Вик. ВАСИЛЬЕВ
(И ЛУНЫ
Вик. ВАСИЛЬЕВ
ашиатн&е
ИЗДАТЕЛЬСТВО СОВЕТСКАЯ РОССИЯ МОСКВА-1961
Художник И. МАССИНА


XXVI чемпионат Советского Союза проходил в Тбили-
си. Шахматисты ипрали в драматическом театре имени Ру-
ставели. Никто из участников не придавал этому обстоя-
тельству особого значения: в театре так в театре, что
тут особенного! Только один из них, подходя к турнир-
ному залу, каждый раз испытывал глухое волнение: на-
против театра, на том же проспекте Руставели, стояло
здание Дома офицеров...
1
Все дети любят игры. Он любил игры особенные —
шашки, нарды, турецкие шашки. В доме отца, дворника
Тбилисского дома офицеров, часто сражались в эти
игры, и для старого Вартана не было большего удоволь-
ствия, чем наблюдать, как маленький Тигранчик побеж-
дает одного взрослого противника за другим.
Тигран, самый младший сын в семье Петросянов, ра-
довал отца с матерью не только своими способностями
в настольных играх. Он не просто безупречно учился
в школе — в отличие от своих сверстников Тигран ходил
на занятия, как на праздник. Иногда он вставал поздно
вечером с постели, шел на цыпочках к стенным часам и
переводил стрелку на час вперед, чтобы пораньше по-
пасть в класс. Уходя из дому, он незаметно отводил
стрелку обратно. Старшие замечали эту невинную про-
делку, но только посмеивались: Такие шалости можно
пережить. Тем более, что мальчик приносит только
пятерки...
Рано познакомился Тигран и с шахматами. Знаком-
ство это на первых порах осталось шапочным и в дружбу
5
не перешло. В Доме офицеров часто устраивались кино-
сеансы, и маленький Петросян был там непременным
гостем. Он приходил за час-полтора до сеанса, слушал му-
зыку, просматривал журналы и всегда подолгу выстаи-
вал в фойе, наблюдая, как офицеры играют в шахматы.
Существует легенда, что Капабланка научился шах-
матам, только глядя, как играют другие, и не спрашивая
•о правилах. Петросян, которого впоследствии так часто
будут сравнивать со знаменитым кубинцем, тоже только
молча наблюдал за игрой и... ничего не понимал. Спра-
шивать же чужих людей он по врожденной своей скром-
ности стеснялся. Но так или иначе, а знакомство все-
таки состоялось, и с тех пор в душе юного Петросяна
интерес к загадочным фигуркам не угасал. Стоило ему
спустя несколько лет вновь оказаться у врат шахматного
царства, как он немедленно произнес: «Сезам, отво-
рись!»— и был тут же впущен.
Случилось это в незабываемом сорок первом. Две-
надцатилетний Тигран получил путевку в городской пио-
нерский лагерь при одной из тбилисских школ. Здесь он
уже без стеснения расспросил приятелей, как играют в
шахматы, и теперь целые дни блаженствовал над доской.
В этом же лагере он узнал, что существуют, оказы-
вается, шахматные книги, и это произвело на него огром-
ное впечатление. Вот как! Значит, это не простая забава,
если о шахматах пишут книги? По странной прихоти
судьбы фамилия мальчика, у которого Петросян увидел
сборник шахматных партий, была Файн. Вместе с ним и
Андро Лекиашвили Тигран впервые в жизни стал изучать
партии мастеров.
Когда тем же летом Петросян побывал со школьной
экскурсией во Дворце пионеров, его потянуло прежде
всего к шахматной комнате. Как раз в это время мастер
Сорокин давал сеанс одновременной игры. Тигран хотел
тут же записаться в кружок, однако экскурсия пошла
дальше. Но назавтра он уже осуществил свое намерение.
С мальчишеским азартом Петросян прямо-таки набро-
сился на шахматы. Он был ненасытен. Выполнив в тур-
нире норму четвертого разряда, он еще добрый десяток
раз добивался такого же результата. И так на каждой
ступеньке классификационной лестницы.
Теперь шахматные кциги появились и у него. Однаж-
ды он наткнулся на труд Нимцовича «Моя система на
в
практике». Эта книга много месяцев лежала у него под
подушкой.
Шахматным кружком во Дворце пионеров руководил
мастер Арчил Эбралидзе. Это был шахматист строгого,
даже педантичного позиционного стиля. Его кумиром
был Капабланка. Стоит ли удивляться, что юный Петро-
сян старался подражать своему наставнику? Стоит ли
удивляться тому, что он верил в непогрешимость Капа-
бланки, в непогрешимость принципов позиционной игры?
Настал, однако, день, когда Петросян вдруг почув-
ствовал, что не все благополучно В' позиционном коро-
левстве. В этот день — это было зимой 1942 года —
в Тбилиси начался турнир, в котором участвовали Брон-
штейн и Шамкович. В первом же туре они встретились
друг с другом. В защите Каро-Канн Бронштейн черными
двинул на пятом ходу на два поля крайнюю пешку коро-
левского фланга. Для Петросяна такой ход в дебюте был
кощунством. Он ожидал, что последует суровое возмез-
дие, но позиция Бронштейна оказалась ничуть не хуже.
В душу Петросяна закралось сомнение в правоте его
веры, но прошло еще многб времени, прежде чем он вы-
брал правильный путь.
2
В ту пору Петросян часто встречался с Бронштейном.
Не всегда эти встречи происходили за шахматной дос-
кой. Осенью и зимой 1942 годд Тигран любил, идя в
школу, гулять в небольшом парке. Там он неизменно на-
ходил Бронштейна. Стараясь не свалиться в траншеи,
которыми был изрыт парк, Давид прохаживался по ал-
леям, разбирая на ходу с помощью карманных шахмат
какую-то позицию. Был он тогда тощ и бледен, одет в за-
щитного цвета ватник, из кармана которого торчала пай-
ка черного хлеба.
Шла война. Фронт подкатывался к Тбилиси все бли-
же, и его огненное дыхание чувствовал каждый. Обруши-
лись беды и на маленького Петросяна. Умерла мать.
Старый Вартан, которому шел седьмой десяток, был убит
горем, у него все валилось из рук. Сам Тигран тяжело
заболел и вынужден был оставить на время занятия
в школе.
Полтора года он работал табельщиком, учеником
киномеханика, как умел, старался помочь отцу. Полтора
7
года он не брал в руки шахмат. А когда жизнь стала по-
немногу налаживаться и он наконец вернулся в школу,
нагрянуло новое несчастье — скончался отец. Чтобы не
лишиться квартиры, Тиграну пришлось заступить отца
на его трудной вахте. Пятнадцатилетний паренек стал
дворником...
Зима 1944 года выдалась снежная. Редкие для Тби-
лиси сугробы изменили привычный облик города. Худой
подросток, зажав под мышкой книги и тетради, впри-
прыжку мчится по проспекту Руставели. Не По годам
серьезные глаза смотрят на падающий снег с нескрывае-
мой укоризной. Заскочив домой и наскоро поев, он во-
оружается лопатой и идет сгребать снег. Ему помогают
два-три соседних дворника.
Закончив дело., он спешит взяться за уроки, а вскоре
идет на очередной тур чемпионата Грузии. Перворазряд-
ника Петросяна впервые допустили к такому серьезному
соревнованию, и он старается сыграть как можно лучше.
Но бедняге приходится туго. Закончив игру, он мчится
домой и старается поскорее уснуть: в три часа ночи его
разбудит участковый — пора снова убирать снег.
Сопоставьте все это — семейные несчастья, невзгоды
военного времени, эту неведомо откуда взявшуюся снеж-
ную зиму — и вы поймете, откуда у Петросяна в его мо-
лодые годы такое благоразумие, такая неприязнь к ри-
ску, такое недоверие к открытому морю острых комбина-
ций, которое сулит радость красивых побед и где в то
же время неведомо откуда взявшийся шторм может в
любую минуту опрокинуть корабль!..
Что и говорить, техника безопасности уже тогда была
поставлена у Петросяна образцово. А между тем — и это
самое удивительное — он был в шахматах искателем
приключений! Пройдет много лет, и немецкая шахматная
газета будет утверждать, что Петросян — «законченный
романтик, определяющими силами творчества которого
являются фантазия и чувство...» Арчил Эбралидзенаучил
его позиционному мастерству, научил его ценить победы,
одержанные с помощью логики и здравого смысла —
ценить, но не любить.
Да, по натуре Петросян типичный тактик, и это безо-
шибочно доказывается хотя бы тем фактом, что он один
из самых сильных в мире в молниеносной игре. Но Пет-
росян всегда умел наступать на горло собственной песне.
я
Как бы ему ни хотелось иногда сыграть «для души», он
всегда помнил 1944 год, помнил кончину отца, сугробы,
бессонные, ночи. Помнил и... отказывался от риска. Что
поделать! Детские годы не баловали его радостями, и
потому он так бережно относился к своим редким пока
удачам.
з
Мужавший талант Петросяна обращал на себя все-
общее внимание. После войны в Ленинград съехались со
всех концов страны сильнейшие юные шахматисты. Гру-
зия послала в Ленинград Петросяна. С трепетом в душе
он поехал в первое далекое путешествие. Тартаковер
как-то обронил афоризм: «В шахматах есть только одна
ошибка — переоценка противника». В парадоксах этого
шахматного Оскара Уайльда истину иногда трудно раз-
глядеть за внешним блеском. Но по отношению к не-
обычайно скромному Петросяну слова Тартаковера зву-
чат откровением.
В Ленинграде Петросяна встретил на вокзале мастер
Лисицын. По пути в гостиницу он коротко рассказал
о других участниках, и, слушая лестные отзывы мастера,
Тигран внутренне холодел. Особенно уважительно ото-
звался Лисицын о ленинградце Решко.
Конечно же, жребий свел Петросяна в первом туре
именно с Решко! Тигран делал начальные ходы дрожа-
щей рукой. Потом он пристыдил себя, обрел уверенность
и победил. Удача окрылила, и >в конце концов он разде-
лил первое-третье места.
После этого никого уже не удивило, что Петросян
стал чемпионом Грузии. Но сам он, этот упрямый скром-
ник, в душе все еще считал себя провинциалом, которому
нечаянно повезло. Когда в следующем чемпионате Гру-
зии принял участие вне конкурса маститый Керес, Тиг-
ран смотрел на него с тихим обожанием, не переставая
удивляться, как это он, Петросян, играет на равных
с самим Кер'есом.
Скромность, однако, не мешала Петросяну набирать-
ся сил. Он сделал только две ничьи в чемпионате Арме-
нии, куда переехал жить, с таким же эффектом победил
и во всесоюзном юношеском турнире, хотя там играли
столь одаренные шахматисты, как Корчной, Васильчук,
Зурахов, Буслаев. Этот результат вызвал у ветерана
Дуз-Хотимирскогп изумление-
Q
—Мальчишка — и не проиграл ни одной партии?!
У Петросяна все явственнее проступали черты стиля,
за который его потом будут называть «железный Тиг-
ран». Он по-прежнему находился под влиянием идей Ка-
пабланки и Нимцовича. Он часто применял их любимые
дебютные схемы, развивал «по Нимцовичу» стратегиче-
ские планы, старался подражать Капабланке в разыгры-
вании окончаний. У него появилась неплохая техника.
Стоило ему ослабить пешку противника, как он почти
автоматически выигрывал ее, а вслед за тем добивался и
всеобщей капитуляции.
Нельзя сказать, что такая манера игры доставляла
ему большое удовлетворение, но в турнирах среднего
масштаба она действовала безотказно. А мы уже знаем,
что Петросян очень дорожил своим жизненным успехом.
И вдруг грянул гром!..
В 1946 году Петросян был, наконец, допущен в полу-
финал очередного чемпионата страны. Он призвал на по-
мощь все свое умение, играл в своем испытанном, таком
надежном стиле и... был безжалостно отброшен на пред-
последнее место.
Это был страшный удар. Петросян начал привыкать
к упрекам в некоторой сухости игры. У него было веское
возражение — спортивные успехи. Теперь его основной
козырь был бит. А главное, Он и сам понял, что сбился
с пути. Тут, наконец, пригодилась его самокритичность.
Капабланка и Нимцович совсем не такие уж плохие
учителя. Но с односторонней, сугубо позиционной мане-
рой многого не добьешься. Вот он отложил в турнире пар-
тию с Уфимцевым. Отложил в лучшем положении и с
лишней пешкой. Петросян даже не анализировал пози-
цию, настолько был уверен в успехе. Однако ландшафт
на доске оказался далеко не таким идиллическим, как
ему представлялось. В позиции были тактические тонко-
сти, которые Уфимцев отлично использовал. Победа вы-
скользнула из рук...
4
Петросян пришел к горькому выводу, что в его шах-
матном образовании есть серьезные пробелы. Надо было
снова браться за учение. Теперь наступила эра Чигорина
и Алехина. Петросян пустился в плавание по бескрай-
нему океану сложнейших комбинаций и С радостью от-
19
крывал для себя неизведанные земли. Ему было
приятно вдвойне: он опять убедился, что насыщенная
фантазией и воображением комбинационная борьба —
отнюдь не чуждая ему область шахмат, как утверждали
некоторые строгие критики, а его родная стихия.
Вы, может быть, думаете, что вот теперь Петросян
стал больше комбинировать и полностью излечился от не-
дугов своего стиля? Если бы сложные творческие проб-
лемы решались так просто, без колебаний! Петросян мог
по ходу стройки менять внутреннюю архитектуру стиля,
мог реконструировать фасад, но фундамент оставался
тот же.
Петросян еще более обострил свое комбинационное
зрение, стал намного увереннее чувствовать себя в запу-
танных, неясных ситуациях. Но все это делалось не для
того, чтобы активно навязывать противнику такую борь-
бу, нет! Главная цель была иной и имела профилактиче-
ский оттенок: быть готовым к любому штурму.
И все-таки он сделал важный шаг вперед, послед-
ствия которого начали сказываться. В 1947 году Петро-
сян стал мастером. А два года спустя он осуществил, на-
конец, свою затаенную мечту: попал в число участников
чемпионата СССР.
Финал XVII чемпионата страны происходил в Мо-
скве, в зале Центрального дома культуры железнодо-
рожников. Петросян приехал на турнир с репутацией
сильного мастера, его выступлений ожидали если не с
интересом, то во всяком случае с любопытством. И все-
таки он был очень взволнован всем происходившим. По-
думать только, его, Петросяна, соперниками были Смыс-
лов, Керес, Флор, Котов, Лилиенталь и другие прослав-
ленные гроссмейстеры!
Очутившись в «высшем свете», Тигран вдруг живо
почувствовал, что ему всего еще двадцать лет. В нем
опять проснулась его застенчивость. Как он завидовал
своему коллеге — одесситу Ефиму Геллеру! Тот тоже
впервые попал в финал, но он ходил по сцене спокойно,
уверенно, заложив руки за спину.
На беду Тиграна его противниками в первых пяти
турах были Котов, Смыслов, Геллер, Керес, Флор. Тут
на пощаду надеяться не приходилось. Петросян почув-
ствовал это в первой же партии. Играя с Котовым, он,
волнуясь, непонятным образом совершил в ферзевом
н
гамбите грубейшую ошибку, от которой сам не раз пре--
достерегал своих учеников в Ереванском дворне пионе-
ров, где руководил, шахматным кружком. К двенадцати
ходам — редчайший случай в таком серьезном турнире-—
все было кончено.
Петросян не зря волновался: гроссмейстерская обой-
ма сработала безупречно — пять партий и пять пораже-
ний! В шестой встрече Тигран добился отличной пози-
ции и хотел уже предложить Лилиенталю ничью (чтобы
остановить, наконец, этот поток поражений!), но вдруг
подумал, что некорректно ему с пятью нулями делать
такое предложение гроссмейстеру. Кончилось тем, что
партию эту он выиграл...
Петросян оказался на одном из последних мест.
И все-таки в Ереван он вернулся отнюдь не в подавлен-
ном состоянии. Чемпионат был для него великолепной
школой. Он многому научился за этот месяц. Петросян
набрался опыта, частично излечился от «гроссмейстеро-
боязни», зорче увидел свои недостатки. И. наконец, не-
смотря на неудачу, поверил в свои силы. Поверил и ре-
шил переехать в столицу: в Ереване, вдали от главных
шахматных магистралей, ему трудно было прогрессиро-
вать. Руководители «Спартака» пообещали молодому
мастеру помочь с тренерской работой — и переезд со-
стоялся.
5
И снова зима — на этот раз не тбилисская, а москов-
ская — напомнила Тиграну, что жизнь не любит шутить.
Тигран приехал в Москву в демисезонном пальто и лег-
ких туфлях. В феврале же пятидесятого года завернули
отчаянные морозы. Тигран бегал на занятия секции и
сочувственно поглядывал на дворников, терпеливо ска-
лывавших лед.
И все-таки он был счастлив! Счастлив оттого, что
попал на стрежень бурливой шахматной реки, которая
стремительно понесла его вперед. Петросян очень много
занимался шахматами. Он теперь часто встречался с ма-
стерами и гроссмейстерами, играл с ними, учился у них.
Его другом, а затем и тренером стал Лилиенталь, тот
самый Лилиенталь, которому он не решился предложить
ничью. Творческое общение с этим опытным турнирным
бойцом было для юного. Петросяна очень полезным.
12
Словом, все говорило о том, что «железный век» Тиграна
Петросяна уже не за горами.
Он начался, этот век, в 1951 году, когда Петросян со-
вершил свой знаменитый скачок и из несомненно одарен-
ного, но в общем-то еще не очень сильного мастера стал
вдруг одним из претендентов на звание чемпиона мира.
Скачок был фантастический, в него сначала отказыва-
лись верить, но с каждым турниром Петросян демон-
стрировал неумолимую реальность того, что произошло.
Отныне неудачи покинули его — «железный Тигран»
играл без срывов. Петросян стал чемпионом столицы.
Занял первое место в полуфинале первенства страны.
Разделил с Геллером второе и третье места в финале и
добился права играть в межзональном турнире в Сальт-
шобадене.
В первенстве страны Петросян едва не добился ти-
тула чемпиона. В предпоследнем туре он играл с лиде-
ром турнира Кересом, от которого отставал на пол-очка.
Победа в этой партии давала большие шансы на победу
в чемпионате, так как в последнем туре Петросяну пред-
стояло играть с крайне неудачно выступавшим в турнире
Терпуговым.
