РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ФЕДЕРАЛЬНАЯ АРХИВНАЯ СЛУЖБА РОССИИ
РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ
о
н
о
•а
с к.
о
^
*
<
и

PATRICK
GORDON
DIARY
1659-1667
MOSCOW
NAUKA
2003

ПАТРИК
ГОРДОН
ДНЕВНИК
1659-1667
Перевод, статья и примечания
Д. Г. ФЕДОСОВА
МОСКВА
НАУКА
2003

ББК 63.3(0)
УДК 94
Г67
Серия "Памятники исторической мысли"
основана в 1966 году
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
"ПАМЯТНИКИ ИСТОРИЧЕСКОЙ МЫСЛИ"
К.З. Ашрафян, Г.М. Ботард-Левин, В.П. Буданова (ученый секретарь),
А.Я. Гуревич, В Л. Дунаевский, ВЛ. Дьяков, М.П. Ирошников,
Г.С. Кучеренко, Г.Г. Литаврин, A.B. Подосинов, Л.Н. Пушкарев,
В Л. Тишков, В.И. Уколова (председатель)
Ответственный редактор
М.Р. Рыженков
Рецензенты:
И.О. Гаркуша, В.Р. Новоселов, АЛ. Сванидзе
Гордон Патрик
Дневник, 1659—1667 / Патрик Гордон. Перевод, статья,
примеч. Д.Г. Федосова; Отв. ред. М.Р. Рыженков. — М.: Наука, 2003.
— 315 с— ил. — (Сер. "Памятники исторической мысли"). — ISBN
5-02-009840-Х (в пер.)
Дневник шотландца Патрика Гордона (1635—1699), ставшего русским
генералом и наставником Петра Великого, — уникальный источник по
истории Европы и России второй половины XVII в. Настоящее издание
продолжает первую полную научную публикацию этого памятника (Гордон П.
Дневник, 1635-1659. М.: Наука. 2000).
Вторая часть записок Гордона посвящена последнему периоду его
польской службы и первым годам пребывания в России. Среди важнейших
событий этого времени, очевидцем и участником которых оказался автор, —
русско-польская война 1654—1667 гг., Медный бунт в Москве, борьба за
власть на Украине, дипломатические контакты между Россией и
Великобританией.
Для историков и широкого круга читателей.
Без объявления
ISBN 5-02-009840-Х © Д.Г. Федосов, перевод, статья,
примечания, указатель, 2003
© Российский государственный военно-
исторический архив, 2003
© Российская академия наук и
издательство "Наука", серия "Памятники
исторической мысли" (разработка,
оформление), 1966 (год основания), 2003

/л. 1/ ЖУРНАЛ ИЛИ ДНЕВНАЯ ЗАПИСКА
(НА АГЛИНСКОМ ЯЗЫКЕ)
БЫВШАГО В РОССИЙСКОЙ СЛУЖБЕ
ГЕНЕРАЛА ГОРДОНА,
ИМ САМИМ ПИСАННЫЙ
Том И-й, с 1659-16671
/л. 2/ 1659
Гетман2 выступил из Люблина к Жешуву. По пути мы следовали
невдалеке от гетмана, а на ночлег располагались отдельно по
деревням. Я занимал квартиры вместе с лейтенантом Иоганном Генрихом
Гриксом и прапорщиком Джоном Кенеди. Взятые в плен при осаде
армией Торна3, они после ухода оттуда войск сменили службу и
устроились прежними чинами в лейб-роту драгун, так что, будучи
новобранцами, мы радовались обществу друг друга.
По приходе в Жешув мы стали на постой в одной деревне за
милю от города и прекрасно разместились. Мы ездили в Ланьцут и
посетили венгерских вельмож, кои содержались там в залог суммы
денег, обещанной Ракоци полякам, когда те увели его под конвоем от
татар4. Их заковали в тяжелые кандалы, ибо они подкупили одного
фурмана, дабы тот вывез их [на волю]5. Сие раскрылось, фурман за
свое плутовство был повешен, а вельможи заключены в тюрьму
/л. 2 об./ в очень тяжелых оковах. Они не слишком роптали на
суровое обращение, сознавая, что злоупотребили [доверием] и
оказались недостойны свободы и почтительного обхождения, коими
располагали прежде.
В Исповедный вторник6 мы поехали в Жешув и отобедали в
большой зале с самим гетманом, при отличном угощении. После
обеда явились дамы, и начались танцы. Видя это, кое-кто побуждал
гетмана распорядиться, дабы танцевали и мы, но он сказал: "Лучше
угостите их и напоите добрым вином!" Нас отвели к столу, и трое или
четверо сидевших с нами стали потчевать нас огромными кубками
доброго венгерского вина. Сначала я заподозрил умысел и
воздерживался, сколько мог, но мои два товарища вскоре так опьянели, что я с
большим трудом доставил их на квартиру.
Сей Жешув лежит в очень приятном и плодородном краю,
недалеко от реки Вислы. Дворец построен из дерева, со всеми
удобствами. В большой зале расписана генеалогия рода Лигенза, из коего
происходит хозяйка — это ее владение. Между дворцом и городом
есть монастырь /л. 3/ Patres Piarum Scholarum7, кои соблюдают
устав иезуитов и всецело преданы обучению юношества. Городок
невелик и небогат. При нем бежит речушка под названием [...]8.

6
1659
Гетман со своей семьею направился в Домброву, а мы с ротой шли
на некотором удалении за Его Превосходительством, занимая
бесплатные квартиры, как принято в этой стране. По прибытии в
Домброву нам предоставили квартиры в предместье красивого городка
Тарнув, принадлежащего князю Доминику9. Отсюда меня послали с
приказом "жить на хлебах", как это называют, в старостве Либуш-
ском10, что принадлежит старшему из Реев. Со мною были капрал и
6 драгун, дабы охранять села от бремени походных постоев.
В Либуше я разместился в доме войта11 и держал капрала при
себе. По совету подстаросты12 я отправил драгун по разным деревням,
велев им разведывать и выяснять передвижения отрядов или
рекрутов и своевременно докладывать об их приближении. Подстароста —
дворянин по имени Месковский13, человек весьма учтивый, состоял
со мною в доброй дружбе, как и немец Мильгаст, который жил в
оном старостве /л. 3 об./ уединенной жизнью, получив тут в заклад
небольшую деревню. С ним мне нравилось вести беседы.
Я провел здесь около 6 недель, прилагая великие старания и
усердие для защиты сел. Будучи оповещен, я делал по несколько
миль навстречу отрядам и вовремя удерживал их от постоя в
старостве. За каждую поездку я получал в награду 20 или 30 флоринов, или
шотландских фунтов. Я обзавелся добротной одеждою, парой
лошадей, повозкой, слугою и мальчишкой. Когда мне приказали
выступить отсюда, подстароста по воле своего господина дал мне сотню
флоринов и старого турецкого скакуна; тот, хотя и хромал на
переднюю ногу, смотрелся великолепно и вполне годился напоказ.
За краткое время, проведенное тут, я познакомился с
большинством окрестной шляхты, а скромным и учтивым поведением снискал у
всех любовь, особенно у вышеназванного Мильгаста. Будучи
вдовцом, с единственной дочерью, он заявил мне без обиняков, что
ничего так не желает, как выдать дочь за иноземца, однако же не за
военного. Учитывая его большие богатства и красоту его дочки —
смышленой молодой девушки, — то была недурная партия. Сей шаг я
обдумывал, как вероятный, хотя не давал ни малейших заверений и не
допускал в своих мыслях никакого твердого /л. 4/ мнения об этом.
Я решил достичь определенного состояния, благодаря коему мог бы
содержать жену и семейство, прежде чем обручаться.
Получив приказ идти в Тарнув, где (а также в Тухуве и
соседних селах) лейб-рота стояла все это время, я явился в Тухув.
Встретив там майора14, мы выехали вместе и провели всю ночь у
вдовствующей дворянки, носившей имя ее покойного мужа — Блоньска.
Нас приняли прекрасно. Майор, кажется, подумывал жениться на
сей вдове. Она имела сына и дочь, коим было лет по 16 или 17. Ко-

1659
7
гда мы хорошо разогрелись, майор изложил мне свое намерение и
спросил, по сердцу ли мне жениться на дочке. На другое утро он
вернулся к этому всерьез. Я дал ему уклончивый ответ, сказав, что
когда увижу его уверенность, смогу решиться и сам, будучи
убежден, что друг замолвит за меня слово при дворе; иначе я не
осмелюсь лелеять подобную мысль.
Мы прибыли в Тарнув. Поскольку гетман уже уехал, мы
выступили, пересекли реку Вислок[у] у Пшецлава и остановились в Мель-
це — деревянном городке, что принадлежит дворянину,
именующемуся по этому поместью Мелецким. У него огромный дом с садами и
парком возле самого города; один из его предков был великим
гетманом Польши. Выйдя отсюда, мы переправились через Вислу чуть
выше Осека, где стали на постой. В этом деревянном местечке
происходят судебные заседания и варится лучшее пиво, /л. 4 об./ как и по
всей здешней округе.
Мы выступили дальше и заняли квартиры в селах близ Климон-
тува, по соглашению с городом. Назавтра мы миновали Тарлув и,
подойдя к Сольцу, остановились по деревням, большей частью
разрушенным. Мы прошли Яновец и стали в деревне напротив Казимежа.
Яновец — деревянный городок, где есть замок, или красивый дворец,
со рвом на одной стороне; с трех других холм, на котором он стоит,
очень крут. На равнине перед дворцом — превосходный парк и сад с
молодыми саженцами и разнообразными растениями, кои могут
цвести в этом климате. Дворец и окрестные земли принадлежат гетману.
Шведы сначала держали тут гарнизон, но встретив в первый год
[войны] большее сопротивление, чем ожидалось, вывели своих
солдат отсюда и из многих других мест и разрушили оные. Многие
комнаты сего дворца (с двумя сводчатыми этажами) они при уходе
подожгли, так что почти половина здания сгорела.
Казимеж, лежащий меж холмов на другом берегу Вислы, —
суверенное владение15, обычно именуемое староством, — ныне во
власти гетмана. Сожженный шведами, он пока не восстановлен.
Большинство домов на торговой площади — каменные, как и обширные
амбары вдоль реки. Это, так сказать, главный рынок Украины, ибо
все товары из нее доставляют по суше сюда, а /л. 5/ затем водою в
Данциг16. Когда был мир, сей город вел хорошую торговлю.
Пока мы здесь пребывали, шляхтич Ян Коберский, главный
служитель гетмана, женился на шляхтянке, которая сопровождала
леди17, — при обычных торжествах и весельи. Более всего мне
пришлись по нраву выразительные речи, произнесенные друзьями с
обеих сторон. Всего было подано в изобилии. Моим товарищам Гриксу и
Кенеди, сильно подвыпившим, вздумалось поссориться с ротмистром

8
1659
гайдуков18. Видя, что те пьяны, он вытерпел довольно, однако ни его
сдержанность, ни мои убеждения не достигли цели. Грикс схватил
[ротмистра] на вершине лестницы, но тот был трезв и, едва не
сбросив [Грикса] вниз, велел гайдукам удалить обоих. Назавтра гетман
вызвал меня и приказал посадить их под арест и принять команду над
ротой. Сверх того он сказал, чтобы [драгуны] в этом походе носили
мушкеты при себе.
Двумя днями позже явился татарский посол, посетивший
Варшаву с [...], и приветствовал гетмана. Он был любезно принят и,
получив кое-какие дары, уехал еще через два дня. Ему было
поручено заверить короля Польши и Речь Посполиту19 /л. 5 об./ в
доброй воле своего повелителя — хана, испросить уплаты
honorarium20, или пособия, по прежнему договору и обещать, при
своевременном уведомлении, поддержку королю потребными силами
против любой державы, кроме Оттоманской Порты. Его милостиво
проводили от короля с обещаниями довольства и взаимными
изъявлениями приязни.
С кончиной Богдана Хмельницкого гетманом21 [Украины]
избрали Ивана Выговского, который был у него канцлером, или
генеральным писарем, — пока юный сын [Хмельницкого] Юрась не
достигнет совершеннолетия. Этот человек — природный поляк большого
ума, но посредственных познаний — во все время казачьего мятежа
был главным лицом и председателем в совете Хмельницкого, на
коего имел великое влияние. Теперь же, хотя младший сын
Хмельницкого Юрась (старший, Тимошка, умер) был сначала выбран войском на
гетманство, он по своей молодости уступил место [Выговскому], и
тот был признан большинством казачества. Но зная, что многие
казаки ненавидят его как поляка и он не сможет удержать главенство
дольше, чем [Юрию] Хмельницкому угодно /л. 6/ признавать, или
казачеству облекать его оным, а также видя растущие смуты и
подозрительность к себе московитов, [Выговский] втайне уговорился с
поляками. Он принял от короля воеводство Киевское и командование
над казачеством22.
Это произошло годом раньше, а ныне он отправил посланца по
имени Носач на собрание сословий, или парламент23, в Варшаву с
просьбой о помощи, дабы поддержать польские интересы на
Украине. С сею целью туда отрядили дивизию великого коронного
гетмана24. Также и генерал-майор Немирич, полковник Ниман и
многие иноземные офицеры отправились с этим посланцем. На
обратном пути он прибыл к гетману [Любомирскому] в Яновец, где его
хорошо приняли, одарили и отпустили. Тут я встретил Джеймса
Бернета оф Лис, который направлялся с сим отрядом на Украину.

1659
9
Видя, что он нездоров (и хорошо знав его прежде), я отговаривал
его от похода — и взял верх.
/л. 6 об./ Наш гетман присутствовал на этом съезде, или
парламенте, в Варшаве, где постановили решительно продолжать войну со
шведами в Пруссии и с недругами в иных местах. Было положено
также отчеканить 4 миллиона шиллингов; это медные монеты — 9
идут за два пенса25.
В Яновец для лечения гетмана и его супруги приехал доктор
Дэвидсон26. При его посредстве мои товарищи Грикс и Кенеди были
прощены, освобождены и восстановлены в прежних чинах.
Здесь мы получили причитающееся жалованье, как бывало
всегда, когда мы состояли при гетмане: в городе, на марше, в опустевших
полях, где нечего брать, или в лагере. Я получал лишь 20 талеров в
месяц; однако впоследствии [оклад] был увеличен.
Однажды вечером мой турецкий скакун сорвался с привязи и
побежал в поле к другим лошадям. В теснине на него набросились
несколько волков и после отчаянной борьбы загрызли. Услыхав об
этом, гетман через два дня /л. 7/ выехал на охоту и неподалеку убил
двух волков — тех самых или нет, я не знаю.
Проведя здесь около трех недель, гетман разрешил нам с ротою
выступать, дав приказ идти на Владислав27 или Иновроцлав и там
ждать распоряжений. Мы пошли по дороге к Ловичу и пересекли
реки Сенну, Пилицу и Раву, занимая бесплатные квартиры по деревням
и местечкам, где у нас всего было вдоволь. Я дивился этому при
мысли, сколь часто страну разоряли враги, да и наши солдаты
обращались с нею немногим лучше.
В Ловиче — прекрасном городе — мы простояли два дня. Здесь
имеет резиденцию архиепископ Гнезненский; у него очень красивый
дворец, окруженный земляным валом и рвом. Шведский гарнизон
занял и удерживал оный, доколе король [Швеции]28 не решил идти в
Данию и дал приказ вывести свои гарнизоны из Польши.
Отсюда мы направились к Гомбину, затем к Гостынину (оба они,
как и Лович, [расположены] на речке Бзуре29) и далее до Коваля и
Иновроцлава, где стояли две недели, а затем — вместе с нашим
гетманом в Торн, где нам отвели квартиры. Мы получили жалованье,
коего не имели /л. 7 об./ на марше из Яновца по причине
бесплатных квартир.
Здешний военный совет осудил на смерть майора Корфа, и,
невзирая на все прошения, его казнили на рыночной площади. Вина его
такова. Будучи комендантом в Кульме30, он имел приказ в случае
приближения значительных шведских сил отойти с гарнизоном в
Торн. При точном известии, что на его город надвигается генерал-

10
1659
лейтенант Вюрц с 2 или 3 тысячами солдат, он не только не выступил
согласно приказу, но и не позволил духовенству вывезти церковное
серебро и убранство, а бюргерам — их имущество. Когда подошел
Вюрц, [Корф] даже не пытался обороняться и сразу же сдался на его
милость. Хотя город и непросто было удержать, шведы не взяли с
собою пушек, кроме нескольких полевых орудий. Итак, он сам,
400 драгун и две роты польской конницы со всеми немалыми
богатствами церкви и бюргеров достались в жертву шведам. То были
плоды его пьянства, коему он всецело предавался.
С прибытием большинства имперцев31 и польской инфантерии мы
выступили на Грауденц32, к коему подошли в субботу, [...] сентября.
Назавтра гетман, обозрев город, назначил имперцам позицию на
северо-востоке, напротив замка. Он вызвал меня и осведомился, бывал
ли я прежде в этом городе и /л. 8/ не знаю ли, каково самое слабое
место оного. Я заявил, что бывал там часто, и на юго-восточной
стороне, у ворот, стена наиболее уязвима, а ров самый узкий и мелкий.
На возражение гетмана, что теперь там есть равелин, или рогатое
укрепление33, усиленное окопом и частоколом, я отвечал, что тогда,
ввиду трудности расположения большого числа солдат близ сего
места, лучше всего приступить к южным воротам, обычно называемым
Кульмскими или Торнскими. Со всеобщего одобрения было решено
подвести траншеи к помянутым воротам, хотя и перед ними также
имелся равелин.
Весною Михальский — известный партизанский вожак34 —
пытался забрать или отвести воду из небольшого ручья, текущего к
этому городу с востока. Но по обнаружении ему с сообщниками
пришлось спасаться бегством и бросить своих лошадей шведам.
Я получил назначение в Гзин, Гручно и другие села,
принадлежащие шляхте, для снабжения драгун припасами, кои та могла
предоставить. Взяв нескольких драгун с собой, я лично объехал самые
большие села и послал [людей] по остальным, с просьбой ко шляхтичам
встретиться со мною в Гзине на другой день и обсудить поставки.
Явились все, кроме Яна Требнича, который извинился письмом, в
коем /л. 8 об./ тяжко сетовал на запустение и нищету. Я сговорился с
ними как можно лучше, приняв во внимание, что они разорены
четырьмя годами непрерывной войны. По их просьбе я дал им охрану,
а сам остановился в Гзине. Эта старинная каменная усадьба с селом и
церковью у подножья принадлежит роду Дзялинских.
За четыре дня я заготовил 12 бочек пива и 500 больших хлебов
(никакой другой провизии достать было нельзя), отправил все по
воде и поскакал в лагерь. Там я узнал, что город Грауденц взят
штурмом прошлой ночью. Большая часть оного выгорела, вспыхнув от ог-

1659
11
ромной гранаты35. Многие жители перебрались через реку на лодках
и плотах, иные же — разного пола и возраста — были захвачены. Их
доставили в лагерь и обобрали, а над женщинами надругались.
Большинство солдат засели в замке, где на другой день подняли бунт.
Поскольку комендант не желал и слышать о переговорах, они
перебежали к имперцам.
Комендант — полковник Пюхер — вместе с майором скрылись в
высокой круглой башне, /л. 9/ воздвигнутой в стороне от прочих
замковых построек; в оную вел дощатый подъем, который они
отбросили. Башня весьма высока, и внутри имеется проход на вершину по
винтовой лестнице. Имперцы, когда [шведские] солдаты к ним
переметнулись, вошли в замок и полностью его заняли, но никакими
убеждениями не могли склонить коменданта к сдаче.
В воскресенье утром гетман послал меня, дабы уговорить
коменданта одуматься. Прибыв туда, я встретил имперского
подполковника Берлипса, коему объявил о моем поручении. Он пошел со мною,
но достигнув двери напротив входа в башню, я попросил
подполковника и его спутников не показываться. Я кликнул [коменданта] по
имени. Тот немного приоткрыл дверь и осведомился, кто я такой, со
словами, что он, кажется, видал меня прежде. Я объяснил ему, кто я,
и [добавил,] что имел честь знавать его, когда служил у шведов. Сие
придало ему уверенности, и он /л. 9 об./ распахнул дверь пошире.
Тут я принялся сочувствовать его положению и побуждать его к
смирению и покорности Божьему промыслу. Я спросил, что он имеет в
виду, отказываясь сдаваться. Он отвечал, что скорее умрет, чем
покорится этим мошенникам полякам (таковы его слова). Я заметил,
что ему следует воздержаться от таких речей и лучше поразмыслить
о себе. После долгих разговоров он, наконец, заявил, что если уж
сдаваться, то он предпочтет имперцев. Я сказал, что нет нужды
опасаться дурного обращения от поляков, ибо гетман весьма
благоразумный вельможа; подобным поведением он раздражает поляков, в чьи
руки имперцы должны его передать, поскольку это лишь
вспомогательные войска, состоящие здесь под командою князя Любомирско-
го. Однако тот не внимал доводам. Тогда я сказал: пусть выходит к
имперцам — и позвал подполковника. После разговора с ним
[комендант] вышел и, когда настелили доски, спустился /л. 10/ с нами в
церковь. Попросив пива, он отдал ключи от своих сундуков и
подвала, но солдаты уже нашли способ все открыть и без ключей. Я
отлучился и, обнаружив множество книг, отобрал 12 или 15 из лучших и
унес с собою.
Я явился к гетману и доложил о моих переговорах. У него
вызвала улыбку глупость или простота этого человека. [Коменданта] с про-

12
1659
ними пленными отправили в Торн. Большинство солдат пошли на
службу к имперцам и полякам. При штурме некий капитан Стюарт с
несколькими офицерами и солдатами были убиты, а иные ранены.
Гетман выступил с армией к Монтау-Шпицу. Я же вернулся на
свою квартиру и, добыв новые запасы хлеба и пива, поехал к лагерю
и нашел войска в стане напротив Монтау-Шпица. Они приготовили
большие бревенчатые плоты и лодки и решились на штурм, но когда
все было сделано, шведы ночью отступили в Мариенбург36. Здесь
есть форт — в уголке, где от реки Вислы отходит рукав, называемый
Ногат, который /л. 10 об./ протекает близ Мариенбурга и Эльбин-
га37 и впадает в Хаф38. Там находилось около 300 человек, коих
шведы не стали подвергать угрозе штурма. В Грауденце было лишь
около 500 пехотинцев и 40 рейтар, что и вправду составляло слишком
слабый гарнизон для такого города. Комендант рассказал мне, как
много раз обращался за подмогой, но ему отвечали, что надо
довольствоваться теми, кто у него есть, ибо из других мест никого отрядить
нельзя. Тем он и оправдывался, что не выстоял более восьми дней.
Ведь [польско-имперская] армия подошла в субботу, а в следующую
субботу до рассвета город, как я уже говорил, был взят приступом.
Армия переправилась через Ногат на большой вер дер39 и
расположилась менее чем в полумиле от Мариенбурга, наведя один мост
через Ногат, а другой через Вислу. Имперцы отправились на помощь
данцигцам, которые осаждали Хаупт40 — это форт в уголке, или
точке, где от Вислы отходит другой рукав, впадающий в Хаф. Оным
командовал генерал-майор Данкворт, у коего было здесь не /л. 11/
более тысячи человек конницы и пехоты — настолько оскудели шведы
в людях, а также и во всем, чем они содержатся.
Еще в феврале генерал-лейтенант Вюрц проходил через
Померанию с 2000 солдат, взял Диршау41 и Кульм и потревожил поляков на
их квартирах, но долго не задержался. Принц Адольф, [шведский]
генералиссимус42, услыхал о широких приготовлениях поляков к
походу, дабы утеснять прусские гарнизоны, и удалился вместе с Вюр-
цом, предоставив управление всеми делами графу43 Оксеншерне,
фельдмаршалу фон дер Линде и прочим. За это он получил суровую
отповедь от своего брата-короля в письме из Копенгагена и был
отстранен от должности.
Я снова поехал на свою квартиру и опять отправил припасы в
лагерь. Когда жители стали жаловаться, что уже не смогут вынести
новых поставок провизии, я сообщил об этом гетману и получил
приказ оставить их в покое. Тут я не только имел угощение для
себя и прислуги, но /л. 11 об./ и получал хорошие наградные,
особенно из Гручно.

1659
13
По прибытии в лагерь я увидел, что поляки уже подвели свои
апроши44 совсем близко к форту у края моста. Я провел там всего три
дня, когда гетман передумал и отправил меня обратно с новым
приказом о снабжении провизией. В Гзине я узнал, что шляхтич по имени
Конопацкий с другими шляхтичами захватил несколько солдат,
сбежавших из армии, и, отобрав все, что у них было, отпустил. Поэтому
я взял всех своих людей — 9 человек — и поехал за Вислу по разным
дворянским усадьбам, но дома никого не застал. Наконец, в своем
жилище я получил весть, где находится Конопацкий, поднялся до
рассвета и явился к нему очень рано. Прослышав, что он буйный
молодец, я обезопасил себя как можно лучше и велел четверым стеречь
лошадей, а пятерых привел с собою в дом.
Хотя я не предупредил его заблаговременно, он принял меня
довольно учтиво. Усевшись за стол, я заявил, что имею из лагеря
[приказ] разыскивать дезертиров и доставлять всех, найденных мною, в
лагерь; узнав, что недавно он кое-кого захватил, я приехал забрать
оных. Вначале он стал все отрицать и изобразил сильный гнев, что
его допрашивают о чем-либо в этом роде. /л. 12/ Но я возразил, что
мои сведения надежны; я охотно готов поверить, что, хотя он сам
ничего о том не ведает, сие совершили его приверженцы. Тут он
утихомирился и сказал, что проведет строгое обо всем дознание. Я
добавил, что уведомлен и уверен в том, что солдат отпустили, но
отобрали у них все имущество, и я могу назвать имена тех, кто имел и
мундиры и оружие. Наконец он признался, что и вправду слыхал, будто
один сосед-шляхтич (но не его подчиненный) раздобыл подобные
вещи невесть каким способом; он мог бы убедить его, если не будет
дальнейших неприятностей, отдать оные. Я сказал, что не желаю
вникать в такие дела слишком глубоко, но коль скоро узнал об этом,
не мог не разобраться; поскольку людей отпустили, я могу простить
или оправдать сие наилучшим образом; что же до отнятых у них
вещей, я прошу предъявить оные, дабы я мог отвезти их в лагерь и
сдать в знак моего усердия.
Тогда он послал [за вещами], и менее чем в полчаса нашлись три
мундира, немецкое седло, две пары пистолетов и кожаная куртка, при
двух тощих клячах. Я и впрямь опасался, как бы тот, собрав людей,
не напал на меня, хотя я решил, /л. 12 об./ что заставлю его
расплатиться как можно дороже. Однако я рад был взять хоть что-то и
уйти с честью. В самом деле дворянин, у коего я квартировал, не
советовал мне связываться с [Конопацким] и дивился, как я сумел кое-
что от него получить и обойтись без ссоры.
Заготовив провизию, я возвратился к армии. В мое отсутствие
были убиты два моих друга, лейтенант Эдам Гордон и прапорщик

14
1659
Джон Кенеди, первый пушечным ядром, второй — пулею. Обоих
похоронили с почетом, по воинскому обычаю.
Поскольку припасы в войсках подходили к концу, я поехал в
большой фольварк45 близ Нойтайха46, отведенный для полка, где я
был квартирмейстером; оный состоял из 4 драгунских рот,
подчинявшихся разным магнатам, и 4 рот shultises47 — это солдаты, обязанные
служить за свои земельные наделы, без жалованья; их всех слили
воедино и объединили с гетманской лейб-ротой для лучшего порядка на
марше, в бою или в лагере.
Здесь уже обмолотили все зерно, и нечего было ожидать или
брать, кроме соломы, лежавшей большими кучами. По моей догадке
кое-что могло быть под соломой, или же оная плохо обмолочена.
Имея при себе 4 солдат из роты, я поставил их ее ворошить.
Разбросав одну или две кучи, мы ничего не нашли, зато я убедился, что
[солома в самом деле] обмолочена плохо. Тогда я дал всем рукам работу
и за 3 дня намолотил чистой ржи /л. 13/ около 80 бушелей,
пшеницы — 16, а овса — более сотни. Раздобыв подводы из лагеря, я все
вывез, что пришлось весьма кстати.
Мне дали поручение к генерал-провиантмейстеру Вежбицкому
на 16 000 фунтов хлеба. Взяв всех фурьеров, фурьер-shutses48 и
маркитантов, я приехал в Меве49 и получил рожь из расчета 80 фунтов
на бушель, хотя другие должны брать из расчета 83 фунта. Я достал
также мельничный жернов, и мне назначили деревню для выпечки
хлеба. На это у меня ушло пять дней.
Маркитанты, не желая везти хлеб в лагерь, предпочитали взять
на продажу пиво и горелку50, и каждый предложил мне по дукату,
чтобы я отпустил их. Сначала я отправился в город поглядеть, не
набреду ли на какое-нибудь судно для отправки [хлеба] водою.
Присмотрев оное, я взял у них деньги, 14 дукатов, и велел им доставить
хлеб на берег реки до рассвета. Погрузив как можно скорее, я
отправил его с несколькими фурьер-shutses, а сам возвратился по суше.
Это судно принадлежало генерал-провиантмейстеру, который сильно
разгневался. Будучи уведомлен, он написал ко мне в лагерь; я вернул
оное тому, кто принес письмо, и это почти разрушило сложившееся
между нами братство, ибо он хотел, чтобы [судно] доставили
обратно мои люди, а мне было недосуг.
Все это время Штрасбург51 и Штум были блокированы, а
округа уже давно опустошена. Из-за великой скудости съестных
припасов в сих местах полковник Плайтнер, комендант Штрасбурга,
/л. 13 об,/ просил о возможности обратиться к [шведскому]
генералитету за приказаниями. С согласия поляков он отправил майора,
который прежде приехал в лагерь, был размещен у меня и пропущен в

1659
15
Эльбинг. Там он получил приказ капитулировать, что комендант и
сделал вскоре после Рождества Христова.
Мне сообщили, что многие крестьяне с вердеров укрылись со
своим скотом и большим запасом провизии по пути к Эльбингу в
укрепленном месте, окруженном водою. Я доложил об этом гетману,
который приказал мне идти туда с 60 драгунами и взять тех силой, но
весьма осторожно, дабы не терять солдат. Прихватив к тому же всех
свободных людей, сколько мог, я выступил туда.
При вести, что шведы держат 2 или 3 сотни человек в форте у
Клеменс-Фере52, в полумиле от коего я должен пройти, а до места,
где засели крестьяне, еще около мили, я послал 6 доброконных
солдат на рекогносцировку в сторону форта; я опасался, что отряд из
оного нас окружит. При мне было несколько подвод, дабы перевезти
все необходимое для [постройки] плотов. За полмили от места я
подумал, что никаких домов на пути больше не попадется, спешился и
велел снять [с домов] планки и доски на плоты, приладить и
сколотить их, а затем разобрать на части для перевозки. Пока я хлопотал
и уже почти все приготовил, примчались люди, посланные мною на
разведку к шведскому форту в Клеменс-Фере. Они уверяли, что
более сотни мушкетеров переправились через Ногат из форта и идут к
большой дороге, так что, /л. 14/ если я не потороплюсь, те будут
возле гати раньше. Сие заставило меня все бросить и спешно
отступать, вдоволь навозившись с пустыми подводами, ибо дорога была
очень топкой. Шведы обменялись с моими людьми несколькими
выстрелами, хотя и без урона. По возвращении я сделал доклад
гетману, который был доволен моим спасением и хвалил меня за усердие и
осмотрительность.
Я получил письмо из Шотландии от моего дорогого отца.
Все это время майор Гордон по прозванию Стальная Рука
питал надежду получить вещи и деньги, принадлежавшие покойному
лейтенанту Эдаму Гордону, от его [командира] подполковника
Ратмана, но тот не соглашался ничего отдавать. Поэтому [майор],
обещая мне полуторную долю во всем, чем удастся завладеть,
просил меня с ротмистром Олифантом посетить подполковника,
узнать, почему тот не желает отдать имущество, и объявить, что его
будут преследовать по закону.
Мы отправились. Он нас приветствовал в своей палатке и
пригласил садиться. Изложив наше поручение, после кое-каких
рассуждений об оном, слово за слово, я заявил, что ему не следует думать о
наследстве, принадлежащем другим, ибо есть суд повыше его, к
коему можно прибегнуть. Когда Олифант сие подтвердил,
[подполковник] вскочил и потребовал свой палаш. Услыхав это и опасаясь часо-

16
1659
вых в его жилище, я вышел и сел на коня. На открытом месте я
призвал его явиться с палашом или любым другим оружием, ему
угодным. Он, однако, остыл, подошел ко входу в свою палатку и
попросил меня не относиться к делу с такой горячностью, /л. 14 об./ ведь
он не желает ничего дурного.
Если быть кратким, то после первых резких слов он извинился и
обещал вести себя спокойнее; по уговорам ротмистра Олифанта я
спешился, зашел обратно — и обнаружил большую перемену. Теперь
[подполковник] стал приводить множество аргументов, почему он не
может отдать ничего из находящегося в его руках: [лейтенант Гордон]
получил деньги для набора рекрутов, в чем дал расписку; в походе
имел большие выгоды и преимущества и должен был бы
отблагодарить подполковника, коему подчиняется рота, передав ему, как
принято, лучшую долю прибыли; к тому же в этом походе производились
большие поборы и вымогательства, и [подполковник] ежедневно
ожидает жалоб, на кои всегда обязан отвечать по запросам; учитывая
расходы, понесенные им при почетном погребении [лейтенанта], и
вышеназванные претензии, ни один здравомыслящий человек не мог
бы убедить его с чем-либо расстаться. Он, правда, предложил мне
кое-какие мелочи вроде пистолетов и проч., от коих я отказался.
Наконец, по нашим притязаниям, а также в пользу вдовствующей
дворянки, с коей покойный был помолвлен, [подполковник] согласился
выдать обязательство на 1200 рейхсталеров, датированное 25
октября, с поручением к некоему Уильяму Гордону, кёнигсбергскому купцу.
Видя, что более ничего получить нельзя, мы приняли оное и
расстались, по-видимому, добрыми друзьями.
/л. 15/ Затем Стальная Рука убедил меня просить разрешения
на поездку в Кенигсберг, дабы истребовать деньги. Будучи стеснен в
средствах, он одолжил у меня 50 рейхсталеров и отдал мне
обязательство и поручение подполковника Ратмана.
Когда я пришел к гетману за позволением съездить в Кенигсберг
по личным делам, он сначала отказал, заявив, что не время отпускать
офицеров. Однако я настаивал, что это необходимо и что с моей
должностью теперь делать нечего. Он разрешил ехать и приказал
дать мне отпуск, но с условием, чтобы я поспешил назад, и сказал,
что по возвращении предоставит мне роту. Это нежданное обещание
весьма меня обрадовало.
Получив увольнение и пообещав вернуться как можно скорее, я
поскакал из лагеря и в первую ночь остановился в Нойтайхе у
майора Гордона. Назавтра я миновал Данцигер-Хаупт, который имперцы
и данцигцы держали в плотной осаде, пересек приток Вислы и
заночевал в месте, именуемом Штутхоф. На третий день я ехал вдоль Не-

1659
17
рунга53, имея Балтийское море по левую руку, а Хаф — по правую;
Нерунг — длинная узкая полоса земли — лежит между Балтийским
морем /л. 15 об,/ и Фрише-хафом — огромным озером. Сию ночь я
провел на берегу морского пролива, который ведет в озеро (или течет
из озера в море), причем до жилья я добрался довольно поздно.
На другое утро я рано переправился через пролив. Имея при
себе письма к подполковнику, вице-коменданту Пиллау54, я спешился
у таверны и отправил оные со слугою. Подполковник прислал
офицера с приглашением явиться в форт, что я и сделал после долгих
уговоров. Подполковник был весьма любезен и заставил меня дать слово
навестить его на обратном пути и взять ответные письма на те, что я
ему послал. Проехав рыбачий городок на Хафе, именуемый Фишха-
узен, я остановился на ночь в красном knie55, или гостинице, за
Зеленым мостом.
Поутру я пошел справиться об Уильяме Гордоне. Дома его не
оказалось, и я поговорил с его зятем, который заявил, что, по его
мнению, тот не сможет выплатить нам деньги, несмотря на
обязательство, ибо, как известно, у покойного есть и более близкие родичи в
Шотландии, чем любой из нас; они, без сомнения, станут
преследовать помянутого Уильяма по суду. После долгих прений я сказал,
чтобы тот держался подальше от Польши, если не даст нам
удовлетворение. Однако ничего не достигнув, я удалился на поиски Эдама
Гордона оф Ардлоги, который, по слухам, пребывал в городе. Я нашел
его в доме одного шотландца, в месте под названием "Вольность"56.
Мы провели с ним два дня.
/л. 16/ Октября 15 ст. ст.57 Поскольку он собирался в
Шотландию, я написал с ним к отцу и родным. Купив кое-что необходимое,
я уехал из Кенигсберга и переночевал за милю оттуда в knie, или
гостинице. На следующее утро я позавтракал и накормил лошадей в
доме шотландца у дороги и около полудня прибыл в Пиллау.
Подъехав к форту, я увидал, что ворота заперты, а мост поднят.
Я окликнул часового и попросил караульного офицера доложить, кто
я такой, подполковнику, и тот немедля прислал офицера, дабы
проводить меня в форт. Меня отвели в другое здание, чем прежде. Там я
застал подполковника в готовности садиться за обед, ибо
праздновали свадьбу. После приветствий подполковник как лично, так и через
жениха, пригласил меня отобедать с ними. Я отговаривался,
насколько возможно, не желая, чтобы меня задерживали с отъездом и
потчевали кубками, чего, как видно, не избежать. Но все было напрасно, и
пришлось остаться. В другой комнате несколько офицеров рьяно
напустились на меня с тостами и крепким пивом, а на главные
здравицы шло вино. Однако сначала я поберегся, пока никто не следил, что-

18
1659
бы пили до дна, и скоро заметил свое большое превосходство над
остальными, хотя притворялся иначе. Когда столы были убраны, в
комнату явились подполковник и капитан Патрик Хэмилтон. Они
увидали, что я более свеж и трезв, чем прочие, пожурили их и велели
принести огромный кубок, который много раз прошелся по кругу, но
я по-прежнему сохранял преимущество.
Им вздумалось побуждать меня к танцам, хотя я извинялся
/л. 16 об./ тем, что ботфорты и шпоры — плохое снаряжение для
танцора. Не добившись успеха, [подполковник] велел своей дочери
подойти и пригласить меня. Юная леди была очень хороша; я не смог
отказать и очутился среди дам. После особливого приветствия
невесте и общего для остальных дам, я попросил извинения, что будучи
одет столь неподобающим образом — как путник, позволил себя
уговорить и дерзнул войти в их круг; я увещал их поверить, что
оказался в таком положении из-за властной выразительности, присущей их
полу, но никак не по своему намерению. После одного или двух
танцев, когда подполковник и прочие полагали, будто я опьянен, я
возвратился более трезвым, чем прежде. Видя, что я все еще владею
собой, готов поднять тост за себя и предлагаю всем это сделать, они
отступили и пошли своим путем.
Ночевал я в комнате капитана Хэмилтона; мы почти не спали,
рассказывая друг другу о ходе нашей жизни. Рано утром, зайдя в дом
подполковника, я распрощался и поскакал обратно. Я пересек пролив
на лодке, заночевал в Штутхофе и на следующий вечер вернулся в
наш лагерь, где узнал, что гетман уже дважды присылал справиться
обо мне. Я сразу же прибыл к Его Превосходительству и застал его
за ужином с французским послом Л'Омбром. После ужина он
удостоил меня вниманием и приказал завтра явиться пораньше.
Я предстал перед гетманом очень рано; при нем находились
только секретарь и пажи. Он сказал, что намерен сформировать
драгунский полк /л. 17/ и даст мне роту из шведских пленных,
содержавшихся в Меве. Секретарю он велел написать приказ
коменданту Меве п[ану] Бренскому передать мне тех пленных, кои
пожелают служить Короне Польской и Речи Посполитой; а также и
патент или пропуск, дабы выступить с ними в назначенную мне
область на квартиры; он посоветовался с секретарем на сей счет и
определил Старый Сонч58 — город на венгерских границах, с его
окрестностями, включая еще одно местечко и около 50 малых
деревень. Я попросил кое-какое оружие, по меньшей мере 24 мушкета,
на что он соизволил и отправил приказ к подполковнику Гизе
выдать оные. Я просил также о фурьер-shuts, коего мне
предоставили. В тот же день я получил мушкеты, хотя ни одного исправного.

1659
19
Впрочем, я мог быть доволен. Зная, что все мои распоряжения
исполнены, я приготовился к отъезду. Я вернул майору Гордону
обязательство на имя Уильяма Гордона, но удержал поручение, ибо он
остался мне должен 50 рейхсталеров.
Ноября 14 н. ст. На другое утро мне рано вручили мои
приказания, где также говорилось, что мевский комендант должен
предоставить пленным офицерам такую свободу и с такими
предосторожностями, какие я сочту нужными. Гетман сказал, что мне следует быть
точным и бдительным, не допуская и не позволяя солдатам в пути
никаких бесчинств или насилий, но блюсти строгую дисциплину. Он
отпустил меня весьма милостиво, и я выехал из лагеря в сопровождении
двух шляхтичей, кои служили как towarises59 и разорились; они были
рекомендованы мне нашим маршалом60 Вельским. При мне еще
были один драгун, шведский барабанщик и пятеро слуг.
/л. 17 об./ Прежде чем продолжать, я должен поведать о делах
общественных, кои дошли до моего сведения, причем только о тех,
что происходили и относятся к польской войне в Пруссии и
близлежащих местах.
Этим летом и осенью поляки были деятельны, хотя кавалерия из
дивизии фельдмаршала61 не начала кампанию так скоро, как пехота.
Я имею в виду поляков, ибо иноземные полки выступили и сошлись
вовремя и в должном месте, а те требовали выплаты жалованья;
будучи удовлетворены, в октябре они подошли к осажденному Мари-
енбургу, где в них не было большой надобности, и встретили
холодный прием.
В Курляндии поляки взяли города Гольдинг[ен], Либау и Вин-
дау62. Здесь погиб Комаровский, храбрый польский полковник.
Партизанский вожак по прозвищу Кривой Сержант внезапной
атакой разбил и захватил генерал-майора Адергасса между Жеймелями
и Бауском63; из 400 солдат спаслись немногие.
Шведы64 продолжали осаду Мариенбурга с великим усердием,
хотя с самого начала было мало надежд принудить оный к сдаче и еще
менее — взять его. Имперцы и данцигцы также осаждали Хаупт, но
с большим успехом. Они подвели апроши ко рву, а из батарей,
поставленных на обоих берегах Вислы и на Нерунге, разбили весь
бруствер и так угощали [шведов], что никто не смел показаться на стене.
Тем не очень помогли и блиндажи, устроенные во время перемирия,
так что в большой крайности им пришлось капитулировать и сдаться
на обычных почетных условиях 20 декабря. Два дня спустя генерал-
майор Данкворт /л. 18/ вышел с 300 рейтар и 450 пехоты и был
конвоирован в Данциг. Данцигцы, кои во все время этой войны
весьма доблестно отстаивали дело своего государя и державы и несли ог-

20
1659
ромные расходы, а ныне при сей осаде не щадили ничего, отчеканили
монету, где на одной стороне изображена осада Хаупта и кругом
[надпись]: "Causa Deo placuit, sed et arma juvantia causam"65; на
другой же: "Deo opt. max., auspice Rege, conatibus fidelium civium, coram
aspirante..." etc.66
Между тем французский посол Л'Омбр со своим коллегою
бароном д'Изола67 использовали все средства, дабы положить конец
сей войне путем соглашения. Оба [противника] были изнурены и
более чем рады переговорам. Но когда король Польский объявил
последние уступки, на кои может пойти, некоторое время занял
вопрос о месте переговоров. Шведы предпочитали Браунсберг или
Фрауэнбург68, а имперцы и поляки Оливу — монастырь близ
Данцига, на чем в итоге и согласились. Переговоры должны были
начаться второго января.
13 декабря король и королева Польские с французским послом
Л'Омбром прибыли в Данциг. Посол Франции был признан
посредником всеми сторонами. Чрезвычайный депутат от Голландии Иоган
ван ден Хонарт побывал в Варшаве в июне с предложением
посредничества от Штатов69, что было принято королем Польши и Речью
Посполитой. Теперь же, по прибытии в Данциг, его посредничество
было отклонено шведами, что немало оскорбило Штаты, /л. 18 об./
Однако переговоры продвигались и вскоре пришли к счастливому
завершению70. Тем временем войска отошли от Мариенбурга и
отправились по квартирам.
Я не стану пока ничего говорить о происшествиях этого года на
Украине, которая также была ареною больших событий, и приберегу
войны казаков, московитов и татар с поляками для другого случая,
ибо намерен рассказать о ходе оных войн отдельно. Теперь же к
моим личным делам.
В день отправления из лагеря я миновал мост через Вислу и
заночевал на вердере между Диршау и Меве. Назавтра рано утром я
прибыл в Меве и, вручив свои приказания коменданту, отобедал с
Папроцким — главным управляющим всеми домашними делами
нашего гетмана.
На другое утро я отправился в замок, велел привести ко мне
старших из пленных шведов и расспросил, каковы их дела и как с ними
обходятся. Те горестно сетовали на строгость обращения. Я сказал,
что в том повинны они сами, ибо нашим людям приходится у шведов
еще хуже, да они и не хлопотали перед гетманом о большей свободе.
Впрочем, я заявил, что гетман прислал меня сюда разузнать об их
положении и предоставить им столько свободы, сколько позволят
настоящее время и место.

1659
21
Старших пленных было семеро: некий майор Эллерт,
генеральный провиантмейстер, ротмистр Меллентин, два лейтенанта и два
прапорщика. От всех их я потребовал письменных обязательств, а от
майора — /л. 19/ отдельно письменного слова за себя и остальных,
на что, после некоторых возражений, он пошел. Оставив майора при
себе и отпустив прочих, я приказал созвать всех остальных пленных,
числом около 130. Я велел выкликать их по одному и спрашивал, кто
хочет служить Короне Польской в чине драгуна. Большинство из них
соглашались. Однако майор (коему я доверял, знав его и прежде, при
шведах) сам подумывал вступить в польскую службу и сказал мне,
что многие из них имеют жен и детей, а иные — немалые средства у
шведов; хотя сейчас они обещают сменить службу, дабы
освободиться из заключения, но со мной далеко не уйдут и перебегут обратно.
Поверив сему, я просил его уведомить меня, когда кого-либо из таких
людей станут вызывать. Он обещал — и посредством знаков так и
делал. Предо мной лежал список, я соответственно пометил их имена и
исключил из числа тех, кого взял с собою.
Из-за такого лукавства я потерял около 30 лучших людей, коих
[майор], сменив вскоре службу, вызволил и произвел в рейтары.
Впоследствии они говорили мне, что предпочли бы пойти со мной, и
удивлялись, почему я упустил лучших в своем роде солдат,
пожелавших служить, — я никак не подозревал двуличия!
На следующее утро я повел дальше 76 человек. Из них 20 были
больны, и я раздобыл для них повозки, а также для всех — хлеб и
пиво. Я сделал около полутора миль и остановился в какой-то деревне
рядом с Вислой.
/л. 19 об./ Меве выстроен на холме, с каменной стеною вокруг и
с большим и хорошо укрепленным замком на восточной стороне.
Речка Ферс, омывая Шонек, Штаргард71 и монастырь Пе[ль]плин,
спускается к сему городу с северо-запада и бежит в Вислу.
Я забыл упомянуть, что по письменному обязательству, которое
я взял у майора Эллерта с другими [офицерами] и отдал на хранение
коменданту, я разрешил им свободно ходить по замку, а затем, по их
большой просьбе, и по городу; ведь коменданту был приказ
предоставить им свободу по моему усмотрению. Людям более низкого
звания я распорядился отвести в замке помещения получше, с правом
для некоторых иногда прогуливаться по замку и, по необходимости,
выходить в город под охраною.
Не могу умолчать об одном случае, дабы показать великодушие
гетмана. До моего прибытия все эти шведы были заточены в
подземных казематах. Незадолго до того, то ли пытаясь бежать, то ли
соревнуясь меж собою, они проделали сквозь стену ход в погреб, где

22
1659
хранились гетманские винные запасы. Они расхрабрились и через
некоторое время осушили 2 или 3 бочки. Когда оных хватились и
обнаружили лазейку, а их допросили и стали угрожать, они
оправдывались только тем, что пили там во здравие гетмана. Гетману донесли об
этом за ужином в лагере, и сначала он казался слегка возмущен,
однако спросил, не поминали ли они его, выпив столь много. Служитель
ответил, что их единственное объяснение — /л. 20/ будто они пили
доброе здравие Его Превосходительства, он же промолвил: "Пусть
пойдет им во благо!" — и запретил наказывать их за это.
Сей ночью я мало спал, велев слугам разъезжать по улице и
деревне из опасения, как бы кто-нибудь не сбежал, ведь шведские
гарнизоны были так близко. Я написал гетману отчет о том, что сделал,
и отослал имена людей, взятых мною из тюрьмы. Утром я устроил
смотр и разбил их на шеренги, расставив больных и ослабевших
поровну между оными. Пауля Банзера, бывшего у шведов
квартирмейстером, я сделал вахмистром; Эдама Янга, вольного рейтара из
шотландской семьи, знавшего польский язык, — фурьером или
квартирмейстером; Элиас Функ и Вильгельм Рундт, служившие капралами,
[остались] в том же чине, а самые статные и смышленые стали
головными в шеренгах72. Я раздал мушкеты тем, кто лучше умел владеть
оными, и после приказов и наставлений, как себя держать, выступил
с большим порядком, чем накануне.
Мои распоряжения были таковы: ни в коем случае не применять
насилие ни к одному человеку; довольствоваться тем угощением, что
им смогут подать селяне; здоровым особливо ухаживать за
больными, помогать им передвигаться /л. 20 об./ и располагаться на
квартирах; имеющим оружие держать оное в исправности; никоим
образом не отклоняться и не отставать друг от друга на марше; никогда не
упоминать, что они были шведскими пленными, но [представляться]
пострадавшей польской ротою. Я обещал постараться об их
размещении на квартирах и в походе, обеспечить как можно скорее добротной
и теплой одеждою и сапогами; они должны хорошо понимать, что
сразу этого сделать нельзя, ибо я и сам всего лишь новобранец. Они
усердно меня благодарили и обещали повиноваться.
Мы миновали город Нойенбург73, который расположен на холме
у Вислы и откуда прекрасный вид вверх и вниз по реке, а также на
прилегающую местность. Я сделал еще милю и занял квартиры
среди немецких крестьян, где стоял в дозоре Уильям Гилд74, коего я
прислал сюда из лагеря. Я приказал прежде всего позаботиться о
больных и давать им умеренную пищу и, в частности, не давать
молока. Однако датчан, коих было около 20, удержать от молока
оказалось невозможно. Я увещал и здоровых соблюдать сперва умерен-

1659
23
ность в еде, ибо тут есть опасность для людей, /л. 21/ какое-то
время страдавших от голода. Я провел здесь две ночи и отправил
отсюда в Торн барабанщика с моим слугою, дабы купить белой тафты и
все, что нужно для знамени, а также барабан.
Я выступил очень рано, оставив Грауденц на дальнем берегу реки
по левую руку, и [дошел] вдоль реки до города Швец75, где стоит
могучий замок с башнями. Город был полностью разрушен. Речушка
под названием Вда76 омывает его с севера и впадает в Вислу.
Я сделал еще с милю и расположился у немецких крестьян, где
нас хорошо приняли. На следующий день умерли двое датчан, коих я
велел схоронить вечером. Днем позже, миновав Гручно, я из этого
низменного края поднялся на возвышенность, словно в иной мир. Сей
ночью скончался еще один датчанин, а многие из солдат заболели.
Похоронив солдата, я снялся и, перейдя на другой день речку [...],
стал на постой в деревеньке милею дальше.
Неподалеку проследовал в Данциг король [Польский]. В сей
деревне я задержался на два дня и похоронил трех солдат, кои вопреки
всем запретам и заботам пресытились пищей и умерли. Мой слуга
Порембский с барабанщиком вернулись из Торна. Я велел прибить
знамя и украсить барабан, дабы маршировать по форме.
Затем я прибыл в один городок близ обширной топи. Туда же
явился конвой со взятыми в Гольдинге[не] шведскими пленными, у
коих я узнал о положении дел в Курляндии и о том, какие несчастья
выпали шведам этой осенью. Здесь были развалины огромной
земляной крепости, возведенной во времена войн крестоносцев с поляками
или язычников-пруссов с христианами.
Выступив, я /а. 21 об./ занял квартиры в какой-то деревне, где
занемогли многие солдаты и некоторые из моих слуг. Здесь был
погребен еще один солдат. Я двинулся [дальше] и квартировал в
хорошо выстроенном деревянном городке, а по выходе оттуда заночевал в
деревне, где с моим слугою Порембским случился весьма жестокий
приступ горячки. Он бредил всю ночь, никак не мог успокоиться в
постели и к рассвету скончался. Схоронив его, я продолжал путь, и
примерно в миле от сей квартиры в повозке умер один из солдат,
коего я велел закопать у большой дороги.
Более 30 моих людей хворали. Невзирая на все меры,
принимаемые мною и прочими по моему приказу, — их обеспечивали
повозками, здоровой пищей и успокоительным питьем, одеждой и шубами77,
где и как только я мог сие раздобыть, — они ежедневно заболевали и
гибли. Наконец и мне самому стало так худо, что я не мог ни есть ни
пить. Поскольку в Торне был мор, а мой слуга и многие солдаты
слегли и умерли сразу после его возвращения оттуда, я заподозрил, что

24
1659
поветрие поразило и нас. Однако я скрывал недуг и никому не выдал
своего состояния — ведь никто кроме меня не смог бы распорядиться
делами. Если о моей болезни узнают, то все падут духом, да и никто
не потерпит нас на квартирах ни в одном городе или деревне, видя в
нас зачумленных.
Оставив Жнин по левую руку, мы разместились в /л. 22/
деревне в неполной миле оттуда. Здесь я похоронил другого слугу и двух
солдат, скончавшихся ночью. Я шел дальше, навещая больных в
поле. Мои слуги просили меня не приближаться, утверждая, что
больны чумою и что у обоих умерших слуг были синие пятна на теле —
верный признак чумы. Не обратив на это внимания, я дал им
целебной воды, смешанной с териаком78, и утешал их, как умел.
Стоял пронизывающий холод, а солдаты были раздеты. Даже и
здоровые находились в великом смятении, а больные — в
совершенном отчаянии. Учитывая свойства болезни, и вправду заразной, и
наступление зимней стужи, я был крайне встревожен, не знал, чем им
помочь, и не имел к тому никаких средств.
По дороге умер солдат, коего я велел похоронить в ближайшей
деревне, а двое внезапно занемогли. Все жаловались на
невыносимую головную боль, которая мучила и меня. Назавтра скончались
еще двое солдат. Чтобы не поднимать большого шума, я приказал
незаметно закопать их у дороги. Я подступил как можно ближе к
Познани, намереваясь ради самого себя и людей обратиться за
советом и лекарством к одному врачу-еврею, который славился своим
искусством.
Я прибыл в местечко под названием /л. 22 об./ Чернеево, где
мне стало так плохо, что я едва мог сидеть за столом, хотя держался
так, чтобы никто этого не заметил. Оказавшись близко от Познани,
насколько удобно было подходить с ротой, я решил туда съездить и
дал указания Уильяму Гилду (коего взял с нами и назначил
командовать за собою) идти к Пыздрам. Получив точные сведения, я
наметил села, где ему следовало квартировать; оные принадлежали
особам, кои, как мне было известно, не станут сомневаться или
препятствовать в его праве на постой.
Около полуночи я поднялся, собрал полдюжины слуг (по пути
я обзавелся оными в достатке) и поскакал в Познань; двоим я
велел ехать вперед с проводником, а четверым — за мною. Я был так
болен и слаб, а голова столь тяжела, что еле мог сидеть верхом.
Теперь я рассказал об этом слугам, как о внезапном приступе, дабы
ночной порою они лучше заботились обо мне. Однако поутру мне
стало лучше, да и надо было сие показать, ибо прислуга, боясь
заразы, стала подходить ко мне с опаской. Я добрался до Познани

1659
25
вечером и, заранее известив коменданта о постое, был сразу
пропущен в город и получил квартиру.
/л. 23/ Назавтра, в субботу, я отправился на поиски врача.
Узнав, что тот в синагоге, я пошел туда и вызвал его. Он скоро явился,
и после предварительных извинений, что беспокою его во время
богослужения, я описал ему свойства моей болезни. Он внимательно
меня осмотрел, пощупал пульс и сказал, что мне следует идти к
хирургу и пустить кровь из головной вены, а затем к аптекарю за 2 или
3 дозами пилюль (он дал мне записку — Pillulae Caphalicae79), кои
принимать по надобности. Я добавил, что не я один, но и очень
многие из моей роты страдают тем же недугом. Он сказал, дабы я велел
и им пустить кровь из головной вены, купить столько оных пилюль,
сколько сочту нужным, и давать им. Я сердечно его поблагодарил и
предложил за труды два дуката, от коих он отказался со словами, что
обязан помогать путникам и солдатам безвозмездно. Не знаю,
поступил ли он так по случаю субботы или из великодушия.
Я немедля направился к хирургу и пустил кровь. Самый миг,
когда кровь пошла, принес мне большое облегчение, и в ту же минуту я
словно исцелился. Затем у аптекаря я купил на 10 талеров пилюль
для себя и солдат. Я приобрел также пять мушкетов, порох, свинец и
пару шотландских пистолетов с английской сбруей, /л. 23 об./ за что
уплатил одному шотландцу 28 флоринов. Ужинал я у Джеймса Фер-
гусона, а на другой день обедал у Роберта Феркара — двух главных
в городе шотландских купцов.
К вечеру я уехал, хвала Господу, в гораздо лучшем состоянии, чем
по прибытии, и переночевал в деревне за 2 мили. Встав пораньше, я
поскакал в Сроду, пообедал [там], а вечером выехал, рассылая
[людей] по разным селам, пока не получил весть о роте. Я отыскал оную
на квартирах в одной деревне, в неполной миле от Пыздр, и явился к
ним совсем поздно ночью.
Я прибыл в Пыздры, где велел пустить кровь всем больным,
коих было 23 (двое умерли, пока я ездил в Познань). Я купил также 28
пар сапог — все, что смог найти в городе, и собирался остаться на всю
ночь, но ко мне пришли магистраты и предложили уговор, дабы мы
не задержались. Итак, раздобыв сапоги для большинства моих
людей, кто нуждался в оных, и кое-что впридачу, я снялся и стал на
постой в деревне за милю оттуда.
До сих пор на марше я получил совсем немного денег, ибо край
был совершенно разорен. Теперь же, видя, что обитатели живут
получше, я решил действовать по обычаю страны и собирать, что
возможно, не давая больших поводов к жалобам на меня. Имелось одно
великое препятствие, сопряженное с опасностью: недавно гетманы

26
1659
разослали строгие универсалы, или указы, по всем воеводствам и
областям, дабы пресекать или отсылать к войскам все бродячие отряды
и подкрепления, кои передвигаются по стране.
Поистине, при этом были допущены великие злоупотребления.
/л. 24/ Капитаны делали вид, будто их роты обнищали и поредели,
хотя скорее намеренно допускали их до разорения или разоряли сами.
Обычно они заручались патентом на вербовку, а затем многие из них,
если не все, за деньги приобретали 2, 3, 4 и более патентов, ссылаясь
на недостаток времени. Дабы набрать [рекрутов] в положенный
срок, они якобы должны посылать в разные места нескольких
офицеров, а те, отправляясь в Пруссию или к пределам Померании,
начинали свой поход. Они маршировали повсюду до Подгорья80 и
венгерских границ и не оставляли ни единой деревни или городка без
уплаты контрибуции, а не то становились в оных на постой. Они
прибегали к большим излишествам, злоупотреблениям и бесчинствам, коими
частные лица обогащались, а вся страна терпела разорение.
Для многих офицеров сие стало ремеслом. Охватив или исходив
большую часть королевства, они доставляли свои отряды к месту
сбора или к армии, сдавали их полковникам или другим офицерам и
получали за это деньги или (еще лучше) новые патенты. Хотя
патенты содержали строгие ограничения, [капитаны] были вооружены
силою, и никто не смел сомневаться или просить, дабы те предъявили
свой приказ. Каждый фурьер или ротный квартирмейстер всюду
носил при себе только их личную [письменную] форму, в качестве
верной копии приказа или патента, да и ту /л. 24 об./ не показывали без
крайней необходимости. Несмотря на то, что положенные на
вербовку средства выдавались короною полковникам, последние — по
большей части сенаторы и магнаты, — уделяя капитанам и другим
офицерам лишь очень малую долю для набора отрядов, не просто потакали
подобным нарушениям, но и дозволяли оные. Немногочисленные
полковники-иноземцы, люди либо нуждающиеся, либо алчные,
употребляли те же способы.
Множество жалоб, даже всеобщих, было подано в парламент,
трибунал и комиссии, но в такие времена не удавалось изыскать или
принять меры к запрещению вольных походных квартир. Однако в
этом году все войска находились в кампании и в деле; поступали
нарекания на рекрутов, не прибывших и не желающих прибывать к
армии, и по всем областям были разосланы помянутые указы. После
этого поместная шляхта встрепенулась, завела в каждой области
комитеты, дабы обуздать и уладить злоупотребления и, как мне стало
известно, разбила несколько рот и рекрутских отрядов, кои слабо
оборонялись или дали взять себя врасплох.

1659
27
Во избежание подобных опасностей, прежде чем вступить в
какую-либо область, я заранее оповещал комитет о своем марше,
посылая формальную копию, но не подлинник, моего пропуска или
универсала, что устраняло всякий предлог к применению против меня
силы, не говоря уж о препятствиях при временном постое. К тому же в
Великой Польше располагались поляки из дивизии Чарнецкого81,
недавно прибывшие из Дании, так что обременять их или посягать на их
законные квартиры было и /л. 25/ неразумно, и неосуществимо. Все
это не позволяло мне добиваться в походе таких выгод, как получали
другие. Да и немалым побуждением для меня было поступать по
чести. При этом первом поручении я стремился не навлекать на себя
жалоб: ведь тот, кто всегда столь близок к гетману, должен быть
наиболее нетерпим к оным. Я знал, что таким путем сумею повысить
доброе мнение, которое гетман уже составил обо мне.
Дабы не оказаться беспечным и неосторожным, на марше я
применял следующий метод. Я хорошо и тщательно разведывал обо всех
городах и селах, лежавших справа и слева от моего пути, как и прямо
предо мною, и кому именно они принадлежат. Если человеку
видному, особливо военному или придворному, и его резиденция была там
же или поблизости, то я обходил оные; также и в случае с родичами
и подчиненными нашего гетмана или с теми, кто занимал высокие
общественные должности. На королевских и церковных землях я
квартировал или брал контрибуцию рассудительно, смотря по величине
города или деревни. Земли дворян, бывших в отсутствии, или лиц
невоенных, подвергались тому же [отношению]. Там, где становился на
постой, я вел себя честно и старался принести как можно меньший
убыток. Если шляхта была учтива и обязательна, я приказывал
раздавать пиво, водку, а нередко и прочую провизию из запасов, кои
собирал по пути и возил с собою. Где нельзя было добыть денег, я брал
хлеб, пиво, водку, шпик, масло, сыр, крупу и т.д. Все это я всегда
велел разыскивать в первую очередь, а селяне, чтобы сберечь
подводы82 или телеги, /л. 25 об./ часто предпочитали обращать сие в
деньги, к нашему вящему удовольствию.
Рано я не выступал. На рассвете я отправлял направо и налево
квартирмейстеров с особыми указаниями, согласно моим сведениям,
как себя вести. Те постоянно докладывали мне, кто не желает
договариваться или дает слишком мало, — туда-то я и направлялся на
квартиры. Затем выезжали передовые и тоже доставляли свои известия.
Иногда из-за остановок в пути, пока обсуждались условия и
приходили вести, крестьяне тех деревень, куда я прибывал на постой,
будучи предупреждены, укрывались со всем [добром] в усадьбах своих
господ или священников. Так как оные имеют привилегии, оставалось

28
1659
лишь то, что нельзя было унести. В таком случае я приказывал
распределить мои запасы в изобилии между всеми, дабы бедные
солдаты не нуждались и не имели повода роптать.
В качестве квартирмейстеров я использовал двух шляхтичей, кои
вышли со мною из лагеря, и Эдама Янга; для верности я посылал с
ними мою прислугу. Помимо того, о чем уговаривались для меня и
роты, они не забывали и о своей личной доле под предлогом
вознаграждения за труды. Что до повозок для моих припасов, то раз
получив оные, я никогда с ними не расставался и держал под крепкой
охраною, пока не добывал другие; отпускал я прежде всего те, коими
пользовался дольше всего.
Подойдя к Калишу, я съездил туда и купил кое-что необходимое.
Калиш и Серадз я оставил по левую руку. Это важные /л. 26/
города, окруженные стенами; один [стоит] на топком месте у реки Прос-
ны, в другом есть замок на реке Варте. Недалеко от последнего я
пересек ручей и разместился в большом селе, принадлежавшем одной
вдове. Она явилась на квартиру, что я занял в таверне, и умоляла
меня, если возможно, следовать дальше, но поскольку все солдаты
промокли, и спускался вечер, я не мог сего сделать. Попросив, дабы
крестьянам не чинили вымогательств, она пригласила меня в свою
усадьбу на партию в карты. Я пошел туда, после игры отужинал, а за ее
любезность и доброе угощение велел выдать солдатам пиво и водку
из собственных запасов. Невдалеке отсюда меня отлично принимал
Козловский — дворянин, шедший со мною из лагеря, — то ли у себя,
то ли в доме своего родича.
Когда проходили по правую руку Велюнь, мои квартирмейстеры
явились за контрибуцией в деревню какого-то шляхтича и застали
там бабимостского старосту83, который только что спешился. Тот
повелительно вопросил, что им нужно, где находится рота и где
намерена квартировать. На последнее они отвечали, что по их мнению —
в деревне за милю оттуда, указав в ту сторону. Он заявил, что там
живет его сестра; /л. 26 об./ пусть немедля убираются и скажут,
чтобы я не останавливался там, не то он выбьет меня из квартир.
Получив сию весть в деревне прежде, чем солдаты были распущены по
квартирам, я разместил их поближе к себе в немногих домах, а по
остальным послал за провизией. Там, где хозяева упрямились,
[солдаты] забирали, что придется, как то: кур и свиней.
Часом позже явился мой дозорный и сообщил, что через поле к
деревне скачут 10 или 12 всадников. Я приказал усилить караулы.
Подъехав прямо к моему дому, те передали через охранявшего
ворота унтер-офицера, что они прибыли с поручением ко мне от
бабимостского старосты. Я велел впустить 3 или 4, а прочих оставить у две-

1659
29
рей. Войдя в комнату, они обратились ко мне в надменных
выражениях: их господин удивлен, что я намерился квартировать в деревне
его сестры, зная его чин, службу и отличия перед Речью Посполитой;
ведь он предупреждал меня через квартирмейстеров; к тому же он
наслышан, что все мои солдаты стоят всего в нескольких домах и,
расхаживая по деревне, /л. 27/ режут кур, забирают свиней и творят
большие бесчинства. Они потребовали от его имени и посоветовали
от себя лично, дабы я двигался дальше.
Сперва я очень спокойно отвечал им, что сегодня уже сделал три
мили — слишком много для воскресенья; следуя намеченным
трактом, я не уклонялся ни вправо ни влево, а когда подошло время, стал
на постой в первой попавшейся деревне; как [старосте] известно,
солдаты не носят провизии при себе и, не имея жалованья, должны быть
на содержании там, где обретаются; что до столь плотного
размещения, то на самом деле я распорядился иначе, но получив угрожающее
послание от их господина, счел нужным быть настороже; кое-кто из
солдат и впрямь, по моему приказу, пошел по деревне к своим
изначально назначенным квартирам с просьбой о провизии на ужин;
после отказа они, возможно, осмелились взять то, что нашли под рукою,
в чем, я уверен, не творили бесчинств, ибо брали не более
необходимого им для ужина; а если и брали свиней, то только чтобы заставить
хозяев выручить их какой-нибудь снедью, каковую мог бы
предоставить и сам [староста].
Они, однако, этим не удовлетворились, настаивали на моем
отбытии и обронили несколько угроз от имени своего господина. Я
быстро оборвал их и /л. 27 об./ заявил, что если уж их доводы столь
неразумны, что не могут меня подвигнуть, то их угрозы — еще менее;
у меня есть начальник и повелитель, который за меня вступится, да и
сам я не так мягкотел и низок духом, чтобы чего-либо страшиться;
коль скоро их господин пожелает что-то предпринять против меня, он
убедится в моей бдительности, и сие обойдется ему самой дорогой
ценою. Когда они, негодуя, собирались уйти, я на прощанье добавил,
что их господин не застигнет меня во сне, как капитана Робисона.
В прошлом году Робисон отстал от своей роты и уснул в таверне за
столом, а этот самый староста велел убить его вместе с его братом,
который пытался защищаться.
Когда те удалились, я стянул своих солдат в 4 ближайших дома и
выставил крепкую охрану, хотя мы были плохо вооружены, при
многих больных и ослабевших. Впрочем, [о старосте] я больше не
слыхал, лишь через час ко мне прибыл какой-то шляхтич от
вдовы-дворянки. Она просила отдать крестьянам свиней, тогда она предоставит
кое-какие припасы из своей усадьбы, на что я охотно соизволил.

30
1659
Немного погодя привезли хлеб, пиво и крупу, а для меня — флягу
особого пива и склянку отличной водки. Несмотря на это, я оставил
охрану и сам не спал всю ночь.
/л. 28/ На другое утро я снялся пораньше. Недалеко от Вида-
вы мне доставила много хлопот разлившаяся от дождей река,
которую я не мог пересечь с одной лишь лодчонкой. Я приказал
переправить моих верховых лошадей вплавь, а роту с обозом послал
далеко вниз [по течению], к переправе у мельницы. Я поскакал прямо
в город и занял квартиру. Рота и обоз пришли поздно ночью,
перейдя реку у мельницы с великим трудом. Вечером начался сильный
мороз, и промокшие солдаты радовались теплому и хорошо
устроенному жилью.
На другой день, после завтрака, я приказал бить сбор, но после
долгого ожидания под знаменем появились лишь немногие. Я
выступил с теми, кто был в наличии, и через милю сделал привал ради
остальных, оставив нескольких офицеров подогнать их. Наконец те
стали стекаться по одному, будучи по большей части пьяны. Здесь я
получил письмо от провоста84 и магистратов Видавы, от 18 декабря
(тот самый день): двое в немецкой одежде, коих они относили к
моей роте, были найдены мертвыми на дороге между рекою и городом и
доставлены туда сразу по моем отъезде; будучи легко одеты, те, как
предполагалось, замерзли насмерть, ибо на телах не было никаких
признаков насилия; [горожане] спрашивали, что делать с оными.
Я передал через /л. 28 об./ их же [людей] — можно хоронить,
удостоверяем что не произошло насилия.
Я пошел в сторону Каменьска, резиденции Варшицкого —
владетеля краковского85 и первого светского сенатора в королевстве. Из-
вестившись по пути, что сей магнат весьма несговорчив, особенно с
солдатами, я приказал квартирмейстеру посмотреть, что можно
добыть вежливостью, но ни в коем случае не располагаться в городке.
Горожане выставили бочку пива, 50 больших хлебов и два галлона
водки — по их словам, без ведома своего господина, который не
разрешил бы ничего давать. Я остановился за полмили оттуда, в
деревне у одного шляхтича; тот очень сожалел о дурном соседстве
помянутого вельможи, когда дело касается походных квартир. Назавтра я
был отлично принят за обедом у [другого] шляхтича, где слушал
превосходную музыку — и вокальную, и инструментальную86. Сию ночь
я провел в миле от Пшедбужа.
На следующий день, 22 декабря, в понедельник, я проследовал
через Пшедбуж и отобедал у дворянина по имени Порембский, где
имел прекрасный прием, как и во многих местах прежде, с пением и
инструментальной музыкой. Каждый знатный дворянин /л. 29/

1659
31
обеспечен ею. Воистину, польские дворяне — отличные и усердные
хозяева, а их жены тоже чрезвычайно рачительны и имеют в доме все
для приготовления многочисленных и разнообразных блюд. Правда,
жилища их часто выглядят совсем пустыми, будучи лишены
драпировок, кроватей, стульев и картин, и только напротив стола, с каждой
стороны, по углам [висит] один-два ковра, а на стене иногда
оружие — луки и стрелы с колчанами, пистолеты, окованная серебром и
позолоченная конская сбруя, а также польские или восточные сабли87
и изредка пара картин. Зато здесь избыток добрых, хорошо
приправленных яств и напитков. За обедом хозяйка вместе с дочерьми и
родственницами, без исключений, восседает в обществе — как у нас
в Шотландии.
Когда столы убраны, молодые дамы обычно не стесняются
развлекать друзей пением, по желанию главы семьи, пока не пообедают
слуги. Затем входят и те и, по воле общества или случая, начинают
играть на скрипках, виолах-да-гамба или цимбалах88, довольно
гармонично исполняя напевы своей страны. С недавних пор они
применились и к иноземным мелодиям, но к таким, что /л. 29 об./
сообразны и созвучны их собственным.
Меланхолии они не выносят. Если вы навеселе или коротко с
ними знакомы, вас пригласят и даже заставят танцевать. Танцуют они
попарно, и пар столько, сколько может вместить зала. Женщины
весьма общительны, веселы, уверены в себе и любезны. Ни в коем
случае не следует приветствовать их поцелуем, ни (в большинстве
мест) рукопожатием, но лишь глубоким поклоном. Со средним
сословием вы можете нагнуться, словно для того, чтобы подхватить их
обеими руками или обнять пониже, до самых колен, однако не дав им
сего почувствовать и отступив как можно скорее; с теми, кто родом
выше, по французской моде, — опустить руку столь же низко, но не до
самого подола платья; с самыми же высокородными или с теми, кто
много превосходит вас положением, — низко поклониться издали,
без всяких "эй, куда прикажете?"89
Эту ночь я провел в деревне, принадлежащей майору Кромблев-
скому, а на другой день пошел дальше и переночевал в Малогоще —
тесном деревянном местечке.
В среду, в канун Рождества Христова, я был на марше и стал на
постой в Енджеюве — другом деревянном городке, близ коего есть
монастырь иезуитов. Здесь я праздновал Рождество и пировал
/л. 30/ с приведенной мною ротой, ибо тут не нашлось никого из
достойных особ, кто заслуживал или желал бы общения.
В субботу, 27-го, я выступил и отправил квартирмейстеров
вперед и по обеим сторонам для сбора контрибуции, намереваясь стать

32
1659
на ночь в Михаловице. Поскольку владелец этого большого села
недоброжелателен к солдатам, я дал приказ занять квартиры на
ближнем краю, дабы не проходить перед господским домом (стоявшим,
как я понял, в середине села), — оттуда можно было оценить мои
силы; ведь у меня множество больных, а остальные плохо экипированы
и вооружены. Однако обоз мой ушел вперед, и, не получив вовремя
известий от квартирмейстеров, я оказался с той стороны села, что не
предназначалась для постоя. Теперь я был вынужден либо идти мимо
господских ворот, либо предпринять длинный обход на другую
сторону. Последнее, думал я, может показаться малодушным, да и уже не
скроет меня от взоров, ибо при моем переходе [жители] из
любопытства выйдут поглазеть.
Итак, я построил солдат как можно лучше /л. 30 об./ и
двинулся через деревню. Когда я проходил мимо усадебных ворот, перед
оными стоял дворянин90 с двумя десятками слуг и пристально
рассматривал мои силы. После холодного приветствия издали он сказал,
чтобы ночью я остерегался сна. Я поблагодарил его за
предупреждение и заявил, что не боюсь того, что он может мне сделать.
Добравшись до квартир, я назначил у своего жилья сильную охрану и
приказал оной и всем прочим разойтись по квартирам; раздобыв снедь,
караульным немедля явиться ко мне, а остальным — запастись, чем
возможно, собраться к вечеру и ночевать в ближайших ко мне домах.
Прислуга занялась моими лошадьми, стоявшими в другом доме,
через улицу.
Тем временем от дворянина, коего звали Петр Крупка-Пшецлав-
ский, прибыл towariss, по его словам, из казачьей роты нашего
гетмана—с требованием сняться и не стоять в селе. Я доказывал ему
бессмысленность /л. 31/ сего требования: я прошел, не сворачивая, три
мили с нищими, раздетыми людьми и вынужден ночевать в этом
селе, что попалось на моем пути; по большой дороге до другой деревни
больше мили, а удаляться от дороги еще хуже; его крестьянам не
сделано и не будет сделано никакого вреда, ибо солдатам приказано
довольствоваться тем, что могут предоставить жители, и не трогать
даже кур; весьма невежливо отказывать в ночлеге
солдатам-иноземцам, кои сражаются за их страну, проливают свою кровь, жертвуют
жизнью и губят здоровье; если бы платили законное жалованье,
[поляков] не донимали бы постоями; за исключительные заслуги сей
роты, которая понесла такие потери (так мне приходилось говорить
повсюду), оная отправлена на зимние квартиры раньше других.
Шляхтич, казалось, не особенно этим удовлетворился и ускакал,
но вскоре вернулся. От себя он сообщил мне, что Пшецлавский
нисколько не удовлетворен, настаивает на моем уходе и готов применить

1659
ЪЪ
силу. Состоя под тем же господином91 и не желая вреда никому, кто
нашему господину подвластен, [шляхтич] советовал и настоятельно
увещал меня удалиться. Однако я возобновил прежние доводы,
прибавил другие и отказался причинить такое бесчестье /л. 31 об./
моему повелителю и несправедливость бедным людям — больным,
усталым и раздетым, не говоря уж об оскорблении мне лично; я не
преступал приказов, не делал никому вреда или насилия и не стану
сниматься в это время, разве по принуждению, на что, как я с Божьей
помощью надеюсь, [помещик] окажется неспособен.
С тем я его и отпустил. Но сей шляхтич, кажется, приходил
скорее на разведку, чем из расположения ко мне или моему повелителю.
Узнав сразу по его прибытии, что людей при мне мало, и отдан
приказ для вызова прочих, помещик взял из замка Пиньчув около
40 гайдуков (эти воины вооружены кремневыми ружьями, саблями и
секирами92) и пошел в наступление, окруженный тремя сотнями
крестьян и 20 или 30 слугами. Мои дозорные по небрежности заметили
их, лишь когда те подошли к моей квартире ближе, чем на мушкетный
выстрел. Правда, я и сам не подозревал, что они явятся так скоро, а
не ночью. При этой вести я приказал тем, кто находился со мною
(всего 8 человек), разобрать и приготовить бывшее под рукой
оружие — пистолеты и карабины. Я держал один из моих шотландских
пистолетов в руке, а другой у пояса. Видя, как гайдуки строятся
напротив моего жилища, у церковной ограды, а дворянин со своей
свитой наступает вдоль изгороди, примыкающей к моему дому, я решил,
что лучше всего захватить главаря.
Бросившись вперед, я сразу повернул /л. 32/ налево и на углу
изгороди, совсем рядом с домом, встретил дворянина на полном
ходу. Я мгновенно нацелил взведенный пистолет ему в грудь, хотя и на
некотором удалении, потребовал остановиться и сказал, что если кто-
то из его людей выстрелит (гайдуки приготовили оружие и
собирались открыть огонь) или прибегнет к силе, то он тут же умрет, а там
будь что будет. Придя в замешательство, тот крикнул гайдукам и
своим спутникам, чтобы подождали и не стреляли. Крестьяне, согласно
приказу, уже рассыпались по церковному двору и, собравшись за
моей квартирой, преградили путь всем моим солдатам, а также держали
в осаде дома, где находились мои слуги с лошадьми и солдаты.
Немногим, кои были при мне, я велел следить за моими действиями и не
допускать, чтобы кто-нибудь нас окружил или проник в мою
комнату. Все мы стояли с заряженными пистолетами и карабинами, причем
квартира была у нас слева, а перед нами — часть изгороди.
Когда дошло до переговоров, пан93, с секирой на плече, все
старался ко мне приблизиться, но я не доверял ему и напомнил, чтобы
2. Патрик Гордон

34
1659
тот держался подальше. Я приводил много аргументов против ухода,
а он — за. Ввиду столь позднего времени я обещал, что прикажу
/л. 32 об./ солдатам ночевать в двух-трех домах и не брать у
крестьян ни одного куриного яйца — хотя мне ничего не оставалось, как
уйти. Он был уверен, что как только распустит своих людей, солдаты
соберутся и отомстят за это покушение. С другой стороны, и я
сознавал свое положение, будучи отрезан с немногими людьми от моих
солдат и лошадей. Один из солдат прибежал ко мне с вестью, что
множество крестьян расхаживают от дома к дому и держат солдат
порознь. Опасаясь за бедняг и жалея их больше, чем себя, я сказал
дворянину, чтобы он велел крестьянам воздержаться от какого-либо
насилия или вреда по отношению к солдатам, тогда я удалюсь; иначе,
клянусь, он заплатит за сие смертью, даже если я и мои спутники не
останемся в живых.
Затем он сразу же отправил всем приказ не трогать солдат или
кого-либо из моих, но держать их по местам до дальнейших
распоряжений и воззвал к моему обещанию об уходе. Не видя иного
средства, я потребовал, дабы солдатам позволили собраться у моей
квартиры и дали мне проводника. [Пшецлавский] обещал, но, когда я
приказал барабанщику бить сбор, воскликнул, что /л. 33/, если
затрещит барабан, он велит звонить в колокола. Впрочем, барабанщика и
не оказалось под рукою — он пошел на свою квартиру и был заперт
вместе с прочими. Наконец, я дал слово (коему, по его утверждению,
он доверял), когда солдаты соберутся, не применять силу, но
немедленно выступить и вернуть проводника из места ночлега.
Солдатам позволили прийти. Большинство из них собрались на
квартире у капрала и строем явились вместе с ним, при зажженных
фитилях. В темноте это вызвало у крестьян немалый ужас, и в один
миг все они отпрянули, так что я едва смог добыть проводника.
После сбора мы холодно пожелали друг другу доброй ночи и расстались.
Я сказал п[ану] Панеку (так звался towariss, который дважды меня
посещал), что он еще вспомнит о своем участии в этом деле, когда мы
встретимся в доме нашего повелителя. Тот ответил, что не совершил
ничего дурного. Ничто на Божьем свете не предотвратило бы беду и
не выручило меня, если бы я не привел дворянина к себе, не
выпуская из моей власти, пока мы не уговорились, и если бы солдаты не
сошлись под знаменем. Некоторые из них лишились ранцев94, а иные
получили бескровные ушибы, но все, хотя и с угрозами о мести,
радовались такому избавлению.
/л. 33 об./ Ночной порою мы сделали неполную милю и
квартировали с малым удобством в какой-то деревеньке. Назавтра, хотя было
воскресенье, я выступил и остановился в большом селе Кшижановице.

