Текст
МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО
ОБРАЗОВАН!^ Х'ССИИ
КУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ
ПТИЦЫ РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА
(лингвистическое исследование)
Курс/ - 1996
ленко А.Т.
доктор филол.наук, профессор Харченко В.К.
канд. филол.наук, доцент Изотов В.П.
* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского
гуманитарного научного фонда (проект 96-04-06045).
Г96 Птицы русского фольклора.- Курск: Изд-во КГПУ, 1996.
-111 с. ISBN 5-88313-109-3
На фактическом материале рассмотрены в жанрово-сопостави-
тельном аспекте особенности функционирования и семантики су-
ществительных - наименований птиц. Впервые в лингвофольклорис-
тике анализируются семантико-стилистические функции наименова-
ний птиц, рассматривается их жанровая природа, выявляется спе- ,
цифика родо-видовых отношений исследуемой лексико-семантичес-
кой группы.
4602000000-096
П --------------- без объявл. ББК 82.0
1 БЗ (03)-96
ISBN 5-88313-109-3
(0) Гусев Л.Ю., 1996
(С) Курский государственный педагогический университет,
1996
- з -
ВВЕДЕНИЕ
На рубеже двух тысячелетий, когда народ обретает память,
обращает взоры и слух к чистым истокам живого слова, насущной
задачей русистики становится объяснение феномена устной духов-
ной культуры, в первую очередь - ее языка. Было бы несправед-
ливым преуменьшать роль отечественной филологии в изучении
устной традиционной культуры. Трудами выдающихся филологов,
усилиями известных и безвестных собирателей фольклора заложены
основы науки об отечественном фольклоре и, в частности, о язы-
ке русского фольклора. Тем не менее, при интенсивном развитии
многих лингвистических проблем, ряд вопросов, занимавших уче-
ных еще в XIX веке, по причине особой сложности, недостатка
материала или отсутствия научно-технического обеспечения не
получил разрешения и в XX веке.
К числу таких проблем принадлежит задача лексикографичес-
кого представления знаний о языке фольклора. Ее решение зако-
номерно приведет к раскрытию ’’поэтического гения языка" [Доб-
ролюбов, 1961,с.833, поможет постичь дух народа, позволит уви-
деть и объяснить национальную картину мира, отраженную в языке.
Ведущими учеными-лингвистами признано, что одним из наи-
более концентрированных и информативных способов описания язы-
ковой действительности является создание словарей [Апре-
сян, 1990, Сороколетов, 1973, Никитина, 1993, Хроленко,1979,
1994]. "Словарь языка русского фольклора не просто факт
отечественной филологии, он своеобразный паспорт русского эт-
носа, беспристрастная картина того, как творчески... вглядыва-
ется русский человек в свое сердце, в других людей и окружаю-
щий мир, как определяет каждый элемент этого мира, какие ка-
чества и действия ставит на первое место" [Хроленко,1994,с.З].
Мы убеждены, что тщательное изучение отдельных языковых
фактов устного народного творчества способно дать материал для
постижения мотивов, продуцируемых каждым этносом и общих для
всей культуры homo sapiens. Дух народа закреплен в языке, но
именно язык фольклора по праву может считаться архетипом наци-
онального языка. Диалектика научного поиска таким образом вы-
водит нас из тесной лаборатории скрупулезного анализа мелких и
мельчайших фактов к рассмотрению целой культурной парадигмы, к
широким обобщениям гносеологического уровня.
Фольклорный текст требует перевода, как ни парадоксально
- 4 -
это звучит, на современный языковой стандарт. Такой перевод -
дело чрезвычайно тонкое и трудоемкое. Прямой подстрочник здесь
неуместен, его функцию способно выполнить скрупулезное лекси-
кографическое исследование, распространенное комментарием. Ве-
дущими учеными - специалистами в области языка фольклора -
лексикографическая форма подачи материала выбрана в связи с
тем, что по сути своей она является наиболее объективной, де-
ликатной и не навязывает устно-поэтическому слову искусственно
притянутых априорных характеристик. Не вмешиваясь в текст, а
лишь более зримо представляя читателю его структуру, лексиког-
рафия сохраняет неповторимое звучание фольклорного произведе-
ния и при этом способствует раскодированию неявных смыслов
фольклорного слова. Таким образом, у фольклорной лексикографии
минимум два существеннейших достоинства: она творит перевод,
не разрушая оригинал*.
Над решением этой двуединой проблемы в настоящее время
работает группа лингвофольклористов Курского государственного
педагогического университета под руководством проф.А.Т.Хролен-
ко. Начало теории фольклорной лексикографии было положено в
статьях С.Е.Никитиной и А.Т.Хроленко, вышедших из печати во
второй половине семидесятых годов [Никитина,1975, Хролен-
ко,1976,1979]. Важнейшей вехой в совершенствовании этой теории
стал выход в свет книг "Семантика фольклорного слова" А.Т.Хро-
ленко (Воронеж,1992) и "Устная духовная культура и языковое
сознание" С.Е.Никитиной (М., 1993). В первой книге автором
рассматриваются факторы, обусловливающие специфику фольклорной
семантики, анализируются важнейшие аспекты фольклорного слова:
парадигматический, оценочный, иерархический, символический,
коннотативный и семиотический. Вторая книга посвящена проблеме
*Во все времена поэты считали чрезвычайно сложным и важным
сохранить баланс между мелодикой и семантикой. В 1882 году
Поль Верлен призвал поэзию свернуть шею красноречию, ради му-
зыки прежде всего. Верлен считал красноречие немузыкальным и
даже антимузыкальным. Под музыкой он понимал слова, выбранные
не за их прямые сознательные значения, как в сюжетной поэзии,
а за их звучание и метафоричность, создающие подсознательный
эмоциональный лад, подобный гармонии-мелодии в музыке [Навро-
зов,19941
- 5 -
описания языкового сознания на материале устных традиционных
текстов русской народной культуры. В ней рассматривается поня-
тие языковой личности, народной филологии, предлагается модель
тезаурусного описания языка народной поэзии, включающая более
тридцати семантических отношений. Выход из печати этих изданий
вкупе с прошедшим ранее обсуждением проекта словаря на X Меж-
дународном съезде славистов [Никитина, 19891 стал мощным им-
пульсом для начала практической работы над словарем в Курском
госпедуниверситете. Исследования ведутся по нескольким направ-
лениям.
Создание частотных словарей. Опубликовано четыре частот-
ных словаря былин на базе былин Кирши Данилова ЕКлимас, 19941,
южносибирских былин, собранных С.И.Гуляевым [Праведни-
ков, 19951, былин, записанных на Мезени [Докукина,19951 и былин
Русского Устья [Желудева,19951. Эта работа продолжена частот-
ным словарем курских народных песен. Словари используются
для сопоставительного анализа. С этой целью С.Е.Никитина отме-
чает целесообразность построения словарных статей на текстах
одного жанра в пределах однородных территориальных диалектов,
с обязательной дифференциацией языка поэтических и прозаичес-
ких фольклорных жанров [Никитина,19881.
Второе направление работы - составление словарных статей.
Структура словарной статьи включает в себя заглавное слово с
указанием частоты в данном массиве, толкование, иллюстрации,
словообразование, парадигматическую и синтагматическую части,
функциональную (участие слова в поэтических приемах) и допол-
нительно-информационную части, например, указание места быто-
вания слова [Бобунова,1995а, 19956, 1995в, Хроленко,19951.
Третье направление связано с интерпретацией словарных ма-
териалов. Чаще всего она дается путем сопоставления словарных
статей, при этом сопоставление ведется по жанрам [Кли-
мас,19951, по территориальным собраниям [Праведников,1995а,
199561, по идиолектам [Караваева,19951 и даже по языкам [Пет-
ренко, 1994, 1995а, 19956, 1995в, 19961. Имеется и сопостави-
тельная статья синонимов [Бобунова,19951.
Наше исследование является попыткой научной систематиза-
ции фольклорного материала с учетом жанровой принадлежности
устно-поэтического слова. Полагаем, что словарные статьи и
комментарии к ним, составляющие содержание настоящей работы,
- 6 -
будут способствовать адекватному отражению той части лексичес-
кого фольклорного универсума, которую представляют наименова-
ния птиц.
ГЛАВА 1. ВЫСОКОЧАСТОТНЫЕ НАИМЕНОВАНИЯ ПТИЦ
КАК ВЫРАЗИТЕЛИ РЕГУЛЯРНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФУНКЦИИ
1. Идентификация значений орнитонимов
Анализ функционирования любого знаменательного слова в
языке фольклора сопряжен с проблемой идентификации значения
этого слова. Исследователи стихотворного фольклора неоднократ-
но отмечали следующие трудности в решении данной проблемы.
1. Устно-поэтическое слово, называющее реалии раститель-
ного или животного мира, - это, как правило, символическое или
метафорическое обозначение человека [Бобунова,1990,Кли-
мас,1989, Хроленко,1981, Чистов,19821. Такая двуплановость се-
мантики затрудняет четкую дефиницию слова.
2. Семасиологический анализ осложняется тем обстоятельст-
вом, что в лирических жанрах в пределах небольшого песенного
произведения может чередоваться изложение от первого и треть-
его лица, когда субъект попеременно обозначается то личным
местоимением я, то наименованием птицы [Артеменко,19881.
3. Особенностью фольклорных текстов является диффузность
семантики функционирующих в них лексических единиц, зачастую
осложненная фольклорной символикой и реликтовыми ритуальными
представлениями ЕОссовецкий,19821.
4. Двуплановость коннотации, включающей в себя, с одной
стороны, все то, что вообще свойственно слову и за пределами
народного творчества, с другой - ассоциативный тезаурус, обус-
ловленный всей системой фольклорного мира и его языка ЕХролен-
ко, 19841, является еще одним фактором, осложняющим семасиоло-
гический анализ.
Таким образом, проблема идентификации значений орнитони-
мов - это многоуровневая проблема, включающая в себя дифферен-
циацию символа и метафоры, учет взаимодействия планов изложе-
ния от первого и третьего лица и рассмотрение текстовых и ас-
социативных связей исследуемого слова. "Всё, что есть в слове,
детерминируется тем,что существует вокруг него в плане ассоци-
аций и синтагматических связей" ССоссюр,1977,2431.
Высокочастотные наименования птиц (например, лебедь, со-
- 7 -
кол, ворон), употребленные в переносном значении, в лингвисти-
ке интерпретируются как "многовековые метафоры" [Харчен-
ко,1992,с.8] , "окостеневшие метафоры" [Веселовский,1979,1989],
"метафоры типовые, языковые" [Харченко,1992,с.411, в отличие
от речевых. В плане отграничения метафоры от символа мы при-
держиваемся концепции Н.Д. Арутюновой, в соответствии с которой
"содержащийся в языковой метафоре образ не приобретает семио-
тической функции, то есть не может стать означающим некоторого
смысла. В символе, напротив, устойчив образ, выполняющий функ-
цию означающего" [ЛЭС,1990,с.297]. Опосредованную связь поня-
тий 'символ' и 'метафора' прослеживает Е.А.Киселева в своей
работе "Проблема символа в первобытном мышлении". Графически
эта связь выражается следующим образом:
^^символизация метафора
предмет,явление-------> образ--------> троп
аллегория ^метонимия
По афористичному замечанию Н.Д.Арутюновой, метафора - это
подобие, ведущее себя как тождество [Арутюнова,1983,с.41]. Со-
ответственно, в синтаксисе исследуемых жанров метафора бытует
либо как приложение, например: Марья-лебедь белая, либо как
сказуемое, например: А чужая-то жена - лебедь белая моя, либо
как обращение.
В художественном тексте обращение "в основе своей имеет
форму мысли - понятие об адресате речи" [Проничев,1971,с.24] и
при этом "часто делается эстетическим или риторическим цент-
ром, вбирает в себя максимум мысли и чувства автора" [Пешковс-
кий,1956,с.4О7]. По мысли Н.Ю.Шведовой, "обращение в художест-
венной, поэтической речи часто сосредоточивает в себе цент-
ральную часть сообщения" [Грамматика,1980,П,с.165]. В рассмот-
ренных нами текстах обращение-метафора почти никогда не требу-
ет ответа и даже не призывает адресата слушать, а выступает
как этикетная формула, которая является в зависимости от ситу-
ации, знаком дружественности или угрозы.
Ай же ты ворона погумённая!
Летала бы ворона по загуменью (Гильф.,Ш,277,43)
Дружочек мой милый,/ Орел сизокрылый,
Соколик ясный,/ Молодец прекрасный! (Соб., V, 545)
- 8 -
Вы орлы мои сизокрылые,/Соколы наши поднебесные,
Далеконько орлы залетели/ В тот ли же Петербург-город
(ИП XIX, 30)*
И уже вода, лебедушко, нагревала,
И ты не знаешь того,голубушко,не ведаешь
(Барсов,Ш,103,250)**
Наблюдения в области семантики орнитонимов показывают,
что в основе оценки, порождающей метафору или художественное
сравнение, лежит не идея полезности и не этический аспект, а в
первую очередь - эстетический критерий. Разрабатывая материал,
подобный нашему, лингвист получает возможность проследить, как
народные представления о красоте реализуются в тексте, приоб-
ретающем эстетические свойства, "каким путем концепты народной
культуры становятся художественными образами" [Никитина,1994,
с.6]. Эстетика фольклора, по определению В.Е.Гусева - это
"коллективно выработанные, широко принятые, ставшие традицион-
ными представления о прекрасном и безобразном, трагическом и
комическом, возвышенном и низменном" [Гусев,1967,с.296). Заме-
чание С. Е.Никитиной о том, что "для многих фольклорных жанров
эстетическая функция является вторичной" [Никитина,1995,с.6],
безусловно, справедливо, однако и в этих "многих" жанрах функ-
ционируют эстетически нагруженные лексико-семантические группы
слов, само употребление которых детерминировано эстетической
функцией***. Последняя, в свою очередь, стимулирует собственно
поэтическую функцию, существо которой Р.0.Якобсон усматривает
в намеренном поэтическом использовании в речи лексических и
грамматических вторичных значений, тропов и риторических фи-
гур, демонстрирующих творческую мощь языка [Якоб-
*Источники расписаны следующим образом: номер тома, номер
текста, номер строки
** Для причитания указывается номер тома, номер страницы и но-
мер строки
***К таким лексико-семантическим группам можно отнести, напри-
мер, наименования растений в русской устно-поэтической речи
[Климас, 1989, Бобунова,1990]; рассмотреть в эстетическом
аспекте некоторые наименования представителей животного ми-
ра в фольклорном тексте поможет книга Ф.М.Селиванова "Худо-
жественные сравнения", которая открывается рубрикой "Сокол"
-9-
сон,1987,с.318].
2. Количественные характеристики корпуса орнитонимов.
Выделение ядра и периферии
Лексико-семантическая группа "орнитонимы" в границах исс-
ледуемого материала включает в себя 55 наименований, представ-
ленных в 5 174 словоупотреблениях. Объективность количествен-
ных характеристик внутри корпуса орнитонимов основывается на
общей для текстов всех четырех жанров единице измерения - сти-
хе (стихотворной строке). Поскольку жанры представлены неоди-
наковым количеством стихов, нами вводится коэффициент относи-
тельной частотности (КОЧ), позволяющий судить о том, насколько
часто наименования исследуемой лексико-тематической группы
встречаются в том или ином жанре. КОЧ представляет собой отно-
шение количества словоупотреблений, отмеченных в жанре, к сум-
ме стихов, из которых извлечены словоупотребления.
Таким образом, вырисовывается картина насыщенности орни-
тонимической лексикой каждого из исследуемых жанров: чаще все-
го орнитонимы встречаются в лирической песне (0,0259), чуть
реже в причети (0,0248), далее, со значительным отрывом следу-
ет историческая песня (0,016), после которой идет былина
(0,0138).
Разграничивая элементы лексико-тематической группы по их
принадлежности к ядру или периферии, вводим -коэффициент,
представляющий собой отношение количества словоупотреблений,
отмеченных в каждом жанре, к числу орнитонимов каждого жанра.
Полученное значение представляет собой порог частотности (ПЧ)
орнитонимов для каждого жанра: ПЧ былины = 46,92; ПЧ лиричес-
кой песни = 54,92; ПЧ исторической песни = 25,13; ПЧ причети =
= 35,63.
Среднее арифметическое 40,65 четырех полученных значе-
ний поименуем абсолютным порогом частотности (АПЧ), который в
дальнейших расчетах будет являться константой, определяющей
принадлежность любого из исследуемых орнитонимов к ядру или
периферии лексико-тематической группы. Порядок идентификации
ядерных и периферийных лексем следующий.
Например, нужно определить, в состав ядерных или перифе-
рийных слов входит лексема ворон в системе четырех анализируе-
- 10 -
мых жанров. Высокий количественный показатель у этого слова в
былине контрастирует с очень низким в причети. Снимая это про-
тиворечие, мы просчитываем среднюю частотность существительно-
го ворон для корпуса текстов всех рассматриваемых жанров.
Такое решение представляется нам справедливым, поскольку
"каждый жанр прочитывается и обнаруживает свою специфику в
контексте других жанров" [Мальцев,1989,с.681 и в свете приня-
той за основу концепции И.А.Земцовского ЕЗемцовский,19901 наи-
более продуктивным мы считаем следующий метод: анализ через
синтез. Данная методика позволяет рассматривать отсутствие
словоупотреблений ядерного орнитонима кукушка в былине как
факт "нулевых" форм слова, способных материализоваться в пара-
дигме текстов других жанров, составляющих контекст былины.
Итак, при сравнении абсолютного порога частотности
( 40,65 ) со средней частотностью лексемы ворон (73,75) уста-
навливается принадлежность названной лексемы к ядру наименова-
ний птиц. Точно таким же образом выявляем остальные ядерные
лексемы.
Распределение орнитонимов по рубрикам ядро - периферия
целесообразно по следующим соображениям.
1. Предположительно, выделение элементов ядра одновремен-
но будет выявлением и идентификацией относительных инвариантов
из всего многообразия вариаций, где под последними понимается
весь корпус вокабул исследуемой лексико-семантической группы..
Строя данную гипотезу, мы исходим из постулата о том, что наи-
более значимостные элементы, как правило, наиболее существенны
в количественном отношении.
2. Сверхчастотные орнитонимы, являясь опорными лексемами,
должны обладать всеми сущностными характеристиками устно-поэ-
тического слова: парадигматичностью, оценочностью, семиотич-
ностью; вероятно, в структуре их значения с наибольшей чет-
костью выражаются символический и коннотативный компоненты.
Будучи наиболее последовательными репрезентантами перечислен-
ных свойств элементы ядра нуждаются в детальном изучении. Та-
ким образом, фокусирование внимания на ядерных лексемах обес-
печит адекватную картину семантики и функционирования всей
лексико-семантической группы.
3. Противопоставление ядра и периферии исследуемой лекси-
ко-семантической группы продуктивно в плане реконструкции ар-
- 11 -
хетипов - изначальных, врожденных образов, составляющих содер-
жание коллективного бессознательного и лежащих в основе созда-
ний художественной фантазии, в данном случае - фольклорных
произведений. Для иллюстрации этого тезиса сравним содержание
высказываний:
1. Курица - не птица [Даль,1955, 2,с.224].
2. А змея тоже птица, раз она яйца откладывает? [Харчен-
ко,1995,с. 176].
3. Сокол ли в чистом поле не птица/Да и тот по чисту полю
гуляя,/Болотную воду попивает... [Путилов,1977,с.450].
4. Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не
собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их
(Матф.,VI,26).
Итак, что есть птица в детском, фольклорном, религиозном
сознании?
4. Ожидается, что периферийные орнитонимы в основных сво-
их функциях и семантике будут повторять семантику и функции
элементов ядра. Предстоит выяснить, каким образом и по какой
причине часть периферийных лексем маркируется в качестве еди-
ниц, выполняющих особые семантике-стилистические функции. Дан-
ные слова должны быть описаны с упором на особенности их функ-
ционирования .
3. Лебедь
Суммарный показатель частотности орнитонима лебедь в
текстах исследованных жанров - самый высокий среди слов анали-
зируемой лексико-семантической группы. Это существительное
возглавляет частотные списки орнитонимов былины и причитания,
а также входит в число наиболее употребительных наименований
птиц лирической и исторической песен.
Как правило, высокая частотность лексемы обусловливает
разнообразие ее текстовых связей, что, в свою очередь, имеет
результатом усложнение семантической структуры. Имя существи-
тельное лебедь многозначно в каждом из исследованных жанров. В
былине оно чаще всего употребляется как метафора. Эпос именует
женщину белой лебедью, передавая таким образом представление о
красоте, бытующее в фольклорном сознании. Связь этих представ-
лений прослеживается на протяжении тысячелетий в мировом куль-
турном обиходе [Мифы народов мира,1987]. Ю.Н.Тынянов интерпре-
тирует метафору лебедь белая как специфическое проявление
- 12 -
русского менталитета [Тынянов,1987], В.И.Даль объясняет мета-
форическое значение слова лебедь как "ласковое название девуш-
ки, женщины, особенно в простонародных песнях" [Даль,Ш,1955].
Со своей стороны добавим, что название это может звучать от-
нюдь не ласково, а с иронией и даже сарказмом: последнее про-
исходит в том случае, когда осуждается поведение женщины, на-
рушившей этические нормы.
Да ах же ты да Марья-лебедь белая,
Ай же ты да дочка царская мудреная! (Гильф.,1,52,72)
Тем не менее, женщине в фольклоре надлежит быть красивой,
и метафора лебедь белая вербализует эстетический идеал.
Высокий количественный показатель метафорического словоу-
потребления в былинах коррелирует с низким показателем морфем-
ной вариативности. Только три из ста восьмидесяти шести слово-
употреблений имеют в состава слова суффиксы субъективной оцен-
ки. В словах с прямым значением процент диминутивов в двадцать
раз выше. j
В метафорическом употреблении лексема лебедь жестко свя-
зана с эпитетом белая. Такие эпитеты Ежи Фарино называет ана-
литическими, т.к. они передают признак, заключенный в предме-
те, добытый из его анализа. Ученый отмечает, что модель мира,
созданная при помощи таких атрибутивных пар, отличается особой
устойчивостью [Farino,1980]. У слов со значением 'птица' опре-
деления могут быть иными (жива, кыкучая, неранена, некровавле-
на), а могут вообще отсутствовать.
Глаголы, сочетающиеся с существительным-субъектом, ставят
его в позицию олицетворения. Глаголы движения, сочетающиеся с
орнитонимом, дифференцируют его семантику, поскольку называют
действия, свойственные птице (злятывать, слетаться, колыбать-
ся), и действия, совершаемые человеком (прибегать, уехать,
скакать). Глаголы речи, напротив, обнаруживают сходство дейс-
твующих субъектов. Говорить в эпосе может и человек, и птица,
соответственно, глаголы с корнем -говор- употребительны в обо-
их случаях. Предикаты, образованные на основе звукоподражания
(воскикать, прокычать), закономерно сочетаются с существитель-
ным лебедь, имеющим прямое значение.
Былинная метафора в 82% словоупотреблений входит в личное
имя героини, функционирует как имя собственное. Орфография
сборника А.Ф.Гильфердинга помогает увидеть эту особенность в
13 -
именовании фольклорного героя:
Тут крестили ю да и молитвили,
Имя-то ей дали Марья Лебедь Белая (Гильф. ,11,82,48)
Примечательно, что антропоним в составе имени варьируется
(Марья, Марфа, Настасья, Овдотья), а определение лебедь белая
остается постоянным. Отмеченное явление, вероятно, реликт
древнего периода в формировании языка, когда человек уже выде-
лял себя из окружающей природы, но, обладая мифологическим
сознанием, не противопоставлял себя природе в той мере, как в
позднейшую историческую эпоху.
Диффузность прямого и метафорического значений, своеоб-
разный семантический синкретизм наглядно прослеживается в
дискретно-ритмических конструкциях. Хорошо видно, как исследу-
емое слово в обоих значениях образует ДРК со словами, называю-
щими и людей, и животных.
Наряду со значениями, отмеченными в словарях, нами выде-
лено еще одно, специфически фольклорное значение у слова ле-
бедь - 'парадная пища'. Такое толкование представляется воз-
можным и необходимым в связи с высокочастотностью, устойчи-
востью и вопроизводимостью фольклорного фразеологизма рушать
лебедь, в котором актуализируется несвойственная внепоэтичес-
кому языку семантика орнитонима. Функционирование орнитонима с
таким значением наиболее характерно для языка эпоса; здесь
кроенье, рушанье, совместное поедание лебеди традиционно сим-
волизирует создание родовой общности [Пропп,1986, Фрейденберг,
1978].
Назначение и тематика лирической песни делают закономер-
ным функционирование в ней имени существительного лебедь в
значении 'мужчина'.
Братец миленький, лебедь беленький,
Ты пойдем со мною играть на улицу,/На широкую! (Соб.,П,584)
Помимо этого значения в лирике у исследуемого орнитонима
отмечены все значения, встретившиеся нам в былине. Хотя приня-
то считать, что метафоричность в большей степени свойственна
лирическим жанрам, нежели эпосу [Веселовский,1989], наш мате-
риал показывает обратное: самым частотным для лирики является
прямое значение орнитонима лебедь (для былины - переносное).
Метафорическое значение 'женщина' в лирической песне представ-
лено в пять с половиной раз меньшим количеством словоупотреб-
14 -
лений.
В лирике, как и в былине, эпитет жестче связан с орнито-
нимом-метафорой. Белизна как непременная атрибуция красавицы
постоянно упоминается в фольклоре и в стилизациях под фольклор
[Пушкин,1985,I, Тынянов,1987].
Сочетаемость с глаголом у лексемы с прямым значением го-
раздо шире, чем у метафоры; последняя выступает преимуществен-
но в функции обращения или именной части сказуемого:
Воротися, жена, воротися, душа,/Воротися, лебедь белая!
(Соб.,71,131)
Как чужие-то жены - лебедушки белые,
А моя-то жена - полынь, горькая трава (Кир.,П,2,25)
В причети доминирует метафорическое употребление сущест-
вительного лебедь. Так обращаются к близкому человеку, о кото-
ром плачут. В свадебных плачах на основе соотнесения таких по-
нятий как 'птица', 'девичья воля' и 'девичья краса' происходит
отождествление семантического содержания слов лебедь и воля:
И тут лебёдушка под лёд да хоронилася,
И твоя волюшка туды да удалилася (Барсов,Ш,143,95)
Содержание причети, ее общий эмоциональный тон определяют
форму слова, характеризующего невесту или умершую: в 98% сло-
воупотреблений женщина именуется лебедушкой. Эпитет белая -
самый частотный в причети, но здесь появляются и специфические
для жанра определения.
С одной стороны, причеть - жанр, в большой степени закре-
пощенный каноном. Многочисленные табу, связанные с регламентом
похоронного и свадебного обрядов, с жесткой этикетностью, яв-
ляются источником для возникновения целого словаря метафори-
ческих замен [Степанова, 1985]. С другой стороны, тот же этикет
требует от плакальщицы максимальной темпераментного исполне-
ния, а темперамент влечет за собой непременную импровизацию, в
том числе и в сфере устоявшихся речевых структур. Как следс-
твие, причеть порождает эпитеты, которые на фоне общей карти-
ны, свойственной остальным трем жанрам, выглядят уникальными.
Художественная реальность, создаваемая исторической пес-
ней, во многом схожа с художественным миром былины. У орнито-
нима лебедь в исторической песне те же значения, что и в геро-
ическом эпосе, но представлены они крайне незначительным коли-
чеством словоупотреблений. В плане сочетаемости исследуемое
- 15 -
существительное обнаруживает jre же закономерности, что и в бы-
лине: эпитет непременно присутствует при орнитониме в значении
'женщина', словоупотребления со значением 'пища', отмечены в
устойчивой связи с глаголом кушать-рушать.
Таким образом, жанровое сопоставление обнаруживает следу-
ющие особенности функционирования орнитонима лебедь в языке
народной поэзии.
1. Семантическая структура исследуемого слова в разных
жанрах различна по качеству и количеству составляющих ее ком-
понентов.
2. Сочетаемость анализируемой лексемы обусловлена ее ин-
дивидуальной семантикой. Межжанровые различия в семантической
структуре определяют, жанровую дифференциацию, выявленную на
уровне связей орнитонима с другими словами.
3. Семантическая структура слова в лирических жанрах име-
ет тенденцию к усложнению. Наименование птицы в них может ха-
рактеризовать не только героя, но и другие объекты фольклорно-
го универсума, как конкретные, так и абстрактные.
4. Сокол
Сокол - одно из самых употребительных в стихотворном
фольклоре наименований птиц. Удельный вес словоупотреблений
этого орнитонима высок во всех исследованных жанрах (в былине
- 18,8%, в лирической песне - 14,8%, в исторической песне -
31%, в причитании - 12,7% от общего количества словоупотребле-
ний всех орнитонимов).