Тиграну удалось быстро захватить инициативу. Вдо-
бавок он выиграл пешку. Публика, не скрывавшая сим-
патий к молодому мастеру, аплодировала чуть ли не
каждому его ходу. Тиграну это доставляло удовольствие,
и он стал невольно прислушиваться к шуму в зале. Увы,
он забыл, что во время игры отвлекаться опасно. Опыт-
ный Керес вывернулся, и партия окончилась вничью. Это
был еще один урок, который пошел на пользу.
В Сальтшобадене новый успех: второе-третье места,
разделенные с Таймановым. «Железный Тигран» не про-
играл ни одной партии. Отныне он — гроссмейстер.
Вместе с победителем турнира Котовым, вместе с Петро-
сяном и Таймановым получили путевки в турнир претен-
дентов и другие два советских участника — Геллер и
Авербах. Тиграну это было очень приятно: трое молодых
гроссмейстеров питали друг к другу дружеские чувства.
Вот уже несколько лет они на "кех турнирах помогали
один другому анализировать отсиженные партии, забот-
ливо поддерживали того из тройки, на кого обрушива-
лись неудачи. Это был с 1астоящая мужская дружба, на
которую Тигран не раз опирался в трудные минуты.
13
Итак, Петросян «дослужился» до турнира претенден-
тов, который происходил осенью 1953 года в Швейцарии,
Но, честно говоря, он ни на что особенно не рассчитывал.
Он не считал себя серьезно подготовленным к борьбе за
почетный титул, а претендовать на то, что не может при-
надлежать по праву, — это было не в духе Петросяна.
Он решил не рисковать понапрасну и применить ста-
рую, испытанную тактику — стараться идти на мировую
с сильными и беспощадно отыгрываться на слабых. Пет-
росян осуществил свое намерение: он занял почетное
пятое место — впереди Геллера, Найдорфа, Котова, Тай-
манова и других.
Для молодого гроссмейстера это была бы удача,
даже выдающийся успех, если бы не одно обстоятель-
ство: у тех, кто занял первые десять мест, Петросян не вы-
играл ни одной партии. А ведь турнир шел в два круга.
Когда Тигран вернулся в Москву, его встретило мол-
чаливое осуждение. Публика не признавала его результат
успехом. Ему не хотели простить шеренгу безликих поло-
винок, выстроившихся в его таблице. Такая сверхосто-
рожность в молодом человеке, полном сил и энергии, вы-
зывала недоумение и досаду.
Петросян отлично отдавал себе отчет в создавшейся
ситуации. Но решение было Принято окончательно и бес-
поворотно. Он считал, что на том этапе он достиг потолка
своих возможностей. Значит, надо удержаться.
Словом, Петросян, не веря в то, что может быть пер-
вым, решил отсидеться на призовых местах. Отныне его
девизом стало: «безопасность прежде всего». Как ни тя-
нуло его порой изведать манящее чувство риска, он всег-
да умел взять себя в руки. Понадобилось три года, чтобы
он понял, в какой тупик зашел...
В турнирах Петросян всегда добивался неизменно
ровных и очень высоких достижений. Но он никогда не
проявлял стремления быть первым. Он заботился лишь
о том, чтобы выполнить программу-минимум. Програм-
мы-максимум для него как будто и не существовало. Счи-
тали, что ему не хватало честолюбия и агрессивности
Геллера. И его друга часто ставили ему в пример.
Это было обидным парадоксом: Петросяна, даже если
он занимал в крупном турнире третье-четвертое места,
почти не хвалили. Его можно было сравнить с акробатом,
который делал труднейший номер и не получал аплодис-
14
ментов: зрители считали, что он способен на еще более
сложные трюки.
Критиковать Петросяна стало модным. Однажды его
обидно назвали тигром в заячьей шкуре. Его ругали
иной раз даже за те ничьи, в которых он до последней
секунды боролся за победу. Но в целом общественное
мнение было верным: Петросяна в ту пору нельзя было
назвать чигоринцем. Он, который в душе глубоко почи-
тал в шахматах эстетическое начало, в своей практике
часто жертвовал художественной стороной во имя иных
целей.
Но он по-прежнему оставался «железным Тиграном».
Его редкие поражения становились сенсациями. В за-
щите Тигран был удивительно упорен и изворотлив.
Когда его прижимали к стене, в нем просыпалось муже-
ство, и тут он был страшен...
У него всегда было необычайно развито позиционное
чутье. Теперь оно часто подкреплялось и тактическим
оружием, которое столько лет лежало, покрываясь
пылью, в его творческой мастерской. Тактик в душе, Пет-
росян пользовался этим оружием чаще всего для пози-
ционных целей. Многие его коллеги стремились получить
хорошую позицию для, того, чтобы нанести решающий так-
тический удар. Петросян же с помощью маленьких так-
тических уколов умел получать подавляющую позицию.
В XXII чемпионате силу этой стратегии испытал на
себе Тайманов. С помощью серии чисто тактических
ударов Петросян добился абсолютного позиционного
превосходства. Сдавленные со всех сторон, фигуры чер-
ных задыхались. Убедившись, что ходить почти нечем,
Тайманов капитулировал, когда на поле сражения нахо-
дилась почти вся его армия...
Но таких партий, увы, становилось все меньше и
меньше. Петросян создавал шедевры словно для того,
чтобы сказать: «Вы видите, что я умею?» А после этого
он мог тут же заняться скучным ремесленничеством.
6
И вдруг в один поистине прекрасный день он сказал
себе: «Стоп! Отныне я буду не набирать очки, а играть
в шахматы!»
Что побудило его принять это отнюдь не легкое реше-
ние? Может быть, письма, вроде того, какое он получил
15
Из Еревана и в котором с армянской непосредствен-
ностью его спрашивали: «Скажите, когда, наконец, кон-
чатся эти ваши ничьи?» Может быть, он почувствовал,
что творчески деградирует? Или ощутил новые силы и,
наконец, уверовал в себя? Наверное, было и то, и дру-
гое, и третье. Во всяком случае, в Амстердам на турнир
претендентов поехал другой Петросян. Так ему, по край-
ней мере, казалось.
Но судьба зло подшутила над ним. Словно испытывая
твердость его решения, она обрушила на него такие уда-
ры, которых «железный Тигран» не получал никогда.
В первом туре Петросян в партии с Геллером добился
абсолютно равной позиции, но, натолкнувшись на совер-
шенно неожиданную агрессивность противника, расте-
рялся и проиграл.
Во втором туре Петросян, играя с Бронштейном, по
определению последнего, «грандиозно провел партию».
Это был триумф его стратегии. Фигуры Петросяна пол-
ностью завладели всеми ключевыми пунктами прзиции.
Оказавшись в безнадежном положении, Бронштейн по-
следние восемь ходов сделал почти машинально... одним
конем. Восьмым ходом коня он напал на неприятельского
ферзя. Увлеченный приближающейся развязкой, Петро-
сян не обратил на этот ход внимания. Пожав плечами,
Бронштейн взял ферзя.
Один из очевидцев этой драмы описывал свои впечат-
ления так: «Я никогда не забуду выражения ужаса и
изумления, с которым Петросян взирал на то, как исче-
зает с доски его ферзь... Трагический конец того, что
могло стать партией его жизни...»
Казалось бы, достаточно несчастий, не правда ли? Но
ему суждено было испытать потрясения и в следующих
Двух встречах: в третьем туре он упустил несложный
выигрыш во встрече со Смысловым, в четвертом — не смог
использовать огромный перевес в партии со Спасским.
Все это были более чем веские аргументы в пользу не
раз высказывавшегося взгляда, что Петросяну нельзя на-
силовать свою натуру. Но у него хватило мудрости при-
знать некоторую закономерность того, что случилось.
Конечно, ферзя он мог не потерять, но играть на выигрыш
в каждой партии он пока еще не умел. Значит, надо было
продолжать перестройку.
И Тигран не сошел с намеченного пути. Он был воз-
16
награжден за свою стойкость двумя прекрасными побе-
дами в первом круге — над Филиппом и Пильником.
Когда закончилась первая половина турнира, главный
судья экс-чемпион мира Эйве писал о Петросяне более
чем лестно: «Благодаря превосходному позиционному
чутью он отлично использует минимальное преимуще-
ство... Если Петросян начнет немного комбинировать,
с ним невозможно будет играть в шахматы».
Можно было подумать, что, оправившись от ошелом-
ляющих переживаний, Петросян во втором круге натво-
рит бед. Но он только осуществил «вендетту», выиграв
у Геллера, а остальные девять партий провел в добром
старом стиле и закончил вничью. В конечном итоге Пет-
росян разделил третье-седьмое места с Бронштейном,
Спасским, Геллером и Сабо.
Для неудачника,, начавшего трудное состязание с
двух поражений, совсем неплохо, не правда ли? Но
Тигран был не очень доволен. И не только тем, что не су-
мел до конца провести турнир в одном ключе. Его огор-
чало, что многие наблюдатели вместе с таким знатоком,
как Эйве, думали, что тактическое искусство — его самое
уязвимое место. Он, считавший себя затаенным такти-
ком, с горечью читал отзыв о своей игре южноафрикан-
ского мастера Гейденфельда:
«Трудно поверить, когда речь идет о турнире силь-
нейших шахматистов мира, но один участник, Петросян,
четыре раза подряд добивался выигрышных позиций и
каждый раз оказывался не в состоянии найти решаю-
щее продолжение. Одна явно лучшая и три просто вы-
игрышные партии дали ему только одно очко...
Разрываешься между чувством восхищения его стра-
тегическим совершенством, которое позволяет ему пере-
игрывать в трех партиях подряд таких мастеров, как
Бронштейн, Смыслов и Спасский, и сожалением, что так-
тическое несовершенство лишает его плодов всей пре-,
дыдущей работы».
Что ж, значит, действительно заржавело его такти-
ческое оружие? Нет, этого не может, не должно быть!..
7
В XXIV чемпионате страны Петросян удивил всех.
От «железного Тиграна» осталось одно прозвище. Петро-
сян откровенно экспериментировал, не чурался никаких
2 Зак. 65
17
самых запутанных позиций. Он словно мстил себе за
многолетнюю шахматную диету и теперь, отбросив все
сомнения, бесшабашно пировал. Об очках он на этот раз
не думал — гроссмейстер Тигран Петросян играл в шах-
маты!
В поисках агрессивности он потерял непробиваемость
в защите, но ничуть не жалел об этом. Петросян проиграл
четыре партии — вдвое больше, чем в Амстердаме, но
зато выиграл семь! В конце концов он «затерялся» где-
то в середине таблицы, на седьмом-восьмом местах, но
вышел из этого испытания возмужавшим и помолодев?
шим в одно и то же время. Скинув цепи, он почувство-
вал необычайный подъем духа. «Железный Тигран» по-
верил; что он может стать «стальным»...
Еще через год, в следующем чемпионате страны, Пет-
росян вместе, с Талем и Спасским претендовал уже на
первое место. Не на второе или третье, а именно на пер-
вое! Ему удалось найти в этом турнире золотую середи-
ну: играя смело, инициативно, подлинно творчески, он
вместе с тем вернул себе утраченное было умение избе-
гать поражений.
В этом чемпионате проявилась у Петросяна и новая
черта — стремление ст'авить перед собой психологиче-
ские задачи. Это связано с риском, и прежде Петросян
шел на него лишь в крайних случаях. Теперь Тигран с ра-
достью почувствовал, что перед ним открываются новые
творческие горизонты.
Полной глубокого психологического смысла была его
партия с Талем. Петросяну предстояло играть черными.
Какой выбрать дебют против этого гроссмейстера — от-
важного и коварного, напористого и изворотливого? Ка-
залось бы, нужно позаботиться о создании активной по-
зиции, где фигуры получили бы большой простор для
маневрирования и переброски в случае необходимости
с одного фланга на другой.
Петросян поступает как раз наоборот. Тонко разо-
бравшись в нетерпеливой натуре соперника, любящего
создавать кризис чуть ли не в дебюте, он применяет в
испанской партии вариант, который ведет к стесненной
позиции у черных. Пешечные цепи, словно сплошная ли-
ния окопов, разделили враждующие армии. Позицион-
ная война. Но у белых, несомненно, большая свобода
действий, широкие возможности для маневрирования,
18
длительная инициатива. Быть может, стратегически пар-
тия белых даже выиграна. Но — ив этом-то и заклю-
чался психологический расчет Петросяна — позиция тре-
бовала долгой, кропотливой работы, а Талю это было
страсть как не по душе.
Добившись отличного атакующего положения, Таль
действительно поспешил. Приняв предложенную Петро-
сяном жертву качества, он вместо того, чтобы на некото-
рое время расстаться с инициативой и терпеливо перей-
ти к обороне, тут же сам отдал пешку и неосмотрительно
вскрыл позицию. Партия была отложена с большим пере-
весом у Петросяна, но при доигрывании изворотливому
Талю все же удалось спастись.
В самом конце турнира Петросян, как никогда преж-
де, был близок к восхождению на трон шахматного ко-
роля. Таль, набравший на пол-очка меньше, чем Петро-
сян, отложил в худшем положении партию со Спасским.
В случае ничьей предстоял интереснейший матч между
победителями чемпионата, «в случае выигрыша Спас-
ского Петросян становился чемпионом. Но азартно иг-
равший Спасский нашел третий путь — он умудрился
проиграть. Спасский был в отчаянии, так как лишил
себя возможности играть в межзональном турнире
в Портороже.
Петросяну от этого было не легче. Но все-таки,
думал он, случившееся справедливо. Ибо если Таль
выиграл в турнире девять партий, разделивший пятое-
шестое места Спасский выиграл семь партий, то он, Пет-
росян, претендовавший на звание чемпиона сильнейшей
шахматной державы, победил только пятерых противни-
ков. Если быть откровенным — скудновато. Ну что ж!
Значит, сделано еще мало, значит, перековка не кончена.
Ничего, подождем, ведь он _гегда был терпеливым.
Осенью Петросян с большие воодушевлением провел
межзональный турнир в л хортороже, где разделил третье-
четвертое места. И сразу после окончания соревнований
он начал готовиться к очередному первенству страны.
Петросян собирался поставить точку над «и».
8
XXVI чемпионат Советского Союза проходил в Тби-
лиси. Шахматисты играли в драматическом театре имени
Руставели. Никто из участников не придавал этому об-
2*
19
стоятельству особого значения: в театре — так в театре,
что тут особенного! Только один из них, подходя к тур-
нирному залу, каждый раз испытывал глухое волнение:
напротив театра, на том же проспекте Руставели, стояло
здание Дома офицеров...
Кто может назвать случайностью, что именно в Тби-
лиси произошло рождение «стального Тиграна», чем-
пиона СССР? Кто усомнится в том, что воздух родного
города пробудил в нем новые духовные силы? Вернув-
шись к отчему дому, к проспекту Руставели, Петросян
словно отчитывался перед своим детством, перед своим
поколением, перед своими родными и друзьями.
Те, кто привыкли традиционно попрекать Петросяна
за его «злостное миролюбие», в изумлении раскрыли
глаза. Те, кто всегда верили в его вечно юный талант,
радостно зааплодировали. Уже в середине турнира не-
привычно напористый Петросян, смелый, задорный, не
боящийся опасности, хотя и не рвущийся слепо в бой,
уверенной рукой захватил лидерство в турнире. До са-
мого конца состязания он так и не позволил никому
догнать себя, даже отчаянному Талю, который, в конеч-
ном счете, отстал на очко.
Петросян не проиграл ни одной партии. Это никого
не удивило: «железный Тигр ан» приучил считать его непо-
бедимым. Но при этом Петросян одержал восемь побед!
Такое было под силу не «железному», а «стальному Тиг-
рану» с его удивительно гибким и упругим стилем, в ко-
тором умение мощно атаковать сочетается с неуязви-
мостью в защите, а тонкое позиционное чутье оснащено
острым тактическим оружием.
•I •	•
Петросяна ждет впереди немало испытаний: отдых
шахматиста — это только затишье перед бурей. Увидим
ли мы его в этих испытаниях полюбившимся нам «сталь-
ным Тиграном», таким, каким он вернулся на проспект
Руставели? Хватит ли у него сил удержаться на избран-
ном им трудном пути?
Многочисленные почитатели таланта Петросяна
верят, что его «новый курс» — не дань моде, а плод
сложных творческих поисков.
Острой борьбы и удач, «стальной Тигран»!


1
Все произошло в считанные секунды. Он взял слона,
оторвал его от доски и, побледнев, застыл с поднятой
рукой. Встретившись взглядом с Багировым, он едва
слышно прошептал: «Сдаюсь». Быстро, делая усилие,
чтобы не дрожала рука, расписался на бланках, встал и,
не глядя по сторонам, ничего не видя и не слыша, ушел.
Домой он отправился пешком. Он смутно помнит, о
чем думал в эти минуты. Мысли, лихорадочно путаясь,
то вспыхивали, то гасли. Но одна мысль была живучей и
беспощадно жгла: как это могло случиться?..
Как это могло случиться, что он, возглавляя чемпио-
нат страны, сумел за три тура до конца так бездарно, так
нелепо потерять пол-очка, скорее всего очко — ведь у
Багирова позиция была намного хуже, к тому же на
того надвигался цейтнот? До чего же глупо: взяться
не за того слона и потерять сразу все — ладью, партию,
а с ней и надежды на звание чемпиона СССР — мечта,
ближе к которой, чем до этой катастрофы, он никогда
прежде не был!
Вот о чем думал, идя домой, гроссмейстер Виктор
Корчной.
А в следующих трех турах, он, вопреки одинаково
мрачным прогнозам и своих почитателей, и сторонников
Геллера и Петросяна — двух других лидеров турнира,
набрал три очка и не уступил все-таки первого места!
Это был настоящий подвиг, особенно если вспомнить,
что прежде Корчной всегда отличался повышенной чув-
ствительностью к неудачам и первое поражение было
обычно началом цепной реакции обидных срывов.
23
2
Да, так бывало не раз: стоило ему потерпеть неудачу
в одной партии, как он начинал катиться в турнире по
наклонной плоскости. Ощущение неуверенности в себе
мешало ему даже в самые юные годы, когда шахмати-
стам обычно кажется, что они могут победить весь мир.