1659
35
В понедельник я пошел дальше и сделал привал в предместье
Висьлицы, пока не прибыл мой обоз, а горожане условились, чтобы
мы их миновали. П[ан] Пшецлавский прислал сюда больного
датчанина, который остался у него в селе и, как мы полагали, был убит
крестьянами. Я прошел Висьлицу и переночевал в деревне за милю
оттуда. Висьлица — городок, окруженный стеною, — лежит в топком
месте, образованном речкой Нидой. В прежние времена здесь
водились бесчисленные змеи и ядовитые гады, однако, благодаря
молитвам одного праведного прелата и освященному колоколу, теперь нет
никакой ядовитой твари в пределах слышимости сего колокола,
который я видел в действии.
Я прошел через Опатовец, пересек Вислу и стал на ночлег в
местечке Жабно. На другой день рано утром я поскакал вперед в
городок Тарнув и закупил несколько мушкетов, порох и свинец. Пока я
пребывал здесь у моей доброй знакомой Маргарет Гордон, явился
шляхтич — дворецкий воеводы95 /л. 34/ Сандомирского и попросил
меня не квартировать на землях его господина. Сначала я хранил
высокомерие, но когда он предложил пятьдесят флоринов в монете (а
также в ответ на просьбу и посредничество м[адам] Гордон), я дал
приказ следовать дальше. К вечеру поднялась сильная снежная буря
и нанесла большие сугробы, так что я едва смог добраться до жилья.
2*

[1660]
На следующий день я оставил по левую руку местечко Тухув и
переночевал в селе Поток, откуда происходит фамилия Потоцких.
Я перевалил через холмы и остановился в деревне, относящейся ко
староству Либушскому, где жил мой старый друг Мильгаст. С ним я
и провел тот вечер.
Рано выступив, я квартировал на возвышенности в городке под
названием [...], где по болезни задержался еще на день. На другой
день я поскакал прежде [роты] в Сонч, куда прибыл в среду поздно
ночью. Назавтра поутру я отправился к подстаросте Просковскому и
предъявил ему свой приказ и назначение на эти земли. Он заявил,
что готов мне услужить, но уполномоченные от роты гусар, или
копейщиков96, великого гетмана Потоцкого уже там водворились и
/л. 34 об./ живут на хлебах, как сие принято называть; содержать
обоих необычно, да и невозможно, однако, если я смогу добиться их
ухода, он скорее предпочтет давать [содержание] мне, нежели им.
Оказавшись в таком затруднении, я не ведал, как быть. Я знал,
что занятие [квартир] и воля старшего военачальника — веские и
неоспоримые доводы против всего, на что я мог бы указать или
сослаться. Прибегнуть к силе — исход сомнителен. Гетманы уже были в
размолвке, а если произойдет беда, вся вина ляжет на меня и во мне
увидят зачинщика. С другой стороны, приказ направлял меня именно в
это место; даже и при ясном приказе мне с великой опасностью и
множеством невзгод удалось сюда добраться, не погибнув от рук
поместной шляхты и крестьян. Теперь же я не представлял, как найти
убедительный предлог для похода и постоев. Я скорее был бы рад
любому уголку, где можно существовать, хотя бы самому скудному и
убогому, чем снова отважился на поход по стране.
Но положение было безвыходным. Уполномоченные сделали вид,
будто не собираются отказывать мне от моих же квартир, /л. 35 /
если только сами не потерпят ущерба и предубеждения, однако по дета-
роста возражал против такого порядка. Утром, когда я после
богослужения выходил из церкви, уполномоченные — двое towarises —
подошли ко мне, весьма учтиво приветствовали и пригласили к себе.
После кое-каких церемоний и отговорок я уступил и отобедал с ними. Там
мы подробно обсуждали и приводили все, что могло быть сказано по
сему поводу, но не нашли никакого средства — кто пребывает во
владении по приказу высшего военачальника, должен того и держаться.
На другой день я вернулся в Новый Сонч — город с
юридическими полномочиями97, где заручился свидетельством такого
содержания: дойдя по приказу гетмана Любомирского на зимние кварти-

1660
37
ры до самого Старого Сонча, я обнаружил, что оный занят
уполномоченными гусарской лейб-роты великого коронного гетмана, по
приказу Его Превосходительства. Не будучи допущен к сим
квартирам или какой-либо части оных, я принужден ради выживания
вверенных мне людей занимать походные квартиры, пока не получу
распоряжений от Его Превосходительства, к коему мною послана
депеша. Сие датировано: "1660 feria 5ta post festum Sanctorum Trium
Regum proximal.
/л. 35 об./ Этой ночью я квартировал с ротой, которая подошла
на полумилю к городу. Назавтра я спустился вдоль правого берега
реки Дунаец, что проистекает с Карпатских гор, под Старым Сончем
вбирает в себя Попрад", текущий из венгерского графства Ципс100,
омывает Новый Сонч, Закличин и Войнич и впадает в Вислу выше
Опатовца; в сей реке лосось водится в большем изобилии, чем где-
либо в Польше. Я квартировал в двух милях от Сонча, когда шляхта
принялась роптать и грозиться. Сие привело к тому, что пришедшие
со мной из лагеря два шляхтича, коим в этом походе жилось недурно,
теперь отчаялись в какой-либо выгоде и даже не надеялись избежать
разорения. Они явились прощаться со мною, уверяя, что должны
вернуться к своим хоругвям, кои ныне, как они полагали, стоят на
зимних квартирах. Хотя я и был недоволен, что меня покидают в
таком затруднении, но, видя их решимость, расстался с ними, не
выказав недовольства.
На следующий день, в воскресенье, я пересек по льду реку
Дунаец, навестив прежде моего старого друга Месковского, который в
прошлом году был подстаростой в Либуше. /л. 36/ Дома его не
оказалось, но его супруга угощала меня очень любезно и преподнесла
жареного лосося.
Узнав об одном большом королевском селе, где мы могли бы
разместиться более свободно, я выступил в намерении провести там два
или три дня, а затем съездить в Краков и запастись оружием и
боевыми припасами. Отныне я решил, там, где нельзя получить квартир
по чести, брать оные дурными средствами. Все мои солдаты вполне
выздоровели, а рота была довербована до сотни человек, помимо
офицеров и прислуги.
Прежде всех в помянутое село поехал квартирмейстер, дабы
занять квартиры, и по моему приказу сперва направился к дворянину.
Он встретил столь жесткий прием, что примчался назад со словами,
будто там мне квартировать не позволят. Побранив за малодушие, я
отправил его обратно с большим эскортом и велел передать
дворянину, что я явлюсь в любом случае и больше квартировать мне негде.
Вблизи села я приказал солдатам зажечь фитили и приготовить все

38
1660
наличное оружие. Я взял свой пропуск и свидетельство и поскакал
вперед, приказав роте не входить в село без сигнала и ждать обоз
/л. 36 об./ на окраине села. Я сказал им, чтоб не унывали, ибо не
сомневаюсь в хорошем исходе. На окраине я встретил моих
квартирмейстеров — еще более обескураженных, чем прежде, но смолчал и
выслал одного вперед, дабы уведомить [дворянина] о моем личном
прибытии. При мне было восемь или десять конников и несколько
слуг в красивых ливреях.
Подъехав к усадьбе, я спешился у подножья лестницы,
обнаружил, что никто меня не встречает, как принято, и велел одному из
своих, только что побывавшему там, проводить меня наверх. В
какой-то комнатке Его Светлость101 едва приподнялся из-за стола в
знак приветствия, но при рукопожатии я в отместку немного оттащил
его от стола и, ловко повернувшись, сам уселся во главе оного; он же
остался стоять, пока не принесли кресло. Тут я принялся увещать его
высоким слогом: как он может быть столь неблагоразумен и
бесчеловечен, чтобы противиться солдатам Его Величества и не допускать их
до квартир на землях Его Величества в такое время года и дня
(настал уж вечер)? Это ли награда и признательность нам, иноземцам,
за служение Его Величеству и державе, /л. 37 / за пролитие крови,
за нашу подверженность всем опасностям, за оборону их страны, да
еще и без жалованья? И все ради того, чтобы нам отказывали в
куске хлеба и теплом жилище? — и многое другое в том же духе.
Сие немного его остудило, и он стал ссылаться на присланный
универсал, или указ, не давать квартир никаким отрядам и прогонять
их к войскам. По предъявлении оного я возразил, что это меня не
касается; мои люди — не пополнение из рекрутов, а регулярная рота,
пострадавшая вследствие выдающихся заслуг и отосланная по
благоусмотрению гетмана прежде роспуска армии, дабы подготовиться к
походу ранней весною. Я поспешал, сколь возможно, на
предназначенные мне квартиры, кои оказались заняты другими, по
неоспоримому приказу. Совершенно против своей воли, вместо отдыха, я
вынужден скитаться по временным квартирам, пока не получу указаний
от гетмана, к коему уже послал депешу; для вящей убедительности я
заручился свидетельством из правомочного города.
Я рассмотрел его универсал, а он пожелал видеть мой. Показав
ему сперва свидетельство, а затем лишь подпись, /37 об./ печать и
дату моего пропуска, я спросил, узнает ли он почерк и печать, и
добавил, что у меня приказ датирован позже, чем у него. Он предпочел
бы прочесть оный, но я сослался на недостаток времени, ибо солдаты
должны были уже явиться и стоять на улицах. Я попросил его кого-
нибудь послать, дабы помочь в их размещении; нам необходимо про-

1660
39
вести здесь три дня, поскольку я должен ехать в Краков за оружием
и снаряжением для солдат; я сделал вид, что имею от гетмана приказ
там экипироваться. Засим он стал упрашивать меня остаться только
на одну ночь, а после отказа добивался обещания ограничиться
двумя и перейти в соседнюю епископскую деревню. Я заявил, что
твердо ручаться не могу, но, пожалуй, распоряжусь, дабы солдаты не
оставались на третью [ночь], если их хорошо примут. Итак, я
преспокойно удалился на свою квартиру, да и солдатам сильно полегчало:
бедняги боялись оказаться этой ночью на воздухе. Так мужество все
превозмогает, а слабость падает во прах!
Вскоре после полуночи я поднялся и поскакал в Краков через
Висьнич и Бохню. Прибыв в Краков вечером, я остановился у моего
старого знакомца Абрахама Уишарта. В тот же вечер я послал
разузнать о мушкетах и лично отправился к мистеру Блэкхоллу, где
/л. 38/ после прекрасного приема купил у него 60 новых мушкетов
по 4 флорина за ствол. Вернувшись домой, я застал всех за ужином,
а среди прочих гостей — моего старинного друга Иоганна Холыитай-
на с женою и свояченицей. Мы очень радовались встрече и легли в
одной комнате, предоставив женщин самим себе, дабы удобнее было
рассказывать о ходе нашей жизни за время разлуки; так мы и
сделали и не спали почти всю ночь. При расставании я на память подарил
ему один из моих шотландских пистолетов.
Назавтра, купив 6 старых мушкетов, порох и свинец, я уехал и
заночевал в какой-то деревне в четырех милях [от Кракова]. На
другое утро я прибыл к роте, как раз когда она готовилась выступать,
проведя только две ночи там, где я ее оставил, а последнюю — в
епископской деревне. Я приказал раздать солдатам оружие, а также
порох и свинец каждому; сие привело их в такую радость, что я не
способен выразить. Эту ночь я провел в деревянном городке, именуемом
Войнич и расположенном на реке Дунаец. Здесь много оружейников,
и я велел исправить и починить все мушкеты, так что отныне мы
шествовали гораздо более уверенно и отважно, чем прежде.
Проходя близ Тарнува, я отправил туда кое-какие припасы для
Маргарет Гордон. Я поскакал в Домброву за советом, что мне делать,
но ни леди ни ее окружающие не посоветовали ничего иного, как
следовать тем же путем. Приготовив письма, я немедля отрядил
квартирмейстера Эдама Янга с другим солдатом на одной из моих
лошадей за указаниями к гетману в Данциг.
После обеда я уехал и застал роту в большом селе, хотя
разместилась она [всего] в двух-трех домах /л. 38 об./ рядом с моим,
причем все подступы охранялись с зажженными фитилями. Я
осведомился о причине подобной бдительности и узнал, что это вызвано уг-

40
1660
розами помещичьих слуг, кои явились в село. Похвалив
осмотрительность [солдат] и выставив бочку пива им на пирушку, я велел всю
ночь нести охрану на тех же постах и запастись снедью из
ближайших домов.
С рассветом, в воскресенье, я приказал расширить солдатские
квартиры и собрать контрибуцию с дальних домов. Часом позже, с
хорошим эскортом из дюжины слуг, прибыл помещик, коего я принял
с самыми строгими и щепетильными церемониями, хотя тот весьма
самоуверенно навязывал мне фамильярность. Я резко упрекал его за
угрозы, примененные его людьми накануне вечером. Он полностью
отрицал, что сие сделано по его воле, обещал удовлетворение и
просил об уходе. Я заявил, что оказанный солдатам грубый прием и
холодное угощение обязывают меня сегодня и завтра к отдыху, тем
более, что нынче праздник Господень, и я ожидаю указаний из Домб-
ровы, куда направить свой путь. Я упорствовал, а он убеждал меня во
имя веры пойти в церковь и там, в Святая Святых, узнать, что
надлежит делать. Я вынужден был уступить учтивым настояниям.
Взяв с собою сильный конвой, я отправился в церковь, в
неполной миле оттуда. После богослужения он пригласил к обеду, где
меня любезно потчевали веселые хозяева, при избытке яств и
обилии /л. 39/ напитков. На прощанье я пообещал сняться на другой
день. Сей ночью в селе сгорел один дом, но по небрежности
владельца или солдат — не выяснилось, несмотря на учиненный мною
строгий разбор.
В понедельник я выступил на юг, в сторону Подгорья, и
квартировал в деревне одного шляхтича, по прошествии трех миль.
Я пошел к Бечу и за милю от него повернул на Тарнув, коего не
стал беспокоить, ибо побывал там уже дважды за сей поход. Я вновь
послал в Домброву за советом, предлагая, если сие возможно и
уместно, на несколько недель отвести мне квартиры в одном из
гетманских староств, допустим, в Казимеже или любом другом из соседних,
где без каких-либо излишеств будут взяты только средства к
существованию; [так лучше,] нежели подвергаться угрозе разорения и
гибели. Затем я получил письма от Коберского и Кулаковского — двух
главных персон, [состоящих] при леди: позволение квартировать в
любом старостве не может быть дано без приказа гетмана; они
ничего не ведают о сроке возвращения гетмана, но он едва ли прибудет до
[заключения] мира; из мест, где я проходил, поступили кое-какие
жалобы, но оные не весьма значительны, а им хорошо известно, что
подобные вещи в такие времена и в таких случаях неизбежны; они не
могут подать совет о направлении моего марша, хотя мне подобает
так распорядиться поведением солдат, чтобы никакие жалобы не мог-

1660
41
ли достичь /л. 39 об./ слуха гетмана; наконец, поблагодарив меня за
доставку письма и заверяя в своей доброй воле, дружбе и приязни,
они просили по возможности уведомлять их о пути и продвижении
моего марша.
При этом случае я убедился в истине, что нужда человеческая
есть промысл Божий. В отсутствие всякой помощи и совета Богу
угодно было меня наставить, так что я решился на длительный и
извилистый поход по стране, будто имел приказ встретить гетмана, а по
правде — дабы поскорее узнать о [новых] приказаниях.
Метод, коему я следовал на марше, уже изложен выше. Я
соблюдал строгую дисциплину, а когда жалобы удостоверялись
свидетелями или иным образом, сурово наказывал [виновных] к
удовлетворению истцов. Если по законам страны и военным уставам
преступления были уголовными, я немедля держал standright102 и, если
обвиняемого осуждали на казнь, сразу же велел ему готовиться к смерти.
Прежде, чем все было готово, обычно начиналось заступничество и
мольбы, даже и от самих истцов, ввиду серьезности дела. Итак,
давая удовлетворение, насколько возможно, я все улаживал, однако
жалобы тяжкого рода были весьма редки.
Я выступил к реке Вислок[е], которую пересек при Мельце,
далее к Барануву и, перейдя Вислу выше Копшивницы103, — на Кли-
монтув. Здесь мой слуга Турский тяжело заболел и лежал словно без
чувств. Одна старуха уговорила меня два или три раза в день мыть
ему голову теплым [настоем] barczs104, или стеблей Святодухова
корня, /л. 40/ и продолжать сие несколько дней, что должно принести
ему облегчение. Так и вышло. Через два дня, около полуночи, когда
он бодрствовал в ожидании кончины, третья часть его волос возле
затылка вдруг спуталась в колтун, после чего он поправился и два-три
дня спустя совершенно восстановил здоровье, а вскоре и силы.
Я пошел к Опатуву, откуда высланный мною вперед
квартирмейстер дал знать, что горожане, будучи разорены, согласились на
42 флорина, а от евреев [поступят] пряности. Поэтому я приказал
роте идти левее и стать в деревне в полумиле оттуда, а сам поскакал
в город и остановился в одном доме. Узнав, что рота расположилась
в деревне, горожане прибегли к отговоркам и наконец заявили, будто
с жителей невозможно собрать никаких денег, ибо самые
состоятельные уехали, а прочие попрятались. Когда мне сказали об этом, я
немедля послал роте приказ выступать к городу, а горожане при сей
вести поспешили доставить деньги. Затем я отправил гонца, чтобы
рота оставалась на месте. Но солдаты, собравшись, сделали вид, будто
это проделки квартирмейстера, и поскольку их хозяева разбежались,
никак не могли быть удержаны офицерами и вздумали идти в город,

42
1660
где им очень хотелось квартировать. Я же и не думал их пускать из-
за больших неприятностей, доставляемых мне во время городских
постоев пьянством, блудом и склоками. К тому же города всегда
охотнее соглашались платить монетой.
Узнав об /л. 40 об./ их ослушании, я, дабы им
воспрепятствовать, слал одного гонца за другим, кои по возвращении
докладывали, что те не повинуются и идут на город с зажженными фитилями
и оружием наготове. Я выехал [лично], встретил их у самого города
и со взведенным пистолетом в руке спросил Уильяма Гилда,
имевшего команду и шедшего впереди, кто же главарь и зачинщик
такого неповиновения. Поскольку он не желал говорить и медлил с
ответом, я поклялся его пристрелить, если не скажет. Тот весьма
осторожно ответил, что все они виновны, а его заставили ехать первым.
Не достигнув своей цели покарать или пристрелить главаря (как и
впрямь был намерен), я повернулся и велел им следовать за мною.
Без единого слова недовольства или ропота [с их стороны] я провел
их мимо города и, покинув их, возвратился туда. Я провел там всю
ночь, отдав кое-какие вещи для отделки, а роте приказал идти по
дороге к Шидловцу.
На следующий день я догнал роту, стоявшую в деревне милях в 4
от Опатува, к северо-западу от монастыря Святого Креста. По пути
я квартировал в местечке под названием Кужелув, а затем в деревне,
принадлежащей аббатству Тынец. Оттуда ко мне явились два монаха
со скромными подарками и жалобами на бесчинства солдат, кои по
рассмотрении оказались не очень существенны. Но так как второй
сын нашего гетмана был аббатом сего места, я велел удовлетворить их
и послал в дар /л. 41/ монастырю один из томов Барония105.
Отсюда я выступил на Шидловец. Поскольку этот город
принадлежал князю Радзивиллу — большому покровителю всех
иноземцев, а провостом здесь был шотландец, я не стал беспокоить оный.
Отправив роту на квартиры в одну деревню за милю оттуда, я поехал
ночевать в город, послал за провостом и продержал его у себя до
полуночи. Но тот довольно слабо отблагодарил меня за оказанное ему
и городу уважение, что заставило меня раскаяться в своей
опрометчивой любезности.
Дойдя до Скжина, где назавтра предстояла ярмарка, и
множество купцов съезжались и устраивали лавки, я рассчитывал на
хорошее воздаяние, если оставлю город в покое. Но мои
квартирмейстеры сообщили, что те не идут ни на какие условия, поэтому я
двинулся прямо к городу. В полумиле от оного, когда я сделал
привал, чтобы переправить мой обоз через труднопроходимую гать,
[показались] два шотландца — нарядные молодцы верхом на доб-

1660
43
рых лошадях, с луками и стрелами, по обычаю польской шляхты.
Как только они приблизились, я по длинным волосам признал в
них иноземцев и, видя, как дорогою они пыжатся на своих
лошадках, велел охране задержать их на почтительном расстоянии. Они
спешились, были доставлены ко мне и обратились с приветствием
на высокопарном польском, поведав, что посланы от города и от
многих собравшихся там чужестранных купцов с пожеланием,
дабы я не тревожил их город в такую пору и не препятствовал торгу.
Их повелительные речи и тщеславное поведение вынуждали меня
отвечать /л. 41 об./ тем же слогом, с некоторой горячностью.
Затем, отдав приказ к выступлению, я насмешливо заявил им, что,
может статься, у моих солдат есть лишние денежки на покупку
кое-каких мелочей, так что со мною ярмарка только выиграет.
Итак, не снизойдя до их просьбы, я выступил и разместился в
городе. К вечеру ко мне явились трое умудренного вида шотландцев
вместе с провостом, которые доставили кое-какие припасы. Я
угостил их, и после долгой дружеской беседы они уговорили меня
уйти завтра поскорее.
Из-за обилия добрых напитков мне стоило немалого труда
собрать солдат к девяти часам для выступления. Я квартировал за две
мили в одной деревне, а затем, перейдя реку Пилчцу под Иновлод-
зью, пошел на Вольбуж106.
С самого начала я был весьма бдителен и посылал во все стороны
[вестовых], дабы выведать путь возвращения гетмана. Хотя
отправленный мною курьер не привез никаких распоряжений, я получил
весть о скором возвращении гетмана как раз через Пётркув и
направил туда свой путь.
Подойдя на три мили к Пётркуву, я поскакал туда и остановился
в предместье. Я отправился в город и, будучи приглашен в дом
одного шотландца, имел отличный и любезный прием. Там я узнал, что
наш гетман стоит примерно в трех милях и будет в Пётркуве ранним
утром. Поэтому я поднялся вскоре после полуночи, взял
провожатого и поскакал навстречу Его Превосходительству.
/л. 42/ Едва рассвело, как на краю леса я встретил гетмана,
ехавшего верхом, поскольку на дороге было очень грязно. Я почтил
его низким поклоном, сидя в седле. Пытливо присмотревшись, он
спросил, не Гордон ли мое имя. На мое "да" он осведомился, где же
рота. Я сказал: "Милях в трех отсюда". Он спросил, можно ли на нее
взглянуть. Я заявил Его Превосходительству, что если ему угодно
провести всю ночь в городе или поблизости, я немедля отправлюсь и
завтра утром представлю [роту] на его обозрение. Затем он
осведомился, вооружена ли она. Я сказал, что обеспечил всех мушкетами и

44
1660
пороховницами. "А сабли?" — "У некоторых есть и сабли". Однако
на вопрос, есть ли у них лошади, я ответил: "Откуда же взять
лошадей в такую пору, когда и хлеба мне было не достать без хлопот?!"
Впрочем, я добавил, что у унтер-офицеров есть и лошади. Тогда он
спросил, сколько у меня людей. — "С офицерами сто человек". Он,
казалось, был всем вполне доволен, поручил мне следовать за ним в
Домброву, где он даст [роте] смотр, и велел сопровождать его к
месту трапезы.
Отобедав в деревне в миле за Пётркувом, который он миновал
без заезда в город и приема /л. 42 об./ депутации или приветствия
от оного, я напомнил ему о необходимости возобновить мой пропуск.
Он распорядился об этом и скрепил его кольцом-печаткой по
красному воску. Простившись, я ускакал и прибыл к роте поздно ночью.
Пропуск дан в Любине 4 Martii107 1660 г.
Теперь я предпринял обратный марш. Дабы не тревожить и не
обременять мест, уже пройденных мною, я пересек р. Пилицу в
нескольких милях выше Иновлодзи и двинулся на Жарнув, близ коего
польская армия была обращена в бегство в 1655 г.108 Я заночевал в
этом городке и выступил дальше к Радошице, где также квартировал.
Отсюда я повернул налево и стал в деревне, принадлежащей
епископу Краковскому. Я послал моих квартирмейстеров в Кельце, где
управляющий109 епископа заключил соглашение от всех этих земель и
передал мне 133 флорина. Пришлось сделать длинный переход на
Хенцины, где я вел переговоры о деньгах и получил записку от
бургомистра, что мне уже предоставлена провизия. Тут мои солдаты,
жаждавшие мести за полученное в Михаловице оскорбление110, сильно
упрашивали меня идти туда, но, опасаясь беды при таком
возбуждении, я не согласился и продолжил путь на /л. 43/ Собкув и Висьли-
цу, где стал на постой.
Один шляхтич, который с прочими жил здесь на хлебах, то есть
получал плату за зимние квартиры, до моего приезда произнес обо
мне несколько недостойных слов. Мой слуга Вильчицкий, услыхав
сие, отпарировал, и они вышли на поединок; слуга мой, тоже
дворянин, ранил противника в руку и в голову. На другое утро, когда я шел
через предместье, эти шляхтичи пристали ко мне с жалобами. Уже из-
вестившись о деле, я сказал, что их товарищ оскорбил меня и к тому
же первым вызвал моего слугу; если бы слуга мой был ранен или
убит, то неизвестно, какого я мог бы ожидать возмещения, так что и
сам не ведаю, как их удовлетворить. Они заявили, что подадут
жалобу в город111. Я возразил, что не подлежу подобной юрисдикции, но
готов им ответить перед моим полномочным и законным судьею.
С тем я их и оставил.

1660
45
Я прошел через Новый Корчин112, где какие-то поляки внезапно
угнали у меня несколько упряжных лошадей, хотя если бы их не
умчали резвые кони, я бы заставил их поплатиться за это. Поскольку
они угрожали забрать и остальное у переправы, я послал мою кладь и
обоз вперед, а сам с лучшими людьми отплыл на последнем пароме113.
Сей Корчин — деревянный городок с замком,
окруженным стеною. Поблизости ручей или речка Нида впадает в Вислу,
/л. 43 об./ *Март.*114 которую я здесь пересек и отправил
Уильяма Гилда в Тарнув купить 14 мушкетов, коих мне недоставало для
полного вооружения роты. Я дал ему приказ встретить меня близ
Домбровы до моего вступления туда, что он и сделал в должный
срок.
В Домброву я прибыл около 10 часов и был сразу же допущен к
гетману, который дал команду провести роту маршем через
наружный двор. Я это исполнил; он был весьма доволен и определил мне
квартиры в том же селе. После обеда он вызвал меня к себе й сказал,
что у него еще очень много молодцов из шведских пленных; я должен
отобрать из них 60 лучших, дабы взять с собою в Ципс, а прочих
оставить здесь для отдания в пехотный полк. В тот же вечер я
распорядился об этом на бумаге. Получив приказ о моем размещении в Цип-
се, я на другое утро выстроил и распределил солдат. Те, коим
предстояло остаться, так причитали, что у меня разрывалось сердце.
Утешив их, как мог, я выступил и стал на постой в миле от Тарнува.
На следующий день пораньше я приказал роте идти направо от
Тарнува и расположиться там в одной деревне, а сам поскакал в
Тарнув, где обнаружил капитана Фиша, стоявшего со своей ротою в
предместье. Я охотно задержал бы его на всю ночь для пирушки, но
тот не пожелал. Узнав, что он собирается выступить на квартиры в
Поток, я стал его отговаривать, ибо когда там стоял я, помещик
горько сетовал, что капитан Фиш дважды за месяц квартировал в его
/л. 44/ *Март.* селе, и пригрозил, если тот появится снова,
разорить [капитана], даже ценою собственной жизни. [Фиш] не придал
сему значения, отправился туда и, как я услышал два дня спустя, в
самом деле разорился. К удовольствию помещика ему пришлось
выплатить деньги за все содеянное раньше.
Я провел здесь всю ночь, а назавтра, прибыв к роте, выступил на
Закличин, где пересек Дунаец, и далее к Старому Сончу и
Ливийце — местечку у подножья Карпатских гор. Оттуда я прошел по
горным теснинам до Любовны115, где заночевал, а на другой день, в
Страстную пятницу, — через Гнязду в Пудлайн116, где стал на постой.
Эти три города — наследственные владения Любомирского. Близ
первого на вершине холма стоит крепкий замок, а в оном гарнизон из

46
1660
человек 60-ти. С холма над замком прекраснейший вид почти на все
графство Ципс и горы, называемые Татрами, вершины коих кажутся
выше облаков.
В канун Пасхи я прибыл в Бялу117, и в тот же вечер ко мне
явился лейтенант Грикс с несколькими офицерами, коих я угощал на
другой день, так что все весело пировали. В следующий вторник по
приглашению подстаросты я ездил в Любовну и был весьма любезно
принят в замке капитаном Ковальским, комендантом сего места,
который в тот день созвал всех на праздник. По возвращении я
поскакал в Кайзермарк — большой имперский город118, к северу от коего
стоит прекрасная /л. 44 об./ усадьба, принадлежащая графу Тёкё-
ли, который в это время имел с городом какой-то спор. Затем [я
поехал] в Любицу и нанес визит графу 13 городов по имени Адам Айс-
дёрфер. На обратном пути я спешился в Кайзермарке и зашел в одну
из лучших таверн, где мне рассказали, что это венгерский вольный
город; что великие Татры также называют Кеш- или Кайзермаркски-
ми горами; что в немецкой церкви есть редкое распятие, а в городе
есть и вендская119 церковь. Здесь много всевозможной снеди по
низким ценам, благодаря плодородию края и трудолюбию жителей.
Мне было приказано квартировать по всем городам, кроме
Любицы, которая недавно выгорела, и при каждом постое
сообразоваться с советами графа 13 городов. Однако я не связывал себя
слишком строгим соблюдением оных и косвенными средствами
побуждал [города] искать пути к моему удалению. Помимо
нескольких рейхсталеров, украдкой подносимых мне в каждом городе при
моем первом прибытии — вкупе с просьбой поддерживать добрый
порядок и дисциплину — то была единственная выгода, что я мог
извлечь в это время.
Обитатели сего городка или села Бяла почитаются за
величайших простаков во всей стране, и что бы ни приписывали жителям Гот-
тама в Германии120, то же говорят и о бяльцах. Отсюда я перешел в
другие окрестные городки — Юргенберг, Матсдорф121 и прочие,
останавливаясь в каждом на срок, зависевший от величины местечка.
Из /л. 45/ Юргенберга я поехал обозреть горы, именуемые
Татрами, и изумился при виде огромного озера на такой высоте. У озера
стоят несколько хижин, жильцы коих говорят по-вендски или по-сла-
вонски. Они поведали мне об озере странные вещи: кое-где нельзя
обнаружить дна, и к этим местам в известное время они не смеют
подплывать на своих лодках. Меня настойчиво уверяли, что оное
сообщается под землею с каким-то из морей, в удостоверение чего
показали доски, коими обшиты их хижины, — наподобие корабельных;
говорили, будто оные иногда выбрасывает на берег озера, что под-

1660
47
твердили и некоторые из моих спутников. Мне преподнесли
несколько форелей — более тощих не бывает.
У подножья сей горы — исток речки Попрад, бьющий с великою
силой и обилием воды, что приводит в действие мельницы у самого
источника. Полагают вероятным, что оный проистекает из
помянутого озера. В речке водится очень жирная и вкусная форель и прочая
рыба. [Попрад] начинает свой путь в восточном направлении,
достигнув Юргенберга, держит севернее; минует Кайзермарк, Пудлайн,
Гнязду, Любовну, прорезает Карпаты, омывает Пивницу и Старый
Сонч и чуть далее соединяет воды с текущим с юго-запада Ду-
на[йц]ем, в коем теряет свое имя.
Мы не могли взойти на высочайшую вершину сих гор из-за
крутизны троп, /л. 45 об./ прегражденных громадными валунами, и
глубоких обрывов. К тому же за много лет здесь слежались огромные
сугробы снега. Говорят, во время таяния снегов сюда из других стран
съезжаются ювелиры на поиски драгоценных камней. Знаю только,
что в долине в каждом доме есть большие куски хрусталя, кои
находят на этой горе. Прибавлю еще, что, хотя день стоял очень жаркий,
на горе мы мечтали о теплой одежде.
Я прибыл в Нойендорф122 — самый большой, красиво
отстроенный и богатейший из всех этих городов, называемый также Игло.
К югу от него бежит в восточном направлении ручеек, что держит
путь мимо Лойтша123, где сливается с другим, протекает через Кирх-
дорф, Валлендорф и Кашау124, ниже коего соединяется с р. Тароч и
впадает в Тису125 близ Токая и Эрлы. Здесь я получил ответ Его
Превосходительства126 на мои письма, посланные из Юргенберга, в
коих я изъяснил невозможность закупки лошадей, пригодных для
службы, по указанным мне ценам. Я предлагал отправить к подста-
росте и графу распоряжение об отборе всех потребных нам лошадей
и о разумной оценке и оплате оных, ибо при вести о закупке такого
количества лошадей владельцы подняли цены так высоко, что
невозможно приобрести ни единой. Я и купил всего восемь, тогда как имел
приказ на 160.
Сюда же ко мне пришло приказание вместе с письмами от под-
старосты /л. 46/ и графа, а именно: отобрать всех мне нужных и
подходящих для службы лошадей и, созвав главных горожан, по их
совету оценить оных. Сей приказ я получил поздно ночью и,
сохранив его в тайне, расставил охрану у всех ворот, дабы не выпускать
лошадей, а также велел часовым у дверей [моего дома], чтобы никто
меня не беспокоил.
На другое утро я послал за городскими магистратами, предъявил
им приказ и потребовал распорядиться о доставке всех пригодных ло-

48
1660
шадей на рыночную площадь. Отрядив солдат для пущей
уверенности и надежности, я велел не приводить ни дорогостоящих, ни старых
или негодных для службы лошадей. Через два часа их пригнали
свыше 400. Я отобрал примерно 150 или 160, прочих распустил, а затем
приступил к оценке оных, причем добивался разумной стоимости.
Вместе с ценою записывали приметы, масть, возраст и [имена]
владельцев лошадей. Позже я отпустил тех, что взяты у вдов и бедняков, коих
было немного, — да и то по большой просьбе магистратов; однако без
убытка для себя, ибо от многих получил скрытое возмещение.
Во время пребывания здесь я ездил в Лойтш, или Лайтш, один
из семи вольных городов верхней Венгрии. Он расположен на
возвышенности, хотя с северной стороны есть гора, что над ним нависает.
Жители говорят по-немецки и по-вендски. Воды здесь недостает, а
текущий поблизости ручеек едва /л. 46 об./ способен приводить в
действие мельницы. По слухам, городская вода вызывает у женщин
зоб или двойной подбородок, хотя таковых я видал здесь немного.
[Лойтш] знаменит своими ярмарками; приветливый и прямодушный
люд живет по преимуществу земледелием и пивоварением. На
прямоугольной рыночной площади [стоит] большая, крытая медью
церковь, в коей есть величавый образ Св. Георгия. Предместий нет,
зато город окружен фруктовыми садами и приятными окрестностями с
так называемыми lust houses127, или увеселительными усадьбами.
Нигде я не видывал таких огромных стад свиней, как на здешних
полях. Осмотрев в этом городе все, что достойно обозрения, я вернулся
на свою квартиру.
Затем я ездил в горный городок Смолник или Шмёльнитц за
несколько миль от моей квартиры. Тут находятся прииски меди и
серебра, с примесью и золота. Здесь же есть источник воды, которую
собирают в лотки, а рядом извлекают из колодца посредством колеса.
Вода эта столь едка, что когда в нее погружают старое железо, оно
через определенное время превращается в медь. Тут же делают
медную посуду всевозможного применения.
Из Нойендорфа я перебрался в Валлендорф — местечко или
село, весьма приятно расположенное на берегах реки Хернад128. Теперь
все мои драгуны были посажены на коней, хотя иные и без седел,
коих нельзя было изготовить так скоро: при моем первом прибытии в
Кайзермарк я заказал сотню седел со сбруями.
Здесь я почувствовал недомогание, что приписал обильной и
разнообразной пище, неумеренной диете /л. 47/ и недостатку
упражнений, ибо все немцы предаются сидячим играм и развлечениям, в коих
мне приходилось участвовать. Прослышав о соседних водах,
славящихся излечением желудка и умерением аппетита, я поехал туда, ис-

1660
49
пил оных и вскоре ощутил необычайное их воздействие. Не успел я
проделать и половины обратного пути до квартиры, как обрел
телесную легкость и прекрасный аппетит.
В следующее воскресенье я ездил верхом в Кирхдорф,
именуемый иначе Варелем и также омываемый р. Хернад. Он лежит в
долине, а рядом, на возвышенности, — монастырь, куда я ходил на
богослужение. Вернувшись в таверну, где стояли мои лошади, я заказал
бокал вина. Ко мне явился lighter129, или провост городка, и
настойчивыми уговорами склонил идти к нему на обед. Мы знатно
попировали, и на прощанье он преподнес мне несколько старых рейхстале-
ров, а его жена — еще какие-то старые монеты, общей стоимостью
около 12 рейхсталеров. Своей докучливостью они исторгли у меня
обещание пройти городок без постоя. На другой день я раскаялся,
что, будучи навеселе, обещал обойти их за столь малое подношение,
и не ведал, как поправить дело. Впрочем, я послал к "рихтеру" моего
гофмейстера130 Вальнера с письмом, гласившим, что я имею
надобность в тонком полотне, а узнав, что наилучшее можно /л. 47 об./
приобрести в этом городке, прошу его оказать помощь моему слуге в
покупке для меня нескольких отрезов. Тогда тот
*Мая 8.* прислал мне два больших отреза, не взяв за оные денег.
Звали его Михаэль Вайзер.
По дороге в Кирхдорф я завидел по правую руку Ципсерхаус —
главную крепость, или замок, в графстве Ципс. Он расположен на
высокой скале. Поблизости стоит холм, где есть глубокая впадина с
ключом, что зимою течет или бежит, а летом крепко замерзает.
Льдом этим обычно охлаждают вино.
Кроме того, на холме близ Кирхдорфа течет вода, что
превращается в камень, из коего, говорят, словно из воды, возведены дома в
Кирхдорфе и иных близлежащих местах. Здесь же добывают
превосходный известняк.
Проведя в Валлендорфе несколько дней, я двинулся обратно и
под стенами Лойтша по обыкновению приказал бить марш. Офицер,
присланный от венгерского воеводы131 по имени Вешшелени,
осведомился, зачем я так поступаю. Я сделал привал у ворот для кое-каких
покупок в городе и нашел необходимым пойти к воеводе с личным
объяснением. Он остановился в загородном доме с садом и
немедленно меня принял. Я пояснил, что, будучи иноземцем, не знал о
пребывании здесь столь высокородной особы. Он милостиво меня прервал
и после общих расспросов отпустил.
/л. 48/ Он восседал на кровати, ибо весьма страдал от подагры,
в окружении множества приближенных. Преподнеся бокал вина, он
велел проводить меня за пределы внутренней ограды. Сей вельможа

50
1660
в бытность наместником венгерского форта Фюлек поддерживал
переписку со вдовствующей графиней Чаки, жившей в Мурань —
сильной крепости с гарнизоном Ракоци132. Влюбившись в нее, он, при ее
содействии, с горстью людей забрался на скалу и в крепость, перебил
гарнизон и овладел оным местом и вдовою. Это произошло в 1644 г.
и стало первым взлетом сего мужа, впоследствии столь знаменитого.
Я остановился в одном городке или селе за милю оттуда.
Условившись ранее об изготовлении драгунских седел в Кайзермарке, я
поехал туда, нашел оные в исправности, расплатился и доставил их на
квартиры. На другой день они были розданы драгунам.
К этому времени я побывал на постое во всех здешних городах,
согласно моим инструкциям, и решил занимать походные квартиры
на одну ночь в каждом из городов, пока не придет приказ выступать
в Польшу. В канун Пятидесятницы, близ Юргенберга, я получил
приказ завтра же быть в Старом Сонче, немедленно изменил
направление марша и заночевал в Бяле.
Назавтра рано утром, несмотря на праздник Пятидесятницы, я
выступил и прибыл в Пудлайн; магистраты встретили меня,
пригласили в город, угостили /л. 48 об./ и преподнесли две пары красивых
ножей. Я отобедал в Гнязде и поскакал вперед в замок Любовну, где
был весьма радушно принят подстаростой Коберским. Он сообщил
мне, что Его Священное Величество король Великобритании вновь
призван своим народом; сие привело меня в такой восторг, что я с
радостью откликнулся на любезное угощение и был одержим счастьем
и вином133. Простившись с ним и с комендантом — капитаном
Ковальским, я отправился к роте, коей приказал ожидать меня под
замком. Однако большинство [драгун] проникли в город, и я извлек
их оттуда не без труда.
Перевалив через Карпатские горы, я стал на постой в местечке
Пивница. Ко мне явились несколько польских шляхтичей,
квартировавших здесь. Поскольку было уже поздно, они не могли просить
меня об уходе, но лишь о непричинении им ущерба. Дав обещание и
распорядившись об этом, я был намерен выступить пораньше, но на
другое утро так занемог от излишеств прошлой ночи, что не мог
шевельнуться. Около десяти часов я все же выступил и вовремя
прибыл в Старый Сонч, где размещалась драгунская лейб-рота
фельдмаршала134.
/л. 49/ Покинув Венгрию, мне подобает кое-что рассказать
об оной и в особенности о графстве Ципс, где я квартировал.
Венгрия прежде была обширной и процветавшей державою,
ограниченной на севере Карпатскими горами, на востоке — Эвксинским

1660
51
морем135, на западе — Моравией и Австрией, на юге — Сербией,
Боснией и Болгарией, причем даже эти страны пребывали некогда
под ее юрисдикцией.
Ныне ее населяют венгры — народ, составленный из гуннов и
аваров, или угров, кои обитали близ реки Волги; одна область там до
сих пор называется Югорией136, что использует в своем титуле царь
Московский. В Трансильвании и верхней Венгрии большинство
горожан германского происхождения, говорят на немецком языке и
исповедуют лютеранскую религию. Вельможи и дворяне частью
католики, частью лютеране, а многие и кальвинисты. Жители гор и малых
деревень следуют обрядам греческой церкви, особливо по соседству с
/л. 49 об./ Польшей, а также есть много католиков, говорящих по
большей части на славонском языке.
Едва ли третья часть столь цветущего и обширного королевства
подчинена Римскому императору137; все прочее подвластно Великому
Владыке138, который до сих пор разевает пасть, дабы поглотить
остальное.
Почва весьма плодородна для всех видов зерна, так что нигде нет
большего изобилия. [Венгрия] производит прекрасные вина, из коих
токайское наилучшее. Пастбища, поля и холмы полны
бесчисленными стадами крупного скота всех пород.
Она превосходит большинство стран Европы богатыми
рудниками золота, серебра, олова, свинца и меди, а кроме того, множеством
источников и чудодейственных минеральных вод. Некоторые
превращают железо в медь, причем медь такого рода легче поддается ковке
и плавке, чем прочая. В мою бытность там, я купил несколько
сосудов, сделанных из оной. Другие источники замерзают летом и текут
зимою, а иные, ниспадая на землю, превращаются в камень. Говорят,
руда на здешних медных приисках столь богата, что /л. 50/ в
некоторых копях 100 фунтов руды дают от двадцати до 30, 40 и более
фунтов меди.
Венгры — отличные воины, крепкие телесно, хорошо сложенные,
храбрые; могут прекрасно переносить труды и лишения,
довольствуясь простою пищей. Свою конницу они обычно именуют гусарами, а
пехоту — гайдуками. Лошади у них превосходной породы, рослые,
отважные, быстрые и выносливые. Среди [венгров] весьма
распространен латинский язык; я слышал, как по-латински говорит
свинопас. По ходу событий и смут наших и прежних времен
представляется, что они сутяжны и непостоянны.
/л. 50 об./ Одежду их составляют штаны (они же служат
чулками), облегающие бедра и ноги, поверх коих — короткая узкая
куртка до колен, перевязанная широким кушаком из тканого шел-

52
1660
ка или шерсти. На оной — кафтан пошире, с короткими рукавами,
который одни носят короче, а другие длиннее, чем куртка; обычно
и верховые и пешие носят его [слева] как накидку, застегнутую
лентой на правом плече, дабы правая рука оставалась свободна.
У них высокие круглые шапки, заломленные назад или на сторону.
К поясу привешивают саблю и большую tash139, где в одном
отделении держат порох и свинец, а в другом снедь, обычно сухари,
шпик, сыр и чеснок.
/л. 51/ Что касается графства Scepusia140, обычно называемого
Ципсом, то это плодородный край, где есть два имперских города,
Лойтш и Кайзермарк. Первый, весьма древний, — один из семи
вольных городов верхней Венгрии; на второй, выросший позднее,
предъявляет притязания граф Тёкёли (у него есть красиво
расположенный дворец на окраине оного).
Здесь 13 городов, кои в некоторых случаях имеют собственную
юрисдикцию. Они заложены Короне Польской за деньги,
выплаченные родом Любомирских, и состоят во /л. 51 об./ владении сего
семейства. Предусмотрено, что один из них именуется старостою
Спишским141, хотя они обязаны испрашивать и получать
подтверждение на это от короля Польши. Доходы Любомирских от оных
местечек со всеми пошлинами и службами составляют 4 или 5 тысяч
дукатов в год, но иногда, в случае недоплаты или иных претензий, от них
требуется добровольная повинность, что и было причиной моего
отправления туда. Говорят, право выкупа этих городов Римским
императором просрочено.
Главные из сих городов — Нойендорф, Любица, Бяла, Кирх-
дорф, Юргенберг и Валлендорф. Народ [здесь] очень простой и
честный, и лишь немногие путешествуют в другие края. Женщины
весьма застенчивы и крайне боятся вступать в разговор с
иноземцами, особливо солдатами. Тут изобилие всевозможной снеди, а в
ручьях во множестве водится превосходная форель. Страна холмиста, с
плодородными равнинами и полями, и окружена на севере
Карпатами, на западе — горами, /л. 52/ называемыми Татры; на юге и
востоке холмы выше, чем где-либо внутри страны.
Кроме того, по эту сторону Карпат Любомирские имеют в
наследственном владении сильный и хорошо укрепленный замок Лю-
бовну с одноименным городом, что лежит в долине, и два других
города — Гнязду и Пудлайн. В замке живет подстароста, имеющий
надзор за сими тремя и 13 другими городами, а также капитан с
гарнизоном из 50 или 60 солдат. 13 городов избирают "графа", или
чиновника, коего так называют, который распоряжается и управляет
всеми делами и выступает судьею в их спорах и разногласиях. Одна-

1660
53
ко в некоторых вопросах он подчинен подстаросте; должность у него
выборная, к тому же на краткий срок, и авторитет его невелик.
/л. 52 об./ В Ципсе есть также два [титулованных] графа: некий
Чаки и вышеназванный Тёкёли. Граф Чаки имеет в своем
начальстве и владении Ципсерхаус — главную и, насколько мне известно,
единственную крепость в этой стране, за исключением Любовны.
Оба графа имеют в оном графстве крупные поместья. Титул графа
Тёкёли: Стефан Тёкёли, граф Кешмаркский (или Кайзермаркский),
наследственный великий правитель Аронны, барон Шуфенит. У
него есть сын по имени Эмерик.
/а. 53/ Здесь, в Старом Сонче, я получил приказ присоединить
мою роту к лейб-роте, с обещанием устроить меня по-другому.
Причина состояла в том, что гетман потерял надежду завести новый
драгунский полк. К тому же магнаты, имеющие личные роты, должны
распускать оные ради набора полного регулярного полка, но не
желают с ними расставаться, как с почетной привилегией, а особливо из-
за выгод, кои пожинают с их помощью. Здесь же я получил
наградные за зимние квартиры в размере 400 флоринов.
Теперь лейб-рота насчитывала целых 200 человек. Из Сонча мы
выступили через Тарнув, пересекли р. Вислок[у] при [...], прошли
Баранув и через р. Сан к Пётравину, став на постой на монастырских
или церковных землях напротив Сольца. Затем мы перешли Вислу у
Казимежа и [прибыли] в Яновец, где находился гетман. Здесь меня
убедили принять на время должность командира /л. 53 об./ лейб-ро-
ты, пока не представится случай к дальнейшему производству.
Отсюда мы выступили в Варшаву, и гетман расположился в
Zeichhause142, где я тоже получил помещение. Мы провели здесь
около двух недель на съезде дворянства143, на коем среди прочего было
решено всеми силами продолжать войну против московитов и казаков
как в Литве, так и на Украине, послав вестника к крымскому хану с
просьбой отправить своих татар навстречу польской армии в
Константинов. Туда надлежало выступить двум коронным гетманам,
Потоцкому и Любомирскому, с коронной армией. Чарнецкий — воевода144
Русский — с отрядом коронных войск получил приказ соединиться с
частью литовской армии и, командуя отдельным корпусом,
действовать в Полесье и вокруг него; все оттого, что он /л. 54/ не стал бы
добровольно подчиняться кому-либо из гетманов, а король и Речь
Посполита не желали ему досаждать — ведь он их лучший воин.
Из Варшавы мы выступили к Яновцу и снова пересекли Вислу
под Казимежем, занимая походные квартиры по всей округе. Затем
мы дошли до Коньской Воли (где отменное пиво), продолжили марш

54
1660
левее Люблина, квартировали в Красныставе и достигли р. Буг. В
последний день июля мы стали лагерем в поле возле Буга, у
разрушенного местечка Крылув. Здесь же стоит древний разрушенный замок,
выстроенный из камня, с толстыми стенами и сводчатыми залами.
Августа 1, воскресенье. Наш гетман Любомирский отбыл во
Львов, или Русский Лемберг, где король и большинство знати
должны были обсудить дела, относящиеся к сей экспедиции. В тот же день
и мы перешли Буг и заночевали во Владимире145. Это большой
полноправный город, но /л. 54 об./ недавно он выгорел и доныне не
отстроен даже на четвертую часть. Он имеет широкую окружность с
осыпавшимся земляным валом и руинами цитадели, возведенной на
кургане. Теперь он населен преимущественно теми, кто исповедует
греческие обряды, а также множеством евреев.
2. Пройдя через несколько гатей, мы остановились в деревне
Дольце, а на другой день прибыли в Турийск146 — городок с
усадьбой и фортом посреди болот. Он, вместе с небольшим округом,
принадлежит князю Доминику [Заславскому].
Во время нашего пребывания здесь конные и пехотные полки
переправились через Буг и расположились по городам и селам Полесья,
имея приказ запастись продовольствием на 6 недель и собраться в
Крылуве 19 августа.
11. Мы вернулись в Крылув и квартировали в местечке.
15. Было доставлено десять орудий, 4 из коих стреляют
6-фунтовыми ядрами и 6 — 3[-фунтовыми], а также 8 подвод с боевыми
припасами.
/л. 55/ Августа 20. Гетман, вернувшись из Русского Лемберга,
перешел р. Буг. Инфантерия была построена единым фронтом, и при
объезде гетманом каждый полк давал залп мелкими зарядами.
Были полки:
Фельдмаршальский, под командой полковника Гизы, хорошо
обмундированный и вооруженный, — в 10 ротах 1000 человек.
Воеводы Сандомирского, под командой подполковника
де Вильямса147 — 10 рот, 900 человек.
Генерал-майора Целари — 8 рот, 800 человек, и рота драгун,
60 человек.
Генерал-майора Гротхауса — 8 рот, 800 человек.
Полковника Немирича — 8 рот, 900 человек.
Полковника Корицкого — 6 рот, 600 человек.
Полковника Чернецци148 — 5 рот, 200 человек.
Воеводы Познаньского — 8 рот, 700 человек.
Полковника де Бюи — 8 рот, 900 человек, и рота драгун,
100 человек.

1660
55
Князя Михаила Радзивилла — 4 роты под командой
подполковника Фиттингхаузена, 200 человек.
/л. 55 об./ Войска, согласно приказу идти разными путями для
лучшего удобства и снабжения и вновь сойтись в Луцке, немедленно
рассеялись. Мы выступили с гетманом и квартировали в [Г]рибовице, а затем
[прибыли] в Порицк149 — городок и hoffe150 с четырехугольным
укреплением на болоте; он принадлежит господину Велепольскому. Оттуда
[мы двинулись] к местечкам Хорова и Харатно и к Луцку, где уже 8
дней стояла кавалерия. Сей Луцк — порядочный город, населенный
русскими151 и евреями, довольно хорошо укрепленный против татар. Рядом
бежит р. Стырь, на коей теперь построили мост; она течет на восток,
впадает в [Припять]152 и сопутствует ей до Борисфена153.
Сюда приехал татарский гонец и сообщил, что Нурадин-султан
явился на Украину с 40 000 татар и ожидает нас в поле близ [...].
Мы выступили отсюда к Острожцу154 и на другой день стали
лагерем у р. Иква, где провели всю субботу. В воскресенье /л. 56/ мы
двинулись в Дубно — разрушенный, но частью вновь отстроенный
город со старой каменной усадьбою, или замком. Наш гетман и все
военачальники имели великолепный прием у господина сего места по
имени Беневский, позже ставшего воеводой Черниговским. Войска
расположились в поле за милю оттуда.
В понедельник, по нашем выступлении, я получил приказ идти с
лейб-ротою вперед к Суражу и устроить мосты через гать. Мы
добрались туда вечером и немедля приступили к работе, дабы запастись
фашинами и бревнами. Назавтра к полудню три моста были готовы.
В этом городке не осталось домов, только обветшалый земляной вал,
двое деревянных ворот и много садов с обилием фруктов: яблок, груш
и слив; [здесь] жирная почва и богатые пастбища. Безрассудно
объевшись перезрелых, вернее, подгнивших груш,
/л. 56 об./ ^Сентября 1, среда.* я схватил лихорадку, или озноб.
Здешняя речушка Вилия впадает в р. Горынь.
В среду и четверг войска перешли гать и разбили лагерь.
2. В четверг повесили пятерых дезертиров. У шестого то ли не
были связаны руки, то ли он как-то высвободился, и когда его
спустили [с виселицы], он ухватился за соседа и висел так, пока ему и еще
одному не пришло помилованье от гетмана. Последнему сообщили о
происшедшем и уговорили даровать прощение, на что он соизволил.
3. Мы выступили в Лаховцы155 — разоренное местечко на
болотистом острове, с усадьбой, окруженной каменной стеною. Рядом
протекает р. Горынь — граница Подолии, которую мы
*4.* пересекли назавтра и стали лагерем на другом берегу.

56
1660
5. Мы прошли по ровным, пустынным полям Подолии около
3 миль, причем мили здесь вдвое длиннее, чем в
/л. 57/ ^Сентября 6, понедельник.* Польше. В этом краю
становилось все труднее с лесом и водою.
Мы ездили с нашим гетманом в стан татар, кои располагались
врассыпную, без всякого строя или порядка. Мы вернулись к армии,
которая прошла милю и соединилась с дивизией Выговского, числом
около 2000.
7. Мы выступили и разбили лагерь рядом с татарами.
8. Мы прошли еще 2 мили, и я перенес весьма жестокий приступ
лихорадки.
9. Мы перешли гать близ города Константинова, где соединились
с дивизией [великого] коронного гетмана, числом около 8000.
10. Мы отдыхали, и был созван военный совет о дальнейшем
продвижении.
11. Мы выступили в местечко Острополь, откуда был выслан на
разведку отряд из 200 верховых с татарами. Они возвратились
/л. 57 об./ ^Сентября 13.* в понедельник с известием, что великое
войско московитов и казаков идет к Любартуву156, который лежит в
3 или 4 милях левее, позади нас.
14. Мы двинулись обратно в левую сторону, в добром боевом
порядке. Татары шли то в авангарде, то на флангах, хотя им было
приказано следовать при нашем левом крыле.
После полудня татары обнаружили неприятеля на марше, но
вскоре затем — в строю на окраине леса, возле топи. [Московиты]
выслали своих квартирьеров в Любартув, где намеревались разбить
лагерь, но те проведали о нашей армии и, отступая к своей, были
перехвачены татарами, кои уже завязали дело с московитами. Видя сию
опасность, квартирьеры бежали в чащу леса, порубили кругом
деревья и заняли оборону.
/л. 58/ Генеральный комиссар Ян Сапега был отправлен с
2000 конницы и 500 драгун на рекогносцировку, дабы действовать
по обстоятельствам. Приблизившись к московским войскам, он
обнаружил, что те усердно окапываются в лагере. Тогда он приказал
драгунам спешиться и атаковать квартирьеров. После получасового
сопротивления [поляки] прорвались и предали всех мечу, татары же
забрали у драгун всю добычу. Поздно ночью мы вернулись в свой
стан157, за милю оттуда.
15. Мы выступили с армией, построились в две линии с резервом
и стояли в низине, ожидая, что московиты выйдут или отправятся на
другое место, но те оставались в своем лагере и укрепляли оный. От
перебежчика мы узнали, что московитов около 15 000 и казаков

1660
57
столько же, причем московиты казакам не доверяют, отгородившись
от них в лагере. Затем гетманы через мнимого перебежчика нашли
способ послать письмо к /л. 58 об./ казакам, убеждая их покинуть
московитов и обещая великие вольности и привилегии.
16. Мы вновь выступили с войсками и стояли в той же долине,
построившись, как и вчера, в ожидании выхода неприятеля.
Около 12 часов 4 или 5 тысяч московитов вышли и остановились на
расстоянии дальнего мушкетного [выстрела] от своего лагеря.
Видя, что они вряд ли пойдут дальше, мы неторопливо двинулись
вперед с первой линией в надежде выманить их армию, когда они
заметят нашу слабость. Однако мы поняли, что даже те, кто
вышел, начинают отходить, и продолжали наступление, отдав приказ
второй линии следовать за нами. Неприятель, видя это, ускорил
шаг, но мы нагнали их прежде, чем те смогли добраться до лагеря.
У окопа они заняли оборону, но сопротивлялись слабо. Наша
инфантерия /л. 59/ подоспела, драгуны спешились, мы бросились
прямо вперед и сбили их с бруствера. Преследуя их почти до
самого стана, мы захватили три малых полевых орудия, два пехотных
знамени и несколько пленных. Гетманская лейб-рота, как
приказано в таких случаях, примыкала к регименту полковника Лончин-
ского на левом крыле.
Затем мы двинулись на противостоявших нам казаков, кои без
всякого сопротивления ретировались в лагерь. Мы преследовали их,
и возле передовой траншеи нас приветствовали градом пуль с
лагерного вала. Не имея приказа атаковать или отходить и не желая
уступать позицию, мы залегли плашмя среди срубленных стволов и веток,
причем нас крепко угощали ружейной пальбою, так что несколько
солдат было убито и ранено. Видя это, полковник приказал мне с
охотниками наступать. Я, несмотря на большую слабость и болезнь,
поднялся, призвал драгун /л. 59 об./ следовать за мной, с 20 или
30 людьми подошел к их окопу на 10—12 сажен и припал к земле.
Отсюда мы вели стрельбу и были в меньшей опасности от пуль, чем
те, кто находился далее. Немного погодя я увидал, как слева от нас
через вал перебираются несколько сотен казаков с 5 знаменами.
Решив, что они намерены нас атаковать, я оглянулся в поисках
поддержки и увидел, что весь полк обратился в бегство. Я крикнул
своим людям, чтобы отходили, а те, заметив, что прочие бегут, кинулись
следом. Будучи болен и слаб, в тяжелом обмундировании и
ботфортах, я не поспевал за ними, не мог двигаться дальше и повернулся для
обороны, воображая, будто неприятель преследует меня по пятам,
однако те изрядно отстали. Я собрался с силами и с духом и в конце
концов добрался до полка, который занимал помянутую траншею,

58
1660
или окоп. Пробыв тут недолго, мы отослали убитых и раненых и
вечером отошли к лагерю.
В этом деле у нас было около 60 /л. 60/ убитых и свыше 100
раненых. Один польский шляхтич, напившись, попал в плен и был
замучен московитами до смерти.
В последующие два дня, пятницу и субботу, ничего не было
предпринято.
19. В воскресенье мы разбили лагерь поближе, в четверти
польской мили от вражеского стана. Очень часто у нас поднималась
тревога, по большей части ложная.
21. После полудня сильная партия конницы и драгун выступила в
правую сторону и задержалась до вечера — без каких-либо памятных
происшествий.
23. Генерал от артиллерии158 доставил несколько пушек, 5 мортир
и 60 больших подвод с боевыми припасами.
Сегодня один драгунский лейтенант-еврей перешел к нам и дал
подробные сведения о численности и состоянии московских войск;
они намеревались отойти к местечку Чуднов, где стоит их /л. 60 об./
гарнизон; они испытывали большой недостаток в фураже, но
съестных и боевых припасов у них довольно.
Затем мы возвели близ их лагеря два форта, поставив там пушки
и огневые орудия, или мортиры. Половина войск стояла под ружьем
возле их лагеря каждую ночь, днем же — обычные дозоры.
Сентября 26 н. ст. Сровняв лагерный вал, московиты с рассветом
выступили в добром порядке. Половина нашей армии, проведя всю
ночь под ружьем, уже возвращалась в лагерь, когда по сигналу из
двух орудий всем пришлось выступать снова и, построившись,
преследовать неприятеля.
Накануне вечером я был в почетном карауле и на параде, так что
собрался пораньше и опередил остальных. Тут я получил приказ
поддержать роту гусар, коим было велено атаковать конный полк,
/л. 61/ казалось, составлявший арьергард [московитов]. Он был
выстроен в два больших эскадрона, а за ними, чуть справа,
располагался полк пехоты. Наша армия шла невдалеке в полном боевом строю,
и мы двинулись вперед. Я наступал левее, немного позади гусар, кои
подошли довольно близко [к неприятелю] и опустили копья в
ударное положение. При этом московиты, выпалив несколько раз из
карабинов, бежали и привели в расстройство стоявший сзади пехотный
полк. Гусары бросились в погоню до самого их стана, растоптали и
перебили множество пехотинцев и взяли 3 знамени. По приближении к
арьергарду они подверглись обстрелу и, повернув, пробились через
отряд казачьей пехоты. В смятении семь или восемь сотен [казаков],

1660
59
будучи отрезаны от остальных, забрались в лес и, когда мы шли
мимо, открыли огонь. Попав в своего рода окружение, мне пришлось
занять оборону, но с подходом прочих драгун мы получили
/л. 61 об./ приказ спешиться и атаковать сих казаков. После
получасовой схватки мы взяли верх и никому не дали пощады.
На пути московитов оказался лесок или роща и, не желая
разделяться и нарушать строй, они остановились. Здесь почти час шел
очень жаркий бой, ибо вся польская армия успела подтянуться и
вступить в дело. Старый коронный гетман Станислав Потоцкий,
проболевший около трех недель, прибыл сюда верхом.
Армия построилась полумесяцем и получила приказ нападать с
тыла и флангов. Некоторые [части] так и сделали, но без всякого
успеха и с потерями в людях. В это время с нашей стороны погиб
подполковник Гашинский, а под лордом Хэрри Гордоном159 убили коня.
С обеих сторон было множество убитых и раненых. Московиты
держались поближе к своему вагенбургу160 и укрывались в нем, когда
поляки их атаковали.
/л. 62/ Татары тем временем бездействовали; по слухам,
московиты их подкупили. Как только московиты вырубили заросли и
расчистили путь, они двинулись прочь внутри прямоугольного вагенбур-
га. Полки шли вокруг оного в добром порядке, да и всадники больше
не показывались — они слезли с коней и шли пешком. Гетманы не раз
посылали к татарам, дабы те вступили в бой, однако никто не явился.
Московиты удалялись с такой быстротою, что ни наша пехота, ни
артиллерия угнаться не могли. Выйдя далеко в поле, мы сделали
остановку, чтобы дать возможнось подтянуться пехоте и артиллерии, а
также позволить московитам (твердо уверенным, что мы прекратили
погоню) переправить часть своих войск через заболоченный проход,
лежавший перед ними. Так можно было с большим успехом атаковать
их арьергард.
Как только мы узнали, что авангард московитов миновал гать, а
наша пехота и артиллерия подоспели, /л. 62 об./ мы со всеми
силами двинулись за ними: кавалерия на флангах, инфантерия и
артиллерия в центре; как всегда, дивизия [великого] коронного гетмана
находилась справа, а коронного фельдмаршала — слева. Подступив к
гати, кавалерия разошлась вправо и влево в поисках другой переправы,
тогда как пехота пошла прямо на неприятеля.
Поняв наш замысел, московиты повалили к гати, где многие из
их подвод застряли — было очень топко. Когда приблизилась
наша пехота, обе стороны открыли жестокий огонь. Большинство
московских пушек стояли на возвышении с другой стороны гати и
непрерывно били по нашим батальонам161, что заставило наших по-

60
1660
спешно спуститься в низину, где полчаса длился жаркий бой.
Наши орудия палили по противоположной стороне поверх своих
батальонов. Перейдя гать, московиты направились к холму, а наши
вплотную их преследовали.
/л. 63/ Один раз те развернулись и отбросили нашу пехоту
назад к подножью холма, но, когда [поляков] поддержал драгунский
полк, неприятель отступил, и наши вновь овладели позицией. К
этому времени кавалерия переправилась и подошла к пехоте, которая
занялась грабежом обозов, брошенных московитами у гати.
Московское войско остановилось в поле, в дальнем мушкетном выстреле от
гати, а мы все — у самой гати, в низине.
Московиты потеряли здесь 7 орудий и около 500 подвод.
Если бы нашей кавалерии удалось переправиться вовремя, делу
можно было положить конец сегодня же. У московитов было
несколько сот убитых и, без сомнения, множество раненых. У нас было
убито около 50 человек и многие ранены; среди убитых — майор
Вежховский и польский лейтенант из казачьей роты по имени
Марковский. Полковник Немирич и его подполковник Стахур-
ский /л. 63 об./ были ранены, как и многие другие офицеры и
солдаты.
27, понедельник. Незадолго до рассвета московские войска
снялись в полной тишине и, как выяснилось на другой день по их
маршруту, пошли к Чуднову не самым близким путем. В оном городке,
укрепленном лишь частоколом, все это время стояло около 1000
конницы; находясь в разъезде при нашей встрече с их войсками, они были
вынуждены укрыться здесь.
Мы же, лишенные палаток и какого-либо убежища, провели
унылую дождливую ночь. Стоя в трех милях от нашего лагеря, мы не
имели съестных припасов, кроме тех, что приобрели у московитов,
все больше сухари, нарезанные мелкими кусочками, — отменно
вкусные в такую пору!
На рассвете мы выступили первыми с кавалерией, а пехота и
артиллерия неспешно следовали за нами. Подойдя к городу, мы
увидели, что громада московских войск переправилась через речку Тетерев
и ставит лагерь на /л. 64/ другом берегу. Полки арьергарда в
добром порядке, неторопливо обходили город по левую руку. В городе
находился полк под зелеными знаменами, и по частым перемещениям
знамен, что только и было заметно, нам показалось, будто
[московиты] не намерены отстаивать город (оный и впрямь могла бы удержать
лишь вся армия), а скорее остались там, дабы забрать, что
возможно, и согнать всех в лагерь. К юго-западу от местечка стоял замок,
покинутый или незанятый [московитами].

1660
61
Мы недоумевали, каковы их замыслы при оставлении сего
города и замка и устройстве полевого лагеря. Ведь в городских погребах
было вдоволь зерна, а замок мог дать им большое преимущество, ибо
расположен на высоком, с трех сторон отвесном холме /л. 64 об./ и
вполне надежен в случае осады города. Причиной их стоянки за
переправой, я полагаю, было опасение попасть в ловушку на марше, как
произошло накануне. Сие было бы разумно, если бы они снялись
тогда же или через день-другой. Но, по моему мнению, им следовало
охватить своим станом и город и замок и расположиться на обоих
берегах реки, по крайней мере до тех пор, пока не израсходуют
городские запасы, коими наша армия питалась еще около трех недель.
Однако — "quos Jupiter vult perdere hos prius dementat"162. Ни это, ни
многие другие обстоятельства как прежде, так и впоследствии, не
были ими учтены или использованы, что и ускорило их гибель.
/л. 65/ Несколько отбившихся поляков спустились к переправе
через Тетерев, которую московская пехота проходила в добром
порядке, и, похоже, не сблизившись на опасное расстояние, по
возвращении донесли, будто у московитов нет пороха. Засим генеральный
комиссар, господин Ян Сапега, приказал мне с сотней драгун пройти
садами к переправе и атаковать их. Видя опасность, я попросил,
дабы при нападении на меня больших сил московитов было велено
меня выручить. Я не мог поверить, что у противника недостает боевых
припасов. Предстоит идти мимо нескольких полков, причем между
ними и мною нет преград, кроме неглубокой лощины с пологим
подъемом и спуском, так что им легко отрезать меня от армии.
Получив обещание о мерах предосторожности, я выступил к
садам и двинулся через оные не просто в виду неприятеля, а в 200—
300 шагах от него. [Московиты] шли справа от меня, /л. 65 об./
ближе к городу, в хорошем строю. Обогнав два батальона и
добравшись до головы третьего, я подумал, что, если зайти слишком
далеко, их силы смогут меня окружить или вынудить к более спешному
отступлению, чем хотелось бы. Во избежание сего я оставил в одном
саду лейтенанта и 40 драгун с повелением не стрелять без приказа, а
сам прошел еще два сада и поравнялся с головой четвертого батальона.
Я охотно исполнил бы приказ и спустился к переправе, но до нее
было очень далеко, а на более ровной местности я подвергся бы
неизбежной угрозе. Зная к тому же, что поляки вряд ли отважатся
поддержать меня в опасности, я решил испытать, верны ли их слова,
будто у врага не хватает зарядов. Выбрав позицию, я приказал стрелять
шеренгами и стоять твердо. Не успел я сделать и трех залпов, как
весь батальон противника развернулся /л. 66/ влево и открыл по мне

62
1660
огонь. Продолжая стрельбу, я заметил, что лейтенант тоже стреляет,
и послал ему [приказ] прекратить и поберечь пули. Однако тот —
опрометчивый и неопытный малый — палил по-прежнему и, будучи
более открыт для неприятеля, понес большие потери.
Коронный знаменосец Ян Собеский163 услыхал перестрелку,
подъехал к нам поближе и, видя опасность, коей мы подвергались
без необходимости и надежды на успех, прислал мне приказ об
отходе. Когда это было подтверждено приказом от генерального
комиссара, я вернулся к месту, где стоял лейтенант и прихватил его с
собою. Из моих людей двое были убиты и двенадцать ранены, а у
лейтенанта — шестеро убиты и семнадцать ранены. Мы обогнули
уже опустевший и подожженный московитами город, куда
ворвалась польская прислуга.
/л. 66 об./ Сентября 27. Когда прибыла пехота с самой легкой
артиллерией, я получил приказ занять замок с сотнею из лейб-роты и
двумя другими ротами, при трех полевых орудиях. Я исполнил сие,
устроив в трех разных местах напротив города и вражеского лагеря
батареи, на коих поставил пушки.
[Польская] армия расположилась к югу и юго-западу от замка, в
пушечном выстреле от лагеря неприятеля, который был занят
возведением вокруг своего стана огромных валов. В тот же вечер был
выделен отряд в наш старый лагерь, дабы сопроводить к армии тяжелую
артиллерию. Половина конницы и драгун всю ночь стояла под
ружьем в полях, где московитам предстояло проходить, хотя по их
стараниям окопаться столь крепко было не очень похоже, что они
намерены скоро уйти.
/л. 67/ Сентября 28, вторник. Когда совсем рассвело,
московиты и казаки в великом числе вышли из лагеря к еще горевшему
городу и лесу и стали запасаться дровами. По тем, кто был в городе, я
велел стрелять из замковых орудий — и успешно.
Часов в десять Нурадин-султан узнал, что множество врагов
забрались в лес для добычи фуража и дров, и обратился [к полякам] за
пехотой и орудиями, но рисковать людьми так далеко от лагеря не
сочли нужным. Однако султан настаивал на получении пехоты и пушек,
дабы по крайней мере прогнать [московитов] из садов, где те рубили
на дрова фруктовые деревья, и обещал со своими татарами беречь
пехоту и пушки, отвечая за любые потери. Он желал показать свою
службу и восполнить упущенное, когда при отходе неприятеля из
Любартува164 не вступил в дело.
Коронный фельдмаршал Любомирский согласился на его
просьбы и отправил полковника Стефана Немирича с пехотным полком и
четырьмя полевыми орудиями, при строгом наказе не терять пушек,

1660
63
кои султан обещал обезопасить, а также не идти на /л. 67 об./
чрезмерный риск. Не успел Немирич подступить к садам, как
московиты ретировались, но заметив из лагеря малочисленность
поляков, выслали несколько тысяч [человек]. Видя это, султан велел
полковнику отходить, но тот отказался без приказа от гетманов.
Султан же боялся лишиться пушек, кои обещал сберечь, и приказал
татарам забрать их силой и увезти. Отсутствие оных ввергло
поляков, окруженных множеством врагов, в еще большую опасность.
Однако они сохраняли плотный строй на выгодном участке
местности и мужественно держались, пока с прибытием помощи из
[польского] лагеря неприятель не отступил.
Укрепив свой лагерь траншеями, мы посредством наших и
татарских разъездов стремились препятствовать [московитам] в
фуражировке и заперли их так, что те лишь с великим /л. 68/ трудом и
риском могли раздобыть сено или лес. Мы имели также замысел
перекрыть речку Тетерку, что текла близ их лагеря и снабжала их водою.
Днем перед лагерем часто случались стычки с малыми потерями, а
орудия временами палили друг по другу — более к устрашению,
нежели к урону.
Октября 1, пятница. Ян Замойский, воевода Сандомирский и
генерал иноземных войск, прибыл к армии, приведя с собою
несколько полевых орудий, боевые припасы, 600 конников, 200
драгун, 200 венгерских пехотинцев, или гайдуков, и блестящую свиту.
Вместе с выехавшими ему навстречу они являли прекрасное
зрелище и, шествуя в виду вражеского лагеря, столь же устрашили их,
сколь ободрили нас.
/л. 68 об./ Октября 3, воскресенье. От нашего разъезда,
высланного на разведку, мы узнали, что Юрась Хмельницкий, шедший
с огромным войском казаков на помощь, или выручку, московитам,
повернул вспять. Назавтра это подтвердил другой разъезд, что
вселило в нас большие надежды на легкую победу, однако не умалило
нашего усердия и бдительности. Половина армии целую ночь
провела под ружьем перед их лагерем, а [наш] лагерь хорошо охранялся
обычными дозорами.
6 н. ст., среда. До рассвета возвратился наш разъезд, доставив
несколько пленных, казаков с сотником165, или капитаном, и
надежные сведения, что казачий гетман Юрась Хмельницкий идет на нас и
стоит лагерем под Слободищей по меньшей мере с 40-тысячным
войском. Будучи разглашена, сия весть повергла нашу армию в немалый
ужас. В стане поднялся большой переполох, и каждый /л. 69/
укладывал самые ценные вещи в седельные сумки, опасаясь наихудшего.

64
1660
На совете, куда допустили лишь немногих, было решено (главным
образом по мнению Любомирского) сегодня же перейти на более
выгодное место, немного дальше от неприятеля.
Мы снялись после полудня и в тот же вечер окопались в [новом]
лагере. Конная дивизия польного гетмана получила приказ
готовиться к выступлению на другой день; из разных полков отобрали
1200 пехотинцев и 500 драгун. Коронный гетман Потоцкий весьма
возражал против разделения войск, но настояния польного гетмана
Любомирского и веские доводы его переубедили. Киевскому воеводе
Яну Выговскому с его дивизией — около 2000 человек — и Нурадин-
султану с половиной татар также было велено идти наутро в поход,
дабы наблюдать за действиями /л. 69 об./ казаков. Всего нас было,
помимо татар, около 9000 человек. [Великий] коронный гетман с
большей частью армии должен был стоять настороже и не допускать,
чтобы московиты выступили на соединение [с казаками].
7, четверг. С рассветом, взяв с собою 10 полевых орудий, но
никаких подвод, кроме пяти с боевыми припасами, мы сделали полторы
мили, перешли болотистый ручей близ разрушенного местечка Пятка
и еще через милю завидели лагерь неприятеля. Татары были здесь
уже накануне и беспрерывно вступали с ним в стычки. Подойдя
ближе чем на четверть немецкой мили, наши войска выстроились
широким фронтом, дабы произвести наибольшее впечатление.
Казаки располагались на другом берегу болотистого ручья,
против разоренного городка Слободища, на весьма выгодном, высоком и
стесненном месте; они были прикрыты /л. 70/ топью с левой
стороны, лесом с тыла и лощиною справа. Едва заметив наши войска, кои
являли собой прекрасное зрелище, они сразу же поспешили окопать
свой лагерь и заградили переправу, где нам предстояло пройти, 12 или
15 сотнями людей.
Около полудня фельдмаршал приказал мне с сотней драгун
(пехота и орудия еще не прибыли) атаковать разрушенный казаками
мост через гать и восстановить его. Подобравшись к переправе как
можно ближе, я велел спешиться и оставить лошадей под обычной
охраной, а затем приказал одним идти на мост (длина коего была
300—400 шагов), другим же наступать через болото, на нашем
берегу довольно мелкое, и вести огонь с обеих сторон. Атаковать малыми
силами столь большие вовсе не казалось безопасным, однако с
Божьей помощью мы едва прошли сто шагов, обмениваясь с ними
выстрелами, как вдруг казаки пустились бежать и очистили мост,
/л. 70 об./ Я удивился этому, но при виде татар на другом берегу (те
нашли переправу через топь повыше) понял причину столь
внезапного и, как я считал, неоправданного бегства.

Ян Казимир, король
Польши
Князь Юрий
Любомирский

>
X
<u
X
X
QQ
О
§
1
5

аз
о
О
<
О
и
2
си
О
к
J

Коломенский дворец в XVII в.
План Смоленска

Царь Алексей
Михайлович
А.Л. Ордин-Нащокин

Генерал Томас Далйелл
Драгун второй
половины XVII в.

Гавань Брюгге
План Лондона после пожара 1666 г.

Чарлз II, король
Великобритании
Джон Мэйтленд,
граф Лодердейл

1660.
65
Оставив 20 человек для починки моста, я постарался перейти на
другой берег одновременно с татарами, кои набросились на казаков и
многих перебили, а остальных загнали в деревянную церковь — лишь
немногие спаслись в лагере. Татары, не позволив мне напасть на
церковь, слезли с коней, схватили доски и загородки и пешком
приступили к оной. Тогда казаки, стреляя через проделанные отверстия и
окна, убили нескольких татар и многих ранили. Разъяренные татары
подались назад, набрали большие связки соломы, подошли под их
прикрытием к церковной стене и, запалив солому, подожгли церковь
со всех сторон. Ужасно было видеть, как одни выбрасывались /л. 71/
из окон, а других душил и поглощал огонь — ни от татар, ни от
пламени пощады не было. У моста я потерял лишь одного человека
убитым и шестерых ранеными, а на краю" оного лежали замертво около
40 казаков, и всех уже обобрали.
Я пошел направо через развалины городка к обгоревшему
частоколу возле болота, в пределах мушкетного выстрела от вражеского
лагеря, а затем вдоль оного к возвышению, где был старый земляной
вал и большой проем на месте ворот. Тут я дождался прибытия войск,
кои пересекли гать весьма стремительно.
Гетман166 приказал драгунам и пехоте с резервом идти в центре, а
кавалерии на флангах, дабы атаковать вражеский стан. Мне был
поручен авангард из 200 драгун, далее должен был следовать майор
Шульц с остальными драгунами, за коими — майор Охаб с
/л. 71 об./ отборной пехотой из гетманского полка и прочие штаб- и
обер-офицеры, каждый по своему чину и порядку. По приказу
гетмана всеми начальствовали и распоряжались генерал-майор Целари,
полковники Боккум167 и Немирич. Сам гетман на коне и в доспехах
наблюдал [происходящее] со старого вала, рассылая приказы через
адъютантов и окружавших его юношей.
Зная, что [у казаков] много пушек, поставленных прямо против
старых ворот, откуда нам предстоит выступать, я велел сдвоить
шеренги, как можно скорее пройти ворота (где легко могли уместиться
по 15—20 человек в ряд), перескочить через наружный ров и
повернуть направо, дабы, согласно приказу, позволить другим батальонам
выстроиться во фронт, а также избежать орудийного огня, что
наверно грянет прямо по воротам.
/л. 72/ Не успел я со своим батальоном подойти к воротам, как
в самом проеме меня приветствовали около 20 орудий и нанесли
некоторый урон. Офицер, посланный мной вперед с четырьмя
шеренгами, миновал ров, но забыл сделать требуемый правый поворот, за что
я его отчитал. Видя, как батальон уходит вправо, он в большой
спешке и сумятице спустился к садам, лежавшим в правой стороне, на
3. Патрик Гордон

66
1660
склоне по направлению к болоту. При этом батальон, хотя я и
поставил оный фронтом к противнику, [тоже] стал клониться в сторону
садов, чтобы выйти из-под гибельного вражеского огня: ведь казаки,
будучи уже в пределах мушкетного выстрела, осыпали нас стрелами
и пулями. Я видел сие и делал все, что мог, дабы остановить
[батальон], но левый фланг так наседал на правый, что к моей крайней
досаде удержать их в строю было невозможно. Однако по Божьей воле
перед нами оказалась /л. 72 об./ канавка и старая садовая ограда; я
был рад и небольшому укрытию и заставил батальон там
остановиться. Так же поступил и майор Шульц, который испытал ту же
трудность по той же причине и, подавшись вправо, примкнул ко мне в
плотном строю.
Тем временем казаки продолжали осыпать нас стрелами, коими
многие были ранены, а иные убиты. Поскольку мы не открывали
огня, они густо усеяли вершину вала, стреляя [по нам]. Тогда я
приказал драгунам вести огонь по порядку, хорошенько целясь в столь
видные мишени. Сие было исполнено с успехом: казаки убедились, что
стоять на валу жарковато, и сошли вниз, так что едва виднелись их
головы, да и тех немного. Пользуясь этим, я одним духом подступил
на 30—40 шагов к их окопу и остановился у бревен и сучьев,
срубленных и наваленных ими вокруг лагеря, /л. 73/ Оттуда я велел вести
огонь шеренгами, держась на местах, так что казаки лишь изредка
показывались из-за вала, только пускали ввысь множество стрел,
кои, падая, весьма нам досаждали. Однако их пули уже не
причиняли большого вреда.
Когда был дан приказ атаковать укрепление, я заметил чуть
левее от занятой мною позиции участок [шириной] шагов в 30 — не
окопанный, а лишь заставленный повозками — и решил, что эта
баррикада наиболее уязвима и безопасна для атаки. Мы бросились
вперед (тщетно понадеявшись на четыре [передовые] шеренги168),
подошли к баррикаде, сбили с оной казаков, расчистили место и ворвались
в лагерь. Остальные батальоны последовали за нами, причем казаки
обратились в бегство и стали покидать окружный вал. Видя это,
наши солдаты не могли удержаться от грабежа подвод и палаток. Мы
делали все возможное, дабы сохранить порядок, продвигаясь в глубь
лагеря, но ничто не помогало. Майор Шульц, я и /л. 73 об./ другие
офицеры из всех драгун с трудом собрали воедино лишь сотню.
Между тем в лагерь вошли все остальные батальоны и по
большей части предались грабежу, хотя кое-кто развернул казачьи пушки
и мощно грянул по бегущим казакам. Полки иноземной и польской
конницы наступали с обеих сторон до самого их табора169, а иные
также проникли в лагерь.

1660
67
Видя решимость поляков и иноземцев при первом натиске,
казаки обратились вспять и бежали из лагеря, и ни увещания ни угрозы
их полковников и офицеров не могли остановить их. Но на пути через
поле к лесу их встретили татары и силой погнали обратно к лагерю.
Несоблюдение максимы "hostibus fugientibus pontem auream astruen-
dam"170 обернулось великим /л. 74/ уроном для поляков. Не найдя
возможности спастись, казаки как одержимые возвратились в лагерь,
во множестве ринулись к валам и окопам и прежде, чем мы,
забравшись далеко в глубь табора, что-либо заметили, обошли нас с тыла.
Крайние батальоны, рассеявшись в поисках поживы, были плохо
способны сопротивляться и при появлении казаков скорее бежали,
чем отступили из лагеря. Прочие, видя это, также бросились оттуда
в великом смятении, и большинство не тем путем, коим вошли.
Меня, из-за крайней слабости171 и стремления быть при отходе
одним из последних, дважды сбивали шестами наземь (мы вели
рукопашный бой). Однако с помощью Господа и моих драгун,
особливо двух головных — Крауса и Стефанского, я уцелел, выбрался из
/л. 74 об./ лагеря и занял прежнюю позицию, где мы сошлись вновь.
Конные полки, далеко ушедшие по обе стороны от лагеря, стояли
крепко и оказались в большом затруднении, особенно лейб-гвардия
гетмана из копейщиков172 под командой Сокольницкого и его
рейтарский полк под командой барона де Эдта. Попав в теснину между
лагерем и топью, они удерживали весьма невыгодную позицию на
склоне холма даже после того, как пехота была выбита из лагеря.
Наконец, под напором всех казачьих сил они были загнаны в болото, где
многим пришлось соскочить с коней и спасаться пешими. Было
множество раненых и убитых, среди коих полковник барон де Эдт,
ротмистры Маутнер, Фелькерзам, Деброн (оба [последних] получили
смертельные раны) и многие другие из оного полка. Лейтенант Со-
кольницкий едва скрылся /л. 75/ пешком. Корнет Хинек из той же
роты гусар, или копейщиков, потеряв знамя, попал в плен, а
подполковник Ланский был ранен стрелою.
Очень жаркий бой шел и на левом фланге, где местность, правда,
была более ровной и благоприятной, чем с другой стороны. Здесь
начальствовали Сандомирский воевода господин Замойский и
коронный знаменосец Ян Собеский. Даже когда пришел приказ об
отступлении, их едва убедили отойти, хотя, стоя на открытом месте под
вражеским огнем, они не могли сильно повредить противнику и
добиться успеха. На этом крыле тоже было много павших и раненых.
Из знатных погиб только ротмистр Стефан Линевский;
подполковник П[атрик] Гордон по прозванию Стальная Рука173 и ротмистр
Гралевский были ранены.
3*

68
1660
/л. 75 об./ Октября 7. Мы собрались у срубленных деревьев,
лежавших вокруг [казачьего] лагеря, в 30 или 40 шагах от их окопа
и, немного переведя дух, получили приказ вновь штурмовать лагерь.
Мы исполнили сие, хотя не столь удачно, как в первый раз: едва
проникли в лагерь, как под натиском их толп были вынуждены отступить
на прежнюю позицию, взяв у них только 3 знамени. И в третий раз
мы ходили на приступ, но безуспешно. Теперь казаки стояли крепко,
осыпая нас стрелами и камнями, других же снарядов у них в запасе
было немного.
Уже наступил вечер, и мы получили приказ отходить. Конница
составляла арьергард, а пехота и драгуны были крайне утомлены
после жаркого двух- или трехчасового боя.
/л. 76/ Мы перешли гать и целую ночь провели в поле без
костров, пищи и питья, в неполной польской миле от лагеря. Сегодня мы
потеряли около 300 человек убитыми, а ранеными — более чем вдвое.
8. На рассвете нам прислали кое-какую провизию из нашего
лагеря. Подкрепившись и отправив в лагерь раненых, мы снова
двинулись к Слободище.
Тем временем казаки со своим гетманом Юрасем Хмельницким
пребывали в большом затруднении и дивились решимости поляков,
кои со столь малыми силами осмелились штурмовать укрепленный
лагерь, где [стоит] многочисленное войско. Одни полагали, что у
поляков невиданная и огромная армия, если те смогли осадить русского
генерала Шеремета174 с /л. 76 об./ его прекрасно устроенным
войском и к тому же были в состоянии напасть на них. Другие сочли, что
за [поляков] воюет десница Божия и стали ратовать за соглашение с
поляками; среди таких был Носач, их обозный175, или начальник
артиллерии. Но оных заглушили куда более многочисленные голоса, кои
настойчиво советовали сговориться лучше с татарами. Взяв верх, они
отправили через гонца письмо к [Нурадин-]султану с обещанием
большой суммы денег от царя, а также от них самих, если [татары]
поладят и соединятся с ними, или по меньшей мере покинут поляков
и разойдутся по домам. Однако султан, за коим хорошо следил
бдительный гетман176, не посмев вступить в какой-либо сговор с
казаками, предъявил письмо гетману и по его указанию отослал гонца с
надлежащим ответом.
/л. 771 Октября 8 н. ст. На марше нас уведомили через
вестового от [великого] коронного гетмана, что московиты готовятся идти
всеми силами на соединение с казаками, а через другого
[вестового] — что они уже выступают. Сие несколько встревожило нашего
гетмана, но будучи человеком великодушным и мудрым, он немедля
приказал всем драгунам идти обратно к Пятке и заградить там пере-

1660
69
праву, обещая в случае атаки против нас прислать остальную пехоту
и достаточное подкрепление.
Мы стремительно добрались до Пятки и, не имея лопат для
устройства надежной траншеи и форта, спешно послали в лагерь за
инструментами, но когда видимость вражеского похода исчезла,
доставлять нам лопаты и заступы не сочли нужным.
/л. 11 об./ Вечером гетман, который изрядно напугал казаков и
имел нужду в провианте, возвратился с войсками в лагерь. Султана с
татарами (коим, дабы поощрить за преданность и обязать еще более,
он пожаловал от себя богатые дары) он оставил следить за казаками
и угрожать им. Также [он оставил] кое-каких лиц на случай
переговоров с казаками, если те пожелают, но скорее для присмотра за
действиями султана.
Казаки, получив отказ от султана и совет сговориться с
поляками, впали в безразличие и большие раздоры меж собою. Они
решили оставаться на месте и предоставить Шеремету труды и опасности
похода для соединения с ними.
Тем временем мы держали сильные дозоры вокруг московского
/л. 18/ лагеря и половина армии всегда стояла под ружьем. В наших
войсках стали скудеть съестные припасы. Провизии, вывезенной из
казачьих городков, как то Лабунь и другие, недоставало для
содержания столь великого множества [людей]. Большая часть того, что
привезли, почти истощилась, а многие уже опрометчиво поглотили
все. Да и на рынке не было хороших поставок, а то, что было,
продавали по непомерным ценам.
12-го мы узнали от перебежчиков из московского лагеря, что
московиты намерены выступать. Видя, что поле перед ними стерегут два
больших форта и многотысячные силы, готовые к бою, они решили
прорваться с левой стороны и идти лесом и даже, в случае крайних
затруднений, оставить артиллерию. Поэтому четырем драгунским
полкам было приказано удерживать оную позицию и соорудить
траншею и бруствер, /л. 18 об./ дабы преградить им путь. Итак, сменяя
половину [драгун] другою, мы охраняли позицию и при таком
положении имели большое превосходство.
14. Будучи в дозоре, я испросил позволения у полковника Вевер-
ского, который этой ночью командовал дозорами на нашей позиции,
сходить до утра на рекогносцировку. Он охотно согласился, и я с пол-
дюжиной молодцов подошел очень близко к их стану. До рассвета
оставалось около часа. В лагере я заслышал большой переполох, но не
поняв, по какой причине, вернулся и донес полковнику. Тот велел мне
отправиться туда же на рассвете, что я и исполнил. В темноте я
подобрался еще ближе и увидал, как они трудятся на лагерном валу, одна-

70
1660
ко не мог разобрать, чинят ли оный или ровняют. По возвращении я
доложил полковнику о своем выводе: на мой взгляд они скорее
сносят вал с целью выступления, нежели /л. 79/ укрепляют оный, что
подтверждалось необычайным шумом и суетой в лагере.
Примерно через полчаса, когда совсем рассвело, московиты,
полностью сровняв вал по фронту своего лагеря, вышли в поле — сперва
около тысячи конницы, а затем и вся армия с вагенбургом, в обычном
строю. Мы сразу же бросились по коням и выжидали, куда они
направятся. Едва они отошли от лагеря, как около 500 верховых
двинулись вдоль фронта их войск в нашу сторону. Поэтому я горячо
убеждал полковника дать нам приказ спешиться и засесть в траншее, к
чему ни он, ни прочие не имели большого желания. Но вскоре сомнения
разрешились: дойдя до середины по переднему краю вагенбурга, те
всадники повернули направо и вместе с вагенбургом пошли прямо
вперед, к нашим фортам.
/л. 79 об./ Тем не менее мы оставались на месте, вопреки всем
настойчивым призывам к полковнику идти на врага, — ведь наша
позиция была вне опасности. Даже когда из нашего лагеря раздался
сигнал ко всеобщей атаке, а стоявшие в дозоре роты польской
кавалерии пустились вскачь, я едва сумел уговорить нашего [...]177
перейти в наступление. Наконец я взял верх, и мы двинулись к фортам, где
московиты понесли большой урон, прежде чем миновали оные. Тут
мы спешились, оставили с обычной охраной лошадей, дабы их вели за
нами, и совместно с пехотою преследовали [московитов]. Те
отходили, мы наседали, иногда оказываясь в 30—40 шагах друг от друга, но
при отступлении их батальоны шли так стремительно, что мы скоро
теряли их из вида и порой выбивались из сил, прежде чем могли
добраться до их /л. 80/ резервов. Затем, после перестрелки,
неприятель обычно отходил в клубах дыма.
Сражение было жарким, при тяжких обоюдных потерях, ибо ни
одна из сторон не имела перевеса. Наши орудия и полки слишком
долго добирались из лагеря, и до их подхода мы понесли большой
урон. Но с их появлением армия построилась добрым порядком и
атаковала [московитов] со всех сторон, так что тем пришлось туго.
Конница тоже не была безучастна, но мужественно ударила на пехоту (из
нас178 очень немногие были верхом, кроме нескольких дворян и
офицеров) и загнала оную в вагенбург.
Весьма жаркий бой длился почти четыре часа. С обеих сторон
пало множество офицеров и солдат, а московиты еще не отступили
далее чем на полмили. Около часа пополудни поляки решились на
атаку всеми силами. Кавалерия на /л. 80 об./ правом крыле ударила на
казаков столь успешно, что оттеснила их внутрь вагенбурга и, пресле-

1660
71
дуя, вынудила бежать и бросить множество подвод. Сие привело
московитов в такое расстройство и замешательство, что при виде
бегущих казаков они, хотя и сохраняя некоторый порядок, стали
отходить за ними со своими повозками к болотистой низине и лесу, где
немедля взялись за лопаты и окопали лагерь. Они, особенно казаки, не
остановились бы там, если бы не были отброшены татарами, кои их
опередили.
Павших московитов и казаков, устилающих поле, было около
1500, да и наших немногим менее. При прорыве их вагенбурга один
канцлер179 и полковник по имени Гаспар Гандер (он лежал раненый в
своей повозке) были
/л. 81/ ^Октября 14, четверг.* убиты, а стряпчий180 по имени
Богдан взят в плен. У противника были убиты многие офицеры, а иные
ранены, как то: полковники Крофорд181, Зыков182 и многие другие. С
нашей стороны из людей видных погибли Дзялинский, староста Бра-
тянский, — ротмистр, майор Эльцберк, ротмистр Деброн и капитан
Талау со многими прочими, более низкого звания.
Нам достались сотни подвод, большей частью с провизией, а
одна с медными монетами, кои солдаты рассыпали по полю; взяли
также несколько подвод с хорошей добычею вроде одежды и
посуды. В моей роте было убито 16 [рядовых] и вахмистр Пауль
Банзер. Сам я получил две раны от мушкетных пуль, в левое
плечо и правую ногу. Кроме того, 23 солдата были ранены и
некоторые позже умерли от ран.
18. Наша армия оставалась на поле до понедельника. Затем из
прежнего лагеря доставили наши обозы; мы расположились в
большой английской миле от неприятеля и, как обычно, держали
настороже половину войск, /л. 81 об./ Пехоте и драгунам было поручено
соорудить редуты и траншеи с тех сторон лагеря, откуда ожидали
прорыва и отхода [московитов], а также препятствовать им в добыче
дров и фуража.
Когда эти последние усилия московитов привели к их поражению
и более тесной блокаде, казаки со своим гетманом приняли иные
меры и послали в польский лагерь делегатов для обсуждения условий.
Поляки были рады этому и вскоре заключили с ними [договор] на
следующих пунктах:
1. Подтверждение статей, пожалованных казакам на
парламенте в Варшаве в мае 1659 г.
2. Казаки должны отречься от союза и дружбы с московитами.
3. Возвратить Выговскому его супругу, людей и имущество.
4. Предоставить [польской] армии зимние квартиры на Украине.

72
1660
5. Способствовать, если понадобится, утеснению и изгнанию
московитов из всей /л. 82/ Украины.
6. Гетман, насколько сможет, должен повелеть или убедить
полковников Цецуру и Дворецкого183 покинуть московитов и
перейти к полякам.
После подписания статей гетман Хмельницкий в поле принес
клятву верности королю Польши и Речи Посполитой, а затем с
большими увеселениями был принят в польском лагере, причем
Вишневецкий и Шомовский отправились заложниками в казачий
стан под Слободищей. В польской армии пели "Те Deum
Laudamus"184, палили из пушек и весьма торжествовали по поводу
сего соглашения.
Октября 19. Казачий гетман в самом деле написал с тайным
гонцом к Цецуре, уведомив его о соглашении с Польшею, дабы тот
со своими казаками перешел к полякам. Цецура видел, в какое
положение попали московиты — без всяких надежд на помощь или
избавление, и решил их покинуть и переметнуться. Он просил
лишь, чтобы его оградили от /л. 82 об./ татар при выходе [из
лагеря] и включили в общий договор с освобождением от
наказания185. Сие было обещано и днем его перехода назначен четверг,
21-е число, по знаку — когда польская армия выступит и окружит
лагерь московитов.
Октября 21. Сей день настал, и к полудню полки польской
пехоты стройными рядами двинулись к лагерю московитов. Кавалерия
следовала по правую руку, в отдалении, а пехота пошла в обход
слева и наступала в сторону редутов.
Между тем московиты при виде идущей на них целой армии не
ведали, что это значит. Шереметев собрал военный совет, куда
вызвал и полковника Цецуру. Тот обещал явиться, хотя в то же
время приказал всем своим людям и обозам быть наготове. Когда его
позвали во второй и третий раз, он испугался, /л. 83/ что его
намерение обнаружено, и показал окружавшим его казакам письмо с
приказом гетмана, заявив им, что решил повиноваться и идти к
полякам, а те, кто любит свой долг, отечество и благополучие,
должны следовать за ним. Снеся часть вала, он выступил
незамедлительно.
Всего вышло 8 или 10 тысяч человек, но как только татары их
завидели, не могли удержаться от нападения на казаков, убивая, разя и
хватая тех, кто не стал или не смог из-за толчеи защищаться.
Польская кавалерия спешила на помощь, как могла, но прежде чем
добралась [до казаков], татары перебили несколько сотен и захватили

1660
73
живьем свыше тысячи из них. Большая часть выступивших, видя
подобный прием, вернулась назад, а кто еще не выходил, остался [в
лагере]; среди них и киевский полковник Дворецкий, коему Цецура не
посмел открыть свой замысел.
В наш лагерь привели около 2000 [казаков] при 10 знаменах и
/л. 83 об./ передали под мою охрану, однако они [у нас] не
задержались. Каждый шляхтич узнавал и жаждал заполучить своих
крестьян и, согласно приказу, разбирал их по городам и селам, так
что я скоро отделался от всех, а прочие, кто не имел господ, были
отпущены. Полковника Цецуру также посадили под стражу за то,
что выступил до приближения армии, ибо нашим войскам был
приказ с выходом [казаков] ворваться в московский лагерь или по
крайней мере встретить и уберечь их от татар при выступлении.
Московиты уже утратили всякую надежду на избавление и не
доверяли казакам, кои вернулись и остались с ними. Провизия
истощилась, из-за употребления недоваренной конины, питья
болотной воды и нестерпимого зловония усугубились болезни, так что
они пошли на переговоры и прислали к польским гетманам просить
о прекращении огня и назначении уполномоченных. Для поляков
то была весьма желанная весть — ведь их армия сильно поредела,
при множестве больных; провиант совсем оскудел, особливо в
пехоте, где большинство /л. 84/ уже давно питалось кониной. Да и
лошади убывали: за одну холодную дождливую ночь их пало в
лагере около 10 000186. Хворал и старый гетман187, который очень
хотел положить делу конец. К тому же надвигалась зима, и стоял
пронизывающий холод.
Нурадин-султану дали знать, что татары188 просят мира, и
гетманы по многим причинам решились на переговоры с ними. Тогда
султан созвал своих мурз189 и сообщил им сию весть, причем все они
выказали крайнее недовольство и вскричали, что если поляки заведут
дружбу с московитами, то станут врагами [татарам]. Так [они
говорили] не только меж собою, но и открыто, в польском лагере.
Однако их, особенно людей начальных, успокоили подарками, и те нехотя
согласились.
[Октября] 27-го, в среду, уполномоченные встретились в поле
между станами. От поляков были: князь Димитрий Вишневецкий —
воевода Белзский, Беневский — воевода Черниговский, Потоцкий —
староста Галицкий, Немирич — подкоморий190 Киевский и
/л. 84 об./ Шомовский — стольник191 Сандомирский. От
московитов: кастелян князь192 Осип Иванович Щербатый, стольник князь
Григорий Афанасьевич Козловский193, стольник Иван Павлович
Акинфиев и два полковника, Федор Зыков и Иван Монастырев.

74
1660
Ноября 1, понедельник. Если быть кратким, договор был
заключен в понедельник, первого ноября, после согласования следующих
статей:
1. [Московиты] должны сдать все свои знамена, оружие,
пушки и боевые припасы. Только 100 человек, помимо офицеров,
сохранят оружие.
2. Все гарнизоны московитов уйдут из городов Украины, и
они откажутся от всех притязаний на оные и на эту страну.
3. Московиты выплатят татарам 60 000 рейхсталеров.
4. Казаки, кои еще остались с московитами, не включаются
[в договор], но отдаются на милость и распоряжение поляков.
5. Московиты из этих войск и украинских гарнизонов будут
безопасно препровождены до Путивля194 или других мест, кои
действительно принадлежат московитам.
6. Боярин Шереметев с прочими воеводами и 8 главнейшими
особами останутся в заложниках у гетманов, доколе статьи об
уплате татарам и освобождении Украины не будут выполнены.
/л. 85/ Сверх того татары должны получить в залог
своих денег 20 русских дворян (хотя [поляки] втайне согласились
передать им самого Шереметева), а 200 других главнейших
чинов армии останутся у поляков, пока украинские гарнизоны
не будут сняты, причем те сохранят свои сабли. [Московские]
войска будут расквартированы в городах Украины, а когда
гарнизоны покинут Киев, Нежин, Чернигов и Переяслав, они
вместе с войсками будут безопасно препровождены до русских
границ. Иноземцы, кои пожелают служить полякам, смогут
вывезти из России своих жен, детей и имущество.
Ноября 3. В среду казаки вышли [из лагеря], сложили свои
знамена и оружие и были немедленно все уведены татарами. Подобно
хищным гарпиям те нетерпеливо кружили, пока не был подан знак
напасть на них и схватить, а московиты даже бросали через свои
валы тех, кто бежал или не выходил из лагеря. Прискорбно было
видеть, как такое множество христиан угоняют в жалкую /л. 85 об./
неволю и рабство, но наглые и безрассудные татары могли
насытиться лишь всеми сразу, поляки же были не в состоянии противиться или
досаждать им.
Ноября 4. Московиты выступили по полкам и ротам, конным и
пехотным, сложили перед лагерем свои знамена, пушки и оружие, а
затем ушли обратно в лагерь. Они сдали 153 знамени и штандарта,
помимо большого знамени, именуемого Царским и принадлежащего
воеводам, а также 26 малых орудий.

1660
75
Татары не довольствовались уводом всех казаков, коих было по
меньшей мере 8 или 9 тысяч, но угрожали захватить и уже
обезоруженных московитов. Когда гетманы послали к Нурадин-султану,
дабы он велел своим татарам отойти подальше, тот отговорился, будто
не может с ними совладать. Поэтому гетманы уведомили
Шереметева и посоветовали ему перейти в польский лагерь с кем пожелает, на
что он охотно согласился. Созвав войсковых начальников, офицеров
и /л. 86/ дворян, числом около 2000, он вышел со всем обозом.
Поджидавший конвой встретил и повел их в [польский] лагерь, но
польская прислуга и чернь, узнав об этом, выбежала оттуда,
встретила их на полпути и напала на московитов. С великим трудом и
опасностью те достигли лагеря, хотя и не без ущерба для своих обозов.
Из-за позднего времени и темноты каждый укрывался, как только
мог, однако большинство вместе с Шереметевым добрались до
гетманского шатра. Другие воеводы нашли прибежище у полковника
Немирича, где их избавили от лучшей клади. Полковники и прочие
иноземные офицеры разошлись по иноземцам. Русских офицеров и
дворян отдали под мою охрану у шатра нашего гетмана, где они
безопасно провели всю ночь.
Татары были крайне недовольны этим договором, хотя с султаном
и главными мурзами [поляки] советовались, и те согласились.
Однако низкородные открыто роптали против оного и кричали на
базаре195, или рыночной площади, что раз уж /л. 86 об./ и казаки, и
московиты сдружились с нами, то мы им враги. Теперь же, прослышав,
что воеводы и главные особы взяты под покровительство в нашем
лагере, они собрались вместе и около полуночи предприняли нападение
на стан московитов. Охрана редутов близ их лагеря, около 400
человек, оказала сопротивление, сдерживала [татар] больше часа и
перебила многих. Те, рассвирепев еще более, прорвались, а иные по-
прежнему атаковали наших солдат в редутах. В течение часа или двух
московиты отбивались шестами, дубинами, конскими костями и тому
подобным оружием (ведь их собственное было отобрано) и убили
несколько татар. Наконец те взяли верх, ворвались в лагерь, всех
захватили и увели. 74 наших солдата были убиты, и когда татары исчезли,
остальные по приказу перешли в наш лагерь. Наши гетманы,
казалось, крайне этим возмущены, хотя я не верю, что они /л. 87/
горевали так сильно, как представлялось. Впрочем, я убежден, что о
замысле татар гетманы ничего не знали.
Ноября 5. В пятницу татарский канцлер Камамет-мурза явился
от султана к гетманам с требованием передать ему Шереметева.
После кое-каких упреков по поводу штурма московского лагеря и
убийства стольких наших, причем мурза перелагал содеянное на простых

76
1660
татар, кои не подчинились приказу, коронный маршал отправился в
шатер [великого] коронного гетмана. После часовой беседы они
расстались. По возвращении [Любомирского] к нему привели
Шереметева с другими воеводами и, поскольку был готов обед, пригласили
садиться. Мурзе также предоставили место.
Прежде чем внесли яства, коронный маршал через
переводчика велел сказать Шереметеву, что, согласно договору, тот должен
быть передан султану и оставаться у него, пока сумма, /л. 87 об./
обещанная татарам, не будет доставлена. Сначала тот, похоже,
плохо понимал сие, но когда ему повторили, был сильно изумлен,
как и другие воеводы, и они принялись весьма резко возмущаться
нарушением статей. Но коронный маршал отвечал им очень
спокойно, пояснив, что [Шереметев] с прочими воеводами и
определенным числом главнейших войсковых чинов должны по договору
пребывать у гетманов до выполнения статей; султана,
командующего столь значительной частью войск, тоже следует почитать за
гетмана196; вполне разумно, чтобы султан имел залог на
обещанные деньги.
Шереметев возразил, что статьи нарушены избиением и угоном
их войск прошлой ночью; если при сдаче [русских] гарнизонов с
солдатами станут так поступать, откуда же взяться обещанным деньгам
и каково будет /л. 88/ суждение света? Коронный маршал ответил:
что до взятия лагеря и угона солдат, сие не только не входило в
намерения и замыслы [поляков], но напротив, они весьма об оном
сожалеют; польские дозорные сделали все для защиты [русских], причем
большинство из них тоже перебито и угнано; он [Любомирский] уже
посылал к султану с отповедью за это; султан извинился за то, что
содеяно непокорным сбродом всецело против его воли; он проведет о
том дознание и возместит все, что возможно; что же до опасений,
будто с гарнизонными солдатами станут так обращаться при
очищении городов, то оные напрасны, ибо будут приняты меры, дабы
ничего подобного не случилось.
После обмена более гневными словами русские поднялись и
перешли к уговорам, настойчиво умоляя, чтобы Шереметева не
отдавали. Но когда им заявили, что выхода нет и так решено, Шереметев,
сложив руки, произнес: "Тогда погиб я и душою и телом!", а
Козловский сказал: "Пусть нас
/л. 88 об./ ^Ноября 5.* всех тогда отдают вместе". Однако
коронный маршал прервал его: "Теперь вы не в своем распоряжении, а в
нашем". Затем подали яства, и им предложили откушать. Воеводы
ели очень мало, а Шереметев — совсем ничего; не стал он и пить,
вопреки уговорам.