Образ сокола можно причислить к самым любимым народной
поэзией образам птиц. Живя в гармонии с окружающей природой,
народ-автор заимствовал у нее наиболее значимые элементы в ка-
честве образов и символов - средств создания художественной
реальности. Образ сокола - один из наиболее распространенных в
народной поэзии природных образов - напрямую соотносится с об-
разом богатыря. В языке это соотнесение осуществляется в виде
сравнения или метафорической замены наименования персонажа
названием птицы. Причины такого соотнесения лежат в сфере эс-
тетических представлений древнерусского человека, для которого
сокол был живым воплощением красоты и удали, имущественным
- 16 -
достоянием и культурной ценностью*. То, что сравнивается с со-
колом, оценивается в высшей степени положительно.
Как ясен сокол стал на возлети,
Как он стал-то ездить во чисто поле на добром коне
(Марков,70,6)
Как тут-то ведь не ясные соколы
Во чистом поле еще разлеталися,
Так руссийские могучие богатыри
В одно место съезжалися (Гильф.,1,52,15)
Сравнение с соколом возводит предмет в ранг эталонного:
Очушки у ней ясных соколов,
Бровушки у ней черных соболей
А походочкой она лани белыя (Гильф. ,11,81,38)
Образ сокола в представлении русского человека неразрывно
связан с волей. "Сокол - птица вольная, вольная," - поется в
лирической песне, "...воля вольная - это свобода, соединенная
с простором, с ничем не прегражденным пространством" [Лиха-
чев, 1981,с.8] . Если злой силой пространству положен предел, и
преграда кажется непреодолимой, в былине поется, что "ясному
соколу пролету нет" (Марков,68,77), если территория, занятая
городом или ордой, огромна, то ее "в три часа ясну соколу не
облетети" (Гильф.,Ш,207,16). Создавая гиперболу при описании
Сокольника, сказитель замечает, что у того "с плеча на плечо
ясен сокол ...перелетывает" (Гильф.,Ш,226,72), - это тоже ука- '
зание на огромные размеры.
Сокол, покоряющий пространство, - одна из ипостасей бы-
линного героя. )
Похотелося Вольте много мудрости
Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях,
Птицей-соколом летать ему под оболока (Гильф.,П,156,6)
Царь Афромей Афромеевич
/.../Чистыя поля туром перескакал,
Темные лесы соболем пробежал,
Быстрыя реки соколом перлетал (К.Д.,16,166)
^Косвенным доказательством того, насколько прочно сокол вошел
в быт древнерусского человека, служит одна из статей "Русской
правды": А же кто оукрадеть въ че|си перевесе или соколъ или
ЬастрАбъ, то продаже г гривны [Срезневский,1989,3,стб.459]
- 17 -
Быстро идущее время в былинах уподобляется летящему
соколу.
А как годышек за годышком Ай же молодость моя молодая!
как сокол летит Улетела от меня да й во чисто поле
(Гильф.,1,33,85) Во чисто поле да ясным соколом!
(Гильф. ,11,88,35)
Во всех рассмотренных ситуациях лексема сокол выступает в
прямом значении, на которое приходится 80% словоупотреблений
орнитонима сокол. Метафорическое значение "мужской персонаж",
отмеченное в 13,6% словоупотреблений, содержит оценку, прису-
щую метафоре [Харченко,1992]:
Не стало у меня ясна сокола Где тут пал да пал ясен сокол,
Молода Ставра сына Тут пади-тко, пади да лебедь
Годиновича белая
(Гильф.,П,140,111) (Гильф.,111,278,52)
Еще одно значение существительного сокол выявляется в
описании корабля, на котором плывет былинный герой - Соловей
Будимирович либо Садко.
У того было сокола у карабля На том ли на соколи на батюшке
Вместо очей было вставлено Да на болыиоем карабли
По дорогому каменю по яхонту Якори были булатные
(К.Д.,1,15) (Гильф.,П,113,271)
Определить первоначальное значение существительного сокол
в приведенных контекстах позволяют данные исторической этног-
рафии [История культуры Древней Руси,1948, Котляревский, 1899,
Стурлусон,1980], подкрепленные свидетельствами мастеров худо-
жественного слова [Шергин, 1985]. Эти сведения дают основание
объяснить сочетание сокол-корабль как технический термин,
обозначающий тип корабля в соответствии с носовым украшением,
выполненным в виде птицы. Это значение со временем переосмыс-
ляется, так как "...предметы, многие стороны быта, живут уже
только в сознании, а не в окружающей действительности. Реалис-
тические ... детали переводятся в "идеальный план", становятся
показателями высшего качества предмета" [Евгеньева, 1963,
с.329]. Имя существительное сокол из технического термина
превращается в украшающий эпитет, стилистическая функция кото-
рого заключается в том, что в нем с особенной силой проявляет-
ся общий идеальный план эпического повествования [Евгень-
ева, 1963]. Корабли, сопровождающие богатыря, могут быть просто
- 18 -
хорошими, корабль, на котором плывет герой былины, непременно
должен быть лучшим. Поэтому он выделяется среди всех своим на-
именованием "сокол корабль". "Народно-поэтическое слово не
только строит фольклорный мир, но и оценивает его" [Хролен-
ко,1992,с.71]. В сочетании сокол-корабль оценочная характерис-
тика практически нейтрализует номинативную в семантической
структуре орнитонима, и сокол теперь буквально означает "луч-
ший* /единственный в своем роде*:
Тридцать кораблей, един корабль
Славного гостя богатого,
/.../ Хорошо корабли изукрашены,
Один корабль полутче всех.
У того было сокола у карабля... (К.Д.,1,10)
Вывод Новичковой Т.А. о том, что сокол-корабль - это судно, на
котором избранные герои совершают чудесное плаванье, вполне
согласуется с описанием корабля и с его наименованием СНович-
В уникальном метафорическом мире причитания становится
В необрядовой лирике семантическая структура орнитонима
сокол включает два значения: * птица* (87,1% словоупотреблений)
и *мужчина* (12,9% словоупотреблений). Лексема сокол в значе-
нии * птица* преимущественно используется в построении сравне-
ния или параллелизма. В позиции, симметричной орнитониму со-
кол, в конструкциях сравнения и параллелизма стоят лексемы
братец, сын, деверь, дружочек, парень, молодец, егерь, рекрут,
офицер, полковник, царь, конь, корабль, стружок, насад. Во
всех случаях предметы, обозначаемые перечисленными существи-
тельными, оцениваются в высшей степени положительно.
Не ясен-то сокол тут вылетывал: Как и первый-то стружок
Выбегал тут душа добрый конь Наперед он выплывает,
(Кир.,П,2,207) . Ровно сокол вылетает
(Соб.,Vl,356)
Наличие оценочного компонента в лексическом значении сло-
ва - обязательное требование лирического жанра "с его нравс-
твенной оценкой всего сущего в фольклорном мире..." (Хролен-
ко,1992,с.87J. Сказанное в полной мере относится к причитанию,
где метафорическое значение доминирует в семантической струк-
туре орнитонима сокол (78,8% словоупотреблений приходится на
значение * мужской персонаж*):
Ты возьми да письмо-грамоту/.../
19
От соколов, от братьев милыих, |
От голубушек милых сестер.
(Барсов, 11,85,51)
И как во моем-то роду да моем племени
И челой полк да златокрылых ясных соколов,
И е шириночка у мня да белых лебедей.
(Барсов, 111,47,60)
Прямое значение имеют 21,2% словоупотреблений (ипостати-
ческое значение мы относим к прямому, при этом учитывая его
переходный характер, ориентированность на метафору).
Хоть с чиста поля явись ясным соколом,
Со темных лесов явись сизым голубем,
Хоть с глубоких озер серой утушкой. (Барсов,1,174,73)
И появись да ты, скаченая жемчужинка /.../
И по новым сеням пройди хоть ясным соколом (Барсов,П,194,101)
В исследованиях по языку и стилю причитания отмечается,
что "метафорическая трансформация" - "явись хоть тем, хоть
этим" [Еремина,1981, с.37, Чистяков,1982,с.125] в равной мере
свойственна и рекрутским, и похоронным причитаниям. Рекрут, по
народньпл представлениям, готовится перейти в неведомый и
страшный мир, немногим более понятный, чем загробный. Вернуть-
ся оттуда возможно разве что в облике птицы, для которой не
существует обычных преград. И рекрут, и покойник именуются со-
колом. Оценочный компонент значения в этом случае преобладает
над номинативным.
Отлетел ваш соколочек Как обневолили тебя не в порушку
златокрыленькой, да не во времечко,
Быв как птиченька он Моего полетнаго, яснаго сокола
сгинул подшибенная (Барсов,П,82,3)
(Барсов,1,190,103)
Следует отметить, что соколом в причети именуется только родс-
твенник (главным образом брат и ни в коем случае не жених) в
отличие от всех прочих жанров, где сокол метафорически обозна-
чает любого положительного персонажа-мужчину. Это объясняется
тем, что плачи по покойнику, рекруту исполнялись их родствен-
ницами. Причитающая невеста обращается только к родным, назы-
вая братьев соколами. Жениха она именует либо блад отечской
сын , либо дает ему отрицательную характеристику:
И быдто зимной-то сидит да поросеночек,
- 20 -
И быдто вешной же сидит да жавороночек,
И его личушко не снежку теперь белого,
И его очушки не ясна столько сокола (Барсов,Ш,223,212)
В свадебной причети встречается интересное обозначение
протяженности пространства, расстояния, которое будет отделять
невесту от родного дома:
И впереди везти на чужу на сторонушку
И на двенадцати подводах лошадиныих
И на семнадцати полетах соколиныих (Барсов,Ш,24,928)
(ср. с устойчивой характеристикой протяженности эпического
пространства былины: "в три часа ясному соколу не облететь" и
"соколу лететь на меженный день").
В исторической песне с соколом сравнивается не только бе-
зымянный удалец (черкес, казак, есаул, мирзир /=визирь/), но и
реальное историческое лицо (Платов, царь Александр, Свири-
дов-генерал, Прозоровский, Краснощеков, Некрасов, Скопин, Ми-
нин, Пожарский). Делается это для большего правдоподобия пес-
ни, хотя в одном и том же сюжете "Герой в гостях у француза"
может уподобиться соколу и царь Александр, и Платов, и зага-
дочный "пруцкой король". Важно то, что сравнение с соколом лю-
бого из этих персонажей свидетельствует о глубокой симпатии
народа-автора к герою.
Краснощеков садился, как ясен сокол вылетал,
Отъезжавши от крыльца, насмехаться над ним стал:
"Ты ворона, ты ворона, гуменный грач!
Не умела ты, ворона, ясного сокола ловить,
Ясного сокола ловить - Краснощекова-короля" (ИП XVIII,320,55)
Оппозиция сокол-ворона характерна для пословиц и поговорок:
Вороне соколом не бывать. Наряд соколий, а походка воронья. Не
пугай сокола вороной и др. [Даль, 1955, IV,с.262].
Таким образом, в произведениях стихотворного фольклора
имя существительное сокол выполняет художественно-выразитель-
ную функцию обозначения сверх положительных явлений, которая
дифференцируется в зависимости от жанра.
1. В языке былины лексема сокол, входя в конструкцию
сравнения, участвует в обозначении эпического пространства и
времени, в создании идеального облика богатыря и предметов его
окружения.
2. В лирической песне идеализация любого мужского персо-
21 -
нажа достигается сравнением его с соколом.
3. В причитании соколами могут именоваться только мужчи-
ны-родственники. Симпатии исполнительницы причети относятся
исключительно к представителям ее рода и в свадебном плаче,
например, жених не может быть назван соколом (как в лирической
песне), поскольку он не принадлежит к роду невесты.
4. В исторической песне фигурирует имя какого-либо воена-
чальника, который по традиции сравнивается с соколом. Таким
способом характеризуются идеальные качества "исторического"
лица, по сути - наследника былинного богатыря.
5. Соловей
Соловей в необрядовой лирике являет собой звонкое песен-
ное начало. Это излюбленный народной песней образ, он "несет с
собою ту свободу, хотя и не лишенную горечи, которой уже лише-
на героиня" [Юдин,1989,с.34].
Поймаю соловушку/ Разудалую головушку
Стану, стану я успрашивати:
"Кому воля, кому нетути гулять?" (Соб.,П,139)
Эпитеты при орнитониме соловей самой своей денотативной
отнесенностью иллюстрируют постулат о диффузности фольклорной
семантики. "Диффузия делает семантический объем слова насыщен-
ным, что в свою очередь приводит к известной неопределенности
его значения" ЕХроленко,1992,с.41].
Покрай матушки Волги-реки,/На ракитовом на кустышке,
На малиновом на прутышке/ Соловей-птица песни поет,
Молодой тут насвистывает,/ Холостой выговаривает.
(Соб.,П,114)
Подбор отмеченных эпитетов во многом определяется антро-
поцентрической установкой исполнителя, что является одним из
проявлений субъективности в языке ЕГин,1992]. Лирическая песня
предметом изображения имеет прежде всего человека, обозначения
живых существ - это символическое или метафорическое обозна-
чение людей ЕХроленко,1981], поэтому животные характеризуются
определениями, более уместными для характеристики человека.
То же можно сказать и о выборе существительного, которое функ-
ционирует в качестве приложения к лексеме соловей.
Ты, соловьюшка да родной батюшка,
Ты куда, сокол, летишь, куда машешься? (Соб.,П,176)
- 22 -
Рассматривая сочетающиеся с орнитонимом глаголы, трудно
идентифицировать значение орнитонима. Только достаточно полный
контекст способствует прояснению семантики:
Соловейко проскакал,/ Кругом, махом просвистал,
Кругом, махом просвистал,/ За плечо девку схватал (Соб..11,82)
Соловей в народной лирике связан с ранним утром, с насту-
плением света*. ‘'Встану ранешенько", "не пой, соловей" - эти
формулы, по утверждению Г.И.Мальцева, относятся к базовым фор-
мулам лирики [Мальцев, 1989,с.46] и зачастую соседствуют в песне
Соловей мой, залетная пташечка,
Не пой, не пой утром на заре,
Не буди ты моего милаго в тереме (Соб., 11,499)
Ты не пой, не пой, соловьюшка, не пой раю весной,
Не давай тоски-назолушки сердцу моему (Соб.,V,659)
Несмотря на минорность таких запевов, символика соловья
связана скорее с молодостью и весельем, а не с тоской и пе-
чалью. Н.П.Колпакова утверждает, что "предметов..., которые
всегда символизировали бы счастливые или грустные переживания
человека, в народной поэтике нет" [Колпакова, 1977, с. 49 J, но
при этом называет кукушку "зловещей", а соловья "веселым"
[Колпакова,1977, с.351. Все-таки преимущественное употребление
слова в определенной Функции закрепляет за ним вполне опреде-
ленную символику. В этом отношении лексема соловей в лирике
обладает, скорее, положительной коннотацией.
В причитании лексема соловей однозначна и имеет при себе
ряд эпитетов, не встречающихся в других жанрах. Все словоупот-
ребления орнитонима соловей отмечены в свадебных плачах. Се-
мантика исследуемой лексемы здесь очень близка семантике, вы-
явленной в лирической песне. Соловей свадебной причети, кото-
рую исполняет невеста, теснейшим образом связан с волей. Наря-
ду с лебедью он выступает в качестве одной из ипостасей уте-
рянной девичьей воли:
И повернулася бажона дорога воля
И перелетноей незнамой она птиченькой,
И она малыим унылым соловеюшком. (Барсов,Ш, 121,86)
В уникальной метафорическом мире причитания становится
возможным сравнение жениха с соловьем (обыкновенно, жених -
воплощение опасности и источник всяческих невзгод для невесты
в будущем).
- 23 -
И как подскакиват, ]>студник, будто заюшко,
И подлетат ко мне, остудник, соловеюшкой. (Барсов,Ш, 109,87)
И с куста на-кусток, остудник, перескакивать,
И с клоца на-клоц, соловей как, перелетывать
(Барсов,Ш,129,105)
Как и в необрядовой лирической песне, в свадебном плаче
наибольшее количество словоупотреблений орнитонима сочетается
с глаголами речи:
И долго проспала с по ранному по утрышку,
И по садам да соловьи-то воспевают,
И по сараям петухи да возжупляют (Барсов,Ш,166,80)
И было утрось с позаранному по утрышку,
И все до ранней зари да спорыданьица,
И до уныла соловьина воспеваньица (Барсов,П,116,4)
Последний пример достаточно четко выявляет коннотацию
исследуемой лексемы, ее "эмоционально-стилевое семантическое
содержание" [Ухов,1956,с.57], соответствующее общему эмоцио-
нальному тону причети. Песня соловья названа унылой, в других
текстах этот эпитет характеризует самого соловья:
И ты прости ж да воля вольная,
И перелетны малы птиченьки,
И вы, унылы соловеюшки (Барсов,Ш,208,7)
В былине имя существительное соловей употребляется только
в прямом значении и не имеет морфемных вариантов. Тем не менее
оценочность этого слова проявляется на уровне текстовых свя-
зей. Например, в конструкции параллелизма соотносятся лексемы
соловей и молодец:
Кабы на соловья не зима бы студеная,
Не морозы бы были крещенские,
Не летал бы я соловей по мхам, по болотечкам,/.../
Кабы да й на молодца /Мне не служба государева,
Не наборы бы были солдатские,/ Не ходил бы я молодец
По чужой я по дальной стороны... (Гильф. ,П, 155,1)
Парадигма соловей-молодец может расширяться:
Загану тебе загадку хитромудрую:
А как есть у нас да в камянной Москвы,
*Ср. со "Словом о полку Игореве": "Солов1и веселыми пЬсьми
свЬтъ повЬдаютъ" [Слово...,1988,с.104]
- 24 -
В камянной Москвы да ecTij мясна гора,
А на той да мясной горы да кипарис растет,
А на той париси-дереви сокол сидит".
- Уж ты гой еси, Маринка дочь Кайдаловна!
Как мясна гора - да мой ведь добрый конь,
Кипарисово дерево - мое седелышко,
А как соловей сидит, то - я удалой доброй молодец.
(Марков,80,149,159)
Приведенный пример наглядно демонстрирует механизм парадигма-
тической замены, которая реализуется на основании общей ро-
до-видовой принадлежности лексем сокол и соловей и их соотне-
сенности с лексемой молодец.
Для былины показательно безэпитетное употребление орнито-
нима соловей. Здесь нет и глаголов речи, которые сочетаются с
орнитонимом в лирических жанрах. Героический эпос выделяет на-
иболее общее в семантике слова: в былине соловей не 'певчая
птица', а просто 'птица'. Исследуемое наименование поэтому мо-
жет заменяться на другие без изменения общего смысла контекс-
та. Сравним:
Носы-шило, а пята востра/ Под пяту хоть соловей лети,
А кругом пяты хоть яйцо кати. (Гильф.,Ш,225,359)
Да й сапоженьки на ноженьки сафьянный:
Вокруг носика-то носа яйцом кати,
Под пяту под пяту воробей лети. (Гильф.,П,90,20)
Она езди в поли, сама тешится,
На правой руки у ней-то соловей сидит,
На левой руки да жавроленочек.
На правом плече везет ясна сокола,
На левом плече везет бела кречета,
У стремени прикована змея Горынская (Гильф.,П,76,65)
Изофункциональность лексем соловей и сокол обнаружена и в
исторической песне:
Не умела ты, ворона,/ Соловья щипать в хоромах. (ИП XIX, 154)
Не умела ты, ворона,/ Ловить сокола в хоромах. (ИП XIX, 155)
В обоих случаях орнитонимы употреблены в переносном зна-
чении. Противопоставление ворона-сокол строится на основе ан-
тонимизма метафор. Ворона - нерасторопный, вялый человек, ра-
зиня, рохля, зевака [Даль,1955,I,с.244]. Сокол - человек, от-
личающийся красотой, удалью, смелостью [Даль,1955,IV,с.262]. В
25 -
той же мере вороне может OijiTb противопоставлен соловей, пос-
кольку имена существительные сокол и соловей взаимозаменяемы.
Сравнивая функционирование орнитонима соловей в языке че-
тырех стихотворных жанров, обнаруживаем следующие особенности:
1. В лирической песне лексема соловей высокочастотна, по-
лифункциональна; само употребление данного наименования в ка-
кой-то мере является лирическим сигналом.
2. В причитании исследуемый орнитоним выступает в одном
значении, имеет при себе ряд жанрово окрашенных эпитетов и со-
четается с глаголами речи.
3. В былине семантика существительного соловей предельно
обобщена, что является причиной свободной замены этого орнито-
нима другими наименованиями птиц.
4. Историческая песня в употреблении исследуемой лексемы
обнаруживает свойства лирического и эпического жанров: в не-
большом количестве словоупотреблений представлены те же значе-
ния, что в необрядовой лирике, но семантика существительного
соловей тождественна семантике слова сокол.
б. Голубь. Голубка
"Любовь голубя к голубке и общая их нежность к детям приз-
наны всем народом русским и засвидетельствованы его песнями и
поговорками: авторитет убедительный и__неопровержимый. Слова
ласки и сожаления, голубчик и голубушка, постоянно слышны в
речах простого народа", - отмечал классик отечественной сло-
весности С.Т.Аксаков [Аксаков,1987,с.108].
В необрядовой лирике лексема голубь используется очень
широко, уступая по количеству словоупотреблений только орнито-
нимам соловей и сокол. Семантическая структура имени существи-
тельного голубь в лирической песне включает значения 'птица'
(89,8% словоупотреблений), 'мужчина' (10,2% словоупотребле-
ний) . В прямом значении количественно преобладает исходная
форма - голубь (57% словоупотреблений), в метафорическом - ди-
минутив голубчик (85% словоупотреблений). В уменьшительно-лас-
кательной форме очень четко выражена оценочность - непременное
свойство фольклорного слова. Суффикс в этом случае является
морфологическим средством выражения оценочности и формальным
ее показателем. Если формальные показатели отсутствуют, оце-
ночную характеристику в слове выявить труднее, но "в тех слу-
- 26 -
чаях, когда употребление слова в номинативном значении проти-
воречит логике здравого смысла, отчетливо видим оценочный ха-
рактер его” [Хроленко,1992,с.71].
Соловеюшко премилый,/ Ты везде можешь летать:
Полетай в страны веселы,
В славный город лети Ярославль,
Там взыщи-ка дружка милого,
Сядь поближе ты, голубь, к дружку (Соб.,П,285)
Положительная оценка присутствует в семантической структуре
орнитонимов лебедь и сокол, но в основе ее - эстетический кри-
терий. Очи героя или героини, их походка, "поступка”, наряд
отвечают самым высоким эстетическим требованиям, поэтому обла-
датели перечисленных достоинств сравниваются с лебедью или со-
колом. Белой лебедью в былине может называться и колдунья, и
помощница богатыря, в необрядовой лирике соперник лирического
героя именуется черноперым соколом, выезд врага на поединок
сравнивается с полетом сокола. Этические соображения здесь от-
ходят на второй план, предметы и явления сравниваются с соко-
лом (лебедью), потому что они внешне красивы. Голубем и голуб-
кой герои именуются не за внешнюю привлекательность, а за кра-
соту чувства, возникшего между ними. Морфологические варианты
голубчик и голубушка, количественно преобладают в метафоричес-
ком употреблении и перестают осознаваться как названия птиц. ,
Оценочная характеристика в структуре значения слова нейтрали-
зует номинативную [Хроленко,1992].
Словоупотребления лексем голубь и голубка отмечены в
текстах, относящихся к любовной лирике. Все разнообразие кон-
текстов (их 324), включающих эти орнитонимы, можно свести к
двадцати четырем устойчивым ситуациям (орнитоним в них упот-
ребляется в прямом значении). Обращения к голубю служат нача-
лом песни, своеобразной художественной маркировкой любовной
лирики.
1. Ты почто, голубь, в гости не летаешь?..(Соб.,VI,501,502,504-
508; Кир. ,11,2,172)
2. Куда, голубь, полетел?.. (Соб.,IV,157-161)
3. Что, голубь, невесел?..(Соб.,V, 683-685, 689, 690; Кир.,П,
2,30;35;114;141)
4. Где, голубь побывал?..(Соб.,IV,696-698; V,686,687; Кир.,П,2,
255)
- 27 -
5. Скажи.голубь,кому воля,кому нега?(Соб.,Ш,87;Кир.,П,2,219)
б. Не летай, не воркуй, голубок...(Соб.,П,649; IV,390; VI,511;
Кир.,П,2,57;86;207)
7. Полети, голубь, взвейся (во губернию мою, домой, в славный
город, где сейчас милый)(Соб.,П,285-288,500; Ш,309;IV,576,
603; V,63,66,677,678)
Началом песни служат символические ситуации и символичес-
кие картины, в центре которых - образ голубя.
1. Вылетала голубика на долину,/Выроняла сизо перьё на равни-
ну. .. (Соб. ,Ш,119-120; VI,510; Кир.,П,2,147;208)
2. Сидит голубь (на дубу, на камушке, на березе)
(Соб.,П,213,649;Ш,110,121,133,204; IV,94,95,573,574; V,610-
612,614-616;Кир.,П,2,65;94;143;157;228;237)
3. Голубь щиплет с дуба веточки, клюет желуди (Соб.,П,213; Ш,
133; IV,573-574)
4. Сидят два голубя (на часовенке, во светелочке, на дубу),
целуются, разговаривают (Соб.,Ш,203; IV,96,622-626)
5. У голубя - золотая голова, у голубушки - серебряная (позо-
лоченная, посеребренная) (Соб. ,111,314-316,318)
6. Голубь летает, голубку ищет (Соб.,IV,149-151,171,470; VI,
217; Кир.,П,2,44;86;146;155;208;230)
Остальные одиннадцать ситуаций регулярно воспроизводятся
в песнях, но не обладают четкой композиционной закрепленностью.
1. Прилетел голубь (на окошко, на мой теремочек, в деревню, в
зеленый сад) (Соб.,IV,150,477-479,568,570,575,578; V, 420,
571; Кир.,П,2,134)
2. Через город летел голубь, как из лука стрела (Co6.,V, 247,
248,250)
3. Ты, убей, стрела, сиза голубя (Соб.,V,336; Кир.,П,2,147
4. Девка голубя купила (Соб.,П,85 и IV,576)
5. Кличет голубь чужую голубку(Соб.,У,627;Кир. ,П,2,22;113;240)
6. Сокол обещает голубке пригнать ей стадо голубей (Соб., Ш,
201,203)
7. Голубка улетела на сине море (Соб.., IV, 220; VI,217; Кир.,
П,2,44
8. Голубки с голубем нет (убита) (Соб.,V,71,584,680;Кир., П,
2,30;35;36;211;254;255)
9. Голубь с голубкой - молодец с девицей (Соб.,Ш,118,120,122,
128,304-312; IV,100,149,300,576,627; V,51; VI,33,34; Кир.,
28 -
П,2,68^147;208;237)
10. Растужится голубка - расплачется девица (Соб.,Ш,201,203)
11. Если б эта голубушка не за голубем была (Соб.,Ш,305-307,
311-313)
Формы голубчик и голубушка со значением 'человек' в текс-
те являются приложениями, характеризующими того, о ком расска-
зывают и к кому обращаются. Голубчиком может быть назван бра-
тец, деверь, дружок, молодчик, холостой, купчик, курьер,
школьник, капитан, генерал, голубушкой - матушка, сестра, те-
тушка, золовка, свекровь, невестка, сноха, кумушка, вдова,
подружка, любушка, девушка.
Капитан-порутчик,/Сизенький голубчик!/Морозы студеные,
Сертуки холодные,/ Рукавчики узки/Шиты по-французски
(Соб., VI,214)
Ах вы, тетушки,/ Вы голубушки,/ Вы сидите на печи
За осиновым дровам/Не судите, не рядите,/ Не указывайте
(Соб. ,11,598)
В последнем примере имя существительное голубушки упот-
реблено иронически. Истинное отношение к объекту маскируется
введением в текст орнитонима - показателя сверхположительной
оценки. Таким образом достигается комический эффект в ирони-
ческом высказывании. Это не единственный пример, когда орнито-
ним с мелиоративной оценкой употребляется в противоположном
смысле: Подарю, подарю,/ Я лютую свекровку матушку,
Я лютую-то голубушку...(Соб.,П,бО8)
Да уж вы, тетушки,/ Сизы голубушки, -
Вас поставим по паре,/ Да в три шеи до ворот!(Соб.,П,596)
Иронический смысл ("отрицательный") не противоречит обще-
му ("положительному") плану содержания лексемы голубушка, пос-
кольку сама ирония основана на переосмыслении устойчивого по-
ложительного образа и возникновении у него противоположного
значения.
Таким образом, следует признать справедливой точку зре-
ния, в соответствии с которой раскрывается план содержания
фольклорной лексемы: "голубь - вестник счастья, добра, душа,
близкий, возлюбленный, брат, семья" [Червинский,1989,с.197].
Это определение дается исследователем на основании анализа
текстов народной лирики и, по существу, констатирует наличие
символического компонента в структуре значения орнитонима го-
- 29 -
лубь {голубка). Следует учитывать, что символы дифференцируют
в зависимости от жанра свои функции и значения [Соколо-
ва, 1971], поэтому не во всех жанрах народной поэзии голубь
(голубка) является символом счастья, добра, любви и передает
положительную оценку. В былине о Добрыне и Маринке голуби ус-
тойчиво связываются с колдуньей - противницей богатыря, то
есть со злой силой.