В 1946 году в Ленинграде разыгрывалось первенство
страны среди юношей. Витя Корчной после пяти туров
был в группе лидеров, но потом проиграл партию, расте-
рялся и на финише сдавался уже без боя. В итоге он ока-
зался на одном из последних мест.
Спустя два года он проиграл в первом туре юноше-
ского турнира и настолько упал духом, что написал
своему тренеру Владимиру Григорьевичу Заку грустное
письмо, в котором признавался, что не верит в себя.
Лишь ответная телеграмма наставника, сердитая и обод-
ряющая, заставила его взять себя в руки.
Став постарше, Корчной в одном из полуфиналов чем-
пионата СССР умудрился в первых семи турах не на-
брать ни одного очка! Уже зарекомендовав себя очень
одаренным шахматистом, Корчной в финале ХХП чем-
пионата проиграл в первом туре Симагину и на протя-
жении всего турнира находился в состоянии психологи-
ческого шока. Он занял тогда предпоследнее место — это
почти гроссмейстер, который в предыдущем первенстве
страны разделил второе-третье места с Таймановым!..
Так почему же в XXVII чемпионате он неожиданно
для своих соперников, а быть может, и для самого себя
оказался вдруг настоящим бойцом? Почему после пора-
жений, в том числе и такого страшного, как в партии
с Багировым, в нем теперь просыпалось не уныние, а хо-
лодная ярость?
Ответить на эти вопросы не так-то просто.
У Корчного с его самобытным, необычайно своеобраз-
ным талантом сложился трудный и очень нервный стиль,
стиль безжалостный, не дающий пощады соперникам и
требующий от самого Корчного предельной собранности,
постоянного, не ослабевающего ни на минуту напря-
жения.
Корчной отучил своих противников удивляться. Он
мог сделать («закорчнить», как говорят иногда ленин-
градцы) любой самый диковинный ход, мог избрать
24
самое невероятное продолжение. Так как сам Корчной
не всегда выдерживал напряжение, то нередко оказы-
вался жертвой своей стратегии.
Поэтому в любом турнире он мог оказаться и среди
первых и среди последних. Но, часто битый, он, не изме-
нив своему стилю, мужал, незаметно для себя наращи-
вал уверенность. Так пришла зрелость — счастливая по-
ра, когда, не потеряв юношеских порывов, Корчной обрел
мудрость и спокойное мужество, помогающее ему хлад-
нокровно смотреть в глаза опасности.
8
Что же это такое — стиль Корчного? В чем его свое-
образие, в чем неповторимость и красота? Прежде всего
в том, что Корчной всегда поднимает перчатку, брошен-
ную ему противником. Предлагают ли .ему вести игру в
острокомбинационном стиле или переводят стрелку на
путь позиционного маневрирования — ив том и в дру-
гом случае слышится один ответ: пожалуйста! Противник
старается создать пешечный бастион в центре — Корч-
ной и тут ему не препятствует. Ему предлагают жертвы
фигур и пешек — и он почти никогда не отказывается от
подарков, даже если за это партнер получает длительную
инициативу.
Было бы наивным, конечно, думать, что, обладая
необычайно развитым свойством приспосабливаться
к стилю, к манере соперника, к создавшейся на доске по-
зиции, Корчной покорно идет на поводу у партнера.
Нет, тут все гораздо сложнее. Задолго до того, как сесть
за столик, Корчной намечает стратегический план, тща-
тельно выбирает дебютный вариант, готовится к неожи-
данностям, на которые горазд партнер. Но, обдумав все
это и заняв исходные рубежи, он уже готов уступить
противнику и центр, и пространство, и то, что для шах-
матистов обычно дороже всего, — инициативу.
Откуда такая податливость? Не приводит ли она к
пассивной игре? Достаточно только задать такой вопрос,
чтобы стала очевидной его абсурдность: с пассивной ма-
нерой гроссмейстером, а тем более чемпионом страны, не
станешь!
Напротив, мы уже знаем, что стиль Корчного отли-
чается беспощадностью. Достаточно вспомнить, что в
и
XXVII чемпионате СССР Корчной из девятнадцати пар-
тий двенадцать выиграл, три проиграл и лишь четыре
закончил вничью — агрессивность поразительная! И это
при оборонительном стиле, при готовности пойти на-
встречу желаниям противника? Тут что-то не так!
Готовность Корчного уступать намерениям против-
ника — это примерно то же, что готовность пружины
сжиматься.
Стихия Корчного, стихия, в которой он не знает себе
равных, — это контратака.
4
Почему он предпочитает бороться не в стойке, а в
партере? Это уже вопрос из области психологии, на ко-
торый вряд ли сам Корчной в состоянии ответить. Может
быть, он принадлежит к числу тех натур, которых, чтобы
вызвать на активную игру, надо сначала расшевелить,
даже разозлить? Может быть, поставленный перед необ-
ходимостью выбора одного из нескольких решений, он
испытывает смущение и рад, когда противник берет эту
ответственную миссию на себя?
Так или иначе, но Виктор Корчной особенно опасен
не в атаке, а в контратаке, начинающейся обычно неза-
метно, в тот момент, когда противнику кажется, что он
уже припер Корчного к стенке. Именно поэтому Корчной
играет сильнее и, что особенно любопытно, чаще выигры-
вает черными, чем белыми! Именно поэтому он нередко
побеждает в позициях, которые, если к ним подходить с
общепринятой меркой, выглядят трудными, а порой и
безнадежными.
Играя черными с Сахаровым в XXVII чемпионате,
Корчной оказался в стесненной позиции. Пешки белых
беспрепятственно оккупировали центр, а потом стали
угрожающе надвигаться на королевском. фланге. Белые
кони свободно гарцевали на виду у неприятельской
армии, поддержанные с тыла дальнобойными орудиями
ладей. В то же время оба слона черных боялись, каза-
лось, высунуть нос из укреплений.
Но вот черные пешки в центре и на ферзевом фланге
поползли вперед, отбрасывая неприятельские фигуры.
Впрочем, позиция белых все еще была несколько лучше.
Но — и это важная психологическая тонкость — Саха-
26
ров находился под впечатлением, что его перевес про-
должает оставаться значительным. И он, не колеблясь,
осуществляет заранее намеченный план и жертвует
крайнюю пешку королевского фланга, чтобы в прорыв
бросить потом главные силы. Даже когда король черных
улизнул на ферзевый фланг, Сахаров не почувствовал
опасности — настолько стойким было впечатление, что
черным трудно будет оживить свои фигуры.
Но вот Корчной открыл свой замысел: его слоны
выдвинулись вперед и стали бить прямой наводкой.
Пружина начала разжиматься. Неожиданно для Саха-
рова его король оказался жертвой заговора черных
фигур, которые во главе с ферзем начали сжимать круг.
Это прозрение оказалось для Сахарова тем более горь-
ким, что его ладьи застряли на фланге противника и
могли быть только свидетелями разыгрывавшейся
драмы.
За развязкой дело не стало. Один из слонов, принеся
себя в жертву, протаранил пешечный частокол, за кото-
рым притаился король. В образовавшуюся брешь хлы-
нули остальные фигуры, и скоро все было кончено...
Типично «корчная» победа! Единственно, побалуй,
что в ней было не характерно для Корчного — это то,
что он пожертвовал своего слона. Жертвы в партиях
Корчного — отнюдь не событие, но, тяжелый на подарки,
он любит отдавать в подходящий момент лишь тот мате-
риал, который он перед этим получил от партнера.
Жертвовать благоприобретенные фигуры и пешки — это
ему по душе. Но свои...
Нетрудно понять, что при таком сложном подходе
к партии Корчному приходится совершенно по-особому
разыгрывать начальную стадию. И действительно, усту-
пить инициативу в насквозь изученном варианте — это
значит добровольно поставить себя с самого начала в
почти безвыходное положение.
Корчной действует иначе. Он завлекает противника
«на себя», выражает готовность отказаться от инициати-
вы, но при этом как бы говорит: вы хотите быть хозяи-
ном положения? Пожалуйста! Но только давайте сойдем
с проторенной дороги, давайте разыграем малоизучен-
ный вариант.
Если партнер, уверенный в своих силах, не возражает
против такого предложения, завязывается сложная, за-

путанная игра, в которой Корчному приходится преодо-
левать в защите немалые трудности. Обычно он не только
с ними успешно оправляется, но и заводит противника в
такие джунгли вариантов, выпутаться из которых тот не
может. Тогда раздается сигнал к контрштурму, и оборо-
няющийся неожиданно превращается в преследователя.
Остальное известно...
Теперь легко догадаться, почему Корчной никогда не
разыгрывает хорошо известные дебюты: там не так-то
просто «свернуть», да и меньше простора для фантазии,
а ей в игре Корчного отводится одна из главных ролей.
Корчной не делает секрета из того, что любит «гни-
лые» варианты. Он проводит порой целые дни над про-
должениями, забракованными теорией. И часто ему
удается найти извилистое боковое русло, по кото-
рому еле слышно струится ручеек, не замеченный ком-
ментаторами. Двигаясь по руслу этого ручейка, Корчной
иногда выходит к широкой, полноводной реке. И тогда
в одной из партий применяется очередной «вдилой» ва-
риант.
Такая стратегия обязывает Корчного играть всегда
по-разному, избегать пристрастия к одним и тем же си-
стемам, применяться, приспосабливаться к каждому
партнеру. Противники Корчного никогда не знают, как
он «поведет себя», и уже одно это ожидание каверзы
заставляет их нервничать, чем Корчной искусно поль-
зуется.
Кстати сказать, когда сам Корчной встречается с ка-
кой-либо неожиданностью в дебюте, он редко испытывает
растерянность. Привыкнув к необычным дебютным по-
строениям, где все основано на точном расчете и конкрет-
ной оценке позиции, Корчной быстро осваивается в лю-
бой обстановке. Рассчитывает же варианты он велико-
лепно — не так быстро, как Таль, но, может быть, так же
далеко и точно. Необходимое качество, без которого игра
такого стиля, как у Корчного, просто немыслима.
Особенно силен и опасен Корчной в игре черными.
Когда Корчной играет белыми и вынужден (именно вы-
нужден!) задавать в партии тон, он начинает больше,
чем обычно, руководствоваться общими шахматными
принципами. И нередко можно наблюдать, как его игра
тускнеет, увядает, теряет самобытность, становится
менее оригинальной. Но вот на следующий день он пред-
28
водительствует черными фигурами, и тут уж он берет
свое.
Когда задумываешься над особенностями стиля Вик-
тора Корчного, как-то невольно, само собой напраши-
вается сопоставление со стилем Михаила Таля. Сказать,
что Корчной, как шахматист, похож на Таля — это зна-
чило бы сказать правильно и неправильно. Ибо в чем-то
они очень похожи, а в чем-то очень непохожи.
В самом деле, оба они на компромисс идут крайне
неохотно. У обоих элемент риска, иногда не совсем
оправданного, играет очень важную роль. Партии и Та-
ля и Корчного полны фантазии, многие ходы подсказаны
воображением, интуицией. Оба часто выигрывают пар-
тии, которые Многим кажутся безнадежными. Наконец,
оба великолепно рассчитывают варианты, не зная в этом
себе равных. В то же время Таль всегда стремится к за-
хвату инициативы. Корчной готов без особого сожаления
ее уступить. Таль любит атаковать, Корчной — защи-
щаться. Таль особенно уверенно играет белыми, Корч-
ной — черными.
Все эти сопоставления и противопоставления можно,
разумеется, принять весьма условно, с известными ого-
ворками, и все-таки они во многом закономерны. Не по-
этому ли Корчной к моменту завоевания Талем титула
чемпиона мира был единственным в мире шахматистом,
которому Таль проиграл пять партий, не выиграв ни
одной и пять закончив вничью? Как бы там ни было, но
Корчной, с его методами подготовки, всегда каким-то
шестым чувством угадывает настроения соперника и ста-
вит ему коварные ловушки.
Корчной подметил, что Таль, отлично запоминая де-
бютные варианты, с помощью которых другие мастера
одерживают победы, редко проверяет эти варианты:
Михаил Таль верит в себя и не боится столкнуться с не-
ожиданностями. Точно так же не всегда он тщательно
проверяет и варианты, с помощью которых выигрывает
сам. И Корчной, с его разносторонностью и непревзой-
денным искусством защиты, умело пользуется этим.
В XXIV чемпионате страны Таль белыми блестяще
выиграл у Петросяна. Во французской защите Таль на-
шел очень сильный ход, который позволил ему развить
опасную атаку. Анализируя эту партию, Корчной увидел,
что в одном из ответвлений главного варианта у черных
№
находится скрытое продолжение, меняющее всю ситуа-
цию. В чемпионате следующего года он «подкараулил»
Таля в этом варианте и добился победы.
Во время XXVI чемпионата Давид Бронштейн как-то
сказал Корчному:
— Вы у нас лучший знаток Таля. Как бы вы с ним
сыграли черными?
Корчной снова нашел уязвимое место в варианте си-
цилианской защиты, которым Таль выиграл у Ларсена
в межзональном турнире в Портороже. И он сказал
Бронштейну:
— Ну что ж, посмотрите к партии с Талем усиление,
которое я нашел в сицилианской защите.
Бронштейн недоверчиво усмехнулся:
— А если он сыграет иначе?
Корчной в ответ лишь пожал плечами.
Бронштейн все-таки избрал другой вариант, и Корч-
ной сам проверил правильность своей догадки. К удив-
лению Бронштейна, все было именно так, как предсказал
Корчной. Таль слишком поздно сообразил, что его пере-
хитрили, и вынужден был признать себя побежденным.
Само собой понятно, что в обоих случаях исход
встречи зависел не только от дебюта. Коса нашла на ка-
мень: даже Таль, с его непревзойденным мастерством
атаки, вынужден был склонить голову перед искусством
Корчного в защите.
5
А теперь вернемся к вопросу о том, как удалось Кор-
чному воспитать в себе качества настоящего турнирного
бойца. Качества, которые позволили ему овладеть со-
бой после трагического хода слоном в партии с Баги-
ровым.
Эти качества Корчной воспитал в себе с помощью
своих друзей — ленинградских шахматистов. Воспитал и
тем, что никогда не раскаивался в своих творческих
принципах, никогда не изменял им. Нельзя вести риско-
ванные партизанские действия и теряться при неудачах.
Если это так, надо или выйти из леса, или стараться пе-
ребороть свою слабость. Виктор Корчной избрал послед-
нее и получил за это высокую награду — корону чемпио-
на СССР.
30
Вслед за Багировым его противником был Крогиус.
После того как Корчной испытал такое глубокое разоча-
рование в предыдущей встрече, Крогиус мог ждать от
противника яростной атаки. Но Корчной не утратил
хладнокровия и поставил перед соперником сложную
психологическую проблему. В защите Нимцовича он
разыграл белыми спокойный вариант, при котором у чер-
ных образуется в центре изолированная пешка.
В этой позиции черные обычно готовят наступление
на королевском фланге. Но Корчной с его чутьем был
убежден, что Крогиус, мастер спокойного, позиционного
стиля, будет стараться прежде всего продвинуть и раз-
менять изолированную пешку.
Поэтому Корчной сначала принял все меры, чтобы
пешка не могла сдвинуться с места. Когда же слегка
обескураженный этим Крогиус сделал несколько неуве-
ренных ходов, Корчной, неожиданно для противника, сам
завязал острую схватку на королевском фланге. К три-
дцатому ходу все было кончено.
Таким образом, Корчной после катастрофы в партии
с Багировым слегка поправил свои дела, набрав 12 оч-
ков из 17-ти. Но и другой лидер — Ефим Геллер — побе-
дил своего партнера и имел, таким образом, 127г очков.
У Петросяна же было 11 ’А очков, но из 15-ти.
В следующем туре Петросян сыграл с Багировым
вничью, а Корчной... Корчной играл черными с Геллером.
Это была одна из самых волнующих партий чемпионата.
Отлично понимая, что Геллера вполне устраивает ничья,
Корчной избрал очень сложный вариант защиты Алехи-
на и так запутал позицию, что даже столь опытный так-
тик, как Геллер, не смог в ней разобраться. В один из
моментов Корчной воспользовался желанием Геллера
повторить ходы и загнал короля белых в матовую сеть.
Перед последним туром Корчной с 13-ю очками был
единоличным лидером. Но у Геллера и Петросяна было
всего на пол-очка меньше. Кончилось тем, что все три
гроссмейстера одержали победы. Но если Геллеру и
Петросяну удалось это сделать без особых волнений, то
Корчному пришлось немало помучиться.
Началось с того, что Суэтин разыграл черными ва-
риант, которым несколько лет назад Корчной выиграл у
Суэтина. Это был излюбленный прием самого Корчного!
Опровергать себя всегда трудно. Белые отстали в раз-
31
витии. Пешки Суэтина в центре и на ферзевом фланге
рванулись вперед. Вдобавок Корчной попал в цейтнот.
Казалось, вот-вот все рухнет. Но Корчной еще раз пока*
зал, что не случайно он после трагического хода слоном
сумел принудить к сдаче двух сильных противников.
И здесь с отчаянным упорством он ставил перед Суэтй-
ным одну трудную задачу за другой. В нем проснулся
дух защиты! И вот уже у Суэтина тоже осталось мало
времени на обдумывание, а перед самым откладыванием
партии он допускает решающую ошибку, и хозяином по-
ложения стал уже Корчной.
Мастер контратаки остался верен себе...
З&к

В турнирах большого калибра его всегда боятся как
противника. Любой гроссмейстер садится за столик на-
против него с сосредоточенным лицом. В партии Влади-
мир Симагин способен на всякие неожиданности.
Как противника, повторяю, его боятся. Но как конку-
рент, как сосед по турнирной таблице он не очень опа-
сен. Симагин из тех шахматных старателей, которые мо-
гут найти самородок, даже довольно крупный, но на жй-
лу натыкаются редко. Правда, он жилу и не ищет:
ему больше по душе самородки...
С шахматами у Симагина установились сложные,
даже несколько странные отношения. Он и играть-то
научился от нужды — захворал в пионерском лагере и,
находясь в карантине, волей-неволей стал коротать дол-
гие часы за доской с товарищем по несчастью. Но, едва
успев познакомиться с диковинной жизнью деревянных
фигурок, воспылал к ним любовью, тем более трогатель-
ной, что они, если и отвечали ему взаимностью, то лишь
изредка.
