денежные фонды, отпущенные на
спецпереселение. Предложить ОГПУ для этой цели организовать специаль-
ный аппарат управления при ОГПУ и краевых (полномочных представитель-
ствах, ПП. — В.Д.) (Сибирь, Урал, Севкрай и Казахстан») 24.
Решение комиссии Андреева осуществлялось очень быстро. 25 мая 1931 г.
на места был разослан меморандум № 387 «о передаче в полное ведение
ОГПУ хозяйственного, административного и организационного управления
спецпереселенцами», 28 мая — указания «по устранению... грубых ошибок...
при проведении операции по выселению кулацкого элемента...», а 3 июня —
приказ об «обслуживании районов вселения кулаков»: «хозяйственное осво-
ение, административное и культурно-бытовое устройство, охрана, оператив-
ное обслуживание и целесообразное использование их как в промышленно-
124
сти, так и в сельском хозяйстве». Названные меры означали создание в стра-
не второй системы концентрационных лагерей, не столь жесткой по услови-
ям быта и характеру подневольного труда, как ГУЛАГ, но по сущности еди-
ной с ней. Полное подчинение спецпоселений управлению ОГПУ было
неизбежным. Характерно, что оформление этого акта совершилось без учас-
тия высших органов государственной власти. Секретное постановление пра-
вительства — СНК СССР «Об устройстве спецпереселенцев» было принято
лишь 1 июля 1931 года 25. Лагерная экономика с подневольным трудом фор-
мировалась как закрытая, фактически независимая от формальной системы
государственного управления, хотя в финансово-экономическом отношении
связанная и с государственным бюджетом, и с госпредприятиями, куда пере-
давались продукты практически бесплатного труда. Передача высланных се-
мей, их бытового устройства и трудовой деятельности под непосредственное
управление органов государственной безопасности существенно меняло (ра-
зумеется, вслед за созданием ГУЛАГа) положение системы ОГПУ в обществе
и характер его отношений с партийно-государственным руководством.
Главное состояло в другом: приняв на себя управление спецпереселен-
цами, организацией их труда и быта, ОГПУ становилось ответственным за
все последствия бесчеловечной сталинской политики: за выселение десятков
и сотен тысяч семей, включая детей и стариков, в гибельные для них места —
гибельные по всем условиям: природным, хозяйственным, жизненным. На
ОГПУ же ложилась ответственность и за невыполнение планов увеличения
лесозаготовок, добычи золота и каменного угля. Руководство ОГПУ начина-
ло понимать, что с увеличением численности спецпереселенцев будут возра-
стать и все бесчеловечные последствия этой акции, прежде всего вымирание
семей, бегство спецпереселенцев и провал плановых заданий, а вместе с тем
и их личная ответственность за неправильное осуществление «генеральной
линии», «за ошибки», «перегибы» и «извращения».
Сказывались, конечно, и личностные факторы. Сталинская «революция
сверху» еще не завершилась и в аппарате управления, включая ОГПУ, сохра-
нялись люди, исповедывавшие социализм, видевшие в раскулачивании путь
к «освобождению» бедноты и верившие в возможность исправить «переги-
бы» и «извращения», пытавшиеся ограничить депортацию раскулаченных
семей реальными возможностями их устройства и труда. Среди них оказа-
лись и такие работники ОГПУ как Е.Г. Евдокимов и Штранкфельдт, высту-
пившие в феврале и мае 1931 г. с рядом важных документов против безрас-
судной и бесчеловечной политики раскулачивания и депортации сотен тысяч
семей в места, где они были обречены на вымирание.
Вполне естественным в этой обстановке было появление у руководства
ОГПУ стремления ограничить раскулачивание и последующее выселение
действительными кулаками, которых после 1930 г. должно было остаться
очень немного. В начале июля такие деятели ОГПУ решились даже на распо-
ряжения о приостановке выселения, что было равносильно остановке раску-
лачивания. 6 июля из Новосибирска на имя Сталина, Молотова, Андреева и
Ягоды поступило послание от Р.И. Эйхе, 1-го секретаря Западно-Сибирско-
го крайкома ВКП(б), сообщавшее о том, что в Западно-Сибирском крае «ра-
бота» по выселению 40 тыс. раскулаченных хозяйств «в основном законче-
на», однако «осталось... вновь выявленных и пойманных ранее бежавших до
3 тыс. кулацких хозяйств. Крайком постановил выселить их на север. ОГПУ
5 июля предложило приостановить выселение. Настойчиво просим разре-
шить закончить начатую операцию» 26. Развитием этой линии в поведении
руководства ОГПУ явилась рассылка 13 июля 1931 г. почто-телеграммы ОГПУ
№ 40545 местным органам за подписью Ягоды и Евдокимова необычного
содержания. «[В] связи [с] окончанием операции [по] выселению кулаче-
ства», предлагалось командировать в Москву 16 июля представителя Сек-
ретно-политического отдела, «руководившего выселением кулачества», с
обширными материалами, включающими «почтовые данные проведенной
операции» (по категориям раскулаченных с указанием численности семей и
125
лиц, обеспеченности высланных «натурфондами», характеристикой полити-
ческой обстановки, допущенных «перегибов» и т.д.). Они должны были так-
же представить данные о количестве крестьянских хозяйств в целом и кулац-
ких хозяйств на 1 января 1930 г., о количестве репрессированных хозяйств
(«первокатегорники») и количестве «выселенных семей-человек» (2-й кате-
гории) за 1930 г. и первую половину 1931 г. со сведениями о порядке их
раскулачивания и репрессирования; о количестве самоликвидировавшихся
и бежавших хозяйств и т.д. Требовалось также доставить сведения о коли-
честве наличных «кулацких хозяйств и человек», с трудоспособными мужчи-
нами и без них. Телеграмма заканчивалась требованием: «Командируемые...
сотрудники должны иметь исчерпывающие материалы [ко] всем данным воп-
росам» 27. К сожалению, мы не знаем состоялось ли совещание представителей
местных органов ОГПУ 16 июля и были ли представлены все требуемые сведе-
ния о кулацких хозяйствах за 1930 — первую половину 1931 года.
Попытка ограничить контингент раскулачивания и выселения в какой-
то мере оказывалась в прямом противоречии со сталинскими намерениями и
привела к административной расправе с причастными к этой попытке деяте-
лями ОГПУ. 25 июля 1931 г. на заседании Политбюро Сталиным был постав-
лен «Вопрос об ОГПУ». В протоколе не названы другие участники обсужде-
ния. Вероятнее всего, Сталин просто продиктовал решение о смещении Ягоды
с должности первого заместителя председателя ОГПУ на должность второго.
Первым заместителем назначался А.И. Акулов, хотя до этого он не работал в
ОГПУ. Появилась должность третьего зама, которым стал В.А. Балицкий. В
состав коллегии ОГПУ вводились проверенные исполнители сталинской воли
А.Х. Артузов, Я.С. Агранов и Д.А. Булатов (последний переводился из аппа-
рата ЦК и ставился «во главе отдела кадров ОГПУ»). Из состава руководства
ОГПУ устранялся ряд крупных работников, в том числе Евдокимов. 5 августа
1931 г. Политбюро вновь рассматривало «Вопросы ОГПУ» и приняло реше-
ния, увеличившие репрессивные полномочия ОГПУ. Комиссии в составе
Сталина, Кагановича, Орджоникидзе, Андреева и Менжинского поручалось
«составить комментарий к решениям ЦК об изменениях в составе ОГПУ и
перемещениях некоторых членов коллегии ОГПУ... Предложить секретарям
обкомов, крайкомов, нац. ЦК сообщать об этих комментариях узкому собра-
нию актива работников ГПУ в областях, краях, республиках». На следующий
день, 6 августа, опросом членов Политбюро было утверждено письмо секре-
тарям нац. ЦК, крайкомов и обкомов, разосланное за подписью Сталина. В
этом письме Евдокимов, Мессинг, Л.Н. Бельский и Ольский были обвинены
в том, что «вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу
против руководства ОГПУ», «...распространяли... слухи о том, что дело о
вредительстве в военном ведомстве является «дутым» делом» и «расшатывали
тем самым железную дисциплину» 28. Как обычно, в сталинских документах
такого рода предъявляемые обвинения меньше всего отражали действитель-
ные причины расправы. Изложенная выше динамика событий позволяет счи-
тать их напрямую связанными с попытками ограничить произвол и бесчело-
вечность раскулачивания и выселения крестьянских семей. Евдокимов был
отправлен полномочным представителем ОГПУ в Среднюю Азию со специ-
альным поручением по «разоружению банд». Штранкфельдт был переведен
из ОГПУ на мелкие должности в Полномочное представительство Москвы.
Ягоду продержали на должности второго зама больше года — до сентября
1932 г., когда он стал вновь первым заместителем 29, получившим урок бес-
прекословного выполнения указаний вождя.
В содержании и характере политической информации, поступавшей от
органов госбезопасности высшему руководству, начались коренные переме-
ны. И хотя традиция сообщать «наверх» о всем враждебном, неправильном,
неблагополучном изживалась медленно, но с июля—августа 1931 г. информа-
ционная система ОГПУ все в большей мере подчиняется задаче сообщать
главным образом о том, что требуется «верхам». По раскулачиванию, напри-
мер, информация стала приобретать характер учрежденческих отчетных док-
126
ладов и справок о выполнении заданий по переселению раскулаченных се-
мей и неиспользованию их рабочих рук.
Сталинская директива от 20 февраля была выполнена. Общая числен-
ность высланных семей за время с 1 января по 30 сентября 1931 г. составила
265 026, насчитывающих 1 243 860 человек. Были еще и «кулаки, переселен-
ные внутри областей»: за январь—сентябрь 1931 г. таковых оказалось 103 208
семей, насчитывающих 469 470 человек. Вместе с высланными в 1930 г. об-
щая численность спецпереселенцев на 30 сентября 1931 г. составила 517 665
семей, насчитывающих 2 437 062 человека 30.
Мы не знаем сколько из этих семей выжило, сколько из высланных лиц
осталось в живых, а сколько погибло и исчезло. Без всякого сомнения —
много. Достаточно взглянуть на состав спецпереселенцев, чтобы понять не-
избежность массовых болезней и смертей. 12 октября Сталину была передана
краткая справка о количественных результатах выселения «из районов сплош-
ной коллективизации». Справка не охватывает всей территории и поэтому ее
общий итог за 1930—1931 гг. ограничен — 240 757 семей. Однако эта справка
дает сведения о составе высланного населения: мужчин — 366 583, женщин
— 337 487 и детей — 454 916 31. Нужно учесть, что, с одной стороны, юноши
и девушки в 15—16 лет зачислялись в разряды взрослых мужчин и женщин,
а, с другой стороны, в работающих разрядах оказывалось немало стариков и
старух.
После июльских решений Политбюро в ОГПУ уже не могло появиться
документов, подобных письму Толмачева или справкам Штранкфельдта.
Однако действительность все же не могла не пробиваться в отчетные инфор-
мации соответствующих ведомств. И спецсводки и справки СПО ОГПУ, и
докладные записки ГУЛАГа, и протоколы Комиссии ЦК по спецпереселен-
цам не сообщали о сколько-нибудь значительном улучшении ситуации в рай-
онах вселения: «Севкрай: ...в хозяйственном их устройстве бездеятельность.
Больные вопросы: продснабжение, отсутствие одежды, обуви, полное отсут-
ствие медикаментов... Урал: ...Жилища не построены... Сибкрай: ... Строи-
тельство поселков сорвано...» 32.
Положение большинства спецпереселенцев в наступающую зиму 1931/32 г.
оказывалось таким же, как и в предыдущую зиму. ОГПУ приходилось вновь
и вновь разрешать «передачу» детей и стариков нераскулаченным родствен-
никам, что неизбежно сопровождалось побегами. По сведениям на 1 сентяб-
ря 1931 г. общее число спецпереселенцев составляло 1 365 858 человек, число
бежавших (теперь уже из всех районов их размещения) — 101 650, из кото-
рых было задержано — 26 734. В документе, откуда взяты эти данные, пере-
числялись причины побегов как «массового явления»: «материально-бытовое
неустройство..., отсутствие питания, произвол администрации..., мнения, что
их выслали на физическое уничтожение, ...разъединение глав от своих семей и
отсутствие должной охраны...» 33. В конце ноября — начале декабря 1931 г.
руководство ОГПУ начинает осознавать необходимость «в срочном порядке»
обратиться в ЦК партии, поскольку «бегство высланных кулацких семей при-
нимает массовые размеры» и «требует оперативных мер» 34.
Проблема была решена по-сталински. 29 декабря 1931 г. на места стал
рассылаться циркуляр № 290165, которым отменялись все прежние распоря-
жения ОГПУ, разрешавшие из-за «большой детской смертности и трудности
содержания нетрудоспособных передавать на иждивение и воспитание род-
ственников детей до 14 лет, а также стариков свыше 60 лет». Циркуляр
предписывал: «в данный момент, ввиду улучшения положения с устрой-
ством спецпереселенцев..., массовые передачи детей и стариков не произ-
водить, допуская такую передачу только в исключительных случаях» и «только
с ведома и разрешения Полномочных представителей ОГПУ» 35. Цирку-
ляр от 29 декабря был подписан тем же заместителем начальника ГУЛАГа
Б.Д. Берманом, что и цитированная выше сводка от 1 сентября, с прямо
противоположными оценками ситуации. Положение стало быстро меняться
после февральской попытки группы деятелей ОГПУ, все еще не терявших
127
надежду посредством объективной информации побудить высшее руководство
считаться с реальными возможностями и реальными последствиями массовых
репрессий. Сталинский ответ не заставил себя ждать: 5 марта 1931 г. были
ликвидированы информационный и секретный отделы, слитые в секретно-
политический отдел СОУ, из состава информдокументов ОГПУ исчезают
основные формы фактической информации о происходящем в стране —
сводки и обзоры, по природе своей предполагавшие полноту и конкрет-
ность сведений. Преобладающей формой информации становится справка
и спецсообщение, не требующие полноты сведений и строго соответствую-
щие официальной интерпретации.
Примечания
1.	См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. Т. 1. 1918—1922. Документы и мате-
риалы. М. 1998, с. 29-30.
2.	Исторический архив, 1994, № 4, с. 147—152; Трагедия советской деревни. Коллективизация
и раскулачивание. Документы и материалы в 5 томах. Т. 2. М. 2000, с. 126—130.
3.	Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. Т. 3. Кн. 1. 1930—1931. Документы и
материалы. М. 2003, с. 151.
4.	Там же, с. 373—374.
5.	Там же, с. 237.
6.	Трагедия советской деревни. Т. 2. Ноябрь 1929 — декабрь 1930. М. 2000, с. 354, 377—382.
7.	Советская деревня глазами... Т. 3. Кн. 1, с. 301—306.
8.	Там же, с. 218.
9.	Там же, с. 386.
10.	Там же, с. 450—451.
11.	См.: Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации
(ЦА ФСБ РФ), ф. 2, оп. 8, д. 243, л. 206-207; д. 685, л. 2-14; д. 267, л. 21-23; д. 504,
л. 498-507.
12.	Советская деревня глазами... Т. 3. Кн. 1, с. 595—600.
13.	Там же, с. 597, 620-621.
14.	Там же, с. 602—606.
15.	Трагедия советской деревни... Т. 3. Конец 1930—1933. М. 2001, с. 90.
16.	Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17,
оп. 162, д. 9, л. 161.
17.	ЦА ФСБ РФ, ф. 2, оп. 9, д. 550, л. 165.
18.	Спецпереселенцы в Западной Сибири. Весна 1931 — начало 1933 гг. Новосибирск. 1993, с.
35-36.
19.	Советская деревня глазами... Т. 3. Кн. 1, с. 658—660.
20.	Там же, с. 661—672.
21.	Там же, с. 664—666.
22.	Там же, с. 678.
23.	Там же, с. 679—682.
24.	Там же, с. 679.
25.	РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 10, л. 127; ЦА ФСБ РФ, ф. 2, оп. 9, д. 550, л. 430-431; оп. 10,
д. 379а, л. 101-103, 111-112.
26.	Советская деревня глазами... Т. 3. Кн. 1, с. 706—707.
27.	Там же, с. 714-715.
28.	РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 10, л. 127; оп. 3, д. 890, л. 1-2; оп. 3, д. 841, л. 5, 9.
29.	См. Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР. Генеральный комиссар госбезопасности.
Сб. документов. Казань. 1997, с. 18; Кто руководил НКВД. 1934—1941. Справочник. М.
1999, с. 460.
30.	Советская деревня глазами... Т. 3. Кн. 1, с. 771—772.
31.	Там же, с. 774.
32.	Там же, с. 767.
33.	Там же, с. 772.
34.	Там же, с. 799.
35.	Там же, с. 799—800.
Государственная политика
перемещения населения на
Дальний Восток (1860—1917 гг.)
О.А. Васильченко
Во второй половине XIX в. интерес к восточным землям был обусловлен
внутренними проблемами России. В результате реформы 1861 г. обезземе-
ливание крестьян достигло катастрофических размеров, социальное напря-
жение в стране нарастало и угрожало ее стабильности. Не имея внешних
колоний, Россия могла заселить собственные территории, в том числе и
восточную окраину.
В отличие от других районов Дальний Восток имел специфические осо-
бенности.
Во-первых, его колонизация началась в середине XIX века. Россия уже
накопила опыт колонизационной политики на севере и юго-востоке, в При-
уралье, Сибири, Новороссии, Бессарабии и на Кавказе.
Во-вторых, в середине XIX в. на западе России границы были оформле-
ны и укреплены, на востоке лишь предстояло это осуществить в условиях
борьбы с соседними азиатскими государствами, грозившими опередить Рос-
сию в заселении своих восточных территорий. Поэтому внешнеполитичес-
кий фактор в дальневосточной колонизации превалировал над другими на
протяжении всей ее истории.
В-третьих, в аграрной России колонизация по преимуществу являлась
крестьянской. Однако в отличие от других районов на Дальнем Востоке зем-
леделие не стало основным занятием переселенцев. Оно не обеспечило пол-
ностью потребности региона в хлебе и других продуктах, сравнительно боль-
шой объем продовольствия ввозился в край.
В-четвертых, Дальний Восток был по существу необжитой территорией.
Его сельскохозяйственное освоение не вызывало противодействия со сторо-
ны немногочисленных аборигенов, основными занятиями которых были охота
и рыбная ловля.
В-пятых, царское правительство, опасаясь оставить помещичьи хозяй-
ства без рабочих рук, препятствовало массовому переселению крестьян в об-
живаемые районы страны. Исключением стал Дальний Восток, заселение
которого поощрялось властями ввиду той роли, которую играл этот регион
во внешней политике России. Скорейшее заселение пустующих земель на
востоке стало стратегической целью правительства.
Васильченко Олег Алексеевич — кандидат исторических наук, доцент Государственного технического уни-
верситета, г. Комсомольск-на-Амуре.
129
В-шестых, государство несло значительные затраты на переселение, ока-
зание помощи переселенцам в организации сельскохозяйственного произ-
водства, проведение казенных работ. Вмешиваясь в процесс колонизации,
государство управляло им.
В переселенческом процессе применялись различные методы: экономи-
ческие — переселения за счет государства (казеннокоштные) и за счет пере-
селенцев (своекоштные); социального регулирования — переселения семей-
ные, индивидуальные и обществом (не менее 15 семей); политические —
организация ускоренного процесса переселений в соответствии с политичес-
кими целями, превалирование в переселениях представителей восточносла-
вянских этносов.
Органы государственного управления отдавали предпочтение своекошт-
ным переселениям. Однако для большинства крестьян затраты на длитель-
ный и трудный путь на восток оказались непосильными. Поэтому основная
часть переселенцев была перевезена за казенный счет.
По сравнению с индивидуальными переселениями семейные оказались
значительно эффективнее по ряду причин: семья была более способной к
экономической и социально-демографической адаптации на новом месте;
она обладала меньшей миграционной подвижностью и, вследствие этого, стала
надежным объектом переселения. Среди семейных возвратов на родину было
меньше, чем у мигрантов-одиночек. Семейные переселения способствовали
возникновению предпосылок для естественного роста населения на новых
территориях; предоставление финансовой помощи и льгот семье гарантиро-
вало в будущем возврат ссуд и кредитов, так как члены семьи несли коллек-
тивную ответственность за полученные от властей материальные ценности.
Наряду с семейными переселениями администрация поощряла переселе-
ния обществом и препятствовала индивидуальным передвижениям на восток.
Ориентировка на однородное этническое представительство в лице вос-
точнославянских этносов была вынужденной мерой, поскольку только таки-
ми методами можно было сохранить Дальний Восток за Россией в противо-
борстве с соседними азиатскими странами.
После заключения Айгуньского (1858 г.) и Пекинского (1860 г.) догово-
ров Российская империя и Китай разграничили свои владения, что способ-
ствовало завершению административно-территориального деления восточ-
ной окраины России в XIX веке.
Первыми осваивали Дальний Восток казаки. Они стали земледельцами,
ремесленниками и первыми пограничниками на восточных российских ру-
бежах. Первое казачье переселение осуществилось в 1855—1862 гг. принуди-
тельным способом. Оно преследовало две цели: основную — заселение и
хозяйственное освоение новых территорий по Амуру и Уссури, обеспечение
их обороны и дополнительную — увеличение численности казачьего населе-
ния. Для реализации этих целей на Дальнем Востоке создавалось новое Амур-
ское казачье войско, формирование которого было закреплено именным ука-
зом, подписанным императором 29 декабря 1858 года. В дополнение к указу
1 июня 1860 г. было принято «Положение об Амурском казачьем войске» \ В
соответствии с этими документами заселение новых территорий реализова-
лось за счет переселения на Амур и Уссури семей забайкальских казаков,
численность которых была увеличена за счет вливания в Забайкальское вой-
ско 2,5 тыс. штрафных солдат из европейской части страны, а также крестьян
и бурят 2.
Переселение семей казаков требовало значительных финансовых затрат
со стороны государства, которое в мае 1870 г. выделило из казны для пересе-
ленцев в Южно-Уссурийский край 60 тыс. рублей 3. Однако начатый казака-
ми процесс заселения новых территорий протекал медленными темпами. Для
его стимулирования в 1874 г. был принят закон «О водворении на Китайской
границе новых казачьих поселений» 4.
Второе казачье переселение осуществилось в 1879 г., когда половина
казачьего населения, проживающего на Уссури, переселилась в Южно-Уссу-
130
рийский край и разместилась на границе с Китаем. Здесь сформировалось
Уссурийское казачье войско.
Переселению семей на новые места жительства в значительной мере
способствовало строительство Сибирской железной дороги. В целях заселе-
ния территорий вдоль железнодорожного полотна и охраны дороги со сторо-
ны Китая царская администрация решила вновь привлечь казачество. С этой
целью 3 июня 1894 г. было принято решение государственного совета «О
заселении казаками пограничной полосы Приамурского края» 5. Оно стало
претворяться в жизнь с 1895 г., когда началось третье казачье переселение,
которое отличалось от прежних составом переселяющихся. На этот раз пере-
селенцами в Приморье были казачьи семьи из Донского, Кубанского, Терс-
кого, Оренбургского, Уральского войск.
Формирование дальневосточного казачества отличалось от подобного
процесса на Украине, Дону и в других местах европейской России. Здесь не
сложилось вольных общин, основным ядром казачества явилась служилая, а
не вольная часть казаков. Документы свидетельствуют о том, что в 1908 г. на
Дальнем Востоке проживали 7 тыс. казачьих семей 6.
Наиболее весомый вклад в дело заселения и освоения Дальнего Востока
внесло российское крестьянство. Крестьянская колонизация происходила на
протяжении нескольких этапов, что было вызвано поворотами в государ-
ственной политике по отношению к переселяющимся крестьянам. В резуль-
тате на восточной окраине были сформированы две группы сельского насе-
ления: крестьяне-старожилы и крестьяне-новоселы.
В 1861 — 1881 гг. семьи крестьян-середняков из губерний Европейской
России и Сибири переселялись в Приамурский край с большой надеждой
на улучшение своего положения. Переселение осуществлялось замедлен-
ными темпами, своекоштно, сухопутным путем. Численность первых пере-
селенцев составила 11634 человека, основная часть которых осела в Амурс-
кой области (68,2%) 7.
Передвижение на восточную окраину происходило на основании высо-
чайше утвержденного 26 марта 1861 г. положения сибирского комитета «О
правилах для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской
областях Восточной Сибири» 8, разрешившего льготное добровольное пере-
селение всем желающим.
В этом законе говорилось о том, что:
1)	дозволяется селиться в областях всем: как русским, так и иност-
ранцам;
2)	переселение должно осуществляться за счет изъявивших желание без
всякого денежного пособия со стороны казны;
3)	из внутренних губерний России и из Сибири допускаются к переселе-
нию те семьи, которые представят узаконенные свидетельства на право пере-
селения по месту их приписки;
Крестьянам разрешалось переселяться в составе обществ или отдельны-
ми семьями.
Анализируя закон от 26 марта 1861 г., следует отметить, что правитель-
ство предполагало своекоштное переселение, которое оказалось под силу
только крепким, зажиточным семьям. Царские власти рассчитывали сфор-
мировать на восточной окраине крепкое с экономической точки зрения на-
селение.
Реализация этого закона осуществлялась до конца XIX века. Все осталь-
ные «переселенческие» законы, принятые в этот период, в той или иной
степени уточняли или дополняли его.
Министерство государственных имуществ предписывало организаторам
переселений «наблюдать, чтобы семейства переселенцев были в состоянии
перенести трудности пути, и не допускать к переселению одиноких, нежена-
тых, а равно семейств, обремененных значительным числом малолетних или
пожилых, и держаться правила, чтобы в каждом семействе было не менее
двух работников» 9.
131
С целью отсечения от переселенческого потока малоимущих 18 января
1866 г. правительство приняло решение о закрытии постоянного правитель-
ственного кредита на переселение. 15 декабря 1866 г. высочайшим повелением
«О неназначении впредь особых кредитов на переселение государственных
крестьян из Государственного казначейства» 10 было прекращено кредитова-
ние государственных крестьян. С этого момента переселенцам приходилось
добираться и обосновываться на Дальнем Востоке только за свой счет. Орга-
ны власти строго пресекали самовольные переселения, налагая уголовное
наказание на виновных в виде ареста до 3-х месяцев.
Дальнейшее осуществление переселенческого дела в дальневосточном
регионе происходило на основе решения государственного совета «О некото-
рых изменениях в правилах и льготах переселенцам в Приамурском крае» ",
принятом 26 января 1882 года. Этот закон продлял действие правил от 26
марта 1861 г. еще на 10 лет, начиная с 27 апреля 1881 года.
В начале 80-х годов XIX в. усилилась угроза со стороны соседних азиат-
ских стран, которые могли более быстро организовать заселение южной час-
ти Приморья. Это обстоятельство вынудило царское правительство повысить
темпы передвижений людей на Дальний Восток. С этой целью был принят
закон от 1 июня 1882 г. «О казеннокоштном переселении в Южно-Уссурий-
ский край» 12, которым предусматривалась ежегодная перевозка морским путем
250 семей из Европейской России в течение 3-х лет.