У курвы у Маринки у Игнатьевной/Сидит голубок да со голубушкой
А рыльцо-то в рыльцо они целуются,
Правильными крылами обнимаются (Гильф.,Ш;288)
Эти голуби - непременная часть повествования, они фигури-
руют почти во всех текстах. "Нечто вроде вывески", - так ха-
рактеризует изображенную символическую ситуацию В.Я.Пропп. Он
же отмечает, что "Добрыня стреляет в голубей не как в живот-
ных, не как в дичь, а в представляемую ими нечисть" [Пропп,
1955,с.272).
По грехам над Добрынею учинилася:
Левая нога ево покользнула,
Правая рука удрогнула:
Не попал он в сизых голубей (К.Д.,9,29)
Нам представляется, что приведенные примеры не следует
считать исключением, которое разрушает эстетический идеал,
косвенно воплощенный в символике голубя. Перед нами пример
эволюции символа, его диалектичности и "растяжимости" [Весе-
ловский, 1940,179]*. Хотя коннотация слова голубь в приведен-
ных контекстах отрицательна, положительная оценка проявляется
в языковом выражении образа, а именно: в текстах широко предс-
тавлены уменьшительно-ласкательные формы лексемы голубь {голу-
бок - 11,4%, голубчик - 2,5%, голубеюшко - 2,5%, голубушек -
1,3%). Лексема голубка имеет вариант голубушка (50%).
Символика голубя в былине восходит к языческим представ-
лениям о связи птиц со сверхъестественными силами. В былине об
Иване Годиновиче колдунью окружают птицы в чисто бытовой ситу-
*Ср. две взаимоисключающие характеристики голубя в древне-
русской литературе: 1) блудливы голуби [Словарь древнерусс-
кого языка,1989,с.350]; 2) будьте мудры, яко змея и целы,
яко голуби (целый - чистый, непорочный) [Словарь...,1989,
с.350]
- 30 -
ации прядения. Для древних исполнителей и слушателей сцена
эта, вероятно, была исполнена глубокого смысла, но для совре-
менного читателя это одно из темных мест былины:
По кобылоцькам у ей сидя сизы голыби,
По набилоцькам у ей сидя ясны соколы,
По ставцям у ей сидели белы лебеди* (Марков, 109,170)
В причитаниях орнитоним голубь отмечен дважды, оба раза в
ипостатическом значении:
Хоть с чиста поля явись ясным соколом,
Со темных лесов явись сизым голубым,
Хоть с глубоких озер серой утушкой (Барсов,1,174,73)
Нонь-ко крадци пришла скорая смерётушка,
.. .По пути она летела черным вороном,
Ко крылечку прилетала малой пташечкой,
Во окошечко влетела сизым голубком (Барсов,1,167,66)
Метафорическая замена слов покойник и рекрут осуществля-
ется с помощью лексемы сокол. Обрядовая функция причети, эти-
кетность, табуирование терминов, обозначающих покойника, гроб,
кладбище, делают такое соответствие (покойник - сокол) канони-
ческим [Чистов,19821, что препятствует созданию какой-либо
другой метафорической замены, например, покойник - голубь.
Орнитоним голубка в причети, как и в лирической песне,
имеет в лексическом значении оценочный компонент, который вы-
ражен в большинстве случаев морфологически - вариантами голу-
бонько (12,4%), голубушка (68,8%). Около 72% словоупотреблений
орнитонима голубка отмечено в текстах свадебных причитаний.
Плакальщица называет так мать, сестер, невесток, подруг, сосе-
док, но чаще всего это слово употребляется как обращение к не-
весте. Само слово невеста в причети не произносится. Она име-
нуется то лебедушкой, то голубушкой. Лебедушкой молодая назы-
вает сама себя, разумея под этим словом и свое девичество, и
свою волю, с которыми она расстается. Голубушкой невесту назы-
*Ср.: в скандинавской мифологии и средневековых сагах ворон -
птица Одина [Гуревич, 19721, Бабу Ягу в русских сказках сопро-
вождают гуси-лебеди; сверхъестественная природа Сокольника
подчеркивается тем, что он "на правом плече везет ясна соко-
ла, на левом плече бела кречета", в других вариантах это со-
ловей и "жавролёночек" (Гильф. ,П,76,65)
31
вают родственницы, оплакивающие ее.
И тебе времечко, голубушко, выспрашивать,
И мне-ка не время, советной, все высказывать
(Барсов,Ш,94,1б)
И будто вешняя вода со льдом разойдется,
И так же мы с тобой, голубка, порозстанемся
(Барсов,Ш,31,111)
В свадебной причети, таким образом, под словом голубка
может подразумеваться невеста или женщина, принадлежащая ее
роду. При этом оценочный компонент в семантической структуре
орнитонима преобладает над номинативным.
Тексты исторических песен содержат семнадцать словоупот-
реблений орнитонима голубь и четыре словоупотребления орнито-
нима голубка (все четыре находятся в пределах одного микрокон-
текста) . Имя существительное голубь в половине случаев имеет
ипостатическое значение. Этим словом называется одно из прев-
ращений героя песни:
Наш пруцкой король в каменных стенах
Под столиком сидит сизым голубем,
По чисту полю летает ясным соколом,
По высоким горам гуляет добрым молодцем (ИП XVIII,320,23)
Метафорическое значение исследуемой лексемы передается димину-
тивом голубчик.
Сизенький да голубчик,/ Сизенький голубчик,
Ясненький да соколик,/ Ясненький соколик
По лужкам гуляет,/ Думает да гадает,
Как Москвой проехать... (ИП XVIII, 25,1)
Таким образом, функционирование орнитонимов голубь и го-
лубка в стихотворном фольклоре подчинено следующим закономер-
ностям.
1. Слова голубь и голубка в лирической поэзии выражают
сверхположительную оценку, которую песня дает своему герою.
Это общее свойство исследованных лирических жанров.
2. Различие в функционировании названных орнитонимов в
двух лирических жанрах состоит в том, что в песне круг предме-
тов, обозначаемых именами существительными голубь и голубка,
шире, чем в причитании.
3. В былине основным является номинативный компонент в
семантической структуре исследуемых орнитонимов, ясно выражен
32 -
символический компонент.
4. В поэтической системе исторической песни образы голубя
и голубки занимают очень незначительное место, однако имеющие-
ся примеры позволяют предположить, что функционирование иссле-
дуемых орнитонимов в исторической песне более схоже с их функ-
ционированием в лирике, нежели в былине.
7. Ворон
Употребление лексемы ворон наиболее характерно для были-
ны, где это слово занимает третье место в ряду частотности ор-
нитонимов. Удельный вес словоупотреблений имени существитель-
ного ворон в богатырском эпосе составляет 14,7%. Эта лексема
употребляется только в прямом значении, не обладает морфемной
вариативностью, изменяется лишь фонетически: в текстах былин в
девяти случаях отмечена неполногласная форма вран.
Да на ту-то пору да на то времячко
А налетал налетал да тут-то черной вран,
Садился тут ворон на сырой дуб,
А закрычал ворон громким голосом (Гильф.,1,51,135)
Один из основных принципов семантики гласит, что число
семантических компонентов, входящих в план содержания некото-
рого знака, определяется набором противопоставлений, в которых
участвует этот знак [Петренко,19831. Если верно утверждение,
что сочетаемость каждого слова обусловлена его собственной ин-
дивидуальной семантикой [Шмелев,19641, то, очевидно, верно и
обратное: анализ сочетаемости поможет выявить семантические
компоненты в структуре значения слова.
Около 65% словоупотреблений орнитонима ворон образуют ат-
рибутивные пары с постоянным эпитетом черный (черн). В таких
сочетаниях эпитет - определение аналитическое, которое повто-
ряет признак, уже заключающийся в определяемом понятии, добы-
тый из его анализа. А.Н.Веселовский непосредственно связывал
появление эпической поэзии с выделением предикативного элемен-
та из слова и обособлением его в виде эпитета. "В нем сосредо-
точен символический элемент слова, вытравившийся из слова"
[Веселовский,1979, с.1971. Признак, переданный таким эпитетом,
"вытесняет" предметно-понятийное значение определяемого слова,
приобретая характер самостоятельного означаемого [Червинс-
кий,19891. По замечанию И.А.Оссовецкого, лебедь и ворон в
- 33 -
фольклоре не только птицы, но и светлое и темное (Ос([овец-
кий,1975], причем собственно цветовое значение здесь отсутс-
твует. Правильнее будет истолковать оппозицию светлый/темный
(ясный/черный) как противопоставление близкого и чуждого. "В
былинах всё заморское - чёрное: чёрный шатёр у Дуная, чёрные
корабли у Соловья Будимировича" [Калугин,1989,с.212]. Это
предположение подтверждается фактами текста.
Нагнано-то силушки черным черно,
Ай черным черно как черна ворона ( Гильф.,П,74,8)
Как черные вороны налетывали
Набегали тут три татарина-наездники (К.Д.,П,22,202)
Бьется сокол да с черным вороном,
Перебил сокол да черна ворона:
Ясный тот сокол - Вольга-богатырь,
Черный тот ворон-то сам Сантал (Гильф.,1,15,42)
Богатырь - центральная фигуре былины, его поступки высо-
конравственны, а поведение безупречно. Все остальные персона-
жи, составляя дружественное или враждебное окружение богатыря,
так или иначе противопоставлены ему. Например, герою богатырс-
кого эпоса "свойственны ранние начатки русской цивилизации,
наивно обозначаемые в былинах вежеством" [Буслаев,
1987,с.1541. У Добрыни вежество рожденое и ученое (К.Д.,П, 24,
199). Это вежество так срослось с эпическим типом богатыря,
что его враг называется невежей и сравнивается с вороном:
Да я ведь недавно из походу-де пришел,
Да бился-рубился с невежей богатырем,
Да летает невежа черным вороном (Гильф.,Ш,222,41)
Постоянный эпитет при существительном ворон может заме-
щаться словосочетанием птица черная. Конструкции с приложением
ворон-птица хитрая, ворон-птица вешая позволяют выявить "но-
вые" семантические компоненты в значении лексемы ворон, а
именно 'хитрость' (мудрость),'способность вещать, всеведение'.
Налетела тут вран-от птица вещая,
Да вран-от над шатром да ведь покыркиват (Гильф.,Ш,233,7)
Испровержется ворон птица хитрая (Гильф.,П,182,10)
Для выявления компонентов значения, кроме эпитета, важны
глаголы, с которыми сочетается орнитоним - субъект действия.
Семантика глаголов речи при орнитониме-субъекте подтверждает
наличие в структуре значения лексемы ворон семы 'мудрость',
34
'всеведение'.
Семантический анализ фольклорного слова невозможен без
учета ассоциативных связей, ибо доказано принципиальное единс-
тво психологической основы ассоциации и семантических компо-
нентов значения ЕХроленко, 19811.
Улетела моя молодость во чисто поле
Во чисто поле да ясным соколом
Прилетела ко мне старость со чиста поля
Со чиста поля да черным вороном (Гильф.,1,12,88)
В подобных контекстах в структуре значения орнитонима во-
рон проявляется сема 'старость'. Эта сема вписывается в конно-
тативный макрокомпонент значения в иерархии взаимозависимых
сем: 'старость' - 'мудрость,всеведение' - 'хитрость'.
Наличие семы 'старость' в структуре значения лексемы во-
рон подтверждает конструкция параллелизма:
Старца убить не спасеньё добыть,
Ворона убить не корысть получить (Гильф.,1,20,10)
Провещится птица вещая ворон черный:
"Старця убить не спасенье,
Черна ворона подстрелить не корысть получить"(Гильф.,П,136,14)
Таким образом, в структуре значения лексемы ворон обнару-
живаются следующие микрокомпоненты: сема 'чуждость, враждебнос-
ть', сема 'старость', сема 'мудрость'.
В лирической песне ворон прямо не называется вещим, одна- <
ко его способность вещать, предсказывать отмечается многократ-
но (Соб.П,334-336;VI,225,226; VI,527,530). Ворон в лирике не
просто вещий, а зловещий.
Сидел ворон на березе/ Кричит ворон не к добру:
Пропадать тебе, мальчишке,/ В чужой дальней стороне
(Соб.,VI,530)
Останавливает внимание кажущийся курьезным запев одной из
песен:
Не черный ворон во темных лесах,/ Он воскаркнул,
А матушка во высоком тереме,/ По сыну она слезно плакала
(Соб.,V1,226)
В приведенном отрывке нет сравнения или параллелизма (плач ма-
тушки не может уподобляться карканью ворона), а есть последо-
вательность событий: ворон вещает о несчастье с сыном - и ма-
тушка слезно плачет. Более полный вариант этой песни подтверж-
- 35 -
дает наше предположение (Соб.,VI,225).
В структуре семантики лексемы ворон, функционирующей в
лирической песне, не выражена сема 'старость',хотя неявно она
присутствует: ворон - это птица, пророчащая нежеланный брак со
старым, и, одновременно, ворон - это сам старый муж.
Как на море волны бьют;/ Черный ворон- воду пил,
Воду пивши, возмутил,/Взговоривши, полетел.
Уж вы, девки, девушки,/Быть вам,девкам, замужем,
Замужем за старым! (Соб.,П,335)
Для выявления микрокомпонентов значения важно не только
ближайшее окружение слова, но и содержание всей песни.
Летел ворон через поле,/ Кричал ворон: "Сею, вею,
Сею, вею бел леночек"./"Не с кем, мати, лен мне брати!"
Свекор бает: "Я с тобою../...со снохою с молодою!"
(Соб.,П,639)
Если попытаться составить метатекст, ориентированный на
исследуемую лексему, получим примерно следующее: ворон - све-
кор - старый (последнего слова в песне нет, однако свекор, бе-
зусловно старый, противопоставлен молодой снохе).
Связь ворона с темным лесом (Соб.,VI,226) выявляет в
структуре значения анализируемого слова сему враждебности,
чуждости. Лес - одно из основных мест пребывания сил, враждеб-
ных человеку [Мифы народов мира,1988,с.49]. Ворон прямо может
быть назван недругом:
Как на кустике сидить млад сизой орел,
Во когтях-то держить чернаво ворона.
Чернаво ворона - ище свово недруга;
Он и бить яво не бьёть, только спрашивает:
"Ты игде, ворон, был, где черный погуливал?"
(Кир. ,11,2,9)
На связь ворона со смертью в славянском фольклоре указы-
вал еще в конце XIX века Н.Ф.Сумцов [Сумцов,18901. Современные
исследователи фольклора и древнерусской литературы подтвержда-
ют это наблюдение [Виноградова,19851. Наш материал дает осно-
вание выделить сему 'смерть', входящую в структуру семантики
исследуемого орнитонима.
Над тобой станут петь попы, дьяки,
Надо мною вскричат черны вороны! (Кир.,П,2,205)
Разнесут мои ли косточки зверья лютые,
- 36-
Растаскают по чистому полю черные вороны (Кир. ,11,2,105)*
Таким образом, рассмотрев имя существительное ворон как
часть структуры текста лирической песни, отметши следующие
микрокомпоненты в значении описываемой лексемы: (1) чужое,
враждебное, (2) зловещее, (3) старое, (4) смерть.
Общий эмоциональный настрой причети, этикетность, свойс-
твенная обряду, обусловливают некоторое сужение семантики су-
ществительного ворон (по сравнению с другими стихотворными
жанрами). В свадебных плачах ворон устойчиво связывается с
запредельным чуждым миром, куда предстоит отправиться невесте.
И черным воронам туды да всё прилетище,
И серым заюшкам туды да всё прибегище,
И серым волкам-то ведь там да становищечко (Барсов,Ш,13,481)
И вместо пения у их да всё церковного
И черны вороны ведь там да принаграются (Барсов,Ш,13,488)
С воронами сравниваются сваты, чье появление грозит де-
вушке разлукой с домом.
Как не вороны слетаются/ И не воины съезжаются**
Уж как сходятся-съезжаются/Два свата полюбовный (Барсов, Ш, 3,62)
В похоронных причитаниях горе персонифицируется и предста-
ет в обличье ворона; кроме того, образ ворона связан со
смертью.
С подземелья злое горе разом бросилось,
Черным вороном в чисто поле слетело (Барсов,1,291,86)
Расклевали ихны тела да молодецкии/Мелки птички пташечки
Еще обжорные да черны вороны/Разносили ихны косточки
(Барсов,1,268,35)
В плачах по рекруту в семантике орнитонима проявляется
чужое, враждебное (Барсов,П,118,51; 11,124,30; 11,126,13). В
двух случаях лексема ворон употребляется в ипостатическом зна-
чении (Барсов,П,47,49; 11,142,82).
И хоть с чиста поля лети да чорным вороном,
И со синя моря лети да белым лебедем,
*Ср. со "Словом о полку Игореве": Тогда по Руской земли рЪтко
ратаевЬ кикахуть: нъ часто врани граяхуть, труп!а себЬ
дЬляче.. (Слово..,1988,с.17]
**Ср. с распространенным кеннингом в поэзии скальдов: друг
враний - воин [Стурлусон,1980]
- 37 -
И белой лебедь - ты садись да на крылечушко,
И чорный ворон ты садись да на окошечко;
И примичать стану, горюшица, выспрашивать, -
Уж как эту перелетну малу птичушку: /.../
"И чорной ворон - не солдат ли ты походной,
И белый лебедь - не надежна ль ты головушка?
(Барсов,П,142,82)
В.И.Еремина, говоря о "безразличии к выбору возможной
формы превращения", выражает недоумение: "Причитание...по ло-
гике вещей должно было бы сохранить символическое звучание та-
ких распространенных образов, как черный ворон или белая лебе-
душка" ЕЕремина,1981,с.77]. По нашему мнению, причины такого
"безразличия" - чисто лингвистические. В данном случае мы наб-
людаем характерное для языка фольклора явление, когда различ-
ные видовые наименования объединяются в родовом.
В исторических песнях имя существительное ворон обладает
сугубо отрицательной коннотацией. Если какой-либо объект
фольклорной действительности сравнивается с вороном, это зна-
чит, что он враждебен исполнителю и слушателям. Например, цикл
песен о Разине включает песни как сочувствующие атаману, так и
осуждающие его. К последним относятся, в основном, песни сол-
датские.
Не черен-то ворон/ В поле воскуркал
Стенька Разин/ Слово молвил (ИП ХУП,296)
Что не черной ворон гаркнул,
Что возговорит Стенька Разин (ИП ХУП,303)
Здесь выражается сочувствие "большому боярину черноярско-
му воеводе", а Разин клеймится как палач ("Его /воеводы/ ма-
леньких деток он всех за ноги повесил"). В этой солдатской
песне содержится призыв "Стеньку Разина стреляти".
Подобным же образом другая песня осуждает Игната Некрасо-
ва и его сподвижников:
Не черны-то вороночки по горам летают
Сам вор Игнашенька Некрасов сын с донским войском разъезжает
(ИП XVIII, 126)
Если герой песни должен вызывать сочувствие, то он срав-
нивается с соколом, а его враги - с воронами. Вот песня о Ра-
зине с положительной оценкой этого исторического лица:
Садились-то вороны вокруг сокола,
38 -
Что в глаза-то ясну соколу насмехалися;
Называли-то ясного сокола вороною (ИП XVII, 347)
С вороном (воронами) сравнивается в исторической песне
все чужое, враждебное (турчан, ядрушки турецкие, турки храб-
рые, млад немчинушка , боидоской князец, мунгалы, татары пога-
ные') : Не черные вороны солетались -
Татары поганые засвистали и захатали (ИП XVn,116)
Во всех контекстах эпитет черный подчеркивает чужерод-
ность, враждебность ворона, его потенциальный антагонизм свет-
лому и близкому. В одном случае антагонизм прорывается наружу,
реализуясь в противопоставлении черного и белого:
Как слетелись-де нынце два ворона,
А один-то де ворон да царя белого,
А другой-от-де ворон да царя черного,
Они бьются-дерутся, пуще ратятся (ИП ХУП,4б)
Ворон в исторических песнях связан с лесом (ИП ХУП,73; ИП
XIX 356,357), а лес, как уже было отмечено, - знак чуждого.
Ворон, выклевывающий глаза и растаскивающий кости - это симво-
лическое обозначение смерти.
Прилетали черны вороны,/Садились они на белую грудь,
Клевали-то они очи ясные (ИП XIX,305)
Порастащат твои ребра-кости/Черные вороны (ИП XVIII, 275)
Таким образом, в исторических песнях в структуре значения
лексемы ворон обнаруживаются следующие семы: 'чужое, враждеб-
ное', 'смерть'.
Анализ компонентов значения имени существительного ворон,
построенный на выявлении его текстовых связей, характеризует
жанрово обусловленную дифференциацию в структуре семантики ор-
нитонима.
1. Высокая частотность исследуемого слова в героическом
эпосе раздвигает границы непосредственного функционирования
слова, что является одной из причин усложнения семантического
содержания орнитонима. В былинах структура коннотативного мак-
рокомпонента слова ворон включает наибольшее количество сем:
'старость', 'мудрость', 'способность вещать, всеведение', 'чу-
жеродность , враждебность'.
2. В лирической песне отмечается некоторое сужение семан-
тики исследуемого слова по сравнению с былиной. Отличительной
чертой лирики является сочетаемость существительного ворон с
- 39 -
глаголами, обозначающими действия, связанные с водой, и высо-
кий процент безэпитетного употребления.
3. В причитании, напротив, обнаруживается наиболее жест-
кая связь орнитонима с эпитетом. Структура коннотативного мак-
рокомпонента значения в слове ворон включает здесь наименьшее
количество сем.
4. Поэтика исторической песни во многом наследует поэтике
былины, и функционирование орнитонимов в этом плане не являет-
ся исключением. Характерной чертой исторического эпоса являет-
ся высокая частотность исследуемого слова и его устойчивая от-
рицательная коннотация.
8. Утка
Имя существительное утка, употребляется в исследованных
текстах только в прямом значении. В былине, отразившей уклад
жизни древнерусского человека, утка, в основном, - охотничья
добыча богатыря или князя. Соответственно, ситуации из разных
сюжетов, включающие словоупотребления исследуемого орнитонима,
сводятся практически к одной общей: действительной или предпо-
лагаемой охоты.
Да й ходил Михайла Потык сын Иванович,
Да й ходил ко тою славною ко матушки Пучай реки,
Да й стрелял Михайла гусей, лебедей,
Да й стрелял-то перелетных серых утушок (Гильф.,П,82,10)
Он уехал все на тихия на заводи
А стрелеть гусей, белых лебедей,
А пернастых серых малых уточёк (Марков,71,93)
Регулярное воспроизведение этой ситуации в текстах с раз-
ным сюжетом заставляет исследователей фольклора отыскивать в
ней некий исконный, традиционный смысл, мотивирующий устойчи-
вость ситуации [Червинский,1989]. Одна из версий гласит, что
охота на лебедей, гусей, уток иносказательно обозначает поиски
невесты, сватовство, тем более что подобная формула неизменно
встречается в цикле былин о сватовстве, выделенном В.Я.Проппом
[Пропп,1955]. Однако эта версия может быть если не опровергну-
та, то существенно поколеблена фактами текста. Так, в сюжете
"Сорок калик со каликою" князь Владимир говорит встретившимся
богатырям:
А и езжу я, князь, за охотою,/За зайцами и за лисицами,
- 40 -
За соболи и за куницами,/ И стреляю гусей, белых лебедей,
Перелетных малых утачак (К.Д.,24,70)
В былине "Волх Всеславьевич" встречаем:
Он обвернется ясным соколом,/Полетел он далече на сине море,
А бьет он гусей,белых лебедей/А и серым малым уткам спуску нет
А поил-кормил дружинушку хорабрую (К.Д.,6,79)
Наконец, в былине "Михайла Казаринов" герой после прика-
зания князя: настреляй гусей, белых лебедей, перелетных серых
малых уточак (К.Д.,22,78) - и удачной охоты "обвезал (добы-
чей) ... своего добра коня по могучим плечам до сырой земли
(К.Д.,22,94). В финале былина не забывает упомянуть о том, что
"велел...князь со добра коня птиц обрать и велел снимать сумы
сыромятные" (К.Д.,22,253). Такое дотошное следование деталям
не позволяет направить поиск исконной семантики орнитонима в
сторону аллегории. Вместе с тем следует отметить, что лексема
утка в своем значении содержит такой компонент, как женское
молодое начало. Этот компонент является общим для всех иссле-
дованных традиционных жанров, хотя в былине четко выражен
только в одном сюжете:
Знаю я приметы - всё по-женекому:
Ана по двору идет, будта утачка плывет;
А по горенки идет, частенька ступает;
А на лавицу садится, каленца жмет (К.Д.,15,112)
Наличие оговоренного компонента в структуре значения ор- '
нитонима утка не вызывает сомнений, так как в приведенном от-
рывке речь идет именно о том, что свойственно женщине.
Подобная параллель (утка - женщина) более характерна для
лирических жанров,в особенности для песни, где исследуемая
лексема наиболее частотна и имеет наибольшее количество морфо-
логических вариантов. Здесь главным в структуре семантики су-
ществительного утка будет "женское, молодое в его отношении к
мужскому, браку" [Червинский,1989,с.151. Мужское начало в ли-
рике метафорически обозначают имена существительные селезень
или сокол:
Из-под ручки, из-под правой сокол вылетал,
Из-под левой, из-под ручки серая утица (Кир.,П,2,70)
"В большинстве культурных традиций...левая рука выступает в
качестве женского символа" [Мифы народов мира,1988,П,с.43-44].
Частое совместное употребление лексем утка и селезень
- 41 -
(Соб.,П,24; 11,171; Ш,94; IV,809; V,786) служит причиной воз-
никновения окказионального двандва утка-селезень.
Через море плывет утка-селезень
Травою муравою (Соб.,V,250, см.также Соб. ,V,247,248).
Один из компонентов двандва выполняет функцию эпитета,
что подтверждается вариантом:
Вниз по речке плыла утка,/Сиза селезенька.
Плыви, утка-селезенька,/Быстрою рекою (Соб.,V,246)
Часто герой лирической песни изображается агрессивным по
отношению к героине: как охотник, либо как сокол, но опять же
в роли охотника. Содержанием песни в этом случае становится
молодецкая забава или кровавая расправа (в сюжете с соколом).
В качестве объекта охоты фигурирует утка, в параллель которой
ставится женщина:
Ты убей, убей, каленая стрела,/Серу утицу на ярой на воде,
Красну девицу в высоком терему!/ Сера утица-то яство моё;
Красна девица - невеста моя,/Марья свет Ивановна душа!
(Соб.,V,342)
В других вариантах парадигма утка-женщина расширяется,
дополняясь именами существительными, называющими реалии живот-
ного мира. Таким образом реализуется одно из специфических
свойств фольклорного слова - блоковость, т.е. потенциальная
неоднословность СХроленко,1992].
Ты убей,убей, кленовая стрела,/Что сиза орла на Волге,на реке,
Серу утицу во теплыим гнезде,/Красну девицу в высоком терему
(Соб.,V,337)
Хочет еща голубя убить,/На полете сокол устрелить,
Серу утицу на Волге, на реке/Красну девицу в высоком терему
(Кир.,П,2,120)
Противопоставленные в былинных стихах утка и лебедь в ли-
рической песне сближаются и могут взаимозаменяться в разных
вариантах и даже в пределах одного микроконтекста:
Ох по морю морю по синю морю/Плыла лебедь лебедь с лебедятами
С лебедятами,с мелкими детками/Откуда ни взялся сам ясен сокол
Убил, сгубил серу утицу,/Не одну ж её с детями,
С мелкими утенятами (Кир. ,П,2,119)
В подобных контекстах реально-предметное содержание отхо-
дит на второй план, а на первый выступает функционально-соот-
носительное [Червинский,1989]. Другими словами, в данном слу-
- 42 -
чае носителю фольклорной традиции безразлично, что утка и ле-
бедь обозначают разные понятия: их объединяет общность функ-
ции, так как они символизируют одно и то же женское начало.
Общность функции делает возможной парадигматическую замену в
фольклорном тексте. Наиболее ярко это явление иллюстрируется
устойчивым словесным комплексом, передающим характер движения
персонажа.
Научи меня, как домой придти!/- "Ах ты, глупая, неразумная,
Неразумная красна девица!/Поди улицей - серой утицей,
Широким двором - белой лебедью,/Во высок терем - ясным соколом
(Соб.,П,527), см.также Соб.,П,524,525,526.
А я улицей серой утицей,/Через черную грязь черною галушкой;
Я во горницу входила красной девушкой (Кир.,П,2,134)
Кроме названных функций, лексема утка называет посредни-
ка между двумя влюбленными. Обычно в качестве посредников на-
зываются голубь или сокол, но поскольку все три лексемы - чле-
ны одной парадигмы, и на лексеме утка "лежит отблеск всей па-
радигмы" ЕХроленко,1982,с.13], постольку она выполняет "несво-
йственные" ей функции.
Скажи, утка-селезенька,/Моему милому,
Что я - сиротою, Что я, что я - сиротою ... (Соб., V,224)
Хотя статус посредника предполагает равную удаленность от
партнеров, утка, как и любая птица в аналогичной функции, бли-
же к женщине. Лексема обозначает одну из реалий, входящих в
ближайшее окружение героини. С образом птицы связаны и такие
специфические фольклорные денотаты, как девичья воля и девичья
краса:
Выйду, выйду, молодешенька,/Я на улицу поиграть,
Взгляну, взгляну, молодешенька,/Я взгляну ли под облака,
Не летят ли серы утушки домой,/Не несут ли мою девичью красу.