Симагин не сетовал на это. Играя в турнире, он —
чудной человек! — почти не заглядывал в таблицу, где
антикварные произведения шахматного искусства оцени-
ваются презренными «очками» и «половинками». Он
гордился тем, что цельная партия, проведенная от нача-
ла до конца на одном дыхании, не испорченная ложным
замыслом, ошибкой в расчете вариантов, значила для
него куда больше, чем все очки, вместе взятые.
Над ним подшучивали, иногда добродушно смеялись:
шахматные чудачества Симагина давали много поводов
для острот. Молчаливый, даже чуть угрюмый по натуре,
он, как ни странно, относился к насмешкам равно-
3*
35
душно. Он зйал, что в душе многие из насмешников
побаиваются его, — и за это прощал многое. Знал он
и другое, более важное, — что понимает больше, видит
глубже, чем подшучивавшие над ним, и это успокаивало.
Его и в самом деле начинали побаиваться: позволяя
себе вычурные ходы и необычные дебютные системы, на-
ходившиеся, казалось, в противоречии с теорией, Сима-*
гин тем не менее играл все крепче. В шестнадцать лет он
получил первый разряд, а спустя несколько лет уже иг-
рал в силу мастера.
Отечественная война заставила его на несколько лет
забыть шахматы: уехав с братом в Пермь, он работал
там токарем на одном из заводов. Работал так, что, при-
дя домой, наскоро ел и сваливался в постель. На шахма-
ты не оставалось ни времени, ни сил.
В 1944 году Симагин вернулся в Москву и решил по-
пробовать силы в чемпионате столицы. Это был особый
чемпионат Москвы. В турнире участвовали Ботвинник,
Смыслов, Котов, Рагозин, Микенас, Панов, Алаторцев,
Лисицын. Сила!
Симагин впервые вышел на такую «орбиту», вдоба-
вок он давно не играл в турнирах. И все-таки он остался
верен себе: восемь партий выиграл и восемь проиграл.
Без единой ничьей! Да и место, кстати, занял восьмое.
Накинувшись после долгого поста на шахматы, Симагин
играл аппетитно, со вкусом, смаковал чуть не каждый
ход. Ему удалось разгромить Котова с жертвой двух ла-
дей, красиво выиграть у Панова и у некоторых других
мастеров.
Годы, проведенные без любимых шахмат, не измени-
ли Симагина. Он по-прежнему очень тонко, порой про-
никновенно понимал позицию, по-прежнему слишком
увлекался своими самобытными идеями. У него было не-
что вроде шахматной дальнозоркости: видя на много хо-
дов вперед, он не замечал иногда самых простых опро-
вержений. Погруженный в сложные вычисления ученый,
по рассеянности натыкающийся на дерево в сквере...
Зато когда ему удавалось осуществить задуманное —
как это получалось красиво, неожиданно и, что особенно
всем нравилось, чуть непонятно! Однажды Симагин ра-
зыграл черными против Панова вариант, в котором
чернопольный слон занял сторожевой пост на поле g7,
Панов решил убрать этого стража и напал на него своим
слоном с поля h6 — старинная, тысячи раз проверенная
идея. Размен слонов в таких случаях неизбежен: черный
страж не может отойти в сторону, так как тогда оказы-
вается под ударом более ценная фигура — ладья.
Более ценная? Действительно ли это так? А может
быть, в данной, конкретной ситуации слон может сыграть
более важную роль? Симагин страстно любит задавать
себе такие загадки, осуществлять такие эксперименты.
И вот слон, что называется, на глазах у изумленных зри-
телей, с поля g7 уползает в угол — на поле h8.
— Симагин опять чудит!.. —шепчут в зале.
Панов недолго раздумывает: это смелый мастер, тем
более, что такие подарки преподносятся далеко не каж-
дый день. Он берет ладью, а спустя ходов пятнадцать
сдается.
Удивительная партия эта обошла мировую шахмат-
ную печать. Не было шахматиста, который, дойдя до зна-
менитого хода слоном, не покачал бы головой: и в самом
деле, как это Симагин додумался до такого непонятного,
прямо-таки загадочного хода?..
В 1946 году Симагин занял второе место в чемпиона-
те Москвы — отстав на пол-очка от Бронштейна и опе-
редив на два с половиной очка Смыслова, а также Ко-
това, Бондаревского, Лилиенталя. В следующем году он,
наконец, чемпион Москвы — этот титул будет ему при-
надлежать еще не раз.
По всем признакам чувствовалось: нарождался но-
вый гроссмейстер. Игра Симагина, не утратив и капли
оригинальности, своеобразия, становилась стратегиче*
ски более зрелой, глубокой. Но в силе Симагина таилась
его слабость — в жизни такое бывает часто. Отдавая
слишком много энергии одной партии — блестящей й
неповторимой, он на следующую приходил усталым и
опустошенным: отдыхать Симагин не умел.
Да, по правде сказать, и не хотел! Он не любил, про-
сто не мог спокойным, размеренным шагом идти на оче-
редкой тур, как это, например, делал сам и советовал
другим Ботвинник. Он не любил тщательно готовиться к
турниру, изучать партии своих будущих противников,
выискивать у них уязвимые места. Это ему претило: он
по-прежнему испытывал неприязнь к турнирной таблице,
опускавшей шахматы с небес фантазии и творчества на
землю прозаического подсчета очков и половинок.
37
Словом, Владимир Симагин, шахматист талантливый,
ярко самобытный, был плохим спортсменом. Он любил
шахматы и не хотел любить себя в шахматах. Он ждал
от игры удовольствия, играл с удовольствием. Трудиться
в шахматах он не умел. И об этом впоследствии горько
пожалел.
С таким шахматным кредо он, понятно, не отличался
особой выдержкой. Характер подводил Симагина в са-
мые важные минуты. В XIX чемпионате страны он к се-
редине турнира занимал рядом с Петросяном место -в
авангарде. Очередным его противником был Смыслов.
Играть надо было спокойно: ничья с таким партнером
вполне устраивала, дполне.
Симагин сел за столик с чувством обреченности. И нет
ничего удивительного, что хватило его ненадолго. В при-
мерно равной позиции его соблазнил вариант с жертвой
пешки, авантюрность которого била в глаза. Странное
дело, Симагин превосходно понимал все безрассудство
жертвы, но не был в силах совладать с искушением. Бы-
стро проиграв эту партию, он почти не оказал сопротив-
ления в следующем туре Кересу, а там пошло и пошло...
В XXII чемпионате Симагин, в течение двенадцати
часов вел на доске тяжбу с чемпионом мира Ботвинни-
ком и добился — этакий упрямец — выигрышной пози-
ции. И снова, увлекшись очередной затеей, Симагин «на-
шел» единственный путь к ничейному исходу!
В том же турнире Симагин ухитрился, проиграть
шесть партий подряд! Настоящие бойцы, попав в затруд-
нительное положение, «жертвуют на алтарь» ровно столь-
ко материала, сколько этого требуют обстоятельства.
Симагин, с его впечатлительной натурой художника, в
затруднительном положении ударялся в панику и терял
фигуру там, где достаточно было в качестве искупитель-
ной жертвы поплатиться пешкой. Стоило налететь не-
скольким тучкам, как ему казалось, что грозы не мино-
вать. Правда, в удачливые дни, когда Симагин был в
ударе, перед ним. не могли устоять самые испытанные
бойцы. И все-таки понимал он шахматы лучше, чем иг-
рал в них: спортсмен стушевался перед художником.
С годами Симагин завоевал себе лестную в глазах
каждого шахматиста репутацию великолепного аналити-
ка. Он любил говорить, что право называться теоретиком
имеет не тот, кто много знает, а тот, кто вносит в шах-
38
матную науку что-то свое. Мысль не новая, но в устах
Симагина обладающая особенной убедительностью.
Уж кто-кто, а он действительно обогатил шахматную
теорию не одной оригинальной идеей. Некоторые дебют-
ные построения Симагина поначалу кажутся просто не-
правдоподобными — настолько они не укладываются в
привычные представления. Но вот вы продолжаете иг-
рать дальше, добираетесь до сути и с изумлением убеж-
даетесь, что казавшийся нелепым ход — завязка ковар-
ной дебютной интриги.
Аналитические способности Симагина создали ему
завидную репутацию. И вот» сначала Смыслов, а потом
Котов предлагают ему стать тренером. «Чудачества»
Симагина им как нельзя более кстати: с таким союзником
можно быть готовым к любому подвоху. Симагин добро-
совестно помогает своим коллегам развивать комбина-
ционные способности, делится своими дебютными и стра-
тегическими идеями.
Одновременно он многому учится сам у обоих грос-
смейстеров. Но, в конце концов, приходит к твердому
выводу, что тренерская работа ему не по нутру: как шах-
матист он стоял эти годы на месте, в то время как дру-
гие стремительно шли вперед.
Понял Симагин и другое: благородная поза беско-
рыстного шахматного художника, отвергающего чисто
спортивную сторону шахматной борьбы, завела его в
тупик. Что с того, что он тоньше некоторых из своих про-
тивников разбирается в позиции, если он вынужден все
же признавать себя побежденным? Какой толк в его
сложнейших дебютных изысканиях, если в конечном
итоге он терпит фиаско? Да, отдельные его партии по-
прежнему полны фантазии и чарующей красоты, но
гроссмейстером он так и не стал, а в крупных турнирах
он обосновывается чаще всего, во второй половине таб-
лицы...
Симагин забеспокоился. Ему было жаль расставаться
с гордой позицией художника, стоящего выше прозаиче-
ских подсчетов. Но другого выхода не было.
И вот человек, которому прежде едва хватало пачки
папирос на партию, бросил курить! Человек, который,
беспечно растрачивая силы, мог долгими ночами блуж-
дать по дебрям понравившейся позиции, установил для
себя строгий режим дня. Человек, который ждал от шах-
39
мат только удовольствий, почувствовал, что право на
эти удовольствия надо заслужить, что за них надо пла-
тить трудом, терпением, мужеством.
Так пришла мудрость. Увы, несколько запоздавшая.
Вместе с мудростью пришли и грустные мысли. Если бы
он лет на десять раньше перестал смотреть на шахматы
сквозь романтическую призму, если бы он принял их та-
кими, какие они есть, — умной игрой, где сплелись в
единый клубок глубина и бесстрастность научного мыш-
ления, красота и дерзость искусства и спорт с его беспо-
щадностью, с его восторгами, обидами, случайностями
Если бы...
И вот к сорока годам Симагин вдруг испытывает при-
лив мужества, даже злости. Подобно Андерсону из пье-
сы Бернарда Шоу «Ученик дьявола», этому смиренному
пастору, который в минуту опасности вдруг обнаружил
в себе воинственные наклонности, Симагин ощутил себя
настоящим турнирным бойцом.
В чемпионате Москвы 1959 года Симагин, играя не-
обычайно уверенно и надежно, занял первое место и
оставил позади Бронштейна.
Теперь ему ничто не было чуждо, даже клеточки таб-
лицы с их «земным» содержанием, даже подсчеты очков
и процентов — попал, не попал в очередной турнир...
Не слишком ли поздно пришла эта мудрость? Не
опоздал ли он сойти с котурнов на землю? Быть может,
и так. В XXVIII чемпионате СССР Симагин выиграл
у представителей «турнирной верхушки», — Штейна,
Спасского, Авербаха, Полугаевского, причем за партию
со Штейном получи^ специальный приз за красоту.
Но зато он потерпел ряд поражений от участников, на-
ходившихся в арьергарде, и в итоге разделил десятое-
одиннадцатое места.
Быть может, и с опозданием пришла к Симагину муд-
рость. Но глубокую симпатию вызывает человек, кото-
рый, не изменив своим шахматным идеалам, сумел в
зрелом возрасте признать, что во многом ошибался, и,
что всего дороже, нашел в себе силы бороться с привыч-
ными, милыми сердцу заблуждениями.
♦


Отец
Василий Осипович был незаурядным инженером.
Многие годы трудился он на ленинградских заводах, на
Московском автозаводе имени Лихачева. У него не было
причин обижаться на свою профессию. Но гордился он
больше всего двумя фактами, не имевшими никакого
отношения к его инженерской деятельности: во-первых,
тем, что в юношеские годы победил за шахматной до-
ской Алехина; во-вторых, лестной оценкой Шаляпина,
который, прослушав Василия Осиповича, похвалил его
голос.
Шахматы и музыка — эти два увлечения, две стра-
сти были верными спутниками Смыслова на всем жиз-
ненном пути. Он постарался сделать своим единомыш-
ленником сына. И даже сам удивился, как легко и
быстро это ему удалось.
Им обоим можно было позавидовать. У одного был
заботливый, любящий наставник, с удовольствием по-
свящавший своего сына в таинство двух столь разных
искусств. У другого был сын, жадно ловивший каждое
слово отца и чуть ли не с младенческих лет делавший
удивительные успехи.
Для отца и семилетнего сына не было большего на-
слаждения, чем сыграть в четыре руки на фортепьяно.
Иногда старший Смыслов пел, а младший старательно
ему аккомпанировал, в другой раз они пели дуэтом.
Сначала редко, а потом все чаще и чаще засижива-
лись отец с сыном над шахматной доской. Силы, конеч-
но, были несоразмерны: гора и холмик. Но холмик рос,
словно по волшебству, рос с каждым днем...
43
В библиотеке отца было много шахматных книг.
Учебники, сборники задач и этюдов, сборники партий
Ласкера, Капабланки, советских шахматистов. Отец и
сын читали эту литературу с одинаковым увлечением.
Особенно понравилась юному Смыслову книга Ласкера
«Здравый смысл в шахматах». Здравый смысл. Запом-
ним эти слова. Они многое объяснят нам потом в твор-
ческой биографии Смыслова.
Разбег
Семь лет спустя в Музее изящных искусств в Москве
проходил международный турнир. Высокий, чуть суту-
лый подросток приходил в зал к самому началу очеред-
ного тура, усаживался в кресло и впивался взглядом
в участников. Позже к нему присоединялся отец.
Вася Смыслов с трудом верил своим глазам. Во мно-«
гих отцовских книгах были напечатаны фотографии шах-
матных титанов: Чигорина, Ласкера, Капабланки, Але-
хина. Он всегда глядел на них с благоговейным чув-
ством. И вот живой Ласкер словно сошел с обложки
своей книги и застыл за столиком в характерной позе,
с неизменной сигарой в углу рта. А вот любимец фор-
туны — элегантный, обаятельный Капабланка.
Почтительно глядел мальчуган и на молодого, со-
средоточенного, очень серьезного человека в очках. Бот-
винник... Его портрета не было в старых книгах отца,
но чемпион СССР к тому времени уже имел все осно-
вания быть причисленным к обитателям шахматного
Олимпа.
Ботвинник не смотрел в зал. Мог ли он знать, что
здесь, среди зрителей, находится подросток, кото-
рый в будущем сыграет такую большую роль в его
судьбе?
В эту пору Вася Смыслов играл с Василием Осипови-
чем Смысловым уже как равный с равным. Отец с ра-
достью отмечал недетскую зрелость игры сына. Василий
Осипович особенно любил в шахматной партии
эндшпиль — ту стадию борьбы, где за кажущейся про-
стотой таятся бездонные глубины. Занимаясь с сыном,
он старался привить ему вкус к окончаниям. Юный
Смыслов перенял от отца и это пристрастие. У него уже
44
начал склйДыватьсй свой, особый, «смысловский» стиль
с его здравым смыслом, неумолимой логикой, ясностью
мысли, критическим отношением к авторитетам.
На до сих пор одаренный мальчик пробовал свою
крепнущую силу только в сражениях с отцом. Он не спе-
шил выйти на широкий простор, и в этом сказалось муд-
рое влияние отца, который отнюдь не хотел сделать из
Васи вундеркинда.
Только когда Смыслову исполнилось четырнадцать
лет и у него появился некоторый опыт, он загорелся
жаждой помериться силами с другими. Маленький
Илья Муромец стал встречаться во честном бою с шах-
матными супротивниками. Сначала в своей школе, потом
в шахматном павильоне Парка культуры и отдыха
имени Горького, еще позже в Москворецком доме пио-
неров всюду сокрушал он своих соперников, и юных
и взрослых. У него теперь появилось никогда не исся-
кавшее желание бороться.
Он стал чемпионом Дома пионеров, завсегдатаем
шахматного кружка на стадионе Юных пионеров, вместе
с отцом участвовал во всевозможных турнирах и матчах
Московского автозавода. Ускоренными темпами он про-*
шел путь, который проходят у нас юные шахматисты,—
от пятой до первой категории.
Во всех турнирах Вася Смыслов занимал первые
места, выигрывая почти у всех своих противников. И все-
таки это не были еще настоящие противники. Сам Смыс-
лов отлично понимал это. Он с детства был очень само-
критичен — эта черта сохранилась у него на всю жизнь.
Но вместе с тем к авторитетам у него почтения не было.
Победы мало радовали, иногда они даже вызывали лег-
кую досаду: его душа рвалась в настоящий бой, а ему
встречались противники, которых он без труда вышибал
из седла.
Но всему свой черед. Наступило время, когда о Васи*
лии Смыслове стали говорить как о новой яркой звезде,
восходящей на шахматном небосклоне.
Годы «штурма и натиска»
Семнадцатая весна была особенной в жизни Смыс-
лова. В 1938 году он окончил десятилетку. Победил во
всесоюзном юношеском первенстве. Завоевал звание
46
кандидата в мастера. И в этом же году стал мастером.
И одновременно — чемпионом Москвы!
О последнем событии стоит рассказать особо. Нако-
нец-то ему представилась возможность испытать свою
силу с настоящими бойцами — гроссмейстером Лилиен-
талем, мастерами Белавенецем, Юдовичем, Пановым и
другими сильными шахматистами. И что же? Семнадца-
тилетний Смыслов не только разделил первое-второе
места с Белавенецем, но и победил при этом Лилиенталя,
Панова, Юдовича, Зубарева.
Поражало не столько количество побед, сколько их
характер. Обычно шахматист в таком возрасте целиком
находится во власти чар комбинационной игры. Простые
позиции, где нет предпосылок для решающей атаки, не
волнуют его воображение.
Смыслов относился к таким позициям иначе. Он охот-
но шел на упрощения и часто находил в окончаниях
скрытые от взора противников тонкости. Так пустыня
кажется неопытному путешественнику мертвой, но быва-
лый кочевник распознает на неподвижном песке следы
многих существ...