Возможность морского передвижения на восток появилась в связи с от-
крытием Суэцкого канала. Согласно «Правилам для руководства при переез-
де на пароходах Добровольного флота» 13 в пути следования проводились
мероприятия: санитарные (мытье в бане, стирка белья, медицинский осмотр
переселенцев, поддержание санитарного состояния на пароходе); продоволь-
ственные (питание в пути); организационные (формирование отделений из
переселенцев для проведения общественных работ на пароходе, распорядок
дня, запреты на спиртные напитки и курение).
В дальнейшем правительство еще не раз стимулировало морские пере-
возки семей переселенцев, изменяя и дополняя существовавшее законода-
тельство.
На этапе 1882—1891 гг. крестьянская колонизация продолжала реализо-
вываться за счет перевозок семей морским и сухопутным путем за казенный
и собственный счет переселенцев. Местом выхода крестьян оставались евро-
пейские губернии России, а основным районом водворения стало Приморье.
Царские власти стремились регулировать своекоштные переселения кре-
стьян. С этой целью 13 июля 1889 г. был принят закон «О добровольном пере-
селении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о порядке пере-
числения лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время» |4.
Этот закон усиливал регламентацию передвижений на восток. В соответ-
ствии с ним предписывалось самовольно переселившихся крестьян возвра-
щать обратно. Сохранялся порядок прохождения ходатайств о переселении,
которые первоначально рассматривались уездными и губернскими властями, а
затем направлялись в Министерства внутренних дел и государственных иму-
ществ для принятия окончательного решения. По данным документов в 1882—
1891 гг. на Дальний Восток прибыли 2100 семей (11 608 человек) 15.
Этап 1892—1900 гг. отличался от первых ускоренными темпами кресть-
янской колонизации, которая возросла благодаря строительству Уссурийс-
кой ветки Сибирской железной дороги и увеличению количества морских
перевозок. Для дальнейшего правового обеспечения переселений в Приамур-
ский край 18 июня 1892 г. было принято высочайше утвержденное мнение
государственного совета «О продлении действия правил, касающихся пере-
селения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях, об из-
менениях и дополнениях этих правил» |6.
Законом были продлены действия правил от 26 марта 1861 года (с
изменениями от 26 января 1882 г.) сроком на 10 лет, считая с 27 апреля
1891 года.
132
Согласно закону свидетельства на право переселения в Амурскую и При-
морскую области выдавались тем семьям, которые выполняли все требова-
ния относительно выхода из состава прежних обществ и могли, распродав
свое имущество на родине, собрать средства для переселения. Путевые ссуды
выдавались «... семействам переселенцев, следующих с надлежащего разре-
шения, в размере не свыше 50 руб.» ,7. Кроме того, крестьяне получали ссуды
на приобретение перевозочных средств в размере до 100 руб. на семейство.
В 1896 г. властные органы легализовали ходачество, которое было при-
знано средством «могущим успешнее всего содействовать уяснению для сель-
ских обывателей действительных условий жизни и сообщить всему пересе-
ленческому движению характер обдуманности и устойчивости» 18. Ходокам
предоставлялись льготы по проезду и получению ссуды наравне с пересе-
ленцами.
Определенным поворотом в государственной политике заселения и ос-
воения дальневосточной окраины в начале XX в. явилось принятие положе-
ния комитета сибирской железной дороги «Об образовании переселенческих
участков в Амурской и Приморской областях» ,9. Этот документ характеризу-
ет изменение отношения правительства России к переселенческому процес-
су. Если раньше государство было заинтересовано в появлении на восточной
окраине достаточно крепкого с экономической точки зрения населения, то с
принятием этого положения были созданы экономические предпосылки для
появления большого количества малоимущих семей в среде новоселов. При-
оритетом правительства становилось переселение максимального числа се-
мей из центральных районов страны, испытывающих социальную напря-
женность из-за нехватки земельных угодий. Среди переселившихся около
80% составили русские, украинские и белорусские крестьянские семьи из 20
губерний и областей России. Основным местом заселения по-прежнему ос-
тавалось Приморье, куда с 1895 по 1901 г. прибыли 3360 крестьянских семей.
В Амурской области осели 1253 семьи 20. В результате на первых трех этапах
переселений в регионе сформировалось наиболее зажиточное старожильчес-
кое крестьянское население.
В 1901 — 1905 гг. миграционные потоки на Дальний Восток были обус-
ловлены развитием капиталистических отношений в российской деревне,
дальнейшим разорением крестьянских хозяйств. Характерной особеннос-
тью этого периода стало изменение социального состава крестьянских пе-
реселенцев: вместо середняцких и зажиточных семей в переселениях пре-
обладали бедняцкие семьи из украинских и центральных губерний России.
Их экономическое положение было значительно худшим по сравнению со
старожилами, поскольку селились они на необжитых местах, им достались
наделы с меньшей долей удобной земли, они попадали в кабальную зависи-
мость от старожилов.
Закрепили право на свободное передвижение малоимущих семей «Вре-
менные правила о добровольном переселении сельских обывателей и ме-
щан-земледельцев на казенные земли» от 6 июня 1904 года. В этом законо-
дательном акте говорилось: «Никому не возбраняется на свой страх и риск
поселяться в свободно избираемые местности, но правительственная по-
мощь будет оказываться не всем вообще переселенцам, а только тем из них,
переселение которых представляется желательным либо в интересах земле-
устроительного дела во внутренних губерниях, либо в государственных видах
тех или иных политически важных окраин». В 1901 — 1905 гг. в Амурскую
область переселились 1852 крестьянские семьи 21.
В 1906—1913 гг. на Дальнем Востоке наблюдалось резкое увеличение
количества переселенцев. Например, с 1906 по 1912 г. только в Амурскую
область прибыли 11774 семьи 22. Данное обстоятельство было обусловлено
снятием бюрократических ограничений и препятствий в деле заселения Даль-
него Востока.
Быстрому увеличению переселенческого потока способствовало приня-
тие 10 марта 1906 г. положения Совета Министров «О порядке применения в
133
1906 году закона 6 июня 1904 года о переселении сельских обывателей и ме-
щан-земледельцев на казенные земли». Согласно новым правилам переселен-
цы и ходоки получали свидетельства (ходаческие, проходные) на льготный
проезд без ограничений. Условия осуществления группового ходачества были
изложены в циркуляре Главного управления землеустройством и земледелием
от 4 августа 1907 г. № 24 «Об организации групповых переселений» 23.
Губернаторам рекомендовалось формировать партии ходоков в 25—30
человек, причем один ходок должен был представлять интересы не более
10 семей, собравшихся переселяться на Дальний Восток. Содержание этого
циркуляра свидетельствовало о стремлении властей к улучшению организа-
ционных начал ходаческого движения. Властные структуры строго контро-
лировали водворение семей переселенцев в местах вселения, указанных в
проходных документах. Усилению контроля способствовал циркуляр Мини-
стерства внутренних дел № 49 от 14 августа 1907 года 24.
Причиной появления этого документа послужили многочисленные при-
меры остановки в Западной Сибири семей переселенцев, следовавших на
Дальний Восток для жительства. С целью исключения подобных фактов в
циркуляре предлагалось принять меры экономического характера. Напри-
мер, «переселенцам, остановившимся ранее достижения пунктов назначе-
ния, указанных в проходных свидетельствах, не возвращалась та часть сто-
имости билета, которая приходится на непроследованное ими расстояние».
Министерство внутренних дел в своем документе подчеркивало, что «про-
ходные свидетельства дают переселенцам право на водворение только в тех
губерниях и волостях, которые в этих свидетельствах указаны» 25. Самоволь-
ное вселение в другой переселенческий район лишало семьи переселенцев
их статуса и положенных в этом случае льгот.
Наблюдалось небрежное оформление свидетельств, выдаваемых ходо-
кам и переселенцам. В результате этого у последних возникали препятствия
на пути передвижения на Дальний Восток. Для искоренения подобных недо-
статков в организации перевозок были изданы циркуляры Министерства
внутренних дел от 18 апреля 1907 г. № 22 «О замечаемых неправильностях в
выдаче ходаческих и проходных свидетельств переселенцам» и от 13 февраля
1908 г. № 14 «О строгом соблюдении земскими начальниками возложенных
на них обязанностей по выдаче переселенческих документов» 26.
Для наделения крестьян землей властные структуры вернули им 10 млн
десятин земли, отведенных бывшим Приамурским генерал-губернатором
Духовским Амурскому и Уссурийскому казачьим войскам. Решение содер-
жалось в особом журнале Совета Министров «О мерах к устройству в При-
морской области переселенцев 1907 г.» 27, утвержденном 11 августа 1907 года.
Интенсивности переселенческого движения способствовали меры, при-
нятые властными структурами по упорядочению деятельности ходоков. Так,
циркуляры Главного управления землеустройством и земледелием от 14 мар-
та 1908 г. № 13 «О ходаческом движении в 1908 году» и от 21 марта 1908 г.
№ 16 «Об отправке ходоков на Дальний Восток» доводили до сведения губер-
наторов порядок и очередность отправления ходоков в 1908 году.
Переселенческое движение сдерживалось по причине неподготовленно-
сти земельных переселенческих участков, а также из-за слабого учета ис-
пользования земли, выбранной ходоками для доверителей.
В циркуляре Главного управления землеустройством и земледелием от
10 марта 1908 г. № 12 «О порядке зачисления освобождающихся, вследствие
отказа, земельных долей за другими лицами» предписывалось губернаторам
упорядочить наделение переселенцев земельными участками. С этой целью
разъяснялось, что «переуступка зачисленных через ходоков земельных долей
другим лицам не разрешается и освободившиеся из-за отказа земельные доли
поступают в общий колонизационный фонд для свободного зачисления их за
ходоками» 28.
В организации переселенческого дела немаловажную роль играла ин-
формированность. Для оперативного решения вопросов размещения семей
134
переселенцев в Приамурском крае был издан циркуляр переселенческого
управления от 12 марта 1908 г. № 928 «О периодическом сообщении сведе-
ний об имеющемся запасе свободных душевых долей» 29, выполнение кото-
рого позволяло переселенческим органам получать необходимую информа-
цию с мест.
Накануне первой мировой войны число переселенцев сократилось. С
августа 1914 г. царское правительство прекратило выдачу крестьянам хода-
ческих свидетельств и ликвидировало льготные тарифы крестьянским семь-
ям при переезде. В 1914—1917 гг. война фактически остановила переселен-
ческий процесс на Дальний Восток.
Согласно данным исследователя П.Д. Лежнина, в период с 1859 по 1912 г.
в дальневосточный регион прибыли 383 692 переселенца 30.
Обобщить результаты крестьянской колонизации позволяют итоги сель-
скохозяйственной переписи 1916 года. По ее данным в Амурской области
насчитывалось 36 798 семейных крестьянских хозяйств, в Приморской обла-
сти —60868, на Сахалине — 1541. На Камчатке перепись не производилась.
Таким образом, по переписи на Дальнем Востоке в 1916 г. было 99 207 кре-
стьянских семей, которые имели хозяйства 3l.
Если сопоставить данные о местах выхода переселенцев и их размеще-
нии, то можно заметить, что в Амурской области наибольший приток насе-
ления наблюдался из губерний: Тамбовской — 1280 семей, Черниговской —
1271, Полтавской — 5114, Могилевской — 1315, Забайкальской — 2442 32.
Приморскую область пополнили в большей степени выходцы из Черни-
говской, Киевской, Полтавской, Харьковской, Волынской, Могилевской гу-
берний.
Анализируя географию мест выхода семей переселенцев, можно отме-
тить, что среди прибывших преобладали выходцы из малоземельных губер-
ний, где наблюдалось аграрное перенаселение.
Характеризуя политику Российской империи по заселению и освоению
дальневосточного региона, необходимо отметить, что промышленная коло-
низация Приамурского края не получила широкого развития, поскольку до-
революционная Россия не имела подобного опыта.
Усилия царского правительства по направлению на Дальний Восток се-
мей рыбаков из Астраханской, Таврической, Олонецкой и других губерний
не увенчались успехом. Большая часть переселившихся рыбаков стала зани-
маться земледелием, поскольку не сумела приспособиться к условиям даль-
невосточного рыбного промысла.
Многочисленные партии рабочих были переселены в 1911 — 1913 гг. на
казенные работы. Однако подавляющее большинство из них оставило свои
семьи на родине. По окончании работ временно переселившиеся рабочие тут
же возвращались в места своего выхода.
Военная колонизация была самой ранней формой освоения дальневос-
точного региона. На Камчатке первые воинские поселения возникли еще в
XVII веке. В середине 50-х годов XIX в. на Нижнем Амуре и Сахалине стали
организовываться военные посты.
В целях быстрого заселения края царское правительство предприняло
попытку задержать демобилизованных на Дальнем Востоке. С помощью си-
стемы льгот (досрочное освобождение от 25-летней службы, наделение зем-
лей, денежные пособия и ссуды, оказание помощи в перевозке семей на
восток) администрация сумела оставить в крае лишь незначительную часть
из числа отставных нижних чинов. Например, в 1906 г. в Приморской обла-
сти бывшим военнослужащим было выделено 4399 душевых долей земли.
Занято было лишь 292 из них 33. Поэтому правомерно считать, что в заселе-
нии восточной окраины военная колонизация большого значения не имела.
Криминальная колонизация осуществилась за счет ссыльных. Центром
криминальной колонизации стал остров Сахалин, объявленный в 1875 г. Все-
российской каторгой. На остров пересылались каторжане, которые после
отбытия срока каторги становились ссыльнопоселенцами, а затем могли пе-
135
рейти в крестьянское звание. Ссыльные не сумели обеспечить жизнедеятель-
ность сельскохозяйственной колонии на Сахалине. Следовательно, крими-
нальная колонизация не играла столь значительной роли в освоении региона
как, например, крестьянская и казачья.
Таким образом, анализ политики семейных переселений в дальневос-
точный регион позволяет сделать следующие выводы.
Дальневосточная колонизация имела коренные отличия от аналогичных
процессов, происходивших в других регионах страны: она осуществлялась в
самые поздние сроки и в самом отдаленном регионе (следовательно, была
самой затратной); ее формы и методы были обусловлены факторами внут-
реннего развития России во второй половине XIX в. и внешнеполитических
отношений с восточными соседями, причем последнее имело превалирую-
щее значение; семейные переселения из российских губерний и Сибири в
полной мере отвечали стратегической цели царского правительства по ско-
рейшему заселению восточной окраины своими гражданами.
Дальневосточная колонизация осуществлялась в основном за счет крес-
тьянских переселений. Семьи переселенцев перевезли «социальный багаж»
из мест выхода в места водворения, заложив основу семейно-бытовых тради-
ций дальневосточного населения.
Законодательство гарантировало помощь государства в местах выхода
переселенцев, в пути их следования и в местах водворения, что свидетель-
ствовало об известной продуманности действий правительства. Такой подход
был оправдан экономической слабостью крестьян, недавно освободившихся
от крепостничества, но он обрекал семьи переселенцев на постоянную эко-
номическую зависимость от государства.
Колонизационная политика, основанная на дотациях и льготах, была
вынужденной системой мер, обусловленной ускоренными темпами заселе-
ния региона под влиянием внешнеполитических факторов.
Однако государственная политика семейных переселений себя оправ-
дала: дальневосточный регион принял многих обезземеленных крестьян,
тех, кто сумел до него добраться самостоятельно или с помощью государ-
ства; переселившиеся семьи стали стабильной частью дальневосточного на-
селения.
Примечания
Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда
(проект № 02-01-00475 а/Т).
1.	Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). II. Т. XXXIII. 1860. Отд. II. № 33988;
Т. XXXV. 1860, № 35857.
2.	Государственный архив Хабаровского края (ГАХК), ф. И-2, on. 1, д. 1а, л. 2.
3.	ПСЗ. II. Т. XXXI. 1870, № 48354.
4.	ПСЗ. П. Т. XXXXIX. 1874, № 53418.
5.	ПСЗ. 111. Т. XIV. 1894, № 10728.
6.	Приамурье. Факты. Цифры. Наблюдения. М. 1909, с. 90.
7.	ШПЕРК Ф. Россия Дальнего Востока. Т. XIV. СПб. 1885, с. 495.
8.	ПСЗ. II. Т. XXXVI. 1861, № 36928.
9.	Приамурье, с. 98.
10.	ПСЗ. II. 1866. Т. XIX, № 33899; Т. XL1, № 43987.
11.	ПСЗ. II. 1882. Т. II, № 633.
12.	Сборник узаконений и распоряжений о переселении. Вып. VIII. СПб. 1901, с. 216—218.
13.	Там же, с. 222—225.
14.	ПСЗ. III. Т. IX. 1889, № 6198.
15.	Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 391, оп. 5, д. 562, л. 277.
16.	ПСЗ. III. Т. XII. 1892, № 8755.
17.	Сборник законов и распоряжений по землеустройству (по 1 июня 1908 г.). СПб. 1908, с. 384.
18.	СЛЮНИН H.B. Современное положение нашего Дальнего Востока. СПб. 1908, с. 44.
19.	Сборник узаконений и распоряжений о переселении, с. 221.
136
20.	ГАРФ, ф. 391, оп. 5, д. 562, л. 277.
21.	ПСЗ. Ill. Т. XXIV. 1904, № 24701; Обзор земледельческой колонизации Амурской области.
Приложение I. Благовещенск. 1913.
22.	Там же.
23.	ПСЗ. III. Т. XXVI. 1906, № 27150; Сборник законов и распоряжений по землеустройству, с.
423.
24.	Там же, с. 790.
25.	Там же.
26.	Там же, с. 789, 794.
27.	Сборник узаконений и распоряжений Правительства, издаваемых при правительствующем
Сенате. СПб. 1908, сб. 36, № 246.
28.	Сборник законов и распоряжений по землеустройству, с. 434.
29.	Там же.
30.	ЛЕЖИ ИН П.Д. Богатства Приамурья и Забайкалья. Чита. 1922, с. 18.
31.	Предварительные итоги всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года. Вып. III.
Степной край, Сибирь и Дальний Восток. Пг. 1917, с. 64.
32.	Обзор земледельческой колонизации Амурской области.
33.	Всеподданнейший отчет Приамурского генерал-губернатора, сенатора, инженер-генерала
Унтербергера за 1906—1907 гг. Хабаровск. 1908, с. 7.
ЛЮДИ. СОБЫТИЯ. ФАКТЫ
Род Ушковых и народное
образование в г. Елабуге
В.В. Ермаков
Елабужские купцы Ушковы были не только крупнейшими предпринимателями, но и
во многом являлись пионерами в деле развития химической промышленности Рос-
сии. Эта купеческая семья владела химическими заводами в Кокшане, Бондюге,
Самаре и Казани, флотилией судов, каменоломнями, месторождениями по добыче
золота и железной руды. В 1884 г. начало действовать Товарищество химических
заводов «П.К. Ушков и Ко». Правление этого акционерного общества располагалось
в Москве, на Варварке, в доме № 5, а основной капитал Товарищества составлял
2 млн 400 тыс. рублей.
Наряду с предпринимательством Ушковы занимались активной благотворитель-
ной деятельностью как в Елабужском уезде Вятской губернии, так и далеко за его
пределами. Представители этой династии вкладывали средства в строительство и со-
держание учебных заведений. Начало этой благородной традиции положил елабужс-
кий купец 1-й гильдии К.Я. Ушков, который считал, что народ должен получать
образование и высокое религиозно-нравственное воспитание.
Одним из старейших учебных заведений г. Елабуги было уездное училище, от-
крытое 25 июля 1809 года. Одноэтажное каменное здание пожертвовал для училища и
снабдил всем необходимым протоиерей П. Юрьев. Елабужские купцы в день откры-
тия учебного заведения выделили на его первоочередные нужды 262 руб. ассигнаци-
ями. В 1848 г. училище было отреставрировано на собственные средства, но в 1850 г.
произошел пожар, уничтоживший около 400 домов, в том числе лучшую часть Елабу-
ги. Сгорело и здание уездного училища вместе со всем казенным имуществом. Уча-
щиеся, число которых с каждым годом увеличивалось, долгий период вынуждены
были скитаться по временным помещениям.
Елабужское купечество каждый год жертвовало в пользу учебного заведения
определенные средства. Так, в 1858 г. пожертвования внесли 42 человека, в числе
которых были К.Я. Ушков (25 руб.) и Н.И. Ушков (10 руб.). Кроме того, П.К. Ушков
передал в дар училищу книги и учебные пособия. На торжественном акте уездного
училища, проходившем 29 июня 1858 г. отмечалось, что елабужское общество «выра-
зило, как и в прошлом году, благородные свои чувства к высокоценимому делу на-
родного образования теми пожертвованиями, которые, в общей сложности, состав-
ляют значительную помощь к облегчению необходимых нужд заведения» !.
Помочь уездному училищу построить просторное помещение со всеми необхо-
димыми удобствами «из искреннего желания успехов просвещения в родном городе»
еще в 1857 г. выразил готовность К.Я. Ушков. Тогда же было начато строительство
нового здания училища.
Между тем в 1859 г. приговором городского общества было решено учредить в г.
Елабуге женское училище 2-го разряда. К.Я. Ушков предложил в здании, предполага-
Ермаков Владимир Васильевич — кандидат исторических наук, доцент Камского государственного поли-
технического института, г. Набережные Челны.
138
емом для уездного, разместить и женское училище. Для этого к почти готовому зда-
нию пристроили дополнительные помещения и обширный флигель. Работы были
окончательно завершены в августе 1860 года. 8 сентября состоялось торжественное
открытие учебных заведений, на котором присутствовали: попечитель Казанского
учебного округа князь П.П. Вяземский; почетный попечитель женских учебных заве-
дений Вятской губернии, Вятский гражданский губернатор М.К. Клингенберг, а так-
же штатные смотрители Мамадышского, Мензелинского, Сарапульского и Малмыж-
ского училищ. К.Я. Ушков произнес речь, вручил акты на пожертвованный им дом и
устроил обед в честь знаменательного события. Оба училища — женское и уездное —
обрели просторные учебные помещения, стоимость которых была определена в 35
тыс. рублей. Один из присутствовавших на торжественном открытии училищ в своем
письме в газету «Вятские губернские ведомости» выражал восторг по поводу свер-
шившегося события: «Если бы видели, что это за дом! Не только средние, а пожалуй
иные и высшие учебные заведения могут позавидовать такому устройству...» 2.
Власти по достоинству оценили подвижническую деятельность Ушкова. Он был
награжден орденом св. Станислава П-ой степени. Кроме того, имя его было увекове-
чено на мраморной доске в рекреационном зале училища: «Дом этот пожертвован
уездному и женскому училищам Елабужским потомственным и почетным граждани-
ном 1-й гильдии купцом Капитоном Яковлевичем Ушковым. 8 сентября 1860 г.» 3. Не
остановившись на этом, Ушков устроил при училище на свои средства домовую цер-
ковь, освящение которой состоялось 22 октября 1861 года. Таким образом, на Казан-
ской улице г. Елабуги возник целый комплекс зданий — двухэтажный каменный дом,
два флигеля и домовая церковь.
В дальнейшем участие в делах училища принимали и другие представители ди-
настии Ушковых. Когда в 1861/62 учебном году было принято решение о взимании
платы за обучение (10 руб. серебром в год), и многие ученицы женского училища
оказались не в состоянии оплачивать учебу, елабужские купцы приняли на себя оп-
лату семнадцати наиболее бедных учениц. За двоих из них средства вносил Н.И.
Ушков 4.
В августе 1870 г. женское училище было преобразовано в трехклассную прогим-
назию, в 1882 г. — в четырехклассную, а с 1 августа 1896 г. прогимназия стала гимнази-
ей. Ушковы не теряли связи с этим учебным заведением. Почетной попечительницей
гимназии долгое время была Александра Ивановна Ушкова, а членом попечительского
совета — инженер-технолог И.П. Ушков. Их деятельность была направлена на улуч-
шение материального положения гимназии, бюджет которой в 1903 г. составлял по-
чти 16 тыс. руб. 5, а также на помощь нуждающимся ученицам. Размещалась гимна-
зия по-прежнему в здании, пожертвованном К.Я. Ушковым.
Что касается уездного училища, то 11 февраля 1886 г. Елабужская городская
дума постановила преобразовать его в городское трехклассное. И, продолжая семей-
ную традицию, сын Капитона Яковлевича Петр Ушков помог елабужскому купцу,
городскому голове Гирбасову приобрести место для училища. Выстроил же учебное
здание и пожертвовал его городскому обществу П.Ф. Гирбасов. Открытие городского
трехклассного училища состоялось 8 сентября 1888 года.
Оказывали Ушковы поддержку и другим учебным заведениям. Так, В.И. Ушков,
почетный попечитель приходского училища города Елабуги, в течение 1865/66 учеб-
ного года сделал различных пожертвований в пользу этого заведения на сумму 53 руб.
40 копеек. Директор училища счел своим долгом через газету «Вятские губернские
ведомости» выразить искреннюю благодарность Ушкову за помощь в развитии на-
родного образования 6.
Заметный вклад внесли Ушковы в открытие в Елабуге реального училища, поло-
жившего начало становлению в уезде системы среднего образования. Идея его учреж-
дения была высказана в 1874 г. купцами 1 гильдии И.И. и Д.И. Стахеевыми. Решающее
значение имело выделение первым из них на открытие училища огромной по тем
временам суммы — 100 тыс. рублей. Общий же размер пожертвованного елабужским
купечеством капитала составил 153 тыс. руб., из которых 10 тыс. руб. были внесены
П.К. Ушковым. Таким образом, во многом благодаря пожертвованиям местных купцов
10 сентября 1878 г. реальное училище было открыто 7. Первоначально в нем было два
низших класса. В первый класс поступил 41 человек, во второй — 24.
Летом 1883 г. граждане г. Елабуги возбудили ходатайство перед Министер-
ством народного просвещения о разрешении открыть при Елабужском реальном
училище приготовительный класс в виде частного учебного заведения. Ходатайство
это было удовлетворено, и 7 октября 1883 г. класс был открыт. На его содержание
одиннадцать жителей Елабуги обязались ежегодно вносить 800 руб., в том числе
П.К. Ушков — 100 руб., Н.И. Ушков — 50 рублей 8.
139
П.К. Ушков стал третьим по счету почетным попечителем реального училища.
Выполняя свои обязанности, он, в частности, приобрел для училища портрет Импе-
ратора, а также организовал постоянные ознакомительные посещения учащимися
своих химических предприятий.
В 1891 г. исправником г. Елабуги Машковцевым была устроена среди граж-
дан города подписка на устройство общежития для учащихся реального училища,
которая дала 2300 рублей. Из них 500 руб. пожертвовал П.К. Ушков, 300 рублей —
К.К. Ушков 9.
Создавали учебные заведения Ушковы и для своих рабочих, тем более, что эту
необходимость диктовало законодательство того времени. На начало августа 1895 г.
при химических заводах Ушковых имелось две школы. В училище при Кокшанском
заводе обучалось до 50 детей из семей рабочих, служащих, а также жителей окрестных
сел и деревень. Содержание его полностью обеспечивалось средствами заводовла-
дельцев.
