H«

В•

Тулуровъ.

ОДНЫЯ СКАЗКИ.
СБОРНИКЪ

РУССКИХ!) СНАЗОКЪ ДЛЯ ДЪТЕЙ.
ПО РАЗНЫМЪ ИСТОЧНИКАМ!»..

Со многими рисунками.

Выпуекъ

X

И зданіе Т-ва И. Д . С Ь іти на.

Типографія Т-ва И. Д. Сытина. Пятницкая ул., с. д.
МОСКВА.— 1915 г.

Морской царь
ü Васаласа Премудрая.
ï.

Щ (§ илъ-былъ царь съ царицею. Любить
Ш Щ онъ ходить на охоту и стрѣлять дичь.
Р Вотъ одинъ разъ пошелъ царь на
еГ
охоту и увидалъ—сидитъ на деревѣ
молодой орелъ; только хотѣлъ его застрѣлить,
орелъ и просить:
— Не стрѣляй меня, царь-государь, возьми
лучше къ себѣ-, будетъ время, я тебѣ пригожусь.
Царь подумалъ-подумалъ и говорить:
— Зачѣмъ ты мнѣ нуженъ! — и хочетъ
опять стрѣлять.

Говорить ему орелъ въ другой разъ:
— Не убивай меня, царь-государь, возь­
ми лучше къ себѣ; будетъ время, я тебѣ при­
гожусь.
Царь думалъ-думалъ, опять-таки не придумалъ, на что бъ такое пригодился орелъ,
и хочетъ уже совсѣмъ застрѣлить его. Орелъ
въ третій разъ говорить:
— Не стрѣляй меня, царь-государь, возьми
лучше къ себѣ да прокорми три года; будетъ
время, я пригожусь тебѣ!
Царь смиловался, взялъ орла къ себѣ и
кормилъ годъ и два. Орелъ такъ много поѣдалъ, что всю скотину пріѣлъ: не стало у
царя ни овцы ни коровы.
Говорить ему орелъ:
— Пусти-ка меня на волю.
Царь выпустилъ его на волю; попробовалъ орелъ свои крылья, нѣтъ — не можетъ
еще летать, и просить:
— Ну, царь-государь, кормилъ ты меня
два года, ужъ какъ хочешь, а прокорми еще
годъ, хоть займи, да прокорми: въ накладѣ
не будешь.
Царь такъ и сдѣлалъ. Цѣдыи годъ кормилъ
орла, a ііослѣ выпустилъ его на волю воль­
ную. Орелъ поднялся высоко-высоко; летѣлъ-

летѣлъ, потомъ спустился на зежлю и гово­
рить:
— Ну, царь - государь, садись теперь на
женя, полетимъ вмѣстѣ.
Сѣлъ царь на птицу—и они полетѣли.
Много ли, мало ли прошло времени, прилетѣли они на край синяго моря. Тутъ орелъ
скинулъ съ себя царя, упалъ онъ въ мо­
ре—по колѣни намокъ; только орелъ не далъ
ему потонуть, иодхватилъ его на крыло и
спрашиваетъ:
— Что, царь-государь, небось, испугался?
— Испугался, — говорить царь,—думалъ,
совсѣмъ потону!
Опять летѣли-летѣли—прилетѣли къ дру­
гому морю. Орелъ скинулъ съ себя царя
какъ разъ посреди моря—царь по поясъ намокъ. Подхватилъ его орелъ на крыло и спра­
шиваетъ:
— Что, царь-государь, небось, испугался?
— Испугался, — говорить онъ, — да все
думалось, авось, Богъ дастъ, ты меня выта­
щишь.
Полетѣли дальше; летѣли - летѣли и при­
летали къ третьему морю. Скинулъ орелъ
царя въ великую глубь—намокъ онъ по са­

мую шею. И въ третій разъ подхватилъ его
орелъ на крыло и спрашиваетъ:
— Что, царь-государь, небось, испугался?
— Испугался, — говорить царь, — да все
думалось, авось, ты меня вытащишь.
— Ну, царь - государь, теперь ты извѣдалъ, каковъ смертный страхъ! Это тебѣ за
старое, за прошлое: помнишь ли, какъ сидѣлъ
я на дубу и ты хотѣлъ меня застрѣлитъ;
три раза принимался стрѣлять, а я все просилъ тебя да въ мысляхъ держалъ, авось, не по­
губишь, авось, смилуешься—къ себѣ возьмешь.
Послѣ полетѣли они за тридевять земель.
Дорогой сказываетъ орелъ:
— Посмотри-ка, царь-государь, что надъ
нами и что подъ нами?
Посмотрѣлъ царь.
— Надъ нами,—говорить,—небо, подъ на­
ми—земля.
— Посмотри-ка еще, что по правую сто­
рону и что по лѣвую?
— По правую сторону—поле чистое, по
лѣвую—домъ стоить.
— Полетимъ туда,—сказалъ орелъ,—тамъ
живетъ моя меньшая сестра.
Опустились прямо на дворъ; сестра вы­
шла навстрѣчу*, принимаетъ своего брата,

сажаетъ за дубовый столъ, а на царя и смотрѣть не хочетъ: оставила его на дворѣ, спу­
стила борзыхъ собакъ и давай травить.
Разсердился орелъ, выскочилъ изъ-за сто­
ла, подхватилъ царя и полетѣлъ съ нимъ
дальше. Вотъ летѣли они, летѣли; говорить
орелъ царю:
— Погляди, что позади насъ?
Обернулся царь, посмотрѣлъ:
— Позади насъ домъ красный.
А орелъ ему:
— То горитъ домъ меньшой моей сестры,—
зачѣмъ тебя не приняла да борзыми соба­
ками травила!
Летѣли-летѣли, орелъ опять спрашиваетъ:
— Посмотри, царь - государь, что надъ
нами и что подъ нами?
— Надъ нами—небо, подъ нами— земля.
— Посмотри-ка, что будетъ по правую
сторону и что по лѣвую?
— По правую сторону—поле чистое, по
лѣвую—домъ стоить.
— Тамъ живетъ моя средняя сестра; полетимь къ ней въ гости.
Опустились на широкій дворъ. Средняя
сестра принимаетъ своего брата, сажаетъ его
за дубовый столъ, а царь на дворѣ остался;

8

выпустила она борзыхъ собакъ на его и ну
травить.
Орелъ осерчалъ, выскочилъ изъ-за стола,
подхватилъ царя и улетѣлъ съ нимъ еще
дальше. Летѣли они, летѣли; говоритъ орелъ:
— Царь-государь! посмотри, что позади
насъ?
Царь обернулся: стоить позади красный
домъ.
— То горитъ домъ моей средней сестры! —
сказалъ орелъ. — Теперь полетимъ туда, гдѣ
живетъ моя мать и старшая сестра.
Вотъ полетѣли туда. Мать и старшая се­
стра куда какъ обрадовались и приняли царя
съ честью и ласкою.
— Ну, царь-государь,—сказалъ орелъ,—
отдохни у насъ, a послѣ дамъ тебѣ корабль,
расплачусь съ тобой за все, что поѣлъ у тебя,
и ступай съ Богомъ домой.
Далъ онъ царю корабль и два сундучка:
одинъ—красный, другой—зеленый, и сказалъ:
— Смотри же, не отпирай сундучковъ,
пока домой не пріѣдешь. Красный сундучокъ
отопри на заднемъ дворѣ, а зеленый сунду­
чокъ—на переднемъ дворѣ.