1660
11
После обеда Шереметев пожелал говорить с коронным
маршалом наедине, что и делал около четверти часа, причем татарский
мурза выражал большое нетерпение. К этому времени доставили обоз и
прислугу Шереметева. Коронный маршал проводил его до
наружного входа, а [русские] воеводы — к большому шатру, где они со
слезами распрощались. Безутешный Шереметев удалился в свою крытую
повозку. При нем находилось еще 5 подвод и 20 или 30 слуг и
прочих людей, коих около 300 татар увели прочь.
Сегодня утром русский подполковник по имени Семен
Писарев197 и наш ротмистр /л. 89/ Чаплинский198 были отправлены в
Киев с грамотами, составленными при заключении капитуляции, для
сдачи оного города и других, согласно договору.
Вечером великий коронный гетман, который был болезнен и
весьма немощен от старости, выступил из лагеря в Польшу. С собою
он взял лишь одну роту польской конницы, свою лейб-роту драгун и
роту гайдуков, или венгерской пехоты.
В этот же вечер умер от ран подполковник Томас Мензис199,
спасенный милордом Хэрри Гордоном прошлой ночью при выходе из
[русского] лагеря.
Русские офицеры и дворяне, бывшие у меня под охраной возле
гетманского шатра, пришли в большое смятение при виде того, как
генерала Шереметева отдают татарам. У большинства из них имелось
оружие, а у иных — повозки с самой ценной кладью. И вот, когда
лагерь очистился от татар, собралась [польская] прислуга с чернью и
сперва украдкой выманила и увела нескольких московитов.
/л. 89 об./ Но сие было замечено, и надзор стал строже. Те, сойдясь
в еще большем числе, стали утаскивать [московитов] силой. Я
доложил об этом коронному маршалу, и он, получив совет распределить
[пленных] по своим польским ротам, дал приказ окружавшим его
[офицерам] разобрать их и привести обратно по требованию.
[Офицеры] охотно согласились, и так как их было много, пошли и
разделили [пленных] между собой.
Поскольку был дан приказ доставить артиллерию в ближайшие
города, полки генерала от артиллерии Вольфа и полковника Чернец-
ци остались для охраны и сопровождения оной.
Ноября 7. Взяв с собою лишь 8 полевых орудий и 2 мортиры, мы
выступили к Пятке и заночевали, не разбивая лагеря, в лесу под Сло-
бодищей. Тех, кто не был запаслив, ждал скудный ужин, ибо обозы
не смогли до нас добраться. Большую часть клади мы отослали назад,
а я свою [отправил] с прислугой в Лабунь.
/л. 90/ Ноября 8, понедельник. Мы выступили не рано,
поджидая обозы, большая часть коих осталась на другой стороне гати.

78
1660
В эту ночь главная квартира находилась в Ко дне, а полк разместился
по окрестным селам, где мало что удалось добыть.
9. Мы выступили и [стояли?] под [...], не имея за весь переход
никакой пищи, кроме той, что везли в обозе. Нигде нельзя было
достать ни хлеба, ни прочей снеди, так что бедным пехотинцам даже
конина была весьма по вкусу.
10. Мы расположились у разрушенного городка под названием
11. Мы стали лагерем близ [...]. Теперь держимся поближе к
пехоте.
12. Мы стояли лагерем у Студеницы, а на следующий день, в
субботу, пришли в Коростышев.
/л. 90 об./ В Коростышеве квартировали все пехотные полки из
дивизии фельдмаршала, несколько рот польской конницы и
гетманский драгунский полк. Остальные войска разместились в ближайших
городках.
Мы получили известие, что князь Юрий Никитич Борятин-
ский200 выступил из Киева примерно с 7000 человек на помощь
Шереметеву, но услыхав о капитуляции, повернул назад.
Ноября 18. Сегодня всех главных офицеров армии созвали на
сбор. Держали совет о размещении войск по зимним квартирам,
кои казаки обещали предоставить в своих городах, а также
снабжать их продовольствием. Были даны строгие приказания блюсти
добрую дисциплину и не чинить казакам никаких оскорблений и
притеснений; на квартирах сохранять бдительность, дабы
избежать внезапных нападений; никому ни в коем случае не позволять
отлучек из своих полков или хоругвей; добиться, чтобы /л. 91/
младшие офицеры хорошо следили за своими обязанностями, а
солдаты держали в исправности оружие и берегли боевые
припасы — и множество других вещей, кои необходимо исполнять. Но
прежде всего их наставляли вести себя учтиво среди казаков, не
обижать, не раздражать, не оскорблять их и не давать им
никакого повода для жалоб.
Полковым квартирмейстерам было велено сопровождать воеводу
Черниговского, коему предстояло отправиться на съезд казаков; те
должны были собраться по поводу устройства квартир. Офицерам и
солдатам обещали, помимо их содержания на Украине, принять во
внимание их добрую службу и прислать им не только жалованье, но
и средства на зимние квартиры, равноценные тем, что они получили
бы в Польше.
/л. 91 об./ Ноября 19. Сегодня расстреляли пехотинца за то, что
разбил до крови голову своему хозяину-казаку.

1660
79
Было приказано привести и сдать всех московских пленных.
20. Полковник Корф и ротмистр Эппингер отправились драться
на дуэли. Узнав об этом, гетман послал меня следом, дабы возвратить
их. Я нагнал их в большой миле от города, как раз когда они
приступали к делу, и доставил обратно. Полковника взяли под арест на его
квартире, а ротмистра посадили под стражу.
Ротмистр Станиславский со своей конной ротою, набранной им
же и хорошо снаряженной, отвезя и передав татарам причитавшиеся
им сукно и деньги, приехал ныне в Коростышёв и пожелал, дабы его
роту расписали по зимним квартирам на Украине. Ему удалось
добиться этого после долгих ходатайств и усилий, поскольку Любомир-
ский был к нему нерасположен.
/л. 921 21, воскресенье. Явился русский ротмистр по имени
Кирила Олферьев Лошаков, присланный от киевского воеводы
князя Юрия Никитича Борятинского. Ему было поручено объявить, что
воевода получил письмо Шереметева с приказом сдать Киев, чего не
может сделать без особого повеления царя; он уже отправил письмо
царю и надеется на скорый ответ. Пока же [Борятинский] просил о
свободном проезде для вестников.
В среду, 24-го, [Лошаков] имел аудиенцию и при вручении
письма изложил свою цель, как сказано выше. Гетман отвечал, что
[поляки] охотно пойдут на обмен вестниками, кои получат
охранные грамоты, и потребовал освободить ротмистра Чаплинского.
Вестник просил дозволения поговорить с воеводами, кои
пребывают у нас в плену. Ему разрешили и отправили с ним меня,
приказав, чтобы они ни о чем не говорили втайне. По приходе на
квартиру гетман меня вызвал и заявил, /л. 92 об./ что не может
отпустить ротмистра, пока не будет возвращен Чаплинский. Я сказал
ему, что сей ротмистр Лошаков кажется человеком весьма низко-
родным; шестеро из его спутников — рядовые рейтары, а
остальные трое — прислуга, так что обмен слишком неравен; по сему
случаю [московиты] выставят веские доводы к задержанию
Чаплинского, а это прервет любое сообщение с неприятелем, гораздо
более полезное и выгодное для нас, чем для них. Доводы
подействовали, и он приказал отпустить [Лошакова].
26, пятница. В Коростышёв прибыл татарский канцлер Камамет-
мурза и, условившись о размере и сроках поддержки [поляков],
весьма докучливо настаивал на выдаче большего числа пленных в залог
денег, причитавшихся [татарам] от московитов. Он очень старался
заполучить других воевод, по крайней мере младшего из троих, коего
называл купцом. После отказа он стал домогаться иноземцев,
/л. 931 а когда отказали и в этом, был весьма недоволен. Однако,

80
1660
дабы не оттолкнуть татар совершенно, ему передали 13 человек —
русских дворян и офицеров.
Ноября 27. Полковник Лончинский, приняв всех пленных,
кроме воевод и двух полковников, выступил в Польшу. Ему назначили
зимние квартиры в Подгорье, возле Кросно.
Коронный фельдмаршал узнал от воеводы Черниговского, что тот
условился с казаками о расквартировании войск, причем главной
квартире быть в Белой Церкви, но для лучшего устройства всех дел он
должен задержаться еще на несколько дней. [Любомирский] решил
подождать его приезда, нас же отослал с приказом идти прямо в Олыку.
30. Мы выступили из Коростышева и заночевали в Высоком, в
очень холодном и убогом жилье. Здесь не было ни одного живого
существа.
/л. 93 об./ Декабря 1, среда. Мы выступили за два часа до
рассвета и пришли в Черняхов, где квартировала наша иноземная
кавалерия. После часового привала мы прибыли в Вильск и остановились
на ночь.
2. Мы прошли через Пулин и всю ночь провели в Janseri201.
3. Мы прошли через Соколово и Черное202 — два разрушенных
(как и все прочие) местечка, имея по левую руку Случь, пересекли
оную реку ниже городка Звягель и остановились среди садов. Было
очень холодно, и когда солдаты принялись рубить на дрова
фруктовые деревья, я велел бить в барабаны и
*4.* перешел в Polein203 — деревню в миле перед Корцем, где мы
застали полковника Лончинского с пленными московитами.
/л. 94/ 6, понедельник. Приехал гетман и всю ночь провел в
Корце.
7. Мы выступили и квартировали в Межиричах.
8. Мы прошли через Тарчин204 и расположились в Александрии,
отправив капральство драгун с гетманом, который шел быстрее нас,
ибо мы не могли покинуть пехоту.
9. Мы с великим трудом переправились через реку Горынь и
стали в деревне, не дойдя мили до Клевани203.
10. Мы прошли через Клевань — резиденцию князей Чарторы-
ских и, прибыв в Олыку, получили квартиры в городке. Два дня
назад мои слуги с лошадьми явились сюда из Лабуни, куда я отправил
их из Чуднова.
Олыка — красивый городок, в коем обитает много евреев.
Дворец — обширное и благоустроенное здание, укрепленное кирпичной
стеною и рвом. Он принадлежит /л. 94 об./ вдове покойного князя
Радзивилла, весьма степенной матроне, которая приходится нашему
гетману сестрой.

1660
81
Декабрь. Я остался здесь с половиною роты, другая же со всеми
свободными лошадьми и прислугой отправилась в [...], где они
безвозмездно получали пищу, напитки и фураж. Мы имели тут обильное
угощение, помимо законного жалованья. Многие иноземцы
съезжались, дабы навестить и поздравить Его Превосходительство, и
состоялся благодарственный праздник с весьма торжественным пением
"Те Deum Laudamus"206.

/л. 95/
1661
Января 3, понедельник. Гетманские повара ходили колядовать207
и, напившись, в потасовке убили одного из моих барабанщиков.
Раненный в голову, он умер часа через четыре
*4.* после ранения. По приказу гетмана на другой день поваров
схватили и заключили в тюрьму, а мне было велено преследовать их
по закону.
5. Я пошел в ратушу208, или городской совет, и подал законный
иск на убийц, кои без больших хлопот сознались. Трое из них были
найдены виновными в нанесении смертельных ран и приговорены к
отсечению голов.
6, четверг. Мне посоветовали сговориться со вдовами аптекаря и
гайдука, кои возбудили против капрала Бэлфура иск о гибели, или,
вернее, убийстве, их мужей в Жешуве, пока мы были в походе; тот
уже сидел в тюрьме и был приговорен; если я заступлюсь /л. 95 об./
за поваров, капрала должны помиловать. Я был рад возможности
спасти жизнь земляку и храбрецу и взялся за дело. Узнав, что жена
гайдука — женщина бедная, уставшая от ходатайств и тем более
склонная к уговорам, я устроил так, что моя хозяйка пригласила ее и
развеселила своим приемом. Я нашел способ поладить с нею и, дав ей
50 флоринов, получил расписку, что она не имеет притязаний к Бэл-
фуру. Правда, с другой [истицей] хлопот было гораздо больше, но
наконец она поняла, что гетман расположен помиловать капрала; я
сговорился с ней за 200 флоринов и также взял у нее расписку. Обе
расписки, заверенные при свидетелях, я подал
/л. 96/ ^Января 9, воскресенье.* гетману и в то же время попросил
сохранить жизнь поварам. Сначала [Любомирский], по-видимому,
колебался, но в итоге при поддержке окружавших его лиц я достиг
своего и добился прощения как для капрала, так и для поваров.
Через два дня он спросил меня, во что мне обошлась сделка со вдовами.
Я сказал правду, и он велел казначею выдать мне деньги из своих
личных средств, запретив ему вычитать оные из жалованья капрала.
10. Поступили жалобы, что один идущий на Украину полк творит
бесчинства, и я был послан с партией моих драгун, дабы задержать
офицеров оного. Исполнив сие, я привез с собой ротмистра и капитана, кои
вызывали наибольшие жалобы. Они были отданы под стражу гайдукам.
/л. 96 об./ Января 12, среда. Два дня спустя явился полковник
Брандт, коему подчинялись эти офицеры, и встретил холодный
прием. С ним приехал некий майор Гаршор. Когда тот был капитаном,
Брандт (он и сам, будучи всего лишь майором, присвоил звание
полковника на том основании, что навербовал полк) взял его к себе май-

1661
83
ором по рекомендации коронного гетмана. Если быть кратким, сей
Брандт посредством моих советов и помощи вкрался в доверие к
гетману, добился прощения своих офицеров и позволил распределить
набранных им людей по прочим полкам для довербовки оных, при
условии, что ему поручат набрать другой полк и действительно
произведут в полковники. Кандидат в майоры Гаршор также при моем
посредстве получил патент на майорский чин и уехал в Пруссию.
/л. 911 Января 14, пятница. От татарского хана явился
посланец, дабы поздравить с победой над московитами и условиться о
продолжении войны с ними весною. Получив удовлетворительный ответ,
награду и щедрое угощение, он отбыл.
16. Фельдмаршал дал большой пир, на коем были староста Со-
кальский (жених гетманской дочери) со многими прочими. Все
веселились и танцевали за полночь.
Получив весть о счастливой реставрации нашего короля209 и
надеясь найти себе применение на родине (с сей целью я уже писал к
отцу), я упрашивал фельдмаршала об увольнении, чего ему вовсе не
хотелось. Однако после сильных настояний он заявил, что этой
зимою мне следует оставаться при роте, а если весной увольнение
потребуется, я его получу. Он прибавил, что если дать оное сейчас, мне
всего лишь придется истратить все, что имею, прежде чем я смогу
морем добраться до Шотландии — поистине, отеческий совет!
/л. 97 об./ Января 21, пятница. Мои слуги с лошадьми
вернулись со своих квартир, и в очень ненастный день я перешел в Луцк на
реке Стырь. Здесь живет много евреев.
Мы выступили в поход по стране, занимая временные квартиры,
и имели достаток в пище, напитках и жилье, но никаких денежных
выгод.
26. Мы прошли через Сокаль и стали на постой в деревне милей
далее.
27. Мы прошли через Белз и остановились в деревне Угнова.
28. Мы прошли Гребенне210, а в последующие дни Раву, Поте-
лыч, Немиров,
^Февраля 1, вторник.* Коханову, Краковец211, Латимер, Радымно,
Рокетницу, Прухник, (переправясь через р. Сан) Дубецк[о], Ды-
нув212, Бжозув и [прибыли] в Кросно, предоставив роте неспешно
следовать ко Бжозуву.
Кросно — красивый небольшой город, расположенный на речке
Вислок. Он удален от Дукли, где главный рынок венгерских вин, на
3 мили, от /л. 98/ Беча на 6 миль, от Дембовца на 3 мили, от Сано-
ка на [...] миль. Здесь только что скончался шотландец по имени
Роберт Портес, или Портиус, — человек очень богатый, великий благо-

84
1661
детель здешних бедняков и всей округи. Он сделал много милостивых
и щедрых вкладов в монастыри и церкви и отказал огромное
наследство королю, королеве, духовенству и высшей знати, а также
церквам, монастырям и бедноте. И все же оставшиеся у него трое
наследников получили большие доли, так что размеры его состояния
невероятны. Единственным или главным его занятием была торговля
винами. Его чтили за честность в делах и за великодушие в жизни.
Тело еще лежало непогребенным, и велись большие приготовления к
похоронам.
После радушного приема у полковника Лончинского, старосты,
Фрэнсиса /л. 98 об./ Гордона, Джона Досона и Эндрю Портеса —
наследников помянутого Роберта Портеса — я уехал оттуда, получив
назначение на зимние квартиры в местечко Нижанковичи с
угодьями. Полковник долго упрашивал меня не покидать службу и принять
чин капитана, о чем, по его словам, гетман поручил мне объявить. Я
отклонил сие под предлогом дел, кои требуют моего присутствия в
Шотландии.
Я переночевал в деревне за милю до Бжозува, где стоял со своей
ротою капитан Вайсенштайн, и рано поутру прибыл во Бжозув к
моей роте, с коей выступил после завтрака и остановился в деревне
У\учь. Там я пересек вброд реку Сан и стал на постой в местечке [...],
следующую ночь провел в деревне [...], а на другой день к полудню
[добрался] до Нижанкович.
/л. 991 Здесь я обнаружил, что угодья, некогда
относившиеся к этому городку, уже давно отделены, а князь Михаил Радзи-
вилл, коему оный тогда принадлежал, не позволяет нам
квартировать нигде, кроме городка — бедного и неспособного нас
содержать. Подполковник Пневский отправился в Пшемысль, где
пребывал князь, просить о расширении наших квартир, но получил
отказ, как и я сам на другой день. Правда, не могу не вспомнить о
великой любезности ко мне [князя], который оставил меня
обедать, продержал у себя до полуночи при обилии всевозможных
угощений и приказал, дабы провост позаботился о моих слугах и
лошадях за счет города. Но когда, простившись с князем, я
поднялся поутру и готовился к отъезду, пришел хозяин /л. 99 об./ с
просьбой оплатить все то, что уничтожили мои слуги и лошади. В
самом деле, моя прислуга повеселилась на городской кошт, так что
убыток составил около 4 рейхсталеров. Полагаясь на княжескую
волю, я обратился к провосту, но встретил решительный отказ. Я
не хотел огласки по столь пустячному поводу и расплатился сам,
однако же велел сказать провосту, что сей счет дорого обойдется
ему и городу.

1661
85
По возвращении в Нижанковичи мы убедились, что городок не
может нас прокормить, и решили послать к гетману вестового с
докладом о нашем положении и с просьбой о расширении постоя или о
других квартирах. Между тем, дабы не быть в тягость и не разорить
городка, я оставил там обоз и /л. 100/ большинство прислуги и
выступил с ротой в глубь страны, занимая походные квартиры. Я
посетил местечки Добромиль, Самбор, Старый Солец, Вайенштайн и
окрестные села — более к нашей, чем к их выгоде.
На 8-й день я подошел к нашим квартирам и получил приказ
идти к Дембовцу, где мы могли бы разместиться получше, чем здесь.
Мне донесли, что подполковник, который оставался на квартирах,
готовится [к походу] и ждет меня к завтраку. Решив отомстить Пше-
мыслю, чему благоприятствовало отсутствие в городе князя и наш
отъезд с квартир, я отправил несколько верховых стеречь дороги и
задерживать всех на пути от наших квартир и деревень, прилегающих
к городу, дабы там не проведали о нашем возвращении.
/л. 100 об./ Февраля 24, четверг. За завтраком мы принялись
обсуждать наш маршрут и образ действий. Подполковник стоял за
возвращение тем же путем, коим мы пришли, а я — за дорогу на
Пшемысль, доказывая, что на прежней дороге мы уже квартировали
по шляхетским селам и поместьям, а обременять оные дважды в столь
малый срок — значит встретить не лучший прием и вызвать жалобы;
если мы не сумеем проникнуть в город Пшемысль, можно стать на
постой в предместье, а если нам не позволят расположиться и там,
можно стать в какой-нибудь деревне подальше. На это подполковник
согласился весьма неохотно, опасаясь столкновения или неудачи.
Итак, после завтрака мы снялись как можно тише. Я отрядил
направо другой дорогой несколько офицеров-добровольцев на санях,
дав каждому по двое крепких молодцов, и велел им держать вровень
с ротой и непременно быть на мосту в то же время, как мы /л. 101/
появимся в виду города. Город сей стоит в низине на реке Сан и не
виден с той стороны, откуда мы шли, да и нас не могли бы заметить,
пока не подступим на мушкетный выстрел. Вокруг оного надежная
стена и сухой ров с подъемными мостами.
Посланные в обход офицеры поспели точно в срок и при моем
появлении добрались до моста. Из города выезжали верхом трое
евреев, кои при виде офицеров спешно повернули назад. Офицеры,
следуя за ними по пятам, въехали на подъемный мост и загнали одни
сани в ворота. Я с дюжиной верховых, назначенных меня
сопровождать, бросился вперед и, благодаря добрым коням, примчался в тот
самый миг, как городская стража развернула сани поперек ворот и
стала закрывать оные. Я заставил коня перемахнуть через сани и

86
1661
проник в ворота, а офицеры и мои спутники, соскочив с коней,
поспешили за мной, /л. 101 об./ но не прежде, чем меня обступили 15 или
20 стражников. Один насаженной на длинном древке косою
прорезал голенище моего сапога, хотя прочие не сделали мне вреда, кроме
нескольких бескровных ударов. Мы отогнали их от ворот, овладели
оными и послали поторопить свою пехоту. Все всадники оставались в
воротах верхом, но 10 или 12, спешившись, охраняли оные.
Я отправил к провосту фурьера — передать, дабы тот велел
предоставить нам в городе квартиры. Однако провост приказал звонить
в колокола и бить в барабаны для сбора горожан и заявил фурьеру,
что раз мы вошли силой, он нас выгонит ею же. Сие меня
рассердило, ибо наша пехота была еще далеко, а подполковник, страшась
беды, подумывал уходить из города, чему я всячески противился. Дабы
выиграть время, я поехал /л. 102/ к провосту самолично, взяв с
собой лишь 5 или 6 верховых. Когда я явился на рыночную площадь,
горожане со всех сторон валили к ратуше, выносили знамена (коих я
насчитал 6) и строились по отрядам. Я проехал мимо, причем мы не
обратили друг на друга особого внимания. Добравшись до дома
провоста, я послал солдата, дабы тот вышел поговорить со мною. Он
велел мне сказать, что если у меня к нему какое-то дело, я должен
войти, а он выходить не собирается. Тогда я поскакал обратно к
подполковнику, который пребывал в великом смятении, ибо со всех концов
города доносился страшный шум и переполох, и настаивал на уходе.
Но я возразил, что отступление станет для нас великим позором, и
что я был у провоста, который пал духом и готов к переговорам.
Между тем я слал одного гонца за другим, чтобы подтянуть пехоту, ибо
у нас /л. 102 об./ было лишь около 40 верховых и 80 пехотинцев.
С приходом пехоты я соскочил с коня и сказал подполковнику,
чтобы он стерег ворота, я же пойду на рыночную площадь и разгоню
тех, кто там есть. Однако нападать первым я не собирался и для
пущей верности взял с собой в свидетели каких-то шляхтичей,
случайно оказавшихся рядом, и велел записать их имена.
Я двигался неспеша, растянув ряды и колонны пошире, дабы
произвести наибольшее впечатление, и при входе на рыночную
площадь обнаружил, что горожане удалились на другую сторону. Не
успел я перестроиться, как ко мне подошел провост с несколькими
горожанами, один из коих держал под мышкой огромную кипу книг и
бумаг. Провост довольно почтительно начал важную речь, но я
прервал его словами, что книги и бумаги не смогут утолить нашей
жажды и голода и что /л. 103/ нам надобно продовольствие. Тот стал
ссылаться на привилегии и невесть что еще, а я посоветовал ему
отправиться к подполковнику, стоявшему у ворот, и поговорить с ним.

1661
87
После беседы с подполковником он обещал мировую, если
только рота прежде покинет город. Подполковник вновь и вновь слал мне
[приказ] об уходе, но я отказывался, пока мы не узнаем условий и не
получим условленного. Тогда подполковник явился на площадь, и мы
с подстаростой и провостом зашли в один из домов, где было
решено, что за освобождение от постоя нам выдадут 100 дукатов,
большую бочку венгерского вина и 2 штуки доброго синего сукна, а от
евреев — пряности. Получив все это вкупе с названием деревни, где мне
с ротой предстояло ночевать, я увел пехоту, послал фурьеров занять
квартиры и вернулся за конницей и обозом. Затем я тихо выступил
/л. 103 об./ следом, оставив подполковника с
офицерами-добровольцами и прочими пировать в городе.
По дороге я услыхал впереди выстрелы и, подъехав ближе, узнал
от одного из драгун, что три или четыре сотни крестьян собрались у
деревни и завалили дорогу, а когда [солдаты] попытались разобрать
баррикаду, подняли стрельбу.
Обогнав пехоту, уже с зажженными фитилями наготове, я
поспешил к деревне. Приблизившись, я увидел перед собой очень
глубокую лощину с крутым спуском и единственной дорогой, которая
была забаррикадирована, а на другой стороне, между двух фортов или
шанцев213, стояло от 300 до 400 человек, вооруженных ружьями и
косами. В фортах у них были дубельгаки214 или мушкеты, из коих по
нам дали несколько выстрелов. Ввиду такой тесноты я спешился и,
взяв знамя, пошел с пехотой направо в поисках прохода через
лощину, /л. 104/ ибо штурмовать баррикаду мне казалось слишком
опасным. Конницу я отправил с одним из офицеров налево — искать
проход, но не вступать в бой, пока не увидят меня в деле.
Зайдя довольно далеко и не обнаружив удобного склона, я
спустился в лощину ближайшим путем, построил там [солдат] и
разъяснил им трудности отхода. Затем я двинулся вверх к
заграждениям и, добравшись до внешнего, велел одной или двум шеренгам
открыть огонь, но низом, ибо не хотел никаких жертв. Сломав
заграждение, я с громким кличем наступал на [крестьян], кои при этом,
после двух-трех выстрелов, обратились в бегство и бросили
ближний шанц. Я приказал половине [солдат] преследовать их, но
никого не убивать, а прочим оставаться под знаменем. Их гнали до
оврага посреди деревни; они укрылись в церкви на дальней стороне и
стали палить в нас оттуда.
/л. 104 об./ Верховые, коих я послал в другом направлении, не
нашли прохода, соскочили с коней и пересекли [лощину] пешком.
При виде бежавших с поля боя крестьян они двинулись на другой
форт, где было около 100 человек. Поскольку я вклинился между ни-

88
1661
ми и их прибежищем — церковью, а с другой стороны на них сильно
наседали, те пришли в великое смятение. При мне была лишь горсть
солдат и, не желая превращать отчаяние [крестьян] в бешенство, я
отошел с занятой позиции и позволил им добежать до церкви, хотя
несколько из них при этом погибли.
Я велел бить сбор и послал пройти по деревне капрала с его
взводом и барабанщиком, игравшим марш, тогда как я забрался на
возвышение и высматривал место, где можно стать на ночлег. Я отправил
вестового донести о происшедшем подполковнику, который по
прибытии дал [мне] приказ идти с пехотой к hoffe, или дворянской
/л. 105/ усадьбе, куда крестьяне ретировались из церкви по
дальнему краю деревни. Сам он возглавил конницу и двинулся через
деревню напрямик. Я был рад, что подполковник тоже ввязался в это
дело, — так вся вина за урон не ляжет на меня одного — и охотно
согласился, хотя и предвидел немало затруднений. Я подошел по тропе
поближе, пока не оказался между усадьбой и крестьянами,
подступавшими с другой стороны деревни, и тут же завязал бой, причем не
раз побывал в великой опасности. Солнце уже закатилось, и по всем
окрестным селам били в колокола.
В конце концов владевший сей деревней дворянин явился из
своего местечка Красичин с большим отрядом, двумя барабанщиками и
трубачом. Он произвел такой шум, что подполковник, опасаясь
нападения на наш обоз, весьма поспешно ушел назад через деревню.
/л. 105 об./ Февраля 24. Пехотинцы, видя это, вообразили,
будто конница бежит, и тоже стали отступать. Мои спутники
убеждали меня, что те удирают, хотя я не мог поверить, что они меня
бросят, пока, наконец, не обнаружил при себе всего дюжину людей — тут
и я подумал, что пора уходить, и поспешил к подножью холма. В
лощине меня покинули все, кроме капрала Уильяма Гилда. Дворянин со
своим отрядом отрезал нам путь, и на моих глазах они убили
вахмистра и драгуна Якуба Юрдецкого. Пока их добивали, мы с капралом
незаметно пробрались дальше. Поскольку подъем был очень крут, я
обессилел и с большим трудом настиг солдат, коим велел
простреливать тропу сверху, и таким образом сдержал преследование.
Выбравшись в поле и видя, как крестьяне валят /л. 106/ за
нами, я решил выманить их на равнину и отомстить. Я снова
вскочил на коня, приказал солдатам бежать как можно более
беспорядочно и, созвав несколько верховых на лучших лошадях, стал
ждать, когда те появятся на поле. Однако они то ли выдохлись, то
ли заподозрили наш замысел и не дерзнули на это. Тогда я
вернулся обратно, прогнал их за заграждения и, несомненно, кое-кого
переранил, если не убил.

1661
89
Уже в сумерках мы отошли к деревушке, где стоял наш обоз, и
устроили вагенбург, в коем провели всю ночь. Я велел раздать порох
и пули, намереваясь завтра пройти по деревне и при случае
поквитаться с крестьянами.
/л. 106 об./ Февраля 25, пятница. Наутро к нам явились какие-
то шляхтичи, кои, не будучи в дружбе с Красичинским, все же
отговаривали нас от похода на деревню: ведь солдат, крайне озлобленных
гибелью товарищей, нельзя будет удержать от бесчинств. Поэтому
мы отправили троих взятых нами пленных в город Пшемысль для
допроса и заявили протест. Мы послали также одного шляхтича с его
прислугой, среди коей было двое переодетых наших, дабы
истребовать тела вахмистра и драгуна и последить за происходящим. Ни
помещик, ни кто-либо из его слуг не показывались, а войт, или shults215,
с крестьянами отрицали убийство наших людей, зато показали около
20 своих погибших и 30 раненых.
/л. 107/ Мы пересекли по льду реку Сан и стали на постой в
деревне в 3 милях оттуда.
26. Мы выступили и стали в местечке Дубецк[о].
27. Мы ночевали в Дынуве.
28. Мы квартировали у Бжозува и,
*Март.* миновав Кросно, пришли в Дембовец — городок,
принадлежащий ныне дворянину по имени Мнишек; сам он жил близ Дукли.
Отсюда подполковник отправился в Домброву к гетману и доложил ему
о нашем деле под Пшемыслем, что было оставлено без последствий.
Пребывая здесь, я дважды ездил в Кросно навестить друзей и
однажды в Беч — с визитом к моему доброму другу Мильгасту.
/л. 107 об./ Март. 50 человек, кои прежде служили Римскому
императору в Венгрии под началом генерала Сузы и дезертировали,
были присланы ко мне гетманом для записи в роту и квартировки. То
были очень крепкие, рослые молодцы, в большинстве французы и
итальянцы, и несколько испанцев.
Нам предоставили квартиры в оном городке и ближних селах, но
дабы солдаты не слишком обременяли жителей, я приказал выдавать
каждому по шотландской пинте216 пива и по четвертинке217 водки в
день, а из снеди — то, что могли себе позволить хозяева.
Пока я здесь обитал, мне составляли наилучшее общество две
знатные вдовствующие дамы, на земле коих квартировали мои
солдаты. За их любезное обхождение я обязан чтить их память
вовеки.
/л. 108/ Апреля 10. В Вербное воскресенье мы выступили из
Дембовца к Тарнуву и, миновав оный, прибыли в Домброву, где и
разместились. Здесь мы получили свое жалованье, коего не имели с

90
1661
самого ухода из Олыки. Правда, квартиры у нас как в походе, так и
на местах были гораздо лучше.
17. Отпраздновав здесь Пасху и задержавшись еще на 10 дней,
мы получили приказ о выступлении и пересекли Вислу у Опатовца,
где стали на постой. Назавтра, в рыночный день, мы выступили к
Висьлице, оттуда на Пиньчув, Хенцины, Кельце, Цмелув и гору
Святого Креста, где я причастился Святых Тайн, и далее в Опатув,
Тарлув, Солец и Яновец, в окрестностях коего ожидали приезда
гетмана.
Мы переправились через Вислу у Казимежа и квартировали в
Бохотнице, откуда пошли в Големб, пересекли реку Вепш, миновали
Стенжицу и [пошли] вдоль Вислы к Варшаве.
/л. 108 об./ Май. По приходе в Варшаву нам назначили
квартиры в предместье, за пределами Нового города. Два дня спустя,
узнав о прибытии гетмана, который приплыл из Яновца по реке вместе
с миледи218 и семейством, мы отправились [в город], куда съехалось
большинство знати, дабы его приветствовать. Всего собралось почти
200 карет, различные роты конницы и драгун и великое множество
шляхты и кавалеров, составивших самую блистательную кавалькаду.
В это время заседал парламент, на коем поднимались многие
вопросы, но мало что было решено. Главные из оных: продолжение
войны против Московита и подчинение остального казачества; выплата
долгов войскам и их содержание в будущем; ратификация мира со
Швецией; назначение наследника престола219, к чему королева с
/л. 109/ французской партией клонили беспрестанно, и многие
другие вещи, менее существенные.
Что до расчета с армией и продолжения войны, об этом
рассуждали так долго, что войска на Украине взбунтовались из-за
отсутствия денег, избрали себе начальников, покинули Украину и пошли в
Польшу требовать жалованья. Dum consulitur Romae perit
Saguntum!220
Дело о назначении наследника усугубило раздоры. Для лучшего
понимания сего я должен изложить кое-какие подробности.
Свойство польского правления в том, что перед заседаниями парламента,
или сейма, в каждом воеводстве, или провинции, созываются
комитеты, или сеймики221, куда король и его совет вносят пункты,
подлежащие рассмотрению на будущем парламенте. Их обсуждают и
избирают депутатов, коим даются наказы и поручения относительно
/л. 109 об./ предложенных пунктов. Знатные дворяне и высшие
государственные и военные сановники, хотя они могут присутствовать
лишь в одном комитете одного из графств222, или провинций, имеют
однако же так много подчиненных и клиентов в разных провинциях,

1661
91
что оказывают великое влияние на советы и решения оных комитетов.
Поэтому [даже] один депутат от провинции или, как его называют у
нас, рыцарь от графства, следуя своему поручению и наказу, может
возражать против постановлений целого парламента, и притом
законно, в соответствии с конституцией, при надежной поддержке
провинции, которую он представляет, и несомненной опоре на кое-кого из
высшей знати.
Но ближе к делу. Когда статью о наследовании короны при
жизни правящего короля /л. 110/ стали обсуждать, говорят (и не без
оснований), что коронный фельдмаршал Любомирский — человек
весьма мудрый, властный и влиятельный — воздействовал на своих
подчиненных и клиентов в воеводствах Краковском, Сандомирском и
Люблинском и добился, чтобы представителям оных воеводств были
даны указания по следующим пунктам:
1. Совершенно отвергать назначение или выборы наследника
при жизни правящего короля, коего, по их молитвам, да хранит
Господь на долгие годы.
2. Они не настолько утомлены правлением Его Величества,
чтобы, доколе он жив, помышлять о ком-либо другом.
3. Дело сие никогда прежде не осуществлялось в этом
королевстве.
4. Если же на оном деле будут упорно настаивать, то
надлежит требовать строгого соблюдения следующих пунктов:
/л. 110 об./ 1. Король и королева со своим двором удалятся
от сейма на три дня пути.
2. Архиепископ Гнезненский должен председательствовать и
совершать служение, как будто in throno vacante et interregno223.
3. Всем послам, резидентам и агентам иноземных государей и
держав удалиться от сейма на три дня пути.
4. В продолжение выборов королю, королеве, двору и
иностранным министрам не посылать и не получать никаких вестей
или писем и не поддерживать сношений с сенаторами,
государственными сановниками, представителями от графств и ни с кем из
лиц, состоящих в парламенте или пребывающих в месте, где оный
заседает.
/л. 111/ 5. Голосование должно быть свободным, а принятые
решения — непреложными.
Насколько эти статьи пришлись не по вкусу двору, настолько
оные казались благоразумными и справедливыми всем
уполномоченным в нижней палате. С общего согласия распорядитель, или
гласный, был послан с несколькими депутатами в сенат, где восседал ко-

92
1661
роль, дабы представить ему решения палаты и просьбу не настаивать
на помыслах о наследнике или о чем-либо подобном.
Будучи уведомлен, король прекрасно понимал, откуда сие
происходит, и сказал несколько резких слов коронному маршалу, так что
последний внезапно покинул палату. Однако после двух или трех
дней отсутствия, когда споры улеглись, он вернулся и занял прежнее
место. Итак, на сей раз вопрос о наследнике был опущен, хотя среди
республиканцев224 ходили слухи, будто французский посол заводит
знакомства /л. 111 об./ и подкупает членов верхней и нижней палат
с целью добиться объявления наследника. Тогда двор в отместку
установил тщательный надзор за поведением посла Римского
императора, барона д'Изола, и наконец уличил его гофмейстера, или
дворецкого, по имени Людовик де Давид, когда тот отправился в дом
одного сенатора со значительной суммой денег. Его отправили пленником
к коронному маршалу, который передал его на мое попечение для
строгой охраны. Но когда посол стал протестовать и отрицать любые
подобные действия, того после трехдневного заключения отпустили и
препроводили к послу с поклоном и извинениями.
Процессия из пленных московитов, захваченных при Чуднове,
Могилеве, на Басе и под Губарями225, со взятыми знаменами пришла
под конвоем ко дворцу, где заседал парламент. Воеводы, или
генералы и высшие чины, были введены в верхнюю палату в присутствии
короля, причем прежде внесли знамена и повергли на пол к
королевским стопам. Им было велено /л. 112/ поклониться королю так же,
как обычно кланялись царю, но те отказались, особливо князь
Григорий Афанасьевич Козловский, который открыто порицал [поляков]
за нарушение капитуляции. Однако его заставили замолчать и увели
в отведенное им жилище.
Июня 16. Позже, на праздник Тела Христова, весьма
торжественное шествие перенесло оные знамена в Новый город, в церковь,
посвященную Святой Деве.
Шведский посол граф Стен Бьельке был удовлетворен, ибо мир,
признанный на съезде сословий годом ранее, ныне получил полную
ратификацию и подтверждение.
Величайшее беспокойство вызывали вести о заговоре войск на
Украине. Возмущенный Любомирский, хотя и был наиболее
способен, участвовал менее всех в укрощении сей смуты, главным образом
потому, что его взгляды и советы не принимались. Конечно, все, что
от него исходило, было неугодно двору, и его подозревали в
действиях против /л. 112 об./ интересов оного. Теперь в [Любомирском]
усмотрели даже botefeau226 армейского заговора, хотя в это время он
был, без сомнения, неповинен в оном. Сеял ли он, как говорят, раз-

1661
93
доры между королем и войсками позднее, когда его вынудили уехать
в чужие края, — не могу судить. Скажу лишь то, в чем имел много
оснований и возможностей убедиться, ведь я был у него своего рода
домочадцем, постоянно присутствовал за столом и при частных беседах
и был также весьма близок к его секретарям и главным служителям в
течение двух с половиной лет. Я никогда не слыхал от него и не
замечал в нем ничего, кроме твердой и постоянной решимости следовать
установленным законам королевства, ненависти к нововведениям и
великого усердия к сохранению вольностей и привилегий народа.
Воистину, по природе своей он высоко ценил добродетель и
добродетельных людей, столь же сильно ненавидел пороки, был храбрым
воином и великим политиком в разумении государственных дел, хотя и
не лучшим практиком, /л. 113/ как в итоге оказалось. Во всех
личных поступках он был весьма предусмотрителен и справедлив. Вот
что, вкратце, я истинно утверждаю об этом благородном князе.
Князь Богуслав Радзивилл покинул сей парламент в
возмущении, ибо кое-кто из сенаторов открыто осуждал его поведение в
недавней войне227. Было также воспрещено, чтобы его капеллан
проповедовал в его доме, принадлежавшем [католической] церкви; оный
был им нанят, поскольку усадьба этой семьи еще не отстроена после
разрушений от шведов.
Касательно усмирения армии и продолжения войны против
Московита парламент не пришел ни к какому решению и лишь отправил
несколько депутатов к войскам, дабы убедить их вернуться к
повиновению и долгу, пообещав удовлетворение на комиссии, назначенной
вскоре в Русском Лемберге.
/л. 113 об./ Войска, не довольствуясь этим, выступили с квартир
на общий сбор под [...], где избрали себе высшего начальника228. В
отсутствие почти всех старших офицеров они выбрали командиров из
своей среды. Тем самым прекраснейшая возможность для покорения
Украины, что представилась полякам с начала войны, была упущена.
Парламент разошелся прежде, чем дела были совершенно
улажены, большинство знати покинуло Варшаву, и король, весьма
озабоченный вестью из армии конфедератов229, что те не удовлетворены
итогами парламента, созвал многих вельмож, дабы обсудить способы
к усмирению войск и исполнению ими присяги. Но какие бы меры ни
принимались, судьбы Польши привели к тому, что недовольство в
армии сохранялось по-прежнему и впоследствии переросло во
внутреннюю войну, грозившую этой нации полной гибелью230.
/л. 114/ Вскоре по приезде в Варшаву я получил письмо от отца
с известием о получении моего от третьего мая прошлого года, в коем

94
1661
я писал, что узнав о счастливом восстановлении Его Священного
Величества, намерен ехать домой в надежде устроиться на службу Его
Величества. Но отец сообщил мне, что войска распущены и
жалованье сохранено лишь для немногих частей; начальство над оными
отдано знатным особам, кои имеют чрезвычайные заслуги и
пострадали за Его Величество, так что без хорошего состояния прожить в
Шотландии весьма трудно.
Сие удержало меня от мыслей о поездке домой, и я решил не
покидать службы, в коей нахожусь, не упоминать и не просить об
увольнении. Правда, ранее я хлопотал об оном с великой
настойчивостью и отверг условия приема роты, предложенные мне в Кросно
полковником Лончинским, — что, с его слов, он сделал по приказу
гетмана. Опасаясь, что впоследствии мне могут поставить это в вину,
я счел нужным подыскать другую службу, но соглашаться только на
хорошие условия.
Сперва меня сильно искушали московские послы. Согласно
приказу я препроводил к ним кое-кого из их /л. 114 об./ старших
офицеров для выкупа, причем двух офицеров они выкупили у меня. Они
весьма настоятельно просили своих полковников привлечь меня на
царскую службу231, к чему я, казалось, краем уха прислушивался.
Они обещали не удерживать меня долее трех лет, из коих один год в
чине майора и два — подполковника. Впрочем, я не принял сих
предложений, а лишь оставил в запасе, дабы иметь лишнюю тетиву для
своего лука. Быть может, я никогда и не ухватился бы за оные, если
бы не выпал другой случай.
Почти одновременно посол Римского императора барон д'Изола
получил повеление императора о найме офицеров, дабы набрать для
его службы конный полк. С сею целью он нанял подполковника
Гордона по прозвищу Стальная Рука, который применял всевозможные
убедительные доводы, чтобы уговорить меня наняться вместе с ним,
заверяя в почетном служении и хорошем жалованье, при выгоде и
легкости вербовки в это время. Поддавшись на это, я по зрелом
размышлении решил согласиться.
Итак, мы вчетвером вступили в договор для набора полка из
800 рейтар; участниками были: полковник232 Стальная Рука,
подполковник Джон Уотсон, майор Дэвидсон и я сам. Я обязался набрать
/л. 115/ две полные роты и должен был получить за каждого
рейтара по 40 рейхсталеров. Назначение офицеров было [правом]
полковников, я же заключил с полковником особое соглашение о приеме в
две роты офицеров, за исключением ротмистра, причем сам я
становился старшим ротмистром и получал бы по 35 рейхсталеров за
каждого рейтара, приведенного мною на место сбора сверх моих двух рот.

1661
95
Одной из причин, побудивших меня согласиться, было
предвкушение великой выгоды от вербовки, ибо я узнал о роспуске
курфюрстом Бранденбургским233 в Пруссии 4 конных полков, так что
многие будут рады снова поступить на службу. Я не сомневался, что
приведу свои роты еще и с избытком к месту сбора, назначенному нам в
Силезии, из расчета 15 или 20 рейхсталеров за рейтара234, помимо
того преимущества, что я мог бы получить от моих офицеров, кои
должны были набрать известное число людей согласно своему чину.
Поручителями моих вербовочных денег я сделал Джеймса Бирни,
Джорджа Гордона и Джеймса Уэнтона — все они купцы и жители
Замосци235.
/л. 115 об./ Твердо решив отныне пойти на службу к
Римскому императору на вышесказанных условиях, я подумал, что
настало время просить увольнения, выждал удобный случай и с великим
трудом добился своего. Гетман приказал мне написать оное
самолично, что я и сделал простыми словами, без каких-либо прикрас,
чрезмерных похвал и излияний. При вручении Его
Превосходительству он соизволил прочесть оное, казался не вполне доволен и,
отдав [документ] своему секретарю Бартоломею Пестжецкому,
велел переписать заново и промолвил: "Он заслуживает лучшей
рекомендации". Через два дня увольнение приготовили и
поднесли гетману в моем присутствии. Ему было угодно спросить, не
пожелаю ли я остаться на службе. Я отвечал, что это невозможно, и
он передал мне увольнение, точный и подлинный список коего я
здесь привожу:
/л. 116/ Georgius Sebastianus Lubomirsky, Comes in Wisnicz et
Jaroslaw, Sacri Rom[ani] Imperii Princeps, Supremus Mareschallus
Regni Poloniae et Generalis Exercituum Dux Campestris, Generalis
Minoris Poloniae, Cracoviensis, Chmielnicen[sis], Nizinen[sis],
Casimiriens[is], Olstinensis, Pereaclaviensisque Gubernator.
Universis et singulis cujuscunque status, gradus, honoris, dignitatis,
officii et praeeminentiae personis, hasce nostras visuris, lecturis, aut legi
audituris, humanissimam officiorum nostrorum contestationem.
Quicunque egregiis clarent factis, praesertim illi quorum generosa pectora,
militari sese efferunt laude, omnes tales a ducibus sub quorum guberna-
tione militarunt, decore gloriaque meritorum suorum debere ornari omnis
postulat aequitas. Hinc generosum Patricium Gordon natione Scotum,
nobili in suis partibus genere ortum, per menses octodecem sub nostra
legione dragonum legionarii hospitiorum magistri, et per duodecem menses
sub praesidiaria corporis nostri cohorte /л. 116 об./ capitanei locum -
tenentis muneribus functum, dimitti a nobis postulantem, nee non alias in

96
1661
partes quaerendae fortunae causa conferre se volentem, nequaquam testi-
monio promeritarum laudum privandum esse arbitrati sumus.
Itaque coram omnibus et singulis, ad quorum notitiam praesentes ven-
turae sint, testamur eum omnibus in proeliis, conflictibus, occasionibus
quaecunque sub tempus servitiorum illius contra plurimos Regni istius
hostes, nempe, Svecos, Moschos, Cosacos acciderant interfuisse depug-
nasseque strenue, et ita exactum boni simul militis et officialis munus
implevisse; ut tarn sibi laudem honoremque paraverit, quam nomini gentis
Scoticae virtute bellica ubique inclitae optime correspondent.
Huic ergo praenominato Patricio Gordon non tantum liberam ex more
et ritu militari cum honore dimissionem, et amplam meritorum attesta-
tionem concedimus; sed etiam pro eodem tanquam Sacrae ac Serenissimae
Regiae Majestati domino nostro clementis[simo] huicque Reipublicae ac
nobis optime, strenue fideliterque probato milite, omnes et singulos pro
/л. 117/ ea qualis cuiquam secundum suam congruit dignitatem et sta-
tum, observantia requirimus, ut sive in Scotiam patriam suam, sive in
exteras nationes conferre se statuerit, eum cumprimis decenter, libere hon-
orateque dimissum reputent, gressum, regressum, commorationemque
ubivis locorum tutam concedant, omni honore, benevolentia, ac humani-
tate, complectantur, ac ad quaevis in re militari promotionis, officiorum,
graduumque incrementa habeant commendatum. In cujus rei fidem
meliorem praesentes liberae dimissionis commendationisque nostrae lit-
eras, extradi illi jussimus manus nostrae subscriptione, et soliti impressione
sigilli munitas. Datae Varsaviae die 2 mensis Julii an[no] Domini 1661.
Georgius Lubomirsky L.S.
Bartholomaeus Pestrzecky
Suae Excellentiae Secretarius236
/л. 117 об./ Получив увольнение, я стал готовиться к поездке
в Пруссию и не нуждался ни в чем, кроме главного — денег на
вербовку.
Десятого июля через курьера из Вены посол Римского
императора получил распоряжение не нанимать никаких офицеров и не
договариваться о наборе солдат, а если он уже кого-либо нанял — уволить
их как можно пристойнее. Затем он немедля послал за Стальной
Рукою и уведомил его о своем приказе. В то же время пришел и я и
также был ознакомлен с оным. Будучи очень удивлен и обеспокоен, я
сказал, что никто не проиграет от этого кроме меня, ибо я покинул
столь добрую службу, причем даже досадил самому достойному и
могущественному князю во всей стране, так что великое желание
служить Римскому императору меня погубило, и я не ведаю, где еще

1661
97
найти подобную должность. Посол был весьма тронут, да и Стальная
Рука сочувствовал моему положению.
Наконец, посол овладел собой /л. 118/ и предложил, если я
поеду с ним в Вену, раздобыть мне место ротмистра или капитана
кавалерии в регулярном полку или же дать мне тысячу рейхсталеров,
дабы покрыть мои затраты и убытки. Не видя иной или лучшей
возможности, я согласился. Он предлагал мне письменное
обязательство, от коего я скромно отказался и заявил, что доверяю его слову. Он
также упрашивал меня переехать и жить в его доме, где мои расходы,
как и по пути в Вену, будут оплачены. Я обещал сделать это, как
только улажу свои дела.
Два дня спустя, когда я явился к послу, он сказал, что нашел
способ, как мне оказать услугу Римскому императору: у него есть
письма по делу крайней важности, кои он должен поскорее отослать; эти
депеши он поручит мне, ибо я хорошо знаком со страной и обладаю
столь широким /л. 118 об./ правом проезда; таким образом я стану
известен при дворе и смогу притязать на получение должности.
Я был рад сему и обещал все исполнить тщательно, верно и усердно.
Тем временем многие из моих знакомых и друзей, прослышав о
моей решимости пойти на службу к Римскому императору без
вербовки и о предложенных условиях, принялись основательно
разубеждать меня в этом. Они говорили, что с вероятным заключением мира
между Римским императором и турками солдат удачи, кроме
наиболее достойных и долго там прослуживших, вряд ли будут принимать
и оказывать им почет; если в конце концов я и получу роту в
регулярном полку, офицеры таких полков, по крайней мере капитаны, —
люди по преимуществу высокородные, весьма состоятельные и хорошо
знакомые с обычаями оной страны, где право на постой, случайные
доходы и уловки дают им главные средства к существованию; я же не
сумею /л. 119/ держаться с ними наравне, не наделав долгов и не
прибегая к необычным и недозволенным средствам; я могу довольно
долго увиваться при дворе, прежде чем буду устроен, и, хотя в
ожидании должности, возможно, и получу кое-какое жалованье на жизнь
(а даже этого добиться весьма трудно), оно окажется много меньше
того, что надобно там расходовать; облачившись в наряд,
подобающий для появления при дворе, и водясь со знатными особами, я
вскоре истрачу свои скудные запасы, а что до обещанных мне 1000
рейхсталеров, — быть может, их тоже предстоит дожидаться некоторое
время и потратить большую часть, пока я не выберусь оттуда;
наконец, в мирные времена мне, выбитому из седла и лишенному денег, не
имеющему нигде друзей или знакомств, будет очень трудно прожить
или добыть почетную должность.
4. Патрик Гордон

98
1661
Обдумывая это и многое другое, я стал колебаться в своем
намерении и, наконец, сильно встревожился из-за /л. 119 об./
вышеназванных доводов, кои меня убедили. Итак, я решил не ехать в Вену,
чему премного способствовали настойчивые уговоры и обещания
русского посла Замяты Федоровича Леонтьева, полковника Крофорда и
прочих. Единственная сложность была в том, как получше
отделаться от посла д'Изола. Хотя коронный фельдмаршал весьма охотно
принял бы меня снова, я был пристыжен и опасался упреков в
дальнейшем. Я мог бы также определиться в коронную или литовскую
армию на угодную мне должность, однако не дерзал — из боязни
оскорбить столь могущественного князя, который был ко мне так милостив
и коему я уже слишком досадил просьбами об увольнении и уходом
со службы. Твердо условившись с русским послом и отпустив
большинство моих слуг, я пошел к послу Римского императора и
осведомился, /л. 120 J когда же будут готовы его депеши. Он сказал, что
через восемь дней. Тогда я заявил, что все мои ценности хранятся в
Торне, за 30 миль отсюда, и если мне будет позволено съездить за
оными, я обещаю вернуться точно в срок. Согласившись, он попросил
меня не медлить и не огорчать его, с чем я и удалился.
Теперь мне ничего не оставалось, как собраться в дорогу. Когда
полковник Крофорд и капитан Мензис237 были готовы, я простился с
друзьями. Дабы все уладить с послом Римского императора, я
оставил у верного друга два письма. Одно, датированное за три дня до
обещанного мной возвращения, уведомляло [д'Изола], что по
приезде в Торн я тяжело заболел лихорадкой, так что не смогу явиться к
назначенному сроку, но обещаю по возможности поспешить, как
только поправлюсь (это было написано чужим почерком за моей
подписью). Второе было датировано двумя неделями позже, в том же
городе, и /а. 120 об./ сообщало Его Превосходительству, что
жестокий недуг отступил, однако каждый день я подвержен своего рода
лихорадочным припадкам и потере аппетита и настолько ослабел, что
утратил всякую надежду на скорый отъезд; я весьма удручен, что из-
за сего несчастья лишился желанной чести служить Его
Императорскому Величеству, и прочее в таких же выражениях...
Июля 24 н. ст. Простившись с друзьями, я пересек Вислу и
остановился на ночлег в Праге.
25. На другое утро, после завтрака и веселого кубка с
провожавшими нас друзьями, мы пустились в путь. Полковник Крофорд,
находясь в плену у полковника лорда Хэрри Гордона, не только
угощался за его обильным столом в Варшаве, но был освобожден без
выкупа и получил проезжую грамоту за капитана кавалерии. Пол

1661
99
Мензис имел свидетельство пехотного капитана. У полковника был
слуга, а у меня — четверо, так что всего наш отряд состоял из восьми
/л. 121/ человек. Дорогой я выступал за старшего.
Первую ночь мы провели в деревне в 5 милях от Варшавы.
Июля 26. Назавтра после полудня мы приехали в Венгрув, в
12 милях от Варшавы, где заночевали и пробыли следующий день,
поджидая Эндрю Бернета и Уильяма Гилда, кои обещали
отправиться со мною.
28. Мы выехали отсюда, переправились через реку Буг близ
разрушенного города Острув и прибыли в Тыкоцин, где [стоит] крепкий
замок у реки Нарев; здесь также есть еврейская синагога и
множество евреев. Оттуда мы спустились вдоль берега, пересекли помянутую
реку при Визне и остановились там.
Затем мы пересекли речку Лек238, где поляки и татары разбили
шведов и бранденбуржцев и взяли в плен князя Богуслава Радзивил-
ла. Достигнув Райгруда, мы отобедали там и миновали Августув, Ба-
калажево и Филипув, где те же поляки и татары 8 дней спустя были
разбиты шведами и бранденбуржцами, а князь Радзивилл
освобожден. Это произошло в 1656 году, в сентябре239.
/л. 121 об./ По приезде в Жнин мы стали там на ночлег и
пировали с капитаном Портесом и прапорщиком Мартином.
Мы переправились через реку Неман при Вильках240, где
провели ночь, и назавтра [явились] в Кейданы241. В этом городе, что
принадлежит роду Радзивиллов, открыто исповедуют протестантскую
религию, а потому здесь живет много шотландцев, у одного из коих
мы поселились. Когда земляки угостили нас добрым кубком
крепкого меда, он так разгорячил мне кровь, что ночью у меня сделалась
лихорадка. Назавтра я велел пустить кровь из срединной артерии, к
вечеру почувствовал облегчение и спал довольно сносно.
На другой день, в воскресенье, я пошел в церковь, где меня
снова охватил жар, так что я не смог выслушать богослужение до конца
и с большим трудом добрался домой — жестокий приступ с бредом
продолжался. Во вторник с помощью клистира мне стало легче. В
среду я пролежал в постели до полудня и затем поднялся, а в четверг
на обеде у майора Карстэрса нас очень радушно приняли и не
вынуждали напиваться.
/л. 122/ В пятницу, купив коляску242 для сидения, мы
отправились в путь и заночевали в деревне в полутора милях от Кейдан.
Утром майор Карстэрс прислал мне длинное ружье и записку, желая
приобрести мою палатку, которую я ему и отправил.
Мы обедали в городе, именуемом Нове Място, а на следующий
день — в Линкове, где была ярмарка. Продвигаясь вперед, мы при-
4*

100
1661
были в Жеймели — последний город Жемайтии, где мы ночевали, и
назавтра приехали в Бауск — город, принадлежащий герцогу Кур-
ляндскому243. Обнаружив здесь немцев и доброе пиво, мы
повеселились и взяли проводника для переправы через реку [...]. За
пределами города, при слиянии двух рек, Мусы и [...], стоит замок, хорошо
расположенный и укрепленный на случай осады. Мы остановились в
таверне244, угостились тем же баусским пивом и пировали меж собою.
На другой день мы встали рано, отобедали по дороге, пересекли
реку Двину и, приехав в Ригу, расположились в предместье, за
Песчаными воротами. Тут я узнал, /л. 122 об./ что генерал Дуглас245
всего два-три [часа] назад отбыл в Дерпт и должен ночевать в двух
милях от Риги. Я весьма желал повидать его и спросить совета по
поводу поездки в Россию, ибо на всем пути от Варшавы я раскаивался,
как и капитан Мензис. Если бы только [Дуглас] отговорил меня (что
он сделал бы непременно), я решил бы не ехать дальше, разве что
доставить полковника Крофорда в надежное место, а затем вернуться.
Однако к большому несчастью, я ни за какие деньги не смог нанять
лошадей, а мои собственные были утомлены; всех лошадей забрали
те, кто сопровождал генерала, — они возвратились не раньше вечера.
Я очень сожалел, что упущена такая возможность удачно отделаться,
и отправился в город на поиски знакомых.
На рыночной площади я и в самом деле повстречал моих старых
товарищей и друзей Александера Лэнделса и Уолтера Эрта246, с
коими зашел в таверну, взял бокал вина и открыл им мои намерения.
/л. 123/ Те и сами лишились службы, ибо недавно были уволены
шведами, пребывали в бедности и хотели наняться куда угодно. Они
заявили, что у шведов службы не найти, да и та настолько скудна, а
их пособие так ничтожно, что не стоит и стараться; они слыхали, что
хотя у московитов жалованье невелико, но выплачивается исправно,
а офицеры быстро достигают высоких чинов; многие из наших
именитых соотечественников уже там находятся, а иные отбыли туда
недавно; они и сами со многими другими из наших земляков и
иноземцев подумывают туда отправиться, не ведая ничего лучшего в такие
времена, когда большинством [держав] заключен всеобщий мир, а
прочие вскоре ожидают того же. Итак, соображения о твердых (по
крайней мере) средствах к жизни, повышении в чинах и хорошем
обществе, а также мои прежние обещания и обязательства укрепили
мою решимость ехать в Москву..Пообещав /л. 123 об./ написать им
из первого же гарнизона московитов, я расстался с ними.
Посовещавшись с полковником Крофордом о приеме в царскую
службу достойных офицеров, я назавтра снова отправился в город на
встречу с теми же друзьями. За добрым утренним глотком я посулил ка-

1661
101
ждому повышение в чине и к тому же обязал их приговорить как можно
больше людей в званиях капитанов, лейтенантов и прапорщиков.
Мы наняли до Кокенхаузена фурмана с двумя лошадьми (скорее
дабы указать нам дорогу, чем из потребности в нем самом, ибо у нас
было довольно своих лошадей), покинули Ригу около полудня и, еду-
чи верхом вдоль Двины, заночевали в деревне милях в 4-х от Риги.
Рига отстоит от Ревеля на 50 миль, от Дерпта — на 30, от Вильно —
на 40, /л. 124/ от Кенигсберга в Пруссии — на 60 миль. Город
крепок и хорошо защищен.
Мы рано поднялись и к вечеру прибыли в Кокенхаузен — город
и замок, расположенный у реки Двины на скалистом возвышении. В
нем стоял гарнизон московитов247. Видя, что на улицах такая грязь,
повсюду мерзость, люди столь угрюмы, а дома ветхи и пусты, я
предчувствовал — ex ungue leonem248 — великую перемену. Явившись из
приветливого края, где города многолюдны, опрятны и чисты, а
народ по преимуществу благовоспитан, учтив и любезен, я был весьма
встревожен.
Здешнего губернатора звали Василий Волжинский, и при нем
был немецкий полковник Иоганн Мевес. На другой день мы с
губернатором обедали на крестинах у капитана по имени Иоганн фон Арн-
хайм и, получив почтовых лошадей, выехали отсюда вечером и
заночевали в поле.
/л. 124 об./ Мы рано двинулись в путь, следовали через
приятную, но безлюдную местность и стали на ночлег в поле. Тут нас
нагнали капитан Смит и лейтенант Иоганн Мюрис со своими женами,
ехавшие из Риги на службу в Москву. У них были почтовые лошади,
но едва ли в достатке: они пребывали в очень бедном состоянии. Мы
обрадовались их обществу и поскакали дальше вместе.
Мы приехали в разрушенное местечко Мариенбург. Здесь есть
замок посреди озера, где стоит русский гарнизон. Мы пошли
осмотреть место, но войти в замок не было дозволено никому кроме
полковника. Губернатор прислал нам немного провизии и род легкого
напитка под названием "квас"249.
Добравшись до Нойхаузена, мы наблюдали, как шведы
овладевают гумнами и хлебами, что /л. 125/ росли в полях, ибо по
мирному договору и этот город, и два прежних, кои [московиты] захватили
в Лифляндии, надлежит возвратить шведам. В Кокенхаузене я видел
несколько больших пушек, оставленных там московитами при
отступлении из-под Риги; согласно договору шведы должны были
предоставить лошадей для отправки оных во Псков.
Мы заночевали возле гумна в Нойхаузене, а на другое утро,
примерно в 3 верстах250 оттуда, миновали [русскую] границу и

102
1661
прибыли в Печоры — разрушенный город, где есть монастырь,
окруженный каменной стеною. Это место зовется Печоры из-за
подземных пещер.
Мы остановились в деревне недалеко от озера Пейпус251, где я
продал моего рысака за 9 рублей медной монетой, вообразив, будто
каждый рубль равен двум рейхсталерам252; в Варшаве он стоил мне
30 рейхсталеров, да и то по хорошему знакомству, однако
/л. 125 об./ *Август.* дорогой стал хромать, и я не смог найти
никого, кто бы его вылечил.
Около полудня мы завидели Псков253. Он являл собою
изумительное зрелище, будучи окружен каменной стеной со множеством
башен. Здесь много церквей и монастырей, одни с тремя, другие с
пятью шпилями или башнями, на коих круглые купола по 6, 8 или 10
сажен в окружности, крытые жестью или дощечками, а сверху —
крытые тем же огромные кресты, что составляет великолепный вид; один
из куполов, самый большой, позолочен.
В прежние времена сей город был вольным княжеством и
претерпел много перемен, пока не был подчинен в 1509 году царем Иваном
Васильевичем254, который выслал большинство знатных жителей в
Москву, а вместо них поселил московских колонистов. С тех пор
[Псков] не раз восставал и столь же часто покорялся. Он выдержал
несколько осад от шведов и поляков.
Он имел право и чеканить
/л. 126/ * Август.* монету. У шведов и любекцев есть свои
торговые подворья за городом, на другом берегу реки Великой255,
которая в нескольких верстах ниже города впадает в озеро Пейпус,
оттуда [вытекает] к Нарве и за нею изливается в море. Этот город
отстоит от Риги и Великих Лук на 60 польских миль, а от Великого
Новгорода — на 36.
Здесь я убедился в низкой цене медных денег256 и, видя
всеобщую дороговизну и необычайную угрюмость людей, почти обезумел
от досады.
К нам явился некий Уильям Хэй, недавно прибывший сюда из
Шотландии, и составил нам компанию до Москвы.
Проведя ночь в городе, что смердил от грязи и никак не
соответствовал своему великолепному виду издали и нашим ожиданиям, мы
позавтракали у мадам Хэйс257, которая к тому же снабдила нас
обильными припасами на
/л. 126 об./ * Август.* дорогу. Мы пустились в путь по приятному
лесистому краю, подробное описание коего я не счел достойным
труда, да и не имел терпения, разочаровавшись в этих людях, примечать
места их обитания. Приехав в большое село Сольница258, мы отпра-

1661
103
вили лошадей по суше и поплыли на лодках вниз по реке Шелонь259
в озеро Ильмень и далее в Новгород. Озеро Ильмень имеет 18
польских миль или 90 верст в длину и 12 миль или 60 верст в ширину,
принимает в себя около 70 малых рек и испускает одну — Волхов,
которая течет через Новгород и впадает в озеро Ладога в 180 верстах
или 36 польских милях от города. Главные из рек, впадающих в это
озеро, — Шелонь, Ловать, Мшага260 и прочие.
Новгород прозван Великим, ибо прежде был одним из трех
величайших торговых городов Европы и дал свое /л. 127/ имя
обширному и величайшему во всей России княжеству, где правил Рюрик, от
коего ведут происхождение все русские государи и князья. Он
отстоит от Москвы на 105 польских миль или 125 верст261, от Пскова — на
36, а от Великих Лук и Нарвы — на 40 миль.
В 1570 г. царь Иван Васильевич262 начал с новгородцами войну,
которая длилась семь лет. Разбив их войска на реке Шелонь, он
заставил их покориться и назначил им губернатора. Однако он считал,
что не достиг над ними столь желанной полноты власти, и с помощью
архиепископа Феофила получил доступ в город. Какие жестокости
применил он к горожанам и самому архиепископу — тут я сошлюсь на
тех, кто пространно писал об этом, а также об их идоле Перуне, от
коего идет название Перунского монастыря263.
/л. 127 об./ Нам предоставили большую лодку, и мы поднялись
на 25 верст по реке Мете до Бронницы, где по приказу
новгородского губернатора, боярина князя Ивана Борисовича Репнина264, нам
дали десять почтовых лошадей; их меняли на разных перегонах, так
что своих лошадей я сберег. Мы пересекли реку Волгу в Твери, по
коей именуется огромная земля с княжеским титулом. В прежние
времена она имела своих князей — до недавних пор, когда вместе с
другими была поглощена великим князем Московским. [Тверь] отстоит
от Москвы на 36 миль.
Сентября 2 ст. ст. Мы прибыли в Москву и наняли жилье в
Слободе265, или селении, где обитают иноземцы.
5. Нас допустили к целованию руки Его Царского Величества266
в Коломенском — загородной усадьбе царей в 7 верстах от Москвы,
ниже по реке того же названия. Царю было угодно поблагодарить
меня за любезность, оказанную его подданным, кои были /л. 128/
пленниками в Польше. Мне объявили о милости и благосклонности
Его Величества, на кои я могу полагаться.
7. Утром боярин Илья Данилович Милославский, тесть царя и
начальник Иноземского приказа267, велел мне явиться после полудня
на загородное поле под названием Чертолье и привести других
офицеров, кои прибыли со мною. Добравшись до поля, мы обнаружили,

104
1661
Страница рукописи "Дневника" Гордона

1661
105
что боярин нас опередил. Он велел нам разобрать пики и мушкеты
(бывшие наготове) и показать, как мы умеем владеть оружием. Я с
удивлением сказал ему, что если бы знал об этом заранее, то
прихватил бы одного из моих слуг — тот, возможно, обращается с оружием
получше меня — и добавил, что владение оружием — последнее дело
для офицера, а самое существенное состоит в руководстве. Прервав
меня, он заявил, что даже лучшие из полковников по прибытии в эту
страну должны /л. 128 об./ так поступать. Я ответил: "Раз уж
таков обычай, я готов" — и, управившись с пикой и мушкетом во всех
позитурах к его полному удовольствию, вернулся домой.
9. В понедельник было приказано записать меня майором, Пола
Мензиса — капитаном, Уильяма Хэя — лейтенантом, а Джона Хэ-
милтона — прапорщиком в пехотный регимент полковника Дэниэла
Крофорда и [выдать] нам вознаграждение за прибытие в страну, или
за прием. Мне полагалось 25 рублей деньгами и столько же
соболями, 4 локтя сукна и 8 локтей Дамаска268, а остальным —
соответственно. Наше месячное жалованье равнялось с прочими [офицерами]
в тех же чинах.
Однако канцлер269 оказался весьма бесчестным малым и день за
днем отделывался от нас в ожидании взятки, каковая здесь не
только обычна, но и считается обязательной. Ничего о том не ведая, я
дважды или трижды выражал ему возмущение, не получил
вразумительного ответа и подал жалобу боярину, который с /л. 129/ легким
укором дал ему новый наказ. Сие рассердило дьяка еще более, и он
по-прежнему нами пренебрегал. Но когда и после повторного
ходатайства и приказа мы не добились удовлетворения, я в третий раз
отправился к боярину и весьма откровенно заявил, что не знаю, кто же
обладает высшей властью, он или дьяк, ибо тот не повинуется
стольким приказаниям. При этом разгневанный боярин велел остановить
свою карету (он собирался выезжать из города в свое поместье),
вызвал дьяка, схватил его за бороду и встряхнул раза три-четыре со
словами, что, если я пожалуюсь снова, он велит бить его кнутом270.
После отъезда боярина дьяк явился ко мне и начал браниться, а
я без всякого почтения (коего у них и так в избытке) отплатил ему той
же монетой. Я заявил, что мне безразлично, дадут мне что-нибудь
или нет, лишь бы позволили уехать отсюда обратно. С таким
намерением я вернулся в Слободу и стал основательно размышлять, как
выбраться из этой страны, столь /л. 129 об./ далекой от моих
ожиданий и несогласной с моим нравом. Ведь я послужил стране и народу,
где иностранцы имеют великий почет, пользуются такою же славой и
даже большим доверием, чем сами туземцы, и где для всех достойных
людей открыт свободный путь ко всем воинским и гражданским по-

106
1661
честям; где в краткий срок, посредством бережливости и усердия,
можно приобрести положение; где в супружестве нет стеснения или
различия между туземцами и иностранцами; где многие достигают
больших состояний, чинов и других почетных и прибыльных
преимуществ; где, сверх того, достойным и заслуженным лицам обычно
даруется индигенат271; где унылое выражение лица или покорное
поведение означают трусость и малодушие, а уверенное, величавое, но
неподдельное обличье — добродетельное благородство; где
надменность людей сопровождается и умеряется учтивостью и приязнью,
так что при встрече с подобными натурами [эти качества]
состязаются /л. 130/ в превосходстве.
Здесь же, напротив, я убедился, что на иноземцев смотрят как на
сборище наемников и в лучшем случае (как говорят о женщинах) —
necessaria mala272; что не стоит ожидать никаких почестей или
повышений в чине, кроме военных, да и то в ограниченной мере, а в
достижении оных более пригодны добрые посредники и посредницы,
либо деньги и взятки, нежели личные заслуги и достоинства; что низкая
душа под нарядной одеждой или кукушка в пестром оперении здесь
так же обыкновенны, как притворная или раскрашенная личина; что
с туземцами нет супружества; что вельможи взирают на иностранцев
едва ли как на христиан, а плебеи — как на сущих язычников; что нет
индигената без отречения от былой веры и принятия здешней; что
люди угрюмы, алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и
деспотичны — когда имеют власть, под властью же — смиренны и
даже раболепны, неряшливы и подлы, /л. 130 об./ однако при этом
кичливы и мнят себя выше всех прочих народов.
Но всего хуже скудная плата в низкой медной монете, ходившей
по четыре за одну серебром, так что я предвидел невозможность
существования, не говоря уж об обогащении, в чем меня уверяли перед
отъездом из Польши. Оных и многих других причин было
предостаточно, чтобы я надумал вырваться отсюда. Единственная
трудность — как сего достичь? — сильно меня тревожила, ибо каждый, у
кого я просил совета, ссылался на невозможность этого. Однако я
решил попытаться и не брать от них никаких денег, хотя и получил кое-
что во Пскове и Новгороде на дорожные расходы.
Узнав, что боярин будет отсутствовать в городе неделю, я решил
не ходить в приказ273 до его возвращения, а затем подать петицию,
или ходатайство, об увольнении и привести доводы о том, что посол
Замята Федорович /л. 131/ Леонтьев, с коим я заключил договор в
Польше, обещал мне жалованье серебром или другой равноценной
монетой; ныне же оказалось совсем иначе, а также обнаружилось,
что состояние моего здоровья несовместно со здешним климатом.

1661
107
Однако дьяк проведал о моих намерениях и, страшась боярского
гнева, уговорился с моим полковником выманить меня в город.
Как-то утром я явился выразить почтение к полковнику, и он
попросил меня сопроводить его в город. После кое-каких уверток я это
сделал. Пока я прогуливался по площади274, подошел стряпчий275 с
двумя стражниками и пригласил меня зайти в приказ. На мой отказ
он заявил, что ему велено применить силу, если не пойду добром.
Когда я вошел, главный стряпчий Тихон Федорович Мотякин принял
меня очень вежливо, предложил садиться и после весьма любезной
/л. 131 об./ речи преподнес грамоты в разные ведомства на деньги,
соболей, дамаск и сукно для меня и моих спутников. Я отказался
наотрез и заявил, что подожду приезда боярина, коего надеюсь
переубедить и добиться отпуска из страны. Сей стряпчий, будучи
человеком учтивым (здесь это редкость), принялся вежливо меня увещать,
предъявил множество доводов, дабы отвратить меня от такого
решения, и послал за моим полковником (коего долго искать не
пришлось). Они вдвоем отвели меня в сторону и, среди прочего,
говорили, что стремиться к отъезду для меня будет пагубно, ибо русские
вообразят, будто я — католик, прибывший из страны, с которой они
воюют, — явился к ним лишь как лазутчик, чтобы сразу же уехать;
если я упомяну о чем-либо подобном, меня не только не отпустят, но
и сошлют в Сибирь в дальнее место и никогда больше не станут
доверять. Сие и впрямь меня поразило, учитывая подлую и
подозрительную натуру этих людей, так что с великой неохотой я /л. 132/
согласился взять грамоты за наше прибытие в страну.
Сентября 17. Мне дали приказ принять от одного русского
700 человек, назначенных в наш полк. То были беглые солдаты из
нескольких полков, доставленные из разных мест. Приняв оных, я
выступил через Иноземскую слободу в Красное Село276, где нам дали
квартиры, и обучал этих солдат дважды в день при ясной погоде.
20. Я получил 25 рублей деньгами за приезд, на другой день —
соболей, а два дня спустя — дамаск и сукно.
25. Я получил средства за месяц в проклятой медной монете;
также и те, кто прибыл со мною.
27. В Москву приехали около 30 офицеров, преимущественно те,
с коими я сговорился в Риге. Большинство из них — наши земляки:
Уолтер Эрт, Уильям Гилд, Джордж Кит, Эндрю Бернет, Эндрю Кол-
дервуд, Роберт Стюарт277 и другие, коих записали в наш полк.
/л. 132 об./ Октябрь. Я перешел, согласно приказу, в большой
наружный город и слободу Загродники278 и занял квартиры.
Вначале у офицеров и солдат случились раздоры с богатыми
горожанами, кои не желали пускать их в свои дома. Среди прочих один

108
1661
купец, у коего заняли для меня квартиру, пока мои слуги убирали
внутреннюю комнату, сломал во внешней печь, служившую для
отопления обеих, так что я был вынужден сменить жилье. Но дабы научить
его лучшим манерам, я отправил к нему на постой профоса279 с
20 арестантами и капральством солдат, которые при моем
потворстве мучительно донимали его целую неделю. Сие обошлось ему почти
в сотню талеров, прежде чем он смог добыть из нужного приказа
распоряжение об их выводе; к тому же над ним вволю посмеялись за его
неучтивость и упрямство.
Пока я здесь пребывал, произошли два следующих заметных
события. Первое:
/л. 133/ Солдаты позволяют себе вольность держать для своих
нужд водку280 и иногда ее продавать. Сие наносит ущерб доходам
Его Величества (прибыль от всех крепких напитков, что варят или
изготовляют в его государстве, идет в казну). Всем строго
запрещено торговать оною в малых долях, а нарушение сего карается крайне
сурово. Повсюду соглядатаи и сыщики, кои при вести о торговле
такими напитками немедля доносят и сообщают в приказ.
Как-то в воскресенье, после полудня, когда я был в Иноземской
слободе, к дому, где у солдат имелась водка, явился стряпчий с 20 или
30 стрельцами281. Дверь была заперта, и прежде чем те смогли
войти, солдаты перенесли водку в сад. После тщательного обыска
ничего не нашлось, солдаты изобразили возмущение и грубо
выпроводили стряпчего и стрельцов за двери. Оказавшись на улице, те
кликнули своих товарищей на подмогу и снова ворвались
/л. 133 об./ *Ноябрь.* в дом и сад, где обнаружили водку и
забрали оную, а также нескольких солдат. Но на шум сбежались другие
солдаты и не только отбили своих и водку, но, сцепившись со
стрельцами, прогнали их к городским воротам, где те усилились прочими,
кои там живут, и отбросили солдат обратно. К этому времени обе
стороны получили подкрепления. Стрельцов было около 700, солдат
около 80, однако благодаря узости улицы и превосходству в
отчаянной отваге, солдаты загнали стрельцов в ворота белой стены282. При
этом 600 стрельцов, прибывших из главной охраны крепости,
отрезали путь тем, кто пробрался в ворота, и схватили 27 из них.
Назавтра, после дознания, они были биты кнутом и сосланы в Сибирь.
Другое [происшествие]: русский капитан по имени Афанасий
Константинович] Спиридонов, который командовал оными
солдатами до того, как мы их приняли, /л. 134/ теперь состоял в полку.
Будучи хитрым малым, он обрел и присвоил такую власть над
солдатами, что совершал много поступков, несовместных с командою. Я не
раз делал ему замечания и запреты, но ничто не помогало; взывал и к

1661
109
полковнику, который, не любя, чтобы его беспокоили по
какому-либо делу, пренебрег и этим, к моему неудовольствию. Однажды ночью
сей капитан подловил солдат за игрой в карты и не только отобрал у
них все бывшие в игре деньги, но и держал их под стражей у
профоса, пока те не дали ему еще больше, всего около 60 рублей, и лишь
тогда отпустил. И все сие без моего ведома, что непозволительно, ибо
я старше по чину! Узнав об этом на другой день, я не мог совладать с
собою, вечером послал за ним и устранил с дороги охрану и всех
моих слуг, кроме одного. Когда он вошел, я стал его отчитывать и
заявил, что больше не потерплю таких злоупотреблений
/л. 134 об./ *Ноябрь.* и как-нибудь сверну ему шею. При этом он
разбушевался, а я схватил его за голову, повалил наземь и крепкой
короткой дубинкой так отделал ему спину и бока, что тот едва мог
подняться. Я посулил ему вдесятеро больше, если и впредь будет
играть такие шутки, и вытолкал его за дверь.
Назавтра он пошел жаловаться полковнику, который обещал
провести следствие и дать удовлетворение. Однако по обыкновению
этой страны, поскольку свидетелей не было, я все отрицал, а после
его жалобы боярину в приказ сделал то же самое. Видя дружелюбие
боярина ко мне, прибывшему недавно и незнакомому с местными
обычаями, он отступился от своего иска и принял меры к уходу из
полка, чего я как раз желал и добивался.
Тем временем я побывал на двух свадьбах в Иноземской слободе:
во-первых, ротмистр Райтер женился на вдове /л. 135/
подполковника Томаса Мензиса, который был ранен под Чудновом и там умер;
во-вторых, капитан Лидерт Ломе женился на [...] Бэннерман. На
обеих я повеселился и свел первое знакомство с женщинами.
Декабрь. Согласно приказу я перебрался на квартиры за речку
Яузу, в Таганную и Гончарную слободу283 внутри земляного вала.
Здесь я занял квартиру в доме богатого купца, который использовал
все средства к моему удалению и предъявил с этой целью две
грамоты из Дворцового приказа284. Но не желая покидать столь удобное
место, я не подчинился оным, ссылаясь на то, что не стану
переезжать без распоряжения из Иноземского приказа, и оставил грамоты
при себе.
В это время произошел случай, о коем не могу не рассказать. При
уходе из Загродников русский лейтенант по имени Петр Никифоров
явился ко мне с сержантом и доложил, /л. 135 об./ что вчера
вечером трое солдат были так избиты и покалечены в схватке со
стрельцами, что неспособны выступить с полком, а без подписанного мною
прошения им не может быть дозволено остаться на квартирах.
[Никифоров] принес прошение и прочитал оное — дабы те могли побыть

no
1661
на квартирах 5 или 6 дней, пока не будут в состоянии двигаться. Не
подозревая обмана, я необдуманно приложил к сему руку. Но когда я
собрал полк в Таганной слободе, и эти люди были вызваны по
именам, их товарищи дали ответ, что они отпущены по домам. После
расспросов я понял, что подкупленный оными солдатами лейтенант либо
неверно прочел прошение, либо подсунул мне на подпись другое:
/л. 136/ ведь то прошение, что я подписал, было об отпуске троих
солдат по домам на 6 недель. Как только те трое явились в Вологду,
где проживали, губернатор задержал их и отослал в Москву вместе с
прошением. Впоследствии, по злому умыслу канцлера (моего
недруга), сие могло бы причинить мне много хлопот.
Декабря 16. Боярин Илья Данилович Милославский произвел
смотр нашему полку и передал 600 человек одному голове285, как но-
восозданных стрельцов. Имя головы было Никифор Колобов. При
этом солдаты весьма горевали и многие из них разбежались.
/л. 136 об./ Декабря 19. Мой хозяин продолжал свои
ходатайства, дабы избавиться от меня. Из Дворцового приказа явился
отлично снаряженный стряпчий в сопровождении 20 людей,
называемых трубниками286, — у нас они именуются "птицеловами"287.
В руке он держал предписание о моем переводе на другую
квартиру. Я сидел за обедом, когда его ввели в комнату, и он весьма
невежливо велел мне убираться. На просьбу показать грамоту он
заявил, что не желает доверять мне оную, ибо я придержал или
порвал две прежние. Я ответил, что не стану выезжать без
предъявления грамоты, а он приказал нескольким "птицеловам", кои
вошли вместе с ним, вытащить мои сундуки, сам же схватил одно из
полковых знамен, висевших на стене, чтобы вынести оное. И без
того возмущенный его неучтивостью, я пришел в такую ярость,
что, вскочив, /л. 131/ с помощью двух офицеров (они обедали со
мною) и прислуги выгнал его и его грубых пособников из комнаты
и спустил с лестницы. Они объединились с теми, кто ждал внизу,
и попробовали вновь подняться силой, однако мы, стоя на верху
лестницы, легко их отразили; у них не было оружия, кроме
посохов или палок, а у нас — древки от знамен, кои мы прихватили при
их изгнании.
На шум сбежались несколько солдат и, видя сие, обошлись без
пароля или приказа к атаке. С кулаками и бывшими под рукой
дубинами и палками они тут же накинулись на нелюбезных гостей, так что
те охотно пустились наутек вдоль по улице. Солдаты преследовали их
до моста через Яузу, крепко поколотили и отобрали у них шапки, а у
стряпчего — его [шапку] с жемчугами и жемчужное ожерелье общей
ценою, как тот позже жаловался, в 60 рублей.