Вторая школа имела миссионерский характер и была предназначена для обуче-
ния и воспитания удмуртских детей. Помимо выделения средств на повседневную
деятельность этого училища, П.К. Ушков совместно с другими елабужскими купцами
— Ф.П. Гирбасовым, Н.Д. Стахеевым, И.Г. Стахеевым — способствовал изданию в
1889 г. учебника русского языка для удмуртов. Этот учебник предназначался не толь-
ко для обучения основам русского языка, но и для воспитания в духе православия.
Результатом миссионерской деятельности училища явилось то, что более двухсот де-
тей были постепенно обращены в православную веру 10.
К 1900 г. на средства Ушковых их управляющий И.В. Дьяконов в деревнях Вот-
ское Гондырево, Верхний Кокшан и в селе Новогорское (Граховской волости) выст-
роил училища с общежитиями для детей, квартирами для учителей и необходимыми
надворными постройками. В деревнях Монашеве, Малой Ерыксе Кураковской воло-
сти и деревне Гришкиной Граховской волости Ушковыми были выстроены дома для
церковно-приходских школ. Расходы на их строительство составили более 40 тыс.
рублей и. Кроме того, И.П. Ушков являлся попечителем Ильметской школы, нахо-
дившейся вблизи Кокшанского завода. Его ежегодные расходы на содержание этой
школы составляли до 500 рублей.
Таким образом, предприниматели Ушковы являлись крупными благотворителя-
ми, оставив после себя достойную память. Во многом благодаря активному участию
этой династии в деле развития народного образования, уездный город Елабуга по
степени насыщенности учебными заведениями мог на равных соперничать со многи-
ми губернскими городами России.
Примечания
1.	Вятские губернские ведомости, 1858, № 39. Часть неофициальная, с. 246.
2.	Вятские губернские ведомости, 1868, 18 мая, с. 8; 1860, № 38, с. 258.
3.	КУТШЕ Н. Елабужское городское трехклассное училище (1809—1896). Историческая запис-
ка. Казань. 1896, с. 133.
4.	Вятские губернские ведомости, 1863, 23 февраля. Часть неофициальная.
5.	Отчет за 1903 гражданский год. Елабужская женская гимназия. Елабуга. 1904, с. 24.
6.	Вятские губернские ведомости, 1866, 13 сентября, с. 410.
7.	Историческая записка о состоянии Елабужского реального училища за 25 лет его существо-
вания (1878—1903 гг.). Елабуга. 1903, с. 11.
8.	Там же, с. 57—58.
9.	Там же, с. 22.
10.	Вятские губернские ведомости, 1895, 5 августа, с. 3.
11.	Приложение к Вятским губернским ведомостям, 1900, 16 сентября, с. 2.
Славянская дань Хазарин: новые
материалы к интерпретации
С.П. Щавелев
Летописный сюжет с хазарской данью, взимавшейся Каганатом со славянских пле-
мен вплоть до появления геополитического конкурента в лице Руси, давно и небезус-
пешно рассматривается в исторической литературе. Однако относился этот сюжет
чаще всего к предыстории именно Руси, а не к потестарно-политическому развитию
собственно славянских социумов. Между тем, в последнем контексте факт и порядок
выплаты дани хазарам выступает едва ли не единственной, во всяком случае, перво-
начальной и ключевой характеристикой, обнаруживаемой в письменных источниках.
Наконец, взгляд на феномен данничества у славян с региональных позиций способен
уточнить некоторые, чересчур абстрактные его толкования.
Прежде всего встает вопрос о составе этой дани. Первое сообщение летописи на
сей счет гласит: «... Козари имаху [дань] на полянех, и на северех, и на вятичех, имаху
по беле и веверице от дыма» 1 (вариант: «от мужа» 2). В историографическом архиве
памятника накопилось немало толкований содержания этой дани: только ли пушни-
на — белая (то есть зимняя) веверица (белка, либо горностай); или же сочетание
пушнины и монет — белая (то есть серебряная) монета и беличья шкурка. Наиболь-
шее признание получило последнее толкование, что отразилось в последнем издании
текста «Повести временных лет», в разбивке соответствующих слов.
Между тем, недавно появился источник, позволяющий убедительнее разъяс-
нить указанные термины. Речь идет о берестяной грамоте № 722, найденной в 1991 г.
на Троицком раскопе Новгорода. Она гласит: «Вьвериц 12 гривьне во беле и в сереб-
ре. Соболь 4 гривене. ... Мьдьведьно 2 гривне» 3. Стратиграфическая дата документа
— рубеж XII—XIII веков. Перечисляются разные звериные шкуры (собольи, медве-
жьи) и прочие товары, оцененные в гривнах. Термин «веверицы» употреблен в начале
грамоты явно как собирательное название денег. Издатели документа отмечают, что в
том же смысле это выражение употребляется и в других берестяных грамотах
— № 246 (XI в.), № 105, 335, 657 (XII в.). В рассматриваемом документе после указа-
ния на общую сумму денег (вевериц) в 12 гривен следует объяснение их состава. Соче-
тание терминов — «в беле и в серебре» очень близко вышеприведенной летописной
записи о хазарской дани: «бель» и там, и тут означает пушную часть суммы (должно
быть, именно беличьи шкурки). Употребленное летописцем применительно к размеру
дани в единственном числе слово «веверица» должно в таком случае означать ее денеж-
ную часть, состоящую из одной денежной единицы (в IX—X вв. у северян и их ближай-
ших соседей по Днепровскому Левобережью это был, видимо, арабский дирхем).
Но откуда могли брать монетную составляющую своей дани поляне? На их тер-
ритории дирхемы появились почти веком позже, чем у северян и вятичей. Может
быть, полянам вся дань засчитывалась пушниной, а пресловутые «мечи» (в свою оче-
Щавелев Сергей Павлович — доктор исторических наук, доктор философских наук, профессор Курского
государственного медицинского университета.
141
редь отсутствующие в их археологическом горизонте), предложенные ими якобы в
виде откупа хазарам, просто путаница информатора летописца с (прочими) «мехами».
Во всяком случае, отраженная в летописном сюжете Полянской дани хазарам замин-
ка с ее выплатой могла отражать реальный дефицит валютных ресурсов у этого, само-
го маленького и поначалу удаленного от торговых магистралей восточнославянского
объединения.
Зато «племена» Левобережья вовремя «оседлали» важные развилки трансконти-
нентальных путей из Северной Европы на Арабский Восток (по Оке и Дону в Волгу
и т.д.). Поэтому северяне и вятичи дань хазарам первоначально выплачивали и пуш-
ниной, и монетным серебром. Радимичи платили хазарам только «по щелягу», пока
Олег Вещий в 885 г. не переключил эту дань на себя. Ту же цену — «по щелягу от
рала» 4 платили хазарам вятичи перед тем, как их покорил Святослав в 964 году. Как
видно, ближе к X в. хазарская дань стала чисто монетной (должно быть, с увеличени-
ем серебряных ресурсов у славян, что подтверждается и значительным ростом кладо-
образования на их территории.
Переводов-интерпретаций летописного «щеляга» в свою очередь накопилось
немало. Тут и европейский «шиллинг» (М. Фасмер, П.А. Черных), и византийская
номисма (П.С. Казанский и др.), и «златники» («стьлязи» и т.п.) (И.И. Срезневский),
и полонизм — «пенязь» (Д.С. Лихачев), и дирхем — арабская серебряная монета, в
оригинале отличавшаяся ярким блеском, белизной (согласно А.П. Новосельцеву, от
древнеевр. «шелаг» — снег, белый).
Не успело это последнее толкование утвердиться в научной литературе, как ока-
залось оспорено С.Н. Кистеревым, который попытался возродить идею щеляга —
золотой монеты. Якобы «хазары получали ее от рала (?)» в виде дани со славян 5. В
доказательство этот автор ссылается на мнение нумизмата А.А. Быкова о «следах
хождения золотой монеты на территории Хазарского каганата» (не вдаваясь в под-
робности относительно количества и происхождения таких денег в разных ареалах
археологического салтова — «государственной культуры Хазарского каганата», по
определению С.А. Плетневой). А стоило бы задуматься над тем, что прежде чем по-
ступить туда, эти монеты должны были оказаться у данников — в каждой славянской
семье («дым» — дом для малой, парной семьи; «муж» — свободный домохозяин, глава
«дыма», руководитель «рала»). На памятниках роменской культуры, оставленных в
основном летописными северянами, золото, тем более монетное, практически отсут-
ствует. А вот арабское серебро — дирхемы и переплавленные из них изделия имелись
в весьма значительных количествах. Археологи находят их не только в виде кладов,
но и в остатках тех самых «дымов» — дворов на селищах и городищах, в самих жили-
щах, печах, хозяйственных ямах и тому подобных местах их жилых зон. Перед нами
прямое доказательство правоты сопоставления щеляга с шекелем (на иврите — белая,
то есть серебряная монета; у некоторых народов Кавказа, унаследовавших отголоски
хазарского там пребывания, налоги до сих пор называются похоже — «челек» 6). При-
нимая в расчет статус иудаизма в Хазарин, в том числе роль его приверженцев в делах
финансовых, такая этимология летописного щеляга выглядит доказательно. А запад-
ноевропейские монеты (в своем абсолютном большинстве также серебряные) в сколь-
ко-нибудь археологически заметном количестве появляются у восточных славян лишь
с XI в., как замена истощившемуся импорту арабского серебра.
Серебро явно господствовало в составе денежного обращения в самой Хаза-
рии. Тем же А.А. Быковым предположен хазарский чекан именно серебряных ими-
таций арабских диргемов 7. В той же валюте брали хазары дань с самого начала
своей экспансии на Кавказе. Так, в захваченной ими Албании — «по дидрахму
[диргему] по обыкновенной переписи [населения] царства персидского» 8. Таким
образом, вопрос о происхождении и составе хазарской дани с юго-восточных сла-
вян, если сравнивать различные источники, решается вполне убедительно в пользу
арабского серебра.
Гораздо сложнее реконструировать порядок сбора хазарской дани. Судя по тому,
как выглядело затем «полюдье» киевского князя, как скоро оно сменилось «повозом»
дани в специальные пункты-погосты самими данниками, также и дань хазарам соби-
ралась первоначально некими представителями Каганата на славянской территории.
Как отражение подобной инфильтрации какой то части степняков, целенаправлен-
ной экспансии Хазарии в Поднепровье выглядит волынцевская археологическая куль-
тура 9. На всех изученных археологами ее памятниках обнаружены следы салтовского
влияния, причем такие (амулеты, оружие, орудия труда и предметы домашнего оби-
хода, столово-парадная посуда), что заставляет думать скорее о присутствии (гарни-
зонов?) хазаро-алано-болгар среди основной массы их жителей, нежели просто о
торговле, периодических встречах этих славян со степняками. Поэтому пространство
142
волынцевской культуры убедительно интерпретируется О.А. Щегловой как археоло-
гическая иллюстрация к летописному сюжету о хазарской дани, возложенной на сла-
вян, включая полян, ориентировочно с середины VIII века 10. Вторая половина этого
столетия и есть хронологический диапазон волынцевской предыстории роменцев (то
есть летописных северян).
Наиболее ярко о первоначальном вторжении сюда хазар свидетельствует разо-
вое выпадение так называемых «антских» кладов 26 группы (по О.А. Щегловой).
Среди причин военно-политической активизации Каганата на северо-западном на-
правлении его внешней политики могли быть встречные попытки вторгнуться на
Левобережье и закрепиться там со стороны остальных раннегосударственных обра-
зований кочевников, складывавшихся тогда в Европе.
Уникальное известие об одной из таких (хотя и несколько более поздних) попы-
ток содержится в греческой надписи на колонне в болгарском городе Абоба-Плиска и
датированной периодом между 818 и 823 годами п. В записи от имени хана Дунайс-
кой Болгарии Омуртага (814—831 гг.), наследника знаменитого хана Крума, сообща-
ется, что во время похода на восток один из его приближенных («сотрапезников»),
знатных старейшин («копанов/жупанов») — Корсис из рода Чагатар, отойдя от войс-
ка, утонул в Днепре 12. Исследователям этого источника не совсем ясно, что делала
болгарская армия так далеко на северо-востоке от своего ханства, границы которого
успели вроде бы устояться |3. Между тем, столь далекие рейды не были исключением
в политике свежеиспеченных каганатов того времени. Недавние кочевники типа бол-
гар или хазар искали все новые зоны для укрытия от опасных соседей, грабежа и
обложения данью. Не столько участие в Великом переселении народов, сколько именно
появление у бывших кочевников центров оседлости, в большем или меньшем отдале-
нии от славянских земель, повышало угрозу порабощения последних. Такого рода
политика разных тюркских каганатов могла подтолкнуть славянских обитателей Днеп-
ровского Левобережья в первой половине IX в. к массовому строительству городищ,
которых почти не знали носители волынцевской культуры, и прочим инновациям
социально-политического характера.
Реалистичность приведенного эпиграфического известия подтверждается архе-
ологическими находками. Наиболее эффектны поминальники дружинников и их вож-
дей, вроде открытого в Запорожье, у с. Воскресенки, где, как видно из раскопок В.А.
Гринченко, располагался военный лагерь, прикрывавший переправу через Днепр.
Большинство авторов приписывает воскресенский скарб тем или другим кочевникам
(то ли аварам, то ли болгарам, то ли хазарам, то ли иным тюркам), пробивавшимся
через земли славян и, кроме того, неоднократно сталкивавшимся друг с другом |4.
Похожими памятниками хазарской военной истории предстают находки в Малой
Перещепине и в Глодосах.
Однако эта экспансия носила видимо спорадический характер и захлебнулась
на границе леса и степи, в Посеймье и Подесенье. Государственная территория
Хазарского каганата (в виде лесостепного и степного вариантов салтовской культу-
ры) ограничилась нижними и средними течениями Дона и Северского Донца. Именно
в этой «буферной зоне» степняки под хазарской эгидой, приблизившись к ромен-
цам и особенно донским боршевцам, повлияли на их культуру, и в свою очередь
испытали их культурное влияние (и то, и другое прослеживается археологически) ,5.
Элементы хазаро-славянского этнокультурного синтеза могут быть отнесены лишь
к сравнительно узкой полоске соответствующего порубежья, при сохранении каче-
ственной разницы и специфики подавляющей массы и северян, и хазар с их сател-
литами.
С начала IX в. относительный славяно-хазарский симбиоз сменяется размеже-
ванием салтовских и славянских памятников даже в Подонье и в Подонечье 16.
Антропологическое исследование материалов верхнесалтовских могильников не
выявило следов смешения оставивших их тюрко-иранцев с соседними славянами |7.
Что касается остальной территории Днепровского Левобережья в роменский пери-
од ее истории — IX—X вв., то здесь влияние салтовских древностей не велико и уж
никак не может быть объяснено сколько-нибудь длительным присутствием степ-
няков. Археологические следы алано-болгарского влияния на восточнославянской
территории угасают по мере продвижения с донецко-донского «фронтира» к псель-
ско-сеймскому-деснинскому междуречью. Если на славянских памятниках Дона и
Донца предполагаются вкрапления свойственных степнякам типов жилищ, ото-
пительных сооружений, то на Пеле и Сейме это главным образом вещевой экс-
порт из пределов Каганата — гончарная керамика салтова, отдельные украшения. И
чем дальше во времени и пространстве (на запад), тем скуднее становятся салтовс-
кие вкрапления.
143
Как видно, сбор хазарской дани через полвека после ее наложения на славян
перешел к ним самим. А в роли пунктов ее концентрации возможно предположить
хазарские городища (остатки белокаменных крепостей вроде наиболее известного
Саркела) на северной окраине Каганата, в зоне лесостепного варианта салтово-маяц-
кой культуры 18.
Необходимость собирать дань для Хазарии должна была послужить действен-
ным стимулом политогенеза внутри самого северянского общества. У акефально рас-
сыпавшихся в результате стихийной колонизации по левым притокам Днепра ромен-
ских общин возникло совместное дело, обслуживание которого требовало властных
полномочий общинных и межобщинных лидеров, вооруженной силы в их распоря-
жении, инфраструктуры сбора, хранения и доставки денежной и меховой дани из
Днепровского бассейна в Донской.
Соблазнительно поставить в связь с технологией сбора денежной дани некото-
рые нумизматические данные с территории Курского Посеймья. В состав клада у д.
Воробьевка II входили дирхемы, скрепленные в стопу с помощью двух бронзовых
проволок, пропущенных через пробитые в монетах отверстия. Снаружи эту стопу
охватывала бронзовая пластина ,9. Этот блок монет функционально напоминает ны-
нешние банковские упаковки денежных знаков. Конечно, он мог быть предназначен
и для сугубо торговых операций. Однако во всех остальных посеймских кладах —
свидетелях торговли и тезаурезации сокровищ — монеты содержались россыпью. А
Воробьевский клад принадлежал, судя по примеси украшений, к числу зарытых в
момент военной опасности для местных жителей, причем представителям их элиты.
Поэтому вероятность его фискального назначения повышается.
На р. Тускари среди отдельных монетных находок фигурирует дирхем из раско-
пок Переверзевского II городища, который также был пробит в четырех местах 20.
Если это не нашивка на одежду (для подвески хватило бы одного отверстия), то,
может быть, частица еще одной монетной стопы.
В Переверзевском же городище были найдены глиняные таблички с вроде бы
арифметической разметкой, интерпретируемые как своего рода счетная доска-абак.
А на близлежащем Ратском поселении I в сборах подъемного материала находились
глиняные шарики. Если это не вотивная модель неких плодов сельского хозяйства,
то, не исключено, детали похожего прибора, помещаемые на его счетном модуле.
Если эта атрибуция верна, то объем и периодичность поступления подсчитываемого
с их помощью прибавочного продукта явно превышали потребности самой здешней
роменской общины.
Об экономических и политических взаимосвязях славянских обитателей Дес-
нинско-Сеймского междуречья с Хазарией могут также свидетельствовать некоторые
граффити, имеющиеся на ходивших там и тут арабских монетах. Так, многие обре-
занные в кружок дирхемы из клада-2, найденного в с. Березе Дмитриевского района
Курской области, на р. Свапе, несут на себе значки-«трезубцы» 2I. Они сходны с
надчеканом на хазарской (?) имитации дирхемов из Девицкого клада в Подонье 22 и
тому подобными тамгами и рунами, отмеченными на северянско-хазарском погра-
ничье (на бытовых вещах, крепостных кирпичах и тому подобных артефактах). По
мнению тюркологов, руна-«трезубец» читается (по крайней мере в расшифрованных
азиатских алфавитах) как (i)c и могла входить в состав этнонима 23. Обычен этот знак
и для доно-кубанского письма рунами 24, свойственного памятникам салтовской куль-
туры. Впрочем, похожий значок содержит и северная, скандинавская пиктографи-
ческая (и руническая) традиция. Так что уточнить значение данной эмблемы затруд-
нительно.
Находки дирхемов, обрезанных в кружок, тяготеют к Левобережью Днепра —
территории роменской культуры, тогда как в областях, вполне покоренных к тому
времени Русью, в кладах заметно увеличивается количество монетных обломков и
обрезков. Эта картина демонстрирует разницу двух новых систем денежного счета:
северянской, стремящейся сохранить практику приема равновесных монет, и рус-
скую, перешедшую к приему серебра на вес 25. Одной из причин финансового кон-
серватизма северян могла быть традиция дани Хазарии, затем Руси, исчислявшейся
не только в мехах, но и в целых монетах.
Впрочем, по первому Березовскому кладу 950-х годов, в частности, видно, что
«семцы» и тогда запасались как цельновесными монетами ранних чеканов (для внеш-
неторговых операций?), так и обрезами более поздних, худших диргемов (ради сде-
лок внутренних?); здесь эти два типа монет содержались в разных, одновременно
зарытых сосудах.
Более того, именно на этой, юго-восточной части своей территории, дольше
всего остававшейся автономной по отношению к Руси, северяне, похоже, наладили и
144
собственный монетный чекан. Недаром львиная доля дирхемов-имитаций IX—X вв.
приходится на клады Воронежской (запад), Курской (юг), Харьковской и Белгородс-
кой областей. А на Большом Горнальском городище А.В. Кузой выявлены дубликаты
таких подражаний, выполненные одним чеканом, то есть скорее всего здесь же.
Хождение таких псевдодирхемов ограничивалось, как видно, славяно-хазарским по-
рубежьем.
Прямых подтверждений намеченной выше схемы данеобложения славянских
носителей роменской культуры нет, но в се пользу достаточно красноречиво свиде-
тельствует результат истории летописных северян как сателлита — партнера — со-
перника сначала Хазарии, а затем и Руси, захватившей территорию роменцев в
начале XI века 26.
Примечания
1.	Повесть временных лет (ПВЛ). СПб. 1996, с. 12.
2.	Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л. 1950, с. 106.
3.	ЯНИН В.Л., ЗАЛИЗНЯК А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1990—1996
гг.). Палеография берестяных грамот и их внестратиграфическое датирование. Т. X. М.
2000, с. 21.
4.	ПВЛ, с. 14, 31.
5.	КИСТЕРЕВ С.Н. К характеристике системы даней в Древней Руси. — Культура славян и
Русь. М. 1999, с. 341.
6.	КАРАКЕТОВ М. Хазарско-иудейское наследие в традиционной культуре карачаевцев. —
Вестник еврейского университета в Москве. № 1 (14). М.-Иерусалим. 1997, с. 106.
7.	См.: БЫКОВ А.А. О хазарском чекане VII—IX вв. — Труды Государственного Эрмитажа.
XII. Л. 1971.
8.	КАГАНКАТВАЦИ М. История агван. СПБ. 1861, с. 129-130.
9.	См.: ГАВРИТУХИН И.О., ОБЛОМСКИЙ А.М. Гапоновский клад и его культурно-истори-
ческий контекст. М. 1996, с. 148; ПРИЙМАК В.А. Исторические события и археологичес-
кие реалии Днепровского Левобережья VIII века. — Археология Центрального Черноземья.
Липецк. 1999, с. 151.
10.	См.: ЩЕГЛОВА О.А. Салтовские вещи на памятниках волынцевского типа. — Археологи-
ческие памятники эпохи железа Восточноевропейской лесостепи. Воронеж. 1987.
11.	БЕШЕВЛИЕВ В. Първобългарски надписи. София. 1992, с. 225—229.
12.	Родник златострунный. Памятники болгарской литературы IX—XVII вв. М. 1990, с. 179.
13.	См.: Материалы для болгарских древностей Абоба-Плиска. — Известия Археологического
института в Константинополе. Т. X. София. 1905, с. 214.
14.	См.: СМИЛЕНКО А.Т. Слов’япи та ix сусщи в Степовому ПодншровЧ (II—XIII ст.). Кшв.
1975, с. 103-118.
15.	См.: ПЛЕТНЕВА С.А. О связях алано-болгарских племен Подонья со славянами в VIII—
IX вв. — Советская археология, 1962, № 1; ВИННИКОВ А.З. Контакты донских славян с
алано-болгарским миром. — Советская археология, 1990, № 3; его же. Донские славяне и
Хазарский каганат. — Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. Международная научная
конференция, посвященная 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. СПб. 1998.
16.	См.: МИХЕЕВ В.К. О социальных отношениях у населения салтово-маяцкой культуры
Подонья-Приазовья в VIII—X вв. — Археология славянского Юго-Востока. Воронеж. 1991,
с. 44.
17.	См.: КОНДУКТОРОВА Т. С. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могиль-
ника. — Маяцкое городище. Труды советско-болгаро-венгерской экспедиции. М. 1984,
с. 236.
18.	См.: ПЛЕТНЕВА С.А. Очерки хазарской археологии. М.-Иерусалим. 1999; АФАНАСЬЕВ
Г.Е. Где же археологические свидетельства существования Хазарского государства? — Рос-
сийская археология, 2001, № 2. Мнение о том, что собственно «хазары» — это вовсе не
отдельный этнос, а всего лишь общее название для некой «ганзы» из нескольких разноэт-
ничных орд (ПОЛЯК А.Н. Восточная Европа IX—X веков в представлении Востока. —
Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. М. 2001, с. 84, 96) вроде бы подтвер-
ждалось их археологической «неуловимостью». Однако раскопки на Северном Кавказе, в
Прикаспийском Дагестане, похоже, наконец выявили материалы именно хазарского этно-
6 «Вопросы истории» № 10
145
са, чьи представители возглавили действительно полиэтничное объединение в виде одно-
именного Каганата (См.: МАГОМЕДОВ М.Г. Хазары на Кавказе. Махачкала. 1994).
19.	ШИРИНСКИЙ С.С. Разведки в Курской области. — Археологические открытия 1968 г. М.
1969, с. 7.
20.	УЗЯ НОВ А.А. Памятники роменской культуры на р. Тускарь. — Археологические открытия
1981 г. М. 1983, с. 93.
21.	См.: МЕЛЬНИКОВА Е.А. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и интер-
претации. Тексты. Перевод. Комментарии. М. 2001, с. 138—146.
22.	См.: БЫКОВ А.А. Ук. соч., с. 50.
23.	См.: КОРМУШИН И.В. К основным понятиям тюркской рунической палеографии. —
Советская тюркология, 1975, № 2, с. 32; ВАСИЛЬЕВ Д.Д. Графический свод памятников
тюркской рунической письменности азиатского ареала (Опыт систематизации). М. 1983, с.
54.
24.	См.: КЫЗЛАСОВА И.Л. Древнетюркская руническая письменность Евразии (Опыт палео-
графического анализа). М. 1990, с. 162.
25.	См.: ШИНАКОВ Е.А., ЗАЙЦЕВ В.В. Клады как источник по политической географии
Среднего Подесснья в древнерусскую эпоху. — Археология и история юго-востока Древней
Руси. Воронеж. 1993.
26.	См.: ГРИГОРЬЕВ А.В., САРАЧЕВ И.Г О времени гибели роменской культуры. — Труды VI
Международного конгресса славянской археологии. Т. V. М. 1999; ГРИГОРЬЕВ А.В. Се-
верская земля в VIII — начале XI в. по археологическим данным. Тула. 2000.
ИСТОРИОГРАФИЯ
Ахмед-Закки Валидов:
новейшая литература и факты
его политической биографии
С.М. Исхаков
Процесс создания «национальных историй», развернувшийся в постсоветском пространстве, по-
требовал появления новых «героев» и «классиков». Для руководителей Республики Башкортостан
основной фигурой стал Ахмет-Закки Валидов1 (в эмиграции Ахмет-Закки Валиди Тоган) (1890—
1970). В советской историографии он рассматривался как противник большевиков, враг советской
власти. Его сочинения подвергались односторонней политизированной и идеологизированной кри-
тике. Для западной историографии революции и гражданской войны в России, напротив, его работы
стали одним из авторитетнейших источников2. Вклад Валидова как крупного ученого в востоковеде-
ние и тюркологию высоко оценивается современными российскими исследователями3.