/.../Вот летят серы утушки домой,/Вот несут мою девичью красу.
(Соб.,П,307)
Интересное противопоставление бабьей и девьей красоты су-
ществует в обрядовой лирике:
...Што злодейка, бабья красота,
Она сидит у матушки за пецным столбом,
Она сидит все и топорщится,/Ростит крылья ястребиные,
Ростит крылья совиные,/Налететь хоцет, напорхнути
На мою на буйну голову:/Она вцепить хоцет когти вострые
- 43 -
В мои русы волосы./Да и ох! ^орудить хоцет девью красоту...
[Самоделова, 1989,с.99]
Среди севернорусских причитаний (похоронных, рекрутских,
свадебных) наибольшее количество словоупотреблений орнитонима
утка содержится в свадебных плачах (90%). Морфологические ва-
рианты исследуемой лексемы представлены формами уточка (1),
утушка (24).
В 93,2% словоупотреблений мы отмечаем прямое значение,
однако, в зависимости от синтаксической конструкции, эти сло-
воупотребления в большей или меньшей степени ориентированы на
метафору. В двух случаях произошло отождествление семантичес-
кого содержания лексем утка и воля.
И говорит: да схвачу серу тебя утушку,
И хочет спрятать мою вольну эту волюшку (Барсов,Ш,177,463)
Девушка-невеста становится центром действия, где посте-
пенно нагнетается эмоциональная напряженность ЕПоздеев,19891.
Невесту оплакивают родственники, она сама оплакивает себя
и сравнивает с лебедушкой, утушкой и т.п.
И изживаешь ли меня, белую лебедушку,
И быдто мала соловья да с тепла гнездышка,
И незнаму будто птичу со темна леса,
И быдто рыбыньку от крутаго от бережка,
И серу утушку со быстрой быдто риченьки (Барсов,Ш,167,95)
В причитании утка, пугливая и осторожная, испытывает аг-
рессию со стороны селезня, в котором легко узнается жених,
"блад отечской сын", как именует его причеть.
И причитает эта утка жалобнешенько,
И воспевает эта утка унылешенько;
И уже вдруг да тут за чудо обчудилося;
И в след за утушкой оно да объявилося:
И очутился тут на ричке серой селезень (Барсов,Ш,176,414)
По мере исполнения-причети, в ее эмоциональном, насыщен-
ном метафорами мире, с трудом поддающемся какой-либо повество-
вательной регламентации, достаточно четко выделяется одна сю-
жетная линия: рассказ о злоключениях девичьей воли, предстаю-
щей в образе утки.
И по озерышку плыла да сера утушка;
И столько этот-то остудник блад отечской сын,
Он со этым с писталетом зарукавныим,
44 -
И стрелил утушку на круглоем озерышке,
И сера утушка ведь тут да испугалася (Барсов,Ш,101,171)
И она в таз да моя волюшка бросалась,
И серой утушкой в глаза мне-ка казалась (Барсов,Ш,120,67)
И тут пугается ведь сера эта уточка,
И не знат куда - по риченьке бросается (Барсов,Ш,176,422)
И как с по этыим теперь да горючим слезам
И то не утушка плыла,да вольна волюшка (Барсов,Ш, 177,452)
Во всех приведенных контекстах мы определяем значение ор-
нитонима как прямое номинативное. Вместе с тем исследуемая
лексема воспринимается как "условный знак для обозначения че-
го-то, не вполне ясно представленного" С0ссовецкий,1975,с.77],
как значение, лишенное семантической определенности СХролен-
ко,1976].
Историческая песня использует орнитоним утка лишь в одном
сюжете - о Краснощекове, причем все словоупотребления имеют
ипостатическое значение и находятся в финале песни.
Под столом сидит серой кошечкой,
Как на море улётывал серой уточкой,
По синю морю плавал белой рыбицей,
Со синя моря поднимался белым лебедем,
Над армеюшкой взвивался ясным соколом,
По армеюшке гуляет добрым молодцем (ИП XVIII, 317)
Таким образом, семантика и функционирование орнитонима '
утка в стихотворном фольклоре подчинены следующим закономер-
ностям:
1. В былине имя существительное утка употребляется исклю-
чительно в прямом значении. Вместе с тем уже здесь обнаружива-
ется взаимосвязь лексем утка и женщина.
2. В лирической песне семантика исследуемого орнитонима в
качестве главного включает символический компонент, поскольку
утка выступает как символ женщины. Здесь особенно активно вза-
имодействие лексемы утка с другими орнитонимами, которые в ме-
тафорическом или символическом употреблении обозначают героев
песни (мужчину и женщину).
3. В причитании практически все словоупотребления сущест-
вительного утка имеют метафорический оттенок, который проявля-
ется в уподоблении девушки-невесты и девичьей воли птице.
4. Появление исследуемого орнитонима в исторической песне
- 45 -
носит характер случайности. Реляционный каркас фразы с "твори-
тельным метаморфозы" участвует в формировании общего смысла
фразы и делает возможным употребление любого орнитонима в
обозначении метаморфозы.
9. Кукушка
Употребление орнитонима кукушка - характерная примета на-
родной лирики. В былине эта лексема не зафиксирована ни разу,
в лирической песне отмечено 150 словоупотреблений. Представле-
ние о кукушке устойчиво связывалось русским народом с символи-
кой горя и несчастья. По В.И.Далю, куковать, т.е. "кричать ку-
кушкой", обозначает "предсказывать зловещее"[Даль,1955,с.214].
Такое эмоционально-образное наполнение понятия существует в
народных песнях: кукушкой прилетает домой несчастная дочь, от-
данная замуж далеко от родной семьи, в свадебном плаче невес-
та-сирота посылает кукушку за своими умершими родственниками,
чтобы они пришли благословить ее на новое житье.
Да калина-малина весной сажена/На ту пору матушка меня родила,
Не собравшись с разумом, замуж отдала.
Я скинусь, младешенька, я пташечкою,
Горькой, горемычною кукушечкою;
Полечу я к батюшке во зеленый сад (Соб.,Ш, 341)
В необрядовой лирической песне имя существительное кукуш-
ка употребляется в прямом ('птица' - 99,3%) и метафорическом
('женщина' - 0,7%) значениях.
Из тебя ли, из дубровушки Что ты, горькая кукушка,
Вон все пташки вылетали. Горемычная красная девка
Одна пташечка оставалась - (Кир.,П,2,33)
Горемычная кукушечка (Соб.,V,606)
Среди морфемных вариантов исследуемой лексемы преобладает
диминутив кукушечка. Таким образом песня выражает отношение к
изображаемому объекту фольклорной действительности.
При достаточном разнообразии устойчивых ситуаций, в кото-
рых отмечена исследуемая лексема’, символическое содержание
этого слова неизменно. Контексты, включающие имя существитель-
ное кукушка, передают мотив одиночества (Кир.,П,2,130;П,2,137;
П,2,197;Соб.,V,606;607), недоли, связанной с рекрутчиной,
тюрьмой или неудачным замужеством (Кир.,П,2,60;П,2,140;П,2,
289;Соб.,VI,42;VI,43;VI,69;VI,525;VI,70-72). Наиболее часто
- 46 -
образ кукушк^ фигурирует в песнях о молодой жене, стремящейся
побывать в родительском доме:
Отдают меня, молоду, в чужу дальню сторону,
За Волгу за реку.
Обращусь я горькою кукушечкой,
Полечу, несчастная, я к батюшке в сад,
Сяду ль я на яблоньку, на любимую, на батюшкину;
Горькими причетами я весь сад высушу,
Горючей слезой своей весь сад потоплю (Соб.,Ш,27)
Ср.: Соб.,Ш,19-21; 23-25;27-29;31-34;41;
Кир.,П,2,10;2,80;2,162;2,182.
В причитаниях символика орнитонима ’’предопределена всей
системой жанра" ЕХроленко,1992,с.951. Кукушка здесь не только
птица, предсказывающая несчастье, или тоскующая женщина, но и
само горе. Куковать означает "горевать" (Горько выть будешь,
горюша, коковать. Барсов,1,201,78).
Относительное разнообразие контекстов, включающих иссле-
дуемое существительное, можно классифицировать по способу со-
отнесения двух денотатов, один из которых выражен словом ку-
кушка, второй - каким-либо другим словом, обозначающим конк-
ретное (жена, дяденька) или абстрактное понятие (воля).
1. Лексема используется в составе сравнений (в том числе
и отрицательных). Персонаж или исполнитель, выражающий вслух
свое горе, уподобляется поющей кукушке.
Как кокоша во сыром бору коковать стане,
Также мы бедны-победны тосковать будем (Барсов,1,173,27)
Не кокоша во сыром бору кокуе,
Родна дяденька во горенке тоскуе (Барсов,1,23,103)
2. Лексема используется в построении синтаксического па-
раллелизма. В параллель жалобно кукующей птице ставится моло-
дая жена:
Не кукует ли кукушка горегорькая
Она кукуе жалобнехонько/.../
Не кукушечка кукует горегорькая
Горюет то твоя да молода жена (Барсов,П,89,75)
3. Птица отождествляется с личностью плакальщицы. В ис-
следованиях по синтаксису фольклора это явление квалифицирует-
ся как взаимодействие планов изложения от 1-го и 3-го лица
[Артеменко,1988J. В тексте такая характеристика человеческого
-47Г
я дается без языковой реализации сравнения или параллелизма.
Я гляжу-смотрю, кокоша горегорькая
И на сердечное гляжу да я на дитятко (Барсов,П,10,1)
И не попущу да я, кокоша, жалка голоса
И я обидной горькой причети солдацкой
(Барсов, 11,26,3)
4. Слово имеет ипостатическое значение. В ипостаси птицы
может выступать и женщина, и потерянная девичья воля:
...моя воля.../И повернулась перелетной малой птиченькой
И она бедной горе-горькоей кокошицей (Барсов,Ш,125,40)
5. Тоскующая женщина непосредственно именуется кукушкой.
Формируется символ, понять который человеку, не являющемуся
носителем фольклорной традиции, возможно, лишь соотнеся дан-
ный контекст с другими, в которых человек и птица сопоставля-
ются либо в сравнении, либо в параллелизме.
И мы ходить будем на широкой на уличке,/.../
И мы смотреть да перелетной малой птиченьки;
И как увидим мы кокошу перелетную,
И воскликать станем мы малу эту птиченьку /.../
"И ты иди да перелетна сюды птиченька/.../
И тут птиченька ко зени ведь преклонится (Барсов,П,79,143)
И увидала б перелетную ты птиченьку,
И ты несчастную кокошу горегорькую,
И допросилась бы, невольна ты головушка,
И ты у этой перелетной бедной птиченьки:
"И ты куды птича летишь, да куды путь держишь?
И куда горькая кокоша поспешаешься?"
(Барсов,Ш,92,416)
Следует отметить, что символика кукушки в русской устной
лирической поэзии не исчерпывается образом тоскующей женщины,
а семантически тождественна понятиям горя, скорби, печали,
обездоленности. Наблюдается характерное для фольклорного слова
явление асемантизации при передельном расширении семантики.
Сказанное в полной мере относится и к исторической песне,
где символика исследуемой лексемы та же, что и в лирике. Здесь
имя существительное кукушка употребляется в прямом значении,
выраженном в форме диминутива.
В зеленом-то саду не кукушечка она куковала,
Жалка, жалобно она голосочек свой выносила,
- 48 -
Она всю-то нашу армеюшку прослезила (ИП XIX,23)
Горькая, рябая*, вольная пташка - такие определения отно-
сятся к орнитониму. Его семантика и функционирование в текстах
исторических песен целиком соответствует традиции народной ли-
рики, являясь общей приметой, сближающей исторический эпос с
лирическими жанрами.
Таким образом, бытование имени существительного кукушка в
текстах трех жанров демонстрирует редкую для фольклорного сло-
ва сверхустойчивую символику.
Учитывая все вышеизложенное, достаточно уверенно можно
объяснить причину отсутствия орнитонима кукушка в языке герои-
ческого эпоса. Былины - "это поэзия...воинская, трибунно по-
бедная" [Базанов,1963,с.237]. Эпическому герою (а равно и ге-
роине) не свойственна рефлексия, в мире его чувств и чувство-
ваний нет места выражению скорби, тоски, угнетенности, с ко-
торыми непременно сопряжено символическое содержание исследуе-
мого слова.
Итак, способ видения мира в фольклорных жанрах, точка
зрения, принятая в каждом из них, определяют отбор языковых
средств, соответствующим образом оформляющих жанр.
10. Г у с ь
Имя существительное гусь, функционируя в лирической пес-
не, в 97Х словоупотреблений имеет форму множественного числа.
В отличие от уже рассмотренных орнитонимов это слово (за не-
большим исключением) не соотносится в конструкциях сравнения
или параллелизма со словами, обозначающими главных героев на-
родной лирики и не подвергается метафоризации. Однако, несмот-
ря на условную однозначность, в фольклорном тексте исследуемая
лексема обладает разнообразным символическим содержанием. Сим-
волика "может внедряться как в события, так и в драматические
сцены, обстановку, облик персонажей, придавая любому компонен-
ту символический смысл,звучание и образность"[Юдин,1989,с.20].
Чаще всего серые гуси - это мрачный фон чужого для героини ми-
ра: Из-за гор, из-за гор/ Я гусей, млада, гнала;
*Птицы, в балто-славянской традиции считающиеся пестрыми/рябы-
ми (лит.гаХЫараикзЬе), как правило, сопряжены с негативными
коннотациями [Невская,1992].
- 49 -
Из-за чистых полей/ Гнала стадо лебедей.
Привыкайте, гуси серые,/ Ко осоке, ко траве,
Ко осоке, ко траве,/ Ко болотной ко воде.•
Так и мне, молоде,/ На чужой стороне (Соб.,П,607)
Среди глаголов, сочетающихся с существительным гусь, наи-
более многочисленны те, которые обозначают действия, связанные
с водой. Глаголы, передающие движение в воде - это своеобраз-
ный реликт обрядового действа. "Необрядовая лирика свободна от
обряда, но не от обрядового значения" [Мальцев,1989,с.94].
Противопоставление серые гуси - свежая вода отмечено во многих
контекстах.
Прилетали на реку / Гуси серенькие,
Возмутили, всполоскали/ Воду свеженькую* (Соб.,П,495)
На Торопке, на реке /Гуси серенькие;
Они сели да поплыли,/Свежу воду замутили (Кир.,П,2,250)
см. также Соб. ,П,493,494,497; 111,58; IV, 104,606,651,652,657,724;
VI,2; Кир.,П,2,43;123;166.
Как было отмечено, сочетание серые гуси связано с обозна-
чением чуждого, но в поговорке**, зафиксированной в лирической
песне и былине, исследуемая лексема обнаруживает противополож-
ную коннотацию (‘родное' ,‘близкое‘).
Летели гуси со святой Руси
А знать нам, солдатушки не бывать на Руси.
На Русе не бывать, отцов не видать,
Матерей не знать (Кир.,П,2,193)
Налетели у мня гуси со святой Руси,
Со святой у мня Руси, с Ерусалима, славна города;
Что клюют у мня пшеницу белоярову (Марков,23,275)
Метафорические обозначения мужчины и женщины противопос-
тавлены в оппозиции серый гусь - белая лебедь. В былинах с об-
щим сюжетом отмечается- парадигматическая замена исследуемой
лексемы в составе названного противопоставления. Сравним:
*В индоевропейской традиции светлый и обильный водами источ-
ник предвещал счастье, мутный сулил беду [Мальцев,1989]
**Интересно,что В.И.Даль относит метафорическое значение су-
ществительного гусь к конкретному историческому лицу: Летел
гусь на святую Русь (Наполеон) [Даль,1955,I,с.410].
- 50 -
А где пал ккк ведь серой гусь,/А пади тут лебедь белая
1 (Гильф.,Ш,314,52)
Где тут пал да пал ясен сокол
Тут пади-тко, пади да лебедь белая (Гильф.,Ш,278,52)
Имя существительное гусь, употребленное в прямом значе-
нии, в былине может называть только объект действия. Глаголы,
управляющие этим существительным, обозначают, в основном, аг-
рессивные действия.
Для былин распространенным общим местом является изобра-
жение охоты; устойчивость этого фрагмента обусловлена взаимо-
тяготением лексем гуси, лебеди, утки в фольклорном тексте.
Да на гуся ехал Дюк, на лебедя,
На серу пернасту малу утицу,
Да из утра проехал день до вечера,
Да не наехал ни гуся и ни лебедя,
Да ни серой пернастой малой утицы (Гильф.,Ш,225,10)
Если в метафорическом употреблении существительные гусь и
лебедь противопоставлены, в прямом значении сопоставлены как
члены одного ассоциативного ряда, то в значении 'пища' проти-
вопоставление снимается полностью, и одна реалия называется
двумя словами, которые, по сути, составляют одно означающее:
Гуся-лебедя да на закуску ел (Гильф. ,111,218,252)
В причети имя существительное гусь приобретает оттенки
значения, не свойственные ему в других жанрах. Причеть как
жанр с ярко выраженным индивидуальным началом существенно от- '
личается в подборе характеризующих определений:
Пооставил нас, победныих головушек,
Словно гусей в темном лесе заблудящих,
Водоплавных бытто утушек подшибенных (Барсов,1,220,17)
И примечает да перелетну малу птиченьку:
И не гусей гляди, наш светушко, не лебедей.
И гуси-лебеди-то - птиченька гордливая,
И на ричих да эта птиченька спесивая (Барсов,П,7,111)
См.также Барсов, 1,173,23; 11,135,280)
В свадебном плаче имена существительные гусь и лебедь
ставятся в один ряд с существительным воля, семантическое со-
держание которого в данном случае идентично семантике орнито-
нима утка:
И стрелять охоч гусей да серых лебедей
- 51 -
И подстрелит мою бажону дорогу волю (Барсов], Ш, 22,814)
В исторической песне исследуемая лексема в прямом значе-
нии употребляется только в форме множественного числа, так как
с птицами сравниваются не какие-то конкретные персонажи, а не-
кая общность людей, окружение главного героя (чаще всего - во-
еначальника) , противопоставленное ему. Все словоупотребления с
прямым значением функционируют в качестве субъекта действия и
сочетаются с глаголами речи и движения.
Уж не гуси гогочут, добры молодцы говорят,
Говорят добры молодцы атаману своему:
Что же ты, наш батюшка, не весел сидишь? (ИП ХУП,172)
Не гусюшки и не лебеди напролет летят,
Идут-то, идут донские казаки с батальицы,
Со страшного кровопролития турецкого (ИП XIX, 12)
Метафорическое значение орнитонима актуализируется в речи пер-
сонажа, употребляющего пословицу:
Врешь ты, паша-мурза, облыгаешься,
Небывалыми речьми забавляешься.
Не поймавши гуся серого, ты щипать стал (ИП XVIII,450)
Наконец, исследуемое слово может выражать значение 'пища':
Варите вы еству скоромную и постную,
Скоромную еству - гуси-лебеди,
А постную еству - рыбу белую (ИП ХУП,4)
Таким образом, функционирование орнитонима гусь в языке
каждого из жанров имеет следующие особенности:
1. Наибольшей частотностью исследуемое существительное
отличается в лирической песне. Высокий количественный показа-
тель определяет качественное разнообразие морфемных вариантов
и глаголов, сочетающихся с орнитонимом.
2. Поэтике героического эпоса свойственны некоторые огра-
ничения в функционировании исследуемого слова: орнитоним с
прямым значением может выступать только как объект, над кото-
рым производится действие, главным образом, агрессивное.
На уровне текстовых связей обнаруживается устойчивое взаимотя-
готение лексем гуси, лебеди, утки, обладающее текстообразующей
и мнемонической функцией. В качестве метафоры орнитоним ис-
пользуется единично. Значение 'пища' актуализируется на осно-
вании тесной связи наименований гусъ и лебедь в фольклорном
тексте (для второго орнитонима это значение высокочастотно).
- 52 -
3. В причитании исследуемое существительное низкочастот-
но, однозначно и может называть только объект действия. Эти-
кетность, свойственная обрядовому жанру, ограничивает метафо-
ризацию.
4. В исторической песне семантическая структура исследуе-
мого орнитонима включает те же значения, что и в былине. Су-
щественно различается в эпических жанрах частотность и синтак-
сическая функция анализируемого слова.
11. Выводы
Анализ функционирования высокочастотных орнитонимов поз-
воляет сделать следующие выводы относительно сходства и разли-
чия художественной формы стихотворных фольклорных жанров.
1. Наименования птиц в каждом из жанров представлены раз-
ным количеством словоупотреблений. В отдельных случаях эта
разница столь существенна, что позволяет говорить о жанровой
закрепленности слова (соловей, кукушка - в лирике, ворон - в
эпосе). Употребительность орнитонима зависит от тематики, пре-
обладающей в жанре. Так, например, существительные лебедь, го-
лубка, утка имеют крайне низкий показатель частотности в исто-
рической песне, поскольку в ней не прослеживаются мотивы пира,
охоты (как в былине), не идет речь о свадьбе (как в причети),
не обнаруживаются сюжеты сватовства (как в былине и причети) и
нет лирической героини (как в необрядовой песне), которую бы
называли эти орнитонимы.
2. Семантическая структура каждого частотного орнитонима
в разных жанрах различается качеством и количеством составляю-
щих ее компонентов. Метафоризация, связанная с именованием
фольклорного героя, свойственна всем жанрам, но в лирике в
большей степени заметна тенденция развития значений, умножаю-
щая разнообразие наименований для одних и тех же реалий.
3. Частотные слова исследуемой лексико-тематической груп-
пы в каждом из жанров не только называют понятия реально-пред-
метного мира, но и выражают коллективно выработанные критерии
народной- эстетики. Определяемая этими представлениями оценоч-
ность свойственна всем частотным орнитонимам, но в каждом жан-
ре проявляется индивидуально.
4. Слово в лирике более пластично, относительным постоян-
ством формы оно отличается в былине - такой вывод позволяет
- 59 -
са, - пустое перо.
Не ворона ли в чистом поле разлеталася,
Не пустое ли перо поразграялось.
Я хвачу ворону в карман брошу,
Не бывать вороны на белом свету (Гильф.,Ш,246,66)
Выясним, как и почему сближаются в семантике и функциони-
ровании исследуемые лексемы и что различает их бытование в
устно-поэтической речи.
Обыденному сознанию не свойственна четкая дифференциация
внешне схожих объектов. Учтем, что в нашем случае внешне схо-
жие объекты именуются однокорневыми словами, морфологические
характеристики которых различаются только грамматическим ро-
дом.
Неудивительно, что денотаты, поименованные данными орни-
тонимами, в обыденном (ненаучном) сознании сближаются до-пол-
ного тождества ("Ворон - не муж вороны ", - объясняют детям на
уроках естествознания, но и для многих взрослых это звучит
откровением). Фольклорное сознание, отождествляющее объекты
живой природы, экстраполирует названное тождество в язык, чем
и обусловливается парадигматичность фольклорного слова. Убеди-
тельные примеры функционирования высокочастотных орнитонимов в
качестве смысловых эквивалентов подтверждают этот тезис. Пра-
вомерное, казалось бы, предположение о полном сходстве семан-
тики и употребления лексем ворон и ворона в фольклорном тексте
при детальном изучении вопроса оказывается несостоятельным.
Лексема ворон не употребляется как метафора. Несмотря на
то что фольклорный текст содержит большое число синтаксических
конструкций с творительным сравнения (горе и старость налетают
черным вороном) и синтаксических параллелизмов, где максималь-
но сближаются планы содержания слов горе, старость и ворон, в
метафорическом употреблении данный частотный орнитоним не выс-
тупает. Нами отмечена тенденция отождествления ворона и врага
в предложении Черный тот ворон - то сам Сантал, где исследуе-
мая лексема могла бы выступать в функции субстантивированного
метафорического предиката при обратном порядке членов. Учиты-
вая большую степень вариативности фольклорного текста на син-
таксическом уровне, можно предположить, что при расширении ба-
зы данных исследователь столкнется с метафорическим употребле-
нием сверхчастотного орнитонима ворон.
60
Имя существительное ворона в словаре В.И.Даля и в совре-
менных толковых словарях квалифицируется как языковая метафо-
ра. Нерасторопный, вялый человек, разиня, рохля, зевака - та-
кими дефинициями снабжено заглавное слово. Данные других сла-
вянских языков подтверждают устойчивую метафоричность исследу-
емого орнитонима (Гава в украинском = ворона = разиня в чешс-
ком) .
Устойчивость метафоризации орнитонима ворона иллюстриру-
ется глаголом проворонить, который, хотя и не встречается в
текстах традиционных жанров, своей деривационной отнесенностью
закрепляет метафоричность за исследуемым существительным.
Понять тонкие нюансы семантики фольклорного слова порой
невозможно, не уловив интонацию оригинала. Печатный текст от-
нюдь не способствует решению этой задачи. Тем не менее выстра-
иваемая в ассоциативном ряду парадигма существительных с пейо-
ративной оценкой в ряде случаев помогает уяснить экспрессивную
интонацию стиха.
Обверну Добрыню я сорокою,/ Обверну Добрыню я вороною,
Обверну Добрыню я свиньею (Гильф.,Ш,163,74)
Если пейоративность первых двух компонентов ассоциативно-
го ряда нуждается в аргументации, оценочность третьего сущест-
вительного однозначно идентифицируется и для современного язы-
кового стандарта, и для языка фольклора (см.например, Послови-
цы русского народа В.И.Даля). Таким образом, в фольклорном
стихе нагнетается экспрессия, для выражения которой использу-
ется имя существительное ворона. Экспрессивное употребление
данного орнитонима в языке фольклора сопряжено со следующим
интересным и малоисследованным явлением, когда стилистический
нейтральное (по меркам современного языкового стандарта) слово
может образовывать инвективу.
Ты затула синя завеска,/ Ты сорока полетучая,
Ты ворона поскакучая (Барсов,Ш,230,31) - бранит невес-
та сваху в соответствии с этикетом обрядового действа. Предпо-
ложительно, приведенное выше употребление имени существитель-
ного ворона совмещает в себе инвективу и эвфемизм. Вопленица
должна исполнять плач темпераментно, так, как этого требует
канон. Тот же самый канон налагает табу на использование обс-
ценной лексики, так или иначе представленной в других жанрах.
Попутно заметим, что нецензурные слова в проанализированных
- 55 -
мами или использовать одну и ту же единицу языка для выражения
различного содержания, посвящена вторая глава предлагаемой ра-
боты.
1. Орел
В былинах имя существительное орел однозначно. Однако,
как вообще в языке фольклора, однозначность эта весьма услов-
на: стремление фольклорного слова к полисемантизму проявляется
и здесь. В первую очередь обращает на себя внимание таутоними-
ческое сочетание орел орлович. Очевидно, что в данном случае
патроним является средством персонификации, а "само сочетание
можно квалифицировать как антропоморфизирующий повтор"
[Гин,1992,с.144J. На мир природы проецируются свойства мира
человеческих отношений, имеющие соответствующее языковое выра-
жение, и былина "проговаривается" о том, кто в действитель-
ности является предметом ее изображения. Но прототип, как при-
нято, остается вне сцены, а эпитеты и глаголы, сочетающиеся с
орнитонимом, закрепляют за ним прямое значение. Следует огово-
риться, что в связях с некоторыми глаголами исследуемая лексе-
ма обнаруживает тенденцию к десемантизации. Так в былине "Илья
Муромец и сын его" об орле говорится, что он "поёт да всё пос-
вистыват..." (как о соловье). Здесь налицо парадигматическая
замена исследуемого существительного, происшедшая на основе
общности функции: птицам свойственно петь => орел поет.
Наибольшим своеобразием семантической структуры лексема
орел отличается в исторической песне. Здесь выявляется принци-
пиально новое для языка фольклора значение орнитонима - "госу-
дарственный символ". В текстах исторических песен XVU-XIX ве-
ков отмечено семнадцать словоупотреблений орнитонима орел, на-
зывающих державный герб России. В оговоренном значении иссле-
дуемая лексема не имеет морфемных вариантов. Такая устойчи-
вость формы, вообще нехарактерная для фольклорного слова, объ-
ясняется причинами экстралингвистического характера, в первую
очередь тем, что национальное самосознание предполагает уважи-
тельное отношение к государственной геральдике. Тем не менее
бытование в устно-поэтической речи лишает слово сковывающей
существенности, что проявляется в его синтагматических связях.
Так, в песнях, относящихся к XVII веку, при орнитониме
орел (в значении "герб России") держится традиционный эпитет
сизый, не очень уместный при определении существительного с
- 56 -
указанной семантикой. Здесь же употребляется эпитет государев,
не оставляющий сомнений, о каком именно орле поется в песне:
Станемте, ребятушки, разбивать бусы-кораблики,
Татарские, армянские, все басурманские,
Без того только без сиза орла без государева (ИП XVn,161)
В исторических песнях XVIII века при орнитониме орел еди-
нично зафиксирован эпитет злаченый:
Только тем бы я - похуже - нет злаченого орла (ИП XVIII, 190)
В тех случаях, когда эпитет отсутствует, производное зна-
чение лексемы выявляется в контексте:
Полы у бела шатра хрущатые камки,
Что подуЗорины у бела шатра рытого бархату,
У подуЗорин были колечика красного золота,
Что оттужины у бела шатра шелку белого,
На шатре орел, как огонь, братцы, горит(ИП XVIII, 59)
Час приближился луну сорвать/.../Со окопов белокаменных
Полилась рекой турецка кровь,/Повалились башни крепкие.