1661
111
Это навлекло бы на меня большую беду, если бы тогда же не
было великой распри между Федором Михайловичем Ртищевым288,
/л. 137 об./ * Декабрь.* начальником Дворцового приказа, и нашим
боярином. Посему, после кое-каких формальных допросов, дело
замяли. Однако по настоянию офицеров, лучше меня знавших обычаи
страны, я перебрался на другую квартиру.
Боярин Илья Данилович Милославский собрал 600 солдат из
нашего полка, определил их в новый стрелецкий полк и передал
голове Никифору Иван[овичу] Колобову. Солдаты при этом весьма
горевали289. В то же время мне было приказано обучить сего голову,
или полковника, пехотной дисциплине, ибо он никогда прежде не
служил в пехоте и не знал ничего, что относится к командованию полком.
Нас вызвали в приказ, дабы взять клятву верности царю.
Приводить к присяге предстояло голландскому священнику, который
держал речь первым. Когда он сказал, что мы должны поклясться
служить Его Величеству верой и правдою по все дни нашей жизни, я
возразил и не стал продолжать, ссылаясь на условия моего договора.
Сие не было дозволено, я же оставался непреклонен, и меня
задержали в приказе, пока не нашли выход: я был вынужден поклясться, что
буду служить, доколе продлится война с Польшей.
/л. 138/ Прежде чем излагать далее ход моих личных дел, я
должен кое-что сказать о событиях общественных.
Год Спасения нашего 1660 был весьма счастливым для поляков.
В начале года они замирились со шведами и очистили от них
Пруссию; отпустили войска Римского императора; осадили и взяли
Литовский Брест290; отбили военной хитростью Могилев; тревожили
многие русские гарнизоны — в Борисове, Быхове и иных местах;
одолели князя Ивана Андреевича Хованского при Ляховичах291 и князя
Юрия Алексеевича Долгорукого292 при Басе и Губарях; разбили и
захватили целую армию московитов под Чудновом. Они привели к
покорности казачество, разместили свои войска на Украине среди
казаков и овладели большинством городов и крепостей к югу и
/л. 138 об./ западу от Борисфена. Тем самым их страна была
избавлена от зимних постоев, от грабежей, невыносимых вымогательств и
разорения из-за походных квартир.
Знать и начальные особы провели зиму в пиршествах и
увеселениях, а большую часть лета — в совещаниях. Тем временем войска,
устав от задержки жалованья, составили союз. Сперва собралась
кавалерия, и каждый полк выбрал себе начальника. На всеобщем
съезде, куда прибыли депутаты от большинства пехотных полков,
главным предводителем избрали некоего Свидерского и решительно от-

112
1661
казались состоять под командой гетманов, подчиняться или
следовать их приказам, пока не будут удовлетворены жалованьем.
/л. 139/ Сие крайне поразило поляков и спутало их намерения
продолжать войну с московитами и подчинить остальных казаков на
Украине. Тем самым в этой стране русские получили время перевести
дух, а среди казачества возникло великое смятение.
Мятежу армии немало способствовала взаимная
подозрительность двора и коронного фельдмаршала Любомирского. Множество
корыстных и беспокойных людей надеялось посредством таких смут
разбогатеть или по меньшей мере избавиться от нужды. Многие
также /л. 139 об./ примкнули к мятежу и стремились отличиться в
надежде прослыть деятельными и снискать почет.
Воистину, державам, государствам и всем делам человеческим
присущи кризисы. Казалось, королевство Польское пережило свой
кризис в годы Искупления нашего 1655, 56 и 57, и после стольких
бедствий Богу угодно было явить милосердие и восстановить оное в
прежнем блеске и славе. За много лет у него не было лучшей
возможности и вероятности для выздоровления, чем в 1660 году, когда из-за
злополучных распрей и заговоров оно как будто снова впало в
несчастье. Если правомерно углубиться в тайны Всемогущего, сие не
может быть приписано ничему более, как неблагодарности поляков за
столь великую и знаменательную милость Божию /л. 140/ в
даровании им таких побед и преимуществ над врагами, а также их
чрезмерной дерзости и другим грехам.
Вспоминаю об одном событии, по моему мнению, весьма
недостойном (если не приводить худший эпитет). На праздник Тела
Христова состоялось великое шествие в Новый город [Варшавы],
к церкви, посвященной Святой Деве, куда впереди духовенства
внесли все знамена, захваченные годом ранее у московитов и
казаков293. Среди сих знамен было три, взятых под Чудновом;
огромные и великолепные, они принадлежали воеводам, или генералам,
и представляли изображения святых, а одно — с образом Святой
Девы — несли позади прочих. Когда появился архиепископ со
Святыми Дарами под сенью, поддерживаемой досточтимыми
особами, эти знамена были брошены наземь, и все стали их попирать.
Король с высшей /л. 140 об./ знатью шествовал следом и
казался недовольным. Он повелел поднять знамена — поступок весьма
благочестивый и королевский!, Я воздержусь от дальнейших слов
об этой прекрасной, плодородной, но злополучной стране и
продолжу.
Послы Римского императора бароны Колуччи и Майерберг294
провели некоторое время в Москве как посредники о мире с Поль-

1661
113
шей. У них мы имели возможность бывать на богослужении так
часто, как нам угодно295.
Литовский польный гетман Гонсевский содержался в строгом
плену296. Из-за его нездоровья один итальянский врач, взятый в
плен и ныне освобожденный, по просьбе [гетмана] был прислан для
ухода за ним. За беседою [врач] советовал ему добавлять в яства или
суп cremor tartari297. Похоже, он повторил эти слова несколько раз,
что услыхал капитан русской стражи, который обязан постоянно
присутствовать при чьем-либо /л. 141/ разговоре с гетманом. Тот пошел
с доносом к боярину и обвинил доктора, будто он всегда ведет с
пленным гетманом весьма серьезные беседы; что они кое-что замышляют
против [русского] государства; что доктор доставляет [Гонсевскому]
все сведения и между ними часто слышны речи о крымских татарах.
Засим доктора заключили в тюрьму, допрашивали весьма строго
и, без сомнения, могли бы и пытать, ибо он все отрицал, особливо то,
что когда-либо вел речь о делах государственных и военных или о
каких-то крымских татарах. Подозрения были тем сильнее, что по
верным сведениям крымцы собирались вторгнуться в Россию. После
нескольких недель заключения гетман узнал об этом и, призвав на
память их беседы, вспомнил о совете принимать crem[or] tartfari].
Поскольку они говорили по-латински, он понял (и это была правда), как
русский [капитан] и его люди (прочие /л. 141 об./ стражники
утверждали то же самое) могли ошибиться, и попросил своего пристава298
доложить об этом боярину. После долгого разбирательства доктора
отпустили, ибо его показания были с оным согласны.
В октябре русская армия была разбита в месте, называемом
Кутчи Горы299, близ Полоцка. Дело было так. Литовская армия не
уклонилась от верности своему долгу, как сделала коронная, но
всеми силами старалась утеснять московские гарнизоны, особливо
в Борисове, Быхове, Витебске и Полоцке. В это время объявились
некий полковник Чарнавский и доброволец, или флибустьер, по
имени Валентин [...], иначе Кривой Сержант (ранее он служил
сержантом у шведов и был слеп на один глаз), — тот самый, что
два года назад разбил и захватил генерал-майора Адергасса300.
Собрав отряд удальцов числом в 2000 человек, они то заодно, то
порознь чинили великий урон /л. 142/ гарнизонам московитов и
подвластным им областям, особенно вокруг Лютина и Полоцка.
Чтобы это предотвратить, [выступила] армия под началом князя
Ивана Андреевича Хованского — человека, знаменитого лишь
запальчивостью; по крайней мере, дабы осмелиться на битву самому,
он ввязывал в бой других. С ним был соратник по имени
Афанасий Лаврентьевич Нащокин301 — весьма мудрый государственный

114
1661
муж и большой любимец царя. Войско состояло по преимуществу
из новгородцев и жителей Олонца, всего около 12 000 солдат.
Узнав о сборе сей армии в Полоцке, поляки отрядили часть
своих войск для наблюдения за нею. Между сторонами произошло
несколько боев и стычек, в коих русские, будучи сильнее, брали верх.
Поэтому литовцы отступили, окопались на крепкой позиции
недалеко от московитов и лишь препятствовали им в поисках провизии и
/л. 142 об./ фуража. Итак, московиты кое в чем терпели нужду,
хотя и стояли всего в 15 верстах от Полоцка.
Между тем король Польский прибыл в Вильно, дабы обязать
литовскую армию к дальнейшему исполнению долга, и, имея при себе
отборные части, двинулся на Полоцк. К этому времени московиты
стали дезертировать по сто и по пятьдесят человек, так что
оставалось едва ли 6000 солдат. Генерал-лейтенант Томас Далйелл302,
бывший тогда в армии, ввиду такого ослабления оной ожидал прибытия
подкреплений и советовал Хованскому отойти поближе к Полоцку;
так же [считал] и его соратник303 — однако тот не пожелал. На это
генерал Далйелл заявил, что не будет свидетелем гибели войск, и
уехал в Полоцк, поручив свой регимент подполковнику.
Через несколько дней, с приходом своих новобранцев, поляки
выступили /л. 143/ и, застав Хованского в такой же готовности,
сразились с ним. После короткой схватки московиты были
разгромлены, полковник Дуглас убит, а полковники Форрет и Бокховен со
многими прочими взяты в плен. Тут же погибли около 1500
московитов, и несколько сотен попали в плен. Время года не позволило
полякам пойти дальше или воспользоваться сей победою304.
/л. 143 об./™

/л. 144/
1662
Января 2. Я угостил всех стряпчих Иноземского приказа за
праздничным столом и преподнес каждому, согласно их чинам,
подарок соболями — одним по паре, другим по одному. Этим я снискал
большую их доброжелательность; впоследствии они весьма меня
уважали и всегда были готовы дать ход любому из моих дел в приказе.
В следующее воскресенье я угощал моего полковника с
семейством, доктора Коллинса306, мистера Бенйона и миссис Тибут с
дочерью — всех знакомых, коих приобрел в Слободе. Мы поздно
засиделись и пировали так, что если кто-либо увлекался дамой, то не мог
совладать с собой или утаить сие.
Татары предприняли набег до самого Севска, и 400 солдат
нашего полка с русскими офицерами были отправлены для удержания
/л. 144 об./ проходов через засеки307 — это полосы леса, растущего
столь густо, что коннице не пробраться, да и пехоте едва ли, кроме
как по большим дорогам, кои укреплены фортами. Оные татары,
бесчинствуя до самого Карачева, захватили много пленных и знатную
добычу, но на обратном
*Января 13, понедельник.* пути, у деревни Прутки, ночной порою
были застигнуты врасплох и разгромлены князем Григорием
Семеновичем Куракиным308. Пленные и большая часть добычи были
возвращены, а множество [татар] перебито и захвачено; среди пленных был
мурза из князей Ширинских или из рода Гиреев — это семейство хана.
В Москву прибыли шведские послы для ратификации мирного
договора309. Они были встречены и приняты согласно обычаю и,
после некоторого пребывания, отпущены в довольстве.
/л. 145/ В это же время от царя готовилось большое
посольство, дабы поздравить нашего короля со счастливой реставрацией310.
Для сего были назначены князь Петр Семенович Прозоровский и его
коллега Иван Афанасьевич Желябужский311.
С медными деньгами ежедневно было хуже и хуже. В начале
сего года 5 или 6 шли к одному серебром, а когда я приехал в страну —
всего по 3. Так существовать мы не могли и подали петицию Его
Величеству, однако возмещения не получили. Наконец мы добились,
чтобы нам повысили жалованье на четвертую часть, хотя это мало
помогло. Добрые дукаты, что я заработал такими трудами в другом
краю, должны теперь разойтись здесь.
Всю эту зиму я провел в невыразимых усилиях и заботах.
Дважды в день я должен обучать полк, и не проходит дня без приема или
передачи солдат для отсылки по своим гарнизонам и полкам.
/л. 145 об./ Ведь все наши солдаты были всего лишь беглецами, ко-

116
1662
их губернаторы ловят по местам их проживания и отправляют в
Москву. Да и отсюда редкий день кто-нибудь не убегал.
Но возвращаюсь к низкой медной монете. Причиной
ежедневного падения было то, что большое количество оной ввозилось тайком
из-за моря, а в Москве и других городах чеканилось частными
лицами. Было поймано много фальшивомонетчиков, каждому из коих
отрубали руку, били кнутом и ссылали в Сибирь, изъяв имущество в
казну, но ничто не помогало. Открылось, что даже кое-кто из
знатных особ прикладывает руку к такой подделке.
Этой зимою боярин по имени Борис Иванович Морозов312 умер
бездетным, оставив царю огромное состояние и много денег.
Иноземным офицерам он завещал месячное жалованье в рейхсталерах,
которое мы получили. Он был женат на сестре императрицы313 — Анне
Ильиничне.
/л. 146/ Февраля 13. Вечером, пока я веселился, тянул по
жребию возлюбленную314 и засиживался до поздней ночи, мои
собственные солдаты, стоявшие при мне на часах, украли моего лучшего коня
и разбежались по домам. Я велел написать об этом в приказ и
приложил много стараний, но коня так и не вернул, хотя и узнал, что
губернатор Вологды отобрал его у солдат. Меня известил об этом
полковник Уайтфорд, который сей весной был отпущен в Англию и поехал
тем путем, — в своем письме от 15 июня315.
Отдав 50 рублей, я купил другого коня, который по норову
оказался скверной клячей, но бегал отлично.
Несколько раз я побывал на весьма любезных приемах в
Слободе и на разных свадьбах: в ноябре у ротмистра Райтера, который
женился на вдове подполковника Томаса Мензиса, умершего от ран при
Чуднове, и у некоего капитана Лидерта Ломе, который женился на
[...] Бэннерман316, а в январе — на /л. 146 об./ свадьбе
подполковника Диксона, который женился на одной вдове.
Как-то в пятницу, приехав из города очень голодным и обедая у
капитана Мензиса, куда меня пригласили, я съел слишком много
отварной щуки и сразу ощутил, что мне сделалось плохо. Я пытался
умерить [недуг], выпив много двойной водки, но это не помогло;
ночью стало настолько хуже, что началась сильнейшая горячка. Я
послал за доктором Коллинсом, и он явился к вечеру вместе с моим
полковником и мистером Джоном Эннандом — хирургом, который
пустил мне кровь из срединной артерии левой руки. Ночью жар лишь
немного уменьшился, но назавтра к полудню отступил. Мне давали
различные внутренние лекарства, благодаря коим [болезнь]
обратилась в перемежную лихорадку. Через 10—12 дней я выздоровел
настолько, что поднялся и несколько дней спустя занялся делами. Од-

1662
117
нако через неделю /л. 147/ повторился приступ, который из-за
моей слабости был более опасен и еще более меня угнетал. На сей раз
все заключили, что у меня чахоточная лихорадка317, но при помощи
лекарств, а прежде всего Господа, я поправился, проведя дома в
постели около трех недель.
Я нанес визит в Слободу и, возвращаясь холодным морозным
вечером, слегка промочил ноги и застудил их. Так у меня случился
новый приступ, гораздо опаснее прежнего. Пролежав несколько дней,
я решил переехать в Слободу, дабы быть поближе к врачам. На
другой день, в субботу, я отправился в повозке и, не без труда
добравшись до Слободы, поселился в новопостроенном доме полковника
Снивинса.
Ночью я не чувствовал большой перемены к худшему, однако
наутро мне было очень дурно и становилось все хуже. /л. 147 об./
Часов в девять я совсем ослаб и был близок к обмороку, а около
полудня, когда говорил лейтенанту Хэю, что, верно, должен умереть,
потерял сознание и ничего не ощущал до вечера. Прийдя в чувство, я
мало-помалу разглядел в комнате множество людей при свечах. Чуть
погодя, на вопрос, помню ли я что-нибудь за время обморока, я смог
только вымолвить, что, кажется, спал. Лейтенант Хэй сказал, что
как только я лишился чувств, он побежал за мистером Эннандом и
привел его. Тот, с большим усилием разжав мне зубы, влил в глотку
какой-то эликсир и затем удалился со словами, что через час-другой
я либо умру, либо исцелюсь. Хотя и не так скоро, но три часа спустя
во мне заметили перемену к улучшению. Прежде чем я снова пришел
в себя, настал вечер, и, увидав в комнате много людей, я дивился
причине этого — ведь я сознавал /а. 148/ лишь, что проспал все это
время, да и не мог ответить на вопрос никак иначе.
Я провел в постели много дней, в Страстную пятницу
исповедался и причастился, будучи очень слаб, и почти отчаялся в
выздоровлении. Но наконец, благодаря великой милости Божьей и помощи
лекарств, я стал поправляться; жестокая болезнь отступила и перешла
в трехдневную лихорадку.
Во время болезни меня навещали многие друзья. Полковник
Крофорд, его супруга и семейство были чрезвычайно добры ко мне и
снабжали многим, что способствовало выздоровлению.
Пока я хворал, трое солдат, отпущенных по домам из-за
плутовства лейтенанта Петра Никифорова, были доставлены в
Москву с подписанным мною прошением. Затем меня вызвали в приказ,
но по болезни дали отсрочку. Однако немного окрепнув, я стал
размышлять, как избавиться от сего неудобства, послал за
стряпчим Марком Иван[овым], в чьих руках находилось дело, расска-

118
1662
зал ему всю правду об оном и спросил его совета. Он (как и все
остальные /л. 148 об./ стряпчие) был мне другом и обещал сделать,
что возможно. Я вручил ему за моей подписью прошение, в коем
дело было описано так, как мне представили тогда, и попросил его
внести оное в ведомость, а другое отдать мне. Сие, с двумя
дукатами впридачу, его убедило, так что назавтра он прислал мне
прежнее прошение. Препоручив оное Вулкану318, я обезопасил
себя по этому поводу.
Все это время я пребывал в сугубом недовольстве моим
настоящим положением здесь и обдумывал все мыслимые пути, как
освободиться из сей страны и службы. Однако не видя никакой
возможности, я впал в сильную меланхолию, что и было причиной
затянувшегося недуга.
Меня долго держал в неведении боярин по имени Федор
Андреевич Милославский, назначенный великим послом к шаху
Персидскому. Зная, какой успех может доставить умело направленная
взятка, я нашел способ преподнести ему сотню дукатов, а его maior
domo319, который должен был хлопотать за нас, — конскую сбрую,
что стоила мне 20 дукатов. Я желал, /л. 149/ чтобы он добился у
царя позволения мне и капитану Мензису отправиться в его свите в
Персию. Он взялся за это весьма усердно и обещал устроить дело, но
после 6-недельных ходатайств, ввиду невозможности чего-либо
достичь, я отступился.
Апреля 22. Сестре супруги полковника Крофорда, миссис Уайт,
предстояло отплывать к отцу в Казань. Я со многими прочими
провожал ее до берега реки под Даниловским монастырем и пировал при
расставании. На обратном пути мы чуть задержались из-за одного
друга и спешили догнать наших спутников. Мой упрямый конь,
опустив голову, понесся так, что я (весьма ослабленный болезнью) не
мог с ним совладать. Приближаясь к мосту, я боялся, что он там
оступится (мост был очень плох), и мы оба упадем в реку. Я пытался
сдержать его и дернул за удила. Он встал на дыбы и, опускаясь,
споткнулся, а я слетел наземь и сломал рукоять пистолета. Эта
переделка и испуг /л. 149 об./ исцелили меня от лихорадки, так что во
время приступа я ощущал лишь спазмы и несварение желудка и вялость
во членах.
В мае я перебрался на квартиру близ полка, ежедневно
продолжая обучение солдат, число коих росло с каждым днем, и занимался
полковыми делами в приказе, так что, благодаря хорошей диете и
упражнениям, мое здоровье стало улучшаться.

1662.
119
В июне я проиграл и вернул 20 рублей на конных бегах, а затем
выиграл 100 рублей на бегах, что велись на 5 верст. Несколько раз
меня угощали друзья в Слободе, и я принимал много визитов, а
100 рублей, взятые мною на скачках, были большей частью
истрачены на увеселение друзей, что пришли смотреть оные.
/л. 150/ Июля 5.320 Рано утром, когда я обучал полк на поле у
Новоспасского монастыря, к нам явился полковник Крофорд,
сообщил, что в городе великое смятение, и дал приказ выступать к
Таганским воротам. Я осведомился, где император321, и узнав, что он в
Коломенском, советовал идти туда, на что полковник никак не
соглашался и послал одного русского лейтенанта разведать, в чем дело.
Затем он сам поскакал к мосту, где проходили мятежники, и
подвергся бы нападению, если бы не был спасен выборными солдатами322,
кои его знают.
Мятежники толпою вышли из Серпуховских ворот. Их было
около 4 или 5 тысяч, без оружия, лишь у некоторых имелись
дубины и палки. Они притязали на возмещение [убытков] за медные
деньги, соль и многое другое. С сею целью в разных местах
города были расклеены листы, а один стряпчий перед Земским
двором323 читал лист, содержащий их жалобы, имена /л. 150 об./
некоторых особ, коих они мнили виновными в злоупотреблениях, и
призыв ко всем идти к царю и добиваться возмещения, а также
голов дурных советников.
Когда чернь собралась, иные пошли грабить дом гостя или
старосты по имени Василий Шорин324, но большинство отправились в
Коломенское, где, пока Его Величество пребывал в церкви, они
домогались у бояр и придворных обращения к царю. Наконец, когда царь
вышел из церкви и сел на коня, они весьма грубо и с громкими
воплями настаивали, чтобы он загладил их обиды. Царь и кое-кто из бояр
порицали их за то, что пришли в таком беспорядке и количестве, и
объявили, что обиды будут заглажены, а посему немедленно будет
созван совет — им должно лишь немного потерпеть. Тем временем
при первом их появлении был послан приказ двум стрелецким
полковникам идти со своими полками как можно скорее в /л. 151/
Коломенское, а прочим было велено подавить оставшихся в Москве.
В сильном нетерпении я убеждал полковника идти в
Коломенское, но он все не желал выступать без приказа. У нас в полку было
около 1200 человек, в том числе 800 мордвин и черемисских татар,
кои, верно, не стали бы сочувствовать или примыкать к мятежникам
и бунтовщикам; остальные — пестрая смесь из русских — не стоили
большого доверия. Правда, за малым исключением все они остава-

120
1662
лись под знаменем, а офицеры хорошо за ними надзирали. Я раздал
порох и пули, каждому по три заряда — все, что имел.
Наконец я добился от полковника разрешения самому ехать в
Коломенское за приказом, что и сделал весьма спешно. Однако
бунтовщики так обложили дворцовые аллеи, что я никак не мог подобраться
и с большим трудом избежал плена. По пути назад на лугу стоял
полковник Аггей Алексеевич] Шепелев325 со своим полком, который
сильно поредел, ибо многие из его солдат участвовали в бунте. Я
спросил, /л. 151 об J какие им получены приказания; он ответил — стоять
на месте. Чуть поодаль я повстречал Артемона Сергеевича]
Матвеева326, а затем Семена Федоровича] Полтева на марше с их довольно
поредевшими полками. Оба сказали, что им велено идти в
Коломенское, но не могли подать совет, что делать мне.
Князь Юрий Ивано[вич] Ромодановский, один из главных
наперсников и фаворитов Его Величества327, был послан в Слободу, или
Предместье Иноземцев, дабы привести их всех в Коломенское. В Слободе
поднялся большой переполох. У одного купца брали оружие, раздавали
желающим, и все выступали, кто на лошадях, кто пешком.
Добравшись до полка, который полковник отвел от ворот и
построил возле монастыря, я убедил его идти вперед. Мы дошли до
Кожуховского моста, где получили приказ остановиться, охранять мост
и захватывать беглецов. К этому времени два стрелецких полка
явились и были пропущены через задние /л. 152/ ворота дворца. Они
соединились со всадниками из придворных и, произведя нападение
через большие ворота, без особого риска и труда рассеяли
[мятежников], одних загнали в реку, других перебили и множество взяли в
плен. Многие к тому же спаслись.
Солдаты нашего полка поймали 13 отставших, кои вместе с
прочими, взятыми позже, были назавтра отправлены в Коломенское. Из
сих бунтовщиков множество328 на другой день было повешено в
разных местах, а около 2000 с женами и детьми впоследствии сослано в
дальние края.
Все иноземные офицеры получили за сие дело небольшие пожалова-
нья или награды329, а мой полковник — весьма значительный дар, наряду
со стрелецкими полковниками, кои вместе со своими офицерами были
щедро награждены. Если бы полковник последовал моему совету, мы
явились бы в срок для охраны Его Величества и вполне могли разгромить
бунтовщиков. Мой полковник потом часто сокрушался, что /л. 152 об./
упустил столь хорошую возможность ко своему и нашему отличию.
Примерно тогда же возмутились башкирские татары и стали
тревожить русские гарнизоны в Уфе, Осе и другие. Земля эта лежит по

1662
121
пути в Сибирь, на юг от реки Камы; реки Уфа, Сон330 и прочие, что
омывают их землю, впадают в Каму. Повод к сему бунту дали
притеснения и вымогательства губернаторов. [Башкиры] — хорошие
наездники, вооруженные луками, стрелами и копьями. Они язычники.
Земля их неплодородна, полна лесов и изобильна рыбой и дичью.
Всего их менее 10 000 семей.
Я продал трех лошадей майору Лэнделсу за 60 рейхсталеров.
/л. 153/ Мой полковник получил приказ выступить с полком
против сих дикарей. Узнав об этом, я заявил ему, что согласно моему
договору уже прослужил почти год майором; я не намерен и не стану
отправляться так далеко от двора (свыше 1000 верст) в оном чине,
ибо мы, возможно, проведем [там] несколько лет. Поразмыслив об
этом, и сам [не] желая настолько удаляться от двора, к тому же
против неблагородного врага, полковник принял меры, дабы избавиться
от сего поручения. С региментом туда отправился подполковник,
^Сентябрь.* произведенный в полковники, меня же произвели в
подполковники на его место.
Казачий гетман Юрась Хмельницкий, примкнувший к полякам с
самого похода под Чуднов и овладевший большей частью дальнего,
южного берега Борисфена, перешел со своим войском на Северскую
сторону у Канева, имея при себе два слабых полка польских драгун.
Московский генерал князь Григ[орий] Григорьевич] Ромодановский331 вовремя
узнал об этом, двинулся вперед со своей армией и внезапно разгромил
его. После кое-какого сопротивления много [казаков] было перебито,
иные утонули в Борисфене, но /л. 153 об./ большая часть спаслась, кто
на лодках, кто вплавь. Большинство драгун погибли332. Пленные
казаки нашли способ освободиться, будучи среди своих же собратьев; также
и драгуны. Из иноземцев были захвачены полковник Веверский,
подполковник Шульц, капитан Хиннинг и другие. Впоследствии все они
освободились путем размена или выкупа.
Капитан Пол Мензис женился. Я был на свадьбе резчиком333, а
генерал-майор Драммонд334 — посаженым отцом.
Полковник Иоганн фон Ховен женился на вдове полковника
Манго Кармайкла. Здесь я исполнял ту же должность при том же
обществе, что и в прошлый раз.
Я перебрался в Слободу и жил в одном доме с полковником
Томасом Крофордом335. Я сделал это, дабы отогнать меланхолию и
побыть в разнообразном обществе.

122
1662
Мистер Роберт Бенйон, аптекарь, женился на дочери
полковника Томаса Бэйли — Джин. Здесь я имел ссору с мистером Эннандом.
Октября 25, суббота. Полковник Штрасбург, будучи оскорблен
и вызван полковником Лицкином на дуэль, убил его в Севске.
/л. 154/ Подполковник Джеймс Уинрэм приехал в Москву и
был принят на жалованье.
Лейтенант Джон Хендерсон женился на вдове пастора
Иоганна Риддера. Я был [на свадьбе] посаженым братом.
Я сменил квартиру и вместе с ротмистром Эндрю Бернетом
занял комнату у полковника Иоганна Бехлера.
Полковник Корнелиус Патберг и я со многими прочими
составили танцевальный маскарад, или балет, и таким образом
неделю-другую проводили время среди друзей.
Полковник Иоганн Мевес женился на одной вдове. Я был у них
резчиком.
Подполковник Уинрэм и лейтенант Хэй, повздорив с двумя
немцами, пошли драться на дуэли за Яузу и вернулись оттуда с честью и
целыми шкурами.
/л. 154 об./ Полковник Мевес и ротмистр Бернет,
поссорившись вечером за игрою, до рассвета отправились верхом на дуэль
одни, без секундантов. Я последовал за ними, разнял их и сделал
добрыми друзьями.
Жалкие медные деньги по-прежнему продолжали падать. После
долгих ходатайств наше жалованье было повышено еще на четверть, а
затем, по воле царя, бояре — только те, кто имеет деревни в московской
округе, — стали присылать нам сено и дрова, каждому согласно его чину.
/л. 155/ Генерал-майор Драммонд отбыл из Москвы на свою
должность в Смоленск весьма довольным. Он имел личную беседу с
Его Величеством и получил щедрые подарки.
Полковник Корнелиус фон Бокховен, взятый в плен под
Полоцком в прошлом году, приехал в Москву, а вскоре после него —
полковник Форрет, взятый в плен тогда же.
Голландский посол м-р Бореел был принят в Москве336.

/л. 156/
1663
Польский гетман Гонсевский, захваченный несколько лет назад
невдалеке от Вильно, был освобожден. Его обменяли на русских
генералов, взятых под Чудновом337.
Наш полк перешел из Алексеевской в Панкратьевскую слободу.
На свадьбе у мистера Эннанда, где я был резчиком.
/л. 156 об./ Январь.
По прибытии в Москву я был настолько изумлен и поражен
переменой моего положения касательно платы, обычаев и общения, что
если бы постоянно не предавался обучению солдат и прочим
полковым заботам, а в перерывах между делами не общался с
шотландскими офицерами полка (хотя по нраву они весьма отличны от меня), то
без сомнения впал бы в неизлечимый недуг. Да так и было — в
прошлом году из-за болезни, вначале жестокой, затем затяжной, я был
доведен до столь слабого состояния здоровья, что, верно, недолго
оставался бы в живых, если бы не искал и не принял другие средства к
существованию.
После пожалования в подполковники я избавился от хлопот по
приказным и полковым делам, кои перешли к капитану Мензису.
Как старший капитан, он должен был сменить меня в должности
майора. Он был женат и нуждался в пособиях помимо своего
жалованья, а /л. 157/ поскольку майор ведет все полковые дела, оная
должность всегда сопряжена с некоторыми выгодами, в коих в это
время он имел большую надобность, чем я. К тому же я решил
сменить общество и приступить к общению с дамами, с прекрасным
полом. Из сих соображений я оставил полк и поселился в
[Иноземской] Слободе. Но в этом мире ни в чем нет постоянного счастья и
довольства, и здесь я впутался в дела, причинившие мне больше
волнений, чем я мог вообразить.
За два прошедших года в страну прибыло множество иноземных
офицеров, иные с женами и детьми, но большинство без. Среди них
многие, если не большая часть, — люди дурные и низкие, никогда не
служившие в почетном звании. Они нанялись офицерами за
пределами страны и обрели здесь твердое, хотя и небольшое жалованье.
Однако всегда надеясь на лучшее, одни — дабы обосноваться,
/л. 157 об./ другие — в расчете на благополучие и избавление от
нужды, брали в жены вдов или девиц, согласно своей прихоти. К тому
же русским от природы свойственно меньше доверять людям
холостым, чем женатым, и это соображение тоже побуждало кое-кого к

124
1663
женитьбе. Итак, стремление к сватовству и супружеству было
всеобщим, а на свободных людей, кои [на это] не отваживались, смотрели
как на скучных, негодных, неблагонравных и нежелающих
оставаться в стране. Женщины и их родня использовали всевозможные
средства, дабы увлечь и приманить мужчин к помолвке.
Такие искушения выпадали и на мою долю, и множество прямых
и косвенных уловок к моему обручению применялось в различных
домах, а особливо в одном. С большими усилиями, со всем искусством,
каким владею, мне удавалось сохранять свободу, не навлекая вражды
и ненависти. При этом я оказался в великом затруднении; мысли мои
и чувства были весьма расстроены, предоставляя слишком обильную
/л. 158/ пищу для раздумий, но отнюдь не твердую почву для
верного решения.
С одной стороны, в перемене моего положения я находил
большие опасности, неудобства и тяготы. Женитьба — один из
важнейших поступков в жизни человека, коим его счастье либо созидается,
либо рушится; каждый по крайней мере уповает на лучшее. Здесь же
не приходится ожидать почти ничего подобного. Браки с туземками
не дозволяются, если не сменить наряд и не принять их религию.
Среди самих же иноземцев люди военные обычно бедны, и по частям
сделать состояние нельзя нигде: бремя содержания своего дома и
супруги велико, жалованье скудно, и, хотя медные деньги заменили на
серебро, это может дать лишь жалкие средства на жизнь. К тому же
тот, кто свяжется с женою, теряет свободу и не так способен
перебраться в другую страну по случаю мира и права на отъезд. Эти и
многие другие доводы укрепляли мою решимость не вступать в брак
не только здесь, но и в Польше. Любовь к свободе и боязнь, что я не
смогу содержать супругу, лишили /л. 158 об./ меня там хороших
партий с весьма достойными особами, посредством коих я мог бы
обзавестись роднёю и значительным состоянием.
С другой стороны, я обдумывал свои затруднения из-за видов,
имевшихся кое у кого на мой счет. Хотя до сих пор и посчастливилось
устоять против оных, но все же во хмелю у меня могли бы выманить
слово, в коем я бы раскаивался всю жизнь. Я размышлял и о том, что
в женитьбе есть свои преимущества и удовольствия, ибо при хорошем
выборе можно обрести поддержку и покой в домашнем обиходе, в
болезни и невзгодах; кое-что, пусть и немногое, дабы улучшить свое
состояние и благополучие; также и родных. Да и одно из величайших
предназначений супружества — избегать греха и иметь потомство.
Что до содержания супруги, я вижу, как другие, располагая
равным со мною жалованьем, держат столь же хороший стол и
выезжают в столь же добром снаряжении, что и я. Посему я заключил, что

1663
125
Господь благословляет это состояние. К тому же холостяки,
содержащие семью [без брака], проматывают больше, чем потребно
/л. 159/ на жену.
Что до свободы, то хотя женитьба — своего рода неволя, однако
же самая сладостная из всех. Привычка и общение придадут ей
видимость постоянного развлечения. Что до отъезда в другую страну —
достойная супруга, помощь, совет и прочие преимущества могут с
избытком возместить любые подобные трудности. Далее, это вызовет
большее доверие и убежденность у русских и, в конце концов,
принесет величайшее в мире наслаждение без греха и надежду, что такая
перемена не только восстановит, но и укрепит мое здравие.
Итак, мои мысли боролись и метались между этими
соображениями. Я многократно призывал Всемогущего Бога, дабы Он
соизволил направить меня к лучшему. Наконец как-то вечером, в
воскресенье, лежа на кровати в моей комнате, я предался весьма глубоким
раздумьям о своем настоящем положении и перебрал в уме все
недостатки и достоинства его перемены. В итоге польза и /л. 159 об./
удобство изменений и супружеской жизни превозмогли все прочее.
Я стал озираться и размышлять, где и на ком остановить мою
склонность. Преимуществом было то, что ни одна дочка или
родственница военного человека мне не откажет (что до остальных, их
положение, воспитание и прочие обстоятельства мне не нравились). Я
позволил воображению объять всех достойных особ сего города и, по
зрелом рассмотрении всех частностей в каждом случае, счел наиболее
приятной и подходящей дочь полковника Филиппа
Альберта фон Бокховена. Едва тринадцати лет от роду, она статна, хорошо
сложена, мила лицом, набожна, скромна и хорошо воспитана
достойной матерью; ее отец — благородный джентльмен, старший
полковник, большой любимец царя и знати — был взят в плен в битве при
Басе или Губарях около двух лет назад338 и все еще пребывал
пленником. Весьма важным побуждением была и ее вера, единая с моей.
/л. 160/ Приняв решение и устремив помыслы к сей особе, я
искал возможность открыть свои намерения, как вдруг вошел мистер
Джон Эннанд; человек буйный и опрометчивый, он был капитаном в
Шотландии, а ныне занимался здесь хирургией. Видя меня в
меланхолии и тревоге, ему вздумалось поднять меня, дабы нанести визит
полковнику Корнелиусу фон Бокховену; тот недавно вернулся из
плена и жил в одном доме с предопределенной мною возлюбленной,
будучи с нею в родстве. Мистер Эннанд часто советовал мне
жениться, что благоприятствует здоровью, и называл самой подходящей ту
же особу, на коей я остановил выбор. Зная его как человека
прямодушного, хотя и безрассудного и непостоянного, я не желал доверять

126
1663
ему никаких тайн, доколе не приду к твердому мнению. Однако на
сей раз я обронил пару слов, подавших ему надежду, будто я склонен
последовать его совету.
Явившись в дом [Бокховенов], я был очень любезно принят
полковником и провел в компании других иноземцев, кои собрались там
прежде меня, /л. 160 об./ один или два часа. Когда общество
разошлось, а я стал прощаться, полковник удержал меня, чтобы стоя
выпить еще один кубок, ибо я прибыл последним. Между тем мистер
Эннанд привел мою предрешенную возлюбленную и развязно
потребовал поднять тост в честь нас обоих. Эта грубая шутка не пришлась
мне по нраву, и я вскоре удалился.
Я никогда не любил открыто высказываться ни о чем, что не имел
в виду поистине, особливо в делах любовных. Хотя я часто общался
с дамами и ухаживал за ними a la mode339, однако ни у одной не
просил согласия на супружество, ибо никогда не приходил к такой
мысли. Теперь же, решившись, я полагал, что сию мысль можно прочесть
по моему виду и поведению. Откладывать объяснение — значит
вызвать упреки в недоверии или обмане, коих я счел за благо поскорее
избежать. Я не хотел, чтобы мои искренние побуждения были
запятнаны малейшим подозрением.
/л. 161/ Января 12. Вечером я отправился в дом моей милой,
решив сделать предложение ей, а также ее матери, если представится
случай. Я застал мою возлюбленную в одиночестве, без матери,
которая куда-то отлучилась. Она приветствовала меня, предложила
сесть и сказала, что пошлет за матушкой. Я ответил, что на сей раз
нет нужды беспокоить матушку, ибо у меня важное дело к ней самой,
и я не могу задержаться надолго. Она поднесла мне чарку водки340,
по местному обычаю. Я сказал, что выпью во здравие ее милого. Она
ответила, что такого не имеет. Я переспросил и после подтверждения
осведомился, не примет ли она в услужение меня. Тут она зарделась,
а я сказал, что это не лесть, а мое истинное намерение; я пришел с
целью предложить ей свои услуги. Овладев собою, она заметила, что у
нее есть отец и мать, и без них она ничего говорить не может. Я
возразил, что в нашей стране341 принято просить /л. 161 об./ прежде
согласия у молодых дам, а затем обращаться к родителям, и со словами
нежности добивался ее ответа. Наконец она вымолвила, что будет
рада совету и велению родителей. Я этим довольствовался и, после
сердечного прощания, удалился.
Января 13, вторник. Узнав, что сегодня день рождения моей
милой, я раздобыл перчатки, ленты и тому подобное для подарков и
обручения с нею, согласно здешним обычаям. Когда ко мне явился
мистер Эннанд, я поведал о моих намерениях и взял его с собою к моей

1663
127
возлюбленной. По прибытии я пожелал ей счастья по случаю дня
рождения и преподнес подарки. После кое-каких отговорок и
извинений она приняла оные по воле своей матери.
Предпослав ряд искренних заверений, я изложил дело ее матери.
Та после обычных любезностей и колебаний (особливо поскольку без
/л. 162/ соизволения мужа не могла дать твердого ручательства)
согласилась. Она лишь просила хранить тайну, пока не получено
согласие ее мужа, и раз уж здесь его ближайший родственник, просила
меня прийти вечером, когда тот будет дома, и изложить все ему. Я
неохотно сие пообещал.
Вечером я явился туда снова и изложил дело полковнику, в коем
встретил некоторую строгость (ведь у него тоже были дочери): ни
дочка, ни мать не вправе давать уверений или полного согласия без
одобрения отца. Но наконец мы условились, что я буду допущен и
принят в доме как жених, и это звание не будет предоставлено
никому другому, а [невесте] не посещать никаких свадеб, торжеств и
приемов без меня или моего соизволения, /л. 162 об,/ Вот и все
ручательства, коих я смог добиться. Наблюдая сходные случаи, я был
доволен. В неустроенные и изменчивые времена и двойная игра
считается честной342.
Вопреки обещаниям и решимости молчать, через день-другой об
этом говорили по всему городу или Слободе. Перед незнакомцами
сие усердно отрицали, однако не признаться друзьям было нельзя.
Января 18. Подполковник Уинрэм женился на Джулиане Кит. Я
был у них резчиком, а моя милая — подружкой невесты. Несмотря на
зависть и неприязнь [к нам], мы веселились от души.
/л. 163/ Февраль. Я переехал на другую квартиру, поближе к
жилищу моей милой, где столовался и стирался как один из
домашних.
22. Я написал к генерал-майору Драммонду в Смоленск,
уведомив его о нашей великой нужде из-за медных денег и о малой
вероятности перемен.
/л. 163 об./ Марта 17. В день именин царя343 мы подали
петицию, представляя наше несчастное положение по причине дешевизны
медной монеты, коих ныне идет 15 за одну серебром, и просили
платить нам в серебряных деньгах, или же по их стоимости в медных, а
иначе предоставить нам свободный выезд из страны. Ответа мы не
получили, кроме того, что Его Величество примет сие во внимание.

128
1663
/л. 164/ Апреля 7.344
11. Получил ответ генерал-майора Драммонда на мое письмо от
22 февраля, датированный в Смоленске 7-го сего месяца.
После кончины в Смоленске генерала Лесли345 был послан
приказ генерал-лейтенанту Далйеллу в Полоцк о производстве его в
генералы и переводе в Смоленск, дабы занять место покойного. По
другому [приказу] генерал-майор Драммонд стал
генерал-лейтенантом. Генерал Далйелл вместо отъезда в Смоленск явился в Москву с
кое-какими жалобами, что немало рассердило боярина Илью
Даниловича.
/л. 164 об./ Май. Пока поляки утесняли Быхов блокадой,
генерал-лейтенант Драммонд выступил из Смоленска с отрядом
примерно в 2500 конницы и пехоты и прямым натиском разбил их в поле,
прогнал через гать, перебив многих, а иных захватив с малым уроном,
снял блокаду и подкрепил город припасами и всем необходимым, за
что был щедро награжден царем346.
Генерал Далйелл, обменявшись резкими словами с боярином
Ильей Даниловичем, остался в Слободе, возмущенный и
недовольный.
16. Я написал к отцу, направив письмо Джону Лэнгу в Ригу. Я
не имел писем [от отца] после того, что получил в Варшаве,
датированного в Охлухрис347.
/л. 165 об./ Июня 15, понедельник. Я написал к
генерал-лейтенанту Драммонду в Смоленск.
К нашей великой радости и утешению медные деньги были
отменены, и нам выдали полуторамесячное жалованье серебром. Те, кто
узнал об этом за несколько дней, скупали все что могли раздобыть на
свои медяки, а бесчестные люди в приказе от имени Его Величества
скупили почти всю древесину у лесоторговцев. Скупка товаров
повсюду шла так бойко, что самые сметливые, особенно лавочники,
заподозрили перемену денег и закрыли свои лавки.
При отмене денег было объявлено, что те, у кого есть медяки,
должны сдать их в казну, откуда им выплатят за оные серебром.
16-го несколько сот рублей /л. 166/ были обменены по десять за
один [серебром] лицам всякого звания, а назавтра еще несколько —
все сие дабы предотвратить мятеж, коего опасались. Но большинство

1663
129
людей, особенно солдаты, были настолько удовлетворены серебром,
что частным убыткам не придавалось значения.
Все это время Украина и казачество пребывали в весьма шатком
положении. На другом берегу Днепра Юрась Хмельницкий твердо
стоял за поляков. Петр Дорошенко тоже стал важной фигурой и
старался возвыситься348. В Запорожье Иван Мартын[ович] Брюховец-
кий, сделавшись кошевым349, претендовал на гетманство вследствие
своих заслуг и согласия тамошних казаков, кои притязали на
основное право при выборе гетмана. Полтавский и Гадяцкий полки также
склонялись на его сторону.
Полковники переяславский, нежинский и черниговский вступили
в сговор, дабы один из них /л. 166 об./ стал гетманом, особливо
Яким Семен[ович] Сомсонко, или Сомко, — полковник
переяславский и брат одного из них. Он оказал весьма значительные услуги,
оставаясь тверд и верен царю и охраняя царские интересы на этом
берегу Днепра, когда гетман Хмельницкий с казаками отдались
полякам и присягнули королю и Речи Посполитой под Чудновом в
1660 году; на оном основании и по прочим своим заслугам он уже
давно не хотел и слышать о соперниках. В столь неопределенном
состоянии казачество находилось более трех лет. Каждый кандидат
стремился отстаивать собственный интерес, а царь не мог или не
желал обязать их к единодушному согласию для выбора гетмана.
Дошло до того, что в прошлом году Хмельницкий отважился перейти
Днепр с казачьим войском при поддержке польской конницы и
драгун, дабы изведать привязанность народа, но был взят врасплох
между Переяславом и Каневом, где потерял много людей. Все польские
драгуны погибли, попали в плен или утонули; из их офицеров были
захвачены полковник Веверский, подполковник /л. 167/ Шульц,
капитан Хиннинг и другие, коих доставили в Москву.
После сего поражения казаки на северном берегу Днепра, кои
благоволили к Юрасю Хмельницкому, утратили надежду и
мужество и примкнули к прочим, так что Хмельницкий потерял здесь
влияние и более не брался в расчет. Да и Дорошенко еще не столь
прославился, чтобы стать соискателем [гетманства]. Некий Ханенко350,
храня верность полякам, держал небольшое отдельное войско,
однако им пренебрегали.
В это мгновение царь счел нужным побудить соперников на этом
берегу Днепра подчиниться вольному выбору казачества. Таким
образом каждая партия, полагаясь на свои заслуги перед царем и
приязнь казаков, была вынуждена согласиться на съезд или совет, пред-
5. Патрик Гордон

130
1663
стоявший в середине июня месяца для избрания /л. 167 об./
гетмана. Всем полковникам и другим казачьим чинам было велено держать
совет со своими лучшими людьми.
Окольничий351 князь Даниил Степанович] Велико-Гагин был
послан с полковниками Инглисом, Штрасбургом, Ворониным,
Полянским, Шепелевым и Скрябиным с их полками, дабы
охранять съезд, назначенный в Нежине, хотя Брюховецкий и его
партия предпочли бы Гадяч или окрестности оного. Прибыв в Нежин,
эти войска ожидали прихода казаков, кои явились в положенный
[срок].
Переяславский полковник Сомко прибыл с великим числом
хорошо снаряженных казаков (это первый и главный полк на северном
берегу Днепра) и разбил лагерь перед Киевскими воротами.
Нежинский полковник Васюта [Золотаренко] вышел к нему со своими
людьми и, хотя окольничий запретил ему вывозить пушки, взял оные
с собою. Видя это, окольничий послал к воротам приказ пропустить
их, несмотря на прежний прямой запрет, /л. 168/ ибо опасался дать
повод к недовольству или подозрению в пристрастии.
Более хитроумный Брюховецкий, будучи рекомендован
окольничему и получив кое-какие заверения из Москвы, стал лагерем с
другой стороны. Оба гетмана (ибо так они титуловались и звались их
приверженцами) хотели держать раду352, или совет, там, где они
располагались, а Сомко пригрозил, что если [сбор] будет не на киевской
стороне, он вернется в Переяслав. Но окольничий, благосклонный к
Брюховецкому, не согласился и поставил императорский шатер353 на
другой стороне.
Июня 16. Наутро и Сомко с Золотаренко по приказу перешли на
другую сторону и разбили стан возле партии Брюховецкого, но
справа, хотя им было велено стать по левую руку от московской дороги.
Солдаты построились /л. 168 об./ справа, стрельцы — слева от
шатра, а иные вокруг оного.
После полудня окольничий прибыл-в шатер, куда немного погодя
вошел Брюховецкий, имел с ним беседу наедине и обеспечил
поддержку своей партии. Но сегодня ничего не удалось сделать, ибо (как
полагали) Брюховецкому нужно было время для сговора с партией
Сомко.
Когда окольничий вернулся в город, Брюховецкий послал к нему
сотника с жалобою, что Сомко схватил нескольких казаков, отнял у
них коней и отправил 300 верховых, дабы задержать Гвинтовку354,
так что он [Брюховецкий] был вынужден отрядить тому на выручку
полковника Нужного355. Окольничий прислал к Сомко майора с
требованием, чтобы между ними не было никакой вражды или раздора.

1663
131
Сомко заявил, что ничего не знает, разве только выслали каких-то
верховых, а Васюта сказал, что Гвинтовка держит /л. 169/ в оковах
его брата и он послал того освободить.
17. Около 10 часов утра окольничий с полками выступил к шатру
и расставил охрану. Сомко двинулся из своего лагеря со знаменами и
оружием, Брюховецкий также. По пути многие ветреные казаки
покинули Сомко и примкнули к Брюховецкому.
Окольничий послал к ним [приказ], дабы явились без оружия, на
что те не соглашались, но когда прибыл епископ356, окольничий
вышел с ним из шатра, взяв указ Его Императорского Величества, и
велел, чтобы Сомко и Брюховецкий с офицерами и лучшими казаками
оставили оружие и коней и шли к шатру. Так они и сделали, только
Сомко имел при себе саблю и сайдак357.
/л. 169 об./ Пехотинцы выстроились по обе стороны.
Окольничий, стоя на скамьях с епископом, стольником и канцлером, стал
читать указ императора о выборах гетмана и о порядке избрания. Он не
прочел и половины, как среди казаков поднялся сильный гомон.
Одни кричали: "Сомко!", другие: "Брюховецкого!" и подкрепляли сие,
бросая шапки в воздух. Когда принесли бунчук358 и знамя Сомко,
вооруженная пехота ринулась вперед, покрыла Сомко знаменем и,
возведя его на скамью, провозгласила гетманом. В этой толчее и
суматохе окольничий с прочими были оттеснены от скамьи и рады
добраться до шатра.
Тем временем доставили [оружие?]359 Брюховецкого, после чего
казаки его партии бросились туда, где стоял Сомко со /л. 170/
своим бунчуком, прогнали его и его сторонников оттуда, сломали древко
бунчука и убили того, кто держал оный. Началась такая свалка и
сумятица, что, если бы полковник Штрасбург не метнул в [казаков]
несколько ручных гранат, те снесли бы шатер. Но [гранаты]
расчистили пространство. Убитых и раненых бросили на месте, а Сомко,
вскочив на коня, вернулся в лагерь, причем его партия была в смятении.
Булава360 и литавры Сомко были также захвачены сторонниками
Брюховецкого.
Брюховецкий вошел в шатер с епископом и окольничим и стал
совещаться о деле. Между тем Сомко прислал к окольничему
просить о выдаче тела убитого знаменосца и раненых, что было
немедля приказано. Он просил также суда над теми, кто /л. 170 об./
побил и переранил его людей. Окольничий дал ответ, что люди
Сомко сами затеяли свалку, сбежавшись с оружием, дабы силою
сделать его гетманом.
Окольничий послал Василия Непшина к Сомко и его
полковникам, дабы они пришли к шатру миром. Те отказались со словами, что
5*

132
1663
не смеют из страха быть убитыми, как бунчужник361 — свояк Сомко,
и что они уже избрали гетмана362. Итак, Брюховецкий был
препровожден в свой лагерь с отрядом конницы.
Июня 18. Окольничий с епископом и всеми полками выступил к
шатру. Двух офицеров отправили к Брюховецкому и Сомко, дабы
они явились к шатру с полковниками и прочими чинами, а простой
люд сошелся в поле, все без оружия, — что те обещали сделать.
После некоторого промедления, пока они собирались, большинство
людей Сомко перешло к Брюховецкому. Видя это, [Сомко] с
немногими пытался бежать, но, преследуемый /л. 171/ собственными
людьми, удалился в русский лагерь, где был принят со своими
полковниками. Чуть ранее Васюте было позволено уйти в город и отвести свою
мать, жену и детей в замок к Михаилу Михайловичу] Дмитриеву.
Видя, что с Сомко остались немногие, и опасаясь, что идущие на
совет казаки потребуют выдать его и его приверженцев для
расправы, окольничий по их просьбе отослал их (около 150 господ и
прислуги) в замок под сильной охраной из конницы и пехоты.
Брюховецкий задержался надолго, распоряжаясь новыми людьми,
и на запрос, прибудет ли он со своими к шатру с оружием или без,
ответил, что все придут безоружными. Итак, конница выступила со
знаменами, но без оружия и построилась полумесяцем, рогами к шатру.
Затем явилась пешком безоружная чернь363, или простой люд, и
расположилась посреди конницы. Брюховецкий дал знать, когда все
было готово. Окольничий и епископ со товарищи364 вышли под охраной
протазанщиков365 в середину круга, куда сошлись и Брюховецкий со
всеми полковниками, сотниками, /л. 171 об./ атаманами, есаулами366
и прочими и объявили, что Брюховецкий избран гетманом.
Окольничий пожелал, дабы тот со своим бунчуком обошел круг. Когда он
совершал сие, при его приближении все знамена склонялись перед
бунчуком, а [казаки], подбрасывая шапки, выражали согласие и приязнь.
Окольничий с епископом вошли в шатер, куда последовал и
Брюховецкий. Ему предложили пойти в соборную367, или кафедральную,
церковь вместе с полковниками, сотниками и проч., принести клятву
верности и принять грамоту Его Величества. Он сказал, что будет
готов вскоре, ибо вынужден немного задержаться, дабы утихомирить
простой люд, коему вздумалось требовать выдачи Сомко и Золота -
ренко с их приверженцами. Затем все отправились в город, и гетман
принес клятву верности в кафедральной церкви и целовал Евангелие.
В этот день и назавтра клятву давали полковники и другие казачьи
чины. Гетман, присягнув, получил от окольничего грамоту Его
Величества, написанную по большей части золотыми буквами на
пергамене. В замке и городе палили из всех орудий.

1663
133
/л. 172/ Дабы изъявить преданность и добрую волю Его
Величеству и народу, гетман предложил способ для содержания
гарнизонов Его Величества на Украине: плужные деньги, обычно
платившиеся королю Польскому, и зерно, присвоенное полковниками,
можно обратить к этой цели; округу гарнизонов на 15 верст
предоставить губернаторам и офицерам для пастбищ и сенокосов; брать
оброк368 с мельниц и т.д. Сие было очень хорошо воспринято при
дворе.
Брюховецкий со своими казаками ушел из Кропивны, а затем
русские полки с окольничим выступили из Нежина в Путивль.
Соперник Брюховецкого Сомко, Золотаренко и прочие остались
узниками в Нежине по желанию гетмана. Позже, когда он написал в
Москву, их было приказано передать ему. Он велел доставить их в
Борзну и, после краткого /л. 172 об./ процесса, отрубить им
головы369 — к великому недовольству многих знатных казаков, кои
видели в них лиц весьма заслуженных, добрых воинов и считали, что те
получили слишком суровое воздаяние за охрану царских интересов на
этом берегу Днепра за три минувших года, вопреки всякой силе и
прочим искушениям.
Все это время я пребывал в Москве, утешаясь умеренным
образом в хорошем обществе, особенно генерала Далйелла, с коим я свел
и поддерживал тесную дружбу.
У меня осталось около сотни дукатов из шести[сот], что я привез
с собою. Я заказал себе изысканный наряд со всеми сообразными
вещами, что стоило мне почти столько же.
/л. 173/ Июля 1, среда. Я написал к генерал-лейтенанту Драм-
монду в Смоленск с уведомлением о происшедшем и просьбой
сделать все возможное для освобождения полковника фон Бокховена.
Генерала Далйелла, от недовольства прожившего несколько
недель в Слободе, наконец соблазнили на уступки. Помирившись с
боярином, он получил удовлетворение и отправился в город.
Царский фаворит Афанасий Лаврентьевич Нащокин,
отправленный в Польшу, возвратился с малым успехом и сообщил, что в
Польше идут великие приготовления к нашествию.
10. Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Смол[енске] 1 июля — ответ на мое от 15 июня.
/л. 173 об./ Июль.

134
1663
Мы весьма опасались замышляемого поляками вторжения.
Князю Якову Куденетовичу Черкасскому370 было приказано идти
из Москвы к Севску. Многие [лица] всех чинов были призваны на
службу. Генерал-лейтенант Никол[ас] Бауман371 со своими
полками также выступил из Москвы. Но когда принесли сведения, что
поляки не наступают, князю Якову было велено оставаться там,
где его застанет приказ, до дальнейших распоряжений Его
Величества.
Полковник Дэниэл Крофорд пожалован генерал-майором.
Генерал Далйелл, получив удовлетворение, был также отпущен в
Смоленск.
Генерал-лейтенанту Драммонду было послано поручение
условиться со Статкеевичем о размене пленных и заключить соглашение.
Написал к генералу Далйеллу, напоминая об усилиях по
освобождению полковника фон Бокховена.
/л. 174/ Августа 7. Я получил письмо от генерал-лейтенанта
Драммонда, датированное 30 июля в Смоленске, в ответ на мое от
1 июля.
Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное в
Смоленске 8 августа, с обещанием приложить все силы для избавления
полковника фон Бокховена и с добрыми надеждами, ибо
генерал-лейтенанту Драммонду уже поручены переговоры со Статкеевичем об
освобождении пленных.
/л. 174 об./ Август.
Написал к генерал-лейтенанту Драммонду, который отбыл из
Смоленска для переговоров со Статкеевичем; просил его сделать все
возможное для освобождения полковника фон Бокховена.
/л. 175/ Сентябрь.
Мы узнали о прибытии в Архангельск английского посла графа
Карлайла372 с супругою и большой свитой.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное 7 сентября, с известием, что переговоры прерваны.
10. Написал к капитану Джеймсу Мартину в Смоленск.

1663
135
Литовские войска под командой гетмана Паца пришли и разбили
лагерь у Мигнович, простояли там около двух недель и разграбили
все до самых ворот Смоленска. Они выступили на Украину для
соединения с королем и коронной армией, кои, по слухам, идут от
Киева. В сих войсках было около 12 000 человек.
13. Написал к генералам Далйеллу и Драммонду.
/л. 175 об./ Получил письмо от генерала Далйелла,
датированное в Смоленске 25 сентября, и другое от капитана Мартина,
датированное там же 24 сентября; первое в ответ на мое от 13-го, второе
в ответ на мое от 10 сентября.
/л. 176/ Октябрь.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Смоленске последним днем сентября.
Майор Монтгомери прибыл в Москву.
Литовский гетман Сапега явился с небольшим войском, стал
лагерем недалеко от Смоленска, и отряды его разорили всю область до
ворот Смоленска и Дорогобужа. Генерал-лейтенант Драммонд
получил приказ выступить с несколькими полками и прикрыть или
защитить округу.
Я получил письмо от английского посла и еще одно от мистера
Брайена373 с сообщением, что посольской свите недостает
кое-каких вещей, и просьбой ко мне раздобыть оные без огласки, дабы
никто не узнал. То были две серебряные трубы с завесами, на
коих [изображается] герб милорда (оный был мне прислан), 12
алебард или протазанов с бахромою [цвета] его ливрей и т.д. Два дня
спустя я ответил, что все будет готово к удовольствию [посла] и в
должный срок.
/л. 176 об./ Октябрь.
Получил два письма от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированных в Смоленске 21 и 25 сего месяца с известием, что полковник
Бокховен доставлен во Шклов. Поскольку за него требуют много
пленных, я должен испросить для него особый указ, дабы в Смоленск
были присланы знатные пленные, каковых там немного.
Боярину Петру Васильевичу] Шереметеву374 велено идти на
службу к Севску.

136
1663
Самому царю было угодно дать смотр всем дворянам и обратить
особое внимание на их экипировку.
Часто расспрашивая о знатных польских пленных, я наконец
узнал о нескольких, сидящих в Муроме, чьи имена я подал в прошении,
дабы их отослали в Москву и переправили в Смоленск к
генерал-лейтенанту с приказом обменять их или других на полковника Бокхове-
на. Сие было дозволено, и соответствующий приказ о них отправлен.
/л. 177/ Ноябрь.
Получил письмо от генерала Далйелла с известием, что поляки
полновластные хозяева всего южного берега Днепра и ожидается их
наступление на Украину. Письмо датировано 31 октября.
Получив указ императора к генерал-лейтенанту Драммонду
отдать любых пленных, коих поляки попросят за полковника
*10, 14, 16.* фон Бокховена, я написал к [Драммонду] три разных
письма; последнее — через курьера с императорским указом и
рекомендациями от бояр Ильи Даниловича и князя Никиты
Ивановича Одоевского375.
/л. 177 об./™
/л. 178/ Декабрь.
Король Польский, собрав армию у Белой Церкви, выступил к
Киеву, но бывшие при нем казаки разубедили его штурмовать Киев
(который он мог бы тогда очень легко взять, ибо оный не был
хорошо укреплен и защищен). Он пересек Днепр выше Киева, прибыл в
Остер, и отряды его опустошили весь край; затем повернул к
Чернигову, а оттуда на Кролевец, который, как и все неукрепленные
города, где не было русских гарнизонов, сдался ему и получил охрану.
/л. 178 об./ Декабрь.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное 7 декабря, с известием о получении моих писем от 10, 14 и 16-го
прошлого месяца с императорским указом и рекомендациями от бояр
Ильи Дан[иловича] и к[нязя] Никиты Иван[овича] касательно
полковника Бокховена. Теперь, имея приказ, он обещал сделать все, что
в его силах, ради освобождения [полковника].
Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 16 декабря,
с известием о доставке 120 пленных из людей Сапеги и добрыми
надеждами на избавление полковника Бокховена.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное 17 декабря, с известием, что Пац сделался польным гетманом377;

1663
137
[Драммонд] получил письмо от полковника Бокховена с просьбой о
деньгах, кои постарается выслать ему при верном случае, и будет
радеть, сколько сможет, дабы обеспечить ему свободу.
К концу декабря боярин Петр Васильевич Шереметев прибыл с
войском в Путивль и, поскольку гетман Брюховецкий находился в
Нежине лишь с малым числом людей, после ухода короля из Остра
прибыл в Батурин, где стоял Кирила Осип[ович] Хлопов с
полковником Иоганном Штрасбургом.
Окружность стен Путивля составляет 1928 императорских
сажен378.

/л. т/
1664
Января 1, пятница. Мы известились, что английский посол
празднует Рождество в Вологде.
Наш полк перешел в Панскую и Троицкую слободы.
Боярину князю Якову Куденетовичу Черкасскому было велено
идти, согласно сведениям [о неприятеле], то к Севску, то к
Смоленску. Теперь же, когда стало ясно, что литовская армия движется на
Украину на соединение с коронной армией, он получил приказ
выступить в Калугу и далее на Украину. Генерал-лейтенанту Драммонду
было велено встречать его в Волхове, а генералу Далйеллу со
смоленским войском — идти вослед и соединиться с Черкасским.
Белгородское войско во главе с князем Григорием
Григорьевичем [Ромодановским], согласно приказу, выступило к Путивлю.
Я купил вороного коня у м-ра Хоффмана за 30 рублей.
/л.179 об./ Коронная армия явилась под Глухов и осадила оный,
подводя апроши и мины и готовя фашины, лестницы и все
необходимое для штурма.
Литовская армия, пройдя мимо Брянска, стала лагерем близ Сев-
ска. Князь Яков Куд[енетович] Чер[касский] с московским войском
прибыл в Волхов.
В Глухове начальствовал полковник Дворецкий; там находилось
великое число всякого рода людей, и все были полны решимости
защищаться до последнего. Несколько дней ушло на метание бомб и
пушечный обстрел стен и зданий. Приготовив мины, [поляки] взорвали оные
и пошли на штурм, но мины не возымели желаемого действия, и те
были отбиты с многочисленным уроном. Утратив надежды на успех,
[король] выступил к Севску, где соединился с литовской армией. Через
несколько дней [поляки] узнали, что войска императора надвигаются
на них со всех сторон, к тому же солдаты были утомлены, и среди них
начались болезни. Отправив прежде артиллерию и отпустив татар в
обратный путь по /л. 180/ Муравскому шляху379, король со своими
войсками выступил по дороге между Новгородом380 и Трубчевском;
[он] выставил сильный арьергард и разослал повсюду разъезды на
добрых лошадях, дабы избежать внезапного удара.
В Москве мы получили 1200 человек на обучение всего за три
дня (затем [было дано] еще два дня), дабы приготовиться к смотру и

1664
139
стрельбе перед Его Величеством. Я с офицерами обучал их на
Неглинном ручье от рассвета до темноты, давая лишь час в полдень на
обед. Оружия и боевых припасов для них было взято столько,
сколько мы просили.
/л. 180 об./ Января 14. В поле у Новодевичьего монастыря
соорудили возвышение, и все пехотные полки были выведены из
Москвы и расставлены a la hay381. Стремянной полк382 был
построен вдоль ограды вокруг помоста, а наш — 1600 человек в двух
батальонах, или эскадронах383, — во фронт за пределами оной.
Император, проследовав через стрелецкие полки, стоявшие по обе
стороны дороги, поднялся на возвышение. 50 пар литавр на
высоком дощатом помосте все время издавали нестройный гул. Затем
полкам было приказано открыть огонь, что они и исполнили
поочередно, хотя очень нестройно, начиная с ближайших от города, а
после — Стремянной и выборные полки, стоявшие справа от нас.
Когда все закончили, мы сперва выстрелили из своих шести
орудий, потом из мелкого ружья, каждый эскадрон отдельно и все
словно единым выстрелом; во второй и в третий раз — так же. Сие
настолько понравилось Его Величеству, что он приказал нам дать
еще один залп, и мы сделали это весьма успешно. Когда стемнело,
мы разошлись. За нашу отличную стрельбу генерал-майор384,
вовсе не утруждавший себя обучением солдат, получил щедрую
награду, /л. 181/ а нам прислали лишь "стол вместо корма"385, т.е.
обед. Так волам, что более всех трудятся ради хлеба, достается
наименьшая доля оного.
Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное 8 января
и присланное мне генерал-лейтенантом Драммондом (оно
направлено нам обоим), с известием, что по письму полковника Бокховена
[генерал] снабдил его деньгами.
Польский отряд, конвоировавший деньги и прочие припасы для
армии, разбит полковником Штрасбургом, а казна захвачена.
/л. 181 об./ Февраля 6, суббота. Английский посол простоял два
дня в Ростокине. Из-за ошибки гонцов, сновавших по Тверской
дороге, откуда обычно прибывают послы всех стран и где с обеих
сторон были расставлены иноземная и русская пехота и кавалерия,
5 февраля послу не удалось совершить въезд [в Москву] и пришлось
с великим неудобством ночевать в деревеньке Прутки, что весьма его
возмутило. Он отправил письмо к Его Величеству, изложив эти
обстоятельства и восприняв сие как оскорбление. Он требовал извине-

140
1664
ний до своего въезда, но когда его пообещали удовлетворить,
приготовился к оному. Свита его была не столь многочисленна, сколь
нарядна, в богатых ливреях, и все дворяне прекрасно одеты. Ему
оказали самый блестящий прием с обычными церемониями, на что сам
император с императрицей и всей высшей знатью взирали с
городских ворот. Было уже поздно, когда [посол] добрался до своего
жилища — большого каменного дома на широкой улице.
/л. 182/ Февраля 11. Английский посол имел первую
аудиенцию. Его сопровождали обычным образом, и все дары везли и несли
перед ним. Инфантерия была выстроена по обеим сторонам пути, а
кремль386, или замок, переполнен.
13. Английский посол имел вторую аудиенцию и первые
переговоры.
17. Английский посол на вторых переговорах.
/л. 182 об./ Когда король Польский со своими войсками
выступил в Почеп, боярин князь Яков Куд[енетович] Черкасский
двинулся из Карачева к Брянску с приказом преследовать их, а боярин
Петр Васильевич] Шереметев, боярин князь Григорий
Григорьевич] Ромодановский и гетман соединились под Воронежем387. Они
прибыли в Короп, где, узнав об уходе поляков, решили разделиться.
Гетман направился в Переяслав, князь Григ[орий] в Лохвицу, а Петр
Васильевич] в Кролевец. Последний имел приказ примкнуть к
боярину Черкасскому в Почепе, но был отозван и пошел в Севск.
Король Польский с великим трудом отвоевал Могилев, потеряв
много людей; регимент полковника Калькштайна был разгромлен и
погиб, а сам он со многими другими схвачен, но сие произошло в марте.
Я получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Волхове 18 февраля.
Февраля 29. Граф Карлайл имел переговоры в третий раз, и все
так же с малым успехом388.
/л. 183/ Май.
Майора Монтгомери убедили жениться на вдове — сестре
супруги генерал-майора [Крофорда].
2. Согласно приказу, на рассвете я выступил из Кожевников с
полком в два эскадрона, с 3 орудиями перед каждым эскадроном, и

1664
141
в 7 часов утра построил полк на поле между Слободою и
Покровским. В пути меня задержала поломка осей и орудийных l'affuits389,
отчего канцлер пришел в ярость и стал браниться, но, не добившись
особого внимания, улизнул.
Около 10 часов мы с полком в добром строю прошли через
усадебный двор императора в Покровском; Его Величество со всеми
придворными взирали из окон. Сегодня в полку было 780 человек —
многие разбежались с тех пор, как нам приказано идти на службу.
/л. 183 об./ Мая 4. Я простился с друзьями и знакомыми в
Слободе.
Послал приказ офицерам ночевать близ полка и назавтра быть
готовыми к походу.
5. Попрощавшись с моей возлюбленной и ее родными, после
завтрака я поехал к полку в Кожевники и, велев бить сбор, прибыл на
плац-парад. Но все солдаты так напились, что я не мог собрать их и
за 3 или 4 часа, а когда произвел смотр, 60 или 80 из них не
оказалось — они сбежали. Я велел разыскать по квартирам их оружие и
снести в одно место, оставив капитана Кэмпбелла (ибо майор Мен-
зис был болен), дабы сдать оружие и брошенные вещи в приказ.
Около 2 часов я выступил и разбил лагерь между новонаселенной
церковью, или монастырем, и усадьбой императора на Воробьевой
горе390, где мы покормили коней сеном, ибо трава еще не выросла.
Отсюда я отправил в Слободу слугу с нижеследующими записками к
моей возлюбленной и ее матери:
/а. 184/ Мая 5. Любовь моя,
Будучи обязан уведомить генерал-майора о состоянии полка, я
рад был посредством сего поцеловать Ваши руки и всегда буду
счастлив любому случаю изъявить Вам мою искреннюю привязанность.
Мы стоим лагерем в поле и вспоминаем здесь друзей кубком
наилучшего напитка, что у нас есть. Прощайте, дорогая и единственная
любовь моя, и подумайте о том, кто пребудет навеки
Вашим любящим и верным слугою —
П. Гордон
Дорогая матушка,
При сей возможности, вернее, донесении, я не мог не выразить
Вам искреннюю и нижайшую благодарность за всю Вашу доброту и
передать заверения в моем неизменном почтении к Вам и страстной
привязанности к Вашей дочери. Благоволите быть нежной с нею и не
позволяйте ей грустить. Прошу Вас позаботиться, дабы залечить
ногу моего коня, и извинить меня за такое беспокойство, что я вынуж-

142
1664
ден был доставить Вам; расходы на его прокорм и лечение я возмещу
с величайшей признательностью. На прощанье остаюсь
Вашим любящим и покорнейшим сыном до смерти,
П.Г.391
/л. 184 об./ Мая 6. Мы выступили около полудня и
расположились у ручейка, где имелась трава для лошадей, хотя и немного.
Сюда к нам прибыл генерал-майор.
7. Мы выступили после завтрака. Поскольку ночью кое-кто из
наших солдат сбежал, мы приказали большинству офицеров
следовать позади и на флангах, что не помогло, ибо многие разбежались и
сегодня. Пройдя 15 верст, мы стали лагерем у ручья. Отсюда я
написал к моей возлюбленной:
Любовь моя,
Благоволите узнать, что я, слава Богу, в добром здравии и
способен на многое ради Вас и себя самого. Только ободритесь и будьте
веселы, для меня же будет большим утешением это слышать.
Передайте поклон Вашим братьям, сестрам Брайен и Меверелл и всем Вашим
домашним. Прощайте, тысячу раз единственная любовь моя, и
подумайте о том, кто есть и навсегда останется
Вашим любящим и верным слугою
P.S. Пишите ко мне, хотя бы пару строк, как можно чаще.
/л. 185/ Мая 8. Мы выступили рано и обедали у ручья,
примерно за 10 верст, а затем в 8 верстах далее стали на ночлег, где
довольно хорошо устроились на траве в топкой низине.
Я получил письмо от мадам Бокховен с просьбой не писать ей
"матушка", пока я не поговорю с ее мужем, — из боязни
недоразумений, если [письмо будет] перехвачено; [она сообщила] также, что
польских пленных, кои должны быть обменены на ее мужа,
немедленно отправят в Смоленск.
Я получил от миссис Брайен письмо, полное любезностей, и
бутылку сухого Канарского вина. Пришла и записочка от моей
возлюбленной.
9. Мы выступили и стали лагерем близ Можайска, где нас
встретил прибывший из Смоленска капитан Далйелл392 и провел с нами
всю ночь. С ним я написал к моей возлюбленной. С капитаном
Далйеллом получил письмо от генерала Далйелла, датированное в
Смоленске 20 апреля [16]64.

1664
143
Любовь моя,
Ныне ничего не имею сообщить кроме того, что (слава Богу) в
походе я чувствую себя прекрасно. Прошу Вас, дорогая, не горюйте
и утешьтесь. Поклон мой Вашей матушке, мадам Палмер и нашим
добрым сестрицам Брайен и Меверелл, не забывая и Ваших братьев.
Остаюсь
Вашим преданным другом и слугою
P.S. Не премините написать с капитаном Далйеллом — это
верная возможность.
/л. 185 об./ Мая 11. Мы пришли и разбили лагерь с
удобством — у нас были дрова, вода и довольно хорошая трава — немного
не доходя Можайска.
12. Мы обедали под Можайском, откуда я написал к моей милой:
Любовь моя,
Поскольку Богу угодно до сих пор хранить меня во здравии,
великим моим утешением и счастьем всегда будет слышать то же и о
Вас. Мой поход пока довольно сносен, как в отношении дороги, так
и иных удобств. Умоляю Вас, дорогая, не откажите мне в
единственной радости, что еще остается, — узнавать о Вас при каждом случае,
доколе Богу не будет угодно ниспослать нам счастливую встречу.
Надеюсь, она будет скорой, иначе рассудок и уверенность меня покинут.
Пока же прошу Вас повеселеть и позаботиться о себе ради нашей
любви. Поклон Вашим братьям, сестрице Меверелл и всем друзьям.
Остаюсь
Вашим навсегда верным другом и преданным слугою,
П.Г.
Написал также к ее матери и к миссис Брайен с благодарностью
за бутылку вина.
/л. 186/ Мы прошли очень трудным путем, по причине лесов и
топей с деревянными мостками, до Вязьмы и недалеко оттуда
пересекли реку Борисфен. Верстах в 15 от оной [мы] оказались у
границы между поляками и русскими, согласованной по Поляновскому
договору393.
Мая 17. Любовь моя,
Избрав верность спутницей и правительницей всех моих
поступков и стремлений, я не буду, вопреки Фортуне, подвержен никаким
враждебным случайностям или неудачам. Любовь моя, питая твердое
убеждение в неизменной Вашей привязанности, прошу Вас воздать

144
1664
мне справедливость и поверить, что ни время, ни отдаленность
нимало не ослабят моего страстного расположения к Вам. Я, слава Богу,
по-прежнему пребываю в добром здравии и надежде, если мои
сведения верны, скоро с Вами свидеться. Пока же позаботьтесь о себе и
не забывайте того, кто есть и навек останется
Вашим неизменным другом и слугою
/л. 186 об./ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
дающее добрые надежды на избавление полковника Бокховена:
король Польский повелел, дабы его и полковника Монастырева
доставили во Шклов и освободили.
Мы прибыли в Дорогобуж. Дорога стала лучше, а местность
приятнее с наступлением весны, и все казалось более
привлекательным. Итак, мы прибыли в Смоленск 25-го. Генерал-майор
отправился туда с квартирмейстерами накануне, мы же почти до вечера
стояли на Облонье, пока не распределили квартиры.
Как только я сюда явился, мне сообщили, что уполномоченные
вступили в переговоры под Красным, верстах в 40 от Смоленска.
Мая 26. Я написал к моей возлюбленной и ее матери.
27. Я получил письмо от возлюбленной и еще одно от ее матери.
/л. 187/ Июня 1. Первая встреча уполномоченных у Красного.
Мы узнали, что полковник Джеймс Эбернети, вступив в бой с
отрядом конницы Чарнецкого, убит под Киевом.
Мы узнали также, что гетман Брюховецкий перешел с войском
Днепр и многие города ему сдались. Он осадил Чигирин и
штурмовал оный, но после гибели при штурме полковника Штрасбурга
отступил оттуда.
Капитан Далйелл вернулся из Москвы и привез мне письма от
моей возлюбленной и ее матери.
/л. 187 об./ Июня 7, вторник. Написал к моей возлюбленной с
русским гонцом:
Любимая моя,
Я получил Ваше письмо через капитана Далйелла и
чрезвычайно рад слышать о Вашем добром здравии. Что до меня, то
хотя я и здрав телесно, но Богу ведомо, как далек от довольства и
счастья, ибо настолько разлучен с Вами. Если бы мысли в своем
стремлении могли вызвать или возбудить ответное чувство в
предмете оных, Вы бы ощутили, как часто я думаю о Вас. Однако мое

1664
145
утешение в том, что я не могу думать о Вас без радости и
удовольствия, а если и случится сетовать про себя, то не на любовь и не на
Вас, но на нашу тяжкую участь. Дорогая моя, позаботьтесь о себе
и будьте твердо убеждены в моей преданности, как я в Вашей.
Надеюсь, Господь вскоре воздаст нам полным счастьем за столь
томительное ожидание. Пока же позвольте мне узнавать о Вас при
каждой возможности. Поклонитесь от меня всем верным друзьям.
Пребываю
Вашим неизменным другом и преданным слугою
P.S. Благодарю сестрицу Брайен за два первых слова в Вашем
письме через капитана Далйелла.
/л. 188/Июня 8. Снова написал к моей возлюбленной с
подполковником Холмсом394.
9. Снова написал с денщиком395.
Я поехал в Красный хлопотать перед уполномоченными о
полковнике Бокховене.
10. Я вернулся из Красного.
11. Я послал в Москву слугу с известием, что пленные, коих
предстоит обменять на полковника Бокховена, прибыли в Смоленск
и что я задержал их отправку в Красный, пока мы не удостоверимся,
что полковника Бокховена за них отпустят.
12. Я написал с подполковником Холмсом к моей возлюбленной
и ее матери.
Я распорядился написать письма от мадам Бокховен ко всем
уполномоченным особливо, весьма горестным слогом, с просьбой к
ним сжалиться над нею и над положением ее мужа и добиться его
освобождения. Я самолично доставил и вручил оные в Красном.
/л. 188 об./ Июнь. Боярин князь Яков Куденетович
Черкасский, получив в Брянске приказ выступить в Смоленск, прибыл туда
со своим войском 20-го и стал лагерем на Днепре ниже города.
Когда явились генералы396, я часто бывал в их обществе.
В это время губернаторами в Смоленске были князь Федор
Федорович Куракин397 и его соратники Алексей Иванович и Алексей
Петрович Головины.
22. Написал к моей возлюбленной и ее матери с Дмитрием.
Я получил письма моей возлюбленной и ее матери от 12 июня.

146
1664
Я ездил в Красный и хлопотал перед уполномоченными об
избавлении полковника Бокховена.
28. Написал к моей возлюбленной и ее матери в обычном духе —
в ответ на их [письма] от 12-го.
Получил письма моей возлюбленной и ее матери от 20 июня, в
ответ на мои, с подполковником Холмсом, и письмо сестрицы Брай-
ен от 23-го — все через моего слугу Станислава.
/л. 189/ От моего слуги и из писем я узнал, что 17-го английский
посол отказался от императорского подарка — соболей, со словами,
что ему не пристало извлекать никакой выгоды для себя, ибо в деле
своего повелителя, ради коего явился, он не получил удовлетворения;
два дня спустя подарок, который он преподнес от себя при первой
аудиенции, был возвращен. 24-го [посол] отбыл из Москвы в сторону
Швеции.
Июня 24. Я поехал в Красный.
25. Я вернулся.
26. Получил письма из Москвы.
28. Отправил в Москву слугу, с коим написал к друзьям,
извещая их о положении дел.
/а. 189 об./ Июля 1. Получил письма из Москвы.
2. Армия выступила из Смоленска.
Некий Джон Брюс привез письмо от нашего короля к
императору в интересах генерала Далйелла и генерал-лейтенанта Драммон-
да — об их отпуске [из России]. Генерал-лейтенант отправился с
оным в Москву.
3. Написал к моим родным в Шотландию с Джоном Брюсом.
Уполномоченные, проведя ряд съездов под Красным,
*10.* вернулись в Смоленск, и Афан[асий] Лавр[ентьевич]
Нащокин поехал в Москву за новыми указаниями. При сем случае я
написал к моей возлюбленной и к ее матери и послал возлюбленной
несколько картин.
1[1]. Получил письма от моей возлюбленной и ее матери,
датированные 30 июня.
14. Написал к генералу Далйеллу в армию, при Мигновичах398.
Армия медленными переходами выступила к Мигновичам, а
затем на Шклов.
18. Написал в Москву с майором Бугримовым.

1664
147
19. Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 16-го,
близ Кадина, в ответ на мое от 14-го.
21. Написал к полковнику Бокховену с Отрепьевым.
22. Получил письма из Москвы и Казани.
/л. 190/ Афан[асий] Лавр[ентьевич] Нащокин вернулся с
новыми указаниями, и к польским уполномоченным послали гонца,
предлагая опять собраться в прежнем месте.
Пришел также приказ князю Юрию Алексеевичу командовать
армией, а князю Якову Куденетовичу явиться в Москву.
Июля 26. Князь Юрий Алексеевич] Долгорукий выступил из
Москвы с воинской торжественностью.
Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 10 и 12
сего месяца.
Василий Яковлевич Дашков назначен и послан в Англию с
жалобой на поведение здесь графа Карлайла.
/л. 190 об./ Августа 1, понедельник. Уполномоченные
отправились из Смоленска на свой съезд под Красным.
2. Написал к моей возлюбленной и ее матери и послал
возлюбленной янтарный крест со слугой Якобсом.
3. Князь Яков Куд[енетович] Черкасский проследовал в
Москву, а с ним и генерал-лейтенант Бауман.
4. Написал к моей возлюбленной и ее матери и к
генерал-лейтенанту Драммонду с Робертом Стюартом.
Я написал к генералу Далйеллу.
8. Получил письма из Москвы.
10. Написал в Красный.
12. Получил ответ из Красного.
Я ездил в Красный и хлопотал перед уполномоченными об
освобождении полковника Бокховена, но с малым успехом.
15. Получил письма из Москвы через Дмитрия.
Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 20 и 22
июля через моего слугу Василия — не слишком приятные.
18. Нас известили из Москвы, что царевич Сибирский, будучи у
руки императора, проследовал через замок с военным шествием. При
нем были 4 приказа стрельцов399, эскадрон из выборных полков,
полк конницы, 4 роты городовых400, полк ван Кампена, его соратник

148
1664
князь Дан[иил] Степанович] Велико-Гагин, 4 [тяжелых] орудия и
32 полевые или полковые пушки со стрельцами.
/л. 191/ Августа 19. Сердце мое,
Я получил Ваши письма с моим слугою. Я ожидал от них иного
настроения: ведь в прежних письмах Вам угодно было заметить, что
отсутствие верных возможностей не позволяет Вам выражаться
чистосердечно и свободно. Но если ревность и сомнения в моей
преданности — самые чистосердечные выражения, кои Вы изволите
присылать со столь верным подателем, как мой собственный слуга, то я не
знаю, что и думать.
Просьба слуги об "Orlando Furioso"401 без моего указания не
должна была Вас так обидеть. Что же до слов сестрицы Брайен, то
Вам известен ее веселый нрав. Но, если при невозвращении Вашего
отца я не приеду в Москву, в том не будет моей вины.
Вы подписались "столь же моею, сколь и я Ваш". Если бы Вы
были столь же моею, сколь я Ваш, мы давно бы соединились перед светом,
как уж ныне (в моем мнении) перед Богом. Но пусть все идет так, как
угодно Господу. Время, Фортуна и Ваша нелюбезность могут сделать
меня отверженным и несчастным, но неверным — никогда. Я желал бы
Вам иметь здесь clandestinus402, который мог бы надзирать и сообщать
Вам о моем поведении — нахожу ли я утехи в обществе каких-либо
подруг и в какой печали и уединении провожу дни и ночи. Возможно тогда,
пусть не из /л. 191 об./любви, а лишь из жалости и милосердия, Вы бы
мне сострадали. Ничего более, поклонитесь только Вашим братьям и
всем верным друзьям. Пребываю, как прежде,
более Вашим, чем Вы можете быть, или будете, моей,
П.Г.
Мы узнали, что литовский обозный403 захвачен отрядом,
высланным из войск князя Петра Алексеевича] Долгорукого404, под
Витебском.
Наша армия [стояла] при Копысе, откуда я получил письмо генерала.
Августа 22. Написал к генералу Далйеллу.
Я ездил в Красный хлопотать об освобождении полковника Бок-
ховена, но мне подали мало надежд.
Мы узнали, как при Витебске в русском войске под началом
князя Петра Алексеевича] Долгорукого были разгромлены два полка

1664
149
стрельцов и пехотный полк. Полковник Иоганн Франк и многие
другие погибли.
/л. 192/ Августа 29. Сердце мое,
Когда я писал последнее письмо, оправдание моей твердой
привязанности к Вам столь увлекло мои чувства, что я забыл
поблагодарить Вас за сыры и за присланный Вами милый подарок. От всей
души делаю это сейчас. Жаль, что Вы хоть раз могли усомниться в
моей верности. И все же, немного придя в себя, я осознал и
убедился, что ревность Ваша проистекает из подлинной любви, ибо,
согласно латинскому стиху, "Res est solliciti plena timoris Amor"405.
Краткое время, надеюсь, изгонит все эти страхи, и мы будем
счастливы в радостном наслаждении. Скажу лишь, что, если мои
сведения подтвердятся, надеюсь вскоре видеть Вас и Вашего отца. Пока
же, в часы досуга, подарите хотя бы одну мысль тому, кто есть и
останется впредь
искренне любящим Вас другом и верным слугою
П.Г.
Сие [отправлено] с подполковником Цойгом.
30. Я поехал в Красный.
/л. 192 об./ Сентября 1, четверг. Мы узнали, что наша армия
стоит лагерем у Дубровны.
Я вернулся из Красного.
Я ездил в Красный по делу полковника Бокховена, но получил
мало надежд406.
Написал к генералу Далйеллу с трубачом.
3. Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное 30
августа при Дубровне.
Получил письмо от полковника Палмера, при коем 100 рублей
для отсылки в Москву к его супруге.
8. Написал к моей возлюбленной, убеждая ее согласиться на
исполнение наших замыслов, и к ее матери с той же целью, поскольку
надежды на освобождение ее мужа рухнули, и желанный успех
переговоров маловероятен. Я просил ответа при первой возможности.
Оные [письма] отправлены с м-ром Хоффманом, как и 100 рублей
для супруги полковника Палмера.
Написал также к сестрице Брайен с вышеназванной целью.
/л. 193/ Сентября 9. Под Красным уполномоченные провели
много съездов и совещаний с поляками — без особого успеха. Пре-

150
1664
тензии и требования с обеих сторон слишком высоки. Русские
думают вынудить их к соглашению многочисленностью своих войск,
поляки же, поднявшись на защиту, решили взять русских измором.
Наконец, 9-го провели последний съезд и расстались. Условлено, что
император отправит посла на польский сейм, или парламент, который
должен быть вскоре созван.
13. Уполномоченные прибыли в Смоленск и 2 дня спустя
отправились в Москву.
Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 10
сентября в Дубровне.
/л. 193 об./Сентября 14. Сердце мое,
Время не позволяет мне распространяться, знайте лишь, что я в
добром здравии. Надеюсь, до получения сего Вы отослали ответ на
мое последнее [письмо] от 8 числа. Если оный неблагосклонен, я
полон решимости упорствовать и терпеливо подчиниться печальному
приговору. Но если Ваши чувства согласны с Вашими признаниями,
на сей раз Вы будете действовать решительно и изъявите Вашу
подлинную привязанность. Не прошу более ничего, кроме поклонов всем
истинным друзьям, и остаюсь
Вашим любящим другом и верным слугою
П.Г.
Написал со сдержанным волнением к мадам Бокховен, а также к
генерал-лейтенанту Драммонду.
17. Сердце мое,
Нет ничего более невыносимого в бедствии, чем не знать ему
конца. Я часто слышал о моряках, кои в ужасную бурю падали духом,
предавались отчаянию и терпели крушение совсем близко от гавани.
Тот, кто чувствует приближение бури и не использует возможность
войти в гавань, не должен винить фортуну или провидение в своей
гибели. Но если нет надежд достичь пристани, тот, кто не удвоит
//ь 194/ усилий вопреки всем ветрам и ненастью, достоин зваться
малодушным трусом. Надеюсь, эти мысли Вам пригодятся. Будьте
уверены, не проходит часа, не сочтенного мною, не говоря уж о днях.
Я жажду услышать от Вас слова, дающие надежду на скорое
свидание с Вами. Противоположный ответ, когда бы ни пришел, будет
слишком поспешен. Прошу поклониться всем истинным друзьям и
остаюсь
искренне любящим Вас и вечно преданным слугою
П.Г.

1664
151
Сентября 23. В спешке написал к мадам Бокховен.
Получил письма моей возлюбленной и [ее] матери от 13, 16 и 20
сего месяца, но на мое от 8-го удовлетворительного ответа нет.
24. Написал к генералу Далйеллу.
/л. 194 об./Сентября 27. Написал к моей возлюбленной с
убедительной просьбой о благосклонном ответе на мое [письмо] от
8 числа.
Получил письмо от полковника Уайтфорда и другое от майора
Монтгомери.
Подполковник Василий Михайлович] Тяпкин отправлен в
Польшу по делам, предваряющим посольство к парламенту, или
сейму. С ним я написал к полковнику Бокховену.
/л. 195/ Октября 1, суббота. Получил письмо от генерала
Далйелла, датированное в Дубровне 28 сентября.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Кукуе407 3 октября, в ответ на мое от 14-го прошлого месяца. В
нем он сетует на неопределенность своих дел, ибо приказы меняются
каждый [день?].
Получил также письма от моей возлюбленной и ее матери,
датированные в Слободе 3 числа, — в ответ на мои от 14, 17 и 23 сентября.
11. Написал к моей возлюбленной апологию, извиняясь за
[письмо] от 19 августа; также, в веских выражениях, к ее матери. Сообщил
о получении их [писем] от 13,16 и 20 сентября с м-ром Хоффманом.
/л. 195 об./Октября 16. Написал к моей возлюбленной и ее
матери в обычном духе. Дал знать о получении их [писем] от 3 числа.
19. Написал очень краткие письма к моей возлюбленной и ее
матери, будучи в большой спешке.
/л. 196/ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Кукуе 19 октября, — о непоследовательных приказах
касательно его дела.
Октября 24. Написал к моей возлюбленной и ее матери в
конверте для генерал-лейтенанта Драммонда.
Написал к генералу Далйеллу.

152
1664
Получил письмо от моей возлюбленной со свежим лимоном через
Хаймса.
/л. 196 об./ Октября 28. Написал к моей возлюбленной и [ее]
матери, передавая новости и благодарность за лимон.
Получил письмо от генерала Далйелла, датированное 26 числа в
Зверовичах, где тогда стояла армия, с уведомлением о получении
моего [письма] от 24 числа.
/л. 197/ Ноября 1, вторник. Время года положило конец
кампании. Князь Юрий Алексеевич] Долгорукий покинул армию и
*7.* через Смоленск уехал в Москву, распустив большинство дворян
и прочих и оставив князя Юрия Никит[ича] Борятинского с летучим
войском под Красным.
Написал к моей возлюбленной и ее матери.
8. Генерал Далйелл возвратился с полками, принадлежащими к
нашему гарнизону.
12. Сердце мое,
До сих пор Богу угодно хранить меня во здравии телесно, но в
каком смятении и горести рассудка — Бог ведает! Чувство, скованное
обстоятельствами или подверженное каким-либо мелочам, подобно
надломленной трости — обманется тот, кто на нее опрется408.
Насколько томительная любовь истощает жизненные силы, я вполне
ощущаю на своем опыте. Жду лишь ответа на мое прежнее [письмо].
Если в оном не будет иного утешения, чем прежде, Вы, возможно,
еще узнаете, что мною скорее правит Разум, нежели Страсть.
Ничего более, кроме поклона Вашим братьям. Остаюсь, сердце мое,
Вашим самым любящим другом и верным слугою
П.Г.
/л. 197 об./Получил письма из Москвы: от моей возлюбленной,
датированное 4 ноября и дающее надежду на совпадение ее воли с
моею; от ее матери, скорее склонной к отсрочке, чем к согласию; от
сестрицы Брайен, поведавшей мне правду — обстоятельства только
препятствуют [нам] —- и побуждающей меня приехать и верить в
счастливое исполнение моих замыслов.
Получил от генерал-лейтенанта Драммонда письмо, дающее
малую и отдаленную надежду на избавление полковника Бокховена, и
письмо от майора Монтгомери с обещанием выплатить деньги, что он
мне должен.

1664.
153
/л. 198/ Ноября 18. Сердце мое,
Не могу выразить, насколько Ваше доброе и нежное письмо от
4 ноября воскресило меня. Половина моей жизни и существования
зависит от Вашего отношения ко мне. Доказав свою
привязанность, согласившись и снизойдя на мои разумные просьбы, Вы
удвоили силу моей любви. Бог свидетель, я так же как Вы был бы
рад заручиться согласием и присутствием Вашего отца на нашей
свадьбе. Но если нет никакой возможности для его скорого
избавления, что же /л. 198 об./нам делать? Надеюсь и убежден, что
он слишком благоразумен и рассудителен, чтобы на сие
обижаться. Я сделал все, что мог, дабы заслужить и получить его согласие.
Мысль об этом, надеюсь, утешит и успокоит его, даже если он
оскорбится. Уповаю на свидание с Вами через 8 дней после того, как
получите сие. Не сомневаюсь, что тогда смогу объяснить Вам мои
намерения в той же мере, в какой ныне располагаю Вашей
привязанностью. Пока же поклонитесь Вашим братьям и будьте
уверены, что я до последнего вздоха,
Сердце мое, —
искренне любящий Вас друг и верный слуга,
П.Г.
Написал к матери моей возлюбленной и сестрице Брайен в тоне,
подобающем их выражениям, и сообщил им о моей решимости
приехать в Москву.
/л. 199/ Написал к генерал-лейтенанту Драммонду и майору
Монтгомери.
Пришел указ Его Величества об отпуске генерал-майора Кро-
форда в Москву. Поскольку в оном было предписано, дабы
командовать полком поручили мне, я весьма тревожился о своем отъезде в
Москву.
На пиру у генерала, где все изрядно веселились.
Польские пленные, коих прислали в Смоленск для обмена на
полковника фон Бокховена и кои обошлись нам так дорого при столь
дальнем пути, благодаря продажности губернатора или его
соратников раздобыли приказ о своем освобождении за других русских
пленных. Узнав об этом, я отправился в дом совета, заявил протест и не
уходил оттуда, пока не получил приказ об их возвращении и
дальнейшем освобождении только за полковника Бокховена, согласно
прежнему указу Его Величества.

154
1664
/л. 199 об./ Ноября 25. В Москву отбыл генерал-майор Кро-
форд, с коим я написал к друзьям, заверяя их в моем приезде.
/л. 200/ С помощью генерала Далйелла я добился разрешения
ехать в Москву и приготовился к отъезду.
Ноября 30. Я покинул Смоленск и без каких-либо чрезвычайных
происшествий по пути явился в Москву 6 декабря. В этот день я был
у руки Его Величества вместе с генерал-майором.
Я поселился у моей возлюбленной, но получил не много
заверений в возможности скоро исполнить свои желания, причем не по
воле тех, кого сие прямо касалось, но по злоумышлению прочих, кои
противились или, быть может, завидовали нашему счастью.
/л. 200 об./Множество друзей явились, дабы меня
приветствовать.
Мадам Бокховен ежемесячно получала 20 рублей из жалованья
ее мужа. Оные удерживали у нее 4 месяца, в счет 100 рублей, что
были выданы из казны для отсылки ее мужу. По ее просьбе я пошел к
Илье Даниловичу и вручил ему петицию об этом. Он сразу же
приказал выдать ей деньги и больше 100 рублей не домогаться.
Декабря 19. Патриарх Никон ночной порою прибыл в Москву,
вошел в соборную церковь, взял священный посох409 и держал речь к
народу. Бояре Одоевский и Долгорукий с Дементием Башмаковым
были посланы, дабы повелеть ему удалиться. Он так и сделал,
бросив наземь грамоту и произнося проклятия. За ним следовала охрана
из полка стрельцов, пока он не отдал посоха.
Генерал-лейтенант Драммонд уже давно хлопотал в Москве о
своем и генерала [Далйелла] увольнении, что ему порой обещали, а
порой воспрещали. Наконец, после великих хлопот, при посредстве
Афанасия Лаврентьевича Нащокина и князя Юрия Алексеевича]
Долгорукого сие было дозволено, и генерала вызвали в Москву. Он
прибыл 20 числа, так что мы праздновали Рождество вместе, в
хорошем обществе и довольстве.
/л. 201/ В этом месяце на юго-востоке по ночам часто являлась
комета с лучами, обращенными вверх.
В сей год, в августе месяце, был заключен договор о 20-летнем
перемирии между Римским императором и Турецким султаном на
следующих условиях или статьях:
1. Сей мир сохранится 20 лет и будет продлен до его истечения.

1664
155
2. Все известные пленные должны быть взаимно разменены.
3. Трансильвания останется в том же положении, что и 30 лет
назад, как в делах гражданских, так и церковных. Все турецкие
гарнизоны будут оттуда удалены, и впредь оных не держать и не вводить.
Также и Римский император выведет свои гарнизоны из Самошуйва-
ра, Кёвара, Бетлена и Хуста и передаст эти города князю Трансиль-
вании.
/л. 201 об./ 4. Князь Апафи410 будет признан и утвержден
обоими государями князем Трансильвании. Тем не менее ему надлежит
платить Турецкому султану обычную дань, которую прежде платили
его предшественники.
5. Три из семи округов, что лежат между Трансильванией и рекой
Тисой с городами Сатмар411, Калло, Карой, Надьбанья, Эчед и
Токай остаются за Римским императором, как королем Венгрии.
Остальные четыре с Вардайном412, Карансебешем, Лугожем, С[ент]
Иобом и другими городами остаются за Турецким султаном, ибо
оные с 1658 года были взяты турками у стоявших там солдат Рако-
ци — врагов обоих [государей].
6. Нойхойзель413 и Новиград равным образом останутся за
турками, а Секейхид будет возвращен Римскому императору. Если же
Римский император разрушит оный, турки разрушат Нойхойзель.
Римский император, если ему угодно, может укрепить Левенц, Нит-
ру, Синту и Гуту и построить новый форт на другом берегу Дуная
между Коморном414 и Нойхойзелем, а также возвести новую
крепость на р. Ваг близ Шилы, между Синтой и Гутой, как император
пожелает.
7. Обитатели земель [простирающихся] от рек Грон, Нитра и Ваг
до К[айзер]марка пребудут при своих прежних вольностях и никоим
образом не обязаны /л. 202/ присягать или платить контрибуцию
туркам. Любые набеги и разорения воспрещаются обеими сторонами
под угрозой тягчайшей кары.
8. Форт Новый Серинвар415 будет разрушен.
9. С обеих сторон будут отправлены торжественные посольства с
богатыми дарами ценою 200 000 флоринов, притом в скором
времени, для наилучшего закрепления мира. Послы с обеих сторон будут
приняты близ Коморна.
Венгры были весьма недовольны сим соглашением416.

/л. 203/
1665
Января 1, воскресенье. Полковник Калькштайн пребывал
пленником здесь в Москве. Будучи обнадежен, что за него можно
выручить полковника Бокховена, я несколько раз посещал его по оному
делу, но не нашел никакой опоры или подтверждения. К тому же он
человек пустой и непостоянный.
Генерал Далйелл и генерал-лейтенант Драммонд, раздобыв после
больших хлопот и трудностей увольнения, проезжие грамоты и
письма к губернатору Смоленска о беспрепятственном пропуске их
оттуда к Риге самым безопасным путем, готовились к отъезду.
/л. 203 об./Января 10. Написал к отцу и родным в Шотландию.
11. Генералы Далйелл и Драммонд отправились из Слободы к
Смоленску. Мы провожали их до Неглинной у Троицкой слободы и
на прощанье крепко пили.
Написал к отцу, дяде и брату Джону в Шотландию.
12. Полковник Калькштайн бежал из тюрьмы. Артемон
Сергеевич Матвеев], полковник стрельцов, явился в Слободу и огласил
прокламацию о его побеге, дабы никто не осмелился давать приют
или помогать ему.
/л. 204/ Время моего отпуска в Москву истекло, а надежды
достичь цели приезда таяли. Я стал подумывать о возвращении в
Смоленск, по крайней мере делал вид, что собираюсь в путь. Впрочем, я
намеревался, даже если не возьму верх, быть верным своей
привязанности.
Января 13. Мадам Бокховен, видя мои приготовления к отъезду
и опасаясь, что я либо расторгну [помолвку], либо буду слишком
горевать, посоветовалась с родными и решила, наконец, отдать за меня
свою дочь. Полковник Бокховен417 и я пошли к голландскому
священнику с просьбой огласить нас в следующее воскресенье. Итак, мы
решили справить свадьбу 26 числа и позвать поменьше гостей,
однако с музыкой.
Сегодня же я узнал, что отправлен приказ задержать генералов
под предлогом их /л. 204 об./осведомленности, если не соучастия,
в побеге полковника Калькштайна. Я считал несомненным, что это
уловка, придуманная русскими, дабы бросить тень на генералов и
вынудить их остаться: подобно Иосифу [московиты] велели положить
чашу в мешок Вениаминов418. Ведь русская знать была крайне
недовольна их увольнением; особливо Илья Данил[ович], тесть
императора, был в высшей степени раздражен и всеми силами противился их

1665
157
увольнению. Однако Долгорукий и Нащокин, к коим они вовремя
обратились, убедили Его Величество их отпустить.
/л. 205/Января 15, воскресенье. Я получил письмо от генерал-
лейтенанта Драммонда, в коем он передает весть, что в Смоленске
стольник по имени Кирила Аристархович419 по приказу из Москвы
явился к генеральским и его собственным клетям420, или кладовым,
оценил там количество зерна всякого рода и все опечатал для нужд
Его Величества. [Драммонд] просит меня пойти к Афан[асию]
Лавр[ентьевичу], похлопотать, дабы он уведомил об этом деле Его
Величество, и раздобыть грамоту к стольнику, чтобы их не
донимали. Через два часа [пришло] другое письмо, от него и генерала
совместно, — оба датированы в Царевом-Займище 13 января. Они
извещают, что их там остановили и обыскали по поводу Калькштайна,
и просят меня заручиться указом Его Величества, при посредстве
князя Юрия Алексеевича] Долго[рукого] или Нащокина, для
беспрепятственного проезда.
Назавтра я представил дело князю Юрию Алексеевичу] и
Нащокину, а днем позже раздобыл и отправил приказ пропустить
[генералов] дальше. Я послал оный вместе с письмами через их слуг, кои
доставили мне их письма. При этом я пригласил их к себе на свадьбу.
/л. 205 об./Мать моей возлюбленной занемогла.
/л. 206/ Января 26, четверг. Я женился. Голландский
священник м-р Иоган Кравинкел совершил [обряд].
У нас на свадьбе было не больше 30 гостей, и очень весело.
27. Я вновь пригласил большинство друзей, кои пожаловали и
очень веселились и забавлялилсь, к большому удовольствию всех.
Моя теща была прикована к постели.
29. Я получил письма от генерала Далйелла и
генерал-лейтенанта Драммонда, датированные в Смоленске 25 января, в коих они
извещают, что живут под надзором стрельцов; имущество у них
отобрали, зерно и припасы опечатали, и они вынуждены покупать
пропитание /л. 206 об./ для себя, прислуги и лошадей на рынке. Они
просят поскорее отпустить гонца, хотя бы и без ответа.
Января 30. Я рано отправился в город и вручил письма генералов
боярам Илье Даниловичу, князю Юрию Алексеевичу Долгорукому и
Афанасию Лаврентьевичу Нащокину. Первый выглядел не очень
довольным, второй не сказал ничего, зато последний обещал сделать
все возможное.
После нескольких дней беспрерывных хлопот я, наконец,
добился, чтобы в Смоленск послали указ Его Величества об отпуске [гене-

158
1665
ралов]. Однако Илья Данилович, сильно разгневавшись на то,
что они отпросились со службы и получили увольнение в обход его,
велел приготовить другую грамоту и вставить туда множество
ограничений и докучливых запросов. Узнав об этом, я спешно отослал
[генеральского] слугу с первым указом, дал им знать о втором и
советовал как
/л. 207/ ^Февраля 1, среда.* можно скорее уезжать до прибытия
второй грамоты.
Болезнь моей тещи усугублялась, а подлый, злобный дьяк
настаивал на моем отъезде в гарнизон, так что я пребывал в некотором
затруднении, но все же решил отложить все дела ради службы Его
Величеству и собрался в дорогу. Сие крайне опечалило мою тещу. Она
не смогла убедить меня подать прошение об отсрочке, но поддавшись
мольбам, я позволил отправить ее сына Чарлза с прошением от ее
имени, дабы мне задержаться на месяц, пока Богу не будет угодно
так или иначе распорядиться ее жизнью.
Мальчик подал прошение боярину Илье Даниловичу, когда тот
поднимался к Его Величеству. Прочитав оное наверху421, он
приказал бывшему при нем стряпчему составить другое, где я прошу чин
полковника вместо генерал-лейтенанта Драммонда. [Боярин] подал
оное Его Величеству, коему угодно было милостиво
/л. 207 об./ ^Февраля 13.* вспомнить обо мне, а также о моем
тесте, все еще томящемся в плену, и повелеть произвести меня в
полковники. Когда мне сказали об этом, я сперва не поверил, но когда мне
велели подождать выхода боярина у аптеки, отправился [туда].
Боярин изволил вызвать меня в аптеку и там объявить мне, в
присутствии разных высоких чинов, о милости Его Величества. При этом я,
согласно предписанию, трижды низко поклонился. Одновременно
подполковник Штурм был пожалован в полковники вместо генерала
Далйелла, в чьем регименте служил подполковником.
Моей следующей заботой стала петиция о назначении
жалованья, которое боярин установил в 30 рублей в месяц, однако подлый
канцлер записал всего 25.
/л. 208/ Февраль.
Я узнал от прибывшего из Смоленска офицера, что сразу по
получении моих писем генералы, следуя совету, поспешили с отъездом
через Псков на Ригу.
На мою просьбу об отправке к полку в Смоленск я получил от
боярина ответ, что Его Величество повелел мне остаться в Москве. Я

1665
159
был не очень этому рад, ибо не люблю сидеть праздно, но пришлось
удовлетвориться.
Супруга майора Мензиса уезжала в Смоленск, и я написал с нею
к майору и другим. Я просил Мензиса заняться моими вещами,
оставленными в Смоленске, продать все, что можно, а то, что здесь
пригодится, особенно мои книги, прислать сюда.
/л. 208 об./ Марта 1, среда422.
Я получил письмо от майора Мензиса, датированное в
Смоленске 9 марта, с перечнем моих вещей, оставленных в Смоленске. Я
ответил на оное через два дня, а также написал к генерал-майору с
Николаем Аршиневским.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное во Пскове 14 марта, полное любезных и благодарных
выражений. Я ответил на оное со следующей почтой. Написал еще к
моему отцу, дяде и брату Джону423, а также к Уильяму Фрайеру в
Эльсинор.
/л. 209/ Апреля 1, суббота.
Получил письмо от генерал-майора Крофорда, датированное в
Смоленске 3 апреля.
Получил от Ивана-татарина 15 рублей, что мне прислал майор
Мензис за проданные [в Смоленске] вещи.
15. Написал к генералу Далйеллу, генерал-лейтенанту Драммон-
ду и к моему дорогому отцу с полковником Трауэрнихтом, который
отправился отсюда в Англию.
/л. 209 об./Мая 1, понедельник.
Написал к генерал-майору Крофорду через его супругу.
Мой брат Александер умер в Шотландии, в Эбердине, от
лихорадки и был погребен в кафедральной церкви Старого Эбердина,
прямо перед местом, где прежде стоял главный алтарь; вся эта часть
церкви разрушена святотатцами. Большое горе для наших родителей —
он был еще совсем юноша!
/л. 2\0/ Мая 15. Написал к отцу, дяде и брату Джону.