Теперь Василий Осипович Смыслов посещал турни-
ры не только как страстный любитель шахмат, но и как
страстный болельщик Васи Смыслова. Случилось чудо:
сын, которому он совсем, казалось бы, недавно объяснял,
как ходят фигуры, теперь выступал против известных
всему миру шахматистов. Но факт оставался фактом.
И когда Василий Смыслов добился права участвовать
в 1940 году в XII чемпионате страны, отец уже не удив-
лялся — он только радовался.
Без всякого преувеличения можно сказать, что это
был особенный чемпионат. Во-первых, в нем дебютиро-
вали несколько ярких представителей совсем еще зеле-
ной, но очень талантливой молодежи — Марк Стольберг
(погибший в годы Отечественной войны), Василий Смыс-
лов и Исаак Болеславский. Во-вторых, впервые высту-
пили. в первенстве СССР такие замечательные шахмати-
сты, как Керес и Лилиенталь. И, в-третьих, наконец,
борьба в чемпионате разгорелась настолько острая, что
Ботвинник, например, разделил только пятое-шестое ме-
ста с Болеславским.
Как чувствовал себя Вася Смыслов в столь изыскан-
ном обществе? Во всяком случае, спокойно. Он уже и
46
тогда был «хладнокровным русом», как его позже окре-
стили за рубежом, настолько хладнокровным, что даже
отклонил предложенную Ботвинником ничью. Партию,
правда, он не выиграл и позиция его одно время была
критической, но несомненно одно: гипноз имени всемо-
гущего Ботвинника на Смыслова уже тогда не дей-
ствовал.
На фотографиях тех лет запечатлен облик будущего
чемпиона мира. Выразительное продолговатое, несколь-
ко меланхолическое лицо, белая рубашка без галстука.
Он сидел за доской, подперев ладонями острый подбо-
родок.
В чемпионате Смыслов продолжал удивлять своей
игрой. После одиннадцатого тура он находился в группе
лидеров, затем единолично возглавил турнирную табли-
цу, в пятнадцатом туре потерпел первое и единственное
поражение — от Макогонова и в конечном итоге занял
третье место — за Бондаревским и Лилиенталем, но впе-
реди Кереса, Ботвинника, Болеславского. Это была гран-
диозная победа. Теперь уже всем стало ясно, что наша
шахматная школа выдвинула еще один яркий, много-
гранный талант.
Но эпоха «штурма и натиска» на этом не кончилась:
Смыслову предстояло еще стать гроссмейстером. Весной
следующего года шестеро призеров XII первенства встре-
тились в матч-турнире на звание абсолютного чемпиона
СССР. Смыслов и здесь занял третье место — вслед за
Ботвинником -и Кересом. За этот и предыдущий успехи
ему было присвоено звание гроссмейстера. В свои
двадцать лет он был самым молодым гроссмейстером
мира.
Уже в ту пору проявилось замечательное качество
таланта Смыслова — самобытность. Алехин как-то писал
об Эйве, что тот «слишком свято верит в непреложность
правил». Враг догматизма, Смыслов, разумеется, считал-
ся с «правилами», но любил все-таки больше исключения.
Он создавал свои системы в дебютах, оригинально
разыгрывал середину партии, находил скрытые нюансы
в окончаниях. По самому своему духу он уже в ту пору
был экспериментатором, которому чужды исхоженные
пути.
47
Второй шахматист мира
В сентябре 1945 года в Центральном Доме работни-
ков искусств десять сильнейших советских гроссмейстеров
и мастеров уселись за шахматные столики. Места напро-
тив каждого из шахматистов пустовали: партнеры нахо-
дились за девять тысяч километров — в Нью-Йорке.
Происходил шахматный радиоматч СССР — США.
Соревнование это имело выдающееся значение.
Дело в том, что американская команда в довоенное вре-
мя четыре раза побеждала в «турнирах наций». Наши
шахматисты в командных состязаниях в те годы не вы-
ступали. Встреча с сильной американской командой
была своеобразным творческим отчетом советской шах-
матной школы, которая победоносно выходила на миро-
вую арену.
Итоги матча, как известно, были неутешительны для
американцев. Советские шахматисты выиграли трина-
дцать партий, пять закончили вничью и только две про-
играли. Блестящая победа! Но даже на фоне этого три-
умфа ярко выделялся результат Смыслова.
Перед ним стояло, пожалуй, более трудное испыта-
ние, чем перед любым другим из наших участников. Дело
в том, что на первой доске у американцев играл Денкер,
которого они, как видно, сознательно отдали «на съеде-
ние» Ботвиннику. Денкер и формально имел право воз-
главлять команду как тогдашний чемпион страны. Зато
на второй доске ам-ериканцы надеялись взять реванш:
здесь пользовавшемуся мировой славой Решевскому про-
тивостоял Смыслов, который еще ни разу не выступал
в международных соревнованиях. Но американскую
команду постигло разочарование: Смыслов победил в
обеих партиях!
Говорят, что Решевский после матча объяснял свою
неудачу особыми условиями игры по радио. Что ж, он
встречался затем со Смысловым не один раз, и никогда
ему не удавалось добиться победы.
В марте 1946 года в небольшом португальском ме-
стечке близ Лиссабона внезапно скончался Александр
Алехин. Впервые в шахматном мире наступила эпоха
междуцарствия. Международная шахматная федерация
решила, что звание чемпиона будет разыграно в матч-
турнире сильнейших гроссмейстеров, И только тогда
48
Смыслов вдруг задумался: а почему бы и ему не попро-
бовать свои силы?
Никому из самых близких друзей не признался он в
своей дерзкой мечте. Только отцу мог бы он довериться,
только отцу всегдашнему лучшему другу, но Василий
Осипович скончался за три года до этого. Мечта каза-
лась дерзкой. Добиваться короны чемпиона мира, пы-
таться стать в один ряд с теми, о ком он с детства привык
думать с благоговением? Пусть так, а все же он поста-
рается доказать свое право участвовать в битве силь-
нейших.
С таким настроением отправился Смыслов в Гронин-
ген, где осенью 1946 года состоялся крупнейший после
войны международный турнир. Для Смыслова Гронинген
был прологом к более чем десятилетней борьбе за миро-
вое первенство. В этом турнире Смыслов еще раз под-
твердил свои качества бойца — железную выдержку, не-
угасимую волю к победе. Это гронингенцы окрестили его
«хладнокровным русом». Смыслов проявил неблагодар-
ность и. огорчил голландцев, победив их соотечествен-
ника Эйве.
Василий Смыслов занял в Гронингене третье место.
Его включили в матч-турнир, и он доказал, что это было
сделано не зря. В матч-турнире на первенство мира
Смыслов занял второе место — впереди Кереса, Решев-
ского и Эйве. В пяти партиях с новым чемпионом мира
Михаилом Ботвинником он набрал два очка — больше,
чем кто-либо из других участников. Смыслов показал
необычайно глубокую и оригинальную игру. Теперь его
повсюду звали вторым шахматистом мира.
Другое призвание
Разумеется, он был горд замечательной победой Бот-
винника: ведь это была победа всего советского шахмат-
ного движения. Он был вполне удовлетворен и своими
результатами: что ж, с мечтой придется обождать. Он
не раз — и всегда с успехом — выступал во многих тур-
нирах, защищал честь советской команды в матчах, его
яркая игра в сочетании с простой, скромной манерой
держать себя сделала его одним из самых популярных
в стране шахматистов.
Казалось, у него есть все для полного счастья. Но че-
4 Зак. 65
49
ловек сложен. Трудно поверить, но именно в ту пору
Смысловым овладевает смятение чувств. Может быть,
это была реакция на нервное напряжение турнира? Кто
знает! Неоспоримо одно: у второго шахматиста мира на-
ступают внезапно периоды, когда он вдруг охладевает
к любимому искусству. В эти периоды его властно зовет
к себе другая страсть — пение.
Шахматисты всегда ревниво относились ко второму
призванию Василия Смыслова. Оно казалось им
блажью, причудой таланта. Сам Смыслов смотрел на это
совершенно иначе. Он никогда не оставлял надежды
серьезно заняться своим голосом и решил, что теперь
настало для этого самое подходящее время.
Он ездит в Ленинград — специально брать уроки
у лучших педагогов. Он выступает в концертах перед
студентами Ленинградского университета, в Доме
ученых.
Теперь он часами засиживался у фортепьяно. Ему ка-
залось, что он наконец-то нашел себя. Он заблуждался!
Он разучивал арии из «Паяцев», а мысли его блуждали
по шахматной доске.
В конце концов все стало по-прежнему. Но несколь-
ко лет было потеряно. Правда, он участвовал в чемпио-
натах СССР, в первом турнире претендентов — в
1950 году, но играл без былого вдохновения, фантазия и
воображение были как бы придавлены рассудком и тех-
никой. Пробуждение наступило лишь тогда, когда он
увидел себя в партере концертного зала имени Чайков-
ского. Там, на сцене, сидели друг против друга Ботвин-
ник и Бронштейн. Это было справедливо: в турнире
претендентов и в матче с Болеславским щедро одаренный
талантом Бронштейн убедительно доказал свое право
скрестить оружие с Ботвинником. Но почему же все-таки
он, Смыслов, второй шахматист мира, оказался в роли
зрителя?
Из всех наблюдавших за поединком Ботвинника с
Бронштейном он был, конечно, самым внимательным.
Как никто другой, Смыслов понимал тактику соперни-
ков. Неистощимо изобретательный, коварный в атаке,
хитроумный в защите, Бронштейн старался добиться
решающего перевеса непременно в середине партии. Бот-
винник был явно сильнее в заключительной стадии игры
и поэтому охотно шел на упрощения.
50
Бронштейн, пытаясь запутать противника, нередко
даже ухудшал свою позицию. Такая тактика в игре с
чемпионом мира редко приносила успех. Ботвинник ис-
кусно использовал слабости в позиции Бронштейна и
развивал Контратаку.
Бронштейн не проиграл матча, но и выиграть его
не смог. Ботвинник остался чемпионом.
«Нет, для борьбы за мировое первенство надо не
уступать чемпиону ни в чем, — сказал себе Смыслов
после, матча. — Но прежде всего надо завоевать право
на эту борьбу».
Почему-то он был уверен, что теперь наступит его
черед. На следующем турнире претендентов в Цюрихе
участвовали такие шахматные асы, как Бронштейн,
Керес, Решевский, Геллер, Петросян, ню Смыслов твердо
верил в успех. Он всегда любил длинные дистанции,
Шахматный стайер, он, как никто, умел распределять
свои силы. Он знал, как опасен Бронштейн на «послед-
ней прямой», и постарался увеличить разрыв настолько,
чтобы последний бросок соперника не мог ничего изме-
нить.
Поединок
И вот свершилось то, о чем годами втайне мечтал
один и к чему долго готовился другой. Ботвинник и
Смыслов... Старые противники. Будет ли этот матч столь
же ожесточенным и драматическим, как единоборство
Ботвинника с Бронштейном? Не случится ли так, что
многоопытный ветеран легко снесет могучей рукой дерз-
кого молодого соперника?
Поначалу казалось, что так оно и будет, что Смыслов
взвалил себе на плечи ношу нс по силам. Первую партию
выигрывает Ботвинник. Выигрывает он вторую и четвер-
тую партии, третья, пятая и шестая заканчиваются
вничью.
Все были озадачены непрерывными поражениями
Смыслова. Стали поговаривать, что Смыслов не в состоя-
нии пробить броню чемпиона мира, вспомнили, что перед
матчем счет их личных встреч был не в пользу претен-
дента. Дрогнули даже секунданты Смыслова, и сам он
был ошеломлен градом неудач, которые обрушились
4*
51
на него. В самом деле, исход борьбы, казалось, был
ясен!
Но Смыслов выстоял! Он был ошеломлен, но не слом-
лен. Он не только выстоял, но и наверстал упущенное.
И не только наверстал, но после одиннадцатой партии
даже обогнал своего противника. Случилось порази-
тельное: в пяти партиях Смыслов набрал 4'/г очка.
Впервые в жизни Ботвинник потерпел три поражения
подряд!
И все-таки это был Ботвинник, тот Ботвинник, кото-
рый на протяжении десятков лет был знаменем совет-
ской шахматной школы. После восемнадцатой партии
счет был уже 10:8 в пользу чемпиона мира. Смыслов
сделал героические усилия и к последней партии сравнял
счет. Но двадцать четвертая встреча закончилась вничью,
и Ботвинник сохранил свое звание.
Было от чего отчаиваться. Шахматная история не зна-
ла до сих пор случая, чтобы претендент на шахматный
престол осуществлял свои притязания со второго раза.
Чтобы три года спустя вновь сесть за столик в концерт-
ном зале, надо было опять пройти сквозь строй грос-
смейстеров, каждый из которых вправе был считать себя
не менее достойным такой чести.
Смыслов сделал это. Он снова вышел один на один
со своим старым противником. Но теперь все уже было
по-йному. Готовясь к матчу, Смыслов отчетливо пред-
ставлял себе, как ему надо вести битву.
У Ботвинника есть излюбленные дебютные схемы,
которые он разыгрывает десятками лет и в которых ему
знаком, если можно так выразиться, каждый закоулок.
Значит, надо избирать такие системы, где чемпион мира
будет чувствовать себя" не так уверенно.
В середине игры Ботвинник стремится навязать про-
тивнику свой план игры Чемпион мира не любит дина-
мических позиций, он чувствует себя неудобно, когда
борьба ведется одновременно и в центре доски и на обоих
флангах. Значит, надо противопоставить партнеру свою
стратегию, при которой стычки возникают одновременно
на всей доске.
Ну, а что касается заключительной стадии игры, то
она всегда была надежным оружием Смыслова.
Да, на этот раз он вышел на бой во всеоружии, и не
случайно Бронштейн образно сказал о Смыслове, что
62
тот «в состоянии бороться с чемпионом мира на каждом
квадрате шахматной доски».
У всех в памяти, как протекал этот матч. Только
после пятой партии Ботвинник был впереди. Но эта
партия была его лебединой песней. Начиная с восьмой
и вплоть до последней — двадцать второй партии Смы-
слов вел счет, добившись в итоге внушительного пере-
веса — 1272: Э’/г...
Многие удивлялись тому, как просто ^побеждал Смыс-
лов в этом матче. Известно выражение, что скульптура —
это глыба мрамора, от которой отсечено все лишнее. Так
вот, в игре Смыслова не было никаких украшательских
«излишеств». Он одержал труднейшую победу, которая
далась ему с величайшим трудом, но он добился ее про-
стыми, самыми рациональными средствами — с по-
мощью таланта, воли и здравого смысла.
Шапка Мономаха
Теперь он изведал бремя славы. Ее приносили газеты,
она струилась из репродуктора-, пряталась в телефонной
трубке. Вестниками славы были почтальоны. В дни три-
умфа они принесли около тысячи писем и телеграмм.
Уже когда улеглись страсти, из Саратова, от пенсио-
нера П. Кушникова, пришла трогательная посылка —
старинные шахматы.
«Я — слабый шахматист, обычный любитель, каких
много, — писал старик. — Но этим многим Вы достави-
ли немало приятных минут. И вот сейчас хочется и Вам
сделать что-нибудь приятное. Я решил передать Вам то,
чем дорожил всю жизнь, — щахматы, которыми не раз
играл Алехин в Казанском университете в 1909—1910 го-
дах...»
Смыслов читал письмо и с грустью думал: «Если бы
только отец дожил до этих дней. Если бы он видел и слы-
шал...»
* *
*
Очерк был написан вскоре после того, как Смыслов
победил Ботвинника. Прошел год — и случилось то, чего
после второго матча трудно было ожидать. В матче-ре-
53
ванше Ботвинник нанес своему сопернику несколько со-
крушительных ударов, и как Смыслов ни пытался удер-
жаться на пьедестале, ему пришлось вернуть титул его
прежнему обладателю.
В матче-реванше все увидел® «старого» Ботвинни-
ка — времен его триумфа в 1948 гощу. Увидим ли мы
«старого» Смыслова — эпохи 1957 года? На этот вопрос
ответит только время...


На одной струне
Если не считать почти таинственного американца
Морфи, который яркой, но быстро погасшей кометой про-
мелькнул на шахматном небосклоне, ни один шахматист
не будоражил так воображение современников, не вызы-
вал столько яростных опоров, как Михаил Таль. Его
стремительный, быстрый взлет; фейерверк блистатель-
ных побед в крупнейших турнирах, побед, которых дру-
гому гроссмейстеру хватило бы на всю жизнь (Талю на
них потребовалось всего, три года); наконец, и это едва
ли не самое главное, стиль его игры — предельно агрес-
сивный, беспощадный и безудержно смелый — все это
ошеломило не только шахматных болельщиков, которые,
вообще говоря, легко приходят в возбуждение, но и не-
которых гроссмейстеров и мастеров, отнюдь не склонных
раздавать комплименты.
Зарубежная пресса не замедлила отметить сенсаци-
онный характер выступлений Таля. Его стали называть
«демоном», «черной пантерой», «Паганини», подразуме-
вая виртуозное умение Таля играть «на одной струне»,
то есть создавать позиции, где все держится на тончай-
шей струнке и стоит ей лопнуть, как наступает катастро-
фа. Только струна почему-то лопается редко...
Дошло до того, что стали даже поговаривать, будто
Таль обладает способностью гипнотизировать своих про-
тивников, заставляя их с помощью каких-то неведомых
магнетических чар избирать неверные планы. Не поду-
майте, что это анекдот. Фоторепортер запечатлел момент
игры, когда Бенко — партнер Таля — глядит на доску
57
сквозь... темные очки. Да, да, всерьез решив, что его по-
ражения в партиях с Талем объясняются гипнозом, Бен-
ко прибег к помощи темных очков. Нужно ли говорить,
что это ему не помогло?
Так возникла «загадка Таля», разрешить которую
пробовали без особого успеха многие знатоки. Так вспых-
нули опоры о том, объясняются ли его победы появление
ем нового стиля в шахматах или просто силой и своеоб-
разием таланта. Так шахматный мир разделился на тех,
кто .с восторгом принял триумфы Таля, и на тех, кто от-
несся к этим триумфам скептически. Дискуссии о Тале
будут продолжаться еще долго. Он напоминает ученого,
который одержим страстью к исследованиям и ставит на
своих «подопытных кроликах» — фигурах и пешках —
один рискованный эксперимент за другим.