Где луна была - там орлы парят;
Где бунчук стоял - тут штандарт блестит (ИП XVIII, 488)
Наиболее частотна исследуемая лексема в исторических
песнях XIX века, где она регулярно воспроизводится с определе-
нием золотой, причем это определение, имеющее в фольклоре оце-
ночный характер, в нашем случае максимально приближено к
обозначению конкретного материала:
Весь хрустальный потолок,/Что с подвырезом окошка,
Позолоченной конек - /Из Москвы первой домок,
И не хуже он, не лучче / Осударева дворца.
Только тем-то жо похуже -/ Золотого орла нет.
Тысяч сорок издержу,/ Золотой орел солью (ИП XIX, 247)
Таким образом, эволюция эпитета при существительном орел
в оговоренном значении отражает в какой-то мере динамику жанра
исторической песни, приобретающего большую конкретику по мере
приближения времени записи текста к современности*.
*В.К.Соколова, указывая на это явление, справедливо отмечала
существование среди русских исторических песен начала XVn ве-
ка "произведений типа стихотворных исторических хроник, прос-
тых кратких рассказов о текущих событиях почти без элементов
художественности" [Соколова,I960,с. 306]
I ’57'
Уникальные эпитеты |- одна из художественных особенностей
причети. "Смерть - этот хаос и безобразность - преодолевается
здесь образностью, красота и поэзия борются с небытием и по-
беждают" [Белов,1989, с.343]. Казенный, официальный штемпель,
будучи опоэтизирован в языке плача, предстает в новом качестве
в полном соответствии с главной функцией жанра - "выплакать
свое горе" [Киселева,1989,с.19].
Письмо-грамотка пришла да невеселая
• Под этим орлом - под печальныим,
Под этой печатью - под черною (Барсов,!,137,4)
Эпитеты лирической песни, относящиеся к орнитониму, помо-
гают раскрыть двойственную природу семантики имени существи-
тельного орел. Некоторые из них по своей семантической опреде-
ленности более уместны для характеристики человека (нездешний,
тульский'). Другие образуют составные определения, в которых
раскодируется второй смысл определяемого существительного.
Как на том ли на кусту сидит млад сизой орел,
Во когтях-то он держит черна ворона (Кир. ,11,2,257)
Ох, ты стой, постой, стар сизой орел,
Скажи ты, где летал-гулял, где погуливал (Кир. ,П,2,205)
"В составном определении млад сизой (орел) мы видим ре-
зультат соединения эпитетов, относящихся к человеку (млад) и к
птице (сизой). Символическое удвоение песенного мира, отсутс-
твие подчас четкой границы между символом и тем, что им симво-
лизируется, приводит к появлению таких стяженных рядов эпите-
тов" [Хроленко,1981,с.51].
Наряду с эпитетами раскодированию символа способствуют
глаголы, сочетающиеся с орнитонимом - субъектом или объектом
действия. Кроме действий, присущих птице, орел лирической пес-
ни способен воскликнуть, восплакнуть, говорить и вздыхать, у
него могут потускнеть очи. Вместе с тем, значение исследуемого
существительного в лирической песне в соответствии с установ-
ленными критериями мы определяет как прямое номинативное. Орел
необрядовой лирики - это птица, иногда птица вещая (в этом
случае лексема орел служит парадигматической заменой лексеме
ворон). Контекстуальная парадигматика исследуемого существи-
тельного очень широка*. Контекст:
^Явление контекстуальной парадигматики применительно к назва-
- 58 -
Сизой орел - забава моя,/ Серая утушка - ество мое,
Красна девица - невеста моя (Кир.,11,2,67) - демонстрирует
практически неисчерпаемые возможности фольклорного слова соп-
рягать в своей семантической структуре самые разнообразные се-
мы.
Таким образом, анализ функционирования орнитонима орел
выявляет родство семантической структуры исследуемого слова в
былине и лирической песне с одной стороны, и в исторической
песне и причети - с другой. Кроме того, явное сходство наблю-
дается на уровне синтагматических связей орнитонима в эпосе и
необрядовой лирике. Подобное сближение полюсов указывает на
глубинное родство и взаимопроникновение поэтических жанров. По
мнению Г.И.Мальцева, "...спецификой лирического универсума яв-
ляется не просто системность и целостность, но своего рода
синкретизм, обусловленный глубинными связями лирики с субтра-
дициями других жанров..." [Мальцев,1989,с.69].
2. Ворона
"Ворона - промежуточный слой/ Между голубем и землей", -
тонко подметил Б.Викторов в стихотворении,написанном в постмо-
дернистском ключе. Давно доказано, что фольклорное и мифологи-
ческое сознание структурирует внешний мир, используя особую
систему координат. В этой системе реалия, именуемая вороной,
обнаруживает больше сходства с существами хтоническими, нежели
с "птицами небесными". На тождество понятий "птица" и "змея" в
фольклорном сознании указывает Т.Г.Цивьян, разбирая румынские
заговоры [Цивьян,19841. В сознании ребенка эти понятия тоже
сближаются [Харченко,19951. В былинном сюжете Змей последова-
тельно характеризуется как (1) невежа, (2) ворон, (3) ворона.
Так или иначе, в структуре значения исследуемого орнито-
нима рельефно выделяется сема пейоративной оценки. Как уже бы-
ло показано, аналогичная сема присутствует в семантической
структуре орнитонима ворон. Существенно, что последний атрибу-
тируется сочетанием птица вещая, а ворона, по определению эпо-
ниям растений подробно рассматривается в статье И.С.Климас
[Климас, 1991, с.126-1351. Речь идет в основном о так называ-
емых фольклорных алогизмах, где в какой-либо ситуации одно
понятие поименовано разными словами.
- 53 -
сделать полексемное сопоставление морфемных вариантов.
5. Выявленные синтагматические связи орнитонимов демонс-
трируют способность фольклорного слова создавать устойчивые
словесные комплексы.
5.1. Наиболее жесткой связью с эпитетами отличаются орни-
тонимы исторической песни. Былина и причитание характеризуются
меньшим (в процентном отношении) количеством атрибутивных пар
"эпитет + орнитоним". Самый высокий процент безэпитетного сло-
воупотребления у орнитонимов лирической песни . Как правило,
среди всех определений какого-либо орнитонима выделяется одно,
существенно превосходящее остальные по количественному показа-
телю. Такой постоянный эпитет доминирует во всех жанрах.
5.2. Глаголы, сочетающиеся с орнитонимом, обозначающим
субъект действия, принадлежат нескольким константным лекси-
ко-семантическим группам, среди которых численно преобладают
глаголы движения и речи. Межжанровое сопоставление сочетаемос-
ти исследуемых существительных с глаголом выявляет одну общую
закономерность: с возрастанием от жанра к жанру употребитель-
ности орнитонима качественный состав связанных с ним глаголов
расширяется. Некоторые наименования птиц, подвергшиеся метафо-
ризации (лебедь, голубка, голубь), в лирических жанрах не реа-
лизуют связь с глаголом, в большинстве словоупотреблений выс-
тупая в функции вокатива или предиката. Лексемы, называющие
специфические фольклорные денотаты, обнаруживают в устойчивой
связи с глаголом тенденцию к фразеологизации; это свойственно,
в основном, эпической поэзии (см.лебедь в значении'парадная
пища').
5.3. Орнитонимы, обладающие метафорическим значением, в
сочетании с существительными выступают в функции атрибута,
заключающего в себе оценку. Наиболее широк спектр определяемых
существительных у орнитонимов лирической песни.
5.4. На уровне межстиховых связей орнитонимы обнаруживают
устойчивое тяготение к словам, называющим человека. Поэтика
лирических жанров отличается редкими выходами за пределы обоз-
наченного круга понятий: в причети и лирической песне соотно-
сятся лексемы лебедушка - надеженька, соловей - кукушка - го-
рюшко, лебедушка - волюшка, утушка - волюшка.
- 54 -
ГЛАВА П. ПЕРИФЕРИЯ ЛЕКСИКО-СЕМИТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ "ОРНИТОНИМЫ"
КАК СУБСТИТУТ ЯДРА. ОТРАЖЕНИЕ ДВУСЛОЙНОСТИ ЯЗЫКА
ФОЛЬКЛОРА В КОРРЕЛЯЦИЯХ ЯДРА И ПЕРИФЕРИИ
Одной из основных особенностей строения и функционирова-
ния естественного языка является асимметрия. Она выражается в
отступлении от упорядоченности, регулярности, единообразия в
использовании языковых единиц и проявляется в двух феноменах:
в различении ядра и периферии и в расхождении между означаемы-
ми и означающими [ЛЭС,19901. Различение ядра и периферии, с
одной стороны, демонстрирует несоразмерность, дифференцирован-
ность языковых единиц, их индивидуальные свойства, с другой,
выявляет их интегрирующие признаки.
В одной из работ, базирующихся на анализе орнитонимов в
аспекте их этнического своеобразия, имплицитно заявлен принцип
описания функциональной асимметрии применительно к нашему ма-
териалу: "Птицы в русских лирических песнях воспринимаются как
одна из ипостасей человека... Русские орнитонимы в фольклорном
тексте функционируют либо как символ, либо как метафора и в
значительной части выступают как опорные элементы почти всех
типов поэтических приемов. Преобладание эмоционального, оце-
ночного над номинативным в орнитониме приводит к их тотальной
синонимизации, взаимозаменяемости" [Петренко, Хроленко, 1995,
с.131.
Автором этих строк ранее в качестве рабочей гипотезы была
сформулирована идея принципиальной двуслойности языка устной
народной поэзии: "Один слой, количественно ограниченный - это
совокупность опорных, ключевых слов, устойчивых сочетаний и
структурных моделей, из которых строится текст. Второй слой -
это все остальные слова, используемые в фольклорном тексте.
Оба слоя связаны друг с другом фольклорной картиной мира, его
концептами и парадигматикой народно-поэтического слова" [Хро-
ленко, 1994, с.113-1141. Предположительно, разделение исследуе-
мой лексико-семантической группы на ядро и периферию должно
служить выявлению не только "опорных ключевых слов", противо-
поставленных "остальным", но и базовых смыслов, противопостав-
ленных семантическим приращениям.
Анализу функциональной асимметрии, проявляющейся в воз-
можности выражать в речи одно и то же содержание разными фор-
- 61
текстах употребляются не для выражения отрицательных эмоций, а
для создания комического эффекта (см. К.Д.,7; 66). В боль-
шинстве случаев они замещаются в инвективе вроде бы не пред-
назначенными для брани вокабулами.
Имя существительное ворона регулярно воспроизводится в
текстах исторических песен с одним сюжетом, где оно функциони-
рует как инвектива, в ряде случаев выступая в роли доминанты
синонимического ряда, состоящего из непечатных слов.
В лирической песне, как и причитании, частотность иссле-
дуемого слова крайне низка. Объясняется это тем, что инвектива
не входит в набор художественно-изобразительных средств лири-
ческих жанров.
3. Ласточка
Переносные значения наименований птиц в языке русского
фольклора чаще основаны на положительной оценке, чем на отри-
цательной. Имена существительные со значением характеристики
лица составляют в исследуемой лексико-тематической группе сле-
дующее соотношение: на одну пейоративную метафору приходится
две мелиоративных. Такое соотношение, надо полагать, не явля-
ется особенностью орнитонимической лексики, а выражает суть
’’творческого искажения жизни" [Скафтымов,1924,с.461, при кото-
ром создается идеальный и упорядоченный мир нормы, мир в боль-
шей степени хороший, нежели дурной [Евгеньева, 1963, Никитина,
19881. Одним из элементов этого мира является слово, рассмат-
риваемое нами ниже.
Употребление имени существительного ласточка большей
частью служит для выражения эмоций, оценок и в двух третях
случаев метафорично. Эпос пренебрегает чувством, и, видимо,
поэтому в текстах былин и исторических песен отмечено лишь по
одному словоупотреблению исследуемой лексемы. В необрядовой
лирике три четверти словоупотреблений существительного ласточ-
ка метафоричны. Следует отметить, что в большинстве случаев
метафора по звуковому оформлению отличается от своего эквива-
лента в общелитературном языке и звучит как ластушка. Эпитеты
белая, касатая, раскасатая дублируют положительную оценку, со-
держащуюся в структуре семантики исследуемого слова. В метафо-
рическом употреблении имя существительное ласточка сочетается
только с глаголами движения.
- 62 -
Орнитоним с прямым значением не согласуется ни с одним
определением, однако спектр глаголов при нем гораздо шире, са-
ми глаголы разнообразнее по семантике.
В причети соотношение словоупотреблений с прямым и пере-
носным значением обратно пропорционально тому, что мы наблюда-
ли в необрядовой лирике. Здесь лишь четверть словоупотреблений
приходится на метафору. Каждое метафорическое употребление
имеет при себе эпитет. Семантика глаголов, сочетающихся с ор-
нитонимом - субъектом действия (подъехать, возгордиться, оду-
мать), подтверждает метафоричность исследуемого существитель-
ного.
Наиболее заметное различие в функционировании орнитонима
в причети и необрядовой лирике выражается в том, что в причети
не реализуется связь исследуемого слова с существительным.
Межстиховые связи орнитонима в причети, как всегда, более раз-
нообразны и неожиданны, чем в каком-либо из жанров:
И ты не видела ль, сестрича сдвуродимая,
И во темных лесах да зверем ты съедучиим,
И на горах, да воли, малой этой ластушкой?
(Барсов,Ш,140,70)
4. Селезень
Имя существительное селезень исследователями обрядового
фольклора объясняется как синонимическая замена имени сущест-
вительного жених [Червинский, 1989, Никитина, 1993]. Уверенность
в том, что необрядовая лирика свободная от обряда, но не от
обрядового значения (Мальцев,1989], помогает глубже осознать
семантику исследуемой лексемы, особенности ее связей в тексте,
жанровую специфику функционирования.
Наиболее продуктивно имя существительное селезень исполь-
зуется в лирической песне. По природе употребления селезень -
парный орнитоним. В тексте лирической песни использование дан-
ного существительного влечет за собой использование другого,
чаще всего лексемы утка. Морфемные варианты этого орнитонима
(селезенька, селезенюшка) свидетельствуют о наличии положи-
тельной оценки в структуре семантики. Эпитеты частью схожи с
эпитетами при орнитонимах сокол, голубь, соловей, орел, частью
уникальны (косашй, сиз-косатый, бел-косистый воронистый и
т.п.). Эти последние характеризуют одну и ту же черту в облике
- 63 -
персонажа. В списке глаголов, сочетающихся с орнитонимом, ка-
чественно преобладают лексемы, передающие обрядовое действие
расчесывания кудрей, количественно - глаголы, обозначающие
движение в воде, что тоже является реликтом обрядового предс-
тавления. В связи с существительным исследуемое слово об-
разует сочетание утка-селезень (-ка), в котором компоненты сое-
динены родо-видовыми отношениями.
По замечанию А.А.Потебни, "повторение одинакового способа
сочетаний образует привычку мысли" [Потебня,1914,с.19-201. В
нашем случае это повторение способствует рождению нового сло-
ва, которое не подходит ни под определение двандва, ни под
обозначение "типизированных конкретных существ фольклорного
мира" [Никитина,1993,с.821. По своей структуре утка-селезень -
это новое слово, в котором нивелируются противоположные поня-
тия - обозначения пола.
Другой лирический жанр - причеть - обходится без метафо-
рического употребления существительного селезень. В этом виде
устной поэзии строгое табу на слово жених не стало причиной
появления устойчивой метафорической замены. Тем не менее в
противопоставлении двух понятий (жених и селезень) прослежива-
ется их глубинная связь и взаимное сближение [Афанасьев,1988,
Веселовский,1940, Потебня,19901.
И што не серой-то плывет да это селезень
И што остудничек плывет да блад отечской сын(Барсов,Ш,102,192)
В текстах эпических жанров употребление орнитонима селе-
зень единично. Можно предположить, что тематика былины и исто-
рической песни ограничивает функционирование исследуемого су-
ществительного, т.к. брак и семейные отношения не являются
предметом изображения в этих жанрах.
5. Воробей
Имя существительное воробей наибольшим количеством сло-
воупотреблений представлено в лирических песнях. Только в этом
жанре семантическая структура описываемого орнитонима включает
два значения. Морфемные варианты существительного с прямым
значением (воробушек, воробейко) позволяют говорить о положи-
тельной оценке в структуре его семантики. Предикаты, относящи-
еся к номинации воробья (подлететь, попархивать, попрядывать,
скакать-плясать) красноречиво свидетельствуют о высокой степе-
- 64 -
ни активности персонажа. Собственно, действия, обозначенные
разными глаголами, в пределах одного микроконтекста, могут ха-
рактеризовать и птицу, и человека. Это одно из проявлений диф-
фузности фольклорной семантики:
По улицам воробушек попархивает,
Красных.девушек-молодушек засматривает (Соб.,П,126)
Суть термина "диффузность" не позволяет говорить о какой
бы то ни было грани между прямым и переносным значениями сло-
ва, поэтому в сложных случаях идентификация значения носит
достаточно условный характер.
Метафорическое употребление исследуемой лексемы отличает-
ся более низкой частотностью. Меняется и соотношение количест-
ва словоупотреблений применительно к обозначению субъекта-объ-
екта действия. Можно сказать, что персонаж-мужчина гораздо
пассивнее своего двойника из мира птиц, сам он производит мало
действий, испытывая насилие со стороны агрессивного окружения.
В былине имя существительное воробей устойчиво входит в
состав фольклорного фразеологизма "под пяту воробей пролетит".
Это одно из общих мест, передающих красоту одежды эпического
героя (каблук настолько высок, что "туда воробей летел, сам
крылом не задел").
Историческая песня усваивает этот фразеологизм, а в даль-
нейшем переосмысляет его, и в записи 1946 года мы читаем:
Под каблук-то уж им воробей не пролетит (ИП ХУП,56)
Такая смещающая акценты поправка весьма в духе того времени,
когда записывалась песня. Разрушается фразеологизм = разруша-
ется традиция, органичность которой убедительно доказывается
тем фактом, что ее потенциал "иссякает при ее соприкосновении
с "нетрадиционной действительностью" [Мальцев,1989,с.66].
Свадебная причеть лишь один раз употребляет исследуемую
лексему, но в контексте, позволяющем предположить, что выбор
именно этого орнитонима мотивирован его обрядовым значением
[Толстой,197б, Тульцева,1982, Червинский,1989]:
И сквозь тынишка воробьишка пролетают,
И во большом углу ведь гнездышка свивают,
И там выводят они малых своих детушек (Барсов,Ш,14,498)
6. Пава. Сорока. Кулик
Имя существительное пава в необрядовой лирике входит в
65 -
номинрцию героини. Этот орнитоним можно рассматривать как эле-
мент, принадлежащий множеству слов - символических обозначений
женского персонажа, - в структуре семантики которых, содержится
положительная оценка. Положительная оценка орнитонима выявля-
ется в суффиксальных формах павенька, павушка, в связях с оце-
ночным существительным свет, в конструкциях параллелизма:
Не павушка по сенюшкам ходила,/Не павлин свои перушки ронил;
Красна девушка по горенке ходила (Кир.,П,2,171)
Этот и подобные тексты дают нам основание выделить симво-
лический компонент в структуре значения исследуемого существи-
тельного. Будучи скрытым в семантике слова, он проявляется на
синтаксическом уровне.
В устойчивой ситуации, воспроизводящей охоту хищника, имя
жертвы то лебедь, то утка, то пава. Парадигматические замены
помогают осмыслить общий для трех слов символический компо-
нент, скрывающий в себе одно означаемое:
Плыло стадо лебединое./ Отколь ни взялся/ Млад сизой орел -
Убил, расшиб /Лебедушку белую (Кир.,П,2,36)
На горе,горе,на крутой горе/Стоит сырый дуб, сыр зелен кудряв,
А на том дубе сиз орел сидит,/Он дерет паву, паву рябую
(Соб.,П,318)
Как из лузей из зеленых / Плыли туто тридцать уточек,
Одна утка наперед плывет, путь указыват.
Где не взялся млад ясен сокол, /Ушиб-убил серу уточку;
Растужатся, расплачутся тридцать уточек (Кир.,П,2,192)
Имя существительное пава в какой-то мере можно считать
приметой необрядовой лирики, так как в текстах других жанров
оно отсутствует.
Имя существительное сорока обладает устойчивой отрица-
тельной коннотацией. Чаще всего оно встречается в текстах бы-
лин. Эпитеты коловая, щекотливая не только характеризуют ка-
чество объекта и его местонахождение в пространстве былинного
универсума, но и передают' оценку объекта. Среди предикатов ос-
танавливает внимание глагол таскать,'* который в эпосе имеет
формульную закрепленность и сочетается с узким кругом сущест-
вительных. Таскают обыкновенно вороны или вороны, пейоратив-
ность наименований которых доказана. Сорока, кроме того, имеет
обыкновение выговаривать и выщекотывать, за что ее бьют. Но
главное, что определяет слово частью номинации чужого мира -
- 66 -
это связь с глаголом, передающим превращение, колдовство. Сама
сорока в былинах по-другому называется вещицей, то есть кол-
дуньей.
Эта сема колдовства, способности к оборотничеству просле-
живается в употреблении исследуемого существительного в исто-
рической песне: Да и эта Маринка дочь Юрьевна
Обвернулась из окошка сорокою (ИП ХУП,11)
Парадигматические отношения в тексте указывают на то, что
в фольклоре исследуемое слово может употребляться как руга-
тельное: эта функция орнитонима прослеживается в исторической
песне и в причети:
Ты ворона, ты сорока,/(Ты) хранцузский королек!
(ИП XIX,155)
Ты затула синя завеска,/ Ты сорока полетучая,
Ты ворона поскакучая (Барсов,Ш,230,31)
Поскольку приведенные контексты дают характеристику лица,
метафоричность исследуемого существительного не вызывает сом-
нений.
Имя существительное кулик употребительно только в жанре
исторической песни. По своей функциональной направленности
этот орнитоним аналогичен орнитониму кукушка. Тексты, включаю-
щие исследуемую лексему, - это песни-жалобы. Такое узконаправ-
ленное использование слова идет, вероятно, от восприятия крика
птицы, как будто жалующейся на свою долю. Само слово кулик
этимологизируется как звукоподражание [Фасмер, 1986, П,
с.410-411]. При орнитониме-субъекте действия выступает глагол
куликать. Подобные звукоподражательные слова - это уникальные
лексические единицы, этимологию и историю которых можно прос-
ледить невооруженным глазом. Остановимся подробнее на этих
глаголах, т.к. с орнитонимами они связаны не только синтакси-
чески, но и семантически, а также и этимологически.
В текстах четырех жанров представлены следующие глаголы,
передающие звукоподражательно крик птицы: взворковать, ворко-
вать, возгакнуть, возгоготать, возгоковать и т.д., всего 34
лексемы. В качестве этимологического корня в каждом из приве-
денных глаголов можно выделить некоторый фонетический комплекс
воспроизводящий птичий крик. Интересно отметить, что в разных
языках звукоподражательные глаголы очень схожи по звуковому
оформлению [Фасмер,1986,П,с.200,231].
- 67 -
Этимологическая природа и характерное звуковое оформление
рассматриваемых глаголов обусловливают ограничения в их лекси-
ческой сочетаемости: субъектами действия при них могут высту-
пать лишь наименования птиц. Круг глаголов речи, относящихся к
какому-либо орнитониму, расширяется за счет префиксальных об-
разований, стилистически окрашенных и весьма выразительных.
Префикс способен придать слову повышенную экспрессию (ср:
каркнуть - воскаркнуть, кикать - воскикать), переведя при этом
дериват из состава литературной или диалектной лексики в сос-
тав лексики собственно фольклорной (в словаре русских народных
говоров подобные приставочные образования снабжены пометой
фолък./фольклорное/).
Тесное этимологическое родство и ограниченная лексическая
сочетаемость должны были бы закрепить любой из исследуемых
глаголов за определенным орнитонимом. Однако жесткая связь
глаголов звукоподражания со "своим" орнитонимом в фольклоре
может нарушаться из-за диффузности фольклорного слова, превра-
щения его в условный знак, когда исполнитель не совсем ясно
представляет себе значение слова. В таким случаях о соколе го-
ворится, что он "воркует" (как о голубе), а об орле, что он
"поет, да все посвистыват" (как о соловье). Подобные выходы за
пределы конкретного смысла характерны для фольклорного слова,
в совокупности своей они создают явление, названное в лингво-
фольклористике тотальным синонимизмом ГХроленко, 1982,с.621.
7. Жаворонок. Касатка. Кречет. Перепелка.
Имя существительное жаворонок наиболее употребительно в
необрядовой лирике. Эта лексема, безусловно, содержит оценоч-
ный компонент в структуре значения, что подтверждается,
во-первых, наличием суффиксов субъективной оценки в морфемных
вариантах, во-вторых, характеризующими эпитетами при орнитони-
ме. Предикат дает нам представление о степени активности пер-
сонажа, обозначенного исследуемым существительным: она близка
к нулю. Во всех трех жанрах, где отмечен орнитоним, он сочета-
ется только с глаголом сидеть. В лирической песне существи-
тельное жаворонок используется во всех случаях, кроме одного,
как обращение. Традиционная семантика вокативных конструкций,
включающих исследуемую лексему - призыв весны [Коршунков,
19911.
- 68 -
В причети связь между понятиями весна и |саворонок еще тес-
нее: за орнитонимом закреплен эпитет вёшной. Здесь, несмотря
на наличие уменьшительно-ласкательного суффикса и положительно
характеризующего определения, денотату дается отрицательная
оценка. Характер последней зависит не только от того, с чем
сравнивают (очи ясна сокола, например), но и кого или что
сравнивают. В причети с жаворонком сравнивается жених, который
по традиции характеризуется резко отрицательно во всех аспек-
тах. Его несуразность и "непригожесть" описываются следующим
образом:
...блад отечской сын...
И быдто зимной-то сидит да поросеночек,
И быдто вёшной же сидит да жавороночек
И его личушко не снежку теперь белого
И его очушки не ясна столько сокола (Барсов,Ш,223,212)
В былине появление исследуемой лексемы - результат пара-
дигматической замены высокочастотного орнитонима на низкочас-
тотный.
На правой руки у ней-то соловей сидит,
На левой руки да жавролёночек (Гильф. ,11,76,53)
Сравним: На левом плече везет ясна сокола,
На правом плече - бела кречета (К.Д.,25,92)
С точки зрения адекватного отображения действительности
описываемая ситуация, как она подана в первом варианте, - слу-
чайна и нелогична, т.к. речь идет об охоте с ловчими птицами,
с точки зрения законов, по которым живет фольклорное слово,
она типична и объяснима: совмещение в лексеме родовой и видо-
вой номинации делает возможным выбор нового слова в качестве
синонима, безотносительно к его понятийному содержанию.
Имя существительное касатка большинством носителей русс-
кого языка уже не воспринимается как название птицы. Отрыв ме-
тафорического значения от породившего его понятия - распрост-
раненное явление в истории языка. Фольклорный же текст сохра-
няет не только старую лексику, грамматику и орфоэпию, но и
старые смыслы. В необрядовой лирике большинство словоупотреб-
лений существительного касатка имеют значение 'птица'. Эта
птица в 30Z случаев характеризуется эпитетом сизокрылая. Ряд
глаголов, сочетающихся с орнитонимом-субъектом действия, пере-
дает, в основном, характер движения песенного персонажа. О вы-
- 69 -
сокой степени активности этого персонажа свидетельствует се-
микратное преобладание совершаемых им действий над действиями,
совершенными над ним. Такой же активностью обладает женщи-
на-героиня, метафорически именуемая касаткой. В роли объекта
действия метафорические словоупотребления не выступают.
В текстах исторических песен и причитаний исследуемая
лексема малоупотребительна. Причеть воспроизводит имя сущест-
вительное касатка как метафорическую замену слова невеста, ко-
торое в соответствии с правилами обряда строго табуировано.
Историческая песня содержит один лирический запев, включающий
рассматриваемое слово с прямым значением.
Имя существительное кречет с уверенностью можно отнести к
эпическим орнитонимам. Все словоупотребления этой лексемы (за
исключением одного) содержатся в текстах былин и исторических
песен. В границах исследуемого материала рассматриваемое слово
имеет только одно - прямое значение.
Сопоставление контекстов, включающих существительное кре-
чет, помогает выделить приоритетные функции исследуемого орни-
тонима. Его композиционная функция основана на реализации в
стихотворном фольклоре принципа тотального симметризма:
Что ясной сокол в перелет летит,
Как белой кречет перепорхивает,
Бежит паленица удалая,/Старой казак Илья Муромец (К.Д.,25,92)
Почти во всех случаях рассматриваемое наименование входит
в ассоциативный ряд с высокочастотным орнитонимом.