160
1665
Получил письмо от майора Мензиса, датированное в Смоленске
22 мая, вместе с моими книгами и прочими непроданными вещами —
всё через слугу подполковника Драммонда.
/л. 210 об./ Июня 1, четверг.
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Риге 25 мая, с известием о получении моего от 15 апреля.
10. Написал к генералам Далйеллу и Драммонду.
Доктор Томас Уилсон прибыл в Москву и поселился у доктора
Коллинса. Но поскольку в Англии была чума424, и ему следовало до
приезда в город выдержать карантин, его вместе с неким Кенеди,
который с ним прибыл, выслали на житье в Клин, за 90 верст отсюда,
а доктора Коллинса — в Воскресенское, за 40 верст, где им
предстояло провести шесть недель. Все, кто с ними общался, могли свободно
ездить в Москву и обратно, кроме их самих. Странный карантин!
Василий Як[овлевич] Дашков вернулся, не удовлетворив
/л. 211/ своей жалобы на графа Карлайла, после холодного приема.
Правда, благодаря щедрости короля, при отъезде ему возместили
расходы.
Получил письма из Риги: от генерала Далйелла, датированное
4 июня, и от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное 8 июня, с
известием, что они уезжают оттуда.
/л. 211 об./ Июля 1, суббота.
6. Написал к отцу, дяде и брату Джону, к генералам Далйеллу и
Драммонду с полковником Уайтфордом425.
/л. 212 об./ Августа 1, вторник.
/л. 213/ Я подал петицию с просьбой об отпуске на время
в Англию.
/л. 213 об./ Сентября 1, пятница.
/л. 214/ Сентября 17. Написал к генерал-майору Крофорду и
майору Мензису в Смоленск.
Я вместе с прочими подал петицию об участках для
строительства в Слободе, причем в Иноземский приказ, что было необычно426, —

1665
161
и получил дозволение. Слободской стольник приказал отмерить
участки и раздать нам оные.
/л. 214 об./Октября 1, воскресенье.
Я получил письмо от майора Мензиса, датированное в
Смоленске последним днем прошлого месяца.
Получил большие письма от генерала Далйелла и
генерал-лейтенанта Драммонда, датированные в Гамбурге 29 сентября, с
известием о получении моего от 6 июля через полковника Уайтфорда, а
также обширный и подробный рассказ о событиях и положении дел в
Христианском мире.
/л. 215/ Тесть императора, Илья Данилович Милославский, от
великого возбуждения получил апоплексический удар и, захворав,
утратил память и как будто всякий рассудок.
/л. 215 об./Ноября 1, среда.
/л. 216/ Ноября 23, четверг. Моя жена разрешилась дочерью
около 3 часов пополудни.
28. Моя дочь была крещена голландским священником м-ром
Иоганом Кравинкелом. Полковник Корнелиус фон Бокховен был
крестным отцом, супруга полковника Николауса фон Штадена и
вдова подполковника Суэ427 — крестными матерями. Ее нарекли
именем Кэтрин Элизабет.
/л. 216 об./Декабря 1, пятница.
/л. 217/ Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Гамбурге 8 декабря, с просьбой ко мне оправдать его и
исправить кое-что сказанное о нем в его отсутствие.
Декабря 25. Написал к генерал-майору Крофорду в
Смоленск428.
6. Патрик Гордон

/л. 218/ 1666
Апреля 19. Грузинский князь по имени Николай Давидович429
был торжественно принят в Москве.
/л. 218 об./ Мая 1, вторник.
/л. 219/ Мая 29. Мой новый дом был готов, и все благородные
подданные Его Священного Величества приглашены в оный, дабы
отпраздновать день рождения Его Величества430. Когда все
собрались, мы весело пировали, пока после обеда майор Монтгомери и я не
повздорили. Он был совсем не прав и весьма меня оскорбил. Не
желая беспокоить общество в такой день, я это стерпел, но мы
условились сойтись завтра и решить дело посредством конной дуэли.
30. Я рано встал (хотя было очень худо от вчерашней попойки),
послал к майорам Бернету и Лэнделсу — звать в секунданты — и
самолично, в одиночестве, явился на квартиру к майору Лэнделсу,
который не успел собраться. В поле я завидел Монтгомери, а с ним
подполковника Хью Крофорда и 3 или 4 слуг. Я поспешил ему
навстречу, но так как там была вязкая пашня, да и слишком близко от
Слободы, попросил отъехать дальше, где почва получше.
валившись на мушкетный выстрел, в очень удобное место, мы
разъехались, помчались друг на друга и оба выстрелили, будучи совсем
рядом, — без какого-либо вреда. Я круто развернулся (конь мой
весьма послушен), а его понесло прочь. Я поскакал следом и, /л. 219 об./
хотя по военному и дуэльному закону мог воспользоваться его весьма
невыгодным положением, все же осадил коня и крикнул, чтобы он
возвращался. Остановив своего и приблизившись, он отозвался: "Мы
убьем друг друга — сразимся пешими!" Я ответил, что довольствуюсь
любым способом, спешился и отдал коня одному из его слуг (за
отсутствием моих). У нас обоих были полуэстоки431, и я скинул кафтан, но
[Монтгомери] отказался биться на полуэстоках. Так как палаш имелся
только один — у подполковника Крофорда, они послали в Слободу за
другим. Я возражал против сего, требуя биться тем оружием, что
было при нас, — ведь я обладал правом выбора и предложил [майору]
выбрать эсток. Но все было напрасно. Прежде чем принесли другой
палаш, явился мистер Эннанд с прочими и не позволил нам сразиться.
Итак, мы покинули поле без примирения и условились сойтись завтра
или в другой раз, однако вечером английские купцы нас помирили.
/л. 220/ Июнь.
В начале марта состоялось большое морское сражение между
англичанами и голл[андцами]432.

1666
163
15. Написал к друзьям в Смоленск со слугою полковника Кро-
форда.
/л. 220 об./ Июня 22, пятница. Меня вызвали в Посольский
приказ, но из-за опоздания велели прийти на другой день.
23. Я отправился в Посольский приказ, где думный дьяк433
спросил, не желаю ли я поехать в Англию. Я ответил "да". Он
сообщил, что Его Величество намерен послать к королю письмо, и я
должен взять оное с собою. Я возразил, что в прошлом году
действительно просил об отпуске в Англию, но теперь не имею там
никаких надобностей или дел; если же предстоит ехать туда по личным
делам, я не могу взять с собой такое письмо, ибо не пристало везти
оное, не обладая полномочиями; на меня будут взирать как на лицо,
состоящее на государственной службе, так что придется нести
великие обязанности и издержки; наконец, я буду связан ожиданием
ответа. На сие он сказал лишь, чтобы я подождал, пока он не
вернется от Его Величества.
Через час он пришел и объявил, что Его Величество повелевает
/л. 221/ мне ехать в Англию и я должен собраться в путь за три или
четыре дня. Повторив прежние доводы, я добавил, что обойден при
выплате полного оклада434, или месячного жалованья, по сравнению
с другими — все это время я получал лишь 25 рублей в месяц, тогда
как причитается 40; к тому же, как и остальные, я хотел бы [оклад]
за целых два месяца. Он сказал, что Его Величество пожалует и
велит выдать мне денег на расходы, а что до моих прочих нужд — я
должен принести прошение и явиться завтра.
Прежде чем идти дальше я укажу причины отправки сего
послания, почему посылают иноземца и именно меня, а не кого-то другого.
В своих странствиях по морям англичане обнаружили гавань в
устье реки Двины435, а за лишения и труды им были дарованы царем
[Иваном Васильевичем] большие привилегии, особенно право
торговать без уплаты таможенных пошлин. При таком поощрении они
завели обширную торговлю и держали своего агента, что продолжалось
много лет со значительной выгодой. Однако голландцы /л. 221 об./
и гамбуржцы, также открыв сюда путь, стали торговать без какой-
либо корпорации, но так преуспели, что, особливо голландцы, со
временем добились больших преимуществ над англичанами,
перехитрили их (если не сказать хуже) и даже втравили во многие сделки, а
затем доносили на них. [Голландцы] убедили некоторых англичан
доставлять их товары под видом своих собственных, дабы избежать
уплаты пошлин, и тем самым похищали царские доходы. Итак, по
побуждению и подстрекательству голландцев и русских купцов, коих те
6*

164
1666
привлекли на свою сторону, оные привилегии собирались отменить.
Однако достаточных улик не нашлось, и англичане, будучи
предупреждены, сплотились теснее, своим роскошным образом жизни
снискали благосклонность знати, а беднейшим торговцам и ремесленникам
давали в кредит. Дело отложили до злосчастного и трагического
убийства короля Чарлза Первого436, когда была использована
возможность под более благовидным предлогом изгнать англичан и
отобрать /л. 222/ их привилегии.
Впоследствии им дозволили торговать с уплатою пошлин, как и
прочим. Так продолжалось до счастливой реставрации короля
Чарлза Второго437, когда англичане возымели надежду на возвращение
своих привилегий. В 1662 году царь, дабы не уступить другим
христианским государям, отправил великолепное посольство (и более
высокородное и знатное лицо, чем когда-либо прежде438) —
поздравить короля Великобритании с [благополучным прибытием и]439
счастливой реставрацией. Оно было принято тем лучше, что из всех
христианских государей один лишь царь никогда не признавал и не
поддерживал никаких сношений с узурпатором Кромвелем440; к
тому же король во время своего изгнания получал и другие добрые
услуги от царя.
На переговорах и в беседах оные послы подавали большие
надежды на восстановление привилегий, и король отправил своим
чрезвычайным послом в Москву весьма именитую особу441 с полной
уверенностью в получении привилегий. Однако Его
Превосходительство счел себя оскорбленным при первой встрече в морском порту
[Архангельска], а затем еще более — при въезде в Москву. Хотя сие
произошло по ошибке, а не по умыслу, он требовал возмещения
слишком рьяно, что /л. 222 об./ привело к недовольству с обеих
сторон. Итак, посол настаивал на возмещении при разных
переговорах и в частной аудиенции, но не получил никакого удовлетворения, к
тому же не добился привилегий — главной цели своего приезда и
отверг подарки, переданные ему царем. Это так сильно оскорбило Его
Царское Величество, что он отправил стольника Василия Яковлева
сына Дашкова с миссией к королю — жаловаться на посла. Прибыв
в Англию, [Дашков] встретил холодный прием, получил содержание
лишь на три дня и был вынужден жить за свой счет. Но когда граф
Карлайл возвратился в Англию, по донесении о своих переговорах он
был оправдан и поведение его одобрено. Затем он нанес визит
посланнику (чему тот весьма удивился), обещал содействовать, дабы с
тем обошлись более милостиво, и в избытке великодушия так
хлопотал перед королем, что [Дашкову] сполна возместили затраты и
отпустили с честью.

1666
165
Тем не менее сей посланник, вернувшись, так приукрасил суровое
обращение с ним, что здесь усомнились, быть ли впредь каким-либо
сношениям или переписке между [обоими] государями. Однако
ныне, когда война короля с Францией и Голландией может затянуться,
по /л. 223/ совету купцов Московской компании король написал к
царю с гонцом, извещая о войне, что он ведет с Францией и
Голландией; он осведомлен, что голландцы доставляют много припасов для
своих кораблей из России, чего он просил им не позволять, но чтобы
подданным Его Величества можно было свободно покупать такие
припасы; Его Величество сообщил также, как свирепствует чума в
его резиденции — городе Лондоне и многих других местах
Английского королевства442.
Это письмо держалось в большой тайне, пока обдумывали ответ.
Когда оный был готов, не нашлось ни одного русского, кто желал бы
его отвезти — боялись столь же холодного приема, что был оказан
Дашкову. Хотя и было известно о его достаточном вознаграждении и
почетном отпуске, он приписывал все это собственной ловкости и
опасению короля оскорбить Его Царское Величество. [Дашков]
уверял, что впредь никто не получит содержания более чем на три дня,
как и министры прочих государей; что [в Англии] все в десять раз
дороже, чем в Москве, и там много других трудностей. Сие вкупе с
нежеланием русских предоставлять своим /л. 223 об./ посланникам
достаточно денег для пребывания при каком-либо дворе, а также
возмущать официальной миссией голландцев (кои уже прибрали к рукам
почти всю здешнюю торговлю) привело к решению отправить
иноземца, и именно меня, ибо в прошлом году я просил о поездке туда
же; как у подданного Его Величества [Чарлза II] у меня могут
найтись друзья при [британском] дворе.
Тщетно было отказываться от того, что постановлено наверху Его
Величеством и советом443. Получив повеление прийти в приказ на
другой день, я удалился и подготовил свои петиции.
Июня 24. Я явился в приказ, но возможность быть у руки Его
Величества не представилась, и мне велели приходить завтра. Я
купил крытую повозку и то, что необходимо для путешествия.
25. Я пошел в Посольский приказ и, решив взять с собой в
Англию моего шурина, сказал об этом канцлеру, дабы мы могли быть
вместе у руки Его Величества. Около полудня меня проводили
наверх и допустили к целованию руки Его Величества, коему было
угодно говорить со мной весьма милостиво. Я подал Его Величеству
две петиции: одну о полном окладе, /л. 224/ другую — о
двухмесячном жалованье, что мне причитается. Его Величество соизволил дать

166
1666
указ к моему удовлетворению. Затем он осведомился, зачем я беру с
собою мальчика и чей он сын. Я отвечал, что он сын полковника
Филиппа Альберта фон Бокховена и по воле своей матери едет повидать
родных. Его Величество повелел мне заботиться о нем получше и
привезти обратно, что я обещал исполнить. Его Величество призвал
канцлера и обратился к нему; тот, обернувшись ко мне, сказал, что
Его Величество жалует мне сто рублей на снаряжение, 100 рублей на
дорогу и 100 рублей аванса из моего жалованья444, с чем меня и
отпустили.
Я ожидал в приказе, пока не спустился канцлер. Он велел
послать в казну распоряжения насчет денег и отдал мне петицию [о
жалованье] за два месяца с отпиской о получении полного оклада за эти
два месяца. Но хотя я настаивал на распоряжении по другой петиции,
о моем жалованье на будущее, смог добиться от сварливого старого
ворчуна лишь того, что получу полный расчет по возвращении.
Поскольку не было никакой возможности непосредственно обратиться к
Его Величеству, а наш /л. 224 об./ боярин болел, и никто другой не
желал в это встревать, я был вынужден довольствоваться тем, что
мне выдали.
Июня 26. Я собрался в дорогу, купил все, что нужно, и кое с кем
простился.
27. Мне принесли деньги, грамоты Его Величества и
инструкции445. После полудня я побывал в городе, уладил там дела и
распрощался.
/л. 225/ Июня 28, четверг. Я ездил верхом в Кунцево и
простился с боярином Ильей Даниловичем и его супругой, кои, вместе с
прочими, были ко мне весьма любезны. Когда я приехал домой, мне
сказали, что там побывал стряпчий из Посольского приказа с
повелением непременно отправляться завтра. В тот же вечер я обошел
ближайших друзей и простился с ними.
29. Утром прибыли подводы446, я все приготовил и отобедал.
Большинство кавалеров Слободы и многие купцы съехались
проводить меня до рощи или леса в виду большой дороги на Тверь, где
мы провели почти два часа и пили здравицы447, опорожнив
множество кубков. Когда друзья возвращались, кое-кто из моих
земляков — майор Лэнделс, ротмистр Кит и другие — свернули в
сторону и затем явились [снова], дабы проводить меня дальше и
остаться со мной на всю ночь. Ради них я разбил свою палатку ближе
[к городу], чем /л. 225 об./ предполагал. Едва мы устроились,
как прибыли английские купцы с огромным запасом всевозможных
напитков. Всю ночь мы провели в обильных возлияниях и веселых
беседах.

1666
167
Июня 30. На рассвете, простившись с друзьями, я пустился в
путь и прилег поспать в повозку. Часов в 8 я проехал мимо
Черкизова, где в поле стояли около 100 отпущенных со службы офицеров,
кои весьма стремились (по крайней мере, иные из них) составить
мне компанию. Но узнав о некоем умысле, я отговорился и избегал
встречи с ними. Быстро и незаметно промчавшись мимо них, я
проскакал еще 20 верст и свернул направо в уединенное место, где
отдохнул и пообедал. Тут я разобрал письма, подарки и прочее, что
передано друзьям в страны и города, через кои лежал мой путь, а
также множество вещей и писем в Англию. Пока я пребывал
/л. 226/ здесь, меня нагнал курьер с письмами от московских
друзей к заморским купцам.
Сложившись и приведя все вещи в порядок, я двинулся вперед и
за 15 верст до Клина вновь свернул с дороги для ночлега. Со мною
находились мой маленький шурин, капитан Уильям Рэй, аптекарь
Питер Пайл, Каспар Штаден, двое слуг и 6 ямщиков448, всего 13
человек. Сей ночью в дозоре были ямщики.
Июля 1, воскресенье. Я рано встал, отправился дальше, пересек
речки Сестру и Ямугу и проехал через недавно выгоревший город
Клин, что стоит на склоне холма в 90 верстах от Москвы. Раньше
здесь был стан, где обычно меняли лошадей, но теперь [Клин]
освобожден от этого по причине пожара. Я поскакал дальше, в поле
пересек ручей, именуемый Ямуга, в 5 верстах, [сделал] 20 верст до
Спасова Заулка, где отобедал, затем до Завидова — села, где нам
предстала река Волга, что течет с запада на восток, и далее до
деревни под названием Шоша, где есть и река Шоша, — 15 верст; здесь
из-за дождливой погоды я заночевал.
2. Узнав, что уволенные кавалеры стоят лагерем на другом
берегу реки и не желая их общества, я встал очень рано, пересек реку и
миновал их /л. 226 об,/ без шума, прежде чем кто-либо
шелохнулся. Я погнал вперед и пообедал у деревни Мокрой, верстах в 30 от
Шоши, миновав по дороге Слободку и обозрев разные села на
другом берегу Волги, а также Городище с древней крепостью, по коей
оно именуется. Спешно сделав 20 верст, я прибыл в Тверь, где взял
свежих лошадей, и переправился через реку Волгу на лодке. Свернув
налево с большой дороги, я заночевал на лугу. Тверь, бывшая некогда
отдельным княжеством, имеет каменные стены и именуется по реке
Твери, или Тверце, которая на дальней стороне, чуть ниже города,
впадает в Волгу, а начало берет у Вышнего Волочка.
Написал отсюда к родным в Москву с ямщиками.
3. Промучившись всю ночь от мошек и комаров, я выехал до
рассвета через лес и достиг деревни Медное на р. Тверце, в 30 вер-

168
1666
стах, где отобедал. Далее мы пересекли р. Логовец у деревни
Марьино, в 13 верстах, прибыли в Торжок, в 17 верстах, и
остановились в Ямской слободе.
/л, 227 / Июля 4, среда. Переменив лошадей, я отправился
пораньше и доехал до Михайловского ручья и большого поля, в 30
верстах, где пообедал. После полудня я пересек Тверцу у Выдропужска,
в 5 верстах, затем [добрался] до речки и деревни Холохольни, в
10 верстах, вновь пересек Тверцу близ Николо-Столбенского
монастыря, за 7 верст, и по ровным полям [достиг] Вышнего Волочка, в
10 верстах, где и заночевал.
5. Здесь мне дали свежих лошадей, и с рассветом я пересек
р. Мету449, которая, направляясь главным образом на северо-запад,
впадает в озеро Ильмень близ Новгорода. Сделал 35 верст до Хоти-
лова, где отобедал, и подкрепившись еще раз на р. Березай[ке], в
23 верстах, доехал до Едро[ва], за 12, и до Зимней Горы, за 17 верст,
и там переночевал.
6. Сменив лошадей, я продолжил путь с рассветом и
остановился в городке Валдай, за 3 версты. Справа от нас — монастырь
посреди озера, в коем живут около 150 монахов, все поляки или литовцы;
и город населен тем же людом. Озеро имеет около 6 верст в ширину
и невероятную глубину: говорят, в иных местах 100 сажен. Чуть
поодаль от /л. 227 об./ озера, где стоит монастырь, есть еще одно,
столь же большое; между ними — канал. Из сего последнего
вытекает ручей, или речушка, что изливается во Мету, как и все другие
окрестные реки и ручьи. Отсюда мы проехали через холмы 5 верст до
речки Гримацы, по обоим берегам коей много курганов450, или
земляных насыпей. Здесь, говорят, произошла битва между господами и
слугами в конце Тамерлановой войны, которую описывает [...]451.
Немного далее мы проезжали весьма приятной дорогой, имея по
левую руку речку Полометь, а по правую — покрытые лесом холмы.
Проскакав 10 верст, мы снова пересекли р. Гримацу там, где она
впадает в Полометь, и не разлучаясь с Полометью [доехали] до
деревни Яжелбицы, в 5 верстах. Здесь я обедал. Двинувшись вперед,
через 10 верст я пересек речки Полометь и Яронь, приняв которую,
Полометь впадает в р. Полу, а та — в озеро Ильмень, в 15 верстах
выше [...].
Затем [мы добрались] до деревни Рахино, за 5 верст, и до
яма452, или стана, Крестцы, где взяли свежих лошадей и, не
задерживаясь, поскакали вдоль р. Холовы, пересекая оную несколько
раз. Через 20 верст мы достигли р. Мошни и, переправившись,
доехали до деревни Вины, за 5 верст, и до Зайцева453, за 10 верст, где
стали на ночлег.

1666
169
/л. 228/ Июля 7. Переменив лошадей, мы прибыли в село и
монастырь Лютов, за 3 версты, в село Красные Станки, за 12 верст, и
по лесам и плохо вымощенной дороге к реке Нише, за 10 верст,
которая здесь течет на юг и, повернув, впадает в озеро Ильмень в 25
верстах от Новгорода. Мы пересекли сию реку на плоту и прибыли в
Бронницу, за 5 верст. Наняв здесь лодку, мы проплыли 30 верст по
реке Мете до Новгорода, где я получил квартиру и заночевал.
8. Около полудня, переправившись на большом судне, мы
поднялись по Волхову до озера Ильмень. Это озеро кое-где имеет 40 верст
в ширину и около 50 в длину. Говорят, в оное впадают 70 рек,
главные из коих — Мета, Понедельна, Ловать, Верготь, Шелонь,
Черная, Веренда, Мшага, Вереса454 и Полисть. По правую руку мы
миновали много приятных деревень, поздно ночью доплыли до р. Мша-
ги и вверх по реке Шелонь до села Сольцы (в 70 верстах от
Новгорода), куда прибыли утром.
9. Здесь мы получили лошадей и подводы и достигли реки Сит-
ни, в 15 верстах, где отдохнули и освежились, искупавшись в реке.
Затем, после долгого пути через лес, причем Ситня была у нас
справа, мы доехали /л. 228 об./ до разрушенной деревни под названием
Опоки, за 15 верст, где и ночевали.
10. Рано поднявшись, мы приехали в деревню Дубровно, в
20 верстах, где после завтрака я оставил мою кладь и вместе с
капитаном Рэем, слугой и ямщиком поскакал вперед до Любезны, в
15 верстах. Сделав еще 10 верст, мы подкрепили себя и лошадей;
затем пересекли реку Кебь, что долго нам сопутствовала, и доехали до
каменистой реки Псковы. Следуя вдоль оной (по правую руку), мы
прибыли в Плеско, или Псков, как его именуют русские, через
30 верст. Здесь я справился, где квартира полковника Одоверна455, и
отыскал его жилище за пределами города. Я поселился у него, а моя
кладь пришла поздно.
Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве
4 июля.
11. Я отправился к боярину князю Ивану Андреевичу
Хованскому, здешнему губернатору, и вручил ему грамоту Его
Величества. Он приветствовал меня и заявил, что позаботится, дабы все
было готово согласно указу. Получив приглашение, я отобедал у
полковника Гулица.
Написал к жене и теще.
/л. 229/ Июля 12, четверг. Навестив боярина, я пошел
завтракать к полковнику Крюгеру, а обедал у полковника Шейна.
13. Когда явился сотник с 6 стрельцами и подводами, я пошел
проститься с боярином и после завтрака выехал через реку Великую

170
1666
по наплавному мосту. По дороге мы посетили шведское подворье, где
мои провожатые полными кубками помянули друзей. Выведя меня в
поле, они распрощались; со мной поехал только ротмистр Колин
МакЛахлан с несколькими верховыми. Ночью мы прибыли в
монастырь и город Печоры, где я остановился, — в 40 верстах от Пскова.
14. Я рано пустился в путь и через 9 верст достиг границы,
откуда ротмистр должен был возвращаться. Я велел приготовить завтрак,
и мы помянули друзей полными кубками, причем звуки труб, взятых
нами из Пскова, повергли округу в немалый переполох. С отъездом
ротмистра, при мне, вместо оставшихся во Пскове капитана Рэя и
Питера Пайла, находились сотник с 6 стрельцами.
Мы добрались до Нойхаузена — старого каменного замка, в
3 верстах, и далее до crue, или таверны, Рауте, куда прибыли около
4 часов /л. 229 об./ пополудни — за 5 миль от Нойхаузена. Пиво в
таверне оказалось плохим, и, узнав, что у священника есть добрый
напиток, я послал [к нему] попросить немного. Тот весьма учтиво
пригласил меня к себе в дом, и я отправился. Он принял меня очень
радушно и оставил на ужин, так что мы угостились здоровой
сельской снедью за кружкой хорошего пива.
15. Я рано встал и доехал до Варсты456, в 3 милях, и до Черной
реки, в 2 милях, где отобедал. Переправившись через реку на плоту,
мы сделали еще 3 мили и ночевали в поле — при избытке дров,
травы и воды. Всю ночь мы были настороже.
16. С рассветом я двинулся дальше и, пообедав в лесу, заночевал
в миле не доезжая Вольмара.
17. Мы миновали Вольмар и обедали в Папендорфе, в 2 милях
от Вольмара и в 16 от Риги. Проехав еще 3 мили, мы заночевали
в поле.
18. Мы пересекли реку Браслу по мосту и остановились у холма
Кошевник. Отсюда я отправил сотника и Каспара Штадена в Ригу с
письмом от псковского губернатора к тамошнему, приказав им нанять
/л. 230/ для меня жилье в предместье.
Июля 19, четверг. Я достиг реки Гауя, за 2 мили, и
переправившись, обедал в поле. Затем я пересек реку Юг[л]у и, проехав еще
милю, заночевал в поле, за милю от Риги.
20. Рано поднявшись, я прибыл в Ригу и поселился у
переводчика. После полудня ко мне явились досмотрщики с расспросами, нет
ли у меня товаров на продажу. Я отвечал, что нет ничего, кроме
соболей примерно на 100 рейхсталеров для личных нужд, а так как те
были столь любезны, что не стали обыскивать мои сундуки, где
лежал мускус и прочее, то я дал им два рейхсталера. С довольным
видом они удалились.

1666
171
Мне нанесли визит мистер Бенджамин Айлофф и Финлей Дуни,
а затем м-р Херман Беккер и еще кое-кто — для них всех имелись
письма и подарки.
Я получил письмо от мистера Томаса Брайена, датированное в
Москве 5 июля [16]66 г., и еще одно от 29 июня — первое по почте,
второе через друга; также и письмо от доктора Коллинса,
датированное 5 июля.
/л. 230 об./ Июля 21, суббота. Губернатор — мой старый
знакомец, генерал-лейтенант Фабиан де Ферзен457, — прислал ко мне
офицера с приветствием и передал, что весьма желает беседовать со
мною и приглашает к себе домой. Я поблагодарил и просил сказать,
что окажу ему почтение после полудня.
Отобедав, я послал за мистером Айлоффом и попросил его
проводить меня к губернатору. По приходе тот принял меня с большим
радушием. После долгой беседы о прежних событиях он стал клонить
к тому, что [шведы] весьма привержены сохранению мира, и,
казалось, сомневался в подобной искренности у нас. Среди прочего он
поведал мне, как несколько дней назад отряд наших объявился на
границе и устроил своего рода браваду с сильным гамом, звуком труб и
пальбою, чем поверг всю округу в великий страх и тревогу.
Поразмыслив, я сказал ему о возможной ошибке, вызванной, должно быть,
моим же приездом к границе, куда меня провожали друзья из
Пскова; на прощанье, забавы ради, они /л. 231/ дали несколько залпов и
поиграли на трубах. Он этим удовольствовался и был чуть
пристыжен, что [шведы] так легко и безосновательно всполошились. Засим
мы провели время в щедрых возлияниях. Простившись, он отправил
меня домой в карете в сопровождении прислуги и лакеев. По
прибытии в свое жилище я раздал всем провожатым, кто поважнее, по
дукату, а прочим по рейхсталеру — чересчур много!
Написал к мистеру Брайену.
22. Я обедал дома с друзьями и вечером пировал с ними.
23. Я обменял 100 рублей на рейхсталеры, отдав по 58 копеек за
талер, большинство коих голландские, — не лучшая сделка.
Мистер Айлофф условился о проезде на судне до Любека за
12 рейхсталеров для меня и [моих] людей, причем мне отводилась
каюта, и обещал снабдить меня всевозможными припасами. Я отпустил
фурманов, взятых из Пскова, и написал с ними к тамошним друзьям,
/л. 231 об./ а через сотника — к губернатору458, благодаря его за
любезность.
Июля 24, вторник. Я написал в Москву к жене, теще,
мистеру Брайену, доктору Коллинсу и к думному канцлеру Алмазу
Ивановичу.

172
1666
25. Корабль ушел вниз по реке, и я отправил свою кладь на
лодку, что ждала нас у пристани. Здесь таможенники задержали мои
вещи, требуя 4 рейхсталера земельного сбора и столько же за вывоз
соболей на 100 талеров. За меня заплатил мистер Айлофф, коему я
возместил сие за завтраком в городе.
Около 10 часов мы отплыли на лодке вниз по реке и сделали
остановку у Дюнамюнде-шанца, или форта, где я поговорил с
капитаном Джоном Гордоном. Затем мы взошли на корабль и двинулись
вперед, взяв лоцманов, дабы указать /л. 232/ нам путь. Корабль
был из Любека; шкипера звали Дюрик Эблер.
26. Мы плыли всю ночь и часов в 10 прошли Домеснес, а справа
лежал остров Эзель. Этот мыс, в 18 милях от устья реки Двины,
весьма опасен из-за песчаных отмелей, так что редкий год здесь
обходится без крушений. К вечеру, со свежим ветром, мы миновали
Свальферорт459, в 9 милях, и Виндау460, в 3 милях. Затем, удалясь от
курляндского берега, мы держали курс на северо-запад к Готланду,
*27.* который завидели на другой день вечером. Сей остров имеет
18 миль в длину и, говорят, через каждую милю [стоит] церковь.
28—29. Из-за встречного ветра мы два дня были вынуждены
лавировать.
30. Когда ветер стал более благоприятен, мы пошли дальше к
острову Эланд, что отстоит от Готланда на 7 миль. Южная
оконечность Эланда удалена от Виндау на 40 лиг, а от Борнхольма на 21.
Оба оных острова по договору 1645 г. в Брёмсебру принадлежат
шведам461.
31. Мы проплывали вдоль Эланда, длина коего также 18 миль, и
к вечеру /л. 232 об./ потеряли оный из вида. Стояла скверная,
неприятная погода.
Августа 1, среда. Мы прошли Эрдхольм, где есть небольшая
гавань на случай надобности. Здесь никто не живет, только бывают
рыбаки с Борнхольма. Вечером мы миновали оный, а также
Борнхольм, что лежит в 3 милях от него. Эти [острова] принадлежат
королю Датскому.
2. Мы поплыли к померанскому берегу и завидели остров Рю-
ген462, что имеет три выступа или мыса, называемые Виттемунд, Яс-
мунд и Дорнбуш, который отделен от острова.
3. Сей остров отстоит от Борнхольма на 14, от Любека на 26 лиг.
Держа курс на юго-запад, мы прошли в виду Штральзунда, а к
вечеру — мыс Дасс463, рубеж между Померанией и Мекленбургом.
4. Мы миновали Рибнитц, Росток и Висмар, что в 5 милях от
Любека, и, пройдя место, называемое Большим и Малым Клюзе-
мюнде, к вечеру вошли в /л. 233/ реку, на коей [стоит] крепость

1666
173
Травемюнде. С превеликим трудом мы всю ночь тянули корабль
вверх по реке и
*5, воскресенье.* около 5 часов утра стали на якорь под самым
городом, в 4 [милях] по воде и всего в 2 по суше от устья реки. Я
остановился под вывеской "Красного Льва" и отослал янтарный шкафчик,
который мистер Брайен просил меня доставить, к Юсту Поортену с
прилагавшимся письмом.
Наняв со спутниками повозку, часа в 4 мы покинули Любек, в
полночь на середине пути накормили лошадей и
*6.* к полудню прибыли в Гамбург. Я разместился на Каменной
улице, под вывеской "Город Ревель", где оказался в избранном
обществе кавалеров, правда, чуть более буйном, чем было мне по нраву.
Я немедля послал за мистером Натаниэлом Кэмбриджем, к коему
имел рекомендательные письма. Когда он пришел, я осведомился о
моем дальнейшем пути: [ехать] морем крайне опасно и ненадежно464,
по суше — утомительно, дорого и тоже не лишено риска. Он* обещал
спросить совета у друзей, сообщить мне свое /л. 233 об./ и их
мнение и к тому же предлагал все услуги, что в его силах. Затем ко мне
явился м-р Ферпоортен, к коему также имелись письма; и он весьма
любезно предложил мне всяческую помощь.
Августа 7, вторник. Утром я отправился в Альтенау465 на
богослужение. После полудня ко мне приходил некий мистер Кенеди.
При своем отъезде из Москвы он взял у всех нас письма в
Шотландию, но потерял оные в Риге, где с ним случился приступ
помешательства.
Получил по почте письма из Москвы от жены и тещи,
датированные 5 июля, от доктора Коллинса и мистера Брайена с той же
датой, а также за другие дни.
8. Мои знакомые, явившись, никак не решались подать мне
совет. Однако я намерен путешествовать по суше — это наиболее
приятно и безопасно, по причине войны.
9. Я отослал вещи, кои не пригодились в пути, к мистеру Кэмб-
риджу для отправки в Ригу, решив по возможности ехать налегке.
/л. 234/ 10. Я написал к жене и теще, к доктору Коллинсу,
мистеру Брайену и к думному канцлеру Алмазу.
11. Я простился с провожавшими меня друзьями и отплыл на
лодке в Харбург, за 2 мили. Там мы со спутниками сели в почтовую
карету и вечером приехали в Зарнсдорф, за 4 мили. Подкрепив там
себя и лошадей, мы двинулись дальше и
*12.* утром приехали в Витцендорф, за 4 мили, где пообедали. К
вечеру мы прибыли в Целле, за 4 мили. Это красивый город на реке
Аллер, в коем имеет резиденцию герцог Люнебургский. Зовут его

174
1666
Георг Вильгельм; он лютеранского исповедания и принадлежит к
ветви брауншвейгского дома. Здесь великолепнейший дворец, где
обитает герцог. У городских ворот нас строго допросили и записали все
наши имена.
Вечером, отужинав и взяв свежих лошадей, мы отправились
дальше, ехали всю ночь, до рассвета прибыли в Ганновер и
остановились в таверне перед самым городом. Сей город лежит в 5 милях от
Целле.
/л. 234 об J Августа 13. Через оный протекает река Лайне.
Здесь есть порядочные здания и обширный дворец — резиденция
Иоганна Фридриха, герцога Ганноверского и Люнебургского; он
римско-католической веры и [происходит] из другой ветви
брауншвейгского дома.
Здесь мы наняли большую крытую повозку. Общество
составили барон фон Лоттум, подполковник Шверин, один бюргер из Везе-
ля с женою, я сам и наша прислуга. Часов в 8 мы пустились в путь и
пересекли реку; с левой стороны была деревня, называемая Роннен-
берг, а справа — парк на холме, до половины склона. Мы достигли
границы Шаумбурга, в 2 милях от Ганновера, и по правую руку
завидели Нойштадт, красивый [город], что принадлежит герцогам Люне-
бургским. Затем [мы проехали] через Гросс-Бриннендорф и Хорст;
далее между Лёвенхофом справа и Райменхофом слева, коими
владеет дворянин по имени Мюниххаузен, до Штадтхагена, за 2 мили. Тут
мы пообедали и взяли свежих лошадей.
Мы поскакали дальше, оставив по левую руку Обер[н]кирхен —
владение ландграфа Гессенского, до Бюккебурга, где заночевали. На
другое утро мы дорого заплатили /л. 235/ за то, что упились Harnes
kuite466. Здесь находится резиденция графа Филиппа фон Шаум-
бург-Липпе. В одной миле у него прекрасная усадьба, укрепленная
стеною и рвом.
14, вторник. Отсюда, не слишком рано, мы отправились к Мин-
дену, за 1 милю, и пересекли р. Везер под городом, где не
задержались, но сменили лошадей. Мы ехали вдоль Везера и взобрались на
холм, который Везер как будто прорезает. Холмистая гряда, хотя и
не столь высокая, идет по другому берегу, а под нею стоит город Ха-
мель[н], знаменитый своим свирельщиком, который увел детей
[горожан], так что о них не было и слуху467. Мы проезжали селами и,
переправясь через реку Вайер, за 2 мили, достигли Херфорда, в 1
миле, где пообедали; затем — вперед, к Бил[е]фельду.
Прослышав по пути о роднике, что забил несколько недель
назад и исцеляет многие недуги, мы спешились и свернули с дороги.
Там расположились сотни людей, прибывших из разных мест, кое-

1666
175
кто из любопытства, но большинство для лечения. Родник был
огорожен ветвями, с лавками внутри [ограды]. Когда мы вошли, два
городских чиновника, кои тут распоряжались, /л. 235 об./ весьма
учтиво пригласили нас присесть и предложили испить воды. Я не
нашел, что вкус отличен от обычной воды, только чуть кисловат.
Нам поведали, что в прошлое воскресенье был благодарственный
молебен за более чем 70 исцеленных в течение шести недель, и
показали около 30 висящих на деревьях костылей, брошенных теми,
кто излечился от хромоты.
Мы отправились пешком в город, за половину английской
[мили], и подкрепившись и сменив лошадей, вечером продолжили путь.
Сей город хорошо выстроен и имеет каменные стены, а рядом, на
холме, называемом Шпарренберг, — сильный замок. Тут берет исток
река Люттер. [Билефельд] знаменит также обширной торговлей
полотном, изготовляемым здесь на вывоз.
Ночной порою мы пересекли реку Дальке, в 2 милях, и реку Эмс,
или Амасис, в одной миле, миновав по левую руку замок Ритберг, по
коему именуется графство. Через полторы мили мы пересекли реку
Хастенбек и немного погодя,
*15.* около 6 часов, прибыли в Липпштадт на реке Липпе. Оный
вместе с Минденом /л. 236/ и всеми землями, что мы проезжали
после него, принадлежит курфюрсту Бранденбургскому.
Здесь я пребывал в больших сомнениях, какой дорогою
следовать. При моем отъезде из Гамбурга друзья советовали
переправиться через Рейн в Кёльне или пониже, а оттуда по льежским землям —
во владения Испании, дабы избежать пути через Голландию,
согласно моим инструкциям468. Но тут я узнал, что во всех рейнских
городах чума и каждый, кто едет этим путем, на землях Льежа, или
Лейка, должен соблюдать карантин. Сие препятствие весьма меня
удручало. Наконец я решил ехать с моим обществом до Везеля, а там уж
думать о дальнейшем странствии.
Часов в 10 мы отправились из Липпштадта и 3 часа спустя
миновали Хофештадт — владение барона фон дер Хайдена, а через 5
часов [добрались] до Хамма, где подкрепили себя и лошадей. В этом
городе варят пиво под названием kuit, которое развозят по разным
местам, даже до самого Гамбурга. Отсюда мы ехали 6 часов до
небольшого городка Люнен, /л. 236 об./ где, после ночного отдыха,
пересекли реку Липпе. Доселе она судоходна.
16. Рано поднявшись, через 3 часа мы доехали до Ольфена —
городка, что принадлежит епископу Министерскому, близ коего
пересекли речку Зифе469, и прибыли в город Хальтерн, весь разрушенный
недавней войною. Мы двинулись дальше и достигли мельницы, назы-

176
1666
ваемой Вульфен, где пообедали и надолго задержались, упиваясь
рейнвейном и минеральной водою470; это в 3 часах от Хальтерна.
Отсюда мы проскакали 3 мили до Шрамбурга, или Шермбека, и к
вечеру, 3 часа спустя, [прибыли] в Везель.
У ворот нас допросили и отправили с солдатом в главную
караульню на рыночной площади, где подполковника и остальных узнали,
а на меня обратили тем меньше внимания. По объявлении, где мы
намерены остановиться, нас отпустили и немедля прислали писаря,
чтобы отметить наши имена. Я обещал почтмейстеру деньги на выпивку,
дабы затаиться, сказав ему только, что я шотландец и опасаюсь
ареста по случаю /л. 237/ войны с [моим] королем. Когда явился
писарь, я пошел обратно в конюшню до его исчезновения, а почтмейстер
дал мне имя и должность по своей прихоти.
Здесь мы прекрасно разместились и угощались, с избытком
доброго вина, уплатив за все по пол-рейхсталера каждый, а за нашу
прислугу по 10 штюберов471.
17. Рано позавтракав и дав почтмейстеру на утренний глоток и
рейхсталер за любезность, я велел перенести мою кладь на судно —
без допроса. Теперь мы плыли по реке, оставив по левую руку город
Ксантен, 4 часа до Рееса, где провели часа два; далее завидели
Клеве — столицу герцогства Клевского и владение курфюрста Бранден-
бургского, где он иногда и пребывает472. 3 часа спустя, к вечеру, мы
прибыли в Эммерих, который, как и два первых, лежит в герцогстве
Клевском, и голландцы держат в оных гарнизоны.
/л. 237 об./ Августа 18, суббота. Здесь я переночевал, а наутро
пошел в церковь иезуитов на богослужение. Отцы возвратились
лишь недавно, будучи принуждены к отъезду, когда началась война с
епископом Мюнстерским473.
После завтрака мы через 2 часа доплыли до Шенкеншанца, где
Рейн разделяется и где мы провели час. За это время я сошел на
берег и осмотрел форт, хорошо укрепленный и природою и искусством.
К вечеру мы спустились по Ваалу, через 4 часа прибыли в Нимве-
ген474 и остановились в Тулассе; считается, что во всех Нидерландах
и Вестфалии это [...]475 в половине немецкой мили. Со мною ночевал
один лейтенант, и, хотя мы не брали ничего особенного, назавтра нам
выставили довольно дорогой счет.
19. Часов в 6 мы взошли на судно и 6 часов спустя доплыли до
Тила, где провели около часа и подкрепились. Тут мы получили в
спутники еще одного кавалера и двух юных [...]476. Через 2 часа мы
проплыли мимо форта Св. Андрея и еще через 2 часа — до Боммела,
где простояли с полчаса. Затем миновали /л. 238/ усадьбу Лёвен-
стайн и Воркум, между коими р. Маас впадает в Ваал. По пути я ви-

1666
177
дел сэра Джорджа Айскью — одного из английских адмиралов,
плененного в бою в начале июня477.
Мы добрались до Горкума, что на другом берегу, в 2 часах от
Боммела, где простояли лишь полчаса. Еще через 2 часа пути
кавалеры, кои, кажется, сторговались с д[евками], подкупили или
уговорили шкипера остановиться там на всю ночь. Мы никакими
средствами не могли заставить его сняться и заночевали здесь же, а
*20, понедельник.* на другое утро, спустя 2 часа, прибыли в
Дорт. ^
Сей город имеет первенство над всеми прочими в Голландии и
главный рынок рейнских вин. Он крепок, многолюден, богат и стоит
на острове. Не доезжая оного, я сошел на берег и обозрел руины
усадьбы Де Мерве, по левую руку от нас. В 1421 г., после
внезапного наводнения, 80 сел и около 100 000 человек потонули. Чудом
спасся лишь один младенец — сын и наследник владетеля Мерве: на
его колыбель вскочила кошка и удерживала ее в равновесии, пока
оная благополучно не приплыла по реке в Дорт, /л. 238 об./
называемый по-латински Дордракум, а по-голландски Дордрехт.
Перенеся нашу кладь на другое судно, я отправился в город и
прошелся по главным улицам. Вернувшись на судно, часов в 10 мы
пустились вниз по р. Ваал в сторону Зеландии. У нас был большой
корабль, вдоволь общества разного рода, и мы проводили время за
беседой, курением табака и поеданием моллюсков478. Я узнал, что на
судне находится одна капитанша с двумя детьми, дочь английских
родителей и жена англичанина по имени Айскью — капитана, коего в
начале войны, вместе с прочими, отозвали со службы [Голландских]
Штатов. Он переехал в Англию, и теперь она добиралась с
пожитками туда же, как можно более тайно. Через моего шурина Чарлза,
который ее отыскал, я предложил ей свою помощь и общество в пути,
чему она была рада.
4 часа спустя мы оставили по левую руку Виллемстад и /л. 239/
после ночного отдыха
*21.* с рассветом оказались в виду Зирик-зе, в 10 часах от
Виллемстада; мы оставили его справа, довольно далеко, и около полудня
прибыли в Тер Фере, в 4 часах от Зирик-зе. Здесь мы высадились и
взяли карету до Мидделбурга, в одной голландской миле и в часе
пути, а оттуда, переложив кладь в повозку, я со спутниками отправился
пешком во Флашинг479, еще в часе пути. Не стану ничего говорить об
этих городах, столь хорошо известных и столь часто описанных.
Флашинг был битком набит солдатами и моряками, так что мы
едва смогли найти жилье: ведь здесь готовился к отплытию де Рюй-
тер480 со своим флотом. Наняв, наконец, квартиру — всего лишь ком-

178
1666
нату без кроватей и постели, мы обрели довольно жалкий приют и
никакого покоя, ибо в соседней комнате оказалось несколько
шотландцев, кои всю /л. 239 об./ ночь кутили, ругались и богохульствовали.
Горько и досадно было их слышать!
Сей Флашинг вместе с Мидделбургом и Тер Фере расположен
на Валхерене — прекраснейшем острове во всех Нидерландах.
22, среда. Я рано поднялся, велел доставить нашу кладь на борт,
и, последовав за оной, мы отплыли отсюда около 7 часов. Перепра-
вясь во Фландрию, мы вошли в широкий канал или реку. Слева от
нас лежал остров, называемый Катзанд, а справа континент; на
обеих сторонах — форты с небольшими укреплениями.
Мы поднялись до Слёйса, что примерно в 5 лигах от Флашинга,
и пристали к берегу у самого города, но ворота оказались заперты.
По новому стилю сегодня первая среда месяца, объявленная
праздником по указу Штатов. Все пассажиры корабля, не имея ничего
кроме сумок, сошли, пересекли реку, добрались пешком до
небольшого форта, расположенного в полумиле, и там сели на лодку до
Брюгге. Я же /л. 240/ был обременен сундуком и прочей поклажей
и обязался сопровождать капитаншу, у коей был большой сундук,
другие вещи и малое дитя, так что я не мог двигаться дальше. Я
просил шкипера добиться для нас пропуска в город, но тот не сумел и не
мог найти другого средства доставить нас в Брюгге [кроме телеги],
что он нанял за 2 рейхсталера. С началом прилива шкипер заявил, что
должен отвалить, как только корабль будет на плаву, и я был
вынужден выгрузить все с корабля и разместить на берегу.
Я оказался в величайшем затруднении и не ведал, что делать, —
объявить о себе или таиться; и в том, и в другом я находил
препятствия и начал жалеть о выборе пути через Голландию, опасаясь
разоблачения. Я пообещал судовладельцу рейхсталер за труды, если он
сможет провести нас в город, что заставило его очень усердно
взяться за дело. Отыскав двух магистратов, кои прогуливались перед
воротами, он обратился к ним, и те приказали впустить нас
/л. 240 об./ в город.
Итак, взяв носильщиков для поклажи, мы проникли в первые и
вторые ворота, но тут явился караульный офицер, уставился на нас и
с бранью собрался выгнать вон; он заявил, что магистратам нечего
делать и командовать на его посту. Я привел ему все мирные и
разумные доводы, какие мог, а когда заговорила капитанша, он ее узнал,
вступил с ней в разговор и согласился пропустить меня через
последние ворота. Добравшись до таверны, где стояла наготове телега, я
велел тем же людям погрузить туда нашу кладь и на радостях щедро
наградил их. Тем временем пришла и капитанша, которая рассказала ка-

1666
179
раульному офицеру длинную и складную историю. Мы двинулись
вперед, к другим воротам, кои оказались на запоре. Я был слегка
этим озабочен, но извозчик пояснил, что их откроют, как только
окончится проповедь. Дабы избежать допроса и ложных показаний,
я зашел в питейный дом и спросил бренди, /л. 241/ но пить не смог
и незаметно его выплеснул. Вести беседы со стражей я предоставил
капитанше, что ей — женщине приметной, словоохотливой и умной —
отлично удавалось.
Когда ворота открыли, мы продолжили путь, капитанша с
младенцем на телеге, а я с остальными пешком. Через милю мы
добрались до Мидделбурга, где были сперва задержаны голландцем, а на
другом краю города испанцем, коему непременно вздумалось
поискать у нас товары; от последнего мы освободились с превеликим
трудом.
Сделав около 3 миль, мы прибыли в Брюгге, у ворот коего пошли
расспросы, откуда мы явились. Мы отвечали (по наущению
фурмана), что из Арденбурга, ибо оный свободен от чумы, а Слёйс
заражен. За воротами нас преследовала большая ватага мальчишек с
криком: "Гезы! гёзы!"481 Так здесь именуют /л. 241 об./ протестантов,
каковыми считают всех приезжих из Соединенных Провинций, хотя
в Голландии, особенно в Амстердаме, католиков не намного меньше,
чем протестантов.
Сей город выстроен лучше всех во Фландрии, а горожане
наиболее учтивы во всех Нидерландах. [Брюгге] укреплен каменными
стенами, земляным валом и широкими рвами. Здесь весьма
благотворный воздух, а по вновь прорытому каналу можно принимать суда в
400 тонн.
23, четверг. Переночевав с большим удобством, я нанял
повозку до Остенде. По дороге мы обнаружили одну из яхт нашего
короля, стоящую на якоре, на борту коей (хотя и инкогнито)
пребывал м-р Кивет — член генеральных штатов; он бежал вследствие
переписки с Англией и был замешан в деле ротмистра Бюа482.
Я зашел в таверну, где сидел капитан яхты, и весьма настойчиво
просил взять меня на борт. Однако он отказался под тем
предлогом, что нарочно послан по делам Его Величества и не смеет брать
никаких пассажиров.
/л. 242/ Я поехал дальше до Остенде, раздобыл лодку,
переплыл на другую сторону гавани (где в это время стояло около
100 парусных судов всякого рода, идущих в разные места), сразу
уговорился с одним судовладельцем о проезде в Англию и отвез
свою кладь на борт. В город я не заходил, ибо там чума, но мы
закупили в оном припасы.

180
1666
24. Королевская яхта спустилась сюда и стала на якорь в
гавани. Я взошел на борт, открыл капитану, кто я такой и каково мое
поручение, и попросил взять меня. Но тот возражал еще сильнее,
заявив, что мог бы отважиться взять частное лицо, а рисковать из-за
меня без прямого приказа — никоим образом. Я был вынужден
отступиться.
/л. 242 об./ Августа 25, суббота. Поутру ожидалось, что наш
флот должен поднять паруса завтра. Но получив весть о выходе
голландского флота из Флашинга, [капитаны] были в растерянности,
что делать дальше.
26. После полудня мы и впрямь завидели голландский флот на
море у Бланкенберге, что привело все сбивчивые советы шкиперов к
[единому] мнению — не рисковать отплытием, пока опасность не
минует. Затем я решил вернуться в Брюгге и поселиться там; так
удобнее, чем жить на борту или в Остенде, где воздух нездоров и vivres483
более дороги.
27. Я уехал в Брюгге и остановился на Эзел-страат, под
вывеской "Король Великобритании".
/л. 243/ 29. Я ездил в Остенде и перевез свою кладь обратно в
Брюгге, уплатив половину фрахта, да и то с большими хлопотами.
Написал в Гамбург и к родным в Москву.
30. Узнав, что в Гент прибыла миссис Плауден с целью
поступления в тот же монастырь, где была аббатиссой ее дочь, я решил туда
отправиться и уговорил моего хозяина мистера Фрэйзера — доброго
весельчака — ехать со мною. Мы плыли на большой лодке по реке
или каналу под названием Альбертина и веселились тут в
разнородном обществе. За милю от Гента мы вышли из лодки и разместились
в гостинице: в Гент суда не пропускают по причине мора в Брюгге.
31. Мы наняли повозку пораньше, прибыли в Гент и остановились
под вывеской "Звезды". Я немедля пошел на богослужение, а затем
в английский женский монастырь и побеседовал с миссис Плауден;
она была чрезвычайно рада получить вести о моей теще и повидать
нас. Отобедав, мы взяли повозку, выехали в Брюгге и на полпути
заночевали в одной деревне, где нам подали вкусную и здоровую
сельскую снедь.
/л. 243 об./ Сентября 1, суббота. После завтрака мы пустились
в путь и прибыли в Брюгге около 2 часов пополудни.
Здесь я прожил несколько недель, с большим нетерпением
ожидая отплытия флота из Остенде в Англию. Правда, у меня было
много способов отвлечься. Рано поутру я переходил улицу к монастырю
капуцинов и слушал мессу; затем, в половине десятого, отправлялся в
английский женский монастырь за княжеским дворцом и слушал мес-

1666
181
су вновь; сведя знакомство, мы встречались в том месте у решетки,
где обычно восседает и дает аудиенции леди аббатисса, и там с
прочими [посетителями] узнавали, что происходит.
Вечерами я ходил с английским резидентом, другими
шотландцами и англичанами коротать время во Frey484 за бокалом вина и
дружеской беседой; либо ходил в обитель монахинь, где три молодые
дворянки, недавно прибывшие из Лувена, /л. 244/ остановились по
пути в Англию, и проводил время с ними за картами и разговорами;
либо порою гулял по стенам, осматривал монастыри, водные
сооружения и прочие достопримечательности. Иногда, после вечерни в
обители монахинь мы слушали по моей просьбе превосходную
вокальную музыку, причем часто присутствовало множество людей
всех наций и исповеданий.
Сентября 13. Я написал к миссис Плауден, прося совета в
покупке всего необходимого и заказе одежды для моей жены и тещи.
На сие я получил весьма любезный и почтительный ответ от
16 числа.
Утомившись сидеть на одном месте, я счел нужным послать в
Англию весть о моем пребывании здесь и просить содействия в
переезде. Итак, я составил письмо ко графу Лодердейлу485 и еще одно к
мистеру Джеймсу Мэйтленду, его секретарю, с оной целью и с жалобой
на капитана Хилла из Дептфорда, не пожелавшего взять меня на
королевскую яхту.
/л. 244 об./ Между тем мы услышали печальные известия о
пожаре города Лондона486, поскольку почтовое сообщение
поддерживается.
19. Я написал к генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драм-
монду, а также к моему отцу и дяде.
16. Я написал к сэру Джону Хебдону487, известив его о моих
делах и о задержке, к милорду Лодердейлу и моему отцу.
Написал в Россию к жене и ее матери, к доктору Коллинсу,
мистеру Брайену и к думному [дьяку] Алмазу Ивановичу с
уведомлением о моем утомительном и дорогостоящем путешествии,
причем я принужден жить здесь из-за невозможности переправиться;
полагаться на обычный пакетбот я не дерзаю, опасаясь ограбления;
пираты недавно так и поступили с бранденбургским посланником;
я просил и выражал надежду, дабы мои расходы были приняты во
внимание488.
Получил ответ на мое письмо от сэра Джона Хебдона, с советом
высадиться в Дептфорде и узнать дорогу до Пекэма, где он
приглашает меня остановиться в его доме, пока не будет доставлен мой
наряд и прочие вещи. Это предложение я решил принять.

182
1666
/л. 245/ Я получил ответ на мое письмо к мистеру Мэйтленду,
с сообщением, что меня велено взять на королевскую яхту,
направлявшуюся в Ньюпорт.
Я занял 10 фунтов стерлингов у мистера Коллисона, поручил
свои сундуки и другие вещи мистеру Скину и, взяв лишь сумку с
верительными и прочими грамотами,
*25.* доехал на лодке до Ньюпорта и остановился в доме у одного
ирландца.
26. Здесь я пребывал в гораздо большей тревоге, чем в Брюгге,
ибо ничего не слыхал о яхте и лишился общения. На другой день
прибыл пакетбот, и некий [...] — шотландец — сказал мне, что
королевская яхта, имевшая приказ меня доставить, была вынуждена
пристать в Булони и едва ли доберется до Ньюпорта. Сие меня
крайне удручило.
28. Из Англии пришла небольшая яхта с каким-то товаром.
Узнав об этом, я убедил моего хозяина занять место /л. 245 об J
капитана, с коим я сговорился о найме его яхты до Довера за 60 крон.
Условия таковы: пассажиры, сколько наберется, по уговору
заплатят за проезд мне, а за фрахт своего имущества или товаров — ему;
по пути он не должен заниматься каперством и творить насилие, но
идти прямо в Довер.
Зная, что в Брюгге многие ждут возможности добраться до
Англии, я отправил с курьером письма к английскому резиденту
мистеру Глэнвиллу, мистеру Скину, мистеру Коллисону и к молодым
дамам в монастыре; я сообщил им об удобном случае, дабы все
желающие непременно явились завтра, ибо в воскресенье мы должны
отплывать.
29. Кое-кого это привлекло, особенно нескольких гамбургских
купцов с женами. Они выплатили мне половину /л. 246/
условленного, чему я был очень рад.
Написал в Москву к родным и к р[усскому] канцлеру Алмазу
через Гамбург, на адрес мистера Кэмбриджа.
Сентября 30. Мы взошли на борт сразу после полудня, причем
все матросы были пьяны, да и капитан нетрезв. Итак, подняв
королевский флаг, мы спустились по реке, но не успели далеко
отплыть, как нас растревожил идущий вдоль берега корабль. Видя
реющий королевский флаг и приняв нас за капера, он развернулся
в нашу сторону и бросил якорь за буями. Пока он не стал на якорь,
я не ведал, что о том и думать, а наш капитан отдал приказ
готовиться [к бою]. У него было человек 30 команды и 4 малых
орудия, так что они извлекли из ящика свои ржавые мушкеты и
зарядили пушки. Но увидав лишь, как те бросают якорь, я понял, что

1666
183
они укрылись за буи из страха перед нами. Посему я сказал
капитану, что не следует применять силу, и напомнил ему, что мы в
нейтральном порту, а также о нашем уговоре.
/л. 246 об./ Однако матросы и солдаты, будучи зверски пьяны,
едва его слушались, и мимоходом кто-то выпалил по [чужакам] из
мушкета, причем те прильнули к палубе. Когда мы отдалились, они
вскочили и закричали: "Пошли прочь, ж..ы489, в море вас
поджидают французы!" Сие так разозлило матросов, что они хотели
развернуться и отомстить, но я и другие пассажиры их удержали.
К вечеру мы миновали Дюнкерк, при тихом ветерке. После
захода солнца ветер стал крепчать; я сошел вниз и улегся возле
грот-мачты, где, как мне известно, качает меньше всего.
Около полуночи, напротив Кале, наш капитан захватил три
больших рыболовных судна с мачтами и парусами, пересадил на оные
своих людей, а кое-кого из тех забрал к себе. Однако я, будучи
разбужен шумом, послал слугу узнать, в чем дело; когда мне сообщили об
этом, я поднялся наверх и так увещал капитана и матросов, что они
позволили [рыбакам] разойтись по своим судам и отпустили их;
правда, у них отобрали сети, улов, якоря и все, что при них имелось.
/л. 247/ Октября 1, понедельник. На рассвете мы прибыли в
Довер и, высадившись, позавтракали у "Красного Льва". Затем я
взял почтовую карету и поскакал в Кентербери, за [...] миль,
откуда, подкрепившись и получив свежих лошадей, мы продолжили
путь до Ситтингборна. Сменив там лошадей, мы проехали через Ро-
честер, в [...] милях, до Грэйвсенда, в 7 милях, и остановились в
[гостинице] "Приветствие". Здесь нас ждали хорошие удобства и
угощение, но задорого.
2. Мы сели на лодку и гребли вверх по реке Темзе до Дептфор-
да, где я сошел на берег и взял провожатого, который доставил меня
в Пекэм. Там меня сердечно приветствовали сэр Джон Хебдон и его
семейство.
Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное в
Лондоне 13 июля, а в оном то, что вложено от моего отца, датированное в
Охлухрис 20 июня. Получил также письма мистера Брайена из
Москвы, от 16 августа, и доктора Коллинса оттуда же, от 20 августа.
/л. 247 об./ Посовещавшись с сэром Джоном Хебдоном, дабы
привести себя и свиту в приличный облик для представления Его
Величеству, я послал за деньгами к мистеру Питеру Уэбстеру и мистеру
Джорджу Гроуву (к коим имел векселя от мистера Паркера490). Они
немедля предоставили мне, сколько надобно.
Здесь я прожил несколько дней, пока не обеспечил себя и свиту
одеждой и ливреями. Поскольку двор пребывал в трауре491, я счел

184
1666
нужным последовать этому и облачить самого себя в глубокий траур,
моего шурина (он должен нести предо мною грамоту императора) в
полутраур, а моих слуг в обычные ливреи, коих много не требовалось,
ибо согласно инструкциям мне не предстояли торжественные въезды
или аудиенции.
9, вторник. Раздобыв все необходимое, я частным образом
прибыл в Лондон, являвший собою дымящееся пепелище, и
поселился на Стрэнде, чуть выше Айви-лэйн, в аптекарском доме.
Сегодня же я просил сэра Джона Хебдона сообщить графу Лодер-
дейлу о моем приезде и узнать его мнение, как и когда мне окажут
честь быть /л. 248/ у руки Его Священного Величества. [Хеб-
дон] отправился и принес ответ, что [граф] уведомил Его
Величество о моей миссии и прибытии, и я буду допущен к Его
Величеству сегодня вечером.
Около 6 часов пополудни за мною прислали и доставили в покои
графа Лодердейла, в сопровождении сэра Джона Хебдона и мистера
Джеймса Мэйтленда — секретаря Его Светлости. Граф Лодердейл
принял меня весьма любезно и, осведомившись более подробно об
обстоятельствах моей миссии, проводил к Его Величеству; [король]
только что вернулся после осмотра захваченного французского
корабля492.
Я увидел Его Величество стоящим под балдахином, с
непокрытой головою, в окружении множества вельмож. Вступив в залу с
подобающими знаками почтения, я взял у моего шурина грамоту
императора. После краткого приветствия Его Величеству было угодно
принять грамоту собственноручно, сразу же передать оную одному из
присутствующих и спросить меня о добром здравии Его [Царского]
Величества, на что я ответствовал по обыкновению. Затем Его
Величество изволил сказать, что сие послание тем /л. 248 об./ более
приятно, что царю угодно было доверить оное одному из его же [короля]
собственных подданных, и велел передать мне, что я могу свободно
бывать при дворе.
Когда меня отвели обратно в покои милорда Лодердейла, я
прождал полчаса в надежде, что милорд спустится вниз. Однако он не
пришел, и я отправился в мое жилище, куда меня проводил мистер
Патрик Уэст, который, вместе с прочими, провел со мною около двух
часов.
10. На другой день я принимал визиты разных частных лиц.
Инструкции не обязывали меня объявлять о моем приезде или посещать
министров иноземных государей, дабы не производить большого
шума; русские не желали досаждать голландцам, коих моя миссия
касалась более всех.

1666
185
11. Узнав, что в городе пребывает мистер Джордж Гордон — брат
лэрда Хэддо493, я послал разыскать его и просить ко мне. Он и
явился вечером с мистером Джеймсом Мэйтлендом и Джоном Киркву-
дом. Мы принялись пировать, поминая родных почти до полуночи.
Получил письма генерала Далйелла, датированное в Лите 2
октября, и генерал-лейтенанта Драммонда из Эдинбурга, от 9 октября.
/л. 249/ Согласно приказу королевский замочник доставил
[ключ], коим открываются ворота парка, галерей и других проходов
во дворец. Я дал ему 20 шиллингов, а его слуге — 5. На [ключе]
вырезано мое имя.
Не очень хорошо разместившись на Стрэнде, я переехал на Хэй-
маркет и поселился у мистера Роберта Рэни, под вывеской "Двух
Голубых Шаров", где мне было чрезвычайно удобно.
Я отправил моего шурина Чарлза в школу танцев и чистописания.
15. Написал к отцу и брату.
16. Я имел беседу с лордом-канцлером у него дома, ибо он болен
подагрою. Содержание [беседы] — в другой моей книге, с
донесениями**
/л. 249 об./ Октября 21. В воскресенье я нанял карету, поехал в
Хайгет и отобедал у графа Лодердейла495, а вечером возвратился.
22. Написал к отцу, к м[иссис] Мэсси в Брюгге и к м[иссис]
Плауден в Гент, по почте.
23. Я имел еще одну беседу с лордом-канцлером и сэром
Уильямом Морисом — государственным секретарем496 — в доме лорда-
канцлера. [Оная] включена в мою книгу донесений.
Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Лите
16 октября.
/л. 250/ 25. Написал по почте к генералу Далйеллу и генерал-
лейтенанту Драммонду.
Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве июля
20 и 24 и августа 24 и 26.
29. Написал по почте к жене и теще, к доктору Коллинсу,
мистеру Брайену и к Алмазу Иван[овичу]. Написал к отцу через мистера
Скина.
30. Получил письмо от отца, датированное в Охлухрис 20
октября, и другое от генерала Далйелла, датированное 23 октября, из
Лита; от брата Джона из Уэстертуна, 15 октября; от дяди из Боматути-
ла, 15 октября.

186
1666
/л. 250 об./ Ноября 1, четверг. Получил по почте письма от
родных из Москвы, с вложением от полковника Бокховена.
4. Написал к отцу, дяде и к лэрду Питфоделс, с приложением от
его сына Пола497.
5. Написал к жене и родным в Россию и к полковнику фон Бок-
ховену.
В Лондон прибыл мой кузен, полковник Патрик Гордон, обычно
называемый Стальной Рукою, а с ним еще один полковник из Богемии.
Приходил мистер Голт.
Я получил сундуки и другую кладь, что оставил в Брюгге.
Отвез мадам Хебдон и ее дочерей на Новую биржу и купил им
перчатки и проч. за 2 фунта 10 шиллингов.
/л. 251/ Получил письма: доктора Коллинса, датированное в
Москве 25 сентября; мистера Брайена от 27 того же [месяца]; от
жены и тещи, датированные [...], из коих я узнал о рождении принца по
имени Иван498.
Я послал в ведомство [государственного] секретаря499 мемориал
касательно моего поручения, на что был обещан ответ.
12. Получил письмо моего кузена, мистера Томаса Гордона, из
Эдинбурга от 12 ноября, с еще одним от отца, датированным [...].
13. Написал к генералам500 и прочим друзьям в Шотландию.
Я имел третью встречу с лордом-канцлером и государственным
секретарем, где мы обсуждали поручение, ради коего я прибыл, а
также — весьма резко — [вопрос] о привилегиях501.
Я написал к отцу, дяде, брату и друзьям в Шотландию, отправив
в подарок четыре колечка, или перстня.
/л. 251 об./ Я послал Чарлза хлопотать о письме к королю
Польскому для освобождения его отца502.
Из Брюгге приехал мистер Скин и доставил от мистера Коллисо-
на мою расписку о деньгах, что я занял у него в Брюгге.
20. Получил письма: от отца, датированное в Охлухрис 17
октября, и от генерала Далйелла из Лита — 6 ноября.
23. Написал к жене и родным в Россию.

1666
187
Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Лите 15 ноября, и от генерала Далйелла из Лита — 14 ноября.
Ноября 24. Написал к генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту
Драммонду.
/л. 252/ Декабря 1, суббота. Написал к мистеру Клафу.
Получил два письма от отца, датированные 20 и 23 ноября.
6. Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве
сентября 26.
Получил письма миссис Плауден из Гента от 25 ноября и миссис
Мэсси из Брюгге от 20 ноября.
Я занял 15 фунтов стерлингов у мистера Питера Уэбстера.
8. Получил письмо от лэрда Питфоделс, датированное в
Эбердине 26 ноября, с вложением для его сына Пола, и еще одно от моего
отца от 26 ноября.
/л. 252 об./ Я отправился в Пекэм, затем в Лоуэр Тутин[г], а
оттуда ездил в Колбрук, где мы веселились всю ночь. Пополнив
наше общество мистером Ричардом Хебдоном и его супругой, мы
вернулись в Лондон, где все ужинали у меня.
Я ходил в Тауэр и осмотрел корону, скипетр, сокровища, оружие
и магазин, что стоило мне 1 фунт 13 шиллингов.
Декабря 10. Я имел последнюю встречу с лордом-канцлером у
него дома. Он сообщил мне о решении короля и совета касательно
моего дела и об ответе, что мне предстоит получить, а также что Его
Королевское Величество повелел выдать мне на расходы 200 фунтов ст.
и подарок.
Написал к жене и родным в Россию.
Получил письмо от мистера Клафа.
Мистер Бэттерсли очень радушно угощал меня за обедом.
/л. 253/ В [Лондон] прибыл граф Ротес — лорд Верховный
Комиссар Шотландии503, коего я посетил в его доме на Саффолк-
стрит. Он принял меня весьма учтиво.
Получил письма: от генерал-лейтенанта Драммонда,
датированное в Эдинбурге 4 декабря, — ответ на мое от 24 прошлого месяца, а
также от Питфоделса и моего отца.

188
1666
Полковник П[атрик] Гордон уехал без особого успеха, получив
лишь 50 фунтов ст., да и те от графа Мидлтона, хотя и по повелению
Его Величества. Он оставил шкатулку504 со своими проезжими
грамотами у мистера Голта в залог 20 фунтов ст. и попросил меня
выкупить оную; так как он дал мне только 5 фунтов ст., я уплатил
недостающие 15.
17. Написал к жене и родным в Россию.
19. Получил письма от мистера Скина и моего дяди.
20. Написал к генералу Далйеллу505, к отцу, Питфоделсу, дяде,
кузену и к мистеру Скину.
/л. 253 об./ Получил письма жены и тещи в конверте мистера
Брайена от 7 ноября.
Обедал в Лондоне с сэром Джоном Хебдоном и его сыновьями,
а вечером навестил мистера Тауэрса.
Декабря 27. В день Св. Иоанна обедал в Пекэме с избранным
обществом, где было весело.
Обедал у графа Мидлтона506.
Посетил графа Карлайла у него дома.
Обедал с сэром Уильямом Дэвидсоном и сэром Уильямом Томсо-
ном, где был также доктор Морисон507; было весело.
За обедом в большом обществе, что стоило [...].

/л. 254/
1667
Января 1, вторник. Будучи зван, я поехал в Лоуэр Тутин[г], где
собралось избранное общество, и два дня мы пировали вместе.
3. Приехал в Лондон со всей компанией, которая отужинала под
вывеской "Петуха" и осталась ночевать в моем жилище за мой счет.
4. Обедал в Доме Рейнских Вин за счет сэра Джона Хебдона.
5. Обедал у сэра Джорджа Энта508 — врача.
6. Обедал в "Странствующих Рыцарях".
7. Обедал у отца мистера Кэррила, который был членом
корпорации адвокатов509 в Холборне.
/л, 254 об./Получил письмо от мистера Брайена, датированное
в Москве 4 декабря, а в оном письма от моей жены и тещи.
Его Священное Величество повелел составить письмо к королю
Польскому в пользу моего тестя. Содержание оного, после титулов и
приветствий, таково:
Полковник Филипп Альберт фон Бокховен несколько лет
прослужил блаженной памяти отцу Нашему и Нам и пребывал бы в
Нашей службе доныне, если бы не произошло недавнее возмущение
подданных Наших, из-за коего Мы принуждены были на некоторое
время покинуть Наши наследственные королевства, а служители
Наши, по той же причине, — искать содержания у иноземных государей.
В числе сих обездоленных служителей Наших вышеназванный
полковник Филипп Альберт фон Бокховен был принят в службу
возлюбленного брата Нашего, Его Царского Величества Российского,
на жалованье и службе коего пребывал до 1660 года, /л. 255/ пока
в октябре того же года не взят был в плен на войне генералом
Литовским Яном Сапегой, а теперь обретается в плену у старшего сына
помянутого генерала (ныне покойного).
Посему, памятуя о многих верных услугах, оказанных Нам
вышеназванным служителем Нашим, полковником Филиппом Альбертом фон
Бокховеном, и желании Нашем возвратить его в Нашу службу, Мы
просим Ваше Величество даровать помянутому служителю Нашему свободу,
дабы он мог вернуться к Нам и в службу Нашу, что Мы почтем за
особливую любезность к Нам от Вашего Величества и готовы будем при
любом случае воздать за оную тем же, когда потребуется и проч.
/л. 255 об./ Я обедал у милорда Мидлтона и был весьма
радушно принят.

190
1667
Написал к отцу, дяде, брату и кузену — мистеру Томасу.
В Лондон прибыл генерал-лейтенант Драммонд.
Января 14. Я получил деньги, пожалованные мне королем, и
уплатил следующие сборы:
За составление счета
Сбор за малую и личную печать510
Клерку сэра Ф[илипа] Сидни за выписку
За ордер лорда-казначея
За внесение документа у милорда Эшли
За внесение документа у сэра Роберта Лонга и за
ордер
За внесение документа на Пелле511
За внесение ордера в ведомстве на Пелле
За внесение приказа на Пелле
За внесение приказа лорда-казначея для
подведения счетов на 200 фунтов у сэра Роберта
Лонга на Пелле и у мистера Шэдуолла
/л. 256/ Плата сэру Роберту Лонгу за 200 ф. ст.
Плата в ведомстве на Пелле
Плата счетоводу
За копию
Кассиру на таможне за срочность
За
доставку денег из таможни
ф.
1
4
—
1
—
2
1
6
1
19
—
19
5
_
Ш.
_
10
10
5
7
5
2
6
7
10
7
7
2
—
14
2
17
5
пенсы
—
—
—
—
6
—
—
—
—
3
10
1
М-ру Перрингу, который согласно приказу
прошел все эти препятствия и сложности, за труды
Его слуге
Всего 25 2 1
Распорядившись об одежде для себя и свиты по новой моде512 и
узнав, что послание короля готово, я поехал прощаться с друзьями —
сперва в Хайгете у милорда Лодердейла, который изволил передать
мне письмо в Польшу к доктору Дэвидсону513 для вручения
королевского письма в пользу /л. 256 об./ моего тестя, полковника
Филиппа] Альб[ерта] фон Бокховена.
Я устроил прием мистеру Куку514 и чинам ведомства
[государственного] секретаря, куда пригласил всех купцов Российской компа-

1667
191
нии с женами и музыкой, что обошлось в [...]. Я дал мистеру Куку
5 фунтов ст., мистеру Томкинсу 10 шиллингов и привратникам
10 шиллингов.
Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в
Килмарноке 27 декабря. В тот же вечер составил Его Превосходительству
ответ, который отослал в черном ларце.
Я ездил в Лондон и простился там с друзьями.
Получил письма из Москвы: от мистера Брайена, датированное
в Москве 14 декабря, а также от жены и тещи, на кои я ответил с
первой почтой.
/л. 257/ Я пошел проститься с принцем Рупертом, который был
очень болен515. Он сказал мне, что напишет к курфюрсту Бранден-
бургскому и князю Богуславу Радзивиллу в пользу полковника Бок-
ховена и отправит письма вслед за мною в Гамбург; он повелел
своему секретарю мистеру Хэйсу напомнить об этом, когда ему станет
немного лучше.
Января 18. Меня пригласили на последнюю аудиенцию у Его
Величества, который принял меня весьма благосклонно,
собственноручно подал мне послание к царю и изволил приветствовать своего
дорогого и возлюбленного брата, что я обязался передать. Затем я принес
благодарность Его Величеству за великие милости ко мне,
удостоился поцеловать руку Его Величества, откланялся и был препровожден
в свое жилище.
По приходе, взглянув на обращение в письме, я заметил, что
вместо "Serenissimo"516 стоит "Illustrissimo"517, и попросил сэра Джона
Хебдона представить дело государственному секретарю. Я заявил,
что дорожу головой и не осмелюсь доставить такое послание: ведь
хорошо известно, какой шум поднялся в Москве при /л. 257 об./
графе Карлайле вокруг этого слова. Секретарь весьма охотно обещал
исправить оное.
На другое день меня сопроводили к Его Королевскому
Высочеству герцогу Йоркскому518, который принял и отпустил меня с
большой милостью. Я сказал Его Высочеству об обещании Его
Величества предоставить кеч, дабы перевезти меня во Фландрию; Его
Высочество ответил, что даст приказ об этом сэру Уильяму Ковентри519.
Я поехал проститься с милордом канцлером, который все еще
болел подагрой, в его покоях в Баркшир-Хаусе. Он удивился, что меня
так долго задерживали.

192
1667
Клерк доставил мне королевское письмо с исправлением в
титуле, копию оного и проезжую грамоту. Я дал ему 20 шиллингов.
Января 22. Король прислал сэра Херберта Прайса520, дабы
вновь отвезти меня к Его Величеству, коего мы застали при самом
выходе из опочивальни. Королю угодно было обратиться /л. 258/
ко мне так: "Полковник Гордон, там, в России, у меня есть слуга по
имени Гаспар Кальтхофф521, о коем я не раз писал к вашему
императору. Я удивлен, что его не отпускают по нашей просьбе. Прошу вас
поговорить с императором, дабы он отпустил его". Я отвечал: "Как
только буду иметь честь видеть Его Императорское Величество, не
премину объявить просьбу и желание Вашего Величества". Его
Величество промолвил: "Прошу вас. Я желаю вам доброго пути".
Вернувшись к себе, я поехал проститься с секретарем,
мистером Морисом, любезности коего был многим обязан. Я весьма
благодарил его за учтивость и содействие и упрашивал, дабы он
изволил принять пару соболей ценою 10 фунтов ст. — в знак моей
дружбы, а вовсе не в воздаяние его хлопот; он никоим образом на
это не согласился.
Я ездил проститься с графом Мидлтоном, чьей любезности я
весьма обязан.
/л. 258 об./ Копия королевского письма к Императору
Российскому:
Чарлз Второй, Милостью Божией Король Англии, Шотландии,
Франции и Ирландии, Защитник Веры и проч. Возлюбленному
Брату Нашему, Высочайшему, Державнейшему и Светлейшему
Великому Государю, Императору и Великому Князю Алексею
Михайловичу и проч. и проч.
Превосходнейший и Знаменитейший Государь, послание Вашего
Императорского Величества, датированное 29 июня, доставлено
Нам в руки полковником Вашего Императорского Величества
Патриком Гордоном в ответ на Наше, датированное при дворе Нашем в
Оксфорде в 29 день декабря прошлого года. Из оного Мы с
сожалением усматриваем, что в своих ожиданиях от Вашего
Императорского Величества Мы несколько разочарованы. Ведь Мы памятуем об
учтивейших выражениях Вашего Императорского Величества,
Дражайшего и Возлюбленного Брата Нашего, в нескольких прежних
письмах и посольствах к Нам, в коих Ваше Императорское Величе-

1667
193
ство объявляли, что братская любовь и дружество, кои Ваше
Императорское Величество к Нам питаете, превосходят все, что было
когда-либо прежде между Нашими Державными Предшественниками,
и /л. 259/ уважение Вашего Императорского Величества к Нам
много выше того, что Ваше Императорское Величество имеете к
кому-либо из других Христианских Государей. В такой уверенности
Мы известили Вас, Возлюбленный Наш Брат, Ваше Императорское
Величество, о настоящей войне, ведомой Нами против
Нидерландских Штатов и о нескольких славных победах, кои Богу угодно было
даровать Нам над ними.
В ответ на это Мы не можем узреть из помянутого послания
Вашего Императорского Величества, чтобы Ваше Императорское
Величество изъявляли большую благосклонность и участие к Нам,
нежели к помянутым Штатам, недругам Нашим. В оном письме
Нашем Мы также уведомили Ваше Императорское Величество, что
Мы, Наше Королевское Величество, получили вести, что подданные
Нидерландских Штатов (Наших недругов) запасались во владениях
Вашего Императорского Величества корабельными мачтами и
смолою для своих военных судов, употребляемых против Нас и Нашего
Королевского флота. Посему Мы просили Ваше Императорское
Величество ради братской любви и приязни, питаемой Вашим
Императорским Величеством к Нашему Королевскому Величеству, не
только впредь воспретить оным подданным Нидерландских Штатов
вывозить какие-либо корабельные припасы из владений Вашего
Императорского Величества, но и, напротив, дабы Ваше Императорское
Величество дозволили офицерам Нашего флота либо их
уполномоченным закупать и перевозить из владений Вашего Императорского
Величества столько мачт и /л. 259 об./ смолы, сколько ежегодно в
течение пяти грядущих лет будет необходимо оным офицерам
Нашего флота для непосредственной службы Нашей и нужд
Королевского флота Нашего.
В ответ на сие Мы пребываем обязаны Вам, Дражайшему
Нашему Брату, Вашему Императорскому Величеству, за воспрещение,
введенное по указу Вашего Императорского Величества как на Вашей
Императорской реке Двине, так и в порту Архангельском, дабы
никто под страхом казни не осмеливался продавать какие-либо
корабельные припасы подданным Нидерландских Штатов; им же не
закупать и не вывозить оные из владений Вашего Императорского
Величества. Но дабы признательность стала совершенной, Мы по
меньшей мере ожидаем, что Ваше Императорское Величество
действительно исполните Наше прежнее желание — дабы корабельные
припасы для личной службы Нашей и нужд Нашего Королевского флота
7. Патрик Гордон

194
1667
Грамота короля Чарлза II к царю, доставленная Гордоном

1667
195
7*

196
1667
можно было свободно закупать и перевозить из владений Вашего
Императорского Величества лицам, нанимаемым офицерами Нашего
флота, и в потребном количестве. Ведь иначе Мы не удостоимся
лучшего обхождения от Вашего Императорского Величества, нежели
недруги Наши, что никоим образом не согласно с братскими
уверениями, выраженными Нам Вашим Императорским Величеством.
Торговля /л. 260/ купцам Нашим в сей год запрещена указом
Вашего Императорского Величества по той причине, что Ваше
Императорское Величество известились из некоторых сообщений и
печатных газет, будто моровое поветрие все еще свирепствует во
владениях Нашего Королевского Величества. Мы могли бы надеяться, что
Ваше Императорское Величество не станете доверять печатным
листкам и проискам Наших недругов, обыкновение коих было и есть
объявлять миру то, что наиболее способствует их замыслам, невзирая
на истину или ложь. При этом самом случае Мы можем заверить
Ваше Императорское Величество, вопреки их злонамеренным толкам,
что в Нашем Королевском городе Лондоне и во всех портах Наших
мор совершенно прекратился, за каковую безграничную милость Мы
воздаем сердечную хвалу Всемогущему Богу. Не сомневаясь, что
весть об этом будет весьма приятна Вашему Императорскому
Величеству, Возлюбленному Нашему Брату, Мы убеждены, что по
получении сего Нашего послания Ваше Императорское Величество
отмените все запреты такого рода, дабы корабли, имеющие прибыть из
Королевств Наших с купцами и товарами, могли располагать
свободою /л. 260 об./ торговли во владениях и портах Вашего
Императорского Величества, как и прежде.
Что касается восстановления Вашим Императорским
Величеством привилегий для купцов — подданных Наших, то Мы не можем
убедить Ваше Императорское Величество даровать оные теперь же,
хотя не можем и удовлетвориться ответами Вашего Императорского
Величества по этому поводу. Однако Мы до некоторой степени
поддерживаем терпение Наше надеждою на скорое дарование Нам
оных, нимало не сомневаясь в братской благосклонности и истинных
свершениях Вашего Императорского Величества.
Итак, Мы желаем Вашему Императорскому Величеству,
Дражайшему и Возлюбленному Брату Нашему, долгих лет и самого
счастливого и успешного правления. Всемилостивейше отпустив
полковника Вашего Императорского Величества Патрика Гордона с сим
посланием Нашего Королевского Величества, Мы вверяем Ваше
Императорское Величество заступлению Всемогущего Бога. Дано при
дворе в Нашем Королевском городе Лондоне 27 декабря 1666 г., в
восемнадцатый год Нашего правления522.

1667
197
/л. 261/ Я узнал, что барон д'Изола прибыл от Римского
императора в качестве чрезвычайного посланника, его свита еще не
явилась, и он сохраняет инкогнито. Я послал к нему осведомиться, не
угодно ли ему принять без церемоний одного посетителя. Сперва он
принес извинения, но, поразмыслив, дал согласие. Вечером я
отправился туда и имел с ним долгую беседу относительно хода последних
событий. Он все время смотрел на меня весьма пристально и наконец
заявил, что где-то меня уже видел, но не может припомнить, где
именно. Полагая, что долго держать его в неведении неучтиво, я
поведал ему, кто я такой и о нашем варшавском деле523. По его словам,
он сердечно рад моей удаче и сожалеет, что я отъезжаю так скоро.
Итак, при множестве любезных заверений с обеих сторон, я
удалился, весьма довольный тем, что повидал столь именитого человека,
чьей доброте и благосклонности был премного обязан.
/л. 261 об./ Дав прощальный обед друзьям под вывеской
"Петуха", где мы пировали с музыкою, дамами и избранным обществом, я
велел все уложить и послал мои сундуки к мистеру Мевереллу524 для
отправки по морю. С собой я взял только два больших баула и красную
сумку, в коей [лежали] королевское письмо, важнейшие бумаги и вещи.
Января 27, воскресенье. Я причастился в Сент-Джеймсе525.
После обеда, простившись с моим добрым хозяином и хозяйкой, а
также с мадам Лесли и ее дочерью миссис Чарлз, я нанял карету и
поехал в Пекэм, откуда послал следующее письмо к сэру Уильяму
Ковентри:
Достопочтенный [сэр],
Я желал бы к этому времени быть обязанным принести
благодарную признательность Вашей Чести за распоряжение вывезти меня из
владений Его Королевского Величества. Но будучи разочарован в
ожиданиях, я не мог не уведомить [Вас] и не изложить Вам дело.
Когда я прощался с Его Величеством, Король, из приязни Его
Королевского Величества к Императору — моему Повелителю, милостиво
соизволил предоставить судно /л. 262/, дабы перевезти меня во
Фландрию, а Его Королевскому Высочеству угодно было
подтвердить волю Его Величества, обратившись к Вам.
Без сомнения, Вам хорошо известно, что к Его Императорскому
Величеству, моему Повелителю, никогда не прибывает от каких-либо
государей или держав по общественному делу ни одно лицо, сколь бы
низкого звания оно ни было, кое не сопроводили бы от границ его
владений и обратно и не снабдили бы всеми доступными в стране
удобствами. Взаимность в этом ожидается и от других.

198
1667
Неудивительно, что я обеспокоен задержкой, ибо служу такому
Повелителю, чья воля исполняется сразу по изъявлении. Я едва
смогу поверить, или сочту сие странным, если не узнаю того же о любом
другом государе в случае, подобном моему. Если бы позволяло время
года, или я сам был ответствен за промедление, я не был бы столь
настойчив. Равным образом, если бы не опасность обмануть оказанное
мне доверие, я был бы весьма сдержан при донесении моему
Повелителю о причине задержки. Но теперь я вынужден прибегнуть к
первому же средству, и, если это будет пакетбот, я могу подвергнуться
ограблению, а письмо и поручения Его Величества, касающиеся
блага английской нации, не будут доставлены. На кого ляжет вина —
предоставляю судить Вам самим. И все же я надеюсь, что Вы
пришлете приказ /л. 262 об./ с моим слугою, вместе с Вашим ответом,
коего я буду ожидать в Гринвиче под вывеской [...].
Сие привело к приказу капитанам "Ласточки" и "Ястреба" —
тому из них, кто стоит у кентского берега526 — взять меня на борт и
переправить во Фландрию.
Января 28. Я получил записку от генерал-лейтенанта Драммон-
да, желавшего знать, где он может побеседовать со мною вечером. Я
послал передать ему, что буду ждать в "Медведе у Подножья
Моста" в два часа пополудни. Пообедав с сэром Джоном Хебдоном и
прочими друзьями, я отправился туда. Около получаса спустя
приехал и генерал-лейтенант. Он уполномочил меня получить в Москве у
купца Джеймса Кука 2000 рублей, кои тот остался ему должен, а
также [вручил] письмо к доктору Коллинсу, дабы мне передали
долговое обязательство. Отужинав и помянув полными кубками друзей,
мы расстались.
Джеймс Вернет оф Лис весьма настойчиво просил меня ссудить
5 фунтов ст., и я послал записку к мистеру Питеру Уэбстеру, чтобы
ему выдали деньги.
/л. 263/ 29, вторник. После завтрака я отправился в Гринвич.
Сэр Джон и все его семейство меня провожали. Туда же прибыли все
купцы Российской компании и прочие друзья. Мы отужинали и
изрядно повеселились.
30. В час пополуночи, при благоприятном отливе, я простился с
любезными друзьями и отплыл на лодке. На рассвете я прибыл в
Грэйвсенд, после завтрака нанял лошадей и к ночи приехал в
Сэндвич, где стал на ночлег.
31. Я добрался до Дила и сразу же велел разузнать о кечах, на
кои у меня имелся приказ, но не смог получить никаких вестей об
оных.