Согласно указу президента Башкортостана от 4 сентября 1996 г. о мерах по возвращению в
Башкортостан научного наследия Валидова и его соратников-эмигрантов и увековечению их памя-
ти, в Уфе был снят документальный фильм под названием «Ахмет-Закки Валиди Тоган». После
этого решения властей валидиана получила новый импульс4, при этом заметно усилилась идеали-
зация. К примеру, выступая 11 июня 1997 г. с докладом в Госдепартаменте США, башкортостанский
филолог И.Г. Илишев, ссылался, в частности, на то, что два Всебашкирских курултая создали в
июле—августе 1917 г. Башкирский областной совет (который якобы представлял собой «правитель-
ство») с участием Валидова и «приняли решение об образовании автономной республики»5. В дей-
ствительности ничего подобного в период от Февраля до Октября 1917 г. не было — башкирские
лидеры в это время лишь ожидали решения Всероссийского Учредительного собрания, что и отра-
зилось в решениях башкирских съездов. В целом в новейшей историографии Башкортостана, по
оценке уфимского историка, Валидов получил «исключительно позитивную оценку»6.
В спорах о Валидове некоторые московские и петербургские историки воспроизводят оценки
прежнего официального валидоведения. Другие пишут, что он был башкирским националистом7,
третьи дают такое резюме его деятельности: «не националист, а весьма толерантный и грамотный
национальный деятель России»8. Повышенный интерес историков к Валидову и присвоение ему
статуса «национального героя» сосуществуют в литературе с более сдержанной оценкой9. Вали-
дов после Февральской революции повел себя как типичный революционер, движимый к тому же
огромным честолюбием. В сложнейших условиях развала империи деятели подобного типа вынуж-
дены были постоянно менять ориентацию, выступая то в качестве национального лидера, то про-
российского деятеля, рассчитывавшего попеременно то на Ленина, то на Колчака. Несмотря на
обилие публикаций и неоднозначных оценок, появившихся за последние десять лет, исторический
портрет Валидова по-прежнему мифологизируется, «ретушируется» и в конечном итоге официали-
зируется.
Работы Валидова, воспоминания о нем, его письма публикуют и переиздают в Уфе, Москве,
Казани и Ташкенте10, вовлекаются в научный оборот в московских изданиях11. В западных архивах
выявлены некоторые документы, связанные с его пребыванием в Европе в 1930-х годах12.
Исхаков Салават Мидхатович—кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН.
147
Немало источников, позволяющих по-новому взглянуть на деятельность Валидова, имеется в
Москве; издан сборник его писем, относящихся ко второй половине 1920-х — началу 1930-х годов.
Они сохранились в материалах польской разведки, попавших сначала в нацистскую Германию, а
затем в СССР — в так называемый Особый архив (ныне часть Российского государственного воен-
ного архива — РГВА) при Совете министров СССР13. Эти архивные материалы позволяют истори-
чески — не считаясь с навязчивым стремлением определенной группы историков «национализиро-
вать» изучение Валидова — взглянуть на ряд важных моментов в его политической судьбе, на его
роль в событиях 1917—1923 гг., в истории первых лет «национально-государственного конструиро-
вания» в советской России.
Когда в феврале 1919 г. Валидов, возглавлявший башкирские войска, перешел на сторону со-
ветской власти, это осложнило положение антибольшевистских сил. Причины такого маневра не
раскрывают ни советская, ни новейшая историография. Как раз в это время туркестанские лидеры,
вспоминал позднее один из них, М. Чокаев14, обратились к Антанте с просьбой о международной
помощи. Валидов, зная об этом, как писал Чокаев, «предательски перебросился в сторону больше-
виков и нанес всей нашей акции непоправимый моральный и политический удар»15.
Понятно, что после такого демарша, который, как позднее выяснилось, не нанес, однако, серь-
езного удара по его репутации в мусульманском мире, ему был оказан самый теплый прием боль-
шевистским руководством. В конце 1919 — начале 1920 г. Валидов вступил в члены РКП(б). Но на
этом его политические метаморфозы не закончились. Как принято считать, постановление ВЦИК и
СНК РСФСР «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской Республики» от
19 мая 1920 г. представляло собой нарушение достигнутого в марте 1919 г. соглашения о будущем
статусе Башкирской республики, а потому Валидов в июне 1920 г. оставил пост одного из руководи-
телей Советской Башкирии и отправился в Туркестан. Здесь не учитывается, однако, такой фактор,
как личное разочарование.
Чокаев считал, что уход Валидова от большевиков был связан с тем, что он увидел конец
своей личной карьеры”. Валидов знал, что И.В. Сталин поддерживал бывшего главу Башкирско-
го областного совета Ш. Манатова17, перешедшего еще в начале 1918 г. на работу в Наркомнац.
А 24 мая 1920 г. этот бывший соратник Валидова прибыл в столицу Турецкой республики Ангору
(с 1930 г. — Анкара) как представитель Башкирской республики18. Между тем Валидов в мае 1920 г.,
находясь в Москве, сам ожидал нового назначения именно на эту должность. Уязвленный таким
решением политбюро ЦК РКП(б), Валидов взял отпуск по состоянию здоровья и вскоре отпра-
вился в Туркестан.
Большевистским лидерам после неудачи на европейском направлении Туркестан виделся плац-
дармом мировой революции на Востоке. По информации чекистов, весной 1921 г., находясь в стане
басмачей, Валидов в приватных беседах уверял, что имеет «живую связь» с Москвой и раздумыва-
ет: то ли вновь сговориться с большевиками, то ли отправиться за границу ”.
К реализации своих замыслов на Востоке большевики решили подключить и известного турец-
кого политика Энвер-пашу. В августе 1920 г. из Германии через Польшу был организован его приезд
в Россию. Энвер-паша все еще пользовался большой популярностью среди мусульман в Средней
Азии. Попав в Бухару, он решил порвать с большевиками и во главе мусульманских повстанцев
создать в Центральной Азии новое государство. В конце 1921 г. он вступил в контакт со свергнутым
бухарским эмиром и объявил себя верховным главнокомандующим вооруженными силами ислама,
зятем халифа и наместником эмира. После этого он начал боевые действия против советских войск
и вскоре занял почти всю территорию Восточной Бухары.
Со своей стороны Валидов к началу 1922 г. фактически руководил действиями басмачей и сгруп-
пировал вокруг себя различных «контрреволюционеров» из Бухары, Хивы и Туркестана20.4 августа
1922 г. Энвер-паша был убит. В литературе существуют различные версии политической подоплеки
этой смерти. Отмечалось, в частности, что руководство Афганистана негативно относилось к пла-
нам Энвера-паши, делая ставку на другого известного местного лидера — Курширмата2’. На поли-
тику правящих кругов Афганистана оказывала влияние и направленная на дискредитацию Энвер-
паши информация, поступавшая в Кабул от Валидова22. Устранение Энвер-паши — «последнего из
могикан младотурецкого движения», «сильного умом, волей и безумно храброго авантюриста»23 —
имело для Советов большое значение, ибо позволяло нормализовать отношения с Афганистаном.
Не случайно в советской историографии разгром его отрядов подавался как завершение первого,
основного периода борьбы против басмачества24. Между тем Валидов, по мнению некоторых авто-
ров, в том числе Чокаева, «предал большевикам» и басмачей25.
Такая интерпретация ранее не вписывалась ни в западную, ни в советскую историографию,
да и теперь не устраивает ангажированное валидоведение. Что бы ни было тогда, ясно, что
148
Валидов, который руководствовался своими собственными, подчас труднопонимаемыми ныне
мотивами, вольно или невольно вновь оказал неоценимую услугу Москве — на сей раз в борьбе
с «басмачами».
В начале 1923 г. Валидов уехал за рубеж. На некоторое время он оказался в Афганистане.
Однако афганские власти сочли необходимым прекратить его деятельность, которая, как им каза-
лось, могла осложнить отношения с Советской Россией.
В конце 1924 г. Валидов появился в Берлине, где быстро вошел в среду мусульманской эмиграции.
Его действия находились под пристальным вниманием польской разведки, и она собрала полезную
для историков информацию, которую, однако, не всем из них хочется учитывать. Итак, Валидов стал в
Берлине активным членом клуба «Туран», созданного по инициативе татар-эмигрантов для объедине-
ния молодых азербайджанцев, туркестанцев, крымских, поволжских и уральских татар и башкир на
антисоветской платформе. Свое сотрудничество с большевиками Валидов преподнес тогда как хит-
рость и уверял членов клуба в своей верности национальной идее.
Мусульманская эмиграция, как любая другая, была полна слухов, сплетен, подозрений, раско-
лов. Когда Валидов встретился со своим бывшим учителем Ф. Туктаровым26, тот посоветовал ему
не вступать ни в какие отношения с У. Токумбетовым27 и с А. Идриси28, которых подозревали в
связях с чекистами, а также не посещать советское посольство. Но Валидов, напротив, установил
контакт с Токумбетовым и Идриси и по договоренности с ними подготовил статью под названием
«Туркестан» для берлинского журнала «Знамя борьбы»29 о влиянии революционного движения в
России на мусульманские народы Поволжья, Казахстана и Центральной Азии. В день, когда вышел
номер журнала со статьей Валидова, после лекции в клубе «Туран», Туктаров выразил Валидову
недовольство его сближением с большевистскими агентами и публикацией статьи. Валидов, оправ-
дываясь тем, что продолжает оставаться эсером и хочет убедить Советы начать с ним переговоры,
вроде бы признал свою ошибку. Однако через несколько недель в азербайджанском журнале «Ени
Кафкасия»30 была помещена статья ”, в которой автор обвинял поволжских татар в русофильстве.
Это возмутило татарских эмигрантов, которые обратились к правлению клуба «Туран» с требовани-
ем устроить над Валидовым суд чести.
Со своей стороны Валидов, Токумбетов и Идриси сорвали лекцию Туктарова. Через два дня
туранцы созвали собрание, на котором избрали комиссию по изучению дела Валидова. Позднее
она постановила исключить Валидова из общества туранцев. Однако усилиями его сторонников
работа клуба практически была парализована. Токумбетов и Идриси устроили в честь Валидова
банкет, на котором присутствовали работники советского посольства.
С этого времени заметно изменилось материальное положение Валидова: он начал тратить
крупные суммы денег. Валидов пытался перетянуть на сторону Советов Туктарова, предложив ему
через посредника 100 долларов (значительную по тем временам в условиях Германии сумму), но
успеха не имел. По сведениям польской разведки, Валидов получал деньги от резидента ОГПУ в
Берлине. Кроме того, в мусульманских эмигрантских кругах считали, что в результате состоявшего-
ся 17 апреля 1924 г. визита к советскому послу Н.Н. Крестинскому32 в Берлине Валидов смог в
1925 г. выехать в Турецкую республику33.
Встреча с советским представителем состоялась после того, как 12 апреля Валидов написал
Н.Н. Крестинскому письмо. Согласно уфимскому изданию, начиналось письмо так: «В бытность
мою в Афганистане я согласно своему письменному сообщению тов. Рудзутаку34 в Ташкенте хотел
было видеться с российским представителем в Кабуле тов. Раскольниковым35, но это ввиду не
зависящих от меня причин мне не удалось и пришлось ограничиться лишь письменным обращени-
ем, копия которого к сему прилагается и результата которого я не сумел узнать. Теперь я через
Индию, Египет и Францию прибыл в Берлин и имею возможность лично передать русскому предста-
вителю свою просьбу и лично получить на нее ответы». Далее в письме говорилось: «Уже в Турке-
стане в сентябре 1922 г. я письмом тов. Рудзутаку уведомил ЦК РКП и Российское Советское прави-
тельство, что мое участие в национальном движении в Русской Средней Азии в 1920—1922 гг.
являлось делом чисто внутрироссийским, что вынужден был перейти на нелегальное положение
ввиду полного недоверия ко мне со стороны руководящих русских товарищей и невозможности в
российских условиях, оставаясь легальным, свободно или даже полусвободно бороться за свои
убеждения38, и что, будучи принужден удалиться за границу Советской России, мне не остается
ничего, кроме того, чтобы быть по отношению к ней вполне лояльным, и что я буду сосредоточивать
все свое внимание на чисто научной работе и, будучи более года за границей, я оставался верным
своему решению»37.
Подобного рода оправдания эмигрантов — дело обычное. Но применительно к Валидову срав-
нение документов показывает своеобразную манеру его эпистолярного творчества.
149
Оказывается, 12 апреля 1924 г. Валидов написал и другой вариант письма, копию которого он в
1929 г. сообщил полякам. Начинается оно совершенно по-другому: «После того, как я, предпочитая
эмиграцию предложенной через товарища] Рудзутака амнистии, выехал из Туркестана в Персию,
прибыл теперь через Афганистан, Индию, Египет и Францию в Берлин, я имею возможность лично
представить русскому представительству свою просьбу и лично получить на нее ответ»38. Далее
текст существенно отличается от «официального» варианта. Получается, что Валидов в Россию
направил один вариант письма, а за рубежом демонстрировал другой. И дело здесь не в стилисти-
ческих расхождениях, а в смысловых акцентах, подчиненных определенной логике. Понятно, что
при изучении этого периода валидовской деятельности необходимо учитывать все известные вари-
анты его писем.
Крестинский переслал цитированное письмо Сталину, который наложил резолюцию: «Оставить
без ответа»39. Оказавшись в столице кемалистской Турции Ангоре, Валидов написал 24 декабря
1925 г. письмо лично Сталину (см. приложение). Появление этого документа было обусловлено, на
наш взгляд, не только изложенными в нем причинами. Дело в том, что перед тем в Стамбуле было
опубликовано письмо Сталину азербайджанского лидера М.-Э. Расул-заде40, который писал, что не
мог дальше «жить в условиях засилия Коммунистической партии, которая узурпировала власть,
видеть имперскую политику, наблюдая в течение двухлетнего пребывания в Москве процессы дена-
ционализации, ассимиляции, русификации, насильственное подавление солдатским сапогом рост-
ков национальных свобод на Украине, на Кавказе, в Туркестане, с особым упором на преследуемые
тюркские народы и вообще мусульман»41. В ответ Сталин дал указание «разоблачить» деятель-
ность Расул-заде42.
Вскоре последовала реакция Сталина и на обращение Валидова. 20 апреля 1926 г. он вызвал к
себе председателя СНК Башкирской АССР А.Б. Мухаметкулова43. На заседании оргбюро ЦК ВКП(б)
26 апреля обсуждался вопрос о положении в Башкирской парторганизации. Здесь Сталин, в частно-
сти, заметил: «Кто в Башкирии председатель Совнаркома? Башкир. Председатель ЦИКа? Башкир».
На такую кадровую политику, по его словам, «татары... не обижаются». Что касается разговоров о
различии между татарским и башкирским языками, то Сталин не без юмора сказал, что «язык баш-
кирский отличается от татарского значительно меньше, чем язык хозяйственников от языка профес-
сионалистов»44. Наконец, 1 июня пленум Башкирского обкома ВКП(б) утвердил тезисы под названи-
ем «Характеристика башкирского движения»45, посвященные «разоблачению контрреволюционной
сущности валидовщины». Это, естественно, еще больше укрепило авторитет Валидова среди му-
сульманской эмиграции, дало импульс его деятельности.
Находясь в Стамбуле, он предпринял действия, призванные продемонстрировать его «полез-
ность» Советам, чтобы прежде всего вызволить свою жену, прекратить давление на своих родных.
Валидов вместе с тем попытался устранить Чокаева от руководства организацией «Туркестанское
национальное объединение» (ТНО)48, авторитет которой за рубежом подкреплялся размахом бас-
маческого движения в советских республиках Центральной Азии. Чокаев, находившийся в Париже,
в конце 1926 г. почему-то не смог получить визу в Турцию. Одни стали считать его «английским
агентом», а другие, во Франции, следили за ним как за «агентом парижского полпредства Советов»,
—так писал Валидов позднее в письме из Стамбула в Варшаву47. Так или иначе, но в 1927 г. Чокаев
был вынужден выйти из состава ЦК ТНО. Из-за раскольнических действий Валидова руководство
ТНО, как писал Чокаев в 1931 г. руководству польской разведки, в течение нескольких лет вынужде-
но было ограничивать свою деятельность выпуском двух ежемесячных журналов48. Неудивитель-
но, что в 1929 г. Валидов, который создал особую башкирскую организацию, был исключен не толь-
ко из ЦК, но вовсе из рядов ТНО, а Чокаев восстановлен в ЦК ТНО и стал безраздельно руководить
этой организацией, пользуясь поддержкой не только экспозитуры № 2 (созданное в 1929 г. подраз-
деление Отдела II (разведка) Генштаба Польши, ведавшее работой с российскими эмигрантами),
но и — со временем — французских и германских властей.
Вызывает споры также вопрос о «пятом пункте» Валидова, чему придают первостепенное зна-
чение многие из нынешних историков. Пытаясь понять поведение Валидова, польские разведчики
обратили внимание на его этническое происхождение. В личной карточке экспозитуры № г49, заве-
денной на него в декабре 1929 г., он сначала определялся как башкир. Однако вскоре польские
разведчики изменили свое мнение. Шеф этой спецслужбы капитан Э. Харашкевич 4 декабря 1930 г.
докладывал своему руководству, что Валидов является «татарским ученым-историком», посвятив-
шим себя научной работе, и с 1929 г. получает от польской разведки деньги «в качестве поддержки
его авторских работ». По убеждениям он «коммунист с национальной окраской» и отличается по
своим взглядам от татарских политиков, представляющих организацию «Идель-Урал»50, оставаясь,
однако, в оппозиции и к правящей системе в СССР. У Харашкевича сложилось впечатление, что
150
Валидов «является не обычным агентом ГПУ, а нереалистическим политиком с болезненными ам-
бициями, а также с интриганскими наклонностями, обманутым и используемым Советами».
В 1930 г. Валидов принимал участие в тайных совещаниях, организованных Идриси в Берлине,
на которых было решено создать среди татарской эмиграции организацию и журнал для противо-
действия влиянию антисоветских татарской и туркестанской организаций и их изданий. Польским
разведчикам стали известны инструкции, преподанные ОГПУ А. Шафи5', где указывалось на жела-
тельность привлечения Валидова к сотрудничеству. Действительно, тот в Стамбуле начал подби-
рать кадры для новой организации, «которая бы выступала в роли оппозиции» по отношению к
«Идель-Уралу» и к ТНО, — информировал в декабре 1930 г. свое руководство Харашкевич52. Меж-
ду тем Валидов пытался уверить польских политиков в иных мотивах своего необычного поведения.
В мае 1929 г. он из Стамбула писал Т. Голувко53 в Варшаву: «Я нисколько не цепляюсь за свое
положение в Турции и в турецком университете; я не ученый, ведущий политические интриги, я —
политический деятель, живущий пока, к сожалению, на учености и за что негодующий; я — полити-
ческий деятель одного из самых обездоленных народов в мире, но имеющего большую будущность;
моя роль не сыграна, наоборот, она только что начала исполняться; я никогда не [по]думаю отка-
заться от жизни солдата» и. При этом Валидов несмотря ни на что поддерживал переписку с
некоторыми своими знакомыми, оставшимися в СССР. В 1930 г. чекисты перехватили письмо,
посланное Валидовым из Берлина узбекскому историку профессору П. Салиеву. Валидов просил
сообщить о возможности издания и распространения в Самарканде написанной им книги по исто-
рии Туркестана55 — «Bugiinkii Tiirkistan ve Yakin Tarihi» («Современный Туркестан и его недавнее
прошлое». Каир. 1928. Это исследование было издано на деньги польской разведки56). Подобного
рода письма вели обычно к печальному итогу — их адресаты, в их числе Салиев, подвергались
репрессиям. Ясно, что деятельность Валидова в европейских странах и Турции не вписывается в
привычный образ эмигрантской политики57.
Тем временем в Турции кемалистские власти, не желая осложнять отношения с Советским госу-
дарством, запретили деятельность всех организаций эмигрантов из России. Будучи гражданином
Турецкой Республики и профессором Стамбульского университета, Тоган к тому же испортил отно-
шения с президентом Ататюрком, когда в 1932 г. подверг критике некоторые положения подготов-
ленной по инициативе Ататюрка книги по тюркской истории. Валидова отстранили от преподавания
в университете и обвинили в попытках внести раскол между тюркскими народами — повторить то,
чем он занимался в России во время революции и гражданской войны. Этот скандал привлек вни-
мание к Валидову двух крупных германских востоковедов Г. Рипера и П. Виттека, работавших
тогда в Стамбуле. Имя Валидова стало встречаться в их переписке. Виттек считал вредным «шови-
нистический дилетантизм» определенных турецких авторов и почувствовал необходимость помо-
гать «жертвам» официальной турецкой историографии, таким как Тоган56. В результате в 1932 г.
Валидов-Тоган уехал в Австрию.
После прихода к власти Гитлера Чокаев, как и другие эмигрантские политики, изо всех сил ста-
равшиеся удержаться на плаву в новых исторических условиях, в 1933 г. побывал в Берлине, где
встретился с высокопоставленным представителем НСДАП Г. Ляйббрандтом, который интересо-
вался степенью сопротивляемости, наличием национальной воли, расовыми, культурными и наци-
онально-историческими различиями народов СССР и противоречиями между ними59. Видимо, имея
в виду подобные контакты Чокаева с британскими, польскими, французскими, германскими и, веро-
ятно, с представителями иных стран, Б.Н. Николаевский в письме Ф.И. Дану 8 апреля 1930 г. отме-
тил, что некоторые моменты зарубежной деятельности Чокаева заставляют относиться к нему с
большой настороженностью60. Очевидно, что в любом случае и Валидову и Чокаеву в условиях
эмиграции приходилось действовать весьма изобретательно, чтобы достичь своих целей.
В 1935 г. Валидов-Тоган оказался в Германии, где работал в Боннском университете внештат-
ным лектором. Несмотря на небольшое жалованье — 200 марок, на нехватку денег он не жаловал-
ся и много путешествовал, особенно часто выезжал в горные области Австрии и Швейцарии пока-
таться на лыжах. Но осенью 1937 г. германские власти, получив информацию о его тайных встречах
в Финляндии с чекистами, стали тщательно проверять его и его расходы. М.Н. Фархшатов полагает,
что благодаря заступничеству немецких ученых Тогану все же удалось избежать серьезных непри-
ятностей. Осенью 1938 г. Тоган перешел на работу в Гёттингенский университет. 1 сентября 1939 г.,
когда Германия напала на Польшу, он перебрался в Турцию (там обстановка изменилась после
смерти Ататюрка), устроился в Стамбульском университете. На заседании Союза туркестанской
молодежи он был избран его председателем, но тут же, через два часа, был переизбран, поскольку
из его же слов стало ясно, что он намерен превратить эту организацию в инструмент своих полити-
ческих целей61.
151
Когда Тоган в июле 1941 г. подал в Стамбуле заявление с просьбой о выдаче ему германской
визы, ему было отказано62. Германские власти, располагая архивами польской разведки, имели
свои основания сомневаться в благонадежности Тогана. О том, что было дальше, в исторической
литературе идет спор. По одним сведениям, весной (или летом) 1942 г. он благодаря содействию
германского посла в Турции все же смог побывать в Берлине во время встречи эмигрантских лиде-
ров, на которой попытался возглавить туркестанскую организацию, по другим — вообще не появ-
лялся там63. Согласно его собственным воспоминаниям, он был приглашен в Германию лишь в
1943 г., жил в респектабельной берлинской гостинице «Adlon» и вел работу среди военнопленных-
мусульман64. Этот факт подтверждал в своих показаниях попавший в советский плен немецкий
офицер, ученый-тюрколог65. По свидетельству советских авторов (один из них бывший разведчик),
Тоган тогда вел переговоры с генералом Власовым — в 1943 г. шло формирование мусульманской
дивизии, для чего в лагерях военнопленных с представителями различных народов проводилась
соответствующая работа66.
В мае 1944 г. Тоган был арестован в Турции и осужден на длительное заключение «за попытку
государственного переворота». Через 15 месяцев его, однако, освободили. Приговор был отме-
нен67. Но когда в сентябре 1945 г. в Стамбуле начался следующий судебный процесс, Тогану вновь
предъявили обвинения в тайной антиправительственной деятельности, подстрекательстве турок к
смуте, в антикемалистской пропаганде и т.п. В показаниях на процессе Тоган говорил, что тайное
общество было создано лишь для того, чтобы объединить находившихся в Турции туркестанцев и
подготовить кадры для туркестанского правительства в случае поражения СССР. Одна из его непос-
редственных задач состояла в помощи советским военнопленным-мусульманам, находившимся в
Германии, и в привлечении их на сторону этого общества68. Отбыв еще почти 18-месячное тюрем-
ное заключение, Тоган в 1947 г. был оправдан судом и освобожден. Затем он продолжил научную и
педагогическую деятельность.
В мемуарах, опубликованных в Стамбуле в 1969 г., перед смертью, Валидов обещал подробно
рассказать и о послевоенном периоде своей жизни, но не успел. В воспоминаниях он, как и советс-
кие мемуаристы, утверждал, что Чокаев якобы был кадетом, в эмиграции поддерживал П.Н. Милю-
кова и именно это послужило причиной их разрыва69. Другими важными объектами критики Валидо-
ва почти до последних дней его жизни были Г. Исхаки70 и С. Максудов71. Деятельность Валидова
«как политика и, особенно, как ученого получила всемирное признание, — пишет Р.Г. Ланда. —
Какими бы ни были политические взгляды Валидова... значение его научных работ бесспорно» п.
Следует, однако, различать роль Валидова как политика и как ученого-востоковеда, и в особеннос-
ти как историка революции и гражданской войны. Борьба за главенство среди эмигрантских мусуль-
манских лидеров существенно отразилась на тех их работах, в которых рассматривались вопросы
истории революции и гражданской войны в России. На это по-прежнему почти не обращается вни-
мание в современной историографии.
Приложение
Письмо А.-3. Валидова И.В. Сталину. 24 декабря 1925 г.73
Копия
Глубокоуважаемый товарищ] Сталин.
В Берлине, после моего обращения к тов. Крестинскому, получил было возможность иметь регу-
лярную переписку с семьей и с некоторыми русскими учеными, получать необходимые книги и руко-
писи; по прибытии в Ангору все это сразу прекратилось, было отменено уже обещанное через баш-
кирское правительство разрешение моей жене74 выехать ко мне за границу, было грубо отклонено
ходатайство турецкого посланника в Москве Зекаи-бей75, что доведено до моего сведения через
ангорское министерство иностранных дел; произведен обыск у моего брата Абдуррауфа и у отца76,
погнанных потом в Авзяно-Петровское77 ГПУ и дорогой изрядно избитых чекистами; было задержа-
но шесть заказных пакетов с моими рукописями по истории, этнографии и статистике и т.д., отправ-
ленных из Петровской почтовой конторы. Репрессии по отношению ко мне и моим родителям и
семье, конфискации, обыски и избиения показывают, какова была бы моя участь, если бы я остался
в России, доверившись Вашим амнистиям. Вы тот же тов. Сталин, который писал статью в Правде78
и читал доклад о «валидовщине»79, давал инструкции Фейзулле Ходже80, ГПУ и Особому отделу
Туркфронта и Турккомиссии по борьбе с «валидовской группой»6', Энвер-пашой и турецкими офи-
церами, следил за моей политической деятельностью в Туркестане не только через Турккомиссию и
Туркфронт, но и по запискам Центрального] комитета общетуркестанского национального объеди-
нения, подписанным мною как председателем этого же Центр[ального] комитета и отправленным к
152
Вам в ЦК РКП совершенно открыто по почте и [с] нарочными или переданным через Самарканд-
ский исполком и главаря самаркандских басмачей Ачил-бека, при котором я тогда находился, и
Вы тот же тов. Сталин, который писал в своей официальной амнистии, объявленной в официаль-
ном органе ЦК РКП, что «бывший председатель правительства Башкирской Советской Республи-
ки товарищ] Валидов, находившийся довольно долгое время в неведении...»82 и т. д.; разве при
таких условиях я мог пользоваться Вашей «амнистией»? И когда я в Кабуле читал в заграничной
печати, что мой помощник по военной части Аухади Ишмурзин83, попавший к Вам в плен на басма-
ческом фронте, расстрелян в Москве по приговору Верховного военного трибунала, я, конечно,
увидел, как правильно поступил, не доверившись Вашей «амнистии» и выехавши за границу, не-
смотря на настойчивый уговор моих ближайших друзей из коммунистов-мусульман. Я еще ничего
же после этогом не сделал за границей такого, что могло вызвать репрессии по отношению [к]
моей семье и родителям лица, уже амнистированного советской властью; то, что я читал на съезде
левых социалистов85 группы Ледибурга86—Балабановой87, то, что я писал в берлинском Klassen
Kampf88 о социализме и большевизме в Туркестане, является лишь повторением того, что я писал
Вам и товарищу] Рудзутаку в 1921—1923 гг. из Ташкента, Самарканда и Асхабада; отзывы Вашей
партийной печати о моих выступлениях за границей свидетельствуют лишь о фанатичной нетерпи-
мости русских коммунистов ко всему, что делается за границей. Чем же вызвана Ваша новая реп-
рессия!?]; зачем же Вы бьете прикладом по груди моей матери и по голове моего отца старика?