Да берет-то дани он под пазушку,
А двенадцать лебедей, двенадцать креченей
(Гильф.,П,80,367)
Что есен сокол вон вылетывал,
Как бы белой кречет вон выпархивал,
Выезжал воевода московский князь (К.Д., 29,23)
В тех ситуациях, когда существительное кречет употребля-
ется одиночно, его можно рассматривать как парадигматическую
замену высокочастотного орнитонима, ;обыкновенно закрепленного
за формульным фрагментом:
А един корабль по морю бежит, как бел кречет (К.Д.,47,75)
Глубокое семантическое родство слов сокол и кречет осно-
вано не столько на сходстве реалий, обозначенных этими сущест-
вительными, сколько на общей эстетической функции, которую они
- 70 -
выполняют. Эти слова являются своеобразными обозначениями эта-
лона красоты в русском фольклоре.
Связь рассматриваемых орнитонимов в тексте усиливают эпи-
теты: ясный для сокола и белый для кречета,- передающие сверх-
положительную оценку предмета. В исторической песне отмечает-
ся уникальный случай замены эпитета, что,, по нашему мнению,
свидетельствует об отрицательном отношении исполнителя к пред-
мету изображения:
Не черный кречет выпархивал/.../ ’
Выезжал молодой черкес* (ИП XVIII, 491)
В лирической песне имя существительное кречет наделяется
эпитетом молодой, однако запев, где оно отмечено, по ритмичес-
кой организации и по изобразительным средствам очень напомина-
ет былину, что позволяет предположить его заимствованный ха-
рактер.
Единственное, что объединяет межжанровое функционирование
орнитонима в плане синтагматики - это наличие редкого глагола
перепархивать, сочетающегося с орнитонимом-субъектом во всех
трех жанрах.
Имя существительное перепелка наиболее употребительно в
необрядовой лирике. В текстах этого жанра отмечено только пря-
мое значение исследуемой лексемы, однако нет сомнения, что это
слово принадлежит кругу наименований, напрямую соотнесенных с
женщиной - героиней лирической песни. Примеры текучести,
аморфности семантики существительного перепелка содержатся в
самих текстах:
Одна пташечка в саде осталася,/Осталась, раскричалася,
По перышку - перепелушка,/По голосу - красна девушка
(Соб.,П,585)
При разборе функций орнитонимов мы неоднократно отмечали,
что та или иная периферийная лексема во всех аспектах повторя-
ет свойства ядерной. Другими словами, существуют немногочис-
ленные модели поведения орнитонимов в фольклорном тексте, сво-
*Блестящий риторический прием, сводящий в одну строку хвалу и
хулу, честь и бесчестье, прекрасное и безобразное, встреча-
ется в "Задонщине": "Не рождены мы на обиду ни соколу, ни
ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому
Мамаю" [Изборник, 1987, с.192].
- 71 -
еобразный инвариант функционирования. Рассматривая под этим
углом существительное перепелка, отметим, что его символичес-
кая функция подобна символике существительного кукушка. В язы-
ковом отношении это выражается, в первую очередь, эпитетами,
одинаковыми при обоих существительных. С символикой тесно соп-
ряжены оценка и коннотация в структуре семантики фольклорного
слова, характер его семиотики обусловлен всеми остальными ас-
пектами ЕХроленко,1979,19921. Важнейшая семиотическая оппози-
ция охотник - добыча реализуется в функционировании исследуе-
мой лексемы следующим образом:
Ой, чем соколу лечить голову?../Чем ясному ретиво сердце?..
Лечить голову - перепелкою,/Ретиво сердце - коростелкою...
(Соб.,IV, 235)
В исторической песне и причети употребление существитель-
ного перепелка приобретает характер случайности. В былине оно
отсутствует по тем же причинам, что и существительное кукушка.
8. Кур. Петух. Курица
Имя существительное курица отмечено в былине и необрядо-
вой лирике, где оно употребляется только в прямом значении.
Функционирование исследуемого слова в эпосе жестко ограничено
рамками фразеологизма брать (с улицы) по курице, свидетельст-
вующего о притеснениях, чинимых завоевателями:
Черт-от с улицы/ Брал по курицы,/ Со избы брал он по петуху,
Со бела двора он по добру коню (Гильф.,Ш,269,18)
В лирической песне функции орнитонима более разнообразны,
в чем убеждает лексикографический портрет слова. В текстах не-
обрядовой лирики представлены морфемные варианты исследуемой
лексемы, эпитет и глаголы, передающие действия персонажа-субъ-
екта. Отмечены также случаи противопоставления орнитонимов со
всегдашним стремлением лирики провести параллель между миром
природы и миром человеческих отношений:
Как нонече куры/ Поют петухами,
Как нонешни жены/ Владеют мужьями (Кир.,П,2,235)
Учитывая, что сравнения и параллелизм передают символи-
ческую связь предметов и явлений, можно с большой долей уве-
ренности предположить, что в текстах лирической песни заложена
тенденция к метафоризации слова.
Семантика времени у исследуемой лексемы проявляется не
72 -
только опосредованно, в тексте через связь со словами утро,
рано, но и непосредственно, в выражении до кур = до петухов =
до утра.
Всю ноченьку проиграла,/ Всю ноченьку да до кур,
А с частых кур до свету (Соб.,П,516)
Жанровое и семантическое пространство функционирования у
существительного петух шире, чем у только что рассмотренного
орнитонима: эта лексема отмечена в необрядовой лирике, былине
и причети. Достаточным разнообразием отличаются связи исследу-
емого слова. В лирической песне определения мой, молодой, зо-
лотой гребешок, щепетун (= щёголь) указывают на положительную
оценку в структуре семантики орнитонима. Темпоральное значение
исследуемой лексемы передается в связях с глаголами гулять до
петухов, прясть до петухов. Единственное действие, которое пе-
редают предикаты при орнитониме-субъекте, - это пение. В лири-
ческой песне петух может вспеть и пропеть, в былине спеть, а в
причети - возжуплять.
Как явствует из наблюдений, функционирование слов, обоз-
начающих тождественные понятия, при всей очевидности сходства,
обнаруживает разные черты. Разница эта проявляется, как прави-
ло, на уровне синтагматики. Самые тонкие, хотя и не самые су-
щественные различия между жанрами, - в синтаксисе.
Имя существительное кур отмечено только в текстах необря-
довой лирики. Все словоупотребления этого орнитонима имеют
прямое значение. Из трех лексем, называющих в лирической песне
одну и ту же птицу, существительное кур наиболее употребитель-
но (для сравнения: петух - 12, кочет -6).
Одна из особенностей функционирования рассматриваемого
слова - употребление его только в форме множественного числа.
Куры, куры, петушочки молодые,/Вы не пойте,куры, по утру рано,
Не будите меня, молоденьку (Кир.,П,2,152).
Нами замечено, что употребление только в форме множест-
венного числа характерно для тех наименований птиц, которые не
соотносятся в фольклорном тексте с наименованиями персона-
жей- людей. Употребление существительного гусь исключительно в
форме множественного числа является способом изображения неко-
торой общности, противопоставленной в тексте главному герою. В
границах исследуемого материала имя существительное кур упот-
ребляется во всех контекстах для обозначения времени. Эпитеты
73 -
ранние, частые, связанные с рассматриваемым орнитонимом, сви-
детельствуют о его дополнительной семантической нагружеиноети.
9. Соловейка. Канарейка. Галка. Грач
Употребление имени существительного соловейка естественно
для языка стихотворного фольклора, поскольку "для поэзии су-
ществование родов весьма желательно" [Бодуэн де Куртене,1963,
с.246]. Само "появление" упомянутой лексемы обусловлено вечным
стремлением народной поэзии очеловечить безличное,олицетворить
любой объект, находящийся в фокусе внимания исполнителя. По
нашему мнению, функционирование в народно-поэтических текстах
орнитонимов, в семантике которых образный импульс исходит от
категории рода, является яркой приметой необрядовой лирики.
Все существительные, образованные путем наложения категории
грамматического рода на понятие пола, принадлежат текстам это-
го жанра.
Имя существительное соловейка, будучи производным от час-
тотного орнитонима соловей, имеет в структуре семантики произ-
водные элементы: мелиоративную оценку, положительную коннота-
цию, символику, связанную с волей. Сравним:
Пойду, млада, во зеленый сад гулять
Спрошу ль я младаго соловья:/Ты скажи, молодой соловей:
Кому воля, кому нет воли гулять? (Соб.,134)
Соловейка, соловейка/ Соловейка молодая
Вон из сада вылетала / Девкам волюшку давала (Соб.,П,489)
Мы неоднократно отмечали случаи более тесного взаимодейс-
твия орнитонимов и лексемы воля, однако они относились к функ-
ционированию высокочастотных наименований птиц. Очевидно, пе-
риферийная лексика тем легче усваивает (воспроизводит) свойс-
тва ядерной, чем ближе она с ней связана.
Имя существительное канарейка относится к одножанровым
орнитонимам. Все словоупотребления этого существительного, от-
меченные в необрядовой лирике, выступают в прямом значении.
Морфемные варианты орнитонима (канареечка, канареюшка) и опре-
деления, связанные с ним (вольная, любезная, славная птичка),
позволяют говорить о положительной оценке в структуре семанти-
ки рассматриваемого слова.
Более половины словоупотреблений имени существительного
канарейка выполняют синтаксическую функцию вокатива, остальные
- 74 -
обозначают субъект действия. Отсутствие грамматического объек-
та, обозначенного исследуемым словом - уникальный случай в
функционировании орнитонимической лексики, - объясняется, ве-
роятно, низкой частотностью рассматриваемого орнитонима.
В употреблении существительного канарейка отмечены слу-
чаи, свидетельствующие о сжожести композиционной и художест-
венно-изобразительной функций этого слова с функциями ядерных
орнитонимов. Во фрагменте, передающем характер движения персо-
нажа, в границах исследуемого материала употребляется порядка
десяти орнитонимов, и нет сомнения, что с расширением этих
границ практически любой из орнитонимов может быть втянут в
парадигму.
Научи милой, как;домой придти/Про гульбу сказать, про веселую!
-"Ты по улице - серой утицей,/Через черну грязь - канареечкой,
К широку двору - красной девицей (Соб. ,11,525).
Имя существительное галка встречается в текстах трех жан-
ров (былина, лирическая и историческая песня) и употребляется
только в прямом значении. Большинство словоупотреблений расс-
матриваемой лексемы стоит в форме диминутива (в лирике и исто-
рическом эпосе) или сохраняют фонетический облик, свойственный
древнерусскому языку (былина).
Наиболее жесткая связь исследуемого орнитонима с эпитетом
отмечена в исторической песне. Эпитет черный в сочетании с ор-
нитонимом отличается редкой для фольклора определенностью сим-
волики. В запеве исторической песни внимание акцентируется на
черной галочке, чей образ предвещает беду, о которой и гово-
рится впоследствии.
На кресту сидит черная галочка
Высоко сидит, далеко смотрит* (ИП ХУП, 337)
Анализ лирической песни не обнаруживает тесной связи ор-
нитонима с эпитетом. Здесь символичность у исследуемого слова
несколько другого рода: она проявляется, когда бинарная оппо-
зиция мужское - женское реализуется в противопоставлении орни-
тонимов сокол - галка:
Где ни взялся млад сокол/ Он взял галку за крыло (Соб.,IV,709)
Тексты былин содержат лишь два словоупотребления исследу-
*Ср.: Птица, сидящая на дереве, символизирует печаль или
смерть [Лихачев,1979,с.20]
75 -
емой лексемы, которые не позволяют говорить| об эмоциональ-
но-экспрессивно-оценочных созначениях в структуре семантики
существительного галка.
Имя существительное грач употребляется в былине и истори-
ческой песне.Функционирование этого орнитонима в указанных
жанрах имеет ряд общих и различающих черт. Общее в структуре
семантики исследуемой лексемы - ее пейоративность. Отрицатель-
ная оценка существительного грач в былине проявляется в его
синтагматических связях и парадигматических заменах. Эпитет
лютый, сочетающийся с орнитонимом, достаточно красноречиво да-
ет оценку обозначаемому предмету. Низкочастотную лексему грач
можно рассматривать как контекстуальную парадигматическую за-
мену высокочастотного орнитонима ворон, пейоративность которо-
го показывалась нами ранее.
Стоит-то стадушко лютых грачов,
По-русски назвать дак черных воронов (Гильф.,Ш,230,104)
В исторической песне рассматриваемое слово функционирует
как пейоративная метафора, служащая парадигматической заменой
орнитониму ворона:
Уж ты ворона, ворона!/ Загуменный черный грач! (ИП XIX,149)
Находясь в пределах одного микроконтекста с существитель-
ным ворона и обслуживая один и тот же сюжет, лексема грач втя-
гивается в парадигму бранных слов и, по сути, является таковым
в исторической песне.
10. Дальняя периферия орнитонимической лексики
Дальняя периферия орнитонимической лексики выделяется на-
ми произвольно: сюда мы относим те слова, которые в текстах
четырех жанров встретились менее десяти раз. Несмотря на явную
условность такого разграничения, у исследователя появляется
возможность выявить любопытную закономерность: чем дальше (по
количественному показателю) отстоит от ядра периферийная лек-
сика, тем больше среди составляющих ее элементов диалектных
слов. Если ядро лексико-тематический группы "орнитонимы" (9
наименований) свободно от диалектизмов, ближняя периферия
включает 20% диалектных слов (пава, кур, соловейка), то на
дальней периферии их удельный вес возрастает до 30%.
Наибольшее количество лексем выделенной подгруппы содер-
жится в текстах необрядовой лирики (21). Для былины и истори-
I -76-
ческой песни)этот показатель гораздо ниже (соответственно 5 и
3). Тексты причитаний не содержат слов, отнесенных к дальней
периферии.
Орнитонимы, относящиеся к лексическим диалектизмам, сос-
тавляют группу из шести слов: вьюнчик, земзюленка, колпица, ко-
сак, кочет, луговка. Состав диалектной лексики расширяется за
счет слов, имеющих диалектные черты в морфологии (гоголка, гу-
сочка, канарей, коростелка, соколинушка). Появление их, как
легко можно заметить, вызвано требованием жанра, содержащего
любовную тематику в качестве основной.
Следуя основному композиционному принципу предлагаемой
работы, мы рассматриваем орнитонимы дальней периферии по убы-
вающей частотности.
Имя существительное гоголь зафиксировано в былине и лири-
ческой песне. На примере функционирования этого орнитонима
можно проследить, как рождается метафора в фольклорном тексте:
Только пущу я да выпущу/ Гоголя со гоголкою,
Лебедя со лебедкою./ Гоголёк у нас - Александрушка,
Беленький Александрович,/ Гоголка у нас Афросиньюшка,
Белая Ивановна (Соб.,IV,108)
Метафора может вырастать не только из параллелизма, но и
из другого распространенного поэтического приема в фольклорном
синтаксисе, который в ряде работ обозначается как "творитель-
ный трансформации" ЕХроленко,1983,с.104]
И молодец-то со Горюшка да на синё море,
Еще Горе вслед да гоголем плывет,
И гоголем плывет да выговаривает (Гильф.,П,177,33)
Своим рождением фольклорная метафора обязана прежде всего
эстетической оценке, которая дается творцом-исполнителем все-
му, что окружает его. Исследуемое слово в прямом значении на-
зывает такой объект, который удовлетворяет требованиям народ-
ной эстетики. Поскольку критерием эстетики фольклора является
устройство мира природы, то названия объектов этого мира пере-
носятся на реалии человеческого общества.
В былине имя существительное гоголь не функционирует как
метафора, однако его положительная оценка выявляется на син-
таксическом уровне: орнитоним сочетается с эпитетом ярый, име-
ющим значение 'энергичный, сильный' [Фасмер,198б,с.5б2].
Имя существительное кочет употребляется в необрядовой ли-
- 77 -
рике как парадигматическая замена более частотных орнитонимов
кур и петух. Указанные лексемы обнаруживают тождество не толь-
ко в семантике, но и в оценке и в функционировании. Главная
функция этих орнитонимов - обозначение времени. Эта функция
ярко проявляется в выражениях до третьих петухов, в кочета -
'в полночь, когда поют петухи', на кочетах - 'рано утром'
[Даль, 1955,4, с.583]. Сравним:
Кочеты запели, я сижу таки,сижу; Я, молоденька играла;
Другие запели, на разум не беру; Куры пропели, я домой нейду;
Третьи запели, заря занялась, Другие пропели, нейду молода;
Заря занялась, я домой собралась Третьи пропели,я домой пошла
(Соб.,Ш,124) (Соб.,Ш,130)
Уж как петухи пропели,/ Я сижу таки, сижу;
Уж как другие пропели,/ Я еще сижу...
(Соб.,Ш,123)
Имя существительное коршун функционирует в исторической
песне в прямом и в метафорическом значениях. Употребление это-
го орнитонима ограничивается одним сюжетом, который, по су-
ществу, представляет собой развернутое иносказание, по ходу
действия концентрирующееся в метафору. Чтобы наблюдать меха-
низм этого преобразования, необходимо обратиться к полному
тексту (ИП ХУП,2). Указанная метафора основана на пейоративной
оценке.
Употребление имени существительного соколиха обусловлено
главной функцией орнитонимов необрядовой лирики. Эта функция
осуществляется, когда наименование персонажа соотносится с
названием птицы в сравнении, параллелизме или метафоре.
Я в степях, в лесах был дремучих, соколиху я любил,
Один сокол черноперый у меня ее отбил! (Соб.,V,693)
Среди вариантов анализируемой лексемы в двух случаях
встречается форма соколина. В словаре В.И.Даля это слово тол-
куется как 'бойкий, молодецкий сокол'. В соответствии с грам-
матическим родом и контекстом мы определяет тождество в значе-
нии лексем соколиха и соколина.
Вылетала соколина на долину,
Выроняла сизы перья на долине (Кир.,П,2,208)
В противоположность минорности таких запевов необрядовая
лирика содержит тексты плясовых песен, включающие орнитоним
чечетка.
- 78 -
Поймали холопи чечеточку,/Посадили чечеточку в клеточку,
Как и вывела чечетка семь дочерей (Кир.,П,2,б)
Имя существительное чиж пять раз отмечено в лирической
песне. В большинстве словоупотреблений оно является наименова-
нием трикстера - плута, озорника СМифы народов мира, 1991,1,
с.2451. Означенную роль в песенном фольклоре традиционно вы-
полняет воробей, и лексемы, называющие одну и другую птицу, в
фольклорном тексте сближаются:
Воротись, чижок-пыжок,/Мой молоденький воробышек! (Соб.,V,70)
В употреблении имени существительного павлин прослежива-
ется интересный пример народной этимологии, возводящей проис-
хождение указанной лексемы к более частотному в фольклоре ор-
нитониму пава:
По той траве пава шла;/За павою пав летел;
Кричит:"Пава, ты моя!" (Соб.,П,192)
Это редкий, но не единственный случай, когда орнитоним,
обозначающий существо женского пола, является исходным в обра-
зовании орнитонима, иносказательно называющего персонажа-муж-
чину.
Имя существительное колпица употребляется в былине и ли-
рической песне. Разные источники содержат разные толкования
этого слова.
Учитывая специфику исследуемого материала и противопос-
тавление орнитонимов лебедь-колпица в тексте лирической песни,
мы склонны принять толкование, предложенное собирателями и
считать имя существительное колпица диалектным названием самки
лебедя. Такое объяснение этому слову дает А.Ф.Гильфердинг в
словаре местных и непонятных слов. В этом случае толкование
является убедительным, т.к. оно не встречает противоречий в
тексте:
Обвернулась она да малой колпицей,
Полетела ко Пучай-реки (Гильф.,1,38,81)
Имя существительное луговка функционирует в текстах необ-
рядовой лирики, где употребляется в прямом значении. Передача
сюжета в песнях, содержащих орнитоним луговка, строится на ди-
алоге: Ты, луговка, моя луговая/Где же ты была-побывала?
Уж я была, была-побывала,/Уж я была во лесочке(Соб. ,Ш, 187)
По мысли Я.И.Гина, обращение к животным ставит называющие
их слова в позицию олицетворения. "Безличное - вочеловечить",
г 79 -
- вот формула, следуя которой народная поэзия творит своих ге-
роев, свои тексты, свои обряды.
Имя существительное ястреб дважды употреблено в лиричес-
кой песне в пределах одного микроконтекста:
Подстрелил-то голубушку Ванька-ястребок,
Ванька-ястребок из нова ружья (Кир.,П,2,36)
Перед нами один из способов характеристики персонажа, при
которой орнитоним входит в личное имя героя песни (ср.: Скопин
сын Васильевич - сокол (ИП ХУП,59), Марья Лебедь Белая(Гильф.,
П,82,48), гоголек Александрушка беленький Александрович (Соб.,
IV,108)).
В подобных случаях контекст не влияет на оценку, характе-
ризующую персонажа, поскольку в ее основе лежит эстетический
критерий, заданный заранее. Перечисленные орнитонимы изначаль-
но несут в структуре семантики положительную оценку, которая и
проявляется в тексте.
Более половины единичных орнитонимов в лирической песне -
диалектные слова. К ним принадлежат вьюнчик, гусочка, земзю-
ленка, канарей, коростелка, косак.
Имя существительное вьюнчик снабжено очень приблизитель-
ным толкованием собирателя, которое и перенесено в Словарь
русских народных говоров [СРНГ,вып.6,с.б8]. Происхождение это-
го слова и его обобщенную семантику помогают установить преди-
каты виться, разлететься, сесть-пасть. "При наименовании птиц,
мотивировочный признак которых связан с образом жизни, носите-
ли русского языка обращают внимание, прежде всего, на способ
передвижения в пространстве, на характерные действия птицы"
[Адилова, 1996, C.17J.
Следующая диалектная лексема, которую можно отнести к
"темным" словам - имя существительное земзюленка. Собиратель
возводит этимологию этого слова к зегзица, которое в старосла-
вянском языке обозначало 'кукушку'. Маловероятно, что именно
старославянское наименование может заменять кукушку в народ-
ной поэзии. СРНГ дает иное толкование: зегзица - 'птица ивол-
га' (вып.11,с.244). Учитывая, что и земзюленка, и иволга
употреблены по одному разу, толкование СРНГ представляется нам
более убедительным.
Имя существительное косак объясняется А.И.Соболевским как
'птица дрозд', однако в объяснении присутствует сомнение соби-
- 80 -
рателя, выраженное знаком вопроса, стоящим после толкования.
Словарь русских народных говоров содержит то же самое толкова-
ние, со ссылкой на А.И.Соболевского. С достаточной долей уве-
ренности можно констатировать, что косак - 'певчая птица', о
чем свидетельствует текст:
Что не пташицы косаки в зеленом саду поют;
Добры молодцы бурлаки со беседушки идут (Соб.,IV,525)
Орнитонимы гусочка, канарей, коростелка являются произ-
водными словами. Их появление в фольклорном тексте обусловлено
стремлением языка народной поэзии к тотальному симметризму. На
возникновение двух последних существительных оказало влияние
требование ритма и рифмы, хотя последняя не свойственна текс-
там рассматриваемых жанров.
Что ты, Саша, приуныла, Ой, чем соколу лечить голову?
С горя песен не поешь? Ой, чем ясному ретиво сердце?
Как бывало распевала, Лечить голову - перепелкою,
Словно в саде соловей, Ретиво сердце - коростелкою,
Словно в саде соловей, Добра молодца ль -
На прекрасе канарей красной девкою!
(Соб.,V,39) (Соб.,IV,235)
Использование большинства орнитонимов, единично употреб-
ленных в лирической песне, является в большей степени законо-
мерным, нежели случайным. Закономерность появления только что
описанных существительных {коростелка, канарей) предопределена
ритмом песни и ассоциативными связями орнитонимов. Кроме того,
функционирование низкочастотных наименований птиц может быть
объяснено тематикой лирической песни и явлением симметризма,
присущего песенному фольклору.Этот тезис иллюстрируется приме-
рами употребления парных орнитонимов, один из которых явля-
ется производным от другого, более частотного: гоголь-гоголка,
гусь-гусочка, пава-павлин, перепелка-перепел, сокол-соколиха.
При этом указанные наименования функционируют в одном контекс-
те. Парность употребления вообще характерна для орнитонимов
лирической песни. Там, где нет пары, обозначенной двумя лексе-
мами, есть счет, выраженный числом два [Праведников,1994]:
Два вьюнчика тамо вьются,
Вились, вились, да врозь разлетелись (Соб. ,111,115)
Стояли тут два садочка;
В них воспевали два щеглочка (Кир.,П,2,270)
- 81 -
Говоря о случайности или закономерности в функционирова-
нии низкочастотных орнитонимов, следует учитывать особенности
идиолекта исполнителя, вновь создающего песню. Стихотворные
жанры, безусловно, в отношении варьирования гораздо консерва-
тивнее, чем прозаические, тем заметнее в них авторские нова-
ции.
К таким находкам, вероятнее всего, относятся примеры
употребления единичных орнитонимов дятел, журавль, иволга, ку-
ропатка, попугай в текстах былины, лирической и исторической
песни.
11. Выводы
Анализ функционирования ядерных и периферийных лексем
исследуемой лексико-семантической группы выявляет следующие
семантические отношения внутри корпуса орнитонимов.
1. Общим в употреблении ядерных и периферийных лексем
является их отношение к поименованному ими объекту. В принципе
любой орнитоним в фольклорном тексте может стать названием лю-
бой птицы. Это хорошо видно на примере фольклорных алогизмов
(ворон=грач), ассоциативных рядов с устойчивой грамматической
структурой "глагол + творительный метаморфозы" (Горе... черным
вороном... сизым селезнем), межсловных связей, отражающих поли-
семантизм орнитонима (Орел поет, посвистывает, Сокол воркует).
2. Художественное сравнение или метафора , в которых
субъектом выступает орнитоним, в качестве объекта подразумева-
ют человека. Употребление орнитонимов ядра в этой функции яв-
ляется частотным, регулярным, что способствует фразеологизации
конструкций типа очи ясна сокола, Марья лебедь белая. Употреб-
ление орнитонимов периферии в оговоренной функции факультатив-
но, они в основном выступают как парадигматические замены
сверхчастотных наименований.
3. Периферия орнитонимической лексики выполняет не толь-
ко вспомогательную роль, но и дифференцирует семантику объек-
та.
Наименования птиц, относящиеся к ядру, имеют предельно
обобщенную семантику (сокол - воплощение удали, лебедь - кра-
соты, голубка - верности, кукушка - горя, недоли), а орнитони-
мы периферии конкретизируют смысл применительно к обряду или к
ситуации (селезень лирической песни и свадебной причети ста-
82 -
вится в параллель жениху, табуирование имени жениха при ромощи
орнитонима - одно из проявлений этикетности свадебного обря-
да).
4. Периферийные лексемы в исследованных текстах фокусиру-
ют внимание слушателя на характеристике какого-либо качества
человеческой натуры (существительное орел в отличие от сущест-
вительного сокол именует старого и мудрого эпического героя,
воробей лирической песни - один из номинантов плута, озорника,
нечистого на руку человека)
5. Орнитонимы периферии могут называть реалии новой "нет-
радиционной" действительности. Так, в исторической песне и
причитании слово орел обозначает изображение российского гер-
ба.
6. И ядерные, и периферийные лексемы исследуемой лекси-
ко-семантической группы в тексте связаны с ключевыми словами
духовной культуры - концептами, и через них - с первичными
представлениями психико-ментальной сферы (лебедь, сокол, селе-
зень, пава, кречет выражают представления о красоте, лебедуш-
ка, ластушка - в свадебной причети и соловей, утушка, канарей-
ка в лирической песне передают представление о девичьей воле,
кукушка и перепелка заключают в себе символику горя и недоли,
ворон, галица, грач называют атрибуты смерти).
ГЛАВА Ш. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЛЕКСЕМЫ ПТИЦА КАК ОТРАЖЕНИЕ СВОЕОБ-
РАЗИЯ РОДО-ВИДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ В ЯЗЫКЕ ФОЛЬКЛОРА
1. Выражение родо-видовых отношений
в лексико-семантической группе "орнитонимы"
Анализ функционирования имени существительного птица в
стихотворных жанрах фольклора сопряжен с рассмотрением ро-
до-видовых отношений в языке устного народного творчества.
Очевидно, что универсальную классификацию понятийных отношений
этого типа чрезвычайно сложно вывести не только для языка од-
ного жанра, но и для одной лексико-семантической группы, функ-
ционирующей в разных жанрах. Учитывая эту сложность, сделанные
в работе выводы мы относим к выводам частного характера, кото-
рые могут быть справедливыми лишь в отношении проанализирован-
- 83 -
ного на^и материала*.
Случаи употребления имени существительного птица, в роли
родового наименования составляют около 95% всей выборки. Боль-
шинство контекстов с указанным гиперонимом включает ассоциа-
тивные ряды, компонентами которых выступают родовые наименова-
ния представителей животного мира:
Уходили-то вси рыбушки во глубоки море,
Улетали вси птички за оболоки,
Убегали вси звери за темны леса (Гильф.,П,73,10)
Анализ собранного материала убеждает, что утрата именем
существительным птица функции гиперонима связана с разрушением
отношений равнозначности в ассоциативных рядах, подобных
воспроизведенному. В тексте это выглядит следующим образом:
Рыба пошла в морскую глубину,/Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли, / Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,/ Соболи, куницы по островам
(К.Д.,32,19)
Понятия, обозначенные выделенными словами, характеризуют-
ся различной степенью обобщения, родовое наименование птица
втянуто в парадигму видовых наименований, оставаясь на более
высокой ступени обобщения, чем видовые наименования.