1667
199
/л. 263 об./ Февраля 1, пятница. У побережья стояла на якоре
эскадра сэра Джона Кемпторна527. Я поднялся к нему на борт и
предъявил приказ. Он сказал, что эти кечи, сколько ему известно,
могли быть здесь и отплыть, ибо они ему не подчиняются, а он без
особого приказа от лорда Верховного Адмирала не может
предоставить мне судно. Вернувшись к себе, я немедля написал по почте к
сэру Уильяму Ковентри, извещая его, что на кентском рейде нет тех
кечей, на кои он выдал мне приказ. На другой день он прислал ответ,
что с попутным ветром кечи, возможно, последовали своему
прежнему приказу, и он не предвидит никакой возможности вскоре мне
услужить. Засим я решил ехать в Довер и сесть на пакетбот.
2. Великий польный гетман и коронный маршал Польши Юрий
Себастьян Любомирский умер в Бреслау528.
/л. 264/ 4, понедельник. В дождливую, ненастную погоду я
поехал в Довер и остановился у мистера Тауэрса под вывеской "Принц
Оранский".
5. Я проводил время, обозревая с высоты берег Франции,
который, несмотря на пасмурный день, мы могли ясно различить.
Около полуночи нас призвали готовиться к посадке на борт;
дорого уплатив за скверное угощение и приятную музыку,
*6.* мы так и сделали около 2 часов утра.
Целый день нас бросало из стороны в сторону между Кале и Гра-
влином, да и следующую ночь тоже, так что назавтра мы с трудом и
поздно добрались до Ньюпорта. Все это время я крайне страдал от
морской болезни.
8. Мы отправились на лодке в Брюгге и заняли мое прежнее
жилище. Затем я ходил с английским резидентом мистером Глэнвиллом
во Vrie529 и до полуночи пировал с прочими друзьями.
9. Выслушав мессу в женской обители за княжеским дворцом, я
простился с настоятельницей и сестрами. В сопровождении
английского резидента и прочих друзей я сел на лодку и в хорошем
обществе добрался к вечеру /л. 264 об./ до Гента. Заказав в нашей
гостинице ужин, я пошел с Чарлзом в женский монастырь и побеседовал с
миссис Плауден и ее дочерью, леди аббатиссой. Я провел [у них] час,
откланялся и вернулся к себе. Здесь большую часть ночи мы
угощались вином "De Eye" с двумя молодыми ирландцами, кои
направлялись в Антверпен.
Февраля 10. Рано утром я ходил слушать мессу в кафедральный
собор. Затем, позавтракав в нашей гостинице под вывеской
"Большой Звезды", мы сели на коней и предоставили м-ру Диве и Чарлзу
следовать с нашей кладью. Мы ехали по весьма приятному краю и,
переправившись через р. Шельду, около 2 часов пополудни прибыли

200
1667
в Антверпен и остановились под вывеской "Медведя" на Рыночной
площади; вокруг внутреннего двора на огромных [щитах?]
изображены гербы многих поляков — честолюбивых, если не тщеславных
дворян — на память об их пребывании здесь.
Вечером я пошел навестить моего доброго знакомца и друга сэра
Уильяма Дэвидсона, у коего застал myn beer530 ван дер Хурста —
члена генеральных штатов, который бежал вместе с м-ром Киветом
из-за /л. 265/ дела ротмистра Бюа.
11. Прибыл мой шурин с поклажей. Так как теперь время
вакханалии531, сегодня и на другой день мы хорошо развлекались на
Рыночной площади.
13. Выслушав мессу в церкви иезуитов, я после завтрака
простился с двумя ирландцами — изрядными щеголями — и отправился на
судно. Мы спустились по Шельде [и прошли] мимо Толена и
Виллемстада до Дорта, где всего лишь пересели на другое судно и
поплыли к Роттердаму. Из-за вынужденной задержки в пути я сошел с
судна и поручил кладь м-ру Диве и моему шурину, велев им справиться
обо мне в "Белом Олене" в Амстердаме. Я же с прочими дошел
пешком до Роттердама, а оттуда [добрался] до Делфта и Гааги, где и
заночевал.
Рано поднявшись, я прибыл в Лейден. Зная, что в здешней
академии обучается мистер Джордж Гордон, я послал за ним, и он
пришел ко мне с неким мистером Лодером. После часовой пирушки они
проводили меня на лодку, и мы расстались. В ту же ночь, хотя и
поздно, я прибыл в Амстердам
*15.* и остановился в "Шотландском Гербе" на [улице] Зедейк.
17. Приехал мой шурин с поклажей, и по [некоторым] причинам
[я] разрешил ему остановиться в "Белом Олене".
/л. 265 об J Я написал к сэру Джону Хебдону и к его сыну,
эсквайру.
Я условился о проезде на корабле до Гамбурга.
Обедал у мистера Гибсона.
Февраля 19. Я взошел на корабль и
*20.* на другой день прибыл в Энкхёйзен. Здесь подул противный
ветер; я уплатил свой фрахт и, сойдя на берег,
*23.* велел переправиться в Ставерен. Узнав, что Кристина,
королева Шведская532, дает в Гамбурге балет 4 марта, я решил поспеть
туда к этому сроку. Наняв повозку, мы оставили справа Болкерум [и
доехали] до Хинделопена, а оттуда до Воркума, Болсварта и Леувар-
дена, куда прибыли поутру; затем
*24.* до Доккума и Гронингена, куда мы прибыли вечером и очень
хорошо разместились.

1667
201
25. Утром мы достигли Дама и Делфзейла; из-за сильного
шторма мы не смогли переправиться в Эмден, как я предполагал, и
остались на всю ночь. Здесь я позволил убедить себя снова выйти в
море. Местный люд уверял, что я смогу добраться до Гамбурга в 3 или
4 дня, а по суше это невозможно; будет ветер или нет, корабли могут
идти по так называемым Watten — проливам между малыми
островами и твердой землею.
/л. 266/ 26. Мы взошли на борт небольшого судна и проплыли
мимо островка, именуемого Бандт, а Боркум и Юист, два более
крупных острова, лежали поодаль.
27. Справа от нас была Восточная Фрисландия, а слева мы
миновали остров Нордернай и ночью — остров Бальтрум.
28. Затем [мы прошли] острова Лангеог и Шпикерог до Ванге-
рога, куда прибыли в пятницу, 1 марта. Мы с большим нетерпением
переносили плаванье, медленное и утомительное из-за отсутствия
попутного ветра, и я часто убеждал шкипера выйти в открытое море, но
тот отговаривался недостатком балласта.
При крайне неблагоприятном ветре мы были вынуждены
простоять здесь на якоре до 5-го, когда, около полудня, подняли паруса и
простились с песчаным, пустынным и бесплодным островом, где нет
ничего, кроме нескольких бедных рыбачьих хижин и таверны, что
[содержит] shults533; по его словам, он раньше служил на войне
лейтенантом.
В сопровождении 60 или 70 суденышек, по свежему ветру, мы
миновали залив и реку Яде. Немного далее матросы поведали нам о
затопленном острове и замке, называемом Меллум, близ устья
/л. 266 об./ *Марта 5, вторник.* реки Везер. Потом, сменив курс,
при довольно благоприятном ветре мы вошли в устье Эльбы и
поднялись на несколько миль по реке.
К вечеру мы увидели приближение ужасной бури. Стало
сумрачно и темно, как в полночь, что повергло нас в немалый страх,
особенно при виде того, как иные из сопровождавших нас судов снова
уходят в море. Заметив это, наш шкипер вздумал следовать за ними, но
я ему не позволил: когда я просил выйти в море в прекрасную погоду,
он не сделал этого за неимением балласта, так как же мог он
держаться на море без балласта теперь, при шторме?! Он заупрямился, а я
сказал, что ему должно выбирать: либо выброситься на берег, либо
выстаивать [бурю] на якоре. С великой неохотой он предпочел
последнее. Узнав, что в трюме есть новые канаты и якоря, мы с помощью
моих слуг и пассажиров извлекли оные (почти против воли шкипера,
который заявил, что пожалуется на меня в Гамбурге) и всё закрепили
как /л. 267/ можно лучше. При виде ледяных глыб, надвигавшихся

202
1667
на нас по реке, мы вооружились длинными шестами, дабы
отталкивать льдины. Целую ночь мы не прерывали работу, но несмотря на
все усилия,
*6.* к рассвету перед нами выросла ледяная гора, гораздо выше
нашего бушприта. Расчистить путь мы смогли только после полудня,
хотя шторм и ветер заметно утихли.
К вечеру мы поднялись до Брунсбюттеля, но там из-за
противного ветра были вынуждены вновь бросить якорь и
*7* простоять до полудня следующего дня. Затем, с превеликим
трудом, мы добрались до Глюкштадта, где я сразу же сошел на берег
и занял квартиру, намереваясь доехать до Гамбурга по суше. Вечером
на берег высадился и м-р Диве с нашей кладью.
8, пятница. Мы наняли большую повозку с четверкой лошадей
совместно с одним морским капитаном, другим капитаном и его
женою. Стоял сильный холод, и мы велели уложить в повозку
побольше соломы, что /л. 267 об./ по пути привело к потехе и — к
ущербу. Капитанша со своим мужем сидела на скамье посредине
повозки; у них (по обыкновению) была грелка с углями в
деревянном ящике — солома загорелась, так что мы не без труда
выбрались из повозки. Пока ее муж и другой капитан пытались прибить
и потушить [пламя] своими шляпами и плащами, я успел
выбросить наши платяные мешки, лежавшие в повозке позади нас.
Однако мой новый дорожный плащ был прожжен в нескольких
местах, а у м-ра Диве сгорела сумка с чулками и прочим ценою на 15
или 20 рейхсталеров. Плащи и шляпы обоих капитанов погибли
совершенно, а об уроне, понесенном дамой, подобает знать лишь
ее мужу.
К ночи мы прибыли в Гамбург, и я отправился на мою прежнюю
квартиру, где нашел радушный прием. Здесь к моей досаде я узнал,
что балет состоялся 4-го.
/л. 268/ 9. Полковник Гордон Стальная Рука, извещенный о
моем приезде, явился ко мне, а за ним и мистер Кэмбридж, который
принес мне связку писем из России: от мистера Брайена,
датированное в Москве [...] января [16]67, от моей жены и тещи с той же
датой и от 17 декабря [16]66 г.
Получил письма от мистера Эндрю Хэя с письмом к курфюрсту
Бранденбургскому и еще одним к князю Богуславу Радзивиллу в
пользу полковника Бокховена — оба за печатью-летучкой принца
Руперта, о выздоровлении коего также пришла отрадная весть из
Лондона от 13 февраля.
Получил также письма от сэра Джона Хебдона и его сына,
эсквайра.

1667
203
10. Я отправился на богослужение в Альтенау. По возвращении
полковник Малисон прислал ко мне офицера с приветствием и
извинениями, ибо сам он прикован к постели. [Он велел] передать, что,
поскольку я приехал частным образом, он просит меня
воспользоваться его каретой и слугами на время моего пребывания, что он
почтет за особую честь. Я принес искреннюю благодарность и обещал
как можно скорее ответить на сей любезный визит.
Я обедал со /л. 268 об./ Стальной Рукою. После полудня сюда
же приехал фельдмаршал Вюрц534; услыхав о моем прибытии в город,
он явился с целью попросить Стальную Руку пойти с ним, дабы
посетить меня. Я весьма его благодарил и сказал Его
Превосходительству, что принимаю сие за великую милость и его доброе
расположение. В тот же вечер я отправился навестить полковника Малисона,
который был болен и принимал лекарство. Он встретил нас очень
радушно и убеждал меня взять его карету и прислугу на время моего
пребывания, ибо он в них не нуждается; я обещал так и сделать.
Здесь я получил весть о смерти моего прежнего повелителя,
благородного Любомирского; он скончался 2 февраля в Бреслау.
12. Фельдмаршал Вюрц нанес мне визит, и мы провели два часа
в обсуждении былых и новейших событий. Сегодня же меня
посетили многие другие кавалеры.
Я уведомился о 13-летнем перемирии между императором
Российским и королем Польским535.
/л. 269/ Находя мое жилище неподобающим по многим
причинам, я переехал в Новый город и поселился под вывеской "Белого
Коня", где во всем имел больше удобств.
Марта 15. Я написал в Россию к жене, теще, мистеру Брайену и
Алмазу Ивановичу; также в Англию к сэру Джону Хебдону, его
сыну и мистеру Эндрю Хэю; в Шотландию к отцу, генералу Далйеллу
и генерал-лейтенанту Драммонду; к мистеру Глэнвиллу в Брюгге и
миссис Плауден в Гент; к доктору Дэвидсону в Варшаву и мистеру
Геллентину536 в Данциг, коему я отослал письмо Его
Великобританского Величества к королю Польши в пользу полковника Бокховена,
а также письмо принца Руперта к князю Богуславу Радзивиллу,
доверенное ему. Написал еще к подполковнику Брюсу, коменданту в
Магдебурге, поручив ему письмо принца Руперта к курфюрсту Бран-
денбургскому. Написал также к мистеру Айлоффу в Ригу, а через
него к полковникам Форрету и Одоверну.
Написал к мистеру Джозефу Уильямсону537.
Я передал Стальной Руке его бумаги и документы, но не получил
денег; за это он остался мне должен 15 фунтов ст.

204
1667
/л. 269 об./ Я нанес визиты фельдмаршалу Вюрцу и некоторым
другим, кто меня посещал.
Здесь пребывала королева Кристина, и я, сочтя нужным оказать
почтение Ее Величеству, уведомил о моей просьбе поцеловать руку
Ее Величества, на что она весьма охотно соизволила. Я отправился к
ней со Стальной Рукою и после доклада был препровожден одним
итальянским маркизом в большую залу, в дальнем конце коей стояла
королева. Едва завидев меня, когда я после первого поклона сделал
шаг вперед, она поспешила ко мне и, как я ни старался, встретила
меня почти посредине залы. Сняв перчатку, она протянула мне руку,
кою я, склонившись, поцеловал и затем обратился к Ее Величеству с
весьма краткой речью на верхненемецком. Поблагодарив, она словно
пригласила меня пройтись с нею по зале, что я и сделал, следуя чуть
позади, и беседовал с Ее Величеством около получаса. Выслушав в
той же зале очень краткую мессу, я распрощался; какой-то дворянин
проводил меня по лестнице до кареты.
/л. 270/ 20. Узнав, что м-р Иоган ван Сведен338 со своим
семейством прибыл в Любек и направляется в Россию, я поехал в Любек,
дабы посоветоваться с ним о нашем путешествии. Я переночевал по
дороге и
*21.* назавтра к полудню добрался туда. Мы намерились ехать из
Любека морем, и по его настоянию я решил перебраться в его
жилище и заказать стол и комнату, ибо жить там спокойнее и гораздо
дешевле, чем в Гамбурге.
23. На другой день я вернулся в Гамбург.
Написал к жене и теще в конверте для мистера Брайена, к
доктору Коллинсу и к мистеру Джозефу Уильямсону539.
Я получил 80 рейхсталеров в монете от Хендрика Поортена по
векселю сэра Джона Хебдона.
Получил письма мистера Бенджамина Глэнвилла, одно из
Брюгге от 14 февраля, другое из Остенде от 16 февраля, с
полномочиями истребовать и возместить его долги у мистера Хенри
Креветта в России.
/л. 270 об./ Я был у м-ра Цельмера и смотрел его лошадей.
[Был] в Бременском подворье.
Два полковника, Шульц и Олефельд, твердо вознамерились
ехать в Россию со своими офицерами, от чего я их отговаривал. Ведь
император уже уволил столь многих офицеров, кои служили прежде

1667
205
и были знакомы со страной; маловероятно, чтобы он принял новых,
ибо после мира с Польшей дел осталось немного. С большим трудом
я убедил их подождать, пока я не пришлю им из Москвы ответ —
смогут их принять или нет. С сею целью они дали мне мемориал,
подписанный ими собственноручно.
Меня угощали в Английском подворье.
Я написал в Данциг к мистеру Джону Геллентину.
Марта 30. Я написал к полковнику Мору в Букстехуде и
*31.* назавтра получил ответ.
Я исповедался и восприял Святое Таинство в Альтенау.
/л. 271/ Апреля 1, понедельник. Решив ехать в Любек, я
простился с друзьями: фельдмаршалом Вюрцом, полковником Малисо-
ном, английскими купцами и, напоследок, с полковником Гордоном
Стальной Рукою.
2. Я занял 100 талеров у мистера Кэмбриджа и выдал вексель на
имя м-ра Хермана Беккера для уплаты м-ру Бенджамину Айлоффу
и авизо Херману Беккеру.
Сегодня же вечером я простился с королевой Шведской, которая
была ко мне весьма милостива.
Получил письма от сэра Джона Хебдона, датированные в Пекэ-
ме 1 марта.
3. Я отправился в Любек и переночевал по пути. Таверна, где мы
должны были завтракать, ночью сгорела, и мы завтракали в
крестьянском доме у того же хозяина, коему щедро пожертвовали по
причине его ущерба. Дорогою один купец в [нашей] карете, небрежно
державший в руке пистолет, прострелил кучеру ногу.
6. Написал к Стальной Руке.
8. Написал к Хендрику Поортену и 12-го к нему же.
Получил письмо от Хендрика Поортена из Гамбурга, от 10
апреля, и еще одно, от 19 апреля.
Получил письмо от Стальной Руки, датированное в Гамбурге
13 апреля.
/л. 271 об./ Апреля 18. Я написал к полковнику Малисону,
благодаря его за любезность.
Меня угощали в Ratsheer Keller540.
На празднестве у Юста Поортена.
У Иогана ван Горена — угостили обильно.
20. Написал к жене и ее матери в конверте для мистера Брайена.
Я побывал в Грюнау с м-ром ван Сведеном.

206
1667
Я угостил офицеров, кои были в России.
Я купил вороного коня, отдав за него 40 рейхсталеров.
24. Написал к отцу на адрес мистера Рэни в Лондоне.
Наняв галиот до Риги за 200 рейхсталеров, в благоприятное
время года, мы спустились до Травемюнде, где два дня занимались
перевозкой наших лошадей и поклажи. Мы попрощались с м-ром Поор-
теном, м-ром Ивингсом и м-ром [...], кои провожали нас из Любека
и так долго прождали нас здесь. Особенно [тепло простился] я с
капитаном Кауфманом, который был моим лейтенантом, когда я служил
под шведами в Штуме; теперь он предоставил мне кровать.
28-го мы подняли паруса и быстро пошли по легкому ветру.
/л. 2121 Мая 1, среда. Мы миновали Борнхольм при сильном
шквале, что вызвал у всех нас морскую болезнь. Ветер был так
яростен, что лошади (коих у нас на борту было 22) сломали переборки,
и никто не мог их починить. По настоянию шкипера мы вернулись к
Борнхольму, за 8 лиг, и благополучно стали на якорь.
2. Ветер утих; починив переборки, мы очень рано подняли
паруса и при хорошей погоде вошли в реку Двину 6 числа. Шкипер
галиота Вольф признался, что плаванье прошло отлично. Я сошел на
берег с м-ром ван Сведеном и отправился в загородную усадьбу Хер-
мана Беккера, куда по случаю приехал он сам и приветствовал нас.
Около полуночи мы прибыли в Ригу и ночевали в его доме.
7. Назавтра я перебрался в собственное жилище в предместье.
Я получил письма из Москвы от жены, [ее] матери и мистера
Брайена, датированные 4 марта; от доктора Коллинса — 2 марта;
другое от мистера Брайена — 17 марта; от Джона Геллентина из
Данцига ■— 22 апреля; от доктора Дэвидсона из Варшавы — 21 и 28
апреля (в ответ на мои из Гамбурга), с вложениями от него для
милорда Лодердейла и сэра Уильяма Дэвидсона и с извещением о письмах
и делах, касающихся полковника Бокховена; от подполковника
Брюса, по тому же делу, из Магдебурга от 15 апреля.
/л. 212 об./ Мая 8, среда. Всех наших лошадей доставили с
корабля и беспошлинно пропустили на мое имя. Генерал-губернатор
пожелал, дабы их провели через замок, причем ему приглянулся мой
вороной конь; он прислал ко мне с просьбой уступить ему оного либо за
деньги, либо за другого [коня]. Я отвечал, что этот конь никак не
продается, но раз уж понравился ему, то будет к его услугам; я почту
за великую честь, если [генерал-губернатор] изволит принять
[дар], — и отправил оного к Его Превосходительству с одним из
моих слуг. Однако [генерал-губернатор] не принял [коня], хотя и
весьма благодарил меня за предложение.

1667
207
Будучи зван мистером Клэйхиллсом в его питейный дом, я
отправился туда с капитаном Гордоном, мистером Айлоффом и Финлеем
Дуни, и нам было весело. Я купил у мистера Клэйхиллса гнедого
коня с седлом, чепраком и ольстрами541, отдав за оного мой соболий мех
и 12 рейхсталеров. Он дал мне также "Британию" Кэмдена542.
9. Я нанял лошадей и повозки до Пскова. М-р Исаак и м-р
Диве по-прежнему меня сопровождают.
/л. 273/ 10. Я написал к мистеру Геллентину, доктору
Дэвидсону, сэру Уильяму Дэвидсону, капитану Кауфману и Стальной Руке и
отдал кровать капитана Кауфмана шкиперу Вольфу.
Написал в Москву к жене, [ее] матери, мистеру Брайену и
доктору Коллинсу.
11. По приглашению м-ра Хермана Беккера я отправился [к
нему] с м-ром ван Сведеном, его семейством и прочими, и нас
великолепно приняли. В тот же день, простившись с друзьями, кои
проводили меня за пределы города, я покинул Ригу и 17-го прибыл во
Псков. Здесь воевода под предлогом, будто в Англии чума, а на
деле потому, что я не желал отдавать моего вороного коня, который ему
полюбился, продержал меня до 24-го. Наконец, получив подводы,
наш отряд пополнился м-ром Хенри Мунтером и
бедняком-приставом и двинулся в путь.
27-го я прибыл в Новгород, 2 июня в Торжок, 3-го в Тверь, 4-го
в Клин и 5-го в Аксинино, где получил распоряжение остановиться,
пока не извещу /л. 273 об./ Посольский приказ и получу
позволение въехать в Москву. Я немедля отправил моего пристава с
грамотой от губернатора Пскова, где содержалось мое свидетельство, или
сказка543, что чумы больше нет ни в Англии, ни где-либо из
посещенных мною мест.
Июня 6, четверг. Около 8 часов утра прибыли мой тесть544 с
мистером Брайеном и доставили приказ, дабы я ехал в Слободу и
ожидал там дальнейших распоряжений. Я прибыл в Слободу и с великой
радостью был встречен женою и родными.
В последующие дни я принимал визиты и поздравления друзей.
/л. 274/ Получив, наконец, разрешение явиться в приказ, я
вручил боярину послание Его Величества, причем подал статейные
книги545, или донесение о моих переговорах. Боярин сказал, чтобы я
набрался немного терпения, пока смогу быть допущен к руке Его
[Царского] Величества.
Я подарил моему тестю вороного коня с седлом, пистолетами и
полной сбруей.

208
1667
Июня 25. Согласно моему обещанию в Гамбурге, я велел
справиться о приеме на службу двух полковников с их офицерами.
Однако это невозможно, ибо уже уволено так много храбрых кавалеров,
кои столь долго здесь прослужили и знают местные обычаи. Затем я
написал в Гамбург к полковнику Шульцу и уведомил его об этом, а
также к полковнику Гордону с той же целью.
Написал к капитану Гордону и мистеру Клэйхиллсу в Ригу.

ПРИЛОЖЕНИЯ
ПИСЬМА ПАТРИКА ГОРДОНА
ДЖОЗЕФУ УИЛЬЯМСОНУ, 1667
Второй том "Дневника" Гордона доведен до конца июня 1667 г.
Записи следующего десятилетия полностью утрачены, и сведения об авторе
приходится черпать из других источников. К счастью, до нас дошли несколько
писем Гордона тех лет. Их адресат — Джозеф Уильямсон (1633—1701),
секретарь лорда Арлингтона — министра Чарлза И, а затем Государственный
секретарь Англии. Незадолго до знакомства с "русским шотландцем",
состоявшегося в конце 1666 г., Уильямсон основал и возглавил "Лондонскую
Газету" — первую в Англии, что заслуживает такого названия. Перед
отъездом из Лондона в Москву Гордон обещал уведомлять Уильямсона о
важнейших событиях "в восточных пределах". Сдержав слово, он стал едва ли
не первым в России корреспондентом периодической печати.
Оригиналы приведенных ниже писем хранятся в Государственном
Архиве в Лондоне (Public Record Office — PRO) и опубликованы С.
Коноваловым: Patrick Gordon's Dispatches from Russia, 1667 // Oxford Slavonic
Papers. 1964. Vol. XI. P. 8-16 (письма № 2—8); Sixteen Further Letters of
General Patrick Gordon // Ibid. 1967. Vol. XIII. P. 80-81 (№ 1). Перевод
выполнен по этим публикациям.
№1
[Д#рес:] М-ру Джозефу Уильямсону, секретарю милорда
Арлингтона в Уайтхолле, Лондон.
Сэр,
Согласно моему обещанию я не мог не известить Вас о здешних
событиях. Что касается настоящего положения Польши, на
несчастное состояние коей устремлены взоры всей Европы, Вам
небезызвестно, что там были и есть доныне две партии — двора и дворянства.
Последняя со смертью Любомирского недавно лишилась главы и
подтверждения своих привилегий. Посему, как полагают, на этом
съезде двор будет со всем тщанием проводить свои замыслы.
Однако я, рассмотрев [наказы] земельных депутатов (как их называют),
предвижу в том столь же большие препятствия, как всегда. Четыре
изначальных раздела их инструкций таковы: 1. не слушать и не допу-

210
Приложения
екать никаких выборов нового короля; 2. узнать, на каком основании
и с какой целью запрашивается содействие иноземных государей
против турок и татар (подозревают, что боязнь вторжения оных —
предлог или умысел двора, дабы ввести иноземные войска [и] притеснять
дворянство), а если войска эти приглашаются от кого-либо в видах
наследования] короны, совершенно отвергать и отрицать любую
такую помощь; 3. найти способ, дабы короле[вство] было в состоянии
отразить любое внешнее вторжение без новшеств и умаления
привилегий] дворян или подданных; 4. выведать отдельные статьи
перемирия с М[осквою]546 (кои не разглашены) и причины заключения и
подписания с московитами столь постыдного мира (каким оный
считают). Эти статьи инструкций будут поддержаны кое-кем из
вельмож, особливо кастеляном Познаньским.
Недомогание королевы продолжается; все сыновья Любомир-
ского живы; в Пруссии, Курляндии и на всех границах Польши
после оного перемирия [творятся] большие грабежи; должность
великого гетмана не пожалована никому, но предполагается, что оную
получит один из князей Вишнев[ецких], а воеводство Краковское
пожаловано Зебжидовскому, коронному меченосцу547.
Что до Москвы, там недавно воздавали благодарения за
перемирие. Патриарх низложен и помещен в Кириллов монастырь, а
архимандрит Троицкого мон[астыря] сделан патриархом548; в этом
император показал свою абсолютную власть, обойдя всех архиепископов и
епископов и одарив того, кто ему угоден. Дабы поощрить
коммерцию, император несколько снизил пошлины. После заключения мира
многие офицеры будут оттуда уволены. Шведы держат постоянную
армию и поговаривают о наборе новых сил — соседние государи
должны распорядиться своими делами соответственно. Все сие я
знаю от заслуживающих доверия и осведомленных лиц, и это все, что
нахожу достойным описания. Что до более близких Вам событий, не
буду в них вмешиваться.
Сэр, я почту за большое счастье получить от Вас весть и буду рад
переписке с Вами во время моего пребывания в том холодном краю.
Уверяю Вас, ничто, достойное примечания в восточных пределах, от
Вас не утаится, и остаюсь,
Сэр,
Вашим подлинным другом и слугою —
П. Гордон
Любек, 22 марта 1667549.
PRO. S.P. 82/11, f. 101

Приложения
211
№2
Москва, 9 июля 1667
Сэр,
Ваши весьма приятные строки от 24 мая попали мне в руки
6 дней назад. Здесь у нас нет происшествий, о коих Вы не могли бы
прежде уведомиться от других корреспондентов. Но дабы, слишком
долго ожидая повода, не показаться нерадивым и не обмануть Ваше
доброе мнение, посылаю сие и уверяю Вас, что вполне ощущаю
Вашу благосклонность и весьма охотно исполню Ваши просьбы.
Однако признаюсь, из этого холодного (хотя и ныне знойного) пояса Вы
можете добыть лишь гальку, но не жемчуг.
Мне нет нужды передавать подробности договора или мира, что мы
заключили с поляками. Смерть королевы Польской, вероятность
избрания нового короля и настоящие нестроения в том королевстве дают
нам немало причин сомневаться в подтверждении [мира], однако мы не
только заняты отправкой гонцов к большинству христианских
государей и к туркам, дабы известить их об оном, но и уволили свыше 200
иноземных офицеров. Далее, у нас ежедневно ходят слухи о мятеже
казаков или их намерении подчиниться татарам и примкнуть к ним. За
шведов мы спокойны, ибо комиссары посланы разрешить споры о
границе, кои будут скоро улажены; довольно и хода последней войны,
чтобы отпугнуть обе стороны от поспешного вступления в новую.
Дабы поощрить торговлю, Его Императорское Величество
уменьшил пошлину для своих подданных на пять [копеек] с сотни.
Однако 60 рейхсталеров наложены на каждую бочку испанского и
20 — французского вина, а 5 — за якорную стоянку550, так что мы
должны пробавляться медом, пивом и водкой. Мы рассчитываем
направить через эту страну персидскую и армянскую торговлю;
призываются шкиперы и корабельные плотники, а иные уже прибыли,
чтобы строить и снаряжать суда для плавания в Каспийском море551.
Пока это все. Не премину ознакомить Вас с ходом и успехом
наших замыслов и другими событиями, что здесь случатся. Почта
отсюда до Риги отправляется через каждые две недели. Мой
корреспондент в Риге — мистер Бенджамин Айлофф, английский купец и
весьма достойный человек. Его посредством мои письма отсылаются
прямо в Англию, и, если Вы почтите меня извещением о том, что там
происходит, Ваш корреспондент в Данциге может адресовать ему Ваши
письма, кои не могут не дойти. Сие будет большим счастьем, Сэр,
для Вашего покорнейшего слуги —
П. Гордон

212
Приложения
P.S. Полковник Бокховен, о коем [наш] король писал к королю
Польскому, был на свободе до получения письма, однако он
покорнейше признателен за милость Его Величества при отправлении
оного и всем тем, кто этому способствовал.
Получ[ено:] 22 авг[уста].
PRO.S.P.91/3J.130.
№3
Москва, 20 августа [16]67
Сэр,
Я не преминул бы написать к Вам с двумя последними почтами,
если бы меня не удержали дела Его Величества.
Река Волга все еще наводнена мятежными казаками, коих,
говорят, 15 или 20 тысяч552. Туда отряжены четыре полка стрельцов, или
преторианской пехоты, и еще один пехотный полк под командой
князя Ивана Семеновича Прозоровского553 (брат его был главным
послом в Англии).
Сюда приезжал польский посланник, от коего мы узнали, что их
чрезвычайные послы вскоре будут здесь с ратификацией мира.
Ожидаются несколько послов от всех сословий оного королевства: двое от
короля, двое от духовенства, двое от парламента и двое от армии со
свитою, как полагают, свыше 300 человек. Мы ждем их в начале
октября. Идут большие приготовления к их встрече: созвано 6000
поместных дворян, кои вкупе с теми, кто постоянно здесь обитает554,
составят прекрасный вид.
Два греческих патриарха, Антиохийский и Александрийский, все
еще здесь555 и, кажется, не утомились от своего пребывания по
причине оказанных им великих почестей и доброго [дохода?], что они
получают.
С заключением мира н[аши но]вые замыслы поощрить и
расширить торговлю лишь медленно [ведут] к успеху. Пошлины для
[местных уроженцев] снижены на пять [копеек] с сотни, но иноземцы
облагаются еще более. [...] Все, особливо шведы, не слишком [этим]
довольны. М[ы ежедне]вно увольняем отсюда офицеров. Отправлен
указ, дабы пропустить сэра Джона Хебдона к Москве556.
Получ[ено:] 13 окт[ября].
PRO. S.P. 91/3, f. 131.

Приложения
213
№4
Москва, 3 сентября [16]67
Вести из Киева от 16 августа: В прошлый вторник татары и
казаки были под нашими стенами и угнали большую часть скота. В
среду они явились снова и угнали наших лошадей, хотя и не без урона:
отряд из гарнизона сделал вылазку, перебил у гати кое-кого из них и
захватил одного из старших татар. Тот сообщает, что татар 180 000,
помимо войска горских черкесов557; они ожидают также молдаван и
валахов. Чигирин сдан по соглашению Дорошенко, казачьему
гетману, или генералу. На Украине в руках поляков остается одна лишь
Белая Церковь, которая плотно осаждена. Мы опасаемся, что если
[казаки и татары] возьмут оную, то попытают счастья и против нашего
гарнизона.
Севск, что в 500 верстах от Москвы, 2 августа: Часть татар и
черкесов подошли на 20 верст к сему гарнизону и захватили пленных,
лошадей и скот, сколько им попалось. Нам доносят, что их было
30 000. и куда они ушли — неведомо.
Москва, 3 сентября: В прошлое воскресенье — первый день
нашего нового года — юный принц Алексей Алексеевич558, коему
около 15 лет, предстал на общее обозрение народа, что намного
возвеличило обычную торжественность этого дня. Перед дворцом было
огорожено место около 200 или 300 шагов в окружности, и вся
земля устлана коврами. С западной стороны был возведен помост
высотой 3 или 4 фута, шириною 12 и более 30 футов в длину; правый
край оного был сперва покрыт червленым бархатом, а поверх —
богатейшими персидскими шелковыми коврами; остальное устлали
только богатыми коврами; на левом краю стояли три стула, или
кресла.
Около 9 часов из дворца спустился император, а за ним и принц.
Обоих вели под руки: императора те, кто обычно, принца же — его
наставник559 и еще один знатный вельможа. [Они] пошли в
/л. 132 об./ кафедральный собор, где их ожидали три патриарха и
прочий клир. Пробыв там четверть часа, клир проследовал к
огороженному месту, три патриарха взошли на левую сторону помоста,
император — на правую, поставив принца по левую руку от себя. С
другой стороны, напротив помоста, был воздвигнут алтарь, где служили
священники. Патриархи с коронами на головах восседали в креслах,
император и принц были с непокрытыми головами. По окончании
богослужения патриархи сошли вниз, а затем и император с принцем.
После речей, произнесенных императором и принцем, патриархи, ду-

214
Приложения
ховенство и знать, стоявшие справа от императора, и, наконец,
иноземцы (коим отвели особое место) и простой люд поздравляли Его
Величество. [Царь] немедля прислал одного из вельмож, дабы
приветствовать иноземцев и осведомиться об их здравии, пожелав им
доброго Нового Года; он даровал всем нам месячное жалованье помимо
нашей платы. Церемония продолжалась около двух часов. И
император, и принц были одеты в красное, принц несколько посветлее.
Сэр Джон Хебдон ожидается здесь через два дня.
Через Ригу в Лондон.
PRO. S.P. 91/3, f. 132 r.-v.
№5
Сэр,
Со времени моего последнего [письма] здесь не случилось
ничего значительного, лишь 20-го прошлого месяца имел аудиенцию
посланник Его Величества сэр Джон Хебдон. 25-го овдовевшая сестра
императрицы560 скончалась и была погребена на другой день; она
завещала большое состояние Его Величеству. Польские чрезвычайные
послы прибыли в Смоленск 4 дня назад; пройдет еще 3 недели до их
приезда сюда.
Торговля наша в великом упадке по причине налогов и морских
войн561. Ныне эта страна, пребывая в мире с Польшей и Швецией,
обращает мало внимания на кого-либо из прочих врагов. [Но]
вскоре, как полагают, у нас хватит забот с турками и татарами, так что по
крайней мере наши руки пригодятся. Вот пока и все, Сэр, от
привязанного к Вам друга —
П. Гордон
Москва, 1 октября [16]67.
PRO. S.P. 91/3, /. 133.
№6
Сэр,
Ничто не могло быть приятнее для меня, чем Ваше [письмо] от
23 августа. В воздаяние я не премину ознакомить Вас с тем, что
здесь происходит, — ныне весьма немногое. Разве что польские
послы (их трое) в 20 английских милях отсюда ожидают, когда мы
будем готовы к их приему, что будет сделано со всем почетом и

Приложения
215
пышностью, на кои здесь способны. Подробности об этом Вы
получите при следующем случае.
Сэр Джон Хебдон пока лишь однажды вел переговоры в
Посольском приказе — что выйдет хорошего, мы еще не можем знать562.
Татары и мятежные казаки угрожают нам по-прежнему. Когда
наступит зима — единственное время их набегов (ибо все дороги и
реки станут проходимы), я полагаю, они подберутся поближе к нашему
порогу, если наш посол, отбывший к Великому Владыке563 со
множеством даров и добрых слов, не убедит его обуздать их дерзость.
Я сожалею, что недавно сей мир наполнился слухами о
возможных распрях во владениях Его Королевского Величества. Молю
Бога отвратить от нас это зло. Надеюсь, Вы постоянно будете извещать
меня о положении в наших странах, что я ценю превыше всего, равно
как и честь быть, Сэр,
Вашим подлинным другом и слугою —
П. Гордон
Москва, 15 октября [16]67.
PRO. S.P. 91/3 J. 134.
№7
Москва, 29 октября [16]67
Сэр,
17 числа здесь состоялся въезд польских послов564. Их приняли
со всей возможной пышностью и почетом. Была выведена вся
кавалерия, а также полк выборных565 солдат — 2000 человек в 4
эскадронах, различных по мундирам: 1. в красном с синими шапками; 2. в
белом с красными шапками; 3. в синем с зелеными шапками;
последний в зеленом с желтыми шапками. Они были прекрасно
расположены и построены при 20 знаменах и 24 орудиях; [стоявшие] перед
ними барабанщики в немецких мундирах смотрелись лучше всех. Хотя
при встречах и обычных приветствиях бывает великая суета по
поводу первенства и старшинства, ныне ничего такого не было: наши
уступали полякам без всяких церемоний.
В воскресенье, 20-го, [послы] были допущены к руке Его
Величества с обычной пышностью, а назавтра и все последующие дни
были на переговорах. Они просят о скорейшем отпуске, коего требуют
их дела, а равно необходимость присутствия на очередном
парламенте в Варшаве, назначенном на будущий январь. Вчера, не вполне
довольствуясь присланными от двора припасами, они получили на эту

216
Приложения
неделю 1200 рублей, что продлится во все время их пребывания.
Дарами их были: карета с шестеркой турецких лошадей, превосходный
конь на поводу, несколько редкостных серебряных изделий и прочее;
все это везли их драгуны, покрыв плащами (все они носят траур). Их
цели — содействие против турок, татар и казаков, освобождение
пленных, а также выбор места переговоров о вечном мире и
посредников, коими уверенно видят себя шведы, ибо они хотят слыть
вселенскими миротворцами.
В этом году к нам в Архангельск пришли 32 или 35 кораблей,
9 из коих гамбургские и бременские, а прочие голландские. Торговля
очень слаба по причине наших новых замыслов и налогов. Пока в
этих краях мало событий, теперь для них не время. Все сие — лишь
знак почтения, Сэр,
от Вашего подлинного друга и слуги —
П. Гордон
Прошу переслать то, что вложено.
PRO. S.P. 91/3, f. 135.
№8
Москва, 9 декабря [16]67
Сэр,
Наша последняя почта отбыла отсюда на день ранее обычного,
что помешало мне написать. С тех пор ко мне в руки пришли Ваши
[письма] от 4 и 11 октября, первое (должен сказать) с прошлой
почтой.
Ноября 12. Император поклялся соблюдать перемирие согласно
статьям, заключенным прошлой зимою.
21. Нескольким вельможам велено готовиться к походу, а
полковнику Бокховену, произведенному в генерал-майоры, иметь общее
начальство с русским по имени Яков Тимофеевич Хитров[о]566 над
войском из 15 или 20 тысяч человек, коим предстоит сбор в
Воронеже — городе на реке Дон. Еще две армии должны собраться в
Киеве и Белгороде и при случае объединиться с третьей или с поляками,
если возникнет необходимость отразить покушения турок; от тех,
говорят, сюда едет посол, но где он сейчас — точно неизвестно.
[Ноября] 25. Польские послы имели последнюю официальную
аудиенцию и были приняты принцем.
Декабря 3. Они получили частную аудиенцию наверху у Его
Величества.

Приложения
217
5. Им присланы богатые дары — соболя и серебряные сосуды.
[Декабря] 8. Сегодня отсюда отбыли главный посол и двое других.
Некоторые статьи добавлены или расширены к тем, что
заключены по договору, а именно:
Ст. 1. Вместо 20 мы будем содержать 25 тысяч пехоты в
помощь полякам против турок.
2. Мы будем владеть Киевом, доколе полякам нужна или
потребна такая помощь, ибо это самое удобное место для сборов
наших сил.
3. Нам надлежит принять всех запорожских казаков под свое
начальство, если мы сможем подчинить их.
4. Всех евреев, не принявших русскую религию, отпустить
без выкупа.
/л. 136 об./ 5. Император по своей воле дарует этим послам
200 000 рублей для раздачи польским дворянам, кои бежали со
своих земель в княжестве Смоленском и ныне живут в Польше.
Мир, что поляки теперь заключили с татарами и казаками,
внушает нам немало подозрений, что наше перемирие основано на льду.
По слухам, к нам едет посол из Персии — добрых вестей не
предполагается, ибо шах, или суфи, недоволен, что персиянам запрещено
торговать в сей стране далее Астрахани.
Шведы убеждены в посредничестве между нами и Польшей.
Это все. Только должен предупредить Вас, что боюсь вскоре
лишиться большой радости и удовольствия, что мне доставляли до сих пор Ваши
письма, — мне приказано готовиться к походу на [неприятеля] весною, и
скоро я должен уехать отсюда и принять мой полк. Но дабы наша
переписка не прервалась вовсе, прошу извещать меня о том, что происходит в
перерывах между Вашими письмами, посредством судов, идущих от Вас
в Данциг, Ригу или Архангельск. Я же не премину осведомлять Вас в
точности и так часто, как найдутся верные возможности [писать] в
Москву оттуда, где я окажусь. Полагаю, это наилучший способ сократить
Ваши расходы. Если Вы будете отсылать [письма] почтой, они могут
долго лежать здесь, прежде чем попадут мне в руки, ибо случаи передать их
в места, где я буду, очень редки. Вам не стоит опасаться, что оные не
дойдут по назначению: здесь меня знает каждый иноземец, как офицеры, так
и купцы. Итак, поскольку я спешу, целую Вашу руку.
П.Г.
Доколе я здесь, Вы услышите от меня вести.
Получ[ено:] 28 января [1668].
PRO. S.P. 91/3,/. 136 r.-v.

218
Приложения
ДОКУМЕНТЫ О МИССИИ П. ГОРДОНА
В ЛОНДОН, 1666-1667
Нижеследующие русские документы (списки и переводы XVII в.)
давно известны и были напечатаны С.А. Белокуровым еще в XIX в. (Дневник
Генерала Патрика Гордона. М., 1892. Ч. II. С. 200—223). Однако ввиду
их важности и сравнительной редкости указанного издания я счел
необходимым воспроизвести их здесь, отобрав лишь то, что существенно
дополняет содержание "Дневника" и прямо относится к его автору. Тексты сверены
с подлинниками, хранящимися в Российском государственном архиве
древних актов — РГАДА.
№1
Грамота царя Алексея Михайловича
к королю Великобритании Чарлзу II, посланная с П. Гордоном
/л. 24/ Милосердия ради милости Бога нашего, в них же
посети нас восток свыше, во еже направити ноги наша на путь мирен, Его
убо Бога нашего, в Троице славимаго, милостию Мы, Великий
Государь, Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, Всеа Великия и
Малыя и Белыя Росии Самодержец, Московский, Киевский, Влади-
мерский, Новгородцкий, Царь Казанский, Царь Астараханский,
Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Литовский,
Смоленский, Тверский, Волынский, Подолский, Югорский,
Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Но-
вагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Полотцкий,
Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Горский, Обдорский,
Кондинский, Витебский, Мстиславский и всеа Северные страны
Повелитель и Государь Иверские земли, Карталинских и Грузинских
Царей и Кабардинские земли, Черкаских и Горских князей и иных
многих Государств и Земель восточных и западных и северных отчич
и дедич и Наследник и Государь и Облаадатель — Брату Нашему
/л. 25/ любителному, Великому Государю Карлу су Второму, Божи-
ею милостию Королю Аглинскому, Шкотцкому, Францужскому и
Ирлянскому и иных, любителное поздравление.
/л. 26/ В нынешнем во 174 [1666] году марта в 29 день обя-
вил Нашим Царского Величества думным людем Вашего
Королевского Величества подданной Томас Брейн Вашу К. Вел-ва
грамоту, в которой писал к Нам, Великому Государю, к Нашему
Ц. Вел-ву, Вы, Брат Наш любезнейший, Великий Государь, Ваше

Приложения
219
К. Вел-во, обявляя Нам, Вел. Гос-рю, что у Вашего К. Вел-ва
учинилась война Недерлянских земель с Статы за их многие
налоги и убытки, которые учинились Вашего К. Вел-ва подданным. Да
в той же Вашей К. Вел-ва грамоте писано, что ожидаете от
Нашего Ц. Вел-ва Ваше К. Вел-во ответу о безпошлинной торговле
Вашего К. Вел-ва торговых людей, которые торгуют в Нашем
Ц. Вел-ва в Росийском Царствии. А что в том позамешкалось, и
Вы, Брат Наш, Вел. Государь, Ваше К. Вел-во, чаете, что то за-
мешканье учинилось /л. 27/ оттого, что Нашему Ц. Вел-ву
ведомо учинилось про моровое поветрие, которым изволил Бог
посетить Вашего Королевственнаго города Лондена. И Мы, Вел.
Государь, Наше Ц. Вел-во, о том, что у Вашего К. Вел-ва по воле
Божий в государстве Вашем учинилось моровое поветрие, слыша-
ти не ради и желаем, чтоб милосердый Господь Бог от государства
Вашего то посещение отвратил.
А о безпошлинной торговле Вашего К. Вел-ва подданных, как
преж сего Нашего Ц. Вел-ва бояре и думные люди Вашего
К. Вел-ва великому послу князю Чарлусу Говорту по Нашему
Ц. Вел-ва указу в ответе обявили, так и ныне Мы, Вел. Государь,
Вам, Брату Нашему, Вел. Государю, обявляем: как у Нас, Вел.
Государя, с неприятели Нашими с Полским Королем и с Крымским
Ханом война успокоитца, и в то время Наш Ц. Вел-ва милостивой
указ Вашего К. Вел-ва подданным торговым людем в Нашем Ц.
Вел-ва Росийском Царствии о безпошлинной торговле будет.
/л. 28/ А что в той же Вашей К. Вел-ва грамоте писано, что
ведомо Вашему К. Вел-ву учинилось, что подданные
Недерлянских Статов сподобляют себя деревьями карабелными и смолою из
Нашего Ц. Вел-ва государства и чтоб впредь к ним от города Ар-
хангелского тех карабелных дерев и смолы отпускать не поволить,
а изволили б Мы, Вел. Государь, то карабелное деревье и смолу у
города Архангелского покупать Вашего К. Вел-ва подданным в
нынешнем во 174 году и впредь на пять лет, — и Мы, Вел.
Государь, Наше Ц. Вел-во, Вам, Брату Нашему, Вел. Государю,
Вашему К. Вел-ву, обявляем, что по Нашему Ц. Вел-ва указу на
Двине у Архангелского города о карабелных деревьях и о смоле
учинен заказ крепкой под смертною казнью: Галанских Статов
подданным карабелного деревья и смолы продавать и за море от-
пущать отнюдь не велено.
А Вашим К. Вел-ва подданным к Архангелскому городу в
нынешнем лете караблями с товары из мест морового поветрея быти и
для торговли с Нашими Ц. Вел-ва торговыми людми смешатися и
товары у Ваших К. Вел-/л. 29/ва подданных купить опасно, потому

220
Приложения
что по всяким ведомостям и по печатным вестовым листам Вашего
К. Вел-ва в государстве моровое поветрее мая по 14 число не
престало. И Вам бы, Брату Нашему, Вел. Государю, Вашему К. Вел-ву,
того, что подданным Вашим в нынешнее лето у Архангелского города
на ярманке для опасенья морового поветрея не быти, в нелюбье не
ставити, потому что во всех государствах от морового поветрея опа-
сенье имеют великое. А как Господь Бог по милости Своей то
поветрие прекратит, и Вашим К. Вел-ва подданным в то время с карабля-
ми и с товары к городу Архангелскому приезд будет поволен по
прежнему.
И желаем Мы, Вел. Государь, Наше Ц. Вел-во, Вам, Брату
Нашему любителному, Вел. Государю, Вашему К. Вел-ву, многолетного
здоровья и счастливого государствованья. А с сею Нашею Ц.
/л. 30/ Вел-ва грамотою послали Мы, Вел. Государь, Наше Ц. Вел-
во, к Вам, Брату Нашему любителному, к Вел. Государю, к Вашему
К. Вел-ву, Нашего Ц. Вел-ва полковника Патрисиюса Гордана.
И Вам, Брату Нашему, Вел. Государю, Вашему К. Вел-ву, велети
ево полковника к Нам, Вел. Государю, к Нашему Ц. Вел-ву,
отпустить не задержав.
Писан в Государствия Нашего дворе в Царьствующем граде
Москве лета от создания мира 7174 месяца июня 24 дня.
Грамота писана на александрейском болшом листу, Государево
имянованье и Королевское титло писано золотом, кайма с фигуры,
послана в камке.
РГАДА- Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 24-30.
№2
Из доклада о путевых издержках /7. Гордона
[...] 174-го июня в 22 день указал Великий Государь послать с
своею Государевою грамотою к Аглинскому Королю рейтарского
полковника Петрасиюса Гордана, а для той посылки велел ему дать
своего Государева жалованья и подмоги и в приказ и кормовых денег
против полковника Ондрея Форота567, да за корм [и за] медные ден-
ги сто рублев, и тот ему корм нд 4 месяца июля с 1-го числа, и всего
300 рублев; а дворцовых запасов для скорые посылки дать мед
сырец и вино, а денги из Болшого Приходу.
РГАДА. Ф- 35. On. 1. № 215. Л. 31-33.

Приложения
221
№3
Грамота царя Алексея Михайловича
в Новгород о пропуске П. Гордона
От Царя и Вел. Князя Алексея Михайловича, Всеа В. и М. и Б.
Росии Самодержца, в Нашу отчину в Великий Новгород боярину
Нашему и воеводе князю Василью Григорьевичи) Ромодановскому да
диаку Нашему Семену Углецкому. По Нашему, Вел. Государя, указу
послан с Москвы с Нашею, Вел. Государя, грамотою к Аглинскому
Королю полковник Патрисиюс Гордан. И как к вам ся Наша, Вел.
Государя, грамота придет, а полковник Патрисиюс в Нашу отчину в
Великий Новгород приедет, и вы б велели ево из Великого Новаго-
рода отпустить во Псков и подводы дать по подорожной. Писан на
Москве лета 7174 июня в [...] день.
РГАДА. CD. 35. On. 1. № 215. Л. 34.
№4
Грамота царя Алексея Михайловича
во Псков о пропуске 77. Гордона за рубеж
/л. 35/ От Царя и Вел. Князя Алексея Михайловича, Всеа В.
и М. и Б. Росии Самодержца, в Нашу отчину во Псков боярину
Нашему и воеводам князю Ивану Ондреевичю Хованскому с то-
варыщи. По Нашему, Вел. Государя, указу послан с Нашею Цар-
го Вел-ва грамотою к Аглинскому Карлусу Королю полковник
Патрисиюс Гордан, а изо Пскова указали Мы, Вел. Государь,
отпустить ево за рубеж на Ригу. И как к вам ся Наша, Вел.
Государя, грамота придет, а полковник Патрисиюс во Псков приедет, и
вы б ево отпустили за рубеж на Ригу, и подводы ему велеть дать
до Риги по подорожной и проводить ево послать ково пригоже.
И в Ригу к рижскому державцу ты, боярин Наш и воевода князь
Иван Ондреевич, от себя отписал, чтоб он того Нашего
полковника со всеми людми велел на рубеже принять и из Риги отпустил без
задержанья з достойным вспоможеньем, на которые места ему в
Аглинскую землю ехать ближе и податнее. А которого числа
полковник Патрисиюс Гордон во Псков приедет, и которого числа изо
Пскова ево отпустите, и ково в провожатых пошлете, и как ево
/л. 36/ из Риги отпустят, и что к тебе, боярину Нашему и
воеводе, против твоего писма державец и полковник Патрисиюс
отпишут, — и вы б о том о всем к Нам, Вел. Государю, отписали, а
отписку велели отдать в Посолском приказе дьяком Нашим думно-

222
Приложения
му Алмазу Иванову с товарыщи. Писан на Москве лета 7174
июня в [...] день.
РГАДА. Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 35-36.
№5
Память о подводах П. Гордону
Лета 7174 июня в 26 день по Государеву Цареву и Вел. Князя
Алексея Михайловича, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца, указу
думному дворянину Григорью Борисовичю Нащокину да дьяком Миките
Головнину да Ивану Горяинову. Указал Вел. Государь [...] послати с
своею, Вел. Государя, грамотою к Аглинскому Карлусу Королю
полковника Патрисиюса Гордана, а подводы ему с людми дати от Москвы
до Великого Новагорода и до Пскова и до свейского рубежа и назад до
Москвы шесть подвод с телеги и с проводники. И по Государеву
Цареву и Вел. Князя Алексея Михайловича, Всеа В. и М. и Б. Росии
Самодержца, указу думному дворянину Григорью Борисовичю
Нащокину и дьяком Миките и Ивану учинити о том по указу Вел. Государя.
РГАДА. Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 37.
№6
Наказная память П. Гордону
/л. 38/ Лета 7174 июня в 27 день по Государеву Цареву и Вел.
Князя Алексея Михайловича, Всеа В. и М. и Б. Росии
Самодержца, указу память полковнику Патрисиюсу Гордану. Ехати ему В. Г. Ц.
и В. К. Алексея Михайловича, Всеа В. и М. и Б. Росии
Самодержца, з грамотою к Аглинскому Карлусу Королю. И полковнику
Патрисиюсу ехати с Москвы во Тверь да в Великий Новгород да во
Псков, а изо Пскова на Ригу; а об отпуске ево Вел. Государя
грамота послана во Псков к боярину и воеводам ко князю Ивану Ондрее-
вичю Хованскому с товарыщи с ним же полковником, а для проезду
по государствам послана с ним Вел. Государя проезжая грамота за
государственною болшею печатью.
Да как он полковник приедет в Аглинскую землю в Лондон или
где в котором городе Король будет, — и ему обослатися, ближним
людем велеть сказать, что он прислан х Королевскому /л. 39/
Величеству Вел. Государя Его Цар-го Вел-ва з грамотою и Кор-ое б Вел-
во велел ему быть у себя. Да как ему велят быть у Кор-го Вел-ва, и
ему полковнику Вел. Государя з грамотою итти и Кор-му Вел-ву
Цар-го Вел-ва грамоту поднесть в камке, а молыть: Вел. Г. Ц. и

Приложения
223
В. К. Алексей Михайлович, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержец и
многих Государств и Земель восточных и западных и северных отчич
и дедич и Наследник и Государь и Облаадатель, прислал к Вам,
Брату своему, к Вел. Государю Карлусу Второму, Божиею Милостию
Королю Аглинскому, Шкотцкому и иных, к Вашему Кор-му Вел-ву
свою Цар-го Вел-ва грамоту, и Кор-ое б Вел-во против той Цар-го
Вел-ва грамоты велел к Цар-му Вел-ву отписать свою Кор-го Вел-
ва грамоту и велел ево полковника отпустить не задержав.
А буде королевские думные люди прикажут к нему, что ему
полковнику у Кор-го Вел-ва быти не доведетца, потому что он иноземец,
а велят у него Вел. Государя грамоту взять, — и полковнику, погово-
ря о том слехка, Вел. Государя грамоту отдать Кор-го Вел-ва думным
людем и говорить, чтоб его отпустили не задержав и Кор-го Вел-ва с
ним против того грамоту послали. А лутче, чтоб Вел. Государя
грамоту Королю самому подать.
Да как ево полковника из Аглинские земли отпустят, и ему ехати
дорогою не мешкая нигде; а в которых городех в Аглинской земле он
едучи будет, а в тех буде городех при нем моровое поветрее было, —
и ему полковнику, приехав ко Пскову, обослатца к боярину и
воеводам и про моровое поветрее, в коих аглинских городех было, велеть
сказать; а не обослався во Псков не ехать.
РГАДА- СР. 35. On. 1. № 215. Л. 38-39 об.
№7
Проезжая грамота
царя Алексея Михайловича П. Гордону
/л. 40/ Божиею Милостию Мы, Вел. Г. Ц. и В. К. Алексей
Михайлович, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержец [полный
титул], — Великим Государем Королем и Арцыкнязем и Курфистром
и Графом и Волным Господам и Волных Городов Бурмистром и
Ратманом и Полатником. Послали Мы, Вел. Государь, Наше Царское
Вел-во, с Нашею, Ц. Вел-ва, грамотою о Наших Государских
/л. 41/ делех к Брату Нашему любителному, к Аглинскому Карлусу
Королю полковника Патрисиюса Гордана. И где ему лучитца-ехать
которого Вел. Государя Короля и Арцыкнязя и Курфистра и Графа и
Волных Господ и Волных Городов землями, водою и сухим путем, и
Вам бы для Нашего Ц. Вел-ва велети того полковника со всеми ево
людми пропускать везде безо всякого задержанья и зацепки и всякое
помогателство ему чинить. А Мы, Вел. Государь, Наше Ц. Вел-во,
Вашим людем, которым лучитца ехать Нашими Великими Государст-

224
Приложения
вы, потому ж Нашею Ц. Вел-ва милостью воздавати велим, в чем
будет возможно. Писан в Государствия Нашего дворе в Царьствующем
граде Москве лета от создания миру 7174 месяца июня 26 дня.
Великого Государя грамоты и наказная память отдана
полковнику и отпущен июня в 27 день в среду. Приказано ему ехать с
Москвы тотчас.
РГАДА- Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 40-41.
№8
Отписка князя И А. Хованского царю
об отпуске П. Гордона за рубеж
/л. 46/ [...] И июля, Государь, в 12 день мы, холопи твои,
полковника Патрикиюса Гордана изо Пскова за рубеж на Ригу, дав ему
до Риги подводы по подорожной, отпустили, а в провожатых с ним
послали до Риги сотника псковских стрелцов Юрья Чортова, и о
приеме ево, полковника, на рубеже и об отпуске я, холоп твой Иваш-
ко, в Ригу к рижскому генаралу губернатору Бенкт Оксенстерну
писал. И июля, Государь, в 29 день писал ко мне, холопу твоему
Ивашку, из Риги генарал губернатор Бенкт Оксенстерн, что полковник
Патрикиюс Гордан в Аглинскую землю и с людми ево из Риги отпу-
щон со всяким вспоможеньем568 [...].
РГАДА- Ф- 35. On. 1. № 215. Л. 45-47.
№9
"Перевод с шкотцкой присылной грамотки, что писал из Риги
к боярину и воеводе ко князю Ивану Андреевичю Хованскому
полковник Гордан; переведен нынешняго 174 году"
Изволит Твое Величество ведать, что приехал я сюды июля в
19 день, и ныне четвертой день как я в Риге, и ныне мне ехать в
Любку сего ж числа. А вестей: королевское и литовское войско впали в
Любомирского маетности и которые за него стоят великую поруху
учинили; и Любомирской пришол к ним на встречю и с ними бился, и
убито болши дву тысеч человек. И Любомирской сказал шляхтам,
что де стою за свою честь; будет вы похотите за свою честь стоять, и
вы стойте. И город Краков и иные городы к нему, Любомирскому,
пристали; а королевское и Любомирсково войска стоят недалеко от
местечка Кола в Высокой Полще, и сказывают, что де они тут меж

Приложения
225
себя договариваютца, и чают, что они меж себя помирятца; а король
и все сенаторы к тому радеют569.
А я сколко разумею, что свейские желают к миру и начаютца, что
мир будет с Великим Государем. А на последнем бою у галанцов с аг-
линскими с обе стороны много пало; с обе стороны говорят, что им
было счастье, толко галанцом немного [более] посчастилось — шесть ка-
раблей розбили и сожгли, а шесть караблей они у аглинских же
взяли370. Толко мое писание к Вашему Величеству. Здесь добре страшат-
ца, чтоб руское войско не впало. И за тем молюсь Господу Богу, чтоб
Господь дал Великому Государю и всему государству доброе счастье.
А потом внизу приписано: Твоего Высочества подданственной
слуга Петер Гордон. Писан в Риге июля в 21 день571 лета 1666.
РГАДА. Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 42.
№Ю
"Перевод с латынского писма, что писал к думному дьяку
к Алмазу Иванову из города Бруга полковник Патрекей Гордан,
в нынешнем во 175 году ноября в 15 день572,
а в Посолском приказе подал то писмо
агличанин торговой человек Томас Брейн"
/л. 54/ Господине Алмаз Иванович,
Листы мои, писаные в Риге июля 22, а в Амбурхе 10 и в Бруге
24 августа, чаю, что до рук твоих дошли573, в которых обявил есмь
весь мой случай, что с великою скорбию и с опасеньем и с великими
проторми чрез Вышнюю Неметцкую землю и, опять уклоняючись,
чрез Галанскую землю и Зеляндию для страшных причин574 около
Рена реки сущаго сюда во Фляндрию приехал, где три недели ожи-
даючи случая, чтоб проехать, пребыл есмь для каравана галанского, у
врат тех пребывающаго и никого в Аглинскую землю не пропущаю-
ща, и для противных ветров, что меня до смерти замучило, потому
что здесь для великого собранья розных народов людей зело дорого
харчевое всякое и дворовые постоялые, что и написать неподобно
есть, потому /л. 55/ что я хотя нужно живу и скудно, однако мне с
людми моими на всякой день по шести и по семи червонных исходит;
и здесь я опять денег занял, которые мне заплатить в Аглинской
земле будет.
Есть карабль невелик, на котором гонцы гоняют по дважды на
неделю в Аглинскую землю, толко часто от разбойников француж-
ских разбивай бывает, где всяких людей, несмотря на чины их, грабят
и убивают, оставив толко людей карабелных; и то б мне в бешенство
8. Патрик Гордон

226
Приложения
поставлено было, когда б я поехал. И я для того ожидаю карабля
шпанского в пристанище Остенде, которой по благополучному ветру
в Аглинскую землю пойдет.
А что о вестях, подлинного ничего о караванах аглинском и галан-
ском не слышать, толко что давно сказывали, что галанские карабли
потопили с великим их убытком; да сказывают же, что карабли,
которые были под управою Трумповою575, к агличаном передались,
толко на то надобно подлинное свидетелство. А как я чрез Галанскую
землю и Зеляндию ехал, и там везде плач, жалобы в мире слышал, и
буде правда /л. 56/ как я слышал — великие мятежи будут. Три,
которые у них имянуются Статы Генералы, побежали, один имянем Ке-
ват в Аглинскую землю, а два в Брабанскую576. А о францужском
непоспешении зело жалуются и нечто мнят на них, что они сходство
караблей вместе откладывают; и паче бытия сей войны нечто выщее
утаено быти мнят во французех577. Посредство свейское ещо не
принято у агличан; а что о свейских делех в Неметцкой земле, и о том
вскоре уведает честность твоя отынуды. Агличане все единомыслен-
ны суть совершить войну. Войско в Шкотской земле собирается
сухим путем тысяч з десять или с пятнадцать, а х которому концу, того
неведомо578, толко в Зеляндии не добро чают. Договор о покое меж
Короли Шпанским и Португалским раденьем посла Британского
Короля опять поновлен579. И как в Аглинскую землю, даст Бог,
приеду, отпишу благородию твоему. Толко прошу смиренно, чтоб
донести Великому Государю о моем раденье и хотенье.
РГАДА. Ф. 35. On. 1. № 215. Л. 54-56.
№11
Дело о возмещении расходов /7. Гордона на поездку в Британию
/л. 1/ Царю, Государю и Великому Князю Алексею Михайловичю,
Веба В. и М. и Б. Росии Самодержцу, бьет челом холоп твой, иноземец
полковник Патрикий Гордон. В прошлом, Государь, во 174 году по
твоему, Вел. Государя, указу послан был я, холоп твой, с твоею, Вел.
Государя, грамотою для твоего, Вел. Государя, дела к Англенскому Королю.
А твоего, Вел. Государя, жалованья для той посылки против моей
братьи, которыя в такия далныя посылки посыланы, мне, холопу твоему, не
дано, хотя мне приезд был чрез многая розныя государьства и земли
страшно и убыточно все на своих проторях и в Англенской земли тое
время за отпуском жил, а все на своих же проторях. А моей, Государь,
братье, которыя посыланы для твоего, Вел. Государя, дела в ыныя
земли и в далныя посылки, — и тем, Государь, на подъем твое, Вел. Госуда-

Приложения
227
ря, жалованье давано моево болши; а что им в тех посылках чинились
убытки и протори, — и твое, Вел. Государя, жалованье им за то выдано.
Милосердый Государь, Царь и Великий Князь Алексей Михайловичу
Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержец! Пожалуй меня, холопа своего,
вели, Государь, мне свое, Вел. Государя, жалованье за убытки и за
протори против моей братьи выдать; а что мне, холопу твоему, учинилось
убытка и проторей, и то писано под сею челобитной. Царь Государь,
смилуйся, пожалуй!
Июня580 в 16 день в Волмере городе за постоялое дано 3 ефимка.
В 25 день в Риге за постоялое и за корм в пять дней, что
дожидался корабля на чем бы ехать, дано 20 ефимков. Возницам, что
проводили до реки, дано 2 ефимка. Перевотчику дано 3 ефимка.
Капитану Ягану Кукфилту, которой у меня был приставлен, дано пара
соболей, цена пять рублев. Людем капитанским дал ефимка. Провозу
до Днемента581 дано 2 ефимка. Найму карабелного от Риги до Леби-
ка, 120 миль, дано 36 ефимков.
Августа в 4 день карабелщику и повару и хлопцем за работу
дано 2 ефимка. В Любеку за постоялое дано 3 ефимка с полуефимком.
Провозу от Любека до Гамбора, 10 миль, дано 10 ефимков с
полуефимком.
В Гамборхе городе за наймом подвод постоялово дано 15 ефимков
с четвертью. Провозу до реки дано 4 ефимка. Провозу рекою от Гам-
борху до Гарборху582, 2 мили, дано 4 ефимка. Постоялово дано
полтора ефимка. Провозу от Гарборку до Целя города, 12 миль, дано
27 ефимков.
В Целе и по дороге за постоялое дано 4 ефимка с четвертью.
С Целя до Гановра, 5 миль, дано 8 ефимков. За постоялое да[но]
в Гановре полтора ефимка.
Провозу от Гановра до Статагина, Бекиборка, Мендена, Арфор-
та, Билефита до Липстата583, всего 15 миль, дано 31 ефимок с
полуефимком. Постоялово в тех вышеименованых городов дано 7
ефимков с четвертью.
В 15 день провозу от Липстата до города Лунина и до города Вя-
зела584 —- перваго галанскаго города, 29 миль, дано 35 ефимков с
полуефимком. Дорогой и в городе Вязиле за постоялое дано 6 ефимков
с полуефимком. Провозу до реки дано ефимок с четвертью.
/л. 1 об./ [Помета:] 183 г. марта в 8 день выписать.
/л. 2/ В 17 день провозу от города Вязеля рекою мимо розных
городов до Тор Вира585 в Зеландеи, 47 миль, дано 23 ефимка с
четвертью. Дорогою за постоялое в тех розных городех дано 9 ефимков
с полуефимком.
8*

228
Приложения
Провозу сухим путем до городов Мендерболха и Флисенга586,
2 мили, дано 6 ефимков. В 22 день за постоялое во Флисенгу дано
2 ефимка с полуефимком.
Провозу от Флисенка до Слюса — порубежного города, 5 миль
морем, нарошного карабелного найму дано 14 ефимков с
полуефимком. За постоялое в Слюсе дано 3 ефимка.
Провозу от Слуса города до Бригоса587 города — Шпанского
Короля первого города, 3 мили, дано 4 ефимка с полуефимком.
[В] 23 день провозу от Бригоса города до Остьдента588, 8 миль,
дано 6 ефимков. За постоялое дано полтора ефимка.
Провозу назад до Бригоса дано 6 ефимков. В Брюсе городе
будучи, стоя за морскою погодою, за постоялое и за проездом, что
было проехать невозможно в Аглинскую землю за войною, и стоял в
городе пять недель, дано 35 ефимков.
Провозу от Бригоса до Нипорта города, 7 миль, дано 9 ефимков
с полуефимком; за постоялое в Нипорту дано 3 ефимка с четвертью.
Октября в 1 день от Нюпорта морем до Довера — первого
города Аглинской земли карабелного нарочного найму для скорости дано
42 ефимка с полуефимком. Во Доворе за постоялое дано 3 ефимка с
полуефимком.
Провозу от Довора города до Канторбери, 12 миль аглинских,
дано 8 ефимков; за постоялое дано полтора ефимка.
Провозу до Ситинборна города, 12 миль, дано 6 ефимков; за
постоялое ефимок.
Провозу до Рачистера города, 8 миль, дано 5 ефимков с
полуефимком.
Провозу до Кревзенда, 5 миль, дано 3 ефимка; за постоялое
2 ефимка с полуефимком.
Провозу рекою до Лондона дано 6 ефимков. Провозу до двора
дано 2 ефимка.
Трубачам королевским дано 2 ефимка; барабанщиком 5
человеком дано 2 ефимка с полуефимком; возницам, которыя меня до
Короля довезли, дано 4 ефимка.
Королевскому слесарю дано за то, что он мне принес ключ про-
лазной, дано 7 ефимков с четвертью.
Ноября в 30 день трубачам королевским дано 5 ефимков;
барабанщиком 2 ефимка.
Генваря в 26 день возницам, которыя меня в отпуску возили, дано 4
ефимка; протазанщиком, которыя в отпуску были, дано 5 ефимков.
Чиновному майстеру Черлузу Которелю589 дано пара соболей,
цена 5 руб., да горностаев сорок, цена 6 руб.; /л. 3/ товарищу ево
Самойлу Беноску дана пара соболей, цена 10 руб.

Приложения
229
За дворовое стоянье в Лундне городе октября от 3 числа до ген-
варя до 30 числа дано 68 ефимков.
Приставу Ягану Пери590 дана пара соболей, цена 10 руб.
В 30 день до села Пакома провозу дано 4 ефимки.
В 31 день провозу до села Гринвича дано 4 ефимка; за постоялое
в селе Гриновичах дано 3 ефимка.
Провозу до Гравзенда дано 7 ефимков с полуефимком; за
постоялое ефимок с четвертью.
Провозу до Дела города дано 15 ефимков; за постоялое в Доде-
ле городе дано 3 ефимка с полуефимком.
Провозу до Довера дано 6 ефимков с полуефимком; за постоялое
в Доворе 2 ефимка.
Провозу от Довере до Нипорта 22 ефимка с полуефимком.
[Февраля] в 14 день провозу от Нипорта до Пригуса да Гента, 25
миль, дано 12 ефимков; в проезде в тех именованых городах и за
постоялое дано 7 ефимков. Провозу от Гента до Антверпа, 9 миль,
дано 6 ефимков. В Антверпе городе стоял 4 дни, постоялого дано
5 ефимков.
В 19 день провозу сухим путем и реками от Антверпа
по городам Дорта, Ротордама, Делфта, Лейдна, Гарлама до
Амстродаму, 37 миль, дано 14 ефимков с полуефимком. В том
проезде в тех розных городех постоялого дано 9 ефимков. В Ам-
страдаме за карабелным наймом стоял неделю, постоялого дано 12
ефимков.
В 27 день провозу до Ангузина морем и до Ставрина591 [в]о
Фрызлянскии земли, 10 миль, дано 10 ефимков.
В 30 день провозу от Ставрина города по городам Ворком,
Балцварта, Ливердена до Гинора и до Девсила592, 42 мили, дано
15 ефимков. За постоялое по тем розным городем и в Девзеле дано
6 ефимков.
Марта в 7 день провозу от Девзела морем до Гликстата в Дацкой
земли, 28 миль, дано 27 ефимков с полуефимком.
Провозу от Гликстата до Гамборха сухим путем, 6 миль, дано
5 ефимков; за постоялое в Гликстате и по дороге до Анброхта дано
3 ефимка с полуефимком.
Апреля в 6 день стоял в Анборхе немочью своею четыре недели;
за постоялое дано 30 ефимков, хозяйским людем дано 2 ефимка.
В 8 день провозу от Анборха до Любеку дано 10 ефимков; за
постоялое, идучи дорогою, 2 ефимка.
/л. 4/ Стоял в Любико городе за карабелным наймом две
недели, дано за постоялое 12 ефимков. Провозу до Травмента593 дано 3
ефимка; за постоялое в Травменте дано 4 ефимка.

230
Приложения
Карабелново найму от Травмента до Риги морем, 118 миль, дано
38 ефимков.
В Риге стоял за наймом подвод неделю, постоялово дано
12 ефимков; за 8 подвод по 7 ефимков за подводу.
Да до Пскова дано всего 56 ефимков; за постоялое в Волморе
городе и по дороге дано 8 ефимков.
Да сверх тово накладу в переводных денгах мне учинилось, что
Вилим Парка до Аглинской земли переводил, 27 руб. 16 алтын
4 денги.
Накладу ж мне учинилось в заемных денгах, которыя займовал в
Ганборху, туды идучи, у Натанила Камбрича, 12 руб.
Накладу ж в заемных денгах, которыя занял в Аглинской земли
у Ивана Гебдина, 12 руб. 16 алтын 4 денги.
Накладу ж учинилось в заемных денгах, которыя занял, назад
идучи, в Ганборху у Натанила Камбрича, 3 руб. 28 алтын 2 денги.
Почтовых денег дано, которыя посыланы были з дороги в Посол -
ской приказ вести и всякия писма: в Люндине дано 15 ефимков, в
Пригусе городе 12 ефимков, в Гамборху 17 ефимков, в Антверпе 7
ефимков, в Амстрадаме 8 ефимков, в Нипорте 4 ефимка, в Риге 11
ефимков.
Да будучи у Агленского Короля в Лондоне, как домогался,
чтобы Царского Величества з грамотою быть у Королевского Вел-ва и
против той бы Цар-го Вел-ва грамоты у Кор-го Вел-ва грамоту дать
и на приезде и на отпуске быть, — и за то дано знатным людем:
думному секрытарыусу пара соболей, цена 15 руб., два сорока
горносталей по 6 руб. сорок; старшему канцелисту пара соболей в 12 руб.^
сорок горносталей в 5 руб., 10 огонков собольих в 2 руб.
П. Гордон594
Iл. 5/ И против сей челобитной в Посолском приказе выписано:
в прошлом во 174 году по указу Вел. Г. Ц. и Вел. Кн. Алексея
Михайловича, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца, посылан с его, Вел.
Государя, грамотою к Аглинскому Карлусу Королю полковник Пат-
рекей Гордан. А Вел. Государя жалованья для той посылки дано ему
подмоги и в приказ и за корм за 4 месяца и за медные денги всего
300 рублев. И был он в той посылке и с проездом год.
/л. 6/ А в росходной росписи, какову под челобитной в
нынешнем во 183 году марта в 8 день в Посолском приказе подал он, Пат-
рекей, написано: ехал он до Аглинского Короля чрез многих
владетелей земли и городы, также и назад, и роздал он, Патрекей Горден, от
найму сухим и водяным путем подвод и судов провозу, и
провожатым, и за постоялое, и ближним королевским людем, и приставом, и

Приложения
231
на иные мелкие росходы ефимками и полуефимками 910 ефимков; со-
болми и иною мяхкою рухлядью на 86 руб.; мелкими денгами 55 руб.
25 алтын 2 денги; /л. 7/ да почтарем от посылок писем 74 ефимка.
Всего роздано 984 ефимка; мяхкою рухлядью и мелкими денгами 141
руб. 25 алтын 2 денги. Обоего 633 руб. 25 алтын; ефимки положены
по полтине ефимок.
И Великому Г. Ц. и Вел. Кн. Алексею Михайловичи), Всеа В. и
М. и Б. Росии Самодержцу, полковник Патрекей Горден бьет челом,
чтоб Вел. Государь пожаловал ево, что он, будучи в той посылке,
/л. 8/ издержал для его, Вел. Государя, дел, велел бы ему тот изрон
из своей, Вел. Государя, казны выдать. [...]595
/л. 12/ [Помета:] 183-го мая в 3 день по указу Вел. Государя
боярин Артемон Сергеевичь Матвеев, слушав сей выписки, приказал
полковнику Патрекиюсу Гордону за ево службу, что он посылан в
прошлом во 174 году к Аглинскому Королю, дать ево, Вел. Государя,
жалованья за убытки ево, что он, будучи в той посылке, издержал со-
болми и денгами, соболми ж на триста рублев, и послать о том память
в Сибирской приказ, /л. 12 об./ Справил Ивашко Волков.
/л. 13/ [Черновая память:] 183-го мая в 6 день в Сибирской
приказ. Пожаловал Вел. Г. Ц. и Вел. Кн. Алексей Михайловичу
Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержец, иноземца полковника Патри-
кея Гордона, велел ему дать своего, Вел. Государя, жалованья за ево
убытки, [...] которые писаны в росходных ево книгах, половину
соболми сороками и парами на триста рублев, в какову цену в том
числе сороки и пары ему, Патрикею, надобны.
Взял память сам Патрекей.
РГАДА. Ф. 141. On. 5.1675 г. № 86.
№12
Дело о возмещении расходов П. Гордона
на поездку в Британию, 1681
/л. // Царю, Государю и Великому Князю Феодору Алексееви-
чю, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержцу597, бьет челом холоп твой,
иноземец генерал маеор Петрушка Гордон. В прошлом, Государь, во
174 году по твоему, Вел. Государя, указу послан был я, холоп твой,
для твоих, Вел. Государя, дел к Аглинскому Королю. А мне, холопу
твоему, на подъем против иных посланных не дано, хотя в то время
проезд был через горы страшной и убыточной, а морем проезду не
было для войны, и чрез многия государьства я, холоп твой, проезжал
своими проторми. И в Аглинской земли меня, холопа твоего, многое

232
Приложения
время задержали, и жил все на своих же проторях. И я, холоп твой,
от проезду и от тамочного житья многими долгами одолжал, а
заплатить мне, холопу твоему, нечем.
А которые, Государь, моя братья иноземцы были посыланы в
ыные государьства, и им давано на подъем болши моево, и харьчи,
Государь, и протори их ис твоей, Вел. Государя, казны выданы
против их сказок и росходных книг сполна. А которыя, Государь, денги
я, холоп твой, в Аглинской земли и по дороге заимовал, и те,
Государь, денги и по се число не заплачены, а заплатить нечем.
И в прошлом, Государь, во 183 году бил челом тебе, Вел.
Государю, я, холоп твой, и по моему челобитью выдано мне, холопу твоему,
проторей моих и убытков толко половина собольми с великим
накладом. Милосердый Государь, Царь и Великий Князь Феодор
Алексеевич, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержец! Пожалуй меня, холопа
своего, за многие мои службишка, вели, Государь, мне выдать мои
протори и убытки другую половину против моей братьи, чтобы мне,
холопу твоему, против их оскорблену не быть и чем бы те долги
оплатить, з женишкою и з детишками в конец не погин[ут]ь. Царь
Государь, смилуйся, пожалуй!
[Помета:] 189 февраля в 12 день Великий Государь пожаловал.
/л. 3/ [...] И в прошлом во 183 году по указу Вел. Государя, а по
ево Петрову челобитью дано ему Вел. Государя жалованья за ево
службу, что он посылан в прошлом во 174 г. к Аглинскому Королю, за ево
убытки, что он, будучи в той посылке, издержал соболми и денгами, со-
болми ж на 300 рублев из Сибирского приказу, и не додано ему, Петру,
против ево челобитья и росходной росписи 333 рублев. [...]
/л. 8/ Лета 7189-го февраля в 3 день по Государеву Цареву и Вел.
Князя Феодора Алексеевича, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца,
указу боярину князю Ивану Борисовичю Репнину с товарыщи.
Пожаловал Вел. Государь, Царь и Вел. Князь Феодор Алексеевич, Всеа В. и
М. и Б. Росии Самодержец, генерала маеора Петра Гордена за многие
ево службы, и что впредь быть ему на его, Вел. Государя, службе в
Киеве, велел ему дать своего, Вел. Государя, жалованья из Сибирского
приказу соболми на триста на тритцать на три рубли, что ему не додано
за убытки ево, которые он издержал, будучи в посылке в Аглинской
земле во 174 году. Отпуск ему, генералу, с Москвы на его, Вел. Государя,
службу вскоре. И по Государеву Цареву и Вел. Князя Феодора
Алексеевича, Всеа В. и М. и Б. Росии Самодержца, указу боярину князю
Ивану Борисовичю Репнину с товарыщи учинити о сем по его, Вел.
Государя, указу. За приписью дьяка Емельяна Украинцова598.
Отдан Петру Гордону.
РГАДА. Ф. 35. On. 1. № 243.

КЛИНОК, ПЕРО
И "БУНТАШНОЕ ВРЕМЯ"
Детство и юность Патрика Гордона (1635—1699) прошли
далеко не безмятежно — самые ранние его воспоминания связаны с
"великими смутами"1. Совсем близко от его родовой усадьбы Охлух-
рис пролилась первая кровь гражданской войны в Британии, и отец
Патрика вместе с кланом Гордонов одним из первых взялся за
оружие. Мелкая усобица, какой она вначале представлялась, повлекла
за собой английскую революцию, казнь короля и утрату
независимости древнего Королевства Скоттов. Летом 1651 г., когда Патрик
отплыл из Эбердина в польские владения, исход борьбы был
предрешен. Республиканские войска Оливера Кромвеля захватили
важнейшие города Шотландии и вскоре окончательно сломили своих
противников2. Патриотам и роялистам — а наследник поместья Ох-
лухрис показал себя и тем и другим — осталось покориться или
предпочесть изгнание.
Гордон все же уехал за море по доброй воле, но смог вернуться
домой, да и то ненадолго, лишь спустя 18 лет. Даже по меркам
авантюрного XVII в. его жизнь богата похождениями. Он с отличием
служил трем великим державам — Швеции, Речи Посполитой и
России, оставаясь, во всяком случае в собственных глазах, верным
подданным четвертой — Великобритании. После ужасов
Тридцатилетней войны, распрей и революций первой половины столетия
Европа не смогла обрести покой, и судьба направляла Гордона в те страны,
что как раз тогда переживали тяжелейшие времена. Особенно
трагичными были 50-е годы для Речи Посполитой, которая в
одиночестве билась едва ли не со всеми своими соседями и стояла на краю
гибели; "Потоп" унес жизни почти половины ее обитателей3. На долю
Русского государства в правление Алексея Михайловича также
выпала целая череда невзгод: изнурительные войны с Польшей и
Швецией, Соляной и Медный бунты в столице, мятежи во Пскове,
Новгороде и других городах, волнения на Украине и среди племен Повол-
1 Гордон Я. Дневник 1635-1659. М., 2000. С. 6.
2 Donaldson С, Scotland: James V - James VII. Edinburgh, 1978. P. 342-357;
Dow F. Cromwellian Scotland 1651-1660. Edinburgh, 1979.
3 Kochowski Wespazjan. Lata Potopu 1655—1657. Wyd. A. Kersten. Warszawa,
1966.

234
Д.Г. Федосов
жья, Урала и Сибири, Разинщина, набеги крымцев, Раскол церкви и
осада Соловецкого монастыря. Все эти события "бунташного
времени" разворачивались накануне или после переезда Гордона в Москву
в 1661 г., иногда с его прямым участием. Даже когда он был послан с
мирной дипломатической миссией в Англию, пришлось пробиваться
через области, охваченные войной и моровым поветрием, и прибыть
на пепелище, оставленное самым страшным в истории Лондона
пожаром. А в будущем предстояли Чигиринские, Крымские и
Азовские походы и последнее стрелецкое восстание! Непостижимым
образом провидение хранило Гордона, несмотря на множество ран, от
польских сабель, шведских мушкетов, русских пищалей, татарских
стрел и от шпаг собратьев, не раз посягавших на его честь.
"Сыном Марса" он стал не сразу. Хотя в "Дневнике" годам
учения уделено всего несколько строк, автор, похоже, занимался весьма
усердно как в приходских школах Эбердиншира, так и в иезуитской
коллегии города Браунсберг в Восточной Пруссии. В протестантский
университет Эбердина, один из старейших и лучших в Британии,
Гордон поступить не мог, исповедуя католическую веру, но среди его
наставников, чьи имена он с благодарностью вспоминал, скорее всего
были питомцы Эбердина. Образовательные традиции иезуитов
также пользовались заслуженной славой.
Патрик обладал живым умом, любознательностью, цепкой
памятью и несомненными способностями к наукам. Кроме родного языка
в шотландском и английском вариантах, он прекрасно овладел
латинской речью и письмом, вполне освоил немецкий и польский (упорно
совершенствуясь даже в тюремных условиях!), а затем и русский. Он
очень любил книги, всегда держал их при себе как наивысшую
ценность и не упускал случая пополнить свое собрание. В круг его
чтения, судя по отдельным намекам и цитатам, входили Священное
Писание, Тит Ливии, Овидий, Вальтер Шатильонский, Фома Кемпий-
ский, Лудовико Ариосто, Цезарь Бароний, Мигель де Сервантес,
Кристофер Марло, Уильям Кэмден и, вероятно, Сигизмунд Гербер-
штейн4. Этот ряд имен обличает довольно широкие взгляды — перед
нами человек образованный и одаренный.
Возможно, Патрик сумел бы кое-чего достичь на поприще
ученого, однако его "дух не мог вынести замкнутого и строгого образа
4 Этот список, кроме Сервантеса, извлечен только из первых двух томов
"Дневника"; вполне допускаю, что мне удалось выявить не все литературные
аллюзии. Гордон не был равнодушен и к драматургии и в 1686 г. отметил свое
посещение "Гамлета'' в королевском театре в Лондоне — вероятно, первое упоминание о
Шекспире в русском контексте.

Клинок, перо и "бунташное время
235
жизни"5. Следуя своей мечте и извечному призванию шотландских
дворян (в Европе не было короны, которая обходилась без их
услуг)6, он покинул коллегию, добрался до Гамбурга и вступил в
конный полк герцога Саксен-Лауэнбургского, состоявший на службе
короля Швеции. С того дня Гордон обрек себя на постоянные
испытания и смертельные опасности, к чему, разумеется, должен быть готов
любой солдат. Но следует учесть, что он впервые взялся за палаш и
пистолет, начал служить с низшего чина, без жалованья и
каких-либо привилегий, не понимал языка своих товарищей и во всем мог
рассчитывать только на себя самого. Единственным его преимуществом
было происхождение, ибо, где бы он ни оказался, рядом всегда были
соотечественники, помогавшие словом и делом.
Старший современник и земляк Гордона, сэр Томас Архарт оф
Кромарти, с гордостью перечислив десятки шотландских генералов и
полковников во всех армиях христианского мира, не без юмора
заметил, что в те времена "какая бы битва... ни грянула на европейском
континенте, шотландцы никогда не бывали совершенно опрокинуты и
повержены на поле брани, ибо если некоторые и попадали в плен,
иные из той же нации бывали победоносны и давали [им] пощаду"7.
Другие свидетели и сам Гордон это подтверждают: так, после
капитуляции русских под Чудновом в 1660 г. царский полковник Кро-
форд сдался "польскому лорду" Хенри Гордону и без выкупа получил
свободу (см. "Дневник", л. 120 об.)8. Земляки сопутствовали
Патрику везде — в балтийских портах, польских темницах, русских
слободах, германских тавернах, лондонских дворцах и во всех ратных
трудах9. Кое-кто, подобно Полу Мензису и Александеру Лэнделсу,
следовал за ним из одной службы в другую, не расставаясь до самой
смерти. Будучи многим им обязан, Гордон тоже не жалел усилий,
когда надо было выручить собрата в беде, помочь с производством в
чине или с кем-нибудь поделиться. "Храбрые шотландские сердца и
5 Гордон П. Указ. соч. С. 9.
6 О военных традициях шотландцев за пределами Великобритании см.: The
Scottish Soldier Abroad 1247-1967. Edinburgh & Maryland, USA, 1992.
7 Urquhart, Sir Thomas. The Jewel. Edinburgh, 1983. P. 98. В этой книге,
изданной в 1652 г., Архарт упоминает и кое-кого из будущих соратников Гордона —
"шведа" Дугласа, "австрийца" Хендерсона и "московита" генерала Лесли.
8 Здесь и далее при ссылках на второй том "Дневника" указаны номера
листов подлинника, отмеченные в переводе.
9 По моим подсчетам число одних лишь поименно названных шотландцев в
первом томе "Дневника" составляет 127, во втором — 118 человек. В большинстве
это военные, так что в некоторых шведских и польских боевых частях офицеры
предпочитали палаши и пистолеты шотландской работы, а пивной паек измерялся
шотландской пинтой.

236
Д.Г, Федосов
клинки" — главные герои записок Гордона, и сам он оказался
достоин своих лучших предшественников и боевых товарищей. Как гласит
грамота, скрепленная выдающимся полководцем той эпохи — князем
Юрием Любомирским, командир его личной драгунской роты
"снискал славу и честь и вполне оправдал имя шотландца, знаменитое
повсюду военною доблестью" (л. 116 об.). Почему же все начальники
Патрика Гордона, будь то шведы, поляки или русские, никак не
желали давать ему увольнение?
С первой польской кампании, начавшейся в июле 1655 г., юный
солдат удачи неудержимо рвался вперед. Даже вовсе не имея опыта,
он при любой возможности искал боя, вызывался "охотником" на
авангардные дела и рекогносцировки, что стоило ему нескольких
ранений. Уже 29 июля он с передовым шведским отрядом вступил в
Познань, а в августе и сентябре получил от поляков две пули в левый
бок. Вскоре он научился превозмогать приступы страха, которых не
стыдится признавать. В "Дневнике" рассеяно много свидетельств
отваги, хладнокровия и находчивости Гордона как в военных условиях,
так и в мирную пору. Эти случаи не приукрашены — совсем
напротив. Он вел журнал для себя самого, так что рисоваться или лукавить
было ни к чему. Иногда из описаний жарких, кровопролитных боев
мы узнаем о его личном участии в последнюю очередь, словно
ненароком. Можно только догадываться о его отличии в кавалерийской
схватке шведов с данцигцами в январе 1657 г., пока запись в другом
месте не поясняет, что ему достался сабельный удар в голову10. Одна
из жесточайших битв русско-польской войны — Чудновская —
подробно освещена автором с присущим ему сдержанным чувством, но
лишь заключительная фраза бесстрастно сообщает о двух его
ранениях (л. 79—81). Вырвавшееся у него однажды восклицание:
"Мужество все превозмогает!" надо признать девизом всей жизни. В глазах
современников и историков разных стран и эпох то был истинный
храбрец, чуждый тщеславия и бахвальства.
Шведская армия, преобразованная королем Густавом Адольфом
и усиленная Карлом X, слыла едва ли не лучшей в Европе и давала
отличную школу дисциплины и тактического искусства; историки
признают ее "одной из наиболее совершенных военных машин,
которые когда-либо существовали"11. Новобранцам, правда, не стоило
ждать снисхождения: из-за мелких проступков и нерасторопности по
спине Гордона сразу же прошлись трость полковника, шпага лейте-
10 Гордон П. Указ. соч. С. 108,147-148.
^Андерссон И. История Швеции. М., 1951. С. 241; см. также: История
Швеции. М., 1974.

Клинок, перо и "бушлатное время"
237
нанта и палаш капрала. Сильно донимали его и издевки однополчан-
немцев — "простых мужланов, привычных к молотьбе". Однако он
ни на миг не забывал о своих знатных предках, отбросил робость и
сумел поставить себя так, что впредь никто не оскорблял его
безнаказанно. Сознание собственного достоинства никогда его не
покидало, проявляясь со временем в склонности к образцовой экипировке и
изысканным нарядам, в содержании многочисленной свиты слуг,
включая шляхтичей и "дворецкого", и в стремлении поддерживать
свое доброе имя. На войне это чувство побуждало Гордона при атаке
идти в авангарде, а при отступлении прикрывать товарищей; так
было и во время погони поляков за его малочисленным разъездом
между Пшаснышем и Млавой12, и против русских и казаков под Чудно-
вом и Слободищей, и при обороне Чигирина от турок и татар.
Первого офицерского звания — прапорщика у шведов —
пришлось добиваться долго, два с половиной года, но задатки
командира проявились гораздо раньше. Не случайно фельдмаршал .Дуглас
поручил сформировать ядро своей лейб-роты именно Гордону,
который затем отстаивал ее интересы перед самим королем Швеции.
К тому же Патрик настойчиво постигал ратную науку: во время
сражений за Варшаву, помимо прямых обязанностей, он "часто
отправлялся в лагерь, особенно при вести о каком-либо предстоящем бое
или приступе, с целью приучиться к опасностям и усовершенствовать
познания в военном деле"13. Очень скоро, к концу Северной войны
1655—1660 гг., он превратился в искушенного ветерана, все более
ценимого в войсках. Гетман Любомирский, осадив Грауденц, спросил у
него совета, на каком направлении сосредоточить силы, занял
указанную им позицию и взял крепость всего через неделю
(л. 7 об.—8 об.). Так приобреталось "полное доверие лиц самых
различных наций и положений" и "уважение, с которым имя [Гордона]
произносилось воинами трех народов"14.
Отличаясь рвением и исполнительностью, Гордон всегда
требовал того же и от подчиненных, как только они у него появились.
Примечательны его наставления во время похода по Польше своей
первой роте драгун, набранной по приказу Любомирского из пленных
шведов: "ни в коем случае не применять насилие ни к одному
человеку; довольствоваться тем угощением, что им смогут подать селяне;
12 Гордон П. Указ. соч. С. 177—178.
13 Там же. С. 86.
14 Дневник генерала Патрика Гордона. М., 1892. Ч. I. С. 7. Это русское
издание, как и ряд других, представляет собой далеко не полный вторичный перевод с
немецкого издания М.Ф. Поссельта, которому принадлежит приведенная цитата.

238
Д.Г. Федосов
здоровым особливо ухаживать за больными, помогать им
передвигаться и располагаться на квартирах... Я обещал постараться об их
размещении.., обеспечить как можно скорее добротной и теплой
одеждою и сапогами" (л. 20—20 об.); и ниже: "я соблюдал строгую
дисциплину, а когда жалобы удостоверялись свидетелями или иным
образом, сурово наказывал [виновных]" (л. 39 об.). Такие меры могли
бы показаться вполне естественными, но то было время
повсеместных злоупотреблений, жестокостей и вымогательств, когда в походе
или на постое офицеры и солдаты обращались со своим народом
немногим лучше, чем неприятель, а командиры часто обирали
собственных солдат. Гордон, побывав в шкуре рядового, искренне и
тщательно заботился о своих людях, нередко сопереживал им и делал все
возможное, чтобы вверенные ему части, от драгун Любомирского до
Бутырского полка, были обучены, экипированы и вооружены
наилучшим образом. Вместе с тем его требовательность и строгость не
были чрезмерны.
Качества и поступки Гордона, как и следовало ожидать,
небезупречны. Его кодекс чести — сословный кодекс дворянина и
наемного воина тех времен, не возбранявший ограбление простолюдинов
или угон у них скота, тем более если те являлись подданными
враждебной короны. "Довольно наивно сознается он иногда в задних
мыслях, в наклонностях к некоторым проискам"15. Нельзя
исключать и того, что в "Дневнике" раскрыты не все грехи автора.
Однако, во-первых, он прямодушно кается в них, признавая, что "многое
по праву заслуживает всеобщего осуждения и кары Всемогущего
Господа", называет свое конокрадство "весьма гнусным
преступлением" и оправдывается тем, что "едва ли возможно быть солдатом,
не будучи угнетателем и не совершая многих преступлений и
жестокостей"16; ведь шведы долгое время не платили ему ни гроша, а
кавалеры, более разборчивые в средствах к существованию, иногда
кончали голодной смертью или безумием. Во-вторых, хотя Гордон
всячески старался пополнить свое состояние и не прощал обид
никому, даже крестьянам, до алчности и бессердечия он не опустился.
Упомянутые случаи связаны только с первым этапом его карьеры, с
порой молодости. Став офицером и перейдя на твердое жалованье,
он не позволял подобного ни себе, ни своим людям.
Что касается переходов из одной армии в другую, то и это было
в порядке вещей, и при соблюдении определенных норм (истечение
15 Брикнер А.[Г.] Патрик Гордон и его дневник. СПб., 1878. С. 134. До сих
пор это лучшее исследование о Гордоне и его труде на русском языке.
16 Гордон П. Указ. соч. С. 69,136.