9

II.
Взялъ царь сундучки, распростился съ
орломъ и поѣхалъ по синему морю, доѣхалъ
до какого-то острова, тамъ его корабль и
остановился. Выпіелъ царь на берегъ, вспомнилъ про сундучки, сталъ раздумывать, что
бы такое въ нихъ было и зачѣмъ орелъ не
велѣлъ открывать ихъ. Думалъ - думалъ, не
утерпѣлъ — сильно узнать ему хотѣлось —
взялъ онъ красный сундучокъ, поставилъ на­
земь и открылъ; оттуда столько разнаго скота
вышло, что глазомъ не окинешь, едва на
островѣ помѣстились. Какъ увидалъ это царь,
взгоревался, началъ плакать и пригова­
ривать:
— Что мнѣ теперь дѣлать! какъ опять
соберу все стадо въ такой маленькій сунду­
чокъ?
И видитъ онъ — вышелъ изъ воды человѣкъ, подходитъ къ нему и спрашиваетъ:
— Чего ты, царь - государь, такъ горько
плачешь?
— Какъ же мнѣ не плакать,— отвѣчаетъ
царь: — какъ мнѣ будетъ собрать все стадо
великое въ такой маленькій сундучокъ?

10

— Пожалуй, я помогу твоему горю: со­
беру тебѣ все стадо, только съ уговоромъ:
отдай мнѣ—чего дома не знаешь.
Задумался царь:
«Чего бы это я дома не зналъ? Кажись,
все знаю». Подумалъ и согласился.
— Собери,—говорить,—отдамъ тебѣ чего
дома не знаю.
Вотъ тотъ человѣкъ собралъ ему въ сун­
дучокъ всю скотину; сѣлъ царь на корабль
и поплылъ во-свояси. Какъпріѣхалъ домой,
тутъ только увидалъ, что родился у него
сынъ — царевичъ; сталъ онъ его цѣловать,
миловать, а самъ такъ слезами и разливается.
— Царь-государь, — спрашиваетъ цари­
ца,—скажи, о чемъ горьки слезы ронишь?
— Съ радости,—говорить.
Побоялся царь сказать ей правду-то, что
надо отдать царевича. Вышелъ онъ послѣ на
задній дворъ, открылъ красный сундучокъ—
и полѣзли оттуда быки да коровы, овцы да
бараны; много-много набралось всякаго скота,
всѣ сараи стали полны. Вышелъ царь на
передній дворъ, открылъ зеленый сундучокъ—
и появился передъ нимъ большой славный
садъ, какихъ деревьевъ тутъ не было! Царь
такъ обрадовался, что и о горѣ своемъ забылъ.

11

III.
Прошло много лѣтъ. Разъ какъ-то захотѣлось царю погулять; подошелъ онъ къ
рѣкѣ, вдругъ показался изъ воды прежній
человѣкъ и говорить:
— Скоро же ты, царь-государь, забывчивъ
сталъ: вспомни, вѣдь ты долженъ мнѣ!
Воротился царь домой съ тоскою-кручиною и разсказалъ царицѣ и царевичу всю
правду истинную. Погоревали, поплакали всѣ
вмѣстѣ, и рѣшили, что дѣлать нечего, надо
отдавать царевича. Отвезли его на взморье и
оставили одного.
Оглядѣлся царевичъ кругомъ, увидалъ
тропинку и пошелъ по ней: авось, Богъ приведетъ куда-нибудь. Шелъ-шелъ и очутился
въ дремучемъ лѣсу: стоить въ лѣсу избушка,,
въ избушкѣ живетъ баба-яга.
«Дай зайду», иодумалъ царевичъ и вошелъ въ избушку.
— Здравствуй, царевичъ!—молвила бабаяга.—Дѣло пытаешь или отъ дѣла лытаешь*
— Эхъ, бабушка, напой, накорми меня,,
а потомъ и разспрашивай!

12

Напоила, накормила его старуха, и царе­
вичъ разсказалъ ей про все безъ утайки, куда
и зачѣмъ идетъ.
Говорить ему баба-яга:
— Иди, дитятко, на море; прилетятъ туда
двѣнадцать колпицъ, обернутся красными дѣвицами и станутъ купаться; ты захвати у
старшей дѣвицы кольцо и ступай къ мор­
скому царю; попадутся тебѣ навстрѣчу Объѣдало и Опивало, попадется еще МорозъТрескунъ—всѣхъ возьми съ собою: они тебѣ
всѣ пригодятся.
Простился царевичъ съ ягою, пошелъ на
сказанное мѣсто, на море и спрятался за
кустъ. Тутъ прилетѣли двѣнадцать колпицъ,
ударились о сырую землю, обернулись крас­
ными дѣвицами и стали купаться. Царевичъ
взялъ у старшей кольцо, сидитъ за кустомъ—
дожидается. Дѣвицы выкупались и вышли на
берегъ, одиннадцать обернулись птицами и
полетѣли домой, оставалась одна старшая—
Василиса Премудрая. Стала она молить, стала
просить добра-молодца:
— Отдай,—говорить, — мое кольцо! При­
дешь къ батюшкѣ Водяному царю, — въ то
времечко я тебѣ сама пригожусь.