зачем же Вы конфискуете рукописи моих научных трудов, написанных тогда, когда я еще ничего не
слыхал, что такое советы и большевизм, рукописи — результат всей моей дореволюционной жиз-
ни? Я боролся за права Башкирии, Туркестана, но, к сожалению, не мог выиграть на этот раз — и
все; причем же тут мои родители и мои исторические рукописи?
Я желаю закончить некоторые мои труды по истории и этнографии Туркестана и юго-востока
России и, пользуясь досужим временем, печатать их здесь и в России (одна из таковых работ уже
появилась в трудах Российской Академии наук89); убедительнейше прошу Вас вернуть мне ото-
бранные на уфимской почте шесть пакетов рукописей и конфискованную Вами же у моего брата
Абдуррауфа мою библиотеку; прошу разрешить мне по-прежнему получать из российских ученых
учреждений неполитические книги и от частных лиц — рукописи по моей специальности; прошу не
преследовать перечисленных в моей записке на имя берлинского полпреда товарища] Крестинско-
го русских и туземных ученых за переписку со мною; пусть не думают руководители советской сред-
неазиатской политики, что Валидов может использовать этих лиц для политических целей; в поли-
тике я не нуждаюсь в услугах лиц, имена которых перечислены в моем же письме советскому
посланнику; можете полагаться, что я совершенно ясно отличаю НАУКУ от политики.
С совершеннейшим почтением бывший предревком башкирской советской республики
Ахмед-Заки Валидов.
24 декабря 1925 года.
Ангора.
Копии этого письма посылаются также товарищам] Фрунзе, Луначарскому90 и председателю
Исполкома советов Башкирской Советской Республики товарищу] Кушаеву91.
Может, настанет день, обрадуемся, если будет суждено, найдутся, не отчаивайся92.
Примечания
1.	Подробнее о нем см.: Отечественная история, 1997, № 6; БАЙКАРАТ. Заки Валиди Тоган. Пер. [с турец. яз.]
Уфа. 1998. В 1917 г., судя по официальному списку членов Исполнительного комитета Всероссийского му-
сульманского совета, направленного Временному правительству в мае 1917 г., Валидов именовал себя Ах-
мед-Закки Ахмедович (Речь, 30.V.1917).
2.	См. например: НОВОСЕЛОВ К. Против буржуазных фальсификаторов истории Средней Азии. Ашхабад. 1962,
с. 15; ИНОЯТОВ Ш. Критика буржуазных фальсификаторов истории победы Советской власти в Средней
Азии. В кн.: Установление Советской власти в национальных районах России. Кишинев. 1979, с. 227. Это
касается и работ Э. Каррер дАнкосс.
3.	Подробнее см.: ЛАНДА Р.Г. Ахмет-Заки Валидов (Заки Валиди Тоган) как востоковед и общественный деятель.
— Восток, 2000, №1.
4.	Даже в рецензии на московский перевод мемуаров Валидова (ТОГАН З.В. Воспоминания. Борьба мусульман
Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. М. 1997) уфимский историк
И.В. Кучумов, ничем не аргументируя, заявил, что «сегодня 3. Валиди воспринимается башкирским народом
как национальный герой» (Восток, 1998, № 6, с. 166). Позже он, однако, признал, что «объективно исследо-
вать личность А. Валиди и башкирское национальное движение в сегодняшнем Башкортостане невозможно»
153
(КУЧУМОВ И.В. Крючья под ребро истории. Уфа. 2001, с. 40). Валидоведение в Башкортостане имеет пропра-
вительственный характер. М.М. Кульшарипов пишет, что, по мнению группы ученых республики, мемуары
Валидова «содержат богатейший материал о башкирском национальном движении». Далее он сожалеет, что
«не все исследователи разделяют эту точку зрения», а нашелся и такой, кто «упрекает башкирских ученых,
публицистов за высокую оценку ими источниковедческой ценности» воспоминаний, которые, по его мнению,
страдают субъективизмом, имеют неточности и т.д. «К сожалению, С.М. Исхаков не подтвердил конкретными
фактами обоснованность своих критических замечаний» (КУЛЬШАРИПОВ М.М. «Воспоминания» 3. Валиди
— ценнейший источник для изучения истории башкирского национального движения. В кн.: Уникальные ис-
точники по истории Башкортостана. Материалы I Межрегиональной научно-практической конференции и
Ассамблеи народов Республики Башкортостан (19 декабря 2000 года). Уфа. 2001, с. 13). Как научному редак-
тору московского перевода мне, разумеется, известны подобные случаи, но акцентировать на них внимание
не было причин. В том случае, если в Уфе предпримут когда-нибудь сугубо академическое издание этих
мемуаров, все (а их немало) огрехи мемуариста будут видны.
5.	ИЛИШЕВ И. Российский федерализм: политические, правовые, национальные и языковые аспекты. — Ватан-
даш—Соотечественник—Compatriot (Уфа), 1998, № 5, с. 10; ЕГО ЖЕ. Российский федерализм: взгляд из
Башкортостана. — Панорама-Форум (Казань), 1997/1998, осень/зима (№ 18), с. 12. В отличие от уфимской
публикации здесь указано, что автор представлял Международный центр В. Вильсона (Вашингтон) и что взгля-
ды, изложенные в его докладе, «являются точкой зрения самого автора и не должны обязательно отражать
официальную точку зрения правительства Башкортостана»; ILISHEV I.G. Russian Federalism: Political, Legal,
and Ethnolingual Aspects — a View from the Republic of Bashkortostan. — Nationalities Papers (New York), 1998,
December, Vol. 26, № 4, p. 727,728. В этом номере журнала, посвященном проблемам постсоветских респуб-
лик, сообщается, что данная статья башкортостанского политолога была подготовлена благодаря гранту Ин-
ститута Кеннана (Вашингтон). В настоящее время выпускник Института перспективных российских исследо-
ваний им. Кеннана И.Г. Илишев является директором Института истории, языка и литературы Уфимского
научного центра РАН.
6.	ВЕРЕЩАГИН А.С. Отечественная историография гражданской войны на Урале (1917—1921 гг.). Автореферат
докт. дисс. М. 2001, с. 45; ЕГО ЖЕ. Некоторые новые тенденции в изучении башкирского национального дви-
жения в годы гражданской войны. — Отечественная история, 2002, № 4.
7.	КОНСТАНТИНОВ С., УШАКОВ А. Восприятие истории народов СССР в России и исторические образы России
на постсоветском пространстве. В кн.: Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М.
1999, с. 76.
8.	ЗОРИН В.Ю., АМАНЖОЛОВА Д.А.,КУЛЕШОВ С.В. Национальный вопрос в Государственных думах России:
опыт законотворчества. М. 1999, с. 65.
9.	ЛАТЫПОВ Р.Т. Национальная политика на Урале в 1920-е — первой половине 1930-х годов. Автореферат
канд. дисс. Екатеринбург. 2001, с. 8.
10.	ТОГАН З.В. Сочинения: произведения, написанные до 1917 года. Уфа. 1996; ЕГО ЖЕ. Воспоминания; ТОГАН
А.В. Не сочтите за пророчество: письма, обращения, выступления. Уфа. 1998. Большинство приведенных
здесь писем — переводы с турецкого языка, за исключением писем Н.Н. Крестинскому (12.IV. 1924), Сталину
(20. IX. 1925) и Фрунзе (20. IX. 1925). Местонахождение этих документов в публикации А. Юлдашбаева не ука-
зано. Подбор писем имеет явно конъюнктурный характер. В московском журнале «Тюркский мир» (1998, № 1)
Юлдашбаев опубликовал три перевода его писем под не обоснованным фактическими реалиями заглавием
«Непримиримый оппонент Ленина».
11.	Национальная политика России: история и современность. М. 1997, с. 258—260,261. Здесь впервые даны
ссылки на архив ФСБ РФ, в котором, вероятно, находятся подлинники и других писем Валидова; ЗОРИН
В.Ю., АМАНЖОЛОВА Д.А., КУЛЕШОВ С.В. Ук. соч., с. 241. Здесь впервые ссылка сделана на Архив Прези-
дента РФ.
12.	См.: ФАРХШАТОВ М.Н. Повороты судьбы Заки Валиди (немецкие архивные документы о жизнедеятельности
башкирского ученого-эмигранта в Германии). — Вестник АН Республики Башкортостан, 1998, т. 3, № 2, с. 53—
62. (Публикация нескольких не принадлежащих перу Валидова документов из архивов Венского и Боннского
университетов.)
13.	Из истории российской эмиграции. Письма А.-З. Валидова и М. Чокаева (1924—1932 гг.). М. 1999. В рецензии
на этот сборник Кульшарипов пишет, что составитель подобрал письма «прежде всего в соответствии со
своей попыткой дискредитации 3. Валиди» (КУЛЬШАРИПОВ М. Вымысел и правда. — Ватандаш—Соотече-
ственник—Compatriot, 2000, № 5, с. 167). В действительности я не «подбирал», а выявил и подготовил к
публикации все обнаруженные в РГВА письма, раскрывающие взаимоотношения этих двух деятелей. Письма
«явно вытащены из спецхранов», утверждает рецензент (хотя в предисловии к публикации сказано, что эти
материалы давно рассекречены) и строит нелепые предположения, что составитель сборника «слишком тес-
но связан с известной службой и выполняет чью-то волю» (там же, с. 170).
154
14.	Подробнее о нем см.: МУСТАФА ЧОКАЕВ. Революция в Туркестане. Февральская эпоха. — Вопросы истории,
2001 ,№2.
15.	Из истории российской эмиграции, с. 93.
16.	Там же, с. 103.
17.	Шариф Манатов (1892—1936) — меньшевик-интернационалист (с января 1917 г.), после Февральской рево-
люции глава Башкирского областного совета, член Учредительного собрания; зам. председателя Комиссари-
ата по делам мусульман Внутренней России при Наркомнаце РСФСР. Большевик (с мая 1918 г.), в партию
был принят по личной рекомендации Сталина. Манатов появился на Версальской мирной конференции в
качестве представителя башкирского народа, в связи с чем Башревком на заседании 19 мая 1919 г. решил
направить телеграмму, написанную Валидовым, председателю РВСР Л.Д. Троцкому с просьбой сообщить в
Париже лишении Манатова таких полномочий. Летом 1919 г. Манатов оказался в Грузии, затем в Стамбуле,
где был арестован французами, но сумел бежать в Анатолию.
18.	КЕМАЛЬ М. Путь новой Турции. Т. 3. М. 1934, с. 304. В сентябре 1920 г. кемалисты выслали его по обвинению
в большевизме (за помощь в создании турецкой компартии), и он снова появился в Тифлисе. Скоро, по пору-
чению Сталина, находившегося в то время в Баку, он оказался в составе советской делегации в Александро-
поле на переговорах между Турцией и Арменией, по окончании которых вернулся в Москву. В конце 1920 г.
прибыл в Башкирию в качестве полномочного представителя Наркомнаца в Башкирской АССР. Член колле-
гии Наркомнаца.
19.	Национальная политика России, с. 276.
20.	МАНАТОВ Ш. Из галереи мусульманских контрреволюционеров.—Жизнь национальностей, 1922, №4(10),
с. 22.
21.	Ширмухаммад-бек Гази (Кёрширмат) (в советской исторической литературе именовался Курширмат)—узбек,
командовавший крупным отрядом мусульманских повстанцев в Туркестане. После поражения восстания уехал
за рубеж.
22.	ГАНКОВСКИЙ Ю. Персонажи с «той стороны». Энвер-паша среди басмачей.—Азия и Африка сегодня, 1994,
№5, с. 61.
23.	МЯСНИКЯН А.Ф. Избр. произведения. Ереван. 1965, с. 416,417.
24.	Подробнее см.: ПАНИН С.Б. Советская Россия и Афганистан. 1919—1929. М.-Иркутск. 1998, с. 102—106.
25.	Из истории российской эмиграции, с. 104.
26.	Фуад Туктаров (1880—1938) — казанский татарин, адвокат, журналист и политик. После Февральской рево-
люции председатель Мусульманского комитета в Казани, участник всероссийских мусульманских съездов
(1917 г.), член Учредительного собрания и Съезда членов Учредительного собрания (Уфа, 1918 г.).
27.	Усман (Осман) Токумбетов (1888—?) — татарин, земляк Валидова, закончил Петербургский университет в
1914 г., во время первой мировой войны прапорщик по Адмиралтейству. После Февральской революции тов.
председателя Всероссийского мусульманского военного совета, кандидат в члены Учредительного собра-
ния, член Предпарламента, избранного на башкирском Курултае (съезде) в декабре 1917 г., один из руководи-
телей II Всероссийского мусульманского военного съезда (Казань, январь—февраль 1918 г.), по решению
которого был направлен в Германию для работы среди военнопленных-мусульман. После заключения Брес-
тского мира оказался в Турции, позднее приехал в Германию. После появления Энвер-паши летом 1920 г. в
России вернулся и работал вместе с ним в Москве. После ухода Энвер-паши к басмачам уехал в Германию
через Финляндию в 1923 году. Его жена, Н.Д. Головина, по данным польской разведки, была чекисткой; ее
сестра работала секретарем-машинисткой в ОГПУ (ГАЙНЕТДИНОВ Р.Б. Деятельность татаро-башкирских
эмигрантских организаций и центров в 1900 — начале 1930-х годов. Канд. дисс. Казань. 1993, с. 64). В конце
1920-х годов он работал таксистом в Берлине. Дальнейшая судьба неизвестна.
28.	Алимджан Идриси (Идрисов) (1887 — после 1945 г.) — уроженец Петропавловска; по одним сведениям баш-
кир, по другим—татарин. После первой русской революции уехал за рубеж; учился в университетах Стамбу-
ла, Лозанны и Льежа. Во время первой мировой войны по поручению турецких властей был направлен в
Берлин в качестве муллы для военнопленных-мусульман, сотрудничал с МИД и Военным министерством
Германии. После прихода к власти большевиков контактировал с российскими коммунистами-мусульмана-
ми, вел коммунистическую агитацию среди военнопленных татар, склонив большое их количество к возвра-
щению в Советскую Россию. В1922 г. прибыл в Берлин в качестве члена бухарской торговой миссии и инспек-
тора над обучающимися в Германии туркестанцами, а также татарами — гражданами Советской России. С
1922 по 1926 г. представитель Бухарской Советской Республики в Германии. С 1934 г. вновь работал в МИД
Германии в качестве научного консультанта. После войны обосновался на Ближнем Востоке.
29.	«Знамя борьбы» — печатный орган заграничной делегации партии левых социалистов-революционеров и
союза эсеров-максималистов. Валидов в декабре 1924 г. принял участие в конференции левых эсеров в
Берлине. Его доклад, посвященный Туркестану, был напечатан в № 9-10 (февраль—март) этого журнала в
1925 году.
155
30.	«Ени Кафкасия» («Новый Кавказ») издавался в Стамбуле в 1923—1927 годах. Был закрыт кемалистскими
властями, которые запретили какую-либо деятельность всех эмигрантов из России, дабы не осложнять отно-
шения с Советским государством.
31.	По сведениям польской разведки, статья называлась «Восточная политика коммунистов». В опубликованных
в Уфе и Турции библиографиях Валидова она не упоминается. Возможно, это была в действительности ста-
тья друга и соратника Валидова А. Инана «Борьба с исламско-тюркской культурой в Поволжье», опублико-
ванная в 4-м (апрельском) номере «Ени Кафкасия» за 1924 год. См.: Абдулкадир Инан. Библиографический
указатель. Уфа. 1996, с. 18.
32.	Подробнее см.: ТОГАН З.В. Воспоминания, с. 472.
33.	РГВА, ф. 461-k, оп. 1, д. 385, л. 92-92об., 97-101; оп. 2, д. 133, л. 14.
34.	Я.Э. Рудзутак—председатель Средазбюро ЦК РКП(б) (1922—1924 гг.).
35.	Раскольников Федор Федорович (1892—1939)—полномочный представитель РСФСР в Афганистане в 1921—
1923 годах.
36.	Приведенный в московской коллективной монографии фрагмент из этого письма, хранящегося в Архиве Пре-
зидента Российской Федерации, читается так: «Ввиду полного недоверия к нему (мне? — С.И.) со стороны
руководящих русских работников и невозможности в российских условиях оставаться лишенным свободы
или пусть полусвободно бороться за свои убеждения...» (ЗОРИН В.Ю., АМАНЖОЛОВА ДА, КУЛЕШОВ С.В.
Ук. соч., с. 241). Следовательно, это еще один вариант данного письма.
37.	ТОГАН А.В. Не сочтите за пророчество, с. 141—143.
38.	Из истории российской эмиграции, с. 21.
39.	Цит. по: ЗОРИН В.Ю., АМАНЖОЛОВА Д. А., КУЛЕШОВ С.В. Ук. соч., с. 241.
40.	Мамед-Эмин Расул-заде (1884—1955) — публицист, возглавлял партию «Мусават» («Равенство»); один из
инициаторов провозглашения Азербайджанской республики (28 мая 1918 г.) и первый ее руководитель. Пос-
ле установления Советской власти в Азербайджане (весной 1920 г.) был арестован, но Сталин во время
своего пребывания в Баку в октябре 1920 г. спас его от расстрела и увез с собой в Москву для работы в
Наркомнаце. В1922 г. Расул-заде бежал из России через Финляндию и вскоре прибыл в Стамбул. Основал в
Стамбуле журнал «Ени Кафкасия» и стал одним из лидеров мусульманской эмиграции.
41.	Цит. по: ГУСЕЙНОВ Ч. Доктор N. Кн. 2. М. 1998, с. 137.
42.	Подробнее см.: «Обозвать азербайджанским погромщиком...» (судьба бакинского друга Сталина Расул-Заде).
— СУЛТАНБЕКОВ Б. История Татарстана: Сталин и «татарский след». Казань. 1995, с. 161—162.
43.	Посетители кремлевского кабинета И.В.Сталина. — Исторический архив, 1994, № 6, с. 10.
44.	Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 558, оп. 11, д. 1107, л. 209.
45.	См.: Резолюции областных конференций Башкирской партийной организации и пленумов обкома КПСС (1917—
1940 гг.). Уфа. 1959, с. 276-286.
46.	Название этой организации в исторической литературе, как правило, искажается. Ее тюркское название—Туркес-
тан Милли Бирлиги (ТМБ), использовавшийся в документах французский перевод—Union Nationale du Turkestan.
Организация была оформлена в нелегальных условиях в 1921 г. в Туркестане представителями местных мусуль-
манских народов, при активном участии Валидова. Цель—национальная независимость Туркестана.
47.	Из истории российской эмиграции, с. 55.
48.	РГВА, ф. 461-к, оп. 2, д. 136, л. 118.
49.	РГВА, ф. 461 -к, Картотека экспозитуры № 2. Карточка № 81. В эту картотеку включались две категории лиц:
члены эмигрантских организаций и агенты и сотрудники польской разведки. См. подробнее о деятельности
польской разведки против СССР: PEPLONSKI A. Wywiad Polski па ZSRR. 1921—1939. Warszawa. 1996. Вали-
дов, получивший польский псевдоним Zew (очевидно, в результате сокращения имени и фамилии Zeki Welidi),
характеризовался в карточке как «башкирский деятель в оппозиции» к Г. Исхакову (один из лидеров татарской
эмиграции) и Чокаеву.
50.	Организация «Идель-Урал» была создана татарскими эмигрантами в 1920 г. во Франции, откуда перебазиро-
валась в Германию, а затем в Турцию, но там под давлением кемалистов прекратила свою работу и снова
оказалась в Западной Европе в 1927 году. См. также: ГИЛЯЗОВ И. Там, в иных краях (Татарская миграция в
20—40-е гг.).—Татарстан, 1994, № 3-4, с. 52—55; ГАЙНЕТДИНОВ Р.Б. Тюрко-татарская политическая эмигра-
ция: начало XX века — 30-е годы. Набережные Челны. 1997.
51.	Абдрахман (Алмас) Шафи (Шафиев) (наст, имя и фамилия Габдрахман Галиуллин) (1885, по другим данным
1892 — после 1945 г.) — купец, татарский общественный деятель; во время гражданской войны уехал в Тур-
цию, в 1927 г. сотрудник турецкого посольства в Москве. В 1930-е годы перебрался в Германию. Во время
второй мировой войны руководитель Союза борьбы тюрко-татар Идель-Урала (Комитет «Идель-Урал»). В
январе 1945 г. бежал в Турцию. По сведениям советских историков, в 20-е годы в Турции он был завербован
британской разведкой, в Германии раскрыт и перевербован (КАРЧЕВСКИЙ Ю., ЛЕШКИН Н. Лица и маски.
Уфа. 1982, с. 47).
156
52.	РГВА, ф. 461 -к, оп. 1, д. 385, л. 91об.-92об.
53.	Голувко Тадеуш Людвик (1889—1931)—родился в Семипалатинской обл. в семье польского ссыльного, уча-
стника восстания 1863 года. Во время учебы в гимназии в г. Верном примкнул к эсерам. В 1909 г. поступил в
Петербургский университет, активно участвовал в политической деятельности, публицист. После начала пер-
вой мировой войны уехал в Варшаву. Сторонник Ю. Пилсудского; начальник Восточного отдела МИД Польши
(1927—1930 гг.). В1930 г. избран депутатом Сейма. Занимался национальными проблемами. Убит в Трускав-
це украинскими националистами.
54.	Из истории российской эмиграции, с. 71—72.
55.	ГЕРМАНОВ В. «Он умер в пути».... — Звезда Востока, 1993, № 11-12, с. 140,146.
56.	Из истории российской эмиграции, с. 80.
57.	Видимо, не случайно сын Валидова противился передаче куда-либо личного архива отца, находящегося в
Турции (Башкирское национальное движение 1917—1920 гг. и А. Валиди. Зарубежные исследования. Уфа.
1997, с. 212).
58.	Die Welt des Islams, 1998, November, Vol. 38, №. 3, S. 276,278.
59.	РГВА, ф. 461-k, on. 1, д. 1, л. 131; on. 2, д. 75, л. 6.
60.	ЧОКАЕВ М. Национальное движение в Средней Азии. В кн.: Гражданская война в России: события, мнения,
оценки. М. 2002, с. 658.
61.	Об этом, согласно сообщению корреспондента ТАСС в Стамбуле, дал показания один из бывших соратников
Валидова на проходившем в 1945 г. в Стамбуле закрытом судебном процессе по делу группы «пантюркис-
тов»; одним из организаторов ее был назван Тоган. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ),
ф. 4459, оп. 28/2, д. 841, л. 27.
62.	ГИЛЯЗОВ И. На другой стороне. Казань. 1998, с. 28.
63.	КАРЧЕВСКИЙ Ю., ЛЕШКИН Н. Ук. соч., с. 52-54; ГИЛЯЗОВ И. Ук. соч., с. 172.
64.	ТОГАН З.В. Воспоминания, с. 267,412,447.
65.	Об эмигрантах комитета «Идель-Урал». (Из показаний доктора Рейнера Ольцша). — Ватандаш—Соотече-
ственник—Compatriot, 1999, № 7, с. 157.
66.	КАРЧЕВСКИЙ Ю., ЛЕШКИН Н. Ук. соч., с. 59; ГИЛЯЗОВ И. Ук. соч., с. 131-135.
67.	БАЙКАРАТ.Ук.соч., с.41.
68.	ГАРФ, ф. 4459, оп. 28/2, д. 841, л. 29-31.
69.	ТОГАН З.В. Воспоминания, с. 112,116,431,461.
70.	Гаяз Исхаки (Исхаков) (1878—1954)—один из организаторов партии татарских эсеров (1906 г.), неоднократно
арестовывался, отбывал тюремное заключение и ссылку. Писатель, драматург, публицист. Родоначальник
татарской литературы критического реализма. После Февральской революции кандидат в Учредительное
собрание. В1918 г. уехал за рубеж, один из представителей Национального собрания мусульман тюрко-татар
Европейской России и Сибири на Версальской мирной конференции. В 1920—1930-х годах жил в основном в
Европе (входил в состав Комитета помощи голодающим в России, созданного летом 1921 г.). Основатель
общества «Идель-Урал» (его деятельность имела пропагандистский характер). Сотрудничество с экспозиту-
рой № 2 начал в 1929 году. В ее документах проходил под псевдонимом «Scholtz» («Шольц»). После оккупа-
ции Польши Германией уехал в Лондон, с 1941 г. жил в Турции. См. также: БЕЛЯЛОВ У, ФАСЕЕВ К. Гаяз
Исхаки, он же «Шольц». — Советская Татария, 19.11.1989; БЕЛЯЛОВ У. Гаяз Исхаки, он же «Шольц». Необхо-
димые пояснения.—Там же, 20.V.1989. В первой статье дан фрагмент личной карточки Исхаки, заведенной
экспозитурой № 2 на него, как и на Валидова, в декабре 1929 года.
71.	Садри Максудов (Максуди) (1879—1957) — адвокат, писатель, публицист, депутат II—III Дум от Казанской
губернии, после Февральской революции член Временного Центрального бюро российских мусульман, член
Туркестанского комитета Временного правительства, член исполкома Всероссийского мусульманского сове-
та, кандидат в Учредительное собрание, председатель Национального управления мусульман тюрко-татар
Внутренней России и Сибири. После того как весной 1918 г. большевики разгромили культурно-национальную
автономию мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири, главой которой он являлся, покинул Рос-
сию и жил в Европе (в Париже являлся членом Комитета помощи голодающим в России), затем в Турции. В
учетной карточке экспозитуры № 2, заведенной на него, как и на Валидова, Исхаки в декабре 1929 г., когда он
был профессором юридического факультета Ангорского (Анкарского) университета, он имел псевдоним
«Denisow» (РГВА, ф. 461-к, Картотека эскпозитуры № 2. Карточка № 64). Больше никаких упоминаний о нем
в сохранившихся документах экспозитуры № 2 не обнаружено.