Клинок, перо и "бунташное время"
239
срока выкупа или размена пленных) нисколько не считалось
предосудительным. Во многом из-за своего "юношеского задора" Гордон
за три с небольшим года попадал в плен шесть (!) раз, причем почти
ко всем воюющим сторонам: полякам, бранденбуржцам, данцигцам и
"имперцам". Дважды он совершал побег, один раз был разменен и
трижды получал свободу, соглашаясь на условия противника.
Рассуждения на этот счет в "Дневнике" пространны, хотя не всегда
последовательны, и сводятся к выводу, что лучше поступить так, чем
сгнить в тюрьме или подвергнуться казни17. По понятиям эпохи это
было оправдано, и ни шведы, ни поляки не ставили "смену мундира"
в вину Гордону, когда он возвращался под их знамена.
Справедливость требует признать, что, присягнув какой-либо короне, он
служил ей верой и правдой, не щадя жизни. Службу он менял не раз, но,
насколько известно по "Дневнику" и другим источникам, слову
своему не изменял никогда.
Портрет Патрика Гордона можно дополнить еще несколькими
чертами. С юных лет он был набожен и с годами становился все
более благочестив. В период царской службы он редко имел
возможность исполнить свой христианский долг, ибо в Московии
запрещалось строительство католических храмов; первый из них был основан
по прошению самого Гордона в 1684 г., что стало одним из
величайших дел его жизни18. Его "существо всегда противилось
невоздержанности", и хотя в начале пути иногда случалось "проводить ночи в
занятиях, не подобающих христианину"19, к излишествам, столь
свойственным людям его круга, он был не склонен. Искусный
дуэлянт и учтивый кавалер, не отказывавший себе в обществе дам, в
кубке доброго вина, партии в карты и заезде на скачках, он и в
молодости не заслужил репутации бретера или повесы. Наконец, он
предстает увлекательным собеседником и человеком остроумным,
любившим шутку даже перед лицом смерти; отбиваясь от наседавших со
всех сторон поляков, перед прорывом через топь, он увещал
товарищей-шотландцев: "Бейтесь хотя бы за то, чтобы погибнуть на суше.
Пусть не говорят, будто мы умерли в канаве!"20 Но ему была
уготована совсем иная участь.
" Там же. С. 225-227.
18 Цветаев Д.В. История сооружения перваго костела в Москве. М., 1886.
19 Гордон П. Указ. соч. С. 21, 59. В статье к этому изданию приведены отзы
вы о Гордоне его современников и историков.
20 Там же. С. 178.

240
Д.Г. Федосов
"к "к "к
1659 год, который завершает первый и открывает второй том
"Дневника", застиг автора на очередном повороте судьбы. В
последний раз в жизни оказавшись в плену, Гордон стоял перед выбором, и
со своей обычной смелостью отверг предложение Яна Собеского,
будущего короля Польши и освободителя Вены. Речь шла о роте
драгун, размещенной на землях тогда еще коронного знаменосца;
пленник заявил, что "юношей уехал из отечества в поисках славы, а сидя
по имениям и квартирам, ничего подобного ждать не стоит"21. Тогда
его передали в распоряжение великого коронного маршала и польно-
го гетмана, князя Юрия Любомирского, — одного из первых лиц
Речи Посполитой, во многом определявшего ее политику и стратегию.
Но и этот вельможа сначала встретил отказ, поскольку упрямый
шотландец не хотел пребывать в прежнем чине прапорщика "ни у
одного государя во всем Христианском мире". В конце концов сошлись
на звании драгунского квартирмейстера.
Записки Гордона рассматривались историками преимущественно
как источник по российским событиям; действительно, почти
сорокалетний период службы в Московии представлен наиболее полно,
несмотря на утрату двух или трех томов. Между тем "Дневник",
благодаря размаху деятельности автора, содержит любопытные сведения о
Великобритании, Нидерландах, шведских и германских владениях и
даже о венгерском графстве Сепеш (Ципс, ныне словацкий Спиш),
где ему довелось несколько месяцев квартировать. Но особенно
разнообразен и ценен материал о Речи Посполитой — эту страну Гордон
за десять лет узнал превосходно. Его имя, конечно, знакомо
польским исследователям: так, Мирослав Нагельский в монографии о
Варшавской битве 1656 г. приводит потери сторон именно по
Гордону22. Однако и он, и его коллеги, по-видимому, не обращаясь к
подлинному тексту "Дневника", ссылаются на немецкий перевод
М.Ф. Поссельта23, крайне несовершенный, полный пропусков и
ошибок. В этом отношении, как и в других исторических аспектах,
достоинства оригинала еще предстоит оценить. Наиболее "польским"
является первый том "Дневника", где детально и со знанием дела
изложен ход Северной войны почти на всей территории королевства, но
21 Там же. С. 223.
22 Nagielski М. Warszawa 1656. Warszawa, 1990. S. 212. Ср.: Гордон /7.
Указ. соч. С. 92.
23 Tagebuch des Generals Patrick Gordon. Moskau, 1849. Bd. I; St. Petersburg,
1851—1853. Bd. II—III. Об этом переводе см. ниже, а также статью к первому
тому "Дневника" (Гордон П. Указ. соч. С. 229—245).

Клинок, перо и "бунташное время
241
и второй том охватывает еще два с половиной года польской службы
Гордона, что составляет почти половину объема данной рукописи.
Автор успел поучаствовать в действиях против своих бывших
соратников — шведов, хотя с получением команды над первой в его карьере
боевой частью (ротой драгун) появились и другие заботы. Во время
марша на зимние квартиры через всю страну, разоренную дотла и
озлобленную, его плохо одетых и вооруженных новобранцев косил мор, а
предназначенные для постоя села оказались заняты гусарами гетмана
Потоцкого. Капитан24 должен был проявить всю свою
изобретательность и решимость, чтобы выйти из положения. Поместная шляхта,
города и крестьяне вели настоящую войну с такими отрядами и часто
представляли не меньшую угрозу, чем самый непримиримый враг.
Очень ярко описаны в "Дневнике" столкновения с бабимостским
старостой и дворянином по имени Крупка-Пшецлавский (л. 26—27 об.;
30—33), а позднее — дерзкий штурм Гордоном неугодившего ему
города Пшемысля и последующее побоище с крестьянами (л. 100—106 об.).
Попутно приведены интересные подробности о внутреннем строе и
борьбе партий в Польше, а также о быте и нравах шляхты.
Главное место в "польском разделе" второго тома, бесспорно,
принадлежит волынскому походу 1660 г., более известному по
названию города, где произошла развязка, как Чудновский. Об этой
роковой для русских кампании писал еще СМ. Соловьев25, но в
отечественной историографии очень давно не появлялось серьезных трудов
ни о ней, ни, что удивительно, о русско-польской войне 1654—1667 гг.
в целом.
К началу похода Гордон занимал довольно высокий пост
командира лейб-драгун (сдвоенной роты из 200 человек) маршала Любо-
мирского, одного из двух польских главнокомандующих, и был
весьма близок к своему начальнику. Маршал, он же польный коронный
гетман, формально подчинялся великому гетману Потоцкому, но,
ввиду старости и немощи последнего, брал самые важные решения на
себя. Заметная роль отводилась и одному из его лучших офицеров.
Обстоятельный, почти ежедневный рассказ Гордона о чуднов-
ской эпопее в основном согласуется с польскими описаниями26 и су-
24 Де-юре Гордон не был утвержден в чине капитана польской армии, но имел
капитанскую должность. Грамота Любомирского именует его
капитан-лейтенантом.
25 Соловьев СМ. История России с древнейших времен // Соч. М., 1991.
Кн. VI. С. 84—88. См. также: Барсуков АЛ. Род Шереметевых. СПб., 1888.
Кн. V; Масловский Д.Ф. Записки по истории военного искусства в России. СПб.,
1891. Вып. I.
26 Romanski R. Cudnow 1660. Warszawa, 1996.

242
Д.Г. Федосов
щественно их дополняет: например, дается не только состав дивизии
Любомирского, но и численность отдельных боевых частей (л. 55).
Вместе с тем шотландцу не свойствен хвалебный тон реляций
победившей стороны. Он отдает должное быстроте маневров и стойкой
обороне русских, которые, даже сложив оружие, отбивались от татар
конскими костями. Показаны и трудности, и тяжелые потери
поляков, в чьем стане при вести о приближении казачьих войск Юрия
Хмельницкого возникла паника, так что по настоянию
Любомирского пришлось рисковать разделением сил. Но верх взял тот, кто
допустил меньше ошибок. От Гордона не укрылись грубые просчеты
царского воеводы В.Б. Шереметева: пассивная, выжидательная тактика,
несогласованность действий с Хмельницким и даже с
находившимися рядом казаками Тимофея Цецуры, оставление противнику Чудно-
ва с его замком и обильными припасами и т.д. Сам автор
"Дневника", по обыкновению, бился в первых рядах. Оценивая его вклад в
дело против казаков под Слободищей, польский историк Ромуальд
Романьский отмечает, что "Любомирский питал доверие к этому
офицеру, ибо дважды в течение одного дня поручал ему столь
ответственные задачи"27. В решающем сражении при Чуднове 4/14
октября 1660 г. Гордон был дважды ранен, а урон его роты в этом походе
по неполному счету достиг 26 убитых и 59 раненых, в том числе
смертельно, т.е. почти половины состава.
Не минуло и года после Чуднова, как Гордон внезапно, по
случайному стечению обстоятельств, оказался на противоположной стороне.
Невозможность устроиться на родине даже после реставрации
Стюартов, неудачная попытка набрать конный полк для Германского
императора и нежелание возвращаться к полякам после полученного с трудом
увольнения заставили его уступить уговорам царского посланника
З.Ф. Леонтьева. Сомнениям положил конец полковник Крофорд
(Крафорт) — "русский шотландец", плененный под Чудновом и
убедивший земляка в милостях царя. В начале сентября 1661 г. Гордон
прибыл в Москву, был допущен к руке Алексея Михайловича и принят
государем благосклонно, успешно прошел испытание в ратном искусстве
и получил чин майора в полку Крофорда, который принадлежал к
новому для рейтара и драгуна роду войск — пехоте. "Маеору Патришиу-
шу" пожаловали подарок "за выезд"28, все шло своим чередом.
27 Ibid. S. 139; см. также "Дневник", л. 69—76. Романьский ошибочно
называет Гордона поручиком — этого чина он никогда не носил.
28 Челобитная об этом Гордона и его соратников-шотландцев с пометой о
соизволении царя от 7 сентября хранится в РГВИА (Ф. 495. Оп. 1. № 27. Л. 3).
На л. 2 запись без даты: "Маер Патришиуш дано ему 40 рублев, 8 пар [соболей]

Клинок, перо и "бунташное время*
243
И вдруг спокойный, размеренный слог "Дневника" взрывается
убийственной инвективой против нового места службы и его
обитателей (л. 129—130 об.). Обличительные отзывы иноземцев разных
наций о Московии и московитах в то время отнюдь не редкость: ими
полны сочинения Адама Олеария, Августина Майерберга, Сэмюэла
Коллинса, Николааса Витсена, Якоба Рейтенфельса29 и др. И все же
здесь Гордон ядовит настолько, что работавший в России при
Николае I немецкий переводчик "Дневника" М.Ф. Поссельт, а затем и его
русские последователи, полностью изъяли этот пассаж из своих
изданий. Вот лишь его заключительная часть: московиты "угрюмы,
алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и деспотичны —
когда имеют власть, под властью же — смиренны и даже раболепны,
неряшливы и подлы, однако при этом кичливы и мнят себя выше всех
прочих народов"30. Что же так вывело из себя хладнокровного,
многоопытного, привычного к тяготам шотландца?
Не только невозможность получить законное жалованье без
непременной взятки дьяку, не только плата в медной монете, шедшей по
четыре, а затем и по пятнадцать к одной серебром, хотя то были
ощутимые удары. Гордон испытал глубокое потрясение человека,
попавшего в иной мир, с Запада на Восток, из католичества в православие,
из "вольной" Польши, где он всюду мог вести непринужденные
беседы по-латински, в самодержавную Россию, где до покорения Киева
с его Могилянской коллегией не было ни одного высшего учебного
заведения. Тот, с кем уважительно обходились знатнейшие магнаты
Речи Посполитой, отныне должен был писаться в челобитных "холо-
по 5 рублев пара, камка куфтер [вид ткани]". Но подпись Гордона на обороте
вызывает у меня сомнения, т.к. заметно отличается от современных автографов. Не
подделана ли она в приказе ввиду того, что майор сначала отказывался от подарка?
29 Олеарий А, Описание путешествия в Московию и через Московию в
Персию и обратно. СПб., 1906; Майерберг А. Путешествие в Московию... в
1661 г. М., 1874; Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в
письме к другу, живущему в Лондоне. М., 1846; Витсен Н. Путешествие в
Московию 1664—1665. Дневник. СПб., 1996; Рейтенфелъс Я. Сказания
Светлейшему Герцогу Тосканскому Козьме III о Московии. М., 1905. Все эти труды
созданы современниками Гордона, которые посещали Россию почти одновременно. Он
вполне мог читать знаменитую книгу Олеария, а Майерберга и Коллинса хорошо
знал лично.
30 В отрывочном и пока единственном издании "Дневника" на языке
оригинала (Passages from the Diary of General Patrick Gordon of Auchleuchries. Aberdeen,
1859. P. 47), основанном опять же на списке М.Ф. Поссельта, это место сильно
сокращено: "...morose and niggard, and yet overweening and valuing themselves above
all other nations"; т.е. "угрюмы и скаредны, однако при этом кичливы и мнят себя
выше всех прочих народов".

244
Д.Г. Федосов
пом Петрушкою". До рождения Петра Великого оставалось более
десяти лет; его отец Алексей Михайлович, по выражению В.О.
Ключевского, "одной ногой еще крепко упирался в родную православную
старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом
нерешительном переходном положении. Он вырос вместе с
поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно
посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для
выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и
верований благочестивой старины"31.
В движении России к Западу, "от степи к морю", где Гордон еще
скажет свое слово, тогда были сделаны лишь первые шаги, прежде
всего в военной области; полк Крофорда был преемником частей
"иноземного строя", основанных в начале 1630-х годов первым
русским генералом Лесли32. При Алексее Михайловиче у власти уже
прочно стояла плеяда "бояр-западников", любимцев царя: Б.И.
Морозов, И.Д. Милославский, Ф.М. Ртищев, A.A. Ордин-Нащокин,
A.C. Матвеев, впоследствии — князь В.В. Голицын; Гордон знавал
всех, а с некоторыми стал очень близок. Однако их новшества
сводились главным образом ко внешней политике и заимствованию
иноземных предметов роскоши для убранства своих палат, потешных
"хитростей" вроде "комедийных действ" или немецкой музыки.
Уклад русской жизни везде, во всех сословиях оставался незыблем.
Ксенофобия проявлялась постоянно и резко — в бегстве крестьян при
виде иноземцев даже на оживленных приграничных дорогах33, в
выселении московских немцев в особую "резервацию" за пределы
города, в насилиях и оскорбительных выходках над ними34 и, много лет
спустя, в непримиримом завещании патриарха Иоакима, который
накануне своей смерти в 1690 г. не допустил Гордона, уже
заслуженного генерала, в Кремль на пир по случаю рождения царевича.
Патриарх наставлял царей, дабы запретили в полках и во всем государстве
31 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. М., 1997. Кн. II.
С. 412-413.
32 Об этой военной реформе см.: Сташевский ЕД. Смоленская война
1632—1634 гг. Организация и состояние Московской армии. Киев, 1919;
Чернов A.B. Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв. М., 1954.
С. 169-171.
33 Олеарий А. Указ. соч. С. 22.
34 «Не стесняясь, задирают иностранцев всяких, в особенности же немцев,
бесстыдными речами и если встретятся случайно с ними, то громко обзывают их
глупейшею бранью "шишами"» (Рейтенфелъс Я. Указ. соч. С. 144). «Иногда
русские дразнят иноземцев, которые живут в слободе: "Кыш на Кокуй, поганые!"»
(Витсен Н. Указ. соч. С. 153).

Клинок, перо и "бунташное время"
245
"проклятым еретикам" быть начальниками: "какая от них
православному воинству может быть помощь? Только гнев Божий наводят...
Начальствуют волки над агнцами! Благодатиею Божиею в Русском
царстве людей благочестивых, в ратоборстве искусных очень много.
Опять напоминаю, чтоб иноверцам-еретикам костелов римских,
кирок немецких, татарам мечетей не давать строить нигде, новых
латинских и иностранных обычаев и в платье перемен по-иноземски не
вводить"35. Даже просвещенный хорват Юрий Крижанич, явившийся в
Москву чуть раньше Гордона и горячо призывавший учиться у
Запада, предостерегал славян: "везде на плечах у нас сидят немцы, жиды,
шотландцы, цыгане, армяне и греки, которые кровь из нас
высасывают. Презрению, с каким обращаются с нами иностранцы, укорам,
которыми они нас осыпают, первая причина есть наше незнание и наше
нерадение о науках, а вторая причина есть наше чужебесие, или
глупость, вследствие которой иностранцы над нами господствуют,
обманывают нас всячески и делают из нас все, что хотят, потому и зовут
нас варварами"36. Самое сильное из первых русских впечатлений
вновь прибывшего европейца, отмеченное им не раз, —
неприветливость, "необычайная угрюмость" людей (л. 124, 126, 130).
Столкнувшись с таким положением дел, Гордон "почти обезумел
от досады" и решил немедля уехать обратно, но ему намекнули, что
польским лазутчикам грозит Сибирь. На присяге он наотрез
отказался служить царю "по все дни своей жизни" (ведь было обещано не
удерживать его долее трех лет!) и поклялся в этом лишь до
окончания войны с Польшей. Насколько он хотел вырваться из России,
можно судить по тому, что из 600 скопленных в Польше дукатов
бережливый шотландец отдал почти четверть на подарки, чтобы войти
в свиту посольства к шаху Персидскому — тщетно. Горькие
сетования Гордона слышны в словах имперского посла Майерберга, у
которого он часто бывал на католической мессе: многие офицеры
"раскаиваются в том, что забрались в этот лабиринт в надежде выгод,
покинув отеческих богов и не подорожив свободною службой среди
своего народа. Потому что царь жестоко издевается над условиями,
которыми они обеспечили себе увольнение на родину после
прошедшего срока службы, положившись на них, точно на Ариаднину нить:
одного он останавливает щедростью, другого просьбами, третьго
повышением, даже, если ему угодно, ссылкою в излучистые закоулки
35 Завещание патриарха Иоакима // Устрялов Н.Г. История царствования
Петра Великаго. СПб., 1858. Т. II. С. 467-477.
36 Цит. по: Соловьев СМ. Соч. М., 1991. Кн. VII. С. 154-155. Как видим,
в ряду "кровопийц" шотландцы занимают почетное третье место.

246
Д.Г. Федосов
безвыходных трущоб; проповедует всем о неприличии увольнения от
службы для военных людей в такое время, когда война в самом
разгаре или когда ее опасаются. Бедняки никогда и не отпускаются из-за
этого опасения, от которого Алексей ни на минуту не может
освободиться, так как обширное Московское государство почти отовсюду
опоясано воинственными народами, не терпящими покоя, и окружено
их завистью и ненавистью"37. Впоследствии Гордон много раз
возобновлял ходатайства об отставке и лишь на склоне лет осознал, что ему
не суждено умереть на родине.
Овладев собой, майор приступил к полковым обязанностям
весьма прилежно, провел всю зиму "в невыразимых усилиях и заботах",
дважды в день обучая солдат, и мало-помалу стал свыкаться с
положением. Общение с земляками скрашивало жизнь и в Москве. В
характере шотландцев вообще и Гордона в частности всегда была
способность не теряться в любой среде, даже чуждой и враждебной,
усваивать местные обычаи, не отрекаясь от своих, быстро реагировать
на смену обстоятельств. С первых дней его пребывания в стране
"Дневник" переходит с нового стиля на старый, с западных миль на
версты, почти безошибочно называет русских людей по имени,
отчеству и фамилии. Отличное владение польским языком очень
пригодилось автору, и, хотя он долго не мог избавиться от полонизмов, с
московскими чинами общий язык был найден быстро: 2 января 1662 г.
Гордон угостил и одарил всех подьячих Иноземского приказа, чем
снискал их твердое расположение (л. 144).
Хотя многое в России его возмущало, Гордон, как ни странно,
прямо не осуждает состояние русских войск и уровень готовности
ратников — а ведь это общее место в сочинениях XVII в. Голландец
Николаас Витсен поражался, "как русские воины обращаются с
ружьем: один уронил его, пока стрелял, другой не знал, как его
зарядить, третий, стреляя, отвернул голову назад и т.д."38
Западноевропейцы полагали, что московиты способны гораздо лучше держаться
за оградою стен, чем в открытом поле39. Русский современник тоже
признает, что "у пехоты ружье было плохо, и владеть им не умели,
только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то
тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну
неприятельскую голову. А естли на конницу посмотреть, то не то что
иностранным, но и самим нам на них смотреть зазорно, в начале у них
37 Майерберг А. Указ. соч. С. 177-178.
38 Витсен Н. Указ. соч. С. 194.
39 Олеарий А. Указ. соч. С. 13; Майерберг А. Указ. соч. С. 180—183; Рейтен
фелъс Я. Указ. соч. С. 194.

Клинок, перо и ибунташное время*
247
клячи худые, сабли тупые, сами нужны и безодежны, и ружьем
владеть никаким неумелые. Истинно, государь, я видал, что иной
дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то, что ему стрелить по цели
хорошенько... А то я у многих дворян слыхал: "Дай-де Бог великому
государю служить, а сабли б из ножен не вынимать"40. Нелестные
отзывы подтверждались рядом чувствительных поражений в
единоборстве с западными соседями, от Смутного времени и Смоленской
войны до Риги и Чуднова.
Недостатки своих вооруженных сил и военное превосходство
Запада признавались самим русским правительством, которое в течение
всего XVII в., да и позднее, заимствовало европейский ратный строй
и тактические приемы, приглашало на долговременную и постоянную
службу сотни иноземных офицеров и мастеров, закупало за рубежом
крупные партии огнестрельного и холодного оружия, обеспечивало
перевод на русский язык и издание соответствующих уставов и
трактатов. Многие исследователи справедливо указывают на успехи
военных преобразований в этот период, на ряд побед русского оружия,
особенно в начале войны 1654—1667 гг., на закономерную
преемственность реформ, проведенных первыми Романовыми и Петром
Великим41. Однако до Петра новшества внедрялись неспешно и
непоследовательно, мало затрагивали такие важные отрасли, как
артиллерия, инженерное дело и флот. В более "традиционных" родах войск
также не все обстояло благополучно: не один лишь Гордон пишет о
массовом дезертирстве ("редкий день кто-нибудь не убегал"), о
частых нарушениях дисциплины, которые в своей крайней форме
выливались в открытые мятежи против властей (Медный бунт,
стрелецкие восстания), о сомнительных качествах нанимаемых офицеров
("многие, если не большая часть, — люди дурные и низкие, никогда
не служившие в почетном звании"). Самому Гордону такое обвинение
не могли бросить даже его враги. Достигнув почетных званий в
армиях трех корон, он прекрасно видел возможности своих солдат и не
тратил времени даром: вскоре, несмотря на частую смену личного
состава, на смотре в присутствии царя его полк показал отличную
стрельбу (л. 180 об.).
С разной степенью подробности "Дневник" повествует о частных
и общественных событиях 1660-х годов в Москве и вне ее, которые
непосредственно касались автора или привлекли его внимание. В их
числе ряд происшествий, связанных с бурными взаимоотношениями
40 Посошков И.Т. О ратном поведении // Книга о скудности и богатстве и
другие сочинения. М., 1951. С. 268.
41 История Северной войны. М., 1987. С. 23—36.

248
Д.Г. Федосов
в военной среде: "битвы" солдат со стрельцами и трубниками,
нередкие дуэли, занесенные с Запада, но пока не охватившие русских
служилых людей, конфликты Гордона с капитаном Спиридоновым и
другими подчиненными, откуда шотландец обычно выходил с
успехом. Однажды из-за "плутовства" поручика он, не досмотрев,
подписал бумагу об отпуске троих солдат по домам; за отпуск без указа
в лучшем случае грозили батоги и тюрьма42, если бы Гордон не
принял меры через знакомого подьячего.
До заключения Андрусовского перемирия с Речью Посполитой
оставалось несколько лет, и в мае—ноябре 1664 г. Гордон, уже
подполковник и фактически командир полка, находился на действительной
службе в пограничном Смоленске, но ему так и не довелось
сразиться с прежними соратниками — поляками. Впрочем, за боевыми
действиями и политическими новостями он пристально следил и многое
мог узнавать из первых рук: о поражении князя И.А. Хованского
при Кушликах (л. 141 об.—143) — от генерала Далйелла или
побывавших в польском плену офицеров; о Нежинской "черной" раде,
летом 1663 г. избравшей гетманом Украины И.М. Брюховецкого
(л. 167—172 об.), — возможно, от шотландского полковника Ингли-
са, который присутствовал в Нежине; как бы то ни было, рада
описана с обстоятельностью очевидца.
Хотя в первые русские годы Гордон не ступал на поле брани, они
стали самыми тяжелыми в его жизни. Он долго хворал и едва
избежал смерти, что сам объясняет угнетенным состоянием духа: "все это
время я пребывал в сугубом недовольстве моим настоящим
положением здесь и обдумывал все мыслимые пути, как освободиться из сей
страны и службы. Однако, не видя никакой возможности, я впал в
сильную меланхолию, что и было причиной затянувшегося недуга"
(л. 148 об.). Перемена не могла не отразиться в "Дневнике": записи
этих лет становятся более краткими и отрывочными, даты
проставлены гораздо реже; появляются довольно большие пропуски и
хронологические погрешности, странные для аккуратного и хорошо
осведомленного мемуариста. Правда, датировка Медного бунта 5 вместо
25 июля 1662 г. может быть просто опиской, поскольку подлинник
дошел до нас в перебеленном виде. Взрыв недовольства безоружных
московских низов, вызванный налоговым бременем и
катастрофическими последствиями денежной реформы, громко именовался
советскими учеными "антифеодальным восстанием"43, хотя дело
ограничилось всего несколькими часами. Полк Крофорда в тот день играл
42 Соборное уложение 1649 года. Л., 1987. С. 25 (Гл. VII, ст. 14-16).
43 Буганов В.И. Московское восстание 1662 г. М., 1964.

Клинок, перо и "бунташное время"
249
второстепенную роль, несмотря на то, что Гордон лично ездил в
Коломенское за приказаниями и едва не попал в руки мятежников. Его
отчет о Медном бунте менее пространен, чем у подьячего Григория
Котошихина44, но содержит отсутствующие у последнего детали; в
частности, свидетельство, что власти для подавления мятежа
прибегли к помощи живших в Москве иноземцев.
Более серьезная ошибка, вкравшаяся в "Дневник", связана с
приездом в Московию голландского посольства Якоба Бореела, что
Гордон относит к концу 1662 г., — на целых два года раньше срока45.
И уж совсем трудно объяснить, почему известие о важной победе над
поляками при Чаусах в Белоруссии помечено маем 1663 г. (л. 164
об.); это тем более удивительно ввиду близкого знакомства автора с
генерал-майором Уильямом Драммондом (Дромонтом), который
возглавлял русских в том бою. Согласно донесениям царю
смоленского воеводы князя П.А. Долгорукого, основанным на рапорте самого
Драммонда, победа была одержана 16 мая 1662 г.46 Следует
предположить, что во время длительной болезни и упадка душевных сил
автор вел записки нерегулярно, возможно, подолгу не брался за перо и
восстанавливал упущенное позднее.
По собственному признанию Гордон исцелился от меланхолии и
недомогания благодаря добросовестным полковым занятиям, ибо "не
любил сидеть праздно", а также поддержке друзей. Много
путешествуя и ведя обширную переписку от родного графства Эбердин до
Казани, он постоянно расширял круг знакомств. Земляков и прочих
выходцев с Запада легко было встретить во Пскове, Новгороде,
Смоленске, других городах и окраинных гарнизонах, но "столицей"
их была Новая Иноземская (Немецкая) слобода, возникшая близ
Москвы, на правом берегу Яузы, всего за девять лет до приезда Гор-
44 Котошихин Г.К. О России в царствование Алексия Михайловича. СПб.,
1884. С. 114-117.
45 Ср.: Витсен Н. Указ. соч. Посольство Бореела находилось в России с
декабря 1664 по май 1665 г. Николаас Витсен (1641—1717), будущий бургомистр
Амстердама и друг Петра Великого, состоял в свите посла. См. также: Голландцы
и русские 1600—1917. Амстердам—Гаага, 1989. С. 58—59.
4* РГАДА. Ф. 79.1662 г. №1. Л. 148-149,153-162,187-189,192-195,
205—207. Из документов явствует, что Драммонд с отрядом в 3119 ратников при
4 орудиях конвоировал из Смоленска в Быхов денежные, хлебные и боевые
припасы. Близ Чаус его атаковали около 6 тысяч поляков и литовцев, но были
отброшены и "рублены на 15 верстах". Урон противника оценивается по меньшей мере в
1,5 тысячи; русские захватили 92 пленных, 15 знамен и 1 пушку, потеряв всего
несколько десятков человек. Успех, хотя и частный, был особенно радостен после
ряда сокрушительных поражений последних лет. См. также: Соловьев СМ. Соч. М.,
1991. Кн. VI. С. 116.

250
Д.Г. Федосов
дона47. Именно здесь он нанял первую квартиру сразу по прибытии,
сюда, уже в собственную усадьбу, возвращался из дальних походов и
странствий, и, наконец, сделался признанным "патриархом"
иноземной колонии.
В ранний период слобода уже значительно разрослась и
насчитывала около двухсот дворов, но, как видно по рисунку из альбома
Майерберга48, еще не приобрела "образцовый", регулярный облик
петровских времен и внешне мало отличалась от русских селений с
теми же деревянными избами, поземными или на подклетах. Однако на
этом островке, окруженном почти первобытной древнерусской
стихией и не имевшем самоуправления, господствовали западные вкусы и
обычаи. Хотя многие путешественники-европейцы обращали на это
внимание, самая подробная и достоверная хроника слободской жизни
за несколько десятилетий содержится в "Дневнике" Гордона: перед
нами проходит вереница свадеб, пиров, маскарадов, дуэлей, а
упоминание о конных бегах (л. 149 об.), возможно, является первым в
истории Москвы.
В краткий срок автор свел знакомство почти со всеми видными
членами местной общины — офицерами и купцами, врачами и
священниками; уже в 1667 г. он мог с полным правом утверждать, что
"здесь меня знает каждый иноземец". Среди них были
представители многих стран, но самые тесные узы связывали его с
соотечественниками, особенно с генералами Далйеллом и Драммондом, капитаном
(затем майором) Полом Мензисом и другими шотландскими
офицерами полка Крофорда. С самим командиром отношения
складывались сложнее: с одной стороны, тот не слишком утруждал себя
полковыми обязанностями и перелагал их на своего заместителя, с
другой — выказывал "чрезвычайную доброту" к Гордону во время его
болезни. К сожалению мы не так много узнаем о характере и облике
этих людей, а ведь меткие наблюдения над окружающими автору
хорошо удаются — вспомним "портреты" полковника Андерсона в
первом томе "Дневника" или князя Юрия Любомирского — во втором.
Главными событиями личной жизни Гордона в эти годы стали
обручение и женитьба, в которой он надеялся найти спасение от тоски.
47 Подробнее об этой слободе см.: Богоявленский С.К. Московская
Немецкая слобода // Известия АН СССР. Серия История и философия. М., 1947.
Т. IV. № 3; Ковригина Б Л. Немецкая слобода Москвы и ее жители в конце
XVII - первой четверти XVIII в. М., 1998.
48 Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII в. СПб.,
1903. № 75. Этот рисунок Новой Иноземской слободы, выполненный
И.Р. Шторном, является первым ее изображением и датируется годом приезда
Гордона в Московию (1661).

Клинок, перо и "бунташное время"
251
К тому же он знал, что "русским от природы свойственно меньше
доверять людям холостым, чем женатым", особенно когда речь шла о
недовольных условиями приезжих офицерах. Молодой, обаятельный
подполковник был желанной партией для многих семейств
Иноземской слободы, и ему пришлось применить все свое искусство, чтобы
не попасть в раскинутые повсюду сети. Он сам сделал вполне
сознательный выбор и попросил руки юной католички Катарины Бокхо-
вен — дочери нидерландского полковника, ранее служившего в
Британии и женатого на британке. Послания Гордона невесте — первые и
самые интимные из его сохранившихся писем — не удостоились ни
малейшего внимания прежних издателей "Дневника" и публикуются
здесь впервые.
Между тем возникло значительное препятствие: отец Катарины
пребывал в плену у поляков, а без его благословения союз был
невозможен. Гордон умел добиваться своего и на сей раз превзошел
самого себя. Он неустанно хлопотал перед царским правительством,
добился указа об обмене на пленника знатных поляков, лично ездил на
переговоры с польскими уполномоченными, одолевал все
заинтересованные стороны письменными ходатайствами и даже заручился
соответствующей просьбой короля Великобритании к королю Польши.
Филипп Бокховен, наконец, обрел свободу вследствие
русско-польского перемирия, но, очевидно, решил судьбу дочери до своего
возвращения. В январе 1665 г., через два года после сватовства, Патрик
и Катарина обвенчались в Иноземской слободе; невесте едва
исполнилось пятнадцать, жениху, вскоре произведенному в полковники, —
почти тридцать лет. В ноябре у них родилась дочь Кэтрин Элизабет,
а будущей весной появился свой дом в слободе. Хотя о жизни под его
кровом в эту пору почти ничего не говорится, а последующие части
"Дневника" утеряны, чета была, несомненно, счастлива. Катарина
прожила недолго, и Гордон женился вторично, но до последних своих
дней он вспоминал ее с нежностью.
В завершающем разделе второго тома "Дневника" автор
предстает в новом качестве. В июне 1666 г. ему неожиданно поручили
доставить грамоту царя Алексея Михайловича ко двору своего
сюзерена — британского короля Чарлза II. Правда, к дипломатическим
делам Гордон был причастен и раньше: еще в Польше имперский посол
Изола намеревался отправить его курьером в Вену, затем он сам
упорно, но безуспешно хлопотал о месте при царском посольстве в
Персию, а в 1663 г. оказал важную услугу британскому послу в
России графу Карлайлу (л. 176). Теперь же, хотя и в младшем ранге
"гонца", надлежало исполнить официальное поручение весьма
важного и деликатного свойства. Уже тот факт, что оно было возложено

252
Д.Г. Федосов
на иностранного подданного, прибывшего в Москву не "на
Государево имя", т.е. на постоянную службу, а всего лишь "на наем", говорит
о высочайшем доверии русского правительства к Гордону. До него
иноземцы редко представляли интересы царя за рубежом, тем более
самостоятельно49; если им и выпадала такая возможность, то, как
правило, под руководством и надзором русских дипломатов. Перед
отъездом статус Гордона, служившего в пехоте, был повышен до
полковника рейтарского строя50.
Предпосылки и обстоятельства миссии изложены в "Дневнике"
достаточно полно. Через многочисленных друзей и корреспондентов
посланец был отлично осведомлен о событиях в Европе и состоянии
русско-британских отношений51. Во внешнеполитической иерархии
Московского государства Великобритания уступала только
Германской империи и стояла наравне с Речью Посполитой52. Более чем
вековые контакты с британскими королевствами были традиционно
дружественными и имели особое значение в торговой сфере, так как
именно англичане освоили путь в устье Северной Двины и долгое
время имели превосходство над всеми конкурентами. Прерванные в
период протектората Кромвеля, не признанного Россией, связи
возобновились с реставрацией Стюартов в 1660 г. и, казалось, должны
были упрочиться (царь поддерживал Чарлза II в годы изгнания).
Однако как раз накануне поездки Гордона между сторонами
произошло резкое охлаждение. Британцы прилагали все усилия к
возврату былых привилегий, в частности, права беспошлинной торговли,
отобранного у них царским указом после казни короля Чарлза I в
1649 г. Московские власти, стоявшие на пороге финансового краха,
не могли этого позволить и столь же твердо, под различными
предлогами, отвергали все просьбы. Положение усугубилось провалом
посольств графа Карлайла в Москву (1663—1664) и стольника
В.Я. Дашкова в Лондон (1664—1665)53. Вернувшись обратно,
49 В документах о миссии Гордона упомянуто несколько подобных случаев, но
все они относятся к последующим годам, кроме участия в посольстве в Лондон
шотландского полковника Форрета; последний состоял переводчиком при после
князе П.С. Прозоровском в 1662-1663 гг. (РГАДА- Ф. 35. Оп. 1. № 215.
Л 31-33; № 243. Л. 11-12; Ф. 141. Оп. 5. 1675 г. № 86. Л 9-12; Ф. 159.
Оп. 2. № 187).
50 РГАДА- Ф. 35. Оп. 1. № 215. Л. 31-33.
51 Так, в конце 1665 г. Гордон получил письма от генералов Далйелла и Драм-
монда, датированные в Гамбурге 29 сентября, с "обширным и подробным
рассказом о событиях и положении дел в Христианском мире" (л. 214 об.).
52 Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 45—46, 61.
53 Обзор русско-британских отношений этих лет см.: Соловьев СМ. Соч.
М., 1991. Кн. VI. С. 511-518.

Клинок, перо и "бунташное время"
253
Дашков "так приукрасил суровое обращение с ним, что [в Москве]
усомнились, быть ли впредь каким-либо сношениям или переписке
между [обоими] государями" (л. 222 об.).
К еще большим осложнениям привело соперничество двух
великих морских держав и главных торговых партнеров России —
Британии и Нидерландов, которые в 1665—1667 гг. вели ожесточенную
войну. Голландцы не замедлили воспользоваться трудностями
противника и стали вытеснять его с русского рынка, да и в боевых
операциях на море достигли немалых успехов. Последний удар
британцам нанес в 1665 г. полный запрет Алексея Михайловича принимать
их корабли в Архангельске из-за бушевавшей в Англии эпидемии
чумы54. 29 декабря Чарлз II обратился к Алексею Михайловичу с
посланием, где просил не позволять голландцам вывоз корабельных
припасов из России, но предоставить это право комиссарам
британской короны сроком на пять лет55. Ответная грамота царя от 24
июня 7174 (1666) г. и была доверена Патрику Гордону. Она гласила,
что "на Двине у Архангелского города о карабелных деревьях и о
смоле учинен заказ крепкой под смертною казнью:' Галанских Статов
подданным карабелного деревья и смолы продавать и за море отпу-
щать отнюдь не велено"56. Тем уступки и ограничились, поскольку в
англо-голландском конфликте Россия стремилась сохранить
нейтралитет. Поставки для королевского флота разрешены не были,
закрытие северного морского пути для английских судов оставалось в силе
до прекращения морового поветрия, вопрос об отмене пошлин снова
отклонялся на неопределенное время. Все это вряд ли могло
удовлетворить кабинет Чарлза II и оживить взаимные связи.
Из-за серьезных преград, "замучивших его до смерти",
путешествие Гордона затянулось почти на год. Он был вынужден
предпринять дальний объезд через Германию и Нидерланды, самолично
нанял яхту и, проскользнув между голландскими фрегатами и
французскими каперами, добрался до берегов Англии 1 октября. 9 числа
состоялась аудиенция у короля. Невзирая на содержание доставленной
грамоты, Чарлз II принял своего подданного милостиво, пожаловал
ему право свободно бывать при дворе, а затем подарок и сумму в
200 фунтов стерлингов.
В ожидании ответа царский гонец провел в Англии более
четырех месяцев, до начала февраля 1667 г. Соответствующие страницы
"Дневника" немногословны, поскольку Гордон жил довольно замк-
54 РГАДА- Ф- 35. Оп. 1. № 211.
55 Там же. Оп. 2. № 97.
56 Полный текст этой грамоты см. в Приложениях.

254
Д.Т. Федосов
нуто, как частное лицо: "инструкции не обязывали меня объявлять
о моем приезде или посещать министров иноземных государей,
дабы не производить большого шума; русские не желали досаждать
голландцам, коих моя миссия касалась более всех" (л. 136). Для
столицы и всего королевства то была крайне тревожная пора57:
только что невиданный пожар поглотил почти весь Лондон,
который мемуаристы уподобляли руинам Трои или Содома, чума еще
опустошала окрестности, война с Голландией и Францией шла
неудачно и требовала напряжения всех сил, носились ужасающие
слухи об иноземном вторжении, шотландском мятеже, заговоре
"папистов" (к которым принадлежал и новоявленный шотландский
полковник). Двор пребывал в трауре из-за кончины матери королевы,
и до конца 1666 г. закрылись все театры. Цены на товары и услуги
взлетели настолько, что были превзойдены только в следующем
столетии. Всю осень и зиму держались холода и ненастье;
последнее, правда, не смущало северянина, обитавшего в России, — на
погоде он вообще останавливается редко.
"Наказная память" из Москвы не обязывала Гордона вести
официальные переговоры, но у него состоялось несколько встреч с
лордом-канцлером Кларендоном и государственным секретарем
Морисом. Их ход был, по-видимому, изложен в представленном в
Посольский приказ обязательном донесении — "статейном списке". Этот
документ пока отыскать не удалось, хотя в XIX в. он существовал и,
согласно историкам того времени, "не заключал в себе ничего
важного сверх записанного в "Дневнике"58. Из "Дневника" же известно,
что стороны "весьма резко" обсуждали давно наболевший вопрос о
привилегиях британских купцов в Московии (л. 251). При всех
симпатиях Гордона к членам "Российской компании", среди которых у
него было много друзей, он не мог не довести до сведения министров
Чарлза II, что отмена пошлин царским правительством маловероятна.
Свободные часы Гордон посвящал осмотру Тауэра и других
достопримечательностей, обмену визитами и переписке с родней,
старыми и новыми знакомыми. Верный себе, он засвидетельствовал
почтение едва ли не всем высшим шотландским сановникам,
пребывавшим в Лондоне, — всесильному наместнику Шотландии лорду
Лодердейлу, графам Ротесу и Мидлтону, генералу Драммонду, а
также бывшему послу в Москве графу Карлайлу. Любезный прием
57 Лучшие свидетельства современников: The Diary of John Evelyn, Esq. L. &
N.Y., 1890. P. 313-327; The Diary of Samuel Pepys. Vol. VII. 1666. Berkeley &
L.A., 1972; Vol. VIII. 1667. Berkeley & L.A., 1974.
58 Дневник генерала Патрика Гордона. М., 1892. Ч. II. С. 96.

Клинок, перо и "бунташное время'
255
(длл оказан ему главнокомандующим принцем Рупертом и герцогом
Йоркским — братом и наследником правящего монарха. Достойно
представляя интересы России, Гордон все же не связывал с ней свое
будущее, твердо намеревался устроиться на родине и искал
могущественных покровителей.
18 января 1667 г. на прощальной аудиенции Чарлз II
собственноручно подал гонцу ответное послание. Когда тот заметил
неточность в царском титуле, по его ходатайству был изготовлен новый
пергамен, хотя в спешке или по другой причине обращение оставили
неизменным59. Обратный путь прошел без особых приключений, и в
июне Гордон явился в Москву. Королевское письмо было
выдержано в учтивом, но довольно жестком тоне, и некоторые
исследователи полагали, что русские власти, неудовлетворенные итогом миссии,
подвергли шотландского полковника опале и чуть ли не "домашнему
аресту"60. Однако ни "Дневник", ни другие источники не содержат
даже намека на нечто подобное. Главная цель — доставка царской
грамоты и ответа на нее — была выполнена успешно, и не вина
курьера, что отношения двух держав переживали не лучшие времена.
Отправление Гордона во главе полка на Украину вытекало из его
прямых обязанностей и не может считаться "ссылкой" или знаком
немилости. К тому же всего через два года ему был пожалован отпуск по
личным делам на родину. Неясно только, почему шотландец,
настойчивый и щепетильный в том, что ему причиталось, так долго не мог
возместить путевые расходы, оплаченные своими средствами; из
633 рублей меньше половины ему выдали лишь в 1675 г., а
остальное — в 1681 г., через 14 лет после возвращения!61 Задержка в
какой-то мере объяснима службой вдали от Москвы, волокитой,
недоброжелательностью приказных чинов, а быть может и происками
более именитых недругов.
Поскольку с июля 1667 г. "Дневник" прерывается на целое
десятилетие (один или более томов утеряны), в Приложениях к
настоящему изданию помещены дополнительные источники из архивов
Британии и России: письма Гордона известному английскому
государственному деятелю Джозефу Уильямсону и документы,
связанные с дипломатической миссией в Лондон. Все восемь писем
Уильямсону датированы через небольшие промежутки времени и по
содержанию и стилю словно продолжают "Дневник" до конца 1667 г. Со-
59 Подлинник — РГАДА. Ф. 35. Оп. 2. № 98. Перевод грамоты см. в
"Дневнике" (л. 258 об. — 260 об.) и примечание к нему.
60 Брикнер AS. Указ. соч. С. 27—29.
61 Челобитные Гордона см. в Приложениях.

256
Д.Г. Федосов
общая основателю "Лондонской Газеты" о важнейших новостях на
востоке Европы, в частности, об увольнении царем после перемирия
с Польшей многих иноземных офицеров, московский корреспондент
пророчески замечает: "вскоре у нас хватит забот с турками и
татарами, так что по крайней мере наши руки пригодятся". Еще две депеши
Гордона — псковскому воеводе князю И.А. Хованскому и думному
дьяку Алмазу Иванову — сохранились в русских переводах того
времени. Несмотря на краткость, они рисуют широкую панораму
европейских событий; любопытно, например, известие об
испано-португальских переговорах — оно пришло в русское ведомство
иностранных дел еще до того, как первое посольство П.И. Потемкина
отправилось на Пиренейский полуостров. Конечно, этим далеко не
исчерпываются акты, связанные с именем Гордона и имеющие отношение
к его журналу. Остается выразить надежду, что новые находки
такого рода увидят свет.
* -к -к
Подлинник второго тома, в числе всех шести уцелевших частей
"Дневника" Гордона, хранится в Российском государственном
военно-историческом архиве в Москве62. По ряду внешних признаков он
сходен с уже изданным в моем переводе первым томом и лишь
немного уступает по объему (в оригинале около 107,5 и 92 тысяч слов
соответственно). Все записи, за исключением титульных листов,
несомненно принадлежат перу самого Гордона; его почерк — четкий,
ровный, в целом характерный для шотландской палеографии XVII в. —
удостоверен другими дошедшими до нас образцами. Оба
манускрипта представляют собой перебеленный, чистовой текст, составленный
на основе первоначальных заметок, поэтому число исправлений и
позднейших авторских помет очень невелико63. Тот факт, что журнал
копировался с первоисточника, подтверждают отдельные описки в
топонимах, в которых автор, как правило, довольно точен; такие
промахи легко объяснимы графическим сходством букв, приведшим к
62 РГВИА. Ф. 846. Оп. 15. № 1-6.
Я глубоко признателен директору РГВИА И.О. Гаркуше и сотрудникам
Архива за возможность использовать подлинный "Дневник" Гордона и другие
документы из их собрания, а также за ряд ценных замечаний по переводу и
комментариям к нему.
63 Во втором томе встречаются пометы читателей или переводчиков
XVIII—XIX вв.; незнакомые им слова и выражения подчеркнуты, кое-где с
припиской французских эквивалентов (л. 78 об. — 80 и др.). Все это выдает весьма
слабое владение английским языком.

Клинок, перо и "бунташное время11
257
ошибочному воспроизведению малознакомых или забытых
иноязычных имен (Ezeura вместо Bzura, Pontska вместо Poritska и т.д.). Но и
в окончательной редакции есть следы доработки, различимые и по
почерку, и по смыслу. Например, о смерти своего благодетеля князя
Юрия Любомирского, последовавшей 2 февраля 1667 г. в Бреслау,
Гордон сообщает дважды: в тот же день, когда сам он находился в
Англии и еще не мог об этом знать, и под 10 марта, когда услышал
печальную весть в Гамбурге.
Археографическое исследование оригинала проведено М.Р. Ры-
женковым, чьему содействию я многим обязан при подготовке
настоящего издания. Он любезно предоставил нижеследующие сведения,
из которых явствует, что в дошедшем до нас виде второй том
относится к 1680-м годам, когда мог быть переписан с протографа.
Подлинник второго тома "Дневника" имеет много общих черт с
рукописью первого тома64, но и некоторые отличия. Он также
написан на бумаге форматом в четверть листа, сложенной в тетради,
объединенные позднее единым переплетом. Как и в первом томе, текст
размещен по обеим сторонам листа и занимает площадь
16,5—17 X 12—13 см; размеры полей: сверху 1,5—2,5 см, справа и
слева 1,5—2 см, внизу 0,5—1,5 см.
Идентификация почерка Патрика Гордона не вызывает сомнений,
но характер записей изменяется после первой трети рукописи.
Сначала Гордон, словно продолжая первый том, заполняет листы
равномерно, без пропусков, с минимумом помарок и с непременными
кустодами под последней строкой. Судя по цвету чернил (от бурого до почти
черного) и качеству перьев, записи делались по частям от нескольких
листов до нескольких десятков единовременно. Однако затем автор
кое-где оставляет пропуски по полстраницы и более (л. 50—52 об.),
возможно, предполагая заполнить лакуны позднее с помощью
недоступных ему в тот момент источников. Далее пропуски повторяются
уже в виде оставленных чистых листов в конце очередного года (6
листов с оборотами после л. 94 и т.д.), причем авторская нумерация
страниц на них не прерывается. Поскольку она сделана рукой автора
одними чернилами единовременно, скорее всего перед отдачей в
переплет, Гордон, похоже, собирался вносить дополнения в уже
переплетенную рукопись, но по каким-то причинам не исполнил своего
намерения. Всего по нумерации Гордона том насчитывает 596 страниц,
хотя плотность текста по страницам заметно меняется — от одной-двух
строк до 30 и более. 16 страниц, охватывавших март—апрель 1664 и
январь-^начало апреля 1666 г., в рукописи отсутствуют.
64 Гордон П. Указ. соч. С. 246-249.
9. Патрик Гордон

258
Д.Г. Федосов
Начиная со второй трети тома текст приобретает более
отрывочный, лаконичный характер, пространные многостраничные
повествования исчезают. Создается впечатление, что здесь мы имеем дело с
первичными дневниковыми записями "по горячим следам". Однако
анализ филиграней бумаги не позволяет отнести создание
сохранившейся редакции второго тома к периоду ранее 1680-х годов.
Так, первые листы тома написаны на бумаге с филигранью в виде
двуглавого орла (л. 9—10), датируемой не ранее 1683 г.63 Водяные
знаки с изображением двуглавого орла встречаются и в первом томе
"Дневника", но их рисунок и особенности (ключи в лапах орла)
позволяют отнести их к более раннему времени (1670-е годы). Следует
учесть, что когда датировка осуществляется по печатным изданиям,
бумага может быть старше самого издания на 5—7 лет. На печатных
дворах, где бумага приобреталась довольно большими партиями, ее
залежность могла быть выше, чем у частного лица.
Филигрань с головой шута (л. 70, 75) датируется не ранее 1679, а
"семь провинций" (л. 94—95) — не ранее 1683 г.66 В томе есть даже
водяные знаки, датируемые 1690-ми годами ("рожок" — л. 136, 139;
"двойной рожок" — л. 255, 260), но так как они описаны по печатным
изданиям, необходима поправка на возможную залежность бумаги67.
Примечательно, что указанные филиграни чаще встречаются в
документах и изданиях украинского происхождения: ведь именно на Украине
проходила служба Патрика Гордона до середины 1680-х годов.
Остается строить догадки о причинах большей или меньшей лаконичности
"Дневника", но не подлежит сомнению, что, как и в случае с первым
томом, мы имеем дело с манускриптом, созданным много лет спустя после
описываемых событий. Правда, это нисколько не исключает
использования автором протографа, на что указывают многие признаки.
Переплет второго тома "Дневника" не имеет сугубо
индивидуальных особенностей, характерных для первого тома. Аналоги
известны среди книжных переплетов московской работы XVII в.
Размеры верхней и нижней крышек составляют 20,5 X 15,5 см; толщина
книжного блока с крышками — 4,8 см. Переплет цельнокожаный по
картонным крышкам; кожа гладкая, светлая. На торцах книжного
блока видны полосы, нанесенные красной краской. Украшений обрез
65 Камант И., В'ипв'щька О. Водяш знаки на nanepi украшських документов
XVI-XVH ст. Киш, 1923. № 721.
Мы благодарны Е.В. Лукьяновой за помощь в идентификации филиграней.
в6Дианова Т.В., КостюхинаЛ.М. Филиграни XVII века по рукописным
источникам ГИМ. Каталог. М., 1988. № 398, 872, 883.
67 Дианова Т.В. Филиграни XVII века по старопечатным книгам Украины и
Литвы. М., 1993. № 649, 675.

Клинок, перо и "бунташное время"
259
не имеет; декоративно-защитные накладные элементы отсутствуют.
На крышках имеются по две тесемные завязки, но прорези говорят о
том, что первоначально завязки были ременные. Обе крышки переплета
обрамлены тисненой и позолоченной бордюрной басмой с растительным
орнаментом. Ромбовидный средник с аналогичным декором обрамлен
прямоугольной рамкой с орнаментом по углам. Рисунок тиснения обеих
крышек одинаков. На корешке также видны следы декоративного
тиснения. Переплет поновлялся в 1830-е годы, судя по форзацам из бумаги
Елизаветинской фабрики E.H. Кайдановой с филигранью "Е.Б.Ф."
* "к 1е
Несмотря на недостатки и утраты, уникальность труда,
оставленного нам шотландским воином, давно признана историками. Вот как
оценивал его еще в XIX в. А.Г. Брикнер: "Сочинения Петрея, Оле-
ария, Мейерберга, Коллинса, Витсена, Нёвилля и других —
литературные труды, писанные для публики. Гордон писал только для себя
и не думал о приведении в систематический порядок и издании в свет
своих наблюдений. Он только описывал свои похождения и отмечал
краткие известия о разных современных событиях в том внешнем,
случайном порядке, в котором представлялись ему впечатления
обыденной жизни. Так как по своему положению он участвовал во
многих важных событиях своего времени, зорко следил за ходом дел,
знал подробности многих фактов, был в близких сношениях со
многими историческими лицами, то "Дневник" — первоклассный
исторический источник", который "объемом и разнообразием содержания
далеко превосходит все другие сочинения такого рода". По своей
"фотографической точности" записки Гордона "сближаются иногда с
архивным материалом"68. С этим мнением нельзя не согласиться.
В Западной Европе подобный жанр был уже достаточно
распространен, хотя на английском, да и других языках, личных дневников
XVII столетия сохранилось немного, в отличие от предназначенных
для печати и литературно отделанных мемуаров. К тому же почти все
они более ограничены во времени и пространстве. Знаменитый
дневник англичанина Сэмюэла Пипса (1633—1703)69, при всей своей
подробности и глубине, охватывает только 1660-е годы, причем
автор почти не покидал пределов Лондона и его округи. Упомянутый
выше Николаас Витсен взялся за поденные заметки о пребывании в
68 БрикнерА.Г. Указ. соч. С. 139-141.
69 The Diary of Samuel Pepys. Vols. I-XI. 1660-1669. Berkeley & L.A.,
1970—1983. Пипе вел свои шифрованные заметки ежедневно, но прервал их из
боязни слепоты.
9*

260
Д.Г. Федосов
Московии чуть позже Гордона, но провел в стране всего несколько
месяцев как член голландского посольства и остался сторонним,
пусть и зорким, наблюдателем. В самой же российской среде
журналы такого рода появятся лишь с начала XVIII в., за исключением
"Записок" окольничего И.А. Желябужского70.
По форме и содержанию второй том, как и первый, весьма
разнообразен. На протяжении восьми с половиной лет он объединяет
собственно "журнальные" разделы (Чудновский поход польской
армии, переезд Гордона в Московию, путешествие в Лондон и
обратно); описания тех или иных предметов и событий (эпизоды службы в
Польше и России, впечатления о графстве Ципс, рассказ о
Нежинской раде); копии частных и официальных документов (письма к
невесте и другим лицам, грамота князя Любомирского, статьи
дипломатических договоров, два послания короля Чарлза II, список расходов
при выдаче королевского жалованья). В "Дневнике" отразились как
личные наблюдения автора, так и сообщения очевидцев и множества
российских и западных корреспондентов. Только за один день,
15 марта 1667 г., будучи проездом в Гамбурге, Гордон отослал
письма 18 разным адресатам в Россию, Шотландию, Англию,
Фландрию, Польшу, Германию и Лифляндию, а 7 мая в Риге получил от
многих из них ответы. Обо всем достойном примечания он постоянно
расспрашивал товарищей по оружию, военнопленных, купцов,
дипломатов. Так, забавный анекдот о литовском гетмане Гонсевском
был явно передан ему имперским послом в Москве Майербергом.
Отсюда высокая степень информированности Гордона о
происшествиях в Московии и Европе. Вкупе со взвешенной, беспристрастной
(но далеко не всегда бесстрастной) манерой изложения это делает
"Дневник" незаменимым источником. О кое-каких неточностях и
изъянах уже говорилось, но гораздо чаще его данные достоверны и
подкрепляются другими свидетельствами.
После начала первой полной научной публикации "Дневника" в
2000 г. появились новые сведения о русском переводе Гордона,
предпринятом в XIX в. чиновником Военного министерства Д.Е. Келе-
ром (1807—1839)71. Вкратце они таковы. В 1835 г. известный
литератор А.И. Тургенев прислал приобретенную им в Лондоне копию
"Дневника" князю А.Н. Голицыну, по докладу которого императору
Николаю I в июне того же года состоялось высочайшее повеление:
"рукопись сию перевесть на российской язык и тогда старательно
70 Записки Желябужского с 1682 по 2 июля 1709 г. СПб., 1840. Этот
источник не выдерживает сравнения с Гордоном.
71 Статью к первому тому "Дневника" см.: Гордон П. Указ. соч. С. 236—238.

Клинок, перо и "бунфашное время"
261
просмотреть, что может заслуживать особенного внимания, и
доложить Его Величеству", причем государь "изволил желать прочесть
записки сии сколь можно в непродолжительном времени". По
распоряжению военного министра графа А.И. Чернышева Келер
приступил к работе с подлинником, истребованным из Московского
Главного Архива Министерства Иностранных Дел. Напряженные занятия,
вызывавшие живой интерес A.C. Пушкина и других современников,
совершенно истощили силы переводчика и были прерваны
помешательством и ранней смертью. Келер успел окончить и представить
императору переводы первых трех из шести томов, принятые
благосклонно, четвертый был завершен его вдовой, а пятый и шестой
подготовлены его коллегами по канцелярии Военного министерства Чи-
ляевым и Авенариусом (последним не очень удачно). Издание всего
труда было разрешено "по рассмотрении цензурою", но не
осуществилось ввиду больших расходов72. Судьба этих рукописей,
поступивших тогда же в Эрмитажную библиотеку, остается загадкой — ныне
известно местонахождение лишь одного, второго тома,
принадлежавшего Келеру (в двух книгах, 1837 г.)73; так как он происходит из
собрания А.И. Чернышева, надо полагать, что это составленный для
военного министра список, а не одна из частей, "повергнутых к
стопам" Николая I.
Второй том перевода Д.Е. Келера показывает отличное знание
им английского языка, а также усердное отношение к делу и,
безусловно, дает наилучшее представление об источнике из всех прежних
попыток воздать ему должное. Вместе с тем Келер часто перелагает
текст своими словами, более витиевато и высокопарно, чем у автора,
произвольно заменяет косвенную речь прямой и наоборот. Довольно
близко придерживаясь общего смысла, переводчик имеет
обыкновение менять местами отдельные фрагменты, порой перенося их на
несколько страниц (описания городов, приводимые Гордоном при
отъезде из них, даются сразу по прибытии; объединяются разрозненные
фразы, относящиеся к одному предмету; без оговорок вставляются
пояснения, отсутствующие в подлиннике; устраняются авторские
повторы). Такое редактирование не лишено логики, но влечет заметные
расхождения с оригиналом. Письма Гордона, вошедшие в "Дневник",
Келер счел "по большей части не заключающими в себе ничего любо-
72 РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. № 10392.
Я благодарен Л.И. Петржак, обнаружившей это дело и обратившей на него
мое внимание. В нем есть и документы о немецком переводчике "Дневника"
М.Ф. Поссельте.
73 РГБ. Отдел рукописей. Ф. 19/V. № 1 а-б.

262
Д.Г. Федосов
пытного", "затмевающими рассказ"74 и предполагал поместить их в
отдельный том, что так и не осуществилось. Исключены из этого
перевода и почти все записи, столь частые в "Дневнике", о веденной
автором корреспонденции, опущены многие упоминания о лондонских
визитах Гордона и т.д. К тому же есть немало примеров неверного
прочтения или толкования текста, терминологических неточностей и
ошибок (floren передается как "злотый" или "гульден" вместо
"флорина", musket — как "ружье" вместо "мушкета", pollax — как
"палаш" вместо "секиры", broadsword — как "широкий меч" вместо
"палаша", Dutch — как "голландский" вместо "немецкого", путаются
фунты и пуды, Дворцовый приказ именуется "Надворным" и т.д.).
Немногочисленные комментарии Келера кое в чем полезны, но,
поскольку от исторической науки он был довольно далек, в целом
производят впечатление случайных, а иногда и наивных.
Оценить труд Келера и его последователей в полном объеме
пока не представляется возможным. Однако сопоставление с
подлинником вышедших из печати переводов XIX в. — Штриттера-
Поссельта на немецкий язык и сделанных с него русских
публикаций — показывает их несостоятельность. Повествование от
третьего лица, перестановка значительных частей текста, громадные
купюры (в том числе цензурного свойства), подмена перевода
пересказом, множество нелепых ошибок в именах, датах, цифрах и
терминах, порой носящих комический характер75, скудость
комментариев — все это почти до неузнаваемости искажает оригинал.
При подобных вольностях неизбежно нарушается и его
эмоциональный строй. Опираясь на старые переводы, где многое
(скажем, письма к невесте) "за неважностью" опущено, даже
почитатели Гордона полагали, что "Дневник" очень слабо отражает
душевное состояние автора, являет собой "скорее холодный протокол
внешних фактов, чем изображение внутренней, нравственной и
умственной жизни"76. А ведь это отнюдь не так, особенно в первых
томах! В настоящем издании сделано все возможное, чтобы ни в
чем не отступить от подлинника.
74 Там же. №16. С. 176-177.
75 Приведу лишь два примера. Во время похода по Польше в роте Гордона
якобы умерло "несколько женщин, от несоблюдения предписанной им диеты";
переводчикам показалось более вероятным наличие в роте дам (Dames), чем датчан
(Danes). Красивая усадьба венгерского магната (у Гордона — brave house, где
первое слово употреблено в шотландском значении) превратилась в "пивоваренный
завод" (brewery) графа Текёли! (Дневник генерала Патрика Гордона. М., 1892. Ч. I.
С. 176,187; ср.: "Дневник", л. 20 об.-21, 44-44 об.).
76 Брикнер Л.Г. Указ. соч. С. 151.

Клинок, перо и "бунташное время" 263
Ввиду своих особенностей журнал Патрика Гордона не может
служить всеобъемлющим источником о состоянии русского
государства и общества, обо всех важных событиях на северо-востоке
Европы во второй половине мятежного XVII в. Автор никогда не
задавался такой целью. Его мало занимают и остаются на заднем плане
такие существенные предметы, о которых пишут современники, как
жизнь православной церкви, положение крестьян, колонизация
Сибири, русское судопроизводство и многое другое. Тем не менее, по
хронологическому и географическому охвату (пол-Европы за
полстолетия!), по широте и разнообразию содержания в эту эпоху
"Дневнику" Гордона нет равных. Поэтому снова "нельзя не пожелать, чтобы
наши историки... более, чем поныне, обращали внимания на этот
драгоценный памятник"77.
Д.Г. Федосов
77 Там же. С. 182.

ПРИМЕЧАНИЯ
Титул середины XVIII в.
2 Generali. Князь Юрий (Ежи) Себастьян Любомирский (1616—1667) —
великий коронный маршал и польный гетман Польши, под началом
которого служил Патрик Гордон. Один из главных польских полководцев в
войнах с казачеством, Россией и Швецией. Гордон часто именует
гетманов "генералами", хотя использует и первый термин. Здесь и далее в
примечаниях термины подлинника, иноязычные для автора слова (не
английские или шотландские), неточно переданные имена и топонимы
выделены курсивом.
3 Полъск. Торунь. Город был взят союзной польско-имперской армией
29 декабря 1658 г. Автор называет его то на немецкий, то на польский
лад.
4 См.: Гордон П. Дневник 1635-1659. М., 2000. С. 120. Дьёрдь II Рако-
ци (ум. 1661) — князь Трансильвании.
5 Слова в квадратных скобках отсутствуют в подлиннике и добавлены по
смыслу при переводе. Фурман (у Гордона fuirman) — извозчик,
погонщик.
6 Shrove Tuesday. Последний вторник перед Великим постом.
7 Отцов Благочестивых Школ (лат.). Монашеская конгрегация пиаров,
или пиаристов, основанная в Риме в 1607 г. испанцем Хосе де Каласан-
са в воспитательных целях, была широко представлена в Польше.
8 Здесь и далее так отмечены лакуны в рукописи. Жешув стоит на реке
Вислок — притоке Сана.
9 Duke Dominik — вероятно, имеется в виду князь Владислав Доминик
Заславский (1618—1656), воевода Сандомирский и Краковский,
крупнейший магнат на Волыни, хотя его уже не было в живых.
10 Take up bread in the Starosty of Libush.
и Voyt.
12 Podstarost.
13 Mieskofsky.
14 Драгунами князя Юрия Любомирского командовал тогда майор Пнев-
ский (Гордон П. Указ. соч. С. 223).
15 Regality.
16 Полъск. Гданьск.
17 Так Гордон называет супругу гетмана Юрия Любомирского.
18 Hayduks.
19 Republick. Речью Посполитой в это время правил король Ян II Казимир
(1609—1672). Получив корону в 1648 г., он отрекся от нее в 1668.
20 Вознаграждение (лат.).

Примечания 265
21 Hetman.
22 Гетман Войска Запорожского Богдан (Зиновий) Михайлович
Хмельницкий (ок. 1595—1657) с 1648 г. возглавил восстание против польской
короны и в 1654 г. на Переяславской раде провозгласил переход
Украины под власть Москвы. Его старший сын Тимофей (1632—1653) погиб
при обороне Сучавы от поляков и венгров. Младший сын Юрий
(ок. 1641—1685), получив гетманскую булаву, перешел на сторону
Польши по Слободищенскому договору 1660 г., вскоре отказался от своего
звания и принял монашество, но расстригся, попал в плен к турецкому
султану и стал игрушкой в его политике. Генеральный писарь
запорожский, затем гетман Украины (1657—1659) Иван Евстафьевич Выгов-
ский, несмотря на долгую службу полякам, был обвинен ими в измене и
казнен в 1664 г.
23 Т.е. сейм — высший сословно-представительный орган Польши.
24 Великим коронным гетманом Польши был Станислав Ревера Потоцкий
(1579-1667).
25 Гордон по привычке употребляет британские названия монет. Шелонг
или шеляг — мелкая монета Речи Посполитой. С 1659 г. чеканилась из
меди по проекту Т.Л. Боратини ("боратинка") с целью пополнения
казны и покрытия государственного долга.
26 Уильям Дэвидсон — видный шотландский врач. Практиковал в Париже,
где ведал также ботаническим садом. Затем перебрался в Польшу и стал
лейб-медиком короля Яна Казимира.
27 Очевидно, Влоцлавек.
28 Карл X 1устав (1622—1660), король Швеции с 1654 г. Почти все его
правление прошло в подготовке и ведении войн с Речью Посполитой,
Данией и Россией (Северная война 1655—1660 гг.).
29 Ezeura. Ошибка автора — Гомбин и Гостынин, в отличие от Ловича, не
стоят на Бзуре.
30 Полъск. Хелмно.
31 Войска Германского (Римского) императора — союзника Речи
Посполитой.
32 Полъск. Грудзёндз.
33 Revelin or horneworke.
34 О Михальском см.: Гордон П. Указ. соч. С. 127, 128, 206, 217, 221.
35 Granado.
36 Полъск. Мальборк.
37 Полъск. Эльблонг.
38 Залив Фрише-хаф.
39 Werder (нем.). Так назывались острова вислинской дельты.
40 Hooft.
41 Полъск. Тчев.
42 Пфальцграф Адольф Иоганн (1629—1689) — брат короля Швеции
Карла X, один из главных героев первого тома "Дневника" (Гордон П.
Указ. соч.).
43 Graff е.

266
Примечания
44 Апроши — осадные траншеи для безопасного подхода к крепости.
45 Fullwarke — усадьба с угодьями и хозяйственными постройками.
46 Польск. Нытых.
47 Вероятно, искажение польского слова sohys.
48 Furier-Schützen (нем.) — солдаты прикрытия, конвойные, охранявшие
фурьеров.
49 Польск. Гнев.
50 Brandewine.
51 Польск. Бродница.
52 Climentvaert.
53 Ncring — коса Фрише-нерунг.
54 Аванпорт Кенигсберга, ныне Балтийск.
55 Krug (нем.) — постоялый двор.
56 Freedome.
57 В Британии, как и в России, в это время применялся юлианский
календарь (старый стиль), которым Гордон и датирует свое письмо на родину.
В Польше был принят новый стиль. Разница между ними в XVII в.
составляла 10 дней.
58 Sandets.
59 В польской армии XVII в. "товарищ" (towarzysz) — полноправный воин,
обычно из шляхты, служивший в составе хоругви (боевой части)
национальной кавалерии.
60 Имеется в виду не высшее воинское звание, которое носил князь Любо-
мирский, а либо должность его дворецкого (польск. marszatek), либо, в
шотландском употреблении, marshall как младший офицерский чин.
61 Князя Юрия Любомирского.
62 Ныне Кулдига, Лиепая и Вентспилс в Латвии.
63 Ныне Жеймялис в Литве и Бауска в Латвии.
64 Описка Гордона. Шведы были осаждены в Мариенбурге поляками.
65 "Богу угодно дело, но и оружие, помогающее делу" (лат.).
66 аВысш[ей] вол[ею] Бога, о счастливый король, усилиями верных
подданных, при благоприятном..." и т.д. (лат.).
67 В других источниках — де Л'Изола.
68 Польск. Бранево и Фромборк.
69 Голландский парламент и поныне называется генеральными штатами.
70 Оливский мир между Речью Посполитой и Швецией был заключен
23 апреля (3 мая) 1660 г. Швеция закрепила за собой Эстляндию с
островом Эзель и почти всю Лифляндию. Польский король навсегда
отказался от притязаний на шведский престол.
71 Польск. Старогард.
72 File-leaders.
73 Польск. Нове.
74 Шотландец Гилд был товарищем Гордона по лейб-роте шведского
фельдмаршала Дугласа (Гордон П. Указ. соч. С. 192).
75 Польск. Свеце.
™ Bdo.

Примечания
267
77 Shubes.
78 Theriacle. В старинной фармацевтике — универсальное снадобье,
различное по составу.
79 Пилюли от головной боли (лат.).
80 Podgurs.
81 Стефан Чарнецкий (1599—1665) — прославленный польский
военачальник, каштелян Киевский и сенатор.
82 Podvods.
83 Starost of Babimost.
84 Provost (шотл.) — городской голова.
85 Станислав Варшицкий (ум. 1681) — каштелян Краковский.
86 Vocall & instrumentall.
87 Shables [польете, szabla] or simitars. Второй термин происходит от
итальянского scimitarra и, вероятно, персидского "шимшир" и означает саблю
турецкой, персидской или арабской работы.
88 Violins, viol-de-gambo or cimball.
89 Holla, whither do I go.
90 Т.е. владелец села.
91 Т.е. на службе у князя Юрия Любомирского, как и Гордон.
92 Fyrelockst shables and pollaxes.
93 Pan.
94 Knapsackes.
95 Count Palatine. Сандомирским воеводой был Ян Замойский.
96 Landers.
97 Corod orjuridicall Towne, т.е. полноправный город, где можно вести
официальное делопроизводство и составлять документы у соответствующих
чиновников.
98 "В 5-й день после праздника Трех Святых Царей" (лат.). Католики
отмечают праздник трех волхвов, поклонившихся Христу, 6 января.
99 Paprot.
100 Scepusia. Нем. Ципс, венг. Сепеш, полъек. и словаи,. Спиш. Область,
входившая в состав Польши и Венгрии, ныне на территории Словакии.
101 В подлиннике L. — очевидно, сокращение слова Lordship,
употребленного здесь с иронией.
102 Standgericht (нем.) — военно-полевой суд.
103 Pokrivnitza.
104 Полевой борщ, борщевник (полъек.).
105 Цезарь Бароний (1538—1607) — католический историк и теолог,
кардинал. Автор обширных трудов, в том числе 12-томных "Церковных анна-
и
лов .
106 Walwors.
107 Марта (лат.).
108 См.: Гордон П. Указ. соч. С. 43-44.
109 Chamberlaine (шотл.). Другое значение слова — казначей,
«о См. л. 30-33.
"1 Corod. Ср. л. 35.

268
Примечания
112 Novimiasto Korczin.
113 Prume.
114 В подлиннике даты иногда стоят на полях при сплошном тексте; в
настоящем издании они выделены звездочками.
115 Ныне Стара Любовня, Словакия.
116 Gniasna to Podlain — Подолинец.
117 Спишска Бела.
118 Кежмарок, Словакия. Город не входил в состав Священной Римской
Империи, но находился в венгерских владениях ее императора. Здесь,
как и в ряде областей Речи Посполитой, проживало много немцев, и
Гордон часто использует немецкие названия.
119 Венды — одно из названий западных славян. Здесь имеются в виду
словаки (ср. л. 45).
120 На самом деле предания и шутки о "готэмских мудрецах" (wise men of
Gotham) связаны не с Германией, а с английской деревней Готэм близ
Ноттингема, чьи жители славились своей простотой.
121 Спишска Собота (ныне часть города Попрад) и Матейовце.
122 Спишска Нова Вес.
123 Точнее Лойтшау — немецкое название города Левоча.
124 Спишске Подградье, Влахи и Кошице.
125 Tibiscus.
126 Князя Юрия Любомирского.
127 Lusthaus (нем.) — загородный дом, вилла.
™ Hervath.
129 Richter (нем.) — судья. Здесь: староста.
130 Hoffm[eiste]r (нем.). Гордон, которому всегда было присуще сознание
собственного достоинства, к этому времени обзавелся целым штатом
слуг, включая управляющего или "дворецкого".
™ Palatine.
132 Речь идет о венгерском магнате Ференце Вешшелени (ум. 1667), его
супруге Марии Чаки и князе Трансильвании Дьёрде I Ракоци
(1593-1648).
133 Чарлз II Стюарт (1630—1685) унаследовал британский престол после
казни отца в 1649 г. и был коронован в Шотландии, но в период кромвелиан-
ской республики жил в изгнании. В апреле—мае 1660 г. монархия
Стюартов была восстановлена. Радостный отклик на эту весть Гордона, который
разделял роялистские убеждения своего клана и сам оказался в какой-то
мере изгнанником, вполне понятен. Заседавшая в то же время сессия
восстановленного шотландского парламента была прозвана "пьяной".
134 Князя Юрия Любомирского.
135 Древнее название Черного моря.
136 Югорская земля — историческое название Северного Урала и
прилегающего побережья Северного Ледовитого океана. Эти земли были
издревле населены угорскими племенами.
137 Императором Священной Римской (Германской) Империи с 1658 г. был
Леопольд I Габсбург (1640-1705).

Примечания
269
138 Grand Signior, т.е. турецкому султану Мехмеду IV (1641—1692; правил
в 1648-1687 гг.).
139 Tasche (нем.) — сумка, ташка.
140 Гордон часто использует эту латинизированную форму. См. л. 35 об.
141 Starosta Spisky.
142 Zeughaus (нем.) — цейхгауз, военный склад или арсенал.
143 Этот сейм состоялся в конце мая — начале июня.
144 Woywod.
145 Wolodimirs. Владимир Волынский, польск. Влодзимеж.
146 Tursisk.
147 По польским источникам — де Вилен. См.: Romanski R. Cudnow 1660.
Warszawa, 1996. S. 16. Там же приведен полный состав дивизии Любо-
мирского, но без численности боевых частей.
148 Czarnotsy. В других источниках — Cernezzi (Romanski R. Op. cit. S. 16).
149 Pontska.
130 Hof (нем.) — усадьба.
151 Russians.
132 В рукописи пропуск.
133 Древнее название Днепра.
134 Ostrusitse.
133 Lochovits.
136 Здесь и ниже речь идет о городке Любар на Волыни, который Гордон
называет на старый польский лад, а не о Любартуве близ Люблина.
137 Из этих слов следует, что в деле участвовал сам Гордон, который редко
упускал случай отличиться.
138 Польской артиллерией в этом походе командовал генерал Фромхольд
Вольф фон Людингхаузен (Romanski R. Op. cit. S. 70).
139 Лорд Хенри (Хэрри) Гордон, младший сын Джорджа — маркиза Хантли,
вождя клана Гордонов. Он служил в польской армии полковником, получив
в 1658 г. права потомственного польского дворянства (индигенат).
160 Вагенбург (нем.) — подвижное укрепление из повозок. В России
бытовало сходное понятие — "гуляй-город".
161 Battalions. Здесь и ниже Гордон использует этот термин в широком
смысле: боевая часть или походная колонна как пехоты, так и кавалерии.
162 "Кого Юпитер желает сгубить, тех прежде лишает рассудка" (лат.).
Изречение восходит к анонимному греческому комментатору трагедии
Софокла "Антигона"; Гордон почти дословно цитирует его в латинском
переводе Дж. Дьюпорта (Homeri Gnomologia. 1660. P. 282).
163 Ян Собеский (1629—1696) — знаменитый полководец, с 1674 г. король
Польши. Именно он после личного знакомства с Гордоном устроил его
на польскую службу к князю Юрию Любомирскому.
164 Имеется в виду Любар близ Чуднова.
163 Sotnike.
166 Юрий Любомирский.
167 Bohum — так передана фамилия драгунского полковника Иоганна
Генриха фон Альтен-Боккума.

270
Примечания
168 В атаке не участвовал передовой отряд Гордона, ушедший слишком
далеко.
169 Tabor.
170 "Бегущим врагам строится золотой мост" (лат.), т.е.
беспрепятственный путь к отступлению. Этот афоризм приписывается древнеримскому
полководцу Сципиону Африканскому Старшему (ок. 235—183 гг. до
н.э.).
171 Гордон еще не оправился от лихорадки.
172 Автор иногда называет так польских гусар.
173 Тезка и родственник автора, ветеран польской армии.
174 Василий Борисович Шереметев (ок. 1622—1682) — боярин, киевский
воевода, командующий русским войском на Украине. Он дорого
заплатил за свои просчеты, приведшие к капитуляции русских под Чудновом,
более двадцати лет томился в плену у крымских татар и был выкуплен
царем лишь незадолго до смерти.
175 Obosny.
176 Любомирский.
177 Прочерк в рукописи. Похоже, Гордон, который рвался в бой, не без
труда сдержал бранное слово по адресу полковника.
178 Автор подразумевает польских драгун.
179 Chancellour. Неясно, о ком идет речь, но ниже Гордон называет так
русских дьяков.
180 Writer (шогпл.). Возможно, писарь или подьячий.
18* Шотландец Дэниэл Крофорд (ум. 1674), по русским источникам
Данила Крафорт (Краперт). С 1650-х годов полковник царских войск, затем
генерал-майор. Сыграл важную роль в переходе Гордона на русскую
службу и в его дальнейшей судьбе.
182 Sikow. Вероятно, упоминаемый и ниже полковник Федор Андреевич
Зыков, впоследствии воевода в Сургуте и думный дворянин.
183 Переяславский полковник Тимофей Цецура и киевский — Василий
Дворецкий в это время воевали на стороне Москвы.
184 "Тебя Бога хвалим" (лат.) — католический гимн.
185 Indemnity. Этот термин может означать также гарантию или
компенсацию, но, очевидно, восставшие против Польши казаки просили об
амнистии.
186 Так в подлиннике. Гордон вовсе не склонен к преувеличениям, но в
данном случае вероятна описка (10 000 вместо 1000).
187 Станислав Ревера Потоцкий, которому во время чудновского похода
было уже за 80 лет.
188 Так в рукописи, но речь явно идет о русских.
189 Murzaes.
190 Podkomorzy.
™ Stolnik.
192 Kniaz, a Castellan. Так Гордон передает еще незнакомый ему чин —
царский воевода князь О.И. Щербатый (Щербатов) (ум. 1667) был
окольничим.

Примечания
271
193 Князь Г.А. Козловский (1612—1694) — стольник, киевский воевода,
затем боярин.
194 Putimly.
™ Bazar.
196 Гордон по обыкновению использует здесь слово generali,
w Pisarsuf.
198 Гордон называет этого офицера то Чаплицким, то Чаплинским; в других
источниках встречается второй вариант (Соловьев СМ. Соч. М., 1991.
Кн. VI. С. 88).
199 Шотландец, служивший в царской армии с 1654 г.
200 Князь Ю.Н. Борятинский (ум. 1685) — киевский воевода, затем
боярин; успешно действовал против поляков и разинцев.
201 Это селение не удалось найти даже на подробных старинных картах
Волыни. Возможно, оно не пережило разорительных войн.
202 Czerinie — по-видимому, Черница.
203 Топоним не установлен. Перевод Д.Е. Келера дает "Пелчин".
204 Tarczin — очевидно, Тучин близ Ровно.
205 plevania.
206 Далее в рукописи следуют 12 чистых страниц с нумерацией автора
(187-198).
207 Going about for a kolenda.
208 Rhadthouse.
2<>9 См. л. 48 об.
2«> Rebeny.
211 Klekovets.
212 Dimova.
213 Skonces. Шанц или шанец — небольшое полевое укрепление.
214 Double hakes. Doppelhaken (нем.) — крупнокалиберные крепостные
ружья или малые (до 3 фунтов) орудия настильной стрельбы.
213 Schulze (нем.) — староста.
216 С середины XVII в. шотландская пинта составляла 1,7 литра.
217 Quatirka.
218 Так Гордон называет супругу князя Любомирского.
219 Польский король Ян II Казимир и его супруга Мария Людовика были
бездетны и желали видеть своим преемником французского принца Луи
Конде.
220 Пока совещаются в Риме, гибнет Сагунт (лат.). В 218 г. до н.э.
Ганнибал, при бездействии римлян, взял испанский город Сагунт, что
привело к войне Рима с Карфагеном. Ср.: Тит Ливии. История Рима от
основания города. XXI, 7, 1.
221 Seymiks.
222 Здесь автор, как и в некоторых других случаях, применяет
британский термин — shire. Ниже проводится аналогия с парламентами
Британии.
223 "При пустующем троне и междуцарствии" (лат.).
224 Republicans, т.е. противники придворной партии.

272
Примечания
225 Bassa or Gubari. Река Бася и село Губареве» в 30 верстах от Могилева,
где в сентябре—октябре 1660 г. польско-литовские силы Сапеги и Чар-
нецкого вели бои с русскими под началом князя Ю.А. Долгорукого.
226 Boutefeu (франц.) — поджигатель, зачинщик. В польском сейме Любо-
мирский возглавлял партию, которая противилась усилению
королевской власти и французскому влиянию, отстаивая привилегии шляхты и
союз с Веной. В 1664 г. он был осужден на изгнание с лишением чинов
и поместий, после чего поднял мятеж против короны и искал поддержки
в Москве.
227 Этот литовский магнат, будучи протестантом, воевал на стороне шведов
против Польши.
228 Generali Director.
229 Confederate army.
230 Далее в рукописи 2 чистые страницы с авторской нумерацией
(237-238).
231 Среди захваченных поляками офицеров русских войск было несколько
шотландцев во главе с полковником Крофордом, которые убеждали
Гордона сменить службу.
232 Очевидно, этому офицеру предстояло возглавить новый полк с
повышением в чине.
233 Фридрих Вильгельм Гогенцоллерн (1620—1688), прозванный Великим
Курфюрстом, он же герцог Прусский. Правил с 1640 г. В Северной
войне 1655—1660 гг. вел двойную игру, поддерживая то шведов, то
поляков, и в итоге освободился от вассальных обязательств перед польской
короной.
234 Вероятно, расходы на вербовку, так что Гордон рассчитывал на
двукратную прибыль.
235 Все трое названных шотландцев известны по польским источникам.
Джордж (Ежи) Гордон-старший, один из богатейших жителей Замос-
ци, вел торговлю винами и пряностями и в эти годы ведал сбором
городских пошлин (Biegariska А. // The Universities of Aberdeen and Europe:
The First Three Centuries / Ed. P. Dukes. Aberdeen, 1995. P. 151).
236 Юрий Себастьян Любомирский, граф Висьницкий и Ярославский,
князь Священной Римской Империи, великий маршал Королевства
Польского и польный гетман войск, воевода Малой Польши,
губернатор Краковский, Хмельницкий, Нежинский, Казимежский, Олыитын-
ский и Переяславский.
Всем и каждому, какого бы они ни были сословия, звания, сана,
достоинства, чина и отличия, кто увидит, прочтет или услышит сию
грамоту, свидетельствуем наше любезнейшее почтение. Кто воссияет
содеянными подвигами, особливо те, чья высокая доблесть проявится в
воинской чести, — таковые, как требует полная справедливость, должны
быть украшены за свои заслуги почетом и славою от полководцев, под
началом коих они сражаются. Посему мы рассудили, что благородный
Патрик Гордон, шотландец по происхождению, отпрыск знатного в его
краях рода, в течение восемнадцати месяцев исполнявший обязанности

Примечания
273
полкового квартирмейстера в нашем драгунском полку и двенадцати
месяцев — капитан-лейтенанта в роте телохранителей наших, [ныне]
просящий у нас увольнения и желающий отправиться на поиски счастья в
иные края, никоим образом не может быть лишен свидетельства о своих
достохвальных заслугах.
Итак, перед всеми и каждым, до чьего сведения дойдет настоящая
грамота, мы удостоверяем, что он во всех войнах, битвах и походах во
время службы своей против многих врагов сего королевства, а именно:
шведов, московитов и казаков — участвовал и сражался отважно и
выполнял долг доброго воина и служителя столь усердно, что и себе
снискал славу и честь и вполне оправдал имя шотландца, знаменитое
повсюду военною доблестью.
Посему мы не только жалуем помянутому Патрику Гордону по
воинскому закону и обычаю свободное и почетное увольнение и высокое
свидетельство его заслуг, но и просим всех и каждого ему, как
наилучшему, храброму, верному и испытанному воину Священного и
Светлейшего Королевского Величества — милостивейшего нашего государя,
Речи Посполитой и нашему, оказывать уважение, насколько каждому
подобает, согласно его достоинству и чину, дабы если он решит
отправиться в Шотландию, отечество свое, или же в иные страны, его прежде
всего почитали уволившимся надлежащим, свободным и честным образом;
повсеместно давали безопасный проезд, возвращение и проживание;
окружали всяческим почетом, благоволением и любезностью, а также
полагали достойным любого производства в воинских званиях и
повышения в чинах. В удостоверение чего мы повелели дать ему настоящую
грамоту о свободном увольнении и похвальное свидетельство, скрепленное
подписью руки нашей и обычною печатью. Дано в Варшаве месяца
июля 2-го дня в год Господень 1661.
Юрий Любомирский М[есто] п[ечати]
Бартоломей Пестжецкий
Секретарь Его Превосходительства
(лат.)
237 Пол Мензис (1637—1694), по русским источникам Павел
Гаврилович Менезий, Менезиус, Менезес или Менгес. Как и Гордон,
происходил из старинного католического рода северо-восточной
Шотландии — Мензис оф Питфоделс и состоял с автором "Дневника" в
дальнем родстве (его матерью была леди Энн Гордон, дочь графа
Сатерленд). Учился в католической коллегии Дуэ во Фландрии, служил
в польской армии. В 1661 г. (по одной версии — после убийства на
дуэли литовского полковника) перебрался в Россию вместе с Гордоном,
с которым был дружен до самой смерти. В 1672 г. в чине майора
послан царем в Берлин, Дрезден, Вену, Венецию и Рим для
переговоров о союзе против турок; хотя главной цели достичь не удалось,
Мензис проявил выдающиеся дипломатические способности и
полную преданность России, был произведен в полковники и стал пер-

274
Примечания
вым иностранным наставником царевича Петра. Затем участвовал со
своим полком в Чигиринских и Крымских походах. Умер генерал-
майором в Москве и удостоился от Петра I небывало
торжественного погребения. См.: Чарыков Н.В. Посольство в Рим и служба в
Москве Павла Менезия. СПб., 1906.
238 Leck — польск. Лык или Элк.
239 См.: Гордон П. Указ. соч. С. 104, где автор относит эти события к
октябрю 1656 г.
240 Vilsk.
241 Ныне Кедайняй, Литва. В это время под покровительством князей Рад-
зивиллов местная община шотландцев-протестантов достигала 300
человек. По плану 1661 г. более половины домов на главной площади
города принадлежало шотландцам и их потомкам.
Этими данными я обязан Римантасу Жиргулису.
242 Koless.
243 Герцог Курляндский Якоб Кеттлер (1610—1682; правил с 1642) —
вассал польской короны, хотя старался сохранить нейтралитет в ее войне со
Швецией. В 1658 г. был захвачен шведами, но через два года
освобожден по Оливскому миру.
244 Кгие.
245 Граф Роберт Дуглас (1611—1662). Шотландец, фельдмаршал шведских
войск. В 1656—1657 гг. Гордон служил рейтаром в лейб-роте Дугласа, в
формировании которой деятельно участвовал, и пользовался
расположением своего командира.
246 Лэнделс и Эрт были сослуживцами Гордона по шотландской лейб-роте
шведского фельдмаршала Дугласа (Гордон П. Указ. соч. С. 139,
155, 177) и оба последовали за ним в Россию.
247 Кокенхаузен (рус, Кукейнос, латыш. Кокнесе) был взят царскими
войсками в августе 1656 г. и переименован в Царевичев Димитриев город,
но Кардисский мирный договор, подписанный 21 июня (1 июля) 1661 г.,
как раз накануне приезда Гордона в Россию, предусматривал его
возвращение Швеции вместе с другими ливонскими городами — об этом
автор упоминает ниже.
248 "По когтю [узнается] лев" (лат.). Полагали, что великий
древнегреческий скульптор Фидий, даже не видя льва, мог бы восстановить его
облик по одному когтю (Лукиан. "Гермотим", 54, 12).
249 Quass.
250 Verst. Автор впервые применяет русскую меру длины.
231 Чудское озеро.
252 Таков был "официальный курс" русского правительства в середине
XVII в., но тяготы военного времени и попытка денежной реформы (см.
ниже) вызвали резкое падение рубля.
253 Plesko or Opsko.
254 Неточность: Псков был присоединен к Москве великим князем
Василием III Ивановичем в январе 1510 г.
233 Velika Reka.

Примечания
lib
256 Попав в Россию, автор сразу ощутил последствия широкой, но
неудачной денежной реформы и не раз сокрушается по этому поводу. Из-за
острой нехватки средств, особенно в связи с тяжелой войной против
Польши, с 1655 г. царское правительство начало массовый выпуск
медной монеты, которая номинально приравнивалась к серебряной. Это
привело к повсеместной чеканке фальшивок, исчезновению серебра из
оборота, быстрому росту цен и московскому "Медному бунту" 1662 г.,
очевидцем которого стал Гордон.
257 Хотя их фамилии переданы автором не вполне идентично, эта
жительница Пскова, возможно, была в родстве с упомянутым выше шотландцем.
258 Очевидно, Сольцы.
259 Solona.
260 Mpsiaga.
261 Явная описка автора.
262 Johannes Basilides.
263 Гордон смешивает разные исторические события. Новгородские земли
вошли в состав Московского государства в 1478 г., через семь лет
после того, как полки великого князя Ивана III разбили новгородцев на
реке Шелонь; новгородский владыка Феофил был лишен сана и заточен в
Москве. В 1570 г. опричники царя Ивана IV Грозного, заподозрившего
в Новгороде измену, подвергли город чудовищному разгрому и бойне.
Перунский (Перынский) монастырь возник на месте капища Перуна, у
истока Волхова из озера Ильмень. Здесь Гордон по-видимому
опирается на знаменитый труд Герберштейна, к которому этот фрагмент очень
близок, вплоть до дословных совпадений (Герберштейн С. Записки о
Московии. М., 1988. С. 67, 148,150); вполне могла быть известна
автору "Дневника" и книга Олеария, где есть сходное описание, со
ссылкой на Герберштейна (Олеарий А, Описание путешествия в Московию.
СПб., 1906. С. 126-129).
264 Князь И.Б. Репнин-Оболенский (ум. 1697) — боярин, воевода,
дворецкий, начальник Сибирского приказа.
265 Slabod. Новая Иноземская (Немецкая) слобода, ставшая домом
Гордона до конца его дней и так много значившая для судеб России,
возникла в 1652 г. на правом берегу Яузы.
266 Царь Алексей Михайлович (1629—1676), правил с 1645 г.
267 Stranger office. Этот приказ ведал иностранцами, состоявшими на
царской службе, и полками иноземного строя. И.Д. Милославский
(ум. 1668) — ближний боярин, глава ряда приказов, отец царицы Марии
Ильиничны, первой жены царя Алексея Михайловича; возвысившись
благодаря этому браку, имел большой вес в государственных делах.
268 Damask — "камка-адамашка", род узорчатой ткани, обычно из шелка
или полотна. Первый документ о русской службе автора сохранился —
челобитная "маеора Патришиуша Гордона" и его спутников, "Шкотц-
кой земли немцев", о выдаче жалованья за выезд, с пометой: "170
[1661] г. сентября в 7 день Государь пожаловал велел выписать"
(РГВИА. Ф. 495. Оп. 1. № 27. Л. 3-3 об.).