13

Царевичъ отдалъ ей кольцо, она сейчасъ
обернулась колпицею и улетѣла вслѣдъ за
подружками.
Пустился царевичъ дальше; повстрѣчались
ему на пути три богатыря: Объѣдало, Опи­
вало да Морозъ-Трескунъ, взялъ ихъ съ со­
бою и пришелъ къ Водяному царю. Увидалъ
его Водяной царь и говорить:
— Здорово, дружокъ! Что такъ долго ко
мнѣ не бывалъ? Я у сталъ, тебя дожидаючи.
Принимайся-ка теперь за работу. Вотъ тебѣ
первая задача: построй за одну ночь хру­
стальный мостъ, чтобъ къ утру готовъ былъ!
Не построишь—голова долой!
Идетъ царевичъ отъ Водяного, самъ сле­
зами заливается. Василиса Премудрая отво­
рила окошко въ своемъ терему и спрашиваетъ:
— О чемъ, царевичъ, слезы ронишь?
— Ахъ, Василиса Премудрая, какъ же
мнѣ не плакать: приказалъ твой батюшка за
едину ночь построить хрустальный мостъ, а
я и топора не умѣю въ руки взять.
— Ничего! ложись-ка спать; утро вечера
мудренѣе.
Уложила его спать, а сама вышла на
крылечко, гаркнула - свистнула молодецкимъ
посвистомъ. Со всѣхъ сторонъ сбѣжались

14

плотники-работники, кто мѣсто ровняетъ, кто
кирпичи таскаетъ: скоро поставили хрусталь­
ный мостъ, вывели на немъ узоры хитрые и
разошлись по домамъ. Поутру рано будитъ
Василиса Премудрая царевича:
— Вставай, царевичъ! Мостъ готовъ, сейчасъ батюшка смотрѣть придетъ.
Всталъ царевичъ, взялъ метлу; стоитъ
на мосту — гдѣ подмететъ, гдѣ почиститъ.
Похвалилъ его Водяной царь:
— Спасибо,—говорить,— сослужилъ мнѣ
единую службу, сослужи и другую. Вотъ
тебѣ задача: насади къ завтраму зеленый
садъ—большой да вѣтвистый, въ саду бы
птицы пѣвчія распѣвали, на деревьяхъ бы
цвѣты расцвѣтали, груши, яблоки спѣлыя
висѣли!
Идетъ царевичъ отъ Водяного, самъ сле­
зами заливается. Василиса Премудрая отво­
рила окошечко и спрашиваетъ:
— О чемъ плачешь, царевичъ?
— Какъ же мнѣ не плакать: велѣлъ твой
батюшка за едину ночь садъ насадить.
— Ничего, ложись спать; утро вечера
мудренѣе.
Уложила его спать, а сама вышла на
крылечко, гаркнула - свистнула молодецкимъ

15

посвистомъ. Со всѣхъ сторонъ сбѣжались
садовники-огородники и насадили зеленый
садъ. Въ саду птицы пѣвчія распѣваютъ,
на деревьяхъ цвѣты расцвѣтаютъ, груши,
яблоки спѣлыя висятъ. Поутру рано бу­
дить Василиса Премудрая царевича:
— Вставай, царевичъ! Садъ готовь; ба­
тюшка смотрѣть идетъ.
Царевичъ сейчасъ за метлу да въ садъ;
гдѣ дорожку подмететъ, гдѣ вѣточку попра­
вить. Похвалилъ его Водяной царь:
— Спасибо, царевичъ! сосдужилъ ты мнѣ
службу вѣрой и правдой. Выбирай за то
себѣ невѣсту изъ двѣнадцати моихъ доче­
рей. Всѣ онѣ лицо въ лицо, волосъ въ волосъ, платье въ платье. Угадаешь до трехъ
разъ одну и ту же—будетъ она твоею женою,
не угадаешь—велю тебя казнить.
Узнала про то Василиса Премудрая, улу­
чила время и говорить царевичу:
— Въ первый разъ я платкомъ махну,
въ другой—платье поправлю, въ третій —
надъ моей головой станетъ муха летать.
Угадалъ царевичъ Василису Премудрую
до трехъ разъ. Повѣнчали ихъ и стали пиръ
пировать.

16

Водяной царь нзготовилъ много всякаго
кушанья—сотнѣ человѣкъ не съѣсть! и велитъ зятю, чтобы все было поѣдено; коли
что останется—худо будетъ.
— Батюшка,—проситъ царевичъ, — есть
у насъ старичокъ, дозволь ему закусить съ
нами.
— Пускай придетъ.
Явился Объѣдало, все пріѣлъ—еще мало
стало. Водяной царь наставилъ всякаго
питья сорокъ бочекъ и велитъ зятю, чтобы
дочиста было выпито.
— Батюшка, — проситъ опять царе­
вичъ,—есть у насъ другой старичокъ, до­
зволь и ему выпить про твое здоровье.
— Пускай придетъ.
Явился Опивало; за разъ опросталъ со­
рокъ бочекъ—еще опохмелиться проситъ.
Видитъ Водяной царь, что ничего не беретъ,
приказалъ истопить для молодыхъ баню чу­
гунную жарко-нажарко; истопили баню чу­
гунную, двадцать саженъ дровъ сожгли, до­
красна печь и стѣны раскалили, — за пять
верстъ подойти нельзя.
— Батюшка,— говорить царевичъ,— до­
зволь напередъ нашему старичку попарить­
ся, баню опробовать!

17

— Пускай попарится!
Пришелъ въ баню Жорозъ - Трескунъ;
въ одинъ уголъ дунулъ, въ другой дунулъ—
ужъ сосульки висятъ.
Вслѣдъ за нимъ и молодые въ баню
сходили, помылись, попарились и живехонь­
ки воротились.
IY.
— Уйдемъ оть батюшки Водяного царя,—
говорить царевичу Василиса Премудрая: —
онъ на тебя очень сердить, не причинилъ
бы зла какого!
— Уйдемъ,—говорить царевичъ.
Осѣдлали коней и поскакали въ чистое
поле.
Ъхади-ѣхали, много прошло времени.
— Сдѣзь-ка, царевичъ, съ коня да при­
пади ухомъ къ сырой землѣ,—сказала Васи­
лиса Премудрая:— не сдыхать ли за нами
погони?
Царевичъ припалъ ухомъ къ сырой земдѣ,—ничего не слышно. Василиса Премуд­
рая сама сошла съ добраго коня, прилегла
къ сырой землѣ и говорить:
— Ахъ, царевичъ! слышу сильную по­
гоню. *
Родныя сказки. Вып. X.

о

18

Оборотила она коней дремучимъ лѣсомъ,
себя—колодцемъ, а царевича—старымъ старичкомъ. Наѣхала погоня.
— Эй, старичокъ! не видалъ ли добра
молодца съ красной дѣвицей?
— Видѣлъ, родимые! только давнымъдавно: они еще въ тѣ поры проѣхали, какъ
я молодъ былъ, этотъ лѣсъ сажалъ.
Погоня воротилабь къ Водяному царю.
— Нѣтъ, — говорить, — ни слѣдовъ ни
вѣсти; только и видѣли, что старика возлѣ
колодца да лѣсъ дремучій.
— Что жъ вы ихъ не брали?—закричалъ
Водяной царь, и тутъ же предалъ гонцовъ
лютой смерти, а за царевичемъ и Василисою
Премудрой послалъ другую смѣну.
A тѣмъ временемъ они далеко-далеко
уѣхали. Услышала Василиса Премудрая но­
вую погоню, оборотила царевича старымъ
попомъ, а сама сдѣлалась ветхой церковью:
еле стѣны держатся, кругомъ мохъ поросъ.
Наѣхала погоня.
— Эй, старичокъ! не видалъ ли добра
молодца съ красной дѣвицей?
— Видѣлъ, родимые! только давнымъдавно: они еще въ тѣ поры проѣхали, какъ
я молодъ былъ, ату церковь строиль.