Почему же игра Таля стала предметом ожесточенных
дискуссий? Почему его победы, блестящие и бесспорные
для одних, у других, пусть и немногих, вызывают недо-
верчивое, чтобы не оказать отрицательное, отношение?
Почему одни считают Таля великим шахматистом, дру-
гие же отказывают ему в праве на признание?
От Сайгина до Ботвинника
В 1954 году юный рижанин Миша Таль, выиграв матч
у В. Сайгина, стал мастером по шахматам. У многих, кто
не видел партий Таля, посвящение юноши в рыцари вы-
звало сомнение, хотя Сайгин относился отнюдь не к сла-
бейшим нашим мастерам и победа над ним могла счи-
таться вполне достаточным основанием для присужде-
ния такого звания.
Правда, еще несколько лет до того поговаривали, что,
дескать, живет в Риге талантливый мальчик, который
подает большие надежды, но уже первый успех Таля
был взят под сомнение. Так, увы, будет всегда: Таль
станет одерживать одну победу за другой, а знатоки
будут только недоверчиво пожимать плечами.
Но вот спустя два года Миша Таль выступил в
XXII чемпионате страны и набрал всего на одно очко
меньше, чем победители турнира — Тайманов, Авербах
и Спасский. Для дебютанта — великолепный результат.
Но важнее другое: уже тогда Таль продемонстрировал
58
силу и своеобразие своего стиля, который быстро завер-
бовал ему многочисленных поклонников. Вот, например,
что писали о нем после турнира:
«Отличительной чертой творчества Таля является его
безграничный оптимизм. Он играет быстро, порывисто,
отдается полностью своему вдохновению, которое у него
полноценно и снабжает его великолепной тактической
зоркостью.
Даже в совершенно безнадежных положениях Таль
не перестает верить в свою удачу, утомляет противников
изворотливостью в защите».
Но тут же следовала оговорка:
«Бросается в глаза ограниченность творческого кру-
гозора Таля. Это —смелые атаки, остроумные выдумки,
ловушки. В игре Таля много риска, но часто необосно-
ванного, атаки его порой не вытекают из требований по-
зиций».
Требования позиций... Их Таль действительно часто
игнорирует. Но подождем осуждать его за это.
Прошел еще год — и юный мастер стал чемпионом
СССР. Поразительный успех! Но опять-таки дело было
не только в чисто спортивных итогах. Таль в этом турни-
ре встретился за доской с восемью гроссмейстерами
(вспомним, что победа в чемпионате давала ему право
на это звание). И вот пятеро из них — Бронштейн, Керес,
Петросян, Тайманов, Толуш (какое великолепное созвез-
дие имен!) — потерпели поражение и тем самым, по
остроумному выражению одного из обозревателей,
«проголосовали» за допуск Таля в семью гроссмейсте-
ров. Двое — Спасский и Корчной — «воздержались», то
есть сыграли вничью. И только один Болеславский про-
голосовал против. 6 очков из 8-ми — вот каков был ре-
зультат встреч Таля с прославленными гроссмейстерами!
Некоторые партии Таля из этого турнира обошли ми-
ровую шахматную печать. Новый чемпион Советского
Союза вновь удивил своей необычайно рискованной и
красивой игрой, сделавшей его кумиром болельщиков.
И все-таки кое-кто из знатоков был по-прежнему на-
строен скептически. Зрители в зале восторженным гулом
встречали каждую победу Таля, а скептики только иро-
нически усмехались. Лед не растаял даже тогда, когда
Таль заставил капитулировать Кереса, причем произо-
шло это в эндшпиле, где комбинационные ловушки без-
59
ропотно уступили место глубокому стратегическому рас-
чету.
Тогда впервые заговорили о «загадке Таля».,.
В следующем чемпионате СССР, в 1958 году, Таль
выступал уже не мальчиком, но мужем. Золотая пора
дебютантства прошл'а безвозвратно: с чемпионом страны
играли особенно осторожно и старательно.
Начало турнира (который проходил на этот раз в его
родной Риге) заставляло вспомнить разговоры о том, что
Таль случайно завоевал свой титул. После девяти туров
чемпион СССР имел всего 47г очка. Вдобавок он при-
хворнул. Лежа в постели, Таль прочел в газете, что за-
нимает место во второй половине таблицы. Это его огор-
чило и... чуточку обрадовало: беспокоиться уже не о чем,
можно просто поиграть в свое удовольствие.
И он играет в свое удовольствие! Играет так, что в
девяти турах набирает 8 очков! А к концу выясняется,
что, как ни странно4, еще не все потеряно.
К последнему дню — это часто бывает — сложилась
запутанная ситуация. Осложнялась она тем, что участ-
ники, занимавшие четыре первых места, попадали в меж-
зональный турнир кандидатов, начинавшийся осенью
1958 года. Впереди шли Петросян и Таль, на пол-очка
отставал от них Бронштейн, еще на пол-очка меньше
имели Спасский и Авербах.
В последнем туре Петросян сыграл вничью с Аверба-
хом, а Бронштейн — с Корчным. Теперь все зависело от
партии Спасский — Таль. В равной позиции Таль пред-
лагает сопернику ничью, но Спасский далек от миролю-
бия и отклоняет предложение. Таль сердится, это мешает
ему, он допускает неточность и откладывает партию в
опасном положении.
Вернувшись в гостиницу вместе со своим тренером
А. Кобленцем, Таль пытался сесть за анализ, но тут вы-
яснилось, что дома стены иногда мешают: то и дело зво-
нит телефон и тревожные голоса спрашивают:
— Миша, а вы готовы к тому, что Спасский пойдет
так? Миша, а что вы будете делать, если Спасский сы-
грает эдак?
В конце концов телефон пришлось отключить. Анализ
был прерван часов в пять утра: Кобленц уснул за сто-
лом...
Когда Таль утром пришел на доигрывание, он увидел
60
Спасского со стаканом кефира в руках: ага, он не успел
поесть — значит, тоже бесконечно анализировал пози-
цию.
И вот они вновь сели друг против друга с усталыми,
измученными лицами. Игра возобновилась.
Поначалу Талю пришлось худо: на протяжении ряда
ходов его король пулял под непрерывным огнем батарей
противника. Но вот одна-две малозаметных ошибки
Спасского, и позиция становится уже обоюдоострой. Те-
перь и белый король чувствует себя не очень уютно в сво-
их апартаментах. И тут Спасский странно изменившимся
голосом предлагает ничью.
Таль очень устал, в глубине души ему было жаль
Спасского, который в случае проигрыша не попадал в
межзональный турнир. Но борьба есть борьба. И Таль
решил продолжать игру. Растерявшись от внезапной пе-
ремены декораций, Спасский заволновался и вскоре вы-
нужден был сдаться.
Дважды подряд стать чемпионом страны — это уда-
валось только Ботвиннику и Кересу. И все-таки опять
заговорили: Талю везет! Разве закономерен его выигрыш
у Спасского? Разве в партии с ним не сделал грубой
ошибки Геллер? Много еще приводилось этих «разве»...
Но вот в югославском городе Портороже начинается
турнир кандидатов. Таль и там берет первое место! По-
том он добивается абсолютно лучшего результата на
XIII Олимпиаде в Мюнхене — набирает 13"/2 очков из
15-ти. Когда Олимпиада закончилась, бывший чемпион
мира Макс Эйве сказал: «Таль — выдающееся явление
в шахматах. Можете мне верить: я видел на своем веку
очень много талантливых шахматистов». Затем Таль
разделил второе-третье места на очередном чемпионате
страны в начале 1959 года (первая «неудача»!) После
этого первый приз на международном турнире в Цюрихе.
И, наконец, победа в турнире претендентов, дающая пра-
во посягнуть на корону чемпиона мира.
Перед началом турнира претендентов одна югослав-
ская газета предложила участникам и их секундантам
высказать свое мнение р том, как будут окончательно
распределены места. Как же были оценены шансы Таля?
Петросян-отвел ему второе место, Глигорич — четвертое,
Бенко — четвертое, Олафссон — третье, Авербах (секун-
дант Таля) — первое-второе, Матанович (секундант Гли-
61
горяча) — второе-четвертое, Бондаревский (секундант
Смыслова), Болеславский (секундант Петросяна), Лар-
сен (секундант Бенко) и Дарта (секундант Олафссона),
назвав первых двух призеров, Таля не упомянули.
И это несмотря на его непрерывные победы! Вот, ока-
зывается, насколько сильной была уверенность .в том,
что острая шпага Таля окажется слишком тонкой, чтобы
пробить кольчугу маститых гроссмейстеров.
В турнире претендентов участникам предстояло сы-
грать по семь матчей из четырех партий — итого, стало
быть, 28 партий. Ни о какой случайности на такой длин-
ной дистанции не могло быть и речи. Но и поЬле этого
труднейшего состязания мнения об игре Таля раздели-
лись. Одни говорили, что победа Таля вполне заслужен-
на, что он добился не только спортивных, но и чисто твор-
ческих достижений. Другие утверждали, что при бесспор-
ных спортивных успехах Таля многие его партии не от-
личаются цельностью, что жертвы его часто не подготов-
лены, что в некоторых встречах ему просто повезло.
Логика позиций — логика борьбы
Кто же прав? Как ни парадоксально, правы и те и
другие! Да, Таль, бесспорно, достиг в турнире претенден-
тов творческих высот, но его жертвы фигур и пешек очень
часто выглядели действительно малообоснованными —
помните: «...атаки его порой не вытекают из требований
позиций»?
На первый взгляд получается какая-то путаница. На
самом деле никакого противоречия тут нет. Скажу боль-
ше: победы Таля внешне должны выглядеть спорными, а
иногда даже и неубедительными, ибо таков его стиль.
Что же это такое — стиль Таля? Прежде чем уяснить
это, надо ответить на .вопрос, что такое стиль в шахматах
вообще. Вопрос этот не из простых.
Если не претендовать на скрупулезную точность в
формулировках, то под стилем можно подразумевать вы-
ражение творческой индивидуальности шахматиста, его
излюбленную манеру разрешения возникающих в ходе
борьбы проблем.
Иногда про шахматистов говорят, что они играют в
остром стиле, в комбинационном, в позиционном, в стро-
го позиционном, в стиле Алехина, в стиле Капабланки, в
стиле Ботвинника и т. д. Есть и такие шахматисты, как
62
например гроссмейстер Керес, игру которого трудно от-
нести к какому-нибудь определенному стилю, так как в
его партиях комбинационные замыслы необычайно гар-
монично сочетаются с трезвой позиционной оценкой. Его
стиль можно бы, пожалуй, назвать классическим, но так
же иногда называют и стиль Ботвинника, а ведь в мане-
ре игры этих замечательных гроссмейстеров так много
несхожего!
Итак, как видим, стилей в шахматах, .вернее — оттен-
ков стилей, довольно много. И все же между всеми эти-
ми оттенками явственно пролегает демаркационная ли-
ния, разделяющая шахматистов на два лагеря. Одни
больше тяготеют к тому, чтобы разрубить узел комбина-
ционным ударом, другие готовы терпеливо распутывать
ниточки. Первые стараются при любом удобном случае
взорвать позицию противника с помощью жертв пешек
или даже фигур. Другие предпочитают усердно накапли-
вать мелкие преимущества, чтобы потом в удобный мо-
мент добиться решающего материального или позицион-
ного перевеса.
Таль — самый убежденный и, хочется сказать, не-
истовый представитель комбинационного направления.
Продолжатель творческих традиций замечательных ху-
дожников Чигорина и Алехина, воспринявший многое от
великого шахматного борца Ласкера, Таль играет не-
обычайно смело, рискованно, агрессивно, всегда ищет не
просто хорошие ходы, но непременно сильнейшие, каж-
дую партию проводит с предельным напряжением сил,
причем в своих оценках позиции исходит не столько из
общих соображений, сколько из учета ее конкретных
особенностей. Он относится к шахматам, как к искусст-
ву, поэтому ему всегда важно не только выиграть, ему
всегда важно еще й как выиграть.
Но ведь те же Давид Бронштейн, Пауль Керес, Вик-
тор Корчной, Борис Спасский тоже играют очень смело,
красиво и т. д.? Да, это так. Тем более интересно будет
проследить, чем Таль отличен от них и что нового внес
он в шахматное искусство.
Первое, что бросается в глаза в игре Таля, это его
пристрастие к риску.. Таль не просто рискует — смело
играют й другие мастера, — Таль сделал риск необходи-
мым, непременным атрибутом своей игры.
После окончания турнира претендентов бюллетень
63
«Шахматная Москва» опубликовал интервью с Талем.
Среди вопросов, заданных Талю, был такой:
— Смелая борьба немыслима без риска. Был ли в ва-
ших партиях и необоснованный -риск?
Таль ответил:
— Все зависит от того, что считать необоснованным
риском. Я сам не был уверен в правильности принятого
решения лишь в партии со Смысловым из четвертого
круга. Был момент, когда мне следовало форсировать
ничью, но я сделал ставку на цейтнот. Возможно, анали-
тики обнаружат в моих партиях немало таких моментов.
Добавлю, что в такой «компании» вообще трудно играть
без риска.
Пристрастие к рискованным решениям объясняется
не только и не столько темпераментом нынешнего чем-
пиона мира. Таль — по самому своему духу — экспери-
ментатор. Почти каждая его партия — это шаг в неве-
домое. Обладая колоссальной интуицией, он любит ба-
лансировать на острие ножа, но он, если хотите, и вы-
нужден это делать, ибо «атаки его порой не вытекают из
требований позиции», а это значит, что он, предпринимая
эти атаки, ухудшает свое положение, делает его уязви-
мым, ставит себя под удар.
Для чего это ему нужно? Здесь необходимо неболь-
шое отступление.
В двадцатые годы нашего столетия некоторые шах-
матные корифеи пришли к выводу, что шахматам грозит
неизбежная ничейная смерть. Настроения эти были вы-
званы тем, что благодаря широкому распространению
шахматной теории все больше появлялось мастеров, ко-
торые почти не делали позиционных ошибок. Класс игры
в целом, особенно техника игры, значительно вырос, и
побеждать стало все труднее и труднее.
Так, Ласкер в 1922 году писал:
«Конечно, шахматам уже недолго хранить свои тай-
ны. Приближается роковой час этой старинной игры.
В современном ее состоянии шахматная игра скоро по-
гибнет от ничейной смерти; неизбежная победа достовер-
ности и механизации наложит свою печать на судьбу
шахмат».
А вот не менее пессимистическая точка зрения другого
гиганта — Капабланки, высказанная пять лет спустя:
«В последнее время я потерял значительную долю
64
любви к шахматам, так как уверен, что они скоро придут
к своему концу!»
Какие зловещие пророчества! И какое счастье, что
они, прежде всего благодаря усилиям советской шахмат-
ной школы, оказались опровергнутыми! И тем не менее
остается фактом, что некоторые партии, нередко после
совершенно бесцветной, но «правильной» игры кончались
и кончаются вничью. Тем, кто хотел добиваться побед, при-
ходилось прибегать к кардинальным мерам. Одна из та-
ких мер — увод противника с широкой автострады на
глухую тропу даже ценой сознательного ухудшения по-
зиции.
Вот что писал по этому поводу сам Таль:
«...Цели оба партнера не горят стремлением выиграть
партию во что бы то ни стало, они.играют правильно (в
самом лучшем, а может быть, в самом худшем значении
этого слова). Возможность ошибок в таком случае сво-
дится к минимуму, но и партнеру играть очень легко. Все
идет очень правильно, очень корректно, и ходов через
18—20 эта «подлинно безошибочная» партия заканчи-
вается к обоюдному удовольствию.
Но что делать, когда нужно выиграть? Попытаться
объявить мат? Но партнер предвидит атаку уже в заро-
дыше и принимает все необходимые меры. Использовать
позиционные слабости? Партнер и не думает создавать
их! Именно поэтому сейчас во многих партиях один из
противников, а иногда и оба сознательно уходят в сторо-
ну от общепризнанных канонов и сворачивают в «глухой
лес» неизведанных вариантов, на узкую горную тропин-
ку, где место есть лишь для одного. Слишком многие
сейчас хорошо знают не только шахматную таблицу
умножения, но и шахматное логарифмирование, и поэто-
му, чтобы добиться успеха, порой приходится доказы-
вать, что дважды два — пять...
Само собой разумеется, при такой игре, требующей
не только больших знаний, владения всем арсеналом
современной шахматной стратегии и тактики, но и боль-
шого физического и духовного напряжения, огромной, я
бы сказал, нервной отдачи, процент возможных ошибок
автоматически увеличивается. И вместе с тем такие пар-
тии доставляют значительно больше удовольствия и зри-
телям и играющим, чем безупречные, корректные «грос-
смейстерские ничьи».
5 Зак. 65
65
Приходится доказывать, что дважды два — пять...
Какое любопытное признание! Значит, к победе далеко
не всегда ведет прямой, логичный и ясный путь (дважды
два — четыре!), иногда, а в партиях Таля — очень ча-
сто, приходится допускать заведомую ошибку (дважды
два — пять!). И это для того, чтобы, соблазнив партнера
приманкой, оказаться пусть и в худшем положении, но
зато позволяющем вести острую, сложную и запутанную
игру.
Забегая вперед, приведем классический пример такой
игры: ход f2 — f4 в семнадцатой партии матча на первен-
ство мира. Почти все комментаторы резко осудили этот
ход. И действительно, у этого хода есть много существен-
ных минусов, главный из которых в том, что выключает-
ся из игры слон, которому злосчастная пешка прегради-
ла путь.
Но вот как сам Таль прокомментировал в одной из
статей ход f2 — f4. Прежде всего, он подчеркнул, что, ко-
нечно, отлично видел все недостатки хода. Но, обдумы-
вая движение пешкой, Таль обратил внимание и на не-
которые особенности. Во-первых, этот ход нельзя было
быстро опровергнуть. Во-вторых, чтобы использовать не-
достатки хода, Ботвиннику надо было предпринимать
обоюдоострые маневры, а, судя по игре Ботвинника в
матче, он не склонен был идти на острые варианты. На-
конец Ботвиннику для опровержения хода надо сделать
длинную рокировку, а в этом случае у Таля появится
возможность создать пешечную атаку на ферзевом
фланге.
Далее Таль пишет: «Кто быстрее, там видно будет,
ну, а самое важное — борьба принимает совершенно дру-
гое течение». Видите — не важно, что позиция Таля пос-
ле этого хода стала хуже, важно, что игра принимает
другое течение.