276
Примечания
Я признателен сотруднику РГВИА A.B. Канунникову,
обнаружившему этот документ.
269 Чуть ниже Гордон переходит на русский термин "дьяк" (diack), но
нигде не называет своего недруга по имени. В это время в Иноземском
приказе состояли два дьяка — Михаил Кузовлев и Ефим Прокофьев;
вероятно, речь идет о первом (Богоявленский С.К. Приказные судьи
XVII в. М., 1946. С. 56, 265, 288).
270 Knute.
271 Indigenation. Право на гражданство или сословные привилегии,
даруемое иностранцу и заверенное грамотой от короны.
272 Неизбежное зло (лат.).
273 Prikase.
274 Piazzo.
275 Writer (шотпа.). Так 1ордон называет русских подьячих.
276 Crasna Cella.
277 Из названных офицеров Эрт, Гилд и, возможно, Кит и Стюарт были
старыми боевыми товарищами Гордона еще по шведской службе
(Гордон П. Указ. соч.).
278 Into the utmost great Towne and to the Slaboda Zagrodniky. Очевидно, в
Земляной город и Огородную слободу.
279 Profos — полковой чин, в обязанности которого входило содержание
арестантов.
280 Brandy.
281 Streitsees.
282 Т.е. Белого города.
283 Tagany and potters slabod.
284 Court office. Приказ Большого Дворца ведал дворцовым хозяйством и
населением дворцовых волостей.
285 Golova — т.е. стрелецкий полковник.
286 Trubnikes.
287 Catchpoles. В Британии так называли полицейских служителей при
шерифе, в чьи обязанности входило задерживать несостоятельных
должников и прочих нарушителей закона.
288 Artishow. Ф.М. Ртищев (1626—1673) — окольничий, близкий советник
царя, глава ряда приказов, в том числе Большого Дворца; отказался от
боярского сана. Основал близ Москвы Преображенский
(Андреевский) монастырь и школу — прообраз Славяно-греко-латинской
академии, а также ряд благотворительных заведений.
289 Гордон повторяет эпизод, уже приведенный чуть выше.
290 Брест Литовский был отвоеван поляками в феврале 1661 г.
291 Lochovits. Это поражение, называемое также битвой при Полонке, русские
потерпели 18 июня 1660 г. Князь И.А. Хованский — боярин, воевода
Новгородский и Псковский, позже начальник Стрелецкого приказа. Проиграл
ряд сражений в войне с Речью Посполитой и получил прозвище Тараруй —
пустомеля. Возглавил сыск над участниками "Медного бунта" 1662 г.
Казнен по приказу царевны Софьи в 1682 г. ("Хованщина").

Примечания
111
292 Князь Ю.А. Долгорукий (Долгоруков) — ближний боярин, воевода,
начальник Пушкарского, Стрелецкого и других приказов, усмиритель
восстания Степана Разина, затем опекун царя Федора Алексеевича.
Убит стрельцами во время московского бунта 1682 г.
293 Ср., л. 112.
294 Августин фон Майерберг (Майерн, Мейерберг) (1611—1688) —
австрийский дипломат, посетивший Москву в 1661—1662 гг. Барон с 1666 г.
Автор ценных записок (Путешествие в Московию. М., 1874), а также
планов и рисунков (Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины
России XVII века. СПб., 1903. Т. I—II). Имя другого имперского посла —
Орацио Гульельмо Кальвуччи — Гордон приводит неточно.
295 Много лет спустя усилиями Патрика Пэрдона в Москве был возведен
первый католический храм; до этого католикам позволялись только
домашние богослужения. При имперском посольстве состоял капеллан
Себастьян Главинич, который служил ежедневно.
296 Гетман Винцентий Корвин Гонсевский (ум. 1662) был захвачен князем
Ю.А. Долгоруким в 1658 г. и четыре года спустя разменен на пленных
русских воевод.
297 Винный камень (лат.) — кислая калиевая соль, выделяющаяся из
виноградного сока; осадок в винных бочках. Автор, очевидно, узнал об
этом случае от имперских послов; по их свидетельству это произошло в
июне 1661 г., т.е. до приезда Гордона в Москву (Майерберг А.
Путешествие в Московию. М., 1874. С. 88—89).
298 Pristave.
299 Kutchy Cory. Имеется в виду поражение князя И.А. Хованского при
Кушликах или Кушликовых Горах 25 октября 1661 г. Сведения Гордона,
вероятно, исходят от его упомянутых ниже друзей Далйелла и Форрета
или его родственника Корнелиуса Бокховена.
300 См. л. 17 об.
301 А.Л. Ордин-Нащокин (ок. 1605—1680). Думный дворянин, затем
ближний боярин, воевода, начальник Посольского приказа ("Царской
большой печати и государственных великих посольских дел оберега-
тель"). Искусный дипломат, он был одним из руководителей внешней
политики при царе Алексее Михайловиче и убежденным сторонником
западных обычаев. В 1672 г. постригся в монахи.
302 Томас Далйелл оф Биннс (ок. 1615—1685). Видный шотландский
роялист. Бежав из лондонского Тауэра, в 1656 г. поступил на царскую
службу с рекомендательным письмом от короля Чарлза И. Летом 1661 г.
царь писал князю И.А. Хованскому, чтобы он "к Томасу Далиелу
держал привет и ласку и в ратном ученьи воли у него не отнимал и учинил
бы его енаралом надо всею пехотою и над стрельцами". Далйелл стал
полным генералом и командиром гарнизона в Смоленске. В 1665 г.
вернулся в Шотландию, где был назначен главнокомандующим и членом
Тайного совета; в 1681 г. основал знаменитый полк Royal Scots Greys
(Королевских Серых Драгун). За суровый нрав противники на родине
называли его "кровавым московитом" и "московским зверем".

278
Примечания
303 Ордин-Нащокин.
304 Первые сведения о ситуации вокруг Полоцка Гордон, возможно, получил
летом 1662 г. от Т. Далйелла, когда последний был в Москве после
долгого отсутствия. Но создается впечатление, что эта запись появилась еще
позже: полковники Чернавский и Либек ("Кривой Сержант") стали
главными действующими лицами за Двиной только к 1664 г., а в 1662 г.
Далйелл под Полоцком имел дело с другими партизанами и
полковниками. Такое предположение объясняет ошибку Гордона относительно целей
похода Хованского в 1661 г. (не против партизан, а на всю литовскую
армию для деблокады Полоцка и Вильно) — за несколько лет
второстепенная для него информация несколько перепуталась в памяти. Зато данные о
потерях пехоты Новгородского разряда под Кушликами необычайно
точны. Документы (РГАДА. Ф. 210. Смотренные списки. № 87)
показывают 12 000 пехоты, из которых сбежало более 6500 чел. (о бегстве
конницы автор не упоминает). Потери в бою 25 октября составили 1000 чел.
убитыми, пленными и пропавшими без вести, не считая урона полков Ордина-
Нащокина и Далйелла, т.е. как раз не более указанных Гордоном 1500 чел.
(Примечание сотрудника РГАДА O.A. Курбатова, которому я
благодарен за помощь в комментариях. — Д.Ф.).
305 Далее в рукописи чистая страница с нумерацией автора (298).
306 Сэмюэл Коллинс (ум. 1671) — английский врач при дворе царя Алексея
Михайловича. Жил в России в 1659—1668 гг. и передал свои
впечатления в книге: The Present State of Russia, in a Letter to a Friend at London.
L., 1671 (Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в
письме к другу, живущему в Лондоне. М., 1846).
307 Sasheks. Засечные черты — оборонительные сооружения на южных
окраинах Русского государства. Состояли из засек (заграждений из
поваленных деревьев), валов, рвов, естественных преград. Опирались на
цепь городов-крепостей и острогов.
308 Князь Г.С. Куракин (до 1606 — после 1679) — боярин, воевода.
Оборонял засечные черты — укрепленные южные рубежи России,
участвовал в войне с Польшей, позже наместник Сибирский и Псковский.
309 Мир между Россией и Швецией был заключен в Кардисе (Ливония)
21 июня 1661 г., но из-за ряда препятствий — расхождения русского и
шведского текстов, демаркации границы и др. — был окончательно
ратифицирован только в 1684 г.
™ См. л. 48 об.
311 Князь Петр Большой Семенович Прозоровский — стольник, воевода,
дипломат; убит людьми Степана Разина в Астрахани в 1670 г.
И.А. Желябужский (1638 — после 1709) — ясельничий, затем воевода,
думный дворянин и окольничий; дипломат, автор "Записок" с 1682 по
1709 г. (СПб., 1840). В это посольство в качестве переводчика входил
и шотландский полковник Эндрю Форрет, упоминаемый Гордоном.
312 Б.И. Морозов (1590—1661) — ближний боярин, воспитатель царя
Алексея Михайловича и глава правительства в начале его царствования.
Сохранял свое влияние и в дальнейшем.

Примечания
279
313 Empress. Так Гордон называет царицу.
314 Drawing of Valentines. Имеется в виду шутливый обычай, издавна
известный в Британии, выбирать возлюбленных в канун дня Св. Валентина.
315 В подлиннике слова "в своем письме от 15 июня" явно вписаны автором
позднее.
™ См. л. 134 об. -135.
317 Hectick feaver.
318 Бог огня у древних римлян.
319 Дворецкому (лат.).
320 Описка Гордона. Московский "Медный бунт" произошел 25 июля
1662 г.
321 Так автор иногда именует царя.
322 Selected so jours — солдаты двух московских выборных полков
регулярного строя, сформированных в 1656—1658 гг. Второй из них,
Бутырский, Гордон впоследствии возглавил.
323 Ziemsky Dwor.
324 Goist or alderman called Vasily Shurin.
325 A.A. Шепелев (ум. после 1689) — первый командир Первого
московского выборного полка, позже "думной генерал" и окольничий.
326 A.C. Матвеев (1625—1682). Впоследствии приближенный царя,
начальник Посольского и Малороссийского приказов, боярин. Был женат
на Евдокии Григорьевне Гамильтон, из шотландского рода, и известен
как сторонник западноевропейских обычаев. Воспитанницей Матвеевых
была Наталья Кирилловна Нарышкина, вторая жена царя Алексея
Михайловича. A.C. Матвеев был убит в Кремле мятежными стрельцами.
327 Князь Ю.И. Ромодановский (ум. 1683) — ближний боярин, сыграл
большую роль в разрыве царя с патриархом Никоном.
328 Предыдущее слово great ("великое") в рукописи вычеркнуто.
329 Майоры-иноземцы во главе с Гордоном получили "по 4 аршина сукна
анбурского по полтине аршин" (РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Кн. 317.
Л. 306-308 об.).
Я признателен за эту ссылку, а также за помощь в комментариях,
сотруднику РГАДА A.B. Малову.
330 Вероятно, р. Сюнь, впадающая в Белую недалеко от ее слияния с Камой.
331 Князь Г.Г. Ромодановский (ум. 1682) — боярин, воевода. Участник
Переяславской рады 1654 г., глава Чигиринских походов 1677—1678 гг.
Убит во время стрелецкого бунта в Москве.
332 Эти военные действия произошли в июне—июле 1662 г.
333 Carver. Здесь — почетный гость, который нарезает кушанья и
распоряжается за столом.
334 Уильям Драммонд оф Кромликс, лорд Мэддерти (ок. 1617—1688). В
русских источниках — Друмонт, Дромант. Знатный шотландский роялист.
В Москву прибыл в 1656 г. вместе с Томасом Далйеллом (см. л. 142 об.).
16 мая 1662 г. одержал важную победу под Чаусами, где были истреблены
15 хоругвей польской пехоты. В 1665 г. в чине генерал-лейтенанта
вернулся на родину и затем получил титул виконта Стрэтэллан.

280
Примечания
335 Старший брат полкового командира Гордона.
336 Нидерландское посольство во главе с Якобом Бореелом прибыло в
Россию в декабре 1664, а не 1662, и добралось до Москвы в январе 1665 г.
(см.: Витсен Н. Путешествие в Московию, 1664—1665. СПб., 1996).
Возможно, эта последняя запись года оказалась не на месте потому, что
внесена позднее. Далее в рукописи пять чистых страниц с нумерацией
автора (322—326).
337 В августе—сентябре 1662 г. поляки освободили князей Осипа и Семена
Щербатых, Григория Козловского, Петра Хованского (плененного под
Кушликами), а также стольника Ивана Акинфиева в обмен на
литовского гетмана Гонсевского, но в ноябре он был убит под Вильно своими
же солдатами.
33* См. л. 111 об.
339 По обыкновению {франц.).
340 Charke of waters.
341 Полковник Филипп Бокховен (по русским источникам — Фан Буко-
вен), отец Катарины, несколько лет прослужил в Британии, откуда
была родом его супруга.
342 Гордон, по-видимому, хочет сказать, что на полном интриг "рынке
невест" Иноземской слободы его сватовство имело успех и расстроить
помолвку никому не удастся, даже путем обмана.
343 17 марта Православная церковь чтит память преподобного Алексия
человека Божия.
344 Запись под этим числом в подлиннике отсутствует.
345 Александер Лесли оф Охинтул (1590-е?—1663) — шотландский
рыцарь. На русской службе с 1630 (с перерывами), руководил военной
реформой и набором полков "иноземного строя", куда призвал
немало своих земляков. Один из главных царских полководцев в войнах с
Польшей и Швецией. Крестился в православие под именем Авраама
Ильича, первым в России получил звание генерала и стал
командиром гарнизона в Смоленске. Родоначальник российских дворян
Лесли.
346 По русским источникам эта победа над поляками при Чаусах была
одержана Драммондом (Дромонтом) 16 мая предыдущего, 1662 г. См.
статью к настоящему изданию.
347 Поместье Гордонов в шотландском графстве Эбердин, где родился
Патрик. Далее в рукописи одна чистая страница с авторской нумерацией
(346).
348 Петр Дорофеевич Дорошенко (1627—1698) — прилуцкий полковник, в
1665—1676 гг. гетман Правобережной Украины. С помощью Турции и
крымцев пытался овладеть Левобережьем, но был пленен русскими
войсками при участии Гордона.
349 Cashovoy. И.М. Брюховецкий (ум. 1668) — запорожский кошевой
атаман, гетман Левобережной Украины с 1663 г. Пожалованный царем в
бояре, он вскоре поднял восстание против Москвы. Убит казаками.
350 Михаил Ханенко, уманский полковник.

Примечания
281
351 Okolnitsy. Князь Д.С. Велико(Великого)-Гагин (ум. 1671) — воевода,
представитель царя на "генеральной" Нежинской раде 1663 г.
352 Rada.
353 Emperours shatra or pavilion — т.е. царский или государев шатер.
354 Матвей Гвинтовка — сторонник Брюховецкого, впоследствии
нежинский полковник и генеральный есаул.
355 Nounoj — вероятно, генеральный есаул Пархом Нужный.
356 Мефодий, епископ Мстиславский и Оршанский, глава Киевской
митрополии.
357 Saydak, чаще саадак — прибор для стрельбы из лука: лук в чехле и
колчан со стрелами.
358 Bunshuke.
359 В рукописи очевидный пропуск.
™Bulava.
361 Bunshusnik.
362 Слова "и что они уже избрали гетмана" дописаны автором после
следующей фразы.
363 Czerna.
364 Towarises.
365 Partizans.
366 Sotniks, attamans, yesauls.
367 Saborna.
™Obroke.
369 Противники Брюховецкого были казнены 18 сентября 1663 г.
370 Я.К. Черкасский (ум. 1666) — потомок кабардинских князей, ближний
боярин, воевода, один из главных царских полководцев в войнах с
Речью Посполитой и Швецией.
371 Н. Бауман — голштинец, датский подданный, позже полный генерал.
На русской службе с 1657 по 1670 г.
372 Чарлз Хауэрд (1629—1703), с 1661 г. граф Карлайл, позже губернатор
Ямайки. По русским источникам Говарт Карлиль. Он прибыл в
Архангельск 19 августа 1663 г. с женой, старшим сыном и свитой почти из
80 человек. Известно подробное описание этого неудачного посольства,
составленное по-французски его участником Ги Мьежем: La relation de
trois ambassades de Msg. le Comte de Carlisle. Paris, 1857.
373 Томас Брайен (в русских источниках Брейн) — английский купец в
Москве, выполнявший поручения британской короны.
374 Петр Большой Васильевич Шереметев (ум. 1690) — боярин, киевский
воевода.
375 Князь Н.И. Одоевский (ум. 1689) — ближний боярин, воевода,
дипломат, влиятельный член русского правительства. Руководил
составлением Соборного уложения 1649 г., Казанским и Сибирским приказами.
376 В рукописи чистая страница (371).
377 Hetman Polnoy.
378 Emperours fathoms, т.е. царских сажен. Далее в подлиннике 10 чистых
страниц, пронумерованных автором (374—383).

282
Примечания
379 Muravsky sliach. Степной путь, шедший от Перекопа по водоразделу
рек Ворскла и Северский Донец на Ливны и Тулу. Использовался
крымскими татарами для набегов на русские земли.
380 Novogrodek, т.е. Новгород Северский.
381 Шпалерами (франц.), т.е. рядами по обе стороны.
382 Stremeny Regiment — личный конвой царя.
383 Battalions or squadrons. Поскольку структура вооруженных сил еще
окончательно не сложилась, автор применяет некоторые термины
довольно свободно. В России слово "шквадрона" также означало
различные по составу подразделения.
384 Крофорд — полковой командир Гордона.
3&5Stolla miesto korme.
386 Crimlina.
387 Имеется в виду Воронеж на Украине.
388 Карлайл весьма настойчиво, но безуспешно добивался от русского
правительства возвращения привилегий английским купцам, которых они
лишились после казни короля Чарлза I в 1649 г. Далее в подлиннике
отсутствуют 4 страницы (392—395 по нумерации Гордона), так что
записи за март и апрель 1664 г. утрачены.
389 Лафетов (франц.).
390 Worobeyow gora or the sparrow hill.
391 Это первые письма Гордона, дословно приведенные в "Дневнике".
392 Томас, сын генерала Далйелла.
393 Поляновский мир 1634 г. завершил неудачную для России Смоленскую
войну. Русско-польские границы, закрепленные Деулинским
перемирием 1618 г., были подтверждены. Король Владислав IV отказался от
претензий на русский престол.
394 Последние слова вписаны вместо вычеркнутых — "с тем же гонцом".
395 Denshik.
396 Далйелл и Драммонд.
397 Князь Ф.Ф. Куракин (ум. после 1683) — боярин, воевода, воспитатель
царевича Федора Алексеевича.
™Meginovits.
399 Prikases of streltsees.
400 Corodovies.
401 "Неистовый Роланд" — знаменитая героическая поэма итальянца Лудо-
вико Ариосто (1474—1533). Возможно, это первое упоминание о ней в
России. Гордон, похоже, просил невесту прислать ему книгу из Москвы
в Смоленск, но забыл упомянуть об этом в письме.
402 Соглядатая (лат.).
403 Obosny.
404 Князь П.А. Долгорукий (ум. 1669) — окольничий, смоленский
воевода. Младший брат князя Ю.А. Долгорукого, не раз упомянутого
Гордоном.
405 "Т^к уж всегда: где любовь — там и тревога и страх" (лат.). Овидий.
"Героиды", I, 12.

Примечания
283
406 В подлиннике эта запись вычеркнута.
407 Одно из названий московской Иноземской (Новонемецкой) слободы —
от ручья Кукуй.
408 Ср.: Ветхий Завет, 4 Цар. 18, 21: "Ты думаешь опереться на... трость
надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и
проколет ее".
409 Posoch — посох Св. Петра, первого митрополита Московского. Никон
(1605—1681), чьи реформы привели к расколу русской церкви, еще в
1658 г. отрекся от патриаршества, но внезапно, без ведома царя,
приехал в столицу из Воскресенского монастыря. В Кремле поднялось
"смятение, точно пришла весть, что татары или поляки под Москвою"
(Соловьев СМ. Соч. М., 1991. Кн. VI. С. 237). Этот поступок ускорил
осуждение опального патриарха церковным собором. См.: Капте-
рев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. М., 1996.
Т. 1-Й.
410 Михай Апафи (1632—1690), князь Трансильвании с 1661 г.
Первоначально ставленник султана, которому платил дань в 40 000 дукатов,
затем признал верховенство австрийских Габсбургов.
411 Ныне Сату-Маре, Румыния.
412 Ныне Орадя, Румыния.
413 Ныне Нове Замки, Словакия.
414 Comorrha. Венг. Комаром, словаи,. Комарно.
415 New Serinwar.
416 Вашварское перемирие, условия которого излагает Гордон, не без
оснований считалось выгодным для турок. В рукописи следует чистая
страница (436).
417 Корнелиус Бокховен, дядя невесты Гордона.
418 Согласно книге Бытия Иосиф, не желая расставаться со своим
братом Вениамином, приказал тайно положить ему в мешок серебряную
чашу и привести к себе в рабство того, кто якобы ее похитил (Быт.
43, 29-44,12).
419 Ilistarkovits. Вероятно, стольник и воевода Кирилл Аристархович
Яковлев.
420 Klets.
421 Т.е. в царском дворце.
422 Здесь и далее Гордон помечает первые числа месяцев, но последующие
записи относятся к другим дням.
423 К марту 1665 г. относится важный акт, по которому отец Патрика,
Джон Гордон, завещал доходы от западной части родового поместья Уэ-
стертун оф Охлухрис, где жил он сам, в пожизненное пользование
своей жене и совладелице Мэри Огилви, а после смерти обоих супругов —
наследственное владение этими землями их сыновьям Патрику,
Джеймсу и Александеру в равных долях. Свидетелем и душеприказчиком
выступал брат последних, Джон Гордон младший (Passages from the Diary
of General Patrick Gordon of Auchleuchries. Aberdeen, 1859. P. 210). Об
этом, как и о смерти Александера, вскоре сообщили Патрику, и его

284
Примечания
просьба об отпуске на родину в августе (см. ниже) была связана с
необходимостью уладить семейные дела.
424 "Великий Мор" начался в Лондоне в ноябре 1664 и свирепствовал до
весны 1666 г., унеся до ста тысяч жизней. Это привело к царскому
запрету англичанам торговать в России, что стало важным предметом
дипломатических переговоров во время миссии Гордона в Британию.
423 В рукописи следуют 2 чистые страницы (454—455).
426 Делами Иноземской слободы ведал Посольский приказ.
427 So Hey (Souhay). Эта семья была в близком родстве с Бокховенами.
Впоследствии Элизабет Суэ, двоюродная сестра первой жены Гордона,
вышла замуж за Франца Лефорта.
428 Далее в подлиннике 7 чистых страниц (465—471 по авторской
нумерации). Следующие 12 страниц (472—483) отсутствуют, так что записи
за январь—начало апреля 1666 г. не сохранились.
429 Внук кахетинского царя Теймураза I.
430 Речь идет о короле Чарлзе II и его британских подданных, а не о царе,
как полагали прежние переводчики "Дневника".
431 Halfe-stockadoes — род колющего холодного оружия.
432 Эта запись в подлиннике вычеркнута. Величайшее (Четырехдневное)
сражение англо-голландской войны действительно состоялось близ
устья Темзы в начале (1—4) июня, так что вместо "марта" здесь
следовало бы читать "месяца". Оно принесло победу голландскому флоту во
главе с адмиралом де Рюйтером.
433 Dumny diack — Алмаз (Ерофей) Иванов (ум. 1669), думный дьяк
Посольского и Печатного приказов, видный дипломат, хранитель большой
царской печати.
Wöklad.
435 Морской путь из Западной Европы в устье Северной Двины, где
позже возник Архангельск, был проложен в 1553 г. англичанином
Ричардом Ченслором.
436 Чарлз I (1600—1649), король Великобритании с 1625 г. После его
казни в Англии установилась республика во главе с Оливером Кромвелем.
43? См. л. 48 об.
438 Это посольство в Лондон возглавил стольник князь П.С.
Прозоровский. См. л. 145.
439 Вычеркнуто в подлиннике.
440 Оливер Кромвель (1599—1658) — вождь Английской революции,
лорд-протектор Англии.
441 О посольстве графа Карлайла см. л. 175, 176, 179, 181 об.—
182 об., 189.
442 Это послание короля Чарлза II царю, приведшее к миссии Гордона в
Лондон, сохранилось в оригинале (РГАДА. Ф. 35. Оп. 2. № 97). Оно
датировано в Оксфорде 29 декабря 1665 г.
443 Т.е. Боярской думой.
444 В расходных столбцах Посольского приказа значится: "Во 174-м
[1666] году по указу ж Великого Государя посылан с Его Великого Го-

Примечания
285
сударя грамотою к Аглинскому Королю рейтарской полковник Патре-
киюс Гордан. А для той посылки дано ему Великого Государя жалованья
подмоги и в приказ и кормовых денег всего 300 рублев. Ему ж для
скорой посылки запасов з дворца: 7 пуд меду сырцу, 10 ведр вина
дворянского" (РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 187. Л. 4-5).
445 Документы о миссии Гордона, включая текст отправленной с ним
царской грамоты к королю Чарлзу II, приведены в Приложениях.
446 Podwodes.
447 Bon valete — форма шотл. слова bonvale (прощальный тост или здравица).
448 Yempshiks.
449 У Гордона вычеркнута Мета и вписана другая вышневолоцкая река —
Цна, хотя именно Мета впадает в Ильмень.
450 Kurgans. Река Гримаца — возможно, Гремячая.
451 Ссылка в тексте отсутствует, и неясно, о чем идет речь. Войска
Тамерлана (Тимура), напавшие на Русь в 1395 г., дошли только до Рязанской
земли. Возможно, Гордон подразумевает известную легенду, которую
мог прочесть у Герберштейна, о войне вернувшихся из долгого похода
новгородцев с их холопами (Герберштейн С. Записки о Московии. М.,
1988. С. 150, 330).
«2 Yame.
453 Sajantsova. Проведя много лет в Польше, Гордон иногда полонизирует
русские слова и топонимы.
434 Скорее всего — Веряжа.
455 Вероятно, форма ирландской фамилии О'Даворен.
436 Vorstuf.
457 Гордон знавал Ферзена во время своей шведской службы.
458 "Шкотцкая присылная грамотка" Гордона князю И.А. Хованскому
сохранилась в русском переводе. См. Приложения.
459 Silversoort.
460 Ныне Вентспилс, Латвия.
461 Мир в Брёмсебру завершил успешную для Швеции войну с Данией
1643—1645 гг. К Швеции отошли острова Готланд, Эзель (Сааремаа) и
ряд датских владений на Скандинавском полуострове.
462 Rugia.
463 Дарссер Орт.
464 В это время шла война между Великобританией и Нидерландами
(1665—1667), которая велась главным образом на море. Голландцы
действовали в союзе с Францией и Данией.
465 Вероятно, гамбургское предместье Альтона.
466 р0д пива из города Хамм в Вестфалии. См. л. 236.
467 По старинной немецкой легенде искусный свирельщик избавил Ха-
мельн от крыс, заманив их своей игрой в реку. Не получив награды от
горожан, он увел их детей за собою, и больше их никто не видал.
Источники упоминают об "исходе детей" из Хамельна в 1284 г.
468 "Наказная память" (см. Приложения) не запрещала Гордону следовать
через Голландию; очевидно, подразумевается устная рекомендация

286
Примечания
Посольского приказа, т.к. миссия могла быть сочтена враждебной по
отношению к Генеральным Штатам.
469 Sieve. Очевидно, р. Штефер (Stever). Здесь, как и в ряде других
случаев, топоним искажен автором при переписке дневника.
470 Spa-water. Это может означать воду, привезенную из знаменитого льеж-
ского курорта Спа, не столь далекого от местопребывания Гордона, или,
в нарицательном смысле, местную минеральную воду.
471 Stuivers. Вероятно, имеется в виду не нидерландский стюйвер, а более
мелкая и низкопробная монета рейнско-вестфальских княжеств.
472 Герцогство Клеве и графства Марк и Равенсберг достались Фридриху
Вильгельму Бранденбургскому в 1666 г., при разделе Юлихского
наследства.
473 Епископ Мюнстерский Кристоф Бернхард фон Гален (1600—1678) был
одним из самых воинственных германских князей и в 1665 г. выступил
союзником Великобритании против Нидерландов, но в апреле 1666 г.
заключил мир.
474 Немецкое название города Неймеген в Нидерландах.
475 Текст в подлиннике сплошной, но несколько слов, очевидно, пропущены
автором.
476 Из дальнейшего следует, что подразумеваются девицы легкого
поведения.
477 3 июня 1666 г. в битве с голландцами в устье Темзы 90-пушечный
флагман адмирала Айскью "Ройал Принс", слывший лучшим кораблем в
мире, сел на мель и был сожжен. Адмирал и почти весь экипаж попали в
плен.
478 Bernacles. Похоже, речь идет об излюбленных в Нидерландах мидиях
или устрицах.
479 Британское название города Флиссинген.
480 Михиел Адриансзон де Рюйтер (1607—1676) — прославленный
голландский адмирал. Одержал ряд крупных побед над британским и
французским флотами.
481 Гёзами (от франц. gueux — "нищие") первоначально называли
восставших против испанского владычества в Нидерландах.
482 Иоган Кивет, бывший бургомистр Роттердама, нашел убежище в
Англии и был посвящен в рыцари королем Чарлзом II. Анри Флери де Кю-
лан де Бюа — французский дворянин, служивший принцу Оранскому и
казненный в Гааге 1 октября 1666 г. по обвинению в тайных связях с
британским двором. Генеральные штаты — парламент республики
Соединенных Провинций.
483 Припасы (франц.).
484 Очевидно, Vrije — дворец городских советников Брюгге.
485 Джон Мэйтленд, граф, позже герцог Лодердейл (1616—1682) —
государственный секретарь и фактический правитель Шотландии при
короле Чарлзе И.
486 "Великий Пожар", самый страшный в истории Лондона, вспыхнул в
ночь на 2 сентября 1666 г. и бушевал до 6 числа. Пламя уничтожило со-

Примечания
287
бор Св. Павла, 87 церквей, 52 гильдейских здания и 13 200 домов,
пощадив лишь одну пятую часть города; около ста тысяч человек остались
без крова.
487 Джон Хебдон (ум. 1670) — английский купец, член "Московской
Компании". Несколько лет официально представлял в Голландии и
Великобритании интересы царя, для которого нанимал "искусных людей" и
закупал большие партии товаров (см.: Гурлянд И.Я. Иван Гебдон, ком-
миссариус и резидент. Ярославль, 1903). В подлиннике эта запись, как
и нижеследующая об ответе Хебдона, явно внесены позднее, более
мелким почерком. На то же указывает и обратная датировка.
488 Текст этого письма Гордона думному дьяку Алмазу Иванову см. в
Приложениях.
489 Talks.
490 Вероятно, Уильям (Ульян, Вилим) Паркер — видный представитель
английского купечества в России.
4*По случаю смерти вдовствующей королевы Португалии Луизы Марии,
матери Катарины Брагансской — супруги Чарлза II. Она умерла в
Лиссабоне 17 (27) февраля 1666 г.
492 Это был 50-пушечный "Рубин", взятый 18 сентября, когда его капитан
принял белый флаг английской эскадры за свой.
493 Джордж Гордон (1637—1720) — кузен Патрика. В 1667 г., после
смерти своего брата Джона, лэрда (шотл. laird — владелец поместья) Хэд-
до, унаследовал его земли и титул баронета. Впоследствии президент
Верховного Суда, лорд-канцлер Шотландии и граф Эбердин.
См.: Гордон 77. Указ. соч. С. 275 (генеалогическая таблица, где годом
смерти баронета Джона Гордона оф Хэддо должен быть указан 1667,
а не 1665).
494 Booke of ту relation[s]. Автор впервые упоминает об особой книге,
куда он заносил дополнительные сведения официального характера. К
сожалению, этот сборник не обнаружен. Лордом-канцлером Англии в это
время был Эдуард Хайд, граф Кларендон (1609—1674).
495 Усадьба графа Лодердейла в лондонском районе Хайгет сохранилась
доныне.
496 Сэр Уильям Морис (1602?—1676) — государственный секретарь
Англии в 1660—1668 гг.
497 Гордон переслал в Шотландию письмо своего друга и сослуживца,
майора Пола Мензиса (см. л. 120), к его отцу — сэру Гилберту Мензису оф
Питфоделс (ум. 1669).
498 Царевич Иван, сын царя Алексея Михайловича и будущий соправитель
Петра I, родился 27 августа 1666 г.
499 В это время в Англии было два государственных секретаря — сэр
Уильям Морис и барон Арлингтон. 1ордон, по его же свидетельствам, имел
дело с первым.
500 Далйеллу и Драммонду.
501 Британское правительство по-прежнему настаивало на восстановлении
привилегий своих купцов в России. См. л. 221—222 об.

288
Примечания
302 Полковник Филипп Альберт фон Бокховен, тесть Гордона, все еще
находился в плену у поляков.
503 Джон Лесли, граф, затем герцог Ротес (1630—1681) — глава клана
Лесли, президент Тайного Совета и казначей Шотландии, а также
представитель (Верховный Комиссар) короля в шотландском парламенте.
504 Skatole.
303 Как ни странно, Гордон не упоминает о важной победе Далйелла,
одержанной 28 ноября 1666 г. над мятежными ковенантерами (крайними
шотландскими протестантами) при Раллион Грине близ Эдинбурга.
Вероятно, в этом письме он поздравил генерала с успехом, о котором не
мог не знать.
506 Джон, граф Мидлтон (ок. 1608—1674) — видный шотландский роялист
и сановник, позже губернатор Танжера.
507 Уильям Дэвидсон (ум. 1689) — Хранитель шотландских привилегий
(фактически консул) в Нидерландах. Уильям Томсон (ум. 1681) —
купец, член английского парламента от Лондона. Роберт Морисон
(1620—1683) — придворный врач короля Чарлза II, позже профессор
ботаники в Оксфорде.
308 Сэр Джордж Энт (1604—1689) — анатом, президент Королевской
Коллегии Врачей, старейшего медицинского учреждения в Англии.
509 Innes of Court.
510 Privy scale — личная печать короля Великобритании. В следующих
пунктах так же назван и сам документ о выдаче денег.
511 Pell[s] — по-видимому, известная лондонская улица Пелл Мелл,
проложенная в 1661 г. и получившая название от старинной игры в шары.
512 В октябре 1666 г. Чарлз II, бросая вызов противникам-французам,
повелел сменить колеты и плащи на длиннополые кафтаны и камзолы. Сам
король первым облачился в новый наряд, и за ним последовали все
придворные и государственные чины. Современники сравнивали это платье
с сутаной и даже с персидским халатом.
513 Придворный врач короля Польши. См. л. 6 об.
314 Джон Кук — клерк государственного секретаря Мориса.
313 Принц Руперт (Рупрехт) (1619—1682) — пфальцграф, сын короля
Чехии Фридриха и двоюродный брат короля Великобритании Чарлза И.
Один из главнокомандующих британскими морскими силами в войнах
против Нидерландов. Его болезнь была вызвана ранением в голову.
316 "Светлейшему" (лат.).
317 "Сиятельнейшему" (лат.). ö
318 Джеймс Стюарт (1633—1701) — брат короля Чарлза II, герцог Иорк и
Олбени, будущий король Великобритании Джеймс II (VII
Шотландский). В это время стоял во главе британского флота в качестве лорда
Верховного Адмирала.
319 Сэр Уильям Ковентри (1627—1686) — секретарь лорда Верховного
Адмирала, комиссар флота, член английского парламента и Тайного
Совета. Кеч — небольшое быстроходное двухмачтовое судно с косыми
парусами.

Примечания
289
520 Сэр Херберт Прайс (ум. 1678) — баронет, дворецкий Чарлза II.
521 Гаспар Кальтхофф младший — оружейный мастер, работавший в
Голландии и России; в собрании музеев Московского Кремля хранится ружье
его работы.
Я признателен за эти сведения сотрудникам Оружейной Палаты
Е.А. Яблонской и В.Р. Новоселову.
Дальнейшая судьба Кальтхоффа неясна, но в 1670 г. король
Великобритании вновь писал о нем царю.
522 Грамота короля Чарлза II к царю, доставленная Гордоном в Москву,
сохранилась в подлиннике (РГАДА. Ф. 35. Оп. 2. № 98. Пергамен,
размер 69,5 X 92 см, без печати, поля украшены гербами и золотым
растительным орнаментом, текст на англ. яз., сильно поврежден сыростью,
выцвел и частично утрачен). Помета о вручении: "175 [1667] июня в
10 день грамота к Великому Государю Аглинского Карлуса Короля с
полковником с Патрекиюсом Гордоном". Она датирована не 27
декабря, а 25 января 1666 г. (1667); очевидно, это объясняется выдачей
повторной грамоты после представления Гордона о царском титуле
(см. л. 257—257 об.). Однако и в адресе на обороте,
и в обращении по-прежнему стоит "Most Illustrious"
("Сиятельнейшему"), а не "Most Serene" ("Светлейшему"), чего добивался
Гордон. Похоже, грамота была просто переписана без исправлений — либо
в спешке, либо даже с умыслом, ввиду напряженности русско-британских
отношений тех лет, и Гордон уже не мог настоять на своем. В остальном,
не считая мелких орфографических расхождений, его копия точна.
523 Барон д'Изола ранее пытался привлечь Гордона на австрийскую
службу. См. л. 114 об.-Ш об.
524 Вероятно, Сэмюэл Меверелл — крупный английский купец, ведший
дела в Московии.
525 Трудно поверить, что Гордон — ревностный католик — мог принять
причастие в одной из англиканских церквей Лондона, что подразумевается
в старых переводах "Дневника". Очевидно, имеется в виду Сент-
Джеймсский дворец — королевская резиденция, куда он имел доступ.
Католическую веру исповедовала супруга Чарлза II — Катарина
Португальская, которая имела при дворце свою часовню. Немало "папистов"
было и среди придворных, содержавших личных капелланов.
326 The Dowries.
527 Джон Кемпторн (1620—1679) — английский адмирал. Посвящен в
рыцари в 1670 г.
528 Полъск. Вроцлав. Эта запись, очевидно, внесена позднее.
™ См. л. 243 об.
530 Господина (голл.).
531 Bacchanalia. Очевидно, имеется в виду традиционный для католических
стран карнавал.
532 Кристина Августа (1626—1689) правила Швецией в 1632—1654 гг.
Отреклась от престола, перейдя в католичество.
333 Староста (нем.).
10. Патрик Гордон

290
Примечания
334 Барон Пауль фон Вюрц (ум. 1676), уроженец Шлезвига. Состоял на
военной службе Империи, Швеции, Дании и Голландии. Гордон знавал
его в годы совместной службы шведам.
535 Долгожданное русско-польское перемирие было заключено 30 января
1667 г. в селе Андрусово под Смоленском. Речь Посполита признала за
Россией Смоленскую, Северскую земли, Левобережную Украину и
(первоначально на два года) Киев.
536 Вероятно, родственник шотландца Томаса Гелленти — крупного
судовладельца в Гданьске.
537 Эта запись в подлиннике вычеркнута.
538 Голландский купец, долго живший в Москве. По поручению царя
нанимал корабельных мастеров и моряков, в том числе капитана первого
русского корабля' "Орел" Давида Бутлера, и закупал инструменты для
судостроения. Занимался также устройством почтовой службы.
539 Запись явно внесена позднее. Это письмо Гордона Джозефу Уильямсо-
ну, секретарю лорда Арлингтона — министра Чарлза II, сохранилось.
Текст см. в Приложении.
540 Погреб городского совета (нем.).
341 Hülsten — гнезда для седельных пистолетов.
542 Уильям Кэмден (1551—1623) — английский историк. Его труд
"Британия", впервые вышедший на латинском языке в 1586 г., многократно
переизданный и переведенный на английский, представляет собой
подробный путеводитель по Британским островам, с обилием сведений по их
природе, археологии, истории и т.д.
343 Skaska.
544 Полковник Филипп Бокховен наконец освободился из польского плена
по условиям Андрусовского перемирия.
545 Statine knigy. На доставленной Гордоном королевской грамоте есть
помета, что он подал ее 10 июня 175 (1667) г. (РГАДА. Ф. 35. Оп. 2.
№ 98). Отчет о его миссии пока не обнаружен.
546 Андрусовское перемирие.
547 Sebradowsky, the Crowne Sword-bearer.
548 Опальный Никон был сослан не в Кириллов, а в соседний Ферапонтов
монастырь. Его преемником стал Иоасаф И.
549 Лист порван, несколько слов восстановлено по смыслу.
550 В 1667 г. в России был введен новый Торговый устав — см. Собрание
государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной
Коллегии Иностранных Дел. М., 1826. Ч. 4. № 55. С. 189-204.
551 По царскому указу от 19 июня 1667 г. в селе Дединово на Оке были
заложены первый русский корабль "Орел" и несколько малых судов.
Участниками предприятия были полковник Корнелиус Бокховен и купец
Иоган ван Сведен; первый состоял с Гордоном в родстве, второй
сопровождал его из Любека в Москву.
332 Их предводителем был Степан Разин.
553 Князь И.С. Прозоровский — боярин, воевода, астраханский наместник.
В 1670 г., после взятия Астрахани С. Разиным, казнен по его приказу.

Примечания
291
554 Вероятно, подразумеваются дворяне-"жильцы", состоявшие при
царском дворе.
555 Патриархи Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский
прибыли в Москву 2 ноября 1666 г. для участия в суде над Никоном.
356 Лист порван, некоторые слова утрачены.
557 Corsky or mountaine Cirkasses.
558 Царевич Алексей Алексеевич (1654—1670), наследник престола,
обучался в духе возраставшего западного влияния под руководством
Симеона Полоцкого и подавал большие надежды, но ему была уготована
ранняя смерть.
559 Воспитателем царевича Алексея был князь Иван Петрович Пронский.
560 Очевидно, вдова боярина Б.И. Морозова Анна Ильинична,
урожденная Милославская.
561 Имеется в виду война между Великобританией и Голландией —
главными морскими державами и торговыми партнерами России.
562 Хебдон приехал в ранге посланника короля Чарлза II с прежними
просьбами — о высылке из России голландцев (хотя в июле Британия и
Нидерланды уже заключили мир) и восстановлении привилегий для
англичан. Ни того, ни другого добиться не удалось.
563 Т.е. к турецкому султану.
564 Польское посольство возглавляли Станислав Беневский и Киприан
Бростовский. Известно подробное описание этой миссии с польской
стороны (Бумаги Флорентийского Центрального Архива, касающиеся
до России. М., 1871. Ч. II. С. 394-431).
565 Wiborny or chosen out. См. л. 150.
566 Я.Т. Хитрово (ум. 1675) — думный дворянин, воевода.
567 Шотландец Эндрю Форрет, полковник царской службы и знакомый
Пэрдона, в 1662 г. был членом посольства князя П.С. Прозоровского в
Англию.
568 В этом же деле (л# 48—50) есть русский перевод письма
генерал-губернатора Лифляндии графа Бенгта Оксеншерны князю И.А. Хованскому.
Он здесь опущен, поскольку сообщает о Гордоне лишь то, что шведские
власти "оказали ему и с людми ево всякую соседственную дружбу и
раденье", и даже не называет его имени.
569 Гордон описывает "Рокош Любомирского" — мятеж своего бывшего
покровителя против польской короны. Высокая Полща — Великая Польша.
570 Речь идет, очевидно, о знаменитом Четырехдневном сражении 1—4
июня (ст. ст.) 1666 г. у берегов английских графств Кент и Эссекс, где
голландский флот адмирала де Рюйтера взял верх над британским, под
командой герцога Албемарла и принца Руперта.
571 В "Дневнике" письмо Гордона псковскому воеводе датировано 23 июля
(см. л. 231—231 об.), что подтверждается и в самом письме — "ныне
четвертой день как я в Риге".
572 Эта дата относится к доставке письма или его переводу. По "Дневнику"
оно написано между 19 и 25 сентября 1666 г. — днем отъезда Гордона
из Брюгге (см. л. 244 об.—245).
10*

292
Примечания
373 Эти письма, к сожалению, не обнаружены.
374 В подлиннике вычеркнуто: "морового поветрея".
575 Адмирал Корнелис Тромп (1629—1691) в июне—июле 1666 г.
командовал арьергардом голландского флота, но в августе был смещен по
рапорту главнокомандующего де Рюйтера. Упомянутое Гордоном поражение,
при равенстве сил (88 кораблей против 89 британских), голландцы
потерпели 25—26 июля ст. ст., хотя де Рюйтер умело осуществил отход.
Две недели спустя у острова Флиланд адмирал Холмс предал огню
около 150 голландских судов с ост-индскими товарами.
576 О бегстве членов нидерландского парламента Кивета и ван дер Хурста
упоминается и в "Дневнике".
577 Франция выступила на стороне Нидерландов в войне с
Великобританией, однако, к возмущению союзников, действовала весьма пассивно.
578 С 19 июля 1666 г. королевскими войсками в Шотландии командовал
старый друг Гордона, бывший генерал царской службы Томас Далйелл
оф Биннс. Британское правительство рассчитывало использовать эти
силы по необходимости как против голландцев или французов, так и
крайних шотландских протестантов (ковенантеров). Восстание
последних было подавлено Далйеллом в ноябре.
579 В 1640 г. Португалия вновь обрела независимость от Испании, что не
было признано последней. В 1660-е годы между ними велись военные
действия. Посредником на переговорах, в лице своего посла в Мадриде
графа Сэндвича, выступил Чарлз II Британский, женатый на сестре
короля Португалии Афонсу VI (правил 1656—1667). Однако
правительство малолетнего короля Испании Карлоса II (1665—1700) согласилось
заключить мирный договор лишь в 1668 г. Возможно, здесь переводчик
XVII в. допустил неточность, и вместо "договор... поновлен" следует
читать "переговоры возобновленьГ.
380 Должно быть "июля".
581 Дюнамюнде.
582 Харбург.
583 Штадтхаген, Бюккебург, Минден, Херфорд, Билефельд и Липпштадт.
584 Люнен и Везель.
585 Тер Фере.
586 Мидделбург и Флиссинген.
587 Брюгге.
388 Остенде.
589 Сэр Чарлз Коттрелл (ум. 1702) — церемониймейстер британского
двора.
590 Вероятно, идентичен с упомянутым в "Дневнике" Перрингом (см. л. 256).
391 Энкхёйзен и Ставерен.
392 Воркум, Болсварт, Леуварден, Гронинген и Делфзейл.
393 Травемюнде.
394 Проситель подписался по-русски.
393 Далее в деле приведены примеры возмещения всех затрат иноземцам,
ездившим с царскими грамотами к различным дворам. В их числе

Примечания
293
на л. И упомянут земляк и соратник Гордона майор Павел Менезий
(Пол Мензис), который в 1673 г. был послан к императору, другим
германским правителям, римскому папе и венецианскому дожу и издержал
"1504 ефимка да мяхкой рухляди на 101 рубль на 16 алтын 4 денги", что
ему выплатили сполна из царской казны.
596 Печатается с сокращениями ввиду почти дословных повторов.
597 Федор Алексеевич (1661—1682) унаследовал престол после смерти
своего отца, царя Алексея Михайловича, в 1676 г.
598 Емельян Игнатьевич Украинцев (1641—1708) — позже думный дьяк,
видный дипломат, глава Посольского приказа.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аббас II, шах Ирана 118, 217
Адергасс, генерал-майор 19,113
Адольф Иоганн, пфальцграф,
шведский генералиссимус 12
Айлофф Бенджамин, купец 171,
172, 203, 205, 207, 211
Айсдёрфер Адам, граф 46
Айскью, капитан 177
Айскью, капитанша 177—179
Айскью, сэр Джордж, адмирал
177
Акинфиев Иван Павлович,
стольник 73
Алексей Алексеевич, царевич 213,
214, 216
Алексей Михайлович, царь
("император", "Московит") 51, 68, 79,
90, 92, 93, 103, 108, 111, 114—
116,118-120,122,125,127-129,
131-134,136,138-141,146,147,
150, 153, 154, 156-158, 161,
163-166, 169, 184, 189, 191—
193, 196-198, 203, 204, 207,
210-227, 230, 231
Апафи Михай, князь Трансильва-
нии 155
Арлингтон, лорд 209
Арнхайм Иоганн, капитан 101
Аршиневский Николай 159
Афонсу VI, король Португалии 226
Банзер Пауль, вахмистр 22, 71
Бароний Цезарь 42
Бауман Николас,
генерал-лейтенант 134,147
Башмаков Дементий, думный дьяк
154
Беккер Херман, купец 171,
205-207
Вельский, маршал 19
Беневский Станислав, воевода 55,
73, 78, 80
Бенйон Роберт, аптекарь 115, 122
Беноск Сэмюэл 228
Берлипс, подполковник 11
Бернет оф Лис Джеймс 8, 9, 198
Бернет Эндрю, майор 99,107,122,
162
Бехлер Иоганв, полковник 122
Бирни Джеймс, купец 95
Блоньска, польская дворянка 6
Блэкхолл 39
Богдан, стряпчий 71
Боккум Иоганн, полковник 65
Бокховен Карл (Чарлз) 158,
165-167, 177, 184-186, 199,
200
Бокховен Катарина, жена Патрика
Гордона 125-127,141-154,156,
157, 161, 169, 171, 173, 181,
185-189,191, 202-207
Бокховен Корнелиус, полковник
114,122,125-127,156,161
Бокховен Филипп, полковник,
затем генерал-майор 125, 127,
133-137, 139, 142, 144-149,
151-154, 156, 158, 166, 186,
189-191, 202, 203, 206, 207,
212, 216
Бокховен, братья 142, 143, 148,
152,153

Указатель имен
295
Бокховен, мадам 125—127,
141-147, 149-154, 156-158,
166, 169, 171, 173, 180, 181,
185-189,191, 202-207
Бокховен, полковник 186
Бореел Якоб, посол 122
Борятинский Юрий Никитич,
князь 78, 79, 152
Брайен Томас, купец 135, 171, 173,
181,183,185,186,188,189,191,
202-207, 218, 225
Брайен, мисс 142, 143, 145, 146,
148,149,152,153
Брайен, миссис 142,143
Брандт, полковник 82, 83
Бренский, комендант 18—21
Брюс Джон 146
Брюс, подполковник 203, 206
Брюховецкий Иван Мартынович,
гетман 129-133,137,140,144
Бутримов, майор 146
Бьельке Стен, граф 92
Бэйли Джин 122
Бэйли Томас, полковник 122
Бэлфур, капрал 82
Бэннерман, девица 109,116
Бэттерсли 187
Бюа, ротмистр 179, 200
Бюи Андро де, полковник 54
Вайзер Михаэль, староста 49
Вайсенштайн, капитан 84
Валентин ("Кривой Сержант"),
партизан 19, 113
Вальнер, слуга 49
Варшицкий Станислав, сенатор 30
Василий, слуга 147
Веверский, полковник 69, 70, 121,
129
Вежбицкий, провиантмейстер 14
Вежховский, майор 60
Велепольский, магнат 55
Велико-Гагин Даниил Степанович,
князь 130-133,148
Вешшелени Ференц, венгерский
магнат 49, 50
Вильчицкий, слуга 44
Вильяме, подполковник 54
Вишневецкие, князья 210
Вишневецкий Димитрий, князь 73
Вишневецкий Константин, князь 72
Волжинский Василий, воевода 101
Волков Иван 231
Вольф Фромхольд, генерал 58, 77
Вольф, шкипер 206, 207
Воронин, полковник 130
Выговский Иван, гетман 8, 56, 64,
71
Вюрц Пауль, фельдмаршал 9, 10,
12, 203-205
Гандер Гаспар, полковник 71
Гаршор, майор 82, 83
Гашинский, подполковник 59
Гвинтовка Матвей 130,131
Геллентин Джон 203, 205—207
Георг Вильгельм, герцог Браун-
швейг-Люнебургский 173,174
Гессенский, ландграф 174
Гибсон 200
Гиза, (под)полковник 18, 54
Гилд Уильям, капрал, затем офицер
22, 24, 42, 45, 88, 99,107
Глэнвилл Бенджамин, резидент
182,199, 203, 204
Гнезненский, архиепископ 9, 91
Головин Алексей Иванович, воево-
да 145
Головин Алексей Петрович, воево-
да 145
Головнин Микита, дьяк 222
Голт 186,188
Гонсевский Винцентий, гетман 113,
123

296
Указатель имен
Гордон Александер, брат Патрика
159
Гордон Джон, брат Патрика 156,
159,160,185
Гордон Джон, капитан 172, 207,
208
Гордон Джон, отец Патрика 15,17,
83, 93, 94, 128, 156, 159, 160,
181, 183, 185-188, 190, 203,
206
Гордон Джордж 185, 200
Гордон Джордж, купец 95
Гордон Кэтрин, дочь Патрика 161
Гордон Маргарет 35, 39
Гордон оф Ардлоги Эдам 17
Гордон оф Хэддо Джон 185
Гордон Патрик ("Стальная Рука")
15, 16, 19, 67, 94, 96, 97, 186,
188, 202-205, 207, 208
Гордон Томас, кузен Патрика 186,
190
Гордон Уильям, купец 16, 17, 19
Гордон Фрэнсис 84
Гордон Хенри, лорд 59, 77, 98
Гордон Эдам, лейтенант 13—17
Горен Иоган ван 205
Горяинов Иван, дьяк 222
Гралевский, ротмистр 67
Грикс Иоганн, лейтенант 5, 7—9, 46
Гротхаус, генерал-майор 54
Гроув Джордж 183
Гулиц, полковник 169
Давид Людовик, дворецкий 92
Далйелл Томас, генерал 114, 128,
133-136, 138, 139, 142,
145-154, 156-161, 181, 183,
185-188,191, 203
Далйелл Томас, капитан 142—145
Данкворт, генерал-майор 12, 19
Дашков Василий Яковлевич, посол
147,160,164,165
Дворецкий Василий, полковник 72,
73,138
Деброн, ротмистр 67, 71
Дзялинские, дворяне 10
Дзялинский, староста 71
Диве 199, 200, 202, 207
Диксон, подполковник 116
Дмитриев Михаил Михайлович,
воевода 132
Дмитрий, слуга 145,147
Долгорукий Петр Алексеевич,
князь 148
Долгорукий Юрий Алексеевич,
князь 111,147,152,154,157
Дорошенко Петр, полковник, затем
гетман 129, 213
Досон Джон 84
Драммонд Уильям,
генерал-лейтенант 121, 122, 127, 128,
133-140, 144-147, 150-154,
156-161, 181, 185-187, 190,
198,203
Драммонд, подполковник 160
Дуглас Роберт, фельдмаршал 100
Дуглас, полковник 114
Дуни Финлей 171, 207
Дэвидсон Уильям, доктор 9, 190,
203, 206, 207
Дэвидсон, майор 94
Дэвидсон, сэр Уильям 188, 200,
206, 207
Желябужский Иван Афанасьевич,
посол 115
Замойский Ян, воевода 35, 54, 63,
67
Заславский Доминик, князь 6, 54
Зебжидовский, воевода 210
Золотаренко Василий, полковник
130-133
Зыков Федор, полковник 71, 73

Указатель имен
297
Иван Алексеевич, царевич 186
Иван IV Васильевич, царь 102,
103,163
Иван, татарин 159
Иванов Алмаз, думный дьяк 163,
171,173,181,182,185,203,222,
225
Иванов Марк, стряпчий 117,118
Ивингс 206
Изола Франц, барон д\ посол 20,
92, 94, 96-98,197
Инглис, полковник 130
Иоасаф II, патриарх 210, 213
Иоганн Фридрих, герцог
Ганноверский 174
Исаак 207
Йоркский, герцог 191,197,199
Калькштайн, полковник 140, 156,
157
Кальтхофф Гаспар 192
Камамет-мурза 75, 76, 79
Кампен ван, полковник 147
Карл X Густав, король Швеции 9,
12
Карлайл Чарлз, граф, посол 134,
135, 138-140, 146, 147, 160,
164,188,191, 219
Карлайл, графиня 134
Карлос И, король Испании 226,
228
Кармайкл Манго, полковник 121
Кармайкл, вдова 121
Карстэрс, майор 99
Кауфман, капитан 206, 207
Кемпторн, сэр Джон 199
Кенеди 160, 173
Кенеди Джон, прапорщик 5, 7—9,
13,14
Кивет Иоган 179, 200, 226
Кирквуд Джон 185
Кит Джордж, ротмистр 107, 166
Кит Джулиана 127
Кларендон, лорд-канцлер 185—187,
191
Клаф 187
Клэйхиллс 207, 208
Коберский Ян, шляхтич 7, 40
Коберский, подстароста 50
Ковальский, капитан 46, 50
Ковентри, сэр Уильям 191,197,199
Козловский Григорий
Афанасьевич, князь 73, 76, 92
Козловский, шляхтич 28
Колдервуд Эндрю, офицер 107
Коллинс Сэмюэл, доктор 115, 116,
160,171,173,181,183,185,186,
198, 204, 206, 207
Коллисон 182, 186
Колобов Никифор Иванович,
полковник 110,111
Колуччи, барон, посол 112, ИЗ
Комаровский, полковник 19
Конопацкий, шляхтич 13
Корицкий, полковник 54
Корф, майор 9,10
Корф, полковник 79
Коттрелл, сэр Чарлз,
церемониймейстер 228
Кравинкел Иоган, священник 157,
161
Краковский, епископ 44
Красичинский, шляхтич 88, 89
Краус, драгун 67
Креветт Хенри 204
Кристина, королева Швеции 200,
204, 205
Кромблевский, майор 31
Кромвель Оливер 164
Крофорд Дэниэл, полковник, затем
генерал-майор 71, 98—101, 105,
107, 109, 115-121, 134,
139-142, 144, 153, 154,
159-161

298
Указатель имен
Крофорд Томас, полковник 121,
163
Крофорд Хью, подполковник 162
Крофорд, миссис 117,118,140,159
Крупка-Пшецлавский Петр,
шляхтич 32—35
Крюгер, полковник 169
Кук Джеймс, купец 198
Кук Джон, клерк 190,191
Кукфельд Иоганн, капитан 227
Кулаковский, шляхтич 40
Куракин Григорий Семенович,
князь 115
Куракин Федор Федорович, князь
145
Курляндский, герцог 100
Кэмбридж Натаниэл 173, 182,
202, 205, 230
Кэмден Уильям, историк 207
Кэмпбелл, капитан 141
Кэррил, адвокат 189
Ланский, подполковник 67
Леонтьев Замята Федорович,
посол 98,106
Леопольд I, император 51, 52, 89,
92, 94-98, 111, 112, 154, 155,
197
Лесли Александер (Авраам),
генерал 128
Лесли, мадам 197
Лигенза, польская дворянка 5
Линде Лоренц фон дер,
фельдмаршал 12
Линевский Стефан, ротмистр 67
Лицкин, полковник 122
Лодер 200
Лодердейл, граф 181,184,185,190,
206
Л'Омбр Антуан, посол 18, 20
Ломе Лидерт, капитан 109, 116
Лонг, сэр Роберт 190
Лончинский, полковник 57, 80, 84,
94
Лоттум, барон фон 174
Лошаков Кирилл Олферьевич,
ротмистр 79
Лэнг Джон 128
Лэнделс Александер, майор 100,
121,162,166
Любомирская, княгиня 7, 9, 39, 40,
90
Любомирская, княжна 83
Любомирские, князья 52, 210
Любомирский Юрий, князь,
гетман 5-13, 15, 16, 18-22, 27,
32-34, 36-45, 47, 50, 53-56,
59, 62, 64, 65, 67-69, 75-77,
79-85, 89-96, 98, 112, 199,
203, 209, 210, 224
Майерберг Августин фон, барон
112,113
Макарий, патриарх 212, 213
МакЛахлан Колин, ротмистр 170
Малисон, полковник 203, 205
Мария Ильинична, царица 116,
140, 214
Мария Людовика, польская
королева, супруга Яна Казимира 20,
84, 90, 91, 210, 211
Марковский, лейтенант 60
Мартин Джеймс, капитан 134, 135
Мартин, прапорщик 99
Матвеев Артемон Сергеевич,
полковник 120,156, 231
Маутнер, ротмистр 67
Махмет-Гирей, крымский хан 8, 53,
83,115, 219
Меверелл 197
Меверелл, мисс 142, 143
Мевес Иоганн, полковник 101, 122
Мелецкий, польский дворянин 7
Меллентин, ротмистр 21

Указатель имен
299
Мензис оф Питфоделс, сэр Гилберт
186-188
Мензис Пол, капитан, затем майор
98-100,105,116,118,121,123,
141,159-161,186,187
Мензис Томас, подполковник 77,
109,116
Мензис, вдова 109,116
Мензис, майорша 159
Мерве, владетель 177
Месковский, подстароста 6, 37
Мефодий, епископ 131, 132
Мехмед IV, турецкий султан 51,
154,155, 215
Мидлтон, граф 188,189,192
Милославская, боярыня 166
Милославский Илья Данилович,
боярин 103, 105-107, 109-111,
128, 133, 136, 154, 156-158,
161,166
Милославский Федор Андреевич,
боярин 118
Мильгаст, немец 6, 36, 89
Михальский, польский партизан 10
Мнишек, дворянин 89
Монастырев Иван, полковник 73,
144
Монтгомери, майор 135, 140,
151-153,162
Мор, полковник 205
Морис, сэр Уильям 185, 186, 191,
192
Морисон Роберт, доктор 188
Морозов Борис Иванович, боярин
116
Морозова Анна Ильинична,
боярыня 116, 214
Мотякин Тихон Федорович,
стряпчий 107
Мунтер Хенри 207
Мэйтленд Джеймс, секретарь 181,
182,184,185
Мэсси, миссис 185,187
Мюниххаузен, дворянин 174
Мюнстерский, епископ 175,176
Мюрис Иоганн, лейтенант 101
Нащокин Григорий Борисович,
думный дворянин 222
Немирич Ежи, генерал-майор 8
Немирич, подкоморий 73
Немирич Стефан, полковник 54,
60, 62, 63, 65, 75
Непшин Василий 131
Никифоров Петр, лейтенант 109,
110,117
Николай Давидович, грузинский
князь 162
Никон, патриарх 154, 210
Ниман, полковник 8
Носач Тимофей, обозный 8, 68
Нужный, полковник 130
Нурадин-султан 55, 62—64, 68,
69, 73, 75, 76
Одоверн, полковник 169, 203
Одоевский Никита Иванович,
князь 136, 154
Оксеншерна Бенгт, граф 224
Оксеншерна, граф 12
Олефельд, полковник 204
Олифант, ротмистр 15,16
(Ордин-)Нащокин Афанасии
Лаврентьевич, боярин 113, 114, 133,
146,147,154,157
Отрепьев 147
Охаб, майор 65
Паисий, патриарх 212, 213
Пайл Питер, аптекарь 167,170
Палмер, мадам 143,149
Палмер, полковник 149
Панек, шляхтич 34
Папроцкий, управляющий 20
Паркер Уильям, купец 183, 230

300
Указатель имен
Патберг Корнелиус, полковник
122
Пац Михаил, гетман 135,136
Пери Джон, пристав 229
Перринг 190
Пестжецкий Бартоломей,
секретарь 95, 96
Писарев Семен, подполковник
77
Плайтнер, полковник 14,15
Плауден, аббатисса 180,199
Плауден, миссис 180,181,185,187,
199, 203
Пневский, майор, затем
подполковник 6, 7, 84-89
Познаньский, воевода 54
Познаньский, кастелян 210
Полтев Семен Федорович,
полковник 120
Полянский, полковник 130
Поортен 206
Поортен Хендрик 204, 205
Поортен Юст 173, 205
Порембский, слуга 23
Порембский, шляхтич 30
Портес Роберт, купец 83, 84
Портес Эндрю 84
Портес, капитан 99
Потоцкие, магнаты 36
Потоцкий Анджей, староста 73
Потоцкий Станислав Ревера,
гетман 8, 36, 37, 53, 56, 59, 64, 68,
73, 75-77, 83
Прайс, сэр Херберт 192
Прозоровский Иван Семенович,
князь 212
Прозоровский Петр Семенович,
князь 115, 164, 212
Пронский Иван Петрович, князь
213
Просковский, подстароста 36
Пюхер, полковник 11, 12
Радзивилл Богуслав, князь 93, 99,
191, 202, 203
Радзивилл Михаил, князь 55, 84,
85
Радзивилл, княгиня 80
Радзивилл, князь 42, 80
Радзивиллы, князья 99
Райтер, ротмистр 109,116
Ракоци Дьёрдь I, князь Трансиль-
вании 50
Ракоци Дьёрдь И, князь Трансиль-
вании 5,155
Ратман, подполковник 15, 16
Рей, польский магнат 6
Репнин Иван Борисович, князь
103, 232
Риддер Иоганн, пастор 122
Риддер, вдова 122
Робисон, капитан 29
Ромодановский Василий
Григорьевич, князь 221
Ромодановский Григорий
Григорьевич, князь 121,138,140
Ромодановский Юрий Иванович,
князь 120
Ротес, граф 187
Ртищев Федор Михайлович,
окольничий 111
Рундт Вильгельм, капрал 22
Руперт, принц 191, 202, 203
Рэй Уильям, капитан 167, 169, 170
Рэни Роберт 185, 206
Рюйтер Михиел де, адмирал 177
Рюрик 103
Сапега Павел, гетман 135, 136
Сапега Ян 56, 61, 62, 189
Сведен Иоган ван 204—207
Свидерский 111
Сибирский, царевич 147
Сидни, сэр Филип 190
Скин 182,185,186,188

Указатель имен
301
Скрябин, полковник 130
Смит, капитан 101
Снивинс, полковник 117
Собеский Ян 62, 67
Сокальский, староста 83
Сокольницкий, лейтенант 67
Сомко Яким Семенович,
полковник 129-133
Спиридонов Афанасий
Константинович, капитан 108,109
Станислав, слуга 146
Станиславский, ротмистр 79
Статкеевич, полковник 134
Стахурский, подполковник 60
Стефанский, драгун 67
Стюарт Роберт, офицер 107,
147
Стюарт, капитан 12
Суза, генерал 89
Суэ, вдова 161
Суэ, подполковник 161
Талау, капитан 71
Тауэре 188,199
Текёли Стефан, граф 46, 52, 53
Тёкёли Эмерик 53
Тибут, миссис 115
Томкинс 191
Томсон, сэр Уильям 188
Трауэрнихт, полковник 159
Требнич Ян, шляхтич 10
Тромп Корнелис, адмирал 226
Турский, слуга 41
Тяпкин Василий Михайлович,
подполковник 151
Уайт, миссис 118
Уайтфорд Уолтер, полковник 116,
151,160,161
Углецкий Семен, дьяк 221
Уилсон Томас, доктор 160
Уильямсон Джозеф, секретарь 203,
204, 209-217
Уинрэм Джеймс, подполковник
122,127
Уишарт Абрахам 39
Украинцев Емельян Игнатьевич,
дьяк 232
Уотсон Джон, подполковник 94
Уэбстер Питер 183,187,198
Уэнтон Джеймс, купец 95
Уэст Патрик 184
Федор Алексеевич, царь 231,
232
Фелькерзам, ротмистр 67
Феофил, архиепископ 103
Фергусон Джеймс, купец 25
Ферзен Фабиан,
генерал-лейтенант 171
Феркар Роберт, купец 25
Ферпоортен 173
Фиттингхаузен, подполковник 55
Фиш, капитан 45
Форрет Эндрю, полковник 114,
122, 203, 220
Фрайер Уильям 159
Франк Иоганн, полковник 149
Фредерик III, король Дании 172
Фридрих Вильгельм, курфюрст
Бранденбургский 95, 175, 176,
191, 202, 203
Фрэйзер 180
Функ Элиас, капрал 22
Хайден, барон фон дер 175
Хаймс 152
Ханенко Михаил, полковник 129
Хебдон Ричард 187
Хебдон, дочери 186
Хебдон, мадам 186
Хебдон, сыновья 188
Хебдон, сэр Джон 181, 183, 184,
188, 189, 191, 198, 200,
202-205, 212, 214, 215,
230

302
Указатель имен
Хебдон, эсквайр 200, 202, 203
Хендерсон Джон, лейтенант 122
Хилл, капитан 181
Хинек, корнет 67
Хиннинг, капитан 121,129
Хитрово Яков Тимофеевич,
воевода 216
Хлопов Кирилл Осипович, воевода
137
Хмельницкий Богдан, гетман 8
Хмельницкий Тимофей 8
Хмельницкий Юрий, гетман 8, 63,
68, 71, 72,121,129
Хованский Иван Андреевич, князь
111,113,114,169,171, 221, 222,
224
Ховен Иоганн фон, полковник 121
Холмс, подполковник 145, 146
Хольштайн Иоганн 39
Хонарт Иоган ван ден, посол 20
Хоффман 138, 149,151
Хурст, ван дер 200
Хэй Уильям, лейтенант 102, 105,
117,122
Хэй Эндрю 202, 203
Хэйс, мадам 102
Хэйс, секретарь 191
Хэмилтон Джон, прапорщик 105
Хэмилтон Патрик, капитан 18
Целари, генерал-майор 54, 65
Цельмер 204
Цецура Тимофей, полковник 72, 73
Цойг, подполковник 149
Чаки Мария, графиня 50
Чаки, граф 53
Чаплинский, ротмистр 77, 79
Чарлз I, король Великобритании
164,189
Чарлз И, король Великобритании
50, 83, 94, 115, 146, 160,
162-165, 176, 179, 183, 184,
187-193, 196-198, 203, 207,
212, 214, 215, 218-223, 226,
228, 230-232
Чарлз, миссис 197
Чарнавский, полковник 113
Чарнецкий Стефан 27, 53, 144
Чарторыские, князья 80
Черкасский Яков Куденетович,
князь 134,138,140,145,147
Чернецци, полковник 54, 77
Чортов Юрий, сотник 224
Шаумбург-Липпе Филипп, граф
174
Шверин, подполковник 174,176
Шейн, полковник 169
Шепелев Аггей Алексеевич,
полковник 120,130
Шереметев Василий Борисович,
боярин, воевода 68, 69, 72,
74-79
Шереметев Петр Васильевич,
боярин 135,137,140
Ширинский, князь 115
Шомовский Ян, стольник 72, 73
Шорин Василий, купец 119
Штаден Каспар 167, 170
Штаден Николаус, полковник 161
Штаден, полковница 161
Штрасбург Иоганн, полковник
122,130,131,137,139,144
Штурм, подполковник 158
Шульц, майор 65, 66
Шульц, подполковник 121,129
Шульц, полковник 204, 208
Шэдуолл 190
Щербатый Осип Иванович, князь
73
Эбернети Джеймс, полковник 144
Эблер Дюрик, шкипер 172
Эдт, барон де 67

Указатель имен
303
Эллерт, майор 21
Эльцберк, майор 71
Эннанд Джон, хирург 116,117,122,
123,125,126,162
Энт, сэр Джордж 189
Эппингер, ротмистр 79
Эрт Уолтер, капитан 100,107
Эшли, лорд 190
Юрдецкий Якуб, драгун 88
Якобе, слуга 147
Яковлев Кирилл Аристархович,
стольник 157
Ян II Казимир, король Польши 8,
20, 23, 38, 52-54, 72, 84,
91-93, 96, 112, 114, 129, 133,
135-138, 140, 144, 186, 189,
203, 212, 219, 225
Янг Эдам, квартирмейстер 22, 28,
39

УКАЗАТЕЛЬ
ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
Августув 99
Австрия 51
Аксинино 207
Александрия 80
Аллер 173
Альбертина 180
Альтенау 173, 203, 205
Амстердам 179, 200, 229, 230
Англия 116, 147, 159, 160,
163-165, 167, 177, 179-182,
192, 203, 207, 211, 212,
221-226, 228, 230-232
Антверпен 199, 200, 229, 230
Арденбург 179
Архангельск 134, 164, 193, 216,
217, 219, 220
Астрахань 217
Бакалажево 99
Балтийское море 17
Бальтрум 201
Бандт 201
Баранув 41, 53
Бася 92,111,125
Батурин 137
Бауск 19,100
Белая Церковь 80, 136, 213
Белгород 216
Белз 83
Березайка 168
Бетлен 155
Беч 40, 83, 89
Бжозув 83, 84, 89
Бзура 9
Билефельд 174,175, 227
Бланкенберге 180
Богемия (Чехия) 186
Болгария 51
Болкерум 200
Болсварт 200, 229
Волхов 138,140
Боматутил 185
Боммел 176, 177
Борзна 133
Борисов 111,113
Боркум 201
Борнхольм 172, 206
Босния 51
Бохня 39
Бохотница 90
Брабант 226
Брасла 170
Браунсберг 20
Бреслау 199, 203
Брест Литовский 111
Брёмсебру 172
Бронница 103, 169
Брунсбюттель 202
Брюгге 178-180, 182, 185-187,
199, 203, 204, 225, 228-230
Брянск 138,140,145
Буг 54, 99
Букстехуде 205
Булонь 182
Быхов 111,113,128
Бюккебург 174, 227
Бяла 46, 50, 52
Ваал 176, 177
Ваг 155
Вайенштайн 85
Вайер 174

Указатель географических названий
305
Валдай 168
Валлендорф 47—49, 52
Валхерен 178
Вангерог 201
Вардайн 155
Варель 49
Варста 170
Варта 28
Варшава 8, 9, 20, 53, 71, 90, 93,
96, 98-100,102,112,128, 203,
206, 215
Вда23
Везель 174-176, 227
Везер 174, 201
Великая 102, 169
Великая Польша 27, 224
Великие Луки 102, 103
Великобритания 50
Велюнь 28
Вена 96-98
Венгрия 48, 50-52, 89,155
Венгрув 99
Вепш 90
Верготь 169
Веренда 169
Вереса 169
Вестфалия 176
Видава 30
Визна 99
Вилия 55
Виллемстад 177, 200
Вильки 99
Вильно 101,114,123
ВйЛЬСК 80
Виндау 19,172
Вины 168
Висла 5, 7, 12, 13, 16, 19-23, 35,
37, 41, 45, 53, 90, 98
Вислок 83
Вислока 7, 41, 53
Висмар 172
Висьлица 35, 44, 90
Висьнич 39
Витебск 113, 148
Виттемунд 172
Витцендорф 173
Владимир Волынский 54
Владислав 9
Войнич 37, 39
Волга 51,103,167, 212
Вологда 110,116,138
Волхов 103,169
Вольбуж 43
Вольмар 170, 227, 230
Воркум 176, 200, 229
Воробьева гора 141
Воронеж 216
Воронеж (на Украине) 140
Воскресенское 160
Вульфен 176
Выдропужск 168
Высокое 80
Вышний Волочек 167,168
Вязьма 143
Гаага 200
Гадяч 130
Гамбург 161, 173, 175, 180, 182,
191, 200-202, 204-206, 208,
225, 227, 229, 230
Ганновер 174, 227
Гауя 170
Гент 180,185,187,199, 203, 229
Германия 46, 225, 226
Гзин 10,13
Глухов 138
Глюкштадт 202, 229
Гнязда 45, 47, 50, 52
Големб 90
Голландия 20, 165, 175, 177-179,
219, 225, 226
Гольдинген 19, 23
Гомбин 9
Горкум 177

306
Указатель географических названий
Городище 167
Горынь 55, 80
Гостынин 9
Готланд 172
Готтам 46
Гравлин 199
Грауденц 10, 12, 23
Гребенне 83
Грибовица 55
Гримаца 168
Гринвич 198, 229
Грон 155
Гронинген 200, 229
Гросс-Бриннендорф 174
Гручно 10,12, 23
Грэйвсенд 183,198, 228, 229
Грюнау 205
Губари 92,111,125
Гута 155
Довер (Дувр) 182, 183, 199, 228,
229
Доккум 200
Дольце 54
Домброва 6, 39, 40, 44, 45, 89
Домеснес 172
Дон 216
Дордрехт (Дорт) 177, 200, 229
Дорнбуш 172
Дорогобуж 135,144
Дубецко 83, 89
Дубно 55
Дубровна 149-151
Дубровно 169
Дукля 83, 89
Дунаец37,39, 45,47
Дунай 155
Дынув 83, 89
Дюнамюнде 172, 227
Дюнкерк 183
Дальке 175
Дам 201
Даниловский монастырь 118
Дания 9, 27, 229
Данциг 7,19, 20, 23, 39, 203, 205,
206, 211, 217
Данцигер-Хаупт 12, 16, 19, 20
Дасс 172
Двина Западная 100, 101, 172, 206
Двина Северная 163, 193, 219
Де Мерве 177
Делфзейл 201, 229
Делфт 200, 229
Дембовец 83, 85, 89
Дептфорд 181,183
Дерпт 100,101
Дил 198, 229
Диршау 12, 20
Днепр (Борисфен) 55, 111,
121, 129, 130, 133, 136, 143-
145
Добромиль 85
Европа 51,103, 209
Едрово 168
Енджеюв 31
Жабно 35
Жарнув 44
Жеймели 19, 100
Жемайтия 100
Жешув 5, 82
Жнин (в Литве) 99
Жнин (в Польше) 24
Завидово 167
Зайцево 168
Закличин 37, 45
Замосць 95
. Запорожье 129
Зарнсдорф 173
Зверовичи 152
Звягель 80
Зеландия 177, 225—227
Зимняя Гора 168

Указатель географических названий
307
Зирик-зе 177
Зифе 175
Игло 47
Иква 55
Ильмень 103,168,169
Иновлодзь 43, 44
Иновроцлав 9
Ирландия 192
Испания 175
Кадино147
Казань 118,147
Казимеж Дольный 7, 40, 53, 90
Кайзермарк 46-48, 50, 52,155
Кале 183,199
Калиш 28
Калло 155
Калуга 138
Кама 121
Каменьск 30
Канев 121,129
Карансебеш 155
Карачев 115,140
Карой 155
Карпаты 37, 45, 47, 50, 52
Каспийское море 211
Катзанд 178
Кашау 47
Кебь 169
Кейданы 99
Кельце 44, 90
Кентербери 183, 228
Кёвар 155
Кёльн 175
Кенигсберг 16,17,101
Киев 74, 77-79, 135, 136, 144,
213, 216, 217, 232
Килмарнок 191
Кириллов монастырь 210
Кирхдорф 47, 49, 52
Клевань 80
Клеве 176
Клеменс-Фере 15
Климонтув 7, 41
Клин 160,167, 207
Клюземюнде 172
Коваль 9
Кодня 78
Кожевники 140, 141
Кокенхаузен 101
Колбрук 187
Коло 224
Коломенское 103,119,120
Коморн 155
Константинов 53, 56
Коньска Воля 53
Копенгаген 12
Копшивница 41
Копыс148
Корец 80
Короп 140
Коростышев 78—80
Коханова 83
Кошевник 170
Краков 37, 39, 224
Краковец 83
Красичин 88
Красное Село 107
Красные Станки 169
Красный 144-149,152
Красныстав 54
Крестцы 168
Кролевец 136,140
Кропивна 133
Кросно 80, 83, 89, 94
Крылув 54
Ксантен 176
Кужелув 42
Кульм 9,12
Кунцево 166
Курляндия 19, 23, 210
Кутчи Горы (Кушлики) 113, 114
Кшижановице 34

308
Указатель географических названий
Лабунь 69, 77, 80
Ладога 103
Лайне 174
Лангеог 201
Ланьцут 5
Латимер 83
Лаховцы 55
Левенц 155
Лейден 200, 229
Лек 99
Лемберг (Львов) 54, 93
Леуварден 200, 229
Лёвенстайн 176
Лёвенхоф 174
Либау 19
Либуша 6, 37
Линково 99
Липпе 175
Липпштадт 175, 227
Лит 185-187
Литва 53
Лифляндия 101
Ловать 103,169
Лович 9
Логовец 168
Лойтш 47-49, 52
Лондон 165, 181, 183, 184,
186-191, 196, 202, 206, 209,
214, 219, 222, 228-230
Лоуэр Тутинг 187,189
Лохвица 140
Лувен 181
Лугож 155
Луцк 55, 83
Льеж (Лёйк) 175
Любартув (Любар) 56, 62
Любезна 169
Любек 171-173, 204-206, 210,
224,227, 229
Любин 44
Любица 46, 52
Люблин 5, 54
Любовна 45-47, 50, 52, 53
Люнен 175, 227
Лютин 113
Лютов 169
Люттер 175
Ляховичи 111
Маас 176
Магдебург 203, 206
Малогощ 31
Мариенбург 12,19, 20
Мариенбург (в Ливонии) 101
Марьино 168
Матсдорф 46
Меве 14,18, 20, 21
Медное 167
Межиричи 80
Мекленбург 172
Мелец 7, 41
Меллум 201
Мигновичи 135, 146
Мидделбург 177,178, 228
Мидделбург (во Фландрии) 179
Минден 174,175, 227
Михайловский ручей 168
Михаловице 32, 44
Могилев 92, 111, 140
Можайск 142,143
Мокрая 167
Монтау-Шпиц 12
Моравия 51
Москва 100-103, 107, 110, 112,
115-117, 119, 122, 123,
128-130, 133-136, 138, 139,
144-150, 152-154, 156-158,
160, 162, 164, 165, 167, 169,
171, 173, 180, 182, 183,
185-187, 189, 191, 198, 202,
205-207, 210-217, 220-222,
224,232
Мошня 168
Мета 103,168,169

Указатель географических названий
309
Мурань 50
Муром 136
Муса 100
Мшага 103,169
Надьбанья 155
Нарва 102,103
Нарев 99
Неглинная 139, 156
Нежин 74,130-133,137
Неман 99
Немиров 83
Нерунг 16,17,19
Нида 35, 45
Нидерланды 176, 178, 179, 193,
219
Нижанковичи 84, 85
Николо-Столбенский монастырь
168
Нимвеген 176
Нитра 155
Ниша 169
Новгород 102, 103, 106, 168, 169,
207, 221, 222
Новгород Северский 138
Нове Място 99
Новиград 155
Новодевичий монастырь 139
Новоспасский монастырь 119
Новый Корчин 45
Новый Серинвар 155
Новый Сонч 36, 37
Ногат 12,15
Нойенбург 22
Нойендорф 47, 48, 52
Нойтайх 14,16
Нойхаузен 101, 170
Нойхойзель 155
Нойштадт 174
Нордернай 201
Ньюпорт 182,199, 228-230
Обернкирхен 174
Облонье 144
Оксфорд 192
Олива 20
Олонец 114
Олыка 80, 90
Ольфен 175
Опатовец35, 37, 90
Опатув 41, 42, 90
Опоки 169
Оса 120
Осек /
Остенде 179,180, 204, 226, 228
Остер 136,137
Острожец 55
Острополь 56
Острув 99
Охлухрис 128,183,185,186
Папендорф 170
Пейпус 102
Пекэм 181,183,187,188,197,205,
229
Пельплин 21
Переяслав 74,129,130,140
Персия 118, 217
Перунский монастырь 103
Печоры 102, 170
Пётравин 53
Пётркув 43, 44
Пивница 45, 47, 50
Пилица 9, 43, 44
Пиллау 17
Пиньчув 33, 90
Подгорье 26, 40, 80
Подолия 55, 56
Познань 24, 25
Покровское 141
Пола 168
Полесье 53, 54
Полисть 169
Полометь 168

310
Указатель географических названий
Полоцк 113,114,122,128
Польша 7-9, 17, 20, 37, 50-52,
56, 72, 77, 78, 80, 90, 93,103,
106,111-113,124,133,151,190,
199, 203, 205, 209, 210, 214,
217
Померания 12, 26, 172
Понедельна 169
Попрад 37, 47
Порицк 55
Порта (Турция) 8
Потелыч 83
Поток 36, 45
Почеп 140
Прага, предместье Варшавы 98
Припять 55
Просна 28
Пруссия 9,19, 26, 83, 95, 96,101,
111, 210
Прутки 115
Прутки (под Москвой) 139
Прухник 83
Псков 101-103, 106, 158, 159,
169-171, 207, 221-224, 230
Пскова 169
Пудлайн 45, 47, 50, 52
Пулин 80
Путивль 74,133,137,138
Пшедбуж 30
Пшемысль 84—87, 89
Пшецдав 7
Пыздры 24, 25
Пятка 64, 68, 69, 77
Рава Русская 83
Рава, р. 9
Радошице 44
Радымно 83
Райгруд 99
Райменхоф 174
Рауге 170
Рахино 168
Ревель 101
Реес 176
Рейн 175,176, 225
Речь Посполита 8, 18, 20, 29, 53,
72, 96,129
Рибнитц 172
Рига 100-102, 107,128,156,158,
160, 170, 173, 203, 206-208,
211, 214, 217, 221, 222, 224,
225, 227, 230
Ритберг 175
Рокетница 83
Ронненберг 174
Россия 74, 100, 103, 113, 146, 165,
181, 186-188, 192, 202-204,
206,219
Росток 172
Ростокино 139
Роттердам 200, 229
Рочестер 183, 228
Рюген 172
Самбор 85
Самошуйвар 155
Сан 53, 83-85, 89
Санок 83
Сатмар 155
Свальферорт 172
Св. Андрея, форт 176
Святого Креста, монастырь 42, 90
Севск 115,122, 134,135, 138,140,
213
Секейхид 155
Сенна 9
Сент-Иоб 155
Серадз 28
Сербия 51
Сестра 167
Сибирь 107,108,116,121
Силезия 95
Синта 155
Ситня 169

Указатель географических названий
311
Ситтингборн 183, 228
Скжин 42
Слёйс 178,179, 228
Слободища 63, 64, 68, 72, 77
Слободка 167
Случь 80
Смоленск 122, 127, 128, 133-136,
138, 142, 144-147, 150,
152-154,156-161,163, 214
Смолник 48
Собкув 44
Сокаль 83
Соколово 80
Солец 7, 53, 90
Сольница 102
Сольцы 169
Сон 121
Спасов Заулок 167
Срода 25
Ставерен 200, 229
Старый Солец 85
Старый Сонч 18, 36, 37, 45, 47,
50,53
Старый Эбердин 159
Стенжица 90
Студеница 78
Стырь 55, 83
Сураж 55
Сэндвич 198
Тарлув 7, 90
Тарнув 6, 7, 35, 39, 40, 45, 53, 89
Тароч 47
Тарчин 80
Татры 46, 52
Тверца 167, 168
Тверь 103,166,167, 207, 222
Темза 183
Тер Фере 177,178, 227
Тетерев 60, 61
Тетерка 63
Тил 176
Тиса 47,155
Токай 47,155
Толен 200
Торжок 168, 207
Торн 5, 9,12, 23, 98
Травемюнде 173, 206, 229, 230
Трансильвания 51,155
Троицкий монастырь 210
Трубчевск 138
Турийск 54
Тухув 6, 36
Тыкоцин 99
Тынец 42
Угнова оЗ
Украина 7, 8, 20,53,55, 71, 72, 74,
78, 79, 82, 90, 92, 93,111,112,
129,133,135,136,138, 213
Улучь 84
Уфа 120
Уфа, р. 121
Уэстертун 185
Ферс 21
Филипув 99
Фишхаузен 17
Фландрия 178, 179, 191, 197, 198,
225
Флиссинген (Флашинг) 177, 178,
180,228
Франция 20,165,192,199
Фрауэнбург 20
Фрисландия 201, 229
Фрише-хаф 12, 17
Фюлек 50
Хальтерн 175, 176
Хамельн 174
Хамм 175
Харатно 55
Харбург 173, 227
Харлем 229

312
Указатель географических названий
Хастенбек 175
Хенцины 44, 90
Хернад 48, 49
Херфорд 174, 227
Хинделопен 200
Холова 168
Холохольня 168
Хорова 55
Хорст 174
Хотилово 168
Хофештадт 175
Хуст 155
Хэддо 185
Царево-Займище 157
Целле 173,174, 227
Ципс 37, 45, 46, 49, 50, 52, 53
Ципсерхаус 49, 53
Цмелув(?0
Шаумбург 174
Швец 23
Швеция 9, 90, 146, 214
Шелонь 103,169
Шельда 199, 200
Шенкеншанц 176
Шермбек 176
Шидловец 42
Шила 155
Шклов 135,144,146
Шмёльнитц 48
Шонек 21
Шотландия 15, 17, 31, 83, 84, 94,
96,102,125,146,156,159,173,
186,187,192, 203, 226
Шоша 167
Шоша, р. 167
Шпарренберг 175
Шпикерог 201
Шрамбург 176
Штадтхаген 174, 227
Штаргард 21
Штральзунд 172
Штрасбург 14
Штум 14, 206
Штутхоф 16, 18
Эбердин 159,187
Эвксинское (Черное) море 50, 51
Эдинбург 185—187
Эзель 172
Эланд 172
Эльба 201
Эльбинг12,15
Эльсинор (Хельсингёр) 159
Эмден 201
Эммерих 176
Эмс 175
Энкхёйзен 200, 229
Эрдхольм 172
Эрла 47
Эчед 155
Югла 170
Югория 51
Юист 201
Юргенберг 46, 47, 50, 52
Яде 201
Яжелбицы 168
Ямуга 167
Яновец 7-9, 53, 90
Яронь 168
Ясмунд 172
Яуза 109,110,122
Черкизово 167
Черная 169
Черная река 170
Чернеево 24
Чернигов 74,136
Черное 80
Черняхов 80
Чертолье 103
Чигирин 144, 213
Чуднов 58, 60-62, 80, 92, 109,
111,112,116,121,123,129

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Страница рукописи "Дневника" Гордона (Российский государственный
военно-исторический архив, Москва. Ф. 846. Оп. 15. № 2, л. 128) (с. 104).
Ян Казимир, король Польши. Гравюра В.Хондиуса, 1649 (Polska. Jej dzieje
i kultura. Warszawa, 1927. T. 2. S. 94).
Князь Юрий Любомирский. Гравюра И. Фалька, 1660-е годы (Hniiko А.
Wyprawa cudnowska 1660. Warszawa, 1931).
Москва во второй половине XVII в. Гравюра с рисунка Н. Витсена (Вит-
сен Н. Путешествие в Московию 1664—1665. Дневник. СПб., 1996).
Новая Иноземская слобода. Рисунок И.Р. Шторна, 1661—1662 (Альбом
Мейерберга. Виды и бытовыя картины России XVII в. СПб., 1903.
№ 75).
Коломенский дворец в XVII в. Неизвестный художник, конец XVIII в.
(Государственный музей-заповедник "Коломенское").
План Смоленска. Гравюра В. Хондиуса, 1636 (Государственный музей
изобразительных искусств им. A.C. Пушкина, Москва).
Царь Алексей Михайлович. Рисунок И.Р. Шторна, 1662 (Альбом
Мейерберга. № 80).
A.A. Ордин-Нащокин. Неизвестный художник, XVIII в.
(Государственный исторический музей, Москва).
Генерал Томас Далйелл. Картина Л. Шунемана, 1660-е—1670-е годы.
Фрагмент (Шотландская национальная портретная галерея, Эдинбург).
Драгун второй половины XVII в. (Murray А.К, History of the Scottish
Regiments in the British Army. Glasgow, 1862).
Гавань Брюгге. Картина X. ван Миндерхоута, 1653—1665 (Музей Грунин-
ге, Брюгге, Бельгия).

314
Список иллюстраций
План Лондона после пожара 1666 г. Гравюра Дж. Лика (Британский
музей, Лондон).
Чарлз И, король Великобритании. Мастерская Дж. М. Райта, около
1660—1665. Фрагмент (Собрание Национальной портретной галереи,
Монтакьют Хаус, Сомерсетшир, Англия).
Джон Мэйтленд, граф Лодердейл. Миниатюра С. Купера, 1664
(Национальная портретная галерея, Лондон).
Грамота короля Чарлза II к царю, доставленная Гордоном (Российский
государственный архив древних актов, Москва. Ф. 35. Оп. 2. № 98)
(с. 194-195).

СОДЕРЖАНИЕ
1659 5
1660 36
1661 82
1662 115
1663 123
1664 138
1665 156
1666 162
1667 189
ПРИЛОЖЕНИЯ 209
ПИСЬМА ПАТРИКА ГОРДОНА ДЖОЗЕФУ УИЛЬЯМСОНУ, 1667 209
ДОКУМЕНТЫ О МИССИИ П. ГОРДОНА В ЛОНДОН, 1666-1667 218
Д.Г. ФЕДОСОВ. КЛИНОК, ПЕРО И "БУНТАШНОЕ ВРЕМЯ" 233
ПРИМЕЧАНИЯ 264
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 294
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ 304
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ 313

Научное издание
ПАТРИК ГОРДОН
ДНЕВНИК
1659-1667
Утверждено к печати
Редколлегией серии
"Памятники исторической мысли"
Зав. редакцией HJ[. Петрова
Редактор Г.В. Шевцова
Художественный редактор В.Ю. Яковлев
Технический редактор Т.В. Жмелъкова
Корректоры ЗД. Алексеева, Г.В. Дубовицкая

Подписано к печати 22.09.2003. Формат 60x90 */\б
Гарнитура Академическая. Печать офсетная
Усл.печ.л. 20,0 + 0,5 вкл. Усл.кр.-отт. 21,5. Уч.-изд.л. 20,4
Доп. тираж 600 экз. Тип. зак. 4578
Издательство "Наука"
117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
E-mail: secret@naukaran.ru
Internet: www.naukaran.ru
Санкт-Петербургская типография "Наука"
199034, Санкт-Петербург, 9-я линия, 12

АДРЕСА КНИГОТОРГОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ
ТОРГОВОЙ ФИРМЫ "АКАДЕМКНИГА" РАН
Магазины "Книга-почтой"
121099 Москва, Шубинский пер., 6; 241-02-52
197345 Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, 7Б; (код 812) 235-40-64
Магазины "Академкнига" с указанием "Книга-почтой"
690088 Владивосток, Океанский пр-т, 140 ("Книга-почтой"); (код 4232) 45-27-91
antoli@mail.ru
620151 Екатеринбург, ул. Мамина-Сибиряка, 137 ("Книга-почтой"); (код 3432)
50-10-03 KNIGA@SKY.ru
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 298 ("Книга-почтой"); (код 3952) 42-96-20
660049 Красноярск, ул. Сурикова, 45; (код 3912) 27-03-90
AKADEMKNIGA@KRASMAIL.RU
220012 Минск, проспект Ф. Скорины, 72; (код 10375-17) 232-00-52, 232-46-52
117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7; 124-55-00 akadkniga@voxnet.ru
http://akadkniga.nm.ru
117192 Москва, Мичуринский пр-т, 12; 932-74-79
103054 Москва, Цветной бульвар, 21, строение 2; 921-55-96
113105 Москва, Варшавское ш., 9, Книж. ярмарка на Тульской (5 эт.); 737-03-33,
737-03-77 (доб. 50-10)
630901 Новосибирск, Красный пр-т, 51; (код 3832) 21-15-60 akademkniga@mail.ru
630090 Новосибирск, Морской пр-т, 22 ("Книга-почтой");
(код 3832) 30-09-22 akdmn2@mail.nsk.ru
142290 Пущино Московской обл., МКР "В", 1 ("Книга-почтой");
(код 277) 3-38-80
443022 Самара, проспект Ленина, 2 ("Книга-почтой"); (код 8462) 37-10-60
191104 Санкт-Петербург, Литейный пр-т, 57 (код 812) 272-36-65 ak@akbook.ru
199164 Санкт-Петербург, Таможенный пер., 2 (код 812) 328-32-11
194064 Санкт-Петербург, Тихорецкий пр-т; 4 (код 812) 247-70-39
199034 Санкт-Петербург, Васильевский остров, 9-я линия, 16;
(код 812) 323-34-62
634050 Томск, Набережная р. Ушайки, 18; (код 3822) 51-60-36
akademkniga@mail.tomsknet.ru
450059 Уфа, ул. Р. Зорге, 10 ("Книга-почтой"); (код 3472) 24-47-74
450025 Уфа, ул. Коммунистическая, 49; (код 3472) 22-91-85
Коммерческий отдел, г. Москва
Телефон 241-03-09
E-mail: akadem.kniga@g 23.relcom.ru
akadkniga@voxnet.ru
Склад, телефон 291-58-87
Факс 241-02-77

По вопросам приобретения книг
государственные организации
просим обращаться также
в Издательство по адресу:
117997 Москва, ул. Профсоюзная, 90
тел. факс (095) 334-98-59
E-mail: initsiat @ naukaran.ru
Internet: www.naukaran.ru

ISBN 5- 02- 009840- X