19

Вторая погоня воротилась къ [Водяному
царю.
— Нѣтъ, ваше царское величество, ни
слѣдовъ ни вѣсти: только и видѣли, что
старца-попа да церковь ветхую.
— Что жъ вы ихъ не брали?—закричалъ
пуще прежняго Водяной царь; предалъ гонцовъ лютой смерти, а за царевичемъ и Ва­
силисою Премудрою самъ поскакалъ.
На этотъ разъ Василиса Премудрая обо­
ротила коней рѣкой медовою, берегами ки­
сельными, царевича—селезнемтц себя—сѣрой
утицею.
Водяной царь бросился на кисель и сыту,
ѣлъ-ѣлъ, пилъ-пилъ до того, что лопнулъ и
духъ испустилъ.
Y.
Царевичъ съ Василисою Премудрой поѣхали дальше. Стали они подъѣзжать домой,
къ отцу, къ матери царевича. Василиса
Премудрая и говорить:
— Ступай, царевичъ, впередъ! доложись
отцу съ матерью, а я тебя здѣсь на дорогѣ
обожду; только помни мое слово: со всѣми
цѣлуйся, не цѣлуй сестрицы, не то меня
позабудешь.
2*

20

Пріѣхалъ царевичъ домой, сталъ со всѣми
здороваться, лоцѣловалъ и сестрицу. Только
поцѣловалъ—какъ въ ту же минуту забылъ
про свою жену, словно и въ мысляхъ не
была.
Три дня ждала Василиса Премудрая, на
четвертый нарядилась нищенкой, пошла въ
стольный городъ и пристала у одной ста­
рушки. А царевичъ собрался жениться на
богатой королевнѣ, и велѣно было кликнуть
кличъ до всему царству, чтобъ сколько ни
есть народу православнаго—всѣ бы шли
поздравлять жениха съ невѣстою и несли
въ даръ по пирогу пшеничному.
Старуха, у которой жила Василиса Пре­
мудрая, принялась тоже муку сѣять да пирогъ готовить.
— Для кого, бабушка, пирогъ гото­
вишь?—спрашиваетъ ее Василиса Прему­
драя.
— Какъ' для кого? развѣ ты не знаешь:
нашъ царь сына женить на богатой коро­
левну надо во дворецъ итти, молодымъ на
столъ подавать.
— Дай и я испеку да во дворецъ снесу:
можетъ, меня царь чѣмъ пожалуетъ.
— Пеки съ Богомъ.

22

Василиса Премудрая взяла муки, замѣсила тѣсто, положила творогу да голубя съ
голубкою и сдѣлала пирогъ. Къ самому обѣду
пошла старуха съ Василисою Премудрой во
дворецъ, а тамъ пиръ идетъ на весь міръ.
Подали на столъ пирогъ Василисы Прему­
дрой, и только разрѣзали его, какъ вылетѣли оттуда голубь и голубка. Голубка ухва­
тила кусокъ творогу, а голубь говорить:
— Голубушка, дай и мнѣ творогу!
— Не дамъ,—отвѣчаетъ голубка,—а то
ты меня позабудешь, какъ позабылъ царе­
вичъ свою Василису Премудрую.
Тутъ вспомнилъ царевичъ про свою жену,
выскочилъ изъ-за стола, взялъ ее за руки
бѣлыя и посадилъ ее возлѣ себя рядышкомъ.
Съ тѣхъ поръ стали они жить вмѣстѣ во
всякомъ добрѣ и счастіи.

Н а к а т а К ож едояка.
старые годы проявился невдалекѣ
отъ Кіева страшный змѣй. Много
Ptл/ народа изъ Кіева потаскалъ онъ въ
свою берлогу, потаскалъ и поѣлъ. Утащилъ
змѣй и царскую дочь, да не съѣлъ ее, а
крѣпко накрѣпко заперъ въ своей берлогѣ.
Увязалась за царевной изъ дому маленькая
собачонка. Какъ улетитъ змѣй на промысель,
царевна напишетъ записочку къ отцу, къ
матери; привяжетъ записочку собачонкѣ на
шею и пошлеть ее домой.
Собачонка записочку отнесеть и отвѣтъ
принесетъ.

24

Ботъ разъ царь и царица пишутъ къ
царевнѣ:
«Узнай отъ змѣя, кто его сильнѣй».
Стала царевна отъ змѣя допытываться и
допыталась.
— Есть,—говорить змѣй,—въ Кіевѣ Ни­
кита Кожемяка—тотъ меня сильнѣй.
Какъ ушелъ змѣй на промыселъ, царевна
и написала кь отцу къ матери записочку:
«Есть въ Кіевѣ Никита Кожемяка; онъ
одинъ сильнѣе змѣя; пошлите Никиту меня
изъ неволи выручить».
Сыскалъ царь Никиту и самъ съ цари­
цею пошелъ его просить выручить ихъ
дочку изъ тяжкой неволи. Въ ту пору мялъ
Кожемяка разомъ двѣнадцать воловьихъ
кожъ. Какъ увидалъ Никита царя—испу­
гался: руки у Никиты задрожали—и разорвалъ онъ разомъ всѣ двѣнадцать кожъ. Разсердился тутъ Никита, что его испугали и
ему убытку надѣлали, и сколько ни упра­
шивали его царь и царица пойти выручить
царевну—не пошелъ.
Вотъ и придуж&шх: ц&рьтч ешющ а р щ ^