72.	ЛАНДА Р.Г.Ук. соч., с. 122,135.
73.	Публикуется по: Из истории российской эмиграции, с. 23—24. Письмо Валидова из Стамбула на имя Т. Голув-
ко (12. V. 1929), заканчивается постскриптумом от руки: «Для сведения прилагается копия моих писем советс-
кому правительству, о которых шла речь в мою бытность в Варшаве» (Из истории российской эмиграции, с.
70), что позволяет считать данное письмо подлинником.
157
74.	Нефисе Валидова — внучка известнейшего в Поволжье, на Урале и в Сибири накшбандийского шейха Зей-
нуллы Расулева (1833—1917) из Троицка (Оренбургская губ.).
75.	Правильно: Зекяи-бей — посол Турции в СССР (с июля 1925—до конца 1927 года).
76.	Ахметша Валидов—до 1917 г. указной мулла, имам-хатыб одной из мечетей в ауле Кузянова (в Стерлитамак-
ском уезде Уфимской губ.), где родился Валидов.
77.	«Авзяно-Петровское» зачеркнуто. Авзяно-Петровский завод — поселок Верхне-Уральского уезда Оренбургс-
кой губернии.
78.	Речь идет о статье Сталина «Наши задачи на Востоке» (Правда, 2.111.1919) в связи с переходом башкирских
войск на сторону Советов.
79.	Вероятно, речь идет о докладе, посвященном положению в Башкирии, на заседании оргбюро ЦК РКП(б) 26
сентября 1921 года. Оргбюро обязало руководителей республики издать воззвание к трудящимся Башкирии о
необходимости «беспощадной борьбы с контрреволюционной националистической группой Валидова». 4
января 1922 г. появилась директива ЦК РКП(б) Башкирской парторганизации «резко отмежеваться в особом
воззвании от Валидова и валидовщины (курсив мой. — С.И.), заклеймив его как контрреволюционера, откры-
того врага Советской власти». 24 января 1922 г. в уфимских «Известиях» было опубликовано воззвание 5-й
Всебашкирской партийной конференции «Ко всем членам РКП(б) БССР о национальной борьбе в БССР и
Валидове», в котором говорилось о «валидовщине» (Образование Башкирской АССР. Сб. док. и мат-лов.
Уфа. 1959, с. 623,624,628-630).
80.	Файзулла Ходжаев (1896—1938)—член ЦК младобухарской партии (1917 г.), член Бухарского ревкома, пред-
седатель Совета Народных Назиров, нарком иностранных дел, член ЦК Бухарской компартии, наркомвоен и
член Ревтрибунала Бухарской Народной Советской Республики (1920 г.). Репрессирован.
81.	Имеется в виду решение политбюро ЦК РКП(б) от 1 февраля 1922 г. — «очистить территорию Бухарской
республики от контрреволюционных элементов (группа Валидова...)» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 258, л. 4).
Валидов, почти дословно повторивший часть этого решения, мог от кого-то узнать об этом.
82.	После ликвидации чекистами 4 августа 1922 г. Энвер-паши в Туркестане Валидов обратился к большевикам с
письмом, в котором признавал свои ошибки и просил простить его. Это письмо было рассмотрено на заседа-
нии Средазбюро ЦК РКП 25 октября 1922 г., и было решено: «Считать возможным амнистировать Валидова
при условии чистосердечного публичного раскаяния, посредством декларации, согласованной с Средазбюро
ЦК РКП, в которую должны быть включены следующие пункты: 1. Роспуск всех контрреволюционных и наци-
оналистических организаций, объединяемых Валидовым. 2. Чистосердечное раскаяние в том, что дело кон-
трреволюции, задуманное им для блага народов Востока, было ошибочным и никто не может дать действи-
тельного освобождения народам Востока, кроме Советской власти. 3. Местожительство Валидова должно
быть определено по решению Москвы. До получения ответа из Москвы вопрос с письмом Валидова отло-
жить». В тот же день Рудзутак отправил Сталину шифротелеграмму (недавно рассекреченную) такого со-
держания: «От Валидова получено письмо, которое передается открытым [текстом]. Считаю возможным
амнистировать при условии: публичного заявления, текст которого должен быть согласован со Средазбю-
ро, заявления о роспуске контрреволюционных организаций, определения жительства по выбору Москвы».
Сталин наложил резолюцию: «Я не возражаю». Кроме того, на документе имеются подписи В.В. Куйбышева и
В.М. Молотова (РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 63, л. 1). На 4-м совещании ЦК РКП(б) с ответственными работни-
ками национальных республик и областей в июне 1923 г. председатель СНК Башкирской АССР М.Д. Халиков
заявил: «Мы с большим негодованием читали заметку о том, что Среднеазиатское бюро его все-таки амнис-
тировало». Участники совещания попросили огласить письмо об амнистии Валидова, и председательство-
вавший Л.Б. Каменев зачитал: «Когда было получено письмо Валидова о том, что он кается в своих поступках,
в Среднеазиатском бюро было суждение и ЦК РКП было сообщено, что, если Валидов будет амнистирован,
он должен быть выслан из Средней Азии без права обратного въезда. Никакой амнистии не было. Хидырали-
ев» (Инакджан Хидыралиев (Хидыр-Алиев)—узбек, в начале 20-х годов член РВСР, член ЦК КП Туркестана,
Средазбюро ЦК РКП(б), затем работал в Москве; по сведениям Чокаева, покончил жизнь самоубийством в
конце 1928 года). На заседании 10 июня 1923 г. Каменев привел выдержку из московской газеты («Эшче»
(«Рабочий»), 13.XII.1922): «Про Заки Валидова. Стоявший с начала революции во главе и белого и красного
правительства Башкурдистана Заки Валидов два года тому назад, считая политику Советов на Востоке пло-
хой (неправильной), отступил от советской работы. Не было даже известно, где он находится. В последнее
время этот самый Заки Валидов, подав заявление в Среднеазиатское бюро ЦК РКП, дал знать, что он ошиб-
ся, что теперь политика центра пошла по правильному руслу, и просил его простить. По рассмотрении этого
заявления со стороны Среднеазиатского бюро постановлено его амнистировать, имеется лишь одно усло-
вие, а именно, чтобы Заки Валидов об изменении своего взгляда написал открытое письмо или воззвание».
Затем выступил Рудзутак: «После письма Валидова, которое мы получили, мы снеслись с Москвой, что с ним
делать, и по соглашению с Москвой было признано, что если он во всеуслышание заявит, что он ошибся, что
он отмежевывается, что он выпустит воззвание к басмаческим элементам, чтобы они вернулись к мирному
158
труду,—то Советская власть может его амнистировать с тем, чтобы он не работал на Востоке. Но амнистии
никакой не было, а было только постановление, что при этих условиях амнистия была бы возможной. Он
после этого сведений никаких о себе не подал, а оказалось, что он в Восточной Бухаре начал свою работу
дальше» (Тайны национальной политики ЦК РКП. Четвертое совещание ЦК РКП с ответственными работни-
ками национальных республик и областей в г. Москве 9—12 июня 1923 года. Стенограф, отчет. М. 1992, с. 48,
51,93). Таким образом, если верить Валидову, цитирующему фрагмент этого документа, он был амнистиро-
ван Сталиным, несмотря на его «басмаческую» деятельность.
83.	Аухади Ишмурзин — офицер царской армии, член Башревкома и зам. военного комиссара Башкирской рес-
публики (до июня 1920 года).
84.	Здесь и далее курсивом выделено то, что написано (или вписано) от руки.
85.	Имеется в виду выступление Валидова на упоминавшейся конференции в Берлине в декабре 1924 года.
86.	Правильно: Ледебур Георг (Ledebour Georg) (1850—1947) — немецкий журналист и политик, один из основа-
телей и лидеров Независимой социал-демократической партии Германии. В 1933 г. уехал из Германии.
87.	Балабанова Анжелика Исааковна (1878—1965) в 1897 г. уехала из России, после II съезда РСДРП примкнула
к меньшевикам. Член Итальянской социалистической партии, в мае 1917 г. вернулась в Россию. После Ок-
тябрьской революции вступила в партию большевиков. В 1922 г. уехала за границу, в 1924 г. исключена из
РКП(б).
88.	Правильно: «Klassenkampf» («Классовая борьба») — берлинская газета, орган Независимой социал-демок-
ратической партии Германии. Редактор-издатель Ледебур. Речь идет о статье под названием «Uber den
Bolschewismus zum Sozialismus» («Через большевизм ксоциализму») (1925, № 14,21).
89.	Имеется в виду публикация: Мешхедская рукопись Ибн ал-Факиха. — Известия Российской Академии наук,
1924, сер. 6,т.18.
90.	С М.В. Фрунзе и А.В. Луначарским Валидов был хорошо знаком, когда он сотрудничал с Москвой. Валидов не
знал, что Фрунзе умер 31 октября 1925 года.
91.	Кушаев Хафиз Кушаевич (1888—1937)—в 1909—1917 гг. служил в армии; большевик с 1919 г., в 1922—1929 гг.
председатель ЦИК Башкирской АССР, в 1929—1937 гг. работал в аппарате ЦИК СССР. Репрессирован.
92.	Эта фраза не относится к основному тексту письма, написана скорописью, очень неразборчиво, по-татарски
арабской графикой. Перевод тюрколога Р.М. Шариповой. Следовательно, если смысл передан верно, авто-
ром фразы является начальник Восточного отдела МИД Польши Голувко, который детские годы провел в
Туркестане. Он выразил таким образом свое сожаление по поводу утраты валидовских рукописей. Видимо,
между ними существовали близкие отношения.
История России. М. Академический проект; Екатеринбург.
Деловая книга. 2003. 736 с.
Учебное пособие для вузов, подготовленное кол-
лективом преподавателей Московского авиаци-
онно-технического института — Российского го-
сударственного технического университета им.
К.Э. Циолковского и вышедшее под редакцией
А.Ф. Васильева и В.А. Потатурова, — одно из
тех, что принадлежит к не так давно сформиро-
вавшемуся типу учебников по истории России
для студентов высших учебных заведений негу-
манитарных специальностей. Высокая степень
информативности в нем сочетается с продуман-
ным и четко выстроенным методическим обеспе-
чением. Авторы отдают себе отчет, что студенты
естественных вузов в большинстве своем не об-
ладают серьезными знаниями по отечественной
истории. Фактический материал, содержащийся
в пособии, позволит читателю ознакомиться с
основными событиями почти каждого периода ис-
тории России в их последовательности и на уров-
не базовых исторических знаний. Единственное
исключение — непонятно почему выпавшее
правление Павла I, упомянутое лишь при опи-
сании начала царствования Александра I (с.
286-287).
Наиболее существенная информация выде-
лена в тексте жирным шрифтом и помещена в
разделе NB в конце каждой главы. Принципы от-
бора при этом таковы: ключевые для данного
периода события (даты, факты), самые важные
персоналии; термины и понятия, без которых не-
возможно обойтись при осмыслении российско-
го исторического процесса. Последнее позволя-
ет авторам органично вводить в текст научную
терминологию. Прием двойного повторения стал
главным и в решении такой серьезной задачи:
создании хотя бы минимального представления
об истории как о науке серьезной и важной.
Пособие открывает очерк истории историчес-
кой науки, а по ходу изложения авторы ссыла-
ются на мнения крупнейших представителей
159
отечественной и западной исторической мыс-
ли. Тем самым историческая наука предстает
не только как систематизированный набор фак-
тов, но и как постоянная работа серьезной на-
учной мысли.
Правда, наряду с этим возникает и ряд воп-
росов, связанных с тем, как представлена на
страницах пособия российская историография.
Очерки, посвященные выдающимся историкам
XVIII — XIX вв., повествуют об их биографиях и
научных взглядах, но, к сожалению, этот прин-
цип не применен в очерках, о работавших в XX
веке: С.Ф. Платонове, занимавшихся главным
образом изучением Древней и Средневековой
Руси — Б.Д. Грекове, А.А. Зимине, М.Н. Тихоми-
рове, Л.В. Черепнине, Б.А. Рыбакове (кроме них
здесь присутствуют лишь М.Н. Покровский, Е.В.
Тарле и И.Д. Ковальченко). Авторы ограничива-
ются лишь несколькими замечаниями о положи-
тельных и отрицательных чертах советской ис-
ториографии.
Нужно ли было в этом пособии трижды
объяснять суть норманнской теории: в истори-
ографической главе, а также в главах по исто-
рии Древней Руси и России XVIII века (с. 7, 44,
248)? Возникает еще один вопрос: какой уровень
научного осмысления истории должно представ-
лять пособие, изданное в начале XXI века? Нуж-
но ли так много и так часто обращаться к трудам
ученых, работавших в XIX и начале XX веков? В
главах с 5 по 13, на двухстах тридцати страни-
цах, содержится десять ссылок на оценки В. О.
Ключевского, четыре—на С. Ф. Платонова, при-
водятся мнения М. М. Щербатова, Н. М. Карам-
зина, С. М. Соловьева, Д. И. Иловайского, А. В.
Карташева, А. А. Кизеветтера, Г. П. Федотова, К.
Маркса, а характеристики Лжедмитрия I и его
правления даны по книге Н. И. Костомарова
«Смутное время московского государства». И
при этом авторы лишь дважды ссылаются на
исследователей конца XX века — А. М. Панчен-
ко и Ю. М. Лотмана. Не складывается ли тем
самым представление, будто историю России
можно изучать по трудам любого автора, вне
зависимости от того, как давно он жил и рабо-
тал, какими источниками располагал, какую ме-
тодику использовал? И не снижается ли тем
самым авторитет и значение современной исто-
рической науки? Между тем, в ряде глав, преж-
де всего в написанных специалистами по опре-
деленным периодам отечественной истории,
чувствуется глубокое знание материала, знаком-
ство авторов с самыми последними историогра-
фическими новациями. Особо выделяются в
этом плане страницы, посвященные внутрипо-
литическим событиям начала XX века, 1917 году,
внешней политике СССР конца 1930-х годов и
второй мировой войне.
Сквозной для пособия стала проблема мо-
дернизации, определяемой как «процесс пере-
хода от традиционного общества к более совре-
менному» (с. 396). Методично и обстоятельно
авторы вскрывают причины, исторический и
международный фоны, способы, результаты и
последствия российских модернизаций — от
первых планов европеизации России до рефор-
маторской деятельности Н. С. Хрущева, А. Н.
Косыгина, М. С. Горбачева. Е. Т. Гайдара.
Особенно заметно отразилось современное
состояние исторического знания применитель-
но к изложению событий XX века. Так, истори-
чески сложившийся термин «двоевластие» рас-
крывается как «многовластие сверху донизу, все
больше перерастающее в анархическое безвла-
стие» (с. 465); снят тезис о трех кризисах Вре-
менного правительства (с. 469); отчетливо
говорится, что «объективно необходимая» стра-
не индустриализация вела к возникновению
«одного отрицательного последствия за дру-
гим» (с. 551), общественный строй СССР с кон-
ца 1930-х годов признается «органически
неспособным к саморазвитию» (стр. 564). Ав-
торы вплотную подошли к признанию того, что
не было двух революций в России в 1917 году
(с. 478 — 479), справедливо обозначили вне-
шнюю политику СССР конца 1930-х годов как
агрессивную (с. 580). Объективность изложе-
ния фактов, сдержанность оценок, строгость
и логичность мысли авторов выгодно отлича-
ют главы, посвященные второй половине XIX
и XX вв., чего, к сожалению, не скажешь о бо-
лее ранних периодах. Так на с. 110 содержится
утверждение, почерпнутое из средневековой ху-
дожественной литературы, о том, что «Мамай
имел целью уничтожить на Руси православие»;
Петр I, на с. 162 называется «истеричным и кро-
вожадным»; утверждение, что А. А. Аракчеев
«не просто любил, а боготворил Александра I»
(с. 292), ближе к историческому мифу, чем к
объективной оценке.
Авторы постарались дать историческое
объяснение некоторым наиболее болезненным
проблемам современности, связанными со сме-
ной социального строя, распадом СССР и наци-
ональными отношениями на постсоветском про-
странстве. Обстоятельно изложены события,
приведшие к вхождению Украины в состав Рос-
сии в XVII в., разделы Польши в XVIII в., Кавказ-
ская война в XIX веке. Вопросы, связанные с
национальным развитием России, рассмотрены
тщательно, акценты расставлены корректно. Ав-
торам удалось избежать урапатриотического
крена, с одной стороны, и обвинений российс-
кой власти во всех бедах нерусских народов, с
другой. Жаль лишь, что эта тенденция не полу-
чила своего продолжения в главах, посвящен-
160
ных СССР, национально-государственная поли-
тика большевиков осталась в тени других тем:
внутренней и внешней политики, развития эко-
номики, культуры.
Сложнее дело обстоит с характеристикой
общественного строя России после 1917 года.
В главе «Начало большевистского правления»
утверждается, что уже к лету 1918 г. сложилась
«диктатура большевистской партии, экономи-
ческой базой которой была безраздельная го-
сударственная собственность на основные
средства производства в стране» (с. 487). Да-
лее, в главе «Строительство сталинского со-
циализма» эта мысль получает свое развитие:
«была построена уникальная тоталитарная си-
стема с гипертрофированной ролью государ-
ства и бюрократии» (с. 564). Но при этом
утверждается, что система, «созданная под ру-
ководством Сталина», по своим «сущностным
характеристикам не имела ничего общего с тем,
что понимается под термином социализм»
(с. 563). Не знаю, в какой мере можно считать
признаками социализма, как общественного
строя, приведенные на этой же странице поже-
лания «свободы развития личности, отсутствия
эксплуатации (...), власти для народа». Одна-
ко принципиальное нежелание замечать базо-
вую характеристику социализма — обобществ-
ление средств производства, в данном случае
в форме их огосударствления, наводит на
мысль о стремлении авторов отделить идею со-
циализма (и марксизм в целом) от историчес-
кой практики нашей страны.
Хотелось бы сказать о тех чертах пособия,
которые свойственны, в большей или меньшей
степени, другим подобным изданиям. Часть глав
написана преподавателями, не являющимися
специалистами поданному периоду отечествен-
ной истории и даже (судя по предыдущим пуб-
ликациям) не историками. В принципе, ничего
страшного в этом нет, если автор следует тре-
бованию научности. Но в данном случае неко-
торым авторам не хватило точности и, я бы ска-
зал, уверенности в своих силах, и в результате
они решили довериться более авторитетным
изданиям.
Именно это произошло в главе «Русские зем-
ли в XII — XIII веках». Два положения, скорее
дискуссионные, чем общепринятые: о стабили-
зирующей роли Любечского съезда князей 1097
года (с. 77) и об опоре Всеволода Большое Гнез-
до на «рождающееся дворянство» (с. 93) попа-
ли в пособие из первого тома «Истории России»,
изданного сотрудниками Института российской
истории РАН1. Существенное влияние академи-
ческого труда на содержание, стиль, и речевые
обороты можно обнаружить в описании Батые-
ва нашествия (с. 98), в характеристике правле-
ния великого князя Василия Дмитриевича
(с. 112), в изложении событий Смуты, периода
«Тушинского сидения» (с. 170—171).
Досаду вызывают исторические и фразеоло-
гические неточности, может быть и мелкие, но
режущие глаз. Так, на с. 41 смерды названы
«особой категорией служилых людей», а име-
лась в виду, наверное, особая категория зави-
симых людей (что и отражено в разделе NB). В
одной главе Киевская Русь названа централи-
зованным государством (с. 61), в другой утвер-
ждается, что «Киевской Руси на протяжении
всей ее истории так и не удалось создать ни
централизованного, ни федеративного государ-
ства» (с. 83). На с. 102 говорится, что «в 1250 г.
Орда закрепила за Александром Невским Ве-
ликое княжество Владимирское», хотя, по Лав-
рентьевской летописи это произошло в 1252 г.2,
и ни справочная литература, ни учебники дру-
гих дат не дают. К царствованию Алексея
Михайловича отнесено появление стиля «мос-
ковское барокко» (с. 191), что сдвигает хроно-
логию этого стиля не менее чем на десять лет
по сравнению с общепринятой датировкой. На
с. 243 и 247 Академия наук, основанная Петром
I, названа Российской, в то время как при осно-
вании она именовалась Академией наук и ху-
дожеств, с 1803 г. Императорской академией
Наук, а с 1836 г. Императорской Санкт-Петер-
бургской Академией Наук. Российская же ака-
демия была основана Екатериной II в 1783 г. и
просуществовала до 1841 г., когда была преоб-
разована во II отделение Императорской
академии. На с. 314 говорится, что в журнале
«Телескоп» в 1836 г., были опубликованы «Фи-
лософические письма» П. Я. Чаадаева. Но пос-
ле выхода в свет номера журнала, содержав-
шего только первое письмо, «Телескоп» был
закрыт, и публикация остальных писем этого
цикла в русском переводе началась лишь в XX
веке. Наконец, невозможно поверить, что ав-
тор главы «Пореформенная Россия» не знает
о существовании «Народной воли», однако, в
тексте пособия эта организация отсутствует.
Более того, на с. 368 утверждается, что «пос-
ледним трагическим всплеском движения
революционного народничества была деятель-
ность ... организации «Земля и воля», от кото-
рой откололся «Черный передел».
В целом же рецензируемая книга, пред-
ставляет собой удавшуюся попытку создать
учебное пособие для технических вузов. Сво-
бодная и яркая манера изложения в сочета-
нии с дозированным использованием научных
понятий и терминов, меткие личностные ха-
рактеристики, представляющие исторический
процесс как форму человеческой деятельно-
сти, а не только как пространство для прило-
161
жения тех или иных законов, смелое обраще-
ние к трудным вопросам, все это делает посо-
бие полезным и необходимым для студентов
технических вузов.
К.А. СОЛОВЬЕВ
Примечания
1. История России. С древнейших времен до конца
XVII века. М.1996, с. 173 и 213.
2. В лето 6760. Иде Олександр князь Новгородский
Ярославин в Татары. И отпустиша и с честью вели-
кою, дави ему старейшинство во всей братии его.
- Полное собрание русских летописей. Т.1, ст. 473.
А.Ю. ВАТЛИН. Германия в XX веке. М. РОССПЭН. 2002. 336 с.
В череде процессов и событий, определивших
облик ушедшего столетия, политические, соци-
альные и культурные переломы германской
истории наложили заметный отпечаток на вос-
приятие людьми XX века. В ряде исследований
последних лет этот период характеризуется как
«немецкое столетие»1.
В советской историографии германская про-
блематика традиционно рассматривалась в
макроисторическом ракурсе, в сопоставлении
своих выводов с принятым пониманием классо-
вости и революционности. Постсоветская исто-
рическая наука, в свою очередь, ограничилась пе-
реводом на русский язык отдельных источников
и биографий, относящихся в основном к исто-
рии Третьего рейха. Преемственность германс-
кой новейшей истории, особенно ее социальные
и культурные аспекты, до сих пор остаются в оте-
чественной германистике наименее разработан-
ными. Книга доктора исторических наук, главного
научного сотрудника Исторического факультета
МГУ им. М.В. Ломоносова А.Ю. Ватлина одна из
первых обобщающих работ по истории Германии
XX века. Она претендует на восполнение суще-
ствующей историографической лакуны и прибли-
жение читателя «к пониманию внутренних пружин
социального прогресса» (с. 4).
Автор избирает проблемно-хронологический
принцип изложения. Общая концепция согласу-
ется с «контроверзой Ф. Фишера» и историков-
ревизионистов, определивших континуитет не-
мецкой истории и объединивших период с 1870
по 1945 гг. в единое историческое целое. К ос-
новным проблемам германской истории новей-
шего времени автор относит рывок Второй им-
перии к мировому господству, трагедию первой
германской республики и восприятие ее опыта
послевоенной политической системой, Третий
рейх, становление и эволюцию двух германских
государств и стратегию выживания населения,
их сосуществование в рамках биполярной сис-
темы международных отношений, процесс объе-
динения, а также некоторые перспективы еди-
ной Германии в новом тысячелетии. Особое
место в монографии занимает соотнесение гер-
манских событий с основными вехами новейшей
российской истории.
Привлечение обширного круга как отече-
ственной, так и германской литературы позво-
лило автору не просто предложить читателю
избранную библиографию, но и, что гораздо важ-
нее, воспроизвести основные итоги научной и
публицистической дискуссии, возникшей вокруг
переломных моментов германской истории XX
века. Хорошим дополнением к проблемному по-
вествованию стала подборка фотографий, кар-
тин, плакатов и иллюстраций, отражающих дух,
облик, настроения различных исторических эпох
и способствующих формированию целостного
образа «века крайностей».
Автор отмечает взрывной характер объеди-
нения немецких земель и последовавшей за этим
форсированной модернизации. Мнимый консти-
туционализм, особенности партийно-полити-
ческой системы, а также личное правление
Вильгельма II определили специфику развития
германского государства как «авторитарного ре-
жима под сенью либеральной конституции»
(с. 10). Оценивая внешнюю политику Германской
империи, автор подчеркивает ее положение «опоз-
давшей нации», родившейся в условиях объеди-
нительных войн. Борьба за место под солнцем
стала внутренней необходимостью, высшим
экзаменом для духа и пробой жизненных сил
собственной специфической культуры. Все это
привело к возникновению военной эйфории и
складыванию гражданского мира в условиях
начала первой мировой войны.
Автору удалось объяснить слабость демок-
ратических традиций в Германии первой поло-
вины XX в., преодолеть стереотипы относитель-
но дисконтинуитета исторического процесса и
понять претензии нации на особый путь разви-
тия. Ноябрьская революция 1918 г. в Германии
оценивается автором как «последняя из евро-
пейских революций «долгого XIX века», устра-
нившая абсолютистские атавизмы в политичес-
кой структуре сложившегося индустриального
162
общества», что позволило ему провести парал-
лели с опоздавшим бисмарковским объединени-
ем страны и определить Веймарскую республику
как «явление, обращенное в прошлое» (с. 43).
Ватлин сравнивает германскую и русскую ре-
волюции, различные программные установки
революционных лагерей, указывает подводные
камни веймарской конституции и отмечает роль
внешнеполитических факторов в свертывании
демократических институтов. В монографии по-
лучили отражение творческий хаос, поисковый
характер и мозаичность германской культуры
1920-х годов, а также влияние русских волн на
культуру Веймара.
Обращаясь к проблемам становления Тре-
тьего рейха, автор отмечает опору Гитлера на
традиционные центры власти Второй империи и
позднего Веймара, констатирует ошеломляющие
темпы борьбы фюрера за власть. Мастерство
политической провокации и популизма обеспе-
чило формирование правительства националь-
ной концентрации и сращивание партийного и
государственного аппарата. Рассматривая поли-
тику нацистской унификации, автор приходит к
выводу, что «все процессы, происходившие в
Германии после 1933 г., на самом деле являлись
гражданской войной в самом точном смысле это-
го слова — войной против гражданского обще-
ства в целом» (с. 88).
Политический и расовый террор исследу-
ется в монографии как один из механизмов
обеспечения политического господства НСДАП.