Эту функцию оно утрачивает, входя в парадигму, состоящую
из одних видовых наименований. В таких случаях семантика су-
ществительного птица начинает характеризоваться более низким
уровнем обобщения. Указанное явление свойственно всем исследо-
ванным жанрам, однако в эпических жанрах оно отмечается в виде
тенденции, а в лирических получает наиболее последовательную
реализацию.
В героическом эпосе переход родового наименования птица
на более низкую ступень обобщения коррелирует с морфемным
варьированием слова. Строго говоря, лексема птица в былине не
выступает в функции гипонима, эту функцию выполняет диминутив
пташица. Сравним:
*Эти выводы разнятся с выводами авторитетного и уважаемого
нами исследователя языка русской духовной культуры С.Е.Ники-
тиной, которая отмечает: "гипо-гиперонимические отношения су-
ществуют в языке фольклора как в системе, но редко реализуют-
ся в тексте" [Никитина, 1993,с.82]
- 84 -
1. Птицей-соколом летать Вольги под оболоки (Гильф.,П,?3,8)
2. Повернулся Вольта сударь Буслаевич
Малою птицею-пташицей (Гильф.,П,91,113)
3. Заворачивал гусей, лебедей, ясных соколей
И малую птицу-ту пташицу (Гильф.,П,91,65)
4. Налетала птица малая пташица,
А с под западней спод сторонушки
Налетала птица черной ворон (Гильф. ,11,91,140)
В приведенных контекстах прослеживается обособление дими-
нутива пташица и выделение его в семантически самостоятельное
наименование. Пташица - это специфически фольклорное слово,
причем его специфика проявляется не столько в морфемике,
сколько в содержании выраженного им понятия. Пташица, ворон,
гусь, лебедь, сокол противопоставлены в тексте как согипонимы.
Богатый материал для анализа гипо-гиперонимических отно-
шений дает лирическая песня, где наиболее высока частотность
условного гиперонима птица* и, соответственно, отмечено наи-
большее количество конструкций с приложением - видовым словом.
У орнитонимов лирической песни сохранены отношения между
родом и видом как отношения иерархии, но разрушаются отношения
между словами-согипонимами, обозначающими понятия одного по-
рядка. Если в классической интерпретации родо-видовых отноше-
ний согипонимы - имена вещей, подобных друг другу (по функции,
форме, материалу и т.д.), то наш материал показывает, как меж-
ду гипонимами разрушаются отношения подобия и устанавливают-
ся отношения тождества. В тексте лирической песни соловей и
кукушка таким образом могут выступать как полные синонимы:
Ох, да во глазах дружка я залетом назову:
Ох, да ты, залет, залет, вольна пташка соловей,
Ох, да горемычная, знать кукушечка...(Соб.,1V,185)
Соловей, ты, мой соловеюшка,
Соловеюшка, вольная пташечка
Вольная пташечка, горькая кукушечкаI (Соб.,VI,468)
Соловей мой, соловеюшко,
Соловей мой молоденький,
^Условным гипероним птица мы называем потому, что в фольклоре
он не всегда обозначает понятие более высокого уровня обобще-
ния, чем видовые орнитонимы
- 85 -
Отлетная пташечка, рябая кукушечка!
Как тебе не скучится/ Во зеленом саду сидемчи,
На темный лес глядемчи (Соб., Ш,142)
Возникновение синонимических отношений между родовым и
видовыми наименованиями птиц в причети может сопровождаться
согласованием этих слов в грамматическом роде. Категория рода
у существительных на -а выявляется только через согласование
(соловушка, соловья - он? она?), однако во множественном числе
род согласованных определений нейтрализуется, следовательно,
не определяется род существительных.
И малы птиченьки его они спугалися
Из зелена сада соловьи разлетались (Барсов, 111,10,369)
Как жупят да теперь птицки не по-прежнему,
Приуныли эти жалки соловеюшки (Барсов,!,189,48)
Тем не менее текст дает основание утверждать, что для
причети, как и вообще для лирических жанров, "существование
родов весьма желательно" (Бодуэн де Куртене,1963,с.246], так
как "именно род стимулирует элементарную персонификацию, ...а
затем уже действует сила фантазии,наделяющая предметы женскими
и мужскими чертами.." (Шендельс, 1972,с.49].
И испугались перелетны в саду птиченьки
И вылетали малы жалки соловеюшки,
И полетели соловьи да разжупились
И точно жалобно оны как возопилися
И жупя соловьи оны да выговаривают:
И наши теплые гнезда да разорилися,
И мы не знам, куды соловьи приютитися (Барсов,Ш,216,32)
Словоформы соловеюшки, соловьи можно отнести к женскому роду,
т.к. в тексте они замещаются местоимением оны, которое являет-
ся архаической формой множественного числа местоимения она,
задержавшейся в северновеликорусском наречии (Иванов,1990]
Родо-видовые отношения в причети выражаются весьма специ-
фично еще и по той причине, что некоторые орнитонимы в этом
жанре функционируют как устойчивые метафорические замены и не
осознаются исполнительницей как названия птиц:
Отлетел ваш сокодочек златокрыленькой
Быв как птиченька он сгинул подшйбенная (Барсов,1,190,103)*
^Стопроцентные орнитонимы голубушка, касатка в современном
- 86 -
Наименования рода и вида могут сближаться по семантике и
взаимозаменяться в тексте в связи с выполнением ими одной и
той же функции. Так, концепт "воля" может передаваться не
только номинантами лебедь и уша, но и словом птица:
И спихне птиченьку с катуча бела камышка,
И дорогу волю во синее Онегушко,
И стане птиченька на бережек кидатися
(Барсов,Ш,135,124)
Таким образом, наряду с нивелированием родо-видовых отно-
шений в причети мы может наблюдать их усложнение, являющееся
результатом (1) включения в состав согипонимов новых имен, та-
ких как воля, (2) дифференциации грамматического рода у слов,
однотипных по морфемной структуре слову соловушка.
Текст причети, корнями уходящий в миф и непосредственно
связанный с обрядовым действом, сам по себе способен сформиро-
вать представление о чрезвычайно широком содержании рассматри-
ваемого понятия, и это представление может оказаться убеди-
тельнее многих научных изысканий:
Откуль возмись перелетна эта птиченька,
Заблудяща, може, птиченька заморская,
Посмотрела я победная головушка,
Аль сорока эта птица поскакучая,
Аль вороница она да полетучая,
Ан злодей эта - скорая смеретушка (Барсов,1,211,83)
Приведенный пример очень выразительно демонстрирует сим-
волику птицы. Безусловно, не всегда эта символика столь опре-
деленно выражена, т.к. "значение символа не имеет четких кон-
туров" СЛЭС,1990,с.29б].
Тем не менее разобранный материал позволяет утверждать,
что стоящий за именем птицы образ, выполняющий функцию означа-
ющего, в половине случаев сопряжен с негативной коннотацией.
Вторую половину составляют метафоры, связанные с выражением
эстетического (лебедь, сокол) или этического (голубь) идеала.
Это утверждение особенно наглядно иллюстрируется примерами из
исторических песен, где в запевах многократно воспроизводится
ситуация следующего содержания: птица сидит на кресте (кусте,
русском языке также утрачивают свою первоначальную понятийную
отнесенность и перестают осознаваться как названия птиц.
87 -
осине, сыром дубе), смотрит вдаль и видит беду.
На кресте сидит мала пташечка,
Мала пташечка - млад ясен сокол
Высоко сидел сокол, далеко глядел (ИП XVIII,498)
См.также ИП ХУП,24,334,336,338,354
ИП XVIII,38,49,97,217,408,496,497,498
ИП XIX, 24, 25.
В исследованиях по лингвофольклористике отмечено, что "в
сочетаниях с приложением смысловой акцент может делаться как
на видовом, так и на родовом слове" [Климас,1992,с.42]. Этот
вид парных конструкций подробно описан А.А.Потебней, относив-
шим их происхождение к периоду недостаточного разграничения
существительного и прилагательного [Потебня, 19683. Традиция
изучения анализируемых конструкций продолжена А.А.Шахматовым,
охарактеризовавшим отношения между их компонентами как аппози-
ционные [Шахматов,1941]. В семантической классификации этих
отношений выражаются противоположные взгляды [Шапиро,1955, Си-
лин, 19871, на природу подобных языковых единиц существуют
разные точки зрения: их относят к сложным словам [Марсакова,
1973], фразеологическим оборотам [Ованова, 1957], синтаксичес-
ким словосочетания [Привалова, 1956]. В языке фолькора они об-
ладают различной степенью структурно-семантической слитности,
не всегда закрепленным местоположением компонентов, что позво-
ляет считать их сочетаниями разных лексем.
Какие же причины ограничивают сочетаемость родового и ви-
дового наименований и какие способствуют образованию приложе-
ний типа ворон-птица?
По всей видимости, однородность символики видового орни-
тонима и родового слова птица способствует появлению конструк-
ций с приложением - видовым словом. Со своей стороны, разно-
родность этих компонентов в структуре значения гипонима и ги-
перонима препятствует образованию приложения. Простые коли-
чественные подсчеты показывают, насколько сильно различаются в’
этом пункте сверхчастотные орнитонимы лирической песни соловей
и сокол. Соловей - это знак тревоги, он будоражит, "дает назо-
лу", "придает истому". Сокол - живое воплощение мужской стати
и удали, будучи произнесенным, имя сокола вербализует эстети-
ческий идеал. Сочетание сокол-птица встречается в лирической
- 88 -
песне четырежды, соловей-птица - в десять раз чаще, притом что
численность первого видового наименования лишь на 20% ниже
численности второго. Высокая частотность сочетаний ворон-птица
и птица-ворон в былине также может быть объяснена однород-
ностью символических компонентов в семантической структуре
слов, составляющих эти сочетания. Напротив, конструкций с при-
ложением - видовым словом сокол в этом жанре в десять раз
меньше, а сверхчастотная лексема лебедь вообще не выступает в
функции приложения.
Таким образом, в фольклорном тексте слово птица и видовые
орнитонимы противопоставлены не только по степени обобщения,
но и по семантике. Семантико-функциональные особенности имени
существительного птица рассмотрены нами в контексте каждого
жанра.
2. Межжанровая дифференциация в функционировании
имени существительного птица
Функционирование гиперонима птица в языке исследованных
жанров существенно отличается от бытования видовых орнитони-
мов. Это отличие выражают следующие показатели.
1. Количественные соотношения. Сопоставление частотности ана-
лизируемой лексемы в разных жанрах выявляет соотношения, от-
личные от тех, которые свойственны всему корпусу орнитонимов.
Имя существительное птица наиболее продуктивно для причети
(0,0035), за которой следуют лирическая песня (0,0023), былина
(0,0012), историческая песня (0,00097)*.
2. Семантические отношения исследуемой лексемы в тексте. Нами
не отмечено ни одного случая,когда бы имя существительное пти-
ца выступало как метафора. Исследуемая лексема, однако,способ-
на расширять свое значение, образуя вид метонимии - синекдоху:
Улетел-то Вольга да он под оболоку,
Ай птицу всю да он порозгонял (Гильф.,1,15,16)
По ево по щаски великия,/Привалила птица к круту берегу
(К.Д.,23,30)
См.также Гильф.,1,15,5; 1,15,22; 1,45,10; 111,195,4;
К.Д.,6,20; 22,90.
*В скобках для каждого жанра указан коэффициент относительной
частотности (см.стр.9-10).
- 89 -
В употреблении лексемы птица прослеживаются следующие за-
кономерности.
1. Наибольшее количество морфемных вариантов исследуемого
слова зафиксировано в былине.
В работах по языку фольклора неоднократно отмечалось:
эпос гораздо беднее лирики уменьшительно-ласкательными форма-
ми. Наш материал показывает, что действительно, количество
словоупотреблений-диминутивов и их удельный вес в эпосе гораз-
до ниже, чем в лирике, но их качественный состав разнообраз-
нее. При общем низком показателе частотности эпос оказался
изобретательнее на формы.
2. В плане сочетаемости исследуемая лексема обнаруживает
существенные различия с видовыми наименованиями. В каждом из
рассмотренных жанров птицу характеризуют многочисленные атри-
буты. Их количество колеблется от семи в былине до девятнадца-
ти в необрядовой лирике. Вопрос о выделении какого-либо’атри-
бута в рубрику "постоянный эпитет" рассматривается нами в свя-
зи с частотностью этого атрибута и в связи с тем, насколько
свободным или связанным является его функционирование в тексте
Так, доминирующее определение к имени существительному птица -
певучая - в былине функционирует в пределах одного формульного
фрагмента, следовательно, не может быть отнесено к постоянным
эпитетам.
Анализ языкового материала других жанров свидетельствует,
что наиболее существенными характеристиками птицы в фольклоре
являются ее размеры. Фольклорной птице надлежит быть малой*;
если она не такова, это специально оговаривается:
Насмотрел ён птицу черна ворона;
Сиди птица черный ворон во сыром дубе,
Перьицо у ворона черным черно,
Крыльицо у ворона белым бело,
Ай распущены перьица до матушки сырой земли:
Эдакою птицы на свети не видано,
Ай на белоем да и не слыхано (Гильф.,П,87,61)
*Это относится и к таким птицам, которые обыденному сознанию
отнюдь не представляются малыми:
На кресте сидела мала пташечка,
Мала пташечка - млад сизой орел (ИП ХУШ,49?)
- 90 -
Приведенный пример относится к разряду уникальных, для
характеристики размеров в нем употребляются описательные обо-
роты; большинство определений-прилагательных, напротив, харак-
теризуют птицу по-иному: малая(8), маленькая(2), малолесна(2).
Известно, что на бинарных противопоставлениях основывают-
ся сюжеты, образы, в значительной степени строится поэтика
фольклора и мифологии [Бахтин,1990, Иванов, Топоров, 1965,
Лотман, 1987, Мелетинский, 19761. Было бы естественным предпо-
ложить, что и в языке рассматриваемых жанров применительно к
предмету исследования оппозиция малый - большой найдет адек-
ватное выражение. Однако при ближайшем рассмотрении выясняет-
ся, что только первый член оппозиции выражен непосредственно
определением малый и его синонимами. Второй элемент реализует-
ся или в описательной конструкции, как это было показано выше
(Гильф.,11,87,61), или выступает под каким-либо видовым наиме-
нованием птицы:
Соколу будет лететь да на меженный день,
А малою-то птичики не облететь (Гильф.,1,60,47)
Налетала птица малая пташица,
А с под западней спод сторонушки
Налетала птица черной ворон (Гильф.,П,91,140)
Кроме указания на размеры, атрибуты характеризуют птицу
по присущим ей действиям (вещая, клевучая, певучая, перелет-
ная') и по цвету (черная).
В связях с глаголом имя существительное птица обнаружива-
ет те же приоритеты,что и орнитонимы - видовые наименования:
при существительном-субъекте доминируют глаголы движения и ре-
чи.
Соотношение количества действий, совершаемых птицей, и
действий, произведенных над ней, есть величина, выражающая
степень активности персонажа в сравнении с активностью его ок-
ружения. Для былины это соотношение выражается показателями
24/13 и 54/19, где первая дробь указывает количество глаголов
в рубриках субъект/объект, вторая - количество словоупотребле-
ний в тех же рубриках. Как явствует из приведенных соотноше-
ний, персонаж, именуемый птицей, весьма активен в ментальном
пространстве героического эпоса.
Эта активность, тем не менее, многократно возрастает в
лирическом универсуме. Глаголов при орнитониме-субъекте в не-
- 91 -
обрядовой лирике в пять с половиной раз больше, чем глаголов,
сочетающихся с орнитонимом-объектом. Если же сравнивать коли-
чество глагольных употреблений в рубриках субъект-объект, то
первый показатель в десятки раз будет преобладать нац вторым.
В лирической песне гораздо отчетливее, чем в былине, вы-
деляются количественные доминанты в синтагматических связях
исследуемой лексемы. Так, наиболее употребительными атрибутами
у существительного птица будут прилагательные вольная (33) и
мелкая (27).
Необрядовая лирика формирует представление о воле прежде
всего как о свободе передвижения, поэтому способ существования
вольной пташки - зто полет, передающийся глаголами с соответс-
твующей семантикой. Воля в фольклорном осмыслении - это еще и
способность максимально сокращать путь от желаемого к действи-
тельному, что, по общему мнению, быстрее всего удается птице:
Если б я была вольною пташечкой, Еще б я была со лов ей кою,
Куда б вздумала, туда бы и полетела Где бы вздумала, там
бы я и села (Соб.,V,100)
Я б желала себя вольной птичкой:/ я б могла везде летать,
Я бы все про все спознала (Соб.,V,715)
Однако несмотря на то, что в лирической песне, как и в
былине, глаголы движения по количественному показателю выделя-
ются в лидирующую группу, персонаж героического эпоса, называ-
емый птицей, гораздо динамичнее своего протагониста из лирики.
В лирике про птицу восемнадцать раз говорится, что она сидит и
двенадцать, что она садится. При этом она главным образом поет
(41). В былине птица непрестанно движется, поэтому ее полетом
измеряется эпическое пространство.
Если учесть, что главным содержанием лирики является
изображение внутреннего мира героя (в том числе - через пение
и движение), а содержание эпоса - главным образом борьба с
персонифицированным злом, то становится понятным, почему птицу
в лирической песне характеризуют глаголы психологического воз-
действия давать назолу (2), придавать тоски (1) и психологи-
ческого состояния навесить голову (1), приуныть (1), полностью
отсутствующие в былине. Кроме упомянутых, птице в лирической
песне присуши и вовсе человеческие действия: завести целование
(1), обниматься (1).
Весьма специфичной для каждого из жанров предстает связь
- 92 -
исследуемого слова с существительным - видовым наименованием.
Для лирики самым частотным будет сочетание соловей-птица (37),
для былины - ворон-птица (10). Если учесть многократное пре-
восходство в словоупотреблении орнитонимов соловей и ворон по
отношению к другим видовым наименованиям в рубрике словарной
статьи S: (связь с именем существительным), то можно предполо-
жить, что именно эти лексемы (соловей и ворон) в семантическом
пространстве каждого жанра находятся на наименьшем расстоянии
от родового наименования птица.
Столь заметные различия между элементами рубрики S: ха-
рактерны для наиболее противопоставленных друг другу жанров,
каковыми являются былина и лирическая песня. Материал следую-
щего анализируемого жанра - причитания - не позволяет увидеть
отчетливой жанровой дифференциации в связях исследуемого слова
с существительным (рубрика S:). Тем не менее, другие рубрики
словарной статьи дают основание говорить о жанровом своеобра-
зии в употреблении лексемы птица в причети. Прежде всего отме-
тим уникальность большинства определений, которые не встреча-
ются, кроме причети, ни в одной из исследованных жанров: бесс-
частна (1), гордливая (1), негордливая (1), заблудящая (2),
незнама (4), поскакучая (1), подшибенная (1), спесивая (1).
В плаче птица никогда не называется вольной, в отличие от
лирической и исторической песен, где это определение наиболее
частотно. Самым употребительным для причитания является эпитет
малая (14) - общий для четырех исследованных жанров.
Рубрика словарной статьи V: (связь с глаголом) демонстри-
рует еще одну характерную жанровую особенность: в причети гла-
голы речи по количеству лексем преобладают над глаголами дви-
жения, причем первые гораздо разнообразнее по семантике и,
кроме значения 'издавать звуки' (как у глаголов свистеть,
укать, щебернуть), могут иметь значение 'предсказывать', 'со-
общать '.
Характерным проявлением лирического начала являются гла-
голы, передающие психологическое состояние, - пугаться (1),
спугаться (1), унывать (1), а сенсорные глаголы глядеть, смот-
реть, примечать (птицу) призваны акцентировать внимание на
объекте, предсказывающем или скрывающем в себе угрозу:
Прилетала лесова птича незнамая
Как садилась на хоромное строеньице,
- 93 -
фна укала-то птича по- звериному,
Как свистала эта птича по-змеиному (Барсов,1.264,4)
Лексема птица обладает различным коннотативным содержани-
ем в зависимости от того, в похоронном или свадебном плаче она
воспроизводится:
Откуль возьмись перелетна эта птиченька,
Заблудящая, може, птиченька заморская;
Посмотрела я победная головушка,
Аль сорока эта птица поскакучая,
Аль вороница она да полетучая
Ан злодей это - скорая смеретушка
(Барсов,1,211,83)
В похоронных плачах весьма распространено общее место,
свойственное более всего былинному эпосу. И в причети, и в бы-
лине так описывается чужое, неведомое, запредельное поприще,
куда отправляется герой:
(Там) Лютое зверье не прорыскивае,
Малая птица не пролетывае (Барсов,1,191,112)
Такими признаками, по мнению плакальщицы, характеризуется
тот свет, куда удалился оплакиваемый. Эта традиционная эпичес-
кая формула в плаче видоизменяется, приобретая новое лиричес-
кое звучание:
Птиченька к нам не прилетает,
Нет проезду на ступистых лошадушках (Барсов,1,142,16)
Таким образом, мы вновь сталкиваемся с ситуацией, когда
для описания пространства в иных, отличных от земных, условиях
применяется устойчивая формула "птица не пролетит", реализую-
щаяся в причети и в былине.
Свадебная причеть закрепляет за существительным птица
весьма определенную символику, поскольку понятия, обозначенные
лексемами птица и воля, выступают как рядоположенные.
Уже што ж да сидишь, лебедь тут ведь белая,
И уж чья ж да ты ведь птиченька незнамая?
И приотвитит перелетна эта птиченька:
- И я не птиченька сижу, да воля вольная
(Барсов,Ш,136,163)
или: И спихне птиченьку с катуча бела камышка,
И дорогу волю во синее Онегушко,
И стане птиченька на бережек кидатися (Барсов,Ш,135,124)
- 94 -
Исследователями неоднократно отмечалась специфическая
символика различных видовых наименований птиц, обслуживающих
обрядовые и необрядовые жанры лирической поэзии [Никити-
на, 1993, Невская, 1992,Самоделова, 1989, Тульцева,1982]. Мы так-
же неоднократно указывали на сходство в фольклорном сознании
понятий, одно из которых обозначено видовым .наименованием пти-
цы, другое - словом воля. Как явствует из текста, план содер-
жания орнитонимов лебедь, утка, птица и план содержания имени
существительного воля достигают порой полного отождествления.
Здесь мы имеем пример того, как фольклорное сознание стремится
опредметить, сделать конкретным смысл трудноуловимой катего-
рии, обозначенной словом воля.
С другой стороны, в то время как содержание абстрактного
понятия опредмечивается, конкретное семантическое содержание
слова птица размывается, приобретает большую неопределенность:
И всё налажу перелетной жар ю птиченькой
И отпущу волю за чисто нынь за полюшко (Барсов,Ш,225,277)
Контекст с жар-птицей уникален не только для причитания,
но и для всех исследованных жанров. Тем не менее он весьма по-
казателен в плане того, как лексема теряет свое прежнее семан-
тическое содержание: жар-птица обозначает не родовое или видо-
вое понятие, а понятие нового порядка, некий абсолют красоты
Историческая песня, являясь эпическим жанром, тем не ме-
нее содержит в языковой структуре многие элементы, роднящие ее
с необрядовой лирикой. При рассмотрении синтагматических свя-
зей лексемы птица в языке исторического эпоса обнаруживается,
что самое частотное определение птицы - вольная, что актив-
ность субъекта, именуемого этим словом, - выше, чем в былине и
причитании, а веер существительных - видовых наименований при
лексеме птица - широк, как и в лирической песне.
Обращает на себя внимание тот факт, что наиболее сущест-
венными характеристиками птицы являются ее размеры, переданные
определениями малая (5), мелка (1). Малая птица, которая сидит
на кресте, на кусте, на осине, на вершине (локусы, отмеченные
в текстах), сулит большую беду.
При этом глагол сидеть передает самое частое действие,
совершаемое птицей в исторической песне:
На кресту сидит черная галочка, На этой осине сидела пташка,
Черная галочка, она вольная Что такая пташка -
- 95 -
пташечка (ИП ХУП,336) Горькая кукушка (ИП XIX,25)
На кресте сидела мала пташечка,
Мала пташечка - млад сизой орел (ИП XVIII, 497)'
Таким образом, субъект, обозначенный существительным пти-
ца, в исторической песне статичен более, чем в других жанрах,
действия, совершаемые им, передаются несколькими единичными
глаголами, а фрагменты, включающие исследуемое слово, обладают
очень устойчивой символикой.
3. Выводы
Отношения рода и вида в языке устного народного творчест-
ва весьма специфично выражены в функционировании орнитонимов.
Это проявляется в следующих особенностях.
1. Родовое наименование птица способно заменять не каждый
видовой орнитоним, т.е. птица в научном понимании далеко не
всегда является таковой в сознании фольклорном.
2. Родовое и видовое наименования могут противопостав-
ляться в фольклорном тексте. Устойчивое представление о птице
вообще как о некрупном животном в этом случае вступает в про-
тиворечие с объективным знанием живой природы, которым, безус-
ловно, наделен носитель фольклорной традиции.
3. Наблюдается нивелирование родо-видовых отношений, про-
являющееся в том, что парадигматической заменой любому орнито-
ниму может стать любое наименование птицы или название иного
представителя животного мира.
4. Дальнейшее расширение парадигмы приводит к противопо-
ложной тенденции: родо-видовые отношения усложняются из-за
включения в состав согипонимов абстрактных понятий.
5. Олицетворение, перманентно проявляющееся в языке фоль-
клора, служит причиной дифференциации грамматического рода ор-
нитонимов. Как результат этого процесса в текстах функциониру-
ют лексемы голубика, соколина, соловушка, относящиеся к женс-
кому роду.
6. Ярко выраженная антропоцентрическая установка лиричес-
ких жанров обусловливает расширение лексического состава орни-
тонимов за счет появления таких слов как коростелка, канарей,
лебедин.
Заключение
Полученные результаты и выводы позволяют определить место
- 96 -
и роль орнитонимической лексики в языковой и художественной
системе исследованных фольклорных жанров, выявить общие и диф-
ференцирующие признаки в употреблении орнитонимов по жанрам,
отметить особенности семантики и функционирования орнитонимов
в фольклорном тексте.
1. Наименования птиц представляют собой значительный в
качественном и количественном отношении корпус фольклорной
лексики и играют особую роль в создании фольклорной картины
мира. Называя реалии природы, устройство которой в народном
творчестве принимается за идеал, орнитонимы характеризуют про-
являющиеся в называемом предмете идеальные признаки и высокую
степень качества.
2. Высокочастотные орнитонимы обладают предельно обобщен-
ной семантикой, некоторые из них (сокол, голубь) квалифициру-
ются как языковые метафоры, актуальные и для современного язы-
кового стандарта.
В фольклорном тексте эти слова, кроме обозначения конк-
ретных птиц, могут передавать положительную оценку человека,
животного или какого-либо предмета, что в ряде случаев приво-
дит к отрыву значения от породившего его понятия (сокол-ко-
рабль, разлебедушка, голубчик).
3. С уменьшением частоты употребления орнитонимы теряют
способность метафоризироваться. Наименования птиц, относящиеся
к ближней периферии (орел, ворона, ласточка) и в современном
русском литературном языке могут служить обозначениями челове-
ка, орнитонимы дальней периферии реализуют эту способность
только в речевом акте.
4. Язык фольклора в отечественной лингвистике описывается
как метасистема, реализующаяся в подсистемах отдельных жанров,
следовательно, каждый жанр должен быть описан в контексте дру-
гих жанров. На основании этого теоретического постулата и
собственных наблюдений мы предполагали, что особенности, ха-
рактеризующие бытование орнитонимов в каждом жанре, уравнове-
шены интегрирующими признаками, общими для всех жанров. Меж-
жанровые различия обнаруживаются уже в элементарных статисти-
ческих подсчетах. Межжанровое сходство проявляется на синтак-
сическом уровне:
а) выделяется ядро определений, проходящих по всем четы-
рем жанрам в сочетании с тем или иным орнитонимом;
- 97 -
б) формируются лексико-семантические группы глаголов дви-
жения и речи, обозначающие наиболее характерные действия фоль-
клорных птиц;
в) грамматическая конструкция "глагол + творительный ме-
таморфозы" для каждого частотного орнитонима отмечена в каждом
из жанров;
г) наиболее частая синтаксическая функция исследуемых
слов - обращение, что связано с тотальным олицетворением при-
роды в фольклоре.
5. Связь орнитонима с другими существительными чаще всего
выражает сопоставление птицы и человека. Некоторые видовые на-
именования птиц {лебедь, сокол, гоголь) достигают такой высо-
кой степени структурно-семантической слитности с антропонимом,
что начинают функционировать как имена собственные.
б. Сочетания родового и видового наименований передают
специфику фольклорных представлений о мире птиц: только семь
из пятидесяти видовых наименований в лирической песне одноз-
начно определяются родовым словом птица (в других жанрах этот
показатель еще ниже). Кроме того, имеет место противопоставле-
ние родового и видовых наименований по семантике.