шбцать :пягш%асшъг'іі¥ад0^^нш;^з одрэдъ—
осиротилъ ихъ лютый змѣй—И ПОФЛМЙШ^Ь

25

просить Кожемяку освободить всю русскую
землю отъ великой бѣды.
Сжалился Кожемяка на сиротскія слезы,
самъ прослезился. Взялъ онъ 300 пудовъ
пеньки, насмолилъ ее смолою, весь пенькою
обмотался и пошелъ. Подходить Никита къ
змѣиной берлогѣ; a змѣй заперся, бревнами
завалился и къ нему не выходить.
— Выходи лучше въ чистое поле, а не
то я всю твою берлогу размечу, — сказалъ
Кожемяка и сталь уже бревна руками раз­
брасывать.
Видитъ змѣй бѣду неминучую, некуда
ему отъ Никиты спрятаться, вышелъ въ чи­
стое поле.
Долго ли, коротко ли они бились, только
Никита повалилъ змѣя на землю и хотѣлъ
его душить. Сталъ тутъ змѣй молить Никиту:
— Не бей меня, Никит ушка, до смерти!
Сильнѣе насъ съ тобою никого на свѣтѣ нѣтъ-,
раздѣлимъ съ тобой весь свѣтъ поровну: ты
будешь владѣть въ одной половинѣ, а я—въ

!
!
!
j

27

Сдѣлалъ Никита соху въ 300 пудъ, запрягъ въ нее змѣя и сталъ отъ Кіева межу
прокладывать, борозду пропахивать; глуби­
ной та борозда въ двѣ сажени съ четвертью.
Провелъ Никита борозду отъ Кіева до самаго Чернаго моря и говорить змѣю:
— Землю мы раздѣлили, теперь давай
море дѣлить, чтобъ и о водѣ промежъ насъ
спору не вышло.
Стали воду дѣлить: вогналъ Никита змѣя
въ Черное море, да тамъ его и утопилъ.
Сдѣлавши святое дѣло, воротился Ники­
та въ Кіевъ, сталъ опять кожи мять, не
взялъ за свой трудъ ничего. Царевна же
воротилась къ отцу, къ матери.
Борозда Никитина, говорятъ, и теперь
кое-гдѣ по степи видна; стоить она валомъ
сажени въ двѣ высотою. Кругомъ мужички
пашутъ, а борозды не распахиваютъ: оставляютъ ее на память о Никитѣ Кожемякѣ.

Шедояканъ судъ.
b нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ
государствѣ стояла деревня. Въ той
деревнѣ жилй-были два мужика: Голой
Ерема да Ѳома, Большая Крома. Вотъ
пришла къ нимъ зима сиволапая, затрещали
избушки, повалилъ снѣгъ. У кого тепло, у
кого добро, а Ерема лежитъ на нетопленой
печи, дуетъ въ кулаки да думаеть:
— Ухъ! холодно! Нынѣ и морозы стали сердитѣе: нигдѣ мѣста не находишь! Дай-ка, поѣду
я въ дѣсъ, дровъ нарублю да печку вытоплю!

f

29

Пошелъ къ сосѣду, попросилъ сани. Пришелъ къ Ѳомѣ просить лошади. На Ѳому въ
тотъ разъ добрый стихъ нашелъ.
— Изволь,—говорить,—возьми лошадь.
Ерема поклонился, взялъ лошадь, повелъ
къ себѣ, да идучи-то и думаетъ:
«Экой я дуралей! Выпросилъ я лошадь,
а хомута не взялъ. Какъ же я запрягу ее?
Итти опять къ Ѳомѣ— еще разсердится и ло­
шаденки не дастъ. Итти къ сосѣдямъ—скажутъ: что за дуракъ, хомутъ забылъ, когда
лошадь бралъ! Да и придется ли чужой хо­
мутъ по лошадкѣ? Голь мудрена. Думалъ-думалъ, да и вздумалъ: «привяжу я лошадь къ
санямъ хвостомъ?»
Точно! привязаль, перекрестился, поѣхалъ.
Ну, ѣхалъ онъ близко ли, далеко ди, низ­
ко ли, высоко, скоро сказка сказывается, да
не скоро дѣло дѣлается. Ерема нарубилъ
возъ дровъ и поѣхалъ назадъ. Ладно дѣло! Пріѣхалъ домой, отворилъ ворота, да и забылъ
подворотню вынуть: нукнулъ на лошадь; та
уперлась, двинулась: сама-то на дворъ взошла,
а возъ-то на улицѣ остался, и съ хвостомъ!
Этакое горе! Какъ теперь къ Ѳомѣ пока­
заться? Что онъ скажеть? Взялъ лошадь съ
хвостомъ, а отдаешь безъ хвоста! Но, такъ

30

какъ дѣлать было нечего, побрелъ Ерема къ
Ѳомѣ, повелъ съ собою и лошаденку безхвостую.
Какъ закричитъ на Ерему Ѳома, Большая
Крома, закричитъ, какъ только богатые на
бѣдныхъ кричать умѣютъ; у Еремы и ноги
подкосились! Повалился онъ въ ноги Ѳомѣ,
проситъ, плачетъ, умоляетъ, нѣтъ пощады!
— Какъ ты смѣлъ! Какъ ты дерзнулъ!
Какътымогъ у моей лошади хвостъ выдернуть!
Ерема увѣрялъ, что она сама его выдер­
нула, отдавалъ себя въ заработку, просилъ
простить, просилъ прибить, да только простить.
— Ни прощать ни бить тебя не стану,—
отвѣчаетъ Ѳома,—а пойдемъ-ка, пріятель до­
рогой, къ судьѣ Шемякѣ! Пусть онъ разсудитъ, и что онъ велитъ, то и будь!
Что станешь дѣлать! Ѳома ухватилъ Ерему
за воротъ и повелъ его къ судьѣ ПІемякѣ.
Недалеко ужъ имъ и до Шемяки судьи, и
думаетъ Ерема:
«Ну, и безъ бѣды судья бѣда, а у меня
такая бѣда надъ головою — куда я дѣнусь!
Сгинь моя голова побѣдная! Вотъ подходимъ
мы къ мосту, а подъ мостомъ пр'орубь не
малая. Перекрещусь да брошусь въ прорубь—
поминай, какъ звали!»

31

Сказано—сдѣлано. Только поровнялись съ
серединой моста, Ерема говорить:
— Постой, Ѳома Кариычъ! Вонъ видно отсюдасело,дайперекреститьсянаБожіюцерковь.г

п. [
Отпустилъ Ѳома Ерему, а онъ снялъ
шапку, положилъ ее на перила моста, пере­
крестился, да какъ махнетъ съ моста—только
и видѣли его! Бросился Ѳома къ периламъ,
глядитъ — глазамъ не вѣритъ: Ерема стоить
подъ мостомъ на льду, живехонекъ, и держитъ
его тамъ за воротъ здоровый мужчина; подлѣ
стоить лошадь, запряженная въ сани, а въ
саняхъ лежитъ кто-то и молчитъ:
Сбѣжаль Ѳома внизъ, а мужчина уже навстрѣчу ползетъ, Ерему съ собой за воротъ
волочетъ.
— Что, добрый человѣкъ, — сказалъ Ѳома,—какъ звать тебя, не знаю... Куда это во­
лочешь ты этого окаяннаго Ерему?
— Зовутъ меня Артамономъ, сынъ я Сидорычъ,—отвѣчалъ мужчина.—A ѣхалъ я съ
бачкой моимъ къ куму въ гости, новаго пива
отвѣдать. Подъѣхали мы подъ этотъ мостъ,
и вдругь свалился съ моста вотъ этотъ ока­
янный на моего бачку и отправилъ его въ