Центральной проблемой анализа становится
идеологический террор, легший в основу духов-
ного формирования «нового человека». Автор
сравнивает этот террор его с рекламой, форми-
рующей у потребителя определенные образы и
стандарты восприятия политического продукта,
вытесняя элементы социальной критики из об-
щественной дискуссии и искусства. В отличие от
советского тоталитаризма Третий рейх форми-
ровал внутриполитическую стабильность путем
достижения самого широкого социального ком-
промисса, что обеспечило «второе издание граж-
данского мира» (с. 97). В связи с этим подробно
освещаются отношения власти с различными со-
циальными группами и институтами, а также ан-
тифашистское сопротивление.
Рассматривая последовательность действий
оккупационных властей в разделенной на зоны
Германии и противоречия взаимоотношений, ав-
тор пишет о неизбежности раскола, несмотря на
то, что «в первое десятилетие своего существо-
вания оба государства оставались сиамскими
близнецами, переживавшими хирургическую
операцию собственного разделения» (с. 201); к
тому же в этот период наблюдался эффект обо-
юдного притяжения двух германских государств.
После сокрушительного поражения во вто-
рой мировой войне и в процессе ежедневной
борьбы за выживание люди гнали от себя мыс-
ли о прошлом и будущем, как и чувство вины за
произошедшее (с. 131). Экономическое чудо в
Западной Германии эпохи К. Аденауэра и пе-
реход к постиндустриальному обществу, по
мнению Ватлина, соседствовали с духовным
забвением, амнезией исторической памяти о
нацизме и настроениями антикоммунизма.
Творческой интеллигенции в этих условиях
явно не хватало раскованности, отличавшей
веймарскую эпоху; идеалом бундесбюргера пе-
рестали быть национальные ценности, их заме-
нили американизированные стереотипы жизни.
Отмеченный национальной спецификой протест
западногерманской молодежи в конце 1960-х
годов, разрушил привычные стереотипы поли-
тической культуры, поставив вопрос о моральных
измерениях большой политики. «Впитав в себя
движение молодежного протеста, политическая
система ФРГ сдала свой экзамен на зрелость,
хотя свое совершеннолетие западногерманское
государство и его первое поколение встретили по
разные стороны баррикад» (с. 219). Выступление
ФРГ в роли правопреемницы германского государ-
ства также способствовало процессу преодоле-
ния прошлого, и обоснованию «новой восточной
политики». Рано или поздно Западная Германия
должна была признать свою роль в примирении
со странами Восточной Европы, больше всего
пострадавшими от нацистской агрессии.
Особого внимания заслуживает обращение
автора к сюжетам восточногерманской истории,
которая, пожалуй, впервые в отечественной ис-
ториографии освещается с позиций свободного
от идеологических напластований анализа. Ис-
тория ГДР, как «второй германской диктатуры»,
по мнению автора, открывает большие возмож-
ности для сопоставления с развитием послево-
енного СССР нежели броские параллели меж-
ду гитлеровским и сталинским режимами (с. 157).
При становлении идеологической идентичности
новое государство официально отвергло нацио-
нальное прошлое и опиралось на наследие не-
мецкого социалистического движения, реально
оставаясь при этом заложником германской ис-
тории и аккумулятором прусского духа.
Возведение берлинской стены имело не
только международно-политические послед-
ствия, оно стало материализацией и символом
железного занавеса и, в то же время, как ни пара-
доксально, открыло дорогу процессу разрядки
международной напряженности. Этот акт раско-
лол надвое тело одного из крупнейших городов
Европы, вынудив жителей ГДР устраиваться в
новых условиях «всерьез и надолго» (с. 188). Осо-
бое внимание автор уделяет освещению соци-
163
альных аспектов первого периода восточногер-
манской истории: образованию, культуре потреб-
ления, досугу и спорту.
Начало эры Э. Хонекера было отмечено на-
строениями, в которых присутствовали жажда
стабильности и страх перемен. Одновременно
это означало победу той части партийно-государ-
ственного аппарата ГДР, которая ставила утвер-
ждение своей власти выше риска, неизбежно
связанного с реформами (с. 196). Правительство
ориентироваелось на интеграцию в социалисти-
ческий лагерь. Вместе с тем в правящих кругах
СЕПГ возобладали стремления представить
страну хранительницей германского наследия и
одновременно противопоставить ее американи-
зированному западному соседу. Но экономика
ГДР явно не поспевала за социальными програм-
мами, а западногерманские кредиты, поступав-
шие в роли наркотика, создавали лишь иллю-
зию решения нараставших проблем (с. 252).
Международное и цивилизационное значе-
ние падения берлинской стены автор сравнива-
ет со штурмом Бастилии и взятием Зимнего
дворца. Особое внимание он уделяет психоло-
гическому перелому в массовом сознании вос-
точных немцев и постепенному освобождению
западных от первоначальной эйфории воссое-
динения. Отмечаются патриархальный ренес-
санс и процесс деэмансипации в новых феде-
ральных землях, ностальгия по социальным
гарантиям, существовавшим в восточногерман-
ском государстве, а также сохранение различия
менталитетов.
Некоторые вопросы и проблемы германской
истории прошлого века остаются открытыми для
исследования й дальнейших дискуссий: отличие
Берлинской республики от Боннской, безрабо-
тица, демографический фактор и негативное
отношение к эмигрантам. По мнению автора,
облик новой Германии в единой Европе будет
определять поколение, выросшее в объединен-
ной стране.
В монографии ощущается определенное
неравновесие отдельных сюжетов: на фоне
глубокого анализа реалий Третьего рейха и ис-
тории двух германских государств во второй
половине XX века описание Второй империи
выглядит достаточно поверхностным и схема-
тичным. Применительно ко Второй империи и
Веймарской республике автор явно увлекает-
ся внешнеполитическими процессами и лично-
стным анализом в ущерб социальным и куль-
турным аспектам.
Встречаются и некоторые противоречия.
Характеризуя государственно-правовые основы
и политическую систему Второй империи, автор
приходит к противоположным выводам: отдель-
ные монархи при провозглашении империи, пи-
шет он, сохранили «солидные куски своего су-
веренитета» (с. 8), однако, уже на следующей
странице говорится, что «им удалось отстоять
крохи государственного суверенитета» (с. 9).
Не все утверждения автора бесспорны. На-
пример, он пишет, что после смерти второго пре-
зидента Веймарской республики Гинденбурга
«Гитлер наследовал его пост» (с. 88). В действи-
тельности же, Гитлер не пытался перевести на
себя полностью наследие второго президента,
присягавшего республиканской конституции. В
своем выступлении фюрер заявил, что «этот
пост навсегда останется связан с именем этого
великого умершего человека»2. Тем самым он
сумел избежать тяжести моральной дилеммы
Гинденбурга, вынужденного нести на себе бре-
мя демократических традиций Ноябрьской ре-
волюции. Урегулирование вопросов о суще-
ствовании поста президента и политическом
наследии Гинденбурга в целом стало одним из
основных актов не только в установлении аб-
солютной власти фюрера, но и превратило об-
раз старого фельдмаршала в исторический
мост между империей и национал-социалисти-
ческим государством.
Автору удалось избежать ряда негативных
моментов, перегружающих современную исто-
рическую литературу претензий на абсолютную
методологическую новизну, излишества факти-
ческого материала, нередко даже в ущерб логи-
ке изложения. Определенные проблемы постав-
лены, очерчен круг мнений профессиональных
западных и отечественных историков, но на
читателя не давит груз однозначного монополь-
ного толкования. Автор подталкивает его к соб-
ственным размышлениям и дальнейшим поис-
кам. Специалистов монография привлечет, как
своеобразное подведение итогов, помогающее
развивать дальнейшие исследования.
О. НАГОРНАЯ
Примечания
1. См.: JAECKEL Е. Das deutsche Jahrhundert Stuttgart
1998.
2. Akten der Reichskanzlei. Regierung Hitler 1933—1938.
Teil 1. Bd. 2, S. 1382.
164
Malta and Russia. Journey through the Centuries. Historical Discoveries in
Russo-Maltese Relations. Malta. Progress Press Company. 2002. 480 p.
Мальта и Россия. Путешествие через века. Исторические данные о
русско-мальтийских отношениях.
Рецензируемое издание—весьма экзотический
продукт новой эпохи в нашей историографии и
публикаторской деятельности. Это сборник на-
писанных по-английски (и лишь одной — по-
французски) статей по истории русско-мальтий-
ских отношений, подготовленный кандидатом
исторических наук, директором Российского на-
учного и культурного центра на Мальте Е. Золи-
ной. Книга велика по объему и формату, прекрас-
но издана, снабжена отличными иллюстрациями
и открывается приветственными словами прези-
дента Мальты Гвидо де Марко и главы Российс-
кого центра по сотрудничеству в науке и культу-
ре при правительстве Российской Федерации. В.
Терешковой. Сборник состоит из пестрой серии
очерков и эссе, написанных историками, архи-
вистами, искусствоведами, журналистами, ар-
хитекторами, юристами, литераторами. Все
1250 экземпляров тиража — номерные и со-
провождены подписью Е. Золиной.
Читатель ощущает себя приобщенным к не-
кой полутайне, что вполне соответствует обра-
зу, встающему в нашей памяти за терминами
Мальтийский орден и мальтийские рыцари при
упоминании о крестоносцах-иоаннитах (госпи-
тальерах), а также общеизвестном факте связей
Павла I с этим орденом. Кто-то вспомнит и встре-
чу М.С. Горбачева с президентом США Дж. Бу-
шем на Мальте в 1989 г., кто-то — недавний ре-
ферендум о вступлении этого минигосударства в
Евросоюз или военные действия вокруг Мальты
во времена Ушакова, Суворова и наполеоновс-
ких войн. И тем больше удивляешься, когда уз-
наешь, что связи России с этим государством
были интенсивными, многообразными и насчи-
тывают по меньшей мере 400—450 лет!
Многое зависит, правда, и от того, как пони-
мать само слово «связи». Из первых статей ( в
частности, из введения, написанного Золиной и
очерка Дж. Бонелло) мы, например, узнаем, что
уже в 1545 г. некий «Иоанн из Русии», бежав из
турецкого плена, попал на Мальту и был снаб-
жен охранной грамотой для возвращения на ро-
дину. И такие случаи, как видно из этой и после-
дующих статей (Т. Фреллера и П. Стегны) были
вовсе не единичны. Иногда речь шла о сотнях
«рутенов» и «московитов» (такие списки сохра-
нились в архивах Мальты и Рима), подобно Ива-
ну Болотникову обретших свободу после более
или менее длительного пребывания в турецком
рабстве и получивших возможность вернуться в
Россию или Речь Посполитую. Но особое вни-
мание названных авторов привлекают фигуры
побывавших на Мальте сподвижника Петра
Первого Б.П. Шереметева, а также П.А. Толсто-
го, отправленного на Запад вместе с другими
дворянами учиться корабельному мастерству
и оставившего дневник своего путешествия.
Со второй половины XVIII в. русско-мальтий-
ские политические связи приобрели более или
менее регулярный характер. Их разные аспекты
нашли отражение в ряде статей сборника. Куль-
минация этих связей — проанализированные
французским историком, профессором Сорбон-
ны А. Блонди контакты Павла I с Мальтийским
орденом. Автор показывает, как известные осо-
бенности биографии, воспитания и характера
русского императора отразились в его внешней
политике, в которой навязчивое желание стать
главой Мальтийского ордена стало едва не глав-
ным императивом (с. 95). Блонди справедливо
напоминает, что многое в деятельности Павла I
было продиктовано вовсе не государственными
интересами, а особенным умонастроением сына
Екатерины II, на которого сильнейшее впечат-
ление производили контакты с Западом и като-
лической культурой — от усвоенных в детстве
рассказов о крестоносцах до впечатлений от
поездки вместе с супругой по Европе (встреча с
папой Пием VI, участие в папской литургии в
храме Св. Петра, прием в Версале, устроенный
рыцарями Ордена Св. Духа, пребывание при
дворе родственников жены Марии Федоровны в
Монбельяре и беседы со знаменитым физиог-
номистом и протестантским мистиком И. Лафа-
тером в Цюрихе).
Все это привело, в частности, к тому, что
после воцарения Павла I на российском престо-
ле на Мальтийский орден, по констатации одно-
го из его историков, пролился «золотой дождь»
из российской казны (с. 82). Став покровителем
Ордена, Павел, не спрашивая, разумеется, мне-
ния российских церковных иерархов, создал пра-
вославное ответвление (приорат) Ордена, куда
были включены представители многих русских
аристократических семей. После перехода Маль-
ты под французский контроль в июне 1798 г. Дж.
Липа, папский нунций в Петербурге, и его брат,
находившийся при Римской курии, воспользова-
лись увлечением русского царя, который умуд-
рялся «стареть не взрослея», чтобы сместить
сдавшего Мальту Бонапарту Великого магистра
165
Гомпеша, создавая у Павла иллюзию, будто Рим
готов отказаться от верховной юрисдикции над
Орденом. Этот план сорвался, Литта был даже
выслан из России, но чуть позднее ту же слабость
Павла стали эксплуатировать Ш.М. Талейран и
британская дипломатия. Фактически Блонди вы-
являет, как личные капризы царя и его инфантиль-
ные фантазии оказались мощным фактором ев-
ропейских дипломатических коллизий рубежа
XVIII и XIX веков. Французы, англичане, папство,
руководители Ордена использовали в своих це-
лях идею-фикс Павла I, и неизвестно, к чему бы
все это привело, если бы не цареубийство 1801
года. Знаменитая страница истории русско-маль-
тийских связей — прекрасный пример вторже-
ния иррационального в «высокую» политику, где
мы чаще всего ищем логику и здравый расчет,
тогда как по временам она оказывалась резуль-
татом случайностей и довольно нелепого про-
жектерства власть имущих.
К этим же эпизодам русско-мальтийских от-
ношений возвращаются и авторы других статей.
Г. Малковский прослеживает, какую роль сопер-
ничество в борьбе за Мальту играло в эпоху
наполеоновских войн, вплоть до Венского кон-
гресса. В двух статьях (Д. Бонелло и Р. Элюль-
Микаллеф) анализируются русские связи сре-
диземноморского корсара Г. Лоренци, который
был возведен в полковники русской армии, на-
гражден орденом св. Георгия и пытался врасп-
лох захватить Мальту (якобы, для передачи ее
России), за что и был казнен в Ла Валетте в ян-
варе 1799 года. Продолжая эту же тему, А. Абе-
ла освещает русско-мальтийские политические
связи во время русско-турецкой войны 1828—
1829 гг. и Наваринской битвы, а в статьях Е. Ми-
каллеф-Валенции и В. Викман дан очерк исто-
рии российско-мальтийской торговли в XIX в. и
представлена роль членов купеческой семьи Та-
льяферро (один из братьев Тальяферро стал
первым российским консулом на Мальте), раз-
вернувших в 1830-е годы торговлю с Россией и
поддерживавших коммерческие связи с нашей
страной вплоть до 1920-х годов. Статья М. Ка-
мильери содержит обзор документов по русско-
мальтийским отношениям из Национальной
библиотеки в Ла Валетте, над которыми в свое
время успели поработать российские историки
Э. фон Берг и Е.Ф. Шмурло.
Е. Золина посвятила две статьи русским
эмигрантам, оказавшимся на Мальте в 1919
году. Большинство из них позднее осело в дру-
гих европейских странах, но некоторые, как
военный историк К.А. Военский, которому це-
ликом посвящена одна из статей Золиной, так
и остались на Мальте. К этой же теме примы-
кает и статья М. Эллюля, в которой речь идет о
финансовых потерях мальтийских держателей
облигаций российского дореволюционного пра-
вительства.
Во второй части книги рассмотрены рус-
ско-мальтийские связи в области искусства.
Тут особое внимание привлекает работа Ю.
Пятницкого, хранителя византийских коллекций
Эрмитажа, о реликвиях Мальтийского ордена
(икона Филермской Божией Матери, правая рука
Иоанна Крестителя и частица Креста Господня),
переданных Павлу I в 1798—1799 годах. Они были
встречены специальной церемонией, устроенной
Павлом в Гатчине, и потом помещены в домовой
церкви Зимнего дворца. Реликвии хранились в
Зимнем дворце, а с 1850-х годов до 1916 г., в Гат-
чине и Петербурге. Они оказались в руках Бе-
лой армии после занятия ею Гатчины в октябре
1919 г. и были отправлены (как предполагает Пят-
ницкий, по поручению императрицы Марии Фе-
доровны и благословению патриарха Тихона) в
Эстонию, потом в Данию, а оттуда — сначала в
Берлин, а затем — в Белград. В 1941 г. их уда-
лось тайно увезти в Черногорию, где они были
спрятаны в одном из монастырей, пережили
всю войну, послевоенный период и только в
1993 г., во время визита в Черногорию Москов-
ского патриарха Алексия II, снова стали дос-
тупны верующим.
Ряд статей и заметок касается тех или иных
эпизодов художественных связей между Росси-
ей и Мальтой. Статья А. Абелы рассказывает о
так называемой русской часовне в президентс-
ком дворце Мальты. Построенная в XVII в„ она
использовалась для православного богослуже-
ния. А. Ганадо повествует о художнике Н. Красно-
ве, жившем и писавшем на Мальте, и скульпторе
Б. Эдвардсе, родившемся в Одессе и проведшем
на острове значительную часть жизни. В другой
статье Ганадо идет речь о русской карте Мальты,
опубликованной в 1800 г., и мальтийском альбо-
ме, посвященном Крымской войне. Л. Марки-
на рассказывает о находящемся во дворце
Ла Валепы портрете Екатерины II кисти Д.Г.
Левицкого, П. Шембри — о нескольких письмах,
отправленных Н.В. Гоголем с Мальты в 1848 г., а
Н. Широкова — о «Приоратском» дворце в Гат-
чине, построенном по приказу Павла I после
создания Российского приората Малтийского ор-
дена и провозглашения Павла его главой. Е. Фа-
руджиа сравнивает судьбу иконы Владимирской
Божией матери с иконой Дамасской Богомате-
ри, забранной рыцарями-иаоннитами с Родоса
в 1523 г. и ставшей объектом почитания на
Мальте, а А. Мицци делится с читателем соб-
ственным опытом перевода стихотворений
А.С. Пушкина на мальтийский язык.
В третьей части книги собраны материалы
мемуарного характера. Это воспоминания Ш.
Ваттерсон об отце, майоре Ю. Адаире, который
166
отвечал за прием русских эмигрантов на Мальте
в 1919 г., заметка Л. Качьи о российском консу-
ле на Мальте Б. Рудавском, который издал в
начале XX в. грамматику мальтийского языка и
брошюру об его связях с арабским языком. Ста-
тья В. Депаскаля рассказывает об открытии им
в конце 1970-х годов ряда русских манускриптов
в Национальной библиотеке Мальты. Здесь же
помещена заметка М. Серрачино-Инглотта о
посещении Мальты А. Алехиным в 1934 г. по
приглашению местной ассоциации шахматистов,
воспоминания Т. Байона о княгине Наталии Пу-
тятиной, размышления М. Церафы, соосновате-
ля общества дружбы «Мальта—СССР», о раз-
витии связей Мальты с Советским Союзом в пос-
левоенный период, заметка об установлении
дипломатических отношений между двумя стра-
нами в 1967 г. (Ф. Амато-Гаучи), статьи Д. Мицци
о визите мальтийских скаутов в СССР в 1991 г. и
Р. Каруаны о пребывании на Мальте российской
военной эскадры в 1996 году. Не остался без
внимания, конечно, и мальтийский саммит Д. Буш
— М. Горбачев в 1989 г. (статья П. Науди).
Рецензируемая книга является превосход-
ным памятником российско-мальтийских связей
на рубеже XX и XXI веков.
М.В. ДМИТРИЕВ
S. JANSEN. Pierre Cot. Р. Fayard. 2002. 680 р.
С. ЖАНСЕН. Пьер Кот.
Жанр исторического и политического портрета
становится все более популярным. Правда,
отечественные издательства предпочитают пе-
чатать работы не российских, а зарубежных
авторов, причем нередко не лучшие из них.
Серьезных переводных книг по новейшей ис-
тории выходит очень мало. Поэтому российс-
кие читатели лишены возможности познако-
миться с исследованиями, посвященными
многим видным политикам XX века.
В последние четверть века биографический
жанр переживает во Франции настоящий рас-
цвет. Беллетризованные описания жизни знаме-
нитых людей публикуют писатели. Популярные
биографии своих знаменитых предков и совре-
менников пишут журналисты и даже политичес-
кие деятели. Наконец, объемные серьезные
исследования, основанные на архивных матери-
алах, выходят из-под пера историков. Рецензиру-
емая книга написана известным французским
историком Сабин Жансен. Это ее докторская дис-
сертация. Жансен много лет кропотливо собира-
ла материал в архивах Франции, Англии, США и
России, несколько раз приезжала в Москву, изу-
чала документы Архива внешней политики Рос-
сийской Федерации, Российского государствен-
ного архива социально-политической истории
(где хранятся документы Коминтерна), Российс-
кого государственного военного архива, что
позволило ей и воссоздать все перипетии от-
ношений Пьера Кота с СССР, с которым была
связана его политическая карьера почти на про-
тяжении всей жизни. Ряд документов автор
впервые ввела в научный оборот.
Автор напоминает, что герой ее книги родил-
ся в 1895 г. в небольшом городке Куаз в краси-
вейшем французском департаменте Савойя у
подножий Альп. Он ушел добровольцем на пер-
вую мировую войну, участвовал в битве при Вер-
дене. После войны Кот закончил факультет пра-
ва парижского университета, но затем начал не
юридическую, а политическую карьеру. В1926 г.
вступил в партию радикалов и уже в 1928 г. был
избран от нее в Палату депутатов. Он прочно
зарекомендовал себя как левый радикал.
Жансен отмечает, что Кот стал известен в
политических кругах Франции, когда председа-
тель кабинета министров радикал Э. Даладье в
1933 г. назначил его министром авиации. Кот
развернул на своем посту интенсивную деятель-
ность. Как показано в книге, он реорганизовал
гражданскую авиацию страны, создав компанию
Эр Франс. Не меньше внимания уделял он и во-
енному авиастроению. Автор подчеркивает, что
Кот выступал за тесное сотрудничество с СССР.
В 1933 г. он прибыл в Москву с официальным
визитом с целью осмотра и закупки советских
военных самолетов. Как пишет Жансен, в 1930-
е годы Кот стал «знаковой фигурой французско-
советского сближения» (с. 172). Он покинул свой
пост в 1934 г., но уже в 1936 г. вновь стал мини-
стром авиации в правительстве Народного фрон-
та, возглавляемом социалистом Л. Блюмом.
Занимавшийся национализацией авиапромыш-
ленности, Кот организовывал поставку самоле-
тов сражавшимся в Испании республиканцам.
Переломный момент в политической судьбе
Пьера Кота наступает, подчеркивается в книге,
с началом второй мировой войны. Когда Ф.Пе-
тэн сформировал профашистское правитель-
ство, Кот покидает родину и прибывает в Лон-
дон, где намеревается присоединиться к осно-
167
ванной Ш. де Голлем «Свободной Франции». Од-
нако генерал категорически отказывает ему, опа-
саясь, видимо, его слишком левой политичес-
кой ориентации. Тогда Кот уезжает в США.
Здесь он начинает преподавательскую
деятельность, но, как отмечает автор, одновре-
менно принимает очень важное для себя
решение: напомнить о себе советскому руко-
водству. По словам автора, «в ситуации, воз-
никшей из-за войны, единственной оставшей-
ся «специальностью» Пьера Кота, лишенного
официального мандата и публичной ответствен-
ности, были его связи с Советским Союзом. Из-
гнанному, дискредитированному, не принятому
руководством Свободной Франции, ему ничего
не оставалось как разыграть советскую карту,
чтобы вернуться на политическую арену». И он
начал действовать, одержимый стремлением
«установить привилегированные отношения с
СССР» (с. 354).
В книге приводятся интересные факты. Че-
рез генерального секретаря Коммунистической
партии США Э. Браудера Кот в ноябре 1940 г.
предложил свои услуги эксперта по междуна-
родным делам руководству Коминтерна. А ког-
да в октябре 1941 г. в Соединенные Штаты при-
был резидент внешней разведки СССР В.М.
Зарубин, Кот вступил с ним в контакт и нео-
днократно встречался впоследствии. На этом
основании некоторые французские историки
и журналисты в середине 1990-х годов утверж-
дали, что Кот был завербованным агентом Со-
ветского Союза. Жансен считает, что прямых
доказательств этому нет; по ее словам, Кот хо-
тел быть полезным Франции и поэтому «встал
на путь тесного сотрудничества с одной из двух
главных воюющих держав. Таким образом он
занял позицию персонального союзника
СССР» (с. 399).
Во время войны Пьер Кот начинает серьез-
но изучать марксизм. Его увлекают социалисти-
ческие и коммунистические идеи. Меняется от-
ношение бывшего министра Народного фронта
и к Французской коммунистической партии (ФКП).
В 1943 г., как подчеркивает автор, Кот полагал,
что на французской земле только коммунисты
«смогут возглавить и организовать борьбу про-
тив фашизма» (с.413).
Когда де Голль в Алжире возглавил Фран-
цузский комитет национального освобождения
(ФКНО) и созвал Временную Консультативную
Ассамблею, формируя ее из представителей
движения Сопротивления и бывших парламен-
тариев, пригласили и Пьера Кота. Казалось бы
его размолвки с де Голлем на этом закончились.
В следующем, 1944 году генерал даже решил
отправить Кота в СССР в качестве официаль-
ного представителя ФКНО. Тот сразу согласил-
ся, что, однако, не означало его расположения
к де Голлю. Целью визита было изучение опы-
та СССР по восстановлению разрушенного
войной хозяйства.
В книге приводятся факты, что Кот был очень
доволен вновь оказаться в Москве. Здесь он
встретился со многими официальными лицами.
Почти всех удивили нелестные отзывы бывшего
министра Народного фронта о Шарле де Голле.
Так, например, В.М. Молотову Кот заявил, что
генерал «реакционен и склонен к диктатуре» и
что ему «нельзя полностью доверять» (с. 429).
Со своей стороны заметим, что такая характе-
ристика де Голля совпадала с мнением офици-
ального представителя СССР при «Свободной
Франции», а затем при ФКНО А.К. Богомолова и
представителя ФКП при Коминтерне Андре Мар-
ти. В то же время посол СССР в Лондоне И.М.
Майский и представитель ФКП при ФКНО Ф. Гре-
нье относились к де Голлю благосклонно (мне
представляется, что в восприятии де Голля все-
ми этими людьми главную роль играло их чисто
субъективное отношение к генералу). В целом
же визит Пьера Кота прошел очень удачно. Он
пробыл в СССР три месяца и в начале лета
I944 г. вернулся в Алжир.
С 1946 г. начинается второй этап политичес-
кой карьеры Пьера Кота: по словам Жансен, она
развивалась в трех главных направлениях —
«поддержке Французской коммунистической
партии, борьбе за мир и безоговорочной верно-
сти СССР» (с. 467).