7. Усложнение семантических отношений в ряде случаев
обусловлено собственно фольклорными причинами, реликтами обря-
дового действа, уходящего корнями в глубокое прошлое. Весьма
отчетливо эта особенность проявляется в причети как наиболее
архаичном жанре. Исследователю предоставляется уникальная воз-
можность увидеть, как первичные представления психико-менталь-
ной сферы, реализуясь в слове, становятся художественными об-
разами. Очень симптоматичным в этом плане является взаимотяго-
тение концептов "птица" и "воля".
8. Наблюдения над орнитонимами былины позволяют утверж-
дать, что эпосу присуща метафоризация, но круг слов, подпадаю-
щих под нее, весьма ограничен. Частотность, семантика и функ-
ции орнитонимов в былине характеризуют этот жанр как наиболее
статичный в языковом отношении.
9. Лирическая и историческая песни, наглядно демонстриру-
ющие различия в употреблении исследуемой группы слов, тем не
менее обнаруживают схожие закономерности функционирования ор-
нитонимов. Имеют место прямые включения в текст исторической
песни традиционных формул необрядовой лирики с опорным ело-
- 98 -
вом-орнитонимом. В части, касающейся инвентаря и семантики ор-
нитонимов, историческая песня наследует былине. Этот вывод
представляется ценным, поскольку мы старались не только разли-
чать, но и связывать.
10. Предлагаемая работа находится в ряду других исследо-
ваний по языку устной народной культуры, в которых решается
вопрос о семантических’ и грамматических особенностях фольклор-
ного слова с учетом его жанровой принадлежности.
Главная перспектива данного исследования - работа по сос-
тавлению словаря языка русского фольклора, выход которого ока-
жется значимым для многих отраслей лингвистики.
99 -
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИИ
Барсов - Причитания Северного края, собранные Е.В.Барсовым.-
4.1: Плачи похоронные, надгробные и надмогильные.-М.,1872.
Ч.П: Плачи завоенные, рекрутские и солдатские. -М.,1882.
Ч.Ш: Плачи свадебные, заручные, гостивные,.баенные и предве-
нечные. -М., 1886
Гильф. - Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом
1871 г. -2-е изд. -Т.1 -СПб.,1894; Т.П -СПб, 1896; Т.Ш
-Спб., 1900
ИЛ ХУП - Исторические песни ХУЛ века. -М.-Л.: Наука, 1966
ИП ХУШ - Исторические песни ХУШ века. -Л.: Наука,Ленинг-
рад, отд- ние, 1971
ИЛ XIX - Исторические песни XIX века. -Л.: Наука, Ленинг-
рад, отд- ние, 1973
Кир. - Песни, собранные П.В.Киреевским: Новая серия.-Вып.П.
-Ч.П. -М.,1929
К.Д. - Древние российские стихотворения, собранные Киршей Да-
ниловым. -М.: Наука, 1977
ЛЭС- Лингвистический энциклопедический словарь /Гл.ред.В.Н.Яр-
цева. -М.: Наука, 1990.-685 с.
Марков - Беломорские былины, записанные А.В.Марковым.-М.,1901
Соб. - Великорусские народные песни/Изданные проф.А.И.Собо-
левским. -Т.П. -СПб. ,1896; Т.Ш.-СПб.,1897; Т.IV.-СПб.,1898;
T.V.-СПб.,1899; Т.VI.-СПб.,1900
СлРЯ - Словарь русского языка: В 4-х т./Под ред.А.П.Евгень-
евой.-3-е изд., стереотипное. -М.: Рус.язык, 1985-1988.-Т.1-4
СРНГ - Словарь русских народных говоров/ Под ред.Ф.П.Филина и
Ф.П.Сороколетова. -Л.: Наука, Ленингр.отд-ние, 1965-1996.
-Вып.1-27
- 100 -
СПИСОК ИСП0^1Ь30ВАНН0Й ЛИТЕРАТУРЫ
Адилова А.Д. Принципы мотивологического исследования и его ас-
пекты /на материале наименований птиц/: Автореф....канд.фи-
лол.наук.-Томск,1996.-19 с.
Аксаков С.Т. Рассказы о родной природе. -М.: Детская литерату-
ра, 1987.-143 с.
Апресян Ю.Д. Формальная модель языка и представление лек-
сикографических знаний //Вопр.языкозн.,1990.-N 6.-С.123-139
Артеменко Е.Б. Взаимодействие планов изложения от 1-го и
3-го лица в русской народной лирике и его художественные функ-
ции //Язык русского фольклора.-Петрозаводск: Изд-во ПТУ,
1988.-С.25-33 •
Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. -М.: Советская
Россия, 1988.-508/2/ с.
Басилая Н.А. Семасиологический анализ бинарных метафорических
словосочетаний.-Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1971.-75 с.
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура сред-
невековья и Ренессанса.-2-е изд.-М.:Худож.литература,
1990.-543 с.
Белов В.Н. Лад: очерки о народной эстетике. -М.: Молодая
гвардия.-1989.-429 с.
Бобунова М.А. Глаза и очи //Фольклорная лексикогра-
фия. -Вып. 2. -Курск, 1995. -С.9-12
Бобунова М.А. Динамика народно-песенной речи/ На материале фи-
тонимической лексики в необрядовой русской народной лирической
песне/.-Автореф... .канд.филол.наук.-Воронеж,1990.-22 с.
Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Пробная статья ’’желтый” //Фоль-
клорная лексикография.-Вып.4.-Курск,1995.-С.3-5 (1995а)
Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Пробная статья ’’синий” //Фоль-
клорная лексикография.-Вып.4.-Курск,1995.-С.5-7 (19956)
Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Пробные статьи (’’белодубовый”,
"белокаменный” и др.) //Фольклорная лексикогра-
фия. -Вып. 4. -Курск, 1995. -С. 7-12 (1995в)
Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию:
В 2 т.-М.: Изд-во АН СССР, 1963.-Т.2.-391 с.
Буслаев Ф.И. Русский богатырский эпос. Русский народный эпос.
- Воронеж: Ц-Ч книжн.изд-во, 1987.-256 с.
Веселовский А.Н. Историческая поэтика.-М.: Гослитиздат, 1940.
- 101 -
-408 с. -М.: Высш.школа, 1989. -406 с.
Веселовский А.Н. Миф и символ //Русский фольклор.-Т.19: Вопро-
сы теории фольклора.-Л.: Наука, 1979. -С.186-199
Викторов Б. Птица певчая, птица ловчая// Дружба народов.-
1994.-N 9.-С.147-149
Виноградов В.В. Русский язык. -М.: Высш.школа,1986.-640 с.
Виноградов Г.С. Смерть и загробная жизнь в воззрениях русского
старожилого населения Сибири// Сб.трудов профессоров и препо-
давателей Иркутского гос.ун-та.-Иркутск, 1923.-С.261-345
Виноградова В.Л. Ворон в "Слове о полку Игореве'7/Рус.
речь,1985.-N4.-С.8-12
Высоцкий В.С. Избранное. -М.: Сов.писатель,1988.-508 с.
Гин Я.И. Поэтика грамматического рода.-Петрозаводск: Изд-во
Карельского госпединститута,1992.-170 с.
Гуревич А.Я. История и сага.-М.: Наука,1972.-198 с.
Гусев В.Е. Эстетика фольклора.-Л.: Наука. Ленинградское отде-
ление, 1967. -320 с.
Добролюбов Н.А. О поэтических особенностях великорусской на-
родной поэзии в выражениях и оборотах//Добролюбов Н.А.
Собр.соч.в 9 т.-М.-Л., 1961-1964.-Т.1.-563 с.
Докукина М.А. Словник и частотный словарь былинных текстов,
записанных в Мезени //Фольклорная лексикография.-Вып.2.-Курск,
1995.-С.33-46
Евгеньева А.П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях
ХУЛ-XX вв. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, Ленинградское отделе-
ние. -1963. -348 с.
Еремина В.И. Историко-этнографические истоки "общих мест" по-
хоронных причитаний// Русский фольклор.-Т.21.: Поэтика русско-
го фольклора.-М.: Наука, 1981.-С.70-86
Желудева Е.В. Словник и частотный словарь былин Русского Устья
//Фольклорная лексикография.-Вып.4.-Курск,1994.-С.38-47
Задонщина //Изборник: Повести Древней Руси. -М.: Художест.ли-
тература, 1987.-С.190-199
Земцовский И.И. Представление о целостности фольклорного жанра
как объект реконструкции и как метод//Фольклор и этнография:
Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Сб.науч-
ных трудов.-Л.: Наука,1990.-С.205-212
Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие се-
миотические системы: Древний период.-М.: Наука,1965. -246 с.
- 102 -
История культуры Древней Руси. Под общей редакцией ак.Б.Д.Гре-
кова и проф.М.И.Артамонова. -М.: Изд-во АН СССР, 1948. -Т.1.
-573 с.
Калугин В.И. Струны рокотаху... Очерки о русском фолькло-
ре.-М.: Современник, 1989.- 623 с.
Караваева М.А. Индивидуальность сказителя в использовании эпи-
тетов//Фольклорная лексикография. -Вып. 4.1 Ку рек, 1995. - с. 32-33
Киселева Е.А. Проблема символа в первобытном мышлении.-Авто-
реф.. .канд.филос.наук.-СПб, 1992.-19 с.
Климас И.С. Жанровое своеобразие русской устнопоэтической ре-
чи: На материале лексико-тематической группы "растительный
мир": Автореф.. .канд.филол.наук.-Воронеж, 1989-21 с.
Климас И.С. Конструкции с приложениями (на примере названий
растений в русском фольклоре) // Синтагматика и парадигматика
фольклорного слова.-Курск, 1992.-С.38-47
Климас И.С. Лексикографическое описание фольклорного слова в
жанровом аспекте// Фольклорная лексикография.-Вып.2.-Курск,
1995.-С.12-15
Климас И.С. Словник былин Кирши Данилова и частотный словарь
былин Кирши Данилова //Фольклорная лексикография.-Вып.1.
-Курск, 1994.-С.22-47
Климас И.С. Специфика названий растений в фольклорной лексике
// Русский фольклор. -Т.26: Проблемы текстологии фольклора.
-Л.: Наука, 1991.-С.134-142
Колпакова Н.П. Песни и люди.-Л.: Наука, Ленинградское отд-е,
1977.-136 с.
Коршунков В.А. На головушку сели!//Рус.речь.-1991. -N 1.
-С.142-146
Котляревский А. А. Скандинавский корабль на Руси: Соч. в 4-х
Т.-Т.2.-СП6.: Тип.имп.АН, 1899.-572 с.
Лихачев Д.С. Заметки о русском.-М.:Сов.Россия,1981.-72 с.
Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы.-3-е изд.,
доп.-М.: Наука, 1979.-359 с.
Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур// Языки куль-
туры и проблемы переводимости.-М.: Наука, 1987.-С.143-159
Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской необрядовой лири-
ки.-Л.: Наука, 1989.-168 с.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. -М.: Наука, 1976.- 408 с.
Мифы народов мира.-М.: Сов.энциклопедия,1987.-Т.1.-671 с.
- 103 -
Мифы народов мира.-М.: Сов. энциклопедия, 1988. -Т|. 2. -719 с.
Наврозов Л. Алек Деруэнт Хоуп, поэт страны самой последней,
самой пустой.//Иностр.лит-ра.-1994, N 2.-С.247-250
Невская Л.Г. Пестрое в балто-славянском: семантика и типоло-
гия//Фольклор и этнографическая действительность.-СПб.: Наука,
С-Петербургское отд-е,1992.-С.88-100
Никитина С.Е. О словаре русского песенного фольклора//
Предварительные публикации по экспериментальной и прикладной
лингвистике.-Вып.74.-М.: Наука, 1975.-С.13-25
Никитина С.Е. Семантические категории в словаре языка фолькло-
ра //Словарные категории.-М.,1988.-С.87-91
Никитина С.Е. //Словарь языка фольклора: Принципы построе-
ния//Историческая этнография и фольклор славянских народов. X
Международный съезд славистов.-М.: Наука, 1988. -С.288-300
Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое созна-
ние. -М.: Наука,1993.-188 с.
Никитина С.Е. Фольклорный текст в словарном описании //Иссле-
дования по лингвофольклористике. -Курск, 1994.-Вып.1.-С.5-6
Новичкова Т.А. Сокол-корабль и разбойничья лодка (к эволюции
’разбойничьей темы’ в русском фольклоре)//Фольклор и этногра-
фическая действительность . -СПб. : Наука, 1992.-С.182-192
Ованова М.Г. Необособленные приложения в современном русском
литературном языке //Рус.язык в школе.-1957.-N 2.-С.36-40
Оссовецкий И.А. Лексика современных русских народных гово-
ров. -М. , 1982.- 198 с.
Оссовецкий И.А. О языке русского традиционного фолькло-
ра//Вопр. языкозн.,1975.-N 5.-С.66-77
Петренко В.Ф. Психосемантика сознания.-М.: Изд-во МГУ,
1988.-207 с.
Петренко О.А. Лексема green на фоне лексемы зеленый в английс-
ком и русском песенном фольклоре//Фольклорная лексикогра-
фия. -Вып. 3. -Курск,1995.-С.6-10 (1995а)
Петренко О.А. Лексико-тематическая группа "время" в английской
и русской народной лирической песне в сопоставительном пла-
не//Исследования по лингвофольклористике.-Вып.1.-Курск,1994.
-С.64-68
Петренко О.А. Cuckoo /кукушка, dove, turtle dove/голубь, го-
лубка, п!дГ|Г1пд,а1е/соловей//Фольклорная лексикография. -Вып. 5.
-Курск,1996.-С.24-28
104 -
Петренко О.А., Хроленко А.Т. Gold/ Золото//Фольклорная лекси-
кография. -Вып. 4. -Курск, 1995.-С.12-13 (19956)
Петренко О.А., Хроленко А.Т. "Желтый" и "yellow" в народной
лирике двух этносов //Фольклорная лексикография.-
Вып.4.-Курск,1995.- С.24-28 (1995в)
Петренко О.А., Хроленко А.Т. Этническое своеобразие семантики
народнопоэтической речи: на примере русских' и английских орни-
тонимов. (Рукопись).-13 с.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. -М.:
ГУПИ, 1956.-500 с.
Поздеев В.А. Архаические элементы в свадебных причитаниях ри-
туальной бани невесты// Поэзия и обряд.-М.: Изд-во "Прометей"
МГПИ,1989.-С.88-94
Потебня А.А. Из записок по русской грамматике: В 4-х т.-М.:
Просвещение,1958-1977.-Т.3.-1968.-552 с.
Потебня А.А. Из записок по теории словесности// Эстетика и по-
этика. -М.,1976.-418 с.
Потебня А.А. О некоторых символах в славянской народной поэ-
зии. -Харьков. : Б.И.,1914.-243 с.
Потебня А.А. Теоретическая поэтика.-М.:Высш.школа,1990.-344 с.
Праведников С.П. Еще раз о локальном своеобразии устно-поэти-
ческой лексики // Фольклорная лексикография. -Вып.4. -Курск,
1995. -С.35-38 (1995а)
Праведников С.П. О локальном своеобразии устно-поэтической'
лексики (на примере лексемы рука)//Фольклорная лексикогра-
фия. -Вып. 3. -Курск, 1995. -С.10-14 (19956)
Праведников С.П. Словник и частотный словарь южносибирских бы-
лин, собранных С.И.Гуляевым // Фольклорная лексикография.
-Вып.2.-Курск, 1995.-С.15-32 (1995в)
Праведников С.П. Семантико-функциональная характеристика имени
числительного в фольклорном тексте:’ Автореф....канд.филол.на-
ук. -Орел,1994.-17 с.
Привалова М.И. К определению понятия сложного слова в русском
языке //Вестник ЛГУ. Серия истории языка и литературы. -Л.,
1956.- N 8.-Вып.2.-С.69-78
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки.-Л. ,1986.-364 с
Пропп В.Я. Русский героический эпос.-Л.: Изд-во Ленинградского
ун-та, 1955.-552 с.
- 105 -
Путилов Б.Н. Комментарий к сборнику Кирши Данилова//Древние
российский стихотворения, собранные Киршею Даниловым. -М.: На-
ука, 1977.-0.426-459
Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т.-М.: Худож.литерату-
ра,1985.-Т.1.- 735 с.
Силин В.Л. К проблеме синонимии// Вопр.языкозн.-1987. -N 4.-
С.95-101
Скафтымов А.П. Поэтика и генезис былин: Очерки. -М.,-Саратов:
Книгоизд-во В.З.Яксанова, 1924.-226 с.
Слово о полку Игореве.-М.: Книга ,1988.-232 с.
Смирнов 10.И. Восточнославянские баллады и близкие им формы:
Опыт указателя сюжетов и версий.-М.,1988.-143 с.
Соколова В.К. Русские исторические песни ХУ1-ХУШ ве-
ков. -М.: Наука, 1960. -330 с.
Сороколетов Ф.П. Произведения фольклора и диалектные слова-
ри//Диалектная лексика, 1973.-Л.: Наука, 1974. -С.193-204
Соссюр Ф.де Труды по языкознанию. -М.: Прогресс, 1977.-274 с.
Степанова А.С. Русские заимствования в карельских плачах//
Фольклористика Карелии.-Петрозаводск, 1985.-Вып.3.- С.96-116
Стурлусон С. Круг Земной.-М.: Наука,1980.-687 с.
Сумцов Н.Ф. Ворон в народной словесности//Этнографическое
обозрение.-М. ,1890.-N 1.-С.61-86
Толстой Н.И. Из заметок по славянской демонологии. 2. Каков
облик дьявольский?//Народная гравюра и фольклор в России
ХУП-Х1Х вв.-М.: Наука,1976.-С.288-319
Тульцева Л.А. Символика воробья в обрядах и обрядовом фолькло-
ре//0бряды и обрядовый фольклор.-М.: Наука,1982. -С.163-179
Тынянов Ю.Н. Пушкин. -М.: Худож.литер., 1987. -544 с.
Уфимцева А.А. Семантика слова// Аспекты семантических исследо-
ваний. -М.: Наука, 1980. -С.5-80
Ухов П.Д. Из наблюдений над стилем сборника Кирши Данилова//
Русский фольклор.-Т.1: Исследования и материалы.-Л.: Наука,
1956.-С.97-115
Федоров А.И. Семантическая основа образных средств языка. -Но-
восибирск: Наука, 1969. -92 с.
Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. -М.: Наука, 1978.
- 608 с.
Харченко В.К. Словарь детской речи.-Белгород: Белгородский пе-
дагогический инс-т, 1995.-256 с.
- 106 -
Харченко В.К. Функции метафоры.-Воронеж: Изд-во Воронежского
ун-та ,1992.-88 с.
Хроленко А.Т. Ассоциативные ряды в народной лирике// Русский
фольклор.-Т.21: Поэтика русского фольклора.-Л.: Наука, 1981.
-С.3-13
Хроленко А.Т. Заметки о фольклорной семантике: Синтаксис, се-
мантика, морфемика//Вопросы семантики.-Калининград,1982.-
с.128-135
Хроленко А.Т. Игра в эпической картине мира: сквозь призму
словаря языка русского фольклора //Живая старина.-1995. -N 2.
-С.27-28
Хроленко А.Т. Коннотативный аспект фольклорного слова//Вопросы
семантики. -Калининград,1984.-С.89-95
Хроленко А.Т. Лексика русской народной поэзии. -Курск, 1976.
-64 с.
Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной лири-
ческой песни: Дисс. ...докт.филол.наук.- Курск,1982. -405 с.
Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной лири-
ческой песни.-Воронеж: Изд-во ВГУ,1981.-164 с.
Хроленко А.Т. Проблемы фольклорной лексикографии//Диалектная
лексика,1977.-Л.: Наука,1979.-С.229-241
Хроленко А.Т. Русский эпический менталитет: к постановке проб-
лемы // Духовная культура: проблемы и тенденции развития.
-Сыктывкар, 1994. -С.3-4
Хроленко А.Т. Семантика фольклорного слова.-Воронеж:Изд-во Во-
ронежского ун-та,1992.-140 с.
Хроленко А.Т. Словарь языка фольклора как инструмент выявления
"фольклорных диалектов''//Проблемы региональной лексикологии,
фразеологии и лексикографии.-Орёл,1994.-С.113-114
Хроленко А.Т. "Через улицу серой утицей" //Рус.речь, 1983. -N
4.-С.103-106
Цивьян Т.В. Змея = птица//Фольклор и этнография: У этнографи-
ческих истоков фольклорных сюжетов и образов/Сб.научн.тру-
дов.-Л.: Наука, Ленинградское отд-е,1984.-С.45-59
Червинский П.П. Семантический язык фольклорной традиции.-Рос-
тов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та,1989.-224 с.
Чистов К.В. Причитания у славянских и финно-угорских наро-
дов//0бряды и обрядовый фольклор.-М.,1982.-С.101-114
Чистяков В.А. Представления о дороге в загробный мир в русских
- 107 -
похоронных причитаниях XlX-xJ/ вв.//Обряды и обрядовый фоль-
клор. -М.: Наука, 1982.-279 с.
Шапиро А.Б. Некоторые вопросы теории синонимов: На материале
русского языка//Докл. и сообщ. инет-та языкознан.АН СССР.
-1955.- N 8.- С.69-87
Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. -2-е изд.-Л.: Учпед-
гиз, 1941. -620 с.
Шендельс Е.И. Грамматическая метафора// Филологические науки.
-М. , 1972.-N 3. -С.48-57
Шергин Б.В. Поморские были и сказания//Шергин Б.В., Писахов
С.Г. Сказы и сказки.-М.: Современник,1985.-368 с.
Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка.-М.: Просве-
щение, 1964. -244 с.
Юдин Ю.И. Обычай и песня//Поэзия и обряд.-М.: Изд-во МГПИ,1989
-С.19-36
Якобсон P.O. Работы по поэтике.-М.: Прогресс, 1987.-460 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х
т.-6-е изд.-М.: Гос.изд-во иностр, и нац. словарей, 1955.
-Т.1-4
Лингвистический энциклопедический словарь /Гл.ред.В.Н.Ярцева.
-М.: Наука, 1990.-685 с.
Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. -М.: Русс.язык, 1989.
-Т.2.- 496 с.
Словарь русских народных говоров/ Под ред.Ф.П.Филина и Ф.П.Со-
роколетова. -Л.: Наука, Ленингр.отд-ние, 1965-1996. -Вып.1-27
Словарь русского языка: В 4-х т./Под ред.А.П.Евгеньевой.-3-е
изд., стереотипное. -М.: Рус.язык, 1985-1988.-Т.1-4
Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. В 3-х т.-М.:
Книга, 1989.- Т.1-3
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в 4-х т.-М.:
Прогресс, 1986-1987.
Farino I. Wstep do Literaturoznawstwa Universytet Slawski.-222.
-Katowice, 1980,-cz^sc 11.-230 c.
108
Приложение 1
ЧАСТОТНОСТЬ ОРНИТОНИМОВ
1 Наименования | Количество словоупотреблений 1 1 I Всего |
ПТИЦ 1 । । 1 1
|в лиричес- кой песне 1 । -|в былине!в истори- | |ческой | |песне 1 ! (в причи- !тании 1 1 1 1 1 1 1 1 1
1 । Воробей | 25 | 14 1 4 । 1 1 1 1 1 44 |
2 Ворон | 40 | 173 | 60 1 22 | 295 |
3 Ворона | 4 | 29 | 145 1 2 | 180 |
4 Вьюнчик | 1 - 1 1 - 1 1 1
5 Галка | 5 1 2 1 4 1 - 1 11 1
6 Гоголка | 5 - 1 - 1 - 1 2 |
7 Гоголь | 5 1 4 1 - 1 - 1 6 |
8 Голубка | 234 | 30 1 4 1 64 I 332 |
9 Голубь | 401 1 74 | 18 I 2 | 495 |
10 Грач | - 1 б 1 5 1 - 1 и 1
11 Гусочка | 1 - 1 1 - 1 1 1
12 Гусь | 101 | 69 1 8 1 8 1 186 |
13 Дятел | - 1 1 1 - ( - 1 1 1
14 Жаворонок | 24 1 2 1 - 1 2 1 28 |
15 Журавль | 1 - 1 1 - 1 1 1
16 Земзюленка] 1 - 1 1 - 1 1 1
17 Иволга | 1 - 1 1 - 1 1 1
18 Канарей | 1 - 1 - 1 - 1 1 1
19 Канарейка | 14 - 1 1 - 1 14 |
20 Касатка | 20 1 1 1 1 1 2 1 24 |
21 Колпица | 2 ! 1 1 - 1 - 1 з |
22 Коростелка! 1 - 1 - 1 - 1 1 1
23 Коршун | - - 1 5 1 - 1 5 |
24 Косак | 1 - 1 1 - 1 1 1
25 Кочет | 7 - 1 - 1 - 1 7 1
26 Кукушка | 150 - I 10 1 30 | 190 |
27 Кулик | - - I 29 1 - 1 29 |
28 Кречет | 1 1 15 1 5 1 - 1 21 |
29 Кур(ы) | 16 - 1 1 - 1 16 I
109
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
Курица | 9 1 6 1 - 1 1 15
Куропатка | - 1 1 1 - 1 1 1
Ласточка | 75 1 1 1 1 I 23 | 100
Лебедь | 308 | 393 | 26 I 382 11109
Луговка | 2 1 - 1 - 1 1 2
Орел | 49 1 43 | 49 1 2 | 143
Орлица | 1 1 - 1 - 1 1 1
Пава | 39 1 ' 1 - 1 | 39
Павлин | 3 1 - 1 - 1 1 з
Перепел | 1 1 - 1 - 1 1 1
Перепелка | 13 1 - 1 2 1 1 1 16
Петух | 12 1 2 1 - 1 2 1 16
Попугаи | - 1 - 1 1 1 1 1
Рябчик | - 1 1 1 - 1 1 1
Селезень | 61 1 1 1 1 1 5 | 68
Сова | 8 1 - 1 - 1 1 8
Сокол | 419 | 220 | 191 I 85 | 915
Соколиха | 5 1 - 1 - 1 1 5
Соловей | 529 1 12 | 3 1 13 | 557
Соловейка | 15 I - I - 1 1 15
Сорока | - 1 26 | 3 1 2 | 31
Утка | 118 1 46 | 3 1 29 1 196
Чечетка | 2 1 - 1 - 1 1 2 |
Чиж | 5 1 - 1 - 1 1 5 |
Щегол | 1 1 - 1 - 1 1 1 1
Ястреб | I. 2 1 - 1 1 1 - 1 1 2 | 1 1
1 1 2746 1 1 | 1173 | 578 1 677 i 1 |5174 |
110 -
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ................................................. 3
ГЛАВА 1. ВЫСОКОЧАСТОТНЫЕ НАИМЕНОВАНИЯ ПТИЦ КАК ВЫРАЗИТЕЛИ
РЕГУЛЯРНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФУНКЦИИ .............. б
1. Идентификация значений орнитонимов ................. б
2. Количественные характеристики корпуса орнитонимов.
Выделение ядра и периферии ........................ 9
3. Лебедь...............................................11
4. Сокол................................................15
5. Соловей..............................................21
б. Голубь. Голубка......................................25
7. Ворон................................................32
8. Утка................................................39
9. Кукушка..............................................45
10. Гусь................................................48
11. Выводы..............................................52
ГЛАВА П. ПЕРИФЕРИЯ ОРНИТОНИМИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ КАК СУБСТИТУТ
ЯДРА. ОТРАЖЕНИЕ ДВУСЛОЙНОСТИ ЯЗЫКА ФОЛЬКЛОРА В
КОРРЕЛЯЦИЯХ ЯДРА И ПЕРИФЕРИИ..........................54
1. Орел.................................................55
2. Ворона...............................................59
3. Ласточка.............................................61
4. Селезень............................................62
5. Воробей.............................................64
б. Пава. Сорока. Кулик.................................64
7. Жаворонок. Касатка. Кречет. Перепелка...............67
8. Кур. Петух. Курица..................................71
9. Соловейка. Канарейка. Галка. Грач..................73
10. Дальняя периферия орнитонимической лексики..........75
11. Выводы..............................................81
ГЛАВА Ш. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЛЕКСЕМЫ ПТИЦА КАК ОТРАЖЕНИЕ
СВОЕОБРАЗИЯ РОДО-ВИДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
В ЯЗЫКЕ ФОЛЬКЛОРА.........................................82
1. Выражение родо-видовых отношений в лексико-
- Ill -
семантической группе "орнитонимы"......................82
2. Межжанровая дифференциация в функционировании
имени существительного шпица..............................88
3. Выводы................................................95
ЗАКЛЮЧЕНИЕ..................................................95
Список источников и принятых сокращений.....................99
Список использованной литературы ......................... 100
Приложение. Частотность орнитонимов ........................ 108
Гусев
Леонид Юрьевич
Птицы русского фольклора
(лингвистическое исследование)
Научное издание
Лицензия на издат.деятельность
ЛР М 020065 от 03.10.96
Подписало в печать 25.12 06
•1'ормот 60x34/16. Бумага офсетная,
печать офсетная 7,0 уч.-изд.л.
Тираж
Заказ 74
Изд-вс Курского педуниверситета
г. Kvock ;7 л. Рапире в а. 33
Отпечатано в лаборатории
оперативной печати КГиУ