32

дальнюю дорогу, такъ что онъ передъ смертью
и пожалѣть не успѣлъ,что у кума пива мо­
лодого не отвѣдалъ. Вотъ я поворотилъ ог­
лобли: веду этого прыгуна къ судьѣ Шемякѣ,
пусть онъ у него попрыгаетъ да научится,
каково съ мосту, не оглядѣвшись, бросаться
да добрыхъ людей давить!
— Хе-хе!—возгласилъ тогда Ѳома, по прозванію Большая Крома.—Такъ я тебѣ добрый
попутчикъ!
III.
Подошли наши просители къ дому судьи
Шемяки, смотрятъ: домъ стоитъ во дворѣ, на
всей красотѣ, а надъ домомъ поставлена пре­
великая надпись:
«Домъ правосуднаго судіи Шемяки».
Вороты растворены настежь, и отъ самыхъ
воротъ до крыльца дубоваго снѣгъ расчищенъ, песочкомъ дорожка посыпана—свобод­
ный входъ всякому, бѣдному и богатому.
— Ай да судья Шемяка!—говорятъ про­
сители. — Да у насъ и къ сотскому такого
свободнаго входа нѣтъ!
Смотрятъ они еще: подлѣ воротъ на улицѣ, по обѣ стороны, врыты два столба высокіе, и подлѣ каждаго столба стоитъ земскій

33

ярыжка съ дубинкой, а на столбахъ прибиты
листы, и на листахъ написано что-то такими
крупными буквами, что и слѣпой ирочитаетъ.
Нашимъ просителямъ жаловаться судьѣ было
дѣло не бывалое, не знаютъ они ни суда ни
обряда. Сняли шапки, кланяются ярыжкамъ
и хотятъ итти прямо во дворъ, въ ворота.
— Стой! — закричалъ одинъ ярыжка. —
Сперва прочитай, что на столбѣ написано!
Просители поглядѣли другъ на друга и
отвѣчали:
— Грамотѣ не знаемъ, кормилецъ!
— Ну, такъ слушайте, я вамъ прочту:
«Вѣдомо симъ чинится всякому, что никто
изъ жалобщиковъ, приходящихъ къ судьѣ
Шемякѣ, никакихъ взятокъ никому давать не
до женъ, а паче чаянія кто что дастъ, будетъ
судиться, яко виновный въ иодкупѣ».
— Ай да кормилецъ судья Шемяка! і—
вскричали просители.
’<
— Ну, теперь давай же за прочтеніе! —
сказалъ имь ярыжка, протягивая руку.
— Какъ, давай? Да вѣдь ты самъ о томъ
читалъ, чтобы мы не давали?
— Да развѣ я взятку съ тебя прошу? —
вскричаль ярыжка.—Это законное дѣло. Кто
тебѣ не велѣлъ грамотѣ знать самому!
Р одны я ск азк и . В ы л.

X.

3

34

— А если бы мы сами грамотѣ знали?
— Тогда вы должны бы были заплатить
за то, что сами прочитали. Толковать нечего!
Давай, а не то дубиной по лбу съѣзжу; за­
будешь, какъ твоего отца зовутъ, да еще г ъ
тюрьмѣ насидишься за ослушаніе противъ
начальства и своевольство!
Толковать было, въ самомъ дѣлѣ, нечего;
просители вынули свои мошны, заплатили по
алтыну.
— Теперь ступайте къ другому столбу! —
проговорилъ ярыжка.
Просители подошли къ другому столбу.
— Знаете грамотѣ?— спросилъ товарищъ
ярыжки.
— Нѣтъ, кормилецъ!
— Такъ слушайте: «Вѣдомо симъ чинится
всякому, что каждый жалобщикъ, приходящій
къ судьѣ Шемякѣ, имѣетъ быть къ нему допущенъ свободно во всѣ положенные часы,
и никто не смѣетъ пришедши уйти назадъ,
подъ опасеніемъ быть судимъ,яко виноватый».
— Слышимъ, кормилецъ!—отвѣчали про­
сители, низко кланяясь.
— Давай же за объявленіе, — сказалъ
ярыжка,—и отговариваться не смѣй, понеже
за ослушаніе будешь виноватъ!

35

Просители иоглядѣли другъ на друга и
заплатили еще по алтыну.
— А ты, молодецъ, что не платишь? —
опросили ярыжки Ерему.
— У меня нечего дать,—отвѣчалъ Ерема.
— Такъ и не смѣй ты итти къ судьѣ
Шемякѣ, коли за прочтеніе да за объявленіе
приказовъ не платишь—пошелъ прочь!
— Да я и не желаю итти къ судьѣ, —
сказалъ Ерема:—спасибо вамъ, господа зем­
ств ярыжки! Пожалуй, хоть пріударьте еще
меня въ толчки да прогоните!
— Давай затылокъ, за этимъ дѣло не
станетъ!
Тутъ Ѳома и Артамонъ испугались, кла­
няются, говорятъ:
— Господа вемскіе ярыжки! ведемъ мы его
къ судьѣ Шемякѣ, а если вы его прогоните,
■такъ кого же судья судить будетъ?
— Намъ какое дѣло! платите за него вы,
а безъ того не пустимъ.
Просители постояли, подумали, опять раз­
вязали мошны и заплатили за Ерему по доб­
рому грошу съ брата. А Ерема между
тѣмъ расхаживалъ на улицѣ, подлѣ воротъ,
увидѣлъ камешекъ порядочный, подумалъ, завернулъ его въ тряпичку и спряталъ за пазуху.
з*

36

— Все выместимъ на лиходѣѣ нашемъ,
когда будемъ у судьи Шемяки! — говорили
просители.
IY.
Идутъ, прошли сквозь широкія ворота,
пошли по чистой, гладкой, широкой дорожкѣ.
— Стой! — закричали два новые ярыжки
и выскочили изъ будокъ, которыя поставлены
были во дворѣ, по обѣимъ сторонамъ воротъ,
такъ что съ улицы совсѣмъ небыли видны.—
Куда? зачѣмъ?
— Къ судьѣ Шемякѣ.
— Давай по три алтына!
— За что, кормилицы?
— Положенное за входъ во дворъ судейскій.
— Что, Артамонъ Сидоровичъ, платить
ли намъ? — спросилъ Ѳома, который былъ
скупѣе товарища.—Не вернуться ли намъ?
— Такъ заплатите по шести алтынъ за
выходъ!—вскричали ярыжки.
Ни взадъ ни впередъ! Попались, молодцы!
Ерема и думать ни о чемъ не хотѣлъ, потому
что ему, голому, и тутъ угрожали только
толчками, а просители поморщились, да опять
за него заплатили.