Оправдался ли, во многом интуитивный, замысел Та-
ля? Поначалу казалось, что нет. Ботвинник выиграл две
пешки и получил неплохую позицию. Но — ив этом-то
все дело! — борьба в партии, которая пошла по другому,
неудобному для Ботвинника течению, отняла у него так
много времени и сил, что он попал в цейтнот и на 39-м
ходу просмотрел несложную комбинацию, после чего
должен был сдаться.
«Для любителей шахмат, — писал далее Таль, — ко-
66
торые больше всего ценят последовательность замыслов,
лдгическую стройность ходов, эта партия может пока-
заться плохой. Шахматиста же, которого волнует психо-
логия борьбы, обилие интересных возможностей, так ска-
зать «закулисная» (в самом лучшем понимании этого
слова) сторона партии, мне кажется, эта партия заинге-
рецует».
Психология борьбы не может не интересовать самого
Таля. Потому что, ухудшая в какой-то момент созна-
тельно свою позицию, Таль обязательно должен учиты-
вать факторы психологического порядка: ведь как раз
из-за них все и происходит. В каждой партии, против
каждого партнера Таль, намечая план действий, прини-
мая то или иное решение, непременно учитывает целый
Комплекс чисто психологических деталей: как себя чув-
ствует противник в позициях такого типа; любит ли он
защищаться или нападать; каково его турнирное поло-
жение и заставит ли оно рисковать, либо, напротив, долж-
но удержать от опрометчивых действий; сколько ему
осталось времени на обдумывание ходов и т. д. и т. д.
Разумеется, в наше время каждый мастер, а тем
более гроссмейстер, тоже старается учитывать психоло-
гические факторы. В той же статье Таль писал: «...все
сильные шахматисты в той или иной степени являются
большими психологами, что совсем недавно было доступ-
но лишь немногим».
К этому надо только добавить, что если каждый
большой мастер старается учитывать обстоятельства
психологического характера, то далеко не каждый готов
пожертвовать ради них своим благополучием! Таль же,
с его непокорным темпераментам, с его верой в себя,
всегда готов пойти на жертвы.
Шахматисты имеют счастливую привилегию — сле-
дить по записи партии о том, как развивались события в
той или иной встрече. Но как высохший цветок может
дать лишь самое отдаленное представление о том, каким
душистым и ярким был он на лугу, так и запись пар-
тии— не более как анемичный суррогат полнокровной,
горячей и часто ожесточенной шахматной борьбы.
Теперь нам ясны истоки разговоров о везении Таля,
о случайности его побед. Вы разыгрываете дома за пись-
менным столом его партию и вдруг замечаете, что он
предпринимает явно необоснованную жертву, за кото-
5*
67
рую, казалось бы, не получает никакого возмещения.
Что ж, вы правы. Но только с точки зрения человека, си-
дящего дома и оторванного от конкретной обстановки,
в которой игралась партия.
По записи партии можно видеть только ходы, но
нельзя почувствовать состояния противников в то время,
когда они делали эти ходы. А Таль, предпринимая свой
рискованный шаг, уже чуял, что соперник утомлен пред-
шествовавшей борьбой, где ему приходилось на каждом
шагу отыскивать расставленные то тут, то там мины. От
Таля не ускользнуло, что противник нет-нет да и взгля-
нет беспокойно на часы, где стрелка неотвратимо под-
ползает к роковой черте. Наконец, он считается и с тем
фактом, что противнику не по душе такие позиции, кото-
рые таят в себе скрытые угрозы, что он в таких ситуаци-
ях теряет уверенность.
И вот в результате «необоснованная» жертва, а на
самом деле — глубоко продуманное решение; «не цель-
ная партия», а красивая борьба, логично завершенная
тонким психологическим ударом; наконец, упрек в «везе-
нии», а на самом деле — победа, отнюдь не подаренная
фортуной, а заработанная потом и кровью.
В XXV чемпионате страны Таль, играя черными с
Авербахом, в худшей позиции неожиданно пожертвовал
на двенадцатом ходу фигуру за две пешки. Быть может,
если взвешивать эту жертву на воображаемых аналити-
ческих весах, она покажется необоснованной, а значит, и
неверной. Но к такому выводу можно прийти только в
том случае, если подходить к оценке создавшейся ситуа-
ции сугубо теоретически, в отрыве от живой практиче-
ской борьбы. Между тем вот что писал комментировав-
ший эту партию гроссмейстер Холмов (кстати, доказав-
ший путем сложного анализа, что комбинация Таля при
правильной игре опровергалась):
«Безусловно, если бы это была партия по переписке,
черные едва ли пошли бы на осложнения, вызываемые
настоящей жертвой. Однако в практической партии, ког-
да над ухом тикают часы, этот ход должен произвести на
противника ошеломляющее .впечатление. Конечно, по-
следствия жертвы коня рассчитать трудно. Вероятно,
черные полагали, что две пешки и инициатива вполне
окупят материальный урон».
68
А теперь послушаем, что говорит по поводу этой
жертвы гроссмейстер Бронштейн:
«В партии против Авербаха Таль играл черными и к
12-му ходу получил позицию, которую по общим призна-
кам назовешь не иначе, как стратегически трудной. Чер-
ные продолжают: 12... К: е41! — Я не могу дать другой
оценки плана черных, как поставить два восклицатель-
ных знака, хотя сам Таль ставит к этому ходу знаки
«?!» — дело здесь не .в том, верна эта жертва или не вер-
на, а в том, что Авербах — яркий представитель позици-
онного стиля — вынужден сделать резкий поворот на со-
вершенно новые рельсы... Истина заключается в том, что
позиции такого рода нельзя исчерпать вариантами, а
практические шансы в партии на сторонетого, кому такая
позиция по душе, кто быстрее и лучше ведет расчет».
Получившаяся острая позиция Талю была по душе,
Авербах же, оказавшись в непривычной ситуации, запу-
тался, допустил ошибку и вынужден был прекратить со-
противление.
Эта партия, в которой Таль блестяще осуществил
психологический удар, была одна из лучших в том тур-
нире. А ведь при желании и тут можно было говорить
(|кстати, и говорилось!) о везении Таля (Авербах-то
ведь сыграл не лучшим образом). Но при этом как-то
упускалось из виду, что Авербах был поставлен против-
ником в такие условия, где ему крайне трудно было из-
бежать ошибки, где ошибка была чем-то вроде логиче-
ской закономерности, и вопрос был только в том, когда
именно, в какой момент он ее совершит.
А можно ли, кстати, считать «везением» для Таля, что
Геллер в том же турнире подставил ему ладью? Уж тут-
то, казалось бы, фортуна бесспорно улыбнулась Талю.
Так-то оно так, да не совсем. Да, Геллер действительно
совершил грубый промах, тут спорить не приходится. Но
прежде чем потерпеть кораблекрушение на отчетливо ви-
димых рифах, Геллер искусно избежал множества под-
водных камней.
Вот он разгадал одну ловушку Таля, другую, вот он
разглядел еще один коварный замысел, нашел и обезвре-
дил еще одну ловушку. А напряжение не ослабевает,
Таль не дает передышки. Утомленный Геллер с ужасом
видит, что отброшенные, враги снова ползут, ползут.
И, наконец, совершенно измученный, шатаясь под непо-
69
сильной ношей, он спотыкается на ровнрм месте. И тут
же в кулуарах кто-то спешит сообщить: «Счастливчику
опять повезло!»
Активно пользуясь в шахматной борьбе психологиче-
ским оружием, Таль всегда готов к тому, что это оружие
может быть повернуто .и против него самого. Так оно, ко-
нечно, и бывает. Корчной, например, отлично ориенти-
руясь в дебрях стиля Таля, не раз психологически угады-
вал направление удара противника и успевал заминиро-
вать проходы к своей позиции.
С Талем в его психологической борьбе случаются
иногда и трагикомические вещи. В четвертом круге тур-
нира претендентов он оказался в партии с Фишером в
опасной позиции. В критический момент Таль, сделав
ход, прогуливался по сцене. Несмотря на внешне спокой-
ный вид, он был взволнован, так как стоило Фишеру сде-
лать правильный ход, и положение становилось почти
безвыходным.
Вдруг краем глаза Таль заметил, что Фишер записал
на бланке ход и с какой-то непонятной настойчивостью
подсовывает ему бланк, явно стараясь, чтобы Таль раз-
глядел запись. Что это могло значить? Хорошо, пусть
будет, как он хочет. Таль посмотрел на бланк и увидел,
что Фишер записал тот самый ход, которого он опасался.
И тут же ему стало ясно, что Фишер испытывал его!
Да, да, он хотел проверить на самом Тале, правилен ли
ход, который он собирался сделать. Конечно, это было
мальчишеством, не более чем ловким трюком шестнадца-
тилетнего Бобби. И все-таки Талю пришлось пережить
несколько очень неприятных минут.
Что делать? Нахмуриться? Но это только укрепит
Фишера в задуманном. Улыбнуться? Хитрец может раз-
гадать маневр. Нет, он сделает совсем иначе. И когда
Фишер так и впился в него взглядом, Таль с каменным
лицом, на котором не шевельнулся ни один мускул, как
ни в чем не бывало продолжал свою прогулку. И тогда,
сбитый с толку невозмутимостью противника, Фишер
сам попал в свою хитро поставленную западню.
Только убедившись, что Фишер, наконец, сделал ход,
Таль позволил себе улыбнуться и совершенно искренне:
Фишер решил, что его первоначальный план ошибочен,
и пошел другой фигурой. Таль вскоре отбил атаку и от-
ложил партию в выигрышном положении. Вот, оказывает-
70
ся, в каких молчаливых психологических дуэлях прихо-
дится сражаться Талю, а ведь если рассматривать пар-
тию только по записи, можно и здесь сказать: «Опять по-
везло...»
Отнюдь не случайно, что многие партии Таля, выиг-
ранные с нарушением логики позиции, но с точным со-
блюдением логики борьбы, дают повод к нескончаемым
опорам. Всегда находится кто-то, готовый схватить Таля
за рукав и доказать, что он в таком-то месте сыграл не-
правильно и должен был проиграть.
Такую бурную реакцию вызвала, к примеру, партия
со Смысловым из 15-го тура турнира претендентов. В
этой партии, как известно, Таль вынужден был отдать
фигуру и оказался в безнадежном положении. Однако он
не пал духом и продолжал всячески осложнять сопер-
нику его задачу. В известной степени это ему удалось.
И стоило Смыслову на один момент утратить бдитель-
ность, как последовал «кинжальный удар»: Таль пожерт-
вовал ладью и добился ничьей вечным шахом.
Финал этой партии по-разному оценивался коммен-
таторами и вызвал жаркие споры. Наконец было неопро-
вержимо установлено, что 38-м ходом Смыслов мог по-
ставить перед Талем неразрешимую задачу. Но для та-
кого вывода потребовались недели, а в распоряжении
Смыслова оставались считанные минуты.
«Гвардия умирает, но не сдается!»
— Шахматы — не для людей, слабых духом. Шахма-
ты требуют всего человека, полностью... — так говорил
Стейниц своему биографу. Великий шахматный мудрец
был прав.
Шахматная борьба — это не только состязание двух
бойцов в умении, в чисто шахматном мастерстве. Если
бы это было так, шахматы не обладали бы такой при-
тягательной силой, не волновали бы воображение Мил-
лионов людей, а оставались бы просто игрой, возможно,
и увлекательной, но не способной затрагивать ум и ду-
шу. В действительности же, шахматный поединок — это
всегда борьба умов, характеров, нервов, и борьба эта
требует, чтобы шахматист вложил в нее все свои духов-
ные и физические силы.
Хорошо известно, что одни шахматисты отличаются
71
осторожностью, а иногда и просто робостью. Разыгры-
вая дебют, они стараются прежде всего обеспечить се-
бе безопасную позицию и, только добившись этого, на-
чинают проявлять активность. Другие, напротив, бес-
шабашны, всегда готовы пойти на риск. Одни коварны,
от них того и гляди дождешься подвоха. Другие не хит-
ры на выдумку, но зато очень упрямы в осуществлении
своего плана и всеми силами стараются навязать его
противнику. Одни сохраняют хладнокровие, когда лави-
на неприятельских пешек и фигур движется на их фер-
зевый фланг, но быстро впадают в панику, когда
одиночные кавалерийские разъезды противника появ-
ляются у стен крепости, где обитает король. Другие
равнодушно взирают на то, как рушится пешечная стена,
за которой укрывается король, и спокойно уводят его в
более безопасное место. В этой глубокой психологиче-
ской насыщенности, в драматизме борьбы и таится се-
крет необыкновенного обаяния и чарующей силы шах-
мат, которую испытывают на себе многие люди.
Таль — прирожденный шахматный боец. В самой
трудной, даже безнадежной позиции он никогда не те-
ряет присутствия духа. И эта черта тоже является одним
из необходимых атрибутов его стиля. Ибо, предприни-
мая свои рискованные маневры, он должен уметь хлад-
нокровно смотреть в' лицо смертельной опасности, дол-:
жен не бояться поражений.
Сохранять хладнокровие помогает Талю его необык-
новенное комбинационное зрение, его умение видеть воз-
можности для комбинационной вспышки там, где другие
убеждены в бесплодности позиции. Он обладает шахмат-
ной дальнозоркостью, позволяющей видеть сквозь такую
даль вариантов, которая для его противников подернута
туманной дымкой. По всеобщему признанию, Та'ль не
имеет себе равных в мире по искусству расчета вариан-
тов. Это значит, что, начиная комбинацию, он рассчиты-
вает возможные продолжения на большее количество
ходов вперед, чем его противники.
Но шахматы не были бы шахматами, если бы мастер,
даже со способностями Таля, мог безошибочно видеть
конец комбинации или маневра, который он начинает.
Таль тоже далеко не всегда видит последствия своих
рискованных комбинаций. Однако в том-то и дело, что,
затевая очередную «авантюру», Таль безгранично
72
верит — и интуиция почти йикогда не обманывает его, —
что положение непременно таит б себе скрытые от взора
комбинационные сокровища и что тот смельчак, который
не побоится пожертвовать одну, а то и две фигуры,
отыщет эти сокровища и сумеет ими воспользоваться.
Проще говоря, Таль интуитивно, всем существом чув-
ствует, что его комбинация позволит ему открыть в по-
зиции новые возможности, новые, скрытые пока ресурсы,
с помощью которых он и нанесет последний удар. Так
чаще всего и бывает. Проникнув мысленным взором
в «атомное ядро» позиции, воспользовавшись энергией
этого ядра, Таль добивается победы.
Ну, а если Таль ошибается? Если он делает оплош-
ность в расчетах, или позиция вдруг оскудевает комби-
национными возможностями, либо противник ведет пар-
тию так же хорошо или даже лучше и жертва оказывает-
ся напрасной? Что тогда? Очень просто — тогда Таль
проигрывает... А как же иначе! Ведь, повторяю, шахма-
ты не были бы шахматами, если бы нашелся мастер, ко-
торый не делал бы ошибок.
Но ошибки Таля подчас так же прекрасны, как и его
победы. Потому что Таль если и погибает, то только в
борьбе, потому что до последнего вздоха он яростно со-
противляется, выжимая из своих фигур все, что они мо-
гут дать. Таль ставит противнику одну ловушку, другую,
он ищет — и на юдит! — самые незаметные лазейки, он
отступает, нанося удары, готовый в любой момент повер-
нуть фронт и начать стремительную контратаку. «Гвар-
дия умирает, но не сдается!»
Далеко не каждый его противник выдерживает этот
изнурительный психологический искус. Если бы, напри-
мер, до турнира претендентов кто-нибудь сказал, что
против экс-чемпиона мира Василия Смыслова с его про-
славленной техникой и великолепным хладнокровием
можно с успехом играть, имея на фигуру меньше, это вы-
глядело бы просто кощунством!
Таль в двух таких партиях не сдался и... набрал пол-
тора очка! Гипноз? Везение? Нет, продолжая безнадеж-
ное, казалось бы, сопротивление, Таль прекрасно учиты-
вал, что Смыслов, имея фигурой больше, ожидает немед-
ленной капитуляции и совершенно не подготовлен к то-
му, что противник будет ожесточенно и изобретательно
обороняться. Вместо этого Смыслов натолкнулся на
б Зак. 65
73
дьявольскую изворотливость, на упрямую волю, на хит-
рость и коварство, в борьбе с которыми надо было при-
звать такое же упорство, такое же желание победить,
такое же мастерство.
Считая, однако, что игра сделана, Смыслов поспешил
с демобилизацией. И вот Таль в одной партии спасся с
помощью вечного шаха, а в другой сумел завести своего
противника в лабиринт комбинационных угроз, и не толь-
ко вывернулся, но даже, вопреки, казалось бы, здравому
смыслу, выиграл!..
Хочется верить, что будущий историк шахмат по до-
стоинству оценит эти два успеха Таля. И не потому, что
они отмечены особой глубиной или красотой комбинаций,
нет. Но всех тех, кто действительно любит шахматы, эти
две партии не могут оставить равнодушными. Ибо Таль,
сделав ничью в одной и победив в другой партии, где
его позиции были безнадежны, показал могучую силу
творческого духа, развенчал мнимое величие материаль-
ного преимущества, еще раз доказал, что шахматы об-
ладают неисчерпаемыми возможностями борьбы, что
ошибка не обязательно ведет к поражению!
Э. Ласкер писал:
«Шахматная игра приближается к совершенству. Из
нее исчезают элементы игры и неопределенности. Слиш-
ком много в наше время знают: нет, следовательно, необ-
ходимости угадывать, как это приходилось делать в дни
нашей юности нам, более старым маэстро. Быть может,
это печально, но знание приносит за собою смерть...
Раньше можно было искать прелестных приключений, в
наше время исчезла прелесть неизвестности».
Вряд ли эти слова были верны и для двадцатых го-
дов, когда они были сказаны. Но то, что шахматная игра
переживала некоторый кризис, это бесспорно.
Наша беспокойная эпоха, с ее расширившимся пред-
ставлением о природе, о Вселенной, с ее достижениями
физики и химии, с открытием ядерной энергии и поле-
тами в космос, должна была в какой-то степени наложить
свой отпечаток и на развитие такого продукта челове-
ческой мысли, как шахматы. Мастера по-новому взгля-
нули на возможности шахматной борьбы-и увидели, что
возможности эти используются не в полной мере, что
шахматы таят в себе большой резерв потенциальной
энергии. Они поняли: для того чтобы побеждать, нужен
74
иной подход к шахматной борьбе, иной стиль, менее
ортодоксальный, более гибкий, тонкий, позволяющий
полнее использовать дремавшие резервы, прежде всего
резервы психологического характера.