Как депутат Учредительного собрания от
партии радикалов Кот в 1946 г; поддержал про-
ект новой конституции, выдвинутый коммунис-
тами, за что его исключили из партии: с тех пор
он решил связать свою судьбу с ФКП. Он не всту-
пил в ее ряды, но несколько раз становился
депутатом парламента в качестве присоединив-
шегося к коммунистам. Неизменно призывая к
борьбе за мир и коллективную безопасность, он
«систематически вел кампанию против разделе-
ния мира и Европы и критиковал политику «ат-
лантизма» и «европеизма». В Советском Союзе
оценили преданность Кота. В1954 г. он получил
Сталинскую премию мира, в 1960-х годах его при-
глашали на отдых в Крым.
В последние годы своей жизни, как пишет
Жансен, Пьер Кот отдалился от активной поли-
тической деятельности, хотя и продолжал зорко
следить за событиями в своей стране. Он был
активным сторонником совместной программы
левых сил, приветствовал вступление ФКП на
путь еврокоммунизма. Умер Пьер Кот в своем
родном Куазе в 1977 году.
Политических деятелей Франции часто де-
лят на два лагеря. Но достаточен ли такой при-
митивный подход? Кто такие правые и левые?
168
В XX в. грань между ними порой стиралась, деленно: он был представителем классической
Многих из них трудно оценить, только отнеся к французской левой.
тому или иному политическому лагерю. Но о
Пьере Коте можно сказать совершенно опре-	М.Ц. АРЗАКАНЯН
С.И. ЛУЧИЦКАЯ. Образ Другого: мусульмане в хрониках крестовых
походов. СПб. «Алетейя». 2001. 398 с.
Книга ведущего научного сотрудника Института
всеобщей истории РАН, доктора исторических
наук С.И. Лучицкой посвящена весьма важной и
актуальной теме — историографической, лите-
ратурной и иконографической традициям изобра-
жения мусульман в эпоху крестовых походов, хри-
стианско-мусульманским конфликтам и контактам
в средние века. Эта тема вписывается в более
широкий контекст — тематику образа Другого.
Проблема «образ Другого», «свой и чужой»
— одна из ключевых в философии, социологии,
психологии и истории. В том или ином обличье
она неоднократно вставала на страницах исто-
рических и культурологических изданий, хотя в
собственно исторической науке, в том числе и
отечественной, она почти не рассматривалась,
или же под этим флагом изучались совсем иные
проблемы — культурное взаимодействие, куль-
турные или политические контакты, международ-
ные отношения и прочее. И тогда суть указан-
ной проблематики растворялась в более общей
и традиционной тематике. Отчасти это связа-
но и с недостаточной теоретической разрабо-
танностью самой темы — «образ Другого», не-
продуманностью методики ее изучения, круга
относящихся к ней вопросов и приемов анали-
за источников.
Лучицкая предприняла попытку восполнить
эти пробелы. Ее книгу можно назвать новаторс-
кой. Это действительно современное исследо-
вание, в известной степени экспериментальное,
учитывающее новые эпистемологические вея-
ния, проблемы и подходы. Автор предлагает оп-
ределенные методики, процедуры исследования
взаимных представлений народов, отношения к
иноверцам в разных обществах, восприятия «чу-
жого», утвердившиеся в разных культурных тра-
дициях.
Исследованию христианского восприятия
.мусульман предпослан содержательный и ком-
пактный историографический раздел. В нем по-
казано — в конкретно-историческом и в более
широком эпистемологическом аспекте — изуче-
ние их взаимных представлений.
Стремясь изучить христианский воображае-
мый универсум изнутри, автор исходит из пред-
ставлений об исламе, присущих самим хронис-
там, а для этого исследует взаимодействие раз-
личных традиций (исторической, литературной
и визуальной) в формировании представлений
о мусульманах, выявляя динамику эволюции
образа ислама в эпоху крестовых походов. Лу-
чицкая начинает свое исследование с анализа
языка — терминов и понятий, обозначавших
мусульман (с. 40—70). Этот метод реконструк-
ции представлений весьма близок методике по-
нятийной истории (Begriffsgeschichte), разраба-
тываемой в немецкой историографии, прежде
всего в трудах Р. Козеллека 1. Тщательный лек-
сический анализ, рассмотрение тонких смысло-
вых нюансов в том или ином словоупотребле-
нии позволяют автору увидеть разнообразные
смысловые коннотации терминов, обозначаю-
щих мусульман, — политические, моральные,
идеологические, в основном же конфессиональ-
ные. Исходя из тех значений, которые эти тер-
мины приобретают в разных контекстах, автором
была разработана анкета — список тем, по
которым задавались вопросы источникам: рели-
гиозный культ и традиции, мораль, военная так-
тика, повседневная жизнь, политические инсти-
туты мусульман и др. При помощи данных этой
анкеты подвергались анализу представления
хронистов о религии, морали и образе жизни
иноверцев.
Автор использует иконографический анализ.
Исследование произведений искусства, как ис-
торических источников,—весьма надежный спо-
соб реконструкции представлений о «Другом».
Ведь даже абстрактные понятия приобретают
зримый материальный облик, будучи воплоще-
ны в иконографии. То же можно сказать и отно-
сительно представлений о мусульманах, отра-
зившихся не только в хрониках или героическом
эпосе, но и в иллюстрированных хрониках крес-
товых походов. Здесь используется анализ се-
миотики визуальных изображений (с. 317—346).
Этот, пожалуй, наиболее оригинальный раздел
открывает новую перспективу в исследовании
данной проблематики. Лучицкая выделяет зна-
ки, обозначающие иноверцев: символическое
значение геральдики мусульман, условное изоб-
ражение жестов и поз, одежды, используемых в
иконографии пространственных пропорций и
169
размеров и пр. Интересным представляется на-
блюдение автора: художники в большей мере
опираются на устную традицию, в частности,
героические песни, чем на хроники крестовых
походов.
Основной метод Лучицкой заключается в
том, чтобы проанализировать повествователь-
ную манеру хронистов, языковые приемы, с по-
мощью которых конструируется образ ислама.
Автор исходит из того, что между нарративной
манерой хронистов, стилем повествования и
представлениями об исламе существует несом-
ненная связь. И поэтому в исследовании акцент
переносится с анализа содержания на форму.
Лучицкую интересовали содержащиеся в сочи-
нениях хронистов и поэтов топосы и клише, ри-
торические фигуры и литературные тропы, с по-
мощью которых создавалось представление о
«Другом». При этом исследовательница опира-
лась на опыт как западных постструктуралистов
и лингвистов (Р. Барта, П. Серио, Э. Бенвенис-
та), так и отечественных семиотиков (М. Бахти-
на, Ю. М. Лотмана и др.).
Суть предложенного ею метода заключает-
ся в выявлении создаваемых хронистами в про-
цессе повествования нарративных матриц, как
внутренних, так и внешних — по отношению к
тексту. Автор исходит из следующих соображе-
ний: средневековый памятник в общем не яв-
ляется чем-то неизменным и самодостаточным,
он как бы посредник между средневековым пи-
сателем и его предполагаемым читателем, меж-
ду адресатом и адресантом. Их взаимодействие
и определяет структуру текста. Средневеково-
го хрониста (или поэта) и его читателя связы-
вали общие представления, символические
знания о мире, совокупность принятых в обще-
стве норм и ценностей (Ц. Тодоров называет
это знание «разделяемым» данной культурной
традицией)2. Лучицкая и стремилась выявить
эту имплицитно присутствующую в тексте куль-
турную традицию.
Исходя из этих принципов исследования,
автор анализирует различные сюжеты, отразив-
шиеся в сочинениях хронистов: искаженные
представления о культе мусульман, их «идоло-
поклонстве» и «языческих» обрядах, массовом
обращении в христианство, фантастические рас-
сказы о Мухаммаде (Магомете), а также пове-
ствования о политических институтах и иерар-
хий, существующих в мусульманском мире,
моральных и интеллектуальных качествах ино-
верцев, их военной тактике и образе жизни и пр.
Эти же сюжеты рассмотрены не только приме-
нительно к хроникам Первого крестового похо-
да, но и к хронике Гийома Тирского.
Исследование привело автора к ряду выво-
дов. Выясняется, что хронисты использовали в
своем повествовании о мусульманском мире
целый ряд риторических фигур и стилистичес-
ких средств, своего рода риторику инаковости
— инверсию, сравнение, параллель, перевод,
имея в виду создание правдоподобного для
средневекового читателя образа ислама. Про-
цедура инверсии использовалась в рассказах о
Мухаммаде (истинному пророку противопостоит
фальшивый мусульманский пророк), смирению
христиан противопоставляется гордыня мусуль-
ман, таким же смыслом наделяется и описание
военной тактики последних, вероломной, с точки
зрения принципов честного рыцарского боя. Свя-
тилище мусульман оказывается профанным,
христианской вере противопоставляется идо-
лопоклонство, религиозному культу — их суеве-
рие и т. д.
Другая важная процедура, используемая
хронистами для создания образа «Другого» —
сравнение, параллель, характеризующая более
толерантное отношение к мусульманам, пре-
имущественно при описании реалий их поли-
тического мира. Часто хронисты использовали
и способ перевода имен и названий, который,
однако, не служил целям коммуникации. Речь
шла лишь о том, чтобы по принципу метонимии
подставить «другое» название для мусульманс-
кого института, аналог которого хронисты обна-
руживали в христианском мире. Подобные
нарративные приемы должны были придать прав-
доподобность повествованию хрониста. «Эффект
реальности» создавался путем использования не
только риторических фигур, но и топосов и сте-
реотипов. В формировании образа ислама уча-
ствовали различные символические традиции
средневековья: церковная, античная, библей-
ская, литературная и прочие. Мусульмане изоб-
ражались как язычники, им приписывались
многобожие, поклонение демонам, они рас-
сматривались в эсхатологической перспективе.
Миф об идолопоклонстве и моральном несо-
вершенстве иноверцев питался ветхозаветной
традицией. Весьма влиятельной была и античная
традиция: под пером хронистов мусульмане вклю-
чаются в число древних народов — ассирийцев,
парфян, или даже вымышленных гиперборейцев.
Большую роль в создании образа ислама
сыграл и французский героический эпос, почер-
пнутые из него мотивы и сюжеты. При сравне-
нии хроник Первого крестового похода (нача-
ло XII в.) и хроники Гийома Тирского (середина
XII в.) обнаруживаются существенные различия.
Если первые опирались на традицию символи-
ческого изображения мусульман, присущую ге-
роическому эпосу, то у Гийома Тирского топосы
и стереотипы, характерные для литературных
традиций, оттесняются конкретными наблюдени-
ями и сведениями. Создаваемый им образ ис-
170
лама не столько опосредован различными куль-
турными традициями—церковной, литературной
и библейской — сколько отражает реальный эм-
пирический опыт и непосредственные впечатле-
ния. Отмечаются и изменения терминологии: если
хронисты Первого крестового похода для обозна-
чения мусульман употребляли соответствующие
понятию «язычник» термины gentiles, pagani,
perfidi, то Гийом Тирский обходился более нейт-
ральным «неверный» — infideles. В целом устная
традиция в хрониках Первого крестового похода
еще преобладает над письменной: в хрониках
присутствуют мотивы и сюжеты героических пе-
сен — прямая речь, монологи и диалоги, а в со-
чинениях хронистов второй половины XII в., в ча-
стности, Гийома Тирского влияние устной тради-
ции становится менее значительным, исчезают и
прежние топосы и стереотипы, хотя в иконогра-
фии, как показывает автор, все эти стереотипы
присутствуют. Исчезнув из хроник, эти предрас-
судки впоследствии появятся в записках миссио-
неров, путешественников XIII—XIV вв., а позже
отразятся в иконографии этих сочинений.
Один из важнейших выводов автора заклю-
чается в следующем: одни и те же знаки инако-
вости одинаково присущи и хроникам, и герои-
ческим песням, и иконографическим источникам.
Представления об идолопоклонстве мусульман,
их моральном несовершенстве, их ложной вере
и пр. присутствуют и в литературных и истори-
ческих памятниках, и в иконографии. На самом
же деле, как убеждает в этом исследование Лу-
чицкой, все эти традиции расчленяются лишь в
сознании современного исследователя, а в эпо-
ху средневековья они представляли собой не-
разделимое целое.
М.Ю. ПАРАМОНОВА
Примечания
1. См.: KOSELLECK R. Historische Semantik und
Begriffsgeschichte. Stuttgart. 1978.
2. См.: TODOROV T. Les genres du discours. P. 1978,
p.48.
ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
Логика сталинизма
50-летиие со дня смерти Сталина вызвало це-
лую волну публикаций как в западной, так и в
российской прессе. В данном письме мы попы-
таемся представить собственную позицию по
проблеме сталинизма, которая, конечно, также
носит дискуссионный характер. О Сталине мож-
но сказать, что он не только продолжил, но и уг-
лубил русскую революцию. Лев Троцкий назвал
его «термидорианцем». В этом отношении он
неверно обозначил характер сталинской систе-
мы. При сталинизме — в противоположность
«Термидору» — речь ни в коем случае не шла о
попытках завершения доктринально-террористи-
ческой фазы революции. Напротив, Сталин как
раз довел эту линию развития русской револю-
ции до ее апогея. Сталинской «революции
сверху», начавшейся в 1929 году, удалось в са-
мом широком масштабе подогнать российскую
действительность под большевистскую доктри-
ну. Теперь было достигнуто то, чего безуспешно
добивался Ленин в первые годы после больше-
вистского захвата власти (прежде всего в пери-
од так называемого «военного коммунизма»
1918—1921 гг.). Сталин стремился к полному
контролю подчиненного ему общества, всякая
спонтанность была ему подозрительна.
Подобно классикам марксизма Сталин был
убежден в первенствующей роли, примате эко-
номики и начал свою «революцию сверху» с ра-
дикального изменения отношений производства
и собственности.
В общем и целом зачисленная в разряд не-
выполнимых задача экспроприации земель бо-
лее чем 100 миллионов крестьян была впервые
«одолена» Сталиным. Нерешенный аграрный
вопрос был из поколения в поколение одной из
самых взрывоопасных проблем России. Лишь
сталинскому руководству удалось смирить кре-
стьянство, сломать его—и именно тем, что оно
устранило крестьянство как таковое посред-
ством его почти полной экспроприации. Частная
собственность и свободный рынок — главные
объекты ненависти ортодоксальных марксистов
— были теперь вследствие сталинской «рево-
люции сверху» повсеместно отменены. Теперь
режим мог непосредственно контролировать и
управлять общим хозяйственным потенциалом
страны, всеми ее материальными и человечес-
кими ресурсами. Это было важнейшим резуль-
татом коллективизации сельского хозяйства, а
не повышение урожаев, что ожидалось прежде
всего. Только теперь поборники централизован-
ного планового хозяйства в стране могли ПРИ'
ступить к радикальным действиям. Был полржен
конец предельно сложному сосуществованию
государственного и частного секторов хозяйства
эпохи нэпа, что было причиной чрезвычайно
многих напряженностей и конфликтов. Свобод-
ная игра экономических сил, являвшаяся в
глазах правоверных марксистов воплощением
хаоса, была заменена государственным регули-
рованием.
Однако сталинской «революции сверху» уда-
лось не только положить конец хозяйственной,
но также и политической спонтанности, и имен-
но посредством дисциплинирования партии, ко-
торая со времени большевистской революции
представляла собой единственный политичес-
кий субъект в стране. О такой партии мечтал еще
Ленин. В своей программной работе «Что де-
лать?» (1902 г.) он представил проект концеп-
ции строго дисциплинированной организации
172
профессиональных революционеров, «партии
нового типа». Эта партия должна была в первую
очередь действовать, а не вечно дискутировать
по различным основоположениям. В 1904 г. Ле-
нин пояснял, что социал-демократическая
партия не есть семинар, на котором дебатируют-
ся разные новые идеи. Это боевая организация с
определенной программой и четкой иерархией
идей. Вступление в эту организацию влечет за
собой безусловное признание этих идей.
Этот постулат Ленин никогда не мог осуще-
ствить. Большевики оставались дискутирующей
партией. Провозглашенный в 1921 г. на X партий-
ном съезде большевиков запрет фракций помог
мало. Впоследствии партию продолжали сотря-
сать внутренние полемические раздоры еще
более значительного масштаба.
Лишь сталинская «революция сверху» изме-
нила характер партии. Последняя перестала быть
конгломератом различных течений и фракций. За
этим ослаблением, или скорее, самоослаблени-
ем партии последовало — в 1936—1938 гг., во
время так называемого «большого террора» —
ее обезглавливание. В середине 30-х гг., после
успешно завершенной коллективизации сельс-
кого хозяйства, большевистская партия вела
себя как всемогущий демиург, которому по си-
лам в кратчайшие сроки сотворить новый мир и
нового человека. Но в унифицированном обще-
стве сознающая себя подобным образом партия
представляла инородное тело. Несколькими
годами позднее это инородное тело было интег-
рировано в общий социальный организм. Мни-
мый демиург был низведен до положения по-
слушного инструмента в руках вождя:
Подобные процессы происходили также и в
области культуры. Искусство, так же как гумани-
тарные и социальные науки, и даже некоторые
естественнонаучные школы служили с самого
начала сталинской «революции сверху» в пер-
вую очередь одной цели — прославлению Ста-
лина и созданной им системы. Парадоксально,
что литературные и художественные школы, ко-
торые изображали тогдашнее господство стра-
ха и террора как земной рай, именовались «со-
циалистическим реализмом». Это направление
в литературе, предписанное на первом съезде
советских писателей в 1934 г. и нашедшее свое
отражение в изобразительном искусстве, так же
как и в других областях искусства, представля-
ло собой эквивалент генеральной линии партии.
Отклонения от нее строго карались, нередко они
стоили жизни. Художественная и литературная
дискуссия, которая в известной мере соответ-
ствовала внутрипартийным дискуссиям 20-х гг.,
была задушена партийным руководством. Худо-
жественный и литературный авангард, который
господствовал на культурной сцене в 20-е гг.,
должен был уступить место так называемому
реализму. Так сталинский режим смог достичь
того, к чему прежде безуспешно стремилось и
царское самодержавие и позже ленинское руко-
водство — принудить к конформизму подавля-
ющее большинство образованных людей и кро-
ме того привлечь их к созданию фиктивного мира,
в котором реальное положение вещей было бук-
вально поставлено с ног на голову.
Фикционалистские элементы содержались и
в период ленинской фазы развития большевиз-
ма. Пример подобной фикции представляет со-
бой советская конституция 1918 г., в которой
Всероссийский Центральный исполнительный
комитет Советов, безвольный инструмент в ру-
ках большевистской партии, характеризовался
как «высший законодательный, исполнительный
и контролирующий орган» государства. Но по-
скольку партия до конца 20-х гг. сохраняла свой
дискутирующий характер, было невозможно до-
стичь единодушия при переименовании «черно-
го» в «белое» и наоборот. Только при Сталине
провозглашенная сверху фикция была безогово-
рочно заявлена действительностью и объявлен
преступным так называемый «буржуазный объек-
тивизм», показывающий действительность такой,
какой она была. Утопизм Ленина, который меч-
тал о «светлом будущем», был теперь замещен
фикцией уже построенного рая на земле.
Правда, к сущности сталинизма принадле-
жал не только безграничный оптимизм, но и
столь же безграничный пессимизм, страх поте-
рять достигнутое. Так как победа социализма во
всемирном масштабе еще не была достигнута,
так как «рай трудящихся» был окружен мрачны-
ми капиталистическими силами, которые стре-
мились к его уничтожению, советские граждане
должны были непрерывно готовиться к после-
днему бою с классовым врагом. Но и в самом
рае трудящихся еще оставались классовые вра-
ги, которые после своего поражения не полнос-
тью с этим смирились. Поэтому большевиков,
полагающих, что классовая борьба должна сти-
хать ввиду успешно закончившегося социалис-
тического наступления, Сталин охарактеризовал
как «перерожденцев,... двурушников, которых
надо гнать вон из партии. Уничтожение классов
достигается не путем потухания классовой борь-
бы, а путем ее усиления», заявил Сталин в ян-
варе 1933 года. Это было абсурдное, но типич-
ное для «сталинской логики» положение. Годом
позже, на XVII съезде партии, Сталин обвинил
некоторых коммунистов в «ошибочном самосоз-
нании», в пережитках оппозиционного, «антиле-
нинского» мышления. Как пример путаницы в
головах иных коммунистов Сталин назвал тезис
о спонтанном врастании Советского Союза в
бесклассовое общество: они приходят «в теля-
173
чий восторг в ожидании того, что скоро не будет
никаких классов, — значит не будет классовой
борьбы, — значит не будет забот и треволне-
ний, — значит можно сложить оружие и пойти
на боковую, — спать в ожидании пришествия
бесклассового общества»1.
Сначала было не совсем ясно, какими сред-
ствами Сталин хотел побороть «ошибочное со-
знание» многих коммунистов. Только в 1936 году
этот вопрос постепенно прояснился — преодо-
ление «ошибочного сознания» было достигнуто
по сути устранением его носителей. Ко времени
большого террора сталинский режим достиг вер-
шины своей иррациональности. Властвующая
клика вела тогда тщательно спланированную и
последовательно осуществляемую войну на
уничтожение, направленную против советской
руководящей элиты —- в своей основе важней-
шую, если не единственную опору системы. Ка-
кую внутреннюю логику имели эти действия?
Многие наблюдатели полагают, что Сталин хо-
тел с помощью большого террора избавиться от
своих внутрипартийных противников, которые
ставили под вопрос его авторитет, его непогре-
шимость. В этой связи они указывают на мос-
ковские показательные процессы 1936—1938 гг.,
которые были направлены в первую очередь
против выдающихся представителей старой
большевистской гвардии и прежних критиков
Сталина. Но в действительности сведение сче-
тов с бывшими левыми и правыми критиками
Сталина представляло собой второстепенный
аспект большого террора. Потому что сталинс-
кая команда планировала тогда операцию совер-
шенно иного, в своей основе беспримерного
масштаба, где она рисковала всем. Сущностью
второй, начавшейся в 1936 году, сталинской
«революции сверху» являлось не устранение
партийных оппозиционеров, которые к концу 20-х
годов были уже политически бессильны, а обезг-
лавливание властвующей элиты. Рядовые члены
партии и «беспартийные большевики»—простые
советские люди — были призваны критиковать и
доносить на высокомерных партийных функцио-
неров. Подобные «бесстрашные маленькие
люди» — доносчики — теперь почитались как
герои. Этот псевдодемократический девиз был
в действительности боевым кличем. Он должен
был привести к кровавому походу Сталина не
только против своих противников, но также и
против его соратников, убежденных сталинистов,
которые занимали ключевые позиции в партий-
ном, государственном, хозяйственном и военном
аппарате. К сущности сталинской системы отно-
силось то, что ее творец не доверял не только
контролируемым — подчиненному ему обществу
— но и контролирующим—всемогущему партий-
ному и государственному аппарату.
Обезглавливание руководящей сталинской
элиты проходило по другому сценарию, нежели
расчеты Сталина с прежними партийными оппо-
зиционерами, по сути тайно, не на глазах миро-
вой общественности. Какой же смысл имели тог-
да показательные процессы 1936—1938 годов?
Должны ли они были просто отвлекать внима-
ние мирового общественного мнения и перево-
дить его на второстепенные события большого
террора? Вряд ли. Показательные процессы с
их абсурдными обвинениями и не менее абсур-
дными признаниями обвиняемых все же выпол-
няли в фантасмагорическом на первый взгляд
сталинском мире некую определенную функцию.
Они должны были доказывать, что ближайшее
окружение Ленина состояло почти без исключе-
ния из изменников и заговорщиков, покушавших-
ся на его жизнь, которым противостоял светлый
образ—Сталин, разоблачавший и соответствен-
но каравший всех этих врагов, которые скрыва-
лись под маской друзей.
Московские показательные процессы дава-
ли знать мировой общественности: даже наихуд-
шие противники советского государства должны
были в конце концов признать, что в отношении
Сталина речь идет о гениальнейшем после Ле-
нина государственном вожде всех времен. Та-
ким образом основатели советского государства,
лишившиеся власти уже к концу 20-х годов, со-
служили перед своей смертью последнюю служ-
бу сталинской тирании и внесли свой вклад в ее
укрепление.
К концу 1938 года террор был немного смяг-
чен. Был сломан хребет последней «непокор-
ной» и остававшейся относительно автономной
части советского общества—партии. Теперь вся
советская империя состояла только из «колеси-
ков» тоталитарного механизма. Это был, веро-
ятно, крупнейший перелом в истории страны, чье
стремление к свободе не смогли задушить ни
царское самодержавие, ни Ленин. Сталин насме-
хался над Иваном Грозным, которому не удалось
полностью ликвидировать могущественное в его
время сословие — бояр. На его пути стояла его
религиозность, у него было слишком много уг-
рызений совести. Вопреки этому пренебрежи-
тельному замечанию Сталин рассматривал себя
как продолжателя и исполнителя дела Ивана
Грозного — но также и Ленина. Вновь и вновь он
подчеркивал, что русские цари и Ленин не мог-
ли даже мечтать об успехах, которых достиг Со-
ветский Союз под его, Сталина, руководством.
Итак, он считал себя и величайшим русским са-
модержцем, и величайшим революционером
всех времен. Советская пропаганда непрерыв-
но превозносила оба эти аспекта сталинского
«гения». Так в сталинскую эпоху осуществилась
смена парадигм политической культуры советс-
174
кого государства. Интернационализм во все
большем масштабе замещался великодержав-
ным шовинизмом. Революционный разрыв 1917
года казался преодоленным, непрерывность
истории — вновь восстановленной. Теперь в
России произошла своего рода реставрация.
Однако прославление всего русского всегда осу-
ществлялось сталинистами с некоторым «но».
Дело никогда не доходило до полного слияния с
русским национализмом, интернационально-ре-
волюционный компонент никогда не был полно-
стью изгнан из сталинизма. Он был просто ли-
шен своего прежнего центрального значения и
отодвинут на идеологическую периферию. Но он
никоим образом не перестал определять лицо
сталинизма. И эта двуликость, это колебание
между интернационалистским и русоцентристс-
ким полюсами, между революцией и реставра-
цией являет дополнительный аспект сталинской
логики.
Сталин хотел свести воедино историю Рос-
сии и историю революции, а свое собственное
руководство представить как вершину обеих ис-
торических линий развития. Характерный для
марксизма исторический детерминизм получил
в сталинизме особенно яркое выражение. Те-
перь русский пролетариат даровал человечеству
столь долго ожидаемого спасителя (несмотря на
свое грузинское происхождение Сталин почти
полностью идентифицировал себя с Россией).
История человечества достигла теперь высшей
стадии развития. Исследование этой историчес-
кой закономерности являло собой по сути глав-
ную установку почти всех, если не вообще всех
научных направлений сталинской эпохи. Зада-
чей всех представителей искусства было изоб-
ражение этого небесного рая на земле. Этот «на-
учный» и «художественный» канон был строго
регламентирован и имел свою собственную ло-
гику — «логику» сталинизма.
Люкс Леонид,
профессор, заместитель директора
Института Центральной и Восточной
Европы Католического университета
Эйхштедта. ФРГ.
Примечания
1. СТАЛИН И. Соч. Т. 13. М. 1952, с. 210-211,350—
351.