— Шапки долой!—пени по пяти алтынъ!—
закричаль главный ярыжка, когда просители
подошли къ судейскому крыльцу.
Они и не замѣтили, какъ онъ вывернулся,
откуда взялся. То-то и бѣда„ что просителямъ
кажется чистая, широкая дорога къ судей­
скому крыльцу, а какъ пойдутъ по той дорогѣ, ярыжки словно изъ-подъ земли вывер­
тываются да такъ змѣйкой въ карманъ и лѣзутъ.
— Послушай - ка, кормилецъ, — сказалъ
Ѳома главному ярыжкѣ,—читали намъ при­
казы у воротъ, чтобы никому взятокъ не давать.
— Да развѣ вы давали кому-нибудь?
Развѣ съ васъ взятки взялъ кто - нибудь?
Скажите скорѣе; бѣда и вамъ и тому бѣда,
кто взялъ!
— А вотъ, кормилецъ, заплатили по ал­
тыну у перваго столба.
— За прочтеніе.
— Да по алтыну у другого столба.
— За объявленіе.
— Да по три алтына, когда вошли во дворъ.
— За вхожденіе.
— А ты, кормилецъ, за что берешь?
— За то, что вы у крыльца шапокъ не
сняли.
— А если бы сняли?

38

— Такъ заплатили бы за здорово живешь?
— Какъ: за здорово живешь?
— Да такъ, потому что я приставленъ здѣсь
говорить всякому, кто ни придетъ: «Здорово
живешь», а за это вносится по пяти алтынъ.
— Была не была!
У.
Заплатили молодцы, взошли на высокое
судейское крыльцо, подошли къ двери. Дверь
заперта. Стукнули разъ, и за дверью кто-то
сиплымъ голосомъ произнесъ: «Гривна!» Сту­
кнули въ другой, и тотъ же голосъ произ­
несъ: «Другая!» Стукнули въ третій, и тотъ
же голосъ вътретійразъпромолвилъ: «Третья!»
— Ой, брать! да не нашъ ли карманъ
это насчитывають!—молвилъ Ѳома.
— Подразумѣвается!—произнесъ невидим­
ка; маленькое окошечко въ двери отвори­
лось; протянулась изъ него костлявая рука,
кручкомъ изогнутая, и невидимка за дверью
произнесъ:
— Положи по три гривны съ брата.
— Кормилецъ! за что же?
— А за то, что вы въ положенный день
пришли. Развѣ не читали приказа у входа?

39

— Артамонъ Сидорычъ! не пойти ли
намъ назадъ?—шепнулъ Ѳома.
— Такъ за безчестье положенному дню и
напрасное челобитье давай по шести гривенъ.
— Отворяй двери—бери деньги!
— Нѣтъ! сперва заплати, тогда отворять.
— На, бери деньги.
— Взялъ.
— Отворяй.
— Нѣтъ! погоди—надобно еще дьяку до­
ложить.
— Такъ иди да докладывай!
Рука опять протянулась, а дверь не
отворялась.
— Иди же докладывать.
— Вы должны положить, а тогда и две­
ри настежь!
ІЕще по гривнѣ съ головы слетѣло въ
костлявую руку невидимки. Дверь, наконецъ,
растворилась. Глядятъ просители: стоитъ
цѣлый рядъ подьячихъ, протянулся до самаго того стола, за которымъ сидитъ дьякъ,
пиніетъ, перомъ пощелкиваетъ и не глядитъ.
Не знали просители, что тутъ дѣлать. И
вотъ съ правой стороны протянулась подья­
ческая рука кручкомъ, и говорить первый

40

подьячій: «На отопленіе судейской!» Протя­
нулась другая, говорить: «На бумагу для
жалобы!» Протянулась третья, говорить
третій:«3а записку просьбы». Протянулась
четвертая, говорить четвертый: «За печать! »
Протянулась пятая... Словомъ, протянулось
четырнадцать рукъ, и каждая вытянула изъ
мошны у каждаго просителя по нѣскольку
алтынъ.
И съ горя, и съ расходовъ, и съ холоду
повалились просители въ ноги дьяку, кри­
чать, вопятъ:
— Смилуйся, отецъ!
— Что вы?—спросилъ дьякъ.
— Жаловаться судьѣ ІІІемякѣ.
— На жалобу нѣтъ запрещенія. Спра­
ведлива ли жалоба?
— Эй, отецъ, ужъ какъ справедлива,
кормилецъ!
— Не бралъ ли кто-нибудь съ васъ взятокъ, пока вы дошли до меня?
— Нѣтъ, кормилецъ! брали съ насъ
много, а взятокъ не бралъ никто.
— Имѣешь ли ты наличныя доказатель­
ства въ правотѣ своего дѣла? — спросилъ
дьякъ у Ѳомы.
Тотъ подумалъ-подумалъ и отвѣчалъ:

41

— Со мной никакихъ доказательствъ на­
лицо нѣтъ!
— Хорошо, а ты имѣешь ли?
— Нѣтъ!
— А ты имѣешь ли?
Еремка смекнулъ и отвѣчалъ:
— Имѣю.
— Покажи.
Еремавынулъ изъ-за пазухи камень вътряпичкѣ и изъ-за спины Ѳоминой показалъ дьяку.
— Ладно! — молвилъ дьякъ. Онъ всталъ,
растворилъ двери и ввелъ просителей въ
судейскую.

YI.
Глядятъ наши молодцы: сидитъ старый
судья ПІемяка на большой скамьѣ, за большимъ столомъ; съ одной стороны стоитъ
чернильница въ полтора ведра; съ другой
лежать большою охапкою перья лебединыя.
Хорошъ судья Шемяка, тожстъ, красенъ, дороденъ, ноздри раздуваетъ, правду изрекаетъ. Испугались, струсили, оробѣли наши
просители, кланяются въ землю.
— Судья Шемяка,— заговорилъ дьякъ,
нодошедши къ судейской скамьѣ,—бьють
челомъ на одного отвѣтчика!