В высшей степени знаменательно, что современный
стиль, с его предельном использованием всех заложен*
ных в шахматной борьбе потенциальных возможностей
психологического и даже философского свойства, не-
обычайно агрессивен, беспощаден, не терпит компромис-
сов.
Вот несколько любопытных цифр. Победитель турни-
ра претендентов 1953 года В. Смыслов набрал 18 очков
из 28-ми, причем выиграл 9 партий. Таль занял первое
место на турнире претендентов 1959 года, набрав 20 оч-
ков из 28-ми и выиграв 16 партий! В. Корчной одержал
победу в XXVII чемпионате СССР, выиграв 12 партий,
3 проиграв и лишь 4 закончив вничью. Поразительная
результативность, которая, наверное, приятно удивила
бы Ласкера.
Современный подход к шахматной борьбе, в изве-
стном смысле, возник как своего рода протест против
слишком правильной, слишком рациональной игры, наи-
более выдающимся и авторитетным апологетом которой
был один из замечательнейших шахматистов нашего века
Хозе Рауль Капабланка.
«Его партии ясны, логичны и сильны, — писал Лас-
кер. — В них нет ничего скрытого, искусственного или
вымученного... Играет ли он на ничью или на выигрыш,
боится ли он проиграть, — во всех случаях ход его ясно
обнаруживает его чувства... Капабланка не любит ни
запутанных положений, ни авантюр. Он хочет знать на-
перед, куда он идет. Глубина его игры — глубина мате-
матика, а не поэта... Капабланка руководится логич-
ностью крепких позиций. Он ценит лишь то, что имеет
под собой почву, например прочность позиции, нажим
на слабый пункт, не доверяет случайности, хотя бы за-
данному мату».
В игре Таля — все наоборот. В ней много скрытого.
Его ходы не обнаруживают его чувств. Он любит запу-
танные положения, любит самые безрассудные аван-
тюры. Он редко знает, куда идет. Чаще всего он знает,
что идет в непроходимую чащу, а что его ждет в ней, как
он будет там действовать — об этом он может только
6*
75
догадываться. Глубина его игры — это глубина не мате-
матика, а поэта (помните: дважды два — пять!).
Он руководится не логичностью позиции — он без сожа-
ления готов сделать свою позицию непрочной. Таль до-
веряет случайности и всегда готов соблазниться подверг
нувшейся неожиданно возможностью.
Безумство храбрых
Партии Таля пронизаны оптимизмом, верой в свой
талант, в красоту шахмат. Таков и сам Таль — веселый,
остроумный, чуть лукавый, самоуверенный, может быть,
даже немножко больше, чем этого хотели бы его друзья
и почитатели, и все-таки умеющий самокритично оцени-
вать себя, свои достоинства и недостатки, а также и до-
стоинства своих соперников.
После того как Таль в 1957 году впервые стал чем-
пионом страны, я разговаривал с ним, собирая материа-
лы для очерка. Я побывал у Таля на другое утро после
победы, после того незабываемого, бурного, суматошного
вечера, когда на протяжении пяти часов не только сами
участники турнира, но и зрители жили в каком-то нерв-
ном возбуждении.
Утро победы... Представьте себе юношу, еще сохра-
нившего в своем облике черты подростка, слегка без-
заботного, насмешливого, чуть наивного, но уже по-
чуявшего свою крепнущую силу.
В минуты обдумывания Таль нахмурен, он выглядит
угрюмым, даже мрачным. Но когда партия кончается,
молчаливая сосредоточенность уступает место неисто-
щимой веселости. Кажется, что юноша всем своим видом
так и говорит: «Ну, спросите меня о чем-нибудь, ну, по-
спорьте со мной, ну, дайте же я вам докажу, что вы оши-
баетесь в этом варианте...»
В то торжественное утро этот юноша был необычай-
но занят: визиты, письма, телеграммы.
Звонит телефон. Одна из рижских газет спешит опе-
редить конкурентов.
— Как настроение?
— Солнцем полна голова!
— Очень устали?
— Готов все начать снова!
— Что будете делать в ближайшее время?
76
Вопрос серьезный, и Таль отвечает серьезно:
— Буду писать диплом. Тема? «Сатира в романе
Ильфа и Петрова «12 стульев».
Вот какой он был тогда — счастливый, удачливый,
жадный к жизни, к учению и, конечно, к шахматам!
С каким упоением отдавался он игре! В последнем туре
чемпионата Таль готов был удовлетвориться ничьей. Она
почти наверняка обеспечивала дележ первого места, а
заодно и давала гроссмейстерское звание. Так подсказы-
вал здравый смысл, так советовал осторожный Коб-
ленц— его тренер и наставник.
Но... аппетит приходит во время игры! После первых
же ходов рухнуло здание, так старательно воздвигну-
тое Кобленцем на безупречных доводах рассудка. Едва
фигуры вышли на рекогносцировку, как Таль ринулся в
бой, оказавшись во власти непередаваемого ощущения,
в котором слилось воедино упоение битвой, горячий
азарт, манящая и в то же время слегка пугающая жаж-
да риска. Схваченный в железные тиски, Толуш, как
ни пытался, не мог вырваться из них до конца встречи.
В то утро среди многих гостей Таля были и студенты
Московского строительного института—они пригласи-
ли чемпиона СССР выступить с сеансом одновременной
игры. Таль отчаянно устал от турнира, у него было мно-
го неотложных дел, но он немедленно принял предложе-
ние. Когда Кобленц узнал об этом, он в ужасе схватился
за голову.
— Поймите же, неудобно, — оправдывался Таль.—
Ведь это студенты, мои товарищи.
Он слегка слукавил: помимо всего прочего, ему хо-
телось и поиграть тоже...
Так бывало не раз. Однажды Кобленц и Таль про-
гуливались по рижским улицам. Когда они нагулялись,
Кобленц сказал, внушительно глядя Мнше в глаза:
— Ну, а теперь спать.
Таль кивнул головой:
— Конечно! Не на танцы же идти.
Успокоенный Кобленц вернулся домой. Но спустя не-
которое время позвонила мать Таля и спросила, где
Миша, он до сих пор не вернулся домой.
Кобленц отправился на поиски. По дороге зашел в
шахматный клуб, но там происходил молниеносный тур-
нир шашистов, и, значит, Таля быть не могло. Уже со-
77
бираясь уходить, Кобленц, вдруг обратил внимание, что
Столпившиеся возле одного столика зрители явно пыта-
лись почему-то загородить игравших. В душу Кобленца
закралось подозрение. Он решительно пробрался через
толпу и... да, да, Таль виновато глядел на него, смущен-
но улыбаясь. Пусть не в шахматы — хоть в шашки, он
все равно готов играть...
Вот какой он был тогда, юный чемпион СССР Миша
Таль.
Прошло менее трех лет, и шахматная Москва собра-
лась в Доме ученых, чтобы послушать победителя тур-
нира претендентов. Он заметно возмужал, буря аплодис-
ментов его ничуть не смущает, только руки неестествен-
но долго поправляют манжеты, выдавая легкое волнение.
Он, оказывается, не только шахматист, не только
журналист, работающий в жанре юмора, но и прекрас-
ный лектор, находчивый и остроумный. Вопросы, даже
самые щекотливые, не заставляют его задумываться над
ответами. Он, пожалуй, чуть-чуть позирует — ну, что
же, ведь ему всего двадцать три, это пройдет.
Я слушал его и думал: как хорошо, что ты все тот же
неукротимый жизнелюбец и оптимист, Миша Таль. Как
хорошо, что ты, не сворачивая, идешь извечно трудным
путем первооткрывателей, путем отважных духом, пу-
тем неутомимых искателей красоты. И пусть твоя игра
будет вечной загадкой, разгадывать которую любителям
шахмат никогда не надоест...


Когда думаешь о стиле ветерана Вячеслава Рагозина,
о его шахматном облике, начинает представляться ро-
мантическая фигура некоего рыцаря в латах, верхом на
коне. Вот он с поднятым забралом мчится на соперника,
угрожающе опустив острие копья, и тут могут быть толь-
ко два исхода — третьего не дано: либо он могучим уда-
ром повергнет врага наземь, либо сам вылетит из седла,
сраженный безжалостной рукой...
У каждого рыцаря, как известно, была своя «прекрас-
ная дама», которой он служил преданно и самозабвенно.
Есть такая «дама» и у Рагозина. Имя ее — красота шах-
матного искусства.
Случалось, и совсем нередко, что другие — более мо-
гучие и удачливые бойцы — заставляли его терпеть одно
поражение за другим. Случалось, что он жертвовал ради
своей повелительницы осторожностью, шел на безрас-
судный риск. Однако даже в самые грустные минуты,
когда Рагозин покидал турнирный зал, еще раз наказан-
ный за верность рыцарскому обету, он не раскаивался
в том, что избрал такую судьбу. Ибо красота в шахма-
тах всегда была для него самой дорогой и желанной
целью. Уже в юные годы, когда он был не рыцарем, а
только оруженосцем у своего старшего брата Анатолия,
наметилась у Вячеслава Рагозина та черта, которая на-
ложила потом печать самобытности на его игру. Он ни-
кому не верил на слово, он хотел все понять, осмыслить
сам. «Я сомневаюсь — значит, я существую». — эти сло-
ва были его кредо в шахматах.
81
Так, однажды он, четырнадцатилетний подросток,
едва научившись играть, усомнился в шахматной правоте
своего учителя — брата. Это было дерзко, но он решил
обыгрывать- брата и его партнеров-студентов. Мальчик
раздобыл учебник Дюфреня, несколько недель блуждал
по лабиринту дремучих вариантов, а потом вызвал на
бой своих горделивых противников и победил их всех,
всех до одного.
Много лет спустя он усомнится в отрицательной
оценке, которую дал мудрый Ласкер одному из вариан-
тов ферзевого гамбита. Усомнится и докажет свою пра-
воту, создав начало, которое назовут его именем.
Юные годы Рагозина прошли в Ленинграде. Кончив
школу, он несколько лет трудился рабочим, потом посту-
пил в институт инженеров промышленного строительства.
К тому времени уже состоялось его посвящение в ма-
стера: он победил в матче одного из известнейших тогда
у нас шахматистов — Ильина-Женевского.
— Знаете, Слава, вы для меня — очень трудный парт-
нер,— признался как-то Ильин-Женевский.— Я ни-
когда не могу разгадать ваши замыслы!
Замыслы у 'него действительно бывали самые неожи-
данные. Экспериментатор по духу, не принимающий на
веру ни одного, самого непреложного постулата шахмат-
ного учения, он, например, любил доказывать, что далеко
не всегда слон слабее ладьи. Или, скажем, утверждал —
делом, а не словом, — что сила ферзя преувеличена.
Это был его любимый и необычайно коварный такти-
ческий прием — дать противнику возможность выиграть
ладью за легкую фигуру, а потом вдруг использовать
неожиданно вспыхнувшую мощь своих фигур и превра-
титься из преследуемого в преследователя. Он даже
специально упражнялся в игре без качества (то есть по-
жертвовав ладью за коня или слона) либо в позициях,
где отдавал ферзя, не получая достаточного возмещения.
В 1935 году в Москве происходил международный
турнир. Имя Рагозина, этого не всегда удачливого иска-
теля красоты, мало что говорило прославленным иност-
ранным гостям, участвовавшим в соревнований. Каково
же было общее удивление, когда именно Рагозин полу-
чил специальный приз за исключительно высокий резуль-
тат против иностранцев — 6 очков из 8!
Среди его побед была одна, чисто «рагозинская», за
82
которую он получил другой приз, самый для него при-
ятный, — за красоту. Играя черными с Лилиенталем,
Рагозин нацелился ладьями на центральную пешку бе-
лых. Его противник был спокоен: пешка находилась под
надежной охраной слона. И вдруг, к всеобщему изумле-
нию, Рагозин все-таки снял пешку и отдал ладью за сло-
на. Это было только началом оригинального замысла.
Конец его был еще более эффектен: Рагозин вскоре отдал
за другого слона и вторую ладью! После этого черные
пешки ферзевого фланга неудержимой лавиной хлынули
вперед, и Лилиенталь, который сам был большой искус-
ник в комбинационной игре, не мог не признать, что его
перехитрили.
На следующий год, снова в Москве, Рагозин опять на-
гнал страху на гроссмейстеров: он победил Ласкера и
Флора и едва не одолел Капабланку, который в про-
игранной позиции сумел спастись с помощью вечного
шаха.
Не подумайте, что на обоих этих турнирах Рагозин
был в числе лидеров, нет. Рыцарь остался верен себе:
учинив разгром сильнейшим, он в погоне за красотой
терпел неудачи от тех, кто играл слабее...
Борьба, -борьба до последнего дыхания, до последней
пешки — вот к чему он всегда стремился. Никаких' ком-
промиссов, никаких скидок ни на что. Даже если он
играл черными с заведомо сильнейшим соперником,
Рагозин никогда не ставил перед собой цели вписать
в таблицу только пол-очка. Ничьих он не выносит!
Эту его струнку, сильную и слабую в одно и то же
время, знали и ею пользовались. Это был несложный, но
безошибочно действовавший психологический трюк:
предложить ничью в позиции, где силы обеих сторон
только успели изготовиться к бою. Рагозин без раздумья
отвергал трусливое предложение, партия продолжалась,
но часто он при этом терял хладнокровие, а значит, и
верность удара и начинал идти напролом, а противнику
только того и надо было.
Истинным романтикам, влюбленным в таинства шах-
матной доски, часто не хватает благоразумия. В полу-
финале чемпионата СССР 1956 года Рагозину, игравше-
му в последнем туре с Лутиковым, ничья обеспечивала
право игратр в финале. Вы думаете, он играл на ничью?
Нет! Он затеял сложные маневры, пошел на риск и... был
83.
разбит. Это было ужасно обидно, но натуру не пере-
делаешь.
Как все настоящие искатели, Рагозин влюблен в дело,
которому посвятил свою жизнь. Он любит играть в шах-
маты, и эта его страсть, выдержав самое трудное испы-
тание— временем, осталась юношески пылкой.
Любовь к шахматам заставляла его много времени и
сил отдавать популяризаторской деятельности. Впрочем,
«заставляла» — это не совсем точно. Его не надо было
заставлять: популяризация шахмат для Вячеслава Ва-
сильевича никогда не была «нагрузкой», но всегда —
приятным и обязательным долгом. Начал он с того, что
организовал в своей школе турнир (с небывалым количе-
ством участников — сорок!). Спустя несколько десятков
лет, он, как вице-президент Международной .шахматной
федерации (ФИДЕ), занимался устройством соревнова-
ний на первенство мира. В том, что эти соревнования
стали проводиться по четко продуманной системе, —
большая заслуга советской шахматной организации и ее
представителя в ФИДЕ’—гроссмейстера Рагозина.
Любовь к шахматам позволила Рагозину уже в зре-
лые годы, когда казалось, что пора подвигов безвозврат-
но миновала, добиться выдающегося успеха. Шахматная
фортуна не баловала его прежде своим вниманием. Вто-
рые места в чемпионате страны 1937 года и в междуна-
родном турнире памяти Чигорина и выигрыш матча у
гроссмейстера Бондаревского — вот хотя и почетные, но
немногочисленные победы талантливого шахматиста.
Поэтому всяческого уважения заслуживает успех Раго-
зина на втором чемпионате мира в игре по переписке.
Рагозин словно создан для такой игры. Часами он может
сидеть над доской, терпеливо промывая песок вариантов
в надежде увидеть блеснувшую вдруг золотую крупинку
правильного решения. Чемпионат мира по переписке
длился целых три года, а это значит, что почти столько
же длилась и каждая партия, так как все они происходи-
ли одновременно. В таком соревновании нельзя позво-
лить себе в каком-то туре передышку («тур»-то всего
один!), нельзя играть с кем-то на ничью: ве/ц> турнирное
положение ваше неизвестно, и, может быть, именно эта
партия и есть решающая!
Все эти особенности отлично устраивали Рагозина.
Наконеп-то он попал в турнир, где ему никто не предла-
84
гаЛ Преждевременных ничьих и где его дух эксперимен-
татора и искателя мог проявить себя во всю силу. Очу-
тившись в своей родной стихии, Рагозин в великолепном
стиле сокрушал одного соперника за другим. В конце
концов он с 11 очками из 14 опередил всех. Ветеран за-
воевал звание чемпиона мира по переписке — почетный
титул, которым советские шахматисты еще не владели.
Международная шахматная федерация игры по пе-
реписке присвоила ему — первому из советских шахма-
тистов — звание гроссмейстера. Дважды гроссмейстер —
такое еще не удавалось никому в мире. Известие о побе-
де пришло как нельзя более вовремя: спустя всего не-
сколько дней после этого шахматная общественность от-
мечала 50-летие Вячеслава Васильевича Рагозина.
...Когда думаешь о шахматном облике Рагозина,
представляется фигура рыцаря в латах, верхом на коне.
Вот он с поднятым забралом мчится на соперника, угро-
жающе опустив острие копья, и тут могут быть только
два исхода — третьего не дано...

ОГЛАВЛЕНИЕ
Проспект Руставели.......................3
Ход слоном..............................21
Мудрость чудака.........................33
Седьмой чемпион ....................... 41
«Загадка Таля»..........................55
Дважды гроссмейстер.....................79
Виктор Лазаревич Васильев
ШАХМАТНЫЕ СИЛУЭТЫ
*
Редактор Е. Н. Имбовиц
Художественный редактор Е. Ф. Николаева
Технический редактор Л. П. Маракасова
Корректор М. С. Черникова
*
Сдано в набор 27.1.61 г.	Подписано к печати 20.IV.61 г.
Формат бум. 84 х 108/з2* Физ. печ. л. 2,75. Усд. печ. л. 4,51.
Уч.-изд. л. 4;8. Изд. инд. ФК-119. А03275. Тираж 35 000 экз. Цена 14 коп.
Издательство «Советская Россия».
Москва, проезд Сапунова, 13/15.
*
Типография издательства «Советская Россия».
Москва, Г-19, ул. Маркса и Энгельса, 14.
Заказ № 65.
Цена 14 кил..
СОВЕТСКАЯ РОССИЯ