42

— Гмъ!—промолвилъ Шемяка и поднялъ
носъ кверху.
— Наличныхъ доказательствъ не имѣютъ!
— Гмъ!—промолвилъ опять Шемяка и
погладилъ по широкой своей бородѣ рукою.
— Не имѣютъ! A отвѣтчикъ наличныя
доказательства имѣетъ!
— Гмъ!—молвилъ еще разъ Шемяка, по­
тянулся по лавкѣ, выдвинулъ брюхо впередъ, голову закинулъ за спину, глаза уставилъ въ потолокъ, сложилъ нога за ногу и
сказалъ: «Объявленъ ли просителямъ приказъ, что посуловъ не принимаютъ?»
— Объявленъ.
— И такъ, судъ по формѣ начинается.
Жалуйтесь по порядку!
И вотъ Ѳома повалился въ ноги судьѣ
Шемякѣ, объясняетъ сущую правду, какъ
Ерема у лошади его хвостъ выдернулъ.
— Ну, что ты, отвѣтчикъ, скажешь? —
возговорилъ судья Шемяка.
— Я не виноватъ, что онъ не далъ мнѣ
хомута и что у его лошади хвостъ не
крѣпко держался.
— A чѣмъ докажешь?
Ерема не отвѣчалъ, а изъ-за Ѳомы показалъ судьѣ Шемякѣ камень въ тряпичкѣ.

44

— Гмъ! — промолвилъ судья Шемяка и
тихо прибавилъ:—Сто рублей, навѣрное.
— Правъ!—возгласилъ онъ.
— Слушай, проситель: отдай ты свою
безхвостую лошадь этому негодяю, и пусть
онъ держитъ ее у себя до тѣхъ поръ, пока
у нея опять хвостъ вырастетъ. Тогда возьми
себѣ лошадь съ хвостомъ, а если онъ хво­
ста отдавать не будетъ, дозволяется тебѣ
жаловаться законнымъ порядкомъ. Дьякъ!
вывести просителя и взять съ него надле-*
жащую подписку, пошлины, приказный
сборъ и прочее, какъ слѣдуетъ.
Ѳому подхватили и повели въ подья­
ческую, а Артамонъ повалился въ ноги судьѣ
Шемякѣ, объясняешь сущую правду, какъ
Ерема съ моста прыгнулъ и отца его задавилъ.
— Ну, что ты, отвѣтчикъ, скажешь?—возговорилъ судья Шемяка.
— Я не виноватъ, что отцу вздумалось
подъѣхать подъ мостъ, когда я прыгнулъ, и
что отецъ его не увернулся, когда я на
него упалъ.
— A чѣмъ докажешь?
Ерема не отвѣчалъ, а изъ-за Артамона
показалъ судьѣ Шемякѣ камень въ тряпичкѣ.

45

— Гмъ! — промолвилъ судья Шемяка и
тихо прибавилъ:—Еще сто рублей, навѣрное!
— Правъ!—возгласилъ онъ.
— Слушай, проситель: поди ты, стань
на мостъ, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ
этотъ негодяй, а его поставь на то самое мѣсто,
гдѣ стоялъ твой отецъ, и потомъ спрыгни на
него съ моста и задави его точно такъ же,
какъ онъ задавилъ твоего отца. А если ты,
спрыгнувши, его не задавишь, дозволяется
тебѣ снова жаловаться на него законнымъ
порядкомъ. Дьякъ! вывести просителя и взять
съ него надлежащую подписку, пошлины,
приказный сборъ и прочее, какъ слѣдуетъ.
YII.
Артамона подхватили и повели въ подья­
ческую. Остались въ судейской судья Ше­
мяка, дьякъ да Ерема.
— Ну,—сказалъ судья Шемяка,—доволенъ
ли ты моимъ судомъ?
— Доволенъ,—отвѣчалъ Ерема.
— Такъ подай же доказательства того,
что доволенъ.
— И за этимъ не станетъ! — отвѣчалъ
Ерема, вынулъ тряпичку, развязалъ и показалъ судьѣ Шемякѣ камень.

46

— Какъ?—воскликнулъ Шемяка.—Сталобыть, ты не хотѣлъ мнѣ за каждое рѣшеніе
давать по сту рублей и не деньги, а камень
мнѣ показывалъ? Для чего же ты мнѣ его
показывалъ?
— А вотъ для чего: если бы ты судилъ
не по мнѣ, такъ я этимъ камнемъ прямо бы
тебѣ въ лобъ пустилъ!
Судья Шемяка на камень, подумалъ и
сказалъ:
— Увѣсистъ камешекъ выбралъ! —- Потомъ онъ перекрестился и промолвилъ: —
Слава Богу, что я по немъ судилъ! Если бы
да пустилъ онъ мнѣ въ лобъ этимъ камнемъ,
такъ, вѣрное, лбу моему уцѣлѣть было бы
невозможно. Но на чемъ же ты основы­
вался, оправдываясь въ судѣ такимъ образомъ?
— На извѣстной поговоркѣ, правосудный
судья Шемяка: семь бѣдъ—одинъ отвѣтъ.
— Правъ, правъ!—возгласилъ судья Ше­
мяка.—Казусное, однакожъ, дѣло! Дьякъ!
вытолкать этого негодяя, а впередъ поста­
вить правиломъ въ судѣ: не принимать наличныхъ доказательствъ безъ надлежащаго
предварительнаго осмотрѣнія, и если кто
таковыя или тѣмъ подобныя доказательства

47

представить вознамѣрится, каковыя сей не­
годяй представши», то оныхъ не принимать,
поелику... Ну, да «поелику»-то ты ужъ тамъ
подведи, какъ законы повелѣваютъ!
Ерему вытолкали изъ судейской, а у
воротъ на улицѣ встрѣтилъ онъ Ѳому и
Артамона, которые стояли и думали: «Жаль
хвоста, да все-таки лошадь-то и безъ хвоста
денегъ стоить!»— «Жаль отца, да все-таки
своя голова на что-нибудь да пригодится!»
— Ерема,— сказалъ Ѳома, — чѣмъ брать
тебѣ у меня лошадь безхвостую, возьми
лучше корову, и передъ тобой она! Грѣхъ
да бѣда на кого не живеть!
— Пожалуй!—отвѣчалъ Ерема.
— Ерема, — сказалъ Артамонъ, — чѣмъ
мнѣ прыгать на тебя съ моста, возьми луч­
ше, я подарю тебѣ хату теплую, владѣй на
здоровье: вѣдь иной разъ такъ прыгнешь,
что потомъ и прыгать не станешь!
— Пожалуй! — отвѣчалъ Ерема. — Давно
бы вамъ такъ. Право, худой миръ лучше
доброй ссоры.
И конецъ сказкѣ о судьѣ Шемякѣ!

ОГЛАВЛЕНИЕ.
Стр^

Морской царь и Василиса Премудрая......................................

.

3

Никита Кожемяка...........................................

23-

Шеиякинъ судъ ............................

28-